«Комбриг»

Комбриг (fb2) - Комбриг [litres] (Сталинский сокол - 2) 1381K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Михаил Петрович Нестеров

Михаил Нестеров Сталинский сокол. Комбриг

© Нестеров М., 2019

© ООО «Издательство «Яуза», 2019

© ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Глава 1

Путь до Москвы занял сутки, утром следующего дня Северов, голодный, уставший и замерзший, прибыл наконец в управление формирования и комплектования ВВС ВМФ. Дежурный на входе не хотел пускать такое чучело и требовал привести себя в порядок, правда, не мог объяснить, как это можно сделать. Их перебранка привлекла внимание солидного вида командира, спустившегося по лестнице и направлявшегося к выходу.

– Что у тебя, Пилипенко?

– Да вот, товарищ полковник, настоящее чучело! Я этому сухопутному говорю, чтобы привел себя в порядок, а потом шел на прием!

– Правильно говоришь! Иди, приведи себя в порядок, боец! – командир с презрением оглядел Северова и повернулся, чтобы уйти.

– Товарищ полковник! Разрешите обратиться!

– Ты что, слов не понимаешь? – разозлился тот.

– Я не боец, я лейтенант! И форма моя вместе с самолетом сгорела, а другой в госпитале нет! – повысил голос Северов.

– Вот как! Дай свои документы! – полковник посмотрел их и повысил голос на дежурного. – Ты что, Пилипенко, с ума сошел! Ты не видишь, что он из госпиталя? Вместо того чтобы помочь человеку, ты его мурыжить решил?! Пропусти немедленно и проводи к Белову!

Потом повернулся к Северову:

– Пройдешь с ним. Подполковник Белов тебе место службы определит.

Подполковник Белов оказался небольшого роста круглым дядечкой с основательной лысиной, кустистыми бровями и басом, сделавшим бы честь самому Шаляпину. Правда, из-за этого баса говор у него был довольно невнятный, Олегу приходилось напрягаться, чтобы понять, о чем тот говорит. Сначала подполковник внимательно читал документы Северова, потом не менее внимательно их перечитывал, потом вздохнул и принялся перебирать их третий раз, перечитывая уже только некоторые из них. Летчик мысленно успокаивал себя тем, что голод можно и потерпеть, а вот то, что в кабинете было тепло, это большой плюс. К тому же ему предложили сесть, а не поставили по стойке «смирно» на неопределенное время.

Когда Белов вознамерился перебирать бумаги в четвертый раз, Северов не утерпел:

– Что-то не в порядке, товарищ подполковник?

– С чего ты это взял? – искренне удивился кадровик.

– Извините, – лейтенант приготовился ждать как минимум до обеда.

Однако подполковник перестал изучать документы и принялся задавать вопросы. Северов отвечал, Белов кивал и вновь погружался в размышления. Потом, пройдясь вопросами по фронтовой биографии Олега, особенно заинтересовался выходами из вражеского тыла. Справки о результатах проверки особистами были приложены, но подполковник еще раз пошуршал ими. Лейтенант уже прикинул, что кантоваться ему тут придется до весны, но тот неожиданно улыбнулся и сказал, что Северов будет направлен в запасной авиаполк для восстановления навыков (кто бы сомневался, такой порядок). А для дальнейшего прохождения службы он может быть направлен в формируемый 33-й истребительный авиационный полк КБФ. И, видя недоумение собеседника, пояснил, что шансов вернуться в свой 4-й ИАП у него нет, он выведен на переформирование и его штаты полностью укомплектованы.

– Короче, принуждать не хочу. Если согласен, получай назначение, если нет, то все равно поедешь в запасной авиаполк, но там, сам понимаешь, куда и когда попадешь – неизвестно.

Северов предложение оценил. Белов имел полное право ничего не спрашивать, но он спросил и оставил выбор за лейтенантом.

– Я согласен, товарищ подполковник. И спасибо вам.

– Эх, парень! Не путевку в санаторий предлагаю. Все равно на фронт, а уж четвертый полк или тридцать третий, какая разница.

В этом была правда, и Северов вдруг подумал, что у Белова наверняка есть сын, и он сейчас воюет или готовится убыть на фронт. Мысленно пожелав Белову-младшему удачи, Олег еще раз поблагодарил подполковника и отправился оформлять необходимые документы. Для этого требовалось некоторое время, так что у него есть возможность пока пообедать и через два часа прибыть в соседний кабинет, где ему выдадут направление и проездные документы.

Когда Олег вышел на улицу, то сообразил, что пообедать вряд ли удастся. На ресторан денег нет, да и заходить в приличное место в таком одеянии просто неудобно, а талонов в столовую у него нет. Придется обратиться к дежурному, может, он подскажет, что делать. Вдруг у Северова появилось чувство, что на него кто-то смотрит, быстро обернувшись, летчик увидел Забелина, который с улыбкой его рассматривал. Олег заметил, что в петлицах у него присутствует ромб, повысили до майора госбезопасности.

– Хорош! – искренне восхитился майор. – Если бы в другом месте встретил, подумал бы, что к заброске подготовили. Тебя что, на улице обобрали?

– Здравия желаю, товарищ майор госбезопасности! Нет, это я из госпиталя пробираюсь.

Владимир Викторович посмотрел на часы:

– Так, немного времени у меня есть. Давай рассказывай, как тебя угораздило. Кстати, а шел ты куда?

Узнав, что Олег решал проблему обеда и имеет целых два часа на ее решение, Забелин скомандовал следовать за ним и привел к машине, на которой они приехали столовую, в которой питались командированные в столицу сотрудники НКВД. Талоны у него оставались, так что майор велел Северову не переживать по этому поводу. За обедом, который летчик съел с большим аппетитом, он рассказал про свою службу после выхода из окружения, ранение и направление в морскую авиацию. Забелин покачал головой:

– Да, досталось тебе.

Некоторое время он сидел молча, только отпивал чай небольшими глотками, потом сказал:

– Ладно, время у меня вышло, ехать надо. Рад, что ты живой, может, увидимся еще.

Северов вернулся в управление, немного подождал, затем старший лейтенант выдал ему предписание, еще раз оглядел стоящее перед ним чучело и, качая головой, скрылся за дверью кабинета. Еще через полчаса кряхтящая и дребезжащая полуторка неспешно увозила лейтенанта в Кубинку, где базировался запасной авиаполк.

Генералы Петровский и Снегов были наконец выписаны из госпиталя. По-хорошему, надо было бы еще подлечиться, но обстановка на фронте не позволяла спокойно лежать на больничной койке или отдыхать в санатории. Состояние здоровья было признано удовлетворительным, и выписку им назначили на один день. Когда об этом стало известно, они получили приказ сразу из госпиталя прибыть к начальнику Генерального штаба РККА маршалу Шапошникову. Было понятно, что речь пойдет не столько о новом назначении, сколько о докладных записках. Петровский и Снегов были эрудированными военачальниками, имеющими к тому же пусть и небольшой, но успешный опыт боевых действий против немецких войск. И теперь, вызванные к Шапошникову, готовились комментировать и отстаивать свой совместный труд. А еще они договорились для себя, что Снегов будет проситься к Петровскому начальником штаба. Меньше чем на армию назначить не должны, ведь Леонид Григорьевич уже был назначен командармом до своего ранения. А если предложат что-то большее… Справятся и с бо́льшим!

Они не знали, что, прочитав их докладные записки, Шапошников пришел в большое волнение. Он показал записи только двум людям – своему заместителю Василевскому и своему предшественнику Жукову. У Жукова не было времени подробно ознакомиться с их содержанием, он постоянно мотался по фронтам. Но даже беглого взгляда хватило, чтобы Георгий Константинович в своей обычной лапидарной манере сказал:

– Логично и убедительно! Надо немедленно докладывать Верховному! Можете рассчитывать на мою поддержку в этом вопросе.

И снова уехал на фронт. Александр Михайлович Василевский документы изучил внимательно и был полностью согласен с Жуковым. Борис Михайлович доложил Сталину, тот взял их на изучение. Изучал их довольно долго, хотя обычно он даже объемные материалы читал быстро. Было очевидно, что он не просто читает, но и обдумывает. Целую неделю он не упоминал о них, а потом попросил Шапошникова остаться после заседания Ставки ВГК.

– Что вы думаете об этих документах, Борис Михайлович?

– Я боюсь, товарищ Сталин, что мне трудно оценить их в полном объеме. Сначала выскажусь по поводу чисто военных вопросов. Я взял на себя ответственность и ознакомил с ними товарищей Жукова и Василевского. Они очень высоко оценивают эти предложения по совершенствованию нашей тактики и вооружений. Ни одно из них не вызвало ни у них, ни у меня принципиальных возражений. Что же касается нашей военной промышленности и, особенно, политических вопросов, то здесь я менее компетентен. Однако все, что там написано, и мне и моим коллегам кажется очень обоснованным. Если честно, то я не ожидал от этих генералов таких смелых, а главное, отлично продуманных предложений и тезисов по такому широкому спектру вопросов. Но должен заметить, что товарищи Петровский и Снегов подготовили великолепные документы, продемонстрировали прекрасную штабную культуру и высокий уровень компетентности. Хочу напомнить, товарищ Сталин, что они хорошо зарекомендовали себя в первые месяцы войны, успешно сражались с немцами и только общий ход военных действий не позволил им нанести более серьезный урон противодействующим силам противника.

– Как вы считаете, товарищ Шапошников, достойны эти генералы награды за проделанную работу?

– Безусловно, товарищ Сталин!

– Теперь по поводу их будущих назначений. Командующий Брянским фронтом генерал-лейтенант Еременко ранен и не может пока исполнять свои обязанности. Есть мнение назначить на эту должность товарища Петровского. А начальником штаба ему дать товарища Снегова. Он ведь был начальником штаба дивизии и корпуса. А товарища Захарова мы используем на другом фронте.

– Я считаю, это будет правильно. Пусть на практике докажут правильность предлагаемых нововведений. Дадим им самые широкие полномочия в этом вопросе. А товарищ Жуков проконтролирует их действия как представитель Ставки.

Сталин не стал обсуждать с Шапошниковым затронутые в документах политические вопросы. Прочитав первый раз докладную записку, касающуюся причин возникновения Второй мировой войны и роли ведущих мировых держав в ее ходе и послевоенном устройстве, Сталин был глубоко взволнован. Смутные подозрения, которые у него имелись по ряду моментов, были изложены ясно и аргументированно. Можно было бы отнестись ко всему намного проще, мало ли что напридумывают люди. Но во-первых, сделанные прогнозы полностью становятся реальностью и нет оснований полагать, что дальнейшие события пойдут как-то иначе. Во-вторых, Сталин аккуратно, не раскрывая сути дела, запросил дополнительную информацию от НКИДа и разведки. То, что он получил, полностью укладывалось в приведенный расклад. И это многое меняет в наших отношениях с союзниками. Нет и не будет никакого второго фронта в Европе, пока наша победа не будет решающей, пока наши войска не подойдут к границам Германии. А тогда он нам будет совершенно не нужен! И сейчас акцент надо сделать на поставки не вооружений, а некоторых материалов, которых у нас пока недостаточно, а также промышленного оборудования, а не готовой продукции. Предложения по совершенствованию тактики наших войск позволяют надеяться на бо́льшую их эффективность в борьбе с врагом. А прогноз на действия в 1942 году с ударом в сторону Нижней Волги и Кавказа с его нефтью, подтвержденный полученными выкладками по производству нефти и нефтепродуктов Германией и ее сателлитами и их потреблению, позволяет спрогнозировать перемещение центра тяжести советско-германского фронта на юг. И подготовиться к такому развитию событий. Для себя Сталин решил продолжать отслеживать соответствие прогноза реальным событиям.

Когда Петровский и Снегов прибыли к Шапошникову, он, несмотря на большое желание обсудить с ними ряд вопросов, поехал с ними к Сталину. Оба генерала заметно волновались, оно и понятно. Сама по себе встреча с Верховным Главнокомандующим – событие не рядовое, а если иметь в виду повод для нее, то тем более.

Однако встреча прошла хорошо. Сталин спросил об их здоровье и, услышав в ответ, что они готовы служить Родине в любом месте, где будет приказано, перешел к делу. Он задал много вопросов, по которым чувствовалось, что Сталин и сам хорошо в них разбирается и тщательно их проработал и обдумал. Ответы его, видимо, удовлетворили.

– Ну что ж, товарищи, подытожим. Поскольку вы имеете самое непосредственное отношение ко всем этим предложениям, то вам и предстоит показать их правильность. Есть мнение назначить вас, Леонид Григорьевич, командующим Брянским фронтом, а Михаила Георгиевича – начальником штаба. Членом Военного совета вам дадим Дмитрия Александровича Лестева, он человек молодой и решительный, опытный в военных делах. А есть ли у вас, товарищ Петровский, кандидатуры на должность заместителя командующего фронтом?

– Так точно, товарищ Сталин! Генерал-лейтенант Лукин Михаил Федорович. Его должны на днях выписать из госпиталя.

Сталин кивнул:

– Вижу, вы в госпитале времени не теряли. Не только с документами работали, но и к людям присматривались. Ставка согласна с кандидатурой заместителя командующего фронтом.

От Сталина не укрылась радость обоих от того, что и дальше они будут работать совместно. Он улыбнулся и продолжил:

– Вам будут даны самые широкие полномочия, вся новая техника, о которой идет речь в докладных записках, будет направляться в первую очередь к вам для всесторонних фронтовых испытаний. Соответствующие поручения руководителям нашей промышленности, конструкторам и ученым уже даны. Курировать фронт со стороны Ставки будет генерал армии Жуков. Ставка Верховного Главнокомандования высоко оценивает проделанную вами работу, решение о вашем награждении будет принято в ближайшее время.

От Сталина генералы вышли в приподнятом настроении. Шапошников отпустил их отдыхать, а утром они явились к нему и проработали весь день, вникая в обстановку и планируя и согласуя с Генеральным штабом дальнейшие действия своего фронта. А вечером они снова были вызваны в Кремль, где Михаил Иванович Калинин вручил им ордена Ленина. Рано утром следующего дня генералы вылетели на фронт.

В кабине полуторки было холодно, дуло немилосердно, и Северов замерз как цуцик. Когда он, снова голодный и замерзший, в своем бомжеватом прикиде появился в штабе полка, то больше походил на пленного румына, чем на командира РККА. Находившиеся в штабе три воендевушки смотрели на Олега с нескрываемым презрением. На них была хорошо подогнанная по фигуре форма, на вешалке висели новенькие шинели из английского сукна, возможно, пошитые по индивидуальному заказу, на гимнастерках блестели какие-то значки. Но Северову было не до рефлексий по поводу своего внешнего вида, он отдал свои документы румяному старшему лейтенанту, помощнику начальника штаба полка, и сразу переместился к печке, собираясь немного отогреться.

– Что, солдатик, замерз? – насмешливо спросила одна из девушек. – В тылу-то еле жив, а что на фронте будет?

Разговаривать с девицами в резкой манере не стоило, хотя и очень хотелось, поэтому Олег промолчал и продолжал отогреваться у печки.

– Оставь его, Наташа. Не видишь, мальчика только от мамки оторвали. Страдает, бедняжка!

Летчицы весело рассмеялись. Это был перебор, но ничего сказать в ответ Олег не успел, старший лейтенант, смотревший его документы, неожиданно резко сказал:

– А ну тихо! Он не солдатик, а лейтенант, командир эскадрильи. У него боевых вылетов под сотню, восемнадцать сбитых лично. Награжден двумя орденами Красного Знамени. А к нам из госпиталя, после ранения. Ничего себе, три раза сбивали над оккупированной территорией, три раза возвращался! Лейтенант, да ты кто вообще такой?

– Там же написано, – засмеялся слегка отогревшийся Олег. – Лейтенант Северов, авиация КБФ.

Девушки смотрели на него с откровенным удивлением.

– Ну и приодели тебя в госпитале! – старший лейтенант покачал головой. – У нас тут со снабжением пока неважно, но постараемся что-нибудь придумать.

На улаживание всяких формальностей с документами потребовалось некоторое время, после чего он был определен на ночлег. Разместился Северов в комнате вместе с пятью другими пилотами, которых тоже направили в 33-й ИАП КБФ. Два лейтенанта, три младших лейтенанта. Судя по виду, все воевали, зеленых новичков нет.

Антон Соколов, лейтенант, летал на ЛаГГ-3. Пять сбитых. Орден Красной Звезды.

Роман Воронин, лейтенант, летал на МиГ-3. Шесть сбитых. Орден Красного Знамени.

Иннокентий Журавлев, младший лейтенант, летал на ЛаГГ-3. После госпиталя. Три сбитых. Медаль «За отвагу».

Вадим Хомяков, младший лейтенант, летал на ЛаГГ-3. Четыре сбитых. Орден Красной Звезды.

Владлен Железнов, младший лейтенант, летал на МиГ-3. Два сбитых. Медаль «За боевые заслуги».

Вот такая компания. И лейтенант Северов, два ордена Красного Знамени. В прошлом старший летчик в 12 ИАП, командир эскадрильи в 4 ИАП ВМФ.

С мужиками познакомился быстро, воевавшие практически с начала войны летчики быстро распознали своего. История у всех, кто воевал летом – осенью 41-го, была богатая, но выходами из вражеского тыла очень заинтересовались. Железнов один раз выходил из вражеского тыла, ощущения свои помнил хорошо. Журавлева сбивали целых два раза, но над своей территорией. В общем, тема для разговоров была долгой, на несколько вечеров.

А на следующий день началась учеба. Сначала всех посадили в класс, изучали матчасть – Як-1. Потом начались и полеты. Три недели интенсивной учебы, полеты каждый день. На восстановление навыков пилотирования истребителя ушла целая неделя, потом стало получаться (помнят руки-то!). Сначала Олег летал в роли ведомого у Воронина, но через две недели руководство запасного полка, оценив его уровень, назначило Северова ведущим, а ведомым стал Железнов. Тот отнесся к этому спокойно. Хлебнувший полной ложкой военного лиха, он прекрасно понимал, что Северов в качестве ведущего – его дополнительный шанс на выживание. Вообще все летчики оказались очень неплохими пилотажниками и стрелками, Олег делился с ними всем, что знал, и ребята воспринимали все на лету в прямом и переносном смысле слова. Уже через день после знакомства все шестеро стали вместе бегать и заниматься гимнастикой. У командования запасного полка они были на отдельном счету, после обучения их должны были забрать, а командиру полка очень хотелось оставить хоть кого-нибудь из них инструктором. Впрочем, их инструктор – старший лейтенант Тяжелов, которому исключительно подходила его фамилия, тоже был очень хорошим летчиком. Объяснял он все неторопливо и доходчиво, никогда не повышал голос и не ругался. Ну, на шестерку опытных летчиком обижаться было не за что, а вот молодняк из военных училищ откалывал номера. Тяжелов учил еще восемь человек этих птенцов. Один сел на брюхо, не выпустив шасси, его учили на И-15, он просто забыл это сделать. Другой дал на посадке такого козла, что подломилась стойка шасси. Третий потерял ориентировку и с трудом нашел аэродром, уже на последних каплях горючего. Летчику-инструктору надо иметь железные нервы! Тяжелов только вздыхал и продолжал терпеливо объяснять новичкам их ошибки. А однажды вечером, прогуливаясь перед сном, Северов и Железнов услышали голоса из окна комнаты, где располагался кабинет командира запасного полка. Тяжелов ревел медведем, скандалил так, что летчики просто не могли себе представить такой сцены с его участием. А требовал он от командира отправить его на фронт! Эти едва умеющие летать пацаны скоро будут на фронте, а он, Тяжелов, остается в тылу, прячется за их спинами! Потеряв терпение, командир полка тоже орал, что тогда все здесь, и он в том числе, тоже прячутся за чужими спинами. А кто будет учить их летать? Кто сделает из них летчиков? Успокоившись, командир полка сказал, что сам получил втык от начальства за бесконечные рапорты о переводе на фронт и Тяжелова прекрасно понимает. Будет возможность – отпустит. Олег и Владлен переглянулись, вот такая жизнь в тылу. Никто из них не хотел бы остаться здесь инструктором, так что Тяжелова, да и командира полка, они прекрасно понимали.

А под конец обучения им пришлось выступить в роли противников для девушек из 586-го истребительного авиаполка. Летали те неплохо, очень даже хорошо, но Олег вспомнил, читал еще в прошлой жизни, что их в истребительные части быстро перестали брать. Женский организм все-таки хуже переносит нагрузки. Видимо, это не лишено смысла, так как ребята их просто перелетали. К тому же за три недели ежедневных полетов по два-три раза в день они здорово натаскались не только в пилотировании, но и в тактике. Девушки были сильно разочарованы, но когда появился Северов в своих обмотках и обрезанной шинели, их возмущению не было предела. Проиграть заслуженным боевым летчикам – это одно, но такому чучелу – совсем другое. Соколов и Воронин на правах старших товарищей стали их успокаивать, и вскоре девушки уже смеялись над своей горячностью. Вечером они предложили прийти к ним в гости, попить чаю, поговорить. Заодно отметить 23 февраля, День Красной Армии и Флота, сразу после торжественного собрания.

А ребят ждал еще один сюрприз. Командир полка объявил им, что завтра они будут получать новую технику. Что за самолеты, он точно не знает, но вроде не «Яки». И вообще не наши, а иностранные. Северов подумал, что если это «Харрикейны», то вот будет облом! Но вслух ничего не сказал. Он не знал, когда в СССР стали по ленд-лизу поступать «Аэрокобры», «Спитфайры» и «Киттихауки». Может, что-то из них?

Олег колебался, идти ли ему в гости к летчицам из 586-го ИАП, но Соколов сказал, что его пригласили персонально, одна из девушек очень хотела познакомиться с ним, летчицу впечатлила его техника пилотирования.

Северов слышал, что порядки в женских подразделениях очень строгие, но все оказалось намного проще. Командование полка с большей частью личного состава уехало в Москву, а шесть девушек остались ждать новые самолеты. Их обещали со дня на день. Так что если не шуметь и не привлекать внимание, можно устроить нормальные вечерние посиделки и попить не только чаю, но и чего покрепче. Это самое «чего покрепче» истребители уже раздобыли – две бутылки чачи и три бутылки оджалеши. Все это богатство им предоставил троюродный брат Вадика Хомякова, который служил в Закавказском военном округе, в транспортной авиации. Вадик не жмотился и сразу сказал, что это для посиделок с девушками. А тут и случай представился. Тот же бесценный брат Вадика привез еще и целую сетку мандаринов и чай в бумажном кульке. Прикупили на рынке немного сала, Кеша Журавлев сделал салат из редьки с морковкой, нашлась и пара банок тушенки. У девушек был хлеб, хрустящие соленые огурчики, десяток вареных яиц, картошка в мундире. В общем, устроили настоящий пир.

Интересовавшаяся Северовым девушка оказалась младшим лейтенантом Викой, фамилия у нее была Галанина. У нее были роскошные черные волосы, карие миндалевидные глаза и грудь третьего размера. На вид ей было года двадцать два, она была единственной девушкой в бриджах, все остальные были в юбках. Оказалось, что она получала обмундирование позже всех, и юбки ее размера не нашлось.

Все быстро разбились на пары, благо ребят и девушек было одинаковое количество, и принялись уничтожать съестное и спиртное под замысловатые тосты. Первый был, впрочем, простой – за Победу. Второй – традиционно – за Сталина. А дальше дали волю фантазии. Олег угощал Вику мандаринами, подкладывал в тарелку еду посолиднее, сам съел вареное яйцо, пару картофелин, похрустел огурцом. Оставшись верен себе, спиртного в рот не брал, с удовольствием пил свежезаваренный чай. Хотя на оставшиеся одиннадцать человек вина и чачи было немного, девушки немного захмелели. Все-таки чача была очень крепкая, хоть и пилась легко.

Ребята и девушки спели несколько песен, у некоторых были очень хорошие голоса. В прошлой жизни Олег имел хороший слух, но совершенно не имел голоса, поэтому подпевать даже не пытался. Потом потанцевали под негромко игравший патефон, снова сели за стол и допили-доели почти все, что еще оставалось.

– А ты никогда не пьешь? Совсем?

– Совсем. Не привык раньше, сейчас зачем привыкать?

– Без этого на войне свихнешься! – убежденно сказала Вика.

– Пока не свихнулся, обойдусь и дальше, – засмеялся Северов.

Девушка немного помолчала и спросила:

– А ты не считаешь нашу встречу пиром во время чумы? Ну, в смысле, что вся страна воюет, а мы тут пьем, едим, танцуем…

– Не считаю! Мы за чужими спинами не прячемся, придет наше время, улетим обратно на фронт. Когда – решаем не мы. Сейчас тысячи людей голодают, но если мы тоже не будем есть, им лучше не станет. Мы ни у кого счастье не воруем, оно наше, все, сколько есть!

– Ты прав, извини, – девушка вышла из задумчивости и совсем тихо добавила: – Пойдем со мной.

Три пары уже куда-то исчезли, барак, в котором жили девушки, был почти пустой. Вика привела Олега в небольшую комнату с двумя кроватями, в углу которой стояла длинная вешалка с летными комбинезонами. В комнате было жарко натоплено, довольно светло от фонаря за окном.

Вика стащила сапоги, стянула бриджи вместе с кальсонами.

– Я тоже хочу свой кусочек счастья! Я хочу, чтобы меня обнимал сильный и уверенный в себе мужчина! Потому что мне очень страшно одной! А рядом с тобой спокойно!

Девушка обняла Северова и ткнулась ему лицом в плечо.

Олег не был ее первым мужчиной, но опыта у нее не было практически никакого. Так что вскоре она забыла обо всем на свете, о войне, о своем страхе, о холоде за окном. Ее руки обнимали Олега за шею, тело отзывалось на ласку, по нему проходили сладкие судороги. Через полчаса Вика обессиленно вытянулась на кровати. В комнате было очень тепло, и Вика лежала на животе поверх одеяла, а Северов гладил ее по бедрам, ягодицам, спине.

– Мне кажется, городской девушке на войне тяжелее, чем деревенской.

– А ты деревенский? Не похож совсем. И как ты догадался, что я из города?

– С трудом себе представляю, что девушку из глухой деревни могут назвать Викторией. А я не городской и не деревенский. Я никакой.

– Как это? – удивилась Вика.

– Очень просто. Я не помню, где родился.

Девушка приподнялась на локтях, Олег невольно залюбовался ее грудью.

– Как не помнишь?

– Я детдомовский. А в марте 41-го болел, чуть не умер. Вот и не помню кое-чего из детства.

– А из какого детдома?

– Не знаю, да и какая разница. Почти год прошел, а я так и не вспомнил. Ну узнаю, что из Орла или Новосибирска, и что?

– Да, наверное, ты прав, – задумчиво сказала Вика. – А я из Смоленска. Папа у меня инженер, призвали в начале войны, где воюет, не знаю. А мама осталась в Смоленске. Их школу эвакуировали, но перед отправкой была бомбежка, не все пришли. А искать времени не было. Я так ничего про нее не узнала. В общем, вроде не сирота, а никого нет.

– Сирота, это когда маленький. А когда вырос – просто одинокий.

– Просто… Просто для тебя, потому что ты сильный.

Олег понял, что надо снова заставить ее забыть обо всем. И ему это удалось.

Проснулся Северов в шесть часов утра и, услышав поскрипывание половиц и осторожные шаги за дверью, встал и быстро оделся. Когда он надевал сапоги, дверь приоткрылась, в нее заглянула одна из летчиц, Катя. Танцевала она с Соколовым, с ним потом и ушла. Олегу сделала знак, чтобы шел за ней. Ребята уже сидели на кухне и пили чай. Катя в шинели, надетой, как халат, прямо на голое тело, села рядом с Антоном и прижалась к его плечу. Летчики быстро допили свой чай, съели по куску черного хлеба и ушли в свое общежитие. На прощание Антон нежно поцеловал свою Катю, в глазах которой стояли слезы.

Командир запа огорошил их новостью, что самолеты пришли разобранными. Так что предстоит их сначала собрать, а уж потом осваивать. Вот только проблема в том, что инструкция написана на английском языке, теперь надо искать переводчика.

Северов ответил, что это как раз не проблема, английский он знает, в школе пилотов изучал. А проблема – квалификация механиков. Однако командир запа за своих механиков заступился, тем более что работать они будут под руководством двух военинженеров, специально присланных ГУ ВВС. Проблема была только в переводчике.

Два средних лет военинженера 3 ранга английский немного знали, по крайней мере кое-как объясниться смогли бы, но для перевода инструкции по сборке этого было явно недостаточно. Однако при помощи Северова дело пошло. А в ящиках оказались шесть Curtiss P-40E Kittyhawk. Северов провел также занятия с остальными летчиками, чтобы они могли оперировать милями, футами, галлонами и прочими буржуйскими единицами измерения. Наконец самолеты были собраны, можно было начинать их осваивать. Наблюдая за работой механиков, Северов отметил, что они действительно неплохи, но с тоской вспомнил Михалыча, Винтика и Шпунтика. Даже взгрустнул. Правда, бонусом к иностранным самолетам оказались отличные кожаные летные куртки А-2 и пистолеты «Кольт» М1911А1 45 калибра. Куртки были летние, но никто особо не расстроился, зимой в комбезе надо летать, а зимняя куртка, если штанов нет, только для форсу. «Кольты» в свободное время пристреляли, понравились машинки, хотя Олег «Вальтер», а тем более «Браунинг», на «Кольт» не поменял бы.

К полетам приступили 1 марта и напряженно занимались еще целую неделю. Все летчики были опытными, а самолеты – несложными в управлении, поэтому освоили их достаточно быстро. Олег читал в свое время, что на освоение «Киттихаука» один из летчиков на Севере потратил всего несколько часов, а потом выполнил на нем комплекс фигур высшего пилотажа. Так что недели им хватило, чтобы более-менее уверенно овладеть новой техникой. Самолеты, в общем, понравились. Кабина была удобной, радио- и навигационное оборудование хорошим, вооружение довольно мощным – шесть крупнокалиберных пулеметов, дальность полета тоже была приличной. Но и недостатки имелись. Маневренность с «Мессером» не сравнить, да и скороподъемность раза в два ниже.

Решено было отправить пополнение на место дислокации 33 ИАП КБФ 9 марта, на аэродром под Москвой, около городка Бронницы. Накануне, 8 марта, летчики пришли попрощаться с подругами из 586-го полка. Из спиртного на этот раз были только три бутылки чачи (снова брат Вадика помог), да и с едой было похуже. Вареная картошка, сало, хлеб. Украшением стола была кастрюля ухи, сваренной летчиками, свежепойманую рыбу для нее дал один из механиков. Ароматная уха под чачу пошла великолепно, потом потанцевали и около десяти вечера разошлись по комнатам. Олег устроил Вике (а может, и она ему) ночь настоящей страсти, угомонились они после полуночи, усталые и довольные друг другом.

Рано утром мужчины попрощались со своими подругами. Прощание получилось недолгим, но горячим, полным обещаний писать, не забывать и всего того, что говорят дорогим сердцу людям. С той поправкой, что и мужчины и женщины расстаются, чтобы через короткое время оказаться на фронте. Ребята со своим полком должны были улететь куда-то севернее, в район Ленинграда, девушки – вообще неизвестно куда, говорили про южное направление. Так что никаких адресов они друг другу дать не могли.

Командир запасного полка коротко пожелал им удачи, штурман объяснил маршрут. Сначала предполагалось, что их будет лидировать Пе-2, но что-то сорвалось, и они полетели самостоятельно, лидируемые Северовым, как показавшим лучшие навыки аэронавигации.

Лететь предстояло около ста километров, так что Олег особо не беспокоился, даже если придется немного покружить. Но с ориентировкой у него было все в порядке, аэродром нашли сразу и приземлились, имея на борту приличный запас топлива.

Глава 2

Командир полка майор Бармин встретил их неласково. Алексей Викторович был в отвратительном настроении. Из тридцати двух лет жизни почти половина – четырнадцать лет были отданы Балтийскому флоту. Командовал 10 ИАП, спешно сформированным в начале войны и вооруженным И-16 и И-153. Он был практически уничтожен, сам Бармин попал в госпиталь. После выписки получил приказ сформировать новый полк под Москвой, чем и занимался уже более месяца. Сначала радовало то, что летчики подбирались с реальным боевым опытом, дало командование такую возможность. Потом несколько расстроило вооружение. Полк, имевший к тому времени две полные эскадрильи, получил Harricane Mk.2. Прост в управлении, но тяжел на маневр, вооружение из 12 пулеметов винтовочного калибра слабовато для борьбы с немецкими бомбардировщиками, бронезащита намного хуже И-16. Освоили их летчики, привыкшие к непростому в управлении И-16, легко и быстро и теперь ожидали возвращения на фронт.

Майор всей душой рвался обратно, хотел поскорее вернуться под Ленинград и бить ненавистного врага там, на берегах любимой Балтики, а вместо этого получил приказ готовиться к перебазированию на Брянский фронт. К тому же вместо обещанной полновесной третьей эскадрильи прилетела ровно половина машин, всего шесть, да еще отличных от машин полка. И о дальнейшем пополнении руководство велело забыть, полноценной третьей эскадрильи не будет.

Поэтому он передал, не читая, их документы начальнику штаба майору Волку и отправил размещаться в общежитие для летного состава – мрачный барак на окраине городка на берегу реки Нищенки.

Внутри барак оказался намного лучше, чем снаружи. Все шестеро новичков разместились в большой комнате, где вполне хватало места не только шести кроватям с тумбочками, но и трем большим платяным шкафам, двум большим столам, десятку стульев и роскошному дивану. Самого молодого, Северова, пытались немного подколоть, но новички сразу показали, что они слетанный коллектив, а не просто зашли в гости. А когда выяснилось, что на шестерых у них сбитых больше, чем у всего остального полка, отношения стали гораздо более уважительными.

На проверку новичков и все остальные дела Бармин имел время максимум до конца марта, хотя подозревал, что меньше, недели две. Учебные бои устроили через день, после сдачи зачета по району полетов штурману полка. Рано утром 11 марта было малооблачно и тихо. На КП собрались Бармин, Волк и заместитель командира полка майор Трегубов. Вскоре должен был подойти комиссар полка, батальонный комиссар Каменев. Комэск-1 старший лейтенант Коля Бараев со своими ведомыми младшим лейтенантом Димой Окуневым и старшим сержантом Сергеем Сергеевым должен был проверить, чего стоят новички в воздухе (да, полк еще летал трехсамолетными звеньями).

Те стояли около своих машин, ожидая команд руководства. Майор Трегубов объявил о начале тренировки.

– Сначала ваше первое звено работает против звена Бараева, потом второе звено. Высота две тысячи, уходите в этот район, оттуда идете курсом 30, обнаруживаете противника и атакуете его. А он вас. Кстати, как вы звенья поделили?

– Мы работаем парами, товарищ майор. Звенья должны быть четырехсамолетными, – доложил Рома Воронин.

Трегубов некоторое время размышлял, потом спросил:

– Ваши предложения?

– Работаем парой против звена, – Воронин покачал головой. – Только, товарищ майор, наши машины более скоростные.

– Ты нос-то не задирай! Здесь тоже не кружок начинающих планеристов. Давайте, первая пара по машинам!

Все было организовано так, что бой должен был проходить в районе аэродрома. Вот только произошло не так, как рассчитывало командование полка. «Киттихауки» маневрировали настолько энергично, насколько позволяли эти тяжеловатые машины. Третий самолет в звене «Харрикейнов» предсказуемо стал первой жертвой противника. А через пять минут Бармин скомандовал прекратить бой. Взлетела пара Соколова. Результат был тот же. Последней взлетела пара Северов – Железнов. Эти управились даже немного быстрее, Бармин приказал всем идти на посадку.

Надо сказать, что новички никаких эмоций по поводу своей победы не проявили, а вот местные летчики выглядели смущенными. Люди опытные, они понимали, что дело не только в превосходстве техники. Командир полка тоже сделал правильные выводы, поэтому после обеда пригласил летчиков новой третьей эскадрильи в штаб на беседу. Северов, уже расспросивший летчиков первой и второй эскадрильи об их тактике, к разговору был готов. Когда Бармин предложил высказаться по поводу учебного боя, он попросил слова и сказал:

– У немцев вовсю летает «Фридрих» – Messerschmitt Bf.109F и, я уверен, очень скоро появится следующая модификация. Но даже у «Фридриха» скорость, и особенно скороподъемность, ощутимо выше. Про маневренность я не говорю. К тому же на «Харрикейнах» стоят только пулеметы винтовочного калибра, сбить двухмоторный бомбардировщик из них очень непросто. Но дело не только в технике. В звене третий самолет – потенциально первая жертва. Собственно, во всех трех боях так и было. В 12 ИАП, где я начинал войну, мы перешли на пары и четырехсамолетные звенья еще летом 1941-го. Я так понял, что новое наставление по тактике истребительной авиации вы недавно получили. А мы многие приемы отработали в запасном полку. Поскольку наши самолеты уступают противнику в маневренности и скороподъемности, эшелонирование по высоте жизненно необходимо. К тому же все машины оснащены хорошими радиостанциями, так что с управлением в бою вопрос можно считать решенным. Если предельно коротко, то все.

На вопрос комполка, что думают другие, Воронин сказал, что им добавить нечего. Бармин отпустил их и задумался.

– А думать тут нечего, – сказал Волк. – Я его бумаги почитал, справки кое-какие навел. Он эскадрильей уже командовал. Восемнадцать сбитых имеет, два ордена. И про новую тактику не просто так говорил, он этим еще в 12-м полку занимался. Так что ставь его на эскадрилью, а там посмотрим.

И завертелось. Активным сторонником освоения новой тактики стал комэск-1 старший лейтенант Бараев. Коля сказал своим подчиненным:

– Я как представил, что это «Мессер» мне в хвост зашел, сразу у меня в мозгу все на свои места и встало. Если жить хотим, надо учиться.

Занимались в классе, устроенном в большой комнате здания штаба полка. Занимались пешим по-летному. Отрабатывали слетанность пар, звеньев, эскадрилий. Проводили воздушные бои и тщательно их разбирали. Летный состав серьезно занялся гимнастикой. Олег помнил про тренировки по стрельбе и когда узнал, что у Волка есть целых два охотничьих ружья, изложил свою идею командованию. Командование идею одобрило, теперь каждый день на импровизированном полковом стрельбище звучали выстрелы. Не забывали и о стрельбе из личного оружия. Все летчики тщательно пристреляли свои пистолеты и обслужили их. В мастерских были пошиты и укомплектованы разгрузочные жилеты. Комиссар полка с удовлетворением отмечал растущую сплоченность коллектива. А Бармин, Трегубов и Волк, принимающие активное участие в процессе боевой учебы, радовались, наблюдая, как на глазах растет мастерство их подчиненных. Многие не просто учились, а сами предлагали новые тактические приемы, помогали друг другу в учебе. Обратили внимание командования полка на недостаточную бронезащиту летчика на «Харрикейнах», в мастерских была организована переделка бронеспинок, ставили от И-16.

Ровно через две недели после первого учебного боя Северов и Бармин на ПС-84 полетели в Кострому за запчастями для самолетов. Комполка взял Олега в качестве переводчика, часто случалось, что некоторые документы не успевали перевести, нужен был человек, который не только переведет какой-нибудь техпаспорт или инструкцию, но и понимает о чем речь. И вот тут лейтенанта ждал настоящий сюрприз. После того как на складах отыскались нужные запчасти и все было проверено, комполка остался подписывать документы, а Северов вышел на улицу и обнаружил Шпунтика, весьма зачуханного и грязного, ругающегося с каким-то старшиной. Старшина, холеный и мордастый, одетый в прекрасный белый полушубок и валенки, грозно напирал на Пашу Шведова, тряс перед его носом внушительным кулаком и кричал, что ему надоели всякие дармоеды, которые норовят только пожрать побольше, а работают плохо. Паша кричал, что они должны и аэродром от снега чистить, и в моторах копаться, и всякое барахло грузить. Увидев подошедшего Северова он замолк, какое-то время осмысливал увиденное, а потом радостно закричал:

– Товарищ командир, сержант Шведов в ваше распоряжение прибыл!

Старшина поперхнулся очередной угрозой, но на Северова смотрел набычившись.

– Кто такой? – наконец сквозь зубы спросил он.

Это было явное хамство, не увидеть в Олеге старшего по званию было невозможно. В свое время Северов научился удару в живот, от которого противник почти с гарантией валил в штаны. Опыт пригодился. Соответствующий запах появился намного раньше, чем старшина обрел способность нормально дышать и говорить.

– Пошел вон, засранец, крыса тыловая!

Держась за живот, старшина на полусогнутых удалился, а летчик от души обнял Шпунтика и принялся расспрашивать его об остальных. Оказалось, что здесь же находятся Булочкин, Аверин, Винтик, Михалыч, Тарасюк, а также четыре летчика – Ларионов, Бабочкин, Баградзе и неизвестный Олегу Брянцев. Полк понес большие потери, его отправили на переформирование. А несколько летчиков и техников оставили для передачи материальной части новому полку. После этого их загнали в Кострому, видимо, по ошибке. Никаких следов их полка здесь не было, местное командование вяло интересовалось у вышестоящего, что делать с несколькими приблудными летчиками и техниками, и в ожидании ответа использовало их для затыкания дыр, которых всегда хватало. За этим разговором они зашли за ангар, и Северов увидел там остальных, отдыхающих после махания лопатами. После этого Олега чуть не задушили в объятиях. Внезапно к Северову бросился, отчаянно мяукая, здоровенный тощий серый котище. Валера! Олег подхватил кота и прижал к груди, тот ткнулся мордой ему в шею и завел что-то по-своему, по-кошачьи.

Когда наконец основные страсти улеглись, практичный Северов спросил у Петровича насчет их дальнейшей службы.

– Ждем неизвестно чего, – погрустнел Булочкин. – Парни самолеты облетывают, мы тоже копаемся.

– Ждите здесь, сейчас все решу! Если кто будет права качать, говорите, что вы из 33 ИАП КБФ! Понятно?

И Олег бегом побежал искать Бармина. Комполка он застал выходящим со склада.

– Товарищ майор! Требуется ваше вмешательство!

– Что случилось? – удивился Бармин. – Чего бегаешь как сумасшедший? А кота куда потащил?

– Это мой кот, я его еще в 12-м полку потерял, а теперь нашел! Но я о другом. У нас ведь начальника БАО на новом аэродроме еще нет?

– Нет.

– А техников у третьей эскадрильи некомплект?

– Некомплект. Да что ты спрашиваешь? Сам же все знаешь!

– Алексей Викторович, я своих сослуживцев встретил. Командир БАО, старшина, командир роты охраны, три механика высшего класса, четыре летчика. Троих из них знаю, что надо летчики! А командир БАО просто золото, сто раз мне потом спасибо за него скажете!

– Ну пойдем, посмотрим на твоих сослуживцев.

Невзрачный вид людей Бармина не смутил, он задал несколько вопросов, удовлетворенно кивнул.

– Я тебе, Олег, верю. Так что сейчас пойду ваш вопрос решать с местным командованием, а вы собирайтесь в дорогу.

Бармин вернулся через полчаса, ему отдали всех нужных людей без особых проблем. Прежний полк, уже не 12, а 486 ИАП переформировали и направили куда-то далеко на юг, в нем сменилось руководство, его пополнили личным составом, и этих нескольких человек получил тот, кто проявил инициативу, – командир 33 ИАП КБФ майор Бармин.

Из разговора с друзьями Северов узнал, что Ларионов теперь лейтенант. Не расстреляли, не послали черт знает куда. Просто понизили в звании и отправили обратно на фронт. Игорь считал, что повезло. У него теперь одиннадцать сбитых лично и семь в группе, у Бабочкина семь личных и пять в группе, у Баградзе пять и пять, а у лейтенанта Севастьяна Брянцева восемь и четыре. Серьезные ребята! За прорыв из окружения на танке и спасение генерала Петровского Булочкин получил орден Красной Звезды, а Новоселов, Глазычев и Шведов – медали «За отвагу». Аверин после госпиталя попал в пехоту, командиром разведки дивизии. Просто оказался на тот момент лучшей кандидатурой, учитывая навыки прежней службы. В составе сводной полковой группы в октябре прикрывал отход частей 50-й армии, принял командование остатками группы, стоял насмерть, вышел из окружения со взводом бойцов – всеми, кто остался в живых. Награжден орденом Красного Знамени. Своих встретил, как водится, случайно, ожидая нового назначения. Вернулся, так сказать, в родные пенаты. Тарасюк за оборону Киева также получил медаль «За отвагу». Да еще Булочкин стал майором, Аверин – капитаном, Каха Баградзе – старшим сержантом, а Винтик и Шпунтик – сержантами. Вот такой расклад.

Всю дорогу до Бронниц Валера не слезал с рук у Северова, сидел в самолете, прижимая уши, тесно прижавшись. По прилете вновь прибывшие хорошенько помылись в бане, как следует поели и улеглись спать. Комполка распорядился их до утра не трогать, пусть люди отдохнут немного. А довольный как слон Северов вымыл и накормил Валеру. Сразу кормить его до отвала Олег побоялся, но ничего, теперь отъестся на хозяйских харчах! Когда кот уснул на его кровати, лейтенант отправился к командиру полка. Надо было позаботиться о машинах для новых летчиков.

– И какие мысли? – Бармин внимательно посмотрел на своего комэска-3. – Вижу ведь, придумал что-то!

– Так точно, придумал. Я в Костроме «Киттихауки» видел, их туда в ящиках привозят и собирают. Если дадут, то полная эскадрилья получится, десять машин.

Северов немного помолчал, чтобы дать начальству подумать, и добавил:

– Но это еще не все.

«Кутить так кутить!»

– Я там еще кое-что нашел. Помните, я об АСС говорил, авиационной спасательной службе?

– Помню, и что?

– Я там видел Lockheed A-28 Hudson. Стоит без дела пока, не знают, куда его пристроить. Для транспортного самолета он маловат, для боевого – слабо вооружен. А вот доставить отделение спасателей и вывезти сбитого летчика – в самый раз!

– Подожди! Как у тебя просто все! Кто нам его отдаст?

– Да отдадут, если попросить. Я узнавал. А командовать АСС может Аверин, если включить ее в состав роты охраны отдельным взводом. Он дело знает, бывший разведчик, как и Булочкин.

– Ты подожди, не части! Тут обдумать надо, – вмешался Трегубов.

– Надо технику себе заграбастать успеть, – неожиданно поддержал Олега Волк. – Я в Костроме знаю кое-кого, давай, командир, я слетаю!

Бармин на несколько секунд задумался, а потом махнул рукой:

– Хорошо, Василий Иванович, только с начальством свяжусь. Я, если честно, сам уже этой идеей загорелся. А с тебя, – повернулся он к Северову, – все основные документы по АСС! Ты говорил как-то, что вы с Ларионовым эту тему еще летом обдумывали, вот и работайте!

Олег был воодушевлен до крайности. Пошла удача, о которой он и не мечтал. Нашлись друзья, командование полка схватывает нововведения на лету. Ну, здесь ничего удивительного нет. Бармин, Волк, Трегубов, Каменев повоевали немало, до чего сами не догадались – оценивают правильно. Да и летчики в полку все тертые. Эх, времени бы побольше на учебу, но ведь его всегда не хватает…

Чтобы получить «Киттихауки» для новых летчиков, потребовалось согласование со штабом ВВС ВМФ, Бармину и Волку пришлось слетать в Москву, чтобы получить его, но дальше дело двинулось быстро. Начальник штаба вылетел в Кострому прямо из Москвы и через пару дней вернулся обратно.

А еще через три дня сразу за Волком прибыли два подполковника – из штаба ВВС Брянского фронта и авиатор из наркомата ВМФ. Скоро полк должен перебазироваться на фронт, они хотели оценить его готовность. Увиденное их удовлетворило. Настоящим сюрпризом для Северова стали изданные (!) наставления для командиров частей ВВС с изложением новой тактики воздушных боев. Представитель наркомата ВМФ отметил, что командование полка уже внедрило новые разработки, что не может не радовать. Поэтому полк признается готовым к боевой работе и в ближайшее время будет перебазирован и передан в распоряжение Брянского фронта.

А еще через четыре дня прибыли четыре «Киттихаука» для новых летчиков и «Хадсон». За это время Аверин с Булочкиным сформировали не только роту охраны, но и взвод АСС. Этому способствовали два обстоятельства. Во-первых, пришло очень хорошее пополнение из Сибири и Дальнего Востока, молодые мужчины, хорошие следопыты и стрелки, кое-кто даже с боевым опытом Халхин-Гола и Хасана. Во-вторых, Олег Петрович обладал целым рядом ценных качеств, среди которых было умение договариваться. Он мог и мертвого уговорить, так что сумел убедить работника штаба Западного фронта выделить ему из запасных полков десяток солдат (сколько под это дело пришлось выпить, история умалчивает).

Командование полка уже в полной мере оценило Новоселова, Шведова и Глазычева, Бармин был ими очень доволен. А потом Ларионов и его звено облетали новые самолеты, они их успешно осваивали.

Булочкин и Тарасюк убыли на новое место базирования, аэродром восточнее Мценска, километрах в тридцати от линии фронта, с ними уехала рота охраны. А в полку появился новый инженер. Штатного не было, работал временный человек, который откровенно тяготился возможным назначением и последующей за этим отправкой на фронт. Его наконец отозвали обратно, в свой запасной полк, вместо него прибыл немолодой уже военинженер 3 ранга Кузнецов, небольшого роста, с внушительной лысиной и тонкими усиками. Петр Иванович человеком был тихим и вежливым, каким-то совсем невоенным, но дело свое знал превосходно. Он тут же взял в оборот весь технический состав. Сам очень аккуратный, он не просто требовал этого от подчиненных, но и создавал условия. Всегда была теплая вода, чтобы технари могли нормально помыться, вовремя проводились уборки, запчасти, крепеж и прочие железки больше не валялись где угодно, а складывались в нужных местах. Кроме того, он оказался хорошим педагогом и наладил обучение технического состава, деятельное участие в котором принимали Новоселов, ставший правой рукой инженера, и, как ни странно, Винтик и Шпунтик. Ребята здорово выросли как технические специалисты под неусыпным присмотром Михалыча и теперь могли многому научить других, что и делали. Кузнецов всех троих очень хвалил. Командование полка было своим инженером чрезвычайно довольно, а Северов подумал, что эти двое с Булочкиным друг другу очень подходят.

Наконец 12 апреля полк начал перебазирование. Бармин в свое время, как только узнал о решении передать полк Брянскому фронту, сразу поставил вопрос о хорошем зенитном прикрытии неизвестного пока нового аэродрома. К его некоторому удивлению, его просьба никакого неудовольствия у командования ВВС фронта не вызвала. Более того, в штабе его выслушали и ответили, что иначе и быть не может.

Лететь было не очень далеко, менее трехсот километров. Вылетали поэскадрильно, последним ушел «Хадсон». Автоколонна с техникой уехала еще два дня назад под командой Кузнецова, с ними отправился и комиссар полка Арсений Арсеньевич Каменев. Он немало удивил Бармина, да и всех в полку, когда объявил, что будет летать в качестве пилота на «Хадсоне». Пилотировал он превосходно, опыт полетов на «ПС-84» имел огромный, так что в его способностях никто и не сомневался. Он не был истребителем и, в силу возраста и имевшихся привычек к транспортным самолетам, стать им уже не мог. Но нашел себя в другом! И это только повысило его и так немалый авторитет.

Перелет прошел спокойно, «гансы», по словам представителя штаба ВВС фронта, почти не летали. Похоже, что копили силы перед активными действиями, которых было не так и долго ждать. По прогнозам командования, в последней декаде мая противник должен активизироваться и попытаться переломить ход войны.

Севший одним из первых Бармин с удовлетворением увидел внушительное зенитное прикрытие аэродрома. Шесть 37-мм, а также четыре 85-мм орудия. А на небольшом возвышении у границы аэродрома стоял радиолокатор РУС-2с «Пегматит»! Для размещения штаба и основных служб были подготовлены полуземлянки, сухие и просторные. Летный и технический состав разместились в бараках, для самолетов были готовы капониры. Все это было хорошо замаскировано, кружившие перед посадкой над аэродромом летчики объектов не видели и с удивлением обнаруживали всю инфраструктуру уже после посадки. А Северов отметил очень грамотно организованную охрану, а ведь много чего он, естественно, и не увидел. Булочкин был, как всегда, на высоте, за что и получил благодарность от командира полка. А за обедом все смогли оценить новую организацию питания. Кормить стали намного лучше и вкуснее. Окончательно добил Бармина старшина Тарасюк. Он пришел после обеда в сопровождении высокого солдата лет тридцати пяти и принес новые английские меховые сапоги вместо старых унтов.

– Ваши унты, товарищ майор, того и гляди каши запросят. А тут союзнички нам помощь оказали. Размер ваш, я проверял. И еще, рядовой Сакс теперь ваш ординарец. Зовут Бруно, эстонец он, хотя всю жизнь под Ленинградом прожил. Как у Христа за пазухой будете!

К такой заботе майор не привык, но возражать не стал. Ему вообще очень нравилось то, что происходило в последнее время в полку. Уровень выучки личного состава заметно вырос, с приходом Булочкина и Кузнецова вспомогательные службы стали работать заметно эффективнее, появились интереснейшие нововведения – РЛС для управления и АСС. В штабе уже стоял планшет для отражения воздушной обстановки, штабные работники под чутким руководством Леши Бабочкина осваивали новое дело. Да, Алексей свое увлечение не забыл и много думал над этим вопросом, так что оказался готов разбираться уже на практике. А Игорь Ларионов оказал большую помощь Северову в организации АСС, тоже обдумывал это дело с тех пор.

Полк подчинялся непосредственно командующему ВВС фронта, поэтому Бармин сразу поехал представляться генерал-майору Острякову. Вернулся он на следующий день, но не один, а с двумя автожирами ЦАГИ-А7.

– Вот какая история, – рассказал он своим подчиненным. – Увидел я у них эти штуки, заинтересовался, что за зверь такой, их летчики рассказали. Меня сразу осенило, вот бы нам в спасательную службу такие! Автожир ведь сядет туда, где даже У-2 не рискнет, проверено! В общем, убедил командование их мне отдать.

– Вот так запросто и отдали? – по поводу доброты начальства Трегубов был настроен очень скептически.

– Ну нет, конечно, – махнул рукой Бармин. – С ними инженеры из КБ прибыли, отчеты писать будут, а мы должны все оформить как фронтовые испытания. Но это ерунда все, подумаешь, бумажки. Главное, для нашего дела они очень полезны могут оказаться!

С этим согласились все.

Кот Валера проделал путь до нового места с Михалычем. Он уже основательно отъелся и даже обзавелся приятелем. У Георгия Георгиевича Трегубова тоже был кот. Васисуалий Михайлович был небольшим кругленьким черно-белым котишкой, спокойным и ласковым. Трегубов боялся, что если Валера до него доберется, то просто разорвет на части, настолько тот был огромным по сравнению с Васисуалием. Но коты неожиданно подружились, охотно вместе играли и совсем не дрались. А по приезде на новое место Валера спас Васисуалия от посягательства аборигенов. К аэродрому заявилась пара местных котов, наглых и опытных в драке. Небольшому Васисуалию пришлось бы совсем плохо, но Валера подоспел вовремя. От ударов его лап коты разлетелись в разные стороны, после чего Валера стал уничтожать их поодиночке. С трудом вырвавшись, неприятель позорно бежал с поля боя, несмотря на численное преимущество.

Днями было тепло, снег растаял, и аэродром раскис. Но грамотный Булочкин подобную ситуацию предвидел, поэтому бойцы прокопали под его руководством канавки, которые и отводили лишнюю воду в ближайший овраг. По ночам изредка подмораживало, а на случай полного раскисания у Петровича был приготовлен импортный металлический настил, который он углядел еще в Костроме и выбил для полка. Его и использовали.

В течение трех дней освоили район, сдали зачеты штурману полка, более-менее разобрались с использованием «Пегматита».

Первым заданием было прикрытие двух девяток Ар-2, летевших на бомбежку разведанного места сосредоточения танкового подразделения противника. От линии фронта было недалеко, километров тридцать, так что «Пегматит» видел вражеские самолеты задолго до их появления перед формацией наших пикировщиков. Первая эскадрилья шла в непосредственном прикрытии, а третья по наведению с земли перехватила две четверки «Мессеров» задолго до того, как те увидели объект атаки. Третья изначально шла с превышением, поэтому немцы, не имеющие локатора, о них просто не знали. И заметили, когда две последние пары в каждой четверке разлетелись огненными брызгами. Оставшиеся две пары попытались вывернуться, но напоролись на «Харрикейнов» первой эскадрильи. Двенадцать пулеметов для «Мессера» вполне достаточно, еще два ганса отправились к земле. Оставшиеся два «Мессера» имели в принципе шанс уйти, если бы просто попытались оторваться без всякого маневрирования. Но они полезли вверх, а там их уже ждали. Итого – оба в землю. Нападать на отходе немцы не решились, так как Бармин поднял в воздух всю вторую эскадрилью для прикрытия. Вылет признали удачным. Северов и Железнов записали по два «Мессера», Бабочкин, Баградзе, Соколов и Воронин – по одному.

Активность немецкой авиации была невелика, они придерживали силы для летнего наступления, когда поддержка Люфтваффе будет определять успех действий наземных войск, это было понятно. Но совсем не реагировать на действия советских авиаподразделений немцы не могли, поэтому воздушных боев хватало. В ходе этих боев определились их главные для летчиков 33-го полка особенности. Основной самолет, «Харрикейн», очень сильно уступал «Мессершмитту» по характеристикам. Проигрывал в скорости, проигрывал в маневре. Залп из двенадцати пулеметов накрывал противника, как из душа, но сбить вражеский самолет было делом непростым. Особенно «Юнкерс-88» или «Хейнкель-111». Явно требовались крупнокалиберные пулеметы и пушки. Поврежденных было много, но сбивать удавалось гораздо реже. Основная доля сбитых летчиками первой и второй эскадрильи приходилась на «штуки», Ю-87.

«Киттихауки» также были недостаточно маневренны, но более живучи и лучше вооружены. Северов был категорическим противником увлечения маневренными боями. В условиях, когда противник обладает подавляющим техническим преимуществом, он сам будет выбирать, когда заканчивать бой, да и когда начинать, – чаще всего тоже. В таких условиях ни к чему, кроме лишних потерь, такая тактика не приведет. Наличие радара позволяло быстро наращивать силы в нужном квадрате либо избегать встречи с вражескими самолетами. Летчики полка рвались в бой, и командованию полка, которое прекрасно все понимало, стоило определенных усилий убедить своих подчиненных в том, что важнее не сбить как можно больше вражеских самолетов и геройски погибнуть самим. Важнее выполнить задание, сохранить прикрываемые бомбардировщики и штурмовики, сохраниться самим, чтобы воевать дальше. А сбить лишний самолет и сгинуть – это никакая не помощь Родине, это переложение тяжести дальнейшей борьбы на других. Гораздо хуже обученных, кстати. Другое дело, что иногда приходилось делать так, как не надо. Втягиваться в маневренные бои с превосходящими силами противника, пилотировать до потемнения в глазах, выстреливать все до последней железки, сжигать все топливо до капли. В таких делах полностью выкладывалась именно третья эскадрилья, умение ее пилотов и качество самолетов давали гораздо бо́льший шанс на успех, чем у других эскадрилий. Вторая гусарская забава стала своеобразным кредо третьей эскадрильи. Надо сказать, что все это понимали, уважение со стороны других летчиков и наземного персонала было совершенно искренним. И никто из летчиков третьей ни разу не позволил себе снисходительного или высокомерного отношения к другим. Кому больше дано, с тех и спрос больше.

Третьей эскадрилье пока удавалось избежать потерь. Повреждения самолетов были, но техники их исправляли, и самолеты снова поднимались в воздух. Командование полка отдавало себе отчет в том, что только отсутствие концентрации немецкой авиации позволяет сохранять личный состав. Бармин вел бесконечные переговоры со штабом ВВС фронта, настаивал на перевооружении полка более современными истребителями. В штабе все и сами прекрасно понимали, но возможности пока не имели. Командование фронта отдавало себе отчет в уникальности полка и обещало перевооружить в первую очередь. А пока воевали на том, что есть.

Очень выручала АСС. Взвод осназа был великолепен. Булочкин с Авериным умудрились найти двух якутов, которые стали во взводе снайперами. Стреляли они просто фантастически, при этом были чертовски выносливы и терпеливы, прекрасно маскировались. Их учили рукопашному и ножевому бою, ребята схватывали быстро. Одному, Степану, было двадцать пять лет, другому, Василию, двадцать семь. Третий снайпер, Тимофей, был степенным тридцатипятилетним мужчиной, из забайкальских казаков. Учен с детства отцом и дедом, затем в армии. Пулеметчики тоже были далеко не рядовые. Гоняли их Петрович с Денисом от души. Зато если случался боевой выход, что не было редкостью, говорили потом, что на тренировках приходится тяжелее. А прикрывали «Хадсон» с осназом летчики третьей эскадрильи. Дополнительным бонусом для ее летчиков стало увеличение количества сбитых ими вражеских самолетов. И если сбитые у первой и второй нередко были бомбардировщиками, в большинстве Ю-87, то на долю третьей чаще приходились истребители. И после каждого боя Северов тщательно проводил разбор. К этому уже все привыкли, проходили они быстро и эффективно.

В течение апреля бывало всякое. Три раза сбитых за линией фронта летчиков удалось вывезти на «Хадсоне», местность позволяла. Четыре раза вывозили на автожирах. Отделение осназа десантировалось, находило сбитого летчика и, отбиваясь от ищущих летчика немцев, уходило в квадрат, где их забирал «Хадсон». Удивительно, но потерь среди осназовцев не было. Раненые были, а вот убитых не было. И не в одном везении дело. Тут как у Суворова: раз везение, два везение, а где умение? Умение было, и воздушное прикрытие было. И был конкурс на замещение раненых осназовцев из роты охраны. Это считалось признанием умений и заслуг, попавшие в осназ из роты охраны гордились этим, словно медаль получили.

В последний день апреля случилась у третьей эскадрильи очередная, вторая гусарская забава. Прикрывали отход штурмовиков, первая и вторая выложились полностью, израсходовали и так невеликий боезапас – немногим более трехсот патронов на ствол. А радар показывал, что на подходе новые вражеские истребители, по два звена подходили с разных сторон. Встретились прямо над линией фронта, десять против шестнадцати. И тут Северов удивился – одна из восьмерок была Focke-Wulf Fw-190! Насколько Олег помнил, появились они на Восточном фронте намного позже. К счастью, восьмерки «Фоккеров» и «Мессеров» подошли не одновременно, поэтому немцев удалось отсечь от уходящих штурмовиков и прикрывающих их «Харрикейнов». Против «Фоккера» у «Харитона» шансов минимум, каким бы опытным ни был пилот, тем более что немецкие летчики новичками не были. Когда подошли «Мессеры», третья уже вовсю хороводилась с «Фокке-Вульфами». «Гансы» попались наглые, видимо, новички на нашем фронте. За это и поплатились. Полезли наверх, а там их встретила четверка Ларионова. Один «Фоккер» повалился к земле огненным клубком, другой потянул на свою территорию, его не преследовали, не до того – в свалку включились «Мессеры». Самое время было отрываться и уходить самим, но «гансы» такой возможности пока не давали. Хуже всего пришлось, естественно, нижнему звену. Самолеты Воронина и Хомякова вышли из схватки, они были сильно повреждены и держались в воздухе только благодаря упорству и мастерству пилотов. У Ромы в крыльях зияли огромные дыры, левый элерон практически оторван. У Вадима мало что осталось от хвоста. Ребята пошли на вынужденную на нашей территории, надеялись, что машины можно будет эвакуировать и отремонтировать. Но их отход и посадку надо было прикрыть. Ребята Ларионова парами пикировали сверху, наносили удар и уходили обратно на высоту. Ввязываться в маневренный бой Олег категорически запретил. Свалились, клюнули, ушли на высоту, только так. Иначе схарчат. Зато мешали «гансам» свободно маневрировать, выбирая удобный момент для атаки. Тем постоянно приходилось следить за ними и уклоняться от атак. Удалось не всем. Сбили одного «Мессера» и повредили еще двоих. А отдувалась за всех пара Северов – Железнов. Соколов и Журавлев свою задачу выполнили, не сбили пока ни одного, но повредили троих, те тоже ушли обратно. Теперь против восьми машин третьей эскадрильи осталось восемь «гансов». Северов приказал Соколову и Журавлеву отрываться, что они и сделали, завалив на прощанье «Мессер». Все-таки шесть крупнокалиберных пулеметов – это серьезно. Если попало хорошо, то повреждения будут очень тяжелыми. А Антоша всадил очередь прямо в кабину. Ларионов насел сверху, не давая оставшимся немцам преследовать звено Соколова, а пара Северова закрутила с оставшимися семью новый смертельный хоровод. У немцев стали заканчиваться боеприпасы, а у наших запас еще был! В результате приземлили троих, один из них пытался уйти, его даже не преследовали, но уже над своей территорией вдруг перевернулся через крыло и врезался в землю. Итог – 6:2, причем наши живы и машины повреждены, но есть шанс отремонтировать. К тому же у немцев еще шесть оказались повреждены, неизвестно, как долетели.

Все остальные машины третьей эскадрильи тоже оказались повреждены, хотя и дотянули до своего аэродрома. Пилоты тоже пострадали, хотя серьезных ранений удалось избежать. Журавлеву осколок пробил сапог и вонзился в икроножную мышцу. Олегу пуля скользнула по правому боку, царапина глубокая, до ребра, но это пустяки. Вскоре ребята из АСС привезли Воронина и Хомякова, выжатых как лимон, но живых и почти здоровых. Хомякову прострелили правую руку, он с трудом посадил машину, управляя в основном левой. Все живы, это главное.

Всех раненых перевязали, после чего Северов собрал эскадрилью на лавочках около медчасти для разбора последнего боя. Прикидывали и так и эдак, но сошлись на том, что грубых ошибок никто не совершил, потому и безвозвратных потерь нет. Обратили внимание на то, что самолеты у немцев значительно превосходили ранее встречавшиеся по своим характеристикам. Северов «предположил» (точнее, знал наверняка), что это новая модификация «Мессершмитта» и не встречавшийся ранее на Восточном фронте «Фокке-Вульф-190».

Командованию полка было сразу доложено о встрече с новыми вражескими машинами, начальник штаба с отделением АСС отправился осматривать места падения немецких истребителей на нашей территории. Вечером, вернувшись с шильдиками, Волк доложил, что Северов не ошибся. «Мессеры» оказались новой модификацией, Me-109G (Густав), а другие самолеты – Fw-190 A-2. Подробный рапорт ушел наверх незамедлительно.

Следующий день ознаменовался появлением в полку представителя Главного политуправления РККА. Каково было удивление Северова, когда в этом представителе, важно вылезшем из ПС-84, он узнал старшего батальонного комиссара Кольского. Лева разъелся, стал объемист, как бочонок, физиономию не каждой тарелкой накроешь. На роскошном кителе сиял «Большой Концертный Зал». Дополняла образ и делала его откровенно комическим маленькая кобура пистолета ТК, которая на объемистом чреве Левы смотрелась игрушечной. Любоваться Левой не было никакого желания, поэтому Олег на правах раненого удалился. Впрочем, Кольский его тоже заметил. Через некоторое время возникла какая-то суета, полковой врач Карен Барсегян рысью умчался в сопровождении медбрата Аристарха, вернулся примерно через час и рассказал, давясь от смеха, об очередном «подвиге» товарища Кольского. Оказалось, что Лева взгромоздился на крыло только что притащенного «Киттихаука» Вадика Хомякова, чтобы сфотографироваться. Фото на фоне побитого истребителя должно было выглядеть особенно героически. Накладочка вышла. Лева поскользнулся и навернулся с крыла, подвернув ногу, и был унесен в свой ПС-84 как древний спартанец на щите с поля битвы. Карен обладал несомненными артистическими задатками, живописал в лицах весь процесс, все хохотали до упаду.

Запланированный митинг не состоялся.

Раны у ребят заживали успешно. Карен диву давался, насколько быстро затягивается рана у Олега. Уже через три дня Северов вовсю летал. Вскоре доктор отпустил и Журавлева. Вадик пока оставался под его наблюдением.

Очередное заседание Ставки подошло к концу. После заседания остались Жуков, Василевский и Петровский. Был приглашен также Дмитрий Федорович Устинов. Сталин хотел знать, как зарекомендовали себя нововведения – новая тактика, по поводу которой писали свои докладные записки Петровский и Снегов, и новая техника, первые образцы которой стали поступать в войска Брянского фронта.

– По новой технике. На фронтовые испытания поступили всего несколько образцов, но даже их испытания еще не завершены, окончательные выводы делать рано. А предварительные таковы. На базе танка Т-70 товарищем Астровым разработана самоходная артиллерийская установка СУ-76. Масса 16 тонн, двигательная установка от базового танка, моторно-трансмиссионное отделение сзади. Лобовая плита толщиной 60 мм имеет наклон 60 градусов, что обеспечивает неплохую защиту от вражеских снарядов. Вооружена пушкой ЗиС-3. Первые впечатления самые положительные, но необходимо подождать окончания испытаний.

– Базовый танк весит в полтора раза меньше, – задумчиво сказал Сталин. – Маневренность машины вопросов не вызывает?

– Оценена как достаточная. Изделие имеет модернизационный потенциал, – ответил Устинов. – Товарищи с завода № 75 все-таки довели до ума свой В-4, он рассматривается для установки на СУ-76. Также на нее можно будет поставить новую мощную 76-мм пушку, разработка которой на основе зенитки должна завершиться летом. На этом шасси будут создаваться и другие самоходки, в частности товарищ Астров планирует зенитные установки и противотанковую САУ с орудием еще большей мощности. Кстати, ему переданы все наработки по Т-50, к нему в КБ перешла и часть специалистов из бюро 174-го завода. Задумки у них обширные, но это отдаленная перспектива. Товарищ Шапошников знаком с его докладной запиской и оценивает ее положительно.

Сталин кивнул, но вдруг сменил тему разговора и перевел взгляд на Василевского.

– Я надеюсь, что вы бережете здоровье Бориса Михайловича и не утруждаете его чрезмерно. Ему необходимо время, чтобы восстановить силы после операции.

Сразу после Нового года Верховный Главнокомандующий настоял на лечении маршала, после проведенного тщательного обследования ему была сделана операция. Сталину доложили, что вместо предполагаемой язвы желудка была обнаружена опухоль, но, похоже, болезнь была в начальной стадии. Сейчас Шапошников восстанавливался после тяжелой операции, и Сталин следил, чтобы его не перегружали работой. После кивка хозяина кабинета Петровский продолжил:

– Новая противотанковая пушка М-42 на базе 53-К очень хорошо себя показала, идет подготовка к ее серийному производству взамен предшественницы.

– Производство на 172-м заводе планируется развернуть к июню, – сказал Устинов, заглянув в свои бумаги. – Также максимально ускорены работы над малокалиберными зенитными пушками. Предпринимаются попытки наладить серийное производство 72-К, подключился 88-й завод, ведется работа над спаренным вариантом. После окончания работ по 30-мм авиационной пушке на ее основе будет создаваться зенитная установка. Еще по бронетехнике. На базе Т-34 разработан инженерный танк-мостоукладчик, испытания проводятся на Брянском фронте.

– Учтен опыт проектирования прежних машин этого класса, поэтому отзывы положительные, – кивнул Петровский.

– Да, проблема в налаживании выпуска, пока важнее боевые машины, – продолжил Устинов. – Работа над новым средним танком продолжается, но окончание ее примерно через полгода.

– По данным разведки, – добавил начальник Генштаба, – немцы усиливают броню своих троек и четверок, а также увеличивают мощность их орудий. Появление танков нового поколения ожидается примерно через год, но это, конечно, очень приблизительные сроки. В любом случае завершить их разработку и наладить серийное производство они раньше начала 1943 года не смогут.

Сталин кивнул:

– Я знаком с докладной запиской по этому вопросу, а что у нас? Каковы перспективы по бронетанковой технике на сегодняшний день? Обрисуйте картину в целом, а не по отдельным моделям!

Присутствующие быстро переглянулись, и отвечать стал Василевский:

– Работы ведутся в следующих направлениях. Первое, собственно танки. Через полгода в серийное производство пойдет модернизированный Т-34. Основное отличие от выпускающихся сейчас машин – новая башня с командирской башенкой и более мощная пушка С-54. Проводятся также работы по усовершенствованию двигателя и трансмиссии. Разработка нового среднего танка будет завершена в конце года. Отличие от Т-34 буквально во всем – поперечное расположение более мощного дизеля, торсионная подвеска, более толстая броня и мощная пушка. Рассматриваются 85-мм орудие на базе зенитки и 100-мм. Окончание работ по тяжелому танку – первое полугодие 1943 года, но пока нет окончательного проекта, предполагать сроки постановки на конвейер очень трудно. Да, с очень интересным предложением выступили товарищи из КБ завода № 9. Они в инициативном порядке работают над гладкоствольным противотанковым орудием большой мощности. В принципе оно будет пригодно и для установки на танк, но это очень отдаленная перспектива, задел на будущее. Далее, самоходные артиллерийские установки. Чтобы определиться с их разработкой, необходима их четкая классификация. Помогли товарищи из Академии им. Ворошилова. Итак, штурмовые орудия. Проектируются САУ со 122-мм гаубицей М-30 на базе Т-34 и 122-мм пушка А-19 и 152-мм гаубица-пушка МЛ-20 на базе КВ. Последние могут использоваться и в качестве противотанковых. Противотанковые САУ. Разрабатываются с 85-мм и 100-мм орудиями на базе Т-34, к ним относится также уже упомянутая СУ-76. Окончание работ – четвертый квартал текущего года, кроме СУ-76. Зенитные САУ. На новом шасси СУ-76 проектируются 37-мм установки с 61-К, в том числе спаренные, и 25-мм спаренные и счетверенные с 72-К. И собственно самоходная артиллерия, те же А-19 и МЛ-20, а также М-10. Но это также отдаленная перспектива, для них пока не готово даже шасси. Таким образом, в этом году в войска поступят СУ-76 и модернизированный Т-34. Надеемся, что в конце года пойдут зенитные установки. В первом полугодии 1943 года должны появиться штурмовые орудия. По остальным образцам о сроках говорить рано даже приблизительно.

– А что, у нас не было четкой классификации САУ? – несколько удивленно спросил Сталин.

– Наибольшее внимание уделялось танкам. Ведь на начало войны у нас не было ни одной серийной самоходки, одни опытные образцы, – развел руками Василевский. – А классификация предполагает требования, так что работа проведена важная и нужная.

– Хорошо, продолжайте, товарищ Устинов.

– По авиации я также ориентируюсь на справки соответствующих наркоматов. Производство ШКАС сворачивается, переориентируемся на крупнокалиберные пулеметы. На базе УБ разработана пушка Б-20, которая легче ШВАК почти в два раза, запускаем в серию. Испытания ЛаГГ-5 с мотором М-82 проведены, устраняются выявленные недостатки, запуск в серию запланирован на июнь. Товарищ Климов завершил работу над своим новым мотором мощностью 1500 л. с. и налаживает его производство. КБ Яковлева представило новую модификацию своего истребителя с этим двигателем, называется Як-1Б. О крупносерийном выпуске речи пока нет, поэтому ими будет укомплектовано несколько авиаполков.

– Мы посчитали, что передавать такую технику россыпью в обычные авиачасти нерационально. Первыми их получат гвардейцы, причем на весь полк сразу, – подключился Василевский.

– Су-2 в варианте пикирующего бомбардировщика зарекомендовал себя очень хорошо, – продолжил нарком вооружений. – Мощное вооружение, броня, неплохая скорость и боевая живучесть. Ил-2 с двухместной компоновкой значительно превосходит свой одноместный вариант, потери от атак истребителей ощутимо снизились. Ту-2 также очень понравился, испытания завершены успешно. Летчики ждут эту машину. Испытания нового истребителя Поликарпова также завершаются. Пе-2 с новыми двигателями имеет превосходные характеристики, но есть нюансы. Все больше специалистов склоняется к мнению, что переделка тяжелого истребителя в пикирующий бомбардировщик не удалась. Имеет смысл вернуться к его истребительному прошлому, а роль пикировщика пока будут исполнять Су-2 и Ар-2. Последний является самолетом с очень неплохими данными, но это самолет прошлого поколения. Его использование считаем целесообразным до насыщения войск Ту-2, но, учитывая текущую ситуацию, произойдет это не скоро. Сейчас в серии только Су-2, ожидаем двухместный Ил-2 через пару месяцев. По остальным машинам очень многое зависит от двигателей, вернее от их запуска в серийное производство. По стрелковому оружию. Для автоматов ППШ разработан коробчатый магазин емкостью 35 патронов, фронтовикам он понравился, налаживаем выпуск. Товарищ Судаев завершает работу над своим пистолетом-пулеметом, который очень прост и технологичен в производстве. Испытания будут проводиться в войсках Ленинградского и Брянского фронтов. Товарищ Владимиров получил задание на 14,5-мм пулемет, он использует задел по проектированию авиапушки, планируемый срок изготовления опытного образца – декабрь этого года. Ведутся работы над единым пулеметом по типу немецкого МГ-34, но пока похвастаться нечем, конкурсные испытания запланированы на четвертый квартал текущего года. Также на фронтовые испытания поступил противотанковый гранатомет, разработанный в ракетном институте на основе РС-82, но он нуждается в значительной доработке, хотя оружие очень интересное и перспективное. И последнее. Хочу выразить удовлетворение работой Комиссии по техническому перевооружению армии, координация действий и обмен информации между наркоматами значительно улучшились.

Сталин ходил по кабинету молча. Обычно он задавал много вопросов, а новую технику обсудить вообще любил, но в этот раз только кивнул головой и взглянул на командующего Брянским фронтом.

– По новой тактике, – Леонид Григорьевич старался быть предельно кратким и конкретным, – штурмовые инженерно-саперные подразделения зарекомендовали себя самым лучшим образом. Мы отработали их применение, когда проводили частные операции по выравниванию линии фронта и захвату выгодных позиций. В целом удалось несколько сократить протяженность линии боевого соприкосновения и, что более важно, создать глубоко эшелонированную оборону на наиболее важных участках, подготовиться к летнему наступлению противника. Заслуживает внимания опыт 33-го истребительного полка КБФ по применению радиолокатора для управления и отображения воздушной обстановки. Используя радиолокатор и современную истребительную тактику, полк показывает высокую боевую эффективность и низкий уровень собственных потерь. И это при том, что на вооружении у них состоят «Харрикейны», по всем статьям уступающие современным немецким самолетам. Сейчас они работают над созданием авиационной спасательной службы, для этого им выделены два автожира и поставленный по ленд-лизу единичный экземпляр самолета Локхид «Хадсон». Что касается нового Боевого Устава пехоты, то можно однозначно сказать – его требуется немедленно внедрять повсеместно. И максимально насыщать войска современными средствами связи! Связь – основа управления.

– Спасибо, товарищ Петровский. А что же вы не рассказываете, как товарищ Жуков гранатомет испытывал?

– Товарищ Сталин! Это случайность, от которой на войне никто не застрахован! – Жуков был несколько смущен. – Зато убедился, что подбить танк из гранатомета вполне реально.

– Танк из гранатомета подбить реально. Это и без вас понятно. А вот то, что мой заместитель вынужден из гранатомета по танкам стрелять и вражескую атаку отбивать, как простой лейтенант, вот это никуда не годится!

– Товарищ Сталин! Кем бы я был, если бы при возникновении опасности от врага бегал! Я уж не говорю об авторитете как генерала, а как заместитель Верховного Главнокомандующего лучше бы я там в земле остался, чем побежал!

Сталин вздохнул:

– В вашей личной храбрости никто никогда не сомневался. Но в следующий раз при посещении переднего края учтите, что ваша жизнь намного более ценна, чем вражеский танк.

– Эффект получился неожиданным, – вмешался Василевский. – Мало того, что атакующий силами около батальона противник был уничтожен в рукопашной схватке. Командир полка быстро сориентировался и атаковал неприятеля, на его плечах ворвался в первую линию окопов и захватил ее с минимальными потерями. А товарищ Жуков своей властью отдал необходимые распоряжения, поддержал инициативного комполка, благодаря чему важный опорный пункт немцев был взят.

– Где представление?

Петровский подал лист бумаги, Сталин прочитал и кивнул:

– Ордена Красного Знамени достоин безусловно. И вообще, присмотритесь к этому майору, товарищ Петровский, возьмите на заметку. Если будет и дальше так же успешно действовать, выдвигайте на дивизию. Не стесняйтесь выдвигать талантливых командиров, нам с ними эту войну заканчивать! И еще один момент. Учтите сами и передайте товарищу Лестеву, что линию по минимизации потерь, по бережному отношению к личному составу необходимо проводить с максимальной жесткостью. Если командир любого уровня не бережет своих подчиненных, если из-за его неправильных действий личный состав несет неоправданные потери, решительно освобождайте таких людей от командования. Если есть предпосылки, передавайте дело в трибунал. Только строго следите за тем, чтобы никто не переусердствовал, за соблюдением законности. А то тут Мехлис опять развернулся, военная прокуратура на него жалуется! Не перегибайте палку, досконально разбирайтесь с каждым случаем.

Иосиф Виссарионович любил время от времени устраивать рокировки командующих фронтами, но действиями Брянского фронта был очень доволен, поэтому, в своей манере, просто прирезал приличный участок с севера, передав в состав фронта 50-ю, 10-ю и 16-ю армии. Петровский понимал, что определенная логика в этом была. Сталин наперед готовил позиции для разгрома группы армий «Центр» и ликвидации бородавки Ржевского выступа.

Глава 3

День 10 мая начался как обычно. Первый вылет на перехват вражеских бомбардировщиков третья эскадрилья провела в полном составе, сбили немного, одного «Хейнкеля-111», но еще двух повредили, как и двух «Мессеров» из прикрытия. Главное, сорвали налет на станцию Горбачево, а с учетом того, что истребителей в прикрытиии было больше, чем нападающих, результат неплохой. Безвозвратно никого не потеряли, но три «Киттихаука» нуждались в ремонте. Действия противника показались Северову очень вялыми, вспомнился недавний разговор в штабе. Бармин недавно поделился услышанным в более высоких инстанциях, что противник сдулся, выучка упала и все такое. Олег так не считал, немецкий солдат весны – лета 1942 года был молод, умел и в свою победу верил. А вот вводить в заблуждение, демонстрировать слабость, чтобы потом вломить с полной силой, это вполне возможно. Для не обладающих, в отличие от него, послезнанием, версия о слабости противника была очень приятна и желанна, но получивший недавно партбилет Северов усилия политорганов представить врага в дурацком свете не одобрял и не скрывал этого. Выдавать желаемое за действительное с последующим горьким разочарованием смысла не имело. А вот неудовольствие полкового комиссара из политуправления фронта он получил, пока в устной форме.

С учетом предыдущих боев третья эскадрилья располагала теперь всего четырьмя самолетами, так что во второй вылет пошли всего две пары – Северов – Железнов и Соколов – Журавлев. Задание было, на первый взгляд, самым тривиальным: патрулирование в заданном квадрате. Такие задания Олег не любил, толку от них было мало, но делать нечего, РЛС не работала, обслуга, тихо матерясь, бегала как укушенная, но раньше следующего дня не обещали при самом лучшем раскладе. У немцев радара тоже не было, радиоразведка доложила о переговорах охотников, но определить их местоположение не удалось, проболтались в воздухе и, как в одном мультфильме про хомяка и суслика, никого не встретили. До конца работы оставалось всего четверть часа, когда поступил приказ на сопровождение семерки «Илов» для удара по скоплению вражеской бронетехники. Большой начальник с позывным «Ревень» обещал, что лететь недалеко и по топливу они уложатся. Не уложились. Ударные самолеты опоздали, подошли, когда бензина у истребителей оставалось только на обратный путь, да и то в обрез. Причем это были не «Илы», а СБ.

Уже вечером мрачный Бармин сообщил, что высокое начальство очень недовольно. Из семерки бомбардировщиков вернулся только один самолет, да и тот упал, едва перелетев линию фронта. У командующего ВВС фронта вопросов к ним не было, а вот представитель ГУ ВВС требовал расследования, накатал рапорт прямо Жигареву, в общем, раздул кадило, демонстрируя активность и собственную значимость. На командире полка дело не остановилось, докопались до прямого виновника – командира третьей эскадрильи лейтенанта Северова. Полковник из главка ставил в вину повышенный расход топлива из-за ненужного маневрирования, больше расход – меньше время патрулирования, так что выводил на проявление трусости. Олег с трудом сдержался, чтобы не наговорить все, что думал по этому поводу, Бармин это понял. Как он добился, неизвестно, но Северова направили в Москву, в управление ВВС ВМФ с какими-то бумагами по авиационной спасательной службе. Предполагалось, что он пробудет в столице некоторое время, пока страсти не улягутся. Философскому отношению к некоторым вещам Олег научился еще в прошлой жизни, так что оставил эскадрилью на Ларионова и спокойно убыл туда, куда послали.

В одной гимнастерке было еще холодно, в шинели ехать не хотелось, да и не подгонял ее Северов, поскольку в ней почти не ходил, в короткой летной куртке ходить по Москве – искать приключений до первого патруля. Запасливый Тарасюк выдал ему удлиненную кожаную куртку образца то ли 1934, то ли 1937 года, не такую громоздкую, как реглан, да и сидела она как влитая. Пара смен белья, мыльно-рыльное, готов! Вечером 11 мая ПС-84 унес Олега на Центральный аэродром, откуда он довольно быстро добрался до гостиницы. То ли для командированных был не сезон, то ли на администратора, женщину за пятьдесят, произвел впечатление набор из двух орденов на груди молодого лейтенанта, но в четырехместном номере Олег оказался один.

Утром 12 мая Северова неожиданно принял сам Жаворонков. Семен Федорович внимательно выслушал короткий отчет о работе АСС, продемонстрировал знание докладной записки об организации этой службы, в составлении которой Олег принимал самое непосредственное участие. Дело было, конечно, важное и нужное, но личное участие командующего было непонятно, пока в кабинет не вошел молодой полковник с орденом Красного Знамени на гимнастерке. На вид он был примерно возраста Северова, из чего тот заключил, что перед ним сам начальник Инспекции ВВС Красной Армии Сталин Василий Иосифович. Кстати, на Сергея Безрукова, который исполнял его роль в каком-то фильме, он был совсем не похож. Олег встал и представился, в ответ Василий протянул ему руку. Пришлось повторить все, что только что рассказал Жаворонкову, да еще охарактеризовать достоинства и недостатки используемой техники. Энтузиазм, который демонстрировал сын Верховного Главнокомандующего, быстро прояснился, да он особо и не скрывал его причины. Василия не пускали на фронт, а использование АСС давало надежду на то, что полеты все-таки разрешат.

– У тебя дела еще какие-то здесь есть? – неожиданно спросил Сталин-младший.

Олег посмотрел на Жаворонкова, тот отрицательно покачал головой.

– Тогда поехали со мной, подробнее все расскажешь!

Когда Северов, попрощавшись с командующим, стал выходить из его кабинета, генерал задержал его за локоток. Василий уже вышел и услышать их не мог.

– Послушай меня! Расскажи ему все подробно и не стесняйся просить о помощи в делах. Он многое может выбить. Но будь осторожнее, он человек увлекающийся, на решения быстрый. Все, освободишься, доложишься!

На улице выяснилось, что полковник приехал на спортивном «Мерседесе», видимо том самом, который подарил отцу Гитлер. Поехали куда-то за город, с большой дороги свернули направо. Василий увлеченно рассказывал о своей идее – создании особых истребительных полков, укомплектованных лучшими летчиками. Эти полки должны были перебрасываться в нужное место, где требуется завоевать господство в воздухе. В прошлой жизни Олег кое-что читал об этом, хотя большим знатоком истории авиации не являлся. Василий говорил искренне, было видно, что это дело кажется ему очень важным. Северов понял, что невозможность попасть на фронт очень его угнетала, он несколько раз упомянул погибшего Тимура Фрунзе, высказался в духе, что должен отомстить за него.

Наконец дорога привела их к высокому забору из красного кирпича, за которым находился двухэтажный дом и хозяйственные постройки. Толком осмотреться Василий не дал, потащил внутрь. Олег понял, что это так называемая «дальняя дача», ближняя была в Кунцеве. По меркам прошлой жизни Северова от Москвы было совсем недалеко, но дорога-то была не из 21-го века!

Время было уже за полдень, и Василий затеял обед. В разговоре с немногочисленной обслугой он упомянул какого-то Пупка, но речь шла скорее всего о человеке, а не о коте или собаке. Появились еще два молодых человека примерно одного с хозяином дачи возраста, Олег сообразил, что это, скорее всего, сыновья Анастаса Микояна. Как звали младшего, Северов не помнил, а вот старший точно Степан. Когда Олег ушел из того мира, он был еще жив, хотя и стар, больше девяноста лет. Познакомиться с ними было интересно, тем более что оба были летчиками, причем далеко не рядовыми по своему мастерству. На лице и руках Степана были следы заживших ожогов, но наград на гимнастерке ни у него, ни у брата не было. Северова они разглядывали с интересом, но говорили мало, больше слушали.

Обед был довольно простой: куриный суп и гречневая каша с мясом, а также соленые огурцы и помидоры, капуста. К чаю подали лимоны, Василий сказал, что очень их любит. На столе была водка, Василий потянулся, чтобы разлить ее, но Олег отказался, причем довольно демонстративно.

– Во-первых, сейчас обед, а не ужин. А во-вторых, я совсем не употребляю. Не тянет совершенно, да и реакция снижается.

На удивление Василий, повертев бутылку в руках, тоже наливать не стал, сказал только:

– Посмотрим завтра, какой ты летчик!

Молодые люди уже справились с первым блюдом, когда к столу вышла девушка, почти девочка, лет шестнадцати, похожая на Васю, из чего Олег заключил, что это Светлана. Он тут же встал и помог ей устроиться за столом, а она с интересом разглядывала человека, который отказался пить с ее братом. Из реплик Василия Северов понял, что Пупком он дразнил ее.

Во время учебы в Академии в прошлой жизни Олегу, обладающему аналитическим умом и склонному к научной работе, было предложено подумать о диссертации. В итоге он все-таки предпочел карьеру строевого летчика, а возможности продолжить обучение в связи с увольнением у него не было, но проблемами взаимодействия авиации с наземными войсками он занимался плотно и с интересом. Вот и сейчас с авиационной спасательной службы и общего положения на фронтах перескочили на эту тему. Северов тоже увлекся и, видимо, не особенно следил за словами. Молодые летчики слушали его, конечно, не с открытыми ртами, но очень впечатлились, задавали много вопросов, приводили известные им примеры, иногда даже спорили. В общем, не заметили, что уже стемнело.

Василий удивил Светлану и Микоянов тем, что пить не стал и за ужином, Олег уже вовсю раздумывал, что делать дальше, когда Сталина-младшего позвали к телефону. Через некоторое время он вернулся и объявил, что должен срочно выехать в Москву, так что Северов удачно вернулся в свою гостиницу еще до полуночи. При расставании договорились, что встретятся в десять утра на Центральном аэродроме, начальник Инспекции ВВС хотел оценить уровень Северова-летчика.

Василий проявил заботу, и на аэродром Олега доставила черная «эмка». Полковник нетерпеливо прохаживался возле пары «Яков», братья Микояны стояли неподалеку. Чуть поодаль стояли еще с десяток летчиков в званиях до майора, многие с боевыми наградами. Северов поприветствовал присутствующих.

– С «Яком» знаком?

– Освоил в запасном полку.

– Тогда давай, полезай в кабину!

К маю 1942 года полковник Василий Сталин имел налет более трех тысяч часов и был, безусловно, очень опытным летчиком, да еще и весьма талантливым. Но не хватало ему рассудительности, причем не только в воздухе. Перегрузки он переносил неплохо, но с Олегом сравниться не мог, с ним в этом вообще мало кто мог соперничать. Щадить самолюбие Василия и поддаваться ему Северов не стал, но поединок легким назвать было нельзя. Возможности молодого тела и опыт двух жизней свое дело сделали, но из кабины Олег выбрался мокрым от пота.

– Увлекаешься! – сказал он Василию, когда тот оказался на земле, и тут же, не обращая внимания на гомон окружающих, разобрал его ошибки. Справедливости ради надо сказать, что летчиков такого уровня Северов встречал немного. Бринько, Синицкий, еще несколько человек, но была видна и проблема. Василий был хорош как рядовой пилот, но по поводу его возможности эффективно управлять подразделением в воздухе Олега терзали сомнения. Впрочем, это были всего лишь подозрения.

В воздух поднялся еще два раза, оппонентами Северова стали капитан и майор, но результат был тот же, хотя летчики они были сильные. Им Олег тоже объяснил ошибки, сделал это корректно, без всякого проявления превосходства, так что никто не обиделся, по крайней мере внешне.

Обедать поехали в ресторан, там Василий все-таки выпил, да и остальные не отставали, кроме Микоянов. Эти были, видимо, строго воспитаны, буками не сидели, но рюмки сразу отставили. За столом, впрочем, разговоры велись не о девушках, а на авиационные темы, так что Северов из разговора не выпадал. От поездки на дачу Олегу удалось отвертеться под предлогом работы в управлении ВВС флота, но расстался он с летчиками только вечером, когда предстояло уже думать об ужине. Василий захмелел, но соображал нормально, так что про управление с помощью РЛС, об оснащении ими истребителей и бомбардировщиков, а также о летающем радаре выслушал с большим интересом, много спрашивал и велел одному из подчиненных кое-что записать.

14 мая Северову пришлось ехать в управление ВВС РККА, Василий собрал десятка два командиров, среди которых было полдюжины полковников и никого в звании ниже майора. Работали целый день до глубокой ночи, Сталин-младший был неутомим. Снова рассуждали про взаимодействие авиации с наземными войсками, о роли РЛС, ради этого вызвали несколько специалистов по радарам, Олег толковал с ними об определении высоты цели и использовании эффекта Доплера, радионавигации и системе «свой-чужой». Пришлось нелегко, с одной стороны нельзя показать несуществующие еще знания, с другой – нужно было попытаться навести на правильные мысли. Прикидываться человеком, который в порядке самообразования разбирался с некоторыми вопросами, было непросто, еще сложнее было наводить на нужные мысли, но так, чтобы оппоненты не догадались об истинном уровне знания. Трудно сказать, насколько все удалось, но радиотехники ушли очень довольные, о чем-то возбужденно переговариваясь, а Северов чувствовал себя выжатым, как лимон. Следующие два дня прошли в том же стиле.

Пришлось возвращаться и к теме авиационной спасательной службы. Основных проблем было две: как найти сбитого летчика или экипаж и как его вывезти. В более поздние времена наличие радиомаяков и компактных радиостанций позволяло это делать с достаточной точностью, но уровень развития радиоэлектроники первой половины 1940-х годов не давал возможности воспроизвести эти устройства. В обычных радиолампах Северов практически не разбирался, лишь на общеобразовательном уровне своего прежнего времени, но конкретно о стержневых слышать приходилось. В Афгане он приятельствовал с довольно пожилым спецом, который начинал еще в 60-е годы, когда радиостанции и другие устройства на их основе были широко распространены. В свободное время технарь любил порассуждать о прогрессе радиотехники, вот в памяти и отложилось. Так что «вдуть в уши» кое-что соответствующим специалистам удалось, они уже многими проблемами занимались и сами, оставалось только направить их в нужное русло. А пока они разродятся работоспособными образцами, придется действовать по старой схеме. О неприятностях летчика сообщает он сам или его напарники. Если для контроля воздушной обстановки используется радар, то приблизительные координаты можно получить и с него. Автожир или «Хадсон» находятся в полной готовности либо выдвигаются в район ожидания, находящийся поблизости от квадрата, где действует фронтовая авиация. Радиус действия истребителей или штурмовиков невелик, так что выход спасательных машин в точку не должен занимать много времени. А летчики с собой должны иметь в жилете сигнальное зеркальце, а также компактные ракетницы или иные средства для обозначения своего положения. Конечно, противник тоже не дремлет, но тут уж кто быстрее, да и с воздуха обычно видно лучше, чем с земли. Эффективность такой работы была намного ниже, чем хотелось, но «за неимением гербовой, пишем на простой». К тому же зачастую вывозить раненого летчика приходилось и со своей территории, а своевременно оказанная медицинская помощь давала дополнительный шанс выжить. Второй проблемой была авиатехника, которая позволит вытащить сбитого пилота, вертолеты еще массово не производятся. Но и тут есть варианты. Во-первых, автожиры. Имеющийся ЦАГИ А-7 неплох, однако это ближний разведчик и корректировщик, для перевозки людей он не приспособлен. Как только полк получил эти машины вместе с заводскими инженерами, Олег плотно занялся общением с КБ по поводу их усовершенствования. Камов обещал вот-вот дать на испытания новые образцы, один с фюзеляжем, способным вместить десяток десантников с полным вооружением, второй – ударный. Взлетали и садились они на такие площадки, где даже У-2 делать было нечего. Во-вторых, союзники обещали поставки «Хадсонов», а отечественные КБ начали работы по проектированию аналогичного самолета, делая особый упор на короткий взлет-посадку и способность работать с плохо подготовленных площадок. В-третьих, Северов совершенно точно помнил, что «Ховерфлай» Сикорского, вполне пригодный для серийного производства, взлетел в самом начале 1942 года, а мы чем хуже? У нас есть Камов, Братухин, Миль, последнего, как выяснилось, уже вернули к автожирно-вертолетной тематике. На третий день Олегу удалось пообщаться с этими тремя китами, в том числе в кулуарной обстановке, в перерывах между совещаниями и после них, уже вечером. Как и радиотехники, вертолетчики были воодушевлены открывающимися перспективами, поддержка их разработок на самом верху была для них очень значимой. Выяснилось также: что-то втихую мараковал даже Яковлев, в прошлой истории он тоже немного занимался вертолетной тематикой.

В общем, нерешенных вопросов оставалось много, но над ними работали. Тактика действий сбитого летчика и поисково-спасательной группы тоже требовала совершенствования, но эти наработки безусловно пригодятся в будущем, когда главные проблемы будут в стадии разрешения. Олег в очередной раз приятно удивился скорости, с которой решались организационные вопросы, но это было объяснимо – война. Северов, правда, признался себе, что еще немного, и он свихнется, настолько трудно давалось общение в стиле полунамеков и наводящих вопросов, но пытка продолжалась недолго, и Олег стал задумываться о завершении командировки.

Василий неоднократно предлагал ему разные варианты переводов: в инспекцию ВВС, в другие авиачасти, но Северов твердо отказывался от всего, тем более что в 33 ИАП все и так складывалось неплохо. Рядом друзья, начальство ценит, нововведения получаются. А искать счастья поближе к высокому руководству он никогда не любил, да и чревато это.

Василий Сталин произвел на Северова двойственное впечатление. С одной стороны, он совсем не укладывался в образ дурака и пьяницы, активно культивировавшийся после распада Союза. Не был он и прожженным эгоистом, о других людях проявлял заботу искренне, без рисовки и показухи. Рассказывая о ранении, Олег между делом попечалился о потерянном «Браунинге», но уже на следующий день Василий ему подарил такой же, с двумя запасными магазинами и небольшим запасом патронов, при этом улыбался и был счастлив не меньше нового хозяина пистолета. С другой стороны, и выпить любил, и неуравновешенность присутствовала, какая-то юношеская необходимость самоутверждаться, которая у Олега в прошлой жизни прошла совершенно годам к шестнадцати, если не раньше. Северов поймал себя на мысли, что по-человечески жалеет его, быть сыном Сталина – бремя тяжелое, для него, видимо, оказавшееся неподъемным.

За этими размышлениями Олег добрался до своего номера в гостинице уже после полуночи. Наступило 17 мая, а он все еще был в Москве. Впрочем, переживал Северов зря: поработали еще два дня, и он вылетел обратно.

Полк продолжал свою боевую работу, летчики полка делали в день по два-три вылета, но в основном шестерками или восьмерками, пару раз полными эскадрильями. В большинстве случаев сил для выполнения задачи хватало, но несколько раз пришлось наращивать в ходе боя. Очень помогал снова заработавший радиолокатор, Бармин уже не мог себе представить работу без планшета, это же каменный век! А 23-го пришлось поднимать весь полк, зато эффект каков! Не только сорвали налет на места сосредоточения наших войск, но и серьезно потрепали птенцов Геринга. Сбили двенадцать пикировщиков и семь истребителей! Сами потеряли пять машин, но летчика только одного. Могли потерять больше, по крайней мере еще троих, но сработала АСС. Двое были ранены и могли квалифицированной медицинской помощи просто не дождаться, но их вывезли с нашей территории и сразу передали докторам, выживут ребята, теперь точно выживут. А один приземлился на территории, контролируемой противником, к нему уже направились два вражеских вездехода, но автожир успел выдернуть летчика у них из-под носа, а прикрывающая пара из лейтенанта Бабочкина и старшего сержанта Баградзе сделала из этих консервных банок металлолом.

К концу мая в полку сложилась непростая ситуация – катастрофически не хватало машин. «Харрикейны» оказались весьма пожароопасными, к тому же с запчастями к ним было неважно. В первой и второй эскадрильях осталось всего девять машин. И то пришлось раздраконить все, что можно, и даже несколько самолетов, которые в принципе можно было отремонтировать при наличии запчастей. Американцы третьей эскадрильи оказались гораздо более прочными, в строю было шесть «Киттихауков», правда, проблемы с запчастями тоже были, хотя и не такие острые.

Откровенно радовало командование полка другое. За почти месяц боев потери полка в летчиках были невелики, трое погибли и двое тяжело ранены. Еще трое получили легкие ранения и долечивались на месте. Третья эскадрилья имела легко раненным Вадика Хомякова, да и то доктор обещал выписать его через несколько дней.

Дождались. Бармин получил сообщение, что 30 мая все истребители полка, которые способны держаться в воздухе, необходимо перегнать в Горький. Туда же на транспортном самолете надо доставить «безлошадных» летчиков. Там полку будет передана новая техника, новейшие истребители Як-1б, а также проведено пополнение летного состава.

Утром 30 мая на аэродроме из того, что могло летать, остались только автожиры. «Хадсон» тоже ушел на Горький, увозя командование полка.

«Харрикейны» и «Киттихауки» были сданы представителям запасного полка, вместо них летчикам было предложено выбирать из целого поля новеньких «Яков» понравившиеся машины. Северов заметил, что это были истребители не совсем похожие на Як-1б из его прошлой жизни. На них стояли гораздо более мощные моторы, развивавшие 1575 л. с., вооружение состояло из пушки ВЯ, которую удалось разместить в развале блока цилиндров нового двигателя, и пары УБСов. Машины имели каплевидный фонарь, были немного длиннее, в их конструкции было больше металла. Но таких было немного, не больше сотни, остальные были обычными Як-1. Все летчики полка уже прошли обучение на «Яках», поэтому предстояло пройти инструктаж, совершить пробный полет, и можно будет возвращаться обратно на свой аэродром.

На все формальности ушло два дня. Истребитель Олегу понравился. По скороподъемности он не уступал «Мессеру» последней модификации, был очень маневренным и легким. Вооружение можно считать достаточным, запас боеприпасов также приличный – двести к пушке и четыреста пятьдесят к каждому пулемету.

Перед отлетом было торжественное построение. Перед строем летчиков появилось командование полка, и вот сюрприз – командующий ВВС ВМФ генерал-лейтенант Жаворонков! Жаворонков зачитал приказ о присвоении полку гвардейского звания. Теперь полк стал 7-м гвардейским истребительным полком ВМФ СССР. Потом пошли награждения. Командира и заместителя командира наградили орденами Боевого Красного Знамени. Начальника штаба, комиссара и командиров первой и второй эскадрилий – орденами Красной Звезды. Нескольких наиболее результативных летчиков, в том числе Ларионова и Бабочкина, также наградили орденами Красного Знамени. Ларионова восстановили в звании, Леше присвоили старшего лейтенанта. А затем:

– Лейтенант Северов, ко мне!

– Есть! – Олег строевым шагом подошел к командующему. – Товарищ генерал-лейтенант, лейтенант Северов по вашему приказанию прибыл!

Петровский и Орлов смотрели на него с улыбками.

– Товарищи летчики! Гвардейцы! Свое право носить это высокое звание вы заслужили в боях. Родина отметила ваш ратный труд своими наградами. Но есть среди вас человек, который не только воюет вместе со всеми, но и работает над улучшением организации наших военно-воздушных сил. Наша партия и Правительство отметили его высокой наградой. Лейтенанту Северову присвоено звание гвардии старший лейтенант. Указом Президиума Верховного Совета СССР за мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецкими оккупантами, гвардии старшему лейтенанту Северову присвоено звание Героя Советского Союза с вручением медали «Золотая Звезда» и ордена Ленина.

– Служу Советскому Союзу!

Жаворонков и Бармин шагнули к нему и по очереди обняли, затем завертелось. Дальнейшее Олег помнил смутно, как после контузии. Поздравления летчиков и командования полка, от хлопков на спине, наверное, образовался большой синяк. Подхватили, начали качать. В себя Северов пришел только в кабине истребителя. Пощупал коробочки с наградами за пазухой. На месте, не приснилось.

И все напряжение, не покидавшее его последнее время, наконец ушло. Он летел в сторону фронта в бесконечно синем небе, навстречу новым воздушным боям, рядом с ним летели его друзья, его эскадрилья. Лучшие в мире летчики, которых он не променял бы ни на кого на всем белом свете. А на земле, на родном аэродроме его ждали другие люди, которых он тоже называл своими друзьями, в которых тоже был уверен, как в самом себе. Самые лучшие специалисты, самый крепкий и надежный тыл. Впереди, на фронте длиной в несколько тысяч километров, громыхала, пожирала людские жизни и калечила судьбы самая страшная война в истории человечества, но гвардии старший лейтенант Олег Северов был счастлив, как счастлив может быть воин, который твердо уверен в своей грядущей победе, в своем оружии, в своих товарищах. И ему стоило некоторых усилий вернуть себя в то чуткое и внимательное состояние, в котором должен пребывать летчик-истребитель в небе, если, конечно, он хочет в нем выжить.

Потом были поздравления от Булочкина, Новоселова, Винтика и Шпунтика, других технарей. Северова очень тронуло, что люди сейчас радовались очень искренне. Да ведь в его награде была немалая доля и их труда! Вечером в полку был торжественный ужин, на котором обмыли гвардейское звание и новые награды. Кстати, Бармин выхлопотал их и для осназовцев Аверина. Все получили медали «За отвагу». Так что полк просто засыпали, было что обмывать. Впрочем, обмыли, это сильно сказано. Спиртного было минимум, только для символического замачивания наград. Олег был откровенно смущен вниманием к своей персоне – первый и пока единственный Герой Советского Союза в полку, самый орденоносный летчик. Очень уж все внезапно произошло, сюрприз получился, еще как получился.

А вот у немцев сюрприз в полной мере не удался. С известной Олегу из прошлой жизни историей сейчас имелось несколько существенных отличий. Во-первых, не случилось гибельного наступления войск маршала Тимошенко, не было Барвенковского выступа, не было развала фронта. Решили придерживаться стратегической обороны и придерживались, не давая воли командующим фронтами затевать крупные операции. Во-вторых, угрозу вражеских ударов вовремя распознали и приняли меры, какие могли. Как оказалось, недостаточные, но на что хватило сил. В-третьих, началось активное внедрение нового боевого Устава, новых тактических приемов и принципов ведения боя. Многое из того, что в той истории нарабатывалось и обобщалось еще долгое время, что стоило нашей армии и стране огромных жертв, теперь имелось и активно обкатывалось и внедрялось. В-четвертых, в войска начали наконец поступать первые образцы новой техники. Это стоило колоссального напряжения тыла, всей оборонной промышленности, но результат был очень неплох. Конечно, до полного обеспечения было еще очень далеко, но первые небольшие партии поступать начали. Те же Як-1б, которыми вооружили гвардейский полк, предназначались пока только для самых лучших частей. В остальные шли обычные Як-1 и ЛаГГ-3.

Немцы нанесли отвлекающие удары в зоне ответственности Брянского фронта 5 июня. Эти удары должны были продемонстрировать начало операции «Кремль» и привлечь к московскому направлению основные стратегические резервы, накопленные Ставкой за зиму. А этих резервов было не так много.

Локатор показывал несколько групп вражеских самолетов, приближающихся к линии фронта. Данные локатора, а также прослушивание и расшифровка радиопереговоров позволяли предположить, что основной удар наносится по участку фронта северо-западнее Мценска и по разведданным артиллерийским батареям и танковым подразделениям РККА. Эскадрильи гвардейского полка занимались истребительным прикрытием, против бомберов работали полки, вооруженные обычными Як-1 и ЛаГГ-3. Против десяти «Яков» третьей эскадрильи было шестнадцать «Мессеров», расклад знакомый. С первого захода сковырнули двоих, еще один ушел с дымом. Як-1б отличается от Як-1 отсутствием гаргрота, так что немцы сразу поняли, кто против них работает. Попытку четырех «Мессеров» подняться выше звено Ларионова пресекло, скороподъемность у Як-1б выше, чем у любого «Мессера», даже Густава. Так что наши на пять тысяч забрались быстрее и не дали немцам подняться еще выше, где характеристики их машин будут лучше. Еще один худой отправился к земле. А внизу оставшиеся шесть «Яков», разбившись на пары, хороводились с оставшимися девятью «Мессершмиттами». Первой жертвой стал, естественно, одиночка. Не стал уходить, поплатился. По почерку видно, не эксперт, пилот средний. Оставшиеся три «Мессера», что пытались забраться на высоту, драпанули к своим. Звено Ларионова свалилось сверху и сбило еще одного и одного повредило. Оставшиеся повернули домой, их не преследовали, топлива было мало. Итог – пять сбитых и два поврежденных.

Глава 4

Удар немцев был сильным, но Петровский был к нему готов. Известие о том, что линия обороны в районе Болхова прорвана, он и Снегов восприняли совершенно спокойно. Пока все шло, как задумано. Немцы должны поверить в успех, в идеале – перебросить подкрепления для его развития. Противник пока не понял, что в действительности лишен свободы маневра и может двигаться только туда, куда ему дают.

Максимилиан Мария Йозеф Карл Габриэль Ламораль райхсфрайхерр фон унд цу Вайкс ан дер Глон, которого у нас звали просто Максимилиан фон Вейхс, имперский барон, наследственный и владетельный дворянин имения Вайхс на реке Глон, шестидесятилетний генерал-полковник, кавалер Рыцарского креста Железного креста, кавалерист по прозвищу Зенитчик, был опытным и очень осторожным военачальником, но не все мог делать по своему усмотрению. Воля фюрера довлела над ним, принуждая к более активным действиям, чем те, на которые он решился бы сам. Впрочем, пока все складывалось очень хорошо – фронт русских прорван, прорыв расширяется в ширину, ударная группа продвигается вглубь позиций противника, невеликие их резервы вводятся в бой, затыкая дыры, а не массированно. Все-таки они мало чему научились за 1941 год, тупые славяне. Отдельные сообщения об использовании новой техники настораживали, но, похоже, русские обкатывали какие-то экспериментальные образцы, никаких сведений о массовом применении новой техники нет. Генерал Петровский, безусловно, неплох, достиг некоторого успеха в маленьких частных операциях, но в масштабах фронта… Не дорос!

В это время Леонид Григорьевич, тщательно создававший себе такой имидж, пил чай с лимоном вместе со своим заместителем Михаилом Федоровичем, начальником штаба Михаилом Георгиевичем и ЧВС Дмитрием Александровичем и пребывал в хорошем настроении, наблюдая за развитием событий. Надо сказать, что все четверо прекрасно сработались и отлично понимали друг друга. Никто из них ни разу не пожалел, что они работают вместе, а особое положение фронта как испытательного полигона для различных нововведений давало простор для творчества.

Противодиверсионная служба была поставлена хорошо. Удалось не только переловить и уничтожить большинство вражеских разведгрупп, но и дать некоторым увидеть то, что нужно, а потом уйти обратно. Нелегко пришлось, но контрразведка справилась. А воздушную разведку прикрыли основательно. Использование радаров позволило отслеживать вражеские самолеты-разведчики, а передислоцированный полк ПВО, вооруженный «МиГами», доставал их на любой высоте. Вейхс медведем ломился в сторону Тулы, севернее перешла в наступление 4-я армия, они полагали, что скоро соединятся и русские 3-й и 61-й армий окажутся в окружении. Между тем наступление 4-й армии наткнулось на стойкую оборону, немцы смогли продвинуться всего на десяток километров, после чего основательно увязли в заранее подготовленных оборонительных рубежах. Брянский фронт не располагал значительными резервами, но Петровский убедил Ставку, что с наступлением немцев они справятся собственными силами. Однако на заманивание вглубь своей территории на двух направлениях сил явно не хватит. Командующий 4-й армией Вермахта генерал от пехоты пятидесятипятилетний Готхард Хейнрици, тоже кавалер Рыцарского креста Железного креста, вступил в командование армией всего два месяца назад. Отношения с высшим руководством у него были не слишком хорошие, поэтому Петровский решил, что призывы Хейнрици к руководству об осторожности будут этим самым руководством игнорироваться. Так и случилось. По данным разведки, генерал получил втык от Гитлера за призывы к прекращению наступления и переход к обороне. Вот и получалось, что Вейхс и Хейнрици, генералы возрастны́е, опытные и осторожные, были вынуждены подчинить чисто военную целесообразность политическим соображениям своего фюрера. Леонид Григорьевич их не жалел, просто пользовался обстоятельствами в свою пользу. А наказывать по полной программе именно Вейхса было решено из тех соображений, что его армия представляла бо́льшую опасность для направления на Нижнюю Волгу и Кавказ. Пока от врага удавалось скрыть концентрацию новой техники, да и было ее немного. Ставка была на более высокую эффективность и маневр. Пока Вейхс продирался сквозь оборонительные рубежи, войска Хейнрици с успехом перемалывались артиллерией и авиацией, они вязли на хорошо проработанных в инженерном отношении позициях, взаимодействие родов войск противника старательно нарушалось. Из этой цепочки старательно исключалась в первую очередь авиация. Да, резервов у Петровского было немного, но и резервы 2-й и 4-й армий противника тоже были ограничены, ведь их удары носили вспомогательный характер. Вейхс еще не понял, что дальнейшего расширения прорыва не будет, фланги атакующих войск уперлись в прочную оборону. Фронт вовсе не расползался, как промокашка, немцы вязли в системе опорных пунктов, которые ограничивали их маневр и продолжали устремляться вперед, еще не понимая, что обречены.

Так что причины для хорошего настроения командования Брянского фронта были.

Помимо прикрытия своих бомбардировщиков и штурмовиков и перехвата вражеских самолетов, гвардейский полк приступил к новому для себя делу. Больше всех крови нашим авиаторам портили вражеские охотники. Подскочили, завалили зазевавшегося, ушли. Ходили парами или, реже, четверками. Командование ВВС фронта идею охотников на охотников приняло положительно, но, учитывая уровень вражеских летчиков, работать в таком режиме разрешили пока только третьей эскадрилье. Остальные поворчали немного, но Северов разрядил ситуацию, пообещав брать в четверки по паре из других эскадрилий. Кроме того, продолжал натаскивать двух младших лейтенантов из последнего пополнения. Ребята были обстрелянные, но без нужных навыков. Ничего, оба уже вполне подтянулись, полетают пока ведомыми, а Журавлев с Хомяковым до старших летчиков давно созрели. С Владленом Олег разговор составил, тот без обид согласился летать у него ведомым, тем более что Северов его в плане сбитых не обижал, да и совершенствоваться давал. Пилотировал Железнов на загляденье, стрелять стал прекрасно. И как ведомому ему цены не было, что особенно важно.

Обычно Олег с ведомым забирался повыше, а на немецких охотников он наводил вторую пару. Сам помогал только при необходимости, даже если «гансы» пришли звеном. Количество сбитых при такой тактике не впечатляло, но у немцев выбивались бесценные кадры экспертов, заменить которых было трудно. Пока трудно, но еще возможно. А вот если дело пойдет и дальше, то будет невозможно. Впрочем, это дело еще довольно отдаленного будущего. Но вызвать у немецких пилотов воздухобоязнь получалось. А пока небо удавалось держать за счет большого количества вылетов, концентрирования сил и максимального использования новой авиационной техники. Авиачастей, имеющих на вооружении И-16 и И-153, на фронте почти не осталось. Да, новейших машин было немного, но истребители последнего предвоенного поколения составляли большинство.

Вечером 7 июня Бармин, вернувшись из штаба фронта, собрал комэсков и командира БАО и рассказал, что вражеское наступление на стыке с Западным фронтом выдыхается. Важная роль отведена авиации. Ар-2, Пе-2, Су-2 и Ил-2 наносят такие мощные удары, что буквально перемешивают с землей вражескую артиллерию, пехоту и танки. Истребительная авиация завоевала господство в воздухе, противник пока не перебросил дополнительные силы с других участков фронта. Активность нашей авиации с целью воспрепятствовать такому маневру силами является первоочередной задачей. Но скоро придет и наш черед громить врага на земле. На аэродром перебрасывается гвардейский полк пикирующих бомбардировщиков. Под них сейчас орлы майора Булочкина вовсю готовят капониры. Также должен разместиться полк легких ночных бомбардировщиков. Аэродром большой, место позволяет это сделать без проблем. Места для размещения личного состава также имеются. Так что ждем гостей.

Место для дополнительного размещения было выбрано командованием не случайно. Во-первых, командование 7 ГИАП сумело убедить вышестоящее начальство в целесообразности увеличения штатов технического персонала. Это позволяло готовить технику и проводить ее ротацию при выработке ресурса гораздо быстрее. Олег в прошлой жизни с этим, естественно, не сталкивался, но где-то вычитал в свое время, а теперь вспомнил. Во-вторых, уже безо всякой подсказки со стороны Олег Петрович добился разрешения на увеличение штата роты охраны, она состояла из шести взводов, не считая взвода осназа. В-третьих, 7 ГИАП была в качестве еще одного эксперимента придана специальная рота радиоразведки, которая обслуживала «Пегматит» и станции радиоразведки. Командующий ВВС фронта генерал-майор Остряков Николай Алексеевич часто бывал у них в полку. Когда Северов увидел его в первый раз, он был очень сильно удивлен. Олег точно помнил, что Остряков погиб в Севастополе в 1942 году, находясь в должности командующего ВВС Черноморского флота. Он осторожно расспросил Бармина и выяснил, что генерал был отозван из Севастополя в начале года. Все обороняющие Севастополь испытывали колоссальные нервные перегрузки, что для летного состава чревато небоевыми потерями. Остряков предложил организовать дом отдыха, где летчики могли бы в течение небольшого времени немного отдохнуть. Идея была очень здравой, но оказался рядом очередной работник товарища Мехлиса, который, как водится, ничего не понял, кроме того, что кто-то решил в такой напряженный момент отдыхать вместо совершения героических подвигов. Доложил Мехлису, тот раздул кадило. Октябрьский защищать своего командующего ВВС почему-то не стал. Острякова выдернули в Москву, где начали мотать нервы, пока его себе не выпросил командующий Брянским фронтом. Желания Николая Алексеевича никто не спрашивал, но он был очень рад оказаться снова в строю, а не оправдывающимся неизвестно в чем. А когда увидел, как работает командование фронта, какая техника поступает на вооружение, жалеть и вовсе перестал. Хотя признавался, что по морю скучает и волнуется за Севастополь. А Северов, услышав об Острякове, размышлял о превратностях судьбы. В его прошлой жизни: Петровский погиб, Лестев погиб, Снегов попал в плен, Лукин попал в плен, Остряков погиб. И все эти люди собрались вместе и руководят фронтом, и как руководят! Удивительно это все!

Между тем драка в воздухе становилась все более напряженной. Немцы подтягивали силы. С раздракониванием ударной группировки своей 4-й армии они, похоже, смирились. Сделать там уже ничего было нельзя, поэтому авиация стала плотнее работать над районом наступления 2-й армии барона Вейхса. Впрочем, можно было предположить, что силы у немцев на исходе. В частях, переброшенных с других участков или с Запада, встречались даже «Эмили».

Как известно, самая лучшая ПВО – это наши танки на аэродромах противника. До этого было еще далеко, но бомбоштурмовые удары по аэродромам противника тоже неплохо. Командование полка было уверено, что с появлением новых бомбардировочных и штурмовых полков на их участке такие удары будут нанесены. А пока занимались привычной работой. И делали это очень хорошо. Немцы уже поняли, что наряду с обычными авиаполками здесь работает полк, не только вооруженный новыми самолетами, но и имеющий летчиков, не уступающих по уровню их экспертам.

Личный счет Северова постепенно рос, но Олег больше внимания уделял обучению, предоставлял возможность увеличивать счет другим. Количество сбитых лично у него стало двадцать семь. Недостатка в воздушных боях не было, поэтому Ларионов имел пятнадцать сбитых лично, все «старички» уже перевалили за десяток, по три имели на счету и оба младших лейтенанта – новичка, Филипп Егоров и Савелий Касев.

Вечером 7 июня Олег пришел в штаб для уточнения задач на следующий день. Командование полка встретило его дружным смехом.

– Я чего-то не знаю?

– Не знаешь! – Бармин переглянулся с остальными. – Комиссар, расскажи, у тебя лучше получится.

Арсений Арсеньевич кивнул:

– Сегодня зашел я на главный планшет уточнить обстановку. Смотрю, разбираюсь, тут один из «слухачей» меня зовет и наушники мне протягивает. И слышу я: Achtung! Achtung! Severoff ist in der Luft!!

«Вот это да! – подумал Олег. – Раньше Покрышкина сподобился! Становлюсь популярен, а это, пожалуй, лишнее».

А вслух сказал:

– У меня самолет только по номеру от остальных отличается, никаких опознавательных знаков типа гвардейского значка, Звезды Героя, рядов звездочек нет. Отсюда вывод: слушает нас вражина, знает, что это я полетел, а не Ларионов, например. Надо в эфире аккуратнее болтать!

Веселья у командования полка сразу убавилось, Волк только крякнул:

– Вот человек! Тебе разве не приятно, что противник так высоко ценит?

– Мне приятно будет, если нами они детей своих после войны еще сто лет пугать станут! И зарекутся к нам войной ходить, сволочи!

Все замолчали, через некоторое время Каменев сказал:

– Я у тебя эту мысль украду, не возражаешь?

Северов засмеялся:

– Не возражаю и на авторство не претендую, сам где-то услышал.

Вычитал Олег это в одной книге еще в прошлой жизни, но говорить об этом бывший подполковник ВКС России, естественно, не стал.

На следующий день Северова ждал большой сюрприз. Перед обедом, когда после вылета парой он сидел в тенечке на скамейке у штаба, послышался гул авиационных моторов. По звуку это были наши, и точно, показались одномоторные самолеты, в которых Олег без труда опознал Су-2. Построив коробочку, они стали по одному заходить на посадку. Булочкин распоряжался своими людьми, которые шустро распределяли прибывших по капонирам. Трегубов был со звеном из первой эскадрильи в воздухе на случай внезапного появления вражеских охотников. Немцам удавалось иногда обманывать радар, подходя на сверхмалой высоте и прячась в складках местности. К тому же работа аппаратуры зависела от многих факторов, в том числе метеоусловий. Так что лучше было подстраховаться. Бармин и Волк вышли из штаба встречать новых соседей.

Один из подошедных новичков представился:

– Командир 41-го гвардейского бомбардировочного авиаполка гвардии майор Агеев Иван Петрович.

Тут он обнаружил стоящего неподалеку Северова.

– Живой, чертушка!

За обедом немного поговорили. Бомбардировщики были приятно удивлены качеством пищи, сначала решили даже, что это приготовлено специально по случаю их прилета. Ужин был не менее хорош.

– Это что же, вы каждый день так питаетесь? – Агеевв был искренне удивлен.

– А что такого? – не понял Бармин. – Обычная еда.

– Обычная!? На прежнем месте нам грех жаловаться было, но у вас тут просто великолепно!

– У Булочкина не забалуешь! Они с Тарасюком, это старшина его, поваров быстро приструнили. Кто не понял, а были и такие, те сейчас в пехоте, с винтовкой вместо черпака. К тому же главного повара он сам нашел. Давид – грузин, был шеф-поваром в одном из ресторанов Тбилиси. Петрович обнаружил его в запасном полку и забрал к нам.

– Какие снайперы? Какая практика?

– Ты же не знаешь ничего. У нас рота охраны усиленная, их Булочкин с Авериным, это их командир, натаскали как волкодавов. А для поддержания навыков снайперов, которые есть в каждом отделении, он периодически на передовую выводит.

– Чего еще я не знаю?

– Про авиационную спасательную службу слышал? Нет? Ну, попозже расскажу.

Уже через два дня, когда экипажи «сушек» освоились с районом и сдали зачет штурману полка, начались боевые вылеты. Бомбардировщики наносили точные бомбовые удары, гвоздили РСами танки и другую технику противника. Истребители вели охоту на самолеты противника. Только ночью немцы получали передышку, но и это должно было измениться с прилетом полка ночных бомбардировщиков. Познакомились экипажи бомбардировщиков и с работой АСС. Правда, сбитые были в основном от зенитного огня. После того как спасатели вытащили с вражеской территории три экипажа, Агеев и его летчики стали горячими приверженцами АСС.

Ранним утром 10 июня Северов и Железнов вели охоту на своей территории. Олег тщательно изучал действия немецких летчиков, пытался спрогнозировать их районы охоты. Олег считал, что раз немцы любили орднунг, то система должна была быть, ее только нужно было понять. Северов заметил одинокий «Як», который шел параллельно линии фронта. Это была машина не их полка и почему-то одна. Олег уже собирался запросить КП, когда увидел четверку «Мессеров», подошедших на фоне земли и устремившихся в атаку на кажущуюся такой легкой добычу. Легкость оказалась обманчивой, летчик «Яка» оказался пилотом высокого класса, сбить себя сразу не дал. Однако немцы тоже были экспертами, поэтому бой один против четырех имел все шансы закончиться победой немцев. К тому же серийный Як-1 уступал Густаву по характеристикам. А вот охотников за охотниками немцы не ждали, увлеклись, за что и поплатились. Пара Северова упала с высоты со стороны солнца, коротко громыхнули пушки и пулеметы, два вражеских истребителя, кувыркаясь, ушли к земле. А «Яки» уже снова лезли на высоту, быстро уменьшаясь и растворяясь в бесконечной синеве. Воспользовавшись замешательством, летчик одинокого «Яка» всадил очередь в одного из оставшихся противников. Немец задымил и потянул в сторону линии фронта. Последний фриц элементарно сбежал.

Помотавшись еще немного вдоль ЛБС, Северов и Железнов ушли на свой аэродром. Приземлившись, они увидели одинокий «Як», стоящий под маскировочной сетью на краю аэродрома. А зайдя на КП, Олег обнаружил там командующего ВВС фронта генерала Острякова. Николай Алексеевич крепко пожал руку Северову.

– Ну, здравствуй, Олег! На земле видеть приходилось, теперь и в небе встретились. Отлично воюешь! Знаешь, Алексей Викторович, – обратился он к Бармину, – никто и понять ничего не успел, а половины фрицев уже нет.

– Здравия желаю, товарищ генерал! Только зря вы один летаете, с ведомым надо!

– Смотри, уже генерала учит! – засмеялся Остряков. – Да прав ты сто раз. Хотел посмотреть кое-что сверху. Посмотрел, ети мать! Спасибо тебе, Олежка!

Остряков обсудил с командованием полков дальнейшие действия и улетел уже под вечер, сопровождаемый парой из первой эскадрильи.

А через день началось форменное светопреставление. Вернее, началось-то все вполне обыденно.

Полк легких ночных бомбардировщиков прилетел после обеда. Самолеты заходили на посадку парами, но поскольку капониров для них не подготовили, их закатывали под маскировочные сети. А когда летчики полка стали вылезать из своих машин, все с удивлением увидели, что это девушки. Но больше всех удивил Северова его кот.

Когда прилетел 41-й бомбардировочный, Валера наблюдал за перемещением личного состава, но… Около штаба сидел кот-орел, кот-хозяин, кот, первый заместитель командира полка. Выглядывающий из-за его спины Васисуалий Михайлович был Санчо Панса при светлейшем владельце этих мест. А сейчас перед девушками сидел кот-бедолага, кот-беспризорник, кот-Гаврош. Его сиротский вид мог выжать скупую слезу даже из стального мужского сердца, что уж говорить о слабых, чувствительных женских натурах. Правда, тут же выяснилось, что у девушек есть своя живность. Из самолета вытащили маленькую короткошерстную собачонку. В отличие от людей собачку нисколько не обманул вид Валеры, поэтому она спряталась за ноги одной из летчиц и осторожно выглядывала оттуда, ожидая дальнейшего развития событий.

– Тася, ты котика не обижай. Видишь, какой он несчастный!

Полосатое «несчастье» убрало когти размером почти с палец новорожденного и разрешило Тасе проследовать мимо. К чести владетельного сеньора аэродрома и окрестностей, он не только не обижал Тасю, но и не дал ее в обиду крупной дворняге, забежавшей из соседней деревни. Тася опрометью кинулась к бараку, где разместились летчицы, а дворняга с воплями умчалась обратно. Но это случилось на следующий день, а пока девушки суетились около своих машин, а командование прибывшего полка знакомилось с хозяевами аэродрома.

– Майор Столярова, командир 589-го полка легких ночных бомбардировщиков.

– Капитан Ожиганова, начальник штаба.

– Старший политрук Саакян, комиссар полка.

Тем временем к девушкам стали подходить свободные от полетов и дежурств летчики. Мария Антоновна Столярова, симпатичная тридцатилетняя шатенка, как и все ее девушки, опыта боевых действий не имела. Все они прибыли на фронт первый раз. Полк вообще был сформирован, что называется, в последний момент. Его создавать не предполагали, но потом руководство ВВС почему-то передумало. И теперь Мария Антоновна в некотором замешательстве смотрела на возникшую суету. Бармин все правильно понял и уже хотел подать знак Булочкину, чтобы тот навел порядок, но Петрович уже сам вмешался в процесс. Вместо того чтобы просто прогнать лишних летчиков, он запряг их закатывать У-2 под маскировочные сети. Для проживания девушек уже был подготовлен стоящий с краю барак, Булочкин проводил туда новых жильцов, Тарасюк руководил размещением имущества по кладовкам. Винтик и Шпунтик, сияя начищенными медалями «За отвагу», в чистом, подогнанном по фигуре обмундировании с гвардейскими знаками (когда и успели переодеться?!), что-то с важностью объясняли девушкам из технического персонала. Впрочем, у всех были дела, поэтому все встретились уже на ужине, благо столовую Булочкин сделал просторную, словно знал, что людей питаться будет больше. Летчицы также были приятно удивлены качеством и разнообразием пищи, ели и нахваливали.

Командование полков сидело за отдельным столом, здесь же ужинали Булочкин и Аверин.

– Отлично тут у вас все поставлено! – Столярова с удовольствием пила свежезаваренный чай. – Питание прекрасное, аэродромные службы работают – загляденье. Сразу видно, чем гвардейские полки от обычных отличаются.

– Нет, Мария Антоновна, не этим, – улыбнулся Агеев. – У меня тоже гвардейский полк, и поверьте, немцев мы бьем хорошо. Но когда сюда прибыли, тоже были удивлены. И порядок такой здесь задолго до того был, как они гвардейцами стали. И творец этого порядка вот сидит, Олег Петрович его зовут.

И показал на Булочкина. Тот неожиданно смутился.

– Ладно тебе, у гвардейского полка снабжение хорошее.

– Не прибедняйся, Петрович. Мы гвардейцами когда стали?

И Бармин рассказал женщинам, как в полку появились Булочкин, Аверин и другие. А также об аварийной спасательной службе, использовании радара, отображении обстановки на планшете и многом другом.

Аревик Саакян, жгучая кареглазая брюнетка небольшого роста, говорила с небольшим акцентом:

– Меня беспокоит наше соседство с вашими летчиками. Они ребята молодые, у нас девушки тоже совсем молоденькие, начнут любовь крутить.

Каменев хмыкнул:

– Наверняка! Но ваши девушки могут быть уверены, никто их не обидит. И другим не дадим.

– Да я не в этом смысле, – смутилась Аревик. – Вашим ребятам ничего, а наши девушки беременеть начнут. А это потеря боеготовности.

– Вот и хорошо, – пробурчал Булочкин. – Нечего им тут делать, сами разберемся.

– Что? – удивилась Столярова. – Что вы такое говорите!?

– Похоронки на девчонок писать еще не приходилось? – жестко спросил Олег Петрович. – Вижу, не приходилось. Когда умрет у вас на руках хоть одна, да с криком «Мамочки, я жить хочу!», когда похоронку ее родственникам напишете, поймете, о чем я!

– Зачем вы так, – тихо сказала капитан Ожиганова, сероглазая, с толстой русой косой молодая женщина лет двадцати семи. – Да, мы не воевали, но будем воевать не хуже других.

– Я никого обижать не собирался. Это я обижен, черт знает как обижен! Тем, что девчонок на войну, на передний край шлют, как будто нас здесь мало. Посмотрел я на них, большинство же соплячки совсем! А эти гады в них из пулеметов стрелять будут! Когда самолет в воздухе горит, не видели, какие ожоги у летчиков бывают?

– Все, Олег Петрович, хватит! – Бармин тяжело вздохнул. – Не мы придумали, не нам отменять. На пацанов наших похоронки писать не легче. Но должен сказать, что главным нашим достижением считаю не то, что немцев много сбиваем, а то, что потери при этом очень даже невелики.

Все синхронно постучали по столу.

– Извините! – опять буркнул Булочкин. – В последнем выходе видел, как девчонку-санинструктора ранило. Снайпер вражеский солдата подстрелил, специально не насмерть, а чтобы ранить. Мальчишка молодой, восемнадцать лет, несколько дней назад с пополнением пришел. Лежит, кричит. Эта дуреха и поползла. Такая же, как он, в том же возрасте. Я орал, чтобы не пускали, но далеко был. Снайпер ей в грудь и закатал, не промахнулся, сволочь. Лежат рядом, мальчишка кричит, девчонка серьезнее ранена, стонет.

Петрович рассказывал, сжимая свои пудовые кулаки, глядя в стол перед собой, заново переживая. К столу подошел Тарасюк:

– Разрешите, товарищи командиры.

Тихо сказал что-то Булочкину, тот кивнул и, извинившись, ушел со старшиной. За столом повисла тягостная пауза, которую прервал Денис.

– Петрович с ребятами быстро сориентировались, снайпера засекли и уничтожили. Он свой второй выстрел всего на несколько секунд пережил. Тимофей его из своей «Матрены» и сработал.

– Из чего? – не поняла Саакян.

– Из «Матрены». Это он свою винтовку так зовет. Была, говорит, у него подруга, ласку его очень любила. Сейчас вместо той Матрены у него эта, и тоже ласки требует. А раненых мы сразу вытащили, живы были, когда в медсанбат отправляли.

– А что вы на передовой-то делали? – не поняла Аревик. – И что за снайперы в авиаполку?

– Так АСС – это не просто самолеты, которые сбитых летчиков вывозят, это еще и взвод осназа, который операции прикрывает. Да и рота охраны у нас особенная.

Денис рассказал об АСС подробнее, о том, как служба создавалась. Женщины с интересом слушали, даже не заметили, что начало темнеть.

Работать женский полк начал через два дня, также освоившись с районом боевых действий. Летали, конечно, по ночам. С соседних аэродромов работали «пешки» и Ары, а также горбатые, немцам приходилось несладко. Они еще надеялись завоевать господство в воздухе, наращивали и концентрировали силы. Было понятно, что они грабят другие участки фронта, чего и добивалось наше командование. Случались налеты вражеских бомбардировщиков на другие аэродромы, не очень эффективные, так как ПВО была очень приличной, да и истребительное прикрытие не дремало. А вот налет на аэродром, где располагались 7-й и 41-й гвардейские и 589-й ночной полк, немцам, можно сказать, удался. Зенитчики сработали хорошо, посбивали и повредили немало, но налет был массированный, целей слишком много, так что некоторые объекты пострадали. Нет, располагавшиеся в капонирах немногочисленные «Яки» и «сухарики» не пострадали, а вот У-2 досталось, вышла из строя примерно треть самолетов, даже чуть больше. Но самым неприятным было не это, а вывод из строя радара. И ремонт его грозил затянуться, были проблемы с запчастями. Были потери и среди личного состава, к счастью, в основном ранеными. Убито было несколько техников «сушек», не успевших спрятаться в щели. Ранеными оказались несколько девушек-техников из 589-го полка и пара летчиц. «Яки» и «сушки» были в это время на задании, бомбили очередное обнаруженное воздушной разведкой скопление вражеской техники, а истребители неплохо причесали сунувшихся помешать налету «Мессеров».

Кота Валеру налет врасплох не застал. Он заблаговременно заводил ушами и, громко мяукая, направился к щели. На аэродроме стали рваться первые бомбы, когда Валера спрыгнул в окопчик. Там уже сидели, прижав уши, Васисуалий Михайлович и Тася.

Середина июня оказалась богата на необычные события.

16 июня на рассвете неожиданно прилетел Остряков, командование полка собралось в штабе, через четверть часа туда вызвали Северова.

Задание было формально обычным: забрать из вражеского тыла группу разведчиков с ценными документами. Проблема заключалась в том, что сделать это надо было как можно быстрее, т. е. средь бела дня, а точка эвакуации находилась глубоко во вражеском тылу, Як-1 и ЛаГГ-3 не доставали. Шанс был только у Як-1б, который имел дальность чуть более 1000 км.

– А сколько человек надо вывезти?

– Было семь…

– ПС-84 баржа здоровая и медленная, у «Хадсона» крейсерская скорость, как у него максимальная и семеро нормально влезут. Расстояние для него невелико, топливо можно не экономить, пойдем быстрее.

Полчаса подготовки техники, и третья эскадрилья, два звена «сушек» Агеева и «Хадсон», пилотируемый Каменевым, поднялись в воздух и взяли курс на запад. Успели вовремя, сориентировались по сигнальным ракетам, бомбардировщики снайперски причесали преследующих разведчиков егерей, отсекли их от группы и дали возможность погрузиться в самолет. Садиться Арсению Арсеньевичу пришлось на короткую площадку, взлетел он с трудом, чудом не зацепив за верхушки деревьев. Погода была, как назло, совершенно безоблачной, поэтому «Хадсон» шел на предельно малой высоте, чтобы его было труднее обнаружить. Комиссар обходил населенные пункты и собирался подняться повыше только перед линией фронта. Немцы их нашли, когда до ЛБС оставалось чуть более сотни километров, но сначала это было всего лишь звено. Затем появились еще два звена, а потом и другие подтянулись, но к тому времени Бармин поднял первую и вторую эскадрильи, да и соседи не дремали. В целом операция стоила полку потери трех летчиков безвозвратно, двух раненых и пяти машин. Каменев вывез троих разведчиков, про других четырех никто не спрашивал. Вечером хмурый Остряков сказал, что сведения, похоже, ценности великой, руководство очень довольно и сулило награды.

Как все было на самом деле, Олег узнал от Забелина через год.

Генерал-полковник, кавалер Рыцарского креста с дубовыми листьями, командующий второй танковой армией Вермахта генерал Рудольф Шмидт был вызван на совещание в Берлин, на обратном пути остановился в Могилеве и предполагал там пробыть неделю. При нем был портфель с очень важными документами, он хранился в кабинете коменданта, там имелся прекрасный сейф. А сам кабинет находился в бывшем доме губернатора, планировка его известна. Известна и одна очень важная особенность сейфа. Как случайно выяснилось, у него нет задней металлической стенки! Он являлся встроенным в стену, его монтаж производился в начале двадцатого века, тогда как дом построен еще в конце восемнадцатого. Почему было принято такое странное решение, сейчас неизвестно, да и неважно. Важно, что об этом в свое время узнал один вор, который и планировал украсть из него драгоценности супруги тогдашнего губернатора. Реализовать свой замысел вор не успел, случилась революция. Перед войной и сам вор умер в лагере, но перед смертью он ударился в воспоминания, рассказав своим соседям по бараку о некоторых эпизодах своей жизни. Администрация лагеря об этих воспоминаниях узнала, на этом все и закончилось бы, но в лагере в это время находился один из сотрудников Центрального аппарата НКВД, который услышал в том числе и про сейф без задней стенки. Услышал и забыл, а когда Могилев был оккупирован, вспомнил.

Было решено разыграть «неудачное» похищение документов, чтобы у противника не возникло желания менять свои планы. Стена сейфа выходила в небольшую кладовую рядом с приемной, у группы имелись специальные заряды для подрыва стены. Было разыграно нападение на комендатуру, а другая группа, изображавшая противодиверсионное подразделение, «случайно» оказалась рядом и организовала «преследование». А документы уже были не у первой группы, а у второй. Первая – практически смертники, но путь отхода продуман, поэтому выход из Могилева удался, но за городом она была окончательно «уничтожена». Причем последние ее бойцы якобы подорвали себя приличным количеством взрывчатки. Взрывчатка заложена заранее, как и тела нескольких убитых немецких солдат, останки которых изображали погибших диверсантов. Документы при взрыве «уничтожены», обрывки кое-каких бумаг вместе с настоящим портфелем уже туда заложили. Далее последовал налет АДД на Могилев, в ходе которого группа контрдиверсантов также «погибла». Концы в воду, как говорится. Все удалось, разведчики стали уходить к точке эвакуации, но вмешалась случайность. Они были обнаружены и были вынуждены уходить с боем. Дальнейшее Северову было известно. Как показали последующие события, немцы действительно посчитали документы уничтоженными и обнаруженную группу с событиями в Могилеве не сразу связали. А потом было уже поздно. Разрабатывал операцию Забелин, за что и получил орден Ленина и звание старшего майора госбезопасности.

18 июня пришел вызов Северова к командующему ВВС фронта, но вылетать пришлось не на своем самолете, а на У-2, предоставленном 589-м полком. Повезла его Света Яблокова, сержант лет двадцати двух с роскошной косой, большая любительница купаться, загорать и петь грустные песни. Света рассчитывала сразу вернуться обратно, но получила приказ дожидаться Северова и везти его назад. Вот только прилетели они в штаб уже вечером и узнали, что Остряков уехал и будет на следующий день к обеду. Делать нечего, пришлось заночевать. Старшина, выделивший им комнату в каком-то домике на отшибе, не подумал, что второй летчик – девушка. Света немного растерялась, у нее даже комбез по причине теплой погоды был надет прямо на белье. Пока Северов ходил в штаб, она искупалась в речке, текущей неподалеку от их дома, постирала комбинезон, а когда вернулась в дом, то обнаружила, что Олег уже лежит в своей кровати и даже задремал. За окном начиналась гроза, громыхало еще далеко, но раскаты приближались. Пауза между молнией и раскатом грома становилась все короче. Света посмотрела на себя в большое зеркало, висевшее на стене. Нижняя рубаха, кальсоны, сапоги, шлемофон и портупея на шее – вояка! Впрочем, в нерешительности она пребывала недолго, скинула сапоги и шлемофон, вытащила пистолет из кобуры и сообщила Северову:

– Только сунься, застрелю!

Олег открыл один глаз, в руках у девушки был «Браунинг М1906». Где и раздобыла, не иначе подарил кто.

– Спать ложись! Из этого пистолета застрелиться проблема, не то что кого-то другого убить.

Какое-то время Света стояла с пистолетом в руке, потом со словами «вот дура» положила его на стол и залезла в кровать. К Олегу.

Пошарив рукой, он обнаружил, что кальсоны девушки остались где-то за пределами кровати.

– И как это понимать? Стрелять передумала, решила задушить?

– Дурак, я грозы до смерти боюсь!

Полночи Светку «успокаивал». Какие все-таки загадочные существа эти женщины!

Рано вставать не было никакой необходимости, Олег провалялся в кровати до девяти часов, после чего все-таки поднялся. Девушка еще спала, а Северов отправился во двор заниматься гимнастикой. Увлекся и не заметил, когда летчица появилась в дверях, наблюдая за его упражнениями.

– На спину полей!

Света, в одной нижней рубашке, прошествовала к Северову и полила ему на спину из ковшика. На вопрос Олега, что, если кто-нибудь увидит, пожала плечиками – пусть завидуют. Потом они оделись и пошли завтракать. Затем Северов направился в штаб ждать Острякова, а девушка отправилась на речку купаться, очень она это любила.

Генерал появился через два часа, Олег успел напиться чаю и наговориться со штабными командирами. В ходе осторожных вопросов Северов понял, что никто не курсе, зачем его вызвали.

Наконец за Северовым пришел один из работников штаба и отвел его в пустой кабинет совсем в другой стороне от кабинета командующего. Через несколько минут дверь открылась, зашел Остряков. Дело оказалось в бумаге, которую прислали из управления ВВС, она касалась развития авиационной спасательной службы. Василий Сталин настоял, чтобы документ показали Северову, а из соображений секретности перемещать его дальше штаба фронта не стали. С ним Олег проработал до вечера, предложения по организационной структуре оказались толковыми, так что Северов сосредоточился на технике, которой предполагалось оснащать АСС. По автожирам полк выходил прямо на КБ, при машинах работала группа инженеров, но соображения по усилению вооружения и увеличению пассажировместимости Олег указал. Упомянул и необходимость наличия небольшого вооруженного транспортного самолета, а также специального ударного по типу более позднего американского «Спектра». О неудачной попытке создать его на базе С-47 или ДС-3 он читал в свое время, да и использование его в условиях полномасштабной войны сомнительно, но тут даже проекта нет, пока сделают, мир давно наступит.

Освободился Северов поздно, Свету Яблокову уже отправили обратно в полк, так что Олег сразу завалился спать и спокойно проспал до семи утра. В полк вернулся на штабном У-2, который привез еще и почту. А там новый сюрприз.

Опять у фронтовой разведки случился форс-мажор, потребовалось ребят вытаскивать, но собственных сил не хватало, поэтому попросили помощи у АСС 7 ГИАП. Прямо из У-2 Олег побежал к своему «Яку», эскадрилья взлетела через несколько минут. Всей картины из кабины истребителя не видно, да и своих забот хватало, на этот раз прикрывали не только «Хадсон», но и тройку ПС-84, работал не только гвардейский полк, но и пара обычных. Группу разведчиков с документами и важным пленным, целым штабным полковником, вывезли, осназовцы Гладышева отделались ранениями, двоих ранили тяжело, но жить будут. Разведчики потеряли троих из семи. При движении к месту эвакуации они нарвались на группу немцев в количестве около взвода, пришлось принять бой. Правда, образовался неожиданный бонус – подполковник Генштаба с документами. Когда самолет с ребятами Гладышева приземлился, из него вылезли немецкий офицер при фуражке и кителе, но в подштанниках, и молодая немка в чулках, сапогах, кителе и пилотке, но без юбки и трусов.

– Вот, принимайте еще пленных, – мрачно сказал лейтенант. – Портфельчик у подполковника, я чувствую, очень богатый.

– Что за цирк? – удивленно спросил Булочкин. – Вы где этих пляжников взяли?

– Ха! На самом интересном месте мы их общение прервали. Шпиндифорил он ее, когда мы на них наткнулись. Так что извините, товарищ майор, некогда было их в порядок приводить. Как взяли, так и повели. Ребят из разведки жалко. Думали, все, вырвались, а тут…

Гладышев огорченно махнул рукой.

Возник еще один нюансик. Когда двум взводам из роты охраны приказали срочно грузиться в транспортные самолеты, они направлялись на тренировку. Винтик и Шпунтик тоже продолжали совершенствовать свои навыки рукопашного боя и стрельбы и нередко занимались вместе с бойцами роты. В общем, когда ПС-84 уже были в воздухе, Аверин и Булочкин обнаружили двух обалдуев, возжаждавших подвигов и славы. О возвращении речи быть не могло, а Петрович предложил выбросить их сразу и без парашютов. Все, впрочем, обошлось, Пашу и Андрея даже не ранило, а в бою они оказались вовсе не балластом, но Северов поорал для приличия, пригрозил отправить в тыл до конца войны, если выкинут еще что-нибудь подобное.

В общем, улов получился неплохой – документы, два штабных офицера. Но в группе десантников, которая отвлекла на себя основные силы преследователей, осталось в живых семь человек из двадцати двух, да и то благодаря своевременному вмешательству двух взводов роты Аверина. Но высокое руководство считало, что операция проведена очень удачно. Так считали все, только, может быть, мертвые десантники с этим бы поспорили, но они, естественно, промолчали.

Глава 5

После возвращения в полк Олег включился в обычную боевую работу. Немцы достаточно увязли в оперативном мешке, куда их заманило командование Брянского фронта. Массированное применение авиации и артиллерии, а местами и танков, позволило командованию фронта не дать противнику развить успех и окружить прорвавшиеся войска. Теперь их совместными усилиями доколачивали, не давая соединиться с основными силами.

Ночные летчицы теперь летали мало, вернее, большинство совсем не летало по причине отсутствия самолетов. Так что ночи у них оказались свободными.

– Вот я и говорю, девки сейчас телешом спят по причине теплой погоды. – Тарасюк стоял перед командованием полков, глядя куда-то вбок. – На входе Марья дежурную посадила из особо надежных. А то комиссар ихний сидит.

– Ну вот! – Бармин развел руками. – Караулят, значит.

– Караулят, – вздохнул старшина. – После отбоя та рыжая, Лизавета, в одних сапогах из окна вылезла и побежала к сараю, там ее Лешка Пахомов ждал. Почти всю ночь милова́лись и тем же манером обратно. А то купаться ходят почасту, так ведь опять телешом и уплывают, куда им надо. А наши уже ждут.

– Так что же это, – растерялся Сотников, – мы тут настоящее моральное разложение развели?!

– Не преувеличивай, Александр Сергеевич, – Каменев был настроен спокойно. – Есть отдельные летчицы и отдельные летчики, которые да, встречаются в интимной, так сказать, обстановке. Не более того. Я больше скажу. У нашего полка и у 41-го никаких летных происшествий (тут все дружно постучали по столу), снижение боевой эффективности не отмечается. В чем проблема?

– Да Марье хвоста накрутят! Аревик вообще под трибунал могут отдать. Представь, что у девчонок через несколько месяцев животы полезут! – Кречетов покачал головой. – Вот что я должен Лешке Пахомову сказать? У него боевых вылетов сколько? К ордену мы его представили. Кто про него хоть одно плохое слово скажет? Лизавета девка горячая, красивая, он парень хоть куда. Если бы не война, смотрели бы на них и радовались. Да и у остальных такая же история. С ребятами я, конечно, поговорю, но лучше бы девчонок с фронта убрали.

Решили поговорить на эту тему с Остряковым, может, порешает проблему наверху.

А после обеда 1 июля Северов получил приказ сопровождать звеном транспортник. Видимо, летело какое-то начальство, а может, груз был архиважным. ПС-84 встретили в заданном квадрате и пристроились выше, выписывая парами змейку в противофазе, с изменением высоты. Конечно, лучше было бы иметь при прикрытии несколько групп, ударную и сопровождающую, но приказ был выделить звено. Еще не прошли Ливны, когда показалась четверка вражеских истребителей, потом еще пара. Северов развернул свою пару навстречу, Бабочкин и Баградзе остались с транспортником. Не успели обменяться ни одним выстрелом, когда немцы вдруг резко вышли из боя и ушли на свою территорию. Удивленный таким маневром, Северов пристроился обратно к ПС-84, когда на связь вышел с КП полка Бармин и сообщил, что «гансы» его опознали, потому и сбежали так быстро. В Воронеже истребители дозаправились и догнали транспортник, шедший в сторону Ворошиловграда. Дальнейший путь прошел без происшествий, немцы больше не показывались, транспортник маскировался на фоне земли, но сопровождающие его ни разу не потеряли.

После посадки все пять самолетов загнали на дальнюю сторону аэродрома, к ним направилась легковая машина. Олег уже вылез из своего «Яка», когда из транспортника спустился генерал и направился прямо к нему. В подходящем генерале Северов узнал Жукова.

– Товарищ генерал армии, гвардии старший лейтенант Северов!

Жуков крепко пожал руку Олегу и усмехнулся:

– Видел я, как фрицы от тебя драпанули. Спасибо за сопровождение.

Георгий Константинович сел в машину и уехал, а летчики медленно пошли на КП, оглядываясь по сторонам.

– Олег! Олежка!

Северов обернулся, к нему бежала Вика Галанина, обняла его и поцеловала, не стесняясь окружающих.

– Ты как здесь? Надолго?

– Сопровождал транспортник, сегодня точно не улечу.

Вика еще раз поцеловала его и счастливо рассмеялась, потом убежала, сказав, что сама его найдет.

Летчики отметились на КП, шустрый младший лейтенант отвел их в столовую на ужин, потом определил на постой. Олег размышлял о своих отношениях с Викой. Девушка она была хорошая, красивая и ласковая, но самому себе врать не имеет смысла, он ее не любил. Любила ли она его? Северов был уверен – вечером Вика его найдет, что будет дальше, тоже понятно. Может быть, это нечестно с его стороны. Что же, сказать ей, что он ее не любит? И какой прок от его честности, она же ничего у него не просит, он ей ничего не обещает. Олег так ничего и не решил, когда летчица постучалась в их комнату. На девушке на этот раз была юбка, причем покороче, чем обычно для этого времени. Перехватив его взгляд, Вика засмеялась:

– Юбку мне все-таки выдали, но размер оказался не мой. Я ее нечасто надеваю, так что не успела пока поменять. Была бы слишком длинная, можно было бы обрезать, а тут что сделаешь.

Кожаную куртку Олег оставил в комнате, глаза девушки удивленно распахнулись, когда она увидела его гимнастерку.

– Гвардии старший лейтенант, Герой Советского Союза, три ордена!

Вика не скрывала своего восхищения, Олег опять застеснялся.

– Ну что ты, в самом деле. Ничего особенного, таких, как я, много на фронте.

Они немного погуляли, потом летчица потащила его домой, уже начало смеркаться. Девушка жила с остальными летчицами в просторном деревянном двухэтажном доме по четыре человека в комнате, но комната, в которую Вика его привела, была пустой. Отвечая на немой вопрос Северова, она сказала, что до утра их никто не побеспокоит. Пока Олег разглядывал комнату, девушка быстро разделась, бросая одежду и белье на пустую кровать, и обхватила его шею руками.

– Иди ко мне, обними сильнее.

От ее волос пахло травами и цветами, Олег тоже забыл про идущую войну, про все свои мысли и сомнения. Короткая летняя ночь кончилась, наступил рассвет. Стояла тишина, которую нарушало только пение птиц за окном. Голова Вики лежала у Северова на плече, она прижималась к нему всем телом и тихонько посапывала во сне. Олега опять потянуло на размышления, но вскоре он снова задремал, а когда проснулся, в доме уже раздавались звуки, свидетельствующие о том, что его обитательницы тоже проснулись и встают. Вика открыла глаза и села на кровати.

– Пить хочешь? Я сейчас.

Она встала и прямо голышом ушла куда-то, через некоторое время вернулась с кружкой холодной колодезной воды. Они пили эту воду по очереди и смеялись, потом Северов быстро оделся, а Вика стояла и смотрела на него. Олег понял, что она что-то хочет сказать, но не решается, и уже собирался об этом спросить, когда дверь приоткрылась и звонкий женский голос что-то прокричал. Вика быстро натянула юбку и гимнастерку прямо на голое тело, обула сапоги и, чмокнув летчика в губы, убежала, шепнув «я скоро». Олег вышел из комнаты и, пробравшись к выходу и спугнув несколько полуодетых девушек, зашагал на аэродром.

Он пришел, чтобы увидеть, как Вика и еще одна девушка бегут к своим истребителям. Вторая девушка была в бриджах, а Вика так и полезла в самолет в юбке. Олег удивился, как же она пристегнет парашют. Девушка-механик нагнулась в кабину, помогала Вике устроиться в кресле. «Яки» взревели моторами и начали разбег. Несколько летчиц стояли неподалеку, тихо переговаривались и бросали на Северова оценивающие взгляды. Было понятно, что они все знали про него и Вику, и от этого он чувствовал себя немного скованно.

– Повезло Вероничке. Гвардеец, Герой, вся грудь в орденах.

– Да, симпатичный.

Девушки еще что-то говорили, но Олег уже не слушал, он почувствовал, что краснеет. Глупость какая!

Тем временем «Яки» взлетели и стали набирать высоту, но тут Северов заметил четверку «Мессеров», идущих на перехват со стороны солнца. Наши самолеты попытались сманеврировать, но немцы были опытными бойцами, и выход из-под огня не удался. «Яки» развернулись и уже подходили к аэродрому, прекратив набор высоты, когда «Мессеры» снова их настигли. Один из «Яков» задымил, второй отвалил в сторону и стал разворачиваться. Когда они стали заходить на посадку, «Мессеры» уже давно скрылись из виду. Дымящийся «Як» сел прямо на брюхо, летчица неуклюже выбралась из него и побежала прочь. Второй «Як» заходил на посадку, качаясь и рыская, Олег подумал, что Вика ранена. Наконец истребитель коснулся земли и, несколько раз подпрыгнув, замер. Люди бежали к самолету, Северов бежал вместе с ними. Вика почему-то не вылезала из кабины и даже не открыла фонарь. Когда Олег подбежал, ее уже достали и положили на траву. Пули пробили ее грудь в трех местах, гимнастерка была вся в крови, струйка крови вытекала у нее изо рта, сапоги елозили по траве. Но она была еще в сознании, ее глаза нашли Северова, она попыталась что-то сказать, но на это у нее не хватило жизни.

Олег стоял рядом с Викой на коленях и смотрел в ее мертвые глаза, не понимая, что говорят стоящие рядом люди. Заметил, что и без того короткая юбка задралась, приоткрыв лобок, покрытый рыжеватыми волосками, машинально одернул юбку и сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Эти волоски он гладил еще час назад, она тихо и счастливо смеялась, была живой, нежной и немного задумчивой. А сейчас ее больше нет.

Подошли санитары, переложили тело на носилки, унесли. Олег встал, почувствовал плечи друзей. Они стояли рядом, все трое, и молча смотрели, как санитары грузят носилки в машину. Стоявшие рядом летчицы плакали, шмыгали носами. Девчонки совсем. В этот момент Северов не думал, что ему двадцать один год. В этот момент он был прежним подполковником ВКС России, он чувствовал себя намного старше, чем они, хотел убивать врагов, с холодной ненавистью, расчетливо и спокойно, наводя откровенный ужас.

– Тебе надо улетать, – раздался чей-то голос.

Олег обернулся и увидел женщину-майора.

– Транспортник готовится к взлету, тебе пора. Мы все сделаем как надо, можешь не сомневаться.

– Я и не сомневаюсь.

Он казался совершенно спокойным, но от его взгляда у майора мурашки пробежали по спине. Рассказывали, что его боятся враги, ей стало понятно почему.

Когда Северов подошел к своему истребителю, Жуков стоял рядом. Ему уже доложили, и этот сорокапятилетний заместитель Верховного Главнокомандующего, которого назвать мягкотелым и сентиментальным не смог бы и самый отъявленный льстец, взглянув в глаза старлею, вдруг захотел сказать что-то утешающее, но не нашел слов. Он просто сжал своими стальными пальцами его плечо так, что оно заныло, еще раз взглянул в глаза, словно спрашивая: «Ты как?» «В норме!» – так же взглядом ответил летчик, боль в плече привела спутанные мысли в порядок. Жуков кивнул и молча пошел к самолету.

От Воронежа транспортник ушел на Москву, а звено Северова вернулось на свой аэродром.

Все неплохо изучили Северова за время совместной службы и прекрасно понимали, что идти к нему со словами жалости и сочувствия не надо. Теперь Олег чаще летал на свободную охоту. Радар не работал, поэтому врага можно было и не встретить, а можно было нарваться на значительно превосходящие силы противника. Попытку Северова летать в одиночку Владлен просто проигнорировал, они по-прежнему действовали парой. Только Олег сменил тактику. Никаких внезапных ударов и быстрых уходов. Встретив врага, Северов маневрировал, заходил в хвост и не спеша расстреливал самолет противника. Много времени это не занимало, но немец успевал поорать в эфир, отчего противник воспринимал такие действия как особую жестокость. Олег атаковал вражеские истребители, не считаясь с их численностью. Если врагов было много, больше четверки, они с Владленом действовали по отдельности, не нуждаясь в ведомых для прикрытия хвоста и помогая друг другу по мере необходимости. Немцы тоже не были беззащитными овечками, но бой с ними напоминал схватку профессионалов с любителями, слишком отличалось мастерство, слишком равнодушно относились русские к смерти.

За неделю Олег сбил пятерых, Владлен троих. И все сбитые считались экспертами Люфтваффе, их перебросили сюда, чтобы противодействовать гвардейцам. Сколько они повредили, никто не считал. «Яки» Северова и Железнова теперь ремонтировали каждый день, дырок в них хватало. Руководство понимало ситуацию, но придумать, как вывести Олега из этого состояния, пока не могло. Друзья-летчики старались быть рядом, теперь вслед за парой Олега взлетало как минимум звено. Вскоре вшестером они накинулись на полный штаффель «Мессеров», половину сбили, остальных разогнали. «Гансы» прикрывали свои бомбардировщики, при которых теперь остались лишь две пары непосредственного прикрытия. Их растрепали подошедшие «Яки» из первой и второй эскадрилий, потом накинулись на бомбардировщики и устроили им настоящую резню.

За десять дней Олег сбил семь «Мессеров», когда в полк неожиданно прилетел Остряков. Он не стал говорить с командованием полка, сказал «потом» и сделал Северову знак следовать за ним.

– Олежка, ты пошел вразнос, так дальше нельзя.

– Идет война, я уничтожаю врага.

– Ты и раньше это делал, а сейчас почему действуешь иначе?

– Я хочу, чтобы они почувствовали, что сейчас умрут, чтобы успели испугаться, чтобы выли от страха.

Остряков вздохнул.

– Ты же учил своих летчиков, как надо воевать. Почему же заставляешь их действовать по-другому? В ее смерти ты не виновен, а что ты будешь делать, когда кого-нибудь из твоих собьют из-за тебя? Как ты будешь с этим жить?

Николай Алексеевич обнял Олега.

– Ну все, хватит. Ты на фрицев уже жути нагнал. А того, кто Вику убил, ты три дня назад уничтожил. Это был его первый боевой вылет после переброски сюда. Он здесь никого не сбил и уже никогда не собьет, ты отомстил. Все, возвращайся к людям, ты нам нужен.

С Олегом говорил генерал Остряков, который сам в одиночку, не задумываясь, бросался в бой на значительно превосходящие силы противника. Летчик, которого никто и никогда не мог упрекнуть, нет, не в трусости, даже в излишней осторожности. Командир, который вдруг открыл для себя, что на войне можно не только погибать, но и побеждать врага, оставаясь при этом в живых. Что уже не надо кидаться в безнадежную схватку, чтобы не победить, нет, но умереть несломленным. К нему нельзя было не прислушаться. И Северов почувствовал, как в его душе лопнула какая-то тонкая струна, страшное напряжение, не покидавшее его с момента смерти Вики, ушло, превратившись в тихую печаль, которая будет теперь с ним до конца жизни. Да, надо становиться прежним и продолжать воевать, до конца войны еще ох как долго.

Остряков почувствовал перемену в глазах Олега.

– Пошли пить чай.

За чаем Николай Алексеевич рассказал, что немецкое наступление на стыке с Центральным фронтом окончательно провалилось, потери у немцев очень значительные. У нас тоже есть потери, но намного меньше. Более того, прорыв был локализован и закрыт без привлечения фронтовых резервов и с минимальным привлечением резервов армейских, обошлись корпусным и дивизионным звеном. Что касается авиации, то выпуск самолетов постоянно увеличивается. Уже в обычные, не гвардейские истребительные части начинает поступать ЛаГГ-5, летчики машину хвалят. По скоростным характеристикам и маневренности не уступает новым немецким истребителям, вооружение тоже приличное – две пушки и два крупнокалиберных пулемета с большим боезапасом. Говорят, что готовится модификация, вооруженная тремя пушками. В гвардейские части ожидается поступление новейших самолетов Поликарпова По-3, которые раньше назывались И-185, довели до ума машину. Разрабатывается и новая модель «Яка», еще более мощный мотор, вооружение – новейшая пушка калибром 30 -мм и два УБС или даже Б-20. А после того как новыми моторами оснастили Пе-3, машина стала гораздо более скоростной, теперь тягаться с ней одномоторным истребителям противника стало гораздо сложнее. Основная проблема сейчас – качественное навигационное и радиооборудование. Пока приходится многие вещи закупать за рубежом, свои заводы еще не скоро дадут продукцию.

Воспользовавшись случаем, Олег закинул удочку не только о ремонте радара полка, но и перекрытии всей зоны ответственности фронта. Идея Острякова заинтересовала.

– Вот, теперь вижу, что ты снова прежний. А насчет всего остального пока, к сожалению, порадовать нечем. Обещают поставить новый радар, усовершенствованный, но когда, пока неизвестно. Ждем.

На следующий день жизнь пошла своим чередом. Неожиданно пришел приказ на перебазирование женского полка куда-то на юг. Проводы были короткими, некоторые девчонки ревели в голос, но все люди военные, приказ надо было выполнять. Так что была последняя бурная ночь, клятвы не забывать, обещания писать и все такое. Валера с философской грустью проводил Тасю. Последнее время они часто играли вместе, можно сказать, подружились.

Утром 7 июля Северов вернулся из боевого вылета и шагал по направлению к штабу. Неподалеку от здания штаба он заметил оживление и веселый смех. Подойдя поближе, Олег увидел группу девушек в форме. Их было десятка два, среди них выделялись три девицы, что называется, в теле, высокие, щекастые, с румянцем во все лицо. В общем, в современном вкусе. Рядом уже находилось несколько техников и летчиков, не задействованных в полетах. Немного в стороне стояли еще две девушки. Именно они, похоже, и были причиной веселья. Одна, довольно высокая стройная голубоглазая блондинка лет двадцати трех, была одета, несмотря на жару, в шинель. Судя по всему, на голое тело. Она зло сверкала глазами на веселящихся сослуживиц. Вторая, небольшого роста брюнетка, была одета, как в платье, в огромную гимнастерку и ботинки, которые были бы велики, наверное, даже Тарасюку. Она была очень чумазая, вымазанная в саже и каком-то масле. Ей было лет семнадцать-восемнадцать, совсем девочка. На Северова взглянули огромные зеленые глазищи, в которых стояли слезы, двумя дорожками стекавшие по лицу. Появление гвардии старшего лейтенанта со Звездой Героя и тремя орденами на гимнастерке заставило всех притихнуть.

– Что тут за веселье? – строго спросил Северов.

– Да вот, товарищ гвардии старший лейтенант, такая история, – одна из особо румяных девиц расплылась в улыбке. – Прямо перед отправкой сюда нам баню организовали. Мы уже мыться заканчивали, а тут налет. Повыскакивали в чем были. Мы успели одежку захватить, а эти две тетехи… Одна сапоги и пилотку спасла, другая и вовсе одну пилотку, да еще перемазалась вся в саже от печки. А баню прямым попаданием разнесло, хорошо никого не побило. Они сначала под кустом телешом сидели, потом мы им одежку раздобыли и сюда приехали.

За спиной раздалось хихиканье, Олег развернулся и рявкнул:

– Весело вам? А мне вот грустно. Почему они здесь, знаете? Потому, что мы херово воюем! Воевали бы хорошо, она, – Олег показал на маленькую, – сидела бы дома с родителями, да про вас, таких героических, статьи в газете читала. А не наблюдала бы ваши масляные рожи! Свободны все!

Скорость, с которой исчезла мужская составляющая спектакля, сильно впечатлила женскую. Олег повернулся обратно:

– Представьтесь.

– Сержант Светлова Василиса, техник, – представилась девушка в шинели.

– Сержант Горностаева Анастасия, летчик связного самолета, – шмыгнула носом зеленоглазая.

– Так, Василиса. Берешь чумазика, идете вон туда, спрашиваешь старшину Тарасюка. Скажешь, что Северов вас в баню направил. Отмываешь чумазика, потом идете обедать.

– А это что за пленные румыны? – спросил подошедший Булочкин, с интересом рассматривая новеньких.

– А это тебе пополнение.

– Ну вот, – расстроился Булочкин, – одну проблему решили, другую получили.

Командиры ушли в штаб, а девушки остались стоять на прежнем месте.

– Вот это мужчина! – с восхищением сказала Василиса, глядя им вслед.

– Молодой совсем, а такой… Эх! – дородная девица вздохнула. – Мелковат только.

– Я про майора! – поморщилась Василиса и, не дожидаясь ответа, потащила летчицу за рукав. – Пошли, Настена, я тебя отмою.

– Чего он меня чумазиком называет?

– А кто ты есть? Со стороны на себя посмотри!

– Ну почему я такая невезучая! – чуть не разревелась опять Настя. – Герой Советского Союза ко мне подошел, а я стою как чучело, да еще и грязная вся как свинья-а-а!

– Все, не реви. Отмою тебя, пусть тогда посмотрит. Что, понравился?

– Очень! И молодой совсем.

– Как ты.

– Как я. Только я сержант и хожу тут грязная, все надо мной смеются.

За разговором девушки дошли до места, нашли старшину Тарасюка, который покачал головой, выдал им мыло и проводил до бани.

– Товарищ старшина, а майор с двумя орденами Красной Звезды кто такой? – поинтересовалась Василиса.

– Командир БАО Булочкин Олег Петрович. Раз ты техник, то твой самый главный здесь начальник и есть.

– А старший лейтенант, молодой такой, со Звездой Героя? – несмело спросила Настя.

– А это Северов Олег Андреич, командир третьей эскадрильи. Самый лучший в мире летчик!

– Самый лучший? – недоверчиво переспросила Настя. – Шутите, товарищ старшина.

– Какие шутки, девоньки! Знаете, сколько он самых лучших немецких асов сбил? Не пересчитать! Они его как огня боятся. Комиссар рассказывал, что когда он взлетает, то фрицы в эфир орут, спасайтесь мол, в воздухе Северов.

Тарасюк, конечно, шутил, просто решил немного развлечься. Видя интерес девушек к командирам, он, изображая недалекого служаку, рассказывал всякие страшилки про то, как Северов пачками сбивает немцев, про то, как они с Булочкиным порубили саперными лопатками то ли роту, то ли двух немецких гренадеров, хотел завернуть про то, как Булочкин загнул ствол пушки у немецкого танка, но вовремя передумал. Девчонки и так сидели на лавке в бане, открыв рты. Наконец старшина, посмеиваясь про себя, ушел, а девушки стали мыться.

Разместились новоприбывшие в бараке, который раньше занимали девушки ночного полка. Так как их было намного меньше, чем уехавших, разместились свободно. Настя и Василиса заняли отдельную комнату, им не хотелось жить вместе с теми, кто их обсмеял утром. Тем более, что подобрать им одежду оказалось непросто. Специального женского обмундирования в полку не было, на Василису мужское белье и форма нашлись, а вот на миниатюрную Настю подобрать ничего по размеру не удалось, все ей было велико и длинно. Проблема была, конечно, решаемой, но не сразу, поэтому Тарасюк принес летчице непонятно откуда взявшийся комбинезон с клапаном на попе. Это было единственное, что девушке более-менее подходило по размеру. Зато на ее ножку неожиданно нашлись сапоги.

На следующий день повеселевшая Настя бегала по аэродрому от техников к штурману полка, от склада к стоянке самолетов. Ей выделили отремонтированный У-2, оставшийся от ночного полка. При наличии автожиров особой необходимости в самолете связи не было, но раз уж есть и самолет и летчица, надо использовать.

Олег не спеша шагал к своему самолету, скоро предстоял вылет на свободную охоту. Неожиданно мимо него пронеслась Настя. Видимо, она где-то зацепилась клапаном, пуговицы отлетели, клапан свесился вниз, открывая круглую розовую попку. Девушка, не замечая очередного конфуза, подбежала к своему самолету и запрыгнула в него.

– Слушай, Степаныч, с этим надо что-то делать. Это какая-то комедия с элементами цинизма.

Стоящий рядом Тарасюк, задумчиво наблюдавший вместе с Северовым за «полетом валькирии», вздохнул:

– Узнавал я. Какой-то придурок специально для них форму огромного размера заказал. Дескать, у девок попы большие, им как раз будет. Идиот. Придется немного подождать, скоро все привезут. И вообще, это твоя Настя такая непутевая, вот ты и разбирайся.

– Ты чего, Степаныч! Почему моя-то?

– А чья? Твоя!

Олег направился дальше, к своему самолету. Он шел и думал, что Тарасюк прав. Девушка ему очень понравилась. Маленькой она казалась только рядом с дородными Глашей, Алевтиной и Октябриной. На самом деле она была совсем немного ниже среднего роста, очень пропорционально сложенная, с грудью третьего размера, тонкой талией, длинными стройными ножками с маленькой ступней. Пальчики на руках длинные и тонкие. Черты лица были небольшие, правильные, но лицо не было кукольным, оно было живым и очень милым. Зубки ровные, брови черные, волосы густые и немного вьющиеся. Огромные зеленые глазищи с длинными ресницами дополняли облик. К тому же девушка была очень аккуратной и за собой следила. А вымазалась в саже и масле во время налета, когда страшно перепугалась и плохо соображала, что делает. Согласно действующей моде, эталоном была девушка в теле, грудастая и широкобедрая. Так что по нынешним меркам ничего особенного Настя собой не представляла, но вот Северов был иного мнения. Он шел и думал, что все женщины, которые у него здесь были, по большому счету выбрали его сами. Они первые проявляли к нему интерес, как к мужчине. Может быть именно поэтому ни одну из них он не любил настолько сильно, как хотел бы любить свою единственную женщину. Если бы он не встретил Вику снова, то вовсе не чувствовал бы себя несчастным. Война их уже развела, как он считал, навсегда. А когда она умерла у него на руках, то его реакция была реакцией человека, у которого отобрали женщину, которая доверилась ему целиком, которую он обязан защищать любой ценой, если конечно, он мужчина, а не облако в штанах. Не уберег, и прощения ему нет, можно было только отомстить, отомстить так, чтобы тевтоны кровью своей умылись. Он никогда не тронет гражданских, не будет срывать злость на женщине или ребенке, но тот, кто пришел на его землю с оружием, ответит за все. Они еще долго будут отвечать, пока не кончится война или пока его не убьют. Но первый раз в этом мире Северов всерьез подумал о том, что он может дожить до конца войны, что у него могут быть дети от женщины, которую любит и выбрал он сам, а не слепой случай.

Зачеты девушка сдала на следующий день, она оказалась внимательной и толковой, штурман полка ее похвалил. Она обзавелась планшетом, ремнем и старалась выглядеть браво, одна из работниц вещевого склада ушила ей белье, жизнь налаживалась. Даже едкие на язык сестры были девицами незлыми и специально отравлять жизнь никому не собирались.

Настя пару раз уже слетала по разным поручениям и ощутила себя бывалым летчиком. Немцы ей ни разу не встретились, казалось, что их нет вовсе, хотя истребители нередко вели воздушные бои.

Северов и Железнов дрались с двумя парами «Мессеров», Олег все делал легко и изящно, он чувствовал какое-то творческое вдохновение. Такое вдохновение чувствует, наверное, поэт или художник, ощущение, нет, уверенность, что у тебя все получится. Но Северов был истребителем, и его вдохновение сейчас выходило боком очередным экспертам Люфтваффе, которые думали, что поймали русских со спущенными штанами. Периодически на фронте появлялись новые «тевтонские рыцари», которые считали, что те, кто был до них, – просто неудачники и неумехи. Олег сбил одного и сделал двух подранков, последнего поджег Владлен. Северов приказал ему добить поврежденных противников, что тот и сделал. По прилете ведомый попытался обидеться, дескать, он достаточно умелый боец и в подачках не нуждается. Но Олег сказал, что у него просто кончился боезапас. На самом деле он вдруг подумал, что становится слишком успешен, могут и перевести куда-нибудь в тыл, на штабную работу, умные мысли генерировать. Да просто запретить боевые вылеты. От этой мысли стало не по себе, поэтому Олег и не стал добивать немчиков и приказал сделать это Железнову. Потом он подумал, что, может быть, зря паникует, никаких подобных мыслей начальство никогда не высказывало. Но о сделанном не жалел, увеличил свой счет Владлен сразу на три самолета – молодец.

Когда вечером Олег и Настя встретились за ужином, пуговицы были пришиты на место, клапан застегнут. Девушка очень мило смущалась и краснела, но Северов сделал вид, что ничего не было, и она постепенно успокоилась.

Стайка девушек уже ушла из столовой, Северов, Булочкин и Аверин собирались пить чай, когда Петрович вдруг сказал:

– Смотрю я и думаю, хорошая все-таки девушка, мясна́я.

– Ты что, голодный? – удивился Денис.

– В том смысле, что спортивная девушка, мышцы хорошо развиты. Я узнавал, пловчиха она, призовые места на городских соревнованиях брала.

– А ты где ее мышцы-то изучал? – развеселился Аверин.

– Когда ты их мыться послал, – повернулся Булочкин к Олегу, – я секреты проверял. А девчонки про них не знали, после бани купаться побежали. Плюхались прямо перед носом, а там долго по колено, пока хоть немного глубже станет.

– И ты им положение секрета не раскрыл! – продолжал смеяться Денис.

– Так ты о Василисе? – переспросил Северов.

– О ней, о ком же еще! Понравилась она мне, хорошая девушка.

– Мясная, – подхватил капитан.

– Да ну тебя, – махнул рукой Петрович. – Допивай, пошли у второго взвода оружие проверять.

Следующий день прошел спокойно, летали три раза, но «гансов» так и не встретили. Когда Северов приземлился, машины Насти не было. «Як» закатили в капонир, Олег переговорил с оружейниками и поменял шлемофон на фуражку. У-2 зашел на посадку покачиваясь, дал козла и остановился метрах в двадцати от Олега. Из кабины выбралась плачущая Настя, ее трясло. Северов заметил пробоины на плоскостях и все понял – девушку гоняли вражеские истребители.

Олег подошел, взял Настю за руку и решительно повел за собой, на ходу приказал технарям закатить У-2 под масксеть и осмотреть на предмет повреждений. Та притихла и не сопротивлялась, только всхлипывала иногда.

– Они неожиданно появились, стали стрелять. Я так испугалась, до сих пор трясет.

– Это нормально. Ты приказ выполнила?

– Да, пакет доставила.

– Вот и все. Наука тебе – осмотрительность в воздухе не терять. На первых порах такое не только с тобой бывает, только не всем везет в живых остаться.

– Ну с вами же не бывает.

– Я – другое дело. Ты девчонка совсем, а я профессиональный военный. Меня всю жизнь этому учили.

– Я не маленькая, я взрослая уже.

– Тебе сколько лет, взрослая?

– Восемнадцать.

– Я серьезно спрашиваю.

– Семнадцать, – тише сказала девушка. – А вам сколько?

– Двадцать два скоро.

– Большая разница! – улыбнулась она.

– Большая! – буркнул Северов.

Он привел девушку в их с Василисой комнату, сходил к себе, принес бутылку водки, налил полстакана, протянул девушке:

– Пей!

– Я не…

– Пей, говорю!

Она выпила, давясь, закашляла.

– Все, спи. Сейчас окосеешь и успокоишься.

Еще через день Северову пришлось за нее поволноваться. Настю послали с поручением на другую сторону выступа, образованного немецким прорывом. Она, естественно, полетела напрямую, через территорию, занятую противником. Тут ее опять подловили «Мессеры», на этот раз попали в двигатель, он зачихал и затрясся. Летчица посадила самолет на краю леса, У-2 по инерции вполз в ольшняк, поломал его и поломался сам. Запахло бензином, Настя небезосновательно опасалась пожара, поэтому заторопилась вылезать, зацепилась за что-то, комбез затрещал, незадачливая летчица свалилась в траву и на четвереньках отползла от самолета. Там она уселась на траву и заплакала от страха. Одна, кругом немцы, куда идти – непонятно, оружия нет. Вдруг над ее головой пронесся краснозвездный «Як», за ним еще один, ведущий покачал крыльями, и девушка поняла, что ее аварийная посадка замечена. А «Мессеры» так внезапно отстали потому, что не стали связываться с нашими истребителями. Тут Насте повезло еще раз, автожир АСС случайно оказался неподалеку и уже через четверть часа совершил посадку на полянку рядом. Летчица подумала, что этот автожир просто замечательная машина, ведь площадка была крохотная, садиться на нее на своем У-2 она ни за что бы не решилась. Кабина стрелка у А-7 невелика, но и летчица была вовсе не дородная, поместились кое-как, буквально через полминуты аппарат был уже в воздухе.

Лететь было недалеко, немцы отреагировать не успели или не захотели, их истребители так и не появились, но наши «Яки» все это время маневрировали поблизости. После посадки Настя выбралась из кабины и увидела, как из кабины одной из прикрывавших их машин вылез Северов и направился к ней. Подойдя, летчик озадаченно посмотрел на порванный в шагу комбинезон девушки:

– Слушай, ты всегда такая недотепа или это специально для меня?

Настя пунцово покраснела, чмокнула Олега в губы и умчалась к себе.

Вечером, штопая многострадальный комбинезон, Настя рассказывала своей подруге:

– Представляешь, недотепой меня назвал! А я стою и краснею как помидор. Вась, что со мной? Он же меня всего на четыре года старше, а кажется, будто лет на двадцать. Я такая трусиха, а рядом с ним ничего не боюсь.

– Влюбилась ты в него, втрескалась по уши!

– Да-а! А он на меня и внимания не обратит, посмотри, какие девушки у нас. Я рядом с ними замухрышка. К тому же недотепа, это он верно сказал. Что ни начну делать, обязательно опозорюсь. Чего ему со мной возиться?

– Настюша, но ведь прилетел же за тобой во вражеский тыл.

– А что думаешь, за кем другим не прилетел бы? Прилетел! Он такой.

– Он такой, – вздохнула Василиса и подумала про Булочкина.

Бравый майор особых знаков внимания ей не показывал, относился ровно, как ко всем остальным. Некоторые девушки, включая сестер, откровенно положили на него глаз и потихоньку ругались друг с другом из-за этого. Василиса их побаивалась, девахи они простые, могут и поколотить. Но от своего решила не отступать, Булочкин ей очень нравился. Тем более, что сестры пока собачились друг с другом и мало обращали внимания на поведение остальных. Сама причина таких нешуточных страстей о происходящем догадывалась, но особых мер пока не принимала. Начальник БАО решил, что постепенно все само рассосется, главное – не оставлять времени и сил, чтобы выяснять отношения и валять дурака. Девушки были постоянно загружены работой, забот хватало. Михалыч, Винтик, Шпунтик и несколько других наиболее опытных механиков теперь выступали в роли бригадиров. У каждого было в подчинении несколько девушек, которые под их чутким руководством выполняли работы, на которые бы их одних никто не допустил по причине недостаточной квалификации. А так, под присмотром, они регулировали и перебирали двигатели, обслуживали вооружение, возились с приборами. Сначала было трудно, потом все привыкли. Петрович даже разрешил своеобразное соцсоревнование, кто сделает ту или иную работу быстрее без потери качества. Победителей отмечали в наглядной агитации, поощряли вкусными призами типа банки сгущенного молока и т. д. Как ни странно, чаще всех побеждала бригада, которой руководил Паша Шведов. Медленнее всех работала бригада Андрея Глазычева, зато они лучше всех выполняли работу, связанную со сложными регулировками. Олег Петрович опасался, что с обслуживанием техники будут проблемы, но правильная организация работы позволила этого избежать. Дела со снабжением девушек вещевым имуществом тоже наладились.

Между тем обстановка на фронтах складывалась несколько отличная от той, которая была известна Олегу, но некоторые параллели прослеживались. Так и не сумев взять Харьков и понеся большие потери при отвлекающих операциях в полосе Брянского фронта, немцы, тем не менее, сумели нанести на юге сильный удар. Вызванный в Ставку Петровский в ходе совещания узнал, что немцам удалось прорвать наш фронт на участке между Славянском и Горловкой. Теперь они расширяют прорыв, окружая наши соединения 18-й и 56-й армий и выходя на Шахты и Ростов-на-Дону. Дополнительную озабоченность Ставки вызывает разгром Крымского фронта, который произошел не весной 1942-го, как в известной Северову истории, а летом, что нисколько не уменьшало его опасность. Петровский и Снегов, прибывший вместе с ним на сутки раньше намеченного совещания, имели разговор с Жуковым и Шапошниковым, обкатали в дискуссии острые вопросы и к разговору были готовы. Снегов, не приглашенный на заседание Ставки, вылетел обратно на фронт, а Леонид Григорьевич отправился в Кремль.

Недавно утвержденный в должности начальника Генерального штаба генерал-полковник Василевский подробно доложил обстановку на фронтах, сделав основной упор на южный фланг. После недолгой паузы, когда все присутствующие «переварили» полученную информацию, Сталин предложил задавать уточняющие вопросы и высказываться по дальнейшим действиям. Петровскому было понятно, что его приглашение в Ставку на этот вопрос не случайно, хотя его фронт ведет более чем успешные действия и находится на центральном участке фронта. Видимо, Сталин хочет услышать его мнение в связи с подготовкой памятных докладных записок и успешным применением различных нововведений.

Присутствующие Тимошенко и Буденный задали несколько уточняющих вопросов, после чего Семен Константинович горячо заверил присутствующих, что особенно беспокоиться не о чем. Войска вверенного ему фронта готовы обрушиться на коварного врага и все такое. Леонид Григорьевич внутренне усмехнулся и попросил разрешения высказаться. Сталин кивнул.

– Во-первых, хотелось бы уточнить у товарища Тимошенко, как он оценивает перспективы удара по войскам его фронта. Такой удар очень логично вписывается в общую картину.

– Подождите, товарищ Петровский. Вы считаете, что противник может нанести такой удар?

– Если они его не нанесут, это подставит под удар их левый фланг. Они должны его нанести, раз не сделали этого до сих пор. По крайней мере я на их месте сначала бы атаковал севернее направления главного удара, а затем уже, обеспечив себе фланг, наступал по направлению на Нижнюю Волгу и Северный Кавказ. Впрочем, если они сделают это сейчас, то ничего не потеряют. Думаю, они ждут активных действий Юго-Западного фронта. А правый фланг они себе обеспечили операцией в Крыму.

Сталин сморщился, как от зубной боли, но высказался по другому поводу:

– А вы не думаете, что пассивно ожидая предполагаемый удар по войскам Юго-Западного фронта, мы упускаем инициативу?

– Мы наверстаем, товарищ Сталин, когда они увязнут в наших оборонительных рубежах. Удар, когда они углубятся в нашу оборону, в направлении от Славянска на Мариуполь и Таганрог, позволит захлопнуть в мешке их 17-ю и 1-ю танковую армии и создаст на фронте огромную дыру, которую они еще долго не смогут ничем заткнуть. Их резервы на соседнем участке сильно потрепаны в ходе неудачных наступлений в полосе Брянского фронта, а собственные резервы будут брошены в прорыв. Даже если нам не удастся в полной мере завязать этот мешок, они понесут большие потери в живой силе и особенно – в технике.

– Ваша позиция мне понятна, а что скажет товарищ Тимошенко?

– Если бы мне дали возможность осуществить наступательную операцию весной, то сейчас бы этой ситуации просто не было! Некому было бы воевать! И сейчас вы, товарищ Петровский, предлагаете мне снова занимать пассивную позицию и ждать неизвестно чего! Никаких сведений о значительной концентрации войск перед моим фронтом нет!

Петровский взглянул на Жукова, но тот почему-то пока молчал.

– Ошибка будет стоить нам большой крови, товарищ Сталин. И отдалит нашу Победу.

Сталин хмуро кивнул. Через некоторое время Петровский был отпущен с заседания и отправился в гостиницу, справедливо полагая не улетать немедленно, а дождаться Жукова. Не мог он просто так молчать, что-то произошло за прошедшие сутки. Георгий Константинович приехал под утро, злой и голодный. Успевший его немного изучить Петровский уже распорядился приготовить в номере небольшой стол: селедочка с лучком, вареная картошка, сало, квашеная капуста, немного копченой рыбы и буженины с хреном. Конечно, графинчик водки, только что вынутый из холодильника. Молча выпили, закусили капустой, не спеша принялись за еду.

– Знаю, что хочешь спросить, Леонид. Почему на заседании Ставки промолчал.

– Хочу знать, что произошло, не просто же так ты отмолчался.

– Да не отмолчался я! Разговор у меня вчера ночью состоялся. Мехлис все-таки к нему прорвался. Тот не хотел его принимать, очень зол на него был из-за Крымфронта, но потом принял. А Мехлис ему форменную истерику закатил, мол, вот она, пассивная позиция, вот она оборона, хоть и стратегическая. Так что сумел он убедить товарища Сталина в необходимости активных действий. А тебя он уважает и мнение твое хотел узнать. Я все это знал, потому и молчал. Так что я свою попытку на сутки раньше тебя сделал.

– Георгий, да ведь они же весь фронт обрушат, такую дырищу в нашем южном фланге проделают! Немцы им отдельное спасибо скажут за такую инициативу. А людей, людей-то они сколько погубят, уму непостижимо!

– Ладно, чего приказы обсуждать. Моей позицией товарищ Сталин недоволен, но риск понимает, так что я направлен на центральный участок, готовить удар по ликвидации Ржевского выступа, а также курировать формирование стратегического резерва. Его предполагалось формировать под Москвой, но я настоял на участке за твоим фронтом. Во-первых, все-таки южнее, во-вторых, ты мне поможешь. Ну, и за отличный завтрак спасибо, а то не знаешь, когда и что перехватишь. Все, до встречи, поеду пару часов посплю.

После раннего завтрака Жуков отправился к себе, а Петровский стал собираться, вылет был назначен через пару часов. Он был очень расстроен, но Жуков был прав, надо выполнять приказ. У него есть свой участок ответственности, вот им и надо заниматься.

Генерал-лейтенант Петровский летел в своем самолете и думал о том, как много сделано на Брянском фронте для формирования командного состава. Данный Сталиным карт-бланш на преобразования позволил менять командное звено, безжалостно отправляя в тыл несправившихся командиров полков, дивизий, корпусов и даже армий. Их заместителей и начальников штабов, комиссаров и членов Военных советов. На их места выдвигались хорошо зарекомендовавшие себя командиры более низкого звена. Михаил Георгиевич Снегов с удовольствием, даже с какой-то любовью, возился с новыми выдвиженцами, помогал им освоиться в новой должности. Дмитрий Александрович Лестев тоже принял в этом деятельное участие, моральная составляющая была на высоте. Они сумели создать атмосферу взаимопомощи и взаимовыручки, поощряли заботу о личном составе на всех уровнях. Если случались ошибки и просчеты, собирались командиры, подробно разбирали проблему, вырабатывали рекомендации, как действовать в той или иной ситуации. На собраниях командиров рассматривали также действия на других фронтах, в том числе действия союзников, по той же схеме. Эту систему прозвали «Брянским университетом». Разумеется, если имела место не ошибка, а халатность или откровенная некомпетентность, от таких командиров избавлялись. За примерно полгода командный состав в частях фронта значительно поменялся, уровень компетентности командиров заметно вырос. Беседовавшие с людьми представители Ставки с удовольствием отмечали, что не только возрос уровень командного звена, но и, что очень важно, значительно вырос их авторитет у своих солдат. А его одними разговорами не заработаешь, только реальной заботой о подчиненных.

Вскоре стало ясно, что худшие опасения Жукова и Петровского полностью оправдались. Войска Тимошенко ломанулись вперед, образовав памятный Северову Барвенковский выступ. Олег точно не помнил его конфигурацию, но выходило что-то похожее. Дав войскам Тимошенко ослабить себя в наступательных боях, немцы подсекли основание Барвенковского выступа, ударили также севернее, в направлении Воронежа. Получилось все с точностью до наоборот тому, что предлагали Жуков и Петровский. Об ударе в направлении побережья Азовского моря и окружении наступающих немецких войск говорить больше не приходилось. А вот удар еще севернее, в полосе Брянского фронта, в направлении Касторное, в этой истории не состоялся! И сил уже не было, и желание командование Брянского фронта отбило начисто. Удар 2-й танковой армии вермахта закончился полным разгромом, с учетом потерь 4-й армии дай бог удержать позиции, если русские начнут наступление. Потери в живой силе и технике были значительные, в абсолютном большинстве безвозвратные и, что немецким генералам было особенно обидно, намного превосходящие таковые у противника.

Глава 6

В последних числах июля Олегу и Владлену снова доверили сопровождение транспортного самолета на участок Юго-Западного фронта. Накануне узнали о награждении, как объяснил Остряков, за участие в операциях военной разведки. Северов, Булочкин, Аверин и Каменев, бойцы роты охраны, а также Винтик и Шпунтик, получили ордена Отечественной войны II степени. Взвод осназа АСС получил в полном составе 1-ю степень.

Немецкие истребители не появились, полет прошел спокойно. После приземления из ПС-84 вылезли несколько неизвестных Олегу командиров и политработников и уехали на поданном автобусе, а Северов и Железнов отправились в столовую пообедать. После еды расположились на лавочке под деревьями, в тенечке. Владлен задремал, Олег тоже кемарил вполглаза, но сон слетел, когда в прошедшей мимо летчице он узнал Катю, подругу Антона Соколова, который командовал звеном в его эскадрилье. После гибели Вики Антон вдруг запереживал, признался Олегу, что не может забыть Катю и очень за нее волнуется. Просил Острякова узнать о ней, но тот через некоторое время сказал, что многие летчицы были распределены в мужские полки и найти его Катю очень трудно. Да и интерес такого рода не приветствуется. Так что придется ждать, быстро не получится.

И вот молодая женщина прошла мимо, животик ее заметно округлился, она явно была беременна. Северов уже встал со своей скамейки, как вслед за Катей быстрым шагом прошел мужчина, Олег не успел разглядеть его петлицы, но несколько встречных командиров поприветствовали его первыми. Северов направился за ними, сохраняя дистанцию, что-то подсказало ему, что обнаруживать сразу их знакомство не стоит. Неизвестно, как тут дела обстоят, может, Антоше лучше и не знать ничего.

– Катюша, ну что же ты уходишь? – голос у мужчины был сильный, так что слова старший лейтенант разбирал неплохо. – Подумай сама, что ты дальше делать будешь! Одна, с ребенком…

– Товарищ подполковник, да как же мне вам объяснить! Я другого люблю!!

– Кого?! Где этот твой лейтенант?! Даже если жив, почему тебя не ищет?

– А может быть, ищет! И найдет!

«Вот это страсти! Почти по Шекспиру! Ну что ж, пора себя обнаруживать!» – усмехнулся про себя Северов, подошел поближе и представился.

– По какому вопросу? – не понял подполковник. – Что-то срочное?

– Можно сказать и так. Здравствуй, Катя.

Только сейчас подполковник заметил, как радостно вспыхнули глаза летчицы, и сразу потемнел лицом.

– Так это и есть твой жених? – мрачно спросил он.

– Нет. Гвардии старший лейтенант Соколов является командиром звена в моей эскадрилье. И невесту свою ищет, только непросто это, потому не нашел до сих пор.

– Ну, допустим. А дальше что?

– Как что? – удивился Северов. – Рапорт на перевод Катерина напишет, со своим командованием я вопрос решу. У вас-то она ведь все равно уже не летает.

– Какой ты шустрый, – хмыкнул влюбленный командир, и Олег понял, что проблемы будут.

В этот момент подошел младший лейтенант и сказал, что подполковника Захарова срочно вызывают в штаб. Когда тот ушел, немного растерянная Катя спросила:

– А он правда меня помнит? И ищет?

– Конечно, зачем мне тебя обманывать? Расскажи лучше, что это за фрукт такой?

– Это не фрукт, а командир полка, – вздохнула летчица. – Он хороший командир и летчик отличный, но влюбился в меня и голову потерял, ничего слушать не хочет. Характер просто такой, что в голову втемяшится, напролом пойдет, будет своего добиваться.

– Вот что, ты иди, вон с Владленом посиди, поговори, а я в штаб схожу, попробую вопрос порешать.

Сказано – сделано, до заместителя командующего ВВС фронта добраться удалось. Седоволосый полковник выслушал Олега и покачал головой:

– А что! Может, так и лучше будет, совсем Федор головы лишился. Давай, связывайся со своим начальством, если добро получишь, пусть рапорт пишет. Вот только комполка его завизировать должен, он ее начальник.

– В этом вопросе я на ваш авторитет надеюсь, товарищ полковник! – пошел с козырей Северов. – Если бы она сама улетать не захотела, а тут все один к одному. И мой летчик ее ищет. Пусть распишутся, вместе счастливы будут, насколько война позволит. А работу ей в штабе найдем, она же летчица, воздушную обстановку хорошо понимает.

На этом и расстались. Связаться со своим командованием удалось ближе к вечеру, место тоже нашлось, довольный Северов принес написанный Катей рапорт о переводе в штаб и отдал замкомандующего. На следующий день утром прилетел «Хадсон», из него вылез Соколов и помчался искать свою любимую. Сцену встречи Олег не видел, но говорили, что летчица от счастья плакала.

Впрочем, повода для всеобъемлющей радости не оказалось, Захаров рапорт о переводе не подписал. Тем не менее замкомандующего ВВС фронта выглядел уверенно, обещал вопрос решить, и Олег с Владленом улетели успокоенные, задачу сопровождения транспортного борта с них никто не снимал. А вечером, когда они наконец попали на родной аэродром, Антон и Катя уже были там, так что Северов и Железнов попали в круговорот подготовки к свадьбе.

Вечером, когда завершились полеты, командир полка зарегистрировал брак, Катя стала Соколовой, все уселись за праздничный стол. Выпивки было совсем мало, но это никого не смущало и не удивляло, в полку вообще употребление алкоголя не поощрялось. Да, бывали случаи, когда надо, но это было нечасто. В общем, несмотря на минимум пития, стол получился, по фронтовым меркам, очень неплохой, а свадьба веселой.

Когда ранним утром через день прилетел Остряков, Олег никак не думал, что история будет иметь продолжение. Когда летчика вызвали в штаб, он думал о чем угодно, но не о ней. В комнате находились командующий ВВС фронта и Бармин.

– Не можешь без приключений, – без всякого осуждения сказал генерал и, видя недоумение Северова, пояснил: – История скверная получается. Комполка рапорт так и не подписал, более того, командующий ВВС Юго-Западного фронта вообще не в курсе, да и понятно. У него своих забот полно, помасштабнее перевода рядовой летчицы, а вот заместитель задний ход дал, мол, не разрешал, увезли ее самовольно.

– Вот дела!

– Слушай дальше. Захаров этот бучу поднял такую, что того гляди до Москвы дойдет, он к тому же чуть ли не с самим Жигаревым знаком.

– И чего теперь делать? Очень некрасиво получается, документы-то не оформили как надо. Я раньше улетел, не видел.

– Это еще не все! Захаров твою фамилию запомнил и всех собак на тебя вешает. В общем, так, никто тебя не осуждает. Слушай дальше. В штаб фронта Василий Сталин прилетал, случайно узнал про эту историю. Влезать в дрязги он не будет, но кое-что посоветовал и даже сделал. В дисциплинарном порядке ты понижаешься до старшего летчика и переводишься во вновь формируемый 15 ИАП ВМФ, он формально входит в структуру Черноморского флота, но, как и ваш полк, будет воевать на суше, в составе Южного фронта. Будем надеяться, что за пару месяцев все утрясется, об этой истории просто забудут, ты себя хорошо зарекомендуешь на новом месте, и мы будем просить перевести тебя обратно.

– И на том спасибо.

– Так, еще вопрос, на эскадрилью кого думаешь?

– Ларионов, без вариантов.

– Согласен.

Генерал знал почти всех летчиков 7 ГИАПа, объяснять ему было ничего не надо.

– Николай Алексеевич, тут вот еще какое дело, – молча стоявший рядом Бармин смущенно мял в руках фуражку. – Старшина Новоселов хочет с ним отправиться, говорит, никому его самолет не доверит. И лейтенант Железнов, его ведомый, тоже.

– Давай их сюда, а ты иди, собирайся.

Олег ушел, о чем говорил Остряков с Михалычем и Владленом, не слышал, но вышли они оба довольные. Тем временем к Северову подошел Антон.

– Я все знаю. Попрошусь лететь с тобой, и не возражай.

Северов вздохнул.

– Слушай внимательно и соображай. Я улетаю на время. Что в недалеком будущем здесь произойдет? Перемещения произойдут. Ты думаешь, Бармина и других на полку вечно держать будут? Они этот уровень переросли уже. На их место, скорее всего, никого не пришлют, будут из своих назначать. Игорь эскадрильей еще в 1941 году командовал, может и дальше расти. Любой из вас, командиров звеньев, с эскадрильей справится. Кстати, решено полк расширить, будет четвертая эскадрилья, ей командир нужен. И в каждой эскадрилье хотят сделать четвертое звено. Видишь, сколько всего только в организационном плане будет происходить. Дальше пойдем. У тебя сбитых сколько? А у ребят? Вам, орелики, звания Героя положены! Про то, что здесь активные действия скоро будут, никто не говорит, но я уверен, скоро начнется! Ты на карту посмотри и сам все поймешь. Выступ срезать будут, не могут не срезать. Так что ты здесь нужен. И особенно Кате нужен, ей и ребенку твоему. Все, закрыли тему.

Когда Олег подошел к «Хадсону», который должен был отвезти его к новому месту службы, около самолета стояли оба полка почти в полном составе. Все пришли проводить его, все надеялись на скорое возвращение. Северов был очень растроган. Настя несмело подошла одной из последних.

– За Валеру не переживайте, присмотрю за ним.

Олег засмеялся:

– Это он за тобой присмотрит, я ему поручил.

– Возвращайтесь, я буду ждать.

Северов неожиданно обнял девушку и крепко поцеловал в губы, после чего быстро пошел к самолету. Забравшись внутрь, он обнаружил улыбающихся Новоселова и Железнова. Пилотировал «Хадсон» Каменев. Арсений Арсеньевич сказал:

– Посмотрю, чего там и как. Нашим обскажу.

И запустил двигатели.

Сели через четыре часа на аэродроме в степи, где-то севернее Константиновска, недалеко от берега Северского Донца. ПВО аэродрома состояла из пары счетверенок Максима, народ был, как и трава, какой-то жухлый. Каменев заметно расстроился.

– Не переживайте, Арсений Арсеньевич. Просто мы отвыкли от такого. Люди здесь те же, просто воевать, видимо, еще не умеют.

– Смотри, не переусердствуй. Порядка, как я вижу, тут немного. Тот, кто его наводить будет, сильно рискует.

– Где наша не пропадала.

– Все шутишь. Смотри, Олежа, в следующий раз попадешь куда-нибудь на Дальний Восток или вообще на Камчатку! – засмеялся Каменев. – Все, я обратно.

Летчики и Новоселов направились искать командование полка. Полк располагался в основном в палатках. Штаб находился в саманном домике, в таких же проживало командование части. Никакой маскировки, охрана формальная, ходят несколько солдатиков с винтовками, самолетов нет вообще. Глубокий тыл?

Куда мы попали? Этот вопрос задали себе все трое. Впрочем, вряд ли их специально законопатили в самый отстойный полк во всех советских ВВС ВМФ, скоро все прояснится.

Командиром полка оказался небритый майор, который на приветствие не ответил, сам не представился, глянул мельком на документы и махнул рукой, идите, мол, занимайтесь. Заместителя командира полка не было в природе, начальник штаба убыл в дивизию, комиссар полка был на месте, но к нему пока не пошли, незачем. Направились к палаткам, где жили летчики.

Поскольку ни в какую эскадрилью их не определили, решили просто устроиться на любом свободном месте. На входе в большую палатку сидел дежурный, молоденький сержант, который и показал Северову и Железнову их койки, а Новоселова проводил к палатке технического состава. Летчики слонялись без дела, некоторые просто спали, не редкостью были пьяненькие. На вопрос Олега, где посреди степи народ выпивку берет, старший лейтенант, лежавший на соседней койке, буркнул, что свинья грязи найдет. Разговорить его не получилось, он просто повернулся на другой бок, спиной к Олегу и Владлену. Тогда Олег пошел к дежурному.

От него летчики узнали, что часть сформирована из остатков разных авиаподразделений и выпускников летных школ, ей недавно присвоили номер. Воевавших летчиков немного, но и те не могут похвастаться большим количеством сбитых. Больше всех у капитана Козевича, целых четыре. В общем, как понял Олег, на весь полк набирается десяток сбитых, меньше, чем у Влада. Летчиков, имеющих награды, считаные единицы. У Козевича «Концертный Зал», есть двое с медалями. Северов и Железнов награды в обычной обстановке не носили, здесь тоже светиться сразу не стали, решили осмотреться сначала. Техников с наградами нет вообще, такого чуда еще никто здесь не видел, поэтому появление степенного Михалыча с медалью «За отвагу» – целое событие. А технику должны начать пригонять завтра, вроде «ЛаГГи», хотя точно неизвестно.

Пошли пообедали, а может, поужинали. Кормежка довольно скверная, но ладно. Михалыч ушел к технарям, а Олег с Владом из пары бревен и куска трубы соорудили турник, после чего отправились спать.

Утром никто никого не будил, Северов и Железнов поднялись сами, сделали пробежку, размялись на турнике, после чего занялись рукопашным боем. Владлен неплохо освоил работу с ножом и без него, мог за себя постоять в схватке даже с серьезным, по нынешним меркам, противником. Когда закончили возиться, увидели удивленных зрителей. Правда, никто ничего не спросил.

Сразу после завтрака объявили построение, на посадку заходил ПС-84. На нем прилетел командующий 4-й воздушной армией Вершинин Константин Андреевич, сорокадвухлетний генерал-майор авиации с орденом Красного Знамени и медалью «ХХ лет РККА» на гимнастерке. Командир полка был выбрит до синевы, командовал толково и громко, докладывал тоже по делу, хотя особенно докладывать было нечего, списочный состав и все.

Буквально через полчаса стали прибывать новые самолеты. Олегу стало наконец понятно, что в полку насчитывается три эскадрильи по десять самолетов в каждой, т. е. по два четырехсамолетных звена и пара из комэска и его ведомого. Хуже было то, что самолеты в эскадрильях были разные. Первая будет летать на Як-1, вторая – на ЛаГГ-3, третья – на ЛаГГ-5. Олег с Владом попали в третью эскадрилью.

Константин Андреевич военачальником был опытным, суета с его прилетом ему глаз не замылила, так что командование полка он накрутил по полной, хотя всю меру царящего бардака не постиг. После чего дал неделю на освоение новой техники и улетел обратно. Перегонщики в течение трех часов доставили все машины и улетели обратно на ПС-84 в два приема.

Олег и Влад пошли выбирать себе самолеты. Оказалось, что Алексей Михайлович уже сделал две вещи. Во-первых, подобрал Владлену механика. Им оказался шустрый паренек лет двадцати двух, русоволосый и сероглазый, и, по мнению Северова, изрядно отощавший на тыловых харчах. Михалыч сказал, что пообщался с местными и выбрал его не просто так. У парня есть хорошие задатки и, что важно, желание учиться и работать на совесть. Во-вторых, самолеты он уже отобрал. Пока летчики перетирали всякие оргвопросы и возились с документами, он первым делом пошел на стоянку самолетов и выбрал машины для пары Северов – Железнов. Те, кто пытался помешать этому процессу, были посланы на хер. Возражать внушительному старшине с медалью никто не решился.

Выбору Михалыча можно было доверять безоговорочно, но Олег сам все посмотрел и остался доволен. Новоселов нисколько не обиделся на ползания своего командира, знал, что это не недоверие, характер и привычки такие.

– Неплохой аппарат, спасибо, Михалыч, что бы я без тебя делал!

Старшина довольно улыбнулся. Он успел привыкнуть к Олегу и не представлял себе другого летчика на своем самолете. Все время, пока Северова не было, он чувствовал себя несчастным. Хотя Алексей Михайлович был старым холостяком, холостяковал он не по убеждению, а по обстоятельствам. Иметь семью он очень хотел, но как-то не складывалось. Один раз чуть не женился, но опять не сложилось. Северов годился ему в сыновья, и Новоселов, мечтавший о детях, быстро привязался к нему, полюбил, как собственного сына. Гордился его успехами, переживал за него. Олег, который и так был достаточно чутким человеком, еще дедом был приучен к заботе о людях. Тот готовил из него не просто бойца, готовил командира, для которого забота о подчиненных была частью жизни. Олег тоже привязался к Михалычу, тоже часто вспоминал, когда служил в других частях. И когда они снова встретились, всегда находил время для общения по душам, рассказывал понемногу о своих делах.

Ползанье по самолету и изучение его документов показало Олегу, что его самолет прямого аналога в прошлой жизни не имел. Двигатель мощностью 1900 л. с., максимальная скорость у земли 600 км/ч, на высоте – 660 км/ч. Потолок больше 10 тысяч, высотные характеристики неплохие. Дальность – 1000 км, вооружение – две пушки Б-20 и два УБСа. Эргономика на высоте, видно, что с кабиной специально работали. Наверняка Берг руку приложил, не зря с ним Северов на эту тему общался, показывал, чем мудреное и неудобное управление в бою оборачивается. Бронезащита тоже приличная. Хорош самолет! Даже для конца войны хорош, а уж для 1942 года просто сказка. Вот только хороший самолет сам по себе воевать не будет, а вот здесь главная засада и спрятана.

Олег еще немного походил вокруг самолета, пошептал ему ласковые слова, погладил. Он делал это со всеми своими машинами, и они его не подводили. После этого Михалыч и Егор, техник Железнова, остались проверять самолеты, а летчики пошли обедать. За обедом Влад еще раз помянул недобрым словом местных тыловиков.

– А что, ты другое видел? Здесь еще ничего, вот в запе нас по тыловой норме кормили.

Сидевший рядом летчик, старший лейтенант лет двадцати пяти со следами ожогов на лице и кистях рук махнул рукой и продолжил есть тушеную капусту.

– Видел и другое! – Владлен получил от Олега тычок под столом и сменил тему. – А кто у нас комэск, кто командиры звеньев, в каком мы звене?

– А вон сидит. Капитан Козевич, Ипполит Аполлинарьевич, попробуй выговори. Летчик хороший, лучший здесь, но больно уж характером тяжелый. А кто у вас командир звена, пока неясно, Козевич еще народ не делил.

После обеда поступила команда построиться перед столовой. Командир полка еще раз объявил распределение по эскадрильям, затем комэски разобрали людей. Третья эскадрилья собралась в палатке рядом со столовой. В глубине стоял стол и два стула. На один из них уселся Козевич, на другой – адъютант эскадрильи старший лейтенант Пампушкин, полноватый блондин с очень подходящей к его внешности фамилией. Северов определил его как человека старательного, стеснительного и добродушного. Чего не скажешь про командира. Козевич всем своим видом дал понять, что личный состав его недостоин и должен быть счастлив, что им достался такой прекрасный летчик и командир. Тем более, что половина летчиков была необстрелянными новичками, сержантами последнего ускоренного-переускоренного выпуска. Затем Козевич взял в руки список летчиков и стал распределять их по парам и звеньям. Согласно его дележу Олег и Владлен оказались в разных звеньях.

– Товарищ капитан! – тут же подал голос Владлен. – Мы с гв… кхм… со старшим лейтенантом Северовым слетанная пара, не надо нас разбивать!

– Кому интересно твое мнение, лейтенант! Будет, как я сказал! Для тупых повторять не собираюсь!

– Смотри на повороте не поскользнись, – дружески посоветовал Северов. – Мы пара!

Козевич был хамоват и заносчив, но не глуп. Он уже отметил для себя хорошо проработанную мускулатуру новичков, впечатлился уровнем гимнастической подготовки, оценил владение приемами рукопашного боя. Все это он успел заметить во время их утренней зарядки. В глаза ему бросилось и добротное обмундирование, кожаные куртки и перчатки. Он еще не успел просмотреть их личные дела и подумал, что ребята проштрафились, вот их и сослали на фронт. Может, сынки чьи-то, очень похоже. Так что ситуацию Козевич решил пока не обострять.

– Да и хрен с тобой, Железнов. Не хочешь быть старшим летчиком, будь ведомым у своего дружка всю жизнь. Ха-ха.

Олег и Владлен оказались в звене старшего лейтенанта Данилы Кострова, того самого парня с ожогами, что был их соседом на обеде. Четвертым членом их команды оказался сержант Евгений Цыплаков, худой девятнадцатилетний паренек с выгоревшими на солнце короткими волосами и голубыми глазами. Из всех сержантов их эскадрильи он выглядел самым молодым и беззащитным. Его Козевич специально к ним запихнул, дескать во всем полку ни одного такого звена нет, целых три лейтенанта, вот пусть эту цыпу и содержат. Прозвище сразу приклеилось, Женя обиделся.

Потом пошли знакомиться с самолетами и техниками. Народ был удивлен, что у Северова и Железнова есть уже и техники и самолеты, но потихоньку разобрались и с этим вопросом. Олег выяснил, что новые наставления по тактике воздушного боя никому не известны, про их существование в лучшем случае просто что-то слышали. Связываться с Козевичем не хотелось, поэтому имеющийся у него экземпляр Олег отдал Даниле. Тот полистал ее с видимым интересом:

– А что, ты уже все это знаешь!?

– Мы знаем и применять умеем, так что это вам с Женькой.

Полеты начались через день, по мере сдачи знания района штурману полка. Северов и Железнов сдали первыми, Костров тоже быстро справился, а вот Женя сдал только с третьего раза. Было видно, что парень старается, но пока получается не очень. В воздухе самолеты понравились. После нескольких ознакомительных полетов пара получила разрешение на пилотаж. Оторвались по полной. Олег уже стосковался по настоящим полетам, а не прогулкам по пятому океану. Когда они сели, на лице Жени была написана целая гамма чувств, но вопрос был только один, сможет ли он научиться летать так же.

– Это долго, Женя. Но научиться сможешь. При одном условии. Тебе надо выжить в первых боях, а для этого надо нас слушаться, как маму с папой и бабушку с дедушкой сразу. Покойник ничему научиться не может, уясни это и не геройствуй.

– А кто из вас кто? – поинтересовался Костров, также впечатленный их пилотажем.

– Я мама с папой, а Влад – бабушка с дедушкой и все прочие родственники в одном флаконе.

Козевич стал относиться к ним еще более настороженно. В освоении самолетов его больше всего заботило, не летает ли кто лучше него самого. А тут стало понятно, что слава лучшего летчика полка ему не грозит. Однако ни Северов, ни Железнов форсить не стали, делали вид, что ничего не было, и комэск успокоился. Он понял, чего они хотят. Чтобы их не трогали и позволили им летать так, как они умеют. При этом ребята ясно, дали понять, что демонстрировать сомнения в авторитете командира эскадрильи не собираются. Ипполит наконец узнал, с кем имеет дело, и похвалил себя за то, что не стал демонстрировать власть и разбивать их пару. Эти двое воевать умеют, и эскадрилья может показать неплохие результаты, причем под его «чутким руководством»!

Дела у звена меж тем шли неплохо. По утрам все четверо бегали и занимались гимнастикой. Неделя слишком малый срок, чтобы можно было научить чему-то по-настоящему такого неопытного пилота, как Цыплаков. Но было одно обстоятельство. Учился Женя на И-16, ЛаГГ был машиной намного более простой в управлении, к тому же от Жени пока требовалось только одно – держаться за ведущим и, пользуясь прекрасными летными характеристиками своего самолета, уклоняться от боя с мало-мальски серьезным противником. И, как говорил Владимир наш Ильич, учиться, учиться и еще раз учиться. Чем ребята и занимались все время, если не спали, не ели и не присутствовали где-нибудь, от чего никак не отвертеться.

Боевые вылеты начались через десять дней. Фронт приближался, перебазирование не требовалось. Вторая эскадрилья получила приказ обеспечить прикрытие наших войск, отступающих к переправам через Донец. Говорили, что наши войска оставили Шахты. Переправы были довольно далеко от места расположения полка, беженцев тоже не наблюдалось. Оставалось посмотреть на все это с воздуха. В штабе рассуждали о пятикратном перевесе противника в самолетах, о больших наших потерях на земле и в воздухе.

Когда вторая пошла на старт, Олег попросил разрешения слетать парой на разведку и сразу его получил. ЛаГГи второй эскадрильи были первых выпусков, выглядели хорошо, но летали неважно. Догнали их быстро, они шли на двух с половиной тысячах, по высоте не эшелонировались, строй держали плохо. Будет им на орехи! Заняли четыре с половиной, осмотрелись. Примерно на трех тысячах обнаружили три девятки Ю-87 и три пары «Мессеров» в охранении. Совсем нас за людей не считают! Олег решил их немного проучить. Но «гансы» подтянулись сами. Одна пара худых осталась при лаптежниках, а две смело атаковали ЛаГГи. И могли бы вырезать бо́льшую часть, но тут пришли гвардейцы и показали кузькину мать в классическом, так сказать, исполнении. Два «Мессера» разлетелись на куски. Два оставшихся попытались оторваться, но уйти от истребителя с движком почти в две тысячи сил шансов у них не было, не сбили, но повредили обоих. Расправившись с нахалами, Северов направил вторую эскадрилью на лаптежников. ЛаГГи потеряли троих, но оставшиеся рвались в бой. Оставшаяся пара худых просто ушла, бросив своих бомберов без прикрытия. Летчики во второй были малоопытными, но их истребители были достаточно неплохо вооружены для борьбы со штуками – пушка ШВАК, два УБСа и два ШКАСа. Лаптежников разогнали, сбили троих. Олег и Влад в этой вакханалии не участвовали, ждали гостей, но «Мессеры» больше не появились.

После возвращения летчики второй ходили именинниками, пришлось им напомнить, что фактически они разменяли трех своих на три лаптежника, плюс еще четыре ЛаГГа были повреждены оборонительным огнем «Юнкерсов». Про то, что эскадрилью «Мессеры» бы неплохо проредили, Олег говорить не стал, может сами догадаются. На удивление, обоих сбитых им записали, по одному на брата. Командир полка получил благодарность из штаба за сорванную бомбардировку, ходил довольный и важный. Он тоже просматривал личные дела своих летчиков, понял, кто попал к нему в часть, поэтому пожал руки Северову и Железнову весьма многозначительно.

Задания полку были в основном на прикрытие своих войск. Подавляющее превосходство вражеской авиации делало эту задачу постоянной, а сопровождение большой редкостью по причине почти полного отсутствия собственной штурмовой и бомбардировочной авиации. Тем более что рядом базировалась только 8-я отдельная авиаэскадрилья связи, вернее, несколько самолетов из нее. Она обслуживала штаб 12-й армии, что расположился неподалеку.

Когда полку была поставлена задача воздушной разведки, Северов вызвался сам, объяснил тем, что имеет опыт, комполка не возражал. «Гансы» прилично обнаглели, особенно не маскировались, так что рассмотреть все удалось хорошо. От немецких перехватчиков просто ушли, зенитки, конечно, работали, но попасть в истребитель, маневрирующий на большой скорости, задача очень непростая.

В этот же день летали еще три раза, благо было недалеко. Все три раза с ними летал и Женя, держался неплохо, Олег и Владлен его качественно накачали, парень старался. В этот день Женя ни разу даже не выстрелил, зато удержался за ведущим. Если так дальше пойдет, то у парня есть шанс научиться.

Тем временем Люфтваффе обратило наконец свое благосклонное внимание на их аэродром. Пробомбили их качественно, фатальных потерь в технике и летном составе удалось избежать только потому, что почти все самолеты полка, которые могли держаться в воздухе, там и находились. Отражали налет вражеской авиации на скопление наших войск около переправ через Дон в районе Семикаракорска. К этому времени полк уже потерял более трети от первоначального состава, наибольшие потери понесла вторая эскадрилья. Так получилось, что в ней собралось наибольшее количество неопытных пилотов. В совокупности с наименее маневренными машинами это дало ожидаемый результат, из десяти машин в строю осталось только четыре. Первая эскадрилья, оснащенная «Яками» потеряла четыре машины, в строю осталось шесть. Лучше всех выглядела третья, которая могла поднять в воздух восемь машин. А вот потери среди техников и прочего наземного персонала были значительными, больше половины технарей и роты охраны. Так что когда полк, вернее, его остатки вернулись на аэродром, им открылась картина полного хаоса и разрушений. Впрочем, обслуживать оставшимся техникам особенно было нечего. Вернулись всего десять самолетов – три «Яка», один ЛаГГ-3 и шесть ЛаГГ-5. Олег и Влад очень беспокоились за своих механиков, но Михалыч и Егор не пострадали, поскольку щель у них была отрыта давно, не то что у других. Во время налета тертый Михалыч сразу спрыгнул в щель и затащил туда Егора. Метаться по аэродрому не имело никакого смысла. Егор, впервые попавший под бомбежку, сначала порывался выбраться из щели и куда-то бежать, поэтому Михалыч просто улегся на него сверху и придавил к дну окопа. Егор повозился и затих, только вздрагивал при взрывах. После налета какое-то время прятал глаза, стыдился своего поведения, но Михалыч объяснил ему, что под бомбами многие голову теряют, не он первый, не он последний.

Капитан Козевич в вылете участия не принимал, его истребитель был поврежден накануне в воздушном бою, а теперь превратился в груду обломков. Во время налета он не пострадал, в отличие от командира полка. Тот принялся бегать по стоянке самолетов, отдавая распоряжения, результат – ранение в грудь и контузия.

Когда летчики вылезли из самолетов, к ним подошел Козевич.

– Это все?

– Все. Еще дешево отделались. Налет на переправы мы сорвали, но немцев уже потрепали «ишачки», по-моему из 298-го полка, хотя могу ошибаться. На нашу долю тоже хватило. Но самое поганое, что на отходе никто не прикрыл, хотя я в эфире, наверное, огромную дырищу проковырял. В общем, поймали нас и как детей сделали.

Олег махнул рукой. Летчики неопытные, а тут еще отсутствие боеприпасов и горючее на исходе. Пришлось им с Владом опять выкладываться по полной. Как чувствовал, половину боезапаса придержал, благо он большой. Если бы не их пара, потери были бы еще больше, но говорить об этом он, естественно, не стал.

А на следующий день вечером, когда оставшиеся в живых летчики пришли на реку искупаться перед сном, случилось событие, которого Олег давно ждал и очень опасался. Все уже накупались, оделись и сидели, тихо переговариваясь и отдыхая, когда на другом берегу Олег услышал тихое тарахтение. На автомобильный мотор звук не походил, скорее мотоциклетный. Но звук громче не стал и вскоре пропал совсем, зато через некоторое время показались две бегущие фигурки, которые плюхнулись в воду и шумно поплыли к их берегу. Река Северский Донец, конечно, не Амазонка, но в низовьях довольно широка, больше ста метров, так что пловцы, вернее пловчихи, переплыли с трудом, видно, очень устали, пока бежали. Это оказались две медсестры из разгромленной колонны с ранеными. Они сумели убежать, за ними гонялись немцы на мотоциклах, но им удалось скрыться. Все это они рассказали, когда их вытащили на берег и кое-как успокоили. Девушки ревели в голос, им дали хлебнуть водки из фляжки, только тогда они немного успокоились.

Переправляться здесь наверняка никто, кроме, может быть, разведгрупп, конечно не должен, для переправы техники есть гораздо более удобные места. Девушек накормили и напоили чаем, дали им чистое солдатское белье и комбинезоны техников, после чего особист запер медсестер в сарае, решив оставить разговоры на следующий день.

А утром следующего дня появился Вершинин. Он печально посмотрел на царившую кругом разруху и спросил о планах на ближайшее будущее. Козевич, браво выпятив грудь с орденом, доложил о готовности исполнить любой приказ. Генерал удивленно посмотрел на него и вздохнул, Северов понял, что надо вмешаться.

– Разрешите, товарищ генерал-майор.

Получив кивок головой, продолжил:

– Если продолжать в том же духе, полк сточится в ноль за несколько дней.

– Так что предлагаешь, старший лейтенант?

– Применить наконец давно предложенное разделение на группы, эшелонирование по высоте, все то, что изложено в наставлении! – протянул Вершинину брошюру.

– Я так понял, что в полку это изучить не успели? Согласен, дальше.

– Десятью самолетами великие задачи нам не решить. Подозреваю, что обстановку на той стороне Донца штаб фронта себе представляет не очень хорошо, так что, во-первых, предлагаю сосредоточиться на воздушной разведке. Вести ее парами на ЛаГГ-5, этот самолет в опытных руках делает любой немецкий. Во-вторых, необходимо прикрытие аэродрома как средствами ПВО, так и пехотой. На том берегу немцы уже шляются. Небольшими пока группами, но тем не менее. В-третьих, необходимо наконец организовать нормальную работу службы ВНОС. В-четвертых, подготовить для полка новый аэродром на случай, если отдельные небольшие группы противника превратятся в полноценные подразделения. Аэродром под обстрелом полковой артиллерии не нужен. Про пополнение тактично не спрашиваю.

Вершинин улыбнулся.

– Чем командовал?

– Эскадрильей, с осени 41-го.

– Подожди, как фамилия твоя?

– Северов.

– Ага, ну давай, отрабатывай свое геройское звание! Принимай полк. Пополнение постараюсь выделить, не взыщи, что смогу. Справишься?

– У меня в эскадрилье самолетов больше было, чем в этом полку. Справлюсь.

Козевич был близок к обмороку. Такой облом! Но на его тонкие душевные материи всем было сейчас наплевать, не та обстановка.

– Ну действуй, комполка!

Вершинин улетел, а Олег развил бурную деятельность. Под руководством Михалыча начали строить капониры для оставшихся самолетов, перебирали разбитую технику, снимая с нее все, что может пригодиться. Делали укрытия для боеприпасов, горючего, копали щели для людей. Оставшиеся бойцы роты охраны под командой последнего живого младшего лейтенанта оборудовали себе нормальные позиции. Как ни странно, но люди взялись за дело с большим энтузиазмом, они видели, что ими управляет уверенный в себе командир, понимали, что и как надо сделать. В критической обстановке верят тому, кто не растерялся и отдал приказ. Любой. И не важно, шпалы у него в петлицах или кубари. А уж если приказ окажется правильным и логичным, то ему будут верить и дальше. Дело не в какой-то абстрактной доброте, доброта на войне – это выполнение приказа при минимальных собственных потерях. И командир должен сделать для этого все. Это подполковник Северов уже проходил, теперь настало время старшему лейтенанту Северову снова эти знания применить.

Вершинина не зря ценили как выдающегося организатора. Утром в полк прибыли три И-16 и один «Як». Собрал летчиков, стал объяснять, что и как делать, работа привычная.

Основная нагрузка легла на пятые «ЛаГГи», Женька рос над собой, но пару Костров – Цыплаков Олег использовал в одиночку только для патрулирования в районе аэродрома, прикрытие возвращающихся самолетов стало обязательным.

Немцы еще раз попытались пробомбить аэродром, но это вышло им боком. Их засекла ушедшая на разведку пара, Северов успел поднять полк в воздух и набрать высоту. Две девятки Ю-87 шли в сопровождении двух звеньев «Мессершмиттов». Встретили их всего в десятке километров от аэродрома и неплохо поклевали. Два худых и пять лаптежников остались догорать на подступах к аэродрому, остальные повернули назад, многие оказались повреждены. Своих безвозвратно потеряли двоих, последний ЛаГГ-3 и И-16. Еще двое выпрыгнули с парашютами и через пару часов пришли на берег реки. За ними плавали на лодке бойцы из роты охраны. Женьку в бою словно подменили, он был великолепен! Пара Костров – Цыплаков завалила троих, худого и двух лаптежников. Худого и лаптежника сбил Цыплаков. «Мессер» подбирался к Даниле, Женя срезал его короткой очередью, ушел от трасс ведомого и пристроился обратно к Кострову. На земле сержант признался, что у него в голове что-то вдруг щелкнуло, и схема боя стала понятна, действия пошли на автомате, как у опытного игрока.

Олег, как услышал про щелчок в голове, чуть не поперхнулся. Внимательно посмотрел Женьке в глаза, вроде нормальные. Спросил про потерю памяти, а может, голос в голове чего подсказывает. Тот удивился, какая потеря, какие голоса, ты чего, командир? Северов мысленно чертыхнулся, начитался в свое время про попаданцев, мерещится всякое. Похоже, у парня количество наконец начало перерастать в качество, тем более с ним Влад плотно занимался.

На следующий день оставшиеся десять машин полка ушли на прикрытие наших войск в районе Белой Калитвы. Внизу действовали И-16 и «Яки», выше – ЛаГГи бывшей третьей эскадрильи, а пара Северов – Железнов висела над ними с превышением еще на тысячу. «Гансов» привалило много, пришли три девятки Ю-87, две семерки «Хейнкелей», их сопровождали три звена «Мессеров». Сбили не так уж много, всего троих, зато из своих потеряли только одного, да и то пилот прыгнул с парашютом. Немцы отбомбились мимо, некоторые по своим войскам. Вершинин по телефону хвалил и обещал подкрепление. Вечером летчики валились спать как убитые, даже горечь потери боевых товарищей уже была не способна встряхнуть смертельно уставший организм.

Вершинин прислал пять ЛаГГ-5 вместе с летчиками и три без них, перегонщики забрали последний И-16 и «Яки». Теперь в полку только ЛаГГ-5, четырнадцать штук, воевать можно!

Каждый день вылетали на разведку, немцы пытались противодействовать, но летали самые опытные пилоты, а самолеты были качественно лучше, чем «Мессеры» противника. Дырки были, но никого не сбили. Штаб фронта полученные данные очень ценил, комфронта генерал-лейтенант Малиновский был доволен, сдержанно хвалил. В полку иногда появлялся начальник разведотдела штаба фронта полковник Васильев, беседовал с летчиками, летавшими на разведку, и с Северовым, поскольку чаще других летел именно он. Один раз видел генерал-лейтенанта Антонова, начальника штаба фронта. На свой киношный образ в лице Владислава Стржельчика он был не очень похож. Алексей Иннокентьевич имел с Северовым довольно долгую беседу, во время которой Олег, обнаглев, дал характеристику замыслам противника и его возможным действиям, исходя из своего послезнания. Об этом он генералу, конечно, не сказал, сослался на размышления на основе разведданных и прошлых действий немецких военачальников. Антонов вежливо поблагодарил за информацию, сдержанно похвалил за вдумчивый анализ и отпустил.

Северов с Владленом с волнением слушали новости об их родном Брянском фронте. Петровский решительным ударом пробил оборону немцев из района западнее Спас-Деменска и соединился с Коневым, ударившим навстречу, у Смоленска. Войска Брянского фронта были неплохо насыщены техникой, обучены по новому Уставу. Ведомые хорошо подготовленными командирами, они понесли потери намного меньшие, чем ожидала Ставка. Темп наступления был высоким, использование боевой техники – эффективным. Авиация отработала на «отлично», не дав немцам ничего противопоставить. Узлы сопротивления безжалостно уничтожались авиацией и артиллерией, только потом в атаку шли танки и пехота. Благодаря неплохому уровню механизации командование фронта маневрировало силами, перебрасывая их на угрожаемые участки. Из кольца не выпустили никого, 9-й и 4-й армии и 3-я танковая армия Вермахта понесли большие потери. Это был огромный успех, который не мог не отразиться и на положении на юге. Противник резко снизил, а затем прекратил наступление. Линия фронта шатко стабилизировалась по Дону и Северскому Донцу, в руках противника были Купянск, Старобельск, Ворошиловград. Бои велись на окраинах Миллерова и Кантемировки.

Приток резервов, видимо, все-таки был, так как полк получил сразу восемнадцать ЛаГГ-5 с летчиками и, о чудо, рядом разместился «Пегматит»! Для охраны всего этого богатства выделили целый батальон и две батареи зениток, 37-мм и 85-мм.

Беда была с командными должностями в полку. Эскадрилий стало три, одной из них командовал Костров, второй – капитан Багдасарян, низенький смешливый армянин из последнего пополнения, третьей, естественно, Козевич. К счастью, все прибывающие летчики имели солидный боевой опыт, некоторые даже были неплохо знакомы с новой тактикой. Но заместителя командира и начальника штаба в полку не было. Комиссар был, но не летающий и откровенно растерявшийся в сложившихся условиях. Накачивать и поднимать боевой дух Олег необходимости не видел, заниматься заменой комиссара просто не собирался, не мешает и ладно. На должность начальника штаба временно назначил Пампушкина, поскольку прежний, которого Олег так и не видел, в полк не вернулся. Говорили, что самолет, на котором он летел, пропал, скорее всего сбили. Пампушкин впрягся как вол и тянул воз сколько мог. Конечно, на настоящего начальника штаба он пока не тянул, числился помощником и исполняющим обязанности, но зато все бумаги у него были в порядке и должным образом оформлены. Олег его хвалил, и Пампушкин в такие минуты напоминал кота, которому чешут за ухом.

Ребята, обслуживающие радар, свое дело знали. Теперь Олег имел свободу маневра, мог наращивать силы и действовать в нужный момент, а не распылять силы, болтаясь в воздухе в надежде кого-нибудь поймать. Буквально за десять дней он довел до ручки авиацию противника на своем участке ответственности, части, принадлежащие 4-му воздушному флоту Люфтваффе. К концу сентября ситуация окончательно стабилизировалась, у нашего командования хватало сил для прочной обороны занимаемых рубежей, а у противника не было достаточно сил для дальнейшего наступления.

Стало поспокойнее, немцы резко снизили свою активность в воздухе, так что приходилось вести воздушную разведку и иногда прикрывать бомбардировщики и штурмовики. Олег вдруг немного захандрил. Когда дел было невпроворот, когда засыпал, как только касался головой подушки, а то и раньше, мысли о Насте проносились в голове со скоростью экспресса, на рефлексию не оставалось ни времени, ни сил. А вот теперь накатило. Сам себе Северов признался, что влюблен. И сильно по ней скучает. Оставалось надеяться, что ссылка скоро закончится и можно будет вернуться в полк. За два месяца Олег и Владлен неплохо потрудились. Хотя задачи увеличивать свой счет они себе не ставили, но на войне с далеко идущими планами вообще неважно. Из двух месяцев пребывания на Южном фронте полтора были проведены в напряженных боях, теперь счет сбитых лично у Олега достиг тридцати девяти.

Поздно вечером 28 сентября к Северову неожиданно заявился особист полка Горнюк. Как человек он был Олегу неприятен, больно многозначительно себя держал, но работать умел, это надо было признать. В район расположения полка окруженцы выходили нечасто, так что с ними особист возился, можно сказать, с удовольствием. Когда стало известно, что один из них вызвал его пристальный интерес, летчик подумал, что тот просто выслуживается, но вскоре выяснилось, что Горнюк был прав, человек сознался, что его завербовали еще осенью 41-го и сейчас внедрили под видом другого военнослужащего. А поймал его особист на мелочах и раскрутил по полной. Потом он перехватил разведгруппу противника и даже выявил информатора из местных, и все это за неполные полтора месяца.

Горнюк в своей обычной манере хмуро буркнул приветствие и сказал:

– Узнал по своим каналам, тебя обратно переводят, на Брянский. Скоро из штаба фронта сообщат.

Особист помолчал и вдруг добавил:

– А жаль, что уходишь, с тобой я сработался!

После чего повернулся и вышел, оставив Олега в легком недоумении.

А на следующий день Северов познакомился с маршалом Буденным, тот направлялся в Москву на совещание. Его ПС-84 сопровождало звено ЛаГГ-3, а немцы то ли пронюхали, кто летит, то ли просто посчитали, что на борту важная персона, но навалились двумя звеньями, да еще две пары охотников подходили с разных сторон. Благодаря наведению с «Пегматита» эскадрилья Кострова успела вовремя, а пара Северов – Железнов приняла охотников. Олег и Владлен сбили по «Мессеру», оставшиеся два ушли. Из двух звеньев нападавшие потеряли пару и три были повреждены, но и транспортник был вынужден сесть на аэродроме 15-го полка.

Северов, выбравшийся из кабины своего истребителя, с удивлением обнаружил Семена Михайловича, распекавшего подполковника с голубыми авиационными петлицами.

– Ты мне что говорил? Все тихо, немцы нос высунуть боятся! Слетали, яти мать, в Ставку! Надо было ночью лететь, как хотели, так нет! Удалец, воздушный молодец! Чуть всех не угробил!

– Так я же как лучше хотел, – бормотал подполковник. – Тут лета всего час, а дальше уже совсем безопасно.

– На кой хер мы тогда напрямую поперлись? Взяли бы восточнее, и все! Чего оправдываться теперь, в следующий раз головой думай, а не тем, чем в седло садятся!

Маршал махнул рукой и что-то тихо сказал одному из сопровождавших его командиров, майору-кавалеристу. Тот козырнул и быстро пошел по направлению к штабу, а Северов шагнул к маршалу и представился. Буденный кивнул головой:

– Спасибо, вовремя подоспели.

Потом оглядел Олега и поинтересовался:

– А полком давно командуешь? Постарше званием не нашлось никого?

– Так получилось, товарищ маршал. Когда назначали, не нашлось, а когда пополнили, менять не стали. А командую недавно, второй месяц.

Тут вернулся майор и доложил, что в Москву сообщено и что транспортник командованием Южного фронта выделен, так что скоро можно будет продолжить путь. Через полтора часа Семен Михайлович улетел, а Северов получил сообщение, что послезавтра за ним и Железновым с Новоселовым придет самолет, который отвезет их в родной полк.

А утром 1 октября на аэродроме приземлился знакомый «Хадсон», из которого вылез Каменев. Когда все пообнимались, он сообщил, что прилетел забрать их отсюда, ссылка кончилась.

Личный состав еще не успел построиться, когда прилетел Вершинин. Константин Андреевич тепло попрощался с гвардейцами, поблагодарил за службу.

– Жаль, что улетаешь! У меня полком бы командовал!

– Спасибо за доверие, товарищ генерал! Я лучше к себе домой, там мои ребята, с которыми я с первого дня войны. И не только.

Вершинин пожал на прощание руку, и Олега обступили теперь уже бывшие подчиненные, генерал объявил Кострову капитана и назначил командиром полка. Женя грустно покачал головой:

– Жаль, что вы улетаете. И спасибо вам за все. Владлен меня тоже многому научил.

– Будь жив, Женя!

Передал дела Даниле, взял у взволнованного Пампушкина документы, еще раз помахал всем рукой и полез в «Хадсон».

Глава 7

Сказать, что встреча в родном полку была радостной, ничего не сказать. Тискали так, что более слабого просто придушили бы («хорошо, что я попался, другого бы убили давно»). Вечером душевно посидели за вечерним чаем, народ выпил по чуть-чуть. Активность вражеской авиации сошла почти на нет, изредка беспокоили эксперты-охотники, но с 7-м гвардейским связываться боялись. Полк неторопливо и методично приводил в порядок матчасть, людям просто предоставили заслуженный отдых в виде не очень напряженной работы. За чаем Олег и Владлен рассказали про бои на юге, народ поделился своими впечатлениями. Договорились обсудить все серьезно днем, на свежую голову. Немцы на месте тоже не стояли, пытались противодействовать и придумывать контрмеры на наш отечественный лом. Надо было все спокойно обмозговать.

Валера встретил хозяина воплями, терся об ноги, залез на руки и мурлыкал, как танковый дизель. Он совсем отъелся и стал солидным молодым котом каких-то катастрофических (катастрофических) размеров. Таких огромных котов Олегу видеть еще не приходилось, не иначе его мамаша сблудила со снежным барсом. При этом он был привязан к хозяину, как собака. И был все так же разговорчив – мурчал, мяукал, попискивал, издавал квакающие звуки и даже что-то похожее на хмыканье. Тональность менялась от тонкого писка до баса, сделавшего бы честь небольших размеров льву.

Настя улетела по заданию в штаб фронта, должна была вернуться только завтра, так что встреча откладывалась. Олегу хотелось подарить девушке что-нибудь необычное. Перед отлетом он увидел в соседней станице на огороде прекрасные георгины. Хозяйка, школьная учительница биологии, сама сделала ему шикарный букет. Теперь он стоял в ведре с водой у Олега в комнате.

Когда летчица посадила свой У-2, то сразу направилась в штаб, чтобы сдать привезенные документы. Два солдата тащили за ней ящики с какими-то запчастями или приборами. Вскоре девушка вышла из штаба и стала оглядываться, видимо, узнала о возвращении Северова. Заметив его, она бросилась было к нему, но потом перешла на шаг, словно стесняясь своего порыва. Олег пошел ей навстречу.

– Здравствуй, Настюша!

– Здравствуйте! – щеки ее раскраснелись, она вдруг отвела глаза.

– Это тебе, – Северов достал из-за спины букет.

Глаза девушки, и без того огромные, стали еще больше от удивления.

– Какая красота! Откуда в такое время цветы?

– Я же с юга прилетел. Это здесь осень, а там еще очень тепло.

– Спасибо! – девушка осторожно взяла букет. – Жаль, что скоро завянет.

– Красота – штука хрупкая и недолговечная.

– А вы философ.

– А ты ждала меня?

Настя спрятала лицо за букетом.

– Я беспокоилась.

– А Валера о тебе заботился, мышей на прикорм носил?

Летчица засмеялась.

– У нас бы такой переполох случился, если бы он мышь принес, представить страшно.

– А ты мышей боишься?

– Мышей все девушки боятся.

Олега позвали в штаб, а Настя пошла хвастаться букетом.

Новость оказалась обычной, Северова вызывали в штаб фронта через пять дней. Удивительно, что предупреждают так заранее. Оказалось, что вызывают «с вещами». Что бы это значило?

В кабинете Сталина началось совещание, присутствовали Василевский, Шапошников и Молотов. Как обычно, повода никто не знал, все наблюдали за неспешно ходящим по кабинету Верховным и ждали, что он скажет. Наконец Иосиф Виссарионович остановился и, глядя в окно, произнес:

– Летом я получил письмо от Уинстона Черчилля. В нем он информирует о ходе военных действий на морском театре, положении на фронтах в Северной Африке и в Юго-Восточной Азии, а также дальнейших перспективах поставок в нашу страну. Он также выразил обеспокоенность обстановкой, сложившейся в Северной Африке, дела у англичан там идут неважно.

По знаку хозяина кабинета Василевский коротко обрисовал ситуацию:

– По имеющимся разведданным, Гитлер принял решение об усилении армии «Африка» и перебросил туда значительные подкрепления. Кроме 164-й легкой дивизии «Африка», полученной Роммелем летом, ему передаются еще три моторизованные дивизии, оснащенные новейшей техникой, рассматривается возможность передачи еще двух дивизий. Усиливается и группировка Люфтваффе. Причиной такого неожиданного решения фюрера стала высказанная рядом высших офицеров Вермахта и Кригсмарине мысль, что доступ к нефтеносным районам Кавказа и Ближнего Востока проще получить через Северную Африку, чем через СССР. Гитлеру была представлена аналитическая записка, в которой произведен расчет, показывающий, что пять дивизий, переброшенные в Египет, способны кардинально изменить ситуацию, в то же время дополнительные пять дивизий на Восточном фронте такого изменения обстановки не вызовут. Переброска еще не завершена, но Роммель успешно продвигается к Каиру и уже находится примерно в двухстах километрах от него. Союзники также усиливают свои войска, хотя переброска подкреплений затруднена. Ими разрабатывалась операция высадки в Алжире и Марокко, но в создавшихся условиях они отказались от этой идеи и занялись собственно Египтом. Трудность посылки подкреплений заключается в том, что доставка грузов и войск по Средиземному морю практически парализована действиями авиации и флота стран Оси, а путь вокруг Африки очень длинный и также небезопасный. В Индийском океане действуют подводные лодки противника, даже японцы отметились. Союзники обеспокоены сложившейся обстановкой, но не считают ее критической. Точные количественные оценки затруднены, но можно с уверенностью сказать, что силы союзников существенно, раза в полтора-два превосходят немецко-итальянские, однако Роммель пока действует гораздо более успешно.

Дав некоторое время присутствующим оценить полученную информацию, Сталин продолжил:

– В письме прямо не сказано, но прослеживается мысль, что союзники, в первую очередь англичане, помогают нам не только поставками вооружений, техники и материалов, но и несут, так сказать, боевую нагрузку. Поэтому премьер-министр коснулся Северной Африки, именно там союзные сухопутные войска имеют непосредственный контакт с противником. В своем письме Черчиллю я, в частности, напомнил о том, как в 1941 году пилоты английских ВВС воевали у нас в Заполярье, и предложил выделить авиационное соединение для действий в Египте. И недавно получил ответ, в котором премьер-министр приветствует данный шаг, способствующий укреплению нашего военного сотрудничества.

Александр Михайлович покачал головой:

– Направить туда воздушную армию или корпус мы не в состоянии, да и вопрос базирования крупного соединения быстро решен быть не может.

– А и не надо! – сказал Сталин. – Вспомните, какое количество английских пилотов воевало у нас на севере. Не корпус, даже не дивизия, смешанная авиабригада, разумеется, с новейшей техникой, а также небольшое соединение, обеспечивающее прикрытие нашей авиабазы.

– Сейчас они наши союзники, а два года назад… – задумчиво произнес Молотов.

Все присутствующие помнили войну с белофиннами и прекрасно поняли, о чем говорит Вячеслав Михайлович.

– Посмотреть на английскую армию вблизи, так сказать, познакомиться в неформальной обстановке было бы полезно, – медленно сказал Шапошников. – Сферой интересов Великобритании в Европе всегда были Балканы. Что союзники будут делать, когда мы непосредственно к ним подойдем?

Борис Михайлович замолк и с тревогой посмотрел на Верховного. Это была большая политика, в которую военные не вторгались, но Сталин лишь одобрительно кивнул:

– Мы все понимаем, что речь идет не просто о помощи союзникам на удаленном театре военных действий. Необходимо: во-первых, продемонстрировать, что мы готовы к более широкому военному сотрудничеству, чем это было до сих пор; во-вторых, показать возможности нашей новой техники и выучку наших бойцов и командиров; в-третьих, не стоит забывать и эффект, который произведет появление такого соединения в Египте на рядовых солдат и офицеров союзных войск. Сложно будет им потом объяснить, что люди, с которыми они вместе воевали, теперь противники и желают зла!

Присутствующие позволили себе улыбнуться, а Иосиф Виссарионович продолжил:

– Задача, как видите, многоплановая, и ее эффективность будет зависеть от подбора летчиков и командования подразделения. Нужен смелый, инициативный командир. Товарищ Василевский, подготовьте предложения с учетом того, о чем мы сегодня говорили.

Вновь к этому вопросу вернулись через три дня, но присутствующих было больше, только что закончили обсуждать проблемы авиационной промышленности и комплектование подразделений ВВС Красной Армии и Флота новой техникой. Представители авиапрома были отпущены, а Новиков и Жаворонков остались. Им заранее было дано задание подготовить предложения по кандидатуре командира отдельной авиабригады без каких-либо указаний, где ему придется действовать. Требования были предъявлены весьма высокие, к тому же сам факт, что вопрос рассматривается у Сталина, показывал его серьезность. На встрече также присутствовал Василий Сталин, который продолжал оставаться начальником инспекции ВВС, на фронт его отец так и не пустил.

Начальник Генштаба кратко ввел присутствующих в курс дела, после чего сказал:

– Предложения ВВС РККА и ВВС ВМФ Генштабом изучены. Достойных авиационных командиров у нас немало, но, с учетом весьма специфических требований, мы склоняемся к кандидатуре гвардии подполковника Шестакова Льва Львовича.

По знаку Василевского слово взял Новиков:

– Шестаков Лев Львович, 26 лет, командир 9-го гвардейского истребительного авиационного полка. Член ВКП(б). Герой Советского Союза, награжден медалью «Золотая Звезда», двумя орденами Ленина и двумя – Красного Знамени. Полк является одним из самых результативных в наших военно-воздушных силах, а подполковник Шестаков зарекомендовал себя как выдающийся организатор, прекрасно проявивший себя с первых дней войны. При обороне Одессы на дооборудованных самолетах И-16 руководимый им 69 ИАП проводил успешные штурмовки войск противника и нанес им большой урон. На сегодняшний день сбил лично одиннадцать самолетов противника, а возглавляемый им 9 ГИАП с марта этого года – более сотни.

Верховный кивнул, фамилия Шестакова ему была известна, в его организаторских способностях он не сомневался. Но задача стояла сложная, нетривиальная, поэтому Сталин задумчиво произнес:

– С кандидатурой командира бригады следует согласиться, но ему нужны толковые помощники. Требуется хороший заместитель. Есть у вас предложения по его кандидатуре?

Сидящий рядом с Александром Михайловичем Василий неожиданно заулыбался.

– Разрешите, товарищ Сталин? – поднялся Жаворонков и после кивка Иосифа Виссарионовича продолжил: – Северов Олег Андреевич, 22 года, гвардии старший лейтенант, командир эскадрильи 7 ГИАП ВМФ, воюет с первого дня, на сегодняшний день один из самых результативных асов страны, сорок сбитых лично. Герой Советского Союза, награжден орденом Ленина и медалью «Золотая Звезда», двумя орденами Красного Знамени и орденом Отечественной войны II степени. Член ВКП(б). Особые качества. Во время командировки на Южный фронт принял командование 15 ИАП ВМФ, полк был фактически заново сформирован и показал высокую эффективность, отзывы товарища Вершинина самые положительные. Как, впрочем, и товарища Острякова. Принимал непосредственное участие в разработке новой тактики применения истребительной авиации, организации авиационной спасательной службы, применения радиолокаторов для управления авиаподразделениями, а также, что особенно важно, вопросов взаимодействия фронтовой авиации с наземными войсками. Причем именно фронтовой, а не только истребительной. Среди наших авиационных командиров уровня полк-дивизия специалистов по истребительной, штурмовой и бомбардировочной авиации сразу найти просто невозможно. Также, согласно справке Наркомата иностранных дел, он несколько раз упоминался в английской и американской прессе, хотя это перепечатки из наших изданий, интервью иностранным корреспондентам он не давал.

– Хорошо владеет немецким и английским языком. В 1941 году три раза был сбит над территорией, контролируемой противником. Первый раз вместе со случайно встреченной группой пограничников угнал вражеский транспортный самолет. Второй раз освободил из плена генерал-майора Снегова и вывез его на захваченном бронетранспортере. Третий – совместно с группой партизан отбил эшелон с пленными, вышел в расположение корпуса товарища Петровского. Во время прорыва из окружения он и его товарищ майор Булочкин уничтожили в рукопашной схватке отделение немецкой пехоты и вывезли на танке раненого товарища Петровского. Бывший заместитель наркома внутренних дел Украины майор ГБ Забелин, привлекавший его к спецоперации по уничтожению командования 48-го корпуса Вермахта в 1941 году, дает ему очень хорошую характеристику, – добавил Берия, также приглашенный на совещание.

Верховный Главнокомандующий на память не жаловался, поэтому сразу посмотрел на Василия:

– Это не за него ты просил? Что там за история была?

– Он из другого полка летчицу умыкнул, она его командира звена невестой была. Свадьбу-то сразу сыграли, но, собственно, из-за этого он на Южный фронт и попал.

– Не теряется, значит, ни на земле, ни в воздухе, – задумчиво сказал Сталин. – Что ж, пожалуй, именно такой человек нам и нужен. Товарищ Жаворонков, вызовите товарищей Шестакова и Северова в Москву. И оставьте мне все материалы на них, я посмотрю.

А в положении Булочкина произошли изменения. Василиса добилась своего, обратила на себя его внимание и уже вторую неделю жила у него. Некоторые ее осуждали, называли ППЖ. Но Василиса сказала прямо, что сама этого хотела, пусть ППЖ, зато счастлива. А сам Булочкин никаких поблажек по службе ей не делал, а когда один из летчиков недавно образованной четвертой эскадрильи завел насчет ППЖ, веско сказал, что если еще кто-нибудь хоть раз ее так назовет, простым мордобитием не отделается. Сам Петрович расцвел, если раньше был просто аккуратным, то теперь выглядел ухоженным и довольным. Да и Василиса несколько изменилась. И без того очень красивая, сейчас еще больше расцвела, в движениях появилась плавность, от нее повеяло какой-то женской силой и уверенностью. Олег за них искренне порадовался. Арсений Арсеньевич по своим комиссарским обязанностям должен был заниматься и такими делами тоже, но, будучи человеком деликатным, сплеча рубить не стал. Не привлекая внимания, переговорил с Булочкиным и Василисой, подумал и ничего предпринимать не стал. Хорошо людям вместе, пусть живут, жизнь и так коротка, а на войне тем более.

А вот новый командир четвертой эскадрильи капитан Музы́ка Олегу не понравился сразу, сильно напоминал Козевича, только намного умнее и хитрее. Демонстративно держал дистанцию с другими летчиками, намекал на высоких покровителей в самых верхах, которые и пристроили его сюда, на фронтовую практику. Уже успел, находясь в полку, получить Красное Знамя за непонятно какие заслуги в добавку к уже имеющемуся Знамени и ордену Красной Звезды. При этом был красив в том смысле, как говорил Шарапов: «Ну знаешь, такие бабам нравятся». Лет тридцать, мужественные черты лица, сам высокий, крупный, уверенный в себе, холеный. Да и звали его очень замысловато, Эммануил Мирославович. На некоторых женщин впечатление, прямо скажем, произвел. Никого не задирал, хотя себя ставил высоко, явно не оскорблял, не унижал. Но общаться с ним было неприятно, как будто одолжение делал или снисходил с высот своих до убогих. Как сказали ребята, летчик неплохой, но не более того и без огонька. Как будто мешок в гору тащит, сил хватает, но хорошо бы уже отдохнуть. И хрен бы с ним, но положил он глаз на Настю. Причем в числе нескольких других, а не персонально. В своей неотразимости Эммануил был уверен на все сто, некоторые девушки, говорят, сдались. Кстати, из тех, что хотели сами, не заинтересовался ни одной. Вот такой тип, непременно надо девушку охмурить, когда само в руки идет, неинтересно. Вообще Олега покоробило, что кто-то стал рассматривать их замечательный полк как необходимую ступеньку в карьерной лестнице. И стало понятно, почему Настя при встрече глаза отводила. А может, он ей действительно понравился, мужчина видный, со связями.

«Рога поотшибать на хрен! Ха, да никак это ревность. Ну, не всё женщинам перед тобой штабелями складываться, за свою единственную и любимую надо и побороться!»

Северов пошел бороться. На ходу ему пришла в голову мысль, что Василиса могла неспроста к Петровичу так откровенно прильнуть, а чтобы от ухаживаний этого орла окончательно отделаться.

Музыку Северов нашел в тактическом классе. Тот привел свою эскадрилью, занятие проводил Игорь Ларионов, а Музыка сидел в конце класса со скучающим видом, показывая, что ему вся эта ерунда даром не нужна. И вообще, он знает намного больше Ларионова, просто следит тут за порядком. Мешать Игорю Олег не хотел, поэтому решил дождаться конца занятия. Сейчас Игорь должен перейти к обсуждению, а там и до завершения недалеко. Все конспекты занятий разрабатывались при непосредственном участии Северова, но Ларионов показал себя не только выдающимся летчиком, но и прекрасным педагогом. Работать с ним Олегу очень нравилось. Так и случилось, Игорь подвел итог и предложил задавать вопросы. В материале были намеренно сделаны небольшие пробелы, внимательные слушатели обязательно их замечали и уточняли некоторые моменты. Эммануил демонстративно потянулся и вышел из класса. По мнению Северова, это было уже откровенное хамство. Он здесь не контролер, а такой же слушатель, как и другие летчики четвертой эскадрильи. Тем не менее Олег решил быть тошнотворно вежливым и попытаться довести этим своего оппонента до белого каления.

– Здравствуйте, товарищ гвардии капитан!

– Здоровее видали! – добродушно, густым, как деготь, голосом отозвался Музыка.

– Как вам занятие?

– Очень хорошая, полезная информация. Моим летчикам нравятся эти занятия.

«Вот гад! – подумал Северов. – Так просто на козе не подъедешь».

А вслух сказал:

– Судя по теме, скоро начнутся воздушные бои.

– Может быть, я не помню, что там дальше по плану.

– Не хотите размяться?

– Молодежи будет очень полезно, у меня летчиков с большим опытом практически нет.

– Так сами-то вы покажете молодежи свое мастерство? Мы здесь тщательно собираем все тактические приемы и находки. Наверняка у такого опытного летчика они имеются. Судя по вашим наградам, вы не первую войну проходите.

Несмотря на недавно отпущенные усы, возраст Северова на особую солидность не тянул, наград под кожаной курткой тоже не видно, да и не любил он их все время таскать, надевал только при необходимости.

– Вы не ошиблись, юноша. Я с удовольствием посмотрю на своих летчиков со стороны. В бою, знаете ли, не до этого.

Пришлось уйти не солоно хлебавши. Затевать свару без повода было бы совсем глупо. У этого хлыща связи наверху есть, не зря намекает, иначе не попал бы сюда. Не тот повод, чтобы косорезить, самого-то дальше фронта не сошлют, так ведь опять все вписываться будут: Остряков, Петровский. Зачем хорошим людям жизнь портить из-за своих отношений с женщиной? С женщиной! Кнопка уже женщиной в мыслях стала, его женщиной. Нет, точно влюбился и ревнует. Совсем мозги набекрень, нашел время!

Вечером снова посиделки за чаем, снова рассказы о житье-бытье на разных фронтах.

– Мало нас били, – вздохнул Бармин. – Тяжело новая наука идет, не хватает квалифицированных командиров. Во всех родах войск наверняка картина примерно одинаковая.

– А может, и нет! – возразил Волк, он любил возражать, вызывать на дискуссию. – Что ни говори, но ВВС – отдельная статья. Даже флотского командира выучить дешевле, чем летчика. Наша беда – недостаточный уровень образования. Как научить человека, например, высшей математике, если он и школьного курса не знает. А недобросовестные командиры вместо обучения правильные лозунги кидать начинают, выезжают, так сказать, на партийной платформе. И попробуй его укуси! Тут же комиссар тебе мозги вправит.

– Ты не туда разговор повел, – пробурчал Каменев. Он был во всем с начальником штаба согласен, но тема была скользкой.

– Вот! А я о чем говорил! – засмеялся Волк.

– А как у нас Музыка оказался? – поинтересовался Олег. – Нехороший тип, мне так показалось.

– Не показалось, – сказал Трегубов. – Чей он протеже, непонятно, может, даже несколько у него покровителей. Потом его куда-нибудь на хорошую должность возьмут, дескать, в 7 ГИАПе вырастили. Вот слава о нас пойдет! Так ведь и других присылать будут. И заранее не знаешь, что за человек, не брать же людей мы не можем. Что со всем этим делать, ума не приложу!

Печальная беседа была прервана появлением старшины Тарасюка.

– Так что, товарищи командиры, опять мне Музыка замечание сделал. Не понравился ему порядок у девушек в доме.

– Чего он там делал-то? – удивился Булочкин. – Это вообще не его епархия!

– Чего делал, как раз понятно. Но девки его оттуда выставили, да еще водой чуть не облили. Выскочил Мануил Мимосралович из дома, а тут я. Вот он на мне и снял напряжение.

Все не просто смеялись, а ржали до икоты. Как оказалось, в один из дней Музыка, особой страстью к питию не отличавшийся, все-таки хватил лишнего и, пойдя в туалет, обгадил там все, не попав в дырку. Прозвище приклеилось намертво. Разошлись, все еще посмеиваясь.

По вечерам, занимаясь каким-нибудь делом вроде чистки пистолета, Булочкин любил поговорить с Валерой. Валера был на редкость благодарным слушателем, на его морде отражалась целая гамма эмоций, он издавал звуки с разными интонациями, подходил поближе и заглядывал в глаза.

Вот и на этот раз, методично обслуживая свое оружие, Петрович рассказывал коту о международном положении, репетируя свою завтрашнюю политинформацию. Вообще, политинформации являлись делом комиссара батальона, но тот отсутствовал третью неделю – уехал в политуправление фронта и умудрился на переправе через небольшую речку свалиться в холодную воду и подхватить воспаление легких в дополнение к перелому ноги.

Политинформация получилась яркая, эмоциональная, но недолгая, а чистка пистолета была еще далеко не закончена, поэтому Булочкин решил сменить тему на более приземленную.

– Вот скажи мне, Валерик, чем ты отличаешься от обычного деревенского или даже городского кота? Ты – кот-военнослужащий, причем не просто военнослужащий, а принадлежащий к элите Военно-морского флота – ее героическим военно-воздушным силам!

– Умр! – соглашался кот.

– Но при этом, должен я тебе заметить, что хоть ты и живешь при товарище Северове, но к летному составу не относишься! А несешь службу в БАО, под моим чутким руководством!

– Умр! – опять соглашался кот.

– Оставь ты животинку в покое, ложись уже. – Василиса разделась и пристраивалась у стенки, пихнув Булочкина в бок.

– Подожди, видишь, я личный состав воспитываю!

Василиса фыркнула, а Петрович продолжил:

– Вот какую ты пользу нашим героическим военно-воздушным силам приносишь? И вообще, что ты делать будешь, если хозяин тебя кормить перестанет?

– Умру-у! – печалился кот (негодяй лукавил, он превосходно умел ловить всякую мелкую живность, чем иногда и развлекался. Но зачем утруждаться, если покормят и так, да еще и приласкают?).

– Вот! – Петрович оставил оружие и многозначительно потряс перед носом Валеры указательным пальцем. – Пустосеря ты, а не боец БАО!

– Мрры? – удивился кот.

– Я ни разу не видел, чтобы ты мышь поймал или чего еще. Иди и подумай над своим поведением!

Петрович отложил собранный «ТТ» в сторону, скинул бриджи и привалился к мягкому боку подруги.

На следующее утро спокойно собирающийся на службу Денис был привлечен воплями из соседней комнаты. Вопила явно Василиса, вернее даже визжала. Когда Аверин с пистолетом в руке влетел в комнату к Булочкину, то обнаружил Василису в одной короткой нижней рубахе стоящую на стуле и орущую что-то неразборчивое, и Петровича, застегивающего бриджи и тихо матерящегося.

– Васька! Васька! Кончай орать! Сейчас сюда весь аэродром сбежится!

Василиса перешла на тихое поскуливание и подвывание.

– И чего ты на стул влезла? Стихи читать будешь?

– Ой! Денис! Убери, убери ты этот ужас отсюда!

Только сейчас Аверин заметил на подушке дохлую мышь. Обернувшись к дверям, он увидел Валеру, с довольным видом выглядывающего из-за косяка. Взяв мышь за хвост, Денис глубокомысленно сказал:

– Ты эту мышь должен непременно съесть!

– Ты чего такое говоришь-то? – удивился Булочкин.

– А вот чего! Ты вчера коту задачу ставил? Ставил! Я сам слышал. Теперь пользуйся, он же старался.

– Васька, слезай со стула и хватит булками светить! – разозлился Петрович.

Девушка бочком слезла со стула и прикрыла голые ягодицы газетой, а командиры вышли из комнаты и унесли мышь с собой.

Вечер прошел тихо и спокойно. Устраиваясь спать, Денис услышал за стенкой тихую возню. Пылкая Василиса заботилась не только о бренном теле, но и боевом духе бравого командира БАО. Засыпая, Аверин подумал, что ничего еще не кончилось и Валера уже работает над очередным «подарком» своему начальнику.

Утро следующего дня оказалось очень похоже на предыдущее. Снова вопли и визг. На этот раз Денис, не спеша вошедший в комнату своего начальника, обнаружил голую Василису на столе, Петровича, со зверским лицом наматывающего портянки, и здоровенную дохлую крысу на подушке.

– Васька, ты плясать там, что ли, собралась? А, нет, ты позировать для статуи будешь. Девушка с веслом! Хотя Петрович не скульптор и весла не вижу.

Василиса топнула ногой и чуть не свалилась со стола.

– Я тебе, Петрович, говорил. Надо было вчера мышь съесть! Хотя крыса, конечно, питательнее. Ладно, шумно очень у вас, пойду я!

Денис взял крысу за хвост и удалился, перешагнув через выглядывающего из-за двери Валеру.

Вся аэродромная братия и особенно женщины активно обсуждали беспредел, второй день творящийся в доме, в котором живут Булочкин с Василисой и Аверин. Строились самые разные предположения, все заметили, что Аверин был весел, все время посмеивался, а вот всемогущий командир БАО был необычно мрачен и задумчив.

Утро третьего дня началось тихо и благостно. Вовсю пели птицы, Северов с летчиками своей эскадрильи давно наматывал положенные километры, полк пробуждался. Идиллия была нарушена ворвавшимся в столовую Булочкиным, размахивающим дохлым кротом.

– Где этот полосатый негодяй?! Где эта серая свиномордия?!!

Увидев крота, воендевушки и просто девушки без всякого различия формы подняли визг и разбежались, загремела кастрюля, посыпались вилки и ложки, забрякала опрокидываемая мебель. Петрович перестал орать и озадаченно посмотрел на царившее кругом запустение и бедлам. Кота нигде не было видно, хотя майор рассчитал правильно. Валера уже позавтракал тушенкой и молоком и наблюдал за происходящим с крыши соседнего дома. Булочкин его там высмотрел, но грозить кулаком почему-то передумал. Однако глянул так, что Валера лег на пузо и задом-задом отполз от края крыши.

Выйдя из-под навеса, Булочкин столкнулся с Северовым, не спеша идущим на завтрак, и обрадовался:

– Здоро́во! Слушай, поговори со своим котом! Пусть перестанет мне на подушку всякую дрянь таскать, Василиса скоро с ума сойдет!

– Доброе утро! Да выбрось ты этого крота, чего ты им машешь!

Петрович закинул крота в кусты.

– Ну что, поговоришь?

– Петрович, ты в своем уме?

– Да все он понимает, сволочь полосатая!

– Если понимает, сам и поговори.

– Ты – хозяин, у тебя авторитет выше!

Этот аргумент летчику крыть было нечем, пришлось пообещать. Правда, без гарантии. А повеселевший Булочкин в хорошем настроении отправился на завтрак.

Обещание, данное другу, не выполнить нельзя. И Северов призвал Валеру к себе. Тот появился, но привычно ластиться не стал, уселся рядом и застыл, как сфинкс. Он умел так застывать, только по наличию шерсти можно было догадаться, что это настоящий кот, а не фарфоровый. Олег начал издалека, про то, как жилось коту без хозяина, кто его в это время кормил и обихаживал. Валера уже понял, к чему клонит летчик, и сидел, уставившись в точку где-то в заоконной дали. Олег совестил его и так, и этак, говорил, что зря доверял ему как взрослому интеллигентному коту, напомнил, что оставил Настю на его попечение, а тот допустил, чтобы к его девушке клеился Мимосралович. Это было последней каплей, переполнившей добрую кошачью душу. Валера с утробным мяуканьем бросился к хозяину и запрыгнул к нему на руки.

Утро следующего дня началось спокойно. Зато кот начал тихую охоту за капитаном Музыкой. Стоило тому подойти к Насте, чтобы наговорить очередных комплиментов, как тут же нарисовывался Валера и начинал демонстративно пялиться ему в глаза. Пилоты связных самолетов обычно сидели вместе с летчиками АСС, но поскольку Настя была девушкой, ей выгородили небольшое помещение с одним окном. Потолок был высокий, стенка выгородки была высотой метра полтора, помещение требовалось, если Настя хотела прилечь на стоящую там кровать или переодеться. Валера забрался на стенку и, дождавшись, когда Музыка сунет свой нос к Насте, ловким ударом сбил с его головы фуражку. Капитан злился, но сделать что-нибудь с Валерой пока не решался, да и что он мог сделать, не стрелять же прямо в расположении.

Вечером, накануне отлета в штаб фронта, Северов и Булочкин возвращались вдвоем к своим домам.

– Петрович, дело не мое, но ты на Василисе жениться планируешь?

– Не решил еще, – буркнул Петрович, видно, что тема была для него непростой.

– А если ребенок будет?

– Будет, тогда и посмотрим, – опять буркнул майор.

Олег неприятный другу разговор продолжать не стал, но тот вдруг сказал:

– Боюсь я, что ребенок будет. Война идет, не хочу, чтобы безотцовщиной рос, их и без того хватит.

– Ты не прав, тогда всем лучше совсем не иметь детей. А лет через пятьдесят – сто одни следы на Земле от нас останутся. И потом, можешь быть уверен, ни Денис, ни я никогда твою семью не бросим, чего бы нам это ни стоило.

Было видно, что обычно каменно-спокойный Булочкин сейчас очень взволнован. Он крепко пожал Северову руку и вошел в свой дом.

Настал день отлета в штаб фронта. Вместе с Северовым должны были лететь Владлен и Михалыч, Олег подозревал, что их будут награждать, другие мысли не приходили. Так и оказалось. Новоселову вручили орден Отечественной войны II степени, а Железнову зачитали Указ о присвоении ему звания Героя Советского Союза. Остряков вручил ему медаль «Золотая Звезда» и орден Ленина. Олег искренне их поздравил.

– А чего про себя не спрашиваешь? – поинтересовался Петровский.

– Жду, когда сами расскажете.

– Смотри, какой дипломатичный, – засмеялся Остряков. – Ладно, чего от тебя скрывать. Все в твоей эскадрилье, кроме Кахи, получили Героев. Да и ему немного осталось. Бармин и Трегубов тоже удостоены. Волк и Каменев награждены орденами Ленина. Полк награжден орденом Боевого Красного Знамени. Кстати, все остальные летчики тоже получили ордена: кто Знамя, кто Звезду, кто Отечественную войну. У вас теперь весь полк орденоносный! Правда, опубликуют все чуть позже, на днях, а потом и награды привезут.

– Вот это здорово! – искренне обрадовался Северов. – Краснознаменный гвардейский полк! Красиво! Теперь надо соответствовать!

– В самую точку зришь, – кивнул Николай Алексеевич. – За этим тебя в Москву и вызвали.

– А почему меня, а не командира полка? – удивился Олег.

– Задание будет тебе, так Верховный решил. Мы и так тебе больше, чем надо, сказали. Сами не знаем ничего конкретного.

– Когда лететь?

– Сейчас. Здесь лететь час, успеешь. Тебе на 22.00 назначено.

Обалдевший Северов вышел, а Петровский улыбнулся:

– Я же говорил, он про себя и не спросит.

– А я и не сомневался.

Перелет и правда занял немного более часа, потом везли на машине, разместили в гостинице где-то в центре, Северов плохо ориентировался в Москве. Обнаружилась и проблема. Из-за трудностей обеспечения морской формой почти все летчики полка ходили в обычной для сухопутных ВВС, но показываться в таком виде в Кремле командование ВВС ВМФ сочло невозможным, поэтому пришлось ехать в ателье. Там Северов позволил себе немного посвоевольничать, нынешние широченные форменные брюки ему категорически не нравились, поэтому стали шить нормальной для более поздних времен ширины. Закройщику, впрочем, было все равно, поуже так поуже. Все должно было быть готово к вечеру, приехать надо было к 20 часам.

Северов вернулся в гостиницу, времени было предостаточно, еще не было и 15 часов, поэтому Олег принял душ и отправился в ресторан обедать. Немногочисленные посетители и персонал с интересом смотрели на молодого летчика с внушительным набором орденов. Впрочем, было заметно, что здесь и не таких видали, так что внимание не было назойливым. С аппетитом перекусив, Олег решил немного прогуляться по Москве. Стояла тихая погода, дождя не было, иногда в разрывах облаков проглядывало солнце. В кожаном реглане и начищенных сапогах летчик выглядел представительно. И хорошо, что под регланом не видны награды, меньше внимания. Прохожих на улице немного, в основном мужчины, одетые в военную форму, но попадались и симпатичные девушки, улыбавшиеся молодому летчику. Он улыбался в ответ, солидно и важно. Некоторые девушки смеялись. Настроение понемногу стало улучшаться, Олег вернулся в гостиницу, и когда знакомый капитан открыл дверь, Северов уже был не только бодр, но и весел. В мастерской все было готово, китель с двумя средними золотыми галунами на рукаве сидел как влитой, стрелки на брюках были безупречны, ботинки начищены. Работники ателье сноровисто закрепили награды на положенных местах, реглан, фуражка, готов!

До Кремля добрались очень быстро, потом начались многочисленные проверки документов, внимательные и профессиональные. Дали время привести себя в порядок, еще раз полирнуть обувь. Наконец оказался в небольшой приемной, знакомой по многочисленным фильмам, в целом похоже. Следом за Северовым зашел сухопутный летчик-подполковник со Звездой Героя, двумя орденами Ленина и двумя Красного Знамени, возрастом немного старше Олега. С ним Северов негромко поздоровался и пожал протянутую в ответ руку. Судя по поведению, тот тоже был здесь впервые и немного волновался. Лысый человек за столом, который не мог быть никем, кроме Поскребышева, предложил присесть на диван и курить. Олег поблагодарил:

– Спасибо, Александр Николаевич, я не курю.

Поскребышев чуть заметно улыбнулся и кивнул. Авиаторы разглядывали друг друга, но разговаривать в приемной у Сталина ни тот ни другой не решились. В начале одиннадцатого из кабинета начали выходить люди, почти никого из них Олег не знал, но встал по стойке «смирно», подполковник тоже поднялся с дивана. Было понятно, что это руководители наркоматов или другие серьезные люди. Узнал среди них Олег только Молотова и вроде бы Микояна. Потом вышли несколько генералов, снова Северов никого не узнал, так и стоял по стойке «смирно». Через несколько минут Поскребышев поднял трубку телефона, ободряюще улыбнулся и сказал:

– Проходите.

С большим волнением Олег открыл дверь, пропустил старшего по званию и шагнул в кабинет. За столом сидели несколько человек, Сталин стоял спиной к окну, держал в руках незажженную трубку. Олег читал, что тот был небольшого роста, с оспинами на лице, так и есть. Времени разглядывать не было, осмотреться можно и потом. Подполковник шагнул к Сталину и четко, но не слишком громко отрапортовал:

– Товарищ Верховный Главнокомандующий! Гвардии подполковник Шестаков, командир 9-го гвардейского истребительного авиаполка по вашему приказанию прибыл!

«Так вот кто это! Лев Шестаков! Здорово!» – подумал Олег и представился сам:

– Гвардии старший лейтенант Северов, командир эскадрильи 7-го гвардейского истребительного авиаполка Краснознаменного Балтийского флота по вашему приказанию прибыл!

Сталин внимательно рассматривал вошедших, Шестакову кивнул, потом взглянул прямо в глаза Северову. Знаменитый «взгляд тигра». Олег смотрел в желтые глаза Сталина и молчал, через некоторое время Иосиф Виссарионович спокойно отвел взгляд и одобрительно кивнул, как будто увидел то, что хотел. Остальные, а среди присутствующих Олег узнал только Жукова, Василевского, Шапошникова и Жаворонкова, тоже внимательно смотрели на Верховного.

– Здравствуйте, товарищи. Вы оба показали умение ориентироваться в сложной ситуации и организаторские способности. Для вас есть новое непростое и очень важное поручение.

Сталин сделал паузу и наблюдал за реакцией летчиков. Никакой реакции, ждут, что дальше.

– Вам известно, что пилоты английских ВВС защищали небо над Мурманском в 1941 году?

– Известно, товарищ Сталин, – ответил Шестаков, Северов кивнул.

– Ставкой принято решение о направлении авиаподразделения для оказания помощи союзникам в Египте. Речь идет о смешанной авиабригаде. Есть мнение привлечь вас к ее формированию.

Возникла пауза. Было понятно, что в этом кабинете говорят только тогда, когда разрешит его хозяин, но Олег, хотя и испытывал душевный трепет от встречи с Верховным Главнокомандующим, все-таки был человеком другой эпохи. К тому же в прошлой жизни целых два раза встречался с Президентом России, один раз, когда Путин к ним в часть приезжал, второй – тоже в Кремле, орден Святого Георгия из его рук получал. В общем, в присутствии самого высокого руководства не робел. Так что помощь союзникам дело хорошее, только они очень быстро после войны из союзников врагами станут. Присутствующие здесь не глупее его и об этом тоже наверняка думают, только они предполагают, а он знает! Но рассуждать на эту скользкую тему здесь и сейчас явно не стоило, поэтому Северов благоразумно промолчал, а Лев Львович ответил:

– Приложим все усилия, товарищ Сталин.

«Если меня хотят просто привлечь к формированию бригады, то вызывать для этого в Кремль незачем. Тут что-то еще», – подумал Олег, а вслух позволил себе добавить:

– Покажем союзникам силу советского оружия, чтобы у них не было никаких сомнений в нашей победе над Германией. И иллюзий после нее!

Верховный с интересом посмотрел на Северова и с неожиданно довольной улыбкой сказал:

– Хорошо. Вам дается завтрашний день на разработку всех предложений по составу и вооружению бригады, товарищи из главка помогут. Доло́жите начальнику Генерального штаба. До свидания, товарищи.

Авиаторы попрощались и вышли. Сталин прошел за свой стол.

– Я посмотрел материалы, которые предоставил товарищ Жаворонков. Подполковник Шестаков представлен к ордену Отечественной войны 1 степени, старший лейтенант Северов к званию дважды Героя. Стоит согласиться с мнением их командования.

– И все-таки старший лейтенант Северов слишком молод для такой серьезной и ответственной должности, товарищ Сталин! Он командовал полком, но недолго, да и полк этот не отличался от эскадрильи! – возразил Мехлис.

– Зато действовал за полноценный полк! – усмехнулся Жуков.

– У него была самая современная техника!

– Эта техника была не у него одного. И как некоторые ею распорядились? – едко спросил Жуков. – Его не пустили на юг, он занимался наступлением на центральном участке фронта, хотя искренне считал, что Петровский и Конев справятся и без него. Тот же Василевский вполне мог бы координировать их действия ничуть не хуже.

Сталину такие моменты нравились, он сталкивал лбами своих помощников и наблюдал за развитием событий, помимо некоторого развлечения это помогало ему определить собственную позицию, если он ее еще не выработал. Иосиф Виссарионович с легкой усмешкой наблюдал за спорящими, потом произнес:

– Товарищ Сталин в курсе возраста товарища Северова. Он нанес противнику весьма существенный ущерб, как будто командовал более крупным соединением! Товарищ Жаворонков, напомните присутствующим, сколько у него сбитых.

– Лично ровно сорок, товарищ Сталин!

– Вот так! Получается, на сегодняшний день он один из самых результативных асов наших ВВС! Тем более такой выбор оправдан. Товарищ Василевский, завтра в 23 часа доложите о результатах работы по данному вопросу.

Выйдя из кабинета Сталина, Северов вежливо попрощался с Поскребышевым и, застегивая реглан, задумался, как искать тех самых товарищей, с которыми предстоит работать. Шестаков, судя по тому, как он крутил головой, озабочен был тем же вопросом. Но тут к ним подошел полковник лет сорока, круглоголовый и вообще похожий на увеличенного в размерах трегубовского кота в человеческом обличье.

– Сивков, Василий Михайлович! Отвечаю за формирование авиабригады особого назначения.

Олег чуть не заржал в голос, а Лев Львович спросил:

– Здравия желаю, товарищ полковник! Как будем работать?

– Вы ужинали?

Летчики переглянулись и покачали головами.

– Тогда сейчас едем в главк, по пути ужинаем, дальше расписываем задачи и думаем, как их решать.

Полковника ждала «эмка», на ней быстро добрались до ресторана, Олег названия не разглядел. Ужин был плотный, Олег здорово проголодался, полковник тоже с удовольствием покушал, Шестаков не отставал. От выпивки Северов отказался, Василий Михайлович не стал настаивать, но позволил себе две небольшие рюмки водки. Лев Львович ограничился одной.

Так же быстро доехали до управления, сели в его кабинете, расписали проблемные вопросы. Как только возникала необходимость что-то узнать или уточнить, полковник снимал трубку телефона, появлялся сотрудник в звании не ниже капитана, получал задание и исчезал. Необходимая информация предоставлялась в кратчайший срок, о чем бы ни шла речь.

Бригада, по первоначальному замыслу, должна была состоять из четырех эскадрилий, двух истребительных и двух бомбардировочных, причем последние на Пе-2. Северову удалось убедить, что целесообразнее, исходя из круга решаемых задач, иметь две истребительных, бомбардировочную и штурмовую эскадрильи, причем усиленного состава, четыре звена и пара управления. После недолгого обсуждения добавили звено разведчиков Пе-3Р, модернизированных, с новыми мощными двигателями. Легко договорились также об усиленном составе техников и запасе запчастей, роте радиоразведки и локаторе. Не забыли и авиационную спасательную службу.

Затем определились с самолетами. Сивков упомянул, что летчики предпочитают «Яки», Шестаков хмыкнул, а Северов заметил, что есть машины, им не уступающие по летным характеристикам и, что очень важно, существенно превосходящие по боевой живучести. Изучив возможные варианты, остановились на По-3. Нужное количество машин бригадирской сборки ждало своего часа. Цельнометаллический самолет без гаргрота за кабиной, с тремя пушками ВЯ, движком, как у ЛаГГ-5, и характеристиками по крайней мере не худшими. Су-2 с таким же двигателем. Штурмовик Ил-2М. Похож на такой же в известной Олегу истории, но с более мощным двигателем и четырьмя ВЯ, задняя точка с УБТ. Похож на первые Ил-10. Полная номенклатура бомб и ракет для бомбардировщика и штурмовика. Но летающего радара нет. Работа над носителем ведется, но сейчас нет. Наземный – «Пегматит», модернизирован, в чем фишка Сивков не знает. Про летающий радар Шестаков выслушал с интересом, но, как выяснилось, управлением по данным РЛС он никогда не занимался, у них такую технику поставить не успели, хотя разговоры были.

Для АСС пойдут «Хадсоны», новенькие, только что полученные, их уже переоборудуют под эти задачи на одном из заводов, завтра закончат. Автожиры новые ЦАГИ А-7М, с механизмом перекоса винта, что существенно улучшает маневренность. И возможностью брать на борт кроме экипажа из двух человек еще двух пассажиров. Обещанные ранее ударные и повышенной вместимости пока не готовы. Взвод АСС свой, из 7 ГИАП, больше ни у кого людей такого уровня подготовки пока нет. Техники свои. Основные фамилии названы, остальное порученцы доработают к утру сами.

Сплошной линии фронта в Египте нет, поэтому авиабаза, предоставляемая англичанами, должна хорошо защищаться. Сивков сказал, что охранять базу будет мотострелковый батальон с дополнительными средствами усиления в виде роты танков и дополнительной артиллерии. А вот зенитное прикрытие решено попросить у англичан. У них очень неплохие 94-мм и 40-мм зенитки, а также спаренные и счетверенные крупнокалиберные пулеметы. Свою артиллерию притащить можно, но придется и боеприпасы возить, а так все под рукой. Этот вопрос уже вовсю прорабатывался, но Северов решил вставить свои пять копеек. Он предложил рассмотреть на должность комбата Аверина, а на коменданта базы – Булочкина. Сивков пожал плечами, это была не его епархия, но что-то написал на бумажке, которую тут же унес один из порученцев.

Кандидатуры летчиков тоже обговорили довольно быстро. На удивление, из своих Лев Львович взял всего пару человек. На юге ожидались важные события, ослаблять полк его бывший командир не хотел. А вот 7 ГИАП ВМФ был выведен в тыл, командование уходило на повышение, из него решили сделать кузницу кадров, дать людям подрасти. Комэски имели бесценный опыт работы с радаром, а также хорошо представляли себе работу АСС, поэтому их хотели перевести замами в другие полки. Да и командиры звеньев доросли до уровня комэсков. Поэтому Олег имел возможность взять свою эскадрилью в полном составе. Не забыл он и про свой бывший 5 ИАП, теперь тоже гвардейский. Оказалось, что командует им Синицкий, Шаневич теперь заместитель командира, Ковин и Горобченко живы, оба комэски, Бадма командует звеном. Петр Бринько стал дважды Героем, но по-прежнему на эскадрилье, отказывается от любых повышений. Доржиева и Бринько тоже включили в список, Петр будет командовать второй истребительной эскадрильей. Бомбардировщиков сформировали из 41 ГБАП в основном. По штурмовикам у Олега мыслей не было, но и тут разобрались, Сивков хорошо владел ситуацией, да и Шестаков много чего подсказал. Полковник также заметил, что все летчики бригады будут переведены в кадры ВВС РККА, вопросы об их дальнейшей судьбе решатся после возвращения, но обижен никто не будет.

Северов обратил внимание полковника на две вещи. Во-первых, действовать предстояло в Африке, хотя и зимой. Надо было выяснить, не возникнет ли проблемы перегрева. Во-вторых, резервное звено в каждой эскадрилье для снижения нагрузки на летный состав. Если с техниками вопросов не возникло, то с летчиками Сивков отказал категорически. Высокой интенсивности полетов не ожидается, да и вообще, дело принципа. У себя такого позволить не можем, там тем более незачем. Настаивать Олег не стал, он и так продавил вдвое большее количество звеньев, ведь в обычных полках в эскадрильях было по два звена плюс пара управления.

В прошлой жизни Олег читал, что в Африке свирепствовала амебная дизентерия, но прямо об этом не сказал, поскольку старший лейтенант Северов знать этого не мог. Он лишь заметил, что в состав медиков обязательно должны быть включены специалисты по распространенным в той местности заболеваниям. Шестаков посмотрел на него несколько озадаченно, а Сивков вновь что-то черкнул на бумаге и отправил ее с очередным порученцем.

Основное все. В тряпки. Хотя бы на пару часов. Отвезли в гостиницу, дали поспать целых четыре часа. Зашел Сивков, бодр, энергия так и прет. Спустились в ресторан, позавтракали, снова в управление, в тот же кабинет. Все необходимые материалы готовы. Представители конструкторских бюро заверили, что перегрева двигателей не будет, проблема в целом решена, да и не стоит остро, зимой в Египте не так уж и жарко.

Весь день дорабатывали, считали потребность в боеприпасах, топливе, запчастях, не забыли продовольствие и воду, хотя с этим проблем быть не должно, англичане божились и давали на отсечение любой орган. Успели. Обедали в столовой главка, ужинали по дороге в Генштаб.

В кабинет Василевского Шестаков и Северов зашли в 21 час, Сивков, к их удивлению, приглашен не был.

– Здравствуйте, товарищи. Мы ознакомились с вашими предложениями. В целом принимается. Товарищ подполковник, вы назначаетесь командиром отдельной гвардейской авиабригады особого назначения резерва Ставки ВГК. Товарищ Северов, вы назначаетесь заместителем командира бригады. Да, старшего лейтенанта для такой должности недостаточно, вам присвоено очередное воинское звание гвардии капитан.

– Служу Советскому Союзу!

Олег не знал, что Сталин принял окончательное решение после того самого короткого разговора. Ему понравилось, что летчик ухватил мысль о демонстрации возможностей советской техники и выучки личного состава союзникам. Иосифу Виссарионовичу было известно, что среди их военных бытует мнение, что русские воюют числом, что техника также не идет ни в какое сравнение с американской или английской. Пусть убедятся, что это не так. Сталин подумал, что этот старший лейтенант совсем не прост, да и выглядит довольно солидно, старше своих лет, держится с достоинством. Поэтому дал Берии еще одно поручение, касающееся Северова.

– Комиссар бригады и начальник штаба утверждены, вы познакомитесь с ними позже. Официально бригада направляется в Северную Африку как особая миссия наркомата обороны. Руководит миссией генерал-майор Бобров Иван Тимофеевич. Но он дипломат, а не военачальник. Работал военным атташе в разных странах, опыта боевых действий не имеет. Бригадой командуете вы, товарищ Шестаков, а генерал Бобров обеспечивает ваши контакты с союзниками. И последнее. Указом Президиума Верховного Совета СССР вы награждаетесь орденом Отечественной войны I степени за четкое и непрерывное управление полком и нанесение значительного урона противнику. Товарищ Северов награждается второй медалью «Золотая Звезда» за образцовое выполнение боевых заданий командования, проявленные при этом мужество и героизм и за участие в воздушных боях, в которых сбил лично сорок самолетов противника.

Выйдя из кабинета, летчики пожали друг другу руки. Они уже нашли общий язык, да и разница в возрасте была невелика, всего четыре года, так что общались по именам и на «ты».

Вручение состоялось на следующий день, вручал Шверник. А после награждения Северова хлопнул по плечу Жуков.

– Поздравляю, капитан. Удачи тебе!

– Спасибо, товарищ генерал армии!

На выходе из зала Шестаков направился к знакомым летчикам, также приехавшим на награждение, а Олега перехватил Жаворонков.

– Перекусить не хочешь, капитан?

Было самое время пообедать, да и отказывать такому человеку было бы глупо, не просто же так он предлагает. Приехали в ресторан где-то в районе Арбата, метрдотель отвел их в отдельный кабинет.

– Ты, я знаю, не употребляешь, а я немножко выпью.

Принесли 150 граммов коньяка, Семен Федорович выпил рюмочку, зажевал лимончиком.

– Спросить ничего не хочешь?

– Хочу, но пока возможности не было.

– Не понимаешь, для чего это все вообще надо? Решающее влияние на положение в Египте бригада вряд ли окажет, это на земле делается, но суть ты схватил правильно. Хотя сила у вас немалая, должны хорошо потрепать немцев и итальянцев, да и на союзников впечатление произведете. Он, – Жаворонков ткнул пальцем вверх, – уже думает, что после войны будет.

– Правильно. Об этом вообще лучше еще до начала войны думать.

Генерал откинулся на стуле:

– Занятный ты человек, капитан! Хотел сказать, занятный мужик, да больно ты молод, не обижайся. На лету схватываешь то, что другому объяснять приходится, да еще не один раз. А получилось все, как всегда, случайно. С Черчиллем переписка ведется, с представителями Великобритании встречи проводятся, в основном по поставкам к нам разного оборудования и материалов. Создалась ситуация, когда вспомнили, как английские пилоты у нас на севере воевали. Сколько их там было, знаешь? И какое великое влияние на ход войны они оказали, тоже понятно. Но воевали ребята честно, и мы им за это благодарны. Создалась ситуация, когда Верховный аналогичный жест сделал, тут про тебя и вспомнили. Вернее, ты сам о себе своими действиями на Южном фронте и работой с Василием Сталиным напомнил. Вот и вся конфигурация.

– Непонятно все-таки. Талантливых авиационных командиров у нас хватает, я из них не самый лучший и не самый опытный. Кессонной болезнью я не страдаю, но не хотелось бы в самый ответственный момент осознать собственную некомпетентность. Не одна моя жизнь на кону, да и не только жизни.

– Какая болезнь?

– Кессонная. У водолазов бывает. Кровь вскипает из-за перепада давления при быстром подъеме с большой глубины. В нашем случае – очень резко всплыл!

Жаворонков долго смеялся.

– Надо будет запомнить. Этой болезни у нас многие подвержены. А ты очень толковые предложения по улучшению взаимодействия фронтовой авиации с наземными войсками сформулировал, полком удачно командовал, вот и был замечен.

Пообедали, на прощание Семен Федорович крепко пожал руку и пожелал удачи.

Немного свободного времени у Олега было, он рассчитывал погулять по Москве, да и Лев, может, что-нибудь предложит, но этим планам не суждено было сбыться. Жаворонков сел в свою машину и уехал, а возникший как из-под земли предельно серьезный лейтенант госбезопасности пригласил новоиспеченного капитана проехать с ним для важной встречи. На арест это никак не походило, да и не за что вроде, поэтому Северов сделал каменное лицо и спокойно уселся в «эмку».

Привезли, привели в приемную, велели ждать. Ожидание было недолгим, буквально несколько минут. Олег, грешным делом, подумал, уж не к Берии ли на прием его доставили, но когда зашел в кабинет, понял, сидящий перед ним человек лет сорока пяти с тремя ромбами комиссара госбезопасности 3 ранга Лаврентием Павловичем быть не может. За столом также находились Миша Ногтев, довольно пожилой генерал-майор с бородкой клинышком, майор в армейской форме и старший лейтенант ГБ с пронзительным, как рентген, взглядом серо-стальных глаз.

Комиссар некоторое время разглядывал стоящего перед ним навытяжку летчика, потом жестом указал на один из стульев около стола и представился:

– Меркулов Всеволод Николаевич, первый заместитель наркома внутренних дел. Здесь находятся начальник особой миссии генерал-майор Бобров, майор Корнеев из Главного разведывательного управления и старший лейтенант Тихонов из разведки ГУГБ. Лейтенанта Ногтева вы знаете. Вы назначены заместителем командира отдельной авиабригады особого назначения, которая направляется в Египет. Вы показали, что неплохо представляете себе свои основные обязанности, но будет и особое поручение.

Меркулов замолк и стал наблюдать за реакцией летчика, а в голове Северова пронеслась целая стая мыслей, одна хуже другой:

«Неужели хотят поручить за Левой присматривать? Или еще за кем? Блин, что делать-то? Не тот случай, чтобы дурака валять! Нет, не может быть! Такие поручения в присутствии этих людей делать бы не стали, тогда что?»

Всеволод Николаевич усмехнулся, видимо догадался, о чем думает сидящий напротив капитан, потом посерьезнел:

– Я хотел поручить беседу с вами своим подчиненным, но потом решил поговорить лично, дело и в самом деле очень непростое. Суть его в следующем. Сейчас, перед лицом опасности быть завоеванными Третьим Рейхом, Великобритания является нашим союзником, но стоит вспомнить, как эта страна и ее нынешний премьер-министр относились ранее к СССР.

Меркулов замолк, а Северов вспомнил известную по прошлой жизни фразу Черчилля и кивнул:

– Все это время Уинстон Черчилль был последовательным противником нашей страны и не скрывал этого.

– Именно поэтому вам предстоит не только бить врага, но и выполнить секретное поручение. Взаимодействие с вооруженными силами британского содружества в условиях совместных военных действий нами еще не проводилось, такой опыт отсутствует. Необходимо оценить их реальный боевой потенциал, настроения и уровень подготовки военнослужащих.

По знаку заместителя наркома продолжил Тихонов:

– Вы и другие военнослужащие будете непосредственно контактировать с англичанами, вот и проведите какие-нибудь совместные мероприятия. Не стесняйтесь более тесных, дружеских контактов. Вы предложили включить в состав особой миссии немало своих сослуживцев, что ж, в этом есть смысл, особенно учитывая только что сказанное. Булочкин и Аверин имеют опыт работы в разведке, это учитывалось при отборе. Ваши механики также очень интересные ребята, если присмотреться. По нашему мнению, им можно доверять более серьезные задания, чем ремонт самолетов. Когда устроите посещение какого-нибудь клуба, пусть они немного выпьют и подерутся с англичанами, а потом, естественно, помирятся. Знакомство на такой почве будет способствовать доверительным контактам. Конкретный список исполнителей вы обговорите со мной и товарищами Ногтевым и Корнеевым. Что касается вас лично, то, пользуясь хорошим знанием языка, вы можете более свободно общаться с британцами. И еще один момент. Не исключено, что на вас обратят внимание особы женского пола, их там хватает. У англичан есть женские вспомогательные службы ВВС и ВМС, летчицы из вспомогательной службы ВВС. Не стесняйтесь более близких отношений, вы ведь понимаете, о чем я говорю.

«Вот влип! – с тоской подумал Северов. – Мата Хари из меня, как из кое-чего пуля! И ведь хрен откажешься, дело и в самом деле ответственное, хоть и скользкое, как лед в декабре».

А вслух сказал:

– А не получится так, что меня вербовать будут? Я в эти близкие отношения вступлю, меня сфотографируют, а потом шантажировать начнут. А командование бригады в моральном разложении обвинят?

Тихонов и Меркулов переглянулись, потом замнаркома, улыбнувшись, впрочем, довольно хищно, заверил:

– Если понадобится, обвиним. В рамках работы по данному направлению, конечно. Все должно выглядеть максимально естественно. А по поводу вербовки… Да, такое развитие событий возможно, и мы это учитываем, но давайте не будем сейчас влезать в дебри. Если что-то подобное возникнет, то вам следует немедленно сообщить об этом кому-либо из присутствующих здесь товарищей, все они включены в состав миссии.

А генерал Бобров добавил:

– По поводу товарища Шестакова… Он прекрасный летчик и талантливый командир и будет заниматься как раз организацией работы бригады. По поводу всего прочего он проинструктирован, не сомневайтесь. На вас выбор пал потому, что вы должным образом себя проявили. К тому же ваше имя союзникам известно.

И, видя удивление Северова, пояснил:

– В западной прессе несколько раз печатались статьи, где упоминалось ваше имя. Так что одного из лучших асов стран антигитлеровской коалиции там тоже знают.

В общем, гвардии капитан и орденоносец не девица на выданье, так что ломаться Олег не стал.

«Бонд, Брук Бонд! Тьфу, Джеймс Бонд! Скажи кто час назад про такое, не поверил бы».

С такими мыслями Северов покинул гостеприимный кабинет и направился наконец в гостиницу. Был уже поздний вечер, гулять совершенно расхотелось, летчик почувствовал, как сильное напряжение последних дней перешло в закономерную усталость, и решил просто отдохнуть, тем более что Шестаков куда-то подевался.

Глава 8

Погода стояла на удивление сухая и тихая, поэтому Олег на следующий день решил немного погулять по Москве. Шестакова вызвали в главк, что-то связанное с его 9 ГИАПом, так что компанию он составить не мог. Северов с удовольствием сходил бы в Третьяковскую галерею, но музеи были эвакуированы. Какие-то, может быть, и работали, но попробуй быстро разберись с этим без Интернета! Направился в парк Горького. Работает метро или нет, Олег даже не стал узнавать, хотелось в такую погоду побыть на улице. Поехал на трамвае. То ли Северов плохо спросил, то ли старичок, который объяснял дорогу, не так понял, но уехал Олег совсем в другую сторону. Пришлось снова спрашивать дорогу и добираться гораздо дольше.

Народу в трамвае было немного, когда летчик зашел в вагон, несколько старичков и старушек о чем-то оживленно разговаривали. Олег сел на свободное место и принялся смотреть в окно, Москва того времени была для него в новинку.

В это время трамвай остановился, в вагон с трудом забрался пьяненький парень в фуфайке, шапке со следами звездочки и потертой форме. По тому, как тот двигался, Северов сразу определил – инвалид, списан вчистую. Скорее всего, повреждение позвоночника, плюс одна нога значительно короче другой. Олег встал и помог ему устроиться на сиденье, иначе тот бы упал.

– Нормально все, командир! Имею право сегодня выпить! Дружок мой с фронта вернулся. Без ноги! А я с ногой! – парень похлопал себя по короткой ноге. – Во как повезло!

Сидящая рядом старушка покачала головой.

– А ты, мать, меня не осуждай! Я бы и сейчас воевал, да списали по инвалидности. Я просил, дайте хоть в хозвзводе остаться. Не положено, говорят. Эх! Я от самого Смоленска… С медалью!

Парень отогнул полу фуфайки, на вытертой гимнастерке висела самая уважаемая в армии медаль – «За отвагу». В это время в трамвай зашел милицейский патруль, младший лейтенант попросил предъявить документы. Наконец дошла очередь и до Северова. Милиционер посмотрел документы, с уважением взглянул на Олега, еще раз в документы, отдал обратно, козырнул.

– Все в порядке, товарищ дважды Герой Советского Союза!

Милиционеры вышли. Сидевшие в вагоне пассажиры стали с интересом разглядывать летчика. Олег, немного смутившись, стал убирать документы.

– Погоди-ка, сынок.

Сидевший рядом старичок распахнул полы реглана, покачал головой. Северов смутился, стал запахивать реглан, но вперед протиснулся мальчик лет одиннадцати-двенадцати, видимо, внук одной из старушек, до этого тихо смотревший в окно.

– Дайте посмотреть, дяденька. Ух ты, здорово!

На ближайшей остановке Олег пожелал пассажирам всего хорошего и вышел. Такое пристальное внимание было приятно, но очень смущало новоиспеченного капитана. Оставшийся путь Северов прошел пешком, благо было совсем недалеко.

В парке Горького Олег увидел выставку трофейной техники. Как он помнил из прошлой истории, такую выставку открыли летом следующего, 1943 года, к двухлетию начала войны или около того. Здесь поводом стал разгром Московской группировки противника. Танки, самоходки, пушки, самолеты – выставка была богатой, недостатка в трофеях не было. Олег не спеша шел вдоль выставленной техники, когда сзади раздалось:

– Северов! Олег!

Летчик обернулся, неподалеку стоял Севастьян, его товарищ по Борисоглебской школе. Обнялись, вдоволь похлопали друг друга по плечам. Севастьян – лейтенант, воевал на Калининском, недавно стал командиром звена. Лечился в госпитале под Москвой, в столицу приехал за новым назначением после выписки. Все обошлось, годен без ограничений. Хотел проситься обратно в свой полк, но тот полностью переформирован, даже номер теперь другой. Пошли обедать, заодно поговорить. Столько по ресторанам Олег давно не ходил. Впрочем, а где еще пообедать, ведь все по талонам!

Севастьян очень удивился морской форме Олега, а увидев награды, просто обалдел. У него самого были Красное Знамя и Красная Звезда, которыми он законно гордился.

– Так ты где, кем?

– На Брянском, командиром эскадрильи был, потом на Южном, полком командовал.

– А сбитых сколько? У меня семь!

– Сейчас сорок.

– Ну да, мы всегда говорили, что ты далеко пойдешь! О ребятах ничего не знаешь?

Олег отрицательно помотал головой, Севастьян вздохнул.

– Я знаю только, и то не точно, что Бориса сбили. Про остальных вообще ничего.

Увидев, что Олег от выпивки отказался, Севастьян тоже ничего спиртного себе заказывать не стал. Посидели, повспоминали, порассказывали друг другу о фронтовом житье-бытье. Сидели в общем зале, через некоторое время стали подтягиваться посетители. Летчиков несколько раз приглашали танцевать дамы, внимание было несколько назойливым, но разговор со старым товарищем был важнее. Вечер пролетел незаметно. Расстались, обнялись, договорились найтись после войны, если останутся живы.

На следующий день Шестаков и Северов прибыли на Центральный аэродром, с которого и были доставлены в Горький, где уже стояли самолеты бригады, рядом накапливалась остальная техника. После размещения в общежитии пошли знакомиться с комиссаром и начальником штаба. Нашли всех в помещении, выделенном под штаб, они пили чай с сушками, неторопливо обсуждали текущие дела. Зашли, представились. Те поднялись, с удивлением рассматривали своего двадцатишестилетнего командира и его двадцатидвухлетнего заместителя. Но субординацию никто не отменял.

– Гвардии майор Яровой Евгений Петрович. Начальник штаба бригады.

– Полковой комиссар Беренс Виктор Янович. Комиссар бригады.

Некоторое время разглядывали друг друга. Командиры боевые. У Ярового Знамя и Звездочка, у Беренса две Звездочки. Яровой – академик, закончил еще до войны. До назначения уже были на полковом звене, прекрасно себя зарекомендовали. Яровому немного за тридцать, Беренсу под сорок. Наконец Шестаков улыбнулся:

– Так и будем в гляделки играть?

Все засмеялись и расселись у стола, налили прибывшим чаю. Впечатлились их наградами, пришлось немного рассказать, когда и за что. Оказалось, что начштаба штурмовик, а комиссар бомбер, логично.

На следующий день летный состав построился поэскадрильно. Первую, вторую и третью эскадрильи Олег знал почти поименно, а вот четвертую видел первый раз.

– Командир четвертой эскадрильи старший лейтенант Бондаренко Михаил Захарович.

Комэску-4 под тридцать, большие залысины и симпатичное лицо с ямочкой на подбородке. Герой Советского Союза, два ордена Ленина и два Знамени. Серьезный мужик. В отличие от истребителей и бомбардировщиков, штурмовиков собирали с бору по сосенке, но отбор был жесточайший. В каждом можно быть железно уверенным, здесь случайных людей нет.

Лев Львович сказал короткую речь, абстрактно сказал про ответственное задание Ставки и все такое. После этого направились смотреть новые машины. Высыпали из автобусов на летном поле, побежали к своим аппаратам, гладили, хлопали по обшивке, по-детски радовались плавным обводам, тщательности сборки. Затем поэскадрильно разместились в классах, где заводские инженеры и испытатели рассказали об особенностях техники. После всяких формальностей на следующий день приступили к полетам. Для тренировок были выделены по две машины каждого типа. У всех летчиков бригады очень солидный налет, у каждого освоено несколько типов машин, так что к новой технике приспособились быстро. То, что все бомберы владеют самыми прогрессивными на данный момент приемами нападения и обороны, Лев и Олег знали точно. Оказалось, что и штурмовики быстро освоили возможности нового самолета. Пикирование под углом сорок-пятьдесят градусов, что не делалось на обычном Ил-2, более интенсивное маневрирование. Вообще, по их словам, эта машина больше напоминала истребитель. Шутят, конечно, но видно, что очень довольны.

Изучали по картам местность, где предстоит летать, учили ориентиры, времени на освоение района и сдачи зачетов штурману будет минимум. Навигация в пустыне затруднена почти полным отсутствием этих самых ориентиров, но все самолеты имеют приличный набор навигационных приборов, многие пилоты имеют опыт «слепых» полетов, остальные этому учатся, поэтому Северов надеялся, что особых проблем не будет. К тому же у них фронтовая аивация, не АДД, полетов на тысячи километров не будет.

Получили доклад о том, что части прикрытия также прибыли на место и тренируются. Их «место» где-то в Средней Азии, осваивают пустыню.

Все это время через Кавказ и Ближний Восток в Египет гнали технику, которую нельзя перевезти на самолетах. Новые БТРы, танки и наземную аэродромную технику. К моменту прибытия бригады все это должно уже быть размещено на месте. Техника доставлялась железной дорогой до Тебриза, затем автомобильными транспортерами до Мосула и дальше опять по железной дороге в Египет. Авиабаза будет располагаться недалеко от Александрии. База флота охраняется неплохо, так что шальных немцев, вдруг приехавших на своих танках или БТРах прямо на взлетную полосу, быть не должно, но береженого бог бережет.

Северов опять влез и обговорил экипировку для всех, отправляющихся в Египет. Зимой там, конечно, не жарко. Но хлопчатобумажным камуфляжем и ботинками с высоким берцем неплохо будет запастись.

Вообще от всех этих организационных проблем у командования бригады головы шли кругом, хорошо, что помощники были толковыми и старательными. Работников штаба Шестаков не подбирал, но, как и во всех других случаях, ни одного случайного человека, попавшего просто благодаря хорошей анкете, не было. К тому же, предвидя такую ситуацию, неизвестный человек, может быть Сивков, занимавшийся комплектованием, увеличил штат почти вдвое. В общем, за две с небольшим недели справились со всем.

Команда на перелет поступила 1 ноября, шли с подвесными баками и полным боезапасом к стрелковому оружию, лидировали «Хадсоны» АСС. Первая посадка в Сталинграде. Пока самолеты заправляли, все успели перекусить. Следующая посадка – Ереван, здесь заночевали. На следующий день утром вылетели на Багдад. Снова дозаправка машин и людей, следующий пункт – Дамаск. Небо словно вымерло, за весь полет от границ Союза не видели ни одного самолета. По общему мнению, здесь везде неспокойно, за территорию военной базы в пригороде Багдада, как и здесь, в пригороде Дамаска, выпускать отказались. Никто и не собирался, все устали, хотелось бы поспать. Утром вылетели на свою базу около Александрии. Шли вдоль берега, в районе Суэцкого канала подошли «Харрикейны». Частоты были заранее обговорены, диспетчеры вели бригаду. С командиром звена «Харрикейнов» Олег связался сам, поприветствовал лейтенанта. Тот сказал, что направлен проводить до Александрии, обещал оберегать от вражеских самолетов. Издевается или не вкурил?

На посадку заходили в обратном порядке, четвертая, третья, вторая, затем первая эскадрильи. Шестаков со своим ведомым, младшим лейтенантом Иваном Сержантовым, Олег и Владлен, звено управления, сели последними. Первое, что увидел Олег после приземления, был Булочкин, довольно комично, по мнению Северова, смотрящийся с панамой на голове. Дальше подошли Михалыч, Винтик и Шпунтик, другие механики и занялись самолетами, а Лев и Олег направились на встречу с руководителем особой миссии НКО Бобровым Иваном Тимофеевичем. По пути оценили ПВО базы в виде восемнадцати крупнокалиберных спаренных пулеметов, дивизиона из трех батарей 40-мм Bofors L60 и шестиорудийной батареи 94-мм орудий. На своем месте оказался и обещанный радар. Для самолетов были готовы капониры, их туда закатывали. Имелись и быстровозводимые конструкции – несколько металлических ангаров для обслуживания техники, домики для личного состава, боксы с наземной техникой. Было не жарко, Олег мысленно поздравил себя с тем, что работать они будут не летом. Вообще все было отмечено печатью аккуратности и порядка, а чего, собственно, еще можно было ожидать от коменданта особой миссии гвардии майора Булочкина! В части вездеходов велосипед было решено не изобретать, использовались в основном «Доджи». Это были новые машины с одинаковой колеей передних и задних колес и 92-сильным двигателем. Олег знал также, что на базе имеется некоторое количество мотоциклов, надо будет попробовать.

Валера проследовал за хозяином на одном из «Хадсонов». Потеревшись об ноги хозяина и обозначив свою любовь и преданность, кот отправился изучать окрестности. Не сказать, что ему сильно понравилось, но жить можно. Побродив до вечера вокруг аэродрома, Валера завалился спать в ногах у хозяина.

Олегу был положен водитель, сейчас он уже устал после долгого перелета, но потом решил обязательно поездить за рулем сам. Водитель, младший сержант с ежиком коротких светлых волос и лихим чубчиком, представился как Арсений Самарин. Не старше двадцати пяти, но раз попал сюда, значит, не только автомобиль умеет водить.

Иван Тимофеевич понимал, что летчики устали после перелета, поэтому сообщил, что представители английского командования приглашены на завтра, на 12 часов, так что времени ввести командование авиабригады в курс дела завтра с утра хватит. Договорились встретиться в 8 часов.

После встречи с руководителем миссии Лев и Олег поехали в штаб, где провели совещание с руководителями всех служб и основных подразделений. Комендант базы майор Булочкин, который находился здесь уже две недели, доложил, что вся наземная инфраструктура полностью готова. Личный состав размещен в комфортных условиях, снабжение продуктами питания, технической и питьевой водой, ГСМ, электроэнергией налажено, контакты со всеми службами англичан установлены. Олег Петрович также дал расклад по объемам топлива и боеприпасов, кратко рассказал об условиях хранения. Капитан Аверин доложил схему охраны базы, график занятий с личным составом, отдельно по взводу осназа лейтенанта Гладышева. Инженер базы военинженер 1 ранга Берг доложил о наличии необходимого оборудования, инструментов и запасных частей, общей схеме распределения личного состава по работам. Когда Олег увидел в списке состава бригады Якова Карловича, то очень обрадовался. Техника была новая, возможны еще не устраненные детские болезни, так что лучше Берга вряд ли кого можно найти. Можно было также не сомневаться, что помощников он себе выбрал достойных. Начальник особого отдела бригады лейтенант госбезопасности Ногтев предложил провести завтра инструктаж с прибывшим личным составом по своей линии. Кандидатура начоо лично у Олега также вопросов не вызвала, приятно, что такую непростую и ответственную должность занимает надежный и известный ему человек. Тот, кто формировал списки, явно хорошо понимал, что делает, и старался обеспечить максимальную совместимость руководства. За делами просидели до темноты, Шестаков отпустил людей и сам тоже отправился спать.

Для проживания Северову был выделен второй этаж двухэтажного каменного дома. Здесь же жили Булочкин и Берг. Остальные командиры также жили в разных домах по два-три человека. Это сделали на случай непредвиденных обстоятельств, чтобы совершенно не лишать бригаду руководства при удачной попытке диверсии. На первом этаже располагались кухня и столовая, а также комнаты ординарцев. Ординарцем Северова был рядовой Тимофей Кутькин, он уже подготовил чистое белье, банные и туалетные принадлежности, застелил кровать. Олег поблагодарил его и отпустил отдыхать, а сам принял душ (какой кайф!) и тоже завалился спать.

На следующий день в назначенное время командование бригады встретилось с Бобровым, и генерал кратко обрисовал ситуацию. Итало-немецкие войска стоят в нескольких километрах от Каира. От базы до передовых линий английских войск километров тридцать-сорок, но немцы лишь обозначают присутствие. Основная масса войск движется на Каир. Александрия неплохо укреплена и снабжается по морю, но не располагает значительными силами для активных действий. Роммель блокировал базу своими частями и на этом остановился. У англичан нет сил для удара немцам во фланг, у немцев и итальянцев есть силы для блокирования базы, но нет свободных сил для ее штурма. По мнению Северова, это несколько нелогично, но с политической точки зрения взятие Каира и дальнейший выход к Суэцкому каналу гораздо весомее, чем взятие Александрии. На вооружение немецкой армии поступили новые модификации PzKpfw III с 50-мм пушкой и PzKpfw IV длинноствольной 75-мм пушкой, а также самоходные орудия StuG III также с длинноствольной 75-мм пушкой. Против этих танков у местной бронетехники шансов нет. А если учесть таланты Роммеля, так им тут совсем кисло. Немецкая авиация представлена Ме-109 различных модификаций, причем часто встречаются «Эмили», некоторое количество ФВ-190, широко используются различные модификации Ю-87. Другие бомбардировщики – «Дорнье-217», «Юнкерс-88» и «Хейнкель-111» попадаются намного реже. Роммель неплохо задействует зенитки, но ориентирован, в первую очередь, на достаточно устаревшую технику, которая сейчас имеется у англичан. Англичане имеют здесь далеко не самые современные типы машин. Используются ранние модификации «Харрикейна» и «Спитфайра», встречаются даже «Гладиаторы». Современных модификаций мало. Имеется некоторое количество «Киттихауков», поставляемых американцами. В качестве штурмовиков применяются пушечные варианты «Харрикейна». Иван Тимофеевич заметил, что по его наблюдениям и агентурным данным англичане воюют без огонька, как будто делают тяжелую опостылевшую работу. Да и настроения в войсках не очень. В Египте воюют англичане из метрополии, причем много всякого сброда, а также индусы, австралийцы, новозеландцы и так далее. Где их родина и где Египет! Про офицеров и генералитет англичан Бобров хотел что-то сказать, но красноречиво махнул рукой. Олег в свое время читал статьи на эту тему, про джентльменов-военных, так что понял, что хотел сказать генерал. Если резюмировать, то морально-психологический климат на довольно невысоком уровне. Затем руководитель миссии перешел к отношениям с хозяевами. Если кратко, то недоумение. Нет, некоторые не против, чтобы им кто-то помог. Вот если бы целая армия русских навела здесь порядок! Но многие просто откровенно не любят «русских коммунистов», это тоже надо учитывать. Так что нагрузка на руководителя миссии и его штат будет приличная.

До прихода англичан оставалось около получаса, когда пришел доклад, что радар запущен и встал на боевое дежурство. Отлично. Олегу не давала покоя мысль, что Роммель не просто обошел базу и двинулся дальше. Не может он не понимать, как она важна. Посуху решил пока не брать, с моря нечем. Что остается? Бомбить! Олег распорядился уточнить, что известно о перемещениях бомбардировочной авиации противника, есть ли сведения об ее концентрации на востоке Средиземноморья. Пользуясь предварительной подготовкой в Горьком, летчики сразу начали сдавать зачеты штурману бригады, некоторые уже их получили. В полдень в прибрежный сектор ушла воздушная разведка. Пару По-3 сопровождала пара «Харрикейнов», об этом была договоренность с англичанами. Первые вылеты будут проводиться вместе с ними, чтобы местные привыкли к советским самолетам, выучили их силуэты. Летчики опасались, что По-3 будут путать с «Фоккерами», а «пешки» с Ме-110. «Сушки» и «Илы» путать вроде бы не с чем, но ничего не мешает обстрелять неизвестные самолеты. Так что к этому вопросу командование бригады и руководство миссии отнеслись с максимальной серьезностью.

Тем временем прибыли англичане. Бобров представил майора Уильяма Палмера, офицера связи сэра Харольда Руперта Леофрика Джорджа Александера, главнокомандующего британскими войсками на Среднем Востоке. Поскольку Александрия была базой Средиземноморского флота Великобритании, то присутствовал также офицер связи главнокомандующего флотом сэра Генри Харвуда коммандер Роберт Моррисон. Беседа велась впятером, Бобров и Северов прекрасно владели английским, а Олег сам переводил Льву. Моррисон выразил по этому поводу вежливое удивление.

«Ха, не объяснять же ему, что это язык противника!» – мысленно посмеялся Северов.

А Палмер уточнил статус Олега, самого молодого из присутствующих, оба англичанина были сильно удивлены, но, как истинные джентльмены, вслух ничего не высказали. Из всего мало-мальски полезного было только предложение представиться адмиралу Харвуду, который находился на HMS Nile – базе Королевского флота в Александрии. Далее следует представиться сэру Харольду Александеру, его ставка находится в Исмаилии, городе километрах в ста северо-восточнее Каира. Впрочем, генерал время от времени выезжает на позиции, можно договориться о встрече. Вопросы взаимодействия и проведения совместных операций обсуждать вежливо отказались, сослались на отсутствие полномочий. Единственное, что обещали твердо, немедленное представление всех свежих разведданных. Засим откланялись.

Когда англичане ушли, Бобров засмеялся:

– Удивляетесь, думаете, зачем и приходили? Привыкайте.

– Ну, удивлен не то, чтобы сильно. Не понимаю я их в другом. Как так воевать можно? – пожимал плечами Шестаков.

Он пригласил генерала на обед в штаб бригады, хотел поближе познакомить его с командирами. Тем временем вернулась воздушная разведка, стали уточнять положение противника. Новая пара ушла в другой сектор.

Усиленный взвод разведки гвардии старшего лейтенанта Валерия Басаргина прибыл на место вместе с первыми сотрудниками миссии и уже успел немного освоиться. Две группы на джипах численностью в отделение были в поиске, остальные, как говорится, занимались по плану. Аверин и Булочкин быстро нашли с Басаргиным общий язык, да и сам старший лейтенант оказался мужиком молодым, но тертым. К тому же еще и ушлым, начинал еще в Финскую. Валера успел познакомиться с ребятами из САС и даже раздавить с ними «за укрепление боевого содружества» пару пузырей хорошей водки под соленые рыжики. Выпивку и закуску бритты оценили, вскоре Басаргин намерен снова с ними встретиться, поддержать знакомство.

Корнеев, являвшийся начальником разведотдела миссии, тоже трудился не покладая рук, да и с англичанами отношения потихоньку налаживал, а вот Тихонов состоял в должности помощника начальника миссии и официально курировал секретариат и организационный отдел, который отвечал за мероприятия с союзниками, взаимодействие с ними по различным вопросам, связи с прессой. Все это позволяло ему общаться с широким кругом местных должностных, и не только, лиц и достаточно свободно перемещаться, не вызывая ненужных вопросов. Олег видел его мельком, судя по довольному виду, дела шли неплохо.

Пока шло накопление и обработка данных, Шестаков засобирался в Александрию, представиться адмиралу Харвуду, Моррисон говорил, что тот готов его принять после файф-о-клок. Подполковник решил, кроме переводчика, взять с собой и своего заместителя, Олег пошел одеваться. Начищенные сапоги, темно-синие бриджи, гимнастерка с наградами, фуражка с крылышками, готов! Арсений довольно быстро домчал его до штаба базы, со многими солдатами и матросами на постах здоровался, немного говорит по-английски. Молодец!

Адмирал, круглолицый человек с резкими носогубными складками, лет пятидесяти пяти, был удивлен, когда Олег стал говорить без переводчика, но его английский был безупречен. Адмирал также выразил вежливое удивление молодостью командира бригады и его заместителя. Награды на их гимнастерках на него никакого впечатления не произвели, он в них ничего не понимал и понимать не собирался. Оба летчика отметили некоторую растерянность, владевшую сейчас многими из местного руководства, Харвуд исключением не был. Как и оговаривалось ранее, бригаде был выделен сектор порядка 90 градусов от побережья до Каира, командующий флотом заверил также, что силуэты советских самолетов давно переданы авиаторам и хорошо ими изучены, накладок быть не должно. На их аэродроме самолеты союзников базироваться не будут, но командиры авиаподразделений сами нанесут им визит. Связь с особой миссией проверена и поддерживается. На этом Харвуд завершил прием. Еще раз отметив необходимость получения всех разведданных об итало-немецких войсках, Шестаков и Северов откланялись. Визит совершенно пустой, но необходимый.

За день на разведку слетали три пары, посмотрели от Матруха на западе до Дейрута на юге. Штаб обрабатывал полученные данные в совокупности с полученными от англичан, особых расхождений нет, хотя искать в огромной пустыне вражеские соединения – задача не из простых. Определенной проблемой была малая скорость «Харрикейнов», даже «сушки» были быстрее, а «Илы» сравнимы. Но ничего, приноровились, тем более что пока вражеские самолеты в воздухе видели только издалека.

Валера, похоже, начал разборки с аборигенами, рано утром караульные слышали вопли из того места, куда тот шустро порысил. А вскоре кот обнаглел настолько, что гонял пустынных лисичек-фенеков. В биологии Олег был не силен, поэтому поинтересовался наличием крупных хищников в этой местности у привезшего продукты сержанта-англичанина. Тот пожал плечами и сказал, что ничего крупнее ушастой лисицы не видел. Говорят, что дальше, в пустыне, можно встретить каракала, но здесь довольно шумно и оживленно, они этого не любят. Северов немного успокоился, да и Валера далеко из расположения не уходил.

Бобров связался со штабом 8-й армии, которой сейчас командовал все еще не Монтгомери, а Окинлек. Быстро удалось договориться о присутствии на участке фронта в зоне ответственности бригады авианаводчиков от бригады. Шестаков обсудил со своими дальнейшие действия. Летать-сбивать, это само собой. Необходимы удары по вскрытым аэродромам противника, уничтожение техники и, в первую очередь, летного состава. Уничтожение вражеской бронетехники тоже актуальная задача.

Локаторщики доложили о группе самолетов в сотне километров юго-западнее. Олег и Влад слетали, посмотрели. Самолеты оказались «Бленхеймами», возвращались с бомбардировки немецкого подразделения на марше где-то в 100 км южнее Матруха. От девятки осталось семь машин, две повреждены. К ним стали пристраиваться четыре «Мессера», но русские упали сверху, сбили две машины и ушли обратно наверх на такой скорости, что немцы поспешно повернули на обратный курс. С почином!

На следующий день авианаводчик запросил поддержку, немецкие танки перли вперед, перемалывая оборону англичан. Противотанковая оборона была слабой, английские «Матильды» и «Валлентайны» и американские «Стюарты» и «Гранты» с новыми немецкими танками тоже не справлялись, те расстреливали их с дальней дистанции. А двухфунтовые и 37-мм танковые пушки ничего не могли сделать с усиленной броней немецких «троек» и «четверок». Американские 76-мм пушки «Грантов» были мощнее, но и они хорошо справлялись только со старыми, немодернизированными машинами. Лев поднял всю четвертую эскадрилью под прикрытием двух звеньев По-3 и пары управления, еще два звена остались для прикрытия второй волны – эскадрильи «сушек». Подошли с запада и нанесли удар РСами улучшенной кучности, затем вывалили ПТАБы, добавили из пушек. Сменившие их «сушки» ударили РСами и осколочными бомбами. Сунувшиеся «Мессеры» потеряли четверых и шустро покинули поле боя, на котором горело полтора десятка танков и бронетранспортеров, потери в живой силе – около роты.

После дозаправки и пополнения боезапаса накрыли обнаруженные две артиллерийские батареи противника. Немцы попытались сконцентрировать силы истребителей, навалился полный штаффель «Фридрихов», пришлось поднимать еще два звена По-3, но сбили и повредили половину, причем штурмовики и бомберы тоже поучаствовали. Повреждения, конечно, были, но, к счастью, ничего серьезного.

Кто больше был впечатлен, немцы или англичане, пока не ясно. Но приглашение на встречу с Окинлеком и Александером Шестаков получил, причем не в Исмаилию, а поближе к фронту.

Утром 6 ноября Шестаков вылетел на полевой аэродром, с которого его должны были доставить на встречу с британскими генералами. Бригада продолжила наносить удары по наступающим немецким частям и колоннам на марше. Радар был улучшенный, добивал до Каира, но самолеты, подходящие к городу с юго-запада, обнаруживал только в последний момент, поэтому задача прикрытия своих ударных самолетов, работающих на южной границе сектора, была особенно актуальной.

На этот раз на бригаду навалилась Regia Aeronautica, причем в приличном количестве. Зато каких только самолетов не было! И Fiat G.50, и Macchi MC.200, и Macchi MC.202, и даже Fiat CR42, просто выставка итальянской техники! Правда, большинство этих моделей современными назвать уже нельзя, к тому же пары пулеметов, пусть и крупнокалиберных, для нанесения серьезных повреждений «сухарику» или «Илу» явно недостаточно. Да и воздушный бой давно уже не рыцарский поединок один на один. Оторвались все, даже несколько бомберов и штурмовиков заявили о воздушных победах, что делает с небольшим истребителем четырехпушечная очередь – и так понятно. В общем, досталось итальянцам крепко, когда в штабе подвели итог, получилось, что из тридцати двух истребителей сбили двадцать три. И добавилось еще единиц пятнадцать различной бронетехники.

Шестаков руководил с земли, а пара Северов – Железнов висела сверху. Когда Олег убедился, что ребята справились и спокойно уходят домой, пошел на свой аэродром, а Лев полетел встречаться с английским генералитетом. «Илы» и «сушки» опять чувствительно пощипали немецких танкистов, так что Северов был вполне доволен.

К удивлению Олега, на базе он обнаружил майора и подполковника, местных авиационных командиров. Почему они появились именно в тот момент, когда Шестаков улетел на встречу с их командованием, остается только гадать, но пришлось принять и обговаривать вопросы взаимодействия. Сначала на лицах англичан явно читалась сложная гамма чувств. То ли эти русские просто издеваются, то ли большевики в Кремле совсем сбрендили и устроили балаган даже из назначений своих военных.

– Вы не находите, господа, что погода сегодня особенно хороша для охоты за итальянскими истребителями?

Эта шутка разрядила обстановку, летчики посмеялись, и беседа перешла в конструктивное русло. Северов помнил, сколько проблем доставляла нашим летчикам собственная малоизвестная по разным причинам техника, были случаи атак своих Су-2 и Пе-8, а тут пилоты другого государства. Олег поинтересовался, как идет знакомство личного состава с советскими машинами, не будет ли накладок в виде «дружественного огня». Англичане очень спокойно заметили, что силуэты изучены, а их подчиненные хорошо проинструктированы и не атакуют неизвестные самолеты, если не будут твердо убеждены в его принадлежности противнику. К тому же пока практика совместных полетов будет продолжена. Оставалось поверить им на слово, хотя некоторые моменты по связи и опознаванию дополнительно обговорили. После этого перешли непосредственно к обсуждению хода боевых действий и участию в них советской авиабригады. Не забыл Олег и про «укрепление боевого содружества» путем совместных посиделок, но бритты только руками развели, мол, они-то с дорогой душой, но решает более высокое начальство, которому обещали непременно доложить. Просидели до вечера, но разошлись обе стороны удовлетворенными. Англичане убедились в серьезности намерений русских, а Северов в том, что британцы, хоть и несколько настороженны, но воевать вместе готовы и на контакт идут. Все правильно, люди, которые вместе воюют на передовой, между собой всегда договорятся.

Вскоре после отъезда гостей вернулся Шестаков.

– Как слетал, Лева?

Тот махнул рукой:

– Полдня убил, а на что? Послушал хмыканье сэров, они, видите ли, удивлены моей молодостью! Хорошо, что тебя не видели. Знаешь, Олежа, у меня такое впечатление, что сдулись они, как проколотый мяч. Сами в свою победу над Роммелем не верят! У самих техники и людей навалом, а толку мало.

Над этим феноменом Олег размышлял давно. Он имел возможность в прошлой жизни пронаблюдать, как менялось восприятие людьми жизненных ценностей. Пожалуй, неполных три десятка лет мало для воспитания нового поколения, совершенно отличающегося от предыдущего, но люди, родившиеся в девяностые, уже во многом другие. Неужели и они потом станут такими же? В свое время Северов иногда спрашивал себя, а как повели бы себя эти люди, если бы случилась большая война, такая, как эта? Нет, не дай бог, конечно, лучше не проверять, но все же! Делали бы свой бизнес, продолжали искать выгоду? Нет, не может быть! Такие уроды найдутся, куда без них, но все остальные? Неужели, если бы кто-то из его тогдашних ребят попал в прошлое так же, как он, то отсиживался бы в тылу или попытался перебраться куда-нибудь в Бразилию? Нет, в этом он был уверен абсолютно. Значит, есть что-то в нас, не до конца вытравленное общечеловеками. Как сказал герой фильма «Барьер неизвестности»: «Наш человек, с его одержимостью идеей, способностью продираться сквозь нищету, голод, войны к заветной цели, вот где подъемная сила!» Олег в очередной раз подумал о том, что должен использовать предоставленный шанс изменить будущее, реализовать эту подъемную силу.

Отвлекся, уплыл мыслью, а Шестаков продолжал рассказывать. Оказалось, что командиру бригады пришлось и повоевать. Когда Лев после встречи подъезжал к аэродрому, то увидел в небе круговерть из самолетов. Подобравшись еще ближе, он обнаружил, что один из них наш. Ваня не утерпел! Сержантов кружился с четырьмя «Мессерами», бой уже переместился в сторону от аэродрома и проходил на высоте около тысячи метров, так что Шестаков без проблем взлетел и присоединился к веселью. Вместе они сковырнули двоих, после чего оставшаяся пара поспешно покинула поле боя. Оказалось, что Иван сбил еще два Ю-87, пока командира не было. Пока тот слушал хмыканье сэров, на аэродром налетела семерка «лаптежников» в сопровождении звена «Мессеров». Обнаружили их заранее, так что Сержантов успел взлететь и набрать высоту. «Мессеры» находились на приличном расстоянии от эскортируемых, оберегали от внезапной атаки с северного сектора, видимо считали его наиболее опасным. Сержантов успел развалить двух «Юнкерсов», пока они подошли, и закрутился с ними. А тут и Шестаков взлетел.

В пустыне постоянно работало две-три группы разведки численностью около отделения каждая. Потихоньку начала складываться более-менее ясная картина окружающей обстановки. За неделю активных действий удалось основательно накрутить хвост местным авиаторам и прилично подкузьмить сухопутному противнику. В масштабах всего североафриканского театра боевых действий ничего серьезного, но прыщ успешно назревал, надо было ожидать, когда его начнут выдавливать. Бригада наносила бомбоштурмовые удары по выявленным объектам, перехватывала засеченные локатором цели, вела воздушную разведку. Около полудня 10 ноября пришлось поработать и АСС. Итальянцы перехватили тройку «Бленхеймов», возвращавшуюся с бомбежки. Шансов у неважно вооруженных тихоходных машин против шести Macchi MC.202 были невелики, все три машины рухнули на землю, при этом пять членов экипажа остались в живых. На отходе итальянцев подловило звено Бабочкина и с ходу сбило троих, оставшаяся тройка прожила ненамного дольше, до повторного захода. Алексей передал координаты бедолаг, покружил над ними и, покачав крыльями, ушел на аэродром. Через час с четвертью пара автожиров уже была в районе падения бомбардировщиков. «Бетономешалки», как их окрестили солдаты, отработали РСами по разъезду итальянцев, направлявшемуся пленить англичан, и спокойно сели рядом. Страдальцев распихали по машинам, взлетели и под прикрытием пары По-3 доставили на свой аэродром, который уже успели окрестить деревенькой Алексашкино. Спасенных передали вызванному по такому делу майору Палмеру, который принял их с видом заядлого кошатника, которому подарили целую корзину борзых щенков.

В ночь с 10 на 11-е немцы явились «давить прыщ». Когда около трех часов ночи Валера неожиданно заблажил басом, Олег понял, что что-то не так, и быстро оделся. В пустыне, где располагались секреты охраны, началась стрельба. Надежда, что англичане плотно прикрывают базу, оказалась ложной. Рота немецких диверсантов при поддержке пяти PzKpfw III пробралась мимо британских заслонов и подошла к базе. Секреты вовремя заметили гостей и подали сигнал тревоги. Танки раздолбали экипажи модернизированных Т-34 из своих новых длинноствольных орудий, мотострелки подсобили из гранатометов. Диверсантов проредили из пулеметов, снайперы из своих «антиматериальных» монстров калибра 12,7 мм и 14,5 мм быстро разобрались с теми, кто пытался командовать. Несколько экземпляров таких винтовок были изготовлены и отправлены для испытаний в пустыню, где способность поражать цели на большом расстоянии являлась востребованной. Света от горящей бронетехники противника и специальных закладок, подожженных в тылу атакующих, было достаточно для прицельной стрельбы. В плен было взято три танкиста (три печальных друга) и двенадцать диверсантов разной степени потертости. Перед периметром базы осталось сто тринадцать трупов. Свои потери составили пять убитых и восемь раненых, из них один тяжелый, но поправится. Среди пленных был унтер-фельдфебель, которого сразу стали крутить, пока не очухался. Выдоили из него прилично, мужик оказался на удивление разумным и басен про свое арийское происхождение не рассказывал, недочеловеками не обзывал. Чуток поломался для приличия и выложил все, что знал и о чем слышал. Выслушали, запротоколировали показания и отправили отдыхать. Проверили через оставшихся, в целом сходится. Припожаловали к ним специалисты из Абвер-2 и парашютно-десантных войск СС с заданием устроить диверсию на базе, по возможности уничтожить командование и летный состав. Силы прикрытия базы были немцами сильно недооценены, а средние танки вообще оказались сюрпризом. Они предполагали тихо подойти и напасть в темноте, уничтожить летный состав, танками передавить самолеты. Пленных решили передать англичанам, может, тем на что-нибудь сгодятся.

После этого через три дня последовала попытка массированного налета на базу. Отбивались все вместе. «Илы» и «сушки» взлетели без бомбовой нагрузки, но с подвеской РСов с осколочно-фугасной боевой частью. Истребители связали боем прикрытие, штурмовики и бомберы отстрелялись РСами и пошли крушить врага пушечными очередями. Получилось неплохо. Даже четыре Б-20 «сушки» наносят фатальные повреждения любому немецкому бомбардировщику, а уж четыре 23-мм пушки штурмовика просто разносят их в хлам. То немногое, что достигло радиуса поражения зениток, было ими с азартом обстреляно. В результате три По-3, два Су-2М и один Ил-2М пришлось поставить на серьезный ремонт, пять летчиков было ранено. «Гансы» недосчитались десятка «Мессеров» и семнадцати бомбардировщиков различных типов. А что еще ждать от подразделения, где собрались Герои Советского Союза или люди, которые ими станут в ближайшее время, если, конечно, доживут! Такие потери – это уже серьезно, тем более что удары по наземным объектам никто не отменял. А летчики-истребители шутили, что теперь они на вторую Звезду настреляют быстро.

Полдень 11 ноября ознаменовался радостным событием. К базе подъехала колонна транспортеров, которая привезла пять новейших противотанковых СУ-85 и усиленную батарею из шести самоходных 152-мм гаубиц-пушек. Видимо, в Кремле прекрасно понимали ненадежность союзников и решили немного подстраховаться и усилить батальон. Машины уже были в пути, когда пришла информация о ночном нападении, подтвердившая эти подозрения.

Противотанковые САУ напоминали таковые из прошлой жизни Северова, но имелись и отличия. Наклоненная под большим углом лобовая броня была толщиной 110 мм, двигатель также был мощнее – 600 л. с. и развернут поперек корпуса. Пушка С-53 использовала снаряды с повышенной мощностью метательного заряда, что увеличивало ее бронепробиваемость. Самоходная гаубица-пушка внешне походила на 2С3 «Акация» с увеличенной башней. За счет механизации скорострельность составляла более четырех выстрелов в минуту. Для конца 1942 года модели совершенно немыслимые!

Экипажи на самоходках тоже были войной тертые, все с орденами и медалями. Поговорив с командиром противотанкистов лейтенантом Юферовым, Олег понял, что машины экспериментальные и вопрос об их серийном производстве открыт (а вот союзникам об этом знать не надо). Сейчас на них отрабатываются некоторые конструктивные решения и отдельные элементы. Подошедший Бобров объяснил, что Ставку беспокоил возможный прорыв немецких частей к базе, поэтому ее оборону решено было усилить, заодно и проверить новинки в деле.

– Иван Тимофеевич, хочу с вами посоветоваться. Как вы смотрите на то, чтобы пригласить Палмера к нам да немножко угостить. Я в курсе прочных британских алкогольных традиций, никто не собирается устраивать соревнования, кто кого перепьет, мы с детьми не соревнуемся. Но немножко его разговорить, дать расслабиться… Что скажете?

– Олег Андреевич, я так понимаю, вы хотите наладить более тесный контакт с местной администрацией. И хотите начать с офицера связи генерала Александера. Что ж, мы уж точно ничего не теряем. Передача пленных – повод вполне подходящий. Командир бригады в курсе? Вот и отлично.

Уильям Палмер прибыл в полдень следующего дня, точно в назначенное время, и согласился перекусить, пока пленных готовят к отправке. На обед был приготовлен отличный борщ, шашлык с картофелем, запеченным с салом и луком, блины, жареная рыба, сыр, овощи. Из специальных запасов извлечен армянский коньяк и бутылка «Столичной» из холодильника. Обедали втроем: Бобров, Северов и Палмер. Шестаков, понимающий, чем занимается его заместитель, решил ему не мешать. Олег не пил (маленький еще!), майор опрокидывал рюмки с удовольствием, но не частил и не наливал себе по полной, просто получал удовольствие. Удивил Бобров. От Палмера не отставал, чтобы у того не создалось впечатления, что его спаивают, но был трезв как стекло.

«Ну да! – сообразил Олег. – Он же военный атташе, их этому учат. Ай да дедушка!»

Майор – молодец, под хорошую закуску выпил прилично, но не нахрюкался. Тоже, видно, пить учили. Но цель была достигнута, язык у него развязался. Наговорил он немало, уехал в превосходном настроении. Генерал тоже пошел отдыхать, не молод уже такие нагрузки переносить, тем более что в питье Иван Тимофеевич в обычной жизни был более чем умерен. Анализировать, что он там наговорил, договорились завтра, а сейчас Олегу надо было в штаб.

Воздушное наблюдение, радарный контроль и данные глубокой разведки позволили найти авиабазу, где находились приличные силы вражеской авиации. Охранялась она очень солидно, наземный рейд был чистейшей авантюрой, поэтому решили провести воздушную операцию, совмещенную с воздействием тяжелых снайперских винтовок с большого расстояния.

Операцию подготовили и провели 15 ноября ранним утром. Бригада поднялась в воздух еще в темноте, чтобы подойти к объекту с первыми лучами солнца. Получилось неплохо. Штурмовики и снайперы подавили ПВО базы, кстати, еще толком не проснувшуюся. Затем «сушки» нанесли удар РСами и засеяли стоянки самолетов мелкими осколочными бомбами из контейнеров. Более полусотни самолетов противника были выведены из строя, в основном сильно разрушены. А на палатки, где размещался личный состав, пошли осколочные бомбы покрупнее. Вот теперь потери врага были очень ощутимыми, проигнорировать их немцы и итальянцы не могли.

Утром 20 ноября радар показал приближение вражеских самолетов курсом на базу, а доклады секретов впереди линии боевого охранения, что в этот раз атака комбинированная, с воздуха и земли. Этот вариант в штабе бригады уже обсуждался, так что работали спокойно, в соответствии с планом. Истребители поднялись и занялись охранением ударных самолетов, «Илы» и «сухарики» разгрузились по наземным войскам и пошли перехватывать бомбардировщики, самоходки ударили по танкам и пехоте противника на расстоянии около 15 км, огонь корректировали с БТРов, находящихся вне воздействия огневых средств противника. Затем подключились 122-мм гаубицы батареи, приданной батальону охраны. При приближении сильно поредевших панцергренадеров в работу включились минометы, танки и противотанковые САУ. Зенитки добивали немногих прорвавшихся к базе бомберов. Потом в ход пошли снайперские винтовки и пулеметы. Прорывавшийся к базе мотопехотный батальон при поддержке усиленной роты танков был уничтожен. В воздухе более пятидесяти бомбардировщиков при поддержке тридцати истребителей успеха также не достигли. Большую помощь оказали две эскадрильи «Харрикейнов» и звено «Спитфайров», связавшие формации вражеских бомбардировщиков и не давшие им проскочить к базе, пользуясь численным преимуществом. Очень хорошо показали себя САУ и танки. Благодаря механизации ряда операций по заряжанию, довольно высокая для 152-мм орудий скорострельность поддерживалась все время боя. Орудия СУ-85 уверенно поражали танки противника на предельных расстояниях, а несколько попаданий в них самих не вызвали серьезных повреждений, хотя на этот раз бронетехника была новой, с длинноствольными 50-мм и 75-мм орудиями.

Общий итог неудачной операции противника оказался внушительным. На земле уничтожено 22 танка противника, 12 бронетранспортеров и более 300 солдат и офицеров, 58 человек взяты в плен, захвачено 15 грузовых автомобилей. В воздухе уничтожено 12 истребителей и 46 бомбардировщиков противника, в том числе английскими пилотами – 18 бомбардировщиков.

По этому поводу вечером в одном из клубов англичане решили закатить грандиозную пьянку, на которую были приглашены и советские летчики. В своих подразделениях Северов всегда вводил порядки, близкие к сухому закону, так что особых проблем командование бригады не ожидало. Тем более что заместитель командира и замполит тоже направились вместе с личным составом, поехал и Миша Ногтев. Из числа наземного персонала также были отобраны кандидаты, которым после обслуживания техники можно было немного отметить, с комендантом базы майором Булочкиным Олег все вопросы обговорил.

К клубу подъехали на трех трофейных грузовиках, командование – на «Додже». По дороге Миша рассказал, что бритты вписываться в разборки с немцами не планировали, но летчики, которых вывезли из пустыни, подняли бучу. Летный состав их поддержал, руководство, чтобы не обострять ситуацию, подняло в воздух две эскадрильи. Звено «Спитфайров» взлетело по собственной инициативе, их командование им не запрещало. Выглядело все это некрасиво, но Олег истину знал, так что не удивился такому поведению союзников.

В клубе было шумно, английские летчики праздновали от души, ведь бой был серьезный, но погибших не было, хотя три пилота тяжело ранены. В свободное время личный состав бригады усиленно овладевал английским, языковой практики хватало, так что дело шло. Многие худо-бедно понимали и могли что-то объяснить. Летчики позволили себе немного пива, с удовольствием танцевали с девушками из Женских вспомогательных служб ВВС (WAAF) и ВМС (WRNS). Они довольно часто бывали на базе, в основном привозили и увозили различные документы. Здесь же были несколько летчиц из вспомогательной службы ВВС (АТА).

Одна из них села за стойку рядом с Олегом.

– Привет! Как тебя зовут? Понимаешь меня?

– Вполне. Меня зовут Олег.

Попытки правильно произнести его имя кончились тем, что Северов разрешил называть его Олаф. Девушку звали Эйприл.

– Я не разбираюсь в ваших знаках различия, кто ты по званию?

– Капитан.

– Ого! Сколько же тебе лет?

Северов засмеялся.

– Я не женщина, мне скрывать нечего – двадцать два.

Олег станцевал с ней несколько танцев. Попутно пришлось объяснить ребятам, что спрашивать у летчиц о количестве сбитых не стоит.

– А разве у вас в России девушки воюют?

– К сожалению, да. Меньше, чем мужчины, но и им достается.

– А ты встречал таких девушек? Я имею в виду пилотов.

– Моя девушка была летчиком-истребителем.

– Была? А сейчас она перестала летать?

– Перестала. Она погибла, сбили в воздушном бою.

– Извини. Это просто не укладывается в голове. Ты очень переживал?

– Да, но немцы переживали гораздо сильнее.

– Как это?

– Я сбил того, кто это сделал. И многих его коллег.

– Здорово! Ты ас? Сколько у тебя сбитых?

– У меня в Союзе было сорок сбитых. Здешних приплюсую, когда их зачтет мое командование.

Вечер подходил к концу, надо было собираться обратно на базу. Эйприл намекала на «продолжение банкета», но Олег вежливо отказался, сославшись на неотложные дела, но обещал вернуться к этому вопросу. Договорились как-нибудь еще посидеть в клубе или немного погулять. Северов решил сразу не бросаться «во все тяжкие», с Бобровым была договоренность, что после того, как все пройдет гладко, нашим бойцам и командирам будет разрешено посещение местных клубов.

По масляным глазам некоторых летчиков командование сделало вывод, что успехом у местных девушек наши пилоты пользуются. Но никто не высказал недовольства, когда Северов подал команду «по машинам». Со смехом и шутками пилоты полезли в кузова, и через час маленькая колонна уже была на территории базы.

На следующее утро британцы начали утаскивать разбитые немецкие танки и БТРы, вопрос этот был оговорен накануне. Себе прижимистый Булочкин захомячил пять грузовиков, хотя база была обеспечена полноприводными «Студебеккерами». Вечером того же дня Бобров сказал, что генералы сэр Харольд Александер и сэр Клод Окинлек хотят осмотреть место боя.

Утром 22 ноября по дороге на базу показалась целая колонна машин, высокое начальство прибыло. На штабных произвел сильное впечатление вид разбитых немецких танков, пушка СУ-85 разносила сравнительно легкие «тройки» и «четверки» буквально в клочья. Да и С-54 тридцатьчетверок тоже успешно поражала вражескую технику. После того как джентльмены вдоволь нагулялись по пустыне, они пожаловали на базу. Для встречи все было готово. Бобров довольно много времени потратил на подготовку, но, по общему мнению, оно того стоило. Хорошее впечатление, произведенное на главнокомандующего силами Среднего Востока, сильно облегчит решение многих задач.

Бобров встретил генералов на КПП и проводил на территорию базы. Почетный караул был составлен из бойцов батальона и летчиков. Аверин отдал рапорт, генерал поздоровался, почетный караул синхронно рявкнул в ответ. Было видно, что оказанные почести генералу приятны. Александер хотел попросить показать ему танки, которые превратили на таком расстоянии вражескую технику в кучу металлолома, но Бобров сам предложил небольшую экскурсию по базе. И вот тут англичан ожидал самый настоящий шок. Самолетов с такими характеристиками в Королевских ВВС пока нет, номенклатура авиационного вооружения до конца неизвестна, крупнокалиберные снайперские винтовки в британской армии отсутствуют как класс, шестидюймовая САУ с феноменальной скорострельностью и маневренностью поражает воображение. Модернизированные Т-34 тоже удивили своей подвижностью и мощными длинноствольными орудиями. Но наибольшее впечатление произвели противотанковые САУ. При виде их пушек генералы сразу представили себе свои танки с их двухфунтовками (40-мм). Автожиры аварийной спасательной службы также вызвали неподдельный интерес, один из аппаратов с генералами на борту раскрутил винт, прыжком взлетел, совершил круг над базой и приземлился с минимальным пробегом. Их полет охраняла пара истребителей, которые, после приземления автожира, выполнили синхронный пилотаж. В общем, Фарнборо какое-то, а не база под Александрией. Нагулявшие аппетит генералы и их свита с удовольствием пообедали, подняли бокалы за боевое содружество, за победу над странами Оси, за Черчилля и за Сталина и т. д. Союзники уехали весьма довольные, под большим впечатлением от увиденного. Подробный отчет о визите был отправлен в Москву.

А на базе продолжились обычные боевые будни. Акцент теперь сместился на обеспечение работы разведки, поскольку в небе наступило некоторое затишье, связываться с русскими больше никто не хотел, копили силы. Бригада наносила удары по разведанным позициям войск противника, уничтожала артиллерию, бронетехнику, живую силу, склады снабжения. Разведка выявила склад топлива и боеприпасов в глубине пустыни, его накрыли Су-2. Действия противника оказались на время сильно ограничены из-за нехватки бензина и некоторых видов боеприпасов. Союзники опять хвалили, вышло большое облегчение. Выполнили еще один удачный налет на разведанный аэродром противника, несколько десятков самолетов превратились в хлам, была надежда, что потери среди летного состава также велики.

Осуществили и задуманные «специальные» мероприятия. Винтик и Шпунтик английским начали заниматься еще в Союзе, здесь тоже не забывали, так что общаться могли, хоть и помогая себе жестами. Они уже пару раз посещали местные кабаки, поэтому устроить свару с подвыпившими британскими солдатами труда не составило. Прошло как по маслу. Никакой «политики», кто-то кого-то толкнул, на ногу наступил, не извинился и пошло-поехало. Наших было двое, англов пятеро, но ребята настучали им без потери товарного вида, потом помирились, снова выпили. В следующий раз встретились уже вполне мирно. Из англичан собственно из метрополии оказались двое, еще двое – австралийцами и один – новозеландцем. Их всех интересовало, как воюют немцы в России и как их там бьют. Наши рассказывали, британцы удивлялись. Их поражал масштаб, миллионы сражающихся с обеих сторон, тысячи танков и самолетов. Холод и тьма Заполярья и жара южных степей. Они, в свою очередь, рассказывали о боях здесь, в Египте. Австралийцы говорили также о том, что боятся японского вторжения, хотят здесь побыстрее закончить и ехать домой, но пока на это надеяться не приходится.

Олег тоже несколько раз встретился с Эйприл. Она оказалась из обедневшей еще в прошлом веке аристократической семьи, во вспомогательную службу ВВС пришла уже после начала войны. Северов все ломал голову, засланный она казачок или все само собой получается. Так ничего и не придумал, тем более что девушка вела себя естественно, проявляла самое обычное любопытство, да и больше сама говорила, чем расспрашивала. Летчик понял, что она тоже боится, уже две подруги у нее погибли во время бомбежки, да и вести с фронта не радовали. Но долго печалиться девушка не могла, она была молода, а молодости свойственен оптимизм и надежда на лучшее. Эйприл рассказывала, что после войны хочет попытаться устроиться пилотом в гражданскую авиацию, расспрашивала, трудно ли в СССР женщинам получить такую профессию. Летчица Олегу нравилась, она была в его вкусе внешне, да и характером тоже, так что в постели они оказались уже на третьем свидании. «Что есть война? Война есть ускоренная жизнь!» Так, кажется, говорил генерал Кузьмич из романа Константина Симонова «Солдатами не рождаются». Очень точно подмечено, вот и не стали два молодых человека долго ждать, ведь неизвестно, что с ними будет дальше. Не было взаимных обещаний, не было планов на послевоенную жизнь, был только сегодняшний день, ну, может быть, завтрашний. Где-то в глубине души Северова точил червячок, все-таки это было задание, а не просто случай. Но он успокаивал себя тем, что не обманывает Эйприл и ничего ей не обещает, а она ничего и не просит.

Глава 9

В ночь на 1 декабря была предпринята еще одна попытка диверсии. На этот раз немцы пытались все сделать по-тихому, без эффектных перестрелок и танковых атак. Пробраться незамеченными мимо секретов аверинских ребят не удалось, их засекли и передали охране внутреннего периметра. Большинство взяли так же тихо и незаметно для остальных, как они сюда и проникли. Одного взял Валера! Эсэсовец качественно притаился у мешков с песком, на одном из которых дрых кот, отдыхая от трудов праведных. Сначала охотился на вихляя, гонял фенеков, потом караулил наглого тушкана, прячущегося под штабелем из досок, вот и притомился. Тьма была, что называется, египетская, поэтому немец, решивший выглянуть из-за укрытия, совершенно случайно попал своей пятерней прямо в гвардии кота. Переход от безмятежности к деятельному бодрствованию произошел мгновенно, и все бы ничего, но спросонья Валера сиганул прямо на лицо ошалевшему от неожиданности диверсанту. Прежде, чем тот успел отбросить зверюгу, кот здорово расцарапал ему лицо и руку, потом взлетел на вершину стенки из мешков, раздулся раза в два и завыл-заревел таким басом, что слышно было, наверное, в Александрии. Сигнализация! Оказавшийся рядом младший сержант из второго взвода первой роты, улыбчивый сибиряк из Красноярского края, отбил автоматом финку и впечатал кулак размером с маленький арбуз диверсу в челюсть. Выбил несколько зубов, бугай! Пленник выглядел убого – морда расцарапана чуть не до костей, зубы выбиты. Хорошо, что медицинскую помощь успели оказать до того, как тот вышел из нокаута.

Пленных стали допрашивать, узнали немало интересного. Самым ценным на информацию оказался поцарапанный обершарфюрер СС, его поверг в прострацию тот факт, что его победил кот. У русских есть боевые коты, натасканные на диверсантов. Чертовы азиаты, все не как у людей! Пленных выдоили досуха и передали англичанам. Немец плакался и там, после чего появился майор Палмер, который почтительно попросил взглянуть на кота. Валера выказал манеры английского лорда, чем произвел на майора неизгладимое впечатление, а потом ему устроили небольшой спектакль. Валере показали немецкое кепи, снятое с пленного, кот выпустил свои внушительные когти, схватил головной убор и принялся его с азартом драть.

Вскоре командование полка получило донесение из Ставки, что на усиление выслана сформированная пятая эскадрилья штурмовиков. Она прибыла 5 декабря после обеда, состав, как и в других – четыре звена и пара управления. Вместе с ними прибыли новейшие С-47 на замену ПС-84, которые улетели домой под управлением перегоночных экипажей.

Росли и безвозвратные потери среди летного состава, ими стали два стрелка Ил-2 и один летчик, да и раненых было уже семь человек, но вместе с новыми транспортниками пришло и пополнение. Хуже было другое, одним из тяжелораненых оказался Шестаков. Снаряд ахт-ахта разорвался вблизи его самолета, подполковник тянул в сторону базы, но не долетел километров семьдесят, его вывезли на «Хадсоне». В составе миссии был развернут свой небольшой госпиталь, но тяжелых направляли в английские госпитали, в Александрии с этим проблем не было. А Лев Львович был тяжел, потерял много крови, врачи жизнь не гарантировали. Терзаться размышлениями на тему «от судьбы не уйдешь» Северов не стал. Во-первых, очень даже уйдешь. Петровский ушел, и Снегов, и Остряков, и Лестев, и Лукин, и Бринько. Да мало ли кто. И Шестаков уйдет! Во-вторых, не до рефлексий, командование бригадой теперь на нем. Доложили в Москву, оттуда запросили: справляется? Бобров ответил, что да, справляется. Пришел приказ Ставки на исполнение обязанностей, обещали обеспечить замену, правда, не пояснили когда.

Немцы предприняли 10 декабря новую попытку наступления с целью взять Каир. Роммель не тот военачальник, который будет тупо биться лбом в хорошо подготовленные позиции. Он маневрировал, нащупывал слабые места в обороне, перемалывал британские войска, демонстрируя превосходство в тактике и качестве боевой техники. Над Каиром проходили нешуточные воздушные бои, немцы и итальянцы оперировали крупными соединениями. Англичане установили за хорошо укрепленными позициями километрах в тридцати юго-западнее Каира свой радар и исправно передавали с него информацию. Теперь бригада перекрывала значительную часть фронта от Александрии до Дейрута, формации вражеских бомбардировщиков стали перехватывать километров за полсотни до Каира. «Гансы» попытались хитрить, вытащить бригаду на наживку южнее Каира, а сами нанести внезапный удар по базе, но Северов никогда не уводил обе эскадрильи истребителей одновременно, да и не собирался воевать за англичан. Бритты это понимали и претензий никогда не высказывали, помощь они получали существенную. Были случаи, когда итальянцы вываливали бомбы и поворачивали назад просто при появлении краснозвездных самолетов. А сами англичане, привыкшие за месяц с лишним к стилю работы бригады, уже охотно с ней взаимодействовали. На базе постоянно находилось несколько офицеров RAF, «Харрикейны» 274-й эскадрильи часто работали вместе с советскими самолетами, а их летчики были частыми гостями деревеньки Алексашкино. Да и в клубах Александрии на русских уже не смотрели косо, как раз наоборот. На днях произошел случай, наглядно продемонстрировавший изменение настроений. В клубе пятеро новоприбывших из метрополии орлов стали откровенно провоцировать на драку двух аверинских бойцов-пехотинцев, сержанта и рядового. Так местные им даже толком кулаками помахать не дали, сами отговорили сослуживцев, вопя при этом, что характерно, матюги на ломаном русском языке. Военной полиции они объяснили толково, что вступились за своих боевых товарищей, а эти красномордые бездельники еще никак себя не проявили. Британцы к нашим никаких претензий не имели, даже извинились, но последствия были. Накануне Беренс на совещании, где присутствовали комэски, заметил, что его настораживают походы наших военнослужащих по местным клубам и их участившиеся неслужебные контакты с иностранными гражданами, в том числе противоположного пола. Тут можно было усмотреть намек на самого Северова, про его связь с Эйприл было известно, да он особо и не скрывал.

В тот же день вечером Тихонов дал ему прочитать документ, после чего и. о. комбрига впал в задумчивость. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: такие удачные совпадения случаются чрезвычайно редко, а обычно их тщательно готовят. Эйприл не скрывала, что она из старинного аристократического рода. Навели справки, и выяснилось, что связи этой семьи никуда не делись, а были они весьма любопытными. Отец, занимавший пост чиновника среднего уровня в Министерстве иностранных дел, благодаря родственным связям своим и жены знал многих влиятельных людей, даже нескольких членов парламента. Гэбэшник прямо сказал, что отношения с ней надо поддерживать, Северова, конечно, покоробило, но тот заметил и сказал, что больше ничего и не требуется.

Между тем немцы с итальянцами сдаваться не собирались. Было предпринято несколько попыток воздушных засад. Немцы перебросили в Африку новейшие модификации Bf-109 и FW-190, охотились на наши самолеты, мечтая подловить кого-нибудь из командования бригады. Олег при помощи разведки их просчитал, и 13 декабря пара Северов – Железнов «купилась» на провокацию немцев и ввязалась в бой с восьмеркой «Фоккеров». «Гансы» не знали, что с запада на сверхмалой высоте крадется звено Севастьяна Брянцева, Героя Советского Союза, гвардии старшего лейтенанта. Олег наверх не полез, наоборот снизился, чтобы сократить время Брянцеву для набора высоты. В итоге сбили троих, остальные ушли, преследовать не стали, не без оснований опасаясь какой-нибудь другой пакости.

Кроме Северова, наибольшей «любовью» немцев пользовался Петр Бринько. Он устроил «гансам» настоящий террор, а итальянцы очищали небо при одном упоминании о «Пьетро Фурьозо». Его личный счет уже перевалил за пятьдесят, и Олег как-то подумал, что Иван Кожедуб может не оказаться самым результативным асом наших ВВС, ведь Бринько явно не собирается останавливаться на достигнутом.

Совмещать обязанности командира и заместителя было трудно, в Ставке это понимали, поэтому 20 декабря прилетел новый командир бригады, полковник Вячеслав Михайлович Забалуев. Бывший командир 209-й истребительной авиадивизии, показавший себя прекрасным организатором и тактиком, новому назначению особенно рад не был. Сначала командир 44-й истребительной авиадивизии, потом командующий авиацией 22-й армии, снова командир дивизии, теперь вот командир бригады. Так и до полка докомандоваться недолго. И к званию Героя представляли, но не состоялось награждение. С другой стороны, и подразделение необычное, и сам себе хозяин, до Москвы-то ой как далеко. В общем, не решил Вячеслав Михайлович, расстраиваться ему или пока не стоит. А когда посмотрел на личный состав и работу бригады, то понял, что печалиться точно не надо и с энтузиазмом включился в работу.

А Северов и так и этак прокручивал создавшуюся к середине декабря ситуацию. Пока помимо правильных расчетов несомненно присутствует элемент везения. До сих пор безвозвратные потери были минимальны, но по своему опыту еще из прошлой жизни Олег знал, что черная полоса может наступить внезапно, без видимых заранее признаков. Ранения теперь случались чаще, за один день 15 декабря потеряли сразу двух человек, хорошо не безвозвратно. Сначала тяжелое ранение получил летчик второй эскадрильи, пуля бортового стрелка «Юнкерса» пробила легкое. Младший лейтенант с трудом посадил самолет и потерял сознание. А в следующем вылете осколок зенитного снаряда пробил бок штурману «сушки», разорвал селезенку и застрял в левой руке. Оба были доставлены в госпиталь военно-морской базы, где успешно прооперированы. Опасности для жизни уже нет, но в строй они вернутся не скоро. В этом же госпитале лечатся раненые бойцы батальона охраны и разведчики. К счастью, их немного, пока всего три десятка. С учетом того, какие бои пришлось провести при отражении нападений на базу и что они творят на своих боевых выходах, это немного.

Тем временем Тихонов с Корнеевым приступили к разработке самой важной операции за время их пребывания на данном театре военных действий. Анализируя свои разведданные, информацию от англичан и показания пленных, стала вырисовываться возможность ликвидировать, а может, даже выкрасть кого-нибудь из руководства танковой армии «Африка». Роммель очень осторожен, охраной и секретностью не пренебрегает, но ведь заманчиво, очень заманчиво!

Стали поступать сведения, что Роммель получил целый батальон новых тяжелых танков, а также около роты средних, которые серийно еще не выпускаются и которые хотят проверить в боевой обстановке. «Светить» их раньше времени на Восточном фронте руководство гитлеровской Германии не хотело, дела там обстояли не так радужно, как хотелось бы, да и риск потерять новейшие машины в русских снегах был не так уж мал. Логика понятна: к лету обкатать, устранить недостатки и вернуть себе инициативу, показать в ответ на русскую кузькину мать творения сумрачного германского гения.

Бритты удивили в очередной раз. Утром 20 декабря, предварительно предупредив, конечно, заявился генерал Окинлек со свитой и вручил гвардии коту Валере Матроскину воинскую медаль, награду, которую получают нижние чины за храбрость на поле боя! Передавал наилучшие пожелания от Уинстона Черчилля и Его Величества, а также намек, что неплохо бы его наградить медалью и как воина доблестных ВВС СССР. Фамилию коту придумал, естественно, Северов и теперь тихо угорал над бредовостью ситуации. О желании союзников было немедленно доложено в Ставку, оттуда быстро пришел ответ – правами руководителя миссии наградить гвардии кота Валерия Матроскина медалью «За боевые заслуги». Ни одного некролога напечатано не было, из чего Олег заключил, что со смеха никто не умер.

Генерал-фельдмаршал был натурой творческой, вдохновенной, к войне относился как к искусству, а не как к нудной работе. Вот и сейчас нанес внезапный удар там, где никакой активности не показывал. Приучил британцев к мысли, что будет брать Каир, а сам обошел его с юга, разгромил 7-ю бронетанковую дивизию и вошел в Айн эль-Сохна, а оттуда меньше сорока километров до Суэца! Но англичане эвакуировать базу не спешили, демонстрировали твердую решимость ее защищать.

Бригада продолжала действовать в прежнем режиме, только второй локатор англичане переместили в район южнее Порт-Саида. В Каире вспыхнуло восстание, Александер отвел остатки своих войск на линию Бенха – Исмаилия. В воздухе ощутимо попахивало большой катастрофой для британских сил на Среднем Востоке. Прежнего накала воздушных боев не было, стороны копили силы и тратили их весьма экономно, только на реальные важные цели. Это позволило Забалуеву нанести еще пару ударов по вскрытым аэродромам противника.

Также пришлось принять участие в отражении массированного налета итало-германской авиации на базу 28 декабря, оторвались по полной. Гитлер привлек к операции силы Люфтваффе с Балкан, авиацию стран-сателлитов, итальянские ВВС выставили все, что можно. Кораблям досталось очень серьезно, фактически все крупные корабли, которые находились в это время в восточной части Средиземного моря, были либо потоплены, либо очень серьезно повреждены. Тяжелые крейсера «Сассекс» и «Шропшир» потоплены, линкор «Малайя», тяжелый крейсер «Девоншир» и легкий крейсер «Галатея» сильно повреждены. Но за этот успех пришлось расплачиваться настоящим разгромом военно-воздушных сил, задействованных в операции. Тех, кто прорвался к базе и, отбомбившись, пытался уйти на аэродромы Крита или на площадки в пустыню, продолжали избивать. Снести все аэродромы противнику не удалось, Александер рассредоточил авиацию по небольшим площадкам, на которых создал запас горючего и боеприпасов, благодаря чему истребители быстро дозаправлялись и снова устремлялись в бой. Численный перевес странам Оси создать удалось, потери союзников были катастрофическими, но эта победа далась слишком дорогой ценой. Потеряны бесценные летные кадры, на формирование которых было затрачено очень много времени, быстро такие потери не восполнить. Это неизбежно должно сказаться на других театрах военных действий, в первую очередь на самом крупном фронте – Восточном.

А 31 декабря, в последний день 1942 года, пришлось познакомиться с представителями семейства кошачьих. Пять «Тигров» при поддержке двух батальонов панцергренадеров и батареи легких гаубиц 10,5 cm leFH 18 прибыли, чтобы уничтожить базу. Наибольшую опасность представляли именно они, поскольку находились за пределами досягаемости танковых пушек. В воздух поднялся автожир для корректировки огня гаубичной батареи, взлетело звено штурмовиков. Батарею подавили быстро, особого ущерба она нанести не успела, но пять убитых и четырнадцать раненых имелись. В это время танкисты и артиллеристы Юферова успешно расстреляли вражеский зверинец. Неплохо справились С-53, 85-мм тоже хорошо себя показали. Ближе пятисот метров к нашим танкам никто не подъехал, зафиксировано несколько попаданий в САУ без пробития брони, но два Т-34 немцы сожгли. Панцергренадеров также положили высокой плотностью огня из стрелкового оружия и минометов. Прежде чем добраться до наших позиций, немцы прорвались через англичан. Их двух- и шестифунтовые противотанковые пушки ничего с броней немецких танков сделать не смогли и были подавлены.

Скромно справили Новый год, елок в Египте нет в принципе, но еще 30 декабря транспортный самолет доставил вместе с запчастями красивую ель и набор игрушек. Это Беренс заранее сделал заказ и сохранил его в тайне, сюрприз удался!

А в первых числах января настало время для «аллаверды по максимуму». Разведка сумела навести ночью два звена бомбардировщиков на лагерь, в котором находился штаб 15-й танковой дивизии немцев, «сушки» вывалили на него 500-кг осколочно-фугасные бомбы. Но подловить Роммеля пока не удавалось. Бобров постоянно «мониторил» ситуацию, при решении англичан сдать Александрию требовалось время для эвакуации базы, поскольку танки, самоходки, БМП и многое другое на самолете не увезешь. Но пока этот вопрос не возникал. Воздушные бои почти совсем затихли, вылеты проводились в основном на разведку.

Еще одной новостью стала замена британского командующего, на должность командующего 8-й армией был назначен генерал Бернард Лоу Монтгомери, генерал Клод Джон Эйр Окинлек был освобожден от должности, но нового назначения пока не получил. Всех подробностей североафриканской кампании в своем времени Северов не помнил, но был уверен в том, что теперь прыти и азарта у англичан добавится.

Наконец, в Старый Новый год пришел с таинственным лицом Корнеев.

– Не томи, Максим Петрович!

Корнеев и Тихонов давно подбирались к Роммелю и штабу танковой армии «Африка». Но фельдмаршала не зря называли «лисом пустыни», он был не только мастером хитроумных маневров, но и умело путал следы при перемещениях. Банально подловить его, чтобы разбомбить лагерь или устроить что-то подобное, имея современные средства связи и обнаружения, было практически невозможно. Попытки ликвидировать Роммеля англичане предпринимали, но все они были неудачны, хотя генерал немало колесил по фронту. Разведчики внимательно изучали привычки генерала, его действия, реакцию на возникающие проблемы. И теперь были готовы кое-что предложить.

Фельдмаршал любил перемещаться между подразделениями на «Шторхе», выходило быстрее, чем по земле. Разведке удалось получить сведения о нахождении Роммеля в 21-й танковой дивизии. Сами по себе они были малополезны, пробраться или пробиться сквозь тройную охрану, да еще посреди такого количества немецких солдат, нереально. Просто бомбить бессмысленно, он мог находиться где угодно на большой территории. Но существовала немалая вероятность, что командующий воспользуется самолетом, чтобы двигаться дальше. Разведчики надеялись получить сведения о вылете фельдмаршала и примерном курсе его самолета. Разумеется, как они собирались это сделать, Северов не знал. Позже стало известно, что в пустыне действовала еще одна группа разведки, состоявшая из выходцев из Средней Азии и Кавказа, изображавшая бедуинов, среди них были даже женщины. Именно она должна была подать сигнал мобильной группе, а та – выйти в эфир и рвать когти, радиоразведка у немцев была поставлена очень хорошо. Дальнейшее зависело от быстроты реакции и в значительной степени – удачи. Найти в огромной пустыне маленький самолетик задача непростая, даже если приблизительно известны его координаты. А когда местоположение цели – целый район, который надо тщательно прочесать, да еще в условиях противодействия вражеской авиации, то именно удача особенно важна.

Ожидаемый сигнал пришел на рассвете 16 января, стали известны координаты точки вылета и курс, который взял «Шторх». Было понятно, что направление полета будет изменено неоднократно, поэтому особенно важно было попасть в нужный квадрат как можно быстрее. Участие в охоте приняли звено разведчиков на «пешках» и десять пар истребителей, одной из которых был известный на всем африканском театре дуэт Северов – Железнов. Олег не смог отказать себе в этом маленьком удовольствии, хотя думал вовсе не о награде, которая, безусловно, ждет непосредственного исполнителя атаки. Просто оставаться на земле и руководить оттуда особого смысла не имело, да и навыки воздушной разведки у их пары были очень хорошими.

Куда направился фельдмаршал, точно известно не было, предполагалось несколько вариантов, но ни один из них не был принципиально предпочтительнее остальных. К тому же Роммель мог направиться и в совсем другое, неизвестное место. Но с учетом времени, потраченного на выход в район поиска, не имело смысла рыскать по нему более двух часов, да и запас топлива не позволял этого сделать.

Северов из теории и собственного опыта знал, что пристально всматриваться туда, где хочешь что-то обнаружить, не нужно. Надо смотреть несколько отстраненно, фиксируя малейшие изменения обстановки и разбираясь с ними. Они с Владленом болтались в воздухе уже второй час. Пейзаж внизу разнообразием не отличался, надежда на успех таяла с каждой минутой. Заместитель комбрига уже получил по радио информацию, что Бринько встретил звено «Мессеров», принял бой и приземлил двоих, что Бадма видел пару «Фоккеров», но те от горячей встречи уклонились. Можно было не сомневаться, что «гансы» встревожены такой активностью советской авиации, но чего-то из ряда вон выходящего в этом не было, периодически что-то подобное случалось.

Олег методично осматривал выделенный ему сектор, не забывая следить и за высотой, откуда могли упасть вражеские охотники. Внезапно уголком глаза он зафиксировал какое-то движение, но не успел ни присмотреться, ни направить туда нос своего истребителя, как в наушниках раздался спокойный голос Железнова:

– На десять часов.

«Значит, он тоже заметил», – подумал Северов, и его машина послушно заскользила в указанном направлении. Сердце застучало сильнее, неужели удача?

Да, это был «Шторх», он шел на предельно малой высоте, прячась за барханами.

– Я «Север-1», цель обнаружена, атакую.

Да, самолетик маленький, а мишень жирная, о таких атаках мемуары пишут, за это национальным героем могут сделать. Все эти мысли молнией пронеслись в голове Олега, после чего он, ни на йоту не сомневаясь в правильности своих действий, произнес:

– «Север-2», приказываю атаковать цель!

– Командир, я… – Владлен был обескуражен, так не должно быть, но капитан не дал ему ничего сказать.

– Атаковать! Выполнять приказ!

Почему он отдал право первой атаки своему ведомому, объяснить Северов мог, да не все смогли бы понять. А Олег подумал о том, что тем людям, кто сейчас окружают его и кем он дорожит по-настоящему, как членами не существующей в этом мире семьи, тоже надо давать шанс оставить свой след в истории. Они не меньше его заслужили награды, славу и почести. Он свое получит, как один из командиров, как сбивший уже больше сорока вражеских самолетов, как автор целого ряда предложений, замеченных высоким руководством. А этим молодым ребятам надо давать шанс отличиться, не грести все под себя.

На все сто процентов воспользоваться предоставленной возможностью Железнов не сумел, слишком сложно сразу попасть в энергично маневрирующий на недосягаемо низкой для По-3 скорости маленький самолет. Но кончик крыла он ему снес, «Шторх» шарахнулся в сторону, а предугадавший его маневр Северов отстрелялся более удачно. «Аист» завалился на крыло и рухнул на бархан, превращаясь в мешанину из металла, дерева и полотна. Высота была небольшой, поэтому шанс остаться в живых у его пассажиров был, это следовало проверить. Истребители еще раз пролетели над местом падения, и Олег ясно видел человека, с трудом отползающего от обломков. Следовало расстрелять эту рухлядь да для верности сделать несколько заходов, но капитан внезапно принял решение, о котором позже ни разу не пожалел.

– Я «Север-1», цель поражена. Сажусь рядом для контроля обстановки, немедленно выслать автожир с врачом в квадрат 34, точное наведение обеспечит «Север-2».

Площадка метрах в трехстах от точки падения на вид вполне годилась для посадки. Шины По-3 особой бригады имели несколько бо́льшую ширину, чем обычные, что давало дополнительный шанс не застрять в песке. Эфир разразился негодующими криками командира бригады, когда колеса истребителя уже коснулись песка.

– Я «Север-1», посадку произвел, выдвигаюсь к месту. Конец связи.

Прежде чем подходить к дымящимся обломкам, Олег внимательно рассмотрел их в бинокль. Не хватало еще нарваться на пулю кого-нибудь из выживших. Эта модификация была трехместной, т. е. кроме пилота и Роммеля, на борту мог находиться еще один пассажир. Недалеко от «Шторха» слабо возился человек, больше никого видно не было, Олег достал пистолет и осторожно пошел вперед.

Судьба хранила фельдмаршала, не оставила своей милостью и на этот раз. Он сломал руку и, похоже, пару ребер, ощутимо приложился головой, но остался жив. Пилоту и третьему человеку, работнику штаба или охраннику, повезло лишь не мучиться, когда Северов подобрался к самолету, они были уже мертвы. Внимание капитана привлек слабый писк из глубины кабины, и, отбросив кусок обшивки, он обнаружил корзину, в которой возился небольшой черный щенок. Подушки, которыми она была выложена, смягчили удар и позволили выжить хвостатому пассажиру. На вид он не пострадал, Олег сунул его за отворот комбинезона и принялся осматривать Роммеля.

Нарезающий круги Железнов через полчаса был сменен звеном Ларионова, а еще через час появился долгожданный автожир. К этому времени командующий танковой армией «Африка» был напоен водой, рука его покоилась в импровизированном лубке, собранном из остатков его самолета, голова перевязана. Фельдмаршал еще плохо соображал, поэтому почему-то решил, что Северов немец, Олег не стал его разочаровывать. «Гансы» Роммеля искали, но действия эскадрильи штурмовиков под прикрытием трех звеньев истребителей основательно смешали им планы. По-3 очистили небо, а «Илы» разнесли ближайший аэродром, где стояло несколько транспортников, которые можно было использовать для эвакуации командующего. Добираться по земле было очень долго, этого можно было не опасаться.

Взлет прошел нормально, и вскоре после полудня усталый, но довольный Северов приземлился на своем аэродроме, а еще через час пришел и автожир с эскортом из звена Доржиева. Сразу после взлета в пустыне летчик спасательного аппарата разнес из подвешенных под крылья РСов обломки «Шторха», чтобы затруднить опознание его погибших пассажиров.

Пребывающего пока в полубессознательном состоянии Роммеля перенесли в госпиталь базы и выставили усиленную охрану, береженого бог бережет, с небереженого Лаврентий Павлович спрашивает! Тихонов и Корнеев уже успели выслушать Олега и решили пока не разубеждать пленного и не говорить об истинном положении дел. А самого Северова взял в оборот разгневанный командир бригады. Забалуев прекрасно понимал, что в такой ситуации победителей не судят, но обозначить свое отношение к нарушению приказа был обязан. Олег тоже не стал валять дурака и прикидываться, что подвела связь, а объяснил свое решение. В конце концов полковник махнул рукой:

– Ладно, но в следующий раз смотри у меня!

Кот Валера был откровенно озадачен новым приобретением своего хозяина. Когда перед его носом поставили щенка, он укоризненно глянул на Олега: мол, меня, что ли, мало? А вот щенок оказался боевым, бросился к коту с явным намерением вцепиться в него своими острыми зубками. Валера был очень умным котом и прекрасно понимал, что попытка потрепать мелкого хозяину не понравится. Поэтому он просто опрокинул его на спину и прижал лапой. Собачонок хотел освободиться, возился, злился, недовольно урчал, но когда ему удавалось вскочить, Валера немедленно переворачивал его снова. Наконец щенок устал и, немножко повозившись, зевнул. Кот подгреб его лапой поближе к себе, взглянул на хозяина и, с настоящим человеческим вздохом, принялся вылизывать. Кутькин принес немного мясного фарша, которым Олег и покормил своих питомцев. После еды живность завалилась спать, лежали в обнимку.

На следующее утро Северов справился о здоровье пленника, узнал, что тот еще спит, и отправился на завтрак. Настроение у всех, кто был в курсе содеянного, царило откровенно приподнятое, дело было не только в наградах. Пленить вражеского фельдмаршала – такого на этой войне у антигитлеровской коалиции еще не было.

Бобров, Забалуев и Северов допивали чай, когда подошел Яровой:

– В полдень от англичан целая делегация приедет, хотят о взаимодействии договариваться.

Генерал пошел к себе уточнять детали визита, а летчики сели обсуждать планы на ближайшие дни. Основной задачей была воздушная разведка, поскольку достойных для ударов целей было мало, немцы на данном участке фронта тоже резко снизили активность, компенсируя это деятельностью южнее. Через час вернулся Бобров, сообщил, что получил сообщение из Москвы.

– Ставка Верховного Главнокомандования выражает благодарность всему личному составу. Товарищ Сталин очень доволен, причем не только пленением Роммеля, но и нашей работой в целом. Союзники о последней операции узна́ют только после того, как фельдмаршал окажется в Москве, т. е. через несколько дней, но они уже несколько раз обращались с просьбой направить в Египет дополнительные силы. Принято решение пойти навстречу пожеланиям союзников. Уже направлены и со дня на день прибудут четыре эскадрильи, одна на По-3, одна на Ил-2М, две на Су-2М. Они необходимы для формирования полноценных полков истребительного, штурмового и бомбардировочного. Кроме того, прибывает еще один ИАП, тоже на По-3. Все эти четыре полка сводятся в смешанную авиадивизию, командиром которой назначены вы, товарищ Забалуев. К нам также движется механизированная дивизия, усиленная танковым полком, полком СУ-85 и полком СУ-76, самоходным артиллерийским полком, дивизионом реактивной артиллерии, отдельным саперным батальоном. Все эти части сводятся в группу советских войск в Египте, сокращенно ГСВЕ, командующим группой назначен генерал-майор Алферьев Петр Федорович. Не слышали про такого?

Авиаторы дружно покачали головами.

– Он был заместителем командующего 2-й ударной армией генерала Власова. Армия на Волховском фронте действовала, но неудачно, понесла большие потери. Мне подробности неизвестны, в общем, армия в окружении сражалась, Власов в плен попал, Алферьев вышел и людей с собой вывел. Разбирались там долго, но пришли к выводу, что если бы не Петр Федорович, все было бы еще хуже, так что дают ему возможность себя проявить. Я его знаю немного, он в Военной академии механизации и моторизации тактику преподавал, потом в управлении боевой подготовки работал, после начала войны армией командовал. Человек грамотный и умный. Кстати, вы, Вячеслав Михайлович, еще и заместитель командующего ГСВЕ по авиации. Не исключено, что контингент потом опять увеличат, но это уже мои мысли, так сказать, на будущее.

– А что с миссией будет? С вами, Иван Тимофеевич?

Генерал улыбнулся:

– Вместо миссии теперь ГСВЕ. Мои сотрудники входят в штаб группы, а я возвращаюсь в Москву, улетаю вместе с Роммелем, так что попрощаться успеем.

Известия были серьезными, надо было много чего продумать, да и что будет с ним, Олег не понял.

До визита англичан Забалуев и Северов продумали размещение новых авиасоединений и к их приезду были готовы к разговору. К удивлению Северова, на базу пожаловал сам Монти, но он, впрочем, не столько хотел познакомиться с русскими командирами, сколько взглянуть на технику. Бобров – дипломат, поэтому вести себя с англичанами умел, Забалуев вообще был мужиком мрачноватым, да еще Иван Тимофеевич ему что-то нашептал, и он стал совсем пасмурным. Северову было очень интересно на Монтгомери взглянуть, да и Забалуев попросил не уходить. Англичанин решил, что Олег простой переводчик, и с интересом посмотрел в первый раз после того, как командир бригады сказал, что это его заместитель. Старый знакомый майор Палмер улыбался за плечом командующего, но в разговор не встревал, потом сказал несколько слов ему на ухо, после чего тот тряхнул своим беретом и чуть подвигал усиками, снова взглянув на Северова.

Технику показали, предложили остаться на обед, генерал не отказался. Довольно многочисленную свиту Монти отправил обедать в общую столовую, а сам остался с Палмером в компании Боброва, Забалуева, Северова и Тихонова. Последний присутствовал как помощник начальника миссии и ответственный за связи с союзниками. Языком владели все, кроме Вячеслава Михайловича, ему переводили, в основном Олег. После обеда перешли к делам насущным, сообщение об увеличении контингента советских войск Монтгомери получить не успел, был в пути. Но на решения оказался скор, места для размещения новых авиаподразделений одобрил, обещал уже на следующий день рано утром обеспечить дополнительную рабочую силу и все необходимое для строительства капониров, ангаров и прочего. Об остальном будет договариваться уже Алферьев.

После отъезда британского командующего Олег съездил в госпиталь к Шестакову, тот был очень слаб, но врачи сказали, что состояние улучшается, шансы на благополучный исход лечения возрастают с каждым днем. Разрешили короткое посещение, но предупредили, чтобы ничего плохого не рассказывал, никаких упоминаний о потерях, не надо ему сейчас.

– Лева, ты как?

– Не дождутся, – проворчал подполковник в духе Руцкого. – Как в бригаде дела?

– Отлично, немцы активность снизили, так что курорт, а не работа.

– Забалуев толковый мужик, но все равно жаль, что тебя не поставили, ты бы справился.

– Чином не вышел, командир, – улыбнулся Олег, – да я и так не обижен. К нам дополнительные силы идут, бригаду в дивизию переформируют. Вот такие дела.

Врач сделал знак, пришлось уходить, сожалея, что рассказывать про захват Роммеля тоже пока было нельзя, но все скоро само откроется, долго такую информацию скрывать не будут.

На фронте стояла подозрительная тишина, немцы приостановили свое наступление, хотя было понятно, что с исчезновением Роммеля война не закончится. Операцию провели 16 января, а 18-го перед обедом прилетел С-47. Из него вылез представительный мужчина с трубкой в зубах, представился майором Барановым Иваном Кузьмичом, командиром эскадрильи полка осназа ВВС. Из самолета принялись выгружать документы и заказанные ранее запчасти. Этот же борт привез нового командующего группой, генерал-майора Алферьева, его начальника штаба полковника Колычева, полкового комиссара Саблина и группу работников нового штаба. Баранов сказал, что имеет приказ вылетать ночью, чтобы пройти зону возможного перехвата вражескими истребителями затемно. Сопровождать пленного будет Тихонов и отделение орлов Басаргина. Все вместе отправились обедать, заодно поговорить. Неожиданно зашел Бобров и сказал, что Берлин передает важное сообщение – погиб лучший полководец Рейха, его тело в запаянном гробу завтра будет доставлено в Берлин, где и состоятся похороны. Фельдмаршал погиб во время перелета, его «Шторх» сбит английскими самолетами. Командующим танковой армией «Африка» назначен генерал-полковник Ханс-Юрген фон Арним. Вот такие дела. По всему выходит, что немцы считают Роммеля погибшим, видимо, в обломках даже крупных фрагментов тел не смогли найти. Тогда заявление Москвы, которое состоится после того, как фельдмаршал будет доставлен в СССР, произведет мощный эффект. Кое-кто будет коврики и другой текстиль портить!

После обеда экипаж Баранова отправился спать, им предстоял долгий и ответственный перелет, а Олег пошел в штаб. Бригада вела интенсивную воздушную разведку, по всему выходило, что немцы пока не собираются штурмовать базу, их больше интересует Суэцкий канал. По имеющимся данным, основанным в том числе и на радиоперехвате, фон Арним в Африку еще не прибыл, но вскоре появится. Ему понадобится некоторое время, чтобы разобраться с обстановкой, после чего и начнутся активные действия.

Под штаб ГСВЕ отдали еще одно двухэтажное здание, в котором ранее располагался штаб батальона охраны, пришлось им переехать в строение попроще, одноэтажное, из которого выселили склад какой-то канцелярской мелочи. Как это было заведено в бригаде, Алферьеву, Колычеву и Саблину жилые комнаты были предоставлены на втором этаже, сам штаб располагался на первом, прибывших это вполне устроило. Генерал ознакомился с обстановкой, посмотрел документы, взглянул и на Роммеля, но тот спал, ему кололи снотворное. После этого собрал совещание, на которое пошел один Забалуев. Через некоторое время вызвали Северова, где Петр Федорович объявил, что капитану Северову присвоено звание гвардии майор, и он назначен заместителем командира 1-й смешанной гвардейской авиационной дивизии.

После ужина ожидавший отлета Бобров сообщил Олегу по секрету, что еще 17-го числа, сразу после получения приказа о формировании дивизии и своего назначения ее командиром, Забалуев связывался с Москвой и просил назначить заместителем его, Северова, причем весьма напористо. И вот сегодня пришел ответ, просьбу удовлетворили.

Около полуночи, с 18-го на 19-е, Иван Кузьмич Баранов поднял свой самолет в воздух. Его сопровождали до Мертвого моря звеном, которое вел лично Северов, а также парой Пе-3. Над самым низким участком суши на планете Олег покачал крыльями и повернул обратно на деревеньку Алексашкино, а С-47 с «пешками» пошел дальше, топлива должно было хватить до Тегерана. На следующий день, 20 января, в Берлине состоялись пышные похороны генерал-фельдмаршала Эрвина Роммеля, а 21 января Правительство СССР и Ставка Верховного Главнокомандования официально объявили, что означенный генерал-фельдмаршал Эрвин Роммель, бывший командующий танковой армией «Африка», жив и находится в Москве. В тот же день он был показан прессе и официальным представителям стран-союзниц. Сталин был в прекрасном настроении и через прессу поблагодарил всех бойцов бригады и сотрудников особой миссии. Что в это время творилось в Берлине, невозможно описать без использования идиоматических выражений. Англичане попробовали обидеться, но признали, что раструбить на весь мир об этой операции до того, как фельдмаршал окажется в Москве, было бы большой ошибкой.

19 января вечером прилетели новые эскадрильи, а 20 и 21-го числа подходили сухопутные подразделения.

22 января базу посетил генерал сэр Харольд Александер, извещенный о прибытии подкреплений. Генерал вручил десяти наиболее результативным летчикам, в числе которых оказался и Северов, крест «За выдающиеся летные заслуги». От себя генерал довольно искренне поблагодарил всех военнослужащих РККА за помощь, которую они оказали в борьбе с войсками стран Оси в Африке. Еще через день, 23 января, генерал-полковник фон Арним прибыл на африканский театр военных действий, наступление на Суэц он возобновил 25 января. Этого времени Монтгомери хватило, чтобы плотно заминировать направления, по которым, как предполагалось, будут атаковать вражеские механизированные соединения. Их положение было вскрыто разведкой, свою лепту внесла и 1 ГСАД ГСВЕ. Кроме того, англичане получили от американцев 150 танков М4 «Шерман» и 250 М3 «Грант», что, вместе с собственными подкреплениями, вселяло надежду противостоять натиску противника.

Ханс-Юрген фон Арним был генералом опытным, осторожным и образованным, к тому же бережно относившимся к своим солдатам, но вдохновенности Роммеля ему не хватало. Это, впрочем, не сильно облегчало жизнь Монтгомери, поскольку силы ему противостояли серьезные, намного бо́льшие, чем в известной Северову истории. К тому же британские ВВС не имели того подавляющего преимущества перед Люфтваффе и итальянцами, да и самолетов, способных им противостоять, у англичан было немного. Их ударные самолеты довольно легко сбивались «Мессершмиттами» и «Фокке-Вульфами», а из истребителей наиболее серьезными противниками были «Спитфайры» Mk.VC, различные же модификации Р-40 и «Харрикейнов» таковыми не являлись. Немцы до получения серьезных подкреплений держались за счет лучшей тактики и выучки пилотов, занимаясь в основном свободной охотой. Англичане при появлении «Мессеров» становились в оборонительный круг, имея, как правило, высотное прикрытие из «Спитфайров», но продолжали нести потери. Некоторые британские пилоты перенимали немецкую тактику «ударил-убежал», но характеристики машин и собственная выучка не позволяли действовать столь же эффективно, как их противникам.

Появление в ноябре 1942 года относительно немногочисленной советской авиации внесло, тем не менее, существенные изменения в имеющийся расклад. Ил-2М и Су-2М имели более эффективное оборонительное вооружение, лучшую маневренность и опытные экипажи, к тому же они хорошо прикрывались истребителями, поэтому их потери были гораздо меньше. Характеристики, тактика и опыт советских пилотов, а также использование радиолокатора сразу существенно осложнили жизнь немецким и итальянским летчикам. Ситуация для немцев складывалась примерно так же, как недавно для англичан, к тому же русские действовали на побережье, где проходили основные сухопутные и морские коммуникации. Практикуемые обеими противоборствующими сторонами штурмовые удары по аэродромам в случае с базой ВВС СССР ощутимого успеха не приносили ввиду не столько сильной ПВО, сколько из-за успешных действий советских истребителей, наводимых с радара. Акции наземных групп также провалились. Затруднения в районе Александрии вполне компенсировались успехами стран Оси на южных участках фронта, но получение столь значительного подкрепления и создание ГСВЕ вновь внесло изменения в соотношение сил. Еще одним существенным фактором стало снижение подготовки немецких авиаторов, гибли эксперты, на их место приходили гораздо менее опытные летчики. Истребительные эскадрильи 1 ГСАД, наоборот, комплектовались лучшими пилотами. Ударные самолеты стран Оси были представлены значительным количеством Ю-87 и итальянскими машинами, которые несли большие потери от пушек По-3, воздушных боев хватало, поэтому личные счета советских асов быстро росли.

Должность заместителя командира дивизии мало подходила для летной работы, но Забалуев такую возможность Олегу предоставлял. Сам он летал мало, командовал с земли, да и штаб 1 ГСАД имел расширенный штат, что позволило наладить весьма эффективное взаимодействие с наземными войсками. Впрочем, Северов здесь тоже много труда положил, зато сейчас пожинал его плоды.

Первым истребительным полком в дивизии стал вновь образованный 15 ГИАП майора Василия Петровича Бабкова, а вторым, прибывшим из СССР, 17 ГИАП майора Петра Афанасьевича Покрышева. Оба были опытными авиационными командирами, понимали Забалуева и Северова с полуслова, так что «гансам» пришлось несладко. Взятые в плен сбитые немецкие летчики признавались, что сначала считали Африку более сложным театром военных действий, чем Восточный фронт. Английские летчики считались более умелыми, чем советские, да и их самолеты совершеннее, чем И-16 и И-153. Но с появлением асов (а других в истребительных эскадрильях не было) на истребителях По-3 мнение о Восточном фронте поколебалось.

28 января Монтгомери счел, что противник достаточно увяз в его обороне между Суэцем и Каиром и нанес удар на северо-западном фланге от побережья на юг, отсекая армию фон Арнима от линий снабжения. На острие удара находилась механизированная группа генерала Алферьева, надежно прикрытая с воздуха самолетами 1 ГСАД. Монти уже смирил гордыню и не смотрел на русских как на второй сорт, чему немало способствовало общение с командованием группы советских войск в Египте, а также видимые результаты их деятельности. До близкого знакомства с Т-34М и противотанковыми САУ он называл М3 «Грант» «несокрушимой твердыней». Американские танки хорошо себя показали в борьбе с итальянской бронетехникой и старыми модификациями немецких машин, но против новых были не столь хороши.

Работа авиации тоже имела свои особенности, нередко случавшееся ненастье могло ее внезапно парализовать. Организационных вопросов хватало, но в такие дни Северов находил время для встреч с Эйприл. Девушка была веселой и общительной, поэтому Олег всегда узнавал от нее последние новости. Она охотно рассказывала о том, что слышала от подруг, в клубах и барах. Естественно, никаких военных секретов, просто сведения, которые помогали отслеживать настроения среди британских военных и их коллег из стран Содружества. Летчик познакомился со многими австралийскими, новозеландскими, канадскими и южноафриканскими пилотами, а также выяснил, что он, Петр Бринько и еще полдюжины самых результативных советских асов среди них довольно популярны. А у танкистов и пехотинцев редко кто не мог назвать несколько фамилий своих русских коллег, отличившихся в боях. Когда Северов направлялся по делам, то за рулем «Доджа» чаще всего сидел Самарин, но по личным Олег ездил за рулем сам, в хорошую погоду на мотоцикле. Один из его знакомых, английский летчик, был ранен и на время лечения дал ему свой Triumph Speed Twin 500. Техника Северову понравилась, он катался на нем с удовольствием, сожалея о том, что до двухместных моделей-одиночек пока не додумались и нельзя взять в поездку Эйприл.

В одном из первых вылетов летчиков 17-го полка целое звено немного отклонилось от маршрута, что было сразу зафиксировано радаром. По возвращении комполка пытался выяснить причину, а когда ребята не смогли этого объяснить, стал строго с них спрашивать за разгильдяйство. Но Олегу, находившемуся в Египте уже три месяца, все было ясно.

– Погоди, Петр Афанасьевич, дай я разберусь, – положил руку на плечо Покрышеву Северов и повернулся к летунам. – Пирамиды хотели посмотреть?

– Так точно, товарищ майор, – виновато улыбнулся командир звена, – вдруг потом не удастся, а тут совсем рядом пролетали…

– Не ругай их, Петр Афанасьевич. Я сам, пользуясь служебным положением, в одном из первых вылетов на разведку специально себе маршрут так проложил, чтобы на них посмотреть.

Покрышев махнул рукой, летчики вышли, а Олег добавил:

– Пацаны же совсем, хоть и асы. Вернутся в Союз, будет чем товарищам похвастать, не про одни же воздушные бои рассказывать.

В последний день января Олег и Владлен вылетели на свободную охоту, которая оказалась удачной. Пара немецких истребителей, занимавшаяся тем же самым, была застигнута ими врасплох благодаря помощи РЛС и довольно плотной облачности. Северов сбил ведущего, а Железнов ведомого с первого захода, удачно вывалились из тучки и тут же атаковали. Через пару дней англичане объявили, что был сбит гауптман Вольфганг Тонни из JG-53, имевший на своем счету более 100 побед. У места падения его Ме-109G побывала мобильная группа SAS, они и привезли закопченный шильдик с его самолета.

Кроме штатного саперного батальона, дивизии был придан еще один, да и англичане не скупились, поэтому по мере продвижения на юг и юго-запад подготовка новых посадочных площадок велась быстро, они надежно прикрывались зенитками. Из СССР пришел еще один радар, его выдвинули ближе к линии боевого соприкосновения, значительно расширив таким образом зону контроля воздушного пространства.

Американцы перебросили в Египет три истребительные авиагруппы на «Лайтнингах», а советские ВВС испытали в условиях пустыни боевые автожиры А-11. Последние несли на подвеске под крыльями 37-мм пушки, блоки реактивных снарядов, бомбы. Двигатель М-82, такой же, как на По-3, обеспечивал максимальную скорость 270 км/ч и очень приличную маневренность. Экипаж состоял из трех человек: пилота, штурмана-бомбардира и стрелка. Боевые машины были признаны перспективными, но над тактикой их применения предстояло еще немало поработать.

Усиление авиационной группировки союзников и ее грамотное применение принесло свои плоды. Действия вражеской авиации сводились в основном к работе охотников, но и тем приходилось быть предельно осторожными, их достаточно успешно перехватывали по наведению с радаров, а также в ходе патрулирования. Немцы уходили на низкие высоты, но здесь срабатывала хорошо организованная служба ВНОС. Ударная авиация стран Оси была сильно ослаблена и работала весьма эпизодически.

Фон Арним упорно сопротивлялся, но к концу февраля был отброшен к границам Ливии. Навести порядок в Каире пока не удавалось, да и тратить на это время и силы Монтгомери не хотел. На юге немцев также потеснили, они понесли большие потери в ходе неудачного наступления и теперь были уже недостаточно сильны для нового удара и еще недостаточно слабы, чтобы их можно было окончательно разгромить. Британское командование небезосновательно надеялось на то, что проблемы на западном участке фронта и возрастающие трудности со снабжением восточной группировки вынудят их рано или поздно откатиться за Нил.

25 февраля в штаб ГСВЕ пришел приказ, определяющий ротацию личного состава. Летчики двух истребительных эскадрилий 15 ГИАП, находившиеся в Египте с самого начала, получили приказ передать технику прибывающим из СССР пилотам и вылетать на родину. Полной неожиданностью это не оказалось, разговоры о возвращении ходили и раньше. Подвели итоги своего пребывания, и оказалось, что они уничтожили более двухсот вражеских самолетов. На счету Петра Бринько стало семьдесят пять сбитых, у Северова семьдесят. Все без исключения летчики значительно превысили рубеж в пятнадцать сбитых и претендовали на звание Героев Советского Союза. За четыре месяца командировки эскадрильи потеряли безвозвратно четверых пилотов, еще семеро было ранено. Вместе с летным составом возвращались и техники, а также часть наземного персонала. Среди них были и Булочкин с Авериным, а также взвод осназа АСС Гладышева. Алферьев и Забалуев устроили убывающим торжественный ужин, на который приехала целая делегация от союзников, так что проводы стали настоящим событием.

Олегу удалось проститься с Эйприл, девушка была расстроена, но призналась, что ее тоже переводят, она уезжает в Иран. Летчица дала Северову свой домашний адрес, просила писать.

В последний день февраля пять С-47 с закончившими африканскую командировку советскими бойцами и командирами ушли на восток, их ждал длинный, с двумя промежуточными посадками, перелет до Москвы. Самолет, на борту которого находились Булочкин, Аверин, Северов и его пилоты, имел нормальные пассажирские сиденья, на одном из них сразу устроился Валера, а щенок, названный Рексом, всю дорогу просидел у хозяина за пазухой.

По прилете в Москву Северов для начала хорошенько выспался, потом написал последний отчет. Все остальные уже давно были переправлены и наверняка внимательнейшим образом изучены. Теперь оставалось только ждать дальнейших распоряжений, хотя Олег подозревал, что может последовать вызов в Кремль.

Самолеты еще находились в Сталинграде, летчики отдыхали после перелета, когда в Москве завершилось заседание Ставки. В кабинете Сталина остались только военные, члены Ставки, кроме больного Шапошникова и находящегося на фронте Тимошенко, и приглашенные – нарком внутренних дел Берия, начальник Генштаба Василевский, заместитель наркома обороны по авиации генерал Новиков, нарком ВМФ адмирал Кузнецов и, конечно, начальник ГлавПУра Мехлис.

– И последний на сегодня вопрос, товарищи. Из Африки возвращается часть нашего контингента, бойцы и командиры, которые прибыли туда первыми. Вы ознакомились со справкой, подготовленной Генеральным штабом по результатам боевых действий за четыре месяца.

Возникла пауза, Сталин то ли хотел услышать чье-то мнение, то ли просто собирался продолжить. Наконец он проговорил:

– Задачи, стоявшие перед нашими войсками в Египте, вам известны. Необходимо дать оценку, определить, насколько они выполнены товарищем Бобровым и другими командирами. Попрошу кратко высказаться по этому вопросу. Товарищи Василевский и Жуков, попрошу вас высказать свое мнение первыми.

Перебивать друг друга генералы не стали, хотя Жуков был старше по званию, он жестом предоставил первое слово начальнику Генштаба.

– Товарищ Сталин, материалы, которыми располагает Генштаб, позволяют сделать следующие выводы. С военной точки зрения участию бригады, а затем контингента в боевых действиях следует дать самую высокую оценку. С минимальными потерями противнику нанесен значительный урон. Уничтожено 407 самолетов в воздухе и на земле, около 250 единиц вражеской техники, как в ходе проведения наземных операций, так и воздушных ударов. С другой стороны, наша техника произвела очень большое впечатление на командование силами Среднего Востока. В своих письмах и докладных записках руководству генерал Александер прямо об этом говорит. О том, какой резонанс получило пленение фельдмаршала Роммеля, я и говорить не стану. Только ради этого стоило их туда послать.

– Товарищ Сталин, – продолжил Жуков, – я присоединяюсь к мнению товарища Василевского и хочу отметить, что руководство Третьего Рейха направляло на этот, прямо скажем, второстепенный театр боевых действий силы, которые могли быть направлены на Восточный фронт.

Ворошилов ограничился коротким одобрением, он был не особенно в курсе дела. Семен Михайлович Буденный расправил знаменитые усы.

– А что, я помню командира бригады, Шестакова. Прекрасный летчик и командир, жаль, что ранен. Да и его заместителя Северова тоже встречал, шустрый малый. Молодцы!

Новиков был не в курсе задач особой миссии, но говорить об этом не стал, а высказался по действиям бригады, а затем дивизии в воздухе, дал положительную оценку.

Кузнецов вообще не понял, что от него хотят:

– Товарищ Сталин, я не в курсе работы миссии, справку изучил, но я мало разбираюсь в сухопутной тактике. Могу сказать только одно – жаль, что 7 ГИАП еще не скоро вернется к выполнению задач флота!

– Специальные задачи также были отработаны, – кивнул Берия, уточнять никто не стал, хотя мало кто был в курсе. Раз Лаврентий Павлович доволен, так оно и есть.

– Спасибо, товарищи! Есть мнение наградить товарища Боброва орденом Ленина. Товарищи Шестаков и Забалуев заслужили Звезды Героев и повышение в званиях. Несколько летчиков-истребителей еще не имеют звания Героя Советского Союза. По количеству сбитых они, безусловно, этого достойны. Все летчики бомбардировочной и штурмовых эскадрилий также должны получить награды. Не забудьте летчиков АСС и экипаж товарища Баранова. Разумеется, заместителя командира бригады, начальника штаба и комиссара. Товарищ Новиков, вам дается два дня на подготовку, изучите еще раз материалы и подготовьте предложения. Товарищ Василевский, вы в тот же срок должны подготовить обоснованные предложения по награждению разведчиков. Также с вас предложения по награждению наземного персонала базы, батальона охраны. Что ж, на этом и завершим вопрос, на сегодня все, товарищи.

4 марта Северов был вызван на 23 часа в Кремль. О чем пойдет разговор, было понятно, хотя нутром вещий Олег чувствовал какой-то подвох. Вежливо поздоровавшись с Поскребышевым, летчик уселся на диван и стал ожидать вызова. Вскоре дверь кабинета открылась, стали выходить люди, все они были что называется «при высоком положении», поэтому майор встал. Наконец Поскребышев сделал приглашающий жест, и авиатор шагнул в кабинет.

– Здравия желаю, товарищ Верховный Главнокомандующий! Гвардии майор Северов по вашему приказанию прибыл!

– Здравствуйте, товарищ Северов! Мы пригласили вас, чтобы задать ряд вопросов. Как зарекомендовала себя наша новая техника, чем вы объясните такие высокие потери врага при низком уровне собственных потерь?

– Факторы следующие. Очень высокий уровень подготовки летного состава, пилотов такого класса, собранных в одном подразделении, у противника просто не было. Существенно более высокие характеристики боевой техники, ничего похожего у немцев, и особенно итальянцев, просто нет. Правильное планирование и управление, наличие радиолокатора, качественных разведданных.

– Вы ставите свое тактическое мастерство на последнее место?

– Это просто в порядке перечисления, что более важно, а что менее, мне однозначно сказать трудно.

– Перед отправкой в Египет вы говорили о том, что необходимо произвести должное впечатление на союзников. По вашему мнению, это удалось сделать?

– Я могу судить только по реакции Александера, Окинлека и Монтгомери, которую наблюдал сам. Да, они впечатлились, очень впечатлились. Тем более что мы им продемонстрировали не только нашу технику, но и результат ее работы по врагу.

– А как восприняли ваше появление в Египте английские солдаты и офицеры?

– Сначала настороженно, но потом, когда увидели, как мы воюем, отношение изменилось. Большинство хорошо относилось, они считали нас своими боевыми товарищами. С союзниками проводились совместные мероприятия, укреплению товарищеских отношений с простыми солдатами это способствовало. Наши военнослужащие пользовались у них заслуженным уважением.

– Какое впечатление произвел на вас Роммель?

– Это очень талантливый военачальник, к тому же очень храбрый и демонстрирующий прекрасное самообладание. Если удастся склонить его к сотрудничеству, это будет большой удачей.

Судя по реакции за столом, заявление было неожиданным. Сталин тоже поднял бровь:

– Поясните ваши слова.

– Если Роммель согласится сотрудничать, то через него можно будет выйти на других авторитетных немцев, которые могут составить оппозицию шайке Гитлера.

В кабинете возникла вязкая тишина, Сталин молчал, и высказаться вперед него никто не решался. Верховный подошел к столу, выбрал из нескольких лежащих бумаг нужную, что-то черкнул в ней.

– Как вы считаете, после войны возникнут напряженности в отношениях с Великобританией и США?

– Уверен в этом! Они дружат с нами лишь против Гитлера, поэтому второй фронт в Европе сейчас не нужен им, а позже не будет нужен нам.

– Хм! Кстати, эти самые союзники о вас исключительно высокого мнения. После изучения некоторых материалов по пленению Роммеля, которые мы им предоставили, они наградили некоторых участников, в том числе и вас, орденом «За выдающиеся заслуги».

– Служу Советскому Союзу!

– Как вы представляете свою дальнейшую службу?

– Хотелось бы вернуться на фронт, товарищ Сталин.

– А как же заслуженное повышение? Неужели вы не рассчитываете занять более высокую должность?

– Эти вопросы вне моей компетенции. Я готов служить в любой должности, на которую буду назначен.

Сталин одобрительно кивнул.

– Ставка положительно оценивает вашу работу. Вы свободны.

Когда Северов вышел, Сталин повернулся к столу. Большинство выглядели озадаченными, Жуков, Василевский и Берия улыбались.

– Ну что, товарищи, есть мнение наградить товарища Северова орденом Суворова I степени.

– Это противоречит статуту ордена, – возразил Мехлис. – И вообще, почему орден Суворова?

– Разрешите, товарищ Сталин? – Василевский заглянул в свои бумаги. – Танковая армия «Африка» и итальянские подразделения разгромлены, освобождена почти вся территории Египта, боевые действия переместились в Ливию. Войска стран Оси понесли катастрофические потери, кардинально изменилась вся ситуация на средиземноморском театре военных действий. Дивизии, наступавшие на Суэц, отрезаны от главных сил. Майор Северов принял непосредственное участие в разработке всех операций, проводимых там нашими войсками. Надо учесть и то, что взятие в плен вражеского фельдмаршала является уникальной операцией, а товарищ Северов не только участвовал в ее разработке, но и сам сделал это. Награда должна быть особенной. По статуту ему положена II степень, но, с учетом вышеизложенного, считаю возможным награждение орденом I степени и присвоение очередного звания.

Стало ясно, что этот вопрос решался с Верховным заранее, поэтому Мехлис больше ничего не сказал.

На следующий день был объявлен приказ о присвоении Северову звания гвардии подполковник, Шверник вручил ему орден Суворова I степени № 33, а посол-представитель Великобритании Арчибальд Кларк Керр – орден «За выдающиеся заслуги». Порадовало, что Героями Советского Союза стали Корнеев и Тихонов. Про остальных Олег пока ничего не знал, решил не спрашивать, скоро все узнает. А сам новоиспеченный подполковник оказался назначенным на должность заместителя командира 1-й гвардейской смешанной авиационной дивизии ВВС ВМФ, в состав которой входили истребительные, штурмовые и бомбардировочные полки. Большинство из них формировалось на основе эскадрилий, выведенных из Египта. Настоящий сюрприз ожидал Северова, когда он узнал, кто будет командиром дивизии. Им оказалась произведенная в полковники Валентина Степановна Гризодубова.

После такой командировки вообще-то полагался отпуск, но Олег отказался. Во-первых, дивизия пока существовала только на бумаге, а родной полк, теперь входящий в ее состав, был выведен на переформирование. Сменилось не только руководство, произошли подвижки и в личном составе. Иметь целый ИАП Героев было слишком жирно, часть людей уехала с повышением в другие части. К тому же не все ясно было с комплектованием подразделений дивизии летным и техническим составом, так что забот хватало. Во-вторых, 7 ГИАП решено перевооружать на По-3, поэтому новоприбывших надо обучать. В-третьих, ехать было просто некуда. Один как перст. И тут возникало еще одно обстоятельство. Настя. Его не было четыре месяца, он чувствовал, что скучает по ней. Там, в Африке, в немногие свободные минуты он всегда вспоминал о девушке. Написать письмо Северов так и не решился, но скоро они увидятся.

На следующий день после награждения Олега вызвал Жаворонков, да и сам Северов хотел кое-что для себя уяснить. Смешанные авиадивизии расформировывались, преобразовывались, на их основе формировались управления ВВС армий. Поговорить удалось совсем недолго, командующего вызвали к наркому, но Семен Федорович успел пояснить, что дивизия задумывается как авиаподразделение, куда будут направляться новейшая техника и вооружение, в реальных фронтовых условиях отрабатываться наиболее эффективные приемы их применения. Сам Северов зарекомендовал себя как человек, который способен не просто справиться со сложной задачей, но, что особенно важно, формирующий вокруг себя прекрасно работающую команду. Последний момент был отмечен даже Верховным Главнокомандующим, поэтому Олегу и поручена такая нетривиальная задача. Генерал намекнул также, что в дальнейшем поручения могут стать еще более масштабными, разумеется, если он будет справляться успешно. Подполковник осторожно поинтересовался столь неоднозначным выбором командира дивизии, ведь Гризодубова командовала транспортным полком, привлекавшимся, конечно, к бомбовым ударам, но относившимся все-таки к авиации дальнего действия, а не фронтовой.

– А ты на что? – буркнул генерал, из чего Северов понял, что Жаворонкову это назначение тоже подали как готовое решение. – Кстати, командир дивизии будет еще дела передавать своему преемнику, да и общественную работу ведет большую, так что первое время уделять все внимание новому соединению не сможет. И Олег, я тебя прошу, будь… кхм… подипломатичнее, что ли. Ну, ты меня понимаешь?

Подполковник кивнул, чего уж тут непонятного. Лично Валентину Степановну он, конечно, не знал, хотя прожила она аж до 1993 года, когда Северов в прошлой жизни уже вполне состоялся как боевой летчик. Личностью Гризодубова была неординарной, так что комплексов по поводу того, что им будет командовать женщина, он не испытывал. Восторгов, впрочем, тоже. В мемуарах летчица была женщиной резкой, но справедливой, заботящейся о подчиненном личном составе, так что разногласий на этой почве у них быть не должно. Беспокоило его то, что, к бабушке не ходи, начнет Валентина Степановна всем доказывать, что она не хуже мужиков, только дивизия не полк, а ПС-84 не Ил-2 и даже не Ту-2. Этого Северов командующему не сказал, но тот и сам, наверное, догадывался. На том и расстались.

Впрочем, сразу в часть Олег не попал. Дело оказалось в том, что на родине дважды Героя Советского Союза должен был быть установлен его бронзовый бюст. Из документов Северов знал, что он записан родившимся в городке Гаврилов-Ям Ярославской области. Вообще-то рядом с этим райцентром, в селе Великом, находился детский дом, куда попал маленький Олег, там ему и указали место рождения, а как на самом деле – никто не знает. Так что придется ехать в этот городок, участвовать в митинге, на который наверняка соберутся свободные от работы труженики главного предприятия, ткацкой фабрики, эвакуированные в основном из Ленинграда и области, а также воспитанники и администрация детдома. И в этом была самая настоящая засада, поскольку среди последних будут люди, не знать которых «местный» Северов никак не может.

Проблемы Северов всегда решал по мере их актуализации. Чтобы сделать бюст, необходимо время, он же бронзовый, а не пластилиновый. Для этого были сделаны фотографии еще до его отъезда в Египет. Но тогда выходило, что готов он будет только в конце апреля, не раньше, а то и в середине мая. Да и населенный пункт для установки выбран не был, поскольку понятие «место рождения» для него здесь не существовало в принципе, никто его даже приблизительно не знал. Решение принимало Политуправление ВМФ, справедливо рассудив, что при таком раскладе самому дважды Герою все равно. Выбрали, блин.

Логика была, об этом можно было догадаться, но голова у Олега была забита другим, причем под завязку. И как теперь выпутываться из сложившейся ситуации, не представлял. Ничего умнее, чем обратиться к Булочкину и «честно» рассказать, что после ранения почти ничего не помнит о своем детстве, Северов не придумал, мол, не говорил никому, так как боялся списания с летной работы. Петрович поверил, хотя и удивился, ведь командир демонстрировал прекрасную память. Но друга и командира из беды надо было выручать, поэтому в оставшиеся до поездки два дня он развил бурную деятельность, посвятив в тайну Мишу Ногтева, которому вполне доверял. На следующий день Северов поехал в Ярославль, где его уже ждал особист. Миша привел его в управление НКВД по Ярославской области, где в отдельном кабинете показал ему фотографии сотрудников Великосельского детского дома, которые работали в то время, когда Олег был его воспитанником. Оказалось их не так много, всего семь человек.

– Что, никого не узнаешь?

Самое интересное, что некоторых летчик вспомнил.

Ларис Федорович. Заместитель директора и учитель физкультуры. Вообще-то Лариса Федоровна, но ездила она на мотоцикле Л-300, который заводила рукой! Огромная, громкоголосая, решительная женщина, при этом не было ни одного ребенка, который мог бы сказать, что она была к нему несправедлива.

Воспитательница тетя Зина, маленькая и худая, издалека не отличающаяся от своих воспитанников-подростков.

Завхоз Федор Федорович Пилютин, самый строгий дядька в учреждении и бывший красный кавалерист.

Остальные лица на фото казались смутно знакомыми, но ничего вспомнить про них Северов не смог, Ногтеву пришлось его просвещать. Он сказал также, что в Великое привезли детей из Ленинграда. Тут летчик испытал большое желание треснуться головой об стену. Надо же быть таким идиотом! Что стоило заранее попросить привезти с юга каких-нибудь гостинцев, тут всему рады будут! Миша, видя, как изменилось лицо товарища, с тревогой поинтересовался его самочувствием. Пришлось со стыдом признаться, на что особист усмехнулся и сказал, что друзья существуют не только для того, чтобы было с кем водки попить. Булочкин, воистину бесценный человек, все это уже просчитал и сегодня вечером в Ярославль прилетит самолет с подарками, финики и мандарины, около двух тонн, так что хватит еще и детям городка, где поставили бюст. Кроме того, в самолете будет несколько ящиков сгущенки и пара рулонов полотна из хлопка, хозяйственный Петрович посчитал, что лишним он не будет, с постельным бельем в детдоме дела обстоят наверняка не блестяще, хотя и ткацкая фабрика под боком, но те льном занимаются. Олег вздохнул с облегчением.

Выехали в Гаврилов-Ям рано утром, ехать недалеко, но и дорога – не немецкий автобан. Можно было поездом до Семибратова, затем также по железной дороге до места, но НКВД выделил машину. Доехали до берега Которосли, через которую перебрались пешком по льду, дальше до площади, где стоял закрытый тканью бюст, дошли быстро, благо совсем рядом. Олег с интересом крутил головой, по логике должен был здесь бывать, но память предательски молчала, притихла совершенно.

Народу на небольшой площади у фабричного пруда собралось много, помимо местных жителей и руководства были представители Ярославского обкома и наркомата ВМФ. Было уже довольно тепло, да и день был как по заказу, солнечный и безветренный. Хотя погода позволяла, митинг затягивать не стали, длинных выступлений не было, количество ораторов тоже было вполне разумным. Из Великого приехали Лариса Федоровна, Зинаида и два десятка детей, поровну мальчиков и девочек. Заместителю директора детдома дали слово после работников обкома и райкома партии. Она сказала, что все им гордятся, что он всегда хорошо учился и был очень целеустремленным, в общем, все то, что обычно говорят в таких случаях, а Олег с удивлением увидел в ее глазах слезы. Лариса Федоровна была железной женщиной, мокрых глаз у нее никто никогда не видел. Потом говорили работники ткацкой фабрики, обещали перевыполнить план, второй секретарь обкома снял наконец полотно с бюста. Вопреки опасениям летчика он был вполне на себя похож, хотя и выглядел гораздо более внушительно, чем на самом деле.

Говорить речи на подобных мероприятиях Северов так и не научился, просто пообещал еще сильнее бить нацистов и теперь стоял со смешанным чувством досады на себя и восхищения людьми, которые в таких условиях сохраняли оптимизм и крепость духа. Он уже знал, что многие мужчины ушли на фронт, город принял эвакуированных, многие из которых работают на лесоповале за паек, выезжают каждый день в любую погоду. Принял Гаврилов-Ям и госпиталь. В общем, все, как и в других больших и малых городах Советского Союза.

После митинга подошли детдомовские. Лариса Федоровна обнять не решилась, покачала головой:

– А ты сильно изменился.

Для Олега было неожиданностью, что она робеет. Это для постсоветской России подполковник звание невеликое, а для СССР сороковых годов оно было очень весомым. Северов как мог дал понять, что не загордился и сердечно благодарил за заботу.

Время перешло за полдень, райкомовские организовали небольшой торжественный обед, отказаться от которого было никак невозможно, но Олег сразу сказал, что должен сегодня обязательно заехать в Великое. Угощение было скромным, но Северов иного и не ждал, предложение поднять рюмку вежливо отклонил, да и на разговоры был не настроен. Произвел, похоже, впечатление большого буки и молчуна.

Ни тем, ни другим Олег не был, просто среди мирных жителей он испытывал неловкость. Они смотрели на него с уважением и восхищением, но эти люди, не удостоенные высоких наград, и были подлинным становым хребтом государства. Подвиг – это порыв мгновения, но не меньшая сила духа нужна, чтобы каждый день, бесконечно долгие военные годы трудиться, натурально рвать жилы, отдавая фронту все необходимое. Да и после войны не скоро еще наступит спокойная жизнь.

В детском доме все прошло гораздо живее, воспитанники окружили летчика, рассматривали его награды, задавали множество вопросов. Они были очень рады немудреному угощению, которое было для них настоящей экзотикой. Для них его приезд был настоящим праздником, а вот Северов под конец почувствовал огромное душевное напряжение. Когда он забрался в машину, Ногтев, севший рядом, похлопал его по руке. Миша профессионально умел находиться поблизости и при этом быть совершенно незаметным, ведь весь сегодняшний день он держался рядом.

– Не любишь ты по тылам ездить.

– Сколько еще война продлится, два года, полтора? Сколько еще сирот будет? Сколько еще люди будут работать из последних сил, есть не досыта? Мы солдаты, нам не привыкать терпеть боль, голод, холод. А это дети, им за что? И сделать ничего нельзя.

– Да делаешь ты, делаешь. И мы тоже. Приближаем победу изо всех сил.

– Понимаю я все, только как раз тот случай, когда хочется все и сразу.

Особист устало улыбнулся.

– Давай-ка домой, в дивизию. Там, за делами, тебе в голову лишнее лезть не будет.

Ногтев остался в Москве, а Северова старый ТБ-3, переделанный под транспортный самолет, уже на следующий день уносил на юг. Теперь ставший родным аэродром под Мценском был тыловым, немцы «выровняли» линию фронта, Брянск был еще у них, но Орел наши уже взяли.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg