«Кома. Первая и вторая книги»

Кома. Первая и вторая книги (fb2) - Кома. Первая и вторая книги [СИ] 3722K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ирина Нельсон

Ирина Нельсон КОМА Первая и вторая книги

Книга первая

Пролог

Все описывали это по-разному. У кого-то это происходило легко и играючи, у кого-то — через потерю памяти, очень часто через это проходили умершие. Каждый, в общем, выбирал что-то своё.

И ни один не написал о том, как это страшно — очнуться в другой стране (спасибо, хоть на Земле), без денег, без документов, без знания языка и, что самое страшное, не в своём теле!!!

То, что я попала, до меня дошло не сразу. Вот я поскальзываюсь на гололёде и со всей дури бьюсь затылком о кирпичный бордюр — и вот я стою перед Биг-Беном под явно летним дождичком. Нормальная реакция нормального человека? Правильно, я порадовалась, что жива, и изумилась красочности глюков. Пользуясь случаем, пошаталась по центру Лондона, заглядывая во все встречные магазинчики и улыбаясь продавцам, ни слова не понимая по-английски. Меня даже не удивил тот факт, что из вполне взрослого женского тела меня перенесло в какого-то мелкого пацана. Ну, и что? Подсознание — штука неизученная. Однако прошел час, другой, а глюки не менялись. В смысле, совсем. Биг-Бен не превращался в Кремль и был виден согласно всем законам панорамы, а часы на нем шли в точном соответствии с законами физики. Вдобавок, продавцы магазинчиков как-то странно начали на меня поглядывать. Затем у меня появился голод. Нормальный такой здоровый детский голод с грёзами об аппетитных щах. Но даже тут я не слишком обеспокоилась. Когда ко мне подошел полицейский, не добился внятного ответа и забрал меня в участок, я начала что-то подозревать. Когда вокруг меня поднялась буча, я напряглась, с беспокойством отмечая подозрительную реалистичность глюков. И лишь появление милой улыбчивой леди с переводчиком заставило меня в некоторой степени осознать задницу, в которой я оказалась.

— Как тебя зовут? — моих знаний английского оказалось достаточно, чтобы понять вопрос без перевода.

И тут-то в моей ударенной башке встал такой действительно нехилый вопрос: а и правда, как назваться? Поди докажи глюку, что он глюк, а я не мальчик, а взрослая девочка! Наверное, на моём лице отобразилась часть этих дум, потому что леди настойчивым, успокаивающим тоном зажурчала на своём, а переводчик сочувствующе передавал:

— Не волнуйся, доктор сказал, что ты можешь чего-то не помнить. Просто попробуй вспомнить, что ты делал и где был до того, как оказался на площади?

Я была в своей родной Димитровке! И на дворе была зима! Но вслух я, естественно, ничего говорить не стала. Не следует грубить своим существам из подсознания и говорить, что они ненастоящие, а то можно нехило так огрести. Поэтому я серьезно почесала затылок с шишкой.

— Эм… Ну… Я не помню?

— А что ты помнишь? Что-то ты ведь помнишь?

— Ну… — я заколебалась. Сыграть в личностную амнезию? — Ну, я помню, что дважды два — четыре. И правописание я помню. И то, что я русский… А как оказался здесь…

Шел, упал, очнулся — гипс!

— Тоже не помню!

Леди тяжело вздохнула и стала разговаривать о чем-то с полицейскими и докторами. Вот кошмарный язык! Когда медленно разговаривают и тянут слоги — красиво, но стоит перейти на быструю речь — абзац. Как будто каши в рот набрали и болтают с набитым ртом. Переводчик заметил мою гримасу и подвинулся ближе. В серых глазах светилась жалость.

— Что морщишься? Голова болит?

— Да нет, просто язык у них… Как будто что-то жуют и одновременно разговаривают. А вы из эмигрантов, да?

— Да. Алексей Петрович, — он протянул руку.

Я машинально её пожала.

— Ва… дим.

Дедушка был Вадимом, папка так хотел сына назвать, но родилась я. Назвали Валентиной. Фу.

— А папку как зовут?

— Дима…

— А маму?

— Эм… — я замолчала, осознав, что болтаю слишком много. — Света… Нет… Слава? Святослава?

Я потерла лоб.

— Святослава, так Святослава, — Алексей Петрович погладил меня по голове. — Не волнуйся, мы найдем твоих родных.

— А где я буду жить? У вас?

— Пока ищут твоих родителей, в специальном заведении.

— В приюте? Но я же языка не знаю!

— Не волнуйся, я там работаю. А язык мы с тобой выучим.

— А если…

— Ну? Говори-говори, не бойся.

— А если моих маму и папу не найдут, меня так и оставят в приюте? Или вы меня возьмете к себе?

— Нет, мне тебя не отдадут, — покачал головой мужчина. — Тебе подберут других родителей.

— Из англичан, да? — я насупилась. Ничего не имею против них, но почему именно Англия, а не Куба? Почему мне упорно чудятся не чудесные тропические острова с прекрасным климатом и голубым морем, а столица Великобритании, о которой я никогда не мечтала?

Алексей Петрович только развел руками.

— Тут уж как получится.

Что тут сказать? В приюте было не так уж и страшно. Алексей Петрович учил меня языку. Кормили нас прилично. Пришлось, правда, подраться с несколькими парнями. Нормально так подраться, с русским размахом и синяком на всю спину. Получив этот синяк, я начала подозревать, что глюки даже в коме не бывают такими подробными, обстоятельными и реалистичными. Честно говоря, я даже начала допускать, что теперь я на самом деле маленький мальчик в совершенно чужой стране. Слишком все вокруг было логично, а реальность упорно игнорировала мои попытки её изменить, чего никогда не бывало в осознанных снах. Родителей моих предсказуемо не нашли, и меня поставили в очередь на пару.

И вот, я здесь. Мрачный и серьезный ребенок с надутыми губами. А на меня умиленно взирала пара чистокровных, мать её, англичан.

— Меня зовут Эмили Стоун, — растянула губы в улыбке тридцатилетняя шатенка с простоватым, но ухоженным лицом. — И я надеюсь, мы тебе понравимся, потому что я буду твоей мамой.

О, боги, почему взрослые люди общаются с детьми, как с олигофренами?

— Миссис Стоун, — благо, за месяц углубленного изучения языка, мой словарный запас расширился достаточно для такого пассажа. — Мама у меня была, есть и будет только одна, и это не вы. И если у вас все-таки хватит духу взять меня в свой дом, то учтите, менять имя и фамилию я не буду, — и, смягчая тон, добавила. — Если вы, миссис Стоун, все-таки возьмете меня на воспитание, я буду звать вас тетушкой Эмили.

Стоуны слегка оторопели, директриса нахмурилась, а Алексей Петрович едва удержал улыбку.

— Он мне нравится! — неожиданно заявил мужчина и протянул мне руку. — Я Энтони Стоун.

Я её пожала. Мистер Стоун был жгучим брюнетом с римским профилем и голливудской улыбкой. Тут вообще мужчины красивее женщин. Уж прямо даже и не знаю, с чего бы это?

Стоуны предложили мне провести с ними выходные, я отказываться не стала. И мы поехали к ним домой.

А жили Стоуны в графстве Суррей, Литл Уиннинг, Прайвет Драйв, дом номер пять. Я ехала в легком офигении — в этом городе реально все дома были одинаковыми! Каюсь, не утерпела и во все глаза уставилась на знаменитый четвертый дом.

Там, над клумбой с цветущими петуньями склонился растрепанный черноволосый мальчик лет восьми в мешковатой одежде. Когда машина остановилась, он поднял голову и с любопытством уставился на выходящих Стоунов.

Сомнения развеялись. Всё стало кристально ясно.

Даже на расстоянии в десять метров я рассмотрела эти кошмарные круглые очки, невероятно яркие, почти нечеловечьи зеленые глаза и этот трижды распроклятый шрам в виде молнии над черной бровью.

Это кома. Просто кома.

Курс первый. Ты забудешь свой родной язык,

Глава 1. Школа, быт и дружба

У чужого имени в плену, Ты забудешь все, к чему привык, Даже пол, гражданство и страну.

Будучи в реальном мире, я много читала и, хоть больше любила русскую классику и фэнтези, об английской литературе представление имела. Но то ли образ оказался испорчен массовой культурой и пропагандой, то ли это подсознание так настойчиво хотело домой, но Стоуны и окружение у меня оказались… своеобразными.

Например, я с трудом отвоевала себе право завтракать тем, чем хочу, а не есть хлопья с молоком целый месяц. И чай. Ооо, я никогда не забуду лиц Стоунов, когда я положила в чай лимон, насыпала две ложки сахара и, размешав, не вытащила ложечку. Или еще был случай, когда я заболела. Увидав на градуснике температуру тридцать семь и девять, Эмили покачала головой, напоила меня симптоматическим… и на следующий день попыталась спровадить хлюпающую носом меня в школу. Нормальная женщина дала бы отлежаться хотя бы дня три, чтобы понять, что с ребенком: жуткий вирус или банальная простуда. Естественно, я была в возмущении и прямым текстом ей это высказала. В ответ Эмили заявила, что если я привыкну прогуливать, то стану ленивым, и что ей некогда возиться с моими капризами. Тогда я заявила, что разносить заразу по школе не намерена, что лучше уж буду здоровым ленивцем, чем больным трудоголиком, что она может идти, куда ей хочется, и что я в состоянии понять инструкцию на упаковке. И что вы думаете? Эмили спокойно свалила! Нет, я понимаю, что Стоуны нарадоваться не могут на мою самостоятельность, но если бы на моем месте была не взрослая женщина в теле ребенка, а настоящий восьмилетка? В общем, я была в шоке.

Ну, у них к детям вообще интересное отношение. С одной стороны, на меня никогда не кричат, дают карманные деньги и предоставляют практически полную свободу с тремя условиями: всегда являться вовремя, выполнять просьбы и идеально учиться. С другой стороны, переступив порог их дома, я узнала три пословицы.

Сhildren should be seen and not heard. Детей должно быть видно, но не слышно.

A child may have too much of his mother's blessing. Мать своей любовью может иногда испортить ребенка.

Manners make the man. Манеры делают человека.

В общем, если у меня какие-то проблемы, я должна решать их самостоятельно. И только в крайний-прекрайний случай (типа смертельной болезни или угрозы со стороны другого взрослого) можно обратиться к Стоунам за помощью. В остальное время я паинька и душка, занимаюсь своими делами и не отсвечиваю. О делах в школе лучше меня расскажет отчет об успеваемости. О здоровье — медсестра. В дела взрослых не вмешиваться без их прямого, четко выраженного соизволения. Соизволения эти должны выполняться с лихой резвостью и радостной улыбкой на устах. Похвалы и подарки должны приниматься с благодарностью и всё той же радостной улыбкой. Вообще, Вадим, почему ты не улыбаешься прохожим и не говоришь «please», «sorry» и «excuse me» по каждому поводу? И да, меня взяли, потому что так принято у бездетных пар. Традиция, мать её.

Вообще, у них в детской литературе много всякой жути типа выдуманных друзей, живых кукол и нянь, которых любят больше, чем родных матерей. Неужели Винни-Пух и Мэри Поппинс так пагубно повлияли на мою психику?

Так это или нет, но в логику мира вполне вписывалось то, что на Гарри не обращают внимания. Одет он на самом деле нормально. Вещи хорошего качества, ну а то, что на пару размеров больше, так это естественно — донашивать одежду за старшими, да и вырастет он. Худой как щепка — право слово, мальчишки в его возрасте все такие, да и одежда опять-таки создает впечатление. А где он живет и чем занимается — исключительное дело его опекунов и социальной службы.

Гарри Поттер на самом деле был довольно несчастным мальчиком. Он видел, как тетушка обращается с Дадли (вот кого материнская любовь испортила), и ему страстно хотелось, чтобы так же любили и его. А друзей у него не было. В школе никто не хотел связываться с Дадли и Ко, а после школы его ждала работа по дому. У него даже такого популярного среди англичан выдуманного друга не было, потому что это странно, а Дурсли ненавидят всё странное. Когда б ему друзей завести?

Вот на этой теме мы и сошлись. Дети здесь были замороженными и одинокими. Настоящей дружбы не существовало как класса. И если в российской школе даже у самого нелюдимого забитого задрота был какой-никакой, а друг, то тут с этим был швах. Нет, дети между собой общались, играли, но… Между тем стучали друг на друга при каждом удобном случае, даже если друзья просили этого не делать. А взрослые в упор не замечали хулиганского поведения и травли. Или замечали, но не делали никаких попыток разобраться и просто наказывали всех скопом.

В конце концов, мне это надоело. Однажды Гарри снова пришел в школу очень расстроенный, а я быстренько, пока Дадли не засек, увела его в укромный уголок.

— Чего тебе, Вадим? — испуганно уставился на меня Поттер.

«Уадэм». Фу!

— Зови меня лучше Дим, — поморщилась я. — Всё равно не получается правильно. И чего опять ты такой расстроенный?

Гарри уставился на меня, как баран на новые ворота. Тупо и явно не догоняя.

— А тебе не все равно? Вообще-то, тебя Дадли побьет, если будешь со мной водиться.

— Просто, ты часто приходишь расстроенный, и братец твой над тобой издевается ни за что. И ты явно недоедаешь. А все взрослые дружно считают, что так надо, — я снова поморщилась. — Противно. Так что у тебя случилось?

— Дадли порвал мою домашнюю работу по математике, — грустно сказал Гарри, недоверчиво и с робкой надеждой на меня поглядывая.

И тут я сделала то, что правильный английский ребенок не сделает никогда в жизни — достала тетрадку и протянула её Гарри.

— Списывай! Я на стреме постою, — и, доверительно глядя в идеально вписавшиеся в окружность очков глаза, добавила. — Только нарисуй себе пару ошибок для достоверности.

Бедный ребенок аж прослезился.

— Но… он порвал мою тетрадь. Куда мне переписывать?

Но я предусмотрела и такой вариант! На свет появилась обычная чистая тетрадка в клеточку.

— Переписывай сюда. Извинишься за оформление и скажешь, что тетрадку пожевал бульдог, ему нужно куда-то девать энергию, он же бойцовский, а являться совсем без домашнего задания тебе не позволила совесть. У вас же сейчас эта толстая тетка гостит, да?

Гарри только судорожно кивнул и вцепился в тетрадки, глядя на меня как на внезапно сошедшего с небес ангела. Приятное ощущение, черт возьми.

Так же приятно было смотреть на ошарашенное лицо Дадли, когда Гарри с извинениями и сетованием на шалунишку-бульдога протянул тетрадку учительнице.

А потом на обеде я завела его, явно не наевшегося одним бутербродом, под лестницу и поделилась собственноручно сделанным пловом.

— Жалко, что холодный, — пожалела я.

— Ничего, и так вкушшшно, — облизал Гарри ложку.

— Итак, Гарри, я тебя выручил с домашкой, угостил пловом… — Гарри тут же насторожился, — в округе ни одного нормального человека, кроме тебя. Остальные какие-то отмороженные, — я передернула плечами, протянула руку и улыбнулась. Наверное, впервые за эти месяцы. — Будем дружить, что ли? Насчет Дадли и Ко не беспокойся. И, чур, друг на друга взрослым не стучать. Я — русский. А русские за такое бьют нещадно.

Гарри засиял в ответ ярче солнца и сжал ладонь так, что я охнула. Силенок в Избранном оказалось много.

* * *

То, что мачеха и отчим не одобрят нашу дружбу, понимали мы оба. Гарри боялся тетушки и Дадли, мне же не хотелось портить отношения со Стоунами. Поэтому наша дружба разом приобрела таинственную загадочность, полную намеков, шифров и тайных встреч. Шифровались мы от всех, включая кошек милой старушки миссис Фигг, ну это так, чисто для разнообразия, а вовсе не оттого, что я боялась появления неких бородатых старичков в цветастых нарядах. Как раз я рассказала Гарри про Штирлица, и началась полномасштабная игра в разведчиков. Я вообще много чего ребенку рассказывала. Он ведь, бедный, даже сказок не читал.

История развивалась своим чередом. Гарри застукали на крыше школьной столовой. Сам спуститься он не смог, поэтому была вызвана бригада спасателей, и те его уже спустили прямо перед разгневанные очи директора и Дурслей. Мне оставалось только посочувствовать бедному мальчишке.

Гарри при встрече сказал, что сам не знает, как очутился на крыше. На его лепетания о порывах ветра я повертела пальцем у виска и рассказала анекдот про девочку и морковную диету. Гарри посмеялся, а я ненавязчиво спросила:

— И часто с тобой такое бывает?

Убедившись, что я не шарахаюсь от «странности», Гарри облегченно вздохнул.

— Ну… не очень. Однажды тетя обрила меня налысо, только шрам прикрыла, а я очень переживал, и за ночь волосы отросли обратно. Еще раньше я обиделся на учительницу, и её парик стал синим.

— Понятно… — я задумчиво созерцала осеннее небо. Рассказать — не рассказать? — А шрам у тебя, значит, с автокатастрофы?

— Тетя так говорит.

— Слушай, — я перевернулась на живот и уставилась на взволнованного Гарри. — А может, ты koldun?

— Кто?

— Ну, знаешь, жили в деревнях, лечили, видели мертвых, церковь их на кострах сжигала…

— Колдун? — Гарри испугался и замотал головой. — Нет-нет, волшебства не бывает!

— Почему это не бывает? — я даже удивилась. — У меня прапрабабушка znaharkoj была. Ну, людей молитвами и травами лечила. А по соседству с ней девочка жила. Так она после болезни стала у людей беды видеть.

— Это как?

— Ну, как-то раз привели к бабушке мальчика. А у того эта… как её… Ну, болел он. Бабушка его и молитвами, и травками, всё перепробовала, а вылечить не может. Пошла она тогда к той девочке и спросила: «Вот, мальчика ко мне привели, а вылечить его не могу. Ты спроси про него». Девочка помолчала и ответила: «Показывают перекресток и пенек». Бабушка расспросила родителей мальчика, и оказалось, что есть такой пенек в соседней деревне и что мальчик на него упал. Мальчика привели туда, священник прочитал молитву, и всё прошло! А еще у нас в роду veshuni были.

— Кто?

— Ну… эти… Будущее видят…

— Ясновидящие?

— Во-во! Только дар слабый. Сны видим.

— А ты мне не врешь? — неожиданно сощурился Гарри. — Ты же говорил, что ничего не помнишь.

— Да всё я помню, — хмуро отозвалась я. — И бабушку, и дедушку, и маму с папой. Только там, в России. А как сюда попал — нет. Я вообще сначала подумал, что головой стукнулся. Всё ходил и на витрины смотрел, пока полицейские не забрали. Представляешь, меня в полицейском участке доктор с переводчиком спрашивают, кто я и как сюда попал, а я думаю: «Нельзя глюкам говорить, что они глюки!»

Гарри захихикал.

— Тебе смешно, а мне знаешь, как потом страшно было? — я усмехнулась.

— А с тобой тоже случались всякие странные вещи?

— Если не считать моё появление, то нет. Хотя… — я задумалась. Почему я пыталась изменить окружающую реальность, а не попробовать тот же телекинез? Может, потому что решила, что кома скрупулезно соблюдает все физические законы? — Я не обращал внимания. Я так думаю, раз с тобой случаются всякие странности, то надо попробовать научиться ими управлять.

— А может, это все-таки случайности, и я ни при чем?

— Поттер, ты олень! Раз — случайность, два — совпадение, три — закономерность. Я бы поверил в случай, если бы на парик краска опрокинулась, но там ведь краски не было?

Гарри помотал головой.

— Он просто раз — и синий! И почему это я олень?

— А человека может унести только шторм или торнадо, — заключила я. — А олень ты, потому что такой же доверчивый, наивный и глупый!

— Я не глупый! — обиделся Поттер, но я только отмахнулась.

— В России бабушка учила меня кое-чему… Боль успокоить, царапины залечивать… Но у меня не слишком получалось, может, у тебя лучше выйдет? — не обратив на обиду никакого внимания, сказала я.

— Царапины залечивать? — у Гарри загорелись глаза. — Покажи!

— А у тебя есть царапины?

— Меня дядя ремнем отлупил, — опустил голову Гарри. — По спине.

Я напряглась и бесцеремонно задрала на нем футболку. К моему великому сожалению, Дурсль бил весьма умело. Кроме покраснений, на спине ничего не было. Блин, а я уже настроилась на Дурслькабан. Был бы повод позвонить куда надо. Я осторожно коснулась покрасневшей кожи, погладила.

— У собаки заболи, у кошки заболи, а у Гарри не боли!

Показалось или и впрямь от руки пошло что-то теплое?

Гарри оглянулся.

— Что-то не очень помогло.

Я же, воодушевленная теплом в руке, решила попробовать уже реальный заговор. Бабушка, помнится, меня так учила коленки больные заговаривать.

Заговор — это не просто определенный порядок слов. Нужно знать, как читать. Какие нужно эмоции испытывать, какие мысли думать, как нужно себя чувствовать. Честно говоря, дома получалось у меня неважно, но здесь-то у меня должно было получиться!

Я вздохнула, на секунду всмотрелась в небо, впитывая в себя легкий ветер, щебет птиц и желтеющие деревья, уверенно погладила худую спину по часовой стрелке и четко зашептала-забормотала:

— Боль, выйди вон в лошадиное копыто, в бараньи рога, тут тебе не стояние, тут тебе не житье…

Я вслушалась в свои слова, отрешилась от мира, были только звуки, моё желание и я.

— Боль, выйди вон в лошадиное копыто, в бараньи рога, тут тебе не стояние, тут тебе не житье…

Я хотела в этом мире лишь одного — выгнать боль из больного тела. И я могла это сделать.

— Боль, выйди вон в лошадиное копыто, в бараньи рога, тут тебе не стояние, тут тебе не житье…

Раздалось изумленное восклицание Гарри. Я распахнула глаза и с изумлением увидела, как следы от ремня бесследно тают. Я убрала руку и со вздохом откинулась на траву. В теле разливалась странная приятная легкая усталость, а на душе было спокойно и удивительно светло.

— Не болит, — удивленно и радостно прошептал Гарри и обернулся ко мне. Зеленые глаза сияли восторгом. — Правда, не болит!

— Я поищу в книжках, может, найду чего-нибудь для тебя, — лениво улыбнулась я.

Я волшебница… Волшебник.

Ну да, конечно, чтобы я в своём собственном глюке не была волшебником?

— Домой хочу, — прошептала я в небо.

* * *

Нет, всё-таки в английском образовании что-то есть. Оно, конечно, отнимает просто бездну времени с этими обязательными факультативами и кружками, и домой я возвращаюсь к пяти часам, но учиться тут интересно даже человеку с высшим образованием. Предметы выбирают на полгода. Не ты сам, в младших классах за тебя решают родители. Предметов всего ничего — три-четыре, но ё-мое, преподают их от и до. Если уж выбор пал на биологию, то разницу между митозом и мейозом ребенок будет познавать неделю с лабораторными и красочными проектами. Если в русской школе ограничиваются одним уроком, рисунком в учебнике и проверочной, то здесь придется воочию увидеть процесс анафазы. Почему биологию не изучают в младших классах?! Ей-богу, углубленное изучение рисования мне не интересно.

Но тут крылись и подводные камни. Общеобразовательные предметы велись кое-как. Учителя работали в основном на тех, кто имеет хоть какую-то соображалку, и тянуть остальных не собирались. Мне же, дитю советского образования, подобное казалось диким. Мои учителя разжевывали материал так, что его запоминал даже закоренелый троечник. И класс работал весь, а не только хорошисты и отличники.

Почему я вдруг заговорила об образовании? Да потому что эта гребаная математичка меня заколебала!!! У неё, видите ли, подозрения на то, что Гарри списывает. Конечно, дура, он списывает! Каждый день списывает у меня, а я ему даю списывать с умом — объясняю правило от и до и еще заставляю решить что-нибудь дополнительно. Потому что он дома домашку не делает.

— Значит так, Гарри, не сегодня-завтра она устроит тебе проверочную работу. И твоя задача — решить её хотя бы на хорошо.

— Меня Дурсли будут ругать, если они увидят отметки лучше, чем у Дадли!

Я с жалостью поглядела на ребенка. Да даже я, в прошлом законченная хорошистка, знала, что у порядочного троечника должно быть два дневника: для школы и для родителей. А табель подделать — вообще раз плюнуть. Стащить чистый бланк, шлепнуть печать, и рисуй себе оценки, какие душа пожелает!

— Поттер, ты олень! Пойми, это твоё будущее и твои мозги, — я объясняла ребенку с бесконечным терпением своей классной руководительницы. — Ты не будешь жить с Дурслями вечно, ты когда-нибудь вырастешь и уедешь от них. И вот тогда у тебя встанет проблема с работой. Пойдешь ты в колледж, а там поглядят на твои оценки и скажут: «Да ты, дружок, глупый. Чего тебе здесь делать?» И будешь ты всю жизнь уборщиком в Макдональдсе. Потому что только это ты и умеешь.

— Я не глупый! И я не буду уборщиком в Макдональдсе!

— Да как сказать. Ведь во всех твоих табелях будут стоять низкие оценки. Потому что это устраивает Дурслей. А ты же не хочешь быть таким, каким хотят тебя видеть Дурсли?

Гарри определенно не хотел. И идею с кражей бланков он от всей души одобрил.

Ну, что сказать? С кражей чистых бланков мы обломались. Их печатали на компьютере. Поэтому мне пришлось залезть в программу (какое счастье, что я жил в двадцать первом веке!) и распечатать табель Гарри с прошлого месяца, поменяв даты и некоторые оценки. Времени мне хватило, чтобы распечатать табелей на все оставшиеся месяцы. И печать успела шлепнуть.

Теперь Гарри может с чистой совестью учиться спокойно. А молчание Дадли я купила. Пироженкой и нехилой затрещиной после первой его попытки нас сдать.

Глава 2. Первые сто фунтов и письма

— …Еще немного, еще чуть-чуть. Последний бой — он трудный самый. А я в Россию, домой хочу — я так давно не видел маму! А я в Россию, домой хочу, я так давно не видел маму!

Я неторопливо резала вареную свёклу, пока Эмили следила за поджаркой. Рядом в кастрюле варились свиные ребра. Был чудесный летний день, и я решила побаловать себя и Стоунов настоящим украинским борщом. Эмили к новому блюду отнеслась с интересом и взялась за мной приглядывать, скорее для очистки совести, чем для настоящего контроля. Она привыкла, что я с девяти лет готовлю сама. Я даже сборник кулинарных рецептов мировой кухни купила, для отвода глаз.

Я лежу в коме уже три года. Точнее, это здесь прошло три года. Сколько прошло в реальности, мне неведомо: это могут быть как три секунды, так и три десятка лет. Несколько раз я безуспешно пыталась проснуться: резала вены, глотала таблетки и прыгала с крыши школы — но каждый раз мое подсознание в виде Стоунов и врачей затаскивало меня назад. В конце концов, я плюнула на всё и честно всем заявила, что лежу в коме и всё вокруг — плод моего больного воображения. Стоуны тогда очень пожалели, что взяли меня. Оказывается, это очень весело — беседовать с воображаемым психиатром и доказывать ему, что я женщина, а его вообще нет. Красочное описание ПМС, решенные логарифмы и женская логика в исполнении маленького мальчика впечатлили мистера МакКлауда настолько, что мне чуть не влепили диагноз «расщепление личности». Но я решила, что провести всю кому в психиатрической клинике — не самая лучшая затея.

Как я обрабатывала своего психиатра, чтобы он признал меня адекватной, заслуживает отдельной книги.

После выхода из клиники я плюнула на попытки вернуться и принялась наслаждаться жизнью. Я осуществила свою мечту и выучилась играть на гитаре, посетила с Энтони концерт AC\DC, всерьез начала изучать народную медицину, включая магические её элементы. А потом я прочитала «Кэрри» и выучилась телекинезу! Давно мечтала, еще со времен сериала «Зачарованные». Теперь я прямо как Крис: читаю длинные заговоры, взглядом двигаю чашки и исцеляю наложением рук. Или Крис не исцелял? В общем, из-за регулярных и интенсивных занятий магических всплесков, как у Поттера, у меня не было. С Гарри я дружила, и Дадли и Ко старались нас не трогать. Среди школьников я имела репутацию неадекватного русского, который выходит против главного хулигана и пиздит его. В общем, Гарри теперь тоже не трогали. Я старалась развить в нем те немногие слизеринские качества, которыми он обладал, но не преуспевала в этом нелегком деле. Гарри был… как бы это сказать?… Гарри был оленем. Благородным, местами храбрым, местами глупым, весьма наивным, а порой весьма эгоцентричным травоядным. Куда поставишь, там стоять и будет. И нет, я не предвзята! Да, он ребенок, да, он много не знает о жизни, но, боги! Большинство ровесников соображало куда лучше! И нет, тут было виновато не только воспитание. Налицо генетика. То, что я знала про канонного Джеймса Поттера, это подтверждало. В принципе, у оленя мог получиться только олененок.

Я глянула в открытое окно — Гарри вышел из дома со всем своим семейством и собирался садиться в машину. Сегодня был великий день — одиннадцатый день рождения Дадли. Сегодня Гарри выпустит удава.

Напевая, я добавила в поджарку столовую ложку томатной пасты и порезанную свёклу.

Был бы выбор, я бы поступила в какую-нибудь русскую волшебную школу. Учитывая размеры страны и количество различных национальностей, их должно быть немало. Но, к сожалению, доступ к информации у меня был закрыт. Я даже не знала, появилась ли я в книге Хогвартса. Поэтому пока мне оставались лишь обрывки знаний по русской мифологии да сборники заговоров, которые по моей просьбе нашел Петрович. Интересно, где он только их раздобыл? У него есть знакомые фольклористы? Книжка-то была полезной. И главное, всё из неё работало.

Учить Гарри я по ней не стала — у него в башке скоро толпа шастать начнет. Для него нашелся сборник культурных обычаев кельтов. Информации по колдовству в нем было немного, но Гарри обрадовался и этому. Книжку я торжественно хранила у себя — во избежание.

Борщ получился на загляденье — ароматный, густой. А вкус — м-м-м! Стоунам необычное блюдо тоже понравилось. А Энтони даже посоветовал мне открыть в будущем ресторан русской кухни. Затолкав посуду в посудомойку, я вышла в сад и замечательно скоротала время за чтением «Мастера и Маргариты» в оригинале.

От увлекательной перестрелки Бегемота с НКВДшниками меня оторвал звук подъезжающего автомобиля. С неохотой оторвав взгляд от строчек, я подняла голову. Дурсли были весьма и весьма недовольны — даже в бешенстве. Гарри выбирался из машины, пугливо вжав голову в плечи. Значит, он-таки отправил удава на волю. Увидев меня, друг попытался что-то просигналить, но был тут же схвачен Дурслем за шиворот и утащен в дом.

— Да пусть земля тебе будет пухом, аминь, — пробормотала я сочувствующе и вернулась к чтению.

Но бросать друга — последнее дело. Поэтому на следующий день я нацепила на себя одежду попроще и пошла знакомиться со знаменитой Петуньей. На стук в дверь открыла дамочка с вытянутым лицом и овальным невыразительным подбородком, который действительно делал её похожей на лошадь. Кстати, от природы она явно была блондинкой, а этот жгучий черный цвет волосам придала краска.

— Здравствуйте, миссис Дурсль, — вежливо поздоровалась я.

— Воспитанник Стоунов. Чего тебе? — смерив меня неприязненным взглядом голубых глаз, буркнула Петунья.

— Понимаете, я поспорил с опекунами. Они сказали, что я не смогу заработать сто фунтов за неделю, а я сказал, что смогу. И теперь я должен заработать сто фунтов, иначе они заставят меня всю неделю есть овсянку на завтрак. А я не люблю овсянку! Миссис Дурсль, вы же нормальная понимающая женщина, дайте мне какую-нибудь работу, я всё умею!

Петунья пожевала губы, в задумчивости меня рассматривая, а потом спросила уже без прежней неприязни.

— Прополоть цветы сумеешь?

Цветы я прополола и заработала десять фунтов. Однако какая она скупердяйка! Я там два часа возилась: и прополола, и грядки выровняла, и полила — а она десять фунтов. Однако возмущаться я не стала и с улыбкой взяла бумажку.

Всю неделю я ходила к Дурслям как на работу. Помыла машину Вернона, разгребла хлам в будущей комнате Гарри, починила скрипучую ступеньку. И, естественно, проталкивала запертому в чулане дитенку бутерброды и записочки со всякой чепухой типа «держись, друг!». А много ли надо дитенку для поддержки? Плюс, я заработала сотню фунтов, хе-хе.

Первой письмо получила я. В день своего появления в Англии. Просто и буднично пошла за почтой, а среди всякой ерунды оказался тяжелый желтоватый конверт из пергамента. Зеленые чернила, сургучная печать с гербом, и адрес: «Мистеру В.Д. Волхову Графство Суррей, Литл Уиннинг, Прайвет-Драйв, д. № 5». Хм, а комнату не указали.

Мы со Стоунами внимательно прочитали письмо. Полное именование со всеми титулами директора нас позабавило, а над списком учебников мы хохотали в голос. Нет, ну правда. Жиг Мышьякофф «Магические отвары и зелья» — серьезно? В общем, Стоуны пришли к заключению, что это чья-то неудачная шутка. Удивительно, но опекунам даже не пришло в голову его выкинуть, поэтому я торжественно спалила мечту всех поттероманов в камине.

Другое письмо мне не пришло. Ну, и не больно-то и хотелось.

А у Гарри началась эпопея с совами. Глядя, как вокруг дома номер четыре кружит троица сов с письмами, я всё больше убеждалась, что волшебники — дебилы. Это совиное нашествие в Литл Уиннинге не обсуждал только Альберт Кроу. И то, только потому что ему всего шесть месяцев и говорить он не умеет.

Я не стала ждать, когда терпение Дурслей лопнет, и в один прекрасный вечер подкралась с рогаткой к одной из сов. Та как раз очень неосмотрительно села слишком далеко от стаи и слишком близко к нашей веранде.

В своё время я так ловко била ворон из рогатки — все пацаны завидовали! А здешние парни какие-то отмороженные. Рогатки есть только у двоих, и им совершенно побоку, что это за письма привязаны к совиным лапам. В Димитровке эти письма уже гуляли бы по всей деревне, а здесь царит общество по правам животных. Вот мальчишки и привыкли, что за ворону огребешь, как за внучку королевы. Но мне-то пофиг на их общества.

Прицеливаюсь точно в затылок пернатой — и сова падает на землю. Пока та не очухалась, отвязала конверт, точь-в-точь такой, какой спалила месяц назад. Совиная эскадрилья возмущенно выкатила глаза и заклекотала, а парочка особо активных сов угрожающе расправили крылья. За что и получили промеж своих круглых глаз. Эскадрилья лишилась командования — и атака захлебнулась.

— Только попробуйте мне отомстить — на подушки ощипаю! — погрозила я им рогаткой.

Совы впечатлились.

Хм, а адрес у Гарри куда более подробный. Самая маленькая спальня. Они что там, в каждую комнату заглядывали и сравнивали? Хотя, о чем это я? Это же волшебники.

На следующий день я вежливо постучалась к Дурслям. Дверь, нервно вздрагивая, открыла Петунья.

— Здравствуйте, миссис Дурсль, — я сама вежливость.

— О, Дим, это ты, — увидев меня, женщина расслабилась. — Извини, но у нас пока нет работы.

— Нет-нет, я не за этим, — обаятельно улыбнулась я. — Видите ли, у меня было кольцо, но оно пропало. Я его хватился не так давно, но, скорее всего, оно соскользнуло с руки, когда я мыл пол в комнате с игрушками. Вы не находили?

— Оно ценное?

— Оно серебряное, без камней. По ободку надпись на русском. Ценности особой не представляет, но оно — подарок прабабушки. Я её очень любил, понимаете?

Петунья понимала.

— Нет, кольцо я не находила. Там теперь живет Поттер, наверняка он его нашел и ничего не сказал, негодный мальчишка! Поттер! Поди сюда, негодник!

— Иду, тетя, — раздалось обреченно, и в коридор вышел Гарри.

Герой всея Великобритании был уныл и печален, однако при виде меня его глаза тут же вспыхнули радостью.

— Привет, Гарри, — лучезарно улыбнулась я. — Ты кольцо в своей комнате не находил?

— Какое кольцо? — очень правильно растерялся Поттер.

— Негодный мальчишка! — завопила Петунья. — А ну, быстро признавайся, куда дел кольцо?

— Не волнуйтесь, миссис Дурсль, — прервала я загорающийся скандал. — Наверняка оно между половицами лежит где-нибудь под кроватью. Можно мы с Гарри его поищем?

И я сделала щенячьи глазки. Я очень обаятельный мальчик, и в будущем обещаю вырасти в красавца. Золотистые с легкой рыжинкой волнистые волосы, зеленые глаза с длинными и пушистыми ресницами и золотистая от загара кожа. Так вот, когда я складываю губы бантиком, бровки — домиком и распахиваю пошире свои чистые зеленые глазищи, все женщины от трех до восьмидесяти тают от умиления. Миссис Дурсль не стала исключением.

— Хорошо. Только побыстрее.

— Как говорят у меня на Родине, одна нога здесь, другая — там! — сверкнула я улыбкой и утащила героя в его комнату.

— Дим? — спросил Гарри, едва за нами закрылась дверь.

Вместо ответа я вытащила из кармана ветровки слегка помятый конверт.

— Танцуй, Поттер, тебе письмо!

Гарри распахнул свои глазищи так широко, что они чуть не стали больше очков.

— Как ты его достал?! — он вырвал письмо из моей руки и, прижав его к груди, уставился на меня.

— Тоже мне, трудность, — самодовольно фыркнула я. — У вас вокруг дома целая стая сов летает. А я из рогатки стреляю очень даже хорошо.

— Ты что! — возмутился Поттер. — Убил сову?!

— Оглушил. И мне совсем её не жалко. Они меня уже заколебали своим уханьем. Уже вторую ночь не могу нормально поспать! А так они поостерегутся вокруг моего дома летать.

Похоже, с такой точки зрения Гарри сов не рассматривал. Такая растерянная мордаха у него стала! Так и захотелось дать ему подзатыльник.

— Ну, открывай уже, пока тетка не пришла, — я с удовольствием плюхнулась на кровать. Жестковато.

Гарри сел рядом и торопливо развернул конверт.

— Школа Чародейства и Волшебства Хогвартс. Директор…

— Альбус Дамблдор, — продолжила я. — Мне такое же письмо пришло.

Ого, Поттер сейчас описается от восторга.

— А ты что?

— А ничего. Поржали с опекунами над списком учебников и спалили в камине. Решили, что неудачная шутка.

— Ты что?! Ты же сам говорил про волшебство! И спалил?!

— Говорю же, решил, что шутка. Ну, какая нормальная школа такие письма пишет? Но потом к тебе прилетела совиная эскадрилья, и я понял, что это не шутка. Размах не тот.

Гарри замолчал, вчитываясь в письмо.

— Тут написано, что надо отправить ответную сову до тридцать первого. А что писать?

— А тебе сказать нечего? Могу надиктовать. Только учти, у меня приличных слов нет.

Гарри захихикал и полез за тетрадкой и ручкой.

— Пиши, — скомандовала я. — Уважаемая профессор МакГонагалл! Письмо получил. Обучаться согласен. Пришлите сопровождающего для закупки необходимого… Погоди, дай я еще пару строчек черкану.

— Только приличных!

И я написала приличные слова. Много-много приличных слов.

* * *

Профессор МакГонагалл работала над расписанием, когда к ней в окно влетела одна из школьных сов. Птица была явно чем-то недовольна — она бесцеремонно приземлилась прямо на бумаги и заухала, поторапливая. Профессор угостила птицу совиным печеньем и отвязала конверт. Тот был необычным: прямоугольный, из очень качественной бумаги. Адрес был написан магловской синей ручкой явно детской рукой «Заместителю Директора Альбуса Дамблдора (Кавалера ордена Мерлина первой категории, Великого Мага, Верховного Чародея, просто хорошего человека, Всемогущего Волшебника, Президента Международной Ассоциации Колдунов) Школы Чародейства и Волшебства „Хогвартс“ профессору МакГонагалл».

Предчувствуя неприятности, профессор вскрыла конверт, развернула два магловских тетрадных листка в клетку и чуть не упала. Первое письмо было от Гарри Поттера.

«Уважаемая профессор МакГонагалл! Письмо получил. Обучаться согласен. Пришлите, пожалуйста, сопровождающего для похода в волшебный мир за учебными принадлежностями. Гарри Дж. Поттер. PS: Пожалуйста, пусть сопровождающий поговорит с моими родственниками, чтобы они разрешили ехать в Хогвартс. И отзовите сов».

А вот второе письмо было от некоего В.Д. Волхова. И в отличие от вежливого Гарри, тот был настроен категорически против. Читая ровные круглые строчки, профессор МакГонагалл почувствовала, как шевелятся волосы на затылке.

«Уважаемая профессор МакГонагалл! Благодарю за письмо, опекуны хорошо посмеялись. Обучаться в вашей школе я не согласен, потому что хочу быть врачом, а не волшебником, и мои опекуны меня в этом поддерживают. Выделенные на моё обучение деньги отдайте Гарри Поттеру, потому что родственники не будут оплачивать его покупки. Я хорошо управляю своими силами и вполне способен развить их сам. Письмо я сжег в камине. Повторного приглашения не нужно. Экскурсию по магическому миру проводить не надо. Отзовите сов, иначе я их всех перебью из рогатки. С бесконечным уважением, В.Д.Волхов».

Профессор была в шоке. Отказ! И от кого! От ребенка, который живет рядом с Гарри Поттером! Который способен управлять своей магией! Как? Когда?

Завуч сжала письма в кулаке и опрометью бросилась в кабинет директора.

— Лимонный леденец! Альбус! Альбус!

Прочитав письма, Альбус задумчиво подергал бороду.

— Кхм! Неприятная и весьма необычная ситуация… Арабелла мне не докладывала о Волхове. Однако я не вижу проблемы, Минерва. Мы и раньше получали отказы.

— От чистокровных семейств! И они отправляли своих детей в другие школы, а не в магловский мир!

— Конечно, конечно, — рассеянно покивал Дамблдор. — За Гарри пойдет Хагрид, но боюсь, что на мистера Волхова он произведет отталкивающее впечатление. Мальчика нужно деликатно уговорить.

— Альбус! — профессор совсем не желала общаться с этим кошмарным ребенком! — У меня нет на него времени! У меня всё расписание забито!

К удивлению Минервы, Дамблдор и не подумал её уговаривать.

— Минерва, я и не думал отрывать тебя от работы! Я сам пообщаюсь с мальчиком. Судя по всему, мистер Волхов очень интересный молодой человек, а я давненько уже не наведывался в магловский мир.

Глава 3. Знакомство с волшебным миром

— Здравствуйте, миссис Стоун. Меня зовут Альбус Дамблдор, я директор школы Чародейства и Колдовства Хогвартс. Я могу войти?

Так представился почтенный седобородый старец в старомодном фраке совершенно дикого желтого цвета. Пока Эмили приходила в себя от шока, он ловко просочился в прихожую, вытер ноги о коврик, погладил Тришу и уставился на женщину пронзительными голубыми глазами из-под очков-половинок.

— А… Кто? — растерянно уточнила Эмили.

— Дорогая, кто это? — в прихожую выглянул Энтони.

— Меня зовут Альбус Дамблдор, — повторил директор. — Я директор школы Чародейства и Волшебства Хогвартс.

Энтони застыл с раскрытым ртом, уставившись в яркие голубые, совсем не старческие глаза визитера.

— Кто? Это шутка?

Альбус Дамблдор улыбнулся и вытащил из кармана волшебную палочку.

— Позвольте доказать.

Десять минут спустя супруги Стоун сидели в гостиной на диване и судорожными глотками пили чай с успокоительными каплями. Напротив них в кресле восседал Дамблдор и неспешно потягивал чай из чашки, закусывая его лимонными мармеладками.

— Вадим всегда был странным мальчиком, — наконец сказала Эмили, осушив чашку и дрожащими руками наливая еще чая. — Но мы списывали всё на его особенности и психологическую травму.

— И в чем же заключаются его странности? — поощрительно улыбнулся Дамблдор. — Помимо прочих, вы можете выделить самые необычные вещи, которые вы видели?

Эмили нервно захихикала. Энтони замялся, вопросительно посмотрел на жену.

— Он все время плетет какие-то амулеты, проводит какие-то свои обряды, даже гадает в определенные дни, — выдохнула она, глянув на мужа. — Книги в дом всё время тащит, у него целый шкаф в комнате заставлен книгами. Некоторые он даже из России выписывает — и все с какими-то заклинаниями, рецептами… Он объяснял, что таковы русские традиции, мы верили. Ведь в каждой стране свои обычаи, празднуем же мы Хеллоуин и хватаемся за пуговицу при встрече с черной кошкой? А еще он нашу кошку вылечил, — Эмили погладила шикарную белую красавицу, лежащую у неё на коленях. — Триша подралась с кошкой нашей соседки, ветеринар сказал, что она навсегда останется хромой. А Вадим каждый вечер садился у её домика, гладил её и шептал что-то на своём. И никакой хромоты!

— Вы упомянули психологическую травму? Что это?

Стоуны помрачнели, уткнулись в чашки. Дамблдор насторожился.

— Это… Это было очень тяжело, — Энтони отпил еще чая. — Его нашли три года назад в Лондоне на центральной площади. Продавец в кафе обратил внимание, что ребенок весь день ходит без взрослых, и указал на это полисмену. Вадим не знал ни слова по-английски, а через переводчика смог лишь назвать предполагаемые имена своих родителей и своё собственное. Врач диагностировал личностную амнезию, — он улыбнулся. — Мы давно стояли в очереди на ребенка и очень обрадовались, когда нам позвонили. Мы ждали увидеть беспомощного малыша с растерянным взглядом и очаровательной улыбкой, а в кабинет зашел мальчишка, мрачный, как гробовщик. Он посмотрел на нас, и никакой растерянности или беспомощности я в нем не увидел. Это был взгляд очень мудрого и взрослого человека. Эмили пыталась с ним сюсюкать, сказала, что будет его мамой, а он посмотрел на неё как на дуру и сказал, что она может быть ему тетушкой Эмили, но никак не мамой. И вот тогда я понял, что хочу увидеть, каким он вырастет.

— Он до сих пор зовет нас тетушкой и дядюшкой, — подхватила Эмили и поймала взгляд голубых глаз собеседника. — Мы взяли его, и поначалу всё было хорошо. Вадим оказался очень умным и самостоятельным. Учителя его боготворили. Он ведь вундеркинд! Но потом… потом…

— Он несколько раз пытался покончить с собой, — Энтони выглядел спокойным, смотрел открыто, но то, как он потирал запястье, выдавало его нервозность.

Дамблдор потрясенно заморгал.

— Вы имеете ввиду… самоубийство? Но почему?

— Он не смирился. Он не помнит, как оказался в Великобритании, но он вспомнил родню. Он чувствует себя чужим здесь. Обычно детская психика гибкая, легко приспосабливается, но Вадим… немного другой. Он не справился, — Энтони сжал кулаки. — Он чуть не угодил в психиатрическую клинику, но, слава богу, врач смог поставить правильный диагноз.

— Сейчас всё хорошо, — Дамблдор проникновенно заглянул ему в глаза. — Он ведь успокоился. Он уникальный ребенок, волшебный. Конечно, ему трудно среди обычных детей. В Хогвартсе он не будет чужим, будьте уверены…

— Здравствуйте, профессор Дамблдор. Полагаю, вы получили мой отказ? — раздался негромкий мальчишеский голос.

Стоуны подскочили, а Дамблдор во все глаза уставился на мальчика.

Вадим Волхов был довольно высоким для своего возраста. Выразительные прозрачно-зеленые глаза на загорелом лице смотрели настороженно и строго. Пухлые губы неприветливо сжаты. Но больше всего Дамблдора поразили густые золотистые кудри, обрамляющие по-детски круглое лицо. Точь-в-точь такие же, как у его бывшего друга Геллерта. Впрочем, на этом сходство ребенка с темным магом заканчивалось.

— Что вы здесь делаете? Я вам всё написал в письме. Я не хочу учиться в вашем Хогвартсе, я хочу стать врачом.

Говорил он правильно, но в речи слышался… нет, не акцент, скорее своеобразная манера речи, какая-то тень нездешности.

— Вадим, — Дамблдор по-отечески улыбнулся, но ребенок только нахмурился. — Мы часто получаем отказы, но, как правило, от обучения в Хогвартсе отказываются чистокровные маги, у которых есть альтернатива. Они либо остаются на домашнем обучении, либо отправляются в другие школы. Реальность такова, что волшебника необходимо обучать, иначе рано или поздно его сила вырвется из-под контроля. Тогда опасность угрожает не только ему, но и окружающим его людям.

— Я способен обучаться самостоятельно.

— Самоучки опасней вдвойне, потому что в случае неудачного эксперимента ему никто не сможет помочь, ведь рядом нет наставника. К тому же в своих изысканиях они часто соблазняются Темной магией, а это верный путь к безумию. Ты маглорожденный, у тебя нет знакомых магов, способных стать тебе наставниками и проконтролировать ход обучения.

Видя, что слова на ребенка не действуют, Дамблдор поймал его взгляд. Вадим отшатнулся и рассерженно зашипел.

— Ворожить вздумал? Чур, меня!

Дамблдор только растерянно погладил бороду. Мальчик сумел распознать такое тонкое воздействие?

— Извини, Вадим, я не хотел причинять тебе вреда. Но в любом случае, тебе придется поехать в Хогвартс. Все выявленные волшебники обязаны пройти обучение под контролем опытных магов.

— Этот ваш Хогвартс — интернат закрытого типа! Я не буду жить в спальне с кучей сопливых мальчишек по дурацким факультетским законам и учить кучу бесполезных предметов! Я. Хочу. Жить. Здесь!

— Но в магическом мире тоже есть больница, ты вполне можешь стать целителем…

— И всю жизнь лечить последствия неправильных заклинаний? Вы смеетесь? Моя прабабка лечила рак у детей. Люди к ней в очередь выстраивались, потому что официальная медицина не способна лечить такие болезни. А после обучения в Хогвартсе меня ни в один университет не возьмут! Я только зря потеряю время!

Мордред и Моргана! Дамблдор присмотрелся внимательнее. Узоры на фенечках, которыми были щедро увешаны руки ребенка, были незнакомы, но вот узоры пояса, которым были подвязаны джинсы, он узнал. Такие же Дамблдор видел во время Второй Мировой на воротниках некоторых русских чародеев. Интересно, судя по всему, мальчишка был из семьи потомственных магов. И вдвойне интересней, каким образом он оказался в Англии без родителей.

— Боюсь, у тебя нет выбора. Твои опекуны не потянут обучение в иностранных школах.

— Мне интересно, как же вы меня заставите? — ухмыльнулся Вадим и скрестил руки на груди.

— Хватит, Вадим! — внезапно треснул кулаком по столу Энтони. — Ты поедешь в Хогвартс!

— Что? — от потрясения Вадим отступил на шаг.

— Мы всё поняли. Необученные волшебники опасны, а самоучки опасней вдвойне. Обучение в России мы не способны оплатить. В Хогвартсе содержание маглорожденных оплачивает Совет Попечителей, тратиться мы будем только на учебные принадлежности. Это вполне подъемная сумма, — Энтони потряс цветастым буклетом.

— А куда я пойду после Хогвартса, ты не подумал?!

— Ты будешь обученным магом, и это не обсуждается! — сказала Эмили. — Милый, теперь нам всё стало ясно. Ты волшебник, естественно, что ты чувствуешь себя чужим среди обычных детей. А в Хогвартсе ты будешь на своем месте!

Вадим помолчал, уставившись на опекунов.

— Хорошо, тетушка, дядюшка, — неожиданно спокойно сказал ребенок. — Я буду учиться в Хогвартсе. Я всё понял.

На Дамблдора он не оглядывался.

* * *

Дамблдоррррр… Я, конечно, подозревала, что меня будут уговаривать, но чтобы на Тисовую улицу явился сам директор?! А я попытку заворожить пересекла, и обереги он явно узнал. Теперь старик с меня глаз не спустит. Н-да, глупо получилось.

Я бормотала заговор от качки, поглаживая себя по животу. Дамблдор сидел с благостной улыбкой, но зеленый-зеленый. Ночной Рыцарь, ага.

— Дырявый Котел! — бодро обьявил кондуктор. — Эрни, стой!

Автобус остановился так резко, что я слетела с кровати. Дамблдор помог мне встать, и мы вышли у неприглядной двери, над которой покачивалась потрепанная вывеска «Дырявый котел».

Злачное место. Притон. Такое ощущение, что бармен сейчас предложит старику комнаты и сдерет тройную плату за молчание о том, что с ним был маленький мальчик.

— О, Альбус! Давненько ты к нам не заглядывал! Тебе как обычно? — обрадовался бармен и с интересом уставился на меня, а я с подозрением уставилась на Дамблдора; точняк, он здесь не только пиво по выходным пьет.

— Нет-нет, Том! Я сегодня кое-кого сопровождаю, — и старикан хлопнул меня по плечу.

Том с интересом уставился на меня.

— И кто же вы такой, молодой человек?

— Вас, извините, это не касается, — буркнула я.

Арка в Косой переулок появлялась действительно эффектно. А вот сам переулок меня не шибко впечатлил.

— Типичный слёт ролевиков на фестиваль Средневековья.

— Кхм! — Дамблдор поперхнулся и уставился на меня осуждающим взглядом. Я только пожала плечами.

В Гринготтсе Дамблдор оставил меня у обменника, а сам укатил к сейфам. Курс галеона к фунту действительно был один к пяти. Гоблин с любопытством посмотрел на мои обереги и быстро отсчитал деньги. От безделья я принялась читать яркий буклет. На гоблинов я не обращала внимания. Ну, карлики, ну, зеленые и с клыками. Ну и что? У меня в соседях жила семья карликов. Так вот, Серега с похмелья выглядел точь-в-точь как эти гоблины!

Информация по вкладам была интересной, но открывать счет в гоблинском банке я не хотела. Доверять свои кровные денежки представителям другой расы? Которые очень неприязненно относятся к людям? Я не дура. Деньги храню в банке под половицей, причем не просто храню, а активно их коплю. Тотализатор — наше всё!

Мы вышли из Гринготтса, и Дамблдор отвел нас к магазинчику одежды. Ну, что сказать? Волшебники носят не только мантии. Хотя мода у них и правда довольно сильно отличается от нормальной. Мужские костюмы будто вышли из конца восемнадцатого века: пуговицы, вышивка, камни. А женские… Боги, почему я мальчик?! Это было нечто совершенно неописуемое, летящее, в кружевах, жемчугах и бисере. Мантии в женских вечерних костюмах — элемент всей композиции, просто не оторвать глаз. Какая-то молодая колдунья выбирала себе платье, так я чуть слюной на неё не изошла от зависти. Среди мужских костюмов был один вариант: белые рубашки с пышными рукавами, жилетки, узкие брюки из странного черного, похожего на кожу материала. И мантии больше смахивали на плащи. Я остановилась на этом стиле. Очень удобный: в таком и у маглов не стыдно показаться, вполне сойдешь за ученика элитной школы. Кстати, открытие! Правила Хогвартса не оговаривают фасон мантии.

Затем мы покупали сумки. Каюсь, довела продавца до истерики, критикуя сундуки, а потом потребовала наложить на мою почтальонку чары невидимого расширения и облегчения веса. Это, конечно, оказалось дороже, чем стандартный школьный сундук, но оно того стоило. Во «Флориш и Блотс» я стащила в кассу все книги по магической географии и иностранным школам и опять довела продавца до истерики, требуя книги по русской магии, которых в магазине не оказалось. В аптеке я мотать нервы никому не стала и молча купила всё, что заявлено в списке. Кстати, котел у нас в списке значился не оловянным, а из латуни. Хотя продавец усиленно пытался втюхать нам котел из олова. Но тут я уперлась и сказала, что профессору виднее. Снейп адекватный человек, травить детей испарениями не собирается. И вот мы заходим в магазин волшебных палочек.

Что ж… Если у Олливандера дела идут успешно, то всю прибыль он явно вкладывает в производство. Магазин давно требовал срочного ремонта.

— Добрый день, — раздался вкрадчивый голос, и из-за полок вынырнул маленький сухонький старичок с торчащими во все стороны седыми кудрями, которые делали его похожим на одуванчик.

На меня уставились туманные, будто слегка подернутые дымкой блеклые глаза. Опа, да у него катаракта!

К волшебным палочкам я относилась неоднозначно. С одной стороны, с ней проще и быстрее колдовать, а с другой, волшебник без палочки тот же сквиб, но только в профиль. Я же привык колдовать совсем по-другому.

Все мои рассказы про прабабушку-знахарку, зачатки ясновидения в роду — кристально чистая правда. В том мире это так и было. Прабабушка не ворожила, но знахаркой была действительно хорошей, а вот пять колен назад в моем роду была самая настоящая содяце, мокшанская ведьма. Слава о ней гремела на весь Николаевский район. Бабушка учила меня так, как учили её. И ничего удивительного, что я перенесла свои умения в этот мир. Все заговоры, обряды, обереги здесь работают так, что воздух трещит и трудно дышать. Кое-как развитые зачатки целительского дара здесь развернулись на полную мощь. Если в родном мире я только и могла, что почувствовать близкую смерть у человека, то здесь я чую всё: от СПИДА до невроза. Плюс приятный бонус в виде телекинеза.

Линейка прыгнула ко мне, обвилась вокруг головы.

— Вижу, вижу, сильная кровь, самобытные традиции. Очень трудно подобрать вам палочку, трудно, — забормотал Олливандер и побрел вдоль стеллажей. — Иные законы, иное видение магии… Когда вы родились?

— Точно не знаю, сэр. Считается, что в марте.

Олливандер и Дамблдор уставились на меня. Я дернула плечом. Да не знаю я, какой считать дату рождения! В документах я поставила дату появления в этом мире.

— Амнезия. День рождения я так и не вспомнил, — уточнила я. — Нашли меня пятнадцатого марта.

— Кхм! — Олливандер был явно озадачен. — Вы правша или левша?

— Левша, сэр, но палочку подбирайте под правую руку.

— Не ищете простых путей? — заулыбался мастер и, наконец, потащил коробки. — Попробуйте эту, сосна и волос единорога.

Палочка легла в ладонь. Дерево потеплело, воздух наполнился терпким ароматом. Я взмахнула рукой, и с кончика сорвались серебристые искры. Странное, очень странное чувство.

— Надо же! — удивился и даже немного разочаровался Олливандер. — Несомненно, она вам подходит. Как удачно я выбрал.

Я уложила палочку в коробку. Странное, очень странное чувство. Когда я держала её, было такое ощущение, будто на меня набросили узду. Удобную, мягкую, точно по размеру. Кошмарное ощущение неволи. Судя по всему, я буду отвратительным учеником. Потому что пользоваться палочкой я категорически не хочу.

Обед прошел в молчании. Дамблдор загадочно улыбался и пил чай. Я хмуро ковырялась в тарелке. Наконец, мне надоело насиловать то, что называлось жареной рыбой, и я подняла на старика взгляд, уставившись на крючковатый нос.

— У меня есть пара вопросов.

— Конечно, мой мальчик, задавай, — сладко улыбнулся Дамблдор.

Я поморщилась. Педофил старый. Ну, лови, фашист, гранату.

— В какой форме проходят подготовительные курсы для маглорожденных?

— Курсы для маглорожденных? — недоуменно переспросил Дамблдор.

— Да, курсы. Традиции магического мира, право, законы, — перечислила я. — Миры разные, традиции тоже. Будет же вводный курс для маглорожденных?

— У нас есть История магии, откуда можно узнать все необходимое.

Ага, а ведет его зануда-привидение.

— Не путайте теплое с мягким, профессор, — я гаденько улыбнулась. — История — это прошлое, а правила поведения надо знать сегодняшние. Значит, курса нет. Ладно. Далее, я не увидел в списке учебников английский язык и литературу. Учебники по этим предметам выдаются в школе?

Судя по лицу Дамблдора, ему впервые пришла в голову мысль, что эти предметы надо изучать.

— Нет, Вадим. Волшебники не изучают эти предметы. Но вы будете писать эссе, преподаватели в работе оценивают и грамотность, так что к концу обучения вы будете вполне грамотным молодым человеком. Что касается литературы, библиотека Хогвартса — самая большая библиотека всей Великобритании. Ученикам остается только читать.

— Я тут пролистал учебник заклинаний. Почти все заклинания на латыни. Предполагается, что мы будем изучать латынь?

— Да, такой факультатив есть. Туда принимают всех желающих.

— А как же современные иностранные языки?

— В Хогвартсе есть кружок любителей французского. Если ты откроешь кружок любителей русского, мы будем только рады.

— То есть профессиональные педагоги иностранные языки не преподают, — заключила я. — География? Мировая история?

Ответ был опять расплывчатым, из которого выходило, что при желании и наличии времени ученик может посещать кружки и факультативы и всё изучить.

— Ну, хотя бы рисование? — я вздохнула. — Профессор, вы уверены, что Хогвартс лучшая школа магии?

— Конечно, лучшая! Мы ориентированы на всестороннее развитие учеников и прививаем им самостоятельность.

Я смерила Дамблдора печальным взглядом. Какая, нафиг, самостоятельность в интернате?

— Самостоятельность — это прекрасно. Проблема в том, что без руководства опытных учителей большинство не способно самостоятельно учиться. Если Хогвартс лучшая школа всех Великобританских островов, то мне страшно представить, что творится в остальных.

Судя по мудро мерцающим очам, Дамблдору очень хотелось меня прибить. Я только ухмылялась. Хамство, да. О, чую, меня будет ненавидеть весь преподавательский состав.

— Кстати, а как же договор на обучение? Мои опекуны ничего не подписывали.

Дамблдор оживился.

— О, видишь ли, мой мальчик, договор на обучение в Хогвартсе имеют право подписывать только родители-волшебники или сквибы. Обычные люди не могут заключать магических контрактов, поэтому за всех маглорожденных отвечаю я.

Да, вот что-то в виде такой подставы я и подозревала.

— А ничего, что я не маглорожденный? — спросила я, прищурив глаза.

— Но твои родители так и не нашлись, а единственные взрослые, которые за тебя отвечают, не волшебники.

— То есть, юридически я маглорожденный и вы на время моего обучения в Хогвартсе — мой опекун, — хмуро заключила я и бросила вилку на стол. — Я понимаю необходимость этого правила, инквизиция славно погуляла в своё время.

— Не волнуйся, я не злоупотребляю своими правомочиями. У меня и без того слишком много дел, — улыбался старик, глядя на Гарри.

— О, охотно верю! Но ничто тебе не помешает закрутить гайки для отдельных персон.

— Я буду с вами откровенен, профессор, — я переплела пальцы и мрачно уставилась на бороду. — Мне не нравится, что какой-то посторонний волшебник сможет от моего имени заключать сделки и контракты, распоряжаться моими средствами и воспитывать меня. Я не собираюсь давать абсолютно чужому человеку такую власть над собой.

— Это очень мудро с твоей стороны, — кивнул Дамблдор. — Но уверяю тебя…

— Ничего не знаю, — совершенно непочтительно перебила я его. — Я вас не знаю, и, честно говоря, вы мне не нравитесь. Ваша попытка влезть мне в мозги говорит сама за себя. И то, как вы быстро убедили моих опекунов отпустить меня неизвестно куда с незнакомым человеком, тоже. Я всё понимаю, магов мало, живут они в глубоком подполье, никого в нормальном мире не оставляют. Да, необученный маг действительно может поставить под угрозу существование остальных. Методы воздействия на особо упертых давным-давно проработаны. Действовали вы наверняка в рамках закона. Но моя семья испокон веков жила в мире нормальных людей, поверьте, не без веских причин. Я, так и быть, признаю вас опекуном на время обучения, но взамен требую, чтобы мне предоставили учителя по магловским предметам. Я закончу магловскую школу экстерном, через семь лет получу диплом Хогвартса и вернусь в нормальный мир, как и все мои предки.

Дамблдор задумчиво погладил бороду. Голубые глаза буравили меня, но попыток залезть ко мне в голову не было.

— Кхм… Следовать семейным традициям — это похвально, уверен, многие слизеринцы тебя поймут. Я предоставлю тебе возможность учиться магловским наукам, раз ты так этого хочешь. И некоторые наши специалисты, полагаю, вполне квалифицированно смогут подать тебе материал. Это профессор зельеварения Северус Снейп и преподаватель астрономии Аврора Синистра. Однако, профессор Синистра ведет ночной образ жизни и дополнительно ведет факультатив Каббалистики, а профессор Снейп декан факультета Слизерин и штатный зельевар. Вряд ли кто-то из них согласится на дополнительную нагрузку в виде тебя. Разве что ты сможешь кого-то из них уговорить сам.

Засада. Так и знала. Разве что…

— А есть у вас предмет по магглам?

— Есть, — кивнул Дамблдор. — Но сразу говорю, Чарити Бербидж не профессиональный педагог. Она мать многодетного семейства и учитель приходящий. Если тебе удастся уговорить её, то Хогвартс не будет оплачивать эти занятия, так как бюджет уже выделен и расписан. Тебе придется оплачивать занятия самостоятельно.

Ладно… Ладно! Думаешь, старый хрен, я отступлю? Не на ту напал! Я же не изучаю что-то неизвестное, а повторяю уже пройденный материал, так что с подготовкой к экзаменам справлюсь и сама. Только бы добыть программу.

— Да, вот что-то такое я о Хогвартсе и думал, — я улыбнулась, подхватил свою безразмерную почтальонку с покупками и встала. — Благодарю вас, профессор Дамблдор, за сопровождение. Домой меня провожать не надо.

Я уходила, а Дамблдор печально глядел мне в спину.

Глава 4. Долг, паровоз и волшебный трансформатор

— Господи, какой кошмар, какой ужас! — причитала миссис Дурсль. — Ладно, Поттер, у него это от моей ненормальной сестрицы, но я никогда не могла и подумать на тебя, Дим! Ты — и эти ненормальные!

— Полностью с вами согласен, миссис Дурсль, — кивала я. — Я никогда не мечтал жить в дремучем средневековье без газа, электричества и авторучек. На дворе — конец двадцатого века, а они до сих пор перьями пользуются и на пергаментах пишут, живодеры!

— Ты правда писал им отказ? — женщина подлила мне еще чаю и подвинула ближе корзинку с пирожными.

— Правда, а письмо из этого Хогвартса я спалил в камине. Не помогло. К нам заявился этот Дамблдор, опоил чем-то моих опекунов, и они из адекватных людей были идиотами. То есть, стали идиотами. Миссис Дурсль, вот вы отпустите ребенка с незнакомым человеком где непонятно? Извините, неизвестно куда? А Стоуны заставили меня пойти с этим стариком! Куда делся ум? Они до сих пор в полном восторге от этого Хогвартса! Всё говорят, как там хорошо, каким отличным волшебником я буду, как они мной гордятся… Это ненормально, они не были такими!

— Думаешь, их заколдовали? — глаза Петуньи загорелись.

Мы вдвоем сидели на кристально чистой кухне Дурслей и вот уже три часа пили чай, жалуясь друг другу на жизнь. Да, я успела подружиться с Петуньей. За этот август я так изнервничалась, глядя на совершенно неадекватных Стоунов и гадая, что ждет меня в этой «самой лучшей магической школе», что однажды просто не выдержала: села на порог и разревелась. Естественно, миссис Дурсль тут же это дело засекла и пригласила к себе на чай. Она чуть не подавилась, узнав, что я тоже волшебник и ничуть этому не рад. Она нашла понимающего человека и теперь выливала на меня всё, что накопилось у неё еще с детства.

— Дим, а ведь наши с Лили родители тоже были в восторге, оттого, что у нас в семье родилась ведьма! И их тоже не волновало, что она пропадает почти весь год неизвестно где, а я, дура, поначалу ей завидовала, — причитала Петунья, глотая чай. — А она с каждым годом приезжала всё реже, оставалась на каникулах в этой своей школе, всё неохотнее общалась. А меня это обижало, мы ведь так дружили в детстве. А потом она внезапно вышла замуж за этого Поттера, хотя всю жизнь его терпеть не могла. Она всегда говорила, что он придурок, и дружила с этим, носатым… Он, конечно, был не из самой благополучной семьи, но со своими способностями он мог далеко пойти. И он был почти нормальным! И вдруг на пятом курсе она его бросает по какой-то идиотской причине и начинает гулять с Поттером. Я его видела, и он на самом деле был придурком! Тупым мажором, богатеньким мальчиком с совершенно дурацким чувством юмора! Он со своими дружками испортил нам с Верноном свадьбу, не пустил Лили на похороны родителей, а потом вообще запретил ей со мной общаться, мол, я чистокровный, что ты меня позоришь. А она в рот ему глядела! Он давно за ней таскался, и теперь я думаю, а не могли её приворожить?

— Да запросто! — я шмыгнула носом. — Я еще в аптеке этой магической внимание обратил. Там приворотные зелья на прилавках стояли. И духи, и мази, и капли. Совершенно свободно продаются! Это же кошмар — вот так, под принуждением, с кем-то… А если и меня тоже приворожит какая-нибудь ведьма? А дети ходят, смотрят и визжат от восторга… Не хочу в Хогвартс! — из глаз снова брызнули слезы. — Я хочу быть врачооом! Я хочу домооой!

Петунья засуетилась. Откуда-то появилась аптечка, в чай полились пахнущие пустырником капли. Я кое-как проглотила жидкость и вздохнула. В голубых глазах женщины светилось сочувствие.

— Дим, конечно, ты не беспроблемный, но замечательный и способный мальчик, — сказала она, когда я взяла себя в руки. — Тебе там не место. Я, конечно, мало, что знаю, но если тебе понадобится помощь, книги выслать или найти кого-нибудь в нашем мире, я тебе помогу. И еще, тот друг Лили… Мы в детстве, конечно, ругались, и Лили говорила, что он темным магом стал, но мало ли что ей могли внушить. Характер у него уже тогда был не сахар, от взгляда молоко скисало. Ужасный он был человек, конечно, а сейчас наверняка стал еще гаже. Но он очень надежный. Если дал слово, то будет его держать, это я точно знаю. Однажды я очень ему помогла, и он мне поклялся, что если я попрошу… В общем, найди его, скажи, что я помню о пятнадцатом февраля и прошу помочь тебе. Его зовут Северус Снейп.

Я поперхнулась. Бедный Снейп! В долгах, как в шелках, даже Петунье успел задолжать. Хотя, мужик он суровый и надежный даже в книжках. Но обращусь к нему только в крайний-прекрайний случай. Мало ли, а вдруг я в каком-нибудь снейпогаде?!

— А почему бы вам не попросить за Гарри? Он же все-таки ваш племянник, а я никто.

— Гарри… — Петунья тяжело вздохнула. — Он умудрился как-то убить могучего темного волшебника. Он национальное магическое достояние. На него у Дамблдора какие-то планы, за ним постоянно следят. Уж как я надеялась, что он родился нормальным, как хотела вывести из этого ужасного мира, но нет. Я не могу просить Северуса за него — за Гарри стоит Дамблдор, у него слишком много власти. А ты — другое дело. Тебе помочь ему наверняка по силам.

— Спасибо, миссис Дурсль, — горячо поблагодарила я её и со вздохом отставила чашку. — Пойду домой, надо учебники сложить, подготовиться к этой… школе.

Я с трудом вылезла из-за стола. В животе булькало. Чувствуя себя колобком, покатилась к двери и на пороге столкнулась с Поттером. Тот как раз возвращался из магазина.

— Привет, Гарри! — кисло улыбнулась я. — Как дела?

Гарри захлопал своими зеленющими глазами, уставившись на мои щеки. Я машинально облизала губы. Ага, точно, крем от пирожных.

— Хорошо, — мордаха у ребенка была до того удивленная, что настроение скакнуло вверх.

— Вещи сложил? — я помогла занести тяжелые пакеты и стала влезать в кроссовки (я уважала чужой труд и по древнему русскому обычаю разулась, прежде чем ступить на кристально чистые полы Петуньи).

И тут в коридор вышла сама миссис Дурсль с кулечком в руках.

— Дим, я тебе пирожных положила, возьми, угости Стоунов.

— Спасибо, миссис Дурсль, вы так добры, но не стоило…

— Бери-бери, они недолго хранятся, невкусные будут, я еще напеку, — ласково сказала Петунья и повернулась к Гарри. — Поттер, тащи сумки на кухню и марш в свою комнату! Куда в грязной обуви? Ну, что за ребенок! Бери пример с Дима. Вот он перед тем, как идти в дом, разулся и тапочки надел!

Выражение лица Поттера было бесценным.

Дома я прошмыгнула мимо опекунов и заперлась в своей комнате. Одежду в почтальонку я сложила еще вчера, учебники тоже, перья и пергаменты даже не распаковывала. Далее в мою сумку отправились учебники по магловским предметам. Энтони внял-таки моей просьбе и перевел меня на экстернат. Затем в сумку полезли набор юного химика, нитки мулине и бисер для плетения оберегов, газовый баллончик, выцыганеный у Энтони армейский нож в чехле, компас, бутылка слитого из опекунской машины бензина и залитый в воск коробок спичек, в котором помимо спичек лежали два рыболовных крючка с леской, проволока и лезвие. Когда я засунула в почтальонку дождевик, спальник, кружку-ложку-вилку, до меня дошло, что собираюсь я всё-таки в интернат. После минутного раздумья положила побольше консервов.

Из радостно-идиотического состояния Стоуны, кстати, так и не вышли, хотя я сделала всё, чтобы минимизировать ущерб. Здравомыслие у них сохранялось ровно до произнесения слова «Хогвартс». После они разом превращались в двух радостных, любящих магию идиотов. Дамблдора я начала реально бояться. Светлый он или серо-буро-малиновый, но кодировал сознание старичок так, что все сверхсекретные службы нервно курили в сторонке. На всякий случай наплела дополнительных оберегов от чужого глаза и слова и спрятала под одеждой. Засунула в карман сделанные в незапамятные времена узлы с ветрами. Увесилась заговоренными на отражение сглазов и чужой воли магловскими амулетиками. Короче, в Хогвартс я собиралась как на войну.

Первого сентября нас с Гарри любезно подвез Вернон Дурсль и, пробормотав что-то про платформу девять и три четверти, благополучно свалил. Мы остались вдвоем: мальчик со взрывом на голове, с сундуком и белоснежной совой и я, мальчик в фенечках, с почтальонкой и скорбью на челе — ни дать ни взять белоголовый эмо из двухтысячных.

— Эм… Вадим, а ты не знаешь, где платформа девять и три четверти?

— На третий день Орлиный глаз обнаружил, что стены-то нет… — вздохнула я. — Поттер, просто смотри вокруг.

И пришли они. Толпа рыжих цыган, возглавляемая шувани, которая кричала на весь вокзал про маглов и была одета так, как будто она явилась прямиком из желтого дома. Уверена, на них были какие-то чары, потому что окружающие в упор этот табор не замечали. Поттер с улыбкой Бэмби пошел на зов. Я — за ним.

Актриса из миссис Уизли была так себе. Громко, с выражением спрашивала про платформу девять и три четверти и косилась при этом на нас. Близнецы с недоумением глядели на мать, рыжая, наряженная в ночнушку девочка пищала что-то про Гарри Поттера, четвертый рыжик размазывал по носу грязь, а самый старший стоял в сторонке и старательно делал вид, что он не с ними.

Поттер, наивная душа, выслушал инструкции по проникновению в волшебную часть вокзала и принял ненавязчивое знакомство с Роном. Ощущения от прохождения сквозь стену были… интересными. Словно проходишь через стену из желе. А сама платформа была буквально пропитана магией. Я кожей чувствовала эти вибрации. Похожее ощущение было в Косом переулке. Оно было не то чтобы неприятным, а просто было. Я на миг застыла, привыкая к нему, и тут же едва не упустила Поттера из виду. Пришлось нагонять.

Сундук у Гарри был здоров.

— Ты чего туда понапихал? — пропыхтела я, пытаясь затащить его в багажное отделение.

— Да ничего особенного, — Поттер отпустил другую сторону и теперь тяжело отдувался. — А где твой багаж?

Я с самодовольным видом похлопала себя по почтальонке. На выходных я вышила на ней обереги и обтянула сверху черной кожей. Исколола все пальцы шилом и чуть голос не потеряла, пока накладывала на стежки защиту от воров и потери. Пространственный карман от этого не пострадал, так что у меня получился нехилый такой артефакт, который отлично сочетался с моей школьной формой и теми же джинсами. Да, я все еще ощущала себя женщиной.

Тут появились близнецы. Они быстренько закинули сундук в багажное отделение и узнали в Гарри того самого Поттера. Мы с Гарри прошли в купе и успели подслушать, как близнецы докладывали о том, что мама помогла самому Гарри Поттеру. Малявка тут же активизировалась и запищала, что хочет пойти и посмотреть на него. Вот противная мелочь. Когда Гарри в первый раз подошел, она так презрительно на него глянула, а теперь пищит: «О, Боже, сам Поттер!»

Поезд тронулся, и в купе затащился Рон. Я вежливо с ним познакомилась и уткнулась в книжку, а Гарри принялся шпарить по сценарию.

— … у мамы есть троюродный брат, он, кажется, работает бухгалтером, но мы о нем не говорим… — зацепила меня фраза Уизли, и я оторвалась от книги.

— Повтори.

— Что? — растерялся Рон.

— Про дядю, который работает бухгалтером. Почему вы о нем не говорите?

— Ну, он сквиб. Это когда у волшебников рождается ребенок, и у него слишком мало магии, чтобы колдовать волшебной палочкой.

Я с трудом удержалась от презрительного фырканья, кивнула и снова уткнулась в книжку. И выпала из мира Ариэля только с появлением продавщицы сладостей, которая, если верить пьесе, дух поезда. Я с трудом удержалась от вопроса, как она появилась на свет. Не сожгли же кого-то в печке? С мостами и колоколами такое сплошь и рядом. Нормальной еды у неё не оказалось, так что пришлось лезть за бутербродами. Гарри с Роном увлеченно распаковывали сладости, и меня едва не стошнило, когда на свет показалась шоколадная, шевелящая лапками лягушка. Тащить её в рот… Мне и обычные лягушки никогда не нравились, а теперь я и вовсе не смогу на них спокойно смотреть. Фу…

Волшебная Англия нравилась мне всё меньше и меньше. А с появлением круглолицего мальчика с плачем о потерянной жабе я поняла, что путь в Гриффиндор мне точно заказан. Я не вынесу соседства с Тревором. Рон достал облезлую волшебную палочку, собираясь колдовать, и тут появилась Грейнджер. Я получила взрыв мозга.

Гермиона Грейнджер была негритянкой!

Нет, не чистокровной, но в поколении втором-третьем определенно кто-то отметился: эти полные губы, широкий нос, разрез карих глаз и буйные каштановые мелкие кудри… Никогда не верила Роулинг, что-де Гермиона может быть чернокожей, потому что по канону её дочь рыжая, а у чистокровных негров рыжие не рождаются в принципе. Все фанаты думали, что заявления мамы Ро — дань толерантным взглядам. И тут нате вам! Грейнджер — наполовину негритянка! Я не знаю, квартероны могут рождаться рыжими вообще? Хотя, помню, в семнадцатом году по интернету гуляли фото альбиноски, которая была чистокровной негритянкой. Но она была рыжей из-за мутации! А Роуз магия помогла, что ли?

— Как тебя зовут? Что читаешь? — Гермиона подсела ближе, пытаясь заглянуть в книгу, но я быстро её захлопнула.

— Зови меня Дим. А читаю я «Ариэль».

— Про русалочку? — высокомерно-презрительное выражение этой отличницы мне определенно не понравилось. — Лучше бы ты прочел что-нибудь умное.

— Ариэль — повесть Александра Беляева. И с русалкой авторства Ганса Христиана Андерсена не имеет ничего общего. Похоже, ты не читала ни того, ни другого.

О! Замечание о том, что она чего-то не читала, для Грейнджер сравнимо с выстрелом в голову. Выражение лица у неё было просто бесценным. Похоже, я только что нажила себе врага. Забавно будет посмотреть на потуги этой отличницы.

— Дай почитать! — ого, любезная улыбка, похоже, я её недооценила.

— Читай, — я раскрыла книгу, ткнула ей под нос и с удовольствием добила: — Если ты знаешь русский язык.

О, да. Грешно, конечно, издеваться над маленькими девочками, но как же приятно сбить спесь!

Грейнджер ушла, хлопнув дверью. Н-да, такая Гермиона может носиться со свободой для домовиков.

Ариэль как раз вытащил мальчика из колодца, когда дверь снова открылась. На пороге возник мальчик, светловолосый до такой степени, что я сначала подумала, что он альбинос. Серебряные, какого-то не вполне человеческого оттенка глаза, темно-русые ресницы и белесые брови, острые, но вместе с тем выразительные черты лица — мальчик обещал вырасти в настоящего красавца. Интересно, почему он волосы зализывает? Это же вредно. Может, он кудрявый?

Мальчик втек в купе, и я чуть не задохнулась. Вокруг него витало такое… Это не рассеянная магия пространственного кармана Косого или вокзала. Это была эфемерная, но вместе с тем мощная сила, окутывающая Малфоя прочным, непробиваемым коконом. И она пульсировала, кружилась, как будто бы вместе с кровью.

Говорил мальчик очень красиво: слегка растягивая слоги, певуче, мелодичным голосом. Я даже грешным делом подумала, что фансервис прав и в роду Малфоев были вейлы. Гадость Рону он сказал, кстати, вполне обоснованно. Тот посмеялся над его именем и еще вдобавок проехался по Пожирателю-отцу.

Малфой протянул руку и, прежде чем Поттер успел брякнуть какую-нибудь глупость, я наступила другу на ногу. Тот поморщился и всё-таки отбарабанил сценарный ответ. Я тут же отвесила герою подзатыльник и поймала опускающуюся белую ладонь.

— Прости своего глупого родича, Драко, он не понимает, от чего отказался, — со вздохом сказала я.

Краснота медленно схлынула с молочно-белых щек, и Драко почти спокойно спросил:

— Ты не представился?

— Вадим Волхов. Приятно познакомиться.

— Иностранец? — удивился Малфой. — Русский?

Я улыбнулась и кивнула. Драко пугающим, по-взрослому оценивающим взглядом пробежался по фенечкам, задержался на почтальонке и тоже дернул уголком губ.

— Что ж, вынужден признать, в окружении Поттера есть приличные люди. Поттер, — высокомерный взгляд. — Я принимаю твой отказ, отныне и впредь не рассчитывай на мою дружбу. Отныне и впредь ты сам себе советчик. Держись своего друга, судя по всему, в людях он разбирается лучше тебя. Всего вам доброго.

И, гордо выпрямив спину, малолетний колдун удалился.

Я уселась на своё место и под пристальными взглядами Уизли и Поттера спокойно открыла книгу.

— Что тут происходит? — заглянула в купе Грейнджер. — Уж не собрались вы тут безобразничать?

— Никто не безобразничает, — спокойно ответила я. — Просто к Поттеру заходил родственник, предлагал покровительство и получил отказ.

Лицо у Гарри стало несчастное.

— Он мой родственник?

— Упаси Мерлин от таких родственников, — проворчал Рон. — Малфои одни из первых перешли на нашу сторону, когда Сами-Знаете-Кто исчез. Они сказали, что он их околдовал. А мой отец в это не верит. Он сказал, что отцу Малфоя не нужно было даже повода для того, чтобы перейти на Тёмную сторону.

— Понятно, отчего они тебя не забрали от тетки, Гарри, — добавила я. — Кто позволит герою расти в семье с такой репутацией?

— Ничего, перебьюсь, — буркнул Гарри. — Он мне еще в нашу первую встречу не понравился.

— А тебе чего? — повернулся Рон к Гермионе.

— Я зашла вам сказать, что мы скоро подъезжаем, и вам пора переодеться, — наставительно сказала Грейнджер. — А то в коридоре все носятся, как дети малые!

Я только закатила глаза. Н-да, синдром отличницы — это тяжко.

Затем была жуткая темная платформа, толпа детишек, перепуганных темнотой и узкой неудобной дорогой, которая освещалась лишь одинокой керосинкой в руках здоровенного бородатого мужика. И пронзающее насквозь ощущение громадного, гудящего поля, отозвавшегося по коже покалыванием и мурашками. Пространство гудело, как трансформаторная будка, и мне очень не хотелось туда идти. Намертво вбитые в подкорку правила и инстинкты требовали развернуться и как можно скорее покинуть это место, пока не шарахнуло током. И тут мы увидели Хогвартс.

— Ооо! — прокатился по толпе восхищенный вздох.

Обереги, защищающие мои мысли и волю, обожгли грудь. Я поспешно зажмурилась и скрутила фиги. Стало полегче, но замок всё равно бил по мозгам и пытался погладить, заманить и сделать своим. Гадость какая. И здесь мне предстоит учиться. Почему остальные ничего не чувствуют?!

Древние лодки, казалось, были ровесницами замка. Я сидела рядом с Гарри и старательно жмурилась, скрестив руки и ноги и показывая пальцами фиги. «У меня есть дом, я не твой, я не принадлежу тебе, я гость, всего лишь гость» — как мантру талдычил про себя.

А замок смотрел и гудел, давил на меня своей громадой и, казалось, даже щупал. Когда я склонилась вместе со всеми, ощущение чужого взгляда убралось и давление ушло. Глаза я открыла лишь тогда, когда лодка стукнулась о камни. Переход через пристань к дубовым дверям замка в моей памяти остался урывками. Я пыталась сосредоточиться и привыкнуть к местной магии. Она была настолько концентрированной и густой, что от неё гудел каждый камешек и земля, а воздух буквально застревал в горле. Неудивительно, что здесь не работает электроника.

В самом замке было ничуть не легче. Гудение трансформатора лишь усилилось, резонируя от стен. Виски медленно наливались тяжестью. Обереги молчали, Хогвартс больше не пытался повлиять на меня, это были лишь мои личные ощущения. От этого гудения чувства обострились, и мне было откровенно неприятно стоять рядом с Роном. От него разило знакомым сладковато-металлическим запахом. Очень уж диким оказалось сочетание одиннадцатилетнего мальчишки с запахом месячных. А вот от Гарри ничем неприятным не пахло. От него веяло простором, свежескошенной травой, зелеными яблоками и чуть-чуть теплом… а, нет, от него пахло. От волос отчетливо тянуло запахом разложения. Грейнджер стояла впереди, вот от нее ничего не чувствовалось. От неё даже не веяло ничем, наоборот — её волосы как будто втягивали гудящее поле Хогвартса и окружающих. Забавно, таких ощущений от неё в поезде не возникало. Я потерла виски и помассировала горло, пытаясь притупить тошноту. Поле Хогвартса обострило мою чувствительность в десятки раз, раньше я никаких запахов от Гарри не чувствовала. Кошмар.

Наконец, вернулась МакГонагалл и впустила нас в Большой зал. Народу стало гораздо больше, и я судорожно сглотнула, дыша ртом. Съеденные в обед бутерброды настойчиво просились назад. При виде Распределяющей шляпы я тихонько застонала, и Гарри, наконец, заметил, что со мной что-то не то.

— Вадим, тебе нехорошо?

— Очень, — выдавила я. — Не наклоняйся ко мне.

Поттер покорно отошел, зеленые глаза беспокойно смотрели на меня. Распределение началось. Все распределялись по канону. Лонгботтом отправился в Гриффиндор, Грейнджер — туда же, Малфой — в Слизерин, шляпа едва коснулась прилизанных волос. И вот на табуретку сел Поттер. Шляпа молчала долго, очень долго.

— Гриффиндор!

Алознаменный факультет взорвался такими овациями, что задрожали окна. Гарри сполз со стула, проковылял к столу, где его тут же затормошили и затискали. Я с тоской посмотрела на троих Уизли за столом и поняла, что на Гриффиндор точно не пойду. Гарри сел за стол и с надеждой уставился на меня. Еще тридцать человек, среди которых — ни одного иностранца, и вот…

— Уадэм Уол… хов!

— Вадим Волхов! — поправила я хмуро, подходя к табурету.

Женщина неодобрительно поджала губы и опустила шляпу мне на голову. Та поджала полы и, так и не коснувшись моих кудрей, заорала:

— Слизерин!

Неверящий и огорченный взгляд Поттера.

Блин, вот я попала. Придется вспоминать родословную, доказывая, что не случайный мутант. Стол факультета сдержанно аплодировал, пока я шла к нему. Малфой поймал мой взгляд и кивнул на место рядом с собой. Я села и осторожно втянула воздух в грудь.

Откровенно противных запахов не было, хотя почти все дети вокруг излучали такое, что по телу прокатывались мурашки и волосы начинали шевелиться. Малфой пах озоновой свежестью и какими-то цветами, в которые вплеталась тонкая и откровенно лишняя гнильца. От Кребба веяло пещерным эхом и сырыми камнями. Гойл излучал солнечное тепло и пах свежесрубленным деревом. Напротив меня сидел Теодор Нотт. От него пахло костром и чувствовалось тепло, в запахе костра мне чудился запах закопченого мяса. Так, похоже, это было проклятье, но оно… пошло на спад? Я потерла гудящие виски. Тошнота никуда не делась. Первый день — а мне уже хреново. Может, всё-таки рвануть в Россию? Девяностые — не так уж и страшно. Один раз уже пережила.

Каюсь, пропустила речь Дамблдора и очнулась на знаменитом «Олух! Пузырь! Остаток! Уловка!» Стоявшие на столе тарелки были доверху наполнены едой. Меня чуть не стошнило: ростбиф, жареный цыплёнок, свиные и бараньи отбивные, сосиски, бекон и стейки, варёная картошка, жареная картошка, чипсы, йоркширский пудинг, горох, морковь, мясные подливки, кетчуп — всё во мне взбунтовалось и категорически отказывалось принимать пищу. О, боги, мятные леденцы! Я сразу же засунула леденец в рот и с облегчением ощутила, как убирается тошнота. Потянулась запить — и закашлялась. И это тыквенный сок? Нет, я всё понимаю, но в тыкве предполагается сладость, или я чего-то в сладких сортах не понимаю? В любом случае, запивать этим мятные леденцы оказалось плохой идеей.

— Волхов, ты в порядке?

Теодор Нотт и Малфой смотрели на меня с беспокойством. Ну, да, я себе еды так и не положила, а соседи вовсю уминают угощение, только за ушами трещит, даром, что аристократы.

— Я что, так плохо выгляжу?

— Ты бледный очень, — Нотт внимательно рассматривал моё лицо. — Тошнит?

Я сжала виски ладонями и кивнула. Выносить гул Хогвартса становилось всё сложнее. В ушах тяжело стучало, тошнота не проходила, а от запаха еды стало только хуже. Все признаки отравления и плюс, кажется, у меня повышается давление.

— Тебе надо в больничное крыло, — заметил Малфой.

— Ничего, до конца пира досижу.

Ужин и речь Дамблдора я пропустила и очнулась, когда перед носом поплыли золотистые ленты слов, и грянула немыслимая ересь, именующаяся школьным гимном. Стоп, а какого хрена я тяну эту ересь? Ни один слизеринец, кроме парочки маглорожденных, не запел! Я попыталась закрыть рот, но песня, сука такая, не прекращалась!

Я разозлилась окончательно.

— По двору ходииила, ольху я ломаааала. По двору ходиииила, ольху я ломааала. Ольху я! Ольху я! Ольху я ломала!

Слизеринцы подскочили. Голос, надо сказать, у меня был поставлен хорошо и легко перекрыл жалобный вой, который издавала парочка первокурсников. Русские матюки я пела с душой и чувством, пользуясь полнейшей безнаказанностью.

Куплетов в песне было предостаточно, а великий родной и могучий во всем своем многообразии доносил до окружающих место, куда я посылала и Хогвартс, и Дамблдора, и волшебный мир Великобритании. Даже ленты убогого гимна прониклись и предпочли убраться от меня подальше. Петь я закончила одной из первых, дабы никто из учителей не понял, что пою я вовсе не о школе.

Однокурсники весело улыбались. Шутку оценили по достоинству, а я со стоном зажмурилась. Голова болела просто адски.

— Волхов, — меня осторожно потрясли за плечо. — Пойдем, Волхов.

Я с трудом выбралась из-за стола и побрела куда-то за толпой, споткнувшись на лестнице, чуть не упала и была подхвачена каким-то старшекурсником. Дорогу до факультета я не запомнила. В себя пришла рывком, как будто вынырнула из глубины. По коже разлилась прохлада, на виски перестало давить. Боль уходила. Я блаженно выдохнула и развалилась в зеленом кресле. Я люблю тебя, слизеринская гостиная.

— Полегчало? — улыбнулся стоящий напротив меня старшекурсник.

— Да, — я улыбнулась в ответ. — Спасибо.

— Озеро, — глубокомысленно кивнул парень. — Стихийник?

Я отрицательно качнула головой.

— Целитель. Точнее, буду целителем. Хотя, клятву уже принес.

Клятву я действительно приносила. В том мире. Клятву Российского врача. Да, Валя успела выучиться на терапевта, но толку здесь от этой, несомненно, нужной специальности?

— В смысле, целитель? — парень подобрался и недоверчиво уставился на меня. — Как наша мадам Помфри?

— Не знаю, как Помфри, а я могу сразу сказать, что у тебя болит рука. Предплечье. Укус какого-то небольшого животного с ядовитыми клыками… Не магического. Не позже десяти дней назад.

— Верно, — в глазах парня появилось уважение. — Гадюка цапнула неделю назад. Но меня сразу же вылечили.

— Яд вывели, да, — прислушалась я к своим ощущениям, вглядываясь в руку. — Но вот нервы твой врач толком не поправил. Оно, конечно, и само пройдет, ты же волшебник. Но я бы посоветовал обратиться к медику, а то ты через месяц занятий начнешь обезболивающее пить. Рука-то у тебя ведущая.

Парень величественно кивнул, мол, принял к сведению и протянул руку.

— Роланд Мелифлуа. Пятый курс.

— Вадим Волхов. Первый, — ухмыльнулась я.

Дальше в гостиную вошла староста и произнесла ознакомительную речь для первокурсников, сделав акцент на том, что гадить своим нельзя, а чужим можно, но осторожно. Затем была комната на четверых, кровать с тяжелым изумрудным балдахином и окно с заглядывающей в него какой-то озерной тварью. Я успела услышать, как Малфой пытается уговорить Нотта и четвертого соседа на обмен местами с Крэббом и Гойлом, и отключилась.

Глава 5. Болезнь и сногсшибательный мужчина

Не люди — звери, Не пальцы — спицы. Мне только снится, Что я тебе верю. Мне только страшно, Что я тебя знаю. Я всё теряю И выгляжу неважно.

Когда я читал про Хогвартс в девичьей юности, у меня возникал образ какого-то невероятно прекрасного и волшебного места, в котором очень интересно и слегка страшно. Фильм только добавил впечатлений, и обстановку я представляла вполне конкретную. Так вот, очевидно, моё подсознание так полюбило создавать реалистичные глюки, что даже волшебный замок получился ну очень… скажем, неудобным.

Нет, волшебники постарались. На каждом этаже имелся вполне современный санузел, душевые в каждом общежитии, сами общаги и гостиная были вполне обустроены. Никакой сырости и холода, и даже смеситель в кранах был предусмотрен, но стоило выйти за пределы гостиной, как ты тут же понимал — да, черт возьми, здесь оголтелое средневековье. Законопатить все щели в огромном замке у англичан не хватило терпения, и по коридорам и классам вовсю гуляли сквозняки, а подвал еще и сырым был. Благо, плесень в таком холоде не жила. Движущиеся лестницы с периодически исчезающими ступеньками на меня нагнали откровенный страх сломать шею, двери в классы и комнаты жили отдельной, независимой жизнью, а щедро развешанные тут и там портреты и периодически появляющиеся призраки с пустым пугающим взглядом очень напоминали надсмотрщиков. На завтрак нам всю неделю подавали тосты да овсянку с разными добавками, а тыквенный сок вообще не заменялся ничем. Плюс, поле Хогвартса на меня давило с каждым днем всё сильнее, обостряя и так острое чутьё. На четвертый день я уже заставляла себя выходить из гостиной, потому что в голову начинали лезть совершенно невыносимые запахи, шумы и гудение.

Поттер ко мне не подходил. Рон Уизли сел ему на шею и самозабвенно пел про мерзких слизеринцев, стоило мне появиться в пределах зрения Гарри. Хотя глаза у друга при виде меня делались тоскливыми. Ребенок явно хотел подойти, но общественное мнение и рыжий не давали ему это сделать. А мне было не до наших отношений — я старалась не сойти с ума.

Уроки пока были вводные, посвящались технике безопасности при работе с палочкой, чарами, зельями, объяснялись некоторые традиции маглорожденных и чистокровных, правила поведения и законы. Например, я узнала бесценную информацию о том, что колдовать любую мало-мальски мощную магию на территории Европы разрешено исключительно волшебными палочками. Также разрешалась магия, для которой маг должен был воспользоваться вспомогательными средствами и затратить длительное время на подготовку. То есть, зелья, рунические заклятья, каббалистика, гадание. Напрямую же пользоваться своими силами считалось незаконным, исключения составляли стихийные всплески детей и подростков. Короче, мне несказанно повезло, что я не засветила телекинез и лечение наложением рук. Практическое занятие за всю неделю было только одно — по трансфигурации, где я убедилась, что волшебные палочки не для меня. Все-таки меня учили другому обращению, и пусть получалось у меня там через пень-колоду, но в подкорку мозга намертво въелось уважение к потусторонним силам и осознание того, что силу эту попусту тратить нельзя. В моём понимании магия — десятиминутной песней созвать грозу и дождь на поля, пройтись по раскаленным углям босыми ногами, зарезать петуха и на крови сделать заговор, чтобы потом на войне ни пули, ни осколки не брали. А от такого бытового обращения с магией, которое пытались привить в Хогвартсе, меня тошнило. В прямом смысле. Кстати еще я проверила рецепт Гоголя — магическую силу мелового круга — на профессоре Бинсе. Сработало, действительно отгоняет нежить и её влияние, особенно, если не смотреть. А фоновый бубнеж ничуть не мешал покорять биологию.

В пятницу я не выдержала и пошла в больничное крыло. Милая медсестра помахала надо мной палочкой и вынесла вердикт:

— Ничего особенного, переутомление и нервы. У многих маглорожденных такое бывает со сменой обстановки. А обострение чувствительности от того, что ты попал в насыщенное магией место. Привыкнешь.

Меня напоили успокоительным и порекомендовали отоспаться на выходных. Жалобу на то, что с течением времени мне становится только хуже, она проигнорировала. Смутное желание свалить отсюда оформилось во вполне конкретное решение сделать это в выходные.

На завтраке ко мне подсели Теодор и Блейз.

— Что сказала мадам Помфри? — спросил Нотт, вглядываясь в лицо.

— Сказала, что я так привыкаю к магии школы плюс переутомление, нервы и посоветовала отоспаться на выходных и поменьше нервничать, — я дернула плечом, вяло ковыряясь в ненавистной овсянке.

— Да, отдохнуть тебе не помешает, — кивнул Блейз. — Выглядишь ужасно.

Я это прекрасно знала. Ввалившиеся глаза, темные круги в пол-лица и бледная кожа никого не красят.

— Сегодня зельеварение, сдвоенный урок с Гриффиндором и больше ничего, — сказал Тео. — Кабинет декана в подземельях, там тебе вроде легче?

— Мне в гостиной нормально, — криво улыбнулась я. — Она прямо под озером. В коридорах, где сыро, тоже не так плохо. А класс уже в сухом участке.

— Да, похоже на привыкание к полю Хогвартса, — озабоченно покачал головой Нотт. — Я в книжках порылся. Маглорожденным иногда становилось плохо от переизбытка магии, но за месяц они привыкали, и им становилось лучше. Особенно ярко это проявлялось у тех, что жил в магически бедных зонах. Вода выбивается из картины, но это, видимо, из-за каких-то особенностей твоей магии.

Я кивнула, с трудом запихивая в себя тост. Голова снова гудела, в висках знакомо стучало. Скоро кончики пальцев начнет покалывать, и прикасаться к вещам и людям станет опасно.

Уже сидя в классе и разглядывая коллекцию заспиртованных гадов, я тихо порадовалась, что на этом уроке не нужна волшебная палочка. Для измученного организма такой стресс был бы уже запредельным.

Снейп влетел в класс, эффектно развернулся на каблуках — полы мантии взметнулись — и ловким движением руки материализовал журнал.

— Браун Лаванда… Грейнджер Гермиона…

Я забыла о головной боли, приступах и тошноте. Все мысли вымело напрочь.

Снейп определенно не был классическим красавцем, да и желтоватая кожа с жирными волосами не добавляли ему привлекательности. Но то были проблемы с печенью и нарушение в выделении кожного сала, а не следствие неопрятности. Идеально белые манжеты, накрахмаленный воротник, блестящие ботинки, выглаженная мантия — Снейп предпочитал тот же классический стиль, что выбрала я. И он, признаться, безумно ему шел. Мужчина двигался по классу легко, резко, выверенными движениями хищника. Черные глаза смотрели пристально и тяжело, я сразу вспомнил слова миссис Дурсль о скисшем молоке. А голос… Боги, что это был за голос! Низкий, бархатный, глубокий. Снейп определенно не был классическим красавцем, нет. Он был завораживающим.

— Вы здесь для того, чтобы изучить науку приготовления волшебных зелий и снадобий. Очень точную и тонкую науку. Глупое махание волшебной палочкой к этой науке не имеет никакого отношения…

О, да, да! Не останавливайся! С веселым ужасом я поняла, что, кажется, влюбляюсь, и застонала, уткнувшись лицом в ладони.

Я точно в коме. Только моё подсознание могло придумать такого шикарного Снейпа и при этом сделать меня мальчиком. И при этом, я на сто процентов уверена, что зельевар исключительно традиционной ориентации. Кошмар!

— …хов! Волхов!

Нотт потряс меня за плечо, и я поняла, что Снейп уже несколько раз называл мою фамилию, а теперь стоит около стола и смотрит на меня.

— Да… Да, я здесь, я слушаю, извините, — пробормотала я, потирая лицо.

— Извольте смотреть на меня, когда я с вами разговариваю.

Я покорно опустила руки и уставилась на подбородок зельевара. Не в глаза, ни в коем случае! Но и подбородок меня впечатлил. Особенно губы. Бледные, сухие, но, черт возьми, их форма была идеальна! Боги, да за что мне это?! Может, сказывается недостаток секса у реального тела?

Губы дрогнули, недовольный излом разгладился.

— Вам плохо, мистер Волхов?

Да! Мне очень плохо!

— Да… То есть, нет. Я в порядке. Извините, профессор.

— Никогда не врите в ущерб себе, Волхов. Немедленно отправляйтесь в Больничное крыло.

— Я только что из Больничного крыла, сэр. Мадам Помфри уже лечила меня и сочла моё состояние подходящим для занятий.

— Что ж… — Снейп угрожающе прищурился. — На втором занятии будет практика. Ваше зелье должно быть идеальным.

— Я понял, профессор. Зелье будет идеальным.

Снейп коротко кивнул и переключился на Поттера. Опустив героя ниже плинтуса и сняв десять очков, злой гений начал вводную часть.

Ну, что сказать? Он гениальный оратор и зельевар. Но преподавать он должен в университете. Жесткий, бескомпромиссный педагог. Удав, если пожелаете. Как он диктовал технику безопасности! На каждый пункт находил какой-то совершенно жуткий случай, который описывал в самых мерзких подробностях. От его зловещего тона дети бледнели, зеленели и на котлы смотрели с ужасом. Зельевар кружил по классу хищной птицей и сверкал черными очами. Для окончательного завершения образа великого и ужасного мага не хватало только злодейского смеха. А вот о взаимодействии ингредиентов он говорил увлеченно, приводя примеры и интересные случаи. Его фантастический голос уводил слушателей в самые глубокие таинства зелий, причем лекция содержала в себе гораздо больше, чем было в учебнике, и конспектировать его успевала только Грейнджер, потому что остальные сидели, раскрыв рты, включая меня. Во второй части урока, на закрепление темы о взаимодействии ингредиентов и техники безопасности, он записал рецепт зелья на доске (кстати, отличающийся от рецепта в учебнике) и велел приступать.

Тео сходил за ингредиентами, пока я разжигала огонь под котлом и наливал воду.

— Ты вари, я займусь подоговкой, — кончики пальцев покалывало, голова начинала кружиться.

— Ты хотел сказать, подготовкой?

Подготовка. Слово имело серо-синий цвет. Здравствуй, синестезия, один из признаков шизы. Или это коматозное подсознание так развлекается?

— Да, именно это, — зависая от цветных звуков, сказала я и подтянула к себе ступку со змеиными зубами.

Вот и пригодилось моё обостренное чутьё. Я смогла сосредоточиться на приготовлении зелья и чувствовала, какие клыки лучше подходят, как их лучше размельчить, каким змеям они принадлежали. Как лучше нарезать то или иное. Когда Невилл расплавил котел, Нотт ошибся с помешиванием, и я тут же почувствовала нарушение энергии.

— Погоди, дай сюда, — я оттеснила Тео от котла, взяла ложку и прищурилась, глядя на зелье.

Снейп рычал где-то на ученика своим безумно-сексуальным голосом, который расцвечивался бордовым с золотистой искрой на хрипотце. Сознание плыло и ускользало, черпак в руке дрожал. Я понимала, что вот-вот упаду, но я должна была сдать это чертово зелье идеальным!

В носу стало влажно. По губе потекло. Я машинально облизала её. Рядом завопил Теодор. Так, помешать восьмеркой раз, в бесконечность завернуть поток, чтобы сила целительная возросла восьмикратно, обернуть кругом посолонь, очертить границу на яде снадобья и взмахнуть над ним поперек и вдоль, дабы крест поставить на недуге…

— Волхов! Волхов, достаточно, слышите? Посмотрите на меня!

Черпак вырвали из руки, за плечи оттащили от котла, но это уже было неважно. Я подняла голову, сфокусировала взгляд и улыбнулась. Какие глаза! Просто увидеть и умереть…

— Зелье идеально, профессор, — отрапортовала я.

А потом пол рванулся мне навстречу.

* * *

Многих учеников повидал Северус Снейп за свою десятилетнюю карьеру преподавателя. Одни были откровенно талантливы, но безгранично ленивы. Другие упорны, но не имеющие ни грана чутья. Были еще уникумы в лице близнецов Уизли, которые растрачивали свой исключительный талант на исключительную ерунду. А абсолютное подавляющее большинство детей просто тупо зубрило учебники, не проявляя ни грана понимания и уважения к искусству зелий. Но Вадим Волхов не попал ни под одну категорию.

Для начала, Снейп впервые за всю жизнь вызвал у ученика не страх и уважение, а восторг. Волхов буквально облизывал его восхищенным взглядом, приоткрыв рот и забыв про всё на свете. Признаться, зельевар даже растерялся. Такой взгляд Снейп видел лишь у Беллатрикс Лестрейндж в адрес Темного Лорда. А тут — мальчишка, первокурсник.

Далее Снейп впервые увидел ученика, который отказался покидать его урок по причине плохого самочувствия. А в том, что мальчишке плохо, Северус не сомневался. Он прекрасно рассмотрел и мертвенно-бледное лицо, и круги под глазами, и дрожащие руки. Когда Волхов сообщил, что утром был в Больничном крыле, мужчина поверил сразу. Характерную розовую кайму вокруг губ оставляло только его Успокоительное. О том, что Волхов не ушел с урока лишь из-за своего беспричинного восторга, Снейп постарался не думать.

И ладно бы, восторг, Снейп сделал попытку спустить мальчишку с небес на землю. Он не сомневался, что с такими дрожащими руками и плывущим взглядом идеальное зелье сварить у Вадима не получится даже с Ноттом, но и тут странный иностранец смог его удивить. Сначала он взял всю подготовку ингредиентов на себя, на чистой интуиции отобрал самое лучшее и измельчил медленно, но правильно и старательно.

В тот момент, когда Снейп призвал всех полюбоваться, как Малфой варит рогатых слизняков (кстати, Волхов делал это ничуть не хуже, но неуклюже, а Малфою зельевар лично ставил руки) класс вдруг наполнился ядовито-зеленым дымом и громким шипением. Невилл каким-то образом умудрился растопить котел Симуса, и тот превратился в огромную бесформенную кляксу, а зелье, которое они готовили в котле, стекало на каменный пол, прожигая дырки в ботинках стоявших поблизости учеников. Снейп развернулся и одним взмахом остудил жидкость. Через мгновение все с ногами забрались на стулья, а Невилл, которого окатило выплеснувшимся из котла зельем, застонал от боли, так как на его руках и ногах появились красные волдыри.

Снейп, с трудом удержавшись от крепкого словца, одним движением ладони смел в угол пролившееся зелье, палочка в его руке порхала над пострадавшим учеником.

— Как я понимаю, прежде чем снять котел с огня, вы добавили в зелье иглы дикобраза?

Невилл вместо ответа сморщился и заплакал — теперь и нос его был усыпан красными волдырями.

— Отведите его в больничное крыло, — скривившись, произнес Снейп, обращаясь к Симусу. А потом повернулся к Гарри и Рону, работавшими за соседним столом. — Вы, Поттер, почему вы не сказали ему, что нельзя добавлять в зелье иглы дикобраза? Или вы подумали, что если он ошибется, то вы будете выглядеть лучше его? Из-за вас я записываю еще одно штрафное очко на счет Гриффиндора…

— Профессор! — раздался панический вопль Теодора. — Профессор, сюда скорее!

Снейп обернулся.

Волхов стоял, пьяно качаясь и вцепившись рукой в стол. Во второй руке он держал черпак, что-то монотонно шептал и замысловато мешал зелье, вопреки всем инструкциям.

— Идиот! — все-таки выругался Снейп и схватил мальчишку за плечи, не давая упасть в котел. — Волхов! Вы, маленький самоуверенный кретин, остановитесь сейчас же!

Шепотки на зелья изучают только на высших зельях и алхимии. Они требуют предельной концентрации и особого состояния сознания, не каждый волшебник способен на такое, а Волхову этого делать было нельзя категорически!

— Волхов! Волхов, достаточно, слышите? — зельевар вырвал черпак из трясущейся руки и развернул ученика. — Посмотрите на меня!

Волхов медленно поднял голову, и зельевар перепугался. Белое лицо, огромные зрачки, из носа течет кровь. Встретившись с ним взглядом, мальчишка что-то пробормотал по-русски, улыбнулся, уверенным голосом сказал на весь класс, что приготовил идеальное зелье, и рухнул в обморок под панические вопли.

Снейп едва успел его подхватить и набросить заклинание стазиса.

— Так, — резко сказал он. — Нотт, гасите котел немедленно. К завтрашнему дню написать эссе по взаимодействию ингредиентов на примере зелья от фурункулов. И вызубрить технику безопасности назубок. А теперь берите этого шептуна и идите в Больничное крыло через мой камин. Это та дверь. Расскажете Помфри всё, что знаете. Не отвлекаемся от котлов!

Первогодки снова уткнулись в котлы, а Снейп подошел к вареву, которое сотворили Волхов с Ноттом и нервно хмыкнул.

Зелье определенно было идеальным, но как оно действовало, зельевар смог бы сказать только после экспериментов.

* * *

— …понимаю. Анализы не показывают ничего сверхъестественного, Северус. Мальчик в порядке.

— Мадам Помфри, у него открылось кровотечение. Это однозначно не привыкание к магическому полю. Если вашей квалификации не хватает, я вызываю специалистов Мунго!

Гудение трансформатора было приглушенным, боли не было, звуки перестали казаться цветными, но голова была тяжелой, а тело — слабым. Прохлада на коже, покалывания в пальцах и странных запахов больше не было. Похоже, я-таки свалилась в обморок, и меня перенесли куда-то под озеро. А теперь колдомедик и декан самозабвенно ругаются над моим беспамятным телом. И громко, черт возьми!

Я приоткрыла глаза и со стоном зажмурилась. От вспышки света в голове стрельнуло. Снейп и Помфри тут же заткнулись.

— Пить, — пробормотала я.

Голову приподняли, в губы уткнулся стеклянный край. Я выпила прохладную воду и, наконец, смогла открыть глаза.

Я однозначно была не в своей спальне и не в Больничном крыле. Какое-то слишком обжитое помещение, и кровать одна. Личные покои Снейпа?

Мадам Помфри сидела на краю кровати и с непонятным выражением на лице разглядывала меня. Позади неё темной громадой застыл донельзя мрачный декан, и взгляд его черных очей был таков, что мне захотелось скрестить пальцы, ноги и нырнуть под одеяло. Может, у него в роду цыгане были? Уж больно внешность характерная.

— Вы в состоянии отвечать на вопросы, мистер Волхов? — мягко спросила Помфри. — Как вы себя чувствуете?

— Хогвартс гудит, как трансформаторная будка. Я кожей чувствую это поле. Мне постоянно чудятся какие-то запахи от однокурсников, я не могу прикасаться к вещам и людям, я вижу… всякое. И от этого мне больно. Вы сказали, это пройдет. Но это не проходит, наоборот, всё только хуже. Даже сейчас, когда я под озером, я слышу это гудение. Тут даже воздух такой. Дышать сложно, — я бормотала, а на глаза наворачивались слезы.

Я безумно устала за эти дни.

Помфри нахмурилась и провела надо мной палочкой. От пронзившего меня потока я содрогнулась. Как медленный удар тока.

— Я не знаю, что с вами, Волхов, — призналась медичка. — Я сняла с вас все ваши обереги, но даже без них диагностика не показывает никаких отклонений для периода привыкания к магическому полю. Легкая перегруженность ауры, характерная для некоторых колдунов. В первый месяц они активно впитывают поле Хогвартса, магическое ядро насыщается магией и начинает работать в полную силу.

— Поппи, это не насыщение. Показания похожи, но его слова… это не оно, — зельевар был очень и очень озабочен. — Вызывай колдомедиков, это не твой случай. Скорее всего, что-то из родовых проклятий.

Помфри поджала губы и отправилась к камину. Я прикрыла слезящиеся глаза.

— Вы чистокровный, мистер Волхов? — спросил зельевар.

— Я… У меня по женской линии в роду ведьмы… Мужчин не было, а вот женщины — все.

— Как же так получилось, что вы родились волшебником? — выгнул бровь зельевар.

— Папа… Ну, по вашим меркам, сквиб. Я не один такой. Дядя моей бабушки тоже был. Мы не особо заостряли внимание на чистокровности.

— И никто никогда не упоминал, почему семья ушла из магического мира?

— Не… Не помню.

Зельевар молча буравил меня мрачным взглядом, я даже занервничала от такого пристального внимания и, кажется, начала краснеть. Ну, что он так меня рассматривает?

— Профессор, а зелье? — кашлянув, спросила я, бросив на него взгляд. — Зелье же получилось?

Выражение лица Снейпа изменилось с мрачного на злое.

— Да. Зелье вы сотворили… Но это не отменяет того, что вы кретин! Зачем вы на него принялись шептать? Такая магия применяется только в крайних случаях. Вообразили себя всемогущим Мерлином?

— Я что сделал? — удивилась я.

Снейп побелел от ярости.

— Вы хотите сказать, — медленно сказал он. — Что не понимали, что делали?

— Эм…

От крика и оскорблений Снейпа удержало только то, что я была больна. Но судя по едва двигающимся губам, он крыл меня еще теми словами.

— Вы… Неделя отработок… У меня… Как только вас признают здоровым! — наконец, выдавил он.

Я смотрела на разъяренного мужика и обреченно осознавала, что я та еще извращенка. Потому что вид злющего Снейпа вызывал у меня не страх и трепет, а восторженные завывания в голове: «О, Боже, какой мужчинаааа!» Может, мне не хватает адреналина?

— Как скажете, сэр.

На этом месте понабежали маги из Мунго и дружно запустили в меня каким-то заклятьем. А я снова провалилась в обморок.

— Энервейт!

Меня шарахнуло болью, и я взвыла, выгнувшись дугой. Меня тут же прижали к кровати, успокаивающе что-то бормоча. Открыв глаза, я увидела незнакомую женщину с эмблемой на груди. Рядом стоял мрачный Снейп с озабоченной Помфри. Еще один целитель, сухонький старичок, мне улыбнулся.

— Молодой человек, прошу прощения за столь резкое пробуждение, но вы должны знать, что с вами происходит. Как вы и предполагали, профессор Снейп, его состояние вызвано кровным наследием. Но это не проклятье, а скорее, выверт родовой магии. Синдром Грина, если быть точным. Редчайший случай, встречается только в чистокровных семьях древностью не менее двадцати поколений. Дар по каким-то причинам начинает передаваться исключительно по одной из линий и мутирует, наделяя своего носителя сверхчувствительностью к любым проявлениям магии. Люди с наследственным синдромом Грина могут быть способны на невероятные вещи, но не могут сотворить простейший Люмос. Классическая магия для них недоступна. Существование мужчины с таким синдромом практически невозможно, если магия в роду передается по женской линии.

Я прикрыла глаза. Вот как. Только я могла попасть в Хогвартс без возможности творить местную магию. Чудесно.

— Это лечится?

— Нет. Есть несколько зелий, они облегчат состояние и позволят вам находиться в магических местах, но полностью излечить вас нельзя. Это искажение самого дара, а не проклятье или сглаз. Вы уже пытались колдовать с помощью волшебной палочки?

— Да.

— И как ощущения? — оживился старичок. — У вас что-нибудь получилось?

Я помолчала, собираясь с мыслями и вспоминая тот единственный практикум на трансфигурации.

Расчеты взмаха были несложными для человека, получившего образование в российской школе. Закончив, я удостоилась скупого кивка профессора МакГонагалл. А вот практика стала настоящей катастрофой. Нет, ничего особо страшного не произошло: класс не взорвался, потолок не рухнул на головы. Просто я смотрела на спичку и не могла. Мне было тошно и плохо тратить свой дар так… пусто. Нет, я сделала взмах, но мерзкое ощущение стыда перед самим собой оформилось во вполне четкое ощущение тошноты, а палочка вызывала лишь брезгливость. Остаток урока я пропустила, сославшись на плохое самочувствие. К палочке я больше не прикасалась.

Целитель внимательно выслушал меня и цокнул языком.

— Жаль… жаль… Попробуйте сейчас сотворить какие-нибудь чары. Например, Люмос.

Я вздохнула, двумя пальцами достал палочку и быстро, стараясь не думать, повторила взмах.

— Люмос!

На конце палочки вспыхнул белый огонек, а мне стало так гадко, как будто меня макнули в деревенский туалет. Я выронила палочку, свесилась с кровати и распрощалась с завтраком. Целитель тяжко вздохнул и взмахом уничтожил лужу, а медсестра ласково погладила меня по спине и помогла улечься. Меня била дрожь.

— К сожалению, мальчик не потянет стандартную программу Хогвартса, — сокрушенно вздохнул целитель. — Чары, трансфигурацию, ЗОТИ — эти предметы ему недоступны.

— Меня исключат?

Радость в моем голосе озадачила волшебников.

— Нет, мистер Волхов, — наконец, отмер Снейп. — В программу Хогвартса также входят предметы, не включающие в себя использование волшебной палочки. Вам просто изменят расписание с учетом рекомендации колдомедика. Пусть часть специальностей для вас закрыта, но мы можем подобрать вам профессию с учетом вашей болезни. В частности, вы продемонстрировали весьма… впечатляющий результат на моем уроке. Вы можете стать выдающимся алхимиком.

Меня не отпустят. Хогвартс — чертова тюрьма!

— Ну-ну, молодой человек, не расстраивайтесь так, — растерянно забормотал целитель.

Медиведьма начала читать заклинания, но получила Силенцио от зельевара и возмущенно замычала. А тот бесцеремонно отодвинул её в сторону, взял в ладони моё лицо, стирая слезы, и повернул, заглядывая в глаза.

Радужки у него были настолько черными, что зрачок не было видно. Жуткие, абсолютно колдовские глаза остановили расплывшийся мир. Бархатный голос заворожил и успокоил. Я качалась на волнах густого шепота и не пыталась сопротивляться. Мне в кои-то веки было хорошо и безопасно. А руки у него мягкие, прохладные. И одежда пахла полынью и чем-то таким знакомым…

* * *

— Он уснул, — сказал Снейп и выпрямился. — Чем вы думали, мисс Треверс, когда пытались успокоить его заклинанием? Вы ничему не научились за эти годы, маленькая идиотка! Вам же ясно было сказано — сверхчувствительность к магии!

— Ну, будет вам, Северус, — добродушно замахал руками целитель. — Девочка просто растерялась, она знает, как поступать в подобных случаях.

Снейп только фыркнул и глянул на Волхова, нагло оккупировавшего его постель. Тот тяжело вздохнул во сне и повернул голову. Золотистые кудри спутались. На висках блестели дорожки слез. Ребенок был странным. И, как выяснилось, не без причины.

Целители выписали заключение для мадам Помфри и директора, порекомендовали зельевару книги с рецептами зелья для Волхова и откланялись. Зельевар постоял, глядя на безмятежно спящего ребенка, тяжело вздохнул и пошел к директору.

Вопрос с расписанием для Волхова следовало уладить сегодня же и уведомить его опекунов о замене учебников.

* * *

Я проспала почти двое суток. Как выяснилось, меня не рискнули тащить через камин, а просто превратили кресло в небольшую кровать, куда меня переложили. Когда я проснулась, Снейп уже поджидал меня в кабинете, сидя за столом. На столе стоял котел с зельем.

Зелье было какого-то совсем уж неорганического голубого цвета, но запах был очень знакомым. Я подняла взгляд на Снейпа.

— Душица, мелисса и лимон, правильно?

Зельевар ехидно изогнул бровь. Боже, ну как можно быть таким… потрясающим?

— Вы действительно хотите знать, из чего я варю это, мистер Волхов? Пейте сейчас же, пока не остыло.

Я вздохнула, приняла стакан и осторожно пригубила лекарство. На вкус оно было неожиданно приятным. После третьего глотка гудение Хогвартса начало затихать, а дышать стало на порядок легче.

Я облегченно вздохнула и залпом допила остатки. Снейп смотрел на меня, как натуралист на неизвестного жука.

— Как ваше самочувствие, мистер Волхов?

— О, спасибо, сэр, гораздо лучше! — радостно улыбнулась я.

Мне показалось, или он действительно расслабился? Ну да, плечи чуть менее напряженные, губы не такие сжатые, сел на своём кресле чуть более непринужденно, и руки завертели дорогущую перьевую ручку.

— Головокружение, тошнота есть?

— Нет.

А кабинет у него классный. Большой массивный стол из дуба. Суровый такой и вечный. Застекленные стеллажи с книгами, образцами и зельеварческим оборудованием. Хороший такой кабинет, строгий и слегка готичный. Снейп смотрелся здесь очень гармонично.

— Видимых аллергических реакций нет, — внимательно осмотрев моё лицо, сказал он. — Если почувствуете что-то, немедленно идите ко мне. Доза минимальна и рассчитана на четыре часа действия. Ваше новое расписание и учебники.

Он подвинул мне лист пергамента и пакет из книжного магазина. Так, что тут у нас… Ну да, как я и предполагала. Травология, астрономия, зелья и история остались прежними, добавились древние руны, нумерология и ритуалистика вместо трансфигурации, ЗОТИ и чар. И были расширены часы теории магии у Флитвика.

Я подняла глаза на Снейпа.

— Нумерологию я бы предпочел заменить прорицаниями.

Зельевар поморщился.

— Квалификация профессора Трелони такова, что нумерология является более продуктивным вариантом траты вашей жизни.

Я даже подзависла.

— Сэр, повторите, пожалуйста. Я запишу.

Снейп хмыкнул и положил ручку на стол. Повторять он, естественно, ничего не стал.

— Идите уже, мистер Волхов. Вы пропустите ужин. Жду в понедельник в восемь на отработку.

Я поставила кружку на стол, взял учебники и вышел, тихо прикрыв дверь.

То ли Помфри не соблюдает клятву, то ли просто известила профессоров, а те — старост и так далее. Не суть важно. Дело в том, что тем же вечером парочка слизеринцев из чистокровных подкатила ко мне в гостиной и проехалась по неспособности колдовать. А еще они осмелились закатить лекцию про превосходство магов и уничтожение маглов.

Это стало последней каплей. Я сорвалась в истерику и прямо в гостиной, на глазах у всей их братии по-плебейски набила этим двум нацистам морды. От души набила: орала что-то про погибшего на войне прадеда, Освенцим и план Ост. Разнимать драку пришлось Снейпу — он как раз заглянул на огонек, а заклятья старост не пробили защиту оберегов. Снейп с трудом оттащил меня от этих двух придурков, разобрался в ситуации и всем влепил отработки.

Потом слизеринцы продемонстрировали воспитание: в библиотеке ко мне аккуратно подсел Роланд Мелифлуа и за любезной беседой о старших и младших рунах выпытал про родовую болезнь. Я предельно вежливо объяснила, что идея чистокровности не лишена логики и смысла, но я не приемлю никаких идей о превосходстве магов.

— Почему ты так реагируешь? — удивился Роланд. — Ты же сам из чистокровных, пусть и с синдромом.

— Мелифлуа, ты в курсе вообще, что в сороковых война была?

Роланд кивнул.

— Мой прадед в сорок третьем сгорел в танке, моя прабабка осталась без брата, а судьба еще двоих из моего рода до сих пор неизвестна, — мрачно ответила я. — В этом виноваты люди, которые были уверены в своём превосходстве над другими. Они считали себя лучшей расой и решили, что остальные им должны либо подчиниться, либо умереть. Так что любой, кто вякнет об уничтожении обычных людей, получит по своей чистокровной морде.

Разговоры о чистокровности в моём присутствии больше не заводились.

Глава 6. Дар, тролль и гриффиндурство

Время шло. Я так и не поговорила с Гарри, но он без меня не страдал, вовсю увлеченный дружбой с Роном. Учеба оказалась очень интересной, особенно ритуалистика. Её вела наша профессор астрономии, и, как оказалось, она была мастером ритуалов. И знаете, те фанаты, кто хаял систему образования Хогвартса, просто не разбираются в магии. Как оказалось, нумерология — это не просто расчет по Пифагору, это фактически предсказание по цифрам, очень тесно переплетающееся с астрономией, на стыке этих двух наук шла астрология. Руны — фактически иностранный язык. Да, здесь минус, предсказывать по ним не учили, хотя у меня неплохо получалось. Занималась я вместе с третьекурсниками Слизерина и удивила очень многих, включая преподавателей, легкостью, с которой мне удавалось делать расчеты.

О том, что я целитель, знал только Роланд. Как ни странно, он не разболтал о моей способности, а через пару недель после памятного разговора, опять подсел ко мне в библиотеке.

— Волхов, ты говорил, что происходишь из семьи целителей?

Я оторвалась от учебника физики и глянула на Мелифлуа. Так-так, бледное лицо, дрожащие руки, глаза не красные, но я уверена — мальчишка плакал.

— Да. У мамы дар слабый, но даже со слабыми способностями она была лучшим зубным врачом в городе. У бабушки получалось лечить только семью, а вот прабабушка целительница очень мощная. В основном, специализируется на тяжелых болезнях, вроде мозговых травм, циррозах, рака…

Роланд вздрогнул, необычные джинсово-синие глаза вспыхнули.

— А как связаться с твоей прабабкой?

— Никак. Утонула она, когда мне было семь, — я наклонила голову набок, рассматривая поникшего парня. — Кто из твоих близких болен?

— Невеста. Элис Грей. Видел её?

Я не видела, даже вспомнить не смогла.

— У неё рак желудка. Колдомедики вернули его ко второй стадии. Развитие остановилось, но полностью излечить её может только некромант, а их выбили в Европе еще в семнадцатом веке. Услуги европейских целителей слишком дороги. А мать запрещает мне жениться на Элис, хочет разорвать помолвку, потому что даже в случае успеха болезнь может передаться ребенку. А мне не нужна другая жена!

— И ты вспомнил обо мне, — я вздохнула. — Я и не знал, что маги не могут вылечить рак.

— Не могут, — вздохнул Роланд. — Маги не болеют подобным, поэтому толковых лекарств и не придумали.

— Ладно. Пусть эта Грей подойдет ко мне сегодня вечером. Посмотрю, что можно сделать.

— А ты можешь?

— Меня учили, — уклончиво ответила я. — Был бы в семье, были бы гарантии, но моя семья пропала. Я один, так что… Но я обещаю, что сделаю всё, что смогу.

Пришлось вспомнить всё, чему меня учили в универе и дома. Я перелопатила все справочники, которые только смогла достать через миссис Дурсль и мадам Помфри. Через одолженный у Мелифлуа омут памяти восстановила диету и рецепты лекарств, на которых сидел мой дед, когда болел раком, это тоже был рак желудка. Выяснилось, что колдомедики уже выписали Грей и настойку из болиголова, и диету, правда, немного другую, и чистили энергетику. Так что пришлось трясти профессора Снейпа на наличие медвежьей желчи. Профессор вызнал, для чего мне эта желчь, и разорался.

— Ты, недоучка, решил, что сможешь вылечить неизлечимое?! Если маги болеют раком, то это признак болезни дара! Не нужно держать колдомедиков за идиотов! Да еще медвежья желчь! Решил отравить девчонку, чтоб не мучилась?!

— Значит, вы отказываетесь предоставить мне ингредиент, верно?

— Да!

— То есть, вы отказываетесь узнать, исследовать, а возможно, улучшить рецептуру лекарства, которая передавалась в моей семье из поколения в поколение и спасла не одну жизнь? Сэр, вы же не думали, что я такой идиот, взял рецепт с потолка и буду его готовить в женском туалете? — я скрестила руки на груди и выгнул бровь.

Снейп замолчал, пожевал губы.

— Фамильный рецепт? — уточнил он.

Медвежья желчь широко использовалась для лечения самых разных болезней как в России, так и в Китае. Бабушка, когда лечила деда, выписывала всякие журналы по нетрадиционной медицине, откуда и подчерпнула рецепт, а потом немного доработала его с помощью чистотела и еще трех трав. Так что да, рецепт можно считать фамильным. И да, лечебный комплекс действительно спас не только деда.

Допуск в лабораторию я получила, хоть и под присмотром Снейпа.

Однако лекарство лекарством, а лечение наложением рук требовалось как-то замаскировать под обряды. Пришлось снова лезть в омут памяти и пересматривать лекции бабушки и самые разные статьи, которые я в своё время перелопачивала и по делу, и от скуки. Я с интересом пересмотрела лекцию моего старого профессора психологии по эффекту плацебо: «Главное, заразить человека жаждой жизни и уверенностью, что лекарство поможет. И тогда даже сода вылечит гастрит». Видимо, английские колдомедики упустили этот момент в лечении девчонки, потому что Грей выглядела как унылое чмо, а Роланд ей ничуть не помогал. Интересно, они не знают или сознательно пропустили этот аспект?

* * *

Северус Снейп подозревал, что Волхов еще покажет себя, но чтобы так! Когда этот паршивец заявил, что собирается лечить раковую больную, зельевара и Помфри чуть удар не хватил. Оба пытались втолковать мальчишке, что всё возможное уже сделано, Грей вылечат и без него, что одиннадцатилетний мальчишка не должен заниматься подобным, так как не имеет нужных знаний, квалификации и сил. А потом Волхов разбил все аргументы парой слов. Помфри чуть удар не хватил. Потомственный целитель с исключительным даром! Таких во всей Европе было всего пятнадцать человек, и к ним была огромная очередь. Стоило ли говорить, как оценивались услуги такого целителя?

Пришлось взять юного недоучку под контроль и проверять все его идеи. Когда Волхов показал рецепт зелья, Снейп удивился. Ничего на основе медвежьей желчи ему не приходилось готовить. Нет, он знал о её свойствах, желчь входила в состав некоторых лекарств, но в европейской практике применялась мало. Вообще, откровенно магических компонентов в предлагаемом зелье не было, готовилось оно не очень долго, и это как раз убедило зельевара, что рецепт настоящий.

Ничего магического, ага, конечно. Волхов просто не расписал последний этап приготовления! Мальчишка перед приготовлением постился неделю, не пил своё лекарство, дожидаясь убывающего месяца, из-за чего снова чуть не слег и потащил Северуса с Грей готовить зелье на рассвете, у озера. Снейп едва удержался от крика, когда мальчишка босой, в белой рубашке встал у котла с остывающим варевом и то ли запел, то ли зашептал непонятно что, мешая зелье против часовой стрелки:

— Велю тебе, нутряная жила, Чтобы ты сама в себе рак задавила. Как сам он завелся, так чтобы сам и извелся. Девять, восемь, семь, шесть, пять, Никакому раку нутра не взять. Ключ, замок, язык. Аминь

Мальчишка повторял свой заговор, прямо на глазах впадая в транс. Его лицо просветлело, голова запрокинулась, и во вспыхнувших мистической зеленью глазах отразилась утренняя заря.

А на поляне началось непонятно что. В какой-то момент шепот-пение стал гулким, глубоким, по лесу полетело эхо. Шепот, казалось, проникал до самых костей, от него кружилась голова, белый силуэт мальчишки поплыл, размылся, и… И вдруг всё кончилось.

По лесу металось затихающее эхо. Вадим и Грей без сознания лежали на поляне. Над зельем, в котором не было ни одного магического компонента, вилась золотистая дымка. Снейп не выругался только потому, что не знал, можно ли ругаться рядом с подобными зельями.

Вадим оказался в полном порядке. Помфри отлевитировала его в покои зельевара, где ребенок проспал до обеда, а Снейп разлил зелье по флаконам и весь день потратил на эксперименты с образцом.

На лекарстве целитель не успокоился. Он стал водить Грей в Запретный лес, обтирал её заговоренной водой и ободрал всю яблоню, которая росла у Хагрида в садике. Снейп своими глазами видел, как Элис, эта брезгливая и изнеженная девушка, своими собственными руками закапывала что-то в драконий навоз на грядке Хагрида.

Помфри на такие действия только головой качала и пожимала плечами. Лечение ставило её в тупик. Однако Грей с каждым днем становилось всё лучше. Девчонка ожила, расцвела, стала улыбаться и явно получала от лечения Вадима сплошное удовольствие.

А вот самому Вадиму становилось хуже. К концу октября он загремел в больничное крыло с лихорадкой и нервным истощением. А на следующий день мадам Помфри после долгой и кропотливой диагностики заключила: Элис Грей совершенно здорова. Никакого рака.

* * *

Роланд и семейство Грей на радостях отвалили мне пятьсот галеонов. Я поглядел на мешок с золотом и с усилием придушил радостно заквакавшую жадность.

— Я за работу денег не беру, — что-что, а правила знахаря бабуля вбила в меня накрепко. — Тем более, что лечение не окончено.

Лица у Мелифлуа и Грей вытянулись. Похоже, с таким они еще не сталкивались. Я с глубоким удовлетворением разгладила складочки на своём одеяле и поправила за спиной подушку. Помфри всё еще не отпускала меня из Больничного крыла.

— Ты хочешь, чтобы мы признали долг? — после небольшой паузы спросил Роланд.

— Если хотите меня отблагодарить, сделайте что-нибудь своими руками, — сказала я.

— Что? — растерянно сказал парень.

— Что угодно. Что у тебя получается лучше всего.

— Лучше всего? — Роланд задумался, хмыкнул и загадочно улыбнулся. — А ты на мелочи не размениваешься.

— Грей, ты передала, что нужно сделать летом, чтобы изгнать болезнь из рода?

— Передала, — кивнула девушка. — Только дедушка русского языка не знает.

— Я могу приехать и поставить ему произношение, — я вздохнула. — Жалко, что пришлось так долго возиться. Почему наотрез отказались резать быка? И чего вы все так психовали?

— Ты что! — испугался Роланд. — Это же запрещенная магия! Да нас бы всех сразу в Азкабан загребли, ты даже сердце закопать не успел бы.

— Все равно не понимаю! Это же бык. Бык! Его же всё равно забьют и съедят! Чего плохого, если его смерть поможет спасти кого-то?

— Это ты чиновникам объясняй, — вздохнул Роланд.

— Спасибо, что хоть на яблоки этот маразм не распространяется, — язвительно сказала я.

Через десять дней две совы принесли мне восхитительный, немного неумелый, но явно приготовленный от души курник, бутылку яблочного морса. Роланд извинился за задержку и сказал, что оплата от него будет в декабре.

А в Хеллоуин канон постучался в двери.

Честно говоря, я напрочь забыла и про Хеллоуин, и про Квиррелла, и про философский камень. Накануне Хеллоуина я как раз-таки отлеживалась в больничном крыле, и на какой пир меня отпустила Помфри, даже не сообразила. Меня больше заботил вопрос, что я сделала не так, что меня так корежило.

От мыслей меня отвлек топот. Внушительный такой топот, нечеловеческий. И тут-то я вспомнила, что нахожусь в Хогвартсе.

Поймите меня правильно, я не трус. Но здоровенных горных троллей я боюсь. Тем более что ничего я противопоставить не могу. Ритуалистика и нумерология вещи, конечно, полезные, но не в бою. А телекинез я приберегала для совсем крайнего случая. Поэтому я, стараясь не дышать, повернула обратно, заскочила за ближайшую дверь, тихонечко её прикрыла, оглянулась и едва не выругалась.

Сука-судьба занесла меня в женский туалет. И звонкие всхлипы из кабинки не оставили мне надежд. Топот в коридоре становился ближе, и я, не помня себя от страха, влетела к Грейнджер. Девчонка увидела меня, открыла рот, но я с размаху запечатала зарождающийся визг ладонью.

— В коридоре тролль! — прошипела я.

Грейнджер, идиотка, укусила меня и в полный голос заявила:

— Тебе нельзя сюда заходить!

Тролль, привлеченный звуком, открыл дверь, и Гермиона завизжала.

— Пиздец, — обреченно выдохнула я.

Тролль выглядел так же, как и вонял, и с энтузиазмом трехлетнего дебила размахивал своей дубинкой, круша всё вокруг. Я изворачивалась как могла, чтобы не попасть под дубинку, и в ответ забрасывала тролля осколками фаянса и дерева, бестолково размахивая палочкой. От паники контроль сбоил, и осколки летели как угодно, но не так, как надо мне. Я чудом попала троллю в глаз и разозлила его еще больше. Такого мата Хогвартс еще не слышал!

Однако гриффиндорцы не подвели. Дуэт Поттер-Уизли влетел в туалет и уделал тролля за минуту.

Рев резко оборвался, затем пол сотрясло от грохота, и наступила тишина. Я облегченно выдохнула и сползла по стеночке на пол. Ага, а вот и преподы. Как будто специально за порогом поджидали, надо же!

МакГонагалл принялась отчитывать главных героев. Меня она пока не видела — я удачно сидела за поломанной дверцей.

— Ну… мы…

— Это я виновата! — заявила Грейнджер. — Я читала о троллях и решила, что смогу справиться…

— Они искали Грейнджер, её Уизли довел. Она тут с обеда плачет, — перебила я девчонку, выбираясь из своего укрытия. — Какое счастье, что я нашел её первым, правда?!

Увидев меня, взрослые онемели.

— Волхов! — глаза Снейпа полыхнули яростью. — Что вы тут делаете? Почему не в Больничном крыле?

— Мадам Помфри отпустила на праздничный пир, — ядовито отозвалась я. — Я и пошел. Иду, никого не трогаю и вдруг слышу жуткий топот и вонь. Я заскочил в ближайшее помещение, закрыл дверь и спрятался. Но тут уже была мисс Грейнджер, которая очень громко завизжала, когда Поттер и Уизли заперли нас. Пришлось отбиваться.

МакГонагалл схватилась за сердце. Снейп побледнел.

— Переводись-ка ты с Гриффиндора, Грейнджер, — добила я взрослых. — Сама видишь, какой там крысятник — девочек до слез доводят, а потом еще запирают в одной комнате с горными троллями!

— Мистер Волхов! — возмущенно воскликнула МакГонагалл.

— Что, скажете, я не прав? — я с вызовом вздернула подбородок.

МакГонагалл схватила воздух ртом и перевела взгляд на мямлящих мальчишек.

— Мы ничего такого не хотели…

— Минус двадцать очков с Гриффиндора за то, что подвергли жизнь ученицы опасности!

— И плюс пятьдесят Слизерину, — добавил Снейп с мрачным торжеством в голосе. — За адекватные действия в экстремальной ситуации и помощь сокурснику! — он перевел взгляд на зареванную Грейнджер. — Мисс Грейнджер, вам стоит посетить Больничное крыло. Волхов… — внимательный взгляд на меня, — вам тоже стоит вернуться.

Я криво улыбнулась.

И мы побрели под крылышко мадам Помфри. Я поддерживала шатающуюся девчонку под локоть, руки у меня мелко дрожали, ноги заплетались так, что было непонятно, кто кого держал. На лестнице мне стало ясно, что до больничного крыла я не дойду.

— Так, стоп, — скомандовала я и села на ступеньку, вцепившись в перила.

— Ты в порядке? — забеспокоилась Грейнджер. — Ты очень бледный.

— Еще бы я не был бледным, — я усмехнулась краешком губ. — Как это по-английски? Последствия шока. Сейчас потрясет, и пойдем дальше.

Грейнджер потопталась и присела рядом. Помолчали.

— Зачем ты рассказал, что я плакала?

От неожиданного наезда я даже зубами стучать перестала.

— Да это и так видно по твоему лицу! А Уизли следовало надавать по первое число за то, что девочку обидел.

— С нас сняли баллы! А Слизерину добавили! Ты нарочно это сделал!

— Грейнджер, ты в своём уме вообще? Тебя только что чуть не убили. Да по-хорошему тут надо полицию вызвать! Меня больше волнует, откуда в школе тролль, а не то, что твою жизнь оценили в плюс двадцать баллов Слизерину и минус Гриффиндору.

— Пятьдесят баллов Слизерину!

— Какая, нахуй, разница?! — вспылила я. — Нас чуть не убили! Почему ты не убежала, а стояла и визжала? Нас всех убить могли из-за тебя, малолетняя идиотка!

Грейнджер замолчала и надулась.

— Ну, и бежал бы!

Я усилием воли прекратила стучать зубами и поднялась. Руки тряслись, как у старика.

— Во-первых, Грейнджер, я не так воспитан, чтобы бросать в беде слабых. А во-вторых, если бы я убежал и всех бросил, меня бы на моем факультете зачморили.

— Чего? — опешила Грейнджер.

— Того! Слизерин — это элита. Это аристократы. Это воспитание. За полезность факультету меня уважают, но моё положение сложное. Я чужой, никому не родня, вдобавок, палочковая магия для меня недоступна. Перед остальными факультетами меня прикрывают, но это не значит, что кто-то защитит меня от слизеринцев, если я разрушу репутацию факультета. Профессор Снейп, конечно, не допустит травли, но отношения будут испорчены.

Грейнджер на секунду замолчала, а потом уже наехала на Снейпа. Да что ж, какая она твердолобая?!

— Он гений. Вы все должны кипятком писать от восторга, что он сидит в Хогвартсе. Это, Грейнджер, все равно, что учиться у Эйнштейна или Теслы! А что характер тяжелый, так это мелочи. Гению и не такое простительно.

Сравнение с Эйнштейном и Теслой Грейнджер выбило из колеи.

— Не может быть!

— Самый молодой мастер зелий в Европе, который улучшил антиликантропное зелье и изобрел целый ряд других зелий, автор нескольких научных монографий, а так же изобретатель заклинаний. Его работы печатают в семидесяти странах мира, его учебник по боевой магии и проклятьям включен в образовательную программу колдомедиков и авроров, а буквально прошлым летом на международной конференции в СССР он был награжден орденом Парацельса первой степени за создание алхимического комплекса Ангел-Хранитель, — я полюбовалась на отвисшую челюсть отличницы. — Так что когда он называет нас идиотами, болванами и баранами, поверь, он имеет на то полное право. Мы тупицы. А он гений.

Грейнджер открывала и закрывала рот, точно выброшенная на берег рыба. Я шла рядом, мечтательно улыбаясь. О, да, я раздобыла по моему любимому учителю всю доступную информацию. И меня очень порадовало, что он может похвастаться не только званием Пожирателя.

— Все равно, — упрямо тряхнула головой Гермиона. — Он ужасно несправедлив! Баллы снимает ни за что, а Гриффиндор ненавидит!

— Ну, положим, придирается он только к Рону, Невиллу и Гарри, — примирительно сказала я. — Ты помнишь их успехи на зельях? Они ужасны! А Гарри… Ну, Поттер тот еще олень. Даже не удосужился заглянуть в предисловие «Тысячи магических трав и грибов». А с аконитом и борцом вообще был номер! Эти цветы он каждый день поливал в саду у тетки. Не понять посыл первого вопроса Снейпа, когда на руках есть все данные — это надо уметь!

— Э… — Гермиона споткнулась. — Я читала предисловие. Да, там упоминается полынь, асфодель и еще целая туча ингредиентов Живой Смерти. Какой посыл?

— Ладно. Хорошо. Объясняю для тех, кто на бронепоезде. В самом начале предисловия сказано, что ингредиенты в зелья сочетаются не только по магической направленности и химических веществам. Особенно это касается трав и вообще не магических ингредиентов…

— Да, это четвертый абзац, третья страница.

— О как! Даже абзацы помнишь! Ну, тогда скажи, отличница, что значит полынь и златоцветник по символике викторианского словаря цветов? — я лукаво прищурилась.

— Полынь символизирует утрату, горечь и большое горе. Златоцветник… Златоцветник — цветок извинений.

— Мои сожаления последуют за вами в могилу, — подсказала я. — Но в первую очередь златоцветник один из видов Лилий. Поэтому ты учишься не на Райвенкло. Ты не сообразила проанализировать вопрос и сопоставить с данными из учебника. Ты и зелья-то варишь строго по инструкции, — я потянулась и мечтательно закатила глаза. — Корень златоцветника и настойка полыни. Я глубоко сожалею о смерти Лили. Это гениально!

— Ну, не все же гении! — обиделась Гермиона. — Он мог просто принести соболезнования, а не устраивать допрос и снимать баллы.

— Он не такой человек, Грейнджер. Плюс, это была небольшая проверка. Когда Поттер его отослал к тебе, он даже не понял, как на это реагировать. Так что задал еще пару вопросов. Если бы Поттер на них ответил, то получилось бы, что Гарри просто послал зельевара с его соболезнованиями. Снейп это понял бы и относился бы к нему, как к пустому месту. Ты можешь чего-то не знать, можешь быть хоть кривым, косым и умственно отсталым, но если показываешь желание учиться и пытаешься что-то понять, Снейп будет оценивать тебя согласно способностям. Да даже если бы Поттер подошел к нему на отработке и дал понять, что прочитал-таки предисловие и примечания, зельевар бы относился к нему ровнее. Поттер этого не сделал. Более того, он возненавидел Снейпа, потому что ему сказали, что тот плохой и предвзятый. Декан убедился, что Поттер — олень, и относится к нему, как к оленю.

Грейнджер задумалась. Я шла рядом, вспоминая прошедший месяц.

Отработки у него сначала напоминали кошмар: подготовка самых мерзких ингредиентов, оттирание котлов от непонятной бурды и мытьё полов и парт в классе. А потом я не выдержала и задала ему вопрос про шептунов. Снейп огрызнулся и послал в библиотеку. Потом на следующей отработке я задала вопрос по прочитанному. На что получила суровый взгляд, требование не отвлекать от работы и перебрать книги в шкафу. Когда я его перебрала, получила презрительное веление выкинуть все брошюры, откуда я и выудила ответ на свой вопрос. Потом приключилась Грей, и естественно, что зельевара заинтересовало зельеварение в исполнении а-ля «Лом и такая-то мать».

В общем, теперь я буду ходить к нему на отработки два раза в неделю до конца года.

Глава 7. Неудачный побег, разочарование и ящерка

Грейнджер вошла в круг общения Поттера. Как она призналась мне позже, Поттер и Уизли извинились за случай в туалете и предложили дружбу. Ну, девочка и не устояла. Я только позавидовала подобной легкости. С высоты моих двадцати пяти трудно начать искреннюю дружбу со слов «давай дружить!» С однокурсниками у меня тоже не очень сложилось. Ну, о чем говорить с детьми? Я могу общаться с Ноттом, Забини и Малфоем час, два, ну, максимум, четыре, но потом мне становится банально скучно. Со старшекурсниками общаться еще некомфортнее. Подростки — они подростки и есть: гормоны едва не льются из ушей, спермотоксикоз и самые обсуждаемые темы у них кружатся исключительно вокруг девушек, походов в бордель и свадьбы. Я и с Поттером-то дружила с позиции взрослого, наверное, поэтому он так легко перекинулся на этого Уизли. Единственный, с кем мне было комфортно общаться — самый молодой учитель в этой жуткой школе. Да-да. Несмотря на его сарказм и заскоки, общаться с ним было безумно интересно, а когда он начинал мне что-то рассказывать своим невероятным голосом, я замирала и смотрела на него, как кролик на удава.

Отработки с ним еще в период лечения Грей перетекли в дополнительные занятия, на которых профессор неожиданно согласился помогать мне и по магловским предметам.

— Вы делаете поразительные успехи, мистер Волхов, — сказал профессор, просматривая результаты контрольных. — Отчего вы не демонстрируете такие же успехи в той же травологии, теории магии, истории?

Я только опустила глаза, не выдержав пронзающего взора. Ну, не объяснять же человеку, что магловские предметы я только повторяю?

— Я прилично учусь, сэр, — тихо ответила я. — Я просто не понимаю, зачем тратить такое количество времени на эти эссе? Нет, это, конечно, важное умение — вычленить суть и уметь обрабатывать информацию, но зачем задавать эссе в длину? Это глупо!

— Это сделано для того, чтобы толпа детей занималась делом, а не разносила замок по камушкам.

— Я не настолько ребенок, — буркнула я. — И из-за этих дурацких эссе мне просто не хватит времени на магловские предметы.

— Поэтому вы откровенно саботируете выполнение домашнего задания по магическим дисциплинам, — заключил Снейп. — Волхов, я прекрасно понимаю ваши мотивы, но вам не кажется, что в вашем случае необходимо налегать как раз таки на магические дисциплины? Я вижу вас в будущем прекрасным алхимиком.

— В первую очередь я целитель, профессор. И создан я для другой магии.

Бровь Снейпа изогнулась, и взгляд профессора стал выражать уверенность в отсутствии у меня разума. Декан смотрел на меня полных десять секунд, но слава всем богам, молчал. Я и так почувствовала себя идиоткой, а если бы он что-то добавил, мое мнение о себе ушло бы в минус бесконечность.

— Хорошо, — Снейп вздохнул и сложил кончики пальцев. — Как давно вы принимали лекарство?

— Час назад, — я с вызовом вздернула подбородок и добавила. — Но я вполне способен чувствовать раны. Особенно укусы ядовитых тварей. Почему вы не обратились к Помфри, спрашивать вас бесполезно, так?

Снейп искривил уголок губ.

— Вы совершенно правы, мистер Волхов. У вас не те полномочия, чтобы я перед вами отчитывался.

Я обезоруживающе улыбнулась.

— Но рана довольно серьезная. Если лечить так, как вы лечите сейчас, останется травма. И однажды в какой-нибудь неподходящий момент она о себе… напомнит… Ох!

А ведь в книге он умер именно из-за укуса ядовитой твари! В визжащей хижине! И раньше, во времена учебы в Хогвартсе на него напал оборотень. Тоже тварь ядовитая, только Поттер его вытащил…

Кажется, я побледнела, потому что Снейп резко забеспокоился.

— Волхов? Волхов, вы в порядке?

— Я… Мне… Нормально. Да.

— У вас руки дрожат и вы бледны, как привидение, — профессор настороженно наблюдал за мной. — И зрачки расширены. Вы испугались. Чего вы испугались?

Я поспешно отвела взгляд от его лица.

— Волхов? — в низком бархатном голосе появились рокочущие нотки.

— Позвольте вам помочь, сэр! Позвольте, я вылечу вам ногу!

— Непременно. Как только вы объясните мне причину своего испуга.

Я замолчала и потерянно уставилась в стену, перебегая взглядом с одного предмета на другой.

Правда, чего я испугалась? Я же всегда знала его судьбу и еще в сентябре решила его спасти. Откуда этот приступ паники? Я рассеянно потерла лоб, собираясь с мыслями. Кажется, меня напугала взаимосвязь между ядовитыми тварями, Поттерами и визжащей хижиной. Нет, правда, это не случайность. То, что Джеймс Поттер спас Северуса от оборотня в визжащей хижине, что потом ядовитый пес, страж мертвых, дотянулся до опытного бойца с великолепной реакцией, а потом Снейпа оглушил и разоружил подросток в той же визжащей хижине, Гарри Поттер, между прочим. И что потом ядовитая тварь все-таки убила зельевара в той же визжащей хижине на глазах у того же Поттера. Как будто Северус должен был умереть еще тогда, в пятнадцать лет, от клыков ядовитой твари на глазах у Поттера, а сейчас он живет просто потому, что получил отсрочку.

Так вот, как выглядит Долг жизни.

Мне стало холодно.

* * *

Северус Снейп смотрел, как рассеянно и непонимающе скользит по стенам взгляд его ученика, и с горечью понимал, что как бы он ни экспериментировал с его зельем, а полностью избавиться от побочных эффектов не удалось.

Синдром Грин или Зеленый путь, как его называли немцы, дарил воистину уникальные способности. Но сверхчувствительность, проклятая сверхчувствительность к магии и магическим местам не давала носителям этого синдрома жить в магическом мире. Все зелья, рецепты которых удалось раздобыть, были предназначены для кратковременного использования. Для разового похода в какое-то место или пребывания небольшого количества времени среди магов.

Ни одно зелье не было рассчитано на применение дольше месяца. И ни одно зелье не предусматривало практику этого специфического дара. В противном случае наступала расплата в виде лихорадки, панических приступов, паранойи, в худшем случае — человек просто сходил с ума.

Северус модифицировал состав, подбирал ингредиенты непосредственно под Вадима и убрал побочные эффекты от долгосрочного приема. Но вот последствия от использования дара убрать не удалось. Это просто было невозможно. Лекарство угнетало сами способности, вводило их в своеобразную спячку. И использовать их во время приема зелья было нельзя. Но это школа магии, и как бы Волхов ни налегал на теорию, практика его сама находила. Та же Грей с неизлечимой болезнью. Вот здесь Снейп был искренне восхищен Волховым. С урезанными способностями мальчишка показал себя настоящим целителем. Северус и не насторожился, когда Волхов слег на неделю в горячечный бред. Мальчишка тогда совершил невозможное. А когда едва он пришел в себя — тролль. Слизеринец действовал абсолютно правильно: ушел, спрятался и затаился. Только стихийной магией забросал тролля всем, чем попалось под руку, когда тот его нашел. Снейп потом долго выслушивал отчет озабоченной Помфри о внезапном приступе по дороге в больничное крыло и потом, позже, уже глубокой ночью. И вот сейчас мальчишка едва уловил его состояние — и тут же заработал непонятный ему самому испуг.

Выход был лишь один — домашнее обучение в уединенном, не магическом месте. Но Волхову требовался учитель. Снейп с радостью променял бы толпу идиотов на одного вменяемого и действительно талантливого ученика, но в Хогвартсе его крепче цепей держали проклятый Поттер и Дамблдор.

Вадим тяжело задышал, его затрясло, и он обхватил себя руками, сползая на пол. В прозрачных зеленых глазах плескались растерянность и паника. Это уже не испуг. Это уже полноценная паническая атака.

Северус поднялся, подхватил невменяемого ученика и поспешил в свои комнаты. Он помнил, что под озером Волхову становилось легче.

* * *

Я сидела за столом в Большом зале и размазывал по тарелке овсянку. Настроение было мрачным, как небо над головой.

Только я могла попасть в Хогвартс с неизлечимой аллергией на магию. Теперь-то я выяснила, отчего меня так колбасило после заговоров. Приступы паники, испуги на ровном месте, расшатанные нервы и агрессивность — побочный эффект от лекарства! Оказывается, если продолжать в том же духе, я рискую сойти с ума. А если не принимать лекарство, опять-таки сойду с ума, уже от вспышки аллергии. Каюсь, сорвалась и попросила профессора Снейпа исключить меня из этой чертовой школы. Тот увильнул от ответа и отвел меня к директору.

Индейская народная изба мне. Не исключают из Хогвартса из-за риска сойти с ума. Только за убийство и то — с последующим переселением в Азкабан. Знаете почему? Сумасшествие для магов — норма!

Я орала. Я топала ногами. Я швырялась книгами. Я материла бородатую скотину. А бородатая скотина сочувственно улыбалась мне в ответ, лопала лимонный мармелад и убеждала, что всё будет хорошо. Проникновенно так убеждала, что профессор Снейп — умница, молодец и гений — глаз не сомкнет, найдет лекарство. У меня даже возражений не находилось. Меня хватило лишь на скупые извинения за погром и аккуратно прикрытую дверь, хотя хотелось шарахнуть её по косяку.

Ненавистная овсянка окончательно поставила точку в моём желании пребывать в этой школе. Я ушла в подземелья, собрала немногочисленные пожитки, оделась потеплее, набрала воды в найденную в почтальонке десятилитровую бутылку и неторопливо, прогулочным шагом побрела к выходу.

Вот, честно, не было никого, как там материализовался Филч?

— Первокурсникам запрещено ходить в Хогсмид!

Секунду я молча смотрела на завхоза.

— Я во двор. Или здесь тюрьма и выгуливают по расписанию?

Тон вышел на редкость язвительным, да и лицо у меня, похоже, было еще то. Старик предпочел посторониться…

— Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна и не вижу ни одной знакомой звезды. Я бродил по всем дорогам и туда и сюда, обернулся и не смог разглядеть следы. Но если есть в кармане пачка сигарет, значит, всё не так уж плохо на сегодняшний день!

Да, это я самозабвенно бренчала на гитаре песни бессмертного Цоя. Моя палатка была установлена в небольшой рощице, всего в ста метрах от железнодорожных путей. На костре доходил котелок с гречневой кашей и тушенкой, в палатке меня дожидался спальник, а территория моего небольшого ночлега была заключена в магический круг, придуманный еще в доисторические времена.

Сбежать из Хогвартса оказалось непросто.

Выйти за пределы двора мне так и не удалось. Ворота, ведущие в Хогсмид, были заперты явно на ключ, потому что телекинезом никак не брались. Ну, не выходной был! Никаких походов в деревню! Я потопталась и решила, что лучше пробраться на пристань, на лодке переплыть озеро, а там рукой подать до железнодорожных путей. Но если на пристань я попала легко, то вот с лодками случился облом. У древних деревяшек не было весел. Какое-то время я всерьез подумывала разломать одну на доски, но вовремя сообразила, что на лодке привлеку внимание. Но русские не сдаются! Я вышла к Запретному лесу, подумывая о невидимых фестралах, но рассмотрела пристань со стороны большого мира и, особо не таясь, неспешно почапала вокруг озера. Самое смешное, что никто из толпы старшекурсников и одногодок на меня не обратил ни малейшего внимания — все спешили на квиддичный матч.

Пока шла, наткнулась на кентавра. Тот мирно рыбачил на бережке и на меня отреагировал недовольным взглядом и прижатым к губам пальцем. Отличный мужик — ни кучи вопросов куда-зачем-откуда, ни претензий. Я шепотом пожелала удачного клева, на цыпочках обошла его и побрела дальше. К станции вышла через час, переоделась в кустах в более практичные джинсы с сапогами и куртку и пошла вдоль железной дороги обратно в большой мир. Кстати, едва не наткнулась на Хагрида. Чую, он спешил в деревню с вопросами о мальчике с моей внешностью. Ага, ну, пусть ищут. Зуб даю, волшебники не додумаются, что я пешком домой поперлась. Разве что Снейп… Но он-то не знает, какой отчаянный у него ученик! Дома я появляться не собираюсь, остановлюсь в какой-нибудь дешевой гостинице, созвонюсь с опекунами… или остановлюсь у Алексея Петровича! О нем подумают в последнюю очередь. Я с ним очень редко вижусь.

Осень в Шотландии дождливая, но мне пока везло. А то, что я в Шотландии, было ясно, как божий день: горы, вереск, озера… Непонятно только, где конкретно. Помню, сидели всем форумом над картой, но так и ни к чему не пришли. Ну, Шотландия не Россия, по железнодорожным путям за неделю до какого-нибудь города точно дойду. Продукты есть, вода есть, спички есть, палатка в наличии, а на сладкое — гитара!

* * *

Пропажу Северус заметил вечером, когда Волхов не пришел за лекарством. Моментально придя в отвратительное настроение, Снейп явился в слизеринскую гостиную, разогнав траурную попойку старшекурсников, и выяснил, что в последний раз Волхова видели гуляющим по берегу озера в сторону Запретного леса. Сердце декана рухнуло в пятки, и за минуту на уши был поставлен весь преподавательский состав, включая ненавистного Квиррелла. Лес прочесали, наткнулись на кентавров и из потока велеречивых и пространных оборотов выяснили, что один из них видел похожего мальчика во время рыбалки. Тот был жив, здоров и шел вдоль берега.

— Он шел к станции! — осенило директора. — Хогвартс-Экспресс пойдет только в каникулы, но мальчик об этом не знает. Скорее всего, он пошел в Хогсмид и там заночевал или вызвал «Ночной рыцарь» и уже дома! Помона, Филиус, идите в деревню, Минерва, проверь дом Волхова, остальные, прочешите лес у станции, вдруг мальчик просто не дошел?

— Я лучше сварю зелье поиска, — подал голос Северус. — У меня есть его волосы.

— Северус, подожди немного, пока проверяют дом и Хогсмид. Вдруг зелье не понадобится?

Но зелье понадобилось. Волхова не видели в деревне, опекуны, как сказала МакГонагалл, были в шоке, а искать в лесу можно было до следующей зимы. Утром уставший после бессонной ночи зельевар предъявил Дамблдору вымоченный в зелье кристалл и потребовал карту.

Кристалл показал, что Волхов находится в роще рядом с железнодорожными путями всего в нескольких километрах от станции.

— Что он там делает? — охнула МакГонагалл. — Неужели… Он всё-таки…

— Фоукс! — властно скомандовал директор и протянул руки к фениксу.

Северус зажмурился от яркой вспышки света.

Дамблдор явился через пятнадцать минут во всё той же вспышке и с бессознательным Волховым на руках.

— Мне пришлось его усыпить, — предупреждая вопросы, сказал он, передавая Вадима Помфри. — Он побежал от меня, как только увидел. Пришлось изрядно за ним погоняться, а я уже не мальчик.

Первое, что сделал Вадим, когда очнулся — заорал что-то на русском и запустил в стену стоящий на тумбочке кувшин. Дамблдор едва успел выскочить из Больничного крыла прежде, чем в него полетел ночной горшок. Следом за ним выскочила взъерошенная мадам Помфри, вся облепленная перьями, и нос к носу столкнулась с зельеваром, который нес зелье.

— Метнул в меня подушку и отобрал палочку, — потрясенно выдохнула она, прислушиваясь к воплям. — А глаза совершенно белые от ярости!

За дверью что-то загрохотало, раздался звон разбитого стекла.

— Кажется, он только что метнул ночной горшок в окно, — заметил Дамблдор, поправляя очки. — Не стоит пока туда заходить, коллеги, пусть мальчик выпустит пар и успокоится, а потом мы с ним поговорим.

— Вы сами-то верите в это, директор? — прислушиваясь к воплям, спросил Снейп. — Да Волхов скорее из окна выбросится, чем будет с вами разговаривать.

Дамблдор застыл на мгновение, а потом выхватил палочку и пинком распахнул двери, посылая заклятье сна в мальчишку. Вадим с болезненным шипением неловко осел на пол, цепляясь за спинку кровати.

Разговор с ребенком был очень тяжелым. Вадим категорически не хотел оставаться в замке, а директор не хотел исключать альтернативно одаренного иностранца. Заочное обучение в Хогвартсе не предусматривалось, а домашнее даже не рассматривалось, потому что опекуны мальчика были маглами. Конец разговору положила мадам Помфри, выгнав Дамблдора и Снейпа из Больничного крыла, когда у Вадима началась истерика.

— Он говорил, что его семья не живет в магическом мире, но я и подумать не мог, что причины окажутся настолько вескими, — Дамблдор вздохнул и покачал головой. — Раз зелья мальчику не помогают, может быть, стоит поискать артефакты? Полагаю, мне стоит поговорить с Мелифлуа и Грей. Они же артефакторы и ювелиры. Думаю, у них получится найти что-нибудь подходящее.

Снейп не стал спрашивать, что конкретно известно Дамблдору о долге Мелифлуа и Грей. В конце концов, Волхов хоть и сделал из своих способностей большой секрет, но вёл себя слишком уж беспечно, и о его общении с Элис и Роландом было известно всем.

* * *

Ящерица была большой. Сантиметра четыре. Она уютно растянулась на светло-зеленом с белыми вкраплениями змеевике круглой формы. Её серебряная спинка была усыпана прозрачными зелеными хризолитами. Змеевик оплетала серебряная веточка плюща, которая плавно переходила в цепочку с крупными звеньями. Крупный, тяжелый кулон, подходящий как для мужчины, так и для подростка.

Я протянула руку и погладила теплый камень. Меня охватило странное чувство — будто в руках лежит частичка моего дома. На обороте мелькнул вензель Роланда Мелифлуа. Змеевик и хризолит — капризные камни, просто так они не дарятся. Да и само сочетание довольно трудно встретить.

— Это щит от магических эманаций, — сказал Роланд. — От заклинаний не защитит, но ты сможешь спокойно ходить по Хогвартсу и не чувствовать всякое… неположенное.

Он сидел в гостиной Слизерина бледный от усталости. Под глазами у него залегли темные круги. Торопился, бедняга. Он не рассчитывал, что кулон придется делать с такой скоростью.

Дамблдор — тот еще ловкач. Сказал, что найдет средство, и заставил Роланда пахать и днем и ночью, а сам неспешно попивал чаек с мармеладками, осуждающе качая головой в мою сторону, но, слава всем богам, ничего не говорил на мои прогулы. Я ведь гордо игнорировала занятия по всем магическим дисциплинам и носа не высовывала из слизеринских подземелий всю неделю. Кто-то скажет, что это глупо, но я не хотела разгуливать по замку, который сводил меня с ума. Пить лекарство тоже — и так нервы ни к черту.

— Волхов, ты что, расстроен?

— Нет, — я выдавила из себя улыбку и застегнула цепочку на шее. — Кулон прекрасен, ты создал шедевр. Спасибо, Роланд. По-моему, тебе стоит поспать.

Роланд зевнул.

— Камни добыты в Уральских горах, — вдруг сказал он. — Я слышал, что у русских родная земля считается мощным оберегом.

— Это правда. Только землю надо набирать у порога дома. Да и сам я с Поволжья. Впрочем, — добавила я, погладив ящерицу. — У меня в роду были люди с Урала. И символика очень родная. Ящерица на камне… Ты читал «Хозяйку медной горы»? — Роланд отрицательно покачал головой. — Моя любимая повесть в детстве. Бабушка часто читала мне её. Там была очень похожая картинка: ящерица на камне. В наших местах их вообще было очень много… Я… я пойду…

Чувствуя, как в горле встает тяжелый комок, а в глазах вскипают слезы, я вскочила, метнулась в спальню и задернула балдахин, скрываясь от мира.

Я проплакала всю ночь. Говорю же, нервы ни к черту.

Глава 8. Каникулы и удача семьи Малфой

После получения ящерицы камни Хогвартса перестали гудеть, люди перестали пахнуть, и я наконец-то избавилась от панических атак, агрессии и слезливости. Однако кома упорно не хотела меня отпускать, и приходилось жить по законам этого гребаного мира. А это означало учебу.

Представьте, что вас, взрослого независимого человека, который уже отсидел шестнадцать обязательных лет на стульях, снова заставили сидеть и учиться, причем, сука, в интернате. Через сколько времени вы взвоете и начнете прогуливать?

— Знаешь ли тыыы вдооль ночных дорог шла босиком, не жалееея ног! Сердце егооо тепееерь в твоих руках — не потеряй егооо и не сломай, чтоб не нестиии вдоль ночных дорог пепел любви в руках, сбив ноги в кровь! Пульс его тепееерь в твоих руках — не потеряяяй его и не сломай!

Снег, сменивший слякоть и дожди, подействовал на меня самым благоприятным образом. Приближалось католическое Рождество, а вместе с ними и каникулы. А каникулы означали то, что я наконец-то покину этот замок!

Я прыгала на кровати, сверкая голыми ляжками, и мне катастрофически не хватало фена.

— Волхов, ты совсем с ума сошел, — обреченно констатировал Малфой. — Надевай штаны, у нас зелья по расписанию.

— Ааатпускаю и в нееебооо улетает с желтыми листьями наааше прошлое лееето… Малфой, к черту уроки, скидывай штаны и наворожи нам ветер!

— Волхов, мать твою, немедленно дуй на уроки! — ворвался в общагу староста, воинственно потрясая волшебной палочкой.

— Прокляни его, — подсказал Драко. — Этот сумасшедший русский уже всех достал своими песнями!

— Кто, кто, кто, кто, кто, кто этот сумасшедший русский?! — я радостно дернула ногой, отправляя свои штаны в полет.

— Силенцио!

Я обиженно показала слизеринцам средний палец и покорно пошла за штанами. Профессора Снейпа я любила, а вместе с ним и зелья…

Сучье средневековье! Ну, какого хера Роулинг устроила магов в древнем замке? Что ей мешало придумать что-нибудь потеплее?!

Продуваемые сквозняками коридоры обледенели, а окна в промерзших аудиториях дрожали и звенели под ударами ветра, грозя вот-вот вылететь. Хуже всего нам приходилось на занятиях профессора Снейпа, которые проходили в подземелье. Вырывавшийся изо ртов пар белым облаком повисал в воздухе, и я, честно говоря, удивлялся, что он не осыпается ледяным крошевом на пол. Школьники жались к кипящим котлам, рискуя получить ожоги.

Когда по окончании урока мы вышли из подземелья, то обнаружили, что путь преградила неизвестно откуда взявшаяся в коридоре огромная пихта. Однако показавшиеся из-за ствола две гигантские ступни и громкое пыхтение подсказали, что пихту принес сюда Хагрид. Я привалилась к стене, скучающе наблюдая за ребятами.

— Привет, Хагрид, помощь не нужна? — спросил Рон, просовывая голову между веток.

— Не, я в порядке, Рон… но все равно спасибо, — донеслось из-за пихты.

— Может быть, вы будете столь любезны и дадите мне пройти, — произнес Малфой, растягивая слова. — А ты, Уизли, как я понимаю, пытаешься немного подработать? Я полагаю, после окончания школы ты планируешь остаться здесь в качестве лесника? Ведь хижина Хагрида по сравнению с домом твоих родителей — настоящий дворец.

Рон прыгнул на Малфоя как раз в тот момент, когда в коридоре появился Снейп.

— УИЗЛИ!

Рон неохотно отпустил Малфоя, которого уже успел схватить за грудки.

— Его спровоцировали, профессор Снейп, — пояснил Хагрид, высовываясь из-за дерева. — Этот Малфой его семью оскорбил, вот!

— Может быть, но в любом случае драки запрещены школьными правилами, Хагрид, — елейным голосом произнес Снейп. — Уизли, из-за тебя твой факультет получает пять штрафных очков, и можешь благодарить небо, что не десять. Проходите вперед, нечего здесь толпиться.

Малфой, Крэбб и Гойл с силой протиснулись мимо Хагрида и его пихты, едва не сломав несколько веток и усыпав пол иголками. И ушли, ухмыляясь.

— Я его достану, — выдавил из себя Рон, глядя в удаляющуюся спину Малфоя и скрежеща зубами. — В один из этих дней я обязательно его достану…

— Ненавижу их обоих, — признался Гарри. — И Малфоя, и Снейпа.

Профессор МакГонагалл и профессор Флитвик развешивали рождественские украшения. Большой зал выглядел потрясающе. В нем стояло не менее дюжины высоченных пихт: одни поблескивали нерастаявшими сосульками, другие сияли сотнями прикрепленных к веткам свечей. На стенах висели традиционные рождественские венки из белой омелы и ветвей остролиста.

— Сколько там вам осталось до каникул-то? — поинтересовался Хагрид.

— Всего один день, — ответила Гермиона. — Да, я кое-что вспомнила. Гарри, Рон, у нас есть полчаса до обеда, нам надо зайти в библиотеку.

— Ах, да, я и забыл, — спохватился Рон, с трудом отводя взгляд от профессора Флитвика.

Профессор держал в руках волшебную палочку, из которой появлялись золотые шары. Повинуясь Флитвику, они всплывали вверх и оседали на ветках только что принесенного Хагридом дерева.

— В библиотеку? — переспросил Хагрид, выходя с ними из зала. — Перед каникулами? Вы прям умники какие-то…

— Нет, к занятиям это не имеет никакого отношения, — с улыбкой произнес Гарри. — С тех пор, как ты упомянул имя Николаса Фламеля, мы пытаемся узнать, кто он такой.

— Что? — Хагрид был в шоке. — Э-э… слушайте сюда, я ж вам сказал, чтобы вы в это не лезли, да! Нет вам дела до того, что там Пушок охраняет, и вообще!

— Мы просто хотим узнать, кто такой Николас Фламель, только и всего, — объяснила Гермиона.

— Если, конечно, ты нам сам не расскажешь, чтобы мы не теряли время, — добавил Гарри. — Мы уже просмотрели сотни книг, но ничего так и не нашли. Может быть, ты хотя бы намекнешь, где нам о нем прочитать? Кстати, я ведь уже слышал это имя, ещё до того, как ты его произнес…

— Ничего я вам не скажу, — пробурчал Хагрид.

— Значит, нам придется все разузнать самим, — заключил Рон, и трио развернулось к дверям.

А там стояла я.

— Поттер, ты олень! — подала я голос. — Грейнджер, а тебе вообще должно быть стыдно. Про Уизли я лучше промолчу. Да даже маглы знают, кто такой Николас Фламель!

— И кто он такой? — живо спросила Грейнджер, заткнув Рона тычком под ребра.

Я подняла бровь и выразительно посмотрела в сторону профессоров.

— Пошли с нами, — сообразил Гарри.

Герой подцепил меня под локоть и потащил из зала под гневное сопение Рона. Я покорно зашла в пустующий класс, вальяжно расселась на парте и улыбнулась ребятам.

— И вам здравствовать.

— Так кто такой Фламель? — повторила Грейнджер.

— Николас Фламель — всемирно известный алхимик, — менторским тоном начала я. — Родился то ли в семнадцатом, то ли в шестнадцатом веке, и известен тем, что был самым продвинутым искателем философского камня. По крайней мере, в документальном фильме о нем рассказывали, что он сумел добыть золото то ли из ртути, то ли из свинца. О его смерти ничего не известно. В какой-то момент он исчез. Кстати, Дамблдор с ним работал, так что, похоже, Фламелю хватило ума изобрести этот философский камень.

Троица переглянулась. Грейнджер сияла, сложив в уме два и два. Уизли перестал таращиться на меня, как Ленин на буржуазию, а Поттер выглядел так, как будто озарение свалилось ему на голову, как мешок муки.

— Засим позвольте откланяться, — я спрыгнула с парты.

— Дим, постой, — остановил меня Гарри. — Я хотел с тобой поговорить.

— Незачем, Гарри. Я всё понимаю. Ты герой, Слизерин плохой, Гриффиндор хороший.

Уизли набычился, открыл рот и что-то забурчал, но я уже захлопывала за собой дверь, оставляя за спиной обиженного Поттера.

— Своя рубашка ближе к телу, — прошептала я.

Я не собиралась вмешиваться в знакомый ход истории. Ведь пока я знаю, что будет, у меня есть преимущество. Стратег из меня херовый, я тактик и предпочитаю действовать по ситуации. Конечно, существовал нехилый шанс, что кома подключит гору прочитанных фанфиков, и в ход истории вмешаются всякие магические вектора, вылезут различные наследия, случатся невероятные пейринги и Волдеморт окажется адекватным лидером, но пока история шла по сюжету мамы Ро. Я собиралась вмешиваться в ход истории лишь как источник информации, чтобы гарантировать лояльность Поттера, когда всё закончится. Хотя, скорее всего, после седьмой книги я очнусь. Не считать же концом восьмую часть?

Хотя, учитывая, что Грейнджер таки негритянка, есть нехилый шанс застрять здесь на всю жизнь.

Что ж, в таком случае, у меня будет Северус.

* * *

Малфои были древним родом, исстари жившим в Уилтшире. Они жили на своей земле задолго до завоевания Вильгельма и пришествия норманна Арманта, который подарил роду фамилию, да что там, они застали еще те времена, когда люди бегали по лесам в звериных шкурах и почти не умели говорить. Малфои берегли свою кровь, разыскивая невест по всему миру, и не раз возрождались из, казалось бы, не имеющих к ним никакого отношения магов. Малфои свято хранили свои тайны и не доверяли самое важное бумаге. Знания передавались от отца к сыну, а иногда и не передавались вовсе. У Малфоев были и другие способы сохранить память. Они были вечно молоды, хитры, изворотливы, высокомерны и чистокровны до кончиков своих платиновых волос, цвета, которого не в силах была извести кровь матерей-брюнеток. Бесплодие, которым прокляли их предка в средние века, заставило и без того любящих отцов оберегать единственных сыновей так, что гоблины зеленели от зависти к их охранным чарам и комплектам. И развило паранойю, из-за которой единственное чадо подвергалось проверкам каждый раз, когда оно являлось домой.

Люциус Малфой смотрел на сына и не верил своим глазам.

— Отец, что не так? — Драко так испугался его перекошенного лица, что забыл и о холоде ритуального зала, и о смущении от своей наготы. — Отец?!

— Драко… — Люциус судорожно вздохнул, оттягивая ворот рубашки.

— Папа, это что-то опасное, да?

Серые глаза — единственное, что сын унаследовал от Блэков — начали наполняться слезами, и это заставило Люциуса собраться.

— Нет, нет, Драко, успокойся, всё хорошо, — мужчина поспешно закутал сына в теплый халат и вывел из круга.

— Тогда что случилось? На тебе лица нет!

— Проклятье… Наше проклятье… — Люциус всё еще всматривался в сына. — Оно ослабло.

— Эээ… — по озадаченному лицу наследника Люциус понял, что Драко не осознает масштаба этого события. — И что?

— Драко! Это проклятье на бесплодие! Мы нашли лазейки, но оно не могло стать слабее! — старший Малфой выволок сына из подвалов и потащил за собой в кабинет; портреты предков — все, как на подбор, светлоглазые, обманчиво хрупкие блондины — провожали их недоумевающими взглядами.

Люциус взмахнул дрожащей от возбуждения рукой и сказал соткавшемуся из серебристых нитей павлину: «Отец, срочно возвращайся домой!» Павлин кивнул, шагнул в солнечный свет и истаял.

Абраксас нашел сына и внука в голубой комнате.

— Ну и? — недовольно сказал он. — Люциус, что за срочность такая, ради которой я лишил памяти двух очаровательных маглянок? И почему ты пьешь огневиски? Сколько раз тебе говорить, что это вредно?!

— Проклятье на Драко ослабло, — Люциус залпом осушил бокал.

Абраксас развернулся к растерянному внуку и сощурил голубые глаза. Под взглядом деда, который выглядел ровесником Люциуса, Драко невольно выпрямил спину и спустил ноги с дивана.

— Что за бред?

— Проверь сам!

Абраксас не стал тянуть внука на повторную диагностику в ритуальный зал, а просто бросил в него чары и внимательно рассмотрел проявившуюся ауру. Озадаченно моргнул и для сравнения осмотрел сына.

— Люциус, — голубые глаза округлились, и старший Малфой осел в кресло, — плесни-ка мне коньяка…

Налили и Драко, который проникся серьезностью ситуации. В силу возраста, ромашковый чай.

— Может быть, оно слабеет из-за возраста? — предположил мальчик. — Всё-таки его наложили пять сотен лет назад, и мы делаем всё, чтобы его искупить. Ну, знаете, как у Ноттов.

— Нет, Драко, — Люциус потер виски. — Если бы это было так, ты бы родился с уже ослабевшим проклятьем. Мы смотрели тебя перед поездкой в Хогвартс, и оно было таким же, как и у меня.

— Значит, проклятье начало ослабевать в Хогвартсе, — решил Абраксас, задумчиво рассматривая солнечные блики на хрустальных гранях бокалах. — Но почему? Мы веками там учились, ничего подобного раньше не происходило.

— Драко, вспоминай, тебя угощали чем-то? Может быть, обливало каким-то неудачным зельем, заклинали, а ты промолчал? — Драко качал головой. — Ритуалы, может быть? Встреча с чем-то на Самайн? Подарки?

— Да нет, вроде, — неуверенно пробормотал младший Малфой. — Хотя… Был один подарок…

— Что за подарок? — глаза у Люциуса и Абраксаса хищно сверкнули.

— Да так, ерунда… По крайней мере, я так думал, — Драко нервно пригладил волосы и велел домовику принести свою сумку.

Люциус разглядывал широкую, узорчатую фенечку из бисера полных пять минут, проверяя её разными заклинаниями, чарами и заговорами.

— Не пойму, — Люциус хмурил брови и в явном недоумении вертел браслет. — Я чувствую, в нем явно что-то есть, но не могу понять.

Абраксас, который всё это время смотрел на фенечку так, как будто пытался что-то вспомнить, расхохотался, запрокидывая голову.

— Есть… Конечно есть! Это же восьмиконечный крест! — он в восторге хлопал себя по бедрам. — Люциус, это символ плодородия!

Глава рода выхватил фенечку и принялся вертеть в руках, цокая языком и явно понимая куда больше своего сына и внука: «зеленым по белому — накопление здоровья… шерстяная нить… мужская сила… интересно, а бисер тоже что-то может?»

— Драко, она ведь русская? — Абраксас бережно застегнул браслет на руке внука.

— Кто?

— Девушка, что подарила тебе этот браслет. Она ведь откуда-то из восточной Европы? Украинка, русская, полячка? Как её зовут? Она бесприданница, верно? Она помолвлена? Она красивая?

— Отец, мы с Нарциссой планируем помолвку либо с Паркинсон, либо с Гринграсс! Что за намеренья взять дикарку?

— Гринграсс и Паркинсон, Люциус, пусть катятся заповедными лесами да нехожеными тропами! — взвился старший Малфой. — Ты что, не понимаешь? Цвета, символика, шерсть — такие обереги не делаются на коленке за час! Это индивидуальная вещь, строго на Драко, от любящей девушки. У нас это почти забытое искусство, разве что, в Уэльсе и Ирландии можно отыскать несколько знающих старух. Только от их изделий нет никакого толка, а здесь сила! Пятисотлетнее проклятье, которое не дрогнуло от всех жертв, молитв и ритуалов, слабеет и разжимает пальцы, стоит только браслету очутиться на руке! Да даже в Восточной Европе такие искусницы — редкость, и ими не разбрасываются!

— Вообще-то, Вадим Волхов мальчик, — Драко провернул браслет на руке. — И он сплел браслет за час, а потом долго думал, куда его деть. Ну, и подарил мне.

У Абраксаса вытянулось лицо.

— Он увлекается бисероплетением, — сообщил Драко. — А еще вышивает. В его подвесках и сережках половина Слизерина ходит. Наверное, он сам не знает, что делает. Иначе так бы не разбрасывался.

Люциус задумался и медленно проговорил.

— Нет, Драко, он отлично понимает, что творит.

Абраксас метнул на сына внимательный взгляд.

— Ты думаешь, ребенок так заявляет о себе?

— А почему нет? Мелифлуа так и не расторгли помолвку с Грей. Да и на прошедшем балу Элис блистала, и от неё не пахло болезнью. Мелифлуа ничего не продавали, чтобы оплатить лечение у истинного целителя, и Грей тоже. Девушка никуда из Хогвартса не уезжала, это сразу стало бы мне известно. Значит, целителя нашли где-то здесь и расплатились чем-то другим. Этот браслет явно указывает, что это… Как его зовут?

— Вадим Волхов, — подсказал Драко и вздохнул. — Он и правда много времени проводил с Элис, это все видели. К Хеллоуину он даже попал в Больничное крыло, а вот Элис наоборот, расцвела. Только…

— Только? — подбодрил его дед.

— Только он сумасшедший, — буркнул Драко, отведя взгляд. — Магия Хогвартса сводит его с ума. У него даже справка есть из Мунго, это синдром Грин, или как-то так… Он даже сбежать пытался, только его поймали и вернули. Он потом забастовку устроил и неделю из подземелий не вылезал, только на зелья ходил. Потом вроде как нашли какое-то средство, и он спокойнее стал… Да только за эти месяцы крыша у него явно протекла!

— Драко, что за выражения? — возмутился Люциус.

— Синдром Грин… — Абраксас задумчиво провел рукой по волосам — точь-в-точь жест Драко — и поднялся. — Не припоминаю что-то. Наведаюсь-ка я в библиотеку. Люциус, разведай, что это за мальчик такой там объявился. А ты, Драко, после каникул постарайся с ним подружиться. Подружиться — это значит давать списывать домашнее задание, интересоваться, как дела, заботиться по мере сил, а не кривить надменно губы, понял?

— Дедушка!

— И напиши ему, — добавил Люциус. — А лучше, отправь-ка подарок. Пожалуй, Волхов заслужил какой-нибудь трактат… хотя, лучше подарить ему набор для рукоделия из полудрагоценных камней…

* * *

В наполненном талой водой аквариуме отражалась луна, и её серебряные блики заставляли круглые стеклянные бока светиться. Я держала в руках этот кусочек луны, смотрел в водную гладь, а прямо под глазами, как раз там, где рождается зрение, проносились видения. Шикарный замок, зеленые цветущие луга, укрытые снежной вьюгой, будто куполом, подземелья со стройными рядами странных хрустальных гробниц, в которых лежали мертвецы, похожие и прекрасные, будто спящие, а над ними, на лугу, порхали крупные белые бабочки. Гибкий девичий силуэт, танцующий в лунном свете среди брызг озера, и могучий беловолосый викинг, застывший среди полуоткрытых белых цветов, зачарованный танцем: «Ты взял мои холмы, чужак, а я возьму тебя»… Серебряные глаза на выразительном, не по-человечески красивом лице, тонкие запястья сжимает могучая рука. Сброшенный с головы венок дает круги по водной глади — тот венок до сих пор плавает в том озере. В прядях длинных платиновых волос запутались свадебные ленты. Она лежит в глубине пещер, среди своих отцов и детей, в волосах — всё те же свадебные ленты и царская тиара. А он, могучий маг-завоеватель, ставший жертвой хозяйки холмов, зарыт в землю позади замка, как и сотни супругов пресветлых, что были после него…

— Вадим! Вадим! — голос Энтони вырвал меня из сказочных видений. — Спускайся!

Я накрыла аквариум белой тряпкой, скрывая его от лунного света. Руки чуть дрожали, в голове стучала кровь. Состояние напоминало приход от травки, хотя я никаких благовоний не зажигала.

Малфои! Какого черта мне явились они? Нет, история с пресветлыми жителями холмов, которые смогли продолжить свою линию через пришедшего мага, прекрасна и объясняет странную, не вполне человеческую внешность Драко, но причем тут он? Мы с ним не настолько близки и, вообще, меня интересовало будущее мое и Северуса, а не прошлое этой семейки.

Видения означали, что либо мне придется вести с ними дела, чего категорически не советуют сказания всех Великобританских островов, либо я просто недоучка и не способна контролировать видения.

Эмили расстаралась, и Рождественский ужин поражал воображение. Нашлось место даже нетрадиционному для Англии оливье. Я благодарно поцеловала её в щеку. Энтони расспрашивал меня о магии, просил показать что-нибудь и был страшно разочарован, узнав о запрете на колдовство. Что, впрочем, мне не помешало показать живые иллюстрации в книгах и устроить маленькое чудо в местной больнице. Хорошо, что там было всего три безнадежных ребенка и молодой парень с проломленным черепом после аварии — на десяток меня бы не хватило. Конечно, я не идиотка и мгновенное исцеление им не устроила, просто после Рождества они уверенно пойдут на поправку, а к рассказам детей, что их посетил ангел и напоил волшебной водой, взрослые отнесутся снисходительно.

— Только, Энтони, умоляю, молчи. Здесь это очень незаконно — лечить обычных людей магическими методами, — сказала я по дороге домой, смывая с лица косметику и засунув в почтальонку белую простыню, в которую замоталась на манер тоги.

Энтони рулил к дому, кивал и гордо раздувался от причастности к тайне.

А утром мне подарили очень неожиданные подарки: малахитовая шкатулка с моим вензелем от Шафика (наверняка засунул нос в мой ежедневник, глазастый засранец), самая настоящая казачья шашка от Пьюси (Откуда? На кой?!) и книги, книги, книги… Безумно дорогие, украшенные драгоценными камнями, древние и новые, летописи, учебники и монографии — я в одночасье стала обладателем библиотеки, которая тянула на небольшое состояние.

— Нехилые у тебя знакомства! — воскликнул Энтони, с восторгом рассматривая серебряную, украшенную чем-то подозрительно похожим на сапфиры, обложку трактата по восточно-европейской медицине от семейства Флинт.

Эмили открыла подарочное издание «Мастера и Маргариты» и прочитала на уголке форзаца:

— Размеры нашей благодарности будут безграничны в пределах разумного. От Л.Берк и всех последующих поколений.

И тут меня озарило: мои поделки! Подвески, фенечки, сережки, мандалы, ловцы снов — я всё это делала по вечерам, в свободное время, тренируясь в оберегах, а потом просто дарила приглянувшемуся человеку. Слизеринцы кривились, презрительно фыркали, но подарок принимали и даже потом пользовались.

Ну… Кто ж знал?

Я вскрыла упаковку следующего подарка, и на колени упала красивая хрустальная шкатулка с разноцветными камнями. Камни оказались полудрагоценными, отшлифованными, ограненными, с проверченными дырочками, чтобы можно было легко их вплести в изделие.

Охренеть! Вот это подарок! Сколько раз я жалела, что у меня нет камней для оберегов, и вот — кто-то додумался!

Однако подпись на карточке дарителя заставила меня сглотнуть.

«Благодарность подобна добросовестности купцов: мы расплачиваемся не потому, что считаем несправедливым не остаться в долгу, а чтобы легче найти потом людей, которые могут нам одолжить. Род Малфой».

Блять… Я попала!

Глава 9. Уважение Слизерина и квиддич

Их сиянье гибельно для глаз. Там, где есть Они — не будет вас… …Кто отмечен не был в должный час, Тот добыча каждого из Нас.

Изменившееся отношение слизеринцев почувствовалось сразу. Из близких друзей у меня были лишь Грей и Мелифлуа, с однокурсниками более-менее ровные отношения сложились с Ноттом и Малфоем. Остальные меня гордо игнорировали, кое-кто не гнушался насмешек и издёвок. Однако после каникул Люциан Боул неожиданно заметил меня на перроне, любезно поздоровался и проводил до купе.

В гостиной каждый из ребят, которым перепала поделка, счел своим долгом со мной поздороваться, а некоторые тишком передали письма от родителей. Позабавил Малфой, помахав мне через всю гостиную и показывая на место рядом с собой. Поглядывал он на однокурсников гоголем. Как же! Никто не общался со странным иностранцем, который не побоялся выступить против старшекурсников и навалять им, а Малфой и Нотт, несмотря на кардинальные различия в мировоззрениях, практически дружили чуть ли не с первого дня. И не прогадали!

Те ребята, с которыми у нас были конфликты, были неприятно удивлены, когда попытались мне нагрубить, и тут же нарвались на недовольство всей квиддичной команды во главе с Флинтом.

— Почему вы перед ним пляшете? — не выдержал Дамиан Корнфут, тот самый чувачок, которому я набила морду в сентябре. — Он же недоколдун, почти сквиб!

— Я тебе сейчас в морду дам, Корнфут, — рявкнул Маркус. — В этом недоколдуне магии больше, чем во всем твоем семействе! Что он сделал, не твоё собачье дело, да только запомни и остальным передай — Волхов под защитой Ордена Золотой Розы! Относиться к нему следует с уважением, иначе нарветесь на недовольство священных семейств! Волхов, топай за мной!

У меня аж челюсть отвалилась.

— Э? Маркус, а за что мне такая честь? — выдавила я, семеня за капитаном. — Это безумно приятно, конечно, спасибо вам большое, но…

Флинт остановился так резко, что я влетела ему в спину.

— Волхов, ты что, не понимаешь?

— Эм… Я догадался, что это из-за моих поделок, но я не считаю, что заслуживаю… настолько горячей благодарности.

— Волхов… — лицо у Маркуса вытянулось. — Поясни.

— В смысле, я же просто так всё дарил, от чистого сердца, чтобы поделки без дела не пылились. Я не хотел просить у вас защиты или оплаты. Мне ничего не надо!

— Волхов… — выражение лица у Флинта было просто непередаваемо. — Я родился сильным магом, но уродом. Маглы называют такое генетическими отклонениями, и на Великобританских островах они не лечатся. На континенте есть ряд специалистов, но к ним я попал бы только после совершеннолетия и выложил бы за услуги почти всё наше состояние. Благодаря твоему оберегу уродство выправляется. К двадцати пяти годам оно совсем исчезнет. Отец очень рад, но все каникулы себе места не находил, гадая, чего ты хочешь и как с тобой расплачиваться. А ты подарил мне это, — он взмахнул рукой с фенечкой, — чтобы амулет в шкафу не пылился?!

Вот я лопух! В такой ситуации я могла сохранить лицо только одним путем: пошире улыбнуться и сделать вид, что так и было задумано, а я не дура и осчастливила десяток семей не по идиотской случайности.

— Ну, да, от чистого сердца, просто так! — я наклонила голову, рассматривая слизеринца. — Я посчитал нужным помочь — и я помог. Я не требую оплаты, потому что не знал, пойдет ли эта помощь впрок и нужна ли она вам вообще. Я и мой род просим оплаты лишь тогда, когда люди сами идут за помощью. Вы не просили, и я не имею права с вас что-то требовать. Так что успокой своего отца, Маркус, это было просто так. Я подарил, ты принял. К слову, мог и отказаться, как Сьюзан Боунс. Всё!

— Просто так… — похоже, такая логика не укладывалась у Флинта в голове. — Ты… Волхов, ну ты… Ты только остальным такого не говори. И отцу я ничего не скажу. И вообще, будем считать, что у нас не было этого разговора! Какую плату вы обычно берете за помощь?

— То, что у человека получается лучше всего. Плата берется с заказчика и с исцеленного.

Пауза. О, ради этого лица стоило наговорить все эти благоглупости!

— Вы очень странные, — наконец, сказал Флинт, потирая лоб. — Значит, мне надо думать, что у меня получается лучше всего, и предложить тебе как оплату?

Я пожала плечами.

— Ты мне ничего не должен.

— Нет уж! Ты сохранил наш род! Я отплачу! Не знаю пока, как, но я отплачу!

Я только снова пожала плечами, старательно удерживая благостное выражение на лице.

— Хорошо. Как скажешь, — согласилась я. — Можешь не торопиться. По времени ты не ограничен.

Я развернулась и бодренько почапала в гостиную. Спину мне буравил взгляд Маркуса. Эхо подземелий донесло до меня его бормотание: «Больше двадцати поколений чистой крови… Странные семейные традиции… Маглолюбец… Истинный целитель… Подарки на Рождество… Похоже, с нами учится прямой потомок Санта-Клауса…»

* * *

Выручай-комната. Как бывший фанат поттерианы первое, что я сделала, оказавшись в Хогвартсе — залез в Выручай-комнату и предалась греху воровства. В мою почтальонку отправились практически все мало-мальски ценные вещи. А их среди хлама оказалось не так уж и много. Ну, что школота может прятать от взрослых? Правильно! В Выручай-комнате скопилась великолепная коллекция алкоголя, начиная от перебродившего магловского пива до превосходнейшего эльфийского вина аж трехсотлетней выдержки. Еще я смогла проследить историю создания магических презервативов и зелий от нежелательной беременности. Неожиданно, но школьники активно прятали книги и личные дневники. Не то, чтобы меня привлекали записки экзальтированной средневековой девицы, но парочку интересных трактатов я нашла. В частности, работа некоего Асмодея по сексуальной магии оказалась просто дивно хороша. Столько подробностей про девственную кровь и ритуальный секс! Очень порадовала меня магическая Кама-Сутра для любителей нестандартного. С двигающимися картинками. Книжка заставила меня по-новому взглянуть на нравы волшебного сообщества. Целомудрием, моногамностью и прочими христианскими добродетелями волшебники не страдали. Диадему Лорда, кстати, так и не нашла.

Потом приключились Грей и моя болезнь, и посещения пришлось отложить. А когда я вновь посетила эту замечательную комнатку, мой исследовательский пыл угас, и выручайка стала для меня тренировочным залом.

Тренировалась я в телекинезе. Поднимала камешки, метала шарики, пыталась изменить форму вещей, удерживала несколько шкафов разом. В последнее время пыталась научиться создавать что-то вроде щита-купола, зоны, которая удержит и падающий кирпич, и заклятье. Получалось отвратительно. Мне явно не хватало живого противника. Но у меня появилась надежда, что я смогу закончить Хогвартс живой.

Я неспешно возвращалась в подземелья, когда на лестнице мне попался Невилл Лонгботтом со склеенными ногами. Мальчишка держался за перила и прыгал по ступенькам. Пухлое лицо было красным, он тяжело дышал. Увидев меня, он насупился, поджимая губы и явно готовясь к насмешкам.

Я остановилась. Хм… А ведь лет через шесть Невилл растеряет свою пухлость и будет красавчиком. Совсем как актер, который его сыграл.

— Что случилось?

— Малфой, — после удивленной паузы ответил Невилл дрожащим голосом. — Я встретил его в коридоре у библиотеки. Он сказал, что ищет кого-нибудь, на ком можно попрактиковаться.

Драко, Драко, Драко… Тонкий, гибкий мальчик с острыми чертами лица, будто вылепленный из серебра и лунного света. Он такой подвижный, не по-человечески грациозный, и улыбка у него такая красивая. Сид. Древний волшебный житель холмов Уилтшира.

И как у всех сидов понятия морали у него… своеобразные, мягко говоря.

Можно было бы вмешаться, прочитать ему лекцию о плохом и хорошем поведении, но зачем? Канон исправлять себе дороже. А у Драко всё будет хорошо, зачем рисковать?

Честно говоря, в Хогвартсе, было немало таких, как Малфой — необыкновенные дети, с нечеловеческими повадками и магией, которая лилась из них, будто они были батарейкой. Макмиллан, Паркинсон, Трэверс, Нотт… Да-да, те самые чистокровные, из священных 28 семейств. Орден Золотой Розы, как заявил Флинт, защищая меня. Помнится, поттероманы в мое время чего только не выдумывали, стараясь подвести теорию чистокровности под реалии мира. А оказалось, что всё просто! Чистокровные волшебники — сиды. Другой вид, согласно легендам, иномирный. И в таком случае объяснение Роулинг, что у каждого маглорожденного в предках был волшебник, снимает вопрос, откуда взялись сами волшебники.

— У него отвратительное чувство юмора, — я вздохнула и подхватила гриффиндорца под локоть, помогая удержать равновесие. — Извини, Невилл, я с ним поговорю.

С Флитвиком классические заклинания и чары я изучала лишь в теории, однако полугоблину были интересны мои способности, и мы активно их изучали. Оказалось, что я не могу колдовать практически всеми магическими проводниками, включая восточнославянские посохи и кольца, а взмахи, предназначенные для палочек, мне абсолютно бесполезны. Но вот стоило мне зачитать заговор, пустить шепоток по ветру, зарядить воду — и полугоблин в полном восторге принимался разглядывать результат работы. Так что он преподает мне альтернативные чары.

— Ты Волхов, да? — сказал Невилл. — Сквиб, который может варить зелья?

— Ага… Ага, нашел!

Я добыла из почтальонки свечку, щелкнула зажигалкой и наклонилась. У коленок Лонгботтома пламя предсказуемо затрещало и пошло черной копотью. Оно, конечно, справилось само, свечка-то заговоренная. Но Невилл явно не изучал чары на таком уровне, и мне захотелось пошалить.

— Во имя Отца, Сына и Святого Духа, аминь!

Старательно удерживая серьезное выражение на лице, я размашисто перекрестила скованные заклятьем ноги — и ноги разлепились!

Я выпрямилась, задула свечку и бодренько почапала вниз. Охреневший взгляд в спину — что может быть приятнее?

* * *

Зима в этом году была отвратительной. Спустя две недели после начала семестра потеплело, снег начал таять и зарядили дожди. Замок стоял на холме, и большая часть влаги стекала в озеро, но двор и стадион все равно превратились в одну сплошную грязь. Казалось бы, за три года жизни на островах мне следовало бы привыкнуть, но неопределенная слякоть меня все равно угнетала. Я и носа не хотела показывать на улицу.

А вот коренным жителям погода была нипочем. Приближались матчи, и квиддичные команды воспользовались потеплением и тренировались, невзирая на погоду. Что примечательно, никто не заболевал. Закалились, наверное.

Драко с тоской и откровенной завистью наблюдал из окна за тренировкой гриффиндорской команды, в частности, за Гарри.

— Почему ему можно? — ныл он. — Он же первокурсник! Будь он хоть трижды мальчиком-который-выжил, правила для всех!

Я философски похлопала его по плечу.

— Некоторые равнее прочих. Смирись и расслабься, Драко. Зато ты сидишь в тепле и сухости, а Поттер летает под ледяным дождем, а потом попрется в замок по колено в грязи.

Судя по лицу Малфоя, он бы тоже не отказался топать в замок по колено в грязи.

На этот раз на квиддичный матч я попала. Ну, как попала? Кребб и Гойл просто взяли меня под белы рученьки и отвели на трибуны, усадив рядом с Малфоем. Не знаю, чем он думал, но впереди нас оказались Рон и Гермиона, которые бурно обсуждали личность профессора Снейпа. Впрочем, Драко не растерялся и тут же отвесил Уизли смачный подзатыльник.

— О, Уизли, извини, я тебя не заметил.

На лице Малфоя была издевательская усмешка. Стоявшие рядом с ним Гойл и Крэбб тоже ухмылялись. Я закатила глаза и принялась скучающе разглядывать ногти.

— Интересно, как долго Поттеру удастся удержаться на метле на этот раз? Кто-нибудь хочет поспорить? Может, ты, Уизли? Хотя да, спорить-то тебе не на что…

Рон не ответил, он внимательно смотрел на поле, где Снейп только что наказал Гриффиндор штрафным очком за то, что Джордж Уизли отбил бладжер в его направлении. Гермиона, которая сидела, положив руки на колени и скрестив все пальцы, не сводила глаз от Гарри. Тот кружил над остальными игроками, оглядываясь по сторонам в поисках своего мяча.

— Кажется, я понял, по какому критерию в Гриффиндор набирают сборную по квиддичу, — громко заявил Малфой несколько минут спустя, когда Снейп снова наказал Гриффиндор штрафными очками, причем абсолютно без повода. Да, нужно же как-то поддерживать репутацию злобного ублюдка? — Жалость — вот чем они там руководствуются. Вот возьмем Поттера — он сирота. Возьмем близнецов Уизли — они абсолютно нищие. Так что странно, что они не взяли в команду тебя, Лонгботтом, — ведь у тебя начисто отсутствуют мозги…

Моё терпение кончилось. Позиция невмешательства пошла лесом. Я дернула Драко за руку, заставляя наклониться.

— Малфой, ты забываешься, — тихо прошептала ему на ухо. — Хватит позорить свой род оскорблениями в адрес тех, кто ниже тебя! Аристократы — это элита, пример для подражания, а тебе не хочется подражать, тебе хочется дать в нос!

Малфой пошел красными пятнами, вздернул подбородок и вырвал руку.

— Волхов, ты не имеешь права меня воспитывать! Что ты можешь знать о том, как воспитывают аристократов? — зашипел он.

— Ты прав. Ничего, — кивнула я. — Но зато я знаю, как не следует себя вести аристократу. В моей стране, знаешь ли, они тоже плохо себя вели и так всех достали, что такие, как я, погнали их поганой метлой.

— Не смей мне угрожать!

— А я не угрожаю. Я по-дружески предупреждаю. Будешь и дальше цепляться к другим ученикам и применять к ним заклятья без веской на то причины, я напишу твоему отцу и расскажу о твоем поведении. Раз декан закрывает глаза на твои выходки. Уверен, твой отец будет в восторге.

— Ты… ты не посмеешь! — Драко побледнел, серебряные глаза потемнели от испуга и злости. — Да я… да я тебя…

— Ну? — я сощурилась. — Дашь мне причину отказать в лечении твоего рода? У вас не только проклятье на бесплодие, Малфой, ты в курсе? А будешь портить мне жизнь, я ведь могу наградить еще чем-нибудь в довесок. Моя клятва не допустит смертоубийства, но там есть, где разгуляться, поверь. И не смотри на меня, как на врага народа. Я немного прошу. Прекрати вести себя как быдло и веди себя согласно происхождению! Это ведь несложно для высокородного?

Малфой поджал губы и замолчал.

— Рон! — вдруг воскликнула Гермиона. — Смотри на Гарри!..

Гарри внезапно устремился вниз, красиво войдя в пике, на которое зрители отреагировали аплодисментами, восторженными воплями и изумленными криками. Гермиона вскочила с места, не понимая, что происходит, а Гарри пулей несся к земле, прямо на Снейпа. Она уже поняла, что это он сам направил метлу вниз, и нервное напряжение сменилось ликованием. Снейп как раз разворачивал свою метлу, в последний момент заметив что-то золотое, просвистевшее мимо его головы, а в следующую секунду пролетевший мимо профессора Гарри вышел из пике, победно вскинув руку, в которой был зажат снитч. Трибуны взорвались криками и аплодисментами: они никогда не видели, чтобы снитч поймали в самом начале игры. Похоже было, что Гарри Поттер установил рекорд.

— Рон! Рон! Игра закончилась! Гарри выиграл! Мы выиграли! Гриффиндор вышел на первое место! — радостно вопила Гермиона, подпрыгивая на сиденье, а потом кинулась его обнимать.

Малфой дулся на меня всю дорогу в подземелья.

Глава 10. Воспитательные меры

Получив моральный пендель, Драко не разговаривал со мной неделю. Потом он стал свидетелем, как я навесила люлей Корнфуту за то, что он задирал нашу первокурсницу-полукровку Элен, и как она меня благодарила конфетами. Затем мне пришлось отбивать самого Драко от близнецов Уизли, которые вздумали отобрать у него палочку и зажать в укромном уголке с непонятными намерениями. Получила от близнецов я знатно, но не отступилась, и те, удивленные моим упорством, отстали. А я помогла Драко подняться и поковыляла с ним в Больничное крыло. Тогда в светлой головушке Малфоя что-то щелкнуло. Не знаю, к каким он пришел выводам, но поведение его разительно переменилось. Драко стал учтив с девочками (что самое замечательное, со всеми, а не только со слизеринками), перестал задираться и даже извинился перед Невиллом!

Дело было в библиотеке. Я увлеченно решала математические задачки. Решение не сходилось с ответом, и я упорно искала ошибку, когда вдруг в полнейшей тишине раздался голос Драко.

— Лонгоботтом, я был неправ. Прошу прощения за недостойное для наследника Малфоев поведение. Впредь такого не повторится.

Я оторвалась от задачи. Малфой стоял у стола, за которым сидел Невилл, сжимал руки в кулаки, краснел, бледнел, но смотрел твердо и уверенно. В общем, всем своим видом показывал, что да, это не слуховые галлюцинации, он только что принес свои извинения.

— Эээ… — глубокомысленно промычал в ответ гриффиндорец, краснея и растерянно хлопая глазами. — Да… Спасибо… То есть, извиняю…

Драко отошел от стола, развернулся, увидел меня и покраснел еще больше. Я постаралась убрать с лица выражение полного обалдения и кивнула ему на соседний стул. Драко выдохнул и покорно плюхнулся рядом.

Успех следовало закрепить.

— Молодец, Малфой! — сказала я, хлопнув его по плечу. — Я в тебя верил. Держи шоколадку.

И вытащила из почтальонки плитку магловского Alpen Gold с орехами. Драко дико покосился на обертку, как-то потерянно хлопнул глазами. Я поломала шоколад, развернула, подвинула к нему и снова вернулась к задаче. Малфой хрустел орехами, и краснота медленно уходила с его лица. Он смотрел на меня, и в серебряных глазах появлялось что-то такое… очень похожее на уважение.

Но все принятые меры по воспитанию канон не поломали.

Как-то Малфой влетел в гостиную, бесцеремонно схватил меня за локоть и, проигнорировав своих верных Кребба и Гойла, потащил в спальню. Захлопнув за нами дверь и для верности бросив заклятье, он развернулся ко мне и выпалил:

— У Хагрида только что вылупился дракон!

Серебряные глаза горели нечеловеческим огнем. На лице причудливо переплелись ужас и восторг. Его взбудораженная магия пробивалась даже через щит, и от её потока у меня шевелились волосы на затылке. Драко смотрел на меня выжидающе, а я не знала, что сказать.

— И?

— Дракон, Волхов, дракон! Такая огромная огнедышащая зверюга. Летающая. Плотоядная. Этот лесник — идиот! Притащить чудовище в школу! — взвизгнул Малфой. — Дамблдор совсем с ума сошел — позволять придурку выращивать такое!

— Может, он не знает? — предположила я. — Директор у нас с причудой, но не совсем же двинутый. А Хагрид может выращивать дракона и тайком.

Малфой задумался.

— Скажи декану, — посоветовала я. — Снейп мигом решит проблему.

— Нет уж! — неожиданно отрезал Драко. — Знаю я, как он решит проблему! Кровь в колбу номер двадцать, печень в герметичный хрустальный куб, глаза законсервировать…

— Я что-то не понял. Ты боишься дракона или переживаешь за него?

— Ну… он такой маленький, симпатичный… искрами плюется смешно… — смутился Драко и зло сверкнул глазами. — Да, мне его жалко!

— Тогда напиши отцу. Обрисуй ситуацию. Попроси отправить дракона в какой-нибудь заповедник.

— Papa поднимет дикий скандал, — поморщился Драко. — И дракончика тогда всё равно на мясо пустят… Я знаю! Один из Уизли работает в румынском заповеднике. Похожу недельку с загадочным видом вокруг троицы, а там шестой догадается написать брату! А потом их еще и прищучить можно… — Малфой аж глаза закатил от открывающихся перспектив.

Я подавила смешок.

— Малфой, если будешь стучать, делай это анонимно, — посоветовала я. — Стукачей не любят.

— Пообещай, что не скажешь профессору Снейпу!

— Обещаю, — легко согласилась я. — Мне в твои интриги влезать неохота.

Всю последующую неделю Драко разыгрывал спектакль одного актера: каждый раз при виде Гарри и Рона он так пакостно улыбался, что даже у меня мурашки шли по позвоночнику. Гриффиндорцы нервничали, вздрагивали и смотрели на потомка высокородных с опаской.

Через неделю меня вызвала мадам Помфри.

— Рон Уизли где-то нарвался, так что будешь учиться лечить укусы магических существ, — объявила она.

При виде меня Уизли подскочил на кровати, явно намереваясь дать деру.

— Ты!

— Я.

— Что ты тут делаешь?

— Я на целителя учусь. Мадам Помфри помогает с практикой.

— Какой целитель из сквиба? — презрительно скривился Рон.

— Хороший! — сурово отрезала мадам Помфри, подкравшись к Уизли сзади. — Вытяните руку, молодой человек. Так, Волхов, смотрите. Первым делом нужно вывести яд и снять отек.

Отек у Уизли был будь здоров — рука была в два раза больше, чем надо, и вдобавок зеленая. Причем цвет был настолько насыщенным, что сначала я подумала о самолечении зеленкой. Я перетянула руку жгутом, стараясь предотвратить распространение яда, и осторожно надавила на приоткрытые края укуса. Из раны засочилась прозрачная жидкость с зелеными разводами.

— Какой интересный случай! — восхитилась я, рассматривая выходящий яд. — Что тебя так цапнуло? Какая-то магическая ящерица?

— Д-да, — выдавил Рон. — Хагрид из леса принес.

Мадам Помфри вышла за зельями, а мне в голову пришла интересная идея.

— Закрой глаза и отвернись.

— Что ты будешь делать?

— Кровь тебе чистить, зрелище малоприятное, так что отвернись.

Рон покорно зажмурился и отвернулся. Я пошевелила пальцами, подхватывая сочащийся из руки яд телекинезом, и осторожно потянула. Я уже тренировалась двигать жидкости и даже их разделять, но это были масло и вода. Яд и кровь отличались, они были перемешаны, и яд шел вместе с кровью. Благо, я его чувствовала и в свое время тренировалась на профессоре Снейпе, леча его укус. Я определенно делала успехи — крови из Уизли вышло меньше, чем в свое время из Снейпа.

Мадам Помфри одобрительно цокнула языком, осмотрев полную тарелку и спавший отек, и принялась диктовать мне под запись, какие нужны зелья и в какой последовательности их пить и втирать.

Выходя из Больничного крыла, я нос к носу столкнулась с Малфоем.

— Привет. Это дракон Уизли укусил? — прошептал он с горящими глазами.

— Это врачебная тайна.

— Значит, дракон. Я знаю, что ему пришел ответ от брата, и в какой книжке лежит письмо, — сообщил Драко. — Принеси, а?

— Драко, я бы и рад помочь, но Рон сейчас мой пациент, — я развела руками. — Мне нельзя нервировать пациента.

Драко поморщился.

— Ладно. Я сам.

Строго говоря, я спокойно могла отобрать у Рона письмо, действуя в рамках предотвращения инцидентов и заботы о здоровье других учеников. Но в канонные интриги влезать — себе дороже!

Вечером Драко показал мне добытое письмо.

— У тебя есть доказательства. Отнеси письмо декану, а там он их поймает. Не за дракона, так за прогулки после отбоя точно попадет. А там из заповедника прилетят, и профессор Снейп с драконом ничего не сделает.

Драко подумал и помотал головой.

— Нет. Если я покажу письмо, профессор не станет ждать до полуночи. Он сразу пойдет к Хагриду и попадет только леснику.

— А тебе надо, чтобы непременно попало гриффиндорцам? — я закатила глаза. — Пиши тогда анонимку профессору Снейпу, что в субботу у него появится возможность познакомиться с работниками румынского заповедника драконов, снять кучу баллов с Гриффиндора и даже назначить отработку, если он прогуляется у Астрономической башни в полночь.

— Гениально! — восхитился Драко. — Так и сделаю.

К написанию анонимки он подошел ответственно: писал печатными буквами, подбросил письмо декану под дверь. И принялся с нетерпением ждать субботы.

* * *

Почему я попала на Слизерин? Однокурсники часто спрашивали меня об этом, а я в ответ говорила, что это просто самое комфортное для меня место во всем замке. Они говорили, что с моим стремлением лезть в драки и причинять справедливость мне нужно быть на Гриффиндоре, а после той истории с оберегами — что у барсуков.

Но нет, шляпа не ошиблась. Думаете, я защищаю слабых, воспитываю хулиганов и лечу всех подряд из-за своей неземной доброты и твердых убеждений? Трижды ха! Я работаю на репутацию. Слизеринец по умолчанию считается существом чванливым, высокомерным и неприятным, а тут я, весь такой кудрявый ангел с клятвой целителя на руках. В будущей мясорубке это поможет мне выжить. Так что я бью не просто потому, что мне не нравится отвратительное поведение, а с дальним прицелом.

Однако репутация делает меня предсказуемой, а потому доступной для интриг. Поэтому нет ничего удивительного, что я подралась с близнецами из-за их очередной дебильной шуточки, поэтому нет ничего удивительного, что нас поймала МакГонагалл и назначила отработки. И я даже почти не удивилась, получив записку вместе с Малфоем, что нас ждут после отбоя у ворот замка.

— Малфой, ладно, я подрался, — я повертела кусок пергамента в руках. — Но тебя-то за что?

— Кошка поймала у Астрономической башни после отбоя, — хмуро буркнул Драко.

— Малфой, вот, скажи, зачем писать анонимки, если потом ты пойдешь на место преступления? Тянет к этим гриффиндорцам, как хорька в курятник. Знаешь, что там капканы, что есть сторожевой пес, а всё равно лезешь!

— Зато я белый и пушистый, вот! — Драко показал мне язык. — И вообще, это странно. Наказывать за прогулки после отбоя прогулками после отбоя? Дамблдор придумывал, что ли?

Я вздохнула. Да, действия Дамблдора вызывали очень много вопросов.

— Готов поспорить, что теперь вы серьезно задумаетесь, прежде чем нарушить школьные правила. Если вы спросите меня, я вам отвечу, что лучшие учителя для вас — это тяжелая работа и боль… Жалко, что прежние наказания отменили. Раньше провинившихся подвешивали к потолку за запястья и оставляли так на несколько дней. У меня в кабинете до сих пор лежат цепи. Я их регулярно смазываю на тот случай, если они еще понадобятся… Ну все, пошли! И не вздумайте убежать, а то хуже будет, — бурчал Филч, ведя нас по коридорам замка.

Завхоз у нас, оказывается, любитель ужасов и талантливый лицедей. Так умело нагонять жуть на людей мог только профессионал.

Мы вышли из замка. В небе светила яркая луна, но на нее все время наплывали облака и погружали землю во мрак. Впереди показались огоньки хижины Хагрида. А потом послышался и голос великана.

— Это ты там, что ли, Филч? Давай поживее, пора начинать.

Гарри выглядел так, словно с души свалился стопудовый камень. Наивный британский мальчик.

— Полагаю, ты думаешь, что вы тут развлекаться будете с этим придурком? Нет, ты не угадал, мальчик. Вам предстоит пойти в Запретный лес. И я сильно ошибусь, если скажу, что все вы выйдете оттуда целыми и невредимыми… — зловещий хриплый шепот заставлял замирать в лучших традициях Хичкока.

Ничего удивительного, что услышав это, Невилл застонал, а Малфой остановился как вкопанный.

— В лес? — переспросил он, и голос у него был совсем не такой самоуверенный, как обычно. — Но туда нельзя ходить ночью! Там опасно. Я слышал, там даже оборотни водятся.

Невилл крепко ухватил Гарри за рукав и судорожно глотнул воздух.

— Ну вот, какой ты рассудительный стал, — в голосе Филча была радость. — Об оборотнях надо было думать прежде, чем правила нарушать.

Из темноты к ним вышел Хагрид, у его ног крутился Клык. Хагрид держал в руке огромный лук, на его плече висел колчан со стрелами.

— Наконец-то, — произнес он. — Я уж тут полчаса как жду. Гарри, Гермиона, как дела-то у вас?

— Я бы на твоем месте не был с ними так дружелюбен, Хагрид, — холодно сказал Филч. — В конце концов, они здесь для того, чтобы отбыть наказание.

— А, так вот чего ты так опоздал-то? — Хагрид смерил Филча суровым взглядом. — Все лекции им читал небось, ага? Не тебе этим заниматься, понял? А теперь иди, нечего тебе здесь делать.

— Я вернусь к рассвету… и заберу то, что от них останется, — Филч неприятно ухмыльнулся и пошел обратно к замку, помахивая лампой. Малфой, проводив его полным испуга взглядом, повернулся к Хагриду.

— Я в лес не пойду, — заявил он.

— Пойдешь, если не хочешь, чтобы из школы выгнали, — сурово отрезал Хагрид. — Нашкодил, так теперь плати за это.

— Но так нельзя наказывать… мы ведь не прислуга, мы школьники, — продолжал протестовать Малфой. — Я думал, нас заставят сто раз написать какой-нибудь текст или что-то в этом роде. Если бы мой отец знал, он бы…

— Он бы тебе сказал, что в Хогвартсе делать надо то, что велят, — закончил за него Хагрид. — Тексты он, понимаешь, писать собрался! А кому от того польза? Ты чего-то полезное теперь сделать должен — или выметайся отсюда. Если думаешь, что отец твой обрадуется, когда тебя завтра увидит, так иди обратно и вещи собирай. Ну давай, чего стоишь?

Но Малфой остался стоять, бросая на лесника острые взгляды.

— Значит, с этим закончили, — подытожил Хагрид. — А теперь слушайте, да внимательно, потому как опасная это работа — то, что нам сегодня сделать нужно. А мне не надо, чтоб с кем-то из вас случилось что-нибудь. За мной пошли.

Хагрид подвел нас почти вплотную к лесу и, высоко подняв над головой лампу, указал на узкую тропинку, терявшуюся среди толстых черных стволов. Свет лампы отбрасывал неверные тени. Серебряные капли на земле цепочкой уходили куда-то вглубь леса. И тишина. Даже птицы не перекрикивались.

— Вон смотрите… пятна на земле видите? — обратился к ним Хагрид. — Серебряные такие, светящиеся? Это кровь единорога, так вот. Где-то там единорог бродит, которого кто-то серьезно поранил. Уже второй раз за неделю такое. Я в среду одного нашел, мертвого уже. А этот жив еще, и надо нам с вами его найти, беднягу. Помочь или добить, если вылечить нельзя.

— А если то, что ранило единорога, найдет нас? — спросил Малфой, не в силах скрыть охвативший его ужас.

Я молча развернулась и потопала обратно в замок.

— Это… куда? — растерянно ахнул за спиной лесник. — А того… отработка? Возвращайся!

Я остановилась и повернулась к потрясенным ребятам.

— Малфой прав. Я бы и в обычный лес ночью не пошел, а тут бродит неизвестно какая дрянь, которая заваливает волшебную лошадь. Далеко не беззащитную, между прочим. А вы на поиск этой твари отправляете группу первоклашек, вместо обученных людей. Драко, пойдем собирать вещи. Я уверен, твой отец тебя поймет, если между жизнью и исключением ты выберешь исключение. И вообще, за отказ от отработки не исключают. Пошли, чего стоишь? Ты у мамы единственный сын.

Малфой на секунду задумался: посмотрел на меня, на серебристые пятна, на темную громаду Запретного леса, послушал мертвую тишину — и, махнув рукой, пошел ко мне.

— Нет в лесу никого такого, кто б вам зло причинил, если вы со мной да с Клыком сюда пришли, — завопил Хагрид. — С тропинки не сходите — тогда нормально всё будет!

— Нормально всё будет, когда я уведомлю Совет Попечителей о том, что творится в этой гребаной школе! — я схватила Драко за руку и потащила за собой. — Школьников! В Запретный лес! Где водятся гигантские пауки, которые любят человечину! Да идите-ка вы на хер!

Я остановилась, обернулась и рявкнула на гриффиндорцев:

— А вы чего стоите? Жить надоело? Живо за мной!

Дети неуверенно переглянулись и побрели за мной.

Бунт на корабле был задавлен МакГонагалл. Замдиректора примчалась на зов Филча, наорала на меня и, как настоящая Баба-Яга, отправила нас обратно в лес. У меня просто не было шансов дойти до кабинета декана.

Но я не собиралась сдаваться. Раз не хотят по-хорошему, будем по-плохому.

Прямо в коридоре, на глазах изумленной МакГонагалл я подобрала полы мантии и села на холодный пол.

— Я никуда не пойду!

— Мистер Волхов! Пятьдесят баллов со Слизерина за непослушание!

— Да хоть сто! — рявкнула я. — Я не пойду в лес. Там бродит чудовище, которое убивает единорогов, а еще водятся оборотни и огромные плотоядные пауки! Можете обораться, но я с места не сдвинусь! Драко, зови своего филина, сейчас мы будем писать твоему папе жалобу!

Драко покорно дунул в специальный свисток. Декан Гриффиндора смотрела на меня как на инопланетянина. Судя по всему, с таким она еще не сталкивалась.

— Что вы себе позволяете? — грозно нахмурив брови, спросила она. — Как вы смеете перечить решению директора?

— Ах, директора, — пропела я, ничуть не впечатлившись видом декана. — Драко, пиши.

Драко с видом заправского секретаря выхватил откуда-то из недр своей мантии блокнот и перьевую ручку.

— Дорогой отец! Обращаюсь к вам в надежде повлиять на ситуацию. Наш многоуважаемый директор Дамблдор решил, что подготовка учеников настолько хороша, что в качестве отработки посылает ночью группу первоклашек охотиться на убийцу единорогов в Запретный лес, неизвестную тварь, которая спокойно заваливает волшебную лошадь. В качестве сопровождения и поддержки он предлагает полуграмотного лесника с тремя классами образования. Просим вас уведомить Совет Попечителей и поднять вопрос о соответствии директора Дамблдора и декана факультета Гриффиндор профессора МакГонагалл занимаемой должности, потому что они совсем оборзели от вседозволенности. Дай-ка я подпишу!

По мере диктовки глаза у МакГонагалл, гриффиндорцев и Хагрида становились все круглее и круглее. На лице Грейнджер читалось задумчивое: «А что, так можно было?». Драко с довольным видом поставил изящный вензель в качестве подписи, аккуратно вырвал страницу из блокнота. В коридоре раздалось мелодичное уханье, и на плечо Малфою сел красивый филин.

Разумеется, МакГонагалл начала качать права и давить авторитетом. Разумеется, она не позволяла отправить письмо и угрожала всеми правдами и неправдами. И если бы на моем месте был обычный ребенок, он бы уже давно топал по Запретному лесу, раскаиваясь во всех грехах. Но у меня было огромное преимущество перед остальными детьми: я не боялась авторитетов. Чувствуя мою уверенность, за мной потянулся Драко и, пока мы собачились с МакГонагалл, смог отправить филина. Когда декан опомнилась, филин уже растаял в темноте ночи.

— Волхов, Малфой, я этого так не оставлю! — пригрозила она.

— Нет, профессор, это я вам этого так не оставлю, — спокойно сказала я. — Вы не имеете никакого права рисковать жизнями учеников.

— В Запретном лесу нет ничего, что бы угрожало жизням учеников! — пошла МакГонагалл на второй круг.

— Колония акромантулов, десять видов магических змей, невидимки фестралы, хищные растения, высасывающие кровь из жертвы, — перечислила я, — безопасны, слов нет! Что ж мы экскурсии не организовываем, а, профессор? Что ж в теплицах ковыряемся и загоны строим, а не наблюдаем за учебными пособиями в их естественной среде обитания? С меня хватило тролля, профессор, чтобы понять, как наплевательски относятся к жизням учеников в данной… школе. Так что если Поттеру, Грейнджер и Лонгботтому надоело жить, пусть они скачут козами, куда вы их там посылаете. А мы с Малфоем ценим свои жизни. Пойдем спать, Драко. Доброй ночи!

Я подцепила Драко под локоть и повела его в подземелья, не обращая внимания на обомлевшую от такой наглости женщину.

Глава 11. Директор и проблемы одинокого зельевара

Как оказалось позже, гриффиндорцы все-таки отработали наказание по сценарию. Только вот в роли нормального ребенка, который на опасность заорал и побежал, оказался Невилл. А дальше было совершенно неканоничное развитие событий.

На следующее утро донельзя мрачный Снейп повел меня к директору и всю дорогу сверлил тяжелым нечитаемым взглядом.

Каменная горгулья, каменный эскалатор, и вот она — комната хогвартского короля.

Кабинет… отвлекал. Приборы блестели и переливались в самых разных частях помещения, каждый уголок на стенах был увешан портретами в позолоченных рамах, насест с птицей феникс, книги, свитки, бумаги, шорохи, поскрипывания — во всём этом было очень легко потеряться. Я сконцентрировала внимание на мебели — единственной константе в этом хаосе. Шкафы, полки, стол, камин… Хм, а в них чувствовалась гармония. Наследие прежних директоров? Интересно, а это возвышение, на котором стоит директорский стол, предусмотрено старыми планами, или это дизайнерская находка Дамблдора? Если так, то это много говорит о нашем директоре. Как он умудряется работать в такой обстановке? Или он специально для меня постарался?

Сам Дамблдор восседал за своим рабочим столом. Когда мы вошли, он неспешно отложил перо в сторону, сложил руки перед собой, сцепил пальцы в замок и метнул на нас взгляд из-под очков.

— Здравствуйте, мистер Волхов, — мягко сказал он, улыбнувшись.

— Здравствуйте.

— Северус, ты можешь быть свободен.

— Нет, — возразила я. — Профессор Снейп, я прошу вас остаться.

— Вадим, у профессора много дел, — отечески пожурил меня директор. — А я хотел пообщаться с тобой с глазу на глаз касаемо твоего поведения. Профессор уже поставлен в известность о твоей вчерашней выходке, ни к чему его задерживать.

— Нет, — я схватила развернувшегося Снейпа за рукав. — Профессор, я прошу вас остаться как ученик вашего дома.

Такую формулировку декан проигнорировать не мог при всем желании. Хорошо, что я внимательно читала правила! Поддержка, правда, из него так себе, но при нем Дамблдор не будет лезть ко мне в мозги. Наверное.

— Уберите руки, Волхов, — зельевар брезгливо стряхнул с рукава мою ладонь и с видом великомученика уселся в кресло. — Вы мне будете должны за эту выходку!

Я кивнула, покорно соглашаясь на очередной мозгодробительный перевод, и обернулась к директору. Тот расплылся в мудрой понимающей улыбке в ответ на такое недоверие.

— Да, директор, вы мне до сих пор не нравитесь, — кивнула я. — Можете не делать такое лицо. И в глаза мне смотреть не надо. Я помню, что вы сделали с моими опекунами.

— Удивительно, как первое впечатление может повлиять на отношения, — вздохнул старик. — Оно бывает обманчиво. Итак, мне хотелось бы поговорить о твоем поведении, Вадим. Ты отказался помогать Хагриду в спасении единорога. Ты обидел профессора МакГонагалл и подбил Драко Малфоя на отказ от отработки. Поднят вопрос о дисциплинарном взыскании вас обоих.

— Вас называют маглолюбцем и считают покровителем маглорожденных, — ответила я с любезной улыбкой. — Да. Впечатление бывает обманчиво. Я-то знаю, что вы просто хотите извести всех волшебников под корень.

За спиной поперхнулся Снейп. Портреты за спиной директора проснулись и с неподдельным интересом уставились на меня. Даже Фоукс поднял голову.

— Почему ты так решил? — Дамблдор был настолько ошарашен, что уронил очки и забыл придать голосу мягкости.

— Ну, как же? — я начала загибать пальцы. — Тролль, который чуть не убил двух первокурсников, цербер на третьем этаже за дверью, которую можно открыть даже отмычкой, отсутствие всякой страховки на движущихся лестницах с исчезающими ступеньками, отработка за прогулку после отбоя в виде прогулки после отбоя по лесу, который кишит всякими тварями… Сэр, я понимаю, это очень удобно — устранять волшебников еще в сопливом возрасте, но, может быть, стоит оставить пост и уйти отшельником в горы, раз вы не в силах сдерживать свою ненависть?

Да, лучшая защита — это нападение. Выражение лица светоча волшебного мира было просто бесценным. За спиной подозрительно раскашлялся Снейп.

— Очень печально, что у тебя сложилось такое впечатление, — пробормотал Дамблдор. — Но эти обстоятельства не зависели от меня.

— Вы директор. Вы обязаны обеспечивать безопасность. Если вы не в состоянии уследить за школой, то извольте уступить место другому, — отчеканила я. — А дисциплинарное взыскание… впрочем, мне все равно, проводите.

— Ты не понимаешь серьезности своего положения, Вадим, — нахмурился Дамблдор. — Дисциплинарное взыскание — это отметка в личном деле…

— Угу, запрет на работу в правоохранительных органах и государственных организациях, — перебила я. — Профессор, вы что, серьезно думаете, что меня это волнует? С каких пор за отказ рисковать жизнью назначают дисциплинарное взыскание? Кстати, не надо думать, что раз я иностранец, то не знаю сложных слов. Отработка — это и есть дисциплинарное взыскание. Но за что? За хамское поведение? Так я не хамил, а адекватно реагировал на угрозу своей жизни. Я готов поделиться воспоминаниями об этом моменте. Отказ от формы отработки не считается за нарушение, я согласен драить котлы, писать строчки, отмывать окна… Даже на порку публичную согласен, а вот гулять по лесу ночью — нет.

Дамблдор молчал.

— Итак, подведем итог. Вы назначили мне дисциплинарное взыскание, сэр, в виде отработки за то, что я отказался рисковать жизнью, — заключила я. — И начали меня этим пугать с целью какой-то манипуляции. Директор, вы случайно не в паука превращаетесь?

— Я вижу проблему немного иначе, Вадим, — вздохнул Дамблдор. — Да, я рассчитывал, что ты испугаешься и осознаешь, как нехорошо вчера поступил, но твои опекуны оказались правы — ты очень умный мальчик. А раз так, я буду говорить с тобой откровенно. Запретный лес находится в ведении Хогвартса. Если в нем происходит что-то, что выбивается за рамки естественного отбора, волшебники обязаны вмешаться. И такая ситуация произошла — начали умирать единороги. Кентавры сказали, что убивает не просто темное создание, а человек, волшебник. Посылать взрослых обученных преподавателей — значит спровоцировать этого волшебника на применение запрещенных и смертельных заклятий. Лишь дети, малолетние ученики, могли найти и задержать его. На всей территории Хогвартса дети находятся под защитой мощных чар, и ни один волшебник, а в особенности преподаватель, не в силах причинить ребенку смертельный вред. Хагрид замечательный лесник и прекрасно способен защитить детей от лесной нечисти. Риска для вашей жизни не было, ты помог бы поймать преступника, который убивал редких волшебных существ. Ты отказался и подвел не только меня. И подбил сделать это другого ученика.

— Неа, не получится, сэр, — покачала головой я. — Никаких угрызений совести я испытывать не буду. Я действовал в рамках тех знаний, которыми располагал. Согласно им ночная охота на неизвестное опасное существо в магическом лесу под присмотром раздолбая — смертельно опасное мероприятие. И я сделал всё, чтобы защитить учеников. Если бы я знал о таких особенностях местной магии… То всё равно поступил бы так же. Я успел познакомиться с Миртл Уоррен, сэр. Никогда не знаешь, в каком виде придет смерть. У вас всё?

— Форму отработки с тобой согласует профессор Снейп, — тяжело вздохнул директор. — Можешь идти.

Едва мы отошли от кабинета, профессор Снейп схватил меня за локоть и завел в ближайший пустой класс.

— Волхов, вы идиот? — от низкого голоса по позвоночнику побежали сладкие мурашки.

— Это был риторический вопрос?

Я покрутилась по классу, стараясь не смотреть на своего учителя. Как назло, сегодня он снял свой сюртук и красовался в мантии. Да, той самой, приталенной, с отворотами, обтягивающими рукавами и знаменитыми разлетающимися полами, за которые недоброжелатели прозвали его летучей мышью. Он не преобразился в красавца, но… Густые черные волосы блестящей волной лежали на плечах, молочная белизна кожи красиво подчеркивала розовые губы. Каюсь, получив доступ к телу, я исцелил не только ногу. Но кто бы мог подумать, что, сойдя, желтизна уступит вовсе не землистой бледности, а такому потрясающему цвету лица? В сочетании с харизмой и движениями хищника, всё это превращало сальноволосого мизантропа в сногсшибательного мужчину. Снейп теперь стал в сотню раз злее — прямо пропорционально количеству поклонниц. Лично слышал, как старшекурсницы обсуждали связь между размером носа и содержимым мужских штанов. А размер просто завораживал…

Мне одиннадцать лет. Я вообще мальчик. Мне ничего не светит. Смирись и расслабься, Вадим.

Что со мной будет годиков через пять при виде Снейпа, представлять не хотелось категорически.

* * *

Северус и не подозревал, что, допустив Волхова к лечению в обмен на редкое зелье, в придачу получит кучу проблем. Начиналось всё безобидно. Печень — вечная проблема всех зельеваров — перестала беспокоить тяжестью и коликами. Затем наладилось пищеварение, и Северус смог полакомиться любимым мясом без изжоги. Бесследно пропали усталость и бессонница. Он практически помолодел. На фоне этих приятных открытий избавление от хронической засаленности волос, желтушных лица и зубов он бы и не заметил, если бы не прибывшая с рождественских каникул профессор Вектор. Она столкнулась с ним в дверях Большого зала и с изумлением воскликнула: «Северус, ты? Как ты похорошел! Влюбился?»

Перемены, происходившие незаметно для него самого, были замечены коллегами и — о ужас! — учениками. И для Северуса наступил ад на земле. Его забросала валентинками большая часть половозрелых девиц. Ему пришлось отказаться от вечернего патрулирования коридоров, поскольку пышущие гормонами подростки буквально лезли ему в объятья, норовя обслюнявить. Не спасала ни репутация бессердечного ублюдка, ни власть декана, ни отработки. Единственный плюс, который он получил от неожиданной популярности — предельное внимание старшекурсниц к его предмету. А виновник всего этого безобразия с превеликим удовольствием продолжал ходить на дополнительные занятия и не думал жаловаться на увеличенные втрое нагрузки и переводы. Снейпу даже предъявить ему было нечего. Целитель спросил разрешение на лечение? Спросил. Исцелил? Исцелил. Самочувствие отличное, всё функционирует в норме, какие претензии? А то, что в договоре не уточнялось, что именно будет вылечено, так это упущение самого Северуса.

Волхов истинный ученик своего дома. Чертов змей! Вроде как к проблеме отношения не имеет, и пользу принес, и выгоду извлек, ходит по замку с ангельским видом, улыбается. Северусу упорно чудилась в улыбке ехидца.

Однако последняя выходка поставила под сомнение наличие у Волхова мозгов.

— Волхов, вы идиот?

— Это был риторический вопрос?

— Вы маленький самоуверенный наглец, мистер Волхов. Без спроса лезете в чужие дела и думаете, что всё сойдет вам с рук. Так вот, это не так. Вы не исключительны, не бессмертны и зависимы от взрослых. Советую попридержать ваш острый язык и все последующие шесть лет сидеть тихо!

— Сидеть тихо… — Волхов усмехнулся и взлохматил светлые кудри. — Увы, профессор, я не смогу. Вы и сами знаете, как я сглупил. Обо мне узнали. Истинный целитель, да еще сирота и ребенок — лакомый кусочек, не так ли? Да только вот придется кое-что учесть. Без боя я не дамся. Я не пойду вслепую и не дам собой манипулировать. Не дам!

— Глупый мальчишка, — процедил Северус. — Отработка никак не связана с вами.

— Охотно верю, — кивнул Волхов. — Одержимый учитель, который сидит на крови единорога, это не моя забота. Взрослые должны сами разбираться.

Северус почувствовал, как земля уходит из-под ног.

— Вы сказали «одержимый»?!

— Ой, не делайте вид, что не знаете, — поморщился мальчик. — Профессор Квиррелл одержим злобным духом — это ясно, как божий день. Я, слава всем богам, на его уроки не хожу, но периодически вижу на обедах. Подозреваю, что это ваш местный революционер, которого нельзя называть… Профессор? Вы что, правда, не знали?!

Северус хватал воздух ртом, пытаясь протолкнуть воздух в легкие. Перед глазами поплыло. Мир размылся, покачнулся.

Философский камень, строительство странной полосы препятствий вместо нормальной защиты, непозволительно легкомысленное отношение к подозрительному преподавателю, отправка в лес Гарри Поттера на поиск раненого единорога — слова Волхова были последним кусочком мозаики, который сложил всю картину. Чудовищную картину.

Северус не заметил, как очутился на стуле с расстегнутым воротником. Когда в поле зрения вплыло обеспокоенное лицо слизеринца, а к вискам прижались прохладные пальцы, он дернулся, приходя в себя.

— Тихо-тихо, профессор, — пробормотал целитель, взгляд у него расфокусировался. — У вас незалеченное сотрясение и сосудистые спазмы, а я и не заметил. Зелья тут только симптомы снимут, а причину не уберут.

— Уберите руки, наглец! — хватать за руки Волхова, пытаясь остановить, Северус не рискнул — в прошлый раз его так ударило током, что он чуть не потерял сознание.

— Непременно. Как только избавлю вас от хронической головной боли, — пообещал Волхов и зашептал нараспев что-то на своём.

Работающий целитель напоминал ангела: пшеничные кудри развевались от потоков магии, прозрачные зеленые глаза светились, лицо строгое и светлое. Кажется, вот-вот распахнет крылья и улетит. Северус перестал сопротивляться.

Внешность и психологическая зрелость Волхова вызывали когнитивный диссонанс. Первый месяц Северус думал, что Волхов вообще не ребенок, а шпион под обороткой или сам Фламель, решивший присмотреть за своим имуществом. Но нет, мальчик был просто гениальным сиротой, которому повезло по жизни чуть больше, чем самому Снейпу.

Вадим Волхов, маленький наглец и гений, вывернулся-таки. Такой непредсказуемый элемент Дамблдор предпочтет держать подальше от основных действий, хоть и поближе к себе. Северус на своей шкуре успел оценить, как удобно иметь при себе личного истинного целителя. Истинные целители оттого и ценны, что могут не просто убрать врожденную болезнь или проклятье, но и улучшить организм, закрепив результат на генном уровне. Этакая ходячая ускоренная эволюция. Теперь Принцы могли себе локти искусать. У презренного полукровки мало того, что больше нет проклятий и здоровье абсолютное, так еще и организм приспособлен к фамильному дару, и у его потомков будет так же. Если они, конечно, будут.

— Всё, сэр. Я закончил, — Волхов убрал руки и вытер испарину со лба. — Вы теперь абсолютно здоровы.

— Благодарность мою вы уже получили, — желчно сказал Снейп. — Вы кому-то еще говорили о своих догадках?

— Нет, сэр. Я и вам-то сказал, потому что думал, что вы в курсе, — Волхов дернул плечом, помялся и пробормотал: — Спасибо вам, сэр.

Снейп вопросительно выгнул бровь, и мальчишка смутился окончательно.

— За то, что остались со мной… За то, что возитесь и занимаетесь дополнительно, хотя и не обязаны… И за беспокойство спасибо… И вообще, мне иногда кажется, что вы единственный адекватный человек в этой проклятой школе.

— Мистер Волхов, не портите этим жалким лепетом те крохи уважения, которые успели заслужить, — поморщился Северус.

Слизеринец покорно замолчал и расплылся в улыбке. Странный ребенок приходил в восторг, получая ехидные замечания.

— Держите язык за зубами и впредь, — велел Снейп. — И больше не лезьте на рожон.

— Профессор, меня пригласили на праздник весеннего равноденствия в Малфой-мэнор, Драко сказал, что отказываться нельзя и посоветовал вас в качестве сопровождения…

— Идиот.

— Драко?

— Вы оба.

* * *

Делегация магов из Совета Попечителей прибыла в обед того же дня. Семь магов самого разного возраста и пола распахнули двери Большого зала — и воцарилась гробовая тишина.

— Директор Дамблдор, Совет Попечителей получил крайне занимательную информацию о том, как осуществляется сохранение безопасности для учеников Хогвартса, — певучим низким голосом произнес… Трандуил.

Нет, серьезно, издали он был невероятно похож на Трандуила из трилогии Джексона. Походка, движения, длинные платиновые волосы лежали волосок к волоску. Одежда того же оттенка. Только вместо деревянной короны — тонкий серебряный обруч с голубым камнем. Я даже поперхнулась, увидев это. Кома, что ли, развлекается?

— Папа? — пискнул Драко, роняя с вилки рыбу.

Владыка Лихолесья, а в миру просто мистер Малфой, неспешно прошествовал к директорскому столу.

— Нападение тролля, покушение на жизнь Гарри Поттера, крайне ненадежная охрана ценного артефакта, которая может разорвать любого любопытного первокурсника, — стальной наконечник трости мрачно постукивал по каменному полу Хогвартса. — Вы послали учеников на отлов проклятого волшебника темной ночью в Запретный лес. Дети, среди которых был герой магического мира, не пострадали только чудом.

Низкий голос мистера Малфоя безупречно выговаривал каждый слог на весь Большой зал. Члены Совета Попечителей выстроились в линию и гневно смотрели на директора.

— Кхм! — Дамблдор неспешно поднялся со своего золоченого трона. — Господа, пройдемте в мой кабинет.

— Профессор МакГонагалл, — Люциус Малфой был неумолим. — Уважаемые деканы факультетов, прошу последовать за нами.

«И объяснить, какого хрена вы не исполняете свои обязанности?» — мысленно продолжила я за него. Да, разъяренные родители — кошмар и ужас школьной администрации любой страны. А если они еще и властью наделены… Я поймала взгляд Снейпа и поспешно уткнулась в тарелку, скрывая расползающиеся в улыбке губы.

Сделал гадость — на сердце радость.

Омак

Зарисовка — бред и абсурд, в сюжете никакой роли не играющий, но если кому-то понравится — можете считать частью истории.

К Вадиму Волхову отношение было… неоднозначное. С одной стороны, иностранец с промагловскими заморочками и носитель синдрома Грин, что автоматически исключало его из круга своих и делало изгоем покруче маглорожденных, с другой — истинный целитель. Единственный на все острова.

Впрочем, Волхова старались не трогать еще до того, как стал известен его дар. То ли из-за фантастического равнодушия на бойкот, то ли из-за того, что он не боялся ударить превосходящего по силам противника, то ли из-за его ангельской внешности, в которую были влюблены все девчонки.

И если бы Роланд Мелифлуа не подарил Генриху Селвину на день рождения перевод ирландского исследования «Туата де Данан — наши предки, или откуда пошли чистокровные маги», слизеринец так бы и продолжал считать Волхова странным иностранцем с редким то ли даром, то ли проклятьем.

«Все мы знаем, что наши дивные предки прибыли с иного мира на небесных кораблях. Согласно ирландским летописям, туата готовили переселение всех волшебных рас того мира из-за того, что их планета слишком сильно приблизилась к местному солнцу, но проход в их мир закрылся незапланированно рано. Однако те немногие письменные источники, которые дошли до нас, утверждают, что Земля была не единственным местом, куда уходили туата. В нашем мире вместо запланированного миллиарда оказалось лишь пять миллионов: на Скандинавских, Великобританских и Японских островах и Алтае. Волшебники и волшебные существа расселились по планете и дали толчок развитию местным цивилизациям, найдя в людях способ сохранить волшебную кровь..»

Книжка заинтересовала пятикурсника, и по вечерам Генрих устраивался в огороженной чарами зоне и читал её.

Из истории магии он знал, что волшебники пошли от союза римских жрецов, друидов и туата или, как их называли в Англии, сидов, и жаждал узнать, что же в его крови принадлежит легендарному народу, а что людям.

«Туата де Дананн были прекрасным народом. К сожалению, портретов не сохранилось, но на основании многочисленных описаний мы можем представить этих высоких, стройных и элегантных юношей и дев. Они обладали очень светлой, молочно-белой, жемчужной или перламутрово-белой, реже золотистой кожей. Волосы их длинные, блестящие, гладкие как шелк, золотых, снежно-белых или серебряных цветов. Отличительной особенностью туата, которой также характеризуются все волшебники, были глаза. Их цвет крайне насыщен по сравнению с глазами маглов и чист. Никаких посторонних оттенков, вкраплений или тусклости. Разноцветные глаза — признак, который инквизиция приписывала ведьмам — невозможны для настоящего мага. Среди чистокровных семейств распространены цвета драгоценных камней (сапфирово-голубой, синий, изумрудный), реже серебристые и аметистовые, что позволяет считать их типичными для туата. Женщины туата были стройны и грациозны, мужчины — худощавы и жилисты. Сохранились и движения — благородные, отточенные, наполненные изяществом, чувством собственного достоинства, естественной грацией и гибкостью. Речь — плавная напевная. Из всех чистокровных родов, проживающих в Великобритании, наиболее близкими к туата являются Малфои. Глядя на представителей этого благородного семейства, мы получаем полное представление о том, как выглядели наши предки, хоть врожденная естественность, характерная для туата, в их роду уступила место выучке».

Генрих прервал чтение и повернул голову к камину.

Драко Малфой лежал на пушистом ковре, непринужденно болтая ногами, и читал книгу, подперев подбородок рукой. Мантия небрежно лежала рядом, и белая рубашка обтягивала тонкую спину. Драко сохранял идеальную осанку — развернутые плечи, ровная спина, изящный изгиб поясницы. Рядом с ним расположился Вадим Волхов со своим рукоделием. Он сидел на ковре с небрежно-ровной спиной, не опираясь ни на что, вытянув ноги перед собой и глядя в книжку Драко. Любой другой сменил бы позу уже через пару минут, а мальчики были полностью поглощены чтением. Волхов быстро-быстро плел очередной браслет, периодически сдувая с глаз светлую челку.

Генрих махнул палочкой, снимая заглушающие чары.

— Малфой! Волхов!

— А? — Драко и Вадим повернули головы.

— Вам удобно?

Малфой растерянно хлопнул серебряными глазами, переглянулся с Вадимом. Тот осмотрел себя, соображая, что не так.

— Да. Удобно.

— В чем дело… Селвин?

— Да так, ни в чем.

Мальчики снова дружно переглянулись, пожали плечами и вернулись к чтению.

Генрих тоже уткнулся в книгу.

«Еще одной важнейшей особенностью мужчин и женщин племени богини Дану была их магическая способность исцелять больных и оживлять умерших. Судя по сохранившимся преданиям, это была характерная особенность вида, поскольку она отделяется от всесторонних знаний о целебных и энергетических свойствах растений, которые мы до сих пор используем для лечения различных заболеваний, смертельных ран и при совершении заклинаний. Есть основание считать, что этот дар проявляется в так называемых истинных целителях, потому что им обладают представители чистокровных семейств. Однажды появившись, дар передается по наследству по прямой линии. Данная способность оторвана от типичных признаков туата со времен Великого исхода, и сейчас в Европе невозможно встретить целителя со всеми чертами туата. Существует мнение, что истинный целитель, в котором полностью проявились фенотипические и поведенческие черты наших предков, будет принципиально отличаться от прочих магически, проявляя все характерные способности предка. В таком случае вид туата можно будет считать возрожденным. Возможно, в будущем эту теорию подтвердят Малфои, если смогут взять в жены целительницу из рода Ольсен».

— Я дарю это тебе. Ты мне ничего не должна.

— Я… благодарю!

Генрих снова оторвался от чтения. Волхов завязывал тонкую бисерную фенечку на запястье серьезной и счастливой Розы Флэтворфи.

— Да ну… не может быть… — пробормотал Генрих.

— Волхов!

Первокурсник повернул голову. На старшекурсника уставились прозрачные зеленые глаза — точь в точь хризопразы, которыми была щедро усыпана ящерица, висящая на груди мальчика.

— У тебя в предках были ирландцы?

— Нет, — удивленно отозвался Вадим.

— А кто был?

— Да много кто, — пожал плечами он. — Я с Поволжья, там такой котел народностей, что только через экспертизу и определишь, кто ты.

— Ты скажи, кто был? — допытывался Генрих.

— Славяне были, кажется, кривичи. Греки были, потом татары отметились, — Волхов постучал себя пальцем по щекам, привлекая внимание к высоким скулам, — но это было еще во времена татаро-монгольского ига. Так-то все, в основном, русские и эрзяне, ну, коми были еще и чудь белоглазая.

— Это еще кто?

— Малые народности, — пояснил Волхов. — Коми — крещеная чудь. А некрещеная в Беловодье и Урал ушли.

— Беловодье?

— Волшебный город в алтайских горах.

— Да что из тебя всё клещами тянуть надо? — рассердился Генрих. — Рассказывай толком!

Вадим вздохнул и, закатив глаза, поведал о волшебном народе, который бежал от христианства кто на Алтай, кто на Урал. К тем, кто и раньше жил там — дивному народу, живущему в горах, в необычных по красоте жилищах, устроенных внутри гор. Люди эти почти незаметны для других. Они живут, не зная корысти, равнодушно относясь к золоту, владеют тайными знаниями и волшебными силами. При появлении в глухих местах их обитания людей, они уходят подземными ходами, «закрывая гору».

— Однажды к тем горам приехали беглые крепостные, это было еще во времена Ивана Грозного. Основали поселение. В этом селе вырос мой предок. А отцом ему был невероятной красоты мужчина, с прозрачными зелеными глазами и белыми волосами, который спустился с гор, спас девушку от медведя и женился на ней. Говорят, мой предок прожил очень долго, а когда его отца как колдуна убили, вместе с семьей сбежал в Поволжье, в Мордовию. Вот от него и пошел род моей матери. А село то потом вымерло. То ли оползень накрыл, то ли лавина сошла…

А вообще, я и по папе колдун, — добавил Вадим. — Фамилия моя Волхов. Образована от нецерковного имени Волх. Так звали князя, который Индию завоевал. Он мог оборачиваться соколом, щукой и волком, понимал язык зверей и птиц и вообще был могучим чародеем.

— Погоди, — слабо сказал Генрих. — Завоевал Индию?

— Ну, это магловская былина! — рассмеялся мальчик. — Там всё переврано двадцать раз! Волх по этой легенде вообще родился от змея, который в девушку влюбился!

— Получается, и со змеями разговаривать мог?

— Ну, — задумался Вадим. — Может, и мог. Но у нас в фольклоре вообще со змеями постоянно разговаривают.

Слизеринец в полном шоке разглядывал ребенка.

— Скажи, а ты можешь воскресить человека? — не выдержал он.

Присутствующие в гостиной слизеринцы насмешливо заулыбались. Никто не мог воскресить человека, даже истинным целителям это было не под силу…

— Могу.

Равнодушный ответ стер ухмылки с лиц. Генрих с трудом удержал лицо. Вадим задумчиво продолжил развивать мысль.

— Конечно, с оговорками. Если сильно поврежден мозг, нет сердца, уже пошел процесс разложения. Или если человек умер от метастазов или от старости. Тут я, конечно, бессилен. Ну, и не факт, что воскрешенный останется магом. Хотя, прабабушка говорила, что люди как раз-таки приобретали магические способности…

— То есть, убитых от авады ты тоже можешь воскресить?!

— Не пробовал, не знаю. Но препятствий не вижу. Особенно в первые пять минут после смерти и с наличием палочки убийцы… Можно еще стазис набросить на тело, чтобы продлить время…

— Волхов, кхм… — осторожно сказал Роланд. — Ты уверен, что можешь воскрешать?

— Да, уверен, — кивнул Волхов, рассеянно махнув рукой — он явно мысленно уже приступил к процессу воскрешения. — Четыре года назад мы с тетей вытащили с того света замерзшего соседа…

Последнее добило слизеринцев. В гостиной наступила полная тишина. А Волхов оглянулся, увидел шокированные лица и исчез с такой скоростью, что Генрих подумал об альтернативной аппарации.

Глава 12. Проблемы чистокровных магов

Дамблдор выкрутился. Кто бы сомневался, что старикан не даст отпор Совету Попечителей. С его-то опытом! Что ему Малфой? Однако по отношению ко мне он явно потерял часть своего благодушия. Понятно, что стычка была маленькая и мой ответ не то, что на камушек, на соринку в глазу не тянет. Однако он понял, что я не безответный Поттер.

Прав Снейп — я идиотка. Зачем в открытую полезла? Почему не разыграла обморок, плохое самочувствие, фобию, наконец?! Дура потому что. Испугалась плохого Темного Лорда и в результате привлекла лишнее внимание. Да еще известная мне история начала меняться — привет, стычка с Советом Попечителей!

Единственный шанс избежать участия в гражданской войне — выйти в нейтралы. Целителю в этом плане проще — нужно лечить, лечить и еще раз лечить всех подряд, согласно клятве.

Но вот почему-то так выходит, что лечу я пока только чистокровок.

Я была уверена, что папа Драко задержится в школе после разборок с директором, и не ошиблась. Снейп велел зайти к нему после ужина. В его комнате, помимо самого Северуса, обнаружился сиятельный Люциус Малфой. В прямом смысле сиятельный — он едва уловимо светился в темноте. А может, этот эффект создавался от пламени камина, свет которого играл на его волосах?

Лорд встретил меня, небрежно и величественно сидя в кресле, закинув ногу на ногу и демонстрируя крепкие икры, обтянутые каким-то дорогим вариантом мокасин. В левой руке Люциус вертел бокал вина, поставив локоть на подлокотник. Голубые глаза смотрели на меня бесстрастно, на губах играла легкая приветливая улыбка.

Джексон съел бы Смауга в попытке заполучить такого Трандуила. Шикарный мужчина. И не скажешь, что он старше Снейпа — максимум тянул на двадцать пять. Люциус был само воплощение чувственности. И… не знаю, было что-то такое в его глазах, что я сразу вспомнила эксперименты, о которых приличные мужчины не говорят. Охотно верю в его исключительную добровольность службы Темному Лорду. Он просто напрашивался вырвать бокал из его рук, намотать роскошные волосы на кулак, поставить его на колени, долго со вкусом пороть до криков и визга, а потом зацеловывать все следы…

Люциус потерял невозмутимость. В глазах мелькнуло недоумение, а брови удивленно приподнялись. Черт! Заметил!

— Здравствуйте, мистер Малфой, — как вежливый ребенок я опустила взгляд.

— Здравствуйте, мистер Волхов, — Люциус задумчиво посмотрел на вино и поставил бокал на столик.

Я села в кресло напротив и, после короткого раздумья, сняла защитный кулон. Личные комнаты декана уже под озером, так что плохо мне не станет, а вот Люциуса я почувствую лучше. Профессор Снейп тактично вышел.

— Вы пришли обсудить дальнейшее лечение?

— Северус говорил мне, что ваша прямота, мистер Волхов, граничит с грубостью, — усмехнулся Люциус. — Что ж, это, по крайней мере, честно.

Я не поняла, он проехался по моему воспитанию, или это комплимент такой?

— Я целитель, мистер Малфой, — я выпрямилась, закинула ногу на ногу и отзеркалила усмешку. — Потомственный деревенский целитель по матери и казак по отцу, если вам это о чем-то говорит. Поэтому давайте вы сделаете скидку на мой возраст и происхождение и не станете напускать туман в разговоре. Иногда называть вещи своими именами прямо и без прикрас просто необходимо. Итак, я вас слушаю.

Люциус вздернул брови выше. В его глазах мелькнуло что-то подозрительно похожее на: «Ну, мальчик, ты и нахал!».

— Какова ваша цена за избавление моего рода от бесплодия, мистер Волхов?

— То, что у рода получается лучше всего. Дар, услуга, знание, навык — на ваше усмотрение.

Сиятельный потомок сидов неприкрыто изумился.

— Ваши европейские коллеги предпочитают указывать более конкретную цену в денежном эквиваленте.

— Европейцы всегда были странными, — пожала я плечами. — Мы же считаем, что человеческую жизнь золотом не измерить.

— Что ж, хорошо. И главный вопрос, вам это под силу, мистер Волхов?

— Судя по Драко, вполне. Но сначала мне нужно узнать, как проявляется это проклятье и за что вы его получили. Рассказывайте всё, мистер Малфой. И да, не волнуйтесь насчет конфиденциальности. Я связан клятвой.

Люциус Малфой помедлил, махнул палочкой, посылая легкую волну заглушающих чар, и начал рассказ.

* * *

Волхов вышел из комнаты, покачиваясь, и в такой задумчивости, что заметил Северуса, только когда врезался в его живот.

— А? О, извините, профессор, — рассеянно извинился ребенок.

Северус посмотрел на его лицо и проглотил ехидное замечание. Целитель вымотался до смертельной бледности и синих губ.

— Мне нужно написать письмо, — Волхов шагнул к столу и схватился за перьевую ручку. — Где у вас чистая бумага?

— Волхов, какое письмо? Вам давно пора лежать в кровати.

— Да? — мальчик провел рукой по лицу, пачкая лоб чернилами. — Точно… Извините, мы совсем забыли о времени. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи. Ручку верните.

— А?

Снейп кивнул на руку. Вадим проследил за его взглядом, пробормотал извинения, отдал ручку и вышел, явно витая в каких-то своих мыслях.

Люциус тоже выглядел потерянным. Он развалился в кресле, забыв об осанке и уставившись в огонь. Венец с его головы лежал на столике, волосы были растрепаны. Снейп никогда не видел его в таком состоянии.

— Всё настолько плохо? — поинтересовался Северус.

Губы дернулись, будто сведенные в судороге, но лицо Люциуса тут же вновь разгладилось. Малфой перевел лихорадочный взгляд на Северуса.

— Столько ритуалов, зелий, чар, за услуги целителей мой предок отдал половину нашего состояния — а в результате пшик! Жалкая лазейка, недостаточная для полноценного существования рода. Никто не мог найти выход! Даже Темный Лорд, а он был самым сведущим. И тут появляется этот ребенок…

Истерический смех приятеля Северусу не понравился.

— Выпей-ка успокоительного, Люциус.

— Я спокоен. Спокоен! Просто… — Люциус запустил руку в волосы, пальцы у него дрожали. — Вадим сидел передо мной на коленях, держал за руки и так безжалостно вытаскивал подробности, самые мелкие гадкие детали. Ни один колдомедик не требовал от меня такого. Никого не интересовали причины. А он один раз выслушал — и всё сказал. Как есть и сказал… — Люциус спрятал лицо в ладонях. — Я еще возражать что-то пытался, а он… Он заткнул меня, спокойно всё разложил по полочкам и начал исцелять. Я почувствовал, как меняется моё тело, и понял — всё правда. От первого до последнего слова.

— Понимаю, — о, Северус не далее как сегодня утром испытал это тепло в голове, которое пробежалось по венам и смыло боль, настолько привычную, что он её заметил, только когда она прошла.

— Теперь я понимаю, почему он берет такую цену, — Малфой потер лицо, приходя в себя. — Лечение только начато, а я уже готов бросить к его ногам всё своё состояние и себя сверху подарить в качестве раба. Северус, ему точно одиннадцать лет?

— Сироты быстро взрослеют. Мне интересно, что же за проклятье он снял?

Люциус пригладил волосы, взял бокал с вином, почти пригубил, но будто опомнился и поставил обратно.

— Проклятье снимается очень просто. Надо всего лишь ввести в род сироту! Не всякий подойдет, конечно, но это… Это так просто, почему мы сами не поняли?

— Твоему отцу это еще Долохов предлагал, насколько я помню. Абраксас тогда ответил, что посторонним магам родовые секреты раскрывать не будет, — усмехнулся Снейп. — Волхов нашел что-то еще?

— Да. Если совсем кратко, у нас слишком чистая кровь.

* * *

Я лежала на кровати и смотрела в потолок. Порыв прямо сейчас запросить у опекунов учебники прошел, от шока я уже отошла, но сна не было ни в одном глазу.

Нежизнеспособность сперматозоидов в мужском семени вследствие опухоли гипофиза, вырабатывающего половые гормоны. Скорее всего, именно этот диагноз поставили бы Малфою, пройди он обследование в нормальной больнице. Причем в случае Малфоев эта фигня наследственная, развивается годам к двадцати пяти. Именно по этой причине я чувствовала от Драко легкий запах, а от Люциуса нехило так несло сыростью и гнилью. Видимых симптомов нет, потому что Люциус помогает себе магией — косметика у волшебников такая, что женщины бы душу продали. Хроническую головную боль глушит зельями. Ну, еще частично положение спасают волшебные гены. Его надо на МРТ, к нейрохирургу, и без магии не обойтись — без неё аденома у наследников всё равно выскочит. Что тут сказать? Привет, близкородственные браки!

Ритуал, с помощью которого представители этого семейства продолжали род, просто повышал шанс единственного живчика с заветной хромосомой добраться до пункта назначения. И лишал шансов остальных. То есть совсем всех, даже несмотря на то, что до двадцати пяти завести второго ребенка еще возможно. Видимо, целитель, который подсказал этот выход, точил на Малфоев нехилый такой зуб, ну, или реально не знал, что делать. У истинного целителя Малфои были в последний раз еще в конце восемнадцатого века.

Эта святая убежденность, что волшебники магловскими болезнями не болеют — верх идиотизма. Вопросов нет, никакие инфекции и вирусы, свойственные обычным людям, волшебников не берут. Но болезни не только такими бывают! Просто колдомедики и целители не корпят пять лет над учебниками, не зубрят биохимию, не пашут в интернатуре, а проходят полуторагодичные курсы. Курсы, мать его! Я специально узнавала у Помфри программу. Анатомия, физиология, основные и редкие магические болезни, волшебные проклятья, последствия неудачного волшебства, ну, массаж еще и ранения — всё! Нет, в девятнадцатом веке волшебники реально были круты. Да и сейчас в некоторых областях магическая медицина превосходит магловскую лет эдак на триста. Но! О генетике эти ребята не слышали, хотя чистокровки практикуют селекцию вовсю. Реаниматология до сих пор находится в зачаточном состоянии на уровне вдувания в легкие воздуха после утопления и подвешивании вниз головой, ибо смерть, по мнению волшебников — это необратимо. Трупы резать нельзя, врожденные патологии никто не лечит. Достаточно вспомнить, что и Поттер, и его папа страдали близорукостью, и никто не чесался. Естественно, что при таком подходе наследуемые болезни представляются проклятьями! Рак у Грей — и то чудом диагностировали, к маглам сбегали. Это Роланд шепнул по секрету.

Зато болтали, какое жуткое не снимаемое проклятье висит над Малфоями! Тьфу!

Нет, вполне возможно, что болезнь насланная. Там было за что — уж больно жуткая история. Но тогда слишком легко я исцелила Драко — хватило элементарного наложения рук. С Люциусом было гораздо сложнее — он не носил мою поделку. Но зато открылся лучше, рассказывал, преодолевал себя — весь как на ладони! И то, хватило меня лишь на остановку роста опухоли и хороший пинок эндокринной системе.

Я стянула с себя кулон и подошла к кровати мирно спящего Драко, провела ладонями над его головой. Ну, что тут у нас? Ага, точно. Помощь временная, просто замедлила развитие. На месте эта мутация. Спит себе тихонько, ждет своего часа.

Я вытащила из сумки выписанную из России книжку со славянскими оберегами.

Родович и Ладинец. Зеркальный символ, связанный с поддержкой рода, мужской и женской силой. У Флинта он, кривой и косой оберег общего действия, выправляет уродство. Правда, Маркус не сказал, какое, но влияние на генетику налицо. При правильном подборе камней, цветов, ниток и заговоров можно усилить и направить его магию в конкретное русло.

Интересно, у них есть Омут Памяти? Заговор для Грей я ведь из бабушкиных книжек выудила. Думаю, и для Малфоев что-то да найдется.

Глава 13. Темный Лорд и ящерка

Согрей мои пальцы, ведь ему нас не жаль Смотри, он напуган, себе и другим оставляя ловушки, Не снимает со стен календарь, Полагая что мы — это большие игрушки. Но как бы не так! И как бы ни был спокоен наш враг Но я же вижу, как все вокруг, умирая от скуки, Идут, идут к нему прямо в руки…

Лечение Малфоев пришлось приостановить до лета — подкралась пора экзаменов. Бледный вид, макаронная походка, а в глазах — одни сплошные формулы — типичный портрет ученика.

Мне было проще, хоть материала по углубленному курсу теории магии мне дали столько, что у обычного ученика голова бы пухла. Плюс ритуалистика, плюс нумерология, плюс руны. Честно, я была готова расцеловать тех, кто придумал русскую систему обучения. Как оказалось, средняя школа и предметы общего профиля университета дали мне отличную базу. Ну, кто бы мог подумать, что умение решать задачки с двумя неизвестными пригодится в ритуалистике, положения физики, химии и биологии вообще составляют большую часть предметов, а история с философией и литературой дают блеснуть при ответе? Прокачанные навыки списывания с самых разных шпаргалок и сочинения ответов на неизвестные вопросы на основе близких по теме знаний вообще были практически читерством.

Последним экзаменом была история магии, где я всё списала со шпаргалок, написанных на руках и манжетах. Учителя, конечно, всё видят, но то нормальные учителя в обычных школах. В этой же волшебники, несмотря на маглорожденных, мыслили исключительно волшебными категориями и даже не допустили мысли, что текст можно написать на себе и тупо спрятать надпись под тканью. Может, потому что маглорожденные за год тоже начинали мыслить этими же категориями? По большей части.

А профессору Бинсу вообще всё было похер еще со дня смерти.

Погода стояла чудесная, экзамены были позади, обереги для Малфоев были доделаны, и я решила скоротать время у озера. Только я развалилась на травке, только подставила лицо под солнечные лучи, только настроилась понаблюдать за облаками, когда на меня упала тень.

— Дим! Ты-то нам и нужен! — воскликнул Гарри.

Я приоткрыла глаз. Ах да, как можно было забыть? Эпопея с философским камнем еще не закончилась. Золотая троица во главе с очень решительным Поттером стояла предо мной, как лист перед травой. Интересно, как Гарри уговорил свою свиту подойти ко мне? И как он вообще додумался? Мы же с самого Рождества общались на уровне «привет-пока».

— Слушаю.

Перебивая друг друга и постоянно переругиваясь, ребята поведали краткую версию расследования дела о философском камне. Рассказали о том, что Дамблдор уехал, что они обращались к МакГонагалл и что она их послала. Что нехороший Сне… кое-кто вот-вот украдет философский камень. Что их план по слежке провалился. И что они совершенно не знают, что им делать.

По окончании крайне сбивчивого рассказа троица уставилась на меня с видом побитых щенят. Я не удержала ухмылки.

— В каком же вы отчаянии, раз обратились ко мне, — ну, грех было не сказать эту фразу!

Рон набычился и засопел, наливаясь краской. Гермиона нахмурилась, сообразив, что это цитата. Не старайся, деточка, не вспомнишь.

— Так ты поможешь? — Гарри с надеждой поправил очки.

— С меня информация, с вас молчание о моем содействии, — Гарри судорожно закивал.

— У вас, ребята, есть следующие варианты. Первый — сидеть на попе ровно, пусть взрослые сами разбираются, потому что это дело вас никак не касается. Этому варианту, кстати, собираюсь следовать я. Второй — оббежать всех остальных учителей, потому что МакГонагалл у нас не единственный декан, их в школе еще три. Третий вариант — вы рассказываете всё портретам, просите передать директору Дамблдору, и пусть он сам выкручивается. Кстати, эти варианты вполне совмещаются друг с другом. Четвертый предполагает, что вы, как истинные гриффиндорцы, попретесь задерживать вора сами, никого не ставя в известность. А! Есть еще вариант рассказать обо всём остальным гриффиндорцам, поднять революцию и толпой разорвать и Пушка, и вора, и камень разбить, чтоб никому не достался. Но это долго, надо речь готовить, организовывать…

— Точно! Расскажем Флитвику и Спраут! Они ведь тоже ставили защиту! — воскликнула Гермиона.

И троица убежала в замок. Я проводила их взглядом. Ну-ну, удачи им. Если я правильно помню книгу, им до первого поворота не дойти — МакГонагалл выловит. Хм… А попросить помощи у призраков я не подсказала. Ну, и ладно, мне-то что, я буду сидеть на попе ровно.

Я снова развалилась на траве. Жаркое солнце, аромат цветущих трав и хрустальный воздух. Как же хороша Шотландия! С этих гор небо такое близкое. Кажется, будто на облака можно запрыгнуть, как в старом советском мультике, и побежать, напевая песню из детства.

Облакааа, белогривые лошааадки!.. Хм… Что-то я тут слишком долго лежу, пора идти… Что вы мчитесь без огляяядки!..

В себя я пришла рывком, будто вынырнула из воды, и поняла, что стою напротив огромного зеркала с Квирреллом под ручку. Ох, и воняло от него!

— Здравствуйте, мистер Волхов, — вежливо сказал профессор Квиррелл и по-акульи улыбнулся.

— Эээ…

Голову сжимали невидимые тиски. Мысли ворочались медленно, как будто я отходила от наркоза. Промежуток между отдыхом на озерном берегу и текущим моментом как корова языком слизнула. Молчание затягивалось.

— Ух ты! Это был Империус? Профессор, когда вы умудрились?

— Похвальное стремление к знаниям, мистер Волхов. О Непростительных в вашем возрасте мало кто знает. Десять баллов Слизерину.

Мир аж закружился от того, как мне приятно стало! Считай, сам Темный Лорд наградил.

— Я так понимаю, вам нужны мои способности? — расплывшись в улыбке, спросила я.

— Верно, — рассеянно отозвался Квиррелл. — Ты удостоишься великой чести, мальчик. Ты будешь участвовать в возрождении величайшего волшебника! С помощью философского камня ты поможешь обрести ему тело.

— Круто, — кивнула я и изогнулась, заглядывая в зеркало. Зеркало в ответ потянуло ко мне фиолетовые щупальца. — Брысь! А камень-то где?

И тут дверь за моей спиной распахнулась.

— Вы? — изумленно выдохнул Гарри.

Квиррелл улыбнулся.

— Именно, — спокойно подтвердил он. — А я все гадал, встречу ли здесь тебя, Поттер.

— Но я думал… — ошеломленно пробормотал Гарри. — Я думал… что Снейп…

Мир качнуло в другую сторону. Голос Поттера рассыпался вокруг золотыми искрами, вызвал боль в затылке. Я со стоном закрыла лицо ладонью и отошла от Квиррелла. Или это Империус как-то странно повлиял на мои мозги, или это от вони.

— Северус? — Квиррелл расхохотался. Ледяной, пронзительный смех голубыми волнами разлетался по залу. — Да, Северус выглядит подозрительно, не правда ли? Похож на огромную летучую мышь, парящую по школе и хватающую невинных учеников. Он оказался мне полезен. При наличии такого Снейпа, никто не мог заподозрить б-б-бедного за-за-заикающегося п-п-профессора Квиррелла…

Я привалилась спиной к колонне, ногу на носок за ногу, взгляд упереть в ногти. Поза принята. Сейчас будет болтология. Зло будет долго жаловаться на жизнь и рассказывать, какое оно злое и как классно быть плохим. Нет бы, сразу печенек предложить и джедайский меч!

— Вадим? — растерянно продолжал лепетать Гарри. — И ты с ним заодно?

— На меня не смотри, я несчастная жертва! — оторвалась я от разглядывания ногтей. — Спасай меня, давай, я тут уже исстрадался напрочь!

В общем, всё пошло по сценарию, с поправкой на моё присутствие. Мне пришлось заглянуть в зеркало и полюбоваться на своё реальное тело в обнимку со Снейпом. А я уже забыла, как выгляжу в реальности! Камень мне не дался. Понимаю. Будь я камнем вечной жизни и молодости — тоже к врачам бы в руки не пошла.

Волдеморт впечатлял своим уродством. Там, где должен был находиться затылок Квиррелла, было лицо, самое странное лицо, которое я когда-либо видела. Даже фильм с навороченной графикой не передал всю гамму впечатлений. Оно было мертвенно-белым, вместо ноздрей — узкие щели, как у змеи. Но круче всего были глаза — ярко-красные и свирепые. Потрясающе!

— Гарри Поттер, — прошептало лицо.

Гарри попытался отступить назад, но ноги его не слушались.

— Видишь, чем я стал? — спросило лицо. — Всего лишь тенью, химерой… Я обретаю форму, только вселяясь в чужое тело… Всегда находятся те, кто готов впустить меня в свой мозг и свое сердце…

— Извините, что перебиваю, — реальность качнулась еще раз, и меня понесло. — Лорд Волдеморт, а как вы создали это лицо? В смысле, это же так сложно! Нужно создать носоглотку, язык, глазные яблоки и соединить всё это с мозгом. И говорите вы, используя трахею и связки донора, или вы вырастили свои? Это какое-то заклятье?

Волдеморт даже сбился с пафосной ноты и вместе с Поттером удивленно оглянулся на меня.

— Какой любопытный мальчик! — рассмеялся маг шипящим смехом. — Я не ошибся в тебе!.. Кровь единорога сделала меня сильнее и позволила сотворить это лицо… Гарри видел, как мой верный Квиррелл пил ее в лесу… И как только я завладею эликсиром жизни, я смогу создать себе свое собственное тело… Итак, почему бы тебе, Гарри, не отдать мне камень, который ты прячешь в кармане?

Н-да, со стороны Гарри — тот еще псих. Лицо было искажено в гримасе, очки — перекошены, руки дергались, сам в крик кинулся. Я отошла подальше и съехала по колонне на пол. Я ж не дебилка — лезть в драку, да еще самочувствие было какое-то слишком уж паршивое…

* * *

Северуса еще днем насторожила эта гриффиндорская троица, которая носилась по замку с испуганными глазами. Он видел их разговор с МакГонагалл, и как она отмахивалась от них. Как у неё вытянулось лицо, как книги выпали из рук. Застал обрывок разговора, из которого стало ясно, что дебил Поттер радостно лезет прямиком в заботливо расставленные Дамблдором силки. Что ж, немного подстраховать героев не мешало. Пара фраз — и можно было быть уверенным, что Поттер полезет к Квирреллу в нужное время.

После ужина Снейп пошел в свои покои. Он успел сварить зелья для неотложной помощи и как раз расфасовывал их по карманам, когда в дверь забарабанили. Отчаянный стук заставил сердце сжаться в тревоге.

В кабинет ввалился Роланд Мелифлуа. Из-за его спины выглядывал Драко Малфой. Оба были в кое-как запахнутых халатах, а лица у них были такими, что у Северуса пропало всякое желание высказывать недовольство.

— Что случилось?

— Вот, — Драко вытянул руку.

Серебряная ящерица сверкнула камнями, на обороте змеевика мелькнул вензель Роланда. Защитный кулон Волхова, без которого он не появлялся ни в одной части замка, мерно покачивался на весу.

— Где вы его нашли, мистер Малфой?

— Волхов сам его отдал, час назад, — глаза у Драко были огромными. — Мы уже спать легли, а я встал. Возвращаюсь и вижу, как Волхов сидит на кровати, одевается. Я спросил, куда он собрался, отбой уже. Он улыбнулся и ответил, что погуляет всего минуту и вернется. А сам расстегнул цепочку и отдал мне это. И ушел. Я кулон положил на его кровать. А потом пришел Мелифлуа, он хотел что-то у Волхова спросить…

— Профессор, Волхов не мог просто снять щит, — затараторил Роланд. — Это для него все равно, что снять с себя чары пузыря на дне озера. И он об этом знает!

— Он точно ничего не говорил? — Снейп забрал кулон и внимательно рассмотрел. Не подделка, это точно был магический щит Волхова. — Может быть, вы все-таки что-то еще заметили?

— Я не знаю, — растерянно пробормотал Драко. — Но мне показалось, что руки у него как будто отдельной жизнью жили. Как будто он не заметил, что сделал… Профессор, я не знал, честно! Я бы сразу пришел!

Северус опустил кулон в карман. Отсутствующий Дамблдор, Квиррелл с Темным Лордом в голове, который — никаких сомнений! — собрался добывать камень сегодняшней ночью, и странное поведение Волхова. Вряд ли одержимый не знал, что мальчишка истинный целитель. Империус?

За спиной взревел камин, из пламени раздался голос директора.

— Северус!

Северус едва сдержал кривую усмешку. А вот и режиссер этого спектакля.

— Секунду, Альбус! — крикнул он в ответ и повернулся к слизеринцам. — Идите спать. Я сам его поищу.

Роланд метнул за его спину взгляд, что-то сообразил и быстро увел Драко. Северус подошел к камину.

— Что случилось, Альбус?

— Ты не мог бы зайти ко мне в кабинет? Я сейчас прибуду.

— Простите, директор, но пропал мой ученик.

— О? Я подозревал, что так будет. Но не переживай, Северус, я уверен, мальчик будет в порядке. Он же целитель и нужен живым.

Северус развернулся на каблуках и выскочил из покоев. Подозревал он! Раз подозревал, что ж не предотвратил? Зачем втягивать в интриги посторонних детей? Хрен ему, а не в кабинет! Волхов без щита и зелья продержался полторы недели, но это было только из-за того, что болезнь развивалась. Неизвестно, что будет сейчас, когда синдром Грин уже в полную силу гуляет по крови, и выяснять Снейп это не хотел. Особенно после этих слов, так живо всколыхнувших память: «Они под надежной защитой. Не волнуйся, Северус, с ними все будет в порядке. Я сдержал свое слово». А в результате Северус до сих пор не может простить себе, что опоздал.

Позже зельевар так и не смог вспомнить, как проскочил мимо злобной псины к люку — обычно Пушок ему прохода не давал. Препятствий коллег он тоже почти не заметил: Дьявольские силки спалил, едва те потянули к нему щупальца, а дверь просто снес вместе с дверной коробкой. С Дамблдором он столкнулся в шахматном зале — тот сидел посреди доски возле бессознательного Рона Уизли и перепуганной Гермионы Грейнджер.

— Какого… Мордреда вы тут сидите? — рявкнул Снейп, подлетая к ученикам и накладывая диагностические чары. — Дамблдор, его срочно надо в Больничное крыло!

Отличница пискнула что-то нечленораздельное. Глаза у неё округлились.

— Северус, ну я же просил, — укоризненно покачал директор головой. — С мистером Уизли всё хорошо.

— Хорошо? Сотрясение и трещина в черепе это хорошо?!

Снейп приподнял голову Уизли и осторожно выпоил ему зелье.

— Я уже вызвал мадам Помфри, Северус. Останься и проследи за детьми.

— Раз мисс Грейнджер не добила своего друга до нашего прихода, то сможет присматривать и дальше!

Директор в ответ только покачал головой.

На своей ловушке он чуть не забыл поделиться с Дамблдором зельем — из зала с Еиналеж раздался дикий ор. Вручив директору флакон, Северус прыгнул в огонь.

На Поттера и агонизирующего Квиррелла он взглянул мельком — Дамблдор позаботится о герое — и закружил по залу. Волхов нашелся за одной из колонн. Он сидел, обхватив колени руками и уставившись на Поттера и Квиррелла. Глаза у него были безумными. Из носа текла кровь. Он тихонько окликнул Северуса, пробормотав что-то, подозрительно напоминающее девичью фамилию его матери, и захихикал. Мальчишку всего трясло.

— Волхов!

Снейп поспешно надел кулон на тонкую шею. Ящерица на короткий миг вспыхнула. Вадим облегченно выдохнул, уронил голову ему на плечо, пачкая мантию кровью, вцепился в ткань дрожащими пальцами. Снейп поднял его на руки и увидел, как сонно моргают прозрачные зеленые глаза с расширенными зрачками и улыбаются губы. И пусть эти глаза были совсем не похожи на те, что были так дороги, в груди разлилось тепло. От облегчения будто лопнул обруч, туго стягивающий сердце все эти годы.

На сей раз он не опоздал.

Глава 14. О пользе добрых дел

Но как бы не так! Я украду тебя, дай только знак! Надо быстро бежать пока ты не загнан в тот угол, Где ждет продавец, ждет продавец кукол Ждет продавец, ждет кукол.

Я влипла.

Это была первая связная мысль, когда я открыла глаза. Размер подкравшегося песца заставил меня застонать, залезть под подушку и накинуть сверху одеяло. Поделки, блять! Фенечки и мандалы! Сука, ну какого хрена я их раздаривала, а не складывала в шкатулку?! Сидела бы сейчас в Большом зале, праздновала окончание учебного года, а не наблюдала в подробностях, как главный герой поджаривает злодея.

Снейп преуменьшал. Я не просто идиотка, а феерическая идиотка. Выход был один — валить из страны как можно скорее, в места подальше, поглубже и поглуше, по примеру Ломоносова, вплавь и пешком. Советский Союз уже разваливается, скоро в России будет дикий бардак. Подделать документы и затаиться в сибирской деревушке — раз плюнуть! Этим летом и валить!

Черт, а как же Снейп? История отклонилась от известной мне линии, возможно, я запустила лавину. Вдруг он погибнет раньше седьмого курса? Вдруг его дементоры выпьют через два года? Или Волдеморт заавадит через три? Свалить вместе? Так сначала уговорить надо, а он наверняка клятвами обвешан. И эту сучью метку я не знаю, как убирать! Блять, блять, блять! Или я спасаюсь сама, или спасаю Северуса. Я не хочу выбирать! Должен же быть выход!

Дыхание перехватывало. По телу прокатывались волны то жара, то холода. Я попыталась выпутаться, пробиться к воздуху, но одеяло сковывало не хуже смирительной рубашки. Я перевернулась и рухнула куда-то вниз. Куда? Где я вообще? Может быть, история пошла совсем по иному пути и Квиррел все-таки выжил?!

— Мистер Волхов! — голос долетел до меня как будто через вату.

Одеяло сдернули с головы. Надо мной склонилась женщина. Вокруг был огромный зал, уставленный кроватями с белыми простынями, какие-то тумбочки, двери, на стенах висели картины. Слишком большой потолок. Всё плыло перед глазами, зрение выхватывало отдельные детали, которые никак не складывались в картину. Нереальное место.

— Мистер Волхов! — женщина, в которой я с трудом узнала мадам Помфри, что-то зачирикала на английском и сунула под нос какой-то флакон.

Я закрыла глаза, сглотнула и захлебнулась. Всё, сейчас я умру!

Но умереть мне не дали. В грудь ударило что-то упругое, схватило застрявшее в легких зелье и вынесло прочь. Чьи-то сильные руки обняли меня и усадили на что-то мягкое. К лицу прижалась бумага, остро пахнущая пустырником и валерьянкой. На затылок легла широкая ладонь, останавливая головокружение. В уши ворвался знакомый низкий голос, отдавшийся далеким раскатом грома, как будто эхом.

— Вадим, дыши!

Я покорно задышала, чувствуя, как мою одеревеневшую шею разминают умелые пальцы. Ощущения были знакомы, и от этого разум начал пробиваться сквозь адреналин. Пришло узнавание. Я, наконец, сообразила, что нахожусь в Больничном крыле Хогвартса, и сосредоточилась на словах.

— …отпаивать его успокоительным нужно было в начале приступа, а не в разгар.

Я открыла глаза. Реальность всё еще рассыпалась на отдельные куски, но Снейпа я узнала. Он сидел рядом со мной на кровати и неспешно массировал шею. Мадам Помфри прижимала к моему лицу бумажный пакет, судя по запаху, вымоченный в успокоительном. Вид у нее был испуганный. Я подняла дрожащие руки и сжала пакет. Дыхание выравнивалось. Адреналин еще кипел в крови, но страх больше не накрывал с головой.

Паническая атака. В последний раз приступ был еще осенью. Вот это я себя накрутила!

— Волхов не самый обычный пациент. Такое я вижу в первый раз за всю мою практику, Северус, — хмуро сказала мадам Помфри. — А работаю я здесь уже почти сорок лет. Вовремя ты пришел. Откуда ты знаешь, как справляться с этими атаками?

— Богатый жизненный опыт, Поппи. Мистер Волхов, вы пришли в себя? Вы меня понимаете?

Я судорожно закивала. Меня всё еще бил озноб, хотелось то ли забиться под кровать, то ли убежать, самоконтроль трещал по швам. Я как никогда четко ощущала нереальность происходящего, казалось, я могу вот-вот проснуться. Меня пронзило осознание — не хочу! Не хочу просыпаться. Не хочу обратно в серый мир, где я девушка и рядовой врач-терапевт. Хочу остаться здесь, с Северусом, и плевать на все опасности, плевать на то, что он никогда не посмотрит в мою сторону, плевать на то, что он редкостная язва и имеет паскудный характер. Он пришел за мной, не побоялся своего хозяина, хоть я ему всего лишь один из слизеринцев. Такого мужчины в реальном мире я не встречу.

Подчиняясь легкому толчку, я легла на кровать. Снейп оставил в покое мою шею и хотел подняться, но я зацепилась непослушными руками за край его мантии.

— Пожалуйста, останьтесь! Держите меня! Я не хочу… просыпаться!

— Волхов, возьмите себя в руки, дышите глубже. Выпейте, — зельевар сел обратно и напоил меня успокоительным.

Мир вновь сложился в четкую картинку, и я облегченно выдохнула. Тревога рассеялась буквально через пару минут, дрожь утихла, и на меня навалилась слабость. Я закрыла глаза.

* * *

Северус дождался, когда дыхание ученика окончательно выровняется, и встал. Волхов пережил серьезное потрясение и непростительное проклятье. С его сверхчувствительностью да еще без щита Империус — всё равно, что удар кувалдой по голове. Приступ паники не удивил. А вот слова Волхова: «Держите меня… Я не хочу просыпаться…» — настораживали. Что это, бред? Разум целителя всё же успел пострадать?

Дверь открылась, и в Больничное крыло заглянула бородатая голова Дамблдора.

— Здравствуй, Поппи! Как там мальчики?

— Поттер все еще спит, а к Волхову пока нельзя, — отрезала колдомедик.

— Так значит, он очнулся? Я на секундочку, Поппи, не сердись. Мне надо сказать ему пару слов… — обрадовался Дамблдор и ввинтился в Больничное крыло; Помфри на это только вздохнула и ушла в кабинет. — О, Северус! Ты тоже решил навестить учеников?

Пальцы Вадима судорожно сжались на черной ткани. Странная реакция. Обычно Дамблдора дети если не любили, то, как минимум, не боялись. Сложно бояться улыбчивого старика с чудаковатым поведением. Но, судя по прошлому разговору, Волхов не просто игнорировал все попытки Дамблдора расположить его, директор явно неподдельно пугал. Что же Альбус сделал с опекунами мальчика, раз Вадим ищет от него защиты у самого страшного учителя школы с не самым светлым прошлым?

Дамблдор сел с другого края кровати, хитро сверкнув очками в сторону руки Волхова. Северус в ответ на лукавый взгляд только поморщился.

— Профессор? — ребенок приоткрыл глаза и тяжело вздохнул, накрывая лоб ладонью. — Здравствуйте.

— Здравствуй, Вадим. Как твоё самочувствие? — доброжелательно улыбнулся Дамблдор.

— Знаете, у маглов есть такие машины с большими тяжелыми колесами. Они асфальт укладывают, едут медленно-медленно. Такое ощущение, что я попал под эту машину, — голос у ребенка был спокойный, он, наконец, отпустил мантию зельевара и провел руками по лицу. — Что случилось? Профессор Квиррелл… Мне привиделись жуткие вещи.

— Мне очень жаль, Вадим, но всё, что тебе привиделось, правда, — мягко сказал Дамблдор. — Волдеморт захватил тело профессора и попытался украсть весьма ценный артефакт, философский камень. Это камень…

— Вечной молодости, я знаю, — перебил Вадим и тяжело вздохнул. Глаз он не открывал, щурился от света. — Гарри убил его?

— Квиринус уже давно был мертв, Вадим. Жизнь в нем поддерживала только кровь единорога. Гарри ни в чем не виноват.

— Я помню. Это была самозащита, — кивнул ребенок. — Гарри виноват только в том, что вообще пришел туда.

— Он и его друзья поступили очень смело.

— Он и его друзья поступили очень глупо. И, подозреваю, потому что взрослые их не послушали. Вы должны как минимум оштрафовать МакГонагалл. По её вине Гарри убил человека.

— Я непременно поговорю с Минервой, — кивнул Дамблдор. — Но меня интересует, что там делал ты.

— Я помню только, как закрыл глаза на берегу озера в полдень, а в следующий момент очутился около странного зеркала вместе с профессором Квирреллом, — пожал плечами Вадим. — Он сказал, что я буду участвовать в возрождении величайшего волшебника. А потом появился Поттер, и Квиррелл переключился на него. Волдеморт велел мне его убить. Я отказался, сказал, что клятва не позволяет.

— И Гарри пришлось драться с Квирреллом и Волдемортом в одиночку.

— Сэр, я испугался, и мне было очень плохо. Я физически не мог ему помочь.

— Я понимаю, Вадим. Противостоять Волдеморту и его сообщникам трудно. Теперь тебе следует быть очень осторожным. Так уж получилось, что дух Волдеморта все еще жив, и однажды он вернется. Ты единственный истинный целитель, у которого нет защиты и поддержки рода, и он об этом знает.

Дыхание у Волхова участилось. Он обхватил себя руками и явно переборол порыв свернуться в клубок.

— Не волнуйся, Вадим, в Хогвартсе все, кто просят, получают помощь.

— Ясно, — прошептал он. — Извините, профессор, у меня ужасно болит голова.

— Конечно, поправляйся. Северус, пойдем, не будем мешать.

Дамблдор молчал всю дорогу до самого кабинета. Однако едва за ними закрылась дверь, он повернулся к зельевару, и вид у него был озабоченный.

— Северус, ты проверил Вадима? Империус точно снят?

— Да, — сухо сказал Снейп. — Ни один человек под Империусом не способен испытать приступ панической атаки. А даже если испытает, проклятье развеется.

— Ты спросил у Вадима, почему он снял с себя защиту? Это был приказ Квиринуса?

— Не успел. Думаю, это была попытка сопротивления. Драко говорил, что руки Волхова как будто жили отдельной жизнью. Квиринус, скорее всего, не знал, что кулон — это щит.

Дамблдор кивнул и подошел к насесту с фениксом.

— Я вижу, мальчик приглянулся тебе больше Гарри? — лукаво улыбнулся он.

— Волхов умен, упорен, талантлив и склонен критически смотреть на вещи. Мне было бы обидно потерять такого ученика. Поттер не обладает ни одним из этих качеств, как бы вы ни расхваливали его, — зельевар сел в кресло, на директора он не смотрел.

— Да, Вадим очень талантливый мальчик, несмотря на болезнь, — вздохнул директор. — За такими нужен глаз да глаз, ведь их стремление к знанию зачастую оборачивается печальными последствиями. Надеюсь, ты понимаешь, Северус, что он ни в коем случае не должен соблазниться губительными идеями?

— Можете быть спокойны, Альбус, — усмехнулся Снейп. — Для Волхова вопрос чистой крови равен нацистским идеям. А это дело фамильной чести. Его прадеды погибли, сражаясь с германскими войсками. Насколько я помню, кто-то даже награжден.

— Это дело прошлое. Ты знаешь, что одинокого ребенка легко соблазнить и заманить. Я был небрежен при знакомстве с его опекунами, мальчик это заметил и, боюсь, мне уже никогда не завоевать его доверия, но ты — другое дело, — Альбус помолчал, погладил Фоукса и повернулся к зельевару. — Присмотри за ним, Северус. Истинный целитель ни в коем случае не должен попасть в руки Волдеморта. Ни в коем случае.

Северус похолодел. Директор же не имел в виду…

— Альбус, вы имеете выход на Россию. Вы можете найти его родственников, вернуть его в семью.

Дамблдор медленно покачал головой.

— Я связывался с российскими коллегами, Северус. Ни в магловском, ни в магическом мире его не ищут. Ритуал поиска ближайшей родни привел к братской могиле в Венгрии и заброшенному кладбищу в мертвой деревне. Судя по списку павших, в Венгрии лежит его прадед с отцовской стороны. По документам, у его прадеда не было ни братьев, ни детей. Кто похоронен на кладбище, можно только гадать — крест сгнил, надпись не сохранилась, осталась лишь ограда. Всё. Больше следов русские не нашли. Его семья ушла из магического мира, скорее всего, они защитились от поисков, из Поволжья могли вообще уехать, а Россия огромна. Его появление в Лондоне очень похоже на стихийную аппарацию, и следов Обливиэйта мадам Помфри не нашла. И раз семья Вадима до сих пор нигде не появлялась, то, скорее всего, искать его просто некому, а амнезия защищает от каких-то трагических воспоминаний. Может быть, его даже отправили сюда в попытке спасти от чего-то. Русские хотели его забрать…

— Так отдайте!

— Возможно, на родине ему будет опаснее, чем здесь. Там сейчас очень напряженная обстановка. К тому же, он слишком ценен для нас, может быть, поэтому он оказался именно в Англии. И Вадим может сыграть не последнюю роль в грядущей схватке. Я оформил на него магическое опекунство. Забрать его не посмеют, как бы русские ко мне не относились.

— И вы ничего ему не сказали?

— Ты видел, как он на меня реагирует.

— Еще хуже он отреагирует, когда узнает, — мрачно сказал Снейп. — А он узнает, Альбус. Волхов не ваш наивный олененок Поттер.

— Именно поэтому я и прошу тебя присмотреть за ним, Северус, — Дамблдор устало улыбнулся. — Ты же не дашь пропасть своему ученику?

— Как я могу вам отказать?

* * *

Из Больничного крыла я вышла вместе с Поттером. Мы успели поговорить с ним, пока лечились, и отношения у нас снова потеплели, хотя мнение у Гарри насчет меня сложилось довольно-таки своеобразное. Гарри хотел подружить меня с Роном и Гермионой, но Уизли меня раздражал, а Гермиона… Я обогнала Грейнджер по результатам экзаменов, что привело её в бешенство. Как оказалось, она прекрасно видела, как я балду на уроках гоняю и занимаюсь рисованием, бисероплетением, чтением магловских книжек — чем угодно, но не учебой. В общем, зацепилось слово за слово.

— Это несправедливо! Ты ничего не учил и много пропускал!

— Учителя иного мнения, — с удовольствием глядя на ровный столбик оценок в аттестационном листе, сказала я.

— Ты дрался постоянно!

— А ты правила нарушала, — не осталась я в долгу. — И личных баллов у меня больше.

— За что?! — возопила Гермиона. — Ты на уроках не отвечал ни разу! Да ты даже колдовать не умеешь!

— Я хожу на уроки, где палочка не нужна, — напомнила я. — И на них практику я всегда сдавал успешно. Я и полеты сдал, к твоему сведению.

Как я сдавала полеты, было отдельной песней. Мне понадобилось сделать над полем один круг, чтобы понять, как я адски боюсь высоты. Я поняла, что рискую получить неуд, пообещала, что никогда в жизни не сяду на метлу, и дала взятку — вылечила у Хуч старую травму.

Грейнджер вспомнила свою «У», мою «П» и топнула ногой.

— Это несправедливо!

— Отчего же? Очень даже справедливо.

Гермиона зарычала. Ей, отличнице, привыкшей брать оценки большим количеством выученного материала, я казалась обманщицей… обманщиком и халявщиком, несправедливо получившим ништячок. Ну, не объяснять же ей, что учителя ставят оценки не только за выученные знания, но и за умение ими грамотно пользоваться? Креативный подход всегда ценился больше, главное — правильно подать!

— Смирись и расслабься, Грейнджер, — я повернулась к ней спиной и неспешно пошла по коридору, помахивая листком. — Пока, ребята!

— С… слизеринец!!!

О, вот теперь я точно нажила врага. Превосходство над ней Грейнджер воспринимает как личную обиду. Зубрилка, заучка и социопатка. Нехорошо так о будущей работнице Министерства Магии, но я ничего не могла с собой поделать. Уж больно мне нравится её обиженное выражение лица. Да, я гадина. Точнее, ползучий гад. Хе-хе-хе.

А потом был прощальный пир. И Дамблдор щедрой рукой отсыпал Гриффиндору баллы. Досталось всем, даже двадцать баллов Лонгботтому. Слизерину достались символические десять за «разумные советы и слизеринскую хитрость, которая превосходит магию». Видимо, троица все-таки рассказала Дамблдору о моей роли. Когда убранство зала сменило цвет, и гриффиндорский стол взорвался ликованием, я скомандовала однокурсникам:

— Ребята, встаем и уходим.

Драко смерил презрительным взглядом Дамблдора, переглянулся с соседями. Я мрачно сжимала губы. Первый курс Слизерина дружно встал и начал вылезать из-за столов. Старшие курсы отстали от нас буквально на пару секунд.

Гриффиндор продолжал ликовать, а вот остальные факультеты молча следили за нами. На лицах старшекурсников медленно проступало понимание и местами даже сочувствие. Чую, в следующем году все наплюют на баллы.

В дверях я оглянулась и бросила взгляд на учительский стол. Снейп с расслабленным видом пил из кубка, с ехидной улыбкой что-то говоря посмурневшей МакГонагалл, остальные учителя выглядели ошеломленными, а директор по-прежнему доброжелательно улыбался.

Мой факультет в мрачном молчании добрел до подземелий и расположился в гостиной. Старшие переглядывались, первый курс кусал губы. Семикурсник Генрих Селвин вздохнул и первым нарушил молчание.

— Пришел Гарри Поттер. Следующие семь лет нас будут стравливать с Гриффиндором гораздо сильнее, чем в прошлые годы. Я не знаю, зачем это директору, но… Не поддавайтесь его провокациям. Слизерин всегда и во все времена был элитой, здесь учатся чистокровные маги, потомки сиятельных сидов. Да, репутация в последние восемьдесят лет оказалась испорчена. Ваша задача — восстановить её. Никаких стычек с другими факультетами. Никаких склок внутри факультета. Вы должны перетянуть на свою сторону Хаффлпафф и Рейвенкло любыми путями. Поттера не трогать и даже не дышать в его направлении. Все меня поняли?

Ребята закивали, забормотали согласие. Староста Джемма взмахнула рукой и щелкнула пальцами.

— Эльф Хогвартса!

Раздался хлопок. Хмм… А в жизни они симпатичнее, чем на экране. Пропорционально сложены, мордашки милые, чем-то напоминают кошек.

— Мы будем ужинать в нашей гостиной. Будьте добры, накройте здесь.

— Не положено, мисс! — эльф чуть не заплакал. — Никак нельзя! Все должны пировать в Большом зале!

Джемма скрипнула зубами. Домашней еды у большинства уже не осталось.

— Что ж, ребята, очевидно, сегодня мы поужинаем сладостями.

Я обвела взглядом комнату. Слизерин был самым малочисленным, к тому же, половина уехала сразу после сдачи экзаменов, желая не терять ни секунды из каникул. Сейчас весь факультет находился в гостиной. Так, нас тут получается не больше сотни… Мой казан, который я притащила из дома, можно увеличить магией, картошку можно разбавить фасолью, трех банок будет достаточно, тушенку придется пустить всю… Не зря я таскала продукты весь год!

— Никто голодным спать не ляжет. Эльф, мне нужно два больших кочана капусты, четыре больших свеклы, хлеба на сто человек и банка соли, — я хлопнула ладонью по креслу, привлекая внимание. — Это ты можешь принести?

Уши качнулись в согласии, и эльф с хлопком исчез. Слизеринцы с интересом уставились на меня. Я запустила руку в почтальонку и вытащила казан.

— Джемма, увеличь его до сорока пяти литров.

Староста опешила, глядя, как я методично вытаскиваю из сумки продукты.

— Ты… решил приготовить ужин на весь факультет?!

— Ну, если не хотите, я тогда только на себя приготовлю.

По мере того, как росла гора, глаза у слизеринцев становились всё больше и больше.

— Нет! Мы все за!

— Ты умеешь готовить?

— А что это будет?

— Ты что, всё это время продукты с собой таскал?

Я вытащила последнюю банку тушенки и серьезно посмотрела на старшекурсников. Рядом на столике появилась капуста и свекла. Джемма увеличила казан.

— Так, господа волшебники, достаем волшебные палочки и показываем, что мы в состоянии добыть еду сами. Ты — я ткнула в ближайшего пятикурсника, — режущим вскрываешь банки. Ты, — ближайший семикурсник, — мелко рубишь капусту и режешь овощи. Аккуратно режем, нам не нужен бардак по гостиной! Кто умеет чистить заклинаниями овощи? Отлично. Чистишь картошку, морковку, и свеклу. Так, кто может волшебным образом нагреть казан до температуры кипения?

Джемма, преодолев ступор, подняла палочку.

Обалдевшие слизеринцы расправились с продуктами за пять минут. Я встала у казана, вылил масло и принялась за готовку, командуя однокурсниками.

Когда в гостиную заглянул Снейп, ребята дружно наворачивали борщ из трансфигурированных тарелок. Ошеломленный декан — зрелище весьма презабавное. Причем я даже не заметила, как сунула ему порцию с ложкой.

— Что здесь происходит?

— Ужин, сэр, — охотно сказала я. — Домовики отказались нас кормить, поэтому мы кормим себя сами. Да вы попробуйте, попробуйте! Неплохо получилось.

Снейп посмотрел на тарелку в своих руках и вздохнул.

— Волхов, вы невыносимый выскочка. Я как декан могу приказывать эльфам. Никто не лег бы спать голодным.

— Эээ… А эльфы не умеют готовить борщ, сэр!

Курс второй.  

Глава 15. Астрал и ужасы

Желтые налитые колосья неспешно покачивались на ветру. Невдалеке так же неспешно покачивались деревья. Взгляд различил ель и березу и скользнул дальше, к границе поля и леса, где стояла деревня. Деревня была старая: деревянные дома с резьбой и филенчатыми ставнями, никаких столбов с проводами, пластиковых окон. Я шел через поле к дому, стоявшему на отшибе от деревни — простой сруб без резных украшений и крыльца, только конек на крыше. У дома меня встретила моя бабушка.

— Пришел, наконец. За воду спасибо. Поставь в сенях.

Я зашел в избу. Сбросил обувь, поднялся по ступенькам в длинные сени, поставил воду на длинную скамью вдоль стены и открыл дверь.

Небольшой коридорчик с вешалкой вел в три комнаты: справа, слева и прямо. Слева была кухня. Бабушка хлопотала у русской печки: доставала длинным ухватом горшки, залезала на лежанку, чтобы сорвать сушеных травок, ароматными пучками развешанных под потолком вперемешку с бусами сушеных грибов и чулками луковиц.

Картина была привычной и уютной.

— Я скучал.

Я сел за широкий стол, застеленный клеенкой с цветочным узором, и улыбнулся, увидев разрезанную дырку на уголке — я сам её сделал, когда мне было два года. Бабушка на это только махнула рукой.

— Конечно, скучал, — согласилась бабушка. — Всё бегаешь, работаешь, учишься. Знамо дело, оно надо. Но и родных забывать не следует.

Бабушка чмокнула меня в щеку, бросила на стол доску и поставила передо мной чугунок с вареной картошкой. Как по волшебству рядом появилась квашеная капуста, моченые яблоки, маринованные грибочки и стакан с разбавленным капустным соком. Я запустил руку в чугунок и спохватился.

— Бабуль, ты садись!

— Сейчас чаю поставлю и сяду, — бабушка ловко засунула старый железный чайник в пылающую печку и села за стол.

Странно. Она же всегда чайник на плите грела. Я перевел взгляд на левый угол около печки. Там стоял шкафчик с кастрюлями. Плиты не было — был очаг. Старый, обмазанный глиной, закаленный годами службы.

— Бабуль… — я перевел взгляд на бабушку.

— Ты кушай, внучок, кушай. Вот, яблочко попробуй моченое. В капусте мочила, с корнем солодки. В банке такую не сотворишь, липа — она дух дает!

Я вспомнил огромную липовую кадушку, стоявшую в чулане, и оживился.

— Бабуль, а как ты капусту квасишь?

— Да так и квашу — слой капусты, соль, яблоки, снова капуста, снова соль. Солодки еще добавляю. Секрет в водичке. Её совсем немного надо, чтоб кислоту не сбить.

— Ты какой-то отвар варишь из трав?

— Боль я варю. Болью и замачиваю. Киснет капуста в ней просто замечательно!

— Болью…

Я перевел взгляд на стоящий на шестке горшок с водой, закрытый тряпкой. Бабушка проследила за моим взглядом и принесла его за стол.

— Вот, гляди. Правильно сваренная боль.

В горшке плескалась вода, темно-серая, глянцевая.

— Научи, бабуль!

Заслонка с печи была отодвинута, чайник выловлен бесстрашной рукой с прихваткой. На шесток шлепнулся чугунок.

— Ну, иди за водой. И запомни — вода должна быть живая.

Живая — то есть из природного источника. Я зачерпнул ковшиком принесенной воды, принес её на кухню, наполнил чугунок.

Бабушка вручила мне деревянную ложку.

— А теперь мешай противусолонь и повторяй за мной: боль злобучую, боль ломучую вырываю из себя, закопаю в воду я…

Это была не бабушка. То есть, я видел бабушку, воспринимал её как свою родственницу, но это была не та бабушка, которую я помнил.

— Слова не важны, тут главное — настрой! — бабушка подняла палец вверх. — Ты когда мешаешь, представляй, как боль твоя из тебя вытекает, как вода её принимает и растворяет. Боль из тебя и перетечет. Мешай-мешай. Три по три раза. И повторяй наговор-то.

Я перемешал темнеющую воду, и бабушка ловко поставила горшок в печку.

— А теперь боль должна свариться/приготовиться. Пусть томится до кипения. А потом что хочешь с ней, то и делай — можешь врагу подлить, можешь березу напоить, или, как я, капусту заквасить.

Слово было одно, но смысл почему-то был двойным. Я напрягся, вслушался в бабушкину речь и понял — мы не на русском разговаривали, а на мокшанском.

— Ты не бабушка, — вырвалось у меня.

— Верно, — спокойно кивнула она; её фигура потекла, постройнела, волосы заплелись в темно-русую косу. — Я прабабушка. Всё запомнил, внучок?

— Запомнил. Может, ты хочешь что-то еще сказать?

— Как сегодня из дома выйдешь, так до полуночи не возвращайся, — после короткого раздумья сказала она. — На этом всё. Заглядывай почаще.

И я проснулась.

Я лежала у себя в комнате, в доме Стоунов. Был разгар июля. За окном светило утреннее солнце. Триша мурлыкала у меня под рукой. Сердце колотилось как бешеное.

Сон был как еще одна реальность — ярче, объемнее, но не имеющая четкости. Прабабушка… Которая? У меня были мокшане в роду, по которому мне достались способности, но сварить боль… Что за бред?

Но руки сами потянулись к чистой тетради и вывели заголовок: «Как сварить боль». Я посмотрела на него в задумчивости, тряхнул головой и быстро начала заполнять строчки, пока еще помнила слова заговора.

Сон не отпускал меня весь день. Он привиделся мне под утро, бабушка всегда говорила, что на рассвете часто вещие сны видятся. И они виделись. Только вот снов с покойницами-ведьмами еще не было. И родственница она мне может быть разве что по дедушке — про его родню я ничего не знаю, а татарские скулы мне достались от него. Может быть, в его роду тоже кто-то колдовал? Дело-то раньше было привычное.

Стоуны заметили мою рассеянность к ланчу.

— Что с тобой, Дим?

— Сон странный привиделся, — ответила я.

— Бывает, что сны — это просто сны, — философски сказал Энтони из-за газеты.

— Покойники в пятничное утро просто так не приходят. Да и предупреждение я получил очень четкое.

Стоуны переглянулись.

— Какое? — напряженно спросила Эмили.

— В дом до полуночи заходить нельзя. Вам тоже советую последовать этому совету.

— Хорошо. Сходим в кино, — сказал Энтони.

Вот, что мне нравилось в опекунах, так это их способность воспринимать информацию без обычных заморочек взрослых людей. Никогда от них не слышал: «Ты говоришь глупости. Детский лепет» — и тому подобное. Они всегда воспринимали меня как человека с собственной точкой зрения, даже когда я чудила. А теперь, когда я училась волшебству, мои слова и вовсе начали восприниматься на веру. Наверное, из-за Дамблдора, потому что до моей учебы в Хогвартсе опекуны были более критичны.

Что ж, кино так кино. Там как раз вышел в прокат «Запах женщины». Хотя, глядя на моё личико, кассир наверняка предложит какой-нибудь диснеевский шедевр. По городку как раз афиши Алладина развесили…

* * *

Северус Снейп проводил летние каникулы в своем доме, в Паучьем тупике. Не то, чтобы он любил свой дом, но там было можно спокойно варить зелья в оборудованном после смерти отца подвале, отдыхать от детей и посвящать время новым разработкам. Появление Волхова помогло с переводом советских статей, на основе которых Снейп наконец-то смог закончить свою монографию по сложносоставным проклятьям и контрпроклятьям, и Северус уже предвкушал, как в новом учебном году свалит на ученика проверку работ первогодок.

В тот тихий июльский вечер ничто не предвещало беды. Северус доварил костерост для Больничного крыла, скоротал время за подаренной на Рождество книгой. Какой-то шутник решил подарить ему творчество Стивена Кинга. Книг было всего пять: «Сияние», «Кэрри», «Воспламеняющая взглядом», «Мертвая зона», «Зеленая миля». К книгам прилагалась записка, где незнакомым почерком была написана просьба читать книги по указанному порядку. Северус только слышал об этом писателе и его работ не читал, но книги его зацепили с первых же глав. Ничем иным, как намерением натолкнуть его на какую-то мысль, подарок не объяснялся. Неизвестный даритель отлично знал его биографию: пьяница-отец и сын с паранормальными способностями, закомплексованная девочка, которую довели до убийства собственные одноклассники, и вот снова. «Воспламеняющая взглядом» оказалась историей легилимента и избранного ребенка от его любимой женщины. Северус сразу вспомнил о сожженном Квиррелле. Истории никак не были связаны между собой, но в каждой книге главные герои так или иначе отражали личность самого Северуса. Сначала Снейп думал на Дамблдора — загадка была в его стиле, но на середине первой книги понял — старик скорее подарил бы Библию, чем это. Мелькала мысль о Волхове, но таких подробностей о его жизни, как отец-пьяница и любовь к Лили, ребенок нигде и никак не мог узнать.

Северус любил интеллектуальные загадки, и аноним определенно это учел.

Энди с Чарли как раз схватили сотрудники Конторы, когда в комнату ворвался феникс Дамблдора и сбросил ему на колени записку.

«Срочно. Прайвет Драйв, д. 5. Возьми успокоительное и магловские документы».

«И на каникулах мне не обрести покой», — вздохнул Северус и покорно пошел за флаконом.

Аппарировать в незнакомое место было невозможно, и пришлось воспользоваться Ночным рыцарем, отчего настроение окончательно ушло в минус.

— Так, мы тормознем в конце улицы. Тут куча магловских служб! — радостно оповестил его кондуктор.

Северус понял, о чем говорил парень, когда завернул за угол. Возле пятого дома стояли полицейские машины, труповозка и скорая помощь, суетились люди. Любопытные соседи выглядывали из окон. В труповозку грузили черные мешки. Северус увидел на крыльце четвертого дома детей и ускорил шаг.

Поттер обнимал за плечи Вадима, гладил по голове и с беспокойством заглядывал в его стеклянные глаза, не замечая, как по щекам текут слезы. Волхов отрешенно смотрел в пространство, сжимал полузадушенного черного кота и не реагировал на то, как вокруг него суетятся люди: плачет Поттер, пытается добиться ответа полицейский, которого тут же с криками отгоняет врач. Лицо не лицо, а фарфоровая маска.

— Поттер! Волхов! Что тут случилось?

Поттер повернул голову и ошалело уставился на зельевара.

— Профессор Снейп? Что вы здесь делаете?

— Не задавайте глупых вопросов, Поттер, — Снейп присел напротив Вадима, выдрал из его рук животное, вручив Поттеру, и силой повернул его голову к себе. — Волхов! Хватит туда таращиться, ничего нового вы там не увидите. Посмотрите на меня и скажите, что случилось! Вадим!

Мужчина встряхнул ребенка, вызвав возмущенное кудахтанье девушки в синей форме.

— Что вы делаете? Вы не имеете права! Кто вы вообще такой?

— Всё нормально, он наш учитель! — пискнул Поттер.

Голова Волхова безвольно мотнулась. Он моргнул и медленно сфокусировал взгляд на лице зельевара.

— Се-ве-рус?…

— Для вас профессор Снейп, мистер Волхов, — желчно сказал Северус. — До выпуска вы должны звать меня именно так. Никаких исключений не предусмотрено. А теперь соберите мозги в кучу и скажите, что здесь случилось.

Вадим медленно моргал, беззвучно шевеля губами. Поттер открыл рот, но Снейп заткнул его одним взмахом раскрытой ладони.

— Волхов, я жду!

— Они зашли, а я задержался… — наконец, прошептал Вадим едва слышно. — Часы спешили, и они зашли… Пять минут до полуночи…

С каждым словом зеленые глаза оживали, чернели, наполнялись болью и слезами. Бессвязный бред становился четче, превращался в рассказ, и Волхов уже говорил взахлеб, путаясь в английских и русских словах, цепляясь за учителя, как за последнюю соломинку, и не замечая диктофона, сунутого под нос настырным полицейским.

Суть вычленить было несложно. Вадиму приснился сон, в котором покойная родственница остерегла его заходить в дом до полуночи. К предупреждению мальчик отнесся серьезно и убедил опекунов покинуть жилище. Стоуны вняли его словам и решили сходить в кино. Когда они вернулись с сеанса, на часах Энтони была ровно полночь. Эмили открывала двери ключом, когда в кустах раздался кошачий вопль. Вадим подумал, что это Триша, и пошел посмотреть. Едва он зашел за дом, как прогремело два выстрела. Эмили и Энтони нос к носу столкнулись с грабителем, который уже тащил добычу к выходу, и получили по пуле в голову. Стоуны скончались на месте, грабитель успел сделать пять шагов по дорожке, прежде чем схватился за сердце и упал. На шум выскочили соседи. Шокированного Вадима, который никак не мог отпустить своего спасителя-кота, увела тетка Поттера. Грабителя увезли на скорой с сердечным приступом.

В гостиной Дурслей часы показывали без пяти двенадцать. Часы Энтони спешили на семь минут.

Глава 16. Тупик и логово зельевара

Вдруг неслышно проскользнет Как хозяйка в мой мирок, Молча взглянет мне в глаза И присядет на порог. «Что так больно» — Я спрошу - «Где под сердцем стынет лед?» Улыбнется мне в ответ - «Подожди и все пройдет.»

Британская система усыновления была реформирована в 1989 году. За три года система успела наладиться и работала как часы. После смерти приемных родителей ребенок, если он являлся круглым сиротой, помещался в специальное учреждение при агентстве по усыновлению, где с ним работали психологи и подбиралась другая семья. На носу был проект с временными семьями, который предполагал исключить учреждение при агентстве, но до этого было еще не скоро.

Меня снова пропустили через эту систему, потому что я уже в ней засветилась, к тому же, меня знало слишком много людей. Снейп покорно отдал меня службам, заверив, что скоро меня заберут. Вот только, он не учел полицейские допросы. Это для магов в истории с убийством всё ясно, а вот для обычных людей было естественно, что меня допрашивали.

В результате дознаватель имел меня в мозг через все черепные отверстия целых три дня. Он вытащил историю с лечением в клинике, о попытках суицида, вел со мной нескончаемые выматывающие разговоры непонятно о чем и заставлял вспоминать о событиях того дня такие подробности, которые я вообще не помнила. Если бы не Алексей Петрович, я бы точно сорвалась. Никаких скидок на возраст и психологическое состояние мистер Миддлтон не делал и, вообще, на одном из допросов заявил, что подозревает меня в преступном сговоре с грабителем, и я специально увела опекунов из дома. Ничего удивительного. Дознаватель слишком долго работал с такими детьми, по которым плакали и психушка, и тюрьма, и виселица. К тому же, правосудие в вещие сны не верило.

Но в них верили маги. Следователей удивила учеба в таинственной школе для одаренных детей, в которой я училась последний год, совмещенная с одновременным экстернатом в обычной школе. Им очень не понравились мои скользкие ответы. Когда меня в очередной раз приперли к стенке, прилетел вдруг волшебник в голубом вертолете… то есть, костюме, и вытащил меня прямо из очередного допроса. Миддлтон как раз выпытывал подробности о программе Хогвартса.

— Хогвартс уникальная школа со своей спецификой и многовековыми традициями. Кандидаты в ученики проходят тщательный отбор. Понимаете, экстернат лишь формальность, — соловьем разливался Дамблдор перед мистером Миддлтоном. — Обычно мы принимаем учеников уже с определенной базой знаний, из частных школ, поскольку в Хогвартсе дают достаточно специфичное и узкое образование. Мистер Волхов редкое исключение, он гений, и бумажка об окончании средней школы нужна лишь для того, чтобы соблюсти бюрократию.

— Это понятно, но почему мы о вас не слышали? — следователь с подозрением косился на мрачного зельевара и бледного коллегу, который сопровождал магов. — Могу я увидеть ваши документы?

— Профессор Снейп, будьте добры, — улыбался директор.

— Профессор Снейп? — Миддлтон подозрительно рассматривал мужчину, и я прекрасно знала, что он видит ни фига не учителя, а боевика. — И что же вы преподаете?

— Химию.

Зельевар приветливо оскалился, шагнул вперед, шлепнул перед мистером Миддлтоном черную папку и повернулся ко мне. Дамблдор продолжил радостно щебетать, но я уже не слушала. Меня настолько измотала вся эта ситуация, что если бы меня в этот момент потащили на костер, я бы не сопротивлялась. Слезы я выплакала еще на пороге дома Дурслей, и сейчас мне просто хотелось забиться подальше в какую-нибудь нору и тихо сдохнуть. Снейп цепко всмотрелся в меня и протянул сложенный платок. Он остро пах травами.

— Приложите к лицу и дышите медленно и глубоко, мистер Волхов. Вы молодец, отлично держались.

Насколько же ужасно выгляжу, раз сам Снейп расщедрился на похвалу?!

— Спасибо, профессор, — я с трудом выдавила улыбку.

Пряный горьковатый запах ворвался в легкие. Внутренняя дрожь и напряжение схлынули так резко, что закружилась голова. Мягкой волной накрыло спокойствие. Снейп аккуратно придержал меня за плечи, и я облегченно привалилась к его боку. Боги, как же хорошо…

— Подписка о неразглашении? — голос Миддлтона сел. — Зачем подписка?

— У вас нет допуска к такому уровню секретности, так что это прививка от лишнего любопытства, мистер Миддлтон, — любезно улыбался Дамблдор. — Гарантия, так сказать, что вы оставите нашего ученика в покое, не будете копать дальше того, что мы вам предоставили, и будете дальше здравствовать и жить.

Глаза у Миддлтона стали дикими. За спиной Дамблдора яростно закивал его коллега. Дознаватель оглянулся на меня, увидел, как я с блаженным видом нюхаю платок и прижимаюсь к боку Снейпа, и подмахнул документ дрожащими руками.

— Что ж, — Дамблдор ловко засунул бумажку в карман и бодро хлопнул в ладоши. — Вот и славно, что всё так уладилось. Полагаю, вызова в суд мальчику можно избежать? Ведь он дал исчерпывающие показания, убийцу схватили с поличным, и нужные справки мы вам предоставили. Его непричастность к убийству Стоунов очевидна, а роль — всего лишь трагическая случайность. Как его законный опекун, я настаиваю, что Вадиму нужно восстановиться, прийти в себя. Сами понимаете, такое потрясение, а гениев нужно беречь. У них ведь такая хрупкая психика.

— Скажите, он ведь жив? — я опустила платок и подняла глаза на Снейпа. — Тот грабитель?

— Жив.

Я облегченно выдохнула. Тогда, на дорожке я не выдержала. Я не могла позволить уйти убийце Эмили и Энтони. Да, я остановила сердце этого урода, и только вспыхнувшие болью наручи клятвы не дали довести мне дело до конца.

Снейп метнул взгляд на следователей и подхватил мою руку с платком, возвращая её на место. Пальцы у него были мягкими.

— Да, конечно, вы можете идти, — пробормотал мистер Миддлтон. — Благодарю за то, что прояснили ситуацию. Всего вам доброго.

— И вам всего доброго, — я выбралась из-за стола и, покачиваясь, пошла к двери. Снейп аккуратно придерживал меня за плечо.

За спиной я услышала яростный шепот следователя:

— Ты придурок, Миддлстон, и вопросы у тебя идиотские. Волхов принадлежит сверхсекретной правительственной организации. Ты что, не увидел…

Дверь отсекла от меня продолжение фразы.

К моему удивлению, на улице нас ждал форд «Англия» с подозрительно знакомым рыжим мужчиной за рулем. Увидев меня, он улыбнулся. Твидовый пиджак, старомодный и немного дурацкий, кепка на лысеющем затылке, зеленые штаны — то ли эпатажный гопник, то ли просто придурок.

— Вадим, позволь представить, Артур Уизли. Он папа Рона Уизли, начальник по борьбе с незаконным использованием изобретений маглов. В том числе и против маглов. Артур, это Вадим Волхов, — представил нас Дамблдор.

— Очень печально, что мы встретились по такому поводу, Вадим. Приношу свои соболезнования, — Артур энергично встряхнул мою вялую руку.

Интересно, зачем он здесь? Почему не начальник по контролю за соблюдением Статута Секретности?

— Здравствуйте, мистер Уизли, — я выдавила в ответ кривую улыбку.

— Садитесь, — Артур открыл дверцу автомобиля. — Доедем очень быстро!

Ясно, он водитель. Нехило директор прихерился. Целый начальник в роли личного извозчика.

Водитель он был лихой, правила соблюдал через раз. Про таких говорят: «Права купил». А еще мистер Уизли был невероятно, ошеломляюще, феерически болтлив. Он не затыкался ни на секунду, пока мы ехали. Причем его болтовня не несла никакой полезной информации и состояла, в основной своей массе, из дурацких рассуждений про изобретения людей. Моё молчание его не напрягало совершенно — он сам себе шутил, сам себе смеялся, сам себе отвечал на вопросы. Я прижимала платок к носу, вдыхала пары зелья на опасных поворотах и отстраненно думала, что мистер Уизли исключительно самодостаточный человек.

Мы доехали до приюта. На пороге уже стояли мои чемоданы в количестве трех штук. Около них сидел ошеломленный Алексей Петрович. Я первой вылетела из машины. Увидев меня, он вскочил и схватил в объятья.

— Прости, Вадим, я подавал заявку на постоянное опекунство, но мне отказали, — повинился он. — Дамблдор англичанин, он в приоритете. Как черт из табакерки выскочил и оформил всё в кратчайшие сроки! Даже чемоданы распаковать не успели!

Я зарылась носом в рубашку друга. Значит, новый опекун Дамблдор. Что ж, ожидаемо. Я подозревала, что убийство — дело его рук, но решила, что не буду в это лезть и не хочу этого знать. Всё равно мои догадки ничего не дадут. Я теперь у него под колпаком. Рыпаться мне не следует.

— Ничего, — я шмыгнула носом. — Он директор моей школы.

— А, того интерната для одаренных подростков? — Алексей Петрович с интересом оглядел вылезающих из форда Снейпа и Дамблдора. — А кто тот черный человек?

— Мой декан и учитель химии.

— Мрачный тип. Строгий, наверное?

— Да. А еще язвительный и с богатой фантазией.

— Короче, всё, как ты любишь, — заключил Алексей и с грустной улыбкой взъерошил мои волосы.

— Вадим, — к нам подошел Дамблдор. — Не познакомишь нас со своим другом?

Я неохотно отодвинулась от соцработника и пробормотала, глядя в пол:

— Директор Дамблдор, профессор Снейп, это Илаев Алексей Петрович, социальный работник и мой учитель английского языка. Алексей Петрович, это директор школы Альбус Дамблдор и учитель химии и декан моего факультета Северус Снейп.

— Здравствуйте, можете звать меня мистер Илаев.

Алексей пожал руку Дамблдору и Снейпу. Я стояла рядом и бдительно следила за каждым взглядом и жестом волшебников. Только попробуйте его заморочить, и через пару лет вас разобьет паралич или маразм!

— Взаимно, — Дамблдор поймал мой взгляд и добродушно подмигнул. — Вы отличный учитель. Вадим владеет языком лучше, чем некоторые наши студенты.

— Вы же знаете, с талантливыми и упорными детьми приятно работать. Чувствуешь, что твой труд ценят, что не зря стараешься, и вкладываешь больше. Так-то я уже давно оставил работу учителя, потому что обычно мне приходилось иметь дело со стадом пустоголовых болванов, которые не в состоянии отличить спряжение от склонения!

Дамблдор раскашлялся от неожиданности. Снейп моргнул, заинтересованно поднял бровь. Я улыбнулась, впервые за эти дни — не вымученной улыбкой. Алексей хлопнул меня по плечу и снова взъерошил волосы.

— Вы уж берегите его.

— Конечно-конечно, — сладко улыбнулся директор. — Я приложу все усилия. Вадим ни в чем не будет нуждаться.

— А ты звони! — Алексей Петрович перевел взгляд на меня. — И пиши почаще, а то за прошлый год ни строчки не написал. Ты же помнишь, занятия надо продолжать, если не хочешь забыть родной язык.

Я улыбнулась, проглотив комок в горле. Вряд ли мне позволят дальнейшее общение с ним. Скорее всего, это наша последняя встреча.

Что-то в моем взгляде Алексей заметил и переменился в лице. Пока мистер Уизли таскал чемоданы, он увел меня под предлогом прощания с другими ребятами, а сам завел к себе в кабинет, плотно закрыл дверь и повернулся ко мне.

— А теперь рассказывай честно, что это за старик такой? Во что ты вляпался?

— Он, правда, директор моей школы.

— Директор, — Алексей хмыкнул и схватил меня за плечи. — Вижу я, каким волчонком ты смотришь на этого директора. Ты боишься его, Вадим. И этот Снейп явно имеет боевую подготовку. Кто он? Мафиози? Теневой король? Это он убил твоих опекунов?

Да, уж. В проницательности моему учителю не откажешь. Дамблдора вполне можно назвать теневым королем. Я рассмеялась.

— Даже если и так, вы ничего не сможете сделать с этими людьми, Алексей Петрович. Это птицы слишком высокого полета. И с преступным миром они никак не связаны, — я обняла взволнованного Алексея за шею, заставив наклониться. — Я не могу сказать всего — государственная тайна. Но я обещаю, со мной всё будет хорошо. Правда. Ближайшие семь лет точно.

— Так эти ребята из правительства? — Алексей Петрович ничуть не успокоился. — Зачем ты им? Что будет через семь лет?

— У меня… очень редкий талант. Не волнуйтесь, со мной правда всё будет хорошо. Препарировать меня никто не собирается. Возможно, я даже смогу писать вам. Я уже год провел у них. Осталось шесть. А дальше меня отпустят. Под контролем, конечно, но отпустят. Просто не лезьте в это, и со мной все будет хорошо.

— Ладно, — с сомнением протянул друг. — Этот Дамблдор точно не педофил?

Я нервно захихикала.

— Нет. Просто пидорас… моральный.

— Хотелось бы в это верить.

— Пожалуйста, обещайте, что не будете искать меня. С этих людей станется вас убить.

— Хорошо. Обещаю, — вздохнул Алексей Петрович, взял со стола ручку и нацарапал на моей руке номер и буквы. — Я не буду искать тебя. Ты у нас гений, тебе лучше знать.

Как интересно. Алексей Петрович зашифровал на предплечье адрес, номер и слова: «Скажешь, от Лая». Запасный выход на случай побега? Я вопросительно подняла бровь. Друг только кивнул.

— Спасибо вам!

* * *

Северус знал, что Дамблдор не оставит Волхова у себя. Во-первых, директор круглый год жил в Хогвартсе. Куда прикажете девать ученика с аллергией на магический фон? В Хогсмид, в «Кабанью голову»? Да это было даже не смешно. Во-вторых, Дамблдор совершенно не знал, как разговаривать с ребенком, который его боится. В-третьих, учитель — не воспитатель. У старика не было своих детей, и он понятия не имел о том, как нужно обращаться с мальчиками, не выращивая из них Темных Лордов и пустоголовых инфантилов.

В общем-то, после усыновления Вадима в мире маглов Дамблдор это всё ему и сказал.

— То есть, вы сваливаете заботу о мальчишке на меня, — заключил Снейп, скрещивая руки на груди. — Напоминаю, что у меня тоже нет детей, зато есть Метка.

— Северус, поэтому опекунство в обоих мирах я оформил на себя, — вздохнул Дамблдор. — А ты так удачно живешь в магловском районе. К тому же, ты явно вызываешь у него симпатию, а со мной он совершенно не хочет идти на контакт. И ты сам признавался, что он тебе нравится…

— Я такого не говорил! То, что я готов взять его в личные ученики и присматривать за ним в школе, не значит, что я готов вытирать ему сопли и разбираться с проблемами взросления! Альбус!

— Северус, ему некуда деваться, я уже не в том возрасте, а у тебя есть опыт работы с проблемными детьми, и ты не дашь Вадиму пойти по кривой дорожке. Не Уизли же мне его отдавать?

Северус глубоко вздохнул, медленно выпуская воздух через ноздри. Да, Уизли с их Норой были совсем уж крайним случаем, учитывая отношения Волхова с близнецами.

Стоуны умерли очень удачно для директора. Прямо-таки подозрительно удачно. И дом, доставшийся в наследство Вадиму, был идеально расположен для наблюдения за Поттером. Как опекун Альбус имел право сдать его в аренду, например, своим людям. Тем более, что Арабелла отнеслась к своим обязанностям, спустя рукава, и проморгала со всеми своими кошками еще одного волшебника. Крайне рассудительного волшебника, несмотря на возраст, склонного к анализу и критическому мышлению. Северус подозревал, что именно поэтому Волхова так настойчиво навязывают именно ему — чтобы у мальчишки больше не было ни желания, ни возможности вернуться туда и вложить в пустую геройскую голову ненужные мысли.

— Хорошо. Так и быть. Я приму Вадима.

Дамблдор торжественно заверил, что Волхов разумный мальчик и хлопот совсем не доставит.

Вадим выглядел ужасно. За три дня он побледнел, осунулся, в глазах тихо тлел уголек затаившейся истерики. К платку с Глотком Мира он присосался как наркоман, дорвавшийся до дозы, и категорически отказывался реагировать на внешние раздражители в лице Артура. Северус с трудом отобрал у него зелье. Знакомство с Алексом Илаевым заинтересовало. Мальчишка неосознанно вышел вперед, закрывая учителя плечом, и только не зарычал в предупреждении, когда они пожимали друг другу руки. Ни дать ни взять — волчонок. Илаев тоже рассматривал Дамблдора с подозрением. Когда Алекс увел ребенка под предлогом прощания с друзьями, Снейп только усмехнулся. Понятное дело, русские просто хотели пообщаться без свидетелей, пока Артур таскал чемоданы.

Вадим напоследок обнял русского, вздохнул тоскливо и пошел к форду, не оглядываясь. Илаев пожал руку Дамблдору, смерил его тяжелым взглядом.

— Мне плевать, кто вы. Если через шесть лет он не вернется, я вас в любой точке планеты найду, — прошипел он, сдавливая ладонь до хруста; в речи прорвался рычащий акцент, — из-под земли достану и заставлю пожалеть об этом дне.

Дамблдор добродушно хохотнул.

— Отрадно видеть, что у Вадима есть такой хороший защитник. Северус, мы тебя ждем, — директор повернулся к мужчинам спиной и чуть ли не вприпрыжку ушел к форду.

Серые глаза Алекса горели тихим бешенством. Да, тут никакой Обливиэйт не поможет — только овощем сделает. Слишком много сил вложил в мальчишку соцработник. Снейп вздохнул. Ну, и что прикажете с ним делать?

— Вы мне импонируете, мистер Илаев. Полагаю, мы сможем договориться, вне зависимости от того, что Волхов вам разболтал.

— Вадим ничего не рассказал, сослался на государственную тайну. Только поклялся, что вернется через шесть лет, и заставил меня пообещать, что я не буду искать его, — процедил Илаев, успокаиваясь. — С ним правда будет всё в порядке?

— Поверьте, все заинтересованы в том, чтобы он был жив, здоров и психически нормален, — усмехнулся Снейп. — А насчет возвращения… У меня не так много власти, но я приложу все усилия, чтобы он смог это сделать безболезненно.

— Переписка?

— Вы можете посылать письма на его старый адрес, — подумав, сказал Северус. — Ему передадут. И я вам настоятельно советую держать обещание, мистер Илаев. Если вы оба будете хорошо себя вести, сможете видеться. В противном случае… сами понимаете.

Алекс расслабился и протянул руку.

— Да, теперь я вижу, почему вы ему нравитесь. В отличие от вашего начальства, вы производите правильное впечатление.

Северус пожал протянутую руку. Что ж, пожалуй, это действительно будет лучшим выходом. Сохраненный друг — гарантия хорошего отношения и лишний рычаг давления на строптивого подростка, коим Волхов станет через пару лет.

Артур завел свой форд, отъехал подальше от города и, покосившись на мрачного мальчика, шкодливо улыбнулся, живо напомнив близнецов.

— А сейчас будет волшебство! Только тссс, это секрет.

Он нажал на тумблер, вывел рычагом переключения передач замысловатую загогулину, нажал на педаль — и автомобиль взмыл в небо. Что ж, если он хотел расшевелить Вадима, то ему это удалось. Волхов с испуганным писком шарахнулся от окна, позеленел и вцепился в сиденье белыми пальцами. Северус со вздохом полез в карман за платком. Как бы передозировки не случилось. Глоток Мира не рекомендовался для детей весом меньше тридцати пяти килограмм, а в Волхове с его астеническим телосложением было от силы тридцать.

— Здорово, а? — восторженно воскликнул Артур. — Недавно придумал, сегодня первый полет!

От этого побледнел уже Северус и с трудом переборол порыв отобрать у ученика платок. Реакцию Дамблдора не было видно — он сидел на переднем сидении. Волхов смотрел прямо перед собой, стараясь дышать ровно. Зеленая радужка на фоне бледного лица смотрелась яркой и огромной. Теперь стала понятна претензия к двигающимся лестницам с исчезающими ступеньками — а вдруг вот прямо сейчас…

— Потерпите, мистер Волхов, по воздуху мы доберемся быстрее.

— Ага…

Вадим отвел взгляд от горизонта и посмотрел на Северуса. С лица ушла бледность, мальчишка успокоился и вернул зелье. Северус не утерпел и тоже сделал пару вздохов. В той мере, в какой он влиял на мальчика, Глоток Мира на него не подействовал, лишь помог отвлечься.

— Мистер Волхов, вы все вещи взяли? Ничего не забыли?

— Кота не взял, — грустно улыбнулся Вадим. — Тришу миссис Дурсль приютила, а вот черный кот, который спас мне жизнь, убежал куда-то. Наверное, вернулся к хозяевам.

Северус вспомнил ободранного черного кошака с желтыми выпученными глазищами и хмыкнул. Вряд ли у такого дикаря был хозяин.

— Профессор, куда меня везут? — тихо спросил Вадим. — Я буду жить с профессором Дамблдором?

— Нет. Опекуном является директор, но жить вы будете со мной.

Услышав это, Вадим расслабился окончательно, даже приободрился.

Как говорил Волхов, слава всем богам, полет был недолгим. На земле показались очертания заброшенной фабрики, Северус подсказал улицу, и Артур начал снижение. Форд подпрыгнул на дороге, чуть не вписавшись в асфальт капотом, чихнул и покатился между рядами полуразвалившихся домов, смотревших на нарушителя их сна разбитыми, заколоченными досками окнами. Фабричная труба, огромная и зловещая, высилась над ними, словно кто-то огромный укоризненно грозил пальцем. Это был не просто старый район города — это был мертвый район.

— Эмм… — Артур даже потерял дар речи. — Северус, ты правда здесь живешь?!

В боковом зеркале отражалось ошеломленное лицо Альбуса.

— Признаться, я помнил этот городок более… Кажется, я слегка отстал от жизни. Северус, что же ты не сказал?

— В чем дело, директор? Мой дом отлично подходит Волхову — здесь нет никакого магического фона. За десять лет я выкупил почти весь Паучий тупик. Экологию налаживаю, чищу реку. Маглы здесь живут только вокруг гостиницы и вдоль трассы, на другом конце города. Крыс нет. Чистый воздух, тишина и покой, умиротворенная атмосфера…

Лабиринт нежилых домов злобно нависал над узкой дорогой, глядя заколоченными окнами прямо в душу.

— … То, что нужно для лечения душевных ран, — Снейп старательно сохранял невозмутимый тон.

Артур издал невнятный звук, глаза у него были огромными.

— Альбус, быть может, мы все-таки с Молли…

— Профессор Снейп, вы владеете вот этим всем? — неверяще перебил его Вадим. — Целая улица? Серьезно? — Волхов отлепился от окна и повернулся к зельевару. — Да это охренеть как круто!!!

Артур чуть не врезался в фонарный столб. Альбус от неожиданности поперхнулся бородой. Снейп с трудом удержал челюсть.

— Ващеее! — Волхов захлебывался от восторга и подскакивал на сидении, вертя головой во все стороны. — Профессор, я знал, что вы любитель готики и ужасов, но это ващеее! Сэээр, это… это ващеее! Вы круче всех!

В прозрачных зеленых глазах горело неприкрытое обожание. Северус печенкой почуял — Волхов с ним надолго, а печень была теперь здоровая и не ошибалась.

Едва они остановились, Волхов выскочил из машины. Он энергично пробежался вокруг дома, заглянул в соседние окна, чуть не навернувшись со скамейки. Едва не повизгивая, постучал по брусчатке. Северус махнул палочкой, открывая дверь.

Все трое оказались в крошечной темноватой гостиной, производившей впечатление не то тюремной камеры, не то палаты в клинике для умалишенных. Полки по стенам были сплошь уставлены книгами, большей частью в старинных коричневых или черных кожаных переплетах. Потертый диван, старое кресло и колченогий столик стояли тесной группой в лужице тусклого света от люстры со свечами, свисавшей с потолка. Помещение выглядело неухоженным, как будто здесь давно никто не жил.

Вадим заскочил внутрь, издал одобрительный свист:

— Клевый дизайн! — и метнулся к полкам.

— Признаться честно, — сбитый с толку Дамблдор задумчиво дергал бороду, левитируя чемоданы, — Вадим меня удивил. Он презрительно фыркнул при виде Косого переулка, даже бровью не шевельнул в Хогвартсе, а тут такой восторг.

— Странный ребенок, — Артур настороженно следил за мальчиком. — Жуткое же место!

— Какая библиотека! — стонал тот. — Полное собрание сочинений Киплинга и Толкиена! Кэрролл! Лавкрафт! Оруэлл! Гоголь! Ух ты, Стивен Кинг! Да вы, профессор, оказывается тот еще фанат!

Глядя в горящие глаза, Северус и под угрозой пыток не признался бы, что ни разу не прикоснулся к этим полкам. Отец запрещал ему подходить к ним, говорил, что это собирал дед, так что Снейп берег эти книги лишь из уважения к покойному герою войны и ограничивался лишь чарами от пыли. Зельевар перехватил мальчишку за локоть, когда он побежал к магической литературе.

— Не вздумайте касаться этих книг, — тихо предупредил он, наклоняясь к его лицу. — На половине лежат проклятья.

Волхов часто закивал, преданно пожирая его глазами. Вместо ровных зрачков красовались кляксы. Северус хмыкнул. Так вот в чем была причина неожиданной активности — Волхов все-таки нанюхался Глотка Мира до передозировки. Ничего страшного, просто вместе с тревожностью снизился и самоконтроль, вытаскивая из рассудительного человека эмоционального мальчишку. Проспится и будет в порядке. Снейп даже не надеялся, что утром Вадим убежит с криками. Первичные реакции в виде восхищения и безудержного восторга были искренними, Глоток Мира лишь вытащил их наружу. Северус отпустил локоть, и мальчишка юркнул к стеллажу, сцепив руки за спиной подальше от соблазна. Восторженные стоны и охи возобновились.

— Видите, что вы наделали, Альбус? — старательно удерживая на лице непроницаемое выражение, сказал Снейп и добавил в голос укоризны. — Теперь я буду вынужден бегать за этим несносным ребенком по всем заброшенным домам Коукворта!

Дамблдор задумчиво перевел взгляд на мертвый пейзаж за окном, дернул бороду еще раз и, посмотрев на седой волос, который остался в руке, бодро сказал:

— Чудесно, что вы так сошлись во вкусах!

Глава 17. Обустройство на новом месте и чистое волшебство

Вадим был аккуратным и по-русски находчивым человеком с основательным подходом к делу. Северус это понял в первый день, посмотрев, как тот обустраивается в его старой комнате.

В доме Стоунов было гораздо просторнее, и Северус был готов к недовольному ворчанию, но вместо этого последовала просьба выкрасить стены в светло-зеленый цвет. Вещи отправились в небольшой шкаф, свернувшись в компактные рулончики по отработанной, какой-то своей системе. Волхов умудрился устроить на трех полках и в узком пенале весь свой гардероб, включая школьную форму. Для этого фокуса Снейп в своё время тайком использовал палочку матери, а здесь — никаких чар. Развешанные по стенам вразнобой полки были безжалостно отправлены в угол к шкафу и образовали друг над другом целый стеллаж до самого потолка, вместив в себя все книги из библиотеки мальчика. Под кроватью, которую Вадим поставил вдоль противоположной от окна стены, спрятались чемоданы. Массивный стол мистическим образом втек в угол возле окна, его половину заняла конструкция из небольших перекрашенных деревянных ящиков, притащенных из соседнего дома, под ними устроилась тумбочка. Вадим приспособил к делу даже подоконник и батарею, заставив их всё теми же ящичками из подручных материалов. Северус с удивлением увидел, что его крошечная детская комната еще и пространство имеет.

За ланчем Волхов осторожно вызнал правила проживания в доме Северуса и уточнил, в какие заброшенные дома можно залезать без риска для жизни. Этот вопрос дал Снейпу спокойно вздохнуть. Да, Волхов хоть и мальчишка, но разумный и с прекрасно развитым инстинктом самосохранения.

— На этой улице — во все, — ответил зельевар. — Только на чердаки не советую соваться. И на фабрику вам, мистер Волхов, тоже запрещено ходить. Маглы здесь живут на другом конце города, так что если захотите подружиться с ровесниками — велосипед на чердаке, почините и катайтесь на здоровье. Естественно, никаких гостей я не потерплю. Также я всегда должен знать, куда вы идете и где вас можно найти, так что будьте добры, наденьте это.

Он выложил на стол простенький браслет-плетенку из кожи, с металлической бусиной на одном из ремешков. Такие продавались в каждой сувенирной лавочке. Руки Вадима были увешаны фенечками, так что еще одна не должна была вызвать возмущения.

Вадим рассмотрел подарок, кивнул.

— Джи-пи-эс на бусине — ловко, — непонятно обозвал он сигнальные чары, одобрительно хмыкнул и протянул правую руку. — Поможете?

Северус отложил газету и осторожно завязал браслет на тонком запястье. На двойной узел, чтобы не потерялся случайно.

— Теперь по поводу моих обязанностей, — Вадим аккуратно отпил чай. — Как вы отнесетесь к тому, что я полностью возьму на себя кухню, уборку гостиной и… ну, скажем, мытье полов?

— Вы умеете готовить на плите?

— А чего тут сложного? — удивился мальчик. — Вопрос только в наличии газа и исправности плиты.

— Газ есть, и плита целая. Что ж, раз вы сами вызвались, то пожалуйста. Я привык есть по режиму Хогвартса. Надеюсь, вас это тоже устроит.

— Отлично. Какие блюда вы терпеть не можете, профессор?

— С некоторых пор я всеяден.

— А я терпеть не могу запах вареного молока. Так что молочных блюд от меня вы не дождетесь, — хмыкнул Вадим. — Есть какие-то привычки? Ну, вроде ночного перекуса, может быть, вы любите спать на каникулах до полудня?

Потекли дни, и Северус убедился, что Дамблдор снова оказался прав, Вадим старался не доставлять проблем. Мальчик исправно выполнял свои обязанности по дому, свободное время предпочитал проводить за книгой, гитарой или рукоделием, всегда говорил, куда идет гулять, и возвращался всегда в срок. Он не выкобенивался, проверяя границы терпения Северуса, не требовал немедленного исполнения своих желаний, не лез под руку во время работы, сдерживая своё любопытство до более удобного времени, и не жаловался на скуку — он прекрасно умел занять себя сам.

Первое время Снейп ожидал, что Волхов сорвется и взбрыкнет. Как утверждала книга по возрастной психологии, сироты, оказавшись в новой обстановке, всегда первое время ведут себя идеально, а потом начинают наглеть и нарываться, проверяя предел дозволенного. Северус даже пытался вывести его на эмоции, чтобы проконтролировать процесс. Вот только Волхов не повелся на конфликт, а умело его погасил. Лишь потом, убедившись, что гроза прошла, он подсел к Северусу, положил голову ему на колени и, тихо всхлипнув, попросил больше не срывать на нем плохое настроение, отчего Снейп сразу почувствовал себя последней сволочью и копией Тобиаса.

А еще с приходом Волхова его холостяцкая берлога как-то неуловимо изменилась. Северус это заметил через неделю, вернувшись с очередного педсовета. Он никогда не жаловался на наблюдательность, но тогда полчаса простоял в гостиной, пытаясь понять, как жилище с мертвой атмосферой, которое он помнил с детства, превратилось в дом, наполненный мрачным обаянием и уютом. Мебель не менялась и не переставлялась. Северус только лампочки на люстре вкрутил, прислушавшись к словам Вадима, что они оба рискуют ослепнуть с таким освещением, да купил коричневый плед в строгую клетку, которым был накрыт диван, чтобы можно было спокойно лежать, не рискуя испачкать и ободрать обивку.

Когда на чердаке появилась нормальная ванная комната с душевой, а на кухне смеситель, Северус выкинул книжку по возрастной психологии к Мордреду. Он два дня искренне считал, что обустройство ванной — его решение, и только после первого посещения до него дошло, что за десять лет одинокой жизни он мог бы сделать ремонт и раньше, а не пользоваться чарами.

В общем, проблем с Волховым не было. Днем.

Ночами идеальный ребенок превращался в истерично кричащее и дрожащее существо. Он метался в изматывающих кошмарах, скрежетал зубами и смотрел в потолок сухими воспаленными глазами до самого утра, боясь уснуть. Зелье Сна без Сновидений помогло ненадолго. Едва Северус отменил прием, опасаясь привыкания, как кошмары снова вернулись. Мальчишка не высыпался, вздрагивал от громких звуков и ходил по дому сонной мухой. Когда Вадим заикнулся о заглушке на своей комнате, чтобы не мешать, Северус взбеленился. Он, конечно, был далек от образа доброго и чуткого папочки, но и бросить собственного ученика в таком состоянии не мог. Он всегда следил за доверенными ему детьми. К тому же, из них двоих страдал только Вадим. Это в двенадцать лет семь часов сна было катастрофическим недосыпом, в тридцать два — это норма.

Северус проконсультировался с Помфри. У неё был богатый опыт в лечении детских кошмаров. Колдомедик подобрала комплекс мер, и кошмары прекратились. Но, как выяснил Северус августовской ночью, вылезло кое-что другое.

Тогда он проснулся от жажды. Наколдовав себе воды, Северус перевернулся на другой бок и уже прикрыл глаза, как вдруг дверь комнаты Вадима скрипнула. На лестнице раздались неспешные шаги. «О, Мерлин, неужели опять?» — с досадой подумал Северус и наколдовал время. Стрелки часов только подбирались к полуночи, и у Снейпа отлегло от сердца. Кошмары всегда приходили ближе к утру.

Но что-то не дало расслабиться и снова заснуть. Как будто тонкий звоночек требовал пойти вслед за Вадимом и посмотреть. Северус со вздохом потянулся к халату.

Вадим стоял у окна в тени и как будто бы рассматривал лунные лучи. Босоногий, в одних пижамных штанах, он протягивал руки к серебристому свету и что-то бормотал.

— Волхов? — позвал его сбитый с толку Снейп.

Вадим тихо и восторженно рассмеялся, не поворачивая головы. В бормотании отчетливо прозвучало его имя.

— Северус… — твёрдо, по-русски, с раскатистой «р» и отчетливой «у». — Иди сюда! Смотри, что тут! Смотри!

Северус подошел ближе и уже открыл рот, чтобы призвать ученика к субординации, но проглотил слова. Глаза у Вадима были закрыты.

«Прекрасно. Просто блеск. Только лунатизма не хватало», — подумал Северус устало. — «Я подолью Альбусу слабительное. Волхов совсем не доставит хлопот! Чтобы он еще раз сказал что-то подобное!»

— Северус, смотри. Ну, смотри же, — Волхов настойчиво показывал в сторону окна. — Послушай, как красиво.

— Вадим, — Северус шагнул ближе и осторожно перехватил протянутую руку. — Ты спишь. Тебе следует немедленно лечь в кровать.

— Да-да, — нетерпеливо отмахнулся мальчик и подставил вторую руку под лунный свет. — Но ты погляди. Ты только послушай, как поет луна!

— Я вижу, — согласился Снейп и мягко, но настойчиво потянул мальчишку от окна. — А теперь тебе нужно лечь. Спят стоя только кони.

— Кони не спят стоя, — возразил Вадим, хихикнув и вяло сопротивляясь попыткам сдвинуть его с места. — А нити… Ты видишь нити?

— Нет там никаких нитей!

— Ну, как же нет? Полотно же есть, — Вадим ткнул в светлый прямоугольник под своими ногами. — Ну, постой, Северус, я тебе покажу! Я тебе сыграю.

Волхов шагнул, снова протянул руку под лунный свет, повел тонким запястьем… И в воздухе мелькнули серебристые вспышки, наполнив комнату странным звоном.

Северус оторопел. Его просто пригвоздило прямо к тому самому месту, с поднятой рукой, в обнимку с Волховым, и он был не в силах оторвать взгляда от этой невероятной картины. Он даже не слышал о таком — ни легенд, ни упоминаний. Это было… настоящее чудо.

Тонкий, почти неслышный и вместе с тем проникающий до самого нутра, на высоких нотах звук чем-то походил то ли на поющие бокалы, то ли на стеклянную гармонику. На низких — вообще не был не похож ни на что. Он был таким… живым? Чистым? Поющим? Вадим улыбался, чувственно наигрывая неспешную мелодию. Серебряный свет вспыхивал под чуткими пальцами на короткие мгновения, вытягиваясь тоненькими вертикальными росчерками, бросая на лицо спящего мальчика хрустальные блики. У него было всего десять пальцев, но звучание было такое, как будто играл целый оркестр.

Мелодия закончилась, а невесомые звуки все еще метались по дому. То ли отзвук, то ли эхо. Вадим наклонился и легко поднял с пола один из прямоугольников, который лунный свет отбрасывал через окно. На короткий миг он вспыхнул, по краям побежала серебряная кайма. Мальчик подвесил его в воздухе, вслепую пошарил по столу, взял в руки забытое еще днем перо и, общипав, погладил по невесомому полотну. Лунный свет впитал в себя пух, и перед Северусом предстал рисунок черного крыла, роняющего перья. Вадим встряхнул тканью, привстал на цыпочки, заглянув закрытыми глазами в лицо, и намотал получившийся шарф на шею Северуса.

— Надо прилечь, — вздохнул он и ушел.

А Северус остался стоять у окна, разглядывать лунные лучи. Он протянул руку под свет, пошевелил пальцами, но предсказуемо не извлек ни вспышек, ни звука.

«Люди с наследственным синдромом Грина могут быть способны на невероятные вещи…» — вертелись в его голове слова старого колдомедика, повторяясь снова и снова.

* * *

Шарф был красивым и по-мужски строгим. По краю тянулась вязь каких-то знаков. Крыло было изображено во взмахе, справа налево, роняя перья на противоположный конец шарфа. Я перевернула его изнанкой. Изображение покорно показало обратную сторону. Эдакая 3D-картинка. Намотаешь на горло — за спиной будет развеваться крылышко. Я встряхнула шарф. Ткань пустила блеск, будто лунный луч на водной ряби. Наощупь она была мягкая, пушистая и теплая. На вид — тонкий гладкий шелк. Потрясающе.

— Я честно ничего не помню, — обескураженно сказала я, возвращая шарф. — Но раз я вам подарил это, то носите. Не зря же я это сделал. Наверное.

— Волхов, вы знаете, что это за магия?

— Эм… Ну, первое, что приходит на ум — русская народная сказка, — призналась я. — Про проклятую принцессу. В мультфильме она из лунного света платок выткала. Точь-в-точь как я этот шарф. Только какими свойствами обладал тот платок, я понятия не имею!

Снейп вздохнул и отпил свой кофе, разглядывая моё полуночное творчество. Забавный факт — мужчина любил крепкий черный кофе без сахара. Впрочем, это было неудивительно, с его-то характером и биографией.

— С вами что ни ночь, то сюрприз, — проворчал он. — Повторить сможете?

— Понятия не имею, — призналась я и запихнула в рот оладушку. — А что я играл-то?

Я абсолютно ничего не помнила. Из прошедшей ночи в голове даже сон не отложился. Кошмары убрались, я в кои-то веки начала высыпаться — и это было чудесно. На случай рецидивов я сплела ловец снов, и все плохие сны потеряли эмоциональную окраску, хоть и отпечатывались в памяти с самыми мерзкими подробностями.

Судя по всему, я пропустила нечто потрясающее — Снейп в кои-то веки убрал с лица привычный покерфейс. Он смотрел на меня с восхищением и растерянностью биолога, поймавшего в сети живую русалку. При воспоминаниях о музыке черные глаза подернулись мечтательной дымкой и таким довольством, как будто я не музыку сыграла, а призвала рыжего суккуба, с которым мужик зависал до самого утра.

— Понятия не имею. Начиналось как вальс, — Снейп побарабанил пальцами по столу, наигрывая мелодию. — Примерно так.

Я чуть не поперхнулась, с трудом сдерживая истерический смех. Естественно, что ж еще я могла сыграть?

— Сам сочинил, — серьезно кивнула я. — Весь год в голове вертелось.

— В следующий раз будьте добры играть мелодии сразу, а не ждать того момента, когда они погонят вас босого на холодный пол, — съязвил Снейп. — Сегодня пойдем в Косой переулок. Если после девяти у вас есть неотложные дела, то можете о них забыть минимум на три часа.

— А что мы там будем делать три часа? И у меня нет списка.

— Я за него.

А, ну да. Я же живу со своим деканом. Действительно, глупый был вопрос.

— Так что же мы будем там делать?

— Надо оформить в аптеке заказ для школьной лаборатории, закупить вещи для нового учебного года и встретиться с Дамблдором. Что-то насчет дома, который вы унаследовали от Стоунов.

Э, а что там может быть с домом? Я вроде все бумажки видела, про наследство от нотариуса прослушала. Дамблдор его наверняка отдаст под наблюдательный пункт своим людям. Меня данный факт полностью устраивал. К тому же, Паучий тупик покорил меня с первого взгляда. Сколько всего интересного я нашла в соседних домах: и фото, и старые документы, и даже потерянные украшения! Променять целую улицу заброшенных домов рабочего класса конца викторианской эпохи, посреди которой жил самый потрясающий мужчина в моей жизни, на унылую, причесанную и слишком людную Тисовую? Да ни в жизнь!

Северус в ответ на недоуменный взгляд только повел бровью, типа плечом пожал. Ясно, он тоже не в курсе.

Аппарация вызвала у меня тошноту и дикое головокружение. Я судорожно хватанула воздух ртом, обнимая Северуса за пояс.

— Как вы себя чувствуете? — Снейп терпеливо ждал, когда я приду в себя.

— Как фарш из мясорубки, — я открыла глаза.

«Дырявый котел» ничуть не изменился. Всё те же лица, та же обстановка и чудная атмосфера притона для наркоманов и сомнительных личностей.

— Привыкнете, не сахарный, — буркнул Северус, убедившись, что я стою на ногах, и потащил меня к Косому переулку, окончательно входя в роль ублюдочного препода.

Вообще, Снейп воспринял мое появление с достоинством Будды: успокаивал меня после кошмаров, терпел треньканье гитары, отвечал на бесконечные вопросы и удивительно легко велся на небольшие манипуляции, хотя навык сопротивления как у учителя у него должен был быть прокачан до сотого уровня. Может, он просто снисходительно поддавался? В любом случае, маленькие женские хитрости работали на ура: пара фраз здесь, пара там, восхищенный взгляд, пара вопросов, восторженный и, главное, искренний комплимент — и Северус, весь такой суровый, с каменной миной шел делать, что надо. Ну, не прелесть ли?

Сейчас его суровость вела меня в банк, и толпа расступалась перед ним, как море перед Моисеем. Репутация, однако.

В Гринготсе гоблин проводил нас в кабинет, где уже сидел Дамблдор и цедил чашку чая. Интересно, он никогда не думал, что гоблины могут туда плюнуть? Я бы вот пить их чай не рискнул.

— Здравствуйте, мальчики, — сверкнул улыбкой директор. — Я слышал, у Вадима были небольшие проблемы со сном?

Старший «мальчик» стойко принял удар, даже не поморщился.

— Благодарю за беспокойство, Альбус. Сейчас всё в порядке.

— И вам здрасьте, сэр, — поздоровалась я и плюхнулась за стол. — Вы хотели меня видеть?

— Да, Вадим, — голубые глаза просканировали меня, кажется, насквозь, и Дамблдор положил на стол небольшой серебряный ключ. — Это тебе.

Каюсь, я не удержала лицо. Деньги? Мне? Откуда? За что?!

— Как тебе известно, я сдал в аренду твой дом. Арендаторы волшебники, так что им будет удобнее перечислять плату через Гринготтс. Так что я открыл счет на твоё имя, — директора явно забавляло мое изумление. — Туда будет перечисляться арендная плата за пользование твоим домом. Счета в магловских банках тебе пока недоступны, так что можешь пользоваться нашей валютой. В пределах разумного, конечно. Ну, знаешь, милые сердцу мелочи, новый бисер, вкусная мороженка…

Дамблдор подмигнул и подвинул мне бумажки. Я внимательно прочитала. Обычное заявление на открытие долговременного вклада сроком на пять лет с правом пролонгации срока. Низкая процентная ставка, обычная для таких случаев, мелким шрифтом написаны стандартные предупреждения. Внизу стояла подпись Дамблдора как законного представителя. Пребывая в легком ступоре, я посмотрела на размер первого начисления.

— Это в какой валюте? — севшим голосом спросила я.

— В галеонах, конечно.

Ни хрена себе, карманные деньги на мелочи! В голове против воли защелкал калькулятор. Так, маги там будут сидеть до семнадцатилетия Поттера, а это значит, что вот столько я буду получать еще лет пять. Если не тратить, а потихоньку снимать и, скажем, прикупить акции Микрософт и Эйпл…

Я встряхнула головой, усилием воли прогоняя видения о безбедной жизни, и взял ключ.

— Спасибо, сэр.

— Пожалуйста, Вадим, — улыбнулся Дамблдор. — Не хочешь съездить к сейфу? Тебе стоит покататься на гоблинских тележках. Это очень освежает.

Я прокатилась. Ничего так, экстремально. Почти как американские горки. Выбиралась я из тележки на ватных ногах, а лицо, подозреваю, было очень бледным. Дамблдор уже свалил за горизонт, и у выхода меня встретил Снейп. Он выгнул бровь, отчего его лицо сразу приобрело ехидное выражение, и спросил:

— Я вижу, поездка за сокровищами вам понравилась.

— Не передать словами, сэр. Идемте покупать мне новые штаны, или вы лучше побережете свои нервы?

— Я лучше поберегу вашу хрупкую психику и схожу в аптеку. У вас есть два часа, встречаемся у Гринготтса. Не опаздывать, иначе познаете всю глубину моего… неудовольствия.

— Вы со злодейским хохотом унесете меня в свои ужасные владения и будете держать в плену?

— Хохот можете вычеркнуть, а так всё верно. Я буду вас нещадно эксплуатировать в лаборатории и пытать, заставляя проверять работы своих студентов, — вот и поди пойми, шутит он или нет, с его-то покерфейсом.

— Ого! Вы допустите меня к проверке работ? А можно я тогда буду писать на полях в вашем стиле: «Аконит и борец это название одного и того же растения, тупица!»?

— Из всего школьного курса вы запомнили только первый урок. Это весьма печально.

— Профессор, вы тогда такую речь толкнули, я её теперь никогда не забуду, — я закатила глаза. — Вы здесь для того, чтобы изучить науку приготовления волшебных зелий и снадобий. Очень точную и тонкую науку. Глупое махание волшебной палочкой к этой науке не имеет никакого отношения и потому многие из вас с трудом поверят, что мой предмет является важной составляющей магической науки…

Снейп слушал свою речь в моем исполнении, и брови его взлетали всё выше и выше. О, мне определенно нравится это изумление на его лице!

— Вы зазубрили её наизусть? Волхов, вам делать было нечего?!

Эх, Северус, Северус, знал бы ты, скольким людям нечего делать в реальном мире и как они над тобой издеваются…

— Конечно, я её записал и выучил! Я и ваши комментарии с наших работ записываю.

— Зачем?!

— Через семь лет выпущу сборник цитат профессора Снейпа и озолочусь! Вам двадцать процентов как автору идеи!

— Волхов!

— Хорошо, пятьдесят!

>

Глава 18. Играй, гормон!

Я подошла к книжной лавке как раз в тот момент, когда оттуда вылетел Люциус Малфой. Так-так, похоже, во «Флориш и Блоттс» состоялась битва за Средиземье. Иначе где еще Трандуила могли бы так потрепать и наградить фингалом под левым глазом?

Эх, сиятельный лорд, ну как вам не стыдно? Будь я на месте Нарциссы, за такие выкрутасы вы бы стояли на коленях, скованный по рукам и ногам, и умоляли простить, целуя лодыжки… Вы же просто напрашиваетесь на хорошее такое наказание в виде плетки по обнаженной спине.

От картины, нарисованной воображением, мне стало жарко. И это мне еще двенадцать! Блин, я уже боюсь переходного возраста.

Лорд Малфой одернул мантию, пригладил волосы, повернулся и поймал мой взгляд. Как назло, именно в этот момент я облизнула губы, пялясь на его синяк. Глаза у него округлились. Не-не, мужик, тебе привиделось!

— Здравствуйте, мистер Малфой, — шагнула я к нему. — Как ваш целитель я крайне огорчен тем, как вы исполняете мои рекомендации. Вам следует быть крайне осторожным, я же вас предупреждал об эмоциональной нестабильности. Последствия этого удара могут быть весьма печальны.

Побольше недовольства во взгляде, командный тон и требовательно протянутая рука. Ты, Люциус, видишь здесь недовольного целителя, а не пацана, мечтающего поставить тебя на колени и сделать боль…

— Здравствуйте, мистер Волхов. Простите мое недостойное поведение, — мистер Малфой наклонился и уперся лбом в мою ладонь, обжигая запястье своим дыханием; в низком голосе появились воркующие нотки. — Больше такого не повторится.

Меня как током прострелило от этой выходки. Прямо от пальцев по позвоночнику и вниз живота, который совершенно неожиданно подал признаки жизни. Бляя… Только бы не покраснеть! Не краснеть, я сказала!!!

А Люциус Малфой лукаво смотрел прямо в мои глаза, и уголки его губ подрагивали, сдерживая улыбку. Н-да, кого ты пытаешься обмануть, Вадим? Этот змей насквозь всё разглядел и теперь лопается от самодовольства. И не противно ему?

— Надеюсь на это, — холодно сказала я, едва удержавшись, чтобы не отдернуть руку, и сосредоточился. — Что ж, кулоны, как я вижу, работают отлично, и настойками вы не пренебрегаете. Осенью нужно будет провести один обряд, и мою миссию можно считать законченной. Возьмите еще это. Носите неделю. Когда потемнеет, выбросите в реку.

Я сняла с руки длинный плетеный браслет с фиолетовым турмалином и намотала его на руку лорда. Люциус кивнул и отступил.

— Благодарю вас, мистер Волхов, — и снова эта воркующая интонация, от которой внизу живота заворочалась незнакомая тяжесть.

Ссссука!!! Что ж меня от Снейпа так не колбасило?! Хотя, нет, нет! Это прекрасно! Я же тогда с ним жить бы не смогла!

Ну, что ж, когда-нибудь это должно было случиться. Хотя, я думала, что всё начнется попозже, лет в четырнадцать. Впрочем, об особенностях сильного пола я знала как медик общего профиля и с женской точки зрения: видела, щупала, устройство знаю. Интересно, что подумает мама, узнав, что дочуре в коме грезилось, что она пацан да еще, судя по всем признакам, гей?

Я рассеянно поздоровалась с Драко и шагнул в книжную лавку.

— Вадим, так ты лечишь Малфоя? — спросила с любопытством миссис Уизли.

Угу, вам тоже здрасьте. Потрясающая непосредственность от женщины, которую я вижу второй раз в жизни.

— Миссис Уизли, я целитель, а они попросили моей помощи. Я не могу отказать, — вежливо ответила я.

— Так значит, ты вхож в их дом! — обрадовался мистер Уизли, на губе у него красовалась подсыхающая ранка — миссис Уизли залечила. — Заметил что-нибудь необычное или, может быть, почувствовал что-то темное?

Я уставилась на этого придурка.

— Мистер Уизли, вы ударили моего пациента и пустили насмарку весь прогресс, которого я добивался почти три месяца. Вы думаете, что после этого я нарушу врачебную клятву?

Преувеличила, конечно, но надо же было как-то его пристыдить? У мужчины хватило совести покраснеть.

Я страсть как хотела поболтать с молодым Томом. Даже несмотря на опасность. Да, дневник открывает комнату к василиску, но блин, это же добрая половина души! Даже в духе, что в прошлом году залезал в Хогвартс, столько не обреталось. Когда мне еще выпадет возможность исследовать крестраж? Если это, конечно, крестраж, а не программа имитации личности… Блин, и хочется, и колется! Решено, заберу тетрадь и спрячу в Паучьем тупике. Оттуда Том не сможет выпустить василиска, а в крайнем случае Снейп меня подстрахует.

Дневник выкрасть мне не удалось. Джинни постоянно была у кого-то на глазах. В её котле было полно книг и тетрадок с черными обложками, а крестраж ничем среди них не выделялся. Из-за защитного кулона я не чувствовала магического поля, и поэтому понять, которая тетрадь нужная, не смогла. Разочарованная, я пошла покупать учебники и какую-нибудь энциклопедию для мальчиков.

Книжки, книжки и еще раз книжки. В лавке магической я ничего полезного не нашла, так что отправилась в магловский мир. Погуляла по Лондону, заточила бургер и зависла в книжном магазине. Литературы для подростков было много и вся — бестолковая. Спасибо, устройство половых органов мне известно прекрасно, физику процесса я тоже представляю, о простате осведомлена и о методах контрацепции тоже. Я знаю, что такое мастурбация и онанизм и даже в курсе, что от этого волосы на ладонях не растут.

— Что тебе тогда надо, мальчик? — возопила доведенная до нервного тика консультантка.

— Мне нужна информация о том, как ухаживать за собой в это чудное время, как вовремя отследить патологию развития и к каким вывертам психики готовиться, чтобы не поубивать окружающих и себя! — заявил крайне раздраженная я, помахивая очередной книжкой. — А этот бесполезный хлам можете убрать обратно на полки.

Итогом моих изысканий стала покупка аж трех пособий. Причем две из них были узкоспециализированной литературой по психологии. У кассира глаза на лоб полезли, когда он увидел это.

— А ты осилишь? Тут полно терминов.

Вместо ответа я шмякнула на стопку словарь. Кассир в обалделом молчании оформил покупку. Консультантка вытерла со лба испарину. Кажется, в этом магазине меня запомнят надолго.

Я успела купить себе джинсы и новую обувь и подошла к Гринготтсу практически вместе со Снейпом.

— Зачем вы ходили в магловскую часть города? — вместо привета спросил он.

— За медицинской литературой, — буркнула я. — Во «Флориш и Блоттс» почти ничего нет по нужной тематике.

Спасибо, Снейп хоть не спросил, что конкретно я искала.

* * *

Вадим категорически не хотел ехать на поезде. Он цеплялся за мантию, уговаривал и заклинал, порой скатываясь с аргументов в истерическую мольбу. Такое Волхов позволил себе лишь раз — когда уговаривал Дамблдора исключить его из школы.

— Пожалуйста, я сделаю, что угодно, только возьмите меня с собой! — Вадим бухнулся на колени.

— Волхов, вы с ума сошли?! — после секундной оторопи Северус вздернул ученика за плечи и, как следует, встряхнул. — Немедленно прекратите этот балаган! В чем дело?

— Я… мне… — Вадим облизнул губы, мотнул головой и перешел на более спокойный тон. — Сон. Я видел сон.

— Снова ваша покойная родственница?

— Нет, — мотнул мальчишка головой. — Это… Как будто я смотрел фильм. Я видел, как к Хогвартсу летел автомобиль мистера Уизли. Там были Рон и Гарри. Они не справились с посадкой и… и врезались в Гремучую иву. Насмерть.

— Это просто смешно, — процедил Снейп, отпуская Волхова. — С чего бы Уизли и Поттеру лететь в Хогвартс на автомобиле?

— Они опоздали на поезд.

— Если такое случится, то есть Ночной рыцарь, камин в Дырявом котле, родители, в конце-то концов! Уизли, конечно, не блещет умом, но не такой кретин, чтобы брать машину отца и лететь на ней через полстраны, да еще тащить за собой Поттера.

— Сэр, пожалуйста…

— Волхов, прекратите уже истерику! Вам регулярно снятся кошмары, конкретно этот просто отражение вашего страха высоты. А теперь берите свою сумку и обувайтесь. У меня осталось ровно пять минут до педсовета.

— Хорошо, — кивнул Вадим. — Я поеду на поезде. Но взамен обещайте, что на церемонии распределения покараулите у Гремучей ивы.

— Волхов, вы…

От выражения его лица Вадим побледнел, но всё равно упрямо вцепился в рукав.

— Ну, пожалуйста. Чего вам стоит?

— Нет! Я не собираюсь пропускать ужин из-за глупых снов! Никакой кретин не способен на эту фантастическую выходку!

Весь этот диалог Северус прокручивал у себя в голове, летя через двор к Гремучей иве. Полчаса назад он получил вечерний номер «Ежедневного пророка» с заметкой о замеченном летающем автомобиле. И даже если на Великобританских островах нашелся второй идиот, зачаровавший форд «Англия» на полет, то отсутствие Поттера и Уизли за праздничным столом не оставляло сомнений.

Снейп ждал минут пять и успел прикинуть последовательность заклинаний, прежде чем в небе появился злополучный автомобиль. Когда форд, мигнув фарами, рухнул вниз, Северус взмахнул палочкой, вкладывая в заклинание все свои силы и злость: на себя, на этих идиотов. Автомобиль сожрал это всё, как черная дыра, чуть снизив скорость. Северус кое-как подправил траекторию падения, чтобы форд упал плашмя, а не перевернулся, сминаясь в блин, и понял, что не успевает оттащить машину в безопасную зону. Ива была деревом мощным и боевым. Ива скидывала с себя парализующие, лишь замедляясь, и не реагировала на подчиняющее. В какой-то момент отчаянной битвы форд взревел, завизжал колесами и вылетел из-под ветвей беснующегося растения.

Снейп видел, как форд выбрасывает мальчишек, слава Мерлину, целых, как вопит Уизли и бежит вслед за уезжающей машиной, как гриффиндорцы плетутся в замок. «Артур все-таки заложил псевдоразум», — с отстраненным облегчением подумал Северус, сползая по стене. Ноги были ватными, руки дрожали, кончики пальцев холодило. Он так не выкладывался даже во времена службы Темному Лорду. Мужчина встал, поправил мантию и двинулся следом за детьми, давая себе слово, что в следующий раз прислушается к Волхову, даже если тому приснится плотоядный пельмень.

Гриффиндорцы предсказуемо отделались отработками, хотя видит Мерлин, Северус старался. Главным аргументом Альбуса стало: «Но ведь ничего страшного не случилось, Северус! Обливиэйторы затерли все следы!» Зельевар проглотил ехидное замечание, что всё могло закончиться куда печальнее, если бы его не предупредили. Тогда пришлось бы рассказывать, кто это сделал и откуда Вадим взял информацию. Тогда Альбус точно запрет мальчишку в Хогвартсе, невзирая на все его страхи и опасность для рассудка, как ту же Трелони. Нет уж. В конце концов, с целителем у Северуса появился шанс на выживание. А с ясновидящим он еще сможет повернуть события в свою пользу. Цинично и рационально, скажет кто-то. Но у зельевара до сегодняшнего дня не было надежды пережить возвращение Темного Лорда и сбросить рабские путы. Златокудрый мальчик эту надежду дал, и терять его доверие Северус не хотел. Волхова нужно было привязывать к себе крепче, воспитывать в нужном русле, научить держать язык за зубами и тогда… Тогда, возможно, Снейпу удастся выбраться из этой истории без потерь.

* * *

Зельевар всю неделю смотрел на меня так, что мои губы против воли складывались в довольную улыбку. Ага, дошло-таки, что я чувачок полезный не только потому, что лечить умею. И если дар целителя я засветила, то своё «ясновидение» доверила только тебе, Снейп. Интересно, как ты распорядишься этим знанием? Доложишь директору или придержишь для себя? Тварь ты дрожащая иль право имеешь?

Идти ва-банк было не страшно. Терять было нечего, а директор строит из себя доброго дедушку. Максимум, что он сейчас может сделать — запереть где-нибудь подальше. А прощупать того, кто имеет самый ближайший доступ к телу, необходимо.

Доступ к телу… Боже…

Я оттянула ворот футболки, глотнув воздуха, и попыталась сосредоточиться на зарядке. Встреча с Малфоем будто сорвала какой-то стоп-кран. Я радовалась, что не реагировала на Снейпа? Забудьте. На первом же уроке я выяснила всю глубину этого заблуждения, когда он взял меня за руку, поправляя положение ножа. Его бархатный голос прозвучал над самым ухом, и отозвался в животе таким ёканьем, как будто я была гитарной струной. Слава всем богам, пальцы зельевара лежали не на пульсе. Я никогда не чувствовала прикосновения настолько остро, даже будучи девушкой. Ничего удивительного, что той же ночью мне приснился эротический сон, в котором поочередно мелькали то Малфой, то Снейп.

То ли дело было в зрелой психике, то ли из-за уже имеющегося опыта, но никакого постепенного осознания и пробуждения не было. Желание просто накатывало волнами, как море перед штормом, выплескиваясь в ночных снах и самоудовлетворении. Слабая надежда на бисексуальность, которая присуща всем магам, как утверждало подсунутое Северусом пособие, развеялась как дым. Я реагировала на голос Снейпа, на руки Маркуса Флинта, на точеную шею Эдриана Пьюси, даже на Драко, который так мучительно напоминал Люциуса, но не на девчонок. Все пособия утверждали, что этот выматывающий гормональный взрыв в мои почти тринадцать идет по самым нижним границам нормы, что настораживало. Чары, предложенные в книжке, мне были бесполезны, зелья рекомендовались мальчикам с массой от сорока килограмм, а во мне было всего тридцать, брома же в этой школе не водилось.

Это был пиздец, товарищи. Честно. Как другие ребята справлялись с этим?

— Волхов, ты уже встал? — Драко заглянул в общагу. — Хочешь на тренировку посмотреть? Папа нам новые метлы подарил… Что это ты делаешь?

— Отжимаюсь я. А твой папа… уф!.. не подумал, как это будет выглядеть со стороны?

— В смысле?

Я села и вытерла лоб.

— В смысле это же выглядит как покупка места.

— Ничего подобного! — возмутился Драко. — Я сначала прошел отборочные, это раз, папа финансирует покупку метел не только Слизерину, это два, и школьные метлы давно пора было заменить, это три!

— Ладно, убедил. Нет, спасибо, я не пойду.

Драко надулся и ушел. Зато потом вечером в гостиной с радостью рассказывал, как Рон попытался его заколдовать и в результате весело блевал слизняками.

— За что он проклясть тебя хотел? — подала я голос из своего угла.

— Эм… ну, — Малфой смутился. — Я обозвал Грейнджер маглой с палочкой.

— Ну, хоть не грязнокровкой, — выдохнула я.

История упрямо выруливала на известный мне сюжет, невзирая на поправки, а я никак не могла пересечься с мелкой Уизли. Девчонка как будто растворялась в замке, а если мы натыкались друг на друга, порыться в её сумке было совершенно невозможно. Просто мистика какая-то. Значит, ждем Хеллоуин. Подловим Джинни и отберем у неё тетрадку.

В сентябре я смогла выкроить время и, выпросив разрешение, смоталась в Хогсмид встретиться с Малфоями. Они ждали меня в съемной комнате, в «Трех метлах», попивая чай. Я наконец-то познакомилась с Абраксасом и долго не мог поверить, что этот юноша, ловкий и порывистый, как молодой хищник, и есть дедушка Драко. Не хватало только лука и стрел для полного завершения образа Леголаса.

— О, я никогда не устану любоваться на это выражение лица! — звонко хохотал старший Малфой. — Это наследие наших предков, одно из тех, что нам удалось сохранить. Мы не стареем до самой смерти.

— А в каком возрасте вы умираете? — не утерпела я. — Если вы до самой смерти молоды?

— Раньше мы всегда уходили вслед за нашими супругами, не выдерживая горечь утраты. Мне повезло, что моя жена была мегерой, и никакой любви между нами не было, — улыбнулся Абраксас. — Теперь нас выкашивает наше проклятье. Меня оно должно было убить этой зимой. У нас уже была готова история о драконьей оспе, но появились вы, мистер Волхов. Отдельно хочу поблагодарить за настойки и сборы. Они вернули мне не только силы, но и зрение!

— А что насчет сироты? — побарабанила я пальцами по столу. — Вы же понимаете, что если не снимете проклятье, то бесплодие будет вызвано уже другой причиной?

Абраксас вздохнул, переглянулся с Люциусом.

— По правде сказать, один мой старый друг уже предлагал мне этот способ, — пробормотал он. — Тогда я не воспринял его всерьез… Поймите меня правильно, я не верил, что это сработает.

— Но?

— Но вы показали себя грамотным и сильным специалистом, несмотря на возмутительную юность, и вы повторили слова моего друга, абсолютно о них не зная, — вздохнул Абраксас. — Насколько нам известно, вы сирота. Мы бы хотели вам предложить войти в наш род на правах младшего сына.

— Нет! — я подняла руку. — Со всем уважением, мистер Малфой, вы прекрасная семья, и для меня честь, что вы сочли меня достойным вашего имени, но я вынужден отказаться.

— Почему? — лица Малфоев вытянулись в совершенно одинаковом выражении, и на секунду они стали так похожи, будто братья-близнецы.

— Потому что я не сниму ваше проклятье, — я сплела руки в замок. — Для ребенка вы должны стать лучом спасения, долгожданным избавлением, конницей из-за холма, которая вмешивается в битву в самый последний момент и приносит с собой победу. Я же так не могу воспринять вас при всем желании. Я не беспомощное дитя, от которого отказалась родня, и вполне способен самостоятельно решить свои проблемы.

А еще я ни фига не ребенок и мечтаю трахнуть Люциуса. Нет, я не подхожу никоим образом.

— Да, пожалуй, вы правы, мистер Волхов, — Люциус смерил меня странным взглядом, и я моментально взмокла, вспомнив нашу встречу в Косом переулке. — Но, к сожалению, иных детей, достойных нашего внимания, мы больше не знаем. У магов очень мало сирот.

— Маглорожденные?

Абраксас и Люциус синхронно поморщились.

— Мистер Волхов, вы, может быть, не в курсе этой истории, но именно из-за… маглорожденных в шестидесятых разыгралась эпидемия драконьей оспы, — сказал Абраксас. — Так получилось, что эта оспа выкашивала исключительно чистокровных, в числе которых были и мои дед с отцом и супругой. Это не первая попытка маглокровок уничтожить нас, что бы вы о них ни думали. Мой прадед поклялся, что ни один маглорожденный не ступит в наш дом ни гостем, ни членом семьи.

Как интересно, мама Ро никогда не освещала причины ненависти чистокровных к маглокровкам. А причина, оказывается, была.

— В таком случае подходящий ребенок вас найдет сам, — пожала я плечами. — Я более чем уверен, вы и ваши предки раз в поколение сталкивались с детьми, которым требовалась жизненно важная помощь. Вполне возможно, они были последними в роду или полукровками, изгоями своих семейств и пережили отказ от кровного родства со стороны отцов. Наверняка ваше семейство оказывало им покровительство, ну, или как минимум, они к вам тянулись.

Люциус вздрогнул, Абраксас распахнул глаза. Я прямо-таки прочитала имена на их лицах и, пряча ухмылку, отпила чай.

— Стоило лишь ввести их в род, убедить отказаться от прежнего имени — и проклятье бы пало, — добила я.

Малфои беспомощно переглянулись. Да, условия я озвучивала согласно канонным знаниям, но человек такое существо, что может убедить самого себя в реальности лекарства. Проверено анафероном на обычных людях. Что уж говорить о волшебниках? Раз они верят в реальность проклятья, значит, дадим рецепт и убедим, что он верный, даже если он галиматья полная.

— Получается, — отмер Абраксас, — следующего ребенка встретит Драко?

— Скорее всего, — я пожала плечами. — Но вряд ли это я.

— Он младше меня на шесть лет, — напомнил Люциус. — И твой друг тоже.

— И Деметри Забини, — вздохнул Абраксас и протянул мне руку. — Закономерность ясна. Да, очень жаль, что это не вы, мистер Волхов.

— Не жалейте. Возможно, я принесу вам больше пользы, оставаясь Волховым, — заверила я, пожимая руку, и встала. — Что ж, приступим? Вы принесли то, что я просил?

— Вот, — Люциус выложил на стол небольшой клубок неаккуратных ниток из кипрея, в России зовущегося иван-чаем. — Нарцисса не пряха, но она старалась.

Я внимательно осмотрела нитки. Да, делала однозначно неумеха, но неумеха старательная и любящая. А это главное.

— Отлично получилось, — похвалила я, разматывая клубок, и оборвала нитку. — А теперь сидите тихо, не дергайтесь и смотрите на мои руки.

Завязать болезнь в узел непросто: нужно представлять, что завязываешь, сосредоточиться на этом. Слова не важны — важно намерение и воображение. Я обмерила нитку вокруг головы Абраксаса и принялась завязывать узлы, накладывая один на другой. Оба-на! В руках возникло четкое ощущение, что первый узел вытянул червяка. От неожиданности я чуть не выронила веревку.

— Я болезнь на узел навязываю, Я болезнь на узел привязываю, Я болезнь на узел завязываю Я болезнь в узел загоняю, Я болезнь в узел закрепляю, Я болезнь в узел прикрепляю, Болезнь в узел ушла, Здоровье Абраксасу принесла.

Невидимый червяк отчаянно сопротивлялся. Я вся взмокла и дико устала, пока запутывала его в узлы. Та же процедура была проделана с Люциусом, червяк по ощущениям у него был поменьше и вроде как послабее. По крайней мере, извивался не так сильно, как первый, которого я боялась выронить.

— Ведьмин кулак, — прошептал старший Малфой, рассматривая запутанные нитки. — Как я сразу не догадался. Моя прабабушка так завязывала головную боль.

— Здесь не головная боль, мистер Малфой, а ваша болезнь, — я протянула руку Абраксасу. — А теперь перенесите меня в ваше поместье.

Секунда выворачивающей, удушающей темноты — и передо мной выросли чугунные ворота. Цельнометаллические ветви были переплетены между собой так, что их невозможно было открыть. Люциус дождался, когда я приду в себя, прикоснулся к воротам — и ограда зашевелилась, распутываясь и давая проход.

— Добро пожаловать в Малфой-менор, мистер Волхов, — гордо сказал Абраксас, ведя меня по широкой подъездной дороге, обсаженной живой изгородью.

Внутри дорожка по обеим сторонам была обсажена густыми тисами, за ними находился фонтан. Я огляделась, приметила место и поманила Малфоев за собой. Мимо меня пролетела крупная белая бабочка неизвестного вида. Странная какая-то бабочка. На дворе уже сентябрь, ей давно пора баиньки, а она всё летает. Ей забыли показать календарь?

Я наклонилась, нашла место у корней и начала копать. Люциус заикнулся о домовиках, но я так зыркнула на него, что мужчина сразу же заткнулся.

— Веревка сгниёт — болезнь пропадет, — закончила я, заваливая узлы землей, примяла получившийся холмик покрепче и встала, отряхивая руки. — Место запомнить, узлы не выкапывать и не развязывать. Всё. Со своей стороны я сделал всё, что смог. Оплату жду в течение года. Я могу оставить нитки себе?

Малфои кивнули. Я с удовлетворением улыбнулась и засунула клубок поглубже в карман. У Драко и его потомков уже ничего не вылезет, я проверяла, но у него впереди встреча с гиппогрифом и бешеный Поттер с Сектумсемпрой наперевес на шестом курсе. А тут нитка, мамой спряденная.

Внезапно накатила слабость. Тисы закружились перед глазами. Я покачнулась. Обеспокоенные крики донеслись, будто издали. Меня шарахнули Энервейтом, отчего меня вырвало, и в четыре руки дотащили до фонтана. Когда по лицу прошлась холодная рука, я на секунду смогла открыть глаза, но кто из Малфоев меня держал, разобрать не смогла. Среди вереницы образов: журчания воды, появления знакомой черной мантии, крепкой ругани и платиновых прядей — отчетливо запомнились крупные белые бабочки, порхающие вокруг злющего Северуса и растерянных Малфоев.

* * *

Отходил от лечения Малфоев я долго, хотя гораздо легче, чем после лечения Грей. Помфри и Снейп категорически запретили мне исцелять аж до следующего года, позволив лишь варить зелья. Пришел октябрь, холод и сырость затопили окрестности, пробрались в замок. Мадам Помфри и я были теперь постоянно заняты — вся школа кашляла и чихала. Я так навострилась варить Бодроперцовое зелье, что могла бы делать это с закрытыми глазами. Тяжелые капли дождя стучали по окнам замка неделю без перерыва. Озеро вышло из берегов, клумбы превратились в грязное месиво, а тыквы Хагрида раздулись до размеров кареты. Но все это нисколько не остудило энтузиазм квиддичной команды, и меня каждый раз передергивало, когда я видела их силуэты на поле.

Отвратительная погода повлияла и на мое настроение. Я всегда плохо переносила дождливую пору, а тут еще вдобавок на носу выскочил первый прыщ, что повергло меня в депрессию. Прыщ, как назло, был большой, обещая созреть в экземпляр с крупной белой головкой. Я посмотрела на него и со вздохом полезла за маслом чайного дерева. Одно хорошо — я знала, как сохранять кожу чистой и бороться с высыпаниями. Прощайте, жирные и вкусные тосты со сливочным маслом, привет, цикорий и овсянка с медом!

Потрясла старшекурсниц вопросом о депилляции. Моё святое правило в реальности — волосы на человеческом теле допустимы лишь на голове в виде косы, бровей и ресниц. Всё остальное — рудимент, подлежащий удалению. Отступать от этого правила из-за такой мелочи, как смена пола, я не собиралась. Тем более, что я всегда ненавидела мужскую волосатость. На себе не потерплю тем более.

Хеллоуин пришел как-то незаметно. Просто в один прекрасный день в Большом зале внезапно появились украшения, а вечером устроили пир. Я вновь с позором упустила Джинни Уизли. Эта девчонка ускользала от меня с ловкостью ниндзя, я уже начинала злиться.

Кошку было жалко. Беднягу подвесили прямо за хвост. Желтые глаза были выпучены, лапы — врастопырку.

— Трепещите, враги наследника! — крикнул Малфой так, что я подскочил. — Сначала кошка — следующими будут грязнокров… ммм!

— Не позорься, — зашипела я и убрала руку от его рта. — Это второе предупреждение. После третьего раза я напишу твоему папе. Он из кожи вон лезет, чтобы имя очистить, а ты тут все его усилия пускаешь насмарку. Кажется, в английское традиционное воспитание входит порка? И лицо попроще сделай — кричал-то не ты.

Малфой сверкнул глазами, но рот захлопнул.

Прибежали профессора, горестно запричитал Филч. Локонс, сияя улыбкой всем известного «натурального блондина», пригласил всех в свой кабинет. Снейп как мрачный жнец навис над троицей, и те засеменили следом за учителями. Нас разогнали по спальням.

Несколько дней только и разговоров было что о Миссис Норрис, и все из-за Филча. Он вертелся вокруг того места, где заколдовали его кошку, словно поджидал виновного. Тщетно пытался стереть надпись на стене при помощи «Универсального волшебного пятновыводителя миссис Чистикс» — сама видела. Прятался в коридорах, кидался на школьников, ища случая учинить над ними расправу за «чересчур громкое дыхание» или «слишком счастливый вид». Бедный завхоз.

Снейп вызвал меня к себе в кабинет, где показал кошку и спросил, что я могу сделать. Я пожала плечами и сказала, что могу только сварить из неё суп, поскольку живой водой не располагаю.

— Живой водой? — задумчиво переспросил Снейп. — Признаться, об этом я не подумал. Да и аппарата Кратова у меня нет. Хотя говорят, — черные глаза уставились на меня в упор, — источники живой воды бьют над могилами святых, а святыми часто были истинные целители.

Я аж попятилась.

— Эээ?! Вы чего удумали?

— Успокойтесь, не буду я вас убивать, — усмехнулся Снейп. — Не согласитесь ли вы одолжить немного своей крови?

— Чего?!

— Крови, — терпеливо повторил Снейп. — Хочу провести эксперимент, раз вы так любезно напомнили о живой воде. Клянусь использовать вашу кровь только в рамках эксперимента с живой водой и никак иначе!

Ну ладно. Я покорно позволила сцедить у себя кровь. Мы её разбавили в ключевой воде и обрызгали кошку. Кошка не шевельнулась.

— Может, её надо напоить? — предположила я.

Снейп закапал раствор в раскрытую пасть. Ничего. Пшик. Кошка лежала мокрая, вонючая и по-прежнему неподвижная. «Результат отрицательный» — записал Снейп в блокноте и снова уставился на меня.

— А не одолжите ли мне свои волосы, мистер Волхов? — в черных глазах горел плотоядный интерес ученого.

— Профессор, может, я попробую сделать переклад на яйцо? — жалобно сказала я. — Вообще, живая вода, говорят, обладает повышенными окислительно-восстановительными свойствами за счет прохождения через неё отрицательно заряженных частиц, то есть, электричества. А я электричество генерирую только мозгами. И что бы вы там ни думали, без мозгов я жить не смогу!

Снейп задумался, фыркнул и отступил.

— Пробуйте переклад.

Переклад тоже не дал результата, хотя яйцо почернело и начало испускать весьма неприятный тухлый запах. Видимо, Снейпу все-таки придется дожидаться мандрагор и копаться в библиотеке, поскольку от меня толку было мало. Северус склонился над кошкой, а я быстренько свалила из кабинета, пока тот не вспомнил, что у меня можно забрать еще ногти, кожу, слюну и слезы.

Пусть лучше зельевар в традициях Кощея чахнет над пробирками, пока я веду охоту на дневник Уизли.

* * *

Северус был невероятно зол: на Малфоев, за то, что проклятые, на себя, за то, что не уследил, и на сумасшедшего целителя, который снова едва не убился, творя невозможное. Да еще Дамблдор подливал масла в огонь, сверкая очками: «Он же целитель, Северус, он не может по-другому, Северус, его ведут клятва и призвание, Северус». А Северусу оставалось только скрежетать зубами да варить очередное зелье для лежащего в истощении ребенка.

Демонстрируя чудеса выдержки и самосохранения в обычное время, в лечении Вадим доходил до исступления, напрочь забывая о себе. Причем волшбу творил какими-то совсем уж альтернативными, языческими способами, о которых в цивилизованной Европе только сказки и остались: длинные речитативы, шепотки и наговоры со странными жестами, яблоки, узлы, яйца и бесконечные фенечки с полузабытыми узорами, расчеты с учетом астрономических явлений, заговоры на солнце и луну, травы. И ведь вопреки всем оставшимся упоминаниям работало так, что рядом становилось трудно дышать! Был бы жив историк, он бы с Вадима не слез. Абсолютно дремучий друид — настоящая находка! И ведь откуда-то ребенок брал новые знания и умения. Просматривал воспоминания о своей прабабке по двадцать раз? Омут Памяти у директора он одалживал регулярно. Снейп разок не утерпел и воспользовался чарами перевода, чтобы полистать русские книжки Волхова. И хоть потом он весь день маялся от головной боли, цели своей добился. За исключением пары пособий, вся информация в них была ерундой и мифотворчеством, что только заинтриговало. Северусу страстно захотелось заглянуть в эту златокудрую голову, но отношение к директору Дамблдору и невероятное количество амулетов на руках ребенка ясно показывали, что соваться не следует.

Взросление всегда раскрывало в волшебниках потаенные таланты, но кто бы мог подумать, что этот чертов русский как ларец с секретом? Думал, что всё рассмотрел, а тут бац — второе дно! Да, пусть Вадим не мог взмахом палочки превратить черепаху в табакерку и добыть воду из воздуха, но почему-то он производил впечатление настоящего колдуна, даже не пользуясь своим даром. Может, потому и производил и был способен на невероятные чудеса, что не растрачивался попусту и относился к своей силе с почтением, а не кичился ею, как прочая чистокровная братия? Как этот таинственный наследник Слизерина, больше похожий на мелкого террориста с артефактом наперевес.

Северус как раз раздумывал над тем, как измельчали волшебники, когда в дверь постучались. Снейп удивленно посмотрел на часы — у детей давно был отбой, кому он мог понадобиться в такое время? В дверь снова поскреблись, и Снейп вздохнул. На этот раз он узнал стук.

— Входите, мистер Волхов, — он махнул палочкой, открывая дверь.

Появившийся на пороге мальчишка предсказуемо не порадовал: глаза огромные, пугливо зажатые плечи, волосы взлохмачены, сам кутается в мантию, прячет дрожь. Мерлин, он ведь только успокоился, только начал радоваться жизни, неужели после лечения Малфоев всё началось заново? Северус действовал уже по привычной схеме — усадил поближе к камину, погнал домовика за чашкой горячего шоколада, уселся рядом и покрепче замотал Вадима в плед.

— Что на сей раз потрясло вашу хрупкую психику? — вкрадчивый тихий тон с интонацией, которую ученики называли «замогильной», всегда отчего-то действовал на ребенка прямо противоположно тому эффекту, которого добивался Северус.

Вадим помолчал, глотнул из кружки и опустил глаза.

— Я скоро умру.

— И с чего вы сделали столь мрачное умозаключение? Очередной дурной сон? — Мерлин, пусть это будет какая-нибудь ерунда!

— Сэр, не надо, пожалуйста, меня успокаивать, — тихо попросил Вадим. — Правда, я скоро умру. Я уже умираю.

Тон у мальчика был такой, что Северус с силой сжал челюсти, сдерживая накатившую злость и горечь. Всё было очень серьезно.

Ну, почему, почему судьба вечно так играет с ним: поманит надеждой, а затем безжалостно её отбирает? Почему именно этот потерянный сирота с невероятным даром к исцелению? Почему это должен быть именно тот, без кого Северусу будет тоскливо?

— И ничего изменить нельзя? — отрывисто спросил он.

— Нет. Я сглупил, и теперь менять что-то поздно. Я знал, что однажды это случится, но не думал что так рано. Надеялся, что смогу побыть рядом с вами подольше, — Вадим посмотрел ему в глаза, провел рукой по лицу, запоминая черты, и со вздохом уткнулся в плечо. — Передайте Люциусу, что я его прощаю. Он поймет, за что.

— Неужели так скоро?

— Осталось совсем чуть-чуть.

— Так, — Северус отстранился и внимательно посмотрел на Вадима. — А теперь признавайся, что ты принял? Я видел твою медицинскую карту, я знаю о попытках суицида. И если ты наглотался какого-то яда…

— Профессор, честно, я ничего не принимал — у меня ведь была причина оставаться в этом мире, — улыбнулся Волхов. — Я пришел предупредить вас. Второго мая девяносто восьмого года в Визжащей хижине огромная ядовитая змеюка разорвет вам горло. Яд змеи не дает сворачиваться крови и растворяет швы. Вы будете умирать на глазах у свидетелей. Противоядие к яду вы сможете получить в девяносто пятом, когда она покусает Уизли. Пожалуйста, подготовьтесь. Я не хочу, чтобы вы умирали. Это мое желание. Запомнили?

— Второе мая девяносто восьмого, — повторил Снейп. — Запомнил. Вадим, совсем ничего сделать нельзя?

Вадим поставил чашку на стол, подобрал ноги и прижался к Северусу покрепче.

— Сэр, обнимите меня, пожалуйста.

Северус обнял, зарылся носом в золотистые кудри, провел рукой по худенькой спине. А ведь этот мальчишка единственный, кто смотрел на него с восхищением и принимал со всеми заскоками и сволочным характером…

— Северус!

Он открыл глаза.

Кабинет был пуст. Он сидел не в кресле вместе с мальчишкой, а за своим рабочим столом. Стрелки часов показывали совсем другое время. «Сон», — накатило облегчение. — «Всего лишь дурацкий сон».

— Северус! — раздался взволнованный голос от камина. — Ты спишь?

— Уже нет, спасибо, — Северус встал из-за стола и размял затекшую шею. — Что такого случилось, что не могло подождать до утра, Поппи?

Он обогнул кресло и увидел лицо медсестры, плавающее в пламени. Выражение его было таким, что сердце сковало холодом.

— Северус, — Поппи кусала губы. — Тебе стоит зайти в Больничное крыло. Срочно.

Снейп не стал терять времени — просто зашел в камин, едва Поппи оборвала связь.

В Больничном крыле было полно народа: Минерва, Поппи, Альбус, зареванный Колин Криви с Джинни Уизли и абсолютно разбитый Поттер, угодивший на койку как раз после сегодняшнего матча. А на кровати… Северус споткнулся, разглядев знакомую светловолосую шевелюру, и медленно подошел ближе. Посмотрел и сжал руки в кулаки.

— Как это случилось?

— Мы с Альбусом нашли его у лестницы…

— Я не спрашиваю, где вы его нашли, Минерва, — перебил Снейп и перевел взгляд на детей; голос у него был очень и очень спокойный. — Я спрашиваю, как это случилось. Мистер Криви. Мисс Уизли. Отвечайте. Немедленно.

— Я-а… Я не ви-виновата! — икнула Уизли, трясущимися руками протягивая черную, выжженную насквозь тетрадь. — Я не понимала, что делаю! О-он меня подчинил! Он хотел напасть на Колина, а тут этот слизеринец как выскочил и… и прямо… Ааа, я не хотела!

Снейп перевел взгляд на Колина.

— Я вообще ни при чем, сэр! — затараторил он, шмыгая носом. — Я шел навестить Гарри Поттера, сэр! А тут эта, — он ткнул в Уизли пальцем. — Стоит такая в коридоре. И врешь ты всё! Всё ты понимала!

— Нет! Я ни при чем! Я была одержима!

— При чем! «Ты не нравишься Гарри», — передразнил Криви, злобно сверкая глазами. — «Ты его бесишь, а значит, бесишь и меня» Фанатичка и дура, вот ты кто! Психованная! Такую анаконду в школу привела! Слава богу, он её убил! Не верьте ей! Всё она отлично понимала!

— Нет!!!

— Да! Не знаю, чем этот слизеринец по ней шарахнул, но он спас мне жизнь. Выскочил откуда-то, эту отшвырнул, а тут змея каак кинется! А он каак сунул ей тетрадку в зубы! Он упал, а у неё башку провернуло кругом с хрустом таким — и всё, — Криви погладил Волхова по руке и жалобно спросил: — С ним ведь всё будет хорошо? Вы ведь поможете ему, правда?

— Это был василиск, Северус, — сказал Альбус. — Мне очень жаль.

Снейп был уверен — Вадим высказался бы насчет сожалений Дамблдора, грубо и прямо проехавшись по безопасности школы, по которой ползает василиск. Но Вадим смотрел в потолок полуоткрытыми пустыми глазами, а в его губах притаилась усмешка, будто он торжествовал и наслаждался всем, что обрушится на голову директора этим утром. Он вновь сам защитил учеников. О, Снейп всласть хотел наорать на него, снять сотню баллов за прогулки после отбоя босоногим и в одной пижаме, назначить столько отработок и дополнительных занятий, чтобы мальчишка света белого не видел за учебниками, чтобы по ночам он лежал и спокойно спал в постели, а по утрам желал доброго утра, и трясти, трясти…

Но Волхову уже было все равно, и Северус молча стоял над его мертвым телом. Что теперь говорить? Они ведь уже попрощались.

Глава 19. Колодец, колдун и кома

Он колдун, он ведун, он шаман, он проклят Сам собою в трёх мирах…

Я шел за водой. Колодец, старый «журавль», стоял в центре деревни и уже давно зарос высокими деревьями. Бабушка всегда плевалась, что из-за этих кленов колодец и пересох, но сегодня послала меня за водой именно туда. «Он особенный» — сказала она с улыбкой и вручила мне ведра с коромыслом.

Клены окружали колодец со всех сторон, отчего внутри круга было сумрачно. С одной стороны стояла рассохшаяся скамейка. Один конец доски подпирал заросший мхом и кленовыми побегами толстый пень, уходящий корнями в землю. Под другой подсунули криво срубленную колоду, на которой пробивался одинокий мягкий росток. Я поставил ведро на землю, завязал веревку на дужке второго и открыл скрипучую, посеревшую от времени деревянную крышку. Темная вода плескалась далеко-далеко внизу, отражая кусок неба и древесных крон. Круглые камни блестели от сырости. Скользкие, наверное.

— Ну, здравствуй, Валя.

От низкого баса я подпрыгнул и вскинул голову. Напротив меня полукругом стояли трое мужчин и внимательно меня рассматривали. Я растерянно рассматривал их в ответ. Один, высокий и светловолосый, в национальной одежде, с медвежьей шкурой на плечах, держал в руках люляму[1] и щурил серые глаза, оглаживая короткую кучерявую бородку, поджимал губы. Так, с этим я знаком, легенды от матери слышал. Второй, по центру, насупленно сверлил тяжелым взглядом светло-зеленых глаз из-под пепельных густых бровей. Рассмотреть черты его лица было сложно из-за густой рыжей бороды и надвинутой на лицо волчьей морды. Косоворотка с богатой вышивкой, рукоять меча за правым плечом, шкура на плечах и славянские обереги вариантов не оставляли. Волх собственной персоной. Третий поразил меня до глубины души. Сдвинув маску на затылок и похлопывая себя по бедру бубном, мне рассеянно улыбался то ли индейский, то ли сибирский шаман. Молодой, но абсолютно седой.

— И вам… здравствуйте, — пробормотал я.

Волх цокнул языком.

— Мой наследник. Мудрый, плодовитый, детей много будет.

— Сильная, помнящая, — возразил содяце. — Рассказы мимо ушей не пропускала, училась усердно. Отличная целительница. Я её признал внучкой что в этом мире, что в другом. Не по руке ей люляма.

— Это в одном месте она внучка. А в другом очень даже внук. Род продолжать надо, пусть на девок смотрит. Как понравился мужик, так и разонравится, без девок рода не продолжить. Раз он внук, то пусть до конца внуком становится.

— Хватит спорить, — подал голос шаман. — Валя выберет свою тропу самостоятельно, а как пойдет по ней, не нам решать. Мы сможем лишь совет дать да знание. Не мужчина и не женщина, не стремится подчинять или использовать в личных целях свои силы, не ставит условий, не настаивает на контактах. Умеет ждать. Валя уже почти шаман. Хотите вы видеть целительницу или наследника уже не важно. Осталось лишь посвящение.

Шаман стукнул в бубен, и троица пропала.

От кленов раздался шорох и треск ломающихся сучьев. Я обернулся и обомлел. «Ни фига себе», — пронеслось в голове. — «Как она под колодцем-то помещается?».

Змея была огромной. Нет, не так. Змея была ОГРОМНОЙ. Её некрасивая, будто обрубленная голова была размером с теленка, сильное и гибкое ядовито-зеленое тело мелькало среди деревьев, казалось, оно окружает их все. Этот дракон выполз на поляну, увидел меня, попробовал воздух языком и угрожающе зашипел. Я попятился за колодец, чуть не навернувшись о ведра. Под ногой провернулось коромысло. Отличное у меня оружие, ничего не скажешь.

Нападать змей не спешил. Он неспешно собирал тело, покачиваясь, будто кобра. Чешуя красиво вспыхивала на солнце, а меня пробивала дрожь. Убежать не смогу — змей не производил впечатление неповоротливого. Его пропорции ясно говорили, что он может развивать неплохую скорость. Ни меча, ни ножа у меня с собой не было. Я осторожно двинулся вокруг поляны, стараясь как можно дальше отойти от него, и зашел за скамейку. Тот понаблюдал за мной яркими желтыми глазами и зашипел, открывая пасть с двумя длинными гибкими клыками и готовясь к прыжку. Так, ладно. Я повел глазами по поляне в поисках идей. Скамейка! Доска не была прибита гвоздями, просто лежала. Я метнулся вперед, отшвыривая доску в сторону, и бросил неожиданно легкую колоду под клыки, подправляя взглядом траекторию.

Раздался дикий крик. Вместе с щепками брызнула кровь. В пасти взбешенного змея извивался парень, пытаясь разомкнуть челюсть скользкими руками.

Без паники! Только без паники!!! Ты колдун или погулять вышел?!

Я вспомнил свои тренировки в Выручай-комнате, уперся взглядом в чудовище и вытянул руки, кулак на кулак. Правый — тело, левый — голова и челюсть. Выпрямил пальцы — змей разжал пасть, парень рухнул на землю. Провернул кулак — и раздался противный влажный хруст ломающегося позвоночника. Я описал левой кистью круг, добивая змею, и подтянул к себе окровавленного, едва дышащего парня. Может, успею помочь?

Голова агонизирующего змея вдруг оказалась прямо передо мной. Я успел взглянуть в желтые мертвые глаза, а потом дергающийся хвост врезался мне в бок, и я полетел в колодец, по скользкому влажному тоннелю то ли в глубину темной воды, то ли в небо…

* * *

Я открыла глаза.

Белый потолок, окошко с жалюзи. В окошке отражается край неба с падающим снегом. Я успела отметить, что лежу с трубкой в носу, как на меня навалились тяжесть и холод, горло перехватило ужасной, душной паникой, сильно заколотилось сердце, а приборы рядом со мной тревожно взвыли.

— Олег Иванович! — завопила рядом женщина, выскакивая в коридор. — В шестнадцатую, быстро!

Рядом появились суетливые люди, в глазах начало темнеть. «Я умираю!» — поняла я, задыхаясь от ужаса.

Зрение погасло, оставив меня в темноте. Я не чувствовала собственного тела — я парила. «Надо куда-то лететь», — подумала я и решила, что лучше делать это традиционно вверх.

Наверху разлился красный свет, мир треснул пополам, обдав меня холодным светом хирургической лампы. Показался человек в маске и резиновых перчатках. Я увернулась от его рук и взлетела к лампе, с отстраненным интересом осматриваясь вокруг. Знакомое помещение. Столы в секционной, трупы с бирками на ногах, холодильные камеры — морг.

Я взглянула вниз. Препарировали девушку. Длинная светло-русая коса, раскрытые голубые глаза с расширенным зрачком, чуть приоткрытые полные губы, мягкий овал лица — смерть сделала её красивой. Грудная клетка была аккуратно вскрыта Y-образным разрезом, кожа отогнута специальными крючками, вверх торчали ребра, среди внутренностей я видела белеющий позвоночник. Врач ловко и быстро вынимал органы, очищал от крови и укладывал в специальные ящики. «Посмертное донорство», — поняла я, любуясь четкой работой. Откуда-то я знала — девушка когда-то подписала согласие на это. Врач скрупулезно расписывал последовательность действий на диктофон, описывал органы. Руки в окровавленных перчатках действовали очень бережно. Я поочередно лицезрела легкие, сердце, печень… Закончив работу врач поставил ребра на место, сшил кожу аккуратными стежками, снял перчатки и неожиданно жалеючи погладил её по голове. Я понаблюдала, как он устраивает труп в холодильной камере, и вдруг поняла, отчего тело казалось таким знакомым. Я метнулась следом за телом в холодную темноту камеры. Мне нужно было убедиться.

Да. Ошибки быть не могло. Это была я.

Дверца камеры захлопнулась, оставляя меня и моё тело в мертвой холодной темноте.

* * *

Холод окутал меня, не давал дышать. Руки беспорядочно размахивали в пространстве, пытаясь зацепиться хоть за что-то. Ладонь погрузилась в тяжелую ткань — простынь? — ноги нащупали опору, и мне удалось выпрямиться. В легкие ворвался воздух, открылись глаза.

Круглый тоннель, покрытый скользкими холодными камнями, а в конце его — кусок ослепительно голубого неба. Путь на тот свет? А, нет, вокруг меня по грудь плескалась холодная темная вода. Я в колодце.

Правая рука все еще была сжата на ткани. За ней потянулась тяжесть, и на поверхность воды выплыла спина с разодранной одеждой и прокушенным боком, из которого сочилась кровь. Точно, тот непутевый колдун, который зачем-то залез в колоду под скамейку.

Я смахнул мокрую челку назад, чтоб не мешала, перевернул парня и обхватил за плечи, вытаскивая голову из-под воды. На свет показалось бледное красивое лицо, обрамленное темными волосами. Высокие острые скулы, впалые щеки — недоедал, наверное. Так. Первое правило спасения при утоплении — освободить дыхательные пути. Я провел ладонью над телом, пытаясь отделить воду в легких от прочих жидкостей, потянул осторожно. Изо рта парня потянулась тонкая струйка. Отлично, а это что за зелень? Желчь? Змеиный яд? Ладно, черт с ней, все равно этому в желудке делать нечего. Я освободил легкие и опустил руку под воду. Блин, а серьезные у той твари были клыки! Я кое-как исцелил внутренние повреждения, а парень всё не приходил в себя.

— Так, чувак, не вздумай мне тут помереть!

Я поправил положение головы и несколько раз сжал руку в кулак, запуская сердце. Парень тяжело и жадно вздохнул, распахнул глаза, дернулся и заорал.

— Не хочу! Нет! Я не умру! — и вырвался из рук, с головой уйдя под воду и размахивая руками.

— Придурок! — я схватил его за волосы и вытянул наверх. — На ноги вставай, давай!

Ошалевший парень поморгал на меня огромными темными глазами из-под мокрой челки и, наконец, встал, возвысившись надо мной аж на полторы головы. Со стоном схватился за бок.

— Не стони, не пожалею, — буркнул я и потрогал камни. — Блин, скользкие.

Парень обалдело хлопал своими глазюками, пытаясь вникнуть в ситуацию. Ресницы у него были длинные и густые, аж завидно стало.

— Я жив?

— Если ты труп, то на редкость бодрый.

Парень странно на меня посмотрел, задрал голову, глянул на воду и снова обернулся ко мне. Судя по всему, насквозь мокрый двенадцатилетний мальчишка в линялой футболке, трясущийся от холода, на Харона не потянул.

— Где я?

— В колодце, — я отколупнул камушек и вздохнул. — И нам очень надо наверх, пока до судорог не замерзли. А то когда бабуля придет, мы уже никакие будем. Так, колдун, вытаскивай нас отсюда.

— С чего ты взял, что я колдун?

— А кто тут из неживого в живое превратился? А еще на тебе мантия слизеринская и значок старосты. К твоему сведению, я младшекурсник и тоже слизеринец, так что давай-ка ты не будешь уходить от ответственности.

— У меня волшебной палочки нет.

— Ну, зашибись теперь! А без палочки ты ноль? Тоже мне, волшебник!

— Я тебя сейчас утоплю, — разозлился парень. — Или сделаю так, что сам утопишься!

Я показал ему язык.

— Много тебе удовольствия с трупом в обнимку плавать, а потом моей бабуле объяснять, чегой-то приключилось с её любимым внучком.

Парень поморщился и поднял взгляд наверх.

— Там палка торчит с веревкой, — сказал он и вытянул руку. — Акцио!

Веревка вяло дернулась и свесилась в колодец, издевательски покачиваясь над нами. Парень подпрыгнул, но не дотянулся и скорчился со стоном.

— Ты это… Не скачи, — посоветовал я. — Я тебя не долечил, так что рана разойтись может.

— Раньше предупредить не мог?

— Самому догадаться не судьба? — я поднял взгляд наверх. — Так, милая, иди ко мне.

Веревка медленно опустилась. Я рассмотрел её и вздохнул.

— Дохлый номер, она и меня-то не выдержит, а тебя тем более.

— Ты можешь передвигать вещи. Поднимешь меня? — оживился парень. — А я тебя вытащу или помощь позову.

Я кивнул, встал покрепче и поднял руки. Парень начал медленно подниматься в воздух. Черт, тяжелый какой! И быстрее никак.

Я выдохся в тот момент, когда он протянул руки к краю колодца. Парень испуганно охнул, зацепился за порожек, но при попытке подтянуться застонал и рухнул обратно в воду, обдав меня брызгами. Я только вздохнул, глядя на закровившую рану, и прислонился к стене. Голова кружилась, глаза закрывались.

— Ты чего?

— Устал я, — вяло ворочая языком, ответил я. — Сначала змеюка, потом тебя спасал…

— Эй, глаза не закрывай! — испугался парень и схватил меня за плечи. — Не смей!

— Я не сплю, — я потряс головой.

— Давай-ка я тебя подсажу, — предложил парень после короткого раздумья. — И заклинанием подтолкну. А там ты на помощь позовешь.

Я кивнул. Парень наклонился, сцепив руки в замок. Я осторожно наступил, цепляясь за его плечи, и схватился за веревку.

— Готов? — сдавленно спросил парень и в ответ на мой кивок толкнул вверх. — Асцендио-о-о!

Заклинание переросло в болезненный стон. Толчок был короткий, но его хватило. Я подлетел вверх, схватился за край и подтянулся, коротко возблагодарив себя за упрямство и косяк над дверью слизеринской общаги. Перевалился через край и рухнул на землю. Меня колотило от холода.

— Эй, ты там как? — заглянул вниз, отдышавшись.

Парень сидел по грудь в воде, сжимая больной бок. Он вяло махнул рукой. Я заторопился, оглядываясь в поисках чего-нибудь подходящего. Взгляд упал на веревку «журавля». Я идиот! Это же не веревка — это трос из лески!

Я подпрыгнул — откуда только взялись силы? — и побежал за доской. Та нашлась под ветвями клена. Мимоходом отметив, что она была шире, я обмотал её своей футболкой, чтобы не соскользнула, и прицепил импровизированное сидение к тросу.

— Чувак, ты там живой еще? Промаякуй, когда можно будет тянуть.

Я привязал к противовесу свои джинсы и толкнул механизм. Рычаг бухнул вниз, из колодца донеслось сдавленное ойканье, через минуту — гулкое: «Можно!» У «журавля» был хороший противовес — набирая воду, рычаг выпрямлялся сам. Но здесь моих тридцати килограмм было явно недостаточно. Я пыхтел и пыжился, но парень застрял на полпути, и «журавль» отказывался тащить его дальше.

— Врешь, не уйдеоошь! — с боевым кличем я подпрыгнул на рычаге, и за деревянный оголовок зацепились бледные руки.

Я не дал парню вновь свалиться в воду, схватив за пояс и потянув. Мы повалились на землю. Клены шумели от порывов ветра, по небу летели легкие облака, заслоняя солнце, трава была мягкой и пушистой. Пустая сумрачная поляна казалась самым замечательным местом на свете, и меня распирало от ощущения внутреннего света.

— Бляя… — протянул я, отвязав футболку от троса и отряхнув от щепок.

Доски не было.

— Чего?

— Я джинсы порвал, пока тебя вытаскивал, и мы так воду испортили — бабуля меня убьет!

Мы оглянулись на колодец, переглянулись и расхохотались.

— Я Вадим, — протянул я руку.

— Том, — пожал её парень и встал.

— Как бок? Дай гляну.

— Нормально всё, — парень попытался запахнуть мантию, но я был быстрее.

— Да, действительно, всё нормально.

Я ощупал совершенно целый живот, посмотрел спину. Парень стоял одеревеневший и, кажется, даже не дышал. Того и гляди обратно в колоду превратится. При свете дня стало видно, какой он все-таки худой: выпирающие ребра, тонкие руки с прозрачными запястьями, острые скулы, темные глаза лихорадочно горят. Не человек, а какая-то половина.

— Ну и отлично, меньше лечить, — я накинул на его плечи коромысло, повесил на крючки ведра. — А теперь топай прямо по дороге до конца деревни. Там тебя встретят, — я смерил его впавшие щеки оценивающим взглядом. — Пельменями накормят, а то ты вон какой тощий.

И открыл глаза.

* * *

— Она еще ребенок!

— Альбус, почему ты не предпринял мер? Твой подопечный страдал от приступов лунатизма, а ты и в ус не дул! Что за беспечность?!

— Она была одержима!

— Ничего подобного! Мистер Криви рассказал, что систематически получал угрозы. Это не одержимость, а безумный фанатизм! И мы этого так не оставим.

— Северус говорил, что у мальчика проблемы со сном, но он… Речь шла о кошмарах.

— Первокурсник притащил опасный артефакт и выпустил на волю василиска! По школе ползал василиск!!! Куда вы смотрели? Почему не реагировали чары?!

— Джинни Уизли ждет исключение из школы, запрет на использование волшебной палочки, штраф в размере трех тысяч галлеонов и, исключительно из-за малолетства, три месяца в Азкабане.

— То есть, вы отдали усыновленного ребенка постороннему человеку?!

— Я круглый год живу в Хогвартсе, а у Вадима была непереносимость магических мест. Ему подарили артефакт, щит от эманаций, но его все равно нельзя носить круглый год. Мальчику было необходимо покинуть территорию школы и естественно, что он не мог жить в Хогсмиде!

— Вы с ума сошли?! Мальчик — безродный сирота!

— Этот безродный сирота находился под покровительством священных семейств, миссис Уизли. Если бы ваш муж не ушел из Ордена с гордым видом, вы бы об этом знали. Ваша дочь убила единственного истинного целителя на все острова Великобритании!

— Мальчика убил не василиск! Он не встречался с ним взглядом, его не кусали, не сбрасывали с высоты. Да его даже не ударили! Он просто умер!

— То есть, вы подозреваете Аваду?

— Почему вы отдали Волхова Северусу Снейпу? Как вы посмели отдать целителя Пожирателю Смерти? Что он вообще делает в школе?! Его необходимо немедленно уволить!

— Не было никакой Авады!!!

— Так почему он умер?

— Северус?

— Увольняйте. Делайте, что хотите, только заткнитесь. Вы находитесь рядом с телом моего ученика.

Глубокий бархатный голос звучал надтреснуто и глухо прямо надо мной. До меня дошло, что это он сжимает мою правую руку, поставив её на локоть. Пришлось несколько раз моргнуть, чтобы убрать пелену с глаз.

Это было незнакомое помещение с высокими стрельчатыми сводами. До пояса меня прикрывала простыня. Чуть в стороне стояла толпа народу, в которой половина была незнакома, а рядом олицетворением скорби сидел Северус Снейп, прижимаясь лбом к моей руке. Кислорода в крови становилось все меньше, в глазах снова начало темнеть. Осознание включилось в голове, будто лампочка — я не дышу и нужно срочно это исправлять.

— Аааа!

Грудь разорвала адская боль, сердце заколотилось, как бешеное, разгоняя застоявшуюся кровь, а сосуды недоверчиво сжимались в ответ. Мозг неумолимо включал организм, посылая по телу сигналы и проверяя системы, как компьютер после перезагрузки. Оживала каждая клеточка моего тела, и меня затрясло в судорогах.

Край сознания уловил, что Снейп подскочил, выхватывая палочку, что замолчали маги, но мне было всё похер. Моё тело сжалось в комочек, поскуливая и плача от боли. Черт, теперь я понимаю, что испытывают младенцы в первые минуты после рождения!

Боль постепенно стихала, по телу все еще пробегали судороги, к ним примешивалась дрожь от отмороженной спины. Какие-то умники уложили меня голяком на каменный стол. Я кое-как замотался в простыню, пытаясь справиться с тряской в руках, сел и поднял взгляд на магов.

Те стояли бледные, направив на меня палочки. А напротив них с такой же вскинутой палочкой стоял не менее бледный Снейп, выставив полупрозрачный щит. Судя по следам гари на камнях вокруг сферы, среагировал мой декан очень вовремя. Его черные глаза смотрели на меня с просто непередаваемой смесью эмоций. Я посмотрел на него и икнул.

— Не… ик!.. надо никого… ик!.. увольнять… — я шмыгнул носом, снова звонко икнул и едва сдержал неприличную отрыжку. — Ой.

— Волхов. Живой, — констатировал декан и грозно навис надо мной. — Что это было?!

В голове всплывали воспоминания, толкаясь и путаясь, но все-таки вставая в очередь. Разговор с предками, исполинский змей, странный колодец, моя смерть и староста Том, напоминающий узника концлагеря. Уж не Риддл ли?! Понимание ударило обухом по голове, но ужаса и шока упорно не было. Наоборот, меня переполняло какое-то светлое веселье и озорство, как будто с души сняли груз и приделали крылья. Хотелось прыгать и плясать. Я чувствовал себя обновленным.

— Я в возраст входить начал, — я накинул простыню на плечи и поерзал; тонкий хлопок не спасал от ледяного мрамора. — Предки явились… Ну, это, как её… Инициация… Вот.

— Мистер Волхов, — Снейп явно проглотил английскую версию слова «твою мать!». — Вы умерли. Вы были мертвы шесть часов. Вы, черт возьми, мне приснились и попрощались!

— Да? — слабо удивился я. — Обычно надо дня три… А попрощался… Ну, знаете, я ведь действительно мог не вернуться, так что это было так… на всякий случай… Ауч!

Он отвесил мне подзатыльник! Я обиженно потер голову, надул губы. Обидно стало до слез.

— За что?!

— Пятьдесят баллов со Слизерина за то, что посмели умереть!!!

Руки у него дрожали. Я подумал и не стал реветь. Вместо этого я оглушительно чихнул. В горле запершило. Ну, блин, опять из Больничного крыла неделю не вылезу…

Глава 20. Договор с писателем и ошибка целителя

Суеты вокруг меня развели столько, что я пожалел, что не остался мертвым. Дал бы василиску себя разорвать — лежал бы сейчас девицей, реабилитацию проходил. А тут маги сначала чуть не прибили с перепуга, потом замотали в превращенный из простыни плед и начали меня проверять. Причем проверки были какие-то странные. Меня заставили лизнуть серебряную ложечку, посмотреться в зеркало, помахали передо мной кусками сырого мяса различного уровня тухлости, сунули под нос чью-то порезанную ладонь, которую я машинально залечил, облили водой и поставили на солнечный свет.

— Может, хватит уже? — жалобно спросил я, переступая с ноги на ногу; пол был каменным и холодным, а из одежды на мне были лишь кулон с ящерицей, плед да тапочки, и они совсем не спасали. — У меня насморк, я все равно ничего не чувствую.

Локонс на правах борца с темными силами с вдохновенным видом скакал вокруг меня, размахивая тлеющим пучком каких-то трав.

— А так? — он сунул «благовония» мне под нос, и я глотнул порцию дыма.

— Апхчи!

— Достаточно! — не выдержала профессор Спраут. — Совершенно очевидно, что мальчик жив, здоров и не превратился в нежить.

— Насчет «здоров» я бы поспорил, — буркнул я.

В горле першило, голова наливалась тяжестью, меня начинало лихорадить. Я заболевал. После шести часов лежки голой попой на холодном мраморе это не удивляло. Наконец, маги сжалились и отвели меня в Больничное крыло, где при виде меня мадам Помфри чуть не грохнулась в обморок.

Насчет своей победы над василиском я успел хорошенько подумать во время проверок и в первый же час после воскрешения сбежал к Локонсу.

— А, вот и наш герой! — кисло улыбнулся мне обладатель самой очаровательной улыбки. — Поздравляю тебя, Вадим, прекрасная победа! Прекрасный трофей!

Выражение лица учителя ЗоТИ было унылым. Конечно, столько свидетелей, столько сильных магов. Только попробуй заколдовать на забвение и так огребешь!

— Здравствуйте, профессор, — я сел в кресло напротив и кашлянул в ладонь; лечение самого себя мне пока давалось с трудом. — У меня к вам деловое предложение по вашей профессии.

— Хочешь, чтобы я описал твои подвиги? — в глазах писателя мелькнул расчетливый огонек.

Я кивнул.

— Самые интересные подробности, самые невероятные предположения и несколько практических секретов. Надеюсь, вы понимаете, что этот материал не должен искажаться в угоду сюжету?

— На какой процент от гонорара ты рассчитываешь? Будут еще какие-то условия? — Локонс взмахнул своей мантией, материализовал откуда-то контракт и с бодрым видом заполнял строчки. Видимо, ему не в первый раз заказывали книгу.

— Мои условия таковы — один флакончик яда василиска, три метра его шкуры и моё имя среди благодарностей за консультацию. Моё имя должно быть только там. Надо же как-то объяснить ваши знания о друидах?

Локонс потрясенно распахнул глаза. Рот у него раскрылся, а перо выпало из рук. Я улыбался.

— Я правильно понял тебя, Вадим? — слабо спросил он. — Ты хочешь отдать свою славу мне? Всю?

— Именно так, профессор, — я закинул ногу на ногу и расслабленно откинулся в кресле, копируя Люциуса Малфоя. — Василиска, награду, орден и прочее, что там полагается, тоже забирайте. Мне не жалко.

Локонс смотрел на меня, и в глазах его безо всякой магии читалось: «Мальчик, ты совсем дурак?»

— Но… Ты хоть понимаешь, какая это огромная сумма? Это не только деньги, это еще слава и власть в определенных кругах!

Я переплел пальцы по примеру Дамблдора и посмотрел его фирменным взглядом умудренного жизнью старца.

— Меня это не интересует, — четко сказал я. — Я ненавижу шумиху вокруг себя. Я и эти танцы вокруг моего дара выношу с трудом, а слава подобного толка сведет меня с ума. Меня безумно нервирует внимание. Деньги и славу я ценю гораздо меньше своего покоя. Гораздо меньше. Скажу больше, это прямо противоречит заветам моего рода. Понимаю, для вас это звучит дико, но мне хватает проблем из-за моего дара. А еще я не представляю, что делать с целым василиском. Вы же, как я успел убедиться, человек достаточно тщеславный. Вам этот подвиг нужнее. Я помогу вам сочинить убедительную историю, а взамен попрошу очень и очень немного: флакончик яда, три метра шкуры. Вы согласны?

— Вы очень странный человек, мистер Волхов, — наконец, обрел Локонс дар речи.

— Я часто слышу это от своих пациентов, — я безмятежно улыбнулся.

— А как же Колин Криви? Он всё видел.

— Колин Криви наверняка в моих действиях ровным счетом ничего не понял. К тому же, тот факт, что он не видел вас, не доказывает того, что вас там не было. Ведь такой прославленный чародей наверняка знает множество способов стать невидимым.

— Что ж, тогда я, пожалуй, потребую с вас клятву, мистер Волхов — сказал Локонс. — Я должен быть уверен, что вы не передумаете.

— Конечно, — я с легкостью кивнул. — Мы договорились?

Локонс колебался. Понимаю, он впервые видел, чтобы человек отказывался от того, что являлось смыслом его жизни, и подозревал подставу. Вот только в чем она заключалась, понять никак не мог. Я смотрел в ответ спокойным, слегка отрешенным взглядом старого деревенского пастуха и терпеливо ждал. Правильное молчание — лучшее средство убеждения.

— Договорились, — наконец кивнул он.

Мне не жалко, а человеку приятно. Я дал клятву, рассказал костяк сюжета его героических приключений, обсудил с ним его показания в суде, поспорил над моментами с моим участием, раскрыл пару секретов и со спокойной душой ушел лечиться. Теперь ему либо повезет, либо судьба его все-таки накажет. К тому же, несмотря на его непомерную любовь к заклятью Забвения, он неплохой писатель, эдакая Донцова магического мира. Интересно будет почитать то, что выйдет из-под его пера. Локонс охотно согласился высылать мне черновые варианты глав.

Я три дня не вылезал из кровати и отбивался от посетителей вместе с медсестрой. Она надо мной тряслась, как орлица над орленком, но её попытки отогнать от меня народ были безуспешны. Сначала меня допросили авроры с Дамблдором, которым я ничего внятного рассказать не смог — нечего было. Затем клан Уизли слезно умолял меня повлиять на попечителей и отмазать их младшенькую. Следом слезами и соплями облила Золотая троица. Потом затискали Грей, Флинт и прочие во главе с четой Малфоев. Ну, как затискали? Высокопарно жали руки, радостно сверкая глазами. Я не запустил в них подушкой только из-за их щита — корзинки с киндер-сюрпризами и российским шоколадом. Как чистокровки узнали, что я его люблю и где они его достали, история умалчивает. Так что когда в Больничное крыло просочился младшекурсник с громоздким фотоаппаратом наперевес, я был уже доведен до точки кипения.

— Привет, — Колин ослепил меня вспышкой. — Я Колин. Колин Криви. Я пришел сказать тебе спасибо, что ты спас мне жизнь. Ты так круто этого василиска уделал! Прям с закрытыми глазами! Ты долго тренировался? Ты такой герой! А правда, что ты умер, а потом воскрес?

Я минуты три слушал восторженные вирши героическому мне, чувствуя, как начинает дергаться глаз. Боги, как же хорошо, что я отдал василиска Локонсу!

— …Я все-все рассказал аврорам! Ты видел авроров? А можно тебя сфотографировать?

— Мадам Помфри, спасите меня!!!

А еще в Хогвартс вместе с аврорами просочились журналисты, возглавляемые скандальной Ритой Скитер. Наше с ней общение меня позабавило. Она пыталась высосать из пальца какие-то грязные подробности об ужасном русском, а я с любезной улыбкой перехватил контроль над Прытко Пишущим Пером и написал им в ответ грязные подробности о безопасности Хогвартса и болячках Скитер, посоветовав их не множить. Рита оценила предоставленный материал и проехалась по мне лишь краем своего острого пера, обозвав «дремучим сибирским шаманом, неспособным на настоящее колдовство».

Мертвый василиск, растянувшийся на весь коридор с распахнутой пастью, из которой влажно блестели четыре клыка, произвел впечатление на всех. Хотя, в моих видениях он был больше раза в полтора. Авроры послушали Локонса и свидетельство Колина Криви, подкрепленное фотографией — и вопроса о невиновности Джиневры Уизли даже не возникло. Специалисты обследовали остатки дневника и заключили — да, темный артефакт паразитического типа, да, влияние было, но он лишь подогревал существующие эмоции, да, одержимость могла развиться, но лишь ближе к концу учебного года. Так что полностью свалить вину на тетрадку не получилось. Нападая на Криви, девчонка хоть и была в состоянии, подобном легкому опьянению, но вполне отдавала отчет своим действиям. Установить владельца дневника не получилось, потому что обложка была слишком сильно повреждена ядом, а я так и не раскрыл этот секрет, потому что откуда бы я его узнал? Да, о некоторых подробностях инициации я скромно умолчал. Погиб тот юноша в клыках василиска страшной смертью, и всё тут. Кто он был таков, мне не ведомо.

Когда выяснилось, что дневник, оказывающий на девочку влияние, находился у неё еще с лета, затрясли старших. Куда они смотрели? Почему сотрудник Министерства, регулярно имеющий дело с проклятыми вещами, прошляпил такое в своем собственном доме? Почему родители не научили своего ребенка правилам обращения с магическими предметами? МакГонагалл чудом удержалась на посту декана, потеряв должность заместителя, поскольку на всё её явно не хватало. Дамблдора оштрафовали, обязали найти другого кандидата на должность заместителя директора и обновить защиту замка до приемлемого уровня. Молли и Артура долго чихвостили в суде, подумывая лишить родительских прав, но Дамблдор подключил здесь меня. Честно, я сам не понял, как дал себя раскрутить на рассказ о горькой сиротской доле и важности родительской любви. Семья Уизли осталась целой.

Вообще, судебная система магов меня впечатлила. Если нет прецедента, всё решалось тем, кто кого переболтает. Учитывался социальный статус осужденного и его семьи, их репутация, чистокровность и еще куча всего — рехнуться можно! Джинни Уизли повезло, что её чистокровные родители считались хоть и придурковатыми, но маглолюбцами, что все её деяния ограничились надписью из куриной крови да окаменевшей кошкой. Если бы я не находился под покровительством священных семейств, среди которых у меня были пациенты, писающие кипятком от того, что истинный целитель столкнулся с василиском, девчонка вообще отделалась бы легким испугом. Подумаешь, детская влюбленность в героя! Ну, пусть эта увлеченность под влиянием опасного артефакта переросла в нездоровую манию. Да добрая четверть волшебного сообщества имела какую-то причуду.

А насчет моей смерти… Дамблдор приседал мне на уши задолго до судебного процесса и на правах моего усыновителя разливался соловьем, не давая вставить мне ни слова на суде. Инициация — элемент шаманизма и волхования, она все равно бы состоялась, не так ли? Ты бы все равно пережил этот опыт. Василиск мертв, и инициация прошла, всё отлично. По факту погибших нет. Не губи девочке жизнь, откажись от претензий, не обвиняй в своем убийстве, ты же сам пошел туда ночью, ты добрый мальчик и не хочешь, чтобы маленькая беззащитная девочка попала в страшный Азкабан. Второй шанс надо давать всем, мальчик мой!

Так что от Азкабана мне все-таки пришлось её отмазать и отказаться от обвинения в убийстве, я ведь такой хороший.

Однако за меня отыгрался Златопуст Локонс. То, что эта маленькая беззащитная девочка могла просто показать подозрительный дневник взрослым в любой момент, он подметил. То, что эта маленькая беззащитная девочка совершила покушение на убийство, он тоже не упустил. То, что эта девочка могла не удержать контроля над василиском, вообще рассмотрел подробнейшим образом со всем своим талантом. Но она же такая маленькая и беззащитная, а дневник такой нехороший! С подачи Локонса Визенгамот пожалел чистокровного ребенка, и я их понимал. В конце концов, ей всего одиннадцать лет, и смотрелась она совершеннейшей невинностью в своем скромном платьице и косичках.

Так что Джинни Уизли лишь исключили из школы, лишив права на ношение волшебной палочки. За то, что это был василиск, на Уизли наложили штраф. Учитывая искреннее раскаяние подсудимой, право на ношение волшебной палочки отобрали на четыре года. В общем, признали дурой, опасной, но не безнадежной. А еще, лица у старших Уизли были такими, что я на месте Джинни попросился бы в Азкабан.

Локонс получил свою награду и купался в лучах славы, не слезая с газетных страниц и строча свой шедевр. Многие в Хогвартсе подходили ко мне и спрашивали, правда ли это. Особенно были поражены слизеринцы, Колин Криви и Гарри Поттер. Я заверил, что Локонс герой, а я просто мимо пробегал и выжил лишь чудом. Слизеринцы пожали плечами, Колин зафанател от Локонса, а Гарри мне не поверил и правильно сделал. В любом случае, доказать он ничего не мог.

В общем, скандал стоял до небес.

* * *

Волхов изменился неуловимо, незаметно. Он вел себя так же, говорил по-прежнему, выскакивал к месту и не к месту, дрался с близнецами Уизли и порой выкидывал что-то такое, отчего его хотелось прибить на месте, но что-то было по-другому. Как будто с Волхова стряхнули грязь, а боль перекалили в сталь. Северус поймал себя на том, что ему трудно оторваться от взгляда мальчишки. Как будто тот видел его душу насквозь и грел её шрамы одним своим взглядом. Черт знает, может быть, после инициации так оно и было? Один старый сибирский колдун, с которым Северус сталкивался на конференции в СССР, смотрел очень похоже.

После суда Вадим возобновил прием. Первыми его клиентами стали Гринграссы. В ответ на категорический запрет он лишь улыбнулся и твердо сказал: «Мне нужно». И посмотрел так, что Помфри только махнула рукой, а Снейп, скрипя зубами, пошел варить уже привычный набор зелий. Всё равно имя мальчишки прогремело на всю страну, его не оставили бы в покое.

Проклятье Астории мальчишка снял буквально за полчаса, а потом долго отбивался от помолвки со старшей дочерью сияющего Гринграсса. Оплату он получил сразу: бесплатный доступ в их теплицы сроком на десять лет. Лучше всего у рода Гринграсс получалось работать с растениями. Настолько лучше, что Невиллу Лонгботтому до них было очень, ну очень далеко.

Затем к Волхову потянулись семьи полукровок. Из тех, кто в силу разных причин не мог обратиться к истинным целителям других стран, а обычные колдомедики не могли помочь. Волхов никому не отказывал, плата для всех оставалась стандартной: то, что получалось лучше всего. Своё расписание он составил грамотно, и его учеба не страдала. Исцеление ему явно стало даваться легче, а по нескольким фразам, сказанным ему с глазу на глаз, Северус понял, что и дар ясновидящего тоже развернулся на полную мощь.

Но пусть хоть трижды истинный целитель, а от ошибок Волхов не был застрахован. Четырнадцатого февраля Дональд Трип, отец третьекурсницы Анны с Рейвенкло притащил его на себе и остался в Больничном крыле на подхвате, улыбаясь как ненормальный. Северус по стечению обстоятельств был там весь день и помог уложить Волхова в его кровать. Да, у Вадима в Больничном крыле уже была своя личная койка.

— Он сказочный, настоящий ангел, — делился Дональд впечатлениями, вытирая испарину с лица Вадима. — Стоит, разговаривает, улыбается, а из глаз смотрит бесконечность. Теперь я понимаю, почему истинные целители всегда были в стороне от войн и политики. Им просто до этого нет дела.

Вадим застонал, не приходя в сознание. По телу пошли позывы к рвоте.

— Как бы этот ангелок себя не угробил, — озабоченно проворчала Помфри, подставляя тазик, и свесила его голову набок. — Что это за черная дрянь?!

Северус чуть не выронил флаконы. Из Волхова выходило что-то черное, тягучее, по виду очень напоминающее деготь. Запаха у непонятной субстанции не было. Раньше ничего подобного с целителем не случалось.

— Удалите… — прохрипел Волхов, выныривая из беспамятства. — Это проклятье…

Северус сунул ему под нос один из флаконов, и светло-зеленые глаза перестали закатываться.

— Волхов, соберитесь и скажите, что с вами.

— Переклад… — Волхов позеленел и снова свесился с кровати; в тазик полилась очередная порция черной дряни. — Ошибся с перекладом и перетянул проклятье не в могилу, а на себя… Уф! Чернота — оно и есть. Пусть выходит. Удалите его. Да не волшебной палочкой!.. Буэээ…. Выливайте в фикус.

Немагический фикус Бенджамина в Больничное крыло притащил сам Вадим еще на первом курсе. Большое и раскидистое дерево в огромном горшке было торжественно подарено мадам Помфри и поставлено в угол. В магическом замке фикус чувствовал себя просто превосходно и зеленел круглый год, обогащая помещение кислородом. Мадам Помфри заколебалась, а Северус безо всяких раздумий отлеветировал тазик и опрокинул над горшком. Черная субстанция вылилась на землю и тут же впиталась, оставив почву чуть влажной. Фикус подумал, подумал и вдруг прямо на глазах выпустил еще одну ветку, на которой стали распускаться листья.

Трип помог Волхову улечься обратно и вытер ему лицо губкой. На губке остались черные разводы.

— Эта дрянь с потом пошла! — радостно объявил он.

Северус с ругательствами потащил полуобморочного мальчишку под душ, по пути выпутывая из одежды. Трип семенил следом и подбирал то мантию, то рубашку, не уставая расточать комплименты величию целителя. Он и в ванную комнату хотел сунуться, но Снейп захлопнул дверь перед его носом.

Северус усадил Волхова на лавку у стены, снял с него обувь. Когда Снейп затеребил пояс брюк, Вадим дернулся, приоткрывая глаза. В их уголках набухала чернота.

— Не надо! — на бледных щеках появились пятна румянца.

— Волхов, перестаньте, вы не трепетная леди и устроены точно так же как я, — раздраженно буркнул Снейп, стаскивая с ребенка брюки вместе с трусами, и потянулся к собственной мантии.

— Вот теперь точно не надо! — завопил Волхов, цепляясь за стену, пытаясь встать. — Вы с ума сошли, профессор? Искупаетесь вместе со мной, а потом и вас лечить прикажете? Нельзя прикасаться к этой дряни голой кожей!

Северус бросил свою мантию на лавку, закатал рукава рубашки и посмотрел на целителя. Тот сидел, опираясь спиной на стену, и гневно смотрел на зельевара, забыв о наготе. Из глаз потекли черные слезы, грудь влажно блестела такой же чернотой, которая собиралась в небольшие капли и стекала вниз вдоль пупка, пачкая кучерявые завитки мягкого золотистого пуха на лобке. Его тело уже начало вытягиваться, становиться угловатым.

— Вы меня еще оближите, чтоб наверняка! — жарко краснея под его взглядом, выговаривал ему ребе…

«Подросток», — поправился Северус. — «Он уже не ребенок».

— Избавьте меня от ваших нездоровых фантазий, мистер Волхов, — поморщился зельевар. — Успокойтесь, под душ я с вами не полезу. Но вытерпеть помывку вам придется, хотите вы этого или нет. Медицинские перчатки в качестве моей защиты вас устроят?

Волхов подумал и кивнул, мазнув рассеянным взглядом по метке. В его глазах вспыхнул интерес, но комментариев и вопросов не последовало. Точно, он же раньше её не видел. Снейп махнул палочкой, приманивая перчатки, и потащил вялого подростка в душ, стараясь не испачкать свою одежду в проклятии.

Попав под воду, чернота зашипела, теряя цвет. «Ключевая вода — основа лечебных зелий, универсальный растворитель и очиститель, а Хогвартс берет воду из подземных источников», — вспомнил Северус. Вадим покачнулся, и Северус едва успел подхватить его под локоть, помог сесть. Схватив воздух ртом пару раз, Вадим согнулся, и его вновь мучительно вырвало. Вода на полу закипела, нейтрализуя проклятье. Брезгливо поморщившись, Северус наколдовал стакан и напоил незадачливого целителя. Волхов раскашлялся, закатил глаза. Чернота полезла из пор по всему телу, потекла из ушей, вскипела на губах. Северус зафиксировал его голову, чтобы тот не задохнулся, и стал ждать.

— Волхов, вы безответственный, самоуверенный выскочка, — устало выговаривал зельевар мальчишке через час, вытирая его пушистым полотенцем. — Никаких больше пациентов. Никакого свободного времени. Занятия, учебники, эссе и отработки до конца года. У меня есть другие дела, помимо возни с вами! Будете сидеть и переводить исследование Менделеева. Все три тома!

Волхов умиротворенно улыбался, сонно моргал и кивал в ответ на каждое слово.

— Хватит улыбаться, идиот! — припечатал Снейп и, замотав в полотенце, поднял его на руки.

— Извините за беспокойство, сэр. Я буду послушным, — согласился Вадим, устраивая голову у него на плече, и сладко зевнул. — Спасибо вам большое. Я бы без вас не справился.

В нос ткнулись влажные пряди. Северус поправил кулон на тонкой шее целителя, чтобы цепочка не врезалась в горло, увидел себя в зеркале и поспешно согнал с лица улыбку.

Глава 21. Что приносят сны?

Я тебя впустила, я тебя простила, Не горюй о сердце — я скую другое. Как узнать, удержать перекати-поле? Приютить, обольстить, не пустить на волю…

Учебный год мирно подходил к концу. Слизерин лидировал, и на этот раз уступать первенство по желанию левой пятки начальства не собирался. Поттер с подвигом пролетел, как фанера над Парижем, и декан явно был этому рад. Уизли ходили мрачные, даже близнецы притихли. Перси же чуть по потолку не бегал, горестно завывая. С сестрой-преступницей карьера в Министерстве ему не светила. Поттер и Грейнджер утешали Рона, как могли, а тот, судя по мрачному торжеству в глазах, особо Джинни не жалел. Ну да, ну да, шестой ребенок в семье, которого, как знаменитого Кевина, постоянно забывают, и любимая избалованная дочка. Одно хорошо, Уизли меня ни в чем не винили.

Локонс вдохновенно ваял свою нетленку, периодически прибегая к моей помощи, когда сюжет заходил в тупик. Я читал и поражался. У человека был талант! В романе было всё: и любовь, и юмор, и печаль, и два-три пласта скрытого смысла. На фоне этого откровенное самолюбование главного героя смотрелось просто изюминкой, чертой характера. Мой персонаж был замкнутым, вечно занятым странным чуваком с «вечнозеленым взглядом и светлой улыбкой», который все время тусовался с не таким отстраненным, но более мрачным и неприятным персонажем Снейпа. Парочка из нас получалась колоритная, особенно меня уносило с диалогов. Самое смешное, что часть являлась дословным цитированием.

Люди писали мне письма, но Дамблдор явно контролировал мою почту. Мне в руки попадали лишь послания от потенциальных клиентов, больницы Святого Мунго да подарки. Никакого хлама в виде пожеланий, ободрений, угроз и прочего спама, чего быть никак не могло. Ну, тут я могу сказать только спасибо, потому что разгребать почту мне было некогда. Пусть даже доходили до меня письма лишь тех клиентов, которые были угодны старику. У меня был второй канал связи с миром, который Дамблдор никак не мог проконтролировать — дети. И эти дети меня доставали.

Если слизеринцы быстро поняли, что ни простуду, ни травмы я не лечу, и ходили к Помфри, обращаясь лишь в реально серьезных случаях, то остальные факультеты просто жаждали посмотреть на мою работу и ходили за мной по всему замку, громко жалуясь на насморк-царапину-вывих-синяк. В качестве средства защиты я взял манеру Снейпа язвить, выгибать брови, кривить губы и эффектно разворачиваться на каблуках, взмахивая полами мантии. С моей ангельской внешностью пришлось долго потеть перед зеркалом, доводя гримасы до нужного уровня, но результат того стоил. Мини-Снейп деморализовал детей. Поток праздно шатающихся оболтусов резко иссяк, я получил кучу оскорбительных кличек, а те, кому действительно нужна была помощь, не обращали внимания на мою манеру общения.

После посвящения приступы лунатизма прошли, но появились осознанные сны. Каждую ночь я развлекался, летая над землями, метая молнии из рук и меняя сюжеты. Сновидения запоминались очень отчетливо, а войти в осознанный сон становилось с каждым разом всё легче и легче. В один прекрасный момент я нашел выход в свою деревню.

Снилась мне в ту ночь какая-то ерунда: какие-то девчонки, огороды, речка вышла из берегов. Девочки прыгали по бревнам, падали в воду, я парил неподалеку, и в моей голове настойчиво крутилось желание навестить мою прабабушку и посмотреть, вернули ли ей ведра.

— Девочки, а не подскажете, где здесь выход в астрал? — спросил я.

Одна на секунду оторвалась от своего занятия и ткнула пальцем вверх.

— А вот он!

Я задрал голову и рассмеялся. Прямо посреди чистого голубого неба торчал канализационный люк. Самый обычный канализационный люк. Я подлетел к нему, свинтил крышку и полез. Блин, ползу вверх, люк канализационный, а ощущение, что лезу из какой-то норы: комья земли, корешки… Впереди показался свет, и я рванул к нему.

Я лежал в знакомом поле. Надо мной пели птицы, покачивались колосья. Невдалеке виднелась знакомая лесная опушка и родная изба. Получилось!

Бабушка нашлась во дворе. Она развешивала белье, и белые простыни с наволочками развевались на ветру, обдавая прохладой. Я тихонько подкрался сзади и ткнул её под ребра. Она подскочила с визгом и обернулась, хлестнув по лицу длинной темной косой. Взметнулась юбка. Я получил по шее мокрой наволочкой.

— Вот негодник! Дай, поцелую, — бабушка притянула меня за вихры и чмокнула в лоб.

— Тьфу на тебя! — я обиженно стер поцелуй. — Как покойника чмокнула. Ведра получила?

— И ведра, и коромысла, и даже воду, — кивнула бабуля. — Твой друг по пути на колонку набрел. Неплохой он мальчик, пельмени помог налепить, забор поправил. Больной только.

— Сильно? — я выудил из тазика майку, встряхнул и повесил на веревку.

— Да уж неслабо. Половина — это не шутки, — вздохнула бабушка, расправляя простынь. — Одно хорошо — гнилья в этой половине нет. Страха много, злости хватает, это да, а гнилья нет.

— Я могу найти остальное, — предложил я.

— Остальное… — бабушка задумчиво почесала нос. — Отсечено то, что ему мешало, и не в нашей воле ему это возвращать. Мальчик не кувшин, чтоб по осколкам собирать.

— Не кувшин… — я задумался. — Может быть, хотя бы сердце вернуть? Половина души — это мало для того, чтобы взрастить недостающее.

— Всякая земля хороша, если рук не жалеть. А сердце у него разбито. Зачем ему разбитое сердце, если он и так страха полон? — пожала плечами бабушка. — Пельмени будешь? Мы много налепили.

— Буду.

На лавке у крыльца сидел Волх и чистил меч. Волчью морду он скинул на плечи, и солнце играло на его выгоревших пепельных прядях. Мой предок носил классическую для своего времени прическу: волнистые волосы до плеч, прямой пробор. Чтобы ничего не мешало, голова была перевязана узеньким цветастым налобником. Рыжая кудрявая борода аккуратно подстрижена. Черты лица выразительные, резкие. И нос как у меня и папы. Бабуля кивнула ему и прошла в дом, а он исподлобья взглянул на меня.

— Поздравляю, внучок, — буркнул он неприветливо. — С посвящением тебя. Теперь ты полноправный волхв, шаман, содяце… как там нас еще называют?

— Друид, — подсказал я.

— Друид, — согласился Волх и отложил меч. На меня он не смотрел.

— Деда, — жалобно протянул я. — Ну, не обижайся. Он хороший.

— Может, и хороший… Да только сына он тебе не даст и рода нашего не продолжит! — Волх в сердцах бросил скребок на лавку. — Столько ждал, и всё впустую! И ведь не откажешься от тебя такого, засмеют ведь.

— Я же не виноват!

— Не виноват, — передразнил Волх. — Ну, и что делать с тобой прикажешь? Род продолжать надо.

— Продолжу, — шмыгнув носом, пообещал я.

Волх прищурился.

— Честно? Кровным прямым наследником? Сыном? От твоего семени?

— Сделаю я тебе сына и наследника, — пообещал я. — Только потом ты не будешь выедать мозги насчет моей любви к мужикам.

— Идет! — Волх посветлел лицом. — Но только если мальчишку сделаешь!

— Сделаю!

Волх засмеялся и вскочил. Я опомниться не успел, как сильные руки подкинули меня в воздух, а щеку клюнул жесткий поцелуй.

— Поставь ребенка на планету! — взвизгнул я, хохоча.

Волх схватил с лавки меч и забросил его в ножны.

— Ну, теперича этот содяце утрется! «Люляма ей не по руке», видите ли. Без него обойдемся. Я дам тебе силу на зачатие. Пусть локти кусает!

И предок с радостным демоническим гоготом ускакал в деревню. Видимо, побежал радовать. Дверь приоткрылась. Из щели выглянуло хитрое лицо бабушки.

— Что, этот старый хрен все-таки раскрутил тебя на обещание? Ну, не дуйся, — она взъерошила мне волосы. — Всё готово, осталось только нашего гостя разбудить.

Том сладко спал на теплой печке, подложив под голову пуховую подушку и закутавшись в легкое лоскутное одеяло. Иссушенная рука выглядывала из-под разноцветного края, на запястье билась голубая жилка, пальцы чуть подрагивали. Из влажных приоткрытых губ вырывалось ровное дыхание. Худое заостренное лицо излучало такое умиротворение, что разбудить его у меня не поднималась рука.

Я осторожно погладил Тома по впалой щеке костяшками пальцев.

— Том, просыпайся, — мягко позвал я его. — Обедать пора. Тоом!

Тот заворочался, приоткрыл сонные темные глаза, откинул одеяло. С его костлявого плеча сползла старая футболка деда. В белых штанах я узнал своё косорукое творчество, которое шил на национальный фестиваль.

— Где?… Кто?… — пробормотал он, приподнимаясь и оглядываясь по сторонам, и рассеянно уставился на меня. — А… Это ты. Вадим, правильно?

— Верно. Обедать пора. Ты не садись, а то макушкой треснешься.

— Я думал, мне это приснилось, — пробормотал Том, спускаясь с печки; на левой ноге задралась штанина, обнажая лодыжку. — Правда. Вадим, как я оказался здесь? Я же был в Хогвартсе…

— Мы и были, — кивнул я. — А потом выполз василиск, и я очутился здесь. Честное слово, тебя я прихватил с собой случайно. Мне просто совесть не дала тебя бросить — ты кровью истекал.

Том медленно опустился на стул перед тарелкой пельменей. На красивом лице застыло выражение тотального непонимания вперемешку с сонной одурью. Бабушка вручила ему ложку и мимоходом погладила по голове.

— Кушай, тебе нужно набирать вес.

Том машинально сунул ложку с пельменем в рот, но опомнился, сверкнул глазами и тряхнул темными вихрами. Прожевал, подумал и молча зачерпнул еще. Полуголодное детство заставляло правильно расставлять приоритеты: сначала еда, потом вопросы. Эх, давно я не ел бабушкиных пельменей со сметанкой и перчиком!

После обеда бабушка сноровисто собрала посуду, пока я разливал чай. Том наелся до такой степени, что едва дышал и снова клевал носом. Однако получив кружку сладкого чая с конфетой, он встряхнулся.

— Это был портал? — требовательно спросил он. — Говори правду!

— Эм… Нет, — признался я. — Тут такое дело… Том, ты только не волнуйся.

Том тут же напрягся и отставил чашку.

— В общем, Том Марволо Риддл, твой дневник съел василиск, — выпалил я. — Яд разъел обложку до такой степени, что специалистам так и не удалось установить твоё имя. О тебе никто не знает, я не сказал, кому принадлежало твое вместилище.

Том посерел. Он отлично знал, что означало уничтожение тетрадки.

— Но я же жив… — прошептали побелевшие губы. — Я ем, дышу, чувствую боль… Я жив! Жив же?

Том тяжело задышал, хватая воздух ртом, накренился на стуле сломанной куклой. Я схватил его за плечи, не давая упасть.

— Ты жив, — твердо сказал я, глядя в горящие лихорадочным огнем глаза. — Том, успокойся, дыши медленно. Ты думаешь, чувствуешь — ты живой. С тобой всё хорошо.

— Вот, выпей, — бабуля ловко сунула ему чашку с мелиссой.

Том выхлебал чай, не чувствуя вкуса. Эмоциональный взрыв его вымотал — дрожащие руки, поникшие плечи, уставшее лицо. Он слабо цеплялся за меня, опустив глаза. Ему явно было стыдно за свою вспышку.

— Тебе надо поспать, — резюмировал я. — Пойдем, я помогу тебе лечь.

— Где я? Это ведь не Великобритания? — тихо спрашивал Том, покорно позволяя затащить себя на печку.

— Не Великобритания, — согласился я, устраивая его на матрасе и заматывая в одеяло. — Это безопасное место, тебя никто здесь не тронет до тех пор, пока ты никого не трогаешь. Тебе придется пожить здесь некоторое время, пока не поправишься. Ты очень болен. Состояние души сказывается на теле, а в тебе всего лишь её половина.

— Почему вы мне помогаете? Вы родственники Тони Долохова? — Том схватил меня за руку, укладывая рядом с собой, темные глаза оказались совсем близко, в глубине зрачков метался страх.

— Нет, я не родственник Долохову, — я погладил его по щеке, пытаясь успокоить. — А помогаю я тебе, потому что это моё призвание. Это призвание всего моего рода. Мы истинные целители.

Рука на моем запястье сжалась мертвой хваткой. Я снова ласково погладил его по лицу. Том прикрыл глаза, борясь со сном.

— Я знаю, ваши услуги оцениваются очень высоко, — прошептал он. — Будь уверен, отплачу достойно, как полагается наследнику Слизерина… Я всегда награждаю… — он сладко зевнул, — верных слуг… Я лорд Волдеморт…

Я не удержал смешка. Измученный парень хоть и не растерял своей красоты, но больше походил на узника Освенцима, чем на могучего мага с толпой последователей.

— Спи, отогревайся, — прошептал я, проведя пальцем по кончику тонкого носа. — Пока не поправишься, ни о чем не думай и просто отдыхай.

Том тяжело вздохнул и уткнулся мне в грудь. Хватка худых пальцев ослабела, дыхание выровнялось, на истощенном лице разлился покой. Я аккуратно высвободил руку, натянул одеяло на оголившееся плечо.

И открыл глаза.

* * *

В темное время суток Хогвартс был красив, волшебен и мистически страшен. Ночами пустые коридоры наполнялись тихим шепотом портретов, в неверном свете факелов барельефы оживали и бросали на стены странные танцующие фигуры. Мерцали бесшумные призраки, растворяясь в лунном свете, льющемся из окон, и сияя в темных углах. В тиши мощь и сила древних стен ощущалась особенно четко. А вид с Астрономической башни? Ночные уроки астрономии были самыми любимыми у школьников всех возрастов. Потрясающий вид на горы и озеро, в котором отражалась россыпь алмазных звезд. Любимое место всех влюбленных парочек.

Наверное, поэтому школьники так любили гулять именно по ночам, заставляя старост и весь преподавательский состав бегать за ними по всем углам, вытаскивать вывихнутые ноги учеников из ступенек, вылавливать парочек и выводить потерявшихся из лабиринта коридоров.

— …Гарри, этот мир не сказка, а люди не делятся на только добрых и только злых.

— Но это же здорово! Я бы хотел, чтобы он меня усыновил.

— Ты знаешь, у меня неплохие отношения с твоей теткой. Она мне рассказала, что тебя подкинули ночью на крыльцо и оставили письмо. Не постучались, не дождались утра, не похлопали по плечу, выражая соболезнования. Пара сухих строчек: «Чета Поттеров трагически погибла, это ваш племянник, воспитайте достойным человеком, не разбалуйте». Это не цитата, но в целом, верно. А миссис Дурсль, между прочим, сестру любила.

— И к чему ты это говоришь?

— К тому. Письмо Дамблдор написал, он тебя на крыльце и оставил. Одного, в ноябре. И кошки миссис Фигг. Думаешь, почему они меня так настораживали? Никакие это не кошки, а полукнилзы. Магические существа. Миссис Фигг жила рядом с тобой всю твою жизнь, она знала и видела, как с тобой обращаются Дурсли. Я тут порылся в библиотеке, и узнал, что Дамблдор отлично знает семью Фигг, в том числе и супругу своего школьного друга — сквиба Арабеллу.

Молчание. Глухой сдавленный голос:

— Я тебе не верю. Профессор Дамблдор нас спас в прошлом году, он добрый!

— Скажи еще, что я мерзкий слизеринец и пытаюсь сбить тебя с истинного пути. Ради всех богов, Гарри, не хочешь — не верь. У тебя своя голова на плечах. Ты спросил моё мнение о Дамблдоре — я ответил. Я, в отличие от тебя, успел пожить в приюте. Я отлично знаю, что добрый дядя со сладкой улыбкой может быть маньяком, и живым ты от него не уйдешь. Дамблдор фильтрует мою почту, знает обо всех моих связях и расходах. Пока я не взбрыкнул, он ласковый и добрый дедушка, но без его ведома и согласия я уже не могу оформить себе паспорт, покинуть страну или выбрать место учебы. Он отрезал меня от остального мира, поселив у профессора Снейпа. У него классно, но каждый раз для того, чтобы тебе позвонить, мне приходится три часа пиликать на велике через весь город. Он уже подталкивает меня остаться в магическом мире Великобритании, хотя прекрасно знает о моем желании уйти обратно к обычным людям и получить медицинское образование. Я даже книги заказать по почте не могу без его ведома!

— Дим, это паранойя. Дамблдор светлый волшебник и не сделает тебе зла. А меня оставил у Дурслей потому, что… Ну, наверное, была какая-то уважительная причина! Я же герой, меня прятали! А миссис Фигг просто выжившая из ума кошатница, она могла что-то напутать или забыть!

— Угу, прятали, а кто мне рассказывал, как к тебе на улице подходили странные люди и жали руки? Либо это была охрана, либо ты Неуловимый Джо.

Раздалось хихиканье людей, объединенных какой-то старой общей шуткой.

— Гарри, я не отрицаю, что Дамблдор добрый человек. До сих пор он не сделал ни мне, ни тебе ничего плохого. Но он политик. А политикам добрыми быть нельзя. Я прошу тебя, не рассказывай никому о нашем общении, даже друзьям, не смотри ему в глаза и не снимай мой подарок. Ты занимаешься по той книжке, которую я тебе на День Рождения подарил?

— Да.

— Врешь и не краснеешь, — беззлобная усмешка. — Ну, хоть этому я тебя научил.

— Я… буду заниматься, честно!

— Ну-ну.

— И не может быть всё так плохо, как ты рассказываешь. Снейп, конечно, та еще сволочь и ублюдок, но он не станет тебя убивать. Ты же его любимчик. Он даже меня спас в прошлом году, а он меня ненавидит!

— Гарри, ну как ты не понимаешь, — тоскливо протянул второй голос. — Я целитель, моей клятве все равно, кто передо мной — маньяк или святой. Я обязан лечить всех. Если я попаду в руки Волдеморта, то Северус меня убьет. Нехотя, ненавидя Дамблдора за этот приказ, но убьет. Надеюсь, быстро и безболезненно.

— Дим… Ну, не плачь, — растерянно забормотал Гарри. — Не убьет он тебя. Все будет хорошо, вот увидишь! Ты просто параноик!

— Если у тебя паранойя, это не значит, что за тобой не следят! — фыркнул Волхов. — И не плачу я. Меня вообще здесь нет, это астральная проекция, и она может исчезнуть в любой момент. А я в постельке лежу и сплю, это ты по Хогвартсу шарахаешься ночами!

Мальчики зашептались, захихикали. Минерва МакГонагалл в ужасе обернулась к коллеге.

— Этот русский настраивает Гарри против Альбуса! Сначала Альбус, потом весь волшебный мир Великобритании, а потом… Северус, их общение нужно немедленно пересечь! — прошептала она.

— Конечно, ты абсолютно права.

Когда Макгонагалл поставила ногу на ступеньку, чтобы подняться на верхнюю площадку, он вскинул руку и с громким звоном пнул стоящий рядом с лестницей телескоп Синистры.

— Обливейт! — равнодушно прошептал Северус, жестко отводя запястье ведьмы с волшебной палочкой в сторону от себя и глядя в расширенные от изумления глаза.

Глава 22. Вещие сны и пророчества

Честно, сам не понимаю, как у меня так получилось, но учебный год я вновь закончил лучше Грейнджер, набрав в личном зачете больше баллов, отчего девчонка чуть не полезла на стены. Надо сказать, что тройка лучших учеников факультета и курса получала в качестве поощрения определенные ништячки. На втором курсе я потратил набранные очки на расширенное меню на все семь лет, в котором можно было выбрать обед, десерт и напитки. В следующем добавлю личную ванную, потому что организм настойчиво взрослел. Грейнджер была лучшей на Гриффиндоре, я был первым на Слизерине, обойдя Драко буквально на балл, но Грейнджер, похоже, душил комплекс. Она хотела быть лучшей не только на факультете и курсе, а во всей школе.

Слизеринцы же не комплексовали, что их обошел иностранец. «Да ты же истинный целитель, любимчик Снейпа и протеже Дамблдора! Конечно, ты будешь первым!» — фыркали они, но, к счастью, беззлобно. Наверное, свою роль сыграла моя абсолютная неспособность колдовать волшебной палочкой и то, что добрая треть слизеринцев ходила в моих поделках. А может, очков в мою пользу прибавила стычка с василиском? В общем, претензий мне никто не предъявлял, даже Корнфут.

На паровозе я не поехал, даже на завтрак не остался. Снейп решил не мотаться по стране и познакомил меня с каминным перемещением. Зашел в камин Хогвартса, вышел в доме Северуса. Прикольная штука, на самом деле, только больно уж укачивает.

Дом, милый Паучий тупик, привносящий в жизнь сладкий оттенок одиночества. Я сбросил надоевшую мантию, снял защитный кулон, приготовил омлет из всего, что нашлось в холодильнике (так назывался шкаф с чарами), сварил кофе, сервировал стол и с блаженным стоном развалился на диване. Тишина, покой и полное отсутствие магического фона с людьми в радиусе нескольких километров — как мне этого не хватало в школе!

— Господи, как же хорошо!

— Ммм? — вытирая мокрую голову полотенцем, в гостиную спустился привлеченный аппетитным запахом Снейп и покрепче запахнул темно-синий махровый халат. — Волхов, я был в ванной двадцать минут. Признавайтесь, вы где-то прячете домовика или это какой-то очередной фокус?

— Ловкость рук и здоровый детский голод, сэр! — я приглашающе махнул рукой в хозяйское кресло. — Присоединитесь сейчас или позже?

Снейп сел, закидывая ногу на ногу, и небрежно поправил съехавшую полу халата. На мгновение я увидел крепкую белую ногу, и меня моментально бросило в жар. Что-то в моем присутствии он совсем расслабился, в прошлом году осмотреть укус цербера он ведь так и не позволил и в халате раньше ходил только от ванной до своей комнаты… Стоп, что?

Северус заметил и направление моего взгляда, и мой «завис».

— Проблемы взросления, мистер Волхов? — насмешливо спросил он, выгибая бровь.

— Нет… То есть, не совсем, — я перевел взгляд на его руки. — Вы что-то делаете с волосами на теле или это от природы?

Северус поперхнулся омлетом.

— Что? — он непонимающе смотрел на меня. — Что я делаю с чем?

— Волосяной покров мужчины на теле с возрастом растет, — терпеливо повторил я, рассматривая руки зельевара. — В связи с увеличением тестостерона в крови. Вам тридцать три года. В этом возрасте волосы на конечностях должны быть гуще и более жесткими. Раньше я думал, что вы просто их удаляете с рук, вы же зельевар, сэр. Мало ли какой волосок попадет в варево. Но такая же картина наблюдается и на ногах, а там убирать волосы вам нет смысла, — я потянулся к руке мужчины и уткнулся носом в кисть. — Как интересно, у вас растет пушковый волос…

Я задрал рукав халата и с восторгом принялся рассматривать белую кожу. Гладкая, покрытая едва заметными бесцветными волосками, как у детей. Блин, я тоже так хочу!

— Волхов, — после непродолжительного молчания Снейп убрал руку и одернул рукав; в обычно спокойном бархатном голосе появилась странная нотка. — Иногда ваш исследовательский энтузиазм меня пугает. Волосы волшебников и маглов несут в себе разные функции. Естественно, что и волосяной покров у нас другой.

Как интересно. О физиологических отличиях волшебников от обычных людей мне никто не рассказывал, даже мадам Помфри, а обнаженных взрослых волшебников я до сих пор не видел и на их руки особого внимания не обращал.

— Я слышал, что волшебники — потомки сидов, получается, мы более совершенный вид? Другая эволюционная ветка или следующая ступень? Или легенды не врут, и сиды вправду иномирные существа?

Снейп разглядывал меня полных тридцать секунд. Молча.

— Мистер Волхов, зарубите себе на носу, что некоторые темы вызывают вопросы о благонадежности даже таких полезных обществу истинных целителей как вы. Год назад я дал вам один совет, который вы забываете с фантастическим упорством. Держите язык за зубами и не высовывайтесь. Меня может не оказаться рядом, чтобы убедить людей в том, что вы не достойны их внимания. Доедайте ваш чудный омлет, пока он не остыл. Я вам говорил, что вы прекрасно готовите?

Я уткнулся в тарелку. А я хорош — полез с вопросами и теориями о совершенстве вида волшебников к тому, кто за точно такой же интерес огреб по самую маковку. К упиванцу с возможным приказом на устранение! Эм… Минутку, мне показалось, или он в самом деле намекнул на свою помощь?

Северус с громким стуком поставил чашку на стол, не давая развить мысль.

— Я понимаю, сэр. Видимо, мой опекун очень беспокоится обо мне, раз поручил вам такую всестороннюю заботу.

— Всё верно. Надеюсь, вы и впредь не будете доставлять беспокойств пожилому человеку.

— Не буду, — пообещал я. — Профессор?

— М?

— Получается, у меня тоже волосы вырастут лишь на лице и лобке? А их можно насовсем удалить? Девочки мне только о чарах рассказали, а они мне не подходят. И зелье из учебника дает только временный эффект.

— Волхов, — тяжелый вздох великомученика, — хватит поднимать неуместные темы за столом!

— Молчу, молчу… Значит, рецепт все-таки есть?

— Волхов, если вы не заткнетесь, я сам удалю ваши волосы. Все. Навсегда.

У меня аж мурашки побежали от этого низкого бархатного: «forever». То ли удар в шаманский бубен, то ли щипок струны контрабаса. Снейп не выглядел ни злым, ни раздраженным. Он спокойно пил свой кофе, разглядывая мертвый пейзаж за окном. Темно-синий халат красиво контрастировал с молочно-белой кожей. Завтрак заканчивали в тишине.

— Профессор, хотите, я вам погадаю?

Снейп повернулся ко мне, вздернул бровь и опустил взгляд в чашку.

— Вы умеете гадать на кофейной гуще?

Я пожал плечами.

— Хочу проверить, стоит ли брать в следующем году курс прорицаний, или мой дар ограничивается лишь снами. Можно я вам погадаю, сэр? На три ближайших месяца.

— Прорицания ведет не самый лучший преподаватель, Волхов. Профессор Трелони пророчества делает очень редко и не контролирует свой дар. Вряд ли вы научитесь у неё чему-то полезному. Но давайте попробуем, — Снейп одним глотком допил кофе и перевернул чашку на блюдце. — Июль, август и сентябрь. Посмотрим, что вы можете.

Он подвинул блюдце мне. Я взял чашку и всмотрелся в затейливые узоры на белом фарфоре. Что ж, пора вспомнить третью книгу. Я задумчиво повернул чашку, соображая, как лучше сформулировать мысль.

— В вашу жизнь вернется прошлое, сэр.

— Прошлое?

— Да… Что-то из детства, враждебное, опасное. Или вы воспринимаете так этих людей. Школьные враги, наверное, с которыми вы не помирились. Один все еще ребенок. Я вижу знак смерти, он пытался вас убить? Он принесет опасность и страх. Они накроют всех, кто будет рядом с вами. Но это не он источник опасности и страха, он скорее жертва. Другой придет как друг. Он опасен. Но не для вас, а вообще. Сам по себе. Вы будете сдерживать его темную сторону. Кстати, его темная сторона тоже пыталась вас убить. Интересное у вас было детство, сэр.

— Достаточно.

— Есть еще третий. Он… рядом. Причем уже не первый год. Прячется, ждет, боится. Как чумная крыса. Он наибольший источник опасности для вас, но не сейчас, это будет потом. Этот третий… — я почесал лоб. — Не знаю. Как будто это всё из-за него. И возвращение первого, и приход второго… В общем, вас ожидает веселый год, сэр.

— Как обычно, всё расплывчато и неясно, — хмыкнул Снейп. — У меня было много врагов в школе, мистер Волхов.

Через две недели он ворвался в мою комнату и шлепнул на стол передо мной газету, с которой безумно скалился нечесаный мужик. Заголовок в скандальном тоне оповещал, что Сириус Блэк стал первым беглецом в истории Азкабана. Я едва успел убрать чашку с чаем.

— Мой школьный враг. По некоторым источникам, он направляется в Хогвартс, — любезно сообщил мне Северус. — Министерство Магии предлагает в качестве охраны школы дементоров, — поверх газеты шлепнулось письмо из Хогвартса. — А это письмо Дамблдора, в котором он уведомляет меня о приеме на работу закадычного дружка этого Блэка, еще одного из их школьной компании. Угадайте, что я должен буду делать?

— Ммм… судя по списку ингредиентов, варить для него какое-то зелье?

— Верно. Как вы изящно выразились, я буду сдерживать его темную сторону.

Снейп развернул мое кресло, упер руки в подлокотники и навис надо мной. Черные глаза смотрели пристально и тяжело. Я почувствовал знакомый аромат, его дыхание, тепло, и судорожно сглотнул, вжимаясь в спинку и стараясь не вдыхать его запах. От близости закружилась голова. Сердце сбилось с ритма и тяжело забилось. Сладко засосало под ложечкой. Господи, ну зачем так резко врываться в личное пространство?!

— Вам категорически запрещено посещать прорицания, мистер Волхов. Ваши предсказания гораздо точнее пророческого бреда Трелони, и это показывать нельзя, — Снейп говорил требовательно, спокойно, медленно, глядя мне в глаза. — Проблема в том, что я не могу вычислить этого третьего человека, о котором вы предупреждали, Волхов. Можно предположить, что это кто-то из их друзей. Но Блэк и Люпин близко дружили лишь со старшим Поттером и их подпевалой Петтигрю. И они оба мертвы.

Его низкий вкрадчивый голос обволакивал, заворачивал в себя, заполнял весь мир. Снейп говорил, а я чувствовал тепло от его рук, находящихся в каком-то дюйме от моих, покрывался сладкими мурашками, терял смысл английских слов, завороженный медленным идеальным классическим произношением. Голос Северуса не был похож на голос Рикмана, хоть в нем чувствовалось такое же богатство. Он обладал собственным уникальным тембром с легкой сладостной хрипотцой на высоких нотах и необыкновенной бархатной мягкостью на низких. Северус никогда не кричал и был скуп на мимику, но необыкновенно щедр на интонации.

То, что он творил со мной, глядя мне в душу своими дьявольскими очами, я мог назвать не иначе как сладким кошмаром. «Удав, — мелькнуло у меня в голове. — А я бандерлог!»

— Мне нужно, чтобы вы напряглись еще раз, мистер Волхов, — Северус давил на меня всем своим существом, не давая ни шанса на сопротивление, — и узрели, что это за третий человек, который опаснее Блэка и Люпина.

Сердце тяжело бухало, в ушах зазвенело, ноги и руки внезапно потяжелели. Перед глазами запрыгали мушки.

* * *

— От-отойдите от меня! — хриплым, каким-то не своим голосом сказал Волхов и судорожно схватил воздух ртом.

Услышав непонятную речь, Северус замолчал и оторвался от светло-зеленых глаз с расширенными зрачками. Мальчишка почти не дышал и буквально растекался по креслу. Его лицо стремительно бледнело, переходя в серость. Он весь покрылся мурашками, даже волосы дыбом встали. «Да он же сейчас в обморок упадет!» — понял Снейп и сел на корточки, переставая нависать над перепуганным подростком.

— Вадим, дыши, — сказал он, меняя тон на более мягкий. — Дыши, ну же!

Вадим настороженно следил за каждым движением мужчины. Взгляд был мутным. Точь-в-точь кролик перед удавом. Северус взял ученика за шею и заставил наклониться, опустить голову ниже колен. От прикосновения Вадим вздрогнул, как будто его прошибло током.

— Погадаю я вам, только больше так не делайте, а то я до выпуска не доживу, — хрипло сказал он после нескольких вдохов, стряхнул руку Северуса и осторожно выпрямился.

Снейп нахмурился.

— Вы никогда меня не боялись, Волхов, что изменилось?

— Не знаю… Вы так резко ворвались и нависли надо мной, сэр, — нервно сказал Вадим, отводя глаза и потирая шею. — А я без кулона очень остро чувствую людей, и еще переходный возраст… Вас стало так много, сэр, это… сложно вынести.

Северус протянул ему его чашку. Вадим благодарно кивнул и допил свой мятный чай. На лицо подростка начали возвращаться краски.

Гадание прояснило очень мало. Волхов долго всматривался в кофейную гущу, тер виски и бормотал что-то невразумительное о незаметном предателе, который обманывает вторым обличьем и приведет убийцу к порогу Северуса.

— Суть его — крыса, — закончил Волхов и поморщился, отставляя чашку. — Всё, не могу больше, голова болит.

Северус задумчиво провел пальцем по губам. Как он успел убедиться по предыдущему предсказанию, Волхов говорил достаточно конкретно. Страх и ужас, идущие за жертвой — дементоры. Опасный друг, темную сторону которого нужно сдерживать — оборотень в роли учителя. Значит, и слова о предателе со вторым обличьем буквальны. И не зря Вадим несколько раз говорил о крысе. Возможно, второе обличье этого предателя и есть крыса? В Хогвартсе прячется анимаг? Если это крыса, то искать её по всему Хогвартсу — та еще задача.

Лето пролетело незаметно. Северус занимался зельями для Больничного крыла и списком ингредиентов для школьной лаборатории. Зелье Люпина было достаточно дорогим, в выделенный бюджет нужно было впихнуть компоненты и для него, и для уроков, и для Больничного крыла. Также Снейп наконец-то закончил монографию «Магическая компонента как отдельный ингредиент», посвященную заговоренным зельям. Да, тем самым, которые так блестяще варил истинный целитель. Да, те рецепты, которые Северус сумел выцепить из Вадима, были представлены среди примеров, хоть к своей досаде повторить он смог не все шедевры Волхова. Как выяснилось, мастеру зелий элементарно не хватало синдрома Грин, поэтому эти рецепты отправились в монографию с соответствующей пометкой. И да, имя Волхова указывалось в списке с благодарностями, как в новом бестселлере Локонса. Монография уже получила одобрение и интерес гильдии зельеваров, хоть заговоры на зелья были не самой распространенной практикой среди европейцев.

А еще, Северус пытался вычислить этого загадочного анимага, которого нагадал ему целитель. После сопоставления всех сведений, копошения в памяти, фотографиях и газетах он пришел к выводу, что идеальным кандитатом на роль предателя-крысы, из-за которой сбежал Блэк, мог бы быть Петтигрю, если бы не умер. Мог ли он быть Хранителем Тайны, и был ли Блэк в таком случае невиновным в смерти Поттеров? Мог ли Питер выжить в том взрыве? Ответов у Северуса не было, как и доступа к протоколу суда Блэка, а целитель только пожимал плечами.

Вадим очень много спал, быстро утомлялся и не мог больше совмещать лечение с учебой. Нагрузки превышали его работоспособность, а эмоциональность сделала еще и опасным. И подросток приостановил прием новых пациентов на весь год, объявив об этом в «Ежедневном пророке», разобрался с теми, кого не успел долечить, и занялся собой. Физические нагрузки, медитация, диета, ведение дневника — Волхов понимал, что с ним происходит, и старался взять разбушевавшийся организм под контроль, а не проявлял бессмысленное бунтарство и не закатывал неадекватные истерики, как Драко, на которого Северусу жаловались Малфои. Волхов хоть и был сосредоточен на себе, но благополучно избегал кризиса взросления и явно не собирался скатываться в рефлексию, негативизм и прочие подростковые понты. Он уже был взрослым.

Но Волхов стал вялым, неуклюжим, эмоционально неустойчивым, невнимательным. Замедлились реакция и речь, особенно это было заметно после его занятий русским языком. Проявились обидчивость, агрессия, и их подросток контролировал с трудом. Благословенные времена, когда Вадим на язвительные замечания отвечал не менее язвительными шутками, ушли в прошлое. Теперь Снейпу приходилось следить за языком. В одном из разговоров он проехался по его родителям и этим умудрился обидеть Волхова до слез. В результате из жизни мужчины выпало три дня. Только тогда Северус понял, что Волхов дрался с детьми исключительно из принципа, а не потому, что злился или обижался. Обиженный целитель — это страшно. От жесточайшей диареи не помогали ни чары, ни зелья, ни магловские лекарства. На целителя не подействовали ни угрозы, ни требования, ни воззвания к совести, ни даже шантаж. С фаянсовым другом зельевар смог расстаться лишь после искреннего раскаяния. В последний раз Северус так извинялся только перед Эванс. Слава всем богам, целитель обладал совсем другим характером и простил его, хлопнув по плечу со словами: «Плох тот ветер, который никому добра не приносит. Зато какой у вас теперь чистый кишечник, сэр! Всем на зависть». А через неделю после этого случая Волхов вообще признался, что сглазил Снейпа случайно и в сердцах.

Северус зарекся говорить Волхову что-то о его родителях и родне в целом. В конце концов, русский честно предупреждал, что шуток и замечаний по поводу происхождения не приемлет.

В ночь на двадцать третье августа Вадим разбудил Северуса, ворвавшись в его комнату.

— Что случилось?

Северус удивленно рассматривал смертельно бледного подростка. Вадим обхватил себя руками, пытаясь унять дрожь и тяжелое дыхание, переступил босыми ногами по полу. Глаза у него были огромными. Увидев, что Снейп проснулся и смотрит на него, Волхов всхлипнул.

— Профессор Снейп!

Северус не успел опомниться, как Волхов запрыгнул к нему в кровать и вцепился клещом, всеми конечностями. Подростка колотило.

— Живой. Вы живой, — шептал он как в бреду.

Волхов был в таком неадекватном состоянии, а Снейп — в таком шоке, что даже не подумал сопротивляться и отталкивать. Руки сами потянулись успокоить, погладить по плечам.

— Опять кошмар? — спросил Снейп, когда обрел дар речи.

Лихорадочные кивки стали ответом.

— Как тогда, с фордом Уизли и Гремучей Ивой, — бессовестно потираясь щекой о его грудь, прошептал Вадим. — Только это было лето. Опять эта Гремучая Ива и ночь, только там были Поттер с друзьями, какой-то мужик, огромный черный пес, крыса и вы. Мужчина превратился в оборотня и набросился на вас. Крыса убежала. Пес заступился и утащил оборотня за собой в лес, а Поттер побежал за ними. Вы не успели его остановить и занялись Грейнджер с Уизли. У Рона, кажется, была повреждена нога. А п-потом… — голос Волхова задрожал. — Потом из леса опять выпрыгнул оборотень — прямо на вас. Вы успели выставить щит, его откинуло, но тут… — всхлип, подросток теснее прижался к мужчине, — тут налетели дементоры и… и… Вы вызвали серебристую лань, она отгоняла этих тварей, но их были сотни, и оборотень на них совсем не обращал внимания. Он… Он вас разор-разорвал… А Грейнджер с Уизли съели демееенторы!

Волхов уткнулся Северусу в плечо и расплакался.

— И ужас… Этот всепоглощающий ужас…

— Ну, всё, всё прошло… Ты предупредил, я не умру, никто не умрет… — Снейп механически поглаживал ясновидящего по голове, укачивал и баюкал, переваривая информацию.

То, что это был вещий сон, Северус не сомневался. О патронусе в виде лани даже Дамблдор не знал. Черный пес и крыса. Сбежавшая крыса — догадка насчет анимага была явно верной. А что за пес? Почему они все очутились у Гремучей Ивы в полнолуние да еще в компании Люпина? Почему налетели дементоры?

Северус обдумывал видение Вадима так, что не сразу заметил, как Волхов выплакался и уснул на его плече. Мальчишка даже во сне не разжал свою хватку, прижавшись щекой и обнимая шею. На попытку вывернуться из объятий он отреагировал жалобным всхлипом и конвульсивно дернувшимися пальцами.

Делать было нечего. Северус подвинулся, повернулся набок, устраиваясь поудобнее, обнял подростка за тонкую талию и поделился одеялом. «Я ему это припомню», — подумал Снейп и закрыл глаза.

Злиться на вымотанного истерикой Вадима почему-то никак не получалось.

Курс третий

Глава 23. Притяжения и чаепитие у предков

— Почему тянул с письмом? Я бы сразу приехал.

— Хотел побыть на свободе. Это так здорово! Никто не поднимает с требованием приготовить завтрак, не говорят, что делать, — Гарри мечтательно закатил свои зеленющие глаза и засунул ложку с мороженым в рот.

— О, намекаешь на то, что я жестокий тиран?

Я фыркнул в чашку с чаем. Подростковый бунт Поттера удался на славу — раздутая тетка в небе, куча обалдевших людей, сбившиеся с ног обливиаторы и довольный Гарри, которому пожал руку сам министр и оплатил пребывание в гостинице аж до самого сентября.

Мы со Снейпом наткнулись на него, когда пошли за покупками к новому учебному году и зашли в кафе. Увидев Поттера, декан даже не дрогнул. Он умудрился одним лишь взглядом опустить героя ниже плинтуса, а абсолютно спокойная фраза: «Я понимаю. Тяжело, когда мысли вас посещают лишь из вежливости, но с другой стороны, живи они у вас на постоянной основе, вы бы не попали в Гриффиндор» — сделала мой день! Гарри предсказуемо остроумие декана не оценил, набычился и весьма невежливо его послал. Снейп даже не дрогнул.

— Ваш отец, мистер Поттер, тоже порой источал свою духовность так, что резало уши. Видимо, это что-то родовое. Обратитесь к Волхову. Он как раз специализируется на безнадежных случаях. Мистер Волхов, жду вас через час у Гринготтса.

Выпустив эту стрелу, довольный декан удалился по своим делам, а я заказал себе чай со штруделем.

— Ублюдочная летучая мышь, — прошипел Гарри ему вслед. — Дим, как ты с ним живешь?

— А я всегда тяготел к декадансу и готике.

— Тогда понятно. Мрачный злобный зельевар в черном — готичнее не придумаешь.

Я рассмеялся.

— Какие ты взял предметы? — спросил меня Поттер. — Я — прорицания и уход за магическими существами.

— А я магловедение.

— Как это? И всё? А почему магловедение?

— А так. Полистал тут учебник у старшекурсников. На самом деле полезный предмет — учат ориентироваться в бюрократической системе обычных людей и не попадаться.

— Получается, у тебя девять предметов, — позавидовал Гарри. — Классно.

— Ни фига не классно. У меня экстернат в магловской школе. В этом году сдаю на полное среднее образование. Спасибо Дамблдору, он устроил так, что в четырнадцать лет я уже буду с аттестатом. Слава всем богам, в следующем году можно будет расслабиться и спокойно готовиться к вступительным в медицинский.

— Вот видишь! — возликовал Гарри. — А ты говорил!

— Он выполняет мое условие, — пожал я плечами. — Я просто отказывался ехать в Хогвартс, если мне не позволят получить полное среднее образование.

— Иногда мне кажется, что ты старше меня лет на десять, — пораженно пробормотал Гарри. — Даже Гермионе не пришло в голову продолжать магловское образование.

— Нас таких было всего пять человек на весь Хогвартс, — пожал я плечами. — Хаффлпаффец Финч-Флетчли, трое райвенкловцев да я. Но Финч-Флетчли мечтает после Хогвартса пойти в Оксфорд, он наследник крупной корпорации. А райвенкловцы выпустились в прошлом году. Я про них только со слов профессора Флитвика знаю.

Гарри замолчал, задумался, ковыряя ложечкой подтаявшее мороженое. О будущем в свои тринадцать он еще не задумывался.

— А я не знаю, кем хочу стать.

— Какие твои годы, — протянул я. — Но ты происходишь из довольно древнего рода, а фамилия явно указывает на ремесленное происхождение. Скорее всего, у тебя есть какой-то родовой дар из области артефакторики. Возможно, узкоспециальный, как у Олливандеров. Что ты узнал о Поттерах?

— Ну… У отца был талант к полетам, — Гарри задумчиво почесал нос. — А еще я видел его и маму в зеркале Еиналеж.

Я посмотрел на него и со стуком поставил чашку на стол.

— Поттер, ты олень! Да будь я на твоем месте, всю библиотеку перевернул бы, разыскивая свои корни и родню. А ты узнал крохи информации о родителях и успокоился. У тебя еще дедушка с бабушкой с фамилией Поттер были, вообще-то. И до них куча поколений. Неужели не интересно узнать о своих предках? Родню найти? Ты хоть имена старших Поттеров знаешь?

— Ну… — Гарри смутился.

— Флимонт и Юфимия Поттер, — четко сказал я. — А до них Поттеров представлял Генри. Кстати, Флимонт получил своё имя по желанию своей бабушки, которая происходила из древнего чистокровного рода, к сожалению, сейчас угасшего. Тебе не стыдно, что это знаю я? Я вообще к чистокровным родам Великобритании отношения не имею!

Гарри покраснел почти до слез. Да, ему было стыдно. Я посмотрел на него и вздохнул.

— Я полукровка, — пробормотал Гарри.

— Но о своих волшебных корнях знать надо! — отрубил я. — Мало ли, вдруг у вас есть какие-то проклятья или обязанности, которые нужно исполнять? Или понравится тебе девушка, а она возьми и окажись тебе в близком родстве? Тебе нужны дети-уроды?

Гарри устыдился настолько, что сразу потащил меня в книжный магазин и затребовал справочник чистокровных фамилий с генеалогией известных волшебников. Подобной литературы было много. Инцест сгубил слишком многих, так что подбирать спутников жизни волшебники предпочитали с оглядкой на возможное родство. Здоровых детей хотелось всем.

С точки зрения бедных чистокровных родов, типа Уизли, я был завидным женихом. Я не был никому родней и имел очень редкий, очень полезный дар. Синдром Грин лучше всяких справок и документов подтверждал: статус крови — чистокровен. Даже несмотря на моего «папу-сквиба» и очень жесткие рамки магических способностей, видеть меня в зятьях хотелось очень многим. Меня не приворожили до сих пор лишь из-за Малфоев. Они долго думали и, в конце концов, пришли к выводу, что лучше всего у их рода получается выживать и оберегать детей. Абраксас и Люциус в четыре руки накладывали на меня защиту и надевали на палец дорогущее кольцо с определителем всяких ядов и приворотных. Я впервые участвовал в ритуале с пентаграммами. Было очень интересно.

Накупив нужной литературы, мы с Гарри пошли в Дырявый котел, где неожиданно нос к носу столкнулись с Грейнджер и Уизли.

— Гарри!

Рон еще больше был усыпан веснушками, вперемешку с розоватыми постакне и раздражением. Гермиона очень загорела, отчего её негритянские корни проявились сильнее. Когда они разглядели меня, их улыбки на мгновение поблекли, а потом снова вспыхнули с удвоенной, неестественной силой.

Грейнджер вытянулась, заматерела. Бедра у неё округлились. А ничего у неё фигура, да и грудь так бодренько торчит и волнительно колышется из-под футболки… Да ладно?!

— Привет, Вадим! — Грейнджер потянулась меня обнять, но я ловко перехватил её руки, сведя порыв к рукопожатию, и расплылся в любезной улыбке.

— Привет, Гермиона, как ты замечательно загорела, настоящая шоколадка!

Ну, была у меня тяга к брюнетам в прошлой жизни, но чтобы меня привлекали молоденькие девочки-мулатки — это что-то новенькое! Это как-то даже пугает! Это ни фига не естественно, я не желаю приобретать розовые тона в ориентации… А, нет, стоп. Я же мальчик тринадцати лет. Отбой тревоге. Привет, бисексуальность, я уж не надеялся.

— Спасибо, — Гермиона порозовела от удовольствия, её улыбка стала выглядеть более искренней. — Ты тоже прекрасно выглядишь.

Ну да, отжимания, диета, правильный подбор средств по уходу за кожей и регулярная дрочка творят чудеса! По сравнению с Роном и неухоженным Гарри я выглядел принцем.

Я пожал руку Рону и под его ревнивым взглядом вежливо откланялся.

— Я бы рад с вами побеседовать, но, увы, меня ждут. Гарри, был рад повидаться, Гермиона, Рон.

Я тряхнул руку Поттеру, раскланялся перед краснеющей Грейнджер и пошел себе к громаде Гринготтса, слыша за спиной расспросы:

— Что он здесь делает? Как вы встретились? А чего?… А почему?… А зачем?…

«Терпи, казак, атаманом будешь!» — мысленно подбодрил я Поттера.

На следующий день Северус перенес меня на вокзал, замогильным голосом пожелал приятного пути и отбыл в Хогвартс. Я поправил свою почтальонку, пригладил взлохмаченные кудряшки и пошел по перрону сквозь толпу. Кудряшки меня радовали. С возрастом мои волнистые волосы не потемнели и распрямились, как я опасался, а завились в крупные локоны на зависть всем слизеринкам и приобрели красивый золотисто-пшеничный цвет. Я остриг их в каре, и волосы легли красивой шапочкой. В общем, по шевелюре меня и узнали.

— Волхов! Иди сюда!

Я обернулся на оклик. Через перрон мне махал Драко, широко улыбаясь. Рядом с ним стояли Люциус и Нарцисса. С ней я так и не смог познакомиться раньше — она была во Франции. Очень красивая женщина, стройная, с пшеничными волосами, собранными в сложную прическу. На меня она смотрела холодными серебряными глазами, цвет которых подчеркивался камнями в длинных серьгах. Никакого сексуального желания она не вызывала — слишком величественная, недосягаемая и нездешняя, как снежная королева. На неё хотелось любоваться, как на картину. Когда я подошел ближе, её розовые губы сложились в приветливую улыбку, взгляд стал теплее.

— Мистер Волхов, рад встретить вас, — Люциус церемонно пожал мне руку. — Позвольте представить вам мою жену, Нарциссу Малфой.

— Наконец-то мы с вами познакомились, мистер Волхов, — мелодично сказала женщина. — Очень рада выразить вам свою благодарность за исцеление моей семьи!

Она протянула затянутую в тонкую перчатку руку, ввергая меня этим в легкую панику. Целовать перстень, костяшки или руку? Бляя…

Я поймал насмешливый взгляд Люциуса и выдохнул. Ну, мужик, извиняй, тебя предупреждали, что манерам мы не обучены.

— Миссис Малфой, я тоже безмерно рад и очарован, — я легонько пожал изящную кисть. — Без вашей помощи у меня ничего бы не получилось.

Если я что-то сделал неверно, то Малфои это не показали ни жестом, ни взглядом. Что ж, тогда, пожалуй, можно убрать у женщины вот этот противный спазм внизу живота. Нарцисса удивленно распахнула глаза в ответ на мою улыбку.

Некоторое время мы расшаркивались и вежливо кивали друг другу, пока Драко не выдержал и не запихнул меня в поезд. Он безапелляционно завел меня в купе к Креббу и Гойлу и усадил рядом с собой.

«Хогвартс — Экспресс» тронулся и взял курс на север. Погода за окном помрачнела, небо заложило тучами. Реже появлялись поля и фермы. По коридору туда-сюда стали ходить люди. В час дня пухлая волшебница покатила тележку с едой. После полудня зарядил дождь, за окном проплывали расплывчатые очертания холмов. Драко надоело бегать по купе друзей, и он решил навестить врагов.

— А не повидать ли нам Поттера? Волхов, пойдешь?

Я отложил учебник химии в сторону и поднялся.

Гарри ехал в соседнем вагоне в компании своих друзей и спящего, закутанного в поношенную, штопаную — перештопаную мантию мужчины. Болезненного вида и изможденный, он был совсем еще не старик, светло — каштановые волосы едва тронуты сединой.

— Кого я вижу, — по обыкновению лениво протянул Малфой, шире открыв дверь. — Малявка и Лис!

Крэбб и Гойл дружно заржали.

— Слышал, твой отец в кои — то веки разжился кучей золота, — начал Малфой. — А что, твоя мамочка, случаем, на радостях не померла?

Мир дрогнул. Граница между мирами вдруг придвинулась очень близко. Я, не обращая внимания на перепалку, двинулся прямиком к Люпину. Где-то там, в астральном плане, на изнанке зрения я увидел волка. Он лежал, уложив лобастую голову на лапы. От него так веяло одиночеством, что хотелось сесть рядом и подхватить тоскливый вой.

— Серый волк, — пробормотал я, отводя в сторону седую прядь, так напоминающую шерсть. — Сильно же тебе досталось.

Там, за чертой, волк проснулся от того, что его потрепали по голове. Я практически ощутил, как к руке ошалело принюхивается большой влажный нос дикого зверя. Люпин всхрапнул, реагируя на его тревогу.

— А это кто такой? — попятился Драко.

— Новый учитель. — Гарри тоже вскочил: вдруг будет нужна помощь. — Что ты сказал, Малфой?

Драко сощурил глаза. Драться перед носом учителя? Нашли дурака!

— Идем, — бросил он Креббу и Гойлу, разворачиваясь. — Волхов, ты идешь? Волхов?

Я гладил оборотня по голове, а зверь ворчал, не зная, что делать. Дикий, неприрученный — он фыркал в ответ на ласку, угрожающе порыкивал, но стальные тиски человеческой воли не давали ему укусить.

— Всё с ним ясно, — с досадой бросил Малфой. — Очередной бедняжка-пациент. Это надолго.

Я видел перед собой спящего мужчину, человека и одновременно жмурящегося от ласки, рычащего лесного зверя. Никогда не думал, что оборотни такие завораживающие существа. Я окончательно обнаглел и запустил руки в густую шерсть, почесывая волка за ушами. Тот удивленно распахнул пасть, вывалив язык, и уставился на меня янтарными глазами. На морде буквально было написано: «Ты совсем ненормальный? Я — свирепое чудовище!»

— Мальчик, что ты себе позволяешь? — молвил вдруг серый волк человечьим голосом на чистейшем английском.

Римус Люпин смотрел на меня в изумлении. Я понял, что самым наглым образом чешу мужчину за ушами, умиленно улыбаясь, и покраснел.

— Из-звините, профессор, — пробормотал я, отдергивая руки.

Ну, извините, не удержался я. Никогда не видел волков так близко!

Гриффиндорская троица смотрела на меня круглыми глазами. Одно хорошо, Малфой уже ушел и не видел этого позора.

Люпин хотел что-то сказать мне, но поезд вдруг замедлил ход.

— Прекрасно! — Рон подал голос и, осторожно обойдя профессора, стал вглядываться в темноту за стеклом. — Умираю с голоду. Скорее бы за праздничный стол.

Гермиона посмотрела на часы.

— Но нам еще далеко ехать, — заметила она. — А чего же мы останавливаемся?

Я сел напротив Люпина. Тот не отрывал от меня удивленных и настороженных волчьих глаз. Поезд ехал все медленнее. Шум двигателя утих, зато ветер и дождь за окном как будто усилились. Гарри, находившийся ближе всех к двери, выглянул в коридор. Из других купе тоже высовывались любопытные. Поезд дернулся и остановился. Судя по звукам в вагоне, с полок посыпались вещи. Неожиданно погасли все лампы, и поезд погрузился в кромешную тьму.

— В чем дело? — раздался позади голос Рона.

— Ой! — вскрикнула Гермиона. — Рон, это моя нога!

Гарри добрался до своего сиденья.

— Может, авария?

— Не знаю…

Что — то зашуршало, и я увидел на фоне окна смутный силуэт Рона, протиравшего запотевшее стекло.

— Там что-то движется, — сказал Рон. — По — моему, к нам спешат люди.

Люпин откинул мантию и взмахнул рукой. Слабый треск — и в купе забрезжил свет. В ладонях профессора Люпина подрагивал огонь, освещая усталое, серое лицо. Глаза его, однако, были ясны и настороженны.

Все замолчали.

— Оставайтесь на месте, — его голос был все еще сиплый после сна. Он медленно встал, держа перед собой пригоршню огня, и пошел к двери, но та, опередив его, открылась. В купе ввалился Невилл. Постоянно лепеча извинения, он протиснулся мимо оборотня и отдавил мне ноги.

Люпин шагнул к выходу, но вдруг дрожащее пламя в его руках осветило медленно подплывающую к купе фигуру, закутанную в плащ. Лицо пришельца было полностью скрыто капюшоном, макушкой он упирался в потолок. Он остановился напротив нас и шевельнул рукавом. Глаза против воли метнулись вниз, к горлу подступила тошнота. Из — под плаща высунулась рука: лоснящаяся, сероватая, вся в слизи и струпьях, как у долго находившегося в воде утопленника. Рука торчала наружу долю секунды: существо как будто почуяло взгляды и поспешно спрятало ее в складке черной материи. Дементор протяжно, с хрипом не то взвыло, не то вздохнуло, словно хотело засосать не только воздух, но вообще все вокруг. Обдало стужей. У меня перехватило дыхание. Мороз пробирался под кожу, в грудь, в самое сердце. Я погрузился в знакомые холод и тьму. Меня вновь тащило куда-то, паника захлестнула с головой. Стоуны падали на дорожку, прямо на кровавые брызги. Становилось нечем дышать. Острая боль рассекала затылок. Квиррелл визжал и пытался скинуть с себя Поттера. Сердце беспомощно трепыхалось в груди, пытаясь качнуть кровь. Тело становилось непомерно тяжелым, в ушах тревожно взвыли приборы и кричал женский голос. Мелькнул длинный круглый тоннель колодца с ослепительно ярким куском неба. Я снова умирал…

— Анапнео! Энервейт!

В легкие ворвался воздух, нервы шарахнуло болью. Я взвыл, выгибаясь дугой. Из глаз брызнули слезы. Больно. Боль — это хорошо. Это означало, что я жив.

— Тихо-тихо, — мягко придержал меня Люпин, не давая навернуться с сиденья. — Всё закончилось, дыши глубже.

Я жмурился, смаргивая слезы, и дышал. Боже, какой сладкий воздух: свежий, насыщенный дождем и грозой!

Светили фонари, подрагивал пол. «Хогвартс — Экспресс» был снова в пути, и горел свет. Рон с Гермионой склонились над Гарри, стояли на коленях. Рядом со мной сидел Невилл с Люпином. Я приподнялся, но меня тут же затошнило, на лбу выступил холодный пот.

— Ну, как ты? — беспокоился Рон, помогая Гарри подняться.

— Ничего. — Гарри бросил взгляд на дверь. Существо в капюшоне исчезло. — Что это было? Где тот… ну который выл?

— Никто не выл, — Рон недоумевающе покачал головой.

Гарри осмотрел освещенное купе. Бледный — бледный Невилл таращил на нас глаза.

— Но я слышал вой.

— А я умирал, — хрипло сказал я, отчего все вздрогнули. — Поттер, мы только что познакомились с дементором. Эти ребятки вызывают самые кошмарные воспоминания.

— Тебе очень повезло оказаться рядом со мной, — нахмурился Люпин и сунул мне в руки шоколад. — Ты перестал дышать и чуть не умер.

— Спасибо вам, — я откусил кусок; по венам побежало тепло. — Вы спасли мне жизнь. Я этого не забуду.

Люпин отмахнулся.

— Не стоит. Ешьте шоколад, а мне нужно сказать пару слов машинисту.

Оборотень вышел из купе.

— Я так и не понял, что произошло. — Гарри вытер пот со лба.

— Ну, понимаешь, этот дементор стоял здесь и осматривался, и вы с Волховым… вы…

— Наверное, это был обморок, — Рон никак не мог успокоиться и переводил взгляд с Гарри и на меня. — Вы вдруг обмерли и упали. Ты забился, а Волхов начал задыхаться, посинел весь.

— А профессор Люпин подошел к дементору, вынул палочку, — продолжила Гермиона, — и сказал: «Никто из нас не прячет Сириуса Блэка под мантией. Уходи». Но великан не шелохнулся. Тогда Люпин что — то пробормотал, и из палочки на дементора посыпались серебряные искры, тот развернулся и тотчас исчез. А Люпин к Волхову метнулся.

— Ужас какой! — пропищал Невилл не своим голосом. — Когда это вошло сюда, почувствовали холод?

— Мне показалось, он явился с того света. — Рона передернуло. — Такой страх, как будто никакой радости никогда в жизни больше не будет.

— Но вы же не попадали с сидений, — неловко пробормотал Гарри.

— Я не упал, потому что у меня опыт по части обмороков. Я падаю исключительно вбок! — я важно поднял палец; рука противно дрожала. — А то знаешь, упадешь так, очнешься, а у тебя или нос разбит, или затылок. Учись, Поттер, пока я жив!

Ребята нервно рассмеялись.

О происшедшем больше не вспоминали. Поезд прибыл на станцию Хогсмид. Высаживались долго и шумно. Совы ухали, коты мяукали. Недалеко громыхал Хагрид, подзывая первокурсников. Крошечная платформа после дождя обледенела. Я чуть не навернулся, пока шел до карет. На грязной, в колдобинах, дороге их было не менее сотни. В упряжке стояли фестралы, всем своим видом показывающие, что произошли от ящериц. На самом деле очаровашки, только больно уж тощие. Недокармливают их, что ли?

Я забрался в карету вместе с гриффиндорской троицей. Внутри попахивало навозом и соломой. Рон и Гермиона сели напротив нас с Гарри и всю дорогу украдкой поглядывали, опасаясь повторения припадка. Карета подкатила к великолепным чугунным воротам, слева и справа высились каменные колонны, увенчанные крылатыми кабанами, рядом стояли два дементора, с ног до головы укутанные мантиями. Я ощутил подступающий озноб, в ушах зашумело. Я откинулся на пухлую спинку сиденья и будто провалился куда-то. Звуки долетали до меня издалека, тело было неимоверно тяжелым, конечности холодило, я закрыл глаза…

Кажется, меня встряхнули.

— …хов! Вадим!

В уши сквозь мерный морской шум пробился высокий обеспокоенный голос. Я приоткрыл глаза. Платиновые пряди, серебряные глаза — кто это? Мне плохо. Отстань от меня, я никуда не пойду, не хочу.

— Эй-эй! Не закатывай глаза!

Пощечина отрезвила ровно настолько, чтобы я смог узнать в приставучке младшего Малфоя. Глаза закрывались, хотелось обратно в уютную тьму, и у меня не было ни сил, ни желания противиться этому. Краем сознания я отметил, что Малфой зовет на помощь Люпина. Последовал очередной противный Энервейт, от которого я чуть не захлебнулся рвотой и окончательно уплыл… Нет, это меня на руках несет кто-то. Пахло незнакомо, и руки были тверже — не Северус. Где Северус? Где он? Мне плохо, мне нужен Северус!

На лоб легла знакомая рука. В морской шум вплелся бархатный голос.

— I'm here. Try not to make any sudden movements. Are you bloody well trying to break the record? The school year hasn't started yet, and you are already in the hospital wing![2]

Вычленять смысл английских фраз я был не в состоянии, но суть уловил — он рядом и очень недоволен тем, что я уже попал в Больничное крыло. Хотелось уткнуться ему в плечо и плакать, и я застонал от того, как меня ломало из-за этого желания.

Вокруг меня прибавилось людей. Хлопнула дверь. Меня аккуратно устроили в кресле, подложив под голову что-то мягкое, чтобы не запрокинулась. Я приоткрыл глаза и в плывущем пространстве разобрал незнакомую маленькую комнату с большим, ярко пылающим камином. Напротив меня стояла профессор МакГонагалл. Вид у нее был, как всегда, суровый. Я слабо мотнул головой, рассмотрел в соседнем кресле Гарри. Где мой декан? Мне было нужно, очень нужно увидеть его…

Я приподнялся, и меня тут же повело.

— Волхов, не буяньте! — буркнул Северус из-за спины, придерживая за плечи.

От прикосновения по телу потекло тепло, и я покорно откинулся назад. Как же сладко подчиняться этим сильным пальцам. Хоть каждый день в обморок падай.

Рядом Поттер препирался с Помфри, и на этот раз я смог понять смысл.

— Со мной все в порядке.

— А-а, это опять вы! Тебе опять угрожала опасность, а Вадим опять перестарался?

— Это был дементор, Поппи.

— Выставили дементоров вокруг школы, — недовольно закудахтала мадам Помфри. — Одним обмороком дело не кончится. Да он весь мокрый! Такая страсть, а проку от них чуть. Да если еще учесть, какое действие они оказывают на людей хрупкого здоровья…

— У меня здоровье не хрупкое! — вспыхнул Гарри.

— У меня хрупкое, — прохрипел я. — Здравствуйте.

— Очнулся? — деловито спросил Северус, оказываясь в поле зрения, всмотрелся в мои глаза и выставил перед носом руку. — Сколько пальцев?

— Эээ… Три?

— Почти, — согласился Северус и достал из кармана матовый пузырек с зельем. — Мадам Помфри?

Колдомедик поняла Снейпа с полуслова и подала шприц. Снейп закатал рукав на моей левой руке, взмахом палочки наколдовал жгут и мазнул по сгибу локтя вполне обычной ваткой, пахнущей спиртом. Я с вялым интересом следил за ним и вздрогнул, когда тонкая игла вонзилась в вену.

— Что это?

— Вариация Глотка Мира, — ответил Снейп, неспешно нажимая на поршень. — Используется для лечения пострадавших от дементоров, когда шоколад не помогает.

Он вытащил иглу из тела, мазнул по проколу какой-то мазью, отчего ранка моментально затянулась, испарил жгут и присел напротив.

— Волхов, смотрите на меня.

В голову мягко ударила волна эйфории, постепенно нарастая. Северус показался самым красивым человеком в мире. Я расслабленно откинул голову на спинку кресла и расплылся в улыбке. Захотелось петь, танцевать и любить весь мир. Кажется, меня только что накачали какой-то наркотой, но мне на это было абсолютно похер!

— Профессор…

— Ммм? — Снейп с интересом вглядывался в моё лицо. Вот гад, наверняка реакции изучает!

— Знаете, почему я вас люблю? — я заерзал в кресле и прикрыл глаза. — Потому что только зельеварение способно дать людям счастье!

А потом меня окончательно накрыло пеленой блаженства.

* * *

Больничное крыло было наполнено свежестью чистого белья и простором большого помещения. Фикус бодро зеленел в углу, источая кислород со всем довольством счастливого существа. Рядом с ним стояла кровать со спящим на ней подростком. За ночь фикус повернул листья в его сторону и, несмотря на направление солнечных лучей, отворачиваться не собирался. Дамблдор озабоченно хмурил брови, глядя на спящего Вадима.

— Как мальчик, Поппи?

— Поспит и будет в порядке. Северус вколол ему Сливки Счастья. А я, дура старая, отмахивалась, думала, шоколадом обойдемся. Как чуял, что понадобится!

— Римус сказал, он чуть не умер после встречи с дементором.

— Конечно, чуть не умер! — мадам Помфри подбоченилась и надвинулась на директора. — С такими-то страстями в прошлом! Да еще выверт этот родовой. Кулон его защищает от естественного магического фона. Толпа дементоров на естественность никак не тянет, Альбус! Или вы думаете, синдром Грин как аллергия, нацепил побрякушку и скачи себе? Волхов очень остро чувствует любые магические проявления. Любые! Мы даже зелья для него разбавляем! А тут эта нечисть!

Дамблдор поднял руки и обезоруживающе улыбнулся.

— Поппи! Я сделал всё, что мог, лишь бы не подпускать дементоров к Хогвартсу. После этого случая я, конечно, вновь подниму вопрос их присутствия. Уверен, смертельную угрозу для истинного целителя Министерство без внимания не оставит.

— Очень на это надеюсь, — буркнула колдомедик.

— Я знаю, у него склонность к обморокам, — Дамблдор снова повернулся к спящему подростку. — Надеюсь, ничего опасного?

— Возрастное, — отмахнулась мадам Помфри. — Перерастет. Если, конечно, ему дадут вырасти!

— Поппи!

Дамблдор понимал возмущение колдомедика. Вадим Волхов был существом уникальным и хрупким. Его нужно было беречь, и дементоры никак не вписывались в понятие заботы. Хорошо, что мальчик приостановил прием пациентов до конца года, хоть домовикам пришлось попотеть, разгребая поток возмущенных писем.

Вадим вздохнул во сне и отвернулся от света. Красивый. В детстве он всего лишь был милым, но постепенно черты его лица приобретали ангельскую, бесполую выразительность. Уже сейчас было понятно, что Волхов из той породы людей, на которых смотришь и не понимаешь — мужчина это или женщина. С возрастом это станет еще заметнее. Может быть, влиял его дар, который передавался по женской линии и так подстраивал носителя под себя? Дамблдор взмахнул палочкой, приманивая ширму, и организовал в углу полумрак.

Красивый сирота с уникальными способностями, ученик Слизерина с недоверчивым отношением к нему — Дамблдору казалось, что судьба издевательски усмехается. Он знал, что страх Вадима перед ним — результат его собственной ошибки, и сделал всё, чтобы её исправить, чтобы юный целитель чувствовал себя комфортно под ненавязчивым контролем, чтобы он не попал не в те руки. Мальчик вел себя послушно, не пытался вырваться из-под опеки и обожал Северуса. Он поддерживал ровные отношения как с Драко Малфоем, так и с Гарри Поттером, оставаясь нейтральным к противостоянию Гриффиндор-Слизерин. Дамблдор знал о его регулярных звонках в Литтл-Уингинг и подарках на Рождество и Дни Рождения. Он подозревал, что мальчики общаются и в Хогвартсе, но по привычке тайком, чтобы не расстраивать друзей. Альбус не видел смысла мешать им. Гарри не помешает острый ум слизеринца в грядущей борьбе.

Альбус долго думал, как обезопасить мальчика от Волдеморта. Вывезти за границу, отдать русским единственного истинного целителя на все острова, который вхож в дома аристократов — слишком невыгодно. Спрятать до тех пор, пока всё не кончится? Где? И его способности могут очень пригодиться Ордену. Альбус пришел к выводу, что вступить в борьбу подростку все-таки придется, несмотря на его стремление к нейтралитету. Дамблдор, как сможет, оттянет этот момент и постарается не впутывать его больше необходимого, но если что-то пойдет не так и целитель окажется на другой стороне… Что ж, Северус позаботится, чтобы мальчик не пострадал и в нужный момент пришел на помощь нужным людям. Убивать истинного целителя без крайней необходимости никто не будет, разве что, когда Волхов обзаведется детьми. Подтолкнуть бы его ближе к гриффиндорской троице, помочь наладить отношения с Гермионой и Роном…

Дамблдор смотрел на спящего мальчика и вспоминал другого ребенка. Впервые за эти годы ему пришел в голову вопрос: а не допустил ли он и с Томом Реддлом какую-то ошибку?

* * *

Это было странное место, какое-то изменчивое и в то же время очень реальное. Здесь не было ощущения волшебства и сказки, как в Хогвартсе, но в то же время каждый камешек и травинка дышали чем-то потусторонним, свободным и светлым. Местная магия была какая-то иная, более невесомая, незаметная и естественная.

Большую часть времени Том спал на печке мертвым сном. Каждый раз его будил Вадим, и Том не был уверен, что мальчишка вырывался из Хогвартса несколько раз в сутки. Улыбчивая хозяйка закармливала вкусностями, причитая о его худобе. Она велела называть её бабулей, хотя на старуху не походила ни капли. До него даже не сразу дошло, что они общаются на разных языках и абсолютно спокойно понимают друг друга.

Целитель стаскивал вялого Тома с печки, выводил во двор погреться на солнышке и занимал несложным делом. Том познал искусство лепки пирожков, курников, беляшей и прочей национальной выпечки. Наверное, в этом был какой-то скрытый смысл, потому что стоило Тому поработать пару минут с тестом, как на него нападала дикая слабость, а его творчество внимательно рассматривалось и скармливалось строго самому Тому вместе с прочими пирожками. К слову сказать, собственные пирожки отличались вкусом далеко не в лучшую сторону, хотя тесто и начинку хозяйка делала сама, а Вадим выпекал всё в одно время. О волшебной палочке он даже не заикался. Какая палочка, когда сил хватает лишь на то, чтобы держать глаза открытыми да поднимать ложку?

Том убедился, что болен и болен тяжело.

Сколько прошло времени, было неизвестно. С таким режимом трудно было следить за датами, а на дворе стояло неизменное солнечное лето. Силы накапливались медленно, по капле. Пирожков получалось больше, они постепенно становились вкуснее. Том всё еще очень много спал, но когда Вадим его будил, уже мог осматриваться и ходить по дому без посторонней помощи.

Избушка снаружи была неказистой и выглядела древней развалиной, но внутри она была просторной. В ней, в отличие от времени года, постоянно что-то менялось. То появлялся, то пропадал древний очаг возле печки, уступая газовой плите. Менялась обстановка, форма привычных предметов, узоры на коврах и стенах, даже пейзаж за окнами. Иногда вообще появлялись лишние комнаты с совершенно невероятными предметами. 3-D телевизор с пультом дистанционного управления, каково? Том не поленился и нашел маркировку, которая утверждала, что телевизор изготовлен в Китае, в две тысячи восемнадцатом году. Он с хозяевами посмотрел на нем фильм про Брестскую крепость. Хозяйка ревела, Вадим шмыгал носом, а Том едва смог выдержать эти два часа и сидел тихо-тихо, вздрагивая на каждый выстрел и не в силах отвести взгляда от цветного изображения.

После просмотра он впервые проснулся сам, захлебываясь слезами — в памяти в самых страшных подробностях всплыли август сорокового года и июнь сорок первого. Тому повезло. Он был в Хогвартсе и пропустил самый страшный период бомбежки, после которого город превратился в руины, но те два лета ему все равно не забыть никогда. Он вспомнил сторожа, который прикрыл его своим телом и погиб. Мужчина частенько выпивал и не был особенно любезен, но тогда, когда полетели бомбы, он приостановился, схватил упавшего Тома за шкирку и навалился сверху. Мистер… Он даже не мог вспомнить его имени! Как он мог его забыть?

На следующий день телевизор превратился в древний иконостас, и хозяйка абсолютно спокойно восприняла перемену, казалось, она её вообще не заметила. И у Тома тоже упорно не получалось удивляться по этому поводу. Ну, пропала штуковина из будущего, но зато появился туалет с душевой кабиной, ну и что? Тут постоянно что-то менялось.

Когда Том начал просыпаться сам, бабуля и Вадим начали регулярно готовить блины. Тесто делала сама хозяйка, Вадим выпекал, а Том заворачивал в них начинку.

В один из таких дней нагрянули гости.

Они пришли вместе с Вадимом. Один представился как Волх, а имя второго Том так и не смог выговорить. Тот сжалился и разрешил называть его Медведем. Том видел в Хогвартсе иллюстрации древних друидов, и эти двое очень на них походили. Мужчины были явно родственниками Вадиму, только одеждой различались, и, прислушавшись, Том понял, что говорили они на разных языках.

— Вот, начинки вам принесли, — Волх бухнул на стол сумку со звякнувшими в ней тарелками.

— А где Кайракан? — спросила бабуля, размешивая тесто. — Придет ли?

— Позже явится. Он икру передал и клюкву, — зевнул Медведь и велел Тому. — Что сидишь? Разбирай.

Том покорно залез в сумку и достал миски: красная икра, рыба, жареный фарш, варенье — начинки для блинов было много.

Вадим встал у очага, шлепнул сверху сковороду, полил маслом и принялся творить. Первый блин он пек сосредоточенно, вдохновенно. Все притихли и внимательно наблюдали за ним. Когда блин шлепнулся на тарелку, Волх и Медведь возликовали.

— Молодец, внук! Уважил, так уважил.

Том удивился. Внук? Мужчины совсем не выглядели старыми.

Тарелка наполнялась новыми блинами — красивыми, воздушными, ажурными. Том вместе с остальными заворачивал в них начинку, чувствуя, как с каждым уходят силы. Первый блин лежал отдельно, и мужчины с бабулей жадно к нему принюхивались. Том не отставал. Этот блин был одуряюще вкусен даже на вид, а его аромат, казалось, перебивал остальные.

В окно постучались. Том обернулся и увидел черного ворона, внимательно рассматривающего его.

— Кайракан, сколько раз говорить, что заходить надо через дверь? — строго сказала бабуля. — Гостей пророчить вздумал?

Ворон каркнул и улетел к двери. Через пару мгновений в дом зашел самый натуральный азиат с бубном наперевес, молодой, но абсолютно седой. Костюм у него был самым странным, что когда либо видел Том: какие-то шкуры, ремешки, разноцветные ленты…

— Здравствуйте, — рассеянная улыбка преобразила странное, не имеющее возраста лицо. — Я немножко опоздал. Ничего?

— Кайракан алтайский шаман, — тихонько объяснил Тому Медведь, заворачивая в блин клюкву в сахаре. — Мой дальний родич по отцу. Настолько дальний, что проще удавиться, чем разбираться в родстве.

Том недоверчиво посмотрел на него, на азиата. Ничего общего ни в повадках, ни во внешности не было! Ну, разве что, у Вадима скулы были такие же высокие.

Вадим плюхнул последний блин на тарелку, сел за стол и начал рвать первый блин на куски: хозяйке дома, затем Волху, потом Медведю и Кайракану. Том сглотнул слюну и обиженно покосился на Вадима. Его не угостили, а хотелось. Успокаивало лишь то, что Вадим себе тоже ни кусочка не оставил. Какой-то семейный ритуал?

Том быстро проглотил свои блины, ему подложили еще. Странное дело, начинку принесли гости, блины делал Вадим, заворачивал Том точно, как показывала бабуля, а свои блины и не такие вкусные, и не сытные совсем. У остальных тоже они отличались по вкусу, но всё равно были лучше. Хотя, казалось бы, блин как блин. Масляный, с кисло-сладкой незнакомой клюквой. Есть его можно хоть руками, хоть приборами. Почему такая разница?

Сытость накатила внезапно. Снова захотелось спать. Мужчины с бабулей кивнули в ответ на его извинения, Вадим подвинулся, выпуская из-за стола. Том забрался на свою печь, привычно закутался в одеяло и вздохнул. Уже проваливаясь в сон, он отметил еще одну странность: топили печку или нет, а она всегда была теплая, приятная и ужасно уютная.

Глава 24. Учеба и лунная магия

В Хогвартсе было неуютно как никогда. Стены нависали и давили своей громадой. Сквозняки и холод, казалось, проникали в самое нутро. Часто накатывала беспросветная тоска, и порой мне очень хотелось присоединиться к привидениям, которые тихо и печально летали по коридорам, глядя вокруг отсутствующим взглядом. Не спасала даже моя любимая гостиная. Да и еще я отменил прием, и от невозможности покинуть замок хотелось выть. Отдушиной для меня стали зелья и издевки над Грейнджер. Характер явно портился.

«Это дементоры. Они слишком далеко от замка, чтобы остальные чувствовали их влияние, но ты у нас особенный», — объяснила мне мадам Помфри в ответ на жалобу и скорректировала меню.

Мне заменили чай на какао, а на десерт начали подавать самые разные шоколадные сладости. Я впервые ел любимые шоколадки в качестве лекарства, и тоска отступала.

Уроки по основным предметам усложнились, эссе начали задавать в два раза больше, в моё расписание добавилось целых два предмета. Хорошо, что многие предметы перекликались с естественными науками. Иначе я бы не успел готовиться к экзаменам.

Кстати, произошло знаменательное событие — Грейнджер стала моей соседкой по парте! На всех предметах!

Казалось бы, я уже два года изучал нумерологию с рунами, и Грейнджер никак не могла бы попасть ко мне в соседки, да? Ни хрена подобного! Во-первых, уход за магическими существами и маггловедение я изучаю вместе с ней. Во-вторых, этим летом директор Дамблдор поставил меня в известность, что с третьего года я продолжу изучение нумерологии и древних рун вместе со своим курсом, но буду получать индивидуальные задания. Так что мы не расстаемся даже на дополнительных занятиях.

На первом уроке нумерологии профессор Вектор устроила нам проверку знаний, на втором мы начали разбирать нумерологические матрицы. Грейнджер предсказуемо тянула руку и лезла вперед, зарабатывая баллы как себе в личную копилку, так и для факультета. На каждый правильный ответ и, соответственно, приплюсованный балл, её глаза вспыхивали торжеством и превосходством, а голова поворачивалась в мою сторону — на ее лице так и читалось: «Вот видишь! Я же лучше!»

Я сидел, смотрел на этот цирк и откровенно веселился. Кому и что ты доказываешь, деточка? У меня с Вектор всё давно схвачено и сговорено.

Нумерология это прикладная наука. В приложении к ритуалистике и астрономии она изучает систему координат и большей частью стереометрию, а в приложении к теории магии, зельям и астрологии требует составления точных индивидуальных расчетов. Учитывая математику, которую я изучил от и до еще в средней российской школе и повторяю в английской, это не представляет для меня никакой сложности. Ну, символику чисел изучили да матрицу Пифагора, с которой справится даже семилетка, но это основы.

— Здесь ошибка! — смуглый палец ткнулся в тетрадку. — Минус пропустил!

Раз уж я вызываю у неё такие бурные чувства, почему бы не направить их в нужное мне русло? В конце концов, я мальчик, у меня есть определенные потребности, а Грейнджер так удачно заинтересовала меня в физическом плане. Люциус недоступен по ряду известных причин, а лиричные вздохи навсегда принадлежат профессору Снейпу, так что в этом плане я спокоен. Ухаживать красиво я сумею, сам был когда-то девочкой. Да, пожалуй, так и поступлю. Порадую и друга Гарри, и опекуна Дамблдора. Какой я коварный чешуйчатый гад, ха-ха-ха! Слизеринскую натуру не пропьешь!

Я исправил ошибку, поднял взгляд на Грейнджер и улыбнулся.

— Спасибо, Гермиона! Я вижу, у тебя проблемы с пространственным мышлением. Помочь тебе с системой координат?

Гермиона зависла. Программа дала сбой. Ей впервые за все годы учебы предложили помощь?

— Нет! — с возмущением задрала она нос. — Я справлюсь сама!

— Верю.

Ничего-ничего, вода камень точит.

На рунах история повторилась. Грейнджер села рядом и принялась выпендриваться. Руны ей давались легче — сказывалась память. Я не обращал внимания на её подскоки, а сидел, подперев голову рукой, до тех пор, пока мне под ребра не врезался локоть, а в ухо не засопели.

Я лениво повернул голову к Грейнджер. Буквально на расстоянии пяти сантиметров от меня было растерянное лицо девчонки, не успевшей вовремя отодвинуться. На близость я отреагировал очень предсказуемо, что странно. Почему-то до летней встречи девушки меня не интересовали в этом смысле. Хм-м, надо проверить, есть ли реакция на других девушек. Кого бы развести?

Гермиона резко покраснела и выдохнула. Зрачки расширились, взгляд метнулся в сторону, а на висках выступила испарина.

Так-так… Как интересно!

— Ты не слушаешь! Ты рисуешь всякую ерунду! Что это за закорючки?! — девчонка предсказуемо пошла в наступление.

— Грейнджер, эти закорючки — мой конспект, — я постучал себя пальцем по виску. — Я знаю два языка, один из которых — сложнейший для понимания. Я перевожу с этого языка. Думаешь, я не разобрался с футарком?

Грейнджер фыркнула и отвернулась.

— Что, слова кончились? — ехидно ухмыльнулся я.

— Ты никогда не слушаешь профессоров, все время занимаешься какой-то посторонней ерундой! — воскликнула она.

— Что, аргументы тоже закончились? — я светло улыбнулся.

Гермиона зарычала, и тут профессор Бабблинг обратила на нас свое внимание.

— Мисс Грейнджер, что за посторонние звуки во время моего урока? Минус 5 баллов с Гриффиндора. Держите себя в руках.

Грейнджер поджала губы, скрестила руки на груди в защитном жесте. В карих глазах девчонки читалась обида на всю несправедливость этой Вселенной.

Кого-то явно поставили на место. Обожаю её злить! Так секса хочется, что меня подмывает дернуть её за кудряшки или шлепнуть побольнее. Вот она, глубинная мужская суть. Чертов переходный возраст!

* * *

Северус Снейп не уставал поражаться неприятным сюрпризам, встречающимся на ночном патрулировании. Последние пять лет первое место уверенно держали близнецы Уизли. Самым наглым хулиганством близнецов был сговор с Пивзом. Полтергейст разбросал по всему замку вещи учеников с надписью: «Домовому эльфу Хогвартса». После чего домовики впали в истерику, и преподаватели были вынуждены целых два дня успокаивать их, лично следить за удобством пребывания профессоров и студентов в Хогвартсе, включая контроль над кухней, гостиными, служебными помещениями, классными комнатами и — о, ужас-ужас! — уборными.

Конечно, доказать причастность этих паршивцев не удалось, но Северус знал, откуда тянется след. А случай с мисс Уизли побил все мыслимые и немыслимые рекорды, когда девочка выпустила василиска на прогулку, подвинув братьев с пьедестала почета.

Воспоминания о василиске логично потянули мысли о Волхове. Вадим бесконечно раздражал своими ночными эскападами. Если бы профессор мог, он бы скрутил ученика смирительной рубашкой и привязал к кровати ремнями.

О демоне речь, а демон навстречь!

Повернув за угол, профессор Снейп увидел знакомую фигуру подростка. Волхов стоял посреди коридора, освещаемый лунным светом, лившимся из высоких витражных окон. По своему обыкновению Вадим был одет лишь в пижамные штаны и серебристый свет освещал его хрупкий силуэт, лаская полуобнаженное тело.

Услышав шаги, Вадим повернул голову. Губы мальчишки изогнулись в приветливой улыбке, но глаза оставались закрытыми. «Опять…» — обреченно подумал мужчина.

— Се-ве-е-рус, — протянул мальчишка, блаженно улыбаясь. — Гляди, правда, красиво?

История повторялась. Снейп с мученическим вздохом наколдовал на ногах Волхова тапочки.

На сей раз подросток не собирался играть музыку. Его тонкие пальцы перебирали лунные лучи, вытягивая из них невесомую светящуюся нить. Едва та достигала длины тридцати — тридцати пяти дюймов, он резким движением кисти отделял нить от полотна лунного света, и она обретала материальность, падая на каменный пол, где уже лежал неаккуратный ворох перламутровых нитей.

— Северус, иди сюда! — продолжал звать прядильщик.

— Волхов, — Снейп шагнул к подростку, положил руки на замерзшие плечи и тихо, с чувством прошептал, — минус десять баллов за прогулки после отбоя!

Волхов захихикал, инстинктивно кутаясь в полы его мантии, подлезая за спину и заворачиваясь в ткань, как улитка. Снейп покорно стянул с себя мантию, завернул в нее ученика и, собрав текучие, скользящие сквозь пальцы нити, потянул Вадима в подземелья. Тот покорно шел за ним, бормоча что-то на русском и порываясь свернуть к наполненным лунным светом коридорам. Северус шел, положив руки на плечи подростка, бдительно следя за тем, чтобы тот не ускользнул и шагал по указанному курсу.

У лестниц на них наткнулся Люпин.

— Северус?

В сумерках глаза оборотня по-звериному бликовали. Потрепанная мантия, взъерошенный вид и щетина на щеках облику Римуса приветливости не добавляли. В школе он смотрелся неуместно. Ему больше подошел бы сумрак Лютного переулка или зелень Запретного леса. Оборотень стоял на их пути, рассматривал странную пару, озадаченно, по-звериному склонив голову набок. Чуть не принюхивался.

Вадим повернул к нему спящее лицо и с улыбкой протянул руки.

— Волчок! — четко сказал он и тихо рассмеялся. — Хочешь поиграть? Иди сюда!

Люпин шарахнулся от Волхова так, как будто тот с ног до головы был увешан серебром. Северус впервые в жизни увидел, как оборотень путается в мантии, в неконтролируемом ужасе взлетая по ступенькам.

— Профессор, с такими нервами не стоило идти преподавать, — мягко сказал зельевар, ехидно усмехаясь. — Прошло всего две недели, а вы уже улепетываете от учеников, поджав хвост.

— Ч-что это? — лицо Люпина было белым от испуга; он выглядывал из-за перил с осторожностью. — Северус?

— Это подросток, — с нескрываемым наслаждением наблюдая за перепуганным коллегой, сказал Снейп. — Третьекурсник. Слизеринец. Зовут Вадим Волхов. Ты сталкивался с ним в поезде.

— Волчок, ну, иди сюда! — звонко звал Вадим.

Люпина передернуло. Даже шерсть на затылке вздыбилась.

— Я вижу, что это ученик. Почему он… такой? Что он такое?

— Он лунатик. Почти тезка, да? Ну, не бойтесь вы так, он безобидный и не кинется в отличие от вас, профессор.

Волхов вывернулся из рук Северуса, присел на корточки и поманил Люпина щепотью.

— Какой ты краси-и-ивый… Куть-куть-куть!

Выражение лица оборотня было просто бесценным. Северус не выдержал и расхохотался.

Волхов резко вскинул руку, махнув сверху вниз перед лицом зельевара. Сквозь сжатые пальцы пробился свет. Мальчик раскрыл ладонь. На ней лежала сияющая мягким золотым светом искра. Мужчины завороженно уставились на эту картину.

— Что это? — тихо спросил Снейп.

— Смех, Северус. Ты ведь знаешь, что из смеха рождаются феи? — улыбка Волхова была совершенно безумной.

— И каким же образом, позвольте спросить?

— А как они появляются на свет, по-вашему? — вопросом на вопрос ответил мальчишка. Градус абсурда в разговоре нарастал.

— Волхов, вы точно спите? — скептически уточнил профессор Снейп. В ответ Вадим неопределенно дернул плечом и ничего не ответил.

Отблески от лежащей на ладони подростка искры мягко освещали его спокойное лицо, закрытые глаза и золотили светлые кудри.

— И часто он так… делает? — настороженно рассматривая Вадима из-за перил, спросил Люпин.

— Периодически. Надо ли вам напомнить, профессор, что распространяться об этом не следует? — Снейп надменно вздернул бровь.

— Эээээ… Что он такое? Вы так и не ответили.

— Вы неправильно ставите вопрос, профессор Люпин. Вернее будет спросить — что с ним такое? Синдром Грин. Слышали?

— Нет… не думаю. Просветите?

— Нет, не думаю, — ехидно отозвался Снейп. — Библиотека Хогвартса к вашим услугам. У меня нет ни желания, ни времени просвещать вас, я должен заняться своим учеником. Доброй ночи, профессор. Помните, у нашего директора, несомненно, хватает забот. Не стоит его тревожить лишний раз. Надеюсь, мы друг друга поняли?

— Что-то я не понимаю, Северус, — Снейп недовольно поморщился на эту фамильярность, — ты предлагаешь умолчать об этом и ничего не говорить профессору Дамблдору? Он же его опекун, он должен узнать.

— Как его опекун, он знает все о своем подопечном. Не стоит потакать своему желанию выслужиться перед руководством, — сарказм в голосе Снейпа можно было черпать ложкой.

Люпин оскорбился. Выпрямившись, он сверкнул глазами и презрительно фыркнул.

— Не в моей природе выслуживаться, в отличие от твоей, Снейп.

Северус смерил оборотня надменным взглядом, развернулся и, цепко схватив Волхова за плечо, повел подопечного в сторону подземелий.

Он спиной ощущал, как его лопатки буравит пристальный взгляд Люпина.

Вернувшись в свои комнаты, Северус уже привычным образом трансфигурировал кресло в кушетку для Волхова. Затем профессор подошел к стеллажу с оборудованием и, взяв хрустальный флакон, заставил мальчишку аккуратно переместить искру внутрь него. Оказавшись во флаконе, сияющая точка медленно опустилась и зависла над самым дном, не касаясь его. Грани флакона отбросили еле видимые бордовые блики.

«Надо заставить мальчишку повторить все эти вещи осознанно, пусть учится управлять своим даром… или проклятьем, Мерлин его знает, что это на самом деле…» — подумал Северус. Он выложил из кармана мантии лунные нити на край стола и провел пальцем по губам, размышляя о том, какие еще невероятные вещи в исполнении Волхова ему доведется увидеть.

— Лунные лучи… какими, интересно, свойствами может обладать этот ингредиент? — задумчиво пробормотал Снейп.

Вадим на кушетке повернулся, по-детски сложил ладони под щекой и чмокнул губами, продолжая бормотать. Северус не выдержал и взмахнул палочкой, накладывая чары. В висках закололо, голова налилась тяжестью, а слова обрели смысл.

— Свет — поток фотонов и квантов… Электромагнитная волна… Сложение… Оптические эффекты… Корпускулярно-волновая теория… Свет дарует жизнь и тепло…

Так вот, что вызвало приступ лунатизма!

— Волхов, спите, — отменив колдовство, вздохнул Снейп. — Сдадите вы вашу физику, успокойтесь уже.

— Жизнь и тепло… Свет — это биология. Только тонкая-претонкая, — возразил Вадим и, наконец, затих.

Глава 25. Первый поцелуй или все зло от женщин

Ваш урок не позабуду я впредь, Душа молчит по правилам чести. Взвести курок, смеясь — и терпеть, Не так ли? Ответьте, профессор.

Первая мысль, когда я проснулся была: «Где я? И как я тут очутился?» В голову лезли абсурдные мысли о похищениях, домовиках и почему-то хроноворотах. Но, присмотревшись, я понял, что нахожусь в комнатах декана. Значит, я опять бродил во сне, а он — добрая душа — не стал тревожить моих соседей. Интересно, что я успел натворить на этот раз?

Я посмотрел на наручные часы. Они показывали половину седьмого. Вопрос! Это утро или вечер? Ладно, сейчас встанем и выясним. Потягушечки-и-и…

Вошедший профессор Снейп застал меня в весьма интересной позе — потягиваясь как кошка, стоя на коленках, отклячив зад, я вытягивал вперед руки. Какой неописуемый взгляд… Я не краснею! Не краснеть, сказал!!!

— Доброе утро! — голос и интонация профессора Снейпа были просто убийственны. — Продолжайте, мистер Волхов. Не стоит стесняться, — этот гад ехидно улыбнулся. Темные колдовские глаза бесстыдно рассматривали меня. Жар на лице стал сильнее.

— И вам… доброго, профессор! — пискнул я, выходя, наконец, из ступора и заматываясь в одеяло.

— Ну, что же вы, Волхов! Продолжайте, не стесняйтесь, любопытно посмотреть, — декан изощренно издевался надо мной. Невозможный человек. Настроение стремительно поползло вниз. Это надо же так попасть… Двусмысленная ситуация…

— Вы же в курсе, что я владею отнюдь не единственным сглазом? — угрожающе буркнул я, постепенно приобретая естественный цвет лица.

— Не стоит горячиться, — отступил Снейп и примиряюще поднял руки. В правой был зажат пузырек. Профессор посмотрел на него так, как будто только что вспомнил о его существовании и протянул его мне. — Выпейте. Это бодроперцовое для профилактики. Я нашел вас в слегка неодетом виде, а вы были настолько бесстыдны, что еще и меня раздели.

Ирония так и выплескивалась из черных глаз. Интересно, с чего бы это он такой довольный?

— Волхов, а что вы помните о прошедшей ночи? — вопрос был задан с такой непередаваемой интонацией, что в голову сразу полезли пошлости. Раздел… Интересно, до какой степени?… И почему я этого не видел? И не помню… Печаль.

— А что случилось, сэр?

И тут Снейп, лучась от удовольствия и ехидства, поведал мне историю моих вчерашних похождений и неожиданной «любви» к Люпину, с которым я очень настойчиво хотел поиграть. А еще профессор показал мне флакон с ярким огоньком и нити. На мой закономерный вопрос: «А что это?», он выгнул бровь и сказал:

— Нет, мистер Волхов, это я должен спросить у вас, что это такое и можете ли вы достать еще? Вы сказали, что это смех, теперь я жду, когда из него родится фея.

Мое лицо вытянулось. В голову полезли мысли о потерянных детях, Питере Пэне и Нетландии, и тут у меня возник вопрос:

— Ээээ… Сэр, вы сейчас пошутили или я еще сплю?

Снейп смотрел на меня полных тридцать секунд. Молча.

— Вадим, я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня, — потряс он пузырьком с искрой смеха. Меня насторожило подчеркнуто личное обращение декана. Он редко говорил так со мной и, как правило, это было либо во время болезни, либо предвещало очередной зубодробительный перевод на три тома. — Я хочу, чтобы ты сам, осознанно, попытался повторить все то, что ты уже показывал. Я о синдроме Грин и твоих фокусах со светом. Сегодня я жду тебя после обеда. Не опаздывай. А теперь марш на занятия.

Слезая с кровати, я был настолько ошарашен, что даже не нашел слов для отказа и только потерянно кивнул. Открыв дверь, я уже переступил порог его покоев.

— Волхов, — догнал меня голос декана. — Ну, вы хоть мантию возьмите, я дорожу своей репутацией, а она, несмотря на свою неоднозначность, не предполагает, что по утрам из моих комнат будут выходить сонные полуобнаженные студенты.

Я окончательно смутился, завернулся в предложенную мантию и поспешил в общую спальню.

За завтраком я задумчиво рассматривал сидящих за столом девушек. С эстетической точки зрения я всегда мог оценить женскую красоту, даже будучи девушкой в прошлой жизни. Правда, тогда примешивалась изрядная доля женской зависти к более красивой сопернице. Но оценить-то мог! Старшекурсницы были фигуристые, что было заметно даже под широкими мантиями. Вообще, откровенно некрасивых ведьм я еще не видел. Но надо помнить про магическую косметику. Мало ли, что там натуральное, а что, так сказать, привнесенное.

Слизеринская староста была очень даже ничего. Густые длинные темные волосы, заплетенные в косу, изогнутые ресницы, изысканный изгиб бровей, темные глаза красивой формы, высокие скулы, изящное телосложение. И ощущение силы вокруг нее было таким мягким, обволакивающим, гармонично сочетаясь с ее элегантной внешностью.

Нет, тут мне вряд ли что-то светит, я для нее слишком юн — будем самокритичны. Доступ к телу я получу только в том случае, если она решит меня потискать, как плюшевую игрушку. Так, кто у нас тут еще есть?

О, Гринграсс! Красивая блондинка. И уже вполне себе созревшая девушка.

— Дафна! — недолго думая, я подошел к однокурснице. — Можно тебя на секундочку? Поможешь мне кое-что проверить?

— Мы не опоздаем на маггловедение? — спросила она.

— Это быстро.

— Ну, хорошо. Что надо делать и куда идти?

— Пойдем за мной.

Мы вышли из Большого зала и завернули в ближайший пустой класс.

— Я… В общем… Понимаешь, тут такое дело… — я нервно затеребил рукав мантии, отведя взгляд. До меня дошло, что это как минимум некрасиво — требовать от девочки поцелуя, когда мы даже не встречаемся. Я вздохнул. «Мужик я или не мужик?!» — Как Астория? Как у тебя дела?

— Мы пришли сюда говорить о моей семье? — Дафна насторожилась. — Ты нашел что-то у меня, что-то плохое?

— Нет, нет, конечно, нет. Ничего такого. С тобой все хорошо, — я замахал руками. — Тут просто такое дело… я вот тут… это… — я почувствовал, как краска предательски заливает мое лицо: «О, боги, ей же всего четырнадцать, я же не педофил, даже не лесбиянка… Какой бред мне лезет в голову!», — я вздохнул, пытаясь успокоиться. На кону стояло продолжение рода и гнев предков, если я не выполню обещание и не обеспечу рождение наследника. Спасибо, рожать хоть не мне.

Дафна с удивлением смотрела на мое алое лицо.

— В общем, Дафна, скажи, пожалуйста, ты уже целовалась с кем-нибудь? — Девушка распахнула глаза в изумлении.

— А тебе-то какое дело?

— Дафна, ты же в курсе, что я прошел инициацию и начал взрослеть?

— Да, я слышала, некоторые чистокровные тоже ее проходят, особенно последние в роду. Но я-то тут причем?

— Можно тебя поцеловать? Я думаю, у меня какие-то проблемы… — выпалил я и в ожидании уставился на девушку.

— Поцеловать? Меня?! Зачем?

Лицо у Дафны стало таким, что я зажмурился в ожидании пощечины и быстро затараторил:

— Я понимаю, что мы с тобой не состоим в отношениях, что ты ко мне ничего не чувствуешь и это некрасиво. Просто мы с тобой вели дела, я знаю, что ты очень надежная, и, если я попрошу, ты будешь молчать. И за свою репутацию ты тоже будешь спокойна. Честно, я не знаю, к кому еще можно обратиться! И ты самая красивая девочка на курсе…

Лицо Гринграсс было неописуемым.

— Ну, что ты хочешь за это? — спросил я. — Сходим вместе в Хосмид, в Сладкое Королевство, я куплю тебе все, что ты пожелаешь.

— Ты меня на свидание, что ли, зовешь? — Дафна прищурила глаза. Кажется, ее начал разбирать смех. — Волхов, сначала свидание — потом поцелуй. Это правило.

Блин, я бы на её месте тоже подумал, что это неумелый подкат!

— Я понимаю, что так принято и что это норма… когда тебе, ну… нравится кто-то. Но понимаешь, дело в том, что я думаю, что девочки мне вообще… — я отвел глаза в сторону и просипел, чувствуя, как перехватывает дыхание, — совсем… не нравятся.

Всё. Сказал.

— Ээээ, Волхов, успокойся, пожалуйста, ты же сейчас упадешь, дыши глубже, — Гринграсс придержала меня за плечи. — Среди магов бисексуальность — это норма.

— А я думаю, что ни черта я не бисексуал. Помоги мне проверить это. Пожа-алуйста. — протянул я жалобно. — Я просто не знаю к кому еще обратиться, я в отчаянии! А ты такая…

— Да-да, я знаю, красивая, умная и благодарна тебе за сестру. Ну, хорошо. — Дафна уже откровенно улыбалась, делая шаг ко мне.

Какие у девочек, оказывается, мягкие губы…

В процессе я осмелел и перехватил инициативу, показывая весь наработанный за прошлую жизнь опыт и чувствуя, как поднимает голову… интерес. Кхм! В целом, ощущения и от «интереса», и от поцелуя отличались от того, что я помнил. Девочки мягче и нежнее, они легче уступают, запах другой — тоньше и приятнее. Ну, наверное, не то, чтобы приятнее — просто другой. Вспомнился Северус и его аромат…

Какой-то из меня странный парень вышел: первый поцелуй, в руках шикарная блондинка, а я все равно думаю о мужчинах. Раздался стон. Дафна с трудом оторвалась от моих губ.

— А я-то думала, ты еще маленький, как и все остальные, — взгляд у девушки был затуманенным, с поволокой. — Ты с парнями ТАК научился целоваться?

— Нет, с мальчиками я тоже еще не целовался, — «В этом мире так точно», — мысленно уточнил я. — У меня на Родине говорят, что талантливый человек талантлив во всем.

— Да ты сама скромность, — ехидно ухмыльнулась Гринграсс.

Реакция на Дафну определенно была бурной и положительной. Делаем вывод, что я все-таки бисексуален, и на Грейнджер я реагирую из-за гормонов, а не приворотов. Так. А теперь, пожалуй, мне стоит где-то уединиться… Гринграсс потрясла меня до глубины души, бесстыдно прижавшись к телу. Меня как током прострелило. Захотелось обхватить ее руками покрепче и потереться.

— Ну что, проверку можно считать успешной? — вопроса в голосе девушке было мало.

— Дафна, отпусти меня, пожалуйста, — попросил я хриплым голосом, с трудом разжимая руки. — Нам нужно идти на занятия, спасибо тебе, что выручила. Ты мне очень помогла.

— Я не против повторить при случае, — улыбнулась Дафна многообещающе. Вот ведьма! Один поцелуй, а она уже наверняка думает о помолвке!

Я хмыкнул и отступил на шаг.

— Как-нибудь потом.

— Ты мог бы заключить светскую помолвку, она ни к чему тебя не обяжет, но защитит от прочих охотниц за твоим даром. — Ну да, ну да, я сказал ей «Привет!», а она уже мысленно успела поженить нас, родить детей и понянчить внуков.

— Но откроет охоту на тебя, а я все-таки не могу себе позволить так тебя подставить, к тому же, я пока не способен обеспечить привычный тебе уровень жизни, да и вряд ли смогу в будущем. Ты же понимаешь, что у меня другой кодекс рода. Я не имею права брать деньги за лечение.

— Я наследница рода, ты можешь стать Гринграссом, подумай об этом.

Вообще, Гринграссы мне понравились. Мамы у них нет, а отец весьма приятный мужчина. Вот только жить в их поместье ни я, ни мои дети не смогут — место магическое, да еще рядом теплицы. Но в любом случае, обижать её отказом не стоит:

— Я должен подумать. Идем.

Мы вышли из кабинета и почти врезались в директора Дамблдора.

— Здравствуйте, профессор! — хором сказали мы с Дафной. Я опустил взгляд.

Голубые глаза директора цепко ощупывали нас. Я почти физически ощущал, как его проницательный взор остановился на моем лице.

— Здравствуйте, дети, — в голосе Дамблдора звучала улыбка. — Вам стоит поторопиться, иначе, потакая порывам юности, вы рискуете опоздать на занятия.

— Да, профессор.

И мы побежали. У дверей кабинета Дафна пригладила растрепанную после бега прическу, поправила мантию и лукаво мне улыбнулась.

— Что ж, за тобой должок, Волхов. Я этого не забуду.

Улыбочка у ведьмы была настолько пакостной, что мне захотелось спрятаться. Женщины — зло! Я знаю, сам был злом когда-то. Дедуль, ты уверен, что ты так хочешь наследника? Я с тоской вздохнул и переступил порог кабинета.

Маггловедение. Как много в этом слове! Каким бестолковым предметом оно представлялось в каноне, и каким глубоким смыслом оно наполнено здесь!

— Целью изучения данного предмета является формирование практических навыков и умений, которые позволят вам комфортно себя чувствовать и уверенно ориентироваться в мире магглов. Для этого вы должны уметь разбираться в культурных традициях, знать основы правовых взаимоотношений между людьми и основы бюрократии, а это точная наука, — профессор Бербидж тонко улыбнулась. — Не следует ее недооценивать. Также необходимо знать порядок цен на предметы повседневного спроса. Еще одним важным аспектом является соблюдение правил дорожного движения и техники безопасности при использовании маггловских изобретений.

Чарити Бербидж ничуть не производила впечатление дрожащей беспомощной жертвы, которую я увидел в шестом фильме. Её тихий голос и резкие летящие движения напоминали незабвенного Северуса. Разве что, интонация на порядок теплее и доброжелательнее. Лицо освещала легкая улыбка, и, вообще, она излучала ауру миролюбия. Выглядела она лет на тридцать. Её светлые волосы были перехвачены тонким шнурком на лбу и заплетены в два колоска, которые спускались чуть ниже плеч. В руках она вертела волшебную палочку, которой постучала по проектору, заставляя его ожить и показать на белом полотнище изображения Лондона. Кстати, не вполне современного, годов эдак восьмидесятых. Слайды сменяли друг друга, показывая людей.

— Главное для мага — незаметность, — вещала профессор. — Вы не должны выделяться из толпы. И если некоторую эксцентричность вам простят, — на фотографиях последовательно сменились хиппи, готы и панки, — то магическая одежда недопустима. Ведь если, скажем, внезапно пойдет дождь, а ткань останется сухой, это будет слишком заметно и вызовет море вопросов, верно?

Чистокровные дети сидели тихо, пришибленные внезапно расширившимися границами привычного мира. Парни не отрывали широко распахнутых глаз от последнего слайда с девушкой. Её приталенный сарафан с разрезами от бедер производил убойное впечатление. Кстати, профессор Бербидж явно была хиппи: свободное хлопковое платье в пол, шарф с бусинами, теплый палантин сверху, крупная мандала в правом «колоске», огромные, явно не пластиковые кольца вместо серег, и призывы к миру и любви. В её исполнении они звучали куда симпатичнее, нежели от Дамблдора. Неудивительно, что она нашла общий язык со Снейпом. Очаровательное дитя цветов. И женщина.

Профессор Бербидж прошла мимо меня, обдав тонким ароматом. Очень знакомым ароматом. Я смотрел, как мягко колышется подол цветастого платья от движений крутых бедер, и во мне разгоралась ревность и злость. Вечерние отлучки Северуса, после которых он приходил расслабленный, источая женский дух, заиграли другими красками. Ну да, если учесть свободные взгляды на любовь у этой субкультуры, наличие троих детей с тремя разными фамилиями и отсутствие мужа, то можно сделать вывод, что эта фея явно спит с моим деканом. Ведь прекрасная, крепкая дружба профессионального зельевара и хиппи не дает последствий в виде ломки и детей, зато двери в дивный мир распахивает настежь.

«Так, Вадим, спокойно, дыши медленно, перестань сверлить её взглядом. Чарити ни в чем перед тобой не виновата, а Снейп тебе не муж. У тебя нет никакого права его ревновать. Ты мальчик, тебе тринадцать», — мантра билась в голове заунывным речитативом, ничуточки не исправляя ситуацию. Приятное настроение от поцелуя развеялось, будто дым. Горло давила горечь.

— … Грамотная оценка текущей ситуации в случае, если вы попали в неприятности, поможет вам избежать серьезных проблем за несоблюдение статута. А если вы понимаете, что неспособны самостоятельно справиться с ситуацией или она выходит из-под контроля, вы должны воспользоваться заклинанием для вызова авроров, — щебетала эта сучка, снова проходя мимо меня, — записываем: «Invocant defensor». В отличие от большинства заклятий, работающих по принципу Слово-Намерение-Жест, здесь палочка для выполнения жеста вам не понадобится. Достаточно слова и намерения.

Самоконтроль трещал и просачивался сквозь сжатые пальцы. Мне дико хотелось что-нибудь сотворить с профессором. Например, лишить тени, забрать красоту или устроить небольшую сушку организма в виде мочегонки… Серьги Бербидж сверкнули, женщина дернулась, а у меня закололо в руках — клятва давала о себе знать. Я уткнулся взглядом в стол. Артефакты защитные носим, значит. И в Хогвартс наверняка устроилась, чтобы быть поближе к любовнику. Молодец, зараза, чтоб тебя пристукнуло!

Шкаф, рядом с которым стояла профессор, внезапно покачнулся ей навстречу. Бербидж едва успела отскочить, и он с грохотом рухнул на пол.

О, боги, я же её чуть не зашиб! Тело пробил холодный пот. Я поспешно уставился в окно, пока профессор махала палочкой и пыталась выяснить, что произошло.

По стеклу с тихим хрустом поползла трещина. Сердце сжималось, будто попав в тиски того самого герметичного хрустального куба для драконьей печени. От испуга злость прошла. Я не имею никакого морального права на ревность. Я не того возраста, не того статуса и не того пола, чтобы требовать от этой бабы отстать от Снейпа. Да и вряд ли он захочет от неё уйти — она ведь так удобна! От этих мыслей хотелось тихонечко завыть, заползти в родные подземелья, свернуться под пледом у камина Северуса и прихлебывать сваренный им горячий шоколад, что угодно — лишь бы разбить эти стенки, сжимающие сердце… Да еще суки-дементоры нагнетали атмосферу…

Грейнджер толкнула меня в бок, заставляя отвлечься от созерцания. Я вздрогнул и полез за припрятанным с завтрака шоколадным кексом. Гермиона в ответ на такую вопиющую наглость распахнула глаза и открыла рот, собираясь сдать меня профессору, но я ловко впихнул в него кусок. Грейнджер стала моей соучастницей, и ей пришлось быстро, а главное молча, жевать. Выплюнуть сладость, запретную, а оттого втройне вкусную, у неё не хватило силы воли.

Лекцию разбавило практическое задание. Профессор Бербидж подошла к заданию творчески и привнесла в него элемент неожиданности. Поставила нас, так сказать, в условия, приближенные к реальным.

Но это я узнал уже после.

Смотреть на профессора мне уже было невмочь, так что я пошел первым и растерялся, когда вместо обещанного Хогсмида камин выбросил меня в незнакомом доме. Абсолютно обычном доме с обстановкой в стиле кантри: с телевизором, с салфеточками на столиках и неподвижными фотографиями незнакомых людей. За окном рос ветвистый ясень, невдалеке виднелся парк, фырчали автомобили. «Бляха от сандалика, вот я попал!» — подумал я, поднимаясь с пола.

На втором этаже раздался приятный мужской голос:

— Дорогая, что там за шум? — и послышались шаги.

Так. Спокойствие, только спокойствие!

Я поправил каминную решетку, стер перед зеркалом сажу с носа и успел взмахом руки чуть приоткрыть входную дверь, прежде чем улыбнулся вошедшему мужчине. На вид он был распоследний маггл: в джинсах, клетчатой рубашке и очках с массивной оправой. Голова была у него абсолютно лысой, зато у него были роскошные, темные усы.

— Кто ты такой и что здесь забыл? — грозно пошевелил он ими, подбоченившись.

— Здравствуйте! Извините, пожалуйста, я стучал, но дверь была приоткрыта, — больше очарования, беспомощно сложить бровки домиком и выделить славянский акцент. — Меня зовут Бажен Немцов, я студент по обмену из Чехии. Я с моим классом поехал на… эм… учебную прогулку?…

— Экскурсию, — подсказал мужчина, с интересом разглядывая меня.

— Да, и потерялся. Разрешите мне позвонить по вашему телефону, мистер?

— Меня зовут Юстин Джонс, — представился мужчина. — Ты необычно одет, у тебя интересный плащ, это ведь плащ?

Я пригладил мантию и гордо огладил нашивку факультета на груди. Я молодец — правильную форму выбрал! Еще тогда, в магазине Малкин, я подозревал что-то такое и оказался прав.

— Это форма, принятая для ношения в моей школе.

— Что-то я не припоминаю поблизости таких школ, — с сомнением протянул мужчина.

— Плащ из Чехии, мистер Джонс, — спорим, что британцы ни шиша не знают об этой стране? Ну, разве что слышали о чешском пиве. — Вы не смотрите на его вид. Он очень теплый.

— Ах да, Чехия, понятно. Так что, ты знаешь куда и кому звонить?

— Да, я знаю, что делать… в неприятностях. Попав в неприятности?… — задумчиво ответил я, делая вид, что не очень силен в английском.

— Ну что ж, пойдем, я покажу тебе где находится телефон. — Он провел меня на кухню, где на стене располагался телефонный аппарат.

Недолго думая, я набрал заученный наизусть номер. После третьего гудка, когда я уже начинал нервничать, ответил знакомый голос.

— Да, я слушаю?

— Миссис Дурсль, здравствуйте! Это ваш сосед из пятого дома.

— Вадим, ты? — удивилась Петуния. — Что случилось?

— Я попал в неприятности, вы не могли бы забрать меня? Я потерялся немножко, — мой голос звучал виновато.

— Вернон сейчас на работе, но я могу вызвать такси за тобой, и ты приедешь ко мне.

— Спасибо большое, я оплачу расходы. — облегченно выдохнул я и повернулся к мистеру Джонсу. — Подскажите ваш адрес, пожалуйста, сэр.

— Улица Магнолий, дом 16.

— Ааа, спасибо, а город какой? — я виновато улыбнулся, всем своим видом показывая, что иностранцы — очень тупые люди.

— Каффли. — Джонс недовольно дернул плечом, показывая все превосходство гордых англо-саксов.

— Спасибо, мистер Джонс.

Петуния, услышав в ответ название города, посоветовала мне не пороть горячку, а вызвать такси до Лондона, и предложила оплатить мне поездку на Чаринг-Кросс-роад. Пообещав встретить меня у «Дырявого котла», женщина повесила трубку.

Раздались хлопки. Я удивленно оглянулся и увидел, что кроме меня и Джонса, в комнате в кресле сидит мужчина в красной форменной мантии. Аврор? Джонс совершенно не высказывал никакого удивления и выглядел очень довольным.

— Признаться честно, мистер Волхов, мы были уверены, что вы вызовете «Ночной рыцарь». Но вы предпочли усложнить себе путь до Хогвартса, почему? — спросил меня Джонс.

— У меня нет с собой волшебной палочки, — признался я, начиная осознавать, что, собственно, это и было заданием.

— Вот как, — брови мужчин в изумлении поползли вверх. — Большое упущение с вашей стороны. Волшебник всегда должен быть наготове. Без палочки вы безоружны.

Я фыркнул и скрестил руки на груди.

— Меня тошнит от ваших волшебных палочек. Это было не оскорбление, это диагноз, сэр. Могу показать справку из Мунго.

— Ну что ж, тогда ваши действия являются верными, — аврор понятливо кивнул и протянул мне чашку с порохом. — Вы можете возвращаться. Пароль «Класс Бербидж».

Я посмотрел на руку аврора и повернулся обратно к телефону. Перезвонив в дом Дурслей и предупредив, что меня уже нашли, я горячо поблагодарил ее за готовность помочь. Этим заслужил одобрительный кивок от Джонса.

В Хогвартсе Бербидж выставила мне высший балл, похвалив за трезвость мышления, находчивость и предусмотрительность. Как ни странно, отдельно мне отметили звонок миссис Дурсль.

— Вы воспользовались контактами в мире магглов и удачно переложили решение проблемы на лояльно настроенного взрослого. Очень слизеринское решение. Почему-то магглорожденные волшебники забывают о своих корнях и пытаются решить проблему с помощью магии, как, например, мисс Грейнджер. Она вызвала аврора, хотя я предупреждала, что это заклинание последнего шанса и каждый вызов разбирается специальной комиссией. Такой порядок предотвращает использование заклинания по пустякам. Вот как раз на этот случай там присутствует аврор. Мистер Джонс также является сотрудником Отдела образования Министерства Магии. Он отмечает вашу первичную реакцию и образ действий.

— Результаты с практических занятий будут учитываться при приеме на работу? — спросил я.

— Все верно, мистер Волхов, вы правильно догадались. — улыбнулась Бербидж.

После урока мы разбирали действия каждого студента, и Грейнджер предсказуемо на меня обиделась за больший личный балл. Я только развел руками, показывая, что она сама себе злобный гоблин, на что она только фыркнула и гордо удалилась.

* * *

Пообедав, я пошел к профессору Снейпу. Честно говоря, я понятия не имел, как можно повторить фокусы с лучами. Разве что выпить зелье Сна без сновидений. Ну, или попросить профессора ударить меня по голове.

Я подошел к комнатам декана, зашел в класс и уже приоткрыл дверь в рабочий кабинет, когда оттуда вылетело женское хихиканье.

— Ты такой грозный и злобный! Я почти боюсь!

— Чарити, ты невыносимо несерьезна. Ко мне, между прочим, сейчас ученик должен прийти, — я никогда не слышал у Северуса такой интонации — глубокой, полной хрипотцы, скользящей по коже ласковым бархатом. — Буквально с минуты на минуту. А конкретно этот ходит очень тихо и имеет привычку заваливаться без стука. Ты хочешь подорвать свой авторитет в первый же месяц работы?

— О, так вот, что тебя так завело — риск быть застигнутым!

Смех Бербидж прервался с приглушенным писком, раздался довольный вздох.

Я развернулся, тихо вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Надо было идти оттуда быстрее, пока обморок не обнял меня прямо в классе. Я добрел до первого окна, выходящего на улицу. Я уткнулся лбом в стекло и уставился в залитый солнцем двор. Оно потело от моего дыхания, холодило голову и ладонь. Где-то там летали дементоры, наводя в атмосфере свои порядки. У границ защитного купола Хогвартса клубились туман и серые неподвижные облака, холодные и неуютные даже на вид. Ледяные, несмотря на солнечную осень, сквозняки гуляли по коридору. Ветер был резкий, вдыхался с болью и морозил легкие, оседая инеем на гранях хрустальных тисков, которые сжимали сердце вот уже полдня. Тяжесть в груди становилась неподъемной, но, слава всем богам, не давала сердцу сгореть окончательно. Я почти наслаждался контрастом мучительной обжигающей боли и ледяных оков.

Ничего. Когда-нибудь я к этому привыкну.

— Я мальчик. Мне тринадцать.

Слова вышли с трудом и невнятным хрипом. Я потер грудь, сделал пару вздохов и откусил кусок шоколада, подставляя лицо под солнечные лучи. Ну да, глупо было надеяться, что сладость скрасит суровый мир фактов. Что ж, по крайней мере, сердце билось ровно, легкие работали хорошо, и обморок меня все-таки не догнал.

Я бросил взгляд на часы и побрел обратно. Северус не любил опоздунов, а потосковать можно и после.

Слава всем богам, профессор Бербидж уже ушла, а декан по своему обыкновению не терял времени даром и занимался проверкой работ. Вообще он удивительным образом не терял ни секунды и был постоянно чем-то занят. Порой даже успевая и варить зелья, и проверять работы, и порыкивать на студентов, отбывающих отработку. А фанон ему постоянно хроноворот втюхивал.

Фикрайтеры просто ленивые задницы! Снейп прекрасно справлялся и так. Особенно, имея привычку спихивать варку сложносоставных зелий на студентов шестого и седьмого курсов, подготовку ингредиентов на штрафников, а проверку работ младшекурсников на меня. Невозможный человек. Всех озадачил, а сам сидит, пишет очередную статью и успевает всех контролировать. Не удивительно, что Волдеморт назначит его директором, с таким-то административным талантом!

— Волхов, вы опоздали.

— Здравствуйте, профессор.

Глава 26. Слезы и роза

Но я не тот, кто душу лечит от тоски, Не тот, кому легко прощают грехи. Ты мне приносишь шоколад второй семестр. …Я забыл его вкус.

Волхов мало того, что опоздал вопреки своей пунктуальности, так еще и пребывал в странном настроении: подавленном, несколько апатичном. Северус поначалу списал это на дементоров, которых мальчишка чуял даже в замке. Он угостил ученика горячим шоколадом по рекомендации Помфри и приступил к «пыткам».

У Вадима ничего не получалось. Он водил руками, перебирал пальцами свет, но ни звуки, ни нити не являлись.

Мальчишка честно старался, и в кабинете летали вещи, внезапно темнело, становилось холодно — что угодно, кроме нужного результата. Северус был настолько увлечен его колдовством, что пропустил момент, когда тот перенапрягся. Снейп опомнился лишь тогда, когда из носа Вадима потекла кровь.

— Хватит, Волхов. Сядьте.

Северус усадил вялого подростка в кресло. Тот вытерпел осмотр, стер кровь протянутым платком, покорно дал закапать в нос зелье. Никаких замечаний, подколок и шуточек. Он был молчалив и покорен, а взгляд — безучастен. Какое-то странное, нарочитое равнодушие. Снейп с досадой подумал, что нужно было внимательнее отнестись к его состоянию, тут явно были замешаны не только дементоры.

— Волхов, что у вас произошло?

— Ничего. — апатично ответил Вадим.

Взгляд его вильнул в сторону, выдавая вранье. Снейп подцепил подбородок мальчишки пальцем и повернул его голову, заглядывая в прозрачные зеленые глаза. Глаза были красивыми и ничуть не походили на ту яркую нефритовую зелень, которая была когда-то так дорога, а сейчас неимоверно раздражала. «Мелифлуа подобрал очень удачный оттенок. Радужки — точь-в-точь хризолиты на кулоне», — мелькнула мысль. Подросток упорно смотрел в сторону.

— Мистер Волхов, вы прекрасно знаете, как я ненавижу неумелую, безыскусную и бесполезную ложь.

Волхов едва уловимо вздрогнул, когда Снейп задумчиво провел большим пальцем по аккуратному подбородку, и на мгновение вскинул взгляд. Он был… в отчаянии?

— Всё нормально, профессор Снейп. Ничего страшного, правда.

— Упрямец, — беззлобно хмыкнул Северус, продолжая удерживать Вадима за подбородок и не давая отвернуться. — У нас есть три варианта действий: или вы рассказываете мне всё сами, или я силком вырываю из вас правду, или вами займется профессор Дамблдор. Что вы выберете?

— Сэр, пожалуйста, — Вадим закрыл глаза и вцепился в его рукав. Ломкий юношеский голос скатился в откровенную мольбу. — Это личное.

Что у подростка могло случиться такого личного, что он готов расплакаться, но молчать? В голове Северуса мелькнули варианты с угрозами, вымогательством, насилием…

— Первая любовь? Поссорились?

Вадим дернулся, зажмурился, пальцы сжались на руке до побелевших костяшек.

— Нет, я… я просто… Просто не нужен…

Снейп вздохнул и отпустил его подбородок.

— Волхов…

— Я знаю, — хрипло и надрывно перебил его Вадим, затеребил рукав своей мантии и уставился в пол. — Это несерьезно, я переболею, забуду. Это всё гормоны, бессмысленная химическая реакция, простое влечение. Когда-нибудь это пройдет… всё пройдет…

Надломленный голос подростка с каждым словом становился всё тише. Дыхание прерывалось, несмотря на попытки Вадима сдержать всхлипы. Склоненная голова, поникшие плечи — не юнец, но Атлант, держащий на себе всю тяжесть мира. В тринадцать лет не любят, а желают и видят мокрые сны, грезя о фигуристых красотках. В тринадцать лет мальчишки так не страдают. Никто так не страдает по мимолетному чувству.

Северус молча погладил светлые волосы, причесывая пальцами мягкие крупные кудри, и позволил Вадиму уткнуться лбом в живот. Подросток плакал тихо, без всхлипов, короткими злыми взмахами стирая слезы.

Снейп не понимал, когда всё началось, как он умудрился это проморгать. Кто был объектом любви Волхова, Северус не знал и решил, что не станет выпытывать, а сам вычислит эту паскуду. Вычислит и тихо убьет за то, что посмела привязать к себе, причинить боль и назвать ненужным. Ненужным! Сказать такое сироте! Истинному целителю и ясновидящему! Вадим полюбил редкостную идиотку, абсолютно не достойную его.

Малолетним кретинкам Волхова он отдавать не будет, даже если они поумнеют и передумают. Особенно если передумают.

Мужчина вообще не собирался делиться своим шансом на жизнь с кем бы то ни было. Что уж таить, Северусу льстило неприкрытое восхищение и обожание Вадима. Никто не окружал зельевара такой заботой и не смотрел так. Отдать всё это какой-то посторонней девице? Да никогда в жизни! А любовь… Что хорошего в безответной любви?

Снейп эгоистично понадеялся, что Вадим однолюб. Если ситуация будет непрогнозируемо ухудшаться, то придется пойти на крайние меры. В конце концов, нет человека — нет проблемы. К тому же, Северус по себе знал, что мертвецов любить гораздо легче, чем живых.

— Простите, профессор Снейп, — тихо сказал Вадим, отстраняясь. — Что-то я совсем расклеился. Дементоры, наверно.

Северус всмотрелся в ученика. Тот выплакался и был совершенно опустошен. Впрочем, эта эмоциональная вспышка явно пошла ему на пользу. Мальчишка расслабился и больше не прятал взгляд.

— Я уже привык, что вы регулярно поливаете меня слезами, мистер Волхов, — проворчал профессор и махнул палочкой, нагревая воду и делая чай.

Вадим принял из его рук чашку, сделал большой глоток и отправил в рот кусочек шоколада. Северус смотрел, как он меланхолично жует, и поражался такому доверию. Поразительная беспечность для слизеринца — зельевар мог подлить ему в чашку все, что угодно.

— Я так понимаю, что сегодня вы больше ни на что не способны? — вздохнул Снейп.

— Да, боюсь, что так. — пожал плечами Вадим.

— Что ж, тогда не вижу смысла вас здесь держать. Продолжим, когда вы придете в себя.

— Спасибо, сэр.

Волхов допил чай, подхватил свою почтальонку и побрел к выходу, не взглянув на профессора.

Северус смотрел ему вслед, хмурился и вспоминал историю его болезни, изъятую из психиатрической клиники. Многочисленные попытки суицида, подозрение на диссоциацию личности, внезапная апатия, да еще и безответная любовь — все это делало и без того нестабильного подростка опасным для себя самого.

Если придется сделать выбор — ответ будет очевиден. Рука не дрогнет, если будет нужно подлить яд или приворотное неизвестной девице. От лояльности и благополучия Вадима зависит его жизнь. А Снейп был слишком рационален и эгоистичен, чтобы ставить личную выгоду ниже задач, поставленных перед ним Дамблдором.

Однажды он такую ошибку уже совершил. Вечная благодарность директору за этот, несомненно, ценный и горький урок. Доверие — скоропортящийся товар, не подлежащий восстановлению. Его можно предать лишь однажды, и Дамблдор свой лимит исчерпал еще двенадцать лет назад. Снейп давал клятвы лишь из желания отомстить убийце.

Есть такие решения, последствия которых невозможно исправить, лишь предотвратить.

Талантливый сирота с уникальным даром, студент Слизерина — на этот раз все будет по-другому.

* * *

Дни летели друг за другом. Я лопал шоколад килограммами, как ни странно, не уставая от него. Как еще у меня диатез не разыгрался? Дементоры все так же парили над школой и ее окрестностями, Бербидж сидела рядом со Снейпом в Большом зале, вызывая непреодолимое желание подойти и стукнуть ее мордой об стол, а Гермиона всё так же выпендривалась передо мной на уроках.

Профессор Люпин явно меня опасался, по крайней мере, когда я появлялся около него, он не сводил с меня настороженных янтарных глаз и всегда старался держать между нами дистанцию. Меня больше не клинило на его волке, но так и подмывало подойти и потрепать его по голове. Вообще, меня начало тянуть на какие-то безрассудные поступки и глупые выходки, чего только стоила сцена, устроенная мной для Грейнджер. На нас глазело полшколы, а я всего лишь пригласил ее в Хогсмид.

В Хогсмид приглашаю, кланяясь прилежно, Я легко теряюсь, просто наслаждаюсь. Никаких секретов, никаких запретов, Ты скажи мне просто «да!», моя мечта!

Я горланил перевод песни во всю мощь своих легких. Гитара бодро бренчала в такт. Грейнджер вместе со всем своим факультетом в ступоре смотрели, как я приближаюсь к кабинету трансфигурации, пританцовывая под разудалый мотив.

Остановившись прямо напротив Гермионы, я нагло посмотрел ей в глаза и пропел припев:

— Моя мулатка-шоколадка, на свиданье всё будет гладко! Моя мулатка-шоколадка, — я наклонился к ее лицу и прошептал так, чтобы слышала только она, — этой ночью всё будет сладко.

Гермиона вспыхнула, как маковый цвет, и залепила мне пощечину. Я с хохотом увернулся и принялся повторять припев. Уже с приличным окончанием «В королевстве мы будем сладком». Народ глазел на нас с неподдельным интересом. Где-то щелкнул фотоаппарат Колина Криви. Еще бы! Не каждый день слизеринец приглашает заучку в Хогсмид. Я закончил песню, припав перед алеющей Грейнджер на одно колено. Гитара выдала страстное соло.

— Да или нет, Гермиона? — промурлыкал я.

На заднем фоне девочки-гриффиндорки рефреном зашептали: «Соглашайся, Грейнджер! Самый красивый парень курса! Вот повезло!»

— Ну, так что, пойдешь? — не обращая внимания на подсказчиков, повторил я и протянул ей пышную розу из светло-розового бисера.

— Зачем тебе эта маггла с палочкой? — задорно крикнула Дафна с противоположного конца коридора. — Она же не способна оценить своего счастья! Пригласи лучше меня!

Грейнджер предсказуемо повелась на развод и цапнула цветок. Её щеки пылали не хуже плетеных лепестков.

— Пойду!

— Что здесь происходит?! — строго спросила профессор МакГонагалл, выходя из кабинета транфигурации. — Мистер Волхов? Мисс Грейнджер? — она переводила взгляд с розы в руках Гермионы на коленопреклонённого меня.

— Волхов, опять ваши шуточки? — раздался бархатный голос позади, и рука профессора Снейпа вздернула меня за шкирку, поднимая на ноги.

— Добрый день, профессор! — радостно улыбнулся я.

— Объяснитесь! — МакГонагалл поправила очки. На ее лице было написано выражение крайнего неудовольствия.

— Я пригласил Гермиону на свидание, и она согласилась! — все так же радостно ответил я.

— О! Вот как? Голося на всю округу?! — возмущенно уточнила профессор трансфигурации и тут же вычла двадцать баллов у Слизерина.

— Мистер Волхов! — разозленным удавом прошипел зельевар. — Вас ждет отработка в субботу.

— Но в субботу я иду в Хогсмид, профессор, — я сложил бровки домиком и умоляюще прижал к груди гитару. Снейп перевел взгляд с меня на пунцовую Грейнджер, неопределенно хмыкнул и отпустил мой воротник.

— Уже нет! Вашей прекрасной даме придется подождать до следующего раза… если вы опять не умудритесь вляпаться в отработки, — саркастично отозвался Снейп.

Я надулся. Вот гад!

— Но это несправедливо… п-проф-ф-фессор, — заикаясь от пристального взгляда Снейпа, Гермиона уже успела пожалеть, что вообще влезла в разговор.

— Чудес-с-сно. Минус двадцать пять баллов с Гриффиндора за пререкания с преподавателем и провокацию. В таком случае, вам будет приятно разделить со своим верным рыцарем все тяготы и лишения, как и подобает верной спутнице. В субботу жду вас обоих. Так будет справедливо? — задал он риторический вопрос МакГонагалл, которая только неодобрительно поджала на это губы и бросила строгий взгляд на Гермиону.

Снейп прошелся по нам как асфальтоукладочный каток, медленно и неотвратимо. Все возмущенные, жалостливые и насмешливые голоса смолкли. Были придавлены и утрамбованы его тяжелым взглядом. Особенно злобно он смотрел на Гермиону. Эффектно развернувшись, профессор удалился, оставив поле битвы за собой.

Я растерянно смотрел ему вслед. Чего он так на Грейнджер взъелся? Разве что… Ой, блин! Кажется, он сделал неверные выводы из моего интереса к Гермионе.

Народ стал постепенно рассасываться, только в отдалении стояли Гарри и Рон, и явно поджидали Грейнджер. Рон был красным и кидал на меня злые взгляды, сжимая кулаки. Гарри удерживал его за плечо и тихонько ему что-то шептал, бросая из-под очков лукавые взгляды в нашу сторону.

— Грейнджер, — тихо окликнул я Гермиону. — Тебе роза-то понравилась?

— При чем тут роза, Волхов?! — Грейнджер возмущенно запихала мой подарок в сумку. — Я за тебя заступилась и опять получила штраф.

— Виноват, признаю, — я обезоруживающе улыбнулся.

— Дурак!

— Что поделать? Не я такой — жизнь такая, — я развел руками, чуть не уронив гитару и продолжая улыбаться. Моя улыбка Гермиону явно бесила.

Гермиона фыркнула, не найдя слов для ответа, встряхнула кудрявой головой и направилась к своим друзьям. Если бы она могла воспламенять взглядом, то от меня уже осталась бы горстка пепла.

* * *

Роза была прекрасна.

Гермиона сидела на подоконнике в спальне и расправляла ее лепестки. Неяркие лучи осеннего солнца играли на бисере, отчего цветок, казалось, светился и едва заметно переливался. Волхов определенно знал, что дарить. Девушка тяжело вздохнула и поняла, что ни за что не сможет избавиться от такой красоты. Это же первый цветок, подаренный мальчиком. Самое потрясающее в том, что он никогда не увянет.

Лаванда уже ее просветила, что Волхов, скорее всего, сделал эту розу сам. Гермиона представила, сколько времени ушло на каждый лепесток, на стебель, на листья и еще раз вздохнула. А чистокровная Патил, завистливо поглядывая на цветок, пояснила разницу между созданным своими руками и покупным подарком.

— В магическом мире, Грейнджер, ручные изделия подобного толка ценятся на вес золота, потому что создатель подчеркивает значимость того, кому предназначается дар. Потому что маг, создавая что-либо своими руками, вкладывает в это часть себя. А изделия Волхова вообще бесценны. Мало того, что создает он их под конкретного человека, так еще и не стоит забывать, кем он является. Будь уверена, никто эту розу у тебя не посмеет забрать. Роза только твой дар. Для вора она станет проклятием.

По спине Гермионы будто сыпанули ледяным крошевом. На розу она поглядывала уже с интересом и уважением.

— А что имела в виду Гринграсс? — попыталась перевести тему девушка.

— Ну ты точно маггла с палочкой, — насмешливо фыркнула Лаванда, — ты знаешь, что означает такого типа цветок в магическом мире? Мы же учили символику растений на зельях, и по гербологии будем проходить в следующем семестре. Неужели ты не читала? — Браун с превосходством рассматривала смущенную девушку.

Гермиона поклялась себе, что вызубрит этот проклятый словарь наизусть. Уже не в первый раз ее тыкали носом в незнание элементарных для магов и совершенно ненужных с точки зрения магглов вещей. Самое обидное, что обозначения растений по большей части совпадали с викторианским языком цветов.

— Светло-розовая роза, — снисходительным тоном пояснила Браун, — означает желание либо страсть к жизни, а также молодость и энергию. К тому же, он сделал цветок своими руками, так что я ставлю на то, что она означает первую любовь. Ну что, дошло, простушка? — с непонятным Гермионе намеком протянула Лаванда. — А еще лучшая ученица курса. Заучка ты, Грейнджер, вот вроде умница и такая дура. Что Волхов в тебе нашел? Лучше бы мне подарил, я бы нашла ей применение, — Лаванда мечтательно вздохнула. — Какой он все-таки романтик…

Грейнджер, вопреки обыкновению, промолчала. Лицо алело от сдерживаемого гнева и стыда, к которым примешивалось удовольствие. Все-таки розу подарили именно ей.

Подарок затмил даже славу Поттера. На Грейнджер косились, провожая ее завистливыми взглядами и перешептываниями. Хорошо, хоть не приставали с вопросами и не пытались сглазить. Шепотки за спиной сопровождали ее до самой субботы. Той самой, когда была назначена отработка. Отработка! Впервые за три года отличница получила отработку у Снейпа. Рон и Гарри ей сочувствовали, а Рон, к тому же, обижался на нее непонятно за что. Очень странно, но Гарри в этой ситуации совершенно его не поддерживал.

— Вадим нормальный парень, несмотря на то, что со Слизерина, — улыбался он, глядя на нее поверх очков. — Он помогал мне еще в обычной школе. Я понимаю, почему он попал на Слизерин, но он очень справедливый человек со своим понятием чести. Ты знаешь, он навалял моему кузену Дадли, когда тот доставал меня со своей компанией. Дим вышел один против четверых, защищая меня. А еще таскал мне еду и записки, когда меня запирали в наказание в чулане. С домашкой помогал. До Хогвартса он был моим единственным другом. Кстати, это ведь он мне письмо принес. Дурсли все письма сжигали. А он сбил сову рогаткой и отобрал письмо для меня.

Гермиона пораженно молчала.

— И после всего этого ты перестал с ним дружить? Знаешь, Гарри, по-моему, ты…

— Если ты сейчас скажешь, что я олень, я тебя стукну, — перебил ее Поттер.

— Ты поступил… не как друг, — Гермиона явно хотела сказать что-то другое.

Поттер заерзал, опуская взгляд. Он совершенно не выглядел пристыженным. Грейнджер проницательно на него посмотрела и сделала выводы.

— Вы до сих пор общаетесь, — протянула она пораженно. — Но почему ты не сказал нам с Роном, мы же твои друзья?

— Как будто ты не знаешь Рона, он же не любит слизеринцев. — Гарри пожал плечами. — Дим сам попросил меня молчать.

— А почему сказал сейчас?

— Ну… ты же сама догадалась. — Поттер лукаво улыбнулся и поправил очки, чем-то неуловимо напомнив профессора Дамблдора.

Дамблдора! Гермиона посмотрела на часы, хлопнув себя по лбу. С этим хроноворотом было легко буквально потеряться во времени. Директор же просил зайти к нему еще после завтрака, а сейчас уже почти вечер.

— Мне нужно бежать.

— Удачи тебе на отработке, — пожелал ей Гарри, — и кстати, ты не могла бы не говорить Рону, что мы с Димом до сих пор дружим?

Гермиона фыркнула, вот чего-чего, а этого она делать не собиралась. Рон уже достал ее со своей крысой и претензиями к Живоглоту.

Девушка подхватила сумку и направилась в заброшенный класс. Все-таки отличная штука этот хроноворот! С ним невозможно опоздать.

Поднявшись в кабинет, Грейнджер благовоспитанно поприветствовала профессора Дамблдора, села в кресло и преданно уставилась на директора. Он был приветлив, интересовался успехами в учебе и очень подробно расспрашивал о самочувствии и впечатлениях от хроноворота.

— Мисс Грейнджер, внимательно отслеживайте свое состояние, при малейшем недомогании идите в больничное крыло. Мадам Помфри имеет все необходимые инструкции на этот случай. К тому же, на ваше счастье в школе имеется истинный целитель. Думаю, он вам не откажет, — тонко улыбнулся директор, — если мадам Помфри по каким-то причинам будет отсутствовать.

Профессор Дамблдор улыбался Гермионе так понимающе и снисходительно, что та, покраснев, мигом вспомнила о подарке и предшествующей этому подарку песне.

— Как прекрасна юность, волшебное время, — мечтательно воскликнул он. — Первая любовь… Вы знаете, Гермиона, я же могу вас так называть? — Та кивнула. — Я до сих пор сохранил в памяти самые светлые воспоминания о той поре, когда был так юн и влюблен. До сих пор помню эти прекрасные золотые волосы и ослепительную улыбку. Как я их любил…

Гермиона вежливо слушала профессора Дамблдора, а тот с головой погрузился в собственные воспоминания. Его голос, спокойный и мечтательный, погружал ее в дремотное состояние, журчал и переливался, выплетая словесные кружева. Дамблдор отвлеченно описывал свою молодость, любовь с прекрасными глазами и золотыми локонами, а Гермиона почему-то вспоминала кудри Волхова, его нахальный взгляд и самоуверенную улыбку. Мысли в голове путались, отвлекаясь от темы беседы.

— К сожалению, нам так и не довелось быть вместе, а ведь был шанс… Мисс Грейнджер, вы меня слушаете? Кажется, я вас совсем заболтал, простите старику эту маленькую слабость, — Дамблдор извиняюще улыбнулся.

Выходя из кабинета директора, девушка была задумчива. Рассказ о первой любви вызвал смешанные чувства. Грейнджер вспомнила улыбку Вадима и решила, что, пожалуй, стоит подождать его до следующей субботы.

Гермиона смотрела на часы, которые показывали второй час дня. В это время она была на рунах или все-таки на… Где она должна быть? Девушка растерянно полезла за расписанием. Хорошо, что она предусмотрительно отмечает уроки, где уже была. Гермиона открыла ежедневник, увидела столбец отмеченных уроков и поняла — сегодня суббота! Отработка у Снейпа в пять часов!

Наверное, стоит все же придерживаться инструкции по использованию хроноворота.

Интерлюдия первая

Когда Гермиона открыла дверь в класс зельеварения, она к своему стыду поняла, что все-таки опоздала. Изучая дополнительную литературу к трансфигурации и рунам, она совсем потеряла счет времени. А отработка, несмотря на то, что опоздание не превышало пяти минут, была в самом разгаре и… какой-то странной.

Гермиона ожидала, что Снейп заставит их с Вадимом выпотрошить каких-нибудь рогатых жаб или перебрать слизней, но увидела пышущий разноцветным паром котел, над которым стоял профессор. Вадим сосредоточенно следил за реакциями в колбах, одновременно шинкуя лаванду, а еще какой-то незнакомый второкурсник с Хаффлпаффа быстро-быстро перетирал что-то в ступке.

— Минус пять баллов с Гриффиндора за опоздание, — не отрываясь от котла, Снейп ткнул рукой по направлению к лабораторному столу. — Мисс Грейнджер, не стойте столбом, вам вот уже пять минут нужно готовить гидролат! Адамс, а теперь тихонько и аккуратно сыпьте соли в котел.

Студент подскочил к профессору. Содержимое ступки тонким крошевом посыпалось в котел, сверкая на лету. Зелье булькнуло, пар отчетливо засветился. Профессор Снейп схватил со стола эбонитовую палочку, повел в воздухе и ловко намотал на неё пар.

— Грейнджер, давай быстрее, — взмолился Волхов. — Режь лаванду, у меня сейчас реакция пойдет!

Гермиона вышла из ступора и перехватила нож.

— Паровой метод, дистилляция?

— Паровой, — буркнул Волхов и с колбой наперевес побежал к лабораторному столу.

Гермиона высыпала лаванду в нагретую воду, установила специальную крышку, дождалась кипения и убавила огонь под котлом, краем глаза следя за Вадимом. Он собирал конденсат из колбы Энглера.

За лето он вытянулся, но тощим, как тот же Рон, не выглядел. Как и у любого подростка его лет, во всей фигуре Волхова присутствовала некая нескладность, однако осанка, грамотно подобранная одежда, манера поведения и речи сглаживали впечатление. Вадим явно старался придать строгости своей мягкой, почти девичьей, внешности.

«Словно ангел, сошедший на Землю», — в приступе не свойственной ей романтичности размышляла Гермиона.

В работе слизеринец производил завораживающее впечатление, девушка засмотрелась и вышла из созерцательного состояния от окрика профессора Снейпа.

Такой отработки у нее еще не было. Получается, что большинство проштрафившихся студентов занимаются максимум подготовкой ингредиентов? Или же этим занимаются только такие неумехи как Невилл, Гарри и Рон?

После отработки, когда довольный профессор осторожно разливал зелье по флаконам, Гермиона подошла к Вадиму, который вместе со второкурсником приводили в порядок рабочее место.

— Что это было за зелье? Я не определила его по признакам, никогда не видела ничего подобного.

— Это экспериментальный проект профессора. — ответил Вадим.

— И что, он допустил этого второкурсника, как его… Адамса, до своего нового проекта? — изумилась Грейнджер.

— Я вообще-то здесь, — недружелюбно сказал Адамс от соседнего стола с отчетливым американским акцентом. — И к твоему сведению, невежливо говорить о ком-то в его присутствии. Видимо, твое воспитание оставляет желать лучшего. А я — из семьи потомственных алхимиков.

Гермиона фыркнула:

— Все ваши чистокровные заморочки не стоят и выеденного яйца. У всех волшебников сила одинаковая. Я, между прочим, магглорожденная, но тоже успеваю по зельям. У меня успеваемость одна из лучших на курсе. И я же здесь. Я тоже помогала.

— Пф-ф! На отработке?! А меня специально пригласили, — ученик Хаффлпаффа насмешливо смотрел на нее, гордо расправив плечи.

— Заткнулись оба и взяли тряпки! Я вообще истинный целитель, но я же не возбухаю, — Вадим, потеряв терпение, на секунду отвлекся от мытья колб.

— Чего?! — хором спросили спорщики.

— Того! Убирайте за собой и идите отсюда. Я не собираюсь делать все один.

Из кладовой вышел профессор Снейп и неприятно удивился:

— Вы еще здесь? Чем, позвольте спросить, вы занимались все это время?

— Письками мерялись, — тихо буркнул Волхов.

Снейп неодобрительно на него покосился.

Студенты ускорились и, быстро закончив уборку столов, вышли из кабинета. Гермиона посмотрела на часы.

Понятное дело, что в Хогсмид они уже не успевали.

Ей в голову пришла идея. Конечно, этим она нарушала правила. Профессор МакГонагалл просила не разглашать информацию о наличии у нее действующего хроноворота. Но разочек-то можно? Тем более, что Гарри хорошо отзывался о Вадиме и говорил, что тот умеет хранить секреты.

— Вадим, уделишь мне время?

— Что ты хотела? — Волхов остановился посреди коридора и повернулся к ней.

Гермиона огляделась, проверяя, далеко ли ушел второкурсник и нет ли рядом кого-то еще. Затем быстро, чтобы не передумать, потянула цепочку с часами из-под свитера.

— Вадим, это хроноворот, мы еще можем успеть в Хогсмид, — девушка робко улыбалась, уже представляя приятную прогулку.

Взгляд Вадима стал удивленным.

— Повтори, — медленно попросил он, с каким-то странным интересом разглядывая ее.

— Мы еще можем успеть в Хогсмид, — голос Грейнджер стал увереннее. — Ну, хроноворот… Он позволяет перемещаться во времени. Мы можем вернуться на несколько часов назад и пойти на свидание. Зайдем в «Три Метлы»… — зачастила она.

— Ты серьезно? — недоверчиво уточнил Вадим.

— А что тебе не нравится? — почти с вызовом спросила Гермиона, чувствуя, что что-то идет не так.

В коридоре ощутимо потемнело и стало холодать.

— А то, Грейнджер, что хроноворот — не игрушки. Это опасная вещь. Опасная в первую очередь для тебя. Как часто ты им пользуешься? Судя по твоему предложению, ты используешь его не только для учебы, а для решения любой проблемы! — почти прошипел Волхов. — Ты идиотка?! При такой нагрузке ты выгоришь раньше, чем закончится этот семестр. А у меня синдром Грин! Ты знаешь, что это?

— Да, я знаю. Я нашла описание в справочнике магических болезней. Ты не можешь пользоваться волшебной палочкой из-за сверхчувствительности к магической компоненте внутри неё, — кивнула Гермиона, пытаясь оставаться спокойной, и нахмурилась. Не такой реакции она ждала на своё предложение. — Ну и что?

— Ну и что?! Сколько мы уже учимся вместе? — внезапно успокаиваясь, холодно спросил Вадим. В коридоре пропали тени, а пламя в факелах на стенах будто утратило яркость, цветом походя на сепию.

— Третий год, — в растерянности ответила девушка.

— Третий год… То есть ты знала о моей непереносимости магии, а сопоставить факты ты и не подумала. — По стенам побежала изморозь. Судорожное дыхание девушки вырывалось изо рта клубами белого пара. Гермиону затрясло от холода и ощущения силы, разливавшейся вокруг.

— Вся школа знает, что я не могу использовать классическую палочковую магию, а ты мне предлагаешь воспользоваться хроноворотом?! — все больше разъяряясь, возвысил голос Вадим; он будто не понимал, не видел того, что творилось вокруг. — Ты смерти моей хочешь?! А ты не подумала, как моя особенность повлияет на такую тонкую и неизученную материю как время? — от гнева его славянский твердый акцент становился четче; фразы звучали грозовыми раскатами. — Может, нас закинет во временную петлю, и мы будем вынуждены проживать этот день бесконечно? Или я буду одновременно в сознании проживать тот отрезок, где есть двое меня? О, Боги! Да у меня фантазии не хватит, чтобы предсказать все возможные варианты. А ты в курсе, Грейнджер, — ядовито спросил Волхов, — что и для обычных магов вроде тебя есть последствия? Нашла такое, прочитала? Нет?! А они есть! Это устройство берет энергию для работы из твоего тела, ты думаешь, почему запрещают откатывать больше чем на пять часов назад? Ты это удосужилась узнать?! Нет! Ты же самая умная, ты и так всё знаешь. А ведь последствия и для твоей психики есть, я это могу даже без справочника сказать. Наверняка ты уже путалась в днях и времени. График с отмеченными уроками завела? Или может, в расписании галочки ставишь?

Грейнджер, закусив губу, потерянно молчала. На побелевшем лице сверкали полные непролитых слез широко распахнутые в потрясении глаза.

— Я… Прости меня, — она всхлипнула.

— Гриффиндор — все же диагноз. Прав был профессор Снейп, — холодно и устало сказал Вадим. Лицо его не выражало абсолютно никаких эмоций, прозрачный зеленый лед в глазах обжигал. — Думаю, нам не о чем больше разговаривать. Мисс Грейнджер, я отзываю свое приглашение. Прошу более не беспокоить меня.

Волхов секунду смотрел, как она плачет, затем резко развернулся на каблуках и с абсолютно прямой спиной полетел по коридору светловолосой копией своего декана.

Мир терял черно-белую четкость, возвращая цвета; стремительно теплело.

Гермиона стояла посреди коридора потерянная и едва не сломленная. Ей еще никогда не было так мучительно стыдно, так одиноко. Вина перед Вадимом и непонятная злость давили на плечи и разрушали ту уверенность, что присутствовала в ней большую часть жизни. Уверенность в собственных знаниях. Иррациональная обида душила, не позволяя глубоко вдохнуть.

В голове крутилась неуместная сейчас мысль: «А за розу так и не поблагодарила».

Глава 27. О братьях наших меньших

— Волхов, скажи мне, о чем я думал, когда брал УЗМС в качестве предмета?

— Малфой, понятия не имею, что творилось в твоей голове в тот чудный миг, — спокойно отозвался я, считая бисер на проволоке.

Малфой и УЗМС. Я уже сделал ему внушение, что нужно вести себя аккуратно со здоровенными хищными тварями, но меня всё равно терзало смутное предчувствие неприятностей.

Драко взъерошил волосы и с тяжким вздохом полез за учебником. Учебник брыкался, пытаясь отогнуть твердый переплет и цапнуть за пальцы. Малфой покрепче перетянул его своим ремнем и сосредоточенно пыхтел, старательно запихивая его в сумку. «Чудовищная книга о чудовищах» лезть туда не хотела, и в противостоянии «волшебник-учебник» она явно лидировала.

Я минуты три наблюдал за борьбой Драко с сосредоточием мудрости, но всё же сжалился.

— По корешку погладь.

— А? — Драко сдул челку с лица; на обычно бледных щеках были красные пятна.

Я закончил плести веточку плюща и подвесил её на цепочку.

— Я говорю, погладь её по корешку.

Малфой недоверчиво посмотрел на меня, но «Чудовищная книга о чудовищах» так его достала, что он готов был сделать что угодно.

— Книга — дитя разума, — процитировал он, когда смог оторвать взгляд от мурчащего пособия. — Интересно, что творилось в разуме автора, когда он придумывал этот учебник?

— Видимо, это такое испытание на профпригодность, — Нотт с интересом погладил свой экземпляр, и тот перестал дергаться. — Если смог открыть, значит, достоин изучать. Эй, ребята! — он выскочил в коридор, помахивая книжкой. — Тут такая фишка…

После обеда состоялся первый урок УЗМС на опушке Запретного леса. Подошедшие третьекурсники четко разделились на две части: слизеринцы рассматривали гриффиндорцев с насмешкой и превосходством, а студенты Гриффиндора, кто недовольно, а кто и недоумевающе, рассматривали вечных недругов. Книги у зеленого факультета все как одна тихо урчали и даже не пытались напасть на хозяев.

— Как это у них получилось? — услышал я негодующий шепот Рона.

— Уизел, у тебя не хватило мозгов, чтобы справиться с каким-то жалким учебником? Оу, я смотрю, это ваша общая проблема? Это так печально, — Драко в притворном сожалении качал головой, состроив сочувственную гримасу.

Я заметил, как Гермиона смотрит на меня. Жалобно заломленные в страдальческой гримасе брови, закушенная губа и лихорадочно блестящие глаза девочки — весь облик так и дышал сожалением и чувством вины. Интересно, Грейнджер осознает, что в таком состоянии ею можно легко манипулировать?

Я отвернулся. Честно говоря, сил моих больше не было. Грейнджер показала себя не с лучшей стороны. Да, она привлекательна для меня, перспективна, входит в круг общения Поттера, и я заработаю плюсики у директора, если сближусь с ними. Но… Всегда это «но»: ее твердолобость, неумение просчитывать последствия и выстраивать отношения с людьми, раздражающая бесцеремонность и отсутствие такта в желании поучать всех вокруг, нетерпимость к чужой точке зрения и самоутверждение за счет других — все ее минусы перекрывали возможные плюсы.

Да и Северус бросал на нее крайне настораживающие взгляды, после того, как я её пригласил. Черт его знает, что у него в голове творится. Заучка его раздражает. Так что очень удачно сложилась та ситуация. Профессор Дамблдор наверняка быстро узнал о моем приглашении в Хогсмид, на это и был расчет. Он увидел, что я заинтересован в общении с его любимыми гриффиндорцами, а что поссорились, ну, так она сама виновата.

Хотя, конечно, каюсь, я сорвался. Чертовы гормоны, Бербидж, мои чувства к Северусу и особенно дементоры — это не поддавалось никакому контролю. Я даже уединиться не мог! В этой чертовой школе невозможно было найти тихий уголок, а если я убегал в Выручай-комнату, меня потом отчитывали за то, что посмел пропасть из виду. И учеба, бесконечные задачи, подготовка к экзаменам в средней школе… Это было невыносимо. У меня просто не было сил.

В той, прошлой жизни я переживал этот возраст гораздо легче. Черт возьми, даже летом было по-другому! Я мог в любой момент покинуть Паучий тупик, выбраться в город, пробежаться по магазинам, как-то выпустить пар. Я контролировал себя. Здесь же у меня не было такой возможности. С дементорами вокруг границ замок превратился в гигантскую тюрьму, здесь даже выгуливали по расписанию. Это угнетало.

Грейнджер стала последней каплей. Я планировал её просто отчитать менторским тоном, но меня занесло. Как же она меня выбесила! Она, имея на руках всю возможную информацию, не смогла провести элементарный анализ и запросто могла меня угробить, абсолютно этого не осознавая. С такими друзьями — врагов не надо. Портреты наверняка донесли директору о том, что мы рассорились — видели, как она шла, зареванная. Впрочем, если Грейнджер сделает верные выводы, а она наверняка их сделает, то наши, так сказать, отношения можно реанимировать и развивать. Может быть, мне поступить, как советовал Пушкин когда-то? Он-то был экспертом. В конце концов, чем меньше женщину мы любим — тем больше нравимся мы ей. По себе знаю.

Занятый своими размышлениями, я не заметил, когда Хагрид привел на поляну гиппогрифов. Величественные звери. При взгляде на них у меня возник когнитивный диссонанс. Мои знания о физике, генетике и биологии никак не хотели сходиться с тем, что я видел. Как такое животное вообще может существовать?! Это Магия… Другого объяснения у меня не было. Да даже фестралы не вызывали такого ступора. Я их видел и воспринимал как некое промежуточное звено между ящерицей и млекопитающим. А тут туловище, задние ноги и хвост коня, передние лапы, крылья и голова — орлиные; сильный стального цвета клюв и огромные блестящие, как апельсины, глаза.[3] Жесть. Даже представить боюсь, как они появились на свет.

— О, хорошо… Эта, я вижу, часть из вас справилась с книгой. Гриффиндорцы, кто-то из вас может открыть? Нет? Ээээ… погладьте книгу по корешку, — Хагрид неуверенно смотрел на третьекурсников, которые не спешили выполнять его указание.

— Ты уверен, Хагрид? — уточнил Рон.

— Профессор Хагрид, Рон! — ткнула Гермиона его в бок.

— Конечно, нужно просто приласкать ее. Зверье любит ласку, — ответил Хагрид таким тоном, как будто это была самая естественная вещь на земле.

Гриффиндорцы все же последовали совету, но выглядели недовольными. Слизеринцы торжествовали.

Как и в каноне, Поттер ступил, и ему пришлось быть первым в общении с гиппогрифом. Почему он такой олень? Тратишь на него время, силы, объясняешь, а он все равно не догоняет.

Все же, ключевые события, видимо, неизбежны. Драко не полез выпендриваться и гиппогрифа не оскорблял, но сизый зверь все равно почему-то взбесился. Я стоял чуть в стороне от основной массы учеников, за спиной Малфоя, готовый в любой момент телекинезом выдернуть его из-под удара, но не успел.

Гиппогриф вдруг издал возмущенный клекот и встал на дыбы, широко распахивая крылья. В воздухе мелькнули огромные птичьи лапы. Драко шарахнулся назад, вскидывая руку. Я попытался выдернуть Малфоя из-под удара, к себе, но зверь мотнул лобастой башкой и второй лапой уверенно подцепил хрупкое тело на огромные когти, разрушая мой телекинетический захват. Я бросился к ним, продираясь сквозь вязкий воздух, и взмахом руки отвел удар острого клюва в сторону от головы Драко. Морда гиппогрифа махнула вниз. И прежде, чем зверь потерял равновесие и рухнул всем своим весом на Драко, подгребая под себя, я сдернул мальчишку с когтей.

В визг детей и рев гиппогрифа вплелся влажный звук и мучительный стон. Когти с жутким хрустом вышли из груди… Зацепились за ребра! Плевать, лишь бы не задели сердце… Широко распахнутые серебристые глаза, открытый в немом крике рот… Кровь широкой алой лентой плеснула изо рта и потекла на траву…

Драко рухнул на утоптанную землю. Я едва успел подставить руки, не давая ему разбить затылок. Кричали дети, выскакивая из загона, Хагрид цветасто ругался в попытках оттащить от нас взбесившуюся тварь и надеть на неё ошейник, пока остальные гиппогрифы настороженно вскинулись, принюхиваясь к запаху крови — это всё шло каким-то фоном, абсолютно неважным и оттого выцветшим. Мой мир был сосредоточен на развороченной груди подростка.

Когти вошли сверху вниз, сжались, а потом вышли из тела, не успев разогнуться. Они сломали ребра и порвали правое легкое вместе с проходящими через него сосудами в клочья. Кровь била толчками. Магия взметнулась вокруг Драко плотным коконом, родовые цацки рассыпались трухой, пытаясь спасти жизнь носителя, но лишь замедлили кровотечение.

Драко хрипел, задыхаясь и кашляя. Я сосредоточился на этом алом, пульсирующем — будто провалился туда, в судорожно бьющееся сердце. Поток магии Драко подхватил меня и пронес по телу, подсказывая и умоляя о спасении.

Я сжал кулак и остановил кровотечение. Драко, кашляя, попытался перевернуться на бок. Его руки дернулись к груди. В широко распахнутых глазах плескался шок.

— Не двигайся!

Окружающие звуки резко вернулись в реальность. Бас Хагрида, плач девчонок, крики и гомон студентов, клекот остальных гиппогрифов. Я схватил воздух ртом, чувствуя, как сопротивляется умирающее тело. Контроль посыпался сквозь пальцы, как струйка в песочных часах. Нужно было крикнуть ребятам, чтобы звали мадам Помфри, что один я не справлюсь, но не мог. Стоит отвлечься — и моя воля, удерживающая Драко здесь, на этом свете, просто рухнет.

Я почти не обратил внимания на то, что Хагрид как пушинку поднял Драко и вздернул за шкирку меня. Мы побежали. Я не смотрел на дорогу, беспокойные крики пролетали мимо.

— Волхов, ты не волнуйся, мне не больно, — неестественно спокойный голос Драко пробился сквозь кашель.

Кровь вяло сочилась из сосудов, алела на его разорванной рубашке. Сквозь порванную кожу и мышцы белели кости, плевральная оболочка прозрачными лоскутами обнимала скукожившееся розовое легкое. Я видел, как в глубине билось чудом не задетое сердце.

В голове начинала нарастать боль.

Держать его, держать до тех пор, пока не свалюсь без сознания. Он без меня загнется через пару минут.

В какой-то момент стало легче, и жизнь, которую я удерживал самыми кончиками пальцев, удалось перехватить в ладонь. Ребра с хрустом встали на место, а бесконтрольно бьющая во все стороны магия Драко успокоилась и наконец-то подчинилась мне. Я выдохнул и уверенно направил её в нужное русло.

Отключить сознание Драко, чтобы он не рехнулся от боли. Восстановить плевральную полость, расправить легкое и заново надуть маленькие пузырьки альвеол, затем срастить мышцы, вновь собрать сеточку сосудов в единое целое…

— Вадим, остановись! Хватит, я справлюсь!

Да… Да, жизни больше ничего не угрожает, главное я уже сделал.

Я позволил оттащить себя от пациента и рухнул на стул.

Реальность возвращалась какими-то толчками. Сначала я понял, что Драко лежит на кровати, а над ним склонилась мадам Помфри, выписывая палочкой замысловатые узоры. Под действием магии наполовину зажившая рана на груди закрывалась, оставляя шрамы. Затем до меня дошло, что мы в Больничном крыле. Рядом стоял перепуганный Хагрид, тараща свои глаза и сжимая в руках остатки окровавленной рубашки.

Драко спал. Белое лицо с синеватыми губами сливалось с подушкой. Моей воли хватило лишь на крупные и важные сосуды. Я отвлекался на бег, терял контроль. Если бы мадам Помфри не помогла, я бы не справился.

Наконец, колдомедик выдохнула, опуская руки.

— Он потерял много крови. Я пытался остановить, но не получалось, — мой голос был каркающим.

— Ему нельзя давать кроветворное зелье в ближайшие двенадцать часов, — покачала головой мадам Помфри. — Войдет в конфликт с чарами и заживляющим. Он справится, Вадим, он волшебник.

— Не справится, — покачал я головой. — Это был гиппогриф. Все его силы ушли на то, чтобы избавиться от магического следа от когтей.

— Так вот почему ты едва удержал его! — осенило Помфри, и она бросила испепеляющий взгляд на Хагрида. — Гиппогрифы?! Хагрид, если бы в классе не было истинного целителя, ученик умер бы прямо на месте!

Хагрид вздрогнул и съежился. Да, проблемы у него будут феерические.

Я перевел взгляд на Драко, в голове билась какая-то мысль.

— Ему нельзя кроветворное, но переливание крови может помочь! — осенило меня.

Мадам Помфри перестала отчитывать незадачливого профессора, и удивленно обернулась ко мне.

— Я знаю, магглы к этому прибегают, но у волшебников должна быть еще и магия совместима, — она с сомнением пожевала губами.

— Его родители, — я вскочил. — Позовите его родственников! Его мать, как минимум, её магия должна помочь! — я аж подпрыгивал от перевозбуждения.

Мадам Помфри кивнула и поспешила к камину.

— Профессор, вам тоже надо идти, успокоить учеников, — подсказал я Хагриду.

— А… это… он же выживет, да? — жалобно спросил полувеликан; из его глаз текли слезы и терялись в густой бороде.

Я кивнул.

Малфои ворвались в Больничное крыло вдвоем, с одинаково бледными, застывшими лицами. Я встал им навстречу. Какое-то время ушло на объяснения, необходимые тесты и подготовку оборудования, и на койку рядом с Драко лег Люциус. Нарцисса села рядом с сыном, сосредоточенно завязывая на его запястье узлы из сплетенной еще два года назад нитки, делясь магией.

— Это точно всё?! — беспокойно разглядывая бледное лицо сына, спросила Нарцисса. — С ним точно всё будет хорошо?

— Будет, мы сделали всё возможное, — кивнул я.

— Мистер Волхов, чем мы можем отплатить? Вы уже не в первый раз помогаете нашей семье.

Теплые руки Нарциссы сжимали мои, серые глаза смотрели с непередаваемой смесью облегчения и невыразимой благодарности.

Пальцы у нее были длинными, красивой формы. На левой руке красовался перстень с крупным голубым камнем. Мои белые манжеты и рукава мантии были алыми. Я опустил взгляд и понял, что до сих пор перепачкан в крови.

Если бы я чуть помедлил… Если бы мне не хватило силы и контроля, сосредоточенности… Если бы мадам Помфри не оказалось в Больничном крыле… Если бы я не предупредил Драко, он бы отделался сломанной рукой!

Я вцепился в женщину. Меня затрясло. К глазам подступили слезы.

— Ничего не нужно, — трясущимися губами выговорил я.

— Я настаиваю. Если бы не вы, мы бы потеряли нашего сына, — голос Нарциссы, полный горячей благодарности, терзал совесть.

— Если бы не я… Если бы не я… — я нервно захихикал. Внутри все дрожало. В голове проносились бесконечные «если бы», и по нервам била смесь из невыразимого облегчения и запоздалого страха.

— У вас истерика? Нужно успокоительное…

— Нет, нет. Уже все, я спокоен… спокоен. — я глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки. По лицу неконтролируемым потоком текли слезы. — Простите, мне… мне надо отдохнуть, мы можем поговорить позже? — не обращая ни на что внимание, не услышав ответ, я медленно пошел из больничного крыла. Очень хотелось содрать с себя всю одежду, заскорузлую от крови, и встать под душ, чтобы вода смыла с меня всю кровь и переживания этого безумного дня.

* * *

Северус сидел в своих покоях и потягивал коньяк, принесенный Малфоем. День был очень трудный. Мало того, что его студент едва не погиб, так еще и Люциус добавил головной боли сообщением о подаче иска на школу. Проклятый Хагрид! Чем руководствовался Дамблдор, когда брал этого недоучку и любителя монстров в преподаватели?! Его потолок — место лесника.

Прошедшее расследование с просмотром в Омуте памяти воспоминаний Волхова, Кребба и Гойла показало, что Драко чуть не погиб из-за преступной халатности Хагрида. В памяти учеников было четко видно, что животное взбесилось из-за жалящего заклятья, выпущенного Рональдом Уизли в Драко. Выяснилось, что Уизли целился в Драко, но зверь не вовремя повернулся, и заклятье попало в его круп. К мистеру Уизли было применено дисциплинарное наказание, но основная вина лежала на преподавателе. У того же Северуса почти на каждом уроке происходили взрывы из-за того, что студенты Слизерина и Гриффиндора подбрасывали друг другу в котлы лишние ингредиенты.

Да, на уроках случалось всякое. Но все профессора всегда могли предотвратить смертельно опасные случаи или нивелировать последствия. Ответственность за происходящее всегда лежала на преподавателе.

Альбус закрывал глаза на многие происшествия. И пока мадам Помфри с профессорами были в состоянии справляться с последствиями без вызова авроров или колдомедиков, дальше стен Хогвартса проступки учеников и их последствия не выходили. Исключением стала лишь мисс Уизли. Уизли… Видимо, это что-то семейное.

Северус вызвал эльфа и приказал принести ему поздний ужин. С этой свистопляской он так и не успел посетить Большой Зал. Да и Люциус отнял порядочно времени. А потом еще пришлось успокаивать Волхова. Уже второй раз за три года на его глазах умирали люди. Опять мальчишка будет не высыпаться из-за кошмаров.

После представления, устроенного Волховым в коридоре, Северус было подумал, что Грейнджер и есть любовь Вадима. Однако безобразная сцена после отработки и слова, сказанные невыносимой всезнайке, зародили справедливые сомнения. Не стал бы Волхов так разговаривать с любимым человеком, которого добился с трудом. Значит, мальчишка либо переключился на гриффиндорку в попытке забыться, либо вел какую-то свою игру. А может быть, все сразу… Что это? Попытки запутать своего опекуна? Угодить ему? Попытка легально подобраться к Поттеру, чтобы обосновать их дружбу? Впрочем, не важно. Хотя жаль, что это была не Грейнджер. В таком случае всё сильно упростилось бы. Гриффиндорцы отвратительно предсказуемы. Эту зубрилку легко просчитать, а значит, проконтролировать.

Вопрос о личности неизвестного избранника Волхова оставался открытым. Было мало информации. Стоило уделить этому больше внимания. Если Северус упустит из своих рук влияние и контроль над Волховым из-за такой неуместной и откровенно вредной вещи как влюбленность, это будет катастрофа. Жаль, мальчишка очень тонко чувствовал легилименцию, да и эти амулеты… Любопытно было бы узнать какие секреты хранила его голова. Да-а, мистер Снейп, это вам не Поттер с распахнутым настежь сознанием.

Эмоциональная вспышка после признания Волхова выбила из колеи. В какой-то момент Северус потерял самоконтроль, это было недопустимо. Его неприятно поразил тот факт, что мальчишка влюбился в кого-то постороннего, а особенно его неприятно поразила собственная реакция на этот факт.

Что это было? Чувство собственности? Или опаска, что так нужный ему маг попадет под чужое влияние? Или что восторг пропадет из этих обожающих глаз?…

Северус осознал, что слишком сильно привязался к этому мелкому слизеринцу. Это пугало. Как показал печальный опыт, эмоции в его жизни ни к чему хорошему не привели. Решения, принятые под их влиянием, стоили ему свободы, дружбы и любви. Вот уже много лет Северус пожинал плоды этих решений. Даже если к чувству заботы и ответственности за жизнь и судьбу Вадима и примешивалось что-то… неучтенное, это было абсолютно неуместно. Хотя, он мог бы этим воспользоваться и привязать мальчишку крепче, исключить постороннее влияние полностью… «Мистер Снейп, да вы, никак, интересуетесь детьми?» — саркастично подумал зельевар и глотнул из бокала.

Приемлемый выход Северус видел только один — нужно загрузить студента так, чтобы на посторонние мысли и эмоции у того не хватало сил и времени. Отработки, переводы, подготовка к экзаменам, эксперименты с синдромом Грин — все это будет отвлекать его. А вопрос о личности обоже[4] слизеринца оставить на потом. Рано или поздно все вскроется, тогда Северус и будет принимать решение. В конечном счете, все будет зависеть от конкретного человека, его слабостей и уязвимых мест.

Северус грел в ладонях снифтер, наслаждался пряным ароматом дорогого коньяка и бездумно следил за игрой пламени в пузатом стекле. В голове после принятого решения стало пусто.

Снейп отставил бокал и достал из ящика стола ежедневник с записями. Он лениво пролистнул до страницы, где скрупулезно было записано предсказание Вадима и схема расследования по ключевым словам. У него была своя система шифровки, засунь посторонний человек в его записи нос, то ничего не понял бы.

Чумная крыса… Волхов повторил это несколько раз. Этот человек прячется, боится. Обманывает вторым обличьем — анимаг, однозначно. Происходящее вокруг, по словам Волхова, происходит из-за него, этой крысы. Он — ключ ко всем событиям, начиная с побега Блэка. Страх и ужас — однозначно дементоры. А еще один друг с темной стороной, которую нужно сдерживать, может быть только Люпин, других кандидатов нет. Значит, предатель близок и Блэку, и Люпину. Но кто? Если бы Петтигрю не был мертв, он идеально вписался бы в схему.

Северус помнил подхалимство и трусливую сущность жалкого ничтожества. За что только и попал на Гриффиндор? В его лице и впрямь было что-то крысиное. Но Питер был мертв. А если нет? Тела не нашли, лишь мизинец. Но спасая себя, чего только не сделаешь. Легко пожертвовать пальцем, защищая свою жизнь.

Снейп поставил в ежедневнике напротив имени Питера Петтигрю четкий вопросительный знак. Нужно было выяснить обстоятельства его гибели подробнее. Жаль, у него не было доступа к протоколам и фотографиям с места преступления. Впрочем, дотошные журналисты наверняка зафиксировали развороченную улицу до последнего камушка. Если он каким-то чудом выжил, то это вполне объясняет причину побега Блэка. Побег… Почему сейчас? Почему в Хогвартс? Что послужило толчком к выходу из этой бесконечной апатии, которую нагоняет Азкабан? Ответов у Северуса тоже не было. Не пойдешь ведь к министру магии с вопросом: «А о чем вы разговаривали с Блэком?»

Вопросы, бесконечные вопросы. Возможно, стоит поговорить с Люпином. Может быть, он что-то расскажет. Возможно, в их круге общения был еще кто-то, о ком Северус не знал. Этот кто-то внутри замка, Волхов уточнил этот момент. Кто-то свой… Преподаватель?… Но почти все они много лет работают в Хогвартсе, директор не потерпел бы… Бред, любого можно шантажировать: близкие люди, маленькие и не очень грешки — слабости есть у всех.

* * *

Астрономическая башня была постоянным местом встреч для Гарри и Вадима. Гарри пробирался туда под мантией-невидимкой, а Вадим каким-то невероятным образом всегда появлялся в нужный момент, используя способность проецировать свое сознание в реальный мир во время сна. Гарри завидовал этому. Лежи себе, высыпайся и одновременно исследуй замок. Никаких нарушений и отработок. Эта астральная проекция полностью исключала шанс попасться.

Вадим уже ждал его, опираясь на перила и подставив лицо под свет убывающего месяца. В проекции он выглядел по-другому, взрослее, с виду лет двадцати, с почему-то длинными прямыми волосами, заплетенными в косу. В самых обычных джинсах и футболке. Почему-то босиком. От картинки босых ног на ледяных камнях Хогвартса Гарри пробивала дрожь.

— Знаешь, что больше всего меня бесит в твоих друзьях? — Вадим по обыкновению не здоровался, будто продолжал прерванный разговор.

Он развернулся и, прищурившись, уставился на Гарри, абсолютно не обращая внимания на его невидимость.

— И что же? — набычившись, спросил Поттер.

— Как думаешь, — зашел издалека Вадим. — Кого называют Предателями крови?

Гарри неуверенно пожал плечами и предположил.

— Магглолюбцев?

— Ага, как же. Предатели Крови — маги, поправшие законы кровного родства и Магии. И я говорю не об инцесте, а об убийстве. Например, убийство своего сына или отца, брата и прочих прямых родственников.

Поттер шокированно смотрел на Волхова. Волхов, наклонив голову набок, следил за его реакцией.

— А как же… магглолюбцы?

Волхов фыркнул.

— Это Уизли тебе такое сказали? Что их называют Предателями Крови из-за любви к простецам? Сюрприз-сюрприз! Да ты сам подумай, какие из них любители магглов? Драко мне рассказывал, как Уизли познакомились с родителями Грейнджер. Какой нормальный маг будет тыкать пальцем и вопрошать: «А вы настоящие магглы?» — передразнил Вадим. — И это, на секундочку, начальник отдела по борьбе с незаконным использованием изобретений магглов. Вот же бред! Он, по идее, каждый день имеет дело с обычным миром. По мне — так это было изощренное издевательство со стороны мистера Уизли.

— Но у них же столько маггловских вещей: и машина, и …

— Это говорит лишь о том, что Артур Уизли сам нарушает закон, используя маггловские вещи. Но я, правда, этот закон не читал, так что не знаю насколько сильно он его нарушает. Или не нарушает, не совсем же он дебил?

— А как же близнецы? И Рон? Они постоянно ходят в маггловскую деревню. Они даже с кем-то там дружат.

— Ты меня хочешь убедить… в чем? В том, что они не чураются изобретений магглов? Или в том, что они — Предатели Крови — общаются с магглами и защищают магглорожденных? Оба эти факта не вызывают сомнений и не исключают друг друга. Ну-ка, вспомни, при знакомстве Рон упоминал про дядю-сквиба, которого он никогда даже и не видел. Ты уверен, что то, что говорят тебе взрослые — истина в последней инстанции? Что всё так и есть на самом деле? Никто не будет говорить о себе плохо, Гарри, — почти сочувственно сказал Вадим. — А еще, я слышал из кое-каких источников, что у них есть упырь на чердаке. Прямо в доме. Нехило, да? Ты представляешь себе, что такое упырь? И откуда они берутся?

Поттер подавленно молчал.

— Ты сказал: друзья? А чем тебе не угодила Гермиона? — с вызовом спросил он.

— Она могла бы угробить меня, будь я чуть менее осторожен.

— Что?!

— Да, вот так. Она предложила мне воспользоваться хроноворотом. С синдромом Грин это, скорее всего, закончилось бы фатально… или не закончилось бы никогда, — Вадим невесело улыбнулся.

— Хроноворот? О чем ты? — Гарри совершенно не понимал, о чем идет речь.

— О! Она тебе даже не сказала? Зато мигом выложила все слизеринцу, чтобы сходить с ним на свидание, — насмешливо хмыкнул Вадим. — Хотя я и сам давно догадался. Скажу по секрету — почти весь поток в курсе. А лучшим друзьям — ни слова!

— Подожди, это ты всем рассказал?

— Ой, как сложно догадаться, — закатил глаза Вадим, — Это секрет Полишинеля. Нотт ходит на прорицания, я хожу на маггловедение. И там, и там мы дружно видим Грейнджер, а потом так же дружно жалуемся на то, какая она выскочка. Очень сложно догадаться, — саркастично протянул Волхов.

Гарри выглядел потерянным, он ведь видел расписание Гермионы. И Рон видел. Хорошо, пусть Гарри не знал, что такое возможно, но Рон-то наверняка слышал про хроноворот. В животе возникло неприятное тянущее чувство.

— Мне нужно подумать… — рассеянно сказал Поттер.

— Это вообще нужно делать почаще, глядишь, тебе даже понравится, — в насмешливой улыбке Вадима так и чудилось: «Поттер, ты — олень!».

— Ну, думай, а я пошел, — с этими словами Волхов легко вскочил на ограждение Башни, повернулся к Гарри, подмигнул ему… и с раскинутыми руками упал в пустоту. Поттер испуганно подбежал к ограждению, перегнулся через перила и успел увидеть, как Вадим растаял в полете.

Безумец! А он, Поттер, и впрямь олень. Астральная проекция, как он мог забыть?

Глава 28. Други и недруги

Жизнь Гермионы в последние дни была безрадостна. Случай с Вадимом не шел из головы, ей хотелось извиниться, но слизеринец упорно не шел на контакт. А она так желала искупить вину, чтобы не жгло, не мучило противное чувство собственной ошибки.

Гермиона следила за ним на уроках, в Большом Зале, порой даже тенью следовала за парнем в коридорах. Она выпросила у Гарри карту Мародеров и сейчас задумчиво рассматривала гостиную Слизерина, сверля взглядом имя Волхова. «Я превращаюсь в сталкера», — подумала Гермиона с грустью. Надо сказать, что время приближалось к рассвету, и она не понимала, почему Волхов все еще не спит. Или, может быть, он уснул в своей гостиной? Точка оставалась неподвижной уже долгое время.

Кажется, Гермиона успела немного задремать, потому что, вскинувшись и посмотрев на карту, поняла, что Волхов исчез из общежития Слизерина. Развернув карту полностью, она начала судорожно искать Вадима и увидела, что он почти вышел из замка. Подхватившись, не раздумывая, девушка побежала следом.

Лучшего времени для извинений было не найти.

Волхова она догнала только на опушке Запретного леса. Он уже почти исчез между деревьями. От озера поднимался туман, скрывая его фигуру.

— Вадим, постой! Подожди меня! — Гермиона нагнала его, схватила за локоть, заглянула в лицо и изумленно выдохнула, — Вадим?..

Парень был бос, почти раздет — кроме майки и пижамных штанов на нем ничего больше не было — а глаза были полуоткрыты. Он не отвечал и смотрел сквозь Гермиону остекленевшим взглядом.

По спине девушки побежали мурашки. До нее доходили слухи, но она не думала, что Волхов так сильно страдает сомнамбулизмом. Ей стало не по себе. Она не знала, что ей делать. Единственное, в чем она была уверена, что его нельзя будить и что лунатики не ходят по мокрому. Но, кажется, с Волховым всё было не так — он вымок почти полностью.

— Вадим, — еще раз осторожно позвала она.

Парень чуть довернул голову в ее сторону и вытянул руку параллельно земле. И тут редкий туман стал быстро рассеиваться, собираясь в крупные капли. Вода поднималась от земли и замирала в воздухе. Все пространство над поляной было в слабо мерцающих каплях, только около застывшей пары образовался чистый пятачок. В этот момент лучи солнца осветили полянку, и, точно хрустальные, капли взорвались радужными бликами. Это было столь невероятно и прекрасно, что Гермиона забыла, как дышать.

Солнце медленно взбиралось на небосклон. Капли неспешно поднимались все выше и выше. Гермиона стояла, задрав голову, и пропустила момент, когда Вадим проснулся.

— А… Что?.. — голос Волхова был хриплым ото сна. Парень выглядел изумленным и вертел головой, пытаясь понять, где он. — Грейнджер, ты-то тут откуда? Кстати, где я?

— Мы в Запретном лесу, рядом с озером, — глаза у Гермионы сияли; она стояла, вцепившись в его руки. — Я хотела извиниться, ты простишь меня?

— Допустим, прощу, как надумаешь извиняться, — Волхов переступил с ноги на ногу, и Гермиона очнулась.

— Ой, тебе же холодно.

— Да уж не жарко, — буркнул Вадим. — Я жду, приступай.

Гермиона вытащила волшебную палочку, высушила свои промокшие до колен джинсы, трансфигурировала пару листьев в удобные тапочки и кинула на Волхова согревающее и высушивающее заклинания. Вадим вздрогнул, от него пошел пар. Он уже открыл рот, но девушка осознала свою ошибку и поспешно отменила последние чары.

— Я не об этом, но тоже сойдет, — Вадим задумчиво залез в тапочки. — Ну, я жду.

— Извини меня, я и правда не подумала. И спасибо за розу, — голос гриффиндорки был тихим и неуверенным.

Вадим пристально смотрел на нее. Молча. Гермиона уже начала нервничать, когда он глубоко вздохнул и сказал:

— Окей, я тебя прощаю. Мир, дружба, жвачка. Пошли в замок. Кстати, что ты делаешь в эту субботу?

Гермиона просияла.

* * *

Очередная встреча состоялась в заброшенном классе и началась с неловкого молчания. Поттер сам затащил сюда Вадима, но не знал с чего начать. Прошлый разговор заставил его о многом задуматься. И вопросы, которые пришлось себе задать, были не из приятных.

— Ты подумал? — голос Вадима звучал ровно.

— Да… Скажи, почему Гермиона так себя повела?

— Так — это как? — взгляд Волхова лениво скользил по фигуре Поттера. Гарри обнимал себя руками в попытке… согреться, защититься?

— Почему она ничего не рассказала нам с Роном?

— Не посчитала нужным? Или ей запретили? Но я согласен, уж намекнуть-то можно было, — Вадим хмыкнул. — Меня больше беспокоит Уизли номер шесть. Ты же знаешь про дисциплинарное взыскание, так? — Гарри кивнул. — А знаешь, за что его влепили?

Тот отрицательно помотал головой, предчувствуя, что ему не понравятся новости.

— Случай на уроке Хагрида произошел отчасти из-за шутки Рона. При разбирательствах использовали Омут Памяти, — Вадим поймал недоуменный взгляд и повел рукой, объясняя. — Ну, это каменная волшебная чаша, в которую можно помещать воспоминания. При просмотре воспоминаний таким образом можно увидеть более полную картину произошедшего, посмотреть на все с разных ракурсов. Так вот, Рон запустил жалящее в Малфоя, а оно возьми и попади в животное. Естественно, оно взбесилось, — Вадим передернул плечами от воспоминаний. — Драко чуть не умер. Мы с мадам Помфри едва успели.

Гарри подавленно молчал. Малфоя он не любил, но не до такой степени, чтобы желать ему смерти. Его распаханная грудь и белое лицо с остекленевшими глазами являлись в кошмарах не только Поттеру, но и всему курсу.

— Ты подумай еще вот о чем. В прошлом году Джинни, в этом Рон, оба — Уизли. Ничего не настораживает?

— Рон наверняка не хотел убивать Малфоя!

— Тем не менее, его выходка едва не стоила Драко жизни. Как ты думаешь, Малфоям легче было узнать, что их сын пострадал из-за идиота? Что сказала бы твоя мать, узнав, что ты дружишь с парнем, который может тебя нечаянно угробить, даже не желая этого?

«Мама наверняка не сказала бы ничего хорошего», — подумал Гарри, вспомнив рассказы о ней. Помолчав, Вадим продолжил:

— Ты не можешь не понимать, что Рон тебе завидует. Только поэтому он находится рядом с тобой, поэтому и ввязывается во всякие неприятности, ему слава старших братьев покоя не дает, — он невесело улыбнулся. — Я не отрицаю, что он может быть хорошим другом, но на завистников нельзя полагаться. Они ненадежны. Подумай хорошенько, нужны ли тебе такие друзья? Его поступок запустил цепную реакцию. Хагриду грозит судебное разбирательство и Азкабан, гиппогрифа скорее всего казнят… или что тут делают с волшебными существами? Может, на ингредиенты пустят.

— Но они же не виноваты! — Гарри вскочил на ноги, в ужасе уставившись на Вадима.

— Ты такой наивный, Поттер. Хагрид виноват, он — преподаватель, он отвечал за происходящее на уроке и не уследил за детьми. А насчет Клювокрыла… Ну, в обычном мире же отлавливают бездомных собак, а бешеных усыпляют. Здесь тем более никто с ним церемониться не будет.

Снова воцарилась тишина. Возражений у Гарри не находилось. Вадим потянул себя за галстук, ослабляя узел, сел на парту и продолжил:

— Дамблдор тоже поступил не очень… предусмотрительно. Я не знаю, о чем думал старик, нанимая Хагрида. У него же всё образование — три класса школы. Да еще такая любовь к монстрам. Ума палата! — Вадим скривился.

— И что, ничего нельзя сделать? — убито спросил Поттер.

— Нет, ничего, — Вадим равнодушно рассматривал Гарри. — Рону и так уже повезло, что Малфои прониклись его раскаянием и потребовали от мистера Уизли лишь год службы. А ведь они могли потребовать исключения Рона.

— Но ты же… У тебя есть влияние, ты на короткой ноге с Малфоями, ты можешь договориться? Помоги Хагриду! — в глазах подростка светилась надежда и отчаяние.

— Наглость — второе счастье, — Волхов глядел с веселым изумлением. — Я подумаю, но не мечтай, что я буду напрягаться за простое спасибо. Ладно, если бы это был ты. Ты — мой друг, я за тебя переживаю. Хагрид же мне никто. Честно говоря, я считаю, что ему не место в преподавательском составе школы. Ты не переживай. Он же не на всю жизнь сядет, максимум, года на два.

— Но Хагрид — мой друг, — пылко воскликнул Гарри. — А ты сам меня учил, что друзьям надо помогать. Я готов на что угодно, чтобы помочь Хагриду!

— Замолчи! — Вадим разозлился. — Не произноси таких слов. Ты же в мире магии. А Хагрид только привел тебя на Косую аллею. О да! Открыл тебе дверь в волшебный мир, — сарказм в словах Волхова резанул по слуху Гарри. Слизеринец был сильно раздражен. — А еще постоянно твердит о том, как ты на своих родителей похож, но ты — не твои родители. Что ж ты такой олень, Поттер?! Тебя же достаточно приласкать, и ты пойдешь как бычок на веревочке туда, куда потянут. Включай уже мозги, а то тебя будут использовать все, кому не лень.

— И ты? — Гарри смотрел широко распахнутыми глазами, обнимая себя за плечи.

— И я тоже! Но я-то тебе, по крайней мере, об этом скажу. Хоть я слизеринец, а мы все темные маги, — Волхов резко отвернулся, скрестив рук на груди.

Воцарилось молчание, и никто из подростков не спешил его нарушить. Наконец, Вадим сухо сказал:

— Я постараюсь тебе помочь с Хагридом, только, ради всех богов, не лезь никуда сам и друзей своих придержи. Взамен будешь должен. Я тоже однажды попрошу тебя за человека и, не дай боги, Поттер, ты об этом забудешь или попытаешься нарушить слово!

Гарри хотел возразить, сказать, что запомнит, но Волхов уже подхватил свою сумку и вышел из класса.

* * *

Солнце ярко горело в зените. Небо было безоблачно чистым. Зеленые ветви яблонь качались на ветру, а я качнулся в гамаке. Яблоки были наливными, золотистыми. Поставь напротив солнца — разглядишь в глубине темную сердцевину. Золотой налив — капризный сорт, сложный в уходе, но такой вкусный…

Том навис надо мной, недоверчиво щурясь.

— Тебя тут не было! — заявил он, ткнув в меня пальцем. — Ты просто вывалился из веток. Так порталы не работают!

— Так работают яблони, — ответил я.

Том фыркнул и сложил руки на груди. Он не оставлял попыток объяснить местную магию. Хотя дом исследовать уже не пытался, разочек заблудившись в бесконечных комнатах. Бабушка долго хохотала, а он краснел, рассказывая мне эту историю.

Том уже не выглядел как узник концлагеря. За это время он набрал вес, щеки округлились, и сон — вечный спутник его болезни — наконец-то разжал свои пальцы. Он даже немного загорел. Вот вам и аристократическая бледность. Слизеринские подземелья и голодный паек, на котором он жил в дневнике, явно проигрывали бабулиной стряпне и жизни в деревне.

— Гляди, чего покажу! — я с хитрой улыбкой достал из кармана гребень с ярким камнем по центру. — Это тебе. Дарю.

Том округлил глаза, принимая подарок. Гребень был металлическим, выполненным в форме полумесяца. На первый взгляд его можно было принять за серебряный. Вот только серебро не давало голубоватый отлив. В цветке на основании блестел крупный камень. Золотистый цитрин, казалось, никак не мог сочетаться с подобной оправой, и тем не менее он идеально довершил украшение. В солнечных лучах в глубине камня неожиданно появился бордовый отблеск.

— Он же женский, — пробормотал Том, любуясь гребнем.

— Не хочешь — отдавай обратно, — легко согласился я, протягивая руку.

— Погоди, ты мне его ведь насовсем подарил? — Том не спешил расставаться с подарком.

— Насовсем. Больно ты лохматый.

Том тряхнул спутанной шевелюрой. Его волосы отросли и чуть-чуть не доставали плеч.

— Тогда не верну.

Конечно, кто бы сомневался! Чтобы сирота расстался с подарком?

Я следил за тем, как Том вертел в руках гребень, и ел яблоко. Я не всегда понимал, что вижу, и как оно выглядит в реальности. Иногда символизм прослеживался очень четко. Например, я точно знал, что нити и смех стали гребнем. Об этом несложно было догадаться, взглянув на его форму. Но порой я поражался невероятным трансформациям. Стоило только вспомнить пень и колоду, которые играли роль скамейки у колодца. Хотя… Я готов поверить, что Уизли — то еще дерево.

Том провел гребнем по волосам и покачнулся. На его лице было написано изумление.

— Что это? — чтобы не упасть, он схватился за ствол яблони. — Что со мной?

Я подскочил и чуть не навернулся с гамака, бросаясь к Тому. Он медленно сползал по стволу на пряную землю.

— Тихо-тихо… Ты чего?

Том ошалело мотал головой, косился на гребень, однако ни злости, ни страха не показывал.

— Мне вдруг стало так… хорошо! — выдохнул он. — Как будто… как будто…

— Боженька в душу почеломкал?

Мы подпрыгнули. Бабуля подкралась незаметно. В руках у неё был пучок мяты. Толстая темная коса была перекинута на плечо. Лицо украшала улыбка. Том смотрел на неё в потрясении.

— Да, — выдохнул он.

Бабуля понимающе покивала и бросила на меня укоризненный взгляд.

— Что ж ты так неосторожно-то? Он же пока не готов. Такими гребнями нужно расчесываться после баньки. Том, вот когда попаришься, водой ледяной обольешься, чаю с травками попьешь — тогда можно и причесаться!

— А когда пойдем? — Том жадно облизнул губы и заинтересованно ждал ответа, поглядывая в сторону бани. До сегодняшнего дня ему ходу туда не было — он мылся в душевой кабине или купался в ручье, что тек буквально в трех шагах от дома, в лесу.

— Пожалуй, можно и сегодня, — бабуля оценивающе смотрела на него.

Да, я убрал сорняки, щедро удобрил и увлажнил почву. Но бабуля была права, перед посевом нужно землю перекопать, разрыхляя её, выворачивая и обрубая вредные корни.

Я решительно кивнул.

— Он готов, бабуль.

Мы натаскали воды, растопили печку. Бабуля вымыла полки и пол каким-то травяным отваром, отчего баня наполнилась терпким душистым ароматом. В узкий предбанник, большую часть которого занимал старенький диван, притащили столик и заварили травяной чай. На печку в бане поставили чайник и запарили веники. Том активно помогал, и, глядя, как он наравне со мной таскает ведра и дрова, я убеждался — выдержит.

Когда день начал клониться к закату, баня была готова. Том нервничал — его напугали дубовые веники, которыми я собирался его парить.

Раздевшись и нахлобучив на головы шапки, мы открыли заветную дверь. Я первым залез на полки, Том, немного стесняясь своего обнаженного тела, вытянулся рядом. Тепло было ему привычно, он расслабился, вспотел и прикрыл глаза, наслаждаясь ровным сухим жаром. Он уже был вполне оформившимся парнем — стройным, с крепкими округлыми ягодицами, широкими плечами, красивой узкой спиной и тонкой талией. Красавчик!

Когда он окончательно разомлел и открылся, я слез с полки, зачерпнул в ковш холодной воды и поставил перед его лицом. Том приоткрыл глаза и удивленно уставился на ковш.

— Если будет очень жарко, оботри лицо, — улыбнулся я ему, — только не пей, — и, залихватски крутнув веником, подал первую порцию пара.

Том, затаив дыхание и повернув голову, следил за тем, как я разгоняю над ним жар. Темный глаз настороженно сверкал, плечи у него напряглись, предчувствуя боль, но он покорно продолжал лежать на полке.

— Расслабься, Том, — улыбнулся я и принялся парить ему ноги, постепенно поднимаясь к спине.

— О-о-о!..

Том удивленно застонал, вытянулся и обмяк под ласковыми листьями, покорно следуя приказам подставить тот или иной бок и окончательно отбросив стеснение. Разогрев его, как следует, я позволил ему обтереть раскрасневшееся лицо холодной водой и потащил в предбанник — остывать. Мы потягивали из чашки чай с лимоном, травили анекдоты про учителей и дружно хохотали.

Второй заход дался ему тяжело. Я больше не щадил и безжалостно загонял жар в нутро, до самых костей. Том стонал, порывался вырваться, дышал загнанной лошадью, но встать с полки у него не было ни сил, ни возможности. Он вылил на себя всю воду из ковша, в тщетной попытке спастись от пара, и порывался напиться, но я ему не давал.

— Хватит, я больше не могу!

— Терпи.

Когда из темных глаз хлынули слезы, я опустил веник, сдернул с его головы шапку и схватил тазик с холодной водой. Оказавшись под потоком, Том заорал.

Когда мы, чистые, свежие и уставшие, зашли в дом, нас чуть не сбили с ног предки. Суетясь и матерясь, троица рванула к бане, чуть не позабыв полотенца. Бабуля с улыбкой позвала нас за стол и напоила квасом.

— Теперь я понимаю, почему вы так любите париться, — вздыхал Том, растянувшись на диване и положив голову мне на колени. — Я никогда не чувствовал себя таким чистым. Таким… Как будто заново родился.

Я осторожно перебирал влажные темные пряди, расчесывал их подаренным гребнем, а Том буквально светился от счастья, прикрыв глаза.

Улыбка у него с каждой минутой становилась всё красивее.

Интерлюдия вторая

Северус Снейп сварил много зелий, а еще больше — усовершенствовал или вообще изобрел. Зельеварение и алхимия ему нравились почти так же, как Темные искусства. Одним из улучшенных им зелий было антиликантропное. Но он никогда не думал, что ему придется варить его для своего старого школьного недруга. Он никогда не думал, что Дамблдор свихнется настолько, что снова притащит оборотня уже в качестве преподавателя. А Люпин, между прочим, однажды чуть его не загрыз и, судя по предсказанию Вадима, все еще может!

Дымящийся бокал со стуком опустился на стол. Снейп, скрестив руки, мрачно смотрел на профессора ЗоТИ.

— Благодарю вас, Северус, — бесконечно вежливо сказал Люпин, отрываясь от проверки работ.

— Пейте сейчас, Люпин.

Римус под пристальным и тяжелым взглядом зельевара мерными неспешными глотками осушил бокал и поморщился. Снейп хмыкнул. Люпин улыбнулся. Улыбка у него ничуть не изменилась — была всё такой же виноватой и мягкой.

— Кто бы мог подумать, что всё так обернется, Люпин? — Снейп устремил взгляд на витраж над головой оборотня. — Столько мы потратили друг на друга сил и нервов, столько терроризировали… А в результате мы сидим друг напротив друга, два старых школьных недруга, объединенные общим врагом, который — вот уж диво! — оказался нашим общим знакомым.

— Не понимаю, к чему ты ведешь, Снейп, — нахмурился Люпин.

— Я еще тогда говорил, что твои дружки плохо кончат. И это при всем при том, что прорицания я не посещал!

— Помнится, они тоже много чего про тебя говорили, — лоб Люпина разгладился, и он улыбнулся в ответ. — И тоже оказались правы.

— Хочешь, открою тебе тайну? — Снейп подался вперед; черные глаза впились в собеседника и сверкнули опасно, хищно. — Знаешь, почему я пошел в Пожиратели? Нет, не из-за моего врожденного сволочизма. Просто вы меня так достали своими беспочвенными обвинениями, что в один прекрасный момент я подумал: «Наверное, так оно и есть. Со стороны виднее, какой я. А если все ошибаются, то хотя бы мне не будет так обидно». И пошел. Увлекся. Порой даже наслаждался. Но высшая справедливость все же есть, правда, Люпин? Я получил своё, а они своё. Жизнь расставила всё по своим местам.

Янтарные глаза оборотня расширились.

— Поттер и Петтигрю мертвы. Блэк — уголовник и изгой. Ты — жалкий недоволк, потерявший свою стаю, а я — мастер зелий, признанный ученый и профессор в Хогвартсе, — припечатал Снейп.

Зельевар сел, расслабленно откинулся на спинку кресла, положив руки на подлокотники, и усмехнулся. Не язвительно, а мягко и совсем беззлобно.

В руках Люпина сломалось перо.

— Ты… Не смей обвинять в этом нас! Никто не тащил тебя за руку к Пожирателям! Ты сам всё решил! Сам!

— Ты прав, никто из вас не тащил меня силком… Но я пришел сюда не для того, чтобы вспоминать старые обиды.

— Тогда для чего? Для чего было говорить все это?

— Общие тайны сближают, тебе ли не знать.

— Ты хочешь выяснить мою? Помилуй, Северус, обо мне ты и так все знаешь.

Снейп в задумчивости провел пальцем по губам.

— Пожалуй, да. Это так. Однако, не знаю, чем руководствовался Блэк, когда ломился в башню Гриффиндора во время пира. Он не мог не знать, что там никого не было.

— Я не знаю. Снейп, ты должен понимать, что мы с Блэком не виделись и не общались много лет. После Азкабана я даже представить не могу как он думает, какими путями бродят его мысли.

— И все же, предположим, что Блэк каким-то чудом сохранил остатки разума. Я допускаю, что это возможно. К тому же, я имел удовольствие пообщаться с нашим министром, — Снейп саркастично усмехнулся, вспоминая встречу в Хогсмиде; мадам Розмерта была столь любезна, что подала свое лучшее вино. — И могу тебя уверить, что Фадж был впечатлен разумностью Блэка.

— Тогда я не знаю, — устало вздохнул Люпин.

— Но какие-то предположения у тебя есть?

— Никаких.

— Люпин, — вкрадчивый голос зельевара ввинчивался в уши оборотня, проникая в мозг. — Ты же не думаешь, что сможешь остаться в стороне от всей этой истории? Или что ты здесь оказался по счастливой случайности именно в этом году?

Люпин замер, затравленно глядя на Снейпа.

— Я все прекрасно понимаю, — оборотень опустил взгляд. — Я предоставил директору всю информацию, которой владел. Тайные ходы, привычки…

Если бы Снейп пристально не отслеживал движения оборотня, он бы мог пропустить этот неосознанный жест. Люпин потер запястье. Вот оно. Снейп подобрался как хищник, чувствующий след добычи.

— Может быть, ты все-таки о чем-то умолчал? — сохраняя все тот же тон, уточнил он.

— Что ты имеешь в виду? — секундная заминка Люпина сказала ему больше, чем слова.

— Признайся, Римус, ты подозреваешь, что в деле с Блэком что-то нечисто. Что, возможно — только возможно — он не виновен? Возможно, он не предавал Поттера? Да, может быть, тот взрыв устроил и он. Это вполне укладывается в его характер. Но предательство откровенно противоречит его натуре и тем отношениям, которые я наблюдал все семь лет. Вы, конечно, были теми еще сволочами, но друг за друга держались крепко.

Люпин продолжал молчать. Однако, невербальные сигналы оборотня показывали, что Снейп движется в верном направлении.

— Возможно, в вашей компании был кто-то не совсем надежный? Не Блэк, кто-то другой… Кто-то, кто был рядом, смотрел, наблюдал, вынюхивал, а потом доносил… как крыса, — вкрадчивым голосом сказал Снейп.

Люпин вздрогнул, вскинул неверящий взгляд…

— Был… — помолчав, он медленно продолжил, — Питер был анимагом, превращался в крысу.

— А остальные? Я в жизни не поверю, что он сам сумел до этого дойти!

— Джеймс был оленем, а Сириус превращается в пса.

— Собаки — преданные животные. Поэтому ты не рассказал директору, что Блэк анимаг?

— И потому что Сириус — крестный Гарри, они проводили полный магический обряд. Джеймс настоял на этом. Правда, я узнал об этом после заключения Блэка.

— И ты никак не попытался помочь другу?

— Я пытался, но кто послушает «темную тварь»?

— Плохо старался. Личное спокойствие ты оценил выше блага друга. Или я чего-то не знаю?

— Дамблдор знал, я говорил ему, а раз он ничего не предпринял, то…

Снейп задумчиво кивнул. Картина вырисовывалась безрадостная.

— Я попрошу тебя, Снейп, не говори ничего Дамблдору, как я умолчал о твоем интересе к слизеринцу. У директора свои планы, и кто знает, что он сделает, чтобы они не были нарушены?..

Зельевар кивнул и, не говоря больше ни слова, стремительно вышел из класса.

Итак, Питер Петтигрю. Все же это Петтигрю. Он жив, и он в Хогвартсе. Крыса. Как вычислить нужную среди других крыс?

Снейп остановился и, немного помедлив, свернул в подземелья.

А как об этом узнал Блэк? В Азкабане, отрезанный от всего мира? Почему полез именно к гриффиндорцам? Крыса в башне? Отчего он был так в этом уверен?

Снейп остановился посреди коридора, пытаясь поймать ускользающую мысль.

Источником информации послужил Фадж или его сопровождение. Жаль, нельзя залезть в голову министра и просмотреть тот день.

Разговор Фаджа и Блэка был незначителен, так что вряд ли Сириус почерпнул сведения о предателе от него. Кто там сопровождал министра? Кто еще разговаривал с Блэком, что ему было сказано?

Профессор дошел до своего кабинета, шуганув по пути парочку первокурсников, сел за рабочий стол и уставился на бумаги. Из-под пергаментов выглядывала газета… Газета!

Снейп вскочил и почти побежал в библиотеку. Нужно было поднять номера «Пророка», вышедшие за июль.

Глава 29. Расследование, ссоры и выбросы

Как я и обещал Гарри, я пытался повлиять на ситуацию и поговорить с Малфоями, но мне не хватило времени. Также сыграло свою роль нежелание Малфоев замять эту историю, но я надавил на них долгом и просил не судить лесничего строго. Мне пришлось напомнить им о некой черной тетради, подброшенной младшей Уизли, из которой я и почерпнул сведения о невиновности Хагрида, чтобы придать словам нужного веса. У мистера Малфоя было такое лицо, что я уверился — он точно успел пообщаться с Томом, и идея дискредитировать Дамблдора явно была продуктом коллективного творчества. В принципе, я понимал Тома — просиди я в книжке пятьдесят лет, меня бы тоже потянуло на хулиганство.

Хагрида осудили на год Азкабана. Могли бы осудить и на все три, учитывая события пятидесятилетней давности. При вынесении приговора его первая судимость была учтена, хоть наказание было самым мягким из возможных.

В конце концов, Хагрид же не виноват, что Дамблдор не нашел препода получше.

Золотая троица, а главное Поттер, были на меня в нешуточной обиде. Клювокрыла казнили, Хагрида заперли в Азкабане с дементорами на целый год, а я им, видите ли, не помог.

— Ты же обещал! И даже стребовал долг, а помощи от тебя так и не было! — голосил Поттер.

Мы стояли в том же пустом классе, где была наша предыдущая встреча. Троица загнала меня в угол, обступив со всех сторон, и нависала надо мной аки карающий перст Судьбы.

Я скрестил руки и вздернул подбородок.

— Я обещал, я сделал.

— Да ты ни хрена не сделал, — сжимал кулаки Рон. — Это все директор договаривался. Папа рассказывал со слов Хагрида. Ты тут совсем не при чем.

— А папа твой у Малфоев на побегушках на целый год, он точно в курсе, как же я мог забыть? — фыркнул я. — Он же у тебя самое информированное лицо — Малфой ему так доверяет, — мой голос сочился сарказмом. — И все благодаря тебе, Рончик. Домой-то возвращаться не боишься?

Рон побагровел, поперхнулся, потеряв дар речи, и попытался кинуться на меня. Грейнджер повисла на его плечах, удерживая его от драки. Получалось у нее не очень.

— Рон, остановись, — Гермиона заступила ему дорогу, — тебе мало дисциплинарного взыскания и скандала?! Возьми себя, наконец, в руки, Рональд Уизли. Твоя несдержанность уже навредила тебе. Еще одна драка — и тебя исключат.

Голос Гермионы звенел от сдерживаемых эмоций. На меня она смотрела волком. Я устало вздохнул.

— Я поговорил с Малфоями. В качестве оплаты за спасение жизни Драко я попросил их не требовать максимального наказания для Хагрида. Вы совсем идиоты? Такую историю невозможно замять! Малфои ни за какие блага на земле не отказались бы от обвинений. Хагрида все равно осудили бы, а ему грозило три года на нижнем уровне, если бы я не вмешался. А так Хагрид будет сидеть всего год на верхнем уровне. Это практически курорт. Он легко отделался, очень легко. А наш разлюбезный директор как всегда снял все сливки! Как будто это он распинался битых два часа перед родителями Драко. Я им еще и должен остался. Так что не смей мне тыкать, Уизел! Это ты ни черта не разбираешься в происходящем. Гермиона, ну хоть ты включи мозги, я знаю — они у тебя есть.

Гермиона выглядела потерянной.

— Ну, так что, поделишься с друзьями своими мыслями? — я почти сочувствовал ей. Общаться с такими идиотами почти круглый год.

— Дамблдор — председатель Визенгамота, — тряхнула она своими кудрями. — Он один из судей и заинтересован в наилучшем разрешении проблемы. Ведь это он принял Хагрида на работу. А то, что ты рассказываешь, не слишком похоже на правду. В «Пророке» написано, что благодаря усилиям Дамблдора ситуация разрешилась наилучшим образом.

— Да ты себя слышишь?! А меня ты слышала? О, ты веришь всему, что пишут в газетах! — я замахал руками, кипя от возмущения. — Директор опять весь в белом, а остальные не при делах!

— Ты к суду отношения не имеешь! Скорее, Дамблдор повлиял бы на приговор. Но судьи приняли справедливое решение, я читала эти законы. И Дамблдор вовсе не подсуживал. Он был очень разочарован в Хагриде и признал свою ошибку. Он даже завысил размер компенсации от школы!

Поттер с Уизли наблюдали за нашим спором, как за теннисным матчем, поворачивая головы то в одну сторону, то в другую.

— Нет, а что он еще мог сказать?! «Увольте меня, я не справляюсь со школой и не могу подобрать нормальные кадры»? Так, что ли? Да если бы Малфои не смягчили требования, он бы влепил Хагриду максимальный срок! Думаешь, он не пожертвовал бы им в угоду своим интересам?

— Я не знаю! И вообще не хочу спорить на эту тему! — Гермиона сложила руки на груди и гордо отвернулась.

— Поттер, ты же понимаешь, что мне незачем тебе врать? Я могу представить доказательства в виде своих воспоминаний!

— Воспоминания можно подделать! — вредным голосом заявил Рон. — А слизеринцам веры нет. Вы скользкие змеи.

Гарри вздохнул и потер пальцами переносицу. Выглядел он усталым и слегка ошеломленным.

— Хватит! — сказал он, наконец. — Рон, Вадим мне никогда не врал. И ему действительно незачем это делать.

— Да, — фыркнула Гермиона. — Только талантливо недоговаривал.

Стоп, что? Он обсуждал наши разговоры с ними?

— Ты обещал молчать!

— Я молчал! Но… — Поттер отвел взгляд в сторону; видимо, лицо у меня было еще то. — Гермиона сама догадалась. Ну, я и…

— И ты не смог не поделиться, — я закатил глаза к потолку и хлопнул себя по лбу. — Трепло ты, Поттер. Надо было все-таки брать с тебя клятву!

Рон молча хлопал глазами. На его веснушчатом лице медленно проступало понимание: у друзей есть от него секреты. Гермиона самодовольно усмехалась. Гарри виновато поглядывал на меня поверх очков. Я вздохнул.

Я не злился. В принципе, это было предсказуемо, что Поттер не удержится и все разболтает. Наверняка Грейнджер не вызнала всего, просто взяла его на понт. Ну, и не совсем же он идиот, не пересказывал разговоры в лицах и дословно. Иначе не смотрел бы с такой хитринкой в глазах. И этот жест, шифровка еще со школы… Хорошая попытка, Грейнджер.

Я в ответ провел рукой по волосам, сигналя, что всё понял. И почесал за левым ухом, давая знать, что требуется поговорить.

— Поттер — ты олень, — разочарованно протянул я. — Думайте обо мне, что хотите. Свою миссию я выполнил. Счастливо оставаться!

И вышел из класса, толкнув Уизли плечом. Я опаздывал на урок.

Судя по лицу Рона, Золотую троицу ждут нехилые разборки. А Гарри хоть и олень, но всё-таки молодец. Трепло, конечно, но не безнадежен. В принципе, я подозревал, что он рано или поздно расколется. Мне не то, чтобы было обидно, но осадочек остался. Он мог бы предупредить! Я тряхнул головой, возвращая мыслям ясность. Знак, что он подал, означал «я ничего не сказал». А раз Грейнджер не обратила на него внимания, Гарри ей реально ничего не сказал.

Вот Грейнджер, вот гадюка, рассорить нас захотела!

Я плюхнулся за стол и бросил сумку под парту. Грейнджер привычно устроилась рядом, ближе к окну. Она смотрела на меня спокойно и беззаботно щебетала о чем-то своем. Я сначала покосился, но потом понял — на маггловедение явилась младшая версия Гермионы, которая еще не смотрела «Ежедневный пророк» и не пыталась подгадить. Она о чем-то щебетала, а я привычно пропускал поток сознания мимо ушей, сосредоточившись на уроке.

Маггловедение Бербидж вела отлично, просто и доступно излагая схему взаимодействия мира волшебников и мира магглов. Она замечательный преподаватель, обаятельная женщина и от возможностей, которые открывались умному магу в мире магглов, захватывало дух. Я слушал с интересом ровно до тех пор, пока она не прошлась рядом… Боги! От этой заразы опять пахло Северусом. Я сжал кулаки, пытаясь сдержаться. Тлеющая обида на Поттера вспыхнула в душе адским пламенем, получив подпитку гневом и ревностью. Я вновь пытался убедить себя, что Снейп — не моя собственность, но привычная мантра не помогала. Предметы на столах задрожали и начали подпрыгивать. В комнате потемнело и запахло озоном. Я вскочил, уткнув взгляд в пол. Лишь бы никого не задеть.

— Волхов, что с вами? — удивленно спросила Бербидж.

Молчи, лучше молчи. Я сжал зубы, сдерживаясь.

— Мне… нужно выйти.

— Волхов, спокойно, дышите глубже, медленно и размеренно, — она осторожно подходила ко мне, а я также медленно пятился от нее к двери.

— Не провоцируйте меня, профессор.

Чарити остановилась. Возникла пауза.

— Вам нужно в Больничное крыло к мадам Помфри, если не успеете — забегите в любой пустой класс и предупредите портреты.

— Я понял, — и я выскочил из класса.

Я со всех ног побежал в Больничное крыло. Честно говоря, этот курс стал богат на сюрпризы. Чем дальше — тем хуже я контролировал свои вспышки, а профессор — постоянный раздражитель. Я становился реально опасным для окружающих. Любая сильная эмоция — и, здравствуй, взрыв. Началось все летом, но тогда я намеренно сглазил Снейпа. Потом был вполне контролируемый срыв. А теперь я не могу этим управлять. Черт! Почему сейчас?! У всех эти выбросы успокаиваются к одиннадцати годам, а то и раньше. А я опять белая ворона. Чертов синдром Грин! Каждый год вылезает что-то новенькое! Если это, конечно, он, а не еще какая-то напасть.

Я бежал по коридору, не глядя по сторонам. Закономерным итогом стало то, что я кого-то сбил, и мы вместе повалились на пол.

— Ой! — воскликнула девочка, и я быстро вскочил. Магия постепенно успокаивалась, больше не было ощущения, что я вот-вот взорвусь. Испуг нивелировал весь негатив и лишил эмоциональной подпитки мою магию. Я глубоко вздохнул, тяжело привалился к стене и, наконец, рассмотрел свою спасительницу. Колени мелко дрожали.

Напротив меня отряхивала мантию блондинка с очень светлыми глазами, почти как у Оливандера. Хрупкая, невысокая, с белыми волосами. С синим галстуком и эмблемой Рейвенкло. На вид первокурсница, вряд ли старше. Выглядела она растерянной. Кажется, я знаю, кто это.

— Пушистик! — радостно воскликнула девочка, взглянув на меня.

Да, это точно Луна Лавгуд.

— О чем ты? — я заинтересованно ждал ответа. У нее был странный взгляд, как будто слегка расфокусированный. Впрочем, это же Луна, так что ничего удивительного.

— Ты сид.

— Чего? И поэтому я пушистик?! — женская логика, похоже… Хотя нет, это логика Лавгуд. Я знаю, что такое женская логика и это — не она.

Лавгуд потыкала в меня пальцем, на ее лице была написана непередаваемая смесь удивления и исследовательского интереса. Потом огладила воздух около моей груди, остановившись напротив сердца. Потрогала кулон. Дернула за кудряшку и возмутилась.

— Ты настоящий?

Она ставила меня в тупик.

— А какой еще? Искусственный, что ли? — я весело фыркнул.

— Ты… необычный.

Я с интересом наблюдал за ней. Девчонка явно видела что-то недоступное мне. Любопытненько. Правы были те фикрайтеры, приписывающие ей нетривиальные способности и восприятие.

— Да, кстати, прости, что сбил тебя.

— Ничего страшного. Я — Луна. А ты — мое солнце, — девчонка торжествующе улыбалась, будто получила долгожданный подарок. Она и впрямь странная. Я не знал, что ответить на это. Вспомнилась книга Линдгрен: «Дикое, но симпатишное…». Это про нее. Забавно.

— Луна, ты перестанешь меня… эээ… лапать? Не то, чтобы мне было неприятно, но вдруг нас кто-то увидит? У меня могут быть проблемы, — я вежливо, но непреклонно убрал ее руки от себя.

— Хорошо, — покладисто согласилась девчонка.

Милая. Вежливая. И очень заметная. Почему я не видел ее в прошлом году? Я напряг память. Неужели не обратил внимания? Судя по поведению, она вполне каноничная… Вроде она должна была поступить вместе с Джинни. Точно, в книге они были на одном курсе.

— А где ты была в прошлом году? — брякнул я.

— А откуда ты знаешь, что я должна была поступить в прошлом году? — тут же парировала Луна с все той же вежливой улыбочкой.

— Хороший вопрос, — задумчиво пробормотал я. — Птичка напела, рыжая такая. Сейчас она тут уже не летает.

— Ааа, понятно, — Луна покивала.

— Ну, мне пора, приятно было познакомиться, — я торопился побыстрее от нее отделаться и все-таки успеть в больничное крыло. То, что она купировала приступ и отвлекла меня, не отменяло того, что выброс может повториться.

— Мы еще встретимся и поговорим, — немного зловеще пообещала Луна.

— Всенепременно, — пообещал я, давая себе слово обходить ее десятой дорогой.

Милая-то она милая. И забавная. Но взгляд мне её уж больно не понравился. Такие девочки-припевочки хороши в какой-нибудь анимешке. Они, как правило, крутятся около главного героя, местами умиляют своей няшностью, местами забавляют, глупости всякие щебечут, весьма умело манипулируя всеми вокруг… А потом достают из-под юбки гранатомет и расхерачивают всё в радиусе десяти километров, улыбаясь главному герою. Встретить такую в жизни — то еще счастье.

В больничном крыле мадам Помфри меня внимательно выслушала, но только развела руками.

— Я не представляю, что с вами делать, мистер Волхов. Синдром Грин в специализированной литературе освещается очень слабо. Могу только отправить вас к целителям в Мунго.

— Нет, не надо в Мунго. Схожу на каникулах. Выпишите мне успокоительного, пожалуйста. Пока я всех не поубивал.

Мадам Помфри удивленно подняла брови, покачала головой и снабдила меня необходимым.

— Может быть, медитации? — неуверенно посоветовала она. — Это, конечно, восточные практики, сомневаюсь, что смогу в этом чем-то вам помочь, но…

— Спасибо, я уже пробовал, — перебил я колдоведьму. — Помогало, но здесь нет никакой возможности уединиться. Если запираюсь в ванной меня почти сразу начинают вызывать: «А где ты ходишь? Где ты был?» Мрак. О! Могу я приходить к вам? Здесь почти всегда тихо и спокойно. И фикус зеленеет, — я очаровательно улыбнулся.

Фикус махнул веткой. Я замер. Мне показалось, или он реально становится каким-то… слишком живым?

— Нет, ничем не могу помочь, мистер Волхов. Рада бы, да не могу. Разве что вы будете практиковать здесь.

— Почему? Я не буду никому мешать, — я озадаченно посмотрел на Помфри, выкидывая мысли о фикусе из головы.

— В связи с последними событиями проводились проверки. Ну, вы знаете. Изменен регламент. Студенты не могут находиться здесь, кроме как по болезни или травме.

— А истинный целитель? — вкрадчиво уточнил я. Мадам Помфри улыбнулась.

— Только в исключительных случаях, маленький хитрец. В остальных случаях требуется согласие директора, на крайний случай, заместителя директора или декана. Понятно?

— Да, предельно.

Печаль. Придется идти на поклон к Дамблдору, если не найду другого помещения. А просить опекуна ой как не хочется. Я помню заветы булгаковского Воланда: «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут!». Очень в тему. Мудро и злободневно. Как про меня писал.

* * *

Римус Люпин совершал вечернее патрулирование. Он любил ночные прогулки еще со школьных времен. Сейчас это навевало приятные воспоминания. Школьные годы в Хогвартсе были лучшими в его жизни. Рядом были друзья, и будущее казалось безоблачным.

Но судьба оказалась той еще сукой. Последние годы выдались тяжелыми. Да что там последние! Практически вся жизнь после выпуска из школы — сплошное выживание. В стаю его не приняли, хотя там оборотни могли рассчитывать на помощь соплеменников. Да что там соплеменники. Пусть они были зарегистрированными оборотнями с соответствующими правами, но работали в маггловском мире и зарабатывали. И зарабатывали неплохо.

А у него не было вожака, который контролировал бы его. Министерство не допустило бы одиночку в мир простецов. Одинокий оборотень мог натворить таких дел, что все содрогнулись бы. Вспомнить хотя бы Живоданского оборотня, который как раз и служил примером такого случая.

Люпин был одиночкой. Вынужденно. С тех самых пор, как его отец оскорбил Грейбэка, его никто не учил, как справляться с внутренним зверем. Ему отказали в стае и в Наставнике, хотя по первости охотно принимали гостем и учителем для щенков. Да, он был обученным магом, и магом неплохим, но оборотнем — никаким. И возможности стать полноценным, принять зверя у него уже не будет. Он так устал.

Постоянная нищета из-за невозможности устроиться на нормальную работу без риска быть раскрытым, вынужденная экономия на всем, дом родителей, на содержание которого уходили почти все свободные средства, что уж говорить про антиликантропное зелье, на которое денег вовсе не оставалось.

Полнолуния Люпину приходилось проводить в подвале дома. Спасибо родителям, которые озаботились устройством специального помещения.

Но по подвалу не побегать как по Запретному лесу. Волк внутри тосковал и злился, раз за разом проверяя на прочность и зверея все сильнее. Постоянная борьба с собой изнуряла.

Жалкий, старый, разочарованный. Одинокий.

Когда Люпин получил приглашение от Дамблдора на должность профессора по ЗоТИ, он не поверил своим глазам и был вне себя от радости. Возможность вернуться в Хогвартс, подкопить деньжат, готовое зелье каждый месяц, да еще проживание с полным пансионом!

К тому же, Люпину было любопытно взглянуть на сына Лили и Джеймса. Он слышал, что мальчик очень похож на отца.

Большая удача, что Гарри с друзьями подсел к нему в купе. В этом Люпин тоже видел проявление светлой полосы в жизни. Он смог отогнать дементора, который слишком сильно повлиял на Поттера и одного из его спутников.

Кстати, о его спутнике. Волхов… Странный мальчишка. Да к тому же слизеринец. На первый взгляд неплохой, но пугающий. И его поступки ставили в тупик. Поначалу Римус не понял, что его разбудило в купе, а потом он почувствовал отклик зверя. Очень странный отклик. Волк был ошарашен, хотя его привычными эмоциями были тоска, агрессия и раздражение. А потом, уже много позже, он… испугался. Чудовище испугалось подростка, который ласково звал его играть… Последнее было особенно жутким. Поиграть с оборотнем. Что он за мальчишка, раз всерьез предложил такое?

Люпин вызнал про Волхова все, что только мог, несмотря на то, что волк и собственная интуиция настойчиво требовали держаться от целителя подальше. Волхов был интересным. Один из лучших учеников, безотказный в серьезных случаях и крайне неприветливый в общении. Он не боялся ударить превосходящего противника, если требовалось защитить кого-то. Ему было плевать на факультетские разборки с Астрономической башни. Несмотря на свою чистокровность и исключительность, носитель синдрома Грин терпеть не мог идей магического превосходства. Он прошел инициацию, которая едва не стоила ему жизни, и заслужил две официальные благодарности от двух совершенно противоположных личностей. Римус ходил вокруг Вадима кругами, сужая радиус, однако вплотную приблизиться так и не решился. Очень уж силен был страх зверя перед неведомым.

Римус остановился у входа в библиотеку. В такое позднее время здесь никого не должно было быть, и после отбоя в нее лезли только любители пошататься по Запретной секции.

Римус приоткрыл дверь и принюхался.

— Что вы там застыли, Люпин? — Римус чуть не подскочил, услышав знакомый насмешливый голос.

— Добрый вечер, Снейп.

— А он добрый? — Снейп, не поднимая взгляда от подшивки с газетами, перевернул лист.

— Что вы делаете?

— У одного моего ученика на родине есть чудная поговорка: «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали». Что означает — не лезь не в свое дело.

— Гхм, — Люпин ничего не ответил, но и не спешил покидать библиотеку, рассматривая склонившегося над газетой зельевара. — Зачем тебе «Пророк» за июнь?

— Ты плохо понимаешь с первого раза?

— Северус, перестань, я же могу помочь.

— Спасибо, ты уже помог.

— Это касается Петтигрю, так?

— Ааа, Петтигрю, не Питер? — зельевар оторвал, наконец, взор от газет и заинтересованно рассматривал коллегу.

Люпин вздохнул.

— Петтигрю. Все верно. После твоих вопросов я тоже сделал выводы. Ты же не откажешь мне в наличии ума?

Снейп согласно кивнул.

— Мне интересно, как ты вообще дошел до таких мыслей? Ты же терпеть не мог Сириуса и всю нашу компанию.

Снейп откинулся на спинку кресла и в задумчивости выбил замысловатый ритм пальцами по столешнице, рассматривая Люпина.

— Пожалуй, это останется моей маленькой тайной.

— Что ты скажешь, если я предложу тебе свою помощь?

— Зачем тебе это?

— Я все-таки был другом Сириусу, и я ему обязан.

Снейп хмыкнул и промолчал.

— Ну, допустим. Хорошо. Думаю, твое восхитительное чутье может мне пригодиться. Ты же помнишь запах Петтигрю?

— Намекаешь, на то, что он жив и поблизости? — Люпин побледнел и отступил на шаг, совершенно оглушенный новостью.

— Нет, я говорю тебе это прямо — он в Замке. И его надо найти.

— Ты уверен?! Откуда такие сведения?

— Это достоверная информация. Но источник ее я разглашать не буду, — и с намеком потер запястье.

— О! Понятно. — Римус склонил голову. — А директор Дамблдор?

— Он пока не в курсе. Без доказательств это всего лишь домыслы.

Люпин согласно кивнул.

Да, пожалуй, в этом он мог бы пригодиться. Острый нюх оборотня, особенно в полнолуние, позволял найти кого угодно. Люпин подозревал, что Питер предатель, но не хотел в это верить. Иначе столько лет дружбы ничего не стоили бы. Да и что бы и кому он доказал? У него не было доказательств: записи можно подделать, проверить, какой обряд проводили для крестин, тоже было затруднительно, Питер признан мертвым.

Бросив взгляд в угол, Римус вышел из библиотеки. Кстати, надо не забыть сказать Гарри, что при использовании мантии-невидимки стоит маскировать звук шагов. Совсем как Джеймс.

Интересно, как много мальчишка успел услышать из разговора со Снейпом?

Интерлюдия третья

Я верил в смиренье и проповедь слова, Я думал, что правда исправит любого. Я веровал в силу своей доброты Так же, как ты, так же, как ты

Гермиона шла к директору, недоумевая о причине вызова. Она старалась пользоваться маховиком по инструкции и хоть в последнее время все чаще путалась во времени, теряя дни. Следовало бы сходить к мадам Помфри, но мысль потерялась, вытесненная другими переживаниями.

В кабинете директора, опустившись в предложенное кресло, Гермиона приготовилась внимательно слушать.

— Мисс Грейнджер, — озабоченно разглядывая ее, спросил директор, — как вы себя чувствуете?

— Все в порядке, сэр, — в замешательстве ответила девушка.

— Вы выглядите не очень хорошо, моя девочка. Как часто вы используете хроноворот?

— Как положено по инструкции, не больше пяти часов в день, сэр.

Дамблдор проницательно смотрел на нее поверх своих очков. Гермиона заерзала. Да, она превышала лимит, но иначе она просто не успевала готовиться к урокам. Она никому не попадалась на глаза, спокойно сидела в пустом классе в окружении учебников.

— Это замечательно, что вы придерживаетесь правил, в конце концов, вы же знаете, что хроноворот берет силу из вашего тела. Превышение лимита может привести к истощению. Я верю, что вы умная девочка и не будете себе сознательно вредить. Ведь так, мисс Грейнджер? — Дамблдор тонко улыбнулся.

— Да, профессор, сэр, — Гермиона дала себе слово, что прямо после директора направится в Больничное крыло.

— Что ж, тогда я спокоен. Быть может, у вас есть проблемы с ориентацией во времени? Вы не путаетесь в днях?

— У меня составлен график, сэр.

— Замечательно, а отдых? Вы достаточно отдыхаете?

— Да, сэр. Я высыпаюсь, а в выходные мы ходим с друзьями в Хогсмид.

— Друзьями? — Дамблдор хитро улыбнулся, — Кажется, среди них был и мой подопечный? Верно?

Гермиона слегка покраснела.

— Да, сэр. Мы общаемся.

— И достаточно хорошо, так?

— Он меня бесит, — выпалила девушка и, не в силах больше сдерживаться, вывалила на директора свои переживания, — Вы извините, сэр, но ваш подопечный — тот еще г… слизеринец! Он постоянно меня доводит, издевается, никогда меня не слушает, и все время… — Гермиона покраснела, вспомнив о провокационных прикосновениях и словах юноши.

Дамблдор понимающе покивал, не требуя продолжения.

— Он просто выводит вас на эмоции, девочка моя. Давайте поговорим откровеннее, ты не против, Гермиона? Представь, что я дедушка твоего поклонника, — директор, улыбаясь, призвал чай и сладости.

Сервиз из старинного английского фарфора скакнул на стол. Чайник поклонился перед девушкой, наливая ароматный чай. Чашка, украшенная тонким затейливым узором, осторожно подъехала к Гермионе на блюдце. Сахарница и бонбоньерка услужливо придвинулись под руку.

Гермиона вдохнула ароматный пар, успокаиваясь. Дамблдор подцепил чашку за тонкую ручку и сделал глоток.

— Ты же знаешь, что Вадим страдает от синдрома Грин. Его болезнь зачастую делает его озлобленным. Ты в курсе, что его состояние в последнее время ухудшилось? Если он испытывает сильные эмоции, у него начинаются магические выбросы, как у маленьких магов. Но Вадим уже подросток, и по силе они не сопоставимы.

— Да, я знаю, — пискнула Гермиона, вспоминая урок маггловедения. Она так и не поняла причину срыва слизеринца.

— Вадиму нужна твоя помощь, мудрость и сострадание. Ты успокаиваешь его, рядом с тобой ему становится лучше. Вадим не жесток, но одинок и потерян. Ты же знаешь о его опекунах?

— Да, Гарри мне рассказывал, — кивнула Гермиона.

— Вадим очень любил их. Не так, как любят родителей, но любил и был благодарен. Он очень тяжело переживал эту потерю. Профессор Снейп очень помог ему, но сама понимаешь, он не из той породы людей, которые делятся своим теплом. А Вадим очень нуждается в тепле и любви. Все мы испытываем желание быть любимыми и полезными. В основе его поведения, порой вызывающего или жестокого, лежит потребность в любви. К сожалению, наши отношения с ним не сложились, они далеки от идеала, — Дамблдор сокрушенно вздохнул.

— Почему? — Гермиона тут же смутилась и опустила глаза. — Извините, профессор, это не моё дело…

— Понимаешь, я ожидал увидеть обычного ребенка. Умного, слегка избалованного, с кучей игрушек и друзей, ведь в семью предпочитают брать неразумных младенцев, но уже взрослые сироты… — Дамблдор снова вздохнул; от воспоминаний его взгляд затуманился. — Они взрослее своих сверстников и совсем по-другому относятся как к себе, так и к другим. Они не понаслышке знакомы с ужасами жизни и испытывают бесконечную благодарность к тем, кто дарит им бескорыстную заботу. И горе тому, кто посмеет вмешаться в жизнь тех, кто дарит им любовь. Тот, кто принесет даже призрачную угрозу, моментально попадет в смертельные враги. Я могу только гадать, что Вадим пережил в те свои восемь лет, прежде чем попал к Стоунам, но я знаю, что он пережил после. Поверь, он, как никто другой, понимает ценность безусловной любви и готов защищать ее любыми методами. Хоть Вадим не любит пользоваться чужими слабостями, но ради своих близких и любимых он сделает всё. Мало кто способен на такое отношение.

— Я не знала, что Вадима усыновили в восемь лет, — призналась Гермиона. — Но я всегда замечала, что он очень взрослый. Он даже на старост порой смотрит как на неразумных детей.

— Да, он очень зрел, — задумчиво сказал Дамблдор. — Но у этой зрелости есть и обратная сторона. Вадим не способен устанавливать нормальные отношения с ровесниками, холоден и замкнут, либо упрям и эгоистичен, может быть, он немного дикий, но у него доброе и сострадательное сердце. Он справедлив и никогда не проявляет жестокость без причины. А также он испытывает потребность общаться с человеком своего интеллектуального уровня. Ты ведь тоже испытываешь эту потребность, моя девочка? Да, испытываешь, — Дамблдор кивнул своим мыслям, — И он это чувствует. По правде сказать, ты подходишь ему больше всех в этой школе. Да, у нас хватает умных студенток, но взрослых — очень мало. И ты обладаешь тем же чувством справедливости и сострадания. Скажу по секрету, он отметил твой жест на первом курсе. В поезде Невилл просил многих помочь ему, но согласилась только ты. Ты по-взрослому опекаешь Гарри и Рона. Он чувствует тепло твоей души и тянется к ней. Ты знаешь, как заботиться о других. И он тоже пытается проявить заботу, пусть даже немного неуклюже и не традиционно. Но, в конце, концов, он дитя совсем иной культуры. Будь немного снисходительна.

Гермиона слушала, завороженная мягким голосом директора, полностью согласная с тем, что тот говорил. В конце концов, Вадим не сделал ей ничего дурного. Он подарил розу, водил в Хогсмид, по-старомодному не позволяя за себя платить, дарил безделушки и книги, а что отчитал — так она сама виновата. Он старался вести себя рядом с ней по-джентльменски. Ей было непривычно, порой это возмущало, но было очень приятно. К тому же, самый красивый парень курса, по общему мнению, выбрал её. Её, заучку и всезнайку с не самой привлекательной внешностью, грязнокровку. А главное — он оценил ее потенциал, ее острый ум.

Директор прав, он не виноват в том, каким стал. В конце концов, кто бы не ожесточился, пережив такое? Пусть он циничный слизеринец, но Гермиона сможет его изменить. Его еще можно отогреть теплом и заботой. Вадим не считает сострадание чем-то постыдным. Он примет ее заботу, оценит по достоинству и не будет раздражен из-за этого. А она покажет, как нужно, она обязательно научит его. Она изменит его к лучшему. У неё обязательно получится, ведь не может быть иначе!

Гермиона торжествующе улыбалась своим мыслям, не замечая, как удовлетворенно усмехается в бороду директор, внимательно рассматривая смену эмоций на ее лице.

Она не видела, как директор после её ухода подошел к фениксу и, поглаживая его по перьям, пробормотал: «Пожалеть, значит, почти полюбить… Вот и проверим, верна ли эта варварская мудрость, да, Фоукс?»

Глава 30. Выпьем с горя, где же кружка?

Это просто смотрит вечер в излом окна, Это просто между строк пролилось вино, Это просто я люблю жизнь, что мне дана, Ну а что-то очень важное не дано…

— Это было очень красиво, сэр! Я знал, что круче вас только горы, но вы сегодня побили все рекорды.

Северус хмыкнул и вывел красивую «У» в работе пятикурсника. Я помешал зелье и отложил черпак, невинно пожимая плечами в ответ на вопросительный взгляд.

— Нотт и Малфой рассказали, что вы сегодня вели урок ЗоТИ. Оборотни. Я даже могу представить, что творилось в вашей голове, когда вы стояли перед классом и смотрели в эти лишенные всякой мысли лица, — я картинно взмахнул полами мантии и сделал морду кирпичом. — Господи, какие вы все дауны! Ребята, очнитесь, ваш преподаватель Люпин — чертов оборотень. Он опасен! Я не могу сказать вам об этом напрямую, но я надеюсь, что вы догадаетесь! Хоть кто-нибудь?! Грейнджер, вы не в счет… Но, поскольку вам нужна эта работа, вслух вы сказали только: «Откройте учебники на странице триста девяносто четыре».[5]

Голос на последней фразе предательски дал петуха, смазывая впечатление. Чертова подростковая перестройка! Снейп фыркнул, явно сдерживая смех.

— У вас богатое воображение, мистер Волхов. Я не настолько благороден.

— Но за то, что вы попытались хоть как-то предупредить учеников, вы заслуживаете как минимум благодарности. Вне зависимости от ваших мотивов.

Снейп с нечитаемым выражением на лице вывел на очередной работе «В».

— Кстати, Волхов, а вы-то как узнали, что профессор Люпин оборотень? У вас зелье сейчас перекипит.

Я спохватился и выключил огонь.

— Я это еще в поезде понял. Оборотни, они… — я пощелкал пальцами, пытаясь подобрать адекватное описание, но только вздохнул. — Другие они.

Снейп лютовал. Каждую мою свободную секунду он занял каким-то делом: варка зелий, подготовка к экзаменам в средней школе, бесконечные занятия, эксперименты, переводы… И никаких, сука, прогулов! Еще месяц в таком темпе — и я взвою похлеще Люпина. Я не понимал, чем заслужил такое отношение. Вроде не пакостил, не лез в интриги, ну, поболтал с Малфоями разок и написал для суда медицинское заключение, но это же не преступление.

Но Северус, видимо, выискал за мной какой-то грех и теперь методично изводил своего бедного студента бесконечными делами, не спуская с меня глаз. Я даже на квиддичный матч вырывался с боем: пообещал успеть до начала матча наварить Бодроперцового для Больничного крыла. Не то, чтобы я прям так любил квиддич, да и погодка на дворе стояла ужасная, плюс, на этот матч должны были заглянуть дементоры, но я просто уже не знал, куда деваться от личного Всевидящего Ока. Серьезно. Снейп смотрел на меня так, как будто я кольцо у него зажилил и вот-вот брошу в вулкан. Спасибо, хоть не язвил, как обычно.

— Волхов, а вы можете найти кого-либо по личной вещи?

— Ну… — я задумался. — В принципе, да, только вещь должна что-то значить для того, кого надо найти. А кого вам надо найти, сэр? — не утерпел и задал вопрос я.

— Крысу, — коротко ответил профессор и размашисто перечеркнул очередную белиберду, которую какой-то неудачник пытался выдать за ответ. — Видите ли, удивительным образом сразу после того, как Поттер застал нас с профессором Люпином в библиотеке, у мистера Уизли при весьма трагичных обстоятельствах пропал питомец. А мне очень нужна шкура этой крысы.

Я поперхнулся. Он что… он знает? Уже догадался?

— Я слышал, что кот Гермионы съел крысу, — пробормотал я.

Профессор точно гений! Из моих туманных намеков сделать правильные выводы — дорогого стоит.

— У меня есть основания думать, что эта крыса все-таки отбилась от кота. Даже более того, кот послужил ее целям.

О'кей, уточнять не буду. Я обалдело смотрел на профессора.

— Понял, — проблеял я. — Аа… эээ, личная вещь?

— Кровь сойдет? — невозмутимо уточнил Снейп. Как сфинкс, ничего его не прошибает, даже от работы не отрывается.

— Да уж, куда более личное?

— Отлично, завтра и поищем, — обрадовал меня профессор Снейп.

Я кивнул и продолжил разливать готовое зелье. Слов не было. И как отвертеться от поисков Петтигрю? И надо ли?.. Ох, грехи наши тяжкие…

— Всё готово, профессор, — отрапортовал я, показывая на стройный ряд флаконов. — Разрешите идти?

— Идите… Хотя, подождите.

Ну, что еще?!

Снейп показал на место рядом с собой, подзывая меня. Я неохотно обогнул стол и остановился напротив него. Он отложил ручку и развернулся ко мне. Пристальный буравящий взгляд черных глаз вынести было очень сложно. Я склонил голову, рассматривая свои руки. Те шелушились от холода, не спасал никакой крем. Ногти были ровными, хорошими. На указательном пальце левой руки красовался заусенец. Маникюр надо бы сделать, масочки…

На мои пальцы, нервно теребящие заусенец, легла другая рука: мужская, взрослая, мягкая. Прикосновение обожгло.

— Волхов, посмотрите на меня.

Северус прекрасно знал, что я не могу сопротивляться, когда он говорит таким тоном, и бессовестно этим пользовался. Бесконечно долгую минуту он всматривался в мои глаза, не отпуская руки. В голову Северус не лез, по крайней мере, обереги молчали. Смотрел он так долго, что моё тело начало заинтересованно ждать неприличного продолжения и подкидывать мне в мозги картинки с рейтингом восемнадцать плюс. Я аккуратно высвободил руку и отступил на шаг.

— Что с вами происходит, Волхов? — цепко отслеживал каждое моё движение зельевар. — Вы то впадаете в апатию, то нервничаете, дергаетесь и ведрами пьете успокоительное.

— А мадам Помфри вам не сказала? У меня выбросы, сэр.

— Она сказала, — кивнул Снейп. — Но что-то мне подсказывает, что выбросы лишь следствие проблемы. И корень её — не дементоры. Они только подогревают ваши эмоции, Волхов. И не смейте мне врать! — его голос угрожающе понизился. — Вы не можете не понимать, какую угрозу представляете. Рассказывайте.

Я закрыл глаза, тяжело вздохнул. Боги, ну что ему сказать? «Сэр, я вас люблю и безумно ревную к вашей любовнице»? «Я очень боюсь, что вас убьют или посадят в Азкабан»? «Я влез из-за вас в интриги и ломаю историю неизвестно куда»?

— Сэр… Это личное…

— Ваша несчастная любовь?

Я красноречиво промолчал.

— Волхов… Вадим… — Северус вздохнул и снова взял меня за руку. — Ты этого не замечаешь, но я вижу. У тебя слишком грустный взгляд и улыбка. Всегда, даже когда ты шутишь. Ты не справляешься с этим сам. Тебе нужна помощь. Расскажи мне. Может быть, мы сможем найти выход?

Я распахнул глаза и недоверчиво уставился на декана.

— Сэр, как я сделал шарф для вас?

Профессор, помедлив, ответил:

— Сотворили из лунного света, перед этим вы наиграли какой-то вальс весьма необычным образом.

Я вздохнул.

— К чему такие вопросы?

— Я подумал, что вас подменили. Вы со мной так никогда не разговаривали, профессор. Вас Дамблдор покусал, сэр?

— Довольно этих шуток, не уводите разговор в сторону. Кто эта особь, из-за которой вы готовы разнести замок по камушку? Ну?!

Я вздрогнул, помолчал. Снейп не собирался отпускать меня и так настойчиво сверлил своим жутким пустым взглядом, что мне пришлось отвечать.

— Сэр, поймите, эта… особь… — с нервным смешком я выделил слово интонацией, — птица не моего полета… И статуса… И возраста…

— Это преподаватель? — какую-то секунду Снейп выглядел шокированным.

— Д-да. И не просите сказать имя. Я справлюсь, правда.

Молчание стало напряженным. Снейп погрузился в свои мысли, не отпуская моей руки и задумчиво рассматривая мое лицо в попытке вычислить объект.

— Неужели Бербидж? — воскликнул он.

Гнев закипел от одного упоминания имени. Кровь бросилась мне в лицо. Я прикрыл глаза, пытаясь взять себя в руки и не разнести кабинет ко всем чертям.

Он что, реально думает, что я способен на нее запасть?! Хотя… учитывая, что я срываюсь на ее уроках и зачем-то взял маггловедение, неплохо разбираясь в устройстве мира магглов… Вывод очевиден. Да еще покраснел очень красноречиво. Откуда ему знать, что это от злости? Я снова тяжко вздохнул. Тут прямо и не знаешь — радоваться или печалиться…

— Я знаю, что она ваша любовница! — выпалил я, зажмурившись. Пропадать — так с музыкой. — Я ей совершенно не нужен.

Снейп отпустил мою руку и ошеломленно молчал.

— Вы не перестаете меня удивлять, Волхов. Если честно — не представляю, что вам еще на это сказать.

— Не надо ничего говорить, профессор, я справлюсь, — патетически воскликнул я, закрывая лицо руками.

О, Боги! Лишь бы не заржать. Валить, валить срочно отсюда.

Всхлипнув, я выбежал из класса, оставив Снейпа смотреть мне вслед.

Я добежал до туалета, заперся в кабинке и истерически захохотал, потом зарыдал, а потом вновь ударился в хохот. Когда истерика меня отпустила, я выбрался из кабинки, умылся, кое-как привел себя в порядок. Отражение в зеркале смотрело на меня больными глазами. Опущенные уголки губ, бледное лицо. Да уж, красавец! Я попробовал улыбнуться, но улыбка отчего-то не сделала меня веселее. Украсила, сделала светлее, добрее, но плутовской прищур, который делал из меня жизнерадостного бесенка, куда-то исчез — понятно, отчего Снейп сказал, что у меня глаза грустные.

Вздохнув, я пошел на восьмой этаж. Не пойду на матч, лучше напьюсь. У меня в Выручай-комнате как раз скопилась прекрасная коллекция алкоголя… Как же хотелось сдохнуть… Сдохнуть… Где мой шоколад?… Дементоры… Матч…

Голова закружилась внезапно. Я привалился к стене, чтобы не упасть, и зажмурился. Мысли скакали, мозг выдавал странные цепочки умозаключений. Образы кружились перед глазами, наслаиваясь и перетекая из одного в другое. Виски заломило, к горлу подступила тошнота. Я сполз на пол, подтянул колени к груди и уткнулся в них лицом, пытаясь пережить разноцветное мельтешение и наплыв странных воющих голосов…

Пришел в себя я рывком, от того, что меня потрясли за плечо. Попа по ощущениям была похожа на кусок льда, а ноги ужасно затекли.

— Эй, Волхов, ты чего тут сидишь?

Я потерянно хлопнул глазами, узнавая в красавчике Блейза Забини. Он навис надо мной, обеспокоенно разглядывая меня.

— Может, тебя проводить в Больничное крыло?

— Я…

Я наморщил лоб, пытаясь вспомнить, куда шел. Ощущение было такое, как будто мозг, словно старый «Жигуль», забуксовал в грязи и теперь отчаянно пытался выбраться. Упоминание о Больничном крыле послужило толчком, и в голову, наконец, пошли воспоминания. Так, я варил зелье, потом истерил в туалете по поводу Снейпа, потом…

— Кажется, я шел на матч… — неуверенно пробормотал я, поднимаясь на ноги. — Сколько времени?

— До начала осталось пять минут, — Забини взмахом палочки наколдовал циферблат. — Ты точно хорошо себя чувствуешь?

— Нормально, просто слишком долго просидел на полу, — я растирал ноги; до меня, наконец, дошло, что я опять оказался в месте перемещения Гермионы.

— Долго? — Забини недоуменно следил за мной. — Волхов, я видел, как ты сползал по стене. Ты сидел меньше минуты!

Ну, Грейнджер! Говорил же, чтобы заходила в классы перед использованием хроноворота, а ей что в рот, что по лбу — всё едино!

Мы с Забини успели вовремя, хотя когда я оказался на улице, мне остро захотелось обратно в замок. Такого ливня не было уже давно. Ветер сшибал с ног и заглушал крики болельщиков. Раскаты грома и сверкание молний добавляли позитива, повторяясь почти каждую минуту. Может, немного реже.

Я сидел на трибуне и уныло смотрел на противоборство Гриффиндора и Хаффлпаффа. Не представляю, как игроки хоть что-то видят и не падают с метел. И почему ни в одного до сих пор не попала молния? Это явно магия!

А еще меня интересовал вопрос, почему матч не перенесли? Почему его, бляха от сандалика, не остановят? Психи! Это же опасно!

Дементоров я ощутил намного раньше остальных. Знакомый могильный холод стал расползаться по телу. Стало трудно дышать. Я отстраненно изучал собственные реакции, чувствуя, как сужается угол обзора, а краски выцветают. Прежде чем в уши ворвался знакомый тревожный писк приборов, я успел предупредить своих об опасности:

— Надо валить, идут дементоры… — и отключился. Последним, что я видел, было ошарашенное лицо старосты.

* * *

С поисками Петтигрю ничего не получилось. Мы пролетели как фанера над Парижем. А всё чертовы домовые эльфы. Эти лопоухие паразиты поторопились вычистить простыни с кровью крысы. Понятное дело, вместе с кровью пропала и шерсть.

Короста пропала намного раньше, чем это случилось в каноне, но Рон с Грейнджер рассорились точно так же, и девочка обратила поток своей неиссякаемой заботы на меня. Это было местами приятно, местами забавно, но очень часто раздражало. Грейнджер порой забывалась и вела себя как мамочка, склонная к гиперопеке.

В выходные мы с Гермионой и прочими нашими однокурсниками дружно шагали в Хогсмид. Деревенька не впечатляла. Ни в первый раз, ни в последующие я так и не обнаружил там ничего примечательного. Скучно и однообразно. Ну, разве что можно было заглянуть в «Кабанью голову» и поболтать с Аберфортом Дамблдором за жизнь. Тот меня привечал, а узнав, что его старший брат меня опекает, начал мне горячо сочувствовать.

Однако, Грейнджер в такое заведение вести было нельзя, а прикрытие в её лице мне было необходимо. Поэтому улыбаемся и машем, несмотря на то, что эта сучка меня бесила. Когда-нибудь она точно получит! Но не сегодня.

Сегодня я обворожительно ей улыбался, угощал сливочной гадостью, отчего-то носящей название благородного напитка. От невинных прикосновений к руке и романтичных глупостей, нашептываемых на ушко, она заливалась краской и совсем по-девчачьи хихикала.

Да, у мужчин определенно есть преимущества — стоит ворваться в личное пространство и чуть надавить, как уровень гормонов у женщин начинает скакать с прытью горной козочки, отчего они теряют всякий разум. Не стоит при этом забывать про манеры, харизму, чувство юмора и наглую улыбку. А! Забыл — еще нужна симпатичная мордашка! Ну, с этим у меня проблем вообще не было. Тем более, я-то знал, как вешать лапшу на уши девчонке так, чтобы она не обижалась впоследствии. Испытано на себе в свое время.

— Гермиона, — интимно прошептал я, касаясь ее ушка губами, — я могу попросить тебя об одной услуге?

Девушка вздрогнула, немного выгнулась в пояснице, поерзала на скамье и, покраснев, метнула на меня взгляд исподтишка.

— К-какую? — немного заикаясь, пробормотала она. Отлично, почти дозрела.

— Понимаешь, — я провел рукой по ее волосам и заправил прядь за ухо, — мне очень нужно попасть в Лондон. Мои опекуны, ты же знаешь, они погибли прошлым летом… Они завещали мне кое-что сделать к Рождеству. Ты мне поможешь?

— Конечно, помогу. А что надо делать?

— Вызови мне «Ночной рыцарь», — я улыбнулся как можно более беспомощно, поглаживая ее ладонь. — Мне это, к сожалению, недоступно. Я ненадолго. Вернусь ко времени возвращения из Хогсмида. Пожалуйста, постарайся меня прикрыть. Если кто-то что-нибудь спросит обо мне, скажи, что я ушел в магазин или еще куда, в уборную, там. Короче, придумай что-нибудь. Хорошо?

— Ааа, х-хорошо, — Гермиона неуверенно повела плечом, — Но зачем тебе уходить тайно? Многие уезжают при необходимости домой. Ты мог бы сказать директору, наверняка, он бы не возражал или дал доступ к камину.

Она сомневалась. Надо было додавить.

— Гермиона, это очень важно, — я серьезно смотрел ей в глаза, — понимаешь, Дамблдору не очень нравится моя самостоятельность. Он никак не может понять, что я могу спокойно находиться у магглов без сопровождения. Уверяю, ничего противозаконного я делать не буду.

— Да, я поняла, — немного заторможенно покивала девушка, задумавшись. — Сейчас?

— Да. Спасибо тебе, пойдем, — я просил благодарной улыбкой.

Мы вышли из «Трех метел» и направились на окраину деревни. Гермиона махнула палочкой, и около дороги бахнуло — появился «Ночной рыцарь».

— Спасибо, Гермиона, я скоро вернусь, я быстро, максимум три часа, — я чмокнул ее в щеку и заскочил в автобус. В окно я видел, как она прикоснулась к поцелованной щеке и растерянно и счастливо улыбнулась. Я довольно помахал ей в ответ.

В Лондоне я поспешил в приют. Алексей Петрович встретил меня с облегчением. Мы регулярно переписывались, но он не чаял увидеть меня раньше оговоренного срока. Он радостно покружил меня в воздухе и потащил пить чай, попутно расспрашивая, что мне будет за побег. Когда я сказал, что заставят мыть полы и пробирки, Алексей успокоился окончательно.

Я, наконец, выяснил тайну зашифрованного послания на руке. По этому адресу стоял дом его двоюродного брата — какого-то криминального авторитета, свалившего из СССР. В данный момент тот вел жизнь добропорядочного подданного Соединенного Королевства. Алекс по моей просьбе набрал его номер и, поговорив пару минут, передал трубку мне. К сожалению, поддельный паспорт через него достать было нельзя. Но он вполне мог свести меня с нужными людьми, которые на основании настоящих данных могли сделать нужные бумаги. А там… Мало ли что случилось с архивными копиями? Пожар, наводнение, все дела. Комар носа не подточит. Но это было дорого. И не быстро. Но время пока терпело. Единственное, что меня напрягло — этими нужными людьми вполне могли быть маги.

Мы обговорили детали сотрудничества и получения гражданства другого государства. СССР распался, и в шестнадцати странах творился жуткий бардак с грабежами и убийствами, так что получить нужные документы через тот же Казахстан или Молдову не было проблемой даже для Северуса. Алексей Петрович на меня косился, но вопросы задавать не спешил. В глазах застыла тревога. На лице отражалась тень тяжелых размышлений. Когда я повесил трубку, он все же не выдержал и спросил у меня, нужно ли и ему валить из Великобритании. Я призадумался и утвердительно кивнул, посоветовав быть готовым через год. «Что же так вас припекло, раз вы с вашим учителем хотите бежать в Россию, а не в Америку?» — спросил он, обнимая на прощание. В ответ я неопределенно дернул плечом.

Вернувшись в Хогсмид камином из «Дырявого котла», я поспешил к Гермионе, нежно прижимая к груди трактат по теории магии. Девчонку нужно было наградить за прикрытие. Мне определенно понравилось выражение ее лица, когда она взяла в руки подарок. Искренняя улыбка и счастливый блеск глаз очень красили её.

Рождество подкралось незаметно. Казалось, только вчера лили дожди, а вот уже и снег лежит сугробами, и коридоры Хогвартса были украшены омелой, под которой то и дело застревали парочки. Увидев однажды вечером Северуса и суку-Бербидж, я вскипел, но сумел сдержаться и едва успел убежать, прежде чем они меня заметили. А то долго пришлось бы объяснять преподавателям причину своего поведения, ловя нечитаемые взгляды Снейпа. Ух, жуть.

Профессор Снейп больше не поднимал вопрос про мою влюбленность, слава всем Богам. И я был очень ему благодарен за это. Какое-то время я ловил на себе его задумчивые взгляды и подозревал слежку… Ну, как слежку? Иногда я чувствовал на себе пристальное внимание профессора, но он так ничего и не сказал. Какое-то время декан вел себя очень настороженно. Я думаю, он пытался понять, могу ли я сорваться на нем из ревности. Ах, если бы он знал… Хорошо, что не знает.

Рождественские каникулы я предсказуемо провел в Хогвартсе. Праздничный ужин был обилен и богат. Все сидели за одним столом, потому что большинство учеников разъехалось, едва ли на факультетах оставалось по несколько человек.

Профессор Трелони схохмила насчет количества человек за столом, завершив свою пафосную речь предсказанием о смерти. А я напомнил, что, когда она зашла в зал с целью пообедать, первым вставшим был директор.

Под перекрестьем возмущенных и удивленных взглядов, я пожал плечами и сделал невинное лицо:

— А что? Это же понятно. Извините, директор, но вы самый старый среди нас. Вы — первый кандидат. — Я радостно улыбнулся.

Дамблдор только усмехнулся в бороду — обиженным он вовсе не выглядел. Глупо обижаться на правду.

— Волхов, вы крайне невежливы, — МакГонагалл со Снейпом одернули меня почти в унисон.

— О, бросьте, мальчик всего лишь сказал правду, — Дамблдор махнул рукой и отвлек всех хлопушкой.

А незадолго до полуночи меня выловил Снейп. Я сидел прямо на парте, в одном из заброшенных классов, пил текилу и бренчал на гитаре.

— Волхов? Вы что, пьяны?! — профессор принюхался и обескуражено прочитал надпись на бутылке.

— Я расслаблен и пьян только на четверть, — замотал я головой. — В русском языке это состояние называется «подвыпивший». Прошу не путать со словом «пьяный», которое вы пытаетесь навесить на меня в качестве ярлыка.

— Волхов! Двадцать баллов со Слизерина за распитие спиртных напитков и месяц отработок у Филча!

— Неинтересный вы человек, сэр, — обиделся я. — Вам так хочется собственный факультет лишать баллов?

— Я закрываю глаза на ваши проступки до тех пор, пока вам хватает ума не попадаться, — Снейп скрестил руки на груди и навис надо мной, мрачный и неумолимый, как ангел возмездия.

— Тю! Профессор, я попался только вам и только из-за этой фиговины, — я потряс рукой с подаренным год назад браслетом. — А так меня никто не видел, даже портреты. А вы декан, вам невыгодно сдирать баллы, тем более в Рождественские каникулы. У вас кубок, а кубок — это премия, я знаю. Давайте на этот вечерок представим, что вы встретили в этом классе духа Рождества, который внезапно решил прикинуться вашим любимым учеником?

Профессор выгнул бровь.

— Бутылка превосходнейшего эльфийского вина в качестве подарка на Рождество — и, быть может, мы забудем об этом маленьком недоразумении? — продолжал я, покачивая бутылкой перед деканом, как змей-искуситель яблоком перед Евой.

Снейп мученически вздохнул и закатил глаза к потолку. Я даже знаю, о чем он подумал: «Воспитал слизеринца на свою голову».

— Где вы взяли алкоголь, дрянной мальчишка?

— Где взял, там больше нет. Ну, так что, профессор? — я поставил бутылку за спину и ударил по струнам. — Я вам еще спою в качестве бесплатного бонуса. Правда, английский репертуар у меня бедноват.

Я откашлялся, сосредоточился, дернул струны и затянул:

— В полночной тиши, когда все спят, твой дух позову, мечтами объят. Как ветер зовут паруса, слыша, как ангелы поют небесам…[6]

Профессор подошел ближе и накрыл гриф рукой, пережимая струны. Я с сожалением выпустил из рук гитару, подчиняясь мягкому, но непреклонному движению. Отложив инструмент подальше, Снейп сел рядом и спросил:

— В честь чего этот концерт? Зачем вы напились, Волхов?

— Захотел и напился. Думаете, у меня мало причин?

— Например?

— Советский Союз распался.

— Волхов, придите в себя, он распался в начале девяносто второго!

— А в девяносто втором я был слишком маленьким для того, чтобы отмечать это событие! Кстати, не хотите выпить за упокой социализма?

— Нет, благодарю, — Снейп брезгливо поморщился.

— Отлично, мне больше достанется.

Я смотрел, как скользит по концу шарфа лунный свет, отчего прозрачная ткань наполнялась серебряным цветом и переливалась с перламутровым, почти металлическим блеском. Уже вторую зиму шарф с крылом вызывал завистливые вздохи всего замка. Никто не знал, что это за материал, но все хотели такую же вещичку. Снейп носил его как Остап Бендер, несколько раз обматывая вокруг шеи и перебросив конец с крылом через плечо. Наверное, из-за этого я подарил ему творчество Ильи Ильфа и Евгения Петрова на это Рождество.

Наверное, я все же был пьян. Потому что никакого иного объяснения своему поступку я больше не нахожу. Иначе с чего бы мне завязывать шарф моего профессора в узел «Аскот»?

Я протрезвел мгновенно. На парте рядом со мной сидел крупный черный ворон. Не было ни вспышек, ни хлопка — никаких эффектов. Отсутствовало даже обычное для анимагов перетекание из формы в форму. Оп — и ворон.

Я растерянно рассматривал Снейпа, тот недовольно каркнул. Ворон быстро склонил голову сначала на один бок, потом на другой и разродился матерным карканьем. Ой. Меня будут бить, возможно, даже ремнем.

— Спокойствие, профессор, только спокойствие. Не нервничайте, — я лихорадочно соображал, что делать. — Я что-нибудь придумаю.

Я обезоруживающе улыбался. Ворон громко каркал. Кажется, мои слова его не очень успокоили. Блин, обратно-то как?

Я обошел парту со всех сторон, внимательно рассматривая ворона. На черной груди одиноко серебрилось седое перо. Подвыпивший мозг выдал заковыристую ассоциацию, я протянул руку и дернул за него. Профессор Снейп с грохотом свалился с парты. Смотрел он на меня недобрым взглядом. «Аскот» был развязан. Я начал прикидывать пути отступления, но уйти мне было не суждено.

— Взгляните на это с другой стороны — зато мы выяснили свойства шарфа, а ворон — мудрая птица… Главное, внимания не привлекает.

Я отходил мелкими шажочками в сторону двери, продолжая уговаривать профессора. Однако, Снейп не спешил меня ругать. Он встал, задумчиво провел руками по шарфу и самостоятельно завязал узел. Я разинул рот. Ворон покрутился на месте, наклонил голову, осмотрел свою грудь и дернул клювом за белое перо.

— Пятьдесят баллов Слизерину за успешное исследование свойств артефакта, — невозмутимо сообщил Снейп. — Пожалуй, я даже соглашусь с тем, что вижу перед собой духа Рождества, который по каким-то неизвестным причинам прикидывается моим учеником.

— А… эээ… — проблеял я, — а можно тогда продолжить? — не растерялся я.

Снейп скользнул взглядом по бутылкам и нехитрой закуси:

— Наливайте, Волхов.

— Вы тоже… будете? — я изумленно таращился на профессора.

— Пожалуй. И где там моя бутылка вина?

— Только надо приказать принести нормальную закуску, — промычал я, и он постучал палочкой по парте. Появившийся домовой эльф быстро организовал все необходимое.

Через пару рюмок мне окончательно снесло крышу. От третьей я отказался со словами:

— Этому столику больше не наливать — Волхов меру знает.

Снейп только пожал плечами. Пить он не умел совершенно, но его это не трогало. Надраться до поросячьего визга ему было не суждено — моя же работа над его органами не позволяла.

— Знаете, я ведь всегда хотел стать анимагом, — разоткровенничался декан, когда, наконец, поплыл.

— Вот и сбылась ваша мечта, — я светло улыбнулся, разглядывая пыльные витражи в окнах.

Больше я из того вечера ничего не запомнил.

Утро предсказуемо было паршивым, и также предсказуемо я был в покоях декана. Я приподнялся, мучительно пытаясь вспомнить, на самом ли деле лез к декану с поцелуями, или это мне приснилось?

В голове мучительно ворочались мысли, не давая сосредоточиться и ухватить воспоминание за хвост. Я напрягся. Голова заболела сильнее. Что… Что вчера было? Мне нужно обезболивающее или опохмел. В голове снова всплыла картинка, как я пытаюсь обнять декана. Боги, что я вчера успел натворить?

— Ну, доброго вам утра, Волхов, как ваша голова? — декан появился словно призрак и с издевательской усмешкой поставил передо мной фиал с зельем.

— А что вчера было, профессор? И почему я в вашей кровати? — я с подозрением приподнял одеяло и, поняв, что одет в пижаму, с противоречивыми эмоциями опустил его.

— Вы ничего не помните? Впрочем, это не удивительно, вы отключились практически сразу, — голос Снейпа был полон иронии. Он не злится? Хотя да, грех злиться, когда сбылась мечта, правда?..

Я быстро выпил зелье, поморщившись от гадкого послевкусия, и постарался побыстрее вернуться в свою комнату, стараясь выкинуть пьяный бред о поцелуях из головы.

Глава 31. Волк в хозяйстве пригодится

Вспыхнули хищные очи — не оторвать мне взгляда!

Вот испытанье мне, отче, вот и моя награда!

После попойки я осторожно расспросил Снейпа насчет своего поведения и выдохнул со смесью разочарования и облегчения. Никаких поцелуев и обжиманий между нами не случилось, мне всё привиделось в подростковом сне, в алкогольном угаре. Декан во всех красках описал, как я храпел и пускал слюни на его мантию, пока он тащил меня по подземельям. И какой у меня случился восхитительный сон после того, как он меня уложил.

— Вы так пыхтели, что я вам даже позавидовал. Интересно, кто вам снился? Грейнджер? Или все же Бербидж? — Снейп любовался моими пламенеющими щеками.

— О, замолчите, пожалуйста! — я закрыл лицо руками, благодаря всех богов за то, что не разговаривал во сне. — Мне и так стыдно!

— Замечательно, это послужит вам уроком, а я добавлю пару деталей, чтобы вы хорошенько всё запомнили!

Снейп был неумолим.

Время после Рождества полетело со скоростью пули. Январь сменился февралем, потом мартом, а я и не заметил. Отгремели квиддичные матчи, я наконец-то сдал экзамены за среднюю школу, так называемый GCSE. Теперь на очереди у меня стоял А-level. В честь этого я закатил вечеринку на Слизерине. Так уж совпало, что и день рождения заодно отпраздновал. Благодарить за такое раннее освобождение от экзаменов за среднюю школу стоило директора Дамблдора. Спасибо ему большое. Понятно, что суетился он, чтобы к лету я был свободен. А для этого мне необходимо сдать экзамены еще и в Хогвартсе, а так как и те, и другие экзамены выпадают на одно и то же время, то директора можно понять. Летом я планировал возобновить свою практику, но жизнь внесла свои коррективы. Магические выбросы не давали мне покоя. Контроль ослаб, и я не мог полностью владеть своей силой. Да еще не стоило забывать о дементорах…

Меня пытались научить сопротивляться их воздействию, но безрезультатно. Так уж получилось, что боггарт Гарри превращался в дементора, и на нем Поттер тренировался в вызове Патронуса, а я пытался дать отпор по-своему. Патронус пока получался в виде неоформленного облака, а я же регулярно брякался в обморок. Не помогали ни амулеты, ни заговоры. Я не поленился и намолил себе святую воду, даже в храм сгонял с ней, но пшик! А ведь, казалось бы, проверенное средство! Помогал только рецепт Гоголя — меловой круг с книжкой по центру. Но работал он только до тех пор, пока я не смотрел на дементора и усиленно вчитывался в текст. Дементор тоже явно меня не чуял, но стоило мне глянуть на него — и обморок приветливо распахивал свои объятья. Спасибо Люпину, он вовремя приводил меня в сознание, не давая задохнуться. Фальшивый дементор действовал ничуть не хуже настоящего. Возможно, слабее, но разницы я не чувствовал.

Сам профессор Люпин спокойно разгуливал чуть ли не под развевающейся хламидой боггарта. Ему было абсолютно наплевать на мелкую нечисть. После очередного обморока, когда Гарри уже покидал класс, я подошел к профессору Люпину. Волк оскалился. А ведь это он защищал своего хозяина от этой нечисти. Волк-защитник. Хм… Круг, конечно, вещь хорошая, но он вынуждал меня оставаться на месте, действуя как щит. Это было средство совсем уж на крайний случай типа Азкабана, а мне нужна была возможность отбиться…

— Ты что-то хотел? — спросил профессор Люпин, машинально отступая на шаг. Волк в астральном плане прижал уши и угрожающе поднял верхнюю губу. Почему он меня так боится?

— Профессор Люпин, я хотел кое-что уточнить, только вы не волнуйтесь. В общем…

Люпин побледнел. Волшебная фраза «Вы только не волнуйтесь» почему-то всегда действовала прямо противоположным образом.

— Вы же не особенно любите своего волка? Так?

— А… Как ты узнал? С чего ты взял такое?! — ошарашенным Люпин выглядел только первые секунды, потом разозлился. — Это Снейп тебе сказал? Так и знал, что ему нельзя доверять!

— Профессор Снейп тут совершенно ни при чем, я вас еще в поезде разглядел. Скажем так, синдром Грин дает мне некоторые особенные возможности. Бонусы.

Я наклонил голову набок и сложил руки за спиной, рассматривая мужчину.

— Ты — истинный целитель. Тебе по силам избавить меня от… этого?

— Варианты есть. Но мне хотелось бы знать ваше отношение к своей второй ипостаси. Я так понимаю, вы его не особо жалуете?

— Я его ненавижу, — хрипло ответил Люпин.

— То есть он вам не нужен?

— Нет, абсолютно. Я бы с радостью от него избавился. Ты можешь сделать меня обычным магом? Излечить? — в голосе Люпина была надежда.

Я кивнул. Добровольный отказ есть. Думаю, дед мне подскажет, что можно с этим сделать и как заполучить такого шикарного зверя, не становясь оборотнем.

— Если ты это сделаешь, я сделаю что угодно для тебя.

— Вы очень рискуете, разбрасываясь такими словами. Скажите, профессор, что у вас получается лучше всего? Хотя, нет. Не говорите. Я сам возьму свою плату. Потому что единственное, что у вас есть ценного для меня — это ваш волк.

— Вот как… — Профессор выглядел уязвленным.

— Мне нужно кое-что уточнить, некоторые тонкости процесса. Я дам вам знать.

Гарри в один прекрасный день все-таки сумел вызвать телесного Патронуса, увидев которого я передумал падать в обморок от явления дементора.

Я радостно расхохотался. Я откровенно заржал, упав на колени и хлопая по полу ладонями.

— И что с того? Подумаешь… ну, олень… Хватит уже, — Поттер обиженно бубнил, неприязненно уставившись на меня.

— Олень!!! Поттер… ахахахаха, это олень!

Гарри покраснел, в глазах заблестели слезы. Он потерял концентрацию, и животное исчезло. Вот я гад, испортил ребенку триумф, но удержаться было выше моих сил. Столько лет троллинга стоили того. О, да! Знание — сила.

— Олень, ыыыыыы, ахахахаха… — я уже подвывал, никак не мог встать с пола. — Да ты не расстраивайся, ахахаха, говорят, он меняется под воздействием, хихихи, сильных… эмоций, фух.

Я выдохнул, успокаиваясь и медленно встал. Еле сдерживая нервное хихиканье, я похлопал Поттера по плечу, проникновенно глядя в глаза и стараясь снова не рассмеяться. Поттер стоял и не знал куда себя деть.

— Чего ты заржал? Что смешного?! — Гарри был красный и злой.

— Ну, извини, я не удержался. Ты просто не представляешь, как много это говорит о тебе.

— Да ты уж много лет мне на что-то намекаешь. Ты знал?

— Теперь я буду звать тебя Бэмби, — я снова расхохотался, старательно игнорируя вопрос Поттера. — Если твой отец превращался в оленя, будет совсем отпад!

Люпин вздрогнул и закашлялся. Ага, кажется, до него шутка тоже дошла.

* * *

Последние месяцы я отслеживал лунные циклы, не желая пропустить превращение Люпина. В литературе по оборотням было сказано, что обращение начинается с восходом луны, когда на оборотня падает её свет. Оно длится три дня: день перед полнолунием, в полнолуние и день после.

В июне, в тот день, когда и случилась эта история с Визжащей хижиной и Гремучей ивой, у нас был последний экзамен.

Экзаменационная неделя заставила всех понервничать. По ощущениям я справился неплохо, хоть больше был сосредоточен на окончании средней школы, чем на магических предметах. Последним экзаменом года шло маггловедение. Мне попался вопрос про процедуру усыновления. Вторым вопросом было описание действий в экстремальных ситуациях. Легче легкого, пф-ф. И тот, и другой вопрос я знал не понаслышке. Не зря, ой, не зря я ночью в полночь орал с Астрономической башни: «Халява, приди!» — под недоумевающими взглядами однокурсников и профессора Синистры. В общем, я почти сорвал последний урок по астрономии, но зазванную с таким трудом халяву получил.

Отбарабанив профессору Бербидж ответы первым, я постарался скорее уйти и пошел в подземелья. Профессор Снейп, заваленный пергаментами с контрольными и образцами зелий, встретил меня неласково.

— Профессор, вы не заняты?

— Я свободен как весенний ветер, разве не видно? — злобно ответил любимый преподаватель.

— Сэр, могу я поговорить с вами?

— Говорите, что вам надо и выметайтесь отсюда. Мне еще зелье Люпину доваривать.

— В том-то все и дело. Я думаю, что все случится сегодня.

Профессор наконец оторвался от проверки пергаментов и взглянул на меня очень внимательно.

— Марш к котлу и рассказывайте. Почему вы пришли к такому выводу? — враз охрипшим голосом скомандовал Снейп и, подхватив флаконы с образцами, последовал со мной в лабораторию.

— Я следил за лунным циклом. По моим видениям все должно случиться летом. Грейнджер и Уизли были в обычных джинсах, а не в школьной форме. Значит, это случилось после экзаменов, ведь в обычное время положено носить форму. Сегодня был последний. Также сегодня первый из трех дней обращения.

— Отвратительно.

— Что? — опешил я.

— Зелье у МакЛаггена сварено отвратительно, — Снейп взмахом палочки уничтожил образец, сделав пометку в журнале. — Значит, так, Волхов, как сами видите, у меня хватает работы. За зелье профессору Люпину я смогу взяться только к вечеру, а это — не вариант. Доваривайте антиликантропное и несите его профессору. Думаю, вы справитесь с последним этапом самостоятельно.

— Я?! Профессор, вы уверены? — я растерянно захлопал глазами, — Я, конечно, помогал, но…

— Меньше слов — больше дела, Волхов. Вперед! — голос профессора мотивировал на подвиги не хуже рыка советского политрука. — Я буду наблюдать, чтобы не случилось эксцессов.

Я покорно склонил голову и взялся за зелье.

Доварив, я перелил его в бокал и, прикрыв специальной крышкой, направился к кабинету ЗоТИ. Бокал был тяжелым, приходилось нести его двумя руками, чтобы не уронить. Больше всего я боялся его расплескать, при моей-то скорости. Увидев лестницы, после короткого раздумья я сбавил шаг. Всё было под контролем, ведь зелье получилось намного раньше положенного, а значит Люпин успеет его выпить и не станет кровожадным.

Проконтролирует… Зелье сам варил… Снейп доверил…

На лестничном пролете у меня внезапно закружилась голова. Я привалился к перилам, сползая все больше на пол. Перед глазами замелькали цветные пятна, наплыли голоса… Или это были портреты? Живые портреты… Интересно, а краска тоже перемещается с картины на картину, или она только меняет цветовой спектр?..

Бокал выскользнул из рук и с громким звоном покатился вниз, содержимое стекало по ступенькам. Я вздрогнул, приходя в себя, и взвыл не хуже оборотня.

Черт, опять! Гермиона! Я убью ее!

Встряхнув головой, я взял себя в руки, подхватил бокал и крышку, и со всех ног бросился обратно в подземелья. Когда я влетел в лабораторию, то понял, что профессор уже ушел. Это заставило меня поторопиться. Я метнулся к котлу, заново наполняя бокал и помчался на поиски Люпина. Боги, лишь бы успеть… Лишь бы Северус был в порядке!

Я вихрем промчался весь путь до класса ЗоТИ, по дуге обогнув злополучный пролет. Ворвавшись в класс, я заорал:

— Профессор Люпин! — тишина была мне ответом.

Я распахнул дверь в покои оборотня. На одном из столов должна была лежать карта Мародеров. Да! Вот он, пергамент со схемой Хогвартса и окрестностей, по которой перемещались подписанные точки.

Я с ужасом увидел, что в Визжащей хижине уже собрались все действующие лица. Я метнул взгляд на часы, до восхода луны оставалось меньше десяти минут. Мать вашу, я что, так долго просидел на этих ступеньках? Что делать?! Ох, Гермиона, не расплатишься! Ну, какого хрена перемещение произошло у лестницы, а не в каком-то закутке или в заброшенном классе?

Вариантов не оставалось, будем лечить профессора радикально, прям вот сейчас. Я хлопнул в ладоши и заорал:

— Эльф! Вашу-ж-в-бога-душу-мать!

Появившийся эльф в ужасе уставился на меня и прижал уши.

— Доставь из спальни мою сумку на ремне, живо!

— Ученикам запрещено указывать эльфам Хогвартса, — пропищало вредное создание. Эльф дрожал и все сильнее прижимал уши к голове, — Только директор, преподаватели и старосты в праве…

— Директор — мой опекун, — перебил я, не зная, как еще уговорить это создание, — Если ты не выполнишь мой приказ, я скажу ему, и ты получишь одежду. И это не угроза, потому что если ты сейчас же не выполнишь мой приказ, погибнет декан и трое учеников.

Существо подумало еще немного и кивнуло, исчезнув и через секунду появившись вновь с моей сумкой.

Время утекало, как песок сквозь пальцы.

Я порылся в сумке, вытащил шашку и скомандовал:

— Перенеси меня в Визжащую хижину.

— Сэр, это запрещено, она за границей замка. Против правил, — неожиданно решительно заявило это мелкое чудище.

— Докуда сможешь. Быстро, ну!

— Только эльфы могут аппарировать в замке, сэр, простите, — и с хлопком исчез.

Вот же ж тварь!

И я как распоследний дурак побежал с шашкой наперевес в хижину, подгоняемый шлепками сумки по боку.

Чудом улизнув от Филча, я выскользнул во двор и ринулся к Гремучей иве, не успев совсем чуть-чуть. Когда я прибежал на место, Снейп уже заталкивал ребят в подземный ход, те выглядели ошарашенными, словно стукнутые пыльным мешком из-за угла. Гриффиндорцы не слишком спешили, разинув рты и распахнув глаза от шока. Идиоты! Гремучая ива не будет вечно их ждать! Неужели непонятно, как это может быть опасно?

Я успел заметить, как крыса, выскользнув из лежащей на боку с открытой дверцей клетки, скрывается в траве. Бл…! Ладно, хрен с Петтигрю, не до него сейчас.

Снейп пока не замечал моего присутствия, слишком занятый троицей. Рядом с ним крутился черный пес, настороженно разглядывая кусты. Уши стояли торчком, он напряженно прислушивался и принюхивался. Вот он меня уже заметил, бросив на меня короткий взгляд и коротко рыкнув. Гарри по привычке препирался с деканом, пытаясь помочь Рону залезть в узкий лаз. В какой-то момент Уизли не удержался и споткнулся, схватившись за Гарри. Тот покачнулся и начал заваливаться на Северуса. Мужчина машинально обернулся и поймал его.

Только благодаря тому, что я наблюдал за Блэком, я успел среагировать на внезапный прыжок оборотня из кустов. Пес прыгнул наперерез, Снейп оттолкнул Поттера в сторону. Он не успевал поднять палочку и развернулся боком, начиная плести щит, а я вскинул руку, используя телекинез. Оборотень застыл в воздухе, скованный моей силой, рыча, роняя пену с клыков и бешено извиваясь. Снейп автоматически закончил щит и, не разбираясь, отчего оборотень презрел законы гравитации, запихнул обалдевшего Гарри под иву вслед за Уизли. Блэк пролетел мимо и неуклюже приземлился на лапы, поскуливая и изумленно глядя на висящее в воздухе чудовище.

— Мистер Блэк, — осторожно позвал я, — спускайтесь в лаз, профессор, вам тоже не стоит здесь задерживаться.

— Волхов, какого хрена вы здесь забыли?! — увидев меня, Снейп зарычал не хуже оборотня. — У меня все шло по плану, быстро возвращайтесь.

Я молча качнул головой и повел рукой, переворачивая оборотня поудобнее, вниз головой. Так, как там учил дед? Левой рукой я выхватил шашку из ножен. Вложив в удар всю силу, я резко взмахнул оружием. Лезвие тонко свистнуло в воздухе параллельно земле. Рычание оборвалось. На землю плеснула кровь. Голова покатилась по земле, распахнув клыкастую пасть. Я закончил движение, и тело упало вниз.

Блэк уже в виде человека горестно вскрикнул и попытался накинуться на меня с кулаками, но Снейп перехватил его, подвесив в воздухе. По злой иронии, Блэк оказался в воздухе тоже вниз головой, отчего вопли стали громче. В проходе показались ошарашенные лица детей.

Я чертил ножнами по земле, заключая безголовое тело в круг. Закончив, я поднял голову оборотня, перехватил поудобнее шашку и начал читать заговор.

— На море-океане, на острове Буяне, — я торопился, поэтому из моих уст вырывался мерный речитатив, — на полой поляне светит месяц на осинов пень, в зелен лес, в широкий дол. Вокруг пня ходит волк мохнатый, в зубах его весь скот рогатый.

Я отхватил уши, одно за другим, приговаривая:

— А добычи волк не слышит. Света белого не видит, — выковыривая глаза, — Крови волк не чует, не пьет, — отрезая нос и язык, — И добычи не дерет, — я выбил клыки и спрятал части тела в платок, засунул за пазуху к телу. Рубашка моментально намокла от крови.

Я шагнул в круг к телу оборотня.

— Месяц-месяц, золотые рожки! — я опустился на колени и вспорол живот сверху вниз. — Расплавь сердце, притупи когти, измочаль голод, чтоб они человека не брали, в волка не превращали и шкуру волчью с него сняли. Будь моё слово крепким и лепким, крепче камня каленого, острее ножа булатного.

Я шагнул из круга. Воздух над телом сгустился куполом и помутнел, превращаясь в плотный туман. Когда тот рассеялся, из тела, словно из кокона, вывалился перемазанный в слизи и крови Люпин. Глаза его были безумными.

А я почувствовал их приближение. Еще не успел похолодеть воздух, еще не навалилась тяжесть на плечи, не сжималось в страхе сердце, лишь удовлетворение от хорошо проделанной работы сменилось тоской. Я уже чувствовал их. Дементоров.

— Быстрее! Они скоро будут здесь. Дементоры… Помогите мне, — подхватив Люпина под мышки, я пытался тащить его к проходу, — Да не стойте же вы столбом, Снейп!

Профессор обжег меня злобным взглядом, обещая кару, и опустил палочку. Блэк брякнулся на землю, но сообразил быстрее; сам подхватил Люпина и, не считаясь с его удобством, потащил к иве, мимоходом ткнув палкой в её «кнопку».

— Экспекто Патронум! — рявкнул Снейп, когда бывшие Мародеры уже скрылись в проходе под ивой, а я, прихрамывая, подходил к декану. Когда только успел ногу подвернуть?

— Волхов, вы меня когда-нибудь доведете! То, что вы тут устроили, однозначно классифицируется как темный ритуал.

Я виновато опустил голову и не ответил. Серебристая лань передвигалась кругом, защищая нас от летящих дементоров. Они надвигались отовсюду: со стороны замка, леса, озера. Небо было усеяно их черными фигурами. Запретный лес покрывался инеем и тьмой. Это было великолепное и ужасающее зрелище.

— Я сейчас отключусь, проф.

Снейп с руганью схватил меня за шиворот и впихнул в лаз, запирая за нами вход.

— Блэк! — скомандовал декан, — Люпин живой?

— Да, — раздался отрывистый голос Блэка, — только в шоке.

— Превращайся, блохастый, и вали в Хижину, а оттуда беги со всех лап. Только все дайте сперва обет о том, что ничего не скажете и никоим образом не дадите знать о проведении Волховым ритуала. Проблемы никому не нужны.

Блэк согласно кивнул. Никто из ребят особо не возражал. Влияние дементоров ощущалось с каждой секундой все сильнее. Мне стало трудно дышать, в ушах раздался противный писк, сердце трепыхалось. Колени ослабели, и я сполз по грязной стене на пол. Принесение обета остальными прошло практически мимо меня, я тоже что-то говорил под диктовку Снейпа, только наличие рядом патронуса Гарри не давало мне окончательно отключиться.

Но хватило его ненадолго…

Глава 32. Наш доблестный Аврорат нас бережет

Директор Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, кавалер ордена Мерлина первой степени, Верховный чародей Визенгамота и Президент Международной конфедерации магов Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор задумчиво рассматривал сидящего перед ним профессора Люпина. Тот кутался в мантию, болезненно щурил глаза от яркого света и диковато косился в окно, где светила на небе яркая луна. Полнолуние было в самом разгаре, однако Люпин оставался человеком и превращаться не собирался. И директору Дамблдору было очень любопытно узнать, что же зельевар сотворил с лекарством, из-за чего получился такой результат.

Поначалу, когда директора разбудила Минерва с криками, что на территории школы произошло нападение, Дамблдор подумал на Римуса.

Когда он увидел труп без головы и с распоротым брюхом, он пожалел своего бывшего ученика, которого помнил еще мальчишкой. «Он был прекрасным человеком», — успел подумать директор, прежде чем из-под Гремучей ивы вылезли гриффиндорцы. Каково же было его изумление, когда он увидел, что профессор Люпин помогает нести Рональда Уизли. Признаться честно, его чуть ли не впервые за последние годы посетил когнитивный диссонанс.

— Римус, мальчик мой, я понимаю, что ты сильно устал — такие события для любого не прошли бы без последствий — но, прошу тебя, ответь мне на несколько вопросов.

— Конечно, профессор Дамблдор, спрашивайте, — Люпин поежился и плотнее запахнулся в свою старую мантию.

— Как?! Как тебе удалось не обратиться?

— Ммм… Честно говоря, я не знаю деталей, но, судя по всему, это из-за Волхова…

— Продолжай, мой мальчик.

— Я… не могу, директор, — отводя глаза в сторону виновато ответил Люпин. — Я не знаю.

— Так не можешь или не знаешь? — мягко уточнил Дамблдор, весь подобравшись и пристально вглядываясь в лицо Римуса.

— Вы знаете, весной у нас был разговор с Волховым по поводу моей… проблемы. На мой вопрос, можно ли с этим что-то сделать, он обещал подумать.

— Так-так, очень интересно. И он что-то сделал с тобой?

— Да, по правде говоря, я сам ничего не понял, но результат, как вы видите, налицо.

— Скажи, Римус, а в это полнолуние ты обращался? Твой внешний вид… Я сомневаюсь, что ты имеешь привычку разгуливать голышом по ночам, — директор добродушно усмехнулся, глядя в глаза Люпина.

— Да, но ненадолго.

— Скажи, Римус, возможно, ты взял своего волка под контроль?

— Возможно. Сэр, в самом деле, я не знаю, почему так получилось.

Дамблдор разочарованно откинулся в кресле, внимательно рассматривая Люпина и понимая, что тот молчит неспроста. Но с другой стороны, Северус тоже ссылался на Вадима, предполагая, что мальчишка что-то удачно напутал на последнем этапе приготовления зелья.

— Директор, — Римус медленно поднял взгляд на Дамблдора. — Ответьте и вы мне на один вопрос.

— Конечно, спрашивай, мой мальчик.

— Почему вы не инициировали пересмотр дела, когда я рассказал о магических крестинах Сириуса и Гарри? Почему не попытались оправдать Сириуса? — выпалил Люпин и тут же замолчал, испугавшись своей вспышки.

Дамблдор тяжело вздохнул.

— Римус, ты ворвался в мой кабинет, размахивая письмом Джеймса, спустя три года после заключения Сириуса. Ты сам знаешь, что одной бумагой доказать невиновность сложно. Почерк при должной сноровке может подделать даже магл, — Дамблдор сложил кончики пальцев перед собой и метнул взгляд на Люпина. Он совершил ошибку с Сириусом, и, к сожалению, она ему аукнулась спустя столько лет. — Прежде, чем поднимать дело, я должен был проверить. Римус, проверку проводил сотрудник Отдела Чар и Ритуалов. В его беспристрастности и квалификации нет сомнений. Связи не было.

— Но… Как же так? Может быть… дементоры?..

— Дементоры не уничтожают магические связи, — покачал головой Дамблдор. — Я был уверен, что письмо Джеймса — искусная подделка, которую сделали родственники Сириуса. И он сам чистосердечно признался, что виноват, и на допросе, и на суде. Я пытался выяснить правду, расспрашивал его, но я не единственный председатель Визенгамота, а Сириус был замкнут и на все вопросы отвечал, что виноват. Он был невменяем, Римус. Куча свидетелей, и именно из его палочки была выпущена та злополучная Бомбарда… Естественно, что большинство проголосовало за пожизненное заключение, несмотря на отсутствие метки.

— Однако Питер жив! Даже Снейп это подтвердил!

— Да, Северус мне показал свои воспоминания о вашей беседе в Визжащей хижине. И мне очень горько и стыдно перед Сириусом и тобой, — Дамблдор как никогда чувствовал себя уставшим и старым. — Сириус не заслужил этих двенадцати лет. Я обязательно прослежу, чтобы его дело было отправлено на повторное расследование как можно скорее. Ваши воспоминания пройдут экспертизу и послужат основанием. После редакции, конечно, если ты не захочешь афишировать свою пушистую проблему, теперь уже бывшую.

Ошибка давила на плечи, пригибая к земле. Альбус был в ужасе. Да, безалаберный мальчишка никак не годился на роль воспитателя Гарри, но Дамблдор не планировал загонять его в Азкабан! Достаточно было подтолкнуть Блэка к женитьбе на нужной девушке, связать семьей и мягко уговорить отдать Гарри кровной родне. Петунья не дала бы разбаловать мальчика, а роль любимого дядюшки пришлась бы Сириусу по душе, Дамблдор был уверен в этом. И все улики кричали о виновности Блэка!

Но теперь было поздно извиняться и оправдываться.

— Но почему связи не было? — недоумевал Люпин. — Письмо настоящее, я уверен!

— Я думал над этим. Хагрид упоминал, что Сириус отдал Гарри ему. Это происходило в Хэллоуин, и сам понимаешь, какие эманации витали тогда над домом Джеймса… Я склонен думать, что если связь и была, то Сириус разорвал её в тот момент. Он передал свои обязанности Хагриду.

— Хагриду?!

В дверь постучали, и Люпин осекся.

— Прибыли авроры, господин директор, — вошла в кабинет Минерва, за ее спиной маячил мужчина в красной форменной мантии. — Они требуют допросить причастных. Профессора Люпина тоже.

— Конечно, профессор МакГонагалл. Римус, мы продолжим наш разговор позднее, — сказал Дамблдор. — Но мне хотелось бы присутствовать на опросе. В конце концов, я отвечаю за школу, профессоров и студентов. Безопасность школы в приоритете.

— Конечно, вы можете присутствовать, — аврор скрестил руки на груди и недовольно добавил, — только что-то в последнее время нам слишком часто приходится навещать Хогвартс. Безопасность этого места вызывает у меня сильные сомнения.

— Мистер Робардс, рад приветствовать вас в этих стенах.

Робардс кивнул и перевел взгляд на Люпина.

— Мистер Люпин, пройдемте. Директор, предоставьте нам помещение.

— Да, конечно, любой пустой класс в вашем распоряжении. Можете использовать тот, в котором велись допросы в прошлом году.

Аврор кивнул, и все вышли из директорского кабинета.

Профессор Макгонагалл и мадам Помфри настаивали оставить детей в покое до утра, упирая на необходимость отдыха. Аврор был непреклонен, настаивая на немедленном опросе.

— Вы собираетесь опрашивать детей, студентов третьего курса! Вы поспешили записать их в преступники?

— Минерва, мы давно знакомы, ты же знаешь, что пока не проведен первичный сбор информации, они все — причастные. И опросить их лучше сейчас, пока они ничего не забыли, пока свежи воспоминания.

— Минерва, это же для блага учеников. Я более чем уверен, что они сами жаждут рассказать все подробности как можно скорее, — вмешался Дамблдор.

МакГонагалл недовольно поджала губы, но промолчала. Мадам Помфри посторонилась, пропуская в Больничное крыло Робардса и остальных авроров. Дамблдор шел следом за ними.

Ошибка с Блэком, ошибка с Петтигрю… Ловушка на первом курсе не сработала. Дамблдор недооценил Тома, и теперь захватить его будет непросто, а Питер наверняка учуял, кто сидел в Квиррелле. Кто знает, о чем они говорили, какие приказы получил предатель?

Раньше Дамблдор полагал, что Волдеморт просто отказался идти дальше, как призрак, но два года назад выяснилось, что это не так. Он явно нашел какой-то иной способ задержаться на этом свете, и уничтоженный Вадимом дневник дал подсказку. Дамблдор зарылся в трактаты по Темной магии, исследуя вопрос бессмертия, говорил с учителями, с друзьями Тома, его слугами…

Дамблдор отстраненно слушал разговор авроров с гриффиндорцами, вспоминая последнее полученное письмо. Этим летом Гораций Слизнорт пригласил его на чашечку чая, и что-то Дамблдору подсказывало — после беседы с бывшим коллегой он получит ответ.

* * *

Я очнулся во владении мадам Помфри, на своем привычном месте у фикуса. Тут же ко мне подошла колдомедик и подала кружку. Я послушно выпил горьковатый отвар.

— Все нормально? Говорить можешь? — деловито спросила она. Я кивнул, она метнула неодобрительный взгляд в сторону и поджала губы, отходя от кровати. В поле зрения появились высокий мужчина в красной аврорской мантии и директор Дамблдор.

О! Вот это номер! Что мне теперь врать? Ладно, надо решать проблемы по мере поступления вопросов. Если что — буду тупить.

— Мы можем начинать, директор? — спросил аврор.

Дамблдор внимательно посмотрел на меня и кивнул.

— Только недолго, мальчику нужен отдых, — директор оперся на спинку кровати у меня в ногах.

Вот суки, хоть бы дали прийти в себя!

Тем временем аврор достал перо и пергамент, неуловимым взмахом палочки зафиксировав пергамент в воздухе. Поставил перо строго вертикально. Оно качнулось и застрочило под диктовку:

— Протокол допроса от 23 июня 1994 года по делу о нападении оборотня на территории Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, запись ведет старший аврор Гавейн Дрейвн Робардс Мракоборческого корпуса Министерства Магии Соединенного Королевства Великобритания. Допрос несовершеннолетнего Вадима Деметрий Волхова, присутствует опекун Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор.

Меня перекосило от такого перевирания моего имени:

— Я Вадим Дмитриевич, сэр! Могу продиктовать по буквам.

— Да, будьте любезны, — аврор смерил меня неодобрительным взглядом, но исправил запись.

— Спасибо, сэр, — поблагодарил его я и проговорил имя по буквам.

— Ну что ж, приступим, — наконец кивнул мужчина, — Меня зовут аврор Робардс, я буду задавать вам вопросы по поводу инцидента, вы согласны, мистер Волхов?

— Да, только скажите, с ребятами все хорошо? И профессор Снейп…

— С ними все хорошо, мой мальчик, не беспокойся. Вы же понимаете, целители в первую очередь беспокоятся за других? — улыбался директор в ответ на недовольный взгляд аврора.

— Мистер Волхов, что вы делали вчера вечером?

— Вчера?! — я удивился.

— Да, вы проспали всю ночь и часть утра. Начните уже отвечать на поставленные вопросы, — голос аврора стал строже.

— Я… — я судорожно прикидывал, о чем стоит рассказать, а о чем лучше умолчать. В принципе, вряд ли трио будет молчать о Петтигрю, значит, начну с поисков Люпина.

— Я искал профессора Люпина…

— Зачем? Вы же не посещаете его уроки? — тут же перебил меня аврор.

— Декан просил меня. Ему был нужен профессор Люпин. Я не знаю зачем.

— Что ж… продолжайте, — кивнул Робардс.

— В кабинете его не было, я хотел оставить записку и подошел к столу. Там лежал странный пергамент, как будто карта замка, и на ней были все обитатели. Даже призраки.

— Очень интересно, продолжайте, — аврор заинтересованно приподнял брови.

— Так вот, я стал рассматривать карту и увидел декана и профессора Люпина, а еще гриффиндорцев на границе карты около Визжащей хижины.

— Назовите все имена, что видели на карте около хижины. Вы запомнили их?

— Да, сэр. Сириус Блэк, Северус Снейп, Римус Люпин, Гермиона Грейнджер, Гарри Поттер, Рональд Уизли, Питер Петтигрю и Живоглот. Это питомец Гермионы.

— Питер Петтигрю?! — аврор хищно подался ко мне, внимательно рассматривая мое лицо. — Вы уверены, что правильно все запомнили?

— Да, сэр, я никогда не жаловался на память.

— Хорошо, а зачем вы направились к Гремучей иве? Почему не вызвали авроров? Не сообщили директору, в конце концов?

— Понимаете, — я замялся, — в Хогвартсе в этом году стали появляться такие странные места, где я теряю ориентацию. Кружится голова, и я не могу сказать потом, сколько времени провел там. Бывает так, что из-за этого я опаздываю на занятия. Мне кажется, что проходит минута, а на самом деле времени проходит гораздо больше. Или наоборот. Иногда я забываю, куда и зачем иду.

— О! Любопытно. Директор?

— Да, мистер Робардс, это то, о чем я говорил, непредсказуемое поведение носителя синдрома Грин.

Я насторожился, метнув взгляд на директора. О чем это он? Это он так соломки, что ли, стелет? В голову полезли черные мысли о психушке, но я постарался выкинуть их из головы. Учитывая мой анамнез, сделать это было непросто.

Робардс понимающе покивал, бросив на меня нечитаемый взгляд.

— И? Я так понимаю, что, выйдя из кабинета профессора Люпина, вы и попали в такое особенное место? Что же вы сделали дальше? — мне не понравилась интонация аврора. Он будто ставил под сомнение правдивость моего рассказа.

— Ну, да, на лестнице меня отключило, а когда я пришел в себя, то забыл, что собирался пойти к директору. Но я помнил, что в Визжащей хижине происходит что-то важное.

— Хорошо, расскажите о вашей работе с профессором Снейпом?

Я непонимающе смотрел на аврора. Они узнали об антиликантропном зелье? Черт! Надо было опрокинуть этот чертов котел.

— В смысле? — я старательно похлопал глазами.

— Ваше ассистирование профессору, что именно вы делаете? И почему студент третьего курса помогает Мастеру зельеварения? Почему не старшекурсники? Обычно на эту должность не всякий старшекурсник подойдет.

— Так… ээээ… дело в моем синдроме. Я могу заговаривать зелья. Это достаточно тонкий процесс, а с моей сверхчувствительностью я способен вплетать магию в компоненты и усиливать определенные свойства, нужные для зелья. Это на самом деле такая интересная тема, она очень подробно описана в последней монографии профессора Снейпа, — и я бодро начал грузить аврора Робардса терминологией. Тот поднял руку, останавливая поток сознания.

Я из-под ресниц быстро покосился на директора. Тот едва уловимо мне кивнул. Черт, вот и пойми его! Буду считать, что мне дали полный карт-бланш.

— А сейчас мы работаем над улучшением антиликантропного зелья. Профессор Снейп полагает, что…

— Стоп! — прервал меня Робардс. — Так, значит, вы побежали к Визжащей хижине?

— Да, я побежал туда и встретился у ивы с профессором Снейпом.

— Директор говорил, что вы вызывали домовика. Зачем?

— Я велел принести ему мою сумку. Там были лечебные зелья и кое-какие защитные амулеты.

— Почему вы не передали через него сообщение директору? Зачем вам понадобилась сумка?

— Не подумал, — честно покаялся я. — Я немного растерялся, сами понимаете, преступник и внезапно оживший герой в компании моего декана и учеников… Это выбило меня из колеи. Я решил сам всё рассказать директору Дамблдору. А сумку попросил принести, потому что вдруг кому-нибудь понадобилась бы медицинская помощь? У меня всё было бы под рукой. Ведь когда Драко Малфою понадобилась моя помощь, у меня с собой ничего не было, — я содрогнулся, вспоминая тот ужас. — Если бы Хагрид не дотащил нас до мадам Помфри, то я бы не справился.

— Понимаю, — неожиданно кивнул мистер Робардс. — Итак, вы забыли, что шли к директору, но помнили, что у хижины происходит что-то важное, и поспешили туда. Вы помнили, кому была нужна ваша помощь? К кому вы спешили?

— К Гермионе Грейнджер, сэр. Мы встречаемся, — и, повинуясь кивку аврора, я продолжил. — Итак, я увидел, как профессор Снейп гонит учеников в лаз под Гремучей ивой. Гермиона и Гарри помогали Рону. У него был вывих и укус на ноге. Я еще подумал, что хорошо, что у меня есть нужные зелья…

— Как стоял профессор Снейп?

— Он стоял спиной к ним, держал в руке палочку. Рядом вертелся черный пес. Они смотрели в сторону Запретного леса. Знаете, так… настороженно. Рон никак не мог совладать с ногой, профессор Снейп обернулся, чтобы помочь, и тут на них выскочил оборотень. Пес прыгнул ему наперерез, и я… Ну, больше это было похоже на очередной магический выброс, только на этот раз он вроде как был немного под контролем, — я поднял взгляд на аврора. Тот непонимающе смотрел на меня. — Я давал объявление в газетах, что отменяю прием из-за этих выбросов, — лицо Робардса прояснилось, и он кивнул. — Оборотень завис в воздухе, а я… Он мог упасть в любой момент! Он был совершенно диким! — я обхватил себя руками; меня затрясло.

— Вы отрубили ему голову и вспороли брюхо, — кивнул аврор и, наклонившись, выудил из-под кровати мою шашку. Лезвие было в подгоревшей крови. — Откуда у вас этот артефакт?

— Мне им заплатили за лечение.

— Кто?

— Это врачебная тайна! — окрысился я. — Если я начну болтать о своих клиентах, никто не будет у меня лечиться! Мои пациенты могут расплачиваться чем угодно, в том числе и артефактами. Какое отношение к шашке имеет личность дарителя? Она теперь моя!

Робардс опешил от моего напора и примиряюще поднял руки.

— Хорошо, мистер Волхов, успокойтесь. Никто не покушается на врачебную тайну. Просто очень уж необычное оружие, — он бросил взгляд на шашку. — Убить оборотня способен не всякий клинок. Меня больше интересует, почему вы так обошлись с отрубленной головой?

— Похоронный обряд эрзян для оборотней, чтобы на том свете волк не владел человеком. Это единственное, что я мог сделать для него тогда.

— Эрх-зя-ан? — Робардс с трудом выговорил незнакомое слово.

— Да, сэр, малая народность моей родины. Они верят, что связь духа и плоти очень сильна. Впрочем, я тоже верю в это. Аврор Робардс… — мой голос дрогнул вполне натурально. — Вы выяснили, кем он был? У него есть жена, дети? Я… я хочу о них позаботиться, искупить вину…

— Нет, мистер Волхов, — покачал головой аврор, взгляд у него был удивленным. Казалось, до него только сейчас дошло, что у оборотней могут быть дети. — Мы не можем определить, кто это был. Не переживайте, у этого оборотня наверняка не было семьи. В Запретном лесу нет их общин, слухи врут.

— Он мог быть маглом! Он мог приехать в лес специально, чтобы переждать полнолуние подальше от людей, он мог не знать, что здесь школа, маглы видят лишь безлюдные развалины.

Слезы лились самые настоящие — нервное напряжение предыдущего дня сказалось на нервах не лучшим образом. Аврор растерялся. Дамблдор успокаивающе зажурчал что-то о защите своих друзей. Слава всем богам, появилась мадам Помфри и напоила меня успокоительным.

— Достаточно! Мальчику нужно отдохнуть. У него и так каждый год что-то случается, а тут еще вы его до слез доводите!

— Осталась пара вопросов, мадам Помфри, — аврор Робердс подал мне платок. — Мистер Волхов, вы видели, куда убежал черный пес?

— Нет. Я потерял сознание прежде, чем Сириус Блэк убежал. Да, я в курсе, что это был он.

— Вы видели, как он себя вел по отношению к Гарри Поттеру?

— Он помогал ему перетаскивать Рона на удобное место.

— Может быть, вы слышали их разговоры? Он угрожал кому-нибудь?

— Нет, я не заметил. Он предлагал Гарри жить с ним, когда его оправдают. Гарри вроде был не против.

— Ясно, — аврор вздохнул. Кому-то явно не хотелось снова зарываться в старое дело. — Может быть, вы помните что-то еще?

Я подумал и медленно сказал:

— Там на земле лежала клетка с открытой дверцей. И, когда я бежал, на камень передо мной на секунду выскочила крыса. У неё не было пальца на правой передней лапе.

Лицо аврора вытянулось, но он быстро взял себя в руки.

— Ну что ж, — он протянул руку в сторону, и кто-то отдал ему пергамент, который он подсунул мне. — Вы должны подписать протокол вашего допроса, мистер Волхов, это стандартная процедура.

Я внимательно прочитал текст и расписался.

— Директор, — аврор быстро взял подпись у Дамблдора, — Ну что ж, на этом мы, пожалуй, закончим. Мистер Волхов, позвольте дать совет. Вы слишком часто фигурируете свидетелем в делах аврората. Снизьте свою активность, она вам не идет на пользу, — и, попрощавшись, ушел.

И только через несколько месяцев я узнал, что меня допрашивали очень мягко, по заранее одобренному директором Дамблдором и Попечителями списку вопросов и всего один (!) раз. А я еще недоумевал, почему меня не прогоняли по одним и тем же вопросам бесконечно, как обычно они это делали. Остальных участников инцидента никто не жалел, из них выпотрошили все подробности. Ну, по крайней мере, из тех, кого смогли поймать.

* * *

Дело заняло всю ночь и пару следующих суток. Аврорская группа не знала покоя, осматривая место нападения и тряся свидетелей. Профессоров опрашивали в пустых классах по отдельности, детей — в Больничном крыле, организовав ширмы и заглушающие чары. Волхова опросили лишь на следующий день, так как тот все никак не приходил в себя.

Выяснились шокирующие подробности о Питере Петтигрю и Сириусе Блэке. Поначалу Робардсу не верилось в такую сказочную историю, однако все свидетели упорно твердили одно и то же. В том числе и Волхов, а он вообще никаким образом не имел отношения к той давней истории. И если аврор мог поверить в то, что на детей Блэк навел помрачающее проклятье, то двое взрослых волшебников, один из которых был лучшим учителем ЗоТИ за последние десять лет, а второй фигурировал в делах как шпион, никак не могли поддаться проклятью волшебника, у которого даже палочки не было.

Особенно у авроров вызывала недоверие способность школьников к анимагии. Как они это провернули, было не очень понятно. Однако после того, как профессор Люпин предоставил свои воспоминания о превращении своих четырнадцатилетних друзей, вопросы были сняты.

А Петтигрю? Двенадцать лет прожить в виде питомца в семье Уизли. Дикость! И опять эти Уизли! Знали ли они, кого приютили?

Оставался не до конца проясненным момент с оборотнем. Ходили слухи о Люпине. Гавейн был почти уверен в том, что тот оборотень, услышав от племянника про его отгулы, совпадающие с полнолунием. Робардс грешным делом подумал о том, что у директора Дамблдора начался старческий маразм, и в придачу к полувеликану тот взял на работу оборотня. Услышав о нападении и увидев труп при осмотре места происшествия, Робардс был свято уверен в личности твари. Но Люпин был жив, выглядел хоть и болезненно, но вполне по-человечески, и никаких признаков не проявлял. Он даже не был ранен человеческой ипостасью оборотня. Гавейн специально сел на опросе так, чтобы свет свечей падал Люпину в лицо, но характерных отблесков и желтизны так и не увидел. Обычные глаза, пусть и светлого медового цвета.

Снейп тоже не прояснил момент с оборотнем. Деталей не хватало, и Робардс уже готов был поверить в версию Волхова о пришлом магле, если бы не полный котел антиликантропного зелья в лаборатории зельевара. Но подозрения к делу не пришьешь, и пришлось с кислым выражением лица принять объяснения Снейпа и Дамблдора. Исследовательский проект, как же! Совсем за дурака держат?

Впрочем, Волхов позднее прояснил этот вопрос. Как оказалось, у мальчишки прекрасно получалось ассистировать профессору, усиливая определенные свойства зелий. Каких именно аврор так и не понял, заваленный ворохом специфических терминов из алхимии. Позднее штатный зельевар с восторгом распинался, поясняя непонятные Гавейну термины, а потом зачитывая отрывки из статей и монографий Снейпа. Дракклов профессор и его ассистент! Пришлось принять версию с исследованием и пришлым оборотнем, но внутреннее чутье подсказывало, что в этой истории не все чисто.

Впрочем, тварь была убита и даже похоронена по варварскому обычаю. Опасности она не несла, и дело по ней можно было смело закрывать, наплевав на её человеческую личность. Мало ли пропавших без вести? Еще один роли не сыграет.

Больше всего не давал покоя Сириус Блэк, напавший на студента и спровоцировавший дементоров. Даром что Уизли отказался от обвинений, не хватало еще дело заводить по такому поводу. И так всё было запутано донельзя.

Показания заставили Гавейна запросить дело Блэка и ужаснуться. Всплыли множественные нарушения. Отсутствовал нормальный допрос, процедура судопроизводства была нарушена. Остальные, незначительные по сравнению с этим, недочеты просто меркли на этом фоне. Ведь Сириус Блэк, даже выжженный с гобелена, все равно оставался Блэком — членом темного древнего богатого рода. Чистокровного рода. И неплохим аврором! Коллегой!

На основании отчета о случившемся в Хогвартсе инструкция однозначно предписывала инициировать пересмотр дела Блэка. Свидетельства о живом Петтигрю приводили к выводу, что тот сфальсифицировал свою смерть и подставил Блэка как минимум в своем убийстве.

Старший Крауч, запихнувший Блэка за решетку, сейчас трудился Главой отдела международного магического сотрудничества и имел большой вес в Министерстве. Робардс получил четкие указания не ворошить дело Блэка, иначе ему грозили неприятности. Однако Дамблдор нажал на свои рычаги и, вопреки желанию начальства, пересмотр дела был неизбежен. Впрочем, такие дела могли пересматриваться годами без главного фигуранта, а если бы Блэка поймали, то он мог и не дожить до заключения под стражу, не то, что до суда. «Убит при попытке сопротивления!» — написали бы газеты, и со временем всё бы забылось. Робардс не завидовал тому, кто будет проводить повторное расследование. Это была очень мутная история, и пахло от нее отнюдь не розами.

Гавейн отложил папку с делом в сторону. Нет, он не будет лезть на рожон, все строго по инструкции, никакой инициативы. В конце концов, у него семья, скоро внук родится. А Крауч… Сколько таких Блэков сидело в Азкабане? Ведь наверняка он был не единственным. Робардс нутром чуял, что кто-нибудь когда-нибудь доберется до Бартемиуса. Он многих посадил, и далеко не все сидели пожизненно.

Глава 33. Секреты, снарри и Иван Купала

События той ночи были секретом, поэтому естественно, что о них знала вся школа. Все были в курсе поступка Снейпа, защитившего ненавистных ему учеников от дементоров. Поттера жалели из-за крестного и гадали, как всё повернется. Слизеринцы ходили гордые за своего декана и меня. Особенно гордился Пьюси, который и подарил мне шашку.

— В прошлом году василиск, в этом оборотни и дементоры, что будет в следующем? — риторически спросил Нотт.

— Вампир? — предположил Малфой.

— У меня на вампира рука не поднимется, — возразил я.

— Какие еще версии, господа и леди? — со смехом спросил Монтегю, — делайте ставки!

Предложения стали сыпаться со всех сторон. Мне предлагали сразиться с мантикорой, громопотаммом, поймать дракона, отбить Драко от фестрала и объявить его своей дамой сердца и прочие глупости. Хотя насчет дракона я бы поспорил…

Я в кои-то веки уступил Грейнджер позицию первого ученика в рейтинге, съехав аж на седьмое место. Гермиона ходила сияющая и довольная, словно кошка, стащившая кусок мяса. Но это продолжалось ровно до того момента, когда я ей показал свой аттестат о полном среднем образовании, где почти сплошняком красовались отличные оценки, и спросил, будет ли она в следующем году использовать хроноворот ради первого места. Выражение её лица было неописуемо и незабываемо!

Люпин до сих пор выглядел пришибленным, будто не до конца верил в то, что избавился от своей пушистой проблемы. Когда он поднял вопрос оплаты, я ответил, что он уже заплатил. В результате профессор ходил еще и озадаченный.

Снейп был все так же мрачен, видимо, предвкушая летние каникулы. Чувствую, он на мне оторвется.

Гарри на меня дулся. Честно говоря, я так и не врубился за что. Поговорить он не захотел и вообще старался держаться от меня подальше. Ну и ладно, время терпит, разберусь позже.

После допроса я ожидал вызова от директора, но он так и не удостоил меня своим вниманием. Видимо, он был занят. Загадка неизвестного оборотня не давала ему покоя. Ну а с Блэком… Похоже, Люпин, Золотое трио и в особенности Снейп обрисовали исчерпывающую картину.

Кубок на этот раз выиграл Гриффиндор. Счет был в их пользу, правда, я так и не понял, как им подсуживали.

Хогвартс-Экспресс опять уехал без меня. Мы со Снейпом переместились в Паучий тупик камином, дружно разошлись по комнатам, бросили вещи и столкнулись на кухне.

— Я приготовлю завтрак, а вы сварите кофе, — полувопросительно сказал я.

Снейп кивнул, и мы принялись за работу.

— Спасибо, что спасли мне жизнь, мистер Волхов, — внезапно сказал мужчина, — Я почти уверен, что Блэк не смог бы удержать Люпина. Это конечно не долг жизни, но я вам обязан. Не люблю быть должным, так что говорите, чего бы вы хотели?

— Ээээ… Я могу подумать?

Снейп насмешливо покосился на меня и кивнул.

— Но это было очень безрассудно, вы уверены, что вы не должны были попасть на Гриффиндор? — профессор издевательски усмехнулся, — Внезапность может помочь вам, но то, что вы выкинули… Вы представляете, что было бы с вами, если бы еще хоть кто-то увидел этот ритуал и донес куда следует?! Глупый мальчишка!

— Профессор, ну я же не знал, что это классифицируется как темномагическое действие, — жалобно протянул я, закрываясь от злобного взгляда разделочной доской, — У вас, куда ни плюнь, что ни сделай — всё темная магия. Я никогда не смогу здесь колдовать нормально.

Снейп повернулся и внимательно посмотрел на меня. О чем, интересно, он думал? Лицо декана было не особенно богато на мимику. Я научился угадывать его настроение по интонации и едва уловимым жестам: повороту и наклону головы, напряжению плеч, подрагиванию чутких пальцев. Прочитать же что-то еще было нельзя.

Мы позавтракали. Снейп задумчиво смотрел в окно и пил свой кофе, бросая на меня время от времени нечитаемые взгляды. На кухне царило молчание, больше он не отчитывал меня и не ругался. Честно говоря, мне было очень неуютно. Лучше бы он орал или шипел на меня разъяренным змеем, чем так… Профессор очень страшно молчал. Я бы даже сказал, перспективно. И перспектива эта для меня была безрадостной.

Снейп допил свой кофе и, перевернув чашку на блюдце, пододвинул её ко мне.

— Что ж, мистер Волхов… Чего мне ждать в следующем учебном году?

— Эээ… — промычал я, заглядывая в чашку.

— Очень глубокомысленно.

— Вот сейчас как напророчу вам женитьбу, — обиделся я. — Вот, смотрите, видите эту загогулину? Быть вам женатым на Поттере. Сначала вы будете друг друга ненавидеть, а потом воспылаете неземной страстью, изобретете зелье мужской беременности, и Поттер выносит вам ребенка. Первой родится черноглазая дочка. Будете вы жить долго и счастливо и не помрете никогда, потому что в процессе поисков зелья мужской беременности изобретете философский камень. Как вам сюжет для снарри?

Взгляд Снейпа остекленел. Рука замерла, не донеся чашку до рта. Мужчина сидел в ступоре секунд сорок, постигая всю катастрофичность и размах полета фикрайтерской мысли.

— А почему снарри? — наконец, выдавил он.

— Потому что Снейп и Гарри.

— Я и Гарри Поттер… — пробормотал Снейп, таращась на меня так, как будто перед ним сидел призрак самого Волдеморта. — В страшном сне такое не приснится…

— О, — я закатил глаза. — Обоснуй — это самое интересное! Это будет вынужденная мера. Дамблдор сочетает вас по жутко древнему и очень магическому обряду, который навеки свяжет вас и заставит воспылать друг к другу неутолимой страстью, наделив великой силой любви.

— Зачем?!

— Чтобы победить очередного Темного Лорда, конечно! — безапелляционно заявил я пафосным тоном. — Ибо было когда-то сделано Пророчество, согласно которому на исходе седьмого месяца противники Лорда явят на свет великого Избранного. Будет он полон неведомой силы, непостижимой для разума злобного гения, и получит от Лорда особый знак, чтоб тот его ни с кем не перепутал. И Темный Лорд не даст ему жить спокойно, пока не достанет до печенок, и разожжет этим желание прибить его на месте. Будет он охотиться за своим Избранным, позабыв про остальные важные дела, а потом убьется собственным заклятьем, так и не познав той неведомой даже самому Избранному силы, — я сделал лицо мечтательного идиота и взмахнул чашкой. — Ибо не стоит верить шарлатанам и забывать о технике безопасности. А любовь между вами и Поттером, профессор, нужна для того, чтобы девочки рыдали над учебниками, читая о вашей великой любви, и сочиняли истории с горячими жаркими сценами. Ведь снарри — это аж тройной фетиш: строгий профессор и нерадивый ученик, взрослый умелый мужчина и неопытный девственник и, конечно, неравный брак, — я подумал и добавил. — Можно еще и немножко БДСМ вставить. Ну, связать для первой брачной ночи, чтоб не убежал…

Снейп смотрел на меня круглыми глазами, лишившись своего привычного покерфейса. Он помолчал, налил себе кофе, отходя от шока, и осушил чашку одним большим глотком.

— Мерлин, ну… Где вы только такого набрались, страшно представить? Вынужденный брак с Поттером, чтобы победить Темного Лорда… Ну и фантазия у вас, Волхов! — он прыснул и захохотал. — Какой вы жестокий и испорченный мальчишка! Мало того, что засунули его в мою постель и рожать от меня заставили, так еще и философским камнем наградили, чтоб мы вместе жили как можно дольше. Чем он перед вами так провинился?

— Ну, любовь зла, а вы его так страстно ненавидите… И глаза у него зеленые, красивые.

— Что бы вы там себе не воображали в ваших грязных подростковых фантазиях, Волхов, запомните раз и навсегда — я не интересуюсь детьми и уж тем более Поттером! — отчеканил Снейп, просмеявшись.

— Хорошо, — я покладисто кивнул и, дождавшись очередного глотка, коварно добавил: — А вы знаете, что Люциус Малфой мазохист и на четверть вейла?

Снейп поперхнулся и посмотрел на меня так, что я покраснел и схватился за чашку уже всерьез.

* * *

Деревня бабули встретила меня вечным летом и запахом разнотравья. Воздух звенел и был наполнен пением птиц. На горизонте занималась утренняя заря. На бабушкин забор взлетел петух и громко закукарекал. У-у, зараза, когда-нибудь я тебя поймаю и отправлю в суп. Я воровато огляделся и залез в сад соседки. Сорвав пару яблок, я подскочил к нашему участку и перевалился через ограду.

Том с интересом наблюдал за моими экзерсисами, выбивая коврик, перекинутый через плетень. Он светло улыбнулся, поймав брошенное мной яблоко. В собранных волосах сверкнул на солнце яркий цитрин. Том почти не расставался с подарком, закрепляя гребнем отросшую челку и собирая волосы в низкий хвост.

— А почему не у нас сорвал, такие же растут? — с любопытством спросил он.

— Ничего ты не понимаешь в колбасных обрезках, — я смачно захрустел яблоком. — Соседские всегда вкуснее, особенно честно стыренные.

— Наверное, тебе виднее, — неуверенно согласился Том.

Он выглядел гораздо лучше, почти здоровым. Том отъелся, окончательно окреп и начал улыбаться. Что мне нравилось, улыбка его была красива в любой искренней эмоции. Единственным, что оставалось от прежнего Тома Риддла — самозваного Лорда Судеб, склонного к вспышкам ярости и гнева — была эмоциональная нестабильность. Он мог расхохотаться от шутки с танцующими пальцами, мог расплакаться над разбитой чашкой или сгорать от ярости, услышав утренний крик петуха. А порой на него нападало вот такое состояние как сейчас. Он никак не мог поймать чувство, которое нужно испытывать в конкретной ситуации. Разумом он вроде бы понимал, но прочувствовать не мог. Эмоциональный инвалид. Я грустно усмехнулся, но быстро взял себя в руки. Ничего, вылечится. Гребень и не от такого способен помочь.

За оградой, там, где начинался лес, в кустах мелькнул серый хвост. Волк хоть и боялся подходить ко мне, но всегда был поблизости. В деревню он не совался, чуя неприятности. Приручать его было сложно. Зверь не доверял и боялся, одно хорошо — слушался беспрекословно. Деваться ему, связанному моими чарами, было некуда. Я не злоупотреблял своей властью, предпочитая добиться от волка доверия, а не страха. Мне хотелось сделать из него полноценного шаманского помощника, которыми хвастался Кайракан. Одного, но мощного и верного, способного заменить целый сонм подчиненных силком духов.

Том закончил свою работу, и мы зашли в дом. Бабушка как раз ставила на стол творог, сырники и мед. На столе уже стояли миски с вишней и лесной земляникой.

— Ну что, дорогой внучок, приступай, — она с улыбкой подтолкнула меня к столу и вручила ложку с миской. — Том, помогать будешь?

— Да, чем помочь? — Том жадно смотрел на вишню.

Бабуля развернула его в сторону от стола.

— Пошли полы мыть.

— Везде?! — в голосе Тома звучало эхо бесконечных коридоров бабулиного дома. В глазах застыла обреченность.

— Только на кухне и в сенях, — успокоила его бабуля, захихикав. — Венки надо еще потом наплести. Да дров наколоть бы на вечерний костер. Праздник у нас сегодня.

— Какой?

— Так Иван Купало, — бабуля выглядела возмущенной незнанием Тома. Под ее взглядом Том виновато втянул голову в плечи и покорно взялся за тряпку.

Я замешал пироги с вишней и творогом и засунул в печь. Через часик будет готово. А пока можно и чаю с травами попить. Том ползал вокруг меня на карачках, старательно намывая полы. Я приподнял ногу.

— Да не злись ты, хочешь вишни?

— Хочу, — Том глянул на меня исподлобья.

Я протянул ему стакан с вишней без косточек. Тот проглотил вишню, практически не жуя, и облизнулся. Полы он домывал уже веселее.

В дом ввалились Волх и Медведь, таща за руки вяло сопротивляющегося Кайракана.

— Не упирайся, всё равно не отвертишься!

— Да не умею я венки плести!

— Не умеешь — научим, не хочешь — заставим.

Я вытащил готовые пироги из печи. По дому поплыли одуряющие запахи свежей выпечки и вишни. Том жадно сглотнул слюну. Предки заинтересованно потянулись к столу, забыв про венки.

— Режь скорей! — нетерпеливо приплясывал Волх.

Я разрезал пирог и подал каждому из присутствующих предков по куску. Том жадно провожал каждый голодными глазами. Просительно глянул на меня, потом на стол, но я только покачал головой и вручил ему ягоды.

Кайракан заметил взгляд Тома и хмыкнул, по-птичьи склоняя голову набок.

— Хочется? — встряхнул он своим куском и чуть улыбнулся. — Вадим, что же ты гостя не угостил?

— Нельзя ему! — отрезал я и засунул в рот горсть земляники. — Том, даже не думай о них.

— Почему же? — под взглядом внимательных и каких-то безразличных светлых глаз Кайракана Тому явно становилось неуютно. — Он уже не половина. Он выдержит. И ему здесь очень нравится, правда, малыш? Я поделюсь с тобой, а потом научу обращаться в птицу. Мы будем вместе летать над моими землями. Я покажу тебе свои горы. Дам тебе крылья. Хочешь?

Том замотал головой и отступил на всякий случай от стола подальше. Вот и молодец, вот и правильно. Почуял, видимо, неладное нутром. В принципе, ничего удивительного — он всегда боялся смерти. Полный переход за грань не оставит ему шансов вернуться прежним.

— Отстань от парня, — вмешался Волх. — Нельзя ему, говорят же тебе!

— Вадим его лечит, а не в помощники готовит, — добавил Медведь.

— Скучные вы, — снисходительно улыбнулся Кайракан, облизывая пальцы, и схватил со стола еще кусок, подмигнув Тому.

После мы дружно плели венки. А потом прыгали через костры и спускали венки в местной речке. Том восхищенно крутил головой, провожая кого-то взглядом.

— Сколько здесь людей… — протянул он. На голову ему из ниоткуда шлепнулся венок, и парень улыбнулся слегка растерянно, явно не зная, как ему реагировать.

Я на это только хлопнул глазами, а потом сообразил, что не зря деревня казалась мне слишком пустой, когда я ходил за водой.

Я наблюдал за тем, как взметались искры над кострами, как колыхались камыши у схода к воде, как плыли венки по реке, появляясь из пустоты. Прислушался и уловил в звуках ветра тихий смех и отголосок песни, а ветра здесь никогда не было. Это было завораживающе. Я находился посреди невидимой толпы. И меня это ничуть не пугало.

Медведь весело хлопнул меня по плечу и вручил мне ковш с пахучим хлебным квасом.

— Пошли прыгнем, чего грустишь, внучок? — он радостно потянул меня и ошалевшего Тома к костру.

Я прыгнул первым. Пламя пустило искры мне в лицо, которые слишком ярко виднелись посреди солнечного дня. Следом прыгнул Том, хохоча от восторга. Неуклюже приземлился, подвернув ногу, и рухнул прямо на меня.

— Как здорово! Будто во мне все зажглось, давай еще!

Я внимательно посмотрел на него и кивнул.

— Но только один раз, больше нельзя.

Том вскочил и повторил прыжок, с тем же безумным восторгом пролетая сквозь пламя костра. Приземлился на сей раз он ловчее. В его волосах медленно таял гребень, стекая талой водой и впитываясь в пряди отросших волос. Том с изумлением оглянулся и повернулся ко мне.

— А где все? — спросил он и растерянно провел рукой по волосам. На его ладони осталась искра, мигнула и впиталась в его ладонь. В воздухе затихал смех Северуса.

Я в ответ пожал плечами.

— Ушли.

Мы стояли меж костров и мечтательно улыбались, глядя на закатное солнце. Искры таяли, поднимаясь в чистое высокое небо. Плавно несла свои воды река, теряясь в лесу. Стремительно темнело и только тлеющие костры освещали поляну. Медведь и Кайракан ходили и заливали их водой. Праздник закончился.

— Домой? — спросил Волх, хлопая замершего Тома по плечу. Тот растерянно улыбнулся сквозь блеснувшие слезы.

— Домой…

Я открыл глаза.

Глава 34. Разговоры, маскировка и разбитое сердце

Страшно мне… Где же точка опоры?

Дрогнул пол белоснежного Храма…

У Гермионы Грейнджер были сложные отношения с родителями. Врачи-стоматологи прекрасно видели все таланты своей дочери и старательно вкладывали в их развитие силы и средства. У них было продумано всё: языки, учебники, физическое развитие. Дед-академик уже подготовил места в престижной школе для одаренных детей и университете. У маленькой звездочки должно было быть блестящее будущее.

Но приход Минервы МакГонагалл с письмом из волшебной школы разрушил все планы. Грейнджерам популярно и очень подробно объяснили, почему их дочери придется поехать в Хогвартс, а Гермиона… Гермиона была безумно рада свернуть с намеченной родней дорожки.

Грейнджеры были в ужасе. Их категорически не устраивали непонятные перспективы волшебницы. Что это за профессия такая? Что она даст? Что это за непонятные уроки, где английский язык и химия?! Они не отказались от своей звездочки, нет. В конце концов, она же не виновата в том, что родилась настолько уникальной. Но первый камень уже был брошен в колодец.

А Гермиона… Она поняла, что карьера ученого ей не по душе. Ей больше нравилось быть ведьмой, обладать властью менять природу вещей мановением руки и видеть скрытое, чем сидеть в кабинете или корпеть над очередным исследованием. Она начала смотреть на родителей и младшую сестру с превосходством. А мистер и миссис Грейнджер… Они вздохнули спокойно, когда младшей сестре Гермионы, не менее талантливому ребенку, так и не пришло приглашение из волшебной школы. Они бросили все свои силы и внимание на её обучение, пока их старшая дочь жила в интернате.

Всё это я выудил из письма Гермионы. Оно изобиловало жалобами на то, что ей совсем не уделяют внимания и ставят в пример младшую сестру, а она вообще маггла. Теперь мне стали ясны истоки тяги к авторитетам и того жестокого Обливиэйта, которым Гермиона наградит Грейнджеров в будущем.

Да, после памятного полнолуния мы с ней неплохо сблизились, да и заявленный статус ухажера обязывал писать как минимум раз в неделю. Я старался стать для неё тем человеком, которому можно выплакаться и доверить секреты. И в один прекрасный день сова принесла мне этот крик души, перемешанный с просьбами погостить у меня недельку.

Гермиона была интересным собеседником. Она была умна, начитана, могла поддержать беседу на любую тему. Ей было многое дано, помимо феноменальной памяти. И благодаря нашей переписке у неё наконец-то проявились зачатки аналитического мышления. Избавить её от привычки всех поучать и лезть, куда не следует — и будет вообще красота.

Я как честный человек пошел с письмом к Снейпу, объяснил ситуацию и с чистой совестью написал вежливый отказ и совет попросить об этом другую родню или, если совсем всё плохо, Рона Уизли. И свалил всю вину на моего жестокого надсмотрщика. Ну, а что? Декан был не против очередного плюсика к репутации злобной кракозябры. А у меня были магические выбросы. Хоть они и сошли на нет в Паучьем тупике, но всё равно…

Грейнджер, слава всем богам, не обиделась и поняла ситуацию. Не так уж она и безнадежна, как оказалось.

Дамблдор принес мне письма и мягко намекнул на то, что практику надо бы возобновить. Как оказалось, пациенты заваливали меня письмами, перемешивая жалобные уговоры и угрозы. Домовики не успевали посылать страждущих в больницу Мунго. Дамблдор понимал моё состояние, поэтому отобрал лишь самые серьезные случаи и попросил не перенапрягаться. По удивительному стечению обстоятельств самые серьезные случаи принадлежали начальнику департамента магических игр и спорта, заместителю министра и главному редактору газеты «Ежедневный Пророк». Делать было нечего, мне пришлось открыть прием. Хорошо, хоть вопрос оплаты принадлежал мне. Чем эти ребятки отдаривались директору, я так и не узнал.

Главному редактору я запретил пускать в печать статьи обо мне без предварительного личного согласования, а начальник магического спорта отдарился аж тремя билетами на чемпионат квиддича в вип-местах. Я поговорил с Северусом и написал Гермионе приглашение на матч, подсластив отказ лишним билетом.

Сложнее всего пришлось с заместителем министра магии. Милейшая Долорес Амбридж высосала мне мозг через уши. Милейшая Долорес никак не могла уяснить, что я не всемогущий бог и не в силах её вернуть в звонкие семнадцать лет. Милейшая Долорес питала ну очень сильную неприязнь к русским и все время пыталась уличить меня в шпионаже, обзывала полусквибом, выкатывая очередной каприз. Милейшую Долорес поначалу хотелось убить.

Я возблагодарил предков за то, что награжден терпением и курсом психологии. Стоило разочек горячо присоединиться к точке зрения Амбридж, отвесить искренний комплимент её очаровательному звонкому голосу и восхититься сложной работой в министерстве, как кошмарный пациент волшебным образом превратился в терпимую, хоть и капризную, личность. Лечение гормонального сбоя, из-за которого милейшую Долорес разнесло как жабу, плавно перетекло в беседы с неизменным чаем в розовых сервизах, где я впервые примерил на себя роль психотерапевта. Регулярные беседы по душам и стремительно исчезающие килограммы обещали сделать из страдающей климаксом и комплексом неполноценности дамочки адекватную женщину. Конечно, не без тараканов в голове, но вполне вменяемую.

В общем, я помнил, что это последнее спокойное лето, и пользовался им на полную катушку.

В начале августа я выбрал время и отпросился у Северуса к Алексею Петровичу. Тот подумал, посверлил меня нечитаемым взглядом, проверил наличие у меня на руке GPS и отпустил с миром. Аж на целых два дня. Какая щедрость! В ответ я тоже решил расщедриться, наготовив еды на те же два дня. Плов, борщ и шарлотка — хватит с лихвой.

Я решил не топать через весь город на станцию и тупо вызвал «Ночной рыцарь» с помощью Снейпа. В этот раз Северус заставил меня взять волшебную палочку с собой, чтобы я смог самостоятельно вызвать автобус, если совсем припечет. Я еле ее нашел. Кажется, ель или сосна и что-то из единорога… вроде бы. Не помню уже. Кошмар. Только зря деньги потратил. И перепродать нельзя — это же почти удостоверение личности.

Алексей Петрович со своим братаном меня обломал. Накрыли тех людей, кто занимался подделкой документов. Одно хорошо, на Северуса паспорт сделать успели. Я же пролетал как фанера над Парижем. Досадно. Одним богам известно, когда мне еще подвернется такой случай. Деньги мне не вернули, но мне их не было жаль.

Хорошо, что у Снейпа из всех маггловских документов было только свидетельство о рождении. Не пришлось уничтожать копии и архивные данные. Я просто изменил его имя, кстати, вполне официально. У меня же оставался только вариант с Дамблдором. Выцыганить у старика свои документы и попробовать перехитрить бюрократию по методам Бербидж. Но проделать это нужно будет быстро. Если уж не получится, буду думать дальше. В любом случае, чучелом или тушкой, а уезжать надо.

Петрович был мне рад. Мы с ним всласть наговорились на родном языке, сходили в кино и налопались мороженого. Я наконец-то созвонился с Гермионой и Гарри. Гермиона снова всласть наябедничала на родителей и вредную младшую сестру, рассыпавшись в благодарностях за приглашение и в восторженных «да». Я сказал, что приеду за ней за день до матча и получил в ответ счастливый щебет: «Можно и за три!» Черт возьми, быть спасителем приятно!

Гарри тоже поговорил со мной, но натянутость в наших отношениях все еще чувствовалась. Я предложил ему увидеться и кое-что обсудить. Он нехотя согласился. Мы договорились встретиться в Лондоне через несколько часов у книжного магазина напротив «Дырявого котла».

Заточив с Петровичем пиццу, я отправился на место встречи.

Поттер вышел из паба, и я даже не узнал его поначалу. Замаскированный по всем правилам шпионский науки, Поттер был абсолютно не похож на себя. Во-первых, он снял очки, отчего его сходство с собственным отцом кануло в лету, и надел бейсболку, скрыв шрам и приметную прическу. Он даже походку изменил, ссутулившись и засунув руки в карманы. Двигаясь широкими шаркающими шагами, он ничуть не напоминал по движениям свою привычную пластичную походку спортсмена. А вещи не по размеру, яркая футболка психоделической расцветки и драные джинсы и вовсе делали из него то ли малолетнего гопника, то ли панка.

Поттер поздоровался кивком, не сказав мне ни слова, и махнул рукой, указывая путь. Шок на моем лице явно доставлял ему удовольствие.

Я послушно зашел с ним в кафе. Мы сели за самый дальний столик так, чтобы видеть выход.

— Кто ты и что сделал с Гарри Поттером? — спросил я.

— Ха-ха, очень смешно, — буркнул Гарри, доставая очки и изучая меню, — Сам же учил меня маскироваться.

— Превосходно тебе за маскировку, — похвалил его я. — Высший балл, я тебя вообще не узнал.

Поттер только кивнул. Да что с ним такое?

— Слушай, может быть, ты уже отомрешь и расскажешь, что я тебе такого сделал? Мы же договаривались, — заказав кофе, спросил я.

— Сделал?! Ты! Ты… — Поттер отбросил меню на стол, выглядел он разозленным, — не сделал! Ты меня не предупредил! Принесите гамбургер и картошку, пожалуйста, — сделал он заказ, едва сдерживаясь, чтобы не начать орать при официанте.

— И чаю ему принесите, — добавил я. — Так, слушаю тебя внимательно. Высказывай претензии.

— Я думал, ты убил Люпина! Ты не мог предупредить? И зачем Снейп взял с нас клятву не говорить о… пушистой проблеме и тебе?

— Когда?! — удивился я. — Когда я должен был это сделать, скажи, пожалуйста? И зачем мне делиться методами лечения? Я вообще планировал проводить обряд без свидетелей!

Он замер.

— Я не знаю, — Поттер сдулся как воздушный шарик. — Прости.

— И вот из-за этого ты меня игнорировал почти все лето? Поттер, ты — олень! И с Люпином, в конце концов, все в порядке. Скажу по секрету, он останется в школе. Только преподавать будет УЗМС.

— Заткнись, а то стукну. И вообще… — Гарри потер лицо, собираясь с мыслями. — Когда ты всё это сказал таким тоном, я почувствовал себя глупо. Я дурак, да?

— Есть немного, — пожал я плечами.

— Так ты не злишься?

— Нет.

Гарри счастливо улыбнулся. Как с гуся вода. Я покачал головой:

— Возраст такой. Теперь ты выслушаешь мою претензию, нам ведь так и не удалось поговорить наедине.

Он согласно кивнул.

— Какого черта ты сливаешь Грейнджер информацию о наших встречах? Я же просил никому не говорить.

— Ну… вы же все равно встречаетесь. И она сама догадалась, я ей сказал-то всего пару слов, — Поттер выглядел растерянным. — Что, мне совсем о тебе не разговаривать? Она же спрашивала.

— Стоп, котлеты отдельно, мухи отдельно. Даже то, что она моя девушка, не дает тебе никакого права всё ей рассказывать. Я же ей не сливаю информацию о тебе, — я посмотрел на его растерянное лицо и изумился сам. — Поттер, ты серьезно думаешь, что у друзей друг от друга нет секретов?

Тот потерянно молчал.

— Ты какой-то слишком наивный. Ничему тебя жизнь не учит, — я покачал неодобрительно головой. — Такое ощущение, что ты застрял в сопливом детстве и никак не хочешь вырастать и начинать думать, — припечатал я. — Гарри, ты совсем не понимаешь, что происходит? Что из тебя делают?

— Что? — Поттер непонимающе смотрел на меня.

Я уже успел пожалеть, что ляпнул такое, но раз сказал «а», то надо говорить и «б».

— То! Тебя каждый год втягивают в приключения, неужели не заметил? Каждый гребанный год тебе устраивают квест. И если бы я тебя не прикрывал, кто знает, что бы случилось. Тебя тянут в эти приключения как телка на веревочке. Директор готовит тебя в герои, воспитывает. Ты заметил, что тебе очень много прощается? Такое ощущение, что школьные правила не для тебя. Не для вашей троицы. И это замечаю не я один, — выдохнувшись, я замолчал.

Поттер даже перестал жевать, уставившись на меня вытаращенными глазами.

— Мы уже как-то говорили с тобой на эту тему, помнишь?

Он заторможенно кивнул.

— Вот и думай.

— Подожди, подожди, во-первых, с чего ты решил, что меня втягивают в приключения? Да, мы сглупили на первом курсе, но потом-то мы особо и не вляпывались.

— Ага. А кто на первом курсе стал ловцом? Думаешь, ты один такой талантливый? Грейнджер подпалила мантию моему декану, и ей всё сошло с рук. Ты клеветал на Снейпа, а Квиррелла вообще убил. Это, конечно, была самозащита, но всё же. А эпопея с Оборотным зельем на втором курсе? Ты взорвал котел ученика петардой. Ты хоть понимаешь, что мог убить всех, ошибись Гойл в рецептуре хоть немного? Техника безопасности для тебя пустой звук? Думаешь, Снейп настолько тупой и не понял, кто украл у него компоненты? Он их из своего кармана оплачивал потом! И вообще, вы дебилы! Кто варит зелья в общедоступном месте да еще перед глазами болтливого призрака? Я исправил косорукое творчество Грейнджер только лишь для того, чтобы вы не убились! Кстати, на кой черт вам вообще понадобилось Оборотное зелье?! — я перевел дух.

— Рон не верил, что это Джинни открыла Тайную комнату. Мы решили, что это настоящий Наследник Слизерина подставил её и… ну… — Гарри смутился. — Мы решили, что Малфой мог бы знать, кто этот Наследник. Гермиона будет вне себя, когда узнает, что ты подменил оборотку! — нервно хихикнул он.

— Гарри, ты не слышал, что я сказал? Из тебя готовят героя! Гребанного одноразового героя!

Я схватился за голову. Я давно понял, что определенные моменты истории не изменить, как бы я ни старался. Но чтобы так? Из-за моего вмешательства Джинни исключили, Драко чуть не погиб, Хагрид попал в Азкабан на год, а троица чуть не отравилась зельем и едва не убила Кребба и Гойла, накачав сонным зельем до передозировки.

— Слышал я все прекрасно, — обиделся Гарри. — И никто ничего из меня не готовит. Всё нормально!

— Да если бы я не вмешивался, ты и с василиском бы сразился, и крестного потерял, и вообще не факт, что дожил бы до конца третьего курса. Думаешь, Гремучая ива была не очень злая, когда превращала фордик Уизли в лепешку? Или оборотня я вылечил по доброте душевной? А дементоры? Думаешь, оно мне надо, ходить на отработки и каждый раз брякаться в обморок, ожидая, пока ты разродишься Патронусом? Поверь, удовольствие ниже среднего.

Гарри наконец-то проняло. Он побледнел и нервно схватился за чашку с чаем.

Боги, зачем я это продолжаю? Вдруг опять всё сделаю только хуже? И вылечил Тома зачем? Выкинуть его в мир мертвых окончательно, сделать помощником Кайракана, и пусть летает себе птицей над Алтаем, пока еще не поздно!

— Это твое ясновидение? Я помню, ты как-то говорил мне насчет вещих снов, — побледневший Гарри смотрел на меня большими глазами.

— Да, это оно. Поттер, я надеюсь, что фенечки не задевают твое чувство прекрасного? — я стащил с руки защитный оберег и сигналку и протянул ему. — Надень и никогда не снимай.

— Спасибо, — Поттер выглядел таким потерянным, что на секунду мне захотелось взять все слова обратно и успокоить его, заверив, что всё, что я наговорил, неудачная шутка.

— Не дрейфь, Поттер, прорвемся. Я помогу тебе. И еще… — я помялся, но всё же сказал: — Скоро Он возродится, признаки: боль в шраме, странные сны. Займись окклюменцией, наконец. Я подарил тебе пособие еще год назад.

— З-займусь. Обязательно, — пообещал мне Поттер.

Его еда стыла на столе, но Гарри это мало волновало. Ему явно не лез кусок в горло. Я похлопал его по руке.

— Ты же мой друг. Я не брошу тебя. Ты не будешь один.

— Спасибо, Дим. Я запомню.

И пока он не опомнился и не стал заваливать меня вопросами, я поспешил уйти, коротко обняв его на прощание и бросив деньги на стол.

Поздно останавливаться. Я уже наломал дров. Единственное, что мне остается — окончательно искорежить историю и держать ответ за свои дела.

* * *

Я вернулся утром, самым обычным транспортом. Северус встретил меня у станции Коукворта, взял пакеты с покупками и, заведя в неприметный переулок, аппарировал нас домой.

Библиотека на стенах небольшой гостиной, укрытый пледом старенький диван, крохотная кухня — за прошедшие два дня я успел по ним соскучиться.

— Могу в качестве ответа вашему кулинарному таланту приготовить омлет, — предложил Северус.

— Вы что, уже всё съели? — поразился я. — И нет, спасибо. Я перекусил во время пути, — я открыл дверцу шкафчика, взял банку со специями и стал складывать туда пакетики с купленными приправами. Я решил забацать вечером шашлычок. Мне уже второй день хотелось жареного мяса с дымком так, что хоть вой!

Я открыл шкафчик, достал кастрюлю и положил в него купленное мясо. Полез в холодильник и встал как вкопанный. Нет, показалось…

Я не выдержал и снова открыл шкаф с посудой, потом полез в отделение с тарелками и напоследок заглянул в шкафчик с чайными принадлежностями. Он-то и добил меня окончательно.

Снейп не особо жаловал сладости. Максимум мог съесть выпечку с чаем и то очень редко. Он никак не съел бы целиком шарлотку и всё, что я наготовил на два дня, в одиночку. Если бы мы были вдвоем, то этого как раз на пару дней и хватило бы.

Меня затрясло.

Снейп гостей никогда не любил. В моё отсутствие он мог привести только двух человек. И судя по тому, какой он ходил расслабленный и довольный, это явно был не директор Дамблдор. Я знаю, кто был в этом доме, лопал приготовленную мною еду, жрал мои конфеты и хозяйничал в шкафах, перебирая мой сервиз, абсолютно уверенный в своём праве.

На моей кухне… На постиранных мной простынях…

Меня затошнило. Я еле успел добежать до раковины, когда выпитый в придорожном кафе чай метнулся обратно по пищеводу. Мучительные спазмы скрутили тело, я задыхался. В ушах зазвенело. Нет, это, кажется, бьются стекла. И это не меня трясет, а дом. Трубы жалобно заскрежетали. В глубине, под землей шевельнулась водяная жила, заставляя меня опомниться. Блин, я же сейчас тут все разнесу, а еще плита… Газ! Северус!

Я развернулся и, спотыкаясь, бросился из дома. Северус перехватил меня у самого порога.

— Что случилось? — обычно спокойный и невозмутимый Снейп выглядел бледно.

Я отпихивал его, молча давясь слезами. Мозг выхватывал детали, несоответствия с тем, что было три дня назад. Плед на диване был повернут по-другому, кружевная салфетка, которая лежала на полках с книгами, красовалась изнаночной стороной… Даже шторы висели иначе! Нос, казалось, забился запахом этой женщины. Ее духами. Меня снова замутило. Голову словно сдавили тиски. Еще чуть-чуть — и я шлепнусь в обморок. Я забился сильнее, рванулся к двери.

Если я вырублюсь в доме — нам конец.

— Вадим, дыши! — Снейп тряхнул меня, прижался всем телом, развернув спиной к себе и распахивая входную дверь.

Крепко обняв поперек груди, он вытащил меня из дома. Свежий воздух прочистил легкие. Тошнота стала проходить, однако голову вело, а перед глазами прыгали мушки. Внутри всё дрожало, от моего взгляда по стенам домов ползли трещины. Я заваливался на мужчину, почти не осознавая, что он говорит и делает. Тот момент, когда Северус задрал футболку и положил руку мне на солнечное сплетение, прошел мимо. На лицо легла ладонь, стирая слезы и закрывая глаза.

— Вадим, ты помнишь своё детство, помнишь шелест листьев в саду, помнишь свежий ветер у реки, — тихо уговаривал бархатный голос, успокаивая, обещая. — Просторный, холодный ветер, танцующий вокруг тебя и внутри тебя. Ты дышишь им, ты живешь им, ты часть его, а он часть тебя, он твоё дыхание, твоя жизнь…

Северус шептал, нежно поглаживая живот и грудь, стирая болючие слезы. От ладоней расходился жар, как будто там было раскаленное клеймо. Сознание плыло. Я всем телом чувствовал Северуса, заворачивался в его проникновенный ласковый голос. Я дрожал и всхлипывал, отзываясь на каждую смену интонации, на легчайшее прикосновение, будто гитара в руках музыканта. Его руки подчиняли бунтующую силу, направляли в дыхание и превращали в тот самый ветер, который так сладко путал мысли.

— Вадим, всё будет хорошо. Доверься мне.

Я схватил воздух ртом и окончательно отпустил себя.

Внутри будто лопнула туго натянутая струна. Вокруг нас взметнулся вихрь, взъерошивая волосы и бросая в лица дорожную пыль. По ногам хлопнули полы мантии. Тоскливо завыли пустые трубы, заколоченные окна домов. Небо стремительно темнело. На брусчатку упали первые капли. Над Коуквортом собирался ураган.

— Ты молодец, Вадим, ты умница, — тихо прошептал на ухо Снейп, пуская щекотные мурашки по спине, не давая мне сползти на землю. — Глубоко вдохни, дыши медленно и размеренно. Сейчас мы войдем в дом, и я угощу тебя горячим шоколадом. Ты же хочешь шоколада? Или ты больше любишь чай?

Я заторможенно кивнул, а потом так же медленно помотал головой.

— Ну же, ответь, с чем ты хочешь попить чай? С молоком? Или со сливками? Печенье будешь?

— Ш-шоколад, — выговорил я непослушными губами. — С п-печеньем.

— Хорошо. Горячий шоколад с печеньем. А теперь пойдем домой, там тепло.

Не переставая ворковать, Северус внес меня в дом.

— Не надо на кухню! — запаниковал я, чувствуя, как к горлу снова подкатывает ком. — И на диван не… Не могу! Не надо!

— Тш-ш… Пойдем в твою комнату, я принесу тебе всё, что ты захочешь… Что же ты так плачешь, малыш?

Снейп крепче прижал меня к себе, разворачивая и утыкая лицом в своё плечо. Я ощутил его губы у себя на щеке и всё-таки отключился.

Глава 35. Страхи и опасения

Лето началось отлично. Волхов пошутил так, что Снейп с полным правом свалил на него варку доброй половины зелий для Больничного крыла.

Слова про Избранного и Темного Лорда напрягли. Волхов практически повторил услышанную когда-то часть реального пророчества. Могло ли быть так, что ясновидящий, сам того не зная, выдал весь его текст? В его исполнении это звучало далеко не так пафосно и зловеще, как вещала Трелони, отчего создавалось ощущение полного бреда. А он еще ввернул шпильку про шарлатанов…

Да уж, Волхов задал ему интеллектуальную задачку. Сколько было шутки в его шутке? Ведь в чашке он увидел возвращение старого соратника в шкуре старого хищника, а за его спиной — крысу со злом на руках, перед которым Снейпу придется держать ответ и вспомнить старое. Северус практически не сомневался в личности «крысы» и «зла», отчего слова Вадима про Избранного, Темного Лорда и этого — чтоб ему гореть Адским пламенем! — «снарри» уже не казались смешными. Волхов уже предсказывал события, которые, на первый взгляд, были невозможной ерундой и мифотворчеством. Северус мог навскидку назвать как минимум три связующих обряда, темномагических и не очень, между мужчинами, попадающими под определение «жутко древний и очень магический обряд, который навеки свяжет вас и заставит воспылать друг к другу неутолимой страстью, наделив великой силой любви» и просто силой…

Нет, это точно бред собачий! Директор Дамблдор, конечно, с причудой, но не настолько же стукнутый?!

А Волхов жил своей жизнью. Он по просьбе Дамблдора принял несколько пациентов, пригласил Грейнджер на матч по квиддичу, осилил треть зелий из врученного списка и буквально воспылал желанием погостить пару дней у Алекса Илаева. Северус его отпустил. Ему тоже нужно было немного развеяться и выкинуть из головы всякие мысли о будущем и прошлом. Да еще на следующей неделе состоится чемпионат мира, а поскольку фанатом квиддича Северус никогда не являлся, ему была нужна моральная подготовка. Увы, Волхов в качестве сопровождающего видел исключительно его.

Пришлось изрядно помучиться с выбором места встречи. Обычно они с Чарити снимали комнату в международном магическом отеле, где и предавались греху разврата, но этим летом этот отель был забит под завязку иностранцами. Дырявый Котел — это было даже не смешно. Они не афишировали свою связь, а если снять комнату там, то на следующий же день об их встречах узнает всё Соединенное Королевство. Магловские места они не могли арендовать без риска нарушить Статут — во время секса случалось… всякое. У Чарити же дома были дети.

Делать было нечего. Северус привел её к себе и провел совершенно замечательные два дня. Они практически не покидали постель, прерываясь лишь на сон и еду. Северус похвалил себя за предусмотрительность. Хорошо, что он не стал накладывать на мистера Илаева обливиэйт. Иначе куда бы он дел подростка?

Вспомнив о срывах на уроках маггловедения, Снейп вместе с любовницей тщательно убрал все признаки присутствия чужого человека в доме, поцеловал Чарити на прощание и спокойно пошел встречать подопечного. Волхов был бодр, свеж и тащил в руках пакеты, всем своим видом показывая, что выходные удались и у него. Северус помог ему отнести покупки на кухню и спокойно пошел к себе.

Северус уже был на втором этаже, когда дом тряхнуло. Бросив свои записи, он стремглав побежал вниз и едва успел поймать Вадима. На лице подростка не было ни кровинки, из приоткрытых посеревших губ вырывалось неровное дыхание. В огромных зрачках билось что-то темное, страшное. На какую-то секунду Северусу показалось, что Вадим сейчас убьет его. Но подросток только зажмурился и начал вырываться, стремясь выскочить из дома. Он пытался сдержаться, но делать это было категорически нельзя!

Все профессора владели методиками гашения магических выбросов. У маглорожденных они иногда случались, окончательно исчезая годам к двенадцати. Хоть у Северуса на факультете их не было, он все же знал, что нужно делать.

Вадим стонал, захлебывался слезами, задыхался, но вырваться не пытался. Северус подстроился под его дыхание, осторожно выравнивая его. Северус задавал ему вопросы, стремясь получить отклик, тормошил, звал. Мягко разговаривая с ним, не давая отключиться, он закрывал ему глаза и цеплял его магию самыми кончиками пальцев, подсказывая направление. Подросток не реагировал на слова, но замечательно откликался на прикосновения и интонацию. Внимание мальчишки постепенно фокусировалось на самой безопасной форме, в которую только можно было обратить распиравшую его силу. На воздухе.

Северус был уверен, что всё делал правильно и лишь помогал подростку выплеснуть магию, а не колдовал сам. Но когда Волхов окончательно сдался, магия в его собственном теле неожиданно отозвалась и метнулась навстречу бурлящему потоку. Это было невероятное ощущение. Куда там сексу с ведьмой! Какую-то бесконечную секунду каждая клеточка тела купалась в пьянящей мощи, как в бассейне с шампанским. Сила нежила, любила, казалось, что она была готова подчиниться малейшей прихоти, выполнить любое желание, а затем схлынула, оставив в теле блаженную негу и тонкий вибрирующий звон в ушах. Какую-то бесконечную секунду Северус чувствовал себя всемогущим богом.

Северус встряхнул головой, приходя в себя и ошарашенно глядя на обмякшего Вадима. Целитель осоловело моргал, тяжело дыша. Ноги его не держали.

Резко подул ветер, начало темнеть. Глядя на стремительно собирающиеся тучи, Северус потянул подростка в дом. Он справился, не дал мальчишке угробить их обоих и разнести квартал. Вадим выпустил магию в более-менее безопасной форме. Сейчас нужно было выяснить причину выброса и успокоить Вадима: шоколад, отдых, положительные эмоции и никаких волнений. Однако выполняя автоматические действия, задавая какие-то вопросы, Северус никак не мог собраться. Он далеко не в первый раз помогал детям, но такое испытал впервые.

Войдя в дом, Волхов снова чуть не ударился в панику и попытался вырваться.

— Не надо на кухню! И на диван не… Не могу! Не надо!

— Тш-ш… Пойдем в твою комнату, я принесу тебе всё, что ты захочешь… — Северус был выбит из колеи настолько, что почти не контролировал ни свои слова, ни интонацию. — Что же ты так плачешь, малыш?

Вадим цеплялся за его мантию, всхлипывая и жмурясь. Из-под прикрытых век вновь потекли слезы, и Северус никак не мог понять из-за чего — от боли или облегчения? На сей раз дом не трясло — подросток выдохся. Не зная, что еще сделать, как успокоить, Северус мягко погладил его по голове и поцеловал в щеку. Вадим вздрогнул, как от удара, и потерял сознание.

Снейп отнес его в комнату, уложил на кровать и укрыл легким одеялом. Дверца шкафа была приоткрыта, и Северус потянул её на себя, заглядывая в зеркало. Из отражения смотрел взъерошенный мужчина с лихорадочно блестящими, пьяными глазами. Губы блестели и ярко выделялись на бледном лице. Северус совершенно не помнил, когда их так искусал.

Северус вытер рот, причесал пятерней волосы, поправил одежду. Убедившись, что больше не выглядит так, как будто только что вылез из постели любовницы, он пошел к камину вызывать Дамблдора, а потом колдомедика из Мунго. Мысли постепенно прояснялись, становились как никогда четкими.

Почти месяц все было хорошо, и Северус непозволительно расслабился. Но оказалось, что это было буквально затишье перед бурей. До сих пор Вадим не выдавал беспричинные выбросы. Либо его состояние ухудшалось, либо была причина.

За окном уже бушевала стихия. За стеной дождя невозможно ничего было рассмотреть, гремел гром, полыхали молнии, ветер ураганными порывами бился в окна. Как долго Вадим копил в себе эту мощь, чтобы её хватило на такое?

Северус прошел вниз и взмахом палочки восстановил стекла, убрал воду, успевшую залить пол около окон. Наложил Репаро на побитую посуду и мебель. Наведя порядок в доме, он сел на диван и обвел взглядом гостиную. Чарити убиралась тщательно и аккуратно сложила всё так, как было. Северус задумчиво посмотрел на салфетку, которую они с любовницей использовали с такой выдумкой, но она лежала так, как всегда. Он перевел взгляд на открытые шкафы на кухне. Зачем мальчишка полез туда?

Северус встал и подошел к шкафам. Да, Чарити сложила посуду так, как делал он сам. Северус всё проверил, прежде чем идти за Волховым, и поправил все мелочи, которые только увидел: разделил конфеты и печенье по разным вазочкам, повернул заварочник под левую руку, ибо сам он пил кофе, переставил соль подальше от сахара, поскольку воспитанник тоже был зельеваром и держал за правило не ставить два похожих компонента рядом. Он даже придумал адекватное объяснение тому, куда исчезла вся еда, но, видимо, что-то всё же упустил. Северус никак не ожидал, что мальчишка проводит здесь достаточно времени для того, чтобы навести свои порядки. Ведь он сам в своей лаборатории тоже моментально замечал любую мелочь. Увидев нехарактерные перестановки, Волхов сложил два и два и закономерно впал в истерику.

Северус застонал. Мало ли что еще Чарити поменяла, не специально, а по привычке, так, как делала у себя дома постоянно, а он и не увидел?

Снейп глубоко вздохнул и повернулся к камину, откуда наконец вышел директор.

— Что-то случилось, Северус? — Дамблдор был недовольным, видимо, Снейп отвлек его от дел.

— Да, случилось, — мрачно ответил зельевар.

— Что? Что-то с Вадимом? — тут же проявились обеспокоенные интонации в голосе директора.

— Да, у него был выброс. Полюбуйтесь, что он тут устроил, — указал на окно Снейп. Струи дождя за окном напоминали тропический ливень.

— У Волхова всегда были интересные отношения с водой, — директор задумчиво покивал сам себе. — Но из-за чего такая реакция? Что случилось, Северус?

— Я сглупил. Это закономерный итог, — Снейп тяжело вздохнул, глядя в окно и избегая взгляда директора.

— Продолжай.

— Вадим отпросился у меня на пару дней, и я привел любовницу. Он заметил и заревновал.

— Что? — Дамблдор выглядел ошарашенным.

— Он влюблен в Чарити. Поначалу я не был уверен в причине выбросов, но их большинство происходило на маггловедении или сразу после наших с ней встреч. Нетрудно догадаться. Я поговорил с ним, и он признался.

— О!

— Да, самое гадкое — он знает, что мы с ней любовники.

— Вот как, — директор задумчиво подергал себя за бороду. — Он не пытается сорвать свою злость на тебе? Он агрессивен?

— Нет, как ни странно, такого не было. Он никогда не позволял себе выказывать недовольство таким положением вещей. Он понимает, что Чарити, цитирую, «птица не его полета». Мы больше не говорили на эту тему после его признания. Когда мы вернулись из Хогвартса, выбросы прекратились. Всё было прекрасно, я был уверен, что Вадим справился. Я не хотел его провоцировать и замел все следы. Однако для того чтобы понять, кто провел со мной эти выходные, ему понадобилось ровно пять минут. Он чуть не устроил землетрясение и черт знает, что еще. Я едва успел перенаправить выброс.

— Подожди, ты хочешь сказать, он дался тебе в руки?

— Да, — немного растерялся Северус. — Это было нелегко, но я справился. Мальчишка сопротивлялся как волчонок.

Дамблдор задумался. Молчал он долго, периодически бросая на Снейпа странные взгляды.

— Где он? Спит?

— Потерял сознание, я жду колдомедика, — Снейп повернулся к полыхнувшему камину. — А вот и он.

Из камина вышел пожилой маг, уже когда-то осматривавший Вадима на первом курсе.

— День добрый, господа. Альбус, — колдомедик сдержанно кивнул. — Так что с твоим подопечным? Что-то интересное? Давненько мечтал с ним поработать. Расскажите мне все, — его глаза восторженно посверкивали из-под густых бровей — Мадам Помфри писала мне, и в общих чертах я в курсе, но молодой человек так и не дошел до нас, хотя был должен. А я так хотел исследовать этот феномен получше!

— Мистер О’Фэй, ваши эксперименты будете ставить в Мунго на тех, кого не жалко, — скрестил руки на груди Снейп. — Соблаговолите придержать свои исследовательские порывы, ведите себя сдержаннее. У Волхова был выброс, и сила его такова, что сейчас мы можем наблюдать магическую бурю над всем графством. Уверяю вас, до истощения ему еще далеко.

— О! Любопытно, любопытно, и где же наше юное дарование? Пойдемте же скорее.

— Мистер О’Фэй, прошу вас, не пугайте ребенка, — мягко улыбнулся Дамблдор.

— Ну, конечно же, Альбус, вы могли бы и не напоминать, — О’Фэй поджал губы в притворном возмущении, глаза оставались лукавыми и восторженными.

Все трое поднялись в комнату Вадима, и колдомедик начал осматривать пациента, благоразумно отложив палочку и используя только диагностический артефакт. Обморок перешел в сон, и О’Фэй не стал будить подростка. Волхов спал, только глазные яблоки под веками двигались из стороны в стороны, показывая активную фазу сна.

— Альбус, вы тоже это видите?

О’Фэй приподнял очки и уставился на Дамблдора, требуя подтвердить, что тот видит то же самое, что и колдомедик.

— У вас тоже очки Лессера? — уточнил Северус.

— Да-да, — рассеянно уточнил О’Фэй, — Я сразу же взял их с собой, услышав, что вызывают к пациенту с синдромом Грин. Он у нас один такой, и я предупредил всех, чтобы его в случае обращения непременно направляли только ко мне, — с неподдельным энтузиазмом продолжил старик и протянул очки Снейпу.

Артефакт проявил энергетические линии над телом Волхова, и Северус увидел строение ауры.

— Обратите внимание вот на эти узлы, — водил артефактом О’Фэй, словно очки ему были и вовсе не нужны, — У обычных магов их нет. Видите, как они реагируют? Правда, это прекрасно? — О’Фэй указал на прикроватную тумбочку, где мелко подпрыгивали лежащие там безделушки.

— Волшебные палочки очень похожи по своему строению, они образуют такие же завихрения, я обратил на это внимание, — Дамблдор увлеченно склонился над подростком. — Понятно, отчего ему недоступна классическая магия.

Северус тоже это понял. Если у Дамблдора и О’Фэй было всего по два-три узла, которые образовывали с палочками завихрения, то мальчишка был весь буквально усыпан этими структурами. В потоке, который циркулировал вокруг Вадима, не было места дополнительному проводнику. Стало ясно, отчего ему становилось так плохо в магических местах, почему он так легко поддался на ворожбу, несмотря на сопротивление и истерику, и отчего Северус чувствовал себя всемогущим Мерлином, перенаправляя взрыв. Вадим сам себе был и проводником, и накопителем. Поддавшись чужой воле, он на короткий миг стал гигантской волшебной палочкой, а как магия волшебника откликается на подходящий проводник? Правильно.

— Эти узлы не просто реагируют на магию, они также плотно переплетены с эмоциями, — объяснял колдомедик. — Если носитель испытывает магическое воздействие, его чувства тоже скачут, увеличивается резерв. Если убрать воздействие извне, излишки магии выйдут при первом же потрясении, и эта система вновь станет очень устойчивой.

— Это значит, что у него больше не будет выбросов. Это был последний, — лицо Дамблдора прояснилось.

— Да, ему не стоило прекращать практику во время учебы, — покачал головой О’Фэй. — Хогвартс и без того является для него агрессивной средой, а уж с дементорами… Выбросы — закономерный итог. Хорошо, что он успел возобновить прием, иначе эта буря гуляла бы над половиной Соединенного Королевства.

О’Фэй вернул себе очки и принялся жизнерадостно показывать Дамблдору на переплетения и вихри.

— Вот, видите? Я не ошибусь, если предположу, что мальчик до подросткового возраста был очень уравновешенным и рациональным ребенком и быстро оправлялся от потрясений без особого ущерба для психики. Еще годика два — и он вновь станет прежним. Самое потрясающее, это так же является прекрасной защитой от долгоиграющих проклятий. Любой эмоциональный взрыв — и они просто сгорят.

— Он лежал в психиатрической клинике, — не утерпел Северус. — Многочисленные попытки суицида не вписываются в это.

— Да? — колдомедик задумался и покачал головой. — А какая красивая была теория! Альбус, я могу попросить разрешения взглянуть на его историю болезни? У меня есть приятель, он плотно исследует влияние магии на психику.

— Думаю, тебе стоит поговорить об этом с самим Вадимом, — доброжелательно улыбался Альбус. — Так значит, он в порядке?

— Стресс испытал он немалый, но с магией у него всё отлично, — колдомедик выписывал рецепт, сдвинув очки на кончик носа. — Для носителя синдрома Грин, конечно. Настоятельно рекомендую почаще выбираться из Хогвартса и вести прием пациентов без его щита, — волшебник кивнул на кулон, лежащей на тумбочке. — Когда его магия сможет спокойно циркулировать и избавляться от накопленных излишков, никакой излишней эмоциональности, и выбросов у него не будет. Никаких ограничителей: ни браслетов, ни зелий, ни артефактов — ни в коем случае, пока он учится в Хогвартсе. Иначе… — колдомедик взмахнул руками. — Бум! И нет ни Хогвартса, ни целителя.

Да, Северус читал учебник по физике и хорошо уяснил, чем опасен резонанс.

* * *

После встречи с Вадимом Гарри был мрачен и задумчив. Вернувшись в дом Дурслей, он закрылся в комнате и даже не пошел на ужин. Он размышлял.

Он вспоминал все, связанное с Вадимом: их первую встречу в школе, помощь с домашкой и с компанией Дадли, бутерброды, просунутые под дверь, принесенное письмо, а самое главное — рассказы о магии и их игру в шпионов. Казалось, все проблемы, которые приводили Гарри в ужас, Вадимом решались легко и просто, словно пустяк. Вспомнить хотя бы случай с табелями.

Вадим ему никогда не врал и был надежным другом. Пожалуй, его единственного заботило, что с ним происходит. Не так, как остальных. Остальные не вмешивались в его отношения с родственниками, не звонили, проверяя, как он живет. Ни Гермиону, ни семью Уизли не интересовал его гардероб, а Вадим не поленился и тогда, еще до смерти Стоунов, сводил его на Косую аллею для обмена денег и в магловский магазин, заметив, что Гарри вырос из вещей. Когда в дом пробрался чокнутый домовик и взорвал пирог, Вадим тут же примчался из приюта для того, чтобы успокоить дядю Вернона, несмотря на своё горе. И его совет по поводу тетушки Мардж оказался очень действенным. Гарри поговорил с тетей, и она призналась, что сама давно мечтала отвесить Мардж пинка. А этим летом? Когда Дурсли дружно сели на диету, друзья прислали торты и печенья, хором негодуя на его родных. Торты и печенья были хороши: вкусные, свежие, с кремом, фруктами и бисквитом. Миссис Уизли зачаровала свои пироги на сохранность. Волхов же не прислал ничего. Он позвонил, поговорил с тетушкой, и она позволила Гарри питаться отдельно, в местном кафе, чтобы не дразнить Дадличку. Даже оплачивала обеды!

Гарри понял разницу между друзьями и Вадимом, только когда впервые зашел в это кафе. Аромат мяса оглушил, а глаза разбежались по списку блюд. Гарри ел бифштекс с картошкой, урча как изголодавшийся кот.

Первый серьезный, взрослый разговор на Астрономической башне стал для Гарри шоком. И словам Вадима о политике и директоре просто не хотелось верить. Вадима охватил ужас, когда они услышали звон и Гарри рассказал ему о профессорах. Волхов был уверен, что их подслушали, и больше без заглушающих заклинаний разговаривать с ним отказывался. Гарри и сам присматривался к Снейпу, опасаясь за друга, но тот ничего не делал. Видимо, они с МакГонагалл не так уж много и услышали или вообще ничего не разобрали.

Потом вспомнился жгучий стыд за незнание своих корней. Даже сейчас он испытывал его. Он до сих пор так и не спросил у тети про бабушку, дедушку и других родственников. Зато сумел более-менее разобраться в генеалогии Поттеров. Гарри вздохнул. Вадим ткнул его носом в собственную инфантильность как щенка. Поттер понимал его гнев, тот тоже был сиротой, и ему было тяжелее — он помнил свою семью.

Затем Гарри в редкие моменты одиночества перелопатил все доступные книги в поисках термина «предатели крови», а найдя, поклялся сам себе больше никогда не ночевать в комнате Рона прямо под чердаком упыря. Да и вообще поменьше бывать в доме Уизли. Лучше уж потерпеть Дурслей, чем такое.

Слова Вадима о поведении Гермионы и Рона болью прошлись по сердцу. Не то, чтобы Гарри был против собственных секретов у друзей. Но Гермиона и впрямь поступила… странно. Как будто даже не допускала мысли, что они могут с Роном сами догадаться и помочь ей, а ведь ей было так тяжело. Впрочем, она была права, они так и не догадались. И если бы не Вадим…

А потом Гермиона догадалась о тайных встречах друзей, и Гарри, как последний дурак, повелся на ее подначки. Она делала такое уверенное лицо, что он просто выложил ей все. Эту тайну было так непросто хранить и делать вид, что он совсем не обращает внимания на слизеринца. Он даже обрадовался. Дурак.

Скандал между ними после заключения Хагрида был грандиозным. Рону очень не понравилось, что у его друзей есть секреты от него. Здесь Гарри собой гордился — он сумел отстоять дружбу с Вадимом. Рону пришлось смириться. Он был совершенно деморализован тем, что Гарри с Вадимом жили по соседству и дружили еще до школы.

А их последний разговор вообще разбил вдребезги всю картину мира. Втягивали в приключения? Они сами всегда лезли туда, где было что-то запретное и интересное. Эти тайны старого замка… можно подумать, Вадиму самому не было интересно. Но да, Гарри был в шоке и совершенно раздавлен, когда Колин Криви прибежал с криками, что Джинни убила Вадима и выпустила василиска. С этой тайной он бы предпочел не связываться. Но в конечном итоге, все же обошлось! Близнецы говорили, что Джинни пойдет учиться в другую школу, скоро ей вернут палочку. Даже если допустить, что их втягивали в приключения, то каким образом?

Ну и что, что он стал ловцом, ну, а если бы не стал? Что-то бы изменилось? Да, для него сделали исключение, но он и впрямь отличный ловец, как папа. А Снейп… Да, с обороткой они ступили. Наверное, Вадим как-то с ним договорился или помог директор. Иначе злобная летучая мышь не упустила бы такую шикарную возможность прищучить их, верно?

И каким образом Вадим ему помогал, Гарри никак не мог понять. Да, он верил в то, что ему, возможно, снились вещие сны, но друг сам говорил, что не постесняется использовать Гарри в своих целях. Вряд ли он врал, скорее просто преувеличил, как тогда, когда говорил, что без его тайной помощи Гарри не дожил бы до третьего курса. Да, у Вадима была склонность к секретам, они с детства играли в шпионов, и в Хогвартсе эта игра приобрела другие, более яркие краски. Но Гарри — второй участник этой игры. Зачем Вадиму помогать ему тайно, когда можно рассказать?

Но эта сегодняшняя боль в шраме… Гарри сразу вспомнил слова Вадима и сразу поверил в то, что это признак возращения Волдеморта. В этом случае слова об одноразовом герое, которого тащат как телка на веревочке, имели смысл. Если Он вернется, то Гарри выступит против него — иначе и быть не может. Но с ним бы так не сделали! Дамблдор бы ведь так не поступил, он ведь добрый?

«Гарри, этот мир не сказка, люди не делятся на добрых и злых», — устало вздохнул в голове друг. — «Дамблдор — политик, а политику нельзя быть добрым».

У кого спросить, как поступить? С кем посоветоваться? С Вадимом? Но слова Вадима кардинально расходились с тем, что ему говорили остальные. Допустить мысль, что близкие люди врут ему и недоговаривают, было выше его сил. Они были ужасны в своей циничности, и открывающейся картине и своей роли в ней Гарри не хотел верить.

Гарри был в замешательстве. Он ворочался на кровати, измученный тяжелыми и противоречивыми мыслями, не в силах заснуть. Ему было страшно.

Глава 36. Испытание Тома

Мои сны о тебе — далеко остались внизу, и Перед тем, как очнуться, смотри — с твоего корабля Крысой прыгает страх, почти не касаясь бортов И ты видишь, как мимо плывет голубая Земля На спинах холодных гладких черных китов.

Мы сидели с бабулей и Томом за столом и пили чай. Чай был очень вкусным, других бабуля не держала. К процессу чаепития она всегда относилась очень серьезно, можно сказать обстоятельно. По размаху ее чайная церемония могла посоперничать с традиционным английским файв-о-клок.

На столе всегда присутствовали как минимум три вида заварки, конфеты, выпечка и печеньки. Последние меня радовали больше всего. Про мед и разнообразные варенья и говорить нечего. Чай всегда подавался в сервизе. Фишка бабули. Глубокие, просто огромные чашки в цветочек и золотой каймой по верху с миленьким заварочным чайником.

Увидев такое варварство в первый раз, Том округлил глаза и поджал губы. Да-а, Его Темнейшество привыкло пить чай из тонкого английского фарфора или из золотых кубков в Большом зале, напрочь забыв про тяжелые приютские года. Что из этого большее извращенство, еще вопрос. Вот он, врожденный и затем бережно взращенный аристократизм.

Том, ерзая на сиденье, цедил очередную чашку чая, и, помедлив, решительно взглянул на меня:

— Я ходил в деревню, там никого… Все исчезли.

— Никуда они не исчезали, просто ты никого больше не видишь, — хмыкнула бабуля.

— Я не понимаю…

— Ты больше не принадлежишь этому месту полностью, ты выздоровел.

— Раз так… Я хочу в Хогвартс, когда вы меня вернете в Англию? — Том мгновенно оживился. — Когда у меня будет новая волшебная палочка?

— Том, пойми, ты не сможешь вернуться прежним, ты же знаешь? Старое имя принесет тебе только неприятности.

— Да, я думал об этом, я понимаю, что это необходимо. Я уже кое-что придумал. Сменю внешность, имя, представлюсь своим дальним родственником, который долго скрывался от преследования Лорда.

— Похвальная предусмотрительность, но все будет немного не так, — бабуля улыбнулась, и тут раздался требовательный стук в окно. — Чаек-то допей, а Вадим пока откроет.

Том подобрался. Я кивнул, и, поднявшись, вышел в сени.

В дом вошли мои предки. Кайракан, Волх и Медведь аккуратно вели под руки незнакомую женщину в старой потрепанной одежде. Незнакомка была откровенно некрасива: изможденная, худая, косоглазая и невзрачная. Разве что волосы хороши, густые и темные, они тяжелым покрывалом падали на плечи. И глаза… Если бы не косоглазие, они были бы очень выразительны.

Я смотрел на нее профессиональным взглядом и понимал, что, в принципе, не будь в ее семье множественных близкородственных браков, она была бы интересной. Возможно, даже красивой. Как тот же Том.

Незнакомка внимательно и жадно рассматривала вежливо вставшего Тома. В глазах ее было странное чувство. Кайракан подошел ко мне и вытянул из-за стола, позволив захватить чашку. Задвинул за спину. Видимо, внешний вид обманчив, не так уж она была и безобидна. Предки молчали. Том бросил на меня вопросительный взгляд, но я только махнул рукой и тоже промолчал. Я недоумевал, никто не предупреждал меня о гостье.

Том помедлил, посмотрел на стол, на жалкий вид женщины, отмечая ее изможденность и крайнюю худобу.

— Присаживайтесь, леди. Могу я предложить вам чай или, может быть, вы захотите поесть?

Том отодвинул ей стул. Незнакомка только кивнула и устроилась на самом краешке сидения, робко поглядывая на бабулю. Та, прищурившись, зорко следила за ней, отслеживая малейшие движения.

Том, взглядом спросив разрешение у бабули, налил ей чай и, бросив жалостливый взгляд на ее фигуру, пододвинул поближе выпечку.

Женщина отпила из чашки, съела печеньку и заговорила:

— Здравствуй, Том. Скажи мне, как ты? Тебе здесь нравится?

— Здравствуйте, мне тут нравится, — Том пожал плечами, — но как здесь говорят: «В гостях хорошо, а дома лучше».

— А у тебя он есть, дом? — в голосе женщины не было издевки, только участие.

— Какое-то время я думал, что он у меня есть, — Том помолчал и продолжил, — Я бы хотел туда вернуться. Очень.

— А родные или любимые?

Парень скользнул по мне и бабуле взглядом, дернул плечом и неуверенно покачал головой.

— Нет, у меня никого нет.

— Друзья?

Том только вздохнул и поморщился.

— А ты хочешь семью, чтобы тебя любили и всегда ждали дома?

— Хочу, кто ж не захочет? — немного грубовато ответил Том и скрестил руки на груди. — Но я привык быть один. К чему эти вопросы? И вы, кстати, так и не представились.

— Пойдем со мной, я дам тебе шанс получить желаемое.

— Почему я должен вам верить? И что вы захотите взамен? — он растерянно и настороженно смотрел на собеседницу, поглядывая на нас в поисках поддержки.

— Потому что однажды я уже подарила тебе… шанс.

Незнакомка поднялась на ноги и протянула ему руку, предлагая идти за ней. Том задумался, явно пытаясь понять, о чем она говорит, но руку принял. Тонкие длинные пальцы помяли в руке мягкую женскую ладонь. Том нахмурился, как будто бы ощущение было странно знакомым.

— Мама? — неуверенно шевельнулись побелевшие губы.

Она кивнула. Том дернулся и попытался освободиться, но женщина держала крепко и, не собираясь отпускать, упрямо потащила за собой. Слишком много силы было в таком хрупком теле. Я бросился за ними, но меня перехватили предки. Том помертвел и, оглянувшись на меня, отчаянно крикнул:

— Вадим, помоги мне!

Я рванулся из рук.

— Стой, дурак, нельзя вмешиваться!

— Добра ему хочешь? Тогда не лезь.

Три мужика держали меня, не давая выскочить следом за мертвой Меропой, которая уже утаскивала Тома за ограду. Бабуля, нимало не беспокоясь за Тома, меланхолично допивала чай. За окном я увидел толпу.

Они стояли ровными рядами немного поодаль от последнего дома, за оградой, не шелохнув и пальцем. Неестественная, безжизненная неподвижность их тел наводила жуть. Толпа духов смотрела прямо на Тома, ожидая, когда Меропа притащит к ним сопротивляющегося парня. Их пустые глаза пристально, не мигая, следили за ним.

Я снова рванулся из ослабевшей хватки и кинулся из дома. На крыльце меня цапнул Волх, неуловимым движением делая подсечку и аккуратно укладывая на крыльцо.

— Стой! Не смей мешать ему. Духи будут делать свой выбор, а он сделает свой.

— Что?

— Это испытание. Ты тоже его проходил, только не помнишь этого.

Я обмяк, понимая, что уже ничем не могу помочь Тому. Это было не в моей власти. Я мог только надеяться.

Я пристально следил за происходящим, не слыша разговоров — звуки за оградой будто отрезало, в ушах был лишь звук своего неровного дыхания. Том постепенно успокоился, оказавшись в толпе и прислушиваясь к матери. Она держала его за руку и что-то ему втолковывала.

Бледное испуганное лицо парня застыло, он до крови искусал губы. Дебил. Нельзя давать духам чуять кровь. Мать потянулась, но вовремя опомнившись, отдернула руку и что-то сказала, отчего Том моментально облизнулся. Какое-то время он стоял на месте, но, пересилив себя, шагнул вперед.

* * *

Его мать вытащила его за ограду. Том споткнулся и чуть не влетел в толпу, но мертвецы отступили. Он растянулся на земле. Меропа тут же потянула его вверх, вздернув на ноги. Поразительная сила в таком хрупком теле.

Том внимательно всмотрелся в нее и потерял дар речи. Где та замарашка, которую он увидел в доме? Сейчас рядом с ним стояла леди. Стройная, изящная фигура была лишена малейших признаков истощения. Черные волосы блестящей волной красиво ложились на плечи. Темные глаза были лишены живого блеска, но поражали глубиной взгляда. Косоглазие пропало. Сутулые плечи распрямились.

— Единственный твой шанс вернуться — суметь добраться до костров у реки, — Меропа протянула руку, указывая в сторону поля на излучину. На том месте, где проходили гуляния, горел огромный костер, возвышаясь над толпой. Чтобы попасть туда, нужно было пройти сквозь ряды мертвецов. — Перейдешь реку — вернешься. Но простым путь не будет.

Том на эти слова только нервно усмехнулся. Когда бывало иначе?

Сквозь строй мертвецов виднелся просвет, туда Том и направился, глядя поверх голов на свою цель. Костер призывно подмигивал ему неровным пламенем.

Едва Том сделал первые шаги, ему навстречу выступили люди. Трое: двое мужчин и женщина в старомодных богатых одеждах. Впереди стоял молодой мужчина, странно знакомый ему. Если бы Том был его возраста, то мог бы сказать, что они похожи, будто родные братья. Да, ошибки быть не могло. Перед ним стояли его отец и родители отца.

Внимательно всматриваясь в равнодушные лица, отмечая знакомые черты, парень вспомнил, при каких обстоятельствах видел их в последний раз: надменный излом губ, презрительные слова, собственные боль и гнев, ярость и обида, как он поднимал палочку…

— Ты отцеубийца, — ровным голосом сказал отец. — Ты не достоин быть Риддлом, ты повинен в нашей смерти.

— Не сильно и хотелось. Ты виноват, что моя мать умерла. Ты бросил беременную жену, законную супругу. Ты даже не попытался найти меня, своего законного наследника, первенца, единственного сына, а вы, — Том вскинул голову, вглядываясь в пустые глаза деда, — не образумили его. Когда я пришел, вы даже не захотели выслушать меня.

— Ты — не наш. Мы отказываем тебе от рода, ты не достоин нашей крови, — сказали хором все трое и растаяли, не оставив следов на дороге. Вместе с ними пропала добрая половина толпы.

Мертвецы зашевелились, занимая освободившееся место. Они двигались бесшумно, в полнейшей тиши и безветрии.

Том только выше вскинул подбородок и сделал следующий шаг. Он успел пройти по дороге совсем немного, когда путь ему перегородил мужчина. Морфин, вспомнил Том. Он встретил дядю пьяного в ветхой развалюхе, бывшей пристанищем для когда-то богатого и могущественного рода. Дядя кинулся на него с ножом, приняв за старшего Реддла.

— Ну что, племяш, — усмехнулся Морфин. — Вон оно как все сложилось. Глядишь, если б не подставил меня — я, может, и сам помог бы тебе этих магглов снобских прибить.

И он дробно рассмеялся. Тома передернуло. Крайне зловредным типом был его дядюшка. Большинство людей в толпе не показывали никаких эмоций, поэтому злобный смех Морфина пугал, оглушающе громко звуча в этой неестественной тишине.

— Ну что, племяш, будешь моим? — и опять хихикнул.

Том отшатнулся.

— Нет, никогда.

— Хм, ну смотри. Дураком был, им и остался. Не родня ты мне.

И с этими словами Морфин исчез, с ним пропал добрый десяток человек.

Вперед выступила женщина, вместе с ней шел мужчина очень похожий на Морфина. Марволо, понял Том. Он никогда не видел своего деда и женщину рядом с ним. Хоть здесь нет его вины, с облегчением вздохнул парень.

— Испоганил, паршивец! Родовые ценности в такую погань превратил, маггловское отродье! — зашипел Марволо и потянулся к его шее. Его остановила рядом стоящая женщина. — Ты прервал наш род, недоделок.

Кольцо! Медальон! Том почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он разорвал свою душу трижды и Мерлин знает сколько еще раз.

— Что сталось с тем родом? — равнодушно бросила она. — Только бастарды да сквибы и остались, да и то не прямой линии. Я твоя бабка, мальчик, заодно и сестра Марволо. Многие века мужчины Гонтов брали в жены свою близкую родню. Проклятия и вырождение стали нашим уделом. Моей дочери хватило смелости разбавить кровь и отдать жизнь за тебя, как, впрочем, сделала и я для нее. Тебе было дано столь многое: сила, красота, родовые дары как последнему в роду… Ты клялся, что прославишь нас. Но как бездарно ты, паршивец, распорядился этим даром. Ты — не наш.

— Ты — не наш, — эхом повторил за ней Марволо, и они оба исчезли. С ними пропало еще с десяток человек. Толпа постепенно редела и снова обступила его со всех сторон.

Том сглотнул и шагнул дальше.

— Но ты — мой, — сказала Меропа, дотрагиваясь до его плеча.

— Я же убил тебя.

— Но ты все равно мой сын, и в моей смерти ты не виноват. Так случилось. Ты должен идти дальше, не задерживайся. Времени не так много.

Том сглотнул, в горле был комок. В груди впервые в жизни разрасталось тепло.

— Спасибо… мама, — поблагодарил он сдавленным голосом.

Он шел к костру, дорогу заступали люди, знакомые и незнакомые, шепот матери ввинчивался в уши, оставляя знание, воскрешая память. Это были чистокровные маги, полукровки, все, кто отметился в его предках. Он узнавал представителей двадцати восьми священных фамилий, а также уже вымерших древних родов.

Вереница лиц, тихий шелест голосов. Они легко отказывались от него, обвиняя в смерти своих потомков, а Том все крепче сжимал зубы, вспоминая. Идти с каждым шагом становилось все труднее, словно на плечи ложилась тяжесть, а ноги путались в травах и колосьях, словно они пытались задержать его. Стремительно темнело, небо было уже усыпано звездами.

За последние несколько часов, которые ушли на путь, Том устал так, словно не спал несколько суток подряд. И это постоянное чувство беспомощности никак не давало расслабиться. Каждый шаг воспринимался как последний. Он будто ступал по трясине, одна ошибка — и все, ему не выбраться. Он чувствовал это всем своим существом, и это чувство выматывало. Он не понимал, что здесь творится, не мог представить, что произойдет в следующий момент. Он просто хотел, чтобы всё закончилось.

— Ну, здравствуй, потомок, — усмехнулся ему в лицо очередной Гонт, — я, в отличие от твоих ближайших родичей, не хочу потерять наш последний шанс возродить род. Поэтому я приму тебя, но не вздумай упустить и эту возможность. В противном случае тебя ждет кара. Роду нужен наследник и, желательно, не один. Видят предки, я старался, но достойных нести искру моей магии, мое наследие не нашлось.

— Кто ты? — спросил Том, немного растерявшись.

— Корвин Гонт, и ты — мой. Запомни, иначе тебе не поздоровится.

— Ты — мой, — эхом прошелестели десятки голосов, повторяя слова и по цепочке расходясь от Корвина от мертвеца к мертвецу.

Том облегченно кивнул, груз на плечах разом уменьшился. Легкость окрыляла — вот что такое поддержка рода. Впервые в жизни он испытывал такие чувства. Корвин пристроился за правым плечом, за левым шла Меропа.

Костер оказался совсем близко, берег реки был буквально в двух шагах. У костра сидели и стояли то ли полулюди, то ли и вовсе нелюди к человеческим существам отношения не имеющие. Духи?.. Странные маски вместо лиц, страшные морды, нечеловечески прекрасные лики, крылья, копыта, хвосты, клыки, рога, когти — многорукие и многоногие создания поддерживали костер.

— Ты можешь выбрать себе покровителя, но не ошибись. У тебя три попытки.

Том медленно обвел взглядом толпу, внимательно всматриваясь в эти создания, сидящие вокруг костра. Он старался надолго не задерживаться взглядом ни на ком, но тут увидел знакомые лица. В толпе стояли Медведь и бабуля. Том радостно встрепенулся и, не успев подумать, выпалил:

— Их!

— Послушай, мальчик, — бабуля немного грустно улыбнулась, — Мне нечего тебе дать. И ты мне тоже ничего предложить не можешь.

— Нет, я здесь не для выбора достойного, а для того, чтоб назначить цену за твою жизнь, — качнул головой содяце, — Ты не нашего рода, но у твоих потомков будет шанс встать под мою руку, если ты осилишь плату, которую мы потребуем. Ты и семь поколений после тебя будете обязаны помочь всякому, на кого укажем я или твой целитель, Вадим, наследник двух родов.

Том растерялся еще больше. Усилием воли он подавил эмоции и мысли, вызванные словами Медведя, и стал сосредоточенно рассматривать существ у костра. Том медлил, боясь ошибиться, ведь попытка осталась только одна.

— Ну, что? — усмехнулся голос слева, Том обернулся. Рядом стоял прекрасный мужчина с длинными светлыми волосами. Было непонятно откуда он взялся. Что-то цепляло в его облике, но Том сразу не смог сообразить, присматривался внимательней и пытался понять, предчувствуя, что этот выбор может изменить все.

— Я — один из первопредков, коих ты видишь перед собой, — он плавно повел рукой, указывая на существ у костра. — Выбери меня и получишь богатые дары.

Он искушающе улыбался.

— А что взамен? — Том не спешил соглашаться.

Какая-то деталь, которую успел зафиксировать его мозг, но он сам не успел еще осознать, беспокоила его. Глаза! Форма зрачков постоянно менялась, перетекая из кляксы в кресты, потом вытягиваясь в узкую щель, как у кошки, и снова становилась человеческой.

Том окинул взглядом фигуру в великоватой безрукавке, увидел татуировку змеи, обернувшейся вокруг левой руки. На правой красовалась птица, обнимающая крыльями предплечье. Том напрягся, вспоминая. Когда-то давно он уже слышал или читал про что-то похожее. Что-то про богов…

— Ты трикстер, — полувопросительно сказал он.

Мужчина внезапно весело усмехнулся.

— Да-а, ты прав, мальчишка. Я шутник. Джокер в колоде карт. В прошлый раз ты не смог заинтересовать меня, был слишком обычным. Но то, как ты прожил свою жизнь, что успел сотворить… А что еще сделаешь, ммм, — он громко и театрально похлопал ему, мечтательно прижмурившись. — Ты очень меня повеселил, мальчик. Озлобленный ребенок в страхе перед смертью практически уничтожил себя и тех, кто пошел за тобой. Какая изощренность… если бы это был твой план, а не стечение обстоятельств, — его лицо застыло в холодном высокомерии.

Вновь осмотрев Тома с ног до головы, он опять мечтательно улыбнулся:

— Твои мотивы были исключительно чисты, кристально честны. Ты не прикрывался словами о добре или великой любви. Ты вел на войну и не врал. Раб своих заблуждений. Ты очень позабавил меня.

— Меня никто никогда не любил, я всегда был вынужден всего добиваться сам и рассчитывать только на себя, — Том почему-то испытывал потребность оправдаться, как-то объяснить.

Лицо трикстера снова заледенело, безумная улыбка застыла на губах. Том еле сдерживался, чтобы не отшатнуться. Эти резкие смены настроения и эмоций откровенно пугали.

— Не любили… — первопредок опять тепло и ясно улыбнулся, тем ярче был контраст с предыдущим выражением лица. — Да, но любовь — не самое главное в жизни, хотя каждая тварь стремится ее найти. А вдруг любовь — всего лишь страх одиночества или один из базовых инстинктов, продолжение рода, все такое? М? — полубог чувственно изогнул губы, но глаза оставались внимательными и злыми. — Не забывай, что есть не менее важные вещи — долг, честь, вера и достоинство. В тебе есть то, что привлекло меня, твоя честность в первую очередь перед собой. Можно врать другим, но себе — никогда. Ты усвоил это.

Трикстер медленно обходил Тома по кругу, внимательно рассматривая того с ног до головы. Голос его то повышался почти до крика, то опускался до тихого шепота.

— Хватит, зачем тебе это? — Том передернул плечами. Он не все понимал в словах первопредка, но слушал внимательно и запоминал. А еще до одури боялся. Трикстер пугал своей непредсказуемостью и откровенным безумием.

— Не поддался, молодец, — он удовлетворенно улыбнулся. — Ты мой. Твоя душа прошла сквозь горнило безумия — ты выдержишь мой дар. Но если примешь его, будешь должен соблюдать закон, запрет, гейс. Это закономерный итог выбора такого как я.

Он расхохотался, хлопнул в ладоши и резко спросил:

— Ну что, согласен? Время истекло.

За спиной Тома раздавался сбивчивый шепот Корвина и Меропы, она просила остановиться, упирая на непомерную цену, а Корвин подталкивал согласиться, говоря, что трикстеры сильнее всех, а за силу надо платить.

Том решился.

— Я согласен! — выкрикнул он. Казалось, все на бесконечно долгий миг замерло. Первопредок медленно склонил голову в кивке, сыто усмехаясь.

— Я дам тебе два дара. Оба были присущи твоему роду. Первый — парселтанг, за этот дар я запрещаю тебе убивать змей. Второй — дар поиска желаемого, за это запрещаю тебе соревноваться. Азарт более не для тебя, ну, может быть, кроме исследований. Пожалуй, это можно. — он самодовольно усмехнулся. — Я не настолько жесток, поблагодаришь потом. А то еще съедешь с катушек как Гормлайт, — последнюю фразу Том еле расслышал, так тихо полубог сказал ее.

Трикстер отвернулся от парня, подошел к костру, зачерпнул голой рукой пламя и протянул Тому.

— Бери, ты прошел свой путь и сделал выбор.

Том завороженно уставился на свою ладонь, в которой танцевало белое пламя. Корвин и Меропа по очереди поднесли свои порции пламени. У Корвина оно было светло-зеленым, Меропа поделилась голубым. В руках Тома цвета смешались, приобретая холодный бирюзовый оттенок. Огонь не обжигал, напротив — приятно холодил ладони.

Он огляделся вокруг и понял, что рядом почти никого не осталось, — лишь трикстер, Меропа, Корвин да еще в некотором отдалении от них стояли двое — мужчина и женщина. Полубог повернулся и поманил их к себе.

— Это твои… ммм, в общем, потом поймешь, — трикстер ехидно усмехнулся, лукаво поглядывая на Тома.

Мужчина поклонился трикстеру, потом Тому:

— Для меня это большая честь, мой лорд! — выражение его лица было восторженным.

— Я знаю, изгнанник Рода Селвин, — Трикстер усмехался и щурился как довольный кот.

Женщина, напротив, довольной не выглядела. Нахмурившись и поджав губы, она с возмущением и злостью рассматривала Тома.

Парень под её взглядом выше вздернул подбородок, выставляя танцующее в руке пламя перед собой, словно щит. Он не понимал толком, что происходит, и из-за этого злился. Еще эти незнакомцы давили своим присутствием. И как назло он не расслышал, что покровитель сказал им. Наверняка, это касалось и его.

На его плечи легли руки родных, успокаивая. Меропа и Корвин ободряюще улыбались ему. Корвин презрительно усмехнулся в лицо незнакомки.

— Не забывай, Джейн, что ни ты, ни твой мальчишка не смогли взять огонь, — процедил он. — Я провел тебя через реку только для того, чтобы ты продолжила линию.

Джейн отвела взгляд.

— Смотри, тебе нужно на ту сторону, — трикстер указал рукой на другой берег реки.

Над водой клубился густой туман, в нем мелькнул крупный силуэт. Через пару мгновений Том увидел белоснежную лошадь, бредущую к берегу. Вода достигала ей до груди. Длинная седая грива колыхалась, сносимая течением. Кобыла выступила из тумана на пологий берег, и стало видно, что на ее спине лежит спящий ребенок. Лошадь подошла ближе, повернулась, мазнув по людям пустым взглядом. В её глазницах клубилась серая дымка, будто из речного тумана вырвали кусок и поместили в стеклянные шарики. Мальчик, на вид лет десяти, крепко вцепился руками в густую гриву, но глаза его были закрыты. С ним что-то было не так, но Том опять не мог понять, что именно. Это ощущение сбивало с толку, не давало сосредоточиться.

— Мой лорд, вам пора, — сказал тот, кого назвали изгнанником Рода Селвин. Он стащил мальчика с лошади и передал женщине, которая с радостным возгласом схватила мальчишку и крепко прижала к себе, начиная плакать.

Том хотел было задать свои вопросы, но трикстер угрожающим тоном сказал, не дав и рта раскрыть:

— Тебе пора, время уходит.

Том кивнул и подошел к лошади. Мужчина помог забраться на её спину так, чтобы не погасить огонь в руках Тома. Корвин подсказал, как правильно сесть. Меропа погладила по босой ноге.

— Мой лорд, — мужчина светился улыбкой. — Я счастлив, что служил вам, и бесконечно горд.

Том посмотрел в его знакомое лицо сверху вниз и вспомнил. Кристофер Грин! Непризнанный бастард Селвинов, его верный последователь, принявший метку в неполные двадцать лет. Он погиб в бою с аврорами, прикрывая отход Лестрейнджей.

— Я не забуду тебя, Крис, — Том перебросил огонь в одну руку, наклонился и погладил мужчину по щеке. — Прости, что не могу наградить за верную службу.

Крис поймал его ладонь и поцеловал костяшки пальцев.

— Вы подарили мне себя, мой бессмертный лорд. Большей награды мне не нужно.

Кобыла, словно зная, что нужно делать, развернулась и спокойно направилась в реку.

Туман окутал всадника и танцующее в его руках бирюзовое пламя, скрывая от взглядов тех, кто оставался на берегу.

Интерлюдия четвертая

А он плавает в формалине - Несовершенство линий Движется постепенно. У меня его лицо, его имя, Свитер такой же синий - Никто не заметил подмены.

Кейт Смитсон уже пять лет работала в этой больнице. Ухаживать за коматозниками та еще работка, но со временем она научилась абстрагироваться. Иначе сложно оставаться в своем уме. Ворочать тяжелые, неподвижные тела, следить за гигиеной и выполнять все остальные, малоприятные процедуры с фактически живыми трупами, тяжело физически и морально. Постепенно вырабатывается привычка и перестаешь относиться к ним как к живым людям. Просто тела.

Но конкретно этого мальчика ей было жаль. Уже два года он не приходил в сознание, но молоденькая опекунша не позволяла отключать его от аппарата. На что-то еще надеялась.

Кейт с одной стороны ее понимала, мальчик был прекрасен, как спящий ангел. Он толком так и не узнал жизнь и, наверное, уже не узнает, но с другой — зачем мучить ребенка? Обширная черепно-мозговая травма обязательно скажется, если или когда малыш очнется. Невозможно предсказать, как проявит себя травма при таких-то повреждениях. Мальчик может остаться овощем, не сможет двигаться, да что угодно может произойти. Это сейчас он маленький ангелочек, а через пять лет будет взрослой детиной в инвалидной коляске с разумом пятилетнего ребенка.

Кейт неодобрительно покачала головой и перешла к следующему пациенту, когда услышала тихий хрип с кровати мальчика. Неужели?.. Она быстро подошла к нему и стала проверять показания приборов, давление немного повысилось, сердечный ритм сбился. Ресницы ребенка дрожали, но он так и не открывал глаз.

Она поспешила вызвать дежурного врача. Ей было жаль мальчика и его молоденькую опекуншу. Два года… Изменения могут быть необратимы, лучше б девчонка раньше согласилась на отключение аппарата жизнеобеспечения, а теперь ей остается мучиться с овощем. Сколько таких она повидала на своем веку…

Однако, спустя неделю мальчик опроверг все прогнозы врачей, и Кейт радовалась за ребенка. Но куда больше она радовалась за его опекуншу.

Мальчишка был в ясном уме и невероятно быстро шел на поправку к удивлению лечащего врача. После курса реабилитации он обещал твердо встать на ноги. Единственное, чем он отделался после двухгодичной комы и травмы — это амнезия. Сущая ерунда, он мог сделаться эпилептиком или навсегда лишиться речи. Может, и лучше, что он ничего не помнит. Авария, унесшая жизни его матери и отчима, не то, что нужно помнить такому малышу.

Кейт интересовалась везучим ребенком. И дело было не только в его красоте и невероятном обаянии, но и в том, как он быстро восстанавливался, опровергая все известные постулаты о нервной системе. По всем показателям он должен был еле двигаться и кое-как говорить, но он весьма бодро передвигался по тренажерам и бойко болтал. Еще и нервные клетки начали восстанавливаться с просто-таки невозможной скоростью! «Человеческий мозг — самый загадочный орган нашего тела», — вздыхал врач, рассматривая снимки мальчика. — «Мы прискорбно мало знаем о его возможностях».

А однажды ей удалось подслушать разговор ребенка и его опекунши.

— Ты правда ничего не помнишь? — расстроенно спрашивала девушка. — Совсем не узнаешь меня?

— Нет, прости, Кристи, — речь ребенка была размеренной, с паузами, лишенной всякого намека на интонации, казалось, что он обдумывает каждое слово. Афазия Брока в его исполнении выглядела именно так, а не как положено.

— Давай я попробую рассказать тебе о нашей семье, а ты попробуй вспомнить, хорошо?

Мальчик кивнул и, чуть поморщившись, потер затылок.

— Моя мама и твоя — родные сестры…

— А где моя мама? — перебил ребенок.

Кристина замолчала и отвела взгляд.

— Она умерла? — голос ребенка был на удивление спокоен.

— Да, — помявшись, сказала наконец Кристина. — Ты все же помнишь?

— Нет, но по твоей реакции понятно, что что-то не так. Я просто предположил.

— Ты всегда был умен, Максвелл. Мои родители и твоя мать с отчимом разбились в аварии, а ты выжил, но сильно пострадал. Ты был в коме два года. Прости, мне так жаль. Доктор просил не говорить тебе, но я … я не могу молчать, ты все равно узнаешь. Прости меня…

— За что простить? — удивился Макс. — Ты права, я все равно бы узнал. Кто теперь будет за меня отвечать? Я отправлюсь в приют?

— Нет! Нет, что ты! Я — твой законный опекун. Мне, правда, стоило больших трудов добиться этого, и я не собираюсь тебя отдавать.

— О чем ты? Почему тебе не хотели меня отдавать?

— Я не слишком подхожу на роль опекуна, слишком молода, да к тому же еще учусь. Но я твой последний живой родственник, и я умею быть убедительной. Нам будет непросто, но мы справимся.

— Расскажи мне больше о них. Ты сказала, что у меня был отчим, а где мой отец?

— Я не знаю, твоя мама никогда не говорила об этом, — немного помолчав и, видимо, на что-то решившись, она продолжила. — Я думаю, для нее было неприятно вспоминать о нем.

— Ты врешь! — Макс прищурился, и неожиданно в спокойном, чуть механическом, голосе прорезались властные нотки. — Говори правду.

— Я… я не уверена, но вроде бы это было насилие, — выпалила Кристина и, хлопнув себя по губам, испуганно округлила глаза. — Извини, прости, что сказала это. Поверь, твоя мама все равно очень тебя любила. И отчим тоже очень любил тебя, ты был ему как родной.

— Ясно. Жаль, что я этого не помню. У нас больше нет родственников? Совсем никаких?

— Нет, если и есть, то я о них не знаю, — Кристи внимательно наблюдала за мальчиком; тот крутил в руках карандаш и выглядел отрешенно. — Ты сильно изменился, Максвелл. Ты повзрослел…

— Еще бы я не повзрослел, — усмехнулся мальчик краешком губ. — Мое тело стало старше, а я потерял память. Да еще и травма… Конечно, я изменился.

— Да, да, ты прав, просто… ты держишься по-другому.

— Кристи, тебе придется привыкнуть. Я не помню, каким был, и думаю, что сейчас это не самый важный вопрос. Скажи, мою маму звали Джейн? — после некоторого раздумья спросил он.

— Да, ты что-то вспомнил? — обрадовалась девушка.

— Нет, но мне кажется, я видел ее во сне. Она худая, у нее темные волосы и глаза, кажется, у нее один глаз немного косит…

— Нет, ты что! Твоя мама была очень красивой женщиной, тебе просто приснилось, — Кристи успокаивающе погладила его по голове. — Но да, она была темноволосой и хрупкой, как статуэтка. Джейн больше любила своё второе имя. Хоуп. Ей шло.

— Разве ее второе имя не Меропа?

— Нет, Боже, Максвелл, откуда ты берешь такое… такое, даже не знаю, как сказать. Тебе приснилось. Может, ты прочитал или видел эти вещи где-то? В фильме? Думаю, тебе стоит отдохнуть. Я приду к тебе завтра.

— Да, наверное, — неуверенно согласился мальчик. — Мне снились очень странные вещи.

— Плохие?

— Не знаю, — он пожал плечами и задумчиво смотрел в стену, вспоминая. — Мне снилось, что я попал под бомбежку, а меня спасли, а потом все было таким… волшебным. Разным. А потом странное место, где была огромная змея… И бабуля.

— Макс, наша бабушка умерла давным-давно, еще когда я была маленькой. Ты не можешь ее помнить.

— Высокая, статная, волосы собирает в длинную косу. И лицо интересное, такие мягкие черты…

— Ты меня пугаешь, ты не мог ее видеть, у нас даже фотографий не осталось. Макс, может, ты был на облаках? — Кристи достала из воротника кофты крестик и затеребила его.

— Ты имеешь в виду тот свет? — равнодушно уточнил Макс. — Может быть… Там было так спокойно и хорошо. Я… я помню, как боялся раньше, а теперь не боюсь…

— А что еще ты помнишь? — жадно спросила Кристина, не переставая держать крестик в руках.

— Все очень смутно. Помню огонь, костры… лошадь и реку, а еще туман. Кажется, там был мальчик… совсем как я. Он помогал мне выбраться из круглого тоннеля, к свету. Мужчина… — мальчик замолчал на какое-то время, потом поморщился и закончил, — он посадил меня на лошадь, сказал, что гордится мной, а я обещал не забывать его. Кристиан… нет, Кристофер. Грэм… Грин… Да, точно, Кристофер Грин. Мне снилось, что он был очень предан мне… Кажется. Все так смутно.

— Кто это? — не утерпела Кристи, но быстро одумалась. — Ладно, неважно, я приду завтра, и мы еще поговорим. Попробуй вспомнить еще что-нибудь, — с этими словами она поднялась и спешно вышла из палаты, чуть не сбив Кейт с ног.

Кажется, девчонка впечатлилась. Какая экзальтированная девица, и ей еще доверили ребенка. Склонность к мистицизму ни к чему хорошему не приведет. Мало ли, что привиделось больному мальчику в бреду?..

Но рассказ был интересен. Наверное, перед аварией мальчишка где-то читал это или фильм посмотрел. А тоннель снился каждому второму. С этими мыслями Кэйт Смитсон пошла выполнять свои обязанности. Она и так потратила много времени, почти весь перерыв.

Она не знала, что в далекой Шотландии в одной из комнат старинного замка над книгой качнулось перо и записало новое имя: «Максвелл Амброуз Стюарт».

Книга вторая. Курс четвертый

Глава 37. Фанатизм и фанаты

После грандиозного выброса, который вылился в бурю над всем графством, Снейп пытался вызвать меня на разговор, однако я не хотел обсуждать ни причины выброса, ни своё поведение. Виноватым Снейп не выглядел, а я не считал себя вправе осуждать профессора. В конце концов, это его дом, и он имеет полное право приглашать сюда всех, кого захочет. Тем более в мое отсутствие.

Но в душе царили раздрай и иррациональная обида на Снейпа и судьбу в целом. Эту кухню я считал своей. Я вложил в этот дом кучу сил, сделав из ужаса конфетку. Я был здесь почти хозяином… хозяйкой. Я был честен перед собой. Меня подвели подавленные когда-то желания, нормальные для всякой женщины — быть любимой, создать свой очаг. Обычные подсознательные желания. Даже смена пола и возраста не повлияла на их наличие. Я подозревал, что мужчины тоже испытывают это, по крайней мере, какая-то часть точно. И чертова ревность… Поразительно, что, будучи Валентиной я никогда не ревновала своих партнеров. Впрочем, я никого никогда так не любил, будучи женщиной. Хотя, казалось бы, гормоны любви должны были бить в голову сильнее.

Рядом с Северусом я забывал о долге, о том, что я маг и целитель, способный остановить одним желанием сердце врага. Я чувствовал себя… защищенным. И, черт возьми, мне это нравилось. Северус был надежным, как автомат Калашникова. Грозный, сильный, верный и послушный, конечно, если знать, куда надавить. Да, я уже стал частью его личной жизни, я чувствовал, что нужен ему, что наши отношения уже вышли за рамки «учитель-ученик». Что он не бросит меня в случае опасности. Однако, эта его верность не распространялась на его сексуальную жизнь. И я ничего не мог с этим сделать, как бы ни хотел обратного.

В результате мы не разговаривали со Снейпом три дня. Это было выше моих сил. Внутри все будто заморозилось и покрылось льдом. А Северус давал мне время переварить ситуацию. Когда я в ультимативной форме заявил, что приглашаю Гермиону на день, после матча, он только молча кивнул. Видимо, посчитал это справедливым, хотя сам когда-то предупреждал меня о недопустимости гостей в этом доме. Ну что ж, один — один.

Грейнджер жила в прекрасном двухэтажном особняке с красивым садиком, обнесенным низкой изгородью. Аккуратный, милый и уютный даже с фасада — он был хорош, как пряничный домик. Ха-ха. Если знать, кто там живет, шутка обретает новое значение.

Я был исключительно старомоден и вежлив и прислал Грейнджерам письмо с просьбой разрешить их дочери задержаться у меня на день после матча. Исключительно мистеру и миссис Грейнджер. Магловской почтой. И нет, я не Уизли и не заклеивал конверт безумным количеством марок. Ответ получил по телефону, во время очередного звонка. Её родители узнали, что я живу у школьного декана, и дали разрешение.

Так что когда вместе с профессором Снейпом я приехал за Гермионой, её родители были настроены по отношению ко мне вполне благодушно.

— Здравствуйте, профессор Снейп, — поздоровалась Гермиона и лучезарно мне улыбнулась. — Привет, Вадим!

Я улыбнулся ей в ответ. Девочка трогательно покраснела и пропустила нас в гостиную. Мистер Грейнджер был высоким мулатом с пышной шевелюрой, а миссис Грейнджер — полноватой блондинкой. Увидев нас с профессором, они встали и расплылись в улыбках. Улыбки у них были красивые: ровный ряд белых здоровых зубов, крепкие десны. Неудивительно, учитывая их профессию.

Последовал обмен любезностями, полный витиеватых комплиментов и расшаркиваний, как в старых английских фильмах. Мистер и миссис Грейнджер, видимо, выпытали у Гермионы о том, что я практикующий целитель, и завуалированно пытались меня быстренько проэкзаменовать. Я ответил раз, ответил два. А потом профессору Снейпу надоел этот цирк. Он двумя словами свернул эту приторную беседу и вытолкал нас с Гермионой из этого бесконечно приветливого дома, буркнув, что у него варится зелье и вот прямо сейчас, сию секунду надо добавить желудок летучей мыши.

— Желудок летучей мыши? — я усмехнулся.

— А вы хотите отдать мне свой? — Снейп подал руку Гермионе. — Мисс Грейнджер, вы когда-нибудь аппарировали?

— Нет, — Гермиона неуверенно вложила свою ладошку в протянутую руку.

— Вдохните поглубже, — посоветовал Снейп и без предупреждения увлек нас в воронку аппарации.

* * *

Оказавшись в доме Снейпа, Гермиона сразу поняла, отчего её отказались принять в гости на неделю, лишь на день.

Здесь просто не было гостевой спальни. Две комнаты уже были заселены: крошечная принадлежала Вадиму, у Снейпа, видимо, была побольше. На крохотной кухоньке, кое-как вместившей в себя газовую плиту и несколько шкафов, негде было развернуться. Для Гермионы элементарно не было места.

Дом был… странным. То ли ретро, то ли нуар. Гермиона никак не могла определиться. Мрачный и старый — он был по-своему уютен. Она влюбилась в гостиную — все стены были заставлены книгами. В них даже нашлось место маггловским писателям. Весь чердак занимала огромная ванная комната с душевой кабиной и шикарной круглой ванной. Естественно, в таких же мрачных тонах, никакого кафеля на стенах — лишь краска, мозаика да обработанное дерево. Мыться здесь любили точно так же, как и читать. Гермионе был запрещен вход в лабораторию профессора и в его комнату, но она подозревала, что лаборатория занимает всё пространство под домом, а в его спальне стоит огромная кровать на возвышении. Чувствовался размах, даже какой-то фатализм. Мертвый пейзаж за окном усиливал впечатление, а новость о том, что в радиусе трех километров нет людей, окончательно повергла в шок.

Крошечная спальня Вадима была чуть светлее по сравнению с остальным домом, но ничуть не выбивалась из общего стиля. Вадим небрежно повесил её сумку на вешалку у своей двери и, махнув рукой на вполне современный крутящийся стул, обернутый пледом, плюхнулся на кровать. Матрац чуть спружинил под его весом.

— А здесь… ммм…. мило, — Гермиона села в предложенное кресло и заинтересованно посмотрела на заставленные книгами полки. — Это тоже часть библиотеки профессора Снейпа?

— Нет, это мои, — Вадим заложил руки за голову. — Почти все — подарки от благодарных пациентов. И не надо делать вид, что тебе здесь нравится. Можешь сказать прямо, что ты в ужасе.

— Я в ужасе, — кивнула Гермиона, всплеснув руками. — Как ты здесь живешь? Вы тут с профессором совершенно одни, и эта улица… Это же кошмар!

Вадим приложил палец к губам и закрыл глаза. Гермиона невольно замолчала.

— Что ты слышишь?

— Ничего.

— В этом заключается вся прелесть этого места, — Вадим тонко улыбнулся. — А еще я могу спокойно бегать по улице хоть нагишом. Спорим, в вашем пряничном царстве ты себе такого позволить не можешь?

Гермиона не нашлась, что сказать.

— А когда мы поедем? — спросила она.

— Через пару часов, — Вадим легко поднялся с кровати. — Профессору нужно закончить кое-что. Пойдем, прогуляемся. Я же вижу, что тебе не терпится залезть в эти чудные дома.

* * *

Порталы, перемещающие к месту чемпионата мира, были разбросаны по стране в рандомных местах. На билетах было указано время перемещения, местонахождение портала и кое-какая информация по участку.

Меня поразило, что маги ничем не отличались от магглов в продвижении своей продукции и рекламе. За пару дней до Чемпионата прилетали команды. Можно было попасть на интервью, взять автограф и сфотографироваться с кумиром. А за неделю, когда начинали прибывать первые болельщики, начинала функционировать ярмарка со всякой мелочевкой и конкурсами.

Чем дешевле был билет, тем раньше нужно было прибыть на поле. Распределением участков и контролем за процессом прибытия занималась большая часть отдела магических игр и спорта во главе с моим бывшим пациентом Людо Бэгменом. Он-то как раз и лишил нас возможности оценить прелесть ярмарки, предоставив билеты с вип-местами. За что заслужил искреннюю благодарность не только мою, но и профессора, так как тот ненавидел толкучку в той же степени, что и я.

Я помнил, что в книге распределением участков занимался маггл. Но это была явная недоработка автора. Тут понавесили таких чар, что, во-первых, никакой маггл бы не выдержал и сбежал, а во-вторых, один человек просто-напросто не смог бы физически учесть такое количество магов.

Мы зарегистрировались и получили указания как пройти к своему месту. Мы с Гермионой радостно крутили головами во все стороны, постоянно порываясь подойти ближе и рассмотреть получше. Профессор Снейп сначала одергивал нас с недовольным видом, а потом, доведя до нашего участка, мученически вздохнул и велел не разделяться, дав нам два часа на осмотр лагеря.

Мы радостно покивали, преданно пожирая его глазами, и тут же смылись из-под бдительного присмотра профессора.

Лагерь был огромен, палатки разнообразных видов и форм пестрели и сверкали. Такое ощущение, что каждый владелец украшал свою кто во что горазд, лишь бы выпендриться. Правда, изредка встречались вполне обычные на вид стандартные походные палатки. Но я посмотрел на то, как из такой выходит толпа человек в десять, и понял, что они такие невзрачные только с виду. Мне очень хотелось посмотреть на лагерь сверху, наверное, он похож на яркую цветную мозаику.

Проходя мимо колонки, мы почти нос к носу столкнулись с Гарри и Роном.

— Что вы здесь делаете? — удивился Гарри.

— А ты не хочешь поздороваться с нами? — насмешливо фыркнул я.

— Привет, Дим, Гермиона, — послушно поздоровался Гарри. Я пожал ему руку, и тут начал выступать Рон.

— Так вот почему ты отказалась ехать к нам, променяла друзей на этого хлыща! — воскликнул он.

— Уизли, ты как всегда в своем репертуаре, — я поморщился, не желая ссориться, а Гермиона недовольно поджала губы. — Гермиона — моя девушка, почему она должна была соглашаться и принимать твое приглашение?

— Потому что она мой друг и не будет встречаться с таким полусквибом, как ты. Ты даже не англичанин!

Гермиона покраснела и не смогла смолчать:

— Рон, ты сейчас же извинишься перед нами и возьмешь свои слова назад, тебе ясно? И ты все еще не поздоровался со мной.

— Ты… Ты что… Ты с ним?! — Рон пораженно смотрел на Гермиону. — Ты на стороне этого слизня?

— Рональд Биллиус Уизли! Он — мой парень. Вадим первый пригласил меня — это раз. Причем он сделал это так, как полагается, и не заклеивал конверт таким безумным количеством марок, каким был твой. Если ты не заметил, то я тебе напомню — мы с ним встречаемся с середины третьего курса. Почему ты думаешь, что я должна была ему отказать?! К тому же, он произвел приятное впечатление на моих родителей.

— А я, значит, твоим родителям не понравился? — Рон стремительно краснел.

— Ты! Да ты даже не удосужился узнать их имена, ты никогда не спрашивал меня о моей семье. Перед вторым курсом в банке твой отец смотрел на них как на зверушек в зоопарке! Тебе даже в голову никогда не приходило подойти и представиться, и тебе, Гарри, тоже! Как ты думаешь, почему они даже не посчитали нужным ответить на ваше приглашение? Они расценили его как издевательство!

Поттеру хватило совести покраснеть. Рон набычился.

— Но мы же с ними познакомились тогда, в банке…

— Да что ты? «Вы, правда, настоящие магглы?» — передразнила Гермиона. — Ты думаешь, это нормальное знакомство?!

— Ну… да, — пробормотал Рон, а Гарри с ужасом на него оглянулся. У Поттера была замечательна чуйка на неприятности, выработанная в тяжелом детстве.

И тут Гермиона разозлилась по-настоящему.

— Ты говоришь, что мы друзья, но ты даже не знаешь, что у меня есть младшая сестра. Когда я пытаюсь с вами обсудить то, что меня беспокоит, вы меня не слушаете. В последний раз вы даже не дали мне сказать ни слова, играли в шахматы! Вы просто отмахнулись от меня. Вы постоянно требуете помощи с уроками, а сами ленитесь. А я, видите ли, должна вам дать списать, потому что «мы же друзья, Гермиона»! Гермиона то, Гермиона это… Только требуете от меня, а сами… С друзьями так не поступают, Рон! — взяла она себя в руки. — У меня есть другие интересы, помимо того, чтобы таскаться за вами и влипать в неприятности. А, забыла! Еще постоянно помогать с уроками и…

— Хватит, Гермиона, успокойся, они все поняли, — я обнял ее за плечи и повернул в нужную сторону, собираясь уходить. — Дыши глубже, а то твои волосы уже потрескивают. Парни, извините, ей надо срочно остыть.

Я хихикнул. Зрелище и впрямь было забавным, по волосам девушки бегали голубые искры, и они сильно распушились. Как в анимешке. Мило.

— Что смешного?! — тут же возмутилась Гермиона, ее горящий взгляд припечатал меня к земле.

— Ничего, я рад, что ты, наконец, высказалась.

Девушка сникла, она выглядела усталой, будто из нее выпустили весь воздух. Такие вспышки даром не проходят. Я погладил ее по спине, поддерживая ее под локоть. Лечить магией магический выброс я не рискнул.

— Я была слишком резка? — тихо проговорила Гермиона.

— Нет, в самый раз, ты все правильно сказала. Я уверен, они все поймут правильно.

Она только вздохнула.

Мы шли по ярмарке. Приобняв девушку за плечи, я с удовольствием рассматривал выложенные на прилавки товары. Гермиона была безучастна, тиха и задумчива. Она автоматически переставляла ноги, едва ли соображая, куда мы направляемся. На подаренный ей оминокль девочка отреагировала вяло. Совсем плохо. Ей явно нужно отдохнуть.

Я повел Гермиону к нашему сектору и оставил её в палатке на попечении профессора Снейпа, не преминувшего отметить этот вопиющий с его точки зрения факт. Он терпеть не мог всезнайку Грейнджер. Я проглотил язвительный ответ, что терпеть не могу его любовницу. Но видимо, на моем лице что-то отразилось, потому что профессор внезапно сменил гнев на милость и разрешил мне уйти, сказав, что присмотрит за ней.

Я снова закружил по лагерю, впитывая радостную и слегка безумную атмосферу праздника. Кружил я с вполне конкретной целью. Логически рассуждая, если есть болгары, то могут быть и русские, так? Палатки с символикой болгарской команды и портретом Виктора Крама были заметны издалека, поэтому я направился прямо к ним. Мои ожидания оправдались. Сначала меня окружило сладостное разноголосье практически родной речи. Я расплылся в улыбке.

— Добър ден! Съжалявам, — меня чуть не сбил какой-то болгарин, пройдясь по моим ногам.

— Вам тоже добрый день, — я улыбался как дебил, слушая слова мужчины. — Ничего страшного.

— О! Вие руски?

— Да, я немного заблудился, не подскажете куда мне идти? — мужчина ненадолго задумался, вникая в смысл моего вопроса, а потом ответил.

— Руски сектор е малко по-нататък. Забирайте дясно, — и махнул рукой вправо, указывая направление.

— Благодарю, — вежливо ответил я и поспешил в указанную сторону.

Знакомство с соотечественниками прошло довольно-таки легко, к моему удивлению. Я ожидал чего-то более… Учитывая политическую напряженность на родине, я думал, что русские будут более неприветливы. Но, видимо, фанаты — настолько безбашенный народ, что плевать хотели на такие вещи. Тем более, что я выглядел довольно безобидно, а, услышав фразу: «Колян, хули ты утащил наш топор?» — чуть не расплакался от счастья. Аромат шашлыка, треньканье гитарных струн в знакомом мотиве и нескладное пение про милую и солнышко лесное заставили меня прослезиться.

Конечно, народ заинтересовал странный пацан в местных тряпках, который чуть ли не ревет и, улыбаясь, слушает матюки. Конечно, они поинтересовались, что я здесь забыл. Вокруг меня моментально собрались люди.

— Спроси, он чей? И что тут забыл, — подергала долговязого парня девушка лет двадцати, выскочившая из ближайшей палатки.

— Hey, kid, are you lost? (Эй, парень, ты потерялся?) — с рязанским акцентом спросил тот. Я не выдержал и засмеялся.

— Можно по-русски. Я свой.

— Свои все здесь, а ты не с нами прибыл, — парень прищурился. Видимо, он был за главного. — Признавайся, откуда ты тут взялся?

— Оттуда, — я махнул рукой в сторону английского сектора.

— А у нас что забыл, вынюхиваешь? — настороженные и откровенно неприветливые выражения их лиц никак не могли испортить мне настроение. Ничего, просто немножко изменю линию поведения.

— Я сирота, опекун — англичанин, поэтому я здесь учусь и живу. — Я шмыгнул носом, убирая улыбку с лица. — Я с Поволжья. Я просто давно не слышал родной речи. Решил познакомиться с вами, когда узнал, что здесь есть русские фанаты.

Народ подобрел, уже не рассматривая меня так настороженно.

— Я пойду, — пробормотал я, опуская плечи и голову. — Извините, что помешал.

— Андрюш, — укоризненно прошептала девушка.

— Стоп-стоп-стоп. Пошли-ка лучше к нам, ты нам подробно все расскажешь, — и парень, обхватив меня за плечи, чтоб не убежал, потянул к разложенной поляне у костра. — Тем более я вижу, как ты на шашлычок облизываешься. Меня Андрей зовут, а это Лена. — он махнул рукой девушке, которая выскочила из палатки.

— Вадим, — представился я.

Спустя пять минут я сидел у костра и вгрызался в потрясающий шашлык, подобный которому пробовал только в прошлой жизни. Вкуснятина!

В перерывах между порциями, я рассказывал отредактированную версию того, что со мной произошло, активно интересовался событиями на родине и отвечал на возникающие вопросы. Ребята, не вдаваясь в подробности, рассказывали про события в России, про то, что маги вмешиваются в политику, не дают протолкнуть во власть откровенных хапуг, но не всегда получается. У меня сложилось впечатление, что они либо приукрашивают действительность, либо сами не в курсе. Но на всякий случай, я рассказал им про Югославию, свалив всё на вещий сон. Народ покивал, но, похоже, так и не поверил мне. Ну да, они видят меня в первый раз. Что ж, во всяком случае, я попытался.

Северус нашел меня ближе к вечеру. Я сидел, перебирая струны, и самозабвенно пел русские песни в компании поддатых фанатов. Мне тоже перепала бутылка яблочного сидра. В голове приятно шумело, и весь мир был прекрасен.

— Волхов! Почему я опять нахожу вас в таком состоянии?! Вы же обещали, несносный мальчишка!

Увидев грозного мужика, ребята шустро повскакивали, вытаскивая палочки и посохи. И не скажешь, что они пьяные. Приятно, что меня решили защищать.

— Ребят-ребят, стойте! Это мой учитель, — я замахал руками и повис на Андрее. — Он поругается и перестанет, он, наверное, меня потерял. Все нормально.

И тут же получил подзатыльник от Андрея.

— Вот мелочь! Предупреждать надо, когда сваливаешь надолго. Л-лоботряс. Человек, поди, из-за тебя перенервничал.

Снейп подобрался и недобро сверкнул глазами на Андрея.

— Волхов, что это значит? Почему он так с вами обращается?

— Они меня ругают, что я вас не предупредил.

Снейп только кивнул, рассмотрев, наконец, триколор русского флага, и молча потянул меня обратно в палатку. Я только и успел помахать новым знакомым на прощание. Снейп шел быстро, не давая мне осмотреться и поговорить со знакомыми. Он отпустил меня, только когда мы вошли в палатку.

— Я должен был это предвидеть, — мрачно сказал он, скрещивая руки на груди. — Завтра после матча сможете снова сходить туда, но до этого из палатки ни ногой, это ясно? — жестко спросил профессор. — Не хватало, чтобы вас кто-то увидел в таком состоянии. Я не буду читать долгих лекций по поводу вашего поведения, Волхов, но знайте, что вы меня разочаровали.

И развернувшись, он ушел в свою комнату. Было горько и очень обидно. У него же есть сигналка, настроенная на браслет на моей руке. Он знал, где я. За что?..

Грейнджер уже спала, а я долго лежал и бубнил в подушку, перечисляя мнимые и реальные обиды. Несправедливо. День, прошедший так хорошо, под конец был испорчен профессором. Вот гад.

Наутро мы собрались и двинулись к стадиону. По пути мы встретились с Драко и его семьей. В ложе мы увидели и Рона с Гарри, которые кратко и невнятно извинились перед Гермионой. Девочка только кивнула, формально прощая их, но я видел, что она до сих пор расстроена поведением ребят.

Я знал, что здесь должен присутствовать Барти Крауч-младший и его эльфийка Винки, но они мне так и не попались на глаза. Видимо, они сидели на другом конце министерской ложи, так как та была достаточно большой. Профессор Снейп уселся рядом со мной с таким видом, будто его сейчас стошнит. Я его понимал. Меня тоже пугала эта высота.

Но начался матч, и все мысли вымело из моей головы. Магия вейл вызывала покалывание в руках, из-за оберегов я был защищен от их воздействия. Единственное, неприятных ощущений добавляла головная боль, усиливающаяся с каждой секундой их танца. Почему-то я никак не мог отвести от них взгляд. Помог все тот же профессор Снейп, закрывший обзор своей рукой. Вот уж кому магия вейл была нипочем. Окклюмент, что еще сказать?

Лепреконы вызвали бурю оваций и презрительное фырканье Снейпа, Малфоев и Грейнджер. Призрачное золото. Лепреконы явно прикольнулись в стиле Коровьева. Тот, помнится, тоже провернул нечто похожее. Ох, у кого-то будут большие проблемы с этими фальшивками.

Матч прошел предсказуемо, но я все равно болел за болгар. А после награждения постарался утянуть Драко и Гермиону в русский сектор. Я был все время настороже. Мне хотелось изменить события канона. Где-то мне удалось так сделать, например, в случае с василиском. Где-то я лажал не по-детски, например, в случае с Драко и гиппогрифом. Где-то никак не мог изменить череду событий, словно сама реальность была против. Как в случае с Хагридом. Как в случае с Гремучей ивой.

Я не мог отследить тот момент, где я мог вмешаться с пользой, а где мои действия будут вредны или попросту бесполезны.

Я прикусил губу, еще раз прикидывая все за и против. Если Гермиона увидит «несправедливость» с эльфийкой, то затем создаст ГАВНЭ, а гораздо позднее в Министерстве начнет продвигать свою политику. Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними примет ее сразу после победы, еще несколько лет и она станет Министром магии. Но начнется все сегодня, если я правильно просчитал мотивацию девушки. А стоит ли менять этот момент? Эх, кто бы подсказал, как правильно, как не ошибиться…

Я еще раз посмотрел на Гермиону, поймав ее лукавый и игривый взгляд в ответ. Перед глазами мелькнули те моменты, когда она мало того, что нарушала правила и поступала безрассудно, но и тянула за собой других. Вспомнить хоть варку Оборотного зелья в туалете. Нет, такой Министр магии Соединенному Королевству, наверное, не нужен. Решено. Я попытаюсь вытащить Гермиону и Драко.

С Драко же… Я совершенно искренне хотел защитить его и уберечь от неприятностей. Тем более, Уизли, если я правильно помню, должен рассказать аврорам о Малфое, а тот фактически подставит Малфоя-старшего. Нет, такого добра нам не надобно.

Но все пошло не так.

Я только уговорил их на поход в русский сектор, обещая шашлыки и песни у костра, как начались беспорядки. Только зря потерял время. Они абсолютно не терпели друг друга и постоянно спорили и ругались. И, конечно, мы опоздали…

Когда началась паника и люди побежали, сначала от меня оторвало Гермиону, и толпа понесла ее дальше. Драко был со мной еще пару минут, но нас тоже разлучили. Я до последнего цеплялся за его руку.

Всё смешалось, и я стал не способен адекватно воспринимать происходящее. Мельтешение лиц, искаженных ужасом, толчки, крики, безумный бег без цели. Паника распространялась все быстрее и захватила и меня.

В какой-то момент меня вытолкнуло из потока бегущих людей прямиком на Пожирателей. Безликие маски, черные плащи и безумный хохот. Понятно, почему все испугались. Даже если это были не настоящие Пожиратели, выглядели они впечатляюще.

Я застыл не в силах ни мыслить, ни действовать.

Один из них поднял палочку. Я зажмурился. Хлопок аппарации ударил по ушам, и я почувствовал, как вокруг щитом разливается знакомая магия.

— Клоуны, — презрительно процедил бархатный голос. Снейп схватил меня за плечо, выпустил какое-то проклятие, и мы аппарировали.

Оказавшись в доме в Паучьем тупике, он толкнул меня на диван и рявкнул:

— Где Грейнджер?!

— Я не знаю, нас разделила толпа…

— Черт бы вас побрал!

Он уже собирался аппарировать, когда я схватил его за рукав и вытащил из кармана ее омнинокль. Конечно, он недолго был у неё, но всё же был! Я закрыл глаза, сосредоточился и расслабился, позволяя силе свободно течь по телу.

— Ищите рядом с лесом, она будет там вместе с Поттером, Уизли и… кажется, Драко тоже там мелькнет.

Я сообразил, что если он перенесется сейчас, то попадет в момент появления метки. И его обвинят в этом в первую очередь.

— Стойте! — руки задрожали.

— Что?

— Черная метка, как у вас на руке. Только в небе…

Снейп побледнел и опустился напротив меня.

— Позвольте мне увидеть. Это важно. Я должен знать, чтобы защитить их. Прошу, Вадим.

— Хорошо, — сдаваясь, я выпустил судорожно сжатый омнинокль из рук, снял защитный амулет с шеи и те три браслета, которые защищали от чтения мыслей. — Смотрите.

— Легиллименс, — взгляд черных глаз ввинтился в мой мозг; стало больно и перед глазами замелькали увиденные ранее кадры.

Вот опушка леса, Гермиона, Рон и Гарри бегут в лес, надменный голос Драко: «Даже если бы он там был, я бы тебе не сказал», чей-то голос произносит Мортсмордре, метка в небе, плач домовушки, авроры, Крауч-старший: «Я не нуждаюсь в слуге, который забывает о своем долге…».

Все изменилось.

Мертвый пейзаж сгоревшего лагеря. Остовы палаток, дым, стелющийся по земле, серебрящийся в лунном свете. Развязная походка… Вскинутая рука с палочкой, выкрик: «Мортсмордре!» — и на небе разливается холодное изумрудное сияние черепа с выползающей из него змеей. Оскаленное в безумной улыбке лицо… Вновь светящаяся северным сиянием метка…

Я видел это при совсем других обстоятельствах. Стоп, не то! Хватит!

Я замотал головой, разрывая зрительный контакт.

— Мы поговорим о ваших видениях, когда я вернусь с мисс Грейнджер, — прерывающийся голос Снейпа прозвучал глухо, со странными интонациями. И профессор с хлопком исчез.

Я запустил руки в волосы в жесте отчаяния. Надеюсь, с ними всё будет хорошо, и я в попытке изменить события не слишком сильно напортачил. Лишь бы Северус не пострадал.

Глубокий вздох в попытке успокоиться. Адреналин гулял в крови в огромном количестве, заставляя сердце бешено стучать, а меня трястись как в припадке. Ничего, еще есть немного времени придумать адекватное объяснение последней картине, которую увидел Снейп. Ведь это было вовсе не видение, а кадр из четвертого фильма.

Глава 38. Новая жизнь Темного Лорда

Снейп вернулся примерно через час, когда протоптанная мной дорожка в гостиной уже дымилась. В голову лезли всякие ужасы. Как много мне удалось изменить? А вдруг кто-то пострадал? А вдруг Северуса обвинят и заберут в места не столь отдаленные?

Мои тревожные мысли были прерваны появлением Снейпа с Гермионой. Девушка бросилась мне на шею и крепко обняла, затихнув. Я гладил ее по голове и спине, а она бормотала: «Он ее выгнал, ни за что, сорвался! Она совсем-совсем не виновата, как он не понимает? Зачем он так сделал? Ей надо помочь. Мы должны защитить ее, ведь это так несправедливо». Гермиону потряхивало от пережитого, но слез не было.

Снейп дал ей Умиротворяющий бальзам, и я пошел проводить ее в свою комнату. Уже на лестнице меня догнали слова:

— А вас, Волхов, я жду для дальнейшего разговора. Уложите мисс Грейнджер и возвращайтесь.

Я только кивнул. В голове билась мысль: «Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу».

Гермиона быстро уснула, только и успев дойти до кровати и снять обувь. Я накрыл ее пледом с кресла, вздохнул, переобулся в тапки и поплелся на «казнь». Плана не было, придется импровизировать. Лучше б вместо переживаний придумал что врать!

Снейп сидел в кресле и пил кофе из кружки, грея об нее руки. Я молча сел на диван. В голову почему-то лезла мысль о том, что черный кофе без сахара пьют только латентные садисты и потенциальные маньяки.

Смешно, прям обхохочешься.

— Вадим, ты ничего не хочешь мне сказать? — в лучших традициях Дамблдора начал разговор Снейп.

Я дернул плечом, старательно глядя в пол.

— Спрашивайте.

— Что это был за образ? Последние моменты. Метка выглядит не так, и это лицо… Этот человек очень уж напомнил мне одного знакомого из моего прошлого. Давно мертвого, кстати. Почему начало и конец твоих видений столь отличаются? И не надо отпираться, ты сразу понял, что что-то не так, и прервал контакт. Я увидел лишнее?

— Да, можно и так сказать, — я замолчал, в голове было пусто.

— Продолжай, Вадим, объясни мне.

— Я не могу, просто не знаю, что сказать.

Снейп начал злиться.

— Вадим! Я в шаге от того, чтобы просто вломиться в твою голову и самостоятельно узнать все подробности. Ты это понимаешь?

— Да, понимаю. Но, во-первых, вы сделаете меня идиотом, поступив так. А во-вторых, даже если все пройдет удачно, вы не узнаете ничего нового, — я блефовал, но заставлял себя оставаться спокойным, он-то не знает, что я вру. — И в-третьих, и потеряете мое доверие навсегда. Предавший раз — предаст и снова.

— Паршивец! — Снейп зашипел не хуже змеи, вцепившись в чашку до побелевших пальцев. Я только поежился, все также рассматривая узор на ковре.

— Сэр, — мозг наконец включился в работу, подсказывая что врать. — Это просто видения, сны. Они бывают разные: плоские, объемные, цветные, черно-белые, похожие на фильмы или на постановку, где я или один из участников, или смотрю со стороны. Я не всегда могу понять какие из них вещие, а какие нет.

Судя по лицу профессора, объяснение ему не понравилось. Он мне не поверил, но придраться ему было не к чему.

— Не думайте, что вам удалось меня одурачить, Волхов, — голос замораживал. — Я способен отличить воспоминания от видений и уж тем более снов.

— Сэр, даже если вы мне не верите, знайте, я всегда буду на вашей стороне. Я… Вы… — я глубоко вздохнул и решился открыть часть правды. — Вы мне дороги. Я уважаю ваш ум, вашу силу и вас как человека. Вы заботитесь обо мне не первый год, терпите мои выходки, особенности дара, тратите свое время, силы и средства на меня. Я знаю, как это тяжело. И я искренне благодарен вам. Но, пожалуйста, не допытывайтесь.

Снейп неприступно молчал, и меня понесло.

— Северус! Я правда не имею права сказать больше, потому что каждое исправленное событие влечет за собой изменения. Я не могу их просчитать, потому что видел другие последствия. Уже после того, как события происходят, мне открываются новые варианты. Возможно, что то, что я сказал при инициации — уже неправда. Я не вижу… Не могу это увидеть, как ни старался! Я не хочу вмешиваться лишний раз, потому что не могу спрогнозировать, как изменение скажется на окружающих. Однажды я вмешался, и стало только хуже. Прошу, я всегда буду на вашей стороне, но и вы будьте на моей. Поверьте, я говорю вам только то, в чем сам уверен. То, что вам не повредит ни при каких обстоятельствах.

— То есть, вы хотите сказать, что ваши симпатии не повлияют на ваши решения? — Снейп впервые за разговор посмотрел на меня.

— Нет, никогда. Это разные вещи. Я умею быть благодарным.

Профессор задумчиво кивнул и одной фразой поставил меня на место.

— Хорошо, договорились. Я приму это ваше… объяснение. И даже не буду выпытывать подробности. Но для вас я все равно профессор Снейп. Это понятно?

— Да, сэр.

* * *

«Меня зовут Максвелл Амброуз Стюарт… Неплохо. Звучное, красивое имя.»

Мальчик сидел на кровати в больничной палате и повторял про себя все, что ему удалось узнать от Кристины.

«Мне двенадцать лет, я живу в Рутерглене, графство Южный Ланкашир, Великобритания, на улице Стоунлоу роад, 42 со своей кузиной, Кристиной Элизой Стюарт, являющейся также моим опекуном. Ей 23, и недавно она получила степень по дизайну интерьеров.

Мои родители, точнее мать и отчим, погибли в автокатастрофе. Я после этого случая почти два года лежал в коме.

Это странно… Будто не со мной это происходило… или все же со мной?»

Мальчик встал и медленно, держась за поручень кровати, подошел к окну. За ним был больничный парк, зеленели деревья, на ясном небе светило солнце — начало августа в этом году радовало ясной погодой.

«Я не чувствую себя ребенком. Интересно, что это за воспоминания мелькают иногда в моей голове? Мне кажется, что память о бомбежке, приюте и волшебной школе для магов ближе и роднее мне, чем рассказы Кристины».

Подросток тряхнул головой, чтобы избавиться от странной двойственности, проскальзывающей в его ощущениях. С одной стороны, кузину на каком-то глубинном уровне он воспринимал как родную, и это было странно, ведь он всю жизнь был одинок. Кажется… С другой, это тело будто бы было не родным, каким-то не таким… Нет, оно прекрасно слушалось, быстро шло на поправку, но он никак не мог избавиться от чувства, что в зеркале должно отражаться другое лицо. Хотя и это тело было вполне симпатичным. Он обещал вырасти в красивого человека. Только очень уж он был худой. На внутривенном питании особо не разгуляешься.

Серо-зеленые миндалевидной формы глаза с длинными пушистыми ресницами, прямой нос, красивый правильный овал лица, четко очерченные губы, нижняя чуть больше верхней, волосы цвета темного каштана, хрупкая болезненная фигура и очень высокий рост для двенадцати лет. Подросток внимательно рассматривал себя в оконном отражении, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую. Красивый… Но все не то, он чувствовал, что должен был быть другим, и почему-то ему казалось, что та, прошлая внешность, ему не нравилась. Без причины, просто так — внутреннее неприятие.

Его мысли были прерваны решительным стуком в дверь. Мальчик обернулся, с трудом удержав равновесие. В палату вошла медсестра, та самая, которая так раздражала его, следуя буквально повсюду. Мисс Смитсон, кажется, и … Ему захотелось протереть глаза. Он вовремя прикусил язык, удерживая восклицание. Чувство опасности просто взвыло, заставляя молчать и замереть на месте.

— Максвелл, к тебе посетитель, — рассеянно проговорила медсестра. Выглядела она странно, ее обычно цепкий взгляд как будто плавал, не в силах ни на чем сфокусироваться. Голос тоже звучал непривычно. Визгливые интонации вечной сплетницы заменил механический ровный речитатив.

Макс тоже говорил похоже, но это было из-за травмы мозга. Врачи обещали, что со временем это пройдет. Афазия Брока в легкой форме, вроде бы ему поставили такой диагноз.

— Здравствуйте, молодой человек, — поздоровался карлик. — Меня зовут профессор Филиус Флитвик, а вы, милочка, можете быть свободны.

И он махнул рукой, отсылая медсестру. Та, не высказывая ни малейшего неудовольствия, послушно закрыла за собой дверь.

— Здравствуйте, — старательно разыгрывая недоумение, проговорил мальчик. — Вы новый врач?

— О, как вы нетерпеливы, юноша, я сейчас все объясню. Дело в том, что вы — волшебник, — и карлик, улыбаясь, протянул Максвеллу письмо, запечатанное сургучом.

— Волшебник? — растерянно и практически бездумно повторил подросток.

Когда его пальцы коснулись плотного пергамента, распечатали конверт и взгляд упал на строчки, лавина воспоминаний накрыла его. Он уже держал точно такое же письмо, только много лет назад.

Приют миссис Коул… Профессор Дамблдор… Горящий иллюзорным пламенем шкаф… Хогвартс… Слизерин… Вальпургиевы рыцари…

Голова резко разболелась, и мальчик встряхнул ей, чтобы избавиться от всплывающих из глубин памяти образов.

— Да-да, не удивляйтесь, все так и есть. Магия существует.

В доказательство Флитвик достал палочку, взмахнул ей, и стены резко окрасились в синий с бронзой, затем в ярко-зеленый и снова вернулись к первоначальному цвету.

Максвелл схватился за виски и покачнулся — от этого мельтешения голова разнылась еще сильнее. Профессор заметил, что ему нехорошо, и забеспокоился:

— Юноша, что с вами? Присядьте, может быть, воды?

Флитвик наколдовал кубок с водой, используя трансфигурацию на его кружке, стоящей на тумбочке. Вызвал воду. «Агуаменти», автоматически отметил Максвелл.

— Спасибо, — сказал мальчик, выпив воды и немного отдышавшись.

— Вам лучше, молодой человек? — участливо спросил карлик.

— Смотря в чем… Голова уже не так болит, но я все еще не уверен, что вы не моя галлюцинация.

— О! И что заставляет вас так думать?

— У меня была черепно-мозговая травма, и я два года пролежал в коме. Я очнулся всего месяц назад. Мне прописали препараты для восстановления мозга, меня предупреждали о побочных эффектах.

— Вот как… Что же, посмотрим, что можно с этим сделать, — задумчиво проговорил профессор и уже громче добавил, — Я вернусь сегодня позже, и мы поговорим с вашей опекуншей. Она не принимает никаких … препаратов? — он добродушно усмехнулся. — Ведь я не ошибаюсь, мисс Стюарт приходит в одно и то же время?

— Да. — Макс кивнул, не удивляясь такой осведомленности волшебника. — Тогда до встречи, профессор Флитвик. Извините, мне бы хотелось отдохнуть.

Тот только покивал и с негромким хлопком исчез.

Максвелл растянулся на кровати и уставился в потолок. В голове кружился ворох мыслей. Что происходит? Что — ложь, а что — правда? Может, он все еще лежит в коме? До сих пор? Нет, это не так, он же чувствует боль… Наверное, все же галлюцинации. Он уже учился у этого профессора, но как тогда… Этого не могло быть!

Решено. Вечером придет Кристи после работы, и они обо всем поговорят. И если карлик действительно всего лишь галлюцинация, то придется лечиться. Мальчик грустно вздохнул. А если — нет, то… Что?

* * *

Кристина пришла как обычно без опозданий и защебетала, доставая из сумки и раскладывая на тумбочке фрукты. Макс задумчиво наблюдал за ней. Шебутная, веселая, порывистая и оптимистичная. Красивая и очень юная, рядом с ней он часто чувствовал себя умудренным жизнью старцем. Но ему нравилась как она сама, так и это ощущение. Он сможет заботиться о ней, а она о нем. Непривычно, но очень приятно. Макс позволил себе немного помечтать, но тут Кристина увидела открытый конверт и тут же взяла его в руки.

— Школа Чародейства и Волшебства?! Это не… Это что, шутка? — удивленно воскликнула Кристина.

— Ээ… Видишь ли, я не уверен… Я думал, это галлюцинация, но письмо… Ты его тоже видишь. Сегодня приходил карлик Филиус Флитвик, представился профессором этой школы. Показывал всякие фокусы своей палочкой. Сказал, что вернется вечером.

Высоко поднятые брови Кристины показывали всю степень ее недоверия.

— Может, тебя разыграли?

Раздался стук дверь, и, не дожидаясь разрешения, в палату зашел профессор собственной персоной.

— Добрый вечер! Мисс Стюарт, я полагаю? — быстро спросил он.

— Д-да, — заторможенно ответила Кристина, с изумлением рассматривая карлика. — А вы…? Профессор Флитвик? Слушайте, я не знаю, что вы там наговорили Максвеллу, но это совсем не смешно. Он больной ребенок, только встал на ноги, а вы себе позволяете… такое! Вот это! Это что?! — и она потрясла письмом, все еще зажатым в ее руке.

— Успокойтесь, мисс, — строго ответил профессор. — Я сейчас вам докажу. Смотрите.

Полу гоблин снова достал палочку и наколдовал цветные воздушные шарики, еще пасс — и они превратились в стайку колибри, снова взмах — и все исчезло.

— Достаточно? — улыбаясь, уточнил профессор.

— Да, благодарю, — чопорно ответила Кристина, одновременно недовольная происходящим и завороженная увиденным. — И что нам теперь делать?

— Первого сентября вы должны быть на вокзале Кингс-Кросс в Лондоне, чтобы успеть на одиннадцатичасовой экспресс до Хогвартса…

— Никакого экспресса. Максвелл еще несколько месяцев должен проходить реабилитацию, — Кристина поджала губы в неудовольствии.

— Вы меня не дослушали, мисс, — Флитвик оскалился и предупреждающе дернул палочкой, но это понял только Макс. Кристина все так же возмущенно смотрела на карлика. — Если ваши финансовые возможности позволяют, то вы можете обратиться в крупнейшую больницу для магов — Святого Мунго — где вашего кузена вылечат быстро и качественно, гораздо быстрее, чем в маггл… в обычной больнице, — исправился профессор. — Я уже узнавал, вам нужно потратить около 500 галлеонов, курс галеона к фунту составляет один к пяти. Посчитаете сами? — и карлик ехидно улыбнулся.

— А если не можем? Тогда Максвелл не поедет ни в какую школу? — не обращая внимание на ехидство профессора, спросила Кристина.

— Что ж, печально. Тогда Максвелл все равно поедет в школу, его лечение оплатит совет Попечителей, на него повесят этот долг и после окончания школы он будет обязан отработать эти деньги. С процентами! — припечатал Флитвик.

— Я не уверена… Не знаю, с чего вы решили, что он волшебник. Он никогда не показывал ничего странного.

— Может, вы не обращали внимания? — спокойно спросил Флитвик, — Или его родители не ставили вас в известность? В конце концов, они могли опасаться реакции даже ближайших родственников. Тем более, вы никогда ранее не жили вместе.

— Вы ошибаетесь, мы жили недалеко друг от друга и часто встречались. Все уикенды мы проводили вместе и даже каникулы. Я бы заметила.

— Книга не может ошибаться. Она всегда отражает волшебников, у которых пробудилась магия. Обратите внимание, как быстро он идет на поправку. В конце концов, авария или кома могли пробудить спящие в мальчике силы. Он единственный выжил в страшной катастрофе. Максвелл может принести много неприятностей, когда у него начнутся магические выбросы. Он будет опасен для окружающих. А в Хогвартсе мы учим юных волшебников контролировать силу, это лучшая школа Англии. Да, отвечая на ваш незаданный вопрос, юные маги могут получать домашнее образование, но только тогда, когда их родители тоже волшебники. Но тогда страдает качество обучения. Вы должны сами это понимать.

Кристина задумалась.

— Другого выхода нет?

— Сожалею, но нет. Магглорожденные в обязательном порядке должны пройти обучение в Хогвартсе.

— Хорошо, мы заплатим. Куда нам нужно подойти? Где эта больница?

Флитвик радостно взмахнул руками и сказал, что предоставит портал в Мунго, а потом объяснит, где купить принадлежности к школе. Решив еще несколько организационных моментов с Кристиной, профессор откланялся.

Макс, весь разговор просидевший, стараясь не привлекать внимания, взволнованно уточнил у Кристины:

— Мы правда можем себе это позволить?

— Да, не стоит беспокоиться, эти проблемы я решу, не думай о деньгах. Теперь я буду о тебе заботиться.

— Но мы точно можем столько потратить? Это большие деньги, — Макс расстроился.

— Макс, послушай меня, мы бы все равно потратили их на счета из больницы и на твою реабилитацию. Так мы сильно сэкономим время. Всего две недели, и ты будешь на ногах. Надеюсь, — она слабо улыбнулась. — Что тебя так беспокоит?

— Я не хочу, чтоб ты влезала в долги из-за меня.

— Так, я расскажу тебе, чтобы ты успокоился и до твоего совершеннолетия я ничего не хочу слышать от тебя о финансах. За это отвечаю я, ты всего лишь ребенок. Тебя не должны волновать эти вопросы.

Максвелл надулся и угрюмо кивнул.

— Во-первых, я работаю, пусть я получаю пока не слишком много, но я только недавно выпустилась, и дальше будет лучше. Во-вторых, твои родители оставили тебе наследство: дом, который я сдала в долгосрочную аренду, счет на оплату твоего обучения в Университете, потом текущий счет, с которого я могу оплачивать покупку необходимых для тебя вещей. Там немного, но все же. Далее, мои родители оставили мне деньги, они лежат под процентами в банке, на них я и жила, когда училась в колледже. Жить мы будем в доме моих родителей. Макс, мы не бедствуем, откуда в тебе этот страх? Тебе же почти никогда ни в чем не отказывали.

Макс только пожал плечами. Он был в растерянности. Только сейчас до него дошло, что у него отдельная палата. Наверняка, это было недешево. А одежда Кристины каждый раз новая и хорошего качества. Однако, он помнил приютскую нищету и необходимость жестко экономить каждую монетку почти всю учебу, отказывая себе во всем.

Кристина пожевала губы, так и не дождавшись ответа.

— Мне не хочется отпускать тебя в этот интернат. Так надолго, — она всплеснула руками и в волнении прошлась по палате. — Еще неизвестно как лечат этих магов! Порталы эти… Вдруг тебе станет хуже? А как мы будем с тобой связываться? Это невероятно… Да еще надо как-то договориться с больницей и социальными службами. Чтобы договориться с ними, и впрямь нужно быть волшебником.

— Запиши на листе свои вопросы и в следующий раз задашь их Флитвику, — посоветовал Максвелл, раздумывая над ее словами. Так странно, что о нем кто-то заботится и волнуется за него, но приятно. В груди разливалось тепло.

— Точно! Как сама не догадалась? — Кристина вынула из сумки ежедневник и ручку и что-то быстро застрочила.

— А насчет больницы… Кристи, я думаю, маги все же лучше лечат.

Больница Святого Мунго находилась в каком-то совершенно непотребном месте. Кристи долго фыркала с недовольным видом на витрину заброшенного магазина и обшарпанный манекен, а потом профессор Флитвик не выдержал и провел её внутрь. Макса очень позабавило выражение её лица, когда она увидела в приемной людей, икающих пузырями, машущих крыльями, а кое-где и вовсе с лишними конечностями.

Диагностические чары, спроецировавшие внутренности Макса в отдельный круг, окончательно убедили девушку в реальности происходящего. Макса не стали класть в больницу, а просто прописали двухнедельный курс зелий, и выдали список упражнений, велев выполнять его по возможности.

Кристи долго не могла поверить, что это всё: «Никаких физиотерапевтов, серьезно?» В аптеке они с профессором Флитвиком купили всё необходимое. Профессор не соврал, они потратили около двух с половиной тысяч фунтов. Макса трясло от суммы, однако Кристи вполне спокойно расставалась с деньгами, очевидно, у них на самом деле были средства. Он поверил в то, что ему наконец-то повезло, и страх перед нищетой разжал свои пальцы.

За школьными принадлежностями они пошли только после прохождения лечебного курса — после похода в волшебную больницу Максу стало плохо. Кристи долго ругалась на идиотов-магов, которые не могут оформить ребенку больничный, но спаивала ему прописанные зелья по рецепту и заставляла делать упражнения. Через две недели подросток окреп, забыв о головных болях и слабости, и чувствовал себя вполне хорошо.

Флитвик помог уладить проблемы с больницей и социальными службами. И, как бы ни хотела Кристи оставить Макса у себя, ей пришлось идти вместе с ним и Флитвиком в магический квартал Глазго, обменивать фунты на галлеоны и делать покупки согласно списку. Макс сначала хотел отказаться от сопровождения — он чувствовал себя отлично, но Кристи уперлась: «Я верю, что ты можешь, но я не хочу беспокоиться за тебя. А вдруг тебя украдут на органы? Так хоть вместе умрем». Макс был сражен этим аргументом наповал.

Выбрала Макса волшебная палочка из вербы с сердцевиной из пера оккамия[7]. Обошлась она недешево, но то тепло, которое его затопило, когда он коснулся палочки, было в десятки раз дороже. Мальчик почувствовал себя свободным и сильным, взяв ее в руки. В воспоминаниях его магия ощущалась иначе, но то, что он чувствовал сейчас, нравилось ему в разы больше.

Взмахнув палочкой и увидев разноцветные искры, он окончательно поверил в то, что является магом. Значит, образы, которые периодически лезут в голову — воспоминания, а не бред. Получается, он не Максвелл Стюарт, а кто-то другой? Что происходит? Как все непросто…

Мальчик никак не ожидал, что Кристи подарит ему целую сову, ругаясь на отсутствие нормальной связи, и ворвётся на платформу, чтобы его проводить.

В поезде ему показалось, что на перроне промелькнуло знакомое лицо светловолосого парня лет пятнадцати. Но он исчез так быстро, что Максвелл не успел рассмотреть подростка как следует.

Хогвартс-Экспресс и платформа 9 и 3/4 вызвали ворох новых воспоминаний. Он помнил вокзал и сияющим, и полуразрушенным. Помнил беженцев в сороковых, и, видя сегодня светящиеся радостью лица детей, Макс чувствовал себя не в своей тарелке. Контраст воспоминаний и реальности бил по нервам.

Мальчик сидел в купе, смотрел на платформу и вспоминал. Эвакуацию, бомбежки, разрушенный Лондон, трупы и кровь, страх и боль. Решимость преодолеть смерть… А раз он здесь и едет в Хогвартс повторно, значит, у него все получилось — он добился своей цели.

Смущали только последние воспоминания, которые он никак не мог объяснить. И тот парень, мельком виденный на платформе, присутствовал в них.

Он четко помнил тоннель, путь и яркий свет в конце, мальчишку с добрыми и грустными глазами и долгую болезнь, которую сопровождали постоянная слабость и тепло. Вкус пирогов.

Дальше память его подводила, Максвелл никак не мог ухватить сливающиеся образы за хвост. Они были ярче реальности, насквозь пронизанные ощущением спокойствия, неги, словно зачарованный сон.

Может, это и правда был сон… Кто знает, что творится с мозгом во время комы? Врачи говорили, что этот процесс не изучен и почему некоторые так и умирают, а некоторые выходят из комы спустя годы, так и не известно.

Максвелл запер купе и просидел в раздумьях почти всю дорогу, не реагируя на стук в дверь. Также мимолетно прошло прибытие в Хогсмит, путешествие через озеро. Замок не произвел на него такое волшебное впечатление, как на остальных, потому что за пятьдесят лет он совсем не изменился.

Из глубокой задумчивости его вывел хриплый голос Распределяющей шляпы. Пела она преотвратно. Все так же, как и раньше. Профессор МакГонагалл, которую он помнил совсем молодой, развернула свиток и начала зачитывать список, вызывая детей.

И тут Макс увидел Дамблдора. Директор… Профессор трансфигурации стал директором. Макс почувствовал, как сердце проваливается куда-то вниз от неожиданно нахлынувшей мешанины чувств. Ему очень не хотелось привлекать внимание директора. Снова. Мальчик опустил взгляд.

Толпа у помоста постепенно редела, и вот уже назвали его имя.

— Стюарт, Максвелл!

Он спокойно сел на табурет и шляпа, оказавшись на его голове, громко воскликнула:

— Слизерин! — тихо проворчав напоследок: «Опять ты».

Сидящие за факультетским столом зааплодировали. Опять родной факультет, как же это прекрасно. Мальчик улыбнулся и пошел к середине стола, чтобы занять место, где кучковались первокурсники.

Его взгляд скользил по лицам, отмечая в детях знакомые черты. Малфой, Нотт, а вон там притулились Кребб и Гойл. А это Забини?

Следующее лицо заставило его споткнуться. Максвелл чуть не растянулся в проходе, вызвав волну смешков окружающих, но сумел удержать равновесие.

Светлые кудряшки, грустный, но добрый взгляд прозрачных зеленых глаз. Это он! Макс запомнил его совсем мальчишкой. Это он тащил его из колодца. Он подарил ему гребень и расчесывал волосы, он «издевался» над ним в бане и вылавливал из бесконечных коридоров и комнат волшебного дома.

Их взгляды встретились, и губы Макса против воли шевельнулись, складываясь в знакомое имя:

— Вадим?..

Взгляд парня стал пристальней. На какую-то секунду на его лице проступило удивление и сразу скрылось под маской невозмутимости. Он едва кивнул Максу и тут же чуть заметно покачал головой, показывая взглядом в сторону первокурсников. Максвелл понял, что тот, во-первых, его узнал, а во-вторых, явно разбирается в ситуации лучше него.

Мальчик снова впал в задумчивость.

Эффектное появление Грюма и объявление о перестановке в преподавательском составе не произвели на него никакого впечатления. А вот объявление о Троемудром турнире заинтересовало. Такого на его памяти в Хогвартсе не случалось.

Макс проследил за прихрамывающим отставником, потом скользнул взглядом по учителям и зацепился за Северуса. Снейп… Безответно влюбленный мальчишка, гениальный зельевар, он так молил пощадить Лили… Он помнил это смутно, как будто происходило вообще не с ним.

От обоих — Грюма и Снейпа — было странное ощущения сродства. Будто связующая нить.

Макс решил, что об этом можно подумать и позже. Сейчас его мысли занимал Вадим. Еле вытерпев до конца пира, он дождался пока их отведут в гостиную факультета, скажут напутственную речь и распределят по комнатам. В этом году мальчишек-первокурсников на Слизерине оказалось всего пятеро, поэтому расселили их по двое и по трое. Максу посчастливилось оказаться в паре с Причардом Грэмом.

Только Стюарт и Грэм договорились насчет кроватей и правил сосуществования, как в дверь постучали. Не дожидаясь ответа, посетитель распахнул дверь. На пороге стоял Вадим.

— Причард, верно? И Стюарт? — спросил парень, внимательно разглядывая первокурсников. Хоть Максвелл и был старше по возрасту, но выглядел он едва ли не ровесником одинадцатилеткам. Спасал только высокий рост, но худощавость портила все впечатление, делая фигуру мальчика нескладной.

Мальчишки кивнули, подтверждая правильность идентификации.

— Ага, а я Вадим Волхов, если возникнут вопросы, можете обращаться. Стюарт, на пару слов.

Максвелл, не раздумывая, вышел за ним в коридор, ведущий к гостиной.

— Завтра после уроков встретимся на восьмом этаже у картины с троллем в балетной пачке. И все проясним. — Макс снова молча выжидал, что скажет странный русский дальше. — Спокойной ночи.

И четверокурсник, не дожидаясь ответа, развернулся, собираясь уйти.

— Подожди, та деревня, — окликнул Макс Волхова. — Она же мне не приснилась?

— Нет, тебе не приснилось. Все, что ты помнишь, было на самом деле.

Окинув его странным взглядом, Волхов ушел.

Интерлюдия пятая

С Вами странно и мучительно-легко - Разум тёмен, а сердце в вихре ветра Закружилось и разбило лёд оков; Я не знаю, как быть — и нет ответа…

Северус Снейп тяжело вздохнул и поудобнее устроился в кресле. Наконец-то этот длинный день закончился.

Здравствуй, новый учебный год.

После утомительной и как всегда суматошной подготовки к приему студентов, распределения и педсовета, на котором не было сказано ровным счетом ничего нового, можно расслабиться и выпить чашечку чая. Рецепт травяного сбора от Хагрида был неплох.

Северус разглядывал языки пламени в камине и вдыхал аромат напитка. Обычно сентябрь начинался не так заполошно, но в этом году преподавателям пришлось изрядно поднапрячься, подготавливая замок к приему иностранных гостей и проведению турнира. Но это уже пройденный этап.

Сейчас мысли зельевара занимало поведение Вадима. У мальчишки были от него тайны, и появились они, скорее всего, давно. Это ничуть не удивляло, у всех свои секреты. Однако, в случае Волхова тайны касались самого Северуса, поэтому чем они грозят его тщательно продуманным планам, он предсказать не мог. О, как давно он мечтал залезть в его голову! Но, когда такая возможность все же представилась, ничего не прояснилось. Вопросы лишь умножились.

Что скрывает мальчишка? Почему его последнее видение было таким странным? Да и оно ли это было?

Северус видел истинные видения в голове Вадима. Те были слегка размытыми и перетекали из одного в другое, а воспоминания отличались. Они были совсем другими.

Последние увиденные картины… Что-то непонятное. Да, немного похоже на фильм, но то, как показана магия… Сейчас такое просто невозможно передать на экране телевизора. И почему метка выглядела неправильно? Это заклинание имело совершенно другой вид, хотя Северус знал умельцев, которые владели иллюзиями или могли слегка менять внешний вид метки. Как личная подпись, чтобы все увидели, кто побывал на месте преступления. Этим они очень напоминали серийных убийц. Мерзость и глупость. Зачем давать дополнительные подсказки аврорам? Чем гордиться?

Северус поморщился от воспоминаний и устало вздохнул.

Вадим раскрыл свой дар к ясновидению только ему. Чтобы что? Спасти своего друга? Допустим. Но он мог сделать вид, что это спонтанное видение или обычное предчувствие. Ведь вещие сны для магов не были редкостью. Мальчишка легко мог бы сохранить свой секрет.

Вопрос в том, зачем он раскрылся именно Северусу? Тогда, в начале второго курса, он мог остаться на Кингс-Кросс и предупредить Артура Уизли о том, что дети застряли за барьером. А если он и не знал про закрытие барьера, он мог бы вернуться обратно на маггловскую часть вокзала и вызвать «Ночной рыцарь», и вместе с Поттером и Уизли доехать до Хогсмита. А если бы у него не получилось, он мог обратить внимание других взрослых магов на то, что барьер закрыт.

И Волхова никто не заставлял гадать на кофейной гуще. Он вызвался сам и дал достаточно подробный и правдивый прогноз, не ошибившись ни в чем. Даже ночное видение практически повторилось. Если бы не Вадим, выть бы Снейпу на луну.

Получается, Вадим раскрылся, чтобы доказать свою полезность. Какую игру он ведет? И почему именно Северус? Северус стукнул кулаком по подлокотнику в бессильной злости. Мало, слишком мало информации.

Любопытство и бешенство сплавлялись в совершенно невообразимый коктейль из эмоций. С одной стороны, ему еще сильнее захотелось попасть в голову Волхова и всласть там покопаться, чтобы найти ответы на интересующие его вопросы. А с другой его бесила одна только мысль, что он пляшет под дудку какого-то сопляка. И ведь паршивцу удалось вывернуться! Северус даже полунамеком не вернулся к тому разговору о «видении».

Вообще Северус не мог не восхищаться слизеринской изворотливостью Волхова. Северус ожидал, что мальчишка будет лгать, исхитряться, но в конце концов сдастся. Он рассчитывал поймать его на неточностях и вывести на чистую воду. Однако, Волхов выдал совсем иное.

Тогда, в гостиной, Северус подумал, что перед ним находится кто-то под обороткой, но потом отбросил эту мысль. Волхов демонстрировал все те же жесты, строил таким же образом предложения. Еле заметный акцент и все та же неподражаемая манера речи. Это не подделать.

Выжать столь многое из такой откровенно проигрышной ситуации смог бы не каждый взрослый. Реакция Вадима была очень нетипичной и откровенно пугающей для подростка его возраста, каким бы гениальным он ни был. Тем более гениальность не гарантирует психической зрелости. Допустим, выдержку и умение держать лицо можно натренировать, но не в его годы и не при его нынешнем состоянии. И опыт, позволяющий вести переговоры на таком уровне, приобретается только с прожитыми годами.

Да, сиротское прошлое дает более быстрое взросление, но такая зрелость, которую демонстрирует Волхов, и уровень самоконтроля просто невозможны. Лет через пятнадцать-двадцать — да, легко, но не сейчас. Ему просто-напросто негде было набраться такого опыта.

Это, конечно, невероятно, но вдруг он имеет дело с путешественником во времени, чем черт не шутит? Ведь ясновидение мальчишки вполне может быть послезнанием. Тогда всё обретало смысл и логику. Но неужели нашелся безумец, способный провернуть такое?! Надо учесть так много факторов, начиная с юного тела, правильного взросления и заканчивая глобальным изменением событий. Доказано, что при использовании хроноворота невозможно изменить те события, о которых ты знаешь. Получается, что… Что? Получается же бред. Тем более Вадим говорил, что видит ветки развития в зависимости от конечного выбора. Если это и послезнание, то какое-то напрочь извращенное. Могут ли быть ясновидящие путешественниками во времени?

Северус потер виски, голова просто раскалывалась от этих мыслей. Логическая цепочка просто не складывалась. Волхов был слишком непредсказуем, чтобы его можно было проанализировать и просчитать.

Раньше некую непредсказуемость в реакциях и суждениях Северус списывал на различие в менталитете. Все же ценности, впитываемые с молоком матери, у них были разными. Поэтому так удивляла магов запрашиваемая за лечение цена — то, что получается лучше всего. Да, при удачном раскладе — если повезет — Вадим может получить за лечение невероятную редкость. Если лечит артефактора. А если у человека лучше всего получается пить виски, не пьянея, или рисовать садовых гномов? Конкретно этот русский был слишком непонятен. Какими путями бродят его мысли? По степени непредсказуемости реакции хуже была только Луна Лавгуд. Их образ мыслей был в чем-то схож. Оба так же строили логическую цепочку, которая заканчивалась совершенно невероятным выводом. Сейчас же… Ему стало понятно, что если это и была разница в менталитетах, то ее стоило учитывать в последнюю очередь. Волхов был гораздо сложнее.

Наверное, еще и поэтому Снейп так легко согласился взять мальчишку к себе. Совместная жизнь с ним оказалась неожиданно комфортной, а общение доставляло удовольствие. Северус любил интеллектуальные задачки, а Вадим был многоуровневой головоломкой, как китайский деревянный узел*.

Хорошо, опустим все странности в характере и в знаниях. Каковы его мотивы?

Допустим, мальчишка что-то знает о нем… Что-то важное. И это знание имеет какую-то ценность. Возможно, он должен сыграть какую-то роль в жизни Вадима или…

Мальчик говорил, что благодарен Северусу. Возможно, что и так. Это было понятно и нормально, но человеческая благодарность — вещь недолговечная и крайне ненадежная. В отличие от клятвы на крови, непреложного Обета и прочих магических методов скрепления договоров и сделок.

Волхов был человеком с очень развитым чувством самосохранения. Северус прекрасно знал, что самосохранение гораздо сильнее благодарности, когда вопрос встает о выживании. Но мальчишка не казался трусом и был человеком принципа и чести. Своеобразной, но все же. Он до сих пор не отступался от своих принципов, как бы тяжело ему ни было, а все последствия своих поступков умел или обратить себе на пользу, или нивелировать вред от них.

Взять хотя бы Чарити. Конечно, реакция подростка была очень бурной, и он не смог сдержаться. Однако, в итоге выброс не задел ни Северуса, ни его дом. Это был очень важный момент. Активная клятва целителя не давала убивать, но жизнь Вадим мог устроить вполне веселую. Снейп передернулся, вспоминая «чистку организма». Трехдневный понос — это не то, что он хотел бы повторить.

В его возрасте зельевар бы точно не смог сдержаться, несмотря на всё чувство благодарности. Он бы пошел по трупам, не посмотрел ни на свою зависимость, ни на положение, иначе ревность бы его просто сожгла. Впрочем, так и случилось. Профессор грустно усмехнулся, вспоминая Лили.

Но Волхов был сделан из другого теста. Это радовало.

Однако, Северус не знал тех границ, ту область, в которой была его «благодарность». Вадим знал, что необходим Северусу, и посмел этим угрожать, манипулировать им! Что еще он готов сделать, пытаясь получить желаемое? Да, Волхов нужен ему, но нужен ли он Волхову?

Пока Снейп еще контролировал ситуацию, его нужно было проверить.

Можно создать такие условия, поставить в такое положение, когда лояльность Вадима к Северусу окажется под вопросом. Тогда станет видно, каким будет его выбор. Да, точно, возьмем на вооружение методы Дамблдора. Нужно что-то не слишком опасное и противозаконное, проблем и так хватало, но Волхову не обязательно об этом знать. Ведь так?

Что самое противное, мальчишка уже не был просто учеником. Он влез под кожу исподволь, незаметно, прокрался в самое сердце и затаился. Теперь от мысли, что Вадим способен его предать, в груди противно и больно сжимался тяжелый ком, мешая дыханию. И точно так же Северусу было плохо от мысли, что с Вадимом что-то случится. Отправить бы его из страны куда-нибудь подальше от грядущей войны, чтобы он сидел тихо и мирно лечил людей в покое и безопасности. Кого разборки с Темным лордом не касались, так это целителя. Но ведь не получится. Он уже влез и сделал это еще на первом курсе.

Северус потянулся к чашке, глотнул и скривился. Чай уже остыл, на языке осталась горечь.

Глава 39. Раскрыть карты

Слизеринская гостиная была местом общего отдыха. И как полагается месту отдыха, она была всегда тихой. Здесь нельзя было услышать взрывы карт, громкий смех или ожесточенный спор на повышенных тонах — для этого существовали общежития и клубы с отведенными под них помещениями. Для тех, кому мешали даже приглушенные голоса, существовали заглушающие чары на отдельных креслах. Но иногда, когда ребятам надоедала тишина, из общежитий вытаскивались лютни, арфы и скрипки, и гостиная наполнялась песнями. В такие вечера к слизеринцам часто заходил декан, выманенный из своих комнат звуками музыки.

Сегодня, например, был вечер баллад. Блейз Забини вытащил свою гитару и играл всем желающим. Он обладал уникальным слухом и мог сыграть любую мелодию. Однако через час он устал, а публика все еще требовала песен.

— Волхов! — окликнул меня Блейз. — Присоединяйся. Я знаю, ты гитарист.

— Я очень мало знаю английских песен.

— О, русский репертуар? — оживился Драко. — Я однажды слышал песню про черные глаза. Знаешь её?

— Не прибедняйся, — поддержал его Нотт. — Нам уже приелись одни и те же мелодии. Ребят, кто за то, чтобы послушать русские песни?

Вокруг меня образовался лес рук.

— Тем более, что ты отлично поешь! — припечатала Панси.

— У меня голос ломается!

— Не ври, он у тебя уже сломался. Давай, спой что-нибудь, Волхов. Не упрямься, как невинная девица!

Я вздохнул. Вот уж чего мне не хотелось, так это петь. Однако народ требовал, а злить слизеринцев, в очередной показывая свой нелюдимый характер, не следовало.

Я полез в почтальонку за своей гитарой. Давно я не брал её в руки. Гриф привычно лег в ладонь, пальцы пробежались по струнам. Я чуть подкрутил колки и задумчиво уставился в камин. Что спеть? Для бардовских песен настроение не то, под песни «Мельницы» гитару настраивать нужно, простенькие песни не удовлетворят изысканный слух…

— Жаркий огонь полыхает в камине. Тень, моя тень на холодной стене. Жизнь моя связана с вами отныне. Дождик осенний, поплачь обо мне… Дождик осенний, поплачь обо мне.[8]

Этот романс не требовал каких-то особых голосовых изысков, был довольно простым и полностью отвечал стылой тоске внутри меня.

Песня кончилась. Я застыл в кресле, обнимая гитару и задумчиво рассматривая пляшущие языки пламени. Ребята что-то говорили, кажется, даже хлопали, а мне очень остро хотелось побыть одному. Песня как будто вскрыла какой-то нарыв. Внутри зрело желание то ли бежать куда-то, то ли плакать, но сил встать и уйти не было.

Я покрепче перехватил гриф и начал новую мелодию. На этот раз это был бой, и довольно-таки бодрый. Прямо противоположный смыслу песни.

— Бьётся сердце два последних и привет, и не беда что мне так мало лет. Мне всё уже не важно, я капитан отважный самых сухопутных кораблей…[9]

Я пел, не замечая ничего вокруг и пользуясь полнейшим непониманием русского окружающими, и пропустил тот момент, когда кроме моего голоса и звука гитарных струн в комнате не осталось иных звуков. В реальность меня вернули громкие одиночные хлопки. Подняв голову, я встретился с пристальным взглядом черных глаз. Декан стоял у входа, прислонившись плечом к стене, и рассматривал нашу компанию.

* * *

Северус смотрел на мальчишку и поражался его многочисленным талантам. Нет, он знал о том, что Волхов играет на гитаре. Это сложно пропустить, когда живешь в одном доме. И о том, что он поет, тоже был осведомлен. И даже раз слышал собственную мелодию Вадима, которую тот сочинил сам. Но что он еще и стихи сочиняет… Такого он еще не замечал.

Стихи вымораживали. Сравнение самой жизни с дорогой, по которой идет его корабль, теряя мачты и паруса… Разбиваясь, так же, как и мечты. Упоминание о смерти, которую видел и о которой сам мечтал. Если вспомнить его личное дело, точнее выписки из клиник, эти слова приобретут совсем иной смысл. Абсолютно не тот, который могли бы вложить восторженные юнцы, которые сидели вокруг него. Слишком зрелые стихи. Конечно, в том случае, если он написал их сам.

— Вы еще и слагаете вирши? Волхов, да вы просто полны талантов, — Снейп усмехнулся, проходя в гостиную. Один из старшекурсников быстро встал с кресла, уступая место преподавателю. Северус опустился почти напротив Волхова, быстро обводя взглядом слизеринцев.

— Я смотрю, никого не беспокоит, что завтра первый урок Трансфигурации? Что, все готовы к проверочной? Профессор МакГонагалл будет очень рада поставить вам всем отличные оценки, — саркастично добавил зельевар.

Ученики вполне уверенно отзывались, и староста пятого курса сказала:

— Да, сэр. Мы не подведем, — окружающие закивали. — Позвольте нам побыть здесь еще немного и послушать Дима.

Северус подумал и махнул рукой. Студенты переглядывались, ожидая, когда декан уйдет, но тот не спешил покидать уютную гостиную.

— Ну что же, Волхов, продолжайте. Этих песен я у вас еще не слышал, — Вадим смутился и потупился, но покорно взялся за гитару. Северус снова незаметно скастовал заклинание перевода. Плевать на головную боль, он должен понять, что творится с Волховым.

— Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка, не проси об этом счастье, отравляющем миры, ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка, что такое темный ужас начинателя игры!

«Откуда эти эмоции? Подростки все в его возрасте склонны к фатализму, но… Откуда этот надрыв?» — Северусу стало не по себе. Он всерьез задумался о той проверке, что задумал. Надо ли? А что, если он сломает Вадима? Тот, несмотря на всю свою живучесть, тоже имеет свой предел.

— …На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ и погибни славной смертью, страшной смертью скрипача![10]

Песня закончилась. Дети сидели еще некоторое время, переговариваясь и обсуждая эмоции русских романсов, а потом стали расходиться. Северус смотрел в огонь, краем глаза наблюдая за Волховым. Слизеринцы не поняли ни слова, восприняли лишь красоту языка и мелодии. Пожалуй, к лучшему. Песня подавляла и будила какую-то странную тоску, тягу к чему-то… волнующему, неизбывному, запретному. Смертельно опасному, как темные искусства. Северус с тоской вспомнил, с каким восторгом шел за Темным лордом, прямиком в ад, и потер виски. Голова раскалывалась от боли.

Снейп встал и, в последний раз посмотрев на замершего у огня Вадима и ободряюще сжав его плечо, вышел из слизеринской гостиной. Он пообещал себе, что завтра поговорит с мальчишкой. То, что творилось с Вадимом, ему очень, очень не нравилось.

Но на следующий день поговорить так и не удалось. Напряженный график, в связи с подготовкой к турниру, и каждодневные обязанности отнимали все свободное время. Сократилось даже время их обычных занятий из-за клиентов Волхова, так что Северусу пришлось нагрузить его варкой зелий в качестве практики и обеспечивать доступ к камину для встреч с пациентами.

Возможность поговорить представилась только в конце сентября.

— Мистер Волхов, — начал разговор Снейп. — Будьте любезны, поведайте мне о том, почему вы бегали по коридорам ночного Хогвартса в неглиже? Я бы и слова вам не сказал, будь это ваш обычный приступ лунатизма. Но вы явно были в сознании. Я прекрасно помню, как вы пререкались и хлопали вашими честными глазами, когда торговались с Пивзом насчет банки с краской. Да-да, я все видел. Не надо отпираться. Я жду ваших объяснений.

Подросток стоял перед ним, потупив взгляд, и совершенно не выглядел виноватым. Из-под длинной кудрявой челки лукаво поблескивали зеленые глаза. Он исподтишка посматривал на Северуса, пытаясь оценить степень его негодования, и тихонько пытался оттереть пятна краски с пальцев краем мантии. Снейп с удовольствием отмечал оживление мальчишки.

— Ну… Понимаете… — Волхов явно предпринимал судорожные попытки что-то придумать.

— Я понимаю, что этой краской были разрисованы стены в Большом зале. И образовывали они очень интересные словесные конструкции. Волхов, прочитав ваше творчество, я лишился дара речи. Что за ребячество? Вы не смогли придумать ничего более… изящного или остроумного? Я разочарован.

— Ну… у меня был еще вариант запустить в Хогвартс трех нюхлеров и написать на них цифры 1, 2 и 5. Но потом я от него отказался, хотя даже нашел, где взять этих животинок, — Волхов хитро улыбался и виновато ковырял пальцем стол.

Если учесть, что эти создания крайне любят все блестящее, то трех настоящих зверьков с лихвой хватило бы для создания хаоса и катастрофы. Снейп представил, как все домовики под руководством профессоров обшаривают замок, ища несуществующих нюхлеров, и содрогнулся.

— Хорошо, признаю, вариант с краской был более щадящим.

— Да, сэр. Я тоже так подумал. Назначите отработку? — Волхов безуспешно пытался изобразить раскаяние, но в глазах плясали черти.

На самом деле это было просто отлично. И Северус распекал его только из любви к порядку. Вадим слишком долго ходил с кислым видом. А тут вновь шуточки, вновь лукавый прищур — мальчишка становился собой.

— Что толку? Вы, если подумать, и так из них не вылезаете, — Снейп махнул рукой на готовые зелья. — У меня есть другая идея. Я понадеялся на вашу сознательность, но ошибся. Как показало ваше поведение, вы не способны справиться со своим свободным временем самостоятельно. Значит, нужно вас его лишить.

— Почему это?! Очень даже способен, — обиженно бурчал Волхов.

— Неужели?

— Да, — уверенно ответил мальчишка, — Заметьте, там не было ни одного грубого или нецензурного слова. Я очень старался.

— Все оценили ваше остроумие, — Снейп фыркнул, вспоминая комментарии МакГонагалл по поводу поведения его учеников. — Вы не удосужились договориться с Пивзом о том, чтобы он не сдавал вас профессорам. Так что вся школа в курсе авторства этих высказываний.

Волхов только задорно улыбнулся.

— Так вот почему близнецы Уизли перестали меня задирать и даже пожали руку.

Снейп неодобрительно покачал головой.

— В качестве наказания вы будете переводить труды Ильина о змеевике. Позвольте заметить, что в следующий раз, — профессор многозначительно поднял брови, — я таких шуток в свой адрес не потерплю. Тогда вы не вылезете из подземелий до самого окончания школы. Я внятно донес свою мысль?

— Но это же был комплимент, сэр!

— Вот только поэтому мы разговариваем здесь, а не у директора. А вы не увидитесь с Филчем, хотя он очень жаждал заполучить вас на отработки, — Северус бросил ручку на стол и потер переносицу. — Смотрю я на вас, Волхов, вроде вы сознательный человек, ответственный, прекрасный редкий специалист, а такое детское поведение. Или мне стоит относиться к вам как к ребенку? Как к остальным студентам?

— Нет, нет, сэр, не надо. У вас все равно не получится, — Волхов нахально улыбался, глядя прямо на зельевара.

— Тогда объяснитесь. Почему вы так себя ведете? У вас гормоны играют? Сварите зелья. Доступ в лабораторию у вас есть, вес уже позволяет. Скоро прибывают иностранные гости, держите себя в руках, иначе мы опозоримся на всю Европу. Уизли также сделано предупреждение. Вы этого добиваетесь? Чтобы Хогвартс был дискредитирован в глазах мировой общественности?

— Нет, сэр. Я просто сказал правду, — сказал Вадим и покладисто кивнул. — Да, наверное, это гормоны.

— Или у вас просто подростковая дурь играет? Вам нечего делать? Вам скучно? Или вас просто все достало до такой степени, что не терпится любой ценой покинуть Хогвартс? Мне казалось, у вас есть ради кого здесь оставаться, не так ли?

Хитрая полуулыбка медленно сползла с лица подростка. Вадим сглотнул и опустил взгляд. Впервые в нем появилась неуверенность. На лицо набежала тень печали.

«Перегнул», — подумал Северус недовольно и потянулся к мальчишке через стол, накрывая его руку своей ладонью.

— Ты же знаешь, что можешь рассказать мне все, Вадим? — Снейп с досадой отметил в своем голосе интонации Дамблдора. — Ты прекрасно знаешь, что я способен сохранить твои тайны.

Вадим стоял перед профессором, чуть опираясь на стол. Почувствовав руку декана на своей, он вздохнул, покосился на неё и осторожно вытянул ладонь, не убирая со стола. Интересная реакция — вежливо уйти от прикосновения. Вадим встряхнулся и снова поднял голову.

— Профессор, я сам не свой после урока Муди. Директор Дамблдор сказал обязательно быть на уроках ЗоТИ. У меня даже изменилось расписание. Я не спорю, урок был очень… мм… познавательным. Это важно, знать как противостоять Непростительным, но Муди явно психически нездоров. Я бы на месте директора его к детям не подпускал даже на пушечный выстрел.

— И только?

— Нет, еще я заметил еще в прошлом году, что те места, где Гермиона использовала хроноворот, для меня отличаются. Там я теряю ориентацию, не могу точно сказать, сколько прошло времени, и мысли путаются. И эти места до сих пор фонят. Они все так же действуют. И я не знаю, как с этим справиться. Мне помогают ребята, если это общественное место. Но иногда они попадаются случайно, когда я один, — Волхов выпалил это на одном дыхании, перевел дух и продолжил, распаляясь. — А еще меня напрягает Уизли и Гермиона. Этот рыжий заметил, что она девушка, и начал ревновать. Очнулся! Теперь он меня совершенно замучил своими дурацкими придирками. Я уже не знаю, где от него прятаться. А она! Она как будто ничего не понимает. «Рон — хороший, он не со зла, войди в его положение, ему так трудно», — передразнил Вадим. — Как это бесит! Почему она вообще дружит с ним? Он же ревнивый завистник, лентяй, подхалим и приспособленец. Он ничего из себя не представляет! Что вы улыбаетесь, профессор?!

— Что я вижу? — улыбка Снейпа была полна ехидства. — Ревность, как это знакомо. Надеюсь, мне не придется покрывать тебя перед директором, если с Уизли внезапно что-то случится? Например, с ним приключится резкая аллергия на тыкву или паралич разобьет?..

Волхов открыл было рот, закрыл и глубоко задумался.

— Мы друг друга поняли? — вкрадчивым голосом спросил Снейп.

Вадим только кивнул, глубоко уйдя в свои мысли. Молчал мальчишка долго. Северус не мешал и рассматривал его, пытаясь по лицу понять его мысли. Тот явно темнил и что-то недоговаривал. Не соответствовали выраженные песнями чувства озвученным причинам. Не могли ни Грейнджер, ни Уизли, ни тем более Муди и завихрения от хроноворота настолько выбить подростка из колеи и заставить так страдать. И даже Чарити не могла вдохновить на такие стихи.

— То есть все ваши выходки, Волхов, были продиктованы всего лишь небольшими неприятностями?

— А почему вы спрашиваете, профессор Снейп?

— Видите ли, Волхов, — Северус подался вперед, сложив пальцы в замок, и вперил взгляд в растерянное лицо подростка. — Есть такие чары, которые позволяют понимать чужой язык. Они достаточно сложны, действуют мало и доступны не всем, но я могу их использовать.

— Но это не мои стихи… — Волхов моментально вспомнил свой концерт.

— Не перебивайте! Я вас выслушал, в конце концов, теперь послушаете вы. Так вот, эти чары позволяют не просто дословно понимать слова, но и смысл метафор и других смысловых конструкций. Не только речь, но и письмо. Это больно, но оно того стоит… Волхов, дышите глубже, вы сейчас в обморок упадете.

Вадим стоял, вцепившись в его стол побелевшими пальцами и хватая воздух ртом. Огромные зеленые глаза были широко распахнуты. На фоне белой кожи радужка казалась почти хрустальной. Всё его тело: поворот головы, изгиб бровей, подрагивающие кончики пальцев — выражало невероятную обиду.

— И не надо на меня так смотреть, Волхов, — добавил Северус. — Я всего лишь полистал ваши книжки и послушал ваши песни две недели назад. Я не настолько низко пал, чтобы шариться в вашем дневнике.

— Вот сейчас вы ничуть меня не успокоили, сэр, — просипел Вадим. — Предполагалось, что вы вообще не узнаете о существовании дневника!

— Волхов, допуская меня в свою голову, вы должны были вспомнить о своей сверхчувствительности к магии. И вам также следовало бы помнить о том, что вы теперь подросток и любой ваш стресс распахивает ваши воспоминания настежь. Вы же взрослый образованный человек, — Северус секунду всматривался в потрясенное лицо и отчеканил: — Я всё знаю.

Волхов побледнел так, что губы стали походить на серую бумагу. Он покачнулся и начал неловко сползать на ковер. Северус махнул палочкой. Стоящий в углу стул подскочил к подростку, ткнул его под коленки и ловко поймал в свои объятья. Кудрявая голова безвольно откинулась на высокую спинку. Северус встал, сходил в лабораторию и вернулся с пузырьком нашатырного спирта.

— Волхов, вы же уже без пяти минут взрослый мужчина, а в обмороки падаете как утонченная девица викторианской эпохи, — проворчал он, похлопывая его по щекам и водя нашатырем под носом. — Вам стоит обратиться к мадам Помфри.

Неизвестно, что в этих словах успокоило мальчишку, но он перестал закатывать глаза, а с лица наконец-то стекло выражение ужаса.

— Удивительно, но фраза «я всё знаю» порой действует на людей прямо-таки волшебным образом.

Северус вернулся на свое место и откинулся на спинку кресла, пристально отслеживая каждую эмоцию на его лице. Вадим завозился на стуле, вдыхая пары из смоченного платка, и вдруг замер, медленно поднимая взгляд. На лице Северуса проступила удовлетворенная улыбка.

— Вы меня подловили? — выговорил Волхов недоверчиво и задохнулся от негодования. — Да вы… вы… Вы ползучий гад, профессор!

— Приятно осознавать, что я привил вам понятие субординации, — заметил Северус и хлопнул ладонью по столу, резко подаваясь вперед. — А знаете, что самое приятное? Вы выдали себя именно этим вопросом, мистер Волхов. И не думайте, что уйдете от ответа, если вновь сомлеете, — рявкнул он.

Волхов вздрогнул, судорожно цепляясь за платок. Он впервые за эти годы слышал, как Снейп повышает голос.

— Я долго за вами наблюдал, — Северус выпрямился, возвращая себе самообладание. — И никак не мог понять, что же вы такое, мистер Волхов. На первом и втором курсе я думал, что ошибся в своих подозрениях. Что вы просто рано повзрослевший ребенок, на которого свалилось слишком много. Сироты быстро взрослеют, не так ли? А ученик факультета Слизерин по определению должен быть хитрым и изворотливым. На это и был расчет, верно? Что вы выдадите свой жизненный опыт за хитрость. Но с вашей стороны было ошибкой начинать сближаться со мной. Если вы, конечно, не рассчитывали на то, что я рано или поздно обо всем догадаюсь.

— Кто вы? — резко спросил Снейп. — Путешественник во времени? Шпион русских? А может быть пришелец, черт побери? И зачем я вам нужен? Я долго думал и все же пришел к выводу, что вы неспроста открылись именно мне. Отвечайте, кто вы? — повторил он вопрос.

Мальчишка подавленно молчал, слушая его рассуждения и вопросы. Но по мере роста бреда в предположениях, он приходил в себя. Когда речь закончилась, Вадим выпрямился, глубоко вздохнул и надменно вздернул подбородок. На Северуса глянули уставшие глаза, взгляд которых был полон мрачной уверенности. «Наверное, так и выглядели наши предки-сиды», — мелькнуло в голове у Снейпа, — «Слишком юный возраст и слишком взрослый взгляд. Похоже, с последним предположением я угадал».

— Да, вы правы. У меня много секретов, и я вам расскажу. Я устал молчать. Но вы дадите мне Непреложный обет, что никому и никогда никоим образом без моего разрешения не раскроете то, что сейчас услышите. А я поклянусь говорить лишь правду.

Снейп кивнул. Его любопытство достигло своего пика — разгадка была так близко, что ему было плевать на все обеты.

— Нам нужен третий свидетель.

— Никого больше. Только мы, — упрямо мотнул головой Волхов.

— Значит, это будет клятва на крови.

— Пусть так, — после короткого раздумья согласился мальчишка… Какой, к Мордреду, мальчишка?

После заключения клятвы Волхов недолго собирался с мыслями и начал свой рассказ. Северус застыл, весь превратившись во внимание.

— Я правда не ребенок, если считать со временем, прожитым здесь, то мне где-то тридцать плюс шесть биологических… здешних.

— Поясните, — Снейп все еще ждал объяснений, но не особо удивился озвученной цифре.

— Почти ровесники — невесело усмехнулся Вадим. — Может, именно поэтому мы так легко сошлись… Вам знакома концепция множественности миров?

— Допустим, — Снейп судорожно вспоминал все прочитанные трактаты по этой теме, коих было не так и много. — Древо миров, Иггдрасиль… Это?

— Почти. Некоторое время я как бы существовал на два мира. Одно сознание — два тела. Там я лежал в коме в две тысячи семнадцатом году, а эту реальность воспринимал как галлюциногенный бред. Мало ли, какие глюки ловит умирающий мозг… Все слова о моих предках — кристально чистая правда. Но в том мире мне не давались многие вещи, которые я с легкостью могу делать здесь. Этот мир богаче на магию. Я так же был медиком, так же приносил клятву, так же лечил людей. Я не врал, говоря о себе. Может, умалчивал о каких-то деталях, но не лгал.

Северус пытался осмыслить то, что говорил этот… человек.

— Значит, вы не шпион и ни на кого не работаете? — уточнил он. Дождавшись уверенного кивка Вадима, Снейп продолжил. — Но в какой-то мере пришелец из будущего. Любопытно. Зачем вам я? Почему именно мне раскрылись?

— Потому что я хочу, чтобы вы выжили. Вы этого достойны.

— За какие такие заслуги, по-вашему? — Северус иронично приподнял бровь.

— Это я прислал вам те книги, помните? За авторством Стивена Кинга.

— Да, у меня были мысли об этом, но не всерьез. Исходя из теории вероятности и учитывая вашу… м, вездесущность, это не могли быть вы. А оказалось, что вы то самое исключение, которое только подтверждает правило.

— Вас не удивило такое детальное знание вашей биографии?

— Немного. Однокурсники знали, что финансовое положение моей семьи было сложным, но про отца-маггла никто не знал. Я всем говорил, что он сквиб. Мне повезло, что у него оказалась фамилия, встречающаяся в магическом мире.

— Я всё знаю, — со злорадным удовольствием вернул ему эту фразу Волхов. — И да, профессор. На сей раз я действительно знаю все. Ваше несчастливое детство, учебу в Хогвартсе, отношения с Мародерами, однокурсниками, родителями и Упиванцами. И тем более для меня не секрет истоки вашего отношения к Гарри Поттеру. Часть я видел здесь, часть еще там. Поэтому такая разница в видениях. Тогда я не знал, что вижу будущее. Там я был слабее, как я уже говорил, дар работал не так. Не знаю, как объяснить. И я так же знаю, что вы далеко не ангел. А почему вы?.. Я считаю, что вы сыграли одну из самых значимых ролей в грядущей войне и что вы не заслуживаете той участи, которая ждет как вас, так и других. Только не просите рассказать, ветка событий перестраивается, изменения уже внесены. Пока я не могу предсказать, как все повернется. Поначалу я никак не планировал вмешиваться до самого конца, но сыграл эффект бабочки. Вы знакомы с этим понятием?

— Да.

— Само мое существование здесь уже начало менять то, что я знал изначально. Первый звоночек прозвучал, когда мои опекуны оказались соседями Петунии Дурсль. Я не смог пройти мимо забитого ребенка. Второй случился на первом курсе, когда мы с Драко отказались идти в Запретный лес, но все это были мелочи. Они не особо влияли на историю. Даже то, что я оказался у зеркала Еиналеж с Квирреллом не повлияло на исход встречи Гарри и Темного лорда. Все случилось так, как и должно было быть — Поттер стал убийцей в одиннадцать лет. А третий, самый важный, катастрофичный был на втором курсе. Моя стычка с василиском. С ним должен был встретиться Поттер, и пострадавших было бы гораздо больше. Я знаю об окаменевших. Насколько помню, официально погибших не было. Но… В моих видениях была девочка, Салли-Энн Перкс, магглорожденная с Хаффлпаффа… Она не закончила школу. После второго курса я ее не видел, а здесь она все еще есть.

— Значит, вы вмешались, чтобы не допустить…

— Нет, я вмешался поневоле… Я заснул в своей кровати, а очнулся в подземельях Хогвартса. Думаю, я опять ходил во сне и наткнулся на василиска, тогда и началась инициация. У меня был выбор: остаться тут или вернуться обратно. Если бы я вернулся, то здесь бы умер.

— Значит, все ваши попытки суицида и подозрения на диссоциацию…

— Да, я пытался вернуться домой. Но теперь у меня есть цель и обязательства. Я сделал свой выбор. Я буду помогать вам. Не говорите, что обойдетесь без меня и я вам ничуть не нужен. Я прекрасно знаю, что это не так. У вас же есть план? — вопроса в голосе Вадима было мало.

— Был, — хрипло сказал Северус. — Теперь он полетел в Бездну.

— Ничего, профессор, мы придумаем новый.

Паршивец уже выговорился и вернул себе самообладание. А вот Снейпу хотелось выпить.

— Коньячку налить? — развязно поинтересовался Волхов и невинно похлопал глазами.

— Наливайте, — ставить на место юнца совершенно не хотелось, тем более, как оказалось, это был не юнец, а вполне себе ровесник. Взрослый циничный мужчина.

Волхов залез к нему в бар, выудил стакан и вполне себе профессионально налил в снифтер алкоголь.

— Вообще, я вам не завидую, — нарушил молчание Снейп. — Если бы я вернулся в детство и был вынужден опять учиться да еще и с Мародерами… Не знаю, какова была бы моя реакция. Но я рад, что вы получили второй шанс.

— Теперь вы понимаете, отчего я так тоскую? Этот чертов замок для меня как тюрьма. Здесь кроме вас просто не с кем поговорить! Грейнджер хоть немного интересная. Она начитанная, эрудированная. Но она ребенок! Я не педофил, но я же не должен выделяться, поэтому мы с ней гуляем под ручку, ведем высокоинтеллектуальные беседы, но она не дотягивает… Она наивна, категорична и ей явно не хватает жизненного опыта.

— Печально, — согласился Северус с этим криком души. — Ну а что же ваша гениальность?

— Я наверное, должен извиниться, — Вадим подошел к нему и протянул бокал с коньяком; прозрачные зеленые глаза смотрели серьезно. — Вы считали меня гением, но это не совсем так. У меня просто была хорошая школа.

— Наслышан о советском образовании, — кивнул Снейп, делая глоток.

— Да, мои учителя были старой закалки. Единственное, в чем я, пожалуй, на самом деле одарен — это целительство. Все говорили, что я отличный диагност. Сплав высшего медицинского образования, знаний моих предков и вашей магии — это дает… простор.

— Если вы из семнадцатого года, могу представить, — рассеянно отозвался Снейп.

— Я вас разочаровал?

— Ничуть. Мне только интересно, как вы здесь очутились.

— Понятия не имею, — беспечно пожал плечами Волхов. — Предки говорили, что меня просто подселили в ближайшего кровного родственника. Последнего. Это тоже повлияло. У меня больше шансов дать роду новое начало.

Северус призвал бутылку из бара и снова наполнил бокал. Глядя на Волхова, он поражался, насколько неисповедимы пути Магии. Может быть, мальчишка вовсе не подселенец. Это слишком сложно сделать. Скорее, ему просто залили воспоминания подходящей личности, это было более реально, правдоподобно и достаточно легко осуществимо. Особенно если изначально напрочь стереть память. «Вот только следов Обливиэйта Помфри не нашла», — услужливо подсказал внутренний голос. — «И кому это надо? Русским? Делать им больше нечего». Впрочем, неважно, правда ли, что Вадим целитель из двадцать первого века или только считает себя им. Предоставленным опытом он распоряжался весьма уверенно.

Хорошо, что все так удачно сложилось: неудачный сговор с Пивзом, разговор тет-а-тет и много свободного времени. Которого как раз хватило, чтобы разговорить мальчишку… Волхова, поправил себя Северус. Он и раньше-то не воспринимал его ребенком, а уж теперь и подавно не будет. Разве что внешность юная, но это тот недостаток, что проходит быстро.

— Пожалуй, себе тоже плесну, — задумчиво сказал Вадим.

— Пожалуйста, — Снейп только слабо махнул рукой, глотая коньяк. — Мне интересно, это опыт в распитии спиртных напитков или это генетическое?

— Вы о том, что долго не пьянею? Это опыт, Северус. Научить?

— Как-нибудь в другой раз, — Снейп хотел съязвить, но одернул себя. — Я все еще ваш преподаватель.

— Да помню я, помню… И кстати, — Вадим повернулся к нему. — Петунья Дурсль в уплату долга от пятнадцатого февраля просила позаботиться о моей безопасности.

Северус чуть не поперхнулся, когда на его руке вспыхнул уже давным давно забытый крестик. Клятва была услышана и принята.

— Вы сволочь, Волхов, — в сердцах выпалил Северус, осознав, что эта циничная гадина подстраховалась со всех сторон. Теперь его действительно придется беречь, не по желанию, а по обязанности.

— Да… — задумчиво пожал плечами Вадим и развел руками. — Захочешь жить — не так раскорячишься. Простите, профессор, но мне хотелось бы гарантий.

— Мне бы тоже.

— А куда я денусь с подводной лодки? — Вадим потянулся, плеснул себе еще коньяк и чокнулся с ним бокалами. — Я давно уже всё решил. Я с вами. Я вам клянусь, что сделаю всё для того, чтобы вы не просто выжили, но еще и жили по-человечески.

Они сидели у камина друг напротив друга, цедили коньяк. Снейп смотрел в юное лицо этого андрогина и радовался тому, что так и не успел осуществить свои планы. Среди них были весьма безумные вещи: начиная от женитьбы на Бербидж и инсценировки убийства и заканчивая отправкой Волхова в Дурмстранг под крылышко Каркарова. А ведь не факт, что этот человек простил бы его впоследствии. Подросток — возможно, но опытный взрослый — никогда. Да, все, что ни делается — все к лучшему.

— Но ведь согласитесь, профессор, — вдруг сказал Волхов. — Шутка была классной!

Снейп расхохотался. Теперь надписи на стенах Хогвартса приобрели совершенно другой смысл. Зная о том, что развлекался взрослый тридцатилетний мужчина, Северус уже не мог сдерживаться.

Глава 40. Негласные традиции чистокровных и метка

Как ни странно, но после моего признания, что я ровесник Снейпа, наши отношения почти не изменились. Разве что стали чуть более демократичными. Наверное, во многом это зависело от моего поведения. Со Снейпом можно было не притворяться и практически быть собой, естественно, не забывая про субординацию. Иногда я ловил странные взгляды декана, когда по инерции продолжал себя вести в присутствии Северуса как шаловливый подросток или откалывал очередную шуточку. Видимо, в этот момент он ловил нехилый когнитивный диссонанс, пытаясь сопоставить реальные знания обо мне с тем, что видели его глаза. Ничего, привыкнет. Снова.

Да, время ничуть не делало меня брутальнее. Внешне я был абсолютно не похож на циника и профессионала, больше напоминая эфемерное создание: блондинистые кудряшки, большие глаза, губки бантиком, бровки домиком. Ну, просто обнять, прижать и сюсюкать. А то, что огрызался, так амплуа у меня такое. В Хогвартсе за мной давно бы закрепилась репутация вредной и въедливой буки, но мои пациенты сделали свое черное дело. Они разнесли по всем, кому надо и не надо, правду: я был только внешне так строг и суров, а на деле же весьма мил. И вообще в душе я истинный шушпанчик.

Среди однокурсников стали проявляться характерные черты потомков Ши. Во-первых, после лета все резко похорошели, даже те подростки, которые в детстве казались не самыми миловидными среди прочих. Во-вторых, проявились родовые способности, в основном у чистокровных, отчего они заметно подскочили в успеваемости. В-третьих, я наглядно убедился во «всеядности» магов. В первую же неделю мне на глаза попалась пятикурсница с Рейвенкло и шестикурсник со Слизерина, а на следующей неделе я срисовал эту же рейвенкловку с гриффиндоркой в весьма двусмысленной ситуации. Ну а слизеринец нашел себе парня. Ну а что? Каждый выбирает по себе…

Когда в Хогсмид меня пригласил дебелый шестикурсник, возвышающийся надо мной аж на полторы головы, я ответил только ошарашенным бульканьем и отрицательно замотал головой. Я и раньше пользовался популярностью, но у девчонок. Нет слов, мальчики мне были более привычны, но они были и более настойчивыми и маленько… обнаглевшими.

Это с девчонками надо было церемониться, дарить всякие побрякушки и читать стихи, чтоб добиться позволения на поцелуй в щечку. С парнями действовали другие законы. Никаких томных воздыханий — всё было жестко, четко и иерархично. Обижать и насиловать было нельзя, но если ты приглянулся кому-нибудь и не сумел внятно обосновать отказ — он имел полное право попытаться взять тебя по праву старшего, более влиятельного или сильного, невзирая на твое мнение. В бою. А дальше действовал закон победителя. Каждый отстаивал свои интересы.

Вообще, когда я впервые узнал об этом, то был шокирован. А потом успокоился, подумал и нашел некую логику. Учитывая, что в большинстве своем маги продолжали римские традиции, это выглядело закономерно. Достаточно вспомнить историю Рима и крайне вольные нравы, царившие в этой империи.

Со временем волшебники интерпретировали право сильного в более щадящий вариант — взять под покровительство более слабого либо побрататься с равным. В этом столетии братание было непопулярным. Обряд себя изжил. Маги все и так были повязаны родственными узами разной степени дальности. Признать равным магглорожденного — увольте. В чем-то я понимал причины такой нелюбви, достаточно вспомнить о драконьей оспе. Тогда политика Темного лорда открылась передо мной с новой стороны, и у меня появилось еще больше вопросов.

Когда мне на глаза начали попадаться парочки, я понял, что зря гордился своим выработанным самоконтролем. Я считал, что ужас был в тринадцать? Это была всего лишь легкая разминка перед основной пляской. На жаркие картины тело реагировало очень бурно, вспыхивая словно спичка. Я приобрел вазелин, но помогало мало. Меня трясло и выворачивало от желания так, как будто я наглотался афродизиака. Ночи превратились в сплошной эротический кошмар, в котором мне грезилась добрая половина Хогвартса всех возрастов и полов во главе с мужчиной моей мечты. Я научился ставить заглушающие чары и накладывать очищающее на простыни движениями пальцев, хотя до этого практиковал только телекинез. Оказывается, я умею не только передвигать предметы. Видимо, мне просто не хватало мотивации.

Судя по всему, Хогвартс обладал какими-то защитными чарами, потому что до четвертого курса я никаких парочек в коридорах не наблюдал. Замок явно берег нежную психику детей и то ли пускал малышню другими путями, то ли просто не позволял им видеть жаркие обжимания. Может быть, чары как-то завязаны на возраст или на половое созревание? Черт его знает.

Межфакультетская вечеринка «только для парней» набирала обороты. Громкая музыка из шкатулок, легкие алкогольные напитки — всё создавало подходящую атмосферу для главного развлечения и цели этой тусовки. Традиционные бои парочек для выяснения отношений были неотъемлемой частью досуга. Традиция жила уже не первую сотню лет, так что дотошные англичане наваяли для этого дела кодекс, правила и список разрешенных заклинаний. Регламентировали, так сказать. Даже отведенный под «ристалище» зал был оборудован специальной площадкой. Стены были завешаны тяжелой молочно-белой тканью, в которой было очень удобно скрываться тем, кто искал уединения.

— Оглушающим его, оглушающим!.. Прыгай!

— Слева заходи, Эд! По ногам, по ногам бей!

Демиан О’Флаэрти с Рейвенкло хищно кружил вокруг незнакомого темноволосого гриффиндорца, небрежно помахивая палочкой. Он усмехался и ничуть не выглядел уставшим, в отличие от своего противника. Гриффиндорец тяжело дышал, смахивал свободной рукой пот со лба, однако палочка в его руке не дрожала, а темные карие глаза смотрели твердо.

— Сдавайся, Майкл, исход поединка уже ясен, — от ласкового голоса Демиана Майкл только упрямо вскинул подбородок и подобрался. — Я полон сил и могу еще долго работать своей волшебной палочкой. Ты сдашься.

— Тебе придется очень попотеть! — красивое лицо исказилось в оскале.

Майкл сделал выпад, и палочка О’Флаэрти вырвалась у него из рук. Майкл бросил свою и с отчаянным ревом опрокинул Демиана на лопатки. Публика возбужденно заревела. Парни катались по полу, пытаясь навалиться сверху и обездвижить противника. Одежда на них трещала от сильных рывков, у одного была разорвана рубашка, обнажая спину. У второго не хватало левого рукава. Оба раскраснелись и пыхтели. Глаза у них горели. Борьба плавно перетекала в эротическую игру, и зрелище, признаться, было очень будоражащим. Наконец, О’Флаэрти перехватил руки и придавил Майкла своим телом.

— Раз! Два! Три! — дружно начали отсчет болельщики.

Майкл извернулся, но Демиан был тяжелее. Тот хмыкнул, просунул руку между их телами и впился поцелуем ему в губы. Майкл жалобно охнул и замолотил свободной рукой по широким плечам. Сопротивление его стремительно слабело. К десятой секунде он был уже полностью побежден и деморализован, и О’Флаэрти поспешно потащил его из зала. Судя по всему, в спальню.

В принципе, такая полумагическая драка могла использоваться и не по прямому назначению, просто для того, чтобы сбросить пар. Этим она очень отличалась от магической дуэли, правилам которой нас учили на втором курсе. Дуэль являлась строго официальным событием и имела совсем другие причины.[11]

Я сглотнул, глядя им вслед. В брюках пульсировало болезненное возбуждение. Демиан давно заглядывался на Майкла, но закон Хогвартса был суров — до шестнадцати лет никаких «завоеваний»! Понятное дело, что эта парочка стала первой, открывшей сезон. Да, у Майкла не было шансов. Впрочем, он не особо сопротивлялся.

Разгоряченные подростки моментально разбились на парочки и растворились в занавесях. В кругу уже снова начали мелькать заклятья. Вечеринка продолжалась.

Интересно, а деканы и директор в курсе? Хотя они не могут не знать, вопрос — почему они никак это не контролируют? Хм… А зачем? Зал защищен, ни случайно, ни намеренно тут не убьешь. На случай форс-мажора стоит сигналка, которая даст знать всем, кому надо. А чтобы избежать незапланированных последствий, компания на таких дискотеках строго поделена: либо мальчики, либо девочки. В остальном нравы у волшебников были весьма свободными.

Я вспомнил, что большую часть учеников Хогвартса составляют полукровки и чистокровные, а магглорожденные и воспитанные магглами полукровки в меньшинстве. Как это самое меньшинство воспринимает такую традицию?

Я подхватил со стойки бокал с яблочным сидром и пошел с этим вопросом к чистокровным однокурсникам. Те с охотой меня просветили.

Если студент, из любопытства или еще по каким-то личным причинам, начинает интересоваться, куда это периодически исчезает такое количество учеников после отбоя, то им позволяют узнать. Дальше все зависит от реакции. Но как правило, если ученик начинает поднимать ненужный крик и говорить «Фу!», его быстро ставят на место свои же. Бывает, даже клятвой. А обнаружив у себя тягу к людям обоих полов, эти студенты рано или поздно смирялись, несмотря на привитые ранее моральные ценности. Или религиозные заморочки.

Тем более в последние годы ситуация несколько смягчилась. У магглов произошла сексуальная революция, и такого резкого отторжения, как раньше, уже не было.

— …Ну, вперед. Мы с удовольствием посмотрим, как Волхов надерет тебе зад, — выхватил мой слух насмешливый голос Драко.

Я скосил глаза в сторону, стараясь выглядеть не слишком заинтересованным. У моих соседей топтался высокий брутальный хаффлпаффец, с интересом поглядывая на меня.

— Скамандер, Волхов не из той породы, не обманывайся внешностью цветочка, — продолжал Малфой. — Он дрался с близнецами Уизли. Два против одного, практически голыми руками против магии. В последний раз одному он оторвал уши, а другому перегрыз ахиллово сухожилие. Тринадцать переломов на двоих близнецов. Поверь, ты не хочешь вызывать его на простой махач. Волхов не умеет останавливаться. Причем он победит просто из принципа. И тем более за два года много воды утечет, он будет совершенствоваться. Или ты хотел провести разведку боем перед официальным вызовом?

Скамандер прищурил глаза, помотал головой и отошел в сторону. Ну да, западло ему, такому бруталу, быть битым таким цветочком как я. Не зря я пахал на репутацию три года. Теперь подумают, прежде чем лезть ко мне со… всякими намерениями.

Мне всего четырнадцать, и я не имею права выходить на ринг для «любовного вызова», а просто махач начнется в конце вечера. Но, судя по тому, что Блейз уже крутится с вполне определенными намерениями около какого-то пятикурсника, драка парочек — дело вкуса. Просто так встречаться никто не запрещает.

Я поймал взгляд Драко и подмигнул. Тот расплылся в ответной улыбке, салютуя бокалом со сливочным пивом. Блин, как же он на Люциуса похож… В паху снова запульсировала сладкая тяжесть.

Кстати, секс был под запретом только одного вида. Да-да. С проникновением того самого в то самое, чтобы не дай бог не порвать девственную плеву. Как оказалось, этот момент был очень важным. Заморочка чисто женской магии и будущего потомства. Но влиял на нее не секс, а наличие маленького кусочка кожи, как ни странно. В остальном — практически полная свобода. На мой взгляд, мудрое решение. На примере обскуров прекрасно видно, что магам подавлять свою природу чревато.

Подавители пили немногие, у кого за пределами школы были женихи и невесты или была какая-то родовая заморочка насчет непорочности.

После очередного свидания с Гермионой, я понял, что держаться за ручки и обнимать ее за талию мне очень, очень мало. А она явно была не готова выводить наши отношения на новый уровень. У неё в голове были совсем другие вещи.

— Ты представляешь, какое средневековье? — негодовала Грейнджер; темные кудри подпрыгивали при каждом повороте. — Рабский труд! Домашним эльфам не платят зарплату, у них нет ни больничных, ни отпусков. Они всю жизнь ходят в каких-то тряпках и работают на хозяев!

Вообще, её возмущение мне было понятно. Достаточно только вспомнить тяжелую историю взаимоотношений негров и англосаксов.

— Ну, их всё устраивает. Тот, кто жаждет служения, уже не раб в полном смысле этого слова. К тому же, даже среди людей раб рабу рознь. У иных сами хозяева на цыпочках по одной половице ходят, — пожал я плечами и с интересом уставился на её бронзовые ключицы, сексуально выглядывающие из-под белоснежной рубашки.

— Вадим!

— Да, я внимательно тебя слушаю?

— Тебя совсем не возмущает, что маги держат в рабстве целую расу?!

— Ммм… Гермиона, я понимаю, что это для тебя болезненный вопрос, учитывая твоё происхождение, но…

— Моё происхождение? — задохнулась девочка. — То есть, ты считаешь, что я хочу улучшить положение эльфов только потому, что у меня есть африканские корни?! Это расизм!

Я поймал девчонку в объятья и чмокнул в щеку.

— Чернокожие хотели себе свободу, потому что с ними жестоко обращались и лишали необходимого. Гермиона, прежде чем воевать за свободу эльфов, выясни, почему они хотят быть в рабстве. Может быть, у них есть веские причины? Может быть, они все же получают от волшебников что-то, что для них важнее зарплаты, отпусков и больничных? Помни, силой счастье не насадишь.

Гермиона задумалась и мило закусила губу.

Чтобы не зажать девчонку в каком-нибудь уголке, я сбежал от нее в лабораторию. Профессор застал меня в весьма взбудораженном состоянии над котлом с зельем-подавителем.

— Вы же знаете, что в больших количествах оно угнетает репродуктивную функцию? — уточнил декан с ехидной улыбкой.

— А бордель не покажете? — сверкнул я безумным взглядом.

Снейп подзавис, потом усмехнулся понимающе и ответил:

— Адресок дам, но с вашей внешностью лучше там в одиночестве не показываться.

— Отлично, пойдем вместе, а то у меня скоро яйца лопнут, — заявил я.

— Вот в такой идиотской ситуации я еще не бывал, — задумчиво проговорил Северус, словно размышляя вслух. — Сопровождать своего четырнадцатилетнего ученика в бордель — это перебор даже для меня.

— Профессор, вы можете успокоить свою совесть тем, что если вы меня не отправите в бордель, то либо я все же решусь стать педофилом, либо…

Я обвел зельевара снизу-вверх жадным взглядом и провокационно облизнулся. Северус невольно отступил, озадаченно моргнув.

— Волхов, не могу не спросить, какой вы придерживались ориентации в той жизни?

— Знаете, чем дольше я тусуюсь в теле озабоченного подростка, тем меньше меня волнует, кто, как и каким образом. Мне уже абсолютно все равно, а парни в этом плане безопаснее и в подоле не принесут. Верите, профессор? Войдите в моё положение, проявите понимание, предложите посильную помощь. Тем более, что мы оба взрослые люди. Уж поверьте, в сексе вы не откроете мне…

— Пейте уже свое зелье! Тем более оно уже остыло, — Снейп исчез из лаборатории так быстро, что я даже не успел закончить фразу.

Ну, я попытался. Вот если бы он согласился, то не знаю… Стоило бы задуматься. А так человек он адекватный и с принципами.

Зелье помогло. Гормоны утихли, эротические кошмары ушли, и я даже начал высыпаться, посылая всех ухажеров покорять другие горизонты.

* * *

Максвелл Амброуз Стюарт — как звучит, а? Я более чем уверен, что Том от него был в восторге. Внешне мальчишка вроде бы не имел общих черт с собой прошлым, но то ли кровь Гонтов в Томе Риддле была все-таки сильна, то ли схожести придавали прежние повадки… Он был похож, будто прямой потомок: те же темные волосы, осанка, манера держаться.

Макс осознал опасность своего положения после того, как порылся в газетах, и с тех пор старался не отсвечивать. Отвечал только когда спрашивали, был мил и приветлив со всеми. В один прекрасный вечер слизеринцы пытались выспросить его о происхождении, но были аккуратно поставлены на место. Макс бесконечно вежливо и непреклонно заявил, что с его происхождением ему выгодней считаться магглорожденным. И так это было сказано, что никто даже не усомнился в его словах. Все оставили его в покое. А старшекурсники, которые помнили Генриха Селвина, отметили их общие черты, сделали выводы и на этом успокоились. На Слизерине умели уважать чужие тайны.

Декан же явно благоволил талантливому мальчику. На вопрос о причинах такого отношения, он ответил, что очень уж тот похож на одного его погибшего соратника. Я не стал больше интересоваться этим. Видимо, мальчишка уродился в биологического отца.

И все бы ничего, но в один прекрасный момент Максвелл вспомнил парселтанг. Свидетелей тому, слава Богам, не было, и тот сразу поспешил ко мне.

Макс в придачу к змеиному языку получил и представление о возможных последствиях, узнай кто о его способностях. Я помог ему справиться с головной болью, рассортировать по полочкам новые порции памяти, заодно подлечив весь организм, и тихонечко объяснил, что Темный лорд скоро возродится. Макс наморщил лоб, подумал и решительно заявил, что пусть возрождается. Он объяснил, что это выгодно, отсечь самых фанатичных и безумных соратников и найти козла отпущения. А пока безумный огрызок отвлекает внимание на себя, он может попытаться перетянуть оставшихся адекватными сторонников на свою сторону и набрать новую команду. В конце концов, кого они выберут в итоге? Милого, обаятельного и талантливого мальчика или безумное чудовище, швыряющееся Круциатусами по любому поводу? Выбор был очевиден.

Усмешка на губах Макса нагнала на меня жуть. Я сразу вспомнил костлявого узника Освенцима, который лежал на печке и бормотал, что всегда награждает своих верных слуг. Успокаивало лишь то, что он был мне по гроб обязан.

А на следующий день Дамблдор попросил навестить его.

Честно говоря, я уже успел забыть, что он мой опекун. Директор очень долго не обращал на меня никакого внимания, появляясь лишь изредка и строго по делу: письма передать, попросить вылечить кого-нибудь по дружбе… Никаких душеспасительных разговоров мы не вели, и я грешным делом думал, что в местные разборки меня втягивать не будут. Как же я ошибался.

Кабинет директора Дамблдора был наполнен всё тем же хаосом. На стенах висели всё те же портреты, а на жердочке мирно спал феникс. Я прошелся по кабинету, отчего Фоукс проснулся и покосился на меня подозрительным взглядом.

— Ну, привет, жар-птичка, — поздоровался я. — Поделишься перышком с Иванушкой-дурачком? Или, может, поплачешь над моей судьбой?

Судя по взгляду Фоукса, он был полностью согласен с моей самокритичной оценкой, а с дураками своими перьями и уж тем более слезами он не собирался делиться. Я подошел к нему поближе, любуясь огненными переливами на перьях. К нему тянуло прикоснуться, погладить, но руки свои я держал при себе. В другом мире об этом насесте и клетке в фикрайтерской среде ходили очень интересные слухи. Якобы они были измазаны в совершенно жутком зелье с чудным названием «Кукольник». Может, я и параноик, но прикасаться к фениксу и клетке после такого чтива не хотелось.

Хлопнула дверь, ведущая в личные комнаты Дамблдора. На балкончике показался директор. У меня чуть не отвалилась челюсть.

На дедушке красовалась блестящая ярко-фиолетовая судейская мантия, расшитая золотыми звездами и подпоясанная витым шнурком с кисточками, по всем признакам, от портьер. Из-под длинного подола выглядывали загнутые носы по-варварски роскошных восточных туфель. В бороду были вплетены шелковые фиолетовые шнурки. Директор спустился в кабинет и встал передо мной, явно довольный произведенным эффектом.

Это был полный отпад.

— Здравствуй, Вадим, — добродушно улыбнулся он мне.

— Здравствуйте, профессор Дамблдор, — вежливо наклонил я голову, пытаясь сбросить с себя оторопь. — Вызывали?

— Вызывал, вызывал, — покивал директор, прошелся вокруг меня и сел в своё кресло. — Давненько мы с тобой не разговаривали, мой юный подопечный. Как у тебя идут дела? Как самочувствие? Про настроение не спрашиваю. Пару дней назад мы все видели, что оно у тебя замечательное. У тебя получились очень забавные карикатуры. Особенно мне понравилась картинка с бородатым волшебником. «Хогвартс — место, где в качестве отработки тебя ждет увлекательное приключение от Гендальфа, но молись, чтобы твое имя было не Боромир или Фродо». Магглорожденные хохотали очень громко, а я, увы, никак не мог полностью разделить с ними веселье и понять все шутки. Мне было даже завидно. Но изображения и впрямь были очень забавными.

Он мне игриво подмигнул, а я никак не мог отвести взгляда от шелкового шнурка, покачивающегося в его бороде.

Так, стоп! Это самый обычный психологический прием. Вадим, возьми себя в руки, наконец!

— Замечательно, — расплылся я в ответной улыбке и плюхнулся в кресло напротив опекуна. — С тех пор, как вы разрешили мне покидать территорию Хогвартса для лечения, у меня больше не случалось магических выбросов. Спасибо вам!

— Да, пожалуй, мне стоит извиниться перед тобой, — вздохнул директор. — Я не осознавал всей опасности Хогвартса для тебя. Но в конечном итоге, всё разрешилось удачно, не так ли? Мистер О’Фей был счастлив работать с тобой и твоей историей болезни. Ты его очень впечатлил, магическая медицина благодаря тебе сделала шаг вперед…

Дамблдор еще минут пять лил мне в уши мёд, растекаясь мыслью по древу, а я всё никак не мог понять, чего же он от меня хочет. Я покорно рассказал о своих делах, проехался по психу Муди, открестился от участия в собственном фан-клубе, который старательно маскировался под кружок реконструкторов. Но когда на пороге показался Северус, бледный и сосредоточенный, причина вызова стала ясна.

— Северус, ты вовремя. Я как раз хотел рассказать Вадиму о нашей небольшой проблеме, — зельевар хмуро зыркнул на директора и повернулся ко мне. — Мне очень любопытно, мой мальчик, способен ли ты работать с магическими татуировками?

— Не знаю, не пробовал, — честно ответил я и еле сдержал смешок. Ага, он бы еще спросил, умею ли я играть на пианино.

— Вот и замечательно. Тебе выпал уникальный шанс. Ты наверняка уже видел у Северуса одну. Благодаря ей Волдеморт мог управлять и связываться со своими слугами. После падения она стала нечеткой и почти исчезла, однако с недавнего времени начала подавать признаки жизни. Очень важно, мой мальчик, сможешь ли ты определить, что с ней происходит и почему. Может быть, тебе по силам её удалить?

— Я, честно говоря, ни разу ничего не пробовал делать с меткой. Профессор не дается, — я послал ехидный взгляд Снейпу, он в ответ — мрачный мне.

— Можешь попробовать прямо сейчас, — улыбнулся Дамблдор, его голубые глаза смотрели из-под очков очень внимательно. — Уверен, на сей раз Северус тебе не откажет.

Снейп неохотно подчинился и закатал рукав. Метка приобрела объем и четкость. Если раньше рисунок был двумерным, то теперь выглядел так, словно невидимый художник стал выделять свет и тень. Татуировка еще не приобрела краски, оставаясь монохромной, но уже почти была живой. Казалось, еще секунда — и змея шевельнется.

Я взглядом спросил разрешение и накрыл метку рукой. Больше всего она походила на опухоль с метастазами. Самое интересное, что я вообще не ощущал ее, когда лечил Северуса. Только непосредственный контакт с меткой давал мне прочувствовать её тонкие каналы, которые пронизывали тело и биополе мага. Вреда от неё не было, наоборот, она как будто бы была каким-то дополнительным каркасом, усиливающим магию. Как ее удалить без угрозы смерти для носителя я даже не представлял. В принципе, можно было попробовать ее заблокировать. Очень четко прослеживался канал, уходящий от Северуса куда-то в пространство. Я не видел его, но предполагал, что если этот канал оборвать, то метка захиреет. Со временем.

Если бы не одно но. Если это сделать насильно, не тем единственным пользователем, который создавал эту метку, то включится механизм самоуничтожения. Метка начнет убивать носителя как самая натуральная раковая опухоль, только во много раз быстрее. Я предполагал, что во многом этот процесс будет зависеть от самого мага. От его уровня магии, силы воли и сопротивляемости.

В принципе, был еще один вариант. Идея была в том, чтобы перекинуть канал связи на подходящего мага. Такой был в единственном экземпляре и я, честно говоря, не представлял, кто из них хуже: Волдеморт или Максвелл. Проверить бы теорию, но Северус нужен мне, и я никому не собираюсь его отдавать. Значит, для Макса и наших опытов необходим другой подопытный, а такой в Хогвартсе есть в лице Муди, то есть Барти Крауча-младшего. Учитывая фанатичную преданность Барти, Максу с ним будет легко. А потом еще Каркаров приплывет… Решено, я поговорю с Максом и обрисую ему варианты.

А Северус… Когда Волдеморт окончательно откинет копыта, метка захиреет сама по себе без запуска механизма ликвидации носителя, оставив, скорее всего, лишь этот «каркас». Рисунок со временем или пропадет, или станет простой татушкой.

Я встрепенулся и сказал пристально следящим за мной мужчинам:

— Боюсь, я тут ничем не могу помочь. Максимум, что я могу сделать — это радикально оборвать связь. Но тогда метка очень быстро и болезненно убьет своего носителя, выкачивая сначала магию, а потом жизнь. И я никак не могу этому помешать. Структура очень запутанная и имеет защиту от вмешательства.

Северус побледнел, лицо закаменело, глаза превратились в пустые черные тоннели. Дамблдор тяжело вздохнул и покачал головой. Судя по его виду, только что с грохотом рухнули какие-то его планы.

— Ты уверен, Вадим? Может, с ней можно еще что-то сделать?

— Можно было бы перекинуть связь на ближайшего кровного родственника, — помявшись, сообщил я. — Только родственник должен быть и правда близким. В идеале — брат-близнец или сын. Но подойдет и родной брат или отец. Должна быть высокая степень сродства магии и крови. И ни в коем случае это не может быть сквиб.

— Вот как, — директор задумался и сгорбился в кресле еще больше. — Что ж, этот вариант нам тоже не подходит.

— Мне очень жаль. Больше я ничего не могу предложить. Возможно, будь у меня время и помощник, я бы попытался распутать структуру метки, но существует столько условий… Это слишком сложно и рискованно для носителя. И как целитель я не могу идти на такой риск — мне только четырнадцать лет, в конце концов. Побойтесь богов!

— Хорошо, Вадим, я тебя понял, — директор снял очки и устало тер глаза, впервые вижу его таким. — Ты можешь идти. И ты, Северус. Оставьте меня.

Мы нестройно попрощались и вышли из кабинета.

— Волхов, на пару слов, — Снейп бросил на меня острый взгляд и затянул в ближайший пустой класс.

Навесив защитные заклинания на дверь и помещение, он повернулся ко мне:

— Вы сейчас нагло солгали директору, мистер Волхов. Объяснитесь.

— Что вы имеете в виду, сэр?! — возмутился я. — Я не соврал ни словом!

— Люпин. Я в жизни не поверю, что маг, способный разделить оборотня с его зверем, не может совладать с магическим клеймом.

— О. Вот вы о чем. Мне, конечно, приятно, что вы столь высокого обо мне мнения, — я расслабился. — Но вы путаете понятия. Есть разница между двумя сущностями в одном теле, которые попеременно рулят им, и одной сущностью с вплавленным в нее симбионтом. Знаете, как грибы-симбионты, которые в отсутствии растения-хозяина существовать не могут. Будь Волдеморт нормальным, вы бы тоже выигрывали от этого союза. Наверняка первоначально она создавалась для связи магов в единую сеть и помощи при необходимости. Например, передать энергию, чтобы продержаться. Я прав?

— Как ни прискорбно это признавать, но да, — Северус вздохнул. — Поначалу все так и было.

— Вот видишь. Не переживай, Северус, как только Он умрет, симбионт будет только твоим, хоть и станет слабее.

— Да, я тоже размышлял над природой метки, но склонялся больше к тому, что она паразитического типа.

— Северус, — я снисходительно улыбнулся. — Если бы она была паразитом, маги не жаждали бы ее получить. Очевидно, что вместе с ней, кроме принадлежности к обществу Лорда, они получали еще какие-то выгоды. Первый набор — Вальпургиевы рыцари — в жизни бы не согласились на такое непотребство, не неси оно больше преимуществ, чем неудобств.

— Пожалуй…

Снейп только вздохнул, пропустив мимо ушей мой панибратский тон. Судя по всему, я его ничуть не успокоил.

Глава 41. Шалости, отравление и студенты Дурмстранга

В один прекрасный день, войдя в Большой зал, мы увидели огромные цветные полотнища с факультетской символикой. Увидев их, я стукнул себя по лбу. Точно! Завтра же Самайн. Как я мог забыть? Совсем из головы вылетело со всеми этими приемами. Милейшая Долорес Амбридж на последнем сеансе высосала из меня все мозги, и ни на что, кроме неё, в моей голове больше не хватало места.

Вечером перед ужином все обитатели замка вышли во двор встречать иностранную делегацию. Особых различий с книгой я не увидел. Кстати, меня очень порадовал герб Дурмстранга на мачте всплывшего корабля. Двуглавый орел и надпись на латинице и на кириллице. Что именно там написано, с такого расстояния было не разобрать, но сам факт! Когда на берег начали сходить высокие, закутанные в меха фигуры, я не выдержал и заметался — пытался прислушаться к звукам речи. Я чуть не подпрыгнул, когда к Дамблдору подошел высокий мужчина, очень похожий на Григория Распутина. Они о чем-то неслышно и коротко поговорили, и делегацию направили в замок.

За праздничным ужином дурмстранговцы устроились за нашим столом. И тут я оторвался. Они почти все говорили по-русски. Ура! Как выяснилось, кроме болгар тут были и сербы, и русские, и поляки, и чехи, в общем — представители славянских народов. И беседу на русском могли поддержать почти все.

В душе царило приподнятое настроение. Звуки родной речи ласкали слух, а будущее казалось безоблачным. Даже речи директора не казались дурацкими, а он буквально разливался соловьем о дружбе школ, сотрудничестве и укреплении связей. Уровень моей эйфории все повышался. Одна часть меня уже всерьез беспокоилась, а другая плавала в удовольствии от происходящего.

— Дим, ты в порядке? — сидящий рядом Драко с беспокойством смотрел на меня.

— Да-а, все замечательно, отлично, идеально!

На волне эйфории я нес еще какую-то чушь, но внутри чувствовал нарастающее напряжение. Эта двойственность беспокоила меня все больше. Неприятное ощущение, будто меня тянет в разные стороны, усиливалось и росло. Мне в голову закралась мысль, что я как-то подозрительно доволен жизнью. Это «ж-ж-ж» неспроста. Может, подлили чего, а я и не заметил? Я сосредоточился и попытался донести до Драко эту мысль.

— Мне что-то подлили… Драко… Все чудесно, это так прекрасно, турнир, гости, правда, здорово? — снова скатился я в восторженный лепет. Было ощущение что я проваливаюсь в какой-то туман, морок.

Лицо Малфоя вытянулось, а в серых глазах плеснулось беспокойство.

Тем временем директор закончил рассказывать про Кубок, и студенты потянулись на выход. Я пытался встать, но ноги не слушались. Мир вокруг расплывался и кружился. Это было так здорово, что даже становилось плохо. Как в детстве, когда накатаешься на карусели до состояния нестояния. Колени подгибались, ноги дрожали, но это было так прекрасно! Только голова кружится все сильнее, цвета всё ярче. Меня ощутимо затошнило.

Среди разноцветного мельтешения появилось черное пятно. Я захихикал. Пятно ругалось, а потом что-то схватило меня за руку и куда-то потащило. Становилось все забавней. Я внимательно рассматривал разноцветные пятна, но черное постоянно отвлекало мое внимание. Вот вредное… Зато все так охеренно, просто класс. Жизнь удалась, определенно. Я снова засмеялся.

Жесткая рука зафиксировала затылок, черное пятно приблизилось и на мгновение приобрело знакомые очертания. Потом чьи-то пальцы залезли в рот и надавили на язык. Меня вырвало.

— Пей! — к губам прижалось прохладное стекло фиала, и я глотнул жуткую кислятину.

Казалось бы, от кислого должно перестать тошнить, но не в моем случае. Полоскало все жестче. Мир терял свою привлекательность и становился жесток и суров. Примерно как профессор Снейп, который держал меня над раковиной и грязно ругался.

— … Только с вами… одни неприятности… как вы умудрились?… Малфой!.. директора, — доносились до моего сознания отрывки фраз.

Я застонал, в желудке уже ничего не осталось, но тошнота никак не проходила. В голове пульсировало, перед глазами все расплывалось из-за слез. Снейп снова влил в меня какую-то маслянистую гадость с приторным вкусом. Тошнота немного улеглась.

В камин шагнул директор, и я понял, что мы находимся в покоях декана.

— Северус, что… Вадим? — Дамблдор как-то собрался и внимательно рассмотрел меня. — Что произошло?

Я молча смотрел на директора несчастными глазами, пытаясь сдержать очередные позывы. О боги!

— Не стесняйтесь, Волхов, все свои, — декан жестко надавил на мой затылок, поворачивая меня к раковине.

— Мне уже нечем, — жалобно простонал я.

— Попейте водички, — сказал добрый дяденька и сунул мне стакан в руку.

— Северус, ты объяснишь, что происходит? — напомнил о себе Дамблдор.

— Сейчас наш страдалец придет в себя и будем разбираться, — голос Снейпа звучал глухо и недовольно. — Похоже на отравление приворотным. Судя по внешним признакам, на растительной основе. Вы не видите, но я точно рассмотрел голубые белки глаз и проступившие капилляры на веках. Отравили за ужином. Но чем конкретно — сказать не могу.

— У меня же защита и амулеты. Как?.. — пробормотал я, все еще опираясь на раковину.

— Волхов, вы поразительно беспечны! Почему я должен объяснять вам, что это не панацея? Что нужно беречься, несмотря на все средства защиты. Мальчишка! — злился зельевар. — У меня есть предположение, почему ваши амулеты не сработали. Зелье было на травах, с минимумом магии. И направлено не на конкретную особу, а на группу с определенным признаком. Теперь мы уже вряд ли узнаем каким. Никаких маркеров, все стандартно. Я бы сказал, что это обычное зелье на привлечение внимания, которое можно купить практически в любой аптеке. Но у вас сверхчувствительность, так что оно подействовало в два раза сильнее.

— Гадость, какая же гадость этот ваш магический мир! — с чувством сказал я. Приход от зелья уже прошел и мне было тошно и стыдно за ту ересь, что я нес Малфою и окружающим.

— Понятно, — директор глубоко о чем-то задумался. — Вадим, тебе нужно прилечь. Ты останешься здесь или пойдешь в общежитие? Или Больничное крыло?

— Да, отправьте его камином, — попросил декан. — Поппи за ним присмотрит.

Я поплелся к камину, надеясь подслушать магов, но зельевар бросил порох и затолкал меня в зеленое пламя. Я еще успел услышать фразу директора.

— Почему сейчас…

В Больничном крыле процедура была уже отработана. Мадам Помфри привычно всплеснула руками, увидев меня на пороге, привычно осмотрела, поругалась, напоила очередным нейтрализатором и отправила спать. Кровать приветливо приняла меня в свои объятия, а фикус не менее приветливо помахал мне веточкой. «Родной мой. Интересно, а он заговорит? И если да, то когда?» — умилился я, уже проваливаясь в сон.

Утром, открыв глаза, я увидел Гермиону. Мало того, что она прибежала до завтрака, так еще и притащила с собой Поттера и Уизли. Это было приятно, даже несмотря на нашу взаимную нелюбовь с Роном. Интересно, что она ему пообещала за его робкие пожелания выздоровления? Наверное, даст что-нибудь списать.

— Выздоравливай скорее, пожалуйста, — гладила меня по руке Гермиона, — А то что ни год — ты попадаешь в Больничное крыло, прямо как Гарри.

Я млел от удовольствия от внимания своей девушки. А она умеет быть заботливой. Гермиона чмокнула меня в щеку на прощание, заставив прижмуриться, приласкала как кота, а я и рад. Тьфу на вас, гормоны!

Через неделю, сидя за столом, я вяло ковырялся в своей тарелке. Аппетита не было, паранойя цвела и пахла. Похоже, надо возвращаться к традиции таскать с собой свою еду. Я непозволительно расслабился и — пожалуйста, попытка приворожить не заставила себя ждать. Я никак не мог заставить себя что-то есть в Большом зале, предпочитая принимать пищу либо сразу на кухне, либо у декана.

Окружающие с нетерпением ждали оглашения результатов отбора. Я поспорил на то, что от Дурмстранга будет Виктор Крам. Слизеринцы призадумались. Виктор, которому уже подсказали, кто уверен в его победе, кивнул мне и улыбнулся. Я кивнул в ответ и вернул ему улыбку, пожелав удачи.

А сам вспомнил, как начиналось наше общение со студентами Дурмстранга. На следующий же вечер после прибытия я без церемоний сел рядом с ними за ужином и бодро поздоровался.

Парни сначала диковато покосились на меня, не сразу опознав в говорящем создании мальчика, но быстро оттаяли. Естественно, с бесплатным переводчиком в моем лице диалог между славянами и англичанами пошел бойчее.

— Клево толмачишь, — хлопнул меня по плечу Милош. — Долго учился?

— С восьми лет, — дебильная улыбка человека, познавшего абсолютное счастье, никак не хотела уходить с моего лица.

— А почему к нам не пошел?

— У меня директор опекун, — я мотнул головой в сторону преподавательского стола. — Это бы плохо выглядело.

Парни покивали. И тут на меня обратил внимание Крам, сидящий около Малфоя.

— Это не про тебя писали два года назад? Скандал с василиском основателя… Ты Волхов, истинный целитель?

Я пораженно заморгал.

— Вы читаете английские СМИ?

— Пацан, да из-за тебя вся Европа на ушах стояла! — о, этот характерный московский выговор с аканьем. — Шутка ли, угробили истинного целителя. Вас на всю Европу и Скандинавию всего пятнадцать человек. А ты еще возьми и воскресни. Здесь шаманов последнее тысячелетие не водилось вообще. Ты знаешь, как всех напугал? Как тебя на месте не спалили? Русские потом всех в вашем министерстве гневными письмами закидали. Хотели тебя назад забрать, да кто б тебя нам отдал!

— Да? Так вот почему в меня тогда огнем запустили с такими перекошенными лицами… — задумчиво хихикнул я и продолжил поедать свой ужин.

— Ты не знал?!

— Неа. Я потом понял, что в меня огнем пальнули. Хорошо, что у профессора Снейпа такая отличная реакция. А потом мне не до того было — болел. Если б не Дамблдор, я бы и на суд не пошел, — пожал я плечами, намазывая тост маслом. — Без меня бы прекрасно разобрались. Я эту дуреху от Азкабана отмазывал только из-за того, что меня опекун просил… — я поднял взгляд на студентов Дурмстранга, заметил их выпученные глаза и с недоумением моргнул. — Что?

— Да ему вообще на всё плевать. Засядет вечно у камина и плетет свои браслетики. Или над книжками пыхтит, — внезапно влез в диалог Малфой, заставив нас подпрыгнуть. В ответ на ошарашенные взгляды хитрый слизеринец вытащил из-под воротника серебряную подвеску с россыпью драгоценных камней. — Амулет-переводчик. Малфои получили его пять поколений назад в качестве приданого.

— Ну, ни хрена себе, — протянул москвич. — Вот так приехал на конкурс, а тут родственник. А ты родственник. На других эта цацка не работает. Дмитрий Болховский, — протянул он руку.

— Драко Малфой, — пожал ему руку слизеринец, раздуваясь от гордости и с интересом рассматривая неожиданного родича.

Я поперхнулся. Поговорка про тесный мир у магов явно приобретала новое значение. Малфой скосил на меня хитрый взгляд и пожал плечами.

— Что? Ты думаешь, почему папа хотел отправить меня в Дурмстранг? Что я, по-твоему, там бы делал, если бы язык не понимал? Я тебе, между прочим, говорил, что у меня была русская княгиня в роду! Представляете, — оживленно заговорил он, пользуясь тем, что дурмстранговцы обратили на него внимание. — На первом и втором курсе ребята ему бойкот устроили, так он его вообще не заметил. В людях его только болячки интересуют. В общественную жизнь он включается, только когда надо очередной браслетик пристроить или морду набить за неправильное поведение. Он два года давал книжки из своей библиотеки своему фан-клубу и только на прошлом курсе узнал, что это, собственно, его фан-клуб. Из всех людей его только наш декан и интересует. И то, подозреваю, он на нем новые методики отрабатывает. А профессору Снейпу только в радость. Два гения Хогвартса. Если стукнет что-то одному, засядут в лаборатории оба — и всё. Хоть стучи, хоть кричи, хоть из пушки пали — не услышат. У них эксперимент.

— Мы с профессором работаем над оптимизацией рецептуры лечебных зелий! И вовсе я не настолько… Погоди, — спохватился я. — Мне на втором курсе объявляли бойкот? За что?!

Слизеринцы заржали.

— Охренеть, — пораженно пробормотал москвич. — Ты и правда того… В смысле, я слышал, что истинным на всё, кроме семьи и болячек, по барабану, — быстро поправился он, поймав мой косой взгляд. — Но не думал, что настолько.

— Да, вот такая неведома зверушка, — я развел руками и светло улыбнулся. Этот год определенно будет интересным.

* * *

Все шло по канону. Гермиона носилась со своими домовиками и даже пыталась прилепить мне значок своего сообщества. Значок я взял, но сказал, что носить не буду. Гермиона обиделась, а я пытался донести до нее мысль, что такое слово на груди носить не очень прилично, про себя думая, что она занимается ерундой.

Надо сказать, что причин рабства целой расы она не нашла. Библиотека Хогвартса подвела ее. Впервые. Увы.

Она очень интересная девушка, по ее мнению следует, что раз знания не записаны в книгах, значит, их не существует. Она не догадалась подойти к чистокровным и спросить у них. Или сходить на кухню и спросить непосредственно у домовиков. Да даже привидения могли что-то рассказать ей. Нет, мы не ищем легких путей. Нет в библиотеке — нет вообще. Такая избирательная инерция мышления меня немножечко пугала. Вроде такая умница…

Я, конечно, подсказал ей, где можно найти информацию. Но привело это к противоположным результатам. Гермиона только фыркнула, задрала нос и заявила, что не намерена слушать рабовладельцев.

Кубок огня выдал ожидаемые результаты. Когда он выбросил имя Поттера, я внимательно смотрел на лицо Муди, но ничего не заметил. Ни проблеска эмоций. Все в зале затихли. Гарри пригласили пройти к остальным чемпионам и когда он дошел до стола преподавателей, шум в зале стал нарастать. Все возмущались такой несправедливостью.

— Поттер, вечно он, везде!.. Ни дня не может прожить без своей славы! Я ему такое устрою, — Драко просто распирало от злости, его лицо пошло некрасивыми розовыми пятнами.

Я потянул его за галстук, заставляя наклониться ближе ко мне.

— Только попробуй, и мы поссоримся, — тихо прошипел я, а потом почти нормальным тоном продолжил. — Драко, не лезь в эти игры. Поттера явно хотят убить. Ты не читал историю Турнира? Там часто погибали участники, слишком часто, поэтому его перестали проводить. Ну же, Драко, напряги мозг. Ты же не хочешь, чтобы подозрение пало на тебя или твою семью?

— А причем тут моя семья? — краснота резко схлынула с лица Малфоя.

— У твоего отца очень интересная биография. А собственноручно написанное имя Поттера можно было отодрать от любого его эссе. Достать — не проблема, сам понимаешь. Подсунуть — чуть сложнее, но в общем, тоже не слишком затруднительно. Вот и думай. Главное — сиди тихо.

Драко незряче уставился в тарелку, размышляя. Вид у него был крайне милый: губы надуты, длинные реснички подрагивают. Платиновая челка упала на высокий лоб, и мне захотелось ее поправить. Прелесть. Я еле успел одернуть себя, рука уже тянулась к красивому лицу. Кое-какая часть тела заинтересованно оживилась. О боги!

Я уставился в тарелку, надеясь, что лицо не покраснело. Спасибо магам за такую моду на широкие мантии. Опять надо пить подавитель.

А на следующий день началась травля Поттера. Ученики справлялись на отлично и без участия Малфоя. Гарри даже не смог нормально позавтракать. Слизеринцы тоже попытались было на него наехать, но на своем курсе я имел вес. Многие были недовольны, но приняли во внимание мою просьбу, крайне настойчивую, не травить Поттера. Жаль, что это была только малая часть его недоброжелателей. Не могу же я всем отвешивать люлей?

Тем же вечером в библиотеке меня нашла взволнованная Гермиона. С крайне решительным видом она заставила меня собраться и, ничего не объясняя, потянула из библиотеки.

— Вадим, мне нужно с тобой поговорить, — заявила она, заходя в пустой коридор.

— Да я как бы догадался, — я поправил сумку на плече и прислонился к стене.

— Ты веришь в то, что Гарри не бросал свое имя в Кубок? — она нервно закусила губу и затеребила рукав мантии.

— Конечно, Поттер никогда специально ничего не делает. Приключения сами находят его, — хмыкнул я.

— Так веришь или нет?

— Грейнджер, я знаком с ним дольше, чем ты. Поверь, он бы не стал. Вот если бы он был уверен, что ему ничего за это не будет… Тогда да, может быть.

— Гарри все презирают, кроме гриффиндорцев, но даже они считают, что он сам бросил свое имя в Кубок. Рон с ним вообще не разговаривает, он обиделся.

— Я вообще не понимаю, зачем вы с ним общаетесь. Рон мелочный, завистливый и ленивый.

— Он неплохой, Вадим. Он веселый и хороший… — она осеклась.

— Друг? — усмехнулся я. — О да, это заметно.

— Когда он поймет свою ошибку, он вернется, — убежденно проговорила девушка.

— Гермиона, это ты — хороший друг, преданный и верный. Ты не бросила Гарри в самый ответственный момент, когда больше всего нужна ему. А Рон слился.

— Ладно, мы должны найти Гарри, — Гермиона, явно пытаясь уйти от неприятной темы, залезла в свою сумку и вытащила знакомую карту.

— Ага! Знакомая вещь.

— Ты знаешь, что это?

— Конечно. Где он?

Мы склонились над картой и нашли Поттера в пустом классе на пятом этаже.

Когда мы вошли в кабинет, Гарри угрюмо уставился на нас. Его глаза покраснели, было заметно, что недавно он плакал. Он отвернулся и сердито велел нам уходить.

— Еще чего! Мы же твои друзья. А друзья познаются в беде. Это поговорка с моей родины. Так что посчитай, сколько их у тебя, Поттер.

— Да, Гарри, мы верим, что ты не бросал в Кубок свое имя, — Гермиона успокаивающе погладила его по плечу.

— Ты что, больше не делаешь из нашей дружбы секрет? — пораженно пробормотал Поттер, глядя на меня.

— Ну, скажем так, я решил, что пришло время открыть всему миру нашу нежную любовь, — пафосно провозгласил я и мерзко захихикал. Надо было видеть их лица!

— Шучу-шучу, не напрягайтесь. А если серьезно, Поттер, я решил, что моя поддержка важнее секрета. Тебе она понадобится, а тем более тебе понадобятся мои мозги. Гермиона будет искать информацию, а я придумаю план.

— План? — Гарри пока не понимал, о чем речь.

— Ну, конечно! Испытания, помнишь? Тебе нужно пройти их и выжить. И желательно целым. Один ты не справишься, ты ж олень, — я гадко улыбнулся.

— Не смей называть меня оленем! — вспылил Гарри и тут же заржал. Смех был слегка истеричным.

— Как есть олень, — я только покачал головой.

Гарри нервно смеялся, выплескивая напряжение тяжелого дня. Гермиона держала его за руку, а я смотрел в окно и машинально гладил мальчишку по непослушным вихрам, потом подцепил его очки и снял с переносицы.

— Гарри, столько лет играешь в квиддич и до сих пор ходишь в очках, — укоризненно сказал я. — Ладно, боги с ним, с квиддичем. Но на турнире будет опасно. Я не могу позволить тебе помереть из-за того, что ты потерял глаза. Почему ты никогда не обращался ко мне? Или хотя бы к мадам Помфри?

— Потому что я олень, — выпалил Гарри и снова заразительно рассмеялся.

Поттер понял, что не один, что мы его поддержим. Надеюсь, я не сделаю хуже и благодаря моему вмешательству он не станет тем истеричным подростком, который описан в пятой и шестой книгах. Я вздохнул.

Я все глубже увязал в этом, причем сам, добровольно, заходил все дальше и дальше. Но я просто не мог по-другому. Как наивен я был, когда думал, что смогу стоять в стороне и просто смотреть. За столько лет я искренне привязался к Гарри. Я помогал ему, заботился о нем, я знал его. И просто пустить все на самотек у меня не получится. Я уже вмешался, и что выйдет в итоге, мне было неизвестно. Одно я знал точно.

Канону был трындец.

Глава 42. Рука помощи и первое испытание

Назови мне свое имя, я хочу узнать тебя снова Все по кругу, но все будет иначе, я даю тебе слово.

Начало ноября выдалось традиционно дождливым. Вообще, горы Шотландии не лучшее место для тех, кто не любит дождь и туман. Будем надеяться, что через пару недель погода прояснится. А то тогда на испытание я не пойду, буду сидеть вместе с мадам Помфри в палатке и ждать, когда принесут тушки чемпионов.

Драко после моих слов притих и уже не стремился задирать Поттера при каждом удобном и неудобном случае. Он явно многое переосмыслил и начал себя вести странно. Если бы знал его хуже, то подумал бы, что он влюбился.

— Эй, кто ты и что ты сделал с Драко Малфоем? — не выдержал я однажды за обедом, когда тот несчастным взглядом исподтишка рассматривал нашего героя.

— Ммм…? Что? Прости, я задумался, — рассеянно отозвался Малфой.

«Вот блин, неужели у них намечается драрри? — с веселым изумлением подумал я. — Я фигею, ничего себе изменил канон…»

— Так что ты спрашивал? — повернулся ко мне Драко.

— Если хочешь подружиться, то сейчас самое время.

Я многозначительно поиграл бровями. Взгляд Малфоя метнулся к Гарри, а потом забегал по студентам, ни на ком не останавливаясь надолго.

— С кем подружиться? О чем ты вообще? — голос слизеринца был ровным. Но я-то видел, что он лукавит.

— Нет, ничего, мне просто показалось… — я отправил ложку пюре в рот, пряча ухмылку. Обалдеть, вот это да! Все чудесатее и чудесатее. — Обращайся, если что.

— Не понимаю, о чем ты, — Драко надменно вздернул нос и вылез из-за стола.

* * *

Подготовка к первому испытанию пока сводилась к повторению уже известных Гарри заклятий. Гермиона составила огромный список новых чар, которые, на ее взгляд, должен был выучить Поттер. А я сидел и плевал в потолок. Моя помощь на данном этапе сводилась к моральной поддержке. Ехидные замечания, своевременный подкорм героя и гонения на его фанатов и хейтеров, а еще поиск нужной литературы — вот всё, что я мог дать.

Когда Поттер рассказал мне о запланированной на двадцать второе ноября встрече с крестным, я сориентировался в числах и понял, как донести свои знания про драконов и не спалиться. Нужно было только подождать.

Мы сидели в библиотеке и готовились. После просмотра такого дикого количества книг с заклинаниями в голове была свалка. Надо было сделать перерыв, и я решил отвлечься на прессу. Через двадцать минут, отсмеявшись, я пошел порадовать друзей.

— Читал тут статью Риты Скитер и очень веселился. Поттер, ты, оказывается, такой несчастный, — протянул я. — Просто обнять, прижать к груди и плакать. Ах, бедный мальчик… «Эти изумрудные глаза, больше не скрытые стеклами очков, сверкали от слез». Поттер, а ведь без очков тебе и впрямь лучше.

— Спасибо, — буркнул Гарри. — Меня теперь все замучили двумя вопросами: как я сумел обмануть Кубок и где мои очки?

— Ах, ты еще и недоволен… Вот так вот возьму и не буду рассказывать, что я выяснил о первом испытании, — я, не смотря на Поттера, неспешно листал страницы книги.

— Что?! Ты узнал, что будет на первом испытании? — Гермиона тут же вынырнула из-за ближайшего стеллажа. — Рассказывай скорее.

— Кричи громче, еще не все услышали, — насмешливо посоветовал я и встал. — Пошли найдем пустой класс и нормально поговорим.

Мы шустро собрались и ушли на пятый этаж. Привычный по прошлым встречам класс заметно преобразился в последнее время. Мы убрали пыль, обломки парт и очистили окна. Получилось большое светлое помещение с видом на лес и озеро. И главное, без портретов. Гермиона нашла чары невнимания и наложила их на дверь. Кроме нас троих никто не мог найти ее.

Ну… мы так думали. Не успела дверь закрыться, как в класс втек Малфой. У него было такое выражение лица, будто это его класс, а мы вторглись в его владения.

— Что ты здесь делаешь?! Убирайся, Малфой. Как ты вообще сюда вошел? — Гермиона резко достала палочку на рефлексе. Я успокаивающе погладил ее по спине.

— Давай послушаем, что он скажет, он же не зря сюда пришел, — я внимательно смотрел на Драко. Его надменная маска явно скрывала нервозность и неуверенность.

Гарри вышел вперед с палочкой в руках. Выглядел он так, словно ожидал нападения.

— Поттер… — Малфой нервно провел рукой по волосам, а потом, будто бросаясь в пропасть, быстро заговорил, — Я же говорил тебе, что друзей надо выбирать с умом. Уизли тот еще козел. Я бы тебе помог, а ты выбрал этого предателя крови. Что ты вообще от него хотел, это было ожидаемо…

— Ну, допустим, но тебя в любом случае это не касается. Это все, что ты хотел сказать? Если да, то уходи, — ответил Гарри.

Надо же, а он явно растет. Развернутые плечи, горделиво приподнятый подбородок, холодные слова, которые он сдержанно сцеживал в сторону Драко — знакомая манера. Гарри по привычке щурился, глядя на собеседника, отчего взгляд казался надменным и презрительным. Уж не Люциусу ли он подражает?

— А если я хочу, чтоб касалось? — Малфой то бледнел, то шел некрасивыми красными пятнами.

— Не понял, — Гарри моментально потерял вид а-ля «я барин, а вы все холопы» и уставился на него с таким изумленным видом, будто перед ним оказался зеленый человечек.

Слизеринец явно нервничал, а когда нервничал, то злился. А уж после слов Поттера и подавно. Я закатил глаза. Нужно вмешаться, пока они до дуэли не доболтались.

— Да подружиться он хочет, неужели не понятно? — я выразительно взглянул в глаза гриффиндорца и подмигнул.

— О! — у Поттера просто не осталось слов.

— Подружиться? — тонким голосом спросила Гермиона. — Он?!

— А что? Он нам пригодится, он чистокровный, тем более наследник Рода. Он владеет кучей полезной информации, — я прошелся вокруг Драко и повернулся к ребятам, чувствуя себя менеджером, который втюхивает эскимосам холодильник, — И что бы вы там себе ни думали, Драко — отличный друг. Он дружил со мной, когда все меня презирали, так что и в осмеивании врагов ему нет равных. Впрочем, вы и сами могли оценить эту его прекрасную черту, — я широко улыбнулся. — А еще у него есть библиотека, — коварно добавил я специально для Гермионы.

Поттер и Грейнджер переглянулись. Девушка сдалась первой.

— Я не против, — она пожала плечами. — Если он не будет дразниться.

Не зря говорят, что не бывает лишних знаний и навыков. Кто бы мог подумать, что опыт работы продавца-консультанта мне пригодится в такой ситуации?

— Не буду, — отмер Драко; он с волнением смотрел на Поттера, чей голос был решающим.

Гарри нахмурился и оценивающе посмотрел на Малфоя. Тот снова состроил надменную рожу, но я-то видел, как дрожат его пальцы.

— Не нравишься ты мне… — протянул гриффиндорец. — Что ты задумал, Малфой?

— Если тебе не нужны такие союзники, как я, Поттер, то так и скажи, — вызверился Малфой.

Я шагнул к Драко и обнял его за плечи. Пользуясь тем, что он не видит моего лица, я выразительно посмотрел на Гарри и опустил глаза. Тот проследил за моим взглядом, и его лицо прояснилось. Руки Малфоя все так же подрагивали и судорожно сжимали край мантии. Гарри медленно кивнул сам себе и внезапно сказал:

— Хорошо, Вадим, ты меня убедил. Он и впрямь может пригодиться. С этого момента ты с нами, Малфой. Но, не дай Мерлин, если я узнаю, что это был твой коварный план. Ты пожалеешь.

Малфой сделал вид, что не услышал последних слов, и спросил у меня:

— Так что ты узнал? Про первое испытание?

Убедившись, что теперь-то дверь точно закрыта и поставив заглушающие и запирающие, мы устроились на партах и учительском столе. Я болтал ногами и грыз яблоко, параллельно рассказывая о драконах.

— Драконы… — Гарри схватился за голову. — Что с ними вообще можно сделать?!

— Мне иногда кажется, что у нашего директора очень альтернативная логика. Он уверял, что все будет безопасно, а потом появились драконы, — сарказм в моем голосе можно было черпать ложкой. — Не знаю даже, что может пойти не так? Это же совершенно безопасно.

— Может быть… Нам надо… Нет, мне срочно нужно в библиотеку! — подскочила Гермиона. — Нужно выяснить, что может ранить дракона. Гарри, ты идешь со мной.

— Стоп-стоп, вы, ребят, куда собрались? — я тормознул уже поднявшихся подростков. — Какая библиотека?

— Но… драконы же. Надо узнать, как их победить, — пробормотал Поттер, захлопав глазами.

Малфой пока не вмешивался в беседу, внимательно наблюдая за нами.

Я выпрямился, положил огрызок на парту и взял его лицо в ладони, внимательно заглядывая в глаза. Парень замер, абсолютно дезориентированный моими действиями, и даже не вырывался. Я поворачивал его голову то так, то эдак, внимательно рассматривая зеленые радужки. Зрачок был расширенный, длинные черные ресницы хлопали в недоумении. Я склонился ниже. Краем глаза я видел, как Драко дернулся и издал сдавленный звук. Любопытненько…

— Что ты делаешь? — шепотом спросил Гарри. Со стороны Гермионы вообще не было слышно ни звука.

— Я смотрю, — ответил я невозмутимо и так же тихо.

— Зачем?

— Я верю… Я верю, что где-то там есть мозг! — я резко отстранился и отвесил Поттеру легкий щелбан. — О! Звук правильный, не звонкий, значит — он есть.

Драко сидел красный и смотрел в сторону. Лицо было отрешенное, мысли его гуляли явно где-то далеко. Услышав мой ответ, он не выдержал и захихикал.

— Вы очень странные люди, зачем побеждать дракона? — продолжал я.

— Ну… это испытание.

— Испытание еще не озвучено. Это раз. Ты только знаешь, что в нем будут драконы. Инерция мышления. И кто сказал, что ты не можешь его саботировать? Это два. Выйти, пустить искры для вида и уйти. И все. Ты обязан участвовать, но иногда проигрыш дает больше, чем выигрыш. Так ты гарантированно останешься живым. Но ты же не пойдешь на это, так?

— Это будет позор, меня и так презирают и смеются надо мной. Я… Я не могу… Гриффиндор… они на меня надеются. Я не могу подвести.

— Хорошо, — я тяжко вздохнул. — Как думаешь с ним справляться?

— Я… не знаю, — Гарри растерянно смотрел на нас.

— Вот видишь, пора включить мозг и чувство самосохранения и…

— Подожди, Вадим! Дай ему прийти в себя, ты только что рассказал про это, — перебила меня Гермиона. — Мы еще не начинали мозговой штурм.

— О'кей, штурмуйте. Я даже поделюсь своими мыслями. Но я считаю, что самое здравомыслящее будет слить этап.

— Это так… по-слизерински, — Гермиона поджала губы. Малфой хмыкнул.

— Это адекватное решение для четырнадцатилетнего подростка. Остальные уже совершеннолетние. Могут делать что захотят, имеют право. Хоть самоубиться особо извращенным способом, на Турнире или так, — я почти кричал. — Неужели ты думаешь, что ему дадут возможность без потерь выйти из этого дерьма?! Его втянули в этот гребанный Турнир. Вопрос только, зачем. Если так хотят убить, то ему не будут помогать. А вот если кому-то нужна его победа, то это сразу будет заметно. Особенно если Гарри саботирует первое задание. Тогда мы поймем, как действовать дальше.

— Ты предлагаешь проиграть для того, чтобы вычислить врага? — озарило Гермиону, — возможно, придется учитывать и этот вариант. Нам нужен план на тот случай, если его все же вынудят участвовать, но не позволят сдаться.

— Чудесно, это будет план «Б», — решил я.

— Ты обещал поделиться своими мыслями, — Гарри тронул меня за плечо. — Ты уже придумал, что надо делать?

— У меня есть несколько вариантов. Я считаю, что вам надо будет пройти мимо дракона. Они не могут всерьез заставить убивать драконов. Они денег стоят. Тем более это будут самки. В лагере у них есть кладки, чтобы они не улетали. Это сделано специально. Значит, нужно делать упор не на атаку, а на защиту. Во-первых, можно отыскать щитовые чары помощнее и выучить. Огнестойкие. Во-вторых, учи манящие чары, ты отлично летаешь. Призовешь метлу и адьос.

— Ты правда думаешь, что у меня получится? — неуверенно спросил Гарри.

— У тебя нет выхода, — жестко отрезал я. — Тебе придется. Нет, если тебе плевать на гордость Гриффиндора и чужое мнение так же, как и мне, то ты можешь слить этап. Поступить как человек с развитым инстинктом самосохранения.

— Нет, я не могу, — вздохнул Гарри.

— Тогда вперед — учить манящие чары и какой-нибудь огнеупорный щит.

— Кстати, ты знаешь, что самое слабое место дракона — глаза? — внезапно спросил Драко.

— А ты откуда знаешь? — деловито уточнила Гермиона.

— Книжки умные читал, — фыркнул слизеринец. — Больше я пока ничем помочь не могу, так что я ухожу. Волхов, ты со мной? У нас травология.

— Да, идите, мальчики, а я займусь тренировками Гарри, — Гермиона судорожно строчила что-то в блокноте.

— Кстати, Поттер, если кто-то из старших тебя спросит о твоих планах, то ты говоришь, что у тебя их нет. Ты понятия не имеешь, что будет на первом испытании. Посмотрим на реакцию, вдруг кто-то захочет тебе что-то подсказать. А мы поглядим, кто это будет. Понятно?

— Да, — Гарри выглядел недовольным.

— Ну, пока. Развлекайся, дорогая, — поцеловав Гермиону в щечку, я вышел за дверь.

— Расскажи мне все подробно, все, что знаешь. У меня куча вопросов, — Драко вцепился в мой локоть и потащил за собой.

Похоже, ни на какую травологию мы не попадем.

* * *

Подошло время первого испытания. Время до него пролетело практически незаметно, заполненное отработками заклинаний и поиском полезной информации. Двадцать девятое ноября, вторник, для Гарри обещал стать очень нервным днем. Шутка ли, встреча с драконом?

Утром за завтраком наш герой не мог проглотить ни кусочка. Я нагло уселся за стол Гриффиндора, игнорируя округлившиеся глаза окружающих. Студенты периодически пытались турнуть меня из-за стола, но мы с Поттером и Грейнджер только отмахивались от них. Гарри долго молчал, пока мы ели, а потом рассказал, что к нему подходил Хагрид, которого недавно выпустили из Азкабана, и Муди. Они намекали ему на помощь с испытанием. Поттер, как и договаривались, сделал непонимающий вид (у него всегда это отлично получалось) и сходил посмотреть на драконов, чуть не опоздав на встречу с Сириусом.

— Мадам Максим и Каркаров тоже в курсе, — заметил Гарри и повинился. — Я рассказал Седрику о драконах. Пусть все будет справедливо, а то он, получается, единственный не знал.

— Кто бы сомневался, что ты поступишь иначе? — я только закатил глаза к потолку.

Завтрак закончился, и мы с Гарри вышли из-за стола. Поттеру надо было готовиться к испытанию, а мне надо было проверить, как подготовлена медицинская палатка. Меня, как истинного целителя, обязали помогать мадам Помфри. Естественно, не за простое спасибо. Сумма в контракте была проставлена достаточно приличная. И нет, это не нарушало мой родовой кодекс. Меня вполне могли награждать деньгами, когда меня нанимал не конкретный человек, а организация. И да, я тот самый дополнительный увесистый плюс к безопасности мероприятия.

Ожоги, как и в каноне, оказались у Седрика и Флер. Первым принесли Диггори. Его красивое лицо было очень подкопченным, и я сразу принялся за работу. У Седрика пострадало плечо и часть спины. На пораженной площади стремительно вздувались пузыри и образовывались струпья. Из-под них вяло сочилась сукровица. Запах стоял соответствующий — паленой плоти и подгоревшего мяса. «Третья степень. Не под пламя попал — под раскаленный воздух», — подумал я отстраненно.

Седрик лежал на правом боку и стонал от боли, пока я не влил в него зелье. Он облегченно вздохнул и расслабился, вяло следя за мной из-под полуприкрытых век. Мадам Помфри взмахом палочки охладила ожоги, очистила их от струпьев и прилипшей ткани. В общем-то, моя помощь сводилась к тому, что я подавал мадам Помфри нужные зелья и примочки. В худшем случае мы бы поменялись местами. И тут принесли Флер с обожженными ногами.

— Мерлин! Ужас какой! — воскликнула колдоведьма и сунула мне в руки банку с оранжевой мазью. — Наноси равномерным слоем, а я пока займусь бедной девочкой. Какой кошмар, в этом году драконы, что еще притащат эти идиоты?! Мордредовы выкормыши не могли придумать что-то более безопасное? Еще бы нунду приперли.

— Нет, только не нунду! — содрогнулся я, представляя что останется от незадачливых магов, решившихся на такое безумие, как схватка с этой кошкой.

Я осторожно смазывал ожоги Седрика. Мазь исходила паром и приятно холодила руки. На соседней койке за ширмой тихо всхлипывала Флер. Мадам Помфри что-то тихо говорила ей на французском. Наверное, утешала.

Через несколько минут появился Крам, слава богам, живой и невредимый. Флер перестала плакать. Мадам Помфри вышла из-за ширмы и осмотрела третьего чемпиона на наличие незамеченных травм. Крам молодец, не получил ни царапинки.

Я старательно прогонял тревогу за Гарри, размешивая остатки противоожоговой мази и перебирая флаконы с зельями. Комментарии Людо Бэгмена меня неимоверно бесили, хотелось выскочить из палатки и своими глазами увидеть, что происходит. В какой-то момент я услышал, как дружно охнули зрители, и чуть не перевернул миску.

Когда в нашу палатку зашел Поттер, слава всем богам, на своих ногах, я утащил его в угол. Поттера трясло, губы у него прыгали, глаза были огромными. Кровь влажно блестела на его рукаве, алела из разрезанной кожи. Как ни странно, но её вид меня успокоил. Я осторожно стащил с него одежду, промыл рану и прижал к царапине тампон с кровеостанавливающим зельем.

— Я… я хотел … отказаться. Но они сказали, что там второй ключ к разгадке второго испытания, — Гарри косился на большое золотое яйцо, лежавшее рядом. — Я и пошел.

— Как ты справился? — спросил я, внимательно вглядываясь в его глаза и прикидывая, не дать ли ему умиротворяющий бальзам.

— Я призвал метлу, как ты мне и предлагал. Кстати, не только ты, — Поттер нервно хихикнул. — Хвосторога такая огромная! Я накинул чары, они еле выдержали… Еще бы пару секунд… — он тяжело сглотнул, и я все-таки сунул ему успокоительное.

В палатку ворвалась Гермиона. За ней по пятам следовал рыжий. Я нахмурился. Ну вот, до Уизли дошло. Сейчас будет сцена. Я поморщился и поджал губы. Неужели Гарри его простит?..

Простил. Ничего другого я от него и не ждал. Ребята трогательно помирились. Уизли даже мне руку пожал и извинился непонятно за что. Впрочем, судя по взгляду прищуренных изумрудных глаз, сверлящих спину Рона, прежних отношений между друзьями уже не будет.

* * *

— К вам можно, профессор Муди? — Максвелл осторожно приоткрыл дверь и заглянул в кабинет.

— Да, заходи, малец. Что у тебя случилось? Ты что-то не понял? — добродушно ответил профессор, убирая что-то в ящик стола и выходя к ученику.

Максвелл смотрел на бывшего аврора. Он четко помнил, что этот человек воевал против Темного лорда. И пусть в его воспоминаниях Аластор не был настолько искалечен, ошибки быть не могло — точно он. Муди ненавидел его, но сейчас Макс четко ощущал метку на этом человеке. Точно такую же связь он чувствовал со Снейпом и Каркаровым. А значит, стоящий перед ним мужчина вовсе не Муди. И кто же оказался настолько безумен, чтобы проникнуть в Хогвартс и столько времени прикидываться аврором? Что Вадим имел в виду, говоря, что этому человеку Макс может открыться?

— Сэр, я хотел поговорить с вами.

— Ну-ну, и о чем же? — Муди, хромая, подошел к одному из своих приборов и начал внимательно вглядываться в него. — Быстрей, малец, терпение у меня не бесконечное. Кстати, твоя фамилия не Грин? — он остро прищурил здоровый глаз. Магический крутанулся в глазнице и тоже уставился на мальчика.

— Нет, сэр. Меня зовут Максвелл Стюарт, — с этими словами он потянул за связь, продолжая все так же пристально вглядываться в лицо профессора.

Тот дернулся от боли. Максвелл хмыкнул, сильнее сжал палочку, спрятанную в рукаве мантии, и невинно спросил:

— В чем дело, профессор? Что-то не так?

— Нет, кое-что вспомнил, — от неожиданности Муди ответил правду и тут же скривился.

Макс мягко улыбнулся и незаметно выписал кончиком палочки знак бесконечности, цепляя связь и окончательно перетягивая на себя контроль над меткой. Связующая нить вспыхнула, запульсировала, наливаясь силой, наполняясь магией. Макс чувствовал волны тепла, накатывающие на тело, и знал, что Пожиратель чувствует то же самое. Левый глаз Муди почти сравнялся по размеру с правым, магическим.

— Тебе лучше уйти, Стюарт. У меня дела.

— Пожалуй, я все же останусь, — Максвелл, уже не скрываясь, достал палочку и ласкающим движением провел пальцами по теплому дереву. Взгляд Муди прилип к его рукам. Мужчина нервно облизнулся. — Мне очень интересно, кто скрывается за этой личиной… — вкрадчиво сказал мальчик, — Кому хватило ума так по-дурацки подставляться и столько времени дразнить дракона? — угрожающе закончил он.

— М-мой Лорд? Ч-что…? Как?! — выражение лица Муди выражало смесь шока и недоверия. — Н-но вы же сами приказали мне, Мой Лорд… — он упрямо сжал губы и угрожающе поднял палочку. Связь работала по-прежнему, заставляя говорить и не позволяя лгать.

— Думаю, нам надо кое-что прояснить, но для начала… — Максвелл усмехнулся и едва уловимо пошевелил пальцами. Связь отозвалась едва слышным звоном, и Муди зашипел, хватаясь за руку. — Как ты смеешь поднимать руку на своего Господина?

— Господина? Я разговаривал… я видел его! Ты — не он.

Муди упрямо пытался поднять палочку, защититься, но Макс не позволял ему, контролируя потоки. Власть над меткой легла ему в руки так легко и привычно, как будто тело только и занималось тем, что управляло ею. Макс мог перекрыть связь Муди с волшебной палочкой, мог сделать из него второго Мерлина, поделившись своей силой или другого пожирателя, мог дать ему блаженство и боль. Идеально.

— Уверен? — Максвелл говорил тихо, заставляя вслушиваться, — Тебе нужны доказательства? — он подошел к Муди, который привалился к столу, не в силах терпеть, и ласково пробежался пальцами по его руке, снимая боль. — Я докажу, если этого тебе мало.

Максвелл поднял взгляд и увидел, как поплыли черты лица и волшебное око стало вываливаться из глазницы. Муди схватился за фляжку, а мальчик просто бросил запирающие чары на дверь и спокойно произнес:

— Оставь, мне любопытно взглянуть на тебя.

Муди послушался, но настороженно отслеживал каждое движение первокурсника, не решаясь, впрочем, напасть. Макс с интересом наблюдал, как старый покалеченный аврор превращается в молодого кареглазого мужчину.

— О, вот как… малыш Барти, мой самый талантливый последователь, — улыбка на детском лице была теплой, — Такой многообещающий… Двенадцать СОВ — и все на Превосходно. Помнишь, как ты стоял передо мной вместе с Реем и Регулусом? Каким восторгом сияли твои глаза… И как ты клялся быть со мной… вечно? Ты осмелился требовать к себе особого внимания, оставшись после церемонии. «Я не мой отец, я лучше, и я вам докажу. Моя преданность всецело ваша, распоряжайтесь мной как пожелаете, мой Повелитель», — сказал ты. Ты помнишь? Фактически вручил мне всего себя, и этим сумел заинтересовать. Было очень горько знать, что ты погиб. Но ты выкрутился, мой гениальный малыш.

По мере того, как говорил мальчик, недоверчивость Барти сменялась надеждой. Когда он услышал обращение к себе, надежда сменилась безумной радостью. «Мой гениальный малыш» — Макс помнил, что так звал его, когда они оставались наедине. Это прозвище было только их секретом.

— Это действительно вы, мой Повелитель! Простите за мое неверие, — Барти рухнул на колено и в восторге прижался губами к миниатюрной кисти.

— Я понимаю, Барти. Тот огрызок — жалкое подобие меня, безумное и беспричинно жестокое — не испытывает к тебе и доли той привязанности, верно? Даже не помнит, как я звал тебя? — Макс нежно улыбнулся, тепло глядя в карие глаза мужчины. Тот только завороженно кивнул, подтверждая догадку. — Все началось с того, что один из моих экспериментов пошел не по плану. Я пытался избавиться от проклятия моей семьи, но не преуспел, а сделал только хуже. Я сам не заметил, как становился все безумнее и безумнее. Мои поступки потеряли смысл. Апогеем этого стал поход к Поттерам в ночь на Самайн. Возможно, мне повезло, что все произошло именно в эту ночь. Я не знаю точно, что там случилось, но мое проклятие отделилось от меня. Оно приобрело свое сознание и долгое время блуждало в поисках нового носителя. А я… Я бы не смог вернуться без посторонней помощи. Я не был мертв, но и не был живым. Та сущность, что ты звал своим Повелителем еще вчера, это не я. Это худшее, что было во мне: безумие, гнев, боль, страх и жестокость. Но теперь все будет по-другому. Я больше не допущу такой ошибки, я больше не подведу вас, — помолчав, он продолжил. — Ты со мной, Барти?

Тот истово закивал, крепче цепляясь за своего Повелителя.

Ни один из них не осознавал, насколько дико и безумно смотрелась бы эта сцена со стороны, будь у нее свидетели. Мужчина лет тридцати стоял на коленях перед мальчиком и с фанатичной преданностью и обожанием смотрел на него, абсолютно не обращая внимание на одежду не по размеру и пристегнутый к ноге протез. А ребенок, от которого веяло силой и властностью, покровительственно смотрел на Барти совсем не детским, взрослым взглядом.

— Мой Лорд… Повелитель… — Барти всхлипнул, схватив воздух ртом; в глазах у него закипали слезы.

— Все будет по-другому, Барти. Я обещаю. Твоя задача, понять, кому мы можем довериться, кто пойдет с нами, кто останется с этим чудовищем, а кто захочет уйти. К сожалению, в последние свои дни я не был разборчив и награждал меткой всех подряд. От кого-то придется избавиться. И в этом нам поможет это чудовище, которое свято уверено, что по праву носит мое имя. По счастью мы можем свалить всю работу на Избранного. У Англии есть назначенный герой, — губы мальчика изогнулись в тонкой ироничной усмешке. — Кто мы такие, чтобы лишать его и Дамблдора заслуженной славы? Пусть бьются со своим злом, пока мы будем наводить свои порядки.

— Я помогу вам, мой Повелитель, — пылко произнес мужчина. — Я все для вас сделаю, вы же знаете.

— Конечно, я и не сомневался. И… Барти, зови меня Максвелл, нам нельзя давать и малейшего повода для подозрений. Ты все же мой профессор. Пока…

— Я… Мой лорд, я так долго вас ждал…

По-отечески взъерошив соломенные волосы, Макс обнял его за шею и прижал к себе. Мужчина вцепился в ребенка изо всех сил, уткнулся лицом в слизеринскую эмблему и зарыдал.

Глава 43. Сталкер, бал и любовница

Я бежал. Задыхаясь и спотыкаясь, я петлял по коридорам и пытался запутать след. Рискуя свернуть шею, я спрыгнул с движущейся лестницы и, едва встав на ноги и распугав стайку первокурсников Хаффлпаффа, метнулся к кабинету защиты. Меня преследовало чудовище. Оно настигало меня с неотвратимостью асфальтоукладочного катка.

Я подлетел к кабинету и забарабанил в закрытую дверь.

— Профессор Муди!!! Профессор! Откройте! Скорее!.. Кто-нибудь!

Задыхаясь, я из последних сил навалился на входную дверь, в отчаянном порыве забарабанил руками, сбивая кулаки. Та распахнулась так резко, что я ввалился внутрь. Не вставая на ноги, я на четвереньках заполз в кабинет и ногой захлопнул за собой дверь.

Профессор Муди и Максвелл с неподдельным изумлением и интересом наблюдали за мной. Они уже были наготове, палочка Стюарта подрагивала в руках.

— Что такое, парень? — спросил Муди, прищуриваясь. — Тебя преследуют? Нападение? Кого-то убили?

Он вздернул меня за шкирку, ставя на ноги.

— Нет, сэр. Хуже, — я все еще задыхался. — Если что — меня здесь нет! — не дожидаясь ответа, я вывернулся из его хватки и юркнул под стол. Он был хорош, массивный и с задней стенкой, которая меня удачно скрыла.

От решительного стука в дверь подскочили все присутствующие. Мой затылок поздоровался с крышкой стола. Я зашипел и потер голову.

Весело хрюкнул Муди перед тем, как открыть дверь.

— Здравствуйте, профессор, — раздался нежный мелодичный голос, от которого по позвоночнику промаршировали мурашки. Я беззвучно застонал и вцепился зубами в руку. — Вы не видели здесь Волхова? Мне показалось, что он зашел сюда.

— Хм… нет, тебе показалось, Лавгуд. Тут только Стюарт.

— Вы уверены? Я точно видела, что он сюда зашел…

— Нет его здесь, — мрачно буркнул Муди и, перебивая девушку, добавил. — Поищи этажом выше.

Не дожидаясь ответа, он захлопнул дверь. Я облегченно выдохнул. На этот раз пронесло.

«Барти… Ты настоящий мужик! — подумал я. — Респект тебе и уважуха».

— Она ушла? — спросил я, выглядывая из-за стола.

Максвелл кусал губы, явно сдерживая смех. Муди широко ухмылялся, глядя на меня. Глаз в его глазнице крутанулся, и профессор сказал.

— Она тебя ждет за дверью.

— Что мне делать? — я в ужасе схватился за волосы и плюхнулся в кресло. — Профессор, помогите!

— Прости, парень, но женщины такие страшные создания, с которыми не совладаю даже я, — повинился мужик и захихикал. Выглядело это действо мерзко — с его-то рожей…

Я вздохнул и подошел к окну. Оно было высоким, рама легко поддалась. Я встал на подоконник.

Солнце золотило раскинувшееся под замком озеро. У причала стоял корабль с собранными парусами. Лес горел всеми оттенками золотого, бордового и алого, чуть припорошенный первым снегом, прекрасный в своем увядании. Я с наслаждением вздохнул кристально чистый воздух.

— Эй, парень, ты чего это удумал? — занервничал профессор.

Максвелл наставил на меня палочку.

— Вадим, не дури. Девчонка не настолько страшна, чтобы так рисковать собой.

— Она меня преследует как карающий призрак, — грустно вздохнул я. — Она не оставила мне выбора. Макс, профессор, я больше не могу! Спустите меня во двор, а? Тут всего пятый этаж.

Муди неодобрительно покачал головой, но все же согласился. Двумя заклятиями левитации меня спустили на землю. Кому рассказать, что Темный лорд и его ближайший соратник спасали меня от безобидной девочки… Мне никто не поверит. В процессе я крепко зажмурил глаза и не открывал, пока земля мягко не ткнулась мне в подошвы. Кто бы мог подумать, что страх перед Лавгуд пересилит страх высоты?

Упорная девица и изобретательная в достижении своей цели. Такую просто так не остановить. Не зря когда-то я сравнивал ее с кавайной няшкой с гранатометом наперевес. Ну, что ж… Тем хуже для нее, пусть попробует отловить. Я не собираюсь сидеть на месте. Пусть бегает, раз уж так хочет меня заполучить.

Я ухмыльнулся и благодарно махнул профессору и Максу, которые наблюдали за мной из окна, и направился в школу. Было холодно, а одежда на мне не соответствовала погоде.

Кстати, похоже, все-таки Максвелл открылся Муди-Барти. Не просто же так они там вдвоем тусовались?

В Хогвартсе все продолжало идти своим чередом. Шли уроки, эльфы поддерживали порядок в замке, тренировались игроки в квиддич, Лавгуд продолжала меня преследовать, Гарри и Гермиона усердно готовились к новому испытанию, вертясь вокруг завывающего яйца как лисы вокруг кувшина с маслом. Я не собирался облегчать им задачу. Пусть работают своими мозгами. У них даже Драко есть. Хотя их общение с Малфоем сводилось пока к редким встречам, потому что Рон опять таскался за Гарри, отпугивая всех остальных, а особенно бурно он реагировал на слизеринского принца.

Приближался Святочный бал. Школу лихорадило, все носились в поисках партнера, каталогов с мантиями и прочей лабуды. Сколько заговоров, сколько рассорившихся парочек, сколько слез и истерик по поводу нарядов… А сколько приворотов я выловил из своей кружки — не сосчитать! А как интриговали третьекурсники, чтобы хоть одним глазочком посмотреть на бал? Это был цирк.

Я не волновался.

Я пригласил Гермиону. В конце концов, она моя девушка с тринадцати лет, с кем еще я мог пойти на этот чертов бал?

Крам оказался в пролете. Гермиона рассказывала, что он подсел к ней в библиотеке, но она отказала. Судя по его виду, он не особо расстроился. На следующий же день весь Хогвартс потряхивало от восторженного девичьего визга, что Крам идет на бал с Флер Делакур.

Гарри совершенно неожиданно пригласил Луну Лавгуд. Хотя было у меня сильное подозрение, что это она пригласила его. И я даже знал, зачем.

К концу ноября я, наконец, разобрался с милейшей Долорес. Характер у нее по-прежнему был не сахар, и манера общения все так же оставалась сиропно-сладкой. Но зато она значительно постройнела и больше не напоминала жабу. На похудевшем лице крупноватый рот выглядел своеобразной изюминкой, подчеркивая скулы. Особенно если она улыбалась, а улыбалась она постоянно. Мы с ней вроде неплохо поладили после того, как я с ней перетряхнул гардероб и научил краситься. Сколько нервов мне это стоило, кто бы знал. Но я надеялся, что все это окупится в будущем. По крайней мере, она перестала пытаться завуалированно оскорбить меня и разрешила обращаться к себе по имени. Я и так про себя звал ее милейшей Долорес, а теперь получил полное право называть ее так вслух. Ей даже понравилось, в отличие от меня. Какой смысл в тонкой иронии моего обращения, если собеседник не вполне понимает подтекст?

В качестве оплаты Долорес выправила мне родословную. Синдром Грин, конечно, доказывал чистокровность, но слова — это просто слова. Без подтвержденной родословной юридически я был маглорожденным со всеми вытекающими. А теперь у меня появилось генеалогическое древо с моими прямыми родичами, которых я только смог вспомнить. Кого не смог вспомнить по именам, записал по прозвищам. О ком не знал, спросил у предков. Ветвистое древо получилось и очень длинное, начинаясь аж в десятом веке до нашей эры. С Волха и предков Медведя.

Древо было не просто красивой бумажкой. Статус чистокровного давал мне дополнительные плюшки: определенные преимущества в правовой системе волшебников, возможность претендовать на брак с дочерями чистокровных волшебников без риска сменить род… Конечно, он накладывал и обязанности, но они были вполне мне по силам. Как Долорес сделала мне подлинник без соответствующих документов — загадка, но спасибо ей. Печати и подписи были в порядке, я проверял. Я даже утвердил девиз и начал писать заветы, которые местные именовали кодексом. На двух языках, чтоб потомки помнили, откуда пришли, если так случится, что им придется расти здесь.

Над девизом своим я думал долго. Сначала я хотел выбрать что-то, что отразит мои способности к исцелению, но наткнувшись на эту фразу, понял, что она про меня. Пусть она послужит своеобразным наставлением моим потомкам: «Ex animo — от души». Все, что нужно делать, нужно делать от души. Все, что мы отпускаем в мир, возвращается к нам троекратно.

Где-то в глубине души и я надеялся, что мои добрые поступки вернутся ко мне и помогут нам с Северусом выжить.

Святочный бал подкрался незаметно, как северный пушной зверек. Хорошо, что Гермиона избежала девчачьего помешательства на этом событии, заранее все спланировав.

Я встретил её у дверей Большого зала и встал, рассматривая во все глаза.

Выглядела она потрясающе. Нежно-голубое платье очень ей шло и подчеркивало цвет кожи. Волосы она собрала в гладкий пучок, открывая лицо. Глаза казались огромными. Для этого вечера я сплел ей ожерелье. Жемчуг и хрустальный бисер идеально смотрелись на смуглой коже, обнимая точеную шею. Эх, повезет кому-то… Господи, какая же шикарная девушка! Рефреном моему восхищению, в голове билась завистливая мысль: «Как же я завидую ей, что она может носить такую красоту!».

Я поцеловал ей руку и выпустил несколько прядей над ушами, которые легли красивыми локонами. Гермиона мило смутилась. Моя девушка прекрасна!

Пара из нас вышла экзотичная и привлекающая внимание. Мой наряд был глубокого синего цвета, очень удачно сочетающийся с платьем Гермионы. Ради этого вечера я зачесал свои кудри назад, убирая челку и открывая лицо, снял почти все свои цацки, оставив только обереги под рукавами и щит с ящерицей, который спрятал под одеждой. Из украшений оставались на виду только жемчужная брошь и сережки в ушах. Да, я проколол уши. И нет, я не носил штанги, только гвоздики. Крохотные жемчужинки сегодня защищали меня от приворотов и сглазов. Не буду рассказывать, что я навесил на ожерелье своей спутницы. Скажу только одно — оно идеально для выходов в свет.

Большой зал было не узнать. Стены зала серебрились инеем, с темного, усыпанного звездами потолка свисали гирлянды из омелы и плюща. Длинные обеденные столы исчезли, вместо них — сотня столиков, каждый человек на десять. На столиках уютно горели фонарики.

Флитвик попросил освободить центр зала для первого танца, размахивая палочкой. Когда все, наконец, успокоились, МакГонагалл махнула рукой. Музыканты заиграли, и в открывшуюся дверь вошли Чемпионы. Грянул вальс, причем не в типичных три шага, а в пять. Спасибо, Драко, что просветил нас. А то Гарри выглядел бы сейчас дураком. Два дополнительных шага после вращения незнакомых с такой заморочкой ребят здорово сбивали с толку. А так они с Луной смотрелись как настоящие сиды, и на контрасте, как мы с Гермионой. Только в нашей паре блондином был я.

Студенты стали присоединяться к танцу, и я галантно пригласил Гермиону. Девочка с удовольствием согласилась. Я думал, что мы будем бороться за то, кто поведет, но Гермиона послушно следовала за мной. Похоже, что в ком-то просыпается женственность и мягкость.

Мы зачарованно, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза. Такой момент я запомню надолго, хотя на месте Гермионы я бы хотел видеть совсем другого человека. Мой взгляд автоматически метнулся к Снейпу, который, как всегда, был верен себе. Разве что черная мантия была из более дорогого материала и праздничного кроя и украшена серебряными пуговицами и тонкими серебристыми узорами. Рядом с ним стояла Бербидж. В этот день она изменила своему стилю. Композиция больше напоминала двуслойное платье в пол с кроваво-красной атласной юбкой и накидкой из белых ирландских кружев, чем традиционное облачение. Ей очень шло.

Сердце привычно кольнуло. Я сглотнул горечь. Ничего, всё уже почти прошло. Переболело. Невозможно так долго сходить с ума по одному человеку, тем более в моем возрасте. Я почти переключился на Гермиону, может быть, у меня получится её полюбить?

Взгляд скользил по толпе и наткнулся на рыжую макушку. Рон Уизли пялился на нас с Гермионой, забыв про свою партнершу. Его злое лицо и сжатые кулаки вызвали во мне чувство глубокого удовлетворения. Да, Уизли, после меня Грейнджер даже не посмотрит в твою сторону. Обломись, рыжий. Она для тебя слишком хороша.

Мы закончили танец, и я повел разгоряченную Гермиону к столику.

Отливающие золотом тарелки, перед которыми лежали меню, все еще были пустые. Я решительно взял карточку с рождественской виньеткой и огляделся — официантов нет. Потом посмотрел на преподавательский стол. Ага, все понятно.

— Гермиона, чтобы получить еду, нужно просто огласить свой выбор.

Заказав утку с гарниром из овощей и напитки, мы предались греху чревоугодия, поглощая потрясающие блюда. Обычно эльфы Хогвартса готовили очень вкусно все, кроме овсянки. Но тут они превзошли сами себя.

— У нас тоже есть дворец, — услышал я голос Крама; он увлеченно рассказывал Флер о Дурмстранге. — Не такой болшой и комфортэбелный, как ваш, всего четыре этажа. И очаги мы топим только для колдовства. Но территория наша больше и красивей, правда, зимой день совсем короткий, а ночь длинная, мало времени любоваться. Зато летом мы долго летаем над озерам и горами…

— Эй, Виктор, — рассмеялся Каркаров, — смотри не скажи чего-нибудь лишнего, как бы твоя очаровательная собеседница не нашла к нам дорогу.

Я обернулся и взглянул на директора Дурмстранга. Вблизи сходство с Распутиным было отдаленным и держалось лишь за счет бородки и узкого лица. Каркаров смеялся, но глаза у него были холодные и пустые. Взгляд лениво скользил по залу, иногда задерживаясь на Снейпе. «Нервничает», — понял я по его непроницаемому лицу.

Он вызывал во мне сложные чувства. С одной стороны, мама Ро утверждала, что Каркаров не самый лучший человек, готовый ради выживания лгать, предавать и убивать, а с другой… Ребята из Дурмстранга его обожали и отзывались о нем, как о самом лучшем директоре. «Да, он ужесточил дисциплину, — говорил Дмитрий Болховский, — и сменил преподавательский состав. Но зато у нас больше нет такого произвола, когда одни ребята гнобят других. Крысятничать перестали — доносчикам ой как попадает, в первую очередь от самого директора. Новые преподы лучше занимаются, больше дают. Мы стали сплоченным коллективом». Информация насчет доносов меня смущала. Предатель, выдавший столько людей Министерству, не любит доносы?

С другой стороны, я не знал его предысторию, а ученики не распространялись на эту тему. И мужика с уголовным прошлым руководство страны не приняло бы на пост директора. Да и Барти под личиной Муди явно не торопился как-то вредить ему, и общались они вполне по-дружески… Мутный тип, и история у него была мутная. Но ребята его обожали, и это явно не было игрой. Для меня этого было достаточно, чтобы просить Максвелла снять с него метку и отпустить на все четыре стороны. Максвелл хотел возразить, но я напомнил ему о долге, и Темный лорд сдался.

— Гермиона, я отойду на секунду.

— Конечно, Вадим, — девушка подарила мне очаровательную улыбку.

Каркаров настороженно наблюдал за моим приближением и гневно вскрикнул, когда я споткнулся и, чтобы не упасть, схватился за его левое плечо.

— Извините, — пролепетал я, складывая бровки домиком и виновато заглядывая в светлые глаза мужчины. — Я нечаянно, Игорь… эээ… Не знаю вашего отчества…

— Аккуратнее, — на градус теплее буркнул мужчина.

Я зашел в туалет и перевел дух. Часы показывали ровно девять часов. Я знал — где-то в слизеринских подземельях Максвелл только что разрушил связь между меткой Каркарова и Волдеморта, а Каркаров после этого вечера увидит, что метка исчезла.

Из холла я наблюдал за тем, как Дамблдор встал и пригласил всех последовать его примеру. Взмахнул волшебной палочкой, столы отъехали к стенам, образовав пустое пространство. Еще один взмах, и вдоль правой стены выросла сцена — с барабанами, гитарами, лютней, виолончелью и волынкой. Надо же, тут есть местная «Мельница».

На сцену вышел ансамбль «Ведуньи», встреченный восторженными рукоплесканиями. У ведуний были длинные растрепанные волосы, черные мантии нарочито порваны и потерты. Ведуньи разобрали инструменты, фонарики на столах погасли, и участники состязания со своими дамами поднялись со своих мест. Я поспешил к Гермионе.

Оттанцевав еще пару танцев, наша пара распалась. Гермиону пригласил Виктор Крам, и я не стал лишать её удовольствия покрасоваться со звездой. Свободные девочки тут же расположились в стратегически важных местах поблизости от меня, но я взял бокал с соком и вышел в холл.

Парадные двери были распахнуты настежь, в розовом саду мерцали, порхая с куста на куст, крохотные феи. Я спустился по лестнице и очутился в гроте, полном цветущих розовых кустов. Между ними бежали извилистые дорожки, мощенные цветной плиткой. Над кустами высились каменные статуи. Где-то плескалась вода, должно быть, фонтан. Здесь и там на резных скамьях сидели ученики, отдыхая от танцев. Я пошел в глубь сада и скоро услышал знакомый бархатный голос.

— Не вижу, Игорь, никаких причин для беспокойства.

— Как ты можешь, Северус, закрывать глаза на происходящее? — с явной тревогой возразил Каркаров, понизив голос: вдруг кто подслушает. — Тучи сгущаются все последние месяцы, и меня, не стану скрывать, это очень тревожит…

— Тогда беги, — посоветовал Снейп. — Беги, я уж как-нибудь объясню твое бегство. Что до меня, я остаюсь в Хогвартсе.

Голоса слышались все ближе, и скоро из-за поворота появились их обладатели. Снейп с каким-то особым озлоблением раздвигал кусты волшебной палочкой, оттуда с испуганными возгласами то и дело выскакивали темные фигурки, а Снейп так и сыпал наказания. Мимо него прошмыгнула девочка.

— Минус десять очков Хафлпаффу, Фосетт, — проскрипел он. — Минус десять и Райвенкло, Стеббинс, — следом за девочкой из кустов выскочил мальчик.

— Здравствуйте, профессор Снейп, директор Каркаров, — вежливо поздоровался я.

— Здравствуйте, мистер Волхов, — ответил Снейп весьма неприветливо. — Почему бы вам не найти свою очаровательную спутницу?

Я насторожился. Блин, я же только что её оставил с Крамом. Если тот её обидел, ему не жить…

— Где она?

— Была у фонтана. Её друзья были весьма недовольны её танцем с Крамом, — усмехнулся Снейп.

— Уизли? — мрачно уточнил я и философски вздохнул в ответ на кивок. — Профессор, сколько там баллов улетит со Слизерина за драку?

— Пятьдесят. И мне бы очень не хотелось их терять, — любезно просветил меня Снейп.

— Хорошо, как скажете. Хотя на мой вкус, праздник без драки — не праздник.

Я сбросил с себя бархатный камзол и, перекинув его через плечо, пошел обратно в Большой зал. Стайка девочек проводила меня восхищенными вздохами. Я машинально развернул плечи и бросил на них взгляд. Да, я знаю, мне идут белоснежные рубашки с широкими рукавами и эти замечательные узкие брюки. Такой шикарной попы в прошлой жизни у меня не было… О, боги, о чем я думаю?!

Гермиона нашлась в глубине сада. Она сидела у фонтана, прекрасная и расстроенная. Пряди сильнее выбились из пучка, создавая восхитительную небрежность. Макияж потек. Видимо, Гермионе не хватило средств на магическую косметику. Увидев меня, девушка поспешно отвернулась. Я накинул камзол ей на плечи, протянул платок и подал бокал.

— Это сливочное пиво?

— Помилуйте, разве я бы предложил даме пиво? — оскорбился я. — Это чистый спирт!

Гермиона слабо улыбнулась, отворачивая лицо. За что я ее люблю, так это за то, что она не только понимает мои шутки, но и знает, откуда я их беру. Среди британцев это редкость.

— Рон? — с сочувствием спросил я.

Она только кивнула, продолжая отворачиваться. Я мягко взял ее подбородок и заставил посмотреть мне в глаза.

— Ты можешь меня ненавидеть, но я набью ему морду, — твердо сказал я.

— Да, набей, — неожиданно согласилась Гермиона. — Я долго терпела все его… выходки, но это уже чересчур.

— Что он сделал? — мягко спросил я, внимательно вглядываясь в покрасневшие глаза, где светилась неприкрытая обида.

Она глубоко вздохнула и, решившись, начала вываливать на меня свои претензии:

— Стоит начать с того, что он не поверил, что ты пригласил меня на бал. Сказал, что ты найдешь кого-то посимпатичней, ту же Дафну, вроде бы ты с ней гулял. Не представляю, откуда он такие слухи берет! — я криво улыбнулся, лихорадочно вспоминая были ли портреты в том классе, где мы целовались с Дафной или… Неужто директор?.. Да нет, быть того не может, бред. — Потом попытался пригласить меня, когда стало ясно, что ему не с кем идти. Снизошел до меня так, будто мне это должно польстить. Последний вариант, — она всхлипнула. — Потом не поверил в то, что я отказала Краму. А сегодня, когда мы танцевали с Виктором… Он так грубо говорил со мной… — она снова начала всхлипывать. — Кричал, что я предательница. Гарри пытался его успокоить, но это же Рон! Упертый баран!

— Я понял, но ты же знаешь, что он не прав и предатель здесь он, — я притянул ее к груди и обнял, гладя по голове. Позже, когда она успокоилась, я вытянул из ее руки скомканный платок и начал аккуратно стирать с лица потекший макияж.

— Красавица, да? — жалко улыбнулась Гермиона.

— Самая красивая, — серьезно сказал я. — Я должен извиниться, что оставил тебя. Прости, не думал, что так все сложится.

— Ничего, ты же не виноват, — Гермиона глубоко вздохнула и светло улыбнулась, окончательно приходя в себя.

Я встал и протянул руку Гермионе.

— Пошли, моя прекрасная креолка, буду вызывать твоего обидчика на дуэль, — пафосно провозгласил я.

— Забавный у тебя протеже, — внезапно раздался голос Каркарова из кустов.

— Волхов, повторяюсь, я не хочу, чтобы мой факультет терял баллы, — холодно сказал Снейп, отчего Гермиона вздрогнула и испуганно уставилась мне за спину.

— Профессор, какие баллы? Никаких нарушений, по крайней мере, никто о них не узнает, — я состроил вид оскорбленной невинности, мысленно препарируя Уизли, и потянул девушку в сторону входа.

Ответа Снейпа я не услышал. Но я чувствовал, как его взгляд буравит мне спину, отчего её жгло, как будто железом.

План был прост. В типично мужской манере я подошел к Уизли и произнес, очень вежливо улыбаясь:

— Пошли-ка выйдем, поговорить надо.

Рон скользнул взглядом по бледной, но очень решительной Гермионе и зашипел:

— Что, нажаловалась своему дружку?

— Заткнись, Рон, — неожиданно влез Гарри, выныривая откуда-то сбоку. — И пошли и вправду выйдем. Мне тоже надо сказать тебе пару слов, — выглядел Поттер решительно.

Похоже бить морду паршивцу мы будем вдвоем или по очереди. Один держит, другой бьет… Нехорошо, конечно, думать о расправе над четырнадцатилетним мальчиком, но это упоительное чувство, когда ты осознаешь, что можешь защитить кого-то… Я его обожаю.

Конечно, мы не стали лезть вдвоем на одного. Мы нашли пустой класс, где Поттер очень доходчиво объяснил свою позицию. Она была предельно простой: Гермиону трогать нельзя, потому что она друг и девочка. Я же молча заехал Уизли кулаком в ухо, отчего тот сразу упал.

— За что, объяснять не надо? — спросил я.

— Не надо, — буркнул Рон, отводя взгляд. — Прости меня, Гермиона.

Та молчала, пока мы говорили с Роном, и только сопела.

— Спасибо, мальчики, но я бы справилась и сама, — сказала Гермиона. Её натуру истинной феминистки и правозащитницы задевало то, что ее защищают мужчины.

— Мы же не спорим, — примиряюще поднял руки Гарри. — Но такие вещи должны решать мужчины.

— Мы просто бережем твои прекрасные ручки. Ты же не будешь бить его кулаком по лицу? Костяшки собьешь, больно будет, — добавил я.

— Ничего, ты меня вылечишь, — Гермиона была мрачной, но довольной.

— Я-то вылечу, но как настоящий медик я должен предупреждать болезнь, а не лечить последствия, — я в шутовской манере задрал нос и хитро улыбнулся, — Пойдем веселиться дальше, моя прекрасная креолка. А ты, Уизли, иди спать, не позорься. Ты и так натворил дел сегодня.

Рон покраснел и подавленно кивнул.

Мы вернулись в зал, где веселье только набирало обороты. Ведуньи играли что-то зажигательное на ирландские мотивы — ноги так и тянулись в пляс. Больше я от Гермионы в тот вечер не отходил. Мы вместе танцевали, веселились и общались с Гарри, который где-то успел потерять свою спутницу. Его, правда, это совершенно не расстраивало. Как и меня.

Во время очередного перерыва мы нашли Гарри в крайне озадаченном состоянии.

— Эй, в чем дело? — негромко поинтересовался я, подходя к нему.

— Седрик посоветовал мне искупаться вместе с яйцом. Почему-то именно в ванне старост, — ошарашенно ответил он, понизив голос и наклоняясь к нам с Гермионой ближе.

— Думаю, для этого и обычная ванная подойдет, — заметил я. — У старост нет ничего такого, что есть у всех. Разве что, чуть больше запахов у пены. Да, я там был еще на третьем курсе. Меня туда провел один из пациентов в качестве оплаты.

— Оплаты? — удивленно моргнула Гермиона.

— Лучше всего получалось делать массаж и варить косметику, — пожал я плечами и мечтательно зажмурился. — Я попросился на десять спа-процедур. Было клево.

— Но почему тогда Седрик так настаивал на помещении для старост? — недоуменно моргал Поттер.

— Там есть что-то особенное, Вадим? — повернулась Гермиона. — Чем отличается ванна старост?

Я сделал вид, что задумался.

— Ну… Там есть витраж с русалкой и бассейн. В остальных ванных такого нет. Гарри, попробуй сначала в общежитии яйцо искупать, а потом, если ничего не получится, иди к старостам. А то я тебя знаю. Попрешься туда ночью, в мантии-невидимке, наткнешься на кучу неприятностей и Снейпа…

Гарри рассмеялся, пообещал не лезть на рожон, и утащил Гермиону на очередной танец.

Пару раз Ведуньи играли явно что-то традиционное, потому что танцевали только чистокровные. Меня поразило больше всего то, что пары в этих танцах были и однополые, то есть мальчики с мальчиками и девочки с девочками. Это не смотрелось глупо или неуместно. Танцы изобиловали сложными фигурами и движениями. Участники одного из таких танцев постоянно перемещались, меняясь партнерами и создавая текучий красивый рисунок. Чем-то напоминало средневековые пляски, только динамичнее.

В общем, кроме случая с Роном, в остальном вечер прошел идеально. Когда Дамблдор объявил последний танец, я потянул Гермиону к выходу. Мы неспешно побрели в сторону башни Гриффиндора.

— Спасибо тебе за чудесный вечер, — лукаво постреливая на меня глазками, сказала покрасневшая Гермиона.

— Пожалуйста, обращайтесь, моя леди, — ответил я.

— Почему ты меня так называл? Моя прекрасная креолка? Я же не имею отношения к этой народности.

Гермиона остановилась в коридоре, ведущем к башне. Ей оставалось пройти только галерею с портретами.

— Потому что так называли маму Александра Пушкина, — честно признался я. — Она была дочерью эфиопского князя. И у нее был такой же чудный цвет кожи как у тебя.

— Правда? — нежно выдохнула мне прямо в губы Гермиона.

Она смотрела на меня очень внимательно. С ожиданием. Я взмок. Так, кажется, у меня назревает очередная моральная дилемма…

Гермиона что-то рассмотрела в моих глазах и качнулась навстречу. Ой-ой. Мой самоконтроль полетел к чертям. «Вот чертовка, наверняка этого и добивалась», — еще успела мелькнуть мысль в моей голове. А дальше я махнул рукой на все моральные заскоки и сполна насладился поцелуями.

Когда Гермиона скрылась за портретом Полной Дамы, я помахал ей на прощание и пошел к себе. В душе противно свербела совесть. «Я мальчик, мне четырнадцать», — повторял я про себя, но почему-то легче мне не становилось.

Сложно быть взрослым в детском теле. Для психологических ровесников ты слишком маленький, для физических слишком взрослый. Наверное, так и становятся монахами.

Я свернул в подземелья и пошел по длинному пути. Им очень редко пользовались, потому что там неподалеку располагался класс зельеварения, а натыкаться на злобного хозяина этих мест лишний раз никто не хотел. Все ходили по короткому: прямиком от лестниц до общежития. Мне же нужно было проветриться.

Я прошел мимо статуи со змеей и заметил какое-то движение в темном боковом коридоре. Заинтересовавшись, я тихо подошел поближе и остановился, будто налетев на невидимую стену. Сердце забилось, зашлось от горячей боли. Желудок ухнул куда-то вниз.

Неверный свет факела скользил по выразительному бледному профилю и черным волосам, которые струились по плечам, отбрасывая холодные блики. Мужчина чувственно кусал губы и запрокидывал голову, жмурясь от наслаждения, сдерживал шумные вздохи. Белая рука внизу властно сжимала светлые волосы, не жалея прическу, направляя, не позволяя сделать лишнее движение. Длинный алый подол платья разметался по полу, и стоящей на коленях женщине было плевать на то, что белые ирландские кружева покрылись пылью.

Я попятился, не в силах оторвать зачарованного взгляда от потрясающей в своей пошлости и красоте картины. В груди будто взорвалась сверхновая, обдавая болючей ревностью и жаром возбуждения. Внутри натянулась пружина, угрожая лопнуть и смести всё вокруг, но я держал её, держал магический выброс. Северус откровенно наслаждался, и я не мог разрушить это, а вместе с ним и хрупкое доверие между нами.

Моё дыхание вот-вот грозило сорваться на всхлипы, и пришлось зажать рот рукой. Они меня не заметили — были слишком заняты друг другом. Чуть не запутавшись в собственных ногах, я побрел в общежитие, пытаясь справиться с дурацким телом и чувствами. Прошло, переболело… Наивный дурак! Полчаса поцелуев с податливой, мягкой и весьма темпераментной девчонкой не шли ни в какое сравнение с одним только видом этого прекрасного в удовольствии лица.

Я взлетел наверх, бросил камзол на кровать и метнулся в уборную, проигнорировав шутку ребят насчет горячей гриффиндорской штучки. Закрывшись в кабинке, я плюхнулся на закрытый унитаз и, зажмурившись, расстегнул штаны.

Выразительный профиль… чувственно закушенная губа… Длинные ресницы бросают тени… И так хочется провести рукой по текучим мягким прядям и впиться губами туда, в укромное местечко между мочкой уха и жесткой линией челюсти, где бешено бьется жилка… Но нельзя.

Я медленно вытер себя куском бумажной салфетки, поправил одежду и, смахнув рукавом злые слезы, вышел к умывальникам. Вода остудила голову, скрыла покрасневшие глаза. Черт, с этим надо что-то делать и срочно, пока я всех тут не поубивал своими ревностью и гормонами.

Успокаивало только то, что на этот раз эмоции выплеснулись не в разрушительном магическом выбросе, а в простой дрочке. Привыкаю, наверное.

Проветрился, блин.

Глава 44. Встань и иди!

Организаторы второго испытания были явно умнее, чем в книге и фильме. Они установили магические экраны, которые должны были отображать происходящее в озере.

Меня беспокоил один момент. Магия Кубка обеспечивала выполнение условий испытания. А в песне русалок была такая интересная формулировка: если до истечения часа пленники не будут освобождены, то они останутся на дне озера. И мне было интересно, Дамблдор и остальные устроители в курсе, что они натворили? Это просчет, или Кубок реально не учтет это условие? А как же магический контракт с древним артефактом? Голова разболелась.

На всякий случай я известил Поттера о самом худшем варианте. Тот занервничал. Я предложил, чтобы Гарри оставался до последнего на дне озера, настаивая, чтобы освободили всех, или чтобы он сам освободил пленников, случись что непредвиденное.

Мудрить мы не стали, и Поттер совершал заплыв с жаброслями. Когда шло обсуждение, как именно спуститься на дно на целый час, Гермиона предложила использовать заклинание, которое может раздвинуть воды. Но, прикинув затрату сил, мы решили от него отказаться. Ходить по воде аки Иисус тоже показалось не лучшей идеей. Будем проще — сядем на пол. Жабросли нам в помощь.

Заказ в аптеку Косого переулка — и всего-то делов. Если бы из лаборатории Снейпа что-то пропало, он бы меня убил.

И вот испытание началось. Экран разделился на четыре части, каждая четверть была отведена для одного из чемпионов. Было довольно скучно наблюдать за плывущими ребятами. Но это продолжалось ровно до тех пор, пока они не спустились к лесу водорослей и не начали бороться с водяными чертями.

Гриндилоу пытались укусить Флер, прыскали во все стороны от Виктора, глазея на такое чудо-юдо. Седрик весьма быстро и уверенно разобрался с ними с помощью обжигающих чар, а Гарри тупо уплыл на своих ластах. Правильно, нечего ввязываться в ненужную перепалку, береги силы и время. А еще Гарри очень повезло встретить на своем пути Плаксу Миртл. Я подозреваю, что организаторы подговорили ее помочь первому, кто на нее наткнется. Уж больно уверенно она вела его за собой и гаденько хихикала, глядя прямо на зрителей. Видимо, призраки могут видеть заклинания.

В результате Гарри, как и в каноне, оказался в поселке русалок первым. Пленником Крама был какой-то незнакомый парень, наверное, друг. Гермионы не было на дне вообще, она стояла рядом со мной недалеко от палатки колдоведьмы. Так что в озере мирно и печально плавал Рон Уизли, вообще непонятно за какие заслуги оказавшийся на дне. Насколько я знал, после бала они так и не наладили отношения, но рыжий все продолжал таскаться за Поттером. У Седрика так и осталась Чжоу Чанг, а у Флер ее сестренка.

Крам уже забрал своего друга. Совершенно неожиданно, непонятно почему Флер Делакур вырвалась вперед и приплыла следом за ним и забрала свою пленницу. А вот Диггори забуксовал. Для меня был неожиданным такой поворот, а для зрителей наоборот. Флер успешно отразила нападение гриндилоу и вырвалась вперед. Седрик же заблудился и наткнулся на колонию каких-то странных существ. По виду они напоминали крупных морских коньков, но обладали острыми зубами и явно были плотоядными и голодными. По волнению устроителей и комментариям Бэгмена было понятно, что такие монстры в программе не участвовали. Но Диггори сумел отбиться и поплыл в нужную сторону.

Гарри все еще торчал в озере, поглядывая на наколдованный циферблат, что уже вызывало вопросы у зрителей. Никто не понимал, что он делает и почему все еще не вернулся. Гарри негромко переговаривался с русалками, поглядывая в сторону Чжоу. Вдруг после очередной реплики тритона он сунул руку в карман и достал вторую порцию жаброслей. Засунул ее в рот, что было не так-то просто благодаря перепонкам и самой окружающей среде, и, поморщившись, разжевал.

— Внимание, Чемпион Хогвартса Гарри Потер хочет продлить время на дне озера, — надрывался Людо Бэгмен, — Что же он задумал? Что происходит?

Тем временем Седрик явно уставал. Он сильно отклонился от правильного направления и потратил больше сил и магии, чем рассчитывал. Время у пленников истекало, а у Диггори заканчивались силы. И, в общем-то, понятен был ужас организаторов, когда он снова наткнулся на гриндилоу. В то время, когда он был занят тремя особями, нападавшими спереди, еще один подплыл сзади и цапнул острыми зубами за ногу. Седрик предсказуемо отвлекся, а гриндилоу обезумели от запаха крови. Стая налетела со всех сторон, вырвала из рук волшебную палочку и потащила его куда-то. Седрик задергался. В стороны от чемпиона пошла волна стихийной магии. Нечисть внезапно потеряла интерес к добыче и порскнула в стороны, но Седрика это не спасло.

От боли и, видимо, стихийного выброса он потерял концентрацию. Головной пузырь лопнул, и согревающие чары развеялись. Резко очутившись в ледяной воде без воздуха, Седрик широко распахнул глаза, вздрогнул, взмахнул руками в попытке что-то наколдовать и стал плавно опускаться на дно.

Зрители на трибунах охнули от ужаса. У стола судей, где были также организаторы, началась суета. В озеро прыгнули трое магов. Я закусил губу, понимая, что они не успеют. На экране было видно все. Последние серебристые пузырьки воздуха, вырвавшиеся из его рта и носа, неподвижность тела… Кто-то рыдал, кто-то кричал, тихая смерть парня никого не оставила равнодушным.

Отец Седрика уже прилично отбежал от берега, спешно накладывая какие-то заклинания. Видимо, искал место, где был его сын. Легкий шаг, который использовал мистер Диггори, тоже требовал нехилой концентрации и затраты сил, а он еще что-то умудряется кастовать. Сильный маг! Ну, или он в состоянии аффекта.

Седрик перестал дергаться, глаза остекленели, зрачки в них расширились. Эту картинку вывели на весь экран, скрыв Гарри. Мертвенно бледное спокойное лицо в обрамлении развевающихся в воде темных каштановых волос смотрело прямо на меня. Я бросил взгляд на часы. Пошел отсчет, маги доберутся до него быстро — три-четыре минуты максимум. Это значит, у меня остается полных пять минут на реанимацию. Бездна времени. К тому моменту, когда спасатели доставят его на берег, он будет уже минуты три как мертв. Мнимое утопление вида синкопе, гипотермия — шанс откачать его есть. Примерно девяносто шесть процентов.[12]

Я машинально подал Флер бодроперцовое и одеяло. Она кивнула и захлопотала вокруг сестры, старательно отворачивая ее от экрана. Мы стояли на помосте вместе с Гермионой и колдоведьмой. Перед моими глазами вставали воспоминания о тренировке в медицинском университете по оказанию первой помощи и порядке реанимационных мероприятий.

Рядом причитала Помфри, роняя слезы и обнимая стопку одеял.

— Они не успеют… не успели! Ох, как же бедный Амос… Седрик… такой хороший мальчик… Такой молодой!..

Я покосился на Помфри. У них что, и вправду все так плохо с реанимацией? Мне просто не верилось в это. Такой уровень медицины — и такое странное отношение к смерти.

— Гермиона! Быстро принеси мне Согревающую мазь, Бодроперцовое, Укрепляющий бальзам и зелье Vitae, — Гермиона остановившимся взглядом смотрела на экран и ни на что не реагировала. — Ну! Быстро!

Она вздрогнула, метнула на меня испуганный взгляд и побежала в палатку.

— Мадам Помфри! Хватит истерить! — женщина не обращала на меня внимание. Я без церемоний повернул ее к себе и залепил пощечину. — Соберитесь, его еще можно спасти.

— Что?!

— Можно спасти Седрика! — членораздельно повторил я. — У вас есть заклинание, запускающее сердце?

— Нет, только если Круцио…

— Отлично, им и воспользуемся, — я кивнул, уже прикидывая, как оно подействует на мозг и нервную систему в целом.

— Оно же непростительное, нас посадят…

— Рррр, какие же вы сложные! — зарычал я. — Сможете вызвать молнию?

— Метлу? — тупила мадам Помфри.

Тело Седрика Диггори уже подняли на поверхность, и Амос Диггори уже бежал к нам, прижимая сына к себе.

— Какую, в жопу, метлу?! Электричество, ток, удар молнии — хоть что-то?!

— Да, м-могу, но зачем? — я только закатил глаза, видя непонимание колдоведьмы.

— Как только я скажу, бейте прямо в грудь, понятно?

— Но… — заикнулась колдоведьма.

— Выполнять! — рявкнул я и растолкал толпу, прорвавшись к телу Седрика. — Отойдите! Все назад!

— Мальчик мой, ты тут уже ничем не поможешь… — начал проникновенным голосом вещать Дамблдор, но я не мог и не собирался его слушать.

— Заткнулись все и отошли! — скомандовал я и оттащил мистера Диггори в сторону.

Тот покорно отпустил сына, глядя на меня с мольбой. Я, бесцеремонно перевернув тело набок, разжал челюсти и аккуратно пальцами и телекинезом прочистил рот и нос парня. Воды было немного — верхние дыхательные пути. Скатав свою мантию, я подсунул получившийся валик Седрику под плечи.

Перевернул парня обратно на спину, зафиксировал голову. Вдох, вдуть в легкие воздух и три толчка на грудь, чтобы запустить сердце и дыхательный рефлекс. Толпа, затаившись, в ужасе смотрела как я делаю искусственное дыхание.

— Мертвого целовать… — прошептал кто-то с отвращением, но звуки отступали, уходили на второй план.

У Диггори была клиническая смерть — отсутствовали сердцебиение и пульс, зрачки не реагировали на свет. С точки зрения магов это было необратимо, но я знал, что вернуть его к жизни возможно.

Я уже делал такое. Истощенный мальчишка, колодец — все эти воспоминания тенью пронеслись в моей голове. Там, за гранью слуха, послышался тоскливый волчий вой. Астральный план приблизился, граница между мирами стала прозрачной.

Седрик был здесь, рядом с отцом, и растерянно рассматривал себя и меня. Тонкие нити, связывающие его с телом истончались, готовясь лопнуть одна за другой. Какую-то бесконечную секунду мы смотрели друг другу в глаза.

— Врешь — не уйдешь! — злобно отчеканил я и снова прижался к холодным губам, не давая связи с телом разорваться. По Изнанке полетел мой призыв, отчего Седрик задрожал, оглушенный и непонимающий. За его спиной соткался мой помощник.

Я давил на грудь, телекинезом делая практически прямой массаж сердца. Волк прыгнул на спину Седрика, толкнул всеми четырьмя лапами и исчез. Тот едва слышно охнул, нити довольно загудели, потянули…

Есть! Зрачки стали сужаться, Седрик едва уловимо сглотнул. Кожа у губ начала розоветь. Я продолжал делать искусственное дыхание, отслеживая все эти перемены. Молодец, мальчик, а теперь вставай у руля. Я знаю, ты можешь дышать сам.

Время шло, Диггори дышал все увереннее, уже пошла вторая минута, но он никак не приходил в себя. Ну, я теперь маг и могу гораздо больше. Мне не нужны теперь препараты, шприцы и дефибриллятор.

Я провел руками по всему телу парня, легкими толчками магии запуская эндокринную систему и заставляя надпочечники вбрасывать в тело лошадиную дозу гормонов. Адреналин в крови Диггори и так уже присутствовал из-за стычки с гриндилоу. А теперь шансов умереть у него просто не осталось.

Он моргнул. Потом еще раз. Вздохнул увереннее и обвел мутным взглядом пространство вокруг себя.

Реальность вернулась толчком. Меня оглушили звуки. Я только сейчас понял, что, сосредоточившись на пациенте, напрочь забыл про окружающих. Маги вокруг охали, переговаривались, и я не мог понять, какие эмоции они испытывают. Они перешептывались, глядя на нас.

Седрик внезапно задрожал, и дрожь становилась все сильнее. В глазах заплескалось осознание вперемешку с запоздалым испугом. Парень обхватил себя руками и посмотрел на отца.

— Папа, — неуверенно позвал он.

— Седрик… это действительно ты? — голос Амоса был надтреснутым.

— Что вы стоите все?! Дайте одеяло, — я рявкнул, расправляя мантию и накрывая Седрика, растирая плечи. — Гермиона, давай сюда бодроперцовое, — громко позвал я.

Мадам Помфри уже диагностировала состояние пациента с помощью чар.

— Он жив! Он, правда, жив! Мерлин мой! — охнула она.

— Не вставать! — я железной рукой уложил Диггори обратно на помост и влил в него зелье, из ушей парня пошел пар. Амос с такой силой вцепился в его руку, что оторвать его от сына сейчас было бы невозможно.

Седрика осторожно переложили на носилки и магией переместили в чемпионскую палатку, подальше от толпы.

Я посмотрел, как маги совещаются, поймал взгляды. Таращились на меня как на второго Мерлина. Я сглотнул и побыстрее задернул полог палатки. Мне еще пациента выхаживать. Еще два зелья и мазь — процедуры не ждут. И под наблюдение на сутки.

Кажется, я заполучил нехилые проблемы на пятую точку. Почему у меня такое ощущение, что я только что совершил подвиг Иисуса?

* * *

Возвращение Поттера с Роном и Чжоу на этом фоне прошло практически незамеченным. Судьи, да и все остальные, с трудом смогли сконцентрироваться на выставлении оценок. Первое место заняла Делакур, второе Крам и третье Поттер. Но потом поднялась королева русалок. Дамблдор слушал ее и мрачнел все больше.

— Господа и дамы, — объявил директор после совещания с организаторами и судьями, — Гарри Поттер первым прибыл в деревню русалок и настаивал на возвращении непременно всех пленников. Это свидетельствует о высоких моральных качествах. Мы решили, что он заслуживает высшей оценки. И таким образом, на первом месте оказывается Флер Делакур. На втором — Гарри Поттер и Виктор Крам. Седрик Диггори… — Дамблдор нервно кашлянул, поперхнулся, немного помолчал и закончил — …выбыл по причине смерти.

Гарри и Рон охнули. Чжоу в ужасе прижала руки ко рту, готовясь зарыдать.

— Смерти?! — Поттер затеребил Гермиону, которая пребывала в каком-то истерическом, неестественном оживлении.

— Все хорошо, с ним все хорошо… Он в палатке, с медиками, — она нервно засмеялась.

— Точно?! Почему тогда сказали, что он умер? — Чжоу крепко вцепилась в руку Гермионы и с надеждой заглядывала в лицо мадам Помфри.

— Видишь ли, милая, он просто… Он немного… Утонул, — Помфри растерянно развела руками. — Но сейчас с ним все в порядке. Слава всем богам, у нас есть истинный целитель! — внезапно с чувством сказала она. — Пойдемте быстрее в палатку — вам надо переодеться.

Колдомедик быстро собрала подопечных в кучу и погнала в шатер. Там уже были Крам, Делакур и их спасенные. На кровати лежал Седрик и что-то тихо рассказывал отцу взволнованным голосом. Волхов крутился рядом. Амос растирал грудь сына какой-то мазью, не замечая, что по его щекам текут слезы. Слезы облегчения. Он порывался то обнять сына, то тормошил целителя и выглядел не совсем вменяемым от счастья.

Чжоу тут же подскочила к Седрику и вцепилась в него с другой стороны.

— Вы, маги, совсем обалдели, — Вадим неслышно подкрался и протянул Гарри и Рону зелья. — Обычные магглы могли бы справиться лишь чуть хуже меня, и то, потому что гормоны вводили бы внутривенно. То есть искусственно. Магии был самый минимум — всего лишь подтолкнул сердце. Да он даже не синий был! Мнимое утопление, редчайший случай — Диггори просто повезло, что второй этап проводится в феврале. Будь чуть потеплее — и шансы на удачный исход снизились бы. Но я бы все равно его откачал. Правда, тяжелее и не так быстро…

Мадам Помфри всплеснула руками в удивлении.

— Неужели это правда?! Никогда не слышала ничего подобного.

— Да потому что эти мероприятия были разработаны в начале двадцатого века, — буркнул Вадим. — До этого все тонули одинаково, что маги, что магглы.

— Ты просто обязан научить меня этим вещам, — мадам Помфри выглядела весьма решительно.

Вадим только кивнул, раздавая зелья остальным.

— Гарри, — раздался вдруг громкий голос рыжего, — ты правда приплыл самым первым, но пришел последним к финишу?

— Да, — Поттер спокойно кивнул, натягивая на себя сухой свитер и снова закутываясь в одеяло.

— Но почему?! Ты мог бы быть на первом месте, — недоуменно продолжал Рон. — Ты что, правда поверил этой дурацкой песне? Дамблдор не стал бы нас там бросать.

Гарри на секунду оторвался от процесса переодевания и смерил Рона нечитаемым взглядом. Из-за того, что он больше не носил очки, глаза казались больше, а взгляд пронзительнее.

— Ты не прав, мы предполагали, что Кубок контролирует выполнение условий магического контракта. А песня с ключом четко ставит условия. Так что, когда я приплыл туда, это было первое, что я спросил у русалок. И они подтвердили, что пленники не вернутся, если за ними не придут.

В палатке повисла напряженная тишина. Диггори побледнел и судорожно вцепился в руку Чанг. Вадим тут же засуетился и сунул какую-то склянку ему под нос. Влюбленные выглядели так, словно вот-вот упадут в обморок. Все чемпионы напряглись. Сестренка Флер заревела, Флер растерянно обняла ее, тонкие ноздри француженки гневно раздувались. Крам сверкал глазами и вполголоса ругался по-болгарски, вцепившись руками в свои волосы. Его друг потерянно приобнял Виктора за плечи. Уизли хлопал глазами, на лице вместе с осознанием проступал ужас.

— Нет… Они не могли так поступить, — хрипло сказал он.

— Они просчитались, — с жестким рычащим акцентом сказал Крам. — Вряд ли они хотели погубить вас.

— Думаешь, это глупость? — подал голос второй дурмстранговец. — Выставили дурацкое условие и не подумали, как следует?

— А почему нет? — пожал плечами Волхов. — Я как медик заявляю, что у всех магов за редким исключением плохо с логикой. Особенность мышления, цена за магию. Это в магловском мире дважды два четыре, а в магическом это и пять, и восемь, и семнадцать. Попробуй обосновать логически, не зная теорию относительности и квантовую физику!

Все опять потрясенно замолкли.

— Чжоу, у тебя жук в волосах, — внезапно добавил Волхов.

— Ай, снимите его! — заверещала девушка, тряся головой и судорожно встряхивая руками.

— Да все уже, все, — покровительственно усмехнулся Вадим, снимая насекомое с головы девушки и выпуская его из палатки. — Пойдемте быстрее в замок — вам надо согреться и отдохнуть. А тебе, Диггори, в Больничное крыло. И никаких резких движений. Вдруг с сердцем плохо станет.

Гарри вышел из палатки и задумчиво проводил взглядом улетающего жука.

Жук… В феврале… Что там Вадим говорил про логику?..

Глава 45. Разбирательства и клятвы

Я почти пожалел, что откачал Седрика. Свидетели разнесли новость по всей стране и дальше, а Ежедневный пророк в тот же вечер выпустил срочный номер и добавил деталей. Почти весь номер был посвящен второму этапу Турнира с громкими заголовками «Скандальное упущение Министерства: почему Кубок огня убивает заложников?», «Встань и иди: вернулся ли Седрик Диггори из мертвых? И на самом ли деле это Седрик?», «Магглы воскрешают! — громкое заявление истинного целителя подтвердилось!», «Пикантные подробности Турнира», «Маги и логика — по разные полюса?».

Рита Скитер торжествовала и купалась в деньгах. Такой эксклюзив позволил ей нажиться на номере, который потом допечатывался аж четыре раза. Скандальные статьи с передернутыми фактами вознесли ее на пик популярности. Эти факты говорили сами за себя, она даже не слишком переврала их. Я легко отделался, ведь было ожидаемо, что она и по мне пройдется, но, как потом оказалось, эту статью в печать не пустили.

Не успели Седрика разместить в Больничном крыле, как тут же явились представители Министерства с главным колдомедиком Мунго.

Я как орел вился над ними, не подпуская к Седрику и давая парню прийти в себя. Только в самом начале мы с мадам Помфри подпустили к нему главного колдомедика и позволили наложить диагностические чары. Тот убедился, что Седрик жив, здоров и в своем уме. И выпал в осадок. Потом невыразимцы и авроры все-таки прорвались в Больничное крыло, не слушая мои вопли, и всучили парню несколько артефактов, внимательно отслеживая его реакцию. Видимо, она их удовлетворила, потому что они отвалили и вышли. Часть из штучек была узнаваема — на втором курсе я тоже держал их в руках.

Я раздражался, не понимал, почему у всех такая странная реакция. Ведь даже обычные люди способны откачать утопающего при определенной доле умения и везения.

Выслушав возмущенные претензии, маги все же снизошли до объяснений.

— Видите ли, мистер Волхов, — потер лоб целитель Бэрри, — в отличие от магглов, мы обладаем душой, мы не знаем, есть ли она у них, но у нас она есть, и это доказано. Иначе как бы появлялись призраки?

— И? — я нетерпеливо топал ногой, скрестив руки на груди, поглядывая на сотрудников Министерства и мистера Бэрри. — Как это мешает реанимации?

— В момент смерти душа отделяется от тела и ее невозможно вернуть, — тихо сказал мужик в серой мантии. — Считалось, что нельзя возвращать душу назад, иначе получится одушевленный инфери. Тело одно, а душа другая… неродная, так сказать. И без связи духа тело начинает разлагаться. Некоторые маги в средневековье проводили опыты… Темные ритуалы. Но у них не получалось ничего путного, они могли вернуть душу в исцеленное тело, но у них не получалось вернуть дух, и итог был закономерен. И они не всегда возвращали тех, кого хотели. Любая свободная душа могла занять бесхозное тело. А душа нужного человека уже успевала уйти.

— Но вы… Вы опровергли этот постулат и теперь мы не знаем, что делать, — признался целитель Бэрри. — То ли свою роль сыграло то, что вы истинный целитель, то ли это чистое везение — я не знаю, что это такое, — но вы вернули именно Седрика Диггори, а не какую-то нечисть или другую душу.

Я с трудом удержал лицо. Из этого короткого разговора я узнал про подселенцев больше, чем за все годы здесь. И нельзя сказать, что я не искал информацию и не интересовался этой темой. Блин, если бы я не прислушался к волку и вернул кого-то не того, не Седрика… Ой, ё!

— Я инициированный шаман, — взяв себя в руки, холодно отрезал я. — Любой шаман в состоянии отличить одну душу от другой. Насчет же духа… Я так понимаю, вы имеете в виду связь между душой и телом? — Мистер Бэрри кивнул, нетерпеливо глядя на меня. — Изнанка требует свою цену, и не все маги готовы ее платить. Тех, кто не платит, вы истребили еще в семнадцатом веке. Кажется, в те времена было популярно играть словами и пытаться вывернуть магические контракты в свою пользу? Но Изнанка мира не терпит словоблудия, ни одна из тех Сил, что выше нас, не потерпит такого.

— Мы правильно поняли? Вы имеете в виду некромантов? — пораженно вытаращились на меня присутствующие маги.

— Да, все верно, — я помолчал и продолжил. — В случае Седрика связь его души и тела была целой. Это видно таким, как я. Он только-только начал уходить. Он был рядом, я видел его. Мне даже не пришлось идти за ним. Чем быстрее человек умирает, тем больше времени остается на его возвращение. Это закон.

— Любопытно… Но отчего же вы сейчас не пускаете к нему нас, представителей Министерства?

— Потому что вы его замордуете, — неприязненно пробормотал я, — Как будто я вас не знаю.

— Что, простите? — непонимающе переспросил Бэрри. Маги за его спиной переглянулись.

— Я хочу сказать, что вы своими расспросами и допросами его доведете, он очень ослаб — такие вещи не проходят даром. А вы на него накинетесь как стая стервятников. Мальчишка только вернулся с того света, дайте ему успокоиться, в конце-то концов!

— А сам-то кто?! — не утерпел какой-то мужик в форме аврора. Я уставился на него в упор.

— В первую очередь я целитель, а потом все остальное, мистер… как-вас-там. Я категорически запрещаю вам подходить к мистеру Диггори как минимум до завтрашнего полудня. К вам это не относится, целитель Бэрри. Можете расспросить его, — я понизил голос так, что слышал меня только Бэрри, — уверен, он может многое рассказать про внетелесный опыт… если захочет.

Глаза колдомедика вспыхнули бешеным азартом.

— Мистер Волхов прав, оставим мистера Диггори до завтрашнего утра, он никуда не денется, не так ли? — он выразительно покосился на Помфри. Та поджала губы и пренебрежительно фыркнула.

Вообще, она явно наслаждалась происходящим. Ну да, ну да, кучка солидных взрослых магов мнется перед сопливым подростком. Как бы мне это не аукнулось.

— Мистер Волхов, — позвал меня мужчина в серой мантии, — Мы не подойдем к мистеру Диггори до завтра, но вам же не требуется отдых, не так ли?

Он спокойно смотрел на меня, и я в ответ так же спокойно кивнул. Вот и аукнулось. Сейчас будут пытать на предмет некромантии в моих действиях. Вот если бы устроители так параноили насчет безопасности на Турнире, Седрику не пришлось бы умирать.

Невыразимцы при поддержке авроров взяли меня под белы рученьки, завели в пустой класс и любезно усадили на стул. Я сел, рассматривая устроившихся вокруг магов. Сотрудники отдела тайн были одеты в серые мантии с капюшонами и выглядели очень загадочно. Авроры разбавляли серость яркими пятнами кроваво-красных мантий. Неудачный цвет для блюстителей порядка. Может, это хитрый трюк?

А вообще смотрелись они колоритно. Этакий тайный орден на выезде.

Они взяли меня в кружок, и со стороны мы смотрелись как сборище анонимных алкоголиков в фэнтезийном антураже. Ну знаете, как принято ходить на такие сборища: стулья кругом, во главе ведущий (это типа глава невыразимцев), а после собрания пончики и дрянной кофе. Было даже как-то неловко, что я не соответствую внешне. Обычная школьная форма, слизеринский галстук, почтальонка.

— Итак, мистер Волхов, я думаю, вы в курсе, что мы представляем Отдел тайн, а конкретнее — подразделение, которое занимается изучением жизни и смерти, — сказал ведущий… ой, то есть глава невыразимцев. — Авроров, думаю, представлять не будем.

От прочих довольно субтильных личностей в сером он отличался богатырским телосложением и массивной цепью на груди то ли из платины, то ли из белого золота. Больше он смахивал на шкафов в красном.

— Спасибо, теперь буду знать, — вежливо кивнул я, внутренне собираясь. Сейчас начнется. Хотя… скрывать-то мне нечего.

Двое авроров шагнули вперед и проверили меня какими-то заклятиями, от которых во рту возник сильный кислый привкус, а в ушах запищало. Я скривился и тряхнул головой.

— Что у вас в сумке? — спросил один из авроров.

— Учебники, волшебная палочка, еда, одежда, — монотонным голосом послушно начал перечислять я. — Набор юного химика, лески, нитки, проволока, бисер, камни…

— Достаточно! — быстро остановил меня аврор. — У вас сумка с чарами расширения пространства?

— Ага, — кивнул я, — все свое ношу с собой. Любил в детстве книги про Мэри Поппинс.

Несколько человек хохотнуло, видимо, магглорожденные или полукровки, кто в теме.

Сумку отобрали, поводили палочкой вокруг оберегов и попросили снять, в щит я вцепился мертвой хваткой, ссылаясь на синдром Грин, и его оставили. На этом авроры успокоились, и подключились невыразимцы. Они вручили мне последовательно шар из соли, потом пустынную розу из нее же, потом жезл из кости с апатитом, потом был нефритовый кинжал, которым меня очертили, потом порошок, который застрял в волосах и не хотел вытряхиваться. Потом я разозлился и поинтересовался, как долго мне это терпеть. Напоследок люди в сером воскурили какую-то хрень и щедро дохнули этим мне в лицо. Я чихнул. Ну и гадость. Никогда не любил благовония. Меня еще раз пристально осмотрели и на этом успокоились.

Невыразимцев явственно насторожило, что какие-то артефакты на меня реагировали. Песчаная роза светилась в моих руках, круг, замкнутый кинжалом, вспыхнул яркой зеленью и пропал. Я моментально оказался под прицелом аврорских палочек. Однако остальные предметы меня гордо проигнорировали, и это, похоже, авроров и серую братию немного успокоило и явно озадачило.

Наконец, они приступили к допросу.

— Признаться, нас очень заинтересовал способ, которым вы вернули мистера Диггори к жизни.

— Вернуть тело к жизни достаточно просто, — сразу же ответил я. — Клиническая смерть в данном случае длилась около пяти минут. Это называется искусственное дыхание, ему обучают в любом маггловском медицинском колледже, а также на курсах первой помощи.

— Мы все это знаем, не нужно говорить нам очевидные вещи, — перебил меня главнюк.

Я только поджал губы. Надо лучше формулировать вопрос.

— Тогда чего вы от меня хотите?

— Видите ли, мы должны убедиться, что вы не некромант, — честно сказал невыразимец. Неожиданно. Сразу признался.

— Я шаман, это абсолютно разные вещи.

— Как вы можете доказать это? — махнул рукой невыразимец на предметы. — Часть артефактов явно показывает вашу связь с миром мертвых, другая же молчит. И это настораживает, ведь направленность у них одна.

Я поперхнулся. Да-а, Вадим, докажи, что ты не верблюд.

— Каким это образом я должен это доказать, интересно?!

— Для начала нам бы хотелось услышать вашу клятву целителя, о которой все знают, но никто — никто! — не слышал ее формулировку.

— Хорошо, — я пожал плечами, — без проблем. Записывать будете? Она довольно длинная и на русском — я усмехнулся.

— Мы запомним, — высокомерно ответил невыразимец.

Серая братия дружно и замысловато взмахнула волшебными палочками, выписывая символ. «Чары понимания, о которых говорил Северус», — понял я.

Стараясь не смотреть на авроров, я закатал рукава, чтобы было видно предплечья, и приступил:

— Я осознаю важность обязанностей, возлагаемых на меня, и торжественно клянусь: все знания, силы и умения отдавать делу. Улучшать здоровье пациента, лечить и предупреждать заболевания.

Клянусь оказывать медицинскую помощь всем, кто в ней нуждается, независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, политике, а также убеждений, принадлежности к общественным объединениям и других обстоятельств.

Клянусь неизменно руководствоваться в своих действиях и помыслах принципами общечеловеческой морали, быть бескорыстным и отзывчивым к больным, признавать свои ошибки, достойно продолжать благородные традиции мировой медицины.

Клянусь, помогая страждущим, свято хранить вверяемые мне семейные тайны и не употреблять во зло оказанного доверия; соблюдать правила профессиональной этики, не скрывать правды от пациента, если это не повредит ему.

Клянусь постоянно совершенствовать свое профессиональное мастерство, беречь и развивать благородные традиции медицины. Собственным примером способствовать воспитанию физически и морально здорового поколения.

Клянусь в случае необходимости обращаться за помощью к коллегам, доброжелательно относиться к ним и самому никогда не отказывать им в помощи и совете, быть справедливым к коллегам. Хранить благодарность и уважение к своим учителям, быть требовательным и справедливым к своим ученикам, способствовать их профессиональному росту.

Клянусь, в какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всякого намеренного, неправедного и пагубного. Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла, а также самому никогда, ни добровольно, ни под принуждением, не лишу жизни действием или бездействием разумное существо, исключая самозащиту, в случае, если нет иного средства.

Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена, преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому.

Я говорил, а на моих руках проявлялись узоры, сложной золотистой вязью оплетающие мои предплечья, с каждым словом разгораясь все сильнее. Здесь были и символические змеи Асклепия, и мандала, и лотос, и аконит, и плющ, и невиданная птица, обнимающая руку крыльями. Серые дружно подскочили ко мне и внимательно рассматривали каждый рисунок, не прикасаясь, впрочем, ко мне и жестами прося повернуть руки.

Когда я закончил говорить клятву, еще некоторое время татуировка светилась, а потом словно впиталась в кожу. Люди отошли, и я опустил руки.

Да, в клятве я навертел. Когда у меня проявились способности к целительству и опытным путем выяснилось, что клятва российского врача действует здесь совсем иначе, чем в предыдущем мире, мне пришло в голову себя обезопасить. Я составил новую клятву, дополнив и уточнив те места, которые мне никогда не нравились. В ход пошло все, начиная с клятвы Гиппократа и заканчивая выученной еще в незапамятные времена у тетки клятвой украинского врача. Даже Алексей Петрович помогал мне, потому что, во-первых, знал русский язык, во-вторых, опыта жизненного у него больше, и в-третьих, он сразу увидел слабые места. Правда, он очень долго удивлялся и выпытывал у меня, зачем девятилетнему ребенку заниматься таким странным делом. Я отболтался тем, что так хочу. Вот уперся и все, хоть трава не расти. В девять лет простительно.

А на самом деле такая клятва гарантирует мне нейтралитет. При любом раскладе.

И похоже на то, что сейчас она спасла мне жизнь. Невыразимцы махнули рукой аврорам. Красные явно расслабились, снова расселись по местам, убрав палочки, и взгляд у всех них явно подобрел.

— Что-то еще? — Я поправил рукава и бесконечно вежливо уставился на невыразимцев, мысленно проклиная их на все лады.

— Да, — немного помедлив, продолжил главнюк. — Как вы объясните термин Изнанка, а также что подразумеваете под платой?

— Изнанка или Грань, или Астрал, или мир духов, если проще — все это суть одно: граница с Верхним миром, где обитают высшие сущности, преддверие мира мертвых, — я помедлил, собираясь с мыслями. — В восточных практиках это понятие отображается достаточно точно, например, у синтоистов. А плата требуется за любое действие в этом мире. Не зря же существует поговорка «за все нужно платить». Вы, маги, не должны тешить себя иллюзиями, что способны обмануть кого-либо из Высших. Сказка о Дарах Смерти иллюстрирует этот постулат. Правда, не так хорошо, как нужно было бы.

— Поясните подробнее, — попросил один из авроров, контролирующий прытко пишущее перо, которое порхало по пергаменту.

— Извольте. Вы не можете обмануть смерть или время, вы можете только оттянуть момент встречи с неизбежным. Например, хроноворот. За перемещение во времени и возможность менять события вы платите жизненной силой. Кажется, был какой-то эксперимент с волшебницей, которая переместилась то ли на триста лет назад, то ли на сорок, я не помню точно. Она не старела, когда была в прошлом, но сразу истлела в своем времени. В настоящем. Вам лучше знать. Этот пример ярко иллюстрирует, что даже если время отмотать назад, оно вас всё равно догонит.

Невыразимцы переглянулись.

— Пожалуй, мы поняли. А какая плата у вас? Чем вы заплатили за возврат Диггори?

— Само мое существование — уже плата. Я фактически существую на два мира, — главнюк только открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, но я перебил его. — Да, это плата. Это очень тяжело — оставаться здесь, ведь там намного лучше. Нужны определенные склонности, их нужно развивать с самого детства. Если ты идешь по Пути шамана, то должен пройти инициацию — умереть, чувствуя боль от того, как тебя разрывают на части. Переродиться. Быть шаманом — это образ мыслей и образ жизни. Вам не подойдет мой способ.

— Есть ли другой способ стать шаманом?

— Пожалуй… — я немного подумал, но решил, что эта информация им ничем не поможет. — Иногда, очень редко, после сильных переживаний и смерти, некоторые получают возможность стать шаманом, но они слабее, и их путь наполнен болью. И сразу выкиньте из головы мысли смоделировать такую ситуацию для кого-нибудь. Это не сработает. Их выбирает сама судьба. Но даже тогда у них должна быть склонность к этому, память крови.

— То есть, кто-то из предков должен быть шаманом?

— Да, или некромантом, но вы сами выбили их, так что… — я развел руками. — Они не проходят инициацию, не предстают перед высшими и за возможность ступать на Изнанку без одобрения платят здоровьем или личной жизнью. Им запрещено любить, потому что каждый объект этого чувства будет платить вместе с некромантом. Их дети и возлюбленные — каждый будет платить высокую цену за способности, за возможность заглянуть по ту сторону Изнанки. Разница между некромантом и шаманом в том, что некросы отказались платить, поэтому им сопутствует только смерть. Они не могут полноценно возвращать к жизни. Максимум, на что они способны, постоянно перекидывать душу из тела в тело, как только оно износится.

— Мы все это знаем, но мы хотели узнать другое — есть ли у потомков некросов возможность пройти по Пути шамана?

— Я не знаю, — после долгого раздумья признался я. — Может быть, препятствий я не вижу. Шаманизм — это личный выбор, а не родовой дар… Но это не значит, что их нет.

— Вы же сказали, что должен быть потенциал…

— Потенциал — это не родовой дар. У певца может родиться ребенок с громким голосом, но это не значит, что он тоже станет певцом. Этому тоже надо учиться, связки развивать…

— Хорошо, — внезапно сказал главнюк, хлопнув руками по коленям, и поднимаясь со стула. — На сегодня закончим, но нам придется продолжить наши встречи, — я только закатил глаза — ну, кто бы сомневался? — И вам придется поделиться воспоминаниями об инициации, Изнанке и воскрешении Диггори. Это не запрещено?

— Нет, запрета не существует, пробовать вам никто не мешает, но вы вряд ли сумеете что-то разобрать.

Главнюк явно не ожидал такого легкого согласия и немного растерялся, только на секунду, но эта заминка была.

— Сейчас? — как-то хищно спросил он.

— Да без проблем, можем даже одолжить у директора Дамблдора омут памяти.

Невыразимцы зашептались и дружно уставились на меня. Я вздохнул. И чего они такие странные? Неужели думают, что я буду упираться? Я сосредоточился и вытащил воспоминания.

— Куда?

— Вот сюда.

Мне быстро протянули трансфигурированную из чего-то бутыль, которую я стал быстро заполнять тягучими нитями. Люди в сером с каким-то болезненным любопытством наблюдали, как я пальцами цеплял воспоминание и опускал его в емкость.

— На сегодня все? — нетерпеливо спросил я, закончив. — Мне нужно присмотреть за Седриком.

— Ему что-то грозит? Он же воскрес?

— Но это не отменяет того, что у него могут возникнуть осложнения, например, с сердцем, — злобно огрызнулся я. — Если вы помните, оно не билось почти пять минут.

Я развернулся и вышел из класса, хлопнув дверью.

Вслед мне послышалось задумчивое:

— И впрямь странный…

Невыразимцы торчали в школе сутки. Они в команде с аврорами потрясли Кубок Огня, организаторов и директоров и даже залезли в озеро. Осмотрев Седрика и дотошно расспросив его о пережитом, в обед эти ребята отчалили, заключив, что я все же не некромант.

Воспоминания мне вернули с каменными лицами. Главнюк нехотя признался, что они не смогли ничего разобрать в той мешанине цветов и образов, что увидели в омуте. Самое прикольное, каждый увидел что-то свое, так что надежда расшифровать мои видения об Изнанке, все же оставалась. Хоть и была крайне зыбкой.

На ужине присутствовала вся школа и зарубежные гости. Все активно обсуждали случившееся с Диггори и косились в его сторону. Сам парень выглядел бледновато, но уже вполне оправился. В глазах у него поселилось какое-то философское спокойствие. Как будто после того, что он пережил, того, что увидел на той стороне, ему больше не было страшно.

Перед ужином Дамблдор сделал объявление:

— Уважаемые гости и ученики! Случай на втором испытании создал прецедент. По заключению нашего целителя мистер Диггори находился в состоянии клинической смерти три минуты. Этого хватило для того, чтобы Кубок огня посчитал расторгнутым магический контракт с Чемпионом Хогвартса. После обсуждения сложившейся ситуации как с судьями, так и с Чемпионом, ему был предоставлен выбор: продолжить борьбу, заново заключив магический контракт с артефактом, либо выбыть из соревнований. Им было принято решение оставить Турнир и продолжить учебу. Мистеру Диггори зачтут его участие в Турнире, и он будет освобожден от итоговых экзаменов с получением высших баллов по всем основным дисциплинам. Прошу всех отнестись к выбору Седрика с пониманием. Все мы помним, что с ним случилось и чем бы закончилась его схватка с гриндилоу, не будь у нас истинного целителя, — он строго обвел взглядом притихший зал, задержав на мне взгляд. — Таким образом, борьбу продолжают Чемпион Дурмстранга Виктор Крам, Чемпион Шармбатона Флер Делакур и Гарри Поттер, который, напоминаю, не является представителем Хогвартса. Всем спасибо, приятного аппетита.

Уже вечером я размышлял над тем, как все сложилось. Седрик должен был умереть, но история вывернулась так, что умер он раньше и не до конца. Почему? Мог ли выбор партнеров на бал повлиять на такой исход?

Ну, видимо, могло. Наверняка это не единственный фактор, но остальные ускользают от меня. Я не вижу картину целиком, не могу сложить мозаику. Мозги начинали кипеть, когда я думал об этом. Но, по крайней мере, канонная смерть Седрика на Турнире оказалась не окончательной. Слава всем богам. И слава всем богам, что он сам выбыл из Турнира и никаким пожирателем смерти убит не будет. Амос увозит его из Англии. И правильно делает.

Через пару дней все магические СМИ разродились статьями о шаманизме и некромантии, где меня называли первым шаманом Европы. Прочитав Ежедневный Пророк, я выдохнул. Так близко смерть от местных магов еще надо мной не пролетала. Слава яйцам, меня не сожгут в Адском пламени!

* * *

Северус задумчиво вертел в руках чашку с чаем, сидя в кресле напротив Дамблдора. Начальство вызвало его на ковер явно не просто чаю попить. Директор смотрел на него пристально и оценивающе, но сладостей не предлагал. Это внушало надежду на то, что неприятное задание или разговор в этот раз не состоится. Дамблдор имел свойство подслащивать плохие новости. Лимонные дольки… чтоб их.

— Мальчик мой, расскажи мне как дела у моего подопечного? Учеба?

Ежемесячный отчет директору о состоянии Волхова сильно напрягал Снейпа, но он понимал, что это неизбежно. Директор не может не контролировать жизнь Волхова. Такой актив требовал бережного отношения и пристального внимания. Присмотр за мальчишкой был одним из основных занятий Северуса. Требовалось постоянно отслеживать его состояние и при необходимости корректировать поведение. Если с первым Снейп справлялся прекрасно, то вот со вторым… Вряд ли на поведение Волхова вообще можно повлиять. Особенно учитывая недавние открытия. То, что он узнал, серьезно беспокоило зельевара. Выводы, которые он сделал изначально в отношении Вадима, пришлось серьезно пересмотреть. Многие странности в поведении Вадима по отношению к Снейпу стали объяснимы, в том числе и преданность. И Северус все еще не знал, как к этому относиться.

— А что Волхов? — зельевар отпил еще глоток. — У него все прекрасно. С тех пор, как по вашему распоряжению ему разрешено покидать Хогвартс, выбросов больше не было. Психическое состояние стабилизировалось, никаких истерик нет, как и обещал О’Фей. В остальном все по-прежнему: Грейнджер, амулеты, книги, общение с Малфоем и Поттером.

— Чудесно. Что насчет метки, Северус?

— Стабильно. После скачка, когда она проснулась и запульсировала, а потом снова заснула, больше ничего не поменялось. И это очень странно, будь Лорд жив, он нас уже призвал бы. А с конца июля никакой активности, метка полуживая, как будто он воскрес, а потом снова ушел в непонятное состояние. Насколько я знаю, у остальных так же.

— Ты же понимаешь, что рано или поздно он даст о себе знать, и тебе придется вернуться к нему?

Северус только мрачно кивнул и отставил чашку. Чай уже остыл и, учитывая затронутую тему, скоро директор предложит ему лимонную дольку. Снейп скривился, но снова взял себя в руки и приготовился слушать дальше.

— Ты уверен, что сможешь доказать свою преданность Тому?

— Конечно, вам не стоит сомневаться во мне.

Директор покивал.

— Ты же понимаешь, что участие Гарри в Турнире предполагает, что он дойдет до Кубка? У меня есть определенные догадки как будут дальше развиваться события.

— И вы ничего не сделаете? — неприятно поразился Северус.

— Нет, пока мы не готовы, догадки — всего лишь догадки. Пока я могу предсказать как будут развиваться события, я не буду предпринимать ничего. Но Гарри требуется защита, мы не можем рисковать жизнью мальчика.

— А моей, значит, можно? — уже понимая, куда клонит директор, мрачно спросил зельевар.

— Северус, ты же взрослый мужчина и преподаватель. Ты сильный маг. А Гарри всего лишь беспомощный ребенок. Тем более ты обязан защищать его.

— Не нужно мне об этом напоминать, — Снейп снова скривился, вспоминая о клятве.

— Я хочу, чтобы ты изучил кое-что, — с этими словами директор достал из ящика стола небольшую книгу в темной кожаной обложке с потертыми краями.

— Что это? — не спеша брать её, недовольно и настороженно спросил Снейп.

— Ты же понимаешь, Северус, для того, чтобы защитить Гарри Поттера, мы должны использовать все возможности. Это даже хорошо, что ты будешь представлять не ту сторону в конфликте. Но ты должен знать, что я могу потребовать от тебя исполнения того, что претит тебе, и, возможно, даже будет незаконно…

Снейп слушал директора и чувствовал, как по спине пробежал холодок. Медленно протянув руку, он осторожно, как ядовитую гадину, взял книгу.

— …Ты взрослый, битый жизнью мужчина, — разливался Дамблдор соловьем. — У тебя прекрасный самоконтроль. Дело для тебя важнее личного отношения. Я знаю, ты способен взглянуть непредвзято и сделать всё, что нужно, без трагизма, с должным подходом и определенной долей заботы…

«Ритуалы претемнейшие, жизнью питаемые» сообщал форзац. Автор не был указан. Северус повертел книгу, не спеша раскрывать и чувствуя, как шевелятся волосы на затылке. Он молча прикрыл глаза, собираясь с силами. В голове мелькнула постыдная мысль: «Только не снарри! Пожалуйста, Господи, если ты есть… Умоляю».

Он сглотнул и медленно поднял взгляд на директора.

А Дамблдор благожелательно улыбнулся и неумолимо продолжил:

— Северус, я хочу, чтобы ты внимательно изучил эти обряды и ритуалы и подумал, какой из них можно было бы использовать для защиты Гарри.

Северус не смог удержать книгу в руках. Та упала на пол и издевательски раскрылась на странице с брачным ритуалом. Возникло ощущение, будто он ухнул в бездну вместе с этой чертовой книгой. В ушах хохотал Волхов: «Это будет вынужденная мера. Дамблдор сочетает вас по жутко древнему и очень магическому обряду, который навеки свяжет вас и заставит воспылать друг к другу неутолимой страстью, наделив великой силой любви… Как вам сюжет для снарри?»

— Я вас понял, директор. Я могу идти? — стараясь говорить спокойно, спросил Снейп и поднял книгу с пола, захлопнул обложку.

— Нам нужно что-то придумать с Волховым, потому что по моим расчетам Волдеморт уже готов вернуться. Возможно, летом… — не очень уверенно проговорил Дамблдор. — Мальчик больше не может оставаться с тобой, Северус. Я хочу забрать его в штаб-квартиру Ордена.

Снейп только кивнул, не в силах пока говорить, и с тоской понимая, что Поттера в своем доме он не вынесет.

— Вы что, хотите повесить защиту Поттера на меня? Или хотите сразу сдать Избранного Лорду? — ядовито спросил Снейп.

— Ну что ты, — замахал руками Дамблдор. — Можно было бы убедить Тома в лояльности Избранного, будь мальчик похитрее. Но увы. Гарри не настолько изворотлив и хладнокровен, чтобы убедить Волдеморта в такой игре. Просто посмотри книгу, я хочу услышать твое мнение, там есть пометки, которые я оставил. Обрати на них внимание. Мне важно твое мнение, ты ведь специалист в области Темных искусств.

— Что вы скрываете, Альбус? Я чувствую, что вы недоговариваете.

— Что ты имеешь в виду, мой мальчик?

— Ах, бросьте! Сколько можно уходить от ответа?! — разозлился Северус. — Вы столько от меня требуете, но до сих пор так и не ответили, почему именно Поттер обязан сразиться с Лордом. Или… — Северуса осенило; перед глазами вновь мелькнул смеющийся Вадим с чашкой из-под кофе. — Мне нужно услышать пророчество! Полностью. И вы мне его дадите, иначе я лучше сдохну, чем буду помогать вам, — не хуже змеи прошипел Снейп. — Прямо сейчас. Я требую, Альбус!

Северус давно так не злился, его просто трясло от бешенства. Лицо исказилось в оскале, руки ходили ходуном, то хватаясь за палочку, то сжимаясь в кулаки. Дамблдор потрясенно смотрел на своего безотказного помощника, откинувшись в кресле.

— Северус, не забывайся!

Дамблдор приподнялся, разом превращаясь из добродушного волшебника в грозного мага, полного сдержанной мощи. В любое другое время и при других обстоятельствах Северус бы заткнулся, но сейчас в ушах звучал ехидный смех. Да что там! Волхов ржал, как конь, вещая: «Любовь между вами и Поттером, профессор, нужна для того, чтобы девочки рыдали над учебниками, читая о вашей великой любви, и сочиняли истории с горячими жаркими сценами». И Северуса понесло.

— Нет! Я столько лет слышу одно и то же! Что так нужно, так правильно и что мне не стоит забивать себе голову. Я по глупости дал вам рычаг давления на себя, но я устал от ваших игр. Я лучше отравлюсь, но больше вслепую за вами не пойду, Альбус! Довольно!!!

Бешенство захватило его полностью. В кабинете жалобно задрожали приборы. В черных глазах плескалось темное, душное безумие и злоба. И великий чародей дрогнул, отступая. На старом лице проступил шок.

— Северус… — потрясенно прошептал директор. — Успокойся. Я расскажу, раз тебе так важно знать это. Я покажу тебе пророчество. Опусти палочку.

Северус слегка успокоился и сунул палочку в кобуру, с досадой понимая, что не помнит, как наставил ее на директора. Тот поднялся, подошел к шкафу и вытащил омут памяти. Северус мрачно наблюдал за тем, как в молочно-белую жидкость ныряет порция воспоминаний. Дамблдор коснулся их палочкой. Над чашей появилась расплывчатая фигура Трелони, ноги которой оставались в омуте. Она медленно повернулась кругом и открыла рот.

Снейп слушал потусторонний металлический голос и чувствовал, как внутри все обрывается.

В кабинете повисла тишина. Дамблдор, не произнося ни слова, убрал чашу омута, закрыл шкаф, сел в кресло и так же молча указал Снейпу на его место.

— Значит, мальчишка должен умереть? — хрипло и обреченно спросил Снейп.

— Я все же надеюсь сохранить ему жизнь.

— А если не получится?

— Формулировка расплывчата, Северус. Не может жить спокойно, а не просто жить, это открывает широкие возможности для толкования.

— Это не отменяет того, что вы растите его как свинью на убой. Толкования… это слишком эфемерно, чтобы на них строить расчеты, Альбус. Не ожидал от вас такого цинизма, — злобно выплюнул Снейп.

— Что такое? Неужели ты к нему привязался, Северус? — иронично спросил старик. Улыбка у него была злая и грустная.

— Дело не в этом, Альбус. Он просто ребенок, — Снейп устало прикрыл глаза, силы кончились.

Он сосредоточился, вспоминая дословно то, что говорил ему Волхов: «И Темный Лорд не даст ему жить спокойно, пока не достанет до печенок, и разожжет этим желание прибить его на месте. Будет он охотиться за своим Избранным, позабыв про остальные важные дела, а потом убьется собственным заклятьем, так и не познав той неведомой даже самому Избранному силы. А все потому, что не стоит верить шарлатанам и забывать о технике безопасности». Да, именно так. У него всегда была отличная память.

Северус распахнул глаза. Волхов был точнее, делая предсказание. Он всегда говорил точнее. И слова про шарлатанов… Надо еще раз поговорить с ним.

— Мне нужно подумать, директор. Я вернусь позже. Обещаю ничего с собой не делать, — перебил он открывшего рот директора. — Мне просто нужно время, — тихо добавил он.

Директор внимательно наблюдал за ним.

— Все же я думаю, что ты лукавишь, Северус. Ты никогда не видел в детях беззащитных ангелочков. Этот мальчик для тебя особенный. Да даже если бы на месте Гарри был Вадим, ты бы не отреагировал настолько остро.

— Не путайте их. Не смейте сравнивать. Мое отношение к Волхову… оно иное. Волхов заслужил мое уважение. Вадим настоящий слизеринец и способен даже из своей смерти извлечь выгоду. Поттер же пока ничего из себя не представляет, он даже не дотягивает до уровня Джеймса, не говоря уж об уме и способностях Лили.

— Да, возможно, но именно это тебя и задевает, — продолжал копаться в душе Северуса Дамблдор. — Что мальчик не может сам себя защитить? Вадим иной, он самостоятельней. А вот Гарри…

— Зачем вы говорите мне это, Альбус? Мне казалось, что на сегодня мы закончили. Что вы хотите от меня?! — резко спросил Северус, скрещивая руки на груди. — Что мне его жаль? Возможно. Что я буду его защищать? Да, безусловно. Что мальчишка дорог мне как память о Лили? Нет, это не так. Более того, я его презираю: самовлюбленный, эгоистичный и безалаберный идиот. Но такой судьбы я бы никому не пожелал. Так чего вы еще хотите от меня?

Дамблдор только молча и печально покачал головой.

Не дождавшись ответа, Северус развернулся и стал медленно спускаться по винтовой лестнице. Больше всего сейчас он боялся, что директор его окликнет. С трудом держа маску на лице, он дошел до своих покоев, бросил книгу на стол, запечатал дверь и достал виски. Сегодня он напьется, и пусть всё катится к дьяволу.

— Ну, бред же! — жалобно стонал он в потолок через час. — Какой философский камень? Какое, на хрен, зелье мужской беременности?! Я не буду иметь детей от Поттера и жить с ним вечно! Даже за степень магистра алхимии не буду!!!

Глава 46. Понять и принять

Меня достали. Мадам Помфри требовала сделать её реаниматологом, даже притащила тренировочную куклу. Мадам категорически отказывалась понимать суть этой профессии. Я вяло отбрехивался и посылал ее в медицинский университет.

Ребята из фан-клуба преследовали меня по всем углам, глядя жалобными глазами. Лавгуд приклеилась, как тень. Журналисты просили интервью, колдомедики просили лекцию и мастер-класс, невыразимцы просили отчет по Изнанке и шаманской магии… Я чувствовал себя плюшевым мишкой, которого тянула в разные стороны куча детей. Не помогли даже выходные, на которые я вырвался из Хогвартса и провел всё свободное время в лихом кутеже и развеселых утехах. Короче, через неделю мои нервы сдали. Я не выдержал и сбежал на корабль к братьям-славянам.

Ребята приняли меня, как родного. Даже не стали расспрашивать о Седрике. Я ударил по ним тяжелой артиллерией — гитарой с песнями Цоя и пивом с сушеной рыбой. «Кукушка» пошла на ура, я даже не ожидал. Кстати, среди ребят были не только парни, но и девчонки. Мы пьяно смеялись и бренчали песни на гитаре, когда пришел директор Каркаров.

Он посмотрел на нашу развеселую компанию, задержал взгляд на мне и сунул нос в бутылку.

— Что пьем?

— Пиво, Игорь Владимирович! — бодро ответили ребята.

— Кто принес?

Ребята замолчали, переглядываясь.

— Ну? — нахмурился Каркаров. — Или всем хочется мыть палубу?

Парни молчали, как рыба об лед. У меня аж слезы навернулись на глаза. Молчат, не сдают!

— Я, — сказал я и протянул непочатую бутылку с рыбкой мужику. — Остальных не наказывайте. Они уже совершеннолетние и имеют право пить. Можете нажаловаться на меня директору, только дайте тут посидеть до отбоя? Меня уже достали.

Каркаров секунду сверлил меня ледяными глазами, а потом взял бутылку и буркнул:

— Я сообщу профессору Снейпу о вашем поведении. Вы не в том возрасте, чтобы пить алкоголь. И чтобы после девяти и духу вашего здесь не было, Вадим!

И хлопнул дверью. Надо же, он, в самом деле, отличный мужик!

В Хогвартс я вернулся через десять минут после отбоя и тихонько поплелся по пустынным коридорам, стараясь не попадаться на глаза портретам.

Уже в коридоре, ведущем к гостиной Слизерина, за моей спиной прозвучал голос, от которого сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

— Опять нарушаем, м? — вкрадчивый шепот раздался прямо над ухом.

От неожиданности я с совершенно девчачьим взвизгом шарахнулся в сторону, хватаясь за амулеты. Снейп издевательски ухмыльнулся, но комментировать не стал.

— Профессор, ну кто так подкрадывается?! Смерти моей хотите? — я в изнеможении прислонился к стене, пытаясь отдышаться. Сердце тяжело бухало в груди. А этот гад слизеринский только ухмылялся.

— Нервишки пошаливают?

Я вытаращился на Снейпа круглыми глазами. Сначала Луна, потом Каркаров со своими студентами, теперь еще и Снейп внезапно по-русски заговорил — количество русскоговорящих на квадратный метр в Хогвартсе все возрастало. Может, это передается каким-то магическим вирусом? Как свиной грипп…

— А с каких пор вы говорите по-русски? — осторожно поинтересовался я.

— С тех самых пор, как у меня в доме завелся маленький вредный домовой, — Снейп явно наслаждался моим изумлением, но потом сжалился, — Неужели вы думали, что я знаю только родной язык? — он насмешливо улыбнулся. — Нельзя останавливаться в своем развитии. Я постоянно совершенствуюсь. Идемте, Волхов, надо поговорить.

До меня, наконец, дошло. Я поплелся следом за профессором, размышляя.

— Вы учите русский?

— Вы демонстрируете чудеса дедукции, Волхов, — ехидство в голосе, казалось, можно было потрогать. Как, ну вот как он этого добивается?! Одна фраза — и я уже чувствую, что падать дальше уже некуда. Другая — и передо мной открываются новые горизонты.

— Зелье памяти? Вы слишком хорошо говорите для того, кто учит недавно.

— С чего вы взяли, что учу я недавно? — с интересом покосился на меня Снейп, обернувшись через плечо.

— Летом вы не могли этого делать, я бы заметил, значит, не раньше сентября, — начал рассуждать я. — И говорите вы чисто, почти без акцента — произношение поставлено, значит, вы занимаетесь с носителем языка во время действия зелья, — высказал я догадку.

— Хм, верно, — Снейп медленно кивнул. — Я беру уроки у вашего друга, Алекса Илаева.

— А вы… Надеюсь, вы нечасто используете это зелье? — я переживал.

— Естественно, за кого вы меня принимаете? Неужели мастер зельеварения не сможет рассчитать правильную дозу для себя любимого? — Снейп распахнул дверь класса и кивнул, чтобы я проходил.

В его покои мы не пошли, Снейп перекладывал пергаменты на столе, а я прислонился к первой парте перед ним.

— Кто ж вас знает? — почти неслышно прошептал я, вспоминая все, что читал про зелье Памяти.

Это поистине гениальное изобретение принадлежало греческому исследователю и алхимику Софоклу Афинскому, который в возрасте пятидесяти лет обнаружил у себя признаки старческой деменции. Возраст этот для мага был совсем небольшой, учитывая среднюю продолжительность жизни магов в сто двадцать — сто тридцать лет. Понятен его страх перед утратой разума. Софокл настолько испугался, что за пять лет сумел изобрести совершенно новое зелье, аналогов которому еще не было. Для конца восемнадцатого века это был прорыв. И раньше были зелья для улучшения памяти, но они только оттягивали неизбежный конец. Назвал Софокл его «здравый ум» (ένα υγιές μυαλό), в Англии название быстро перевели на более близкую латынь — зелье Sanitatem. Или зелье Памяти.

Sanitatem полностью останавливало процесс деградации мозга, а в дальнейшем было модифицировано и приспособлено для обучения. Зелье было дорогостоящим, сложным в приготовлении и имело несколько побочных эффектов при неправильном использовании. Понятно, почему его принимали только в крайних случаях, ну или тогда, когда требовалось выучить большой объем информации в короткие сроки. Потому что в идеале требовалось либо самому быть мастером зелий или колдомедиком, либо иметь средства для найма этих товарищей.

Для обучения стандартную дозу зелья можно было принимать не чаще двух раз в неделю курсом не более полугода. Либо чаще, но рискнуть правильно рассчитать дозировку, исходя из возраста, веса, роста, магической силы и прочих данных без вреда для собственного организма и психики мог только гений. Например, Снейп.

Sanitatem давал на время приема идеальную память и максимально ускорял создание синаптических связей в мозгу, останавливая процесс разрушения клеток мозга.

Побочные эффекты были неприятные — бессонница или кошмары, нагрузка на почки и печень. Безопасно его использовать можно было только раз в жизни, причем инструкция настоятельно рекомендовала обязательное присутствие колдомедика при первичном приеме зелья, впрочем, как и последующих. Короче, плюшка для богатых.

Я встряхнул головой, отгоняя мысли прочь. Неужели ради русского языка Снейп пошел на такой шаг, как принятие этого зелья? Он настолько напрягает? Я украдкой покосился на зельевара, но по его непроницаемому лицу ничего нельзя было понять. Даже если он принимает Sanitatem в лечебных целях, он мне этого не скажет. Видимо, русский язык шел бонусом. Понятно, что Снейп не признается, но после приема курса деменция декану уже не грозит в любом случае. А я за этим прослежу. Когда я лечил его на первом курсе, то не заметил никаких нарушений мозга. Вопрос на миллион: когда и где он успел себя так угробить и почему не сказал?

Декан сложил пергаменты на край стола и обернулся ко мне, встав напротив.

— Вадим, я хотел уточнить про то пророчество…

— Это которое?

— Про то, которое ты сделал мне в начале лета, — Снейп поморщился, но все-таки закончил. — Снарри.

Я вытаращил глаза.

— А что с ним?

— Директор дал мне недавно книгу с ритуалами и обрядами, — Снейп протянул мне книгу, лежащую до этого на столе.

Я покорно пролистнул книгу, открывая в тех местах, где были закладки. И что он хочет, чтобы я увидел?

— Вы удивительно точно попали пальцем в небо, и мне неважно, увидели вы что-то на самом деле или нет, — медленно сказал Снейп. — Но у меня есть все шансы, чтобы оказаться связанным с Поттером. Страница пятьдесят четыре.

Пятьдесят четвертая страница потрясла меня до глубины души. Ритуал братания… Сексуальный, темный, сука, ритуал братания! Какой извращенец это придумал?! Я тупо смотрел на разворот книги, отмечая, что результат этого темного варианта мужского брака вполне способен наделить Поттера «великими силами» и «защитой истинной». Для младшего в паре. Только для него. Особенно меня добила приписка от руки на полях… Рукой Дамблдора. И было там написано: «Я ни на чем не настаиваю, но ты же понимаешь, Северус, что это было бы идеальным вариантом?» Я сглотнул и медленно поднял взгляд на Снейпа.

— Я просто пошутил, профессор… Честное слово, я просто ляпнул, не подумав.

— Ну что ж, устами младенца… Пророчество, надеюсь, вы ляпали осознанно?

— Д-да… Суть передал верно, но не дословно, — я смотрел на книжку как на ядовитую змею, хотелось отбросить эту гадость подальше или сразу сжечь. — Профессор, надеюсь, вы ничего не обещали? Вы же не согласитесь на эту… хрень?!

— Ни. За. Что. — отчеканил Северус. — Даже за напророченную мне великую любовь и гениальное изобретение.

Он презрительно хмыкнул, глядя на книгу. А я почувствовал, как меня отпускает сковавшее напряжение. Я не знаю, что бы я сделал с Поттером, если бы Снейп согласился. Неважно почему. Я бы просто рехнулся от ревности. Несмотря на наличие любовницы и бог еще знает каких связей, я знал, что его сердце свободно. Чарити Бербидж не вызывала во мне и доли того ужаса, как мысль о том, что Снейп способен позариться на ученика. Это бы означало, что я бездарно потратил все время, что был рядом с ним.

В книге было написано, что ритуал сработает только на добровольных началах. Клятва, скрепленная намерением, кровью и деянием. Понятно, какое деяние, точнее процесс, имеется в виду.

Я громко захлопнул книгу и протянул ее Снейпу. Даже думать не хочу, какое у меня сейчас лицо.

— Профессор, извините за эту нервотрепку. Я правда ничего такого…

— Я хотел поговорить о пророчестве, — сказал он. Снейп небрежно бросил книгу на стол и скрестил руки. — Что вы имели в виду, когда предупреждали о шарлатанах?

— Ээээ… Я не помню… — Снейп вскинул бровь, а я вскинул руки в защитном жесте. — Что?! Не смотрите так, это когда было-то? Давайте возьмем омут памяти?

— «Будет он охотиться за своим Избранным, позабыв про остальные важные дела, а потом убьется собственным заклятьем, так и не познав той неведомой даже самому Избранному силы. А все потому, что не стоит верить шарлатанам и забывать о технике безопасности». Теперь припоминаете?

— Эээ… Ну, да… Трелони, это ее пророчество, ну, сами посудите — ерундистика же полная?

— Возможно. Так что вы имели в виду? В вашем исполнении это звучало откровенно бредово. Но я уже имел удовольствие убедиться, что, изреченный из ваших уст, исполняется даже самый лютый бред.

Я прошелся по классу. Профессор пристально следил за мной своими черными глазами. Я нервно передернул плечами. Под его взглядом совершенно невозможно было собраться с мыслями.

— Хорошо, — я нагло сел на парту и вздохнул. — Для начала возьмем пару, которая трижды бросала вызов. Какой имеется в виду вызов? Вызов на официальную дуэль? Вызов просто, при столкновении лицом к лицу с ним или его сторонниками? Идеологический вызов? Просто слова? Что конкретно?

Снейп задумался.

— Если смотреть на это, как вызова сторонников, то вырисовывается интересный момент… Этих пар могут быть десятки, потому что все со всеми воевали. Именно поэтому пророчества начинают действовать только тогда, когда в них верят, тем самым подгоняя события под изречение.

Я вскочил и стал ходить по классу, развивая мысль.

— Далее. Седьмой месяц: по какому календарю? От чего вести отсчет? Седьмой месяц беременности? Если так рассуждать, то ребенок мог быть недоношен, а не рожден в конце июля. А если говорить о календаре, так по нему вообще могу подходить даже я!

В ответ на недоуменный взгляд я пояснил, что древнерусский календарь вел свой отсчет с сентября[13]. Снейп глубоко задумался. Взгляд был отсутствующим.

— Будет он отмечен как равный… Тоже очень расплывчатая формулировка. Может, речь идет о темной метке, а не о шраме? Он же отмечал достойных, тех, кого считал равными. Поначалу, по крайней мере. Ведь так?

— Да… Хорошо, я вас понял.

— Поэтому я считаю пророчество Трелони шарлатанством. Возможно, это просто ее бред или выдумка. Сейчас уже абсолютно неважно, что там было. Сейчас слишком многие верят именно в этот вариант, — я пожал плечами, снова приземляясь на парту.

Снейп кивнул и спохватился.

— Стоп, вы сказали, что он убьется об Избранного? В оригинале изрекается, что ни один не сможет жить спокойно, пока жив другой.

— Да, убьется, — кивнул я. — Сам же наступит на грабли. Те же самые. Дважды.

— То есть Поттер выживет?

— Выживет… Если события пойдут по тому варианту, который я вижу сейчас. Будущее пластично, что-то меняется, что-то остается неизменным. Если бы вы согласились на ритуал братания, то вполне возможно допустить, что жили бы долго и счастливо и не умерли бы никогда, — я заухмылялся. Как бы мне хотелось увидеть его лицо в тот момент, когда он понял, что вляпался в снарри! Какое зрелище пролетело мимо меня. Обидно.

— Хватит! — резко и раздраженно рявкнул Снейп. — Это не повод для шуток. Оставьте ваш тон.

— Как скажете, профессор, — ехидно протянул я.

— Волхов, у вас, кажется, назначена встреча с пациентом на завтра? — Снейп многозначительно поднял бровь, резко меняя тему.

— Да, могу я задержаться после встречи? — я быстро сориентировался. У меня как раз были планы на выходные.

Снейп кивнул.

— Спасибо, профессор.

Черные глаза сузились, с подозрением рассматривая мою довольную моську.

— Я должен уточнить, куда вы направитесь? — спросил декан.

Я замотал головой. Снейп шагнул ко мне, не отпуская мой взгляд. Он взял мою руку и медленно потянул вверх рукав, обнажая запястье с браслетами.

— Я надеюсь, вы не снимаете мой особый подарок? — тихо спросил Снейп.

— А… — я задохнулся от его прикосновения. Пальцы декана обожгли мою кожу, жар пронесся по венам и сосредоточился внизу живота, наливаясь тяжестью.

Я выдернул руку и отвернулся, загнанно дыша. Снейп положил руку мне на плечо и развернул к себе. Мы очутились в дюйме друг от друга, совсем близко. Я чувствовал на себе его дыхание. Он внимательно осмотрел мое лицо, чуть отстранился и спросил:

— Что… — взгляд скользнул по моему телу, и Северус осекся.

Я зажмурился. Какой стыд!

— Я не пил подавитель, — жалко пискнул я и выбежал, спотыкаясь, из класса.

* * *

Событие, которое заставило его переосмыслить все известные факты, случилось после Святочного бала. После того, как Вадим застал их с Чарити в темном коридоре. Что дернуло Волхова пойти длинным путем, рискуя нарваться на недовольство декана, оставалось загадкой, но факт остается фактом. Вадим наткнулся на них в самый ответственный момент, когда ни у Северуса, ни у Чарити не было никаких сил оторваться друг от друга. И если Чарити так ничего и не поняла, то Северус воспринял магию Вадима очень остро, видимо, из-за того, что уже однажды искупался в ней. Он почувствовал, как магия неожиданного свидетеля забурлила, вскипела, готовясь смести обидчика. Вадим удержал её самыми кончиками пальцев, быстро сбежав, и Северус очень четко почувствовал направление готовящегося удара.

Обидчиком был не он, а Чарити.

Северус не запомнил, как дошел до своих покоев и подготовился ко сну. Действия были отлажены годами, они уже давно стали привычкой и проходили мимо сознания. Он повесил мантию в шкаф, переоделся в халат, сходил в душ, залез под одеяло и вытянулся на кровати, глядя в потолок. Память услужливо подкидывала кадры и фразы, углубляясь в прошлое все дальше и дальше. И осознание наплывало ослепительно кристальной истиной.

«Жадный взгляд прозрачных зеленых глаз, язык нервно облизнул розовые губы. Вадим смотрел так, что Северус почувствовал себя голым.

— Волхов, не могу не спросить, какой вы придерживались ориентации в той жизни?

— Знаете, чем дольше я тусуюсь в теле озабоченного подростка, тем меньше меня волнует, кто, как и каким образом… Мы оба взрослые люди…»

«— …Сэр, даже если вы мне не верите, знайте, я всегда буду на вашей стороне. Я… Вы… — глубокий вдох человека, решающегося на прыжок в неизвестность. — Вы мне дороги. Я уважаю ваш ум, вашу силу и вас как человека…»

«Расширенные зрачки, бьющаяся под пальцами сила, неумолимая, грозная сила. Хочется аппарировать подальше и забиться в какую-нибудь нору, но нельзя бросать подростка один на один с вышедшей из-под контроля магией. И вдруг поток, готовый убивать, подхватывает, обнимает, ласкается и наполняет таким блаженством и острым наслаждением, какое не способен дать ни один секс…

— …Он знает, что мы с ней любовники.

— Вот как, — директор задумчиво подергал себя за бороду. — Он не пытается сорвать свою злость на тебе? Он агрессивен?

— Нет, как ни странно, такого не было. Он никогда не позволял себе выказывать недовольство таким положением вещей…

— Подожди, ты хочешь сказать, он дался тебе в руки?

— Да, — немного растерялся Северус. — Это было нелегко, но я справился. Мальчишка сопротивлялся как волчонок.

Дамблдор задумался. Молчал он долго, периодически бросая на Снейпа странные взгляды…»

«— Нет, я… я просто… Просто не нужен…

— Волхов…

— Я знаю, — хриплый, надрывный шепот, в уголках опущенных глаз набухают слезы. — Это несерьезно, я переболею, забуду. Это всё гормоны, бессмысленная химическая реакция, простое влечение. Когда-нибудь это пройдет… всё пройдет…

Вадим утыкается лбом в живот, всхлипывая. Доверчиво льнет в поисках тепла и ласки. Северус перебирает светлые кудри, с горечью понимая — не пройдет».

«Ночь, в окна заглядывает полумесяц. В холодном свете луны усталое лицо тринадцатилетнего подростка кажется совсем взрослым. Он прижимается к его боку, а Северус неумело гладит его по голове.

— Простите, что снова разбудил, сэр, — в хриплом после крика голосе слышится искренняя вина. — Может быть, вы поставите заглушающие чары? Вы не обязаны слушать крики и каждый раз успокаивать меня после кошмаров…

— Волхов, заткнитесь! Хорошего же вы обо мне мнения, раз думаете, что я смогу спокойно спать, зная, что рядом страдает от кошмаров и недосыпа ребенок, который недавно потерял близких!

— Нет, сэр что вы! У меня и мыслей таких не было! Я просто хочу, чтобы вы высыпались.

Вадим говорит и неосознанно прижимается к боку сильнее, не желая отпускать…»

«Восхищенный взгляд одиннадцатилетнего мальчишки выбивает почву из-под ног. Прозрачные зеленые глаза буквально вспыхивают обожанием. Ребенку явно плохо, но он упрямо не хочет покидать класс, и Северус раздражается. Никто никогда на него так не смотрел, почему именно он?»

Северус закрывает глаза и погружается в память глубже, разворачивая тот самый урок, пытаясь вспомнить, и, наконец, понимает, что сказал тогда Вадим прежде, чем упасть в обморок:

— Потрясающий!

Тогда Северус расхохотался, закрывая лицо руками.

Каким же он был дураком! Как был слеп! Искал, вычислял, косился на любовницу, не желая делиться с ней и мечтая вытрясти душу за то, что посмела привязать Вадима к себе. А оказалось, что той сволочью, которая посмела привязать к себе, был он сам!

Волхов любит его. Уже несколько лет, начиная с первого курса. И это не хрупкое незрелое чувство. Это любовь тридцатилетнего человека, запертого в теле изнемогающего от наплыва гормонов подростка. Он заботился о Северусе три года, не ожидая взамен ничего хорошего. Терпел его любовницу, молча давился ревностью, не позволяя ни единого недовольного жеста, предупреждал об опасности. Отдал всего себя без остатка, зная, что Северус далеко не ангел, а первостатейная сволочь.

Когда-то Северус мечтал, чтобы его так любили: просто так, не за силу, достижения или деньги. Но по какой-то злой иронии судьбы эта любовь опоздала на пятнадцать лет, воплотившись в теле эфемерного мальчишки с невероятным жизненным опытом. Не тот возраст, не тот пол — все не то.

Северус не мог ответить так, как того хотелось Вадиму. Да, будь Вадим обычным подростком, Северус сыграл бы на его чувствах, привязал к себе крепче, но не переступил бы черту. Да, целитель был красив, но Северуса никогда не привлекали ни мужчины, ни юнцы в достаточной степени. После войны, выжив, Северус дал бы ему шанс забыть и жить своей жизнью. Несмотря на трудный характер, он умел ценить хорошее отношение к себе. А желчный нелюдимый зельевар, годящийся в отцы, совсем неподходящая партия для юноши, от которого обществу требовались дети. Но из прозрачных зеленых глаз ласково, бесконечно спокойно смотрел взрослый мужчина и широкой уверенной поступью шел следом за Северусом, явно готовый в любой момент выйти вперед и заслонить собой. Сам.

Сегодняшняя реакция Вадима была более чем красноречива. Подавитель! Как же… За дурака, что ли, его держит? Северус покачал головой, задумчиво улыбаясь.

От этого понимания где-то в глубине души плясал и звонко хохотал от счастья маленький эгоистичный ребенок, уставший от одиночества. Больше всего на свете желающий безусловной любви. Неважно от кого.

Северус вздохнул, усаживаясь в кресло и глядя на хлопнувшую за Вадимом дверь. Он вот уже второй месяц не знал, что с этим делать.

Глава 47. Шантаж, суицид и призраки

На вороньем крыле мне всегда снится ночь, Я проваливаюсь в дупло, в нору, короче, к чертям, И подземный твой мир всегда готов мне помочь, Только я не всегда к его готова дарам. Ведь на чёрных-пречерных холмах созрел виноград, И восстали в Колхиде полки драконьих зубов, Невозможно в себе хранить этот яд, Так открой же в ночи виноградную драконию кровь!

Мы с Ноттом сидели на подоконнике перед классом истории и ждали, когда начнется урок. И тут подошла она. Мое персональное проклятие. На лице Лавгуд сегодня отсутствовала слегка маньячная зловещая улыбка. Она была предельно серьезна. Нотт кивнул ей, с интересом ожидая моей реакции. Поганец забавлялся. По школе уже ходили слухи про меня и эту настырную барышню. Я только стиснул зубы, чтобы не нагрубить ей. Ничего хорошего от этой кавайной няши я не ждал.

— Тео, ты не оставишь нас? — спросила она Нотта, тепло улыбаясь ему, и перевела взгляд слишком светлых глаз на меня. — Нам нужно поговорить.

— О! Ты для нее уже Тео? — ехидно ухмыляясь и игнорируя слова Лавгуд, обратился я к Нотту.

Тот только фыркнул, спрыгивая с подоконника, и ленивой походкой двинулся к классу.

— Чего тебе? — я хмуро уставился на рейвенкловку.

— Поговорить. И, поверь мне, это в твоих интересах.

— Ага, как же! Когда ты от меня, наконец, отстанешь?!

Я злился. После вчерашнего фиаско со Снейпом мне было дико стыдно. Хорошо, что зелий у нас сегодня в расписании нет.

— Я видела тебя вчера в кабинете зельеварения. И не только тебя…

Я неверяще уставился в ее серебристые глаза.

— Что?.. — ненатуральным, слишком высоким голосом спросил я. Откашлявшись, я продолжил — Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь. У профессора будут проблемы, если я кому-то расскажу о… ваших особых отношениях. Я даже готова предоставить воспоминания.

Я напрягся. Она смотрела мне прямо в глаза и была настолько спокойна, что мне хотелось ее ударить.

— О каких отношениях? Ты о чем вообще? — я скрестил руки на груди и хмуро уставился на девчонку.

— Не надо лукавить, ты все прекрасно понял, — она слегка прищурилась, буравя меня своим странными глазами.

Я лихорадочно думал. Что она могла видеть? Во-первых, где, во-вторых, когда? Когда я слегка подшофе возвращался с корабля? Но я ее не видел… Или разговор с Северусом? Но дверь же была закрыта? Или нет? Нет! Не может быть, я четко помню, что закрывал за собой дверь. На замок. Потому что, когда уходил, мне пришлось тратить время на то, чтобы открыть ее. Ясно, ухожу в глухую несознанку.

— Ничего я не понимаю, Лавгуд. Избавь меня от своих фантазий, — презрительно процедил я. — А насчет воспоминаний… мало ли что тебе там привиделось.

— О, уверена, ты изменишь свое мнение, как только их просмотришь, — она мстительно мне улыбнулась.

— Интересно, что же ты такое могла увидеть? — я подпер подбородок рукой и уставился на нее с интересом зоолога, открывшего неизвестный доселе вид. — Тебя прям распирает, как я посмотрю.

— Убедись сам, а потом поговорим еще раз, — она достала из сумки флакон с воспоминаниями и сунула мне в руку. — Омут памяти, думаю, раздобудешь. И, кстати, не надейся, что это единственная копия. Обливиэйт тебе тоже не поможет. Я предусмотрительна.

Она развернулась и медленно пошла прочь по коридору.

* * *

Я сидел за обеденным столом и мрачно сверлил взглядом спину Лавгуд. Какая же сука! Нет, ну вот же тварь! Она каким-то мистическим образом подсмотрела наш со Снейпом вчерашний разговор. Сквозь дверь! Блять, ну как?! Артефакт, что ли?

А со стороны мы смотрелись колоритно. Если не знать, о чем речь, то выглядит очень двусмысленно. У декана точно будут проблемы, если она решит этим воспоминанием с кем-то поделиться.

И не оправдаешься. От такого не отмоешься вовек. Получается замкнутый круг: чтобы оправдаться, нужно поделиться своими воспоминаниями, а там речь идет о более серьезных вещах. Этого мы сделать не можем.

Я устало потер глаза. После вчерашнего разговора мне было плохо. Тоска, горечь, стыд и страх — я боялся смотреть Северусу в глаза. Я просто опозорился. Как больно. Я даже не знал, как он отреагировал, но оставаться там было мне не под силу. Я боялся того, что он мог разозлиться или хуже — посмеяться.

Сегодня с утра стало совсем паршиво. На завтраке я буквально физически ощущал его взгляд на себе. Хотелось залезть под стол, спрятаться, и чтобы про меня все забыли. Ну, или провалиться. После завтрака я, не глядя на преподавательский стол, выскользнул из зала, прикрываясь ребятами. Тео и Драко удивились, что я к ним присоединился, но, слава всем богам, против не были.

А потом еще эта сучка Лавгуд. Накалила, зараза, обстановку. Посмотрев на нас со стороны, казалось, что он меня домогается, будто целует и трогает, а я тащусь от этого, хоть и строю недотрогу. И такой странный угол зрения просто не оставлял простора воображению. Все было так очевидно в ее интерпретации. Пойди и докажи, что он просто близко стоял ко мне, просто смотрел и за руку держал!

Как назло, из-за этого артефактного зрения, было невозможно обойти нас в воспоминании и посмотреть со всех сторон. И она меня явно собиралась шантажировать! Самое отвратительное, мне придется поговорить с ней, узнать и сделать все, что ей нужно, чтобы защитить Северуса.

От Обливиэйта меня останавливало только ее предупреждение. Хрен его знает, как эта мелкая сучка подстраховалась. Тварюка! Гадина! Да чтоб у нее все зубы заболели! Я мстительно улыбнулся, видя, как дернулась узкая спина девчонки и как взлетели ее руки, хватаясь за щеки. Лавгуд обернулась и удивленно уставилась на меня.

Я отсалютовал ей кубком и мило улыбнулся. Что, не ожидала, тварь? Я вовсе не белый и пушистый, клятва не позволит мне убивать, но жизнь я тебе устрою веселую.

Она посмотрела на меня долгим нечитаемым взглядом и кивнула на выход. Ну, пошли поговорим. Меня переполняла злость.

Мы устроились в пустом классе на втором этаже. Луна достала палочку и запечатала дверь, с трудом шевеля губами. Она кривилась от боли, но терпела, с удивлением поглядывая на меня.

— Ну, говори, Луна, — я зловеще улыбался, глядя в бледное лицо девчонки.

— Слушай, я долго тебя уговаривала, но ты не оставил мне выбора. А то, что я вчера увидела — случайность.

— Да неужели? Ты совершенно случайно можешь видеть сквозь двери и совершенно случайно после отбоя проходила по нашим подземельям? — ядовито спросил я.

— Ну… Я и не скрываю, что у меня особое зрение. Я вижу окружающую магию, а двери для меня точно не помеха. Я не слышала, о чем вы разговаривали, но то, что я там увидела… У меня просто не осталось простора для воображения, уж извини. Я бы никогда не решилась воспользоваться таким методом, но ты сам не оставил мне выбора. Я второй год хожу за тобой хвостом, но ты даже не хочешь попробовать с нами общаться. Если ты не согласишься, то на факультете меня ждут серьезные проблемы…

— Поправочка! — я поднял палец, перебивая девчонку. — Если я не соглашусь возиться с кучкой сопливых детей, то проблемы будут у Снейпа. Я более чем уверен, что ты сдашь его. Отправишь эти воспоминания Попечителям? Или сразу в аврорат? Ты хоть в курсе, что это не просто пятно на репутации, это — Азкабан?! Отдашь невиновного человека в руки дементорам? И все из-за того, что я, видите ли, не согласился на занятия с фан-клубом?!

Я орал, брызгая слюной, и ненавидел ее так, как никого прежде. Я с трудом сдерживался, чтобы не ударить ее. Я с просто садистским удовольствием включал нервные окончания поочередно на всех её двадцати шести зубах. Она молчала, только плотно сжатые губы посинели, и лицо стало совсем белым.

— Я понимаю почему ты злишься. Но, может, мы могли бы договориться? Один час раз в пару недель, — кое-как невнятно выговорила она.

— Иди на хуй, Лавгуд, — четко сказал я. В глазах темнело. — Ничего между нами не было, никогда. Идиотка!

— Возможно, это не мое дело, правда… Поговорим позже? Я вижу, что ты не в себе…

— Я не в себе? Я не в себе?! Какого хрена ты за мной таскаешься уже больше года?! Ты совсем тупая?! У меня нет свободного времени, тем более на такую хрень, какую мне втюхиваешь ты! Я практикующий целитель, тупица! У меня пациенты, чертов турнир и колдомедики!

— Остановись, Вадим. Я бы не обратилась, если б у меня был другой выход. Я не собиралась никого ставить в известность об этом, но так ты точно меня выслушал. Мне жаль, что я тебя расстроила…

— Расстроила… — я истерично расхохотался. — Ты просто не представляешь, что ты наделала. У нас даже не будет шанса оправдаться, дойди дело до суда. Полоумная! Разговор был очень важный, я не могу вынести его на публику. А ты… Ты дебилка! У меня зла не хватает на такую суку как ты!

Лавгуд тихонько застонала, хватаясь за челюсть.

— Прекрати, — заскулила она.

— Нет! Ты этого заслуживаешь, — почти спокойно ответил я. — Учти, если когда-нибудь… где-нибудь они всплывут, эта боль будет с тобой всю жизнь. Поняла? — жестко спросил я.

Она подняла свои нереальные глаза, в которых плескалось чистое бешенство. Надо же, долго терпела. Я снизил болевые импульсы, давая ей высказаться.

— А ты ведь любишь его, правда? — она скривилась. То ли от боли, то ли от отвращения. — Так защищаешь… Ты совершенно теряешь контроль из-за него, нравится чувствовать себя тряпкой?

— Замолчи…

— Что я тебе сделала? Ну, кроме того, что доставала? Ты никогда не хотел поговорить со мной нормально, ты всегда сбегал. А стоило тебя чуть прижать — и такая реакция. Посмотри на себя: ты готов уничтожить девчонку на год младше. К тому же я не делала ничего такого, чего бы не делали слизеринцы.

— Замолчи! Шантажистка! Не делала она… Ты не путай понятия. То, что ты тринадцатилетняя девчонка, не отменяет того, что ты первосортнейшая дрянь! Ты готова убить невиновного, достигая своих интересов.

— Убить?.. Вот как. Хорошо же ты обо мне думаешь…

— А как мне еще о тебе думать?! Дрянь, сука! — выплюнул я и бессильно прислонился к парте. С последними словами злость выплеснулась окончательно. Накатило опустошение.

— Ты ему не нужен! — я дернулся от ее слов. — И не будешь нужен никогда, и ты это знаешь, потому и бесишься. Убери то, что со мной сделал, иначе я пойду к директору.

Лавгуд трясло, видимо, от ярости, но голос она не повышала.

Я вяло махнул рукой, убирая зубную боль. Девчонка, ничего не зная, ударила по самому больному месту. Зараза.

Она поправила свою форму дрожащими руками и посмотрела на меня.

— Если ты думаешь, что ты ему нужен сам по себе, то, скорее всего, ошибаешься, — гордо заявила она, задирая нос. — Снейп не такой человек…

В горле вставал ком. Становилось трудно дышать. Она просто мстит. Это не правда. Это не может быть правдой…

— Заткнись! Ты ничего о нем не знаешь, я с ним живу в одном доме…

— Мне все равно. Из нас двоих обманываешься ты, — и она повернулась и, выходя из кабинета, бросила через плечо. — Ему нужен не ты, а твоя магия. Только она. Подумай, он бросит тебя, как только в ней отпадет надобность. Ты ведь этого боишься, так?..

Дверь хлопнула, а я закрыл лицо ладонями. Из груди рвались рыдания.

Мир выцветал, казался тусклым и безжизненным, будто радости или чего-то светлого никогда больше не будет. Как будто дементоры снова подлетели к границам Хогвартса. Только вот теплые ладони Северуса не помогут. Пусть они и сунут мне в руки чашку горячего шоколада, дадут на перевод кипу статей, успокоят меня после кошмаров, но это все ложь. Фикция. Голый расчет человека, которому нужен истинный целитель и ясновидец, чтобы просто выжить.

Неужели это настолько очевидно, что даже паршивая третьекурсница видит всё, как на ладони? Я никогда не обольщался насчет Снейпа, я был готов просто быть рядом. Просто… была робкая надежда, что он увидит во мне человека, которого можно хотя бы уважать, дружить с ним.

Хватит, Вадим, прозрей, наконец. Ты для него всего лишь инструмент, средство для достижения цели. И все, что он тебе говорил, все, что он тебе сделал, он делал в первую очередь для себя. Чтобы тупо заслужить твое доверие.

— Ну как тебе реальность? — спросил я сам себя и сам же себе ответил: — Заебись…

Снейпу я все сказал, что мог. Ему больше ничего не нужно, я предупредил его обо всем, что знал. О смерти, о возвращении Волдеморта он уже в курсе. О просчитанных вероятностях он узнает из моего дневника. Даже в этом я ему больше не нужен — он знает русский. Гарри справится и сам. Он же Избранный. Ему помогут. А пациент уже получил от меня нужное средство. Ему нужно лишь ждать.

Я медленно шел в подземелья, прикидывая список незавершенных дел. Я был невероятно спокоен. Принятое решение придавало мне уверенности. Все было четким и ясным, как никогда.

Гостиная была пуста, все находились на уроках. Спальня тоже была пуста. Я выложил дневник на середину стола, написал записку и, пошарившись в сумке, нашел нож Энтони. Бросив почтальонку у кровати, я пошел в свою ванную. Пароль не снял, должно же у меня быть время?

Я медленно разделся, набрал теплой воды, сглотнул таблетки аспирина — чтоб наверняка — и опустился в ванную. Мне не было страшно, я знал, что ждет меня на той стороне.

* * *

Примерно через пятнадцать минут после звонка, когда Северус отчитывал очередного бездаря, в кабинет, распахивая дверь, вломился староста школы. Расхристанный, с безумными глазами и белым лицом. Он нашел взглядом Снейпа и заорал:

— Там… Волхов вскрылся! Скорее… Мы не можем взломать дверь…

Северус застыл на секунду, а потом рванул в общежитие, рявкнув на пятикурсников:

— Всем погасить огонь и выйти из класса. Немедленно. Урок закончен. Рассказывайте! — кивнул он Пьюси, летя по коридору.

— У меня было окно, сработали чары на моих вещах, дверь в личную ванную была запечатана, я позвал Барона, — кратко и по существу отрапортовал Пьюси. — Он сказал, что там Волхов без сознания в полной ванне крови.

Северус похолодел, сразу вспомнив медкарту мальчишки. Почему сейчас?.. Ладно, это позже, сейчас важнее спасти ему жизнь.

Он влетел в слизеринское общежитие и метнулся к коридору, где были личные ванные. Приложив руку к косяку, он распечатал дверь и застыл на пороге. Рядом сдавленно заскулил Пьюси, сползая по стенке вниз.

Полная ванна крови. Вадим лежал в ней, расслабленно опустив руки в неё и откинув голову на бортик. Лицо с заострившимися чертами было бледным, с каким-то сероватым оттенком. Полуоткрытые глаза невидяще смотрели куда-то в потолок, на синюшных губах играла спокойная полуулыбка. Он будто видел там что-то приятное, недоступное обычному взгляду.

Северус схватил воздух ртом и привалился к косяку. Негнущиеся пальцы с трудом выдали щелчок. С хлопком появился домовик и выпучил огромные желтые глазищи.

— Приведи сюда мадам Помфри, — прохрипел Северус.

Домовик кивнул и, бросив на тело короткий перепуганный взгляд, исчез.

— Я еще жив.

Приятный высокий мужской голос со знакомой манерой выговора заставил отмереть. Северус выхватил палочку и подскочил к ванной. Наплевав на мантию, он запустил руку в кровавую воду, вытягивая изрезанные запястья.

— Не доставайте полностью — попадет воздух, — подсказал голос.

Северус провел палочкой по длинным продольным ранам, нараспев повторяя заклинание. Порезы покорно затянулись. Северус откинул светлые кудри с высокого лба, пачкая их в крови, и прижался губами, проверяя. Кожа была покрыта холодным липким потом. На виске судорожно билась жилка.

Взгляд уловил движение, и Северус вскинул голову.

«Так вот, каким он был», — промелькнула неуместная мысль.

На бортике ванной сидел молодой мужчина по виду чуть младше Северуса в белой футболке с длинным рукавом и вполне обычных магловских джинсах. Он был вполне узнаваем, разница заключалась лишь в незначительных мелочах: другая форма губ, линия бровей и подбородка, волосы более светлые, прямые, заплетенные в длинную французскую косу без челки, темное пятнышко родинки на левой щеке. Эти мелочи скрадывали красоту, делая её не такой правильной. Прозрачные зеленые глаза были прежними и смотрели с всё тем же серьезным спокойным и немного грустным выражением, который один из пациентов метко обозвал бесконечностью. Он был непрозрачным и цветным, но держался на узком бортике так легко и непринужденно, не касаясь босыми ступнями пола, что сразу становилось ясно — дух.

— Спокойно, профессор! — вскинул он руки и обезоруживающе улыбнулся. — Я пока жив. Это астральная проекция.

— Вадим, — констатировал Северус и вскипел. — Какого хрена?!

— Да я сам в шоке! — признался Вадим. — Честно! Я не понимаю, с чего меня так переклинило. Только давайте позже разберемся, и вы на меня потом наорете, а? У меня тяжелая кровопотеря. В любой момент может начаться отек легких, и тогда мне точно трындец. Вытаскивайте меня из ванной.

Северус достал легкое тело из воды, наплевав на свой сюртук, и положил на пол. Волхов подсказал, где его одежда, и Снейп кое-как завернул тело подростка в мантию, скрывая наготу. Дух с интересом наблюдал за ним.

— Есть такое заклинание для транспортировки раненых. Лучше воспользуйтесь им. Руки и ноги вверх, голова ниже тела. Так кровь будет снабжать жизненно-важные органы.

Северус взмахнул палочкой. Волхов медленно поднялся в воздух, руки и ноги задрались. Мантия моментально сползла, оголяя ляжки. Северус машинально прикрыл пах подростка тканью.

— А я ничего так, — задумчиво хмыкнул Вадим, рассматривая свое тело. — Не зря отжимался по утрам. Помнится, в этом возрасте я был прыщавым сутулым задротом, а теперь прям картинка. На девчонку только слишком похож с этими кудряшками.

— Это всё, о чем вы можете думать в такой момент?! — злобным змеем зашипел Снейп. — Волхов, я был о вас лучшего мнения. Вы обещали, что личные отношения не повлияют на решения! Свою идиотскую страсть к суициду вам придется забыть раз и навсегда, зарубите себе на носу. Ты мне нужен, и я заставлю тебя держать обещания, хочешь ты этого или нет. Ты меня понял, Вадим?

Волхов расплылся в улыбке. «И прищур все тот же», — отметил Северус.

В коридоре раздался голос мадам Помфри. Вадим вскинул голову.

— Пожалуй, мне стоит поменять внешний вид, — пробормотал он и закрыл глаза, сосредотачиваясь.

Астральная проекция уменьшилась в росте, волосы укоротились, расплелись и завились, черты лица поплыли. Северус завороженно смотрел, как Вадим, словно метаморф, превращается из взрослого мужчины в знакомого подростка.

Вадим повел плечами, словно приноравливаясь к телу, и обернулся на Снейпа.

— Родинка осталась, — подсказал Северус.

Вадим послушно провел ладонью по щеке, окончательно превращаясь в копию своего бессознательного тела. В ванную влетела мадам Помфри, споткнувшись о Пьюси.

— Господи Боже! — всплеснула она руками, обозревая ванну, кровавые брызги, мокрые рукава Снейпа и парящего с запрокинутой головой бессознательного подростка; её лицо разом постарело. — Как же так? Зачем, Вадим?!

— Да не знаю я! — возопил Волхов, отчего мадам Помфри взвизгнула и обернулась. — Как только я вышел на Изнанку, то сразу понял весь идиотизм своего поведения. Я повернул обратно и поднял панику. Пьюси был ближе всех… Да напоите вы меня уже кроветворным, я сейчас загнусь тут!

— Погодите, — Снейп остановил мадам Помфри и, смерив дух нечитаемым взглядом, взмахом палочки набрал из бледного тела Волхова кровь в пробирку. — Вот теперь можно.

Мадам Помфри, косясь на Вадима дикими глазами, приподняла кудрявую голову и осторожно выпоила зелье, массируя горло и помогая сглотнуть. Дыхание подростка выровнялось. Вадим покачнулся, странно замерцав.

— Волхов? — насторожился Северус. — Что с вами?

— Нормально, — голос духа слабел, затихал. — Я просто просыпаюсь… Выясните, что мне подлили, и отнесите меня…

Проекция растаяла, а подросток глубоко вздохнул, приоткрыл на миг глаза и четко прошептал:

— … в больничное крыло…

И уснул.

Глава 48. Уловимые мстители

— …Староста слизеринский чуть дверь не высадил. Глаза безумные, как заорет! Снейп тут же вылетел. Чуть не забыл нас выгнать…

— …Волхов уже трупом был, Снейп его воскресил.

— Как воскресил?

— Темный маг! У них предрасположенность. У него с Волховым несколько совместных проектов было, вот целитель и научил…

— …Это всё из-за внимания. Седрик из школы сразу уехал, а Волхову деваться некуда. Его и авроры трясли, и невыразимцы, и колдомедики, и школота. А целители внимания не любят, у них что-то перемыкает. Вот Волхов и не выдержал…

— Это Лавгуд! Она за ним с сентября таскается, приклеилась, как тень. Волхов из-за неё из окна прыгнул, его профессор Муди спас.

— Да ну?!

— Своими глазами видел, как профессор его левитировал! А еще портреты говорят, что она последняя, с кем он в тот день говорил. Толстосум Джордж говорил, они минут десять в классе пробыли, потом Лавгуд злющая вылетела, а Волхов следом за ней вышел, бледный, заплаканный — и прямиком в подземелья!..

Среди чистокровных ребят ходили слухи, что было внеплановое собрание Ордена Золотой Розы, на котором обсуждалась ситуация с Волховым. Но конкретной информацией никто не владел, отчего слухи только росли и множились, раздуваясь до немыслимых размеров.

Ученики шептались по всем углам и остановить слухи не было никакой возможности. Все: школьники, преподаватели, призраки и портреты — были в ужасе.

Самоубийство в магическом мире было невероятным делом. Маги ценили свои жизни, а единичные случаи были настолько редки, что за последние две тысячи лет их можно было пересчитать по пальцам. Маги вообще не любили отнимать жизни своих собратьев, кроме как в бою. В любом другом случае их настигал магический откат. Светские законы дополняли законы Магии, поэтому преступников заключали в Азкабан, а максимальным наказанием был Поцелуй дементора, а не смертная казнь.

Гарри пересказывал Волхову слухи, стараясь заполнить тишину и нервно сжимая его прохладную руку. Рядом неловко переступал с ноги на ногу испуганный Рон, Драко покусывал губы и нервно сжимал кулаки. Гермионе было хуже всех — она зажимала себе рот ладонью, стараясь заглушить всхлипы.

— Он спит, — сказала мадам Помфри, подходя к Вадиму и проводя диагностическим артефактом вдоль его тела. — Кровь восполнилась, организм в норме. Не волнуйтесь, дайте ему поспать. А теперь идите.

И колдомедик легонько подтолкнула Рона и Драко в спины, выпроваживая из помещения. Гермиона встряхнула пышной гривой, последний раз взглянула на Вадима и потянула мальчиков к выходу.

В этот момент двери открылись и зашел директор, сопровождающий Луну Лавгуд. Та выглядела бледной и потерянной. Директор кивнул выходившим ребятам, отвечая на приветствие, и сдал Луну на попечение мадам Помфри, громко оповестив ее, что Лавгуд находилась под действием непростительного. Услышав эти слова, Гермиона застыла на пороге и резко обернулась, но Рон дернул ее, и дверь захлопнулась.

Мадам Помфри уложила Лавгуд, напоив ее зельем, и вернулась к Вадиму.

— Гарри, я думаю, тебе все же следует уйти, — мягко сказала она гриффиндорцу. — Вадиму нужен отдых.

— Его надо звать, а то он заблудится, — Гарри кусал губы, тревожно вглядываясь в лицо друга. — Он сам мне об этом говорил. Тогда… Когда это случалось прежде…

— Так ты знаешь? — мадам Помфри выглядела удрученной. — Это так печально. Вадим такой хороший мальчик и настолько не ценит свою жизнь. Зачем он так поступил?

Она покачала головой.

— Вадим говорил мне, что ему не страшно. Он знает, что его ждет там, — Гарри потер лоб, собираясь с мыслями. — И поэтому не боится. Однажды он сказал мне: «Закрывая глаза здесь, я просыпаюсь в другом месте». Тогда я не понял.

Гарри просидел с другом до самого ужина, рассказывая ему обо всем подряд. И ушел только после угроз мадам Помфри.

* * *

Передо мной была дорога. Типичный такой перекресток трех дорог посреди леса. Я покрутился на месте. Одна уводила куда-то в поле, другая — в глубину леса, третья заканчивалась мостом через реку, а за мостом виднелась знакомая деревня. За спиной клубился белый густой туман. Я уже свернул в сторону деревни, когда раздалось громкое карканье и мне на плечо, больно царапая когтями, опустился ворон.

— Кайракан, что ты делаешь? — спросил я.

Тот каркнул мне в лицо и отвесил крылом что-то, очень сильно напоминающее подзатыльник. Я взглянул в черные бусины его глаз и вспомнил.

— Ой-ёй… — простонал я, хватаясь за голову.

Ворон раскрыл клюв и насмешливо каркнул:

— Дур-р-рак! Повор-рачивай обр-ратно.

Я оглянулся туда, откуда пришел. Там клубился туман, сквозь который проступало очертание знакомого колодца-журавля. Я подошел к нему и наклонился. В воде отражалась моя ванная и мое же тело, теряющее жизнь с каждой секундой. Раздался вой, и в ногу ткнулось мохнатое тело.

— Привет, серый, — поздоровался я, потрепав волка по голове. Тот озадаченно рассматривал меня своими умными глазами.

— Подбросишь?

Волк понюхал колодец и вдруг рывком увеличился в размере, подставил бок. Я забрался ему на спину, стараясь не сильно дергать шерсть. Серый фыркнул, покрутился на месте и прыгнул в туман, перемахнув через колодец.

Под лапами заплескалась вода, на миг туман расступился, и я увидел, что мы переходим вброд реку. Волк выбрался на берег, встряхнулся. Я слетел с его спины.

И открыл глаза.

Мое тело все еще лежало в ванной, чуть колыхаясь в кровавой воде. Я растерянно посмотрел на свои руки и чертыхнулся. Я не вернулся в свое тело, вышел в астральную проекцию. И судя по всему, проекцией я останусь недолго.

— Кровавый барон! — отчаянно крикнул я. Призрак соткался спустя секунду, удивленно моргнув. Видимо, его впервые вызывали шаманы.

— Мальчишка, как ты посмел?! — но потом он присмотрелся ко мне и опустил взгляд. — О… Пожалуй, мне стоит сообщить директору, что умер ученик.

— Эй! Я пока живой, но директору все равно сообщите. И, кстати, позовите кого-нибудь на помощь. Срочно.

Барон кивнул и просочился сквозь стену. Я покрутился на месте, попытался залезть обратно в тело, но не получилось. Наверное, от того, что со стороны я смотрелся натуральным трупом — бледный, глаза остекленевшие, полная ванная крови. Обстановочка добавляла атмосферности, и смотрелся я со стороны трагическим персонажем готичного фильма какого-нибудь Гильермо дель Торо…

Я не сразу сообразил, что бледность моего лица плавно переходит в серость, а губы синеют все быстрее. Кровавый барон куда-то запропастился. Ну, у призраков вообще проблемы с приоритетами — ни души, ни мозгов нетути, только отпечаток личности, так что соображают они не очень хорошо — нечем. Он вполне может сейчас неспешно плыть по коридору в сторону директорского кабинета. «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих», — вздохнул я и просочился сквозь стену.

В гостиной никого не было, и я ринулся в спальни.

Многие на Слизерине ставили сигналки и охранные чары на свои вещи. Не то, чтобы у нас опасались воров, но по личной вещи можно многое сделать с ее хозяином, поэтому большинство наслаждалось паранойей. На моё счастье.

Я промчался по спальням, задевая все сигналки, которые только увидел. Парочка выстрелила в пространство какими-то заклинаниями и замигала. Я застыл у входа в спальни и сложил ручки, дожидаясь своего спасителя. Ага, первому спасителю — психологическая травма в подарок…

Первым примчался Пьюси через пару минут. В тот же момент появился Кровавый барон и объяснил ситуацию. Староста попытался взломать пароль, запирающий мою ванную, но не преуспел и убежал за помощью.

Вернулся он в сопровождении Северуса и, увидев меня, бухнулся в обморок. Какой впечатлительный он, оказывается. Снейп же быстро пришел в себя от потрясения и, вызвав колдомедика, оказал первую помощь. Честно говоря, я опасался его реакции на мое появление, но Снейп стойко выдержал удар. А еще мне показалось, что он как-то по-новому посмотрел на меня. Окончательно уверился в том, что я его не обманул с историей о перемещении? В проекции я выглядел взрослым.

В любом случае, этого я уже не узнал. Когда в мое тело влили кроветворное зелье, я почувствовал, как мое сознание начало туманиться, как обычно бывало перед пробуждением.

Я вернулся в свое тело, ощутил дикую слабость и боль в руках и погрузился в обычный сон, успев пообещать себе, что создам специально для Пьюси шикарную композицию из бисера. Пусть в старости хвалится потомкам…

Снилась мне какая-то ерунда. Я то ли от кого-то убегал, то ли что-то искал, продирался какими-то лабиринтами, терялся на перекрестках. Чей-то голос предупреждал меня, что я могу заблудиться. Я искал говорившего, но никак не мог найти. В какой-то момент я услышал знакомый бархатный голос с хрипотцой, усталый, но такой любимый. Я пошел на него и в какой-то момент понял, что сплю. Оглянувшись, я увидел, что нахожусь посреди бесконечного коридора со множеством дверей. Рванув ближайшую, я пожелал оказаться в реальности.

Первое, что я увидел, как кто-то возится на полу Больничного крыла. В темноте было не разобрать кто это. Я подлетел поближе и рассмотрел светлые волосы Лавгуд. Та отбилась от второй девицы и попыталась схватить палочку, но не срослось. Лавгуд застыла под прицелом. Девчонка подняла с пола какой-то кулон и начала двигаться к моей кровати. Ясно, в кулоне явно была какая-то хренотень, и Лавгуд меня от нее пыталась защитить. Я метнулся в покои мадам Помфри.

— Мадам Помфри! — заорал я. — Там нападение! Проснитесь! Меня сейчас убьют!

Колдомедик резко села на постели и, схватив свою палочку с прикроватной тумбочки, скатилась с кровати. Хорошая реакция. Еще даже не проснувшись, сразу тянется за оружием.

— Вадим? — удивленно заморгала мадам Помфри.

— Быстрее, там на нас напали. Там Лавгуд сейчас убьют, а потом и меня! — не дав ей вставить и слова, подгонял я ее.

Мадам вылетела за двери. А я, похоже, настолько испугался, что с визгом влетел обратно в свое тело.

Я сел на кровати и увидел отключившуюся Лавгуд и эффектное появление мадам Помфри, сразившую заклинанием вторую девчонку.

Колдомедик зажгла свет, отправила Патронуса директору и занялась мной и девочками. Я не узнал нападавшую, хотя лицо ее было знакомым. Она была с моего курса.

Примерно через десять минут появился директор и все деканы, кроме МакГонагалл. Пока директор пытался выяснить, что же здесь произошло, расспрашивая мадам Помфри, ко мне подошел Снейп.

— Волхов, ни дня без приключений? — саркастично спросил он. Лицо его было бледным, осунувшимся, а в глазах застыла тревога.

— Они меня сами находят.

— У вас с Поттером поразительная способность находить неприятности на ровном месте, Волхов. Как ваше самочувствие?

— Вы знаете, вот вы сейчас спросили, и я понял, что дико хочу спать, — признался я. — И пить. Слабость просто жуткая.

Снейп молча подал мне стакан воды с тумбочки и придержал его, когда я трясущимися руками пытался совладать с ним.

— Вы выяснили, кто это был? И что мне подлили?

— Почти, сейчас проясним отдельные моменты, — мрачно сказал Снейп и надвинулся на всхлипывающую девчонку.

— Мисс Боунс, удивительно видеть вас здесь. Вы ее обыскали? — резко спросил профессор.

— Да, это было в ее карманах, — мадам Помфри указала на столик, где горкой лежали какой-то артефакт, похожий на часы или компас, палочка, кулон на цепочке и почему-то лакричные леденцы.

Снейп наклонился над вещами и палочкой подцепил кулон.

— Интересно… Альбус, взгляните, — позвал Снейп директора. Последний был странно молчалив, глубоко погрузившись в собственные мысли. — Амфора Асклепия. Как она оказалась у девчонки? Амфоры выдают колдомедикам только под роспись для введения лечебных зелий буйным пациентам. А это, похоже, артефакт, открывающий почти любую дверь. Явно семейный, видите клеймо?

— Северус, было еще зелье, — сказала мадам Помфри и виновато потупилась. — Но я по рассеянности удалила осколки.

— Плохо, — процедил зельевар, скрипнув зубами. — Как мы теперь узнаем, что именно она пыталась влить в Амфору и напичкать Волхова?

Он опустил кулон в карман, на соседней кровати заворочалась Лавгуд, и от нее мы узнали очень много нового. Я смотрел на разворачивающуюся сцену и поражался.

За нападениями стоял некий Лиам Берк, семикурсник с Райвенкло. Именно он помог наивной дурочке Сьюзен Боунс, которая в свое время испугалась сурового тона и решила, что для того, чтобы стать моим пациентом, меня нужно непременно приворожить. Но Империо? С чего все взяли, что это именно Берк? Ну, допустим, Берк заимперил Луну. И в принципе, понятно, почему он выбрал ее. Она за мной таскалась, она странная и у нее нет друзей, так что еще немного чудачеств в ее поведении вопросов не вызвали. Но где доказательства? Аргумент «потому что он мог» — это несерьезно. Нет, возможно, я чего-то не знаю? К тому же, Берк признался, что он помогал Боунс опоить меня, но в авторстве Империуса — нет. Я возмущенно взвился над кроватью.

Слова Берка и его мотивация выбили меня из колеи. Нет, понятно, что Дамблдор подсовывал мне выгодных для него людей, но… Я никак не ожидал, что меня будут винить в смерти постороннего человека. Я не несу ответственности за чужие поступки. Я не виноват в том, что мой пациент пошел и убил отца Лиама. Я просто делаю то, что у меня получается лучше всего. Тот француз, кстати, совсем не показался мне отъявленным злодеем, и даже «гнили» в нем не было. И оплатил он мои услуги очень щедро, отдарившись несколькими редкими сортами магических цветов. Невилл, узнай он об этих цветочках, сделал бы что угодно, чтобы получить хотя бы один. Оставив себе и Северусу по экземпляру и презентовав один Спраут, остальные я продал и выручил за них очень хорошие деньги. И вот, оказывается, этот месье — убийца, а Берк — «неуловимый мститель», которому неважно, кому мстить. Хорошо, что моя попытка самоубийства его удовлетворила, и юный глава рода успокоился.

Лавгуд меня приятно поразила, бросилась защищать. Я даже не ожидал от нее такой самоотверженности, особенно учитывая наши отношения. И с деканом поговорила, а зная его, наверняка он докопался до той истории. И они, видимо, до чего-то договорились, так как он выглядит достаточно спокойным.

Короткий разговор с Луной успокоил меня окончательно, девчонка и впрямь поспешила к декану, как только отошла от империуса. Сказала, что не собиралась никому рассказывать, и не рассказала, даже будучи под заклятьем. И я склонен ей поверить, потому что, если б это было не так, Снейп уже вытряс бы из нее душу. А я бы помогал.

Мы лежали в Больничном крыле еще сутки. Я восстанавливался, а Лавгуд, по ходу, тут заперли для того, чтобы она не сболтнула лишнего. Я насмешливо смотрел за ее попытками выйти и комментировал их в стиле Снейпа. Когда она окончательно убедилась, что ничего у нее не выйдет, то, видимо, решила переключиться и снова завела свою пластинку про разговор.

— Ну, о’кей. Давай поговорим. Все равно делать больше нечего. О чем? Если ты про свой фанклуб, то я все уже тебе сказал.

Девчонка недоуменно нахмурилась.

— Давай все-таки разберемся. Ты мог бы выслушать меня…

— Я тебя выслушал еще в первый раз. Неужели у тебя появились новые аргументы? — я насмешливо посмотрел на нее.

— Думаю, что да. Мы могли бы договориться. Бартер, оплата или еще что-то.

— Мне это не нужно, — я тяжело вздохнул. — Повторяю еще раз, для тех, кто на бронепоезде — мне это не интересно. Никак. Вот вообще. Если они хотят заниматься, то пожалуйста, только меня не втягивайте. У меня своих дел по горло. А если ты за мой счет пытаешься решить какие-то свои личные проблемы, то тебе придется найти другой путь.

— Тебе так сложно приходить раз в пару недель или раз в месяц и показывать что-то из символической магии или порекомендовать литературу? Ты мог бы завязать там полезные знакомства.

— Книги я уже рекомендовал, а все остальное меня не интересует. Пойми уже, Лавгуд. Знакомства у меня уже есть. И кстати, этот разговор у нас не первый, и ничего нового ты мне не сказала.

— Ну, хорошо, — она опустила глаза.

Повисло неловкое молчание.

— Лавгуд… Спасибо тебе, что отбила меня у Боунс. Я даже не ожидал. Если тебе что-то понадобится, — я поймал ее заинтересованный взгляд и быстро добавил. — Кроме фанклуба. Что угодно, то обращайся. Помогу, чем смогу.

— Мне ничего не нужно, — бесцветным голосом произнесла она, задумавшись и опустив взгляд.

— Это пока тебе ничего не нужно, но в будущем…

Она покивала, потом дернула головой и сказала:

— Знаешь, я, конечно, буду иметь в виду, но скорее всего я не стану этого делать. Учитывая твою реакцию на нормальных ребят, которые стремятся узнать и попробовать что-то новое… Они тебе не конкуренты…

— Дело не в конкуренции, — перебил ее я. — Эти знания для них бесполезны, они просто-напросто не смогут повторить то, что могу я. Я не собираюсь брать в ученики толпу людей, которые не имеют ни грана способностей в этой сфере. Я же не прошу научить меня вызывать Патронуса, хотя хочу.

— Ясно, — Луна задумчиво и грустно смотрела в окно, потом перевела взгляд на меня. — Ты мог бы им это объяснить, и тебя никто не заставляет брать их в ученики… Даже элементарно поощрить тягу к знаниям…

— А самим догадаться не судьба?! — язвительно перебил я. — Они бьются над этими амулетами много месяцев, но вряд ли у них получилось что-то стоящее. Максимум слабенькие амулеты. Все данные для выводов у них есть. Они же рейвенкловцы, должны сами догадаться. Им положено доходить до всего своим умом. Ведь это сильная сторона вашего факультета, или я ошибаюсь? — я насмешливо рассматривал Лавгуд, явно смущенную такой отповедью.

— Я поняла тебя. Закроем тему. А ты правда считаешь, что Берк невиновен? — резко сменила она тему.

— Он виновен, он сам признался, но претензий к нему у меня нет, — я пожал плечами. — Он же все объяснил, покушений больше не будет, он получил удовлетворение.

— Ммм… Тебя не смущает, что твое спасение — это везение и счастливая случайность, ты же понимаешь?

— Случайности неслучайны, — многозначительно поднял я палец вверх с загадочным лицом.

Лавгуд подняла брови в удивлении и задумалась, словно пытаясь что-то вспомнить.

— Знаешь, что меня всегда удивляет? — спросила она. — Ты абсолютно не любишь людей. Они тебе безразличны в лучшем случае. Ты же целитель. Как ты можешь исцелять, не желая пациенту добра?

— Чего? — я удивленно уставился на девчонку. — Я же не мать Тереза! Лавгуд, я, вообще-то, целитель, именно поэтому я их и не люблю. И потом, с чего ты решила, что я общаюсь с ними так же, как с тобой? Ты не моя пациентка.

— Поясни, пожалуйста, что ты имеешь в виду? Как связаны целительство и нелюбовь к людям?

— Всем истинным целителям плевать на все, кроме своей семьи, своих интересов и интересных случаев. Это, как бы, всем известно.

— И?

Мы уставились друг на друга, явно не догоняя.

— Так, — медленно сказал я. — Либо я дурак, либо лыжи не едут. Ты реально не понимаешь?

— Нет, для меня это неочевидно. Скорее всего, я просто не интересовалась настолько глубоко этим вопросом. Расскажи мне, если не трудно. Я правда хочу понять.

Я откинулся на подушку и тяжело вздохнул, собираясь с мыслями.

— Если бы я любил людей, как ты говоришь, и исцелял из… — я повел руками в воздухе, — желания дать им добро, свет и любовь, то давно бы уже рехнулся. Люди все разные, Лавгуд. У каждого есть причины быть таким, какой он есть. У каждого моего пациента уже есть общество, которое его воспитывает. У каждого есть своя нянька, учитель и любовник. И не путай меня, пожалуйста, с ними. Я — целитель. Я указываю на причину плохого самочувствия, предлагаю решение и так исцеляю тело и разум. Я могу послужить примером, проявить участие, вежливость, понимание и залезть в чужую душу, чтобы поправить сломанное, но проявить к пациенту искреннее сочувствие или сострадание я не смогу. Для этого нужно пустить его в свою душу, проникнуться его проблемами и жизнью, а этого делать нельзя. Никогда. Мне дано несколько больше, чем простым колдомедикам, так что ко мне идут уже отчаявшиеся люди. Совсем, понимаешь? Но я не всемогущий бог. Бывает и такое, что ничем нельзя помочь.

— То есть ты просто закрылся. Тебе так проще, чем чувствовать себя виноватым. Ты абстрагировался и перестал видеть в них тех, кому можно сопереживать… и испытывать чувство вины, — подумав, заключила девчонка.

Я фыркнул на эти рассуждения. Нет, она серьезно не врубается.

— Я не абстрагировался и не чувствую себя виноватым. Я просто четко разделяю своих и чужих. Это моя черта характера, я просто такой, какой есть. Я не буду переживать, если какой-нибудь идиот умрет из-за того, что игнорировал мои рекомендации или обратился, когда обломок копья в спине начал мешать спокойному сну. Мне даже кошмары не снились после случая с Малфоем. Всем снились, а мне нет. Нет, я переживал… полчаса где-то. А потом постоял под душем и всё. Всё прошло.

Луна покрутила головой, рассматривая меня во все глаза.

— Я вот не пойму, то ли это высшая степень цинизма, то ли черствость, то ли так и должно быть, чтобы крышей не поехать… Ты меня поразил… отсутствием человечности, не знаю, как сказать правильно…

— Всегда пожалуйста, — я заулыбался. — Меня еще никто не называл циничной, черствой сволочью, но спасибо за комплимент. В таком случае ты странная.

— Это не комплимент, неужели ты правда не понимаешь? Когда я пришла в Хогвартс и впервые услышала о тебе, я подумала, что таких идеальных людей не существует. Все говорили о тебе только в превосходной степени. Какой ты добрый, харизматичный лидер, помогаешь всем. А на самом деле при близком общении ты производишь не лучшее впечатление, уж прости. Может, ты просто изменился? Хотя я тоже не подарок, но ты меня откровенно пугаешь.

— Увы и ах, идеальных людей и вправду не существует, — я уже в открытую ухмылялся. — Скажи, мне, Лавгуд, твой идеальный добрый человеколюбец смог бы честно сказать двенадцатилетнему мальчику, что его позвали слишком поздно и папа и мама навсегда останутся овощами, а пожилой женщине, что тратить деньги на лечение сына и невестки в больнице нет смысла и нужно искать пансионат и сиделок? Что бы он сказал этой пожилой леди после того, как пошел и вылечил зятя и родного племянника той, что сотворила такое?

— Я не могу тебя осуждать. Я не на твоем месте и не знаю, что ты чувствуешь, но то, что я слышала из рассказов о тебе и то, что вижу перед собой, приводит меня в замешательство. Ты, несомненно, уникален, но слишком жесток и циничен. Признайся, хотя бы сам себе, что ты неправильно повел себя со Сьюзен Боунс, — она помолчала, опустив голову и крепко вцепившись пальцами в одеяло. — Всегда нужно оставаться человеком.

Я со вздохом перевернулся на спину и посмотрел в потолок. Сьюзан Боунс. Маленькая дурочка, которую напугал суровый тон. У меня было оправдание своему поведению, но факт остается фактом — девочка была моей ошибкой. Как аукнется, так и откликнется. И отклик я получил вполне соразмерный. Работа клятвы, или это просто карма сыграла? Впрочем, какая разница? Я получил по заслугам и впредь подобной ошибки не повторю. А Сью… Ну, или она поумнеет, или нет.

— Ошибочно считать магов людьми. Пусть мы и выглядим как люди, но мы — не они. Волшебная кровь сидов сказывается на психике, порой очень сильно. Все маги в той или иной мере безумны, ты тоже, Лавгуд, не обольщайся. Глупо упрекать мага в отсутствии человечности, если он — не человек. Я же действую в рамках общечеловеческой морали, потому что меня держит клятва. Может быть, она мой щит — сохраняет мне разум, частицу… — я вздохнул, вспоминая то простое время, когда меня звали Валентина и самой большой моей проблемой была интернатура, — как раз-таки той человечности, о которой ты говоришь?..

Луна задумчиво прищурила глаза, глядя на меня. Открыла рот, закрыла и сказала:

— Ладно, я не все поняла, но я над этим поразмыслю, — Лавгуд задумчиво посмотрела в окно, потерла лоб и резко сменила тему. — Ты сказал, что я странная, что ты имел в виду?

— А то, что при первом знакомстве ты меня начала лапать! Нет, не спорю я красивый мальчик, — я кокетливо хлопнул ресницами и надул губы бантиком. — Но не на первом же свидании?!

Лавгуд опешила и вытаращила глаза. Зли-ится. Хех.

— Хм, я уже упоминала, что вижу магию, так вот — ты очень красивый — но только в магическом спектре… — внезапно успокоившись, безмятежно поведала она.

— Что значит, только в магическом спектре? — я даже оскорбился. — Хочешь сказать, у меня некрасивое лицо?

— Нет, с точки зрения классической красоты ты привлекателен, но не в моем вкусе, прости, — она мило улыбнулась и продолжила. — А в магзрении ты как скопление звезд. Очень красиво, а если смотреть издали, то ты похож на солнышко.

— И-и? Поэтому тебе так хотелось до меня дотронуться? Законный повод облапать?

— Нет, — она опять смутилась. — Просто не удержалась, так красиво. Обычно у магов не такие яркие цвета, а узлов так много я еще ни у кого не видела.

Я обескураженно хлопал глазами. Ни фига себе, няшка, кавай на кавае сидит и каваем погоняет. Я потянулся через проход, заглянул под ее кровать и в тумбочку. Лавгуд с удивлением наблюдала за мной своими огромными ртутными глазами.

— Что ты ищешь?

— Твой топор или меч, или что там у тебя? — я выпрямился, опираясь на кровать Лавгуд и случайно дотронулся до ее руки. Девчонка даже не дернулась, продолжая наблюдать за мной с каким-то исследовательским интересом. Какая-то странная реакция, ну-ка, ну-ка… Я взял ее за руку. И прислушался.

— Слушай, Лавгуд, а ты за собой не замечала… В общем, у вас есть семейные проклятия? Это, к слову, о безумии, — я выразительно приподнял бровь.

— Я никогда не слышала такого от родителей, а почему ты спрашиваешь?

— У тебя, кажется, есть родовое проклятие. Только какое-то нетипичное. Возможно, у тебя снижено критическое восприятие? Или ты увлекаешься настолько, что не можешь вовремя остановиться? Что-то вроде: вижу цель — не вижу препятствий? Ситуационные реакции у тебя не хромают?

— Не замечала… — она стала вдумчиво рассматривать потолок.

Ушла в себя — вернусь не скоро, просьба не беспокоить. Эту фразу можно смело вешать ей на шею в качестве предупреждения.

— Ну да, конечно, откуда бы тебе заметить, — пробормотал я. — Чтобы увидеть, нужно знать куда смотреть и на что обращать внимание. Подумай об этом, — я кивнул. — Поспрашивай близких.

— Хорошо, — Луна покивала и аккуратно вытянула руку из захвата. Я разжал пальцы.

— Если надумаешь — обращайся. Цену ты знаешь, — кивнул я.

В дверь постучали. Мадам Помфри, ворча, открыла ее и впустила в Больничное крыло человека в серой мантии невыразимцев. Я закатил глаза. Ё-моё, сейчас меня опять начнут трясти. Может, впасть в спячку до возрождения Волдеморта?

Невыразимец остановился у моей постели, тихо поздоровался и зыркнул в сторону Лавгуд. Колдомедик быстро организовала нам ширму, на которую этот неприметный человек наложил сеть каких-то чар.

— Здравствуйте. Как вы себя чувствуете, мистер Волхов? — он внимательно рассматривал меня, пытаясь, видимо, оценить мою адекватность на глазок.

— Хорошо, спасибо. А как мне к вам обращаться?

— Можете звать меня мистер Смит, — едко улыбнулся мужчина.

— Ага, — закивал я, стараясь не рассмеяться. Смит, Доу, интересно, у них есть свой Джей и Кей? — Зачем вы здесь?

— Ситуация с вами очень неоднозначная, — невыразимец быстро спрятал кисти рук в рукава мантии. — Вы истинный целитель, и пытались добровольно умереть. Мы подняли ваше дело и выяснили, что это далеко не первая попытка. Вы понимаете, что в любом другом случае вас бы взяли под жесткий контроль, потому что вы психически нестабильны?

— Ну… как сказать… — я задумчиво провел пальцами по губам. — Я понимаю, что моя маггловская история болезни довольно впечатляющая, но… Как бы вам помягче-то сказать?.. Я уже упоминал, какую цену плачу за свои, скажем так, возможности. Соответственно, я не мог говорить об этом своему психиатру. Сами понимаете, тогда бы мне навесили диагноз шизофрения и упекли в психушку. Магглам же не расскажешь, что я живу на два мира. А то, что я сорвался… Видите ли, в детстве я плохо понимал, что со мной происходит, потому что рядом не было никого, кто смог бы объяснить мне. И мои попытки — это неизбежные последствия от общения с миром духов. Они прекратились, как только я понял, что не сумасшедший. Все в порядке, в общем. Просто на меня слишком много навалилось, и я сорвался. Считайте, что мне захотелось отдохнуть, — я улыбнулся.

— Вы всегда, когда хотите отдохнуть, режете себе вены? — скептически поднял брови мужчина.

— Нет, только каждый третий раз, — я улыбнулся еще шире, а взгляд у мужчины стал подозрительным, будто он сомневается в моей адекватности. — Расслабьтесь, это была всего лишь шутка.

— Вы способны выполнить взятые на себя обязательства в третьем этапе турнира? — спросил маг, поджимая губы в неудовольствии.

— Вполне, — я уверенно кивнул. — Не волнуйтесь, больше таких срывов не будет. Если хотите узнать подробности, то поговорите с директором, он владеет всей информацией. Более того, я вам, пожалуй, намекну, что я не сам пришел к такому решению. Мне помогли.

Невыразимец не выглядел убежденным, но кивнул и, не прощаясь, ушел, кинув напоследок:

— За вами будут присматривать.

Я только пожал плечами.

* * *

Альбус Дамблдор убрал бумаги со стола, взмахом палочки расставил чашки и вскипятил воду в чайнике. Он ждал. С минуты на минуту должен был прийти Лиам Берк, с которым Альбус планировал провести весьма плодотворную беседу и разрешить ситуацию ко взаимному удовольствию сторон.

Один из блестящих артефактов тренькнул, оповещая директора, что у горгульи находятся посетители, и Дамблдор уселся в своем кресле поудобнее. В кабинет зашел юный глава рода Берк в сопровождении профессора Флитвика и вежливо поздоровался.

— Доброе утро, директор Дамблдор!

— Альбус, я вас оставлю, — сказал Флитвик, поправив очки. — У меня занятия. Лиам, я надеюсь на твое благоразумие, — во взгляде Флитвика ясно читалось сомнение.

— Конечно, Филиус, — улыбнулся Дамблдор. — Итак, Лиам — я же могу тебя так называть? — молодой человек безразлично кивнул. — Присаживайся. Чаю?

— Спасибо, директор, но я только с завтрака, может быть, позже.

— Конечно-конечно, — Дамблдор разлил чай в чашки и пододвинул одну Лиаму. — Но ты непременно должен оценить этот сорт. Он очень редкий, а какой вкус и аромат, ммм… — протянул директор, с наслаждением вдыхая пар над своей чашкой. — Обожаю фруктовые чаи.

Лиам вежливо кивнул и молча выжидающе уставился на Дамблдора.

— Ты все хорошо продумал, Лиам, — без предисловий начал директор. — Вы с Луной оба с Рейвенкло, и более того, состоите в одном клубе. Луна не вызвала подозрений тем, что ходит всюду за Вадимом, так как она должна была уговорить целителя поделиться знаниями в обмен на защиту на факультете. У тебя хватило умений и силы, чтобы наложить безупречный Империус, поскольку зелья не давали нужного тебе результата. Ты выбрал идеальное время. Ты понимаешь, что никто не будет предъявлять обвинений, потому что это никому не выгодно сейчас. Твой мотив… его можно понять, вот только зачем ты признался? Когда ты озвучил свои претензии, мы исключили остальных кандидатов, у которых не было настолько веских причин. Правда, все доказательства только косвенные. И возьмись я обвинять тебя в суде, не факт, что судьи бы согласились с необходимостью применения сыворотки правды… Но даже в этом случае, Веритасерум можно обмануть. Тебе ли не знать, Лиам?

Парень только тонко улыбнулся.

— Но твою выходку я не могу оставить безнаказанной. Ты напал не просто на ученика, но моего подопечного и истинного целителя. Так что я не позволю вам, мистер Берк, уйти из этого кабинета без гарантий вашей лояльности, — Дамблдор со стуком поставил чашку на стол и сурово посмотрел на семикурсника поверх очков-половинок. — К тому же твое нападение на третьекурсницу вышло за все рамки. Ты понимаешь, что если мисс Лавгуд сообщит своему отцу, то у вашей семьи появится еще один род во врагах? Я уверен, что мистера Лавгуда не остановит ни твой возраст, ни наличие у тебя малолетней сестры от вызова на дуэль. Лиам, я хочу спросить, когда ты осуществлял все это, ты задумывался о своей сестре? Она ведь совсем малышка, и кроме тебя у нее никого не осталось. Ты так молод, и я уверен, что ты просто пошел на поводу у своих эмоций. Я могу понять твое отчаяние от потери дорогого тебе человека, впрочем, как и Вадим.

— Что вы предлагаете? — поморщился Лиам.

— Ты должен принести мне клятву поддерживать все мои политические начинания, включая голоса твоей семьи в Визенгамоте. Ты выплатишь оговоренную законом компенсацию мисс Лавгуд. Естественно, в таком случае я гарантирую, что дальше нее эта история не уйдет. А взамен Вадим остается лоялен по отношению к твоей семье и Берки на общих основаниях могут обратиться к истинному целителю в случае необходимости.

— Вы уверены, что она будет молчать? — уточнил Берк.

Дамблдор только кивнул, не снизойдя до ответа.

— Хорошо, мне подходят ваши условия, но мне нужна клятва молчания лично от Лавгуд. Она не должна никому проболтаться о том, что подозревает меня. Это все?

— Мальчик мой, еще я бы хотел, чтобы ты вступил в Орден Феникса…

— Нет! — перебил его мальчишка. — Я не могу, я последний мужчина в семье, и у меня Эмили. У нас больше не осталось родственников, кому я мог бы доверить свою сестру, как вы верно заметили. Я не буду никуда вступать, вам придется довольствоваться моими семью голосами.

— Хорошо, мой мальчик, — сладко улыбнулся Дамблдор. — Конечно, семья должна быть на первом месте. Ты можешь не появляться на собраниях и не участвовать в жизни ордена. Просто в один прекрасный момент ордену может понадобиться… определенная помощь. И ты нам ее окажешь, — припечатал директор. Берк скрипнул зубами, но кивнул, ничего не сказав.

— Вы же понимаете, что я не смогу оказывать вам… помощь постоянно. Один, возможно, два раза — это максимум моих возможностей.

Директор удовлетворенно улыбнулся и кивнул.

— Я вызову тебя после обеда, чтобы вы с мисс Лавгуд разрешили свои разногласия, и всё подготовлю для клятвы.

Берк поднялся, поставил нетронутую чашку на стол и, вежливо попрощавшись, вышел. Дамблдор откинулся в кресле, провожая ученика снисходительным взглядом. Лиам был умен, нагл и осторожен. После клятвы из него получится полезный союзник. Даже то, как он хорохорился перед ним, не раздражало. Юный лорд прятал страх — это было яснее ясного. Альбус позволил ему думать, что тот получил уступки, чуть надавил — и Берк сам предложил правильный вариант их сотрудничества. Пускать юношу в Орден Дамблдор не собирался. Берк при всех своих достоинствах был опасен. В первую очередь для самого Альбуса.

Дамблдор аккуратно отхлебнул из чашки, предвкушая встречу с Амелией. Все же любую ситуацию можно обернуть себе на пользу, а глава ДМП в качестве должника открывает широкое поле для маневра.

Глава 49. Ритуал защиты

Решусь на все, что в силах человека Кто смеет больше, тот не человек.

Я вышел из Больничного крыла через два дня. За это время произошло много всего. По школе разнеслись слухи о том, что Лавгуд держали под империусом, из-за чего градус враждебности в отношении нее у моих фанатов и всех остальных значительно снизился. Но настороженность к ней все равно осталась. Слишком она выбивалась из общей массы и без того чудаковатых магов: отстраненная, вечно на своей волне, но при всем своем стремлении не выделяться, не способная затеряться на общем фоне и не привлекать внимание.

К тому же, в одно из посещений Северус поделился со мной мыслями по поводу их разговора в тот злосчастный день. Он рассказал мне все без утайки. Как он, злобный, сволочной Пожиратель смерти наехал на маленькую беззащитную девочку, и как она раскрутила его на восстановление своей памяти. Он тоже в долгу не остался, запросив оплату стоимости своих услуг в полном объеме.

Его поразило полное бесстрашие или, скорее, безбашенность ее поведения. Ни один другой третьекурсник после подобного наезда, который устроил ей Снейп, ни за что не решился бы попросить поработать со своим разумом. А эта согласилась, да еще и ночью защищала меня, без палочки, не имея возможности оценить противника. Странно, что она не в Гриффиндоре. Самое место для подобных личностей. Если и был у нее инстинкт самосохранения, то явно какой-то своеобразный.

Мы с Берком поговорили в присутствии Дамблдора и заключили соглашение об отсутствии претензий друг к другу. Берк выглядел спокойным, и я подозревал, что это его обычное состояние. Непрошибаемый какой-то. Чем закончилась их с Лавгуд история, я так и не узнал, но подозреваю, что они пришли к консенсусу, потому что наплыва авроров или журналистов не было.

Правда, в Ежедневном пророке напечатали-таки статью, где вскользь упоминалось, что мои проблемы со здоровьем были следствием отравления приворотным, которое подлила влюбленная в меня однокурсница. Имени Сьюзан Боунс так нигде и не прозвучало.

Подозреваю, что директор поимел нехилые плюшки с ее семьи. Сью никуда не исчезала из Хогвартса, видимо, чтобы не привлекать внимания, и подошла разок с извинениями в кабинете директора, в остальном же избегая даже смотреть на меня.

Через несколько дней, похоже, когда высокие стороны договорились, ко мне прилетела сова с официальным письмом от рода Боунс, в котором в пафосных выражениях те признавали свою вину и соглашались на выплату виры. Звучало это так: «… в любой удобной для вас форме и согласно нашим возможностям». Я отписался нейтрально и высказался, что потребую виру в форме услуги от главы рода Амелии Боунс (спасибо большое справочнику), когда сочту это необходимым.

В общем, история разрешилась ко всеобщему удовольствию, без выноса грязного белья на публику. Хотя были в моем окружении личности, которые страстно требовали не допущать попрания моей чести. И чтоб непременно официально, чтоб сразу на всю магическую Британию, а также Францию и все северные страны Европы.

Ну, это же Гермиона! Девушку больно ударила моя выходка. Выйдя из Больничного крыла, я сразу же получил от нее хлесткую пощечину. Спасибо, хоть не кулаком в нос, как огреб Драко в третьем фильме.

— Как ты мог?! — крепко прижавшись ко мне, она разревелась. — Неужели ты не мог прийти ко мне, к Гарри или к своим слизеринцам и просто поговорить? Да хотя бы к этим болгарам? Зачем было поступать так радикально?!

— Ээээ… Я был немножечко не в том состоянии, Гермиона. Прости.

— Я знаю, что тебе что-то подлили, но это же не повод!

— Да ну как сказать… — я растерянно взъерошил волосы. — На тот момент мне это казалось единственно верным поступком.

— Дурак!

И я получил еще одну пощечину. Ну, я и не спорил, только потер щеку и взглянул на Гермиону большими щенячьими глазами.

Потом пришлось потратить еще несколько дней, убеждая её не трубить об этом случае на всех углах и не писать в газеты. Она таскалась за мной и зудела на ухо, как комар, о том, что нужно закатить скандал и потребовать справедливости, подключить авроров, министров, Дамблдора, Визенгамот, журналистов, Деда Мороза… Я кое-как переключил её на домовиков. Правозащитница, блин. Она меня начинала пугать своими замашками.

Северус же, напротив, был более отходчив. Он перехватил меня во время обеда, в разгар очередного спора с Гермионой и с самым невозмутимым видом велел мне зайти к нему завтра после уроков.

Однако едва мы остались наедине, самоконтроль слетел с него, как шелуха. Мужик схватил меня за отвороты мантии и затряс как куклу.

— Чтобы ты еще раз… Да как ты посмел?! Дрянной безмозглый мальчишка! Ни мозгов, ни благодарности… Эгоист! — бессвязно выкрикивал Снейп, брызгая слюной.

Глаза у него были бешеными, страшными. Таким я его еще никогда не видел. Мне, честно говоря, от такого Снейпа захотелось спрятаться подальше. Что самое интересное, когда я лежал в Больничном крыле, он ходил вокруг меня чуть не на цыпочках. А теперь, видимо, уверившись в моей адекватности, а также в том, что моему здоровью больше ничего не угрожает, он расслабился.

Он остервенело тряс меня как грушу, тыкал мне в лицо дневник и прощальную записку. Орал так, что чуть не сорвал голос, о моей беспечности, эгоизме и глупости. И, в конце концов, заключив, что я феерический идиот и малолетний балбес, в мозге которого прожитые годы не оставили никаких следов, бессильно упал в кресло.

Я молчал, виновато потупив взгляд. А что тут еще скажешь? Оправдания мне не помогут.

— Что вы молчите, Волхов? — зло и устало спросил Снейп.

— Простите, профессор, — я шмыгнул носом, несмело поднимая на него глаза. — Я просто хотел вас защитить.

— А мне кажется, что защита нужна вам, и в первую очередь, от самого себя, — ядовитым тоном отозвался декан и вымученно вздохнул. — Честно, Волхов, по вашему поведению и не скажешь, что вам тридцать с лишним лет. Вы повели себя как истеричный подросток. Чем вы думали?

— Зелье… — только заикнулся я, но Снейп меня перебил.

— Зелье всего лишь снизило самоконтроль и повысило внушаемость. Благодаря той защите, что на вас стоит, и малой порции, Скульптор Разума[14] не подействовал в полной мере. Ваша защита практически полностью его нейтрализовала. Если бы Лавгуд вас не спровоцировала, то вы бы избавились от зелья к вечеру. И никаких последствий. Оно не могло затмить вам разум настолько, что вы бездумно ринулись вскрывать вены. Что она вам сказала?

— А вы разве не знаете? — я медленно поднял на него взгляд.

— Не отвечайте вопросом на вопрос.

Я похолодел. Северус смотрел прямо и твердо со своим обычным каменным выражением на лице, однако по скрещенным на груди рукам было ясно — он всё прекрасно знал.

— Вы же знаете. Зачем? — горько спросил я.

— Что она вам сказала? — упрямо повторил декан.

Я попятился, но Снейп был быстрее. Он метнулся вперед и схватил меня.

— Ну уж нет. Ты не сбежишь. Говори. Сейчас же, — раздельно и требовательно приказал Снейп. — Что тебя так задело?

— Я… Вы… — я задохнулся, от близости закружилась голова. Его ладони жгли мои предплечья сквозь ткань рубашки словно раскаленное железо, и их жар растекался по телу, щекоча нервы в позвоночнике. Когда же прекратится это наваждение?

— Говори сейчас же.

Я растерянно смотрел в лицо профессора, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Во рту пересохло, язык не поворачивался сказать правду. Но Снейп требовал от меня этой правды, прекрасно зная ее. Зачем он меня пытает?

Прикосновение стало почти нежным, судорожная хватка на моих руках резко ослабла.

— Вадим, — вдруг спокойно и ласково заговорил профессор. Смена интонации испугала ничуть не хуже его крика. — Скажи мне. Ты же знаешь, что можешь мне доверять. Просто скажи. Я хочу услышать это от тебя. Не надо держать все в себе.

— Я… — я сглотнул, услышав бархатные слова.

Его глубокий голос ласкал меня, пуская мурашки по телу. Оно реагировало на Северуса самым предательским образом. Я обмяк и прислонился к парте, колени подгибались. Меня охватила слабость и опустошение. И я сдался.

— Она сказала, что я не нужен, что я обманываюсь. Что никому нет дела до меня, только из-за моих… — я снова сглотнул, чувствуя, как по щекам побежали слезы, и зажмурился, — талантов. Что сам по себе… Что просто так…

Снейп внезапно притянул меня к себе и крепко обнял.

— И это правда. Я знаю, что глупо так реагировать, я давно усвоил, что просто так никогда ничего не бывает — всё нужно заслужить, добиться… Я спокойно жил с этим знанием двадцать лет, а сейчас почему-то стало очень больно… — я всхлипнул и нервно хихикнул. — Глупость, ну правда же? Я… Меня… Меня так всё достало, Северус. Я не могу. Я больше не могу быть подростком… Учи ебучие уроки, пациентов люби, захлопни пасть, глотай овсянку, отчитывайся за каждый шаг, дрочи в кулак, не пей, не кури, не дерись, не шатайся после отбоя, не лезь, не колдуй и улыбайся, улыбайся, улыбайся… Я устал, я так устал! Я ненавижу овсянку! Ненавижу магов, эту гребанную школу и эту чертову страну! И тело своё ненавижу! Ненавижу!

Я вцепился зубами в запястье. Ненависть и боль клокотали внутри, бежали по венам, разъедали, мне было так плохо от них, что хотелось их вырвать, выпустить… Северус больно потянул за волосы, выдирая руку изо рта, и отвесил звонкую пощечину.

— Можешь, — спокойно сказал он и отпустил кудри, мимолетно, случайно погладив по спине, снова обнимая. — Ты всё можешь.

Я поднял на него глаза, пристально вглядываясь в лицо, и в каком-то помрачении вцепился в его мантию.

— Скажи мне, Северус, скажи, что я нужен тебе! — Давай же, обмани меня, ну пожалуйста. — Ну, пожалуйста! Ну, скажи… Мне больше незачем… не для кого…

Снейп молчал, лицо было словно высечено из камня и не выражало никаких эмоций. И тут меня словно обсыпало ледяным крошевом. Это ж надо было так ляпнуть! Я испуганно отшатнулся, но он не отпустил меня.

Я замер в его руках испуганным зверьком. Сердце бешено колотилось в груди, отдаваясь ударами во всем теле. Убежать бы сейчас, спрятаться, проснуться в своей палате и забыть всю эту реальность как страшный коматозный сон…

— Вадим, — разлепил он, наконец, губы. — Ты мне нужен. Но ты же понимаешь, что я не могу ответить на твои чувства так, как ты этого хочешь…

Я опустил голову, закрывая глаза и обессиленно утыкаясь в его плечо. Вот и всё.

— Я знаю. Знаю, что вам не нужна такая связь. Я уже имел несчастье убедиться в ваших традиционных взглядах на любовь, — тихо прошептал я. — Несовершеннолетний мальчишка не может привлечь вас. Я не того пола, возраста, и большую часть времени вы, профессор, воспринимаете меня как ребенка. А вы не педофил.

Я глубоко вдохнул любимый запах и отпустил Северуса, тот с готовностью разжал руки, позволяя сделать шаг назад. Признание с истерикой вымотали меня. И уже было все равно, как именно отреагирует на это Снейп. Я уже свое отбоялся.

— Разрешите идти, профессор? — бесцветно спросил я, не смея и не желая поднимать на него глаза.

— Ты никуда не пойдешь, — холодно отрезал Снейп. — Сейчас ты пойдешь в мои комнаты, сядешь в кресло, завернешься в плед и будешь пить свой любимый горячий шоколад. И пока я не посчитаю нужным, ты никуда с моих глаз не уйдешь. Я понятно объясняю, Волхов?

Я покивал, смиряясь с неизбежным. В голове было пусто, тело было усталым, мышцы подрагивали от перенапряжения. Странная легкость овладела мной. Я посмотрел на Северуса. Тот тоже выглядел не лучшим образом, и взгляд его темных глаз был не читаем.

Мое признание совершенно точно не вызвало шока или неприятия, но и не стало для него приятным сюрпризом. Впрочем, он всегда умел хорошо скрывать свои чувства.

— И что вы будете с этим делать, профессор? Теперь вы все знаете…

— Ничего.

Что? Что значит, он ничего не будет делать? Я тут ему душу наизнанку выворачиваю, а он… ничего?!

Наверное, возмущение и вопрос на моем лице были написаны огромными буквами, потому что Северус не выдержал и невесело рассмеялся, качая головой.

— Ничего, Вадим, — он пожал плечами. — Ничего я с этим делать не буду. Мне приятно, что я способен вызывать такие чувства. Но ты сам все прекрасно понимаешь. Я могу сварить одно из твоих особенных зелий, помочь с отворотом, — он помолчал и вдруг ехидно выгнул бровь. — Или ты предлагаешь глотнуть мне приворотного, чтобы мы, взявшись за руки, ускакали вдвоем за горизонт, навстречу солнцу?

Я остолбенело рассматривал своего декана, не понимая его реакции.

— Вадим, пойми меня правильно, я ценю тебя, твою преданность, откровенность и помощь. Я тебя уважаю… большую часть времени, — Северус пожал плечами в растерянном жесте и тяжело вздохнул. — Ты мне дорог. И как ты сам справедливо заметил, я не страдаю педофилией.

— Но я же старше! — в приступе какого-то упрямства пискнул я.

— Твоему телу… — жестко начал Снейп и осекся, хмурясь и потирая переносицу. — Тебе два года ждать совершеннолетия, до которого нам обоим еще надо дожить.

Я поник, а потом встрепенулся. Он что… Намекает, что… Я неверяще распахнул глаза.

— А через два года? — с надеждой спросил я и тут же заканючил. — Северус, мы же взрослые люди, ну, в самом деле…

— Посмотрим, — уклончиво ответил декан. — Вадим, спасибо тебе за откровенность, а теперь тебе нужно успокоиться, умыться и выпить шоколад. Я желаю видеть рядом с собой взрослого ответственного человека, способного прикрыть мне тыл, каким ты, собственно, и являешься. И пока я не хочу больше возвращаться к этой теме. Мне нужно переварить твои… откровения.

— Я возьму коньяк. И извини за истерику. Больше такого не повторится.

Северус только снова вздохнул и махнул палочкой в сторону бара, открывая дверцу.

Я благодарно кивнул. Наглеть не стал, плеснув себе грамм тридцать. Чисто для успокоения. И запил горячим шоколадом. В желудке моментально потеплело, а шоколад убрал тянущее чувство голода. Меня потянуло в сон, и я не стал противиться этому желанию. Уютно свернувшись калачиком в кресле, я зевнул и стал сонно следить за тем, как Снейп проверяет работы, изредка поминая Мордреда и сдавленно фыркая.

Сволочь. Выцепил из меня признание, а сам не сказал мне ни да, ни нет… И смеяться не стал, и отвращения не выказал, и даже обнимал…

«Я безнадежный зацикленный дурак», — устало подумал я, проваливаясь в сон.

* * *

Третье испытание обещало стать самым сложным и грандиозным. Гермиона заставляла Гарри учить и отрабатывать заклинания и чары самой разной направленности. А Поттер тоскливо разглядывал поле для квиддича, превращенное в лабиринт, вздыхал и зубрил.

Я мучился от сомнений рассказывать ему или нет про то, что ждет победителя в центре лабиринта. С одной стороны, канон явно преобладает и сворачивать с намеченной тропинки не хочет, поэтому, скорее всего, его ждет встреча с Волдемортом и обряд воскрешения. С другой же, мало ли как повлияет отсутствие Диггори и что втемяшится в бошку Темному Лорду? Какая была роль у Седрика? Вдруг он сыграл роль громоотвода, утолив жажду крови Волдеморта, а без него Риддл решит сразу после возрождения заавадить Гарри на месте без пафосных речей? Хрен знает, что теперь изменится. Хотя… Все мои действия не привели к особенным изменениям и почти все ключевые события произошли так, как и было описано Роулинг. Правда, Джинни исключили, а Хагрид просидел в Азкабане год, и ему явно не светит роман с мадам Максим, зато Локхарту повезло больше. И Тому Риддлу, который был заключен в дневнике. И Диггори…

Я вздохнул, не зная, чего ожидать от третьего тура. Надо подать мысль Гермионе, чтобы натаскала Поттера на беспалочковые манящие чары. Или самому подать эту мысль Гарри?..

Я задумчиво перебирал вышивку и браслеты, раздумывая, что можно подарить Поттеру. Браслеты, вышивки с оберегами, амулеты, мандалы, ловец снов… Рука медленно потянулась к ловцу снов. Я хмыкнул, рассматривая поделку. Компактно, удобно и точно пригодится. А еще можно его усилить натуральными камнями. Интуиция подсказывала, что ловец Поттеру точно пригодится. А интуиции я доверял.

Ловец я презентовал Гарри практически на следующий день после разговора со Снейпом, затащив его в наш любимый заброшенный класс, и велел никогда с груди не снимать. Это, конечно, нарушало правила применения, но что-то мне подсказывало, что так будет лучше. А неудобства от ношения такого предмета можно и потерпеть. Посомневавшись, я сказал Поттеру, чтобы он ни с кем не делился победой.

— В общем, если ты дойдешь до Кубка, то бери его сразу. Никого не жди, думай о себе. И на всякий случай, учи беспалочковое акцио, а еще лучше невербальное.

Я хмурился, не представляя, что еще посоветовать, не раскрывая карт. Поттер смотрел напряженно, но вопросов пока не задавал.

— Спасибо тебе, — помолчав и не дождавшись продолжения, сказал он. — Ты всегда даешь дельные советы и поддерживаешь меня. Мне нужно знать что-нибудь еще?

Я пожевал губы и положил руки ему на плечи.

— Ничего не бойся, Гарри, главное — ты выживи. А с остальным мы справимся.

Гриффиндорец в ответ сжал мою руку, повесил ловец снов на шею и вышел из класса. А меня через пять минут в коридоре перехватил Милош и без лишних разговоров потащил на корабль Дурмстранга.

Братья-славяне встретили меня настороженно.

— Чува-ак, — протянул Саня Поляков. — Ты с дуба рухнул так поступать? Ты в своем уме вообще?

— Ну, как сказать, — я смущенно улыбнулся. — Это моя не первая попытка, по правде говоря…

По лицам ребят я понял, что говорить это было ошибкой.

— Ребят, — я поднял руки в защитном жесте. — Не надо на меня так смотреть. Я честно думал, что схожу с ума, а рядом не было ни одного мага, чтобы просветить меня. Ну, знаете… Выбросы, видения, призраки и прочее… А вокруг сплошь и рядом магглы, которые в это не верят!

Парни помолчали, потом Димка сочувственно хлопнул меня по плечу, и напряжение, вызванное моими словами, спало.

— Ну, ты это… Будет трудно — обращайся, если и не поможем, то посоветуем что-нибудь.

Брутал Дима возвышался надо мной как богатырь, я едва дотягивал ему до плеча. Вообще, ученики Дурмстранга явно не пренебрегали своим физическим развитием. Даже девушки все были как на подбор — атлетически сложенные, кровь с молоком. Короче, валькирии. Может, их так специально отбирали на турнир?

Кстати, Виктор Крам обратился ко мне в обстановке повышенной секретности. И как бы вы думали с чем? Правильно! Сколиоз и плоскостопие. Бедняга выделялся не лучшим образом на фоне остальных ребят с идеальной выправкой как у кадетов. Понятно, почему Каркаров так плясал вокруг него. Вроде и публичная личность — ловец сборной, а со здоровьем не очень, да еще и Чемпионом стал. Он так хорошо прошел первые два испытания только потому, что в первом все закончилось очень быстро, а второе проходило в воде. А вот третье подразумевало долгий и упорный бег, что могло привести к сильной боли в ногах и спине. Как целитель Турнира я вылечил его бесплатно, так как это входило в мои обязанности. Я даже не стал его спрашивать о том, что у него получается лучше всего. Интересно, если бы я надумал взять с него плату, он бы стал учить меня играть в квиддич? Сделал меня ловцом? Учитывая мой бешеный страх высоты… Смешно, да.

Каркаров уже третий месяц ходил настороженный и подолгу задумчиво молчал, глядя на меня. Ну да, мужик связал исчезновение метки с моим неловким падением на пиру и решил, что это я убрал ему метку. Заговорить он так и не решился, а я все никак не решался посоветовать ему сбежать подальше. Как бы ему аккуратно намекнуть, что валить ему надо далеко и надолго? К тетке, в глушь, в Саратов или на деревню к дедушке. Главное — подальше, Сахалин там или Камчатка, на крайняк подойдет тайга.

В конце концов, изрядно помучавшись, я на все плюнул и написал ему анонимку, где настоятельно рекомендовал валить из Хогвартса сразу после турнира и побыстрее. Последует совету — подольше проживет, нет — так нет. Дураки и упрямцы долго не живут, хотя… дуракам везет, Локхарт же живой. Вообще, я подозревал, что в каноне Игоря убрал Барти-младший, уж больно подозрительно исчез Каркаров.

С Максвеллом я поговорил, и мы сошлись на том, что Барти его трогать не будет. Отпустил на все четыре стороны, короче. Как отреагировал сам Крауч-младший на этот приказ своего господина, я даже знать не хочу. Сам Максвелл был тише воды, ниже травы, вел себя примерно, учился хорошо и был исключительно незаметным. До такой степени, что однокурсники, слыша его фамилию, даже не сразу понимали, о ком идет речь. Магия, не иначе.

А за неделю до начала третьего этапа я вырвался из замка и с помощью автобусов и попутки добрался до местечка недалеко от Терсо. Там, на расстоянии в несколько миль, были разбросаны фермы. Некоторые из них еще существовали, а другие были заброшены. Такое местечко, оставленное пару лет назад, я и выбрал для проведения обряда.

В мешке под заглушающими чарами со мной ехал черный петух, которого я купил на одной из ферм. Еле нашел, масть редкая, а черный цвет оперенья, увы, был обязательным. В магической Британии такое колдовство квалифицировалось как темное, но, к сожалению, обряд спешку не любил, так что место нужно было выбирать с умом, чтобы не засекли.

Все холмы, сука, облазил в поисках. Ночами только этим и занимался — в астральной проекции, верхом на Сером скакал по Шотландии то ли как Иван-царевич, то ли как всадник Дикой охоты, распугивая случайных свидетелей. Искал я место силы, капище друидов или, на худой конец, священное дерево. Была идея смотаться в Стоунхендж, но птица обломинго помахала мне своими крыльями. В этом мире Стоунхенджа не существовало. Точнее, я подозревал, что, возможно, он и был, но с большой вероятностью скрывался чарами и принадлежал кому-то из чистокровных. Скорее всего, Малфоям, потому как они как раз-таки обитали где-то в тех местах. В итоге мне подошла небольшая поляна в дубовой роще недалеко от заброшенной фермы. Судя по тому, как пела земля и рос папоротник, здесь когда-то частенько тусовались друиды. Возможно, даже с тем же синдромом Грин.

В центре поляны стоял огромный дубовый пень — всё, что осталось от священного древа. Я поклонился ему, полил корни заранее припасенным молоком, чуть в стороне расчистил землю и натаскал сушняка из рощи. Пока горел костер, я переоделся, снял обувь и достал из почтальонки топор с чашкой. Предчувствуя недоброе, в мешке забеспокоился петух. Когда небо окрасилось в алые цвета заката, и на востоке показалась луна, а костер прогорел, я разворошил раскаленные угли по всей очищенной площадке и шагнул к пню.

— Первым разом, добрым часом пойду из избы дверьми, из ворот воротами, в чистое поле под восточную сторону, под восточной стороной, есть окиян синее море, на том на окиян на синем море лежит бел алатырь камень, на том бел алатырь камне стоит дуб мокрецкий, у того дуба мокрецкого сидят старцы древние; я приду в чистот, поклонюсь и помолюсь: о батюшки старцы обставьте круг тын железный, вереи булатны на сто двадцать верст, оком не окинуть, глазом не увидеть; пропущайте огненную реку!..

Петух высунул голову из мешка, пребольно клюнул в руку и издал истошный вопль. В воздухе свистнул топор, и крик оборвался. На рассохшееся дерево и землю плеснула кровь, и роща будто вздохнула, зашелестев листвой в набежавшем ветре. Я подставил чашу под бьющую алую струю, удерживая дергающуюся тушку. Потом вынул её из мешка и положил на пень — пусть от священного древа остался лишь он, но дележку никто не отменял. С каждой минутой становилось всё темнее, а угли разгорались всё ярче. Дубовая роща шепталась, в сгущающихся сумерках мелькали неясные тени, будто прежние хозяева этих мест пришли посмотреть на того, кто впервые за многие годы окропил священные корни жертвенной кровью.

А меня несло — в руках исходила паром чаша, а ноги неспешно двигались вокруг кострища. В лицо пыхнуло жаром, взметнулись искры, зашипела петушиная кровь, наполняя воздух горелым — ноги сами занесли меня в середину пылающего круга и развернули лицом к пню с обескровленной жертвой, на которую уже налетела местная живность в виде муравьев, жуков и прочих.

— …Отговариваю я от колдуна, от ведуна, от колдуньи, от ведуньи, от чернова, от черемнова, от двоеженова, от троеженова, от двоезубов, от троезубова, от трубинова, от окошечнаго, от сеннова, от девки пустоволоски, от бабы, от самокрутки, от всякого злого находа человека. Может ли злой лихой человек заговорить громче громову стрелу, огненную молнию, может ли испортить, изурочить мертвого?..

Я наклонил чашу, выплескивая остатки на шипящие угли. С каждой секундой жар в ногах становился всё злее, больнее. По лицу потекли слезы, но я не останавливался, да и не смог бы при всем желании.

— Не может злой лихой человек колдун, колдунища, не может гром, громову стрелу и огненную молнию, не может испортить, изурочить, мертвого; брал бы злой, лихой человек колдун, колдуница, своими белыми руками свой булатный нож, резал бы он свое белое тело своими белыми руками, грыз бы он свое белое тело своими белыми зубами; уста мои зубы, замок — язык.

Я кое-как вышел из круга и ступил на влажную холодную землю. Прикосновение к ней стало мучительным, я еле сдержал крик, со стоном упав на колени. Ожоги будут заживать долго. Моя мать тоже так заговаривала отца, когда провожала его в Чечню. Она несколько недель практически не могла ходить и лечила ступни только подорожником и водой. Но отец единственный из своего отряда выжил и вернулся к нам.

Я достал из сумки заранее приготовленный подорожник и, морщась и всхлипывая, перебинтовал ноги. Не представляю, как буду ходить следующие месяцы.

При взгляде на потухающие угли у меня открылся рот — пепел, которым нужно было натереть тело заговоренного, сиял кроваво-красным цветом. Ну что ж, видимо, раз в этом мире магии больше, то и эффект соответствующий.

Кое-как передвигаясь на коленях по поляне, я собрал пепел в банку, убрал все, что осталось от ритуала, кроме тушки, и призвал волка. Призрачный зверь, появившись на поляне, настороженно повел носом и медленно обошел круг. В следующий миг я не поверил своим глазам — волк в наглую схарчил птичью тушку, отфыркиваясь от перьев и жучков.

Как?!

На пне остались лишь пятна крови и несколько перьев, да отлетевшая в сторону голова валялась в корнях. Серый шагнул ко мне, довольно повиливая хвостом и подставляя бок.

— Ты! Наглая скотина! Это было подношение священному месту, а ты его сожрал. Как тебе не стыдно? — сквозь нервный смех и слезы спросил я.

Волк только склонил голову набок и высунул язык, показывая довольство. Пушистая голова боднула меня в плечо, и я с удивлением понял, что она вполне осязаемая. Материальность призрачного существа поразила меня, казалось бы, столько уже чудес видел, но некоторые кажутся мне непостижимыми.

Я, кряхтя и охая от боли, забрался на спину Серого. Тот встряхнулся, словно привыкая к наезднику, покрутился на месте и рванул на юг. Чтобы не упасть, пришлось вцепиться в его шею, сжать бока бедрами.

Мы неслись, всё набирая и набирая скорость. Деревья и холмы сливались в сплошную полосу, редкие поселения мелькали на какое-то мгновение и пропадали вдали. Реальность была странно выцветшей, почти беззвучной, и сквозь неё я как никогда четко видел другой мир. Я видел, как немного в стороне параллельно нам пронеслась призрачная охота. Стрелы летели мимо меня. Мне казалось, что можно выхватить их из воздуха. Рука, будто зачарованная, потянулась навстречу, чтобы коснуться, но Серый предупреждающе рыкнул, и я опомнился. Еще секунда — и нас настиг бы полный острозубый песец. Кончики пальцев все еще ощущали леденящий холод волшебной стрелы.

Мы путешествовали по Грани, не принадлежа ни одному из миров целиком. У меня всё сильнее кружилась голова, и я еще сильнее вцепился в своего волка, прижимаясь к нему всем телом.

Запомнилась мне эпичная битва между шотландскими кланами: пара сотен мужчин в килтах дрались друг с другом, с энтузиазмом махая мечами, рубя ими друг друга и не причиняя этим никакого вреда.

В какой-то момент мы оказались окружены толпой всадников. Совсем недолго мы сопровождали странную процессию, где мой волк был не самым оригинальным скакуном. Особенно мне запомнился один мужчина верхом на крылатой лошади с шипами на холке и его внимательный насмешливый взгляд. На его груди висел большой круглый медальон с необычным оттиском.

Наше путешествие заняло меньше получаса. Серый оставил меня в запретном лесу, сквозь деревья виднелись башни Хогвартса. Я со стоном сполз со спины волка, сделал шаг и растянулся на земле.

О, боги, как мама это выдерживала? Серый, поскуливая, вылизывал мне ухо и тыкался холодным носом в шею.

— Я встаю, встаю, — пробормотал я, пытаясь зацепиться за его шерсть, но та просачивалась сквозь мои пальцы. Блин, вот облом! Это типа демо-версия закончилась, для полноценного использования всех возможностей приобретите полную версию продукта — принесите новую жертву?!

Я сплюнул от злости. В конце концов, цепляясь за кусты, мне удалось доползти до ближайшего дерева, и, держась за ствол, приподняться. Ничего, Алексей Маресьев вообще по зимнему лесу полз хрен знает сколько времени и ничего, выжил, даже потом снова летал и танцевал… На протезах, правда, но сам факт! А тут всего каких-то триста метров.

И я пополз сначала на коленях, а потом, не выдержав боли, на животе. Волк бежал рядом, ободряя. Я только молился всем богам, чтобы не потревожить какую-нибудь змею или иную пакость, потому как змееустость среди моих талантов не значилась.

Серый периодически забегал вперед и рычал, расчищая путь. В темноте он светился жемчужным светом, совсем как Патронус. И тут до меня доперло.

— Серый, иди сюда.

Привалившись к дереву, я подтянулся на руках, устраиваясь поудобнее. Волк наклонился ко мне, тревожно заглядывая в глаза.

— Позови Северуса Снейпа, найди его. Приведи его ко мне. Я буду здесь.

Сил оставалось очень мало, и дико хотелось спать. Надеюсь, что Северус успеет прежде, чем я отключусь. Зверь кивнул и исчез. Я утомленно откинул голову на ствол дерева.

— Жалкое зрелище, но твоя жертвенность впечатляет, — раздался глубокий зычный голос с крайне ехидными интонациями.

Я дернулся и распахнул глаза, заполошно оглядываясь. Немного слева от меня, прислонясь к дереву, стоял мужчина лет тридцати на вид, и в первое мгновение я испугался, что увидел призрак Северуса. Но через секунду до меня дошло, что они просто очень похожи. Такая же стать, рост, черты лица, кроме носа, и, пожалуй, руки были грубее и шире. Поза так же была чисто снейповской.

— Кто ты? — спросил я, облизнув пересохшие губы. — Ты родственник Северуса?

— О! Ты называешь его по имени?

— Только когда он не слышит, — слабо улыбнулся я.

Мужчина хохотнул и сделал шаг ко мне.

— Я его дед, ты угадал. Ты заинтересовал одного из наших, и мне тоже стало любопытно. Он того стоит?

— Он стоит гораздо большего.

Мужчина хмыкнул.

— Это он-то? Мальчик, а ты знаешь, что он предатель? Он предал самое светлое чувство, что испытывал. Затем предал своего сюзерена ради призрака, тени этого чувства, а в конечном счете женщины, которая его презирала. Ты думаешь, что она когда-то испытывала хоть каплю благодарности? Ни хрена подобного! Да она до сих пор ее не испытывает. Этот недостойный просрал все возможности, которые мы ему подкидывали. На что он тратит свой талант? На малолетних сопливых идиотов. Правда, в последние годы ситуация немного изменилась, но это не искупляет его прежних поступков. Он фактически раб двух господ. Один из которых разорвал свою душу, а второй ведет наш мир в бездну. Дракклов идеалист!

— Я знаю, — я неприязненно смотрел на призрака, не понимая, чего он от меня добивается этими словами.

— И все равно продолжаешь тратить свою силу и время на помощь этому ублюдку. На что ты надеешься, сопляк?

Мужчина смотрел на меня презрительно, с легким любопытством.

— Не твое дело! — я начал злиться. — Ты всего лишь душа, ожидающая перерождения. И только я могу сделать так, что ты переродишься в теле с нужной кровью, так что повежливее, деду-у-уля, — издевательски протянул я. Этот чертов призрак бесил меня до невозможности. Видимо, это семейная черта Принцев.

— Хм, у щенка есть зубки? — дед осклабился, ничуть не обидевшись на тон.

— У щенка есть не только зубки, но еще и волк, и стая, — прищурившись, сказал я. — И раз уж Северус вас так не устраивает, я приму его в свою. Вы от него больше ничего не получите. Слышите?! Ни крови, ни магии, ни памяти! А о продолжении своего рода по его линии можете вообще забыть, — выплюнул я.

— Стой! Он последний прямой потомок Принцев. Ты не можешь…

— Еще как могу! — отрезал я, угрожающе щурясь. — Ничего, продолжитесь через кого-то другого. Через троюродных или еще более дальних родственников.

— Дерзкий щенок! Ты не посмеешь, — прошипел мужчина.

— Я этого не сделаю, если вы его защитите. А то сразу вон как заговорили. «Последний прямой потомо-ок», — ерничая, передразнил я. — Ну, так защитите его, вашего последнего драгоценного потомка, чтобы он дал вам продолжение и память. Он ведь вами гордится. Помнит, совершает все положенные ритуалы, а вы… — я сплюнул.

— Хорошо, — помедлив, согласился Принц. — Мы согласны. Последний из рода — Северус Тобиас Снейп — получит нашу защиту, когда придет время, — и не прощаясь, он исчез.

Спор с этим невозможным призраком лишил меня остатков сил. Я прикрыл глаза и услышал шум и треск веток.

— Волхов, мать твою, опять взялся за самоубийственные выходки?!

Волк подскочил ко мне, мазнул своим призрачным языком мне по щеке и исчез, а меня тряхнуло током от диагностических чар, и из тьмы и ветвей выплыло злое лицо Северуса.

— Где твоя ящерица?

Я непослушными руками полез в карман. Северус оказался быстрее и сам накинул на меня цепочку. Затем его руки осторожно размотали повязку на ноге и отогнули подорожник. Я застонал.

— Блять! — выругался Снейп и подхватил меня на руки. — Во что ты вляпался?!

— Меня нельзя к Помфри, — прохрипел я. — Она не поможет. Ничего не поможет.

— Не дергайся, это просто шок.

— Северус, ты не понимаешь, это жертва… часть обряда…

— Ты жертва по жизни, — ядовито выплюнул Снейп. — То одно, то другое. Без самоистязания жить не можешь. Скажи честно, ты мазохист?

— Нет. Просто извращенец. Отнеси меня к себе. У меня для тебя подарок, — прошептал я, слушая, как быстро колотится сердце в его груди, и устало вздохнул.

Глава 50. Ясность и прозрение

Оказавшись в своих покоях, Северус сгрузил меня на диван, вызвал домовика, велев принести холодной воды, и быстро доставал из шкафов какие-то пузырьки. Все это проходило практически мимо меня, боль не давала сосредоточиться, усиливаясь с каждой секундой.

— Да не получится, — судорожно вздохнул я, слабо отпихивая фиал в сторону. — Это ритуальные раны, они должны сами зажить.

— Ты!.. Ожоги второй степени, если не третьей, — руки у Северуса дрожали, он шипел змеей, ругаясь на меня. — Пей давай, пока я силком не влил.

— Ты не понимаешь, — я покорно проглотил зелье, подсунутое мне под самый нос. — Эти раны нанесены добровольно, боль от них является частью платы.

С хлопком появился домовик с прозрачной емкостью с водой. Эльф жалобно хлопал глазами и сочувственно что-то лепетал. Он поставил тару на пол у дивана, и Северус ловко облил мои ступни из большого флакона, отчего всю грязь с них смыло. Действие зелья было похоже на перекись водорода. С шипением на пол падали хлопья потемневшей пены.

Затем он усадил меня поудобнее и сунул ноги прямо в миску с водой. Блаженная прохлада прокатилась по измученным конечностям. Я с наслаждением вздохнул, боль утихала.

— Я это уже слышал и прекрасно тебя понял, но это не значит, что я не попытаюсь тебя вылечить. Ты как целитель должен понимать, что ближайшие месяцы не сможешь двигаться, а без лечения можешь умереть. Инфекция и сепсис — эти слова тебе знакомы? — ядовито шипел Снейп, смешивая несколько мазей в одной банке и раскладывая перевязочный материал. — Раз чары не действуют, будем лечиться мазями. Ритуальная магия не должна реагировать на действие трав и маггловской химии.

— Это подождет, сейчас важнее завершить ритуал, — я полез в сумку и вручил Снейпу банку со светящимся алым пеплом. — Натри все тело.

— Что это? — Северус подозрительно рассматривал неярко переливающуюся субстанцию.

— Это твоя защита от темного колдовства, укусов всяких тварей, подчиняющих зелий, от болезней, в общем, всего, что может навредить тебе, — помолчав, я закончил. — Убить тебя.

— И ради этого… — Снейп с неверием рассматривал меня, словно диковинный ингредиент, словно видел впервые в жизни.

— Я поклялся, что сделаю всё, чтобы ты выжил — я делаю! — злобно рявкнул я. — До полуночи ты должен весь натереться этой золой. Пожалуйста, не обесценивай мою помощь, не отказывайся и сделай, как я прошу, пока время не вышло, — я умоляюще смотрел на Северуса. — Иначе это все, — взмах рукой на ноги, — было зря. Ну, что ты смотришь?! Времени остается все меньше.

Снейп недовольно поджал губы, но взял банку. В глазах читалась жажда моей крови.

— Жертвенный агнец, — выплюнул он и, в сердцах хлопнув дверью, скрылся в своих покоях. — Я с тобой поседею, Волхов!

Он вернулся минут через пятнадцать и недовольно уставился на меня. Его кожа приобрела красный цвет, да еще и слегка светилась в темноте, волосы свисали сосульками, на кое-как запахнутой мантии светились кроваво-алые пятна, отчего Северус напоминал инфернальную тварь или… Я зажал рот рукой, еле сдерживая нервный смех. На ум пришел призрак из фильма «Багровый пик».

— И долго мне таким ходить? — саркастично спросил декан, мрачно разглядывая меня. Глаза ярко выделялись на красном лице.

— Чуть меньше часа. Спину тоже натер? Помощь не нужна?

Декан отрицательно помотал головой, поплотнее запахнул перепачканную мантию и пошел ко мне. Носки на камнях оставляли красные следы, зрелище было не для слабонервных.

— Ну что ж… А теперь объясни мне, поганец, что это все значит? Что за ритуал? На кой черт ты решил его провести и самое главное — чем ты расплачивался?

— Ты сам хотел гарантий с моей стороны, — напомнил я. — Ты их получил. Обряд семейный, очень эффективный. Защита будет работать до пятнадцатого июня девяносто восьмого. Больше, к сожалению, черный петух дать не может. Прости, с конем я бы задолбался.

— Значит, черный петух… — в голосе Снейпа послышалось облегчение. — И твои ноги.

Северус рассматривал меня со странным выражением на лице. Сияние красного пепла медленно гасло, выцветало, уходило под кожу.

— Значит, человеческое жертвоприношение не обязательно?

— Северус, — укоризненно посмотрел я на него. — Ты за кого меня принимаешь?

— От тебя можно ждать всего, Вадим, — устало сказал он. — Ты как стихийное бедствие — непредсказуем, неудержим и буен. Устроить бурю над графством, воскресить мертвеца, вскрыть вены, провести ритуал, за который положен Поцелуй дементора… Ты точно уверен, что тебя не найдут? Что Министерство не отследит такой всплеск?

— Не должны, там рядом скотобойня. Не волнуйся, я быстро убрался оттуда.

— Посмотрим.

Северус только вздохнул, глядя, как рука приобретает свой обычный цвет. Он сел рядом со мной на диван, ловко подцепил лодыжки и потянул к себе. Я потерял равновесие и с приглушенным писком упал на бок.

— Готовься передвигаться ближайшие месяцы на коляске, умник. Я попрошу Флитвика помочь в наложении чар, а то лестницы ты не осилишь. У тебя есть адекватное объяснение твоим ожогам? — Северус с беспокойством смотрел в мое лицо, осторожно смазывая ступни прохладной резко пахнущей мазью. Я перевернулся на спину, подкладывая подушку под голову и устраиваясь поудобнее.

— Есть, — я кивнул, жмурясь и краснея. Осторожные поглаживания были так приятны, что если бы не боль, я бы мурлыкал. — Скажу, что эксперимент пошел не по плану и котел взорвался. Варево растеклось и растворило обувь. А ты героически спас меня от более сильных повреждений. От падения в эту бурду, например.

Снейп кивнул, неодобрительно косясь на мою довольную физиономию.

— А ты понимаешь, что как ученик Мастера, не должен делать такие глупые ошибки? Только страстью к экспериментам это и можно объяснить.

Я только молча пожал плечами и прикрыл глаза. Недовольное лицо декана резко контрастировало с аккуратными, даже бережными, прикосновениями, и вверх по ногам до самого копчика вместе с ноющей болью текло чистое бесстыжее удовольствие.

* * *

Проснулся я в Больничном крыле и с досадой понял, что Снейп меня все-таки отнес в вотчину мадам Помфри. Увидев, что я проснулся, эта настырная женщина тут же начала причитать и ругаться на меня.

— Вадим, какие эксперименты?! — накинулась на меня колдомедик. — Неделя до испытания, как ты собираешься выполнять обязательства по контракту? О чем ты думал, глупый мальчишка?

Я только скорбно кивал, не поднимая взгляда от одеяла.

— Что ты туда намешал? Магией ничего не получается! Какого драккла ты вздумал?.. — она задохнулась от эмоций и продолжила меня отчитывать. — Северус притащил какой-то маггловской дряни, с которой ты будешь лечиться как минимум месяца полтора! Я очень разочарована в тебе. Две недели как вышел отсюда и снова!.. Что за ненормальная тяга к саморазрушению?

Я пожал плечами, скорбно глядя в раскрасневшееся лицо колдомедика, и заверил, что такое больше не повторится. Мадам Помфри недовольно поджала губы, но, взяв себя в руки, тему закрыла.

— Тебя хотели навестить друзья. Ты готов пообщаться с посетителями?

— Да, мадам Помфри.

— Хорошо, я дам им знать, а пока позавтракай. Зелье стоит на тумбочке, выпей после еды.

— Что это? — спросил я, рассматривая незнакомую жидкость во флаконе. — Се… Декан сказал, что зелья не подействуют.

— Это избавит тебя от токсичных соединений в организме, — коротко ответила мадам Помфри и плюхнула поднос с завтраком мне на колени. — Ешь. Приятного аппетита.

— Спасибо, — я с тоской взглянул на ненавистную овсянку и потянулся за тостом.

Через полчаса меня навестили гриффиндорцы. Гермиона жалобно причитала, всем видом выражая сочувствие, гладила меня по голове, не стесняясь мальчишек. А напоследок чмокнула в губы. Поттер недовольно и холодно рассматривал меня в упор, явно не одобряя мои эксперименты и обвиняя в случившемся Снейпа. Уизли только кивнул в приветствии, с завистью наблюдая за мной и Гермионой. На прощание тоже кивнул, так и не сказав за все посещение ни слова.

Следом пришли слизеринцы. Драко и Тео принесли мне сладостей. Это было приятно, только радость от эндорфинов подпортили насмешки от них. Опять то же самое: «Техника безопасности… где были твои мозги? Наверное, Снейп их законсервировал…», бла-бла-бла. Ничего нового. Я только мученически вздыхал и жевал шоколадку, хихикая в особенно заковыристых местах.

Остальное время я плел амулеты из бисера. Надо было отдариться Пьюси, и я остановил свой выбор на шикарном корабле из бисерных цветов, заговоренном на легкий путь в жизни, чтобы помогал выплывать из всех жизненных невзгод.

А после обеда меня навестила Лавгуд с просьбой проверить ее. Дозрела-таки.

— Привет, Вадим. Как ты? — рейвенкловка присела на край рядом стоящей кровати и расправила свою мантию.

— Нормально, — я дернул плечом. — Жить буду.

— Я хотела спросить, — она несмело подняла на меня глаза. — Ты говорил, что я могу к тебе обратиться. Предложение еще в силе?

— Конечно, говори.

— Я думаю, что со мной и правда что-то не так. Я написала своему другу, и он… подтвердил, что некоторые мои реакции, ммм… Не совсем типичны. А папа не очень хотел об этом говорить, но все-таки согласился. Он сказал, это у меня от мамы.

Я поднял брови, заинтересовавшись.

— Давай проверим, — я протянул руку и коснулся ее головы.

Сквозь амулет чувствовалось не очень хорошо, но я точно понял, что в ней было какое-то то ли проклятье, то ли выверт родомагии. Хорошо бы продиагностировать ее в подземельях еще раз, но это позже. Какая-то неправильность мышления все же присутствовала, а вот откуда взялись корни этого, можно выяснить позже.

— Пожалуй, что-то более серьезное делать я не рискну, — она в страхе вскинулась, с тревогой глядя на меня. — Дай-ка мне мою сумку, видишь, на стуле лежит?

Я указал рукой и Лавгуд протянула мне почтальонку. Я покопался в ней и после короткого раздумья достал деревянный кулон с вырезанной на нем звездой Лады.

— Возьми в руки, — приказал я.

Девчонка послушно сжала самодельный оберег и прикрыла глаза.

— Что-то чувствуешь? — спросил я, с интересом наблюдая за ее реакцией.

— Да, немного, — помедлив ответила она. — Но я не могу точно сказать, что со мной не так. Я просто почувствовала это. Мысли стали яснее, но диссонанс все равно есть. Понимаешь, о чем я?.. Наверное, нет, — она слабо улыбнулась. — Я сама толком не понимаю.

Она задумчиво рассматривала резной оберег.

— Давай обратно, — я требовательно протянул руку.

Я спрятал фигурку между ладоней, шепча заговор. А потом вернул ей, заставив сжать звезду Лады и положив сверху свои руки.

Лавгуд глубоко вздохнула и открыла серебристые глаза. Обычно слегка расфокусированный взгляд прояснился, зрачок стремительно сузился, и она взглянула прямо мне в глаза.

— Волхов, а ведь ты попаданец, — вдруг сказала она.

От неожиданности я шарахнулся в сторону и упал бы, если бы она не перехватила мою руку.

— Твою мать! — воскликнул я, машинально переходя на русский.

Она кивнула. Я таращился на нее в полном обалдении, и до меня постепенно доходило:

— Мать твою, Лавгуд! То-то я думаю, почему никаких мозгошмыгов и нарглов ты не поминаешь при каждом удобном случае… Я-то думал, что это авторское преувеличение, а оно вон оно что… Тоже, да? — я с надеждой смотрел на ее лицо, которое почему-то не выражало никаких особенных эмоций.

— Да, а как ты попал сюда? — с непрошибаемым спокойствием спросила она.

— Умер я там, — я покосился на ее руки. Похоже, звезда Лады слишком повлияла на ее разум и отключила эмоции. Переборщил с воздействием или оберег ей просто не подходит? Надо ее все-таки по-человечески посмотреть, без артефакта. Явно проблемы в мозгах, причем, по ходу, генетические. — А ты как сюда попала?

— Я тоже умерла — разбилась в аварии — а в следующий момент очнулась в теле пятилетней Луны.

— А моему телу было восемь, — признался я. — Мне поначалу казалось, что я в коме лежу.

— Сколько тебе было там? Мне — двадцать шесть, и я впервые ехала в отпуск.

— Обидно, наверное, было, — сочувственно протянул я. — А я чуть-чуть не дожил до двадцать шестого дня рождения.

— Интересно, это что-то означает — наш возраст? — она спокойно рассматривала мое лицо, в глазах светился холодный разум, который анализировал каждое мое слово, интонацию, выражение и жест.

— Эээ… Я не знаю, — сказал я и выдрал амулет из ее руки, он явно ей не подходил.

Но выражение ее лица не поменялось. Я с интересом следил за ней. Интересный эффект. Что ж, подождем. Обычно такого воздействия надолго не хватает.

— Да, ты прав, мало информации, чтобы делать выводы, — по ее лицу мелькнула тень.

— Как самочувствие? — спросил я с интересом.

— Все в порядке, — она кивнула. — Ты знал эту историю там? Ну, про Гарри Поттера?

— Знал, можно сказать, фанател одно время, — я улыбнулся, ностальгируя. — Даже кучу фанфиков прочел. А ты?

— Я читала три книги и смотрела фильмы, но не очень внимательно.

— Фильмы — фигня, — отмахнулся я. — Там столько сюжетных веток не раскрыто, что просто пиздец! Четвертый фильм — отстой, а шестой вообще сделан в каком-то странном стиле и цвет там убитый. Оператор — говно. И Малфой там какой-то… Нераскрытый, в общем.

— Ясно, — Лавгуд начала проявлять эмоции. На лице у нее стало проступать обескураженное выражение. — Я… — она схватилась за виски, сморщившись. По ходу, она начала приходить в себя.

— Отпустило, да? — ага, отключаются эмоции, зато разум проясняется. Оберег исправляет косяки и недочеты. И сейчас я наблюдал фактически то, что должно быть в идеале. Видимо, цель многовековой селекции была в том, чтобы получить очень умных и о-очень спокойных созданий. Я хмыкнул. Да уж, свезло так свезло.

— Да, что это со мной было? — она растерянно и смущенно смотрела на меня.

— Это был, так сказать, образец. Идеальная версия тебя. Я не знаю, что сбилось: может, твое попадание повлияло… Хотя… канонная Лавгуд тоже со сдвигом была… Так что получается, что это генетическое отклонение? — пробормотал я. — Нужно тебя еще разок проверить без моего щита, — я нервно дернул за цепочку. — А потом можно будет делать выводы.

— Подожди, если ты меня вылечишь, я стану такой… ледышкой? Я не уверена, что хочу быть идеальной версией себя… — растерянно ответила Лавгуд.

— Расслабься, Лавгуд. Найдем мы твою гармонию и закрепим в генах так, что и у твоих детей будет так. Ты что, не знаешь, в чем соль в историях про истинных целителей? — Лавгуд покачала головой. — Например, мадам Помфри уменьшила Гермионе зубы, но у ее детей зубы будут такие, какие были у Гермионы до уменьшения. А вообще, как гены сложатся. А ты пока подумай, чем мне будешь платить?

— Я не знаю… В прошлой жизни, у меня было образование психолога, я даже какое-то время успела поработать. Вроде у меня неплохо получалось… — Лавгуд застыла с приоткрытым ртом и сбилась на дикий акцент.

— Предлагаешь себя в качестве моей жилетки? Только под клятву, дорогая, — я усмехнулся.

— Не вопрос. Ты только не обижайся, но мне кажется, что тебе это нужно. По крайней мере, не повредит, — девчонка явно чувствовала себя не в своей тарелке, говоря мне это, и избегала смотреть в глаза.

— Хм, возможно, — задумчиво протянул я, прищурившись, рассматривая Лавгуд. — Я об этом никогда не задумывался.

— Ну, попробовать нам никто не мешает. Если что, буду придумывать другой вариант, — она немного помолчала, а затем осторожно взглянула на меня. — Можно задать вопрос?

— Ну, рискни.

— Ты же пробовал что-то менять? Я была уверена, что да, но почему так решила, уже не смогу сказать. Странное ощущение… твердая уверенность, а повторить эту логическую цепочку не могу, — Лавгуд задумчиво рассматривала картину на стене, потом перевела взгляд на шелестящий фикус. — Я хочу вернуть это ощущение кристальной ясности сознания, но тогда у меня совсем отсутствовали эмоции. Чем-то похоже на Империус…

— Да, я пробовал, у меня даже получалось, но не всегда так, как хотелось. А ты?

— Нет, я боюсь, потому что не могу просчитать последствия, да и не так хорошо знаю эту историю, чтобы вообще решиться на изменения. Хотя наверняка какие-то мои поступки что-то изменили просто по теории вероятности, но что именно… затрудняюсь сказать.

Мы задумчиво молчали, а я раздумывал, не она ли тот случайный фактор, который помог Диггори умереть уже на втором испытании, а Флер вырвать победу?

— Скажи, а ты знаешь французский? Случаем, не общалась с Флер Делакур?

— Да на оба вопроса, а что?

— Случаем, она не расспрашивала тебя, что водится в Черном озере?

— Я не помню, возможно…

— Ладно, — подвел итог я. — Тебе пора, договорим в другой раз. С чувством, с толком, с расстановкой, — я насмешливо улыбнулся. — Как выйду отсюда — дам тебе знать, подойдешь к гостиной Слизерина. Я тебя осмотрю нормально, а ты вправишь мне мозг, побудешь моей совестью и жилеткой. Готовься, Лавгуд.

— Пока, — она встала, одернув мантию. — Поправляйся.

— Пока-пока, — я помахал рукой вслед уходящей Лавгуд и крикнул. — Кстати, с амулетом ты говорила совсем без акцента. Прикол, да?

Лавгуд, не оборачиваясь, дернула плечом, и я наконец-то остался один.

* * *

«Мой дорогой Макс!

Надеюсь, у тебя все хорошо? Насчет экзаменов не переживай, ты всегда был умен. Правда, всегда ленился заучивать наизусть и выезжал ты за счет хорошо подвешенного языка и сообразительности. Ну и обаяния, чего уж там. Оценки у тебя всегда были хорошие.

Наша соседка миссис Хорнби передает тебе привет. Наверняка ты не помнишь ее, но уж запах ее пирога с патокой вспомнишь, как только почувствуешь. Макс, за этот пирог ты был готов пойти на все, что угодно. Однажды маленький ты стащил пирог у нее с подоконника. Как мне было стыдно, ведь это я недоглядела за тобой, заболтавшись по телефону с подругой. Представь, Макс, у нее сохранились детские фотографии нашей бабушки, а также на них есть ее мама — наша прабабка — Хоуп Колинз. Второе имя твоя мама получила в честь нее. Я поспрашивала миссис Хорнби о нашей семье. Эта старушенция знает столько сплетен! Просто бесценный источник информации! Ах, Максвелл, в силу малых лет ты вряд ли оценишь память этой старушки, но поверь, я буду счастлива в ее годы иметь такую же цепкую память.

Так вот, прабабка переехала в Глазго после какой-то темной истории и поселилась на рабочей окраине рядом с семьей миссис Хорнби, тогда ее, правда, звали Дейзи Маклинн. Этот милый „цветочек“ — первая сплетница в нашем квартале. Она знает все и обо всех, несмотря на то, что редко выходит из дома. Потрясающая старушка.

Ох, милый, прости. Опять отвлеклась. Мне так хочется поболтать с тобой. Я очень скучаю и с нетерпением жду встречи.

Так вот, приехав в Глазго, через пару месяцев Хоуп спешно вышла замуж, а еще через семь месяцев родила нашу бабку Софию. Я знаю, что она больше никогда не возвращалась к родителям и не общалась с ними. Миссис Хорнби говорит, что она была сильно обижена на них. Такие страсти, оказывается, кипели в нашей семье! Бабушка София, как ты сам знаешь, родила двух дочерей, мою маму, Гленду, и твою — Джейн. Кстати, ты носишь фамилию своего деда, мужа бабушки Софии. Если тебе так важно, девичья фамилия Хоуп была Брайс. Вроде бы у нее были кузены. Возможно, у нас остались родственники. Летом можем съездить и разузнать или наймем детектива. Как захочешь. Раз это так важно для тебя. А вообще я не очень понимаю твою зацикленность, но если ты говоришь, что у вас на факультете это ценится, то будь по-твоему.

Единственное — я не смогла ничего найти по твоему родному отцу. В бумагах твоей матери про это не сказано ни слова. Ни записки, ни письма, абсолютно ничего. Только в дневнике есть странность: несколько страниц пропущены, будто она оставила их для чего-то, но забыла записать. Судя по датам, этот период как раз приходится на время твоего зачатия, прости мне такие подробности, которые, я считаю, рано говорить таким детям как ты, но ты сам просил. Так что не смей плеваться!

Ох, Макс, совсем забыла тебе сказать: я в новых туфлях попала под дождь и сломала ногу. Мне надоело ходить в гипсе, и я даже не знаю, что делать с работой. Не мог бы ты купить мне какое-нибудь волшебное зелье или, может быть, узнать адрес больницы Святого Мунго? Или через старшекурсников достать лекарство. Сил нет терпеть. Бездействие меня убивает, и я даже начала поправляться. Питаю надежду, что волшебство быстро поставит меня на ноги.

В остальном все по-старому. Напиши мне, если тебе еще что-то понадобится.

P.S. Высылаю тебе фотографии. Если ничего не случится, то пришли письмо, как и договаривались, на следующей неделе.

С любовью, твоя Кристина.»

Максвелл улыбнулся и вытряхнул из конверта несколько старых фотографий. Макс без особого интереса глянул на семейное фото Стюартов, на молодую Джейн в школьной форме. София тоже была темноволосой и темноглазой, но ничего общего с бабулей из снов не имела. Но ее лицо было очень знакомым, а вот Джейн и Макс унаследовали от неё лишь густые темные волосы и, пожалуй, форму лица. Ни Хоуп, ни София, ни Джейн, ни Гленда совершенно не были похожи.

Макса заинтересовали самые старые фотографии. На обороте одной была надпись: «Хоуп и София, Мэри и Дейзи, 1936 год». На другой на фоне небольшой церквушки и цветущих холмов были сняты трое подростков: двое юношей и девушка. Надпись на обороте гласила: «Хоуп, Фрэнк и Мартин, лето, 1931 год.» Макс задумчиво отложил ее в сторону и стал рассматривать церковь на фото Хоуп с кузенами. Значит, Брайс. Вид ему был знаком, приметная церковь. Где-то он ее уже видел. У самого края фотографии виднелось поместье, вдалеке. За церковью начиналось кладбище. Он наложил чары линзы, увеличив изображение, и прочел на табличке «Кладбище Хэнглтон».

Максвелл снова вгляделся в лицо Софии, и его бросило в жар, когда он понял, кого она ему напоминает. Она очень походила на Меропу Гонт, если бы у той не было косоглазия.

Глава 51. Аластор?

— Кристина прислала мне письмо. Оказывается, я свой собственный родственник по материнской линии. Представляешь, Барти? — Максвелл запрыгнул на парту и устроился поудобнее, болтая ногами в воздухе.

Барти в облике Муди прохромал ближе к Максу и остановился, пристально вглядываясь в безмятежное лицо мальчика.

— Да, пожалуй, могу представить. Что-то в чертах лица… Но от Криса вы все же взяли больше, мой лорд.

Стюарт заливисто расхохотался и лукаво взглянул на Барти.

— Кто бы мог подумать? Как иногда причудливо переплетаются судьбы! В итоге самую полезную вещь для меня сделал бастард Селвинов, который даже не входил в Ближний Круг. Забавно.

Муди ничего не ответил на это, оставаясь бесстрастным.

— Кстати, — Максвелл спрыгнул с парты и прошелся по классу. — Напомни мне, как костерост действует на сквибов?

— Лишь немного медленнее, чем на магов. Мой лорд?..

— Кристина сломала ногу, мне нужно, чтобы ты помог ей. И желательно побыстрее. С ее неуемным характером с нее станется самой отправиться искать Мунго и по пути попасть под машину. Как только Поттер отправится на кладбище, убери все следы (с этим я тебе помогу) и аппарируй ко мне домой. Координаты я тебе дам, как и письмо к Кристине. Оставайся с ней до тех пор, пока я не попрошу иного. Сейчас это самое безопасное место для тебя.

— Как скажете, — Барти неловко склонился и, прохромав обратно за стол, рухнул в кресло. — Позволите мне озвучить свои мысли насчет оригинала этого тела?

Выслушав его, мальчик издал тихий смешок:

— Барти! Как же хорошо, что я нашел первым именно тебя, мой гениальный малыш.

На губах Максвелла играла совершенно недетская, расчетливая улыбка.

* * *

Третье испытание началось после последнего экзамена. Двадцать четвертое июня выдалось ясным.

Директор Дамблдор изучающе рассматривал лабиринт, выросший на месте поля для квиддича. Внутри ворочалось смутное предчувствие, которое директор старательно игнорировал. На душе было муторно. Хотя, казалось бы, что может пойти не так? Проведенный ритуал гарантировал Гарри Поттеру защиту в одной смертельной ситуации. «Жизнь за жизнь», который порекомендовал Северус, был кровавым и черным ритуалом, но крайне действенным. Жертвоприношение Дамблдор провел в одиночку, поэтому пришлось потратить много собственной магии. И Альбуса совсем не интересовал тот, кого притащил Флетчер в качестве жертвы. Ничего не знать о том человеке было проще.

Дамблдор сожалеюще вздохнул, покосившись на Северуса. Жаль, что он так и не согласился на обряд темного братания. Это был бы идеальный вариант. Практически бескровный и дающий всем в этом раскладе то, что они хотят. Правда, Северус оказался несколько… более предвзят в отношении Гарри. А как было бы замечательно: сам Альбус, как проводящий обряд, получил бы влияние на обоих партнеров и небольшой прирост личной силы; Гарри — надежную защиту, гораздо лучше кровной, которую стихийно создала Лили. Чем Северусу не угодил молодой, красивый, богатый муж, да еще в перспективе — наследник двух родов? Конечно, отношения Поттера и Снейпа оставляли желать лучшего, им пришлось бы немного помочь, но ничего сверхсложного, а в результате выходила бы такая красивая комбинация! Взял и уперся, как баран, а в результате из-за его отказа пришлось погубить человека. Альбус глубоко вздохнул.

Дамблдор недовольно поджал губы и перевел взгляд на палатку Чемпионов, где в это время Людо Бэгмэн давал последние наставления участникам, а распорядители, палочками вычерчивая замысловатые вензеля, организовывали чары линзы над лабиринтом для лучшей демонстрации. У палатки колдомедиков суетилась Поппи, Вадим в инвалидной коляске баловался, то приподнимаясь в воздух, то опускаясь на землю. Не самое маневренное приспособление, да и медленное к тому же. Но как оказалось, Волхов панически боялся высоты. Команда спасателей в последний раз тестировали метлы. В случае необходимости быструю доставку целителя обеспечивали именно они.

Дамблдор снова вздохнул, любуясь его золотыми кудрями. Издали он был очень похож на Геллерта.

Как неудачно все вышло с этим экспериментом. Вечно этого мальчишку тянет на безумства в самый неподходящий момент. Такой порывистый, солнечный и отчаянно влюбленный… Альбус был в шоке, осознав, кто является объектом чувств целителя. Именно тогда ему и пришла в голову мысль свести Гарри и Северуса, а Вадима осторожно удалить из их жизни. Стоило смотреть правде в глаза — у Северуса было слишком мало шансов пережить войну, а Гарри… Альбус решил для себя, что сделает все возможное, чтобы отпрыск Поттеров выжил, и смерть Северуса на нем не скажется столь сильно, как на Волхове. Вадима нужно было срочно переключить, перенаправить эту неуемную жажду любви в другую сторону, да хоть на ту же Грейнджер, чтобы он смог пережить потерю. Он был юн, красив, и его ждало прекрасное будущее при любом раскладе. Особенно при умелом руководстве Альбуса. Уже вложенные усилия должны окупиться и в будущем заработать уже в пользу только целителя.

Пожиратель в личине Муди деловито прохаживался перед трибунами, зыркая по сторонам. Постоянная бдительность, да? Дамблдор усмехнулся в бороду. Пускай, уже недолго осталось. Кубок уже занял свое место. Все шло по плану. Том лез прямиком в ловушку.

И вот испытание началось. Зрители затаили дыхание, наблюдая за чемпионами. Вот последний из участников скрылся за стеной из растений, и все перевели взгляд на купол.

Это было зрелищно. Дамблдор довольно улыбнулся. Понятно, почему, несмотря на высокую смертность, Турнир решили возродить. Запрет на проведение этого состязания был введен в тысяча семьсот девяносто втором году и три Министерства бились несколько лет, чтобы возобновить эту традицию. Рано или поздно это бы случилось, все люди во все времена жаждут хлеба и зрелищ.

Дамблдор внимательно следил за Гарри. Мальчишка успешно проходил одно препятствие за другим. Он даже нашел короткий путь через Сфинкса и довольно быстро разгадал загадку. Крам напал на Делакур и девушка потеряла сознание. Победитель выпустил красные искры, и спасатели поспешили подобрать ее. Крам не успел совсем чуть-чуть. Схватив Кубок, Поттер исчез.

Дамблдор подобрался. Минуты текли одна за другой, а победитель все не появлялся. Уже и Крам, и Делакур были доставлены к колдомедикам, уже и судьи, и зрители заволновались, а Гарри все не появлялся.

— Сбой в пог’тале? — предположила сидящая рядом мадам Максим. — А где господин Каг’каг’ов?

Дамблдор оглянулся. Каркарова нигде не было видно, но это сейчас не играло особой роли.

Позади сдавленно застонал Снейп.

— Северус? — спросил директор, оборачиваясь.

— Мне нужно… выйти, — прошипел Снейп, выразительно взглянул на Дамблдора, и тот мгновенно понял — это случилось.

— Позже, Северус, позже, — покачал головой директор, с сочувствием глядя на побелевшего декана слизеринцев.

— Тогда мне нужна Поппи, у меня ужасно разболелась… голова, — Снейп кивнул сидящим рядом волшебникам и направился к палатке колдомедиков.

Дамблдор наблюдал за тем, как его перехватывает Волхов и, хмурясь, негромко что-то спрашивает. Снейп кивнул, что-то коротко бросив в ответ и стряхнув руку мальчишки с предплечья, двинулся к мадам Помфри.

«Уж не из-за него ли Снейп отказался от проведения обряда с Поттером? — всплыла в голове неуместная мысль. — Он догадался или Вадим все-таки набрался смелости и поставил Северуса в известность? Неужели Северус что-то…»

Минуты текли, но Поттера все не было. Зрители начали разбредаться по кучкам и обсуждать произошедшую накладку. Волнение судей все нарастало, организаторы направились вглубь лабиринта и попытались найти профессора Муди. Он последний держал кубок в руках и он же зачаровывал его. Однако поиски организаторов не увенчались успехом. Профессора нигде не было.

— Может быть, стоит поискать его в замке, в его покоях? — предположил директор. — У Муди все же нога, и он довольно сильно выложился, готовя испытания.

— Да-да, мы так и поступим, сразу после того, как вернется наш победитель, — рассеянно ответил один из мужчин, видимо, занятый другими мыслями. Рядом с ним колдовали остальные его коллеги, пытаясь отыскать Поттера.

Дамблдор только вздохнул, он и не надеялся, что пожиратель все еще в замке. К сожалению, скорее всего его старый друг уже мертв, если не что похуже. А пожиратель скрылся, сбросив его личину. Хитрец все рассчитал. Альбусу ничего не оставалось, как ждать удобного момента. Смерть друга не должна была стать напрасной. Ничего, рано или поздно Альбус узнает, кто это был, и заставит ответить за все.

А Гарри вернется. Дамблдор ни секунды не сомневался, что он вернется, Том все еще слаб, защита точно вытащит мальчишку.

И точно в подтверждение этим мыслям раздался громкий хлопок, и на поляну вывалился ошалевший Гарри Поттер с кубком в обнимку.

— Боже мой! Что за вид?! Дамблёдорг’! Мне кажется, или у него была г’анена нога, а не г’ука?

Зрители начали громко аплодировать, Дамблдор вихрем слетел с трибун к мальчику, которого уже успел облапать Вадим, а колдомедики стали грузить на носилки.

— Он вернулся… — глаза гриффиндорца были испуганные. — Профессор Дамблдор, он вернулся! — истерика Гарри набирала обороты.

— Господа, дайте пройти!

— Мадам Помфри, нужно успокоительное, — распоряжался Вадим, крепко удерживая раненую руку друга. — Гарри, успокойся. Всё закончилось. Ты в безопасности.

— Вадим, — директор положил руку целителю на плечо. — Мне нужно поговорить с ним.

Носилки плавно влетели в шатер. Тяжелая ткань опустилась, отсекая звуки.

— Там был Петтигрю, — задыхался Гарри. — Крыса! Предатель! Ненавижу…

— Гарри, расскажи, что случилось? Куда перенес тебя кубок?

Мальчика трясло. Он уже открыл рот, когда Вадим обернулся, стряхивая руку директора с плеча.

— Никаких допросов до тех пор, пока он не успокоится!

— Вадим, это очень срочно. Возродился Волдеморт. Нужно узнать подробности как можно скорее… — голос директора был строгим.

— Вы их узнаете. Позже. Когда Гарри придет в себя, — безапелляционным тоном заявил целитель, перебивая Дамблдора.

Вадим надвинулся на него, заступил ему дорогу, закрывая Поттера собой и не позволяя приблизиться. Альбус отступил, признавая правоту Вадима, но все еще надеясь переубедить его.

— Вадим! Погибнут люди!

— Директор Дамблдор, люди на планете умирают каждую минуту. Мне насрать на ваши разборки темных и светлых! Мне плевать, кто там у вас возродился — Волдеморт, Саурон… да хоть Кощей Бессмертный! Гарри нужно отдохнуть и точка!

Вадим что-то забормотал, взмахивая руками. Носилки осторожно перекатили Гарри на кровать и отлетели в угол.

— Вадим, ты забываешься, — одернул мальчишку директор.

Строгий тон и аура силы не произвели на целителя никакого впечатления. Тот, к немалой досаде Дамблдора, нисколько не трепетал перед авторитетами.

— Нет, директор. Я забочусь о психике вашего драгоценного героя, — ядовито выплюнул Вадим.

— Дим, но мне надо… — Гарри начал вставать, но тут же шлепнулся обратно от толчка в грудь.

— А ты в неадеквате, так что молчи и пей! — буркнул Вадим, ловко вливая зелье в приоткрытые губы.

Поттер обмяк на кровати. Глаза его закрылись. Волхов склонился над раненой ногой, не обращая на Дамблдора никакого внимания. Ему не оставалось ничего иного, как выйти из шатра.

— Сонорус! — Дамблдор прокашлялся. — Уважаемые зрители, судьи и участники турнира, с сожалением должен отметить, что сбой в портале, а также раны нашего героя не позволят ему принять законную награду, а также ваши поздравления. Турнир окончен, учеников и студентов Шармбатона и Дурмстранга прошу пройти в Большой зал — скоро начнется праздничный ужин. Уважаемые зрители, прошу вас пройти на площадку для аппарации либо в Хогсмид, где есть каминная сеть.

Дамблдор цепко огляделся и махнул рукой министру. Фадж колобком подкатился к директору и экспрессивно замахал руками, выражая недовольство организаторами. Дамблдор поморщился и перебил его, проникновенно глядя в глаза:

— Корнелиус, попроси авроров найти профессора Муди, я давно его не видел. Как бы с ним не случилось чего-то непоправимого. Он уже пожилой и больной волшебник, переживший множество проклятий. Может быть, он что-то напутал при установке портала? Окажи любезность.

Фадж поджал губы, смерив Альбуса недовольным взглядом, но подчинился. Трое авроров после постановки задачи быстрым шагом направились в замок. Директор, подумав, направился вслед за ними.

К его безмерному удивлению Аластор Муди нашелся, и главное — где? В собственной постели. Безмятежно храпя, Муди слабо подергивал рукой, будто в поисках палочки. Искусственный глаз лежал на прикроватной тумбочке, а натуральный так и ходил под веком. Разбуженный вторжением авроров, Аластор почти сразу вскинулся и выхватил палочку из-под подушки, направляя ее на вошедших.

— Кто?!.. А, это ты, Альбус… Что случилось? Что ты тут… Где я?! — речь бывшего аврора была слегка невнятна, а голос был хриплым.

— Аластор, друг мой, как звали ту девицу, с которой я застукал тебя в моем классе после занятий на четвертом курсе?

Старый друг нахмурился, смерил взглядом магов и нехотя ответил:

— Не было никакой девицы. Я просто громил класс, и ты снял с меня кучу баллов. А теперь ты скажи мне, Альбус, название твоей любимой книги, — Муди прищурил здоровый глаз и чуть вскинул палочку.

— Платоновский Протагор[15], - Альбус безмятежно улыбнулся. Муди немного расслабился, но не спешил опускать палочку.

— А эти что тут делают? — он указал в сторону авроров. — И что я делаю в Хогвартсе?

Дамблдор вышел вперед, махнув рукой расслабившимся аврорам. Те опустили палочки.

— Что последнее ты помнишь, Аластор? — тихо спросил Дамблдор, внимательнее вглядываясь в лицо Муди.

— Как я выхожу во двор, услышав какой-то шум у мусорных баков. Бродячие псы опять шарились там.

В этот момент министр и следующий за ним зельевар вошли в покои. Декан Слизерина закрыл за собой дверь и привалился к косяку, скрестив руки на груди. Фадж неодобрительно посмотрел на расслабленных авроров и повернул голову в сторону Муди:

— Тогда вы не будете против применения к вам сыворотки правды? Учитывая неоднозначность…

— Да что случилось-то? — Муди нахмурился еще больше и стал морщиться так, как делал всегда, когда испытывал боль от мигрени. Дамблдор молча отслеживал реакцию Муди. Что-то не складывалось.

— А случилось то, что ты преподавал ЗоТИ целый год и не помнишь этого. И ты был последним, кто прикасался к Кубку Огня перед началом третьего испытания турнира.

— Хм, — Аластор нахмурился, на щеке забилась жилка. Старый друг очень нервничал, но вот почему… — Реакция типичная и для заклятия забвения, и для империуса. Но я ставлю на последнее. Вы же понимаете, мистер Фадж, что если это было заклятие подвластия, то Веритасерум ничего не даст? Судя по всему, меня прокляли, когда я вышел к этим драккловым бакам. Поверить не могу, меня все же достали… Когда доберусь до этой твари — выпущу кишки! — обезображенное лицо скривилось в гримасе ненависти.

— Сделаем вид, что вы этого не говорили, мистер Муди. Возможно вас и прокляли, но вы же не откажетесь убедиться в этом? Мистер Снейп… — Фадж шагнул вперед к кровати, опуская руку в карман мантии.

Министр не успел договорить, а Муди уже скатился за кровать и кинул массовые чары парализации на присутствующих. Вовремя успели отреагировать только Снейп, рухнувший на пол, и прикрывшийся щитом Дамблдор. Авроры отшвырнули министра за свои спины, заслоняя собой, и двое из трех оказались без сознания. Фадж вжался в угол за дверью, оставшийся аврор держал перед ними щит.

— Аластор, остановись, что ты делаешь? — спросил Дамблдор, краем глаза замечая движение слева. В это время Снейп завозился на полу и перекатом ушел за кровать.

— Стоять! — Аластор нервно целился куда-то между Альбусом и Снейпом, переводя взгляд с директора на то место, где скрылся зельевар. Без всевидящего ока ему явно было неуютно. Он бранился через слово и пытался одной рукой нашарить что-то в ящике стола, не отводя взгляда от противников.

— Аластор, остановись, давай просто поговорим, я уверен — это недопонимание, давай все мы опустим палочки и разберемся… — попытался успокоить его Альбус.

— К Мордреду! Разберемся… То-то вы пришли с аврорами! — рыкнул Муди. — А уж Фаджа-то я знаю, — пробормотал он и с новым энтузиазмом закопался в ящик. — Твою же мать!

Муди дернулся и резко вытащил руку из ящика, невольно отвлекаясь.

Этот момент Снейп и выбрал, чтобы напасть. Пользуясь секундным замешательством Муди, который слишком отвлекся, зельевар кинул Ступефай в Аластора и попал. В тот же момент Альбус применил связывающие чары и подобрал палочку профессора защиты.

Сзади послышался облегченный вздох и причитания Фаджа, которого охранник попытался вытолкнуть в коридор. На полу после отмены заклинания завозились авроры. Снейп выпрямился и небрежно отряхнулся.

— Вот сыворотка, — протянул он Дамблдору небольшой пузырек с бесцветной жидкостью.

Профессор Муди вращал уцелевшим глазом, не в силах произнести ни слова, приложенный Силенцио.

— Посадите его и примените сыворотку, первичный допрос, — приказал Фадж и устроился поудобнее на стуле.

Авроры вздернули Муди, пристроив его на кровать, заставили открыть рот и закапали Веритасерум.

Муди поначалу дергался, но противостоять сыворотке не смог.

— Как вас зовут? — начал Фадж допрос стандартным вопросом, когда бывший аврор расслабился и взгляд его расфокусировался.

— Аластор Муди.

— Вы знаете, где вы находитесь?

— Хогвартс, покои профессора защиты.

— Какое сегодня число?

— Двадцать четвертое июня.

Стандартные вопросы закончились, и Фадж перешел к сути.

— Это вы превратили в портал Кубок огня?

— Да.

Лицо Дамблдора на секунду потеряло свою невозмутимость, глаза в шоке расширились, даже Снейп дернулся, в неверии рассматривая бывшего аврора. Фадж растерянно глядел на Грозного Глаза, так же, как и сопровождающие его авроры. Никто не понимал поступка Муди.

— Вы действовали под принуждением? — тут же поспешил уточнить министр.

— Нет.

— Что вы хотели сделать с победителем турнира?

— Убить.

Маги в шоке переглянулись.

— Вы знали, кто это будет, кто будет победителем? — быстро спросил Дамблдор.

— Да. Я был заинтересован, чтобы Поттер дошел до конца. Впрочем, меня бы устроила и его смерть во время испытания.

— Это вы бросили имя мистера Поттера в Кубок огня?

— Да.

— Почему вы хотите смерти мистера Поттера?

— Он — Тот-кого-нельзя-называть, он должен умереть.

Дамблдор вскочил с места и резко шагнул к Грозному Глазу, но был остановлен охраной. Фадж озадаченно моргал.

— Мистер Поттер… Тот-кого-нельзя-называть? — он издал нервный смешок, будто не в силах осмыслить эту новость. — Мистер Муди, с чего вы это взяли?!

— Потому что никто не знает, что случилось в ночь на тридцать первое октября в доме Поттеров. От Авады нет защиты, а мальчишка выжил. Тело Волдеморта отсутствовало, один Мордред знает, до каких глубин он зашел в изучении Темной магии. Темные метки не исчезли до конца. Волдеморт все еще жив. Я уверен, что он вселился в мальчишку.

В покоях воцарилась тишина. Маги переглядывались, не решаясь задать следующий вопрос.

— У вас есть какие-либо доказательства этого? — наконец осмелился нарушить тишину министр.

— Есть.

— Какие?! — воскликнул Дамблдор, не верящий, что старый друг скрыл от него настолько важную информацию.

— Я не могу этого сказать.

— Непреложный обет? — быстро спросил старший из авроров.

— Да.

— Это невозможно! — воскликнул Фадж. — Этого просто не может быть. Да он сумасшедший! Я знаком с Гарри Поттером, и он совершенно не производит впечатления…

— Это сейчас неважно, Корнелиус, — прервал его Дамблдор, нервным жестом поправляя очки. — Меня больше беспокоит, что Аластор всерьез пытался убить ученика. Мало того — Избранного. Ты прекрасно знаешь, что утверждения Муди — совершеннейшая ересь… Ты знаешь… обстоятельства мальчика, Корнелиус. Он не может быть Волдемортом. Но другие могут поверить.

— Да, Альбус, боюсь, ты прав, — печально покивал министр и повернулся к Грозному Глазу. — У вас были сообщники?

— Да.

— Назовите их имена.

— Я не могу этого сделать.

— Проклятье! — Северус начал нервно вышагивать из стороны в сторону. — Альбус, ничего не сходится.

— Что вы имеете в виду? — Фадж прищурился, подозревая, что директор, по своей обычной привычке, что-то замалчивает.

— Не здесь, Корнелиус. Поговорим позже.

— Ну, хорошо, — недовольно ответил Фадж Дамблдору и снова обратился к бывшему аврору. — Куда отправился мистер Поттер после того, как взял в руки Кубок?

— В надежное место, где его должны были устранить. Он мертв? — Муди заморгал и жадно уставился на Дамблдора. — Скажите, что щенок сдох. Он — угроза всему! — бывший аврор задергался в путах так, что придерживающие его тело авроры еле с ним справились.

— Аластор, если доказательства есть, то нам необходимо их увидеть, — зашел Дамблдор с другой стороны. — Никто не хочет его возвращения, даже его сторонники. Ты можешь заручиться нашей поддержкой, мы объединим усилия и избавимся от Волдеморта. Но нам нужны доказательства. Ты не можешь всерьез рассчитывать, что маги поверят голословным обвинениям против Мальчика-Который-Выжил.

Муди замер. Изуродованное лицо засияло от надежды.

— Ты веришь мне, Альбус?

— Мне нужно убедиться в том, что Волдеморт переселился в Гарри, — твердо сказал Дамблдор. — Потому что до сих пор он никак себя не проявил.

— Но… я не могу сказать, — помолчав, сказал Муди. — Это тайна.

— То есть, ты не сам дошел до этой мысли? Тебе помогли?

— Нет. Я сам! Сам всё понял, — Грозный Глаз приосанился.

— Может быть, ты был в Годриковой впадине? Где-то же ты должен был найти доказательства, верно? — продолжал Альбус осторожные расспросы.

Муди нахмурился и помотал головой.

— Нет… Но я уверен, там тоже можно найти следы! Следы от ритуала…

— А где ты нашел доказательства, Аластор?

— Я… не могу сказать, но доказательства есть! Я уверен, что мальчишка — Волдеморт! — завопил Муди. — Он должен умереть, ясно вам? В нем зло! Скажите, что он умер! У меня ведь всё получилось? У Глейда всё вышло? Тим ведь убил его, правда?

— Мальчик выжил, Аластор. Ты очень заблуждаешься на его счет. И хоть он и напуган, но сильно не пострадал.

— Аргх, — задохнулся от бешенства Муди, начиная кричать, брызгая слюной. — Мальчишка должен сдохнуть! Сдохнуть!!! Тварь!!! Мерзкое отродье!

— Силенцио, — Фадж в шоке смотрел на беснующегося бывшего аврора, впрочем, как и все присутствующие.

— Я уже начинаю сильно сомневаться в том, что этот сообщник вообще был, как и в наличии доказательств, господин министр, — внезапно сказал старший аврор. — Посмотрите на него, в его глаза.

— Почему, мистер Свенсон?

— Тим Глейд умер полтора года назад. Я лично присутствовал на похоронах. Муди — однозначно сумасшедший, под сывороткой правды он может бесконтрольно выдавать любой бред, в который верит. Если бы не слова мистера Поттера… — старший аврор в сомнении крутил головой и хмурился. — Надо поговорить с ним, возможно, он кого-то опознает?

— А может быть, никого и не было? — вкрадчиво спросил Снейп. — Может быть, мальчишке просто внушили, что он что-то видел? В том же лабиринте? А то, что Поттер пропал — просто сбой в работе портала. Все могут ошибиться.

— Довольно, — голос Альбуса был холоден, а волна силы, прошедшая по помещению, заставила магов собраться. Все невольно поежились, даже Муди попритих. — Корнелиус, я прошу, чтобы ты проконтролировал доставку Аластора в Мунго — ты же видишь, он не в себе. Северус, — директор выразительно взглянул в глаза зельевара и коснулся своего предплечья. — Нам нужно возвращаться, мы и так потеряли непозволительно много времени.

— Да, — кивнул Снейп, нервно сжав пальцы. Лицо его приобрело пугающую бледность.

— Господа, — кивнул он аврорам. Затем, переведя взгляд холодных голубых глаз на поджавшего в недовольстве губы министра, добавил: — Я свяжусь с тобой сразу же, как только освобожусь, Корнелиус, и мы навестим Аластора еще раз.

Уже выходя с Северусом в коридор, Альбус снова обернулся на Грозного Глаза и увидел, как тот в ярости открывает рот в беззвучном крике. Печально кивнув сам себе, Дамблдор направился в Большой зал, настраиваясь на долгое произнесение речей в честь окончания турнира.

Аластор Муди, к его огромному сожалению, больше не представлял ценности для их общего дела. «Без сомнения, его свели с ума. Нужно вытащить все возможные детали, может быть, ему еще можно помочь, затем следует допросить Гарри и приструнить Вадима — мальчишка слишком много на себя берет, а еще собрать Орден Феникса», — составлял Альбус список дел.

Торжественный ужин прошел, все директора произнесли свои речи в честь окончания турнира, а кубок был с помпой помещен в Зал наград, когда директор отправил всех учеников в факультетские гостиные и смог, наконец, переместиться в Мунго.

Там, в палате на одного, Аластор, накачанный умиротворяющим и пристегнутый эластичными креплениями к кровати — во избежание, снова был допрошен с Веритасерумом Фаджем и Дамблдором.

После повторного допроса маги коротко переглянулись и покинули палату. Ничего существенного выяснить не удалось. Штатный легиллиментор больницы с задачей добыть сведения не справился — в мозгах пациента царил форменный хаос. Воспоминания, как осколки, кружили в голове и понять, почему Муди еще не пускает слюни и даже может внятно изъясняться, было невозможно.

А главное, что из его слов и воспоминаний правда, а что вымысел, тоже определить не удалось. Скорее всего, по заключению колдомедиков, понадобятся годы, чтобы помочь Аластору снова ясно мыслить. Было ли это результатом стороннего вмешательства или результатом старых проклятий, и даже когда именно это случилось, установить не получилось.

Вообще, собранные колдомедиками данные настораживали. Все предпосылки для сумасшествия у Аластора уже были: паранойя, навязчивые состояния, расстройство сна и многое другое сделали из него постоянно настороженного бойца, способного на все. И в то же время сильно расшатали его психику. И сам Альбус признавал в глубине души, что приложил к этому руку. Преступная халатность или попустительство, его паранойя. Бездействие директора дорого обошлось его другу и соратнику. Возможно, на него не так уж сильно и воздействовали, если это воздействие вообще было…

Дамблдор испытал укол досады и вины. Он очень рассчитывал на верного друга, помогавшего ему практически во всех спорных делах, а теперь он бесполезен и, главное, не в своем уме. Пожиратель определенно знал, как выкрутиться. Если бы директор не знал точно, что все это время в Хогвартсе преподавал еще один Пожиратель, кроме Снейпа, то он бы и сам поверил в помешательство Муди и его покушения на Поттера. Стоит признать, что в этот раз его переиграли. Дамблдор даже не мог заявить о возвращении Волдеморта. А словам Гарри после того, что увидел Фадж в той мешанине воспоминаний, никто не поверит. Ведь юный неокрепший разум так легко околдовать.

— Да, как же неудачно вышло… — пробормотал себе под нос Дамблдор и переместился каминной сетью в Хогвартс.

* * *

Дорогой Макс!

Спасибо тебе за это лекарство. До сих пор поражаюсь возможностям волшебства. Я практически встала на ноги, твой знакомец говорит, что еще пара дней — и я смогу безбоязненно ходить. Ты не мог бы рассказать мне про него и ваши отношения подробнее? Я знаю, что такое вассалитет, но как у тебя появился вассал и почему он так тебя боготворит, так и не поняла.

Мистер Томсон весьма мил, у него прекрасные манеры, отменное воспитание и он чудесный собеседник, так что я совершенно не возражаю, чтобы он некоторое время пожил у нас дома. Надеюсь, что он решит свои трудности и обстоятельства, благодаря которым он находится в затруднительном положении, сложатся в его пользу.

Миссис Хорнби передает тебе привет. Я выспросила у нее рецепт ее фирменного пирога из патоки и сегодня приготовлю его на ужин.

Очень скучаю. Мистер Томсон сказал, что сможет перенести меня на платформу и переместить нас всех домой прямо с вещами. Так что я буду тебя встречать и даже не потрачу деньги на такси! Ты так мало пишешь про одноклассников, все время только про учебу, есть ли у тебя друзья? Тешу себя надеждой, что ты обзаведешься новыми в этой школе. Раньше у тебя было много друзей и куча приятелей.

Увидимся через пару дней, целую, твоя Кристина.

Глава 52. Дорога в Лондон

Северус устало приземлился в кресло и откинул голову на спинку. Конечности мелко дрожали, ныла метка, раскалывалась голова. Раздался тихий стук в дверь. Снейп вымученно вздохнул и, перед тем как открыть дверь, скользнул взглядом по зеркалу. Там отражалось мертвенно бледное лицо с синяками под глазами, полопавшимися от пыточного проклятья сосудами и заострившимися чертами.

— Просто красавчик! — едко прокомментировало волшебное стекло и хмыкнуло. — Хоть сейчас на вампирский бал — за своего сойдешь, — и меленько захихикало.

Снейп поморщился и махнул палочкой, затыкая дерзкую стекляшку. Следующим взмахом открыв дверь, он ни капли не удивился, увидев Вадима. Слизеринец также выглядел измученным, но смотрел твердо. Волхов прошел в кабинет, чуть прихрамывая, зашел за спинку кресла и молча опустил руки на его виски. Северус вздохнул, чувствуя, как уходят боль и тяжесть в груди. Он прикрыл в блаженстве глаза, расслабляясь. Судя по решительному сопению за спиной, выставить целителя не получится, да и не очень-то и хочется.

— Почему не в кресле? Что, уже все прошло? — спросил Снейп, не открывая глаз.

— Не прошло, просто так было быстрее, — немного помолчав, ответил Вадим.

— Все-таки ты мазохист, как русалочка у Андерсона, — хмыкнул Снейп, внезапно даже для себя проводя аналогию.

— Все для прекрасного Принца, — ехидно протянул Волхов.

Снейп поперхнулся, тихо рассмеялся и распахнул глаза. Смех оборвался. На перевернутом лице Вадима не было ни пафоса, ни плутовского прищура — в прозрачных зеленых глазах плескалась странная смесь нежности, грусти и уверенности. Поймав его взгляд, Вадим усмехнулся краешком губ. Тонкие руки погрузились в волосы, мягкие пальцы с неожиданной силой и твердостью прошлись по коже, взлохмачивая тяжелые пряди. Тело пробило мурашками от удовольствия, даже магия отозвалась на ласковое касание. Северус выдохнул, опуская веки и всем телом чувствуя — за его спиной плещется солнечный теплый океан, полный безграничного покоя и сдержанной мощи, накатывая и обнимая почти невесомыми волнами.

Пальцы перебрались на затылок и начали неспешно разминать шею.

— Я должен был догадаться, что вы знаете про мою мать, — пробормотал Северус, невольно наклоняя голову.

«Возьми себя в руки, старый ты дурак, и закройся! В пятнадцать лет он среагирует на твою ауру самым предсказуемым для подростка образом, а ответа не получит! Раздразнишь только и доведешь до магического выброса! Давно над Шотландией бури не гуляли?» — рявкнул здравый смысл.

«На самом деле ему тридцать два, он уже взрослый, он всё прекрасно понимает, он этого хочет, он первый начал, он сам виноват, пусть потерпит. Расслабиться сейчас просто необходимо, а у него такая яркая магия. Так идеально совпадает, лучше волшебной палочки… Проводник…», — вдруг коварно зашептал внутренний голос в противовес разуму, будто левое плечо обвил христианский змей-искуситель.

Неожиданное раздвоение личности ужаснуло сильнее воскресшего Темного лорда, выбило из неги. Северус встряхнул головой и скрестил лодыжки, отрезая себя от соблазнительной магии. Пожалуй, сегодня стоило навестить Чарити, а то от сегодняшнего стресса он уже готов кинуться на любого, кто приласкает.

— Я много чего знаю… Рассказываю не всегда, — голос Вадима был тих и печален.

Северус сразу вспомнил все предсказания Вадима. Всего лишь несколько слов — и мозг вскипал, пытаясь расшифровать загадку, понять, предугать. А у подростка таких предсказаний в голове десятки… У взрослого. Но так даже труднее.

— Как все прошло? — тихо спросил Вадим. Руки скользнули по плечам.

Не успел Снейп ответить, как камин полыхнул зеленым пламенем, неприятно напоминая смертельное заклятье, и раздался голос директора. Уловив вспышку, Снейп невольно дернулся.

— Северус, к тебе можно?

Зельевар поднял взгляд на Волхова, тот покорно кивнул.

— Да, директор. Я не сплю.

Камин снова полыхнул, и на ковер кабинета выступил Дамблдор.

— О, и Вадим здесь, чудесно, — директор не выглядел хоть сколько-нибудь удивленным. — Доброй ночи, мальчики.

Снейп скривился на такое обращение, почувствовав, как чуть сильнее на мгновение сжались на его плечах пальцы Волхова. В зеркале отразилась идентичная гримаса Вадима. На красивом лице выглядела она чужеродно, привычнее там была бы солнечная улыбка или строго насупленные брови.

Северуса беспокоило что-то еще. Тень какого-то настораживающего чувства мелькнула на точеном лице. Северус сосредоточился и еще раз мысленно прокрутил воспоминание. Знание, убежденность и… что? Прикрыв глаза, Снейп сосредоточенно вспоминал снова и снова тот краткий момент, когда Вадим не удержал над собой контроль. Знание, неприязнь и злорадство.

Он подумает об этом позже.

— … тебе будет там удобно, не стоит переживать, — Альбус убеждал слизеринца уже несколько минут, но Северус не особенно вслушивался, зная тягу директора к переливанию из пустого в порожнее.

— Я вас понял, господин директор, — недовольно отозвался Волхов, оставаясь все еще за креслом Снейпа, но давно убрав руки с его плеч. Зельевар чуть шевельнулся, принимая более удобную позу, но не спеша встревать в разговор. Видимо, он пропустил что-то важное, увлекшись своими мыслями. Он снова сосредоточился, вспоминая.

Ах, вот оно что. Директор пытался убедить целителя укрыться на лето в особняке Блэка. Северус в который раз убедился в том, что мысли Дамблдора бродят весьма альтернативными путями. Конечно, лучший вариант для подростка с синдромом Грин: магический дом, под завязку напичканный темными артефактами и спрятанный в складке пространства.

— Директор, вы не можете не понимать, как скажется на особенности Вадима пребывание в таком месте. Я не ставлю под сомнение ваши действия, но стоит предупредить мальчишку, чего ему стоит ждать, — тихо предложил Снейп, уже зная, что получит отказ. — Возможно, у вас есть запасной вариант?

— Нет, Северус, я уверен, что Вадим справится. Мы закроем эту тему сейчас и больше к ней не вернемся, — перебил директор приготовившегося спорить с ним Снейпа и холодно посмотрел на Вадима.

Северус не мог видеть лица слизеринца, но почувствовал всплеск, пока еще слабый, его магии. Северус скрестил руки на груди, закрываясь от колебаний мощной силы, которую, еще неизвестно, сможет ли на этот раз сдержать Вадим. На всякий случай приготовился помочь парню справиться с выбросом.

— Я так понимаю, вы меня отправляете в магический особняк? — высокий голос слизеринца дал петуха. Тот, ничуть не смутившись, прокашлялся и продолжил, — А ничего, что мне нужно хотя бы месяц ходить без щита? Опять же, мои пациенты…

— Вадим, это не обсуждается. Прием летом ты вести не будешь, и во время следующего учебного года тоже. Ты умный юноша и сам поймешь причины такого запрета. А теперь иди, тебе пора.

Голос директора был строг и холоден, Снейп спиной чувствовал, как вздрагивал все больше Вадим, еле справляясь с эмоциями. Северус уже начал приподниматься, но тут Вадим сорвался с места и выбежал из кабинета, хлопнув дверью.

Дамблдор устало вздохнул, слабо взмахнул палочкой, запечатывая дверь и накладывая связку защитных чар, и посмотрел Северусу прямо в глаза.

— Расскажи мне про Волдеморта, Северус.

— Он безумен, Альбус, — Снейп передернулся, вспоминая жуткое создание с красными глазами. — Я был на волосок от смерти, как и многие… другие. Мне едва хватило выдержки и красноречия, чтобы убедить его в своей верности.

— Я понимаю, Северус, но ты — наш единственный информатор и шанс на положительный исход.

— Что вы хотите знать? — сдался Снейп, понимая, что в ближайшее время ему не удастся отдохнуть.

— Для начала расскажи мне, кто был там, когда ты появился.

Директор тоже выглядел не лучшим образом, что немного примирило Снейпа с реальностью. И все же взгляд Дамблдора оставался ясным и сосредоточенным.

— Не все явились на встречу, и это его взбесило. Он пообещал, что они поплатятся за свое предательство, — Северус устало перечислял имена, а Дамблдор задумчиво кивал своим мыслям.

— Ты узнал, кто скрывался в Хогвартсе под личиной?

— Да, это был Крауч-младший…

— В самом деле? — неприятно удивился Дамблдор.

— Да, — еще раз повторил Северус. — Он выжил в Азкабане, но на встречу не явился. Темный Лорд был очень зол. Возможно, с Барти что-то случилось. Он обмолвился, что не смог до него дозваться. Как и до Каркарова. Будто они оба мертвы. Учитывая, что Каркаров пропал во время третьего испытания, возможно, так и есть. Как считаете, они могли убить друг друга?

— Да, пожалуй, — медленно протянул Альбус. — Особенно, учитывая их историю…

Снейп кивнул и продолжил:

— Ставка скорее всего будет располагаться в Малфой-мэноре или замке Лестрейндж, что подводит Лорда к необходимости освобождения его сторонников из Азкабана. Но я думаю, что это не первостепенно, Он все еще слишком слаб.

Немного помедлив, Северус рискнул предположить:

— Альбус, я думаю, что он в первую очередь сосредоточится на Министерстве Магии. Руквуд, Малфой, Эйвери, Нотт… они сильные маги, к тому же со связями и влиянием… Есть ли еще что-то, что необходимо срочно обсудить? — не выдержал Северус, держа лицо из последних сил.

— Нет, — Альбус поднялся из кресла и шагнул к камину. — Спасибо, Северус, твоя работа очень ценна. Но я вынужден напомнить — не потакай мальчику в его желаниях. Сейчас это уже небезопасно. Целитель ни в коем случае не должен попасть не в те руки.

— Я знаю, нет необходимости напоминать мне снова, — холодно отрезал Снейп. — Я хочу отдохнуть, Альбус. Мне нужно принять зелья, Круциатус не слишком полезен для здоровья, Вадим не успел снять все последствия.

— Хорошо, Северус, зайди завтра и мы подробно все обсудим. Доброй ночи.

Снейп скривился, мысленно посылая проклятия директору. Альбус любил показывать свою доброту и заботу, но Северус понимал, что тот на самом деле просто ослабляет поводок.

* * *

— Значит, ты мне веришь? — успокоенно улыбнулся Гарри.

— Да, верю, только не пытайся убедить остальных, не надо доказывать свою правоту — это не тот случай. Не плоди панику, а то еще заподозрят, что ты сумасшедший или еще что.

Поттер кивнул, принимая мои аргументы, хотя и не выглядел убежденным. С тех пор, как он вышел из Больничного крыла, он постоянно находился в напряжении.

Драко же, наоборот, был возбужденным и оживленным.

— А ты чего радуешься?! — вызверился я и глубоко вздохнул, возвращая самообладание.

Беспокойство за Северуса угнетало меня. Внутри грызла тревога, не проходя ни на секунду. Я понимал, что это иррациональное чувство и, в общем-то, беспочвенное, но ничего не мог с собой поделать. Меня увозили из Паучьего тупика, и Северус оставался там совсем один. Защита не позволит ему умереть, но кто поможет ему после собраний? Волдеморт щедр на наказания. Я должен был быть рядом с ним, но мне не позволили…

Я покосился на правую руку и снова вздохнул. На пятнадцатый день рождения Северус подарил мне хорошие, дорогие и адски брутальные часы. Механику. На моем тонком запястье, в окружении фенечек они смотрелись до странности гармонично и красиво. Контрастно. У Северуса определенно был вкус. Я до сих пор помню, как застегивал их у себя на руке и настороженно говорил, что это к разлуке, а он смеялся над глупым суеверием. Ну, вот и досмеялся. Буду теперь отсчитывать дни до встречи.

— Наконец-то возродят старые традиции, а то магглокровки со своим невежеством и бесцеремонностью уже достали. «Почему бы не праздновать Рождество, Йоль — это средневековье. Домашние эльфы — не рабы!» — похоже передразнил Драко.

— Да, может, и так, только ты забываешь, что перед своим исчезновением Лорд был безумен. Неужели не спрашивал отца? Думаешь, что после возвращения он будет адекватнее? Что-то я сомневаюсь, — я покачал головой.

Драко задумался, бездумно глядя в одну точку, потом встрепенулся и напряженно посмотрел на Гарри. Поттер, бледный и настороженный, агрессивно уставился в ответ. Я почувствовал себя третьим лишним.

— Пойду я, — буркнул Драко. — Мне… Ты же понимаешь, что нам опасно видеться, Поттер. Никто не должен узнать. Я свяжусь с тобой позже.

Кивнув мне на прощание, он решительно вышел за дверь.

— Это было то, что я подумал? — неуверенно спросил Поттер, изумленно таращась на меня.

— Не знаю, о чем ты подумал, друг. Как думаешь, Драко колеблется?

— Возможно, я уже ни в чем не уверен. Но он удивительно быстро стал мне близок. И он много помогал в подготовке к испытаниям.

— Видишь ли, — вздохнул я. — В отличие от тебя у Драко есть семья, а что бы про него ни думали, он — хороший сын. Он будет в первую очередь думать о своей семье. Ты, конечно, прости, но семья и дружба — совершенно несопоставимые вещи. Тем более вы столько лет враждовали. Люциус, конечно, не самый ласковый отец, но сына своего любит, и Драко это чувствует.

— Я не знаю, что такое семья — ты же не всерьез это сейчас? Я имею представление о том, какой может быть семья, но Дурсли не считают меня ее частью, они всегда только подчеркивали, что меня им навязали, — выпалил Поттер. — Все только для Дадли, мне и доброго слова никогда не перепадало. Я по умолчанию чужой, ненормальный, не такой как они. Урод.

Я фыркнул.

— В тебе говорит маленький обиженный ребенок. У тебя есть родная тетка и кузен. Да, мистер Дурсль резковат, но твоя тетя вполне адекватна.

— Да что ты?! А ничего, что я так похож на своего отца, который вместе с Сириусом испортили им свадьбу, что ей меня видеть невмоготу. Между прочим, и Снейп меня за это же ненавидит. Может, если бы я больше походил на маму, все сложилось бы по-другому…

— Понятия не имею, — я снова вздохнул. — Твоя тетка, открою тебе страшную тайну, в детстве очень дружила с твоей мамой, заботилась о ней. А потом случилось так, что твоя мама начала ее во всем затмевать. Она оказалась ведьмой, у нее был друг в детстве — мальчик. А для девочек это важно. Она выросла красивей, ярче. Старшая сестра не смогла стать ей примером, и это отдалило их очень сильно. Плюс зависть.

Поттер устало потер глаза под очками.

— Это уже неважно, мы никогда не сможем стать семьей…

— Тетка уже твоя семья, дубина, — настаивал я. — Сам посуди, она не сдала тебя в приют, растила столько лет, вкладывала гораздо больше, чем в родного сына, и у тебя гораздо больше навыков и ты более приспособлен к жизни, чем тот же Дадли.

— В смысле? — захихикал Гарри.

— В прямом, ты приехал в школу и уже умел полностью себя обслужить. У тебя были обязанности по дому. Она с помощью этого привила тебе полезные навыки. Она знала, что ты уйдешь из дома раньше Дадли и позаботилась о тебе в меру своих сил.

— Знаешь, меня не напрягают обязанности, но я всегда считал, что в первую очередь семья — это любовь и забота, а не полезные навыки.

Гарри обиженно отвернулся к окну, закусив губу.

— Тебе невероятно повезло, что Петунья относилась к тебе сдержанно, потому что если бы она любила тебя так же, как Дадли, то ты превратился бы в его копию. Так что, все, что ни делается — все к лучшему.

— Я иногда думаю, что тебе вообще никто не нужен, — Гарри печально смотрел на меня. — В любом случае, мы не можем выбирать у кого родиться, не можем выбрать семью, зато я могу сам выбирать себе близких — друзей. Они для меня семья. И ты в нее входишь, Вадим. Я помню, что ты сделал для меня и понимаю, почему сейчас стараешься найти плюсы в моем положении. Но это не заменит родительской любви. А мне этого не хватает, — Поттер помолчал и снова заговорил. — Прости, что на первом курсе я повел себя так по-идиотски, я был не прав. Поверил глупостям. Но иногда, как сейчас, я думаю, что распределение имеет больший смысл, чем все привыкли считать. Не знаю, как выразиться точнее. Иногда я чувствую в тебе что-то…

Я тяжело вздохнул и поспешил его перебить.

— Да я уже забыл про первый курс… Помни, что твоя мама — родная сестра Петуньи. И что бы они там ни делали с тобой, они никогда не перегибали палку. Они пытались вырастить тебя нормальным человеком. В их понимании нормальным. А ты мог бы вести себя и похитрее, просто делать вид, что согласен с ними. И отношения у вас тогда были бы гораздо лучше. Ты же их просто разочаровывал, злил и закономерно за это получал. Это очень распространенное явление, когда родители хотят видеть в ребенке одно, а получают совсем не то, что хотят, и разочаровываются. Родные, любящие мама и папа, заметь!

— Я понял, что ты делаешь. Ты пытаешься убедить меня в том, что мне не так уж и плохо, что у кого-то нет и такой семьи. Что кто-то страдает больше, но я не могу… Ты же сам знаешь, что все очень зависит от восприятия, личного опыта. Я знаю, что мой вариант — не худший, но я все равно хочу любить и быть любимым. Хочу семью.

— У тебя есть семья, и они никогда не перегибали палку.

— Ты уверен? Уверен, что они не перегибали палку?

— Поттер, ты не знал недельного голода, тебя не приковывали наручниками к батарее, не выгоняли босиком на мороз, не избивали до полусмерти и сотрясений мозга и не лишали медицинской помощи. Тебя пороли, запирали и лишали ужинов. Это стандартные наказания в любой английской семье.

— Думаю, нам стоит закрыть эту тему. Я больше не хочу это обсуждать, — Гарри отвернулся к окну, незряче уставившись в окно.

— Хорошо, ты только помни, что если бы они не были хотя бы привязаны к тебе, то волшебникам сдали бы тебя с первым же письмом, а не скакали по всей стране в попытке убежать. Ты же у них дико раздражающий фактор. Как же не сбагрить тебя аж на целых десять месяцев?

— Вадим, перестань, а то мы поссоримся.

— Я все.

За разговором мы не заметили, как поезд достиг предместий города. Экспресс доехал до вокзала и начал тормозить. Мы молча подождали, когда он полностью остановится и схлынет толпа в коридорах. Я взялся за трость. Гарри подал руку, помогая встать. Ожоги заживали медленно, но верно. Я уже мог ходить, хоть это было очень больно.

Выйдя из вагона следом за Гарри, я первым делом уткнулся в рыжих Уизли. Это семейство напоминало цыганский табор — такое же яркое, шумное и несуразное. Когда я смотрел на них, у меня в голове всегда всплывали сцены из фильма «Табор уходит в небо». Я слегка поморщился и двинулся в их сторону. Гарри коротко попрощался, пожал мне руку и нехотя пошел к разделительному барьеру.

Ожидая сопровождающего, которого обещал директор, я встал у барьера. На платформе 9 и ¾ толпа дарила совсем другое настроение, чем в сентябре. Взгляд скользил по людям и выхватывал одно и то же — счастливые лица, объятия, смех и оживленные разговоры. Даже старшекурсники, не стесняясь, обнимали своих родителей. Чуть в стороне Драко держал за руку мать, чуть улыбаясь. Я поздоровался с Люциусом. В груди что-то противно сжалось. Захотелось туда, к бабуле, к троице моих чудаковатых предков, туда, где я точно это знал, меня ждут. Да, пожалуй, я понимал Гарри…

Я встряхнул головой. Это были опасные мысли. Стоит вспомнить, что я самодостаточный человек и уже давно вырос из того возраста, когда мне требуется безусловная родительская любовь. Здесь меня держит только Северус, а его я люблю совсем иначе.

Без него я давно был бы мертв.

— … ты здесь вообще?! — меня сильно встряхнули за плечо. Рядом стояла хрупкая старушка и с силой, не вязавшейся с ее обликом, тряхнула меня снова. Видимо, она уже не первый раз окликала меня, и поэтому перешла к более действенным мерам.

— Чем я могу помочь вам, мэм? — спросил я.

— Волхов, соберись. Я Тонкс, директор сказал забрать тебя. Хватит стоять столбом. Сегодня будет ветреная погода.

Я немного завис, но все же сообразил и отозвался кодовой фразой:

— Зато обещали тихую ночь. У вас, англичан, что, других тем нет, кроме погоды?

Я с интересом рассматривал старушку. Как натурально, походка, ужимки, жесты, голос — все было настолько естественно, что не вызывало ни малейших сомнений — бабуля еще всех нас переживет. Старушенция выглядела ровесницей Дамблдора, если не старше, но поражала своей энергичностью и бодростью. Личина была совершенна, вот что значит метаморф!

— Это точно, сынок, так и есть, — и Тонкс захихикала. — Пошли, нечего стоять. У тебя только эта сумка? А вещи?

— Omnia mea mecum porto, — ответил я.

— Это хорошо, это правильно! А то вдруг что понадобится, а у тебя нет, — Тонкс одобрительно покивала, взяла меня за руку и спросила. — Аппарацию хорошо переносишь?

— Нет! — я попытался отодвинуться и вырвать руку, но не преуспел.

— Не важно, вдохни поглубже, — бодро ответила эта мучительница и нас скрутило в вихре.

Вывалились мы на какой-то помойке. Я больно ударился подошвами о поверхность и зашипел. Баки были переполнены, и весь этот мусор вываливался на потрескавшийся асфальт. Я брезгливо переступил и тут же угодил тростью в какое-то дерьмо. Блять. Меня все еще штормило после аппарации, разболелись потревоженные ступни, приходилось держаться рукой за стену. Тонкс, не теряя энтузиазма, вцепилась в мое запястье, дернула за руку и, практически взвалив на плечо, потащила куда-то.

— Ого, аппарировать с тобой одно удовольствие. Чего ты такой снулый? Каникулы же начались. Давай-давай, перебирай ногами, сейчас будем на месте, — и она пихнула мне под нос клочок пергамента.

«Площадь Гриммо, 12», — прочитал я.

Мрачноватое местечко. Директор определенно учел мои вкусы. И появляется так эффектно: вспух между обычными домами, прямо из пустоты и аккуратненько раздвинул соседей. Как будто так надо.

Я окинул взглядом фасад. Дом недобро смотрел в ответ темными окнами, угрожающе нависал надо мной, аура давила. По спине прошел холодок.

Мы поднялись по истертым каменным ступенькам и открыли черную потрескавшуюся дверь. Потемневшая от времени ручка в виде змеиной головы недобро сверкнула в тусклом свете. Петли провернулись со зловещим скрипом. Черный провал входа походил на распахнутую пасть чудовища. Пахнуло сыростью, пылью и сладковатым душком разложения. Не удивлюсь, если здесь в подвале неспешно гниет труп кровного врага.

Н-да… Я для дома Блэков явно был чужим. Тонкс, также не обращая ни на что внимания, бодро вкатилась внутрь и за руку перетащила через порог. И что-то изменилось. Больше не было давящего чувства, давление ослабло. Дом немного расслабился, словно сторожевой пес, принюхиваясь, прислушиваясь и присматриваясь — будто кто-то из семьи хозяина, по умолчанию свой, указал на меня и сказал не трогать.

Тонкс меня отпустила, и я с облегчением уселся на небольшой пуф в углу, сбрасывая ботинки. Под спиной ощущалась шершавая стена. Теплая и как будто дышащая. Я почти чувствовал биение магии. Моя рука погладила стену, прикоснулась к косяку. Кончики пальцев покалывал ток магии. Дом был старым, больным, но очень живым, почти разумным. Подружимся.

На стене зажглись пыльные газовые рожки. В их слабом мерцающем свете возник длинный мрачный коридор с отстающими от стен обоями и потертым ковром на полу. Над головой тускло отсвечивала затянутая паутиной люстра, на стенах вкривь и вкось висели потемневшие от времени портреты. И люстра, и подсвечники изобиловали змеиной символикой.

Этот момент и выбрала Тонкс, чтобы сменить облик. Черты лица потекли, смазываясь, становясь то грубее, то смягчаясь, нос заострился, глаза стали больше, кожа приобрела свой естественный оттенок и разгладилась. Волосы сначала потемнели, а потом приобрели яркий бирюзовый цвет, торча в разные стороны. Тонкс обернулась, рисуясь передо мной, развела руки, точно приветствуя меня, сделала шаг назад и тут же споткнулась, сбила локтем со столика какую-то безделушку и нелепо шлепнулась на пятую точку. Я вытаращил глаза. Апофеозом стало падение на нее вешалки. Девушка ойкнула и смущенно и светло улыбнулась.

— Добро пожаловать в Блэк-хаус, — подмигнула она мне, продолжая улыбаться. Похоже, что падение ее ни капли не смутило. Потрясающее создание.

Я не выдержал и расхохотался.

Глава 53. Орден Феникса

Первым человеком, которого я встретил на Гриммо, стала глава семейства Уизли. Молли была, в общем-то, симпатичной и приятной в общении пышечкой, но уж больно навязчивой на мой нелюдимый вкус.

Она взяла меня в оборот прямо на пороге, поселила в какой-то замызганной комнате, вручила ведро и тряпку и грозно заявила, что колдовство запрещено и уборка в этом доме должна осуществляться исключительно ручками. Я посмотрел на выцветшие обои, побитые молью шторы и протянул:

— Да тут не уборку, а ремонт надо делать…

— Я тоже говорю Сириусу, что нужен ремонт! — оживилась миссис Уизли. — Да только он не слушает. Говорит, что только рад будет, если этот дом провалится в Тартар. Ну, ничего, плесени здесь нет и деревянные части в полном порядке, я уже проверила, бедняжку Вальпургу мы похоронили…

— Что значит «похоронили»? Она что… умерла… — к горлу подкатила тошнота.

— Ну, — миссис Уизли отвела взгляд. — Регулус пропал, а Сириус сидел, у неё остались племянница и кузина, но они не общались… И в дом без разрешения не войти…

— Какой кошмар…

Меня замутило. Так значит, этот душок разложения принадлежал хозяйке дома. Она умирала одна, и свидетелем был лишь домовик. Надеюсь, это было быстро, а не какой-нибудь жуткий перелом позвоночника, склероз или какая-то другая пакость…

Голос миссис Уизли доносился будто издалека. Я с трудом включился в разговор, пытаясь взять себя в руки, но образ так страшно умершей здесь Вальпурги Блэк все еще маячил перед глазами.

— …В общем, а остальное можно привести в порядок. Только помни, Вадим, никакого колдовства на каникулах!

— Нет проблем, — хрипло ответил я и, прокашлявшись, продолжил. — Только у меня ступни обожжены. Не удивляйтесь, если я тут буду ползать на коленках.

— Ой!

Глаза женщины наполнились испугом и жалостью.

— Я читала в газетах, но думала, что уже всё прошло. Почему ты не обратился в Мунго?

— Колдомедики сами прибежали, — я прошел в комнату и присел на краешек пыльного стула, не удержав блаженного вздоха. — Магией не лечится. Приходится по старинке травками и перевязками.

— Бедный мальчик! — всплеснула руками женщина и подскочила ближе.

Меня сжали в объятьях. Я растерянно замер, уткнувшись носом в плечо. Миссис Уизли была мягкой, пахла сдобой и держала по-матерински нежно. Дыхание перехватило, внутри что-то тонко задрожало, и я поспешно выпутался из объятий.

— Извините, мне надо отдохнуть, поменять повязку и убраться, — пробормотал я, приглаживая волосы. — Когда будет ужин?

— С уборкой я тебе помогу, — решительно заявила миссис Уизли. — А ужин пришлю с Джинни, тут лестницы, а тебе надо отдохнуть. Давай я помогу тебе с перевязкой.

Волшебница прямо-таки пылала материнским инстинктом. Уборку она сделать мне не позволила, доверила лишь вытирать тряпкой безделушки, а потом взмахом палочки очистила кровать, шторы и кресла, нарушив свои же принципы и подмигнув мне: «Я же взрослая!» Я еле отбился от неё, когда она решила помочь мне с перевязкой. Такая «наседка», неудивительно, что у неё семь детей.

На ужин я все-таки пошел сам, не дожидаясь, когда мне соизволят принести еду в комнату. Хотелось изучить дом да и на соседей посмотреть.

Как ни странно, лестница не скрипела. Я спустился и попал в просторный сумеречный холл с чудным набором засушенных эльфийских голов. Варварство. Но, кажется, только это варварство еще удерживает дом в нормальном состоянии. Я с жалостью погладил особняк по косяку. Зарыть бы эльфов как положено, а они их силком здесь удерживают. Да еще мертвая ведьма добавила прелести своему дому, окончательно превратив его в обиталище некроманта и привязав к своей крови. Умрет Сириус — и дом захлопнется.

Все-таки Блэки были сдвинутыми. Нет, это распространенная практика в Европе, тянется еще с доисторических времен — жилище защищали любыми способами все: на территории России под порогом хоронили домашних животных, в Европе в замках и мостах замуровывали детей, в Азии оружие ковали с человеческой кровью… Но чтобы дойти до такого… Прям почти дом-монстр, как в идиотском мультике.

Кухню я нашел как всякий любой голодный человек — по запаху. Дверь была приоткрыта, виднелась тонкая полоска света. Я похромал к ней, опираясь на трость. Наконечник тонул в мягком, явно недавно вычищенном ковре.

— …морщится от боли, — донесся до меня громкий голос миссис Уизли. — А сам покорно соглашается мыть комнату со своими больными ногами. Я его обняла, так он, бедный, закаменел весь. Я его недолюбливала из-за этой истории с Джинни, но тут мне стало стыдно. Сириус, будь с ним поласковее. Северус с ним явно излишне строг.

Чего-чего? Я медленно опустил руку и обратился в слух.

— Молли, я понял, что он недолюбленный бедняжка-сирота, — в обладателе хриплого низкого голоса узнавался Блэк. — Не нужно повторять это на разные лады. И я не стал бы его обижать, он Римуса вылечил!

— Ты не стесняешься в выражениях.

— Уж поверь, он тоже.

— Нужно давно было его от Северуса забирать. Артур, почему ты не настоял? — раздался стук, как будто на стол поставили кастрюлю. — Ну, какой из него воспитатель? Он терпеть не может детей!

— Миссис Уизли, по-моему, вы сгущаете краски, — встряла Тонкс. — Я помню, как он еще первокурсником постоянно с профессором что-то обсуждал. И на платформе он явно переживал. Стоял со стеклянным взглядом, пока я его не встряхнула.

— Ну… — кашлянул Артур. — Он сам по себе довольно-таки странный мальчик. Знаешь, синдром Грин и случай с его опекунами сильно пошатнули его психику…

— Я заметила. Он в прихожей с такой жутковатой улыбочкой косяки гладил и бормотал: «Бедняжка», что я сразу вспомнила все молитвы об изгнании дьявола от своей бабули Тонкс. В самом деле, кто в здравом уме назовет этот дом «бедняжкой»? Но со Снейпом у них дружба.

— В самом деле, Молли, — неожиданно согласился Артур. — Мальчик так яростно защищал его в суде. Если бы Северус был с ним жесток, вряд ли бы Вадим был ему так предан.

— За два года много могло измениться! — упрямо заявила миссис Уизли. — Мальчик немного диковат, он отвык от материнской ласки, так что мой долг — дать её, и вы мне не помешаете!

— Да делай что хочешь, — обескураженно пробормотали мужчины.

Я чуть не выпал в осадок прямо у той двери. То ли у миссис Уизли сдвиг на материнстве, то ли ей от меня что-то надо. Или и то, и другое. Я ведь такой несчастный сиротка, прозябаю в плену у злобного зельевара, ну как такого не спасти? К тому же, дочка не пристроена…

Я передернулся и решительно толкнул дверь.

В этом похожем на пещеру помещении с грубыми каменными стенами было так же мрачно, как в коридоре над ним. Главным источником света был большой очаг в дальнем конце кухни. За мглистой завесой трубочного дыма, стоявшего в воздухе как пороховой дым битвы, угрожающе вырисовывались смутные очертания массивных чугунных котелков и сковородок, свисавших с темного потолка. Посреди стоял длинный деревянный стол, за которым сидели волшебники, знакомые и незнакомые, и скучали над пустыми тарелками, принюхиваясь к весьма аппетитным запахам, которые испускали кипящие на плите кастрюли и сковородки. За ними стояли миссис Уизли и Джинни. Легкий угольный дух перебивался ароматами еды. Да, плохая вытяжка — это беда.

В худом лысеющем рыжем человеке в весьма экстравагантной одежде я узнал Артура Уизли. А он не сильно-то изменился с нашей последней встречи. Рядом с ним сидели близнецы и Рон. Стоп, они что, не отправились в Нору? Я напрягся.

Тонкс радостно помахала мне рукой, попутно сшибив чашку соседа и чуть не опрокинув свою тарелку. Этого я не знаю, этого тоже не знаю, а…

А вот и Блэк… Я непроизвольно окинул красавчика оценивающим взглядом из-под ресниц. Ну, что сказать? В первую и последнюю нашу встречу он напоминал бомжа: небритого, нечесаного и вонючего. А теперь он постригся, побрился и приоделся, а еще успел где-то загореть. И такой мужчина стал… Годы Азкабана оставили на нем свой след, придавая ранее лощеной внешности флер пиратской романтики. Щетина, изможденность, безуминка во взгляде. Интересный персонаж. И голос такой сексуально-хриплый. До Северуса ему, конечно, как пешком до луны, но тоже вполне…

Волшебники обернулись на скрип двери и разом посмотрели на меня. Я поспешно потупился, как примерный мальчик. Раз меня считают бедным и несчастным — не будем их разубеждать.

— Здравствуйте, — проблеял я умирающим голосом.

— Ох, Вадим, скорее садись, твои ноги… Что ж ты спустился? Я бы отправила к тебе Джинни, — засуетилась миссис Уизли и освободила мне место за столом, подвинув сидящих магов.

— Да мне несложно и не хотелось в комнате сидеть…

Я опустился на стул, устраивая из этого целое представление: покачнулся, вцепился в трость покрепче, тяжело опираясь на нее, вздохнул и поморщился, будто от невыносимой боли. А потом вежливо поблагодарил Молли. Народ проникся, с жалостью и сочувствием рассматривая меня.

Джинни схватилась за половник, глаза у нее были…

Передо мной разом появилась тарелка с едой. Старательно удерживая на лице страдальческое выражение, я мысленно усмехнулся.

Кажется, это будет весело. Так и вижу, как меня отстраняют от уборки этого чудного дома. Вот хорошо, вот и ладушки. Много мне удовольствия ползать по пыльным углам и распугивать нечисть.

Да, вот такой вот я эгоист. Как будто я один такой. Луна меня поставила в тупик, обвинив в этом. Нет, первое посещение «личного психолога» прошло неплохо. Я наконец-то выговорился и высказал все, что накипело. От второго сеанса я ожидал чего-то такого же позитивного, но в результате узнал о себе много нового. Каюсь, полез сам, включая супер разум, и с помощью амулета заставил говорить правду. Ну, что сказать?.. Говорить правду легко и приятно, а вот слушать… да еще и о себе, любимом… мало удовольствия. И причем, с какими-то вещами я мог согласиться, но сути остальных претензий напрочь не понимал.[16] Ну, Луна, конечно, интересная мадам… Нет бы помочь разобраться с теми проблемами, которые есть, хотя бы с вопросом самоидентификации, а она вместо этого новых подбросила! Видите ли, я делал недостаточно для Гарри! Вот, какого, спрашивается, хрена? У меня тогда были другие проблемы! Я вообще думал, что вижу жуткий коматозный сон, а Гарри в нем — всего лишь плод моего воображения. Как спрашивается, я должен был отнестись к собственному глюку? Меня вообще в психушке лечили с подозрением на шизофрению, диссоциацию и еще черт знает что! Моя крыша встала на место только после инициации!

Во время ужина я старался не отсвечивать, уткнувшись взглядом в тарелку и изредка исподтишка разглядывая окружающих. Никто особо не шифровался, а я запоминал, кто есть кто в Ордене Феникса и чем каждый из них занимается. Кстати, информацию про Орден мне выдали сразу же и с радостью, пафосно заявив, что теперь они меня будут защищать от страшного и злобного Волдеморта. Я покивал с милой улыбкой, внутренне ухохатываясь. Никакой конспирации. Как их еще не переловили всех? Единственный, кого мне не удалось обмануть своей игрой, был Сириус Блэк. Но он не стал меня выдавать, а во время ужина разглядывал меня с непонятным выражением на лице.

После ужина, когда я уже клевал носом, появился директор и, поприветствовав членов Ордена, пригласил меня в гостиную на первом этаже. Закрыв дверь, Дамблдор указал мне на кресло и заговорил.

— Вадим, как твое самочувствие? Как ты устроился?

— Благодарю, директор, все хорошо, — настороженно отозвался я.

— Тебе понравился дом? — Дамблдор добродушно усмехнулся в бороду на мой кивок. — Вот видишь, я же говорил, что понравится. Тебе не доставляют неудобств защитные чары?

— Как ни странно, но нет. Дом Блэков воспринимает меня гостем. Он не трогает.

Я потеребил ящерицу на груди. Трогать-то он не трогает, но щит я снимать пока не рискну.

— Тебе что-то нужно? Я отдал распоряжение, так что скоро твои вещи будут здесь.

— Почему вы спрашиваете? — насторожился я и широко зевнул в кулак.

— Вадим, я прошу тебя не покидать дом. Если тебе что-то понадобится, говори Молли или мне, — Дамблдор печально кивнул, колокольчики в бороде тихо звякнули. Он сочувствующе глядел на меня. — Прости, мой мальчик, но это ради твоей же безопасности.

Вместо того чтобы возмутиться, я кивнул и наклонил голову набок, рассматривая директора.

— Может, вы еще велите мне ни с кем не переписываться? — спокойно уточнил я.

— Было бы хорошо, — невозмутимо кивнул директор. — В особенности, я бы попросил тебя воздержаться от общения с Гарри до тех пор, пока он не появится здесь, конечно.

— Что еще? — помолчав, спросил я.

— Не выходи на улицу и постарайся держать в узде свое любопытство. Впрочем, с последним у тебя никогда не было проблем, — Дамблдор подмигнул. — Я тебе даже завидую, у меня так никогда не получалось.

В общем-то, было ясно, почему меня запирают. Учитывая, что Волдеморт вернулся и что он знает обо мне, это разумное решение. Мне и самому хотелось закопаться поглубже. Но немножечко бесил тот момент, что меня просто поставили перед фактом и не спросили.

— Профессор Дамблдор, я понимаю ваши резоны, но за пределами этого дома есть люди, за которых я беспокоюсь. Мне жизненно необходимо знать, что с ними все хорошо, и будьте уверены, что я найду способ узнать, что с ними, — я прищурился. — И предупреждаю, я подчиняюсь вам ровно до тех пор, пока эти люди… скажем так, пока я буду в курсе, что с ними происходит. В противном случае я оставляю за собой право… на любые действия.

— Вадим, — старик запнулся, увидев мое выражение лица, и промолчал. В наступившей тишине было слышно, как на кухне гремит посудой Молли и ругает близнецов.

Я почувствовал прилив головной боли и мысленно застонал. Только этого не хватало! Я встряхнул головой и исподлобья уставился на директора.

— Кажется, я вас предупреждал, профессор.

— Это выходит непроизвольно, — директор благостно и чуть извиняюще улыбнулся. Все-таки отвел взгляд. — У нас непростые отношения, но поверь, я никогда не желал тебе вреда и всегда действовал, исходя из твоего благополучия. И в тебе есть редкая черта, которая мне очень нравится — послушание. Я уверен, что пока я соблюдаю наш негласный уговор, ты не переступишь за очерченные мной границы, не перейдешь черту. Ведь порой, переступив границы дозволенного, человека ждет совсем другой результат, нежели тот, на который он рассчитывает. Без подсказок люди очень редко понимают, когда нужно остановиться.

Ну да, конечно. Интриги, манипуляции, двойное дно — поморщившись, я оперся на трость и буркнул:

— Что вы имеете в виду? Говорите уже прямо.

Дамблдор промолчал. Не знаю, что он там себе думал, но мне все больше хотелось просто встать и уйти, хлопнув дверью. Борясь с возрастающим в прямо-таки геометрической прогрессии раздражением, я не сразу понял, что мне отвечают.

Изменившимся, будто осипшим голосом директор сказал:

— В молодости мне нравился один человек. Человек, — грустно повторил он, — я совершил тогда много ошибок, пытаясь доказать самому себе и всему миру, что достоин его.

Директор тяжело встал и подошел к окну.

— Сочувствую, — вырвалось у меня непроизвольно.

Дамблдор даже не посмотрел на меня. Он, замерев, стоял перед окном — будто забыв, что в комнате кроме него есть еще кто-то. Он выглядел старым, очень старым — закатное солнце не смягчило, но заострило его черты лица и углубило тени вокруг глаз. Дамблдор продолжал говорить, словно каждое слово дается ему с неимоверным трудом.

— … любовь затмила мне глаза. Никогда ранее я не испытывал подобного — жгучую ревность, потребность быть рядом каждый день, каждую секунду; желание отдать все, что у меня есть, пожертвовать чем угодно ради призрачного шанса быть любимым в ответ. Я боготворил его, а себя считал недостойным — в глубине души. Но однажды я будто очнулся и посмотрел на себя со стороны. Увидел, во что превратился — и ужаснулся. Своей любовью, Вадим, я погубил столько невинных жизней, сколько тебе и не снилось, а то, что я совершал тогда, аукается мне до сих пор.

С громким «щелк» в моей голове все стало на свои места. Оправдываясь, могу сказать, что слово «man» не обязательно значит «человек», поэтому я не сразу сообразил, что к чему.

Я попробовал собрать мозги в кучу. У этой длинной истории наверняка будет мораль. Словно читая мои мысли, Дамблдор в упор посмотрел на меня — очки сверкнули на солнце — и безжалостно припечатал:

— Любовь — не смысл жизни, мальчик. Пожалуйста, не повторяй моих ошибок.

Понятно. И ожидаемо.

— Но иногда это единственное, что способно удержать, — тихо ответил я, а потом встал и молча ушел. Спать.

Омак

Вадим почесал нос кончиком ручки, зачеркнул слово и покосился на стол. Бисерное дерево в неверном прыгающем свете светильников казалось почти настоящим. Гипсовый ствол влажно блестел от свежего лака.

Чтобы сотворить всю эту красоту, Вадим со скандалом добыл гипс, кисточку и леску, сбежав с Гриммо и этим поступком чуть не устроив инфаркт миссис Уизли. И три недели портил глаза, заворачивая бисер в цветы и злобно рыча на излишне любопытную Джинни. На результат любовались все жильцы и периодически подлизывались, пытаясь вызнать, кому предназначалась эта магическая красота. Вадим стойко молчал.

К его прискорбию, ручкой он писать отвык. Почерк прыгал, буквы вытягивались. Вадим испортил три открытки.

— Взял бы перо, — не выдержал Блэк. — Симпатичнее получится.

— Чернила на этой бумаге не высохнут, — вздохнул Вадим, отправляя очередную испорченную открытку в камин. — Открытка-то обычная. Да и нельзя магией пользоваться.

Блэк заглянул через плечо, но не понял ни строчки.

— Для кого стараешься? Для Гермионы? — Блэк отпил из бутылки, с любопытством наблюдая за созданием очередной открытки. — Или ты рожаешь стихи для парня?

Вадим покачал головой, улыбаясь.

— Нет на оба вопроса. У очень важного для меня человека завтра юбилей. Круглая дата.

Он наконец-то поставил точку, посмотрел на результат, недовольно цокнув языком, но бросил открытку в коробку и туда же аккуратно уложил завернутое в газету дерево.

— Одолжить сову?

— У меня свой почтальон. Серый!

В гостиной соткался серебристый волк. Блэк подпрыгнул, опрокинул бутылку и выругался.

— Лунатик, ты?!

Серый радостно завилял хвостом и распахнул улыбающуюся пасть. Сириуса он явно узнал. Блэк недоверчиво протянул руку к торчащим ушам волка и разочарованно вздохнул, когда она прошла насквозь. Серый ухмыльнулся сильнее и вывалил светящийся язык. Вадим щелкнул пальцами, привлекая внимание духа, и протянул ему целлофановый пакет.

— Держи. Доставишь — и получишь вкусную курочку.

Судя по энтузиазму, с которым сомкнулись челюсти на пакете, волк очень любил курочек.

Сириус разглядывал место, с которого исчез Серый вместе с пакетом, полных тридцать секунд и нервно глотал виски.

— Ну, ты даешь! — лающе рассмеялся он. — Волк оборотня на побегушках! А Римус до сих пор понять не может, почему он тебе ничего не должен.

Вадим невозмутимо пожал плечами и смахнул испорченные открытки в камин. На тонких губах играла улыбка. Вдруг он вздрогнул, хлопнул себя по лбу и застонал:

— Я идиот!

От неожиданности Сириус чуть не поперхнулся.

— Почему?

Вадим перевел на него несчастный взгляд.

— Я отправил не ту открытку!

— В смысле? — не понял Сириус.

— Я столько черновиков перепортил, прежде чем написал нормально… — пробормотал Вадим, роняя голову на руки. — И в конечном счете засунул в подарок чертов черновик, а чистовой, красивый, выстраданный вариант сжег! Я перепутал!!!

Блэк заржал.

— Не смейся! — глухо пробормотал Вадим. — Это катастрофа! Я даже в последней строчке того черновика ошибку сделал!

— А что за стихи? — полюбопытствовал Сириус.

Вадим помолчал и негромко продекламировал:

Чиста, невинна и нежна… Долой земную быстротечность! Ты так красива навсегда, Ведь в этих лепестках Я спрятал вечность.

— Я ничего не понял, но звучит красиво, — одобрил Сириус, отсалютовав бутылкой. — Про что?

— Про подарок, — тоскливо пробормотал Вадим. — И комплимент. Юбилей же. Как оставить без подарка ту, кто влияет на мою жизнь самым прямым образом? А я взял и всё испортил…

— Так может, отослать открытку еще разок?

— И выглядеть последним дебилом? Вот уж дудки! — возмутился Вадим. — Я лучше сделаю так… Она меня увидит…

Он встал в центре комнаты, задрал голову и крикнул в потолок так, что в доме задрожали стекла, а в коридоре завопила разбуженная Вальпурга.

— С Днем Рожденья!

Глава 54. Гнездо Блэков

Комната блестела. Отмытое зеркало сверкало серебряной оправой, обновленные обои радовали глаз мягкой зеленью, выстиранные шторы пахли свежестью. Я не поленился и покрыл деревянные панели на стенах новым лаком, а люстру вымыл. В результате у меня была самая чистая комната во всем доме. И нет, ноги я не напрягал. Зря, что ли, весь год тренировался в очищающих? И телекинез от меня никуда не делся. Я, конечно, не любил тратить магию на такие бытовые дела, но стены комнаты буквально вздохнули от облегчения, когда я начал чистить зеркало.

Дом был настолько благодарен за единственную жалкую комнатку, что я даже устыдился своих эгоистичных порывов отвертеться от уборки… Минут на пять. Когда миссис Уизли увидела мою обновленную комнату, она сразу захотела подселить ко мне Рона. Я потупил глазки, шмыгнул носом и, робко поглядывая на женщину из-под челки, сказал:

— Миссис Уизли, я хожу во сне. И говорю. И кричу. Рону будет со мной неприятно спать.

Судя по лицу шестого Уизли, делить со мной шикарную чистую комнату ему уже не хотелось.

— Но у тебя столько места, — жалостливо погладив меня по голове, ответила миссис Уизли. — Как же ты в такой огромной комнате один? И тем более тебе тогда нельзя спать одному! Поставим заглушающие вокруг твоей кровати. Рон за тобой присмотрит.

Женская логика во всей красе. Как он будет за мной присматривать, если даже не услышит, что со мной что-то не так? Вот же упертая дамочка! Прет как бронепоезд, не считаясь с мнением окружающих. Уизли… Я подавил страдальческий стон и попытался снова.

— Понимаете, в Хогвартсе общежитие под озером, и я не так остро чувствую магию. Однокурсники просто ставят барьер вокруг своих кроватей. К тому же, если дверь заперта, я из комнаты не выйду, — объяснял я, глядя на Молли щенячьими глазами. — А здесь нет природной воды под домом. И колдовать запрещено. Я буду ходить, говорить и кричать. Мне-то ничего, я все равно высплюсь, а у Рона могут развиться нарушения сна. Это сильно скажется на его растущем организме и психике. Как целитель я не могу допустить этого. К тому же, Рон наверняка захочет себе отдельную комнату. Ему наверняка надоело жить в общаге, хочется своего угла, ведь так, Рон?

Я поковырял пальчиком выступ на столе, бросая на рыжика выразительный взгляд. Рон задумчиво нахмурил медные брови.

— Иногда одиночество просто необходимо, особенно в нашем возрасте, — вкрадчиво добавил я.

— Он прав, мам! Тут полно места! — подхватил Рон. — Я лучше соседнюю спальню займу. Помою, не переломлюсь. Зато у меня будет своя шикарная комната!

Ну, слава яйцам — дошло, наконец! Я незаметно выдохнул. Перспектива прожить все лето с шестым Уизли в одной комнате удручала. Тем более Гарри говорил, что Рон жутко храпит.

В общем, комнату я отстоял, как и право на одиночество. Однако, как оказалось, близнецы в апреле стали совершеннолетними и получили право колдовать без надзора. А еще они сдали экзамен на аппарацию. Учитывая наши «дружеские», многолетние, практически семейные отношения, можно представить, как они меня доставали. Они вламывались в комнату, по закону подлости, в самый неподходящий момент, подбрасывали всякие гадости собственного изобретения и вообще ни в чем себе не отказывали. Короче, я стал самым любимым объектом для розыгрышей. Не спасал меня даже авторитет их матери. Эти исчадия ада только посмеивались. Я не был совсем уж безответной овцой, но и колдовать толком было нельзя. Телекинез не спасал, а эти гении очень неплохо сопротивлялись стихийным сглазам. В общем, у меня выработался рефлекс. Как только они с громким хлопком появлялись в моей комнате, я тут же выбрасывал их телекинезом в коридор и с грохотом захлопывал дверь, на которой висела многозначительная табличка: «Войдешь без стука — вылетишь без звука!»

Так как комната Сириуса была всего через две двери от моей, то шум, который мы производили, по всей видимости, его изрядно раздражал. Но Блэк вмешался только после появления таблички на моей двери, что стало для нас совершеннейшей неожиданностью. Он окоротил близнецов всего парой хлестких фраз. Те притихли, а я задумался. Сириус Блэк вообще начал смотреть на меня как-то странно. Странно и, что еще было более жутким, молча. На прямой вопрос Блэк отшутился, от исцеления почему-то отказался, а молчаливый неподвижный взгляд серых, лихорадочно блестящих глаз не поддавался никакой идентификации. Это «ж-ж-ж» — неспроста. Нет, опасности в нём не чувствовалось, но сталкиваться со сдвинутым Блэком я старался пореже. На всякий случай.

Через неделю после моего заточения в доме на Гриммо объявилась Гермиона. Это стало для меня сюрпризом, потому что её прибытие ожидалось только к концу июля. Я как раз спускался на кухню, когда входная дверь внезапно распахнулась и весь дом огласил мощный возмущенный вопль миссис Блэк: «Грязнокровка! В моем доме! Позор!!!». От неожиданности моя нога промахнулась мимо ступеньки и пребольно проехалась полузажившим ожогом по краю. Я выронил трость и с громким русским матом схватился за перила, чтобы не упасть.

На пороге нарисовалась как всегда жизнерадостная Тонкс. Она тащила за собой как всегда растрепанную Гермиону. Тонкс тут же своротила многострадальную подставку и чуть не упала, матерясь. Гермиона полыхнула румянцем на нашу ругань и, увидев меня, обрадованно воскликнула:

— Вадим, привет! Я так рада, что ты здесь, — она мило мне улыбнулась и, подбежав, крепко обняла. — Как твои ноги? Держи трость, — она сунула мне в руку мою верную помощницу.

Я ошарашенно разглядывал девушку, пытаясь сориентироваться. Вроде не виделись всего ничего, а она так похорошела! Окончательно сформировалась, вытянулась, загорела… Или это просто ускользало от взгляда из-за постоянных встреч?

— Все хорошо, спасибо, Гермиона. Не ожидал тебя так быстро здесь увидеть… Что-то случилось? Ээээ… С родителями поссорилась? — ткнул я пальцем в небо и по погрустневшему лицу Гермионы понял, что попал.

— Да, все не так гладко, как мне бы хотелось, но не стоит переживать об этом. Все ожидаемо, — горькая усмешка исказила ее губы. — Стефани выиграла очередную олимпиаду, а я… не выиграла ничего, — Гермиона поджала губы и дернула плечом.

Я кивнул и не стал развивать эту тему. Да уж, не позавидуешь.

— Хочешь перекусить, ты, наверное, устала с дороги? Я как раз хотел перехватить что-то до ужина.

— Да, не откажусь. Кстати, родители спрашивали о тебе, — она замялась и продолжила. — Я писала про тебя, да и в газетах твое имя мелькает часто.

— Они выписывают Пророк? — удивился я.

— Да, они хотят быть в курсе, — она неуверенно посмотрела на меня. — Ты не против, что я сказала, что мы встречаемся?

Я только мотнул головой.

— Их насторожила та история… С приворотом, — она опустила голову.

— Они и поэтому тоже на тебя насели?

— Да, они хотели бы с тобой… пообщаться. Ну, ты понимаешь…

— М-да, — что тут еще сказать? — Если я им позвоню, это сойдет за общение?

— Думаю, для начала неплохо, — кивнула Гермиона несколько растерянно. — Я думала, что ты напишешь, но позвонить и впрямь будет лучше.

— Отлично.

На кухне Гермиона с радостным возгласом начала здороваться с Сириусом, обниматься со всем семейством Уизли и знакомиться с остальными членами Ордена. Я сидел в сторонке и не отсвечивал, с неожиданной ревностью подмечая, как она то и дело посматривает на хозяина дома. Сириус, конечно, красивый мужчина, несмотря на заключение в Азкабане, но она-то — МОЯ девушка!

Никогда раньше ее не ревновал, а тут мне вдруг стало неприятно. Что за фигня?! Я ее даже не люблю!

Скрипнула дверь, и вошел Кричер. Я подобрался. Ой, что сейчас будет…

Домовик целеустремленно проковылял через всю кухню к своей коморке, неприязненно ворча на всех вокруг:

— Никчемный хозяин… Грязнокровки и предатели крови в доме благороднейших Блэков… Что бы сказала бы хозяюшка?.. Позор Дому…

Кричер выглядел преотвратно: грязное тряпье, сутулая фигура, дрожащие конечности. Лицо или, скорее, морда была сморщенной и покрытой глубокими морщинами, напоминая сухое яблоко. Домовой эльф был очень стар… и зол. Неприветливо оглядывая гостей Блэка, он сверкал своими желтыми буркалами и дергал остроконечными ушами, из которых торчали пучки седых волос.

— Фу, мерзкий какой! — поморщилась Гестия Джонс. — Иди отсюда, не порти аппетит!

В глазах Гермионы будто что-то схлопнулось. Она уже открыла рот в защиту эльфа, но тут подал голос Сириус.

— Заткнись, Кричер! — рявкнул Блэк, явно стараясь сдержаться, и уже спокойнее продолжил. — Иначе я дам тебе одежду, негодный эльф.

— Кстати, его… наволочку действительно следовало бы обновить, — пробормотал я.

Кричер, конечно, симпатии не вызывал, но уж больно жалко выглядел.

Тем временем домовик нехотя поклонился Сириусу, попутно обфыркав его со всех сторон, и, разведя на разъяренный рык, с крайне независимым видом захлопнул дверь в свое убежище. В кухне воцарилась тишина. Маги переглядывались, явно испытывая неловкость.

— Не обращай внимания, Гермиона. Он немного выжил из ума на старости лет, — сказал Блэк, ероша волосы на затылке.

В глазах Грейнджер стоял арктический холод, но тем не менее она вежливо ответила:

— Ничего страшного, мистер Блэк, я понимаю. Вадим, ты покажешь мне мою комнату?

Я даже растерялся от такого ее поведения и неуверенно оглянулся на миссис Уизли.

— Видишь ли… Честно говоря, я не в курсе, какая именно комната приготовлена для тебя.

— Конечно, она будет жить с Джинни! — возмущенно всплеснула руками миссис Уизли. — Джинни! — властно крикнула она, и девчонка тут же зашла на кухню, будто стояла под дверью. — Детка, проводи Гермиону в вашу комнату.

— Да, мама, — покорно согласилась рыжая и кивнула Гермионе, предлагая следовать за собой.

— Я с вами, — громко сказал Рон и поспешил улизнуть из-под строгого надзора матери.

Я тоже решил не задерживаться и молча последовал за ними. Но Молли меня тормознула.

— А ты посиди, Вадим, посиди. Ты совсем ничего не ешь, — она быстро наколдовала мне чашку чая и приманила бутерброды. — Отдохни, все эти спуски и подъемы по лестнице… Ты совсем себя не бережешь, — мягкая женская рука ласково потрепала меня по макушке, и я едва удержался от того, чтобы не поморщиться. Это был уже перебор — я же не маленький.

Блэк подавился смешком, близнецы гаденько захихикали, да и остальные едва сдерживали насмешки. Я страдальчески вздыхал, запихивая в себя еду под пристальным взглядом Молли Уизли. Фред и Джордж за спиной матери корчили рожи. Но ничего, они просто еще не знали, что шнурки их ботинок развязались и плотно перепутались между собой…

Само собой, что когда они решили уйти с кухни, то дружно рухнули на пол с громким нецензурным воплем. Молли засуетилась рядом, больше мешая, чем помогая. Я с интересом наблюдал, как они пытаются встать, и сочувственно спрашивал, не ушиблись ли они, не нужно ли залечить синяки, ловя в ответ гневные и подозрительные взгляды. Сириус весело меня рассматривал, я прятал в чашке улыбку и в ответ смотрел совершенно невинно. Но тут выражение лица Блэка внезапно изменилось. Он замер, его глаза расширились, а улыбка закаменела. Сириус снова впился в меня этим странным взглядом. Я поежился. Да что с ним такое? Нет, у него конечно есть сдвиг по фазе — Азкабан ни для кого не проходит даром, но тут явно примешивалось что-то другое.

Постепенно разговоры на кухне возобновились, миссис Уизли суетилась с ужином, гости рассаживались, а я тишком свалил оттуда, пока никто не обращал на меня внимания.

Дом за эту неделю изменился ненамного. Жильцы во главе с Молли отмыли холл и лестницу со светильниками. Стало светлее, и от этого обшарпанность особняка бросалась в глаза. Если у Северуса было эдакое нуарное ретро рабочего квартала, то это — однозначный декаданс. Роскошь и тлен, полные своеобразного обаяния. Я любовался домом, медленно и печально поднимаясь по ступенькам, когда услышал голоса и невольно остановился.

Самая первая комната от лестницы была занята Джинни, а теперь к ней присоединилась и Гермиона. Разговаривали все трое.

— …Ты считаешь, что все равно нужно написать Гарри, несмотря на запрет директора? — с сомнением прозвучал голос Гермионы.

— Да, он же наш друг, — горячо ответил Рон. — Ты же согласна со мной, Джинни?

— Ну, ему, наверное, очень одиноко, — неуверенно ответила девочка.

— Тогда ничего конкретного писать нельзя, вдруг его почту перехватят? Или за ним следят… Просто поддержим, — раздался недовольный голос Грейнджер. — Нам тогда меньше влетит.

Я замер, боясь издавать лишние звуки и надеясь услышать продолжение разговора.

— А что насчет тебя? Почему ты так быстро приехала? Ты же должна была прибыть позже? — снова спросил Рон.

— Родители… Мы поссорились, — Гермиона замолчала. — Я для них сплошное разочарование. Стефани, моя сестра, снова гордость семьи. Она снова обошла меня по всем пунктам, — горько добавила девушка.

— Как это, гордость семьи?! — пораженно воскликнул Рон. — Она же… обычная. Маггла. Ведьма ты, ты — особенная!

— Спасибо, — голос Гермионы был надломленным. — Но про меня даже рассказать никому нельзя, а Стефани лучшая в школе. Все родственники и друзья, да даже знакомые вынуждены при встрече выслушивать про ее успехи. Родители ею так гордятся! Нет, мне никто из них ничего не говорит, но… Они меня не понимают, не видят смысла в моих успехах по Трансфигурации или в Чарах. Я даже показать им ничего не могу. Думаю, они сами до конца не верят в мою магию…

— Да, дела-а, — протянул Рон, а Джинни хмыкнула.

— А что у тебя с этим Волховым? — бесцеремонно спросила девчонка.

— Эээ… а тебе какое дело? — замешкавшись, резко ответила Гермиона. В голосе звучало раздражение.

— Трудно ответить? — лениво подхватил Рон.

— Нет, но это только наше дело! И Рон, ты же знаешь, что мы встречаемся, к чему такие вопросы? — послышались шаги, и я стал громко топать, поднимаясь.

Гермиона вышла из комнаты, в раздражении рванув дверь на себя, увидела меня и остановилась в замешательстве.

— Вадим…

— Что-то случилось? — доброжелательно улыбнулся я, рассматривая раскрасневшуюся от злости Грейнджер. Когда она злилась, то была чудо как хороша.

— Э… нет, все нормально, — буркнула она. — Можно я побуду с тобой? Ты не занят?

— Буду рад. Покажу тебе свою комнату, оценишь мягкость кровати… — почти мурлыкнул я последнюю фразу, приближаясь к девушке вплотную и протягивая ей руку.

— Дурак! — покраснела Гермиона. — Ничего не будет!

— Конечно, как скажешь.

Она увидела мою улыбку и заметно расслабилась, а я посмотрел на застывших Уизли за ее спиной и после паузы коварно прошептал, наклонившись к ее лицу:

— Ничего из того, что ты сама не захочешь, милая.

Громкий шепот не могли не услышать двое за спиной моей девушки. Рон возмущенно засопел и побагровел. Джинни от него не отставала, прижав руки к алеющему лицу и отводя глаза.

— Так нельзя, вы!.. — возмущенно и жалобно залепетала девчонка. — Вы… Я все маме расскажу! — наконец нашлась она и скатилась вниз по лестнице.

— Гермиона, не ходи с ним! — Рон мужественно закрыл собой Гермиону, оттаскивая ее и бросая в мою сторону злобные взгляды.

Мечтай, балбес! Тебе ничего не обломится.

— А! — воскликнул я, расплываясь в довольной улыбке. — Ты хочешь посмотреть мою комнату вместо нее? Или вместе с ней? А, я понял! Теперь ясно, почему твои братья так стремятся попасть ко мне, когда я выхожу из ванны или переодеваюсь. Наверно, я вас всех привлекаю.

Я поиграл бровями, со значением глядя Рону прямо в глаза. Тот покраснел еще больше, хотя, казалось бы, куда уж дальше. Открывая и закрывая рот, как рыба, он не мог и слова мне возразить. Гермиона, уже привыкшая к моему чувству юмора, беззвучно смеялась за его спиной.

— Это семейное, Рон? Нравятся кудрявые блондины с зелеными глазами? — ехидно спросил я и тут меня осенило. — Рон! Да ладно! Блондины?! Значит, ты бросаешься на Малфоя…

Я не успел договорить, как Рон отмер и стремительно скрылся в своей комнате, на прощание громко хлопнув дверью. Из его комнаты донеслась приглушенная расстоянием реплика: «Кретин!!!»

— Очень эмоционально. А главное, как ёмко и аргументированно.

Я довольно улыбался. Развлечение удалось. Гермиона, уже задыхаясь от смеха, сползла по стене на пол. Снизу послышался приближающийся голос Молли Уизли, которая что-то выговаривала Джинни, и мы поспешили скрыться в моей комнате.

Несколько дней все обитатели дома на Гриммо занимались уборкой. Ну, как… Уизли старательно сгребали все имеющие мало-мальское отношение к темным искусствам предметы, включая серебряные подсвечники, табакерки, портсигары и прочую роскошь, и отправляли в мешках на задний двор. Конечно, там были и откровенно черные артефакты, но большей частью это были ценные предметы домашнего обихода, редкие и не очень магические приспособления, типа музыкальной шкатулки с колыбельной или специальной чаши для выращивания магической плесени. А во дворе тусовался Флетчер. Интересно, они в сговоре? А еще интереснее, что Сириус Блэк не только не был против, но еще и активно помогал. Это Империус или насест в клетке Фоукса и впрямь смазан каким-то зельем? Или все же собственная дурость?

Меня откровенно передергивало при виде такого непотребства. В общем, я не удержался и активнее включился в уборку, создавая много ненужной суеты. В данный момент времени мы убирались в покоях на втором этаже, по замыслу принадлежащих хозяину дома, но Сириус там жить не желал, оставаясь в собственной детской комнате.

Чего он ерепенился? В своей комнате ему явно было тесно, а тут под боком располагался целый комплекс просторных помещений, оформленный в шоколадно-бежевых цветах с вкраплением изумрудного. Он представлял собой гостиную, спальню, кабинет и ванную. Темное дерево мебели, шелковые обои и резные настенные панели, изящные статуэтки из дерева, серебряные подсвечники, зеркала в тяжелых рамах — покои хозяина так и дышали сдержанной роскошью. Когда-то. Сейчас вся эта роскошь была покрыта пылью, паутиной, местами даже плесенью. В тяжелых портьерах из плотной ткани завелись докси — магическая моль. Было печально видеть такое увядание древнего рода, а еще тяжелее было видеть злорадство и удовлетворение, проскальзывающее на лицах старших Уизли, и откровенную радость на лице Сириуса, не ценившего труды многих поколений своих предков. Это же история и богатство твоей семьи. Какой бы она ни была.

Молли закатала рукава, закрыла лицо повязкой и начала раздавать указания. Близнецы и Рон похватали тряпки и начали вытирать пыль. Джинни принялась протирать зеркало, а старшие занялись выведением докси. Гермионы нигде не было видно. Видимо, ей дали задание убраться где-то в другой части дома с Биллом, Тонкс и каким-то чувачком, имя которого я постоянно забывал. Не удивлюсь, если это была библиотека. Но тогда об уборке можно забыть, моя девушка всегда залипала на интересные книги, а уж если это книги старинного рода… Я замер, представляя себе размах катастрофы, и стал чистить шкаф после окрика Сириуса и Артура. Мужчины сваливали мне в мешок практически всё подряд. На вынос. Сириус — злорадно, а Артур — радостно. Я старался морщиться не слишком заметно, но мне было не по себе. Ну, они-то не знают, что внутри первого мешка у меня есть второй.

Отволакивая очередной мешок вниз, я наткнулся на Кричера. Тот, злобно сверкнув на меня своими глазищами, застыл, нежно прижав к груди какие-то полинялые бархатные штаны. Я поудобнее перехватил мешок, огляделся и, поняв, что вокруг никого нет, на ходу прошептал:

— Кричер, не тупи! Бросай эту тряпку, хватай все ценное, что еще не утащили, и спрячь получше. Ценное — это серебряное и магическое, и книги, книги не забудь! А еще ты можешь поставить на все вещи магическую метку и потом просто найти их и призвать обратно. Ну, или принести, сам разберешься.

Кричер пошевелил своим длинным носом, прижал уши, и еще раз зыркнув на меня, испарился с тихим хлопком. Штаны остались лежать на полу.

Я удовлетворенно бросил их в мешок с хламом и отправился во двор. По пути спрятал ценные вещи в старом шкафу, который по виду не открывали лет сто.

Флетчер смерил меня своими маленькими водянистыми глазками и смачно затянулся из трубки подозрительно вонючим зеленоватым дымом. Во времена своего загона по миру Роулинг я точно помнил, что звали воришку и жулика Флетчера Наземникус, но в реальности у него было зубодробительное и странное даже для волшебников имя Mundungus. Даже и не знаю… Мун-дун-гус. Интересно, как это будет в сокращенной форме? Я представил и злорадно ухмыльнулся. То ли Гнус, то ли… гхм, Ман… Я поперхнулся. Понятно, почему переводчики решили так кардинально изменить его имя. Умереть и не встать. У всех магов редкие имена, но это — что-то с чем-то. Все звали его просто по фамилии — Флетчер, и я решил не выбиваться из массы.

Вообще в Англии для меня поначалу было непривычно обращаться только по фамилии. Имя собственное только для ближнего круга общения: родственников, близких друзей, любимых, ну, в общем, и все. Если к тебе обращается по имени начальник, то все, трындец — либо увольнять собираются и так подслащивают пилюлю, либо, что реже, вас ждет повышение.

Хотя старшие Уизли просили обращаться к ним по имени — Молли и Артур. Чего они пытались этим добиться и пытались ли? Может, просто такие простодушные?

Я раздумывал над нюансами английского общения и неспешно пристраивал мешок в кучу таких же у стены дома. Флетчер ревниво следил за каждым моим движением, пуская клубы зеленоватого дыма. За его спиной беззвучно соткался Кричер, настороженно посматривая на меня. Я моргнул, осмотрел Флетчера своим фирменным печальным взглядом и сожалеюще вздохнул.

— Чего это ты? — насторожился тот.

— Да так…

Мой грустный вздох и отведенный в сторону взгляд подействовали на воришку сильнее стражей правопорядка.

— Говори давай, как есть! Чего глаза отводишь? — нервно облизнул он губы, вытаскивая трубку изо рта.

— Что ж вы себя так не бережете? — скорбно вздохнул я, поворачивая в сторону входа.

Флетчер невольно шагнул за мной, схватил за рукав и заставил остановиться.

— Да чего случилось-то?!

— Тремор рук, головные боли, наверное, и на погоду голова тяжелая? — проницательно спросил я, глядя печальным взором прямо в воровскую душу.

— Да, так и есть, — бледнея, согласился Флетчер.

— И по утрам, поди, кашляете? И запахов не ощущаете? И суставы болят, и колени дрожат, ноги вялые?

Тот меленько закивал, съеживаясь. Если до сегодняшнего дня всё было в полном порядке, то сейчас у него и суставы болели, и колени дрожали, зуб даю. Я удовлетворенно продолжил запугивать Флетчера.

— Только не говорите, что без сигареты пару часов никак не протянуть!

— Да, — дрожа губами, выговорил Флетчер. — Всё так и есть.

— Печально…

Я закрыл лицо рукой, трясясь от беззвучного хохота. Флетчер интерпретировал мою гримасу по-своему и окончательно ударился в панику.

— Что же теперь со мной будет? — с надрывом спросил он.

— Что-что… — я вздохнул, беря себя в руки, отвел взгляд и неохотно буркнул. — Умрете вы. Да вы не волнуйтесь, пожить еще успеете.

Подарив официальную улыбку и полный сожаления взгляд бледному уже в зеленцу воришке, я отвернулся и пошел к дому.

— Эй! Целитель, как тебя?.. Ты куда?! Сделай что-нибудь!!!

Вор, как на привязи, потянулся за мной, суетливо выспрашивая подробности. Этот жук, несмотря на приличный для мага возраст и не лучшие условия обитания, а также скромный уровень силы, имел отменное здоровье. Ну, чрезмерное пристрастие к алкоголю и табаку не слишком сильно сказалось на его организме. Даже странно. Можно позавидовать такой живучести.

На пороге я обернулся, Кричер водил лапками над мешками и уже более доброжелательно посматривал в мою сторону. Он склонил голову и растаял. Все, мавр сделал свое дело, мавр может уходить.

— Что ж вы так курите и алкоголя много потребляете, м?

Флетчер зеленел от ужаса, слушая о раке легких и инсульте, а я продолжал уточнять симптомы, кивал со скорбным лицом, нагнетая обстановку, и вещал в его благодарные уши просветительские факты о вреде табака и алкоголя. Воришка сам не заметил, как зашел со мной в дом.

— Советую составить завещание, моя сила тоже имеет ограничения. Пока вы не измените образ жизни — все бесполезно, — припечатал я.

— А… — Флетчер открывал и закрывал рот, не зная, что сказать, и выглядел откровенно потерянным.

— Пока не бросите свои вредные привычки, я вам помочь не смогу, — подытожил я и скрылся наверху. Флетчер остался стоять в прихожей и приходить в себя.

На лестнице на меня чуть не налетел Сириус и удивленно уставился на мое перекошенное лицо. Я же кусал губы, стараясь не заржать.

Внизу надрывался Флетчер.

— Так это что же, и не жить совсем?! Ничего ж нельзя! — голос воришки звучал горестно.

Блэк поморщился и вопросительно поднял брови. Игнорируя Сириуса, я перевесился через перила и тоже закричал в ответ.

— Сожалею, но это так. Пить и курить тоже! Это вредно, — уже тише закончил я и проследовал по лестнице вверх, тихонько всхлипывая от смеха.

И главное — ни слова лжи! Ни словом не соврал, забочусь исключительно о благе пациента.

Блэк тихо фыркнул, но никак не прокомментировал мои воспитательные меры. Видимо, оценил шутку. Взгляд у него снова приобрел то самое непонятное выражение. Я покрепче перехватил свою трость и поспешил к своей комнате. Уже у двери меня догнала тихая, на грани слышимости фраза Сириуса:

— Не входить без четко выраженного разрешения Регулуса Арктуруса Блэка.

Спину сверлил пристальный взгляд, между лопаток свербило. Я поспешно закрыл дверь, сполз на пол и дал волю смеху. Да я тролль! Сотого уровня, ага.

* * *

Северус любил свой дом и заброшенные улочки Коукворта. Он любил гулять по тем местам, где когда-то они с Лили играли, смотреть на её дом и предаваться воспоминаниям. Воспоминания с годами не тускнели. Лили была его светом, его единственной любовью. Детский гвалт, учительская суета, докучливая любовница, проблемы — всё это исчезало, стоило перенестись сюда, в Паучий тупик, в прошлое. Северус отдыхал душой здесь, среди книг, в своей памяти.

Навязанный Дамблдором жилец влился в размеренную тишь так, как будто был здесь всегда. Вадим с комфортом устроился в угрюмом доме, полюбил старую детскую площадку, частенько пропадая на все еще крепких турниках, бродил по берегам реки вместе с Северусом, подбирая мусор, ласково гладил ветви старого клена, в которых прятался Снейп, будучи ребенком. Волхов стал частью всего этого. Он был здесь всего каких-то жалких три лета, а у Северуса уже вошло в привычку ставить на стол в его комнате флакончик успокоительного, чтобы Вадим не ходил во сне и не морозил ноги о холодный пол.

А потом он съехал в штаб Ордена, и дом, который так долго был оплотом спокойствия, внезапно стал похож на склеп.

Северусу, в общем-то, было некогда скучать. Волдеморт вернулся, вместе с человеческим лицом утратив и самоконтроль. Нет, он по-прежнему был умным магом, но окончательно превратился в тирана. Неуравновешенного, агрессивного и с ярко выраженной манией величия. Среди Пожирателей ходило мнение, что лидеру срочно нужен истинный целитель, пока тот не поубивал всех своих сторонников. И да, помочь ему мог только Вадим, потому что остальные были вне досягаемости, под защитой своих государств и родов. Целитель был в опасности. Вылечив Волдеморта, он не стал бы предателем, но получив его в свои руки, Темный Лорд обрел бы невероятное влияние. Дополнительный увесистый плюс к своей стороне. Многие пошли бы за ним даже сейчас, лишь бы получить шанс на прием у истинного целителя для себя и своих близких.

Вадим прекрасно это понимал и потому не сопротивлялся Альбусу. Он покорно переехал в указанное место, а в Ежедневный пророк дал объявление, что уехал на каникулы в Китай. И в дом вернулась тишина — неизменная спутница предыдущих лет.

Всю неделю Северус ловил себя на том, что прислушивается к звукам. Во время чтения в гостиной казалось, что Вадим вот-вот мягко прикоснется к плечу и позовет пить кофе. Или от двери донесется мягкий стук, и он заглянет в лабораторию, принося с собой ароматы еды и говоря с хитрой улыбкой, что плов по сложности приготовления тянет на зелье класса С и он ждет оценки от профессионала. Или прозвучит ехидная подколка, как в Хогвартсе, когда во время зубрежки бесконечных русских вариаций to go Северус спросил, на кой черт им столько слов, обозначающих движение. Вадим открыл форзац учебника географии с картой мира, повернул его к Северусу и невозмутимо сказал: «Посмотри на размеры России, сравни их с Великобританией и тогда поймешь».

Когда Северус не выдерживал выматывающего одиночества и выходил на улицу, теплые, старательно взлелеянные воспоминания о неразделенной любви перебивались мыслями о златокудром мальчике с сознанием целителя из другого мира. Думать о полном бесконечного спокойствия, грусти и какого-то понимания светло-зеленом взгляде Вадима было гораздо легче, чем о ярких глазах Лили, в которых последние годы плескалось сначала презрение, а потом и равнодушие. Наверное, потому, что Северус не сделал ему ничего плохого. Потому что Волхов был живым.

А еще Вадим пылал такой же жаркой одержимой любовью, какая когда-то давно зародилась здесь к давно мертвой рыжей девочке, и эта схожесть лишала всех душевных сил для того, чтобы оттолкнуть.

Северус не любил целителя. Сердце было заполнено Лили. Он жалел Вадима. С ним было легко. Пожалуй, он даже понимал Волхова, однако полюбить…

Но без него в Паучьем тупике стало пусто.

Глава 55. Тайны темного семейства и побег

Просмеявшись, я успокоился и нежно погладил косяк двери, мысленно обещая дому помощь и внезапно получая в ответ волну тепла. Возникло отчетливое ощущение покоя, как на Изнанке, в доме у бабули. В голове забрезжила идея, но я не успел ухватить ее за хвост.

Помучившись пару минут, но так и не вспомнив её, я пошел в ванную — освежиться и сделать перевязку. До обеда оставался почти целый час. Уборка уже заканчивалась. Можно было поболтать с Гермионой и обсудить очередное письмо для Гарри. Гермиона с Роном уже успели отправить парочку, где и я черканул пару строк. За две недели эти ребята развернули целый разведфронт. Близнецы таки добили свои удлинители ушей и добыли много интересной информации. В общем, без дела не сидел. Вся эта ситуация, когда Гарри держали в неведении о том, что предпринимает Орден для его защиты и вообще, мне не нравилась.

В письмах я отделывался общими фразами типа: «Держись, друг!», «Все будет хорошо», а сам аккуратно, буквально на несколько минут сбегал до ближайшей телефонной будки, где самым бессовестным образом сливал Гарри новости. Разумеется, не все, а только те, что касались его и Волдеморта. Кричер оказался незаменим, он доставлял меня и забирал так, что никто меня пока не запалил.

С Гарри мы успевали поговорить минут пять. Петунья все неохотней звала его к телефону, и это начинало меня беспокоить. Один раз трубку взял Вернон, и от него мне досталось по первое число. Я услышал о себе и о Гарри много нового. Чего это он? Я даже растерялся. Что-то происходило, но что? Одно я знал точно — на Гриммо Гарри появится только в августе. Его нужно было срочно проведать.

Клан Уизли ни на минуту не оставлял нас с Гермионой одних. Такое ощущение, что эти рыжики были вездесущи. Прям как тараканы. Ты на кухню, а тут Джинни с Молли, в ванную, а здесь Фред с Джорджем. Близнецы так и не оставили своих двусмысленных привычек. Я уже почти и не смущался и стал всерьез задумываться, что угадал об их симпатии. В один момент они могли общаться нормально, спокойные разговоры обо всем на свете, а в другой могли сорваться на подколки и откровенное издевательство, явно стараясь нарваться на драку. Ну, точь-в-точь как мальчишки дергают за косички понравившихся девочек.

Взяв трость, я спустился на второй этаж, к библиотеке, где рассчитывал столкнуться с Гермионой. Однако из-за приоткрытой двери доносились голоса Молли и Сириуса. Женщина в чем-то горячо убеждала Блэка, но тот пока держал оборону.

Не в силах удержаться от искушения и вслушиваясь в разговор, я шагнул ближе и остановился за углом, после которого начинался небольшой коридор с дверями в библиотеку, трофейный зал и какие-то закрытые помещения. Подшпионю маленько. Похоже, это становится моей дурной привычкой.

— Сириус, но почему нет? Ведь Вадим целитель. Он тебе не откажет и наверняка сможет помочь… эээ… с твоей проблемой. Женишься, детишек заведешь, — уговаривала Молли. — Дети — такое счастье…

— Молли, я не хочу, я же уже объяснял. Идет война, и все, кто входит в Орден Феникса, находятся под угрозой. Я вообще не понимаю, что ты здесь делаешь. История Поттеров и Лонгботтомов ничему тебя не научила? Вы с Артуром поразительно беспечны. И к тому же… Я не уверен, что вообще хочу продолжать род, что Блэки заслуживают продолжения. И вообще, — внезапно оживился голос Сириуса. — Вчера я был в Гринготтсе и написал завещание в пользу Гарри.

— Ты выходил из дома?! Сириус! — взвился возмущенный голос Молли. — И это ты мне говоришь о беспечности?

— Меня никто не видел, — насмешливое, похожее на собачье фырканье Блэка стало ближе, и я сделал пару шагов назад. — А для Гарри это важно. Это будет отличным подарком.

— Сириус, ну, неужели тебе не хочется семьи?

— Гарри — моя семья.

Послышались шаги Блэка, и до меня дошло, что на выходе он столкнется с одним красивым шпиончиком. Со всей доступной больным ногам скоростью я метнулся вперед, скользнул в первую открывшуюся дверь и, сделав задумчивое лицо, подошел к стене.

В этой комнате я еще не был. Поначалу мне вообще показалось, что это зал трофеев — все стены были уставлены стеллажами, шкафами и полками, внутри которых лежали ордена, медали, какие-то памятные вещи непонятного назначения, палочки в футлярах. Все предметы лежали бессистемно, сложенные по признаку, который я не мог определить. На ближайшем шкафу мне удалось разглядеть почти незаметную табличку «1800–1901 гг». Получается, здесь собраны личные вещи членов семьи?

Напротив входа висели полки, подписанные такими же табличками, но годы на них указывали на совсем уж махровую древность. А между ними — огромное пустое пространство. Пустая стена. Я похромал ближе, задумчиво хмурясь. Как-то нерационально оставлять такое большое место незанятым, когда в комнате используется каждый кусочек пространства. Если здесь на полках лежат памятные вещи и таблички под ними показывают даты жизни-смерти, значит, по логике, здесь должно быть что-то ценное, относящееся к Роду. Гобелен? Скорее всего. И куда его дели? Неужели Сириус и его выкинул? Тогда почему не тронул остальное?

В этот момент дверь скрипнула, раздался удивленный возглас. Я обернулся и увидел ошарашенное лицо Блэка.

— Что ты здесь делаешь?

— Эээ… Смотрю.

— Куда?

— Сюда.

Я махнул рукой на пустую стену. Блэк побледнел, уставившись на меня так, как будто ему явился призрак собственной матушки. Странная реакция. Или… он решил, что я увидел то, что не должен был?

— Тут же должен быть гобелен? Родовое древо? Ведь так?

Блэк молча кивнул, возвращая прежний цвет лица.

— Неужели ты его тоже выкинул?

— Нет, от него так просто не избавиться, — грустно усмехнулся Сириус.

Он как-то по-особому взмахнул рукой и гобелен проступил на стене. В нижней части полотна было много выжженных пятен.

Я завороженно смотрел на имена. Такая долгая история… Родоначальником был Эдвард Блэк, годы жизни которого приходились на середину четырнадцатого века и прожил он прилично. Восемьдесят с лишним лет. Практически в два раза дольше своих современников.

Гобелен прослеживал не только Блэков, но и все магические семьи, с которыми они породнились, правда, всего лишь пару поколений. То есть, показывал всех носителей крови. Несколько раз Блэки прерывались по прямой линии, и титул переходил либо к побочной ветви, либо вообще к носителю крови с изначально другой фамилией. Я перевел взгляд вниз. Выжженные с гобелена маги не имели ответвлений и не показывали потомков. Сириус был последним, как и Альфард ранее. Из старшего поколения последним ушел некий Поллукс. Дедушке на момент смерти было семьдесят восемь лет. Я проследил даты. В период с восьмидесятого по девяностый год умерло очень много магов. И не только Блэков. Взгляд скользил по знакомым именам. Малфои, Крэббы, Буллстроуды, Краучи… Интересно, а у выжженных с гобелена магов остались дети? Дом вроде неплохо относится к Тонкс… Значит, воспринимает как потомка? Носителя крови?

Я рассеянно погладил черную рамку вокруг имени Регулуса Блэка. Маг умер совсем молодым, и смерть его была такой страшной… И вся эта история, все эти поколения, все достижения этих людей, достойных и не очень, отправлялись на помойку. Интересно, что бы сказал брат Сириуса?..

— В какой-то момент я подумал, что ты его видишь, — хрипло сказал Блэк, прерывая мои размышления.

— Я просто думал, почему здесь так пусто? Остальное место ведь полностью занято, — я помолчал и повернулся к Блэку. — Я могу спросить?

— Попробуй, — неуверенно отозвался Сириус, впившись взглядом в имя брата.

— Почему ты так старательно избавляешься от наследия Рода? Ведь это память твоей семьи. История Блэков, и твоя в том числе. Не говоря уж о материальной ценности реликвий. В конце концов, ты правда веришь в то, что все эти вещи нигде не всплывут? Монограммы Рода на некоторых из них никак не убираются. А если они всплывут, а рано или поздно так и будет, ведь среди членов Ордена есть Флетчер, то как быстро возникнут вопросы: «Кто обчистил особняк Блэков? И как ему это удалось?» Как быстро интересующиеся сообразят, что ты здесь скрываешься? — я смотрел на застывшее в гримасе лицо Блэка. — Сириус?

— Ээээ… — Бродяга растерялся. — Признаться, я об этом не подумал… Да, дела-а… И что ты предлагаешь?

— Я бы запретил миссис Уизли выкидывать вещи на помойку, а просто велел сложить в закрытом помещении. В конце концов, у вас должно быть хранилище. На крайняк, можно сдать их в Гринготс. Гоблинам по барабану распри волшебников, — я помедлил и продолжил. — И приказал бы Кричеру присматривать за Флетчером, чтобы тот ничего не утащил.

— Допустим. Ты считаешь, этого будет достаточно? — с любопытством спросил Бродяга.

— Нет, — признался я. — Твоя безопасность висит на волоске. Ты не можешь этого не понимать. Дело, конечно, твое. Но на твоем месте я сидел бы… потише, не отсвечивал и тем более не выбрасывал из дома то, что может навести кое-кого на опасные мысли. К тому же, слишком много людей знают, где ты скрываешься, и даже то, что все они входят в Орден Феникса, не гарантирует их лояльность!

— Дамблдор убедил их в моей невиновности… — неуверенно возразил Сириус.

Я фыркнул и пожал плечами, незряче уставившись на гобелен.

— Слепо верить в это… После всего? Это было бы слишком безалаберно даже для тебя. Ты ведь последний, как и я. Единственный шанс на возрождение для Рода. Ты наследник! Или ты хочешь, чтобы это все, — я обвел широким жестом комнату. — Все эти поколения, их старания и чаяния, пошли прахом? Это, конечно, звучит пафосно, но так оно и есть.

Сириус всем своим видом выражал упрямство, ни дать, ни взять, пес, вцепившийся в кость.

— Ну, конечно, что тебе слова какого-то сопляка?

— Вот именно, что ты можешь знать? Мальчишка, — поджал губы Блэк.

— Сириус, ты не можешь всё бросить и пустить все усилия своих предков псу под хвост…

Я не успел закончить, как Блэк словно взорвался.

— Ты! Что ты способен понять? Да что ты знаешь о моей семье?! Сопляк, а туда же! Поучать меня вздумал? Меня выкинули как щенка, когда я не оправдал ожиданий матери. А теперь ты говоришь — последний, наследник! Сговорились вы, что ли?! Да пошло оно все к Мордреду!!!

Я растерянно отступил на пару шагов, ошеломленный такой резкостью.

Сириус бесился, размахивая руками и брызгаясь слюной. Под конец его речь стала совсем несвязной. Он что-то кричал про сумасшедших предков, идиота-братца и стерву-мать.

Я смотрел на все это представление круглыми глазами. Нет, понятно, что он услышал не самые приятные для него вещи, но чтобы так… «Сговорились». Ну точно. Наверняка ему говорили эти резоны не в первый раз. И как знать, кто именно ему это говорил?

Тем временем Блэк сделал круг по комнате, в сердцах запустил в гобелен какую-то безделушку и выдохся. Я стоял, боясь пошевелиться.

— Кстати, как ты сюда вошел? — совершенно спокойным, ровным тоном спросил Блэк.

— Эээ… — я растерялся и попятился под его тяжелым взглядом. Он реально начинал меня пугать. — Взял и вошел, дверь была не заперта.

— Вообще-то, это помещение закрыто для всех, кроме членов семьи. Так как ты сюда попал? Не торопись, попробуй еще разок, — насмешливо, но с ощутимой угрозой, повторил Блэк.

Он смотрел на меня так, словно ждал признания во всех грехах. Просто Великий Инквизитор.

— Аа… — под его взглядом никак не получалось собраться с мыслями. — Эээ… Так у меня же клятва! — сообразил я и обрадованно зачастил, цитируя. — Клянусь, помогая страждущим, свято хранить вверяемые мне семейные тайны и не употреблять во зло оказанного доверия; соблюдать правила профессиональной этики, не скрывать правды от пациента, если это не повредит ему… А еще я клянусь, что в какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всякого намеренного, неправедного и пагубного. Вот.

Блэк продолжал пристально всматриваться в меня, будто ожидал услышать еще что-то или что-то совсем иное.

— Сама магия не даст мне совершить проступок, поэтому твой дом не воспринимает меня так, как Уизли или остальных членов Ордена. Я же целитель, — выделил я интонацией последнее слово.

— Целитель, точно… — Сириус выдохнул. Из него словно вынули внутренний стержень. Плечи ссутулились, а на лице проступило растерянное выражение. — А я уж было подумал…

— Что? — не дождавшись продолжения, спросил я.

Блэк помедлил.

— Знаешь, в чистокровных семействах, таких, как мое, есть… Поверье, если угодно, что души сильных магов не уходят насовсем. Те, кто не успел пожить или совершить что-то важное для мира… Они могут вернуться. В другом теле, в другое время их души рождаются заново, в том же Роду или близком. Еще и поэтому пару веков назад дети считались Благословением Магии, ведь неизвестно, кто может быть в теле младенца. Они, конечно, не помнят о прошлой жизни, но иногда те, кто знал их прошлое воплощение, могут их вычислить. Такое случается достаточно часто, есть хроники, записи очевидцев. Иногда такие пилигримы вспоминают что-то, часто знают то, что, казалось бы, знать не могут. Мысли, слова, повадки, характер… Любовь к определенным вещам… Это все остается, — Блэк помолчал. На протяжении всего разговора у него были совершенно больные глаза. — Ты так похож на моего брата…

Я совсем растерялся. Вот уж с какой стороны подставы не ожидал, так с этой. Кто ж знал, что мы похожи с Регулусом? Даже Северус, лично знакомый с младшим Блэком, ничего мне не говорил. Может, не так хорошо его знал? Я же тоже не всех своих одноклассников знаю, а уж тем более младшекурсников. Правда, у меня другая история.

— Я… Э… А что с ним случилось? — задал я закономерный вопрос и прикусил язык, чтобы не сболтнуть лишнего.

— Регулус пропал почти сразу после школы. Ему было всего восемнадцать. Гобелен показал его смерть, но тело не нашли. Мы так и не узнали, что с ним случилось… Либо мать скрыла от меня обстоятельства его смерти. Ведь он пошел за Лордом. Он был Пожирателем. Кто знает, кто его убил?

— Ты винишь себя?.. — мой тихий вопрос заставил Блэка вздрогнуть и поежиться.

— Я… Я не знаю. Наша мать с детства вдалбливала в наши головы идеи о достоинстве Рода, о чистоте крови, о традициях. Но если мне просто-напросто было неинтересно тогда слушать эти занудные поучения, то Регулус… О, Рег всегда был маменькиным сыночком, — горько поведал Блэк. — Ему всегда нравилось угождать матери, радовать ее своим послушанием. Как же, такое разочарование со мной — и такой совершенный, идеальный Рег. Я всегда себя спрашивал, почему она не объявила Наследником его? Регулус был бы только рад. Он был так одержим идеями Волдеморта… Кстати, ты знаешь, что живешь в его комнате? На его двери тоже висела табличка с надписью, практически точь-в-точь как у тебя. Я ее убрал, как и все вещи брата, когда Дамблдор попросил об устройстве штаба в этом доме. А еще Кричер, он обожает тебя. Называет дорогим гостем. Так, — он подчеркнул интонацией слово, — он относился только к Регулусу, которого нянчил с самого детства. Даже моя мать была хозяйкой, хозяюшкой, но не получала от домовика такого слепого обожания, каким пользовался Рег, а теперь пользуешься ты.

— Так ты думаешь, что я твой вернувшийся брат? — изумленно спросил я.

— Да, — дернул плечом Сириус, отвернувшись к шкафам и проводя пальцами по стеклу.

— Но это не так! Послушай, все эти… совпадения можно объяснить. Дом реагирует на меня таким образом, потому что я целитель, связанный магической клятвой. Эльф… Кричер просто в курсе, что я против того, чтобы выбрасывать памятные и ценные вещи из особняка. А еще… — я замялся, смущаясь, но все же признался. — Я спрятал много ценностей, чтобы их не выкинули.

— Ты меня не убедил, — слабо улыбнулся Сириус. — У тебя его чувство юмора, его суждения, ты даже ходишь по особняку и гладишь косяки так же, как и он. Пытаешься спасти абсолютно чужие тебе вещи. Прости, но неубедительно. Попробуешь еще раз?

Улыбка у него была теплой, словно перед ним стояло неразумное дитя.

Я подавленно молчал. А ведь и правда, если так интерпретировать мое поведение, то даже одержимость Северусом обретает смысл. И я знал, что произошло с его братом, но не мог сказать… Черт, вот так и засомневаешься, что когда-то я был Валентиной. Стоп! Но ведь нет противоречий: я мог быть сначала Регулусом Блэком, потом Валентиной Волховой, а потом снова вернуться сюда Вадимом… Нет! Это уже слишком. Бред же… Ведь так?

Я помотал головой, вытряхивая из нее фантасмагоричные мысли.

Так. Давать надежду Блэку, даже призрачную, не хотелось. Все равно это обман. Наверное… Скорее всего… Вот черт! Я ж теперь с ума сойду, думая о том, что в прошлой жизни инфери утащили меня на дно подземного озера. Зато моя необычная связь с водой в этом случае находит свое объяснение… Бля-а-ть…

Надо придумать, как раскрыть Сириусу судьбу его брата. А Кричер мне поможет. Но даже в этом случае, не факт, что он передумает. Люди верят в то, во что хотят. Вопрос, во что верить мне?..

А если… Во мне поднял голову целитель. Сириус ведь психически нестабилен. Если ему втемяшится какая-то идея, то бесполезно его разубеждать. Впрочем, как любого человека, который слепо верит и не важно, во что. И тем не менее, я не мог его просто так оставить. Я должен попытаться помочь ему, несмотря на отказ Сириуса. Таково моё призвание. И это будет правильно, даже не оглядываясь на клятву. К тому же, если я ему расскажу, что изначально родился в другом мире, то вряд ли он поверит и все равно будет думать, что перед ним его пропавший брат. Особенно если учесть, что даже я не вижу противоречий и начинаю сомневаться. И раз уж на то пошло, то не лучше ли воспользоваться ситуацией и попробовать наладить отношения? А там, глядишь, я на него смогу повлиять. Буду действовать тоньше. И, чем черт не шутит, вдруг Сириус передумает насчет лечения? Родной брат все же не неизвестный целитель. Да и для психики это будет еще одним якорем, стабилизирует её. Возможно, со временем я смогу его вытянуть. Надо только не забыть предупредить Гарри, а то от таких новостей он совсем обалдеет.

— Как бы тебе ни хотелось, Сириус, но я не твой брат.

Тон вышел неуверенным. Черт! Неудивительно, что Блэк на эти слова только фыркнул и покачал головой. Ну да, в принципе, так и ожидалось.

Я вздохнул и, прихрамывая, вышел из комнаты. Это не бегство, а тактическое отступление.

Гермиона нашлась в холле. А я уже и забыл, зачем вообще ее искал. Девушка направлялась на кухню. Приближалось время обеда, и громкий голос Молли разносился по всему дому, перемешиваясь с воплями разбуженной миссис Блэк. Мимо меня, чертыхаясь, промчался Сириус — успокаивать мамашу.

Гермиона вяло со мной поздоровалась, смахнула с волос паутину и, кое-как оттерев лицо и руки, поплелась за мной обедать. На кухне утомленные члены Ордена рассаживались по своим местам. Кроме Уизли, Блэка и нас с Гермионой сегодня на обеде присутствовала Гестия Джонс, Тонкс, Флетчер и Люпин. Краем уха я услышал, что чуть позже должны подойти Дамблдор, Снейп и остальные члены Ордена Феникса. А, ну понятно, очередное сборище. На имени Снейпа тело непроизвольно напряглось. Сердце радостно встрепенулось и поскакало галопом. В голове сразу зароились, сталкиваясь, мысли: как он? Проявилась ли защита ритуала? Не пострадал ли он от Темного Лорда? Что он узнал? А потом на смену вопросам пришло пение ангельского хора: «Аллилуйя! Я наконец-то увижу Северуса!» Я вздохнул, склонившись над тарелкой, скрывая счастливое лицо и идиотскую улыбку.

Близнецы, Рон и девчонки, услышав такие новости, порядком оживились и стали многозначительно переглядываться. Молли, грозно помахивая лопаткой в нашу сторону, пригрозила ужасными карами, если мы вздумаем опять выкинуть свои «штучки». Это означало, что если кто-то выйдет из комнаты, пока идет собрание, то потом останется без сладкого. Как будто мы дети, и наказания страшнее этого не существует.

Мы согласно покивали с видом паинек. Никто и не собирался выходить и нарушать запрет. У нас же есть близнецы, а у них есть удлинители ушей. Миссис Уизли смерила нас подозрительным взглядом, но к чему придраться не нашла. Мы сидели, уткнувшись в свои тарелки. Все так старательно старались не привлекать внимания, что невольно его привлекали.

После обеда Гермиона предложила посидеть в библиотеке. Я согласился. Удобно разместившись в стоящих друг напротив друга креслах, мы лениво обсуждали перманентную уборку особняка, какие-то прочитанные Грейнджер книги. Я сыто откинулся на спинку и параллельно представлял, как скоро увижу Снейпа, автоматически что-то отвечая Гермионе.

— …выпить кофе, — донесся до меня голос девушки.

— Что? — переспросил я.

— Я хочу выпить кофе, а миссис Уизли не дает, говорит, что это вредно в нашем возрасте, — Гермиона расстроенно поджала губы.

— Кричер, — щелкнул я пальцами.

Домовик появился в ту же секунду.

— Принеси нам кофе, молоко, сахар и печенье, пожалуйста, — попросил я.

— Как скажет гость Дома, — поклонился домовик и исчез, на прощание вполне внятно проговорив под нос. — Мерзкая грязнокровка, недостойная даже находиться в библиотеке Великого Рода.

Я поднял взгляд на Гермиону и застыл, забыв, о чем хотел ее спросить. Лицо девушки покраснело от гнева, а по волосам пробегали искры неконтролируемой магии.

— Вадим, объясни мне, почему это ты гость, и он слушается тебя? А я грязнокровка? Хотя мы оба приглашены Сириусом, — грудь девушки тяжело вздымалась, она раскраснелась и сжала руки в кулаки.

— Потому что я чистокровный, да к тому же целитель, сам особняк чувствует, что во мне нет угрозы. А так как эльф связан с домом, то относится соответственно. Успокойся, Гермиона, мы же уже обсуждали этот вопрос. Для меня не имеет значения, что ты магглорожденная. Как мне казалось, тогда мы все выяснили…

Гермиона не слушала. Ее понесло. У нее что, ПМС?

— И вообще, почему ты отдаешь ему приказы? Тебе не стыдно помыкать несчастным старым эльфом?! Он же насквозь больной!

— Гермиона, если бы ты поинтересовалась в тех источниках, к которым я тебя отсылал, то знала бы, что эльфы подпитываются магией хозяина и Рода. И их здоровье и внешность зависят целиком от него. Домовики не способны жить сами по себе, они быстро чахнут и умирают. Они симбионты, а не полноценные существа…

Я не успел договорить, как Гермиона закричала:

— Как ты можешь?! Неполноценные существа?! Серьезно??? В первую очередь они разумны и, как любое разумное существо, нуждаются в отдыхе и в полноценном вознаграждении своего труда. А ими помыкают, как хотят.

— Для эльфов лучший отдых — смена деятельности…

— Как ты… От тебя я такого не ожидала! Говоришь, как чистокровный гад! Совсем в своем Слизерине… — она задохнулась. — Сноб!

Тут не выдержал уже я.

— Знаешь, что? Если я чту законы магии и не брезгую никакими источниками знаний, то это не значит, что я чистокровный сноб. Мне вообще начхать на происхождение, расу и политику! Я целитель, когда ты уже запомнишь?! И не смей меня упрекать в том, что я в своем Слизерине совсем стал снобом. Это не снобизм, а принятие действительности. Эльфы такие, и ты ничего не сможешь с этим сделать, это их природа, их суть. Они не смогут одни! Пойми уже!

— Ты оснобился!

— Нет такого слова! — испытывая какое-то злобное веселье, отрезал я.

— Пижон, выскочка, спесивец! Нахал! — выдала кучу синонимов Грейнджер.

— Я даже не подозревал, что в английском есть столько слов для определения гордыни. Вот уж действительно, гордая нация англо-саксов. Колонизаторы, — язвительно, в лучших традициях Северуса Снейпа, ответил я. — А ты знаешь, что именно англичане придумали концлагеря, нет? И ты! Мне! Еще что-то говоришь про несчастных домовиков.

Грейнджер побагровела. Краска заливала ее лицо, спускалась на шею. Мне стало страшно за девчонку. «Щас рванет», — подумал я. Магический выброс ощущался кожей. Потрескивание искр в ее волосах, разряды в воздухе — магия пробивалась даже сквозь щит.

— Гермиона, постарайся успокоиться. К тебе же это не относится, — спокойным голосом позвал я девушку. Но она, казалось, меня не слышала.

В этот момент раздался тихий хлопок. Кричер с кофе и печеньками появился как раз вовремя. Он быстро оценил происходящее, поставил поднос на столик и, фыркнув, прикоснулся к руке Грейнджер с таким видом, будто делает великое одолжение. Магия симбионта сработала моментально. Вихрь вокруг фигуры девушки пропал, искры в воздухе и в волосах угасли. Мне показалось, что я даже слышал тот всасывающий звук, с которым магия поглощалась Кричером. Закончив, тот брезгливо передернулся и отбросил руку девушки. Гермиона обессиленно опустилась в кресло. Со словами «Никто не смеет причинять вред гостю», домовик всунул мне чашку кофе и исчез. Как бы в следующий раз он не плюнул в ее посуду.

Я облегченно вздохнул, расслабляясь, и перевел взгляд на Грейнджер. Та растерянно хлопала длинными ресницами, но сдаваться не собиралась.

— Ты опять!..

— Я не собираюсь потакать тебе в твоих заблуждениях, — я выпил кофе одним глотком и аккуратно поставил чашку на столик. — Если ты не способна принять объективную реальность, то нам с тобой не о чем разговаривать. Повзрослей уже, Гермиона, мир не идеален, — припечатал я и уже в дверях добавил. — И, кстати, я не сноб, а уж о спеси и речи быть не может. Уж кто бы говорил!

С этими словами я вышел из библиотеки и плотно прикрыл дверь, радуясь, что сдержался и не хлопнул.

Мое злобное ворчание было слышно на всем этаже, и в холле меня подловили близнецы. Вот же напасть. И что за день такой?! Конечно, они не могли просто пройти мимо, а начали до меня докапываться.

— Я не пойму, — наконец, не выдержал я. — Вы меня что, хотите, что ли?!

Близнецы застыли с совершенно одинаковыми ошеломленными выражениями. Я уже праздновал победу, когда они отмерли и Джордж, кажется, уверенно выдал: «Хотим!» Теперь замер уже я, даже не зная, что на такое откровение ответить. И конечно, Гермиона не нашла лучшего момента, чтобы спуститься. Словно продолжая прерванный разговор, она понеслась с места в карьер:

— Вадим, я не хочу с тобой ссориться по таким пустякам…

— Ах, пустякам! Ты же сама говорила, что это крайне важно. Защита сирых и убогих. Справедливость, равенство и братство. Робеспьера цитируешь, а сейчас говоришь, что все это пустяки? Ты противоречишь сама себе. Я вообще не понимаю, что ты ждешь от меня… Ты сама не знаешь, чего хочешь от жизни… Да не трогайте меня, извращенцы! — дернулся я, вырываясь из хватки близнецов, которые крепко держали меня под руки, не давая подойти к Гермионе.

— Эй! — возмутилась она и повисла на моей шее.

В этот момент открылась входная дверь, и вся наша композиция предстала перед глазами директора и Северуса Снейпа.

Немая сцена. Мы с Уизли застыли, а Гермиона стояла спиной к ним, висла на моей шее, и поэтому не видела вошедших и продолжала говорить.

— Мне не хочется с тобой ссориться. Вадим, прошу, не обижайся, мы же… Я тебя… — она покраснела и потянулась поцеловать меня. Я вытаращил глаза и задергался еще сильней. У близнецов вырвался смешок.

И тут на ее голову, словно ком снега, упал холодный и сочащийся сарказмом голос Снейпа:

— Так-так, Волхов, а вы время не теряете. Я смотрю, ваша личная жизнь бурлит вовсю.

Лицо Снейпа выражало вежливое удивление, так не вязавшееся с его тоном. Директор сделал покерфэйс и пока не вмешивался, явно пряча в бороде усмешку.

Грейнджер подпрыгнула, услышав голос Снейпа, и выражение ее лица стало бесценным. Всю гамму чувств, которая стремительно мелькала на ее лице, литературным языком описать было решительно невозможно. Она медленно обернулась и стала выглядеть совсем потерянной. Ну как же! Директор, которого она безмерно уважала, а также строгий профессор, перед которым она трепетала, застали ее в таком компрометирующем виде. Я прямо-таки видел, как в ее голове появляются огромные огненные буквы: «Какой позор!» Она закрыла лицо ладонями и сбежала, что-то невнятно пискнув напоследок. Близнецы испарились еще раньше, причем так, что никто и не заметил. Видимо, освоили беззвучную аппарацию. Я остался один.

— Здравствуйте. Профессор Снейп, директор, — кивнул я. Голос мой звучал на редкость бесстрастно. Замогильный тон абсолютно не сочетался с выражением перекошенного лица и явно произвел впечатление.

Вошедшие кивнули в приветствии. Снейп посмотрел на меня как на пустое место и прошел мимо. Директор только открыл рот, чтобы что-то спросить, как я поспешно выпалил:

— Я… Мне нужно уйти, — и стремглав бросился вверх по лестнице, не обращая внимания на боль в ногах. Закрыться, успокоиться — это было мое единственное желание.

Но побыть в одиночестве мне не удалось. В комнате меня поджидали Фред и Джордж. Даже не дав им ничего сказать, я заорал:

— Валите отсюда! — и выбросил их за дверь.

Меня трясло. Близнецы достали! Нигде от этих тараканов не спрячешься! Пошли они все с этим орденом недожареной курицы!

Я вскочил и стал запихивать разбросанные близнецами вещи в почтальонку.

— Кричер!

— Да, уважаемый гость, — тут же откликнулся эльф. — Что вам угодно?

— Ты можешь перенести меня на вокзал?

— Гость уже уходит? — сморщенная мордочка существа выражала неподдельное огорчение.

— Да. Ты не расстраивайся, я вернусь. Ты сможешь меня услышать, когда я позову?

— Нет, — качнул ушами домовик. — Пока вы не мой хозяин, я вас не услышу.

— Хорошо, тогда перенеси меня и никому не говори, куда. Хорошо? Пожалуйста, Кричер. Я очень тебя прошу.

— Я не скажу, — кивнул Кричер. — Пока негодный хозяин не спросит, я никому не скажу.

— Спасибо!

Я только кивнул в ответ и взялся за хрупкую лапку. Хлопок — и мы в тупичке недалеко от Кингс Кросс. Аппарация с эльфом оказалась гораздо комфортнее обычной, меня так не штормило. Осталось придумать, куда податься и как развлечься. Я мрачно поправил ремень и, прихрамывая и опираясь на трость, направился к зданию вокзала. В голове вертелось воспоминание о побеге из Хогвартса, который я устроил на первом курсе. Пожалуй, стоит вспомнить некоторые пункты того плана. Думаю, Алексей Петрович не откажется принять меня на пару дней.

Глава 56. В бегах и в гостях

Алексей Петрович встретил меня с удивлением.

— Вадим? Рад тебя видеть, но разве ты не должен быть в безопасном месте? — открыв дверь после секундного замешательства, спросил он.

— Снейп сказал, да? — буркнул я.

— А что с тобой? — продолжал расспросы Алексей Петрович, увидев мою трость и походку.

— Пустяк, не обращайте внимания. Примите на пару дней политического беженца? — состроив щенячьи глазки, попросил я.

— Ну… Не уверен, что моя жена будет в восторге, но проходи, что ж с тобой поделаешь?

— Спасибо, — благодарно улыбнулся я. — Я ненадолго.

— А тебя точно не будут искать? Северус в курсе, где ты?

Я замер с раскрытым ртом и кинул взгляд на свое запястье. Магический маячок, как же о нем можно было забыть?! Да и если меня не только Орден Феникса ищет… Ох, зря я пришел к Алексею Петровичу. И вдруг к нему на дом заявится не Орден, а Пожиратели? Меня-то они будут брать живым, а вот остальных…

Браслет отправился на полку.

— Вы знаете, — я встал. — У меня внезапно поменялись планы. Меня действительно будут искать. Передайте Северусу, пожалуйста, этот браслет, — я указал рукой на полку. — В нем маячок. Я пойду к однокурснику.

— Смотри сам, но может быть, не стоит торопиться? — настороженно глядя на меня, спросил Илаев.

— Вы знаете… нет, мне как раз стоит поторопиться. Если Северус придет, то передайте, что я вернусь через три дня, — сбегая с крыльца, торопливо проговорил я.

— А что случилось? — повысил голос Алексей Петрович, глядя, как я удаляюсь по дорожке.

— Просто они меня достали, Петрович! Пусть помучаются!

В спину мне полетел смех.

Тихий пригород, где обитал Илаев, не был богат на телефонные будки, но мне повезло. Я забился в узкое пространство, закрыл за собой дверцу и полез в свою верную почтальонку за записной книжкой с номерами. Так, Грейнджеры, Дурсли…

У кого меня точно не будут искать? У Гарри проверят первым делом, значит, этот вариант отпадает. А… больше у меня и нету никого. Разве что Луна из попаданческой солидарности даст мне приют, но этот вариант на крайний случай. К ней бы я пошел в самую последнюю очередь. Не нравилась она мне. Тогда остается что? Пациенты. Но кто может меня принять без вопросов и не поставит в известность взрослых? Я задумчиво потер лоб. Так, у Малфоев наверняка живет Волдеморт. Спору нет — он мне обрадуется, только вот я ему не очень. Дальше… О! Кстати, Волдеморт… К кому можно завалиться без опаски, что меня тут же сдадут и не побоятся ни Ордена Феникса, ни Пожирателей? Чудный ребенок Максвелл Амброуз Стюарт.

Я счастливо улыбнулся и зарылся в записную книжку. Ага! Вот и номерочек.

По телефону долго не отвечали, и я уже начал терять надежду, собираясь повесить трубку, когда на том конце мне ответил незнакомый мужской голос.

— Алло?

— Аа… — я на секунду растерялся. — Это дом Стюартов?

— Да.

— Могу я услышать Максвелла? Это его школьный друг, — я скрестил пальцы. Ну же, пусть повезет, и Макс дал мне правильный номер, пусть он будет дома.

— Школьный друг? — удивился голос и хмыкнул с непонятной интонацией. — Ну, хорошо. Минуту.

Шорох, постукивание — положили трубку — и наступило молчание. Я потеребил пальцем провод, раздумывая, как лучше начать разговор. После минутного ожидания на том конце провода возник тихий голос Макса.

— Да? Я слушаю, кто это?

У него была интересная манера речи: неспешная, с паузами, с неярко выраженными интонациями и четким произношением. Она заставляла вслушиваться. Подозреваю, что он специально так говорил, потому что все проблемы с мозгом уже были решены.

— Макс? Это Вадим Волхов…

— Ты? — неподдельно удивился Стюарт. — Привет, почему ты мне звонишь?

— Мне нужна твоя помощь, — без обиняков заявил я. — Примешь на пару дней? Я слинял от Ордена Феникса, мне нужно от них отдохнуть. Милостивый Темный Лорд! Будь другом, прими меня, а? Спаси меня! Ну, пожалуйста! — завывал я в трубку под хихиканье Макса.

Просмеявшись, он выдохнул и продиктовал мне адрес.

— Приезжай. Или тебя нужно забрать?

— А ты можешь? — поразился я.

— Смотря, где ты. А кстати, где?

Я колебался: не хотелось даже намекать на связь с кем-то из прошлого.

— Я буду в Ричмонде, на причале через два часа, — озвучил я время с запасом. За пару часов много откуда можно добраться. — Ты сможешь забрать меня оттуда?

— Да, — после недолгой паузы — видимо, с кем-то совещался — ответил Макс. — Я пришлю за тобой человека.

— Э… — я немного завис. Это он Барти пришлет, что ли? — Как я его узнаю? Пароль?

— Он сам к тебе подойдет. Высокий и светловолосый, лет тридцати. Пароль «Хогвартс».

— Отлично. До скорой, надеюсь, встречи.

— До встречи, — попрощался Макс и отключился.

Я выдохнул и неторопливо побрел к ближайшей кафешке. Слава всем богам! До пристани с речными трамвайчиками всего минут двадцать, а пока надо обезопасить себя от кровного поиска. Как раз времени хватит на простенький амулет и отказ от всех моих, так сказать, частиц. И, пожалуй, нужно немного замаскироваться. И пожрать. Вся эта беготня отняла порядочно сил.

В кафешке я забился в самый дальний угол и заказал чашку кофе с пирогом. Пока дожидался заказа, смотался в туалет, где, недолго думая, заклинанием выпрямил волосы. Очень удачно, что толчок рядом — меня моментально скрутило от колдовства с палочкой. Умывшись, я секунду с ужасом рассматривал себя в зеркале. Надзор! Я дебил — совсем забыл про надзор… А, нет. Минута панического ожидания прошла, а совы из Министерства так и не было. Все нормально. Фух, наверное, здесь поблизости живут волшебники, и поэтому меня не засекли. А вообще, почему меня должны были засечь? Надзор накладывают на местность, где проживает волшебник, а не на проводник.

Придирчиво рассмотрел себя в зеркало. А с прямыми волосами я больше смахиваю на парня. Все еще андрогин, но с девчонкой уже не перепутаешь. Хм. Еще разок, что ли, колдануть? Как же там?.. Я зашел в кабинку, взмахнул палочкой трясущимися от адреналина руками и пробормотал «Колорус!», четко представляя цвет волос Сириуса. Раз уж он считает, что в прошлой жизни я был Блэком, быть посему.

Отплевавшись, я спрятал палочку в почтальонку и побрел разглядывать результат в зеркало. Что мне нравится в моем синдроме, так это то, что заклинания получаются с первого раза. Конечно, отходняк очень мерзкий, но результат видно сразу. И оттенок мне идет, и заклинание перекрасило все волосы на голове, а то смешно бы я смотрелся с белесыми ресницами и бровями. А так сразу выгляжу старше и загадочней. И глаза стали какие-то… Выразительнее, что ли?.. Никогда не замечал, что у меня такие густые и длинные ресницы. Нашему подлецу все к лицу! «Красавчик», — чисто по-женски заключил я и вернулся за столик. Чашка с кофе и кусок пирога уже ждали меня на столешнице. Не спеша насладившись ланчем, я сверился с часами и, оставив деньги на столе, медленно побрел в направлении причала. Хорошо, что время пиковое — много посетителей — и замученные официанты не обратили на меня внимания. В общем-то, с этим я им помог. Простенький амулет отвода глаз — и всем глубоко по фигу, кто там сидел в дальнем углу и плел поделку из бисера.

Барти меня не узнал. А если бы я не был целителем, то тоже прошел бы мимо него. Хорошо, что магию не изменишь и остальные волшебники ее не чувствуют так, как я.

А он ничего, перекрасился, цвет глаз явно изменил, потому что по книге, как мне помнится, он был светловолосым и кареглазым. Не знаю, насколько он изменил черты лица, но вкус у него явно есть. Такой приятный мужчина получился.

Хмыкнув, я сам подошел к Барти, который, нахмурившись, пристально рассматривал людей на причале. Крауч скользнул по мне безразличным взглядом, отвел глаза и снова вернулся к моему лицу. Зрачки удивленно расширились.

— Здравствуйте… — я вовремя проглотил обращение «профессор Муди» и мило улыбнулся. — Пароль Хогвартс.

— Волхов? — недоверчиво спросил он.

Я кивнул с довольным выражением лица.

— Радикально, — тихо прокомментировал Крауч смену имиджа и наконец представился. — Можете звать меня мистер Томсон. Максвелл ждет нас, пойдемте.

Меня всегда искренне поражала способность англичан четко разделять обращение к собеседнику на «ты» и на «вы» только интонацией, да еще и указывать при этом. Я-то всегда добавляю мистер или мисс, или сэр, или профессор…

Мы ушли с набережной, минуты три шли по узкой улице и, наконец, зашли в неприметный тупичок. «Томсон» взял меня за руку и увлек в аппарацию. Несколько мучительных мгновений — и я покачнулся, выронив трость.

— Что с вами? — забеспокоился Барти.

Меня мучительно стошнило в ближайшие кусты. Прощайте, кофе и пирог. Зачем только ел?..

Мы оказались в довольно большом саду, огороженным высоким забором из камня. Везде были клумбы с розами. Много-много роз. Одни сплошные розы. Не сказать, чтоб это было некрасиво, но на мой вкус несколько помпезно.

— Эванеско, — раздался голос Барти, и лужа исчезла. — Воды? — предложил мужчина, но я только покачал головой.

Дурнота никак не проходила. Блин, похоже, зря я колдовал, что мне мешало зайти в парикмахерскую? Время же было.

— Тогда пойдемте, нас ждут.

Бесконечная вежливость Барти Крауча начала меня раздражать. Интересно, а он печет печеньки Максу и называет его «Мой Лорд»?

Дом был чудесный. Типичный английский особняк — двухэтажный уютный домик, стены, увитые плющом и красная крыша. Красиво, мило и со вкусом. А неплохо живут темные лорды!

Макс встретил нас в холле.

— Привет, — улыбнулся мне Максвелл, и я невольно улыбнулся ему в ответ. Какой обаятельный ребенок — сама милота. Ну, кто подумает, что под этой невинной оболочкой скрывается самый опасный маг столетия?

— Привет, а ты неплохо устроился.

Тот только кивнул и поманил меня:

— Пойдем, я познакомлю тебя с сестрой, а потом покажу твою комнату.

Кристина нашлась на кухне. Она готовила ужин и прервалась, чтобы Макс представил нас друг другу.

— Очень рада познакомиться с тобой, Вадим, — приятно улыбнулась Кристина. Опять! Уадэм. Кошмар! Ну вот есть же у них нормальная «V». Почему они не могут сказать правильно?! — Я и не знала, что ты дружишь с ребятами с более старших курсов, Максвелл. Почему ты не рассказывал? Хотя… Подожди… Стой, в больнице… Ты же говорил про Вадима. Это тот самый друг, который спас тебя из колодца? Что происходит? Как это вообще возможно?!

— Конфундус! — произнес Барти. — Ты не связываешь рассказы Максвелла и Вадима Волхова.

Я шокировано посмотрел на девушку и возмутился:

— Зачем?! Я бы отболтался!

Сзади раздался тяжелый вздох Макса. Барти виновато молчал. Кристина приходила в себя.

— Лучше Дим, зовите меня просто Дим, — улыбнулся я ей, внутренне передернувшись и стараясь не думать о том, что только что произошло.

— Хорошо, как скажешь, тогда и ты зови меня Кристина.

Она перевела взгляд на Барти и словно расцвела. Тот уже выглядел оживленно и явно также испытывал к ней исключительно положительные эмоции.

— Мальчики, может быть, вы пока подниметесь? Макс, покажи нашему гостю дом и его комнату. Может быть, он предпочел бы отдохнуть.

— Да, конечно, — Макс кивнул и потянул меня за руку на выход.

Удаляясь мы слышали нежный голос Кристины:

— Арти, может быть, ты пока выпьешь что-нибудь перед ужином, а я закончу готовить?

Согласие «Арти Томсона» прозвучало невнятно. Арти-Барти… Специально, что ли, чтобы не путаться, такое имя выбрал?

Дом был довольно большим. Внутренний интерьер был устроен в классическом английском стиле: натуральное дерево, кожаные диваны и кресла в гостиной, камин с декоративной полкой, а на задней двери — небольшой витраж в верхней части — роза. И действительно, а что там еще могло быть? Наверху располагались рабочий кабинет Кристины и четыре спальни. Светлый коридор оканчивался французскими дверьми, которые по летнему времени были открыты. За ними был небольшой балкончик, уставленный, конечно же, розами. Ну, кто бы сомневался? Интересно, кто из его семьи был так фанатично повернут на розах?

Макс показывал мне дом со спокойной гордостью. Он явно был доволен своим выбором.

— А эту комнату приготовили для тебя.

Комната для гостей не содержала ничего лишнего: односпальная кровать с высокой деревянной спинкой, двустворчатый шкаф с зеркалом, стул и стол. В углу была дверь в небольшую ванну. Все спокойных оттенков глубокого синего цвета и теплого бежевого. На окне висели легкие шторы цвета топленого молока.

Я кинул сумку на кровать и повернулся к Максвеллу, который уже закрыл дверь и явно настроился на разговор.

— Ты пришел за платой? — спокойно поинтересовался он.

— Нет, к чему такой вопрос? Я же объяснил.

— Дело в том, что мне приснился твой родственник, — без долгих экивоков заявил Стюарт. — Медведь. Он потребовал от меня плату. Он хочет, чтобы я уничтожил остальные части… Ну, ты понял.

Задумчиво кивнув, я пытался представить, как это должен сделать ребенок. Получалось не очень. Впрочем, один инструмент у него есть — Адское пламя в исполнении Барти Крауча.

Блин, медальон Слизерина — реликвия с уникальными свойствами, жаль будет, если ее уничтожат. Тем более, что Стюарт наверняка захочет ею владеть. Он половину предыдущей жизни угробил, чтоб ее найти. Ну и просто жизнь угробил за эту штуку. Вряд ли он захочет так бездарно ее уничтожить.

— И как ты это собираешься провернуть? — я кинул взгляд из-под ресниц на сосредоточенное лицо мальчика.

— Один свой… артефакт я уже навестил, — сквозь маску спокойствия пробилась нервозность. — Его нет в тайнике. Кто-то украл его и оставил подделку, — хрупкие пальцы сжались в кулак. — И я даже знаю кто…

Мне на колени полетела записка с подписью Р.А.Б. Опять Регулус, что-то часто я в последнее время о нем слышу.

— Я знаю, где он, — перебил я снова открывшего рот Макса. — Я могу принести его тебе.

— И что ты хочешь за это? — Макс нервно разжал и снова с силой сжал пальцы.

— Ничего, мне это тоже нужно. Сочтемся потом, если для тебя это так важно, — мотнул я головой, уже прикидывая, как буду уговаривать Кричера.

— Ну, допустим, — Макс выдохнул, провел рукой по волосам и ощутимо расслабился. — Так вот как это работает. Дар поиска… Ну надо же!

Я понимающе покивал. Дар, из-за которого сошла с ума одна из Гонтов. Мощная магия. Тебе буквально на блюдечке приносят искомое. Все случайности, сложенные волшебным образом в цепочку, приводят к нужному результату. Практически как Феликс Фелицис. Но и расплата может быть смертельной. А потеря магом разума именно к такому концу и приводит. Гейс на этот дар нарушать нельзя.

— Я точно знаю, где еще один. И он пока точно на месте, где я его оставил. Но туда я пока соваться не собираюсь. Еще один я перепрятал…

— Расслабься, я знаю про остальные, — Макс вскинулся и стал словно сжатая пружина. — Да говорю же, расслабься. Медальон я тебе принесу в нашу следующую встречу. Перепрятал ты, наверное, диадему? — он еле заметно кивнул. — В хижину за кольцом ты точно не сунешься, пока есть возможность, что твое альтер-эго со своей свитой туда нагрянет. Чаша недоступна, как и змея…

— Змея?! — перебил меня Макс, подходя ближе и впиваясь мне в лицо расширившимися глазами. — Ты уверен? — встревоженно уточнил он.

— Да, — я кивнул. — Нагайна, «твой» фамильяр. Большая, злобная и ядовитая.

— Какая змея?! Откуда? У меня никогда не было фамильяра.[17]

Я только пожал плечами. Макс, прищурившись, смотрел куда-то в стену.

— А ты откуда знаешь про змею и остальное? — вдруг спросил он и перевел на меня тяжелый взгляд.

— Знаю, а откуда — нетрудно догадаться, — я ткнул пальцем вверх.

Макс немного успокоился.

— Хорошо, значит, про крес… — он словно подавился. — Значит, ты в курсе.

— Ага, а еще, кроме знания, у меня есть яд василиска, — голосом искусителя поддразнил я мальчика.

Тот вскинул голову и впился в меня взглядом. Я помахал сумкой у него под носом и довольно ухмыльнулся.

— Там немного, но на твои цацки хватит. И ими даже потом можно будет пользоваться.

— Что ты за это хочешь?

— Северуса Снейпа, — припечатал я после секундного раздумья. И так же, как и Макс ранее, впился в него взглядом.

Сначала на его лице проступило искренне недоумение, потом шок и, наконец, понимание. Максвелл хмыкнул, встал со стула, куда успел приземлиться в начале нашего разговора и начал ходить туда-сюда по комнате.

— Ты ждешь, что я сниму с него метку сейчас? Или позже?

— Позже. Я хочу, чтобы после того, как все закончится, вы оставили его в покое и дали жить своей жизнью. Разумеется, если вам не понадобятся профессиональные услуги зельевара. Только тогда и на платной основе. И, конечно, при таком раскладе мне нужно, чтобы его в любом случае оправдали. В идеале, чтобы до суда вообще дело не дошло. И оставь уже в покое Поттера.

Парню и так досталось: сиротство, злые родственники, тяжелое детство, сломанные игрушки, да еще и крестраж в башке. С крестражем в Поттере постараюсь разобраться сам. Черт его знает, в курсе ли Максвелл насчет него, но пока лучше не рисковать. И к тому же… Вдруг фанаты были правы и все его хваленое везение — всего лишь попытки крестража защитить себя и своего дурного носителя? А вот если не получится, тогда и буду думать. На крайний случай постараюсь сделать так, чтобы история вырулила на канонный вариант.

— Магмир получит своего героя, злодея прикопают, а ты живи так, как тебе хочется. Только новую войну не устраивай, ладно?

Максвелл весело хмыкнул и задумался. После нескольких минут размышлений, он наконец ответил.

— Ладно, давай заключим договор о намерениях. Дадим друг другу клятву.

— Согласен…

И тут после короткого стука дверь распахнулась и вошла Кристина.

— Мальчики, пойдемте на ужин.

Я еле удержал лицо. Вот блин, в самый неудачный момент.

— Кстати, что ты сделал со своей прической? — поинтересовался Макс, выходя вслед за мной из комнаты.

— Замаскировался, — мрачно ответил я.

— Как ни странно, тебе идет. Хорошая маскировка, — одобрил Макс. — Я бы добавил еще очки.

— Угу, круглые. И шрам на лоб!

Макс заразительно захихикал. Все же он очень обаятельный, и не понять, то ли это наследство тела, то ли наследие души Тома Риддла.

Ужин прошел спокойно. Все болтали на ничего не значащие темы, поглощая стряпню Кристины. До меня ей, конечно, далеко, но готовит она неплохо. Барти весь вечер говорил комплименты ей и ее кулинарному таланту. А она польщенно улыбалась. Похоже, у этих двоих все на мази.

Максвелл смотрел на этот обмен любезностями с философским спокойствием. И действительно, если Кристина станет женой Барти, ее будет легко контролировать. Но это так, мысли циника.

Я рассеянно отправил в рот очередной кусочек. Ну и семейка у Кристины. Розовый сад, комфортный домик и благоустроенная, сытая жизнь. С конфундусами на ужин. Зашибись! Прекрасный уютный мир, такой сказочный и жуткий одновременно. Не завидую я ей.

Впрочем, они вроде не безнадежны, раз еще способны испытывать стыд и сожаление от своих поступков. И Кристина не выглядит зачарованной или привороженной. Да и опоенной тоже.

Кстати, а почему надзор не засек Конфундус? Я покосился на Барти и спросил.

— Я зарегистрировался в Министерстве Магии и этот дом автоматически стал считаться домом мага, — невозмутимо ответил Барти. — К тому же, Кристина сквиб, что подтвердили колдомедики.

— А… — я вовремя проглотил вопрос о том, какую легенду себе придумал Барти, как ее подтвердил и как все это провернул без документов. Его отец наверняка рассказывал когда-нибудь сыну про систему. Зная ее изнутри, обмануть не стоит труда. — Понятно.

Удобно, что и говорить, быть Темным Лордом и иметь такого последователя как Крауч-младший.

После ужина мы с Максвеллом разошлись по своим комнатам обдумывать условия клятвы, а Кристина с Барти остались в гостиной читать. Читать, угу, как же! Теперь это так называется?

Ближе к полуночи, как мы и договаривались, я тихо выбрался в сад. На лавочке под деревом уже сидел Макс. Мы обговорили все моменты и взялись за руки. Из темноты соткался Барти, чтобы закрепить принесенный обет. Это было очень красиво и слегка жутковато. Темнота, светящиеся ленты, запах роз и наши бледные лица, сосредоточенные и торжественные. Творилась Магия.

— А что это вы тут делаете? — голос Кристины прозвучал громовым раскатом как раз посередине ритуала.

Кристина вышла из-за куста, кутаясь в халат, и с любопытством уставилась на нас. А мы на нее, с сомкнутыми руками, с сияющими узами, которые нетерпеливо запульсировали, грозясь вот-вот разрушиться. Барти застыл с раскрытым ртом и поднятой палочкой, в глазах плескалась паника.

— Планируем захватить магический мир, — раздался спокойный и предельно честный ответ Максвелла. — Договариваемся, кому что достанется, и закрепляем клятвой, а что?

— Ааа, понятно, — Кристина зевнула, деликатно прикрывшись ладошкой, развернулась и, уходя, сказала. — Не засиживайтесь, мальчики, а то заболеете. Ночи прохладные. Спокойной ночи.

— Я говорил вам, что у вас потрясающая сестра, мой Лорд? — влюбленно спросил Барти.

— Говорил, — отрешенно подтвердил Стюарт. — Ну что стоишь? Закрепляй клятву.

Ленты магии впитались в наш руки, и сад снова погрузился в темноту. Я передал флакончик яда Стюарту и заверил, что в самое ближайшее время добуду медальон и передам его.

Мы отправились спать.

Уже лежа в теплой постели, я злорадно представлял, какой тарарам сейчас стоит на площади Гриммо. Они, небось, с ног сбились в поисках такого ценного и нужного меня. Гарантию даю, никто из них не додумается поискать меня в Рутерглене, в сказочном домике с розовым садом, где тусуется новый Темный Лорд.

Глава 57. Прогулки и поиски

Пропажи хватились не сразу. И обнаружили ее близнецы Уизли. Как оказалось, они имели чудесную привычку вламываться в комнату Волхова, невзирая на грозную надпись на двери. В общем, не обнаружив Вадима в комнате и в доме, близнецы, против обыкновения, обратились к взрослым, прервав совещание Ордена посреди доклада Северуса.

— Нет его! — ввалились они со стуком на кухню.

— Уизли, если вам не хватает ума, то не стоит так паниковать и оповещать об этом всех вокруг, — язвительно прошипел Северус и сложил руки на груди. — Вон отсюда!

— Волхов пропал! — выпалили они хором, не обращая внимания на слова профессора.

На кухне воцарилась тишина.

— Вы везде искали, мальчики? — спросил директор, напрягаясь.

— Да, его нигде нет. Мы все всё облазили, осмотрели все комнаты, но он пропал. Мы думаем, что он сбежал.

— Так-так, Альбус, что я слышу? — на лице Снейпа на секунду мелькнула злорадная ухмылка. — Я же предупреждал. Как долго он отсутствует? — обернулся он к близнецам.

— Мы не знаем точно, но мы с ребятами не видели его уже часа три, — безмолвно о чем-то посовещавшись, ответил Фред. Или Джордж.

— Три часа! Он может быть уже за проливом, — воскликнул Блэк.

— Зная Волхова, я подозреваю, что сбежал он сразу после безобразной сцены в холле, — презрительно покосившись на покрасневших Уизли, Северус продолжил. — Альбус, я сохранил кристалл, попробую его отыскать.

Посмурневшее лицо директора немного прояснилось. Кристалл поиска, благодаря которому удалось найти сбежавшего Волхова три года назад, на самом деле все еще оставался у зельевара. Однако пользоваться он им не собирался. У него было более совершенное средство.

— Вот карта, — Блэк с энтузиазмом развернул карту Англии.

— Замечательно, ну хоть на что-то ты сгодился, Блэк. Вот только кристалл у меня дома.

С этими словами Снейп развернулся и вышел из кухни. Хлопнула дверь, и от приоткрытого окна раздался тихий хлопок аппарации.

— Как же так?! — всплеснула руками миссис Уизли, отойдя от изумления. — Он же не может нормально ходить, бедный мальчик. Куда же он пойдет? Это все вы виноваты, паршивцы! — накинулась она внезапно на близнецов. — Все ваши дурные шуточки!

— Он взял трость, — тихо произнес один из парней, не смея поднимать взгляд на мать.

Оба брата выглядели расстроенными.

— Это что же, получается, он напился обезболивающего? — под нос пробормотал выглядевший чем-то довольным Блэк. — Чертов мазохист… Ничуть не изменился.

Директор пристально посмотрел на Блэка и тут же спросил:

— Ты что-то знаешь, Сириус?

— Ну-у… Не то, чтобы знаю… Имею представление о характере. Слизеринец пошел бы к знакомым, а не к друзьям, — взъерошив волосы, признался Блэк. — Туда, где меньше всего вероятность его встретить.

Дамблдор на секунду задумался и поднял палец:

— Пациенты!

— Однокурсники! — выпалил Люпин.

— Знакомые магглы! — ахнули Молли и Артур.

— Библиотека! — раздалось от порога.

Взгляды скрестились на Гермионе. Та покраснела и повторила:

— Он в последнее время жаловался на то, что здесь слишком людно и шумно. Если он куда-то пойдет, то это будет тихое место, где можно посидеть в одиночестве. Читальный зал Лондонской библиотеки!

— Интересная мысль, — согласился Дамблдор. — Особенно если Вадим не собирается сбегать насовсем. Однако давайте дождемся Северуса с кристаллом поиска… И Мундунгус, будь добр, проверь Гарри Поттера, вдруг Вадим пошел к нему. Там все-таки защита.

Флетчер кивнул и заковылял к выходу. Хлопнула дверь, и вместе со звуком аппарации в кухню вошел профессор Снейп.

— Давайте карту, — коротко велел зельевар и вытащил из кармана кристалл.

Блэк расправил пергамент, придавив края чашками, и Снейп бросил кристалл на стол. Тот засветился и, словно немного подумав, пополз к Коукворту. Дамблдор неуверенно оглянулся на Снейпа. Тот покачал головой. Тем временем кристалл, замедлившись на точке с названием города, пополз дальше, резко развернувшись к краю карты. Шотландия, Хогвартс.

— Мальчик в школе? — изумилась Гестия, приподнимая брови.

— Не думаю, — пробормотал Снейп, внимательно наблюдая за поисковым кристаллом.

Камень снова перемещался. Покрутившись у границ Запретного леса, он неуверенно пополз к новой локации.

— Литтл Уиннинг, забавно, — прочитал Блэк и схватил кристалл. — Все очевидно, господа… и дамы, конечно. Мальчик защитился от поиска. Ну, в самом деле, не может же он быть в трех местах одновременно?

— Что тебя веселит, Блэк? — прошипел зельевар. — Его ищут, по приказу Лорда наемники рыщут повсюду в его поисках. А он вздумал сбежать!

— Зато мы знаем, что он жив, — тихо заметила Молли.

— Северус, ты не говорил, — укоряюще произнес директор.

— Я не успел. Благодарите близнецов Уизли, господин директор, — Снейп сложил руки на груди, глубже запахиваясь в мантию.

— Ну, еще мы знаем, что они его не найдут. Мальчишка защитился всеми возможными вариантами, он молодец! — радовался Блэк.

— Чему ты радуешься, идиот? — Снейп чуть ли не плевался ядом. — Его ищут наемники Темного Лорда!

Блэк продолжал скалиться.

— Пока я только вижу защиту от кровного поиска, но есть масса других способов, — хмурился Дамблдор. — Нет никаких гарантий, что он не защитился от всех видов поиска.

— О, директор, вы говорите это человеку, которого уже два года ищут по всей стране и который щедро делился опытом с Волховым, — фыркнул Блэк и приглашающе махнул рукой в сторону разложенной на столе карты. — Давайте попробуем остальные способы.

Блэк столь явно наслаждался тем, что весь Орден Феникса сел в лужу, что даже не пытался скрыть это.

Ноздри зельевара раздувались от ярости, но он молчал.

— Что ж, в таком случае развлекайтесь, — он косо взглянул на Блэка. — А мне есть чем заняться и без ваших глупостей. Альбус, договорим позже.

Директор кивнул. Уже выходя из кухни, Снейп бросил, не оборачиваясь:

— Я не сомневаюсь, что все ваши потуги ни к чему не приведут.

— Проваливай, Нюниус, — весело напутствовал его Блэк. Тот ничего не ответил.

И директор, и миссис Уизли наградили его укоризненными взглядами.

Маги вспомнили все: лозу, чары, даже дошли до гадания по личной вещи. В один момент Блэк заметил злорадный взгляд Кричера и вытащил из него признание, что домовик переместил мальчика на вокзал. Поиск выдавал один и тот же результат: Вадим жив, вполне здоров, но ни когда он вернется, ни где именно он находится, было неясно. Единственный, кто был полон оптимизма и радовался происходящему, был Блэк.

Тем временем Северус вернулся к дому Илаева и снова постучал в дверь. Открыла ему миловидная женщина лет сорока или чуть старше.

— Ой, вы вернулись? — спросила она.

— Я могу увидеть мистера Илаева? — спросил Снейп. — Мне нужно уточнить пару вопросов.

— Проходите, — посторонилась женщина.

Снейп кивнул и вошел в дом. Алекс был в гостиной и в удивлении приподнял брови.

— И снова здравствуй, Северус. Случилось что-то еще? Ты же забрал маячок…

— Расскажи мне, что именно говорил тебе Вадим, — попросил Снейп, присаживаясь напротив Алекса и с благодарностью принимая чай из рук миссис Илаевой.

Черные глаза впились в его зрачки. Алекс поежился, но взгляд не отвел. Снейп усмехнулся. Илаев был весь как на ладони, и Северус любовался его воспоминаниями, будто фильмом с закадровым голосом. Предельно честный человек, несмотря на недоверие, страх и забавные заблуждения о всяких правительственных сверхсекретных проектах. Вадим придумал себе идеальное прикрытие, сказав всего несколько слов и позволив додумать остальное. Алекс закончил рассказ, поморщился, чувствуя, как нарастает головная боль и, извинившись перед Снейпом, попросил того уйти.

Тот только кивнул и еще раз уточнил:

— Значит, он сказал, что пойдет к приятелю с факультета и вернется через три дня?

— Да, я понял именно так.

— Что ж, благодарю и всего доброго. Если он вдруг с вами свяжется, передайте ему, чтобы он был осторожнее.

— Да-да, конечно, — согласился побелевший Илаев и закрыл дверь за гостем.

Северус постоял на крыльце, размышляя о том, что хоть Волхов и импульсивен, но в достаточной степени предусмотрителен. Не каждый при спонтанном побеге так ловко заметет следы, оставив и информацию, и тонкий намек на желание побыть в одиночестве. Опять же непредсказуемость… Только Дамблдор мог искренне обманываться насчет Волхова, рассчитывая, что парень будет молча сидеть, где ему скажут, и слушаться.

Интересно, что это за приятель такой, который принял Вадима? Пациент? Северус с досадой понял, что у него нет даже догадок. Из друзей Вадима можно было назвать только Гермиону Грейнджер, Драко Малфоя и Гарри Поттера, но у Поттера целителя точно не было — Флетчер сразу его приволок бы. Грейнджер на Гриммо, а в доме Малфоев гостит Темный Лорд. Нарцисса и Драко скрылись во Франции, у родственников. Мог ли целитель пойти к ним? Нет, этот вариант он будет проверять самым последним. Есть кто-то еще? Ну, Волхов, ну, тихушник! Впрочем, чего еще ждать от человека, который несколько лет прикидывается безобидным интровертом?

* * *

Комната Гарри совершенно не изменилась за последние несколько лет: всё та же скудная обстановка — стол, стул, кровать у стены и шкаф с незакрывающейся дверцей. В слабом освещении уличных фонарей я разглядывал свернувшегося на кровати клубочком Гарри. Мерзнет он, что ли?

— Гарри, проснись. Поттер, вставай… Гарри!

Подросток завозился и приподнялся. Рука автоматически потянулась за очками. Которые ему, вообще-то, уже не нужны. Да-а, велика сила привычки. Гарри, сощурившись и сонно моргая, рассматривал мою проекцию.

— Вадим, ты… Почему такой прозрачный? И рябишь…

— И это вместо «Привет, дорогой друг! Как у тебя дела? Я так соскучился». Сразу претензии с порога, — с надрывом произнес я и передразнил. — Ты просвечиваешь, ты рябишь, и звук у тебя с помехами.

— Прости, — дернул плечом Гарри и зевнул.

— Скажи спасибо, что я вообще до тебя дотянулся. Как оказалось, место силы влияет, да еще как! В Хогвартсе этот трюк мне давался в разы легче.

Поттер никак не мог проснуться и сосредоточиться.

— Гарри, проснись, красавчик! У меня для тебя новости, — я прошелся туда-сюда по комнате и уселся на стол.

— Подожди, — парень мотнул головой. — Я точно не сплю?

— Точно нет. Давай, включайся и слушай внимательно.

— Хорошо, — Гарри с силой потер уши и поудобнее устроился на кровати, откинувшись на стену.

— Орден Феникса практически в полном составе заседает на Гриммо, там же Рон и Гермиона. Дамблдор планирует забрать тебя ближе к дню рождения, так что имей в виду…

— Ты тоже там? — перебил меня Поттер.

— Не-а, я сбежал, но скоро вернусь. Придется, — я тяжело вздохнул.

— Чем они там занимаются? — поинтересовался с любопытством Гарри.

— Миссис Уизли всех напрягла убирать дом, выкидывают все подряд — просто мрак. Директор периодически устраивает совещания, Гермиона почти не вылезает из библиотеки — ну, ты ее знаешь. А еще меня достают близнецы Уизли, — скривившись, я жалобно посмотрел на весело смеющегося Поттера. — Что?! Думаешь, смешно? Тебя бы на мое место. В общем, ничего особо интересного не происходит.

— Ну, извини, просто это забавно, — Гарри светло улыбнулся, и я растаял.

— Ну, ладно, живи, так уж и быть. А! Я познакомился с твоим крестным. Нормальный, в принципе, мужик, но со странностями. Он искренне считает, что я реинкарнация его младшего брата, представляешь? — я всплеснул руками.

— Серьезно? — приподнял брови в изумлении подросток.

— Ага, я уже и сам начал сомневаться. Кто его знает, что там в прошлых жизнях было, я вот только предпоследнюю помню.

Поттер снова тихо рассмеялся, воспринимая мои слова как шутку, и я не стал его разубеждать.

За дверью послышались шаги и злобное сопение.

— Дядя Вернон! — Гарри шустро свернулся калачиком и сделал вид, что спит, а я, пообещав, что приду еще, вернулся в дом с розами.

Я открыл глаза.

За окном пели соловьи, небо только занималось рассветом, а спать не хотелось от слова совсем. Я потянулся и встал. От приоткрытого окна тянуло свежестью. Почитать, что ли?

Я тихонько выскользнул из комнаты и стал спускаться вниз, в гостиную. Выбрав томик Остин, я плюхнулся в кресло и включил торшер. Мир любовных перипетий героини Элизабет Беннет был настолько увлекателен, что я ощутил присутствие другого человека только, когда он вздохнул рядом со мной. Вздрогнув, я вскинулся и увидел мистера Томсона. Да уж, имя они выбрали совершенно беспалевное, а уж фамилия — образец незаметности. Хотя, в Англии много «сыновей Тома», и если не знать предпосылок… Мне кажется, они слишком рискуют, впрочем, это не мое дело.

Арти выглядел взъерошенным и немного потерянным.

— Кошмар? — сочувственно спросил я, на что мужчина только слабо кивнул.

— А ты чего не спишь? Время… Еще и шести нет.

— Выспался, — бодро ответил я. — Какие на сегодня планы?

— Да в общем-то никаких, — дернул плечом Бар… то есть Арти. — Будешь кофе? — спросил он, зевнув.

— Буду, — я отложил томик и поплелся на кухню за ним.

Примерно через полчаса, когда мы допивали кофе, на кухню спустилась Кристина и почти сразу за ней Макс.

— О, да вы ранние пташки, мальчики! — весело поприветствовала она нас и стала накрывать на стол, упрекая нас в том, что мы должны нормально питаться, ведь завтрак — самая важная трапеза дня.

Сонный Макс сидел за столом и клевал носом, подперев голову руками. Выглядел он при этом очень милым и странно довольным. Арти, пряча улыбку, умильно наблюдал за ним.

— Кстати, Максвелл, я забыла вчера сказать, приезд твоего друга выбил меня из колеи, — смущенно улыбнулась Кристина. — Я получила ответ из Хэнглтона, так что сегодня мы должны выехать, чтобы успеть повидаться с семьей Брайс. Они собираются уезжать до конца лета. Конечно, если тебе это все еще интересно.

Макс аж подпрыгнул от нетерпения.

— Интересно! — взгляд метнулся на меня. — Ты поедешь с нами? — спросил он с надеждой и, не дожидаясь ответа, стал упрашивать Кристину. — Ну, пожалуйста! Пожалуйста, Крис, можно он поедет с нами?! Пожалуйста!

Кристина рассмеялась и ласково посмотрела на брата.

— Хорошо, если Вадим согласен, — она перевела на меня вопросительный взгляд. Арти поперхнулся, когда Макс сложил руки в умоляющем жесте и жалобно уставился на меня.

— Сколько продлится поездка? — уточнил я.

— Мы планируем пробыть там около недели, дорога в одну сторону занимает шесть-восемь часов. Это если без остановок. Мы поедем на машине, там довольно пустынная местность, поэтому нам будет нужна мобильность, — пояснила Кристина. — Я за рулем, — довольно добавила она.

— Ну еще бы! — весело засмеялся Макс. — Кроме тебя, никто из нас не умеет водить.

— Хорошо, — согласился я и добавил. — А вы сможете меня через пару дней вернуть?

— Да без проблем, — успокоил меня Барти, то есть Арти. — Я аппарирую тебя, куда скажешь.

Допив одним глотком кофе, он вышел из-за стола, поблагодарив Кристину за завтрак. Та нежно ему улыбнулась, смущаясь и поправляя волосы. Макс ухмыльнулся совсем не по-детски. Хорошо, что Кристина его не видела в этот момент. Я сделал большие глаза и Макс молниеносно заменил ухмылку на невинную улыбку.

Выехали мы через пару часов. Мы с Максом удобно устроились на заднем сидении, я с поделками, Макс с альбомом, где он делал наброски карандашом. Оказалось, что он неплохо рисует. Сколько талантов у Темного Лорда!

Арти устраивался в автомобиле с таким видом, словно не верил, что это железная штуковина способна вообще сдвинуться с места. Кристина попросила его пристегнуться и тронулась с места. Водила она аккуратно, сильно не гнала, так что я расслабился. Макс вообще задремал вскоре после того, как мы отъехали от его дома. Он заснул прямо с альбомом в руках и через какое-то время сполз по сиденью, привалившись к моему плечу. Удобно устроился.

Мы останавливались несколько раз, перекусили в придорожном кафе, набрав еды с собой в дорогу. Как оказалось, еду мы благополучно забыли на столе. Кристина попросила Макса взять сверток, тот попросил Барти, а Барти, нервничая по какому-то поводу, забыл про сверток напрочь.

Приехали мы в Хэнглтон уже к вечеру. Кристина остановилась на главной площади городка и развернула карту, пытаясь сориентироваться.

— Где мы остановимся? — спросил Макс.

— Я думаю, мы найдем гостиницу. А завтра с утра отправимся к Брайсам, — ответила Кристина. — Сегодня уже поздно идти в гости, — улыбнулась она.

Я ностальгически вспоминал Россию. Там, если уж приехали в гости родственники, то тебя и обогреют, и накормят, и спать уложат, и уж точно не отправят в гостиницу ночевать.

Городок был небольшим, чистеньким, но видно было, что постепенно он приходит в запустение. На улицах было крайне мало молодежи, все больше пожилые люди. А детей мы вообще пока не видели. Ну, а что — производств здесь нет, рабочих мест мало, все стремятся в Лондон или в другие города, покрупнее, где легче найти работу. На карте были отмечены несколько ферм в округе.

— Да черт возьми! — не выдержала Кристина, всматривающаяся в карту. — Где эта чертова гостиница?!

Барти торжествующе ухмыльнулся, достал палочку и, положив ее на ладонь, велел: «Указуй». Палочка слабо качнулась влево, вправо и застыла, показывая направление.

— Поехали, — велел Барти, и Кристина, восхищенно смотревшая на это проявление магии, послушно повела машину.

Вскоре мы увидели вывеску «Приют Магды» на двухэтажном строении, где внизу расположилась таверна, а на верхнем этаже сдавались комнаты. Сама хозяйка, видимо, та самая Магда, нас огорчила, сказав, что может предоставить только пару комнат. Пока мы заказывали ужин, Кристина и Макс спорили, кто с кем будет ночевать. Темный Лорд почему-то настаивал на том, чтобы она переночевала с Барти. Кристина краснела, смущаясь и злясь, но продолжала упираться. Девушка предлагала брату расположиться вместе.

— Это, в конце концов, неприлично, — шипела Кристина. — После такого мистер Томсон, как честный человек, должен был бы на мне жениться, — она бросила осторожный взгляд из-под ресниц в сторону Барти. — Макс, ну что такое ты придумал? Гадкий мальчишка, да ты надо мной издеваешься! — поняла она наконец, увидев хитрую усмешку Максвелла. — Да ты!..

Я старался не отсвечивать, поедая свой ужин. Семейные разборки меня забавляли. Барти сидел с непроницаемым лицом и вдруг выдал:

— Кристина, вам так неприятна моя персона в качестве будущего мужа?

Его спокойный голос с приятной хрипотцой заставил мисс Стюарт сначала покраснеть, потом побледнеть, затем она все-таки собралась и взяла себя в руки.

— Ч-что? Нет, я… Я… Вы мне нравитесь, и вам это прекрасно известно, — холодным тоном произнесла девушка. — Но говорить о таком серьезном шаге в такой обстановке…

— Кристина, — торжественным тоном, выпрямившись, заговорил Макс. — Мистер Томсон просил у меня твоей руки, как у единственного мужчины в семье…

— И ты не придумал ничего лучше, чем уложить нас в одну постель?! — разозлилась девушка. — Да ты даже не спросил меня! Макс, что творится в твоей голове? Я сама способна решать такие вопросы.

Я, в принципе, ее понимал. Но тут Максвелл выдал такое, что слов у меня не осталось.

— Теперь нет, я глава семьи и принимать все важные решения буду тоже я. По магическим традициям все верно. И если ты согласишься выйти замуж за… мистера Томсона, то брак будет заключен по законам Магии.

Кристина сидела огорошенная, выбитая из колеи, и жалобно моргала глазами, уже готовая заплакать. Я сидел тихонько, уже даже не ел и старался не отсвечивать и слиться с местностью. Вот это поворот. Хотя с точки зрения Максвелла и Крауча-младшего все логично и закономерно, и в общем-то, еще сто лет назад эта ситуация была бы абсолютно нормальной. Но с точки зрения Кристины… Современная эмансипэ… Ой-ой, что сейчас будет…

— Да вы… Вы вообще! — она задохнулась от возмущения, но потом взяла себя в руки и грозно сверкая глазами, сказала. — Максвелл, можно тебя на минуточку?

Они с Максвеллом поднялись из-за стола и направились к лестнице на второй этаж. Дрогнул, разрушаясь, контур из чар вокруг стола.

— Прошу простить нас, — обернулась Кристина к нам с Барти уже на пороге. Мы кивнули, и я обратил внимание на лицо младшего Стюарта. До Максвелла дошло, что что-то пошло не по плану, и он больше не выглядел столь самоуверенно.

Брат с сестрой поднялись по лестнице, а за нашим столом воцарилось неловкое молчание. Секунд через тридцать Барти подал голос:

— Да что ей не понравилось?.. — скорее про себя пробормотал он.

Я не удержался от смешка.

— Вадим? — холодно спросил он, поворачиваясь всем корпусом ко мне.

— Вы… эээ… поторопились. Она взрослая, уже совершеннолетняя женщина. Финансово независимая, способная обеспечить и себя, и брата. По законам магглов глава семьи она. И если бы вы сделали предложение по правилам, она бы спросила у Макса его мнение на этот счет. Как я могу судить, — неуверенно предположил я. — Она получила довольно строгое воспитание, и вы должны были бы сначала долго ухаживать за ней, потом помолвка как минимум полгода, и только потом свадьба. Я не очень хорошо знаю английские традиции, так что со сроками могу ошибаться, но… В общем, как-то так, — скомкал я конец монолога.

Барти молча кивнул, задумавшись.

— Значит, мне следует попросить у нее прощения, — он вопросительно уставился на меня. — Извиниться?

— Цветы? — я пожал плечами. — Дорогой шоколад? Потом какое-нибудь украшение, но ничего вычурного и вызывающего. Серьги лучше всего. А потом сделайте уже предложение нормально, — подчеркнул я последнее слово. — С кольцом и признанием в чувствах, — я с сомнением посмотрел на Барти. — Даже если их и нет, или вы сомневаетесь, все равно говорите, что любите и жить без нее не можете. Вам же с ней потом жить вместе всю жизнь, детей растить…

— И все же, почему она так отреагировала? — перебил меня Барти. — Насколько я помню историю, у магглов такое тоже практиковалось.

— Ага, лет сто назад. Но сейчас времена изменились. Английские женщины долго и трудно боролись за свои права, — я с грустью вспомнил Эмили, которая часто рассказывала мне всякие страшилки о том, как раньше жили женщины. Для нее это была больная тема. — До эмансипации у женщин не было практически никаких прав. Пожалуй, их можно было сравнить с домовыми эльфами. Только что детей рожать могут.

Барти покивал задумчиво, не спеша выражать свое отношение к возникшей проблеме. Потом глотнул чая из чашки и сказал, что пойдет прогуляется. Я остался сидеть за столом. Ладно, разберутся, не маленькие. Я допил свою колу и прижмурился, представляя, как сейчас получает люлей цельный Темный Лорд. Так ему и надо, шовинисту.

На следующий день мы позавтракали и часов в десять утра Кристина и Макс отправились на встречу с родственниками. Мы же с Барти отправились на прогулку по окрестностям.

Ходьба почти не доставляла мне неудобств. В последнее время заживление ран шло очень хорошо. К концу лета я надеялся полностью выздороветь.

Где-то за час мы обошли городок и вышли за его пределы. Холмы и поля радовали разнотравьем, погода стояла солнечная, по небу проплывали легкие облачка. Мы прошли километра три и увидели церквушку с кладбищем, где договорились встретиться со Стюартами.

Барти завел меня в церковь и попросил подождать его здесь. Он спешно вышел, наверное, пошел проверять поместье Риддлов, виднеющееся неподалеку. В церкви было прохладно, полуденный зной здесь не ощущался. Я вытянулся на лавке и незаметно задремал.

Разбудило меня щекотное ощущение в носу. Я чихнул и открыл глаза. Макс, улыбаясь, водил по моему лицу травинкой. Я преувеличенно строго нахмурился и погрозил ему кулаком. Он захихикал. И не только он. За его спиной обнаружился парень лет двадцати-двадцати пяти и мальчик лет десяти.

— Знакомься, Дим, это мои кузены. Джон, — он показал на парня постарше, — и Уилл.

Пацанчик кивнул с надутым видом. Светловолосый, крепенький как гриб-боровичок и такой же важный.

— Я покажу вам окрестности, пока взрослые занимаются своими делами, — неохотно сказал он и протянул мне руку для приветствия. Я кивнул и осторожно пожал ладошку в ответ. Ребенок хмуро на нас посмотрел и буркнув, чтобы мы шли за ним, поплелся на улицу. Мы с Максвеллом переглянулись и воззрились на Джона. Тот неловко улыбнулся и сказал:

— Не обращайте внимания на его тон, — неловко улыбнулся Джон. — Ему подарили игровую приставку, еще не наигрался. Уилл у нас молодец, он с отличием закончил начальную школу, выиграл Олимпиаду, и теперь его будут возить в хорошую среднюю школу в соседнем городе, — с гордостью отметил Джон. — А вы в какой школе учитесь?

Макс пожал плечами и поспешил сбежать от общительного родственника, оставив меня придумывать ответ.

— А мы из… школы для одаренных детей. Она в Шотландии.

И щедро развесив на уши Джона кудрявой лапши, я вышел к ребятам.

За дверьми церквушки на нас обрушилась жара. Пахло травами и пылью. Поначалу Уилл выглядел недовольным, неохотно рассказывая о местных достопримечательностях. Но Макс стал задавать вопросы, улыбаться, поощряя Уилла, и тот втянулся и начал с энтузиазмом вываливать на нас все подряд. Я наблюдал за мастер-классом по очаровыванию от Максвелла и поражался. Талантище! Так разговорить собеседника — это надо уметь.

— …А здесь у нас проклятое место. Особняк Риддлов. Пятьдесят лет назад здесь загадочно погибла вся семья. Непонятно от чего. Говорили, что их убил наш старый дядюшка Фрэнк… Ну, он был очень нелюдимый, а после того, как уехала его сестра, он нас не особо жаловал. Да и вообще людей не любил. Но он не был убийцей, это точно! Риддлы были совершенно здоровыми, только мертвыми, а на лицах — ужас. Как будто их что-то напугало до смерти. Темная история, — Уилл поежился и закончил зловещим шепотом. — Дядюшку нашли мертвым несколько месяцев назад в особняке. Тоже совершенно здорового, и на его лице был ужас. После его смерти объявился нынешний хозяин дома. Хочет его снести.

Макс стоял и смотрел на особняк с непонятным выражением на лице — то ли презрение, то ли боль… Услышав о Френке, он непроизвольно оглянулся на меня. Я только удивленно пожал плечами. Интересно переплетаются человеческие судьбы, ничего не скажешь.

А Уилл вел нас дальше, к подножию второго холма, обходя особняк по широкой дуге.

— А еще есть одно место, — он с сомнением пожевал губы, посмотрев на нас, но махнул рукой, предлагая следовать за собой. Уилл уходил дальше от поселения, вглубь леса по неприметной, наполовину заросшей жимолостью дорожке. Было видно, что ей давно не пользовались — кусты и травы, которые обычно прибивались автомобилями к земле и росли невысоко, цвели буйным цветом. Воздух наполнился тонким, на грани слышимости звоном — место было волшебным. Глаз выцепил плодоносные деревья: вишня, яблоня, груша… Уилл вел нас по очень старому заброшенному саду. Макс не удержался — сошел с дороги и ободрал ближайшую яблоню, бросив пару плодов мне. Я потер яблоко о рукав и укусил. Рот наполнился вкусным кисло-сладким соком.

— Кислятина!

Макс с наслаждением хлюпнул соком и блаженно кивнул. Уилл наблюдал за нами с опаской, вертя в руках яблоко.

— Ты чего не ешь? Не хочешь? — спросил Макс.

— Нет, просто… — медленно сказал мальчишка, осторожно надкусывая бок и прислушиваясь к ощущениям. — Просто тут такое дело… До этой яблони никто дойти не может.

— Как это? — не понял я.

У Макса опустилась рука с яблоком.

— А так. Ходишь вокруг, видишь, а подойти никак. То кочка под ногу подвернется, то змея зашипит. Это эльфийский сад. Появился совсем недавно. До этого тут просто дорога была с сухостоем, а однажды летом Джон пошел к Френку обед относить и наткнулся, — Уилл поежился и настороженно посмотрел на Макса. — Как ты подошел?

— Ногами, — индифферентно пожал тот плечами.

— Ты это… положи что-нибудь из своего, а то вдруг хозяева обидятся на воровство, — серьезно посоветовал Уилл. — И заберут в холмы. Или змеи покусают. У нас одна женщина нарвала тут вишни, так потом в её комнату змеи заползли и до смерти закусали.

— Если тут и были хозяева, то они давно ушли, — вмешался я, звонко хрустя яблоком. — Сад запущенный, а появился, потому что чары ослабели.

Уилл пожал плечами, но вытащил из кармана три красивых переливающихся на солнце ярко-зеленых шарика и, сойдя с дороги и, положил их на пень.

— У ребят выиграл. Эх, — горестно вздохнул он и пояснил в ответ на наши удивленные взгляды. — Откуп. Вдруг они не ушли?

Макс с удивлением следил за родственником. Я задумчиво доедал яблоко. Уилл не знал, что ему ничего не грозило, что его угостил хозяин этих мест. Кто его знает, вдруг чары действительно реагируют на откуп?

— Ты нам его хотел показать? — спросил Макс, отрывая взгляд от переливающегося на солнце самоцвета. — Сад?

— Нет. Тут есть кое-что покруче. Правда, не факт, что вы его увидите…

Уилл с загадочным видом повел нас дальше, в глубину сада, завернул за разросшиеся тисы — и Макс выдохнул.

Перед нами стоял полуразвалившийся дом, к которому вела выложенная камнем тропинка, почти вся заросшая мхом и травами. Само строение тоже было наполовину скрыто толстым слоем мха. Окон почти не было видно, только иногда пробившийся солнечный луч падал на грязные стекла. Черепица с крыши давно осыпалась, и всё пространство вокруг дома заросло крапивой, да такой высокой, что ее верхушки покачивались над нашими головами. Толстые мясистые стебли, широкие плотные листья — хороша. Я украдкой покосился на Макса. Интересно, он позволит набрать этой крапивы? Сразу видно — волшебная.

— Ну что, видите? — облизнув в волнении губы, спросил Уилл.

— Дом? — ляпнул я, не подумав, и тут же получил тычок в бок от Максвелла.

— Да разве ж это дом? — надменно протянул Макс, предостерегающе глядя на меня. — Развалины!

— Так вы видите! А мне никто, кроме Джона, не верит. Говорят, что сказки придумываю, а это на самом деле дом старого Гонта, мне бабка рассказывала, — таинственным шепотом просвещал нас Уилл.

Мы переглянулись.

— Будем заходить? — спросил я.

— Давайте! Пойдем скорее! Я давно хотел, но одному страшно, — волнуясь, Уилл начинал тараторить.

Максвелл поморщился и с сомнением посмотрел на мальчишку.

— Говоришь, видишь его, да?

Кузен закивал головой, с надеждой глядя на Макса. Тот оценивающе посмотрел на мальчика и, прищурившись, кивнул сам себе.

— Хорошо, пошли. Только ты за нами. Никуда не суйся, иди след в след, и Мерлин тебя упаси к чему-то прикоснуться, понял? — грозно спросил Макс, пригвоздив взглядом своего непутевого родственника.

Я в полном обалдении смотрел за тем, как из рукава Максвелла появляется волшебная палочка. У Уилла приоткрылся рот, он икнул и прикипел взглядом к предмету в руках Макса.

Стюарт подмигнул и, вскинув палочку, четко сказал:

— Ostende occultus*, — плавная изящная петля и в воздухе проявился купол, повторяющий очертаниями ограду. — Ага, понятно, — Макс азартно ухмыльнулся и стал выписывать палочкой вензеля, показывать эффектное колдунство.

— Рисуется, — снисходительно пояснил я стоящему с открытым ртом Уиллу.

— Вы… Вы кто такие? — выдохнул мальчик.

— Маги, — хмыкнул я. — Сам не видишь?

— Да ну? — не поверил Уилл, нервно оглянувшись на Максвелла. Все чары уже погасли, и выглядело все так, будто парень просто водит в воздухе палочкой.

— Ну да. Ты, это, — хлопнул я его по плечу, — взрослым только не говори, а то нас накажут, ага?

Уилл только заторможенно кивнул, потом встряхнулся как косолапый щенок и воззрился на Макса. Мальчишка уже пришел в себя и явно прикидывал как бы половчее и побольше из нас вытащить.

— А… А мне почему сказали?

Я почесал нос и уже открыл рот, но меня перебил Макс.

— Ты сквиб, а еще мы родня, — серьезно объяснил он.

— Я-а-сно, — протянул Уилл.

Стюарт вскинул палочку, задвинув нас за спину, и сделал первый шаг. Дверь лачуги скрипнула и приоткрылась. За оградой нас словно обдуло холодным ветром. В жарком знойном воздухе это было особенно ощутимо. Зашелестели листья гигантской крапивы. Дверь приоткрылась шире, и на нас отчетливо пахнуло сыростью и ароматом земли и мха. Дом Гонтов приветствовал своего вернувшегося отпрыска.

Глава 58. История одной головы

Старый дом словно вздохнул, когда мы вошли и застыли на пороге. В воздухе под солнечными лучами светились и плясали пылинки, поднятые нашими шагами. Максвелл остановил нас взмахом руки и стал выписывать палочкой замысловатые вензеля. Мы сгрудились на пороге, не смея двигаться дальше. Уилл судорожно дышал, вытягивая шею, и старался рассмотреть чародейство как можно лучше. Я пока просто осматривался.

Первое, что привлекало внимание — огромный, заросший грязью камин. Низкая грубая решетка, держатели для вертела — в нем, казалось, мог поместиться без особого труда целый бык. Грубый стол и лавка у стены — вот и вся обстановка. Полы были старыми, подгнившими, но еще достаточно крепкими.

Тем временем Макс закончил колдовать и приглашающе махнул рукой, проходя в комнату. Из нее вела еще одна покосившаяся дверь, за которой виднелась полуразрушенная лестница. Уилл первым делом рванул туда, но был тут же схвачен мной за шиворот.

— Куда?! — я разозлился. — Тебе же говорили, предупреждали!

— Но там…

— А вдруг пол прямо под ногами проломится? — я встряхнул пацаненка, тот обмяк и вжал голову в плечи.

— Безбоязненно ходить можно только здесь, но ничего не трогайте руками, — тихо предупредил нас Макс, задумчиво глядя на пол. — Весь дом зачарован.

Он переступил с ноги на ногу, и половицы тихо скрипнули. Он топнул — и одна приподнялась. Макс удовлетворенно кивнул сам себе и осторожно опустился на корточки, не выпуская палочку из рук. Половица, повинуясь силе заклинания, отлетела в сторону. Меня и Уилла как магнитом потянуло к тайнику. Грудь и руки обожгли моментально сработавшие обереги, но сопротивляться притяжению не было никаких сил. Макс зашипел рассерженной змеей, и непреодолимое желание заглянуть в темноту притупилось. Я встряхнулся, краем глаза следя за Уиллом. Несколько минут Максвелл что-то рассматривал внизу, под полом. Наконец, после пары красивых взмахов палочкой, оставляющих за собой то туманный след, то искры магии, он вынул из ниши крупный мужской перстень.

Рядом шевельнулся Уилл. Я смотрел, как на пол ложится золотое, грубо сработанное кольцо с черным камнем, и чувствовал желание прикоснуться, обладать этой вещью. Запястья и грудь жгло огнем, а в голове бешеным хороводом вертелись мысли: «Интересно, а камень действительно вызывает души из-за грани или создает проекцию из воспоминаний обладателя? Или вовсе скачивает их из информационного поля Земли? Как же он работает?» Выход был один — нужно было вызвать кого-то из моей родни и спросить.

Я потянулся к камню, краем глаза замечая остекленевший взгляд Уилла, его протянутую руку и почерневший бисер на собственном запястье… и тут же больно получил по пальцам от Максвелла. Тот, не церемонясь, оттолкнул нас на пару шагов и угостил жалящими чарами.

— Твою же мать! — взвыл я, хватаясь за стремительно распухающую руку. — Совсем сдурел?!

— Нет, это ты сдурел, — рявкнул Макс.

Он махнул палочкой и приголубил парализующим проклятьем Уилла. Тот застыл на месте, пожирая перстень взглядом. Макс подошел ко мне, снял заклятье с проклятой руки и хмуро уставился на крупную полоску ожога.

— Я… — рот не открывался, слова словно застревали в горле. Я попытался еще раз. — Макс, ты…

И снова то же самое.

— Да что с тобой такое? — нахмурился Макс и повернулся к кольцу, что-то прошипев на парселтанге.

Во мне нарастало недоумение. Я хотел предупредить его о том, что Дамблдор должен найти кольцо, но не мог вымолвить ни слова. С каждой попыткой мне становилось хуже и хуже, будто гигантская рука схватила меня за горло, сжимаясь всякий раз, когда я пытался выдать информацию. Странно. Ничего подобного раньше никогда не случалось. Это ключевое событие?

Макс внимательно смотрел на меня, уже начиная плести диагностические чары, когда спазм прошел и я подал голос.

— Стой! Я в порядке, просто задумался.

— Точно? — с подозрением спросил Макс и чертыхнулся. — Я забыл яд.

Он беспомощно оглянулся на меня. Адское пламя оставалось единственным средством на данный момент, которое могло бы уничтожить крестраж. Однако Максу явно не хотелось уничтожать фамильную реликвию так, а я не мог позволить Максвеллу его вызывать. Не факт, что магическое ядро двенадцатилетнего волшебника вообще справится с такой нагрузкой. К тому же, с нами ребенок, за которого мы отвечаем. В случае чего Уилл может рассчитывать только на нас. Зачем вообще Макс потащил его с нами? Я вздохнул. Ладно.

— Есть еще вариант.

— Какой? — Макс с надеждой смотрел на меня, прокручивая в руках волшебную палочку.

Я покосился на Уилла и вздохнул. Надеюсь, у него крепкие нервы.

— Серый…

В воздухе засеребрился силуэт волка. Через пару секунд мой призрачный спутник соткался во всей своей красе: крупный, светящийся каждой своей шерстинкой хищник. Он облизнулся, чуть наклонив голову и пристально глядя мне прямо в глаза. Я вытянул руку и властно указал на кольцо:

— Фас!

Волк скакнул с места и сжал челюсти на кольце, резко дернув головой. Раздался пронзительный визг такой силы, что выбило остатки стекол в окнах. Мы присели и зажали уши. С Уилла слетели чары. Он открыл в безмолвном крике рот, с силой закрывая уши ладонями и падая на колени. Серый с силой тащил из кольца черную человеческую тень. Она отчаянно сопротивлялась, молотя сумеречными руками по волку, пытаясь ухватиться за челюсть и разжать ее. Волк рычал и неумолимо тащил её наружу. Побледневший до синевы Максвелл сжимал голову руками, отвернувшись в сторону. Он явно понимал все, что невнятно шипела его тень. Волк с каким-то странным металлическим звуком выдернул кусок души из кольца, придержав золото лапой, и оглянулся на меня.

— Унеси, отдай его Медведю, — велел я трясущимися губами.

Тень напоследок издала тоскливый, полный безысходности вой и исчезла вместе с Серым.

Воцарилась оглушающая тишина. По лицу Макса текли слезы. Уилл скорчился в комочек на полу, все еще продолжая зажимать уши и зажмурив глаза. Я тяжело осел на пол. Да-а. Вот так приключение…

— Что с ним будет? Он тоже… — хрипло спросил Макс, утерев лицо рукавом, и глубоко вздохнул. — Он сможет стать человеком?

Я отрицательно качнул головой, избегая смотреть другу в глаза.

— Вряд ли. Будет духом-лоа в свите предка или отправится в мир живых птицей, служить глазами для мертвых. Может, бабуля для себя попросит. Она давно хотела питомца. В общем, как Медведь решит.

Макс неверяще уставился на меня и болезненно скривился, увидев непоколебимую уверенность в судьбе своего осколка. Я сочувственно кивнул.

— Так вот какую цену вы хотите на самом деле… Вот почему платой стали… Шестеро! — он нервно рассмеялся. — Они все будут служить ему? Как долго? И что, это всё, что их ждет до… до самого конца?

Я молча смотрел ему в глаза. Догадка ударила Макса. И ударила очень больно.

Да, реальность жестока. Мир за гранью требует свою цену всегда, в отличие от мира живых. Здесь еще есть лазейки, но за гранью закон равновесия срабатывает всегда. Он там гораздо жестче. Неужели после всего, что он сотворил, Том… Макс думал, что расплата будет легкой? Что всё будет просто и безболезненно?

Меня терзало понимание, что я, целитель, вынужден выступить палачом для своего пациента и… друга? Да, друга. Я и сам не заметил, как и когда Макс успел стать мне настолько близок. Но это не отменяло моих опасений. Я начал считать своим другом Темного Лорда.

Приютский мальчишка, который всегда хотел семью, никуда из него не делся. И когда пятьдесят лет назад он узнал, что является волшебником, то поначалу испытывал гордость. Но когда узнал, кем были его предки, их величие… гордость переросла в гордыню.

Я слабо улыбнулся. Целых шесть якорей предполагаемого бессмертия будут служить на посылках у предков моего Рода… Ох, и намучаются они с непомерным эго Темного Лорда, которое только росло по мере уменьшения души. Видимо, пыталось занять освободившееся место.

— Возможно, через пару сотен лет кто-то из них и дорастет до полноценной души и будет отпущен в круг перерождений. А возможно и нет, — честно ответил я. — Там была спрятана тень, а тень, она… Скорее набор эмоций, жизненной силы и магии, чем полноценная личность. Твой… — я осекся, покосившись на Уилла, который уже вполне пришел в себя и вовсю грел уши. — Тот случай особенный, там была половина от целого, причем лучшая.

— Ясно, — Макс провел дрожащей рукой по лицу. — Идите вперед, я вас догоню. Мне надо… перевести дух, — неловко закончил он.

Мы с Уиллом, не став спорить, вышли на крыльцо. Дневная жара и запах крапивы оглушили нас. Оказалось, что прошло совсем немного времени, хотя было ощущение, что уже наступил вечер. Уилл выглядел оживленным и аж подпрыгивал от переизбытка адреналина.

— Вот это да! Класс! Супер! А что это был за волк? А как ты его позвал? Ты всегда так можешь? Мне никто не поверит! Но это было круто!

— Уилл, — строго позвал я. — Ты никому не должен рассказывать об этом, а то и у тебя, и у нас будут серьезные проблемы. Это будет наш секрет, хорошо?

— Я — могила!

Я с сомнением смотрел на него. Ребенок возмутился.

— Да чтоб мне провалиться! — заверил пацаненок. Глаза его горели восторгом и обожанием. — А где Макс?

Я спиной чувствовал, как магия за нашими спинами свивается тугими кольцами, закрывая дом. Внутри него зрело и пряталось что-то темное, опасное, ожидая свою добычу. И мне даже известно, кто ей станет.

— Я здесь, пошли домой, — раздался усталый голос.

Макс вышел на порог и подтолкнул нас в спины.

— Пошли-пошли, нечего тут задерживаться. И вообще, я есть хочу.

На большом пальце правой руки неплотно сидел перстень Гонтов, слишком крупный и грубый для его маленькой изящной ладони.

— Зачем ты задержался? — спросил Уилл.

— Оставил подарок незваным гостям, — зловеще улыбнулся Макс.

Я скептически поднял бровь.

— Что? — возмутился подросток. — Должен же я защищать свое имущество!

— Ага-ага, — покивал я. — Знаю я тебя. А Уилла-то зачем потащил?

— Как зачем? — удивился Макс и подмигнул кузену. — Конечно, чтобы он поразился моему величию.

Уилл тут же захихикал, с обожанием глядя на него. Макс приосанился, но долго не выдержал и тоже расхохотался.

— Злодейский смех еще потренируй, Потрясатель Вселенной, — хмыкнул я.

— На самом деле чары на доме теперь знают его кровь, так что, случись вдруг самый худший вариант… — и Макс обаятельно улыбнулся, взлохматив волосы на макушке кузена. — А еще Уилл свидетель. Уилл, ты учти, ты хранитель этого места. Теперь тебе не стоит бояться гулять по саду, но в дом я б тебе не советовал заходить — провалишься. Несмотря на все свое волшебство, дом — развалина. Можешь даже друзей провести, только никому ни слова и не подпускай их к дому. Тебя дом не тронет, а вот их вполне может убить. Ты сам видел, какая жуть обретается внутри. И это всего лишь один тайник, — Макс загадочно сверкал глазами. — На тебя возложена великая честь — хранить это тайное место. Не подведи, — пафосно закончил свой монолог Стюарт и пошел по дороге к Хэнглтону.

Уилл неистово закивал и вприпрыжку побежал за Максом, раздуваясь от гордости. Ребенок и не ожидал, что скучный день с навязанной взрослыми родней превратится в столь увлекательное приключение.

— Понятно, — протянул я, размышляя о запретах, озвученных Максом. — Изящный ход.

Все-таки Макс — гений. Я б не додумался сделать Хранителем Тайны ребенка. Кто на него подумает? Это раз. А во-вторых, если он все же проболтается, то кто ему поверит? Баек про это место ходит немало, будет еще одна.

А Уилл беспечно скакал вокруг нас, распространяя вокруг себя ауру незамутненного детского счастья. Он даже не подозревал о великой миссии, возложенной на его плечи аж цельным Темным Лордом и о великой свинье, которую тот ему подложил.

Дамблдор ведь откуда-то узнает об этой лачуге рано или поздно, учитывая, что все события, несмотря на мои действия, скатываются на канон. Но не переживай, Уилл, директор просто аккуратно тебя разговорит. Или вскроет мозг. Или накормит лимонными дольками с Веритасерумом. Но, разумеется, бережно, с заботой о твоем здоровье. Он же не зверь. И не Темный Лорд.

В общем-то, больше ничего интересного в Хэнглтоне не происходило. Барти помирился с Кристиной, последовав моему совету и притащив ей в подарок большую коробку дорогущего шоколада, коробку с изящными серьгами, неброскими, но явно недешевыми, и шикарный букет. С четным количеством цветов! Я чуть со смеху не лопнул. Мисс Стюарт растаяла. Крепость пала, сраженная сладкоречивыми уговорами и признаниями Барти и виновато-счастливым выражением лица Максвелла. Очень забавно было наблюдать за тем, как Макс постоянно терся недалеко от сестры и смотрел на нее щенячьими глазами. Забавный факт: Максвелл время от времени доставал из кармана те самые стеклянные шарики и вертел их в ладони. В ответ на мой вопросительный взгляд, он невозмутимо ответил, что они теперь принадлежат ему.

А еще я стал свидетелем жуткого колдунства в исполнении этой парочки.

Дело было так. В ночь перед отъездом меня разбудили шаги уходящего Макса. Естественно, я не удержался, быстро оделся и последовал за ним. Внизу его встретил Барти. Ребята вышли из гостиницы и целеустремленно куда-то потащились. К моему изумлению конечным пунктом их похода было кладбище.

Ну да, куда еще могли ночью отправиться Темный Лорд и беглый преступник? Только на кладбище. Самое популярное место.

— … удивляете меня, мой Лорд. В прошлом вы бы не стали слушать мнение сквибки.

— Но сейчас она моя сестра, вообще-то. Так что повежливее, Барти. Она любит и заботится обо мне, а ты на ней скоро женишься, — на миг Максвелл остановился и пригвоздил мужчину тяжелым, совсем не детским взглядом. — И не дай Мерлин тебе ее обидеть.

— Я и не собирался, — раздался обиженный голос Крауча.

— Вот и славно, — повеселевший Макс продолжил расчищать место на земле. — А не то я сам, лично сварю тебе приворотное. И поверь мне, я сумею сделать так, чтоб ты до конца жизни пылинки с Кристины сдувал.

— Я ее и так люблю, Кристина — очень достойная молодая женщина.

— Однако же ты, не колеблясь, приголубил ее Конфундусом, и то, что я ничего тебе по этому поводу не сказал, не значит, что мне это понравилось. Впредь такого повторяться не должно. За свою сестру я даже тебя убью, Барти. Ты понял?

— Да, мой Лорд, — напряженно ответил Барти и после недолгих раздумий спросил. — Почему вы так к ней привязались? Я понимаю, что она ваша родственница и потенциально способна возродить ваш род, но все же такая… такое отношение вам раньше было несвойственно.

— Барти-Барти, мой гениальный малыш, — насмешливо покачал головой Макс. — Раньше у меня никогда не было такого человека, как она… К тому же, Кристина на самом деле была права. Мы перед ней виноваты. Я поторопился и по привычке решил ее судьбу, совершенно не учитывая ее мнение.

Барти, внимательно слушая Макса, достал из кармана мешочек, увеличил заклинанием и призвал ветки манящими чарами. Через секунду на них заплясало пламя.

— Она спросила меня, женил бы я вас, если бы у нее кто-то был, а с ее стороны к тебе была просто симпатия? И я понял, что да, женил бы. Я бы сделал все, чтобы Гонты возродились. А она ответила, что сбежала бы с любимым человеком, невзирая на последствия. Как бы она меня ни любила, она бы не смогла так жить. И тогда я вспомнил про… Меропу.

Барти тактично промолчал. А я сидел в кустах и хлопал глазами. Вот уж не подумал бы, что Максвелл настолько… понимающий.

Затем они бросили в костер причудливо изогнутую корягу. Дым от костра стал гуще и, стелясь по земле, добрался до моих кустов. Я едва подавил кашель — пряный тяжелый запах въедался в легкие и не давал дышать. Барти достал из своего мешка что-то вроде погремушки с перьями. Кажется, такое называется маракас. Максвелл начал лить на землю воду из кувшина и сыпать муку вокруг костра.

Я приходил во все большее недоумение. Не знал, что Макс владеет такими… Больше всего это походило на один из ритуалов. Шаманские практики? Зачем они это делают?

После Барти достал странную конструкцию из веток и костей. А потом они разрыли ближайшую могилу и достали из гроба скелет в истлевшей одежде. Стюарт бросил в костер что-то подозрительно похожее на прядь волос и вылил какую-то жидкость из флакона. Костер на секунду вспыхнул багрово-черным пламенем. Произнеся заклинание, Макс со своим помощником сделали синхронный жест руками, и скелет стал обрастать плотью. Это они что, зомбака поднимают?!

Однако скелет, превратившись в человеческое тело, шевелиться не спешил. Лежал себе голой и мертвой тушкой и лежал. Тем временем Макс завершил ритуал, погасив костер, и несколькими пассами убрал все следы. А Крауч-младший стал отводить душу. В мертвяка полетели заклятья. С каждым новым заклинанием тело приобретало всё более непрезентабельный вид. Меня затошнило, и я отвернулся. А ведь, казалось бы, такой интеллигентный мужчина. А так посмотришь — настоящий Пожиратель и маньяк. Бедная Кристина, а ей же за него еще замуж выходить.

Наконец, Барти успокоился и… отрезал голову несчастного. Достав мешочек, он упаковал отрезанную голову и, уменьшив, засунул в карман. Так, зомби они все-таки не подняли, тогда зачем все это? Что этот несчастный сделал Барти, что они лично его выкопали и так надругались? Странно и непонятно.

Я бросил последний взгляд на магов и поспешил убраться подальше от места проведения обряда. В жизни не спрошу Макса, что он делал сегодня! Меньше знаешь — крепче спишь. И дольше живешь, как говаривала одна моя знакомая из прошлой жизни.

* * *

Вызов настиг Северуса в самый неподходящий момент — он отмокал в ванной. Почувствовав жжение в метке, Снейп чертыхнулся и шустро, оскальзываясь и матерясь, бросился в спальню. На тело и волосы пришлось бросить заклинание, отчего пряди немедленно распушились, а тело зачесалось. Пытаясь пригладить прическу, Северус влез в одежду, застегнулся заклинанием и накинул мантию. Глубоко вздохнув, словно перед прыжком в ледяную воду, он аппарировал прямо из спальни.

Ворота в мэнор сразу же открылись перед Северусом, и он поспешил пройти в дом. Большой зал в Малфой-мэноре уже собрал в себе всех Пожирателей ближнего круга. Северус быстро огляделся. Они располагались на стульях вокруг длинного обеденного стола. Спины напряженно выпрямлены, глаза опущены — никто не смел поднять взгляд на повелителя. Тот, очевидно, был не в духе. Впрочем, как и большую часть времени.

Люциус, сидящий по правую руку от Волдеморта, подрастерял свой лоск, даже платиновые пряди будто потускнели. Северус, много лет друживший со старшим Малфоем, видел, что тот усиленно делает вид, будто для него честь принимать у себя в доме Лорда. Конечно, неадекватный непредсказуемый лич в качестве сюзерена его полностью устраивает. Кто бы сомневался… Хозяин дома изо всех сил старался сделать хорошую мину при плохой игре. И, в принципе, если особо не приглядываться, у него это получалось.

Волдеморт восседал в мягком кресле во главе, лениво рассматривал собравшихся слуг и поглаживал массивную, переливающуюся в неверном свете изумрудную голову Нагайны. Змея нежно обвивала тело своего господина и недобро, хищно смотрела на магов. От взгляда немигающих желтых глаз по позвоночнику шел холодок. Снейп поклонился и на всякий случай сошел с траектории возможного броска. Знание о том, что именно эта гадина может его когда-нибудь убить, прямо-таки побуждало нанести превентивный удар.

— Ссеверуссс, — неласково произнес Волдеморт. — Какие новости в стане врага? Чем занят директор?

— Мальчишка сбежал, господин.

— Какой именно? — оживился Темный Лорд.

— Волхов, — Северус спокойно смотрел в алые глаза с узкими щелями зрачком, подсовывая картинки сцены в холле Блэк-хауса.

Шипящий смех разнесся по залу, отражаясь от стен. От получившегося многоголосья все вздрогнули.

— Его допекли, как мило, — Лорд снова расхохотался и тут же оборвал себя. — Найдите мне его! Немедленно! Пока его не нашли прихлебатели старика.

Пожиратели поспешно склонили головы.

Северус заметил, как сидящие напротив Руквуд и Эйвери быстро переглянулись между собой.

— Как пожелаете, — быстро сказал Люциус. — Я сделаю заказ в гильдию наемников.

— Конечно, господин. Возможно, у меня нет таких… возможностей, как у Малфоя, но я лично выйду на охоту. Дичь уж больно хороша, — страшно рассмеялся Фенрир, перебивая согласное бормотание остальных и кровожадно улыбаясь.

Руквуд и Нотт, сидевший чуть дальше, метнули полный отвращения взгляд на оборотня, принимая приказ.

МакНейр продолжал бездумно смотреть на Лорда. После возрождения Волдеморта глава древнего ирландского рода стал зациклен на наказаниях, с видимым удовольствием выполняя самую грязную работу. Впрочем, среди Пожирателей ходил слушок, что он снял с себя полномочия главы, но правда это или нет, никто не знал. Одно Снейп знал точно — дочь МакНейра на свой последний курс являться не собирается.

Северус поймал больной и наполненный затаенным страхом взгляд Люциуса. Тот тут же опустил взгляд в тарелку. Да, Люциусу пришлось нелегко после смерти отца, когда драконья оспа того всё-таки доконала. Возможно, будь Абраксас жив, они бы что-нибудь придумали. Всё же он был ровесником Волдеморта и, по слухам, близким другом.

— Сснейп, а его хорошо обучили на твоем факультете? — нежно произнес Лорд и угрожающе прищурился. Безносое лицо было лишено всякого намека на человеческую мимику, а глаза с вертикальными зрачками смотрели с холодным ожиданием, присущей всякой рептилии, убивающей внезапным броском из засады. — Он ведь был твоим учеником, и ты хорошо его выучил… Не так ли? Отвечай!

— Да, господин, он был одним из моих лучших учеников, — с достоинством ответил Северус. — Я знаю его, как никто другой. — Мальчишка — истинный слизеринец.

— Так почему же он еще не здесь? Не со мной? Не в наших рядах?!

— Мой господин, он все равно вернется в школу, а там его буду ждать я. Он не сможет игнорировать своего декана.

— А что старик? Может быть, он перепрятал мальчишку?

— Нет, мой Лорд, старик хотел, чтобы Волхов оставался в штабе Ордена. Мальчишка сбежал сам. Он лишь терпит опеку директора.

— Ты плохо стараешься, Снейп! Ты сумел настроить его против директора, но почему он еще не здесь?! Круцио!

Северус сцепил зубы, выдыхая, и молча рухнул на пол. Боль вспыхнула в теле, но через пару секунд прекратилась. Северус вздрогнул от вопля негодования и осторожно поднял голову, гадая, что отвлекло господина от столь любимого им развлечения.

— Авада Кедавра! — яростно гаркнул Лорд, направив на него палочку.

Северус непроизвольно шарахнулся в сторону, понимая, что не успевает. Кожу обдало ледяным порывом проклятья. Дыхание перехватило. Зеленый луч пронесся буквально в пяти дюймах над ним, и что-то с глухим стуком упало на пол. «Это было близко», — отстраненно подумал Северус, медленно выдыхая и провожая его взглядом.

Оказалось, что Лорда отвлекла сова. На лапке мертвой птицы болтался мешочек. Пожиратели, стараясь не демонстрировать свой интерес, исподтишка наблюдали, как Лорд призывает манящими чарами тушку птицы и, отвязав посылку, любовно скармливает сову Нагайне.

Прочитав записку, Лорд довольно хмыкнул.

— Хорошие новости! — он хлопнул в ладоши. — Мой самый любимый последователь, оказывается, жив. Он еще получит свое наказание, когда вернется. Но он прислал мне подарок, и это заслуживает поощрения.

Лорд встряхнул мешочек. На пол прямо к зельевару выкатилась голова и уставилась в потолок пустым взглядом. Широко открытые голубые глаза после смерти стали похожи на стеклянные. Спутанный колтун волос, разбитый плоский затылок, разодранное лицо — последние минуты жизни Игоря Каркарова были несладкими. Северус опустил веки: «Недолгим было твоё бегство…»

МакНейр перегнулся и довольно осклабился, разглядывая то, что осталось от директора Дурмстранга. Волдеморт взмахнул палочкой, левитируя голову Игоря на стол, точно над головами своих слуг. Под заклятьем спутанные волосы медленно колыхались, будто змеи, из приоткрытого рта вывалились синие мясные лоскуты — когда-то это был язык. Волдеморт аккуратно поставил Игоря в центр и снова перевел взгляд на Северуса.

— Ссеверусс, я отвлессся…

Снейп приготовился ко второму раунду. Лорд прицелился прямо между его глаз, однако в мертвой тишине совершенно внезапно раздался оглушительный чих. Волдеморт от неожиданности вздрогнул, и пущенное проклятье угодило в пол.

— Кто?! — повернул голову Лорд; от резкого, преисполненного какой-то неестественной грации движения пробирала дрожь.

В полной тишине взгляды магов сфокусировались на перепуганном Эйвери.

Лорд вызверился на него похлеще мантикоры. Эйвери досталось всё: и костолом, и режущее, и злосчастный круциатус. Под конец бедняга был способен издавать только надрывное сипение сорванными связками.

Превратив Пожирателя в кусок мяса, Волдеморт удовлетворенно кивнул и, наконец, обратил своё внимание на Северуса. Он уже готовился снова приложить его непростительным, как раздался хлопок и появившийся домовик, дрожа и плача, что-то тихо сказал Люциусу. Предназначенный Северусу круциатус полетел в некстати влезшего эльфа. Досталось и ни в чем не повинному Малфою. Люциус не стал изображать из себя стоика, тут же рухнув на пол, и издал долгий душераздирающий вопль. Волдеморт снял с него проклятье и заорал в ярости:

— Все ВОН!!!

Когда Северус уже был в дверях, с облегчением представляя, как окажется дома, раздался голос Волдеморта.

— А тебя, Северуссссс, я не отпускал.

Снейп на миг обреченно прикрыл глаза, мысленно воспроизводя подчерпнутые у Вадима матерные конструкции, и развернулся.

— Да, мой Лорд?

Однако Волдеморт, секунду подержав его под прицелом, вдруг хмыкнул, опустил волшебную палочку и растянул губы в улыбке.

— У меня есть для тебя задание.

Нехороший прищур, предвкушающий взгляд — хозяин приготовил для Снейпа очередную пакость.

— Мне нужен мальчишка. Постарайся, очень постарайся найти его, Северус, — высокий звонкий голос с шипящими интонациями резал слух. — Кому как не тебе знать, как он думает, ведь он твой ученик?

— Естественно. Ни Люциус, ни кто бы то ни было не найдут его — Волхов защитился от всякого поиска и, скорее всего, на каникулы покинул страну. Но, — Снейп усмехнулся краешком губ. — Он не сможет бросить пациентов. К тому же, мальчишка привязан ко мне и прислушивается к моим словам гораздо больше, чем к Дамблдору. Он будет здесь, мой лорд, это лишь вопрос времени. И в отличие от остальных, я сделаю так, что он придет сюда сам.

— Хорошо, можешь идти.

Северус поклонился, степенно вышел из зала и поспешил к воротам мэнора.

Подобные ситуации повторялись раз за разом. После проведенного Волховым ритуала он ни разу не получил серьезных травм. Как только Лорд решал наказать его, появлялись совы, домовики, бились зеркала, стекла, посуда, мебель, приходили внезапные посетители, Лорда озаряло очередной бредовой или гениальной мыслью. В общем, происходило всё, что угодно, но наказания Северус так и не получал.

Северус выдохнул, вспоминая, какой строй ледяных мурашек промаршировал по спине от просвистевшей мимо Авады. Будто за шиворот сунули холодного, дико сопротивляющегося ужа. Защита переключила гнев Волдеморта на другого, отвела даже Третье Непростительное проклятье. А ведь, казалось бы, несуразный и откровенно глупый и доисторический способ — натереться алым пеплом. Северус в жизни бы не стал так позориться, если бы не чудовищные ожоги на ступнях целителя.

Зельевар аппарировал домой, рухнул в кресло и призвал себе коньяк.

— За твоё здоровье, Вадим, где бы ты ни был!

Если бы Волхов сейчас был рядом, Северус его бы расцеловал.

Чем расплачиваться за такой щедрый дар, он пока предпочитал не думать…

Глава 59. Я несу Возмездие во имя Луны!

Побыв с семьей Максвелла еще день, ранним утром я попросил перенести меня в окрестности Норы. Барти только хмыкнул и аппарировал меня. Пришлось немного покрутиться на месте, чтобы сопоставить рассказы Луны с пейзажем, потом я неспешно побрел в нужном направлении.

Как выяснилось потом, зря я решил навестить Лавгуд, ой, зря. Лучше б подождал с разговором о попаданчестве до Хогвартса.

Меня нашли двое оборотней. И ладно, был бы я один, но вместе со мной оказалась Лавгуд, а у оборотней, видимо, какой-то рефлекс на девочек с корзинками, которые гуляют по лесу. Сначала мы честно пытались унести ноги, но наемники были очень настойчивы. Что ж… сами виноваты. Моя клятва на самозащиту не распространяется, а шашку из почтальонки я так и не выложил. А Луна? Это ж вообще жесть — как она лихо размозжила голову тому оборотню! Какова, а?! Я ее реально начал бояться. А собой я горжусь. Нет, правда. Вот что значит опыт в общении с людьми! С первого взгляда определить еще три года назад в милом белокуром ангелочке кровожадную фурию, способную на убийство. Нет, ну тут, конечно, сыграл свою роль стихийный выброс. Но мало какая девочка простым булыжником с первого удара укокошит разозленного оборотня. А я-то хотел побыть для нее рыцарем… Точнее, лихим казаком с шашкой наголо. Нет, от первого наемника я так и отделался — отрубил ему голову, но вот то, что Луна справилась со вторым, стало для меня сюрпризом.

Возвращался я на Гриммо в очень растрепанных чувствах. Кто бы мог подумать, что меня все-таки найдут? И главное, где?! В двух шагах от дома Лавгуд! Но я никогда особо не был дружен с Луной. Не могли же они всерьез рассчитывать, что я там появлюсь? Значит, либо наемники пасутся во всех магических поселениях, либо они ждали меня у Норы. Правда, почему именно там — непонятно. Может, Северус их дезинформировал? Еще возможно, что меня все же выследили каким-то чудесным образом, а значит, я защитился от поиска из рук вон плохо, либо… Либо меня мог сдать Барти… Но зачем?

Понятно, что у Лавгуд я не стал задерживаться и рванул обратно на Гриммо, замаскировавшись под молоденькую ведьмочку. Лавгуд долго хихикала, предлагая мне свои платья. Сочувствия от мистера Лавгуда я не дождался, он также веселился, как и его дочь. Потом Луна одолжила свою косметичку и с веселым изумлением наблюдала за тем, как я довольно умело наношу макияж. Триста лет этим не занимался. Удивительно, как не ткнул себе в глаз.

Кстати, Ксенофилиус Лавгуд оказался мировым мужиком. Решил вопрос с трупами, проявил гостеприимство, зачаровал по просьбе дочери портключ и ни-че-го не сказал. Причем он даже не стал отчитывать меня за то, что Луна могла серьезно пострадать. В общем, он ни капельки не походил на того чудака, которого описывала Роулинг.

А еще я впервые совершил убийство и удержался от истерики и позорного плача только потому, что Луна успела разреветься первой. Ее слезы помогли мне собраться и заставили почувствовать себя сильным, таким… Покровителем, защитником, что ли? И вина отступила. В конце концов, я до последнего пытался уладить дело миром, а эти наемники собирались отдать меня Темному лорду. Кто знает, что бы он со мной сотворил? Конечно, вряд ли лич меня убил бы, но ведь есть вещи и похуже смерти. Так что я даже немножечко гордился, что смог сам о себе позаботиться.

Затем я надел платье, сделал мэйк-ап — и всё. То прекрасное чувство, которое заставило ощутить себя настоящим мужчиной, испарилось без следа. Из меня получилась восхитительная, шикарная, ослепительная ведьмочка. Брюнетка с роскошной гривой волос, проникновенным взглядом… кадыком, который пришлось прятать под шелковым шарфом, и набитым тряпками лифчиком. Для округлых бедер пришлось обмотаться платками.

А потом Луна долго меня гоняла. Оказывается, есть разница в том, как держится обычная женщина и истинная леди. Луна рассказывала и, более того, показывала правильные движения, безжалостно тыкая пальцами в спину. На мой вопрос, где она научилась этим садистским замашкам, Лавгуд похлопала глазами и рассказала, что этому ее научила крестная. Так их двое? Жуть какая… В общем, оказалось, что я напрочь забыл о том, как двигаются женщины. Даже обычные.

Глядя на себя, я просто впадал в уныние — ну, какого черта?! Женщиной у меня было бы в разы больше шансов привлечь внимание Северуса. Парень из меня получился ни фига не мужественный, и даже трансвестит ни черта не женственный. Ни рыба, ни мясо. Ну, просто абзац!

Но зато меня никто не узнал. Когда я вошел в дом, то вызвал тихую панику в глазах Тонкс. Девушка в полном ступоре стояла и тупо смотрела на то, как я непринужденно закрываю за собой дверь и осматриваюсь. А я, понимая, что остался неузнанным, прикололся и совершенно невинным голосом спросил:

— Ой, а где это я? Я, кажется, ошиблась дверью?

Тонкс с воплем: «Фиделиус пал!», раз пять сменив внешность, бросилась на меня. С лестницы скатились близнецы и попытались ей помочь. Я еще и подогрел градус бреда, с визгом спрятавшись за первого человека, который выглянул на шум. А это оказался мой декан. Получившуюся свалку он прервал одним рыком и выудил меня из-за своей спины. Я похлопал ему накрашенными ресницами, очаровательно и невинно улыбнувшись. К тому времени в холле столпились все, кто находился в доме. Члены ордена Феникса стояли с палочками наперевес и были готовы меня растерзать. Взбешенные взгляды, перекошенные лица — прям песня.

Снейп рассматривал меня в полном ступоре с совершенно непроницаемым выражением на лице. Пока он не очнулся, я запищал женским голосом:

— Прошу простить, дамы и господа, я, видимо, ошиблась. Я пойду, наверное. Не хотелось бы беспокоить вас еще больше.

Я аккуратно вывернулся из хватки Снейпа, потихоньку отступая обратно ко входу. Но не тут-то было.

— Волхов, стоять! Куда собрался?! Быстро в кабинет! — рявкнул декан.

Лица присутствующих вытянулись в изумлении.

— Что? — обиделся я и надул губы, кокетливо хлопая ресницами и едва удерживая идиотскую улыбку. Черт, как же я все-таки по нему скучал. — Даже не дадите сменить платье? Появляться на ужине в дорожной одежде — моветон.

— Пошел, — прошипел Снейп и грубо подтолкнул меня в спину.

Я понял, что время шуток прошло. Снейп был очень, очень зол.

Когда дверь кабинета захлопнулась за нами, Снейп припер меня к стенке, больно сдавив шею. Я схватил воздух ртом, чувствуя, как все мускулы разом обмякают и заполошно стучит сердце. Внизу живота неумолимо скапливалась неуместная тяжесть. Я уже успел забыть, какими обжигающими могут быть его прикосновения. Жар ладони чувствовался даже сквозь шарф.

— Дрянной мальчишка! Темному Лорду доложили, что наемники вышли на ваш след и скоро вы будете у него. Что произошло?! Рассказывайте! — он встряхнул меня. Затылок ударился об стенку, и глаза сами собой закрылись от нахлынувшего блаженства. Черт, это восхитительно! Прав был профессор, я мазохист.

— Я убил… — я нервно облизнул губы. Его взгляд непроизвольно скользнул к ним. — Убил их…

— Сколько и кого? — черные глаза снова впились в мои. Его лицо помертвело — ни проблеска эмоций.

— Двое, оборотни, — так же кратко ответил я. Кровь бросилась в лицо. В ушах зашумело.

— Вы оставили следы? — прищурился Снейп.

— Нет. За кого вы меня принимаете, профессор? — возмутился я, начиная хрипеть, и профессор чуть ослабил хватку, дав глотнуть воздуха. Пальцы скользнули по открытой коже, и последние связные мысли разбежались, словно тараканы. Что же он делает? Я же сейчас просто…

— За самонадеянного мальчишку! Вы хуже Поттера…

— Пусть я и импульсивен, но давно не мальчишка, — я чуть поднял уголки накрашенных губ в улыбке и погладил его запястье. — Очень давно.

Снейп дернулся и руку от моей шеи убрал, сжимая пальцы в кулак. Отступил на шаг. Снова скользнул взглядом по телу. Я замер, прислонившись к стене, ноги подкашивались.

— Да, вы не ребенок, Волхов, — задумчиво подтвердил профессор. — И маскировка у вас… весьма оригинальная. Боюсь спросить, где вы были всё это время.

— То есть, лучше бы меня нашли?

— Лучше бы вы вообще не убегали, — огрызнулся Снейп. — Приведите себя в порядок. Я ожидаю, что за ужином вы принесете свои извинения.

— Профессор, — я сбросил надоевшие туфли и убрал с лица улыбку. — За кого вы меня принимаете, в самом деле? Я вам не пятнадцатилетний мальчик.

— Ну так и ведите себя по-взрослому.

— Я и вел, я честно терпел этот балаган. А потом я по-взрослому, в лучших английских традициях свалил. И если бы я захотел, то сейчас уже сидел бы в сибирской тайге и спокойно попивал квас. И никто бы меня там в жизни не нашел. Повторяю, Северус, я не безответный беззащитный подросток с дурью в голове, которого ты упорно во мне видишь. Почти десять часов назад я убил двух мужчин и вернулся сюда не потому, что дом под Фиделиусом, а лишь из-за того, что тут все стоят на ушах и не дают тебе работать. Кстати, тебе просили передать.

С этими словами я достал припрятанный в кармане платья кошель и бросил его Снейпу. Тот автоматически подхватил мешочек, сделав молниеносный выпад палочкой и проверив его на чары.

— Это от Лавгуд. Оплата. За что — вам лучше знать, сэр.

— Вы были у мисс Лавгуд? — брови Снейпа взлетели в неподдельном удивлении.

— Возможно. А может, случайно встретился. Где-то в Лондоне. Знаете, Косая аллея, Гринготс, кафе-мороженое… МакДональдс…

Я, прищурившись, смотрел на зельевара. Тот уже выглядел гораздо спокойнее.

— И кстати, профессор… А, впрочем, неважно, — с этими словами я открыл дверь и вышел в коридор, направляясь в свою комнату.

— Волхов, подождите, вы забыли, — окликнул меня декан.

Я обернулся. Северус протянул мне браслет со знакомой металлической бусиной.

— Пожалуй, вам стоит его надеть.

Это извинение такое? Я хмыкнул и шагнул к нему, протягивая руку.

— Поможете?

Снейп осторожно шагнул ко мне и медленно завязал узел на запястье, задевая кожу изящными пальцами. Он не смотрел на свои руки и абсолютно спокойно разглядывал мой макияж. Черные колдовские глаза затягивали в себя, словно омут. По телу побежали мурашки. Я судорожно выдохнул, глядя в ответ прямо в его невозмутимое лицо. Пусть видит, что его касания со мной делают! Пусть либо перестанет провоцировать, либо прикасаться вообще!

Но Северус методично и спокойно продолжал завязывать браслет на запястье в замысловатый сложный узел. Его движения действовали на меня гипнотически, поэтому следующие его слова были подобны ледяному душу.

— Готово. А теперь идите и смойте уже с себя это непотребство!

Я вздрогнул, развернулся и молча стал подниматься по лестнице.

* * *

В последующие дни только ленивый — Флетчер — не прошелся по моей выходке. И извинения тут не сильно помогли. К моему удивлению, близнецы меня игнорировали, виновато отводя глаза. Один плюс — они перестали ко мне вламываться. Джинни обиженно фыркала и отворачивалась при встрече, впрочем, как и её мать. Рон шипел и возмущался, а Гермиона после долгой и нудной нотации о моем поведении заперлась в библиотеке. Единственный, кто был в восторге — это Сириус. Ну, и Кричер был рад моему возвращению.

Вообще все меня игнорировали и в то же время старались незаметно отслеживать мои перемещения. Это было просто прекрасно! Никто не лез, никто не доставал, и я мог заниматься своими делами. Бойкот продолжался почти десять счастливых, спокойных дней, пока не приехал Поттер. Накануне его приезда в штаб-квартире поднялся какой-то переполох. Никто ничего не говорил, и я никак не мог уяснить, в чем проблема. Единственное, что приходило в голову — это нападение дементоров. Но этого не должно было произойти, ведь Гарри не кричал, что Волдеморт возродился, а Дамблдор, насколько мне известно, с Фаджем не ссорился. Амбридж незачем отправлять дементоров…

Когда толпа волшебников дружно вышла за дверь, я пожал плечами и вернулся к плетению подарка для Гарри.

Поттер появился спустя несколько часов. Бледный, измученный, он выглядел откровенно плохо. И… Блин, с какого перепуга он избитый? И что с рукой?

Я помчался вниз с зельями и выяснил, что это постарался его дядя. Твою мать, да что ж случилось-то?! Мистер Дурсль не лупил Гарри уже почти шесть лет!

Когда подавленного Поттера привели в порядок, младшая часть Ордена расположилась в комнате Рона и приготовилась слушать о «великом приключении». Я непринужденно зашел к ним и, походя сунув Гарри шоколадку, уселся в свободное кресло. Поттер повертел сладость, потер лицо ладонями, откинувшись на спинку дивана, и обвел нас уставшим взглядом.

— На меня напали дементоры. Прямо в Литтл Уининге.

Все пораженно молчали. Я сжал губы. Все-таки дементоры. Но почему?!

— И… — подала голос Гермиона. — Что было дальше?

— Я призвал Патронуса, но… У меня хватило сил защитить только себя. И Дадли… Я опоздал, — Гарри словно выталкивал из себя слова через силу. — Они его выпили. Он в коме.

Я выронил недоплетенный браслет, бессильно откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Как выпили? Почему? В книге Гарри успел… Да, вот только в книжках он обращался с Патронусом куда увереннее. Здесь он не разгонял сотни дементоров, не защищал Сириуса, и я… Я смеялся. В тот первый раз, когда у него наконец-то получилось призвать телесного Патронуса, я смеялся…

Я вскочил с кресла, не в силах смотреть Поттеру в глаза, сбежал и упал на кровать, запершись в своей комнате. Чувство вины тяжелым камнем легло на грудь так, что вздохнуть было больно.

В результате из-за моей совершенно глупой выходки пострадал сын Петунии. И пусть он был не самым лучшим, но он был человеком!

Я незряче уставился в потолок.

— Волхов, ты олень…

В голове противным голосом зудела совесть, повторяя слова Луны: «Ты недостаточно сделал для него… ты мог бы больше… ты не сделал ничего, чтобы он стал сильнее… Такое ощущение, что остальные для тебя просто не существуют… Ты просто взял и сделал то, что захотел, не считаясь с ничьими чувствами».

Руки горели. Я посмотрел на предплечья и истерично рассмеялся. Татуировка светилась, причиняя боль. На запястьях, повторяя рисунок, выступила кровь. Я был виноват. Мои действия привели к тому, что пострадал Дадли, и магия клятвы отозвалась, оставив на прощание шрамы. И что-то мне подсказывало, что они не заживут, пока я хотя бы не попытаюсь исправить то, что натворил.

Во мне все задрожало, в теле появился нестерпимый зуд, хотелось куда-то идти и что-то делать. Я даже знал, куда мне нужно идти. Литтл-Уингинг, Тисовая улица, дом четыре. Мне было жизненно необходимо туда попасть. Я просто физически не мог оставаться здесь и сидеть без дела, пока тело Дадли теряло силы.

Я поднялся.

— Кричер! — домовой эльф появился в тут же секунду, с обожанием заглядывая в глаза.

Я судорожно засовывал ноги в джинсы. В ответ на мою просьбу перенести меня в дом Гарри эльф замотал головой, недовольно пробурчав, что это приказ недостойного хозяина. Ясно. Значит, нужно найти Блэка.

Тот был в своей комнате и, беспечно дергая ногой, слушал плеер с песнями AC/DC, который я ему подарил после своей вылазки в большой мир.

— Сириус! — громко позвал я. — Мне нужно уйти! Помоги мне…

Я судорожно сжимал и разжимал кулаки, лицо горело, рисунок татуировки то вспыхивал, то тускнел. Сириус с беспокойством осматривал меня, в особенности мои руки.

— Что случилось? — спросил он, заглядывая в глаза и сдергивая наушники.

— Клятва… — я начал задыхаться. Потребность в действиях становилась нестерпимой. — Прикрой меня, мне нужно уйти.

— Хорошо, хорошо, только дыши, — успокаивающе проговорил Блэк и гаркнул. — Кричер!

Явившийся на зов домовик недовольно зыркнул на Сириуса и только открыл рот, собираясь сказать очередную гадость, как Блэк приказал:

— Перенеси Вадима туда, куда он скажет. Присмотри за ним, тебя не должны заметить, а потом верни его обратно, ты понял? — грозно прорычал Блэк.

— Понял, хозяин, — захлопнулся Кричер и схватил меня за руку.

Блэк быстро вышел из комнаты. Вот и ладушки, никто не будет знать, куда меня понесло. Я назвал адрес. Секундная дезориентация — и мы на месте, на дорожке около дома Гарри. Я оглянулся, но домовика уже не было видно. Татуировки притихли, потихоньку успокаиваясь. Туман в голове понемногу развеивался. Я поднялся на крыльцо и решительно постучал в дверь. Через пару минут, когда моё терпение уже было на исходе, дверь открыла заплаканная Петуния.

— Вадим?..

— Где он? — перебил я женщину. — Где Дадли?

— В больнице… — все еще не понимая, что мне нужно, растерянно ответила миссис Дурсль. — Что?..

— В какой больнице? В нашей? Вы можете провести меня? Я могу помочь, — снова перебивая ее, зачастил я.

— Ты… Ты правда можешь помочь? — в глазах Петунии вспыхнула надежда. За её спиной замаячил муженек.

— Скажи этому ненормальному, чтобы убирался отсюда.

— Нет! — громко выкрикнула женщина и, с силой схватив меня за руку, втащила в дом. — Раскрой глаза, Вернон, это воспитанник покойных Стоунов. Он поможет Дадли!

Глаза Петунии лихорадочно блестели, она заламывала руки, мечась по гостиной, а Вернон начал наливаться злобой — лицо покраснело, усы распушились. Он словно надулся и сразу стал походить на огромного моржа.

— Нам ничего не надо от этих уродов! Мы…

— Нам — нет, а Дадли нужно, — прервала его Петуния, взяв себя в руки. Она планомерно собирала документы, что-то выкладывала из сумки, что-то, наоборот, складывала в нее.

— Я и на пушечный выстрел не подпущу их к своему сыну! Они уже сделали всё, что могли! — орал мистер Дурсль, брызгая слюной.

— Вернон Дурсль! Ты сейчас замолчишь и послушаешь меня внимательно! — зашипела Петуния страшным голосом. Я поежился. В этот момент они со Снейпом были жутко похожи. Кто кого копирует, интересно?.. — Он способен помочь, поэтому он пойдет со мной и вылечит моего Дадли. И ты этому не помешаешь! Тебе лучше не стоять на моем пути.

Да-а-а… Лучше не вставать на пути матери, которая защищает своего ребенка. Заметно, Лили и Петуния выросли в одной семье. Вернон поперхнулся, но замолчал, разом сдувшись и упав в кресло.

— Делай, что хочешь, — устало сказал он, махнув рукой.

Мужчина будто разом постарел.

Миссис Дурсль не ответила и, схватив ключи с тумбочки и поманив меня за собой. Мы сели в машину и уже через десять минут заходили в холл больницы. Как уж она договаривалась о моем присутствии, не знаю и знать не хочу. Факт в том, что через три минуты я смотрел на бледного Дадли, который безжизненно лежал на больничной койке. Провода опутывали его руку, снимая показания. Глаза были закрыты, а на лице расплывалось умиротворенное выражение, которое я никогда не видел у него прежде. И вообще парень выглядел осунувшимся и чрезвычайно бледным. Он совсем не походил на того колобка, которого я запомнил. Клятва снова беспокоила меня, словно намекая, что мы теряем время.

Я, прищурившись, смотрел на Дадли через Изнанку. Его нити разительно отличались от того, что я видел у Седрика. Если у Диггори были будто длинные язычки пламени, то здесь это реально были нитки. Махристые, толстые и тонкие, перепутанные, местами оборванные нити. Некоторые из них тянулись куда-то за пределы стен здания. Прямо на моих глазах одна сильно дрогнула, максимально натягиваясь, и лопнула. Клятва заколола запястья. Я похолодел, машинально дернулся и, толком не понимая, что делаю, подхватил оборванный конец.

— Серый, иди сюда… Ищи!

Петуния вздрогнула при появлении волка и нервно вздохнула. Всё-таки она сквиб. Волк повел головой, дернул носом и пошел в ту сторону, где исчезали нити. Я лихорадочно прикидывал варианты.

Так, чтобы вернуть Дадли, нужно сначала распутать нити и посмотреть, что оборвано, а что нет. Это как минимум. Серый не упустит душу, вернет. Надо приказать, чтобы он следил за парнем, чтобы сын Петунии не смел уходить от своего тела, иначе вот эти несколько нитей не выдержат, и Дадли можно будет смело хоронить. А насчет распутать узлы… Как странно дементор всё-таки повлиял на него. У магов эта субстанция совсем другая. А здесь… Нитки и нитки. Вот только мне гораздо проще разжечь огонь, чем сидеть и распутывать клубок. Поджечь их, что ли?.. Чем? Нет, эксперименты лучше оставим на потом, когда Дадли выздоровеет.

Волк вернулся, подталкивая в спину растерянного Дадли. Парень не осознавал ни что с ним произошло, ни где он оказался. Его глаза равнодушно скользнули по собственному телу и сфокусировались на матери.

— Да-адли? — дрожащим голосом с надеждой прошептала Петуния.

Я удивленно повернулся к ней.

— Вы что, его видите?

Женщина судорожно кивнула, не отрывая взгляда от сына.

— Не-нечетко… В-волк п-подсвечивает…

Дадли в призрачном состоянии значительно отличался от своей физической оболочки. Его душа сияла мягким светом, выражение глаз было печальным и словно бы чуть виноватым. Весь облик его выражал растерянность. Он был словно маленький потерянный ребенок. Через что он успел пройти? Что успел испытать, пока я его не вернул?

Я, внимательно рассмотрев Дадли, повернулся к дрожащей Петунии.

— Так, миссис Дурсль, я сейчас постараюсь исправить то, что натворили дементоры, а вы, пожалуйста, зовите Дадли. Вы должны удержать его здесь, напомнить, кто вы для него, говорить с ним. Он должен захотеть вернуться и остаться здесь.

А сам я полез в сумку за книжкой, пролистнул испещренные пометками листы и задумался. Вообще, специального заговора для вывода из комы не было. Люди раньше просто не знали, что это такое. Разве что… Я вернулся в содержание. Разве что, заговор от летаргического сна? Пробежавшись взглядом по строчкам, я хмыкнул. Заговор был из христианских времен, а Дадли не слишком похож на верующего. Ну, в любом случае, попытка не пытка.

Книжка отправилась в сумку. Я шагнул ближе, наклонился над его телом и, положив руки на бледный лоб так, чтобы все пальцы встречались на середине, зашептал ему на ухо:

— Через кровь Адама родилась смерть, через кровь Христа родилась жизнь, сон раба Божьего Дадли, прекратись. Раб Дадли, открой глаза, тебя не ждут небеса. Если сейчас глаза не откроешь, сон не прогонишь — умрешь без покаяния и без отпевания. Вставай, просыпайся и поднимайся.

Я продолжал начитывать заговор, а нити дрожали, пульсировали серебристым светом, расплетаясь. Коленки подогнулись. В ушах зашумело, закружилась голова. Рядом раздался неуверенный тихий голос Дадли, доносящийся как будто из глубокого колодца:

— Мама? Что случилось?

Приборы пискнули. Я перевел взгляд на них, пытаясь разобраться в данных. Так, ну, состояние тела у него определенно улучшилось. Вот только у меня не получилось распутать узлы до конца. Некоторые вообще затянулись сильнее. Н-да… Чтобы распутать эти гребанные узлы, часть связи между телом и душой придется обрезать. А я не смогу заниматься нитками и одновременно держать Дадли здесь. Волк мне в этом ни черта не поможет — тут моя личная сила нужна. Блин. И предков не позовешь, они давным-давно мертвые. В мире живых они его не удержат, только оборвут нити окончательно. Тут нужны живые маги. Те, кто как минимум смогут прикоснуться и увидеть…

Лавгуд!

Я подскочил. Она же говорила, что видит магию и может с ней работать! Вот кто сможет мне помочь!

— Миссис Дурсль, Дадли сейчас стало лучше, но я один не справлюсь. Разрешите привести помощницу?

— Если это поможет Дадли, можешь привести хоть всех демонов Ада.

— Дадли, — я повернулся к душе. Дадли со страхом разглядывал собственное тело и подпрыгнул, когда услышал меня. Ага, осознал, что случилось. Уже хлеб. — Оставайся у своего тела. За пределы здания не уходи. А лучше вообще из палаты ни ногой.

Я вырвал из тетради листок и накарябал Луне записку. Надеюсь, она не оставит меня в беде.

— Что ты такое? — пробормотал Дадли. — Я… Я не смогу нарушить твой приказ. Почему?

— Я шаман. Кричер, покажись. Отнеси эту записку Луне Лавгуд и, если она согласится, перенеси сюда… И знаешь, — я сощурился, переводя взгляд на перепутанные нити. Дух — магия… — Приведи-ка сюда еще и Гарри Поттера. Только по-тихому.

Тот соткался в углу, поклонился и исчез.

* * *

Гарри был невероятно рад покинуть Дурслей. После нападения дементоров всё покатилось к черту. Тетя билась в истерике и проклинала весь волшебный мир, в особенности племянника.

— Лучше б это случилось с тобой, мерзкий мальчишка! Это все ты!.. Все из-за тебя! — кричала она, заливаясь слезами и заламывая руки.

После этих слов Гарри замер, широко открытыми глазами глядя на тело Дадли, уложенное дядей Верноном на диван.

Уже должна была прибыть скорая, когда в раскрытое окно влетела сова и скинула перед ним письмо из Министерства. Это стало последней каплей для дяди Вернона. Он впервые за долгое время поднял на Гарри руку. Громовещатель от Дамблдора тоже оказался некстати, добавил синяков на теле и окончательно убрал краски с лица тетушки. Судя по всему, в тот момент ей больше всего хотелось выкинуть нелюбимого племянника из дома, но страх перед магами был сильней. Дурсли заперли Гарри в его комнате, а сами поехали в больницу вслед за скорой. «Разгребать твое дерьмо», как куртуазно выразился дядюшка.

Баюкая вывихнутое запястье, Гарри пытался осмыслить то, что с ним случилось. Он, в принципе, понимал чувства своих родственников и не особо злился на них. Дадли было жаль. Несмотря на их непростые отношения и травлю в начальной школе, кузен не заслужил такой судьбы. Лучше и вправду смерть, чем такое «овощное» состояние.

А еще ему было мучительно стыдно. Он оказался настолько слаб, что не справился, не смог противостоять своему самому большому страху — дементорам. Он сумел вызвать Патронус слишком поздно, и, когда тот отогнал этих мерзких тварей, всё уже случилось.

Следующие сутки слились в нескончаемое мучение: родственники совсем его не кормили и постоянно попрекали, болели синяки и ссадины от побоев, запястье распухло и не гнулось, и у него поднялась температура, а доступа к лекарствам или зельям не было. Постоянно хотелось пить.

Момент, когда Тонкс и Люпин забрали его, Гарри принял с облегчением. Вот только Дадли… Надо спросить у Вадима, вдруг ему можно помочь?

На Гриммо его первым делом напичкали зельями, вправили запястье и, дав полчаса на то, чтобы привести себя в порядок, отвели к Дамблдору.

После года занятий окклюменцией Поттер стал усидчивее, сдержаннее и наблюдательней. Вообще, он стал больше внимания уделять деталям, особенно это касалось реакции окружающих. И эти детали его не радовали. Несостыковки в словах и поступках, в реакциях, а иногда и откровенная ложь просто бесили, но Гарри старался держать лицо. Его пытаются использовать? Что ж, посмотрим, как у них это получится. Он сделает все, чтобы не стать телком на веревочке.

Директор внимательно выслушал его версию событий, задумался и, ничего не сказав, отправил к друзьям. Гарри и не протестовал, но его неприятно кольнуло нежелание директора делиться информацией. Старик явно знал о случившемся с ним и его кузеном больше, чем рассказывал. И это вовсе никакая не случайность. Вся накопленная за эти два дня злоба заклокотала внутри при виде этого лицемерия. Мудрый, всё понимающий взгляд директора вызывал почти неконтролируемую ярость.

В течение года Поттер часто вспоминал встречу с Вадимом в кафе, его слова об одноразовом герое. А приехав в школу, стал сопоставлять известные ему факты со словами окружающих…

Первым неприятным открытием стало поведение Рона и однокурсников. Затем последовал закономерный вывод о том, что люди видят только то, что хотят видеть, и верят в то, во что хотят верить. Вторым открытием, на сей раз приятным, стала поддержка Гермионы, Вадима, а затем и Малфоя. Вот уж чего-чего, а от последнего он этого никак не ожидал. Вообще, за этот год Гарри порядком подрастерял свою наивность и веру в людей. Зато маска смелого, но наивного и простоватого гриффиндорца была безопасной и удобной. Иногда Гарри ловил себя на мысли, что не зря, не зря Шляпа предлагала ему Слизерин.

Правда, к маю становилось всё сложнее сдерживаться. Иногда хотелось наорать на всех, убежать и скрыться. От друзей, однокурсников, от странно понимающего Малфоя, который непонятно с чего вдруг стал помогать, от проблем и ответственности — но потом удавалось взять себя в руки и вернуть трезвость мысли. До новой вспышки ярости.

Мир магии открывался с новой, омерзительной стороны. Однажды Гарри вспомнил слова Волхова о свободе воли и отсутствии выбора даже в любви. Как он возмущался, мол, в любой аптеке приворотного тридцать три вида — покупай, не хочу. Тогда он только посмеялся, а теперь задумался и пообещал себе быть осторожнее.

И Вадим… Все же не зря он совал ему самодельные амулеты. Ловец снов, неудобный в носке и постоянно рвущий ему одежду, принял на себя первый удар и дал время сконцентрироваться и собраться. У Гарри не болела голова, он относительно трезво мыслил и благодаря этому сумел выбраться.

Все-таки Волхов, так же, как и Дамблдор, знал больше, чем говорил. Гарри хорошо запомнил, что друг видит вещие сны, но тот никогда не рассказывал подробности. Возможно, это было оправданно. Вадиму хотелось верить, да и кому, как не ему? Первому и лучшему другу? Тому, кто никогда не лгал и не давал усомниться в себе?

Когда авроры вытрясали из него всю душу, пытаясь выяснить, что случилось, Гарри молчал. Он прекрасно понимал, что если он заговорит о возвращении Волдеморта, то легкой его жизнь не будет. Властям не нужна паника. Волхов кружил над ним, как коршун, отгоняя всех любопытных и даже директора. Поттер открыл рот только тогда, когда они остались с Дамблдором наедине.

Все эти размышления пронеслись в голове, пока он поднимался в комнату Рона. Мысли цепляли одна другую, факты складывались в единое целое. Картина была не полной, будто паззл, собранный не до конца. Не хватало деталей. Однако то, что открылось перед ним, вызывало страх. Волдеморт был злом привычным и понятным, больнее оказалось сомневаться в близких, тех, кто был рядом.

Когда он рассказал о дементорах, Вадим странно дернулся и побледнел. Нет, все так или иначе показали реакцию, ужаснулись, но Вадим старательно отводил глаза, а потом и вовсе вскочил и, невнятно извинившись, убежал. Почему? Неужели заранее знал о нападении? И не предупредил?!

После этого никаких сил не осталось. Морально и физически он был совершенно вымотан. Гарри представлял, как сейчас примет душ и ляжет спать и сможет, наконец, отдохнуть, но этому не суждено было случиться. Прямо в ванной его выловил Кричер и задал вопрос о том, хочет ли он помочь Вадиму. Гарри на секунду замер, глядя на себя в зеркало. «Если не верить Вадиму, то кому?» — пронеслось в голове. И Поттер кивнул.

Домовик тут же перенес его в… палату Дадли. Там Гарри сразу же напоролся взглядом на напряженную фигуру тетушки, которая даже не обратила на него внимание. Через пару минут появился Кричер вместе с Луной Лавгуд. Вадим деловито объяснил, чего он от них ожидает, и началось муторное действо — обряд, ритуал, в общем, что-то, призванное вернуть Дадли к жизни. Задачей Поттера была подпитка Вадима магией и начертание их с тетей кровью нескольких фигур в изголовье кровати. Луна с Вадимом будто распутывали нечто невидимое, переплетали, перевязывали. Обряд занял не больше десяти минут, но к его концу все участники чувствовали себя, да и выглядели не лучшим образом. Вадим стал холодным как лед и трясся в ознобе. Лавгуд от него не отставала, да еще и из носа у нее закапала ярко-алая кровь, которая странно и контрастно смотрелась на её белом лице. Сам Гарри чувствовал себя получше, чем остальные, только легкая слабость неприятно отдавалась в теле. А Дадли… Дадли проснулся.

Тетя Петуния со слезами радости на глазах засуетилась вокруг своего птенчика. Вадим позвал Кричера и приказал вернуть Луну, где взял, а потом вредный домовик, который ничего не делал без злобных комментариев, молча переместил их на порог дома на Гриммо. А дальше началось «веселье».

Когда они зашли вовнутрь, их сразу оглушили крики. Сириуса распекали прямо в холле.

— Почему ты его отпустил?! — заламывала руки миссис Уизли. — Он еще и Гарри за собой потащил!

— Грязнокровки, предатели, мерзавцы!.. — визжала миссис Блэк.

— Они могут попасть в неприятности! За ними охотятся! Сириус, как ты мог?!

Рядом топтались остальные члены Ордена и поддакивали воплям. На лестнице в обнимку сидели все дети Уизли и Гермиона. А со второго этажа за этим балаганом с противной усмешкой наблюдал Снейп.

— Силенцио! — рявкнул крестный, не выдержав гвалта, и подлетел к портрету матери, чтобы задернуть шторы. — Молчать! Ты его не видела, Молли, чтобы судить. У него сработала клятва, на руках выступила кровь, а глаза были совершенно стеклянными. Он был не-вме-ня-ем, — по слогам проорал он в лицо Молли. — Если бы я отказался, он всё равно ушел, так или иначе. Что мне оставалось делать?

Миссис Уизли хмуро махнула палочкой перед своим горлом и снова открыла рот.

— Задержать! Хотя бы на минутку, чтобы мы пошли с ним!

— Молли, я отщепенец, но не идиот! Он мог свихнуться! Руки потерять! Дар!

Кричер захлопнул дверь за мальчиками и с достоинством засеменил к себе, бормоча под нос ругательства.

— Здравствуйте! — громко сказал Гарри, влезая в ссору.

Вадим вяло махнул рукой, безвольной тряпочкой болтаясь на его плече, и прижался к нему сильнее. Друга била дрожь. Ему явно было очень холодно.

Взгляды магов сосредоточились на подростках. Ребята, до этого тихо сидящие на лестнице, вскочили и бросились к ним. Близнецы, не сговариваясь, перехватили Вадима, поднырнули под руки, обняли за пояс, помогая стоять. Тот обвис и вцепился в них. Его заколотило. Гермиона налетела на Гарри, сжала в объятьях, а потом обхватила ладонями лицо своего парня, заглядывая ему в глаза.

— Где вы были? Что с тобой? Вадим!..

Рон подскочил на её место и хлопнул Гарри по плечу.

— Мы вернули душу Дадли! — заявил Гарри во всеуслышание.

— Вы сделали что? — слабо переспросила миссис Уизли, не веря своим ушам.

Сириус поперхнулся. Взгляды скрестились на Вадиме. Тот вяло улыбнулся и кивнул, подтверждая, что да. Вернули.

— Мисс Грейнджер, будьте так любезны, отлипните от своего героя, — язвительно сказал Снейп, подкрадываясь к Гермионе. Та вздрогнула и уступила ему место.

Зельевар поддел подбородок Вадима и заглянул ему в лицо, нависая огромной черной согбенной тенью, точь-в-точь злобный ворон. Волхов выглядел из рук вон плохо: белое лицо, синие губы, черные круги под глазами, даже волосы, казалось, потускнели. Расширенные зрачки впились в лицо зельевара. Парень молчал.

— Магическое истощение, — припечатал Снейп, отвечая таким же пристальным взглядом. Друг нервно облизнулся. — Волхов, вы загнали себя до такого состояния, что вам сейчас даже зелья не помогут.

— В Мунго нельзя. Его могут выкрасть, — озабоченно сказал Люпин. — А мадам Помфри в отпуске во Франции.

— А ваш лечащий врач, мистер О’ Фей, вообще в Норвегии, — вкрадчиво подхватил Снейп.

Гарри наблюдал за двумя слизеринцами и не мог понять, что ему не нравится. Что-то было не так. Да еще этот разговор… Странные интонации, которые он никак не мог понять. Или они странные, потому что Гарри никогда раньше не слышал, чтобы желчный профессор разговаривал таким тоном? Снейп явно злился, но пальцы на подбородке Вадима не сжимал. Тот уже закатывал глаза, постепенно отключаясь и наваливаясь на близнецов все сильнее. Судя по голосу Снейпа, всё было очень плохо, и Гарри не мог понять, почему все медлят и ничего не делают.

— …может, Дамблдор сможет? Я точно не подхожу, тем более я только недавно начал обучение этой технике, — неуверенно предположил Люпин.

— Волхов его не подпустит к себе, — Снейп отпустил подбородок Вадима и перевел непроницаемый взор на близнецов. — Несите его в комнату. Я сейчас приду.

Фред и Джордж послушно потащили потерявшего сознание парня по лестнице. Гарри с недоумением наблюдал за ними, не понимая, почему взрослые все еще не помогли целителю.

— Что вы собираетесь сделать? — спросил он. — Вы же говорите, что нельзя в Мунго, а врачей у нас, в Ордене, нет. Как вы собираетесь ему помочь? Почему ему нельзя дать восстанавливающее?

— Крайняя степень магического истощения лечится только магией другого волшебника. Если это не колдомедик, то родственника, близкого человека, любимого… — пояснил Сириус.

— Есть еще несколько условий, — нервно добавил Люпин. — Должно быть доверие, что объясняет, почему подходят только вышеперечисленные личности, а также сродство…

— Но у нас отдельный случай, — вмешался Снейп. — Энергоструктура Волхова такова, что может взаимодействовать почти с любым видом силы, а значит, практически с любым магом.

Повисло потрясенное молчание.

— И что? Что это… — спросил Гарри, а потом замолк, сообразив. Смешивать магию напрямую волшебники без кровного родства могли посредством секса. — О.

— Удивительно, вы стали использовать мозги по назначению, — едко усмехнулся Снейп за спиной. — Но не всё завязано на сексе, мистер Поттер. К счастью, у меня есть необходимая медицинская подготовка.

Гарри не смог сдержаться, и его перекосило. Это Снейп-то?! Он что, будет… Нет, лучше не думать. Гарри понятия не имел, как это происходит между колдомедиком и пациентом. Наверное, Снейп использует заклинания, не будет же он, в самом деле, прикасаться к Вадиму?..

Снейп только покосился на гримасу Гарри, презрительно хмыкнул и ушел вслед за близнецами. Гарри остался.

— Ну-с, молодой человек, — уперла руки в бока миссис Уизли. — А теперь объясните-ка нам куда вы так внезапно исчезли, никого не предупредив? Чем ты думал, Гарри?! Мы же волновались о тебе!

— Это замечательно, что Вадим смог помочь. Как мы поняли, твой кузен в порядке? — Люпин улыбнулся. — Это действительно невероятно! После поцелуя дементора еще никто никогда не приходил в себя.

Гарри только кивнул и тяжело вздохнул. Судя по лицам Молли и Тонкс, сейчас его будут отчитывать. Вот бы, как Волхову, отключиться и не слышать всех этих упреков…

Интерлюдия шестая

Северус закрыл за собой дверь и раздраженно дернул пуговицу на шее, расстегивая воротник. Мантия и сюртук отправились на спинку стула, такого же старинного и вычурного, как и всё в этом доме. Вадим скорчился на своей кровати, спиной ко входу. Его колотило. Белые пальцы с синюшными ногтями судорожно цеплялись за плечи в попытке сохранить хоть каплю тепла. Однако изнутри шел вымораживающий холод, и те крохи, которые Вадим смог урвать у Поттера и близнецов, стремительно таяли.

Северус глубоко вздохнул, запирая клокочущие эмоции на замок. Раздражению и злости не место в таком тонком процессе, как слияние аур. Неважно, что двигало этим… человеком, когда он доводил себя до такого состояния. У него всегда отключался инстинкт самосохранения во время лечения, а тут — возвращение съеденной души. Может быть, у него не было намерения залезть в постель к Северусу. До сих пор Вадим не позволял себе намеков. Первое и единственное прикосновение, которое можно было назвать ласкающим — поглаживание запястья десять дней назад… И небольшой флирт.

Северус отрезал от себя воспоминание. Никакого личного отношения. Всё осталось там, за дверью. Здесь есть лишь маг, которому срочно требовалась помощь. И никак иначе думать о нем сейчас нельзя. Не хватало еще почувствовать влечение к пятнадцатилетнему подростку. Пусть разумом он гораздо старше, но глаза-то видят хрупкого юношу, только-только вступившего в пору взросления. Несовершеннолетнего.

Северус закатал рукава рубашки, сел на кровать и заглянул в лицо Вадима. Бледный лоб был покрыт испариной, с лица ушли все краски, из приоткрытых посиневших губ вырывалось тяжелое дыхание, очень напоминающее всхлипы, зубы стучали. Вадим метнул на Северуса мутный полубессознательный взгляд из-под приоткрытых век и захныкал, когда он погладил сероватую ледяную щеку и смахнул с неё светлую кудряшку.

Мимолетом отметив, что Волхову становится хуже, Северус велел:

— Перевернись. Сейчас станет легче.

— С-с-север… — с трудом выговорил Вадим по-русски, послушно переворачиваясь на спину, и нервно хихикнул. — Тепло, М-морозушко…

Северус бесцеремонно развел его руки и залез под футболку. Вадим охнул, когда к груди и к солнечному сплетению прижались ладони, и обмяк.

— Не сопротивляйся.

Северус сам не ожидал, что фраза выйдет таким вкрадчивым низким тоном. Он вздохнул, прикрыл глаза и расслабился, настраиваясь на чужое дыхание и чувствуя, как под ладонью заколотилось сердце.

Вадим был истощен. Его магия, раньше напоминающая океан, скукожилась до промерзшего озерца. «Замороженное одиночество — как будто прямиком из Азкабана», — промелькнуло в голове сравнение. Нужно всего лишь осторожно переплести свою магию с чужой, словно с пальцами другого человека, а дальше всё получится само собой. Зельевар потянулся навстречу, согреть, вызвать хоть какой-то отклик в этом пугающем бессилии.

Аура Вадима открылась с такой готовностью, что Северус буквально рухнул в неё, как в яму. «Он же проводник! Чертов синдром Грин!» — успело промелькнуть в голове. Достаточно было всего лишь одного касания, чтобы его подхватила волна, затягивая в себя, как в водоворот.

Вадим широко распахнул глаза. Из его груди вырвался длинный низкий стон. Ледяные пальцы жадно вцепились в запястья. С каждой секундой его магия становилась всё теплее, живее, снова разворачиваясь в солнечный теплый океан, ласковый и пьянящий. Могучий, огромный, удивительно щедрый и такой покорный… И на нем сейчас бесновался шторм.

Парень невидяще смотрел в потолок и что-то тихо бормотал на своем языке, перемежая фразы мучительными стонами. В душе Северуса шевельнулось сочувствие, но продержалось недолго. Ровно до тех пор, пока он не разобрал смысл слов.

— Ты такой… Острый, сладкий, жаркий… Горячее вино с пряностями и привкусом крови… Я как будто лечу к звездам… Или падаю… В темноте не разобрать — и это классно… Се-е-евер… Ну, пожалуйста… прошу…

Это были стоны не боли, но удовольствия.

От мальчика исходило едва видимое сияние. Кожа мягко светилась от перенасыщения силой — резонанс во всем своем великолепии. Воздух загустел, потемнело, и светильники на стенах тревожно замерцали. Раздался низкий, на пределе слышимости, гул, и Снейп ощутил вибрацию, словно от пробежавшего недалеко табуна кентавров. Стены комнаты напрямую впитывали в себя излишки выплескивающейся магии. Воздух над кроватью и в паре метров от нее взблёскивал мелкими золотистыми искорками.

Северус стиснул зубы. Магии становилось слишком много.

— Твою мать, Волхов… Люмос! — яркая вспышка от ламп затопила помещение.

Несмотря на режущий глаза свет, зрачки парня расширились настолько, что оставили только яркий зеленый ободок с самого края. Волосы разметались по подушке, по телу Вадима пробежала лёгкая судорога, заставляя выгибаться. Северус поймал себя на том, что невольно, несмотря на собственные запреты, любуется им. Вздрогнул, чувствуя, как трещат железные тиски воли и поет собственная сила. Как он ни старался взять под контроль свое тело, у него не получалось. Эта картина была настолько прекрасна, что выстроенный щит самоконтроля вздрогнул и треснул. В прореху радостно хлынул пьянящий поток, накрывая с головой.

Это было потрясающе. Снейп в жизни не ощущал ничего даже отдаленно похожего. На курсах колдомедиков рассказывали, что человеческий мозг способен воспринять всего лишь три секунды чистой эйфории. Но сейчас он был готов поспорить с этим утверждением.

Вадим последний раз глубоко вздохнул, на выдохе испуская чувственный стон, и отключился. Глаза закатились, длинные ресницы отбросили тени под глазами, пересохшие губы приоткрылись, блеснула полоска зубов.

Северус медленно убрал руки, отвернулся, уперся локтями в колени и потер ладонями лицо. В ушах от попробованной силы стоял тонкий звон. Тело ныло, отчаянно хотело довести удовольствие до логического конца. В голове было гулко и пусто, а магия буквально бурлила в венах. Волхов — чистое искушение в магическом плане.

Целитель вздохнул, поерзал и причмокнул губами. Он уснул быстро и крепко, как умеют только вымотанные люди. На его лицо вернулись краски, нежный румянец расцветил высокие скулы. Он согрелся и больше не корчился от невыносимого холода, а лежал расслабленно и выглядел умиротворенным. Северус осознал, что их ауры переплелись так, как будто они с Вадимом были супругами и лет десять спали только друг с другом. Чертов синдром Грин.

Помедлив, Северус прошептал над Вадимом очищающее. Был соблазн наложить еще и обливэйт, но он переборол этот постыдный порыв. Волхову пятнадцать было лишь физически. Разумом он гораздо старше и наверняка не станет делать ситуацию сложнее, чем она есть. И так можно сломать голову, гадая, специально ли он довел себя до полного изнеможения, чтобы Северус был вынужден ему помочь, или это трагическая случайность. Как целитель он прекрасно знал, как лечится такое магическое истощение. Не знал только, что зельевар владеет нужными навыками. Паршивец. Не мытьём, так катаньем? Или это просто его мнительность, и он все себе надумал?

Северус поправил одеяло и уложил Вадима поудобнее, скатив с края кровати ближе к центру. Возбуждение постепенно сходило на нет, оставалась лишь чувствительность в руках. Тянуло прикоснуться, погладить нежную щеку, пропустить сквозь пальцы золотистые мягкие кудри… Неожиданно дверь тихо скрипнула, и в щель заглянула Молли. Снейп испытал укол раздражения, с трудом заставив себя не вздрогнуть и не отдернуть руки с плеч подростка.

— Северус, все нормально? — шепотом спросила Молли, бросая любопытный и обеспокоенный взгляд на кровать. — Дом так трясло, мы уж испугались, что защита нарушится, но обошлось.

Снейп только кивнул.

Молли выдохнула и уже снова открыла рот, чтобы снова что-то спросить, как напоролась на жесткий предостерегающий взгляд Снейпа и, понятливо кивнув, ушла.

Северус дождался, когда она закроет дверь, и еще раз внимательно посмотрел на спящего Вадима. В любом случае уходить сейчас было нельзя. Они не кровные родственники, чтобы пяти минут объятий хватило для полного восстановления. Безмолвным взмахом руки зельевар призвал подушки и, устроив их у себя за спиной, откинулся на спинку в изголовье кровати.

Вадим мирно сопел под боком. Северус отвел кудри с его лица и вздохнул, вспомнив, какая ослепительная из него вышла ведьма. Все маги с более-менее приличным потенциалом были красивы, если не имели нарушений в структуре ядра или генетических мутаций. Но Волхов выделялся на их фоне какой-то бесполой красотой. Северус вспомнил, как читал в одном старом фолианте теорию, которую он не только не воспринял всерьез, но даже посмеялся. Она гласила, что магия и суть волшебника находят отражение в его облике. Эта ересь до сих пор казалась ему весьма спорной и не имела фактического подтверждения. Он бы скорее поверил в то, что эта андрогинная внешность — выверт синдрома Грин.

Но кроме красоты Волхов также обладал сильным характером. Он оставался чистым и светлым человеком, несмотря на пережитое. Импульсивен, да, но достаточно умен, чтобы нивелировать последствия своих поступков. С ним было уютно молчать и всегда было о чём поговорить.

И его глаза… Взгляды, то понимающие, то пронзительные, то наполненные болью и страданием, то искрящиеся весельем. Очень выразительные глаза. И всегда, несмотря на испытываемые эмоции, в них светилась мудрость. Словно ему было доступно некое знание, которое поднимало Вадима над всем миром. Впрочем, учитывая, что он был шаманом и ясновидцем, скорее всего, так и было.

Вадим повернулся, по-хозяйски закинул руку на бедро Северуса и расплылся в сонной довольной улыбке. Зельевар не удержался — провел рукой по кудрявой голове.

Самолюбие грела мысль, что он способен вызывать такое глубокое чувство. Да даже еще до его признания Снейп часто ловил себя на мысли, что не хочет ни с кем его делить. А теперь, после разлуки, это чувство походило на то, как мучительно ему было делить внимание Лили с другими. Вадим стал ему так же дорог, если не больше.

Нет. Так не должно было быть.

Всё внутри: мысли, чувства, эмоции — смешалось во взрывоопасное зелье. Все ингредиенты вступили в реакцию, и в результате в душе плескалось что-то невообразимое. Как варево Лонгботтома.

Северус замер, а потом тихо застонал и с силой провел ладонью по лицу, будто пытаясь стереть липкую паутину мыслей.

Эмоции, ненужные, лишние и откровенно вредные… Он же обещал себе, что больше не наступит на те же грабли![18]

Глава 60. Полезные знакомства и неожиданные выводы

Неизменно платформа 9 и ¾ утром первого сентября была заполнена под завязку. Поезд отправлялся меньше, чем через полчаса, и я пробирался вдоль состава к последним вагонам. Увидев Луну в компании отца и какого-то парня, я подал ей знак, что нам надо поговорить, и вежливо кивнул мистеру Лавгуду. Интересно, как он отреагировал на отлучки Луны? Судя по его строгому взгляду в мою сторону, не очень хорошо. А я даже не поблагодарил его за помощь с трупами. Надо исправиться и хоть письмо ему написать… А может, и не стоит. Надо уточнить у Лавгуд, а то смотрит он на меня, как Ленин на буржуазию.

Я нашел свободное купе, что оказалось не так-то просто — поезд уже был забит битком. Гарри, Гермиона, Рон и близнецы с Джинни отправились на вокзал раньше. А меня доставили отдельно, буквально за пять минут до отправления. Для конспирации, ага.

Мимо открытой двери прошла Луна, мазнув по мне рассеянным взглядом, но, узнав, вернулась.

— Привет, как дела? — устраивая свой сундук на полке, спросила она.

— Нормально, — дернул я плечом. — Вчера было заседание этой говорильни.

Луна устроилась на сиденье напротив, благовоспитанно разгладив юбку на коленях, и вопросительно приподняла левую бровь. Волосы были сколоты в скромный узел, вся такая примерная — прям девочка-цветочек. Я ей доброжелательно улыбнулся.

— Что? Я про Визенгамот. Поттера оправдали. Кстати, я рассчитываю узнать подробности, так что постарайся никуда надолго не отлучаться.

Бедный Поттер за последний месяц лета отощал, побледнел и вытянулся, в своих бесформенных джинсах напоминая жертву Освенцима. Заседание по поводу использования Патронуса было назначено на тридцать первое августа, как-то вообще не по канону. И в результате бедный Гарри весь извелся, не зная, вернется ли в школу или нет. Похоже, эти сволочи нарочно поставили заседание на эту дату, чтобы нервы потрепать. Поговорить на Гриммо мы с Гарри так и не смогли — в последние сутки рядом постоянно ошивался кто-то из орденцев.

Луна кивнула.

— Скажи мне, а как твой папа? Он не сильно злился?

Луна нахмурилась и отвернулась к окну, потом скривилась и, чуть не плача, обиженно посмотрела на меня.

— Он меня выпорол, ремнем, два раза, — пожаловалась она, а потом не удержалась и наябедничала. — Тенси, зараза эльфийская, меня выдал папе. А ведь, когда я отлучалась для настройки защиты вашего особняка, папы не было. А он все равно… Предатель.

Я еле-еле сдержал улыбку. Уж больно умилительно она выглядела.

— Кстати, как там защита? Вы завершили ритуал? Проемы окон и дверей?

— Да, Гарри все сделал, — ответил я, вспоминая прошедший месяц.

В конце лета я посоветовался с Гарри и Сириусом, и мы вместе разработали грандиозный план по удалению орденцев из дома. Сириус с восторгом поддержал идею. Я так понял, что он всегда за любой кипеш, кроме голодовки. Сценку разыграли, как по нотам: абсолютно дурацкий повод, ор на пределе возможностей и обвинения во всех смертных грехах. Мы с Гарри изобразили ссору, и я в очередной раз сбежал из дома, в чем был.

Молли поставила всех на уши, опасаясь, что я в очередной раз попаду в неприятности, а Блэк талантливо всех накрутил и благородно вызвался меня выследить. В общем, весь Орден Феникса, разделившись на группы, несколько часов прочесывал Лондон. Самая большая под предводительством черного пса якобы шла по моему следу. Чем занимались остальные — понятия не имею. Сириус даже перевыполнил свою задачу, дав нам не два, а целых пять часов, этим позволив немного восстановиться и закончить ритуал. Не представляю, как бы мы с Гарри перемещались по дому, макая кисть в кровь, если бы кто-то был рядом! А так спокойно нарисовали защитные знаки. Гермиону, Рона и прочую молодежь из Ордена я просто и незамысловато усыпил, чтобы те не путались под ногами. В общем, теперь дом на Гриммо — нормальное жилье мага, сохраняющее свой декадансный антураж только из любви Сириуса и Гарри к маскировке.

Защиту нам настраивала Лавгуд. И то, как мы проводили её под Фиделиус, требует отдельного рассказа. Сириус вызвался достать бумагу с адресом, написанным рукой хранителя — Дамблдора. И он достал, но наотрез отказался рассказывать, как сумел это провернуть, только морщился на наши вопросы.

Установка защиты странно повлияла на Поттера, внеся его на гобелен, правда, непонятно в каком качестве. Для меня непонятно. Зато Луна была уверена, что так и будет, но знаниями не поделилась. Хотя я спрашивал, а она, зараза такая, не ответила, только загадочно улыбалась и отправляла к Сириусу. Тот тоже промолчал. Заговор, однозначно!

Северуса во время этой свистопляски, слава богам, не было. Он пропадал неизвестно где. Вообще, он начал меня избегать после того, как вылечил моё магическое истощение, и приходил на Гриммо только для очередного доклада, с ловкостью ниндзя уклоняясь от встреч. Неужели я настолько ужасно себя вел, пока он накачивал меня магией? Я позволил что-то лишнее? Рассказал об очередной фанатской фантазии? Лез с поцелуями? Воспоминания упорно не приходили. В голове осталось лишь невероятное ощущение полета, блаженное тепло, странный, очень вкусный привкус во рту и звезды перед глазами. Ну, в самом деле, не сексом же мы занимались?! Он же декан и зельевар, проходил медподготовку на случай истощения учеников, мне Помфри говорила! А может, он просто заработался? У шпионов работа ненормированная, да и график тяжелый…

Про Волдеморта я знал только то, что он снял с наемников задачу по моему отлову и переключил на что-то другое. Видимо, у Темного Лорда хватало иных важных дел, нежели поимка такого ценного меня. А, еще к нему вернулся Барти. Похоже, Макс решил, что его любимый последователь достаточно отдохнул и можно действовать дальше.

Кстати, о Максе… Мы договорились встретиться в поезде, где он?

— Луна, помнишь, я говорил тебе об одном второкурснике, с которым нужно подружиться? Он сейчас должен подойти.

— Да, ты просил быть милой, — улыбнулась девушка.

— Вот именно, не ошибись.

— Может, уже скажешь, кто это?

— Это…

И, словно дожидаясь этих слов, дверь купе распахнулась. На пороге, эпично и пафосно завернувшись в слизеринскую мантию, нарисовался Максвелл Стюарт, он же бывший крестраж Тома Риддла, он же новый Темный Лорд. Он обвел нас своим мрачным взглядом и, с трудом толкая перед собой сундук, любезно уведомил:

— Я еду с вами!

— Максвелл Амброуз Стюарт, — закончил я. — Макс, это Луна Лавгуд. Очень рекомендую. В случае необходимости она тебе и костюмчик достанет, и едой снабдит, и книжку найдет, и трупы поможет спрятать. И главное, её никто ни в чем не заподозрит!

У Луны от такой рекомендации открылся рот, она глупо заморгала, а вот Макс выпрямился и взглянул на мою попутчицу уже пристальнее. Луна взяла себя в руки, встала и сделала книксен, сдерживая улыбку — больно забавно выглядел Максвелл. Тринадцатилетний мальчишка, а ведет себя как взрослый. Прокол. Хотя все мы здесь… Впрочем, всех умиляют дети, ведущие себя по-взрослому… Так же, как и котики, щеночки и ободок с лисьими ушками на голове сурового брутала.

Несмотря на то, что среди нас Макс был самым младшим, он чуть возвышался над Луной. Вот же Лавгуд задохлик!

— Очень рад, — обаятельно улыбнулся он. — Я не буду заставлять такую очаровательную леди прятать трупы, у меня для этого есть специалист, а вот информация мне бы пригодилась.

С этими словами он галантно склонился над рукой Луны и поцеловал ее.

— Он планирует захватить мир, — объяснил я Луне с вежливой улыбкой.

— Зачем мне весь мир? Мне хватит и Великобритании.

— Любопытно. Рекомендация Вадима для меня много значит, поэтому обращайся. Помогу чем смогу.

По ее лицу было не ясно, всерьез ли она восприняла наши слова или нет. Максвелл снова сверкнул улыбкой и пристроился рядом со мной на сиденье.

— Скоро должен подойти еще один человек, — я внимательно посмотрел на Максвелла, с намеком. — Ты его знаешь… заочно.

— Поттер, что ли? — добродушно улыбнулся Макс.

Я утвердительно кивнул, пристально отслеживая малейшие изменения на его лице. Стюарт все так же беспечно улыбался, только в глазах мелькнула настороженность.

— Вот и познакомимся, — подытожил он.

Мы проболтали еще пару часов, обсуждая ничего не значащие темы: профессоров, учебу, учеников и прочие глупости. И вот в купе зашел Поттер. Увидев меня с Луной, он облегченно улыбнулся, но рассмотрев Макса, сразу посерьезнел. Видимо, обсуждать свои дела при посторонних он не хотел. Я познакомил их. На каком-то инстинктивном уровне подростки отнеслись к друг другу с недоверием. Даже руки не пожали. Ну, с Максом все понятно, а Поттер что? Слизеринцев не любит, а я — редкое исключение?

Мы с Луной не настаивали, продолжая обсуждать школу. Поттер ёрзал от нетерпения. Макс же минут десять с интересом рассматривал национального героя, а потом вежливо удалился, сказав, что пойдет навестить своих друзей. Видимо, какие-то выводы он все же для себя сделал.

Гарри облегченно выдохнул, сразу запечатал дверь заклинанием, обезопасив нас от прослушки, и повернулся к нам.

— Мне поверили авроры! — выпалил Поттер. — Что Волдеморт возродился.

— Чего? — удивился я. — Как ты с ними пересекся?

— Давай ты начнешь сначала? — предложила Луна.

И Поттер начал рассказывать.

В Министерство его привел Артур Уизли. Как и в каноне, они чуть не опоздали. Судили Поттера, опять-таки, как и в каноне, полным составом Визенгамота. Но! Дальше пошли расхождения. Для начала пострадавший все-таки был, и, видимо, это как-то повлияло на судилище. И дементоров прислала явно не Амбридж, потому что она со всей возможной для нее въедливостью принялась докапываться до правды. И, о чудо — в Министерстве Магии, оказывается, есть штатный легилимент. Его пригласили поучаствовать в заседании и проверить слова Гарри на правдивость, потому что применять к несовершеннолетнему веритасерум без разрешения опекуна нельзя. А Дамблдор по каким-то причинам в начале процесса отсутствовал.

Когда Амбридж обвинила Поттера в том, что тот голословно очерняет репутацию Министерства, и предложила проверить его слова с помощью легилимента, то Гарри уцепился за эту возможность и согласился, не раздумывая. В общем, когда директор все-таки соизволил явиться на слушанье, Поттер уже вовсю общался с Эндрю МакКейном и присутствующим при этом аврором Гавейном Робардсом. А МакКейн был очень благодарен Поттеру, потому что Пожиратели в свое время выбили всю его семью, оставив в живых только малолетнюю племянницу. И то только чудом. В тот самый момент, когда Волдеморт развоплотился, всех Пожирателей скрутило откатом от метки, и это спасло девочку.

В итоге МакКейн подтвердил появление дементоров в Литтл-Уингинге и не стал посвящать всех в то, как Дадли возвращали в тело, фактически пойдя на должностное преступление. Но об этом Гарри узнал позже, после заседания. И этот самый МакКейн увидел в голове Гарри возрождение Волдеморта и поверил ему. Он тут же поделился этими сведениями с Гавейном Робардсом, который был не последней шишкой в Аврорате. Мужчины договорились, что по-тихому предупредят всех остальных авроров, а МакКейн пообещал незаметно проверить их лояльность. Причем разговаривали они при Поттере, желая, видимо, чтобы он был в курсе. Так что можно рассчитывать на то, что Аврорат в случае чего будет на стороне Поттера.

А самое главное то, что Гавейн напоследок поинтересовался мыслями Гарри о Сириусе Блэке. Поттер, молодец, не растерялся и показал все важные воспоминания, доказывающие невиновность крестного, МакКейну. Гарри поначалу обрадовался, но его тут же обломали, пояснив, что воспоминания несовершеннолетнего, взятые без разрешения опекуна, судом приниматься к рассмотрению не будут. Но потом Робардс после недолгих сомнений рассказал, что как участник Турнира Гарри приобрел ряд прав и обязанностей, которые может осуществлять без опекуна. На вопрос МакКейна, почему Гавейн умолчал об этом раньше, последний отвечать не захотел, но просветил, что отдавать свои воспоминания Поттер имеет право, как и совершать ряд других магических сделок.

Слив воспоминания о Петтигрю, они вернулись в зал. Там как раз шел вялый спор о том, чтобы запретить Дамблдору присутствовать при разбирательстве. Глава Визенгамота настаивал на том, что пропустил начало по уважительной причине, доставляя свидетельницу защиты. На что Амбридж с любезной улыбкой просветила «уважаемого мистера Дамблдора» о том, что суд уже все выяснил. В общем, директор сел в лужу. А Гарри Поттера с помощью МакКейна оправдали.

— Да-а-а… — протянула Луна. — Насыщенный у тебя вышел день.

Я промолчал, задумчиво уставившись в окно. Хогвартс-экспресс всё дальше удалялся от Лондона и нес нас в замок. В школу, в которой безопасно не было никогда, а в этом году не будет в особенности. Если я буду продолжать поддерживать хорошие отношения с Поттером, то мои собственные однокурсники моментально донесут на меня. Целитель не целитель, а своя рубашка ближе к телу.

— Гарри, ты понимаешь, что нам снова придется начать новый раунд нашей любимой игры в шпионов?

Поттер замер и дико посмотрел на меня. Потом в глазах его мелькнуло понимание, и он тяжело вздохнул:

— Да. Понимаю.

— Гарри, — отвлекла его Луна. — Но со мной-то можно общаться. Я привезла тебе книги, которые тебе было бы полезно почитать. Они о традициях волшебного мира и некоторые сборники редких заклинаний. Тебе они пригодятся.

— Если они помогут в борьбе с Волдемортом, то почему бы и нет? — криво усмехнулся гриффиндорец.

— Помогут, — уверенно кивнула Луна и полезла в сундук. — Лишней информации не бывает. Никогда не знаешь, что пригодится в жизни.

— Оу, теперь понятно, почему ты попала в Рейвенкло, — засмеялся Поттер. — Спасибо, Луна. Я пойду, найду друзей.

И вышел из купе. Через пять минут обратно к нам просочился Максвелл.

— Гарри Поттер интересная личность. Весьма любопытная, — задумчиво сказал Макс, стреляя глазами в мою сторону. — Я бы даже сказал, многогранная.

— Да, он разносторонний мальчик, несмотря на некоторую бестолковость, — подтвердил я. — Но он довольно-таки умен, сообразителен, а еще умеет быстро ориентироваться в стрессовой ситуации. Хотя то, что он доверяет первому впечатлению, меня временами напрягает.

Максвелл серьезно кивнул, давая понять, что принял эту информацию к сведению.

— Ну, с возрастом, говорят, проходит, — философски пожал он плечами и очаровательно улыбнулся. На щеках заиграли симпатичные ямочки. Луна умиленно вздохнула и промолчала. Она явно не уловила подтекста в нашем разговоре.

Хогсмит встретил нас неласково. Моросил мелкий дождь, на темном небе набухли свинцово-черные тучи, и раздавались далекие отзвуки грома. Мы с Максом и Луной уселись в карету, и я мимоходом погладил стремную коняшку по шее. Лавгуд поинтересовалась у Макса, видит ли он фестралов, когда поймала его взгляд, устремленный прямо на животное. Тот равнодушно пожал плечами и кивнул. Лавгуд не стала выпытывать подробности, и остаток пути мы провели в молчании. В Большом зале мы разделились, влившись в толпу студентов. Мы с Максом уселись за свой стол, а Лавгуд пошла к столу Райвенкло.

— Привет, — поздоровался я, словив настороженные взгляды однокурсников.

Малфой мне лучезарно улыбнулся и протянул руку, которую я с готовностью пожал. Что это с ним? Он мне никогда еще так не радовался. Краем глаза я поймал реакцию однокурсников, заметив, как они разом расслабились. А, точно. Демонстрация расположения от лидера, старосты и сына чуть ли не самого близкого сподвижника всем известного господина. Своим жестом Драко только что спас меня от покушений и похищений. Конечно, для стороннего наблюдателя все осталось бы по-прежнему, но не для человека, который четыре года проучился среди слизеринцев.

— Как каникулы в Китае? — живо поинтересовался Малфой.

— О! — оживился я, мигом поймав посыл. — Отлично, изучал аккупунктуру. Представляешь, в человеческом теле есть точки, нажав на которые, можно добиться очень впечатляющих результатов.

— Пф, — Нотт фыркнул. — Впрочем, глупо было ожидать от тебя чего-то иного. Ну, хоть в магический квартал ты заглянуть догадался?

Я только молча покачал головой. Слизеринцы закатили глаза. Послышались смешки и сказанное кем-то удрученным тоном: «Цели-итель…»

Кстати, тут я точно не спалюсь, потому что акупунктуру знал и раньше. А летом просто освежил знания по учебнику.

Малфой улыбался. Нет, всё-таки в нём что-то не так. Я внимательно посмотрел на Драко. Вроде всё так же, вроде всё тот же. Вытянулся за лето и немного загорел, и улыбка, и манера речи такие же, но что-то меня смущало. И я никак не мог понять, что.

Оставив эту мысль, я перевел взгляд на преподавательский стол. Так, Северус на месте, выглядит нормально, значит, всё хорошо. Рядом с ним Флитвик, Люпин, директор по центру на своем троне, а вот рядом с ним… Амбридж. Внезапно. И очень странно. Я точно знаю, что на должность профессора ЗоТИ обсуждалась кандидатура Люпина. А вот УЗМС уговорили принять Вильгельмину Граббли-Дерг. Что же здесь делает моя бывшая пациентка? Или она будет генеральным инспектором без нагрузки в виде ЗоТИ?

Директор любезно прояснил этот момент: Люпин вел ЗоТИ с первого по четвертый и шестой курсы, а Долорес брала тех, кто сдавал СОВ и ЖАБА.

На этой чудесной новости Амбридж, постройневшая, посвежевшая и гораздо симпатичнее, чем два года назад, по-канонному перебила директора и толкнула речь.

— Как приятно, доложу я вам, снова оказаться в Хогвартсе! И увидеть столько обращенных ко мне счастливых маленьких лиц! — Амбридж сладко улыбнулась. Многих передернуло. — Я здесь для того, чтобы позаботиться об интересах учеников. Министерство магии неизменно считало обучение юных волшебников и волшебниц делом чрезвычайной важности. Редкостные дарования, с которыми вы родились, могут быть растрачены впустую, если их не развивать и не оттачивать бережными наставлениями. Древние навыки, которые выделяют волшебное сообщество из всех прочих, должны передаваться из поколения в поколение — иначе мы потеряем их навсегда. Беречь, приумножать и шлифовать сокровища магических познаний, накопленные нашими предками, — первейшая обязанность тех, кто посвятил себя благородному делу преподавания…

— Все ясно, — я мученически вздохнул и поймал на себе взгляды соседей. — Год будет веселым. Хоть кто-то вспомнил о качестве образования, хоть на этом спасибо.

Сидящий рядом Малфой добавил:

— Да, главное, чтобы они по привычке не извратили все самые лучшие начинания.

Я внимательно посмотрел на него. Какая-то очень глубокая мысль для Драко. Нет, я допускаю, что за лето он мог измениться, пусть того лета всего пара месяцев. Все-таки Темный Лорд в гостях. Это закалит нервы кому угодно и заставит соображать шустрее, но как-то сказано так… знающе. Будто он в Министерстве целыми днями трется. Хотя… может, отец ему рассказывал, а Малфой просто повторил?

Драко сидел, смотрел на Амбридж и улыбался.

* * *

Северус перемещался по классу, шелестя мантией и строго поглядывая на учеников. Стандартная проверочная работа, призванная выяснить, что выветрилось из памяти студентов за прошедшее лето, а что все-таки отложилось в их пустых головах, подходила к концу. Ученики при приближении профессора вздрагивали, втягивали головы в плечи и судорожно прятали те немногие шпаргалки, которыми им все же удалось разжиться. Все. Кроме одного.

Волхов сидел за первой партой и задумчиво постукивал кончиком пера по губам, устремив взгляд на пустую доску. Видимо, занимался своим любимым делом — сочинял ответ на основе имеющихся знаний. У него было индивидуальное задание на анализ. Северус постоянно давал ему подобные задачки, потому что Вадим давно перегнал одноклассников по программе, а еще имел привычку вставлять временами ценные комментарии. Высшее маггловское медицинское образование и курс алхимии в его голове образовывали поистине дьявольскую смесь.

Работы Волхова всегда оставлялись Снейпом напоследок. Каждое эссе содержало какое-либо полезное замечание, маленькую хитрость, которую он, мастер зелий, не всегда знал, или указание на совершенно неожиданный ингредиент. Все-таки магия разных народов для достижения одного и того же результата шла порой совсем разными путями. Вадим часто дополнял классическую науку зельеварения своими рецептами, помогая усовершенствовать многие высшие зелья с помощью фамильных умений и взглянуть на их изготовление совсем под другим углом. За время работы с Вадимом Снейп на стыке классической и друидической магии, практикуемой Волховым, изобрел шесть новых зелий и получил несколько престижных премий.

Воистину, Волхов прекрасный ученик, фактически коллега. Северус приходил в восторг от его нестандартного образа мыслей и необычных способностей, испытывал странное чувство сродства, некой похожести с этим… человеком. Но Снейп никогда даже не думал примерять на себя влечение к своему полу.

Он вырос в грязном рабочем районе, где слово «педик» было одним из самых худших оскорблений, где только за подозрение в отклонении от нормы били нещадно. А маленький Северус и так сильно отличался. И когда курсе на третьем он узнал, что большинство магов бисексуально, это стало для него шоком. Конечно, со временем он примирился с этой мыслью. Не дурак же он идти против мнения большей части магического мира и традиций, но сам никогда не испытывал тяги к мужчинам. Единственный, кто вызывал что-то, отдаленно похожее на интерес, был Люциус. Однако сиятельный друг обладал совершенством античной статуи и поистине отвратительным характером. И одним этим сочетанием отбивал всякое желание присматриваться к нему, как к возможному партнеру, хотя Люциус порой делал вполне ясные намеки. Холодная идеальная красота, которой можно только любоваться издали, но прикасаться — увольте.

На Люциусе интерес к мужчинам завял, не успев вырасти. Да и других достойных кандидатур для подобного рода влечения Северус вокруг не видел. Да и зачем? Снейпу хватало любовниц и редких посещений одного замечательного клуба. А после того, как Волхов подлечил его, Северус и вовсе не испытывал недостатка в женской ласке. Кстати, как раз после этого его дружба с Чарити перетекла в горизонтальную плоскость. Связь была необременительна и удобна для обоих. Северусу больше не приходилось покидать Хогвартс на выходных, а Чарити не претендовала, слава Мерлину, на его руку, сердце и прочие органы, кроме одного. Им было хорошо вместе. И Северус не видел эту особу больше ни в каком качестве, кроме «постельной подруги».

Идеалом матери и жены для него всегда оставалась Лили. Он понимал, что никакая женщина никогда не сможет занять её место в его душе. Она навсегда останется идеальной, непогрешимой… Той солнечной девочкой, которая сумела подружиться с неблагополучным ребенком, которым Северус был когда-то.

Но Волхов и не стремился занять её место. Он был абсолютно другим. Лили была его совестью, она наполняла его жизнь теплом и светом, а Вадим дал Северусу возможность почувствовать себя нужным, защитником, покровителем. Дал ему ощущение уюта, покоя, того места, где тебя всегда будут ждать. Надежный тыл.

«Поздравляю, Северус, тебя долго и упорно окучивали, а ты даже не замечал. А опомнился ты, когда капкан уже захлопнулся, глупец!» — с мрачной иронией подумал Снейп.

Волхов все так же безмятежно строчил ответ, отвлекаясь на недолгие размышления.

Нет. Это была не любовь. Северус боялся. Абсолютно иррациональный, глупейший страх, но он ничего не мог с собой поделать. При мысли, что однажды он будет держать на руках бездыханное тело Вадима, сердце сдавливало, а в желудок плюхался ледяной ком. Северус не мог потерять еще и его.

Лишние, абсолютно лишние чувства. Нерациональные, ненужные, вредные. Опасные.

Вдруг кто-то оглушительно чихнул, заставив вздрогнуть, опомниться и продолжить бдение. Северус снова повернулся к Вадиму. Кончик белого пера скользнул по пухлым полудетским губам. Вадим смотрел на Северуса в упор, прямо в глаза, явно улетев куда-то в далекие от зельеварения мысли. Взгляд у него был мечтательным, и он явно не осознавал, что делает и как это смотрится со стороны.

— Время вышло. Сдавайте ваши работы. К следующему занятию прочитайте первые три главы учебника. Вы свободны, — зельевар равнодушно отвел взгляд.

Ученики сдавали работы, тихо переговариваясь. Наконец, все вышли. Северус подошел к краю стола и, поворошив пергаменты, нашел свиток Волхова. Внутри был еще один лист. На нем по-русски было написано:

«Уважаемый профессор Снейп!

В этом году наша с вами традиция была нарушена, поэтому я пишу вам это письмо…»

Дочитав, Северус устало прикрыл глаза рукой. Ломать голову над очередными предсказаниями сейчас не было ни времени, ни возможности, ни желания. Записка была краткой. Выглядело это как затравка, завуалированное приглашение к разговору.

Ну что ж, поговорим.

Глава 61. О сладких речах, бешенстве и видениях

Реальность расплывалась, словно горячее марево над костром. Вероятности двигались, сплетались, перетасовывались, как карты в колоде безумного шута, меняя рисунок истории. Решения, слова, действия — всё это строило новое будущее. И оно наступало на этот мир, новое, страшное, неотвратимое… Будто гигантская волна надвигалась на Хогвартс, всё ближе и ближе, готовясь рухнуть на головы и затопить водоворотом событий, перевернуть вверх тормашками и уничтожить, размазать в одно мгновение.

Последняя цепочка решений окончательно изменила рисунок, змеей проползла между судьбами. Все нити нового узора легли на свои места, образуя другое полотно.

— …Мистер Волхов! Мистер Волхов, вы в порядке?

— А?

Я открыл глаза. Все смотрели на меня. Судя по озабоченному лицу Флитвика, мимо ушей только что пролетело что-то важное.

— Простите, я… Я задумался. Не могли бы вы повторить вопрос?

Предчувствие душило, выворачивало нутро, скручивалось тяжестью в животе. В ушах стоял тонкий звон, руки подрагивали, адреналин заставлял сердце бешено колотиться, хотелось куда-то бежать, что-то делать, предотвратить что-то… плохое. Чувство, что я не успеваю, что я уже опоздал, противным липким потом страха проступило на спине. Я вскочил.

— …Как считаете?… Мистер Волхов! Что с вами?!

— А? Я… Мне надо…

Флитвик нахмурился и удрученного покачал головой, обеспокоенно глядя на меня.

— Нет, юноша, с вами решительно что-то не так. Идите-ка вы в Больничное крыло.

Спотыкаясь, я выбрался из-за стола и поспешил вон из класса. Флитвик, окончательно потеряв терпение и покой, чуть ли не силой вытолкал мою тушку в коридор и поручил Гойлу меня проводить. Тот, видя, что я окончательно завис, подцепил меня под локоть и потащил к мадам Помфри. Но до Больничного крыла мы так и не дошли.

Я застыл, не реагируя на вопросы обеспокоенного Грега. Перепуганный Гойл вцепился в мои окаменевшие плечи и нещадно встряхнул. Однако это не оказало никакого эффекта.

Казалось, над Хогвартсом нависло цунами. Я будто бы видел эту застывшую темную массу, ощущал всем своим существом все эти тонны воды, которые через секунду — крошечный миг — рухнут вниз, погребая под собой всех тех, кто не успел спастись. Давящее чувство неотвратимой опасности. Словно сейчас меня сметет лавиной… Меня грызла какая-то дикая потребность быть в другом месте. Я должен предотвратить — вот только что? Надо успеть — но куда?..

Что делать — узнать было решительно невозможно. Страх… Нет, я был в ужасе. Еще никогда, ни разу в этой короткой, но такой насыщенной жизни, я не испытывал столь всепоглощающей паники. Меня затрясло.

Волна изменения рухнула на реальность, отчетливо прокатилась по коридорам, цепляя всех обитателей. Замок встряхнуло. Рыцарские латы звякнули. Портреты тревожно зашумели. Какая-то картина даже слетела со стены. Пролетающий мимо Толстый Монах остановился, наклонил голову, будто вслушиваясь, и вдруг завопил:

— Тревога! Тревога! Погибли ученики! Класс зельеварения!

Портреты встряхнулись и подхватили вой. Новость понеслась по замку, громким эхом отскакивая от стен: «Погибли ученики! Класс зельеварения!»

Северус!

Я вывернулся из рук Гойла и ринулся в подземелья. В холле, у лестниц меня встретила встревоженная толпа профессоров во главе с директором Дамблдором и Амбридж.

— Мистер Волхов, что вы здесь делаете? — звонкий голос главного инспектора перекрыл даже тревожные вопли портретов. — Вы должны быть на уроке.

— Я должен быть там!

Я перемахнул через перила и чуть не потерял равновесие, приземлившись на жесткие ступеньки. В боку уже начало колоть от долгого быстрого бега. Ничего, осталось совсем чуть-чуть. Здесь повернуть направо, десять метров по прямой и…

Выбитая взрывом дверь класса лежала у противоположной стены. В воздухе плясала каменная крошка вперемешку с пылью. Кабинет был погребен рухнувшим этажом. Я рванул с шеи кулон и, замирая, вслушался в этот завал. Сердце колотилось в груди, воздуха катастрофически не хватало, и было непонятно даже от чего: от долгого бега или от ужаса.[19] Директор вскинул палочку и произносил незнакомые мне заклинания. Амбридж тоже включилась в процесс расчистки завала — все эти события я отслеживал краем сознания, впуская в себя гудящее поле замка.

Кабинет зельеварения пах кровью, болью и знакомым гневом. Это Северус! Он жив!

И точно в подтверждение камни задрожали и начали таять, будто зефир на огне. Я вскинул руки, помогая телекинезом расчистить завал. В открывшемся проходе показался Северус, тащивший за шиворот насмерть перепуганную третьекурсницу с Хафлпаффа. Его белое как мел лицо было залито кровью. В ладони у него застрял обломок собственной волшебной палочки. Третьекурсница ревела. Северус отпустил её воротник и неловко сполз на пол, смахивая кровь с лица уцелевшей рукой. Руки у него тряслись. Черные глаза были пугающе пустыми.

Подоспевшие профессора отодвинули меня в сторону от завала и принялись махать палочками, вытаскивая учеников. Коридор наполнился стонами. Я заметался между детьми, фиксируя переломы, останавливая кровь и пытаясь обезболить раны.

— Сколько? — тихо спросил Снейп за спиной тусклым голосом.

— Выжило двенадцать человек, — прошептала мадам Помфри.

У меня опустились руки. Двенадцать человек из тридцати четырех. Я смог вернуть к жизни всего троих. У остальных оказался слишком сильно поврежден мозг. В душе мешался гремучий коктейль из боли, вины и эгоистичного облегчения. Он выжил. Остальное можно исправить.

За Северусом пришли в тот же день. Он не сопротивлялся и не возражал, когда авроры зачитали обвинения и забрали его в Азкабан. Гибель стольких третьекурсников Хогвартса так просто не замять.

— Что с ним будет?

Аврор замялся под моим требовательным взглядом, но ответил:

— Скорее всего, пожизненное…

— Он Пожиратель, а бывших Пожирателей не бывает, — выплюнул его коллега, ткнув Северуса в локоть. — Погибли магглорожденные и полукровки. Поцелуй ждет твоего декана, парень, так-то!

В ушах зашумело. Мир покачнулся.

— Нет, — будто со стороны услышал я свой голос. — Я не позволю…

— Мистер Волхов, — ядовито выплюнул Северус. — Избавьте меня от вашего героизма. От этого никому не будет пользы.

Я затряс головой. Меня повело в сторону. Чтобы не упасть, пришлось опереться на стену.

— Я не позволю!!!

* * *

Я открыл глаза.

Волк светился в темноте мягким серебряным сиянием, освещая темную крошечную камеру с дырой в полу и нары с грязной лежанкой. На ней, скрестив руки и уставившись в потолок, лежал Снейп. Он скосил на меня глаза и прикрыл их, словно от неподъемной усталости.

— Убирайся отсюда, глупец. Ты ничего этим не добьешься, — голос его, тусклый, безжизненный, равнодушный даже, поразил меня.

— Хрен тебе! — злобно ответил я, подходя на шаг ближе. — Или они тебя пощадят, или им придется хоронить нас обоих. Я подключил Амелию Боунс, у неё долг передо мной, так что душу у тебя не отнимут!

Для директора настали трудные времена: вопиллеры, бесконечная вереница сов и чиновников из Министерства. Возмущенные, убитые горем родители требовали справедливости, требовали наказать виновного. А виновен был учитель. И не важно, что взрыв устроил дуэт недалеких умом хафлпаффцев — Ричард и Генрих Корнбри, подкинувших в котел соседке ядовитую тентакулу. Откуда они взяли запрещенный к ввозу ингредиент, отсутствующий в лаборатории самого Снейпа, никто так и не узнал. Они были мертвы, а декан был виноват: не доглядел, не объяснил, не успел…

— Лучше Поцелуй, чем пожизненное, — ровно ответил Снейп, все так же не открывая глаз. — Говорят, это даже не больно. А потом ты сможешь делать с моим телом всё, что тебе вздумается…

— Ты совсем дурак?! — заорал я, приходя в бешенство. — Зачем мне тело, если в нем нет тебя? Ты нужен мне весь: и тело, и душа, иначе я не… Иначе зачем все это?

— Но ведь я виноват, — Снейп усмехнулся краем рта, по-прежнему не глядя на меня. — Я не уследил, не справился… Ты подумал, каково мне будет жить, зная за собой такую вину?

Я выдохнул, на мгновение прикрыл глаза, уткнувшись затылком в стену и пытаясь успокоиться. Он просто пытается вывести меня из себя. Спокойствие, только спокойствие. Ты справишься, Вадим…

— Но ты будешь жить, Северус. Ты сможешь искупить ошибку и не утягивать весь этот груз за собой в следующую жизнь. А с твоей совестью мы как-нибудь договоримся.

Северус презрительно фыркнул.

— Волхов, какой же ты мерзавец, — с чувством прошипел он. — Эгоистичный, самовлюбленный мерзавец, который думает исключительно о собственном благе. Искупление, новая жизнь без грехов… Всего лишь красивые слова одержимого мальчишки, который не хочет терять любимую игрушку. Плевать ведь, что за стенами Азкабана игрушке придется окунуться в еще большую грязь. С совестью ведь можно договориться!

— Ты устал, я понимаю, — не дрогнул я. — Я вытащу тебя отсюда. Даже устрою так, что ты сможешь уехать, будешь свободен от вашей гребанной войны. И уж прости, но на твое мнение в этом вопросе мне плевать. Ты будешь живым, здоровым и в своём уме, хочешь ты этого или нет. Можешь говорить мне всё, что угодно, но я не уйду. Ведь одно дело, когда вмененные тебе дети погибают от рук двух недоумков и ты, пользуясь случаем, сбегаешь от войны на тот свет, и совсем другое знать, что из-за этого решения умрет единственный человек, которому ты небезразличен…

И для него это стало последней каплей.

— Упрямый идиот! — в сердцах выплюнул Снейп, вскакивая на ноги. — Как же ты мне надоел своей одержимой любовью! Думаешь, я проникнусь твоими чувствами, признаю Долг жизни и ринусь в омут однополой любви? Мне отвратительны мужчины! И ты мне отвратителен! Вон отсюда! Проваливай!!!

Мне в лоб полетела тарелка с баландой и, пролетев насквозь, ударилась об стену с жалобным звоном. Волк заскулил. Я прикрыл глаза, пытаясь справиться с болью в груди.

— Мне ничего не надо. Живи, как хочешь, — глухо ответил я. — Можешь хоть гарем себе завести, когда выйдешь. Я тебя больше не побеспокою, раз мое присутствие тебя так нервирует. Больше никогда, клянусь, — я медленно повернул голову и посмотрел прямо в его взбешенные глаза. — Просто… Просто будь.

Северус устало выдохнул и лег обратно на койку.

— Заканчивай этот цирк. Ты прекрасно знаешь, что смерть — не конец пути. Не делай из привычного и естественного явления катастрофу.

— Северус… — я тяжело вздохнул.

Я понимал, почему Северус хочет умереть. Его душе так будет спокойней. Смерть сотрет все воспоминания. Он отправится на новый круг, где, скорее всего, не будет боли, смертей, грязи, этого чувства вины, необходимости метаться между двумя хозяевами. И ради будущей победы ему не нужно будет творить множество мерзких вещей. Снейп уже искупил свою вину, не раз спасая Гарри… но не перед собой. Совесть — самый строгий судья.

Он заслужил покой безвременья и новую счастливую жизнь, мой Северус… Но тогда он не будет моим. И тем более не будет Северусом.

Угроза истинного целителя покончить с собой подействовала на Визенгамот и общественность, и Северуса приговорили к шести годам заключения. Спустя неделю в Азкабан пришел Волдеморт, желая освободить своих сторонников, но Северус Снейп был убит за десять минут до побега дежурным аврором Джоном Мартином. Среди погибших третьекурсников были его сын и племянница. А моя защита не подействовала на подкинутые в пищу яды. Которые не смог определить самый молодой мастер зельеварения за последние сто лет? Смешно. Если б не было так грустно.

Он ушел. Сбежал… Он меня бросил!

Это было больно. Очень больно. Я всего лишь хотел, чтобы Северус жил. Неужели это было так много? Без него всё вокруг обесцветилось, потеряло вкус и запах. Каждый вздох отдавался острым колючим холодом в груди, как будто сердце вырвали, и теперь там была незаживающая кровавая пустота.

Раньше я считал, что оборот «почернел от горя» — всего лишь фигура речи. Но теперь, глядя на себя в зеркало, понимал, что это не так. Внутри вправду ворочалось что-то темное, мрачное и больное, гнилостное и стылое, что выплакать мне было невмочь.

Я стал избегать зеркал — в них отражалось чудовище, которое жаждало обрушить весь свой гнев на магический мир, отравить ядом, который скопился внутри. Но кроме зеркал этого никто не замечал. Как жаль, что меня сдерживала клятва. На самом деле, меня бы не остановила потеря дара, если бы не одно но — вместе с исцелением я бы потерял и способность выходить на Изнанку. Во сне ко мне приходили бы только воспоминания.

Зато выходя на Изнанку, я бросался на поиски, уходил все дальше и дальше в Серые Пределы, пытаясь найти его. Я тратил все свои силы и возможности, чтобы найти его, чтобы можно было снова и снова смотреть в его пронзительные черные глаза и слушать потрясающий бархатный голос. В какой-то момент я начал видеть тени жителей деревни, но это меня не остановило. Если Грань затянет меня окончательно, то так даже будет лучше. И мои походы туда убивали меня тем вернее, чем чаще я там бывал. Это не страшило. Тогда я точно смогу его найти.

Без него было невыносимо… Хотелось кричать, выть и скулить. Я чувствовал себя потерянным щенком. Как будто в какой-то момент пришли охотники и убили всю мою стаю, а меня не заметили. Я остался один, брошенный на произвол судьбы. И весь мир превратился в жуткое, страшное, опасное, темное место, и некуда было приткнуться. Я не хотел здесь оставаться, мне хотелось уничтожить его, чтобы не осталось ничего. Маги Британии потеряли в моих глазах право на жизнь. Для меня они все были виновны. Одни — за то, что сделали, а другие — за то, чего не сделали. Близкие не могли удержать меня. Они не могли понять, что для меня значил этот человек.

Мне это надоело. Силы кончились. Я больше не могу терпеть эту пытку. Не могу. Не хочу. Не буду. Прошу, Северус, пожалуйста, где бы ты ни был…

* * *

— Волхов, проснись! Это всего лишь кошмар!

Я открыл глаза. Раннее утро. Надо мной стояли насмерть перепуганные Нотт, Забини и Малфой. Малфой встряхнул меня еще раз и повторил:

— Это кошмар, всего лишь сон. Все хорошо.

* * *

— Минус пятьдесят баллов с Хафлпаффа за срыв урока, Корнбри! И неделя отработок у мистера Филча!!!

Я подошел к классу зельеварения как раз в тот момент, когда третий курс Равенкло и Хафлпаффа во главе с Северусом Снейпом вываливался в коридор, кашляя и чихая. Генрих, Ричард и их несчастная соседка ревели, не стесняясь — плотный густой пар оставил на их лицах крупные ожоги. Декан махал палочкой как заправский дирижер, направляя испарившееся зелье в вытяжку и наколдовывая пострадавшим мокрые повязки.

— Что вы бросили в котел, идиоты?! — орал Снейп, злющий как мракобес.

— Я-ядовитую тен-тентакулу, сэр! — провыл Генрих. — Ой!

Побелевший Снейп, наплевав на запрет, раздал братцам подзатыльники.

— Вы не имеете права нас бить! — вякнул Ричард. — Я отцу напишу!

Снейп зарядил ему еще и оплеуху.

— Пишите! И в Попечительский совет пожалуйтесь, и генерального инспектора не забудьте! Месяц отработок!!! И молитесь вашему богу за счастье, что вас обманули и подсунули перец чили! Если бы это была ядовитая тентакула, вас бы размазало по стенке кровавым слоем, а вместе с вами весь третий курс! Волхов, что вы там стоите и греете уши?! Проводите этих дебилов в Больничное крыло!

Я, сдерживая ухмылку, поманил братцев за собой. Подменить тентакулу на стручок чили во время завтрака было проще простого. Оказалось, что этой дрянью братцев снабдили близнецы Уизли. Ну, что ж, с ними я побеседую отдельно…

В общем, вот так незаметно предотвратив катастрофу и спася жизни детей, скромный герой в моем лице отправился на следующий урок. Если выберусь из этого дерьма живым, обязательно напишу мемуары. Это будет бестселлер.

Тентакулу я бережливо припрятал в своей неизменной почтальонке. Вдруг пригодится? А если и нет, то Снейп обязательно найдет ей применение.

Защита от Темных искусств — самый проблемный предмет в школе. И не только потому, что постоянно меняются преподаватели, но и потому, что истоки этого предмета — собственно Темные Искусства — в Англии запрещены. Официально. Но тьма не обязательно зло. Те же дурмстранговцы на голову превосходили нас в умении постоять за себя, а ведь в их школе они спокойно изучали этот предмет, даже первокурсники, и это никого не напрягало.

Для меня ЗоТИ являлась откровенной синекурой, разве что лекции нужно было записывать и вовремя сдавать эссе. Но раньше хотя бы было интересно слушать лекторов. Уроки воспринимались как сказки, страшненькие такие, в стиле братьев Гримм. Амбридж низвела эти уроки до тупого переписывания учебника. Скукотища. Вот на хрена, спрашивается, сидеть и тупо перекатывать то, что можно просто прочитать?

Первый совместный урок защиты традиционно проходил вместе с гриффами и вылился в противостояние преподавателя и Грейнджер. Гермиону ожидаемо поддержали почти все красно-золотые. Кроме, как ни странно, Гарри. Он был на удивление молчаливым — глаз не поднимал, продолжал размеренно переносить строчки из учебника на пергамент и не поддавался на провокации Амбридж.

Гермиону такой откровенный саботаж Поттером ее начинаний ничуть не смущал. Она, как ледокол, перла на Амбридж, упирая на то, что за пределами школы нас ждет опасный мир. Долорес сахарно улыбалась, поворачивая все выпады нашей умницы против нее же самой. Мне же казалось, что она откровенно издевается. Чего стоит одна только фраза: «При должном уровне владения теорией, практика не должна представлять для вас ни малейших трудностей». Сладкая улыбка и торжество в ее глазах заставляли Грейнджер беситься, скрежетать зубами и снова ошибаться. Малфой с восторгом наблюдал за тем, как дамы перебрасываются репликами, с таким наслаждением, словно был на Кубке Уимблдона. Впрочем, весь класс, затаив дыхание, занимался тем же самым, забыв про конспект.

Я, лениво подперев рукой подбородок, медленно перекидывал страницы учебника и слушал перебранку краем уха. Текст был в целом неплох, только суховат и местами изобиловал канцеляризмами. А так вполне нормальная теория и толковая инструкция по выживанию. Плюс учебника был в том, что он систематизировал все предыдущие знания по защите. Пятый курс заканчивался СОВами, так что подобное обобщение было логично. Но главное, что пытались вложить авторы в головы юным магам: не лезь и будешь цел. Береженого бог бережет, ага. Нормальный такой подход, мне понравился. Не всем же быть разрушителями проклятий, аврорами и охотниками за нечистью. И все бы шло хорошо, если бы милейшая Долорес не обратила внимание класса на меня.

— Мистер Волхов сдавал исключительно теорию все предыдущие годы и ни разу — ни разу! — не попадал в ситуации, когда эти знания могли бы ему пригодиться. Надеюсь, никто не будет спорить, что мистер Волхов — один из лучших учеников на всем курсе?

Я чуть не поперхнулся. А то, что я прохожу свидетелем по всем мало-мальски крупным происшествиям — это ничего?! А василиск — милая змейка и совсем не опасная, да?

Милейшая Долорес обвела класс замораживающим взглядом, подтверждая, что да, школьные знания в таких случаях малоприменимы. Все молчали.

— Так вот, законопослушные маги не попадают в такие ситуации. Если вы должным образом выполняете свою работу, ведете благопристойный образ жизни, то вам никогда не придется столкнуться со всеми опасностями, кроме мелких паразитов, которые могут завестись абсолютно в любом доме. От всего остального вас защитят авроры. От нападения можно отбиться обычным ступефаем или петрификусом, которые вы учили на втором курсе.

— Но с нас же будут спрашивать практические навыки на СОВах, профессор. Как же их сдавать? — озадаченно спросила Парвати Патил, несмело поднимая руку. — Может быть, вы разрешите практиковаться в заклинаниях экзаменационного курса под вашим присмотром?

— Мисс Патил, вы высказали на удивление здравую мысль. Я подумаю. А пока учтите вот что. Естественно, что при вступлении на любую должность ваши результаты СОВ и ЖАБА проверяют и учитывают, но при поступлении на работу в любой отдел Министерства вы пройдете специализированную подготовку, в том числе и практическую, а затем сдадите зачет по практике прикрепленному специалисту. И только потом вас допустят до реальных дел. И естественно, что такие знания не изучаются в школьном курсе чар. Они откровенно вредны, пока вы не сможете подтвердить свою психологическую зрелость. Как тот же мистер Волхов, на редкость разумный молодой человек.

Я прямо почувствовал, как враждебные и завистливые взгляды доброй половины класса скрестились на мне.

— А с Волхова никто не будет спрашивать практику по ЗоТИ, — раздался издевательский голос. — Ему и палочка-то не поможет, болезному.

Я лениво повернул голову. Кто там такой смерт… смелый?

— А мистеру Волхову это и не нужно, он имеет Дар, — с придыханием, глядя на меня с явным благоволением, ответила Долорес. — Фамильная предрасположенность определила всю его жизнь. Ему достаточно для дальнейшей карьеры целителя знать по моему предмету лишь теорию, что он вполне успешно демонстрирует с первого курса.

И здесь Грейнджер не утерпела и вскочила, высказываясь. Ну сколько можно?! Пятнадцать, блин, лет — пора бы научиться не вестись на такие детские ловушки!

— А тролль?! — возмущенно воскликнула она. — А как же Волдеморт?..

Уже соображая, что ляпнула, она опустилась на место. Поттер только злобно зыркнул на нее и снова опустил взгляд.

— Какой тролль, мисс Грейнджер? Вы бредите, — ласково улыбнулась Амбридж и сузила глаза.

— Нет, — почти неслышно, одними губами, прошептала Гермиона. — На меня напал тролль на первом курсе, был Хеллоуин. Вадим спас меня. А еще Гарри и Рон, — обретая уверенность, громче произнесла она. — У Волхова был стихийный выброс, но с троллем без них в одиночку он бы не справился. И к тому же… В случае опасности маг с палочкой не всегда же сможет прийти на помощь.

Взгляд Амбридж скользнул по Поттеру, Уизли и перешел на меня.

— Мистер Волхов, это так? То, что говорит мисс Грейнджер про тролля — правда? Я знаю только историю про василиска.

Я пожал плечами. Отвечать не хотелось, но отмалчиваться было нельзя и пришлось кивнуть.

— Что ж, разберемся, — на лицо милейшей Долорес выползла поистине акулья улыбка, а в глазах мелькнуло злорадство. — А насчет… Того-Кого-Нельзя-Называть… Вы понимаете, что только что сказали? Вы бредите?! Он мертв, исчез навсегда!

Гневно раздувая ноздри и сжав губы, она нервно прошлась перед первой партой, где сидела наша умница. Грейнджер не поднимала головы, упорно продолжая рассматривать свой конспект. В классе стояла мертвая тишина. Ученики, затаив дыхание, внимали каждому слову.

— Я уточню у директора, почему ЧП такого масштаба не было зафиксировано ни в каких документах. И будьте уверены, у меня есть возможности, чтобы потребовать ответа и получить его от мистера Дамблдора. И уж будьте уверены, все виновные понесут справедливое наказание. Тяга к справедливости — главное качество гриффиндорцев, не так ли, мисс Грейнджер? — вкрадчиво спросила она. — Я больше чем уверена, что вы, мисс, не попали бы в такую ситуацию, если бы не находились в неположенном месте в неположенное время. Знаете, — доверительно склонилась она к самому лицу Гермионы. — Я ведь просмотрела ваше личное дело. Вы — одна из первых на курсе, но дисциплина…

Амбридж жалостливо поцокала языком.

— И чуть ли не большее количество дисциплинарных взысканий. А вы первая хулиганка, мисс Грейнджер, наряду с Поттером и Уизли. Да даже Финиганн, который все и всегда взрывает, смотрится на вашем фоне образцом поведения, потому что все взрывы, которые он устраивает — особенность личной магии. Мисс, вдумайтесь. Первая хулиганка! Как вам не стыдно, вы же девушка! Боюсь, с такой репутацией вам не светит карьера в Министерстве. Да и сомневаюсь, что вас захотят взять хоть в какое-то приличное место. Мир магов очень невелик, все друг друга знают и помнят, как вы это не усвоите? И если мужчинам такое поведение простительно, то леди — никогда. Вы даже не стремитесь изучить традиции и уклад нашего мира, не стремитесь влиться в него. Не ищете покровителя, как поступает любой мало-мальски здравомыслящий магглорожденный волшебник. Спонсора, в конце концов, который смог бы оценить ваш потенциал, позаботиться о вас и ввести в общество, помочь с карьерой. Вместо этого вы организовываете… простите, ГАВНЭ? — в классе раздались смешки, и Амбридж довольно прищурилась. — Ваш потолок при таком раскладе — отдел разработок в лавке Зонко. И никакой карьеры в Министерстве Магии, как вы амбициозно указали в тестировании на профпригодность. И никакой борьбы за права волшебных меньшинств. Вам не переделать волшебный мир под маггловский. Вас просто-напросто и на пушечный выстрел не подпустят к власти. Ваши устремления смешны и нелепы, вы это понимаете? Вы лезете туда, где ничего не понимаете, и более того, не хотите понять. Жаль, жаль, вы подавали большие надежды.

Грейнджер уже еле сдерживалась, чтобы не зарыдать. Бледное лицо искривилось. На покрасневшие глаза медленно наворачивались слезы от того унижения, которому подвергла ее профессор. Она явно была в ужасе от того будущего, которое Амбридж — министерский работник со стажем — нарисовала Гермионе.

— У меня создается ощущение, что вы ищете легких путей, мисс. Почему вы, с вашим умом и стремлением к знаниям, не в Райвенкло, где вы были бы на равных со своими однокурсниками? Почему Гриффиндор, где вас не ценят вовсе? Вы скажете, что храбры. Но я-то знаю, мисс Грейнджер, почему вы на самом деле в Гриффиндоре. Потому что вас не интересуют знания ради знаний, вы алчете одобрения за то, сколько всего выучили и сколько книг прочли. Но это не соревнование, глупая вы девочка. Вы слишком тщеславны.

Гермиона не выдержала и, надрывно всхлипнув, выбежала из класса.

— Минус десять баллов за самовольную отлучку с урока, — спокойно, с сытым довольством, произнесла Долорес, внимательно обводя класс ласковым взглядом. — У кого-то еще есть вопросы? Нет? Хорошо.

Никто не смеялся, все молчали. Жуть какая, Снейп отдыхает. Он, конечно, не любит нашу умницу, но до такого еще не опускался. Я громко захлопнул учебник, и взгляды студентов сфокусировались на мне.

— Вы зря отказываете ей в уме, профессор Амбридж, — громко заметил я. — У нее есть как минимум один покровитель — я.

— Что ж, в таком случае вы из рук вон плохо выполняете свои обязанности, — холодно заметила милейшая Долорес, неодобрительно поджав губы. В этот момент она поразительно напоминала МакГонагалл. — Откройте учебник и законспектируйте главу. Приступайте.

Класс молча последовал указанию. Тишину нарушало только поскрипывание перьев, шелест страниц и редкие вздохи.

Уизли выразительно оглядывался на меня, Поттер словно застыл мрачной статуей, глубоко задумавшись. Я в ответ на отчаянный взгляд Рона только приподнял бровь и отрицательно качнул головой. Я не собирался выбегать из класса и искать Грейнджер, в конце концов, мы с ней расстались. Заступился я за нее только из-за того, что репутацию нужно поддерживать. Она сама виновата, что не сдержалась. И чего она ожидала от Амбридж, вступая с ней в конфронтацию? Что ей накинут баллов? Или что она станет популярнее у студентов? Нет, отрицательная популярность иногда тоже имеет смысл, только не в этом случае.

Возможно, Амбридж и была излишне резка и жестока, но признаться честно, Гермионе нужно было это услышать.

После урока милейшая Долорес меня задержала.

— Вам нужно лучше выбирать подопечных, мистер Волхов, чтобы не вызывать сомнений в вашей чист… благонадежности, — быстро исправилась она и мило улыбнулась. — В конце концов, мы с вами оба знаем, что вся ваша хваленая родословная записана только с ваших слов.

Елейный тон голоса и сладкое до приторности выражение лица заставило скривиться, а следующие ее слова и вовсе вызвали во мне вспышку бешенства.

— Неужели вы всерьёз были уверены, что разумные маги Ордена Золотой розы не способны проверить ваши слова? Я уверена, вы сами бы поставили под сомнение возможность составить подобное вашему родовое древо, уходящее в столь седую древность. Неужели вы сами не видите, что уподобляетесь патриархам из Торы?

— Ну, знаете, — процедил я и скрипнул зубами, разъярившись. — То, что вы сами не можете спросить у основателя вашего рода, не значит, что мне это не доступно.

— О! Вы практикуете некромантию? Думаю, мне нужно сообщить, куда следует, — милая, абсолютно невинная улыбка жабы вызывала острое желание въебашить ей по зубам.

— Отдел Тайн в курсе всех моих талантов, — подчеркнул я интонацией последние слова. — В том числе и министр. Или вы сомневаетесь в компетенции вашего начальства?

— Ну, что вы, молодой человек, я всецело доверяю нашему дорогому министру. Я безумно рада, что на службе нашего Отечества находится столь разносторонне одаренный юноша. Я вас более не задерживаю.

Сдерживая кипящую злость, я процедил слова прощания и вышел за дверь, едва не шарахнув ею по косяку.

Вихрем пролетев до подземелий замка, я ворвался в кабинет зельеварения, символически стукнув костяшками по двери. Северус вскинул на меня взгляд и отодвинул пергаменты в сторону.

— Здравствуйте, профессор. Вызывали? — вежливо поздоровался я и широко улыбнулся.

Меня немного потряхивало, хотелось то ли заорать и разбить об стену что-нибудь стеклянное, то ли разреветься, жалуясь на жизнь.

— Вызывал, — согласился Снейп и сдвинул брови. — Но если вы не в состоянии вести адекватный диалог, попрошу выйти и оставить ваш подростковый пуэрилизм[20] за дверью.

Нормально он поздоровался! Десяток секунд я всерьез подумывал обидеться. Остановил меня внимательный взгляд Снейпа. Такие пустые и совершенно непроницаемые глаза у него делались при виде Поттера, когда тот начинал хамить. А Северус в лучших традициях энергетических вампиров выжимал из него эмоции и, сильно подозреваю, тащился от этого. Ну, у них с Гарри отдельная лав-стори, а я-то чем не угодил?

— Я… Нормально. Меня милейшая Долорес довела, — выдохнул я. — У вас успокоительного не найдется, сэр? Я бы попросил коньяк, но у меня еще дополнительные занятия с профессором Вектор.

— Для вас, мистер Волхов, есть настойка пустырника и валерьяны, — Снейп невозмутимо ткнул ручкой в сторону полки с зельями.

Я молча налил себе воды из графина и накапал пустырника. Да, магическая настойка это вам не обычная — нервы успокоились моментально. Снейп широко перечеркнул очередной шедевр студенческой мысли, со злорадством размашисто написав что-то очень нелицеприятное, и обратил внимание на меня. Я в ответ вздернул бровь.

— Весь год вы будете бесполезно плясать между студентами и двумя господами и портить себе нервы. А в конце учебного года один из них умрет, но количество господ над вами не изменится, — зачитал Снейп мою записку и тяжело вздохнул. — Волхов, почему ваши пророчества всегда выглядят, как полнейший бред?

— Синдром Кассандры? — слабо улыбнувшись, я представил то, что еще ему предстоит объяснить, и тяжело вздохнул.

— Так… Еще вот этот момент… Что означает: часть целого проявит свою волю и подарит вам шанс на спасение в человеческой упаковке? Волхов, соблаговолите изъясняться понятнее! У меня даже адекватных вариантов расшифровки нет — в голову лезет одна ерунда. И кстати, вы совершенно упускаете из виду то, что я прочитал ваш дневник, который вы мне столь любезно оставили перед тем, как совершить ту глупейшую попытку проститься с жизнью. Признаться, его содержимое мало чем отличалось от того бреда, который вы тут понаписали, — Северус небрежно помахал письмом в воздухе. — Но там можно было почерпнуть хоть что-то. И объясните мне, Мерлина ради, почему то, что там описано, различается с реальными событиями?

— Многовариантность, профессор, альтернативные ветки, которые я вижу. События постоянно меняются. Я не могу увидеть единственно верный вариант без долгого и тщательного анализа. Пара идей есть, но проверить их я пока не могу — мало информации.

— Ладно! — декан хлопнул ладонью по столу. — Если вспомнить то, что вы говорили мне на втором курсе, то имеет смысл освежить память по ядам органического происхождения. Особенно по змеиным. И последнее. Что вы имели в виду, когда написали, что год будет наполнен смертями, случайными, бессмысленными и нелепыми?

— Только то, что видел. Много смертей, — пожал я плечами. — Части из них, возможно, удастся избежать, но пока я даже не знаю, кто умрет…

Я рассеянно уставился в стену и замолчал. Снейп не требовал от меня немедленного ответа, только пристально смотрел, пытаясь прочитать что-то по моему лицу.

Я так и не нашел в себе сил рассказать Северусу о том, что могло случиться. Просто не смог. На нем и так довольно обязательств, лишние ни к чему. Тем более, что это так и не случилось.

Реальность снова тасовалась. Вероятности двигались, сплетались, перетасовывались как карты в колоде безумного шута, меняя рисунок истории. Решения, слова, действия — всё это строило новое будущее…

Глава 62. Путаница

Большой зал как всегда поражал воображение. Монументальные факультетские столы, штандарты в четырех цветах на стенах, волшебный потолок и огромные стрельчатые окна, навевающие мысли о готике — словом, убранство действительно было великолепным. Да, Большой зал всегда мне нравился. И тут было бы просто идеально, если бы здесь не сидели все эти подростки. Толпа малолетних магов издавала множество раздражающих звуков: они жевали, глотали, чавкали, хрюкали, смеялись, ржали даже, переговариваясь и обсуждая все свои подростковые проблемки. И никому, ни одной сволочи не было дела до того, что у одного истинного целителя адски болит голова. Конечно, кому какое дело до самочувствия того, кто их лечит?! Это же врач должен лечить всех, а не все врача.

За столом Рейвенкло громко взвизгнул какой-то первокурсник. Я вымученно застонал, опустил голову на сложенные руки и услышал совет Малфоя сходить в Больничное крыло.

— Был уже, — ответил я, страдальчески вздыхая. — Зелье мне уже споили, только оно не помогает.

Я поднял взгляд, рассматривая нахмурившееся лицо Малфоя. В его серебристых глазах мелькнула тревога.

— Да не переживай, Драко. Спасибо тебе, конечно, за беспокойство, но не стоит. Это все из-за моего синдрома.

Я подергал подвеску с ящеркой. В последнее время она весила как целый булыжник, явно намекая, что её пора снимать. Дамблдор мне очень, очень подгадил, сука бородатая. Проживая на Гриммо, я так и не рискнул снять подвеску, а когда убежал к Максу, просто забыл про нее. Естественно, моя магия вопила и требовала, чтобы ей дали свободу. А свобода мне не светила от слова совсем, потому что чертов директор опять запретил практику. Глядя добрыми всепонимающими глазами, он сетовал на то, что времена нынче тяжелые, никак нельзя подвергать такого ценного меня дополнительным рискам. А то, что я уже крышей еду — это ничего?! Спасибо, блять, директор, за мое счастливое детство! И ладно бы просто запретил принимать пациентов, так еще и не подписал разрешение на прогулки. Я даже в Хогсмид не смогу сходить.

Короче, я страдал. Уже неделю. Меня так не колбасило с первого курса. Может, сейчас это проходило и не столь жестко, но все равно приятного было мало.

— Иди-ка ты тогда поспи, — сказал Драко, сочувственно потрепав меня по макушке. Какой-то совершенно не малфоевский жест. — У нас все равно история магии, так что ничего важного ты не пропустишь.

— М-да. Пожалуй, так и сделаю.

Я встал из-за стола и поплелся в подземелья. Но дойти до лестниц в тишине и покое мне было не суждено. В холле на меня налетела неразлучная троица гриффиндорцев.

— Здорово, Волхов! — бодро завопил Уизли и хлопнул меня по плечу.

Полупустой холл многократно отразил его вопль от стен, отчего в мозгах стало очень больно и гулко. Пульс участился, череп будто сжали тиски. Я зашипел, зажмурившись, и схватился за виски.

— Рон, я вне себя от счастья, только заткнись, молю.

— Вадим, что с тобой? — Гермиона, словно ничего и не было, подошла ко мне с явно видимым намерением обнять и поцеловать. Так привычно и так… неправильно.

— А что, не видно? Голова болит! Что ты делаешь?

Я отшатнулся, с недоумением глядя на нее. Девушка обиженно поджала губы и напряженно выдохнула.

— В чем дело?

— В чем дело? — переспросил я, нахмурившись, и возмутился. — Мы же расстались!

— Расстались… — она явно озадачилась и плотнее сжала губы. По глазам было видно, что из неё рвутся всякие нехорошие слова в мой адрес. — Вот как. И когда же произошло сие знаменательное событие?

— А…

А действительно — когда? Я зажмурился, пытаясь отвлечься от боли хоть на секунду и вспомнить.

Вот мы сидим на Гриммо, вот она возмущается рабским положением эльфов, вот она наезжает на меня со своей ревностью по поводу поцелуев с близнецами, потом в кучу сваливает туда же дружбу с Луной и Сириусом. Непонятно, чем ей Блэк не угодил?..

Стоп!

Стоп.

Этого не произошло. Этого не было. Никогда. Я не стал целоваться и осуществлять остальные постельные эксперименты с близнецами, а Гермиона не устраивала скандал по этому поводу. Это был очередной вещий сон, который уже не сбудется.

У меня с ними никогда ничего не было, а неделю назад мы вообще подрались из-за тентакулы.

Я расхохотался. Я просто захлебнулся истерикой. Внезапный, дикий смех, который не давал выдавить ни слова, здорово напугал троицу.

— Что? Что случилось? — затеребила меня Гермиона.

Я с трудом остановился и кое-как перевел дух.

— Грейнджер, прости, что не сказал раньше. Мне это приснилось. А впрочем… В общем, мы с тобой расстались. То есть, я думал, что мы с тобой расстались. И, полагаю, это неплохая идея. Мы слишком разные.

Вокруг уже начинали останавливаться любопытные, прислушиваясь без зазрения совести. Гермиона окаменела.

— Что?.. Ты расстался со мной во сне?.. И расстаешься со мной сейчас, на самом деле, потому что тебе это приснилось? Серьезно? — задрав подбородок, поинтересовалась она. — И как давно это случилось?

— Ну… не помню, — я обезоруживающе улыбнулся. — Вроде летом.

— Волхов, ты псих! — она еле сдерживалась, чтобы не закричать.

А вот Рон сдерживаться не стал.

— Чертов слизеринец! — покрасневший Уизли заорал, брызгаясь слюной, и угрожающе пошел на меня, сжав кулаки. — Как ты можешь с ней так поступать?

Поттер придержал его за рукав и тихо, так, что слышали только мы четверо, сказал:

— Это не наше дело, не вмешивайся. Пойдем, Герми, — он кинул на меня многообещающий острый взгляд и взял Гермиону за руку.

— Тебе нужна помощь, Вадим, — тихо сказала Гермиона, уже взяв себя в руки и продолжая с состраданием рассматривать меня больными глазами. — Обратись к директору. Возможно, он сможет тебе помочь. А если ты этого не сделаешь, то расскажу я. У тебя неделя.

— Шли бы вы, детки, — Малфой вырулил откуда-то из-за спины и подхватил меня под руку. — Я провожу его.

— Спасибо, Гермиона, но он уже сделал все, чтобы мне помочь, — скривился я, усмехаясь.

Гермиона устало опустила глаза, ничего не ответив, и послушно пошла вслед за Гарри. Рон напоследок бросил на меня угрожающий взгляд, презрительно усмехнулся и толкнул плечом, проходя мимо.

Очередной приступ мигрени заставил меня уткнуться в плечо Малфоя, пережидая боль. На меня дохнуло холодом разреженного горного воздуха, запахло грозовой свежестью и озоном. Малфой. Все-таки Малфой.

— Очень плохо, да?

— Угу.

Совершенно неожиданно на затылок легла прохладная рука и зарылась в волосы, мягко массируя шею. Грозовая свежесть притупила боль, невидимые тиски слегка разжали свою хватку. Это было так хорошо, что я чуть не замурлыкал. Никогда бы и не подумал, что у этого человека такие бережные руки.

— Волхов… — тихо прошептал он.

— Ммм?

— На нас уже оглядываются. Или я должен расценивать это как приглашение?

Хороший вопрос. Малфой определенно вызывал у меня положительную реакцию — его определенно хотелось положить куда-нибудь и сделать с ним что-нибудь из того, что по российскому закону запрещено до восемнадцати лет.

— Ты знаешь… Я уже влюблен. Но я подумаю.

Раздался серебристый смешок. Почему я никогда не замечал, что у него такой красивый смех?

— Ну, думай, — он легонько подул мне в ухо, пуская стайку мурашек. — Только недолго.

— Что здесь за столпотворение? Занятия начнутся меньше, чем через пять минут. Живо по классам, — шуганула всех профессор Спраут, и ученики потянулись к лестницам.

Малфой довел меня до подземелий и оставил в гостиной, напоследок взъерошив кудри. Я с облегчением стянул с шеи ящерицу и плюхнулся в кресло. Даже дышать стало заметно легче.

Вот это я лоханулся. Не думал, что дойду до такой степени, что буду мешать сон и явь. Видения запутывали, по яркости не уступая настоящим воспоминаниям. Надо снова начинать вести дневник, а то так я заработаю репутацию конченого психа.

Реально, что ли, с Малфоем замутить? Он красивый, не злой, чувство юмора у него отличное, и живем мы в одной комнате, что открывает массу возможностей. И характер у него легкий, и опыта достаточно. И уж страдать при расставании он точно не будет. Хоть так напряжение скину. И магия в норму придет ненадолго, а то так до выбросов недалеко. В идеале, лучше бы, Северус… Но увы, увы…

* * *

— Здравствуй, Северус. Проходи, пожалуйста. Чаю? — директор благожелательно улыбнулся и указал рукой на столик с угощением.

— Благодарю. Альбус, у меня не так много времени, так что перейдем сразу к делу. О чем вы хотели поговорить?

Северус с комфортом устроился в кресле и с наслаждением принюхался. Чай был хорош, другого Альбус не держал. Тепло от камина и удобное кресло немного примиряли с тем, что в наименее загруженный день недели — субботу — когда у зельевара были собственные планы, директор грубо их нарушил, вызвав к себе.

— Северус, что тебе стоит потратить часик своего времени на общение со стариком? — директор лукаво улыбнулся и пригубил напиток. — Тем более я хотел похвастаться новым чаем, который мне прислал коллега из МКМ. Прекрасный сорт, не правда ли?

— Да, замечательный, — нахмурился Снейп, предчувствуя неприятности. — Альбус, сократим прелюдию. Для чего ты вызвал меня?

Альбус бросил на него укоризненный взгляд поверх чашки.

— Я хотел поговорить о Вадиме Волхове. Ты ничего странного не замечал?

Снейп усмехнулся и резко поставил чашку на стол. Фарфор жалобно звякнул.

— Конкретнее, пожалуйста. У мальчишки много странностей. Мне нужно обратить внимание на что-то определенное?

— В пятницу меня навестила мисс Грейнджер. Она была сильно обеспокоена странным поведением Вадима. Видишь ли, он расстался с ней, потому что ему это приснилось.

— Мы будем обсуждать сплетни о перипетиях их личной жизни, словно экзальтированные девицы?

— Северус, мне и самому не слишком приятно вмешиваться в личную жизнь студентов. Но мисс Грейнджер настаивала, что Вадим не различал сон и реальность. Он был абсолютно уверен в том, что они расстались еще летом. Он запутался.

Снейп выпрямился в кресле, напрягаясь. Это уже попахивало крупными неприятностями. Как далеко может зайти целитель в своих поступках, уверенный, что некоторые события уже произошли? Северус догадывался, почему это случилось. По всей видимости, видения будущего были настолько яркими, что затмевали настоящее, и мальчишка уже не мог различить, что — только подсказки, а что уже произошло. А учитывая, что он видит варианты… Безумие? То, чего так боялся Вадим, происходило прямо сейчас?

Альбус печально смотрел в чашку.

— Я вас предупреждал, директор, что это добром не кончится, — не удержался Северус от упрека. — Что отправлять подростка с синдромом Грин в магический особняк на лето не лучшая идея. Ему нужен был отдых, которого вы его лишили. Теперь пожинайте последствия своего решения, — он честно старался удержать злорадство в голосе.

Дамблдор сверкнул на него голубыми глазами из-за очков.

— Северус, я прекрасно понимаю, что в состоянии Вадима виноват я один. Но по-другому обеспечить его безопасность я не мог, — вздохнул он. — Его слишком опасно выпускать из Хогвартса. Летом я разговаривал с истинным целителем Италии, а он обещал связаться с сербским коллегой и переслать мне кое-какие исследования по синдрому Грин… В общем, я более чем уверен, проблема мальчика будет решена.

— Ну, а мне-то что делать?

— Пока понаблюдай за ним. Поговори. Свари зелье Снов без Сновидений, чтобы он не путался. Нужно убрать лишние риски.

— Директор, вы вообще понимаете, о чем просите? Зелье вызывает привыкание. Я могу вам дать всего пару недель, и вы это знаете. Смысл поить его зельем? Проще дать ему некоторую свободу передвижений, выпустив из Хогвартса.

— Понимаешь, Северус, есть некоторые обстоятельства, в силу которых эта пара недель может оказаться для мальчика решающей. Отпустить его, к сожалению, я не могу. Ты и сам прекрасно знаешь. Вспомни летние донесения. Мы не можем быть уверены, что что-то поменялось, — директор поднял руки в успокаивающем жесте. — Я помню, ты докладывал об отмене охоты на Вадима. Но мы не можем быть уверены в этом до конца.

— Альбус! Побеги мальчишки вам ни о чем не говорят? Сколько раз он сбегал и сколько раз мог вообще не вернуться? Он способен позаботиться о себе. Чего стоит только его выходка с переодеванием. Что вам мешало так же замаскировать его и спрятать в какую-нибудь глушь на месяц?

— Не подумал, — Дамблдору хватило совести смутиться. — Я слишком привык к магии, чтобы предположить такой маггловский способ спрятаться.

— Что вам мешает сделать так сейчас? Уроки для него не критичны, он способен на самостоятельное обучение, тем более все дисциплины ему нужны только теоретически.

— Понимаешь, Северус, — снова завел свою волынку директор, отводя глаза и забрасывая в рот кусочек лимонного мармелада. — Я не хочу, чтобы мальчик сейчас покидал школу…

— Хватит! К чему так темнить, Альбус? — раздраженно прервал директора Снейп, предчувствуя проблемы. — Что вы скрываете? Учитывая, что вы пригласили для разговора меня, а не его, подозреваю, что это касается нас обоих.

— Хорошо, — устало вздохнул директор, прикрыв ладонью глаза и отставив чашку с недопитым чаем. — Я не буду скрывать от тебя все факты, но пообещай раньше времени не рассказывать Вадиму. Это не то, что ему следует знать.

Он и так скрывает достаточно сведений от мальчишки, что не способствует росту доверия между ними. В раздражении Снейп закатил глаза к потолку.

— Альбус, за кого вы меня принимаете? Мальчишка — еще подросток, полный гормонов, с частыми перепадами настроения и нестабильной психикой. При определенных условиях он способен уничтожить весь Кабаний лог. Вы полагаете, я совершу такую глупость и скажу ему что-то, что вызовет срыв? Не посоветовавшись с вами?

Альбус задумчиво кивнул, но под укоряющим и возмущенным взором спохватился и замотал головой.

— Нет, конечно, не скажешь! Да… Итак, еще летом мне показалось кое-что странным, и я начал искать информацию. К стыду своему должен признаться, что я не спешил. У меня хватало других более важных дел. Поводом для беспокойства стал один разговор, который состоялся между мной и Вадимом на площади Гриммо. Мальчик произвел на меня гнетущее впечатление. Честно говоря, подобного я от него не ожидал. Это заставило меня форсировать исследования. Как оказалось, синдром Грин опаснее, чем мы думали, — Альбус тяжело вздохнул и прикрыл глаза, скрывая эмоции. — Теперь многое из рассказов Вадима стало понятней. Лучше бы я правда исключил его, пока была возможность.

Снейп вскинул недоверчивый взгляд на директора. Что такого сумел раскопать Дамблдор? Что заставило его признать свою ошибку? Непогрешимым Альбус не был, но признавать свои промахи крайне не любил.

— Если углубиться в историю раннего средневековья, то видно, что такие как Вадим не были редкостью. Но уже к шестнадцатому веку их всех перебили. Неудивительно, что эта линия сохранилась лишь в глухих уголках мира. Нынешние истинные целители большей частью выведены тщательным подбором супругов в чистокровных семействах. Уникальность Вадима в его универсальности: он может работать и с проклятьями, и с болезнями, и с врожденными патологиями. Синдром Грин усиливает врожденные способности мальчика. У остальных целителей его нет — они все пользуются волшебными палочками. Мне известно еще двое универсалов, но они и близко не дотягивают до возможностей Волхова — слишком слабые. Пока мальчик не может полностью использовать весь свой потенциал, но со временем он раскроет его. В этом сомнений нет, — Дамблдор сделал глоток и скривился. Чай давно успел остыть. — Мне жаль, что я не прислушался к Вадиму и не отпустил его. Сейчас это уже, боюсь, невозможно. За стенами школы он будет постоянно подвергаться опасности и все время скрываться. За ним начнут охотиться не только Пожиратели. Ты сам понимаешь, что невозможно постоянно находиться в напряжении. Несмотря на то, что он, как ты утверждаешь, способен защитить себя, однажды — рано или поздно — он ошибется. Один Мерлин знает, что тогда случится.

Размеренная речь Дамблдора убаюкивала. Директора на портретах дружно и сладко посапывали, явно уйдя из притворного сна в настоящий. Фоукс на насесте вздохнул и засунул голову под крыло.

— Это всё, конечно, интересно, но я так и не услышал, в чем заключается опасность, — заметил Северус, чинно отпивая чай из чашки и старательно подавляя зевоту.

— Ты внимателен, мой мальчик, — добродушно усмехнулся Дамблдор, наколдовывая на клетке с фениксом темный платок. — Но я не хотел бы быть голословным. Прошу, дай мне время, чтобы я довел исследование до конца, и тогда я все тебе расскажу.

Северус вздохнул, сдаваясь.

— Ну, хорошо. Я буду варить это зелье и давать его Волхову. У вас есть четырнадцать дней, дольше модифицированный под него вариант давать опасно.

— Благодарю, Северус, — степенно кивнул старик. — А что темная метка? Она не беспокоит тебя?

— Молчит, — кратко ответил Снейп. — Лорд с лета не вызывал меня.

— Это не кажется тебе странным?

— Ничуть. Столь частые отлучки из Хогвартса вредят моей шпионской деятельности. К тому же, я заверил Лорда, что под моим чутким руководством Волхов сам придет к нему и нет нужды вести за ним охоту.

— Что?! — возмутился директор.

От внезапного вопля портреты дружно подскочили и негодующе зароптали. В клетке под платком раздался глухой стук, хлопанье крыльев и звук, крайне похожий на кудахтанье — похоже, феникс свалился с насеста. Северус с трудом удержал усмешку.

— Вам никто не мешает спрятать целителя так, чтобы я не смог его найти. Большая вода скроет его надежней Фиделиуса.

Директор весело рассмеялся, откинувшись на спинку кресла и звякнув колокольчиками в бороде.

— Ты все-таки надеешься, что я отошлю его из школы? Мальчик нужен нам, нужен Ордену. Мне он тоже запал в душу. Такой яркий ребенок с сильным характером не может не вызывать привязанности, но я не могу позволить ему уехать. Даже несмотря на то, что ты так опрометчиво пообещал Волдеморту.

Северус проглотил возмущение и сжал зубы.

Директор, наконец, отсмеялся и глубоко вздохнул.

— Иди, мой мальчик. Пусть у тебя сегодня будет свободный день, прогуляйся. Я дам указания Синистре присмотреть за твоими змейками. Но только сегодня.

— Премного благодарен, — ядовито огрызнулся Снейп. — Всего доброго.

Он вышел из кабинета, кипя от злости. Какого черта?! У него и так был выходной, пока Альбус своим словоблудием не испортил ему день.

Но слова насчет опасности и путаницы снов с реальностью не выходили из головы. Северус не стал тянуть резину и вызвал Волхова на допрос. Тот не стал отпираться и подтвердил, что да, иногда он не может понять, что из его воспоминаний сны, а что, собственно, воспоминания. После начала приема зелий сны пропали, но Вадим начал ходить по замку равнодушной сомнамбулой. Северусу это остро напомнило лето после первого курса — тогда мальчишка тоже пил снотворное.

Северус очень опасался, что у него опять начнутся магические выбросы, но их всё не было и не было. Сначала он подумал, что мальчишка нашел пациента прямо в школе. И пребывал бы в счастливом неведении и дальше, если бы через неделю случайно не наткнулся на него и Малфоя в заброшенном классе. В весьма недвусмысленной ситуации.

Двое слились в жарком поцелуе, прилипнув друг к другу. Волхов прижимал Драко к стене своим телом, крепко сжимая его запястья и не давая лишний раз дернуться. Северус вообще сначала подумал, что Волхов совсем обезумел: сорвался и докатился до насилия. Он уже хотел шагнуть в класс и прекратить это безобразие, но полный наслаждения стон Драко заставил его оцепенеть. Рука Драко все-таки обрела свободу, вывернувшись из хватки Вадима, и поползла под его одежду. Вадим жарко выдохнул, выгнулся и откинул голову, подставляя шею под жадные поцелуи Малфоя.

При взгляде на чувственную картину Северус испытал острое желание громко хлопнуть дверью, чтобы оторвать парочку друг от друга. Впрочем, этот порыв сразу стыдливо убрался в глубины подсознания.

Ну, что ж, Волхов недолго страдал. Он нашел весьма действенный способ сбрасывать напряжение и излишки магии.

Снейп развернулся и тихо отступил, запечатывая дверь снаружи магией.

Не то, чтобы ему было неприятно наблюдать за поцелуями Вадима с кем-то посторонним… Но он никогда прежде не заводил отношений, исключая Грейнджер. Но и с ней ничего серьезнее поцелуев в щечку и прогулок за руку не было, иначе по школе быстро пошли бы слухи.

Выбор в качестве партнера Малфоя очень насторожил. Это был мезальянс даже с точки зрения сословного статуса. Драко Малфой — сын лорда и единственный наследник рода. Он слишком любил и ценил себя, чтобы позволить обращаться с собой как с временной игрушкой, и наверняка намекнул на это. Вадим не мог это игнорировать или не понимать. Такой выбор должен быть чем-то обусловлен. Не на пустом же месте он внезапно отошел от своих принципов и стал обращать внимание на сверстников.

Возможно, Драко и рассчитывал, что их увидят вдвоем? Здесь мог пройти кто угодно и застать их в такой компрометирующей ситуации. А учитывая статус Малфоя, это повлекло бы за собой или братание, или разбирательство вплоть до судебного. Скорее всего, братание. Ведь всем известно, что Малфои всегда получают то, что хотят. А хотят они всегда лучшее из возможного. Что может быть лучше для семьи, чем собственный истинный целитель? Как обмолвился однажды Люциус, они уже предлагали ему войти в род. Что заставило его так себя вести? Или может быть, он думает, что что-то поменялось? Путает явь и видения?

Причин такой странной связи могло быть две: либо это какая-то интрига Волхова, либо Малфоя. И если это инициатива Малфоя, то, скорее всего, он делает это по приказу отца. А тот ведь мог еще и получить приказ от одной небезызвестной личности.

По спине Северуса дружно промаршировали мурашки.

А вдруг это приворот? Тогда действия Драко и эта внезапная связь обретали смысл. Наткнись на них не он, а тот же Флитвик, скандал был бы обеспечен. Волхова моментально связали бы обрядом прямо на том же месте, а тот бы и не сопротивлялся.

Северус задумчиво уставился на свою руку, где пару лет назад засветился крестик, скрепляя данное когда-то обещание защищать эту блондинистую ходячую неприятность. Тот безмолвствовал.

Откат от нарушенной клятвы уже проявился бы. Тем более упадка сил у Волхова не наблюдалось. И воздействие на мальчишку он бы точно почувствовал, как во время покушения.

Северус и не думал даже, что когда-нибудь Петунья вспомнит о нем. Старшая мисс Эванс удивительно тактично и ненавязчиво помогла ему справиться со смертью матери, приняв участие в организации похорон и приютив на время у себя. И уже много позже помогла с оформлением бумаг на наследство. Отца Северус терпеть не мог, но отдавать дом, в котором рос он сам и в котором уже была обустроена неплохая лаборатория, дальней родне Тобиаса он не собирался. Давать обещание тогда было легко, но он и представить себе не мог, какой болью в руке оно отзовется спустя двадцать лет, когда отравят его ученика.

Крестик вспыхивал на руке еще несколько раз: когда Сьюзен Боунс пыталась надеть на шею мальчишки амулет для сумасшедших больных, когда шло последующее разбирательство руку несильно подергивало, но и только; летом крестик сильно запульсировал после побега, все это время — почти десять минут — Северус молился всем известным ему богам, лишь бы Вадим спасся, хотя попытку самоубийства клятва почему-то не засчитала. Видимо, приняла за осознанное действие.

Нет, это просто паранойя. Ведь сейчас клятва молчит?..

Глава 63. Успокоение

Северус принял факт отношений Малфоя и Волхова с трудом. Тот факт, что Малфой подконтролен Темному Лорду и может действовать по его указке, не давал расслабиться. Он тайком проверил Вадима на привороты. Ни следов зелий, ни чар — ничего не нашел. Однако это ничуть его не успокоило.

Вадим принадлежал ему. Только ему. Северусу было наплевать на предпочтения мальчишки. Он мог спать хоть с кентавром — Снейп и бровью бы не повел, но один конкретный слизеринец заставил собственника в нем выть дурным голосом и требовать провернуть белобрысую голову по часовой стрелке шесть раз от греха подальше, пока Драко не перевербовал Вадима или не сделал чего-нибудь похуже. Северус безо всяких сомнений разбил бы их пару, сыграв на возрасте Малфоя, если бы не одно «но»: Вадиму стало лучше. И этот факт запирал маленького эгоистичного ревнивца в глубине его разума лучше всяких окклюментивных щитов.

В конце концов, не выдержав напряжения, он вызвал Малфоя для беседы.

— Драко, присаживайся, прошу, — Северус указал на кресло напротив своего стола и предложил ему чай.

— Да, профессор? — Малфой удивился, но покорно взял чашку и сделал глоток.

Северус внимательно наблюдал за тем, как Драко пьет чай, и сожалел, что клятва преподавателя запрещает использовать зелья четвертого класса на студентах. С Веритасерумом разговор пошел бы куда откровеннее.

— Драко, я буду с вами откровенен. Вы были поразительно беспечны, просто преступно беспечны, когда уединялись с Вадимом без соответствующих запирающих чар.

К чести Малфоя нужно отметить, что тому хватило совести покраснеть.

— Так это были вы, — пробормотал он. — Я понял, профессор.

— Мистер Малфой, не сочтите наш разговор вмешательством в ваши с Волховым отношения, но я бы хотел уточнить, как далеко вы готовы зайти в своем рвении поддерживать семью и… обоим нам известную личность?

Взгляд Драко метнулся к левому предплечью Северуса. Мальчик на секунду задумался и поставил чашку на стол.

— Я… Признаться честно, Волхов мне симпатичен, а учитывая его разностороннюю одаренность, мой отец и главы чистокровных семейств оценят, если он наконец-то войдет в круг достойных людей, — выделил интонацией последнее слова Драко, — Вы же знаете, что Вадим под покровительством Ордена золотой розы. Его таланты должны служить ему на благо.

Северус высоко оценил ответ юного Малфоя. Он не ожидал от подростка такой изощренности и игры полутонами. Ну что ж, в эту игру можно играть вдвоем.

— Драко, как временный опекун Вадима и его друг, я достаточно близок к нему. Вадим доверяет мне всецело свои радости и печали, мечты и чаяния. Как близкий ему человек, я могу дать вам… ценные советы в случае необходимости. Я полагаю, что вы по достоинству оцените мою готовность помочь. Все стороны найдут некоторую выгоду от этого союза. Я весьма заинтересован в том, чтобы Вадим не разрушил свое блестящее будущее, общаясь не с теми людьми, — Северус усмехнулся. — Мне приятно знать, что такой достойный молодой человек, как вы, понимает всю важность и полезность связей. И меня крайне радует тот факт, что вы завели столь близкие отношения. А ему сейчас очень нужна поддержка.

Малфой зачарованно смотрел на него, широко распахнув серые глаза.

— Я польщен, профессор, что вы оценили меня столь высоко. Будьте спокойны, я ничего не забуду.

Северус удовлетворенно кивнул.

— Но вам стоит кое-что знать. Думаю, ни для кого в школе не является секретом то, что Волхов пытался покончить с собой? — Малфой согласно прикрыл веки. — В его медкарте описаны четыре таких попытки. Вам нужно быть с ним очень осторожным. Избегайте по возможности давления. И я настаиваю, чтобы вы отслеживали состояние Вадима и в подробностях докладывали мне. Сейчас он психически нестабилен, и его сила порой выходит из-под контроля.

— Конечно, вы можете рассчитывать на меня, — Малфой подобрался. Голос подростка звучал на редкость искренне.

— Прошу также помнить, что у целителя достаточно должников, которые еще не расплатились с ним. И в случае, если возникнет конфликт, вам придется учитывать реакцию общественности. Связанные долгом будут обязаны вмешаться. Вы понимаете это?

— Да, профессор. Наша семья тоже очень обязана ему.

— И я бы не советовал применять привороты и любовные чары. При первом же магическом выбросе Вадим их сбросит.

— Профессор, — солнечно улыбнулся Драко. — Я достаточно хорош и без приворотов. К тому же, это недостойно.

Да, за лето Малфой расцвел и из бледной немочи превратился в настоящего принца.

— Что ж, в таком случае я вас больше не задерживаю.

— До свидания, профессор. Спасибо вам.

Снейп смотрел, как закрывается дверь за слизеринцем, чувствуя глубокое удовлетворение. Он не мог отвадить Малфоя без последствий для Вадима, но мог сделать его своим союзником.

* * *

Новый вызов от директора пришелся на конец октября, когда Северус уже перестал давать зелья Волхову. За прошедшие пару недель без приема Сна без Сновидений и его личного лекарства от синдрома ничего выходящего за рамки с Вадимом не происходило. И за это стоило сказать спасибо Малфою. Северус и знать не хотел, чем они занимались, но благодаря этому целитель чувствовал себя сносно. Разве что настрой был все таким же ровным, равнодушным даже. Не сказать, что Снейпа полностью удовлетворил результат отношений этих двоих, все-таки Волхов оставался каким-то непривычно замороженным, но плюсы были налицо. Как докладывал Драко, Вадим перестал путать сон и явь, а редкие эмоциональные скачки происходили без магических выбросов, и это было главное.

Встреча с Альбусом началась с распития традиционной чашки чая, на сей раз почему-то зеленого.

— Итак, Альбус, вам хватило времени выяснить все, что вы хотели? — поинтересовался зельевар деловым тоном.

Директор кивнул.

— Прости за задержку, Северус, я не думал, что все так затянется. Но я смотрю, мальчик больше не сходит с ума. Позволь поинтересоваться, как вы вышли из положения?

Снейп неприятно усмехнулся.

— Отношения. Ваш мальчик завел себе любовника.

Альбус поперхнулся. Глаза его расширились.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что вы с ним…

— Нет! Мерлин, нет! Вы не так поняли, Альбус. Волхов завел роман с ровесником, не стоит переживать на этот счет.

Директор откинулся на спинку кресла.

— Ну что ж… Это хорошо, что Вадим нашел… выход, — замялся директор, — но в свете новых фактов эта связь… грозит нам неприятностями.

А, то есть против связи профессора и ученика Дамблдор ничего не имел?

— Что вы имеете в виду? — сразу насторожился Северус.

— Я зайду издалека, Северус. Понимаешь, — Альбус отставил чашку и переплел пальцы нервным движением. — Люди с синдромом Грин — проводники. Причем проводники колоссальной магической мощи. Ты видел это, когда Вадим устроил бурю, помнишь?

Северус кивнул.

— Обычный волшебник имеет в своем магическом поле своеобразный узел, максимум два. Это посредники между аурой мага и концентратором, сиречь волшебной палочкой. А у людей с синдромом Грин таких узлов много. Чем их больше, тем на более удивительные вещи они способны. Но к сожалению, как ты помнишь, они очень чувствительны к любым магическим проявлениям и поэтому не способны жить в нашем мире. Я нашел информацию о том, что в древности такие как Вадим становились жрецами и друидами. Иногда они удалялись от мира и считались святыми, отшельниками. Творили чудеса. Их всех отличало одно — они никогда не жили в магических местах постоянно, появляясь там только для проведения обрядов или ритуалов.

— Я почти все из этого знаю. Вы выяснили что-то еще? Почему вы считаете Волхова опасным?

— Не торопись, Северус, я дойду до этого момента. Терпение, — Альбус отхлебнул из чашки и продолжил. — Такие маги всегда жили вне магического мира. Многим магам это не нравилось. Люди, способные на чудеса, всегда вызывали зависть, они постоянно были на виду у магглов. И в конечном итоге Инквизиция начала охоту на ведьм во многом из-за них.

Северус хмыкнул и кивнул. Подробности позорного поражения магов на истории магии скромно опускались. В учебниках Министерство предпочитало печатать веселые истории о том, как колдуны и ведьмы глумились над магглами, аппарируя с места казни или накладывая на себя заклинание заморозки, как Венделина Странная. Про то, что как раз-таки маглорожденные колдуны создали орден Святой Инквизиции, который отравлял магам жизнь вплоть до появления Волдеморта, Министерство предпочитало молчать. Обыватели до сих пор не знали, что эпидемию драконьей оспы вызвали инквизиторы и что именно Волдеморт был тем магом, который навсегда избавил их мир от источника заразы. Инквизиция, загнавшая волшебников практически всего мира в подполье и державшая их в страхе почти восемьсот лет, была не просто уничтожена — ни одна церковь никогда даже не вспомнит о существовании магического мира. И пусть Министерство Магии сейчас умалчивает его заслуги и цели войны, не давая маглорожденным даже подумать о новом объединении. Не важно, что Волдеморт возродился безумцем и на человека похож весьма отдаленно — древние семьи запомнят его навсегда. И как поистине великого мага, и как кровожадное чудовище, каким он стал после возрождения.

— И, если их убивали или пытали, они проклинали всех вокруг. Магглы об этом не знали. Когда был разгар охоты на ведьм, под раздачу первыми попадали обладатели синдрома Грин…

— Чума, — пораженно выдохнул Северус.

— И не только, — подтвердил Дамблдор. — Оспа, сифилис — добрая половина эпидемий тех времен была вызвана адептами зеленого пути, которые умирали насильственной смертью. Маги поначалу пытались их спрятать, но в магических местах те быстро сходили с ума, принося столько же разрушений и смертей, как у магглов, если не больше. После пары печальных случаев Совет Лордов постановил, что носителям синдрома запрещено селиться в местах силы. Тогда они носили другое название — адепты зеленого пути. Уже Вадима газеты растиражировали как носителя синдрома Грин. Я специально уточнил у мистера О’Фея. На самом деле, все могло сложиться иначе, наткнись О’Фей на книгу со старым названием. Он упоминал зеленый путь, но в официальном заключении, подшитом в личное дело, значится только синдром Грин. Вадиму бы не позволили учиться в Хогвартсе, будь он хоть трижды записан в Книгу душ, если бы до лордов дошла правда. Возможно, не сразу, но в конце концов кто-то бы вспомнил старый закон. А его до сих пор так и не отменили.

— Вот как, — с кривой усмешкой подытожил Северус. — А от Волхова, значит, эту информацию вы скрываете нарочно, ведь он сразу воспользуется этим, чтобы уйти из магического мира. Ведь он никогда не хотел оставаться здесь.

— Да, верно, и ты ему этого тоже не скажешь, Северус, — не смутился директор.

Северус скрипнул зубами. Да, прямой запрет Дамблдора он обойти не сможет и будет молчать. Не скажет. Но намекнет, однозначно. Эта информация нужна Вадиму.

— Единственный случай, который описан в книгах, когда носитель синдрома остался жить в магическом мире, был в пятнадцатом веке в Румынии. Тогда спутником адепта стал маг. В остальных случаях это были магглы, очень редко — сквибы. Хотя в связке с адептом сквиб обретал возможность колдовать. Можно предположить, что спутником стал самый сильный волшебник в окружении того адепта — тот, кто смог замкнуть все чувства и ощущения носителя на себе. Образовать замкнутую систему. Сохранились свидетельства, что адепт, резонируя с аурой мага, в разы усиливал его. Своеобразный симбиоз, защитный механизм от агрессивной окружающей среды. Адепт получал возможность спокойно жить в магическом мире, а его избранник становился сильнейшим, первым среди равных. И всем в глазах носителя синдрома Грин. Единственной целью и смыслом жизни. Без них они просто сходили с ума. Ради своих спутников адепты были готовы на всё. На всё.

У Снейпа внутри что-то екнуло и неприятно сжалось. В желудок будто провалился ледяной ком, а горло сдавило спазмом.

«— …Всё-таки ты мазохист, как Русалочка у Андерсена.

— Всё для прекрасного Принца.

Ехидная усмешка на губах. Вадим старается не показывать, что ему больно стоять. Его твердые пальцы зарываются в волосы, и от макушки до пят по телу разливается удовольствие…»

Вот значит, что это такое. Северус — идеальный партнер Волхова. Тот самый спутник.

Да, опасность, как для него, так и для Вадима, впрочем, и для всего магического мира островов была действительно нешуточная. Стоило только чему-то случиться с Северусом — и Хогвартс получит разъяренного безумца, потерявшего контроль над силой от боли и гнева. К чести мальчишки стоит признать, что он постарался подстраховаться всеми возможными способами. Даже провел ритуал с жертвоприношением, чтобы защитить Северуса.

— Вспомни, когда ты впервые увидел восторг в глазах мальчика? — спросил Альбус.

Первый урок… Полный обожания взгляд… «Зелье идеально»… Директор все знал.

— Я понял, директор. Чего вы ожидаете от меня? Каких-то действий? Альбус, прошу, скажите, что нет, — голос сипел, и Северус потянулся сделать глоток, но обнаружил, что чай уже закончился.

Северус даже не представлял, что ему теперь делать и как ко всему этому относиться. Одно дело, когда поклонник — влюбленный мужчина в теле подростка, готовый к сотрудничеству, несмотря на отказ, и совсем другое — когда этот поклонник может устроить эпидемию неизлечимой гадости. Это здорово напрягало, а моральные вопросы и принципы вообще меркли на этом фоне.

— Нет, не жду. Успокойся, Северус, я просто хочу, чтобы ты был как можно осторожнее, — Альбус задумчиво посмотрел в окно. — Синдром Грин в тех редких случаях, когда удавалось его исследовать, описывают как непостоянное явление со своеобразными пиками. Пик — максимальная концентрация силы, которую способен провести через себя носитель в один момент. Как заклинание, проходящее через палочку. И во время пика адепт не может, как правило, самостоятельно справиться с этим. Ему либо нужно покинуть место силы, либо… связать себя со своим спутником. Но так совпало, что во время первого спонтанного выброса — пика — единственным подходящим человеком для Вадима был ты. Взрослый маг со сформировавшимся узлом и большей силой, чем у остальных. Возможно, есть еще факторы, о которых мы не знаем, ведь чаще всего адепты выбирали себе магглов. Возможно, связь вообще не зависит от магической силы, а от силы воли или чего-то другого. Кто знает…

Дамблдор махнул рукой, и чашка снова наполнилась. Северус автоматически отхлебнул.

Не любовь, а всего лишь магическая привязка. Ведь до первого урока Вадим на него обращал внимания не больше, чем на любого другого преподавателя в школе.

Неважно. Пусть. Так даже лучше. Так легче. И наконец-то стало ясно, за какие заслуги Вадим его полюбил.

— То есть, он выбрал меня только потому, что рядом не оказалось больше никого подходящего?

— Да, случай нетипичный донельзя, ведь обычно выбирается партнер противоположного пола, ведь он предназначен для продолжения рода. Но да, ты определенно спутник Вадима. На первом курсе он только обозначил связь и, возможно, со временем сумел бы переключиться на кого-то еще, однако тем летом опекунов Вадима убили, и я отдал мальчика тебе. Ты замечательно справился с его депрессией, но это также укрепило вашу связь, образовав эмоциональную зависимость. Свою роль сыграло и то, что после того случая с василиском ты все время находился рядом с ним. Это уникальный случай, на самом деле. Миф об истинных партнерах имеет под собой реальное явление! — директор посмотрел на убитого Снейпа и лукаво улыбнулся. — Северус, ты что, расстроен?

— А что мне, радоваться, что ли? — огрызнулся зельевар.

— А, то есть мне показалось, что ты расстроен тем фактом, что мальчик влюбился лишь потому, что у него не было выбора?

— Не мелите чепуху, господин директор! — отрезал Снейп. — Меня расстраивает тот факт, что со мной подобное вообще произошло.

— Хм. Ну, что же… — Дамблдор задумчиво пригладил бороду. — Он же не преследует тебя, старается помогать, не ведет себя как одержимый, не устраивает сцен ревности и глупых поступков не совершает — словом, ведет себя вполне прилично. С одной стороны, это хорошо. Пока связь находится в таком подвешенном состоянии, есть шанс, что он сможет пережить самый неблагоприятный расклад и переключиться на другого мага. С другой, пока связь нестабильна, Волхов будет продолжать оставаться также нестабильным. И это намного опасней… возможных последствий. Ты понимаешь, Северус? — остро взглянул на него старик.

О да, Северус понимал. Четыре дня. Четыре жутких дня Вадим самым натуральным образом тихо сходил с ума. Что могло случиться, не начни Северус давать ему зелья, представлять не хотелось категорически. Спасибо Малфою, они с Вадимом сошлись очень вовремя. Как-то слишком вовремя…

— Директор, всё, что вы мне сейчас рассказали… Возможно, что Темный Лорд знает это.

— Почему ты так решил? — нахмурился Дамблдор.

— Мальчик, с которым встречается Вадим — Драко Малфой. Он искренне симпатизирует Волхову…

— Но его симпатия не исключает приказа, — догадался директор и тяжело вздохнул. — Да, порой самые светлые чувства являются причиной самых темных поступков. Слепая вера не дает разглядеть уродство идеала.

Взгляд голубых глаз затуманился, погрустнел. Дамблдор рассеянно погладил край чашки и снова тяжело вздохнул.

— Северус… Я понимаю и чту твои чувства к Лили. Это лучшее, что в тебе когда-либо было и есть, но… Мальчик не должен попасть в руки к Темному Лорду, даже если придется пожертвовать личным.

Северус с тоской посмотрел на дно своей чашки. Но нет, чай не содержал никаких галлюциногенов, и Альбус сказал именно это. Похоже, слухи о дружбе директора с Гриндевальдом имели под собой веское основание в отчетливых голубых тонах. Сначала это чертово напророченное снарри, а теперь… Вот это вот всё! Иначе с чего вдруг Дамблдор пытался подсунуть в постель сначала Поттера, а теперь о Волхове заговорил? Остро захотелось убежать к себе в покои и забиться под кровать.

Он одним глотком осушил чашку. Увы, там по-прежнему был всего лишь чай, а не что-то покрепче. Вроде виски.

— Вы хотите подложить Волхова в мою постель, — заключил Снейп и злобно вдавил чашку в блюдце. Фарфор жалобно треснул. — Чтобы истинный целитель оставался в своем уме и не угрожал магическому миру Великобритании, чтобы следить за ним и в любой момент, независимо от исхода войны, на него повлиять. Или избавить мир от угрозы.

— Откровенно говоря, твоя кандидатура оказалась несколько неожиданной. Изначально, до того, как ты сказал о Драко, я планировал привязать мальчика к отпрыску одной из лояльных Ордену семей, однако это невозможно. Вадим рискует сделать неправильный выбор, — признался Дамблдор с самым невозмутимым видом. — И не нужно сгущать краски. В первую очередь я думаю о вашем благе. Так как ситуация требует срочных мер, я склонен признать, что это пойдет на пользу вам обоим. Ты сможешь уберечь целителя от импульсивных поступков, а он сделает для тебя всё. К тому же, я беспокоюсь о тебе. Ты так долго был один, а с Вадимом вы уже нашли общий язык… И ты испытываешь к нему весьма теплые чувства…

— Теплые чувства? Теплые чувства?! — разъярился Снейп. — Он мне как младший брат! Я никогда, даже в самом лютом бреду не представлял его с собой в постели! Вы вообще понимаете, что только что приказали мне, профессору и декану, разбить парочку пятнадцатилетних учеников, соблазнив одного из них? Я далеко не святой, но это просто за гранью добра и зла! Это даже звучит отвратительно!

— Северус, успокойся, выпей еще чаю…

— К черту ваш чай! И вы идите к черту! Я буду оберегать и защищать Волхова всеми силами, но не ждите, что я буду трахать его по вашему приказу и делать счастливый вид! Вы переходите все границы!

Северус орал долго и самозабвенно, выплескивая всю свою злость. Дамблдор слушал молча, внимательно. И когда слова кончились, он подлил еще чаю, не обращая внимания на полный бессильной злобы взгляд, и бодро заговорил.

— Я понимаю твоё негодование, Северус. Это непростительно — взваливать на тебя еще и это. Но подумай. Просто подумай! Ты знаешь, как опасна твоя работа. Ты наверняка уже понял, что твой шанс пережить войну крайне мал. Любовь этого мальчика — дар. Тебе удивительно повезло, Северус. Лучшей защиты, чем Вадим, я для тебя и придумать не могу. Никто не посмеет тронуть спутника истинного целителя при любом раскладе. Максимум, что тебе грозит — изгнание. Я не требую, чтобы ты вступал с ним в любовные отношения прямо сейчас. И не требую любить его как Лили. Просто… будь помягче. Присмотрись. Мальчику будет достаточно от тебя лишь надежды, чтобы закрепить связь. Надежда привязывает крепче любви.

Директор в своем репертуаре. Шанс на спасение и спокойную жизнь — он знал, чем надавить. Вот только целитель и так уже повязан клятвой. Сейчас Северус хотел всего лишь его уберечь от всех этих интриг. Он ему в этом поклялся. А в таком случае закреплять намеченную связь никак нельзя. Так у Вадима еще был шанс.

— Хорошо, — Снейп обессиленно прикрыл глаза. — Это… приемлемо.

Из разговора можно было сделать вывод, что Дамблдор не подозревает об их с Волховым сотрудничестве. И это было хорошо. С остальным они справятся.

Честно говоря, Северусу очень хотелось промолчать и закрепить связь тайком, чтобы никакие Малфои не посягали на его союзника, чтобы Вадим точно не вздумал уклоняться от своих обещаний. На первый взгляд выбор, стоящий перед Северусом, был крайне призрачен, но на самом деле — принципиально важен. Это был выбор в первую очередь перед самим собой. Либо он мог воспользоваться незнанием мальчишки и применить его таланты себе на пользу, скрыв истинную природу его отношения, либо открыть все карты и говорить всё как есть, без прикрас, отказываясь от такой соблазнительной связи в пользу безопасности…

Северус скомканно попрощался и вышел за дверь. Горгулья за его спиной проворчала что-то о вежливости и встала на место. Звук шагов гулко разносился по всему коридору. Северус ускорился, входя в любимый ритм, и свернул в сторону подземелий. Сквозняк обдал порывом холодного ветра, хлопнула мантия, развеваясь. В темном окне, озаряемом светом факела, мелькнуло отражение стелющегося за спиной длинного вороного крыла на тонком серебристом полотнище. Вот уже который год волшебный шарф спасал от вечного холода школьных коридоров. Пальцы сами потянулись к шее погладить текучую ткань.

Выбор был сделан.

Волхов заслуживал честности. Нельзя утаивать от него настолько важную информацию. Он должен знать природу этой болезненной любви.

И стоит смотреть правде в глаза. Вряд ли целитель захочет с этим что-то делать. Что ж, Северусу не привыкать быть мерзавцем.

Он защитит его любой ценой.

* * *

У него были необыкновенные руки: твердые, гладкие и очень чуткие. Они с одинаковой уверенностью как причиняли боль, так и дарили нежность.

У него были очень вкусные губы. Они потрясающе поддавались напору и в нужный момент проявляли упрямство.

У него был очень чувственный голос и серебристый смех. Его шепот пускал мурашки по спине, обещая острое наслаждение на грани с мукой.

У него был запах холода, грозовой свежести и озона — ненавязчивый, свободный. Как он сам.

За его искренний смех я был готов простить ему практически все. В такие моменты он становился открытым и настоящим, сбрасывая свою холодную надменную маску.

Он с небрежной легкостью врывался в подземелья и вел меня на улицу, к озеру или опушке Запретного леса. И от его улыбки серый промозглый октябрь превращался в прекрасную пушкинскую осень.

Рядом с ним всё становилось таким — воздушным, чудесным и бессмертным. Словно прошлого и будущего никогда не существовало, а был только застывший миг настоящего. Отступали тревоги и заботы, а проблемы становились приключениями. Будто за ним стелился шлейф из сладкого, невесомого забытья. Как в какой-то сказке. И от этого изнутри рвалось что-то возвышенное и неимоверное, отчего мне постоянно хотелось читать ему стихи.

Мы с ним легко начали и могли в любой момент столь же легко и просто закончить это странное волшебство. И такая свобода — быть вместе или расстаться — подарила простор и долгожданный покой. Наконец-то можно было вздохнуть полной грудью.

Малфой — зачарованный принц, сын Снежной королевы, умудрившийся одним своим поцелуем потушить внутри тот пожар из магии, сомнений и страстей, который сводил меня с ума.

По щеке невесомо скользнуло что-то нежное и щекотное. Немного покружило по скуле, опустилось к уху и пробежалось по подбородку к губам. Я улыбнулся.

— Когда ты спишь, меня разрывают эмоции. Я никак не могу понять, то ли мне хочется стать твоей подушкой, то ли придушить тебя этой подушкой, чтобы ты навеки остался таким, — тихо прошептал Малфой.

В руках у него было белое пуховое перо. Видимо, наколдованное, как и тахта, на которой мы бесстыдно занимались всякими непотребствами.

— Что тебе снилось, Вадим?

— Ты.

Малфой польщенно хмыкнул, заглянул в душу серебристым взором, провел рукой по запястью и потянул его к своей шее. Я вспомнил, в каком восторге он закатывал глаза, когда моя ладонь сжимала ему горло, и погладил небольшие синяки на его сливочной коже, пропустил сквозь пальцы мягкие платиновые пряди. Малфой прикрыл веки и выдохнул, почувствовав тянущую боль в волосах. Кто бы мог подумать, что мазохизм в этом семействе — фамильная черта?

Я мимолетом глянул на наручные часы и разжал кулак. Мы пропустили обед.

— Нам надо идти. Пропустим трансфигурацию.

— Ну, и черт с ней! — небрежно бросил Малфой и потерся щекой о ладонь, напрашиваясь на ласку, как кот. — У тебя теория, а я и так всё знаю.

— Я плохо на тебя влияю, — сокрушенно вздохнул я. — Чистопородный лорд, волшебник, годами не ступающий на презренную маггловскую землю — и вдруг черт!

На шее что-то чесалось. Я потер её и уставился на покрасневшие пальцы. Царапина? Надо же, я и не заметил. Малфой хмыкнул, наклонился и медленно, с оттяжкой лизнул эту царапину, отчего её защипало. Кажется, или его на самом деле уносит от вкуса крови?

— Я не настолько стар, безнадежен и отстал, — пробормотал он, причмокнув. Взгляд не отрывался от моей шеи. В голову полезли вычитанные еще в прошлой жизни истории о том, что сиды Неблагого двора не брезговали человечинкой. Почему-то это не пугало, а добавляло остроты. — Тем более его грех не выучить, когда ты так часто повторяешь это слово.

Я охнул, когда в шею вонзились острые зубы, посылая по телу волну удовольствия вперемешку с болью. Малфой зализывал эту проклятую царапину, урча от удовольствия и весьма возбуждающе сопя в ухо.

— Черт!

— Что и требовалось доказать.

Эту самодовольную усмешку так и хотелось стереть с губ, и я её поцеловал. Серебристые глаза сыто сощурились. Вот уж вправду, чистопородный сид… или как там их официально называют? Туата.

— Всё! Никаких больше уроков! — объявил Малфой, аккуратно застегивая на мне рубашку. — Пошли лучше на кухню. Я тебя научу пить Шардоне и есть устриц.

— Где в Хогвартсе ты найдешь Шардоне? А уж тем более устриц?

— О, mon ami, в Хогвартсе волшебники рода Малфой могут достать всё.

И он сдержал слово. Как оказалось, Малфои — существа запасливые и предусмотрительные. Тайничок под чарами стазиса снабдил нас бутылочкой превосходного вина, а домовики с радостью сгоняли за устрицами. Не прошло и получаса, как перед нами лежала небольшая корзинка. Похоже, эльфы притащили их прямиком от рыбаков. Устрицы выглядели свежими, влажно поблескивали и слегка пахли морем.

На берег озера мы не пошли, в Запретный лес тоже. Малфой был, конечно, беззаботен, но не до такой степени, чтобы распивать спиртное на виду всей школы.

Он вывел меня на парапет одной из башен и парой взмахов палочки создал нам круглый столик со стульями. Из воздуха соткались два бокала, ведерко со льдом, в которое погрузилась бутылка, и прочие приборы. Его колдовство было преисполнено небрежного изящества. Ветер трепал его платиновые волосы, умудряясь не портить прическу. Он был удивительно гармоничен здесь, на высоте, среди воздуха и прохладного сырого ветра, на фоне свинцово-синего неба и золотисто-багряных всполохов листвы Запретного леса. Само совершенство.

Я любовался и очаровывался им с охотой уставшего от жажды бедуина, набредшего на оазис.

Он шутил, вызывая ответную улыбку, учил разбираться в вине и в подробностях рассказывал о том, как правильно есть устриц.

Я посмотрел, как беззащитно дрожит прозрачное тело моллюска от лимонного сока, и признался:

— Будь я не целителем, а каким-нибудь ювелиром, я бы это есть не стал. Как-то оно не очень аппетитно выглядит.

— Это деликатес!

— Верно. И на несчастье этого морского гада, я не брезглив.

Я втянул в рот содержимое раковины и замер, задумчиво прислушиваясь к сигналам языка. Создалось полное ощущение, что во рту оказались сопли с лимоном и морской водой. Понятно, почему её жевать не рекомендуется — потому что делать это решительно невозможно. Я мужественно сделал глоток, и бедная устрица рухнула в мой желудок, чтобы через двадцать минут помереть там от асфиксии.

Малфой с интересом следил за выражением моего лица.

— Ну, как?

— Знаешь… — я судорожно глотал вино. — Крестьянская кровь моих предков, которые столетиями жили у пресных рек, как-то… не воспринимает таких изысков.

Малфой хохотнул и с видимым удовольствием съел свою устрицу.

— Это не предки — это ты ничего не понимаешь во французской кухне.

Я ложечкой выковырял очередную устрицу из раковины и отправил её в рот. Малфой удивленно моргнул.

— А зачем продолжаешь есть, если не понравилось?

— Ну, не умирать же той первой устрице в одиночку? Тем более, еда сытная. Чистый белок! — я выхлестал вино из бокала.

Взгляд у него стал цепким и странным, когда в мой рот отправилась третья устрица.

— Вадим… Извини за вопрос, но… Ты голодал?

Я отложил пустую раковину.

— Почему ты так решил?

— Тебе не понравились устрицы, но ты их ешь, потому что они сытные. А еще ты всегда носишь с собой еду. Все думают, что это просто мера предосторожности, тебе ведь подливали зелья, но… Я только сейчас понял, что вся твоя еда — продукты длительного хранения.

Я опустил взгляд.

Малфой попал в точку. Моё детство, то далекое детство, когда я был настоящим ребенком, пришлось на девяностые. А мои родители были простыми людьми не самых высокооплачиваемых профессий: врач и милиционер. Огород был небольшим, коз у нас украли. Спасибо соседям и родне, которые делились молоком и яйцами, и лесу за грибы, ягоды и даже иногда настоящую дичь. Чтобы не загнуться, мы пахали всей семьей, в том числе и я, на тот момент настоящее семилетнее дитя. И мои гастрономические капризы как-то очень быстро прошли. Сомневаюсь, что они вообще были. Какие капризы, если поесть хоть что-то, да еще целых три раза в день — уже счастье?

Потом, конечно, всё постепенно наладилось, но смотреть на пустой холодильник я не мог никогда. Детская привычка таскать в сумке хоть какое-нибудь печенье или козинак в студенческие годы вернулась, а потом подкрепилась попаданием сюда. Стоуны были хорошими людьми, но на наказания в виде лишения ужина я несколько раз нарывался.

— Это магглы тебя морили голодом? — проницательно спросил Малфой. В голосе его слышалась тщательно подавляемая злоба. — Приют? Я наслышан об их традициях…

— Никто меня нарочно голодом не морил, — твердо сказал я, поднимая голову и глядя прямо в посуровевшие глаза.

Дыхание перехватило. В горле как будто врастопырку застряла злосчастная устрица, пытаясь спасти свою жизнь. Я заинтересованно уставился на озеро, попивая вино. Отсюда открывался потрясающий вид. И Шардоне такое вкусное, гораздо вкуснее морских гадов.

Малфой потянулся через стол и сжал мою руку. Я искоса глянул на него и лукаво улыбнулся.

— Но раз среди европейской аристократии считается деликатесом еда средневековых голодающих французов, могу угостить замечательным эрзянским блюдом, которое частенько ели в голодающем Поволжье двадцатых и сороковых годов. Запеченные мыши с лесными грибочками и ревенем, конечно, не дотягивают по степени изысканности до улиток и лягушачьих лапок, но кто знает, может, если бы вторая мировая растянулась еще лет на десять, мы бы выдумали что-нибудь еще, а потом втюхали вам это как национальный деликатес?

Малфой совершенно неаристократично поперхнулся вином. Я злорадно расхохотался, глядя на его позеленевшее лицо.

Он посмотрел на меня, посмотрел на устриц.

— Мыши с лесными грибами? Серьезно?!

— Ну, вы же едите устриц и всякие потроха. Шотландский хаггис я до сих пор не перевариваю, русская няня гораздо вкуснее. И раз уж мы заговорили об изысках… Я как-нибудь угощу тебя холодцом с хреном, тебе должно понравиться. И свиным салом. С черным хлебом и чесноком.

Лицо Малфоя было неописуемо. Наверное, такое же выражение было на моём лице, когда во рту очутилась устрица.

Месть — это не только холодное блюдо, но и самое вкусное.

Глава 64. Сбылась мечта идиота

Пожалуйста, будь моим, пожалуйста, будь моим смыслом, Мы одни на целой земле, в самом сердце моих картин. Целый мир придуман, целый мир придуманных истин, Я нуждаюсь в твоём тепле, я хочу быть смыслом твоим.

Я со вздохом откинулся на спинку дивана. Северус сидел рядом, подвинувшись ближе к камину, и смотрел в пламя. Плотная черная мантия струилась по полу, сливаясь с тенями. Желтый танцующий свет скользил по выразительному профилю, наполнял живостью молочно-белую кожу его лица. Северус как никогда походил на огромного ворона.

— За то, что рассказал, спасибо. Это ценные сведения. Магическая привязка… Возможность выбора, — я горько усмехнулся. — А если я выберу Малфоя?

Северус метнул на меня дикий, пугающий взгляд. В глазах отразился огонь, будто взметнувшийся из глубины души.

— Ты этого не сделаешь, — прохрипел обычно бархатный голос. — Дамблдор не оставит тебя в покое. И Темный Лорд… Они же уничтожат тебя!

— Я обещал, что сделаю всё — я сделаю. Понадобится, привлеку Малфоев, потребую у них помощи. Я смогу.

Северус молчал, лишь в черных глазах продолжало бушевать пламя. Я отвел взгляд и крайне заинтересовался узором фенечки на своем запястье.

— Значит, Малфой впечатлил тебя больше. Что ж… это было ожидаемо.

— Я… — я прикусил губу. — Я по-прежнему… Постоянно… Но я так больше не могу. Я устал. А с Малфоем спокойно, хорошо…

— Он моложе, красивее, богаче, — ехидно подсказал Северус.

Он что, ревнует?

— А Чарити старше, удобнее и пол у неё женский, — парировал я. — Я ясновидец — это раз, у меня есть план — это два, и напоминаю, что ты так и не сделал меня своим любовником и делать этого явно не собираешься — с Бербидж ты встреч так и не прекратил — это три!

Северус поморщился.

— Не стоит сравнивать Бербидж с Малфоями. Она не подослана ко мне Темным Лордом! Малфой может сделать с тобой всё, что угодно. И не забывай, что Малфои могущественны, но не всесильны.

— Ничего он со мной не сделает. Он знает, что я могу откинуться даже от слабенького зелья. Нет, он будет со мной ласков и нежен. Его цель — добиться добровольного согласия. А я буду тянуть с этим до победного конца, в итоге перетяну его на свою сторону, и Поттер сможет добраться до Темного Лорда быстрее. Северус, в самом деле, кончай видеть во мне наивного подростка. Мне тридцать шесть лет! Я способен включать голову!

— Да, но если посмотреть здраво, ты думаешь явно не той головой, — заметил Снейп вкрадчивым тоном. — Волхов, у меня приказ. Я не могу его ослушаться при всем желании. Ты ни в коем случае не должен попасть в руки Волдеморта. И ты, раскусив это еще два года назад, мало того, что поклялся вытащить меня — Пожирателя Смерти, предателя — из гражданской войны, так еще завел интрижку с Драко Малфоем. Ты безмозглый кретин, который идет на поводу подростковых эмоций. А мне не нужен безмозглый кретин в союзниках. Самонадеянность еще никого до добра не доводила.

Я прикрыл глаза. Безмозглый кретин, да? Что ж, возможно…

— Северус, напомню тебе — у меня есть план…

— О да! — язвительно скривился зельевар. — И как часто твои блестящие планы срабатывают?!

— Постоянно! — запальчиво возразил я, начиная раздражаться. — Каждый! Чертов! День!

Северус фыркнул.

— Да неужели? И ты ни разу не ошибался? — вкрадчиво, тихим голосом, спросил Северус. — Зная тебя, Волхов, и твою импульсивность, это не может быть правдой. Зато я верю, что тебе хватает ума исправлять свои ошибки.

Я прикусил губу, вспомнив слова Луны и осознание того, как я ошибся с Гарри, и тут же, опровергая, в памяти возникло видение извлеченных из-под обломков тел — взрыв из-за тентакулы Уизли.

— А! Так я все же прав, — мерзко ухмыльнулся Снейп.

— Да, — я сглотнул, сдерживая накатывающую злость. — Я вспомнил, как спас тридцать человек. И тебя до кучи.

— Допустим. Но проверить правдивость этого заявления я не могу, — заявил этот невозможный человек. — За пять лет, что ты провел на моих глазах, я могу быть уверен только в том, что ты пойдешь на все, чтобы заполучить желаемое. А ты всегда хотел меня, — Северус наклонился вперед, впиваясь в меня взглядом. — Ненормальное, абсолютно дикое желание. Собственный преподаватель, мужчина, к тому же, убийца, шпион и предатель. Ты хоть сам осознаешь, насколько это ненормально? Все твои поступки, все твои слова и действия, все клятвы — все они направлены лишь на то, чтобы удовлетворить твою прихоть. Надеешься, что я преисполнюсь благодарности и превращусь в твою игрушку? В моей жизни довольно хозяев и без тебя. Я любил только однажды, и буду любить только Лили. Всегда. Только одна женщина — ключевое слово «женщина», Волхов, — выплюнул Северус. — В нашем сотрудничестве я всегда руководствовался только принесенными клятвами. Ты обещал, что я выживу, я обещал оберегать тебя. Но на большее рассчитывать не смей! Это доступно для твоего понимания? Твоя же одержимость… Она мне отвратительна.

Я скрестил руки на груди и вздернул бровь.

— Не-а, не получится. Я знаю, почему ты все это мне говоришь. Ты забыл, что мне доступны вероятности? Этот разговор я уже пережил. И, поверь, все закончилось очень плохо. Уж прости, Северус, тебе придется потерпеть. Поодиночке мы не выстоим.

— Что ж, попытаться стоило, — в никуда бросил Снейп, устало закрывая лицо руками. — Придется проводить этот чертов обряд. Я окажусь связан с импульсивным безумцем на всю оставшуюся жизнь. Я многое совершил в этой жизни… Видимо, это расплата за мои грехи.

Я медленно поднял руки и несколько раз хлопнул в ладоши.

— Прекрасно, отдаю должное твоему актерскому таланту, — холодно заметил я и уже теплее добавил. — Северус, хватит драматизировать. В любом случае я не буду настаивать, как бы ни хотел. Эта связь… Ты сам сказал, что Дамблдор настаивает на том, чтобы закрепить её через обряд побратимства, обмануть его не получится. Я смогу защитить тебя и так, а Дамблдор может катиться со своими приказами в преисподнюю. Я закреплю связь с Малфоем. Уверен, он войдет в моё положение и не станет об этом трезвонить на всех углах.

— Никаких Малфоев. Я могу организовать тебе побег, — внезапно выдал Снейп.

— Что?

— Побег, — терпеливо повторил Северус. — Достану документы, переправлю тебя за границу. Это не твоя война. Она не должна тебя трогать. И если уж тебе так приспичило меня защищать, то делай это из безопасного места. Издалека. Уверен, у тебя хватит на это мозгов. И я не позволю тебе иметь какие-либо обязательства перед теми, кто славится своей изворотливостью. Войдя в семью Малфоев, ты потеряешь нейтралитет, а Дамблдор этого не потерпит. Даже твой дар тебя не защитит.

Так, похоже, он наконец-то перестал ломать комедию и заговорил со мной честно.

— Но это твоя война! И если я буду убегать, то только с тобой! Ясно?

— Предельно, — процедил Снейп, мученически вздохнув. — Я же только что объяснил подоплеку того, что с тобой происходит. Всего лишь твоя физиология. Это просто магическая привязка, даже не подтвержденная.

— Северус, ты идиот! Я был увлечен тобой еще до! До попадания в этот мир! Так что я тебя люблю не потому, что магическая привязка, а магическая привязка, потому что я тебя люблю! Я тебя не брошу! И мы сбежим вместе!

Северус уставился на меня во все глаза. Я понял, что ляпнул, и почувствовал, как в лицо бросается кровь, а голова неумолимо опускается под тяжестью смущения. Пришлось сцепить зубы, чтобы выдержать этот странный взгляд.

Снейп молча переваривал моё признание.

— Я… не волен распоряжаться собой… Ты осознаешь, что станешь моим целиком и полностью: разумом, душой, телом? — как-то тоскливо протянул он. — Моя смерть сведет тебя с ума. Эти узы будут крепче брака. Только вот от насильной привязки можно избавиться, а от добровольных уз — нет. И если я однажды… Ты не сможешь уйти.

— Я знаю, — прошептал я, потирая ноющие виски. — И имею представление, что это такое. И да, я этого хочу. Очень хочу. Но если я… если я тебе настолько отвратителен… лучше не надо.

Северус бросил на меня длинный взгляд, вздохнул и провел рукой по лицу. Короткий взмах палочкой — и из бара выплыла темная бутылка с бокалом. Они мягко приземлились на низкий ажурный столик между нами, и в тонкое пузатое стекло хлынуло темное бордовое вино. Северус взял бокал и повертел в пальцах, задумчиво уставившись в огонь. Я сбросил с ног ботинки и подтянул колени к груди, обхватывая их руками, изредка бросая на него взгляды из-под челки. Молчание нарушал лишь негромкий треск поленьев.

Я дурак. Нужно было хвататься за шанс всеми конечностями. Надо было сказать: «Северус, я твой счастливый билет. Давай закрепим связь, и я вытащу тебя из любой задницы, сделаю самым счастливым человеком в мире!» Он ведь так давно хотел свободы, а тут я со своим признанием, он не согласится…

— Огонь — священная стихия, основной элемент в волшбе, — внезапно сказал Северус. Завораживающий глубокий голос безупречно расставлял паузы, заставляя вслушиваться, успокаивал взбудораженные нервы. — До знакомства с тобой, Вадим, я считал огонь данностью, средством, как и многие другие маги. Но ты заставил меня вспомнить о гораздо более тонком волшебстве, чем алхимия… Что огонь способен заменить жреца и свидетеля в клятвах.

В руке Северуса очутился тонкий кинжал. Я, широко раскрыв глаза, смотрел, как острое лезвие рассекает белоснежную кожу на ладони.

— Ты что делаешь? — осипшим голосом спросил я. — Северус…

— А непонятно? — он метнул ожесточенный взгляд. — Мне не остается ничего другого, кроме как выполнить приказ Дамблдора. Я приму тебя. Только любви от меня ты не увидишь. И не будешь жалеть об этом. Согласен?

Я ответил судорожным кивком.

— А разве это не приравнено к Темной магии? — пискнул я, наблюдая, как кровь капает в бокал с вином.

— Нет, — усмехнулся Снейп. — Это слишком древний обряд. Или ты хочешь побрататься как современные маги? С министерским свидетелем, подписями и показушными лентами из волшебной палочки? Прости, но мне бы пока не хотелось ставить в известность Министерство.

Он протянул бокал и повернул кинжал рукоятью ко мне, глядя выжидающе и требовательно. Я послал в ответ долгий взгляд, выискивая на его лице тень сомнения, но не нашел. Примерился получше и рассек ладонь, роняя рубиновые капли в сосуд, и лезвием размешал вино. Сделал большой глоток. Вино на языке отчетливо дохнуло ночной прохладой высокогорья, сладким свежим виноградом и ароматом костров. Концентрированная магия с металлическим привкусом крови.

Я почти на треть опустошил бокал и передал его Снейпу. Тот тоже глотнул, а остаток выплеснул в камин. Огонь зашипел и вспыхнул, приняв подношение. Наверное, нужно было произнести какие-то пафосные слова и клятвы, но я просто протянул порезанную ладонь, и Северус крепко схватил ее, смешивая кровь.

— Мой, — выдохнул он. В глазах вспыхнуло что-то трудноопределимое, жуткое, как у древнего идола.

— Мой, — эхом отозвался я, ощущая, как жжет руку.

Меня словно окунули в жидкий огонь. Приятное, немного обжигающее тепло поднималось от порезанной ладони и быстро распространялось по всему телу. Меня бросило в пот, голова закружилась, и я прикрыл глаза. Магия Северуса хлынула сквозь меня. Она сбивала с ног, как порыв ветра на высокогорье. Она была терпкой, как виноград, непроглядно-густой, словно ночная тьма, обжигающе-холодной, словно вода горных ручьев, стекающая с ледника; она согревала, словно ласковое тепло костра, и могла обжечь, как любое непокорное пламя.

Я чувствовал так много всего, что начал задыхаться, теряясь в ощущениях. До обряда я будто смотрел с вершины горы вниз, в долину, где горели костры, сияя в темноте теплым светом. А теперь я словно быстро падал туда — прямо сквозь огромные звезды — и в лицо бил ветер, вышибая слезы из глаз. Магия Северуса подхватила меня и несла, заставляя испытывать бешеный страх и столь же бешеный восторг на грани с эйфорией. Чистый адреналин. Экстаз.

Я заморгал, приходя в себя. В висках медленно стихали ликующие тамтамы: «Мой! Мой!»

Мы всё еще сидели на диване, вцепившись друг другу в руки, будто намертво спаянные сочащейся кровью. Судя по выражению лица Северуса, его накрыло так же сильно, как и меня. Черные глаза смотрели со странной горечью. Он чуть наклонился вперед и протянул здоровую руку, ласково пробежался пальцами по щеке, зарылся в волосы и потянул ближе к себе.

«Неужели сейчас поцелует?!» — мелькнула в голове надежда.

Поцеловал. В висок. Обнял, зарываясь носом в кудри, и прижался губами, словно после долгой разлуки. Я же сделал то, о чем мечтал еще с прошлого года — попробовал на вкус белую кожу его шеи. И он промолчал! Это было так хорошо, что на лицо сама собой выползла блаженная улыбка, а из груди вырвался довольный вздох.

Да, я хотел не этого. Я хотел принадлежать, я хотел страсти, я хотел такой сильной любви, какой была одарена Лили Эванс. Я не хотел, чтобы Северус принял меня вот так, просто из чувства долга.

Но ведь взаимное уважение и понимание — это ведь уже немало. Главное — он мой и никуда от меня не денется. Мой! И пошло всё остальное к черту.

Что-то мне подсказывает, что мы сможем испытывать гораздо более глубокие и чистые чувства, чем дружба. Больше, чем любовь.

* * *

Северус перебирал золотистые кудри и лениво думал о том, что только что наделал.

Последнее признание окончательно поставило точку в этой затянувшейся мелодраме. Достаточно. Хватит. Нужно смотреть правде в глаза — лучше Вадима в его жизни ничего больше не будет, а самому Вадиму больше никто не нужен. И раз он устал настолько, что готов сдаться, рискнуть собственной жизнью, по уши влезть в дерьмо… А заставить ведь не получится…

Что ж, тогда пора платить по счетам. Целитель дал ему очень и очень много. И Северус мог отдариться единственным, что у него было, тем, о чем Вадим так долго мечтал. Собой.

Хоть подарочек из него, конечно, более чем сомнительный.

А ведь для закрепления связи достаточно было просто сказать: «Вадим, я никому не хочу тебя отдавать, будь со мной, просто дай мне немного времени», — и подкрепить намерение собственной магией. Что побудило к обмену кровью, к этому древнему забытому обычаю, было загадкой. Может быть, вполне серьезное намерение Вадима связать свою жизнь с Малфоями? Отказ от побега? Или готовность отказаться от желанной связи ради удобства Северуса?

Может быть. Северус оценил. Свободы выбора в его жизни было крайне мало.

Конечный итог привязал их друг к другу сильнее кровных и брачных уз. Обряд не заставил его воспылать страстью, но… При такой степени слияния совместное ложе — Северус поморщился про себя такому выспреннему обороту, выданному оглушенным мозгом — уже не воспринималось чем-то вопиющим и недопустимым.

В любом случае, даже если до этого дойдет, этот момент их отношений не будет первостепенным. О, нет!

Соратник, друг, брат, защитник и хрупкое сокровище — вот чем являлся для него Вадим. Всё, чего когда-то так жаждал одинокий недолюбленный мальчик, Северус сейчас держал в руках. Это было безумно сладко и безумно страшно. Если Вадим пострадает или, не дай Мерлин, погибнет, то пережить это будет невозможно.

Они с трудом расцепили пальцы. Волхов приманил из шкафчика с зельями мазь, залечил ему ладонь и протянул свою. Северус осторожно замазал порез, завороженно глядя в сияющие хризолитовые глаза. Вадим в последний раз так улыбался… Да никогда он так не улыбался.

— Ты когда-нибудь пил грузинское вино? — невпопад спросил он.

— Нет.

— Оно очень отличается от европейских. Оно богаче, насыщеннее, вкуснее. В той, прошлой жизни мне подарили бутылку дорогого грузинского вина, и мы выпили его всей семьей на Новый год. Я тогда думал, что ничего вкуснее в жизни не пил, — Вадим перевел взгляд на пустой бокал. — Как же я ошибался.

Северус понимающе усмехнулся. В его собственном глотке смешались вкус соленого морского бриза, игристая сладость лесных ягод и тепло яркого летнего дня.

Вадим тоже был очень вкусным.

— Но с Малфоем я всё равно буду встречаться.

— Встречайся. Он всё равно мне всё о тебе докладывает.

— Северус…

— Да?

— Ты тихушник, шпион и слизеринец.

В ответ раздалось насмешливое фырканье.

* * *

— Где ты был? — накинулся на меня Малфой, когда я переступил порог спальни. — Уроки пропустил, ночь пропадал неизвестно где. Старосты тебя не видели, никто ничего не знает. Я уже думал бежать к профессору Снейпу!

Он налетел на меня и сжал в объятьях. Нотт насмешливо хмыкнул, отрываясь от книжки, и вскинул взгляд.

— Идите, милуйтесь в другом месте, голубки! Не травите душу!

— Что, с Лавгуд все так же глухо? — я насмешливо и сочувственно посмотрел на этого неудачника. В ближайшие годы ему вряд ли что-то светит, кроме дружеского общения. Женщине за тридцать сложно воспринимать пятнадцатилетнего подростка на равных, а тем более рассматривать как мужчину. Пусть весь прошлый опыт не сильно ей и помог, мне повезло больше, но инерция мышления — страшная сила.

— Она вообще не понимает моих намеков! Ни одного! — взорвался Тео. — Мы все так же ходим в Хогсмид и беседуем об учебе, такое ощущение, что парня она во мне в упор не видит. Я как подружка, драккл подери!

Экспрессивно размахивая руками, обычно спокойный и уравновешенный Нотт вскочил и стал расхаживать по комнате. Мы с удивлением наблюдали за его истерикой.

— Я не понимаю, почему ты так нервничаешь, Тео? Или твой отец собирается заключить помолвку с другой? — поинтересовался Малфой, пересаживаясь на кровать и приобнимая меня за плечи.

Тео словно налетел на стену.

— Что? Нет… Летом я убедил его, что Луна Лавгуд составит хорошую партию, учитывая ее способности и дружбу наших матерей. После смерти моей и ее матери общение сошло на нет, но наши отцы вместе работали в Министерстве, так что папа согласился со мной.

— Тогда в чем проблема?

— Ни в чем. Я убедил отца, что она будет хорошей женой и многое принесет нашему Роду, но… Эта Лавгуд! Она, похоже, вообще не понимает, о чем договорились главы наших родов. Отец ей вообще что-то объяснил?! Такое ощущение, что она не понимает, что я имею в виду, когда предлагаю ей прогуляться в Хогсмид или позаниматься вместе.

Я уже в открытую ухмылялся. Зная Луну и ее умение прикидываться дурочкой и цветочком, я был уверен, что все она знает и понимает, но то ли развлекается, то ли проверяет Нотта. Хотя… не исключен и вариант того, что она реально не догоняет.

— Будь посмелее, — посоветовал я, устраиваясь так, чтобы откидываться на грудь Малфоя.

— Я чуть с ума не сошел, — прошептал тот мне на ухо. — Я думал, тебя похитили. Пожалуйста, не делай так больше.

— Прости, больше не буду, — тихо повинился я. — Я спал у декана.

— Опять над переводом заснул?

Заснул, да. Только не над переводом, а на груди Северуса, как распоследняя романтичная девица. Ну, отпустило меня. Расслабило. Честное слово, ощущение было такое, как будто домой после сессии вернулся.

— Нет… Мы зелье варили.

— Это в каком смысле посмелее? — прервал наш тихий разговор Тео. — Как ты, что ли? Взять гитару и спеть серенаду посреди коридора?

— Ну, как вариант, — ухмыльнулся я. — Но вообще-то я имел в виду оставить вот эти все ваши околобрачные танцы и подарить цветы. А главное — признаться. Причем признаться в неземной, страстной, прекрасной, вышибающей последние мозги любви.

— Ты что? — ужаснулся Нотт. — Так не принято! Я не хочу быть посмешищем. Ты шутишь, издеваешься?

— Ну, немного, — лукаво улыбнулся я. — А если серьезно, то говори прямо, тогда тебя трудно будет не понять.

«И проигнорировать», — мысленно добавил я.

Тео завис, размышляя. Лицо его прояснилось, и, судя по тому, как он лихорадочно закопался в тумбочку, план уже вырисовывался. Чему-то довольно ухмыльнувшись, он снова плюхнулся на кровать и уставился в книгу.

Я поерзал, расслабляясь в теплых объятиях. Запах горного ветра и грозовой свежести — все это заставляло чувствовать себя счастливым и умиротворенным. А учитывая то, что мы договорились с Северусом, наконец-то привело мой внутренний мир в равновесие. Все было правильно. Так, как и должно быть.

— Ты какой-то другой, — задумчиво заметил Малфой.

— Ага, — я демонстративно вытащил кулон с ящерицей из кармана и завертел цепочку вокруг пальцев. — Выспался по-человечески. И скажу по секрету, у Снейпа отличное вино!

У Малфоя приоткрылся рот от изумления.

— Декан напоил своего ученика вином? Снейп угостил тебя вином?!

Нотт выпал в осадок от его возмущенного вопля, застонал и накрылся книжкой.

— Я этого не слышал!

— Красное, полусладкое, жутко дорогое… — продолжал я с садистским удовольствием, мечтательно причмокивая.

— Волхов, молчи! У меня и так мозги в трубочку свернулись! — Тео потерянным взглядом пялился в полог и тихо бил себя книжкой по лбу. — А тут ты еще добавляешь… такие подробности! Наложите на меня кто-нибудь обливиэйт, а то я не удержусь и буду его шантажировать.

Малфой расхохотался.

— Вот она, дружба. Цени, Вадим, когда еще друзья сделают ради тебя подобное? Это же такая жертва…

Да уж, отказ от шантажа — великая жертва со стороны слизеринца, факт.

— Давай не будем ему мешать? — улыбнулся я, глядя в прищуренные серые глаза.

— Ты же не завтракал? — Малфой понял меня с полуслова. — Пошли на кухню.

Что-то мы туда зачастили. Откуда в нем это стремление завалить меня едой? Такое ощущение, что меня откармливают, как рождественского гуся. Да… Учитывая, что его предки и впрямь не брезговали человечинкой, а также не совсем здоровые наклонности, как-то это выглядит… сомнительно.

— Пошли, — с улыбкой согласился я. В конце концов, когда еще будет то славное время, когда мое тело хотя бы немного обрастет мяском? Опять же, я и сам не образец вменяемости, далеко нет.

Мы вышли из подземелий и пошли по лестницам. Малфой крепко держал меня за запястье, будто боялся, что я куда-нибудь внезапно убегу. И смешно, и приятно. Северус себе такой подростковой романтики никогда не позволит, а Малфой… Ну, ему положено.

Эльфы, как и всегда, встретили нас дружными попытками угодить и обожающими взглядами. Удобно устроившись за столом у стены, мы наслаждались завтраком, когда на кухню пришли гриффиндорцы. Золотое трио, увидев нас, споткнулось на пороге.

— Опа! И здесь от вас никуда не деться, — с досадой проворчал Уизли.

— Захлопнись, Уизел, — холодно оборвал его Малфой, не глядя на него, и аккуратно пригубил чай. — Это вас тут развелось, как рыжих тараканов. Шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на очередного предателя крови.

Рон побагровел, приходя в бешенство.

— Да лучше быть предателем крови, чем мерзким извращенцем!

Гарри и Гермиона издали невнятный звук, вытаращились на нас с Малфоем.

— Что? Вы не знали? — удивился Рон, оглянувшись на них. — Они парочка. Все об этом говорят.

— Н-нет, — заикаясь, ответил Поттер. — Это правда?

Я только фыркнул.

— Даже если и так, то тебе-то какое дело, Поттер? Я же на тебя не посягаю. Живи сам и дай жить другим.

Гермиона открывала и закрывала рот, взгляд у неё плавал. Я прямо-таки слышал звон, с которым в её мозгах столкнулись оскорбленная брошенная ведьма и толерантная демократичная правозащитница. Наконец, в ее голове щелкнуло, и она разродилась спичем.

— Прекрати, Рональд! Это не наше дело, с кем проводит время Вадим. И Драко не мерзкий, он очень помог нам, когда тебя не было рядом! В конце концов, это просто неприлично — лезть в личную жизнь других людей.

Рыжий сердито покраснел, но промолчал. Малфой быстро схватил с тарелки бутерброд, откусил кусок и принялся пережевывать его с крайне сосредоточенным видом.

— Хватит, — прервал перепалку друзей Поттер. — Потом поговорим. Я давно хотел спросить: почему ты мне так и не написал, Драко? Ты же обещал. И мы не закончили разговор про традиции и политику Лорда.

На секунду Малфой сбился с ритма, как будто в масле неожиданно нашлось что-то не то.

— Понимаешь, Поттер… — он прожевал бутерброд и с достоинством потянулся к чаю. — Гарри…

Я смотрел на то, как он тянет время, и в голове вертелся анекдот про русского шпиона в стане англичан, который пил чай, не вынимая ложечку и прищуривая глаз.

— У него дома была несколько не та обстановка, чтобы вести с тобой переписку, — вмешался я. — Ты забыл, в чем подозревали его отца?

— Вот как, — нахмурился Поттер. — А почему перестал приходить в наш класс?

— Потому что за нами наблюдают, — снисходительно объяснил Малфой. — А я защищаю Вадима от покушений и попыток похищения. Пока я пользуюсь определенным влиянием на факультете, это сдерживает особо ретивых, но если меня засекут на общении с тобой, нам с Волховым тут же придет конец!

— Ааа… Так вот почему… Ну, тогда не будем мешать…

И троица с просветленными лицами отошла от нас к эльфам. Малфой метнул на меня странный взгляд. Я невинно улыбнулся.

— Что? Ну, прости, вмешался в разговор, но ты был так сосредоточен, чтобы не выплюнуть бутерброд на глазах у Уизли, что я не выдержал! В масле что-то было, да?

— В хлебе, — медленно ответил он. — Странный привкус.

Я только шире улыбнулся.

Мы спокойно допивали чай, когда из глубины кухни внезапно раздался громкий разгневанный вопль.

— Да как вы смеете обвинять моего хозяина… бывшего хозяина мистера Крауча?! Вы гадкая, мисс! Винки больше не хочет слушать о дурацкой свободе! Винки теперь работает в Хогвартсе, она не свободна! А ты, Добби? Как тебе не стыдно, Добби? Нельзя говорить о своих хозяевах плохо, даже если они тебя выгнали! Ты позор нашего рода!

Мы с Малфоем дружно подскочили, выронив бутерброды и лишь чудом не расплескав чашки.

— Это что еще за концерт? — нахмурился Малфой.

— Эльфы бунтуют против освобождения от рабского труда, — буркнул я. — Гермиона весь прошлый год носилась со значками Г.А.В.Н.Э. Я еле уговорил её не обсуждать эту тему с тобой.

Серебряные глаза наполнились невыразимым недоумением вперемешку с презрением.

— Грейнджер вздумала освобождать эльфов? Она рехнулась?

— Нет, это демократические ценности, французская революция. Ну, знаешь, союз, равенство, братство… А, нет, это не из той оперы, — спохватился я.

Выгнутая бровь закостенелого монархиста и консерватора выразила всю гамму эмоций, которые вызвала эта новость.

Тем временем скандал набирал обороты.

— Они мне больше не хозяева! — гордо пискнул какой-то эльф, перекрывая возмущенные вопли Винки. — Добби теперь не волнует, что они скажут! Добби… Добби скажет Гарри Поттеру… Его хозяева были… были плохие, черные маги!

Услышав это, Малфой полыхнул адской злобой, будто спичка, и вскочил. Выпрямленная спина, маска надменности, легкий стремительный шаг — он врезался в эпицентр скандала с неумолимостью ледокола.

— Добби! — пророкотал он на всю кухню. — Значит, твои хозяева были плохие, черные маги? Отчего же ты тогда стоишь здесь, живой и здоровый? Раньше я был доволен твоей участью, но теперь понимаю — нужно было поступить, как советовала супруга главы рода, и отрубить тебе голову за все твои выходки! Чтобы ты никогда! Не смел! Оскорблять! Магов!

Я метнулся к белому от злобы Малфою, обнимая его за плечи. Добби, выделяющийся на фоне остальных веселенькой разномастной одежонкой, прижал лопоухие уши, посерел и задрожал всем телом.

— Паразит! Пиявка! Жалко, тебе не стерли всю память, а только наши секреты! — не унимался Малфой, пытаясь дотянуться до своей волшебной палочки и не обращая внимания на шокированную троицу. Добби коротко взвыл и с разбегу приложился головой о печную дверцу.

— Добби плохой!

— Добби, перестань! — Рон и Гарри дружно оттащили бьющегося в истерике домовика.

— Драко, ты что творишь?! — Гермиона была в полном шоке. — Добби, ты что, раньше принадлежал Малфоям?

— Да, это был наш эльф! А знаешь, за что мы его выгнали? Он пытался отравить моего отца, чтобы я стал главой рода! Подсыпал пестицидов в еду!

Эльфы шарахнулись в стороны от плачущего Добби, как от прокаженного.

— Вы не понимаете, — провыл домовик. — Я спасал вас! Если бы хозяин Люциус умер, то вы были бы свободны от Того-Кого-Нельзя-Называть!

— Ты хотел убить своего хозяина! А теперь пошел работать в Хогвартс, на кухню. Попытаешься отравить и меня? Исключительно для блага рода Малфой, да, Добби?

Малфой вывернулся из моих рук и обвел взглядом всю их лопоухую братию.

— Пока этот эльф работает на кухне, ни один ученик Слизерина не прикоснется к вашей еде!

Эльфы отчаянно взвыли.

— Мы сегодня же его выгоним!

— Никогда к печи не подпустим!

— Пожалуйста, сэр, не отказывайтесь от нашей еды! Как же мы будем работать? У вашего факультета такая вкусная магия!

— Он нарушил главный закон! Он ответит за своё преступление!

Толпа домовиков качнулась в сторону Добби, лопоухие уши хищно прижались к головам, зрачки в глазах зловеще сузились, рты растянулись в оскале, блеснули мелкие острые зубы. И где только бесконечно вежливые, милые существа, всегда готовые угодить? Мы стояли посреди самых настоящих Горлумов. Гриффиндорцы от такой жуткой метаморфозы перестали дышать. Мне остро захотелось спрятаться за спину Малфоя — он единственный чувствовал себя здесь в своей тарелке.

Добби сгорбился, бросил отчаянный взгляд на безмолвного Поттера и с хлопком исчез. Эльфы перевели взгляды на нас и тут же из чудовищ превратились обратно в очаровашек.

— Простите, сэры, мисс! Негодные эльфы испугали учеников! — хором взвыли они, выкручивая уши.

Рон с Гермионой нервно сглотнули. Я поймал себя на том, что не держу Малфоя, а прижимаюсь к его спине, нервно сжав кулаки.

— Н-нет, — мужественно выдавил Гарри. — О каком за-законе вы говорили?

— Договоре между волшебниками и домовыми эльфами, сэр, — кротко улыбнулась домовушка в розовом платьице. Видимо, это и есть Винки.

— Но я не нашла в библиотеке никакого договора! — отмерла Гермиона. — Ни единого упоминания!

— И не найдешь, Грейнджер. Он устный, — усмехнулся Малфой. — Волшебник питается только той едой, которую ему готовит домовик, а домовик питается магией волшебника. Чем больше работы делает домовик, тем больше он получает. Тем крепче над ними наша власть и доверие.

— Мы доверяем свои жизни волшебникам так же, как они доверяют свои жизни нам, — важно сказала Винки. — Это очень-очень важный закон! Когда мисс предлагает деньги, это оскорбляет нас. Членам семьи не платят.

У Гермионы распахнулся рот, она словно силилась что-то сказать, но не могла вымолвить ни слова. Вся привычная картина мира в ее голове только что рухнула.

Мы с Малфоем уходили из кухни в гробовом молчании. Гарри и Гермиона переосмысливали то, что узнали, а Рон привычно набивал желудок, не заморачиваясь. Ему, чистокровному магу, хоть и предателю крови, это все давно было известно.

Мы шли по коридору, возвращаясь к себе и держась за руки.

Малфой машинально поглаживал мое запястье и временами странно посматривал, словно хотел что-то сказать, но никак не мог решиться.

Я безмятежно улыбался в ответ на его пристальный взгляд.

— Вадим, почему ты никогда не называешь меня по имени? — внезапно спросил он.

— Потому что у тебя приятная слуху фамилия.

— Приятная слуху? — хмыкнул Малфой. — Что ж… Пусть будет так.

Я только шире улыбнулся, чмокнул эту усмешку и крепче сжал обманчиво хрупкое запястье. Мягкие пальцы скользнули по моим губам.

— Тебе идет эта улыбка, — заметил Малфой. — Сфинкс.

— Это ты меня научил так улыбаться.

А это занятная игра: я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь, и ты скрываешь то, что я скрываю, что ты скрываешь…

Глава 65. Проверка в школе и ее последствия

Амбридж инспектировала Хогвартс уже чуть больше месяца, а канонных декретов все еще не было. Возможно, дело было в том случае, когда она опустила Грейнджер — оппозиция сдулась. А возможно, в том, что розовая жаба (да-да, она все-таки получила это прозвище) разрешила студентам практику. Конечно, исключительно под ее присмотром и исключительно те заклинания, что упоминались в экзаменационных билетах. А может быть, из-за того, что основной курс ЗоТИ вел Люпин, а Амбридж преподавала только у пятых и седьмых курсов. Им в этом учебном году предстояло сдавать СОВ и ЖАБА.

Она уже успела проинспектировать большую часть преподавателей, и местами это было даже забавно. Профессор Бинс — это что-то с чем-то. Призраки, оказывается, тоже обладают мстительностью и чувством юмора, даже такие странные, как преподаватель истории. Он припомнил ей несданные эссе и тролля по контрольной на втором курсе, когда она начала задавать вопросы. В тот день его лекция была еще более занудная, чем обычно, так что к концу пары похрапывала даже Амбридж, периодически вскидываясь. А потом несчастный профессор неделю в учительской стенал, что бывшие ученики совсем зазнались. Это мне Снейп рассказал. По секрету.

Но, пожалуй, этот урок был единственным, где милейшая Долорес облажалась. Остальные прошли в штатном режиме: много каверзных вопросов, еще больше ехидных ответов. Инспекция напоминала встречу выпускников клуба злословия. Амбридж отыгрывалась, как могла.

Под раздачу попали все. Министерский инспектор припомнила всё, на что я имел глупость пожаловаться во время лечения. Даже то, что упоминалось мельком. Жуткие сквозняки в коридорах («Будто бы в Хогвартсе внезапно кончились все эльфы!»), двигающиеся, как им вздумается, лестницы с исчезающими ступеньками, отсутствие психолога в штате, и вообще — где поурочные планы и инструкции по безопасности? Что это такое, наверняка не знала и сама милейшая Долорес. Но впечатление она производила убойное. Ей попытались указать на наличие такого полезного меня, но номер не прошел, потому что я был учеником. В общем, директор и профессора с удивлением узнали, что они отвратительно выполняют свои непосредственные обязанности и вообще редиски.

Вот и сегодня Бербидж досталось: и наглядных-то пособий недостаточно, и устарели-то они на полвека, и материал-то она подает слишком упрощенно, так, что потом на магов косятся как на помешанных в мире простецов, и что вообще непонятно за какие заслуги ее держат в Хогвартсе. К концу тирады Бербидж кипела: она поминутно меняла расцветку и всё порывалась сказать что-нибудь нецензурное, но в последний момент брала себя в руки. Судя по всему, этим она и заработала у Долорес плюсик — за выдержку.

Грейнджер хватило одного урока, чтобы в дальнейшем учесть политику партии и не высовываться. Она прилежно конспектировала учебник, записывала за Амбридж тезисы, недовольно поджимая губы на каждое слово профессора, с которым была не согласна. Но порой из неё все-таки вырывался вроде бы невинный вопрос, в ответ на который в классе поднималась буря. Поведение Гермионы меня порядком удивляло. Я не понимал, чего она добивается. Возможно, как и в каноне, она пыталась сделать так, чтобы профессора начали ненавидеть? Правда, Амбридж её гордо игнорировала.

Зато Рон постоянно получал отработки, каждый раз первым реагируя на замечания Грейнджер. Поначалу Долорес достаточно мягко осаживала его, напоминая о работе Уизли-старшего. Но её терпения надолго не хватило. В общем, канонная надпись «Я не должен лгать» первой появилась у Уизли. Да, Амбридж все-таки притащила Кровавое перо в Хогвартс. И нет, это не темный и не пыточный артефакт — им расписываются в особо важных бумажках.

Гарри же молчал, как рыба об лед. Он только сжимал крепче губы на какие-то ее замечания, но не проронил ни слова. И в конце концов, внимательный и ждущий взгляд Амбридж перестал на нем останавливаться. Видимо, молчание Избранного ее удовлетворило.

В этом году Поттер стал каким-то отстраненным и на редкость молчаливым. Встречались мы редко и, в основном, по ночам. О своих делах Гарри больше ничего не рассказывал, зато много расспрашивал о тех слизеринцах и немногих рейвенкловцах, с которыми я общался. Или мои лекции и нравоучения наконец-то подействовали, или пригодились книги Луны, но мозги его встали на место. Поттер изменился. Надеюсь, в лучшую сторону.

Амбридж вызвала меня на чаепитие в конце недели, причем совершенно неожиданно. Когда я вошел, в кабинете старательно корпели над строчками Рон и Гермиона, а их руки уже тряслись от напряжения. Вот же ж…

— Мистер Волхов, — звонко произнесла Амбридж, ласково улыбаясь. — Проходите, прошу. Присаживайтесь. Молока?

— Нет, благодарю вас, — я скользнул взглядом по белым лицам подростков и задержался на их запястьях. Больно, но ничего опасного ни для здоровья, ни для жизни, ни для психики нет. Шрамы с легкостью можно свести заживляющей мазью, взяв баночку в Больничном крыле. — Лучше сахар и ломтик лимона.

— Ах да, я вспомнила. Ваша странная привычка, — цокнула языком Амбридж и снова разулыбалась.

Она вызвала эльфа, а потом собственноручно ухватила щипчиками кусочек и аккуратно опустила в чай. Н-да… Это не к добру.

Гриффиндорцы смотрели на меня волком. А меня напрягал чай, с таким усердием впихиваемый мне в руки. Помнится, в каноне Долорес любила подливать Веритасерум в чашки гостей. Под её бесконечно доброжелательным взглядом я неторопливо поднес тонкий фарфор к губам и осторожно глотнул. Если туда на самом деле подлита сыворотка правды, то я через пару минут начну биться в судорогах. Успеют меня откачать или нет?

Амбридж удовлетворенно улыбнулась и спросила, как мои дела, в свою очередь пригубив горячий напиток. Я рассказывал, как протекают мои будни, прислушиваясь к ощущениям, но ничего не происходило. В чашке не было никаких зелий. Что ж, очевидно, я слишком плохо думал о милейшей Долорес.

За спиной продолжали скрипеть перья и зубы.

— Радостно видеть, что у вас все хорошо. Признаться честно, я должна вас поблагодарить. Без ваших жалоб я бы решила, что школа нуждается лишь в минимальных преобразованиях. Вы же заставили меня взглянуть на привычные порядки по-новому и были совершенно правы — в Хогвартсе творится беспредел.

Судя по противному звуку, кто-то из гриффиндорцев пытался прорвать пером пергамент. Я безмятежно улыбнулся, с тоской представляя попытку оправдаться перед ними. Так вот зачем милейшая Долорес меня позвала — отвести от себя гнев главных недовольных. Ну-ну.

— Всегда рад помочь, Долорес, — мило улыбнулся я. Помирать, так с музыкой. — А вы знаете…

Я сделал вид, что принимаю мучительное решение.

— Да-да? — оживилась Амбридж.

— Я ведь не все рассказал вам, — печально вздохнул я и продолжил с надрывом в голосе. — Я берег репутацию любимой школы, о многом умалчивал, но раз вы инспектор… Вы знаете, что профессор Трелони — алкоголик и наркоманка?

— Да что вы?! — неподдельно ужаснулась Амбридж.

— Да, вы представляете? — горестно покивал я. — Я сам слышал от Рональда Уизли, что она все время воскуряет какие-то благовония и предрекает всем — абсолютно всем! — смерть и всяческие беды. Да, Рон?

Я обернулся, требовательно глядя на рыжика.

— Ммм… Д-да, — слегка заикаясь, подтвердил шестой Уизли. Его глаза округлились от непонимания.

Выражение лица Грейнджер было бесценным. Она не могла решить: то ли радоваться за учеников, от которых уберут столь бездарного учителя, то ли огорчаться и возмущаться, что я сдал несчастную женщину, да еще и Рона использовал. Ей определенно идет этот шок.

Я глотнул еще чая и вдохновенно продолжил стучать, словно дятел.

— Мадам Амбридж, вы представляете, какие люди дают нам знания? Приличных профессоров в школе по пальцам пересчитать можно. Мастерами являются только деканы, да еще профессор Бабблинг. Остальные преподают, как бог на душу положит. У Хагрида — вообще только три класса образования, зато практика давалась в Запретном лесу со смертельно опасными тварями. Хорошо, что его заменили на более адекватного преподавателя. Но преподавание — это же еще не все, не так ли?

Амбридж согласно кивнула и подвинула мне вазочку с воздушными безе. Я с аппетитом хрустнул лакомством, глотнул чая.

— Вот, например, есть у меня знакомая в Рейвенкло. Очень умная девочка, но несколько замкнутая. На факультете ее поэтому считают странной. Так вы представляете, у нее постоянно воруют и прячут вещи. И ладно бы это был единичный случай, но на Рейвенкло она не единственная жертва, и это происходит постоянно. А профессор Флитвик на это закрывает глаза. Якобы не могут ничего доказать. Но ведь можно пригрозить наказать весь факультет, тогда виновники поостерегутся повторять подобное. Слизерин — это вообще отдельный мир. Туда попадают не дети, а маленькие взрослые. Чтобы одни не травили других, профессор Снейп такую железную дисциплину установил… Знаете, как у Чингисхана — нарушил правило один — наказываются все, кто был рядом. А у него такие отработки, что лучше вообще никогда не нарушать. Если ты иностранец — вот тебе последняя монография Павлова на двести страниц, чтоб за два дня всё было готово. И плевать, что терминологией ты не владеешь. У профессора Спраут сдвиг на контроле, без её ведома нельзя даже выйти в туалет. Все друг на друга доносят, вплоть до цвета трусов. Не расскажешь, что сосед съел на завтрак — будешь наказан. Одно хорошо, она выявила несколько неблагополучных случаев и предприняла меры. На Гриффиндоре другая крайность — профессор МакГонагалл появляется только в тех случаях, когда происходит что-то из ряда вон. Обычно дети вынуждены сами решать свои проблемы. И чего они там нарешают?

— Как интересно… Но ведь самостоятельность — это неплохо? — свернула Амбридж в неожиданную сторону.

Я нахмурился, но быстро сориентировался.

— Да, вы абсолютно правы. Но проблема в том, что дети не получают элементарного внимания и минимального присмотра. Дело в том, что дети приезжают в новое место, они оторваны от привычной обстановки и родных. Они даже не знают, что могут прийти к декану со своими проблемами или обратиться к старосте за недостающими вещами. А хулиганство? Вот, например, близнецы Уизли. Вы знаете, сколько раз я попадал на отработки за драки с ними? — Амбридж отрицательно качнула головой, с интересом рассматривая мое лицо. — А знаете, почему я с ними дрался? Да потому что они втюхивали — простите мне это выражение — всякую экспериментальную дрянь первокурсникам под видом конфет! Трое попали в Больничное крыло с сильнейшим отравлением, а еще шестеро с повреждениями от трансфигурации. Хорошо, что последствия были обратимы. А представьте, что было бы, если бы кто-то был вынужден всю жизнь ходить в виде гигантской канарейки?

— Но если все обстоит так, как вы рассказываете, то это тянет на три года Азкабана, — пробормотала инспектор, пребывая в шоке.

Злобное сопение Рона позади стихло, раздался судорожный вздох. Я тоже вздохнул.

— Понимаете, дело-то на самом деле не в Уизли, а в том, что их пагубные наклонности никто никогда не пресекал, кроме профессора Снейпа. Остальные деканы даже поощряют их, и, в принципе, это понятно — близнецы талантливы. Их бы рвение, да в доброе русло… — удрученно покачал я головой. — Но ведь некому присмотреть, в семье они не единственные дети, а декан… Что ж, гхм, да… А что касаемо безопасности школы… Когда я вам жаловался, не мог предоставить никаких доказательств на тот момент, но теперь вот, извольте…

Я выложил на стол из сумки специальный защитный флакон с прозрачной стенкой. Он мелко подрагивал и, не будь в непроницаемом стекле, издавал бы тихий треск. Сзади раздалось пораженное оханье Грейнджер. Ну, кто бы сомневался, что наша умница его опознает.

— Что это? — опасливо отодвинулась от стола Амбридж.

— Это ядовитая тентакула. Не волнуйтесь, она сейчас не опасна. И знаете, что? Вот это чудесное растение я украл у пары третьекурсников и подменил перцем чили — мне было интересно, что они собрались с ней делать. И вот прихожу я тем же днем в подземелья и вижу, как из класса зельеварения идут клубы едкого дыма. Оказалось, что эти балбесы подкинули ее в зелье, которое проходили на уроке. Профессор Снейп был безумно рад, что это был всего лишь перец чили, иначе взрыв обрушил бы пару этажей. Класс был бы просто погребен под тоннами камня, вместе с профессором и всем третьим курсом Хаффлпаффа.

Рон гулко сглотнул, Гермиона подозрительно затихла, а милейшая Долорес стала белее полотна.

— Так вот, к чему я веду, — вкрадчиво проговорил я. — Что же за самое безопасное место Хогвартс, если в замок можно пронести запрещенный к ввозу в Англию ингредиент? Возьмите, вам пригодится в качестве доказательства.

Я подвинул к профессору коробочку и встал, собираясь прощаться.

— Вы знаете, кто снабдил их этой гадостью?

— Сожалею, я этого так и не узнал, — покачал я головой и слегка склонился, беря ее за руку и целуя на прощание. — Я надеюсь, что Министерство примет меры, чтобы подобного больше не повторилось. Чтобы у безголовых подростков не осталось ни единого шанса добыть что-то подобное в будущем.

— Да, да… Вы можете быть свободны, — отпустила она меня и грифов, рассеянно глядя на коробочку на столе.

— Всего доброго, — попрощался я, вываливаясь за дверь.

Гриффиндорцы тоже поспешили выйти. Мы молча пошли по коридору. Я довольно посмотрел на шокированные и подавленные лица Рона и Гермионы и решил добить рыжего.

Гриффиндорцы остолбенели, когда я накрыл их израненные руки своими ладонями.

— Рон, на самом деле я в курсе, что это твои братцы достали через Флетчера эту пакость. Ты же слышал, сколько дают за такое?

Уизли уставился на меня расширенными глазами, ожидая самого худшего.

— Спасибо, что не сказал… — начал он.

— Не за что, — жестко остановил я его лепет. — Они мне будут должны, донеси до них эту информацию.

— Все равно спасибо, — пробормотал Уизли, опуская голову.

Я отпустил их исцеленные запястья, вытащил платок из кармана, вытер руки — свои и этих революционеров — и вручил платок Грейнджер.

Гермиона подавленно молчала, сжимая окровавленную ткань, и избегала смотреть мне в глаза. У неё не осталось даже шрамов.

Я резко развернулся и, поворачивая за угол, краем глаза заметил, что Уизли взъерошил волосы и что-то бормотал, а Грейнджер так и застыла посреди коридора, провожая меня взглядом и не реагируя на слова Рона.

* * *

После моего доноса гроза разразилась нешуточная. Для начала из Хогвартса с треском и визгом вылетела Трелони. Не помогло ни заступничество Дамблдора, ни фырканье МакГонагалл. Амбридж со скрипом признала за директором право оставить ясновидящую в замке, но исключительно на правах гостьи и, естественно, за счет самого Дамблдора. Явление Флоренца выбило инспектора из колеи. Она побаивалась магиков.

Честно говоря, на меня кентавр тоже нагнал жути. Наткнувшись на мою персону, он глянул своими темными лошадиными глазами и изрек:

— Последние десять лет Плутон необычайно прекрасен… Нам всем следует быть осторожнее — он приближается к Кротусу.

Кротус… Стрелец? Надо в воспоминаниях порыться. Я еще в прошлой жизни заметил, что кентавры вещают по астрологии моего мира. Местная-то строится на других принципах, а точнее — на шестнадцатеричной системе счисления.

— Спасибо.

— Умный человек, — загробным голосом похвалил меня Флоренц и удалился, величественно помахивая хвостом. Я посмотрел ему вслед и покраснел.

— Он произвел на вас впечатление, мистер Волхов? — прочирикала Амбридж, тут же оказываясь рядом. Голубые глаза злобно щурились.

— Эм… Ну… Вид лошадиных яиц и осознание, что они принадлежат преподавателю… — промямлил я, не зная, куда девать глаза. — Прорицания же подростки берут…

Амбридж глянула в спину уходящему кентавру, вспыхнула как маков цвет и хищно застрочила в блокноте.

— Пятьдесят баллов Слизерину за помощь инспектору! — возликовала она и от избытка чувств потрепала меня по голове. — Что бы я без вас делала, милый мальчик?

И генеральный инспектор побежала вслед за Дамблдором, возмущенно вещая о приличиях и принципах преподавания в Хогвартсе.

В общем, к концу дня Флоренца нарядили в попону и жилет и разжаловали из преподавателей на фиг, потому что у него нет никаких документов и образования.

Далее Амбридж, воинственно махая ядовитой тентакулой, перетряхнула весь Хогвартский черный рынок. Близнецы Уизли были пойманы за руку прямо на продаже своих «Ужастиков Умников Уизли». А еще в результате бурной деятельности инспектора совершенно неожиданно для всех нашелся наркоторговец. Маглокровка-хафлпаффец бодяжил что-то типа ЛСД и кокаина в одном флаконе и уже несколько лет толкал это под видом крутого новейшего ноотропа, обостряющего разум. Мать-перемать! Только непонятно, почему половина школы не ловила летающих розовых слоников, носорогов и прочую братию. Видимо, эта дрянь действует на магов по-другому.

Короче, когда всё вскрылось, оказалось, что чуть ли не половина старшекурсников Хогвартса из чистокровок и полукровок давно и плотно сидит на наркоте, включая выпускников. Я когда узнал, ржал как припадочный с полчаса, хотя мне было совсем не смешно. Ну, как можно было быть такими идиотами? Оказалось, можно. Потому что кокаин, героин и всякие чудесные опиаты значились в учебниках магловедения как лекарства! Магловские, блять, лекарства!!!

Профессора во главе с директором схватились за головы. Амбридж строчила в Министерство Магии длиннющие отчеты. Проверки из школы просто не вылезали, следуя одна за другой. Попечительский совет обновился на две трети. Огребли все, даже мадам Помфри и министерский отдел образования. Вообще, вся эта история выставляла школу не в лучшем свете, а если учесть предыдущие случаи… По-хорошему, все причастные желали бы это все замять, но в Министерстве работают как раз-таки родители учеников!

Директорская репутация и влияние существенно пошатнулись. Дамблдор вылетел с должности председателя МКМ гораздо раньше, чем в каноне. Под вопросом также оказалось его место в Визенгамоте.

Мадам Помфри и Северус просто сбивались с ног, я по возможности помогал и там, и там. Вообще, изначально все пострадавшие были отправлены в больницу Святого Мунго, но там начались какие-то проблемы с лечением. Тогда профессор Снейп поднял все свои наработки и, сотрудничая с Гильдией зельеваров, создал комплекс детокс-зелий для выведения этой гадости из организма. Четыре дня в обнимку с белым другом — и все отлично. После этого колдомедики быстро поставили всех на ноги. Психологическую зависимость в Мунго сняли на раз-два.

В итоге хафлпаффец и близнецы Уизли со скандалом были исключены из школы и отправлены в изолятор Министерства, а после суда — в Азкабан. Откуда, как по секрету мне шепнула наша инспектор, их забрали на работу в алхимический отдел Министерства Магии. Ну, правильно, таких идиотов опасно оставлять без присмотра даже в тюрьме.

Амбридж наградили орденом за вклад в дело магического образования. Судя по ее ошеломленному лицу, когда пришло письмо от Министра, такого успеха своей подрывной деятельности и таких результатов она не ожидала.

Милейшей Долорес были даны самые широкие полномочия, и она тут же выпустила первый декрет об обязательной регистрации всех кружков. И в свете последних событий это требование было логичным.

Гриффиндорцы ходили в шоке, Рейвенкло был в печали (даже перестали травить своих аутсайдеров), как и Хаффлпафф. Слизерин загадочно молчал. А сразу же после выпуска декрета Малфой вручил мне списки по курсам и отправил к милейшей Долорес в качестве дипломата регистрировать кружки. Ну, естественно, кто бы сомневался? Мимо слизеринцев не могли пройти наши теплые, практически семейные отношения с госпожой инспектором. И они не могли этим не воспользоваться. Так что у нас всё было зарегистрировано без проблем. Даже тот клуб с развлечениями «только для мальчиков».

Внутри Министерства все стояли на ушах, но широкая общественность так ничего и не узнала — влияния Министра и Дамблдора все-таки хватило. В результате в газетах появились статьи, восхваляющие отдел образования, главного инспектора, грамотные действия Министра и всемерную поддержку директора Хогвартса, который оказал всяческое содействие проверяющим. И только на последних страницах была кратенькая заметка о торговле опасными для здоровья учеников веществами и наказании для правонарушителей.

В общем, все как всегда. Иного ожидать было трудно. Похоже, эта система работает везде: независимо от страны, времени и наличия магии.

* * *

— Мистер Стюарт, зайдите ко мне, пожалуйста, — бесконечно вежливо попросил Малфой, отвлекая Макса от домашнего задания.

Сокурсники любопытно и сочувственно смотрели на Макса, «удостоившегося» внимания старосты.

— Да, сэр.

Малфой развернулся и спокойным шагом направился в свою комнату. Макс последовал за ним.

— Я не сомневался, что на волне проверок у тебя получится протолкнуть в отдел образования наших людей. Но сместить Дамблдора с должности в МКМ, сменить состав Попечителей школы и начать реформы… Превосходно, просто превосходно!

— Это оказалось легче, чем я думал поначалу, — легкая усмешка, прищур. — К тому же, Вадим нам очень помог с этой ядовитой тентакулой и жалобами. Мне всего-то было нужно поделиться с ним парой сплетен. А Долорес прекрасно улавливает суть, если подтолкнуть её в нужном направлении. Думаю, с ней можно будет работать и дальше. Толковых исполнителей нужно держать при себе.

— Я подумаю насчет неё. Но Волховым больше манипулировать не смей! Ты должен его холить и лелеять, а не впутывать в наши дела. Что с Ближним кругом?

— Как вы и велели, повелитель, контакт налажен в полной мере. Нотт, Кребб и Гойл пойдут за вами безоговорочно. Пьюси с Эйвери готовы рискнуть. А если вы организуете встречу с истинным целителем, МакНейр будет предан вам до мозга костей. Барти не раскрыл ваше инкогнито, — быстро добавил Малфой, заметив, как сверкнули глаза Макса. — Он сказал лишь о третьей стороне.

— Хорошо. Я сам поговорю с Волховым. Не зови меня повелителем!

Малфой и глазом не моргнул, продолжая таращиться на Макса с бесконечно вежливой, угодливой миной.

— И хватит изображать из себя лакея, я же сказал! Твой отец наверняка в гробу переворачивается.

— Последние тридцать лет отец не прекращал этого делать, господин, — невозмутимо отозвался Малфой. В серых глазах плясали лукавые огоньки. — Он уже привык, так что всё поймет и простит.

Второкурсник хихикнул и потянулся за приготовленными для него пергаментами на краю стола.

— Требование Бродерика насчет целителя — это ожидаемо, — Макс сдул челку с лица. — Сможешь мне организовать встречу с Эйвери и Пьюси? Скажем, в следующую субботу?

— Дом мисс Гросс? — получив в ответ кивок, Малфой согласно прикрыл глаза. — А что насчет Снейпа? Мы не будем перетягивать его в свои ряды?

— Нет, он вполне может вонзить отравленный нож мне в спину. Лучше пусть служит у конкурентов. В дальнейшем не строй на него никаких планов. Он обещан другой стороне. Нам больше не по пути.

При упоминании другой стороны лицо Малфоя вытянулось.

— Моему союзнику, не волнуйся, — бросил Макс, не отрывая взгляда от бумаг.

— Снейп предлагал мне свою помощь насчет Волхова…

— Да, я помню, ты уже говорил. Ну, так пользуйся, — пожал плечами Максвелл и перевернул лист.

Малфой терпеливо молчал, ожидая, пока тот вникнет в донесение. Взгляд серебристых глаз скользил по мальчишескому лицу. Оболочка у Темного лорда была просто превосходной. Тонкое, болезненно худое после комы тело вызывало упорное желание накормить. Черты миловидные, резкие. Но если у Кристофера Грина, как у всех Селвинов, в изгибе бровей и губ всегда чудилась доля хищности, то это лицо приобретало открытое, даже какое-то беспомощное выражение сразу же, как только расслаблялось. Когда Малфой шел на первую встречу с давним другом, он был готов к чему угодно, но не к тому, что Том Риддл примет вид тринадцатилетнего колокольчика.

— Обрати особое внимание на отдел ДМП, особенно на сектор административных служб Визенгамота и законодательное собрание. И еще кое-что, мой лукавый друг…

— Да?

— Я не забыл и пока не простил твою выходку с кассой Вальпургиевых рыцарей. Конечно, похвально, что ты пустил их в оборот и они не достались Министерству, но фактически ты профинансировал моего конкурента.

— Мне очень жаль. Но у вашего конкурента та же информация, что и у вас на момент падения, поэтому… — Малфой развел руками. — Зато сейф, ключ от которого передан ему, самый маленький.

— Да, — ехидно согласился Стюарт. — Но в нем столько золота, что можно купить половину Министерства. Ладно, — тряхнул он головой и поморщился, отбрасывая надоедливую челку со лба. — В субботу мне будет нужно твое присутствие на встрече.

— Как скажете, мой лорд.

— Ну, я же просил!

— Как скажете, владыка… Или мне называть вас «мой недобитый друг»?

Стюарт молча запустил в расхохотавшегося Малфоя подушкой.

Глава 66. Поддержка

Нелегко искать объяснения и оправдания, С пулей в груди трудно быть непредвзятым. Но разве чужая боль не есть наказанье? И разве нет кары страшнее, чем быть виноватым?

Боль накатывала волнами, будто море, и разбивалась о каменный берег самоконтроля. Влажная от крови одежда неприятно липла к телу. Кружилась голова. Несмотря на все чары и заклятья, раны упорно не хотели закрываться, и единственное, что удерживало от стремительной кровопотери — флакончик кроветворного. Но это всё ерунда, справедливое наказание.

Никакая окклюменция не могла прогнать ни жуткую ледяную пустоту, ни гадкую горечь с языка, ни дикое желание отмыться в кипятке. Мертвенно-белые лица двух изломанных людей, переполненных агонией и отчаянием, остекленевшие взгляды с навеки застывшей в них ненавистью стояли перед глазами так, как будто картинку выжгло на сетчатке.

Северус не запомнил, как добрел до Хогвартса. Лишь очутившись внутри замка, он заставил себя выпрямиться и медленно поплыл по гулким темным коридорам. Ноги подкашивались, ботинки цеплялись носками за камни. Хорошо, на полу не останется крови. Простенькое заклятье, удерживающее её на одежде, он наложил на себя еще перед возвращением и сейчас молился только об одном: чтобы на пути не попался никакой малолетний идиот.

Дверь в его покои распахнулась сразу.

— Северус?

Своими золотыми кудрями и белой кожей Вадим разгонял тьму и жуть не хуже солнца. Северус переступил через порог и моментально оказался подхвачен его руками, неожиданно цепкими и сильными. Тепло от ладоней проникало даже сквозь все слои ткани.

Северус остро захотел вывернуться, чтобы целитель не запачкался об него, и с бесконечным облегчением рухнул в кресло. Вадим в три движения расстегнул на нем мантию с рубашкой и потащил их с плеч.

— Что ты здесь делаешь? — тон получился ровным, презрительно-ледяным. Таким, как надо.

— Я почувствовал, что тебе плохо. А теперь будь любезен, заткнись, или тебя заткну я, — спокойно ответил Вадим, осматривая длинные косые разрезы на груди и плечах, одновременно роясь в своей почтальонке.

На свет показалась самая обычная маггловская аптечка и пластиковая пятилитровая бутылка воды. Вадим щедро отмотал бинт и, смочив водой из бутылки, принялся отмывать раны, промокая их сухими салфетками. Кровь моментально перестала течь. Красивое лицо целителя было таким безмятежным, а действия и прикосновения — такими непоколебимо уверенными, даже какими-то будничными, словно он каждый день встречал Северуса в таком виде. Ни вопросов, ни истерик.

Вода забрала с собой кровь и ощущение гадливости, отмыла. Остались лишь мягкие пальцы, деловито размазывающие заживляющую мазь по его груди, отчего раны шипели и пузырились. Северус почувствовал, как отогревается ледяная горькая пустота внутри, и невольно расслабился.

— На тебе защита, так что задело по касательной. Но если под удар попал еще кто-то, то я ему не завидую, — заметил целитель. — Проклинали в сердцах, от всей души. Классическими чарами такое не снять. Нужны колдомедики.

Северус прикрыл глаза, подавляя вздох. Значит, Лестрейнджи обречены.

Вадим смотрел на него зелеными хризолитовыми глазами, склонив голову набок.

— Вода заговоренная, — кивнул он на свою пятилитровку. — Раны можно будет залечить.

Северус раздумывал недолго.

— Помоги дойти до камина.

Вадим взмахом руки отлеветировал его туда вместе с креслом.

Северус бросил в огонь летучий порох, одними губами называя адрес.

— Снейп, ты как? — раздался хриплый голос Рабастана. — Это гребанное Секо никакие чары не берут! Дай еще кроветворное, а лучше — стащи феникса.

Вадим ловко оттеснил Северуса и сунул бутылку.

— Слезы феникса? — удивились на том конце, но подарок взяли. — Ну, ты и садюга! Пять литров выдоить из птички!

Вадим бесстрашно сунулся в огонь.

— Это не слезы. Раны сначала омыть этой водой, потом можно будет залечивать заклятьями.

— Ты кто? — ошарашенно булькнул Рабастан.

Он явно был готов кинуться вслед за незваным гостем, но Вадим уже выпрямился, а Северус уже погасил камин.

— Представляю их лица, когда они сообразят, кто к ним заглянул на огонек, — хихикнул Вадим.

Снейп рассматривал его полных тридцать секунд.

— Ты только что помог самым ужасным преступникам первой магической.

— Я помог людям, — спокойно возразил Вадим. — Судить их — не моя забота.

— Посмотрим, как ты заговоришь, увидев завтрашний «Пророк».

Сил не было. От усталости Северус едва ворочал языком. Вадим сказал что-то еще, но мозг отказался вникать в ответ. В ушах шумело. Звуки доносились словно из глубокого колодца. Северус почувствовал, что куда-то летит, под спиной оказалась подушка. Последнее, что прорвалось через пелену накатывающего сна — ощущение чужих рук, стаскивающих обувь и расстегивающих пояс.

— Тебе не понравится спать с бревном, — уже отключаясь, счел своим долгом сообщить Северус. — Да еще старым…

Вадим хмыкнул и провел мягкой ладонью по лбу зельевара, смахивая волосы с лица.

— Спи, трехсотлетний сибирский кедр. У тебя завтра занятия.

Вместо жертв Северусу грезились залитые солнцем снежные долины и величественные хвойные леса, серебристо-зеленые, прекрасные и вечные.

Утро встретило его отличным самочувствием. Снейп невольно потянулся к груди. Ни шрамов, ни следов проклятья, даже одежда была аккуратно сложена на стуле, совершенно чистая и даже отглаженная. Если постараться, то можно представить, что прошлая ночь была всего лишь кошмаром.

Северус взглянул на часы и поспешил в уборную. Он успевал до завтрака отчитаться Дамблдору.

Горгулья у входа привычно отпрыгнула в сторону. Северус поднялся по винтовой лестнице, вошел в кабинет. Директор уже сидел за столом, правда, пока еще в пижаме и колпаке и подписывал какие-то документы. Северуса бесила Амбридж, но стоило признать — пользы от неё было гораздо больше, чем вреда. Хотя бы начать с того, что Дамблдор впервые за много лет стал уделять время школе, а не спихивать все дела на заместителей. Вид у него был усталый. Немудрено. После такого-то грандиозного скандала с торговлей всякой гадостью.

Снейп кашлянул, на что Альбус показал ему жестом на кресло. Через несколько минут он закончил возню с документами и обратил пристальный взгляд на зельевара.

— Доброе утро, Северус. Я рад, что с тобой все хорошо. Как ты себя чувствуешь?

— Доброе, господин директор. Неплохо, благодарю вас.

В общем-то, можно было и не сомневаться, что Альбус не знал, в каком состоянии Снейп вчера завалился в свои покои.

— Итак, я слушаю, — старик сложил пальцы домиком, приготовившись слушать, но тут же спохватился: — Может быть, чаю? С утра он прекрасно бодрит.

— Да, пожалуй, не откажусь.

Северусу как никогда были нужны калории, так что чай с печеньем не повредил бы. Еще лучше было бы глотнуть что-то алкогольное, но ему еще вести уроки.

Появившийся домовик накрыл стол и с поклоном исчез. Северус взял чашку, прикрыл глаза и проговорил, будто рухнув ледяной колодец:

— Лорд вчера организовал рейд. Внезапно. Я не смог вас предупредить, простите.

— О, — Альбус посмурнел. — И кто же?

— Я их не знаю. Семья в Глостере.

На самом деле Северус прекрасно знал, кто это и за что их казнили. Бывший пожиратель — из тех, кого не осудили, — отказался вернуться к Лорду. Полукровная семья, муж и жена, окончила свои дни крайне мучительным образом. Проклятья Лестрейнджей всегда убивали жертв с изощренной выдумкой, медленно, давая прочувствовать малейшие оттенки боли.

Сейчас Северус отправится на завтрак, а потом пойдет на урок к их двум сыновьям-погодкам. И будет вдалбливать в их головы рецепт умиротворяющего бальзама. Глядя им в глаза.

Северус глотнул еще чаю, аккуратно положил в рот конфету. Альбус внимательно наблюдал за ним.

И главное, не спрашивал подробности.

— А еще я выяснил, кто отправил дементоров в Литтл-Уингинг.

— Неужели? — Альбус приподнял брови. — И кто же это был?

— Бродерик МакНейр. Он сумел пробраться в комнату в Министерстве, где хранится артефакт управления стражами. Повезло, что его спугнули, и он не смог его вынести.

— Что ж, это интересно. А что насчет пророчества? Лорд заинтересовался его полным содержанием?

— Да, я доложил, что члены Ордена Феникса регулярно дежурят около входа в Отдел Тайн.

— Замечательно, — довольно потер ладони Дамблдор. — Я думаю, что рано или поздно он не выдержит и попытается забрать его. Когда Волдеморт явится в Министерство, Фадж и остальные чиновники уже не смогут отрицать, что он вернулся.

Северус уважительно склонил голову.

— А как там Барти Крауч-младший? — спросил вдруг Дамблдор.

— Блестяще, — мрачно проронил Снейп. — Он редко появляется в ставке, и Лорд никогда не рассказывает про его задания. Никто в Ближнем круге не знает их сути. Отчитывается он также только перед Темным лордом. Единственное, что мне удалось узнать — он собирается жениться.

— Действительно? — изумился директор и живо поинтересовался. — И на ком? И как же ты узнал о столь знаменательном событии?

— Подслушал, — устало выдохнул Северус. — Имя его избранницы не прозвучало, но Лорд был очень доволен.

— Интересно, — глубоко задумался директор. — Что ж, Северус, ты можешь идти. Скоро завтрак.

— Хорошего дня, господин директор.

На завтраке дети сидели на редкость тихо. Вообще, после того, как в замок нагрянули авроры вместе с попечителями и перетряхнули личные вещи студентов, в школе стало заметно спокойнее. А когда из замка исчезли близнецы Уизли, а половина старшекурсников отправилась в больницу, все стали ну просто шелковыми. Никаких дурацких происшествий и шуточек. Северусу стало намного приятнее работать.

Пришел утренний «Пророк», и в зале наметилось тревожное оживление. Сообщение об убийстве семьи и метке над домом с фотографией на первой полосе пропустить было сложно. Северус увидел, как за столом Рейвенкло побледнели дети погибших. Младший брат надрывно заплакал, вцепившись в старшего. Филиус тут же подскочил и увел их в Больничное крыло. Северус проводил их взглядом и глотнул кофе. Значит, на сегодняшние уроки они не придут.

— Жаль, жаль, — покачала головой Долорес Амбридж, поглаживая висящий на груди орден. — Министерству в свое время нужно было придерживаться более жесткой политики. Очевидно, за нападением стоит кто-то из старых провокаторов.

— А может быть, уже из новых, — мрачно проговорила МакГонагалл, неодобрительно глядя в сторону его факультета.

Северус тоже посмотрел в сторону своих змеек.

Какой-то четверокурсник, Свенсон, кажется, взмахнул руками и что-то сказал, отчего по столу слизеринцев прокатились смешки. До этого не обращающий внимания на разговоры соседей Вадим оторвался от газеты, отложил вилку и, недолго думая, зарядил шутнику такую оплеуху, что тот чуть не слетел со скамьи.

— Нельзя смеяться над чужим горем, иначе горе придет к тебе, — четко сказал Вадим на весь зал, обвел ребят тяжелым, предупреждающим взглядом и вернулся к еде.

Смех за слизеринским столом как отрезало.

— А может быть, вам стоит внимательнее наблюдать за собственным факультетом, коллега? — елейным голосом протянул Снейп.

— Действительно, — Амбридж растянула губы в приторной улыбке. — Инспекция ясно показывает, что в своем глазу вы и бревна не видите, когда в чужом готовы разглядеть даже соринку, Минерва. Пожалуй, я подниму вопрос о вашем соответствии должности декана.

МакГонагалл оскорбленно поджала губы и отвернулась.

Снейп одним глотком допил кофе, отодвинул стул и направился к своим змейкам. Притихший зал внимательно следил за каждым его шагом.

— Что здесь произошло? — медленно и веско роняя слова, спросил зельевар.

— С-сэр? — заикаясь, спросил пришибленный Свенсон.

— Я, кажется, задал вопрос.

— Свенсон сказал, что…

— Ну-ну, продолжайте, — приободрил парня Снейп, переводя взгляд на третьекурсника.

— Свенсон сказал, что так этим полукровкам и надо, — встрял Малфой. — А Волхов… Ну, вы же знаете, профессор, что это для него больная тема. Он немного… не понимает.

— Да, я не понимаю нацистских шуток и смеха над смертью семьи однокурсника, — кивнул Вадим, не отрываясь от газеты.

— Вот как. Марш на уроки. Волхов, зайдите ко мне после занятий.

Вадим поднял на Северуса спокойный взгляд и невозмутимо кивнул. «Пророк» перед ним был раскрыт на странице со статьей о зверском убийстве. На строчках уже красовалось жирное пятно. С газетной фотографии улыбался мужчина, нежно целуя пальчики своей жене. Те самые пальчики, из которых он, Северус, этой ночью выдергивал ногти.

— Свенсон… Зайдите тоже.

— Да, сэр, — пискнул белобрысый.

Северус неспешно осмотрел детей. Попадая под немигающий взгляд черных глаз, слизеринцы бледнели и вжимали головы в плечи.

— А так же минус пять баллов со Слизерина за неуместный смех.

* * *

«Зверское убийство!» — кричал заголовок. Под ним располагалась фотография красивой пары, а в статье в самых мерзких подробностях расписывалось, как их убивали. Да… Теперь понятно, почему Северус вчера ночью был в таком раздрае. В пытках семьи он принимал самое непосредственное участие, а нужных для подобной работы наклонностей в нем не было. Снейп был мерзавцем, сволочью, эгоистом, убийцей, но не палачом. Волдеморт совсем спятил. У нормального лидера люди не занимаются тем, что глубоко им противно.

В оглушительной тишине, под сотнями взглядов Северус повернулся на каблуках и полетел по проходу. Развевающийся за его спиной шарф казался прозрачным в дневном свете, и черное крыло за спиной Северуса делало его похожим на падшего ангела…

Боги, какая же чушь лезет мне в голову! Он же отработку нам назначил, чтобы просто не надраться до выпадения в осадок.

После завтрака, когда народ потянулся к выходу, я пробился к Максвеллу и, положив руку ему на плечо, шепнул:

— Нужно поговорить. После обеда приходи в мою комнату.

Макс метнул на меня взгляд и коротко кивнул.

Школа гудела. Всем было жаль несчастную семью и осиротевших мальчишек. По Хогвартсу расползался страх. В той же газете обнаружилась статья о побеге из Азкабана Лестрейнджей, Долохова и прочих милых личностей. Естественно, что нападение и побег власти связали воедино и, в общем-то, не ошиблись.

После урока чар ко мне подошел печальный профессор Флитвик и попросил зайти в Больничное крыло.

— Поговорите с ними, мистер Волхов, — помявшись, попросил он. — Вы же тоже… пережили потерю.

Я вздохнул. О Стоунах было известно всем, так что это было даже ожидаемо. К тому же, обычные колдомедики не умели лечить душевные травмы. Кто, как не истинный целитель, способен утишить такую боль?

В Больничном крыле меня встретила очень озабоченная и очень растерянная мадам Помфри.

— Они молчат, — тихо предупредила она меня. — Проснулись после успокоительного — и всё! Сидят, вцепились друг в друга и молчат. Я… я не знаю, что делать!

Я шагнул за ширму. Дети сидели на одной кровати. Старшему на вид было лет четырнадцать. Он стискивал брата так, что тот едва дышал. При моем появлении они не пошевелились, даже головы не повернули, уставившись взглядом куда-то в стену. На прикосновение они тоже не отреагировали.

Ясно. Эмоциональный ступор. Зелья тут и впрямь не помогут.

Я присел на край кровати, взял братьев за руки, а потом заговорил. О том, что детство кончилось. О том, что это не пройдет, просто притупится. О том, что у них остались только они сами, об их жизнях, об их братстве. О том, как можно отомстить… И какой ценой им достанется месть: как их будут убивать, как больно убивать и умирать, как больно видеть, как пытают одного на глазах другого… О том, что родители порадовались бы за них, если бы они просто жили.

Я говорил и говорил, порой бессвязно, перескакивая с темы на тему, но своего добился — на глазах братьев начали медленно набухать слезы.

Когда они наконец-то зарыдали, я нацарапал на листе блокнота: «Если у родни станет плохо, звоните. Это номер моего магловского приюта. Там вам подберут приличную семью». Аккуратно положив его на тумбочку, я вышел к мадам Помфри, оставив ребят оплакивать своё горе.

— Никакого успокоительного. Дайте им поплакать, а потом сделайте горячий шоколад.

Руки дрожали, к горлу подкатывал комок. Перед глазами стоял последний поход в кино с Эмили и Энтони. Мадам Помфри кивнула и сочувственно предложила сделать шоколад и мне. Я не стал отказываться.

Мадам Помфри отпустила меня только через пятнадцать минут, когда горячий шоколад окончательно избавил от тоски, а развороченные воспоминания снова улеглись. Я заглянул за ширму, посмотрел на братьев, которые шмыгали носом в кружки, посоветовал добавить корицы и ушел. Здесь я сделал всё, что было в моих силах.

Макс стоял в коридоре около моей спальни, прислонившись к косяку и скрестив руки на груди. Услышав мои шаги, он вскинул голову. В ответ я распахнул дверь и склонился в насмешливом полупоклоне.

— Прошу вас, о Великий Темный Повелитель!

Макс шагнул внутрь, закатив глаза.

— Позер.

Дверь захлопнулась за нами, отсекая звуки. Макс внимательно осмотрел пустую комнату и взмахнул палочкой, накладывая заглушающее заклинание.

— Очень вовремя, — заметил он, по-хозяйски плюхаясь на мою кровать. — Я и сам хотел с тобой поговорить.

— О чем?

— О Поттере, — Макс нервно повертел палочку в руках. — Чтобы уничтожить крестраж, нужно убить носителя.

— Ну, в общем да, — согласился я и вздохнул, потирая лоб. Да, как-то этот момент у меня выпал из головы. В каноне столько всего понаверчено с условиями! Что из них сработает с Максом? Волдеморт-то был носителем крови Гарри, в отличие от Макса, а это основополагающий пункт. И если Поттер угодит под аваду Макса… Крестраж-то погибнет, но, скорее всего, вместе с Гарри.

Я изложил все эти соображения Максу. Тот задумался, постукивая палочкой по губам. Мне кажется или он всерьез хочет избавиться от героя?

— Да, и еще… Знаешь, мне тут было откровение свыше… В общем, крестраж в Гарри не трогай, им займется Сам-Знаешь-Кто.

Макс весело хрюкнул и кивнул. Плечи у него расслабились. Что ж, если он и прикидывал, как половчее убить Гарри, то эта мысль ему не доставляла удовольствия.

— А как вообще у тебя дела? Как Кристина?

— Выходит замуж в феврале, — улыбнулся Макс.

— Ба… То есть, она приняла извинения Арти?

— Ага. Приняла, — Макс соскочил с кровати, прошелся по комнате и метнул на меня проницательный взгляд. — Я заметил, что в последнее время ты перестал лечить школьников. Всех уже вылечил?

— Ну, да, — озадачился я. — Вылечил. Серьезных случаев среди первокурсников нет, а старшие курсы прошли через меня еще раньше. С остальным справляется мадам Помфри.

— Но тебе нужна практика, причем, насколько я понимаю, постоянная?

— Нужна, — вздохнул я. — Но директор не выпускает меня из Хогвартса. А те, кого он приводит, слишком редки. В этом году он мне так никого и не нашел. Был кое-кто летом — и всё.

— Одному человеку очень нужна твоя помощь, но у него нет возможности связаться с тобой.

— Какого рода помощь?

— Лечение бесплодия.

— Я, конечно, посмотрю, но помни, что я не всемогущ.

— Значит, я займусь организацией встречи, — кивнул Макс.

— А кто это? — спохватился я.

— Девушка, — последовал лаконичный ответ. — Из одного древнего и очень уважаемого рода, от которого, к сожалению, сейчас остались лишь она и её отец. Если девушка не родит наследника, то линия прервется и все имущество отойдет Министерству.

— А её отец что, не может сделать еще одного наследника?

— Там какой-то парадокс с магией, — поморщился Макс. — Наследниками традиционно признаются сыновья, но рождались только дочери, и по каким-то причинам наследницей признана старшая. Причем она оказалась бесплодной. Остальные девочки в порядке, но они уйдут в другие семьи, и не факт, что их дети продолжат их линию.

— Ясно.

— Тогда будь готов к выходным…

Я только что согласился поработать на Темного Лорда. И скорее всего, меня пригласили к участию в вербовке. Понятное дело, что Макс что-то поимеет либо с отца этой девушки, либо с неё самой. Дамблдор удавится своей бородой, если узнает. О реакции Снейпа я лучше вообще не буду думать и вообще ничего ему даже намекать не буду. А то у него приказ, и неизвестно, как он может эти приказы трактовать. Может, и лазейки-то никакой нет?

— Ты ведь хотел поговорить со мной не о Кристине, а о профессоре Снейпе, так? — неожиданно спросил Макс.

Я напрягся.

— Верно.

— Арти доложил, что всякий раз, когда Он хочет его наказать, происходит что-то непонятное и наказание срывается. Профессора невозможно покалечить и даже толком под Круциатусом подержать. Череда… случайностей подозрительно постоянно происходит только со Снейпом. У Него одна седьмая души, но мозги возродились в полном объеме. Он нашел способ наказывать его по-другому, раз физически Снейпу не навредить…

Макс замолчал, но я понял и так. Боги, а ведь Северусу еще три года детей этой пары учить… И с его склонностью к самоедству… Черт! Черт! Черт!

— Так что если что, доказательств его вины будет предостаточно. Надеюсь, у тебя есть план на этот случай.

План был. Но Макса в него посвящать я не собирался. Как говорится, что знает Темный лорд… Макс что-то рассмотрел на моём лице, криво усмехнулся и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Внутри всё дрожало, маялось. Я не выдержал: встал, прошелся по комнате, пытаясь выбросить в пространство что-то, рвущееся изнутри… Развернулся и со всей дури ударил кулаком стену раз-другой-третий, пока рука не вспыхнула болью в костяшках, пока не показалась кровь. Прислонился лбом к холодной стене, пытаясь остудить голову, а вместе с ней и ноющее сердце.

— Ничего-то у тебя по-человечески не получается, Волхов…

Интерлюдия седьмая

Гарри вот уже давным-давно ходил по замку после отбоя, любуясь его сияющими в свете факелов витражами. Мантия-невидимка надежно скрывала его от любопытных глаз портретов и привидений, а карта Мародеров предупреждала о патруле старост и преподавателей, так что попасться было просто невозможно. Вот и в эту субботу он не вытерпел — взял текучую мягкую ткань и выскользнул из башни, когда все уснули.

Гарри зашел за угол и подсветил себе палочкой на карту. Сегодня ночные коридоры патрулировали Спраут и Филч со своей вездесущей кошкой. Ненавистная Амбридж сладко спала у себя, Дамблдора почему-то не было в кабинете, а Снейп засиделся в лаборатории. Гарри машинально скользнул взглядом к слизеринским спальням. Теодор Нотт и Блейз Забини спокойно лежали на своих кроватях. Малфоя в спальне не было. Странно, но в этом году Драко отражался на карте только инициалами и фамилией, как преподаватели. Почему? Он прошел летом через какой-то ритуал, и теперь карта считает его взрослым, как Вадима? Его-то тоже карта именует «В.Д. Волхов», а астральную проекцию вообще помечает знаками вопроса.

Кстати, Вадима тоже нет на месте.

Гарри вспомнил заявление Рона о том, что Вадим встречается с Драко, и почувствовал, как к щекам приливает жар. Ведь если их обоих нет в спальне после отбоя, то… Интересно, какой уголок Хогвартса они приспособили под встречи?

Гарри развернул карту и нашел друга в гордом одиночестве у башни Райвенкло. Точку с его именем мотало из стороны в сторону. Он то замирал на месте, то будто пытался пройти сквозь стену. Драко же вообще был около кухни.

Ясно. У Вадима очередной приступ лунатизма, а соседи по комнате забыли запереть двери и поставить сигналку. По всей видимости, Малфой пошел его искать и по пути заглянул к эльфам. Вспомнилось, что на ужине его не было. Наверное, он засиделся в Хогсмиде. Суббота же, выходной.

Гарри шепнул: «Нокс» и пошел за другом, пока тот не набрел на неприятности.

Он подошел как раз в тот момент, когда Вадима нашел Флитвик.

— Пойдемте, юноша, вам нужно поспать… — полугоблин подцепил целителя под руку и настойчиво потянул за собой.

— Сон — её младший брат. Я гоню её, гоню, а она все равно приходит, — бормотал Вадим. — Что бы я ни сделал, она возвращается.

— Она уже ушла, — ласково убеждал Флитвик, ему явно было не по себе. — Пойдемте.

— Всего лишь выбирает других людей. У меня не получается, — в голосе Вадима послышалось отчаяние. — Я слабый… Простите, профессор.

— Ничего-ничего…

Флитвик повел уже несопротивляющегося Вадима под руку, а Гарри тихо крался следом за ними. Спустя несколько коридоров и лестничных пролетов до него дошло — профессор шел в Больничное крыло.

Гарри невидимкой проследовал за ними. Вадим безвольно следовал за профессором, ни на что больше не реагируя.

Волхова уложили на кровать, влили в него зелья и тот, наконец, угомонился.

— Поппи, что с ним происходит?

— Филиус, вы же знаете, что ничего нового я вам не скажу. Вы же слышали слова Северуса — это никак нельзя контролировать, кроме как успокоительным.

— Когда я нашел его, он бормотал что-то о грозящей ученикам беде…

Мадам Помфри нахмурилась, Гарри напрягся. Неужели вещий сон?.. Значит, если Вадим околачивался у башни Рейвенкло, то…

— Вадим очень необычный молодой человек, Филиус, но он не был замечен в ясновидении, а его лунатизм… Что ж, в конце концов, директор Дамблдор проследил бы как его опекун, чтобы мальчик посещал соответствующие занятия.

— Поппи, у него уже были видения. Вы успели забыть о его опекунах?

— Филиус, — поморщилась мадам Помфри. — Вы же знаете, директор просил не распространяться об этом.

— Да-да, конечно, — фыркнул, перебивая, Флитвик. — Директор ли?

Еле успев отскочить с пути неприятно скривившегося профессора, Гарри решил больше не искушать судьбу. Все равно Вадим уже уснул и больше ничего интересного не произойдет.

Гарри вышел к лестницам и на первом этаже увидел мальчика, пойманного в ловушку исчезающей ступенькой. Тот сидел, облокотившись на перила, и уже даже не пытался выбраться. Судя по его сонному лицу, он всерьез вознамерился уснуть прямо на лестнице.

— Привет, — тихо окликнул Гарри. — Тебе помочь?

Мальчик подскочил и оглянулся по сторонам. Гарри с неприятным удивлением обнаружил на его мантии эмблему Слизерина. Впрочем, лицо слизеринца было знакомым. Он ехал с Вадимом и Луной в Хогвартс-экспрессе. Максвелл, кажется. Волхов не общался с откровенно неприятными личностями, так что с ним наверняка было можно поладить.

— Кто здесь? — настороженно спросил Макс.

Гарри неслышно спустился и снял с себя мантию.

— Это я, Гарри. Помнишь, мы познакомились в поезде?

— А, это ты. Тебя трудно забыть, — обаятельно улыбнулся мальчишка и протянул ему руку. — Помоги, пожалуйста.

Поттер схватил ладошку и с силой дернул. Ступенька с неохотой выпустила свою добычу, противно хрупнув напоследок.

— Что ты здесь делаешь так поздно, Макс?

— Поспорили с мальчишками, что я дойду до библиотеки после отбоя и не попадусь. На десять галеонов. Иду обратно, попался только тебе, а ты не считаешься! — задорно улыбнулся мальчишка.

Гарри хмыкнул. Ну, да, не считается. Он не староста и уж тем более не преподаватель.

— Проводить тебя? Я могу показать, как пройти, чтобы никому не попасться на глаза.

Лицо Максвелла засияло от восторга. Гарри поймал себя на том, что невольно расплывается в ответной улыбке.

Он повел слизеринца в подземелья, временами заглядывая в карту. Малфой дошел до лестниц и теперь неумолимо следовал за ними. Через пару минут они выйдут в длинный коридор, и Драко заметит Макса. Староста вряд ли будет снимать баллы с собственного факультета, но запросто испортит мальчишке жизнь. Гриффиндорец решил провести Максвелла через потайной ход, не самый удобный, конечно. Если слизеринец откроет его однокурсникам, то желания лишний раз им воспользоваться не возникнет.

Макс старался успевать, но через какое-то время Гарри заметил, что мальчик начал прихрамывать.

— Хочешь передохнуть?

— Было бы неплохо, — с благодарностью кивнул он.

Они остановились в узком проходе и прислонились к стене. Молчать с Максвеллом было удивительно уютно.

— А ты давно знаешь Вадима? — спросил Макс, разрывая тишину.

— С детства, — не задумываясь, ответил Гарри. — Мы были знакомы еще со школы, жили в соседних домах.

— Ого! Здорово! Тебе повезло. Было с кем обсудить магические выбросы.

— Да, пожалуй, — задумчиво согласился Гарри. — А у тебя… Твои родные нормально приняли это?

— Ну, в общем и целом, да, — дернул плечом Макс и натянуто улыбнулся. — Понимаешь, мои родители погибли в ужасной аварии, а я лишь чудом выжил и долго лежал в коме. Врачи думали, что я так и останусь овощем. Все это время за мной ухаживала моя кузина. Так что когда я очнулся, ей было уже все равно, волшебник я или еще кто. Из всей семьи остались только мы вдвоем. Правда, есть еще дальняя родня, но мы практически не общаемся. Мы о них узнали совсем недавно.

— Тебя не обижают? Ты же маглорожденный. Как тебя вообще занесло на Слизерин?

— Ну… — Максвелл тонко улыбнулся. — Старшекурсники заботятся о перваках. А мама… в общем, в маминых дневниках пропущены страницы. Они совершенно пусты. И на некоторых фотографиях из ее альбомов… как-то странно она там стоит. Как если бы был кто-то еще, а потом его стерли. Слишком много пустого места, понимаешь? Старшекурсники сказали, что это может быть действие заклятия забвения.

— О, ясно.

Гарри замолчал, воображая страстный роман между волшебником и магглой. Скорее всего, родной отец Стюарта был волшебником и по каким-то причинам был вынужден лишить любимую памяти. Может, он хотел так защитить от Пожирателей свою семью? И Макс тоже, оказывается, сирота. Наверное, поэтому Гарри и ощутил к нему расположение.

— Я отдохнул. Пойдем?

Поттер молчал, пока они спускались и поднимались в узком ходе. Как это согласовывалось с тем, что им нужно было в подземелья, Гарри не знал. Да и не интересовало его это. Он думал о том, что вполне мог быть на месте Макса, если бы согласился на предложение Шляпы. Интересно, как бы к нему тогда отнеслись слизеринцы?

Макс чуть прихрамывал, но не жаловался и бросал на лоб Гарри взгляды.

— Извини, тебя, наверное, достали с этим вопросом, но… Ты что-нибудь помнишь? — не утерпел он. — В смысле… Это же, должно быть, очень яркое воспоминание.

Гарри поморщился, промолчав. Тема была не слишком приятной.

Они остановились перед тупиком, чтобы повернуть факел. Стена с негромким шорохом сложилась в арку. Гарри взглянул на карту. Слизеринское общежитие было в трех коридорах от них. Нужно было сделать крюк, чтобы пройти мимо покоев Снейпа. Малфой же только-только заворачивал в подземелья.

— Просто… После аварии я совсем забыл своих родителей, — погрустнел Макс, выйдя из потайного хода. — Кузина, конечно, показывала фото, но это ведь совсем не то… Я не помню ни нашего отдыха, ни десятого Дня Рождения. На фотографии мама с папой дарили мне огромного плюшевого мишку. Тедди в моей комнате на кровати сидит, а я… я так и не вспомнил, как мне его дарили… Может, так даже лучше? Ведь если бы я помнил их, было бы больнее.

Внутренности скрутило жалостью и собственной болью. Гарри уставился пустым взглядом в темноту.

— Я помню… — неожиданно для себя выпалил он и закашлялся — внезапно охрип голос.

— А?

— Вспомнил на третьем году обучения, — повторил Гарри, — когда тренировался вызывать Патронуса. Когда ко мне приближаются дементоры, я слышу голоса родителей.

— О! Мне жаль, — искренне посочувствовал Макс, касаясь его холодной руки своей теплой ладонью. — И… И какие они?

— Я не знаю, — качнул головой Гарри. — Но, знаешь… Когда вспоминаю, как отец велит маме убегать, мне и больно, и сладко.

— Ты помнишь такие подробности? — удивился Макс. — Даже отца?

— И маму. Она закрывала меня собой, а Волдеморт… Он велел ей отойти. Глупой девчонкой называл, — Гарри сглотнул комок в горле, и Макс прикоснулся к его плечу.

— Я не знаю, какими родителями они стали, если бы остались живы, — со странной интонацией сказал он. — Но они защищали тебя. А это очень важно. Бывает так, что родители вообще не хотят знать своих детей.

— Да… Да, я знаю. Спасибо, — быстро ответил Поттер, не желая дальше развивать тему. — Извини, я раньше никому этого не рассказывал, вот и расклеился.

Макс тяжело вздохнул. В полумраке тайного коридора было видно только скорбно поджавшиеся губы. Глаза, скрытые челкой, оставались в тени.

— Тебе не за что передо мной извиняться, Гарри. А уж тем более благодарить. Это ты прости.

— Да ничего, ты же не хотел, — отмахнулся Гарри.

Макс на мгновение замер, а потом шагнул ближе и с невозможно странной улыбкой уточнил:

— Я всего лишь не хотел причинять лишней боли.

Гарри озадаченно моргнул, но слизеринец уже отвернулся и пошел дальше.

— А почему Волдеморт предлагал твоей маме отойти?

— Я не знаю… — Гарри чуть не споткнулся.

Правда, почему? Почему он просил маму отойти? Причем не единожды.

— Ну, может, у тебя есть какие-то догадки?

— М-м-м… — промычал Гарри, ошарашенный донельзя.

— Ладно, пока, — помахал Макс, скрываясь в одном из безликих коридоров. — Спасибо, что помог. Буду должен.

— Пока.

Гарри заторможено махнул ему рукой и набросил мантию на плечи. Да, прогулка сегодня выдалась на редкость познавательной.

Глава 67. «Корнет, вы женщина?!»

Тревога…

Декабрь в этом году вступил в свои права незаметно. Снег подкрадывался к школе, медленно стекая с гор. Холодные ночи становились длиннее, и их морозное дыхание чуялось всё раньше и дольше. А меня с каждым днем всё сильнее мучила бесконечно выматывающая тревога. Предчувствие зудело как комар, не давая ни спать, ни есть. А я никак не мог понять его причину. Школьные скандалы, проблемы Северуса — я никак не мог расслабиться, настроиться на нужный лад и понять, откуда наползает беда. В Хогвартсе вывесили рождественские украшения, а заметил я их, когда вместе с Малфоем угодил под омелу, к его бесконечному удовольствию. Целоваться он умел и любил.

— Раньше её вроде не вывешивали? — спросил я, когда мы, растрепанные и раскрасневшиеся, стояли на летящей лестнице.

Мы стояли почти в обнимку. Малфой воспользовался широкими рукавами мантии, и теперь его мягкие пальцы скользили по моему запястью. Простые невинные прикосновения кружили голову не хуже Шардоне. Даже тревожно дрожащая струна внутри немного расслабилась.

— Вывешивали. Просто ты в прошлое Рождество был еще нецелованным, — прошептал Малфой мне в ухо, пуская по позвоночнику стайку сладких мурашек.

— Целованным, — возразил я, кусая губы.

— Значит, тебя целовали не те люди. Или ты просто не обращал внимания.

В холле на нас наткнулся профессор Снейп. Он обозрел растрепанного меня, оценил покрасневшие губы Малфоя и снисходительно хмыкнул.

— Колокол зазвучит через две минуты, так что, господа слизеринцы, вы опоздали на урок.

— Еще не опоздали, профессор, — заявил Малфой, нахально улыбаясь.

— У вас есть минута, чтобы добежать до класса. Потом я начну снимать баллы.

Снейп демонстративно уставился на свои наручные часы. Мы озадаченно переглянулись и со всей дури рванули в сторону кабинета профессора Биннса.

Мы влетели в кабинет вместе со звоном колокола и, отдуваясь, плюхнулись за парту.

— Честно, я думал, мы не успеем, — рассмеялся Малфой.

— Да, скажи спасибо, что декан не снял баллы прямо на месте.

Северус больше ни словом не обмолвился о том, что сделал. Видимо, посчитал, что статья достаточно объективно расписала его деяния. А я просто вел себя как прежде. Ну, правда, что я мог ему сказать? Осудить? Зачем? Что это даст? Я прекрасно знал, с кем связываю жизнь. Он не маньяк какой-нибудь. Убийство для него — грязная и тяжелая работа, а не удовольствие. Пытать он всегда любил морально, а не физически. Что из этого хуже, вопрос спорный, но…

Честно говоря, это было даже красиво: убийца и целитель, черное и белое, инь и ян. Противоположности, неспособные существовать по отдельности, несущие в себе начала друг друга. В нашем союзе чувствовался фундаментальный закон равновесия, а он сильнее даже богов. Нам оставалось только подчиниться.

И потом, бессмысленно сопротивляться разнице, ведь соль не в том, насколько бел ян и черен инь, а в том, насколько совпадают цвета половинок с точками внутри.

Так что в ответ на непроницаемые взгляды черных глаз я просто улыбался так же, как и всегда. Принимая его даже таким.

Призрак выплыл из стены и сходу завел зануднейшую лекцию по истории. Монотонный речитатив преподавателя усыплял не хуже зелья. К тому же за столько лет у студентов уже выработался условный рефлекс, так что почти весь класс дружно улегся на парты и стал посапывать. «Северус начал шутить — это хорошо», — подумал я, закрывая глаза и поудобнее устраиваясь на плече Малфоя.

Нужно было выспаться, потому что этой ночью мне поспать вряд ли удастся — я впервые за четыре месяца принимаю пациента.

Встреча была организована предсказуемо в Хогсмиде. За десять минут до отбоя мы с Максом вышли из гостиной и, выскользнув из замка через тайный ход, поспешили в деревню. В сгустившихся сумерках окрестности выглядели неуютно. Скрип деревьев в Запретном лесу, редкие проблески луны, проглядывающие между туч — округа выглядела декорацией к фильму ужасов, а холодные отблески снега только усиливали гнетущее впечатление. Казалось, из темноты Запретного леса кто-то за нами наблюдает. Хотелось сорваться на бег, лишь бы поскорее добраться до Хогсмида.

— И мертвые с косами вдоль дорог стоят… — пробормотал я, кутаясь в мантию. — Что мешало назначить встречу днем?

— Тебе нельзя в Хогсмид, а я второкурсник.

Шли мы в полной темноте. Макс даже не пытался вытащить палочку. Ну, правильно. Незачем привлекать лишнее внимание всяких зверушек, да и мало ли… Вдруг в Хогвартсе у окна сидит какая-нибудь неспящая малолетка с биноклем?

В лесу ухнул филин. Я подскочил. Макс насмешливо фыркнул, но ободряюще похлопал по плечу и шепнул, что все будет нормально. Вот кто не боялся темной дороги. Ну, да. Ему ли бояться? Он сам способен всех напугать до икоты.

Мы накинули капюшоны и прогулочным шагом зашли в деревню. Макс вытащил палочку и наложил дезиллюминационные чары, видимо, помня о «девочке с биноклем». Холодок от заклинания прошелся по телу от макушки до пяток, заставляя ежиться. Меня будто окунули в какую-то вязкую гадость, которая норовила затечь в глаза, в нос — во все отверстия, которые только были на моем теле, в каждую пору.

— Сними, пожалуйста, — задушенно пробормотал я, инстинктивно жмурясь и хватая воздух ртом.

Макс схватил меня за руку и ускорил шаг.

— Потерпи, мы почти на месте.

Да, Темные лорды на конспирации не экономят. Для встречи он выбрал целый дом на окраине. Неказистый, зато обособленный, с небольшим садом, который сейчас был весь засыпан снегом, скрывая дом со стороны деревни. Только голые ветви деревьев и кустарников черными корягами проглядывали сквозь искрящийся снег, словно чьи-то мертвые руки. Плотные шторы на окнах не пропускали свет, казалось, дом давно заброшен. Пожалуй, только выложенная камнем тропинка к крыльцу да едва видимый дымок из трубы говорили о том, что здесь кто-то живет. В общем, Макс обещал надежно скрыть наши личности. Он дотащил меня до двери и постучал. Та со скрипом распахнулась. Из темноты выплыло морщинистое лицо древней старухи. Я моргнул. Седые космы, бельмо на глазу — выглядела она, как сказочная ведьма… и смотрела прямо мне в глаза, при этом мерзко ухмыляясь. Хищный нос с тонкими ноздрями громко втянул воздух. Хозяйка дома презрительно скривилась, вытащила кисти с узловатыми пальцами из рукавов темного балахона и махнула рукой, приглашая в дом. Дверь мерзко заскрипела, захлопываясь с громким стуком. Ну, точно фильм ужасов.

— Явилися, внучата? — скрипуче захихикала она.

— Здравствуйте, мисс Гросс, — вежливо поздоровался Макс и слегка поклонился ведьме.

Он поднял палочку и стукнул меня по макушке, снимая заклятье. Я облегченно выдохнул, прислоняясь к стене. Кончики пальцев холодило и чуть покалывало. А дом не так уж и прост. Не магический особняк Блэков, но тоже весьма и весьма…

— Госци яще ня прилятели. Камин, видаць, сломилси. А ты, знатса, той истинной цялитель будишь? — тараторила старуха, с любопытством рассматривая меня. Хищный нос подергивался, принюхиваясь.

«Накорми, напои, спать уложи, а потом расспрашивай», — завертелось на языке. Я мужественно промолчал.

Хозяйка распахнула дверь, и на стене вспыхнул старинный светильник, озаряя длинный широкий коридор с множеством дверей, который упирался в огромную залу с высоченным камином. Строгий, классический английский стиль, совершенно свежие обои, приятные запахи и полное отсутствие пыли совершенно не вязались с тем, что было снаружи.

Макс безо всякого стеснения развалился в кресле у камина и махнул мне рукой на соседнее. Мисс Гросс, весело хихикнув, вышла и закрыла за собой дверь. Вот уж действительно, ведьма.

Едва я успел присесть, как пламя взвилось, позеленело и выплюнуло Барти Крауча, а вслед за ним — мужчину в темно-бордовой мантии и девочку лет четырнадцати на вид. Макс моментально выпрямился, закинул ногу на ногу и нацепил на лицо самое надменное выражение, на какое только была способна его мимика. Я еле удержался от смешка.

Барти шагнул к Максу, поклонился, мимолетом прижавшись к приласкавшей щеку ладони, и наколдовал себе изящный стул рядом с его креслом, готовый в любой момент выскочить вперед. Макс мягко ему улыбнулся, перевел взгляд на гостя и демонстративно повел рукой. Мужчина дернулся, схватился за левое предплечье и нервно взлохматил каштановые волосы, уставившись на Макса с совершенно диким выражением на лице.

— М-мой лорд?

— Здравствуй, Бродерик, — кивнул Темный Лорд и приветливо улыбнулся мнущейся за спиной отца девочке. — И тебе привет, Элизабет.

Девочка изобразила книксен, опустив голову. На первый взгляд, она была смущена, а руки нервно теребили рукава мантии. На второй — цепко рассматривала нас усталыми, упрямыми глазами, готовая схватиться за палочку.

Лицо у неё было знакомым, но я её не помнил. Может, она с какого-то другого факультета?

Бродерик поклонился, всё еще пребывая в шоке. Взгляд светлых глаз перебегал с Макса на Барти и обратно, будто он спрашивал у Крауча: «Я действительно это вижу?»

— Оборотное? — выдохнул он. — Хроноворот? Я же… Мы же только что от вас…

— Нет, я на самом деле в данный момент ученик Хогвартса, а ты всё это время служил не мне, а лишь моему жалкому подобию, — ответил Макс и махнул рукой в мою сторону. — Я выполнил твоё условие, Бродерик. Истинный целитель осмотрит твою дочь и сделает всё, что сможет.

Бродерик скользнул по мне абсолютно сумасшедшим взглядом. Губы у него задрожали. Плечи его резко расслабились, он покачнулся. На мгновение мне показалось, что мужчина сейчас просто рухнет в обморок, но обошлось.

— Мой лорд!

В возгласе смешалось всё: и благоговение, и ужас, и радость. Бродерик шагнул было к Максу, но вспомнил обо мне и остановился.

Темный Лорд хмыкнул и плавно поднялся.

— Пойдемте. Не стоит смущать целителя и его пациентку своим присутствием. Мисс Гросс все еще делает свой знаменитый чай? Отлично! Обсудим пока детали, и ты все мне покажешь, не так ли?

В последней фразе мне послышалась угроза, но реакция мужчин не поменялась.

Макс величественно поплыл к двери, миниатюрный, юный, полный какой-то хищной, звериной грации. Изящный поворот головы, непоколебимо уверенный взгляд, кивок, взмах ресниц — вот оно, воплощение власти! Вот он, настоящий король! Я поймал себя на том, что сижу на самом краю кресла, выворачивая шею, и помотал головой, сбрасывая морок. Бродерик с Барти с одинаково влюбленными, совершенно очумевшими глазами семенили за Стюартом, ловили каждое его движение, будто заколдованные. Элизабет застыла рядом восхищенной статуей. Когда Макс шагнул за порог, она качнулась к выходу, сделала пару шагов, вытянула шею и, потеряв его из виду, не удержала разочарованного вздоха. Гаммельнский крысолов сгрыз бы свою дудочку при виде этой картины.

На пороге Бродерик опомнился и оглянулся на дочь.

— Элизабет, я рядом.

Девушка моментально пришла в себя, кивнула и нервно прикусила губу, метнув взгляд на меня. Я устроился поудобнее и ободряюще улыбнулся.

— Присаживайтесь, леди. А теперь, извините, мне придется задать вам несколько очень личных вопросов. Местами даже неприличных. Так что забудьте о моем поле.

И, не давая девчонке опомниться, я пошел в наступление. Как узнали о бесплодии? А, не пришли месячные? А в каком возрасте вы это обнаружили? Вы узнали, что у девушек должны идти месячные полгода назад?! Вам сколько лет? Семнадцать?!

В каком информационном вакууме жила Элизабет до семнадцати лет, я не представлял. У неё что, даже соседки по комнате не обсуждали циклы? Или это из-за чар Хогвартса, которые посчитали, что несозревшей девушке такие разговоры слышать рано? А мать, младшие сестры, кузины, в конце-то концов? А, женская часть их семьи считает разговоры о половом воспитании неприличными. Интересно, из какого рода происходит её матушка. Волшебники и ведьмы в большинстве своем относятся к таким темам весьма лояльно.

— Вы обследовались в больнице?

— Да.

— И?

— Они сказали, что у меня ничего нет.

Я вытаращился на девчонку.

— В смысле?

— Ну, матки, яичников… — жарко краснея, пробормотала Элизабет. — Нет органов, поэтому и месячных нет. Нечего лечить. Сказали, это из-за того, что у меня магия мужская. И они это исправить никак не смогут.

Чего-чего?!

Я в полном шоке рассматривал девчонку. В голове было гулко и пусто. Секунд тридцать мы молчали. Элизабет нервно теребила рукава платья.

Так… Но грудь же есть! Это как?!

— Вы… вы тоже не сможете помочь, сэр?

Тихий вопрос вывел меня из ступора. Так, Волхов ты целитель или погулять вышел? Неважно, что сказали в Мунго. Врачи живые, они могут ошибаться. Не знаешь, что делать? Действуй по инструкции. А инструкция предписывает опрос, затем осмотр, анализы, выявление симптомов, наблюдение и только потом диагноз. Опрос ты уже провел. Теперь на очереди осмотр.

— Вы позволите вас осмотреть, Элизабет? Не волнуйтесь, я просто положу руку на живот.

Элизабет тяжело вздохнула, встала и шагнула ближе. Я положил руку на обтянутый тонкой тканью живот и закрыл глаза.

Вообще, женская и мужская энергия на самом деле отличаются друг от друга. Мужчины обладают ароматом. У кровных родственников есть общая нота. Например, у всех Малфоев магия пахнет грозой, но при этом у каждого свой неповторимый оттенок: цветы, соленое море или горный разреженный воздух в снежных вершинах. Женская магия для меня не имеет запаха. Она имеет… плотность, что ли? Консистенцию? В Хогвартсе запахом обладают немногие женщины: Чарити Бербидж, Аврора Синистра, профессор Вектор и мадам Пинс. Чарити Бербидж пахнет Северусом. Иногда сильнее, иногда слабее, иногда запах полностью исчезает. У остальных та же история с ароматами. И я никогда не перепутаю женщину с её сексуальным партнером. Разница как между ароматом живого букета роз и розовыми духами. И духи — как раз женщины. Не скажу, что это невкусно или неприятно. Мужская магия на женщинах звучит сильнее, насыщеннее. А женская дает мужчинам вкус. В общем, если кратко, то миф о телегонии у волшебников не миф, а суровая реальность.

Магия Элизабет… У неё не было никакой плотности. Она не напоминала ни пар, ни электричество, ни песок. И одуряюще пахла холодом и еловой хвоей. То есть мой мозг был свято уверен, что мой пациент — парень.

Так. Макс говорил, что родовая магия признала Элизабет как наследницу, хотя в этом роду наследуют только мальчики. Колдомедики сказали, что у неё нет женских органов. Ощущается она как парень. Следовательно…

— Так. Подожди меня здесь.

Я выскочил за дверь и нос к носу столкнулся с мисс Гросс. Старуха едва успела отдернуть волшебную палочку, чтобы не выколоть мне глаза.

— Чаво бежишь, как ошпаренный?

— А вы чего подслушиваете? — вопросом на вопрос ответил я и встряхнул головой. — Ладно, неважно. Где все?

Хозяйка фыркнула и махнула рукой, указывая направление.

Темный лорд и его приспешники сидели в столовой и чинно пили чай с печеньем. Я подлетел к столу, краем сознания отметил невероятно счастливое лицо Бродерика и выпалил:

— Кто из вас может определить пол у эмбриона?

Темный лорд и Пожиратели дружно поперхнулись печеньем.

Заклинанием, как выяснилось, владел только отец Элизабет. Максу оно было незачем, а Барти никогда не интересовался медициной.

— Ну, и? — хмуро глядя на символ Марса над головой дочери, спросил Бродерик. — Колдомедики уже сказали, что магия воспринимает её как мужчину.

Я оторвал руку от его живота и хмыкнул.

— А вы не задумывались, почему?

— Проклятье? Моя жена говорила, что у неё была бесплодная тетушка.

Я закатил глаза. У волшебников всегда во всем были виноваты проклятья.

— Не проклятье. Синдром Морриса.

— Это название должно мне о чем-то говорить?

— Все мы в начале внутриутробного развития несем в себе и женские, и мужские половые признаки. Мальчик становится мальчиком под действием определенной комбинации гормонов. Но бывает так, что гормон вырабатывается, а организм эмбриона его не чувствует. И генетический мальчик появляется на свет в виде девочки. У Элизабет нет матки и прочих органов, предназначенных для вынашивания детей. Зато у неё в паху есть недоразвитые семенники.

С таким я еще не сталкивался! Я вертелся вокруг парня в теле девушки, с энтузиазмом прикидывая варианты. Мне не под силу вырастить у неё то, чего не было и не должно было быть изначально. Можно удалить семенники, сделать пластическую операцию на половых органах, но тогда Элизабет будет бесплодной, а им кровь из носу нужен плодовитый наследник. Можно сделать химеру, пересадив матку и остальное, но неизвестно, как отреагирует на такой финт мужская магия. А можно пойти еще более сложным путем и сделать из недоженщины полноценного мужчину: убрать нечувствительность к андрогенам, развить недоразвитые яички до нормы. Это, кстати, проще для меня как целителя, но дольше по времени. И без хирургической операции здесь не обойтись — некоторых органов я не смогу сформировать при всем желании. Но в принципе, если Элизабет как следует захочет… А если у них в роду по мужской стороне найдутся метаморфы или анимаги…

— Что? Что вы сказали? — просипел Бродерик, вырывая меня из мыслей.

Он выглядел так, как будто его огрели по голове тяжелым мешком. Глаза у Элизабет были с пятак. Я вздохнул.

— Ваша дочь на самом деле ваш сын!

Бродерик секунду стоял с раскрытым ртом, потом выругался и рухнул в обморок.

Глава 68. Трудный разговор и неизбежность

Мы лежим на траве у прозрачной воды. Высоко в синеве проплывают киты, Задевая космический невод. Позабудь хоть на миг, кто есть я, а кто есть ты, Пусть два лёгких облака станут одним Где-то на краешке неба. Тревога…

Противное, тянущее ощущение под ребрами то усиливалось, то ослабевало, заставляя дергаться, внимательнее вглядываться в окружающих, искать глазами проблему. Я всматривался в Макса, прислушивался к Барти и Бродерику, но предчувствие насчет них молчало. Незнание того, откуда прилетит удар, заставляло меня нервно вздрагивать от резких звуков и мешало сосредоточиться на пациенте.

Элизабет, оказалось, носила славную фамилию МакНейр. А Бродерик оказался тем самым МакНейром, который натравил дементоров на Поттера. Как я узнал? Так Макс рассказал.

После того, как я обрисовал МакНейрам варианты лечения, разразился скандал. Бродерик решительно отказался признавать генетический пол Элизабет и потребовал от неё не позорить их славное семейство трансформациями, а перенести операцию по пересадке матки с прочими органами и выносить наследника. Ну, в общем-то я его понимаю. Сложно воспринимать как сына нежную девочку. В ответ Элизабет вскочила, одним взмахом палочки отхватила свои роскошные каштановые локоны под корень и заявила, что будет мужиком, хочет того папа или нет. МакНейры орали друг на друга так, что мне пришлось вмешаться. И выступил я, разумеется, в пользу своего пациента. Бродерик скрипнул зубами и, велев своему ребенку до конца лечения не показываться ему на глаза и жить у мисс Гросс, принялся за маскировку.

Он лично перекрасил неровно обстриженные волосы в светло-русый цвет, поколдовал над лицом, изменив черты, превратил платье в симпатичный костюм и переименовал Элизабет в Алоиса. Я сплел проверенный еще на Малфоях амулет, наварил настоек для увеличения выработки тестостерона и завел привычку сбегать раз в неделю в Хогсмид, чтобы хорошенько пнуть мутацию и проехаться по мозгам будущего лорда. Ибо самовнушение в случае волшебников работает покруче эффекта плацебо.

Надо сказать, уже через неделю Алоис приобрел вполне мужские черты. Бродерик посмотрел на счастливую мордашку сына и молча кивнул в ответ на мои слова, что через месяц потребуется хирургическая операция. Магловская операция. Ибо яйца я ему отращу, а вот сиськи убрать не смогу.

М-да… Учитывая моё происхождение, во всей этой ситуации была какая-то злая ирония.

Всё было хорошо…

Но чем ближе становилось Рождество, тем громче интуиция била в колокола. А я всё никак не мог понять, куда бежать и что надо сделать. Будто перед глазами стояла стена.

Пятый год. Нападение на Артура Уизли в Отделе Тайн? Нет. Это не по его душу. Это что-то другое, более острое, жуткое, болезненное, которое пройдет совсем рядом. Вроде массовой гибели учеников, как в том сне. Только теперь это чувство выматывало меня наяву.

Я в раздумьях шел на урок чар, когда навстречу мне попалось Золотое трио. Честно говоря, в последние дни меня мало что могло отвлечь от этой беспрерывной внутренней сирены, но вид у Поттера был уж очень одурелый и озадаченный. Он шел по коридору к Большому залу так, как будто не вполне понимал, куда и зачем идет. Гермиона брела рядом, остекленело пялясь куда-то за пределы этого мира. Улетевшей парочке не давал споткнуться Рон. Улыбка при этом у него была пакостная и самодовольная, прямо как у Фреда с Джорджем.

Трио выглядело до того странно, что я невольно заинтересовался и подошел ближе.

— Привет.

Гарри остановился, осмотрел меня с ног до головы так, как будто только сейчас увидел. Гермиона издала невнятный булькающий возглас. Рон улыбнулся шире.

— Привет, Волхов!

— Что это с ними? — обратился я к нему как к самому адекватному.

— Узнали, в чем соль клуба «Ахилл».

— О!

Точно. Тот самый клуб для мальчиков с интересными интересами. У девочек, насколько я помню, был зарегистрирован клуб танцев. Клуб звался «Нимфа». Официально занятия проходили в том же помещении, а уж чем они там занимались на самом деле…

— То-то я смотрю, вид у них такой замороченный. Что, Гарри, захвачен перспективами? — ехидно улыбнулся я герою.

Герой вышел из прострации.

— Нет!

— Он только что в первый раз поцеловался, — прошептал Рон, пакостно хихикая. — Его поймала под омелой Чжоу Чанг.

Гарри вспыхнул и злобно уставился на Уизли.

— Что? Ты сам сказал «сыро»! Я просто предположил, что ты играешь за другую команду!

— Ясно.

Я почувствовал, как мои губы неудержимо расплываются в улыбке. Помнится, это самое «сыро» породило кучу таких замечательных явлений как драрри, гаррирон и прочие, совсем уж психоделические пейринги.

— И как тебе знакомство с миром взрослых развлечений, Гарри?

— Слушай, а ведь ты встречаешься с Малфоем, а Малфой парень… — протянул Гарри так, как будто его только что осенило. В зеленых глазах этого гения горела смесь отвращения и неукротимого любопытства. — Вы с ним целовались? И как, разница между девчонкой и парнем есть?

Услышав это, Грейнджер очнулась и тоже открыла рот.

— Тебе правда с мальчиками нравится больше? А как же вы тогда детей будете делать? Это же обязательно для всех чистокровок. Или маги могут менять пол?

Я даже отступил на шаг от такой постановки вопроса. Рон давился от смеха.

— Э-э-э… У меня чары, я опаздываю!

— Беги, Волхов, я их задержу! — патетически воскликнул Уизли, хватая друзей за руки. И заржал как конь.

— Это не побег, а стратегическое отступление! — выкрикнул я в ответ уже с другого конца коридора.

Завернув за угол, я чуть не сбил с ног первачка. Ребенок испуганно вытаращился и дрожащей рукой протянул мне записку от директора, в которой тот велел срочно, вот прям сию секунду явиться пред его светлые очи. Я понял, что теория чар откладывается. Поблагодарив мальчика кивком, прочитал очередной сладкий пароль, мечтательно прикидывая, где бы раздобыть такое лакомство. В Хогвартсе такого не водилось.

До кабинета директора было рукой подать, так что его желание исполнилось в самые сжатые сроки.

— Ореховые меренги!

Горгулья шагнула в сторону.

— Вы звали меня, директор Дамблдор?

— Похвально, что ты так быстро пришел, Вадим, — благожелательно улыбнулся волшебник.

Я зеркально повторил его улыбку, плюхаясь на кресло.

— Я просто был неподалеку.

— Вадим, я хотел поговорить с тобой на деликатную тему. И прежде чем начать, пообещай выслушать меня.

Директор выжидающе уставился на меня. Я напрягся.

— Хорошо. Обещаю, что выслушаю вас до конца.

— Вадим, ты замечательный талантливый юноша. Особенный, даже для магического мира, поэтому ты должен быть осторожен. Всегда найдутся те, кто захочет использовать твои таланты в своих интересах.

Я чуть не поперхнулся. Это он про себя, что ли?!

— Но я тебя позвал не за этим, — внезапно свернул Дамблдор в сторону. — Поздравляю тебя, Вадим, с обретением побратима.

Эм… Спасибо, директор. В общем-то, это произошло с вашей подачи, но все равно спасибо.

— Я уверен, что ваше взаимопонимание будет только расти, ведь для подобного рода партнерства — это очень важно, — продолжал разливаться соловьем Дамблдор. — В конце концов, ты так тянулся к Северусу. Молчи-молчи, я давно догадался, — поднял руку директор, видя мой приоткрытый в протесте рот. — Задолго до того, как сам Северус соизволил-таки обратить на тебя свое внимание. Как директор данного учебного заведения, я, конечно, не должен поощрять подобное, но как твой опекун я желаю тебе только счастья… Скажу тебе по секрету, наш зельевар тоже к тебе неравнодушен.

Да он издевается?!

— М-да… Неравнодушен, — повторил Дамблдор и тяжело вздохнул. — Боюсь, с этим будет несколько… м-м-м, сложнее. Ты не можешь не понимать, что он не только намного старше тебя, но и опытнее. И опыт этот был… не самым удачным. Северус — я могу тебя заверить, как человек, который видел, как он рос — способен на самые искренние и глубокие чувства…

Я невольно вспомнил Поттера. Ну, в общем, да. Ненависть — тоже искреннее и глубокое чувство. Дамблдор сделал вид, что не заметил моей гримасы, продолжая вдохновенно вещать на тему светлых чувств и достоинств Северуса. Я погрузился в свои мысли, пропуская половину слов мимо ушей.

— …Ты должен понимать, что его детство было… непростым. Ты же видел, где он вырос, ты умный мальчик, — Дамблдор кинул на меня выразительный взгляд, я только кивнул в ответ. — И в целом, его жизнь была и остается весьма непростой. Пожалуйста, учти, что он болезненно горд. И весьма трепетно относится к тому, что считает своим.

— К чему вы ведете, директор? — холодным тоном прервал я его.

— Я веду к Драко Малфою, который в этом году все свое время проводит в замке, с тобой, забыв про все остальные развлечения, — Дамблдор выразительно помолчал, я оставался безмятежен. — Что ж… Северус может делать вид, что равнодушно наблюдает с высоты своего опыта за твоими подростковыми экспериментами, но… Я бы советовал тебе отнестись к нему более чутко. Он может производить впечатление почти безэмоционального человека, которого ничто не трогает, но, поверь мне, это совершенно не так. Поэтому я считаю, что ваши отношения с Драко Малфоем ты должен прекратить, — внезапно на такой неожиданной ноте завершил свой спич директор.

— Мило, — выдавил я из себя.

Директор безмятежно улыбнулся, подмигнул мне сначала одним глазом, потом другим и предложил чашку чая. Сопротивляться я не стал — мне и вправду требовалось выпить, хотя бы и чашку чая.

— П-п-п… Директор, все это очень трогательно, что вы так беспокоитесь за профессора, но мы как-нибудь сами разберемся. Если уж говорить начистоту, то ваш Северус все еще встречается с Чарити Бербидж, а я что, должен страдать?! Или строить из себя нежную фиалку, которая ждет-не дождется своего совершеннолетия? В то время, как тот, кого я… кто мне небезразличен, — передразнил я директора. — Прекрасно проводит время с какой-то левой бабой?!

Я даже начал путать слова от возмущения, настолько меня выбил из колеи это разговор. Директор поморщился на мой сленг и задумчиво кинул в рот конфетку.

— Вадим…

— Нет уж. Я вас послушал, теперь вы послушайте меня. Северус — взрослый мужчина со своими потребностями. Я понимаю, что нахожусь не в самом привлекательном для него возрасте как возможный партнер, но эти потребности у меня уже тоже есть. И на этот счет мы с ним договорились. И в подробности этого договора я вас посвящать не намерен. Моя личная жизнь приватна для всех. Даже для вас. Это все, что вы мне хотели сказать?

Дамблдор подавился от такой прямоты. Да, директор, словесные кружева я плести не люблю.

— Нет, не все. Ты прекрасно осведомлен об угрозе от сторонников Волдеморта. Возможно, студенты твоего дома и не говорят при тебе на такие темы, учитывая твое мировоззрение, но Драко Малфой… Должен ли я напомнить тебе, на чьей стороне были Малфои?

— И на чьей же, директор Дамблдор? Лично я знаю, что они были отпущены и оправданы. Вы же тогда были председателем Верховного суда. И отпустили их?

Директор стер с лица блаженную улыбку и слегка прикрыл веки.

— Вадим, тебе ли не знать, что обнаружить Империус можно только в течение нескольких часов после наложения. Их отпустили за недоказанностью. Впрочем, это дело прошлое. Гораздо больше меня волнует то, что может произойти с тобой сейчас.

— Со мной. Абсолютно. Ничего. Не случится.

— Вадим, самоуверенность свойственна всем подросткам. Я не спорю, у тебя есть основания для таких слов. Все же твой дар уникален, при прямом противостоянии тебя побоятся трогать, но… — директор задумчиво перебирал пальцами бороду и вдруг встрепенулся. — Кстати, о нем. Скажи мне, мальчик, ты не чувствовал в последнее время от Гарри ничего странного?

Взгляд Дамблдора изменился. Потяжелел, стал пронзительным и внимательным настолько, что казалось, меня просвечивает рентген.

Похоже, мы добрались до сути. Очень похоже на директора: ошарашить, запутать и поймать на крючок. И насколько я вообще понимаю ситуацию, от этого разговора зависит все расследование Дамблдора по крестражам. И, скорее всего, жизнь Поттера. Сказать — не сказать? А если говорить — то что? Я же шаман, такое, по идее, должен чувствовать.

— По правде говоря, директор, от него всегда ощущалось что-то необычное.

— Вот как. Расскажи мне подробнее.

Дамблдор подобрался. Я напряженно выпрямился в кресле, напуская на лицо вид крайней задумчивости.

— Если бы такое было возможно, я бы сказал, что он… Ну, «одержим», пожалуй, слишком громкое слово, но в нем определенно есть что-то постороннее.

— Почему же ты не сказал об этом раньше? — слишком спокойно спросил директор. Я с трудом удержался от того, чтобы не поежиться. — Или не попытался избавить своего единственного на тот момент друга от этого?

— Ну, во-первых, на тот момент я не был инициирован и плохо представлял природу своих ощущений, а во-вторых, существенного вреда Гарри это не приносит. Отчасти даже кое-что дает. Можно даже сказать, приносит пользу.

— И какую же, просвети меня? Опять же, это все-таки посторонняя сущность… Сейчас ты прошедший инициацию шаман. Почему ты не избавил Гарри от одержимости?

— Повторяюсь, директор, одержимость — слишком громкое слово, — тщательно подбирая выражения, я продолжил. — Я чувствую, что этого делать пока нельзя. Знаете, в магловской медицине есть понятие «опухоль». Это постороннее образование в теле человека. Его быть не должно. Бывает так, что опухоль начинает разрастаться и убивает носителя, но бывает и так, что она никак себя не проявляет, не мешает вести полноценную жизнь и вообще не влияет на носителя. Удалять ее — подвергать организм ненужному риску. Последнее — случай Гарри.

— Я понял тебя, — но если случится так, что его «опухоль» начнет разрастаться…

— Тогда, естественно, я ее удалю, — с готовностью подтвердил я.

— Хорошо, — Дамблдор сложил пальцы домиком, опираясь локтями на стол. — Так какая же польза от этой сущности?

— Она защищает своего носителя. То, что Поттер сбрасывает Империус, её заслуга. Подозреваю, что защита будет даже от Авады. Своеобразный обмен. Правда, сработает только единожды.

— Прекрасно, — удовлетворенно откинувшись на спинку своего трона, директор сверкнул стеклами очков. — Поговорим о гипотетической угрозе.

Я вскинулся, стискивая кулаки. Ну что опять?! Все же решили.

— Ты должен понимать, что тебя могут шантажировать жизнью близких, их здоровьем, поэтому я все же вынужден настаивать, чтобы ты прекратил ваши отношения с наследником Малфоев.

Из моей груди вырвался тяжелый вздох. Директор с упорством барана стоял на своем.

— Я не могу обещать вам этого. Если я сейчас расстанусь с Малфоем, то проблем на факультете у меня будет выше крыши.

— О! Я об этом как-то не подумал… Ну, Вадим, думаю, ты можешь идти на занятия.

Не подумал, как же! Так я тебе и поверил.

— До свидания, сэр.

Выйдя из кабинета, я устало прислонился к стене. Камень приятно холодил взмокшую спину. Бля… Ощущение такое, будто не говорил, а разгрузил вагон угля.

Из-за этого разговора тревога никуда не делась, а только разгорелась еще сильнее, злее, вопя внутри черепа, как сигнал ядерной тревоги.

Я не выдержал. Вернувшись в подземелья с теории чар, я плюнул на конспирацию и достал карты. Увидев меня над раскладом, соседи по комнате удивились.

— Это же не таро, — презрительно фыркнул Блейз. — Толку от них? И что это за расклад такой?

И потянулся к колоде.

— Не тронь! — рявкнул я. — Совсем дурак?

Блейз подскочил и отдернул руки.

— Совсем охамел? — возмутился он.

— Совсем отбитый? — встречно огрызнулся я. — Они заговоренные. Хочешь синдром Паркинсона заработать в шестнадцать мальчишеских лет?

Блейз побледнел, сообразив, что магловские картонки вовсе не так безобидны, как кажется. И отошел.

Малфой понаблюдал за тем, как он устраивается на своей кровати и задергивает балдахин, и подсел ближе ко мне.

— Они на самом деле заговоренные? — прошептал он мне на ухо, обдавая грозовой свежестью горного воздуха.

— Нет, — тихо ответил я, млея от его жаркого дыхания. — Но трогать их всё равно нельзя. Они гадальные.

— Они ж магловские!

— Это не мешает им быть гадальными. А теперь отодвинься и замолчи, пожалуйста. Дай мне сосредоточиться.

Я перетасовал колоду и выложил карты в прихотливый узор. Задумался. Малфой полюбовался на то, как я медитирую над раскладом, и не утерпел.

— И что, они что-то говорят?

— Червовый король в казенном доме, — буркнул я, покусывая палец.

Пиковая девятка. Плохой, очень плохой знак. Дорога… Или потеря друга? Пиковая десятка. В сочетании с девяткой — однозначно несчастье. Но сама по себе десятка — символ болезни, в сочетании с королями — несбыточные желания… Бубновый туз — печальное известие… Бубновая шестерка… Блять! Блять!

Что за король?

Я снова яростно принялся тасовать карты.

Опять выпал король червей. В традиционном значении моего мира карта обычно обозначает светловолосого мужчину в возрасте, как правило, женатого, отца семейства, приятного гадателю…

Руки задрожали. Карты посыпались на покрывало. Прямо на колени Малфою упали две карты. Восьмерка треф и… перевернутый пиковый туз.

Я сглотнул комок. В живот будто рухнула ледяная глыба. Ошибки быть не могло. Карты говорили яснее ясного.

Малфой внимательно наблюдал за выражением моего лица. Улыбка исчезла с его губ.

— Малфой… — прошептал я, кое-как совладав с голосом. — Ты на это Рождество едешь домой?

— Нет, — настороженно отозвался он.

Я прикрыл глаза. Девятка пик… Девятка пик… Дорога, но не дальняя.

Что, если король уедет из казенного дома?

Я яростно стал тасовать карты. Варивший Бодроперцовое зелье Нотт вдруг чертыхнулся, подскочил и понесся к выходу с зельем в руках. И со всей дури ударил меня под локоть. Колода выпала из рук и, описав красивую дугу, угодила прямиком в его котел. Зелье сыто булькнуло, взвился легкий дымок, и карты растворились без следа. На пол упал перевернутый пиковый туз — единственный уцелевший.

Понятно.

Я обессилено уткнулся лбом в плечо своего короля, прижимаясь всем телом. В горле встал ком.

— Напророчили беду? — проницательно спросил Малфой. — Это же просто магловские картонки. В них нет никакой силы. Ты не можешь верить в них всерьез, Вадим.

— Хотелось бы…

Мягкая ладонь прошлась по затылку, зарылась в кудри, массируя. На меня опять пахнуло свежестью снежного высокогорья и грозы. Малфой всматривался в меня с беспокойством и какой-то странной нежностью. Я прикрыл глаза, сжимая зубы. Изнутри рвался тоскливый вой.

Как? Почему? За что? Как же я без него?..

Внутренний голос заходился в крике. В груди болело. Что угодно, лишь бы мой снежный король остался жив… Вот только нельзя сделать совсем ничего…

Я бросил оставшийся туз на столик и решительно взял Малфоя за руку.

— Пойдем отсюда.

— В наш любимый класс?

— Да. В наш любимый класс.

— Ты же еще хотел подготовиться к контрольной по ЗоТИ?

— Плевать на ЗоТИ.

Проверочные, контрольные… Я чувствовал всем своим существом — на все эти глупости у нас не было времени. Мы успевали лишь попрощаться.

Малфой хмурился, чувствуя мой настрой, и сначала пытался выпытать причину. А я молчал, не зная, как облечь страшное знание в слова. Разумом понимал, что нужно как-то предупредить, объяснить. Нет, не для того, чтобы предотвратить — чтобы он успел передать дела. Однако горло душил мучительный спазм, и оставалось лишь безмолвно шевелить губами, принимая поцелуи.

Теплые ладони скользили по плечам, нежили. Казалось, будто тонкие пальцы гладят душу. Аромат озона и заснеженных вершин кружил голову, и от прикосновений мир застывал, расцвечивался хрустальными гранями вечности. Я настраивался на него, будто тонкий инструмент, просвечивал насквозь, заглядывая в самые потаенные закоулки. Я впервые в жизни применял свой дар не для диагностики, а в личных целях.

Тревога тонко натянулась и лопнула, будто струна, оставив на прощание тонкий кровоточащий шрам. Волной хлынул всепоглощающий покой, затапливая сознание. Невидимая рука, сжимающая горло, медленно разжалась.

Ему не было страшно. Красивый, воздушный, возмутительно юный, несмотря на все прожитые годы, он давно был готов в любой момент уйти в волшебные, усыпанные вереском холмы, в бессмертие. Просто не хотел расставаться с любимыми.

— Тебе ведь тоже не пятнадцать? — вдруг выдохнул он мне в ухо.

— Да.

— Спасибо.

Нежная улыбка на четко очерченных тонких губах.

А потом, уже ближе к утру, чары на двери с грохотом рухнули, и мир в лице директора Дамблдора ворвался в класс. Ворвался и споткнулся, увидев нескромную картину.

— Простите, мальчики, но мне срочно нужен Вадим, — выпалил директор, деликатно скрываясь за дверью.

Я медленно сел.

— Что случилось?

Дверь чуть-чуть приоткрылась. Мелькнул длинный кончик седой бороды.

— Римуса Люпина покусала змея Волдеморта. Он уничтожил её, но потратил все силы. Он в очень тяжелом состоянии, боюсь, без тебя не справятся.

Захотелось топать ногами и орать: «Пусть подыхает! Я никуда не иду!», но я просто повернулся к Малфою и глубоко, долго его поцеловал.

— Подождешь меня?

— Хорошо. Подготовлю тебе небольшой сюрприз на нашей башне.

Малфой прижал меня к себе на мгновенье, взъерошил волосы и светло улыбнулся.

Я оделся, набросил мантию на плечи и пошел за Дамблдором. В спину мне смотрели серебряные глаза. Оглянулся я уже на пороге.

Малфой лежал, небрежно облокотившись на мягкую спинку кушетки, растрепанный, заласканный, едва прикрытый тонким пушистым покрывалом. Он ничуть не стеснялся своей наготы — он был в ней роскошен. На зацелованных губах играла улыбка, легкая, полная беспечности и покоя.

Я смотрел на него бесконечно долгую секунду, пытаясь запомнить всё до мельчайших деталей.

— Иди, — сказал Малфой.

Я улыбнулся ему в ответ.

Я уже знал, что больше его не увижу.

Глава 69. Алые маки на снегу

Темный лорд был в ярости. Его гнев долетал до всех Пожирателей и вгрызался в метку такой адской болью, что перед глазами вспыхивали звезды. Руку свела судорога. Пальцы не гнулись. Казалось, каждая клеточка до самого плеча заходится в крике. Не помогали ни мази, ни зелья.

Северус Снейп корчился у себя на постели, смаргивая слезы и прижимая руку к животу. Сквозь редкие стоны прорывался смех.

Часть целого подарит шанс на спасение в человеческой упаковке. Римус Люпин действительно когда-то был частью целого. Частью оборотня. Старый волчара дорого продал свою жизнь, спалив Нагайну Адским пламенем.

Кто бы мог подумать, что одна его смерть уничтожит другую?

Боль взрывалась в мозгах осколочными гранатами. Северус смеялся и стонал в подушку.

А потом, спустя бесконечные часы, из камина в кабинете раздался панический вопль Флитвика: «Нападение на Хогсмид! Срочно в Больничное крыло!»

* * *

Я вывалился из камина Больничного крыла. За мной из ревущего пламени выходили колдомедики. Мадам Помфри была занята тем, что пыталась остановить кровь, которой просто захлебывался какой-то семикурсник. Повреждены внутренние органы? Она только бросила на меня быстрый отчаянный взгляд, но не рискнула прерывать заклинание. К ней уже спешила помощь. Получив очередным заклинанием в грудь, хафлпаффец кашлянул, сплевывая кровь в подставленную посудину, и вздохнул свободнее. На соседней койке лежала беспамятная рейвенкловка. Над ней стоял Флитвик и держал её оторванную руку, опутывая чарами. Крики, скулеж пострадавших и тяжелый, забивающий вечный дух лекарственных зелий металлический запах крови. Нападение в Хогсмиде было бойней. Все десять коек были заняты. Если бы мы с мадам Помфри были одни, я бы плюнул на тяжелораненых и вытаскивал бы вон того третьекурсника с открытыми переломами и болевым шоком, но колдомедиков было более чем достаточно. Я поспешил к отгороженной кровати в самом конце помещения.

Мой Малфой и так всегда был светлокожим, а уж сейчас стал белее простыней, на которых лежал. На бинтах, туго перетягивающих его грудь, алела кровь, словно диковинные маки. Я схватил его за руку, проверяя пульс и стараясь прочувствовать все повреждения. Ран не было — затянулись. Он в повязках, но не ранен. А совершить подмену под десятком глаз было невозможно. Значит, это никакое не модифицированное оборотное — это что-то другое. Веяло грозовой свежестью и сладковатым ароматом альпийских цветов. И ни следа холодного разреженного воздуха заснеженных гор…

— Ч… Что?! — испуганно спросил Драко, дергаясь от моего прикосновения и настороженно прислушиваясь к тревожным звукам вокруг. — Вадим?

В серебристых глазах плескалась смесь паники и горя. По щекам катились слезы. Значит… Значит, моему снежному королю и в самом деле уже не помочь.

Ноги подкосились, и я бессильно осел на кровать, закрывая лицо ладонями.

Не успел. Я знал, что не успею, но всё равно в душе жила какая-то робкая надежда на чудо. И эта надежда сейчас билась в агонии и корчах, умирая.

— Где ты был? Здесь было нападение, прямо в деревне. Почему тебя не было? Почему ты не помог…

Рот Драко захлопнулся, он даже сильнее сжал губы, чтобы не проговориться, и обвиняюще уставился на меня.

— Я знаю… — я гулко сглотнул ледяной комок и отвел взгляд. Смотреть в эти глаза было очень трудно, почти невозможно. — Я всё знаю. Я был в Мунго… спасал Люпина. Прости.

— Спас? — с ненавистью выплюнул Драко.

— Нет, — снова сглотнул я.

— То есть ты хочешь сказать… — Драко осекся, давясь словами и комкая простыни. Красивое лицо исказилось в оскале. — Ты!

— Я… Когда я уходил, все было в порядке.

— Цели-итель… — презрительно протянул Малфой, а потом сморщился, кусая губы, и отвернулся от меня. — Как ты мог… допустить это?

Он сжался на кровати, обнимая себя за плечи. Из перебинтованной груди вырвался всхлип.

— Давай ты выскажешь мне всё позже, — я встал с кровати, тяжело опираясь на спинку. — Меня ждут другие раненые.

Глаза пекло. Во рту разливалась горечь, а в груди колючим клубком ворочалась тоска. Я опустил безмерно тяжелые веки, отвернулся от всхлипывающего Драко.

Я тоже обязательно поплачу о тебе, мой снежный король. Я поднимусь на нашу башню, добуду Шардоне с устрицами и провожу тебя, несмотря ни на что. Обещаю… Но это будет потом. Сейчас я нужен другим.

Дамблдор вплыл за ширму, чуть не налетев на меня, и окинул внимательным взглядом Драко. Тот исподлобья глянул на старика, скрыв выражение глаз за ресницами, и повернулся спиной, подтягивая повыше одеяло.

Директор повернулся ко мне и отрывисто спросил:

— Как Римус?

— Хорошо, — отстраненно выговорил я. — Принят предками в вечные земли и награжден рогом, полным верескового меда, как и полагается победившему воину.

Дамблдор вздохнул, закрывая лицо рукой.

— Можешь посмотреть других пострадавших?

Я кивнул, рассматривая его. Мысли завертелись в голове бешеной каруселью. Перед глазами встал наш последний разговор. Вспомнились Стоуны.

Знал ли он, что Драко был с начала года вовсе не Драко? Почему он решил поговорить со мной именно вчера? К чему была такая настойчивость? Почему он так настаивал на расставании с Малфоем? И почему так легко отступил?

Гнев нарастал неспешно и неотвратимо, будто змея собирала кольца, готовясь к броску. Если бы Артур Уизли за каким-то чертом не потащился к Джинни в ремесленную школу, если бы Дамблдор не отправил вместо него в Министерство Люпина… Если бы меня позвали чуть раньше, я бы вернулся быстрее… Может быть, я бы вообще не понадобился, ведь колдомедики пытались справиться сами… Нет, смерть Малфоя была неотвратима. Его время кончилось. Я бы ничего не смог сделать. Меня рядом с ним всё равно бы не было.

Меня начинало потряхивать.

Я вынырнул из-за ширмы и снова окинул взглядом пострадавших. Кому моя помощь нужнее?

Стоп.

Пострадали семь грифов. И по одному студенту с других факультетов. С Гриффиндора шестеро — с пятого курса. Полукровки и маглорожденные. Было очень просто предположить, что при провокации они первыми полезут в драку. Провокация… А ведь Дамблдору очень нужно объявить о возрождении Волдеморта… Может быть, он удалил бы меня из школы под благовидным предлогом в любом случае?

Неужели он?..

— Это вы… — пораженно выдохнул я, оборачиваясь.

Пальцы сами собой сжались, ногти впились в ладонь, а рот искривился в гримасе. Гнев зашипел разъяренной коброй, роняя с клыков капли яда.

Дамблдор, шествующий следом за мной, остановился, непонимающе поднимая взгляд.

— Вы!

Да! Я знаю, он — мог. Стоуны тоже погибли очень вовремя. Решил, что раз не получается по-хорошему, сделать по-плохому. Вряд ли это был Орден Феникса. Им такую грязную работу старик не доверит — не тот у них уровень, но вот нанять каких-нибудь отморозков, чтобы те порезвились от имени Темного Лорда — вполне. Вполне может быть, что главной целью нападения как раз и было убийство Малфоя. Он ведь не сопливый школьник, его не могли убить так просто. А профессор Люпин… Люпин, скорее всего, случайная жертва, удачный предлог вывести меня из Хогвартса. Дамблдор никак не мог знать, что Нагайна приползет именно в эту ночь.

— Это вы виноваты!

Чувствуя, что меня уже ощутимо трясет, я шагнул вперед. Воздух сгущался, постепенно все вокруг темнело, медленно теряя краски, выцветая. Стало стремительно холодать. Где-то на заднем фоне слышались громкий встревоженный голос мадам Помфри и быстрая речь главного целителя, но для меня сейчас существовал только Дамблдор. Он был виновен в смерти моего Малфоя. Я угрожающе наступал на директора, а тот молча пятился, глядя на меня своими понимающими, печальными, такими бесстыжими глазами, и даже не пытался сказать хоть что-то в свою защиту. Сука бородатая! Чертов манипулятор! Ненавижу!!!

Где-то под ребрами яростно бился болезненно острый клубок, жгучий, готовый взорваться и уничтожить всё вокруг. Предплечья жгло будто огнем. Клятва ярко светилась сквозь ткань рубашки, не давая шевельнуть и пальцем. А мне и не нужно. Нужно было лишь отдать приказ.

— Да чтоб вы… М-м-м!

Сзади меня крепко обхватили чьи-то руки, обвили горло, затыкая рот и обрывая роковые слова. А вместе с этим и силу, готовую выплеснуться в окружающий мир и наказать, заставить страдать каждый чертов день. Будто пережали и скрутили внутри тугой пружиной. Я бешено забился, разъяренный тем, что меня посмели остановить, однако хватка только стала крепче. Противник ударил невероятной смесью ночной свежести высокогорья и дыма горящих пряных трав, опьянил вкусом терпкого красного вина. Это было такое резкое, почти болезненное удовольствие, что перед глазами заплясали звезды. Такому просто невозможно противостоять.

Меня потащили прочь от Дамблдора, невзирая на всё сопротивление. Пятки цеплялись за каменный пол.

Я начал задыхаться. Голова закружилась, уши заложило. И в этот момент над ухом раздался хорошо знакомый бархатный голос:

— Флорес!

Пьяная высокогорная ночь хлынула сквозь меня — и в позвоночник ударил экстаз. Это было так сладко и остро, что пружина внутри не выдержала и выстрелила, лопаясь, подчиняясь воле того единственного, кто имел право ей приказывать.

Северус.

* * *

Снежинки плясали в воздухе, превращаясь в алые маки, и опускались на пол, на крышу замка, на кипенно-белый двор Хогвартса. Контраст холодного снега и беззащитных кровавых цветов был настолько красив, что резало взгляд.

«Стать Волхову побратимом — определенно, это был самый дальновидный и мудрый приказ, которому я подчинился», — проползла флегматичная мысль.

В теле все еще гуляло удовольствие, расползаясь томной негой, щекотало кончики пальцев. Хотелось залезть руками под рубашку и погладить тонкое дрожащее тело, прижаться кожа к коже, а не стоять вот так, в обнимку, на виду у десятка глаз. Даже боль в предплечье, мучающая с раннего утра, не мешала и воспринималась острой приправой к наслаждению.

— Всё. Я спокоен, — тихо сказал Вадим, отдышавшись и опустив голову, нервно одергивая мантию.

Северус разжал руки и отстранился.

— Простите, мистер Сметвик, я сейчас подойду… Дайте мне минуту, — прохрипел целитель.

Колдомедик с трудом оторвал взгляд от усыпанного маками пола, напоролся на ледяное лицо Снейпа и кашлянул.

— Не стоит, мистер Волхов, мы справимся. Вам лучше отдохнуть. Все-таки операция шла пять часов…

Вадим упрямо мотнул головой и выпрямился.

— Нет, я могу… Я должен помочь…

— Сейчас вы бесполезны, Волхов. В таком состоянии вы только навредите пациентам. Колдомедики закончат сами. Они как-то справлялись все эти годы, пока вас не было, справятся и сейчас, — бесстрастно сказал Снейп.

Парень дернулся, желая возразить, но сник под строгим взглядом.

— Да, Вадим, тебе нужно отдохнуть, — поддержал Северуса Сметвик.

— Но я же могу…

Вадим сделал шаг, но его повело в сторону. Он покачнулся, неловко переступил ногами и едва успел схватиться за декана. Застыл, уткнувшись лбом и ссутулив плечи, как будто из него вынули стержень. Его мелко трясло. Северус, не церемонясь, удержал его за шкирку.

— Мистер Волхов, у вас проблемы со слухом? Вы не способны остановиться вовремя. Когда вам говорят идти отдыхать — это значит, вам нужно идти отдыхать.

Прозрачные зеленые глаза уставились с немой мольбой. В зрачках бился болезненный, какой-то лихорадочный огонек. Северус не внял. Он просто молча подцепил тонкий локоть и потащил целителя за собой, прочь из Больничного крыла, подальше от Дамблдора. Прямо по хрупким цветам, устилавшим все вокруг.

Вадим спотыкался, качался, как пьяный, но молчал и не вырывался. Снейп втолкнул его в камин и шепнул адрес своих покоев. Целитель чуть не растянулся на полу. Северус подправил траекторию его падения так, чтобы тот упал на диван, и подошел к бару. Налил себе огневиски в бокал и залпом выпил. Повторил. И только после этого смог выдохнуть.

Северус ощутил начавшийся выброс первым. Виски заломило, внутренности скрутило, словно он стал маятником, уловившим подземный толчок. Ещё не пахнул потусторонний холод, ещё не превратился в сепию мир, а руки уже покрылись мурашками от предчувствия беды. Чем так дорогой директор умудрился вывести шамана из себя, не было времени даже подумать. В голове едва успели промелькнуть слова Альбуса о чуме, как Северус уже прижимал ладонь к губам мальчишки и проговаривал самое безопасное заклинание, какое только пришло на ум.

А потом посыпались эти чертовы маки…

Кажется, он только что спас не только директора, но и всех, кто был в помещении. Даже адресованное не им, такое проклятие не прошло бы даром.

— Волхов, объяснитесь, — не поворачиваясь к мальчишке, приказал Снейп. — Почему вы хотели проклясть директора?

— Он… — Волхов сел, кое-как опираясь на дрожащие руки. Взгляд у него стал совершенно диким. — Это всё он! Это он приказал!

Северус оторопел.

— Что приказал?

— Напасть на Хогсмид. Ему же нужно объявить о возрождении Темного Лорда…

Северус слушал умозаключения Вадима с самым бесстрастным видом, какой только мог изобразить. С одной стороны, выводы парня были логичны, но с другой — это была абсолютная дичайшая ересь. Это было бы даже смешно, если бы целитель не горел такой злобой и болью.

— Зачем ему рисковать жизнями учеников? — не утерпел Северус.

— Не учеников! Он хотел убрать Малфоя!

Северус плеснул себе еще огневиски.

Как так? Вадим все же сошел с ума, а он и не заметил?

— Зачем ему убивать Драко?!

— Да причем тут Драко?!

В зеленых глазах мелькнуло осознание, и целитель резко захлопнул рот. Северус выпрямился. Так-так, а вот это уже интересно…

— Вы бредите, Волхов. Люциусу не до того, чтобы помогать сыну прогуливать школу.

Вадим выдохнул, сгорбился, потер лицо руками.

— Драко подменял не Люциус.

— Но Абраксас умер от драконьей… — начал Северус и замолчал. Какая драконья оспа, если всю их семью лечил истинный целитель? — Он не умер.

Вадим закрыл лицо рукой. Слова выходили из него тяжело, с хрипом.

— Умер. Сегодня. А я ничего, совсем ничего не смог сделать… Ни с ним, ни с Люпином… Толку от всех моих сил?! Ни колдовать толком не умею, ни исцелять, даже предвиденье — и то работает через раз!

Северус вздохнул и сел рядом с ним. Он бы много чего мог сказать по поводу бесполезности Вадима, мог бы даже пройтись по его любовнику, разница с которым была просто вопиющей даже с точки зрения тридцати с хвостиком прожитых лет. Но Вадим был совершенно разбит, и усугублять было просто-напросто опасно.

Метка пульсировала всё злее. Скоро удовольствие и адреналин окончательно исчезнут, и ярость Темного лорда почувствуется в полную силу. Рука задрожала. Северус протянул целителю бокал с огневиски. Тот выпил исходящий дымом алкоголь так, как будто это была вода, и потерянно уставился в огонь камина.

— Вадим, всё устроили шестеро пьяных идиотов, которые вздумали приставать к гриффиндорским девицам. Малфой был там как староста — он сопровождал третий курс Слизерина и Равенкло. Дамблдор никак не мог знать, что он пойдет в Хогсмид — идея возникла спонтанно. Малфой участвовал в затее только потому, что дети не нашли других старост и попросили его. Когда началась драка, он прикрыл их щитом и организовал эвакуацию через заднюю дверь «Трех метел». Заклятье достало его, когда он уже был у выхода. Мы сразу сообщили в больницу Святого Мунго. Клянусь, мы с Помфри сделали всё, чтобы он смог дождаться твоего прихода. Если бы мы бросили все силы на его исцеление, не факт, что у нас получилось бы его вытащить. За то время, которое мы потратили бы на него, погибло бы три человека с более легкими ранами. Пострадавших было очень много. Ты целитель, ты знаешь, как работает врачебная этика в таких случаях. Малфой сам нам это сказал. Он уверял, что ты поймешь.

Вадим схватил воздух ртом, зажмурился, сжался, как будто его ударили. О, он понимал, несомненно. Только легче от этого понимания ему не становилось.

Северус придвинулся ближе, повернул к себе Вадима за подбородок и, дождавшись, когда он откроет глаза, продолжил тихим вкрадчивым тоном:

— Я знаю, что сейчас тебе хочется найти виноватого, назначить ответственного за смерть и наказать его. Но ни Темный Лорд, ни Дамблдор не виновны в смерти Абраксаса Малфоя. Виновны шестеро пьяниц и те старшекурсники с Гриффиндора, которые полезли в драку. Гриффиндорцы лежат в Больничном крыле, а пьяницы уже в аврорате. Никто из них не хотел его убивать. Это случайность, Вадим. Так бывает.

Вадим в отрицании качал головой.

— Скажешь, и Стоуны погибли случайно?

— Не знаю, — честно признался Снейп. — Но убийство не метод Альбуса. Он усыновил тебя в магическом мире задолго до смерти твоих магловских опекунов.

— Что?!

Вадим взвился над диваном. Пришлось схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы заставить слушать дальше. Метка полыхнула особенно сильно, левую руку свело судорогой. Пальцы непроизвольно вонзились в плечо целителя глубже, чем Северус хотел. Это отрезвило Вадима.

— Стоуны в мире магии были никем, — жестко отрезал Снейп, стараясь не обращать внимания на горящую метку. — На тебя мог претендовать кто угодно. И делать с тобой всё, что вздумается. Взяв тебя под своё крыло, Дамблдор защитил твои интересы и интересы Соединенного Королевства. Он не собирался разлучать тебя с опекунами. Ему было удобно, что ты уже находишься под присмотром. А то, что по соседству у тебя жил Поттер, можно было исправить одним визитом. Простенькое заклятье — и твои опекуны переезжают в соседнее графство. И ты вместе с ними.

— Ладно. Допустим. Но Дамблдор говорил со мной вчера как раз по поводу отношений с Малфоем! А сегодня он умер! Говори что угодно, но это не может быть случайностью, Северус, — упрямился Вадим. — Ты сам говорил, что Дамблдор не допустит моего сближения со сподвижниками Темного Лорда!

Северус погладил растрепанные золотистые волосы, заправил кудряшку за ухо и тяжело вздохнул. Это действительно настораживало. Но вываливать свои сомнения на Вадима в данный момент времени было не лучшей идеей.

— Он не стал бы организовывать нападение, а вместе с этим и проблемы с Советом Попечителей и Министерством Магии. Не сейчас, по крайней мере, когда им так недовольны. Если бы он действительно вознамерился разлучить вас с Малфоем, то просто воспользовался бы своей властью усыновителя и запретил бы вам всяческие отношения. Он в любой момент мог развести вас по разным спальням даже как директор.

Судя по ошеломленному лицу Вадима, тот об этом не подумал. Северус выдохнул. Он достучался до рассудка Волхова.

— А если бы он узнал, что Драко — это не Драко? — спросил Вадим и сам себе ответил с тяжелым вздохом. — Сыворотка правды в чай. А потом по итогам разговора либо клятвы с обещаниями всяческих выгод, либо обливейт.

— Ты сам всё прекрасно знаешь, — Северус осторожно сжал напряженное плечо. — Я понимаю, Дамблдор тебе не нравится, но ты взрослый умный мужчина. Ты способен смотреть бесстрастно, как целитель и шаман. Твое предвзятое отношение не отменяет заслуг Альбуса. Пусть Малфой прожил не такую уж длинную для мага жизнь, ему…

Снейп замолчал, ослепленный догадкой. Вадим убивался по Абраксасу, своему любовнику, но ведь сегодня умер не только он. А о Люпине, о котором колдомедики сообщили первым же делом, Волхов даже не упомянул.

— Тебе больно не оттого, что Абраксас умер, а оттого, что ты его больше не увидишь.

— Все мы, в конечном счете, скорбим не по ушедшим, а по себе, — философски пожал плечами Вадим. — Мы плачем не из-за того, что они умерли, а потому что нам больно.

Северус только прикрыл глаза, не готовый с ним согласиться, но и не решаясь спорить.

Боль от потери каждый переживает по-разному. Снейп каждый год приходил на могилу Лили. Вот уже почти пятнадцать лет. Снова и снова прокручивая в голове те самые события, он тысячи раз представлял, что можно было бы сделать по-другому. Даже имея возможность уехать из хиреющего Коукворта, он этого не сделал. Он не хотел, чтобы солнечная девчонка, которая так легко вошла в жизнь, отпустила его. Это чувство связывало их с Лили крепче всего на свете.

Чувство душевной близости вообще не зависит от близости физической.

Да, между Волховым и Малфоем было не просто влечение. То, что Волхов вполне серьезно подумывал связать свою жизнь с их семейством, было обусловлено не только выгодой. А то, что Абраксас годился ему не просто в отцы, а в дедушки… Ну что ж, выглядел он в свои годы от силы лет на тридцать, да и Вадиму всегда нравились мужчины постарше. Могло ли у них что-то получиться, если бы они с Дамблдором не вмешались? Да, могло. Но тогда сегодня случилась бы катастрофа.

Северус потянулся и подхватил Вадима. Тот приглушенно пискнул, оседлав его колени. Прозрачные зеленые глаза изумленно распахнулись. Северус погладил его по щеке. Кожа была по-девичьи мягкой, ни единого волоска. Избавился, как когда-то хотел, или они просто пока еще не растут? Через три месяца ему будет шестнадцать, вроде уже пора бы… Он уже не был угловатым подростком. И его лицо уже не выглядело таким возмутительно детским. Это уже был почти тот молодой мужчина, которого Северус видел год назад.

— Что ты делаешь? — прошептал Вадим, таращась на него во все глаза.

Северус зарылся пальцами в мягкие пряди, отстраненно размышляя о том, что все-таки переборщил с огневиски.

— Ты ведь любил его, верно?

Он опустил ладонь на кудрявую голову в утешающем жесте и шепнул:

— Плачь.

Вадим уперся руками в его грудь, пытаясь отстраниться.

— Что ты со мной, как с маленьким?! — от подступивших слез его голос сорвался. — Я не ребенок, не сопливый подросток! Я мужчина и мне тридцать шесть лет! Не смей! Я не буду так! Я хочу… я… Твою мать!

Из наполненных обидой, болью и гневом глаз хлынули слезы. Вадим рвано задышал, зажмурился, поднял лицо к потолку, пытаясь их остановить, но не преуспел. Слезы текли по щекам, падали на черную мантию Северуса. В попытке спасти остатки достоинства Вадим закрыл глаза рукой.

— Я просто хочу… выпить Шардоне с устрицами… — тихо всхлипнул он. — На нашей с ним башне…

— Ты любишь устриц? — отстраненно спросил Северус, откидывая голову на спинку дивана и рассматривая потолок.

— Ненавижу.

Плечи у целителя вздрагивали. Он опустил голову и ударил Северуса в грудь.

— Пусти меня.

Он снова ударил, уже сильнее, но вопреки своим словам не попытался слезть с колен, а замахнулся в третий раз. Северус с легкостью перехватил его руки и с силой притянул его к себе, преодолевая сопротивление, подыгрывая.

— Чтобы ты с башни спрыгнул? Никуда я тебя не отпущу. Раз хочешь устриц с Шардоне, то ты их получишь. Но без меня ты никуда не пойдешь.

Вадим отбивался уже всерьез, пытался вырваться из хватки. Но в свои почти шестнадцать он был гораздо легче. Северус опрокинул его на диван, навалился, придавил бешено извивающееся тело, до боли заломил хрупкое запястье. Вадим дернулся, охнул и обмяк под ним, сдаваясь. Это взбудоражило внутри что-то почти звериное, хищное. Взгляд сам собой остановился на тонкой нежной шее.

Блять! Книги четко говорили, что пока побратимы не установят границы отношений, связь будет только крепнуть и провоцировать. Заставлять. Но Снейп не подозревал, что это будет так скоро.

— Всё. Хватит, — приказал Северус. — Просто поплачь.

Вадим покорно уткнулся лицом в рукав и глухо взвыл.

А Северус… Северус сидел рядом и молча перебирал золотистые кудри.

Большая часть его темной натуры ликовала: можно было не опасаться, что у него отнимут мальчишку. И благополучию Волхова теперь ничто не угрожало. К тому же, Вадим горевал не по утраченному любовнику — шаманы вообще не умеют долго жалеть умерших — а по тому, что тот ему давал. А уж Северус постарается дать ему больше.

Северус радовался так, что на страх, стыд и скорбь не оставалось места. Он остался единственным. Уникальным. Больше не нужно волноваться и делиться. Ни с кем.

Вот только Вадим не узнает об этой темной жадной радости. Никогда.

Ведь от воспоминаний об этих месяцах ему теперь всегда будет больно.

Глава 70. О пользе зельеварения или на что способен Мастер

Вот за что я люблю Северуса, так это за его способность утешать. Он всегда дает мне выплакаться, затем берет в охапку, заталкивает в уборную с требованием взять себя в руки и умыться, а потом молча угощает горячим шоколадом. Причем делает это он всегда с абсолютно невозмутимым лицом.

В этот раз он позволил себе добавить в шоколад коньяка и, кажется, размешал палочкой корицы. Минимум семь раз по часовой стрелке. Гений, что тут сказать? Он даже из банального какао варил волшебное зелье, способное околдовать разум, утихомирить чувства и подарить блаженный покой. Я как раз только выпутался из-под пледа и мелкими глотками отпивал из кружки, наслаждаясь прямо-таки буддистским пофигизмом и пустотой в голове, когда в покои вошел Дамблдор. Причем постучал он чисто символически. Вот что за привычка у человека? Хорошо, Северус отошел в лабораторию, а ведь всего минуту назад извинялся, протягивая чашку с шоколадом, и обещал, что непременно добудет Шардоне и устрицы. Занимательная картина предстала бы перед глазами директора.

За Дамблдором по пятам следовала Амбридж.

— …Я обязательно доложу министру! Вас давно пора увольнять с директорского поста! Совершенно очевидно, что вы не справляетесь со своими прямыми обязанностями!

Да, определенно. Я был бы очень расстроен, увидь эта парочка мои слезы.

— Докладывайте, — равнодушно бросил директор, даже не оборачиваясь. Он устремил на меня внимательный взгляд, видимо, пытаясь оценить степень моего негодования. — И, Долорес, не стоит так нервничать, это вредно для цвета лица.

Я опустил взгляд в кружку. Волшебный напиток постарался на славу — на месте ненависти угрюмо тлела усталая тупая боль, будто припорошенные пеплом угли. Убивать Дамблдора уже не хотелось. Ничего не хотелось. Уйти бы сейчас на Изнанку, слетать с бабулей в гости к Малфоям, узнать, как предки приняли моего снежного короля… А директор и Амбридж пусть разбираются с телом…

Северус вынырнул из лаборатории и застыл за спинкой дивана безмолвной черной тенью, опустив руку мне на плечо. Я покорно поддался нажиму и откинулся на мягкую подушку. Мягкие пальцы с аккуратно подстриженными ногтями и мозолью от перьевой ручки, голубоватые вены под молочно-белой кожей, ласковый жар от прикосновения, волной плеснувший в позвоночник — всё это удержало меня в реальности крепче любых увещеваний и цепей.

— О, я доложу! Уж будьте уверены, — Амбридж раздулась, будто жаба, и перевела внимание на меня. — Мистер Волхов, как ваше самочувствие?

— Уже лучше, благодарю вас, профессор, — я откинул голову, сосредотачиваясь на ладони Северуса. Живое тепло просачивалось сквозь два слоя ткани, оседало в солнечном сплетении, щекотало нервы в копчике, и по телу расползалось томное наслаждение, обдавая ночной свежестью скалистых вершин, терпким травяным ароматом и дымом костров. В очередном глотке горячего шоколада отчетливо почувствовалась виноградная нотка.

— Я видела маки, — взгляд милейшей Долорес перебегал с меня на Северуса и обратно. Особенно привлекла её внимание ладонь на моем плече. — Никогда еще не слышала, чтобы магический выброс можно было облечь в заклятье постороннему магу. У вас, видимо, очень высокий процент совместимости?

— На что вы намекаете? — уточнил Снейп над головой. Он продолжал держать меня с абсолютно невозмутимым видом, как будто это самая естественная вещь в мире. У меня кружилась голова от такой наглой уверенности. Или… Нет, кажется, меня все-таки реально ведет, и это не образное выражение. Что Северус намешал в моей чашке?

Амбридж сладко улыбнулась.

— О, профессор, не стоит изображать из себя невинность. Вся школа имела удовольствие видеть, как вы создаете заклинание, используя силы другого волшебника. Такое возможно только при идеальной магической совместимости. Учитывая, как много времени мистер Волхов проводит с вами, можно сделать вполне очевидные выводы. Профессор, ваша репутация сегодня была уничтожена. Волхов несовершеннолетний. Ему даже шестнадцати нет. Идеальная совместимость, конечно, смягчающее обстоятельство, но факт остается фактом — это связь преподавателя с несовершеннолетним студентом.

Рука на моем плече даже не дрогнула. Я не видел, но точно знал, что Северус иронично выгнул бровь.

— Долорес, вы поторопились с выводами. У мистера Волхова синдром Грин, — объявил Дамблдор. — Он может быть проводником практически для любого мага, как своеобразная живая волшебная палочка. Безо всякой физической близости. Любой колдомедик в Мунго вам это подтвердит.

Абридж озадаченно моргнула и наклонила голову набок.

— Мистер Волхов?

Я устало вздохнул и с неохотой разлепил веки.

— Профессор, это чистая правда. Ну, хотите, можете проверить? Возьмите меня за руку и наколдуйте что-нибудь.

Генеральный инспектор поглазела на мою протянутую руку и что-то яростно зачеркнула в своем блокноте. Вид у неё стал недовольным.

— То есть, вы, профессор, отрицаете свою связь с несовершеннолетним?

— Связь? Я вытираю сопли этому недоразумению уже четвертый год, — сказал Северус. — Поверьте, я не напрашивался. Волхов — психически неуравновешенный подросток с неуемной тягой к саморазрушению. Я принял его по исключительной просьбе Дамблдора как специалист, обладающий опытом работы с трудными детьми. И как собственник уединенного немагического места.

— А еще как исследователь и алхимик, сэр, не прибедняйтесь, — буркнул я, не удержавшись. — Десять переведенных монографий русских зельеваров, из которых три — на старославянском! Мне пришлось его переводить на английский! После такого вы просто обязаны подарить мне всю свою библиотеку и завещать всё свое имущество! У вас же всё равно нет детей, профессор.

— Вашими стараниями своего гипотетического ребенка, мистер Волхов, я вижу исключительно девочкой. Прелесть жизни с сыном я уже оценил.

Я невесело хмыкнул в чашку с горячим шоколадом. Амбридж прищурилась, поджала губы и перевела взгляд на меня.

— Может быть, и магический выброс вы не устраивали, и не угрожали собственному усыновителю?

— Он не угрожал мне, Долорес, — снова подал голос Дамблдор. — Он просто был потрясен и расстроен. Помилуйте, даже самые умелые и взрослые волшебники не всегда способны сдержаться в трудную минуту. Помнится, вы сами на седьмом курсе магическим выбросом выбили стекла в третьей теплице. Да… Помнится, тогда пострадало шесть ваших однокурсников. И профессор Слагхорн был так расстроен, что переел засахаренных ананасов и угодил в Больничное крыло. Красные пятна вылезли прямо посередине его лба, помните?

На лице Амбридж отчетливо появился румянец. Дамблдор ей подмигнул, и она, окончательно деморализованная, предпочла стратегически отступить. Мы остались втроем. С лица Дамблдора слезла улыбка.

— Вадим, — вкрадчиво начал директор, — ты понимаешь, что если бы не Северус, ты нарушил бы клятву? Ты был готов убить не только меня, но и всех, кто был там…

Навеянное спокойствие разлетелось вдребезги. От осознания меня пробила мелкая ледяная дрожь. Перед глазами замелькали цветные пятна, тело повело в сторону, и я вцепился в диван, едва не уронив кружку. Боги, я ведь действительно их всех чуть не убил! Не только Дамблдора, но и ни в чем не повинных детей и колдомедиков. Не подумал и даже не вспомнил! Целитель, блять, с клятвой! Какой я после этого целитель?! Боги… Я — самый настоящий монстр.

Ладонь на плече сжалась крепче.

— Вон.

Это слово было отчеканено совершенно внезапным арктически ледяным тоном. От изумления очки у Дамблдора съехали на кончик носа.

— Что ты сказал, Северус?

— Я сказал — вон! — повторил Снейп. — Убирайтесь, сейчас же! И не смейте заговаривать с ним на эту тему! Никогда!

— Северус… — в голосе Дамблдора послышалось предупреждение.

— Альбус, — в тон ему отозвался Снейп.

Я практически ощутил, как над моей головой скрестились два взгляда. Судя по потрясенному виду старика, с таким неприкрытым неповиновением он не сталкивался уже давно. Молчаливый диалог длился почти полминуты, а потом Дамблдор странно улыбнулся, отступил на шаг, будто уступая, и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Северус выдохнул и легонько дернул за волосы на затылке, заставляя задрать голову и посмотреть на него.

— Убиваться по поводу несостоявшегося убийства — глупость. Будешь заниматься самоедством — коньяка больше не налью.

Чуть-чуть не считается, да? Я слабо улыбнулся. Тугой узел в солнечном сплетении начал потихоньку расслабляться.

Северус взмахом палочки налил в кружку еще волшебного шоколада. Я завозился на диване, устраиваясь поудобнее, поджал под себя ноги и сделал глоток. В желудке будто образовалось горячее солнышко, мягкое тепло побежало по венам, согревая, расслабляя измученное переживаниями тело. Словно накидывая на меня спокойствие, как вуаль. Мысли о выбросе потекли вяло, неохотно и с очередным глотком испарились.

Северус вздохнул. Рука на моем плече странно дрогнула, пальцы дернулись, на секунду впиваясь в плечо.

Все-таки я — эгоист и никудышный целитель. Сижу, какао попиваю, а Северуса здесь и сейчас мучает Волдеморт.

* * *

Вадим одним глотком осушил чашку, обернулся и задрал рукав. Северус выдохнул. Тонкие сильные пальцы пробежались по предплечью, нажимая на какие-то точки. Боль никак не хотела уходить, но судорога прошла.

— Змея из черепа… Этому символу тысяча лет, — заметил Вадим, мягко надавливая на клыкастую пасть татуировки. — Правда, для полного соответствия череп должен быть…

— Конским, — закончил Снейп. — Я знаю про Вещего Олега. Долохов рассказывает это всем новичкам.

— А Пушкина он случайно не цитирует?

— Бывает. Ваш поэт по манере на Байрона похож.

— Просто его стихи на английский адекватно перевести нельзя, — Вадим тяжело вздохнул, отпуская ноющую руку и вставая. — Пойдем в лабораторию.

В лаборатории Вадим наполнил чугунный котел самой обычной водой из-под крана и поставил его на огонь.

— Ты настолько в себе не уверен, что требуется моё присутствие? Уверяю, ты можешь сварить шедевр без моего пригляда, — выговорил Северус, глядя, как со дна котла начинает подниматься цепочка пузырьков.

— Ты тут мастер, тебе шедевр и варить.

Вадим вручил ему березовый черпак. Северус с трудом сжал на нем пальцы и принялся перемешивать кипяток. Целитель встал рядом и накрыл его руку своей, помогая удержать ручку. К спине ласково прикоснулась горячая ладонь. Он что-то сделал, не иначе. Ведь отчего тогда в позвоночник плеснул странный жар, а стоять стало легче?

— А теперь представь, что боль — это сгусток силы, — вкрадчивый шепот Вадима, казалось, зазвучал прямо в голове, в лучших традициях змея-искусителя. Мягкий голос приятно ласкал слух. Северус поймал себя на том, что сделал бы все, что бы целитель сейчас ни предложил, ни приказал. — Силы, которой нужно дать направление. Нужно всего лишь выпустить её в дерево, представить, как это чужое выходит из тела и течет в котел. Так творится заклятье волшебной палочкой. Оно выходит и не может причинить вреда — гибнет, варится, приобретает форму… Повторяй за мной: боль злобучую, боль немучую, выгоняю с тела я, загоняю в воду я…

Северус понимал заговор не до конца, но покорно повторял за целителем, растворялся в певучем шепоте. И ядовитый огонь, пылающий в руке, неохотно дрогнул и потек по черпаку, выползая из погруженной в воду ложки вязкой нефтяной чернотой. Боль стекала в котел, а на её место приходила невероятно прекрасная пустота и прохлада. Из груди вырвался невольный вздох облегчения. Пальцы крепче сжали черенок.

— Я знал, что ты справишься, — пробормотал Вадим и, потеревшись лбом о плечо Северуса, опустил руку. — Когда всё выйдет, котел накрыть крышкой и томить на медленном огне с час. В идеале лучше в духовке или вообще в печке, но чего нет — того нет…

— Так можно избавиться только от физической боли?

По губам целителя скользнула печальная улыбка.

— Нет, не только.

Он выглядел гораздо спокойнее, будто бы даже легче. И глаза были наполнены тихой светлой скорбью. Северус вспомнил тот странный толчок в ладони, который помог выгнать боль, и понял — целитель показывал на собственном примере, а не управлял его ощущениями.

Такой уставший, смиренный…

Вадим протянул руку. Ладонь невесомо скользнула по щеке в каком-то непонятном, заботливом жесте, а большой палец ласково огладил скулу, затем медленно очертил бровь. Слабая улыбка на губах юноши никак не вязалась с тоскливой обреченностью в глазах.

Северус потрясенно застыл. Никто к нему так не прикасался. Никогда.

Когда ладонь убралась восвояси, голос к нему вернулся не сразу.

— Тебе нужно поспать, — хрипло выговорил он.

Вадим кивнул, прикрыв покрасневшие глаза, и вышел из лаборатории. В открытую дверь было хорошо видно, как он упал на диван, завернулся в плед и почти мгновенно провалился в сон.

А потом камин перед ним вспыхнул яркой зеленью, и из пламени выступил мертвенно-бледный Люциус Малфой.

Он уже открыл рот, но при виде измученного спящего целителя осекся и прикрыл глаза, явно пытаясь сдержаться и найти в себе силы для того, чтобы не разбудить его тычком трости.

Северус выглянул из лаборатории и кивком пригласил войти, пока сиятельный друг не натворил бед. Люциус обошел диван по широкой дуге и прикрыл за собой дверь.

— Я хочу увидеть сына, — жестко заявил он с порога.

— Он в Больничном крыле, Люциус. Я тебя не задерживаю.

Малфой коротко кивнул. Пальцы впились в трость до побелевших костяшек. Северус задержал на них взгляд.

— Успокоительного?

— Было бы неплохо, — выдавил из себя улыбку Люциус и взял флакончик.

Он залпом опрокинул в себя содержимое флакона, предварительно принюхавшись. Северус присмотрелся к другу. Под глазами залегли легкие тени, а складки у губ стали чуть резче, но в общем-то, и все. Снейп нахмурился.

Ему самому метка причиняла ощутимую боль. Постоянную. Зато Люциус выглядел и двигался почти так же, как и всегда. Что это? Мазь, зелье, чары? Никакого стеснения в движениях, тремора, судорог или прочих симптомов. Бледность и круги под глазами можно списать на волнение за Драко и усталость от трудного дня.

— Ты уже узнал о нападении или посмотрел на гобелен? — осторожно уточнил Снейп.

— При чем тут…? — Люциус запнулся, сжал губы в тонкую линию — Да. Пойдем, мне нужно срочно увидеть сына. Я ведь могу воспользоваться твоим камином?

Получив в ответ кивок, он опустил взгляд, пряча эмоции, и исчез в изумрудном пламени.

Проследовав за Люциусом, Северус обогнул диван и тоже шагнул в камин, походя поправив плед на спящем Вадиме.

В Больничном крыле стояла тишина. Мадам Помфри что-то тихо втолковывала Малфою, потом махнула рукой в дальний угол и вернулась в свою комнатку. Все пациенты спали. Сигнальные чары синими облачками окутывали их, показывая стабильное состояние. Малфой скрылся за ширмой, так и продолжающей отгораживать койку Драко, и наложил чары помех. Северус медленно подошел поближе, показываясь на глаза Люциусу, но не пересекая границу чар.

Друг на мгновение вскинулся и, помедлив, жестом подозвал к себе. Снейп пересек контур, чувствуя, как развеивается неприятный зуд в ушах.

— Что, по-твоему, должен был показать мне гобелен?

— Видимо, я чего-то не знаю, — подытожил Северус, внимательно рассматривая спящего Драко. — Ничего не хочешь мне рассказать?

— И что я могу тебе поведать? — вкрадчиво уточнил Малфой, прищуриваясь, и вздохнул. — Волхов, да? Что он тебе рассказал?

— Соболезную твоей утрате, Люциус. Твой отец был впечатляющей личностью.

— Благодарю.

— Это явно не оборотка… раз Драко здесь. Или же у вас есть мантия-невидимка? Портключ? — осторожно предполагал Северус, отслеживая едва заметные реакции Малфоя. — Нет?

— Думаешь, я вот так возьму и выдам тебе родовые тайны? — неприятно улыбнулся блондин. — Поверь, если бы здесь лежал мой отец в теле моего сына, вы никогда в жизни не узнали бы, кто тут умер на самом деле.

— Вот как… Тогда остается не так много вариантов. Ритуал? Смена тел… Я всегда думал, что это выдумки.

Малфой поморщился, но отрицать не стал.

— Семья прежде всего. Отец сам предложил, я не мог не согласиться. В такое время Драко должен был быть подальше отсюда.

— Но логичней было бы навести личину, — осторожно заметил Северус. — Чтобы в случае такого исхода, Драко оставался бы в безопасности. Никто не будет искать мертвеца.

Люциус промолчал, равнодушно рассматривая стену, потом сжал пальцы спящего сына, погладил щеку и поправил упавшую на лицо прядь. Северус посмотрел на то, как легко двигаются руки Малфоя. В голове забрезжила смутная догадка.

— Абраксас нужен был здесь, в школе, — продолжал он рассуждения. — Вы никогда бы не стали преследовать только одну цель, это нерационально. И этот обмен был не только ради безопасности наследника, не ради Волхова, твой отец должен был оставаться живым… У него был здесь…

Люциус вскинулся. Зрачки резко расширились, в глазах метнулось что-то темное, полное злобы и паники.

— Вы работаете с директором! — разозлился Северус, но сразу понял, что ошибся. Малфой изумился настолько, что не удержал лицо и совершенно непроизвольно расслабил плечи.

— С чего ты взял, что мы когда-нибудь захотим рассмотреть одну только возможность сотрудничества, — выплюнул он, — с этим маразматиком?

— Тогда что это сейчас было? Почему у тебя не болит метка? И не пытайся мне врать, я давно тебя знаю!

— Тебе ли не знать, что мы никогда не врем?! — Малфой оскорбленно вскинулся.

Ну да, Люц не врал даже касаемо своего наследника. Драко на самом деле был во Франции. Люциус не солгал. Просто талантливо умолчал о том, что сын оттуда и не возвращался. Драко во Франции? Во Франции. А то, что он обретается в теле своего родного деда — это, право, такая мелочь. А кто уж там вернулся в теле самого младшего Малфоя — защитным чарам Хогвартса плевать. Оболочка соответствует, магия соответствует. Всё.

Малфои! Имя вам вероломство. Пафосные выпендрежники! Вспомнить хотя бы их имена: Брутус, Септимус, Люциус, Каллистус, Абраксас, Арманд, Креон, Салваторе…[21]

Слава Мерлину и всем богам, что на Драко эта пафосная традиция оборвалась. Хотя… Альвах Драко Малфой. Белый Дракон. Белый Вероломный Дракон. Теперь становилось понятно, почему Драко использует второе имя. Они бы еще во всеуслышание объявили, что чистокровные волшебники к людям вообще отношения не имеют. Забавно, что инициалы у старшего и младшего совпадают. Какое было второе имя Абраксаса? Дий? Божественный… Ну кто бы сомневался!

— Зато виртуозно недоговариваете, — прошипел Северус.

— Но не врем! Я нашел способ ненадолго обезопасить себя, но тебе он не подойдет, — Люциус нервно сжал трость. — А что касаемо моего отца… Не тебе решать, что считать угрозой для наследника и как его защитить! Обзаведись своим и тогда уже решай, что для него лучше. Я всецело предан Повелителю, и Драко ни в коем случае не должен быть рядом с таким человеком, как директор. Ты знал, что он предложил защиту от нас?! Моему сыну! Защиту! От собственной семьи! Этот старик…

— Я вижу, как минимум одну несостыковку, друг, — скрестил руки на груди Снейп. — Если Драко ни в коем случае не должен был быть здесь, то вы бы применили оборотку, иллюзии, личину, амулет, артефакт — что угодно, лишь бы его не было в школе. Значит, прямо тут, — он показал на кровать с юношей, — должен бы лежать труп. Если бы все обстояло именно так, как ты пытаешься меня убедить. Тот ритуал, который, как я думаю, вы провели, поменял их телами и вернул в исходное состояние, когда Абраксас… Что ты умалчиваешь, Люциус? Чем здесь на самом деле был занят твой отец? У него было задание от Темного Лорда?

Зрачки в ледяных голубых глазах дрогнули. Северус удовлетворенно хмыкнул.

— Что ж, хорошо. Я понимаю. Приказ есть приказ, не стоит разглашать подробности. Никому. Только ответь на один вопрос: раз Драко все еще здесь, он должен будет выполнить задание лорда вместо твоего отца?

— Да, — выдавил Малфой, самообладание возвращалось к нему стремительно. — Только это строжайшая тайна, — он досадливо поморщился, вынимая палочку из трости. — Наистрожайшая тайна. Если Повелитель узнает… Жаль, что ты такой догадливый, друг мой. Я вынужден стереть тебе память.

— Если бы ты и впрямь хотел стереть мне память, то уже сделал бы это, — ухмыльнулся Снейп, незаметно убирая палочку обратно в рукав. — Договоримся?

Люциус вздохнул и прикрыл глаза.

— Договоримся. У меня всего лишь одна просьба: если Драко однажды придет к тебе с… Неважно с какой проблемой, даже если это покажется глупым или странным, ты поможешь ему. Без вопросов и нотаций. И помни о том, чье задание он выполняет.

Северус коротко кивнул.

Очередной долг. Что ж, по крайней мере, теперь у него будет шанс узнать, что же это за задание, которое могут выполнить только Малфои. А там… Помогать ведь можно по-разному.

Получив клятву, Люциус сел на постель Драко и бережно сжал безвольную руку, теряя к Северусу всякий интерес. Поняв намек, тот покинул Больничное крыло.

Северус так никогда и не узнал, что после его ухода из-под кровати выбрался Максвелл Стюарт и обнял осиротевшего лорда за шею.

— Милорд! — потрясенно выдохнул Люциус дрожащим голосом. — Простите! Простите нас!

— Ничего, Люциус, — вздохнул Макс, отстранился и сжал плечо. — Ты всё сделал правильно. И Абраксас… тоже…

— Как же мой сын… Я боюсь, что Драко не справится, он слишком юн и не готов к работе с вами. У него нет опыта. И выдержки. Как же не вовремя, — тихо посетовал Малфой, прикрывая ладонью глаза, и тяжело задышал, как будто его ударили в грудь.

— Он справится, он же твой сын. Ты ему поможешь на первых порах. И Барти. Я тоже в стороне не останусь. Мы справимся, Люциус.

Малфой взглянул на Максвелла со странным выражением на лице, как будто бы снизу вверх, словно выискивая что-то.

— Мой лорд, вы учились вместе, вы же знали его почти всю жизнь…

— Да, — тяжело вздохнул Максвелл. — Это не только твоя потеря.

Наступило молчание. Тишину Больничного крыла нарушало лишь прерывистое дыхание, больше напоминающее всхлипы.

Глава 71. Рождество

Рождество выдалось очень грустным. Смерть Люпина, стычка в деревне — все эти события подкосили как школьников, так и их родителей. Амбридж получила нагоняй от начальства за то, что пропустила такую дыру в безопасности школы, как Хогсмид. Дамблдора попросили покинуть пост директора. Настойчиво так попросили, но он как-то отболтался или подключил свои связи, которых у него оставалось немало… Даже не знаю, чем он прижал Совет попечителей, да и знать не хочу. Мне было не до того.

Все считали, что я скорблю о Люпине, что мне так тяжело далась гибель пациента. Я не возражал. Мне было всё равно. Правду знали только Малфои и Снейп. И Стюарт. В последний день перед каникулами он ходил хмурый, со скорбно поджатыми губами, и уезжал в совершенно безрадостном настроении.

Перед отъездом Макс, нервничая и неловко подбирая слова, поинтересовался, куда отправился Абраксас. Я ответил: «Домой». Максвеллу этого хватило или он сделал вид, что хватило. Без разницы.

Я ходил по школе скорбящей сомнамбулой, как метко обозвал Северус. Меня не расшевелил даже тот факт, что я переехал к декану. Ну, живем мы в одних покоях, и что? Все слизеринцы разъехались. Северус просто боялся оставить потенциального самоубийцу в одиночестве. За мной постоянно кто-то присматривал: ученики, эльфы, профессора или сам Северус. Подозреваю, что домовики и в ванной не оставляли меня одного.

Рождественский ужин отложился в памяти какими-то урывками. Вот я сижу и неохотно ковыряюсь в куске гусятины, вот Дамблдор пускает из хлопушки воздушное конфетти, вот Хагрид скармливает миссис Норрис кусочки своего ужина под одобрительным взглядом Филча, вот Дамблдор вещает о том, как Христос накормил толпу тремя рыбинами и напоил из одной бутылки. Все профессора были веселы и говорливы, только мы с Северусом молчали, выделяясь черным пятном среди разномастных ярких мантий, мрачные и абсолютно лишние на этом празднике жизни.

В какой-то момент гусь исчез из-под моей вилки, и на тарелку легла… раковина с дрожащей, сбрызнутой лимонным соком, устрицей.

Я медленно поднял взгляд.

Рядом с рождественским гусем стояло блюдо с открытыми устрицами, а справа от меня Северус разливал Шардоне из запотевшей бутылки, которую явно зачаровали на восполнение: были наполнены уже десять бокалов, а вино всё лилось и лилось. Когда Северус взмахом палочки превратил мой кубок в «тюльпан», в удивленных взглядах учителей отчетливо проскользнуло неодобрение.

— Северус, не рановато ли? — мягко уточнила профессор Вектор, беря устрицу.

— Нет, — отрезал он и с легким стуком поставил передо мной бокал, закрывая вопрос.

Дамблдор всё вещал о великом влиянии Христа и милосердии, но его почти никто не слушал. Все наслаждались деликатесом. Я проглотил устрицу и запил её противный вкус Шардоне. Потянул на тарелку следующую, чувствуя, как в горле встает ком.

Да, глупо было думать, что мне дадут проводить моего снежного короля на башне и в одиночестве. Все опасались, что я что-нибудь с собой сделаю, да и зима уже, холодно. Что ж, обещали Шардоне с устрицами — получите, распишитесь. Где и с кем вкушать яства, мы не оговаривали.

Я вздохнул и пригубил вино, бросая на декана косой взгляд.

Он как раз наполнил последний, лишний бокал вином, накрыл его открытой устрицей и отправил всю эту композицию в центр стола, приводя меня в полнейшее смятение.

Как? Как он узнал?! Опять порылся в моих книжках? А книга по поминальным традициям у меня вообще есть? Спросил у Долохова, как отмечать третины? Или это просто дань уважения, без привязки к третьему дню смерти?

Что ж, как бы то ни было… Я поймал взгляд черных глаз и благодарно улыбнулся. Вино и устрицы вместо хлеба и воды — так по-пижонски, Абраксас оценит.

— А что это тут за бокал стоит? — заинтересовалась Спраут.

— Не трогайте! — взвился я. — Нельзя!

Профессор глянула на меня, что-то сообразила и отстала.

В конце ужина и раковина, и бокал оказались пустыми, хотя их никто не трогал.

…

Когда мы готовились ко сну, к нам неожиданно заявился директор и, ласково улыбаясь, спровадил меня на Гриммо.

— Сириус очень хотел с тобой пообщаться, мой мальчик, — сообщил он, рассматривая рисунок на моей постели. Показалось, или он и впрямь был удивлен, увидев две отдельные кровати? — Я поговорил с милейшей Долорес, тебе разрешили покинуть школу. Камин открыт.

Я только пожал плечами и индифферентно кивнул. Гриммо так Гриммо. У Сириуса умер друг, последняя ниточка с прошлым оборвалась. Естественно, что он хочет пообщаться с тем, кто знает о смерти не понаслышке. Особенно если учесть, что, по его мнению, во мне воплотился Регулус Блэк.

Дом на Гриммо ни капли не изменился. Разве что сушеные эльфийские головы были украшены рождественскими колпаками, а на обветшалых стенах висели праздничные гирлянды, в воздухе слабо пахло хвоей и пирогом с патокой. Выглядело это просто убийственно — настоящая смесь абсурда и готики. У меня возникло отчетливое ощущение, что я заявился на праздник к семейке Аддамс.

В холле нас встретил развеселый Сириус с бутылкой в руках, глаза у него были шальные и сильно запали, седины заметно прибавилось. Он что-то зло и бессвязно выкрикивал и моментально разбудил миссис Блэк. Родственники сцепились, в доме моментально поднялся крик. Из кухни сразу же появилась Молли Уизли. Она двумя взмахами палочки навела порядок: задернула шторки на портрете, Сириуса заткнула Силенцио — и, погрозив присмиревшему хозяину кулаком, повернулась ко мне:

— Вадим, здравствуй! Как ты? — и не дав мне даже ответить, она сграбастала меня в объятия. — Мальчики уже здесь, ты как раз к ужину, пошли скорее. Я к вам скоро присоединюсь.

Она подтолкнула меня в спину, а сама подбоченилась и грозно надвинулась на Сириуса, который даже пьяным почувствовал, что дело швах. Блэк попятился, но не рассчитал и споткнулся о нижнюю ступеньку лестницы. Молли нависла над ним всеми своими пышными телесами и что-то зашипела. Я быстренько прошмыгнул мимо.

На кухне был красиво накрыт стол, аппетитно пахло едой, под потолком кружились зачарованные фигурки, по стенам были развешаны еловые ветки, но все это рождественское изобилие не могло разогнать похоронное настроение за столом.

— Волхов, — буркнули младшие Уизли.

Чарли и Билл коротко кивнули, а Поттер бросил на меня невидящий взгляд и снова уставился в свою тарелку. Рядом с ним сидела какая-то невзрачная девица, этакая серая мышка, в которой я с трудом узнал Тонкс.

— Как тебе только духу хватило прийти сюда?! — наехал сходу Рон.

— Рон, — строго одернула его Гермиона. — Мы уже это обсуждали.

— Но это же правда! — возмутился шестой Уизли. — Он же мог его спасти, но не сделал этого!

— Рональд Биллиус Уизли, — отчеканила Грейнджер. — Даже целитель не способен вернуть с того света, прекрати сейчас же. Сегодня Рождество, в конце концов!

— Но он же вернул Диггори, мы же волшебники, Гермиона. А он, к тому же, истинный целитель…

— И вообще-то, я здесь, — холодно отрезал я, садясь рядом с Гарри. Тот даже не поднял глаз от тарелки. — Считаешь, что я не справился. Специально. Видимо, тут многие так считают?

Я обвел взглядом сидящих за столом орденцев. Почти все опустили глаза, кроме Артура Уизли, Грейнджер, Флетчера, Кингсли и Гестии Джонс.

— Ты, малец, не прав, — хмыкнул старый вор, обращаясь к Рону. — Оно по-разному бывает. Тебя там не было. Оно, мы, конечно, волшебники, но никак не боги.

— Но он же истинный…

— Рон! — чуть ли не хором рявкнули Билл, Чарли и Перси.

Рон надулся, но замолчал. Я вздохнул и потер лоб.

— Не нужно. В конце концов, я и правда не справился.

Рон потрясенно вскинул взгляд. Гарри уронил стакан, даже Тонкс на секунду отвлеклась от своих мрачных мыслей.

— Но это не значит, что ты не сделал всё возможное, — мягко возразила Гестия Джонс, взмахом палочки убирая со скатерти влажное пятно. — Я читала выпуск Пророка с твоей клятвой, у тебя просто не получилось бы по-другому.

При упоминании клятвы Рон совсем скис, но смотреть на меня, как Ленин на буржуазию, не перестал.

— В конце концов, мы здесь собрались совсем по другому поводу, — заявил мистер Уизли. — Не будем сегодня о плохом: у нас есть достойная причина забыть сегодня о скорби.

Я невольно заинтересовался.

— Это какая же?

— Близнецов выпустили из-под надзора на праздники за примерное поведение, — объяснил Артур.

В холле что-то громко хлопнуло.

— Фред, Джордж! — раздался негодующий вопль миссис Уизли.

В кухню, подгоняемые материнскими подзатыльниками, влетели близнецы и сразу же кинулись обниматься, громко тараторя приветствия. Досталось всем: Рону с Гарри моментально взъерошили волосы, Билл с Чарли получили в стаканы по весьма натуральному на вид глазу, а Перси наколдовали на груди светящуюся надпись «Важный гусь». Я еще успел заметить, как Фред подкрадывается к Гестии, когда Джордж подхватил меня со скамьи, облапал за все места, проорал что-то в ухо и, звонко чмокнув мой потрясенно приоткрытый рот, усадил на место.

Просто ураган! Неукротимое стихийное бедствие! Похоже, министерские алхимики поставили им «отлично» за поведение только для того, чтобы отдохнуть!

Пока я хлопал глазами, близнецы плюхнулись за стол и стали оживленно рассказывать о своем месте работы. Рассказ, в основном, сводился к восхищенным междометиям. Видимо, какая-то разновидность чар, запрещающая разглашение секретов, потому что почти все слова будто стирались из их речи, даже по губам прочитать не получалось.

В кухню вернулась Молли, таща на буксире Сириуса. Он уже не выглядел пьяным, только покрасневшие глаза и характерный запах выдавали то, что недавно он пил. И бутылка в руках. Бухнув эту самую бутылку на стол, Блэк мрачно оглядел гостей и опустился на стул, спрятав лицо в ладонях.

Атмосфера была странной, праздник совсем не ощущался, хотя близнецы реально старались. Аппетита не было от слова совсем, и я тихо выскользнул из-за стола, отправившись наверх. И зачем директор меня сюда отправил? В школе хотя бы есть Северус.

Забежав в первую же открытую комнату, я плюхнулся на диван и устало выдохнул. Под подушкой нашлась книга. Книга была толстая, и кажется, в ней описывалась какая-то неземная любовь. Я лениво перелистнул страницы, не вчитываясь в текст и, глянув, наконец, на обложку, понял, что держу в руках творение Локонса. Аннотация на обороте поразила меня до глубины души: фото было заключено в траурную рамку, под ней, как на могильной плите, были указаны годы жизни. Пафосное послесловие редактора гласило, что этот роман был отправлен в издательство буквально за день до смерти этого, несомненно, великого писателя, героя и просто достойного мага. Дата меня поразила еще больше — он умер буквально пять дней назад. И как я умудрился пропустить это? Хотя… Учитывая последние события, смерть этого авантюриста была не на первой полосе, да и газетами я в последние дни не интересовался.

Однако же… Рядом на столике нашелся Ведьмополитен с той же траурной фотографией Локонса на обложке. Журнал буквально захлебывался сожалениями, слезами и розовыми соплями, описывая трагическую смерть от рук неизвестных такого героического волшебника, обладателя самой обаятельной улыбки. Да, последнее особенно ценно, как об этом не упомянуть… Там же нашлась и интересная маленькая заметка о том, что в Мунго поступило трое неопознанных магов с необратимыми повреждениями памяти; фото неизвестных и кратенькая просьба: «… Если вам знакомы волшебники на фото или вы владеете какой-либо информацией, просьба обратиться к привет-ведьме». Понятно, Локонс без боя не сдался. Думаю, он доволен тем, как сложилась его жизнь. Что ж, здесь ему однозначно повезло больше: в памяти он останется, как крутой писатель и великий герой.

Внезапно, когда я только начал вникать в книгу, дверь распахнулась, стукнувшись о стену, и в комнату ввалился пьяный Сириус. Снова успел надраться. Быстро он.

— А… — широко улыбнулся он и двинулся ко мне по красивой синусоиде. — Рег, братишка…

Я не успел опомниться, как меня сжали в крепких объятьях, безжалостно сминая страницы книги.

В нос ударил сногсшибательный сивушный запах — похоже, Сириус квасил не первый день, поминая друга.

— Кхе… — я попытался отпихнуть мужчину. — Сири… ус, кх, мне дышать… не-чем.

Блэк, наконец, сообразил, что хриплю я вовсе не от радости, и вялое подергивание конечностей — вовсе не попытка его обнять, и отпустил.

Я шумно вдохнул и настороженно отполз подальше от неадекватного мужика, закрываясь книжкой, как щитом.

— Прости, братишка…

— Я Вадим.

— Да… Но для меня ты всегда будешь младшим братом, как бы ты ни выглядел.

— О, Боги! Хотя бы называй меня моим именем, а то возникнет много ненужных вопросов. И вообще, что-то мне не верится, что ты раньше горел такими братскими чувствами, — ехидно подколол я Блэка.

Тот, впрочем, ни капли не смутился, продолжая все так же безумно улыбаться.

— А знаешь, я тут выяснил, как ты умер.

— Что?.. — опешил я. — В каком это смысле?

Это… Подождите-ка, как он смог узнать про Димитровку, про кому?..

— Кричер рассказал.

А. Отбой тревоге. Значит, Кричер проболтался? Интересно, о чем? И, не успев толком подумать, выпалил:

— Он рассказал тебе про пеще… — я осекся.

На лице Сириуса расплылась довольная улыбка. Похоже, моя глупая оговорка только еще больше убедила его в том, что я Регулус Блэк.

— Ты все-таки помнишь! Ты его уничтожил, тот медальон? — протянул Блэк и подался вперед. Глаза у него вспыхнули. — Так что там было? Что такого было в этой побрякушке, что ты так вляпался? Ты умер из-за нее! Что, стоило оно того?!

Сириуса уже трясло, он орал, вцепившись мне в плечи. У меня только зубы клацали.

— Отпус-с-сти! — вывернулся я, отползая в угол дивана.

Но Блэк не слышал. Лихорадочно блестящие глаза, нездоровый румянец — он почти не контролировал себя, продолжая быстро говорить.

— Ты идиот! Почему ты не пришел ко мне?! Я был не лучшим старшим братом, но помог бы тебе. Мы бы что-нибудь придумали… А ты взял эльфа! Эльфа, мать твою! Эту никчемную, бесполезную тварь! Ну, ничего, он свое получил…

— Кричер? — зацепила меня его фраза. — Что ты с ним сделал?

— Видишь ли, — Блэк резко захлопнул рот и виновато покосился на меня, — я его убил.

— Что?! — вскочил я.

— Он заслужил, — упрямо набычился Сириус. — Я понимаю, ты был привязан к нему, но эта тварь просто стояла и смотрела, как тебя утягивают под воду. И он что-то посмел заикаться о величии дома Блэков и чистоте крови, а своего любимого хозяина не спас! Мерзкий паразит!

— Но у него же был приказ! — отчаянно воскликнул я, вцепившись в волосы, и заметался по комнате. — Как ты мог?.. Ему было велено вернуться, уничтожить медальон и никому об этом не говорить! Ну, зачем? Зачем ты его убил?.. У него был приказ, Сириус!

— Ты ему не приказывал не спасать тебя, — зло прошипел Сириус удивительно трезвым голосом. — Да даже если бы и приказал, он должен был сам умереть, но спасти единственного наследника. Вместо этого придурок просто вернулся домой, оставив тебя там. Умирать. Стоял, ревел и смотрел.

А ведь действительно. В книге эльф так и сделал. Позже он так и расскажет Гарри. Я остановился и с трудом сглотнул. Сил спорить не осталось, слов не было. Блэк встал с дивана и крепко обнял меня.

— По-настоящему преданный эльф так бы не поступил. Не поступил, как Кричер. Ну, извини. Я знаю, ты был к нему привязан. Хочешь, подарю тебе еще одного?

— Нет, спасибо, — вздохнул я и поднял взгляд, не пытаясь освободиться. — Но как ты вообще додумался его спросить?

— Случайно, — нехотя признался Сириус. — Искал подтверждение того, что ты… Это ты. В смысле, Рег.

— Нашел? — безнадежно спросил я.

— Ну, ты же забрал медальон, ты единственный знал о нем, так что да. Как ты его уничтожил? Адским пламенем? Кричер говорил, что ему не хватило сил выполнить твой приказ.

— Ядом василиска.

Незамутненная уверенность Блэка в своей правоте неимоверно раздражала, но спорить или обвинять его смысла уже не было. Если у него и оставались какие-то сомнения, то я только что с дребезгом их разрушил.

Блэк прижимал меня к себе, поглаживая утешающим жестом спину. Я уткнулся лбом в его плечо, постепенно расслабляясь. Меня давно, очень давно никто так не обнимал. По-братски. Без малейшего подтекста, просто желая поддержать. Ничего не ожидая взамен, просто делясь своим теплом. Это подкупало.

— Скажи, а что там, дальше? На той стороне? — внезапно спросил Сириус.

Я подвис.

— Там… Там всё наоборот. Всё не так. Если здесь ночь, то там день. Если здесь всё постоянно, то там всё зависит от твоего восприятия, от точки зрения и того, во что ты веришь. Мертвые не помнят о смертной жизни, они знают, что умерли, но их это не волнует. Они живут и ждут своей очереди.

— Очереди?.. — не понял Блэк.

— Вернуться. Только… чем больше ты помнишь о своей прошедшей жизни, тем это время позже наступит. Очередь подойдет только тогда, когда воспоминания сотрутся полностью.

— Но ты же вернулся, помня о прошлом, — нахмурился Сириус. — И свидетельства, книги, написанные другими пилигримами…

— Бывает и так, как у меня, только редко. Можно… договориться, если у тебя важная цель или на той стороне внезапно открываются… м-м-м, новые факты, так сказать. Тогда вместо призраков появляются такие, как я. Те, кто помнит. Не всё, конечно, только самое главное. Не знаю, как было у остальных, но лично мне это сильно мешает жить. Тяжело оказаться в детстве. Снова.

— Я никогда об этом не думал, — Блэк опустил глаза.

— И немудрено. Тебе было не до этого, ты был занят.

— А как там Римус? Он…

— С ним все хорошо, — слабо улыбнулся я. — Там он счастлив. Возможно, однажды вы встретитесь вновь, в этой жизни или в следующей.

— Ясно. А ты можешь попросить… Вызвать его, чтобы поговорить? Ты же шаман…

Я внимательно посмотрел на Блэка. Сириус казался больным. В общем-то, его слова можно трактовать как просьбу об исцелении душевной раны. По сути, он хочет именно этого. В общем-то, устроить встречу с Римусом можно было достаточно легко, потому что он погиб совсем недавно и точно придет на зов. Он вправе попрощаться с Блэком, порядок это допускал. Но вот с Люпином ли он хотел поговорить? Слом в нем произошел из-за смерти Поттеров, и говорить-то как раз следует с ними. Почему он даже не заикнулся об этом? Побоялся?

Получалось, чтобы исцелить рану, Сириусу нужно увидеться с Джеймсом. Встреча с человеком, который умер пятнадцать лет назад потребует своей цены, и, как правило, это жизненная сила. Сириус заплатит, при этом одновременно избавится от боли и отдаст назначенную цену. Вот такой круговорот в природе.

— В принципе, сорок дней еще не прошло, — протянул я, раздумывая. — Я не смогу тебе устроить прогулку на ту сторону для встречи с Люпином, но он может тебе присниться. Если пожелает. И если ты позовешь.

Учитывая, что Сириус будет звать искренне, то зов зацепит и Поттеров. Мертвым плевать на формулировки.

— А ты… — замялся Сириус, с тревогой глядя на меня. — Тебе не будет… ну… Ты же не смог его спасти, — выдавил, наконец, Блэк.

Он обо мне волнуется? Удивительно. Сириус Блэк был эгоистом до мозга костей, а тут вдруг… Видимо, братские чувства взыграли. Только где он был со своими братскими чувствами пятнадцать лет назад? Или когда там погиб Регулус?

— Нет, Сириус. Со мной все будет в порядке. Тогда я сделал все, что мог. Вина меня не мучает. Мне жаль, что Люпин погиб, тем более, что у него будет ребенок, но…

— Тонкс? — неверяще прошептал Блэк. — О, Мерлин!

Я кивнул, изумляясь.

— Хочешь сказать, вы не знали?

— Я… Нет. Не думаю, что она и сама в курсе, они же только поженились, — Блэк тяжело сглотнул, мотнув головой. — Мы, получаемся, породнимся…

Технически, да. Нимфадора по крови Блэк наполовину, пусть и рожденная от изгнанной из рода, так что Сириус в чем-то прав.

— Вот же Луни, — он неверяще покачал головой, расхохотался и отпустил меня. — Вот это новость! Нужно срочно отметить! Пойду обрадую Тонкс.

И он выскочил за дверь, схватив бутылку, с которой, видимо, таскался весь вечер.

Вместо эпилога

Я не хочу, чтобы ты оставался один Неподвижный, беспомощный в этих мрачных чертогах, Среди чуждых и странных скрипов и шорохов, Среди чуждых, холодных воздушных потоков…

Здесь никогда не было ветра. Не шевелились деревья с изумрудной листвой, не шелестели травы — всё вокруг подчинялось неподвижному, кристально чистому воздуху и оттого казалось, будто мир застыл в стеклянном шаре. Покой и тишь. И если дома, в прозрачных хрустальных сумерках холмов Уилтшира, они дарили блаженство и стирали ощущение времени, то здесь, посреди ослепительного лета, от этого делалось жутко. Воздух не должен быть настолько неподвижным, особенно у стремительной реки. Но здесь царили другие законы.

Он шел по деревне неспешно, оглядываясь. Жители не мешали ему, но и не помогали в поисках, провожая равнодушными, неподвижными взглядами. Вокруг непривычно разукрашенных резных домов не было лужаек с газонами — деревянные, зачастую кособокие заборы ограждали участки с огородами, где вперемешку росли и яблони, и картошка. Местные не стригли деревьев и весьма условно оформляли клумбы, позволяя цветам в садиках расти, как им вздумается. Беспорядок и хаос. Так обозвали бы российскую деревню представители его рода. Но ему нравилась эта нескованная и непричесанная природа. Такая тихая и свободная. Пусть и безветренная.

Поплутав между домами, разбросанными по совершенно непонятному принципу, он понял, что искать будет до окончания срока, и рискнул подойти к мужчине в русской косоворотке, с волчьей шкурой на плечах, который устроился на низенькой скамейке у подножия какого-то памятника и старательно натирал меч мягкой тряпочкой. Мужчина был опасным, но заговорить с ним было легче, чем с той же белокурой девочкой, которая с отсутствующей, безмятежной улыбкой стучала мячом по земле. Звук её мяча до отвращения напоминал метроном: тик-так, тик-так. Тиканье давило на виски, заставляло вспомнить о времени. Меч же звуков не издавал.

— Извините, сэр, не подскажете, где живут Волховы?

— Ну, вот он я, Волхов, — неприветливо буркнул тот, глянув на незваного гостя из-под густых пепельных бровей. — Чего надо?

— Мне нужен Вадим Волхов, — уточнил гость.

— Зачем тебе мой правнук? Он мертвых не видит.

— Я все-таки надеюсь, что он меня увидит, — вежливо улыбался гость. — Со дня моей смерти не прошло и девяти дней.

— Три прошло, — отрезал прадед Вадима. — Иди отсюда.

Девочка подошла ближе. Мяч застучал громче. Метроном в голове отозвался тяжелой гулкой болью.

— Волх, ну что ты как неродной? — укоризненно сказал сзади звонкий юношеский голос. — Не видишь, что ли, что он гость? Как тебя зовут, юноша?

Он обернулся. Перед ним, небрежно завернувшись в медвежью шкуру, стоял… скорее всего, друид. Посох с колокольчиком, обилие ритуальной вышивки и главное — золотистые волосы и очень знакомый разрез глаз.

— Ты тоже его родственник?

— По материнской стороне, — широко улыбнулся друид. — Можешь звать меня Медведем.

— Я… — он на секунду задумался. — При жизни меня звали Абраксасом.

— Абраксас, — Медведь прижмурился, будто попробовал звучание на вкус. — Интересное, сильное имя. Вадим в доме Матери. Пойдем, Абраксас, я тебя провожу.

Волх с досадой сплюнул на землю, пробурчав что-то нелицеприятное о вкусах своего потомка. Медведь, не отвлекаясь от гостя, погрозил ему кулаком. Колокольчик в его посохе качнулся и мелодично звякнул. Звон разнесся по неподвижному воздуху. Девочка стукнула мячом в последний раз, подхватила его и поскакала прочь, продолжая безмятежно улыбаться. Тиканье стихло. Настала блаженная тишина.

— Не обращай внимания, — улыбался Медведь, ведя Абраксаса по главной улице. — Волху просто обидно, что Вадим до сих пор на девчонок не смотрит. Говорил я, что из него лучше женщина выйдет, но он меня не послушал. Теперь вот мается. Вся надежда на Кайракана, но у того в народе вообще с этим было просто. Сейчас не так.

— Не так, — согласился Абраксас.

Деревня всё еще была чужой, но взгляды её жителей больше не отпугивали. Какая-то девушка даже расщедрилась на улыбку. Впрочем, скорее всего, она улыбалась Медведю.

— Дом Матери стоит на самой окраине, у реки. Нет нужды заходить сюда.

— А Вадим здесь часто бывает?

— Дай подумать… — Медведь почесал макушку, уставившись на солнце широко распахнутыми глазами. — Раз в месяц точно заглядывает. И праздники никогда не пропускает. Он старается не появляться здесь чаще необходимого.

— Почему?

— Ему здесь хорошо, а там — не очень. Вот и наш дом!

Дом? Абраксас остановился, потрясенно рассматривая открывшееся зрелище.

Это был совсем небольшой, старинный бревенчатый дом. И одновременно — гигантская сеть разветвленных пещер, простенькое капище с алтарным камнем и храмы, храмы, храмы… Огромные, роскошные и все — разные.

Дверь невозможного храма отворилась, и на пороге показалась старая женщина. И это была самая прекрасная женщина в мире: высокая, статная, с собранными в сложную прическу волосами, в богатых одеждах. По её седым волосам скользнули солнечные лучи, отчего белые пряди вдруг полыхнули ярким огнем.

Абраксас склонился в поклоне.

— Приветствую, Бригитта… Или же мне называть тебя Гекатой? — предположил он, глядя, как солнечные лучи складываются на её голове в звездную корону, на руках появляются золотые запястья, пояс превращается в змею.

— У меня столько имен, что я всех уже не вспомню, подлиза, — усмехнулась она. — Ты к Вадиму? Он на заднем дворе. Ну, иди, красавчик, а то я не удержусь и что-нибудь с тобой сделаю.

Абраксас проворно скользнул в указанном направлении, не отрывая от женщины восхищенного взгляда.

— Он что, её жрец? — выдохнул он, когда женщина скрылась в доме.

— Мы все. Только чтим по-разному, — улыбнулся Медведь и протянул руку, показывая. — Вон он, видишь?

Абраксас шагнул в небольшой палисадник и среди ветвей раскидистых яблонь разглядел Вадима. Он лежал в гамаке с книгой в руках и читал, время от времени откусывая от спелого, брызжущего соком золотистого яблока. Усталое, бледное лицо, залегшие под глазами тени — он выглядел таким разбитым и потерянным, что захотелось плакать.

Абраксас осторожно, стараясь не помять травы, подошел к гамаку, взял тонкое запястье, наклонился и откусил от яблока большой кусок.

— Сладкое. Что за сорт?

Вадим растерянно моргнул, отрываясь от книги. В прозрачных зеленых глазах плеснулось узнавание, губы сложились в неуверенную улыбку.

— Ты все-таки пришел!

— Я же обещал…

Вадим, сияя от радости, резко сел. Гамак опасно качнулся, книга полетела на землю, яблоко затерялось где-то в траве. Абраксасу было наплевать — он крепко держал своё сокровище. Вадим дрожал в его руках, целовал и плакал, перемешивая извинения с признаниями и самобичеваниями.

— Прости, пожалуйста, прости… Я так и не смог ничего поделать! Я хотел предупредить, правда!

— Не страшно. Всё хорошо. Ты только не плачь, не надо по мне плакать, — улыбался Абраксас. — У нас всё равно ничего бы не получилось.

— Я знаю, — всхлипнул Вадим, ломко улыбаясь в ответ. — Но я всё равно буду очень скучать.

— Я буду часто приходить к тебе.

Вадим уткнулся лбом ему в плечо и покачал головой.

— Не надо. Всё равно по истечении сорокового дня я перестану тебя видеть.

— Но я-то не перестану. И ты будешь знать, что я рядом.

Вадим вздохнул, прижимаясь всем телом, обнимая так, как будто хотел слиться воедино.

— Тогда я не смогу жить, — просто сказал он, но его тон вогнал Абраксаса в состояние ужаса. — У меня там остался один-единственный человек, понимаешь? Вся моя семья, все любимые — здесь. Если ты будешь приходить, я не выдержу. Не переживай, — улыбнулся он вдруг, разжимая объятья и касаясь губ легким поцелуем. — Ты забудешь. А потом вернешься. И начнешь новую жизнь в своем пижонском замке. Тебе понравился подарок на третины?

— Понравился.

Абраксас помолчал, задумчиво рассматривая печальное, но уже спокойное лицо юного жреца.

— Нет, — вдруг сказал он. — Я так не согласен.

— Что? — удивился Вадим.

— Северус не справляется, это очевидно. Тебе нужен еще один человек там, на стороне живых.

— Ты что, сосватать меня хочешь? — возмутился Вадим. — Мне теперь только жениться и можно! Северус не позволит…

— Твой Северус мне не указ, — озорно усмехнулся Абраксас. — А я не отдам тебя постороннему!

И сграбастал золотистые кудри, впиваясь в розовые губы жадным, жестким поцелуем. Чтобы до боли, до крови, до вышибающего последний разум наслаждения… Почувствовав металлический вкус, Абраксас не удержал рычания, а Вадим издал сладкий, воркующий стон и потянул на себя, укладываясь в гамак.

И отлетел в сторону.

— Совсем сдурел, с мертвецом целоваться?! — разъяренно ревел Медведь, потрясая Вадима за шкирку.

— Я… Ох… Что-то мне не хорошо… — пролепетал Вадим, оседая на землю. Его лицо плавно серело, вокруг губ разливалась голубая кайма. — Абраксас, ты что?..

Медведь развернулся и попытался схватить Малфоя, однако тот поднырнул и беспечно улыбнулся. В груди разливался знакомый жар, кончики пальцев покалывало. Пусть немного, самую каплю — но этого точно хватит, чтобы пробраться к священной белой кобыле и найти дорогу.

Абраксас поймал взгляд Вадима и подмигнул.

— Отдай! — разъяренно рычал друид. — Отдай сейчас же!

— Не отдам!

Абраксас увидел, как распахивается окно дома и в сад выглядывает Бригитта, и метнулся к забору.

— Вадим, я вернусь, слышишь? Ты только продержись! Я вернусь и не забуду! — крикнул он, бросаясь к мосту через реку.

За его спиной Вадим поставил Медведю подножку и повис на руке богини с отчаянным криком.

— Бабуля, не надо!

А потом Абраксас с размаху влетел в плотный белый туман, и навстречу ему вышли его родители, ведущие за роскошную гриву белую кобылу, в глазах которой клубилась дымка…

…Я взорву эти стены, я взломаю все двери, Одолев все барьеры, победив все преграды. Я сильнее, чем холод, я вернусь, ты поверь мне, Оттуда, откуда никому нет возврата.

Примечания

1

Люляма — обрядовый посох, символ мужского плодородия. Если кому интересно — вдохновлялась песней «Шаман» группы Мельница.

(обратно)

2

Перевод фразы Снейпа звучит приблизительно так: Я здесь. Постарайтесь без лишних телодвижений. Хотите установить чертов рекорд? Учебный год еще не начался, а вы уже угодили в Больничное крыло!

(обратно)

3

Цитата из канона.

(обратно)

4

Обоже — объект увлечения, близкой дружбы (малоупотребительное, ироническое), имитация французского слова (ударение на последний слог).

(обратно)

5

Наглый плагиат с известного обзора.

(обратно)

6

Перевод песни Master of the Wind группы Manowar.

(обратно)

7

Оккамий — крылатая змея с чешуей и хохолком. Поттервики вам в помощь. Ссылка на фотографии в шапке.

(обратно)

8

Дождик осенний (стихи Б. Окуджавы).

(обратно)

9

Мечта (группа Люмен).

(обратно)

10

Волшебная скрипка (Н. Гумилев).

(обратно)

11

Дуэль, в нашем понимании, магический способ решения спорных вопросов. Если стороны по каким-либо причинам не хотят решать вопрос через Визенгамот, то заинтересованная сторона произносит форму официального вызова и обговариваются условия — последствия, разрешенные заклинания, место, время, наличие секундантов, способ (контакт, палочки и т. д.) Не путать драку с магической дуэлью!

(обратно)

12

Синкопальный тип умирания, характеризуется бледными кожными покровами. Вызывается рефлекторной остановкой дыхания и сердца из-за резкого охлаждения и сильного шока, т. н. гидрошок. Соприкосновение влаги со слизистой гортани вызывают остановку дыхания и сердца, клиническая смерть длится 10–12 минут. Из-за рефлекторной остановки дыхания вода не попадает ни в желудок, ни в легкие, т. е. синюшность кожных покровов отсутствует. Если вода ниже ноля, время клинической смерти может увеличиваться до получаса. Но это возможно только в том случае, если тело все это время было в ледяной воде. Самый благоприятный тип утопления и самый редкий 10–15 % случаев. Чаще всего бывает у женщин и детей.

(обратно)

13

7 месяцев + 13 дней юлианского календаря. Датой рождения Вадима считается день появления в этом мире — 15 марта.

(обратно)

14

Мы упоминали в тексте, но не нашли куда воткнуть объяснение))) Скульптор Разума или in sculptor mentis (лат.) — запрещенное зелье, узкоспециализированное. Используется в работе Аврорате и Отдела Тайн. В отличие от сыворотки правды применяется для внушения. Делает психику более пластичной, податливой для коррекции сознания или создания ментальных закладок. Амфора Асклепия — артефакт, который использует колдомедики для незаметного введения лечебных зелий, в основном применяется к буйным больным. После активации пациент не может снять его самостоятельно.

(обратно)

15

В «Лахете» Платон анализирует добродетель — мужество — доказывая, что все проявления добродетели имеют одну и ту же сущность, и что потому сущность добродетели всегда одна и та же. В содержании «Протагора» Платон даёт дальнейшее развитие этой мысли и доказывается, что добродетель — знание; а из того, что она — знание, получается вывод, что ей можно научиться.

(обратно)

16

12 глава, Третий закон Мерфи, вторая половина

(обратно)

17

Нагайна была сотворена в июле 1994 после убийства Берты Джоркинс, Максвелл не в курсе, потому что на тот момент уже восстановил душу и очнулся в больнице.

(обратно)

18

Отсылка на главу 27.

(обратно)

19

Аналогия такая: в школе или даже в универе в кабинете химии вы не найдете радиоактивных элементов. Уизли надыбали тентакулу, которая, кстати, запрещена к ввозу на территорию UK, через Флетчера. Никакая защита не рассчитана на элемент с такой разрушительной силой.

(обратно)

20

Пуэрилизм (лат. puer ребёнок) — термин в 1903 г. предложил Дюпре (E.Dupre). Обозначает психопатологическое состояние с регрессом психической деятельности (появление в речи и поведении взрослого черт, свойственных детям).

(обратно)

21

Авторы просто набрали самые пафосные римские имена, но! Арманд, Септимус и Брутус взяты с поттер-вики, предки Драко.

(обратно)

Оглавление

Книга первая

  Пролог

  Курс первый. Ты забудешь свой родной язык,

    Глава 1. Школа, быт и дружба

    Глава 2. Первые сто фунтов и письма

    Глава 3. Знакомство с волшебным миром

    Глава 4. Долг, паровоз и волшебный трансформатор

    Глава 5. Болезнь и сногсшибательный мужчина

    Глава 6. Дар, тролль и гриффиндурство

    Глава 7. Неудачный побег, разочарование и ящерка

    Глава 8. Каникулы и удача семьи Малфой

    Глава 9. Уважение Слизерина и квиддич

    Глава 10. Воспитательные меры

    Глава 11. Директор и проблемы одинокого зельевара

    Омак

    Глава 12. Проблемы чистокровных магов

    Глава 13. Темный Лорд и ящерка

    Глава 14. О пользе добрых дел

  Курс второй.  

    Глава 15. Астрал и ужасы

    Глава 16. Тупик и логово зельевара

    Глава 17. Обустройство на новом месте и чистое волшебство

    Глава 18. Играй, гормон!

    Глава 19. Колодец, колдун и кома

    Глава 20. Договор с писателем и ошибка целителя

    Глава 21. Что приносят сны?

    Глава 22. Вещие сны и пророчества

  Курс третий

    Глава 23. Притяжения и чаепитие у предков

    Глава 24. Учеба и лунная магия

    Глава 25. Первый поцелуй или все зло от женщин

    Глава 26. Слезы и роза

    Интерлюдия первая

    Глава 27. О братьях наших меньших

    Глава 28. Други и недруги

    Интерлюдия вторая

    Глава 29. Расследование, ссоры и выбросы

    Интерлюдия третья

    Глава 30. Выпьем с горя, где же кружка?

    Глава 31. Волк в хозяйстве пригодится

    Глава 32. Наш доблестный Аврорат нас бережет

    Глава 33. Секреты, снарри и Иван Купала

    Глава 34. Разговоры, маскировка и разбитое сердце

    Глава 35. Страхи и опасения

    Глава 36. Испытание Тома

    Интерлюдия четвертая

Книга вторая. Курс четвертый

  Глава 37. Фанатизм и фанаты

  Глава 38. Новая жизнь Темного Лорда

  Интерлюдия пятая

  Глава 39. Раскрыть карты

  Глава 40. Негласные традиции чистокровных и метка

  Глава 41. Шалости, отравление и студенты Дурмстранга

  Глава 42. Рука помощи и первое испытание

  Глава 43. Сталкер, бал и любовница

  Глава 44. Встань и иди!

  Глава 45. Разбирательства и клятвы

  Глава 46. Понять и принять

  Глава 47. Шантаж, суицид и призраки

  Глава 48. Уловимые мстители

  Глава 49. Ритуал защиты

  Глава 50. Ясность и прозрение

  Глава 51. Аластор?

  Глава 52. Дорога в Лондон

  Глава 53. Орден Феникса

  Омак

  Глава 54. Гнездо Блэков

  Глава 55. Тайны темного семейства и побег

  Глава 56. В бегах и в гостях

  Глава 57. Прогулки и поиски

  Глава 58. История одной головы

  Глава 59. Я несу Возмездие во имя Луны!

  Интерлюдия шестая

  Глава 60. Полезные знакомства и неожиданные выводы

  Глава 61. О сладких речах, бешенстве и видениях

  Глава 62. Путаница

  Глава 63. Успокоение

  Глава 64. Сбылась мечта идиота

  Глава 65. Проверка в школе и ее последствия

  Глава 66. Поддержка

  Интерлюдия седьмая

  Глава 67. «Корнет, вы женщина?!»

  Глава 68. Трудный разговор и неизбежность

  Глава 69. Алые маки на снегу

  Глава 70. О пользе зельеварения или на что способен Мастер

  Глава 71. Рождество

Вместо эпилога Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg