«Комдив»

Комдив (fb2) - Комдив [litres] (Сталинский сокол - 3) 2717K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Михаил Петрович Нестеров

Михаил Нестеров Сталинский сокол. Комдив

© Нестеров М., 2019

© ООО «Издательство «Яуза», 2019

© ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Глава 1

Аэродром был прежним, родным, а вот все остальное… Количество новостей, обрушившихся на Северова, а главное, их содержание, поражало всякое воображение.

Полк «сухариков» перебазировался на новое место, радара у них тоже больше не было. Все командование 7-го ГИАП убыло к новому месту службы, все четверо направлены на соответствующие должности в авиадивизии. Из летного состава имеются вернувшиеся из Египта пилоты, на базе которых и предстоит сформировать авиаполки, 7-й и 8-й ГИАП. На базе эскадрильи капитана Бондаренко формировался 9-й гвардейский штурмовой авиационный полк с ним во главе, а вот 10-й гвардейский пикирующий бомбардировочный полк, командиром которого назначен не знакомый пока Северову майор Аркадий Шелест, должен был летать на новейших «Ту-2», возвратившимся из Африки орлам-бомберам предстояло переучиваться на него со своих «сушек». И уж совсем экзотично выглядел 1-й винтолетный авиационный полк. Вообще-то его основу составляли автожиры, но командование посчитало, что слово «автожирный» слишком неблагозвучно.

Но есть и приятные новости. Технический персонал на месте, никого никуда не переместили, рота охраны и АСС тоже почти в прежнем составе. И звено связи на месте, вместе с пилотом сержантом Горностаевой! Оно по-прежнему приписано к полку, а рота охраны разворачивается в батальон, командует майор Аверин. Особистом дивизии назначен Миша Ногтев, старший лейтенант ГБ. Великолепно!

А вот дальше опять началось сплошное расстройство. Командиром 7-го ГИАП назначен новоиспеченный майор Музыка! Он в конце ноября 1942 года из 7-го ГИАП был направлен на фронт заместителем командира полка, получил орден Александра Невского и всерьез считал себя выдающимся военачальником. Эммануил Мирославович определенно был неглуп, так что должность, где много летать не надо, занял с удовольствием. Получая назначение в наркомате ВМФ, Олег слышал, что тот полк действовал успешно, но понес большие потери, поэтому командир был оставлен в прежней должности, а вот его зам, наоборот, «показал себя замечательно и заслужил награду и повышение». Один орден он уже получил и перед самым новым назначением был представлен к другому. К какому конкретно, собеседник не знал, а Северов выяснять не собирался. Сам себе Олег сказал, что предвзятого отношения к Музыке со своей стороны он не допустит, только нелегко это, ох как нелегко!

Ладно, хоть комиссар дивизии назначен, а начальника штаба пока нет и непонятно, когда будет.

Жилье за Северовым сохранилось, поэтому Олег бросил свои вещички в комнату и отправился в штаб. С собой у него было только самое необходимое, основная часть привезена Петровичем. В жарко натопленной комнате пили чай новый командир полка и не менее новый комиссар в морской форме, единственный имевший ее во всей дивизии. Появление Северова вызвало у Музыки состояние, будто в чай вместо сахара насыпали соль, но он дисциплинированно встал и отрапортовал, то же сделал комиссар. Олег представился в ответ, выслушал краткий доклад о состоянии дел, который ничего не прояснял, только вызывал еще больше вопросов. Выходя, подполковник услышал, как Музыка негромко сказал комиссару:

– Ох и намаемся мы с ним! Выслуживаться за наш счет будет!

«Ну и хрен с вами! – подумал Северов. – Дело делать надо, а не симпатии заводить!»

Вышел из штаба, а тут ребята налетели. Всю пыль, какая была и какой не было, хлопками выбили. Чуть новую бекешу не порвали, требуя показать награду. Орден вызвал у них легкое обалдение.

– Это что же, командир, тебя как генерала наградили?

– Ну, вроде того, – засмеялся Северов. – А вас чем наградили, я же не знаю толком ничего!

Оказалось, что вернувшиеся из Египта истребители теперь все Герои, Каха получил еще и младшего лейтенанта. Все, кто имел звание Героя, были награждены орденами Ленина или представлены ко второй Звезде. Не забыли и АСС: все летчики получили ордена Красной Звезды, стрелки – медали «За отвагу». Бойцы охраны поголовно получили медали «За отвагу» или «За боевые заслуги», командиры взводов – Красную Звезду, Аверин – Знамя. Все они участвовали в боевых действиях в пустыне, так что награды были заслуженными. Во взводе осназа все оставшиеся в живых также получили Красные Звезды, а командир Гладышев – старшего лейтенанта и звание Героя Советского Союза. Кроме своих основных обязанностей, он обеспечивал некоторые операции разведки и здорово отличился. Среди его достижений взятие в плен целого итальянского генерала, захват важных штабных документов и спасение английского курьера с суперважным и сверхсекретным пакетом. Все техники получили «За боевые заслуги», а Михалыч, Винтик и Шпунтик – ордена Отечественной войны 1-й степени, они несколько раз вылетали к совершившим вынужденную посадку самолетам и проводили их ремонт, чем обеспечивали возвращение на базу. Андрей и Паша стали старшими сержантами. Их особенно хвалил Берг, который и поддержал представления командования дивизии. Сам Яков Карлович получил Красное Знамя. Ордена Отечественной войны 2-й степени был удостоен и Петр Иванович Кузнецов, который был у Берга заместителем. Такую же награду получил старшина Тарасюк.

Договорившись немного посидеть вечером за рюмкой чая, Олег направился в комнатку, где обычно дежурили летчики АСС. Сейчас, когда аэродром считался тыловым объектом и на боевые задания никто не летал, их не было, но летчики связного звена должны быть именно там.

Так и оказалось. Настя сидела в унтах и расстегнутом зимнем меховом комбинезоне, читала книгу, названия Олег рассмотреть не успел, она положила ее на стол.

– Здравствуй, Настя!

– Здравствуйте, товарищ гвардии подполковник!

– А почему так официально? Мы здесь одни, в неслужебной обстановке.

– Не знаю, как вы, товарищ заместитель комдива, а я на службе!

– Так я мешаю? – разозлился Северов.

В это время в комнату зашла еще одна летчица звена, сержант Худышкина. Словно в насмешку над фамилией, девушка была немного выше среднего роста, но крупной, щекастой, грудастой, попастой, с непроходящим румянцем во все щеки, как говорится, «кровь с молоком». Подполковник повернулся и вышел.

– Чего он хотел-то? – спросила Худышкина у Насти, в ответ та пожала плечами. Худышкина пришла в часть недавно, мало кого знала. Все вернувшиеся из командировки были ей пока совершенно неизвестны.

Олег шел и злился на себя. Мозги, что ли, в пустыне высушил? Не виделись четыре с лишним месяца, и вот такая встреча. Стоп! Это его, Северова, не было, а Музыка-то в соседнем полку был! Вот идиот, надо у кого-нибудь, кто здесь оставался, спросить. Может, они уже вместе давно, а тут «возвращение блудного попугая». Тогда понятно, почему она его так встретила.

Совершив обход аэродрома, заглянув в пустые капониры, отметив засыпанные снегом дорожки, заметенные позиции пустых постов охраны (только на КПП имелся дежурный), злой как черт Северов вернулся в штаб. Из командиров полков пока был один Музыка, но с ним и комиссаром встречаться еще раз желания не имелось, поэтому вызвал к себе командиров БАО и батальона охраны, нескольким скучающим штабным поставил задачу разобраться с приходом-расходом людей и техники и в кратчайшие сроки подготовить ему весь расклад. Орать и накачивать никого не стал. Пришли Булочкин и Аверин, с ними пришел и Кузнецов, они прекрасно понимали, зачем их вызвали.

– Мужики, от гвардейской дивизии имеем одно название!

– Да понятно все, Олег! Мы уж сами тут все посмотрели и поразились. За нашу часть службы не беспокойся. Костяк подразделения охраны у нас прежний, так что весь периметр восстановим. Технический состав Петр Иванович тряхнет. Я их на трудовые подвиги уже завтра подниму. А так, сам видишь, самолетов нет, совсем, новых летчиков в нашем полку почти нет, и когда будут прибывать, непонятно. Прибыли три человека неделю назад: сидят, чай пьют целыми днями. А может, и не только чай, больно уж морды опухшие. На Мануила надежды никакой, сам берись, а мы поможем. По другим полкам картина с личным составом похожая.

Разошлись по работам, а перед сном Олег зашел в дом, где квартировали Булочкин с Василисой и Аверин. Все трое пили чай перед сном. От друзей Олег личных секретов не держал, поэтому он прямо спросил Василису о Насте и ее отношениях с Музыкой. Та вздохнула и сказала, что, пока их не было, здесь много чего поменялось. Тут Василиса замялась и сказала, что Настя вместе с новым командиром полка не живет, осталась с другими летчицами. С Василисой отношения перестали быть доверительными, так что ничего она толком сказать не может. Наверное, девушка хотела Северова обнадежить, но получилось наоборот. Подполковник хмуро пожелал всем спокойной ночи и ушел к себе.

Наутро Олег вызвал Музыку и принялся спрашивать обо всем, что хотел знать, но тот предъявил приказ о вызове его в Москву. Сел в связной самолет (пилот сержант Горностаева, между прочим) и отбыл восвояси. Комиссар дивизии, старший батальонный комиссар Ташнов, человеком оказался непростым. Уже хорошо за сорок, из партхозактива районного уровня, откуда-то с Поволжья, на военной службе оказался в середине прошлого года. Неглупый и неплохо подкованный идеологически (любил по поводу и без цитировать классиков), но на редкость нудный, поборник чистоты и порядка в размерах, явно превышающих разумные пределы. К тому же сторонник широкого использования наказаний. Работу организовать может и делает это, но любит перекладывать свои обязанности на других (делегирует полномочия!), а сам четко отслеживает процесс. К тому же хоть и знаток первоисточников, но воспитывает по шаблону, без души и огонька. Действует неспешно, но методично, в помещениях штаба быстро навел идеальный порядок, до остальной территории руки у него не дошли, но дойдут – можно не сомневаться. В общем, любую проверку по своей линии пройдет, но в предстоящих делах не помощник: чтобы понять все это, Северову понадобилось несколько дней. Однако мешать он тоже не будет, бригадный особист Миша Ногтев прямо сказал, что Ташнов справки о личности заместителя командира уже навел и вести себя будет подчеркнуто прилежно.

Весь следующий день Северов пытался разобраться в бумагах, но так ничего и не понял. Не было ясно даже, с кем решать вопросы в главке. Непосредственное подчинение наркомату ВМФ и все. Когда будет приходить техника, когда начнется пополнение личным составом? В штабе ВВС фронта спрашивать бесполезно, из их подчинения вывели. Что за хрень? Стал долбить ставший родным наркомат, никто ничего пояснить не может. Кончилось тем, что обозленный Северов связался напрямую с секретариатом и записался на прием к командующему авиацией ВМФ. К его удивлению, тянуть резину никто не стал, и Северову назначили на завтра, 10 марта, на 13 часов. Отлично!

«Хадсон» доставил Олега в Москву, за полчаса до назначенного времени Северов зашел в приемную, показал документы и стал ждать вызова. За несколько минут до назначенного времени из кабинета вышел дивизионный комиссар в морской форме, довольно пожилой, с папочкой, и, что-то бормоча под нос, удалился. Северова пригласили в кабинет.

– Товарищ генерал-лейтенант! Заместитель командира 1-й гвардейской смешанной авиационной дивизии гвардии подполковник Северов.

– Проходи, Олег Андреевич. Садись. Рассказывай, зачем прилетел.

Олег вкратце изложил ситуацию, сказал, что нигде не мог добиться никакой информации, поэтому вышел прямо на командующего.

– Наверняка установлен какой-то срок обеспечения полной боеготовности, а у нас ничего нет – ни людей, ни техники! И когда будет, неясно.

– А чего командиры полков без тебя не чешутся?

– Я только позавчера прибыл из командировки, командир полка только один, сам ничего не знает, вчера улетел по делам.

Жаворонков крякнул:

– Большое переформирование идет, много частей вновь формируется, другие перевооружаются, сам только на днях в Москву вернулся.

Генерал позвонил по телефону и дал задание немедленно принести все материалы по 1-й ГСАД, потом велел принести чаю.

– Пообедать не удастся, так давай почаевничаем, расскажешь, как там было, в прошлый раз толком поговорить не успели.

Сам ход боевых действий в Африке Семену Федоровичу был неплохо известен, так что его интересовало впечатление непосредственного участника событий. Северов обстоятельно ответил на все вопросы командующего флотской авиацией, Жаворонков остался доволен.

– Я в своих отчетах писал о низковысотном, «прыгающем» или топмачтовом бомбометании.

– Да-да, – оживился генерал, – помню, как же. Интересная штука! Вовсю опыты идут, скоро начнем летчиков строевых частей обучать. Задача ударов по морским коммуникациям противника на Балтике и Черном море не за горами, а на севере это давно актуально. Сейчас целый ряд новых систем морского оружия испытывается, узнаешь со временем.

О чем идет речь, Северов вообще-то догадывался. Не все и не подробно, но о том, что работы над головками самонаведения планирующих бомб и торпед активно ведутся, знал, сам же на некоторые мысли наводил. В частности, чтобы над телеуправлением не заморачивались, а занимались именно самонаведением. Но вот каковы успехи, пока неизвестно. Впрочем, пока работать предстояло над сушей, да и минно-торпедного полка в дивизии нет.

Тем временем зазвонил телефон, Жаворонков послушал, поднял брови, сказал «вот как!», снова слушал, потом положил трубку, сказав «бардак!!».

– Бардак, говорю, подполковник! Ну, я этим штабным фитиля-то вставлю! Хорошо, что приехал, а то бы до морковкина заговенья и людей, и технику ждали. Сейчас тебя проводят к моему помощнику, с ним обговоришь все вопросы, а уж я проконтролирую! До свидания!

Старший лейтенант в широченных черных брюках проводил Северова в кабинет, где сидел лысый бровастый полковник, тоже, естественно, в морской форме с крылышками на рукаве. Он оказался толковым и понимающим человеком, Северов решил с ним все вопросы по технике и личному составу. Полковник очень обрадовался, что не надо задействовать инструкторов для переучивания на «По-3», Северов планировал обойтись летчиками третьей эскадрильи, которые прекрасно его освоили. Удалось также добиться согласия на то, чтобы присылали летчиков уже обстрелянных. Гвардейские полки не запасные, учить людей долго и с удовольствием времени нет, да и положение обязывает. Предварительно с 10 апреля дивизия должна быть полностью боеготова. Насчет РЛС он ничего обещать не стал, дело это было непростое. Теперь по всем вопросам надо обращаться к нему, полковнику Сажину, а уж он дальше разберется, кому что переадресовать. Обещал также докладывать командующему, впрочем, Сажин был уверен, что Жаворонков сам будет интересоваться делами в его соединении.

В неплохом настроении Северов улетел к себе.

Летчики стали прибывать уже на следующий день, Музыка пока не объявился, он был в командировке на семь суток. Поскольку в полках по три эскадрильи, на должности комэсков и командиров звеньев Олег назначил летчиков из «африканцев». На 7-й ГИАП заместителем Ларионов, начальником штаба Бабочкин. Петра Бринько Олег уговорил стать заместителем командира 8-го ГИАП, но от более высокой должности он отказался категорически, вообще хотел комэском остаться. На полк назначили майора Авдеева Михаила Васильевича, черноморца, Героя Советского Союза, улыбчивого двадцатидевятилетнего мужика с открытым, добродушным лицом и стальным характером. То, что Бринько будет больше летать, чем корпеть над бумагами, обговорили особо: статус лучшего аса стран антигитлеровской коалиции надо поддерживать.

Эскадрильи состояли не из двух звеньев и пары управления, а из четырех, т. е. с учетом пары управления в каждой эскадрилье было восемнадцать самолетов. В полках, с учетом звеньев управления, должно быть по пятьдесят восемь истребителей. Как говорил тезка вкусного торта, некто Наполеон Бонапарт, Бог на стороне больших батальонов.

Штат был укомплектован полностью уже 14 марта, и, хотя Северов в отборе не участвовал, пополнение оказалось неплохим. Командование полков распределило людей по эскадрильям и звеньям, Олег утвердил план учебы. Самолетов пока не было, поэтому налегали на физподготовку и теорию, тренировались пешим по-летному. Рядом с домами личного состава, а жили поэскадрильно, вырос целый спортгородок. Командиры подразделений и сам Северов участвовали в занятиях, поддерживали свою форму. Петрович быстро навел порядок в хозяйстве, повара летали как электровеники (здесь, правда, такого еще не знают), старшина Тарасюк снова был всемогущ. Ташнов тоже трудился не покладая рук, приходилось его даже с некоторыми начинаниями по чистоте притормаживать. Уже через неделю дивизию и аэродром было не узнать. Но были и такие, кто заниматься не хотел, дескать, и так наваляем фашистам поганым. Не хуже некоторых и вообще с крыльями родились. И где вы все были, когда мы кровь проливали, в самолетах горели, на парашютах летали? Сам Северов награды надевал только при необходимости, даже дубликаты Звезд Героя не носил. Эту же манеру переняли и все остальные, так что новички с наградами (и на груди его могучей в пятьсот четырнадцать рядов одна медаль блестела кучей, и та за выслугу годов) с удовольствием гнули пальцы перед летчиками, чьи гимнастерки не несли ничего, кроме гвардейского значка. Задействовать комиссара Олег не стал, просто собрал личный состав, сказав своим, чтобы надели гимнастерки с наградами. Формальным поводом стало объявление приказа о награждении 7-го ГИАП орденом Александра Невского. Верховный решил отметить не только летчиков, но и всю часть в целом. Новички с круглыми от удивления глазами разглядывали иконостасы на груди своих командиров, военно-воздушные понты сразу закончились, но трех человек, которые Олегу особенно не понравились своим поведением и продолжали бухтеть, он отправил в кадры наркомата, а на их место запросил новых. Трое новичков появились через два дня, среди них Олег с удивлением увидел Женю Цыплакова. Из разговора Северов узнал, что Женя был ранен, при выписке из госпиталя случайно узнал о наборе в дивизию, сам явился в кадры и добился перевода. Как удалось сухопутному летчику пробиться в морскую часть, объяснять не стал, сказал просто, что очень хотел. Олег сделал его своим ведомым, так как Владлен согласился принять звено в родной третьей эскадрилье.

Неожиданно появился Музыка – узнал откуда-то, стервец, что будет награждение полка. Прибыл за день до торжественного мероприятия, когда все уже было готово. Вручать орден прилетел тот самый пожилой дивизионный комиссар, которого Северов видел выходящим из кабинета Жаворонкова, гостями были Остряков и Лестев, остальные генералы из командования Брянским фронтом передавали поздравления. Летный состав был построен на укатанном снегу аэродрома, все действия были отрепетированы заранее. После короткой речи дивизионного комиссара и довольно длинной речи Музыки с бесконечными лозунгами и заверениями в преданности делу Ленина-Сталина, продолженной в том же стиле комиссаром Ташновым, к Боевому Знамени полка прикрепили орден. Приятной неожиданностью стало награждение семи летчиков второй Золотой Звездой, счет каждого из них превысил сорок сбитых. Затем состоялось торжественное прохождение, впереди полковой коробки 7-го ГИАП шел дважды Герой Советского Союза гвардии капитан Брянцев, Знамя полка нес Аверин, Денис имел прекрасную строевую выучку, ассистентами шли два лейтенанта, командиры звеньев и новеньких. Дивизионному комиссару все очень понравилось, полк и дивизию он похвалил. Музыка цвел майским цветом, на обеде после церемонии снова говорил речи, приезжий комиссар удивленно поднимал брови, но ничего не сказал. Вечером он улетел обратно в Москву, а утром 19 марта Северову принесли вызов, согласно которому Мимосралович и улетел, разумеется, по очередному важному делу и снова на неделю.

Уже с 16 марта стали прибывать новые самолеты, их перегоняли четыре дня, все это время техники почти без отдыха ползали вокруг них, проверяя все и устраняя найденные недостатки. Самолеты оказались усовершенствованными, мощность двигателя достигла 2000 л. с., что несколько увеличило и без того высокую скорость, наддув позволил поднять потолок и значительно улучшил характеристики на больших высотах. Полеты начались 20 марта, бензина выделили достаточно, сколько Олег и просил, а просил он много. Кроме того, сразу была поставлена задача подготовить перемоторивание всех самолетов и замену расходников после выработки ресурса. Сажин обещал напрячь кого надо, подтвердил готовность к 10 апреля. Он также сообщил, что штурмовики и бомбардировщики вовсю тренируются в Кубинке – заканчивают освоение новой техники – и вскоре прибудут в родную дивизию.

По вечерам, попивая чай в компании командования полков, комэсков, Булочкина и Аверина (иногда заходил и Кузнецов), Северов обсуждал с ними боевые действия в Египте. Что происходило здесь, в СССР, все и так воспринимали очень живо, но тех, кто вернулся из Африки, этот вопрос тоже занимал. Как Олег и предполагал, после громкого успеха участие частей РККА в боевых действиях стало не очень желательным. Британцы сначала хотели использовать советские части как таран, сохраняя при этом свои, но такой расклад генерала Алферьева не устраивал, о чем он прямо заявил Монтгомери. Подкрепления из Европы позволили фон Арниму остановить продвижение союзников в Ливии, хотя о былых наступательных действиях речи уже быть не могло. В Африке вновь установилось шаткое равновесие, хотя было понятно, что англичане соберутся с силами и немцев с итальянцами все-таки домолотят.

Гвардии кот, не обнаружив верного Санчо Пансы в лице, вернее морде, Васисуалия Михайловича, который убыл на новое место службы вместе с Трегубовым, целиком посвятил себя воспитанию Рекса. Собачонок был очень заводным и упорным, но Валера был терпелив, оставляя их вдвоем, можно было не беспокоиться, что щенок куда-нибудь провалится, где-нибудь застрянет, убежит и потеряется. Спали они вместе, в обнимку, ели тоже вместе, отсутствием аппетита никто из них не страдал, Валера регулярно Рекса вылизывал и вообще приводил в порядок. Дел было выше крыши, но вечером, приходя в свою комнатку, Олег брал на руки щенка, кот забирался сам, и они вдвоем старательно выказывали свою любовь к обожаемому хозяину, щедро даря ему уют и помогая отрешиться от груза проблем, забот и мыслей.

Северов несколько раз пытался поговорить с Настей, но она от разговора умело уклонялась, а ходить за ней хвостом у него ни времени, ни желания не было. Девушка отводила глаза, иногда недовольно пыхтела и краснела, но ничего толком не объясняла. Часто она злилась, но солдатом была дисциплинированным, о субординации не забывала, так что откровенного хамства себе не позволяла. Летчика эта ситуация откровенно бесила, но время на рефлексию не оставалось, так что все шло своим чередом.

Музыка в полку бывал редко и надолго не задерживался, но в каждый его приезд происходил разнос Ларионова за непонятные недостатки. Все это тщательно записывал в свою тетрадку Ташнов. Потом командир полка снова убывал по очередному делу, а дел этих было просто невпроворот. Какие-то конференции, сборы и слеты, решение неведомых остальным вопросов. Ну как же, важно говорил Мимосралович, лучший истребительный полк всех времен и народов, надо щедро делиться опытом. Каким он там опытом делился, Музыка тактично не пояснял. На слова Северова, что полк давно уже не лучший и вообще не тот, каким был раньше, майор разводил руками и ссылался на очередную бумагу, призывающую его на важное мероприятие. Странным поведением Музыки Олег поделился с Сажиным, заметив, что такой фрукт ему в делах не помощник. На это полковник, вздохнув, ответил, что у Эммануила целых два дяди в больших чинах – один в инспекции, второй по снабженческой линии, вот они и «светят» его перед начальством, готовят перевод в главк. Сажин рекомендовал не обращать внимания, скоро тот сам уйдет, а волну гнать сейчас не стоит. Тем не менее Северов подал в наркомат рапорт, в котором подробно расписал отсутствие командира 7-го ГИАП в такое страдное время, да еще надавил на Ташнова, чтобы тот тоже его подписал. Было видно, что комиссару очень не хочется этого делать, но так откровенно прикрывать Эммануила ему резона не было. Олег подозревал, что майор наобещал тому средних размеров золотые горы и перевод в Москву, но их рефлексии ему были неинтересны.

Возила Музыку почти всегда Горностаева и почти всегда возвращалась не сразу, а через несколько дней. Сам себе Северов честно признался, что любимую девушку он прокакал. И кому!! Вот и пойми этих женщин! Одной из самых любимых книг Северова в прошлой жизни была трилогия Симонова «Живые и мертвые», «Солдатами не рождаются» и «Последнее лето». Там один из героев говорит о том, что его жена ушла к другому, а он отпустил, потому что обещать не мог, что останется в живых. Олег неожиданно вспомнил об этом, и ему пришла в голову простая мысль, что Настя подумала точно так же. Музыка в бой не пойдет ни за какие коврижки, вот и вся причина. Мужик видный, при орденах, начальственный, расти и дальше будет. И в живых останется. Северов вспомнил Вику и совсем загрустил. Вот тебе и полна грудь орденов! Ордена есть, а надежды на личное счастье пока не видно. В меланхолическом настроении Северов заснул.

С Сажиным Олег связывался регулярно, поэтому знал, что Гризодубова прибудет только в конце месяца. В наркомате понимали, что это значительно усложняет работу, поэтому в штат была введена еще одна должность заместителя командира, а Северов стал первым заместителем. Полковник сказал, что кандидатурой нового зама Олег останется доволен, и больше никаких секретов не раскрыл.

25 марта на аэродроме приземлился «ПС-84», из которого бодренько выпрыгнул подполковник Синицкий, за ним неуклюже выбрался человек в черной флотской шинели и, прихрамывая, направился к штабу. Высокий худощавый краснофлотец нес вещи – чемодан и пару вещмешков. У самого Северова, кстати, остались «африканцы» – ординарец Тимофей Кутькин и водитель Арсений Самарин. Оба попросили взять их с собой, в кадрах не отказали. Автотехники, правда, в полку было немного: старые полуторки и несколько «захаров», но Сажин обещал решить проблему в скором будущем, а пока все оставалось по-прежнему.

Прибывший назвался майором Вологдиным Александром Алексеевичем. Был он морским летчиком, летал на «И-16» на Ленфронте. После ранения с летной работы списан, на должность начальника штаба дивизии согласился, так как перед войной окончил Академию. Все лучше, чем в тыл. Орден Красного Знамени и восемь сбитых, и призрачная надежда вернуться в строй. Среднего роста, тридцать три года, вьющиеся черные волосы коротко подстрижены, небольшие аккуратные усы, как у Северова, резкие черты лица, острый взгляд карих глаз. Олег ввел его в курс дела, тот сразу впрягся в штабную документацию. Стал приходить на вечерние посиделки с чаем. В дивизии ему очень понравилось: и порядок, и организация учебы, и авиационная спасательная служба, даже серьезное отношение к охране объекта. АСС внедрялась в авиачасти, но дело шло довольно медленно, не все авиационные командиры видели в этом большой смысл. Есть «У-2»: если надо, за сбитым летчиком слетает, чего огород городить, есть заботы гораздо важнее. Да и осназ откуда взять, кто их тренировать будет? С интересом Вологдин ознакомился с методичкой по выживанию на вражеской территории, посетил занятия. Как-то признался Олегу, что столько нового и интересного никак не ожидал увидеть.

Синицкий, недавно произведенный в подполковники, был назначен заместителем командира дивизии. Гоша признался, что о назначении попросил сам: служба под началом женщины и бывшего подчиненного его нисколько не смущала.

– С тобой интересно, – заявил он, провожая взглядом сержанта Малинину, летчицу звена связи. – Э… Да… Говорю, техника новая, коллектив хороший… В общем, не подведу!

Вот в этом Северов не сомневался, Синицкий был и истребитель из лучших, и организатор хороший, и командир образованный. Так что Олег остался доволен, теперь дело пойдет!

Учеба продолжалась в прежнем режиме, летали много и не без успеха. После каждого учебного боя подробно разбирали ошибки и возможные варианты действий. Тактическая подготовка летчиков росла на глазах – все-таки все они успели повоевать. Даже у самых «малоопытных» было больше двух десятков боевых вылетов. Им посчастливилось выжить в небе, некоторым даже сбить врага, и теперь выпала возможность вернуться на фронт на новой, гораздо более совершенной технике, наученными побеждать, а не просто выживать в бою.

Валентина Степановна прилетела 30 марта утром, встречали всем кагалом – заместители командира, комиссар, начальник штаба, командиры полков, Булочкин, Аверин и Ногтев. Когда Северов представился, Гризодубова хмыкнула, но ничего не сказала, просто пожала руку, как и всем остальным. Прошли в столовую, там уже ждал завтрак. Командир дивизии решила, по-видимому, что ей устраивают показуху, пытаются произвести впечатление, но опять ничего не сказала, только снова хмыкнула. После завтрака, прошедшего в неторопливой беседе о текущих делах, прошли в штаб, где она принялась изучать документы. Оценив объем проделанной работы, Валентина Степановна рассматривала своего первого заместителя уже с интересом: все оказалось гораздо лучше, чем она себе представляла.

День прошел спокойно, комдив наблюдала за работой, но вмешиваться не стала, а вечером неожиданно вызвала Олега к себе.

– Проходи, садись за стол. Чай будешь?

– Спасибо, не откажусь.

Василиса снабдила Северова баночкой земляничного варенья, пришлось кстати.

– Переживаете небось, что вами баба командует? – спросила Гризодубова, разливая чай.

– Нисколько, – пожал плечами Олег. – Сейчас повода нет, да и дальше, я надеюсь, не будет.

– Вон как? Ну, договаривай.

– Да я все уже сказал. Я здесь со всеми, кроме комиссара, давно знаком, воевали вместе. Доверяю им во всем, они мне. Мы не просто хорошая команда, второй такой нет!

– Да, пожалуй, такого количества Героев и дважды Героев в одном подразделении я еще не видела. Но дело не в этом. Вот ты мне скажи, у нас мужчины и женщины в правах равны?

Северов усмехнулся:

– Да зачем вам это? Феминизм в рамках отдельно взятой войны! Я бы женщин с фронта вообще убрал, да не в моей власти.

– Думаешь, хуже вас воюем?! Лучше! А никакого равноправия нет! Ты хоть одну женщину-генерала видел? Вот я и хочу пример показать, чтобы пошла история другим путем!

– Каким? Что за путь такой? Я и с мужиками ничем никогда не мерялся, а с вами тем более не буду. Я истребитель, мое дело врагов истреблять, а не хвост перед женщинами распускать. И вообще давайте чай пить, варенье очень вкусное, попробуйте.

Гризодубова улыбнулась и подцепила угощенье ложечкой:

– А запах какой! Ягода с грядки с лесной не сравнится. Кстати, а почему вы тут награды не носите?

– Так все друг друга знаем, да и не видно под куртками да регланами.

– Ну да.

На следующий день Валентина Степановна с большим интересом изучала работу авиационной спасательной службы, наблюдала за занятиями, беседовала с летчиками и техниками. Ничего в существующей системе она менять не стала, просто включилась в работу.

В первые дни апреля устроили итоговый экзамен. Давали разные вводные, Северов на пару с Железновым изображали немецких охотников, звено «пешек» из расположенного неподалеку бомбардировочного полка «воевало» за немецких бомберов. Стреляли по конусу, проводили воздушные бои парами и звеньями. Особое внимание уделялось малым и сверхмалым высотам. Вместе с первыми боевыми машинами дивизия получила целых три спарки «УТИ-4» в очень хорошем состоянии, сущее золото по меркам 1943 года. Использовали их по полной для обучения слепым полетам. Погода не всегда благоприятствовала, Северов использовал такие дни для практической отработки действий в сложных метеоусловиях. Наиболее опытные пилоты тренировались в ночном самолетовождении. Так что к концу обучения все пилоты имели допуск к полетам в сложных метеоусловиях, почти половина – к ночным. Этим Северов законно гордился.

Прибыли и ударные подразделения. Командир 10-го ГПБАП майор Аркадий Германович Шелест оказался сослуживцем Василия Ивановича Ракова, начинал еще в Финскую, на этой войне с первого дня, потом ранение, учеба в Военно-морской академии, снова фронт. И остальные бомберы ему под стать, очень хорошо! Командиром винтолетного полка был капитан Виктор Злобин, его автожиры были сведены в две эскадрильи, транспортную и ударную, в каждой по девять машин. Транспортные могли перевозить отделение солдат, ударные несли бомбы, РСы, пулеметы и пушки и были неплохо бронированы.

За пару дней до дня «Ч» объявился Мимосралович, привез с собой целую пачку разных газет. Объединяло их одно: во всех были статьи о том, как гвардии майор Музыка выступает на различных совещаниях и щедро делится богатейшим опытом 7-го ГИАП. На фотографиях он выглядел великолепно, всегда старался повернуться той стороной, где сверкал орден Александра Невского. Сказанул, что это он поддерживал авторитет полка, заботился о том, чтобы ЕГО полк ни в чем не нуждался. Вечером того же дня прибыла целая колонна машин – «Доджи», «Студеры» и один «Виллис», который Музыка примеривался забрать себе, но пришлось отдать командиру дивизии. Оба дня Музыка ходил по аэродрому, присутствовал на полетах, разборах, но ни во что не вмешивался, молча слушал, иногда кивал с важным видом. Вечером 8 апреля неожиданно построил полк, дал положительную оценку уровню его подготовки, но пожурил за недостаточное рвение в освоении новой техники. В общем, дал понять, что все неплохо, но можно и даже нужно было лучше. Красивая позиция и очень удобная. Олега так и подмывало спросить, как товарищ комполка собирается управлять полком в бою, но при подчиненных сдержался. А Музыка уже распустил хвост перед Валентиной Степановной, но впечатление произвел не такое, как рассчитывал.

– Ну и фрукт! – поделилась за ужином комдив. – Как он в вашу компанию попал?

Утром 10 апреля прибыл «ПС-84» с целой делегацией из управления ВВС ВМФ. Дивизия была построена, Северов отдал рапорт, состоялось торжественное прохождение. Комиссия во главе с представительным генерал-майором, назвавшимся Бартновским Дмитрием Филипповичем, начальником штаба ВВС ВМФ, была приятно удивлена, Музыка в числе прочих комполков заслужил первую похвалу. Дальше все пошло как обычно. Проверили документы, планы занятий, посмотрели протоколы принятия внутренних зачетов. В комиссии было несколько командиров из летной инспекции ВВС ВМФ, они экзаменовали летчиков, делали это тщательно и со знанием дела.

В первый же день на ужине, на котором присутствовало, кроме проверяющих, командование дивизии и полков, Олег краем уха услышал, как Музыка жаловался Бартновскому, что руководство заслуженных людей прижимает, давит авторитетом власти, а не властью авторитета. Мол, сил на формирование полка положено много, но будет ли это оценено, он, Музыка, сомневается. Во фрукт!

Три дня дивизию трясли и проверяли, каждый вечер Бартновский подводил итоги. Результаты получались хорошие, генерал остался доволен. Дмитрий Филиппович был очень въедлив, в сути дела прекрасно разбирался, так что оценка вышла объективной. Очень ему понравилась организация службы технических и других вспомогательных подразделений, посмотрев на тренировку АСС, которую специально организовали для проверяющих, пришел в полный восторг. Все время хвалил командиров полков, не персонально, но Музыка ходил именинником. Наконец, по окончании контрольных мероприятий Бартновский дал самую высокую оценку дивизии, объявил благодарность командованию за прекрасную организацию службы и в превосходном настроении убыл в Москву. Вологдин сказал Северову, что такого спектакля он в жизни своей не видел, хотя до войны посещал театры в Москве и Ленинграде. Особенно его восхитило, как Музыка умудрился ловко поставить себя рядом с инспекторами. Представил все так, будто учил работать новичков, заместителя и начштаба, и вот оценивает результат. Да, он определенно не дурак, таких надо тихо убивать в раннем детстве!

Впрочем, небольшую компенсацию удалось получить от Гризодубовой. Она, не особенно стесняясь в выражениях, дала оценку работе командира 7-го ГИАП и предупредила, что любоваться на него не будет, спишет куда-нибудь к такой бабушке, пообещала лично контролировать его действия. Мимосралович посмурнел, но оптимизма не потерял, на что-то надеялся. На его счастье, Валентина Степановна вскоре улетела в Москву, так что второй акт Марлезонского балета оказался отложенным.

На следующий день пришел приказ на перебазирование в район Богучара. Стало ясно, что дивизии предстоит участие в боевых действиях по разгрому южной группировки Вермахта, рвавшейся в 1942 году к Сталинграду и на Кавказ. Места, Олегу известные по службе в 489-м полку. Тот стоял, конечно, километров на двести пятьдесят юго-восточнее, но это не столь принципиально. Северов обговорил все вопросы с Булочкиным, и колонна БАО и батальона охраны ушла в Мценск грузиться, бо́льшую часть пути они проделают по железной дороге. Мимосралович, получив очередной вызов, опять куда-то смылся, похоже, полетел пожинать лавры, и надолго пропал. На обустройство аэродрома предполагалось потратить около недели, штаб ВВС ВМФ обещал решить вопрос о помощи местных товарищей и выделить ненадолго какую-нибудь тыловую часть, помочь со строительной техникой. Северов продолжал заниматься с летчиками, хотя уже не так интенсивно. Наконец, 13 апреля Булочкин доложил о готовности принимать полки. До нового места базирования было немногим более пятисот километров, так что перелетели без промежуточных посадок. Каждую эскадрилью истребителей и штурмовиков лидировал «Ту-2», звено управления шло само. «Дугласы» привезли последних техников. Все, на аэродроме под Мценском не осталось ни одного человека из 1-й ГСАД. Звено связи на своих «У-2» добиралось самостоятельно с промежуточной посадкой.

Аэродром располагался недалеко от берега Дона, но красоты природы Олега пока не трогали, после посадки он разглядел на небольшом холмике РЛС! Подошедший Булочкин, поздоровавшись, перехватил взгляд Северова и подтвердил, что дивизии приданы радиолокационная рота и рота радиоразведки. Шикарно живем!

Северов направился в штаб 2-й воздушной армии, дивизия поступала в прямое подчинение ее командования как отдельное подразделение, необходимо было представиться и получить задачи.

Олег вылетел парой с Женей, на всякий случай надел гимнастерку с наградами. Командующий армией генерал-майор Степан Акимович Красовский принял Северова сразу. Вместе с ним в кабинете находились бригадный комиссар Сергей Николаевич Ромазанов и начальник штаба армии полковник Петр Игнатьевич Брайко, видимо, только закончили что-то обсуждать. Олег не настолько подробно помнил историю войны, чтобы знать боевой путь всех частей и подразделений, но, насколько ему было известно, Юго-Западный фронт пережил два формирования. Так что и воздушные армии в его составе были разные. Но поскольку в этой истории прорыва к Сталинграду не случилось, то и переформирования фронта не было, отсюда и дальнейшие несовпадения с той историей. Вот только маршала Тимошенко Сталин все-таки с должности снял, сейчас фронтом командовал генерал армии Николай Федорович Ватутин. Никакого Воронежского фронта образовано, за ненадобностью, не было.

– Товарищ генерал-майор! Первый заместитель командира 1-й гвардейской смешанной авиадивизии ВВС ВМФ гвардии подполковник Северов. Представляюсь по прибытии в ваше распоряжение.

Все трое недоуменно уставились на Олега, наконец Красовский нарушил затянувшееся молчание:

– Кхм, подполковник, а что за смешанная дивизия? Их же расформировали все, разве нет?

Северов объяснил, что его полки оснащены новейшей техникой и сведены в одно соединение. После наведения генералом справок в штабе фронта стало понятно, что с соблюдением секретности немного переборщили и до него информацию просто не успели довести.

Посмотрев документы, Красовский стал расспрашивать про автожиры и «Хадсоны», Северов пояснил:

– Да, про АСС мы слышали, вот только в нашей воздушной армии ее работа толком не налажена, ни осназа, ни соответствующей техники нет.

– Так, еще вопрос: опыт работы с радиоулавливателем самолетов имеете или будете на ходу учиться? И вообще, с чего вдруг такую штуку дивизии придали?

– Опыт имеем, работаем давно, обученные штурманы наведения и планшетисты есть, техника работает нормально. Рота радиоразведки укомплектована по штату, переводчики опытные.

– Бойко отвечаешь! А что за должность такая, первый заместитель? И где командир?

Пришлось объяснить. Командование армии подивилось обилию Героев и дважды Героев и выразило надежду на грядущие успехи.

– Чудо-юдо ты какое-то, подполковник! Ладно, подходи ближе, сейчас тебя Петр Игнатьевич в курс дела введет.

Из штаба армии Северов вышел уже затемно, но ночевать не стал, полетел в дивизию. За себя он не беспокоился, а вот Женя допуска к полетам в ночное время еще не имел. Но Олег был рядом, их вел радар, так что дошли и сели нормально.

А утром 16 апреля состоялись первые вылеты на воздушную разведку. Вечером, когда Олег с Александром Алексеевичем уже завершили работу, дежурный привел с собой фельдъегеря с пакетом. Отправителем числился ни много ни мало начальник Генштаба генерал Василевский. Олег проверил печати, расписался в получении. В пакете оказалось письмо с информацией о том, что летающий радар успешно завершил испытания, прибытие техники в его распоряжение ожидается 20 апреля! Предписывалось подготовить все для базирования самолета. По мнению Северова, такой самолет надо бы держать подальше от линии фронта, на уровне аэродромов бомбардировочной, а может быть, и дальней авиации, но с кем тут спорить-то? Проблемой было то, что зенитных средств аэродром не имел совсем, все старания на этот счет результатов пока не дали. Пришлось связываться с Сажиным, объяснять ситуацию. Штаб ВВС ВМФ отреагировал оперативно. Уже 19 апреля на аэродром прибыли две батареи 37 мм спарок по шесть установок каждая, три батареи 12,7 мм счетверенок такого же состава и батарея 85 мм орудий тоже на шесть стволов, серьезно! Всю оставшуюся часть дня и всю ночь возились с установкой зениток и устройством капониров. На дворе уже не зима, но еще не лето, песок в мешки брали на берегу Дона, потом возили на аэродром машинами и подводами, привлекая местных жителей. Работал также целый батальон расположенного по соседству стрелкового полка из армейского резерва. Полная луна позволяла работать без дополнительной подсветки. Успели.

Вечером 20 апреля появился монстр в сопровождении двух звеньев «Яков». Летающий радар зашел на посадку, а «Яки», покачав крыльями, ушли обратно. Снег давно растаял, но почва, естественно еще до конца не просохла, летали только благодаря металлическому настилу, который Булочкин не только сохранил, но и разжился еще – запас карман не тянет. Вот и пригодилось, запас у Петровича оказался тройной! С помощью трактора четырехмоторный самолет закатили в подготовленный для него капонир, Булочкин занялся размещением прибывших летчиков, а Олег переговорил с командиром экипажа.

Капитан Румянцев, как и весь его экипаж, ранее служил в АДД, самолет осваивал сразу после команды испытателей. Машина была подготовлена в КБ Андрея Николаевича Туполева и для серийного выпуска не предназначалась. Изучили некоторые иностранные разработки, английские и американские, добавили собственный опыт постройки тяжелых самолетов. В СССР стратегическими бомбардировщиками решено было не заниматься, в известной Олегу истории это привело к копированию «Б-29» под названием «Ту-4» и игре в догонялки после войны. В этот раз руководство страны решение изменило, прилетевший монстр под названием «Ту-4РЛ» (!) не был похож ни на один из известных Северову четырехмоторных гигантов, но был красив, как красивы все хорошо летающие самолеты. Антенна располагалась под фюзеляжем, поэтому огневых точек было только две – спаренные «Б-20» в корме под килем и вверху за кабиной пилотов. Но Румянцев сказал, что это «оружие последнего шанса». Вибрация при стрельбе неблагоприятно сказывалась на работе РЛС. Румянцев также поведал, что после отработки основных вопросов применения летающих радаров последует переход на новую элементную базу, гораздо менее чувствительную к вибрациям и более компактную. Дальность обнаружения самолетов составляла, в зависимости от погодных условий, до двухсот пятидесяти километров, при этом координаты цели можно было определять на расстоянии до ста восьмидесяти – двухсот, очень неплохо! С экипажем из семи человек и шестью операторами самолет мог находиться в воздухе до двенадцати часов и висеть на высоте до десяти тысяч метров, кабина наддувалась и отапливалась. Сейчас заканчивают приемо-сдаточные испытания еще две такие же машины, они образуют отдельную эскадрилью. То есть сменяя друг друга, эти самолеты смогут висеть в воздухе круглосуточно. А чтобы Северов не скучал, через полчаса после посадки «тушки» прилетел фельдъегерь, привез еще одно письмо от Василевского. В дивизии организовывался еще один полк, пока двухэскадрильного состава, на вооружении его будут ночные перехватчики «Пе-5МР». Все имеют РЛС «Гнейс-УМ» с дальностью обнаружения самолета около десяти километров и корабля – около тридцати километров. Ну да, дивизия-то морская, даром что стоит посреди суши! А еще на самолетах имеется тепловизионный прицел, правда, прицеливаться из него никуда нельзя, но когда РЛС выходит на минимальную дистанцию, показать направление на самолет противника он может. Кстати, и наземная РЛС, новейшая РУС-3, и самолетные имеют систему распознавания «свой-чужой», все самолеты полка оборудовали ответчиками. Значит, теперь предстояло помимо, так сказать, основной работы заняться еще и отработкой действий ночных истребителей. Занимайтесь, товарищ подполковник! А самолетов в дивизии скоро корпус потянет! Эх, где наша не пропадала…

«Пешки» пришли 23 апреля, только успели приготовить капониры, опять припахали всю округу, солдаты стрелкового полка армейского резерва летунов, наверное, уже в три этажа матерят. Тыл называется – хуже, чем на передовой, даже поспать толком не дают!

Командир полка майор Рощин представился Олегу сразу, как только вылез из самолета. Знал, к кому летит, потому что никого ни о чем не спросил, просто подошел и козырнул. Майор и его ребята оказались довольно молодые и уже тертые. Принимали участие в обороне Москвы, опыт использования РЛС и ночных полетов имеют очень приличный. Но Олег насчитал тридцать девять «пешек» на приземлении, откуда одна лишняя?

– А это ваша, командир! Ее перегоночный экипаж привел! – расплылся в улыбке Рощин. – Товарищ Жуков, когда новую технику смотрел, сказал, что вы в стороне от такого дела не останетесь, приказал приготовить еще один самолет. Угадал?

– Угадал!

Еще одна новость. Булочкин теперь не командир БАО, а начальник особой авиабазы, Аверин – командир батальона специального назначения при особой авиабазе. Штат расширили прилично, поступает новая техника. Наконец-то пришли БТРы. Обалдеть! Вот Музыка охренеет, когда появится.

Но охренение Музыки, видимо, состоится не скоро. Пришла весть, что он задерживается в Москве. Поскорее бы уже должность освободил, раз не работает! Чтобы усугубить процесс, Северов написал еще один рапорт о его художествах и отправил в наркомат. А вот прибывший Красовский, посмотрев на все хозяйство, почесал затылок и сказал:

– Слушай, подполковник! Тут не пойми что творится! Мне из Ставки указание пришло. Вы теперь мне не подчиняетесь, только непосредственно Ставке. Я с вами свои действия просто согласовываю, то есть, попросту говоря, приказать уже не могу, могу только попросить. Во как!

– Степан Акимович, нам делить нечего. Дивизия все равно действует в интересах фронта, с кем же нам еще задачи согласовывать! Нужна постоянная надежная связь с вашим штабом, кроме того, вот новые заявки на топливо и боеприпасы, нас теперь еще больше, на трех площадках базируемся! А с остальным разберемся по ходу дела.

Красовский пробыл целый день, лазал по технике, разговаривал с летчиками и техническими специалистами: с Синицким, Вологдиным, Кузнецовым и Булочкиным. Вечером поужинал, похвалил организацию питания и собрался обратно. Прилетел он не на штабном «ПС-84», а на «Яке». Уже стоя у самолета, сказал:

– Мне у вас очень понравилось, порядок во всем. И новинка на новинке. Но чувствуется, ситуацией ты владеешь. И очень жаль, что дивизия не в моей армии, а то Булочкина я бы забрал. В общем, если что нужно будет, сразу обращайся. До свидания.

Залез в истребитель и улетел в другой полк, уже свой.

Немцы копили силы, ждали, когда просохнет земля, чтобы начать активные действия. Наши тоже копили силы, замысел был великий – отсечь всю южную группу немецких, итальянских и прочих войск, проделав грандиозную дыру размером почти с половину Украины. Так сказать, операция по мотивам Большого Сатурна. Задействовались войска Юго-Западного, Южного и Северо-Кавказского фронтов. Руководил маршал Жуков. Проводилась масштабная операция по дезинформации противника, что стратегическое наступление будет проводиться на центральном и северном участках фронта. Концентрацию войск в полосе Юго-Западного фронта удавалось пока скрывать. А выжидало наше командование благоприятного момента, который должен наступить, когда немецкое командование не просто возобновит наступление на Нижнюю Волгу и Кавказ, но и увязнет в заранее подготовленных полосах обороны.

28 апреля Олег впервые взлетел на «Пе-5МР». Это была новая цельнометаллическая машина, разработанная на базе «Пе-3», вернее, являвшаяся его глубокой переработкой с учетом выявленных недостатков и опыта эксплуатации. Аппарат понравился, хотя ощущения были непривычные, все-таки на подобных двухмоторных машинах Северов не летал. Истребитель показался тяжеловат в управлении, но это после «По-3», разумеется. Вооружение из НС-37 и двух ВЯ стояло под брюхом самолета и имело пламегасители, поэтому при стрельбе ночью слепить пилота сильно было не должно, хотя шторки, конечно, были. Боезапас был весьма значительный, полторы сотни снарядов у 37 мм пушки и по триста пятьдесят у ВЯ. Штурман-оператор имел турель с УБТ. Новые двигатели мощностью 1750 л. с. были не только мощные, но легкие и высотные, скорость самолета достигала 630 км/ч, потолок – 12 500 м, дальность полета – 2450 км, гораздо более совершенные навигационные приборы, двухместная гермокабина с наддувом и отоплением. Штурманом наведения стал лейтенант Александр Ларин, ранее летавший на «Пе-2», он с энтузиазмом взялся за освоение нового оборудования, а опыт работы с «Пегматитом», полученный после временного запрета на полеты из-за ранения, позволил ему достаточно быстро разобраться и с «Гнейсом».

29 апреля новый подарок – добавилось транспортное звено, четыре новеньких «С-47». Как пояснила сопроводиловка, чтобы не тратить время на поиск возможности доставить необходимые грузы. Действительно, практически постоянно приходилось что-то привозить, хозяйство было большое. Эти же самолеты привезли семнадцать новых мотоциклов, десять трофейных BMW R75 и семь Harley-Davidson WLA 42, на них стали ездить бойцы батальона охраны, «Харлеи» взяли себе Булочкин и Северов. Теперь по делам в хорошую погоду они предпочитали разъезжать на мотоциклах.

Вместе с транспортниками прилетела Гризодубова, новые машины ей очень понравились. Валентина Степановна была выдающейся летчицей, поэтому очень быстро освоила «Хадсон» и теперь с удовольствием сделала несколько вылетов на нем за сбитыми пилотами. Командовать боевой работой ударных и истребительных подразделений она пока не пыталась, присматривалась, поэтому Северов распоряжался сам, поясняя ей свои действия. По тому, как комдив ходила вокруг «Ту-2», Олег понял, что она собирается освоить и этот самолет, но здесь все было не так просто. Удары с пикирования требовали гораздо большего времени для обучения, чем бомбометание с горизонтального полета. Но если водить в бой ударные самолеты комдив еще может себе позволить, то вместо управления соединением заниматься эвакуацией – нет. Обо всем этом и выговорил Северов Валентине Степановне, когда представился случай: вечером и наедине. Та сначала вскинулась, даже рот открыла, потом подошла к окну и стала молча в него смотреть. Созерцание начальственной спины Олегу быстро наскучило.

– Обижаться не надо, ничего особенного я не сказал.

– Да прав ты, – глухо ответила женщина. – Только на КП сидеть, глазами хлопать, тоже не хочется.

Возразить на это было нечего, и Северов сменил тему: его интересовали поставки запчастей, имеющиеся запасы которых подходили к критической отметке. Гризодубова пообещала вопрос решить.

Освоившись днем с новым тяжелым истребителем, в ночь с 9 на 10 мая Олег и Саша взлетели в свой первый ночной поиск. Активность немецкой авиации днем была довольно высокой, истребители 7-го и 8-го полков постоянно вылетали на прикрытие бомбардировщиков и штурмовиков, которые работали по передвигающимся к участку наступления войскам, складам и базам снабжения, железнодорожным узлам. Немцы уже неделю долбили оборону Северо-Кавказского фронта, и небезуспешно. Переправившись через Дон, они покатили в сторону Ворошиловска и Буденновска, одновременно ударом вдоль реки скатывали нашу оборону в рулон. С задержкой в неделю последовала серия ударов на Харьковской дуге, которая, за неимением Курской дуги, ее заменяла. Гитлер предельно выкачал войска из Европы, нажал на сателлитов и попытался устроить коллапс обороны на южном фасе Восточного фронта. Генеральштеблеры были категорически против двух стратегических операций, но вмешалась, как всегда, политика. Кроме того, сделав довольно длительную паузу в активных действия и милитаризовав экономику в гораздо большей степени, чем в известной Олегу истории, фюреру удалось насытить войска новой техникой гораздо раньше и в гораздо большей степени. На предложение сначала срезать харьковскую бородавку, а уже потом развернуть войска на юг Адольф Алоизович пустился в рассуждения о подавляющем превосходстве сумрачного германского гения над славянскими поделками. Испытания новых танков на трофейных «Т-34» ранних выпусков показали их значительное превосходство, а попытки обратить внимание на фронтовые испытания русскими новых образцов бронетехники отклика в душе фюрера германской нации не нашли. Та же история и с авиатехникой: новые модификации «Ме-109» и «ФВ-190» существенно превосходили «Як-1» и особенно «ЛаГГ-3». Наличие «ЛаГГ-5», «Як-1б» и «По-3» в расчет особенно не принималось ввиду их незначительного количества. Незначительность объяснялась довольно просто: их придерживали и направляли в гвардейские полки, которые берегли для решительных действий. А некоторые свидетельства типа использования русскими в Африке новой бронетехники с существенно лучшими характеристиками объявлялись просто бреднями со страху.

Глава 2

К удару немцев готовились, но сила его все равно была велика. Северо-Кавказский и Южный фронты пока не могли остановить прорыв. Впрочем, Жуков не больно и пытался. Раскрывать карты было еще рано: немцы должны втянуться. Это было, наверное, несправедливо по отношению к тем, кого они сейчас утюжили своими танками в калмыцких степях, перемешивали с землей артиллерией в верховьях Северского Донца, это были огромные жертвы, но если их не принести, дальнейшие жертвы будут еще больше. Военное искусство вообще не терпит мягкотелости и, на первый взгляд, чуждо гуманизму, но когда твою Родину топчет враг, когда война ведется не до победного конца, а на полное уничтожение, то подлинное военное искусство заключается в умении принести меньшую жертву на алтарь Победы. Меньшую, но не малую, ибо на большой войне малых жертв не бывает. А стремление сохранить своих людей за счет других, таких же своих, но тебе не подчиняющихся, – это не гуманизм, не человеколюбие и не воинское искусство, это иначе называется. Как-то вечером в усталом мозгу Георгия Константиновича родилась мысль: а ведь упрекнут его после войны за эти жертвы, прошлые, нынешние, будущие, война не завтра кончится. Эх, раз не рассказывал никому, не печалился, как тяжело некоторые решения давались, как уснуть не мог, все думал, можно ли сделать так, чтобы людей меньше погибло, значит, все равно было? Обзовут как-нибудь, мясником, например. А уж после смерти… Интересно, много ли найдется тех, кто в защиту скажет? Впрочем, раз после смерти, то ему уже все равно будет. Потом Жуков почему-то вспомнил Северова и подумал: вот этот точно молчать не будет.

А Северов в это время летел на высоте шесть тысяч метров под огромным звездным небом. Его нынешним современникам космос казался чем-то бесконечно далеким, почти абстрактным, да и не до космоса им сейчас. А вот Олегу казалось, что он не плывет в безбрежном пятом океане, а уже вышел в космическое пространство и держит путь куда-нибудь в созвездие Гончих Псов. Голос оператора летающего радара вернул его в реальность. Направление на цель, дистанция, высота.

Сблизились на расстояние работы собственного радара, подобрались еще ближе, вот появилось пятно на тепловизионном прицеле, но он дистанцию не дает даже примерно. Опыт ночных полетов у Северова был приличный и поддерживался регулярно, а вот опыт ночных атак «на глазок» отсутствовал. В результате не рассчитал скорость и проскочил мимо, чуть не врезался. Разница в 50–70 км/ч невелика, когда ты далеко, а когда расходишься буквально в нескольких метрах… Хорошо, что в последний момент успел отдать штурвал от себя. Ларин всадил в двухмоторный самолет короткую очередь из своего пулемета, вся она пришлась на кабину. Сбить довольно большой самолет несколькими попаданиями удается редко, но Саша поразил пилота и штурмана, вражеская машина, заваливаясь на крыло, заскользила к земле. В эту ночь в небе было не очень оживленно, и больше никого встретить не удалось. Проведя в воздухе более четырех часов, Северов посадил «пешку» на своем аэродроме, когда небо уже начало светлеть.

Часов до 9 можно было поспать, что Олег с удовольствием и сделал. Если понадобится, его разбудят, а пока с управлением вполне справлялись Синицкий и Вологдин. Штаб дивизии был увеличен по штату очень значительно, это позволяло обходиться без перегрузки работников. У Вологдина было несколько помощников, как оперативных, так и по направлениям деятельности. Одним из них оказался Пампушкин! Стас Пампушкин тоже был ранен, это случилось во время налета на аэродром. Ранение оказалось не очень серьезным, но лечиться пришлось довольно долго: рана заживала плохо. После выписки из госпиталя Станислав случайно увидел Владлена Железнова, немного поговорили. После этого Пампушкин настойчиво обивал пороги наркоматов, но так же, как и Цыплаков, умудрился перевестись в 1-ю ГСАД. Он с рвением включился в работу штаба и понравился Вологдину своей усидчивостью и аккуратностью. А заслужить похвалу Александра Алексеевича было нелегко: он тоже избавился от нескольких работников, которые своей ленью или глупостью и нежеланием учиться не соответствовали его весьма высоким требованиям. Надо сказать, что желающих служить в дивизии было достаточно, так что найти замену летчику, технику или штабному было просто. О ней шла добрая слава как о подразделении, где служить престижно и интересно, где заслуживших не обделяют наградами, где командование хорошо заботится о личном составе. В холодное время Булочкин и Кузнецов делали все, чтобы ремонтные работы проводились в как можно более комфортных условиях. Мастерские отапливались, у союзников были заказаны быстровозводимые ангары для проведения работ, которые также отапливались и в которых можно было разместить сравнительно небольшие истребители. Практически постоянно топилась баня, по крайней мере, всегда был приличный запас теплой воды, за этим строго следили. А уж о питании просто ходили легенды, Булочкин проявлял чудеса смекалки и изворотливости. В летнее время и в начале осени он везде, где служил, организовывал выходы свободного личного состава в лес, где собирали грибы и ягоды, которые потом сушили, а грузди и рыжики солили. На аэродроме под Мценском у Петровича было небольшое стадо коров, коз и овец. Их хозяйственный командир БАО подобрал еще во время отступления, когда немцы разбомбили колонну, в которой перегоняли скотину. Людей, умеющих обращаться со скотиной, в БАО хватало: многие парни и девушки были деревенскими. К тому же Булочкин взял несколько нестроевых пожилых солдат, которым можно было доверить такие работы. Олег Петрович умудрился заготовить сена и других кормов, аналогичным способом завел птицу. При аэродроме было целое подсобное хозяйство, зато у личного состава появился ощутимый приварок. Со всем этим прекрасно управлялся старшина Тарасюк, Булочкин не раз говорил, что того можно смело ставить председателем колхоза, справится отлично. Всю живность хозяйственный Петрович умудрился перетащить на новое место, а сейчас Тарасюк и Булочкин очень жалели, что не придется заводить здесь огород, поскольку до сбора урожая они тут вряд ли останутся. А земля была для огорода очень хорошая. Олег потом не раз был свидетелем, как люди с гордостью говорили, что они из седьмого гвардейского полка или первой гвардейской дивизии, и с благодарностью вспоминали своих командиров.

К началу мая новая живность Северова подросла: Рекс превратился в небольшого песика с короткой плотной черной шерстью и небольшими рыжими подпалинами. Ему было месяцев пять, он еще немного вытянется, но очевидно, что будет сантиметров около сорока в холке, не больше. Все думали, что это обычная дворняжка, но Олег в этом сомневался по двум причинам. Во-первых, у Рекса был купирован хвост. Зачем обрезать хвост беспородной собаке? Во-вторых, этот щенок был куплен или кем-то подарен Роммелю. Фельдмаршал не тот человек, который будет держать дворнягу. Рекс рос очень активным псом, много бегал по утрам вместе с летчиками, а потом и сам. Без устали играл с Валерой, и тот через некоторое время вынужден был спасаться от неуемного товарища на деревьях или других высоких местах. Когда у Рекса начали резаться зубы, Олег опасался, что тот погрызет ему сапоги или портупею, испортит еще что-нибудь: реглан или кожаную куртку. Но регулярно вручаемые щенку кости и твердое воспитание, а также присмотр кота позволяли пока обходиться без имущественных потерь. Еще у него прорезалась страсть лазать во всякие щели, ходы и трубы, а также стремление охранять хозяйские вещи. Если Северов снимал свою куртку или планшет и сажал рядом Рекса, никто другой к этой вещи уже прикоснуться не мог. При этом он оставался достаточно дружелюбным к другим людям, по крайней мере к тем, кого знал, а знал он многих. Но только если был не «на службе»! Когда не охранял вещи, то любил поиграть со свободными от полетов летчиками, побегать, принести палку. Но если кто-то проявлял излишнюю фамильярность, мог и цапнуть. А кусался он сильно, Олег сделал ему из резины от старых покрышек своеобразные эспандеры, которыми Рекс с удовольствием тренировал свои челюсти. К тому же у него проявилась способность к хватке. Он мог сомкнуть челюсти и повиснуть на чем- или ком-нибудь. Если это была какая-то чужая более-менее крупная живность, то, вцепившись в холку, мог, перебирая челюстями и не ослабляя при этом хватки, перебрать до горла. Вот тут-то Северова и осенило. В детстве один из знакомых деда увлекался охотой. Держать дома гончую или лайку человек не хотел и однажды привез то ли из Чехословакии, то ли из Венгрии, то ли из Германии ягдтерьера. Так вот собакен был очень на него похож! Насколько Олег помнил, породу вывели в Германии перед войной. Теперь все встало на свои места – Рекс никакая не дворняга, а породистый (а какой же еще может быть у фельдмаршала) ягдтерьер!

С приездом Синицкого у живности появился новый приятель, ведь Гоша взял с собой Степашку. Его знакомство с котом началось с того, что Валера настучал Степе по морде лапой, не выпуская, впрочем, когтей. Породистый дворянин был псом веселым и неконфликтным, так что права качать не стал, Рекса трепать не пытался, и вскоре все трое уже бегали вместе. В большинстве случаев разыгрывался сценарий «охота на снежного барса» с Валерой в роли добычи, но иногда собаки гоняли и настоящих зверьков.

Сейчас кот где-то пропадал, а Рекс был на месте. Северов улегся на кровать, щенок тут же заскочил и пристроился у хозяина под мышкой, уткнувшись носом в шею, – это было его любимое место. Под уютное сопение летчик уснул. Когда Северов проснулся, ягдтерьера рядом уже не было. Выйдя из дома, Олег пошел на стоянку самолетов, откуда раздавались веселый смех и урчанье Рекса. Антон Соколов играл со щенком, но, видимо, переборщил: теперь тот висел у него на рукаве летного комбинезона.

– Что, додразнился?

– Очень он у тебя едкий, командир, как дуст! – засмеялся Антон и помахал рукой – Рекс висел качественно, прикрыв от удовольствия глаза. – Отцепи, а то он со мной полетит.

Пришлось отцеплять. Вернувшийся после своих похождений по окрестностям Валера в это время сидел неподалеку и внимательно следил за происходящим, опекал собачьего «вьюношу».

Дивизия продолжала боевую работу. Пары и звенья истребителей вели охоту по наводке радара, целыми эскадрильями вылетали на прикрытие своих позиций и перехват формаций вражеских бомбардировщиков, вели воздушную разведку, прикрывали самолеты бомбардировочного и штурмового полков, ударные машины утюжили позиции и ближние тылы немцев. Обстановка четко отображалась на планшете, ее давали наземный и воздушный радары и посты ВНОС. Имеющиеся радиолокационные станции были еще несовершенными, их работа зависела от погоды и еще многих факторов, они плохо видели низколетящие самолеты. Немцы, имеющие хорошую радиотехническую промышленность, тоже не сидели сложа руки, пытались ставить помехи, вести радиоэлектронную борьбу. Но Олег в ней понимал намного больше, поскольку имел опыт и знания последующих шестидесяти лет, хотя и не являлся инженером-радиоэлектронщиком. При встрече с Бергом еще в 1941 году он сумел намекнуть на кое-какие идеи в этом направлении, как бы случайно поговорив с инженерами, отвечающими за радиооборудование в специальной Комиссии по перевооружению РККА. Сделал это, как всегда, ненавязчиво, в основном путем наводящих вопросов. Но стержневые радиолампы начали появляться и использоваться в устройствах военного назначения, Берг намекал на какой-то прорыв в области полупроводников. Ну да, то, что Северов учил в средней школе на физике, сейчас еще не должно было быть изобретено, пришлось чуть-чуть помочь. Однофамилец инженера Аксель Иванович Берг был прекрасным ученым-радиотехником и все новые идеи схватывал на лету. Да и общение с ленинградскими товарищами должно приносить свои плоды.

И вот результат: в дивизии добавилось звено из шести самолетов радиоэлектронной борьбы. Первоначально предполагалось разместить аппаратуру на «ТБ-7» или «ПС-84», но благодаря применению новейших ламп удалось сделать достаточно компактные устройства, которые прекрасно разместились на «Ту-2». Эти самолеты, «Ту-2РБ», и стояли на вооружении звена. Видимо, радиооборудование летающих радаров тоже собираются перевести на новые лампы – об этом и говорил раньше Румянцев. Впрочем, вроде бы часть элементов пока была импортной, организовать новое производство нелегко даже в мирное время, а сейчас и подавно.

В штабе Олег ознакомился с обстановкой. Ситуация складывалась интересная. Дивизия уже плотно мешала немцам и их союзникам жить. Использование радиолокаторов позволяло быстро концентрировать силы на нужном участке, информация оперативно доводилась до командования воздушной армии, на КП постоянно сидел один или несколько работников штаба армии, командиры авиадивизий. Красовский обязал и командиров авиаполков посетить 1-ю ГСАД, посмотреть на ее работу. Как только намечалось сосредоточение вражеской авиации, Красовский тут же реагировал, наращивал силы. Попытки пробомбить аэродромы неизменно проваливались, подобраться к ним скрытно немцам не удавалось ни днем, ни ночью. Попытка задействовать диверсантов также провалилась, пройти незамеченными через систему секретов Аверина у немцев не получилось.

Между тем стали дотягиваться и до Северо-Кавказского фронта. Кстати, выделять цель на фоне земли советские ученые научились намного раньше и лучше своих иностранных коллег. Поэтому летающий радар с хорошим прикрытием и на большой высоте находился над линией фронта, что позволяло отслеживать перемещения вражеской авиации вплоть до Ростова-на-Дону. Наличие истребителей с дальностью полета в тысячу километров позволяло эту авиацию основательно трепать.

Еще одним направлением ночной деятельности стало блокирование аэродромов противника. «Пе-5МР» обладал достаточной дальностью, чтобы достичь вражеских авиабаз и находиться около них достаточно длительное время. Самым простым было пристроиться к садящемуся или взлетающему самолету и сбить его. Гансы пытались ставить помехи радарам, работали своими ночными истребителями, но на всякую немецкую хитрость находился русский хитровыгнутый лом. Частоты бортовых РЛС истребителя, «Ту-4РЛ» и наземного РУС-3 были разными, поставить помехи всему сразу у немцев не получалось. А наши «Ту-2РБ» основательно осложняли работу вражеских радиотехнических устройств. Стали не просто сбивать вражеские самолеты, а засыпать их аэродромы мелкими осколочными бомбами и даже минами. В общем, пакостили как могли. В результате активность вражеской авиации в ночное время также ощутимо снизилась. Вражеские пилоты боялись подниматься в воздух даже ночью, даже в сложных метеоусловиях.

Северов теперь летал больше ночью, чем днем, хотя и одномоторный истребитель не забывал. Если ночью приходилось действовать в одиночку, то в дневное время Олег сначала больше внимания уделял управлению подразделением, чем круговерти с истребителями противника. Но, убедившись, что комэски и командиры звеньев сами вполне способны управлять своими подразделениями в бою при любом изменении обстановки, а не просто вести их за собой, Северов стал поручать комэскам управление работой полков, а командирам звеньев – работой эскадрилий, надо было дать возможность людям расти дальше. Сам в это время с Цыплаковым исполнял роль верхнего прикрытия, вмешиваясь в бой, когда кому-то грозила опасность. Но время от времени приходилось ввязываться в драку: если немцы подтягивали крупные силы, орлы Красовского не всегда успевали быстро прибыть на разборку.

Завоевание господства в воздухе не преминуло сказаться и на наземной обстановке. Через десять дней после начала наступления немцы и их сателлиты основательно увязли в обороне Северо-Кавказского и Южного фронтов, Жуков обрушил на их левый фланг мощный удар, отсекая всю группу армий «А», одновременно он начал избиение группы армий «Б», увязших на Харьковской дуге.

Ставка гитлеровцев на более совершенную технику не оправдалась. Новые противотанковые пушки калибром 57, 85 и 100 мм, танки «Т-34М» с длинноствольными 76 мм орудиями, противотанковые САУ, широкое использование пехотой гранатометов, завоеванное «По-3», «Як-1б» и «ЛаГГ-5» господство в воздухе, самоходная артиллерия, маневр силами благодаря механизации стрелковых подразделений, применение инженерной техники и многое другое не позволили немцам захватить инициативу в начавшихся масштабных сражениях. Вместо Курской дуги в этой истории случилась Харьковская дуга, и ее результаты для немецкого командования намечались гораздо более печальными.

К исходу второй декады мая Северов, анализируя обстановку и данные последних воздушных боев, сказал Синицкому и Вологдину:

– Товарищи командиры, а нет ли у вас ощущения, что наша дивизия первую волну вражеского наступления выдержала? Оперативная пауза, которую мы сейчас имеем, очень скоро кончится, все завертится по новой и, боюсь, с гораздо большей силой, но она возникла из-за того, что мы сточили то, что они имели.

Начальник штаба и заместитель с этим выводом согласились. Потери в полках были минимальными, у 2-й воздушной армии они были гораздо более серьезными, но об утрате боеспособности речь не шла.

Между тем командир 7-го ГИАП получил-таки вожделенную должность в Москве, в инспекции ВВС ВМФ. Сам артист Больших и Малых театров Эммануил Мирославович Музыка гастролировал со своими номерами по всему фронту. Сначала он находился в штабе 2-й воздушной, «совершенствовал взаимодействие». Потом ехал на КП армии, корпуса или дивизии и делал вид, что контролирует работу авиации. Его «виллис» был с радиостанцией, поэтому выходил в эфир и слал требования в стиле «обеспечить прикрытие», «немедленно уничтожить» или «трамваю принять вправо и остановиться». Апофигеем этой комедии стал приезд товарища Музыки в родную дивизию вечером 20 мая. Поздоровавшись с командованием соединения, майор ушел с Ташновым и что-то обсуждал до глубокой ночи, а около полудня 21 мая в полку появился генерал-майор Бартновский со свитой, который вручил Музыке орден Кутузова 3-й степени «за старое». Такой же награды был удостоен и 7-й полк. Весь вечер в дивизии прошел под общим вопросом «что это было?», но особенно рефлексировать по этому поводу было некогда, ночные полеты никто не отменял. Зато теперь спокойно был решен вопрос о назначении Ларионова командиром 7-го ГИАП, а Брянцева его замом.

Впрочем, новоиспеченный полководец без приключений не остался. Майор поздно вечером принялся скрестись в дверь небольшого домика, где жила Валентина Степановна. Олег шел к себе за экипировкой, ему предстоял ночной вылет, когда он заметил Музыку за этим занятием. Северов был далек от мысли, что этот орел заинтересует Гризодубову как мужчина, поэтому с удовольствием шуганул ловеласа. Приложения колена под зад, к сожалению, не состоялось, майор скрылся быстрее, зато дверь открылась, оттуда выскочила Валентина Степановна в куртке, надетой прямо на ночную рубашку, и с размаху звезданула Северова в ухо. Вернее, попыталась, поскольку Олег голову убрал и удар пришелся по двери.

– Ай! Что ж ты делаешь, паразит! Ой!

Увидев своего первого зама, она сначала опешила, потом разглядела поспешно удаляющегося Мимосраловича и засмеялась.

– Ну, спасибо, Олег. Извини, чуть не прибила, рука у меня тяжелая!

– Не больно?

Женщина поморщилась:

– Больно, конечно. Об угол стукнулась.

– Давайте посмотрю.

– Да ладно, иди, сама разберусь.

Было безоблачно, и в свете полной луны Северов заметил на ее руке кровь.

– Перевязать надо.

– Да иди уже, без тебя справлюсь.

Не успел Олег повернуться, как за спиной Валентины Степановны появился Бринько:

– Я помогу.

– Так, – насупилась комдив, – заходи давай.

В свете керосиновой лампы Петр перевязывал ей руку, а Северов с улыбкой наблюдал за этой сценой.

– Осуждаешь? – Гризодубова искоса поглядывала на Олега.

– Нисколько! – честно ответил подполковник. – Вы люди взрослые, сами разберетесь. Не мое это дело. И трепаться об этом никому не дам. Но ты, Петя, не вздумай Мимосраловичу морду бить! Если он язык вытянет, я с ним сам управлюсь. Спокойной ночи.

Когда Северов вышел, женщина задумчиво посмотрела ему вслед.

– Странный он.

– Чего странного? – удивился Бринько. – Я его с сорок первого знаю, под Ленинградом воевали. Знаешь, Валя, про некоторых говорят «летчик от Бога». А если еще лучше, то как сказать? Вот он такой и есть, а еще командир отличный. Мне под его началом ходить нисколько не обидно, хоть я и старше его.

– Да я не только об этом. Ты, Петя, извини, но не поймешь, наверное. Для этого бабой надо быть, а ты мужик, настоящий, сильный. Он ведет себя как человек, которому лет сорок, а то и больше. В себе уверен, много чего как будто наперед ведает. Думаешь, не знаю, как его все без меня зовут? Командир.

Гризодубова села на кровать, усмехнулась печально.

– Муж, Виктор, сейчас 832-м ИАП командует, от матери моей попреки слышал. Мол, жена Герой Советского Союза, а ты кто? Ты вот дважды Герой и третью Звезду скоро получишь. Самый лучший летчик Советского Союза. Никто моими успехами тыкать не будет.

Летчик сел рядом.

– Валюша, ты о чем?

Женщина ткнулась лицом ему в плечо.

– Извини, несу невесть что. Мне тоже иногда хочется просто бабой побыть. С таким, как ты, это легко.

Поскольку майор Музыка появился в дивизии в качестве представителя наркомата, то уже на следующий день он принялся совать везде свой нос. Потеревшись немного на КП, важно покивал на распоряжения Северова и отправился на летное поле, где принялся наблюдать за работами по подготовке самолетов к вылетам, временами давая ценные советы. Возникшая при этом легкая суета была погашена Булочкиным, который, пока совершенно не в курсе нового высокого статуса Эммануила Мирославовича, послал его на хер и прогнал от самолетов. Ничуть не смущенный Музыка отошел на край поля, заложил руки за спину и принялся с важным видом там прохаживаться.

Живность все-таки что-то чувствует на своем подсознательном уровне. По отношению к Музыке Олег никакой внешней агрессии не позволял, хотя иногда очень хотелось. Но Рекс и Валера невзлюбили его сразу всеми фибрами своих щенячье-котячьих душ. Впрочем, взаимно. Ягд пристраивался тяпнуть майора за ногу или за руку, но Северов не давал ему это сделать, а бегать по аэродрому в присутствии Музыки он ему не разрешал. На этот раз Эммануил обнаружил щенка, что-то увлеченно вынюхивающего у куста, скорее всего мышь, тихонько подошел к нему и уже занес ногу для хорошего пинка, но рядом очень вовремя оказался старшина Тарасюк. Михаил Степанович прекрасно понял, что собирается сделать майор, и тоже как бы случайно оказался рядом. Когда тот замахнулся, Тарасюк подставил ногу, и Музыка чуть не улетел в кусты. Но в старшине погибал не только председатель колхоза-миллионера, но и великий артист! Он бережно поймал Музыку за локоток:

– Товарищ майор, разве можно этак скакать! Расшибиться же недолго!

При этом смотрел так преданно и туповато, что Мимосралович не нашел чего сказать и, тихо матерясь, удалился. Но в душе преданного друга Рекса, гвардии кота Валерия Матроскина, видевшего все это безобразие, родился протест. Сшибать лапой фуражку с головы майора он посчитал недостаточным и просто нагадил ночью Музыке в сапог. А на следующий день повторил. Ситуацию усугубил все тот же Тарасюк, который глубокомысленно заметил, что если кот повадится куда гадить, то это надолго. Буянить Музыка побоялся, он зеленел от злости и вынашивал план ужасной мести, а Валера, видя, что майор спрятал сапоги, навалил ему в фуражку. Фуражку майор вытребовал себе новую, а Олегу пришлось провести с котом работу и убедить его, что месть вполне состоялась.

С гораздо бо́льшим удовольствием, чем появление Музыки, личный состав воспринял приезд артистов. Олег с удовольствием посмотрел бы концерт, но у него был запланирован очередной ночной вылет, и отказываться от него Северов счел неудобным. Если он не полетит, то надо посылать кого-то другого, но тогда тот экипаж будет лишен заслуженной небольшой радости. Саша Ларин со своим командиром согласился.

Артистов встречали Гризодубова и Булочкин как командир авиабазы. Гостям показали базу (в пределах разумного, конечно), накормили ужином, за это время подготовили место для проведения концерта. Решили провести его в свободном ангаре, самом большом из имеющихся. Весь день явно собирался дождь и после ужина он наконец начался, причем усиливался. Тем не менее в 20:30 в воздух ушел летающий радар, Северов на КП разобрался с обстановкой и в 23:00 поднял свою «пешку» в воздух, несмотря на посыпавшийся мелкий дождь. Артистов, большинство которых были женщинами, оставили ночевать, но спать они еще не легли. Вологдин стоял под навесом у здания штаба, рядом стояла одна из певиц, молодая симпатичная женщина лет двадцати пяти. Она находилась под впечатлением от увиденного: ради гостей хозяева надели свои награды, так что зал выглядел внушительно.

– Товарищ майор, неужели в такую погоду кто-то летает? – изумилась певица. – Ночь, дождь!

– Летают те, у кого метеоминимум позволяет. А это наш командир взлетел.

– Булочкин? Я же совсем недавно его видела!

– Олег Петрович – командир авиабазы, а взлетел первый заместитель командира дивизии.

Самолет изрядно поболтало, пока Олег не поднялся выше облаков. За последние дни радары несколько раз фиксировали пролеты немецких самолетов на большой высоте. Это были дальние разведчики, которые пытались вскрыть перемещение стратегических резервов. По данным разведки, немцы могли испытывать аппаратуру, позволяющую фиксировать объекты, имеющие температуру выше температуры окружающей среды. Если это так, то имелся шанс зафиксировать, например, ночное перемещение танковых подразделений и выявить места их сосредоточения. Характеристики аппаратуры не были известны пока даже приблизительно, так что перехват таких разведчиков был важной задачей. В идеале хотелось бы принудить его к посадке на нашей территории или хотя бы взять в плен членов экипажа. Пока пролеты случались достаточно далеко для перехвата самолетами полка. Информацию передавали в штаб 2-й воздушной армии, но результата не было. В конце весны 1943 года «МиГи» стали большой редкостью, на южных фронтах не оставалось ни одного, а имеющиеся машины не обладали необходимой высотностью, да и ночных летчиков не только в линейных, но даже в гвардейских полках почти не было. Основным шансом был перехват на Пе-5МР. Просечь систему в полетах разведчиков пока не удавалось, может, ее там и не было, поэтому экипаж решил положиться на удачу.

Северов и Ларин висели на высоте одиннадцати километров уже час. Летающий радар фиксировал немногочисленные полеты немцев с довольно удаленных аэродромов на запад, но вот пришло сообщение о приближении к линии фронта объекта на высоте десять тысяч, и высота продолжала увеличиваться. Получив данные о параметрах цели, «пешка» легла курсом на перехват. Немцы тоже использовали радиолокаторы, поэтому могли зафиксировать перехватчика и предупредить экипаж своего разведчика. Шел дождь, что снижало эффективность работы радара, но Северов не стал надеяться только на погоду, поднял «Ту-2РБ» и приказал определить каналы, на которых общается ганс. На немецких самолетах начали ставить устройства предупреждения об облучении радаром с задней полусферы, но, по данным разведки, работали они не очень хорошо, наша аппаратура была совершеннее. Перехватчик вышел на цель, когда разведчик углубился за линию фронта более чем на четыреста километров и, по-видимому, собирался поворачивать обратно. Летающий радар вывел на цель довольно точно, и когда Олег уже хотел включить бортовую аппаратуру, тепловизионный прицел зафиксировал объект почти прямо по курсу. Гансы забрались уже на высоту чуть более двенадцати тысяч, маневрировать приходилось очень осторожно, чтобы не осыпаться вниз. Северов хотел попытаться повредить вражеский самолет одной очередью и принудить его к посадке. Неизвестно, может ли немец уйти еще выше, по некоторым данным, его потолок достигал четырнадцати и даже пятнадцати километров, как для Junkers Ju 86R, так и для Henschel Hs.130a, хотя, судя по скорости, это был последний. «Пешка» шла чуть ниже, поэтому на фоне земли была незаметна, да и обзор назад у немца был никакой. На фоне звездного неба вражеский самолет неплохо выделялся, поэтому Олег, уравняв скорости, осторожно к нему подобрался и короткой очередью из 23 мм пушек сделал дыру в крыле. Немец заскользил вниз, Северов пошел за ним, одновременно выходя в эфир на канале, которым обычно пользуются вражеские бомбардировщики. Немец сохранял радиомолчание весь полет, поэтому Олег решил связываться на частотах, которые они чаще всего использовали. Ганс пока не отвечал, но с «Ту-2РБ» передали, на какой частоте тот стал передавать, что на него напали и он пытается уйти.

– Эй, Ганс! – очередь поверх кабины. – Не ори так, я тебя только слегка повредил!

– Пошел ты!

Очередь впритирку к кабине.

– Будешь хамить, сделаю дыру в кабине! Включи аэронавигационные огни, если хочешь жить! За линию фронта я тебя не пущу, придется прыгать, а когда вас поймают, то замордуют в НКВД. Думай быстрее, мне эта возня надоела.

Немного страшилок еще никому не вредило. Еще одна очередь из всего оружия сразу – и немец включил огни. До Москвы оставалось около пятисот километров, здесь была только небольшая облачность, и Олег решил идти к столице, чтобы сразу доставить трофей куда надо, топлива у него должно было хватить. Немец попался спокойный, вменяемый, не фанатик. Сказал, что его зовут Конрад и что он обер-лейтенант, а второго члена экипажа зовут Вальтер. Просил не отдавать его НКВД, Северов обещал, что замолвит словечко, но они должны вести себя разумно. Тем временем Ларин связался с дежурным зоны ПВО Москвы, объяснил ситуацию, Северову пришлось отвлечься от общения с немцем, назвать себя и разъяснить, что будет со всеми, кто его сейчас слышит, если они начнут тупить. Наконец ему дали курс на один из подмосковных аэродромов, куда они и посадили свою добычу и сели сами. Олег, как и обещал, разъяснил приехавшим сотрудникам разведки ситуацию, а немцам еще раз посоветовал вести себя разумно. Немецкий самолет сразу откатили на угол летного поля и взяли под усиленную охрану. Дальше началась обычная мутотень: взяли подписку о неразглашении, попытались вести пространные беседы за сохранение государственной тайны и нудно стращать карами за ее разглашение, потом помогли Олегу и Саше устроиться на ночлег. Неплохо поспав несколько часов и позавтракав, экипаж на заправленном самолете вылетел обратно.

Вернувшегося Северова ждала очередная новость: Гризодубова вновь уехала в Москву. Олега это нисколько не удивляло, мемуары Голованова он неплохо помнил, но помнил и то, что она возглавляла Антифашистский комитет советских женщин и входила в состав комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. Помнил он и о ее роли в судьбе Королева, о почти пяти тысячах человек, восстановленных в правах при ее непосредственном участии. А здесь она была явно не на месте и ощущала это. Северов подумал, что Валентина Степановна может решать вопрос о своем переводе – промелькнула такая мысль у нее в одном разговоре, но он, по понятным причинам, переспрашивать ничего не стал.

А еще через день немцы подтянули резервы, и битва на Харьковской дуге разгорелась с новой силой. Противник не стал долбить советскую многослойную оборону на участке Донецк – Мариуполь – Таганрог, а усилил давление на южный фланг Харьковской дуги с одновременным ударом с противоположной стороны. На что рассчитывало руководство Третьего Рейха, понять было трудно. Даже если бы все сложилось для них удачно, то ничего, кроме затягивания неизбежного исхода, это бы не принесло. Ни о какой победе в войне речи быть не могло, но на что-то рассчитывали! И обреченностью это было еще не назвать. С другой стороны, а если бы нам в конце сорок первого сказали: все, ребята, сопротивление бесполезно, почему же вы не сдаетесь, – куда бы мы их послали? Во всем этом была какая-то бессмысленность, но, видимо, тот, кто платил и заказывал музыку, еще не был доволен результатом, а может, ситуация у заказчиков тоже вышла из-под контроля.

В это время немцы в котле сидели довольно тихо. Северо-Кавказский фронт был ликвидирован, Южный – переформирован. Южным фронтом командовал маршал Буденный. Его задача заключалась в укреплении обороны на достигнутых позициях на случай, если немцы найдут силы на попытку деблокады и подготовку к наступлению на юге Украины. Наступление должно было начаться после того, как завершится грандиозная битва на Харьковской дуге, которая по своим масштабам была не меньше, чем известная Северову битва на Курской дуге. Остальные части вошли во вновь сформированный Донской фронт, который объединял все силы, что образовывали кольцо вокруг окруженной вражеской группировки. Командовал им Малиновский, пока еще генерал-полковник. В Ставке прошло обсуждение дальнейших действий, предусматривающее два варианта развития событий: активные действия по уничтожению окруженного врага либо блокирование и выжидание, пока не сдадутся сами. Дальняя авиация по наводке фронтовой разведки уничтожила значительные запасы их топлива и боеприпасов, так что долго воевать окруженным было нечем. Да и толщина кольца была уже очень приличной – около ста километров в самой «тонкой» части. Так что окруженная группировка сидела тихо, ожидая помощи извне и обещанного снабжения по воздуху.

2-я воздушная армия понесла значительные потери, но сохранила свою боеспособность, была частично пополнена и переброшена северо-западнее для действий на южном фланге дуги. Красовский расположил свой КП неподалеку от аэродромов, где находилась 1-я ГСАД. Ее решили не перебрасывать, поскольку, с одной стороны, она вполне дотягивалась до района наиболее активных действий, с другой стороны, действовала на коммуникациях снабжения окруженной группировки. Немцам было не так кисло – все-таки не зима, но мысль, что лучшее ПВО – это свои танки на аэродромах противника, Буденному понравилась. Он быстро организовал конно-механизированные группы, которые пустил в глубокие вражеские тылы, благо сил для затыкания дыр на южном фланге своего фронта у немцев пока практически не было. Эти мобильные соединения, пользуясь тем, что немцы держались только в опорных пунктах, зачастую достаточно удаленных друг от друга, просачивались глубоко во вражеский тыл и своими действиями с удовольствием поддерживали страшилки о нашествии орд Чингисхана на цивилизованную Европу. Это не могло не осложнить жизнь Люфтваффе, ведь буденновцы не только нападали на аэродромы, но и уничтожали склады с горючим и боеприпасами. Тем не менее за счет ограбления более северных участков фронта, максимального напряжения собственной промышленности и промышленности стран-сателлитов и оккупированной Европы немцам удалось сконцентрировать значительные силы, в том числе авиационные. И это не было простым увеличением количества самолетов, новые модификации «Ме-109» и «ФВ-190» и прибывшие с других участков фронта эксперты Люфтваффе сильно осложнили жизнь нашим ВВС. Разведка докладывала об итальянских, румынских, венгерских и словацких летчиках, летавших на немецких самолетах в составе национальных авиаполков. В воздухе была настоящая мясорубка, потери обеих сторон значительно возросли. Немецкое командование использовало РЛС гораздо менее эффективно: оно располагало несколькими радарами «Вюрцбург» на железнодорожных платформах, а также менее мощными радарами с аналогичным названием, но другой модификации, то есть попробовало развернуть «небесный полог». Проблема для них заключалась в том, что система не была предназначена для работы днем, в рамках массированного использования авиации противником. К тому же благодаря «послезнанию» Северова были известны некоторые характеристики немецких радаров. Советские же системы были более совершенными, наличие наземных РЛС и самолетов ДРЛО позволяло нашему командованию более эффективно распределять силы и средства, а наличие самолетов радиоэлектронной борьбы – значительно снижать и без того не очень высокую эффективность «небесного полога». В прежней истории действия немецких ночных истребителей были направлены в первую очередь против бомбардировщиков авиации дальнего действия, а также против легких ночных бомбардировщиков «У-2» и «Р-5», хотя здесь имелись сложности из-за их малой высоты и скорости полета. Тогда немцы не реализовали планы развертывания двух эскадр ночных истребителей – NJG100 и NJG200, однако, по данным разведки, на этот раз Третий Рейх это сделал.

Поскольку информация стекалась в первую очередь на КП 1-й ГСАД, штабы воздушных армий расположились неподалеку, в дополнение ко 2-й ВА на данном участке фронта действовали 16-я и 17-я армии. Генерал-полковник Сергей Игнатьевич Руденко и генерал-лейтенант Владимир Александрович Судец получили четкие указания от командующего ВВС РККА и сразу же прибыли в дивизию для изучения ее работы. Оба генерала были прекрасными организаторами и имели значительный опыт руководства большими авиаподразделениями, поэтому быстро схватили суть и развернули объединенный командный центр. Булочкин поставил новый быстровозводимый ангар, где и разместился центр. Вся информация о воздушной обстановке на более чем пятисоткилометровом участке фронта стекалась сюда, а севернее, между Белгородом и Новым Осколом, был установлен еще один РУС-3. Использование «Ту-4РЛ» в дополнение к этим радиолокаторам, а также развернутая сеть постов ВНОС и наличие авианаводчиков на линии боевого соприкосновения позволяли достаточно хорошо контролировать воздушную обстановку и координировать авиаудары по войскам противника. В действия дивизии никто из командующих не вмешивался, если им требовалась поддержка, такие вопросы решали быстро и без какого-либо взаимного неудовольствия. Наличие высшего полководческого ордена на груди заместителя комдива, прямое подчинение управлению ВВС ВМФ и внимание Верховного к действиям 1-й ГСАД заставляли командующих армиями быть осторожными, даже если они были чем-то недовольны. Впрочем, ни Северов, ни командармы к выяснению отношений не стремились, были людьми разумными и ответственными, поэтому всегда находили компромиссные решения, напряженности во взаимоотношениях, несмотря на значительную разницу в званиях, не возникало. А многие вещи им просто очень нравились, и они направляли своих подчиненных для изучения опыта. Что касается летного состава, то уже было решено провести конференцию по обмену опытом после того, как закончатся активные действия на этом участке фронта.

26 мая в полк неожиданно заехал Буденный. Семен Михайлович был вызван в Москву и решил по пути заехать в штаб дивизии, который стал командным центром сразу трех воздушных армий. Семен Михайлович был уверен, что Сталин спросит его и об этом тоже. Экипаж его «ПС-84» сразу стал любезничать с девушками из аэродромного персонала, а маршал в сопровождении Северова прошел в ангар и стал наблюдать за работой командного центра. Проведя внутри около часа, вышел на улицу и присел на лавочку под деревьями. Свита почтительно стояла в сторонке, Семен Михайлович что-то обдумывал, иногда качал головой каким-то своим мыслям. Когда Олег вышел из центра, Буденный знаком подозвал его к себе и усадил рядом, но разговор начинать не спешил. Потом вдруг сказал:

– Посмотрел я, как твои работают. М-да-а… Умственная штука! – Потом снова помолчал и продолжил: – Вот мне уже шестьдесят, а я себя стариком не чувствую. Сила есть, да и бабами еще интересуюсь! – маршал усмехнулся. – Но вот сейчас вдруг старым себя почувствовал! Да нет, не то чтобы старым – устаревшим. Раньше проще воевали… М-да-а… Иосиф Виссарионович не зря себя молодыми генералами окружил. Тем, кто эту войну заканчивать будет, сейчас лет сорок – сорок пять. И я теперь понимаю почему.

Маршал вздохнул. Дед Северова с Буденным на войне и после сталкивался и в своих рассказах всегда отзывался о нем с уважением. Когда Олег учился в военном училище и еще раньше, когда занимался с дедом, сражения Великой Отечественной войны разбирались весьма подробно. Основная мысль разборов действий Буденного сводилась к простым вещам. Во-первых, никто лучше него не справился бы. Во-вторых, он не принял ни одного ошибочного решения, из всех предложенных ему вариантов он всегда выбирал если не лучший, то по крайней мере приемлемый. В-третьих, отстранение его от командования было ошибочным и несправедливым. И то, что в этой истории Буденный оставался на своем месте, Северова только радовало. Поэтому Олег постарался осторожно дать понять старому маршалу, что причин для расстройства нет.

– Товарищ маршал, Семен Михайлович! Да вам и не надо в этом всем разбираться, для этого мы есть. Вот скажите честно, сейчас, когда все прошлые действия можно со всех сторон рассмотреть, вы многое сделали бы иначе? Уверен, что нет. Значит, не было никаких ошибок, значит, и решения вы принимали правильные и своевременные. Ваши конно-механизированные группы именно здесь наиболее эффективны. Если армия будет располагать достаточным уровнем механизации, что изменится для высокомобильных соединений? Принципиально – ничего!

Маршал, любивший лошадей, снова вздохнул, но потом, еще помолчав, подкрутил усы.

– А ведь прав ты, Олег! Но и правде в глаза надо посмотреть. Эта война последняя, которую я в строю прохожу. Надеюсь, что после такой войнищи мир надолго установится, а я на покой пойду. Буду лошадей разводить… М-да-а…

Похвалив принесенный обед, маршал улетел в Москву, а Северов окунулся обратно в ворох проблем, разбираться с которыми было, конечно, довольно утомительно, но интересно. Олег в прошлой жизни окончил Академию, но именно сейчас можно было в полной мере применять полученные тогда знания. Да и летную работу забрасывать было нельзя.

Сам Северов теперь летал не каждую ночь, приходилось довольно напряженно работать и днем, зато почти каждый вылет оказывался удачным, причем наибольшее внимание Олег и Саша уделяли не транспортным самолетам и бомбардировщикам, а ночным истребителям противника. Имея более совершенное оборудование и все увеличивающийся опыт, они стали просто терроризировать немногочисленные пока ночные подразделения врага. Полк «пешек» также про них не забывал, за что его летчикам была отдельная благодарность от орлов генерал-полковника Голованова, которые страдали от действий ночных истребителей Люфтваффе больше всех. Хотя надо признать, что потери от их действий были вовсе не катастрофическими: в прошлой истории за всю войну на всем Восточном фронте ночными истребителями противника было сбито немногим более пятисот самолетов. Здесь они действовали гораздо более активно, их было больше, но и противостояли им на этом участке фронта настоящие специалисты своего дела, к тому же имеющие на вооружении более совершенную технику. Все ночные летчики имели уже по нескольку побед, хотя далеко не все они были над истребителями, ведь создание сложностей для снабжения окруженной группировки никто не отменял.

Посчастливилось Олегу встретиться в небе и с экспертами Люфтваффе, впрочем, ему всегда на них везло. По имеющимся данным, одним из тех, кого Северов сбил в Северной Африке, был Антон Хафнер, имевший к тому времени более восьмидесяти побед, но узнал он об этом, уже когда вернулся в СССР.

28 мая Северов вылетел вместе с двумя звеньями второй эскадрильи на перехват трех девяток «Ю-87», собиравшихся, судя по всему, отработать по нашим позициям в районе Балаклеи. Собственно, десять истребителей 7-го ГИАП шли для подстраховки действий двух эскадрилий «Яков» 866-го ИАП. Немцы стали увлекаться подходом на малой высоте, чтобы скрыться от радаров противника, вовремя среагировать на такие действия удавалось не всегда. К тому же иногда качество вражеского истребительного прикрытия оказывалось очень высоким, и помощь была нелишней. Так оказалось и в этот раз, оба звена «По-3» вскоре посыпались вниз, «Якам» явно требовалась помощь. Оставшиеся на высоте Северов и Цыплаков заметили две пары «Мессеров», которые подкрались на малой высоте и сейчас быстро поднимались, явно собираясь атаковать два «Яка», вырвавшиеся из круговерти воздушного боя и устремившиеся наконец к своей главной цели – бомбардировщикам. Команды Северова по радио никакого эффекта не дали, его явно не слышали. Немцы успели быстрее: прежде чем пара Северов – Цыплаков приблизилась на расстояние открытия огня, оба самолета, загоревшись, устремились к земле. Сразу же удалось сбить один из вражеских истребителей, но оставшиеся три «Мессера» проявили недюжинную прыть, и когда Женька немного запоздал с маневром, ведущий первой пары подловил его и всадил очередь рядом с кабиной. «По-3» закувыркался к земле, но в последний момент выровнялся и направился к линии фронта. Попытки вызвать Женю не удались, по-видимому, рация была разбита. Сейчас главной задачей стало не дать гансам его добить, и это Северову удалось. Все три «Мессера» принялись за Олега, чего он, собственно, и добивался, успел лишь передать приказ кому-нибудь выйти из боя и прикрыть Цыплакова, а также дежурному экипажу АСС быть готовым подхватить Женю, если тот не дотянет до аэродрома, он, вероятно, ранен.

Свалка завертелась серьезная, немцы были настоящими мастерами, их было трое против одного, но Северова такой расклад не пугал. Он был из-за Женьки в холодном бешенстве, состоянии, когда противник, если ему не удалось тебя убить, очень сильно жалеет, что вообще с этим связался. Как это обычно у него бывало в таких случаях, произошло замедление времени, когда мозг и тело начинают работать с гораздо большей скоростью. Сумасшедшие перегрузки, с которыми маневрировал Олег, немцев сильно впечатлили, они были не против выйти из боя, но такого шанса подполковник им пока не давал. Они могли просто разойтись в разные стороны, но Северов вцепился в того, кого считал здесь самым умелым и опасным, а остальные, видимо, просто не могли его бросить. Короткие экономные очереди советского истребителя все-таки достигали своей цели, повреждения у худых накапливались. В «По-3» тоже было несколько попаданий, прогрохотало по обшивке изрядно, но каких-то последствий Олег пока не заметил. Бой тем временем переместился совсем близко к линии фронта, но «лаптежники» до нее не дошли. Несколько советских истребителей, вырвавшись из общей свалки, все-таки добрались до них и сбили по паре машин в каждой девятке, остальные освободились от бомб (частично на головы своих войск) и повернули обратно. А Северов, пользуясь преимуществом в скороподъемности своего самолета, оторвался от двух «Мессеров», прикрывающих эксперта, сманеврировал с большой перегрузкой и, когда немец еще до конца не пришел в себя и был уверен, что после такого виража русский тоже плохо соображает, всадил в него трехпушечную очередь. Два оставшихся худых тут же порскнули в стороны и ушли в глубь своей территории, а сбитый ганс воспользовался парашютом. Он был жив, Северов отстрелил его самолету хвост. Хотя он покинул машину за линией фронта, ветер уверенно нес его в расположение советских войск.

Когда Олег вернулся на свой аэродром, то не сразу выбрался из самолета, напряжение во время боя было огромным, немцы были очень сильными летчиками, особенно тот, сбитый. Но прежде чем Михалыч помог выбраться из кабины, Северов спросил про Цыплакова. Старшина сообщил, что тот посадил свой истребитель на нашей территории, туда уже вылетел экипаж АСС на «Хадсоне» с врачом и фельдшером. На базе была очень приличная медслужба, Карену Барсегяну в помощь прислали еще двух врачей, трех опытных фельдшеров, пять медсестер и столько же санитарок. Теперь это был целый небольшой госпиталь. Олег с помощью Новоселова вылез из самолета, немного посидел у колеса и отправился на КП.

Женька оказался жив, но тяжело ранен. Ему оказали первую помощь, привезли на базу, где Карен его прооперировал. Доктор сказал, что лечиться оставит летчика здесь, теперь созданы все условия, так что нечего раненых куда-то возить.

Вскоре Олег также узнал, что сбитого летчика наши пехотинцы взяли. Им оказался эксперт Люфтваффе майор Герман Граф, кавалер Рыцарского креста Железного Креста с Дубовыми Листьями, Мечами и Бриллиантами и Немецкого креста в золоте (в просторечии «яичница Гитлера» или «партийный значок для близоруких»), имевший более двухсот побед.

Немца привезли на следующий день, он очень просил показать ему летчика, который его сбил. При этом держался Граф со спокойным достоинством, так что командование фронтом не видело в его просьбе большой проблемы, было решено отправить его в Москву на «С-47» транспортного звена. Граф был удивлен, когда увидел молодого человека в возрасте немногим более двадцати лет. Северов разговаривать с ним не стал, но не потому, что презирал, он как раз помнил, что в его истории Герман Граф стал активным участником антифашистского движения среди военнопленных, а из-за большой занятости. Но успел шепнуть Мише Ногтеву, на которого возложили сопровождение немца в Москву, чтобы тот присмотрелся к нему на предмет дальнейшего сотрудничества, поскольку Граф имел большой вес как эксперт Люфтваффе и при правильном подходе его позиция может стать серьезным козырем после войны. А Миша, в свою очередь, утешил расстроенного майора, сказав, что гвардии подполковник Северов – один из самых результативных летчиков не только советских ВВС, но и всех стран антигитлеровской коалиции, а его награды по значимости не уступают наградам самого Графа. Немца это, видимо, несколько успокоило. Рекс вышел посмотреть на возникшую небольшую суету и с интересом рассматривал пленного. Миша знал, что ягдтерьер отличается довольно злобным характером, и не хотел, чтобы пленный предстал перед руководством в пожеванном виде, поэтому погрозил ему пальцем и стал отправлять к хозяину.

– Скажите, господин майор, откуда у вас эта собака? Это же ягдтерьер! – Графу не стали объяснять, что старший лейтенант ГБ приравнивается к армейскому майору, да и систему званий военно-политического состава тоже, так что обращался он к Мише как к человеку с двумя шпалами в петлицах.

– Это собака командира, который вас сбил. Да, это ягдтерьер. Подполковник захватил его, когда лично взял в плен фельдмаршала Роммеля.

Немецкий летчик был сильно удивлен.

– Но ведь фельдмаршал был взят в плен в Африке, его захватило какое-то английское спецподразделение!

– У вас в корне неверная информация, господин майор! В Африке работала наша особая миссия наркомата обороны, подполковник Северов был заместителем командира авиационной дивизии. Он сбил самолет Роммеля и захватил фельдмаршала в плен.

Граф некоторое время размышлял, а потом вдруг спросил:

– Скажите, господин майор, я смогу встретиться с фельдмаршалом? Для меня это очень важно.

– Я не могу вам этого обещать, но вы можете спросить об этом мое руководство.

Пленного покормили обедом, и «С-47» увез его в Москву. А после обеда в дивизию из наркомата ВМФ пришла информация, что принято решение наградить Северова и Ларина орденами Красной Звезды за приведенный в Москву вражеский высотный разведчик. Никакой тепловизионной аппаратуры на «Хеншеле» не было, но его высотные моторы и прекрасная фотоаппаратура представляли большой интерес.

30 мая маршал Жуков посчитал, что противник достаточно глубоко увяз в наших оборонительных позициях, и нанес целую серию мощных ударов. Началось стратегическое наступление Красной Армии – Полтавская и Донбасская наступательные операции на южном фасе Харьковской дуги и Курская наступательная операция на ее северном фасе. Началась также Брянская стратегическая наступательная операция. Последние две операции, Курская и Брянская, проводились с участием Брянского фронта. Курскую операцию фронт проводил собственными силами, Ставка решила, что Петровский справится без привлечения дополнительных резервов, поскольку командованием фронта было сформировано два ударно-штурмовых корпуса, механизация войск была самой высокой в Красной Армии. Процент новой техники в войсках также был наибольший, да и выучка личного состава была очень хорошей. Это отмечали все порученцы, которые приезжали с инспекциями. Выпускники Брянского университета сдавали свой первый серьезный экзамен. Брянская операция проводилась силами Центрального и Брянского фронтов, причем главную роль играл Центральный фронт.

Противник пытался, сконцентрировав силы, наносить мощные бомбоштурмовые удары по наступающим войскам, но ВВС РККА надежно контролировали воздушную обстановку. Уже с 3 июня активность вражеской авиации начала снижаться, господство в воздухе было достигнуто.

Дивизия работала с полной отдачей, ночные истребители нанесли тяжелый ущерб ночникам Люфтваффе и эффективно препятствовали снабжению окруженной группировки. Но интенсивная боевая работа сопровождалась не только значительным количеством сбитых вражеских самолетов, но и потерей собственных. Полк «пешек» потерял пять машин. Две из них были потеряны из-за столкновений с вражескими самолетами, это произошло, когда еще не был накоплен опыт использования техники. Из экипажей выжил один человек, штурман второго самолета смог воспользоваться парашютом. Один самолет стал жертвой зенитного огня. Еще одну «пешку» потеряли от огня вражеского стрелка, который в последний момент что-то заметил и выпустил очередь из своей турели прямо в кабину истребителя. Последний самолет был потерян в воздушном бою с одномоторным истребителем, попав в прожекторное поле. Всего из десяти человек экипажей этих машин в живых осталось четверо.

Эскадрильи «По-3» также понесли потери: в воздушных боях было сбито одиннадцать машин, три пилота погибли, два тяжело и три легко ранены. Северов отдал категорический приказ покидать поврежденные машины и не пытаться их спасти. Самолет будет сделан новый, главное – сохранить жизнь пилоту. Авиационная спасательная служба вывезла из вражеского тыла четырех своих летчиков и более тридцати пилотов других частей.

Но и урон, нанесенный дивизией, оказался значительным. «Пешками» сбито тридцать два ночных истребителя противника и пятьдесят пять транспортных самолетов. Летчиками «По-3» уничтожено сто сорок семь вражеских машин. Общий счет Северова достиг восьмидесяти восьми, из них тринадцать было сбито на «Пе-5МР» в ночных полетах. А Петр Бринько имел уже девяносто девять сбитых!

Глава 3

Самолеты звеньев связи полков довольно интенсивно использовались для передачи различных сообщений наступающим частям, так как радиосвязь иногда утрачивалась. 10 июня к Олегу сразу после завтрака подошел мрачный Вологдин:

– Слушай, командир, тут вот какое дело. Горностаеву арестовали.

– Где и за что?

– Она везла в 148-й танковый полк срочный приказ на изменение направления удара, просто оказалась под рукой у начальства. Разведка вскрыла впереди замаскированные противотанковые позиции, а связь, как всегда, не сработала. Вернулась, доложила, что приказ передан, а полк напоролся на засаду и понес значительные потери. Командир полка сказал, что приказ не получал. Ее, естественно, арестовали, это было еще вчера. Нам сообщили только сейчас. Там еще какая-то непонятная история, самолет тоже потерян.

– Вот что, надо мне туда лететь. Что-то здесь не так! Не могла Настя соврать, если бы не передала приказ, прямо бы и сказала.

– Командир, во-первых, туда Музыка вылетел. Во-вторых… Ты только… Сядь вот сюда… Там целая комиссия работает, а тут им такой подарок. Как они на это реагируют, сам знаешь…

Северов несколько секунд переваривал информацию, потом медленно сказал:

– Что еще за комиссия? Хотя какая разница. Я все-таки полечу, я должен.

– Ты уверен, что глупостей не наделаешь?

– Нет. Если что, дивизия на Синицком. Не останавливай меня, не надо.

Северов приказал подготовить «Хадсон», зашел к себе, прикрепил на гимнастерку дубликаты Звезд. В «Хадсоне» уже сидел Гладышев и четверо его орлов. Олег приказал им вылезать, но те уперлись, пришлось повысить голос.

– А как же вы, командир?!

– А мне иначе нельзя.

До места долетели быстро. Хибару, где сидели особисты, Олегу показали сразу. Издалека Северов видел, как оттуда выскочил Музыка и, оглядываясь, быстро зашагал обратно к «У-2», на котором прилетел. Заметив Северова, махнул рукой и пошел дальше.

Часовому у крыльца летчик велел вызвать дежурного. Тот появился почти сразу, Олег объяснил ему цель прихода. Лейтенант удивился:

– Только что по тому же вопросу товарищ майор приходил.

– Судя по скорости, с какой он удалился, вопрос не решен.

– Воля ваша, пойдемте, я вас провожу. Только начальство ругаться будет, не любит оно, когда отвлекают.

– Этого никто не любит, но я отвечаю за своего летчика.

Дежурный кивнул, потом сказал:

– А я вас к Гусеву отведу!

Что за Гусев и почему именно к нему, Северов спросить не успел, лейтенант распахнул дверь, шагнул в нее и доложил:

– Товарищ капитан госбезопасности, тут товарищ подполковник по поводу своей летчицы.

Олег зашел и представился, мужчина лет сорока, сидящий за столом, скользнул взглядом по Звездам, встал, пожал руку, отпустил дежурного и сделал приглашающий жест в сторону стула.

– Спасибо. Я, собственно, по поводу сержанта Горностаевой, моей подчиненной.

Гусев устало вздохнул:

– Ведется следствие. Суть знаете?

Северов кивнул:

– В общих чертах, но что-то здесь не так. Я ее знаю уже год, она никогда не обманывала. Если бы не передала приказ, так бы и сказала.

Особист хмыкнул:

– Что, испугаться не могла?

– Чего тут пугаться-то? Подумайте сами, небо наше, а она не в тыл врага летит. Таких заданий, когда реальная опасность была, она много выполнила. Если бы не нашла полк, так бы и доложила. Какой смысл врать, вскроется ведь сразу!

– А страх, он смысл не ищет. Случаи перехода к врагу, добровольной сдачи в плен имеются? Имеются! А какой в них смысл? Никакого!

– Да разобраться же надо!

– Так мы и разбираемся!

В это время зазвонил телефон, Гусев поднял трубку, выслушал невидимого собеседника, ничего не спросил, сказал только «понятно!» и положил трубку. После этого перебрал на столе несколько газет, взял одну из них.

– Пойдем со мной, есть одна мысль. А вы, как командир, воздействуйте на нее, чтобы правду говорила. Не положено, конечно, но если мои подозрения верны…

Что за подозрения, особист не поделился, вышел из кабинета и быстро зашагал по коридору, летчик пошел за ним. Комната, в которую они зашли, была точной копией предыдущей. Настя стояла перед столом, за которым сидел полковой комиссар и буравил ее глазами, у стены вытянулся дюжий сержант с равнодушным лицом и связкой ключей в руках, еще один сидел за столом и писал. На девушке была гимнастерка с оторванными на вороте пуговицами, сапоги и кальсоны, щедро разрезанные сзади до колена, типа чтобы не убежала, она держала их руками, по щекам летчицы текли слезы. Прежде чем Северов успел что-либо сказать, Гусев возмутился:

– Это что? Совсем охренел?

Полковой не ответил, углядел стоящего чуть сзади летчика и заорал:

– Да что это такое? Кто пустил? Проходной двор какой-то! Сержант, вызови дежурного, я ему…

– Не ори! – капитан поморщился. – Вы тут в разведчиков играете, что ли?

Комиссар досадливо махнул рукой, увидел Звезды Северова и уже спокойнее произнес:

– Да не мы это! Чего ты несешь, что о нас человек подумает! С чем пришел-то?

Гусев раскрыл газету и показал ее Насте:

– Посмотри, нет на этой фотографии командира, которому ты приказ передала?

Летчица шмыгнула носом:

– Вот он!

– Васюков, гнида! – удовлетворенно сказал капитан. – Так я и думал!

– Объясни уже, – устало вздохнул полковой комиссар. – Васюков-то здесь при чем?

– К нам позавчера Мехлис приехал, по своему обыкновению на передний край полез да свиту с собой потащил. Из местных его несколько человек сопровождали, среди них полковник Васюков. А он храбростью особой никогда не отличался, я пересекался с ним несколько раз, знаю. Как Мехлис на трусов реагирует, всем известно. Вот и тут разозлился и велел командующему армией его с поручениями на передовую посылать, от боязни противника лечиться. Как раз в это время Васюков в танковом полку и оказался. Стрельба началась, а он, вместо того чтобы приказ передать, в тыл отъехал. Мне особист полка отзвонился, все рассказал, сошлась мозаика. Объясни теперь, почему она у тебя в таком виде?

– А пусть сама расскажет!

Настя опять шмыгнула носом:

– Меня, как прилетела обратно, снова с приказом послали. Почти долетела, вдруг «Мессеры», пара охотников. Ведущий дал очередь, тут наши, немцы ушли. А у меня движок встал – попали, видимо. Села, на местности определилась и пошла к дороге. На пути речушка, пришлось снизу все снять и вброд переходить, а на другом берегу разведгруппа немецкая. Решили меня с собой взять, а чтобы не сбежала, кальсоны разрезали, сапоги велели надеть и в них заправить. Один из немцев сказал, мол, русские так с их пленными делают, чтобы убежать не могли. Потом к линии фронта потащили.

– А тут ребята Каравы их догнали наконец. Пленницу освободили, в штаб доставили, там и выяснилось, что ее по этому делу уже ищут.

Через полчаса все формальности были улажены, Олег попрощался с особистами, взял Настю за руку и повел за собой. Встречные командиры с удивлением смотрели на зареванную девушку в драных кальсонах, которую вел за руку подполковник с двумя Звездами Героя. Весь путь до аэродрома Олег не сказал летчице ни слова, после посадки помог ей выбраться и подозвал Василису.

– Бери чумазика и веди в баню. От полетов отстраняю на два дня. Выполняйте.

Подошел Вологдин.

– Значит, все прошло, как надо.

– Разобрались, – буркнул Северов. – Пойдем в штаб, война не ждет. Кстати, а где Музыка?

– В компании Ташнова водку пьет.

– Ну и ладно, по крайней мере, мешать не будет.

Воздушные армии получили подкрепление людьми и машинами, авиаполки стали перелетать на новые аэродромы, так как фронт значительно двинулся вперед. Дивизия осталась на прежнем аэродроме, пополнялась матчасть, ремонтировалась техника. Ее основной задачей стало блокирование воздушных перевозок окруженной группировки, судя по всему, той недолго осталось. Это можно было расценивать как отдых.

На следующий день исчез Музыка, сказал¸ что возвращается в Москву. Наркомат ВМФ запросил подробный отчет о деятельности дивизии за весь период ее работы на Юго-Западном фронте. Материалы для отчета были, но чтобы превратить их в толковый документ, потребовалось целых три дня напряженной работы.

А 15 июня Олег получил приказ на следующий день утром прибыть в столицу. Подготовился докладывать о результатах боевых действий, полетел на «Хадсоне» – так быстрее. Прямо у борта к Северову подошли двое крупных мужчин в штатском:

– Подполковник Северов? Следуйте за нами.

«Что бы это значило? Никогда раньше так не встречали. Шеф, не падайте в обморок, мы все под колпаком у Мюллера! На арест не похоже, оружие сдать не просили. Или все-таки арест? Интересно, а что предъявят? Шпион уругвайской разведки? Да ну, чушь. Сейчас приедем, и все выяснится».

Так же молча штатские с каменными лицами проводили Олега в кабинет, где летчик обнаружил Маленкова Георгия Максимилиановича собственной персоной и незнакомого дивизионного комиссара.

– Здравствуйте, товарищ Северов. Проходите, присаживайтесь.

– Здравствуйте, товарищ Маленков.

Летчик сел на стул, а член ГКО некоторое время разглядывал летчика, потом произнес:

– Товарищ Сталин поручил мне разобраться в одном деле. Отвечайте без утайки и помните, решается и ваша судьба тоже!

Вступление было странным, но Олег не стал ломать голову, сейчас все станет понятно.

– Полковник Гризодубова снята с должности командира 1-й гвардейской смешанной авиадивизии. В отношении ее ведется проверка. Она подала жалобу на генерал-полковника Голованова, но эта жалоба оказалась заведомо ложной.

Историю эту Северов знал, но она вроде бы должна была произойти позже, в 1944 году. С другой стороны, сейчас многое идет не так.

– Кроме того, – продолжал Маленков, – она обвиняется в совершении аморальных проступков, порочащих командира и коммуниста, и самоустранении от управления дивизией.

– О жалобе мне ничего не известно, как и о ходе ее службы в авиации дальнего действия.

– Ну, разумеется. Вы знаете, что товарищ Гризодубова замужем, ее муж командует 832-м истребительным полком? Но у нас есть свидетельства, что в должности командира дивизии она имела многочисленные связи с мужчинами, вела распутный образ жизни, дискредитирующий высокое звание Героя Советского Союза и командира Военно-морского флота. Нам известно также, что вы входили в число ее любовников, отрицать очевидные факты бессмысленно. Но нас интересует сейчас подтверждение ее проступков. Ваша искренность и молодость, неопытность, так сказать, послужат смягчающими обстоятельствами. Вы понимаете?

«Что за бред? – подумал Северов. – Откуда они… А не Музыка ли тут постарался?!»

– Скажите, товарищ Маленков, жалоба Гризодубовой сначала ведь показалась вам правдивой?

– Ну конечно, но мы разобрались!

– Почему же вы не хотите разобраться в следующей клевете? Давайте я угадаю! Донос написал майор Музыка, бывший командир 7-го ГИАП.

– Донос, что за слово! Выбирайте выражения, товарищ подполковник!

Летчик усмехнулся:

– Я еще очень корректно выражаюсь! А майор Музыка пытался сам влезть в постель к Валентине Степановне, но, разумеется, был… кхм… отвергнут. Кстати, именно он совершенно самоустранился от управления полком, мои рапорты по этому поводу имеются. Затем он был переведен в наркомат ВМФ и избежал наказания за это. Никакого распутного поведения не было, можете проверять сколько угодно. Что касается ее работы как командира дивизии, то хочу задать вопрос. Когда командира транспортного полка назначали командиром дивизии фронтовой авиации, на что рассчитывали?

– Вы свободны! – ледяным тоном процедил Маленков.

Северов вышел из кабинета, все те же молчаливые амбалы проводили его до гостиницы, предупредили, чтобы не покидал ее, и уехали. Накатила вдруг усталость, апатия какая-то. Невозможно все время в напряжении находиться, а тут еще разборки эти, глупее не придумаешь. Олег спустился в ресторан, то ли пообедал, то ли поужинал, вернулся в номер и завалился спать. До следующего утра никто не беспокоил, подполковник пропадал в объятиях Морфея четырнадцать часов подряд, с аппетитом позавтракал и уже подумывал, чем себя занять, когда в номере нарисовались вчерашние здоровяки.

В кабинете присутствовали все те же – Маленков и дивизионный комиссар, а также, вот сюрприз, старший майор ГБ Забелин.

– Мы проверили вашу информацию, товарищ Северов. Многое подтвердилось, но вы были с нами не до конца искренни. Вы умолчали о связи Гризодубовой с Петром Бринько, а вам это было прекрасно известно!

– Товарищ Маленков, вам известны люди, в том числе ответственные работники, женатые вторым браком?

– При чем здесь второй брак? – возмутился дивизионный комиссар. – Поведение, порочащее коммуниста…

Член ГКО вдруг захохотал:

– Порфирий, молчи лучше. Ха-ха-ха. Ты же третий раз женат!

Отсмеявшись, он продолжил:

– Ваши слова тщательно проверены. Что ж, вы оказались правы, мы поспешили поверить клевете. Но вот Бринько… Вам следует поговорить со своим подчиненным.

Возразить Северов не успел, Забелин вывел его из кабинета.

– Не ерепенься. Поехали, подброшу до гостиницы.

– Вы-то здесь откуда?

– Дел у меня и без тебя хватает, но в проверке поучаствовал, проявил инициативу, когда твою фамилию услышал. Случайно получилось, конечно, но удачно. Для тебя.

– Спасибо, Владимир Викторович!

– И еще, сегодня вечером тебя к Верховному вызовут, готовься.

Старший майор высадил Олега у гостиницы и уехал, очень торопился, даже пообедать времени не было. Самому Северову есть еще не хотелось, в Кремль, если верить Забелину, вызовут только вечером, поэтому летчик немного погулял по Москве, тем более что погода стояла прекрасная, теплая и солнечная. Для приезда в столицу приходилось надевать морскую форму, так что по причине теплой погоды Олег был в форме № 2 летней повседневной при белом кителе. Орденских планок еще не ввели, приходилось надевать все награды, а это летчик не любил, уж больно народ косился, особенно свой брат-военный. Неспешно прогуливаясь по немноголюдным улицам, Северов думал о Гризодубовой, Бринько и о том, как по странному стечению обстоятельств оказался вовлеченным в эти глупые разборки, к чему, вообще говоря, никакого отношения не имел. Он прикидывал, стоит ли говорить с Петром о его отношениях с Валентиной Степановной. Это его личное дело, но, вполне возможно, история будет иметь продолжение. А если Гризодубова разведется, могут и пожениться, почему нет? Хотя она его старше лет на пять-шесть, наверное. Потом мысли перескочили на свою личную жизнь, вернее, ее отсутствие. Опять вспомнился Музыка, гаденыш. Ну ничего, надо надеяться, что ему эта пакость с рук не сойдет. А что у них с Настей было, почему она от него шарахается? Впрочем, когда он вернется в дивизию, ее, скорее всего, там уже не будет, Музыка к себе вытащит.

Настроение от таких мыслей испортилось окончательно, поздний обед прошел без всякого аппетита, потом, чтобы себя занять, Северов еще раз отутюжил брюки, начистил ботинки, прошелся щеткой по кителю и фуражке. Вызов в Кремль был назначен на 22 часа, об этом сообщил молодой, но очень строгий лейтенант НКВД.

Вот и знакомая приемная, Олег вежливо поздоровался с Поскребышевым. Долго ждать не пришлось, пригласили в кабинет. Кроме хозяина, там оказались Берия, Жуков, Мехлис, Кузнецов, Василевский.

– Здравия желаю, товарищ Верховный Главнокомандующий!

– Здравствуйте, товарищ Северов. Ваш отчет по деятельности дивизии внимательно изучен. Товарищи Ватутин, Буденный, Красовский, Руденко и Судец, а также их заместители и начальники штабов очень высокого мнения о вашем соединении. Генеральный штаб и наркомат ВМФ считают, что оно не только показало очень высокую эффективность, но и оказало большое влияние на весь ход боевых действий на южном фланге в масштабах Юго-Западного и Северо-Кавказского, а затем Южного фронтов. Созданный командный центр ВВС прекрасно себя зарекомендовал. А как вы оцениваете деятельность дивизии, может, что-то не удалось или удалось не в полной мере?

– Единственное, что полагал бы целесообразным сделать, – это развернуть такие центры на каждом фронте. Концентрация управления у нас была излишней, но это было вынужденной временной мерой.

– Как вы оцениваете свои потери?

– Потери довольно велики, но надо принять во внимание следующие обстоятельства. Потери ночных истребителей связаны в том числе с отработкой тактики их применения. Потери дневных истребителей связаны со значительным перевесом вражеской авиации на первом этапе сражения.

– Да, ваши потери существенно меньше, чем в других авиаподразделениях, а вот урон, нанесенный противнику, наоборот, велик. И авиационная спасательная служба вновь хорошо себя показала. Нам известно, что большинство авиационных командиров не спешат внедрять передовой опыт, находят более важные задачи. Представители Ставки будут строго спрашивать с них.

Сталин немного помолчал, поглядывая на Северова, потом спросил:

– Вы считаете, что полковник Гризодубова не справилась с должностью командира дивизии? Вы можете говорить свободно, она отстранена от должности.

– Товарищ Сталин, я убежден, что ставить ее на командование дивизией фронтовой авиации просто не стоило. Если бы это была дивизия авиации дальнего действия, ситуация могла быть иной.

– Но ведь она согласилась на нее.

– А может, вопрос был так поставлен, что она не смогла отказаться?

Возникла пауза, которой воспользовался Мехлис:

– Так вы ее защищаете?

– А почему нет? Она совершила проступок и понесет за это наказание, но она выдающаяся летчица, она тащила воз, который не каждому по плечу. Я не знаю сути дела, но думаю, что товарищ Гризодубова заслуживает снисхождения. Кроме командования дивизией, есть достаточно мест, где она может работать дальше и приносить пользу нашему государству.

Верховный Главнокомандующий кивнул и без всякого перехода сказал:

– Все ваши представления по награждению утверждены. Вы удовлетворены?

– Так точно, товарищ Верховный Главнокомандующий!

Сталин улыбнулся.

– А про себя вы опять ничего не спрашиваете! Скромность похвальная, но, наверное, излишняя. Впрочем, вас не переделать. Ставке известно, что все это время фактически дивизией командовал подполковник Северов. За успешно проведенную оборонительную операцию, в ходе которой противнику нанесен значительный урон, а свои силы сохранили боеспособность, вы награждаетесь орденом Кутузова. По должности вам полагается вторая степень, но, учитывая действия в интересах сразу трех фронтов, а также роль в координации работы трех воздушных армий, вы достойны первой степени. Представление на орден Красной Звезды за самолет-разведчик ваше командование также подписало.

– Служу Советскому Союзу!

– И последнее. Использовать вас как простого командира дивизии, пусть и элитной, было бы нерационально. Вы назначаетесь командиром Особой авиационной группы, непосредственно подчиненной наркомату ВМФ. Все вопросы по группе обговорите с товарищами Кузнецовым и Жаворонковым. До свидания, товарищ Северов!

– До свидания, товарищ Сталин!

Олег вышел из кабинета и присел на стул. Надо было дождаться Кузнецова, да и ноги что-то плохо держали. Очередное награждение было приятно, но осознание придет завтра, когда награды будут вручены. А вот про то, что Гризодубову не стоило назначать, ляпнул сгоряча, неизвестно, чья была идея. Надо было иначе сказать, Рычагов вот довыступался. Да какая, впрочем, теперь разница!

Мысли успели перестать прыгать, когда вышел Кузнецов и, улыбаясь, сделал знак следовать за ним. В машине нарком немного рассказал о том, что на самом деле произошло. Музыка, оказывается, прилетел в Москву и накатал на всех донос! Рассчитал в принципе неплохо. Ему покровительствовали два его дяди, оба при солидном положении, про историю с жалобой Гризодубовой на Голованова слышали, племянничку рассказали. Тот сложил все вместе и занялся сочинительством. В этой истории больше всего удивляло Северова то, что все проходило на виду множества людей и они могли подтвердить, что было, а чего не было. И где, что характерно, все это время болтался сам Музыка. На что тот надеялся? На идиота вроде не похож. А Кузнецов рассказывал дальше. Сталин поручил разбираться с жалобой Маленкову, тут бумага Эммануила Мирославовича, в ней всплыл Северов. А Кузнецову и Жаворонкову Верховный давно сказал, чтобы присмотрелись к нему, мол, толковый командир, очень сложные поручения выполняет. Особо вновь отметил умение работать с людьми и формировать вокруг себя команду профессионалов. Кстати, такого количества дважды Героев ни в одном авиаподразделении, даже более крупном, нет, а Петру Бринько вообще скоро третью Золотую Звезду вручать будут. К тому же нарком подозревал, что он к Северову присматривался, а вот Берия за подполковником приглядывал. По крайней мере, его орлы быстро в ситуации разобрались, и поехал младший лейтенант Музыка на Дальний Восток старшим летчиком – вспоминать, как летает «И-16». Дешево отделался, могли не только звания и наград лишить.

За этими разговорами приехали в наркомат ВМФ. Было уже около полуночи, но вызванный Жаворонков, недавно получивший генерал-полковника, пришел сразу. После поздравлений приступили к делу. А дело оказалось неслабым. ОАГ по-прежнему рассматривается как соединение, куда в первую очередь поступает новая техника. Теперь на очереди минно-торпедный полк на «Ту-2Т», его предстоит сформировать. Транспортное звено преобразовано в эскадрилью, в ней девять «С-47» и три «С-54» (тут Северов засомневался, вроде в той истории такие самолеты к нам по ленд-лизу не поступали). Четыре модернизированных «Ту-4РЛбис» и шесть «Ту-2РБ» тоже сведены в отдельное подразделение. Вертолетный полк получает третью эскадрилью, противолодочную. Ну да, об этом Олег писал в своих докладных записках. Сами автожиры показали себя неплохо, требовалось только четкое взаимодействие с прикрывающими их истребителями, а также со штурмовиками. Одной из тем, которой занимался Северов в прошлой жизни, были совместные действия боевых вертолетов и штурмовиков: кое-что пригодилось.

Разумеется, группе придается особая авиабаза ВВС ВМФ, начальник – произведенный в гвардии подполковника Булочкин. От обилия различных служб, включая собственный госпиталь, у Олега зарябило в глазах, отметил сразу, что в ее состав входит мотострелковый полк, командир гвардии майор Аверин. Взвод осназ разворачивается в роту, командир Герой Советского Союза гвардии капитан Гладышев. Также к базе относится автобатальон на «студебеккерах» и «доджах», рота радиоразведки и радиолокационная рота с новейшим РУС-4. Кстати, учитывая специфику соединения, во всех подразделениях усилен инженерно-технический состав.

Северов вдруг понял, что в этой должности летать ему не придется, если только по большим праздникам, но Жаворонков, хитро усмехнувшись, сказал, что штаб ОАГ значительно расширен, а также введена должность первого заместителя командира, так что летать не только можно, но и нужно. К тому же располагаться база будет в относительном тылу.

– И еще один момент. В США строятся по нашему заказу два ударных авианосца, тип «Эссекс» и тип «Юнайтед Стейтс». Проекты модернизированы с учетом наших требований. «Эссекс» ожидаем в конце этого года, «Юнайтед Стейтс» к середине следующего. Также закуплен легкий авианосец типа «Индепенденс», сейчас ведутся работы по модернизации по нашему проекту.

Посмотрев бумаги, Северов понял, что авианосец типа «Юнайтед Стейтс» является чем-то средним между несостоявшимся здесь «Мидуэем» и более поздними «Форрестолом» и «Китти-Хоком». Бандура водоизмещением восемьдесят тысяч тонн и длиной более трехсот метров, которая будет нести полторы сотни самолетов. Да и модернизированный «Эссекс» прилично отличался от своего прототипа, это уже «длиннокорпусная» модификация. Они имели значительно увеличенный запас авиационного топлива, более совершенную систему пожаротушения, усиленную полетную палубу и ряд других отличий. Как следствие возросло водоизмещение. Но были предусмотрены более мощные турбины, отличавшиеся тем не менее лучшей экономичностью. Все это удорожало проект, но «мы не настолько богаты, чтобы покупать дешевые вещи». На этих кораблях предстояло отработать все самые лучшие решения, к тому же дооснащаться они будут нашим вооружением и частично радиоэлектронным оборудованием. Модернизированный «Индепенденс» оснащен полетной палубой увеличенной длины и вообще больше похож на более поздний «Сайпан» и будет нести не тридцать, а сорок шесть самолетов.

– Ясно, нужен объект по подготовке летчиков. Но на постоянную базу сейчас рассчитывать нельзя.

– Это почему?

– Потому что Крым еще не освободили. Объект должен быть там.

– А чем, например, Каспий не нравится? Или Балтика? Или северные моря?

– К Балтике доступ сейчас еще хуже, чем к Черному морю. А Балтика, Белое или Баренцево море – это хмарь, гарь, мрак, дождь, снег, туман, лед и прочая ерунда круглый год. Нет, по уму только Крым! А Каспий для этих задач – лужа. Как там, например, поиск и атаку подводной лодки отрабатывать? Торпедные атаки? А временную базу, чтобы отработать взлет и посадку на палубу, можно где угодно построить. И базирование четырехмоторных самолетов необходимо сделать на аэродроме с твердым покрытием. Нужна бетонированная полоса!

Кузнецов засмеялся:

– Шустрый ты! Но до этого мы и сами догадались.

– Еще нужны гидросамолеты. Поиск и спасение летчиков на море вести.

– Да, конечно. Просто упустил из виду. В АСС добавляется звено «Каталин», 4 штуки с опытными экипажами. Но и это еще не все!

– Извините, товарищ нарком! Разрешите вопрос, прежде чем я про остальные пряники узнаю?

Кузнецов опять засмеялся:

– Давай свой вопрос.

– А с чего американцы нам авианосцы дают? Я ведь заметил, в войсках импортной боевой техники, кроме самолетов, сейчас немного, практически нет. Автомобили, тушенка, одежда кое-какая. А тут вдруг авианосцы! Да они нам их никогда в жизни давать не должны, не нужно им это!

Адмирал кивнул головой:

– Опять в корень зришь! Оружия минимум. Заводы по производству автомобилей, станков, химические и многое другое. Станки, оборудование, технологии. Все, что позволит производить нужное самим! А на авианосцах я настаивал, так что заплатили, кое-чем соблазнили и получили.

– Соблазнили согласием на войну с Японией?

Кузнецов и Жаворонков переглянулись.

– Ну, в данном случае это очевидно, ибо ничего другого им от нас просто не надо.

– Ладно-ладно! Союзники все-таки! Пойдем дальше. Помимо подготовки летчиков для авианосцев и формирования полков морской авиации на новейшей технике и отработки тактики ее применения будешь заниматься освоением и войсковыми испытаниями новых разработок в боевых условиях. Туполев заканчивает работу над новым четырехмоторным самолетом, который может быть носителем различных видов оружия, включая предназначенное для поражения морских целей. Вот и будешь осваивать и то, и другое.

– Для этого мне нужен нормальный штаб. Работа группы не может обеспечиваться штабом дивизии, не потянет он такой работы.

– Да уж понимаем! Вот наши предложения, давай смотреть и утрясать.

Смотрели и утрясали почти до утра, обговорили кандидатуры начальников отделов штаба, остальных сотрудников эти люди подберут себе сами. Когда основные оргштатные вопросы были решены, Жаворонков вспомнил:

– Чуть не забыл! Ты, естественно, хочешь знать, где будет базироваться группа. Около Ржевки. Знаешь, где это?

– Под Ленинградом. Хм, логично. На Черном море сейчас особо делать нечего, там никаких более-менее крупных целей нет. Пикировщиков и торпедоносцев натаскивать не на ком. Остается Балтика и, конечно, север.

– И последнее. Указами Президиума Верховного Совета СССР введены новые знаки различия личного состава Красной Армии и Военно-морского флота. Награду получишь в старой форме, но дальше изволь соответствовать. Всем офицерам ОАГ разрешено ношение формы ВВС ВМФ и формы сухопутных ВВС. Да, снова вводится понятие «офицер», в Указах сам все прочитаешь. Тебе предоставлен недельный отпуск, но за это время пошьешь себе форму. Верховный распорядился в новую форму переодеть в первую очередь гвардейские части, а ОАГ – в самую первую очередь. Все, иди отдыхай, встретимся на награждении.

Неделя пролетела быстро. 20 июня в Кремле Олегу вручили орден Кутузова 1-й степени и заодно Красную Звезду. В гостиницу пришлось возвращаться пешком, Северов в очередной раз пожалел, что тепло и нельзя надеть реглан. Хорошо, что новая форма предусматривает орденские планки, не так будет лезть в глаза. Шили пять дней, но на примерки ходил три раза. Рассказал закройщику, забавному пожилому еврею, анекдот про пошив костюма (Клиент: Сколько можно, три месяца шьете мне костюм! Бог мир создал за неделю! Закройщик: И вы посмотрите, шо получилось!). Тот долго смеялся, но надо признать, все сидело как влитое. Олегу не нравилась современная мода на широченные штаны. Снова настоял, чтобы сделали, как он привык в прошлой жизни. Закройщик пожал плечами, но прихоть клиента выполнил. В общем, прибарахлился: половина номера завалена. Но в последний день отпуска должен заехать Кутькин, поможет с вещами. Чтобы они не запылились в дороге, да и хранить будет проще, Олег купил специальные чехлы для одежды – случайно нашел в военторге, когда заходил за знаками различия и орденскими планками. По Москве гулял в повседневной форме с планками вместо наград, но Звезды носил. Если кто увидит, что не носит, не поймут. Правда, несколько раз заходил в наркомат, решал вопросы по снабжению и многое другое, но много времени это не занимало – пару часов, так что почти весь день был свободен. Северов сходил в театр Моссовета на пьесу «Парень из нашего города» Симонова: он любил этот фильм с детства, а тут с удовольствием посмотрел на сцене. Удалось попасть в театр и второй раз, смотрел «Нашествие» Леонова. Олег также нашел время для ежедневного посещения Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина и Научной библиотеки МГУ. Имеющиеся документы позволяли пользоваться закрытыми фондами.

Но случались и довольно неприятные моменты. Генерал-майор подошел, попросил предъявить документы: явно косился на две Звезды. Олег показал удостоверение за подписью наркома ВМФ Кузнецова. Генерал смущенно извинился, он был только что с Южного фронта, столь молодой человек в таком звании и с такими наградами показался ему подозрительным. Северов пригласил его пообедать, ему хотелось немного расспросить генерала о фронтовых делах, он немного упустил эту информацию. Тем более что генерал был с Южного, с которым у Олега связаны кое-какие воспоминания. Южный фронт здорово продвинулся вперед, сказывалось отсутствие у противника сколь-нибудь серьезных сил на этом направлении. Генерал командовал мехкорпусом, в Москву прибыл за наградой – орденом Суворова 2-й степени за взятие Запорожья. А сейчас наши войска подходили к Киеву, была освобождена почти вся Левобережная Украина!

Вечером 26 июня в театре Моссовета на просмотре пьесы «Нашествие» встретил Леву Кольского. Тот разъелся еще больше, но выглядел представительно: целый полковник. На груди имел, кроме уже виденных Северовым орденов, монгольский орден Полярной Звезды и ордена Отечественной войны обеих степеней. Олегу очень хотелось подойти и передать привет от Ларионова, дважды Героя Советского Союза, командира 7-го ГИАП, но не стал, того и так перекосило.

А утром 27 июня в номер постучался Тимофей Кутькин, получивший сержанта и медаль «За боевые заслуги». Внизу ждал «виллис», в который погрузили вещи, на нем приехали на аэродром. «С-47» из транспортной авиаэскадрильи через четыре часа приземлился на аэродроме, где уже вовсю шло строительство бетонных полос. Олег отправил Кутькина отнести вещи в его комнату, а сам отправился в штаб. Кругом трудилась уйма народу и много строительной техники, но Северов себе будущую конфигурацию базы представлял только на словах, так что требовались пояснения. Булочкина Олег увидел издалека: Петрович иерихонской трубой ревел на всю округу, разъясняя бригадирам строителей, куда он им засунет весь шанцевый инструмент, если они и дальше будут делать свою работу в таком же темпе и с таким же качеством. Один, похожий на сморчка, пытался хорохориться, выражаясь простым языком, «гнул пальцы», но с Петровичем такие номера не проходили. Сморчок был схвачен за шиворот, отнесен к бетономешалке и потыкан в раствор физиономией. Подошедший ближе Северов услышал:

– Если через полчаса в растворе не будет нужное количество цемента, я тебя в нем утоплю нахрен! И никто мне ничего не сделает, потому что я прав!

Сморчок удалился со скоростью скаковой лошади, а Булочкин заметил Северова. После объятий и похлопываний по плечам подполковник разъяснил Олегу суть происходящего. Базу разворачивали с размахом, видимо, имели на нее далекоидущие планы. Площадь базы была огромной, это был треугольник между Ржевкой, деревней Кузьмолово и Всеволожским поселком. Охрану и пропускной режим обеспечивал полк НКВД, строительство велось с весны, и многое уже находилось на завершающей стадии. Бетонных ВПП строилось целых пять, причем две из них длиной две, одна полторы и две по одной тысяче метров! Одновременно заканчивалось строительство бункера, где будет работать штаб ОАГ, вовсю шло возведение двухэтажных деревянных казарм и других построек, завершали комплекс железобетонные капониры для самолетов. Уже завершены защищенные хранилища топлива и боеприпасов, ангары для ремонтных мастерских и других технических служб. Материалы для строительства привозились по протянутой ветке железной дороги, в том числе комплекты щитовых домов. Булочкин безапелляционно заявил, что дома получатся неплохие и зимой в них будет тепло, сто лет они, конечно, не простоят, но столько и не надо. В дальнейшем, после войны, есть планы отстроиться в камне, но это дело будущего. Кроме того, строятся помещения для размещения научно-технического персонала и оборудования, некоторые изделия предполагается доводить до ума на месте. В общем и целом к 10 июля предполагается все работы завершить и начинать размещение авиаподразделений. А перед этим, 8 июля, должна была разместиться зенитная артиллерия прикрытия базы – восемь батарей 12,7 мм счетверенок, пять батарей 37 мм спаренных установок и три батареи 85 мм орудий, причем с наведением по РЛС. Их позиции также были почти закончены. К 9 июля должны были разместить на подготовленной позиции и РЛС, а также приводные маяки и аппаратуру радиоразведки. Всю оставшуюся часть дня Северов и Булочкин ползали по стройке, даже поесть времени не нашлось, устали изрядно. Наконец около полуночи сели ужинать, Олег поковырял вилкой в тарелке с прекрасным гуляшом и вздохнул.

– Я тоже здесь первые несколько дней есть не мог, ничего не лезло. – Петрович отхлебнул чаю. – Ешь, это эмоции, а нам надо этих гадов еще злее бить! Насмотрелся я тут, наслушался! Две ночи спать не мог, ненависть просто душила. Готов был бросить все и махнуть на линию фронта, недалеко же, и резать этих тварей! Пуля для них – слишком просто, хотелось ножичком поработать… Потом ничего, отошел. Но когда строительство завершу, ты меня на фронт с очередной командой отпустишь!

– Отпущу, – тихо сказал Северов и заставил себя немного поесть.

Следующие дни стали сплошной круговертью различных событий. Булочкин успешно справлялся на стройке, тем более что дело шло к завершению, а Северову пришлось поездить по различным инстанциям, представляться и знакомиться. Первый визит был к Жданову. Андрей Александрович принял Северова сразу, обговорили вопросы взаимодействия с ним как с ЧВС Ленинградского фронта, расстались вполне довольные друг другом. Жданов имел разговор с Верховным Главнокомандующим, так что в чужой огород не лез, а использование такой мощной авиационной группировки в том числе в интересах Ленфронта ему было только на руку. Следующий визит Олег нанес командующему ВВС КБФ генерал-лейтенанту Самохину. Михаил Иванович отнесся к командиру ОАГ настороженно. Пацан, обвешанный наградами как новогодняя елка, в смешном для командира группы не менее чем дивизионного масштаба звании гвардии подполковника (и не смешном для летчика, которому нет еще и двадцати трех лет), с полномочиями представителя Ставки ВГК (не подступишься!). Сделаешь чего не так, будет жаловаться Верховному, как будто своих проблем мало. Поэтому и осторожничал Михаил Иванович, но Олег его настороженность понял правильно. Пообщались хорошо, у Самохина отлегло. Договорились о взаимодействии, об обмене опытом, о привлечении ОАГ к делам флота. После разговора с Северовым Самохину позвонил Жаворонков, между делом поинтересовался, не приходил ли представляться командир ОАГ. Выслушав Самохина, командующий ВВС ВМФ посоветовал Михаилу Ивановичу ничего плохого в голову не брать и очень положительно отозвался о группе и ее командире, настоятельно советовал своих орлов туда посылать для приобретения опыта. Командующий Балтфлотом адмирал Трибуц Северова не принял – какой-то подполковник рвется взаимодействие с командующим флотом налаживать! Адъютант командующего посмотрел на две Золотые Звезды и дословно передавать хамский ответ не решился, объяснил, что командующий сильно занят и в ближайшее время принять не сможет, но Олег сам все правильно понял. Ладно, придет время – познакомимся, а пока для решения вопросов вполне хватит Самохина. Съездил также к командующему 13-й воздушной армией генерал-майору Рыбальченко. Разговор со Степаном Дмитриевичем получился очень короткий и нейтральный. Генерал точки соприкосновения искать не спешил, но и во взаимодействии не отказывал, свысока не смотрел. Северов решил, что нормально, притремся со временем. Но когда генерал выглянул в окно после ухода Северова, то впечатлился – новенький «додж» не диковина, но в сопровождении два БТР, да еще из новейших отечественных разработок, в каждом отделение ухорезов также с новейшим оружием, про которое слышали, но не все пока видели, – такого эскорта у него самого не было! А на таком сопровождении настоял майор Ногтев, начальник отдела СМЕРШ при ОАГ. Звания госбезопасности тоже привели к армейским, и по переаттестации Миша получил свое из старших лейтенантов ГБ и с учетом безупречной службы. До линии фронта было недалеко, вероятность нарваться на диверсионную группу имелась. Олег спорить не стал, Миша просто так бурную деятельность изображать не будет. Раз сказал, значит, основания есть.

На все эти поездки, хоть и по предварительной договоренности, убил три дня. О ходе работ с 1 июля ежедневно докладывал непосредственно Жаворонкову. В одном из разговоров Семен Федорович сообщил, что после перебазирования авиаполков на базу будут приезжать представители КБ, разрабатывающих самолеты, оружие, РЛС и другую технику. Свой отчет по работе дивизии Северов и Вологдин дополнили приложениями, характеризующими все виды самолетов, а также отдельно по радиооборудованию и вооружениям. Эти приложения к отчету были переданы в соответствующие КБ, где получили высокую оценку, так как содержали различные статистические данные (виды дефектов, наработка на отказ и т. д.), а также некоторые предложения по улучшению имеющихся образцов.

Прибыла группа командиров и сотрудников штаба. Среди них были полковник Виктор Янович Беренс, заместитель по политической части, и полковник Лев Львович Шестаков, заместитель командира группы. Беренс успел после Африки послужить на дивизионном звене, так что приобрел опыт работы с более крупным подразделением. Шестаков выписался из госпиталя, к службе годен, а вот к полетам нет, так что сидеть ему на земле еще долго. Работать с Северовым согласился сразу и без раздумий. Когда Жаворонков предложил их кандидатуры, Олег никаких возражений не имел, перевод из ВВС РККА в ВВС ВМФ был заранее согласован. А первым заместителем стал подполковник Георгий Александрович Синицкий – этот будет летать. Начальником штаба остался, естественно, подполковник Алексей Александрович Вологдин.

Кот и ягдтерьер активно осваивали новую территорию. Странная парочка из огромного серого кота и небольшого черноподпалого песика вызывала у видевших ее невольную улыбку. Северов переживал, что они могут попасть под колеса техники или влипнуть в другую неприятность, поэтому до последнего не отпускал их бегать без присмотра, выгуливал сам либо доверял Кутькину. Но когда работы остались в основном отделочные и монтажные, стал позволять им больше. Любимым развлечением у негодяев стала охота на кротов. Рекс копал их с упоением, за невозможностью найти барсуков. Валера принимал непосредственное участие, так что вечером нередко приходилось обоих мыть. В непосредственной близости от города ни собак, ни кошек видно не было, так что, к большому сожалению кота, на похождения рассчитывать было нельзя. Основной заботой живности по-прежнему оставалось создание уюта своему хозяину. Но обнаружилась новая странность. То, что кот стал, лизаться как заправская собака, еще ладно. А вот почему Рекс стал похрюкивать, устраиваясь у хозяина под мышкой, до Северова дошло не сразу: сначала подумал, что тот не совсем здоров. И только спустя некоторое время понял – кот научил его мурлыкать!

Наконец 10 июля все основные работы были завершены, размещены зенитная артиллерия и РЛС, технические и тыловые подразделения, а полк гвардии майора Аверина начал размещение еще до прибытия на базу командира группы. Северов доложил Жаворонкову о готовности к принятию авиаполков.

Первыми 11 июля перелетели истребители, 7-й и 8-й ГИАП ВВС ВМФ, затем ночники – 9-й ГИАП ВВС ВМФ. На следующий день прибыли АСС, летающие радары и самолеты радиоэлектронной борьбы, транспортная и разведывательная эскадрильи. Затем, 13 июля, прибыли ударные самолеты, штурмовики, бомбардировщики и торпедоносцы. Последним появился вертолетный полк. Командиром штурмовиков остался Миша Бондаренко, теперь командир 9-го ГШАП ВВС ВМФ гвардии майор Бондаренко Михаил Захарович. Другие командиры авиаполков Олегу были не знакомы – командир 10-го ГПБАП ВВС ВМФ майор Кривцов Михаил Антонович и командир 3-го ГМТАП ВВС ВМФ Ситяков Федор Андреевич. Но все они, как и их экипажи, были людьми опытными, воевавшими, имеющими не только боевые вылеты, но и победы. Бомбардировщики летали на старых «пешках», в запасном полку освоили новый «Ту-2», отработали «вертушку» и топмачтовое бомбометание, так что особых проблем быть не должно. Бывший командир бомбардировочного полка Аркадий Шелест, получивший подполковника, тоже стал у Северова замом. Если Шестаков курировал истребительные полки, то Шелест ударные.

Экипажи торпедоносцев тоже были калачами тертыми, но раньше летали на «Ил-4Т» и «ДБ-3Т», новую технику освоили только в ЗАПе. А отличий было много. Дело было не только в особенностях пилотирования другого типа самолета, много было нового, гораздо более совершенного оборудования, гироскопические навигационные приборы, бортовая РЛС с дальностью обнаружения береговой линии в 75 км и морской цели типа «быстроходная баржа MFP или AFP» около 25 км, турели с электроприводами. Новую машину экипажи приняли с восторгом, настолько увеличились ее боевые возможности, но теперь предстояло испытать все это в реальных боях. А 15 июля прилетели самые настоящие монстры – дальние бомбардировщики «Ту-10», огромные четырехмоторные самолеты, их максимальная взлетная масса составляла 60 000 кг, дальность полета 6000 км, максимальная скорость 575 км/ч, потолок 12 500 м, максимальная бомбовая нагрузка 8000 кг, оборонительное вооружение из десяти спаренных пушек Б-20 располагалось в пяти турелях с электроприводами. Самолет имел разнообразное радиоэлектронное оборудование – радиовысотомеры, автоматический радиокомпас, радионавигационные системы, панорамную РЛС, а также радар с узким полем зрения, направленным вперед и вниз: он использовался для бомбометания, прицельно-вычислительные блоки пушечных турелей, радар, сопряженный с прицелом кормовой турели, систему посадки по приборам, систему опознавания «свой-чужой» и многое другое. Прибыло шесть машин, составивших отдельную дальнебомбардировочную эскадрилью. Их включение в состав ОАГ объяснялось желанием испытывать новые виды морских вооружений, которые обычные бомбардировщики пока просто не могли поднять. Самолет напоминал «Ту-80» и «Ту-85» из прошлой жизни Северова, но они и появились намного позже, так что прогресс в развитии техники был весьма ощутимым.

Для группы сохранили и звено связи, теперь оно имело четыре самолета «У-2Ш», заводскую, а не кустарную переделку старины «У-2» в легкий штабной самолет. Он имел модернизированный двигатель М-11М мощностью 150 л. с., закрытую отапливаемую кабину, где размещались летчик и два пассажира, колеса с тормозами и дутик на костыле, радиостанцию. Все летчики звена были девушками.

На базу стали также прибывать новые бомбы и торпеды. Если расширенная номенклатура бомб не произвела на Олега сильного впечатления, все было понятно и логично (а главное, довольно знакомо), то торпеды удивили. Они были с активными и пассивными акустическими ГСН, с наведением по кильватерному следу, одно- и двухкоординатные с неконтактными взрывателями! Противолодочные имели калибр 450 мм или 533 мм, а противокорабельные – 533 мм или 650 мм. Торпеды 533 мм и 650 мм были удлиненными и имели очень большую скорость и дальность хода. Имелись несколько моделей морских мин, предназначенных для постановки с самолетов. Прибыли также ракеты с неконтактными взрывателями для вооружения истребителей. Теперь можно было стрелять по бомбардировщикам противника с расстояния, превышающего дальность действия их оборонительного вооружения. Все это прошло испытания на полигонах, и ОАГ предстояло провести войсковые испытания, применить это новейшее оружие в реальных боях.

Возни с новым оружием хватало, но большую помощь оказывали технические специалисты. Петр Иванович Кузнецов, ставший гвардии инженер-подполковником инженерно-авиационной службы, являлся зампотехом ОАГ. Огромную помощь оказывали ему присланные специалисты из КБ разработчиков техники, а также целая команда специалистов Комиссии по перевооружению РККА во главе с инженер-полковником инженерно-авиационной службы Яковом Карловичем Бергом. Когда Олег стал знакомиться с прибывшими специалистами, то был очень сильно удивлен. Одним из сотрудников Комиссии по перевооружению РККА был генерал-майор инженерно-авиационной службы Иван Филимонович Сакриер. Насколько помнил Северов, его в числе других расстреляли в конце октября 1941 года вместе со Смушкевичем, Рычаговым и многими другими. Олег осторожно поинтересовался у Берга и узнал, что Сакриера спас Петровский! Вернее, его спасли докладные записки, которые были переданы Сталину. Иван Филимонович занимался авиационным вооружением, некоторые идеи перекликались с его разработками, поэтому ему сохранили жизнь и дали возможность работать дальше, а недавно переаттестовали из дивинженеров в генерал-майоры ИАС. С еще бо́льшим удивлением Северов узнал, что Смушкевич и Рычагов также живы и служат сейчас в Сибири, занимаются обучением летного состава. Их понизили в званиях до подполковников, не пустили на фронт, но за два года они продемонстрировали хорошие организаторские способности и справились со всеми поставленными перед ними задачами, решается вопрос о возвращении им генеральских званий.

Личный состав встретил командира с радостью, вхождение в состав Особой авиационной группы было воспринято всеми с большим энтузиазмом. А Олег с удовлетворением увидел на гимнастерках своих ребят новые награды. Игорь Ларионов рассказал, что Стас Пампушкин был очень обрадован своей награде – ордену Отечественной войны 2-й степени. После вручения долго рассматривал на ладони, не мог поверить, что получил его.

Олег снова попытался поговорить с Настей, но она вела себя непонятно. С одной стороны, была чем-то сильно обижена, Северов никак не мог понять чем. С другой стороны, раз обижена, значит, он ей небезразличен. А вообще эта затянувшаяся игра надоела, у него есть чем заняться. Под командой больше чем авиадивизия, да целая авиабаза, набитая новейшей техникой!

Олег шел на обед, когда заметил идущую от своего самолета Настю. Девушка прошла мимо, четко выполнив приветствие и задрав нос. Шедший у левой ноги Рекс покосился на летчицу.

– Настя, подожди! Послушай, что происходит? Давай поговорим. Почему ты так ко мне стала относиться?

– Что вам нужно, товарищ гвардии подполковник? Какие отношения, на что вы намекаете?

Дисциплинированно усевшийся у ноги Рекс заворчал: повышать на хозяина голос в его присутствии было опасно. Олег махнул рукой, может, она всегда дурой была, просто не замечал? Девушка, еще выше задрав нос, зашагала от него, но споткнулась о лежащую доску и упала прямо в кучу золы, которую вытряхнули из печек, на которых готовили еду. Северов вздохнул, ну хоть какое-то постоянство в жизни есть. Василиса стояла неподалеку и вытирала ветошью руки, увиденная сцена также вызвала у нее непроизвольный вздох. Олег ее заметил.

– Василиса, пожалуйста, возьми чумазика и отведи в баню. Я знаю, ты умеешь.

Северов развернулся и пошел дальше, Рекс потрусил рядом, несколько раз обернувшись и, Василиса была уверена, ухмыляясь во всю пасть. Она подошла к чумазой летчице, молча хлопавшей глазами, взяла ее за руку и потащила за собой под дружный хохот видевших эту сцену.

Баню протопили довольно давно, поэтому в ней было просто тепло, но не жарко, зато горячей воды имелось достаточно. Настя была поставлена в таз, Василиса принялась ее отмывать, причем делала это с досады довольно жестко.

– Ай, да я сама. Что ты со мной как с маленькой!

– Мне командир приказал, так что стой спокойно, а то хуже будет!

– Ты чего?

– Ну ты, Настька, и дурища! Ты совсем спятила? Фордыбачишь, и перед кем?

– Так что теперь? Если он командир и герой, все перед ним тут в штабель укладываться должны?

– Ты что несешь?! – закричала Василиса. – Кто все? За кем он здесь, кроме тебя, ухаживать пытался? Ты хоть знаешь, дура, сколько у него забот? Он с самим товарищем Сталиным разговаривает, а тут какая-то пигалица перед ним хвостом крутит!

И Василиса от души шлепнула Настю по голой попе, получилось звонко.

– Ой! Ты что дерешься? – летчица вдруг разревелась. – Ну и пусть! Я к нему… А он… Пусть к своим англичанкам и француженкам идет!

– Какие англичанки? Какие француженки? Ты спятила совсем? Откуда они тут возьмутся?

– Не тут, а в Африке!

– В Африке негры живут, идиотка малолетняя! Это тебе все Музыка наплел? Да больше некому! Ты точно круглая дура! Ты кому поверила?!

Василиса просто кипела от возмущения, она окатила завизжавшую Настю холодной водой и выскочила из бани, торопливо оделась и побежала в мастерские. Светлова была расстроена до глубины души. Она очень сильно любила своего Булочкина и была с ним счастлива даже на положении ППЖ. Она тактично не напоминала об этом Олегу Петровичу, так как считала, что, пока идет война, забот у него и без нее хватает, вот кончится война, тогда посмотрим. И еще она поняла, что внутри нее что-то изменилось, задержка уже два месяца. Значит, она беременна! Василиса понимала, что об этом обязательно надо сказать Булочкину, но не решалась. Каждый день она хотела сделать это, но в последний момент откладывала на завтра, и так каждый день. Довольно тесно общаясь с Авериным и Северовым, она их неплохо узнала, да и Булочкин иногда кое-что рассказывал. Она видела, что Северов любит Настю, но понимала, что сейчас не мирное время и у командира ОАГ просто нет времени на длинные красивые ухаживания. А та ведет себя как капризная дура. И вот проговорилась о причине. Это же надо, поверить Музыке! Все еще кипя, Василиса вбежала в мастерские и принялась с остервенением крутить гайки на разбираемом двигателе. И только потом сообразила, что Настя не может выйти из бани, ведь вся ее верхняя одежда брошена в стирку. Увидев сержанта Малинину, летчицу связного звена, она попросила отнести что-нибудь Насте в баню.

Тем временем в полках кипела работа. В течение трех дней все летчики сдали зачеты по району боевых действий, начались боевые вылеты. Наибольшую активность проявляли истребители, штурмовики и разведчики, часто поднимались в воздух летающие радары.

Как и предполагал Северов, возникла некоторая проблема. Солдаты и офицеры прибывших частей ходили в увольнительные в Ленинград, общались с местным населением. Одно дело просто знать, что в Ленинграде проблемы с продовольствием, что его улицы бомбили и обстреливали с лета 1941 года. И совсем другое дело видеть переживших это людей, слушать их рассказы, смотреть им в глаза. Первое время ненависть к оккупантам просто зашкаливала, командованию группы и авиаполков пришлось немало потрудиться, чтобы бушевавшие эмоции не мешали нормально соображать в бою.

Глава 4

Истребительные части финских ВВС, вооруженные самыми разными машинами, от итальянских «Фиатов» и французских «Моранов» до «Мессершмиттов» последних моделей, достаточно успешно боролись с ВВС Балтфлота и 13-й воздушной армией, наносили им чувствительные потери. Все ВВС страны Суоми по численности не намного превосходили ОАГ, а по качеству самолетов не шли ни в какое сравнение. В мастерстве своих пилотов Северов также не сомневался, так что противнику было устроено форменное избиение. Привыкшие к неважной организации и невысокой выучке летчиков ВВС РККА финны понесли значительные потери. Наличие радиолокатора позволяло быстро концентрировать силы, да и не работал неприятель большими группами. Способствовала и небольшая, в общем, протяженность линии фронта. Северов и сам сделал несколько вылетов на «По-3», дал волю чувствам. Кроме действия истребителей, было нанесено несколько ударов по аэродромам противника, в том числе ночью. Всего лишь за неделю активность финской авиации была снижена на порядок.

На базе тем временем заканчивали постройку объекта «Платформа». Под этим названием скрывалась имитация палубы авианосца с системой аэрофинишеров. Его строительство должны полностью завершить 23 июля, а после 25 июля должны начать прибывать новые палубные самолеты – полк пикирующих бомбардировщиков «Су-6» и полк торпедоносцев «Су-8». Это были изначально спроектированные морские машины со всеми соответствующими атрибутами – гаком, усиленной конструкцией, увеличенной дальностью и т. д. Часть экипажей бомбардировочного полка была из 41-го ГБАП, но фамилии командования 1-го особого бомбардировочного полка ВВС ВМФ и 5-го особого минно-торпедного полка ВВС были Северову не знакомы, однако Жаворонков охарактеризовал их как людей опытных и воевавших.

Уже 20 июля к Олегу подошел Булочкин со словами:

– Ты обещал!

Пришлось отпустить. С этого дня выходы на передовую стали постоянными и регулярными. Действия снайперских групп батальона охраны базы ОАГ быстро получили большую известность на фронте, причем не только на нашей стороне. Некоторые пары имели мощные винтовки калибра 12,7 мм и 14,5 мм и работали на расстояниях, намного превышающих возможности их оппонентов, а сами снайперы были настоящими мастерами своего дела. Аверин и Булочкин собирали выдающихся стрелков, где только могли, а признанные авторитеты – Степан, Василий и Тимофей – постоянно занимались с группами, повышали их квалификацию. Финны пытались противопоставить им действия диверсантов и артиллерию, но все было тщетно. Прикрытие прекрасно справлялось со своими обязанностями, а обнаружить и быстро накрыть стрелков артиллерией было проблематично: тщательная маскировка и перемена позиции давали хорошие результаты. Видя, что обычная тактика не приносит успеха, финны попытались действовать диверсионными отрядами по самой базе, но охрана была слишком серьезной, да и полк НКВД, обеспечивающий внешний периметр, не дремал. Значительную его часть составляли бывшие пограничники, многие из которых в этих местах раньше служили, остальные тоже были люди бывалые. Командир полка, сорокалетний подполковник Эклунд, был самым настоящим финном со шведской фамилией, служил в «органах» с шестнадцати лет, местность знал как свои пять пальцев. Работать с Андреем Густавовичем было одно удовольствие, а он был рад вернуться в родные места: до этого служил на самом южном фланге. Как он сам однажды выразился, еле вытащил свои кости с Керченского полуострова. При воспоминаниях о прошлогодних боях Эклунд морщился как от зубной боли и тихо ругался на родном языке, материл тамошнее, начальство и особенно Мехлиса. Северов, Булочкин и Аверин сразу нашли с ним общий язык, помогали, когда тот просил, и транспортом, и авиацией. Особенно часто задействовали звено связи с их «У-2Ш», девчонки летали практически каждый день. Когда Аверин и Эклунд ликвидировали несколько серьезных диверсионных групп, противник притих и к базе больше не лез. Впрочем, упертость горячих финских парней Олег недооценил.

25 июля Северов выехал к линии фронта, чтобы лично понаблюдать за работой штурмовиков и пикировщиков по вражеским позициям. Требовалась буквально ювелирная точность, из-за чего фронт и попросил помощи у ОАГ. Планировалось нанести удар по вражеским позициям около Белоострова, работать надо было в непосредственной близости от позиций наших войск. Олег сам выехал на рекогносцировку, путь был недалек, около сорока километров, но проехали всего десять, когда у сопровождающего БТРа накрылась трансмиссия. По рации вызвали техничку, но Северов поехал дальше на своем «додже» вместе с Винтиком и Шпунтиком. Механиков он взял с собой, чтобы они осмотрели немецкий «Шторх», который совершил аварийную посадку в полутора десятках километров от передовой, где-то северо-восточнее Сертолово. Дорога заняла около часа, так что до полудня Олег поговорил с командиром 10-й стрелковой дивизии генерал-майором Платовым, сам облазал передний край. После обеда прибыли авианаводчики от Бондаренко и Кривцова, Северов объяснил им диспозицию, показал на местности. Налет состоялся в 17:30, все прошло как запланировано, экипажи еще раз продемонстрировали свою высочайшую квалификацию, а Северов, довольный как слон, поехал искать «Шторх»: было вроде почти по пути. «Почти» оказалось с загогулинами, до темноты ничего не нашли, остались ночевать на каком-то хуторке рядом с развернутой медицинской частью, что-то вроде небольшого полевого госпиталя. Винтик и Шпунтик (Олег мысленно хмыкнул – ну да, дело молодое, хотя возраст практически его) отправились знакомиться с местными девушками, сияя широкими улыбками и наградами, а Северов разделся до пояса, попросил пожилого солдата полить ему на спину и с удовольствием растерся полотенцем после холодной воды. Дедок озадаченно посмотрел на сухопутную форму и тельняшку под ней, но ничего не сказал, только заулыбался, когда поливал, знал, что вода ледяная. Потом так же молча принес банку американской консервированной колбасы и буханку хлеба. Ужинать Олег пока не стал, решил подождать своих сержантов. Те явились, когда начало темнеть, хихикали и оживленно шептались, косясь на командира, принесли котелок вареной картошки в мундире. Добавили пару луковиц из своих запасов, Паша принес кипяток, заварили чай. Ужин получился неплохой, но как бы ни был Северов благодушен, на ночные похождения к молоденьким медичкам парней не отпустил. Те повздыхали, но стали устраиваться спать.

Около половины четвертого Северов проснулся, будто кто за ногу потянул. Рефлекс его еще ни разу не подводил, поэтому он растолкал Шведова и Глазычева, они быстро оделись и стали прислушиваться к ночной тишине. Прошло несколько минут, когда сержанты уже вовсю крутили головами и собирались спросить, какая муха укусила их командира, в коридоре раздались тихие крадущиеся шаги. За два года войны парни хорошо поднаторели в ножевом и рукопашном бою, обзавелись серьезными инструментами. Помимо пары метательных ножей, изготовленных собственноручно, ребята привезли из Египта прекрасные кинжалы, немного вычурно, на вкус Северова, украшенные, но из прекрасной стали. Владели ими Винтик и Шпунтик очень неплохо, все два года они находили время для тренировок с Северовым, Булочкиным, Авериным и их орлами, но одно дело тренировки, совсем другое – реальный бой с настоящим диверсантом. Остается надеяться на хорошую физическую подготовку ребят и фактор неожиданности. Дом, в котором ночевали авиаторы, стоял на самом краю хутора, в ближней ко входу комнате спали два пожилых солдата из обслуги госпиталя, дальнюю предоставили приезжим. Поднимать шум пока не стали, обнаруживать свое местонахождение не стоит. Сначала надо тихо разобраться с гостями, потом осмотреться на местности. Тем временем дверь в их комнату стала тихонько открываться, и вот уже в нее начал просачиваться первый гость с пуукко в левой руке. Левша? В свое время Олег кое-что слышал о кас-пин и работе с ножом финских диверсов. Дед начинал на Халхин-Голе, а уж потом попал на Финскую. И в работе с ножом ой как не подарком был! Много интересного порассказывал, о чем читать не приходилось, да и показывал немало. Первого диверсанта Олег без затей убил ударом в сердце, когда тот шагнул в комнату, второго оглушили Винтик и Шпунтик, после чего быстро и сноровисто связали. Затем осторожно выглянули в дверь: в коридоре было тихо. Оба пожилых солдата были зарезаны, Северов тихо выматерился. Сзади чуть слышно сопели Андрей и Паша: ребята молодцы, пока делают все правильно, но Олег чувствовал, что в них, как и в нем самом, закипает тихая ярость. Та самая, которая рассудку не мешает, но делает с организмом удивительные вещи, когда многие после искренне удивляются, как такое вообще оказалось под силу.

От луны была только половинка, но кое-что позволяла рассмотреть. Через приоткрытую дверь удалось разглядеть, что вход в дом страховали еще как минимум двое с пистолетами-пулеметами «Суоми». У парней с собой были ТТ и автоматы ППС, у Северова обычный набор из «Браунинга» и ТТ и такой же автомат. Луна, к счастью, светила финнам в лицо, так что сквозь щель приоткрытой двери внутри дома они ничего не видели. Плохо было то, что стрелять, не открывая дверь шире, можно было только в одного. Разглядывание в окна наличия диверсантов, держащих дом на прицеле, не выявило, хотя это вовсе не означало, что их там нет. С другой стороны, не батальон же в темноте прячется! Андрей занял позицию у двери, Олег и Паша у окон, после чего Винтик выстрелил в видимого ему финна. Темнота тут же взорвалась автоматным огнем, один из оставшихся в живых диверсантов стрелял по двери, другой по окнам, авиаторы азартно отвечали. Очень быстро один из автоматов замолк, второй выпустил еще пару коротких очередей.

Рассвет должен был наступить около половины пятого, а сейчас было четыре часа, небо уже начало сереть, но попытка высмотреть противника ничего не дала. Окна в комнатах были не очень большими, но вылезти в них было можно без проблем, рамы не были закрыты на шпингалет, просто прикрыты. Паша попытался открыть окно, ему это удалось, но на эту возню никто снаружи не отреагировал: логично было предположить, что финны, нашумев, просто отошли, так что выходить можно было и через дверь. Вместо того чтобы спокойно это сделать, Шпунтик вдруг рыбкой выпрыгнул в окно, через пару секунд раздались его приглушенные ругательства.

– Чингачгук хренов! – Северов погрозил кулаком самодеятельному каскадеру, который прилично оцарапал в кустах физиономию.

Осмотрев прилегающую территорию, авиаторы нашли два трупа: одному пуля попала прямо в голову, второму – сразу три в грудь. Последний супостат, видимо, побежал по направлению к госпиталю. Там было, скорее всего, все очень погано, потому что тихо. Сразу двинулись туда, было недалеко, метров сто пятьдесят по прямой. Не успели пройти и половины расстояния, когда там раздался чей-то визг, быстро прекратившийся. Значит, еще не ушли, твари! Ни Паша, ни Андрей на визг не дернулись, продолжали настороженно двигаться вперед, молодцы! Впереди у госпитальных палаток было неясное шевеление, потом оттуда заработал финский автомат. Успели упасть, поэтому никого не задело, а потом Северов с ребятами ответили.

Знали финики или нет, с кем дело имеют, но попытку захватить их в плен предприняли. Шанс у них в принципе был, но тут произошло нечто. Шпунтик вдруг заорал «граната!» и запустил ее в довольно кучно бегущих троих вражин. Все дружно упали на землю, но раздавшийся взрыв вовсе не напоминал взрыв боевой гранаты. Паша кинул в них светозвуковую! Они начали производиться малыми сериями для спецподразделений, имелись они и у полка охраны базы. Шведов потом признался, что хотел попробовать ее грохнуть где-нибудь в лесу, очень ему было интересно, раздолбаю. Уже двадцать три года, а как шкодливый ребенок! С другой стороны, попробовал, и не без пользы! Пока финики охреневали от полученного эффекта, Олег, Винтик и Шпунтик без затей застрелили двоих.

Шуму наделали прилично, поэтому можно было в самом недалеком будущем ожидать прибытия подкреплений. Не мог не понимать это и вражеский командир, а был он определенно мужик опытный и тертый, поэтому финики просто тихо смылись, не дожидаясь дальнейших осложнений. Сюрпризом оказался оглушенный диверсант, еще до конца не пришедший в себя, но уже пытавшийся возиться с ножом. Северов от души припечатал ему ногой в пах, после чего скрутил и, кажется, сломал руку.

Примерно через четверть часа появился взвод волкодавов из войск охраны тыла, с ними два офицера-контрразведчика. Командовавший волкодавами младший лейтенант по рации связался со своим начальством, так что на хуторе вскоре должно было стать многолюдно. Первого пленного из дома бойцы сразу вытащили и стали с пристрастием допрашивать. Через полчаса на месте уже работало достаточно много народу, охрана Северова давно подтянулась, так что авиаторы уехали наконец к себе на базу, наплевав на так и не найденный «Шторх» и написав положенные по такому случаю рапорты. Смершевцы сказали, что из всех работников госпиталя уцелела одна девчонка-медсестра, проснувшаяся по естественной надобности и поэтому успевшая забиться под койку. Стрельба, которую затеяли авиаторы, отвлекла диверсантов, искать ее они не стали.

Смотреть на финские художества Северов не стал и своим не дал. Не потому, что слишком впечатлительные, а опасаясь, как бы ребята не натворили чего: с зарезанными девушками они еще вчера вечером чай пили. Нет, на пленных кидаться не будут, к дисциплине приучены, но могут с очередной группой на передний край пойти, да мало ли что в голову ударит, не упасешь.

На следующий день Олег узнал, что взятые ими в плен оказались ефрейтором и старшим лейтенантом. Рассказали они много чего полезного, но «попытались бежать» и были, естественно, уничтожены и прикопаны тут же, в ближайшем овраге. А старший лейтенант по имени Илмари Хонканен оказался довольно известным человеком, командование Ленфронта было очень довольно его поимкой и не очень – быстрой ликвидацией, но тут уж как получилось, так получилось. Выяснилось, что группа возвращалась из наших тылов, кое-какие разведданные раздобыла, но вожделенную диверсию устроить не смогла, чем командир был чрезвычайно огорчен, вот и решил сорвать злость на том, что попало под руку. Тем более что охраны рядом не оказалось, риск минимален.

История эта имела продолжение. Часть разведывательно-диверсионной группы благополучно ушла через линию фронта, но факт резни в госпитале огласку получил. Пока командование Ленфронта проводило воспитательную работу в войсках, но некоторым этого показалось мало. Уже через два дня к Северову пришли Булочкин и Аверин с предложением акции возмездия и готовым ее планом. Удалось выяснить местоположение лагеря диверсантов, но просто накрыть их с воздуха было недостаточно. Во-первых, могут остаться живые, да наверняка останутся, а этого совсем не хотелось. Во-вторых, ответ должен быть максимально адекватным. Было и третье обстоятельство. Стало известно о местоположении женского подразделения щюцкора, «Лотты Свярд». Около роты охранниц детских отделений концлагерей и женщин-снайперов, собравшихся вместе чего-то отмечать. Их решено было зачистить, а на месте оставить листовки с подробным разъяснением, почему русские так поступили. Один раз так уже сделали, когда в Зимнюю войну подразделение лыжников будущего командующего ВДВ Василия Филипповича Маргелова в ответ на резню в нашем госпитале уничтожило вражеский банно-прачечный отряд. Забыли, видимо, придется память освежить.

Авиагруппа РВГК имела достаточную самостоятельность, поэтому ничьего разрешения спрашивать было не надо, лишь согласовали с Ленфронтом, чтобы накладок не произошло. Два взвода из ухорезов Гладышева на транспортно-боевых автожирах были доставлены за линию фронта, после чего боевые автожиры нанесли ракетный удар по базе диверсантов. Один взвод доработал оставшихся в живых, а второй ликвидировал «лотт», всех до единой. Причем все действовали исключительно холодным оружием, без единого выстрела, ножами, а финок еще и шомполами в уши. После акции те же машины вывезли всех обратно, потерь не было.

Северов написал представление на Шведова и Глазычева к недавно учрежденной награде – ордену Славы (по статуту: лично захватил в плен вражеского офицера). Вообще-то этого Хонканена подполковник взял лично, руку ему сломал и очень качественно огорчил сапогом по причинному месту, но ребята молодцы, заслужили несомненно. От наград за акцию возмездия ее участники единодушно отказались, хотя кое-кто из политуправления фронта настаивал. Вообще воспринята она была неоднозначно: многие одобряли, хотя и достаточно сдержанно, но были и такие, кто громко возмущался и грозил исполнителям и организаторам разными карами. Северов голову не ломал, написал подробный отчет в Ставку и спокойно ждал. Реакции не последовало.

А через два дня с очередного выхода на передовую привезли Булочкина с простреленным левым плечом и двумя ножевыми, тоже в левый бок. Ранения оказались нетяжелыми, повезло просто сказочно, ни один жизненно важный орган или крупный кровеносный сосуд не задет. Пуля также по кости только чуть скользнула. Финны решили достать снайперов, почти подловили своей диверсионной группой. Пришлось вступить в рукопашную с превосходящими силами противника. Прикрытие из второй роты отреагировало быстро, но из отделения, бывшего с Булочкиным, трое погибли и два были очень тяжелыми. Злющий Петрович дал волю давно копившемуся. Одно дело наблюдать, как снайперы работают, совсем другое – самому своими руками врага потрогать.

– Отпустило? – спросил Северов, когда Булочкина зашили и перевязали.

– Немного, – буркнул Олег Петрович, он переживал из-за потерь.

Работы на объекте «Платформа» были закончены в срок, некоторые недостатки устранены, и 26 июля оба палубных полка также прибыли на базу. Палубные самолеты были спроектированы КБ Сухого на основе опыта работы по «Су-2», и если «Су-6» имел с ним довольно много общего, то «Су-8» отличался гораздо больше. Торпедоносец несколько походил на «Авенджер» – имел довольно толстый фюзеляж и торпеду на внутренней подвеске. Однако все лучшее, что было наработано по «Су-2», было использовано и в этих машинах. Командиром торпедоносцев был североморец майор Сергей Медведев: опыт имел большой, воевал с первого дня, на полк пришел с повышением, был заместителем командира. Личный состав полка машину освоил, теперь надо было отрабатывать взлет с палубы. А вот у майора Виктора Шабанова проблем было больше, «Су-6» мог нести торпеду под фюзеляжем, поэтому, хотя основной специализацией у полка было нанесение бомбовых ударов, предстояло освоить еще и торпедометание. За новое дело оба полка взялись с большим рвением, истребители также с энтузиазмом стали отрабатывать взлет с имитатора палубы. Поскольку все летчики имели очень приличный налет в несколько сотен часов, то освоение шло неплохими темпами. Кроме того, Северов знал, что команды будущих авианосцев уже проходят практику в США. С Жаворонковым, получившим генерал-полковника, теперь созванивались не каждый день, а раза два в неделю, а вскоре Семен Федорович хотел приехать и сам все посмотреть. К тому же у Олега был к нему серьезный разговор. Из прежней истории Северов знал, что в начале осени линкор «Тирпиц» и линейный крейсер «Шарнхорст» выходили в рейд на остров Шпицберген. Если новое оружие будет к тому времени готово, то можно попытаться их подловить.

Жаворонков прилетел 1 августа и три дня знакомился с базой и новой техникой. Вечером 3 августа Олег и Семен Федорович не спеша прогуливались около объекта «Платформа».

– Впечатляет! Молодцы вы тут! – командующий ВВС ВМФ не скрывал своего удовлетворения. – Базу отгрохали, технику осваиваете успешно, боеготовность личного состава на уровне. Молодцы! А что за разговор ко мне такой спешный?

– Товарищ генерал-полковник! Я регулярно читаю сводки и справки Генштаба и считаю, что в ближайшее время может произойти очень важное событие. Гитлер очень недоволен действиями своего надводного флота, они просто смехотворны, поэтому велика вероятность того, что Кригсмарине скоро проведут операцию, в которой будут задействованы крупные корабли, в первую очередь «Тирпиц» и «Шарнхорст». Мы должны предпринять все возможное, чтобы их утопить!

– Так! Давай по порядку! С чего ты решил, что такая операция будет?

– Поставьте себя на место немецкого руководства. Раз не стали ликвидировать флот, то они просто обязаны как-то оправдать его наличие. Сколько можно конвои одним своим присутствием пугать? К тому же Дениц не Редер, для него эти большие галоши особой ценности не представляют.

Жаворонков какое-то время соображал.

– В твоих словах резон есть. К тому же чуйка твоя тебя еще не подводила. Что предлагаешь? Неужели хочешь орлов своих задействовать? А какие потери будут, представляешь? Англичане вон спят и видят «Тирпиц» утопить, да руки коротки.

– Да что вы, Семен Федорович! Какие потери? Если все пойдет как задумано, то никаких потерь не будет.

– Во как! Излагай!

– Если коротко, то суть такая. Принципиально важно наличие управляемых боеприпасов, я об этом давно писал. Насколько я знаю, уже должно что-то вырисовываться. Нам не нужен массовый продукт, подойдут опытные изделия, много их не надо. Что там готово?

– Да все готово. Сделали десять опытных образцов. Как ты говоришь, не для массового производства, а для отработки идеи и основных элементов. Четыре сбросили, тремя попали, у одного отказала система управления. Осталось шесть, но вопросы их применения и передачи тебе решаю не я, сам понимаешь!

– Понимаю! Далее, перебазируем на север «Ту-10», пару летающих радаров, это на всякий случай, хватит и одного. Для прикрытия эскадрилью «пешек», можно две. Они выходят, мы их топим. Все! Даже если у нас ничего не получится, мы ничего не теряем.

– Давай так! Я доложу Кузнецову, он в Ставку, а там решат. Кстати, нарком награждение парней твоих, что финских диверсантов ликвидировали, поддержал. Указ в ближайшее время будет, а вот тебя ругал за то, что подставился.

– Товарищ генерал! Не могу же я все время в бункере сидеть. Всего не предусмотришь, но выводы я сделал.

– Ладно, не переживай, это он от избытка чувств, так сказать.

Рано утром Жаворонков улетел обратно, а уже вечером Северов получил приказ прибыть в Кремль 5 августа к 22 часам. В назначенное время Олег сидел в знакомой приемной. На этот раз он приехал в морской повседневной форме с двумя Звездами и орденскими планками, посчитав, что этого будет достаточно. Пришлось подождать почти полчаса, прежде чем Поскребышев пригласил его пройти в кабинет.

– Здравия желаю, товарищ Верховный Главнокомандующий. Гвардии подполковник Северов по вашему приказанию прибыл!

– Здравствуйте, товарищ Северов.

Сталин некоторое время его разглядывал, будто давно не видел. Сидевшие за столом Василевский, Жуков и Кузнецов тоже молчали.

– По имеющимся у нас данным из разных источников, ваше предположение о выходе в море крупных кораблей немцев не лишено оснований. В настоящее время точно неизвестно, что конкретно собирается предпринять командование Кригсмарине, но в любом случае речь идет о действиях в Северной Атлантике или примыкающем районе Северного Ледовитого океана. В любом случае эти действия не будут направлены против нашего Северного флота, но они напрямую влияют на прохождение конвоев, в которых мы по-прежнему заинтересованы. К тому же не стоит забывать и о политическом аспекте, успешные действия против сильнейших немецких кораблей вызовут большой резонанс в США и Великобритании. Поэтому ваше предложение Ставкой принимается. В ваше распоряжение передаются все шесть имеющихся боеприпасов, вы можете использовать их как считаете нужным. Статус представителя Ставки позволит не тратить время на согласование с командованием Северного флота. Ни Головко, ни другие товарищи ничего об операции знать не должны. Все организационные вопросы вы решите с товарищем Кузнецовым. Ставка предоставляет вам самые широкие полномочия, вы всегда успешно справлялись со всеми поручениями, надеемся, что и на этот раз все будет так же.

– Товарищ Сталин. Я считаю необходимым немедленно начинать подготовку к операции, будет ли у нас другой шанс – неизвестно. Кроме того, мне необходима вся информация о характере операции Кригсмарине с четким раскладом, что известно точно, а что предположительно. Иначе мне будет очень трудно спланировать свои действия.

– Разумеется, товарищ Северов. Вся информация будет вам предоставляться немедленно. И еще. Товарищ Жаворонков дал очень высокую оценку базе и авиагруппе. Мы внимательно ознакомились с его отчетами и приняли решение придать группе еще один истребительный авиаполк на новейших самолетах «Як-3». Вам необходимо привести его в максимальную боевую готовность и оценить перспективы использования «Як-3» в качестве палубных самолетов. До свидания, товарищ Северов.

– До свидания, товарищ Сталин.

Когда Северов вышел в приемную, Поскребышев передал ему приказ Кузнецова – ехать в наркомат и начинать работу с Жаворонковым, сам адмирал приедет, как только освободится, машина ждет.

Николай Герасимович приехал через полтора часа в прекрасном настроении. За это время Олег с Семеном Федоровичем рассмотрели проблемы перебазирования четырех «Ту-10», двух «Ту-4РЛбис», четырех «Ту-2РБ», четырех «Каталин», эскадрильи «Пе-5МР». Для охраны будет переброшена рота из состава полка охраны базы. Олегу откровенно не нравилось использование в качестве основного аэродрома Ваенги-1, но вариантов не было. Мастодонты «Ту-10» и «Ту-4» где угодно не разместишь. На Ваенгу-1 был направлен заместитель Булочкина капитан Волжанин с самыми серьезными полномочиями для подготовки аэродрома к приему самолетов ОАГ – строительства капониров, размещения зенитной артиллерии и прочего. Олег настаивал, чтобы рядом была развернута РЛС, но этот вопрос пока завис.

У Кузнецова Олег первым делом спросил, почему Головко не будет знать об операции.

– Не бери в голову. Просто Верховный решил максимально ограничить круг посвященных. Это не элемент недоверия к Головко лично и не подозрения в утечке информации. Да и ладно, для его задач знать главное нет необходимости.

Дальше до утра обговаривали вопросы перемещения и размещения, а также задачи для Северного флота по организации разведки. Олег развил мысль, что очень вероятна операция Кригсмарине против Шпицбергена или действия в его районе. Убедил взять этот район за основу и на его примере проиграть план операции. К 6 утра основной перечень задач для штаба ВМФ был определен, и Северов отправился спать, договорившись о прибытии к 15 часам.

Олега отвезли в гостиницу недалеко от штаба, Кутькин уже разместился и, что не раз удивляло Северова, не спал, ждал его возвращения. Подполковник поблагодарил своего ординарца и отправил его спать, а сам принял душ и тоже повалился в постель.

Когда Кузнецов, Жаворонков и Северов встретились снова, основные наметки плана операции были уже проработаны сотрудниками штаба: когда успели? Снова рядились и прикидывали. Олег с некоторым удивлением узнал, что три крейсерские подводные лодки типа «К», которые будут составлять основу морской разведки в данной операции, очень сильно отличаются от известных ему. Нет, лодки первых серий те же самые, а вот дальше начинаются приличные расхождения. От серии к серии их накапливалось все больше. Другие обводы корпуса, глубина погружения 120 метров, скорость подводного хода 12 узлов, радар, приличная гидроакустическая станция и прочее радиооборудование, автоматика для торпедной стрельбы. Часть приборов была еще импортная, но некоторые уже свои. Получив данные о реальной глубине погружения немецких лодок, советские судостроители озаботились повышением этого показателя у наших. Разработки отечественных металлургов позволяли надеяться на это. К тому же какая-то светлая голова додумалась до блочного метода строительства: на Ленинградском судостроительном заводе пытаются его внедрять.

На лодках новой серии, которая, правда, еще не вошла в строй, из 6 носовых торпедных аппаратов два калибром 650 мм, а артиллерия будет состоять из пары новейших спарок 37 мм и пары счетверенных 12,7 мм, причем установки убираются в обтекатели. Что-то сделали с дизелями, то ли 9ДКР доработали, то ли другие поставили, но Олег понял, что проблем с ними стало гораздо меньше и расход топлива снизился. Провели работы по легкому корпусу, в суть проблем Северов тоже не вникал: моряки довольны, вот и хорошо. В общем, серьезные корабли. Определили для них районы патрулирования, квадраты, где будут находиться спасательные «Каталины», расчет потребности ГСМ и многое другое. «Домой» на базу Северов вернулся 8 августа, усталый, но довольный. Все, что можно было спланировать заранее, было сделано. Готовность Ваенги-1 к приему самолетов ОАГ была назначена на 20 августа. Надо было торопиться: по данным разведки, выход кораблей Кригсмарине в море мог состояться в ближайшее время. На всякий случай боеприпасы должны привезти в Ваенгу-1 15 августа. Уже 13 августа будет размещена рота охраны из аверинского полка.

Вечером 9 августа, когда Олег пошел к себе после традиционного чаепития, Миша Ногтев пошел его проводить.

– Слушай, тут вот дело какое. Помнишь, ты после возвращения из Египта удивлялся, что Настя Горностаева к тебе изменилась? Оказалось, Музыка ей наплел про твои связи с женщинами там, в Африке.

– Вот гаденыш! А она дура, раз поверила.

– Погоди, само собой, дура, но не так все просто. Сам понимаешь, знать он ничего конкретного не мог, вернее, не должен был, так что пришлось разбираться. Ты младшего лейтенанта Ломтева помнишь?

Немного подумав, Северов кивнул. Этот тип проходил по статье «в семье не без урода». Савва Ломтев был технарем, и очень хорошим, иначе бы в Египет не попал. Но как человек оказался с гнильцой. Чрезмерно ревниво относился к успехам сослуживцев, да и жадность вдруг проснулась. Олег запомнил его потому, что это был единственный человек, с которым пришлось поработать, чтобы не тащил в Союз слишком много барахла. И кличка у него характерная была: Кусок. Занимались с ним, конечно, соответствующие люди, а Северову просто доложили.

– А он тут при чем?

– Так это он язык вытянул, что ты с той англичанкой встречался. Обиду, идиот, затаил, что не позволили ему целый самолет всякой хурды привезти. В общем, завтра к тебе Елисеич придет, в штрафбате будет Кусок служить. Да, Музыка, видимо, его треп услышал и творчески развил, но он уже не в нашей юрисдикции.

Андрей Елисеевич был военным прокурором, обслуживал ОАГ, а Северов, как командир, должен был приговор утвердить.

– Кстати, у бывшего майора спросить уже не получится. Товарищ младший лейтенант сильно свое разжалование переживать изволили, к бутылочке прикладываться стали чрезмерно. В общем, гробанулся он с бодуна, за ВПП выскочил. Я запрос в его новую часть делал, час назад ответ получил.

Олег вздохнул. Особистские страсти одно, а вот личная жизнь, вернее, ее отсутствие, совсем другое. Заметив, что командир ушел в себя, Миша попрощался и ушел.

10 августа на базу прибыло новое соединение, обещанный полк на «Як-3М», 10-го ИАП ВМФ, командир майор Мироненко Александр Алексеевич. Те же 58 самолетов в трех эскадрильях, но новейшие «Як-3М» сильно отличались от известных Северову. Двигатель мощностью 1750 л. с., вооружение из одной 30 мм и двух 20 мм пушек, очень приличные дальность и потолок, скорость 740 км/ч, прекрасная скороподъемность 1540 м/мин. А персональный «Як-3» для Северова тоже пригнали, так что оценивать самолет Олег будет не только по рассказам, но и лично. Все самолеты уже были в морской модификации, летчики тоже были опытными, поэтому сразу приступили к тренировкам на объекте «Платформа». Мироненко Олегу понравился: 25 лет, орден Ленина, два ордена Красного Знамени, десяток сбитых лично, шустрый, все схватывает на лету, авторитетный командир и прекрасный летчик. С радаром, правда, не работал, но научится быстро.

20 августа, оставив группу на Ивана Николаевича Колычева, Северов повел восемнадцать «Пе-5МР», четыре «Ту-10», четыре «Ту-2РБ» на Ваенгу-1. «Каталины» ушли туда раньше – со своей маленькой скоростью и потолком они не могли идти вместе с основной группой. Перелет прошел без осложнений, перехватить отряд немцы не пытались. Олег на всякий случай задействовал один из самолетов радиоэлектронной борьбы и контролировал воздушное пространство летающим радаром. После посадки самолеты сразу стали затаскивать в капониры, а Олег подошел к находящемуся на аэродроме командующему ВВС Северного флота генерал-майору Андрееву. Александр Харитонович с интересом рассматривал невиданные самолеты, он был предупрежден, что отряд гвардии подполковника Северова имеет свою задачу и что полномочия у этого офицера очень даже большие. Тимофей Кутькин принялся обустраивать временное жилье командира, а Северов, переодевшись в повседневную форму флотских ВВС, поехал на встречу с командующим Северным флотом вице-адмиралом Головко. Олег слышал, что Арсений Григорьевич бывал обидчив сверх меры, поэтому присматривался к нему несколько настороженно. Адмирал тоже разглядывал Северова, ревниво прищурился на его орденские планки (на август 1943 года Головко имел орден Ленина, два Красных Знамени, орден Красной Звезды и медаль «ХХ лет РККА»), особенно на полководческие ордена, надулся и предоставил слово начальнику штаба контр-адмиралу Федорову. Михаил Иванович обстоятельно довел обстановку и данные разведки, Северов задал несколько уточняющих вопросов. Головко все это время наблюдал за ним, не проронив ни слова, а когда Олег вежливо поблагодарил за информацию и уже собирался попрощаться, неожиданно предложил поужинать.

За ужином о характере предстоящей операции не было сказано ни слова, Головко интересовала авиагруппа и новая техника. Когда Олег рассказал о составе группы, о базе и ее оснащении, адмиралы покачали головами – все ВВС Северного флота были сопоставимы с ОАГ по боевой мощи. Но Северов знал также, что авианосцы будут прибывать именно на Северный флот, так что работать совместно с командованием флота, видимо, еще придется. Об авианосцах Головко знал, поэтому с интересом принялся расспрашивать Олега, когда узнал, что именно Северов готовит палубную авиагруппу. Олега смущало только то, что первый авианосец типа «Индепенденс», который назвали «Смоленск», прибудет в разгар полярной ночи, равно как и второй, типа «Эссекс», названный «Севастополь». Если все пойдет по плану, то третий, типа «Юнайтед Стейтс», будет получен в апреле, его назвали «Москва». Ожидаемые в ноябре «Смоленск» и в январе «Севастополь» прийти-то придут, но осваивать взлет и посадку на палубу в условиях полярной ночи – занятие сомнительное. И дело не только в темноте, что само по себе немаловажно, но еще погодные условия – низкая температура, обледенение, ветер и прочие прелести полярного театра боевых действий. Кстати, Люфтваффе и подводные лодки тоже со счетов сбрасывать не стоит. Однако ждать несколько месяцев тоже нельзя. Олег решил, что над этим надо будет подумать, но после выполнения задания.

Погода стояла по нынешним меркам неплохая, температура больше 10 градусов, осадков немного. 22 августа сдали зачет флаг-штурману ВВС флота и приступили к полетам. Правда, западный сектор решили пока не трогать, летали на север и северо-восток всем кагалом. ВВС флота прикрывало взлет и посадку отряда не менее чем двумя эскадрильями современных истребителей, Головко явно впечатлился накачкой из наркомата ВМФ. Сухая погода простояла недолго, 24 и 25 августа пошли дожди, но для асов ОАГ это было некритично, полеты продолжались, но без фанатизма: каждый день делали по одному вылету на радиус около тысячи километров. Люфтваффе притихли, будто сдохли, но это Северова нисколько не расстраивало. 26 августа пришло срочное сообщение из Генштаба – немецкие корабли готовятся к выходу в море. В бомбоотсеки «Ту-10» были подвешены «изделия», под остальные самолеты подвесили дополнительные баки. Дождь прекратился, но Северова это не очень радовало: чем лучше погода, тем больше вероятность встретить самолеты противника. Впрочем, пойдут они на очень приличной высоте, так что немцы вряд ли их там обнаружат, а если обнаружат, то достать не сумеют.

От Альтафьорда до Мурманска около четырехсот километров по прямой, от Альтафьорда до Шпицбергена около девятисот, это полтысячи морских миль, сущий пустяк, но корабли будут двигаться противолодочным зигзагом, так что на весь путь до места у них уйдет более суток. Даже если «Тирпиц» и компания пойдут на запад или юго-запад, что сомнительно, настигнуть их можно, главное – не пропустить их выход в море и знать хотя бы приблизительный курс. 26 и 27 августа прошли в напряженном ожидании, «К-31» передала, что немцы бомбят глубинками выходы из фьорда. Наконец в 1:35 28 августа «К-31» передала, что немецкие корабли начали движение.

Северов не торопился, «Тирпиц» и «Шарнхорст» должны отойти достаточно далеко, чтобы в случае их повреждения иметь меньше шансов вернуться, а у отряда был бы шанс подвесить оставшиеся «изделия» и нанести еще один удар. К тому же требовалось время, чтобы выпутаться из фьорда. С рассветом пришло еще одно сообщение: немецкая эскадра движется на север. Ход у нее был хороший, и когда она отдалилась от базы на расстояние более трехсот миль, Олег решил начинать.

Экипажи заняли места в кабинах, механики заканчивали последние приготовления. В 17 часов Северов поднял свои самолеты в воздух. Им предстояло сделать крюк около восьмисот километров и выйти на немецкую эскадру с северо-востока. В заданные районы вышли «Каталины» АСС и подводные лодки Северного флота, операция началась.

Сидя в кабине своего «Пе-5МР» и слушая тихий голос Ларина, Олег не чувствовал сильного напряжения. Если техника не подведет, то вылет ничем особенным не будет. Противодействие вражеской авиации крайне маловероятно. Основные силы не спеша залезли на высоту более девяти километров и поплыли в ослепительном солнечном свете, работали пока один радар и один самолет РЭБ, шансов у противника вести отряд практически не было: по данным радара, ближе полутора сотен километров ни один вражеский самолет не приближался. Отряд шел в режиме радиомолчания, в точке поворота Олег покачал крыльями, и самолеты легли на новый курс. В 18:40 «Ту-4РЛбис» сигнализировал, что радар зафиксировал цели. Самолеты разделились на две группы. Звено «пешек», оба «Ту-4РЛбис» и два «Ту-2РБ» ушли на север. Они не будут приближаться ближе ста километров, их задача – сопровождать цели. Остальные «пешки», два оставшихся «Ту-2РБ» и все четыре «Ту-10» легли на курс сближения. «Пе-5МР» шли пока без включения своих радаров в свете быстро угасающего дня, теперь самое главное было в том, как сработают «изделия». Под этим словом, наводящим на Северова воспоминания о ядрен-батоне, скрывались всего лишь планирующие бронебойные бомбы с полуактивной головкой самонаведения, для чего и нужен был мощный летающий радар. Конструкция была крайне несовершенной. Чувствительность головки была невысокой, поэтому можно было надеяться лишь на поражение крупных объектов, причем на открытой поверхности моря. Во фьордах из-за отражения радиоволн от скал самонаведение было невозможно. Именно поэтому надо было дождаться выхода кораблей в открытое море. Кроме того, это была бомба, а не ракета, поэтому дальность полета с высоты семи тысяч метров составляла около пятнадцати километров, не было пока надежно работающих реактивных двигателей необходимой мощности. Зато при общем весе почти восемь тонн на взрывчатое вещество приходилось около четырех тонн, причем взрывчатку использовали самую мощную, какая была. Бомба была очень тяжелая, а крылья небольшие, так что дальность «полета» была невелика. В общем, для серийного производства «изделие» пока не годилось, но для поражения «штучных» целей, какой являлся «Тирпиц», можно было попробовать, в конце концов, это даже интереснее, чем по какому-нибудь старому пароходу бросать. Судя по отсутствию докладов с летающего радара, немцы отряд так и не засекли, самолеты РЭБ качественно наводили помехи на вражеские РЛС, если они и были способны зафиксировать воздушные цели на такой дальности. Наконец, когда отряд подошел на расстояние двадцать пять километров до цели, о чем пришел доклад с летающего радара, Северов дал команду задействовать второй летающий радар и включил свою бортовую РЛС.

– На боевом! – Олег представил себе, как подобрались ребята на своих местах, как мгновенно стали серьезными их лица. Нет, напряжение все-таки есть, но оно вызвано не опасностью для своей жизни, а стремлением выполнить порученное важное дело.

Дальность семнадцать километров, высота девять тысяч триста метров, Северов подал команду «Сброс», первое «изделие» ушло в сторону противника. Через каждые двадцать секунд сбросили все остальные «изделия», за это время приблизились к кораблям противника на расстояние десять километров. После сброса последнего «изделия» ударная группа развернулась на обратный курс и поднялась на десять тысяч метров. С летающего радара доложили, что самолеты противника над эскадрой не наблюдаются, но береженого бог бережет (а небереженого конвой стережет, ха-ха!). Массивные бомбы на радаре «тушек» различались, и через две минуты после пуска первого «изделия» оператор «Ту-4» доложил, что метки бомбы и цели слились, в течение следующей минуты Северов получил еще три таких доклада. Вылетая на задание, контролировать результаты своей работы Олег не хотел, собирался подождать информацию от находящихся в районе подлодок, но после того как прошел доклад с летающего радара, решил рискнуть. Работу вражеских радиолокаторов приборы не фиксировали, если в линкоры есть попадания, то им точно не до того. Ударная группа на большой высоте пошла прямо на свой аэродром, группа летающих радаров осталась наблюдать за немецкими кораблями. Ее курс возврата лежал в стороне от вражеской территории, и, если прикрытия из звена «пешек» окажется недостаточно, Северов всегда мог поднять на помощь еще пару звеньев. Если удар оказался неудачным, у Северова имелись все шансы подвесить два оставшихся «изделия» и повторить его. Совсем недавно закончился полярный день, поэтому шансы визуально оценить результаты своей работы имелись неплохие, а вот стрелять в маневрирующий на высоте девяти тысяч небольшой самолет из 20 мм и 37 мм автоматов, которыми оснащены немецкие эсминцы, – занятие бесперспективное.

– Попали! Попали! – завопил Саша Ларин, когда разглядел вражеские корабли.

Северов и сам с трудом справился с возбуждением, но заставил себя относительно спокойным голосом поздравить штурмана с успехом. Даже с такой высоты летчики увидели, что германским линкорам досталось: один из них, похоже, переломился, второй был покрыт клубами дыма. Идентифицировать их однозначно не удалось, но когда Олег нарезал два круга, а это заняло всего около двадцати минут, оба уже скрылись под водой. Эсминцы продолжали крутиться около места их гибели, возможно, собирали выживших, но это было уже неважно. «Пе-5МР» аэрофотоаппаратом не оснащался, но Ларин сделал несколько снимков своей фотокамерой – он всегда брал ее с собой в полет, хотя в данном случае надеяться на их качество не приходилось. Тут же пришел доклад с летающего радара: отметки самых крупных целей исчезли. Северов подтвердил это результатами визуального контроля и лег на обратный курс – топлива оставалось в обрез, но он не жалел, что остался полюбоваться делом рук своих. Правда, может последовать очередной втык от Верховного, но тут уж ничего не поделаешь.

Когда через полтора часа после атаки самолеты ударной группы приземлились на базе, встретивший Северова радостно-возбужденный Головко сказал, что радиоперехват позволяет сделать вывод – «Тирпиц» и «Шарнхорст» потоплены. Северов пожал руки всем участникам операции, но ничего пока объявлять не стал, лучше было дождаться официального подтверждения и подробностей. Дав команду летному составу отдыхать, Олег поехал в штаб Северного флота, чтобы связаться со Ставкой. Короткий доклад и не менее короткий приказ Ставки на следующий день возвращаться на базу. Вежливо отказавшись от приглашения остаться и отпраздновать большую победу и ссылаясь на приказ Ставки, Олег вернулся на базу Ваенга-1, предварительно отдав приказ транспортной эскадрилье ОАГ прибыть к 11 часам 29 августа и забрать личный состав роты охраны. Прибыв на аэродром, Северов увидел заходящие на посадку летающие радары и их прикрытие. Еще через пару часов прилетели «Каталины» АСС. Отправив всех на отдых, Олег тоже наконец улегся. Сон пришел не сразу, усталый мозг прокручивал детали операции: мысли вертелись вокруг гигантских линкоров, которые должны были погрузиться в ледяную пучину вместе со своими экипажами, а это порядка четырех с половиной тысяч человек. Перл-Харбор обошелся американцам примерно в две тысячи четыреста убитых и тысячу двести раненых, а здесь потери были в два раза больше, вряд ли многих удастся спасти из ледяной воды. Жалел ли их Северов? Самому себе он признался, что нет, хотя чувства радостного удовлетворения тоже не было, только какая-то душевная усталость. А жалость… Вот уж нет! Жалко те миллионы мирных людей, да и солдат, которые погибли или находились в концлагерях, до боли жаль умерших от голода. При воспоминании о маленьких детях, умерших от холода и голода, сама мысль о жалости к немецким морякам казалась бредовой. И это еще не все, счет еще не закрыт, вы, твари, еще долго жидко срать будете при одной мысли о войне с нами! С этим Северов и заснул.

Ларин пленку проявил сразу же, но испытал горькое разочарование. Снимки вышли такого низкого качества, что оказались малоинформативными: на фоне темного моря корабли почти не различались. Расстроенный штурман тоже отправился отдыхать.

Олег проспал почти до 10 часов, Кутькин категорически отказался будить командира, не дал никому это сделать. Завернул даже приехавшего в начале десятого Андреева. Генерал сначала подивился нахальному сержанту, потом улыбнулся и отправился поговорить с экипажами самолетов, которые как раз собирались завтракать. Что хотел услышать Александр Харитонович, неизвестно, ведь в отличие от обычного бомбового удара результатов дел своих никто, кроме Северова, не видел. Но разговором командующий ВВС Северного флота остался доволен.

Северов встал, привел себя в порядок, позавтракал и пошел на летное поле встречать транспортники. Эскадрилья майора Баранова прибыла точно в назначенное время, рота охраны и технический состав немедленно приступили к погрузке. В полдень на аэродроме Ваенга-1 не осталось ни одного самолета ОАГ. «Пе-5МР» Северова взлетел последним, после того как Олег попрощался с гостеприимными хозяевами. Через четыре часа все самолеты, включая еще рано утром ушедшие «Каталины», находились на базе.

Колычев, Беренс, Вологдин, Булочкин, Аверин и командование авиаполков очень хотели знать подробности операции – никакой особой секретности по большинству деталей теперь не было, поэтому вечером Олег устроил большие посиделки, на которых и рассказал своим товарищам об атаке на «Тирпиц» и «Шарнхорст». По этому поводу народ даже позволил себе выпить по чуть-чуть прекрасного армянского коньяка, который нашелся у запасливейшего Олега Петровича. Опытные командиры, все прекрасно понимали, что уничтожение таких мощных кораблей без потерь с атакующей стороны является не просто уникальной операцией, имеющей большой не только военный, но и политический вес. Это начало нового этапа войны на море, начало эпохи применения управляемых боеприпасов, имеющих головки самонаведения, начало нового витка развития высокотехнологичных вооружений. И первое столь весомое слово сказано их Родиной, а к этой победе некоторые из них имели непосредственное отношение! Примерно в эти же дни (25–27 августа) немцами в Бискайском заливе и неподалеку от Виго были повреждены три боевых корабля союзников и один потоплен. Они использовали планирующие бомбы Henschel Hs 293 с радиокомандной системой управления, однако атакованные суда, канадский эсминец и три английских шлюпа, имели водоизмещение менее двух тысяч тонн и не шли ни в какое сравнение с линейными кораблями немцев. Впрочем, кроме Северова, об этом никто еще не знал, да и он помнил об этом довольно смутно.

Уже поздно ночью на связь вышел Василевский. Он сообщил Северову, что до официального признания Германией потери своих линкоров никаких заявлений, награждений, разборов не будет, поэтому командир ОАГ может продолжать спокойно заниматься своей повседневной работой. Олега это устраивало, поэтому палубные авиаполки продолжили тренировки по взлетам-посадкам на объекте «Платформа», а также по ориентированию без наземных ориентиров и полетам в сложных метеоусловиях и ночью. Торпедоносцы и пикировщики Ситякова и Кривцова тоже пора было пускать в дело, Северов решил немного осложнить немцам перевозки по Балтике. «Ту-2Т» с его дальностью порядка трех с половиной тысяч километров спокойно доставал до Киля и дальше, но Олег не видел смысла чрезмерно рисковать уникальными на сегодняшний день машинами. Для тренировки цели найдутся гораздо ближе, да и прикрыть ударные самолеты истребителями можно гораздо лучше. А когда линия фронта в Прибалтике продвинется дальше на запад, придет черед перевозок в Росток, Любек и другие немецкие города.

30 августа, когда Северов уселся обедать, неожиданно пришел возбужденный Булочкин.

– Привет, Петрович, садись, поешь со мной.

– Подожди, Олег, твоя помощь нужна! Зарегистрируй наш с Василисой брак!

И Булочкин рассказал, что Василисе перед обедом стало плохо. Девушка она была спортивная, крепкая и вдруг чуть не упала в обморок. Петрович оказался рядом, на руках отнес ее домой, а там Василиса вдруг разревелась и призналась, что беременна. Бравый подполковник минуту сидел, осмысливая новость, а потом нежно поцеловал свою подругу и пошел искать Северова. Как командир группы Олег имел право регистрировать браки, чем и собирался воспользоваться Булочкин.

– Вот это новость! Поздравляю! – Северов крепко пожал руку своему другу.

Олег Петрович только счастливо улыбнулся в ответ.

Весть о свадьбе Булочкина и Светловой быстро облетела базу. Если Василису мог кто-то не знать, то Олега Петровича знали все, так что событие было просто вселенского масштаба. Вечером гуляла вся отдельная авиационная группа, за исключением тех, кто находился на боевом дежурстве. И пусть стол не ломился от яств, пусть выпивка была более чем скромной, зато веселились от души. До поздней ночи пели и танцевали, почти все незамужние девушки, а их среди женского персонала абсолютное большинство, завидовали Василисе. В такое время найти свое счастье! Олег подарил Петровичу трофейный «Лахти Л-35», отобранный у финского диверсанта, надежный «полярный пистолет», а также целое ведро клюквы, которое ему вручили перед отлетом из Ваенги-1. Вообще подарков получилось немного, и были они весьма немудреными, но дарились от души.

Настя тоже подошла вместе с летчицами из звена связи, обняла подругу.

– Дуешься на меня? – с улыбкой спросила Василиса.

– Немного, – смущенно улыбнулась в ответ летчица. – Попа два дня красная была, да еще полчаса в бане просидела, ревела как дура, не знала, как домой идти, пока Надя Малинина одежду не принесла.

– Надо было к тебе не Малинину отправить, а командира. Не сообразила я, – вздохнула Василиса. – Сейчас хоть не валяй дурака, садись к нему поближе, да на танец пригласи.

Однако все оказалось не так просто. Особенно близко сесть не удалось, а пригласить на танец Олега Настя не успела. Почти все танцы были белыми, поскольку девушек на базе не так много, и Северова быстро увела шустрая Света Оленева, командир звена связи. И второй танец, и третий Настя прошляпила. Северов поискал ее глазами, но не заметил, так как она стояла у него за спиной, да и уже прилично стемнело. Возможно, Света рассчитывала на продолжение, но Олег решил никаких дел с подчиненными не иметь – хватит, сыт по горло. Со Светой он расстался этим вечером вежливо, но твердо. Впрочем, та надежды не теряла. О том, что командир влюблен в ее подчиненную, Оленева не знала, да об этом вообще практически никто теперь не догадывался. Олег решил эту тему закрыть: насильно мил не будешь. В конце концов, девушки выбирают ведь не по количеству орденов или должности – это уже расчет, а не любовь. А на долгие красивые ухаживания у него времени нет совершенно, к тому же война идет, а на ней спрос с командира многократно возрастает. К тому же история тянулась уже давно, Северов свое отгрустил.

А Света заинтересовалась Северовым всерьез. И дело не только в орденах, хотя его орденская планка и произвела на нее огромное впечатление. Некоторые женщины, которые познакомились с Олегом поближе, тянулись к нему из-за чувства защищенности, которое давала близость с ним, близость не в интимном смысле. Света не являлась исключением. Она не была девушкой испорченной или корыстной, у нее раньше имелся молодой человек, младший лейтенант-танкист, который сгорел в своем «Т-26» под Смоленском в августе 1941 года. Свете было тогда девятнадцать лет, и ей казалось, что жизнь кончилась. Потом она отошла и без памяти влюбилась в симпатичного старшего политрука, но он оказался женат, в чем и признался ей, когда получил новое назначение. Два месяца Света ходила сама не своя, она с ужасом думала о том, что могла от него забеременеть и сейчас осталась бы с ребенком и без назначения, ведь скрывать такое долго не получилось бы, а кому нужна летчица на сносях! Но была Света девушкой оптимистичной и, получив назначение в звено связи 7-го ГИАП ВМФ, решила, что начинается новая страница в ее жизни. Так и произошло. Кругом множество молодых мужчин, почти все они настоящие боевые офицеры, отмеченные наградами. Их интерес к ней был приятен, никто не переходил грань дозволенного, она многим нравилась, но чувствовалось, что пока в нее никто без памяти не влюблен. Сама она тоже ни в кого не влюбилась, но к подполковнику Северову вдруг почувствовала интерес. Не как к командиру и дважды Герою, как к человеку и мужчине. Так что у Насти появилась конкурентка, о чем та пока еще не догадывалась. Когда мечтательная Света пришла в комнату, где жило ее звено, Настя уже наплакалась и укладывалась спать. Развеселая Худышкина загуляла со старшим лейтенантом-штурмовиком, Надя Малинина заболталась с лейтенантом-пилотом «Ту-2РБ», так что девушки оказались в комнате вдвоем.

– Насть, а ты командира давно знаешь?

– Северова? Больше года, как сюда попала.

– А он кем тогда был?

– В седьмом полку эскадрильей командовал. А что?

– Да ничего, просто интересуюсь. Он занятный.

Настя хотела возмутиться, но прикусила язык.

«Он занятный! Мой Олег занятный! Так тебе и надо, дура! – подумала она. – Довыкаблучивалась! И правда дура! Поверила Музыке! Заревновала к неведомым англичанкам и француженкам. Поверила, что он без меня с другими девушками отношения заводит. Да хоть бы и так! Кто я ему, что сделала, чтобы он считал меня своей? И на кого теперь обижаться? Ну нет, я его никому не отдам! Я люблю его! Он будет мой!»

А вслух сказала:

– Особо не обольщайся, он птица высокого полета.

– Ну и что? Я тоже летать умею! – и Света рассмеялась, от чего Настя заревновала еще сильнее и долго не могла уснуть.

Глава 5

Следующие четыре дня прошли в обычных заботах. Северов готовил 1-й БАП и 3-й МТАП к боевым действиям на Балтике, тренировал палубников на «Платформе» и тренировался сам, продумывал вопрос об использовании палубных ударных самолетов в боевых действиях. Штурмовики тоже тренировались на «Платформе», хотя большого значения этому Северов не придавал. Использовать «Ил» в качестве палубного самолета имело смысл только при нанесении ударов по береговым сильно защищенным объектам, что было пока не очень актуально, так, задел на будущее. К тому же поднять тяжелый штурмовик с короткой палубы без дополнительных средств типа стартовых ускорителей или катапульты не так просто.

Как ленинградец прежний Северов неплохо знал не такую уж и длинную историю города на Неве. Поэтому помнил, что во втором полугодии 1943 года налеты на сам Ленинград носили, так сказать, эпизодический характер. По самому городу немцы действовали тогда больше артиллерией, чем авиацией, а вот ударов по другим объектам хватало. Операции 1-го воздушного флота Люфтваффе по разрушению коммуникаций в тылу Ленинградского и Волховского фронтов в прошлой истории были довольно успешными, летом с занимаемой должности даже был снят командующий Ладожским дивизионным районом ПВО. Здесь же действия советской авиации были более удачными, не в последнюю очередь благодаря авиагруппе РВГК.

5 сентября Олега вызвал к себе генерал-полковник Говоров. Непосредственно с ним Северов работал мало, авиагруппа обладала, конечно, известной самостоятельностью, но вопросы взаимодействия решались с Рыбальченко и Самохиным и их штабами. В кабинете у командующего фронтом подполковник обнаружил обоих командующих ВВС (фронта и флота) и начальника штаба фронта генерал-лейтенанта Дмитрия Николаевича Гусева. Последнему Леонид Александрович и предоставил слово.

– Товарищи, по имеющимся данным, немецкое командование готовит массированный налет на особую авиабазу. Возросшая активность нашей авиации и повышение ее эффективности не могли остаться незамеченными, разведка у немцев и финнов тоже не даром ест свой хлеб, да и примерное расположение базы вычислить не так уж сложно, район небольшой. Нами вскрыта переброска бомбардировочных и штурмовых авиачастей Люфтваффе на аэродромы в Финляндии. Поскольку наступление финнов на Ленинград в нынешних условиях следует отнести к разряду совершенных сказок, то цель может быть только одна – особая авиабаза. Об этом же сообщают товарищи из Главного разведуправления, получившие информацию по своим каналам. Они же обращают внимание, что руководство Третьего Рейха придает этой операции под названием «Vergeltung» – «Возмездие» – большое значение. Похоже, Олег Андреевич, ваша роль в уничтожении «Тирпица» и «Шарнхорста» им известна. Так вот, Ставкой нам поручена разработка операции по противодействию. В папках, лежащих перед вами, все, что нам на данном этапе известно.

Авиаторы углубились в изучение материалов, которых оказалось немного, но они емко отражали замысел вражеского командования и заставляли с бо́льшим уважением думать о людях, которые их добыли. Картина вырисовывалась следующая. Адольф Алоизович в очередной раз потерял связь с реальностью, что, в общем, неплохо. Фюрер германской нации впал в неконтролируемое буйство и категорически потребовал стереть с лица земли зловредных русских вместе с их базой. Немецкий генералитет уже давно понял, что в такой ситуации спорить себе дороже, и принялся исполнять. Силы были выделены серьезные: полторы сотни бомбардировщиков («Юнкерс-88», «Хейнкель-111» и даже «Хейнкель-177»), более сотни «Фокке-Вульф-190» и столько же «Ме-109». Помимо собственно разработки плана операции противнику необходимо было сосредоточить всю эту массу авиатехники на финских аэродромах и обеспечить их топливом и боеприпасами. Кто предупрежден, тот вооружен. Противнику придется перебрасывать авиацию с других участков, что их непременно ослабит. Это в плюсе. А в минусе небольшое подлетное время и трудности с обнаружением, так как «Фоккеры» наверняка пойдут на малой высоте.

В ходе дальнейшего обсуждения решили максимально уплотнить зенитное прикрытие базы, а вот необходимости в дополнительным постах ВНОС не было. На случай ночного удара, что, конечно, маловероятно, Северов предложил создать прожекторные поля, это давало дополнительные возможности для работы одномоторных истребителей. До вечера работали, утрясали все вопросы по взаимодействию: выходило неплохо, все-таки четыре сотни самолетов противника – сила серьезная, но не запредельная, должны справиться.

Уже за полночь сели пить чай, когда озабоченный адъютант командующего доложил, что Говорова вызывает Москва. Все решили, что Ставка хочет знать ход подготовки к удару, но Леонид Александрович вернулся мрачный.

– Разговаривал с Василевским. Есть уточнение, – генерал сумрачно матюгнулся. – Бомбардировщиков будет не полторы, а три сотни. Да и «Фоккеров», похоже, примерно полторы.

– Эко их разобрало, – хмыкнул Северов. – Но вся эта масса работать ночью не сможет, в это верится с трудом. Собственно, ночников у меня полк, пятьдесят шесть машин, экипажи опытные. Прожекторные поля позволят использовать «головастиков», там уже все имеют допуск к ночным полетам. То есть порядка полутора сотен истребителей выставить могу. Кроме того, ночью умеют действовать все штурмовики, их вооружение позволяет эффективно работать по бомбардировщикам. А вот у вас, насколько я знаю, с ночниками негусто.

– Летать – одно, а находить-сбивать – другое, – кивнул Рыбальченко. – Но я согласен, всей массой ночью они не попрут. Я тут на досуге анализировал, получается, что потери они восполняют существенно менее опытными экипажами, что естественно. Меня другое беспокоит. А не является ли это все грандиозной дезинформацией? Ударят по другому объекту!

– По какому? – Самохин покачал головой. – По Кронштадту? По городу? Во-первых, зачем? Какой смысл? Даже если все удастся, что невероятно, это ничего в военном смысле не даст. Во-вторых, здесь все рядом. Отработаем.

– Самый плохой вариант – это действия по нашим коммуникациям, когда вся эта масса накрывает множество объектов. Потери мы им нанесем фатальные, но и у них вероятность прорыва повышается. С другой стороны, время подумать у нас есть, такую массу самолетов надо еще переместить. – Северов побарабанил пальцами по столу. – Разведке в тылу у финнов работать сложно, надо воздушную усилить.

– Я орлов Механикова сориентирую, – Степан Дмитриевич сделал пометку в блокноте. – А чтобы немцы ничего не заподозрили, проведем ее и на других участках.

– Завтра, хм, сегодня в 10 часов совещание начальников штабов у Дмитрия Николаевича. Все на сегодня, – подытожил командующий фронтом.

Вернувшись к себе, Олег приказал подготовить перебазирование «Ту-4» и «Ту-10» – держать под возможным налетом уникальные на сегодняшний день четырехмоторные монстры не имело никакого смысла. Уже утром бомбардировщики ушли на Кострому, а летающие радары перебазировались в район Тихвина, откуда и продолжат свою работу под прикрытием выделенного 14-й воздушной армией полка «ЛаГГ-5».

К обеду вернулся с совещания Вологдин, сказал, что решали проблему. Посчитали потребное количество прожекторных установок, сколько надо – нет, и времени тоже, поэтому поменяли схему размещения. Еще раз прошлись по зонам ответственности, связи и взаимодействию. Северов провел совещание с командованием авиаполков, прогнали возможные варианты. По данным разведки и радиоперехвата можно было сделать вывод, что противник торопится. Маскировка у них была поставлена хорошо, поэтому от нанесения упреждающего удара после всех прикидок в штабе Ленфронта отказались. Потери могли оказаться значительными, а вот эффект ниже желаемого.

Как Олег и предполагал, наносить удар ночью немцы не стали. Ранним утром 7 сентября Олега разбудил дежурный: радар засек множественные воздушные цели на западе, идущие курсом на Ленинград. Летающий радар патрулировал на высоте более восьми тысяч метров под прикрытием звена «По-3» в районе острова Сескар. Северов распорядился передать информацию в штаб ВВС Балтийского флота и в штаб 13-й воздушной армии, объявил тревогу и уже через двадцать пять минут поднял в воздух первые сто истребителей 7-го и 8-го полков, оставив по два звена на прикрытие базы. 10-й ИАП и 9-й ГШАП Олег оставил на вторую волну. Качество самолетов и их пилотов давало Олегу уверенность, что крови он немцам попьет знатно. Генерал Курт Пфлюгбейл, командующий 1-м воздушным флотом, был опытным военачальником, планированию немцы всегда уделяли большое внимание, но для достижения желаемого результата этого оказалось недостаточно.

На подавление ПВО базы были брошены «Фокке-Вульфы», которые были встречены еще перед линией фронта истребителями 13-й воздушной армии и Балтийского флота, к которым вскоре присоединились «Яки» Мироненко. По немногочисленным прорвавшимся самолетам азартно отстрелялись зенитчики. Когда противник посчитал, что наличные силы истребителей связаны боем, появились бомбардировщики: они шли тремя волнами с севера, северо-запада и со стороны залива. По первой с удовольствием отработали новинками, РСами повышенной кучности с осколочной боевой частью и неконтактным взрывателем. Новые 82-мм РСы были тяжелее и по поражающему действию мало уступали снарядам 85-мм зенитной пушки, каждый истребитель нес восемь РСов – получилось славно. Достреливать пушками мало кого пришлось, РСы наносили страшный урон самолетам противника, идущим в сомкнутых боевых порядках. По второй отработали уже пушками, встретив ее километрах в тридцати западнее Кронштадта. Третью расстреливали «Илы» майора Бондаренко, потом накрыл 10-й ИАП на своих «Як-3М», успевший вернуться, пополнить топливо и боезапас, а также флотские коллеги. Эта была слабее всех прикрыта истребителями – посчитали, видимо, что сил на них уже не останется.

Разгром был полный: из трехсот двенадцати бомбардировщиков было сбито сто семьдесят шесть, еще пятьдесят четыре рухнули, не долетев до своих аэродромов. К базе прорвались в общей сложности не более трех десятков вражеских самолетов, в основном «Фоккеры», но были встречены зенитчиками, отбомбиться прицельно не смог никто. Самыми мудрыми были те, кто сразу избавился от бомб и повернул назад, в большинстве своем это были экипажи замыкающих девяток. Попытавшиеся прикрыть своих бомберов «зеленые задницы» потеряли более тридцати истребителей, среди погибших Вальтер Новотны, известный эксперт Люфтваффе. Северов записал на свой счет четыре бомбардировщика и два истребителя за два вылета. С учетом сбитых ранее финских самолетов у него на счету стало ровно сто машин противника. Потери ОАГ – семь летчиков погибли, пятнадцать получили ранения, серьезно повреждено двадцать восемь самолетов, тринадцать потеряно безвозвратно (пять «По-3» и восемь «Як-3»). ВВС КБФ недосчитались двенадцати машин, воздушная армия – четырнадцати. Отчет о бое был направлен в управление ВВС ВМФ сразу после обработки всех данных.

После таких потерь активность вражеской авиации серьезно снизилась, можно было спокойно заняться вводом в боевую работу 1-й БАП и 3-й МТАП, но на 9 сентября Северова вызвали в Москву. Полетел на «С-47», захватив с собой парадный мундир – это в вызове указывалось отдельно. В Москве первым делом зашел в наркомат ВМФ, перед приходом в Кремль Олега хотел видеть Кузнецов. К наркому Северова пропустили сразу.

– Здравия желаю, товарищ адмирал!

– Ну, здравствуй, гроза Кригсмарине и Люфтваффе! Нашумел ты грандиозно! Отсюда поедем вместе к Верховному, но я тебя хотел видеть, чтобы сообщить результаты твоей атаки. Картина, по нашим данным, по данным разведки и англичан, вырисовывается следующая. Попал ты всеми четырьмя «изделиями». Первое прилетело «Тирпицу» в правый борт по ватерлинии в районе носовых башен, пробило корпус насквозь и взорвалось под днищем. Силу взрыва пяти тонн торпекса под водой ты можешь себе представить. Линкору этого хватило бы, его почти переломило пополам, но в него угодило еще одно «изделие», на этот раз пробив палубу и взорвавшись в районе кормовых погребов. Детонация, оторвало корму, свернуло и нос. «Тирпиц» перевернулся и затонул в течение примерно пятнадцати минут. В «Шарнхорст» тоже было два попадания: первое в район машинного отделения, второе под носовые башни. В общем, меньше чем через час после атаки оба корыта лежали на дне! Из обоих экипажей спасли двадцать семь человек, да и то одиннадцать потом умерли от ран и переохлаждения. Политический резонанс колоссальный. Гитлер в прострации, англичане в экстазе. Верховный тоже очень доволен, хочет тебя видеть. Кстати, ты представления к награждению привез?

– Конечно, Николай Герасимович! Только я так понял, что нужен список с указанием роли в операции, а чем наградить, буду решать не я.

– Правильно понял. Верховный хочет по максимуму наградить морскими наградами из недавно учрежденных, так что подумаем без тебя, не обижайся. Внакладе никто не останется, это я тебе обещаю. К тому же товарищу Сталину Жданов звонил, рассказывал про отражение налета. Копию твоего отчета Верховный сразу запросил, так что с тебя представление и за этот бой.

Северов засмеялся:

– А у меня и это готово! Такие бумаги писать – одно удовольствие.

Перед поездкой в Кремль Кузнецов и Северов поужинали, Николай Герасимович находился в прекрасном настроении, и его можно понять. Военно-морской флот СССР откровенно слаб для великой державы, и сделать с этим быстро ничего нельзя. Да и небыстро тоже. Идет война, после ее окончания надо будет долго восстанавливать разрушенное хозяйство, развивать науку и только потом можно будет браться за действительно масштабные проекты. А это лет десять-пятнадцать. И вдруг слабый флот, к которому союзники относились с плохо скрываемым пренебрежением, продемонстрировал огромную мощь. Два мощнейших вражеских корабля, которых как огня боялся Королевский военно-морской флот Великобритании, уничтожены без потерь небольшой группой самолетов авиации ВМФ СССР. А в разработке еще более мощные и совершенные виды вооружений! Адмирал сказал также, что Сталин запретил вызывать Северова в Москву до отражения налета на базу, чтобы дать возможность спокойно подготовиться.

После ужина Олег облачился в парадную форму гвардейского подполковника флотских ВВС и направился вместе с наркомом на встречу с Верховным Главнокомандующим. Ждать в приемной пришлось недолго. Уже через пять минут в кабинет зашел Кузнецов, а еще через десять минут пригласили Северова.

– Здравия желаю, товарищ Верховный Главнокомандующий. Командир Отдельной авиационной группы ВМФ гвардии подполковник Северов по вашему приказанию прибыл!

– Здравствуйте, товарищ Северов! – Сталин улыбался. – Как вы оцениваете наше новое оружие? Ведь вы один из его создателей.

– Считать себя одним из создателей с моей стороны было бы очень нескромно, товарищ Сталин. Я всего лишь подал идею. А что касается самого «изделия», то могу сказать, что в таком виде оно малоэффективно и очень дорого. Усовершенствовать надо головку самонаведения, сделав ее активной, а еще лучше комбинированной, добавив наведение по тепловому каналу, но это в далекой перспективе. В нынешнем же виде «изделие» можно применять только против действительно крупных кораблей, только в открытом море и при полном отсутствии радиоэлектронного противодействия. Надо также сделать из бомбы ракету, увеличив тем самым ее дальность. Но здесь встает большая проблема, которую еще предстоит решить, – точное удержание ракеты на курсе, ведь головка самонаведения начнет свою работу только на конечном участке траектории. И последнее, надо расширять номенклатуру таких «изделий». Стрелять такими мощными боеприпасами по эсминцам или сторожевикам противника слишком расточительно. Так что работы впереди много, товарищ Сталин.

– Что ж, надо признать, восторгов вы у нас значительно поубавили, – немного помолчав, сказал Сталин, – но это хорошо. Вы дали объективную оценку «изделию». И что очень важно, вы не забываете про экономическую составляющую, а это, к сожалению, редко имеет место среди наших военных, да и не только среди них. Но сейчас разговор не об этом. Вы прекрасно справились с заданием, которое сами себе и придумали. А чем дальше планируете заняться?

– Во-первых, необходимо наладить боевую работу 1-го бомбардировочного и 3-го минно-торпедного авиаполков. Надеюсь, что целей для них на Балтике хватит. Когда будет освобождена советская Прибалтика, им придется серьезно поработать над нарушением вражеских морских перевозок, особенно из Скандинавии. Во-вторых, продолжу готовить авиагруппы для авианосцев, тренировки на объекте «Платформа» продолжаются. Но здесь есть вопрос. Сроки передачи нам авианосцев «Смоленск» и «Севастополь» приходятся на ноябрь и январь соответственно. Эти корабли планируется передать в состав Северного флота, что естественно, но в это время там полярная ночь. Освоение такого непростого дела, как палубная авиация, лучше начинать в более простых метеоусловиях. Я пока не имею однозначного решения данной проблемы, но склоняюсь к следующему. Дальность полета палубных вариантов самолетов с подвесными баками позволяет перелететь в Англию. Туда же могут прийти и авианосцы. Освоение пройдет в значительно более благоприятных условиях Атлантики, можно будет накопить опыт действий авиагруппы против вражеских подводных лодок и конвоев, что чрезвычайно актуально. После накопления опыта можно будет перебраться и к родным берегам, да и полярная ночь к тому времени закончится. В-третьих, дальнейшее совершенствование оборудования и тактики использования самолетов ДРЛО и РЭБ, а также новых видов оружия. Если коротко, это все, товарищ Сталин.

– Хм, а что, наши штурмовики смогут долететь до Англии?

– От Ленинграда до ближайшего английского аэродрома около двух тысяч километров при перегоночной дальности последней модификации «Ила» в две тысячи пятьсот. Но им там делать нечего. Использование штурмовиков наиболее целесообразно при ударе по наземным целям, а такую задачу пока отрабатывать нет необходимости. Кроме того, «Ил» тяжелый самолет, для взлета надо использовать стартовые ускорители или катапульты. Ни того, ни другого пока нет. Считаю необходимым пока остановиться на палубных модификациях «По-3» и «Як-3», а также «Су-6» и «Су-8».

Сталин какое-то время молчал, потом кивнул.

– Вы, товарищ Северов, подтвердили свою репутацию человека думающего и инициативного. И ваши инициативы всегда приносили пользу нашему государству. Ставка считает необходимым преобразовать подразделение, которым вы командуете. Отдельная авиационная группа преобразуется в 1-й отдельный гвардейский особый авиационный корпус ВВС ВМФ, ваш корпус входит в резерв Ставки Верховного Главнокомандования. Все подразделения корпуса также становятся гвардейскими. Изменения в составе подразделений вы узнаете позже у товарища Кузнецова, а пока надо решить вопрос с награждениями за блестяще проведенную операцию против вражеского флота и за отражение налета на Ленинград. Товарищ Жданов связывался со Ставкой и просил наградить отличившихся. Вы, насколько мне известно, уже подали списки товарищу Кузнецову. Есть мнение наградить морских летчиков морскими наградами. Для награждения к вам прибудет товарищ Мехлис – начальнику Главного политического управления необходимо лучше знать героев, не все же вредителей искать. Вместе с ним прибудет генерал-лейтенант Рогов. Трех дней для организации церемонии награждения достаточно. Что касается вас лично. Вам присваивается звание гвардии полковника. Указом Президиума Верховного Совета за организацию и проведение операции по уничтожению крупнейших военных кораблей гитлеровской Германии вы награждаетесь орденом Нахимова 1-й степени, за отражение массированного налета на Ленинград и уничтожение крупных сил вражеской авиации – орденом Александра Невского. Награждение состоится завтра. Кроме того, 7-й гвардейский Краснознаменный орденов Суворова 3-й степени, Кутузова 3-й степени и Александра Невского истребительный авиационный полк награждается орденом Нахимова 2-й степени. 8-й и 10-й гвардейские истребительные авиационные полки и 9-й гвардейский штурмовой авиационный полк также награждаются орденами Нахимова 2-й степени. К ноябрю вам надлежит определиться с составом авиагруппы авианосца «Смоленск» и организовать ее перелет в Англию, со сроком определимся позднее, когда будет ясность с его прибытием туда. До свидания, товарищ Северов.

Северов поблагодарил за доверие, попрощался и вышел. Ожидаемый втык за излишний риск, связанный с желанием лично убедиться в результатах атаки, не состоялся. То ли Сталин решил, что летчика не переделать, то ли не знал об этом, что сомнительно, то ли счел опасность не такой уж и большой. Скорее последнее, иначе обязательно бы выговорил. Как уже было заведено, Олег сразу поехал в наркомат, где его встретил Жаворонков, который сразу стал выспрашивать подробности операции. А через час приехал Кузнецов и объявил, что все летчики и штурманы «Ту-10» награждаются орденами Нахимова 2-й степени, стрелки – медалями Ушакова. Все летчики и штурманы «пешек», а также бортмеханики бомбардировщиков награждаются орденами Красной Звезды. Орденами Красной Звезды наградили и офицеров из экипажей спасательных гидросамолетов, а стрелков – медалями Ушакова. Весь наземный технический персонал награжден медалями Нахимова, в том числе Новоселов, Глазычев и Шведов, а офицеры – орденами Отечественной войны 2-й степени. Солдаты и офицеры роты охраны, обеспечивавшие базу Ваенга-1, награждены медалями «За боевые заслуги». Многие получили очередные звания: Вологдин стал гвардии подполковником, а капитан Румянцев – командиром 1-го гвардейского тяжелого бомбардировочного полка ВВС ВМФ и гвардии майором. Колычев, Вологдин и Беренс награждены орденами Ленина. За бой над Финским заливом целый ряд летчиков получил ордена Красного Знамени и Красной Звезды, в том числе командование истребительных полков и комэски, которые и так оказались в числе самых результативных летчиков. Орден Красной Звезды получил и Женя Цыплаков. В списке награжденных Олег с удовлетворением увидел и некоторых наиболее отличившихся штабных работников: так, орденом Красной Звезды был награжден Стас Пампушкин. Не забыли и представление Глазычева и Шведова за уничтожение финских диверсантов, ходатайство о награждении их орденами Славы 3-й степени также удовлетворили. В общем, пролился самый настоящий золотой дождь. Гвардии майор Баранов стал командиром 1-го гвардейского авиационного транспортного полка ВВС ВМФ. Бомбардировщики и транспортные самолеты в полки, развернутые из эскадрилий, начнут прибывать в ближайшее время. Пополняется и эскадрилья АСС, увеличивается количество автожиров, «Хадсонов» и «Каталин». С учетом того, что в не очень далеком будущем корпус будет размещаться на разных аэродромах по мере продвижения линии фронта на запад, полк Аверина преобразован в особую бригаду. Личный состав также награжден орденами и медалями за участие в ликвидации диверсионных и снайперских групп противника, нанесение значительного урона офицерскому составу врага. Булочкин и Аверин награждены орденами Красного Знамени. Так что и без того немаленькое хозяйство Северова стало еще больше. Ну ничего, штаб корпуса большой и работоспособный, заместители надежные, справимся.

Награждение состоялось 10 сентября, вручал награды, как обычно, Шверник. Возвращаться в гостиницу снова пришлось пешком, но погода стояла холодная, так что Олег был в реглане. Зато на полпути до гостиницы его остановил плотный майор береговой службы ВМФ и начал брюзгливо выговаривать, что при появлении такого большого начальства, как он, следует первым отдать ему воинское приветствие, потребовал предъявить документы, распространялся на тему, что распустились они там, на фронте, и все такое.

«Лицо, что ли, у меня такое? Каждый приезд в Москву непременно кто-нибудь требует предъявить документы и качает права! Может, лучше в шинели было идти, там хоть погоны видны».

Патрулей в центре хватало, не успел майор наговориться, один из них тут как тут. Пришлось показать документы.

– Товарищ гвардии полковник, у вас есть претензии к товарищу майору?

– Нет, – хмыкнул Северов, – это у него ко мне есть претензии.

Майор пошел пятнами, а патрульные с откровенным удивлением его рассматривали. Олег попрощался и пошел дальше. Не успел он пройти и двух кварталов, как рядом остановилась «эмка», из которой выбрался Забелин в форме комиссара госбезопасности.

– Ну, здравствуй, личный враг фюрера германской нации!

– Здравствуйте, Владимир Викторович!

После рукопожатий выяснилось, что генерал имеет свободное время, чтобы спокойно пообщаться и пообедать. «Эмка» быстро доставила их к ресторану, Северов в нем уже был раньше, с Жаворонковым. Когда сняли свои кожаные пальто, Забелин принялся с удовольствием рассматривать Олега, а тот, в свою очередь, отметил два ордена Ленина и три Красного Знамени на груди комиссара. Прошли в отдельный кабинет, знакомый метрдотель принес меню. Наедаться до отвала не в привычках людей их профессии, так что заказали немного и без выпивки, обошлись «Нарзаном».

– Чертовски рад тебя видеть! В общих чертах о твоей службе знаю, молодец, товарищ Сталин тобой очень доволен. Но, сам понимаешь, теперь надо соответствовать! О себе ничего говорить не буду, сам все понимаешь. Теперь слушай внимательно! Помнишь своего африканского крестника? Все произошло, как ты и говорил: он согласился сотрудничать ради будущего своей страны. Второй твой крестник, летун, очень активен, помогает охотно. Кстати, судя по тому, как ты растешь, скоро командующим воздушной армией станешь или того больше. Тебе ведь до этого один шаг остался.

– Шутите.

– Какие шутки, со стороны на себя посмотри! Тебе двадцать три года, ты полковник и командир корпуса, генеральская, кстати, должность.

Наконец принесли харчо, гуляш, зелень. Поели не спеша, за приятной беседой. Забелин рассказал, что Петровский и Лукин давно генерал-полковники, Снегов, Лестев и Остряков – генерал-лейтенанты. Все получили звание Героев Советского Союза, награждены высокими полководческими орденами. Воюют прекрасно, товарищ Сталин постоянно приводит командование фронта в пример, очень часто хвалит. Петровский подружился со своим соседом, командующим Центральным фронтом генералом армии Рокоссовским, они быстро нашли общий язык, с удовольствием занимаются новациями в военном искусстве.

– Да, чуть не забыл. Ты Василия Пильченко помнишь? Комэском был в 12-м ИАП.

– Помню, ему ступню ампутировали. Я его в госпитале в Вологде встретил. Он был полон решимости в строй вернуться, я ему про Дугласа Бейдера рассказал.

– Вот именно. Он сейчас в 86-м ГИАП эскадрильей командует, летает вовсю, к Герою его представили. А вспомнил я потому, что он сказал корреспонденту «Красной Звезды», что один очень хороший человек надежду ему вернул, обратно на крылья поставил, когда он уже отчаялся совсем. Про кого он говорил, знаешь? Про тебя! О тебе, кстати, и твоем соединении в войсках слухи разные ходят.

Забелин засмеялся.

– В этом смысле ты немцам не меньше известен. По крайней мере, Гитлер тебя лично знает и очень ценит. Ты у него за последний месяц не только два линкора утопил, но и одного из любимых асов приземлил, Вальтера Новотны.

– Да там такая каша была, с чего взяли, что это именно я был?

– Так на чем ты летал, известно, на чем он летал, тоже. Один из тех двух истребителей его, точно.

– Хм, стало быть, Адольф Алоизыч из-за меня коврами, как моль, питается?

Генерал опять засмеялся.

– Тут в другом проблема, ликвидировать тебя у них азарт большой. Я Мише Ногтеву кое-какую информацию подкинул, он парень не промах, но и ты не наглей. Должность у тебя серьезная, вот и веди себя как взрослый генерал, а не как пацан-полковник. Охраной не пренебрегай, да и прочими мерами безопасности. Я знаю прекрасно, что ты многим спецакам фору дашь, но не надо за всех воевать, у тебя сейчас свои задачи. Понял меня?

Олег вздохнул.

– Как не понять. Правы вы на все сто процентов, но мне себя этим самым взрослым генералом еще ощутить надо. Пацаном-полковником-то проще.

– Я тоже в штанах с лампасами не всю жизнь хожу. Ты секретоноситель самой высокой пробы, я удивляюсь, как тебя до сих пор подальше от фронта не загнали, куда-нибудь в Сибирь. Дашь повод – законопатят. Будешь Рычаговым и Смушкевичем командовать. Ладно, это лирика и разговорный жанр, но ты меня, надеюсь, понял. Да, кстати, обижаются тут на тебя некоторые товарищи. Не сказал тебе Жаворонков?

– Немцы обижаются, это понятно, – озадачился Северов, – а наши-то за что?

– Ты со своей командой столько фрицев насшибал, что Верховный принял решение поднять планку. Теперь к Герою будут представлять за двадцать пять сбитых. Кое-кто предлагал даже до полусотни поднять, но это уже слишком. А так тебе все равно четыре положены, а Бринько скоро на пятую заработает.

– Пятижды Герой, даже звучит по-дурацки! – фыркнул Олег. – После двух, ну трех, можно орден Ленина давать.

А сам вспомнил, как в более поздние времена за полеты в космос давали Героя Советского Союза, но начиная с третьего опять же ордена Ленина.

После обеда Забелин обнял Северова и укатил по своим делам, а Олег не спеша направился в гостиницу. Вылет обратно в Ленинград был назначен на шесть утра 11 сентября, а награждение должно состояться 13 сентября. Сегодня в восемнадцать часов Олега в наркомате ждет Жаворонков, хочет обсудить участие новых полков в боевых действиях. В номере гостиницы Северов, сняв реглан, подошел к большому зеркалу и внимательно посмотрел на свое отражение. Гвардии полковник. В прошлой жизни он дослужился только до подполковника. Новая ступень развития. Командир корпуса. Как у товарища Сталина все просто: справился – шагай дальше! А дальше как-то… Не страшно, нет. Жутковато от свалившейся огромной ответственности. Впрочем, у товарища Сталина ответственность куда больше, и не переложишь ни на кого. Олег еще раз посмотрел на себя в зеркало и подумал, что скоро превратится в подобие позднего Леонида Ильича, награды скоро вешать некуда будет. На новогодние праздники можно елкой работать. И тут же мысли перескочили на другое. Орденов много, а личного счастья как не было, так и нет. Друзья есть, люди, на которых можно положиться во всем, самые лучшие и надежные. Но человеку этого мало, хочется иметь семью, детей. Олег вздохнул, чего расчувствовался? Такая война идет, конца и края ей нет, а мысли все к семье возвращаются! Северов отстегнул кортик, снял парадный мундир, сел на кровать. Многие из командиров и куда менее крупного ранга заводили себе походных подруг, некоторые даже женились потом повторно. Как человек из начала XXI века, да еще живший в эпоху 90-х, он относился к этому достаточно спокойно. Жили в Советском Союзе, а потом оказались в Российской Федерации и обнаружили, что есть проститутки, работорговцы, наркоманы, бомжи, беспризорники и черт знает что еще. Государственные деятели, в том числе с погонами на плечах, увлеченно воровали и творили такое, во что еще лет десять назад трудно было поверить. Брызгайте после этого слюнями из-за того, что у Рокоссовского была любовница – молодая врачиха! Небольшая толика женской ласки мужчине и на войне не повредит, тем более такой жестокой. Северов опять вздохнул. Завести себе подругу для утех – да нет проблем! При этом обиженной эта девушка точно не будет, не тот он человек. Но было в этом что-то, останавливающее сразу и бесповоротно. Одно дело, когда потянуло друг к другу, как его с Викой Галаниной или даже один раз со Светкой Яблоковой. И другое дело подойти к этому расчетливо – скотство это. Олег вспомнил зеленые глаза Насти Горностаевой и загрустил окончательно. Не идет из головы, хоть стреляйся! И на свадьбе у Булочкиных на белый танец ни разу не пригласила, даже близко не подошла. Специально ее там высматривал. Не высмотрел. Сидела в стороне, потом куда-то пропала. Да ушла с кем-нибудь, хватает кругом молодых, красивых, орденоносных. Обиды не было, не за что обижаться, ничего она ему не должна. Клин клином вышибать? Время покажет. Вот командир ее, Света Оленева, на него во все глаза смотрит. Света – девушка хорошая, но ведь не шевелится ничего в душе при виде ее. М-да, товарищ новоиспеченный полковник, свободное время на пользу явно не идет, так что пора в родной наркомат собираться.

Олег зачем-то рассказал Кутькину, посмеиваясь, как к нему пристал береговой майор. Тимофей без улыбки достал из шкафа новенькую шинель, к которой уже успел прикрепить полковничьи погоны. Вот жук! Но логика его была железной, и Северов ее понимал. Москва – столица, а не полевой аэродром. Это там можно ходить в кожаной куртке или реглане без знаков различия, все и так знают, кто ты есть. А здесь надо придерживаться правил, да и правила эти вообще-то никакого душевого неприятия не вызывают у человека, который служит всю сознательную жизнь, уже вторую, кстати. Так что Северов поблагодарил ординарца, надел повседневный китель с орденскими планками и шинель. Отметил, что среди планок уже есть новые, от Нахимова и Невского, Тимофей и здесь все успел. Носить ремень с кобурой поверх шинели Северов не любил, но ходить без оружия, даже по Москве, было неуютно, как без брюк. А таскать пистолеты в карманах Олег привычки никогда не имел.

К Семену Федоровичу у Северова, кроме известного дела, имелся еще один вопрос. Когда обсудили вопросы боевого применения сухопутных и палубных ударных самолетов, Олег сказал:

– Семен Федорович, есть у меня непростой вопрос. За два года я из рядового летчика стал командиром корпуса, а образование какое было, такое и осталось. Нет, с самообразованием все в порядке, но мне этого мало.

– Ты что же, хочешь в академию пойти учиться? – удивился Жаворонков.

– Да, а что в этом удивительного?

– Да просто не ожидал, что ты хочешь все сейчас бросить, – озадаченно сказал генерал.

– Вы меня неправильно поняли. Ничего я бросать не собираюсь, потому и вопрос непростой. Я хочу академию окончить экстерном!

– Экстерном?! – Жаворонков был изумлен. – А как такое вообще возможно?

– Так ведь война! Нельзя мне сейчас с корпуса уходить. Не подумайте, что я хвастаюсь, но, по-моему, другой человек на моем месте столько не сделает. И дело не только во мне одном. Со мной целая команда работает, мы притерлись, как детали в одном механизме, а это только со временем приходит. Да я смогу, уверен! Я с использованием данных своих отчетов несколько работ подготовил, думаю, что они мне зачтутся. В общем, командный факультет Военно-воздушной академии командного и штурманского состава.

Жаворонков думал недолго.

– Сделаем так. Ты лети к себе, встречай Мехлиса и Рогова. Я с Яковом Степановичем Шкуриным, начальником академии, поговорю.

– Если вопрос будет решен положительно, прилечу сразу. Мне из Ленинграда лететь на «С-47» или «Хадсоне» четыре часа со всеми кренделями. А на «По-3» два часа. Надо будет поговорить с преподавателями, посмотреть рабочий учебный план, программы дисциплин. А дальше буду дома готовиться, прилетать и сдавать.

На том и порешили.

Утром 11 сентября Северов был уже на базе. Поздравления друзей, с искренним восхищением рассматривавших новый морской орден, были чертовски приятны. Да и вообще на базе царило веселое оживление. А погода, кстати, была сухая и теплая, в шинели или реглане необходимости не было. В полевых условиях Олег предпочитал сухопутную форму: в бриджах и сапогах по грязи и сырости ходить было гораздо удобнее, чем в ботинках, но сейчас на территории базы царил вопиющий порядок, дорожки посыпаны гравием и сухим песком. Вероятность внезапного удара исчезающе мала, бесконечно малая величина, так сказать. В небо на боевые регулярно уходят только самолеты эскадрильи разведки и летающие радары, остальные работают по необходимости. Пока Олега не было, штурмовики два раза проутюжили вражеские позиции, разметали артиллерийскую батарею. «Тушки» накрыли вражескую колонну на марше, невелика, около батальона, но теперь его у финнов нет. Вообще оперативной группой «Карельский перешеек», состоящей из 3-го и 4-го армейских корпусов, Северов предполагал заняться вплотную. Серьезного противодействия авиации противник оказать не может, а правильная работа по его передовым позициям и тылам сохранит немало жизней советских солдат. Но это чуть позже, а пока полным ходом шла подготовка к вручению корпусу Боевого Знамени и награждению личного состава. Северов с ходу включился в работу, но в организацию самой церемонии не лез, все уже было налажено, надо было только быть в курсе событий. Двенадцатого провели репетицию, командование подразделений проверило готовность парадного обмундирования. Все, осталось ждать высоких гостей.

А Лев Захарович Мехлис остался верен себе. Прилетел отдельно и немного раньше на задрипанном «ПС-84» с экипажем из трех девиц, вяло поприветствовал командование корпуса и дальше только наблюдал за всем, ни во что не вмешиваясь.

Наконец пришла информация с РЛС, что самолет с начальником ГПУ РККФ находится в полутора сотнях километров от аэродрома. В воздух ушло звено «По-3» из эскадрильи Героя Советского Союза гвардии майора Журавлева, они присоединились к эскорту из пары «ЛаГГ-3», которые тут же отвалили в сторону и ушли на свой аэродром в районе Тихвина. Лёту оставалось около получаса, личный состав стал строиться. Наконец около 10 часов «С-47» транспортного полка, посланный специально за высоким гостем, приземлился и подрулил поближе к трибуне. Из самолета выбрался генерал-лейтенант береговой службы Иван Васильевич Рогов, начальник Главного политического управления РККФ СССР – заместитель наркома военно-морского флота по прозвищу Иван Грозный. Он с некоторым удивлением обозревал построенный в парадной форме личный состав и трибуну перед строем. Северов строевым шагом подошел к нему, бросил правую руку к козырьку фуражки:

– Товарищ генерал-лейтенант! Личный состав 1-го гвардейского корпуса на церемонию вручения Боевого Знамени построен! Командир корпуса гвардии полковник Северов.

Иван Грозный какое-то время соображал, потом крикнул:

– Здравствуйте, товарищи!

– Здравия желаем, товарищ генерал-лейтенант! – слитно проревели сотни здоровых мужских глоток. Пришлось порепетировать, чтобы добиться нужной четкости. Поздоровавшись, Рогов направился к трибуне.

Церемония прошла отлично, Рогов остался в полном восторге. Сначала он сказал небольшую речь, которую транслировали с помощью передвижной усилительной установки. Булочкин сразу озаботился некоторыми простыми вещами, которые иногда забывают или считают неважными, но которые здорово влияют на качество проводимого мероприятия. Трибуна, изображения Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, звукоусилительная аппаратура, расставленные перед строем каждого полка столы, на которые положили награды, заготовленные списки награжденных на этих столах. После поздравления с вручением Боевого Знамени личный состав трижды проорал «Ура», на лице генерала появилась и больше не уходила до самого конца церемонии довольная улыбка.

Ритуал вручения Боевого Знамени прошел в полном соответствии с Уставом. Олег принял от Рогова знамя, оркестр сыграл «Интернационал», Олег передал знамя знаменщику и прошел с ним и ассистентами под звуки марша к левому флангу строя, затем прошел вдоль строя. Полки приветствовали Боевое Знамя протяжным «Ура!». Затем Боевые Знамена были вручены вновь сформированным полкам. Теперь все полки корпуса имели свои Знамена, в едином строю корпус смотрелся очень величественно. Ярко сияли на солнце награды на груди офицеров, солдат и матросов, на Боевых Знаменах полков, сверкали золотые погоны офицеров, начищенные трубы духового оркестра, блестели сабли ассистентов знаменосцев.

Затем Рогов спустился с трибуны и подошел к столу, на котором лежали награды работников штаба корпуса. К этому же столу вышел гвардии подполковник Петр Бринько, ставший первым в истории трижды Героем Советского Союза. Сопровождающие заместителя наркома офицеры в званиях не ниже полковника береговой службы – сотрудники ГПУ РККФ СССР – направились к столам полков. После вручения наград столы унесли специально выделенные для этого краснофлотцы, а личный состав корпуса прошел перед трибуной, показав хорошую строевую выучку. Иван Грозный был приятно удивлен.

Вся церемония заняла два часа. Олег был уверен, что она на всю жизнь запомнится ее участникам. После этого гости и командование корпуса и входящих в него подразделений собрались на небольшой торжественный обед. Рогов оценил, да и продовольственная служба расстаралась. Но еще больше он был обрадован, когда узнал, что ничем не худшее угощение ждало весь личный состав корпуса. На мероприятии генерал отметил минимальное присутствие спиртного, но ему пояснили, что командир корпуса такие порядки заводит во всех подразделениях, которыми командует. Затем Рогову устроили экскурсию по базе, показали технику. В общем, впечатлений у главного политработника флота хватило. Человеком он был умным и наблюдательным, поэтому понял, что никакой показухи специально для высокого начальства здесь нет. Поговорил с людьми, отметил высочайший авторитет командиров и реальную заботу о подчиненных. Даже технари, «маслопупы», и те не зачуханные, довольно чистые, везде порядок. Не только летчики работают над повышением своей квалификации, но и техники подтягиваются. Берг и Кузнецов сами работают с ними, нашли в Ленинграде несколько специалистов с заводов, преподавателей институтов и техникумов, мастеров производственного обучения, определили их вольнонаемными служащими, положили флотский паек, да еще сверх того подкармливают. А те занимаются с личным составом, составлен учебный план, расписание. И ведь сами придумали, никто не подсказывал. Молодцы! И не тыловики, немцев бьют крепко. Поздно вечером очень довольный, полный впечатлений Рогов улетел, а Северов переключился на флотские дела.

Предстоял первый вылет ударных самолетов, поиск и атака морских целей. Между портами Германии с одной стороны и портами Финляндии и Швеции – с другой шла интенсивная переброска различных грузов. Не забывали немцы и про оккупированную Прибалтику. Наибольший интерес представляли морские перевозки в интересах промышленности Третьего Рейха, да и про войсковые грех было забывать. На стороне корпуса было техническое превосходство – наличие радаров и дальноходных самонаводящихся торпед. Если все пойдет как задумано, то можно надеяться минимизировать потери, ведь входить в зону наиболее плотного зенитного огня просто не будет необходимости. Все торпедоносцы оснащены радарами, так что темнота или плохая видимость противнику не поможет.

В 6 часов 15 сентября «Ту-4РЛбис» под прикрытием целой эскадрильи «По-3» выдвинулся за Малый Тютерс, откуда его радар добивал до Аландских островов. Два звена «Ту-2Т» под прикрытием десятки «По-3», ведомой Северовым, вышли на охоту. Пришло время потрогать супостата за мягкие места там, где он чувствует себя пусть не сухо, но комфортно. Каждый торпедоносец нес по одной дальноходной 533-мм торпеде с неконтактным взрывателем и наведением по кильватерному следу. В минно-торпедном полку все экипажи были опытные, пулять в белый свет как в копеечку, надеясь на ГСН, никто не будет. С ударной группой шел также самолет РЭБ, немного в стороне держался разведчик для фиксации результатов удара. Конвой из пяти транспортов под охраной нескольких сторожевых кораблей находился примерно посередине между Хельсинки и Таллином и чапал со скоростью около 8 узлов на юго-запад. На конвой навелись сначала по указаниям летающего радара, за пятнадцать миль устойчиво зацепились своими локаторами. Распределили цели, первое звено выпустило торпеды с расстояния в две с половиной мили. На таком расстоянии стреляли только крупнокалиберные зенитки, а таких на кораблях эскорта было не так уж много, к тому же попасть в торпедоносец на расстоянии четыре с половиной километра очень трудно. Самолеты отвернули, выпустив торпеды, но немцы решили, что русские просто струсили, поэтому спокойно проследовали дальше. Это стоило им двух сторожевых кораблей, прикрывавших левый фланг конвоя. Второе звено выпустило торпеды уже по транспортам, три из них оказались потоплены. Всего из восьми торпед пять попало в цель – для первого раза неплохо.

А ночью пришло время пикировщиков. Теперь Северов вылетел на «Пе-5МР» и в атаке контролировал «тушки» по своему радару. По замыслу Северова, первый самолет с горизонтального полета сбросил САБ, а грубо наведенные по радару пикировщики атаковали цели уже «по-зрячему». Труднее всего было синхронизировать работу осветителя и пикировщиков, чтобы не допустить входа ударных самолетов в освещенную зону. Получилось не очень, противник все-таки заметил некоторые самолеты, но на короткое время. К тому же они маневрировали на высокой скорости, так что попасть в них было трудно. Бомбы были обычными ФАБ-250, для начала каждый самолет нес по четыре бомбы, Олег решил сразу не брать значительную нагрузку, чтобы легче было маневрировать. Работать экипажи умели хорошо, так что звено «тушек» из четырех машин утопило три транспорта.

С этого дня работа 1-го ГБАП и 3-го ГМТАП стала регулярной, и вскоре немцам стало кисло. Противодействие истребительной авиации подавлялось прикрытием, да и погода на Балтике осенью не балует тихими солнечными днями, а работать Северов старался ночью и в плохую погоду. К тому же появились новинки – 500 кг планирующие бомбы с полуактивным и активным радиолокационным наведением. Из-за гораздо меньшей массы бомбы по сравнению с «изделиями», которые использовались против линкоров, дальность полета составляла до двадцати пяти километров при высоте пуска пять тысяч метров и скорости полета боеприпаса около 500 км/ч. «Тушка» несла две такие бомбы, «Су-6» и «Су-8» могли взять одну. Боеприпасы получились сыроватыми, Северов увлеченно работал над усовершенствованием, а также над тактикой их применения. Немцы были неглупы и технически хорошо развиты, поэтому сразу стали пытаться ставить помехи. На этот ход у Северова был готов ответ – бомба с пассивной головкой, наводящаяся на источник сигнала. Комбинированная атака с использованием бомб с активной и пассивной ГСН стала для немцев большой неприятностью. Но не все было так просто. Электроника была еще несовершенной, на нее влияли погодные условия, случались и отказы, пока не было возможности работать в непосредственной близости от берега. Но проблем корпус создал фрицам много. Штурмовики тоже были задействованы. На вооружение поступили реактивные снаряды РС-132 нового поколения. У них были гораздо более мощная боевая часть и хорошая кучность. Сам РС получился в три раза бо́льшим, 75 кг (из них БЧ 7,5 кг), дальность пуска составляла четыре километра, взрыватель контактный. В отличие от наземных целей типа танка или самоходки, даже поезда, мишени на море были крупные и маломаневренные. Так что пускать РС можно было с максимальной дистанции.

Блокады не было, поэтому заказы на некоторые компоненты новейших боеприпасов разместили в Ленинграде. К тому же мастерские базы были оборудованы прекрасно – Берг постарался, так что некоторые виды работ по совершенствованию оборудования проводили прямо на месте, ведь и специалисты некоторых КБ работали здесь же. Это было гораздо быстрее и эффективнее, чем писать в глубокий тыл, возить туда-сюда «изделия», испытывать, снова переписываться. Кроме того, благодаря такой работе свои вооруженцы ощутимо росли над собой, их квалификация была очень высокой на общем фоне. Этому способствовало общение с ведущими специалистами профильных КБ, непосредственное участие в работе над новейшими вооружениями. Результатами этой работы Северов был удовлетворен.

Сухопутных собратьев врага тоже не обошли вниманием. Позиции финнов на Карельском перешейке и 18-й армии немцев долбили регулярно, держали в напряжении и истребительные части Люфтваффе. Да и 13-я воздушная армия и ВВС Балтфлота тоже не сидели сложа руки. В общем, создавали предпосылки для того, чтобы гнать немцев от Ленинграда раньше и гораздо успешнее, чем в известной Северову истории.

Кроме того, вся эта деятельность проходила на фоне учебы Олега в академии. Жаворонков сообщил, что вопрос решен положительно, но с ним хочет пообщаться Шапошников, пожелавший встретиться с Северовым еще 17 сентября. В назначенное время, в 8 утра полковник уже был в приемной. Маршал встретил Северова очень любезно, он был вообще чрезвычайно вежливым человеком.

– Присаживайтесь, голубчик, вот сюда. Давайте немного поговорим.

Собеседники устроились на уютном кожаном диване, Шапошников с интересом рассматривал сидящего перед ним совсем молодого офицера. Диван был удобен тем, что был достаточно высок и плотен, чтобы на нем можно устроиться комфортно, но не разваливаясь, что в присутствии маршала было совершенно недопустимо.

– Вы выразили желание учиться в академии ВВС, причем экстерном. Решение, прямо скажем, нетривиальное. Зачем вам это сейчас?

– Буду с вами предельно откровенен, Борис Михайлович. К такому решению я пришел из следующих соображений. Войну я начал рядовым летчиком, но уже в конце 41-го командовал эскадрильей, в середине 42-го полком, потом дивизией, сейчас корпусом. И каждый полк в два раза больше обычного. К тому же новейшее, фактически предсерийное вооружение. Пока я справляюсь с работой, у меня сформировалась прекрасная команда. Товарищ Сталин поручает мне различные сложные задания, и я очень не хочу его подвести. И дело не во мне лично, моя ошибка может стоить жизни очень многим людям. У меня есть знания и опыт, но систематизировать их наилучшим образом я могу, только учась.

– Да, Иосиф Виссарионович предельно загружает тех, кто успешно справляется с его поручениями. Я читал справки, которые вы формировали по итогам своей работы. Если бы я не знал, что вы окончили только военную школу пилотов, то решил бы, что у вас хорошее академическое образование. Но, голубчик, как вы представляете себе обучение экстерном?

– Борис Михайлович, а чем принципиально отличается экстернат в академии от экстерната в обычном вузе? Я ведь имею возможность периодически появляться в Москве, самолеты транспортного полка летают почти каждый день, у нас довольно интенсивные воздушные перевозки между базой и несколькими КБ. Буду прилетать на консультации, сдавать зачеты и экзамены. К тому же корпус сейчас отрабатывает тактику применения новых систем вооружения, все это обрабатывается, формируются отчеты и справки. Я принимаю в этом непосредственное участие. Они, безусловно, лягут в основу моих работ.

– Хорошо, голубчик, я вас понял. Яков Степанович хотел узнать мое мнение, так вот, ничего не имею против вашего обучения. Интересно будет попробовать, тем более что вашу работу как командира корпуса будет оценивать множество признанных специалистов. Удачи вам, молодой человек.

Глава 6

Боевая работа корпуса осенью 1943 года в целом была не очень интенсивной. Бывали моменты, когда требовалось напряжение сил, но в основном испытывали новое оружие, отрабатывали тактику его применения. Вражеские ВВС так и не смогли компенсировать свои большие потери в личном составе и технике, а 3-й и 4-й армейские корпуса финнов получали серьезные авиаудары. Бомбами крупных калибров (от 1000 кг) уничтожались укрепления и живая сила противника. Наличие управляемых боеприпасов калибра от 500 кг и выше позволяло неплохо проредить флоты противника, создать большие проблемы на коммуникациях.

Хорошее образование и широкий кругозор, доставшиеся в наследство из прошлой жизни, здорово помогали в работе и учебе. Олег появлялся в Москве почти каждую неделю, подготовил несколько работ по темам «Тактика ВВС ВМФ», «Роль ВВС в морских операциях», «Палубная авиация в войне на море: проблемы и перспективы», «Основные принципы взаимодействия наземных войск и авиации в наступательной операции», «Основные принципы взаимодействия наземных войск и авиации в оборонительной операции», «Тактика применения вертолетных подразделений». Работы были встречены неоднозначно, пришлось выступать и защищать работы целой комиссии из видных авиаторов, общевойсковых командиров и военно-морских деятелей, практиков и штабных работников высокого ранга. Приходили Кузнецов и Жаворонков, познакомился Олег и с адмиралом Львом Михайловичем Галлером, заместителем наркома ВМФ по кораблестроению и вооружению. Видеть Галлера раньше Олегу не приходилось, хотя через документы они общались регулярно. Кузнецов сказал, что за его учебой с интересом следит Сталин, периодически интересуется его успехами. Шкурин отзывается о Северове очень хорошо, хвалит его работы, ссылаясь на отзывы специалистов.

С октября 1942 года обучение в академии стало двухгодичным. На командном факультете велась подготовка командиров и начальников штабов авиационных полков и начальников оперативно-разведывательных отделений дивизий. Слушатели получали знания, умения и навыки, необходимые для организации и руководства боевыми действиями, для организации боевой подготовки авиационных частей и соединений. Больше времени стало отводиться на изучение оперативно-тактических и военно-технических дисциплин. Вновь ввели изучение иностранного языка и других учебных курсов, сокращенных при переходе на одногодичный срок обучения в начале войны. Принимались на командный факультет офицеры с должностей не ниже командира и заместителя командира эскадрильи и заместителя начальника штаба полка. Значительное внимание уделялось марксистско-ленинской подготовке слушателей. Учебно-методические материалы по таким дисциплинам, как основы марксизма-ленинизма и партийно-политическая работа, непрерывно совершенствовались на кафедре марксизма-ленинизма и постоянно обновлялись. Слушатели изучали ленинские труды по военным вопросам и особенно по защите социалистического Отечества; внешнеполитическую деятельность Коммунистической партии по разоблачению фашизма, укреплению антигитлеровской коалиции; формы и методы партийно-политической работы в авиационных частях и соединениях в условиях ведения боевых действий.

В 1942/43 учебном году в академии был введен специальный курс «Великая Отечественная война», в котором изучались характер войны, решающие условия победы над врагом, руководящая и организующая роль Коммунистической партии в достижении победы. Более организованными и поучительными стали занятия в поле. Впервые начали проводиться показные летно-тактические учения со стрельбой и бомбометанием. Для ознакомления с новой авиационной и артиллерийской техникой преподаватели выезжали на научно-исследовательский авиационный полигон. Вновь проводились летная практика и стажировка слушателей.

Северов уже имел высшее военное образование, да еще и полный курс этой академии, но начала XXI века, а также опыт командования соединением оперативно-тактического уровня с переходом на оперативный. Вот с чем требовалось разобраться более основательно, так это с особенностями применения современной на данный момент авиации, до реактивной тут еще расти и расти. Большую помощь оказывал Вологдин, окончивший академию до войны. Летную практику и стажировку, равно как и иностранный язык, зачли сразу. Большим подспорьем был тот факт, что военное училище Олег окончил еще в СССР, поэтому в свое время сдавал историю КПСС, марксистско-ленинскую философию, политэкономию (отдельно капитализма и социализма) и, разумеется научный коммунизм (госэкзамен), а также плановую политическую работу и военную психологию и педагогику. Вспомнилось не все и не сразу, но очень многое. Память вообще штука загадочная, если покопаться, много чего вылезает.

Преподаватели факультета поначалу дивились, как целый комкор осваивает программу, по которой учились комэски, но поняли, что, во-первых, человеку нужно высшее военное образование и для этого он готов все честно сдавать, безо всяких понтов дважды Героя, обладателя высших полководческих орденов и второго по результативности летчика страны. Во-вторых, материалы, предоставляемые Северовым, были неизменно высокого качества и являлись тем самым передовым боевым опытом, в выявлении и распространении которого они сами были кровно заинтересованы. К тому же Олег предоставлял материалы по истребительной, штурмовой и бомбардировочной авиации, а также по морской.

Участие в разработке операций Северов начал принимать еще в Египте, затем, командуя дивизией, сначала номинально, потом фактически, и имея существенно бо́льшую самостоятельность, чем обычный комдив. Все это приносило необходимый опыт, тем более ценный, что рядом работали признанные специалисты своего дела, командующие ВВС фронтов и командующие армиями.

Курс обучения был, конечно, двухгодичным, но и рассчитан он был на уровень, когда даже полное среднее образование имели далеко не все. Это потребовало даже введения трех, а затем и пятимесячных подготовительных курсов, после которых и проводились вступительные экзамены. Все это Северову, который в прошлой жизни даже над диссертацией работал, было не нужно, поэтому в конце ноября он успешно завершил освоение учебной программы, сдал выпускные экзамены и 25 ноября получил диплом и нагрудный знак. Начальник академии при этом сказал, что экзамены, которые Северов сдает противнику, есть лучшая его аттестация.

Еще 20 ноября Северов имел разговор с Жаворонковым, который приказал подготовить группу самолетов для выполнения важного правительственного задания. Команда может поступить в любое время, пункт назначения сообщат непосредственно перед вылетом. Олег понял, исходя из сроков, что речь идет, скорее всего, о перелете в Тегеран, где должна состояться встреча глав государств «большой тройки». Сам Семен Федорович был совершенно не в курсе, о чем идет речь. Северов сумел набиться на разговор с Лаврентием Павловичем: начал издалека, дескать, повышенная секретность и все такое, но кое-что хотелось бы уточнить, так кто, как не сам товарищ Берия, может помочь? Изобразил полную несознанку, но в конце концов договорился, что пойдут два звена «По-3». Попробовал втолковать Берии, что трудно представить состав эскорта, если неизвестны силы противника, но нарком внутренних дел остался невозмутим. Двух звеньев достаточно, и точка. Летчики Северов, Железнов, Ларионов, Соколов, Хомяков, Журавлев, Воронин, Бринько. У каждого не менее полусотни сбитых, с каждым Олег летал не меньше полутора лет и знал как облупленного. Северов посчитал необходимым взять также летающий радар, самолет РЭБ и два «С-54» транспортного полка. У Олега по одному «С-54» и «С-47» были в настоящем штабном исполнении. Не VIP с душем и тайскими массажистками, конечно, но очень достойно. Плюс самая совершенная аппаратура связи, навигации и все такое. Штабной «Скаймастер» пилотировал сам гвардии майор Баранов. Во втором «Скаймастере» летел усиленный взвод орлов капитана Гладышева и сам великий Аверин. В нем же везли парадную форму для всех, включая охрану. Не понадобится, так не понадобится. Если товарищ Сталин всю эту команду завернет, то это будет его решение. Олег в свое время смотрел «Тегеран-43», немного читал на эту тему и помнил, что немцы готовят покушение на глав государств «большой тройки». К тому же недавнее оскорбление, которое нанесли Германии, без потерь утопив два самых мощных ее корабля, наверняка заставит гансов максимально активизироваться. И неизвестно, что они выкинут. По крайней мере, скрытно перебросить несколько самолетов для атаки борта № 1 могут попробовать. Целый штаффель спрятать практически невозможно, но звено-другое «Мессеров» или «Фоккеров» почему бы и нет, хотя Олег прекрасно помнил, что ставка была сделана на диверсию в самом Тегеране. В прошлой истории нашей разведке все удалось, должно удасться и на этот раз, но небольшая подстраховка не помешает. Берия, видимо, думал так же, так как с предложениями Северова в конце концов согласился. Утром 25 ноября, когда Северов собирался в академию, позвонил Жаворонков и велел сначала заехать к нему. Там он приказал дать команду его орлам срочно прибыть в Москву. И вот сразу после вручения диплома и приличествующих этому нерядовому событию поздравлений Олег отправился на аэродром в Кубинку, где только что приземлились его самолеты. Все восемь истребителей были новенькими, их только успели облетать. Комбинезоны у ребят тоже были новыми, с антиперегрузочной системой, новой разгрузкой, аварийным комплектом. У аверинских орлов тоже все было с иголочки, как и парадная форма, которую они единственный пока раз надевали на вручение Боевого Знамени.

Когда приехал Северов, ребята успели уже размять ноги и ждали объяснений. Олег переоделся в летный комбез, парадно-выходную форму Кутькин упаковал и пристроил в «С-54». Тимофей сначала очень переживал, что Северов полетит неизвестно куда без него, но ничего не поделаешь, секретность такого уровня, что не до вольностей. Впрочем, выход он нашел быстро. Просто экипировался как положено и затесался среди ухорезов Аверина. Как серьезно занимавшийся боксом он имел очень приличный уровень подготовки по рукопашному бою, а также хорошо владел пластунским ножом и прекрасно стрелял. Аверин вписал Тимофея в число своих бойцов, тот вместе со всеми прошел проверку в НКВД и оказался в заверенном списке. Северову об этом они не сказали.

Подошедший полковник из штаба ВВС ВМФ представился и многозначительно посмотрел на Северова, в руках у него был пакет. Понятно, время пришло. Олег скомандовал нелетающей братии грузиться в самолет, а пилотам построиться. Полковник вручил пакет, Олег вскрыл его со всеми положенными строгостями и объявил, что они немедленно вылетают в Сталинград. Вообще-то дальности у «По-3» с подвесными баками хватило бы напрямую до Баку, но Олег этого «не знал», да и баков не было. До Сталинграда три часа лету, у «Скаймастеров» крейсерская скорость выше, чем у «С-47» максимальная. В Сталинграде заправились, перекусили, на все ровно час, после чего вылетели в Баку. Еще три часа – и там, правда, садились уже в темноте. Все летчики имеют допуск к ночным полетам, так что проблем не было. Сразу после приземления Северов отправил всех спать. Разместились в чем-то, напоминающем общежитие, совсем недалеко от аэродрома. Комнаты были большие, так что летчики поселились в одной, аверинские ребята – в четырех других. Денис остался верен себе, выставил парный пост на входе на второй этаж, где они все располагались. Северов ему одобрительно кивнул. Хоть и глубокий тыл, расслабляться нельзя нигде.

Северов провел в воздухе шесть часов, но сон не шел. Олег лежал и обдумывал свое новое качество – выпускник Военной академии командного и штурманского состава ВВС Красной Армии. Пока без чьего-то имени, хотя большинство других носят имя Ворошилова. Сам Климент Ефремович, именем которого сейчас называется даже Военно-морская академия Рабоче-крестьянского Военно-морского флота, едет сейчас в поезде в сторону Баку. Смешно, где кавалерист-политработник Ворошилов – и где флот. Нараздавали своих имен учебным заведениям, кораблям, городам, как дети неразумные. Но мысли-то были не об этом. Академию окончил, как и хотел. Поработать два месяца пришлось очень напряженно, ведь надо было еще и летать, и корпусом командовать. Выручили молодая голова, в которой остались все способности к быстрому запоминанию увиденного, прекрасная память и, конечно, послезнание. А еще прекрасная команда, которая понимала командира корпуса с полуслова и практически не требовала контроля, инициативная и высокопрофессиональная. А Стас Пампушкин, которого Олег все-таки взял в штаб корпуса, стал зверь-штабистом. Материалы, которые он готовил, были всегда самого высокого качества. Все это и позволило проглотить в столь короткий срок необходимый объем учебного материала и выдать серьезные работы по актуальным темам. Северов мысленно хмыкнул – академик, блин. С одной стороны, знания свои действительно систематизировал, информацию к размышлению ученым военным мужам подкинул. С другой стороны, снова обратил на себя внимание Верховного: еще бы, двадцать три года, комкор и выпускник. А тут еще Шапошников, пришедший на церемонию, после вручения диплома какой-то странный намек сделал, мол, это еще не все. Да уж, не все… Северов опять вспомнил Настю. Да что же это такое, что она из головы-то никак не идет! Самое время сейчас для любовного томления!

А сама Настя в это время тоже не спала. После обеда Синицкий сделал объявление, что командир корпуса успешно окончил академию и теперь имеет высшее военное образование. Девушка ждала, что Олег скоро вернется на базу, но тот сказал, что полковник выполняет какое-то суперответственное задание Ставки и неизвестно когда вернется.

После того вечера, когда Настя ни разу не смогла пригласить Олега на танец, он стал ее сторониться. Нет, не сторониться, просто перестал замечать. Девушка осознала, что она стала для него просто одной из многих. Это вызвало в ее душе настоящую бурю. Но что с этим делать, Настя не знала. Пока она размышляла, события вокруг нее понеслись вскачь. Летчицы звена связи жили в просторной уютной комнате с огромным зеркалом на стене. Говорили, что его специально для них повесил туда Тарасюк. Все стали замечать, что Светка Оленева стала часто около него крутиться и разглядывать себя. Ладно бы только свой внешний вид проверяла, хорошо ли форма сидит. Но стала она себя разглядывать, когда переодевалась. Повертится неодетая перед зеркалом, повздыхает, глаза мечтательные. Надя Малинина, с которой она сошлась немного ближе, как-то не выдержала, спросила:

– Ты чего в таком виде перед зеркалом крутишься? Чего там разглядеть хочешь?

– Как думаешь, – тихо ответила Света, – могу я мужчине понравиться?

– Светка, ты с ума сошла? – Надя, уже улегшаяся спать, так и села на кровати. – Ты кого соблазнять собралась?

Оленева фыркнула:

– Соблазнять. Скажешь тоже!

И совсем тихо прошептала:

– Как вспомню его руки на своей талии, меня прямо колотить начинает.

Надя то ли не услышала, то ли не поняла, но ничего больше не сказала. Летчицы улеглись спать и, судя по ровному дыханию, быстро заснули. А Настя ворочалась без сна, она вдруг поняла, что Северова у нее могут преспокойно увести, та же Светка. Ведь она про него говорила, про кого же еще! Это она его на все танцы приглашала. И винить некого, сама во всем виновата. От отчаяния Настя заплакала. С той ночи она часто плакала, когда все спали. А Света по-прежнему тщательно прихорашивалась перед зеркалом, особенно когда шла за чем-нибудь в штаб. Летчицы звена связи вообще следили за своей внешностью. Даже попастая Худышкина никогда не ходила растрепой.

Обращать внимание на стрельбу глазами Светы Оленевой в его сторону Олегу было совсем некогда, он и видел ее мельком, так что пока у Настиной соперницы на личном фронте все шло без изменений. Но Настя все равно плакала, иногда от тоски хотелось на стенку лезть. И вот теперь Северов опять куда-то девался. Раньше он мог исчезнуть на несколько месяцев, сейчас тоже неизвестно, когда вернется. Настя потихоньку всхлипывала в своей постели, а за две с половиной тысячи километров от нее ворочался без сна двадцатитрехлетний полковник. Если бы девушка знала, что в этот момент он думает о ней, она была бы, наверное, на седьмом небе от счастья.

Олег все-таки заставил себя заснуть: лететь до Тегерана недолго, часа полтора, но силы понадобятся.

Выспаться удалось нормально, встали в полседьмого, немного размялись, привели себя в порядок, легко позавтракали. На летном поле, кроме их машин, находились два «С-47», в стороне стояло несколько «Яков», но летчиков около самолетов не было. За Северовым пришел важный капитан госбезопасности, сказал, что его вызывает Берия.

На въезде на аэродром Северов обнаружил Сталина, Берию, Ворошилова и Голованова. Еще нескольких человек он не знал. Сталин и Берия стояли в стороне от других, Северов приблизился и поприветствовал высокое руководство. Сталин ровным голосом поздоровался и после небольшой паузы сказал:

– Почему вы решили взять эти четырехмоторные самолеты и вон те бомбардировщики? Хотите предложить операцию по дезинформации противника?

– «Скаймастеры» имеют в полтора раза более высокую скорость, чем «С-47». Один из них мой штабной. По комфорту он не хуже вон тех «Дугласов». Командир экипажа – гвардии майор Баранов. Летал в осназе ВВС, сейчас командир транспортного полка в корпусе. Во втором прилетел взвод охраны. Командир взвода – гвардии капитан Гладышев, Герой Советского Союза. Там же гвардии майор Аверин, командир бригады охраны особой базы. Большой четырехмоторный самолет – летающий радар. Я хочу контролировать воздушную обстановку на большом расстоянии, а не только визуально. Двухмоторная машина – самолет радиоэлектронной борьбы. Фиксирует работу чужой радиоэлектронной техники и ставит помехи. На всякий случай, мы же не знает абсолютно точно, что предпримут немцы. Все летчики из моего корпуса, Герои Советского Союза, летают со мной не менее полутора лет, у каждого около полусотни сбитых. Докладываю на ваше решение.

– Нам предстоит лететь в Тегеран, маршрут может быть быстро проработан?

– Майор Баранов бывал в Тегеране, да и лететь тут совсем рядом, на «Скаймастере» часа полтора.

Сталин какое-то время думал, потом подозвал маршала авиации Голованова. Александр Евгеньевич с удивлением посмотрел на Северова, лично они знакомы не были, хотя маршал мог знать, кто он такой. Сталин стал что-то тихо говорить Голованову, тот отвечал, не скрывая своего удивления, потом пожал плечами. Сталин повернулся к Северову:

– Я принимаю ваше предложение. Вылетаем немедленно.

Северов вернулся к своим людям и скомандовал:

– Идем в Тегеран. Высота три тысячи. Истребителям ближе двухсот метров к транспортникам не приближаться, при попытке любых самолетов приблизиться – сбивать немедленно. Пара Ларионов – Журавлев сзади справа, пара Бринько – Хомяков сзади слева. Остальные со мной выше тысячи метров. Летающий радар, второй «Скаймастер» и летающая музыка – сзади четыреста метров. По машинам!

Через полчаса все самолеты находились в воздухе. Погода стояла хорошая, болтанки не наблюдалось. Шли на высоте три тысячи метров. Баранов провел самолеты до Решта, прошел над рекой Сефидруд, повернул на Казвин, оттуда до Тегерана полторы сотни километров. Неожиданно на связь вышел оператор летающего радара.

«Командир, цель групповая, скоростная, низколетящая, азимут 310, удаление 105. Курсом на нас. Догонят через 25 минут. Идентифицирую как звено „Ме-109”!»

– Другие воздушные цели?

– Отсутствуют.

«Что-то здесь не так! – подумал Северов. – Какой смысл в этой атаке? Если бы целый штаффель навалился, а то звено. Может, отвлекают. Стараются разделить силы? Вряд ли, что у них, под каждым кустом по «Мессеру» спрятано?»

«Большой, я „Север-1”. Обнаружена цель, иду на перехват. Старший эскорта – „Север-5”».

«Севером-5» был Ларионов. Бринько и Хомяков немного приотстали и поднялись еще на полкилометра выше, а Северов и Железнов по наводке радара пошли курсом на истребители противника, но держались значительно выше немцев. Небо было не абсолютно безоблачным, так что Олегу удалось спрятать свою пару в облаках и зайти немцам в хвост. Нажимали они здорово, побыстрее догнать удалось только за счет разгона на снижении. Зато увлеченные погоней гансы невнимательно следили за задней полусферой, все смотрели вперед, искали эскорт. Залп – два «худых» разлетелись в клочья, все-таки три ВЯ для легкого истребителя – это много. Но оставшаяся пара резко разошлась в стороны, продемонстрировав прекрасную реакцию и технику пилотирования. В кабинах явно сидели не рядовые летчики, а отборные эксперты Люфтваффе. Но пилотаж с отрицательными перегрузками им был недоступен, так что маневры краснозвездных самолетов были для них непредсказуемы. К тому же сверху упала вторая пара, и через полминуты оба «Мессера» горели на земле. Одного сбил Северов, другого Бринько. Летающий радар доложил, что в небе чисто, больше никого нет. Вскоре звено Северова догнало эскорт и заняло свое место сверху, но пора уже было снижаться и идти на посадку.

После посадки к «Скаймастерам» сразу подали машины, к штабному – легковые, ко второму – два «студебеккера» с закрытыми тентом кузовами. Ухорезы быстро в них погрузились, а Сталин немного задержался у машины. К Северову подбежал один из офицеров охраны, Сталин хотел его видеть. Рапорт Северова он слушать не стал, сказал, что уже все знает и благодарит.

– Жаль, что у вас нет другой формы. Я хотел бы взять вас в посольство.

– У всех моих людей есть парадная форма.

Сталин улыбнулся:

– Ну да, кому я это говорю. Переодевайтесь и приезжайте в посольство, машина будет вас ждать. Ваши летчики должны надеть парадную форму, но покидать охраняемую территорию им категорически запрещено. Взвод охраны также находится здесь, на время работы конференции они поступают в распоряжение начальника охраны миссии.

Олег переоделся, отдал необходимые распоряжения и поехал в посольство. Делать было нечего, передвижение ограничено, вернее, просто никуда не выпускали. Олег сел в кресло в комнате, где его поселили, и задремал. Проснулся, когда позвали на ужин. Ужинал, как ни странно, вместе со Сталиным и остальными. Было видно, что Иосиф Виссарионович в неплохом настроении, но разговор за столом не клеился. Ворошилов рассказал какую-то историю, как они с Буденным в середине 20-х ездили на рыбалку, но ничего не поймали. Все вежливо поулыбались, а после ужина Сталин позвал Олега с собой. Когда они остались вдвоем, Сталин сказал:

– Мне доложили, что вы окончили академию экстерном. Это очень хорошо. Некоторые недооценивают значение хорошего образования, дескать, нутром чуем, как надо. Это большое заблуждение. Чутье чутьем, а образование очень много дает. – Немного помолчал и добавил: – Начальник академии сказал, что специалисты очень высоко оценивают ваши работы. В них уникальный сплав науки и практики, это нечасто встречается. Вы молодец.

Олег хотел было поблагодарить за высокую оценку, но Сталин жестом остановил его:

– Я помню, что вы говорили про наших союзников. Похоже, что вы правы. К сожалению, они не готовы играть с нами честно. Но сейчас мы здесь для переговоров с Рузвельтом и Черчиллем, они прибывают завтра. В рамках конференции предполагается работа военных представителей, вы примете в ней участие. На самих переговорах будете сидеть рядом с Головановым. Все, можете идти отдыхать, завтра напряженный день.

На следующий день прибыли Черчилль и Рузвельт, прилетели на самолетах в сопровождении восьмерок своих истребителей. Кстати, никаких попыток атаковать их в воздухе предпринято не было. Все пошло примерно как в известной Северову истории, Черчилль разместился в своем посольстве, которое находилось через дорогу от советского. Между ними был сделан крытый переход. Рузвельт хотел остановиться в своем дипломатическом представительстве, но глава советской делегации настоял на размещении президента на территории своей миссии из соображений безопасности. Американскому президенту были предоставлены апартаменты, которые выходили в зал заседаний, что, учитывая его передвижение в инвалидной коляске, было очень удобно. Сталин, Молотов и Ворошилов заняли небольшой двухэтажный дом, где обычно проживал посол СССР в Иране. Все остальные поселились в одноэтажном здании, бывшем гареме какого-то персидского вельможи. Все это было бы довольно романтично, но в комнатах царил полный беспорядок, да и уборка давно не проводилась.

После того как Рузвельт разместился в своих апартаментах, произошла его встреча со Сталиным. На ней присутствовали только Сталин, Рузвельт и переводчик Сталина Валентин Михайлович Бережков. На ней они обговорили вопросы, которых коснутся на сегодняшней трехсторонней встрече. Потом Иосиф Виссарионович обрисовал положение на фронте и перспективы дальнейшего наступления. С его слов выходило, что наступление выдохлось, и надолго, хотя это было далеко не так.

Красная Армия в полной мере использовала ситуацию, которая сложилась на юге Восточного фронта. Киев был освобожден еще в конце июня, сейчас войска уже подходили к рубежам государственной границы СССР. Действия на центральном участке также были вполне успешны. Благодаря решительным действиям фронтов центрального направления линия фронта сильно продвинулась вперед, к госгранице еще не вышли, но оставалось не так уж далеко. Пока немцы держались в Прибалтике, но это даже неплохо. Скоро они должны попасть в котел и сидеть в нем, пока не сдадутся. Потому что следующей целью Красной Армии на этом участке становился Кенигсберг. А взяли такой разбег потому, что разреза́ли их своими ударными армиями и ударно-штурмовыми соединениями помельче, корпусами и бригадами, вводили в прорыв конно-механизированные группы, смешивая тылы, окружали и давили разрезанные части основной массой войск как паровым катком. Воевали, по словам американцев, как богатые люди. Авиация, артиллерия и только потом танки и пехота. Не перли в лоб, не брали штурмом то, что само скоро упадет в руки, берегли людей и отчасти технику, но не жалели боеприпасов и вражеских солдат. При этом, когда было надо, напоминали цивилизованной Европе, что русский медведь не измельчал и не обленился. Резались в рукопашной так, что немцы уже давно перестали рассуждать о расовом превосходстве. Восточный фронт поглощал у Германии и ее союзников колоссальное количество людей и техники. После русского наступления отходить удавалось очень немногим, на фронте сразу образовывалась дыра, которую проблематично было заткнуть и в которую широкой рекой лились советские войска. Резервы Сталина казались бесконечными, хотя это было, разумеется, не так. Просто научились наконец беречь людей. А огромные колонны пленных брели на восток, пополняя ряды строителей инфраструктуры и промышленности Советского Союза. Число пленных, взятых в ходе операций 1943 года, приближалось к миллиону человек. У немцев никак не получалось организовать оборону по всему фронту, зацепиться за что-нибудь прочно и надолго, даже за большие реки. Сталин всерьез рассчитывал завершить войну в 1944-м, причем даже не в конце года.

А вот дела у союзников шли не блестяще. Во-первых, пока не удавалось до конца решить проблему в Африке. Фон Арним, конечно, не Роммель, но давал прикурить весьма ощутимо. И хотя всем, и немцам, и американцам с англичанами, было совершенно ясно, кто в конце концов окажется победителем, это никак не влияло пока на конечный результат. Немцам и итальянцам оставалось возиться еще пару-тройку месяцев, но пока не решен вопрос в Африке, высадки на юге Европы не будет.

Во-вторых, дела на Тихом океане тоже были плохи и оставались таковыми уже долгое время. И было ясно, что скоро американская промышленность наберет разгон и США задавят Японию своим потенциалом, но до перелома был еще как минимум год, да еще года два-три на добивание противника. Этому способствовали несколько причин. Американцы читали японские коды, но те умудрились об этом узнать и разработали целую операцию по дезинформации противника. Гитлер, прекрасно понимавший, что создать мощный надводный флот в короткие сроки нереально, внял уговорам Деница и бросился строить подводные лодки намного раньше, чем в прошлой истории, а выходили они у немцев очень неплохими. К тому же немцы уделили значительное внимание авиационной поддержке действий своих субмарин, чего не было в прошлой жизни Олега. Отсутствие сколь-нибудь значимых успехов ускорило разочарование Гитлера в надводном флоте и подтвердило его уверенность в правильности выбора в пользу «мальчиков Деница», а те старались вовсю. Так что немалое их число действовало не только в Атлантике, но и в Тихом и Индийском океанах, а японцы с удовольствием обеспечивали их снабжение. Совместными действиями подлодок, в первую очередь немецких, и мощного японского надводного флота и благодаря успешной дезинформации к ноябрю 1942 года в составе американского тихоокеанского флота не осталось ни одного крупного авианесущего корабля. И никакого сражения у атолла Мидуэй или его аналога просто не было. А к концу 1943 года японцы и немцы обнаглели настолько, что перетопили или тяжело повредили все вновь введенные ударные авианосцы, действовавшие на Тихом океане. Тем не менее попыток оставить себе корабли, которые закупил Советский Союз, не предпринималось, погоды они не сделают, а отношения с союзником испортятся.

Вот в такой сложной для Америки и Великобритании обстановке проходила эта конференция. Впрочем, уже тогда Рузвельт в узком кругу пошутил насчет двух с половиной великих держав, имея в виду в качестве половинки, естественно, англичан.

Сталин обсуждать подробно положение в Северной Африке и на Тихом океане не стал, просто дал понять, что вполне в курсе событий, поэтому ничего невозможного требовать не будет. Огромные трудности снабжения войск, находящихся в нескольких тысячах миль от американского континента, ему вполне понятны.

Затем Рузвельт прошелся по послевоенному сотрудничеству, в чем нашел понимание со стороны Сталина. Затронул он и Францию. По этой стране позиция Америки сильно расходилась с английской. Черчилль считал, что Франция скоро возродится и снова станет великой державой, но, по мнению Рузвельта, никто французам на блюде ничего преподносить не будет, пусть сами над своей страной поработают. А вот с лидерами у этой страны напряженно, де Голль американцам категорически не нравился, симпатичный им адмирал Дарлан был убит (о чем Сталин нисколечко не жалел, не считая его достойным человеком, как, впрочем, и его преемника генерала Жиро, да и всю эту околовишистскую камарилью). Теперь они сделали ставку на Анри Жиро, на что Сталин вскользь заметил, что не видит особого рвения у французов воевать на стороне союзников. Кроме, кстати, де Голля. После Франции Рузвельт переключился на колониальную систему, печалился о судьбе колониальных и зависимых стран, говорил о необходимости постепенного предоставления им самоуправления и, в конце концов, независимости. Иосифу Виссарионовичу было понятно, что речь идет о дальнейшем включении этих стран в сферу интересов США и проникновении туда американского капитала. Этим Рузвельт подкладывал Англии колоссальную свинью, ведь главной колониальной державой была Великобритания. Вот тебе и союзнички! Впрочем, об этом Сталин в аналитических записках уже читал, так и получается. На этом главы государств распрощались. Им сегодня предстояла официальная встреча.

Северов при всем этом, разумеется, не присутствовал.

Первое заседание конференции открылось в 16 часов 28 ноября в здании Советского посольства. Северов прошлую историю знал, хоть и без вопиющих подробностей, поэтому его не удивило, что американская и английская основные делегации были гораздо более многочисленны, по девять человек. Вместе со Сталиным были только Молотов, Ворошилов и переводчик. Ну и, конечно, Голованов и Северов. Сталин был в кителе с одинокой Золотой Звездой, Ворошилов – в кителе с орденскими планками, Молотов и Павлов, естественно, в гражданских костюмах. Военные других стран тоже были в повседневной форме. А вот авиаторы, Голованов и Северов, в парадно-выходной, последний еще и при кортике. Из-за этого Олег чувствовал себя неуютно, Голованов, похоже, тоже. Но, к счастью, мудрый Кутькин привез не парадную форму с черным мундиром, а парадно-выходную, с белой тужуркой, белой рубашкой с черным галстуком и черными брюками. Вообще, всякой формы в комнате Северова на базе было много. Во-первых, морская. Парадная для строя, парадно-выходная для ношения вне строя, повседневная для строя, повседневная для ношения вне строя. Каждая из них летняя и зимняя. А это значит черный парадный мундир, тужурка белая и черная, китель белый и темно-синий, брюки черные (при температуре выше +25 °C при белом кителе носятся еще белые брюки с белыми полуботинками, но их Северов даже брать пока не стал, не Черное море), белая рубашка и черный галстук, черные ботинки летние и зимние, шинель, фуражка, шапка, перчатки теплые и обычные, ремень, кортик и пасики для него к ремню. Во-вторых, сухопутная ВВС. Форма полевая, повседневная и парадная. Парадная и повседневная для строя и вне строя. Каждая из них летняя и зимняя. А это значит мундир, китель и гимнастерка. Брюки навыпуск и в сапоги. Сами сапоги (ботинки и от морской формы подойдут). Шапка, фуражка, пилотка. Плюс летные комбезы, летний и зимний, кожаный реглан и кожаная куртка. Под реглан и куртку Олег иногда надевал свитер. Плюс для зимы бекеша, унты, шлемофоны летний и зимний, ремни всякие и портупея. Барахлом два шкафа забиты! Если бы не Кутькин, Олег бы с ума сошел. Времени развешивать по кителям, тужуркам и мундирам награды, прикреплять новые орденские планки и все такое не было совершенно. Но Тимофей всегда вовремя узнавал, в чем Северов поедет на то или иное мероприятие, и успевал подготовить нужную форму. А вот брюки Северов, как бы ни был занят, всегда гладил сам. Фокус с хозяйственным мылом под стрелки он знал и им пользовался. Правда, Кутькин всегда готовил утюг и тряпку, оставался сам процесс.

«Мы тут как два попугая в своей парадной форме!» – подумал Северов.

Маршал сидел такой же хмурый. Он отнесся к Северову настороженно, не мог понять, для чего Сталин притащил на переговоры полковника флотской авиации, пусть и увешанного наградами как новогодняя елка. Он слышал об успехах этого человека, но для конференции глав государств его формат был явно мелок. Александр Евгеньевич не особенно понимал, что он сам-то тут делает. А смотрелся командующий АДД не так вычурно, как Северов. На мундире у него были орден Ленина, два ордена Красного Знамени, орден Суворова 1-й степени и медаль «Партизану Отечественной войны» 1-й степени. Но иностранные генералы разглядывали их с любопытством. В их глазах читалось «азиаты, дикари, любят все блестящее».

После обмена любезностями и выполнения протокольных формальностей делегации уселись наконец за стол. Сталин, Молотов и Ворошилов сели за центральный стол, покрытый кремовым сукном. Остальные члены делегации и технический персонал размещались на стульях, расставленных позади кресел своих руководителей. Для Северова и Голованова тоже оказались поставлены кресла. Сталин знал, что Северов английским владеет, поэтому не озаботился, чтобы Олег слышал переводчика. Сотрудники посольства, не получившие никаких распоряжений на этот счет, инициативы также не проявили.

Никакой согласованной повестки дня не было, поэтому по взаимному согласию приступили к обсуждению вопросов ведения войны против стран оси и их сателлитов. Олег знал, что Черчилль был яростным противником высадки на севере Франции и мечтал о Балканах, где хотел поставить заслон продвижению Красной Армии на запад. Рузвельт был гораздо более реален в своих планах, но решил пока не обозначать конкретной позиции, заявил лишь, что открытие второго фронта – вопрос решенный, но вот где и когда, требует более тщательной проработки. Сталина такая позиция вполне устроила. Он много думал над вопросами дальнейшего взаимодействия с нынешними союзниками, и то, что говорил ему на встречах в Кремле и сейчас Северов, вполне в его мысли укладывалось.

Сталин, зная непростой характер Рузвельта, сразу же предложил ему стать председателем конференции. Особую пикантность ситуации придавал тот факт, что Рузвельт жил в Советском посольстве и встреча проходила там же. Но жест был шикарный, американский президент его оценил и согласился. Далее лидеры держав обсудили текущее положение, каждый кратко обрисовал положение на фронте. После этого логично перешли на проблему второго фронта. Сталин понимал, что если он не проявит к этой теме никакого интереса, то это будет выглядеть подозрительно. Поэтому, когда Рузвельт объявил, что им рассматривается вопрос о подготовке к высадке в Северной Франции летом 1944 года, но в силу объективных трудностей этот срок маловероятен, Иосиф Виссарионович изобразил на лице вселенскую скорбь. Синхронно скривились, будто лимон съели, Молотов и Ворошилов. Голованов сначала «не вкурил», но потом преисполнился печали. Северов как мог изобразил на лице сложную гамму чувств, от негодования и возмущения до крайнего разочарования, и, под конец, перешел на тихую грусть, исподволь наблюдая за Сталиным. Глаза у главы советского правительства смеялись, спектакль ему понравился.

К вопросу подключился Черчилль, который стал развивать тему о Балканах, Греции, Турции, Румынии и так далее. Если честно, Северову было очень интересно посмотреть и послушать настоящих Рузвельта, Черчилля и других политиков, про которых он в прошлой жизни читал и смотрел фильмы. А тут они сидят перед ним, живее всех живых, самые влиятельные люди на планете!

Создалась чертовски любопытная ситуация. Ясно, что конференция должна максимально ограничить влияние СССР в послевоенном мире, максимально уменьшить его долю победного пирога, максимально закрепить статус США как безусловного мирового лидера. Уинни этого понимать не хочет или делает вид, что не понимает. Ведь из этих трех стран в самом печальном положении Великобритания, причем вне зависимости от того, кто больше перетянет одеяло на себя, США или СССР. Они теряют почти все! Колонии, возможность иметь независимую внешнюю политику. Зато приобретают приличный долг, точнее, уже приобрели.

Тем временем старина Уинни вещал про Грецию, Югославию, Балканы, про то, что вопрос высадки в Северной Франции должны рассмотреть военные специалисты, напомнил про Дьепп. Иосиф Виссарионович вдруг глубокомысленно заявил, что аргументы сэра Уинстона кажутся ему серьезными. Рузвельт удивленно на него уставился, а Черчилль даже поперхнулся от неожиданности. Он готовился подольше капризничать, понимая, что Рузвельт не разделяет его позиции, готовился к жесткой позиции Сталина. Но ему дали вдоволь поговорить, потом стали, как и ожидалось, убеждать в обратном. И вдруг такое. Пользуясь возникшим замешательством, Сталин заметил, что сначала надо решить вопрос с Северной Африкой. Тут же коснулся Турции, поскольку из молчаливого союзника Германии она стала страной, которая может выступить на стороне стран антигитлеровской коалиции. Главе советского правительства было понятно, что это вопрос очень долгий, вернее, совсем невероятный, но пусть пожуют эту тему.

Далее Сталин сказал, что СССР прекрасно понимает озабоченность своих союзников, поэтому готов рассмотреть вопрос увеличения экономической помощи. Так, вместо вопроса о втором фронте он ловко перескочил на ленд-лиз и закупку новых станков и целых производств «под ключ». Сейчас СССР почти полностью освободил свою территорию, но на бывшей оккупированной территории разруха, а именно там была сосредоточена значительная часть промышленного потенциала страны, население составляет около 130 млн человек, тогда как у Германии и ее сателлитов около 400 млн человек. Про промышленность Сталин ничего говорить не стал, понятно, что продолжат бомбить, причем нацеливаясь в первую очередь на восточную часть Германии, чтобы нам побольше нагадить. Еще недавно ему казалось, что отсутствие второго фронта – это серьезное затягивание войны, но сейчас он так уже не думал. А в Греции пусть высаживаются. Пока они в Африке распутаются, столько времени пройдет. Пока операцию подготовят, пока высадятся, пока через горы полезут. А Красная Армия тем временем и в Болгарию, и в Румынию, и даже в Венгрию войдет. И Берлин возьмет, и Бельгию с Данией освободит! И пусть Рузвельт теперь с Уинни бодается, время-то идет.

Черчилль очень любил решать серьезные вопросы в приватных беседах, и Сталин это знал. Встретиться с Рузвельтом без англичан время еще будет, ведь тот, что называется, через стенку живет. А вот переговорить откровенно с британским премьером будет полезно. Этот ход был заранее оговорен с Молотовым, поэтому, когда заседание закрыли и делегации стали расходиться, тот потихоньку переговорил с Энтони Иденом.

Было уже почти 20 часов, поэтому все направились ужинать. Сталин, Молотов и Ворошилов ужинали отдельно, основным членам делегации надо было обсудить итоги сегодняшнего заседания и планы на завтра. Олег не успел пройти в общую столовую, как его вызвали к руководству.

Все трое были расстегнуты, Ворошилов, похоже, успел немного размяться коньяком.

– Проходите, товарищ Северов, садитесь за стол. Вы ведь не успели поужинать?

Северов ответил отрицательно и подумал, что полковника пригласили, а маршала авиации нет. Словно прочитав его мысли, Сталин сказал, что Голованов тоже сейчас придет. Наконец все собрались, и Сталин, видя как одергивает свою тужурку Северов, предложил ему снять ее и повесить на спинку стула, а также отстегнуть кортик. Олег поблагодарил и последовал данному совету. Сели за стол. Северов заметил, что Александр Евгеньевич тоже чувствует себя немного скованно, но Сталин был в неплохом настроении. Все блюда стояли на довольно большом столе, никого больше в помещении не было, поэтому Олег решил, что как самый младший по возрасту и званию должен помочь другим и положить им на тарелки выбранные блюда, но Сталин его остановил.

– Все сами положат себе нужное, вы тоже не стесняйтесь.

Ворошилов тут же взялся за коньяк и качнул бутылкой в сторону Северова, предлагая налить.

– Клим, он не пьет. Совсем.

Ворошилов и Молотов были несколько озадачены присутствием за столом двух авиаторов, один из которых совсем молод. Но Климент Ефремович привык безоговорочно доверять Сталину, поэтому воспринял это спокойно, а вот Вячеслав Михайлович свое удивление скрыть не смог, и тот это заметил.

– Вече, ты удивляешься, что здесь делают эти два командира? Здесь все свои, и я тебе скажу. Маршал Голованов за три неполных года из подполковника стал маршалом, командует очень серьезным родом войск – стратегической авиацией. А этот совсем молодой человек за два с половиной года из младшего лейтенанта стал полковником, корпусом командует, а ему всего двадцать три года. И на днях окончил Военную академию ВВС, экстерном.

Голованов, Ворошилов и Молотов с удивлением смотрели на Северова. Ворошилов вспомнил, что как-то видел его у Сталина в кабинете.

– На днях состоится рабочая встреча военных представителей. С нашей стороны будешь ты, Клим, а эти двое тебе помогут. Где-то знаниями, а где-то просто своим авторитетом.

Ворошилов кивнул. Раз мало Штеменко, начальника Оперативного управления Генштаба, получившего две недели назад генерал-полковника, пусть будут и эти двое.

– Водите их за нос, пусть думают, что мы увязли на границе, что не успеваем подтянуть резервы, что провозимся еще долго. Нам не нужен в создавшейся обстановке второй фронт в Северной Франции, но они об этом догадаться не должны! Обсасывайте Грецию, пусть старина Уинни со своими генералами порадуется. Все равно, пока фон Арним сидит в Африке, никакой высадки там не будет.

После ужина Голованов и Северов вышли немного погулять на свежем воздухе. Было довольно тепло, по крайней мере по меркам жителей Москвы и Ленинграда. Маршал все косился на награды Олега и его новенький академический знак.

– Скажите, товарищ полковник, а что у вас за корпус такой особый?

– Товарищ маршал, вы меня старше по возрасту, а про звание и говорить не буду. Можно на «ты» и просто Олег.

Александр Евгеньевич улыбнулся:

– Тогда меня тоже просто по имени-отчеству.

– Хорошо, Александр Евгеньевич. Корпус образован совсем недавно на базе особой авиационной группы и называется 1-й отдельный гвардейский особый, относится к наркомату ВМФ, подчиняется непосредственно Ставке. В состав входят полки – истребительные, штурмовой, бомбардировочный, тяжелобомбардировочный, минно-торпедный, бомбардировочный и торпедоносный палубной авиации, транспортный, вертолетный. Полки трехэскадрильные, но по восемнадцать самолетов в эскадрилье, четыре звена плюс пара управления. А также эскадрильи – ДРЛО, РЭБ, разведывательная, аварийно-спасательной службы. Плюс особая авиабаза. Вся техника и вооружение, включая оснащение полка охраны базы, самое новое, зачастую предсерийное.

– И всем этим командуешь ты?!

– Да. Но не вдруг это случилось. До этого я командовал эскадрильей, полком, дивизией, особой авиационной группой. Полк и выше всегда комплектовали новейшей техникой, занимался ее освоением, разработкой тактики применения. Из-за этого и в академию пошел, чтобы мозги в порядок привести. Вот так.

Северов также рассказал немного про свою службу в Африке, про потопление «Тирпица» и «Шарнхорста». Голованов оказался хорошим собеседником, умным, внимательным, хорошо разбирающимся в авиации. И совершенно без зазнайства, хотя был самым молодым маршалом в истории СССР. С чисто военных тем переключились на более мирные, на окончание войны и жизнь после нее. Голованов немного рассказал о своей семье, о том, что скучает по жене и детям, пока у него было три дочки.

– А я еще не женат.

– Ну, какие твои годы. Успеешь еще.

– Да, конечно. Только не очень хорошо у меня с девушками получается.

Что на него нашло, Северов не знал, но вдруг рассказал про Настю Галанину.

– Потом понравилась мне девушка, тоже летчица. Да что там говорить, влюбился я по-настоящему. Она сначала вроде ко мне хорошо относилась, а вернулся из Африки, ее как подменили. Глупо, конечно, но я ее забыть не могу. Она же у меня в корпусе, в звене связи на «У-2» летает. Вижу ее часто. Умом понимаю, что время все на свои места расставит, но все равно на душе тяжело.

– Да, – улыбнулся Голованов, – у меня с моей Тамарой как-то проще все получилось. Но ты правильно сказал, время на свои места все расставит.

За разговором дошли до комнаты, в которой жил Олег. Маршал с удивлением обнаружил в ней чистоту и порядок, в отличие от комнат, где жили другие члены делегации. А Северов понял, что Тимофей как-то умудрился оказаться в Тегеране. С трудом подавив желание найти его прямо сейчас, Олег распрощался с маршалом и стал готовиться ко сну.

А пока авиаторы прогуливались перед сном, Сталин встретился с Черчиллем. Для создания более непринужденной обстановки была принесена бутылка армянского коньяка, который так любил премьер-министр. Черчилль испытывал осторожный оптимизм после того, как сердитый дядюшка Джо не устроил ему второй Дюнкерк за попытку отвлечь внимание от высадки в Северной Франции. Он снова начал рассуждать о более эффективном использовании сил, о нанесении ударов в разных местах – на Балканах, в Италии, на юге Франции. Но Сталин оборвал его рассуждения вопросом:

– Скажите, господин премьер-министр, как вы видите роль вашей страны в послевоенном мироустройстве?

И видя недоумение Черчилля, добавил:

– Неужели вы думаете, что Америка будет делать Великобритании царские подарки в ущерб собственным экономическим интересам? Откажется от передела сфер влияния и захвата новых рынков сбыта? Кто придержит их бизнес-элиту? Что Великобритания сможет этому противопоставить? Ничего!

Сэр Уинстон задумчиво рассматривал свой стакан и не знал, что ответить. А Сталин продолжил:

– Выражусь предельно конкретно. Европа для европейцев! Подумайте над этим, господин премьер-министр. Я знаю, что вы любите свою страну и всегда честно ей служили. Гитлера скоро не будет, но мы-то останемся. Оцените, какие действия сейчас более выгодны вашей стране. Из тех, которые вам позволят сделать. И последнее. Господин Троцкий давно гниет в земле, вместе с его идеей о пожаре мировой революции. У вас еще будет возможность убедиться и в правдивости моих слов, и в миролюбивости наших намерений. До свидания, господин премьер-министр.

Сталин ушел, а Черчилль еще долго сидел неподвижно, крутя в руках пустой бокал.

Встреча военных представителей началась в 10:30, Северов успел как следует размяться и позавтракать. Проходила она в комнате, примыкавшей к большому залу пленарных заседаний.

Когда советские военные представители вошли в комнату, американцы уже сидели за длинным столом, покрытым красным сукном. Председателем совещания являлся Уильям Дэниел Леги, шестидесятивосьмилетний адмирал, бывший посол в вишистской Франции, с 1942 года начальник личного штаба президента Рузвельта. В состав американской делегации входили также начальник штаба армии США шестидесятитрехлетний генерал Джордж Кэтлетт Маршалл-младший, главнокомандующий военно-морскими силами США шестидесятипятилетний адмирал Эрнест Джозеф Кинг, начальник штаба военно-воздушных сил США пятидесятисемилетний генерал Генри Харли Арнольд, начальник снабжения армии США пятидесятилетний генерал Брейон Сомэрвэлл, начальник военной миссии США в СССР сорокасемилетний бригадный генерал Джон Рассел Дин. Олег обратил внимание, что американские генералы и адмиралы были довольно пожилыми людьми. Перед ними и рядом с солидным шестидесятидвухлетним маршалом Ворошиловым тридцатидевятилетний маршал авиации Голованов и двадцатитрехлетний гвардии полковник Северов, особенно последний, выглядели сущими пацанами. Англичан еще не было, поэтому советские и американские военные начали неспешный разговор о положении на фронтах. Американцы с интересом разглядывали Северова, вежливо недоумевая, что рядом с Ворошиловым делает этот мальчик. Они не разбирались в наших знаках отличия, но обилие наград позволяло предположить, что перед ними боевой офицер. И две награды были британскими. Совместные операции? Скорее всего, где-то в Заполярье. Офицер флота, но, учитывая состояние этого флота у СССР, откуда столько наград, никаких значимых масштабных военных операций советский военно-морской флот не провел. Американцы обратили внимание, что ему никто не переводит разговор. Военный переводчик? Тем временем Ворошилов рассказывал американцам о том, что Красная Армия подошла к границам СССР и теперь накапливает силы для дальнейших действий. В это время двери снова открылись, стали входить члены английской делегации: начальник имперского генерального штаба шестидесятилетний генерал Алан Брук, глава британской военной миссии в Объединенном штабе союзников в США шестидесятидвухлетний фельдмаршал Джон Грир Дилл, первый морской лорд, шестидесятилетний адмирал флота Эндрю Браун Каннингэм, начальник штаба военно-воздушных сил Великобритании пятидесятилетний главный маршал авиации Чарлз Фредерик Алджернон Портал, начальник штаба министра обороны пятидесятишестилетний генерал Гастингс Лайонел Исмей, начальник военной миссии Великобритании в СССР пятидесятичетырехлетний генерал Жиффар ле Квесн Мартель.

Англичане заняли свои места рядом с американцами, теперь немногочисленная советская военная делегация сидела с одной стороны стола, а англичане и американцы с другой. Снова начались приветствия и небольшой обмен любезностями, в ходе которого Северова рассматривали теперь еще и англичане.

Наконец слово взял председатель, адмирал Леги. Он сказал, что центральным театром военных действий для англо-американских сил в настоящее время является Средиземноморский. Он обосновал это тем, что вторжение в Северную Францию, а тем более в Южную Францию, без возврата господства на Средиземном море бессмысленно, после чего предоставил слово генералу Бруку. Тот развил тезис Черчилля, что давление, которое оказывают объединенные силы в любом месте, сказывается на общем положении дел. А Средиземноморский театр очень важен, ведь снабжение по недавно восстановленному Суэцкому каналу имеет большое значение. Далее генерал перешел к изложению замысла операции союзных войск в Северной Африке. При этом он попросил генерала Маршалла поправлять его, если он выскажет мысли, которые не соответствуют мнению американцев. Видя удивление на лице руководителя советских военных специалистов, Брук пояснил, что английские и американские войска, при общем замысле, все-таки имеют определенную свободу действий.

Далее начальник имперского генерального штаба отметил, что кроме двух противоборствующих сторон в Африке присутствует и третий немаловажный фактор – французы. Генерал Маршалл заметил, что его коллега забыл четвертый фактор, который также надо учитывать, – нейтральная, но, по факту, близкая к Германии Испания. Ее враждебные действия могут предельно осложнить проведение операции. Она может просто предоставить Люфтваффе свои аэродромы в Андалузии, и проход кораблей союзников через Гибралтарский пролив станет огромной проблемой. К тому же французы относятся к англичанам враждебно, не могут простить нападения на свои военно-морские базы в 1940 году. Далее генерал Брук посвятил наконец присутствующих в план операции. Союзники предполагали высадку тремя оперативными соединениями. Западное оперативное соединение будет высаживаться в Северном Марокко в районе Касабланки, Центральное оперативное соединение – на западе Алжира в районе Орана и Восточное оперативное соединение – в районе Алжира и Бужи. Западное ОС прибывает прямо из Америки, остальные из Англии. Кроме того, 8-я армия англичан должна будет начать наступление и вернуть контроль над Суэцким каналом. Еще одну трудность представляет очень длинное плечо снабжения 8-й армии, все необходимое пока приходится перевозить вокруг Африки. Для усиления 8-й армии из США направляются два американских корпуса. Главнокомандующим союзными войсками назначен генерал Эйзенхауэр, а его заместителем – генерал Александер. Общая численность высаживаемых войск более ста тысяч человек. Командование объединенными силами на Ближнем Востоке возложено на генерала Монтгомери.

У Северова создалось впечатление, что союзники повторяют известные ему по прошлой жизни действия с отсрочкой на один год. Всех подробностей он не помнил, но книгу Дэвида Рольфа «Кровавая дорога в Тунис» в свое время прочел.

А Брук тем временем завершил свою речь, сказав, что сейчас идет накопление десантно-высадочных средств и завершается обучение личного состава. Но все надеются, что начало операции придется на нынешний, 1943 год.

Ворошилов некоторое время слушал переводчика, потом поинтересовался, как связаны между собой операции в Средиземноморье и высадка во Франции. И зачем гонять суда вокруг Африки, через Атлантику и т. д., если можно просто переплыть Ла-Манш?

Дальше американцы предпочитали отмалчиваться, а генерал Брук снова принялся рассуждать о стратегической важности Средиземного моря. Ворошилов еще раз спросил, не считают ли уважаемые союзники, что капитуляция Германии автоматически приводит к ненужности операции в Северной Африке? Дальнейшее толчение воды в ступе было неинтересно, и гвардии полковник Северов вежливо поскучал. Когда Брук понял, что начал повторяться, и смолк, Олег попросил разрешения задать вопрос. Генерал кивнул, и Северов поинтересовался, как союзники собираются прикрывать десантную операцию, особенно Восточное оперативное соединение, ведь Средиземноморского флота практически не существует, а до аэродромов на Сицилии всего около семисот километров. Северов знал, что все крупные корабли, базировавшиеся на HMS Nile год назад, уничтожены. Тогда в результате налета значительных сил вражеской авиации часть судов была потоплена, а часть сильно повреждена. Поврежденные корабли англичане пытались перевести на Мальту, но их добили в пути, они и так едва держались на плаву. Потери вражеской авиации были огромны, но и урон ими был нанесен значительный. В первой половине 1943 года действиями подводных лодок и авиации были также потоплены авианосцы «Илластриес» и «Викториес», линкоры «Уорспайт» и «Малайя», тяжелый крейсер «Сассекс», был тяжело поврежден и надолго вышел из строя линкор «Рэмиллис». Даже итальянский флот, до этого пугавший противника исключительно самим фактом своего наличия, вдруг обрел второе дыхание и хозяйничал на море.

Пока Брук думал, что ответить, адмирал Соммервил вдруг сказал, что английская делегация до сих пор не знает, кто входит в состав советских военных экспертов, господин маршал никого не представил. Про военных экспертов было сказано с известной долей сарказма. Сарказм адмирала Ворошилов понял и сказал, что ошибку сейчас исправит, но хотел бы уточнить, сколько крупных кораблей противника на счету у Королевских ВМС, «Бисмарк» и «Адмирал граф Шпее», вроде ничего не забыл?

– А сейчас разрешите исправить свою ошибку и представить маршала Голованова, командующего авиацией дальнего действия, и гвардии полковника Северова, командующего корпусом особого назначения.

– Корпусом особого назначения? Вы, господин маршал, имеете в виду диверсантов? Судя по тому, что господин полковник является офицером флота, речь идет о подводных диверсантах? – сразу стал спрашивать первый морской лорд. – И, простите, господин маршал, почему командующий находится в таком невысоком звании?

Ворошилов улыбнулся:

– Сколько вопросов! Но я отвечу. Полковник Северов командует корпусом недавно, но сам его формирует. В состав входят в основном авиационные подразделения, но есть и другие, в том числе противодиверсионные. Все солдаты в корпусе товарища Северова – очень хорошие бойцы. Правительство Великобритании наградило товарища Северова дважды: за отражение налета на Александрию и за пленение фельдмаршала Роммеля. Товарищ Северов воевал в Египте в 1942 году. А вообще товарищ Северов летчик-истребитель, на его счету уже более ста сбитых самолетов противника. Среди них такие асы Люфтваффе, как Антон Хафнер, Герман Граф и Вальтер Новотны. Товарищ Северов носит морскую форму, потому что его подразделение относится к морской авиации. И он недавно окончил военную академию. Да, я спрашивал про корабли противника. Товарищ Северов разработал и провел операцию, когда всего четыре ударных самолета потопили вражеские линкоры «Тирпиц» и «Шарнхорст». И участвовал в создании оружия для этой операции. Мы не потеряли ни один самолет, ни одного человека.

Северов подумал, что покраснеть, как девица, сейчас было бы некстати.

– А сколько вам лет, господин полковник? – поинтересовался Леги, пока англичане переваривали полученную информацию.

– Двадцать три, господин адмирал.

Ворошилов выглядел очень довольным произведенным эффектом. Сидевший рядом с Леги генерал Маршалл глянул на часы и что-то тихо сказал ему на ухо. Адмирал завершил заседание. По расписанию сейчас был обед, затем второе пленарное заседание.

Ворошилов обедал вместе со Сталиным и Молотовым, а Голованов и Северов пошли в общую столовую. Маршал рассказывал, как он попал в армию, как командовал 212-м авиаполком, как летал на боевые задания. Олег с интересом его слушал. Ему доводилось прочитать книгу воспоминаний «Дальняя бомбардировочная…», причем без купюр, но про боевые вылеты самого автора в ней ничего не было сказано. Наконец обед закончился, и все прошли в зал заседаний.

В этот раз англичане снова принялись обжевывать вопрос о важности Средиземноморского театра, но Сталин их быстро прервал. Его так же, как и Ворошилова, интересовало, какая существует связь между высадкой в Северной Франции и господством в Средиземном море. Алан Брук доказывал, что система укреплений в Северной Франции очень мощная, а силы противника весьма значительны. К тому же войска пока не имеют реального опыта проведения масштабных десантных операций. Высадка в Марокко и Алжире позволит такой опыт накопить. А бросаться сейчас через Ла-Манш – чистой воды самоубийство, напрасные потери, что подтверждает неудача у Дьеппа. Своего соотечественника горячо поддержал Черчилль. Американцы заняли расплывчатую позицию. Они также считали, что наиболее целесообразной является высадка на севере Франции, но были согласны и с тем, что надо накопить опыт. Потом генерал Маршалл принялся расхваливать генерала Эйзенхауэра, а Черчилль рассуждал о том, что после Африки должна наступить очередь Греции, где есть возможность разгромить 21-ю дивизию Вермахта. В общем, заседание вновь завершилось впустую, Сталин не скрывал своего разочарования. Видя его состояние, Рузвельт пригласил Иосифа Виссарионовича на чашку чая после заседания. Разумеется, предложение было сделано не в присутствии кого-либо из членов английской делегации.

Сразу после заседания Сталин сделал знак Голованову и Северову следовать за ним. Молотов остался работать с Гарри Ллойдом Гопкинсом и Энтони Иденом, поэтому в комнате были только Сталин, Ворошилов и авиаторы. Сначала Ворошилов в лицах и не без юмора рассказал об утренней встрече военных представителей.

– Что, так и спросил, сколько крупных боевых кораблей они утопили? – засмеялся Сталин. – Ладно, как вы оцениваете их операцию в Северной Африке?

– Сложно сказать, – пожал плечами Ворошилов. – Сил задействовано немало, американскую пехоту и танки из самой Америки напрямую тащат. Да и с французами непонятно.

– А у меня возникла аналогия между Средиземным и Балтийским морями! – вдруг сказал Голованов.

– По важным промышленным объектам можно массированно отработать АДД, – кивнул Северов. – Пусть все население осознает, что мы с ними долго валандаться не намерены.

– Вы что, предлагаете мирное население бомбить? – удивился Сталин.

– Нет, конечно! Обработать объекты инфраструктуры – электростанции, водозаборные сооружения, важные мосты в глубине территории. Массированные налеты, чтобы все небо гудело. В первую очередь Хельсинки. Гражданских трогать не надо. Нам с ними потом рядом сосуществовать. А вот вояк давить как клопов, если сразу не сдадутся!

– Хм, – Сталин с сомнением посмотрел на Олега. – Жестко!

– А сколько наши финских госпиталей уничтожили? Сколько раненых и врачей у них вырезали? Ни одного? Сколько концлагерей с их детьми мы построили?

– Принимается, – согласился Сталин, снова разглядывая Олега. – Товарищ Голованов, разработайте план операции по нанесению ударов по объектам вокруг Хельсинки. Финны должны понять, что у нас в руках большая дубина, а вот пустим ли мы ее в ход, зависит от них. А что по Средиземному морю?

– Проваландаются они несколько месяцев, даже полгода. Я считаю, что раньше середины 1944 года они вряд ли смогут начать следующую крупную операцию. При этом еще неизвестно, как будут дальше идти у них дела на Тихом океане. Ведь им надо сосредоточить на Средиземноморском театре солидную группировку боевых кораблей, а их надо откуда-то снять.

– Вы считаете, что у нас есть реальный шанс пройти всю Германию без них?

– Да. Быстро переиграть Африку на Францию они не смогут. Особенно если мы начнем, когда они уже увязнут. Но они должны быть уверены в том, что мы еще долго не начнем стратегические операции на центральном направлении.

Сталин отпустил военных и принялся размышлять над их словами. Через час пришел сотрудник американской миссии и пригласил главу Советского государства на встречу с президентом.

Рузвельт был реальным политиком и старался соизмерять желания и возможности. Как бы ни было заманчиво превращать США в главу всей земной цивилизации, было совершенно ясно, что с этим согласятся не все, и если несогласие Эфиопии можно просто игнорировать, то с Советским Союзом этот номер не пройдет. С другой стороны, из каждой ситуации надо стараться извлечь максимум выгоды. А выгода в том, что можно договориться о разделе сфер влияния – полмира тоже немало, это придется долго переваривать. Да и в сырье Америка заинтересована, а СССР будет не только продавать сырье, но и закупать оборудование и технологии. Что же касается старины Уинни, то… это только бизнес, ничего личного. Президент США был умен и просчитал, что попытка влезть в европейскую кашу, несмотря на очевидные выгоды при благоприятном исходе дела, на самом деле является большой авантюрой и закончится, скорее всего, как раз неблагоприятно. А раз так, то не стоит и начинать. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Да и синица жирная, как индейка. Все это Рузвельт обдумал еще до прихода Сталина, но он также понимал, что не обладает абсолютной властью, поэтому с его оценкой согласятся далеко не все. К тому же еще один президентский срок вполне возможен, а доживет ли он до его окончания? Но сейчас, все тщательно взвесив и обдумав, Рузвельт решил извлечь максимум пользы при минимуме риска. Сталин тоже очень умен, и они должны найти общий язык в некоторых очень щекотливых вопросах. Одним из них является Турция. Черное море при запертых проливах превращается в лужу. Стремление России, а теперь и Советского Союза, получить свободный проход через проливы естественно.

Но Рузвельт не знал, что сразу после нападения на эскорт главы СССР в район предполагаемого расположения аэродрома, откуда стартовали немецкие истребители, ушли несколько разведгрупп, срочно доставленных на самолетах, и воздушная разведка. Одной из таких групп было отделение из взвода, который так удачно прилетел вместе с Авериным в Тегеран. «ПС-84» доставил их на стык границ Ирана, Ирака и Турции, бойцы начали поиск. И он увенчался успехом. Самолет-разведчик обнаружил место, откуда могли стартовать самолеты, а быстро прибывшая на место группа задержала нескольких человек, которых оперативно раскололи. Это была удача, в значительной степени случайная, ведь пролети разведчик в нескольких километрах в стороне от горного аэродрома, мог ничего и не заметить. Следствие только начиналось, информация требовала подтверждения, многое было неясно, но картина складывалась следующая. Турки о готовящейся акции знали и помогли с ее осуществлением. Предоставили место, озаботились, чтобы информация о размещении немецких самолетов никуда не просочилась, выделили топливо. Президент Мустафа Исмет Иненю напрямую с этим связан не был, но знать мог. Но это неважно, знал или нет, нити тянулись наверх, так что турок было чем прижать, главное – собрать доказательства. А немцев подвели самоуверенность и недооценка противника. Они посчитали, что четырех суперасов на подготовленных самолетах будет достаточно для внезапной атаки. Ведь надо было не уничтожить все самолеты, а прорваться к транспортному борту и завалить его. И шанс был. Подобраться на фоне земли и внезапно атаковать. Наличие летающего радара они не предусматривали в принципе. Так что Сталин поставил Северову еще один плюс. И есть информатор, а может, и не один, у нас. Кто-то же дал знать о вылете правительственного борта и обозначил возможный маршрут. Этим вопросом сейчас активно занимался Берия.

Вернувшись от Рузвельта, Сталин долго не спал, обдумывал услышанное от него. Он не рассчитывал на такую откровенность, но услышал именно то, с чем был полностью согласен. В сложившейся ситуации американцы не успевали в Европу. И Рузвельт считал, что с этим надо смириться. В свою очередь он хотел услышать от Сталина обещания дальнейшего экономического сотрудничества и помощи в войне с Японией. И он тоже услышал то, что хотел. Лидеры двух самых больших в мире держав сумели найти общий язык, но Рузвельт предельно откровенно сказал, что не может гарантировать исполнения всего, о чем они сейчас говорили. В Америке много влиятельных людей, очень влиятельных. И Сталин это понимал. И уже немного подстраховался. Черчилль выглядел очень озабоченным, короткий разговор со Сталиным произвел на него огромное впечатление. А также с его глаз вдруг словно спала пелена: никакие усилия не смогут сохранить империю в прежнем виде, никакие. Значит, надо попытаться договориться со Сталиным. Может, удастся сохранить хоть что-то, что тороватые кузены из-за океана уже готовы прибрать к рукам. Сталин намекал на свои действия в странах, в которые войдет Красная Армия. Ждать осталось недолго, можно будет оценить, как он будет строить в них коммунизм. И будет ли вообще.

30 ноября стороны перешли на обсуждение послевоенного мироустройства. От обсуждения военных вопросов отошли, так как дальнейшее их рассмотрение грозило значительными сложностями, это понимали все.

Черчилля очень занимал польский вопрос, но по предварительной договоренности с Рузвельтом начал разговор не он, а американский президент. Он выразил надежду, что советское правительство сможет начать переговоры и восстановить свои отношения с польским эмигрантским правительством, находившимся в Лондоне. У Сталина перспектива налаживания отношений со Станиславом Миколайчиком и суетными деятелями эмигрантского правительства большого энтузиазма не вызвала.

Сталин заметил, что для недоверия эмигрантскому правительству у него есть все основания. Эти люди никогда не стремились к сотрудничеству с Советским Союзом и всячески демонстрировали свое враждебное отношение, часто переходя во враждебные действия. И вообще в нынешнем виде Польское государство просуществовало всего двадцать лет, но успело нагадить (Сталин так и сказал – нагадить) всем своим соседям. То дружило с Германией против СССР, то планировало кавалерийские удары на Берлин. Дружелюбно оттяпало Тешинскую область у Чехословакии, на что немцы, кстати, не прореагировали. Про отношения с СССР можно даже не упоминать.

– А сейчас агенты этого правительства сотрудничают с немцами, вы об этом знаете? Они убивают партизан, то есть людей, которые с немцами борются! Да вы представить себе не можете, что они там творят!

Развить дальше эту тему ему не дали. Черчилль принялся рассуждать о важной роли Польши во Второй мировой войне.

– Это большой вопрос. Мы объявили войну Германии из-за того, что она напала на Польшу. В свое время меня удивило, что Чемберлен не стал вести борьбу за чехов в Мюнхене, но внезапно в апреле 1939 года дал гарантию Польше. Но одновременно я был также и обрадован этим обстоятельством. Ради Польши и во исполнение нашего обещания мы, хотя и не были подготовлены, за исключением наших военно-морских сил, объявили войну Германии и сыграли большую роль в том, чтобы побудить Францию вступить в войну. Франция потерпела крах, но мы, благодаря нашему островному положению, оказались активными бойцами. Мы придаем большое значение причине, по которой вступили в войну. Я понимаю историческую разницу между нашей и русской точками зрения в отношении Польши. Но у нас Польше уделяется большое внимание, так как нападение на Польшу заставило нас предпринять нынешние усилия.

– Я должен сказать, – ответил Сталин, – что Россия не меньше, а больше других держав была заинтересована в хороших отношениях с Польшей, так как Польша является соседом России. Но мы отделяем Польшу от эмигрантского польского правительства в Лондоне. Мы порвали отношения с этим правительством не из-за каких-либо наших капризов, а потому, что польское правительство присоединилось к Гитлеру в его клевете на Советский Союз. Все это было опубликовано в печати.

Пока переводились последние фразы этого выступления, Сталин раскрыл лежавшую перед ним темно-бордовую сафьяновую папку и извлек оттуда листовку. Это был кусок довольно плотной желтой бумаги, изрядно потертый, побывавший, видно, уже во многих руках. На листовке была изображена голова с двумя лицами, наподобие древнеримского бога Януса. С одной стороны был нарисован профиль Гитлера, с другой – Сталина.

Держа высоко над столом листовку, чтобы все могли ее хорошо разглядеть, Сталин сказал:

– Вот что распространяют в Польше агенты эмигрантского правительства. Хотите посмотреть поближе? – С этими словами Сталин передал листовку Черчиллю. Тот взял ее брезгливым жестом, двумя пальцами, как кусок использованного пипифакса, поморщился и, ничего не сказав, передал Рузвельту, который пожал плечами, покачал головой и вернул листовку Сталину. Выждав немного, Сталин продолжал: – Где у нас гарантия, что польское эмигрантское правительство не будет и дальше заниматься этим гнусным делом? Мы хотели бы иметь гарантию, что агенты польского правительства не будут убивать партизан, что эмигрантское польское правительство будет действительно призывать к борьбе против немцев, а не заниматься какими-то махинациями. Мы будем поддерживать хорошие отношения с правительством, которое призывает к активной борьбе против немцев. Однако я не уверен, что нынешнее эмигрантское правительство в Лондоне является таким, каким оно должно быть. Если оно солидаризируется с партизанами и если мы будем иметь гарантию, что его агенты не будут иметь связей с немцами в Польше, тогда мы будем готовы начать с ними переговоры.

– Мы полагаем, – сказал Черчилль, – что Польшу следует удовлетворить, несомненно, за счет Германии. Мы были бы готовы сказать полякам, что это хороший план и что лучшего плана они не могут ожидать. После этого мы могли бы поставить вопрос о восстановлении отношений. Но я хотел бы подчеркнуть, что мы хотим существования сильной, независимой Польши, дружественной по отношению к России.

– А почему, собственно, Польшу следует удовлетворять, да еще за счет государств, у которых она в момент своего образования захватила приличные куски территории? И хотела еще. Про великую Польшу от моря до моря неужели не слышали? Если мы недавно говорили о том, что превращение Франции в великую державу – это дело самих французов, то зачем делать Польше такие странные подарки? Скажу больше. А если бы Польша не захватила немецкие земли в результате бардака, царившего после Первой мировой войны, как бы сложилась обстановка в конце тридцатых? Если бы Польша пропустила наши войска в Чехословакию? Можно и другие вопросы задать. Но и этих хватит.

В зале повисла напряженная тишина, которую через некоторое время нарушил Рузвельт:

– Господин Сталин, должны ли мы понимать ваши слова как ответственность Польши за развязывание Второй мировой войны?

Сталин усмехнулся.

– Вопрос этот слишком серьезный и требующий тщательного изучения, а война еще далеко не кончилась. Я лишь хотел сказать, что компенсировать что-либо Польше мы считаем совершенно излишним. В числе стран-победительниц ее точно не будет. Да и само существование этого государства вызывает большое сомнение. Государство – это сила поддержания порядка, это управление, это публичная власть, это организация. Это много чего еще, и скажите мне, где это все в Польше? Польша – это исторически сложившийся бардак. Кто будет поддерживать там порядок, наши войска? Зачем нужно государство, которое не может существовать само по себе? Вы полагаете, что если эти господа из Лондона явятся в освобожденную нами Варшаву, то примутся за созидание? Нам они примутся гадить за то, что мы их освободили, да еще считать нас виноватыми за все, что они профукали за последнюю тысячу лет. И претензии к нам предъявлять. И думать, что они паны, а мы их холопы и это единственно правильное положение. Нет, вопрос о Польше может рассматриваться только в одном ключе. Необходимо найти силы, которые способны поддерживать порядок на этой территории и которые пользуются поддержкой большинства населения. После этого можно будет рассматривать и все остальные вопросы.

После этих слов вновь наступила тишина. Стало понятно, что переговоры внезапно зашли в тупик, из которого пока не видно выхода. Чтобы как-то разрядить атмосферу, Рузвельт примирительным тоном сказал:

– Мы очень голодны сейчас. Поэтому я предложил бы прервать наше заседание, чтобы присутствовать на обеде, которым нас сегодня угощает маршал Сталин.

С советской стороны на обеде должны были присутствовать Сталин и Молотов, кроме переводчика, конечно. Но в последний момент Сталин дал распоряжение подготовить еще один прибор и позвать Северова. Как оказалось, решение было удачным. Олег в свое время читал мемуары переводчика Сталина и помнил, что молодой человек допустил во время этого обеда оплошность.

Обстановка за столом несколько разрядилась, с тем политических перешли на гастрономические, глава Советского государства был знатоком кавказской кухни и с удовольствием просвещал Рузвельта и Черчилля. Переводчик, двадцатисемилетний Валентин Бережков, переводил и одновременно вел записи. Он не успел пообедать, но на таких мероприятиях переводчики и не едят, хотя официанты приносят все блюда по протоколу. Наконец беседа немного угасла, и он, пользуясь моментом, положил в рот кусок бифштекса. Именно в этот момент Черчилль обратился к Сталину. Бережков с набитым ртом сказать ничего, естественно, не мог. Олег стал переводить, но записи, естественно, не делал. Сталин глянул на него, но ничего не сказал, лишь покачал головой. Валентин, красный как рак, быстро прожевал бифштекс и сделал Олегу знак, что готов продолжить. Англичанин-переводчик, майор Бриз, не скрывал улыбки.

На прошлом завтраке Рузвельт похвалил лососину, поэтому Сталин сказал:

– Я распорядился, чтобы сюда доставили одну рыбку, и хочу вам ее теперь презентовать, господин президент.

– Это чудесно, – воскликнул Рузвельт, – очень тронут вашим вниманием! Мне даже неловко, что, похвалив лососину, я невольно причинил вам беспокойство.

– Никакого беспокойства, – возразил Сталин. – Напротив, мне было приятно сделать это для вас.

«Рыбка» была весьма приличных размеров, около двух метров, ее несли четыре рослых солдата из охраны посольства. А привезли пару часов назад самолетом.

Рузвельт заговорил о том, что после войны откроются широкие возможности для развития экономических отношений между Соединенными Штатами и Советским Союзом.

– Конечно, война нанесла России огромные разрушения. Вам, маршал Сталин, предстоят большие восстановительные работы. И тут Соединенные Штаты с их экономическим потенциалом могут оказать вашей стране существенную помощь. Полагаю, мы могли бы предоставить Советскому Союзу после нашей совместной победы над державами Оси кредит в несколько миллиардов долларов. Разумеется, это еще только общая наметка. Все это нужно обсудить в соответствующих сферах, но в общем и целом подобная перспектива мне представляется вполне реальной.

– Очень признателен вам за это предложение, господин президент. Наш народ терпит большие лишения. Вам трудно себе представить разрушения на территории, где побывал враг. Ущерб, причиненный войной, огромен, и мы, естественно, приветствуем помощь такой богатой страны, как Соединенные Штаты, если, конечно, она будет сопровождаться приемлемыми условиями.

– Я уверен, что нам удастся договориться. Во всяком случае, я лично позабочусь об этом.

Затем все перешли в соседнюю комнату, где подали кофе. Северов взял со сливками, он не любил черный. Тут к нему обратился Черчилль:

– Господин полковник, я узнал, что это вы разработали и провели операцию по уничтожению «Тирпица» и «Шарнхорста». Как вам удалось потопить такие мощные корабли, используя всего четыре самолета?

Черчилль говорил непосредственно с Северовым, ему уже сказали, что переводчик не потребуется.

– Нами были применены авиабомбы большой мощности. Этого хватило, чтобы утопить даже такие большие корабли.

– Это замечательный подвиг! – воскликнул премьер-министр. – Вы уже носите две наши высокие награды. Я провел консультации, и было принято решение о награждении вас еще одним орденом «За выдающиеся заслуги».

– Служу Советскому Союзу!

– Вручение состоится после обеда, награда уже доставлена в зал заседаний. Я также приглашаю вас на торжественный прием, который посвящен моему дню рождения.

Северов поблагодарил премьер-министра за оказанную честь и сказал, что когда готовил и проводил операцию, то думал обо всех моряках, в том числе английских, которые подвергаются опасности, пока эти два корабля угрожают плаванию в полярных широтах. Было видно, что Черчилль очень доволен ответом, Сталин также одобрительно кивал головой. Рузвельт улыбался и что-то говорил адмиралу Леги.

Обед закончился, и все снова направились в зал заседаний. На этот раз, чтобы не разрушать атмосферу некоего благодушия, вызванного прекрасным обедом, Сталин сказал, что его резкие слова относительно Польши могут быть неправильно истолкованы, поэтому он хочет немного прояснить ситуацию. Он лишь хотел сказать, что эмигрантское правительство не в состоянии контролировать ситуацию в стране и явно не склонно к позитивным контактам с СССР. Если удастся найти силу, реально способную стабилизировать ситуацию, то с такой силой все будут с удовольствием иметь дело. И совершенно не обязательно, чтобы это были исключительно коммунисты. Черчилль, памятуя о недавнем приватном разговоре, кивнул. Рузвельт, который не очень хорошо разобрался в польском вопросе, также выразил свое удовлетворение.

Далее Сталин сказал, что хотел бы заранее узнать дату начала операции в Северной Африке. Красная Армия предпримет действия, которые воспрепятствуют переброске подкреплений на Средиземноморский театр военных действий. Это предложение вызвало большой энтузиазм у глав союзных государств, особенно у Черчилля. Послевоенное устройство Европы больше не затрагивалось, к этому решили вернуться завтра. Рузвельт предоставил слово адмиралу Кингу, который достаточно подробно обрисовал ситуацию на Тихоокеанском театре и проанализировал факторы, влияющие на ее развитие. Глава Советского государства официально заявил, что СССР объявит войну Японии, но после окончательной победы над нацистами в Европе. На вопрос, как ему видится участие СССР в этой войне при отсутствии сколь-нибудь серьезных военно-морских сил, Сталин ответил, что для уничтожения «Тирпица» и «Шарнхорста» потребовалось всего четыре самолета, у СССР их гораздо больше. Советский Союз обладает новыми видами вооружений, которые позволят сказать свое веское слово в войне на Тихом океане. СССР берет на себя также ликвидацию Квантунской армии.

Северов подумал, что карту с потоплением «Тирпица» Верховный разыграл по полной программе. По крайней мере, одна из причин, по которой он приглашал его с собой на заседания, стала понятна.

Тут объявили о начале церемонии награждения. Пришлось снова выходить, но, к счастью, длинных речей говорить не стали, завершили все довольно быстро. Когда Северов уже повернулся, чтобы вернуться на свое место, слово взял Рузвельт и сказал, что такой замечательный подвиг не может быть не оценен Соединенными Штатами, так как в полярных конвоях участвует много американских моряков. В общем, Северова наградили еще и медалью Почета в варианте для ВМС. Олег с досадой подумал, что стал вешалкой для наград. Не хватало еще, чтобы начали обвешивать до кучи другие страны, например тот же Иран. Про историю со встречей с молодым шахом Ирана Олег уже знал. Британцы долго мурыжили местного правителя в своем посольстве, пока его не соизволил принять Черчилль. Американцы приняли быстрее, но ему тоже пришлось подождать и чувствовать себя в гостях в собственной стране. А вот Сталин нашел время и приехал лично, проявив уважение, что очень значимо здесь, в Азии.

Вечером в английском посольстве состоялись именины Черчилля, ему исполнилось шестьдесят девять лет. Гости стали приходить в 20 часов, Сталин, в парадной маршальской форме, преподнес имениннику каракулевую шапку и большую фарфоровую скульптурную группу на сюжет русских народных сказок. С разрешения Сталина Северов тоже сделал оригинальный подарок. Всплывшая на месте гибели немецких кораблей наша подводная лодка обнаружила плавающий деревянный сундучок, который благодаря плотно прилегающей крышке не утонул. В нем нашли посуду с изображением линкора и столовые приборы с гравировкой – небольшое изображение корабля, надпись «Tirpitz» и год спуска его на воду – «1939». Посуда была частично побита, сколько и чего там было, Олегу не сказали, но ему командующий Северным флотом подарил на память две тарелки, две ложки, две вилки и два ножа. Был ли этот комплект достоянием кают-компании или принадлежал кому-то из офицеров корабля, что более вероятно, никто не знал. Один из комплектов (тарелка, ложка, вилка и нож) он и преподнес Черчиллю. Подарок имениннику понравился, присутствующие также нашли его оригинальным. Рузвельт появился во фраке. В руках он держал свои именинные подарки: старинную персидскую чашу и исфаганский коврик.

Рядом с Черчиллем стояла его дочь Сара, женщина лет тридцати, отвечая на поздравления и приветствия. Вскоре все перешли из гостиной в столовую, где стояли длинные столы, заставленные всевозможными яствами. На главном столе возвышался огромный именинный пирог с шестьюдесятью девятью зажженными свечами.

Стали произносить тосты, первый из которых был, конечно, за именинника. Сталин подошел к имениннику, чокнулся с ним, обнял за плечо, пожал руку. Потом произнес тост за Рузвельта. Обычай произносить тосты понравился, его подхватили все. Настроение у всех было приподнятое, в зале стало жарко и шумно.

Но здесь присутствовали не просто люди, а политики ведущих мировых держав, поэтому и тосты были с подтекстом. Рузвельт сказал о послевоенном мире, о важности сохранения единства и сотрудничества великих держав не только сейчас, но и в будущем.

Общее благодушное настроение нарушил начальник генерального штаба Англии генерал Алан Брук. Произнося свой тост, он стал рассуждать о том, кто больше из союзников пострадал в этой войне. Он заявил, что наибольшие жертвы понесли англичане, что их потери превышают потери любого другого народа, что Англия дольше и больше других сражалась и больше сделала для победы.

Сомнительность данного утверждения была очевидна, особенно в присутствии главы Советского Союза. Сталин помрачнел, но спокойно сказал, что нынешняя война – это война машин. Соединенные Штаты доказали, что они могут производить от восьми до десяти тысяч самолетов в месяц, Англия производит ежемесячно три тысячи самолетов, главным образом тяжелых бомбардировщиков. Следовательно, Соединенные Штаты – страна машин. Эти машины, полученные по ленд-лизу, помогают всем выиграть войну. За это он и хочет поднять свой бокал. Рузвельт ответил, что высоко ценит мощь Красной Армии, которая сама имеет прекрасную военную технику. И в этот самый момент продолжает громить нацистов. Он провозгласил тост за успехи советского оружия.

Заседание следующего дня было также посвящено послевоенному устройству Европы. Рузвельт предложил разделить Германию на несколько небольших государств. Сталин ответил, что этот вопрос требует дальнейшего рассмотрения. Черчилль подхватил тему и вновь вернулся к вопросу о границах Польши. При этом получалось, что необходимо вернуться к границам до 1939 года, что, естественно, не удовлетворило советскую делегацию. Сталин сказал, что украинские и белорусские земли должны остаться в составе СССР, поскольку собственно Польше отошли по итогам передела после Первой мировой войны. А СССР устраивает так называемая «линия Керзона». Энтони Иден стал возражать, говоря о том, что эта линия проходит иначе, гораздо восточнее. Английская делегация достала карту, на которой Черчилль и Иден стали показывать границы Польши. Советская делегация также показала карту и документы за подписью лорда Джорджа Натаниэла Керзона. Всем осталось согласиться с такой трактовкой восточной границы Польши.

Рузвельт рассуждал о необходимости создания организации, которая будет являться инструментом обеспечения длительного мира. Лига Наций с этой задачей не справилась. Было видно, что Рузвельт много думал над этим вопросом. Северов знал, что сейчас закладываются основы для создания ООН, поэтому вежливо поскучал, пропуская эти разговоры мимо ушей. Заниматься политикой он категорически не хотел.

Наконец заседание закончилось, а с церемонии подписания всяких документов Сталин его отпустил. На обсуждении политических вопросов маршал Голованов не присутствовал, поэтому Олег хотел найти его, чтобы вместе перекусить, да и просто хотелось пообщаться с хорошим человеком. Александра Евгеньевича он не нашел, тот уехал на аэродром. Северов и сам хотел увидеться со своими летчиками, но Сталин пока запрещал ему туда ездить. Он лишь сказал, что ребята и так неплохо проводят время со своими иностранными коллегами. А сегодня он вдруг разрешил Олегу погулять по Тегерану и сходить на его знаменитый базар. Олег нашел в своей комнате принесенную Кутькиным повседневную форму, так что можно было не таскаться в парадной. Да и оружие с ней носить удобней. Перекусывать Северов пошел уже переодевшись, так что он не привлекал особого внимания. Неторопливо жуя, Олег размышлял, кого бы попросить показать ему город, когда услышал, как сидящий рядом капитан рассказывает, что он узнал большинство местных достопримечательностей, поскольку находится в Иране уже несколько месяцев.

– Представляете, мужики, местные молодые женщины ходят в ярких обтягивающих платьях и солнечных очках на пол-лица! Выглядит это чумово. Я тут с одной ближе познакомился, – уже тихо зашептал он, – так они волосы на теле вообще удаляют! Совсем! И темпераментные, ух!

Олег хмыкнул про себя. В середине 40-х, да и гораздо позже, в европейских странах и Америке моды на эпиляцию зоны бикини еще не было, а уж в СССР совсем не знали, что это такое. Ну, мусульманские регионы можно в расчет не брать. Сидящие рядом заулыбались, а один из офицеров посоветовал ему особенно не увлекаться местными красотками, враг не дремлет, да и особисты по голове не погладят.

– А! – беспечно махнул рукой капитан. – Ей ничего от меня, кроме ласки, и не надо. У них с этим проблема, местные мужики их за людей не считают. К тому же я совсем скоро домой вернусь.

С капитаном Олег договорился, что тот проводит его в город. Небольшую сумму в местных деньгах Олегу зачем-то выдали, к тому же к наградам прилагалась приличная сумма в фунтах стерлингов и долларах. Валюту Олегу тратить было некуда, СССР 1943 года – это не Россия двухтысячных. Он собирался сдать все в Фонд обороны, но решил немного побаловать себя, любимого. Еще в Египте Олег стал обладателем нескольких образцов холодного оружия. Египетский кинжал и меч-хопеш он купил себе исключительно для коллекции, а изящный ятаган был подарком английского офицера, которого Олег прикрыл в воздушном бою. Тот был человеком знатным и небедным, поэтому и подарок сделал богатый. Не в смысле стоимости, а в смысле художественной ценности. Ятаган из прекрасной стали был украшен тонкой золотой и серебряной насечкой. Масса золота и серебра была небольшой, но ятаган и ножны смотрелись очень красиво. Причем это был не аляповатый новодел с обилием золота и драгоценных камней, а настоящее боевое оружие, принадлежавшее ранее какому-то знатному человеку. Кинжал и меч тоже были без излишеств, из хорошей стали и тонко украшенные. В оружейной лавке, в которую его отвел капитан, Олег быстро нашел общий язык с хозяином, забавным стариком, неплохо говорящим по-английски. Северов проявил уважение к хозяину, не вел себя как колонизатор по отношению к туземцу, что тот оценил, видимо, уже вдоволь пообщался с наглосаксами. У него Олег приобрел три кинжала-бебута, похожие на оружие казачьих офицеров начала века, себе и в подарок Булочкину и Аверину, а также традиционный для Ирана нож кард из булата с рукояткой из слоновой кости и ножнами, украшенными затейливым восточным узором. Бебуты были почти одинаковыми, тонко украшенные серебром, из прекрасного булата и, похоже, довольно старые, XIX, а может, и XVIII века, работы настоящего мастера. Булочкину должен понравиться такой подарок. Потом Олег подумал, что Петрович теперь женатый человек и надо что-то подарить и Василисе. В какой-то лавке после небольших раздумий Олег купил ей платье по местной моде, выбрав ткань с красивым, но неброским узором. А потом зачем-то купил еще одно платье и женскую короткую нижнюю рубашку из тонкой и почти прозрачной ткани, по размеру, подходившему Насте. Объяснить себе этот поступок он не мог, но почему-то после этого на душе стало легче. У Олега появилось ощущение, что после его возвращения ситуация изменится и он сможет с девушкой объясниться. С чего он так решил, было совершенно непонятно, просто втемяшил себе в голову и успокоился.

После ужина Северова вызвал Сталин. Он был задумчив, медленно прохаживался по комнате, мял в руках папиросы.

– У меня создалось впечатление, – без всякого предисловия начал он, – что мы нашли по некоторым важным вопросам общий язык, но ни Рузвельт, ни Черчилль не обладают абсолютной властью, чтобы гарантировать выполнение тех или иных решений. Но некоторая фора у нас есть. Вам следует по прибытии домой подготовить группу для нашего первого авианосца и, получив команду, немедленно вылетать в Англию. Продумайте, кого и что надо взять и как доставить туда. Нам придется ввязаться в войну на Тихом океане после победы над Германией, но прежде чем это сделать, надо подумать об устраивающих нас ее итогах. Из баланса наших желаний и возможностей и будет складываться наша стратегия. Но в любом случае самую важную роль на море будут играть авиация и подводные лодки. И заниматься этим будете вы. А для этого надо хорошо поработать на авианосцах в Атлантике. Вы этим серьезно занимались в академии, вам и карты в руки. Не воспринимайте это как понижение, опыта использования палубной авиации у нас нет, поэтому вы формируете задел на будущее. От командования корпусом вы не освобождаетесь, поэтому продумайте кандидатуру исполняющего обязанности на время вашего отсутствия.

С последним было просто: никого, кроме Синицкого, Олег на этом месте не видел, о чем и сказал Верховному Главнокомандующему. Тот кивнул и велел подготовить необходимые документы. Потом Сталин отпустил Северова, разрешив ему утром выехать на аэродром и там ждать приезда делегации.

Когда на следующий день Олег приехал на аэродром, Голованов был уже там. Он с интересом полазал по «Ту-4», поговорил с пилотами и, как выяснилось, почти ничего не знал про «Ту-10». Эти сложные и дорогие машины пока собирались в очень малых количествах, буквально штучно, и все шли в 1-й гвардейский тяжелый бомбардировочный полк. Через некоторое время что-то там дореорганизуют в производстве и будут выпускать их больше, тогда и пойдут они туда, где им и положено быть, – в дальнюю бомбардировочную авиацию. Впрочем, будет это еще не скоро.

Парни от безделья за эти дни опухнуть еще не успели. Удивили местных летунов регулярными пробежками и физическими упражнениями, а также полным неупотреблением спиртного. «Нет ребяты-демократы, только чай!» Изучали район, вдруг пригодится. С англичанами и американцами особенно не пообщаешься, немецкий кое-как понимали все, а вот английским никто не занимался. Правда, каждый день их возили в город, так что немного погуляли по Тегерану, правда, все вместе и только с охраной. Тоже купили несколько местных сувениров. Перед обедом появился Аверин со своими орлами, рассказал о рейде в Турцию и операции на старом кладбище. Там частично уничтожили, частично взяли в плен нескольких вражеских агентов. Первую скрипку играли не аверинские ребята, но их помощь оказалась очень кстати. Вскоре на аэродром приехал Сталин и другие члены делегации. Сталин, Молотов, Ворошилов, Голованов и еще несколько человек летели на «С-54». Остальные отдельно на «С-47» и «ПС-84», этого Олег уже не видел.

Обратно пошли тем же составом и тем же маршрутом и через полтора часа были в Баку. Сталин попросил построить всех летчиков и бойцов, подошел и тепло поблагодарил на службу, сказал, что все без исключения будут награждены, поскольку сделали очень большое дело. После того как строй распустили, ребята окружили Верховного, и он полчаса с ними общался. Можно было не сомневаться, что об этой встрече они будут с гордостью рассказывать своим детям и внукам. Наконец Сталин и другие члены делегации уехали на железнодорожный вокзал, а Северов поднял свою группу в воздух и взял курс на Сталинград. В Сталинграде быстрая заправка и снова в воздух, еще три часа – и Москва. В таком же темпе заправка и последний перелет, еще три часа – и дома.

Глава 7

Страна еще не знает, что в Тегеране прошла встреча глав трех государств, подробная информация появится только в завтрашних газетах. Но это уже не секрет, своим можно об этом сказать, что Олег и сделал, собрав на вечернее совещание командование корпуса и полков. Все слушали с огромным интересом, а решение по комплектованию авиагруппы авианосца было принято уже давно, осталось решить некоторые вопросы по переброске технических специалистов и необходимых запчастей. То, что потребуется в первую очередь, так как все остальное вполне подождет доставки на транспортах из Мурманска или Архангельска. Разошлись уже за полночь, обсуждая услышанное, а Олег немного задержался, обдумывая дела на следующий день.

Утром для всех приехавших из командировки был банный день, хорошо попарились, некоторые повалялись в снегу. Погода была довольно теплой, всего несколько градусов ниже нуля, правда, с неприятным ветром, но это характерно для данной местности. После бани народ потянулся на обед. Олег обедал вместе с Булочкиными, там же преподнес подарки. Петровичу кинжал понравился, а Василиса была в полном восторге от платья, вот только уже в него не влезала. Но она была девушка спортивная, так что можно было надеяться, что после родов не поправится. А там и лето придет.

Еще пару дней Олег работал со своими заместителями и штабом, планировал переброску в Англию машин, пилотов, техников и требующихся в первую очередь запчастей и инструментов. Прибыли наконец машины, на которых они полетят. Это уже были полноценные палубные модификации, со складывающимися крыльями и прочими прибамбасами, а не только крюком для отработки посадки на палубу. Почти все самолеты, которые готовят для авиагрупп, оснащаются радаром. Это Северова удивило, насколько он помнил, даже у американцев палубные «Хеллкеты» с ним появились несколько позже, а само устройство имело весьма скромные характеристики и прилично ухудшало скорость и маневренность. Олег опробовал новый «По-5» и убедился в том, что машина практически не уступает по скорости и маневренности своему сухопутному собрату «По-3», а по дальности существенно превосходит. Радиолокатор был размещен не в обтекателе на консоли крыла, а был вписан в конструкцию, поэтому почти не ухудшал аэродинамику, к тому же его характеристики были весьма приличными для того времени. Вражеский истребитель он видел примерно за восемь-десять километров, а корабль за двадцать пять – тридцать, все зависело от погодных условий. Конечно, полностью заправленный корабельный вариант был тяжелее, но он имел новый мощный мотор и вообще был существенно более совершенной машиной, венцом развития поршневых истребителей. Просто удивительно, как страна, напрягающая последние силы в такой огромной войне, смогла создать столь совершенную технику, как «По-5» и другие палубные самолеты. Тот же «Як-3М» имел не так уж много общего со своими сухопутными вариантами, хотя по названию отличался только индексом. Правда, более легкий «Як» не имел локатора, но его маневренность и скороподъемность были выше всяких похвал. Бомбардировщики «Су-6» и торпедоносцы «Су-8» тоже подверглись доработке, хотя и в меньшей степени. Но все они также имели радары и были приспособлены для несения управляемых боеприпасов – планирующих бомб и самонаводящихся торпед, в том числе малогабаритных противолодочных. Общение с Бергом воодушевило Олега еще больше. Оказывается, его тетрадь, написанная в июне во время вынужденного «отдыха» в камере, была внимательно изучена многими специалистами, тем же Галлером, и дала толчок к разработке управляемых ракет, а также реактивных двигателей. Для более крупных ударных авианосцев будут подготовлены палубные модификации штурмовика под названием «Ил-8», а также «Су-12Р» и «Су-12РБ». Последние являлись изначально палубными двухмоторными летающими радарами и самолетами радиоэлектронной борьбы. Радиолокаторы, установленные на «Су-6» и «Су-8», предназначались, в первую очередь, для обнаружения кораблей и шнорхелей подводных лодок в ограниченном секторе по курсу самолета. «Су-12Р» нес РЛС в обтекателе над фюзеляжем, радар имел круговой обзор и обслуживался двумя операторами, а также имел приличную продолжительность полета. Активно ведутся разработки крылатых противокорабельных ракет. Реактивные двигатели для них не должны иметь большого ресурса, достаточно десяти-пятнадцати минут, что существенно облегчило их разработку. Планировалось вывести на войсковые испытания ракеты с активной радиолокационной головкой самонаведения и дальностью полета пятнадцать – двадцать пять километров (в зависимости от высоты пуска), с мощностью боеголовки от полутора сотен килограммов, но это дело более далекого будущего. Производство управляемых боеприпасов по-прежнему мелкосерийное, но подготовка к более массовому выпуску идет.

Наконец 6 декабря все необходимые документы были подготовлены и направлены наркому ВМФ, оставалось ждать вызова в Москву. Все полки, оснащенные палубными самолетами, продолжали активно тренироваться на объекте «Платформа», но на старых самолетах. Новые облетали и готовили к перелету в Англию. Пикировщики и торпедоносцы продолжали вылеты на поиск и уничтожение вражеских конвоев на Балтике, истребители их прикрывали. Ночники охотились за вражескими самолетами и терроризировали Люфтваффе. Все шло своим чередом. Кроме личной жизни.

Света Оленева ходила кругами, стреляла глазами, но Олег твердо дал понять, что ей, пардон за каламбур, не светит. Та вечером ударилась в рев в своей комнате, девчонки из звена связи ее успокаивали. Когда Олег узнал об этом, то вызвал Беренса и долго прикидывал с ним, что с ней делать. По уму, ее надо было перевести куда-нибудь от греха подальше. Виктор Янович сам с ней поговорил, и уже утром 7 декабря гвардии младший лейтенант Оленева убыла в распоряжение штаба ВВС КБФ. Обязанности командира звена исполняла гвардии старший сержант Горностаева.

В полдень 7 декабря Олег вернулся из полета по прикрытию штурмовиков, которые обрабатывали передний край немецкой обороны в районе Пушкина. Настя, одетая в зимний комбинезон и унты, медвежонком пронеслась мимо него к своему самолету, неуклюже полезла в кабину. Кабина на «У-2Ш» отапливалась, но летали все равно в зимнем. Олег заметил, что девушка упорно не носит кобуру с табельным «Наганом». Решил поговорить с ней, как прилетит, заодно и на ее реакцию на свою личность посмотреть.

Вернулась Настя ближе к вечеру, когда Северов сидел со штабом и еще раз прокручивал маршрут полета в Англию. Техников и штабных работников, а также некоторые запчасти перевозили на нескольких «С-54», которые большим потолком не отличались и вооружения не несли. Решено было идти ночью над морем рядом с границей воздушного пространства Швеции, разумеется, с истребительным эскортом. А точнее, идти одной группой: четырнадцать «По-5М», четырнадцать «Як-3М», восемнадцать «Су-6» и три «С-54». Дальности хватит у всех самолетов без проблем.

После совещания Северов пошел искать Настю. Та оказалась в комнате девушек звена связи, они втроем пили чай. Олег постучался и, получив разрешение, вошел. После приветствий он перешел к делу.

– Настя, я видел, что ты личное оружие в полет не берешь. Непорядок!

– Тяжелый он, «Наган» этот, да и стрелять из него я не смогу, – смутилась девушка. – Я же над своей территорией летаю, зачем он мне?

К такому ответу Олег был готов. Он знал, что из-за приличного усилия на спусковом крючке при самовзводной стрельбе у Насти с «Наганом» проблема.

– Вот, держи, – Олег достал «Вальтер ППК» калибра 7,65 мм с кобурой. – Как раз по твоей руке. Легче «Нагана» раза в полтора, а спуск вообще очень мягкий.

Этот пистолет затрофеил Гладышев еще летом, а потом отдал Северову со словами:

– Девушке своей подарите!

Пригодился подарок. Настя покраснела, Худышкина и Малинина с интересом рассматривали небольшой изящный пистолет, в не очень далеком будущем любимое оружие Джеймса Бонда.

– А для нас у вас, товарищ командир, ничего нет? – невинно спросила Худышкина. – Или как для Оленевой, только перевод?

Олег долго смотрел на Худышкину, пока та не опустила глаза.

– Этого добра навалом! Если кто будет неадекватно себя вести, переведу. Если сами чувствуете, что вас разбирает не по-детски, пишите рапорт, мест в авиации хватает. На нашем корпусе свет клином не сошелся. Кстати, вы штабных вариантов «У-2» в других подразделениях много видели?

– Нет, все на обычных летают, – покачала головой Малинина, толкнув Худышкину локтем. – Нам здесь нравится, правда!

– Вот и хорошо, – Северов улыбнулся. – Скоро работы будет много. Пора нашу землю от фрицев освобождать.

И добавил:

– Настя, проводи меня.

Девушка выбралась из-за стола, и Северов увидел, что бриджей на ней нет, только кальсоны.

– Я поскользнулась и в ручей съехала, – засмущалась летчица. – Одежду сушить повесила.

«Как была недотепа, так и осталась! – подумал Олег. – Интересно, если бы Худышкина полетела, тоже бы в ручье купалась?»

Девушка надела шинель и валенки и вышла вместе с Северовым. Но Олег ничего не успел ей сказать, прибежал вестовой и сообщил, что пришло сообщение из наркомата ВМФ и командира корпуса срочно просят прийти в штаб. Северов отпустил вестового, сгреб пискнувшую Настю в охапку и поцеловал в губы, крепко и долго, пока она не обмякла в его руках. После этого повернулся и вышел.

В штабе Олег прочитал приказ наркома срочно прибыть в Москву, Кузнецов ждал его 8 декабря в 10 часов. Синицкий был готов исполнять обязанности командира корпуса, передача дел была в значительной степени формальной. Северов вылетел на «Хадсоне», поскольку лететь недалеко, тащить с собой никого и ничего было не надо, а крейсерская скорость у «Хадсона» почти на 100 км/ч больше, чем у «С-47». Олег оставил Кутькина в гостинице, разрешив ему пару часов погулять по Москве, а сам отправился в наркомат на присланной Кузнецовым машине. В 9:50 он уже находился в приемной.

– Ну, здравствуй, товарищ полковник! – Кузнецов был озабочен, но в хорошем настроении. – Слышал уже, как ты с Верховным в Тегеран летал! Молодец! Сработал четко, по-флотски!

Олег тоже улыбнулся:

– Да, если бы товарищ Сталин полетел на обычном самолете с обычным эскортом, могли быть проблемы. Но в последний момент передумал и полетел с нами. А когда вернулись, подошел к нам, поблагодарил и сказал, что ничуть не пожалел о своем выборе.

Нарком кивнул:

– Он мне говорил, что самолет ему понравился. Если возникнет необходимость куда-нибудь лететь, то снова к нам обратится. И еще сказал, что очень доволен твоей предусмотрительностью. Никто из генералов даже не подумал, что пригодится летающий радар, а ты все просчитал. Впрочем, как всегда. Это, кстати, его слова. Ладно, про сами переговоры не спрашиваю, мне Верховный рассказал, что посчитал нужным. Так что я тебя вот зачем позвал. Во-первых, все участники миссии награждены. Все бойцы получили ордена Славы. У тебя есть такие, которые имеют третью степень. Они получат вторую. Остальные, естественно, третью. Офицеры-летчики получили по Знамени. Аверин, Гладышев и Баранов – ордена Ленина. Про тебя ничего не сказал, но по твоему награждению он решает всегда сам, ты знаешь. Во-вторых, собственно ради чего и вызвал. «Смоленск» пришел в Англию. Вместе с ним пришли три эсминца, построенные по согласованному с нами проекту в Америке. Хорошие корабли получились!

Северов принимал ранее участие в обсуждении данного проекта. Сначала хотели закупить «Флетчеры», но Олег талдычил о рассмотрении более новых проектов. В результате за основу взяли даже не «Самнер», а его удлиненный вариант. Но и его несколько переработали. Теперь это был корабль водоизмещением около 4000 тонн, развивающий скорость в 37 узлов и имеющий дальность плавания 6000 миль на 16 узлах. Вооружение состояло из пары двухорудийных башенных 130-мм установок, четырех 85-мм орудий, шести спарок 37-мм и шести счетверенок 20-мм. Разумеется был пятитрубный торпедный аппарат калибра 533 мм, а также реактивные бомбометы для глубинных бомб. 130-мм орудия были отечественного производства, они значительно превосходили 127-мм американские универсалки по мощности, а вот система управления огнем «Марк 37 Gun» с радаром управления огнем «Марк 25», связанная с аналоговым компьютером «Марк 1A», была взята за основу, попросту «слизана» с использованием наших комплектующих. Был и радар, являющийся корабельной модификацией РУС-4, и весьма совершенный для того времени гидроакустический комплекс. Рубка, центральный пост, радар, машинное отделение были прикрыты броней. В общем, корабли получились действительно хорошие, прочные, мореходные, вооруженные современным оружием и сбалансированные. Сначала даже была идея вооружить их не 130-мм, а 152-мм орудиями главного калибра, как «Нарвики», но отказались, так как стрельба по воздушным целям из них была невозможна.

– Кроме того, – продолжал нарком, – в состав группы будут включены три лодки типа «К» последней серии. Есть идея попробовать отработку совместных действий. Лодки с приличным надводным ходом, так что связывать эскадру не будут, если случится идти вместе. Но они выходят заранее и выдвигаются в район работы соединения. Наличие двухкоординатных торпед и хорошей гидроакустики позволяет использовать их в качестве противолодочных. В общем, эксперимент, как и многое другое.

Северов уже знал, что лодки прилично отличаются от первых серий, очень совершенные корабли для конца 1943 года.

– Но тебя это заботить не должно, твое дело авиация. Да, боевые корабли имеют полный боезапас, все для самолетов доставлено с обратным конвоем, топливо и продовольствие берут на себя союзники. Задача группы очень простая. Отрабатывать действия палубной авиации, обеспечивая воздушное прикрытие и противолодочную оборону, а также действия против вражеских надводных кораблей управляемым оружием. Чтобы союзники почувствовали наше участие в их операциях в Северной Африке, группа будет действовать в центральной Атлантике и, возможно, в Средиземном море. Авиагруппа готова?

– Так точно, готовы вылететь по получению приказа. Маршрут отработан, списки летного состава, технических и штабных работников подготовлены и переданы в наркомат.

– Списки утверждены, все согласовано. Дату отлета определит Верховный, он хочет тебя видеть сегодня в 22 часа.

Оставшееся время посвятили обсуждению вопросов боевого применения авиации на предполагаемом театре военных действий. Кузнецов считал, что строить линкоры и линейные крейсеры, напрягая и без того работающую уже за пределом сил отечественную промышленность, нет смысла. Будущее за авианосцами и подводными лодками, хотя надводный флот тоже должен быть сбалансированным. И по-прежнему большую проблему представляло обеспечение: судов обеспечения – танкеров, кораблей снабжения и т. д. – было катастрофически мало. Этому тоже надо будет уделять внимание.

– Николай Герасимович, вы ничего не говорите о командовании.

– Вопрос щекотливый, дело в том, что Верховный мне толком ничего не сказал, видимо, что-то еще решает. Может быть, скажет сегодня вечером.

В назначенное время Кузнецов и Северов были в известной приемной. Кроме них там уже находился неизвестный Олегу контр-адмирал с хищным волевым лицом.

– Здравствуй, Василий Иванович! – поприветствовал его Кузнецов. – Тебя на 22 часа вызвали?

– Так точно, товарищ нарком! Я сегодня утром вызов получил и сразу прилетел. О цели вызова ни полслова не знаю.

Кузнецов повернулся к Северову:

– Ну, вот тебе и ответ на твой вопрос.

Контр-адмирал, имевший на тужурке два ордена Красного Знамени, с интересом разглядывал Северова с его внушительным набором орденских планок. Вскоре всех троих пригласили в кабинет. После положенных приветствий Верховный Главнокомандующий перешел к делу:

– Как вы знаете, товарищи, Ставкой принято решение о развитии нового для нас вида морского оружия – палубной авиации. Для этого товарищ Северов занимался вопросами тактики применения палубной авиации, а также тренировками личного состава. Одновременно в США был закуплен легкий авианосец, которому предстоит сыграть роль первенца в этом сложном деле и проторить дорогу для более мощных ударных кораблей, которые сейчас достраиваются. Сформирована особая эскадра в составе авианосца «Смоленск», трех эсминцев и трех подводных лодок, а также двух транспортов снабжения и двух танкеров. Подчиняется она непосредственно Ставке. Есть мнение, что командование следует возложить на контр-адмирала Платонова. Но имеется один вопрос. Скажите, товарищ Северов, кто должен командовать авианосцем? Есть два варианта: командует командир авианосца, а авиация есть лишь один из видов его оружия, главный калибр. Либо командует командир авиагруппы, авианосец лишь плавучий аэродром, а его командир – лишь морской аналог командира БАО. Каково ваше мнение?

– Однозначно первый вариант, товарищ Сталин. Командовать должен морской офицер, а авиация – лишь один из видов оружия, пусть и очень важный, но гармонично входящий в общую систему вооружений.

Сталин кивнул:

– Я вас понял. Дальше так и будет. Но, товарищи, необходимо принять во внимание, что товарищ Северов всерьез занимается вопросами применения палубной авиации и сделал в этом направлении очень много. Кстати, вам, товарищ Северов, решением Высшей аттестационной комиссии присвоено ученое звание кандидата военно-морских наук. Так высоко комиссия оценила ваши академические труды. Итак, командовать соединением будет товарищ Платонов, а гвардии полковник Северов является его заместителем по авиации и представителем Ставки на эскадре со всеми положенными полномочиями. Определитесь, кого вы, товарищ Платонов, возьмете в свой штаб, и вылетайте вместе с товарищем Северовым в Англию. Вылет 10 декабря.

После этого Сталин отпустил адмиралов и оставил в кабинете Северова.

– Удивлены?

– Честно говоря, да, товарищ Сталин!

– Не удивляйтесь. Для наших адмиралов авианосцы – штука новая, неизвестная. Одно дело наблюдать за их работой по новостям из Атлантики и Тихого океана, и совсем другое – командовать авианосным соединением. Вы уже показали, что способны мыслить новыми категориями, что видите проблемы и перспективы. Вот пусть и поучатся у вас, а дальше, если справятся, будем допускать их к самостоятельной работе. Именно поэтому вам даются полномочия представителя Ставки. Платонов – адмирал боевой, не паркетный, с девятнадцати лет на море. Я думаю, вы сработаетесь.

Некоторое время Верховный Главнокомандующий рассматривал большую карту Европы, потом произнес:

– Вы что-то хотели спросить?

– Да, товарищ Сталин. Сейчас эскадра подчиняется непосредственно Ставке, но потом она должна войти в состав одного из наших флотов. Это явно не Балтийский и не Черноморский, а в нынешней ситуации и не Тихоокеанский, хотя в перспективе авианосные соединения должны формироваться в первую очередь там. Значит, Северный?

– В ваших словах я чувствую сомнение. С чем это связано?

– Во-первых, инфраструктура обеспечения. Это дело небыстрое и затратное, а для Заполярья затратное вдвойне. Во-вторых, эффективное использование авианосцев в этих условиях затруднительно, по крайней мере, при нынешнем уровне развития техники.

Иосиф Виссарионович кивнул, он тоже думал над этим.

– И что же вы предлагаете? Какой флот, кроме Тихоокеанского, должен иметь в своем составе такие корабли?

– Атлантический. С базированием в портах Дании и стран Бенилюкса, а еще лучше Франции.

Сталин сделал останавливающий жест.

– Вы смотрите очень далеко, товарищ Северов. Запомните, никому, вы слышите, никому об этом больше не говорите! Мысли ваши правильные, но сейчас не время!

– Есть!

– И еще. Я очень доволен итогами встречи в Тегеране, в том числе и вашей работой. Вы проявили большую предусмотрительность, чего не скажешь об остальных ответственных товарищах. И правильно оценивали обстановку. Повторю еще раз, не воспринимайте назначение на «Смоленск» как понижение, вы остаетесь командиром особого авиакорпуса, просто эта задача является очень важной и совершенно новой, никто не справится лучше вас. – Сталин чуть помолчал. – Будьте осторожней там, вы еще нужны своей стране. Все, ступайте.

Северов попрощался и вышел. В некотором смятении чувств, надо сказать. Настроение вождя может меняться быстро, как бы не пришлось потом пройти по какому-нибудь делу моряков или авиаторов, или еще чему! Эх, не сиделось тихо, командовал бы сейчас эскадрильей и в ус не дул. Так нет, вылез со своими идеями! Малодушная мысль промелькнула и исчезла, сам себе Олег признался, что ни о чем не жалеет, никогда не искал тихих спокойных мест службы и дальше не будет.

Адмиралы спокойно дожидались в приемной. Когда Северов вышел, все трое поехали в наркомат. Всю дорогу Платонов молчал, только косился на Северова. Олег его понимал: с одной стороны, командует эскадрой, с другой – имеет в заместителях представителя Ставки, то есть человека, который в любой момент отменит его приказ. И ведь пацан, да еще не совсем флотский! Придется налаживать отношения, ладно, не в первый раз.

Приехали в наркомат, и Кузнецов сразу приказал принести три «адвоката» – крепкого чая с лимоном.

– Ты, Василий Иванович, не переживай! – вдруг сказал нарком. – Ты к товарищу Сталину часто ходишь?

– Первый раз, – удивленно ответил Платонов.

– А вот он, – Кузнецов показал на Северова, – наверное, чаще меня! Ну, это я, может, загнул, но не сильно. Нам чаще приказы отдают, а у него мнение спрашивают. Понял? Вижу, не понял. Атаку на «Тирпиц» и «Шарнхорст» помнишь?

– Точно, думаю, где я тебя видел! – обрадовался адмирал, глядя на летчика. – В штабе флота! Ты с Головко секретничал!

– Вот-вот! И потом, кандидат военно-морских наук! Это, брат, серьезно! Я его работы читал, мощная штука! Теперь эти идеи надо на практике внедрять, вот ему и карты в руки. И не думай, не штабной он, с первого дня воюет. На колодку его посмотри. Все высшие полководческие ордена собрал, только Ушакова пока нет.

Платонов вздохнул:

– Да понятно все, просто не ожидал я такого!

Потом протянул Северову руку:

– Ну, давай работать вместе!

Потом еще пару часов обсуждали вопросы взаимодействия с союзниками и состав штаба особой эскадры. Он был предварительно проработан, нужные люди вызваны и находились в Москве. Платонов должен был определиться окончательно и в течение дня поговорить с ними. Наконец Северов поехал в гостиницу, чтобы немного поспать и вылетать к себе, а Платонов со своими немногочисленными людьми должен был прибыть на базу 10-го вечером. Чтобы не задерживать вылет, награждение за Тегеран решено было провести 10-го утром, вручать будет Жданов.

9 и 10 декабря прошли в суете сборов, необходимо было все проверить и перепроверить. Схема вырисовывалась следующая. Помимо авиакрыла авианосца на теперь уже четырех «С-54» в Англию отправлялись технические специалисты и небольшой штаб авиакрыла, а также сводный взвод из полка охраны под командованием гвардии лейтенанта Лисицына, шустрого молодого офицера, хорошо себя проявившего раньше. Группу будут сопровождать летающий радар, самолет РЭБ и два звена ночных истребителей. Они потом уйдут обратно, сопровождая возвращающиеся «С-54». Утром 10 декабря на базу прибыл Андрей Александрович Жданов, было проведено торжественное вручение наград, а после обеда прилетел адмирал Платонов с работниками штаба эскадры. Штаб авиагруппы был невелик, и в него Северов включил Пампушкина. Стас значительно вырос как штабной работник и самостоятельно потянуть подразделение размера полка вполне мог. Тем более что имел непосредственное отношение к разработкам Олега.

Перед отлетом возникла небольшая проблема – куда девать живность. В принципе кота и Рекса можно было взять с собой, но Олег не хотел ими рисковать. Одно дело – сухопутный аэродром, совсем другое – авианосец. Накануне Северов провел с ними беседу, а перед отлетом отвел к Булочкиным. Василиса смотрела на кота с плохо скрываемым страхом, но Валера обещал вести себя благопристойно. Для них была поставлена большая корзина с матрасиком, где они с ягдом в обнимку ночевали. Все последние двое суток у Олега не нашлось времени, чтобы поговорить с Настей, он уже хотел попросить кого-нибудь найти ее, когда увидел девушку. Она быстро шла к нему, почти бежала. Олег шагнул ей навстречу, она обхватила руками его шею, а он прижал ее к себе и крепко поцеловал. После чего решительно зашагал к своему истребителю, а плачущую Настю повела за руку Василиса.

Вылетели в 23 часа, лидировавший группу Баранов на своем «С-54» провел как по ниточке, и уже через 6 часов Северов последним посадил свой самолет на аэродром в районе Нориджа. Отдых до полудня и перелет еще около часа в Ливерпуль. Шесть часов полета над морем, да еще над контролируемой врагом территорией, действуют на нервы весьма впечатляюще. Так что после перелета даже летевшие на «С-54» пассажиры с удовольствием отдохнули, тем более что выход за периметр базы был запрещен.

Впрочем, Платонову и Северову пришлось отложить отдых и вылет в Ливерпуль, им предстояло посетить Лондон. Приезд командующего особой эскадрой не мог обойтись без приличествующего этому приема в советском посольстве. Сначала они самолетом добрались до Стандстеда, нового крупного аэродрома, на котором базировались бомбардировщики «Б-26» девятой воздушной армии США. Этот перелет Олег воспринял с некоторым напряжением, судьбу майора Асямова он помнил, читал в мемуарах маршала Голованова в прошлой жизни. Легкий Beech C-45 «Expeditor» с английским экипажем доставил их до места меньше чем за час, затем автомобиль неидентифицированной летчиком марки привез на 13, Kensington Palace Gardens, в дипломатическое представительство. Посол Федор Тарасович Гусев принял их сразу по приезде, но обозначил лишь мероприятия следующего дня, после чего отпустил отдыхать. С Северовым был неизменный Кутькин, адмирала сопровождали адъютант в звании старшего лейтенанта и ординарец, которые и обеспечили командованию полноценный отдых. Принять душ после перелета было просто здорово, после этого легкий ужин и сон до утра.

Утром дали вдоволь поспать, после завтрака военно-морской атташе адмирал Николай Михайлович Харламов посвятил в детали сегодняшнего приема. До 17 часов Северов и Платонов были совершенно свободны: поскольку ни тот, ни другой ранее в Лондоне не были, то можно было немного прогуляться. На приеме ожидались гости – представители Королевского военно-морского флота, Королевских ВВС, дипломаты, а также американские офицеры и несколько колоритных фигур: король Норвегии Хокон VII и адмирал Ноэль Лоренс. Василий Иванович английским владел неплохо, вполне достаточно для самостоятельной беседы, с англичанами сталкивался во время службы на Северном флоте, где он был флагманским минером, начальником отдела боевой подготовки, помощником начальника штаба, командиром охраны водного района Главной базы. За время нахождения в Египте Олег тоже познакомился с офицерами авиации и флота, шанс встретить кого-нибудь из них был, англичане любили устраивать ротации.

Погода стояла типично английская, но, по нашим меркам, довольно теплая, поэтому Платонов и Северов с удовольствием прогулялись по столице Великобритании. В конце 1943 года налеты немецкой авиации уже прекратились, а удары с использованием ракет еще не начались, но следы бомбежек еще были видны. Некоторая настороженность в жителях была видна, чувствовалось, что это столица воюющего государства не только по наличию большого количества людей в форме, но, сравнивая Лондон с Москвой, летчик поймал себя на мысли, что восприятие происходящего у нас и у них все-таки разное. Про Америку не стоит и говорить, для нее боевые действия просто идут на другом конце земли, англичане гораздо ближе и чувствительнее ко всему относятся. Но тотальной войной, войной на выживание она для них не стала. Олег подумал, что высадка немецких войск в Англии, если бы она состоялась и была обеспечена необходимыми ресурсами, могла быть для этого государства фатальной. Следующая мысль уже касалась их предстоящей операции.

– Скажите, Василий Иванович, а минные постановки немцев не помешают нам выйти в Атлантику?

– Не думаю, Олег Андреевич. Англичане тралят, да и сейчас не 1940-й и даже на 1941 год. Много мин с самолетов и подводных лодок не выставишь, это не восточное побережье.

– А подводные диверсанты?

– Кто? – удивился адмирал.

– Я читал, что есть специальные боевые пловцы, которые могут доставить и прикрепить заряд к боевому кораблю. У итальянцев такие точно есть, немного, конечно, но все же.

– Да что вы, Олег Андреевич! Это совершенная фантастика. Я имею в виду их действия здесь. Тем более что конкретно наши корабли далеко не самые мощные, которые имеются в портах Англии. Если и попытаются что-либо сделать, то на восточном берегу. Как бывший командир ОВР могу сказать, что нормального оборудования для боевых пловцов пока нет, так что их появление в районе Ливерпуля предельно маловероятно.

Прием в дипломатическом представительстве во время войны не дискотека. Говорили положенные речи, тосты со смыслом, разговоры шли о боевых действиях, поставках, конвоях. Сказал небольшую речь и Платонов, адмирал оказался большим умницей, коротко и емко охарактеризовал свою особую эскадру как новый образец военного сотрудничества и выразил надежду на его дальнейшее развитие.

Северов держался немного в стороне, но сам собой завязался разговор с занятным пожилым дядькой, который живо интересовался потоплением немецких линкоров, да и вообще войной в Заполярье. Если с первым было легко, то подробностями боевых действий на самом северном участке фронта Олег не владел, зато перевел разговор на Балтику. Вскоре летчик сообразил, что беседует с королем Норвегии, и выразил надежду на скорое освобождение его страны. Хокон оказался с юмором, поскольку ответил, что сам в это верит, но вот останется ли он сам при этом ее королем, вот это вопрос. Северов тоже улыбнулся, однако взял себе на заметку: шутки шутками, но дальнейшее сосуществование в Европе будет во многом зависеть от того, насколько СССР будет терпим к сложившемуся укладу их жизни и таким вот правителям, которые не пошли на сделку с оккупантами.

Но были и дамы, в присутствии которых говорить только о деле не получается. Вот только большинство были гораздо старше Олега, поэтому появление Эйприл в вечернем платье было настоящим сюрпризом. Девушка выглядела великолепно и знала об этом, поэтому наслаждалась произведенным эффектом. Олег надеялся, что не переиграл, изображая удивление, англичанка хотела порцию комплиментов, она их получила. Вот только перед приемом Северов имел разговор с неприметным сотрудником посольства, который предупредил о ее появлении. Опять шпионские страсти?

– Как же ты здесь очутилась?

– Как и ты, получила приказ. Меня перевели в метрополию, а сюда я попала случайно, меня двоюродная тетя привела.

«Верю сразу и во веки веков!»

– Я, собственно, тоже случайно. Можно сказать, проездом.

Девушка рассмеялась. В компании Эйприл вечер прошел быстро, а после окончания приема Северов отправился ее провожать. Один из английских морских офицеров довез их почти до самого дома, где остановилась летчица, пройти надо было совсем немного. Девушка Северова никуда, естественно, не отпустила, так что релаксация после трудового дня затянулась до утра. Можно было не торопиться, в Лондоне они с Платоновым должны были пробыть еще два дня.

В комнате было прохладно, буржуи традиционно экономили на отоплении. Сначала, когда оба были разгоряченными, это не чувствовалось, но потом пришлось закутаться. Около восьми часов Эйприл выбралась из-под одеяла и принялась растапливать камин.

– Я сам, а ты оденься, голышом замерзнешь.

Девушка засмеялась и надела летную куртку.

– Кофе будешь?

Пока она хлопотала на кухне, Олег оделся и растопил камин, комната стала наполняться теплом.

– Кофе утром, это как-то не по-английски.

– Тебе со сливками? Так я и не совсем англичанка. Моя бабушка по отцу русская, а мама француженка.

Как ни хотелось переместиться обратно в постель, но надо было ехать в посольство. Ни Харламов, ни Платонов ничего не сказали по поводу того, где и как Северов провел ночь. Николай Михайлович деловито сообщил, что сегодня в 16 часов их ждут на совещании с представителями военно-морского ведомства Великобритании. Все вопросы, конечно, давно обговорены и утрясены, но присутствие непосредственных исполнителей побудило англичан провести еще одну встречу.

В Лондоне Олег совершенно не ориентировался, поэтому не мог точно сказать, относится ли здание, куда привезли их, к комплексу Адмиралтейства, а спрашивать постеснялся.

Пятый лорд Адмиралтейства в начале совещания представил приглашенных, но к делу перейти не успел, поскольку в кабинет вошел Черчилль. Судя по реакции англичан, его не ждали, но сэр Уинстон сказал, что не задержится. Он поздоровался с Северовым как со знакомым, что не укрылось от присутствующих, выразил надежду, что успехи особой эскадры будут не хуже, чем были у полковника ранее, пожелал удачи и уехал. Премьер-министра сопровождали два фотографа, они сделали несколько снимков.

Совещание оказалось не то чтобы пустым, но ничего нового на нем сказано и принято не было. Еще раз прошлись по взаимодействию, снабжению, районам ответственности и так далее. Разошлись через два часа, попрощались англы гораздо более почтительно, видимо, визит премьера повлиял.

Вечер и ночь Олег снова провел с Эйприл. В голову лезла, правда, мысль о Насте, но полковник рассудил, что ничегошеньки ей не обещал, она, кстати, тоже, так что изменой это не является. Несколько успокоив свой внутренний голос, который порывался ворчать, Северов вновь отдался релаксации. Что на него нашло, он объяснить бы не смог, но было как в анекдоте: «Поручик Ржевский такой затейник!» Сам от себя не ожидал, а уж девушка тем более. А утром после завтрака, когда настала пора прощаться, Эйприл вдруг сказала:

– А мы, наверное, больше не встретимся. – Олег не успел спросить почему, когда она добавила: – У меня есть жених. Капитан RAF, хороший человек, любит меня.

– А ты его?

– А это неважно, – летчица невесело усмехнулась. – Ты же меня в жены не возьмешь. Я не обижаюсь, все понимаю, вот и устраиваю свою судьбу как могу. – Поцеловала его напоследок: – Все, иди. Прошу тебя, иди.

В полдень Платонов и Северов были в Ливерпуле. Олег весь полет был задумчив, но в конце концов сказал себе, что эта страница в его жизни перевернута, впереди очень много дел.

Прилетевшие ранее летчики тоже смогли немного погулять и посмотреть город, разумеется, в сопровождении офицера от советской военной миссии. Правда, такая возможность выпала не всем. Пока пилоты отдыхали, техники занимались самолетами: их необходимо было обслужить после перелета, затем сложить крылья и перевезти в порт, где их предстояло погрузить на стоящий у причала авианосец. Туда же направился для размещения взвод лейтенанта Лисицына. Участие в этой суете летного состава было совсем ненужным, поэтому и была предусмотрена небольшая культурная программа. Все вопросы заранее были решены с политуправлением флота и прочими нашими и британскими инстанциями. Вместе с Платоновым и Северовым прилетел и адмирал Харламов. Николай Михайлович ранее настоятельно рекомендовал не задерживаться в Ливерпуле ни одного лишнего дня, в максимальном темпе грузиться и выходить в море. Отношения с союзниками складываются непростые, и советский авианосец с эсминцами и подводными лодками здесь совершенно не нужен. Убедившись, что все идет по плану, атташе уехал по своим делам, а Олег и Василий Иванович направились наконец в порт.

– Хм, занятная штука! – сказал адмирал, разглядывая «Смоленск».

Авианосец в профиль больше напоминал один из вариантов «Чапаева», чем своего прародителя. Водоизмещение около 20 000 тонн при длине 215 метров, скорость полного хода 33 узла и дальность 13 000 миль на 15 узлах, авиагруппа 46 самолетов, артиллерия 4×2 100 мм, 12×2 37 мм, 20×4 20 мм. Броня легкого крейсера сохранена, но, в отличие от «Индепенденса», немного усилено бронирование полетной и главной палуб. Полетная палуба во всю длину корабля, на носу авианосца имелся небольшой трамплин, островная надстройка значительно больше, чем на «Индепенденсе» или «Сайпане». Корабль располагал довольно совершенным радиооборудованием. Рядом стояли эсминцы и подводные лодки.

Командиром авианосца оказался капитан 1-го ранга Зиновьев Юрий Константинович, веселый полный дядька лет пятидесяти, чем-то напоминающий очень любимого и уважаемого Олегом в прошлой жизни актера Алексея Макаровича Смирнова. Впрочем, видно было сразу – морячина опытный, на флоте уже тридцать лет, командовал крейсерами «Профинтерн», «Молотов», «Красный Кавказ», линкором «Севастополь». На тужурке у капитана 1-го ранга были орден Красного Знамени и медаль «ХХ лет РККА». Каперанг отдал рапорт адмиралу, на что получил положенное приветствие, затем Платонов представил командира авиагруппы и представителя Ставки полковника Северова. Олег поздоровался и предложил пройти поговорить в более удобном месте. Хотя на улице было около +10, но от воды веяло холодом. Капитан пригласил Олега и Василия Ивановича в свою каюту, которая оказалась небольшой, но уютной. Северов и Платонов сняли регланы, каперанг прищурясь посмотрел на орденские планки на кителе Олега, на две его Золотые Звезды и покачал головой, но промолчал.

– Юрий Константинович, прикажи принести чаю! – адмирал решил провести разговор в неформальной обстановке. – А мы чайку попьем да поговорим спокойно. Расскажи, как дела с освоением новой техники?

– Да все хорошо, товарищ контр-адмирал! – капитан все еще косился на Олега. – Пока через Атлантику чапали, все освоили как родное. Только без самолетов в океане как голый на площади, очень неуютно.

Все трое посмеялись, а тут и чай принесли. Как положено на флоте – крепкий, сладкий, с лимоном. Северов пока молчал, говорил Платонов.

– Ты, Юрий Константинович, не удивляйся долго, а я уже отудивлялся. В кабинете у товарища Сталина!

По виду капитана было заметно, что упоминание товарища Сталина его еще больше удивило.

– Да-да, я был к Верховному вызван, там Олега Андреевича и увидел. Он ко всему этому делу самое непосредственное отношение имеет. Тактику действий палубной авиации он разрабатывал, когда в академии учился. Нет, не теоретик он, с самого первого дня на фронте, больше ста сбитых у него. Кстати, «Тирпица» с «Шарнхорстом» он топил.

– Будем знакомы, Юрий Константинович, – улыбнулся Олег.

– Будем, – проворчал Зиновьев, улыбаясь в ответ. – Можно просто Константиныч!

Штаб эскадры разместился на «Смоленске» к концу дня, на следующий день закончили и погрузку самолетов. Боезапас для них и авиабензин уже был загружен, с англичанами был согласован выход в море 16 декабря в 8 часов утра. Английский корвет типа «Флауэр» сопроводил эскадру до границы Ирландского и Кельтского морей, потратив на это 15 часов 12-узловым ходом, пожелал счастливого плавания и удалился обратно в Ливерпуль. Особая эскадра осталась одна. Совместные действия кораблей были отработаны еще на переходе из США, управление такой невеликой, в общем, эскадрой было Платонову не в диковину. Пошли нормальным пятнадцатиузловым экономическим ходом курсом 210, выполняя противолодочный зигзаг и поиск подводных лодок акустическими средствами.

Утро 17 декабря было облачным, в разрывы проглядывало серо-голубое небо, Олег стоял на палубе авианосца и вдыхал соленый морской воздух. Перед ним раскинулся Атлантический океан, спокойно кативший свои волны навстречу эскадре. Ветер был слабый, волнение небольшое, «Смоленск» не качало. Океан покорял своей мощью и величием, Олег в этот момент нисколько не жалел, что стал морским летчиком, волнение в душе улеглось, осталась спокойная уверенность. Корабль довернул, разгонялся против ветра, летчик еще раз окинул взглядом океан и пошел к своему самолету.

В 10 часов 17 декабря гвардии полковник Северов впервые с истории ВМФ СССР поднял свой «По-5» с палубы авианосца, совершил облет эскадры и с первой попытки совершил посадку. В наркомат ВМФ ушло донесение, а в течение 17 и 18 декабря все пилоты по несколько раз подняли свои машины и совершили посадку, начало было положено!

С этого дня полеты стали регулярными, погода летать позволяла. 19 декабря «К-51» обнаружила и атаковала подводную лодку противника, опознанную как тип VIIC, и потопила ее самонаводящейся торпедой. В тот же день противник предпринял попытку атаковать эскадру двумя девятками «Дорнье-217», несших управляемые бомбы Henschel Hs 293, под прикрытием двенадцати «Мессеров». Нападающие были обнаружены дежурной парой на расстоянии полусотни миль, после чего Северов поднял десять «головастиков» и восемь «Яков» на перехват. «Головастики» связали истребительное прикрытие, а «Яки» причесали ударные самолеты, не дав им приблизиться на расстояние применения своего оружия. Ближе пятнадцати миль к эскадре никто не подошел.

Все светлое время суток «сушки» в сопровождении истребителей осуществляли поиск подводных лодок противника по курсу эскадры. Погода стояла неплохая, летная, и Северов гонял своих орлов нещадно, взлет и посадка на палубу должны стать для них обычным делом. И сам себе он признался, что ни один из выбранных летчиков его не разочаровал. Парами и звеньями уходили они за несколько сотен миль от своего плавучего аэродрома и неизменно возвращались обратно. Долгие тренировки на базе не прошли даром, все летчики прекрасно справлялись без видимых ориентиров, уверенно чувствовали себя в облачности, умели экономить топливо в полете. При этом они были опытными воздушными бойцами, что в полной мере продемонстрировали в ходе последнего воздушного боя. Из тридцати вражеских самолетов ушли семь «Дорнье» и три «Мессера», и то неизвестно, сколько добралось до суши. Из палубных самолетов не был сбит ни один, ни один не получил серьезных повреждений, хотя дырок техникам залатать пришлось немало.

Путь эскадры лежал в Средиземное море: предстояло помочь союзникам в их борьбе с итальянским и французским флотами. Англичане и американцы начали свою операцию в Африке 7 декабря, но все пошло не совсем так, как они планировали. Французы не забыли 1940 год, а операция «Лила» немцам удалась в полной мере, ни один корабль в Тулоне взорван или затоплен не был, все они достались немцам в целости и сохранности. Линкоры «Дюнкерк» и «Прованс» к концу 1943 года были отремонтированы и переведены в Тулон, туда же пришел и «Ришелье» из Дакара. Помешать этому у англичан не получилось. Потери Royal Navy на Средиземном море были весьма значительны, а успехи скромны, так что противопоставить итальянцам и вишистам, изрядно разбавленным немцами в экипажах французских кораблей, союзники мало что могли. К тому же на Средиземном море и в Атлантике было несколько десятков немецких подлодок с опытными экипажами, да и авиации у стран Оси хватало. Общую нерадостную картину усугубили сами англичане. Хотя американцы старались договориться с французами, из-за негибкой и высокомерной позиции английского руководства попытка не удалась. И если на суше сопротивление французских войск было не особенно ожесточенным, то на море все было совершенно по-другому. Немцы развернули успешную пропагандистскую кампанию, умело использовали ошибки англичан в начале войны (операция «Катапульта») и бомбардировки объектов на территории Франции. В результате смешанные экипажи из немцев и вишистов пошли в бой с большим желанием, да и итальянцы действовали куда более решительно, чем в известной Северову истории. Было понятно, что в отдаленной перспективе это ничего не меняет. После захвата Северной Африки и оборудования там авиабаз уничтожение вражеского флота для союзников лишь дело времени, но на декабрь 1943 года оно еще не наступило. Франко не пропустил немецкие войска для захвата Гибралтара, поэтому немцы и компания ограничились его блокадой. На базе находились линкор «Вэлиент», ремонтируемый линкор «Рэмиллис», а также несколько крейсеров и эсминцев. Немцы были озабочены самой Северной Африкой, и до уничтожения кораблей противника в Гибралтаре с помощью авиации у них еще просто не дошли руки. А вот вишисты были полны решимости отомстить за Мерс-эль-Кебир и Дакар. Соединение в составе линкоров «Ришелье», «Страсбург», «Прованс» и «Дюнкерк» в сопровождении крейсеров и эсминцев вышло из Тулона в направлении Гибралтара. Попытка авиаудара по вишистскому флоту не удалась. Расстояние было велико, во время полета над материком летевшие без прикрытия бомбардировщики были перехвачены истребителями противника и понесли большие потери, далее не все экипажи смогли найти флот противника в море, а бомбардировка с большой высоты оказалась малоэффективной. Попытка англичан выйти в море также оказалась неудачной, выскочивший на разведку эсминец был торпедирован, после чего стало ясно, что подлодки перетопят всех, но из залива не выпустят. Перебросить бомбардировщики в Северо-Западную Африку союзники просто не успевали, оставалось попытаться нанести удар авианосной авиацией. Англичане располагали тремя авианосцами – «Викториес», «Илластриес» и «Формидебл», но они имели всего 18 ударных самолетов «Альбакор». Эскортные авианосцы несли всего по несколько «Суордфишей», к тому же оставлять наземную операцию без авиационной поддержки было нельзя. Поэтому появление советской эскадры, нахально идущей на перехват вражеского флота, вызвало у англичан и американцев легкий ступор и робкую надежду. Русские, конечно, те еще самураи, но не самоубийцы же. Значит, у них есть туз в рукаве!

А туз действительно был – планирующие полутонные бомбы с активной радиолокационной головкой самонаведения. Французы с таким оружием еще не сталкивались, к тому же радиолокаторы на их кораблях или отсутствовали вовсе, или были крайне несовершенны. Имелись и самонаводящиеся торпеды с большой дальностью и скоростью хода, но их Северов решил придержать. Входить в зону действия ПВО вражеского флота ему не хотелось, а авиации можно было не опасаться: из Франции истребители долететь не могли, а в Африке если что и имелось, то немного и не лучшего качества, как машин, так и пилотов.

В полдень 21 декабря особая эскадра была в 80 милях южнее Уэльвы. Глядя на карту, ребята здорово повеселились, поскольку испанским мало кто владел, а написано было Huelva (Хуелва). Еще ночью на подходе к Гибралтарскому проливу отличилась «К-53», потопив самонаводящейся торпедой немецкую подводную лодку, тоже типа VIIC. Еще одну лодку уже утром атаковал экипаж «сушки», потом подключился эсминец «Верный». Похоже, не утопили, но загнали глубоко и надолго, используя обычные глубинные бомбы.

Северов поднял звено «головастиков» на поиск флота вишистов и уже через два часа получил доклад об обнаружении противника в двухстах милях восточнее Гибралтара и в сорока милях южнее Картахены. У Олега промелькнула мысль задержаться с нанесением удара и дать французам отработать по английской базе, но он про нее никому не сказал и не озвучил. Союзники, конечно, те еще друзья, но поступить так без прямого приказа командования Платонов не решится и будет прав.

На перехват вылетели все восемнадцать «сушек», каждая несла по одной планирующей бомбе. Прикрывали их звено «головастиков», которое вел Олег, и звено «Як-3М», которое вел Мироненко. Ударные самолеты имели меньшую скорость, чем истребители, но шли по прямой, противника не искали, поэтому через те же два часа оказались в двадцати милях от вражеского флота. Северов разделил ударные машины на шесть групп по три самолета и направил их в атаку с разных направлений. Этим он хотел снизить вероятность множественных ударов по одному и тому же кораблю, поскольку головка самонаведения захватывала, естественно, цель с максимальным отраженным сигналом, то есть самую крупную и близкую. Первоначальное прицеливание осуществлялось по бортовым РЛС ударных самолетов. Вероятность сбить небольшую по габаритам планирующую бомбу, летящую со скоростью более 550 км/ч, была очень невелика, так что промахи зависели в основном от работы ГСН, к тому же линкоры и крейсеры были целями очень крупными. Сбросив бомбы с высоты четыре тысячи метров и на дальности около десяти миль, ударные самолеты и их эскорт повернули обратно, в районе цели осталось только звено разведчиков, висящее в стороне на высоте более пяти километров. Уже через две минуты после сброса бомб разведчики доложили результаты атаки. Из восемнадцати бомб попали пятнадцать. В каждый из линкоров попали от двух до четырех «изделий», были отмечены также несколько попаданий в крейсеры противника. Утопить, естественно, никого не удалось, но Северов на это и не рассчитывал. Однако повреждения корабли получили, видимо, довольно серьезные. По крайней мере, вишисты снизили ход и повернули обратно. В сторону Гибралтара они шли бодрым шестнадцатиузловым ходом, их сдерживала старая «Бретань», которая и в молодости быстрее двадцати узлов не ходила, обратно поплелись на семи, видимо, кому-то сильно досталось. На юге темнеет быстро, но «Смоленск» принял все самолеты, когда использовать освещение еще не было необходимости.

Особая эскадра ночью прошла Гибралтарский пролив, Северов хотел максимально использовать свои ресурсы для деблокады Гибралтара, база могла пригодиться и эскадре, поскольку располагала ремонтными мощностями, да и была гораздо менее уязвима для ударов с воздуха, чем Мальта.

Можно было послать хотя бы одну подводную лодку вдогон вишистам: имеющая двадцать четыре узла надводного хода, она имела все шансы догнать противника уже на следующий день, и тогда несколько вражеских кораблей можно смело записывать в покойники – против дальноходных самонаводящихся торпед у них нет никаких шансов. Но Северов был озабочен противолодочной обороной соединения, о чем и сообщил Платонову. Василий Иванович немного подумал и сказал:

– Согласен! Эти французы за нами гоняться не будут, а если легкими силами попробуют, мы их живо прищучим. А вот если торпеду в борт поймаем, еще неизвестно, как дело обернется. «Смоленск» не линкор и не тяжелый авианосец.

– К тому же возникший крен лишит нас возможности поднимать самолеты, а это для нас как минимум окончание работы и уход на ремонт. Если по пути не добьют, – добавил Северов.

Олег был доволен, что адмирал понял все быстро и правильно. Он прекрасно видел, что Платонов белой завистью завидует его флотоводческому ордену. Да, удар на добивание противника гарантировал ему достойную награду, но то, что Василий Иванович без колебаний отказался от эффектной, но превышающей пределы разумного риска операции (и соответствующей награды), только укрепило Северова во мнении, что адмирал Платонов человек долга и чести, настоящий флотоводец, а не случайная фигура, искатель славы любой ценой.

После прибытия разведчиков и распечатывания сделанных ими снимков Олег собрал летный состав и штаб для разбора проведенной операции. Было очевидно, что все прошло очень хорошо, никто не потерял ориентировку, не ошибся в маневрировании и прицеливании, да и техника сработала отлично. Детально рассмотрев действия ударных групп-троек, Северов похвалил всех, чем вызвал веселый гул в помещении, дескать, как мы их! Но Олег восторги несколько поубавил:

– А теперь десерт! Вы, безусловно, молодцы. Но! Противник не оказывал никакого противодействия, помех не ставил, зенитного огня не вел, да о нас, похоже, они вообще не знали. И самое главное, их не прикрывала авиация. То есть мы работали просто в тепличных условиях, прямо не война, а маневры мирного времени!

Летчики стали переглядываться, командир пикировщиков капитан Закатнов усмехнулся, он был очень опытным летчиком, чтобы не понять этого сразу. А вот некоторые пилоты и штурманы «сушек» были слишком воодушевлены своим успехом, поэтому пока просто не успели все осмыслить. Они были еще совсем молодыми ребятами, лет двадцати двух – двадцати четырех, рано повзрослевшими на войне, но Северов своей задачей видел не только обучение умению уничтожать противника, но и умению выживать при этом. Поэтому переключился на действия в условиях наличия у противника хороших радаров, систем радиоэлектронной борьбы, более совершенной ПВО, прикрытия авиацией. Причем заставлял ребят думать и самих предлагать варианты. Разошлись через полтора часа, довольные и усталые.

Выдвинувшиеся вперед «К-51» и «К-52» сразу по прохождении через пролив обнаружили две немецкие подлодки и уничтожили их самонаводящимися торпедами. Второй ганс после уничтожения первой обнаруженной лодки попытался «возражать», но советских лодок обнаружить не смог, успел выпустить пару торпед куда-то в сторону, где его акустику показалось наличие противника. После полуночи в кромешной темноте Северов поднял в воздух три «сушки» с шестью ФАБ-100 каждая, они должны были вести поиск подводных лодок противника под РДП или на поверхности с помощью бортовых РЛС, контролируя сектор примерно 120 градусов по курсу эскадры, которая, пройдя пролив, уклонилась на юго-восток к африканскому берегу. Связь с командованием союзников была устойчивой, так что риск атаковать дружественную лодку или надводный корабль был минимален. Все экипажи «сушек» имели опыт ночных полетов, испытания показывали, что обнаружение лодки, идущей под шнорхелем, возможно, теперь все это проверялось на практике.

Одна из «сушек» по сигналу радара атаковала лодку, идущую в позиционном положении, и, похоже, утопила или, по крайней мере, сильно повредила ее. С рассветом пять пар «сухариков» и «К-51» ушли в сторону Гибралтара – искать и уничтожать вражеские лодки, а эскадра неспешно маневрировала в шестидесяти милях юго-восточнее Гибралтара и в сорока милях от побережья испанского Марокко. Вряд ли вражеских субмарин на позиции было много, так что Северов и Платонов в успехе не сомневались. Гак очень приличного качества, и двухкоординатные торпеды давали командиру «К-51», двадцатисемилетнему капитан-лейтенанту Евгению Александровичу Ильичеву, все шансы на успех, что молодой, но опытный и талантливый подводник блестяще доказал уже к исходу дня. Одну лодку с гарантией утопили самолеты и две записал на свой счет экипаж «К-51». С учетом уничтоженных ранее в этом районе можно было предположить, что уничтожены если не все, то большинство вражеских субмарин, блокировавших Гибралтар. «Смоленск» принял самолеты, выпустил две пары «головастиков» и три пары «сушек» на поиск противника, в первую очередь подводных лодок, после чего эскадра развернулась курсом на Скалу. На закате 22 декабря советская эскадра вошла в гавань Гибралтара.

Глава 8

На базе в это время находился адмирал Эндрю Каннингэм, военно-морской командующий экспедиционных сил союзников в Северной Африке, с которым Северов познакомился в Тегеране. К сэру Эндрю Олег направился вместе с Платоновым, это был визит вежливости, не более того. Каннингэм относился к русским настороженно, если не сказать больше, с тщательно скрываемой враждебностью. Своими немногочисленными, но заметными победами на море они вызывали уважение, но сэр Эндрю, как и многие в Англии, задавал вопросы: что дальше? где Советы остановятся? Он понимал, что после Германии следующей целью логично должна стать Англия, ведь Францию сейчас всерьез воспринимать нельзя. Красная Армия показывала всевозрастающую выучку, ее успехи впечатляли, а новые вооружения вызывали откровенную зависть. Военно-морской флот значительно отставал, но даже в нынешнем состоянии с ним необходимо считаться всерьез: примеры «Тирпица» и «Шарнхорста», а также самый свежий, французского флота, тому подтверждение. Тем не менее адмирал был предельно вежлив и поблагодарил за снятие блокады. После этого стороны договорились о визите сэра Эндрю на «Смоленск» и небольшом обеде, а также о совещании перед этим обедом для координации дальнейших действий.

Утром 23 декабря авианосец, как и другие корабли эскадры, был готов к приему гостей – сводный почетный караул из взвода лейтенанта Лисицына и команды «Смоленска» в парадной форме, оркестр, группа офицеров в парадно-выходной форме (белый китель с наградами, кортик) во главе с Платоновым и Северовым. Сам Северов не был знатоком военно-морских церемоний, но Платонов и Зиновьев все сделали на самом высоком уровне, Каннингэм остался доволен. После официального начала встречи состоялась небольшая экскурсия по полетной палубе, где гостям были показаны палубные самолеты. Сэр Эндрю, постояв около «Су-6», покачал головой, мысленно сравнивая его с «Суордфишем». Олегу его мысли были понятны, поэтому он хвалебно отозвался о летчиках ВСФ, которые на своих не самых современных машинах храбро сражаются с врагом. Каннингэму его слова очень понравились, он стал смотреть на советских моряков немного более дружелюбно. После экскурсии в кают-компании авианосца состоялся обед. Кок расстарался на славу, да и запасы в виде икры, красной рыбы и осетрины на такие случаи имелись. Подали также блины с различными начинками, которые были здесь в диковинку. Члены немногочисленной английской делегации остались очень довольны и в прекрасном настроении перешли к совещанию. Каннингэм предоставил слово одному из офицеров своего штаба, солидному коммандеру (капитану 2-го ранга) с внушительной английской нижней челюстью, который ознакомил присутствующих с обстановкой. После того как была прорежена группировка вражеских подводных лодок в западной части Средиземного моря и выведен на некоторое время из игры вишистский флот, можно было ожидать некоторого снижения напряженности на морских коммуникациях. Тем не менее в центральной части Средиземного моря необходимо было считаться с Regia Marina, имеющих в своем составе семь линкоров, в том числе три вошедших в строй в сороковых годах, и несколько десятков эсминцев и подводных лодок. Большую опасность представляла также немецкая авиация, но в связи с печальным положением на Восточном фронте пополнения она давно не получала. Платонов в Средиземное море лезть не хотел, нечего было эскадре там делать. Риск попасть под удар вражеской авиации был значительным, да и подводных лодок хватало. Адмирал собирался действовать в Северной Атлантике, прикрывая конвои, но внезапно пришедший накануне приказ из Главного морского штаба на участие в операциях союзников против Королевских военно-морских сил Италии спутал все прежние планы. Видимо, что-то произошло, чего Северов и Платонов не знали, что требовало присутствия советской эскадры в восточной части Средиземного моря, иначе смысла в таких действиях не было совершенно. Но рассказывать об этом союзникам напрямую было нельзя, поэтому Василий Иванович заявил, что имеет полномочия на действия во всем Средиземном море, включая восточные районы, но при условии налаживания четкого взаимодействия и понимания планов союзников в этом районе. В конце концов договорились, что советская эскадра должна выдвинуться к оперативному соединению союзников в район Мальты, но будет маневрировать самостоятельно на некотором удалении, обеспечивая ПВО и ПЛО соединения с северо-востока. Суда обеспечения было решено оставить пока в Гибралтаре, необходимости таскать их с собой не было, так как коммуникации были сравнительно небольшой протяженности, от Гибралтара до Мальты немногим более тысячи миль. К тому же транспорты снабжения союзников было решено перевести сначала в Алжир, а затем и дальше на восток, в порт Беджая, а затем в Бон, недалеко от границы с Тунисом. Союзники надеялись на успех сухопутных сил, особенно после нейтрализации вишистского флота. Снабжение топливом англичане брали на себя, сложнее было с боеприпасами, но союзники обещали посодействовать, включив один из транспортов эскадры в состав своего конвоя. На том и порешили. Довольные англичане отбыли на базу, Каннингэм при прощании смотрел уже не так мрачно.

Снабжением на эскадре ведал капитан 3-го ранга Зеленый Остап Моисеевич. Его в первый же день представил Зиновьев, сказав, что смесь хохла и еврея – это что-то запредельное. Не обманул. Сорокашестилетний кап-три действительно был чрезвычайно пронырлив, неплохо знал несколько европейских языков и умел найти общий язык со снабженцами в любом порту, вне зависимости от их национальной принадлежности. Перед заходом в Гибралтар Олег имел неосторожность попросить Зеленого по возможности затариться фруктами, что тот и сделал. Цитрусовые (мандарины и апельсины) были получены в очень приличном количестве, причем англичане заверили, что проблем с этим и дальше не будет. В результате, дорвавшись до лакомства, распробованного еще в Египте, Винтик и Шпунтик явно переели и теперь ходили почесываясь.

– Как дети, ей-богу! – усмехнулся Северов.

Впрочем, это для России начала XXI века мандарины не в диковинку, а для СССР 1943 года, да для парней из Вологды, еще какая экзотика!

В Гибралтаре загрузились топливом и боеприпасами под завязку, после чего «Смоленск» с эсминцами и подводными лодками вышел в составе довольно крупного быстроходного конвоя на Мальту. Эскадра шла впереди конвоя на десяток миль, «сушки» прочесывали море в поисках вражеских подводных лодок по курсу эскадры, «катюши» выдвинулись немного вперед, эсминцы также вели энергичный поиск субмарин противника. В конце 1943 года количество немецких подводных лодок было несколько больше, чем в известной Северову истории, но часть из них действовала в центральной части моря в районе Мальты, а с учетом пяти лодок, потопленных в западной части моря и одной на подходе к проливу, вероятность встречи с вражеской субмариной существенно уменьшилась. К тому же из полутора десятков немецких лодок далеко не все были на позиции одновременно, часть была на базах в Италии. Да и союзники не дремали: качество противолодочной обороны у них постоянно повышалось, активные действия шли еще и в Атлантике, так что возможностей увеличить свой опыт и совершенствовать тактику было предостаточно. Налеты авиации на базы подводных лодок в Италии также давали лучший результат, чем во Франции, так как эти базы не имели укрытий для субмарин.

Так что на переходе к Мальте удалось атаковать только одну лодку, на подходе к Сардинии. Конвой пытались атаковать бомбардировщики и торпедоносцы с аэродромов на Сицилии, но советские истребители вместе с «Марлетами» и «Сифайрами» англичан не дали вражеским самолетам прорваться к конвою. Три «Яка» оказались серьезно повреждены, два летчика получили ранения, но не очень серьезные. Английские летчики, сражавшиеся вместе с пилотами «Яков» и «головастиков», были сильно впечатлены как мастерством пилотов, так и возможностями советских самолетов.

В составе конвоя было два эскортных авианосца, которые несли «Сифайры» и «Суордфиши», ближе к берегу действовали английские тяжелые авианосцы. Наблюдая за их действиями, Северов укрепился во мнении, что простой переделкой сухопутной машины (крюк и складывающиеся крылья) хорошего палубного самолета не создать. Примером является «Сифайр». Его сухопутный прародитель «Спитфайр» является очень хорошим истребителем, а палубный вариант получился не слишком удачным. Причин тому несколько. «Сифайр» рассматривался как временный вариант до разработки специального палубного самолета. Малая дальность полета, недостаточная прочность конструкции и плохой обзор при посадке увеличивали риск аварии. В дальнейшем англичане будут совершенствовать конструкцию, но специально разработанные машины, тот же «Си фьюри», были все-таки гораздо лучше. Так что Олег принял решение доложить о нецелесообразности дальнейших работ над палубным «Яком». Тем более что не за горами эра реактивной авиации.

Конвой был благополучно приведен на Мальту 28 декабря. К тому времени на острове располагались значительные силы авиации союзников, так что ПВО Мальты было весьма приличным. После нескольких дней отдыха, посвященных, впрочем, профилактическим работам с оборудованием и механизмами, рано утром 31 декабря советская эскадра вышла для противодействия конвоям стран Оси, перевозившим итало-германским войскам в Африке топливо и боеприпасы. Перевозки боевой техники и личного состава, учитывая обстановку на Восточном фронте, были минимальны. Вместе с эскадрой вышли английский легкий крейсер «Аурора» и три эсминца.

В течение двух недель корабли действовали на участке между Мальтой и Критом, нанося удары по конвоям, идущим из Таранто и Бриндизи. Северов и Платонов решили сосредоточиться на применении торпед, приберегая управляемые бомбы для более важных и лучше защищенных целей. К тому же дальноходные самонаводящиеся торпеды можно было применять с минимальным риском для экипажей «сушек», поскольку качество ПВО итальянских кораблей было очень невысоким. Действия вражеской авиации были также довольно вялыми. Если не считать четырех атак тройками торпедоносцев, без труда отбитых кораблями даже без применения палубной авиации, на «Смоленск» и его эскорт было совершено три налета более серьезными силами. Сначала 4 января в полдень три тройки итальянских торпедоносцев пытались атаковать с разных сторон, но были обнаружены радаром авианосца. Взлетевшие два звена «Яков» сбили семь «Савойя Маркетти», на дистанцию пуска никто и близко не подошел. Следующая попытка была предпринята итальянцами 7 января. На этот раз удар был комбинированным, бомбардировщиками и торпедоносцами. Две тройки торпедоносцев и две семерки бомбардировщиков без истребительного прикрытия понадеялись на утренние сумерки и низкую облачность, но не учли наличия радаров на кораблях и истребителях. Итальянцы были перехвачены еще за пятьдесят миль от кораблей, сумели уйти два торпедоносца и пять бомбардировщиков. Последнюю попытку сделали две девятки «Ю-87» в сопровождении двух звеньев «Ме-110»: немцы решили показать макаронникам, как воюют настоящие арийцы. Русские показали, что гансы зря хорохорились: из восемнадцати «лаптежников» вернулся один, из восьми «Ме-110» – три. После этого атаки авиации прекратились. За это же время были потоплены две итальянские подводные лодки, обе совместными действиями английских и советских эсминцев. Пилоты «сушек» записали на свой счет два танкера и три судна с боеприпасами, а также корвет и старый миноносец из их эскорта. Потери авиагруппы «Смоленска» составили два «Яка», пилоты которых были успешно выловлены из воды эсминцами. Вечером 13 января особая эскадра вернулась на Мальту. Еще перед уходом с Мальты Северов отправил донесение в Главный морской штаб с просьбой прислать «По-5» на замену «Яков» в авиагруппе «Смоленска», а также обратил внимание на подготовку авиагрупп для «Севастополя» и «Москвы» на них же. С учетом того, что на «Севастополе» должно базироваться сто пять самолетов, а на «Москве» сто пятьдесят, общее количество подготовленных пилотов палубных истребителей должно быть не менее ста десяти, причем не менее сорока четырех должны быть готовы уже сейчас, поскольку в конце января в Ливерпуль должны были прийти «Севастополь» и пять эсминцев. В ответе было сказано, что подготовка пилотов идет в полном соответствии с графиком и авиагруппы будут укомплектованы полностью даже с учетом резерва, а четырнадцать «По-5» прибудут на Мальту через Англию и Гибралтар не позднее 12 января. Так и оказалось, когда эскадра прибыла на остров, все истребители уже находились на аэродроме около Валетты.

Старый Новый год встретили как положено, чем вусмерть удивили хозяев острова. Нет, никто не упился и не чудил, просто пытались объяснить англичанам, что празднуют. Союзники вышли из ступора только через сутки.

Винтик и Шпунтик были любопытны и деятельны, как молодые еноты. Откуда они узнали, что из плавников акулы варят суп, неизвестно, но акулу решили поймать и суп сварить. Утром 14 января эти обуянные жаждой деятельности представители передовой советской молодежи вышли в море на катере с тремя такими же непоседливыми моряками из экипажа «Смоленска». Погода стояла прекрасная, солнечная, температура воды и воздуха была около шестнадцати. С этой компанией отправился Михалыч, не то чтобы он был фанатом ловли акул, просто решил присмотреть за молодыми дарованиями. Около часа они ловили каких-то небольших рыбех, но потом клюнуло по-серьезному. Эти юные натуралисты умудрились поймать большую белую акулу длиной метра три с половиной! Стальной трос и мощный крюк, качественно зацепившийся за верхнюю челюсть, не оставили акуле шанса освободиться.

Сначала акулища нарезала пару кругов вокруг катера, потом подплыла к куску мяса на крюке и схватила его.

– Клюет! – завопил Паша, а более рассудительный Андрей озадачился:

– А как мы такую лошадь из воды тащить будем?

В конце концов решили использовать имеющуюся на катере лебедку. Здоровья у акулы оказалось много, но у рыболовов-любителей хватило ума не торопиться и дать ей немного выдохнуться. Вытаскивать начали часа через полтора.

– Осторожнее, не плотву тащите! – орал Михалыч. – Кто-нибудь оружие взял? Прострелите ей башку!

– Не дам трофей портить! – заартачился было Шпунтик, но, когда рыбина вцепилась зубами в борт катера, быстро передумал.

Высадили ей в голову все семь патронов из «Нагана», взятого одним из моряков, но издохла она не сразу. В общем, в гавань рыбаки вернулись, когда уже начало темнеть. Северов собирался устроить им головомойку, но когда увидел трофей и выражение почти абсолютного счастья у своих ребят, махнул рукой.

– Вот! – сказал Шведов. – Теперь надо плавники отрубить и суп сварить!

– Хм, не знаю, как здесь его варят, а в Исландии на хакарль протухшее мясо идет, – сказал Северов.

Кончилось тем, что с акулой вдоволь нафотографировались, причем снимали англичане, фотографии обещали принести через день, а потом отдали рыбину какому-то аборигену. Тот обещал завтра принести целую кучу ее зубов. Не обманул, принес около сотни размером сантиметра по три. Один Северов взял себе и еще два в подарок Булочкину и Аверину.

Вечером 14 января пришла шифровка высшей степени секретности, прочитав которую Северов и Платонов (а больше никто на эскадре не мог быть с ней ознакомлен) впали в большую задумчивость. А потом Северов, кое-что вспомнив из своей прошлой жизни, предложил план.

– Авантюра совершенная, но если получится… – покачал головой адмирал. – Если получится, то мы все будем большие молодцы, а ты вообще гений! Я приглашу командиров кораблей на завтра в 10:00.

Пополнив запасы, эскадра Платонова 20 января вновь вышла в море.

В конце декабря Красная Армия сделала своему противнику настоящий новогодний подарок. Тактика была уже известной – мощные рассекающие удары при полном господстве в воздухе, гибкое управление, довольно широкое использование инженерных машин и самоходной артиллерии, высокая механизация пехоты. Восточный фронт снова рухнул, на этот раз, похоже, окончательно. Болгария вышла из войны, как только части Красной Армии приблизились к ее границам, вслед за ней из войны вышла Румыния. Гитлер перекачивал войска из Франции, в ней и странах Бенилюкса усиленно вербовались добровольцы для защиты европейских ценностей, но было понятно, что это агония. Геббельсовская пропаганда рассуждала на тему, что немцы стояли у Москвы, но русские сумели отстоять свою столицу, а чем немцы хуже и т. д. В здравом уме и твердой памяти представить себе, что русские выдохнутся и вяло поползут обратно, никто не мог, поэтому доктор Геббельс с компанией продолжал накачивать народ на тему казаков-людоедов и ужасной Сибири, куда все недоеденное население Германии поедет погибать в вечной мерзлоте. Основными исполнителями драмы «Гибель Третьего Рейха» были Конев, Рокоссовский и Петровский, дирижировал Жуков. Механизированные соединения проходили сквозь Польшу, оставляя в своем тылу блокированные вражеские соединения, которые методично доколачивали менее подвижные, но такие же хорошо обученные и вооруженные части. За 1943 год наладили выпуск понтонных парков, поэтому даже широкие реки перестали быть большой проблемой. Удалось создать неплохую плавающую бронированную машину, на базе которой сделали самоходные 82-мм и 120-мм минометы, зенитную счетверенку 12,7-мм (которую неплохо применяли против легкобронированной техники и вражеской пехоты, особенно на верхних этажах домов в городских условиях). Был освоен выпуск неплохого гранатомета, напоминающего Северову РПГ-2 с несколькими типами гранат, солдатам он очень нравился, теперь даже без артиллерии воевать с танками было уже легче. Количество новых средних танков и различных САУ стало достаточным для формирования полноценных мехкорпусов, начинали поступать новейшие тяжелые танки, из них формировали тяжелые танковые полки прорыва. Перестали быть диковиной БТР, их было еще не очень много, но полностью оснащенные ими мехбригады имелись в каждом мехкорпусе. В состав каждого фронта входила пара ударно-штурмовых корпусов, насыщенных техникой и вооружением для прорыва сильно укрепленных полос обороны. ППШ с рожковым магазином поступали в войска уже давно, стали поступать и ППС. Добились неплохого уровня взаимодействия родов войск, штурмовая авиация теперь прилетала по требованию пехотных командиров очень шустро, «Илы» и «сушки» долбили противника РСами повышенной кучности, противотанковыми и обычными бомбами. А пехоту учили так, что выдавать нашивки за участие в рукопашной схватке немцам стало практически некому. Все это вместе с отработанной тактикой позволило ощутимо снизить боевые потери. Значительно повысилась и выучка войск по охране тыла, нагрузка на которые в условиях быстрого наступления была очень высока, увеличилось и их количество.

Наступление 1944 года ознаменовалось и еще одним важным политическим событием. Было принято решение не восстанавливать УССР, БССР и республики Прибалтики. Деление по национальному признаку отменялось, вместо него вводились федеральные округа – Северо-Западный, Западный, Юго-Западный, Южный, Уральский, Западно- и Восточно-Сибирские, Среднеазиатский. Вместо прибалтийских республик будет образован (после освобождения) Прибалтийский край в составе Северо-Западного округа. Вместо Грузии, Армении и Азербайджана – Тбилисская, Ереванская и Бакинская области в составе Южного округа. Аналогично Сталин поступил и с республиками Средней Азии, причем несколько перемешал их границы внутри областей и краев. Из паспорта убиралась графа «национальность», при этом никто не ограничивал общение на национальном языке, а русский остался государственным и языком межэтнического общения. Кстати, Северов обратил внимание, что никакого ордена Богдана Хмельницкого в наградную систему введено не было. Сначала Олег был несколько озадачен, с подобным реформированием вроде бы следовало подождать и заняться внутренними вопросами после окончания войны. Но, с другой стороны, пришлось бы сначала восстанавливать аппараты Украинской и Белорусской ССР и республик Прибалтики, а потом их расформировывать. А так можно было сразу приступать к формированию новых управленческих структур. К тому же люди сейчас отвлечены на важнейшую задачу – войну, не до рефлексии по поводу национального вопроса, тем более что воюющие люди ощущали себя фронтовым братством, где национальность не играла никакой роли. А политический аппарат армии и флота тоже не остался в стороне: замполиты разъясняли суть реформы, на примерах показывали людям, что ничего не теряют, как раз наоборот. Северов считал себя человеком в политике несведущим, поэтому просто принял реформу как данность. Время покажет, насколько Сталин, а Олег не сомневался, что именно он был автором реформы, был прав. Возник только один вопрос: никаким союзом республик страна уже не являлась, поэтому аббревиатура СССР теряла смысл. Но СССО, союз советских социалистических округов, как-то уж совсем некрасиво. После бурного обсуждения на Политбюро и на заседании при Верховном оставили СССР, заменив последнее слово с республик на регионы, может, и не лучший вариант, зато аббревиатура привычная.

После Нового года фон Арним жаловался фюреру на неудовлетворительное снабжение, тот на повышенных тонах поговорил с Муссолини. Эвакуировать войска из Северной Африки никто не собирался, было понятно, что это будет сопряжено с большими, запредельными потерями, да и ресурсов на это требовалось слишком много. Так что группа армий «Африка» должна была до последнего оттягивать на себя силы союзников и героически погибнуть. До Гитлера еще не дошло, что высадка союзников в Северной Франции была единственным, хоть и совершенно призрачным шансом на то, что Германия не будет оккупирована русскими. А пока фюрер германской нации накрутил хвост своему латинскому коллеге, после чего тот отдал приказ новоиспеченному командующему флотом Италии адмиралу Карло Бергамини, недавно назначенному вместо Анджело Якино, приступить к более активным действиям и вывести наконец в море линкоры.

Бергамини сформировал два конвоя. Один из них прикрывала группа кораблей, в состав которой входили старые линейные корабли «Андреа Дориа», «Кайо Дуилио» и «Джулио Чезаре». Еще один старый линкор, «Конти де Кавур», находился в ремонте и не похоже, что имел шанс из него выйти. По крайней мере в известной Северову истории он был пущен на слом почти сразу после окончания войны. В состав охранения второго конвоя входили новые однотипные линкоры предвоенной постройки «Литторио», «Витторио Венето» и «Рома». Этот конвой шел восточнее первого и не имел в своем составе ни одного крейсера, которых у итальянцев и так осталось совсем немного. В дополнение к линкорам имелось всего семь эсминцев, но и шанс встретить противника был минимален, основные аплодисменты должен был собрать первый конвой, идущий западнее.

Пока все складывалось очень неплохо для плана, разработанного командованием советской эскадры. Первым вышел западный конвой, на который тут же нацелились все наличные силы союзников. Его пытались достать сухопутной и палубной авиацией, атаками подводных лодок и надводных кораблей. Но охранение было сильным, кроме линкоров в него входили крейсеры «Джузеппе Гарибальди» и «Сципионе Африкано», десять эсминцев и полтора десятка более мелких кораблей, миноносцев и корветов.

К исходу 25 января конвою был нанесен определенный урон, но он был существенно меньше, чем этого ожидали союзники. Некоторые самолеты конвой не обнаружили и вернулись, десяток самолетов был уничтожен истребителями, прикрывающими конвой с аэродромов, расположенных на Сицилии, в Греции и на острове Крит. Оттуда же были нанесены несколько авиаударов по кораблям англоамериканцев. Атака подводными лодками также была не очень удачной: удалось торпедировать эсминец, миноносец и корвет, но охраняемые суда не пострадали, лодкам не удалось к ним прорваться, а для повторных ударов уже не хватало скорости. Атака надводных кораблей была отбита силами охранения с потерями с обеих сторон, но основная задача – уничтожение транспортов – также не была выполнена. Общим итогом стало уничтожение семи, повреждение одиннадцати боевых кораблей ВМС Италии и повреждение всего одного транспорта.

Все это время русская эскадра маневрировала юго-восточнее, Северов и Платонов не лезли в действия союзников, чтобы не путать друг другу карты. Самолеты и подводные лодки вели поиск вражеских субмарин, эсминцы работали в непосредственном охранении авианосца. Наконец, когда союзники прекратили свои атаки, к работе приступила особая эскадра ВМФ СССР. Северов поднял ударные самолеты в 2:30 ночи 26 января с расчетом нанесения удара в темноте и возвращения с рассветом. Впереди по курсу вражеского конвоя уже находилась «К-51» каплея Ильичева. «К-52» и «К-53» Платонов пока оставил в дальнем охранении «Смоленска», хотя поиск подводных лодок дал всего один контакт, закончившийся уничтожением немецкой семерки торпедой с К-52. Береженого бог бережет…

«Сухарики» вышли в предполагаемый район нахождения конвоя широким фронтом, между парами машин было около десяти миль. Это позволяло вести поиск радиолокаторами в полосе шириной более ста миль, что, учитывая невеликий размер акватории, давало высокий шанс обнаружения цели. Через два часа после взлета конвой был найден и атакован восемнадцатью управляемыми авиабомбами калибром 500 кг с разных направлений в течение полутора часов. Ударные самолеты ушли на авианосец за новой порцией подарков, а на охоту вышла «К-51». Женя Ильичев перископ не поднимал и атаковал с глубины не менее шестидесяти метров (имеющиеся торпеды можно было запускать с глубины до ста метров, более глубоководные находились в разработке; противолодочные торпеды находили цель на глубинах до полутора сотен метров, разрабатывались торпеды с еще большей глубиной хода, но это тоже в отдаленной перспективе), так что шанс обнаружить его лодку был весьма невелик. По одной торпеде он всадил в линкоры, оставшиеся расстрелял по транспортам и танкерам, после чего ушел на глубину более ста метров и стал перезаряжать торпедные аппараты. Результаты должен был зафиксировать воздушный разведчик, который уже подошел к конвою и висел в стороне, ожидая близкий рассвет.

В 8 часов командование эскадры имело обнадеживающую картину. Сколько управляемых бомб точно попало, сказать однозначно было нельзя, но, похоже, не менее тринадцати. Каждый из линкоров получил не менее двух попаданий, один из них едва держался на плаву и имел все шансы затонуть в самое ближайшее время. Еще один тоже был сильно поврежден и вряд ли надолго переживет своего товарища по несчастью. Третий линкор имел шанс добраться до какого-нибудь порта, хотя и ему здорово досталось. В один из крейсеров также было попадание, но он держался на плаву и имел ход, хотя и не более семи-восьми узлов. Второй крейсер пострадал мало, скорее всего, это были повреждения, нанесенные ранее. Из более мелких судов осталось тринадцать единиц, многие повреждены. Из трех танкеров и семи транспортов было потоплено соответственно два и четыре. Конвой надо было добивать. Когда «сушки» снова приблизились к вражеским кораблям, на плаву остались транспорт и танкер, два транспорта добила «К-51». На этот раз по судам отработали торпедами, восемнадцатью уничтожили девять целей, среди них оставшиеся танкер и транспорт. Из-за сутолоки, возникшей в результате атаки «К-51», было несколько двойных попаданий «изделиями», наводящимися по кильватерному следу, и даже одно тройное. Небольшие повреждения от зенитного огня, очень слабого и неточного, получили два ударных самолета.

Платонов передал координаты конвоя англичанам и повел эскадру на перехват второго вражеского соединения. Адмирал Бергамини вел конвой в обход острова Крит, намереваясь пройти рядом с островом Кос. Это был небольшой крюк, зато маршрут был неплохо прикрыт истребителями с аэродромов Крита. Русская эскадра тоже обходила Крит с севера, Олег надеялся на ночную атаку, когда темнота прикроет его от вражеской авиации. Ни немцы, ни тем более итальянцы не располагали в этом районе самолетами, имеющими бортовые РЛС. К тому же авиаподразделения, размещенные в Греции, были немногочисленны и частично уже переброшены севернее, ближе к линии фронта. Бомбардировщиков и торпедоносцев уже не было совсем, поскольку целей для нанесения авиаударов в этой части моря не имелось. Корабли союзников здесь пока не появлялись.

Учитывая грандиозность замысла, в составе охранения эскадры Северов и Платонов рискнули оставить только «К-52», а «К-51» и «К-53» уже убежали на перехват конвоя, обходя Крит с юга. Высокая скорость полного хода и небольшое расстояние позволяли надеяться, что они успеют, по крайней мере «К-51», ушедшая раньше.

Благодаря радиолокаторам удалось уклониться от встречи с небольшой группой кораблей ВМС Италии, которые, судя по их действиям, вели поиск подводных лодок. Истребители перехватили и сбили два самолета-разведчика, летающие лодки Кант «Габбиано». Это были устаревшие к тому времени одномоторные самолеты, не отличавшиеся высокой живучестью, к тому же их экипажи уделяли основное внимание водной поверхности, а не наблюдению за воздухом. Так что внезапная атака со стороны солнца и мощный трехпушечный залп не дали шанса экипажам сообщить о своей печальной судьбе.

Итальянский конвой был обнаружен в 3:27 29 января между Критом и островом Пахия. На этот раз «сушки» несли самонаводящиеся торпеды. Сигналы от линкоров и эсминцев различались довольно прилично, что позволяло летчикам выбирать цели. К рассвету в составе конвоя не осталось ни одного эсминца, попадание даже одной торпеды не оставляло им шансов. Если корабль каким-то чудом оставался на плаву, двигаться вместе с конвоем он уже не мог. Из семи эсминцев таких подранков было два. У небольших кораблей водоизмещением около двух с половиной тысяч тонн мощная торпеда с неконтактным взрывателем, наводящаяся по кильватерному следу, как правило, отрывала корму.

Дав с полчаса адмиралу Бергамини насладиться открывшимся с восходом видом, Олег вышел на связь на частоте конвоя. Сам Северов в это время находился в своем истребителе в нескольких милях в стороне, на высоте около пяти тысяч метров.

– Командующий русской эскадрой вызывает адмирала Бергамини!

Олег повторил свой запрос на немецком несколько раз и принялся ждать. Через десять минут Карло Бергамини вышел в эфир, его немецкий был небезупречен, но вполне достаточен для разговора.

– Адмирал Бергамини вызывает командующего русской эскадрой!

– Здравствуйте, адмирал, с вами говорит адмирал Северов, – Олег не стал представляться полковником, это ввело бы итальянца в ступор. В конце концов, это было заранее обговорено с Платоновым, и если все пойдет как задумано, небольшую ложь товарищ Сталин ему простит. Тем более что фамилию человека, топившего немецкие линкоры, итальянцы знать могут. – Я хочу сделать вам предложение, от которого, я надеюсь, вы не сможете отказаться.

Олег из прошлой жизни помнил, что Карло Бергамини после капитуляции Италии в сентябре 1943 года подчинился приказу командования и повел свои корабли на Мальту для сдачи союзникам. Немцы атаковали их и утопили линкор «Рома», на котором и погиб Бергамини.

– Вы, наверное, уже заметили, что в составе конвоя не осталось ни одного эсминца. Как вы думаете, я могу так же легко утопить ваши линкоры?

Итальянский адмирал молчал, обдумывал ситуацию.

– Чтобы вам легче думалось, я могу утопить один из транспортов. Мне сделать это?

– Что вы хотите?!! – дальше адмирал перешел на итальянский и ругался вдохновенно, Олег даже заслушался. Этим языком он не владел и ничего не понял, но вряд ли Бергамини декламировал стихи итальянских поэтов. Северов подождал, когда фонтан иссякнет, и разъяснил:

– Я не сомневаюсь в вашей храбрости, как и в вашем благоразумии, и предлагаю почетную сдачу в плен. На трех линкорах сейчас около шести тысяч человек, плюс экипажи транспортов и танкеров. Я могу утопить всех и без колебаний сделаю это! Вам напомнить, что итальянская армия воевала в России? Война скоро закончится, а Италия останется. Неужели вы не хотите сохранить жизни шести тысячам здоровых молодых мужчин, которых ждут дома жены и матери?

– Вы осмеливаетесь предлагать мне это?! – Бергамини был возмущен. – Мы будем сражаться, мы…

– С кем?

– Что?

– С кем вы будете сражаться? Со мной? Вы всю ночь этим занимались и каков результат?

– Так что вы хотите? Чтобы мы затопили свои корабли?

– Вовсе нет! Если вы это сделаете, то я немедленно уничтожу все ваши спасательные средства. И не говорите мне о Женевской конвенции и прочей ерунде! Я полагаю, вы знаете, что творили оккупанты на моей земле и сколько миллионов, МИЛЛИОНОВ моих соотечественников было уничтожено! И большинство из них мирные люди, женщины и дети. ДЕТИ, адмирал!!! Если бы ваших детей заживо жгли, морили голодом и брали кровь для вражеских солдат, что бы вы сделали, адмирал?!! Я, именно я уничтожил «Тирпиц» и «Шарнхорст» и уничтожение этих шести тысяч тоже восприму спокойно, у меня работа такая. Вместо этого я гарантирую жизнь вам и всем вашим морякам. Кстати, если вы затопите свои корабли и каким-то чудом останетесь в живых, что немцы сделают с выжившими?

– Но как вы себе это представляете!?

– Я официально уведомляю вас, что турецкое правительство передало контроль над проливами Советскому Союзу. Военно-морская база Чанаккале теперь является базой ВМФ СССР. Сюда движется отряд кораблей Черноморского флота, который и отконвоирует ваши корабли в Черное море. Ваши экипажи будут размещены в Крыму, будут заниматься восстановительными работами. Нормальные условия содержания, питание и медицинское обслуживание гарантирую. После окончания войны все смогут вернуться на родину, отработав, конечно, – все-таки наши страны воюют. Но вернутся живыми и здоровыми. А ваши немецкие союзники отправятся в Сибирь и на Колыму – как говорится, почувствуйте разницу.

Бергамини на некоторое время замолчал, потом сказал изменившимся, каким-то безжизненным голосом:

– Не надо топить транспорт. Дайте мне немного времени. Полчаса.

Прошло всего чуть более двадцать минут, когда Олег услышал:

– Линкор «Рома» вызывает русского командующего!

– На связи!

– С вами говорит капитан 2-го ранга Капелло. Я уведомляю вас, что адмирал Бергамини застрелился. Команды всех кораблей принимают ваши условия. Те, кто не согласен, а их было очень немного, уже не с нами.

– Кто командует эскадрой?

В ответ Олег услышал смешок:

– Вы!

– Я рад, что мы не стали бесполезно проливать кровь! Следуйте курсом 5, скорость двенадцать узлов.

Через пять часов к итальянским кораблям подошел отряд легких сил Черноморского флота в составе крейсеров «Ворошилов» и «Молотов» и эсминцев «Сообразительный» и «Бодрый» под командованием вице-адмирала Октябрьского. На кораблях была морская пехота, а также офицеры и матросы, перешедшие на итальянские корабли и контролирующие их команды.

Вся эта авантюра родилась в голове Северова после того, как он прочел шифровку. Иосиф Виссарионович все-таки разыграл карту с покушением на него во время полета в Тегеран. Удалось раздобыть неопровержимые доказательства, что многие члены правительства Турции не только знали о готовящейся акции, но и активно помогали немцам. Выбор у турок был прост и незатейлив: передача контроля над проливами и базы Чанаккале Советскому Союзу или полномасштабная война, когда победители возьмут все сами, причем гораздо раньше, чем общечеловеки придумают, как этому можно реально помешать. Договор был суперсекретный, и его удалось сохранить в тайне до момента, когда отряд легких сил прошел через проливы навстречу итальянским кораблям. А ВМФ СССР получил три современных линкора не самого плохого качества. После модернизации они еще долго прослужат, а страна может сосредоточиться на строительстве авианосцев, что гораздо более актуально.

Вот только сначала надо было до проливов еще дойти, взбешенные немцы и итальянцы, слушавшие эфир, были прекрасно осведомлены о произошедшем и развили бурную деятельность. В Грецию в пожарном порядке перебрасывались все самолеты, которые могли туда добраться в ближайшее время. Их оказалось не так много, как хотелось, но более сотни машин против двадцати восьми истребителей и восемнадцати бомбардировщиков Северова – серьезная сила. Олег такую реакцию предвидел, поэтому эскадра шла западнее параллельным курсом с трофейными кораблями на расстоянии десять миль в полной боевой готовности. Подводных лодок можно было не опасаться, их не успеют перебросить к проливам ни при каких обстоятельствах, так что боевые корабли шли тридцатиузловым ходом без всякого противолодочного зигзага, погода позволяла. Танкеры и транспорты шли со скоростью двенадцать узлов под конвоем подошедших крейсера «Красный Крым» и эсминцев «Железняков» и «Незаможник».

Эскадра подходила к острову Лемнос, когда находившийся в дозоре «Верный» обнаружил своим радаром вражеские самолеты. Пилоты палубных самолетов уже находились в кабинах и ждали команды на взлет, которую Северов немедленно подал.

Олег взлетал первым, он окинул взглядом стоящие за ним истребители. Лица у ребят были мрачные, все понимали, что переживут этот бой не все. Погибать в конце войны, когда уже понятно, что все, что победили, что осталось немного, обидно втройне. Но это был не страх, это была мрачная решимость и ощущение собственной силы. Так вам мало?! Сейчас все будет!!

Противник не стал растягивать атаку по времени, что обеспечило силу удара, но позволило Олегу не беспокоиться о необходимости дозаправки и повторного взлета для отражения следующей волны атакующих. Тем более что если авианосец будет серьезно поврежден, то никаких посадки-взлета уже не будет. Истребителей у противника было более сорока, в основном «Мессеры», десятка полтора «Фоккеров» и несколько итальянских «МС.202». Более шестидесяти бомберов и торпедоносцев отличались бо́льшим разнообразием. И «Савойя-Маркетти», и «Юнкерсы», и «Хейнкели», и «Дорнье». Три звена «головастиков» во главе с Северовым ринулись на вражеские истребители, остальные занялись ударными самолетами. Немного сзади находились «сушки», которые несли стрелковое вооружение и РСы, четыре Б-20 – серьезный аргумент в воздушном бою. Несколько облегчило жизнь то, что треть вражеских истребителей несла бомбы. Они их все равно сбросили и вступили в бой, но это произошло не сразу. Советские истребители не стали работать парами, только поодиночке. Уровень летчиков и машин позволял такую вольность, тем более что этот вариант предусматривался заранее, когда отрабатывалось отражение значительно превосходящих сил противника. Большой запас топлива и серьезный боекомплект к пушкам позволяли советским истребителям долго не выходить из боя, да и пилоты уже вошли в то состояние, когда о сохранении собственной жизни думать никто и не помышляет. Осознание того, что по их воле уже ничего не будет, пришло к гансам, когда один за другим три советских истребителя, израсходовав боезапас, совершили таран. Вражеские летчики вдруг осознали, что эти берсерки полягут все, но никто не отвернет, не отойдет в сторону, даже когда сражаться уже просто нечем.

Около двух дюжин самолетов к кораблям эскадры все-таки прорвались, их было слишком много, чтобы остановить всех. «Смоленск» и эсминцы на скорости более тридцати узлов шарахались в стороны, выписывая координаты. Зенитные орудия выпускали в небо целый шквал стали, прорваться сквозь который было очень сложно, но вражеские пилоты тоже были умелыми и храбрыми воинами и не собирались упускать свою добычу. Идущих у самой поверхности моря торпедоносцев хорошо прищучили «сушки». Вражеские самолеты шли плотным строем, поэтому по ним сначала отработали РСами с неконтактным взрывателем, потом подключили авиапушки. А по тем, кто все-таки прорвался, работала корабельная артиллерия. В результате «Смоленск» получил итальянскую торпеду в левый борт, на расстоянии около пятидесяти метров от носа. Прямых попаданий бомб в палубу также не было, только две 250-кг бомбы в борт и несколько близких взрывов. Попаданий в эсминцы не было, лишь близкие разрывы, но тоже без фатальных последствий для кораблей. После третьего по счету тарана наступательный порыв у противника вдруг иссяк, немцы сдулись и повернули обратно, а из итальянских машин Северов не увидел ни одной, хотя, скорее всего, просто не заметил. Саднило правую ногу: пуля или осколок прошли по икроножной мышце под коленом. Был прострелен левый бок, опять левый! Но пониже диафрагмы, судя по ощущениям, кишки не задеты, ерунда. Еще раз прилетело по скуле, тоже по касательной. Ладно, не новый и был! Шрам от прошлого ранения не сильно заметен, да и не женщина, в конце концов. Олег попытался считать свои самолеты, но бросил. Во-первых, не все были рядом. Во-вторых, накатила такая усталость, что мысли путались. Но Северов видел, что авианосец горел. Радио не работало, поэтому спросить, что и как, не было никакой возможности. Но, облетев «Смоленск», полковник понял, что крена нет, палуба цела, можно садиться. Топливо еще было, поэтому Олег принялся нарезать широкие круги, высматривая плавающих летчиков из сбитых машин и контролируя посадку своих ребят. Он видел, как некоторые сильно поврежденные машины просто сваливают за борт, если внизу пожар, то тащить их на главную палубу нет возможности. Пока он летал, с пожаром, похоже, начали справляться. Огонь уже не пробивался, дым сначала стал гуще, потом, наоборот, ослабел. Наконец в небе не осталось ни одного самолета, и Северов стал заходить на посадку. Мотор обрезал, когда до края полетной палубы оставалось метров сто.

«Вот дерьмо! – подумал летчик. – Похоже, лимит везения исчерпан, не дотяну».

Вдруг мотор заработал, и «головастик» немного подскочил вверх, затем мотор снова встал, теперь уже окончательно, но этого хватило, и истребитель, подломив правую стойку шасси, поехал на боку, разворачиваясь и явно нацеливаясь протаранить островную надстройку. Но повезло еще раз: крюк все-таки зацепился за трос, самолет еще не успел развернуться хвостом вперед, палубная команда сразу залила все пеной и сноровисто вытащила Северова из кабины.

Общий итог был такой. Из двадцати восьми истребителей вернулось на авианосец семь, но погибли только пять пилотов. Что самое удивительное, таранивший «Дорнье-217» с управляемой бомбой Женька Цыплаков остался жив и даже имел все шансы вернуться в строй. При разрушении самолета он удачно вывалился из кабины и сумел открыть парашют. Сам он, правда, этого не помнил, но факт остается фактом. Шестнадцать летчиков выловили из воды, семеро были тяжело ранены, шесть легко, и только трое везунчиков отделались царапинами и ссадинами. Владлен Железнов в воздушном бою ранен не был, приводнился удачно, но недалеко от него плюхнулся сбитый фриц, который в боевом угаре принялся стрелять в него из пистолета. Влад прекрасно стрелял и продырявил немцу голову со второго выстрела, хотя расстояние было метров пятьдесят. И надо же, уже поднявшись на борт эсминца, запнулся и приложился о какую-то перекрученную близким взрывом конструкцию, поставив роскошный фингал под левый глаз. Из восемнадцати экипажей «сушек» выжили двадцать человек, село шесть машин. Правда, за борт ушли четыре «головастика» и три «сухарика». Так что на авианосце осталось всего три истребителя и три бомбардировщика в более-менее приличном состоянии. Но это было уже неважно, эскадра прорвалась. К охраняемым кораблями Черноморского флота линкорам пробились всего семь самолетов: два торпедоносца и пять бомбардировщиков. Торпеды были сброшены далеко и прилично промахнулись. Прямых попаданий бомб не было, зафиксировано лишь два близких разрыва.

Никакой медицинской помощи Северову толком оказать не успели, наспех зашили раны, перевязали и повезли на аэродром базы Чанаккале. Платонов остался на эскадре, раненых или кого-то другого «Ли-2», переименованный наконец из «ПС-84», тоже не взял. Летели только Олег и целых семь человек во главе с важным капитаном 3-го ранга, который по прибытии в Севастополь привел полковника в небольшую комнату и удалился, сказав только, что Северов вызван в Москву для объяснений. Олега уже совсем развезло, поэтому он попросил только позвать медиков и задремал, сидя на стуле.

Погода была, похоже, нелетная: снег с дождем, порывистый ветер, низкая облачность, поэтому вылет задерживался, но перевязку Северову никто не сделал. Даже чаю не предложили, поганцы. Полковник хотел поругаться, но накатила сильная слабость, начинало познабливать, так что он улегся на диван и заснул. Когда разбудил все тот же кап-три, состояние стало еще хуже, по всему, начиналась лихорадка. Сопровождающие смотрели неласково, но Олег решил до Москвы ни о чем не спрашивать, вряд ли хомяк (так он мысленно прозвал капитана) мог что-то пояснить.

В Москве привезли в гостиницу, на вопрос о том, что дальше, капитан просто козырнул и ушел. «Ли-2» был старый, дуло в нем немилосердно, поэтому и без того лихорадящий Северов чувствовал себя совсем скверно. Вскоре сопровождающий появился снова, принес новую форму, прежняя была рваная, закопченная и запачканная кровью. Пришедший с ним офицер НКВД разглядывал Олега с удивлением, но ничего не сказал, только бросил на моряка красноречивый взгляд. В ответ тот так же молча пожал плечами.

«Ну, скоро все выяснится, – подумал летчик. – По крайней мере, предъявят хоть что-нибудь».

Привезли в Кремль. Поскребышев посмотрел, подняв бровь, покачал головой, но ничего не сказал, только вдруг ободряюще улыбнулся. В кабинет к Сталину провели почти сразу, и Северов увидел, что там находятся Берия, Кузнецов, Жуков, Мехлис, Октябрьский и Василевский. Помимо неловко сидящей формы ясно было видно, что у Олега лихорадка от ран, запали глаза, заострились черты лица.

– Здравия желаю, товарищ Верховный Главнокомандующий!

Сталин некоторое время молча разглядывал Северова, но выражение его лица стало таким, что Октябрьский поерзал на стуле и втянул голову в плечи.

– Здравствуйте, товарищ Северов! – наконец сказал Иосиф Виссарионович. – Скажите, когда вы ели последний раз?

– Два дня назад, перед боем.

– Вам была оказана медицинская помощь?

– Перевязали на «Смоленске», больше ничего не делали.

– Я вижу, что вы плохо себя чувствуете, поэтому мы отложим наш разговор. Сейчас вас отвезут в госпиталь.

– Я готов работать, товарищ Сталин! Все не так плохо.

Сталин сделал отрицательный жест и отпустил Северова. Выходя из кабинета, Олег услышал, как Жуков, сидевший молча, но сжимавший кулаки, что-то тихо рыкнул Октябрьскому.

Когда Северов вышел, Сталин повернулся к столу, за которым сидели остальные:

– Как вам могло прийти в голову доставить товарища Северова в таком виде?

Октябрьский дернулся, но справился с собой:

– Я получил приказ доставить Северова в Москву, но, видимо, неправильно его понял. Я также должен заявить о катастрофических потерях авиагруппы «Смоленска» и его повреждениях, фактически авианосец небоеспособен! Надо разобраться, что это, вредительство или некомпетентность. Только героические действия Черноморского флота…

– Ты что несешь, Филипп Сергеевич!? – не выдержал Кузнецов. – Извините, товарищ Сталин, я этот бред спокойно слушать не могу!

Мехлис с желчью произнес:

– У гражданина Северова явно просматриваются бонапартистские замашки! Он представился итальянцам как адмирал!

Кузнецов собирался ответить, но устраивать свару в этом кабинете было неприлично, и он смолчал. Жуков вздохнул, но ничего не сказал, хотя было видно, что ему тоже очень хотелось.

– Вы что-то хотите сказать, товарищ Жуков? – заметил его движение Сталин.

– Я лучше промолчу, – буркнул маршал. – При вас не буду.

– А как вы думаете, товарищи, – спросил Василевский, – если бы Северов назвался полковником, итальянцы стали бы с ним разговаривать? Все он правильно сделал! А результат просто удивительный, все новейшие линкоры итальянского флота у нас!

– Но уникальный корабль, каким является «Смоленск», небоеспособен! – выкрикнул Октябрьский. – Он нуждается в серьезном ремонте!

– А кто вам дал право осуждать действия представителя Ставки? – Сталин говорил тихо и размеренно, его состояние выдавал только обострившийся акцент.

Командующий Черноморским флотом еще сильнее втянул голову в плечи и пробормотал:

– Я же хотел как лучше, я просто неверно понял приказ.

– А получилось как всегда! – хмыкнул Жуков.

Сталин жестом прекратил начинавшуюся дискуссию и сказал адмиралу:

– Идите и подумайте о своих ошибках!

А когда Октябрьский вышел, возмущенно сказал:

– Черт знает что! Лаврентий, займись этим делом!

Через пару минут после выхода из кабинета к Северову подошел майор НКВД и попросил следовать за ним, пояснив, что они сейчас проедут в госпиталь. Майор, видимо, подумал, что надо сказать, куда они направляются, чтобы человек не волновался. Черная «эмка» везла их куда-то на север, по крайней мере Олегу так показалось. В Москве и пригородах он ориентировался неважно, но, похоже, это было медицинское учреждение, расположенное в лесном массиве, который позже стал парком Лосиный остров. Госпиталь был небольшим и, видимо, предназначенным для высшего офицерского состава. Майор передал Олега медицинскому персоналу, вежливо попрощался и уехал. Северов видел, что тот несколько озадачен тем, что привез совсем молодого человека в генеральский госпиталь, но дисциплинированно спрашивать ничего не стал. Повязки, естественно, присохли. Когда их отмачивали и потихоньку отрывали, Олег не издал ни звука, а вот перевязывавшие его два пожилых врача через некоторое время дали волю чувствам, матеря коновалов, которые не догадались наложить мазь, если не было возможности вовремя перевязываться. Объяснять Олег ничего не стал, просто сказал, что особо с ним можно не церемониться и отдирать повязки поэнергичнее. Ему просто хотелось побыстрее прилечь, снова накатила сильная слабость, судя по ощущениям, сильно поднялась температура. Наконец повязки были сняты, но то, что открылось взгляду хирургов, им не понравилось, и Северов попал на операционный стол. Дальнейшее он помнил плохо, главными были два ощущения – боль и слабость. В его воспаленном сознании то мелькали какие-то сюрреалистические картины в стиле Сальвадора Дали, то являлись образы друзей и знакомых, живых и тех, кто уже давно погиб. Явилась Настя Галанина, говорила, что в новом мире она тоже работает пилотом, но возит пассажиров, потому что войны здесь нет. Рассказала, что встретила хорошего мужчину, который согласился усыновить ее ребенка, мальчика, она назвала его Олегом в честь отца. Сказала, что понимает, больше они никогда не увидятся. По ее щекам катились слезы, она погладила Северова по лицу своими нежными руками и ушла в светящийся круг. Явился отец, смотрел сурово, качал головой, сказал, что верит – его сына так просто не возьмешь. За него и мать просил не беспокоиться, у них все нормально, по Олегу, конечно, скучают, но ничего не поделаешь. Он ушел, но явился Булочкин, почему-то в генеральской форме, обещал кое-кому из мокрошлепов прощупать печень за такие дела, сказал, что в корпусе полный порядок. Потом его образ стал расплываться, появился какой-то бледный водоворот, и через некоторое время Северов понял, что видит над собой потолок, который почему-то вращается, правда, все медленнее и медленнее. Наконец вращение прекратилось, звон в ушах стал стихать. Не без труда повернув голову, летчик увидел незашторенное окно, за которым низко стоящее солнце освещало сосны в богатых снежных шапках. То ли утро, то ли вечер. Заметив его движение, к кровати подошла женщина, медсестра или санитарка, еще одна бросилась из палаты. Зверски хотелось пить, во рту как ОМОН ночевал, но ничего попросить Олег не успел, женщина поднесла к его рту поильник с прохладной вкуснейшей водой. Впрочем, долго блаженствовать Северову не пришлось, вторая женщина ходила за врачом. Тот внимательно посмотрел на Олега, потрогал его повязки и спросил:

– Как ощущения?

– Бывало хуже, – прошелестел летчик. – Давно я здесь?

– Третьи сутки. Раны сами по себе неопасные, внутренние органы не задеты. Проблема в том, что потеряно довольно много крови и началось воспаление. Перевязали бы вовремя, да с мазями, все было бы намного проще. Но сейчас все хорошо, покой и уход, и время, конечно, вот все, что нужно.

– Спасибо, доктор.

Дальше Северов просто заснул, но на этот раз это был просто спокойный сон, а не бред. Когда Олег открыл глаза, то картина за окном не изменилась. Опять то ли утро, то ли вечер. Оказалось, утро, а проспал он целую ночь. Пить можно было без ограничений, принесли также немного, граммов сто, куриного бульона. В течение дня бульон давали еще несколько раз. Олег чувствовал себя значительно лучше, немного поговорил с врачом. Тот вдруг сказал, что, пока Северов был без сознания, он каждый час докладывал наверх (многозначительно поднял палец) о его состоянии. На следующий день к бульону добавилось отварное мясо, пропущенное через мясорубку. Самочувствие улучшалось быстро, до нормы было, конечно, далеко, но Олег надеялся, что организм, как и ранее, стремительно наверстает упущенное. Еще через день принесли одежду, разрешили вставать в туалет, к питанию добавили картофельное пюре и негустые каши. Лежать и смотреть в потолок было невыносимо, поэтому Олег стал выползать в коридор, подходить к окнам. В коридоре солидные мужчины в больничных пижамах разглядывали Северова с удивлением, по их лицам Олег понял, что его принимают за сынка какого-то высокого чина, который пристроил чадо в генеральский госпиталь. Такое вообще-то не приветствовалось, поэтому реакция раненых военачальников была летчику понятна, тем более что в лицо его не узнали, а фамилию – видимо, по соображениям секретности, – изменили.

Еще более усугубило негативное впечатление появление Тимофея Кутькина. Тот приехал в госпиталь вслед за Северовым, только вечером следующего дня. Расположился он в одном из домиков обслуживающего персонала, где ему выделили угол за ширмой. Впрочем, он возвращался туда только ночевать, да и то не сразу, караулил валявшегося без сознания командира. Появление гвардии старшего сержанта (это звание Тимофей получил совсем недавно) в безупречно сидящей форме, имеющего солидные боевые награды, было воспринято немногочисленными пациентами как дикость, унизительную блажь родителей, заставивших заслуженного солдата ухаживать за их сынком. Кутькин награды снял уже на следующий день, подосадовав, что не догадался сделать этого сразу, но было уже поздно, многие их заметили. Хотя лечащимся военачальникам было о чем поговорить и без персоны Северова, некоторые громко пообещали, что выведут кое-кого, страдающего барскими замашками, на чистую воду. Тимофей был человеком немногословным, поэтому попытки разговорить его со стороны некоторых пациентов ни к чему не привели. Он отмалчивался, а когда пара наиболее активных генералов попыталась давить лампасами, изобразил то ли хронически тупого, то ли контуженого. Тут же рядом как бы случайно нарисовался особист и попросил любопытствующих пройти с ним. Что он им говорил, неизвестно, но попыток расспрашивать Кутькина больше никто не делал.

В один из дней неожиданно приехал Жуков. Северов только что позавтракал и собирался дошаркать до библиотеки, взять новую книгу, как открылась дверь палаты и вошел маршал в наброшенном на плечи белом халате.

– Здоро́во! – Георгий Константинович осторожно пожал раненому руку. – Выглядишь уже ничего, а у Верховного в кабинете видок был как у привидения!

– Георгий Константинович, я же не знаю ничего! Объясните, что вообще это было?

Маршал замысловато выругался.

– А ни один нормальный человек ничего и не понял. На что Октябрьский рассчитывал, когда тебя в таком виде в Москву тащил, неизвестно. Претензий к тебе ни с какого боку и быть не могло. Да и черт с ним. Верховный сказал, что если ты умрешь, то жалеть о содеянном бывший командующий Черноморским флотом будет горько, но недолго. Но ты живой, так что повезло ему, отделался понижением.

Жуков коротко, но, как всегда, энергично рассказал о положении на фронтах.

Финляндия вышла из войны, граница определена согласно договору 1940 года. В Прибалтике окружена немецкая группировка численностью более полумиллиона человек. Снабжение идет только по морю, но с этим у немцев проблемы, один только отдельный гвардейский особый авиационный корпус ВВС ВМФ чего стоит. Перевозки перекрывают довольно плотно. Южнее вторглись на территорию генерал-губернаторства и в Восточную Пруссию, войска подбираются к Кенигсбергу. Еще южнее продвижение идет успешно, уже выходим к Висле. Ломиться в Чехословакию через Карпаты не стали, обходим с севера и юга. После выхода из войны Болгарии и Румынии Красная Армия продвигается в сторону Греции, Югославии и Венгрии. В Турции идет активное освоение базы Чанаккале, Черноморский флот перебазируется туда. Бывшие итальянские линкоры пришли в Севастополь, итальянские моряки расквартированы по всему Крыму, их будут использовать на восстановительных работах. Более трехсот моряков выразили желание помочь нашим в освоении техники, так что сейчас комиссия из наркомата ВМФ разбирается с новыми кораблями. Англичане подняли вой из-за нашего контроля над проливами, но «что с бою взято, то свято». Доказательства причастности членов турецкого правительства к покушению на товарища Сталина никто не может отрицать, так что все законно. А что заранее не предупредили, так ведь секретность! В Северной Африке ситуация наконец стала быстро меняться в пользу союзников, Монтгомери разгромил фон Арнима и быстро продвигается на запад. В Тунисе у немцев и итальянцев также дела идут неважно, так что в недалеком будущем Северная Африка будет полностью освобождена. В основном все.

– Слушай, а что, здесь весь женский медперсонал в таком серьезном возрасте? Я что-то молодых медсестричек не вижу?

Жуков достал из портфеля бутылку вина.

– Я знаю, ты не пьешь. Но, во-первых, красное вино для организма полезно. Во-вторых, может, найдешь, с кем вечером пригубить?

Жизнерадостно посмеиваясь, будущий Маршал Победы спрятал бутылку в тумбочку, извлек из портфеля украшенную изящной гравировкой фляжку.

– Трофей, коньяк. Докторов угостишь. Все, мне пора. Поправляйся, тебя ждут великие дела. Верховный тебя очень ждет, но, пока не выздоровеешь, дергать не будет.

Потом в разные дни заходили Петровский, Снегов и Остряков, не вместе, конечно, рассказывали о боевых делах, передавали приветы от Лукина и Лестева. Все были в приподнятом настроении, война явно шла к концу, хотя всем было понятно, что легкой победы не будет. Олег был очень рад их видеть, после формирования ОАГ, а затем авиакорпуса видеться с командованием бывшего Брянского фронта удавалось чрезвычайно редко, а это были люди, которых Северов искренне уважал и чью новую судьбу принимал близко к сердцу. Генералы это отношение чувствовали, Северов им тоже очень нравился, работу с ним они вспоминали с удовольствием. Заходили свои, флотские, Кузнецов и Жаворонков. Последний рассказывал о делах в корпусе: все было хорошо, Синицкий и Булочкин прекрасно справлялись. Из корпуса передавали миллион приветов, Жаворонков также сказал, что еще просили передать – любят и ждут, а о чем речь, командир сам поймет. Северов понял. И на душе сразу потеплело, возникло ощущение, что в сложной жизненной схеме, где не хватало небольшой, но очень важной детали, она наконец появилась.

Появление генералов и адмиралов в палате Северова вызвало откровенное недоумение остальных пациентов, а когда кто-то из них узнал, что о состоянии молодого человека регулярно докладывалось на самый верх, недоумение перешло в полное изумление. Среди немногочисленных раненых военачальников не оказалось ни одного лично известного Северову, но кто-то из приезжавших их наконец просветил, поэтому, когда Олег начал ползать по коридору, в столовую и библиотеку, с ним уже вполне дружески здоровались.

Каждое новое утро дарило ощущение прибавления сил, швы сняли на седьмой день после операции, и Олег начал понемногу разминаться, выходил на улицу. Погода стояла теплая, всего несколько градусов мороза, в реглане, одетом на толстый свитер, можно было гулять довольно долго без риска замерзнуть.

Наконец 15 февраля было приказано к 23 часам прибыть в Кремль. Тимофей приготовил повседневную форму вне строя с черной тужуркой, поверх Олег надел реглан и спокойно уселся в присланный «ЗиС». Его удивило, что по выезде с территории госпиталя спереди и сзади пристроились две «эмки», а замыкал небольшую колонну новый трехосный БТР с крупнокалиберным пулеметом. Впрочем, все это войско куда-то свернуло перед выездом на Красную площадь. Ставшая уже привычной процедура тщательной проверки – и ровно в 23 часа Поскребышев пригласил Северова в кабинет Сталина.

– Здравия желаю, товарищ Верховный Главнокомандующий!

В кабинете кроме Сталина был только Берия.

– Здравствуйте, товарищ Северов! Вот теперь я вижу, что вы готовы работать.

Усадив Олега напротив Лаврентия Павловича, Сталин и сам сел рядом и, улыбаясь, проговорил:

– Вы молодец, незначительными силами снова добились замечательных успехов.

– Это общая победа особой эскадры, товарищ Сталин.

– Ваша скромность нам известна. Адмирал Платонов прислал подробный рапорт, так что ваша роль понятна, как и роли других офицеров и матросов. Это замечательная победа нашего оружия, поэтому на награды скупиться командование не будет. Что касается вас лично. Вам присвоено очередное звание «генерал-майор авиации», указом Президиума Верховного Совета СССР за операции против вишистского и итальянского флотов вы награждаетесь орденом Ушакова 1-й степени. Вручение завтра. А Октябрьский просто дурак, не думайте сейчас о нем.

Иосиф Виссарионович покрутил в руках пустую трубку и без всякого перехода сказал:

– С вами хочет поговорить Роммель.

Сталин посмотрел на реакцию Северова, вернее, ее отсутствие, и усмехнулся:

– Он неглуп и прекрасно понимает, что победой Третьего Рейха эта война не закончится. Вы, наверное, знаете, что уже более полугода работает национальный комитет «Свободная Германия», объединивший немецких антифашистов. Не так давно был образован «Союз германских офицеров». Вхождение в его состав такого авторитетного военачальника, как Роммель, подняло бы авторитет этого союза. Мы не ограничиваем бывшего фельдмаршала в информации, поэтому он имеет возможность следить за обстановкой на фронтах. Было замечено, что он проявляет интерес к вашим успехам, и вот недавно попросил о встрече.

Северов был несколько озадачен. С одной стороны, как говорится, от него не убудет, даже интересно поговорить с таким человеком. С другой, возможно, что от этой беседы будет зависеть позиция Роммеля по сотрудничеству с антифашистами, тут уж ошибаться нельзя.

– Я понимаю ваши затруднения, – снова улыбнулся Сталин. – Давайте договоримся так. Вы попытаетесь склонить его к сотрудничеству, если в ходе беседы эта тема будет затронута. Мы вовсе не ждем, что после нее он вдруг резко переменит свои убеждения.

– Насколько я могу быть волен в своих высказываниях и оценках?

Сталин кивнул:

– Да, вы задаете острый вопрос, я понимаю почему. В разговоре с Роммелем вам нельзя талдычить заученные фразы. Вы достаточно свободны в своих высказываниях, но это ваше личное мнение, а не позиция руководства страны. К тому же он пленный вражеский военачальник, а не фельдмаршал союзного государства, так что быть по отношению в нему кристально честным не надо, ну, вы понимаете. В общем, в идеале он должен согласиться подписать обращение к немецким солдатам, войти в «Союз германских офицеров», но если ничего не выйдет, ругать вас никто не будет. На всякий случай вот наши предложения по послевоенной Германии.

Северов быстро пробежал глазами по нескольким листам бумаги. Все понятно и предсказуемо. Сохранение государственности, разоружение, денацификация, национализация крупных предприятий, коалиция всех здоровых сил в правительстве, гарантии военнопленным, суды над нацистскими преступниками и полный запрет нацистской идеологии, выплата контрибуции, передача Восточной Пруссии в состав СССР, контуры дальнейшего послевоенного сотрудничества. Особо указывалось, что мелкая и средняя частная собственность остается, никакого навязывания коммунистической идеологии не будет. Отмечалось также, что в соседних странах (Дании, Бельгии и т. д.) сохраняются монархии, если сам народ не пожелает иного. Олег кивнул, изложенное ему было понятно. На этом Сталин отпустил его и Берию.

Перед тем как разъехаться, Северов на полушутливый вопрос о дальнейших планах сказал Лаврентию Павловичу:

– После возвращения женюсь.

Берия кивнул, ничего не переспросив. Северов не знал, что Сталин сам поручил ему проверку будущей жены Северова, когда тот определится с кандидатурой. Он имел на летчика обширные планы и считал, что командир корпуса не предел его компетенции. После Германии наступит очередь Японии, да и союзники неизвестно как себя поведут, когда убедятся, что их планам по послевоенной Европе Советский Союз следовать не собирается.

На следующий день Северов получил из рук Шверника орден Ушакова 1-й степени. После церемонии награждения Олег вернулся в госпиталь, попрощался с персоналом.

Пленный фельдмаршал содержался в лагере, расположенном на территории бывшей усадьбы помещиков Дедловых, а затем санатория им. Войкова, что в деревне Чернцы в двадцати пяти километрах от Иваново. Для ускорения доставки и как истинный авиатор новоиспеченный генерал прибыл на самолете, довольно экзотическом для начала 1944 года «П-5», пассажирском варианте известного «Р-5». Вместе с ним, естественно, был неизменный Кутькин. По причине холодной погоды и с заботой о сохранении недавно пошатнувшегося здоровья Северов был в повседневной генеральской форме при папахе, но вместо шинели позволил себе белый полушубок. Бурки тоже брать не стал, с лисьими меховыми чулками и в обычных сапогах нормально. Являться в лагерь с орденами Олег посчитал излишним, на кителе были только две Звезды Героя и орденские планки. Пришлось, правда, задержаться на несколько дней в Москве, чтобы успели снять мерки и начать шить новую форму, но до отлета сделали только эти галифе и китель, остальное можно будет забрать по возвращении.

Лагерь был невелик, пока в нем содержалось всего три десятка пленных генералов из числа тех, кто не сотрудничал с антифашистской организацией.

– Сейчас у них по распорядку плановое политзанятие, а вам, товарищ генерал, для работы выделен кабинет заместителя начальника лагеря по режиму, он сейчас в командировке.

Северов шел по аллее по направлению к зданию усадьбы, с интересом оглядываясь вокруг: в таких заведениях бывать еще не приходилось.

«Да и не надо! М-да, от сумы да от тюрьмы…»

Сопровождал летчика младший лейтенант примерно одного с ним возраста, тоже рассматривавший гостя. Он мечтал о фронте, завидовал своим товарищам, попавшим в армейские подразделения контрразведки, но, как дисциплинированный офицер и комсомолец, не роптал, только писал рапорты о переводе, которые совершенно спокойно рвал начальник лагеря, переставший отчитывать своего сотрудника за это после пятого обращения.

Кабинет оказался довольно большим, но хорошо натопленным. Олег успел по хозяйски расположиться за столом, когда привели Роммеля. Бывший фельдмаршал несколько мгновений рассматривал Северова, потом слегка улыбнулся, узнал.

– Здравствуйте, господин генерал. Примите мои поздравления, ваши успехи впечатляют.

– Здравствуйте, господин Роммель.

– Можно просто Эрвин. Вы скоро догоните меня в моем прежнем звании, хотя это уже не имеет значения. Сейчас у меня самое унизительное звание, какое только может быть у военного человека, – военнопленный. Но я на вас не в обиде. Я много думал и пришел к выводу, что благодаря вам я не просто остался в живых, но и имею возможность быть свидетелем величайших событий в истории, именно свидетелем, а не участником этой драмы на стороне проигравших.

Начало было многообещающим.

– Я, как и все мы здесь, живо интересуюсь ходом боевых действий, за вашими же успехами слежу отдельно. Мне очень хотелось поговорить именно с военным человеком, а не представителем администрации лагеря, обсудить сложившееся на фронтах положение. Рад, что мне пошли навстречу, я оценил этот шаг, поскольку прекрасно понимаю, что не в том положении, чтобы настаивать.

– Эрвин, у нас есть традиция – разговаривать за чаепитием. Вы не против?

Кутькина на территорию лагеря не пустили, но он предусмотрительно собрал в портфель свежайшие бублики, ароматные сушки и немного сахара, а также шоколад. Нашлось место и пачке чая, а также небольшому мешочку с ароматными добавками. Пожилой ефрейтор занес заварочный чайник, небольшой самовар и, получив разрешение, удалился. Пока Олег священнодействовал, засыпая чай и немного сушеных фруктов и ягод (любил такое дело в прошлой жизни), Роммель несколько рассеянно наблюдал за ним, было видно, что он над чем-то напряженно размышляет. Северов это заметил, но ничего не спрашивал, пусть клиент созреет, не для чаепития же он просил его приехать.

Чтобы заполнить паузу, генерал коротко поведал некоторые подробности о пленении итальянского линейного флота, не проводя, впрочем, никаких аналогий с потоплением «Тирпица» и «Шарнхорста». Олег обрисовал обстановку на фронтах и перспективы ее развития, масштабы впечатляли. Наконец чай заварился, и Роммель с видимым удовольствием отпил из большой чашки.

– Великолепно! Я довольно долго находился в Африке, но добавлять сушеные фрукты и ягоды у нас никто не догадался.

– Вам просто было не до того.

– Пожалуй, вы правы. Мысли были не об этом.

– А сейчас? О чем ваши мысли сейчас? Вы сказали, что являетесь свидетелем, а не участником событий, но разве вас это полностью устраивает?

Роммель поставил чашку на стол:

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, что исход войны ясен. Качели не могут качаться до бесконечности. Сначала Германия наступает до Москвы, потом мы идем к Берлину, потом что, обратно? Не будет этого.

– Да я и не спорю.

– А вы не думали, почему так случилось? Германия была унижена после той войны, положение, в котором вы оказались, было таково, что нация искала выход. Ну, какой нашла, обсуждать нет смысла. Но вам не кажется, что эта война с СССР для Германии не имела смысла? Оставим в покое идеологию, будем рассуждать с прагматической точки зрения. Вам были нужны ресурсы, но в Европе их нет. Победа над Францией их не дала, победа над Англией не дала бы тоже. В метрополии ничего нет, все приходит из колоний. Поэтому, не завершив с англосаксами, вы повернули на восток. Но ведь ресурсы есть не только у СССР, ту же нефть можно взять проще и не так уж далеко. Зачем было нападать, какой бы слабой ни казалась наша армия, армии стран Ближнего Востока с ней не могут сравниться.

Роммель медленно кивнул:

– Кто получит наибольшую выгоду по итогам этой войны? Германия, СССР? Великобритания? Она перестанет существовать как колониальная империя. Америка, вот кто отхватит бо́льшую часть пирога, уже отхватила. А теперь скажите, будет ли Германия после войны действительно свободна в своей политике, если ее территорию будут контролировать США?

– Это вы хватили! А что, если нашу территорию будет контролировать СССР, немцы будут более свободны?

– А что вы понимаете под свободой? Степень свободы определяется наличием ограничений. США могут быть заинтересованы в процветании Германии? Вы читаете прессу, что они пишут по поводу своих послевоенных планов? Вы полагаете, что после такой войны они будут относиться иначе, чем после той?

– А вы чем лучше? «Убей немца! Сколько раз увидишь, столько и убей!» Что останется от Германии после вашего прихода? Неужели вы сможете удержать в узде своих солдат?

– Не передергивайте, Эрвин. Убить вражеского солдата в бою – одно, а мирных граждан после победы – совсем другое. Вы хотите знать, что СССР будет делать после победы? Пожалуйста.

Северов тоже поставил свою чашку на стол.

– Еще два года назад Сталин сказал: «Гитлеры приходят и уходят, а Германия, немецкий народ остаются». Проблему послевоенного устройства Германии будет решать Советский Союз. К моменту, когда армии союзников высадятся во Франции, мы будем уже в Дании, Бельгии, Австрии, Чехословакии… Продолжать список нет смысла. Да, про проливы вы уже слышали? Прекрасно! Как решали проблему Германии после той войны, вы помните. Советский Союз больше такого безобразия не допустит, никто не будет ставить целый народ на грань выживания. Территориальная целостность Германии также гарантируется, за одним исключением. Восточная Пруссия вернется в состав России.

– Елизавета – король Пруссии… – кивнул бывший фельдмаршал. – Продолжайте, пожалуйста.

– Третий Рейх должен подписать безоговорочную капитуляцию, это не обсуждается. Обсуждаться может дальнейшее. Руководству СССР оно видится следующим. Денацификация. Все совершившие военные преступления должны понести наказание.

Роммель снова кивнул, пока русские не требовали ничего необычного, все это было понятно и предсказуемо.

– Репарации. Их объем подлежит обсуждению, но сумма будет большой, и вы понимаете почему. Но никакого грабежа не будет. Советский Союз не хочет видеть Германию нищей, Советский Союз хочет видеть Германию процветающей, мирной, спокойной. В качестве репараций мы будем рассматривать в первую очередь новые предприятия, которые Германия произведет «под ключ» и смонтирует на нашей территории. Предприятия и иные активы, принадлежащие крупному капиталу, поддерживавшему нынешнее правительство, будут национализированы.

Роммель опять кивнул.

– Правительство СССР намерено сотрудничать с любыми здоровыми политическими силами, которые готовы к конструктивному диалогу и будут работать на стабилизацию ситуации. Правительство новой Германии видится коалиционным, Советский Союз готов сотрудничать со всеми реальными силами, разумеется, с учетом пункта о денацификации. Всех интересует вопрос частной собственности. Мелкий и средний капитал будет сохранен, разумеется, при условии лояльности к новой власти и незапятнанности в преступлениях нацистов. Никакого пожара мировой революции, никакой гражданской войны, никаких социальных потрясений, только денацификация. Никакой безработицы, никакого голода. Заказы будут, и заказов будет много. Мы также гарантируем безопасность Германии, хотя со временем вооруженные силы страны будут сформированы. Кстати, Дания и Бельгия являются монархиями, и наше руководство не имеет ничего против сохранения этой формы правления. А освобождать эти страны будет Красная Армия. – Северов немного помолчал и продолжил: – А сейчас, Эрвин, я скажу очень неприятную, но совершенно необходимую вещь. Без этого мы не можем рассчитывать на полное взаимопонимание и откровенность. Сейчас командование Красной Армии проводит с личным составом очень сложную работу, направленную на понимание того, что мы боремся с нацистами, а не с немцами, не с населением Германии. Но, Эрвин, вы прекрасно понимаете, что это политическая игра, что это самое население, в массе своей, молчаливо или активно поддерживало нынешний режим. Вы хоть представляете, сколько советских людей было уничтожено вашими соотечественниками? По предварительным подсчетам, около двадцати миллионов. Представьте, сколько среди них детей, маленьких детей в возрасте нескольких лет. Дети – это самое ценное, что есть у любой нации, это ее будущее. И это будущее уничтожалось, сознательно и методично. Но это не абстрактные миллионы, это жены, дети, братья и сестры, родители тех солдат, которые сейчас находятся у границ Рейха. И я один из них. Я убивал ваших солдат голыми руками, холодным оружием, стреляя из пушек своего самолета. Я не считал своих врагов, но, сколько бы их ни было, мой долг еще не отдан! Пока не будет полной и безоговорочной капитуляции, никто из нас не остановится! Но я знаю и другое и хочу, чтобы вы это четко себе представляли. Если Берлин будет сопротивляться, мы сотрем его с лица земли, но следом за штурмовыми группами придут наши тыловые части. И полевые кухни будут кормить мирных жителей, кормить ваших детей. Солдаты, у которых ваши солдаты убили их детей, будут кормить ваших детей, будут кормить родителей ваших солдат, хотя эти солдаты убили их родителей. Так будет! Но не стоит злоупотреблять нашим отношением и напоминать нам о долге, пускать в ход юридическую казуистику и рассуждать о правах человека, демократических и прочих ценностях. Мы так поступаем по долгу совести, по воспитанному сотнями лет самосознанию великой нации, по внутреннему убеждению, а вовсе не потому, что где-то что-то записано. Японцы воспринимают цунами как стихийную силу, с которой не имеет смысла бороться, с которой можно только смириться. Мы сейчас и есть та стихийная сила, просто смиритесь с этим, и, в отличие от цунами, эта сила вас не тронет.

В комнате повисла вязкая тишина, собеседник Северова, пораженный его словами до самой глубины души, потрясенно молчал. Через некоторое время он глухо произнес:

– Нам дан шанс на покаяние, и мы должны его использовать. Мы несем ответственность за то, что сделано, и за то, что будет. Слишком много поставлено на карту: судьба Германии, судьбы миллионов наших соотечественников. За год, что я в плену, я много думал, читал. До сегодняшнего дня я колебался, но теперь принял решение. Я готов вступить в «Союз германских офицеров».

Было видно, что это решение далось Роммелю нелегко, он прекрасно понимал, что многие его осудят, в том числе люди, чье мнение ему небезразлично. Да и семью в покое не оставят.

А Северов думал о том, что главная цель его поездки достигнута. Впрочем, было понятно, что заслуга его в этом невелика, Роммель все продумал давно, сейчас, видимо, лишь услышал то, что хотел.

Стенограмма их беседы через несколько часов легла на стол народного комиссара внутренних дел СССР генерального комиссара госбезопасности Лаврентия Павловича Берии.

Вечером следующего дня Олег снова был в кабинете Сталина. На этот раз они были одни.

– Вы прекрасно справились, товарищ Северов. Но, я вижу, вы что-то хотите сказать?

– Товарищ Сталин, я полагаю, что можно попытаться использовать Роммеля более эффективно, чем только для пропаганды.

– Вы что же, предлагаете дать ему армию и направить на фронт? – пошутил довольный Верховный Главнокомандующий.

Северов улыбнулся в ответ:

– Товарищ Сталин, я, разумеется, не располагаю конкретной информацией, а лишь анализирую. Среди немецких военных, и не только, наверняка зреет недовольство Гитлером. Могу предположить, что есть организованная группа, возможно, даже заговор. Например, насколько мне известно, Людвиг Бек подал в отставку в знак протеста против войны еще до ее начала. Среди этой группы могут оказаться и другие известные и влиятельные люди. С нами напрямую говорить готовы не все, а вот с Роммелем будут. Если заговор против Гитлера окажется реальностью, причем в момент, когда мы значительно продвинемся на запад, мы получим под свое влияние если не всю Германию, то бо́льшую ее часть, причем в относительном порядке, и сохраним много жизней наших солдат.

Сталин молча рассматривал летчика, потом покачал головой:

– Ваши прогнозы и предложения всегда приносили успех, вы ни разу не ошиблись в оценке ситуации. Я подумаю над вашими словами, но об этом вы больше никому не должны говорить. До свидания, товарищ Северов.

Утром следующего дня генерал-майор Северов вылетел на ставшую родной базу, а по указу Ставки началась разработка сверхсекретной операции под кодовым названием «Молния», от успеха которой зависели не одна сотня тысяч жизней людей доброго десятка национальностей и устройство послевоенной Европы.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg