«Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М.»

Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М. (fb2) - Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М. (Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М. - 1) 1736K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Иванович Машков (Baboon)

Д Д ом, милый дом.

- Санька, Лиз, идите, мамка зовёт! – позвал нас брат, выходя к нам на крыльцо. Брат ковырял спичкой в зубах, наверное, уже позавтракал остатками вчерашнего ужина.

Вчера мои родные решили отметить мой день рождения, мне исполнилось девять лет.

Да, я уже девять лет живу в этом мире, и меня родила женщина, которая сейчас почему-то зовёт нас, желая что-то сказать.

Мне не хочется вставать и куда-то идти. На дворе конец мая, тепло, солнышко светит ярко, ласково греет. Мне очень хорошо с моей сестрой. Мы сидим, обнявшись, вернее, Лиз обняла меня, уложив мою голову на своей небольшой, но мягкой груди, и я жмурюсь, как кот, растворяясь в ласковой нежности. Лиз старше меня на шесть лет, именно она вырастила меня, потому что, как только меня принесли из роддома, почти сразу отдали шестилетней девочке, на воспитание.

Когда я родился, мать со мной не разговаривала, если приносили кормить, молча, прикладывала к соскам, потом равнодушно отдавала нянечке, или кому там ещё, не знаю. Грудные дети ещё не полностью отторгаются от матери, и я плакал от обиды, что мною пренебрегают, не говорят ласковых слов, как прочим младенцам. Ведь инстинктивно я любил свою маму.

Когда нас выписали из роддома, мать отдала меня отцу, который, дыша перегаром, видно, уже отмечал моё рождение, бережно взял свёрток, внутри которого затерялось моё крохотное тельце, ласково проговорил:

- Привет, Санёк! Как жизнь?

В отличие от матери, я чувствовал, что отец рад моему появлению на свет. Мне даже хотелось его увидеть, но не удалось, да и спать хотелось сильно. Потом ещё кто-то заглянул под простынку, сказав при этом мальчишеским голосом:

- Ну и уродец!

Мне стало обидно, и я заплакал. Я ещё не знал, что это был мой брат Жорка.

- Сам ты!.. – рассердился отец.

- Мам!.. – пожаловался мальчишка.

- Конечно, урод, - согласилась мать, - весь в отца!

- Не психуй! – отозвался отец, - Поехали домой.

Пока мы ехали, я успел поспать, разбудили меня громкие голоса, в нос шибанула какая-то вонь.

- Первый тост за новорожденного! – кричали громкие голоса. – Покажите нам пацана!

- Да смотрите! – меня качали и трясли, пока я не разорался.

- Во, голосина! – восторгались голоса, - Как у Решилы!

- Ладно, Любка, отдай Саньку Лизоньке,… куда водку хватаешь?! Тебе можно только пиво! Тебе ещё ребёнка кормить!

- Сам корми! – дерзко отвечала Любка, - И так столько терпела!

- Потерпишь ещё! – ласково сказал отец. От этого ласкового голоса даже мне стало страшно, а за столом воцарилась мёртвая тишина.

- Ладно, Дим, прости, - пробормотала мать, - сам знаешь, тяжело было…

- Такая ваша доля, Любка, прощаю в этот радостный день, но ещё раз узнаю, что наркотой балуешься, не жалуйся. Поняла?

- Да поняла я… - мать отнесла меня куда-то, где было, не так шумно, приложила к груди.

Когда я наелся, мать сказала:

- Вот Лизка, твой братик, сейчас принесу пелёнки, он уже мокрый, перепеленаешь, и смотри у меня!

Так за моё воспитание взялась маленькая девочка. Ни разу я не слышал от неё грубого слова, мне кажется, она полюбила меня, как только взяла на руки. Сама купала, а потом, когда мать отказалась кормить, поила молоком, или кефиром, не помню, из бутылочки. Конечно, я болел, и Лиз носила меня всю ночь на руках, чтобы я своим плачем не разбудил пьяную мать. Когда отец уходил на дело, мать не отказывала себе в таком удовольствии.

Если отец возвращался внезапно, нещадно колотил её, и, чтобы не слышать их воплей, Лизонька уносила меня в сарайку, которую называли летней кухней. Там старший брат растапливал печку, и мы коротали в уютном тепле ночь. Спали все вместе на широкой кровати. Лиз шептала мне ласковые слова, целовала меня в щёчки, в шишки на лбу, называя красавчиком.

- Нашла красавчика! – возмущался Жорка, - Такой уродец!

- Ничего ты не понимаешь, Юрка! – улыбаясь, отвечала ему сестра, а я понимал, что брат ревнует меня к сестре, ведь я почти не слазил с её рук.

Что было дальше, расскажу позже, а то мамка зовёт.

Со вздохом я выпрямился, взглянул в смеющиеся Лизкины глаза, и тоже улыбнулся.

- Ой, Санька! Какой ты хорошенький, когда улыбаешься! Посмотри, Юр!

- Ну да! – хмыкнул Жорка, - Только улыбается он раз в год, и только тебе!

- Потому что я люблю его! – снова прижала меня к себе сестра.

Я не обижаюсь на брата, моя внешность мне тоже не нравится: треугольное смуглое лицо, пухлые губы, большие угрюмые глаза, две шишки на лбу, сильно похожие на рожки бычка. Ну и что? Я же Телец!

- А меня? – поинтересовался брат.

- И тебя! – улыбнулась Лиз, а у меня заныло сердечко. Вчера Лиза ночевала у брата, пришла ко мне только под утро.

- Сань! – тихо позвала она тогда меня, - Ты что? Ревнуешь, что ли? Не смотри, что Юрка с виду такой, на самом деле он очень тебя любит, и меня. Сань, мне с ним так хорошо! И потом, мы с ним не родные братья, наверное,… Ты вот, наверняка знаешь?

- Что? – спросил я, на самом деле жутко ревнуя Лизу ко всем, с кем ей приходится общаться.

- Что ты наш брат?

- Ещё бы! Я помню, как рождался! – невнятно пробормотал я в подушку. Лиз тихонько рассмеялась.

- Не смейся, я правду говорю! – повернулся я к сестре, - Я всё помню! Как ты со мной возилась, купала, ухаживала, когда болел. Хуже всего было, когда ты пошла в школу…

Но то, что мы родные, даже у меня вызывало сомненья: Жорка был ярко-рыжим. Не люблю рыжих, какие-то они все шебутные. Лиза блондинка, светлая, волосы слегка вьющиеся. Красавица! Я вот ещё не определился с мастью, в детстве был совсем белый, сейчас потемнел. Думаю, когда вырасту, буду тёмно-русым, как отец.

Мои раздумья прервал отец. Выглянув из окошка, он спросил, долго ещё нас ждать.

Усевшись на подоконник, он принялся лузгать семечки. Судя по его помятому лицу, вчера мои родныеони здорово повеселились, отмечая моё девятилетие. Мать испекла нам чудесный рыбный пирог, купила пирожных, и отправила нас с Лизой на летнюю кухню, куда вскоре пришёл и Жорка, которому наскучило сидеть с пьяными взрослыми, обсуждающим свои скучные и непонятные дела.

- Жорка! – сердито сказал отец, выплёвывая шелуху, - Смотри, забрюхатишь Лизку, яйца оторву!

- Не волнуйся, батя! – расплылся в улыбке Жорка, - Всё под контролем!

- Не пойму, ты что, девку найти себе не можешь?

- Ну что ты, батя! Кому-то платить! Я лучше Лизке вдвое заплачу, и не обижу, а то у неё неизвестно, какой клиент попадётся…

Да, с болью в душе должен сказать, что наша Лиза, любимая наша сестра, теперь проститутка.

Её продала наша мать, когда отец был в долгой отлучке: у него был какой-то непростой заказ.

Отец у нас бандит, выполняет также работы по заказным убийствам.

Когда он вернулся и узнал, где Лиза, я думал, он убьёт мать. Не убил, даже не оставил на лице синяков, хотя женщина страшно кричала от боли. Я уже тогда знал, как причинить человеку жуткую боль, не оставляя на теле следов.

Вызнав, кому мать продала Лизу, отец помчался её выкупать, но было уже поздно, мать продала её без права выкупа, и Лиза уже лишилась девственности, переспав с богатым любителем маленьких невинных девушек.

Помню, вернувшись после этого домой, Лиза долго плакала, взяв меня к себе в постель. Меня она крепко обнимала и целовала, а я молчал, понимая, что ничем не могу её утешить: ведь я был для неё в этот момент всего лишь плюшевым медвежонком, а говорящий плюшевый медвежонок, это, согласитесь, круто.

Отец, вернувшийся ни с чем, впервые на моей памяти, запил. Несмотря на всю свою жестокость, он любил нас, ни разу не тронул никого просто так, даже вредного Жорку.

Но, немного привыкнув к своей работе, Лиза сказала, что устроилась она не так уж и плохо. Работала она на квартире, под охраной, проходила медосмотры, клиенты были приличные, со справками о состоянии здоровья, без обмана, иначе могли здорово поплатиться, если занесут заразу. К тому же, у неё были выходные, она могла ходить домой, общаться с любимыми братьями.

Некоторые девчонки, проштрафившись по какому-нибудь поводу, работали на «точках», мёрзли там, в ожидании клиента, да и клиенты были низшего сорта, в основном. Могли использовать девушку прямо в машине, что было крайне редко, а то и в вонючем подъезде, возле мусоропровода..

Ко всему привыкаешь, сказала мне Лиза, пришлось привыкнуть и мне.

А мать сказала отцу, что не может прокормить такую ораву, когда он где-то болтается. Мог бы оставлять денег, а не спускать весь заработок в первую же неделю…

На деньги, вырученные за Лизу, мать собрала нас в школу, мне ведь тогда нужно было идти в первый класс, а денег не было. Не поскупившись, она купила нам хорошую форму, причём, не на «вырост», как другие, а именно нашего размера, справедливо полагая, что за год ребёнок всё равно истреплет одежду, так пусть хоть выглядит нормально, не горошиной в кульке. Школьные принадлежности тоже были куплены, цветы, и Лиза, взяв меня за руку, отвела в школу.

Потом мать устроила нам, троим, вечеринку с напитками и закусками: Жорка тоже ещё ходил в школу, причём все учились почти на «отлично». Так велел отец. Кстати, мать на вечеринке ничего не пила спиртного, но была весёлой и возбуждённой, я тогда заподозрил, что она приобрела где-то наркотики, да и отец, когда бил её, упоминал какие-то колёса.

- Наконец-то! – сердито сказала мать, когда мы соизволили показаться перед её светлыми очами.

- Завтра придут тётки из этой… комиссии по охране детства, короче. Оденьтесь прилично. Не в парадное, не в школьное, а вот, как Сашка. Да и то, где ты успел вывозить шорты и майку?!

- Мы тренировались с Лиз! – подал голос я.

- Уже девять лет исполнилось, а всё не можешь не вываляться в грязи! – презрительно сморщилась мать.

- Я споткнулся… - опустил я голову, не выпуская, однако, мать из виду. Она единственная, кто был быстрее меня, и вполне могла схватить за шкирку и задать трёпку. Просто так, чтобы ловчее был. Тогда я становлюсь похожим на котёнка, которого мать несёт, держа в зубах: ноги подтягивал к животу, руками обхватывал самые уязвимые места.

- В общем, вы меня поняли! Сейчас наведите порядок в доме! Ведите себя при инспекторшах хорошо. Сашка! Тебя это особо касается!

- А я что? – тихо возмутился я.

- Ничто! Кто вытащил в прошлый раз пистолет у мента? Я, что ли? Хорошо, мент, понятливый попался, иначе отправились бы в специнтернат, или в детдом. На выбор. Папаню в тюрьму, меня в лечебницу…

- А Жорку? – поинтересовался я.

- Жорку? Тоже в тюрьму, если поймают, по совокупности, если докажут. Вам всё ясно? Смотрите, не подведите отца с матерью! Покажите им свои дневники, не шалите. Сашка, ты уже большой, пора понять, что дома всяко лучше, чем в интернате!

Я даже засопел от возмущения:

- Они же должны понимать, что, если я шучу и веселюсь, значит, нам хорошо!

- Они ничего не понимают! – передразнила меня мать, - Им только бы отобрать детей у родителей, получить премию. Мало того, они ещё и торгуют детьми, знайте об этом!

Что творится в мире и в нашей стране, я плохо разбирался: телевизора у нас не было, радио транслировало только одну, официальную программу, где рассказывалось про счастливое детство, ударный труд и происки империализма., Вв школе, в принципе, то же самое. Я так и не разобрался, какой у нас в стране общественно – политический строй. Вроде социализм, даже время похоже на ранние шестидесятые, а этой весной, в День Победы, меня приняли в пионеры! Повязывала красный галстук мне Лиз! Я был такой гордый и счастливый!

Так что, получается, я теперь живу в эпоху развитого социализма, а мать рассказывает всякие ужасы из лихих времён.

- Мам, мы на озеро, можно? – спросил я, «забыв» о приказе прибраться в доме.

- Наведёте порядок, и убирайтесь. Лиз, не церемонься с этим обормотом, вижу, совсем ты его разбаловала! – мать попыталась поймать меня, но промахнулась, ухватив воздух. Вторая попытка тоже не принесла успеха.

- Старею, что ли? – вздохнула мать, неуловимым движением схватив меня за майку.

Пришлось падать на шпагат, выскальзывая из майки, затем, перекатившись голой спиной по грязному полу, я вскочил на ноги.

- Ну вот, теперь надо мыться! – проворчал я.

- Ты и так вечно грязный, как свинья! – проворчала мать, кинув мне майку.

- Мам, ну он же мальчик! – Лиз снова прижала меня к себе.

- Да уж, мальчик! Немного красивей обезьяны, грязный, как свинья.

Я давно уже не обижался на замечания по поводу своей внешности, что я, девочка, что ли?

Получив разрешение сбегать на озеро, мы с Лиз побежали наводить порядок.

Когда я был совсем маленьким, я всегда помогал своей сестре, отец, правда, ворчал, что я так утрачу гибкость и ловкость своих рук.

- Знаешь, почему воры в тюрьме не работают? – говорил он, - Это для того, чтобы руки не огрубели. Если пианиста заставить колоть дрова, что он сыграет через годик? Собачий вальс?

Но Лиз, которую я тогда называл «Лис», не выговаривая букву «з», и ей это нравилось, знала, что делает. Она давала мне такую работу, которая не закрепляла, а развивала кисти рук и гибкость пальцев.

Заниматься со мной она начала, когда я научился ходить, примерно в годик. До этого я считался грудным ребёнком. Мне полагалось только есть и спать. Лишь присутствие Лиски скрашивало мою жизнь, потому что у ребёнка время течёт по-другому, эти месяцы казались мне бесконечными.

Когда я видел Лиску, начинал активно дрыгать ножками и ручками, и Лис, ласково смеясь, брала меня на ручки, предварительно переодев, если я был мокрым. Я счастливо улыбался и старался что-нибудь сказать.

Не знаю, как бы я выжил, не будь у меня такой сестры. Даже не знал, что такие девочки бывают.

Когда мне исполнился годик, и я научился ходить, Лис пошла в школу, в первый класс, Жорка тоже ещё учился, отец вечно где-то пропадал, матери явно было не до меня, поэтому меня определили в ясли.

Там я подружился с ребятами, мальчиками и девочками. Оказывается, годовалые дети не такие уж и глупые, больше притворяются. Между собой мы вполне нормально общались, рассказывая на детском языке друг другу о своей нелёгкой жизни.

Как и большие дети, малыши были всякие: и добрые, и злые, смышлёные и туповатые. Самым лучшими друзьями мне стали Борька Кацман и Саша Маевская. Мы всегда огорчались, если кто-нибудь из нас не появлялся в садике.

После тихого часа меня обычно забирала Лис, она скучала без меня, иначе приходила бы вечером.

Да и как не скучать, если остаёшься дома одна? А я не мешал ей делать уроки, стоял на стуле, или сидел на коленях у сестры, и читал её учебники. Лис смеялась, думая, что я так играю. Я тоже смеялся, разыгрывая сестру.

Часто Лис давала мне работу Золушки, заставляя перебирать гречку или рис, или просто смешивая несколько круп, после чего я должен был рассортировать все крупинки по сортам.

Лис мне говорила, что это необходимо для развития пальчиков и внимания. Я и сам знал, что мелкая моторика рук способствует развитию интеллекта, поэтому не возмущался, выполняя эту однообразную и нудную работу.

Всерьёз за меня взялись, когда мне исполнилось три года. Если до этого Лис только учила меня крепко стоять на ногах, уклоняться от затрещин, не сходя с места, бегала со мной по соседнему с нашим домом лесу, то теперьзатем за меня взялись все.

Меня учили отражать атаки сверстников, ставя против чучел, набитых сеном, показывали, что надо делать, если тебя схватил взрослый.

Так-как ребёнок маленький, ему доступно часть тела, что находится ниже пояса. Конечно, если у тебя есть нож, ты можешь обездвижить взрослого, воткнув его в пах, или в артерию. Для этого надо очень хорошо знать анатомию, иначе нечего даже пытаться что-то делать, сразу надо сдаваться на милость врага.

Уязвимые точки на себе мне показывал Жорка. Бегать и плавать учила Лиска, начиная бросать меня в воду уже в мае. А я по-собачьи выплывал на берег, где Лис обтирала меня полотенцем и начинала со мной шуточную борьбу, чтобы я разогрелся и не простудился.

Отец заставлял меня брать вещи не приспособленными для этого частями тела, например, тыльной стороной руки, таким образом, что и не подумаешь, что так что-то можно взять.

Такие уроки были очень интересными, отец часто показывал карточные фокусы с исчезновениями и появлением карт, они вдруг меняли масти, а я сидел рядом с открытым ртом, следил очень внимательно, но так ни разу и не заметил, куда деваются, и откуда появляются карты.

- Ты их прячешь в рукаве! – говорил я. Тогда отец снимал рубашку, оголяя сухие жилистые руки, все в синих наколках. Когда он улыбался, или смеялся, я видел, что у него зубы все стальные. По его словам, отец потерял их на северах, где нередко бывает цинга, то есть, недостаток витаминов.

- Всё равно, в рукаве, - неуверенно говорил я, не в силах понять, откуда появляются карты.

- Придётся тебе так же научиться! – смеялся отец. И научил! Не только карты прятать в «рукаве», но и заточку.

- Тебе, Санёк, не по силам, пока, воткнуть в человека даже заточку. Тебе нужно сначала работать с шилом, или стилетом.

Так я обзавёлся стилетом, где-то его взял Жорка, он же Юрка. Я ему был за это благодарен, и простил многое, поиздеваться над маленьким братиком он любил, объясняя, что всё, что он делает со мной, в будущем мне очень пригодится.

Жорка учил меня пользоваться стилетом, заставляя поражать мишени, и я проделывал это с удовольствием.

Затем мать начала учить меня воровскому делу. Я должен был у всех членов семьи что-то вытаскивать из карманов. Если заметят, получал нешуточную трёпку. Поэтому нужно было, чтобы меня не поймали. Научившись незаметно выуживать предметы из одежды, стал учиться снимать часы и кольца с рук, отвлекая «клиента» простым, естественным вопросом.

Так же научили открывать наручники. Для этого всегда надо было иметь при себе булавку, скрепку, или ещё что-нибудь. Если тебя обездвиживают верёвками, или ещё чем, ты должен где-то взять бритвочку.

Самые уязвимые места у человека – это железы, поэтому надо их прикрывать в первую очередь, будь это половые железы, печень, или щитовидка.

Подручные средства тоже были предметом учёбы: например, крышкой от консервов можно легко перерезать сонную артерию, так же, как и отточенной копеечной монеткой, которой обычно пользовались щипачи. Почему-то меня учили всему: и воровству, и грабежу, и убийству.

Шесть лет, практически без перерывов. Но на реальное дело меня не брали ни разу, хоть Жорка и ворчал, что без меня им приходится иногда очень непросто: есть места, в которые может залезть лишь маленький ребёнок. Но отец был непреклонен: до десяти лет никакой уголовщины! Только учёба.

Вместе с Лис я готов был делать всё, что угодно, даже мыть полы было за счастье. Мыла полы Лиза, я бегал с ведром, меняя воду. Комнаты у нас давно не видели ремонта, отец считал, что не стоит выделяться из серой массы, иначе возникнут вопросы, откуда у неработающих граждан средства на ремонт.

Папка вообще-то находился в розыске, мамка не работала, Жорка учился в техникуме.

Только кухня у нас была отремонтирована. Вынужденно. Там отец зарезал кого-то, по его словам, это был оперативник, втёршийся к ним в банду.

Зарезал очень неаккуратно: сильно пьяный был, кровь брызнула на стены. Мы с Лис отмывали кухню, а папка с мамкой и Жоркой отвозили куда-то тело на нашем ржавом «Москвиче».

Эта машина стояла на дворе, казалась просто металлоломом, но на самом деле была вполне исправна, и могла удивить кое-кого неплохими ходовыми качествами.

Так что наша кухня сверкала новым кафелем, светлыми обоями, и линолеум был постелен на полу.

Закончив уборку, причём половина грязи осталась на мне, мы побежали к озеру. Жорка увязался за нами.

Добежав до пляжа, мы разделись, и бросились в прохладную ещё воду. Жорка не стал купаться, сказав, что он не такой сумасшедший, как мы. Он разлёгся на нагретом песочке и наблюдал за нами.

Накупавшись, мы вышли на берег, где Лиз начала меня мыть с мылом. Я не стеснялся сестры, считая её своей мамой, отдавался, в её ласковые руки, счастливо урча. Лиза смеялась, видя, насколько мне приятно, когда она меня моет. Каждую субботу мы с Жоркой ходили в баню, а я специально старался вывозиться в грязи, потом просил Лиску помыть меня. Мамка ругалась, а Лиза, понимая меня, никогда не отказывала мне в таком удовольствии.

На этот раз, дождавшись, когда Лиза меня помоет, на меня кинулся с кулаками брат, даже не дав обсохнуть. С криками, что так не честно, я уходил от его ударов, переступая на пятачке, по условиям игры я не должен был сходить с места.

- А кто сказал, что будет честно? – пытался нанести мне побои брат. – Ты и так невежлив с братом, не поддаёшься…

Когда он немного выдохся, я пошёл в атаку, сходу впечатав в его пресс серию ударов. Пресс у брата был железный, я чуть не сломал руку. Жорка рассмеялся и двинулся вперёд. Пришлось сделать сальто назад и улепётывать от разъярённого брата. Спасся, нырнув в озеро. Отплыв подальше, я наблюдал за берегом.

- Только вернись! – погрозил мне Жорка, укладываясь рядом с Лизой.

Я возмутился, быстро поплыл на берег, подбежал и осыпал брата дождём брызг.

- Ах, ты! – подскочил Жорка.

- Это моё покрывало! – крикнул я, - И моё место! И моя сестра, - сказал я совсем тихо.

- Юра, отстань от ребёнка! – сказала Лиза, - Пусть погреется, потом мы с ним поиграем. Да, Санечка?

Я, с готовностью, кивнул. Мне доставляли радость игры с сестрой, хотя иногда они были весьма жестоки. Если я попадался ей в руки, Лиза со мной не церемонилась.

На этот раз, назло братцу, я не давался им, доведя до полного изнеможения обоих.

- Так нечестно! – воскликнул Жорка, - Его надо одеть. Хотя бы в трусы, а то не за что схватить!

- Бегай быстрее! – отвечала Лиз.

- Всё равно! На людях он же не будет бегать голышом! Пусть привыкает!

Я молчал, только пыхтел. Они думают, так легко крутиться на маленьком песчаном пляже между двумя быстрыми ребятами? Конечно, отсутствие одежды и потное скользкое тело имеют свои плюсы, тем не менее, думаю, нетренированному человеку будет сложно поймать юркого маленького пацана, особенно одетого в лёгонькую одежонку. Это летом. Зимой же все неповоротливы.

- Попробуем ещё? – хмуро спросил я, подходя к своей одежде.

- Хватит на сегодня, - решил Жорка, махнув рукой, - у нас сегодня ещё занятия по замкам.

- Идём, помою тебя, - предложила сестра, и я покорно подошёл к ней, не теряя, однако, бдительности. Игра могла ещё не закончиться.

Когда Лиза попыталась схватить меня за руку, я легко выскользнул из её хватки, пользуясь тем, что руки мои были скользкими от пота. Братец, который таким образом хотел ослабить мою бдительность, с места прыгнул на меня, пришлось кувырком катиться в воду.

- Ну, всё, игра окончена, - произнесла условную фразу Лиз, взяв мыло и мочалку, - иди и ты, Юра, ополоснёшься тоже.

- Нет, я лучше дома, - отказался Жорка, - простыну ещё.

Отмыв меня, Лиза попросила намылить и её, что я, с великим удовольствием, проделал, под ехидные комментарии брата.

На берегу Лиз растёрла меня досуха полотенцем и одела в чистую одежду, вынув её из своего рюкзака.

- Когда будешь заниматься с Юрой, переоденешься в комбинезон, - сказала она мне, не замарай эту одежду, грязную я постираю. Ты слышал, Юра? Проследи, чтобы Саша не вляпался во что-нибудь!

- Слышу! – буркнул Жорка, который явно хотел побороться со мной и вывалять в грязи.

Домой мы шли, не спеша. Лиска держала меня за руку, притихший Жорка плёлся сзади.

- Лиз! – позвал он.

- Что? – спросила, не оборачиваясь, Лиза.

- Тебе сегодня на работу?

- Да, - кивнула сестра. Жорка горестно вздохнул. Я понимал его, сам испытывал похожие чувства, когда моя Лиска уходила на эту ужасную работу, только Жорка, наверное, страдал ещё сильнее.

- Утром зайдёшь?

- Нет, я к Саньке. Он меня успокаивает.

- Я тоже…

- Нет.

Жорка шумно вздохнул, но спорить больше не стал. Домой мы пришли немного мрачные. Поужинав, я переоделся и пошёл с братом на занятия по освоению замков, способам их быстрого вскрытия при помощи отмычек. Лиз мы не провожали, её провожала мать.

Успешно вскрыв замки, я предложил брату сбегать в лес, поиграть в прятки. Там мы расходились в разные стороны, потом искали друг друга. Нашей задачей было бесшумно подкрасться и схватить партнёра по игре. Можно забираться на дерево, прятаться в кустах, даже зарываться в листву.

Такая игра захватывала нас, несмотря на то, что Жорке было уже девятнадцать, он увлекался, как пацан. Потому я и предложил ему поиграть, чтобы отвлечь от горьких мыслей о сестре.

Лиска разбудила меня ночью, прижав к своему холодному телу. Сначала я хотел повернуться и обнять её, но понял, что сестрёнке очень плохо. Она тихонько всхлипывала, нежно прижимая моё горячее тельце к себе, прижималась своей мягкой щекой к моей колючей стриженой голове.

Я делал вид, что сплю, хотя сердечко сжималось от жалости и бессилия что-то сделать, чем-то помочь. Даже язык не поворачивался, сказать что-то хорошее, ласковое.

- Сань… - услышал я тихий шёпот.

- Что? – сонным голосом спросил я.

- Повернись ко мне.

Я повернулся, и Лиска прижала меня к себе, целуя моё заспанное лицо.

- Как же я люблю тебя, Сашенька! Если бы не ты…

- Я тоже люблю тебя… мама… - прошептал я. Лис замерла, на секунду, потом вздохнула и быстро успокоилась. А я, уткнувшись носом в мягкую грудь сестры, сразу провалился в сон.

На другой день мы проснулись рано, немного поборолись с Лизой, смеясь, и пошли готовиться к встрече чиновников из отдела ГорОНО.

Пришли уже знакомые женщина-инспектор, и милиционер, дядя Стёпа.

Дядя Стёпа погрозил мне пальцем, держась другой рукой за кобуру, я же сделал невинное лицо пай-мальчика. Милиционер усмехнулся, но подойти ближе поопасался.

Они с безопасного расстояния осмотрели нас, мы специально оделись так, чтобы видно было наши чистые ноги и руки, без синяков, разве что у меня на коленке была ссадина, после вчерашнего ползанья по деревьям, расцарапал ногу. Но все мальчишки бегают с расцарапанными коленками, странно было бы, если бы у меня не было боевых ран.

Мы с Лизой с гордостью показали инспекторам свои дневники и табели, пестрящие пятёрками и благодарностями.

Показали свои комнаты, чисто отмытые вчера, аккуратно заправленные кровати. Крысы у нас не шастали по комнатам, мы давно забили их норы железными крышками от больших банок из-под томат-пасты.

В шкафчиках у нас висела отглаженная школьная и повседневная форма, выглядели мы упитанными и весёлыми. Мне пришлось напрячься и сделать приветливое лицо.

На кухне стояли кастрюли с первым, вторым, с полной кастрюлей компота.

Так что придраться было совершенно не к чему.

- Ну, Саша, теперь признавайся, что взял у нас на память, - улыбнулся дядя Стёпа, и я не стал отпираться, вернув ему часы, а тёте Вере её тощий кошелёк, в который вложил лишнюю трёшку.

Тётя Вера посчитала наличность и сказала, что всё на месте.

Я её знал, хорошая тётка, другая бы завопила, что у неё в кошельке лежала, по крайней мере, сотня.

Вообще-то это была наша игра, в кошельке лежала записка, которую я спрятал «в рукаве».

Когда они ушли, я прочитал записку и отдал матери.

В записке тётя Вера предупреждала, что ночью к нам придут гости, но нам с Лизой и мамой надо быть дома, иначе подставим её.

Мамка бросила записку в печку и мрачно задумалась. Понятно, что отец с Жоркой не появятся дома ближайшую неделю, но чем для нас закончится визит «гостей», мы ещё не знали.

Весь день я был с Лизой, пытаясь расшевелить сестру. Бегали с ней на пляж, где она решила проверить все мои умения на практике, заставляла плавать в холодной воде, потом вытирала мохнатым полотенцем и вздыхала, ласково глядя мне в глаза.

Что-то она предчувствовала, мне тоже не нравилось, что ночью у нас будет обыск, но считал, что ничего страшного не должно случиться.

Казённый дом .

Пришли к нам ночью, даже под утро. Мы с Лизой мирно спали в своих кроватях, чтобы не подумали, чего. Нас бесцеремонно вытащили из тёплых постелей какие-то люди в чёрном, толи спецназ, толи ОМОН, на них даже надписей не было.

Поставили нас рядышком: меня в одних трусах, сестру - в ночной рубашке, посредине комнаты и начали обыск, переворачивая всё вверх дном, даже мой матрасик вспороли. Наверное, искали наркотики. Потом и до постели Лиски добрались. Я стоял, стиснув зубы, и молчал. Стоило столько сил потратить, наводя порядок? Эти бойцы ходили тут прямо в грязных сапогах, наступая на брошенные, на пол простыни, подушки пинали.

Не обошли вниманием и наши с Лизой игрушки, вспарывая мягкие и ломая мои самодельные, деревянные. Было очень обидно.

Причём я прекрасно понимал, что всё это – показуха, наркотики они обязательно «найдут».

Конечно, нашли, у матери в комнате. Даже вызвали понятых, наших соседей. Им ничего не оставалось, как подписать протокол, виновато глядя на нас. Хотя прекрасно понимали, что завтра очередь может дойти и до них.

Я, наверное, не рассказал, что у нас был свой дом с небольшим огородом, обнесённый забором.

За забором был участок соседей, засаженный фруктовыми деревьями, на огороде росла картошка, была и клубника, горох, вишня.

Мы с Лиской иногда паслись там, соседи знали об этом, и смеялись, прекрасно зная, как сладок запретный плод: ведь у нас тоже росли такие вкусняшки, иногда на мать нападала охота повозиться на огороде, привлекала к полезному труду и нас.

Когда протокол был подписан, следователь, женщина – майор решила допросить нас с сестрой.

Я смотрел исподлобья, злобно, и молчал.

- Что сверкаешь глазами, волчонок? – спросила следователь.

- Посмотрел бы я, как бы вы смотрели, если бы у вас дома ходили грязными сапогами по вашей постели! – разжал я зубы. Следователь махнула рукой:

- Это вам больше нее понадобится, казённое выдадут. Лучше скажи, где ваш отец и брат.

Я хмыкнул:

- Интересные вопросы вы задаёте, гражданин следователь!

- Уже гражданин? – усмехнулась женщина.

- Ну, после всего, что вы тут натворили, мне вы точно не товарищ…

- Понятно. Собирай все свои личные вещи, поедешь с нами. Ты тоже, - кивнула она сестре.

Всё, так всё. Мы собрали в свои школьные рюкзачки сменную одежду, не забыв школьную форму. Особенно аккуратно я сложил в пакетик новый шёлковый пионерский галстук.

- Пионер! – криво усмехнулась следователь, - Детишкам пример.

- Да, пример, - спокойно сказал я, пряча стилет, - состою в совете отряда и член Совета Дружины школы.

- Собирайся скорее… член, - съязвила майор.

- А почему нет инспектора по делам несовершеннолетних? – вдруг вспомнил я, - Где тётя Вера, дядя Стёпа?

- В отделении ждут. Там встретитесь, будут присутствовать при допросе, под протокол.

Нас погрузили в милицейский «УАЗик», и отвезли в рай отдел милиции, провели в кабинет следователя, где уже сидели грустные дядя Стёпа и тётя Вера.

Следователь задала нам несколько вопросов, на которые мы коротко отвечали, что ничего не знаем, ничего не ведаем, жизнь у нас, до этого дня, была прекрасна и безоблачна. Отец? Брат? Конечно, приходили, очень хорошо к нам относятся, мы любим их. Мать? Никогда! Наркотики? Мы думаем, вы их подбросили, в нашей стране нет наркомании, водку родители пьют по праздникам. Да, день рождения у меня недавно был. Девять лет мне стукнуло.

Заставив нас всех прочитать протокол и расписаться, следователь вызвала дежурного, и нас с Лис отвели в камеру, где предложили отдохнуть до утра. Утром за нами приедут.

Утром нас, не выспавшихся, усталых, отвезли в детский дом и сдали с рук на руки директору и замполиту. Ему же отдали все наши документы, найденные у нас дома: свидетельства о рождении, аттестаты и дневники, и наши личные дела, заведённые на нас в милиции.

Директор решил побеседовать с нами по отдельности.

- Так. Александр Дмитриевич Милославский. Правильно? – я кивнул.

- Фамилия, какая. Прямо дворянская фамилия. Только вот занятия у вашей семейки…

- Зачем нас сюда привезли? – спросил я. – Зачем забрали из дома? Где наша мама?

Я думал, директор скажет что-нибудь типа: «здесь вопросы задаю я», однако он только вздохнул и сказал:

- Вы несовершеннолетние, одних оставлять вас нельзя, маму вашу отправили на принудительное лечение от наркомании и алкоголизма, отец находится во Всесоюзном розыске, да и брат ваш, тоже засветился. Боюсь, из техникума его отчислят, хотя жаль, очень способный ученик, практически отличник, как и вы с сестрой.

- Мы с сестрой вполне самостоятельные люди! – набычился я.

- Верю! – охотно ответил мне директор. – Ты думаешь, мне хочется вас принимать? У меня и так детдом переполнен, на днях будем выезжать на дачу, а тут ещё с вами возись. Не верю я, что вы такие тихие и смирные, какими притворяетесь..

- Ну и отпустите нас! – буркнул я.

- Не только бы отпустил, выгнал бы, - ответил директор, - но не могу, самого выгонят с работы. Да, извини, невежливо с моей стороны, не представился. Михаил Иванович Лукшин, директор, - директор встал и поклонился. Я тоже встал и поклонился:

- Саша Милославский, очень приятно…

- Ты хорошо воспитан. Надеюсь, от тебя не будет неприятностей?

- Если нас не трогать, не будет. И если нас с сестрой не будете разлучать.

- То есть? – удивился директор, - Вы хотите отдельную комнату для себя?

- А что, можно?! – вскинул я глаза на Михаила Ивановича.

- Нельзя, - ответил директор, - ты будешь жить с мальчиками, твоя сестра с девочками. Не волнуйся, встречаться будете.

- Вы ещё удивляетесь, почему дети так не любят взрослых. Разлучаете с самым дорогим человеком, заставляете жить в казарме. Вот что теперь будет с нашим домом? Разворуют и сожгут. Куда нам с сестрой потом идти? Просить подаяние? На панель?

- Не передёргивай! Что будет с домом, не знаю, а вас государство не оставит в беде.

- Знаю, - криво усмехнулся я, - из одного казённого дома отправит в другой.

- Хорошо себя веди, прилежно учись, осваивай профессию, и не пропадёшь! – сердито сказал директор. - А то привыкаете, жить за казённый счёт, выпускаетесь, а там, оказывается, надо работать! А работать вы не привыкли, а жрать хочется! Весело жить хочется! Вот и идут, кто воровать, кто в банды!

- Не знаю, почему так, - тихо сказал я, - может, воспитываете неправильно?

Директор, наверное, с минуту рассматривал меня, как диковинное насекомое, вдруг заговорившее, потом сказал:

- Иди, позови сестру… Макаренко.

Я вышел в приёмную., г Где сидела Лиз, охраняя наши рюкзачки.

- Твоя очередь, Лиска, - вздохнул я, удивляясь, почему замполит не присутствовала при разговоре.

Лиза долго не задержалась, наверное, ей было всё равно. Да и толку-то от моих рассуждений, только директора расстроил.

Директор вышел вместе с Лизой, вызвал кастеляншу, врача, и мы отправились в душ.

Врач велела мне снять футболку, осмотрела тело на предмет кожных заболеваний, а голову на вшивость, поинтересовалась, какими болезнями болел, и отправила мыться. С Лизой, думаю, было всё сложнее. Интересно, как здесь их проверяют? Неужели полностью? Я сочувствовал сестре и жалел её. Ещё я думал, что, может быть, ей не придётся ходить к своей мадаме? Я имею ввиду притон. Спрошу потом.

Оставив всю одежду в предбаннике, под наблюдением медсестры я помылся. Догадываясь, что своей одежды мне больше не видать, прихватил с собой стилет. Каким образом, не скажу, я уже говорил, что умею брать вещи неприспособленными для этого частями тела.

Как я и ожидал, в предбаннике меня ожидала казённая одежда, которая состояла из нижнего белья, синих шортиков, рубашки с коротким рукавом, носочки и сандалики тоже присутствовали.

Вытершись вафельным полотенцем, я облачился в сиротскую одежду, явно долго ношенную другими детьми.

- Ну, пошли, - вздохнула медсестра, взяла меня за руку и куда-то повела.

- Где моя одежда? – хмуро спросил я.

- На складе, у кастелянши. Сейчас постирают и уберут в твой рюкзак. Не волнуйся, ничего не пропадёт.

- Может быть, не пропадёт, но я же расту!

- По этому поводу обращайся к своему воспитателю, не моя компетенция.

С этими словами медсестра открыла дверь какого-то кабинета и завела меня внутрь.

- Вот, ребята, знакомьтесь, ваш новый воспитанник. Саша Милославский.

«Ребята», довольно взрослые мужчины и женщины, сидели за столами. Я подумал, что кабинет похож на учительскую.

Впрочем, возможно это и была учительская, я ведь не знаю, как здесь организована учёба.

Рядом с одним из столов переминался с ноги на ногу мальчишка лет десяти.

- Вот, Никита, ваш новый товарищ, проводи его в кастелянную, возьмите белье, и отведи мальчика в свой отряд. Меня зовут Николай Кириллович, Саша, ваш воспитатель, по всем вопросам обращайся ко мне, или к Никите.. Никита у вас старший в отряде.

Кивком, отпустив нас, принялся изучать какие-то бумаги, возможно, моё дело.

Никита повёл меня по коридорам и лестницам в кабинет кастелянши. Та уже ждала нас, ворча под нос, что мы где-то болтаемся, заставляя её ждать.

- Моя сестра уже заселилась? – спросил я.

- Нет ещё, не было никого, - буркнула женщина, кладя на стойку, перекрывающую вход в помещение, постельное бельё, полотенце и одеяло.

- Пересчитай и распишись. Матрас в отряде есть? – спросила она Никиту. Мальчик кивнул.

- Пошли, - сказал он мне и быстро пошёл вперёд. Я поспешил за ним, стараясь запомнить путь, которым мы шли.

Наш отряд располагался на третьем этаже. Комната… Я бы сказал, кубрик, была заставлена кроватями, в один ярус, штук пятнадцать-двадцать, все аккуратно заправленные. Возле каждой кровати стояла тумбочка, в проходе выстроились табуретки. Всё это живо напомнило мне армейскую казарму, разве что здесь стоял другой запах: лёгкий запах мочи и, мальчишеского пота, запах сиротства.

Я остановился на пороге. До меня вдруг дошло, что всё это происходит со мной, что я заселяюсь в этот кубрик не на два – три года, а НАВСЕГДА.

Сердечко дало сбой.

- Ну, чего встал, проходи! Дежурный! Ты где? Заселяй новенького! Пока! – хлопнул он меня по плечу, - Как устроишься, выходи во двор, там познакомлю с ребятами, - Никита убежал, а я стал «устраиваться».

- Иди сюда, - позвал меня дежурный, - вон койка свободная, занимай. Я у тебя соседом буду. Меня Славкой зовут. А тебя?

- Саша, - представился я, подходя к кровати. Положив постельное бельё на табуретку, постелил свёрнутый матрас на железнуюпанцирную сетку, состоящую из крючков и колец, и принялся застилать своё спальное место. Славка сидел на свое табуретке и наблюдал за мной.

- Ты откуда? – спросил он меня.

- Из пригорода, - ответил я.

- С кем жил?

- С мамой, папой, сестрой, братом…

- Что случилось? – напрягся мальчик.

- Ничего. Решили, что здесь нам с сестрой будет лучше! – хмуро сказал я.

- А у меня папа умер, - помолчав, сказал Славка, - а мама… - Славка замолчал, глотая комок в горле.

- Не надо, Слава, - аккуратно положив взбитую подушку на место, сказал я, - думаешь, я не знаю, что это такое? Просто не хочу говорить. Да и сестра у меня здесь, - я улыбнулся, вспомнив Лиску, всё-таки я надеялся её увидеть.

- Тебе хорошо. А у меня никого нет, - проговорил Славка.

- Ты давно здесь? Как жизнь?

- Да какая здесь жизнь? – поморщился Славка, - Сам увидишь.

- Ладно, дежурь, - хлопнул я ладонью его по плечу, - пойду, познакомлюсь с ребятами.

Утешать Славку я не собирался. Во-первых, словами горю не поможешь, во-вторых, у самого на душе кошки скребли. Всё-таки я ещё маленький, и сильно привязался к Лис.

Территория у детского дома была довольно обширной, здесь была спортплощадка, на которой сейчас ребята из старших групп играли в волейбол, ребята от семи и до десяти играли в углу, под деревьями, возле металлической, сделанной из кованых прутьев с острыми навершиями, как у копий.железной ограды. Туда я и направился, полагая, что там мои одногруппники.

Прежде всего, я внимательно осмотрел забор на предмет удобной лазейки. Ничего не нашёл.

- Дырку ищешь? – спросил меня Никита, улыбаясь, - Она с другой стороны, потом покажем. Пойдём, познакомлю с ребятами.

В нашем отряде подобрались ребята от девяти до одиннадцати лет, все серьёзные и неконфликтные, всё-таки сейчас ещё шестидесятые годы, дети не очень обозлённые.

- Мы между собой дружим, - сказал Никита, - ни крыс, ни шестёрок у нас нет, меня выбрали сами ребята, на пионерском собрании. Ты пионер?

- Пионер! – гордо сказал я, - Только, думаю, учиться буду в своей старой школе, я в Совете Дружины школы состою.

- Нехило! – покачал головой Никита. – Жалко, если не с нами.

- Посмотрим. Где сестра, там и я.

- Так вот, Сань. Сразу расскажу тебе, как мы живём. Мы, пацаны от семи до одиннадцати, живём дружно, стараемся защищать друг друга. Старшие тоже к нам не лезут, мы воюем только с пацанами двенадцати-четырнадцати лет, чаще всего они шестерят у старших, отбирают у младших сладости, подарки, несут старшим, что-то им тоже перепадает. Могут и побить, всё им сходит с рук, потому чтомне сказали, они неподсудны, по возрасту, поэтому беспредельничают.

Пока мы разговаривали, ребята из нашей группы, окружив нас, вставляли реплики, даже улыбались мне. Все были очень коротко пострижены. Нормальные ребята, мы уже перезнакомились, были тут двое Сашек, Вовки, Женьки, Тарас, Витька, Лёнька, Лёшка… Само собой, сразу я их не запомнил, к сожалению.

- В самоход ходите? – спросил я Никиту.

- Мы почти не ходим, - вздохнул тот, - что там делать без денег? Некоторым приносят, так их сразу отбирают. Старшие бегают вечером, если побежишь, постарайся вернуться до отбоя, а то за самовольный выход у нас можно в карцер попасть. За побег сажают на неделю, на хлеб и воду.

- Спасибо. Буду знать! – искренне поблагодарил я Никиту. И тут…

- Саня! – услышал я до боли знакомый голос. Я замер, на мгновение, затем, взвизгнув, кинулся к своей Лиске. Подбежав, обхватил её руками, прижавшись лицом к груди.

Лиз тихонько смеялась, обнимая одной рукой, другой гладя мою квадратную голову.

- Какой ты стал! Еле нашла, совсем приютский мальчик, - вздохнула Лиз.

- А ты как в своём осталась? – удивился я, подняв голову.

- Мне всё же пятнадцать лет! – ответила Лиза, целуя меня в нос, - Пойдём, посидим на скамеечке.

Мы сели на скамеечке, Лиза достала из кармашка горсточку леденцов «взлётные».

Я оглянулся. Мои ребята смотрели на нас, кто с любопытством, кто с завистью.

- Я не могу, есть это один! – прошептал я.

- Угостишь девочек! – засмеялась Лиска.

- А где они? – заинтересовался я.

- Да вон же, играют в резинку! – показала Лис на соседнюю площадку, на которой резвились девочки. Я вздохнул: все были мелкие, одеты в одинаковые некрасивые платьица. У нас хоть одинаковые потрёпанные шорты и рубашки, я дома тоже почти такую одежду носил, а девочки, они же хотят наряжаться, выделяться, с малых лет хотят выглядеть красиво, не похожими на других. Разве что в школе, в форме, и то, я заметил, у каждой девочки своя форма, разные кружевные воротнички, что-нибудь ещё, индивидуальное, а здесь все в мешковатых платьях.

- Что, не нравятся? – улыбнулась Лис.

- Ты же знаешь, для меня существует только одна девочка…

- Ты же говорил, что я тебе вместо мамы?

- Говорил. И сейчас скажу. Может, ты меня усыновишь? Или возьмёшь надо мной опекунство?

- Посмотрим на твоё поведение! – засмеялась Лиска, - Когда мне исполнится шестнадцать лет, я получу паспорт, тогда можно об этом поговорить, тем более, может быть, всё изменится, маму выпустят из больницы.

Как бы я ни относился к матери, сейчас я страстно хотел этого.

- Лис! – тихо спросил я, - Тебе теперь не надо ходить на работу?

Лиз вздохнула: - Кто же меня отпустит? Могут такой счётчик включить, мама не горюй, там свои законы, Санечка, они страшные люди, они ценят только деньги, а наша жизнь ничего не стоит!

Я вздрогнул. Что же это за люди, что даже отец отступился, смирившись с такой участью любимой дочери?

Мы сидели до самого обеда, радуясь встрече, несмотря на то, что совсем недавно расстались.

Но тут прозвучал сигнал к обеду, мы последний раз обнялись с сестрой, и я пошёл к своим ребятам.

- Это твоя сестра? Да?

- Красивая!

- Она к тебе в гости приходила?

- Нет, ребята, она тоже здесь будет жить, - с улыбкой ответил я.

- Счастливый! – вздохнул кто-то. Да, сейчас я был счастлив, зная, что рядом живёт старшая сестра.

Столовая была довольно большая, в ней стояли длинные столы, рассчитанные на возрастные группы.

Никита показал мне наш стол, для младших. Он был уже накрыт. На первое был рыбный суп, потом гречка с подливкой, на третье компот с коржиками.

Сначала я с интересом смотрел по сторонам, потом уткнулся себе в свою кружку. Коржик я хотел оставить на сладкое, как вдруг кто-то взял его.

- Убери лапы! – удивлённо воскликнул я.

- Чего? – удивился парнишка лет тринадцати, бросая мой коржик в холщовую сумку. В сумке уже лежало немало коржиков.

- Верни! – я встал напротив пацана. Тот был выше меня на голову.

- Сядь! – презрительно сказал пацан, пытаясь сделать мне «смазь» по лицу. Промахнулся.

- Положи всё на место, крыса! У своих воруешь! Ребята, гоните шакала! Я пнул парнишку в коленку.

Пацан охнул от боли, а ребята из моего отряда отняли сумку и стали раздавать сладости, другие, постарше, начали пинками гнать пацана к дверям.

- Что тут происходит? – услышал мы грозный окрик. В дверях стоял один из воспитателей. Вокруг все умолкли.

- Да вот, - сказал я, - крысу гоняем.

- Крысу? – удивился воспитатель, - Крысу можно, - и ушёл.

Воспользовавшись заминкой, мальчишка исчез из столовой.

- Ну, теперь жди… - не глядя на меня, сказал Никита.

После обеда полагался тихий час. Дома мы тоже отдыхали после обеда. Старшие любили вздремнуть, а у меня будто шило в заднице не давало покоя. Полежав минут десять, я бежал к сестре и приглашал её к озеру, или в лес, где мы метали ножи, стреляли из самодельных самострелов и луков.

Но распорядок есть распорядок. Мы разбрелись по спальням, разделись и улеглись. Я думал, меня вызовут на разборки, но никто нас не побеспокоил, так что я незаметно уснул.

Разбудил нас дежурный. Меня уже просветили ребята, что сами установили график дежурств, дежурный следил за порядком, мыл пол в кубрике, как я окрестил, мысленно, нашу спальню.

По спальне мы ходили в сменной обуви, в тапочках, в которых ночью можно было сбегать в туалет.

Убирались сами, поэтому старались поддерживать чистоту. По этому поводу дежурный никого постороннего не пропускал. С нашим отрядом старались не ссориться, на редкость дружные, я думаю, ребята здесь собрались.

Исключением был один мальчик, место которого я занял. Ему стукнуло двенадцать лет, и его переселили в более старшую группу, вместо него поселив меня. Нно на меня никто не был в обиде, мне ведь было всего лишь девять лет, и ребята дали знать, что я теперь нахожусь под их защитой.

Я же дал себе слово, что тоже не дам в обиду никого.

Правда, ещё не зная всех здешних правил, мог кого-нибудь ненароком подставить.

Когда мы умылись, Никита подошёл ко мне:

- Сань, чем собираешься заняться? Можно телевизор посмотреть, или на территории погулять. Кружки работают, правда, сейчас туда ходят только желающие.

- Что-то у вас здесь вольница, - не поверил я.

- Да это перед отъездом в летний лагерь, воспитателям не до нас, всё свалили на старших, отрядов и групп…

- Никит, поясни мне, чем отряд от группы отличается? – попросил я.

- Отряды, это пионерские отряды, группы, это младшие и старшие ребята, не пионеры.

- Ясно. А что по телевизору?

- Мультики должны быть, может, кино покажут. Пойдём? Или сестру будешь ждать? Можешь не увидеть её сегодня.

- А что? – насторожился я.

- Да ничего, - ответил Никита, - старшиеони могли в город пойти. Тогда спортплощадка будет свободная, можешь сходить туда с Сашками, позаниматься на снарядах.

- Хорошо! – кивнул я, и вспомнил, достав леденцы: - Ники, угости малышей.

Никита улыбнулся, подставляя ладони:

- Спасибо, малыши любят сладости!

Я всё же решил прогуляться по территории, мне так и не показали потайной ход на волю, да и пора знакомиться с новым местом жительства. Но недолго я оставался один, меня догнали Сашки.

- Санёк, побежали на спортплощадку, пока там никого нет.

Прибежав на площадку, обнаружили своих ровесников из других групп. Сашки быстро познакомили меня с ними, пояснив, что это любители спортивных упражнений.

Конечно же, они заинтересовались моими возможностями. Я решил прикинуться обычным мальчиком, подтянувшись лишь десять раз. Правда, ребят удивило, что я не запыхался, тут же упал и отжался двадцать раз, тоже решил, что хватит. Тем не менее, ребята были впечатлены, никто от меня подобного не ожидал, глядя на моё худосочное тельце. Меня засыпали вопросами, чем я занимался, не знаю ли какие виды борьбы.

Я отвечал, что меня учили всему понемногу, не мог я открыть тайны борьбы, которой пользуются бандиты. В той средеТам нет места никаким правилам, там надо остаться в живых и нанести как можно больший урон противнику. В ответ я только смущённо улыбался и пожимал плечами.

Ребята пояснили, что они занимаются самбо, под руководством тренера, так что я вполне могу записаться к ним, а пока тренировок нет, они бегают, прыгают, занимаются на турнике, упражняются с гантелями.

Я присоединился к ним. В волейбол поиграть не получилось: мяча не было.

Лизы нигде не видел, поэтому немного загрустил, думая, что вечером она опять уйдёт к своим хозяевам, и мы не увидимся до завтра. Бедная Лиз! У неё даже игрушку отобрали, некого утром обнимать, успокаиваясь. Дурацкие правила. Брат и сестра ходят друг к другу на свидание, как в тюрьме.

Тем не менее, спортивные занятия помогли провести время, не заметил, как подошло время ужина.

Сбегав в умывальник, мы с Сашками побежали в отряд, чтобы организованно пойти в столовую.

Сегодня у нас было картофельное пюре, сдобренное чайной ложкой сливочного масла, хлеб, полусладкий чай. Ребята тихо поудивлялись, но ничего не сказали.

Только мы принялись за еду, в столовую вошёл директор детдома. Все встали.

- Сидите, сидите, ребята! – махнул рукой директор. И, когда все сели, он, осмотревшись, подошёл к нашему столу, видимо, хотел узнать, как я адаптируюсь к новой жизни.

Посмотрев в наши тарелки, фарфоровые, кстати, Михаил Иванович удивился:

- А где котлеты?

- Пост, батюшка… - тихо сказал я, но в наступившей тишине был услышан, пришлось встать.

- Милославский, - сказал директор, слегка кивнув, но, не разрешая сесть. – Дежурный! – крикнул он.

К нам подбежал испуганный мальчишка лет тринадцати, в пионерской форме и с красной повязкой на рукаве.

- Дежурный по столовой воспитанник Кулешов! – отрапортовал мальчишка, вскидывая руку в пионерском салюте.

- А где воспитатель, или вожатые? – поморщился Михаил Иванович.

- Не знаю, меня оставили за старшего!

- Почему у детей в тарелках одно пюре? Где котлеты? – сурово спросил директор. Мальчишка замялся, быстро глянув в сторону столов, где сидели старшие ребята.

- Ну? – грозно спросил директор.

- Что вы пристали к ребёнку?! – дерзко встрял я, - Как будто не знаете, где котлеты! Это я здесь первый день, а вы…

- Рот закрой! – спокойно сказал директор, хотя по его лицу пошли пятна, - В карцер захотел?

Я криво усмехнулся и опустил глаза. Я вдруг понял, почему он пришёл к нам на ужин. Хотел показать новичкам, что здесь не так уж и плохо. Мне стало стыдно за свои слова.

Мне так и не разрешили сесть. Все принялись поедать пюре, а я стоял, глядя, как директор обошёл все столы, ничего не сказал и ушёл на кухню.

- Что не ешь? – спросил меня Никита, - Ешь, больше ничего не будет.

Я послушался, быстро доел остатки пюре, и запил невкусным чаем с запахом веников.

Потом мы встали, построились и вышли во двор, на «наше» место. Все молчали, устроившись, кто где.

- Зря ты так, - негромко сказал Никита.

- Что, зря? – не понял я, - Ничего я не говорил лишнего, или хочешь сказать, он не знает, что у вас отбирают самое вкусное? Так же нельзя, у маленьких нельзя ничего отбирать, не по Понятиям… - я резко замолчал, испуганно глядя на друзей. Я не хотел, чтобы они узнали о моей принадлежности к воровской среде.

И тут я увидел Лизу! Я вскочил и помчался к ней, уже ничего не видя и не слыша вокруг. Я кинулся к ней на руки, не заметив сразу у неё в руке бумажный пакет.

- Санька, осторожней! – смеялась моя любимая сестрёнка, - Пирожки уроню.

Лиска прекрасно знала о моей слабости к жареным пирожкам. Я сунул нос в пакет, откуда шёл восхитительный аромат тёплых ещё, пирожков. Но тут же смутился:

- А как же ребята?

- Не могу же я на всех набрать пирожков! – засмеялась Лиза, - Пойдём, здесь я видела укромное место. Тут всего четыре пирожка, только дразнить.

Лиз привела меня к лавочке, в тени дерева, вокруг росли кусты. Когда мы сели, нас со стороны не было видно.

- Кушай, - Лиза протянула мне один пирожок, другой взяла себе, - Я сегодня пропустила ужин.

- Тогда ешь всё, я уже поужинал.

- Санька, не капризничай, ты же знаешь, как мне приятно делать тебе подарки.

- Хорош я буду, приду к ребятам, а от меня разит пирожками…

- Саша, ты думаешь, ребята такие глупые? А я как буду выглядеть? Хороша сестра, не может подарка из города брату принести! Надо мной смеяться все будут!

Я вздохнул и откусил от пирожка, который оказался с рисом и мясом. Вкуснотища! Я подумал, что к ребятам могут приходить родственники, и что, с пустыми руками? Наверняка угощают своих, попробуй накормить двадцать человек! Разве что конфет на всех купить.

Так раздумывая, всё съел и заглянул в пакет. Там лежал ещё один пирожок.

- Это тоже тебе! – перебарывая себя, сказал я.

- Ох уж этот Санька! – рассмеялась Лиска, шутливо стукнув меня по затылку, - Ну, хорошо, разделим пополам, а то я голодная, - мы разломили пирожок с картошкой, и я незаметно проглотил его, облизав жирные пальцы.

- Возьми салфетку! – протянула мне сестра платок. Вытерев руки и губы, я прильнул к Лиске.

- Соскучился? – смеялась она, обнимая меня, - Всего полдня прошло.

- Хочу домой, - ответил я, - чтобы ты всегда была рядом.

- Всегда-всегда? – смеялась Лиза.

- Всегда-всегда! – ответил я.

- Так не бывает, всё равно нам придётся расстаться!

- Пусть. Потом, когда вырастем.

- Я бы тоже хотела, - вздохнула сестра, прижимая меня к себе.

- Ты не встречала Жорку? – спросил я. Сестра отрицательно покачала головой, а я подумал, что, если бы и встречала, не сказала бы мне. Она ведь считает меня ребёнком, который может проболтаться, а здесь коллектив тесный, по моим прикидкам, около сотни ребят, мальчиков и девочек, они общаются друг с другом, новости молниеносно распространяются среди воспитанников.

Я сидел рядом с Лиской, не замечая времени, она рассказывала, как гуляла с подругами по городу, раньше у неё не было на это времени, всё время уходило на семью, конкретно, на меня. Лиз постоянно тренировала меня, чтобы я не пропал в этой страшной взрослой жизни.

Гуляли мы с ней и по городу, где сестра учила меня отъёму денежных средств у обеспеченных граждан. А такие были, важные дамы в золоте, упитанные мужчины с кожаными портфелями.

Лиза объясняла, у кого нельзя брать ни в коем случае, я теперь издали видел, кто к какой прослойке общества принадлежит. Даже был случай, когда довели до дому перебравшего мужчину, получившего зарплату, прикинувшись его детьми.

А вот так, просто погулять по городу, зайти в кафе-мороженое, побродить по парку, нет, не могли себе позволить. Мои близкие торопились, будто зная, что скоро всё в нашей жизни пойдёт наперекосяк.

- Пора мне, Санечка, - Лиза поцеловала меня прямо в губы, ласково улыбнулась, и мы, нехотя, расстались. Она пошла по своим делам, я отправился к своим друзьям.

Встреча с сестрой заслонила все проблемы, я забыл о неприятностях, мы весело носились с ребятами по двору, играя в салки.

Мне сказали, что так бывает далеко не всегда. Обычно, когда начинаются занятия в школе, которая находится через дорогу, называлась она коррекционная школа, в неё ходят ученики не только из нашего детдома. Дети половину дня проводят там, затем, пообедав, идут на продлёнку, или в классы самоподготовки, выполняя «домашние» задания. Потом ужин, занятия в кружках, можно в библиотеке взять книгу и читать её в классе самоподготовки.

Взрослые ребята, начиная с четырнадцати лет, обучаются столярному, слесарному, мастерству, есть автодело, к шестнадцати годам можно получить права на вождение мотоцикла, к восемнадцати – на вождение автомобиля. Учат на электрика, а кружков много, и фото, и авиамодельный, ребята там даже с вышки с парашютом прыгают. Если захочешь, можешь прочитать на доске объявлений, сказали мне.

Затем два часа, или час свободного времени, за которые ты должен привести в порядок свою одежду, есть бытовка, где можно погладить форму, пришить пуговицы.

Можно ходить в душ, правда, он почти всегда занят большими пацанами, но раз в неделю все ходят в баню, где меняют одежду, сдавая грязную в стирку.

В выходные водят в кино, иногда в цирк, театр, в парк.

- Не знаю, как у старших, а нам нравится, - улыбнувшись, сказал один из Сашек, - нас водят строеям, попарно с девочками!

- Что же вы во дворе с девочками не играете? – удивился я.

- Дразнить будут… - смутился Сашка, - Тебе вот, можно, у тебя сестра.

- Глупости какие-то, - искренне возмутился я, - девочка что, не человек?!

Ребята, смущённо, рассмеялись, а я вспомнил, какой нынче год. Получается, 68-й? Тогда понятно, в эти годы дружба мальчика с девочкой высмеивалась, таких дразнили женихом и невестой.

Ночью меня разбудил Славка, он всё ещё дежурил.

Мне снилось, что я дома, убегаю от Жорки, Лиза смеётся над нами, тут меня будят, и я оказываюсь в казарме…

- Уже утро? – спросил я, зевая изо всех сил.

- К тебе пришли, - тихо сказал Славка, - вставай.

- Кто пришёл? Пусть подойдёт.

- Мы не пускаем в спальню посторонних, выйди, пожалуйста.

Пришлось встать. Сунув ноги в тапки, я, как был, в трусах и майке, пошёл к двери, почёсываясь.

За дверью стоял незнакомый мальчишка лет двенадцати.

- Пойдём, - сказал он, делая знак идти за ним.

- Куда? – не сразу понял я.

- Увидишь.

- Обязательно ночью? Нельзя днём?

- Ты за…ал! Иди, давай! – мальчишка попытался пихнуть меня вперёд и дать пинка, но промахнулся.

Зато я не промахнулся, с разворота ударив пяткой ему в солнечное сплетение.

Мальчишка упал, корчась от боли и задыхаясь. Я испугался, кинулся к нему, чтобы сделать искусственное дыхание, но пострадавший отпихнул меня. Тогда я встал, разглядывая трофеи.

Целый бумажный рубль! Но вот это уже интересно! Под короткой штаниной шорт я обнаружил заточку в кожаном чехольчике. Вынув её из чехольчика, увидел, что она сделана из ручки ложки или вилки. Причём из нержавейки. Где это он её взял? У нас на столе были алюминиевые приборы.

Спрятав находки, поинтересовался самочувствием пацана. Не люблю бить детей, но что делать, если сам ребёнок?

- Урою! – прохрипел мальчишка, с трудом поднимаясь на ноги.

- Веди, - приказал я, - иди впереди! – я аккуратно заправил майку в трусы, незаметно спрятав заточку под резинку, и пошёл за своим проводником.

Проводник завёл меня в класс самоподготовки, где сидели ещё трое мальчишек лет двенадцати – тринадцати. Они сидели за столом, на котором стояла банка шпрот, один из мальчишек делал бутерброды.

- Привёл? – спросил один из них, похоже, самый старший, - Что за живот держишься?

- Прихватило, - ответил я за него, - в туалет бегал.

- Жрать меньше надо! – сказал мальчишка, откусывая от бутерброда кусок, - Ну, что стоишь? Беги в туалет! – мой проводник ушёл, бросив на меня многообещающий взгляд. Но не будет же он рассказывать, что его побил сопливый пацан! Я решил понаглеть, чтобы сразу расставить все акценты:

- Что ночью жрёте? Не наедаетесь? У малышей еду отбираете, ещё и ночью жрёте? – криво усмехаясь, спросил я. Старший подавился шпротами, его сосед постучал по спине, а третий кинулся ко мне:

- Что, борзый? Директору настучал на нас, ещё пи…шь!

- Сядь, Сявка! – продышался, наконец, старший. - А ты, пацан, только появился здесь, уже свои порядки наводишь? Сам ещё домашними пирожками серешь, а указываешь нам, как жить?

Я молчал. А что, про пирожки он, верно, сказал, недавно их ел.

- Я пригласил тебя для разговора, - важно сказал старший, - для начала познакомимся: я старший этажа, все старшие пацанских отрядов и групп подчиняются мне, ясно? – я пожал плечами:

- Что же ты порядок не наведёшь, командир? Почему позволяешь малышей обижать? Они же твои младшие братишки, ты заботиться о них должен.

- Я забочусь! – повысил голос командир, - Только есть ещё старшие, - уже тише сказал он, - приходится слушаться.

- Шестеришь потихоньку? – усмехнулся я.

- Колян, дай, я ему!.. - командир кивнул. Ну, всё, мне надоел этот Сявка, и, когда он рванул ко мне, я не стал уклоняться, а впечатал ему в нос основанием ладони. Поверьте, это очень больно! Сам попадался, когда учили драться. Сявка, с воем, отшатнулся от меня, зажимая кровоточащий нос.

Третий пацан, который до этого времени молчал, кинулся на меня, его я тоже ударил ногой в живот.

Пацан согнулся, а я выхватил трофейную заточку и подскочил к командиру.

- Стоп, стоп! – вскричал тот, не успев даже подняться на ноги.

- Стоп, так стоп, - сказал я, оглядываясь. Тот мальчишка, что привёл меня сюда, уже вполне пришёл в себя и готов был порвать меня на мелкие части, но остановился, увидев свою заточку.

Быстро проверив шорты, он убедился, что это его вещь, закричал:

- Отдай! Это моё! – и протянул ко мне руку.

- Сейчас! – весело ответил я, - Руки убери, пока не отрезал!

- Успокоились все! – крикнул командир, - Твоя заточка, Вовка? Кто тебе разрешил её в хате носить?

Два наряда на кухню.… Будешь спорить, туалет будешь мыть. А ты давай её сюда, - протянул он руку.

- Я похож на идиота? – звонко спросил я, - Вас четверо, я один!

- Никто тебя не тронет, не бойся!

- Я и не боюсь! – хмыкнул я, убирая заточку на место, - Хорошая вещь, в городе пригодится, а то вы не умеете ей пользоваться. Деньги тоже пригодятся.

Вовка пошарил, по карманам, печально вздыхая:

- Он вытащил у меня деньги!

- Меньше будешь хлебалом щёлкать! – осадил его командир, - Давай знакомиться, - протянул он мне руку, - Коля Зубов!

Я помедлил, не решаясь подавать руку, всё ещё настороженно поглядывая по сторонам.

- Что, ссышь? – презрительно спросил Коля, - Не бойся, подлянки не сделаю.

- Да как-то стрёмно мне с вами дружбу водить, четверо больших пацанов нападают на малыша…

- Ты, малыш, как тебя звать-то? – начал сердиться Коля.

- Саша Милославский, - решил ответить я.

- Э? – командир почесал затылок, - А кто тебе будет Жорж Милославский?

- Жорка? Откуда ты его знаешь? – удивился я.

- Мы много, что знаем, - слегка гордясь собой, сказал Коля, - Так что?

- Жорка мой брат, - нехотя признался я.

- Вот это здорово! – протянул командир, - Пацаны, мы чуть не вляпались! У него ещё папка – вор в законе!

- Заткнись! – прошипел я, - Вы и так вляпались! Только попробуйте об этом где-нибудь ляпнуть!

- Всё, всё! – воскликнул командир, поднимая руки, - За своих отвечаю!

Мальчишки кивнули, включая всё ещё всхлипывающего Сявку. Вовка не стал вспоминать заточку и деньги. Для мальчишки, тем более, детдомовца, рубль был крупной суммой. Но мне его было не жалко, надо быть вежливей.

- Ну, что, всё узнали, что хотели? – спросил я, зевая.

- Всё, - кивнул Колька, снова беря бутерброд.

- Спокойной ночи! – буркнул я, выходя. Мне вслед что-то проворчали. Наша спальня была закрыта.

Вспомнив, что надо постучать особенным образом, я стукнул, и дверь сразу открылась, меня ждали ребята.

- Ну, как? – спросил Никита, сверкая в свете ночника глазами. Я пожал плечами:

- Да никак. Познакомился с командиром этажа. Не знал, что такие есть. Это кто, пахан, что ли?

- Да какой пахан! – скривился Никита, - Выбрали на общем собрании, его старший воспитатель с замполитом выдвинули, вот и выбрали.

- Странно! – пробормотал я, - А замашки какие-то… с потугами на авторитет. Спать будем?

На другой день Никита сказал, что я заступаю дежурным по кубрику.

Чтобы я не подумал, что поставили меня, потому что я новенький, Никита показал мне график дежурств, который вчера переписал, всё было по-честному, фамилии стояли в алфавитном порядке.

Несколько фамилий заставили меня передёрнуть плечами: Сирота, Найдёнов, Середа…

Получается, они всю жизнь прожили здесь!

Я вздохнул: для меня жизнь в приюте была не так уж и плохая, никто не угнетает, ребята очень дружные, и главное, Лиска тоже здесь! Не было бы Лиски, я, наверное, сбежал бы. Всё-таки лето! Съездить на море, посмотреть на большую страну, проверить себя, насколько я готов к самостоятельной жизни. Карцер меня не пугал, дома я находился в постоянном напряжении, на меня была открыта настоящая охота. Даже во время еды на меня могли шутливо и не очень, напасть. Я тоже не отставал от старших. Для прекращения «боевых действий» у нас был особый знак. Это здесь я расслабился, бегу к своей сестре без оглядки, дома мог промахнуться и зарыться куда-нибудь носом.

Никита понял мой вздох по-своему:

- Да не вздыхай! Протрёшь пыль на тумбочках, помоешь пол, видишь, он и так не грязный, когда пойдём в столовую, просто закроем спальню на замок, нам разрешают.

- Я по другому поводу задумался., - ответил я. – Где взять тряпки, вёдра?

- Пойдём, я провожу к завхозу, у нас негде держать, запах от них…

Быстро добежав до каптёрки завхозихи, мы нашли её там.

- Тёть Вера! – позвал Никита, - Выдайте нам вВедро, швабру и половую тряпку, пожалуйста!

Тётя Вера посмотрела на нас и улыбнулась:

- А, Никита! Сейчас, всё выдам.

- Я бы ещё хотел окна вымыть, - сунулся я, - можно взять какое-нибудь средство для мытья окон?

- Могу дать мыло и чистые тряпки, - обернулась ко мне Тётя Вера, - что-то я тебя не узнаю. Новенький? – я кивнул. – Повезло тебе с группой, а то здесь есть такие обалдуи! Звать тебя как?

- Саша, - робко ответил я.

- Будем знакомы, Саша!, - улыбнулась тётя Вера.

- Тётя Вера! – спросил я, - А наши вещи у вас хранятся?

- У меня, - согласилась женщина, собирая мне орудия труда.

- Я забыл взять зубную щётку и пасту. Можно взять?

- Как фамилия?

- Милославский. Там ещё вещи сестры должны быть.

- Посмотрим, - завхозиха ушла вглубь каптёрки, где, на стеллажах хранились чемоданы, котомки и рюкзаки. Через некоторое время тётя Вера принесла мой рюкзачок. Я взял его и вдохнул ещё не выветрившийся запах дома. Немножко подержав его, как котёнка, я открыл рюкзак, проверил содержимое. Всё было на месте. Да я и не сомневался, это потом, в девяностые годы будут тащить всё, а сейчас,с: всё лучшее – детям!

Взяв из кармашка полиэтиленовый мешочек с зубной щёткой, детским мылом в мыльнице и пастой «Поморин», я вернул рюкзачок тёте Вере:

- Там моя школьная форма.

- Начнутся занятия, заберёшь, - тётя Вера протянула мне ведро с чистыми тряпками, и швабру.

Швабру я сначала хотел оставить, а потом подумал, что она может пригодиться.

Сегодня завтрак прошёл без происшествий, к нашему столу никто не подходил, да и отбирать было нечего: овсянка, сэр!

Потом все ушли, чтобы не мешать, а я разделся до трусов, и начал наводить порядок в кубрике.

Сначала вытер везде пыль влажной тряпкой, потом решил вымыть окна, которые открывались внутрь. Выглянув наружу, увидел ребят, которые приветствовали меня весёлыми криками. Я помахал им рукой и принялся за работу. На зарядку сейчас не выгоняли, так что можно её заменить полезным трудом. Кстати, надо подумать насчёт зарядки. Дома мне не давали лентяйничать, бегал я каждое утро километра по три. Думали научить меня музыке, но не получилось, не было способностей.

Вымыв окна и протерев их так, что они засияли на свежем утреннем солнышке, я сбегал в туалет, где можно было поменять воду, и принялся за полы.

Плюнув на швабру, я ползал под кроватями, собирая на себя всё, что не собрал при мытье окон.

Помыв под кроватями, начисто протянул тряпкой проход.

Закончив с уборкой, я вытер грязной рукой пот с лица, и остолбенел: через открытую дверь увидел, как Никита за руку ведёт ко мне Лис!

- Вот Саша! – сказал Никита, - Он сегодня дежурный!

- Узнаю Санечку! – засмеялась Лис, - Всю грязь на себя собрал!

Я молчал и счастливо улыбался. Но быстро опомнился:

- Лис, я сейчас вынесу ведро, умоюсь, подожди, ладно? – как будто Лиска собиралась сбежать.

- Да подожду! – засмеялась Лиска, - Где твоя кровать? - я указал, Лис грациозно уселась на неё:

- Беги скорей!

Я бегом сбегал в туалет, выстирал тряпки, отжал изо всех сил, сполоснул ведро и умылся сам.

Потом, вприпрыжку, побежал к себе.

- Ой, Санька! – засмеялась Лис, - Лицо умыл, а тело чумазое! Садись на табуретку.

Никиты уже не было, я сел на табуретку, думая, как бы помыться.

- Лис, у меня есть рубль, купишь, на всех, конфет? Или пирожков?

- Я уже купила и отдала Никите, - сказала сестра, с улыбкой глядя на меня, - сейчас мне не надо отдавать свой заработок матери, будем делить с тобой. Папа с Юрой не пропадут без моих копеек, - Лис открыла сумочку: - Тебе крупными, или мелкими?

- Мелкими, Лис, откуда у малыша крупные деньги?!

- Держи, малыш! – протянула мне сестра пять голубых пятёрок.

- Ой! Лис! – я взял деньги, сжал их в кулачке, накрыл сверху ладошкой и дунул внутрь. Открыл пустые ладони.

- Молодчина, Санька! – весело засмеялась Лис, взяла обеими руками меня за голову и поочерёдно поцеловала глаза. Я зажмурился, на миг, а когда открыл глаза, увидел, что мои деньги опять у Лиски в руках.

- Так нечестно! – притворно надул я губы, взял деньги, и, аккуратно свернув, запихал в маленький пистон на шортах.

- Пойдём к нам, Саша, я тебя искупаю в ванне, - предложила сестра.

- Мне, разве, можно к тебе? – удивился я.

- Почему же нет? Ты же мой маленький братик! Пошли, только не одевайся, а то ещё стирать придётся! Ах, Санька! И где ты грязь находишь? Вокруг всё чисто, а сам…

Я всё же надел шорты, взяв майку и рубашку с собой. Спальню я закрыл на ключ, который повесил на шею. Инвентарь сдам позже. На дверь повесил записку: «ПРОВЕТРИВАЦА».

Лиска долго хихикала.

Когда мы вышли во двор, подбежали ребята:

- Ты куда?!

- Помоюсь и вернусь, - сказал я, - вам ничего не надо в спальне?

Никому ничего не надо было, и мы пошли к отдельному входу в девчоночьи помещения.

На входе, за столом, сидела дородная вахтёрша.

- Тёть Кать, это мой брат, Саша. Я помою его, а то он сегодня дежурил, весь уделался! – улыбнулась Лис.

- Помой, конечно, - согласилась, к моему удивлению, вахтёрша, и сестра повела меня в душевую.

Оказывается, здесь ещё была отдельная ванная.

- Мы здесь иногда стираем свои вещи, не отдавать же в прачечную, потом не найдёшь, - пояснила мне сестра, - раздевайся, я сейчас воды налью.

Я разделся и залез в ванну, которая быстро наполнялась водой.

Лиска переоделась в белый халат, откуда-то достала мыло и мочалку, начала намыливать мне голову. Я закрыл глаза, чтобы мыло не попало, и услышал:

- Ой, мальчик!

- Это мой братишка – с гордостью в голосе сказала Лиз, поднимая меня на ноги и продолжая намыливать.

- Какой хорошенький! – сказал другой девичий голос. Не сказать, чтобы я стеснялся, краснел от их слов. Что они надо мной издеваются? Впрочем, может быть, сестра меня так намылила, что и не видно, какой я страшненький?

- Идите, не смущайте малыша! – сказала Лиз, и в её голосе я слышал улыбку и нежность, смешанную с гордостью. Девушки, с вздохами, удалились. Боюсь, в следующий раз они попросят сестру помыть меня. Я их понимал, когда оторван от родных, хочется, чтобы был тот, о котором можно было бы позаботиться. Тем более, девочкам.

Тем временем Лиз обмыла меня чистой водой и вытерла банным полотенцем. Потом вынула из своей волшебной сумочки чистые чёрные плавочки:

- Надевай, я постираю твои трусы.

- Это девчоночьи? – с подозрением спросил я, представляя, как надо мной будут смеяться пацаны.

- Нет, для мальчиков. Долго искала, между прочим. Будешь в них купаться, когда поедем в лагерь.

Я натянул трикотажные плавки, оглядел со всех сторон. Да, гораздо лучше, чем безразмерные трусы, которые подгонялись по фигуре натяжением резинки. Иногда она рвалась…

В соседней душевой слышался шум воды и приглушённые разговоры девчат.

Пока я одевался, Лиз постирала моё бельё и предложила пройти к ней. Я, с радостью, согласился.

Поднявшись на этаж, мы прошли в конец коридора, и вошли в комнату. Я даже остановился: это была комната на четверых! Возле окна стоял стол, возле двери – рундуки на каждого, то есть, на каждого по шкафчику! Я сглотнул:

- Лис…

- А ты как думаешь? – печально сказала Лис, - Сотрудники детдома получают небольшую зарплату, так что, мы скинулись с девочками.

- Скоро обед, пойдёшь с нами? – сменила она тему, усаживая на свою кровать, которая стояла ближе к окну, и аккуратно повесив моё бельишко на спинку койки.

- Я дежурный, Лис! У меня ключ от кубрика! – показал я ключ.

- От чего? – засмеялась сестра.

- От кубрика… - смутился я, - Так на пароходах называются жилые помещения для экипажа.

- Морячок мой, - засмеялась Лис, обнимая меня. Она прекрасно знала о моём увлечении всем морским.

- Я сбегаю к своим, отдам ключ Никите, и вернусь! – решил я.

Так я и сделал. Никита, глядя на моё счастливое лицо, не возражал.

- А если спросят, куда ты делся? – только спросил он.

- Скажешь, что дежурю.

Сейчас порядки не такие строгие, и, задержавшихся, по каким-то причинам, детей, не оставляли голодными.

Но, лучше бы я остался со своими. Увидев мальчика, девочки окружили меня таким вниманием, что кусок не лез в горло. Несмотря на мои и Лискины протесты, меня завалили вкусняшками, неизвестно откуда взявшимися. Все большие девчонки собрались возле нашего стола, только девочки моего возраста не смели встать со своих мест, ревниво глядя в мою сторону.

«Надо с ними познакомиться!», - решил я, мужественно пережидая эту пытку.

Когда закончился обед, я побежал к себе, попрощавшись с сестрой. Надо было охранять сон товарищей. По дороге я размышлял, так ли организовано в других детских домах, что девочки живут отдельно от мальчиков? С одной стороны, хорошо, а с другой… Скучно без девочек!

Я успел вовремя. Ребята уже собирались ложиться.

- Ну как там, у девчонок? – смеялись ребята.

- Ой, не спрашивайте! – отбивался я, - Чуть не разобрали на сувениры!

Пацаны смеялись, завидуя, что здесь у меня есть родная сестра.

Кто-то вспомнил мою записку, пацаны начали смеяться над моей безграмотностью. Тогда я предложил самим написать правильно, при этом, глядя на мою записку. Ох, и смеху было!

Кто-то писал с мягким знаком, кто-то через «и», кое-как разогнал по кроватям, по праву дежурного.

Сам тоже улёгся, на топчан, поставленный возле двери, у стенки. Там можно было лежать, сняв обувь, а если кто-то постучит, услышу. Можно и не слушать, подумал я, зевая, всё равно все дома…

После тихого часа я уже не искал сестру, полагая, что она могла уйти в город, возможно, до утра.

А мы наслаждались свободой, в ожидании отправки в лагерь.

Меня всё-таки подловили, ночью, в туалете.

Обычно я крепко сплю, до утра, а тут почему-то сильно захотел по-маленькому, встал, надвинул тапки и побрёл в сторону туалета, громко врезавшись в закрытую дверь.

Нехорошо ругаясь, дежурный отворил дверь и придал мне направление, велев не задерживаться, а то он тоже хочет спать.

Добравшись до туалета, я не стал включать свет, и так было неплохо видно, здесь имелось окно, через которое в туалетную комнату проникал свет фонарей, освещавших территорию.

Пописать мне дали, но, отойдя от унитаза, я заметил шевеление, и успел выскользнуть из-под брошенного одеяла, толкнув туда какого-то мальчишку. Ребята начали его мутузить, не слушая отчаянных воплей, что онэто вовсе не тот, на которого они охотились.

Вообще, интересно, как они меня поймали? Я ведь первый раз вышел сюда ночью!

Но, сонный, я не стал развивать эту мысль, тоже два раза пнул шевелящийся клубок тел, как тот комар, что пинал слона, и пошёл досыпать.

После завтрака я увидел во дворе Вовку, у которого я отнял заточку и деньги. Теперь, когда у меня были свои средства, я решил вернуть ему рубль.

Сам подходить не стал, попросил позвать Вовку какого-то мальчика, лет семи, не из нашего отряда.

Когда Вовка подошёл, я увидел следы побоев на его хмуром лице. Или участвовал в ночном побоище, или ещё кто навешал, мне было не интересно. Я протянул ему руку.

Вовка, помедлив, и отводя взгляд, подал свою, и очень удивился, почувствовав у себя в ладошке свёрнутую купюру.

- Не смотри, - тихо сказал я, - мне они не нужны. А ты, думаю, понял, что такое хорошо, а что такое плохо. – Вовка кивнул, и я отошёл, независимо сунув руки в карманы шорт. Кстати, моё бельё, наверное, уже высохло, надо пойти, спросить у Лиски.

Подойдя к вахтёрше, там была другая женщина, не тётя Катя, спросил:

- Извините, пожалуйста, здесь живёт моя сестра, Лиза, ей пятнадцать лет, можно её вызвать?

- Нет здесь уже старших девочек, - ответила вахтёрша, - уехали они.

- Куда уехали?! – поразился я.

- В лагерь, готовить его для вас. Там же никто не был с осени, ребята отмоют корпуса, уберут двор, покрасят там всё, потом вы заедете!

Увидев мои мокрые глаза, вахтёрша смягчилась:

- Не печалься, сынок, там почти всё уже сделано, девчата только порядок наведут, и вы отправитесь!

- Когда они уехали? – срывающимся на всхлип голосом спросил я.

- Вчера, после обеда. Ну, что ты так расстроился? Вы уже скоро поедете, дня через два. Иди сюда…

Вахтёрша вытерла мне лицо своим носовым платком:

- Понимаю, обидно, но у тебя здесь хоть сестра есть, у других вообще никого…

Я поблагодарил бабушку и печально пошёл к своим.

Ребята спросили, что случилось, я, убито, сказал, что сестра уехала в лагерь, даже не предупредив меня. Пацаны посочувствовали мне, предложили поиграть на спортплощадке, потому что мальчишечьи старшие группы тоже уехали.

Мы играли в футбол, гоняли мяч, пока он не укатился к забору. Я побежал за ним. Пока выкатывал его из травы, меня окликнули.

- Санька! – голос был очень знакомым, я повертел головой и увидел незнакомого парня, который стоял по ту сторону забора и улыбался мне.

- Юрка?! – прошептал я, и кинулся к нему. Мы обнялись сквозь решётку. Юрку было не узнать. Ещё бы! Теперь это был коротко стриженый блондин. Хорошо, у него ещё не сильно росли усы и борода, если чисто побриться, так и не видно, что он рыжий!

- Юрка! – я даже не назвал его Жоркой, так обрадовался.

- Сань, - серьёзно спросил Жорка, - где Лиза?

- Уехала, - загрустил я, - в лагерь.

- Точно уехала? – строго спросил меня брат.

- Мне так сказали, - пожал я плечами, - даже не попрощалась со мной. У нас тихий час был…

- Странно, - пробормотал Жорка, - не знаешь, где лагерь?

- Нет, но мы туда тоже скоро поедем. Говорят, девчонки поехали вперёд, чтобы приготовить для нас корпуса.

- Ты сможешь оттуда позвонить? – Жорка смотрел на меня строго, незнакомо.

- Я не знаю, но там должен быть телефон. А что случилось? – встревожился я.

- Ничего. Просто сильно соскучился! – расслабился брат. – Возьми мелочи, может, где-нибудь найдёшь телефон-автомат, позвонишь по этому номеру, - Жорка высыпал мне в руки горстку меди и показал свою ладонь с номером телефона.

- Запомнил? Никому не говори этот номер, хорошо?

- Хорошо. Как там папа, мама?

- Нормально. Только пока не можем тебя к себе взять. Сиди тут тихо, не бегай.

- Я и не собираюсь, пока здесь Лиска…

- Я тебе что сказал? – строго спросил брат.

- Сидеть тихо…

- Вот и сиди, жди, когда всё уляжется! Ну, всё, пока, а то мы привлекаем внимание. Держи! – Жорка сунул мне в руку свёрнутую купюру. Глянув мельком, на краешек, увидел, что это четвертак.

Что это они меня деньгами снабжают?

Махнув мне рукой на прощанье, Жорка ушёл, а я, вцепившись в металлические прутья, смотрел ему вслед, и что-то нехорошее ворочалось у меня внутри.

- Ну, ты что? – спросили меня, и я очнулся.

- Кто это был? – спросил Никита.

- Брат, - коротко ответил я. Взял мяч, и побежал на поле.

Так и прошли два дня. Мне не давали оставаться одному, скучать по сестре, постоянно кому-то был нужен. Мы играли в разные игры, меня просили что-нибудь рассказать. Ночью я крепко спал, меня не тревожили неприятные мысли.

Плавки, подаренные сестрой, я сохранил, никому не доверил, сам стирал, сушил и держал под подушкой. Мы сходили в баню, и мне выдали новое бельё. На вопрос, куда девалось грязное, я честно рассказал, где его оставил. Ругать не стали, промолчали. Может, уже нашли?

На третий день нам объявили, за завтраком, что мы выезжаем на дачу. Велели взять с собой предметы личной гигиены, если есть, если нет, выдадут на месте.

Я и радовался, и страшно было: не понравился мне визит брата, что-то от меня скрывали.

Наконец, пришли автобусы: для нас «ЛАЗазы», для девочек «Икарусы» с тонированными стёклами.

Я улыбнулся: берегут наших девочек! Когда-нибудь… М-да! Уехала сестра, и я стал обращать внимание на девочек! Может быть, в лагере не будет так строго, пообщаемся. Я вспомнил, как меня тискали девчонки, и поёжился.

Нас загрузили в автобусы, пересчитав по головам, и отправились.

Ехали долго, до самого обеда, я ещё ни разу так далеко не уезжал из города. Проезжали мы лесами и полями, встречались железные дороги, переезды через них.

Вожатые и воспитатели, когда мы отлипли от окон, предложили петь походные песни.

Все, весело, пели, я тоже подпевал. Голос у меня был чистый, звонкий, вот только в ноты я не всегда попадал, вернее, вообще не попадал. Это меня немного расстраивало, я любил петь.

Въехав в настоящий лес, мы добрались по пыльной просёлочной дороге до нашего лагеря.

Славка, который сидел рядом со мной, рассказывал, что здесь очень здорово, лагерь находится на берегу большого озера, есть песчаный пляж, причал с лодками, на которых нам предстоит отправиться в поход на несколько дней, если погода позволит, будем жить в палатках, сами готовить пищу. Девочки тоже пойдут, желающие. Кто же нам будет готовить, смазывать йодом царапины и пришивать пуговицы? Ну и что, что сами умеем, когда о тебе заботятся, лучше…

Весело и организованно прошло заселение. У каждого отряда здесь был свой корпус, вроде деревянного барака, даже с печным отоплением. Бывает холодно, тогда дежурные поддерживают огонь в печурках.

В более позднее время, думаю, вряд ли такое бы разрешили. Хотя здесь имеются широкие окна, ещё, к тому же, хлипкие, и открываются, я проверял. На всякий случай.

Устроившись, мы сходили на обед, в столовую, которая имела вид открытого павильона, почти на свежем воздухе.

Умяв, с аппетитом, всё, чем угощали, мы отправились в свои корпуса, тихий час, да и устали с дороги.

Несмотря на всё своё нетерпение, я смирился, справедливо полагая, что после тихого часа уж точно найду свою сестру, или, хотя бы нападу на её след.

Улыбнувшись такой своей мысли, я завалился спать. Снилась мне Лиска, она, то смеялась, то серьёзно смотрела на меня, потом сказала, что очень меня любит и ждёт.

Я проснулся в холодном поту. Сердечко колотилось. Вспомнив сон, я не понял, что меня так напугало. Быстро одевшись, я достал из тумбочки свои мыльные принадлежности, побежал умыться и почистить зубы. Солоноватая зубная паста с мятой немного привела в чувство, холодная вода освежила разгорячённое лицо. Вытершись вафельным полотенцем, я вернулся в свой корпус, положил всё на место и пошёл искать Лизу.

Найдя корпус старших девочек, я стал терпеливо ждать, когда они проснутся и выйдут.

Вечность спустя, начали выходить девушки. Я увидел знакомых, обрадовался и подбежал к ним:

- Позовите, пожалуйста, Лизу!

- Лизу? – удивились девочки, - Её здесь нет, – как обухом по голове!

- А где она? – еле выдавил я из себя.

- Не знаем, спроси у директора, он уже приехал, - и, не глядя на меня, ушли.

Я не понял. Это те девушки, что так радовались мне? Я, растерянно, осмотрелся, оставшись один, и пошёл искать директора.

Встретив воспитателя, спросил, где тут администрация.

- Зачем тебе? – строго спросил воспитатель.

- Директор нужен, сестру ищу.

- Как фамилия?

- Милославская.

- А-а, - протянул воспитатель, отводя глаза, - да, малыш, тебе надо к директору, беги вон туда, смотри, он выходит, как раз.

Я кинулся к директору со всех ног, крича:

- Михал Иваныч, Михал Иваныч!

Михаил Иванович оглянулся на мой крик и замер.

- Саша? Ты уже здесь? – какой-то глупый вопрос. А где я должен быть?

- Где моя сестра? – спросил я, задрав голову. Всё же Михаил Иванович очень высок.

- Нет здесь твоей сестры, - не глядя на меня, сказал директор, - перевели её. В другой детдом.

- В какой другой? – не веря своим ушам, спросил я.

- Это я тебе сказать не могу. Извини меня, Саша! Мне некогда, у меня очень много дел. Может быть, вечером… - директор быстро ушёл, как будто сбежал от меня, я потерянно стоял, оглушённый страшной новостью. Перевели в другой детдом? Когда? Зачем?

Постояв, я побрёл к себе. Возле входа в корпус стояла лавочка. Я сел на неё, и уже не смог сдержаться, слёзы сами побежали из глаз.

- Санька! – меня увидели, - Что с тобой?

- Лиза… - я не удержался и разревелся, не в силах что-то объяснить.

- Что с Лизой? Заболела? – я отрицательно тряс головой.

- Уехала? – догадался один из Сашек, - я кивнул. Ребята замолчали, давая мне наплакаться. Кто-то сунул мне мятный леденец:

- Возьми, успокаивает.

- У нас уже бывало так, - печально сказал Никита, - переводят в другие детдома, в другие города, почему-то не любят, когда братья или сёстры живут вместе. Потом друг друга годами ищут.

Я ещё долго всхлипывал, мне принесли бутылку минералки, не оставляли одного.

Что говорить, физически я был ребёнком, очень привязался к сестре, и разлука с ней больно ранила моё маленькое сердечко. С трудом успокоившись, сходил с ребятами, умылся, потом ребята предложили полежать.

Наплакавшись, я быстро уснул, и проснулся только к ужину.

После ужина, который съел, не чувствуя вкуса, я решил поговорить с директором.

Пацаны говорили, что зря это затеял, всё равно ничего не скажет. Почему, они не объяснили. Объяснил директор, которого я всё-таки отловил:

- Потому что ты сбежишь к ней.

Мы сидели у Михаила Ивановича в его кабинете, он меня поил чаем, избегал смотреть мне в глаза и беспомощно оправдывался:

- Пойми, это не моё решение. Я всегда за то, чтобы родственники жили вместе, так они легче адаптируются к новой жизни. Но чиновники говорят, что все должны быть равны, если у всех горе, то должно быть горе у всех, без исключений.

Мне казалось, он что-то недоговаривает, или просто врёт, но не настаивал.

- Пойми, Саша, если даже ты сбежишь от нас, найдёшь сестру, тебя там не оставят, опять отправят ко мне. Снова сбежишь, отправят в специнтернат, за колючку, оттуда уже будет сложно сбежать, да и условия там…

- Михаил Иванович! – тоскливо спросил я, - За что?! Что я вам сделал?!

Директор поднялся и взял меня на руки:

- Успокойся, малыш, успокойся, всё будет хорошо!

Я уткнулся носом в его плечо, слушал, и не верил ему. Все взрослые лгут, не будет мне здесь хорошо, без Лиски!

Михаил Иванович так и не отпустил меня, пронёс через весь лагерь до нашего корпуса и передал с рук на руки Никите.

На другой день нам выдавали форму. Никита взял ребят покрепче, в том числе и меня, и мы пошли к административному корпусу, рядом с которым находились склады обмундирования и продуктов.

Постояв в очереди, получили несколько тюков с одеждой, и пошли назад.

Никита сказал, что вся одежда по размерам, снятым с ребят, так что, надо смотреть на надписи. Погладить можно в бытовке, все знают, где она находится, кроме меня, но мне покажут.

Обмундирование мне понравилось, то, что надо!

Костюмчики, похожие на стройотрядовскую форму, только из более лёгкой и плотной ткани, из которой шили плащ-палатки., Ккурточки-штормовки с капюшоном, рубашки цвета хаки, длинные штаны, лёгкие кепки с широким козырьком. Это для походов. Для повседневной носки выданы были шорты такого же фасона, рубашки с коротким рукавом, накладными кармашками и погончиками, пилотки. Ещё футболки с коротким рукавом.

Всё новое. Наверняка, шефы подкинули. Судя по качеству одежды, шефами у нас была швейная фабрика, которая шьёт форму для армии. В это время для армии ничего не жалели, а так как на швейных фабриках обычно работают женщины, то постарались для детей-сирот.

Ещё к форме полагался вещь-мешок, но и тут мастера тоже о нас позаботились, и подарили нам аккуратные рюкзачки, причём, их можно было увеличивать, или уменьшать, «лёгким движением руки» расстёгивая или застёгивая замок – молнию. Мало того, не доверяя молнии, так же были пришиты ремешки, как для дублирования «молнии», так и для крепления всяких необходимых в походе предметов: котелка, фляжки, термоса, даже место для спального мешка было.. Обувь будем получать индивидуально, её надо мерить.

Меня порадовали обновки, потому что я решил бежать.

Не к родителям, не на юг, где сразу меня начнут искать, а на Дальний Восток.

Почему? Потому что там море, и есть ещё одна причина, но, пока не доберусь, не скажу, чтобы не сглазить.

Я начал составлять план побега. Сначала мне показалось нереальным такому маленькому мальчику добраться до края земли. Любой милиционер заинтересуется, почему я один, где сопровождающий.

И не только милиция, в это время немало бдительных граждан, а дети сейчас боятся и уважают старших, это не более поздние времена, когда взрослые окончательно потеряли уважение у своих детей. Появились законы, по которым взрослый не имеет права сделать замечание ребёнку, а если даст ремня, собственному оболтусу, за ту же двойку, легко может попасть за решётку.

Единственный выход был, так это, если полагаться на свою ловкость, опробовать знания и умение, которые дала мне моя семья, в том числе Лиска. Теперь я так всегда ласково называл сестру, чтобы не ныло сердечко. Сердце у человека размером с его кулак. Я смотрел на свой кулачок, и вздыхал.

Итак, сначала надо было как-то добраться до железной дороги, лучше до станции. Сначала поехать на товарном поезде, благо сейчас лето. Сменная одежда есть, можно взять пионерский галстук. Это снимет многие вопросы, пионерский галстук сейчас аналог комсомольского, или партийного билета. Если мальчик в форме, значит, он выполняет какое-то задание. Посылать одного пионера с поручением вполне возможно, никто даже не подумает обидеть ребёнка, разве что в очень редких случаях.

Потом, можно пристать, временно, к какой-нибудь группе туристов, пока они едут на поезде. Будут думать, что я чей-то брат, а потом, когда я исчезну, задумаются: а был ли мальчик?

И вообще, вернут, так вернут! Надо проверить, в принципе, возможно, это, или нет?

Я по любому бы поехал на дальний Восток, рано, или поздно, но лучше рано. Зачем? Просто надо.

Меня удерживала Лиз, я любил её, сильно любил, она меня выкормила, вырастила, мама моя…

Я закрыл глаза, потом вспомнил, что Жорка велел сидеть тихо, пока они не заберут меня.

Я почесал зад. Не послушаюсь, ой, как будет больно! Попадало, и не раз, даже Лис не вмешивалась, только следила, чтобы не изувечили. Поводы были. Нечаянные. Я ведь был умным, пытался жить по - своему, указывать старшим…

Но, если не найду Лис, в семью постараюсь не возвращаться, лучше останусь в детдоме, чем всю жизнь воровать, а, может быть, убивать.

Я опять задумался. После побега могут определить в другую группу, даже в другой детдом, с усиленной дисциплиной, а потом и за колючку, как говорит Михаил Иванович. Может, пугает?

Где найдут, там и оставят, чтобы не тратиться на переезд, документы запросят…

Надо всё взвесить, а пока набрать продуктов, на первое время, потом можно будет покупать, а когда кончаться деньги, добуду ещё.

- Санька, ты о чём думаешь? – спросил меня Никита. Надо же, повезло мне с друзьями, насквозь видят! Тот же Никита, настоящий вожак, ему даже приказывать не надо, ребята сами попросятся на какое-нибудь дело.

За всеми ненавязчиво наблюдает, старается помочь. Каким он будет через двадцать лет? Хорошо было бы, если бы не очерствела его душа.

Я вопросительно посмотрел на Никиту.

- Ты что, в рывок собрался? Сестру искать?

- Где же её найдёшь? Сколько у нас детских домов? Тысячи?

- Наверное, в личном деле есть отметка, куда отправили. Лет через десять ты придёшь и спросишь, куда дели твою сестру. Они должны знать. В другом детдоме тоже обязаны ставить отметку о переводе, если отправят дальше.

- Откуда знаешь? – мрачно спросил я.

- Меня переводили два раза, я даже своё дело видел, - улыбнулся Никита.

- И что же там было написано?

- Да… Ничего интересного, - отвернулся мальчик.

Ого! Уже любопытно! Что мог наделать этот тихоня, если его два раза переводили из одного места в другое? Разрушал родной дом? Бегал? Но идея интересная. Где наши дела? Возить с собой сотню дел? Так и потерять можно, наверняка, в детском доме, в кабинете, под замком, в сейфе.

Добыть можно, но для этого надо вернуться в город, а мы ехали на восток, четыре часа, это около двухсот километров, если вычесть остановки.

Не буду утомлять долгими рассуждениями, скажу только, что решение моё окрепло, когда я узнал, что мы отправляемся в поход, на несколько дней.

Краем уха слышал, что потом пойдут дожди.

Внешне я успокоился, но видел, что опытного Никиту так просто не проведёшь, поэтому стал вдвое осторожнееен.

На «дело» пришлось идти в трусах и майке, будто отлучился «по - большому».

Трусы были чёрные, майку пришлось повесить под потолком уборной, слишком светлая, а тело у меня смуглое. Заточка и стилет были спрятаны в трусах, вдоль боковых швов.

Пробравшись к складу, я осмотрел замки. Замки были несложными, единственным препятствием был замочек с бумажной пломбой. На пломбе должна стоять печать, иначе легко было бы заменить бумажку, после вскрытия. Однако я был знаком с этой системой. В общем, запоры здесь, при социализме, были для честных людей: видишь, замок висит, значит, не входи. И то, что ключи от квартиры клали под коврик, и в дверях оставляли записку, где они лежат, не анекдот, и воровской закон чтили: дом, больница, дети, неприкосновенны.

Конечно, обнести квартиру было не зазорно, но надо знать, что это за квартира, иначе только спалишься, что там брать, у честного труженика?

Такие мысли бродили в моей голове, когда я тихо вошёл на склад. Нашёл тряпку, сделал узелок и сложил туда две банки мясных консервов и четыре рыбных. В темноте не разглядел, каких, но не суть важно. Аккуратно все, заперев, я вернулся к уборной. Здесь меня ждал Никита.

- Готовишься? – поинтересовался он. Я молчал. – Ничего, что у своих берёшь?

Я хотел сказать, что беру своё, сухим пайком, но ничего не сказав, пошёл в столовую.

- Сань! – Никита шёл следом, - Ну, прости, глупость сказал!

Я не ответил, не оглянулся. Открыв дверь кухни, которая вообще, запиралась на один «амбарный» замок, вошёл, в темноте нашёл кухонный стол, открыл и поставил на полку консервы.

Никита виновато сопел рядом.

- Сань, забери. Если твёрдо решил уйти, ничего никому не скажем, просто нам очень не хочется, чтобы ты ушёл. Пойми, нам будет плохо без тебя, Сань, пойми, ты к нам больше не вернёшься, даже если тебя схватят за забором! Саша, прости меня!

Чтобы не растрогаться, я не стал смотреть другу в глаза, мы вышли, я запер дверь и вернулся в уборную. Сделав там свои дела, я взял майку и пошёл спать, так ни словом не нарушив молчания.

Славка, который и здесь был моим соседом, тоже не спал. Когда я лёг, он повернулся ко мне, взял за плечо:

- Саша! Саш! Не уходи, а? – я посмотрел на него, и отвернулся. «Навязались на мою голову!», - сердито подумал я, уже засыпая. Но тут же поднялся: я забыл позвонить брату!

Уходя, бросил:

- Не ходите за мной!

Я потихоньку, держась в тени, добрался до административного корпуса. К счастью, руководство не ночевало в корпусе, у них был свой жилой дом.

На дверях директора не было никаких печатей, только внутренний замок. Знакомой мне конструкции. Открыв его, я прошёл к столу, на котором видел телефон, снял трубку и услышал гудок.

Ну, и как звонить? Это городской телефон, или местная АТС? Набрав номер, который дал мне брат, к облегчению, услышал, что пошёл вызов. Через некоторое время ответили:

- Слушаю, - голос был совсем не сонный.

- Это Саша, - сказал я тихо.

- Слушаю тебя, Саша, - отозвался голос.

- Мне нужен Юра, или папа, - не поверил я голосу.

- Говори, не беспокойся, я передам. Ты ведь насчёт сестры?

- Да. Лизы нет в лагере, – голос долго молчал, потом сказал:

- Спасибо, Саша, я передам твоему папе, сейчас же поеду к нему. Спокойной ночи, малыш.

В трубке послышались короткие гудки отбоя, я вышел, запер дверь и отправился к себе. Ночь выдалась не из тёплых, я довольно сильно озяб, поэтому быстро прибежав, юркнул под одеяло, сжался в комочек, стараясь согреться. Меня, к тому же, бил нервный озноб, не понравилось мне волнение человека, который разговаривал со мной.

Утром меня еле разбудили. Лагерь уже начал работать по распорядку, так что нас выгнали на зарядку, в форме раз: трусы, противогаз. Короче говоря, в чём спали, в том и зарядку делали.

Девочки занимались на своей площадке, мы на своей. После зарядки наступила очередь водных процедур. Мне никто ничего не сказал, но мне показалось, что той теплоты отношений, что установилась между нами, уже не было. Никто не шутил, не брызгался, в глаза не смотрели. А может, это просто мои подозрения, и ничего не изменилось?.

Изменился я: мне дали знать вчера, что я их предаю.

После завтрака мы начали собираться в поход, я тоже приготовил рюкзак, обулся в выданные кеды. Ещё нам выдали спортивные полуботинки, похожие на кроссовки, только кожаные. Их я убрал в рюкзак. Ребята не молчали, шутили, даже ко мне обращались, я отвечал, как будто ничего не произошло. Только Никита, когда остались наедине, спросил:

- Из похода сдёрнешь? – я промолчал. – Не молчи, не выдам. – Я дёрнул плечом.

- Сань, ты что, обиделся на меня? Я же хочу, как лучше, поверь, ничего хорошего на свободе нет, да и не стоит тебе без припасов уходить, сейчас июнь, в лесу ничего съедобного нет, в посёлке почти сразу вычислят, что ты детдомовский, а если один, значит, беглый. За продуктами одного не посылают, не менее чем вдвоём ходят, чтобы местные не отобрали деньги. Поверь мне.

Я посмотрел, наконец, Никите в глаза, и он отвернулся:

- Ну, как хочешь, моё дело предупредить, - Никита встал и отошёл.

Нас выстроили на причале, проверили снаряжение, раздали инвентарь. Мне достался неплохой топорик в чехле. Я повесил его на ремень. У меня был хороший кожаный ремень, я выпросил всё же, у воспитателя, разрешение взять из своего рюкзака, а то штаны с меня спадали.

Для чего мне ремень? В него много чего можно поместить. В первом городе, где остановлюсь, думаю посетить механическую мастерскую, там можно много чего найти, изготовить отмычки по памяти, гибкий нож, который трудно обнаружить даже при личном досмотре, куплю лезвия для бритвенных станков. С таким оружием вообще можно ничего не бояться. Можно попробовать сделать кошачьи когти, как у Лиски... Она давала мне ими пользоваться, я научился быстро взбегать по стволу дерева, жаль, остались дома.

Отвлёкся. Так вот, нас посадили в две шлюпки, по десять человек в каждую, рулевыми были воспитатели. Кирилл Андреевич, и Владимир Иванович.

- Постойте, - спросил я, - а где спасательные жилеты?

- Ты что, плавать не умеешь? – удивился Владимир Иванович. Ребята необидно рассмеялись.

- Ещё нам обещали, что девочки будут.

- Холодно, застудятся ещё, - ответил мне воспитатель. Теперь надо мной никто не смеялся.

Отдав швартовы, мы отправились в поход.

Все ребята сидели на вёслах. Перчаток не было. Не потому, что забыли, просто не было наших размеров, но большинство ребят были привычны к физическому труду, не считая меня, который берёг свои руки, каждый день разминал их, тренируя ловкость и гибкость, если никто не видел. Если бы кто увидел, как у меня в руках появляются и исчезают вещи, как будто из воздуха, появились бы вопросы ко мне, в большинстве своём глупые.

Но грести мне нравилось, Владимир Иванович знал своё дело, командовал чётко:

- И – раз, и – раз!

Вышло солнышко, мы согрелись, воспитатель разрешил скинуть штормовки. Ещё бы штаны заменить шортами, привык уже, а то штанины елозят по ногам, не очень приятно.

Так и шли, держась в кильватере головной лодки.

Ближе к обеду устроили привал. Место было уже обжитое, здесь не раз останавливались наши путешественники. Даже шалаши стояли. Палаток не было, ночевать будем в другом месте.

Так как у меня был топор, я отправился за сушняком. Здесь даже сушняк был уже нарублен и сложен аккуратными кучками. Я пожал плечами, собрался взять охапку, когда услышал:

- Я тебе помогу. Не прогонишь? – Никита. Я удивлённо посмотрел на него, взял охапку хвороста и понёс к стоянке.

- Саш, - опять обратился ко мне Никита, - почему ты со мной не разговариваешь? – я не ответил, думая, почему, на самом деле, я ни с кем не разговариваю?

- Ты, наверное, думаешь, что я за тобой шпионю, - пропыхтел Никита, - на самом деле я хочу убедиться, я по-прежнему друг тебе, или уже нет?

Я остановился. Это был уже удар ниже пояса: если скажуи сейчас, что мы по-прежнему друзья, я не смогу его покинуть, не попрощавшись, если скажу, что нет... сами понимаете, как после этого жить?!

- Никита! – проговорил я, - Не осуждай меня. О чём нам говорить? Раньше можно было поговорить, а сейчас мне очень плохо. Неспокойно мне.

- Ты думаешь, я не понимаю? Тупой мальчик? Потому и прошу тебя: подожди, не спеши!

Я вздохнул, ссыпал дрова возле кострища и занялся сооружением шалашика для растопки. Рядом лежала небольшая колода, на ней я рубил длинные стволики, раскалывал их на мелкие щепочки, подкладывая под шалашик. Потом, задумавшись, достал из воздуха коробок спичек и разжёг костёр. Спрятав таким же образом коробок, осторожно начал нагружать разгорающийся костёр дровами.

- Ловко! – сказал Никита, - Покажи ещё!

- Что? – не понял я.

- Фокус со спичками.

- Какой ещё фокус? – спросил я, оглядываясь. Все занимались своими делами, на нас никто не обращал внимание.

- Никита, не надо, это не фокус, это...

- Я знаю, - перебил меня Никита, - я бы тоже хотел такому научиться. Вот, у меня есть рубль, - вынул он мятую купюру. – Ты можешь её спрятать, чтобы я не нашёл?

- Обыскивать будешь? – удивился я.

- Да нет, - смутился мальчик, - у тебя короткие рукава, спрятать, вроде, негде...

- Хорошо, только не говори никому, - я взял бумажный рубль, свернул его, зажал в кулачке и дунул внутрь. Потом раскрыл пустую ладонь: - Доволен? – я занялся дальнейшим обустройством костра, рогульки уже стояли, закопченная перекладина, тоже.

- Сань... – неловко почесал затылок Никита, - а деньги?

- Какие деньги? – поднял я брови, - Вы сказали про какие-то деньги? Пошли лучше, ещё дров принесём.

Мы сходили за сушняком ещё два раза, я решил, что пока хватит.

- Сань... у меня был только один рубль...

- Правильно говоришь: был, - жёстко сказал я, глядя в огонь, - ты же сам просил, чтобы деньги исчезли так, чтобы ты их не нашёл. Обыскивать меня ты отказался.

Сначала я хотел сказать, где искать, если меня нельзя обыскивать, но решил немного его помучить, отомстить маленькому психологу.

- Никита, скажи вожатому, что я могу приготовить суп, или ещё что-нибудь, а я пока за костром присмотрю.

Никита ушёл, слегка надув губы. М Через минут через пятнадцать пришли, принесли мне крупу, консервы, разделочную доску и нож.

- Саша, Никита сказал, ты умеешь готовить? – спросил Владимир Иванович.

- Что сделаем? – полюбопытствовал я.

- Свари суп с тушёнкой, на второе рожки.

- Тоже с тушёнкой?

- Наверное. А что ты можешь предложить?

- Ничего особенного, можно сегодня рыбный суп сварить, если есть рыбные консервы, ну, и чай. Компот есть? Лук, укроп?

- Лук есть, репчатый. Суп вари с тушёнкой. Пойдём, Никита, выдам лук, лаврушка ещё есть, котелок забыли.

- Владимир Иванович, можно переодеться? – спросил я воспитателя.

- Конечно можно, Саша, скоро купаться будем, вода не очень холодная, загорать можно. Хоть до трусов раздевайся.

Я и разделся: возле костра жарко, солнце тоже начинало припекать, на небе не наблюдалось ни облачка. Вот как сварить обед на двадцать человек? Обычно, у повара есть раскладка, сколько чего загружать в котёл, а у меня? Ладно, что принесли, то и сварю. Да и объём котелка не позволит сделать больше, чем можно.

Никита приволок два котелка. Это он правильно! А то я не подумал, что надо готовить два блюда.

- Никита, будешь помогать? – спросил я друга.

- Буду, - нахмурился Никита.

- Переживаешь за деньги? Не переживай, поищи по карманам.

Никита проверил все карманы, обнаружил рубль в нагрудном кармашке, расстегнув пуговицу клапана.

- Сань, как это?.. Карман был застёгнут!

- Ловкость рук, и никакого мошенничества, - пробормотал я, - сходи лучше за водой.

Никита, взяв оба котелка, побежал, вприпрыжку, к ручью, а я стал думать, не развести ли мне второй костёр, или расширить существующий.

Когда пришёл Никита, мы повесили оба котелка над костром, оказалось, что вполне помещаются, наверное, здесь, раньше, были ребята, не глупее меня.

Я начал чистить картошку, её надо было несколько штук.

- А мне что делать? – крутился рядом мальчик.

- Поддерживай огонь в костре.

- Сань! – не выдержал Никита, - Покажи, как ты это сделал?

- Что? Картошку как почистил?

- Не, как ты рубль мне подложил.

- Нельзя. Секрет фирмы. Да и учиться долго надо, чтобы получилось.

- Тогда ещё что-нибудь покажи. Я внимательно буду смотреть.

- Ну, смотри, - я вынул из-под воротника Никиты луковицу, закрыл ладошкой, потряс, потом открыл пустые руки, перевернул тыльной стороной вверх, потом наоборот.

На мне были только трусы и майка, рукавов не было. Повернувшись, продолжил заниматься готовкой.

- Теперь лук искать надо, - сказал я.

- Сань, я ничего не понял! – жалобно сказал Никита, - Ты волшебник, да?

- Ладно, сиди, - сказал я, - хотел уже отправить тебя за луком, - я достал луковицу из уха мальчика.

Мальчик был в шоке.

- Ты не забыл? – спросил я, - Нникому не говори.

- Сань, - решился спросить Никита, - ты так, что угодно можешь взять у человека? И он не заметит?

- В принципе, могу с тебя даже трусы снять, только для этого надо создать определённые условия.

Никита испуганно посмотрел на свои штаны, заглянул за пояс. Я рассмеялся:

- Испугался? Соль, перец, где? Да переоденься ты, смотри, какая жара!

Крупа оказалась «русским рисом», перловкой. Сюда бы солёных огурчиков! Неплохой рассольник получился бы! Я знал, как варить перловку, только воды много надо, и времени больше. Желательно варить в трёх водах, сливая предыдущую. Тогда перловка становится белой, как рис.

Ну, да ладно, не до жиру. Суп и так получился, объеденье! Рожки тоже вкусные. Если кто не варил рожки советского производства, поясню: после варки их надо слить, или отбросить на дуршлаг, после чего тщательно промыть холодной водой. Иначе они слипнутся, и получится каша, да и не вкусно будет. А так, промыв, заправил суп и рожки тушёнкой, разогрев её с луком на сковородке, за ней сбегал Никита, который всё сопел у меня над ухом, не решаясь попросить ещё что-нибудь показать.

Насчёт трусов я не шутил. Сам не пробовал, а Жорка как-то снял их с меня, и я не понял, когда! Но он старше меня на десять лет, практики вон сколько! Я не родился ещё, а он уже тренировался.

Когда обед был готов, я постучал ножом по топору, но никто, кроме вожатого, не услышал, хотя многие уже шевелили ноздрями.

Владимир Иванович закричал:

- Обед! Котелки, ложки берите, бегите сюда!

Надо сказать, у нас в рюкзаках притаились котелки, в них были ложки и вилки, кружки были привязаны за ручки снаружи.

Освободив место над костром, повесили на жердь закопченный чайник.

На свежем воздухе обед прошёл на «ура», вычистили всё, просили меня всегда готовить пищу.

Я улыбался, всегда приятнорадостно, когда людям, особенно детям, нравится твоя стряпня.

Потом кинули грузинский чай в закипевший чайник, попили, с галетами и сахаром, устроились отдохнуть.

Я решил проверить температуру воды.

Переодевшись в плавки, пошёл к озеру. Никита пошёл со мной, потому что Владимир Иванович не разрешил одному купаться.

Вода была прохладной, но я начал купаться ещё в мае, так что даже поплавал. Потом, выбравшись на берег, выжал плавки и побегал, сделал комплекс упражнений на гибкость, наклоны в разные, невообразимые, стороны, растяжки. Никита смотрел, раскрыв рот. Пусть смотрит, недолго осталось.

- Никита, - попросил я, - попробуй меня поймать. Я не буду убегать, вот на этом пятачке буду стоять, а ты меня лови! – я очертил ногой круг и встал, расслабившись.

Никита подошёл и попытался схватить меня. Раз, другой, третий... Всё промахивался.

- Можешь бить, рукой, ногой, резче, - предложил я, разогревшись.

Никита уже пыхтел, но тоже увлёкся. Я уклонялся, подпрыгивал, падал на шпагат, вскакивал, убирал руки, или ноги, но за пределы круга не вышел.

Утомившись и тяжело дыша, Никита остановился.

- Вот это да! – восхищённо сказал он, - Никогда такого не видел!

- Ты просто очень неловкий, медленный, - сказал я, - пока ты нанесёшь удар, я смогу дважды убить тебя. Тебе надо тренироваться.

- Ты будешь меня тренировать?! – обрадовался Никита.

- Может быть, - согласился я, - если вернусь.

- Ты не отказался, - сник Никита.

- Никита, не обижайся, мне надо проверить некоторые свои догадки, я не уверен, что получится, но попробовать надо! Во-первых, хочу проверить, смогу ли я проехать страну из конца в конец, и не быть пойманным, во-вторых, это секрет.

- Ты, наверное, сможешь, - протянул Никита, - с твоими способностями. Это я сразу засыпался, приняли, голубчика, как только увидели. Не смог убежать.

- Тебе было, куда бежать?

- Куда бежать, не было. Было, откуда бежать. Это третий детдом, и здесь мне нравится. Поэтому я тебе и говорю: не ищи от добра добра. Там, где я раньше был, живут настоящие уроды, они над слабыми издевались, били, отбирали еду. Воспитателям было всё равно, лишь бы порядок был. У нас один мальчик повесился, не выдержал. Тогда я сбежал. В милиции всё рассказал, маленький ещё был, не сдержался...

- Правильно сделал. Как ещё уродов наказывать, если ничего не можешь сделать? Тебя убивают, а ты терпеливо стой, потому что стрёмно закладывать? Кому это выгодно? Замученным малышам?

Кстати, в нашем детдоме тоже отбирают еду, я заметил.

- Когда ты уйдёшь, опять начнут, - тоскливо сказал Никита.

- А вы что? Вы такие дружные, дайте пи... й поганцам, и никому жаловаться не надо, и на вас не посмеют пожаловаться! Заодно малышей защитите.

- Сань, боятся не тебя, боятся тех, кто стоит за тобой. Ты думаешь, мы ничего не знаем? Да если они узнают, что тебя здесь обижают, они всем матку вывернут! Разбираться не будут, кто прав, кто виноват.

- Никита, - попробовал успокоить я его, - скажи всем, что я сбегаю по одному делу, потом вернусь.

- Я не верю, что ты вернёшься, - опустил голову Никита. Мы сидели на брёвнышке, разговаривали. Наш разговор слушали. Я давно заметил ребят, я их слышал. Воспитателя не было, поэтому я говорил более-менее откровенно.

Конечно, в словах Никиты был резон. Если я доеду до океана, и смогу там закрепиться, какой смысл мне возвращаться? Но, если поймают, постараюсь вернуться к своим. Думаю, директор, всыпав мне горячих, простит, если объясню причину побега. А я смогу объяснить? Не поверит, даже я ещё не верю в такую удачу.

- Никит, а почему второй раз бежал? – вспомнил я.

- Второй раз я не бежал, - усмехнулся Никита, - второй раз меня выгнали.

- Расскажешь?

- Когда расскажешь, куда едешь, тогда и я свою историю расскажу.

- Извини, но нас давно слушают.

Никита резко обернулся и увидел ребят, сделавших вид, что они просто загорают, а до нас им дела нет совершенно.

- Я ничего лишнего не сказал? – растерянно спросил меня Никита.

- Я бы предупредил, - ответил я, - они здесь уже давно.

- Сань, прости, что лишил тебя продовольствия. Как ты теперь?

- Ники, не думай обо мне, не пропаду. Куплю, украду...

- Да, ты сможешь. Я пытался украсть, поймали.

- В милицию сдали?

- Ну да. Сначала побили. Я уже с голоду ноги еле носил. Даже рад был, что попался. Там и рассказал всё, меня определили в местный детдом, а там... – Никита замолк. Подошёл Владимир Иванович.

- Саша, я видел, ты купался. Как водичка?

- Для вас самое то! – воскликнул я, вскакивая.

- Сиди, чего скачешь. Где плавки достал? – сам он был в модных японских плавках-шортах.

- Сестра подарила, - расстроился я.

- Извини, что напомнил, пойду, искупаюсь.

Отдохнув и обсохнув, отправились дальше. Подул ветерок, ребята поставили мачту, подняли парус, запели:

- На лодке белый парус подниму, ещё не знаю, с кем…

К своему стыду, считая себя моряком, я не умел обращаться с парусами. Владимир Иванович предлагал посидеть на румпеле, пришлось отказаться, краснея.

На следующей стоянке уже было всё оборудована для ночёвки. Я думаю, старшие ребята, побывав здесь ранее, позаботились о нас.

Хотя я полагаюдумал, стоило бы, чтобы мы сами умели, о себе позаботится.

Тем не менее, был благодарен за такую заботу, потому что здорово устал. Но долго отдыхать мне не дали, попросив приготовить ужин.

- Владимир Иванович, - обратился я к воспитателю, - на сколько мы здесь задержимся?

- Через день циклон подходит, дождь пойдёт.

- Надолго? – поинтересовался я, получая продукты согласно утверждённой раскладки. Оказывается, у воспитателя она была, просто он о ней забыл. Всегда забрасывали в котёл на глазок, иногда не хватало еды до конца похода.

- Не знаю, - пожал плечами Владимир Иванович, - вряд ли надолго, но мне велели не задерживаться, вернуться раньше, чем пойдут дожди.

- Жалко! – искренне огорчился я. Мне понравилось в походе, почти на воле, мы, с одноклассниками тоже ходили в поход с физруком. Похоже, только палатки мы ставили сами, хоть и были совсем маленькими. Физрук, правда, помогал. Потом Серёжа Оленев подвернул ногу, когда я уговорил его побегать утром, одному скучно было. Так что, пришлось тащить его обратно на закорках.

- Ничего не поделаешь! – потрепал мои вихры воспитатель, - Так и не постригся! Вернёмся, лично отведу к Лене, она умеет стричь.

Я промолчал, потому что возвращаться не собирался. Пошёл к костру, который поддерживал Никита.

Так и напросился ко мне в помощники. Расставит всех по местам, а потом идёт помогать мне.

На этот раз будет гречневая каша со свиной тушёнкой.

Пока грелась вода, Никита решил выяснить секрет фокуса с деньгами.

- Сань, ну что тебе стоит… - канючил он.

- Ладно! – сдался я. – Садись, напротив меня, давай свой рубль, и смотри.

Никита, с готовностью, отдал мне свой рубль.

- Вот, смотри, - начал я показывать, - сворачиваем купюру вот так, чтобы меньше была, потом кладём её на ладонь. Видишь? – Никита кивнул, чуть не упёршись носом мне в ладонь.

- Теперь сжимаем в кулак. Видно? – кивок, - Теперь закрываем кулак другой ладонью. Зачем? – Никита пожал плечами, - Теперь я дую внутрь. Видно? Теперь смотри внимательно, - я раскрыл ладони, рубля не было.

- А? – открыл рот Никита.

- Ты же в упор смотрел, - сказал я.

- Не заметил, куда делся… - виновато пробормотал Никита.

Тогда я медленно перевернул ладони тыльной стороной вверх. Купюра была зажата между указательным и безымянным пальцем, лежала на среднем.

- А-а! – улыбнулся мальчик. Я провёл левой рукой над правой. Рубль исчез. Никита схватил меня за руки, вертел так и эдак, рубль исчез.

- Куда ты его дел? – растерянно спросил мой друг.

- Поищи у себя в карманах.

Рубль нашёлся в заднем кармане шортиков.

- Но ты же не подходил ко мне!

- Зато ты елозил носом прямо передо мной.

- А в тот раз, когда ты положил его в карман рубашки?

- Ммы же ходили за дровами, не помнишь? Я накладывал тебе на руки хворост, в это время не только подложить деньги мог, но и снять что-нибудь. Я же говорю, надо создать условия, отвлечь человека.

- Я всё время видел твои руки!

- Ладно, смотри ещё! – я раскрыл ладони, на них опять лежал рубль Никиты. Никита проверил свои карманы, денег не было.

Я пошевелил пальцами, и рубль провалился сквозь ладонь. Пошевелил ещё, появился. Перевернул руку, рубль лежал на тыльной стороне ладони.

- Теперь понял?

- Да ничего я не понял! – взорвался Никита.

- Смотри, как пальцы двигаются, - приблизил я руки к глазам мальчика и пошевелил ими.

- Так не бывает! – категорически сказал Никита, - Там же кости!

- Теперь понял, что такому надо учиться с раннего детства? – спросил я ошарашенного друга.

- Теперь понял. А тому, как ты ходишь, тоже надо с рождения учиться?

- Даже раньше, - загадочно ответил я, и пошёл перебирать крупу, пора было засыпать её в котелок.

Ребята давно закончили с обустройством лагеря, и посматривали в нашу сторону, принюхиваясь.

Я смотрел на них, и думал, что привык уже к ним, влился в компанию. Они делили со мной радости и мою боль. А я их сейчас оставлю. Никита прямо сказал, что я их бросаю, без моей поддержки их опять станут обижать по - мелкому.

Но я решил, и думал, что решение моё верное, мне надо было проверить свои возможности, если поймают, проанализировать ошибки, учесть их в следующий раз.

Я бы остался здесь, с ребятами, но в покое меня не оставят, не зря учили воровской науке.

После ужина, отдохнув, поиграли в волейбол, здесь была устроена небольшая спортплощадка, мы разделись, загорали под мягким вечерним солнышком, веселились, как могли.

А вечером разожгли большой пионерский костёр, пели задорные песни, даже я распелся:

- Если с другом вышел в путь, веселей дорога, без друзей тебя чуть-чуть, а с друзьями много! – отчаянно фальшивил я, но друзьям понравилось, они просили переписать слова, но я, к своему стыду, помнил совсем немного: …- Потому что с другом я, а медведь без друга!

Никита зарезервировал место рядом со мной, и не уступал его никому. Прощался.

Рюкзак у меня уже был собран, мне надо было только одеться.

Сегодня нам разрешили посидеть до одиннадцати вечера. Если бы у кого была гитара, сидели бы дольше. Я откинулся на траву, и смотрел на Млечный Путь.

Созвездия, которые я знал в прошлой жизни, были и здесь. Неужели я переместился по времени?

Хотелось бы, чтобы это было так. Тогда я знал бы, что будет, что там, куда я еду, всё по-прежнему…

Я решил проверить свои знания по астрономии. Да, точно так же, как и в прошлой жизни: вот Лосиха с Лосёнком, Лось пока выглядывает из-за горизонта. Он отличается от Лосихи тем, что имеет рога. Как и в прежнем мире, Мироздание вращалось вокруг любопытного носа Лосёнка. Ось Мира.

Ближе к югу раскинулся огромный Змей, или Дракон, по- китайски. Да, я ничего не забыл из прошлой жизни! Улыбнувшись сам себе, пошёл в палатку.

Побег.

Дождавшись, когда все уснут, я потихоньку вылез из десятиместной военной палатки, где мы спали, на поляну. Устроили нас здесь хорошо: внутри были настелены нары, на них брошены тюфяки, постельное бельё, одеяла, подушки. Причём нам не надо было всё это убирать. После нас сюда приедут другие ребята, когда будет теплее, девчата отправятся в поход, хотя и сегодня, и вчера, было довольно тепло.

Зябко поёжившись, я стал одеваться в длинные штаны, рубашку, ветровку, кепку.

Когда обувался, в кеды, из палатки вышел Никита.

- Собираешься? – спросил он, усаживаясь рядом. Я кивнул, а из обеих палаток стали выбираться ребята, молча усаживаясь вокруг меня.

- Это что? – спросил я Никиту.

- Все хотят с тобой попрощаться, - ответил мой друг, зевая, - неизвестно, свидимся ли… - его голос дрогнул.

- Чего не спите? – услышал я знакомый голос, и увидел, что к нам подходит Владимир Иванович, одетый, и с сумкой. Он взял чурбачок, и присел рядом с нами.

- Не сидите на земле, простудитесь, пойдёмте к костру.

Все ребята поднялись и перешли к погасшемузатушенному кострищу.

- Расскажи свои планы, - обратился воспитатель ко мне. Я пожал плечами.

- Ясно, не хочешь говорить. Правильно. Тогда слушай. В город не возвращайся. Дело твоей сестры изъято, говорить, где она, я не имею право.

- Почему? – одними губами спросил я.

- Распоряжение, - Владимир Иванович показал пальцем в звёздное небо. - Сверху! И ещё: дома у вас засада, туда тоже не суйся. Тебе, вот, от всех нас, - Владимир Иванович достал из сумки четыре банки рыбных консервов, две говяжьих.

- Владимир Иванович, - удивился я, - а вы?

- Мы завтра снимаемся, после обеда, нам хватит, я с запасом брал. Это от меня, - он протянул мне пакетик карамели, - и ещё, сразу надень сверху, - Владимир Иванович вынул чёрный комбинезончик с капюшоном. Я, слегка растерявшись, надел его поверх одежды, застегнул на молнию, вшитым пояском отрегулировал комбинезончик по фигуре.

- Спасибо! – неловко сказал я, ничего не понимая. Почему у воспитателя оказалась с собой такая одежда?

- Сестрёнку сам не ищи, если удастся, где-нибудь устроитьтся, напиши нам, хорошо? Но, если попадёшься, не обессудь, правила ты знаешь! – развёл руками воспитатель.

- В карцер? На хлеб и воду?.

- Конечно! Ты же не захочешь быть любимчиком?

- Не захочу, - хмуро ответил я, - буду там анализировать ошибки.

- Лучше тебе не попадаться.

- Мне можно будет опять к ребятам? – спросил я.

- Это уж, как решат сами ребята, и директор. Мы за твой побег получим по строгому выговору, с занесением.

- Зачем же отпускаете? – удивился я.

- Чтобы не ушёл голый и босый. Так же? – я кивнул, понимая его правоту.

- Долгие проводы, лишние слёзы, - проговорил я, поднимаясь. Ребята тоже поднялись, они ничего не говорили, всё уже было сказано. О, обнявшись со всеми, я остался один на один с Никитой.

- Я тебя немного провожу, расскажу кое-что.

На опушке Никита решился:

- Знаешь, за что меня выгнали из второго детдома? Я сам стал издеваться над ребятами. Незаметно, сначала сердился, что они какие-то тупые, давал пинка, потом стал бить всерьёз.

Мальчишка, такой же, как ты, стоит, закрывает лицо, покорно ждёт побоев. А ты его лупишь, руками, ногами, и на душе такая сладость! Фу, мерзость! – передёрнул он плечами, - От колонии меня Михаил Иванович спас. Он меня в свой лагерь взял, провёл со мной воспитательную работу. Только не думай, пришлось и в карцере посидеть, и звездюлей получить, пока пришёл в норму, избавился от такой подлой радости. Да и ребята, когда не боятся, смотрят тебе в глаза, открыто, тогда невозможно подлость сделать, я понял, что своих защищать надо, горой за них стоять, а не подличать. Нам и так, всем, очень плохо, а тут ещё… - Никита замолчал.

- Я обещаю, Никита, не зачерстветь, я понял, к чему ты это рассказал. Ппрости, если сможешь.

- Это ты меня прости! – Никита крепко обнял меня, зажимая близкие слёзы, после чего я шагнул в лес и растворился в темноте. Когда отошёл уже метров на сто, услышал, что Никита не выдержал:

- Санька! Возьми меня с собой! У меня ещё никогда не было такого друга! – позади я услышал топот ног, шум, наводимый продирающимся сквозь заросли мальчишки.

- Догоните его! – услышал я взволнованный голос воспитателя, - Сашка не возьмёт его с собой, Никита ему только помешает!

- А если Саньку догоним? – спросили ребята.

- Не найдёте вы его…

Честное слово, я чуть было не вернулся! Не знаю, может быть, надо было, но я решил, что возвращаться – плохая примета, и зашагал, не потревожив ни одной веточки, не хрустнув валежником, не шурша прошлогодней листвой. Вместе с вещами Владимир Иванович отдал мне карту. Она лежала в кармане комбинезона, но направление я знал: северо-восток. Там проходила железная дорога.

Когда дошагал до станции, начало светать. Июнь, ничего странного.

Станция была маленькая, скорее разъезд., Ббыло, правда, ещё несколько веток, оканчивающихся тупиками. На некоторых стояли составы, ожидающие отправки. Только куда? В какую сторону?

Пойти спросить? «Дядя, не знаете, когда вон тот состав отправится? Что вы говорите? А в какую сторону?».

Думая о всякой чепухе, я занял позицию между этих составов и стал наблюдать. Должны ведь здесь ходить поезда? Наверняка замедлят ход, тогда можно вскочить на подножку вагона, там передраться на крышу, или, может быть, платформа будет.

Ага, платформа! Дождь скоро пойдёт.

Издали донёсся мощный рёв тепловоза. Как раз оттуда, откуда мне надо. Я подобрался ближе.

На платформу вышел дежурный по станции с жёлтым флажком. Состав приближался, всё вокруг начало дрожать, и вот, с лязгом и грохотом, поднимая пыль и мелкий мусор, промчался, с рёвом, состав с открытыми вагонами, полными лесом, цистернами с нефтью, платформами с кирпичом…

на такой скорости, что попытаться заскочить на него мог только самоубийца.

Я стоял, почти оглохший от грохота. Но вот состав проскочил, и резко стало тихо, только рельсы ещё корёжило от чудовищной массы, давящей на них.

Почесав затылок, я отправился на платформу.

- Здравствуйте! – вежливо поздоровался я с дежурным, - Скажите, когда будет первая электричка?

Дежурный осмотрел меня, и ответил:

- Первая будет в шесть. Тебе докуда?

- Мне туда, - махнул я рукой.

- Туда будет стоить один рубль, - ответил дежурный по станции, - иди, продам билет.

Я зашёл в маленький зал ожидания, подождал, когда откроется окошко и купил билет до станции «Бельчонок». Подивился названию, но ничего спрашивать не стал.

Я вышел на перрон и уселся на лавочку, ожидая поезд. Устал, не спал всю ночь. С трудом преодолевая сонливость, зевал изо всех сил.

Подошёл дежурный.

- Из лагеря? – я кивнул.

- Домой?

- Да.

- Соскучился, что ли? Что вам на месте не сидится? Знай, отдыхай. Я тоже в лагере отдыхал. В сорок первом, - мужчина присел рядом со мной. - Война началась, велели эвакуироваться. Мне тринадцать было, за такими, как ты, малышами, смотреть надо было. Не усмотрел.… Разбомбили состав, стрелять начали из пулемётов. Я, в животном ужасе… ты знаешь, что такое животный ужас? – я, глядя в лицо мужчине, медленно, отрицательно покачал головой.

- То-то и оно. И я не знал, а тут, бежишь, не разбирая дороги, вопишь… Меня кто-то сбил с ног, закрыл своим телом. Так и жив остался. А тот человек погиб. Когда я увидел, что меня спасли ценой своей жизни, я опомнился и рванул назад, искал ребят, за которыми должен был присматривать, а вокруг одни трупы, трупики, некоторые заживо сгорели в вагоне, из которого я выскочил. Вот так-то, парень! До сих пор мучаюсь. Мне доверили самое ценное, а я не уберёг! Ушёл тогда к партизанам, воевал, лез в самое пекло, но, видно бог решил по – своему. Живи и помни, Дмитрий Петрович тех, кого не уберёг!

- Но вы же всё равно не могли помочь всем? – спросил я.

- Не мог, - согласилсяответил Дмитрий Петрович, - но лучше я бы остался там, с ребятами.

Я смотрел на мужчину, не в силах отвести взгляд, вспоминая Никиту.

- У меня особое дело. Я должен проверить свои возможности.

- Никого там не оставил?

- Я вернусь. Или напишу письмо. Сейчас, к счастью, не война.

- Да, сынок, правильно ты сказал, к счастью. Пойдём, напою тебя кофе, а то засыпаешь.

Дмитрий Петрович заварил настоящий бразильский кофе в потемневшей от времени турке, разлил по чашкам, и мы, молча, прихлёбывали горячий напиток, закусывая шоколадом. Вкусным, настоящим советским шоколадом. Дома нас не баловали шоколадом, только по праздникам, так что теперь я наслаждался его вкусом, одновременно копаясь в своей тёмной душе: на самом деле, не совершил ли я предательство?

Кого я предал? Ребят? Никиту? Всё равно меня, рано или поздно, заберут отсюда.

Разделить их сиротскую участь, как намекает Дмитрий Петрович? Конечно, со мной им будет проще, покакогда бандиты приглядывают за детским домом, но они и до меня не бедствовали.

Никита привязался ко мне, я даже не ожидал от такого стойкого мальчишки. Оказывается, у него нежная, и ранимая душа. Конечно, у них у всех искалеченные души, они их пытаются спрятать за колючками. «Не плачь, не бойся, не проси».

- Как жизнь сейчас в детдоме? – спросил вдруг Дмитрий Петрович.

- Нормально, - не удивившись, ответил я, - у нас крепкий отряд, не даём себя в обиду.

- Что ж ты тогда?..

- Я же говорю, дело у меня. И вообще, я там временно, у меня все живы, через год заберут домой.

- Хорошо, если так. Пошли, скоро поезд прибудет.

Мы вышли на перрон. Как ни странно, народу пришло на электричку немало, видать, здесь был немаленький посёлок.

- Дядь Дим, - спросил я, - что, сильно заметно, что я детдомовский?

- Я тоже детдомовский, поэтому замечаю с первого взгляда. Тебе не жарко? Переоделся бы.

- Ой! Забыл совсем! – я покрутил головой и побежал за угол. Там быстро стащил с себя комбинезон, штормовку, оставшись в длинных штанах и рубашке с коротким рукавом. Одежду аккуратно свернул и сложил в рюкзак.

Выбежав на перрон, увидел приближающийся поезд. Пронзительно засвистев, электричка стремительно приблизилась, остановилась и открыла двери. Из вагонов высыпал народ, желающие зашли внутрь. Зашёл и я. Когда электричка тронулась, увидел Дмитрия Петровича. Я помахал ему рукой. Дмитрий Петрович кивнул мне.

Лавки, где я устроился, быстро заполнили пассажиры. Возле меня уселся довольно молодой мужчина, устроилась моложавая тётка с корзинками. Чем, интересно, знаменита станция «Бельчонок»? А эта станция, откуда я еду? Даже не спросил. Кстати, из этих, «Бельчат», можно ехать дальше? Не спросил, но Дмитрий Павлович, кажется, понял, куда мне надо, да и ветка одна.

- Далеко едете, молодой человек? – я не сразу понял, что обращаются ко мне, так погрузился в мысли, невнимательно разглядывая проплывающий пейзаж за окном.

- Пока до «Бельчат», - ответил я.

- А потом?

- Там меня должны встретить, мы договорились.

- С поисковиками, что ли? Отпустили, такого маленького, или сбежал? – спросил мужчина. Тётка с корзинками очень неодобрительно посмотрела на меня.

- Не такой уж я и маленький, - надулся я, - я уже пионер!

- Тогда понятно! – засмеялся пассажир.

- Вот они, нонешние! – поджала губы женщина. Чего они цепляются к детям? Я опять отвернулся к окну, хоть это было невежливо по отношению к старшим. Зато больше ко мне не приставали.

Станция «Бельчонок» оказалась на удивление большой. Здесь толкалось много народу, опытным глазом я нашёл среди пассажиров довольно обеспеченных, у которых можно было разжиться деньгами, если бы мне это было нужно.… Впрочем, несколько рублей и трёшек прилипли к моим рукам, даже сам не заметил, можно сказать. Карманников я не заметил. Зато заметил милиционера.

С независимым видом, в толпе пассажиров я спустился по лесенке на дорогу, ведущую в посёлок, решив найти столовую и позавтракать.

Посёлок оказался городского типа, в одной из пятиэтажек, жёлтого цвета, оказалась столовая, с другой стороны фасада была дверь с надписью «Буфет».

Я решил поесть нормально, поэтому сначала зашёл в столовую, где было мало посетителей, взял пюре с двумя котлетами, мясной салат и компот.

Только уселся за стол, ввалилась толпа подростков в такой же одежде, как у меня. Руководили ими, или пытались руководить, девушка и парень, молодые, наверное, им и двадцати не было.

Видно было, что у них кружилась голова от мельтешения и громких разговоров подростков. Среди них были как мальчики, так и девочки. Я оторвался от еды и с любопытством рассматривал ребят.

Они были, как с другой планеты! Совершенно раскрепощённые, мальчишки и девчонки могли толкнуть друг друга, не извинившись, некоторые мальчишки даже намеренно задевали девчат, а те нарочито грубо отвечали на их шутки, причём, мне кажется, даже были довольны таким вниманием пацанов.

Пока я дивился на этутакую вольницу, ко мне, оглядевшись, сели двое мальчишек и девочка.

- Ты с нами? – спросила девочка, - Вика, - представилась она. Я кивнул, не веря такой удаче.

- Саша, - встал я, даже изобразил лёгкий поклон, мельком подумав, что детдомовцы, оторванные от реальной жизни, тяжело будут привыкать к такому шокирующему обществу.

Ребята даже рты открыли от удивления, зато Вика мило улыбнулась, девочкам всегда нравится, когда им поклоняются.

- Андрей, Миша, - поздоровались со мной ребята. Им всем было лет по двенадцать – четырнадцать.

Они мне поведали, что едут на раскопки, на Алтай, у них экспедиция, руководят Станислав Валерьевич и Маша, вон они. Меня приняли за своего, потому что ребята были из разных клубов.

Я удивился нынешним порядкам: отпускают детей, одних, куда-то в тайгу, в горы.

А ведь было, было и в моей первой жизни! Шли ребята, с одним физруком, и в горы, и на сплав по рекам! Время такое, беззаботное и безопасное, это мне «повезло» с рождения познакомиться с изнанкой жизни.

Мне уже показалось, что здешняя жизнь вся такая мрачная, я все девять своих лет только и делал, что выживал.

Поэтому я не расслаблялся, считая, что где-то таится подвох, не могут дети быть такими беспечными и жить радостно и свободно, почти не реагируя на окрики командиров отряда.

Когда мы поели, причём некоторые оставили половину завтрака в тарелках, нас вывели наружу, стали пересчитывать, а я попросил Вику подождать, и кинулся в буфет.

Там затарился пирожками, а Вике захотел купить какое-нибудь пирожное, но растерялся от обилия сортов. Какое купить? Заварное, трубочку, корзинку, бисквит, шоколадное…

- Тётенька! – жалобно спросил я, - Какое пирожное мне купить девочке?

Тётенька рассмеялась и посоветовала купить заварное или трубочку. Потому что, я вижу, сказала она, вы в походе, так лучше сохранятся.

Я, с радостью, купил оба вида пирожных, и кинулся к ребятам, которые стояли возле столовой.

- Сколько можно тебя ждать? –сердито спросил меня Станислав Валерьевич, - На поезд опоздаем!

Строимся! – ребята построились в более организованную толпу и отправились к станции.

На меня не обратили внимания, когда производили посадку, ребята создали такой водоворот, что даже я удивился и потерялся. Меня буквально занесли в вагон. И это каких-то пятнадцать мальчишек и девчонок! Мы разместились в плацкартном вагоне, меня с двух сторон зажали девочки: Вика и Даша, очень симпатичная девочка лет тринадцати. Для меня они были вполне взрослыми девушками.

С улыбкой посмотрев на них, я достал чудом сохранившиеся пирожные и угостил девчонок.

Девочки расцвели улыбками, и чмокнули меня с двух сторон. Ребята дружно рассмеялись, заметив такое внимание к моей маленькой персоне. Мой рюкзак закинули на самую верхнюю полку, куда я собирался забраться ночью. А что, багажная полка для меня была очень даже удобной.

Ребята громко галдели, меня ни о чём не расспрашивали, к моему удовольствию. Я почувствовал себя почти в раю. Для этого стоило сбежать. Пусть найдут и вернут, но ради такого счастья я готов сидеть в карцере не одну неделю.

Даша подарила мне большое красное яблоко, но я был сыт, и машинально спрятал его, то есть, положил яблоко на ладонь, полюбовался им, потом накрыл другой рукой. Яблока не стало видно.

- Что это было? - удивилась Даша?

- Что? А, я пока не хочу, потом съем. Спасибо, Дашенька.

- А где оно сейчас?

- В рюкзак положил, - несколько удивился я. - Там у меня пакет с пирожками, вечером проголодаемся, разделим, и съедим.

Девочки зависли, не зная, как продолжать разговор. Но вот пришёл откуда-то Станислав Валерьевич с гитарой, настроил её и запел песню о том, что «лучше гор могут быть только горы». «Если друг оказался вдруг, и не друг, и не враг, а так…». Я отвернулся к окну.

- Ты что, Саша? – заметила моё состояние Вика.

- Песня такая, - соврал я, - за душу берёт.

- Да, - вздохнула Вика, - у Высоцкого все песни такие.

Весь день мы так ехали. Под песни, шутки, весёлые розыгрыши. Я прильну то к Вике, то к Даше,. они шутливо стали щекотать мои рёбра, требуя выбрать одну из них. Чисто женское требование. Каждой хотелось, чтобы мальчик выбрал именно её. Пришлось прибегнуть к хитрости.

- Помните, как начиналась Троянская война? – спросил я. Поочерёдно посмотрев на девочек, понял, что не помнят.

- Там прекраснейшей отдали яблоко… - я раскрыл ладони, явив на свет яблоко.

- Ну, и кому… - Даша не договорила, потому что яблоко распалось на две равные половинки.

- Сашка, так не честно! – надула губы Даша, взяв, однако, свою дольку, под смех ребят, обративших на нас внимание. Вторую половинку я протянул Вике.

- И вообще я тебе его подарила, у меня больше нет!

- Жаль! – вздохнул я. Тогда другие девочки стали угощать меня яблоками.

- Откуда яблоки? – удивился я. Ребята сами не знали, родители собирали. Попросили показать фокусы с яблоками. Оказывается, многие заметили, но не вмешивались.

Пришлось показать. Оставил себе одно, с хрустом вгрызшись в мякоть.

- А с картами можешь? – спросил один из мальчишек, - С тобой, наверное, лучше не стоит играть в карты?

- Ну, почему? Я могу честно играть! – под хохот ребят, сказал я.

Меня всё-таки уговорили показать фокусы с картами. Я показал несколько простеньких действий, как-то: замену масти, исчезновение карт, которые потом ребята сами находили у себя в карманах, а девочки – за пазухой.

Потом решили пообедать. Снеди было немало, пирожки я решил оставить на вечер, потому что курица и яйца могли очень скоро испортиться, в то время как пирожки сохраняются даже не один день. Все ребята набились в наше купе, весело обсуждая путешествие. Я вдруг понял, что стал частью коллектива, не представляя, как буду их покидать. Надеюсь, это будет не скоро.

К вечеру, когда наши молодые организмы опять захотели есть, я залез на верхнюю полку, достав из рюкзака пирожки. Купил я каждому по пирожку с рисом и мясом. На большее у мня просто не хватало рук. Во фляжке у меня была простая вода, зато у ребят оказались небольшие термосы с чаем. И яблоки… Ребята уже не удивлялись, когда я их вынимал из закрытого и завязанного тесёмками рюкзака. Мы снова накрыли стол и основательно подкрепились.

Не менее весело прошёл и вечер. Ббольше всего досталось мне. Девчонки чуть не передрались за возможность потискать меня. Не избалованный таким вниманием, я удивлялся, почему они выбрали в качестве игрушки именно меня, из-за малого возраста?

Потом догадался, что таким образом девочки намекают мальчикам, что те совсем не обращают на них внимания.

Когда стали укладываться спать, я полез было на верхнюю полку, но Вика решительно сказала:

- Сашка сегодня будет спать со мной!

- Почему это именно с тобой?! – возмутилась Даша.

Андрей ревниво посматривал на Вику, а потом сказал:

- Да, Сань, укладывайся с Викой, а то свалишься ещё оттуда.

К моему удивлению, Станислав Валерьевич, взяв с собой двоих парней, принёс и раздал всем постельное бельё. Матрасы с одеялами лежали, свёрнутые, на верхних багажных полках.

Я привычно разделся и лёг на нижней полке. Девочки попросили выключить свет, тоже переоделись в пижамы, Вика легла рядом, обняла меня, и я почувствовал себя, как дома, тесно прижавшись к девочке.

- Ты спал когда-нибудь с девочками? – тихо спросила Вика.

- Конечно, - так же тихо ответил я, - когда я родился, меня отдали сестре, она меня вырастила.

- Сестра? А мама? – я промолчал, напрягшись.

- Извини, Сашенька…

- Да ничего, Вика, мама у меня жива.

- Ты, наверное, очень любишь свою сестру?

- Ещё бы! – вздохнул я, не сдержав улыбки.

- Я тоже хотела бы, чтобы у меня был такой же братик, как ты, или сестрёнка, - призналась Вика, чуть покрепче обнимая меня, а я подумал, что странно, что Вика одна в семье. У нас, ещё в моей первой жизни, считалось просто неприличным, иметь в семье только одного ребёнка. Даже если в семье четверо детей, такая семья не считалась многодетной, а уж мы, пацаны, презирали детей, которые росли одни в семье, считая их избалованными, обычнов основном они были в компании на последних ролях.

В купе было очень тихо, все прислушивались к нашему разговору.

- А у меня есть младший брат, - сказала одна из девочек, судя по голосу, Светлана, - только он противный, мы всё время дерёмся.

- Какие вы глупые! – сердито сказала Вика, - Не понимаете своего счастья! Правда, Саня?

- Да, - согласился я, - за своих надо стоять насмерть! И не только за братьев и сестёр, - добавил я.

- Всё это, конечно, интересно, - услышали мы голос Станислава Валерьевича, - но давайте, наконец, спать!

Мы с Викой улеглись поудобней и незаметно уснули.

Утром, как был, в трусах и майке, только надвинув кеды, взял туалетные принадлежности и побежал умываться. К счастью, мы ещё ехали, а не стояли, и туалет был открыт.

Проводница уже не спала, сидела в своём купе, наводя порядок на лице. Скользнула по мне взглядом, ничего не сказав. Зато туалет оказался свободным!

И унитаз чистый, я даже рискнул сесть, постелив, правда, обрывки газеты на сидушку.

Потом тщательно умылся и почистил зубы: мне хотелось произвести благоприятное впечатление на девочек.

Когда вернулся в своё купе, ребята уже просыпались.

- Бегите скорее, пока не занято! – шепнул я Вике.

- Ой, Санька, не мешай спать! – пробормотала Вика, не открывая глаз. Зато Станислав Валерьевич сообразил, он быстро поднялся, спрыгнул с верхней полки – он спал на боковом отделе купе, разбудил Машу, и побежал в конец вагона, надев спортивные штаны.

Я оделся в шорты и футболку с коротким рукавом, присел в ногах у Вики, шепнув, что сейчас проснётся весь вагон, и будет не умыться, надо занимать очередь.

Ребята, позёвывая, уже вставали, девочки застеснялись, они попросили парней отвернуться, пока они, не вылезая из-под простыней, переодевались.

Мне было смешно.

Позавтракать решили сухим пайком, что у кого осталось, выкладывали на общий стол. Мне нечего было выкладывать, не буду же я открывать тушёнку?

А ребята запаслись полукопчёной колбасой, сыром, и ноздреватым Российским и плавленым, нашлись и слегка зачерствевшие булочки. Станислав Валерьевич открыл баночку духовитого сосисочного фарша и баночку обалденного паштета.

Паштеты намазывали на кусочки хлеба и булочки, с аппетитом съедали. Я тоже не отставал, думая, как бы отблагодарить попутчиков.

Станислав Валерьевич сказал, что к обеду будем в городе, там поезд простоит больше часа, поэтому есть возможность нормально пообедать в столовой.

Мы уже все перезнакомились, общались уже свободно, подкалывая друг друга. Меня затребовали к себе другие девчонки, чтобы я показал им фокусы. Они утверждали, что вчера были уставшими, поэтому не разгадали моих секретов. Наивные! Я вспомнил Арутюна Акопяна, говорил с армянским акцентом: «у меня от вас секретов нету!», пряча предметы в самые неожиданные места.

Правда, не наглел, а то девчонки могли и обидеться. Потом снова играли и пели под гитару.

К обеду мы прикатили в город. Долго тащились мимо угольных куч, стоявших в тупиках вагонов с лесом и металлом, попадались и контейнеры.

Наш поезд отогнали на параллельные пути, здесь тоже был оборудован перрон, только к вокзалу надо было переходить через мостовой переход.

С шумом и гамом мы вывалились из поезда, проводницак только успела посторониться.

Вика завладела мной, взяв за руку, и мы пошли на поиски столовой.

Я предостерёг от посещения ближайшей столовой, расположенной рядом с вокзалом: там может быть дорого и не вкусно. Хотя бывали исключения, как раз возле вокзалов попадались приличные столовые. Долго нам искать не пришлось, спросив у прохожего, мы завалились в пельменную.

Пельмени здесь были отменные, настоящие, русские, были и сибирские.

Я взял пельмени с бульоном, рисовую кашу с бифштексом, компот и пирожок.

- Вроде маленький, а кушать! – удивилась Вика, взяв себе полпорции пельменей со сметаной и чай.

- Настоящий мужчина! – одобрила Даша. К нам ещё присоседился Андрей. Как я понял, он был неравнодушен к Виктории, но несколько робел перед ней.

Поев, я сходил в буфет, набрав там свежайших чебуреков, беляшей и пирожков. Набралось три больших пакета. Пришлось просить ребят помочь.

- Как ты любишь пирожки! – удивлялись девчата.

- Очень люблю! – признался я, покупая ещё минеральную воду. Выпросил у буфетчицы сетку авоську, потому что невозможно унести столько стеклянных бутылок.

- Ты что, на всех берёшь? – догадалась, наконец, Вика.

- Конечно, - пожал я плечами, - а как иначе?

- Ну, как, - смутилась Вика, - оу нас есть, кому заботиться, Станислав Валерьевич, Маша.

- Пирожками они вас угощать не будут! – засмеялся я.

С шумом и гамом разместились мы в купе, сидели, ожидая отправления.

Дождались, когда мимо нас с рёвом гудка пронёсся красного цвета поезд.

- «Россия», - сказала Вика, вздохнув, - вот на каком бы ехать. За неделю от Москвы до Владивостока.

А нам ещё тащиться ехать и тащитсяехать.

Да, подумал я, хорошо, конечно, жаль, никто не продаст мне билет на такой поезд.

Что мне жалеть? Я устроился великолепно! Не в грязном холодном вагоне, не в собачьем ящике, а среди замечательных ребят, спал на одной полке с милой девочкой, которая искренне привязалась ко мне.

Я так и до Владивостока согласен был ехать.

Пропустив ещё какой-то состав, отправились и мы.

Всё хорошее кончается. Прибыли и мы на конечную станцию, с которой юные археологи уже поедут на автобусе. Пора было прощаться. Когда все вышли из вагона и отправились на автовокзал, я придержал Вику, с которой уже почти сроднился.

- Вик, мне надо с тобой поговорить.

- Не можешь попозже? Наговоримся ещё!

- Вика, ты не поняла. Я остаюсь здесь…

- Что?! Сашка, ты что?! Ты поедешь с нами!

- Вик, прости, но мне надо! Остановись, я всё объясню!

- Давай, только быстро.

- Вика, я вас всех обманывал, я не из клуба археологов.

- Я это поняла, ну и что? – сердито спросила девочка.

- Я сбежал из детдома…

- Так давай с нами! Сашенька, ну, пожалуйста! Поехали с нами!

- Виктория! – строго сказал я, - Мне надо добраться до Владивостока! Там мои родственники! Я тебе говорил про сестру? Так вот, насс разлучили с ней, мне не говорят, куда её отправили, поэтому, найдя родственников, через них буду искать сестру! Одному мне её не найти! – я немного привирал, но не мог сказать этой девочке всю правду. Я сам в неё не верил.

- Саша, давай, ты будешь моим братиком?

- Вика! – вздохнул я, - Ты думаешь, это так просто? Даже если твои родители согласятся меня усыновить, им просто не отдадут меня, хотя моих родителей лишили родительских прав.

- Сашенька! – Вика обняла меня, прижав к себе, - Я так привыкла к тебе!

- Я тоже, правда, - я говорил искренне, - я мог просто отстать от вас, но не хочу подводить вашего вожатого, Станислава Валерьевича. Скажи ему всю правду обо мне, хорошо? Я пока побуду здесь, подожду, пока вы уедете.

Вика не удержалась и заплакала. Так и убежала, со слезами.

Я смотрел, как она подбежала к группе ребят, как рассказала всё. Видел, как они стали осматривать рюкзаки. Я усмехнулся: всё правильно, сейчас найдут мою записку. Вот что я написал:

«Дорогие ребята! Простите меня за обман, я не из клуба, я беглый детдомовец. Меня уже ищут, может быть, даже скоро поймают, но я ни о чём не жалею, пусть меня жестоко накажут, я благодарен судьбе, что она свела с вами. Только ради этого стоило бежать, чтобы знать, что есть такие смелые и открытые люди. Я узнал мир не только с изнанки, но и со светлой её стороны. Спасибо вам! Ваш Санька М.».

Что-то горячо обсудив, Вика с Андреем побежали в мою сторону. Я не понял, зачем.

Подбежав, они встали в двух шагах от меня, растерянно оглядываясь.

- Саша сказал, что подождёт здесь, - сказала Вика.

- Я здесь, - сказал я, выходя на солнечный свет.

- А, вот ты где! – обрадовалась Вика, - А то я думала, что ты уже ушёл!

Ушёл бы, подумал я, если бы не лишком рано. Сейчас надо наблюдать за поездами, когда стемнеет, надеть чёрный комбинезон и проникнуть в вагон, желательно с чем-нибудь мягким.

- Саш, может, передумаешь? – спросил Андрей, - Станислав Валерьевич не против, чтобы ты ехал с нами, в детдом он обещал позвонить, договориться, чтобы не искали.

- Извините, ребята, но у меня своя дорога.

Я старался не смотреть на Вику, которая пыталась перехватить мой взгляд.

- Тогда возьми вот это, - Андрей снял рюкзак, открыл его. В рюкзаке лежали разные консервы, сахар, чай, ещё что-то.

- Что вы! – засмеялся я, - Вы подумали, как я всё это унесу?!

- Возьми хоть что-нибудь, - смутился Андрей. Я взял пару банок говядины, пачку чая и сахара. Ещё обнаружил соль.

- Вот за это спасибо! – искренне поблагодарил я, - Вика, не расстраивайся. Вот, смотри, Андрей любит тебя, не расстраивайся!

Но Вика расстроилась:

- Я теперь постоянно буду думать, что с тобой что-то случилось! Какой ты жестокий, Сашка!

- Ничего со мной не случится, Вик! Ты же знаешь, я вырос в этой среде.

- Ничего я не знаю, ты маленький мальчик! – Вика обняла меня, стала целовать. Я с трудом вырвался:

- Не надо, Вика! А то я тоже расплачусь, и тогда со мной что-нибудь случится!

- Возьми записку, - протянул мне листочек бумаги Андрей, - там наши с Викой адреса. Будешь в наших местах, заходи обязательно!

Я прочитал записку и вернул Андрею:

- Я запомнил, спасибо. Мне не стоит такие вещи хранить у себя, иначе вас могут привлечь за укрывательство.

- Но ты ведь не преступник? – уточнил Андрей.

- Нет ещё! – улыбнулся я, - Ну, всё, пока! – я отвернулся и пошёл в сторону вокзала, постаравшись сразу скрыться с их глаз. Я слышал, как плакала Вика, как её утешал Андрей, и думал, что, почему-то всем, с кем встречаюсь, приношу только грусть и печаль. Если не сказать больше.

Зато для меня эти дни, проведённые будто в другом мире, были как глоток воды в знойный день, без преувеличения. Я перебирал в памяти строки из записки, где были написаны аАдреса и фамилии:

Виктория Башкирцева, город Борисов, Андрей Вишняков, тот же город. Мысленно вспомнив карту, я убедился, что это недалеко от нашего города, я ведь ехал на электричке полдня, полдня мы ехали на автобусе. Так что, не спеша можно было добраться за два дня.

Если они у меня будут, усмехнулся я.

Поднявшись на переход, я внимательно осмотрел составы. Некоторые мне понравились, но, когда их отправят, я совершенно не понимал. Гудели тепловозы, мимо проносились составы, гружёные грузами народного хозяйства, приезжали и уезжали электрички. На путях, довольно широко раскинувшихся, деловитые тепловозы собирали вагоны в один длинный поезд.

Интересно, может быть, его отправят сегодня ночью? В какую сторону?

Оглядевшись, я решил спрятаться в тени деревьев и изучить карту, что мне досталась от Владимира Ивановича. Если на карте есть эти места.

Сверху хорошо было видно, что небольшая рощица есть в этом засилье металла, и поспешил туда.

Это место, видимо, было местом отдыха путейцев, потому что здесь были установлены лавочки, вкопан железный бочонок, заполненный окурками.

Сев на лавочку, я развернул карту, с трудом отыскал этот город.

Да-а… Поезда отсюда могли идти в любом направлении: на юг, в казахские степи, на Урал, в Сибирь и Дальний Восток. Пока изучал карту, подошёл один из путевых обходчиков, с молотком на длинной ручке, одетый в оранжевую жилетку.

Он присел, напротив меня и закурил папиросу. Мельком я увидел пачку: «Север». Даже вспомнил детскую загадку: найди на картинке белого медведя. Что самое интересное, медведь там на самом деле был. Только…

- Что, малец, собрался куда? – спросил обходчик, не глядя на меня.

- Да так, мы с классом собрались на озеро, с физруком, я отстал. Не подскажете, какой поезд на Восток идёт?

- Ну-ну, - покивал головой мужчина, - Отстал, значит. Думаешь, мало я видел вашего брата? А на восток отправится ночью вот этот состав. Там один вагон, с прессованным сеном, не опломбированный. Третий с конца.

- Спасибо, дядечка! – поблагодарил я его, не двигаясь с места. – А если его закроют на замок и опломбируют?

- Твои проблемы, - пожал плечами путевой обходчик, - хочешь, залазь на открытую платформу, вон, видишь, «перевёртыш». На нём кирпичи возят, россыпью. Решай. Можно, конечно, купить билет в общий вагон, но не знаю, проводник, скорее всего, сдаст тебя в милицию.

- А вы? Не сдадите? – посмотрел я в упор на мужчину.

- Нужен ты мне, - не глядя на меня, сказал он, - у меня своих дел полно. Но если спросят, скажу, - взглянув мне в глаза, решил сказать правду обходчик, - потому что гибнете вы на рельсах, бессчётно.

Докурив, мужчина поднялся и пошёл к путям, осматривать рельсы и шпалы, постукивая молоточком по костылям.

А я остался на месте, раздумывая. Что делать? Обходчик сказал, что сообщит милиции, если встретит. Тогда что? Подумает, что не сунусь в ловушку, поищу другой способ выбраться из города.

Спрятаться в вагоне, чтобы не нашли, не проблема, другое дело, если запрут двери! Ттогда только останется, что ждать, когда мимо будут проходить люди и просить помощи.

А если обходчик соврал, и этот состав пойдёт в другую сторону, например, в степи и пустыни?

Я утром проснусь, а там…

Сказывалось отсутствие опыта поездок на поездах зайцем. Когда-то читал, что за беглецами следовали менты, старались их ловить. Беглецы, такие же пацаны, как я, убегали, падали с крыш, разбивались, или ломали шеи.

Я поражался таким действиям милиции. Зачем рисковать своей жизнью, и жизнью детей?

Подумав, решил, всё-таки поехать этим поездом. Дождусь темноты, спрячусь поближе к вагону с сеном, оденусь в комбинезон. Потом дождусь, когда к составу прицепят тепловоз, проникну внутрь.

Спать ночью не придётся, надо смотреть за движением поезда, если небо не затянет тучами, можно будет ориентироваться по звёздам. Компас я так и не приобрёл, бестолочь.

Когда наступили сумерки, я, одетый в чёрную одежду, скрывался в тени глухого забора, между мной и поездом громоздились какие-то ящики, много ящиков.

Но вот, на самом деле, состав дёрнулся, с грохотом лязгнули сцепки, затем медленно поезд двинулся в нужном мне направлении.

Я метнулся к вагону, вскочил на подножку, отодвинул тяжёлую дверь и проник в тёмный вагон.

Немного привыкнув к темноте, мелкими шажками, выставив перед собой руки, направился вглубь вагона. Нащупав колючий брикет прессованного сена, сел на него, решив обдумать своё положение в спокойной обстановке. Пока сидел в засаде, съел оставшиеся два пирожка, теперь у меня оставались консервы и буханка хлеба. Ещё фляжка с водой, которую подарили мне ребята, ещё в лагере. теперь, главное, надо было убедиться, что я еду в нужном мне направлении.

Щель, которую я оставил, не закрыв полностью дверь, позволяла видеть, как проплывают мимо нас вагоны, видны были постройки, забор, потом поезд вытянулся на основной путь и начал набирать скорость. И тут меня окликнули:

- Эй, пацан, пожрать есть?

- Есть, - с секундной заминкой отозвался я, - ты один? – судя по голосу, меня окликнул подросток, лет пятнадцати-шестнадцати, который старался придать голосу взрослые нотки.

- Один, не бойся, - послышался шум, и из глубины вагона появился парень, плохо различимый в темноте. Пперед тем, как проникнуть в вагон, я спрятал в рукавах стилет и заточку, так что не очень боялся парня, пусть даже он здесь был не один.

- Давай, поедим? – предложил незнакомец, - Здесь есть место… - загорелся бледный огонёк воровского потайного фонарика, и я увидел блок сена, на котором лежала доска. С двух сторон лежали такие же блоки, на которых можно было разместиться, причём всё это было расположено возле двери, так что в щель свет не должен был виден.

Наверное, этот вагон уже кем-то использовался, не исключено, что здесь отдыхала охрана поезда.

- Я здесь уже давно, - сообщил парень, удобно располагаясь среди блоков сена.

Я устроился поближе к выходу.

- Да не щемись ты, не собираюсь я тебя грабить. Вдвоём веселее, я уже давно в бегах, а ты?

- Я не в бегах… - решил ответить я.

- Путешествуешь? – понятливо сказал парень, - Ну и ладно, путешествуй. Я вот тоже путешествую, меня Игорёк зовут, а тебя?

- Санька, - не стал скрывать я, потому что Санек в это время было, как собак нерезаных.

- Санька, так Санька, - согласился Игорёк, - давай лучше пожрём, я целый день ничего не ел.

- Не мог стырить, что ли? – с подозрением спросил я.

- Это тебе легко, - отозвался Игорёк, - а с моей рожей не так просто, - Игорёк осветил своё лицо со стриженной под «ноль» головой, с наколкамии на руках.

- Понял? - спросил он, направляя на меня фонарик. Я закрылся руками:

- Убери свет, - прошипел я. Игорь, к моему удивлению, убрал фонарик. Я снял рюкзак, развязал тесёмки и достал банку тушёнки и хлеб.

- Есть чем нарезать? – спросил я.

- Есть! – согласился Игорёк, извлекая самодельную финку из-за голенища кирзового сапога.

Ээтой финкой он разрезал булку пополам, одну половину подвинул мне, другую порезал на ломти.

Потом ловко вскрыл банку, вырезав крышечку полностью.

Эту крышечку он, обстучав ручкой финки по краям, придал форму ложечки и начал намазывать хлеб тушёным мясом. Запахло так вкусно, что невольно выступила слюна.

- Бери! – протянул мне кусок Игорёк, сам взял другой кусок и впился в него зубами.

Неплохой парень, подумал я, может, не совсем ещё обозлился на весь белый свет?

- Ты откуда, Сань? Из детдома сбежал? – спросил Игорёк, прожевав этот кусок и взяв следующий.

- У меня что, на лбу написано?! – возмутился я, - Я в детдоме ещё месяца не прожил, а все сразу: детдомовец, детдомовец!

Игорёк довольно рассмеялся.

- Я вашего брата издалека чую, сам детдомовский, да вот теперь из колонии бежал, попал по глупости. Сань, не связывайся со старшими, сдадут, и не поморщатся. Им это не западло.

- Пока не собираюсь, - буркнул я, - что ты теперь собираешься делать?

- Хочу на Дальний Восток податься. Попробую устроиться на сейнер, там рабочие руки всегда нужны.

- Чем в пути жить собираешься?

- А ты?

- Я взаймы.

- Ну и я, - рассмеялся Игорёк, - только по-тихому у меня не получится, а для гоп-стопа силёнок маловато.

- Этот поезд куда идёт? – спросил я, доставая из рюкзака фляжку с водой и складной стаканчик.

- На восток он идёт. Я узнавал.

- У путейцев?

- Ну да, а что?

- Да ничего, стукнут ментам, да и всё.

- Думаешь? – задумчиво спросил Игорёк.

- Вполне может быть. Что им со своим линейным отделом ссориться?

- Тогда надо ещё до станции выходить. Тебе в какую сторону?

- Можно сказать, по пути.

- Тогда вот что. До следующей станции ехать ещё долго, можно ночь поспать, днём поедим и срываемся,. там что-нибудь придумаем. Я же говорю, вдвоём веселее! Там, за этой кучей есть хорошая нора, можно поспать, если кто заглянет, ничего не увидит.

- А если дверь закроют?

- Не-а, до следующей станции не закроют, а до неё сутки ходу. Пошли спать?

- Ты иди. Я дверь посторожу, повешу баночку, если откроют или закроют дверь, загремит, разбудит, даже если засну.

- Ну, ладно, а то смотри, я смирный, маленьких не обижаю, вдвоём теплее было бы.

- Нет, Игорь, что-то неспокойно мне, посторожу.

- А если облава? Что будешь делать? – насторожился Игорёк.

- Как что? – удивился я, - Ноги в руки и тикать!

- А я?

- А ты – по обстановке!

- Ну, ты жук! – я пожал плечами:

, - Каждый выкручивается, ка может.

Недовольно ворча, Игорёк скрылся в своей норе, я стал оборудовать свою.

Ночь прошла довольно спокойно, не считать же за происшествие то, что Игорьку приспичило ночью пописать, и он, спросонья, чуть не вывалился в проём, на полной скорости! Еле поймал!

Не сказав ни слова благодарности, даже не поняв, для чего я его ловил, мой попутчик снова скрылся в глубине вагона.

Я снова насторожил сторожевую систему и заснул.

Спал я, полусидя, так что, когда поезд тряхнуло, я свалился и сразу проснулся. Подбежав к двери, увидел,. что мы ещё вполне с приличной скорости несёмся по какой-то лесостепи.

Зевая и почёсываясь, вылез из своей берлоги Игорёк. При свете дня он выглядел совсем юным, точно лет пятнадцать.

Посмотрев в приоткрытую дверь,. пригорюнился:

- Ср… охота. Не спрыгнешь.

- Привяжись, - предложил я.

- Да ну, - отказался Игорёк, - столбом собьёт ещё. Потерплю лучше. Может, пожрём?

Я, с трудом сдерживая улыбку, открыл рюкзак, доставая оттуда рыбные консервы.

- Во, - посмотрел на банку паренёк, - котлеты в томате… Что за хрень? Ты пробовал?

- Нормально, - сказал я, - открывай, не привередничай, - я достал ещё одну банку. Оказалась камбала. Тоже в томате. Посмотрел изготовителя. Хм. Преображенский Р/К.

- В Приморье сделано, - сказал я. – Туда тебе надо, как раз. Посёлок небольшой, можно устроиться.

- Добраться бы! – мечтательно сказал Игорёк, наворачивая бутерброд с котлетой.

Крышки с банок он аккуратно срезал, выпрямил и положил рядом с собой.

Не так уж прост этот мальчишка.

Я тоже принялся за еду, накладывая рыбу на куски хлеба вилкой. У меня ведь был солдатский, удобный, котелок с алюминиевыми ложкой и вилкой. Не забывал я поглядывать за пейзажем за дверью. Мы уже почти всё съели, когда поезд внезапно резко затормозил.

Я, не удержавшись, повалился, через стол, на Игорька.

Дверь резко открылась, и в проёме появился милиционер с пистолетом, который держал обоими руками и автоматчик с наведённым на нас автоматом.

Игорёк среагировал моментально. Он схватил меня за воротник, поставил на ноги и острым краем консервной крышки прикоснулся к моему горлу.

Вот идиот! Надо было порскнуть в разные стороны, и пусть бы искали по всему вагону.

Я не сопротивлялся, понимая, что при малейшем движении молодой автоматчик может выстрелить.

- Положите оружие! – крикнул Игорёк, - Я перережу ему горло! – Игорёк слегка надавил своей железкой.

Грохнул выстрел. Игорёк вскрикнул и упал.

- Какая удача! – воскликнул милиционер. Как я заметил, он был в чине капитана, - Здесь ещё и Сашок! Иди сюда, малыш! – протянул он ко мне руки.

Я собрал рюкзак, закинул его за спину, осмотрел сСвоего попутчика. Пуля попала ему в плечо, поэтому он отпустил меня и упал на пол, корчась от боли. На меня он не смотрел, так что я не сказал ему то, что думаю о нём, ведь благодаря его идиотской выходке нас повязали. Где он видел, чтобы у нас милиция складывала оружие?

Я подошёл к капитану, он взял меня, помог спуститься. Я думал, он поставит меня на землю, но капитан взял меня на руки. Я упёрся подбородком в его твёрдый погон.

- Испугался, малыш? – спросил он ласково.

- Конечно, испугался, - согласился я, - я думал,. после вашего выстрела автоматчик превратит меня в решето, - я посмотрел на молодого парня с автоматом. Тот покраснел.

- Сизов! – воскликнул Капитан, - Это правда?!

- Да, товарищ капитан, еле сдержался.

- Всё, больше со мной не пойдёшь!

- Товарищ капитан! – взмолился парень.

- Проверен, можно доверять! – тихо сказал я, отстраняясь.

- Можно, говоришь? – лицо капитана вдруг приняло озабоченное выражение, - У тебя кровь! Ты ранен? – я провёл рукой по шее. Ладонь оказалась в крови.

- Куда лезешь грязными руками! – сердито прикрикнул капитан, и понёс меня к карете «скорой помощи», в которой уже перевязывали Игорька.

Когда взрослые отвлеклись, я сказал:

- Идиот!

- А ты… - скрипнул зубами Игорёк.

- Надо было прятаться! – прошептал я сквозь зубы, - Теперь оба… - ко мне подошёл фельдшер, смазал ранку спиртом и заклеил пластырем.

- Куда прятаться? – не понял Игорёк. Я махнул рукой, потому что капитан был уже рядом и держал зменя за плечо.

- Ну чЧто, Сашок, пойдём? Бежать не советую. От меня, брат, не убежишь!

- Я вижу, - буркнул я, - мне свмоя шкура ещё дорога!

- Я же зверь какой, в ребёнка стрелять!

- В Игорька стреляли.

- Ну, брат, это совсем другая история. Видишь ли, Игорёк действительно мог зарезать тебя.

- Не мог, -буркнул я.

- Когда он бежал из детской колонии, он зарезал своего товарища.

- А этот, которого он зарезал, ему товарищ был? – поднял я голову, чтобы посмотреть капитану в глаза.

- Какой бы он ни был, он человек, а лишить человека жизни может только суд! – наставительно сказал мой сопровождающий.

- А если выхода нет? Самому дать себя зарезать? Не очень приятно, зЗато за тобой не будут охотиться, как на дикого зверя. За мной ведь вы тоже охотились?

- Охотился, Сашок, - вздохнул капитан, - дети не должны бегать.

- Не должны, - вздохнул я, - мне кажется, с детьми не должны обходиться, как с вещами: здесь взял, сюда положил. И не смей с этого места сдвинуться. Зачем нас с сестрой забрали из семьи? Почему вы решили, что мне лучше будет в детском доме?

- Тебе плохо было в детском доме?

- Пока рядом была Лиза, я был счастлив. Это кому-то не понравилось?

- Нет, Саша, с твоей сестрой всё не так просто. Извини, не могу сказать.

- Что вы всё от меня скрываете? Что я, маленький?

- Маленький, Сашок, пока ещё маленький, хотя рассуждаешь, как взрослый. Наверное, ты хорошо учишься?

- Конечно! Почти круглый отличник. Был…

- Почему был?

- Как знать, позволят мне сейчас учиться, или за колючку отправят, - мы уже подошли к «ГАЗику», типа «козлик», давешний парень с автоматом открыл заднюю дверцу, предложил мне сесть, сам сел рядом. Капитан устроился на переднем сиденье.

- Меньше бегай, останешься на воле, - повернулся ко мне капитан.

- А если мне надо? – со звоном в голосе спросил я.

- Скажи директору, если серьёзная проблема, поможет, - машина тронулась, трясясь на ухабах. Я помолчал, потом сказал:

- Товарищ капитан, у вас мама жива?

- К сожалению, нет, - мрачно сказал милиционер.

- Если бы случилось чудо, и вы бы узнали, что она жива, но очень далеко, вы что бы сделали?

- Наверное, поехал бы к ней.

- Несмотря ни на что? Или ждали бы удобного момента?

- Взял бы отпуск…

- Вы же милиционер, у вас вечный аврал.

- Дождался бы, у меня есть терпение.

- А за это время мама бы умерла, - сказал я, глядя в окно. Капитан молчал. Потом спросил:

- К чему ты затеял такой разговор?

- У меня почти такая же ситуация, - грустно ответил я, - мне никто не сможет помочь, кроме меня самого. Мне надо там побывать, потом будет поздно.

- Нельзя тебе одному, пропадёшь, - не глядя на меня, сказал капитан.

- Не пропаду, - заявил я, - если хотите знать, я и сейчас мог бы от вас уйти. Только, думаю, надо вернуться, что-то мне неспокойно.

- Как же ты собрался от нас сбежать? – полюбопытствовал капитан, опять поворачиваясь ко мне.

- А вы не обидитесь? Бить не будете?

- Ну, вот ещё!

- И за уши не крутить, ладно?

- Ладно! – засмеялся капитан, - Рассказывай, что придумал!

- Я лучше покажу! – я достал из-за пазухи револьвер парня, сидевшего рядом со мной, взвёл курок, и упёр в бок конвоиру, - теперь медленно, двумя пальцами вынимайте своё оружие!

Водитель резко затормозил, но я предвидел это, сидел, схватившись за парня.

- Ты что, идиот? – воскликнул я, подняв револьвер вверх дулом и осторожно возвращая боёк на место, - я же мог нечаянно выстрелить!

Милиционеры сидели, бледные до синевы.

- Не волнуйтесь, на предохранителе стоял! – я взял наган за ствол и подал парню. - Бери, и никогда не покупайся на внешность, она, как известно, обманчива! – я видел, что они, все трое, борются с желанием намять мне бока или открутить уши, но, к сожалению, дали слово не трогать ребёнка.

- Да, - наконец обрёл дар речи капитан, - хороший урок ты нам преподал. Уши крутить я не могу, но…

- Покажи руки, - я протянул обе руки, усмехаясь про себя. Капитан достал наручники, защёлкнул их мне на запястьях.

- Надо так?

- Не совсем. Надо сзади застегнуть.

- А то что?

- Да ничего, - я расстегнул наручники и положил их себе в карман, - на память.

- Не могу -на память! – засмеялся, капитан, - Отдай, это почти оружие! – я, со вздохом, отдал.

- А если сзади застегнуть?

- То же самое, только не видно будет.

- И что делать?

- Думайте, - пожал я плечами, - я не собираюсь облегчать вам жизнь, но можете быть спокойны, от вас я не стану бегать.

- И на том спасибо! – капитан вытер пот со лба, - Поехали! – сердито прикрикнул он водителю.

- Товарищ капитан! Может, ремня пацану? – спросил водитель.

- Это нам надо ремня! Он, между прочим, мог нас всех разоружить, и ты сейчас вёз бы его куда-нибудь! Потом ты пристегнулся бы наручниками к баранке, где-нибудь в лесу, и ждал бы помощи! – капитан снова вытер потный лоб, - Не вздумайте кому-нибудь сказать! Душу вытрясу!

- Что вы! Мы себе не враги, над нами всё отделение будет хохотать!

Дальше ехали молча, только парень улыбнулся и показал мне большой палец.

Приехали мы в обычное отделение милиции. Меня вывели, особенно не охраняя, я ведь пообещал от них не бегать.

- Дежурный! – позвал капитан, - Прими арестованного!

- Вы что, шутите? – удивился дежурный.

- Какие шутки! Посмотри ориентировки! – дежурный посмотрел, потом спросил:

- Почему к нам, а не в детскую комнату?

- Сейчас позвоню им, пусть приезжают. Ещё не хватало машину гонять. Определи куда-нибудь!

- Пусть со мной посидит.

- Гм… - задумался капитан, - Посидишь? – спросил меня он. Я пожал плечами.

- Чаем напою, бутерброды есть, - продолжал дежурный.

- Я в туалет хочу, - сказал я.

- Чёрт! – выругался капитан, - Сизов, проводи, останешься здесь. Накормите и посадите в обезьянник.

- Как, в обезьянник?! – удивились дежурный и Сизов.

- Так. Это особо опасный преступник. Скроется, а ты и не заметишь.

- У меня камеры заняты. Там девушки!

- Какие ещё девушки? – удивился капитан.

- Так эти, которых у нас нет. Лёгкого поведения.

- К ним и посадишь! Всё! Нам некогда! Сизов, как устроишь малыша, поедешь в больницу, будем допрашивать Игорька. Бывай, Сашок!

Я сделал хорошему человеку ручкой и побежал в туалет, потому что тоже, как Игорёк, сильно хотел.

Сизов постоял за дверью, дождался, пока я сделаю все дела, хотя я не понимал, зачем он это делает, туалет ведь был без окошек.

- Ты ещё здесь? – удивился я.

- Приказ, - лаконично ответил Сизов.

- Слушай, как тебя зовут? – спросил я своего конвойного.

- Сёма.

- Сёма, может, пойдём куда, нормально пообедаем? Я не убегу. Сам понимаешь, я мог это сделать в любое время. Я даже машину водить умею.

- Попробуем, - улыбнулся Сёма, - товарищ старший лейтенант, вы ещё не оформили мальчика?

- А что?

- Хочу отвести его в столовую.

- Капитан не убьёт?

- Мы быстро. Вы же слышали, он сказал «накормить и посадить».

- Как хочешь. Ответственность пока на тебе.

- На мне, - вздохнул Сизов, - пошли, фокусник.

Я на самом деле не собирался подводить неплохого парня. Зато хорошо поем. Поэтому, оставив рюкзак у дежурного в каморке и вылезши, наконец, из комбинезона, в котором задыхался от жары. взял за руку Сёму, и мы пошли в столовую. Сёма растаял от моей доверчивости, а я только вздохнул: урок получился не в прок.

Сёма привёл меня в столовую, мы взяли подносы и встали в небольшую очередь. Я решил основательно подкрепиться, поэтому взял салат, полборща и пюре с бифштексом, к борщу половину стакана сметаны, компот и булочку.

Парень тоже не страдал отсутствием аппетита, обошлось без шуток в мой адрес.

Расправившись с борщом, я спросил молодого человека:

- Послушай, Сёма, в вашем городе негде работать?

- Как это? – удивился Сёма, - У нас много предприятий, есть, где работать.

- Почему тогда ты пошёл в милицию? – Сёма пожал широкими плечами:

- Отслужил армию, предложили, решил попробовать, пока готовлюсь к экзаменам.

- Ну и как?

- Нормально. Теперь решил поступать на юридический.

Помолчав, я спросил:

- Сёма, я вижу, ты уже не практикант, тебе даже оружие доверили, а всё, как пацан, доверчивый. Скажи, зачем тебе всё это? Служба в милиции, это не то, что показывают в кино, это грязь, кровь, нудная работа, предательство товарищей. Будешь работать без выходных, от тебя уйдёт жена…

- У меня нет жены, - покраснел Сёма.

- Будет. Потом уйдёт, потому что ты сделаешь выбор в пользу работы.

- Откуда ты всё это знаешь? – немного рассердился Сёма.

- Поверь, Сёма, знаю. Ладно я, мне «повезло» родиться в этой среде, и, вижу, из неё уже не выбраться. Вот, попытался сбежать, а родная милиция схватила, и завтра опять отправит в туда, в преступную среду, то есть..

- Захочешь, станешь честным человеком, выучишься на инженера, - я с удивлением смотрел на парня.

- Сёма, ты это серьёзно? Меня с трёх лет учили воровать и убивать. Кто меня отпустит? Я же говорю, тайно сбежал, пока им не до меня, а вы меня схватили, и сейчас посадите в тюрьму, хотя я ещё ничего не сделал.

- В какую ещё тюрьму? – Сёма оставил котлету в покое.

- Куда ты меня сейчас поведёшь? В гостиницу?

- Это на время, - замялся Сёма, - потом тебя вернут в детдом.

- Сёма, ты был когда-нибудь в детдоме? – тихо спросил я, - Ты знаешь, как там живут дети, что там делается? Сходи, посмотри. И представь, что ты маленький мальчик, что тебя сейчас здесь оставят навсегда, и ты больше не увидишь ни папу, ни маму, ни сестру, ни брата.

Сёма побледнел, не в силах проглотить кусок, я же с удовольствием занялся сочным бифштексом.

- Сегодня ты чуть не застрелил меня, я чуть не застрелил тебя. Понравилось? Я думаю, у тебя есть родители, о которых ты совершенно не думаешь, - я допил компот, с удовольствием заедая его удивительно мягкой и вкусной булочкой., - Всё, я наелся. Пошли. – Сёма не стал доедать, молча встал и пошёл на выход. Я отправился за ним. На улице молодой милиционер обернулся ко мне:

- Но надо ведь кому-то убирать грязь? Чистить улицы?

- Надо, - согласился я, - и, конечно, лучше, если это будут такие честные и чистые душой люди, как ты. Но давай разберёмся в сегодняшнем, конкретном случае. Вот вы сегодня взяли двух особо опасных преступников… - Сёма хмыкнул, - Не сомневайся, это на самом деле так. Но к делу. Я собирался порвать с преступной средой. Вы не дали. Думаешь, в следующий раз мне дадут сбежать? Сомневаюсь. Возьмём Игорька. Сбежал из колонии, убил своего мучителя. Куда вы его теперь отправите? В санаторий? Советую тебе поинтересоваться его дальнейшей судьбой. Думаю, он повесится, сам, или помогут. А бежал он к морю, мечтая устроиться на сейнер, ходить по морям, ловить рыбу, зарабатывать деньги и любить девушек. Я ни в чём тебя не упрекаю. Ты служитель закона. А вор должен сидеть в тюрьме! – засмеялся я невесело.

- Почему ты не убегаешь от меня? – хмуро спросил Сёма.

- Зачем? – пожал я плечами, - Во-первых, не хочу подводить хорошего человека, во-вторых, после этого вы спустите на меня всех собак, откроете настоящую охоту. Да и сбежать я могу в любой момент, просто не время ещё.

Сёма молчал всю дорогу до отделения милиции. Там он оформил меня, как положено, и распрощался. Я прихватил свой рюкзак, убедившись, что его прошмонали, потому что он значительно полегчал, и пошёл в камеру.

В камере сидели девчата. При виде меня, они оживились:

- Наконец-то. Нас выпускают?

- Разбежались! – усмехнулся дежурный, - Принимайте гостя, смотрите, не обижайте!

- Да вы что, ироды! – возмутились девчата, - Ребёнка в камеру сажаете!

- Позаботьтесь о нём, а то мне некогда, и девать его некуда, все на выезде, - дверь захлопнулась.

Я осмотрел девчат, улыбнулся и подошёл к девушке, немного напоминающую мне сестру. Бросив рюкзак на свободное место, я сел рядом с ней и прижался, положив голову ей на грудь.

Девчата оторопели. Первой пришла в себя та самая девушка, рядом с которой я устроился. Она стала гладить меня по голове, приговаривая:

- Бедненький! За что тебя?

- Сбежал из детдома, - не стал скрывать я, - а ты похожа на мою сестру.

- Устал? Хочешь поспать? – я кивнул, тогда девушка положила меня на лавку, устроив мою голову у себя на коленях. Остальные девушки завистливо молчали. А я, в самом деле, уснул.

Разбудил меня дежурный, открыв дверь и сказав:

- Милославский, с вещами на выход! Поднимайся, Саша, за тобой пришли. И ты, Лена, выходи.

С удивлением я увидел, что мы с девушкой остались одни, других девушек уже не было.

- Лена не хотела тебя будить, - усмехнулся дежурный, - отказалась выходить.

- Серёжа, куда вы его, - спросила Лена, - опять в зверятник? Отдайте лучше его мне.

- Чему ты его научишь? – засмеялся милиционер.

- А чему его научат в детдоме? Ты там был?

- Не нашего это ума дело, Ленка, держи язык за зубами, пока не отрезали.

Мы вышли в коридор, и я увидел сотрудника детской комнаты милиции. Если вы думаете, что это была хрупкая девушка, так вы ошибаетесь. Это была грузная женщина лет сорока, привыкшая повелевать, на всех, кто был ниже её по положению, она смотрела презрительно, наверняка не замужем. Была она в звании сержанта милиции.

- Ну, что стоишь? Пошли! – неприятным голосом сказала она мне, поворачиваясь к выходу. Я двинулся за ней. К моему удивлению, нас ожидал тот самый «козлик», на котором меня сюда привезли. Водитель, как старому приятелю, подмигнул мне, выбросил папиросу и завёл двигатель.

Меня посадили, одного, на заднем сиденье, тётка устроилась на переднем. Я подумал, что её предупредили, что я не собираюсь убегать.

Машина проехала почти весь город, который мне понравился: ухоженный, зелёный, асфальт ровный. Остановились возле какого-то здания сталинской постройки, я тепло попрощался с водителем, он вышел, и пожал мне руку:

- Держись, Сашок! – я кивнул: держусь, мол.

Суровая сержантша не стала проводить со мной душеспасительные беседы, за что я ей был благодарен, провела в кабинет, где быстро завела на меня дело, уточнила некоторые вопросы по местонахождению моего родного детдома и предложила пройти, устроиться на временное проживание.

Открыв ключом массивную дверь, меня завели в довольно большую комнату, в которой уже находилось несколько разновозрастных детей. Я подумал, что это что-то наподобие пересыльного пункта. Моего опыта пребывания в таких местах было маловато, но, похоже, это было именно так.

- Зинаида Аркадьевна! – подбежал мальчишка лет десяти, - Я в туалет хочу!

- Я тоже, я тоже! – со всех сторон закричали дети. Те, кто играл на полу, тоже вскочили, кто-то захотел есть, кто пить.

- Сейчас дети! – громко сказала Зинаида Аркадьевна, - Поселю новенького, потом решим все ваши проблемы.

- А он кто? – спросил один из ребят.

- Вор и убийца, - представился я. Дети испуганно затихли.

- Слушайте его больше, - махнула рукой сержантша, - такой же бегунок, как и вы. Проходи, Саша, вот эта кровать свободна, - указала она на койку, которая стояла на неплохом месте, у окна, забранного крепкой решёткой, сваренной из арматуры.

- Не пугай детей, - обратилась ко мне Зинаида Аркадьевна, - они и так напуганы.

- Хорошо, Зинаида Аркадьевна, долго мне здесь сидеть?

- Как начальство решит. Одного тебя не отправят, нужен сопровождающий. Так что, устраивайся поудобней и жди. Сейчас разберусь с ребятами и принесу тебе постельное бельё.

На моё удивление, с ребятами она управилась быстро, и, пока я осваивал новое место жительства, проверив на пригодность матрас и тумбочку, она вернулась, неся перед собой чистое постельное бельё и одеяло.

- Держи, сам заправишь?

Я удивился вопросу, но спросил о другом:

- Как-то у вас с туалетом плохо организованно. Что делать, если захочешь?

- Стучи в дверь, дежурный откроет.

- А ночью?

- Ночью спи. Тут тебе не санаторий, и так почти все услуги, трёхразовое питание, прогулка, если ещё что надо, скажи.

- Да так, может, почитать чего дадите?

- УК РСФСР подойдёт?

- Спасибо, с кодексом я знаком.

- Тогда играй с ребятами. Меня попросили поселить тебя в хорошую компанию, так что, отдыхай, Сашок! - она даже улыбнулась мне, а я удивился: неужели я ошибся в её оценке?

Сержантша ушла, я аккуратно заправил постель, посмотрел в окно. Оокно выходило во двор, огороженный глухим забором с колючей проволокой наверху. Во дворе был детский уголок с качелями, горкой, рукоходом и турником. Потом убрал рюкзак в тумбочку, предварительно рассовав предметы гигиены в выдвижной ящичек, по местам, убрал острые предметы из рукавов в другие места. Потом решил познакомиться с ребятами.

Ребята оказались немного забитые, от семи до десяти лет. Сначала они дичились меня, потом оттаяли, назвали имена, а самый маленький попросил поиграть с ним.

Мы с ним начли играть на полу, составляя из кубиков дома, из некоторых сделали машинки, представили, что это город, начали ездить. Мы сначала играли тихо, потом Женя, как звали малыша,

рРазвеселился, начал всё больше смеяться. Более старшие ребята сначала смотрели на нашу возню с улыбкой, потом присоединились к нам, потом я, в споре, с Женей начал шутливо бороться, старшие пришли ему на помощь, и скоро мы все весело возились на полу, восторженно вопя.

Открылась дверь, некоторое время кто-то, молча, смотрел на нашу кучу малу, потом спросили:

- Кто тут Саша Милославский? Иди за мной.

Я выбрался из кучи тел и увидел женщину в белом халате.

- Пойдём, Саша, осмотрю тебя, помою. Если есть, что стирать, бери, у нас тут прачечная своя.

- Не пропадёт? – опасливо спросил я.

- Не волнуйся, голым не оставим. Если что боишься потерять, не отдавай.

Я подумал, взял с собой комбинезон. Он один пострадал больше всей одежды. Также у меня ещё было чистое бельё, футболка и шорты. Даже носки.

В медицинском кабинете мне велели раздеться до пояса, осмотрели голову и решили остричь под ноль. После такой процедуры я посмотрел на себя в зеркало и понял, до чего я уродлив. До этого как-то не так видно было, а тут: шишки на лбу, голова с острыми углами, не то квадратная, не то треугольная, ещё и диковатый взгляд, придающий лицу отталкивающее выражение. Нет, в прошлой жизни я был симпатичнее.

- Иди, мойся, - открыла дверь в душевую врачиха.

- Вы обещали помыть, - капризно сказал я.

- Вот ещё! – возмутилась врачиха, - Буду я каждого мыть! Иди давай, когда вытрешься, не одевайся, посмотрю тебя. Долго там не сиди.

- Я очень грязный! – буркнул я, отправляясь в душевую. Там нашёл мочалку, какой-то обмылок, с трудом отрегулировал воду и с удовольствием помылся, яростно отскребая пот и приставшую пыль.

Как хорошо!

- Совсем не одеваться? – крикнул я, вытершись.

- Совсем. Баканализ буду брать.

- Совсем, так совсем, - буркнул я, выходя.

- Ложись на кушетку, на бок, - указала врачиха. Я лёг, что делать. Взяв анализ, заставила встать на весы. Весы слегка качнулись. Тридцать пять килограммов. Рост сто тридцать восемьсорок.

Взяв фонендоскоп, заставила меня дышать, потом не дышать.

- Что это у тебя за шрамы на спине и ниже? – поинтересовалась врачиха.

- Плоды просвещения, - мрачно пошутил я. – Меня хорошо учили, отличником стал.

- Детей бить нельзя, непедагогично, - заявила врачиха. Я удивлённо посмотрел на неё: куда это я попал?

- А как иначе? Розга ум вострит, память пробуждает, к прилежанию побуждает.

- Это не наши методы.

- У вас дети есть?

- Да, девочка, Юля.

- Девочек бить, конечно, нельзя, - глубокомысленно ковыряя в носу, сказал я, - девочек жалеть и любить надо.

- А мальчиков не надо жалеть и любить?

- Надо, - вздохнул я. – Но с осторожностью.

Врачиха засмеялась, даже по колючей голове погладила.

- В этом месте травм не было? – показала она на низ живота.

- Нет, здесь не было. Конечно, иногда мячом прилетало, или падал, но никто не бил.

- Ну, такое со всеми мальчишками случается. Живот не болит? Ложись на кушетку.

Она помяла мне живот, проверила, не болит ли аппендикс, прощупала подмышечные впадины.

Потом усадила на стул, внимательно исследовала нос и уши, осмотрела все зубы.

Проверила нервы, ударяя по коленке молоточком и водя перед носом.

Зрение тоже оказалось отличным.

- Интересно, - сказала врачиха, - вы должны быть запущенными, а на самом деле здоровее домашних.

- Еда сбалансированная, конфет и сахара мало едим.

- Это верно, - вздохнула врачиха, - можешь одеваться.

- Комбинезон, когда будет готов? – поинтересовался я.

- Завтра принесу.

- Почему вы так со мной возитесь? – подозрительно спросил я, - даже странно.

- Не только с тобой, со всеми. Вы здесь собираетесь самые обездоленные, дети от хорошей жизни не бегут.

Мне стало ужасно стыдно, я даже покраснел. Быстро оделся в шорты и футболку, свернул рубашку и брюки, и пошёл, вслед за врачихой, в свою комнату.

- Если хочешь, отдай мне свою форму, завтра верну, вместе с комбинезоном.

- Мне даже неудобно, - шмыгнул носом я, - непривычно. Хотя у нас в детдоме всегда так, правда, там собирают всё в кучу, потом надеваешь, что попадётся.

- Тогда почему бежал? Обижали?

- Не…

- Что-то случилось?

- Случилось. Сестру куда-то отправили, и я отправился, родственников искать.

- У тебя есть родственники?

- У меня даже папа, мама, сестра, старший брат есть. Но почему-то решили, что в детском доме мне будет лучше.

- А кто тебе отметины на спине оставил?

- Ну… Учить-то надо было. Я же говорю, успехи появились. Извините, не знаю, как к вам обращаться.

- Галина Иосифовна.

- Галина Иосифовна, нельзя нам улучшить быт? В нашей комнате ни бачка с водой, ни, тем более, туалета. Как быть?

- Бачок с водой поставим, а вот с туалетом труднее. Горшки, что ли вам поставить?

- Может, дверь не запирать на замок?

- Вы же разбежитесь!

- Думаете, замок для нас проблема? Только для маленьких… А если пожар? Мы же сгорим?

- Извини, Саша, пока ничем помочь не могу, но я поговорю, ещё раз, с начальником.

- Спасибо, что не отказали.

- На здоровье, Саша, заходи, - открыла Галина Иосифовна дверь в нашу комнату.

Ребята меня даже не узнали, думали, новенький. Когда я прошёл на своё место, мне сказали, что место занято.

- Вы что? – удивился я, - Это же я!

- Саша? – обрадовались мелкие, - Давай ещё играть?

- Я помылся. Неохота на полу возиться, - я снял кеды и завалился поверх одеяла.

Ребята, сначала один, потом и все остальные, расселись. Кто сел на мою койку, кто на соседнюю.

- Расскажи что-нибудь? А то мы уже всё друг другу рассказали, скучно.

Я подумал, и решил рассказать что-нибудь доброе, из этой, и прошлой жизни.

Даже в горле пересохло. Хорошо, во фляжке ещё вода была. Маленькие тоже захотели пить. Тут открылась дверь, и к нам внесли табурет, на него поставили оцинкованный бачок с краником, и наполнили его водой из вёдер.

- Пользуйтесь! – сказал мужик в синем халате, потрепав по лысой голове подвернувшегося под руку мальчика.

Обед я пропустил, а на ужин был рис с соусом и чай. На обед выпускали всех юных узников, ожидали своей участи здесь ещё человек двадцать. Выводили на прогулку, где мы могли немного побегать и поиграть. Что ни говори, а маленькое тело требует постоянного движения, время у ребёнка идёт быстрее, поэтому ему всё кажется медленным, тягучим. Ребёнку приходиться постоянно бегать, чтобы везде успеть. Я уже привык к такому ритму, весь час, что мы были во дворе, мы ни разу не присели, постоянно крутясь в спортивном уголке.

На турнике я подтянулся всего тридцать раз. Это уже был тревожный звоночек, я теряю навыки, надо тренироваться, что-то я совсем забросил заниматься спортом и развитием гибкости.

С этими приключениями не до спорта! Взяв круглый камешек, начал перекатывать его в руке, разминая пальцы. Решил взять его с собой.

На меня обратил внимание один парнишка лет двенадцати. Поговорили между собой, по некоторым словечкам, принятым только в определённых кругах, я понял, что он обучался по такой же системе, что и я. Парнишка спросил, что я умею, показал некоторые незнакомые мне приёмы скрытого изъятия предметов. Мне стало интересно, я спросил, в какой камере он содержится, договорились, вечером встретится.

- У вас там можно спокойно поговорить, потренироваться? – спросил я.

- Не знаю, - пожал плечами Пашка, - так его звали, - в нашей палате в основном самоучки, никакой школы. Грубые, дикие пацаны.

- Ты давно здесь? – спросил я.

- Уже неделю. Что-то застрял, наверное, не хотят забирать назад, - усмехнулся парнишка, - а ты?

- Я только сегодня. Приходи вечером. Или за тобой зайти?

- Саам приду, - мы пожали особым образом руки, улыбнулись друг другу, и разошлись.

Вечером малышей отвели в игровую комнату, ребят постарше собрали, кто хотел, в классе. Оказывается, во время школьных занятий здесь проходят уроки.

Малыши хотели играть со мной, но я отпросился у них, решив посетить класс, надеясь взять там книжку, и почитать. Однако получилось ещё лучше! Пашка тоже пришёл, мы сели за одну парту, и стали обсуждать, какая техника лучше подходит для развития кистей рук. Он принёс тонкую шёлковую нить, и мы долго завязывали на ней узелки, одной рукой. Потом развязывали.

Я предложил покатать между пальцами голыш. У Пашки здорово получалось! Голыш буквально испарялся у него из ладони, в то время, как у меня проваливался. Мы так увлеклись, что не заметили, как пришло время расходиться по местам, уже десять часов.

Придя в свою палату, я разделся и улёгся в чистую постель. Минут через пятнадцать к нам пробрался Пашка.

Заперев за собой дверь, он, при свете ночника нашёл меня.

- Подвинься, - залез он ко мне под одеяло. Мы прошептались с ним половину ночи. Пашка рассказал свою невесёлую историю, я ему свою. Ребята в палате не спали, слушали. Думаю, в их короткой жизни тоже было мало сладкого, но наша жизнь, наполненная постоянными тренировками и болью, потрясла даже их. А я вспоминал о родном доме с любовью и ностальгией. Жила память о Лиске, как она заботилась обо мне, утешала, смазывала ссадины зелёнкой, не смеялась над моими слезами.

- У меня не было сестры, - вздохнул Пашка, - только старшие братья. Ты знаешь, что это такое?

- Знаю, - согласился я. Пашка попал в детдом, почти как я. Все в розыске, скрывались. Пашку взяли тёпленьким, дома. Он дДумал, никто не знает, что он живёт один, без старших..

- Да нормально было, - говорил Пашка, - дрался, был битым, собралась команда, весело жили, потом уже на деньги дрались. Пока не пришёл новый директор. Порядки скотские завёл. Все, кто мог, разбежались. Несколько раз возвращали. Теперь, думаю, за колючку посадят.

Я промолчал. У самого будущее в тумане. Так и заснули. Утром он вышел, когда позвали на завтрак.

Больше я его не видел. Наверное, нашли, куда поселить на ПМЖ.

Я уже стал привыкать к размеренному образу жизни. Попросил у начальства позволения бегать во дворе по утрам, заниматься на детской площадке.

Нас вообще можно было не закрывать, территория была огорожена, на заборе колючка.

Немного освоившись, водил ребят после отбоя в туалет. Дежурный смотрел на это сквозь пальцы, ему спокойнее.

Сначала хотели навесной замок повесить, потом махнули рукой: единственный выход проходил через дежурного, а решётки на окнах везде одинаковые.

Но всё когда-нибудь кончается. На третий день моего пребывания в распределителе нашёлся сопровождающий, которому надо было ехать в наш город по делам. Заодно и меня доставит, куда надо.

На этот раз это была крупная женщина, лейтенант милиции. На меня она даже не смотрела.

Приняла, как груз, по накладной, посадил меня в машину вооружённый милиционер. На этот раз в заднее отделение, где перевозят задержанных преступников.

Привезли на вокзал, милиционер провёл нас в купе, лейтенантша открыла свой чемоданчик, достала оттуда… настоящие кандалы.

Я, конечно, видел кандалы только в кино, эти были больше похожи на наручники с цепью, примерно полметра длиной. Парень приказал мне сесть на лавку и положить ногу на стол.

Когда я положил ногу на стол, он застегнул один конец кандалов за щиколотку, второй – за стойку, которая поддерживала столешницу. Козырнув моей сопровождающей, милиционер вышел.

Я снял свой рюкзак, поднял лавку и сунул его внутрь. Цепь позволяла вставать, немного двигаться, можно было даже лежать, головой к двери.

Моя сопровождающая тоже устраивалась. Сняла китель, оставшись в одной форменной рубашке и юбке, я, к примеру, был одет в те же шорты и футболку, жарко было. Остальную одежду, чистую и выглаженную, я осторожно сложил в рюкзак.

Моя сопровождающая, тем временем достала из чемоданчика какую-то книгу, уселась поудобнее и погрузилась в чтение. На меня она не обращала никакого внимания.

Подумав, я решил пока посмотреть на пейзаж за окном, потом можно будет поспать.

Пейзаж мне скоро наскучил, я достал свой рюкзак, потому что до подушки мне было не добраться, осторожно положил его на лавку и лёг, прикрыв глаза.

Никто мне не мешал, не досаждал разговорами, мне даже понравилось.

Ближе к вечеру женщина оторвалась от книги, покопалась в чемоданчике и разложила на столике различную снедь. Я ощутил запах жареной курицы, в животе заурчало. Не глядя на меня, лейтенантша разложила всё это на столе, но ни к чему не притрагивалась.

Моё недоумение развеялось, когда к нам в купе зашёл молодой капитан милиции. Закрыв за собой дверь, он вынул из-за пазухи бутылку коньяка, поставил на столик.

- У тебя тут сесть негде, - осмотрелся он.

- Закинь его на верхнюю полку, - лейтенантша подала капитану ключ от кандалов.

Капитан наклонился, отцепил от стойки цепь, ни слова не говоря, взял меня на руки и положил на верхнюю полку, головой к окну. Прицепив цепь к кронштейну, на котором крепилась полка, кинул мне рюкзак и сел на моё место.

- Ты что, его не кормишь? – спросил капитан.

- Меньше срать будет, - ответила моя сопровождающая.

- С голоду не помрёт? Какой-то он худой.

- В детдоме накормят. Тут езды дня два, или три.

Я слушал, и удивлялся. Она что это, всерьёз? Потом в детдоме, на хлеб и воду.

- Воды хоть ему дай.

- Воду пусть пьёт, я не жадная! – хрипло засмеялась лейтенантша.

- Тебе его не жалко? – удивился капитан.

- Что их жалеть? Они же бандиты, волчата мелкие, - она с ненавистью посмотрела на меня.

Я понял, что для меня наступила чёрная полоса.

Капитан взял кусок хлеба, намазал его маслом, украсил сверху тонкими ломтиками колбасы и подал мне. Я благодарно кивнул и впился зубами в бутерброд.

- Бутылку ему не давай, - буркнула конвоирша, когда её спутник вскрыл зашипевшую бутылку «боржоми».

- Почему? – удивился капитан.

- Ты ещё никогда не получал бутылкой по затылку? – милиционерша достала из чемоданчика складной пластиковый стакан и протянула капитану. Тот налил воды в стакан и протянул мне.

Я поблагодарил кивком, запил сухой кусок шипучей водой.

Проникаться любовью к милиционеру я не спешил, не верил в злого и «доброго» полицейского.

Накормив, таким образом, подопечного, мои новые знакомые сели пировать.

Запахи съестного хоть и раздражали моё острое обоняние, но не так сильно, как могли, если бы не бутерброд. Хуже стало, когда они выпили спиртное. Сам коньяк пахнет хорошо, но когда его выдыхают вместе с пережёванной пищей… Бр-р.… Брр!

Наконец, они задымили в два смычка. Всё это время менты о чём-то разговаривали, перемежая речь совершенно непечатными выражениями. Мне стало скучно, и дышать стало нечем.

Потом капитан приоткрыл окно. Дым быстро вытянуло, зато стало немилосердно дуть прямо на меня. Капитан снова сел, продолжая свой трёп с расслабившейся женщиной. Я же мёрз, потирая голые руки и ноги, покрытые мурашками. Свернуться калачиком мешала цепь.

Всё же я сдвинулся поближе к выходу, свернулся там, согревая живот и грудь.

Наконец, вспомнили обо мне:

- Леня, своди щенка в уборную, ты мужчина, всё-таки, - Лёня хмыкнул:

- С каких это пор ты стала стесняться?

- Я не в том смысле.

- А-а… - нескоро дошло до «джентльмена». Он встал, разминая затёкшие ноги и спину, отстегнул от моей лодыжки цепь.

- Пойдём, что ли? – обратился он ко мне.

- Подожди, - лениво сказала моя конвоирша, - возьми наручники, пристегнёшь его там.

- Думаешь, не откроет? – усомнился Лёня.

- Не откроет. Спецзаказ. Специальные детские наручники, испытано. Сними с него шорты и футболку.

- Зачем? – удивился капитан.

- Снимай, не спорь. Ты ещё не имел дело со зверятами?

- Зверятами? – недоумённо пробормотал Лёня, раздевая меня. Я понял, что женщина - милиционер уже набила руку по перевозке малолетних преступников.

- Бери наручники, застёгивай, - капитан застегнул у меня на запястье наручник, который туго обхватил руку.

- Когда сядет, заберёшь у него трусы, если, конечно, не хочешь стоять рядом.

Капитан только хмыкнул и головой покрутил.

Держа меня на поводке, он вывел меня в коридор. Туалет был рядом, мы прошли только мимо купе проводника, которая с изумлением посмотрела на нас.

Меня завели в туалет, я сел на унитаз, подстелив газету, которая здесь имелась вместо туалетной бумаги. Потом снял трусы и протянул капитану.

Тот посмотрел на меня, сказал:

- Ну, нах…! – открыл окно и закурил.

- Может, пристегнёте и выйдете? – спросил я, - Мне неудобно при вас…

- Не обращай внимания, делай свои дела, я не смотрю.

Я закрыл глаза и расслабился. Хотелось сильно, попроситься раньше было свыше моих сил.

- Что ты натворил, что с тобой так обращаются? – спросил капитан, глядя в окно.

- Пока ничего, - ответил я, - просто сбежал из детдома, хотел найти родственников.

- Что, там несладко было? – повернулся ко мне милиционер.

- Нет, неплохо. Так получилось. Я считал, что так надо.

- Ну и ладно. Не моё это дело. Всё? Одевайся, пошли.

В купе лейтенантша расстелила две постели внизу, на мою полку бросила подушку без наволочки, и одеяло.

- Света, - обратился к ней капитан, - может, ты зря с ним так жёстко? Он говорит…

- Слушай больше! – оборвала его Света, - Он тебе столько напоёт, замучаешься слушать. Знаешь, сколько я их повидала? Сначала тоже добренькой была: ах, бедные детки! А эти бедные детки отправили меня на месяц в госпиталь. Что стоишь? Клади его на верхнюю полку и пристёгивай. Руку тоже.

Так я оказался распят на полке. Капитан укрыл меня одеялом и велел спать. Сами они опять устроились за столом, допивая коньяк и бубня о своих делах.

Потом Лёня перебрался к Свете и начал её соблазнять.

- Подожди, - сказала Света, встала, выключила свет и опустила шторку на окно.

В полутьме они начали целоваться, потом разделись и занялись любовью. Я слушал их томные вздохи, мешающие спать, и старался уйти в воспоминания.

… Однажды, когда отец был в отлучке, мать раздобыла где-то наркотики и здорово ими увлеклась.

Когда приехал отец и увидел эту картину, он страшно разгневался.

Лупить смеющуюся женщину было бессмысленно, он оттащил её в подвал и посадил на цепь, как меня нынче. Есть не давал, только пить.

Мать страшно кричала, переживая ломку, умоляла дать ей дозу. Отец скрипел зубами, даже плакал скупыми мужскими слезами, но не сдавался.

Меня Лиска поселила в сарае, заменявшем нам летнюю кухню. Занятия, понятное дело, не прекращались, зато отвлекали меня от событий, происходящих дома.

На вторую неделю мать запросила еды.

Отец стал осторожно выводить её из голодовки, наркотическую зависимость на время победил голод. Отец строго следил за этим, пока жил дома. С наркотиками было непросто, мать иногда заменяла их водкой, всё же это было для нас не так страшно.

Любовники прекратили свои игры, опять закурили, приоткрыв окно.

На этот раз свернуться клубком мне не удалось, я укрылся одеялом с головой, на меня не обращали внимания. Через некоторое время капитан снова загорелся.

- Ты такой ненасытный! – шептала Света.

Ночь я спал урывками, а утром довольный, хоть и не выспавшийся, Лёня, опять повёл меня в туалет.

На этот раз он, пристегнув меня к ручке окна, сначала сам сделал свои дела, наполнив невыносимой вонью маленькое помещение, потом посадил меня.

Наручники и кандалы натёрли до крови мои левые руку и ногу, но мои сопровождающие не обратили на это никакого внимания. На день меня пристегнули только за ногу, капитан бросил мне засохший кусок хлеба, о воде забыл. Пошептавшись со Светой, он вышел, вернувшись с бутылкой водки. Похмелившись, они улеглись спать, забыв бутылку с минералкой на столе.

Дождавшись, когда они захрапят, я достал воду, напился и стал внимательно разглядывать замок на кандалах. Конвоирша не обманывала, замок открывался трёхгранником, причём не стандартным, маленьким, ничем его нельзя было подцепить. К тому же имелось крохотное отверстие под бородку. Делал знаток дела, мне не по зубам. Я ещё удивляюсь, почему они не пристегнули наручниками, ложась спать. Если бы я освободился, оглушил бы, обоих, бутылкой, и убежал.

Зря я так думал. Мельком глянув на женщину, увидел острый взгляд, от которого стало холодно в груди. Я улёгся на подушку и постарался заснуть.

Мои спутники проспали до обеда, я тоже. Проснулся оттого, что меня опять пристёгивали за руку.

- Свет, ему наручники кожу растёрли. Есть, чем смазать?

- Вернёмся, смажем. Пошли, а то жрать охота.

- Пацана будешь кормить?

- Перебьётся, не сдохнет. А если сдохнет, не велика потеря, один чёрт. Отпишусь.

- Как тебя только к детям допускают, не представляю, - удивился капитан. Женщина рассмеялась:

- Моё дело доставить тело! И я это всегда делаю! – парочка вышла, закрыв двери на ключ. Снаружи они ставили пломбу, чтобы проводница не побеспокоила меня.

Я скучал, растянутый на полке, спать уже не хотелось, сильно хотелось есть, болели потёртости. Пробовал снова поспать, ничего не вышло. Тогда снова начал вспоминать.

... – Ну что ты опять плачешь? – спрашивала меня Лиз, держа на руках, - Не так уж и больно. Подожди, смажу чем-нибудь.

Лиска отнесла меня в нашу сарайку, положила на кровать, на живот, нашла какую-то мазь, начала смазывать спину и попу. Папа отходил розгами, не получалось у меня с руками, никак не получалось!

Отец видел, куда девается камешек с руки, карты не хотели прятаться, яблоко падало. А мне уже пять лет. Рассердившись, папа отходил меня хворостиной. Не до крови, но рубцы вздулись.

- Смотри, как надо! – Лиска встала передо мной на колени, медленно показывала, что надо делать. Мне стыдно было перед сестрой, я очень-очень не хотел её огорчать. Проследив за её движениями, я попробовал повторить, и у меня всё получилось! Ллёжа на животе, со спущенными штанами, намазанный мазью, я с лёгкостью повторял все манипуляции с предметами, и смеялся над собой: оказывается, это так просто!

Конечно, отец приписал это своей воспитательной работе. Посмотрев, как у меня получается, он остался доволен, отыскал хворостину, которой меня учил, и поставил замачиваться в ведре с водой, утверждая, что это счастливая хворостина.

Лиска робко попросила отца, чтобы он доверил ей практические занятия со мной,. после того, как отец проведёт теоретические занятия.

У Лиски получалось быстро обучать меня всяким премудростям воровского дела. Иногда у меня что-то не выходило, сестра меня наказывала, но боль, которую она мне причиняла, казалась мне сладкой. Я ревел, лез к ней на руки, но был счастлив.

- Ты маленький мазохист! – смеялась она, прижимая к себе.

Так же с плаванием. Лиска купалась со мной в ледяной воде, учила отстраняться от холода, но ни в коем случае не доводить свое тело до переохлаждения. Для чего это нужно было? Если хочешь выжить, надо уметь плавать в любой воде, чтобы руки-ноги не сводило судорогой.

Лазание по деревьям входило в уроки. У Лиски были когти для рук и ног, она взлетала по стволу с такой скоростью, что казалась мне белкой. Иногда уступала эти когти мне, тогда я совершал чудеса акробатики на деревьях, прыгая с ветки на ветку, пока не грохнулся с высоты трёх метров.

Дыхание выбило, в боку болело. Подбежавшая Лиска сделала мне искусственное дыхание, прощупала рёбра. Потом наложила тугую повязку, и я снова продолжил разминать кисти рук.

Лиска заковывала меня в серийные наручники, и засекала время, за которое я освобожусь. Если не успевал, то она выкручивала мне уши, с удовольствием слушая мои вопли.

Любимая моя сестрёнка, где ты?

Пришедшие сопровождающие прервали мои воспоминания. Капитан отстегнул мне руку, осмотрел запястье, спросил лейтенантшу:

- Света, давай свою мазь.

- Какую ещё мазь? – удивилась та.

- Ну, ты говорила, есть чем смазать потёртости.

Конвоирша открыла чемоданчик, вынула оттуда и поставила на стол флакончик йода, вату, бинт.

- Смажь йодом, потом перевяжи.

- Почему я?

- Я брезгую прикасаться к ним.

Капитан хмыкнул и принялся обрабатывать мои раны. Обильно смазав потёртость, от чего глаза у меня полезли на лоб, он неумело забинтовал руку бинтом. Потом занялся ногой...

Перевязав, он пристегнул ножные кандалы поверх повязки, боль утихала, а я вспоминал уроки, которые преподавал мне Жорка.

Жорка бил меня, а я должен был уходить от его ударов, при этом, не сходя с места.

Я был уже весь в крови, из разбитого носа, кровь не переставала течь никак, но Жорка не унимался, нанося удары по всем частям тела.

- Хватит уже, Юра, он уже не может двигаться, - говорила Лиска, стоя рядом, - дай ему отдохнуть, потом я научу его правильно уклоняться. Ты не умеешь учить.

- Ты много умеешь! – огрызался Жорка, нанося молниеносный удар в лицо сестре. Лиска спокойно уклонилась и ударила в ответ. Жорка упал, зажимая нос, а Лиска взяла меня за руку и повела к озеру, отмыть меня от крови.

Пока она отмывала меня, Жорка напал на неё сзади, ино опять промахнулся, и упав л в воду. Но не стушевался, а назидательно сказал мне:

- Видишь, как надо! – мне было смешно, я улыбался разбитыми губами.

Улыбнулся я и на этот раз.

- Это спасибо? – спросил капитан, - Держи тогда, - протянул он мне ватрушку.

Не веря своему счастью, я проглотил её. Ватрушка была чёрствая, зато с творогом.

Вечером парочка снова ужинала в купе, допивая водку. Потом капитан отвёл меня в туалет, всё так же, на привязи, потом, в купе, пристегнул за руку и за ногу, укрыл одеялом, и занялся со Светой любовными играми.

На другой день к нам в купе постучали. Милиционеры открыли дверь. На пороге стоял молоденький сержант милиции, с ним рядом стоял рядовой. Увидев старших по званию, сержант козырнул:

- Меня послали проверить сигнал. Нам сообщили, что здесь издеваются над ребёнком.

- Здесь не издеваются над ребёнком, здесь этапируют опасного преступника, - заявила моя сопровождающая. Сержант встретился со мной взглядом, я пожал плечами и отвернулся. Что может сделать сержант, когда здесь целых два офицера?

- Извините за беспокойство! – сказал сержант и удалился.

- Это проводница, сука, настучала! Вот я ей сейчас!

- Уймись, Света! Не усугубляй! Потом, всё потом.

Таким образом, мы ехали. Главное, меня не мучила жажда. И рюкзак не отобрали. А там была фляга с водой. Иногда, ночью, я прикладывался к ней. Одеваться мне не давали, забыв, наверное. Я кутался в одеяло, ночью мёрз, когда открывали окно. Курили они часто, сами грелись внизу...

Наконец, приехали. Я даже вздохнул. Критически осмотрев меня, лейтенантша приказала мне одеться и обуться, отстегнув меня. Когда я оделся и надел рюкзак, нисколько не смущаясь, даже демонстративно, моя сопровождающая застегнула кандалы поверх моего левого локтя, пристегнулась сама, с другой стороны, к своей руке.

Капитан нас проводил до стоянки такси, посадил нас на заднее сидение, сам сел на переднее. Назвал адрес моего детдома, и мы поехали. Таксиста разбирало любопытство, он поглядывал в зеркальце на меня, но не решился что- то спрашивать у милиционеров.

Опять казённый дом .

В детском доме директора не было, он был в лагере. Нас встретила замполит.

Они, в её кабинете, оформили приём-передачу меня и стали прощаться.

- Вы его не слишком кормите, - предупредила Света, - ему это вредно.

- Не будем. Сейчас поместим в карцер, на неделю, на хлеб и воду, раз в сутки. Не повредит ему такой рацион. После карцера у нас ребята долго делаются шёлковыми.

Моя конвоирша посмотрела на меня взглядом, в котором мелькнуло сочувствие.

Рюкзак я сдал на склад, замполит вызвала сторожа. Сторож открыл карцер, который находился в подвале, и впихнул меня внутрь. Здесь было холодно, воняло мочой и затхлостью. Мне сразу стало холодно, в коротеньких шортиках и футболке без рукавов. Оглянувшись на дверь, увидел глаз, наблюдающий за мной.

- Не сидеть! – сказали в отверстие в двери, - Не лежать. Спать можно только ночью! Отверстие в металлической двери закрылось, а я осмотрелся вокруг.

Под потолком горела голая электрическая лампочка, ватт, эдак, на сорок, голые бетонные стены, такой же пол, слегка сырой. На боковой стенке откидывающиеся нары, пристёгнутые на день к стенке. Больше ничего не было, не считая вонючего ведра в углу.

- Всё познаётся в сравнении, - грустно сказал я.

Чтобы не замёрзнуть, я начал делать разминку, которую уже давно не делал. Хоть в чём-то плюсы, подумал я, разогреваясь. Делал отжимания от пола, выполнял ускорение. Сказывалось почти месячный перерыв в тренировках. Устав, я присел на корточки, у стены с деревянными нарами.

- Не сидеть! – услышал я мальчишеский голос, - Можно ходить, прыгать, бегать, но не сидеть!

Голос был с акцентом. Я удивился. В нашем детдоме ни кавказцев, ни азиатов не было. Любопытно было посмотреть. И я остался сидеть.

Дверь открылась, вбежал мальчишка лет тринадцати:

- Не слышишь, щинок?! Я тебе чё сказала? Не сидеть! – мальчишка попытался пнуть меня ногой, но промахнулся, я подсёк ему опорную ногу, и тот грохнулся на пол.

- Ай! – воскликнул он, с трудом вставая.

- Я тебя урою! – кинулся он на меня. Я ударил его ногой в живот, потом в лицо.

Мальчишка согнулся, сел на корточки, закрывшись руками, и заплакал:

- Не бей меня, я больше не буду!

- Пи...й отсюда! – сказал я. Мальчишка выскочил за дверь, захлопнул её и сказал в глазок:

- Канец тибе, щинок! – и куда-то убежал. Я хмыкнул и продолжил разминку.

Когда уже заканчивал, дверь снова открылась, на этот раз вошли трое пацанов кавказской наружности.

- Этот, что ли? – спросил один из них, с удивлением глядя на мою тщедушную фигурку.

- Да, он!

- Ты что, сам справиться с щенком не мог? – спросил третий.

- Да он, падла, приёмом! – дальше кричал он по-своему.

- Говори по-русски, Мамед, когда с тобой русский! – перебил его один из пацанов. Воспитанный, поразился я.

- Ты, щинок! – обратился ко мне Мамед, - Ты думаешь, твая систра уехала? Нет! Её убили! Насиловали и убили!

- Чего? – не поверил я, думая, что, не в силах со мной справиться, Мамед решил соврать, чтобы мне было больно.

- Мамед! – крикнул второй мальчишка, - Замолчи! Нам сказали никому не говорить!

И я поверил. Да и осколки мозаики сошлись. Все непонятки стали понятными: «Приказ сверху!», - сказал мне перед побегом Владимир Иванович.

Осознав, что моей любимой сестры больше нет, я увидел, как кружатся перед глазами рваные лохмотья тьмы, потом мир сузился для меня до крохотного светлого пятна, и я медленно упал на удивительно мягкий пол.

Когда я очнулся, глаза открыть не смог. Веки оказались для меня слишком тяжёлыми. Сильно болела голова, а тела не чувствовал. Попытался пошевелить языком, но он будто присох к гортани.

Тут кто-то провёл по губам мокрым тампоном, я сумел разлепить губы, и тампон проник в рот, смочил язык, я облегчённо вздохнул, сумев сглотнуть.

- Очнулся! – обрадовался девичий голосок, и я услышал удаляющиеся шаги. Потом вошёл ещё кто-то.

- Как он? – спросил уже другой, женский голос.

- Хочет пить.

- Воды пока не давайте, смачивайте губы, язык.

- Хорошо! – радостно сказал девичий голос.

- Глаза не открывал?

- Нет, только пытался.

- Ясно, откроет глаза, сообщите мне, - послышались удаляющиеся шаги.

- Саша! – прошептали над ухом, - ты меня слышишь?

И я вспомнил. Глаза наполнились слезами, по щеке побежал ручеёк.

- Ну что ты, Саша! – вздохнула девушка, вытирая мне слёзы ваткой, - Успокойся, всё будет хорошо!

Ну вот что они все врут?! Как мне может быть хорошо, когда такое горе?! Зачем я очнулся?! Слёзы уже душили меня.

- Сашенька! Глазки можешь открыть?

Я постарался. Увидел сквозь слёзы мутный силуэт.

- Молодец, Саша! Умница! Сейчас позову доктора.

Я снова закрыл глаза, не переставая плакать. Зачем я сдался? Меня ведь намеренно отсылали отсюда, чтобы я не узнал этой жути. Вырос бы, узнал правду, но тогда уже боль утраты не была бы такой страшной. Всё же я был маленьким мальчиком, а Лиска мне заменила маму.

- Ну, что? – спросила врач, входя, как я понял, в палату.

- Он всё вспомнил, плачет, - сама, чуть не плача, ответила девушка.

- Как реакции?

- Не реагирует на боль.

- Продолжайте капать глюкозу, колите церебролизин и никотиновую кислоту.

- Саша! Ты меня слышишь? Если слышишь, открой и закрой глаза.

Я приоткрыл глаза, ничего не увидел, и снова закрыл.

- Реакцию на аллергию проверяла? Вколи ему димедрол.

Как кололи, я не чувствовал. Без страха думая, что меня парализовало.

Да, меня частично парализовало. Мне сказали, что это нервное, но организм молодой, отойду.

Когда я уже начал чувствовать тело, ко мне зашёл капитан милиции.

Везёт же мне на капитанов! – подумал я.

Капитан начал спрашивать меня о сестре. Где она могла бывать, не работала ли... сами понимаете, кем. Я не мог отвечать. К своему ужасу я понял, что говорить не могу. Нет, речь у меня не отнялась, просто появилось настолько сильное заикание, что я не мог преодолеть ни одной согласной.

Так со мной уже было. В прошлой жизни. Я даже огорчался, что не умер на этот раз, может быть, родился бы в другом мире, более дружелюбном ко мне.

Писать я тоже пока не мог. Пальцы одеревенели. Я с грустью думал, что теперь мне на самом деле уготована судьба воспитанника детдома, и надо забыть о своей мечте, найти свою призрачную семью. Которой, возможно, нет.

- Я ннне знн... – ответил я.

- Или не хочешь отвечать? – спросил капитан. – Мы же с тобой хотим найти преступника?

- Ччч... дддолгго... – выдавил я из себя.

- Долго? Вы же все молчите, как в рот воды набрали. Ни мать не говорит, ни ты. Отца с братом найти не можем.

- Мама ккк...?

- Нормально твоя мама, лечится. Только она лишена материнства.

- Лллис бббыла ммм... мама, - сказал я, снова, заплакав.

- Понимаю, - вздохнул капитан, - держись, малыш, я знаю, что твоему горю не поможешь, но жить надо. Не распускайся, ты же мужчина. Я обещаю, что буду искать убийц.

За мной ухаживала медицинская сестра, молодая девушка. Она нежно разговаривала со мной, на ночь даже пела колыбельную.

Я раздумывал, каково ей работать с детьми, если она так к ним привязывается. Потом ведь всё равно надо расставаться, а расставаться всегда тяжело и больно.

Уже через день я начал самостоятельно ходить, правда, подволакивая левую ногу. Раны на запястье и лодыжке зажили, но следы остались. К счастью, я не мог рассказать сестре об их происхождении. Она спрашивала. Звали её Маша, ей было восемнадцать лет, она мечтала поступить в медицинский институт, но там был большой конкурс, поэтому девушка вернулась в родной город, решила поработать в детской больнице. Сначала взяли нянечкой, потом обучили на медсестру. Я был её первым пациентом, за которым её закрепили, поэтому она так ко мне привязалась, считая меня чуть ли не братом.

Она знала мою печальную историю и жалела меня.

Но долго отдыхать там мне не пришлось. Как только я пошёл на поправку, меня забрали в родной детдом. Здесь тоже есть врач, долечится на дому, сказали воспитатели врачам в больнице.

Я понимал, что они боялись очередного моего побега. Бежать я решил твёрдо, но только после того, как окончательно поправлюсь.

Меня заселили, к моему удовольствию, в ту же палату, или кубрик. Я уже считал эту спальню своей! Я придирчиво осмотрел всю комнату, инвалидно подволакивая ногу, улыбнулся новичкам, настороженно следившим за мной, потом топнул ногой и сердито показал на пол, промычав, что надо его помыть. Вряд ли дети что поняли. Тогда я показал мимикой и жестами, что надо сделать.

- А ты кто такой? – спросили меня. Я подошёл к графику дежурств и ткнул пальцем в свою фамилию.

- Ну и что? – не сразу поняли они, потом закивали бестолковками, побежали делать новый график дежурств на проживающих здесь. Их было здесь пятеро.

- Сашку записывать? – спросил тот, кто составлял график.

- Какого Сашку?

- Ну, этого, - показал мальчик на меня пальцем, - хромого.

- Ты чё, одурел? Во-первых, он старожил, во-вторых, больной, не видишь, что ли?

Тут открылась дверь, и вошли двое мальчишек, те, которые были в карцере. Я насторожился, но они приветливо помахали мне руками.

- Привет! – поздоровались они со мной, пожимая руку, - Как узнали, что ты вернулся, решили навестить.

Они поставили табуретку между моей и соседней кроватью, выставили из холщовой сумки две бутылки лимонада, банку сгущёнки, и пачку печенья.

Мы познакомились, одного звали Анвар, второго Джохар, по-моему, они были чеченцами, или ингушами, не очень разбираюсь в национальностях, мне лишь бы люди были хорошими.

Я только мычал, пытаясь разговаривать.

- Что с тобой случилось? – спрашивали ребята. Я показал на повязку, ещё не снятую с головы, жестами показал, что упал головой на бетонный пол и меня частично парализовало.

Анвар с Джохаром переглянулись:

- Ну, казёл! мы ему ещё добавим!

Я отрицательно покачал головой.

- Когда ты упал, мы сразу подняли тебя и понесли в медпункт, - рассказывал Джохар, - а Мамеда заперли в карцере. Но его там долго не держали. Он ведь ничего не сделал.

Я показал на детей из моей комнаты, которые жались к дальней стенке, жестом показал на них и прижал руки к груди, промычав:

- Мммои…

- Да не напрягайся ты, мы поняли, что под твоей защитой! Идите сюда! – позвал Джохар ребят.

Те, с опаской, приблизились. Джохар угостил каждого печенькой и сказал:

- Смотрите, слушайтесь Саньку!

- Мы слушаемся! – заверили ребята, довольные, что оказались друзьями таких грозных парней.

Грозные парни рассказали, что, когда уехали старожилы, сюда заселили разных пацанов.

Некоторые хотели захватить власть, пришлось подраться, навести порядок, но в конце коридора живут старшие, лет по шестнадцать – семнадцать, они держат здесь марку, у них есть прихлебатели, так называемые шестёрки. А у ребят двенадцати-тринадцати лет своя маленькая республика, они не признают власть урок, как Анвар назвал старших.

- Мамед тоже был с нами, сейчас его ни там не принимают, ни здесь. Пытался командовать малышами, старшие наказали.

- А гггде сттт…? – спросил я.

- Там, в конце коридора, но их сейчас нет, они к вечеру придут.

Джохар с Анваром, когда мы съели всё угощенье, распрощались со мной, крепко обняв.

- Заходи к нам, всегда будем рады! У нас в группе украинцы, немцы, русские, мы очень дружим!

«Хорошие ребята, - подумал я, - однако, надо пройтись, погулять, пусть ребята наведут здесь порядок». Показав ребятам, что можно приступать, оставив им на треть недоеденную сгущёнку, отправился гулять по этажу.

Вообще-то старшие обычно жили на первом этаже, подростки на втором, дети на третьем, но, видимо сейчас, когда основной контингент был на даче, всех поселили на одном этаже. Потому и конфликты.

Интересно, кто сейчас за начальника? Замполит?

Я прогуливался по коридору, разрабатывая ногу, глядел в окна, во дворе было пусто, почему-то все находились в здании.

Вернувшись в свой кубрик, посмотрел, как ребята дружно наводят там порядок, решил вывести их на прогулку после уборки.

- Рр… ппошл… гуль… – сказал я.

- Нам не разрешают, - печально сказал мне мальчик Вова.

- Ккк?

-Директор.

- Дд…? Зззам? – все согласились. Я подумал, и решил сходить к замполиту.

Странная женщина этот замполит. Согласно занимаемой должности, она должна быть среди ребят, объяснять политику партии и политическую обстановку в мире, а на самом деле она почему-то была самым незаметным человеком в администрации детского дома, как разведчик во вражеском стане.

Звали её Вера Игнатьевна Маркова.

Вера Игнатьевна сидела в директорском кабинете. Уже интересно. Хоть в детдоме пятнадцать детей, желает почувствовать себя директором?

Постучавшись, я вошёл, потому что секретаря не было, в отпуске секретарь.

- Что тебе? – неприязненно спросила она.

- Ггуль… ххх… - заявил я.

- Иди, да гуляй, тебя выпустят, - не глядя на меня, сказала Вера Игнатьевна.

- Сс… сс… рр… реб…

- С малышами?

- Ддда! – получилось у меня.

- Будешь за ними следить? – я кивнул.

- Идите, за подростков не проси, не отпущу.

- Пппп?

- Дети тебя слушаются, подростки не будут, они тебя ещё не знают, а если и знают, у них свои авторитеты. Могут сбежать в город. Надеюсь, я понятно объяснила? – я кивнул.

- Ррразр… иидд…?

- Иди, - разрешила Вера Игнатьевна. Я вышел в некотором удивлении. Сидя в кабинете, она всё знает, что происходит в корпусе. Видеонаблюдения я не заметил. Значит, что? Кто? По пути сюда никого не встретил, прогуливаясь по этажу, видел нескольких детей и подростков, но тогда у меня в мыслях не было, кого-то подозревать.

Вернувшись в свою палату, я жестами пригласил ребят на прогулку. Ребята построились и пошли за мной. На входе стоял стол с вахтёршей, как у девочек. Вахтёрша, увидев организованную группу, выпустила нас, сказав, чтобы потом постучали, а то дверь будет закрыта.

Выйдя на территорию, я повёл ребят на спортивную площадку. Мальчишки сначала вели себя скованно, потом разошлись, начали бегать, кричать, появились улыбки на лицах.

Я пытался делать разминку. Я давно, ещё в больнице, пробовал, потихоньку набираясь сил. Но был ещё очень слаб. Примерно на уровне подростка.

Всё-таоки я не смирился с тем, что все наработки потерял. Шесть лет изнурительных тренировок псу под хвост?

У меня шерсть вставала дыбом, когда я на секунду представлял это. Особенно, когда ещё с трудом владел своими руками и пальцами.

Через час ребята немного утомились, я предложил посидеть на лавочках, поговорить.

Пацаны, некоторые из них были старше меня на два года, без сомнений признали моё лидерство.

Они всё же были ещё маленькими, искали защиты, тянулись к старшему, доброму товарищу.

Увидев, что я забочусь о них, что меня уважают подростки, дети прониклись ко мне доверием и стали делиться своими историями.

У Вовчика родителей лишили родительских прав за пьянство и прочую аморалку. Вовчик говорил, что здесь ему значительно лучше живётся, чем дома.

А вот Славка с трудом сдерживал слёзы: у него была одна мама, и она умерла в больнице. Заболела, и умерла. Славку отдали в детдом, он даже не знает, есть ли у него родственники.

У Витьки родители погибли при аварии на заводе, где они вместе работали, жили очень хорошо, в доме было всё. Родственников оказалось много, но Витька не понадобился никому. Что стало с квартирой и имуществом, Витька не знал, да и знать не хотел, в силу своего возраста.

Братья Серёжа и Артём сами сбежали из дома. Их дважды возвращали, но они всё равно сбегали, из-за невыносимых условий: голод, побои, издевательства. Серёжа показывал следы ожогов на груди, уверяя, что это пьяная мама тушила об него окурки. Один из сосочков был прижжён. Я передёрнул плечами, представив адскую боль от такого ожога.

Все мои испытания показались мне детской игрой. Артём постеснялся показать свои раны, только улыбался и краснел.

Серёжа всё же рассказал, что произошло с Артёмкой.

После очередного побега их нашли и вернули в родной дом. Когда сотрудники детской комнаты милиции ушли, папа начал их избивать ногами. Артёмку, упавшего на пол, бил в живот, пока тот не потерял сознание. Серёжей занималась мать.

Потом, когда их оставили в покое, устав, Серёжа вынес брата, и они спрятались в кустах. Утром Артёмке стало плохо, Серёжа кое-как дотащил брата до больницы, где их положили на лечение. Артёмке пришлось удалить одно яичко.

После этого случая ребят определили в детдом, но родителей ещё не лишили родительских прав, у них имелись характеристики с работы о том, что они чуть ли не ударники производства и отличные семьянины, а травмы дети получили, гуляя на улице допоздна.

Так что, не исключено, что они опять вернутся к любящим родителям.

Серёже было десять лет, Артёмке семь.

В своё время я наслышался и начитался подобных историй. Потом появилась ювенальная юстиция, которая вместо того, чтобы помогать малообеспеченным семьям, отбирала у них детей, иногда продавая их в богатые приёмные семьи. Грязные, оборванные и вшивые дети этих защитников детства не интересовали.

Братья мне понравились. Серёжа опекал младшего, буквально не отходил от него ни на шаг, боялся за него. Прямо как… Не надо об этом.

- А про тебя мы знаем, - заявили мне ребята.

Не знаете вы ничего, подумал я, ну и хорошо, что не знают. Ну и пусть. Всё обо мне не знает даже семья.

Только Лиске я, в порыве откровенности, рассказал, свою тайну. Она долго смеялась, потом целовала меня, называя фантазёром.

- Но это правда, - обижался я.

- Ты знаешь, - говорила Лиска, успокоившись, - иногда мне тоже кажется, что я живу вторую жизнь. И та жизнь у меня была счастливой. Но я бы не хотела вернуться туда. Знаешь, почему?

- Почему? – обиженно спросил я.

- Потому что там нет тебя и Юрки. Особенно тебя, - сестра ласково прижимала меня к себе, и я сразу забывал о своей бывшей семье, двойники которой должны были жить в этом мире, иначе это было бы несправедливо.

Вот так, я вам немножечко приоткрыл причину своего побега. Теперь меня ничто не удерживает здесь. Разве что желание отомстить. Найти и уничтожить. Пусть буду убийцей, возьму грех на душу, но этим убийством я спасу других девочек от страшной смерти.

Когда я узнал, что пережила Лиска, то был на грани безумия. Я плакал навзрыд, никто меня не мог утешить. Маша тоже плакала вместе со мной, когда я рассказал ей, отчего я нахожусь в этой больнице.

Оказывается, когда Лиза выползла на дорогу, волоча за собой выпущенные кишки, она сказала перед смертью только одно:

- Только Саше не говорите, что я умерла. Он не переживёт.

Вот почему меня тогда отпустили, надеясь, что я больше сюда не вернусь. Но что-то меня заставило вернуться, правду я хотел узнать…

Когда я немного успокоился, то обратился к Богу, чтобы Он дал мне сил пережить этот ужас, чтобы покарать нечестивцев, но Он ответил, что их судьба в Его руке. Не дело смертных вмешиваться в высшее правосудие.

Я не поверил Ему. Правосудие, конечно, свершится. Узнаю ли я об этом?

Наверное, узнаю, когда воссоединюсь с сестрой. Мне часто вспоминался сон, где Лиска говорила: «Я очень тебя люблю и жду!». А там ждать можно века. Мне можно не спешить.

О том, что случилось с моей сестрой, мне рассказал капитан. По моей просьбе, и надеясь, что я ему всё расскажу.

Что я мог рассказать?! Меня ни во что не посвящали. Дети вообще-то много что знают, они наблюдательнее взрослых, но в нашей семье были строгие порядки, и секреты охранялись хорошо.

Вечером я снова прогуливался по коридору. Дойдя до комнаты, где жили старшие, я увидел, что дверь приоткрыта. Заглянув внутрь, заметил, как один из взрослых парней быстро сунул под полотенце, которое лежало на кровати, тяжёлый предмет, похожий на револьвер.

Не раздумывая, я вошёл в спальню.

Там находились трое парней лет от пятнадцати до восемнадцати, и двое подростков лет тринадцати.

Они все обалдели от моей наглости, но, когда я немного приблизился к ним, один пацан пришёл в себя, и закричал:

- Чё тебе здесь надо? Вали отсюда! – он подскочил ко мне, размахнулся, чтобы дать леща, но я просто сильно толкнул его в грудь, и он полетел спиной вперёд. Передо мной мелькнули его ноги.

Быстро подскочив, мальчишка снова бросился на меня, я снова свалил его на пол.

Старшие ребята весело смеялись, глядя, как малыш, да ещё хромой, валяет по полу довольно крупного подростка, пока один из них, тот, который чистил наган, не скомандовал:

- Ша, Тяпа! Отойди, и не отсвечивай. Закрой, лучше, дверь.

Парень, нисколько не стесняясь меня, достал наган и, как ни в чём не бывало, продолжал его чистить.

Я, сглотнув, с вожделением уставился на оружие.

- Что, Санька, наган нужен? – я кивнул, снова сглотнув обильную слюну.

- На, держи, - парень протянул мне наган, защёлкнув барабан. Я взял его в руку, и не смог удержать! Тяжёлый револьвер потянул слабую руку вниз. У меня намокли глаза.

- Не расстраивайся, Санёк, - успокоил меня парень, забирая у меня наган, - подлечишься, наберёшься сил, тогда и отомстишь за свою сестру. Ты же хочешь отомстить? – я радостно кивнул.

- Сам знаешь, Санька, месть, это такое блюдо, которое должно быть холодным. Люди годами ждут удобного момента, так что, не торопись. Ты уже знаешь, кто это?

- Нннне…

- Странно, все знают, - удивился парень

- Миммили…

- Милиция? Они знать не хотят, потому что это дети первого секретаря горкома, какого-то там секретаря горисполкома, третий – сын прокурора, а четвёртый – начальника ГУВД! Вот так-то, друг мой! Они катаются на иномарке и снимают девчонок. Кого-то просто изнасилуют, а с кем-то позабавятся.

- Иххх нннад… ссскк… - сказал я.

- Зачем? – удивился парень

- Дедеддевв… дррр…

- Других девчонок? Это да, пока они на свободе, ещё не одну девочку могут убить.

- А ттты?

- Я? Пусть этим занимается тот, кто должен этим заниматься. Мне свобода дорога. И тебе револьвер не дам, не надейся.

Я заплакал.

- Успокойся, кто может это сделать, так это твой папаша. Только ему тоже надо быть осторожным. Отцы этих сволочей могут многое, у них власть, понимаешь? Вы можете подставить многих людей, когда начнут копать. А копать начнут, даже не сомневайся!

Так что, Санька, не спеши, набирайся сил, и отдай то, что забрал у Тяпы.

Я, с удивлением, посмотрел на парня.

- Нет, я не видел, что ты у него взял, но ты не мог не наказать наглеца? – усмехнулся парень.

Тогда я с силой, от досады, метнул заточку в дверь. Заточка вошла наполовину в притолоку.

- Тяпа! Ну-ка, иди сюда!

- Чё я-аа? – заныл Тяпа.

- Я тебе что говорил? – я больше не слушал, вышел из комнаты и похромал к себе. Там я лёг ничком на кровать и так лежал, ни о чём не думая. Ребята не мешали мне.

Потом мысли начали выстраиваться в логический ряд. Отец с братом это так не оставят. Жорка, когда приходил ко мне, уже искал Лиску. Скорее всего, они договорились встретиться, а она не пришла…

Не было её в детдоме, не было в лагере. Значит, они должны найти убийц, тем более, что те и не скрываются особо, свято веря в свою неуязвимость.

Этой же ночью за мной пришли.

Меня разбудили ребята, сказав, что меня внизу ждёт брат. Поспешно одевшись, я поковылял вниз.

Брат! Мы крепко обнялись, он повёл меня к калитке, удивившись, почему я хромаю. Я замычал.

- Что с тобой? – испугался Жорка.

- Ннни... ни...ничч, - ответил я.

- Ладно, поехали, некогда.

У ворот стоял какой-то большой чёрный автомобиль. Меня посадили на заднее сидение, рядом сел Жорка и мы поехали. Брат всю дорогу молчал, да и мне нелегко было его расспрашивать.

Ехали мы довольно долго, выехали за город, потом двигались куда-то по лесной дороге. В конце пути выехали на поляну, освещённую фарами ещё двух машин.

Когда я вышел из машины, меня подхватил на руки отец.

Семейные тайны .

Наверное, целую минуту он держал меня, прижав к себе. Потом поставил на ноги, показал на четыре дерева, к которым были привязаны четыре окровавленных человека.

- Вот, Санька, те самые, что убили нашу Лизоньку. Хочешь отомстить?

- Дддд...дда! – крикнул я, дрожа от ярости.

- Держи! – протянул он немецкий штык-нож со свастикой, - Вот этот, посерёдке, разрезал живот твоей сестре от... от паха и до грудины! Сделай с ним то же самое!

Я взял штык-нож, похромал к парню. Несмотря на то, что рука у меня была маленькая, рукоятка ножа удобно лежала в ладони, не скользила. Подойдя к убийце, я внимательно осмотрел его. По пояс сверху он был голый.

- Давай, шкет, - криво улыбнулся парень, - твоя сеструха была сладкой девочкой, я здорово с ней повеселился, особенно, когда разрезал ей пи..., она так кричала!

Я понял, что парень решил вывести меня из себя, чтобы я убил его сразу, видимо, ему надоели пытки.

Я проверил на ногте остроту штык - ножа. Лезвие было острым.

Двумя движениями я освободил свою жертву от лишней одежды, присмотрелся к его аппарату.

Парень замолчал, со страхом глядя на меня.

Я просунул нож между ногой и мошонкой, и стал отпиливать уже не нужную ему часть тела.

Бывший парень страшно закричал. Долго пилить не пришлось, половой аппарат отделился от тела и с влажным стуком шмякнулся нам под ноги. Ручьём побежала кровь.

При виде и от запаха крови мне стало дурно. Я отошёл подальше, сел на поваленное дерево. В ушах шумело, в глазах стоял кровавый туман.

Ко мне подбежал брат, поднёс к губам фляжку со сладким чаем. Я сделал несколько глотков, чернота рассеялась.

- Молодец, Сашка! Как себя чувствуешь?

- Нормально, - ответил я, - что дальше?

- Не понял, - удивился Жорка, - ты что, притворялся?

- Ты это о чём? – спросил я.

- Ты же, вроде, говорить не мог?

- Да? – я уже забыл об этом.

- Ладно, забыли. Ты, смотрю, весь в крови, поехали, я отвезу тебя в одно место, помоешься, а потом съездим к Лизе, попрощаемся. Здесь закончат без нас.

Мы снова сели в большой чёрный автомобиль и куда-то поехали. Подъехали к тёмному зданию, потом спустились в подвал. Жорка открыл массивную дверь, и мы, через небольшую прихожую, попали в освещённую, неплохо обставленную комнату. Посредине стоял стол, справа от входа была комнатушка, откуда выглянула легко одетая девушка.

- Анжел, - обратился к ней брат, - смотри, как уделался мой братик, его надо отмыть. И одежду, тоже.

Хорошо, что я был в шортах, и забрызгал, в основном, ноги и кеды с носками.

Анжела провела меня в за дверь, за которой оказался предбанник.

- Раздевайся, - велела она, и, когда я разделся, проводила меня в мыльное отделение. Я давно понял, что это сауна, только не предполагал, что они существуют в эти годы.

В мыльном отделении девушка поставила меня на полку и начала мыть, старательно оттирая все места. Ничего не спрашивала, не шутила, как будто всегда только и делала, что отмывала мальчиков от крови.

Тщательно, меня помыв, вытерла большим полотенцем, снова провела в предбанник. Здесь, вместо моей грязной одежды, меня ожидало чистое бельё, немного большего размера, шерстяной спортивный костюмчик чёрного цвета, и новые кеды с носками.

Быстро одевшись, я вышел в комнату, где стоял стол. Этот стол накрывали закусками и спиртными напитками. При виде еды меня затошнило.

- Готов? – спросил меня брат. Я согласно кивнул.

Мы вышли из подвала, сели в машину и поехали на кладбище.

Жорка нашёл могилу в тёмных кладбищенских переходах, осветил деревянную пирамидку, на которой был привинчен медальон с портретом нашей Лиски.

Ниже было написано: «Елизавета Васильевна Князева. 12.03.1953, -10.06.1968.».

Почему она Князева? – спросил я, глотая тугой комок, - Почему Васильевна?

- Садись, поговорим, - усадил меня Жорка на лавочку.

- Лиза была дочерью твоей матери. Я сын нашего отца. Мы с Лизой совершенно не родственники. А ты брат и Лизе, и мне. Понял? Теперь, после смерти Лизы, ты мой самый близкий человечек, - обнял меня Жорка. - Лизоньке оставался всего год рабства. В будущем году, когда бы ей исполнилось шестнадцать лет, мы собирались пожениться. По нашему закону, если родители не против, это можно сделать. Такое было условие: если Лизу кто возьмёт замуж, она станет свободным человеком.

Мы с Лизой всё думали, как бы тебя взять к себе, а ты сам попросил Лизу усыновить тебя. Мы так тогда с ней радовались... – голос у Жорки дрогнул, по лицу побежали слёзы. Я его обнял, смотрел на портрет Лиски, мои глаза тоже намокли.

- Я тебе должен кое-что рассказать о семье. Отец в войну служил в разведроте, ходил в рейды по тылам противника, устраивал там диверсии. Теперь ты понимаешь, откуда у него такие навыки. То, что ты учил, называлось у них «качание маятника», когда ты уклонялся от ударов, от бросков в тебя камней, эти упражнения делали тебя неуловимым и почти неуязвимым. Также отец дал тебе основы стрельбы по – македонски. Стрелять, правда, не давали, ты только метал ножи и камни.

Когда кончилась война, отец встретил мою маму, они поженились, жили в любви, счастливо, потом родился я. А через некоторое время отца посадили. Ты, наверное, не знаешь, но тогда очень многих фронтовиков посадили. Мама бедствовала, одна, со мной на руках. Через некоторое время забрали и её. Больше маму никто не видел, меня оставила у себя соседка. Потом, в пятьдесят третьем году, отца отпустили, но зоне он, разуверившись в справедливости, попал в банду. Выйдя, отец стал профессиональным вором и убийцей. Особенно после того, как узнал, что его любимая жена сгинула, а сын воспитывается чужой женщиной. Отец забрал меня, оставив доброй женщине немало денег, как он говорит, и мы с ним уехали в Среднюю Азию. Там было хорошо, тепло, много фруктов. Мне очень нравилось. Как раз, в пятьдесят пятом, или в пятьдесят четвёртом, отец встретил твою мать. У неё уже была Лиза, мужа не было. Где он, предпочитали молчать.

В Средней Азии, а конкретно, в Ташкенте, вся власть принадлежала и принадлежит, местным кланам, для того, чтобы другой клан встал у руля, надо было уничтожить верхушку правящего клана. Нашему отцу сделали заказ, и он его выполнил. Его искали, но найти не смогли. Тогда, узнав, что у нашего отца есть любовница, схватили твою будущую мать и стали пытать, стараясь узнать, где наш отец. Но она не выдала его. Там её подсадили на наркотики, но мать так и не призналась, что знает, где скрывается отец. А когда пришли к нам, мы опять жили у соседки, узбечки, у которой без нас было семеро детей, и забрали девочку, мать слегка подвинулась рассудком, потому что Лизу пытали на её глазах.

Ничего не добившись, их отпустили, но мать сделали рабыней, и она должна была отрабатывать кровный долг отца, мы с Лизой тоже считались рабами, но были ещё очень маленькими. Отец нашёл нас, и вывез оттуда в этот город. Как он это сделал, не знаю. Здесь приобрёл дом, обустроились, потом родился ты.

Но кровники отца разыскали нас и здесь. Мать встретили в городе, объяснили ситуацию. Ей пришлось отдать Лизу, иначе они забрали бы тебя.

- А меня за что? – не понял я.

- Кровная месть. Всех под корень.

- А тебя?

- Меня тоже, как сына – первенца. Но я уже сам могу мстить. А вот с тобой получилось интересно. Во-первых, ты сын их кровника, во-вторых, сын рабыни, то есть, их собственность. Понимаешь? Если бы было можно, твоя мать сама продалась бы, но была уже не столь привлекательна, как невинная Лизонька. Бедная девочка! Сколько ей пришлось вынести.

- А как вы?..

- Мы с детства дружили, а когда узнали, что не родные, полюбили друг друга. Когда Лиза стала отрабатывать долг матери, она решила, что по любви лучше...

Впрочем, тебе ещё рано это знать, что-то я заболтался.

- Получается, Лиска согласилась продаться в рабство из-за меня? – Жорка кивнул, соглашаясь:

- Женщин в рабство, мужчин в расход!

Мы помолчали, глядя на портрет Лиски. Мне стало больно от осознания того, что моя любимая сестрёнка на самом деле лежит здесь, под двухметровым слоем земли, и не осталось больше никакой надежды на то, что всё это только бред. Я обнял брата, уткнулся ему в плечо, и горько разрыдался, к тому же события ночи дали о себе знать. Жорка тоже плакал, гладя меня по голове.

Успокоившись, я проникся доверием к брату, и решился сказать:

- Юра, тебе нравится нынешний строй?

- В каком смысле? – спросил брат.

- Ну, социализм.

- Почему ты спрашиваешь? – удивился он

- Что ты ответишь мне, если я тебе скажу, что Советский Союз развалится?

Юрка даже отодвинулся от меня:

- Ты что, рассудком подвинулся? Чтобы Советский Союз распался? Мы выиграли такую войну! У нас куча дружественных соцстран, Варшавский договор!

- Сейчас, да. Но подрастает новое поколение, которое захочет жить лучше, как в Америке.

- В Америке не было войны!

- А в Германии? Страну восстановили после разрухи, да и вся Европа уже живёт лучше нас.

- Санька! Ты, смотри, не скажи это где-нибудь ещё! Всё, что угодно, только не политика!

- Не знаю, как будет здесь, Юра, но представь, что всем нам предложат обогащаться, как захотим? То есть, можно будет воровать, причём эшелонами, продавать корабли, в том числе и военные, воры войдут в правительство. Ведь сейчас воровать много просто нет смысла, потому что нельзя потратить. Вон, папка. Что, у него мало денег? А живём в берлоге. При новой власти можно купить хороший дом, коттедж с бассейном во дворе. Как тебе это?

- Хм! Неплохо! И когда это будет?

- Лет через двадцать, может, немногим больше.

- Ну, я совсем старый буду, как папка.

- Не такой уж и старый. Мне будет лет тридцать.

- Да, хорошо бы, посмотреть на это!

- Да, хорошо, можно будет каждому купить машину, хоть какую импортную, продавцы будут бегать за покупателями...

- Ну, это сказки!

- Не сказки. Но, давай, глянем на это, с другой стороны. Возьмём мой детдом. Сейчас нас кормят, одевают, учат, за государственный счёт. Когда произойдёт переворот, перестанут платить учителям деньги, те пойдут на базар, торговать. От голода и побоев детдомовцы побегут, будут жить на вокзалах, в общем, как во время гражданской войны. Многие дети погибнут, от голода и холода. Бандиты начнут делить территории, рынки, начнутся бандитские войны, где многие ребята погибнут. Милиция будет разбойников ловить, рискуя жизнями, а суд будет их отпускать. Из милиции уйдут честные сотрудники. Кто останется без работы, кто пойдёт работать на бандитов, от безысходности, в милицию устроятся взяточники и воры. А на помойках вместе с бездомными собаками будут искать пропитание бездомные люди и старики.

Потом начнут восстанавливать те же детские дома, туда пойдут деньги, гуманитарная помощь... Подожди, не перебивай. Тех, кто остался там работать, десять лет страдая без денег, где-то добывая еду для детей, выгонят, придут другие, которые всё растащат, что ещё осталось. Порядок будут наводить ещё лет двадцать. Добросовестных воспитателей посадят в тюрьму...

- За что, в тюрьму-то? – на выдержал Жорка.

- Обвинят в педофилии, свидетели найдутся, среди детей. Так что, Юра, посоветуешь? Писать письмо в ЦК КПСС, или нет? Мне-то не поверят, только посмеются.

- Ты что? Мне предлагаешь написать? Или бате? Тогда ты точно останешься круглым сиротой. Советую тебе вообще забыть об этом. Пусть всё идёт своим чередом!

- А ведь я знаю, кто развалит СССР... Хотя иногда мне кажется, что всё будет не так... Может, я не то помню? Может, у меня ложная память?

- Ты всегда был фантазёром, Санька. Лиза постоянно о тебе говорила. Как ни останемся вдвоём, только о тебе разговоров: Санька то, Санька это. Я даже невзлюбил тебя.

- Это было заметно, - вздохнул я.

- Но я замечал, что кое-что, что ты предсказывал, сбывалось. Когда показывали фильмы, о которых ты рассказывал за год до их выхода, ещё что-то. Так что сейчас я тебе почти поверил! Об одном тебя спрошу: а не может случиться такое, что после твоего вмешательства будет хуже? А?

Я молчал. Время для обдумывания ещё есть. Почему я хотел бы, чтобы Союз остался? Что он мне сделал хорошего? Разве что, когда ехал с нормальными ребятами, в поезде, я видел счастливые и открытые лица. Здесь же всю жизнь меня окружают или несчастные и обездоленные люди, или воры, бандиты, убийцы. Сам стал убийцей. Потому что, если бы этого парня, у которого я отрезал гениталии, не добили, он истёк бы кровью, и умер.

Но всё равно в этой стране есть много хорошего. Пусть я живу в детдоме, зато здесь много очень хороших мальчишек, нас кормят, одевают, заботятся, учат в школе. Потом, бесплатное образование, лечение. Да и вообще, поживём, увидим.

Я ещё слишком мало здесь прожил, чтобы решать за весь этот мир.

Нас опять привезли в сауну. За столом сидело много людей в чёрном. При нашем появлении все встали, наполнив стопки водкой.

- Примите наши соболезнования, братья, - глубоким голосом проговорил один из гостей, и все опрокинули рюмки, не чокаясь. Потом тихо сели и принялись за закуски.

Посреди стола стоял большой портрет Лиски. Лиска на нём весело смеялась. Я помнил, когда Жорка делал этот снимок, а Лиска смеялась надо мной.

Я взял портрет в руки, поцеловал Лиску, прижал её к себе. Вокруг все молчали, сочувственно глядя на меня. Очень хотелось забрать портрет себе, но отец сказал, что пришлёт мне его потом, и я поставил портрет на место.

Жорка усадил меня рядом с отцом, наложил в тарелку еды, налил в стакан немного «Медка». Без аппетита поковырявшись в тарелке, я выпил слабоалкогольный сладкий напиток и шепнул Жорке, что очень устал и хочу спать. Брат кивнул, потихоньку мы вышли из-за стола, и прошли в комнату с кроватью. Жорка помог мне раздеться и лечь.

Под утро меня разбудили, одели и сунули в руки пакет с отстиранной и отглаженной одеждой.

Только дав умыться, отвезли в детский дом.

Возле ворот попрощался с отцом.

- Поживи здесь, сынок, когда всё утрясётся, заберём к себе. Мама выздоровеет, и у нас всё наладится. Не плачь, мой мальчик. – Я уткнулся лицом в куртку отца и тихо всхлипывал. Но, конечно, не оттого, что расставался с отцом.

Жорка проводил меня до самых дверей, крепко обнял меня, пообещав навещать, как только представится возможность.

В своей спальне я разделся, убрав спортивный костюмчик в тумбочку, решил немного ещё поваляться. Ребята еле меня добудились, чтобы идти на завтрак.

В столовой, когда мы поглощали утреннюю овсянку, в мою сторону удивлённо поглядывали старшие парни. Я уже не помнил тех жутких дней, когда у меня не двигалась нога, и не мог разговаривать.

Когда я встал из-за стола и направился на выход, парни окружили меня, поздоровались за руку и спросили, куда я ездил ночью.

- Всё! – сказал я.

- Что «всё», - сначала не поняли парни.

- Всё кончилось! – объяснил я.

- Ты сам? – уточнили у меня. Я обозначил кивок, оглядываясь вокруг. Мелкие обходили нас по большой дуге, но я предполагал, что кто-то из пацанов стучит замполиту. Причём она знает, что происходит во всех группах. Кто вхож во все группы? Ну, я. А ещё кто?

- Что оглядываешься? – спросил тот парень, с которым я вчера вёл разговор. Проклятая скромность! Почти сутки знаком с этими парнями, они знают обо мне почти всё, а я не знаю даже, как их зовут!

- Кто-то тук-тук-тук, - тихо сказал я.

- Откуда знаешь? – насторожились парни.

- Я ходил к замполиту, отпрашиваться на прогулку, она рассказала всё, что происходило у нас в группе, и вообще, на этаже. Понятно, что она сотрудница КГБ, но не ясновидящая!

- Да, это тревожно, - согласились парни, - но следовало ожидать. С выздоровлением! – поздравили они меня, и ушли.

Подождав своих пацанов, предложил им пойти на прогулку. Те, с радостью, согласились.

Сев на лавочку, я наблюдал, как ребята бегают и лазят по спортивным сооружениям, ни на минуту, не оставаясь без движения. А я подумал, что пора уходить. И не только потому, что я так хочу, а потому что за мной скоро придут. И тот же капитан, который искал убийц, будет выпытывать у меня, где их убийцы. Решив для себя, что уйду скоро, я не выдержал, и побежал играть с ребятами. Сидеть на месте для детского тела было невыносимой пыткой.

Набегавшись, мы расселись по лавочкам, рассказывали весёлые истории, смеялись. Артёмка прижался к моему боку, я обнял его, и он притих, тихонько сопя.

Мне стало и хорошо, и тревожно одновременно. Опять ребята привыкают ко мне, опять я собрался их бросать. Именно так, не оставлять, а бросать.

Хотя, что я могу сделать для этого малыша? Придут его родители, если захотят, и заберут. Чем докажешь, что они садисты? Пока всё основано на телесных повреждениях, снятых в больнице и рассказах самих детей. Через некоторое время всё забудется, отбирать детей у хороших родителей – плохо! Надо вернуть несчастных детишек безутешным родителям…

Я погладил Артёмку по голове, посмотрел на его маленькую мордочку. Он улыбнулся мне, глазки засияли, он повозился, поудобнее устраиваясь у меня под рукой.

Серёжа тоже улыбался, радуясь за брата.

Я подумал, что, хорошо бы поехать в лагерь, встретиться там со своим отрядом, с Никитой, вместе там ходить в походы, купаться и загорать. А ещё, чтобы рядом были вот эти чудесные ребята, пережившие уже много горя, сделать их жизнь немного лучше, отвлечь от грустных мыслей.

Потому что я замечал, как, во время игры, или в спальне, кто-нибудь из них замирал и уходил глубоко в себя, лицо приобретало жёсткие черты. О чём в это время думал маленький человек?

Я подумал, что я выгляжу так же, когда тоскую о Лиске.

Может быть, я и остался бы здесь, влился в новую семью, но жизнь всё рассудила по-своему.

Что бы я ни думал, я готовился к побегу. В первую очередь надо было подготовиться лучше, чем в прошлый раз. Для этого я решил посетить наш дом. Там были у каждого, свой схрон. Делать схроны мы учились, именно на такой случай.

Где Лискин схрон, я знал, где Жоркин, догадывался, но справедливо полагал, что он мог его и забрать. Не всё, но многое, в первую очередь, деньги. Кстати, о деньгах.

На поминках по сестре было неудобно говорить о таких вещах, но надо внимательно осмотреть всю свою одежду, брат мог спрятать деньги, чтобы я потом их нашёл.

После моей эпопеи с больницей я остался совсем без оружия, меня полностью раздевали, стирали всю одежду, так что про стилет и заточку можно было забыть и не напоминать, пока все молчат.

А вот у Лиски были очень интересные вещи, особенно кошачьи когти, с которыми так легко лазить по деревьям, к тому же их можно было использовать в драке, применяя, как кастеты.

Умея пользоваться ногами, можно вывести из строя большое количество врагов, а что враги появятся, я не сомневался.

Меня не оставляла мысль, что я считаюсь рабом у одного из СреднеазиатскихУзбекских кланов.

Условие не соблюдено, Лиска погибла…

Может, не случайно?! – обожгла меня мысль, может быть, мерзавцы сделали это по наводке?

Жаль, поздно, у мёртвых не спросишь, надо бы спросить у отца. Но, если он не отослал меня, оставив жить здесь, то считает, что я в безопасности? И брат ничего не сказал.

Ещё побесившись на территории, мы пошли на обед. Когда я вёл свой весёлый отряд по коридору, печатая шаг, увидел замполитшу.

- Отряд! Стой! Раз-два! – ребята остановились, яч обратился к начальству:

- Товарищ заместитель директора! Вверенный мне отряд следует в столовую, для приёма пищи!

На лице замполита мелькнула тень улыбки:

- Хорошо, Саша, следуйте.

- Вера Игнатьевна, - решился я, - нас отправят в лагерь? Ребята мучаются в душном городе.

- Они, пока, на карантине, но я подумаю, может быть, малышей отправлю. Подростки тоже обижаются, что их не выпускают гулять, надо отправлять, так и до бунта недалеко.

- Шутите? – улыбнулся я. Какой бунт могут устроить детишки? Объявить голодовку? Спасибо, наголодались!

- Отойдём? – предложила мне Вера Игнатьевна. Я насторожился.

- Саша! – тихо сказала она, - Ко мне приходили какие-то люди, спрашивали о тебе. Причём, не сюда, а ко мне домой. Вежливо спросили, не знаю ли я, где такой мальчик. Я обещала узнать.

- Азиатской внешности? – уточнил я.

- Нет, славянской. Но мне они показались очень опасными. Я не знаю, что делать. Может, действительно, отправить вас в лагерь? – я подумал.

- Наверное, да, но тогда почти всех, чтобы не бросалось в глаза, что уезжают только малыши.

- Я подумаю над этим. А ты будь осторожен, не подходи близко к забору.

- Спасибо, Вера Игнатьевна! – искренне поблагодарил я замполита, и побежал к ребятам, так и стоявшим в строю.

Вот тут я крепко задумался. Что делать в первую очередь? В первую очередь я решил посетить родной дом.

Кстати, я обнаружил в пистончике две четвертные бумажки, в кармашке спортивного костюмчика лежали мелкие купюры. Я снова был обеспеченным человеком, так что надо было действовать, потому что предложение Веры Игнатьевны показалось мне ловушкой.

Если я исчезну из детдома, это ЧП, и она подставляется. Если это произойдёт по дороге, а ещё лучше, когда меня примет директор, это будет выглядеть совсем по-другому.

Дождавшись ночи, я оделся в чёрный костюмчик и выскользнул из спальни.

За всё время своего проживания тут я хорошо изучил все щели и дыры как в здании, так и в заборе.

Взрослые не всегда могли сопоставить размер щели в заборе с размером ребёнка, поэтому забили не все места, через которые я мог проникнуть, благодаря многолетним тренировкам.

Казалось, что в эту щель может проникнуть только кошка, но, если можно было просунуть голову, ребёнок мог там пролезть и весь.

Так что я вышел с территории без особых проблем. По городу бежал осторожно, держась тёмных улочек, ведь всем известно про комендантский час для детей. После десяти все должны быть дома, иначе ребёнка, нарушившего режим, ждало отделение милиции, до выяснения личности.

Наш дом был на окраине, после него уже был лесной массив, озеро.

Осторожно подобравшись к своему дому, начал его обходить кругом, пытаясь понять, осталась там ещё засада, или дом окончательно заброшен?

Ничего подозрительного не обнаружив, решил всё же сначала сбегать к озеру, где хранились наши с Лиской заначки.

Сначала я отыскал свою. Денег там не было, были там мясные консервы, сгущённое какао, жестяная баночка леденцов «монпансье», завязанный в полиэтиленовый мешочек пилёный сахар каменной твёрдости, сухари, галеты, хорошая рогатка, пристрелянная, даже горсть шарикоподшипников. Здесь же хранилась самодельная финка и потайной фонарик.

Я с грустью вспомнил замечательный «толедский» стилет, навсегда утерянный. Интересно,. кто меня раздевал? Если бы Маша, она непременно вернула бы.

Перебрав свои сокровища, я ничего не взял, кроме фонарика, и побежал искать Лискин схрон.

Наверняка человек, прочитавший, что спрятал в схроне человек, живущий вторую жизнь, сильно удивится, почему этот человек ведёт себя, как обычный ребёнок, отвечу, что, как ни странно, большее часть времения я чувствовал себя мальчишкой. Лишь обращаясь к сохранившейся памяти о прошлой жизни, становился взрослым, надо сказать, что такое состояние мне не нравилось, было такое чувство, как будточто малыш надел отцовский костюм, и старается выглядеть взрослым.

Лискин схрон я нашёл не сразу, пришлось побегать по лесному массиву, потом, раздевшись, залезть на дуб, где обнаружилось дупло. В дупле я нашёл записку и прочитал, при свете фонарика:

«Санька, злодей! Бери конфеты и уматывай! То, что здесь лежит, не твоего ума дело!».

На обороте было накарябано: «Сашенька, милый мой! Хотела тебе принести твои любимые когти, но не смогла, в доме засада. Когда они уйдут, поищи в дровяном сарае, за поленницей.

Отсюда бери всё, что тебе понадобится. Лиска».

Я прижал записку к лицу, вдыхая ещё не выветрившийся запах сестры, потом аккуратно свернул её и убрал в карман. Здесь было самое главное: деньги. Не надо было тащить продукты, во-первых, тяжёлые, во-вторых, большой рюкзак привлекает внимание, а маленький рюкзачок скоро войдёт в привычный обиход у детей и подростков. Надо будет распустить слух, что это уже модно на Западе.

Здесь я нашёл ещё один стилет. Дамский, но очень удобный, как раз под мою руку. Раскопал и всякие женские штучки, которые Лиска не хотела мне показывать.

Я взял чай, сахар, конфеты, которые сестра завещала мне. Оружие брать не стал, хотя здесь лежали ТТ с двумя обоймами, маленький женский «Браунинг» с коробкой патронов. Дольше, чем нужно просидел я перед схроном сестры, перебирая дорогие сердцу предметы, пока решился перенести то, что взял, к себе, и сходить в дом.

В доме по-прежнему было тихо и безлюдно. Я пробрался в дровянник, и, после недолгих поисков, нашёл настоящее богатство: когти и набор превосходно выполненных отмычек! Ещё маленький рюкзачок, в котором был маленький термос, солдатский котелок с ложкой, кружка. В кармашке обнаружил фотографии. Жорка увлекался фотографией, у него был неплохой фотоаппарат, «ФЭД» называется.

На фото были мы с Лиской в разных ракурсах. И на пляже, и во дворе, и дерущиеся.

Ещё было фото, где мы обнимаемся, счастливые до невозможности.

Перебрав фото, со сладкой грустью в душе, я сложил всё в рюкзачок, и решил проверить, есть ли кто в доме.

Не знаю, как в другие дни, но сегодня дом был пуст. Побродив по разорённому гнезду, я зашёл в нашу с Лиской комнату. Здесь всё так и осталось, всё перевёрнуто, постель валяется на полу, затоптанная сапожищами, разломанные и разорванные игрушки валялись мертвецами.

Если власти хотели привить нам любовь к себе, то в этом они сильно преуспели.

Обычно девочки ведут дневник. Жаль, у нас это запрещено, я бы читал и перечитывал его.

Я нашёл то, что не смогли сломать: стойкого оловянного солдатика. Когда-то Лиска подарила мне его, рассказав сказку про солдатика, который не ушёл с поста, пока не погиб. Зажав солдатика в кулаке, я покинул ставший вдруг чужим, дом.

Забрав рюкзачок, я вернулся в свой, уже ставший роднымой, детский дом. Проник через чёрный ход, который не был забит, им пользовались, носили продукты на кухню, выносили мусор и отходы. Если я мог отпирать замки одним гвоздём, или куском проволоки, то, имея отмычки, открыл, будто у меня был ключ.

Утром меня опять с трудом добудились. Будил Артёмка, остальные боялись получить леща.

С Артёмкой же я начинал беситься, затащив его на свою кровать. Мальчик заливисто смеялся, норовя позабороть меня. Я шутливо поддавался.

Пропустив утреннюю пробежку, я подумал, что у меня ещё будет время побегать: меня ждал кросс почти на десять тысяч километров.

Всё равно после завтрака мы пошли бегать во двор. Как ни странно, с нами на этот раз выпустили подростков. Они немного потеснили нас на спортплощадке, но мы великодушно не стали возмущаться.

Ко мне подошли Анвар с Джохаром, радостно пожали руку, начали интересоваться, как я поправил здоровье.

- Клин клином вышибают, - сказал я загадочно. Говорить правду я опасался. Мало ли, кто слышит.

- Как это? – удивились ребята.

- Надо опять сильно испугаться, да так, чтобы вскипел адреналин.

- Что за зверь? – спросил Джохар.

- Перед дракой чувствуешь прилив сил? Понимаешь, что сейчас всех порвёшь? Вот это и называется адреналин.

- Да, ты правильно сказал! Когда дерёшься, даже не больно!

- Ладно, ребята, я ещё маленький, хочу бегать, тем более, нога больше не болит!

Пацаны снисходительно улыбнулись и пригласили в гости:

- Ты заходи, если будешь свободен!

Смеяться надо мной они смеялись, но недолго, потому что сами ещё страдали гиперактивностью, так что скоро мы все бегали наперегонки по площадке.

Когда пришло время обеда, я предложил своим друзьям-подросткам, тоже идти с прогулки не толпой, а строем. Показал, как ходят малыши, причём ходили строем они с удовольствием.

Тогда более старшие ребята решили сделать это ради прикола.

Честно говоря, я думал, Веру Игнатьевну невозможно ничем удивить. Но, когда я остановил строй и отрапортовал, она сначала не знала, что ответить.

Посмотрев на строй, на хитро глядящих на неё ребят, она разрешила следовать дальше.

Я же обратился к замполиту:

- Вера Игнатьевна, разрешите вопрос?

- Саша, ты решил завести здесь военные порядки? Или таким образом развлекаешься?

- Дисциплина никогда не помешает, но вы правы, поиграть мы никогда не отказывались. Но я вас отвлекаю от дел по другому поводу: Я хочу написать несколько писем. Где можно взять бумагу, конверты, ручку с чернилами?

- Зайди, после обеда, ко мне, у секретаря посмотрим. Кому ты хочешь написать письма, если не секрет?

- За время своей прогулки я познакомился с хорошими людьми, они дали мне свои адреса. Хочу им написать, что не забыл о них, что у меня всё хорошо. Если желаете, можете прочитать…

- Не имею привычки читать чужие письма! – слегка возмутилась Замполит.

- Ничего противозаконного, Вера Игнатьевна!

- Верю. Ты не так глуп, чтобы писать что-то противозаконное. Ступай на обед, потом зайдёшь ко мне.

После прогулки мы с аппетитом сметали всё, что предложил повар, и отправились на отдых.

Я, вприпрыжку, побежал в кабинет директора.

Вера Игнатьевна ждала меня в приёмной,. она уже подобрала мне несколько конвертов, тетрадку в клеточку и ручку-самописку.

- Возьми ещё чернил, а то не хватит ещё! – усмехнулась она. Я не отказался.

- На днях отправим вас в лагерь, наконец-то отдохну! Сюда зайдёт бригада строителей, осенью не узнаете родной дом!

- Искренне рад за вас! – засмеялся я, - Можно, я пройду в классную комнату?

- Да, возьми ключ, вон он, на доске висит, подписан.

- Мне, вообще-то… - я прикусил язык.

- Своё искусство будешь демонстрировать в другом месте. Здесь соблюдай правила.

- Спасибо! – покраснел я. Взял ключ и побежал в класс. Там сел за стол, и задумался. Что написать Вике? Что меня вернули? О сестре? Можно и так, Вика взрослая девушка, поймёт, почему я вернулся. Если, конечно, помнит меня. К сожалению, я уже, наверное, не узнаю об этом.

Решительно взяв ручку, развернул тетрадь и написал:

«Здравствуй, Вика! Пишет тебе это письмо маленький мальчик Саша, с которым ты познакомилась в поезде, когда ехала в экспедицию. Ты дала мне адрес, поэтому я решил написать тебе, чтобы сказать, что я помню о тебе, что наша совместная поездка была для меня самой счастливой в жизни.

Если помнишь, я рассказывал тебе о сестре. Её больше нет.».

Я излил своё горе в письме, не вдаваясь в подробности, и мне стало немного легче.

Потом я написал письмо Никите. Попросил его сильно не обижаться. Когда устроюсь, напишу, и тогда будем переписываться, хоть каждый день! Может быть, даже встретимся!

Написав эти письма, я сбегал, повесил ключи от класса на место и побежал вниз, на вахту, где висели ячейки для писем. Как ни странно, ячейки не пустовали, в некоторых лежали письма, ожидая адресата. Я положил письмо Никите в его ячейку, а для Вики опустил в синий ящик с надписью «почта» и гербом СССР.

- Что гуляешь? – спросила скучающая вахтёрша.

- Разрешили написать письма, - вежливо ответил я.

- Есть, кому писать? – удивилась пожилая женщина.

- Конечно! У меня много родственников и знакомых!

- Тогда почему ты здесь?

- Не знаю, - пожал я плечами, - взрослые дяди и тёти решили, что так будет лучше.

- Да-а, - протянула вахтёрша, - чего только не бывает!

Я не стал больше слушать рассуждения много повидавшей женщины, побежал к себе. Раздевшись, хотел было лечь поспать, но что-то расхотелось. Выспался, что ли, за последние дни?

Вместо этого я открыл окно и уселся на подоконник. Солнышко хорошо пригревало, я жмурился, глядя на ярко освещённый двор.

Тут в глаз попал солнечный зайчик. Я мотнул головой, зайчик снова нашёл меня. Закрывшись рукой, я посмотрел, откуда сверкает зеркальце.

За оградой стоял отец и посылал мне в глаза солнечные зайчики.

- Папка! – прошептал я, спрыгнул с подоконника и помчался вниз.

Сбежав с лестницы, я закричал:

- Откройте скорее, ко мне папа приехал!

- Куда ты, голый?! Хоть бы тапки надел!

Я и забыл, что был лишь в трусах и майке.

- Откройте скорее, он на минутку! Я не убегу!

- Только и сбегать, в таком виде, - согласилась добрая женщина, отпирая дверь, - иди к своему папе.

Я опрометью проскочил двор, подбежал к забору.

- Папа!

- Сынок! – мы обнялись сквозь решётку.

- Я могу выйти, сквозь дырку! – сказал я.

- Не надо, Саша, что ты в таком виде?

- У нас тихий час. Я не хотел спать, решил подышать свежим воздухом… папа! Я так соскучился!

- Я тоже люблю тебя, сын!

- Ты надолго? – с надеждой спросил я, кроме шуток ужасно обрадовавшись отцу.

- Не могу я надолго, - вздохнул папка, - вот, возьми, - протянул он мне холщовую сумку, - там портрет нашей девочки и конфеты. Раздай детям. Так положено.

- Папа, а у нас в городе есть церковь?

- Церковь? – удивился отец, - Ты что, верующий?

- Папа, когда не на кого опереться, поневоле обратишься к Богу, - ответил я.

- Прости, сынок, я знаю, как тебе тяжело пришлось, как тебе было одиноко.

- Пап, - решился я, - я подумал, может, нашу Лиску не случайно…. Может быть, на неё навели?

- Почему ты так думаешь? – нахмурился отец.

- Мне Юрка рассказал. В том числе и обо мне. Они с Лиской хотели в будущем году пожениться, усыновить меня. Значит, я уже не был бы рабом?

- Это на самом деле так, - задумчиво сказал отец, - но мне не верится, что всё это сделано ради маленького мальчика.

- А если это сделано, чтобы причинить тебе невыносимую боль? – спросил я, глядя в лицо отцу.

- Не знаю, Саша, не знаю. Но буду иметь в виду твою версию.

- Пап, Вера Игнатьевна, зам директора, говорит, её спрашивали обо мне какие-то люди.

- Да? Это интересно. Ладно, будем разбираться. Узнаю насчёт церкви, заеду за тобой, отвезу к батюшке. В грехах хочешь покаяться?

- Свечку. За упокой, - опустил я глаза.

- Хорошо, сын, я тоже поставлю, - вздохнул отец и, последний раз пожав мне плечо, пошёл к машине, которая ждала его на другой стороне улицы.

Я смотрел ему вслед и хотел только одного: чтобы он вернулся, забрал меня отсюда, отвёз домой, и мы бы зажили опять не совсем спокойной, но привычной жизнью.

К сожалению, таких чудес не бывает. Дождавшись, когда машина скроется за поворотом, я повернулся и пошёл к, ставшему моим домом, детский дом.

Войдя, я положил горстку конфет на стол вахтёрше:

- Помяните мою сестру…

- Да, Саша, я помолюсь за неё. Будь уверен, все дети попадают в рай. Все грехи, что они совершают, они совершают по вине взрослых.

- Бабушка! – решился спросить я, - В нашем городе есть церковь?

- Да, осталась одна. Раньше-то много было, а сейчас одна, церковь Святой Богородицы.

- Вы отпустите меня, если папа приедет за мной?

- Отпущу, внучек. Как раз для тебя эта церковь.

Я поблагодарил женщину, которая по годам действительно годилась мне в бабушки, и побежал на свой этаж.

Ложиться было уже поздно, я посидел немного на подоконнике, разглядывая портрет сестры, потом поставил его себе на свою тумбочку, положил рядом кулёк с конфетами и стал ждать, когда проснутся ребята. Распорядок дня, как таковой не соблюдался, лишь бы все были на месте и сыты, так что пусть спят, если хочется.

С Артёмки сползло одеяло. Я подошёл, поправил. Артёмка открыл глаза, улыбнулся и протянул ко мне руки. Мне было не по силам держать его на руках, так что, сев к нему на кровать, посадил малыша себе на колени, обнял, прижав к себе.

Мальчик доверчиво прижался ко мне, слегка посапывая, будто продолжал спать.

Проснувшийся Серёжа подошёл к нам, осторожно взял у меня братишку.

- Имей совесть, Артёмка, Саше надо сходить умыться, в туалет. Я улыбнулся им и сказал, чтобы слышали все:

- На моей тумбочке лежат конфеты, берите, помяните Лизу. Только не всё, оставьте, я хочу всем ребятам раздать.

Ребята подходили, осторожно брали лакомство. Некоторые ещё не видели таких конфет. Там были

«Белочка», «Ну-ка отними», «Мишка на севере», ещё какие-то.

С оставшимися конфетами, а их было немало, я вышел в коридор и одаривал всех.

Говорить, зачем, не требовалось, все знали этот обычай.

Подумав, я зашёл к Вере Игнатьевне, подумав, что надо её предупредить.

- Вера Игнатьевна!

- Ну, что ещё?! – со вздохом спросила она, подняв на меня глаза.

Я высыпал ей на стол горсть конфет и спросил:

- Я сегодня хочу выйти в город…

- Ну, договаривай. Думаешь, я не знаю, куда? – Осмотрев меня с ног до головы, она сказала:

- В таком виде, конечно, никуда не отпущу. Пойдём. У тебя есть чистая одежда в твоих вещах?

- Есть летняя пионерская форма.

- Только галстук не повязывай. Я коммунистка, ты пионер. Нам не следует ходить в церковь.

- Хорошо, Вера Игнатьевна, - прошептал я.

В кладовой я нашёл свой рюкзак, вынул оттуда изрядно помятый костюмчик, состоящий из белой рубашки и чёрных шорт, нашёл белые гольфы.

- Так пойдёт? – спросил я, подняв голову, - Или лучше вот эту, форму? – показал я на форму цвета хаки.

- Нет, Саша, возьми эту. Более торжественно. Не забудь погладить. И сходи, помойся! Ты выглядишь, как чучело! Постель, наверное, уже серая!

Я покраснел. В самом деле, я даже не умылся после тихого часа, а, бегая босиком по двору, не посмотрел, какого цвета ноги.

- Душевая открыта? – удивился я.

- Конечно, открыта. Только вас, мальчишек, туда надо палкой загонять. Иди уже!

Я, пользуясь случаем, перебрал вещи, которые остались в рюкзаке. Был здесь комбинезон, две формы: одна со штанами и штормовкой, одна с шортами и лёгкой рубашкой. Конечно, от съестного не осталось и следа. Во-первых, здесь могли погрызть мыши, во-вторых от припасов меня избавили уже давно, когда я кантовался в милиции и в распределителе.

Взяв пионерскую форму, я побежал в бытовку, в которой оказались старшие ребята, оникоторые гладили свои штаны и рубахи.

Я не удивился, зная, что они ходили в город, когда хотели, главным условием было их возвращение вовремя. Иначе – карцер. Ребята добровольно согласились на такие условия, честно соблюдали их.

Для того, чтобы парней не задержал патруль, им выписывались увольнительные.

- О Сашка! – обрадовались парни, беззастенчиво тиская меня.

- Погладить хочешь? Куда-то собрался? Кто она? – засыпали меня парни вопросами. Я лишь краснел, отшучиваясь.

- Помочь тебе? – спросил старший. Я узнал, исподволь, все их имена. Старшего звали Колькой, других Славкой и Петькой.

- Я умею, - пропищал я.

- Обожжёшься ещё!! – не доверил мне утюг Коля. Взял мою маленькую форму и быстро погладил:

- Держи! Только умойся! – парни необидно засмеялись, Коля провёл ладонью по моей щетинистой голове: - Удачи тебе!

- Спасибо! – прошептал я, осторожно прижимая к себе отглаженную форму.

В своей спальне, аккуратно повесив форму на спинку кровати, подумал, что делать. Идти мыться, или бегать с ребятами по двору? Подумав, выбрал второе, справедливо решив, что до ужина отец не приедет.

Славно набесившись, мы отправились, опять же, строем, в столовую, но были завёрнуты в умывальник. На этот раз старшим было невозможно было без содроганий на нас смотреть, хотя нам казалось вполне нормальным так выглядеть.

После ужина я побежал в душевую. Она была открыта, и вода горячая присутствовала.

Хорошо отмывшись, я переоделся в сохранённые каким-то чудом плавочки, подаренные Лиской, белую маечку, чистую, не растянутую, как все, грязно-голубые и безразмерные.

Затем, не надевая потрёпанную одежду, побежал к себе.

Облачившись в парадную форму, под восхищённые взгляды ребят, отправился во двор, ждать отца.

Ребята тоже высыпали вслед за мнойво двор. Я прохаживался по двору, или сидел на лавочке, с завистью глядя на веселящихся ребят. Уже отчаялся дождаться сегодня отца, когда увидел затормозившую машину.

- Папа!

В церкви было сумрачно и прохладно. Отец Фёдор встретил нас, спросил меня:

- Что тебя привело сюда, сын мой?

- Свечку хочу поставить. За упокой души моей сестры, Елизаветы… - робко сказал я.

- Сколько лет было покойной?

- Пятнадцать…

- Тогда тебе сюда, - отец Фёдор взял меня за руку и подвёл к иконе Божьей Матери.

- Знаешь, кто это? – строго спросил священник. Я, судорожно, кивнул:

- Это Богородица с Сыном.

- Молодец, малыш. Вот, возьми свечку, зажги от тех свечек, что стоят здесь, и поставь рядом. И помолись за сестру.

- Я не знаю молитв…

- Слова знать не обязательно. Слова нужны, чтобы очистить душу, а у тебя душа и так ещё чиста. Просто желай своей сестре самого лучшего.

- Я удивлённо посмотрел на отца Фёдора.

- Что смотришь? Грешил?

- Грешил, батюшка, кровь на мне. Правда, одна бабушка сказала, что грехи детей лежат на их родителях.

- Верно сказано, всё зависит от воспитания родительского. Но нельзя злоупотреблять этим. Вот сейчас и проверим, велик ли грех твой. Зажигай свечу.

С замиранием сердца зажёг я свечу и взял её двумя руками. Огонёк согрел моё лицо.

Я посмотрел на икону, и не поверил собственным глазам: на иконе была написана Лиска со мной на руках! Я обнимал маленькой ручкой её шею, и строго смотрел на меня, большого.

«Сашенька! Мальчик мой любимый! Наконец-то!». – показалось мне, или нет?

- Лиска?! – прошептал я.

«Да, Саша, это я. Не плачь больше, ладно? Вспоминай меня с тихой грустью, а ещё лучше, с радостью. Когда ты плачешь, мне очень больно. Передай это папе, маме и Юрке. Хорошо?»

- Хорошо! – кивнул я, не в силах оторваться от прекрасного лица Лиски. В душе наступил благостный покой.

«Саша! Тебе грозит опасность. Тебе надо уходить из города, как можно скорее.».

- Я знаю. Только не знаю, как сделать по-тихому, чтобы никто меня не нашёл.

Лиска передала образ, от которого я покраснел:

- Не буду! Вот ещё! Девчонкой!

«Ты же видел там одежду. Она должна быть тебе впору. А теперь поставь свечку. С тобой я буду ещё месяц. Потом, может быть, как и ты, найду себе новый мир. Не прощаюсь. Разговаривай со мной».

- Лиска! Я всегда помню о тебе и советуюсь с тобой! – я поставил свечку на светец и посмотрел на икону. Там снова была изображена Божья Матерь с Иисусом на руках. Но не было у меня больше гнетущей тяжести на душе, не было чувства невосполнимой потери.

Легко и радостно было. Я даже улыбнулся отцу Фёдору.

- Что, малыш? С кем разговаривал?

- С сестрой! Она видит меня!

- Значит, чист ты душой, отрок. Ступай с миром! – отец Фёдор перекрестил меня. Я посмотрел ещё раз на икону, неумело перекрестился.

Отец ждал меня снаружи.

- Папа, а ты почему е зашёл? – удивлённо спросил я.

- Грехи не пускают, - криво усмехнулся отец. – Вообще-то это детская церковь.

- Папа! – вдруг осенило меня, - Ты убил ребёнка?! – прошептал я. Папино лицо исказила гримаса боли:

- Я не хотел! Он заслонил собой маму! Сам подставился!

- А девочка? – вдруг спросил я. Папа молчал, глядя куда-то вдаль.

- Откуда ты всё это знаешь? – непослушными губами спросил он.

- Я сейчас разговаривал с Лиской. Но это не она мне сказала, сам догадался. Папа, ты не думай, я не осуждаю тебя! – торопливо сказал я, хватая отца за руку.

- Не ври себе, - сказал отец, - хватает того, что я себя осуждаю. Поехали?

- Папа, Лиска сказала, что мне угрожает опасность.

- Да, сын, тебе надо куда-то уезжать. Пойми, если я тебя отправлю, все узнают, куда ты поедешь.

- Я справлюсь, папа.

- Вот и хорошо. Сейчас я отвезу тебя домой, и попрощаемся. Может быть, навсегда.

Всю дорогу мы молчали. Когда доехали до моего детдома, дошли до калитки, папа взял меня на руки, и впервые поцеловал. Потом целовал ещё и ещё.

- Если бы ты знал, как я вас люблю! – срывающимся голосом сказал папа, - Проклятая жизнь! Нам нельзя любить! Она приносит только горе! Прощай, сын! – папа поставил меня на тротуар, бегом вернулся в машину и уехал. Я потоптался на месте и пошёл домой.

Бабушка впустила меня, посмотрела на моё расстроенное лицо, спросила:

- Что с тобой, Саша? Был в церкви?

- Был, - кивнул я, - поговорил с сестрой, ей там хорошо. С папой попрощался.

- Бедные дети! – с болью в душе сказала бабушка, - Вам-то за что такое горе? Ладно, война была страшная, но сейчас, в мирное время, сирот не уменьшается, да ещё при живых родителях!

- Прости, бабушка, что расстроил. Пойду я, - я пошёл вверх по лестнице.

Ребята встретили меня настороженно. Я подошёл к тумбочке, на котором стоял портрет Лиски, улыбнулся ей, взял и прижал к себе. Cразу стало легче, будто она была рядом и, молча, улыбалась.

Подошёл Артёмка, встал рядом. Я обнял его за плечи. Артёмка посмотрел мне в глаза.

- Всё получилось, Артёмка! – весело сказал я. А папа? Папа взрослый человек, разберётся со своими проблемами. Ему главное, знать, что я в безопасности. Значит, надо действовать.

Я рассказал ребятам, как сходил в церковь, с улыбкой вспоминая, как разговаривал с сестрой.

- Где эта церковь? – спросил Серёжа.

- Не знаю, - виновато ответил я, - меня возили на машине, а я был с папой, и задумался. Хотя, знаете, та бабушка, что сегодня дежурит, наверняка знает! Она мне… - Серёжа уже убежал. Скоро он вернулся, сияющий:

- Улица Садовая, 22!

- Пойдёте? – не поверил я.

- Да! Все пойдём! Ты с нами? – спросили меня. Я сразу заскучал.

- Саша, без тебя нас не отпустят! – уверенно сказал Серёжа, - А нам очень-очень надо!

Я смотрел на них, и не мог им сказать правду. Если я даже ухожу, то завтра вполне могу с ними сходить в церковь. А если не могу? Значит, сегодня? У этих стен есть уши, надо молчать.

- Посмотрим! – громко сказал я, прижимая палец к губам. Ребята поняли, хотя удивлённо подняли брови. Я развёл руками.

Дождавшись, пока все уснут, сам едва не уснул, вернее, уснул, но вовремя проснулся, глянул на улицу. Там была чёрная ночь. Безлунная, но звёздная. Сердце сбилось с ритма, и быстро застучало, оно понимало, что меня ждут приключения.

Одевшись в чёрный спортивный костюмчик, я взял отмычки и направился в директорский кабинет.

Замки там были смешные, я их закрыл за собой.

Сев за директорский стол, я осветил фонариком сейф. Простой, зато надёжный, без всяких секретов.

Через минуту сейф был открыт. Я достал оттуда личные дела. Наши с сестрой лежали сверху.

На папке с делом Лиски было написано красным карандашом: «Выбыла». Дальше приписка: «Погибла». Мельком просмотрев документы, я отложил папку в сторону. Меня уже не интересовало, что они знают о Лиске. Если пишут гадости, тем более мне не надо знать. Для меня она была самой чистой девочкой в мире.

Открыл свою папку, посмотрел на фотографию, усмехнувшись: не нравились мне эти казённые снимки, то ли дело, те, которые делал Жорка! С любовью…

Нашёл свидетельство о рождении, школьные документы, и ничего не взял.

В сейфе ещё были деньги. Но я не отморозок, чтобы грабить детей.

Зачем я тогда сюда пришёл? За документами! Но что, как говорится, день, грядущий, мне готовит?

Потеряю, отнимут, потом восстанавливай.

Пусть полежат здесь. Главное, я знаю, что документы есть, они в надёжном месте. Пока.

Я взял ручку, лист бумаги, написал: «Спрячьте подальше, пожалуйста, мои документы!», а ещё лучше, вышлите их по адресу… - тут я задумался: а есть ли тот адрес? Вдруг адрес другой?

Я скомкал листок и бросил его в урну. Так и не решив, что делать, я вышел из кабинета, запер дверь и замер: за столом секретаря сидел Михаил Иванович!

- Ну, что? Всё взял? – спросил директор.

- Ничего не взял, - потерянно сказал я.

- Почему?

- Потеряю, или отнимут где-нибудь.

- Это верно, - вздохнул директор, - что теперь собираешься делать?

- Мне надо бежать, - опустил я голову, - меня ищут.

- Дошли до меня такие слухи, поэтому я здесь. Заглянул в твою спальню, тебя нет, всё на месте. Где ты можешь быть? Зашёл за документами. Не удивляйся, я сам вырос в этом детдоме.

- Михаил Иванович, - теребя края кофточки, сказал я, - в нашей теперешней группе есть мальчики, Серёжа и Артёмка. У них родители садисты, издеваются над ними. А характеристики у них хорошие.

Пацанов могут опять отдать в семью. Постарайтесь, чтобы этого не было? Их забьют до смерти! Серёжа показывал мне ожоги на груди… - меня опять передёрнуло, - Его, так называемая мать, гасила об него окурки! У младшего отбили… здесь, - показал я. – Михаил Иванович! – умоляюще просил я, подняв голову. И умолк, увидев бледное, даже в полумраке, лицо и сжатые в кулаки руки.

- Михал Иваныч! – испугался я.

- Ничего, Саша, ничего! – тяжело дышал директор, - Обещаю, пока я здесь директор, этого не случится!

- Вера Игнатьевна…

- Знаю, - махнул рукой директор, - давно под меня копает.

- Ещё одна просьба, Михал Иваныч, - вздохнул я, - сегодня я ходил в церковь, поставил свечку за упокой.

- Хорошее дело, - одобрил Михаил Иванович, - без спросу?

- Почему? Отпустили. Но дело не во мне. Ребята тоже хотят. Это церковь детская, а у детей очень много просьб к Матери Божьей. Сводите их, ладно?

- Значит ты…

- Мне сестра сказала: сегодня.

- Понимаю. Ну что же, иди, собирайся.

- Михаил Иванович, правда, если бы не это, я навсегда остался бы с вами!

- Верю, Саша. Никита сильно переживает. Всё время ждёт, что ты вернёшься.

- Я напишу, когда найду своё место.

- Лучше тебе не высовываться, Саша, - директор встал, подал мне руку, - прощай, сынок! Очень жалко с тобой расставаться. Когда ты, в первый день, сказал, что мы не умеем воспитывать детей, я рассердился на малолетнего критика. Теперь вижу, что ты был прав, но научиться этому нельзя. Таким надо родиться. Ты вот такой.

- Я?! – изумился я.

- Конечно. Ты просто не замечаешь за собой, как меняешь людей. Причём всех, с кем пообщаешься.

Просто фантастика! Ну всё, иди, Саша, а то ночь короткая.

«Всех, с кем пообщаешься!», - я фыркнул, вспомнив лейтенантшу с капитаном. Этих изменишь! Нет, милиционеров не исправишь. Они или хорошие, или вот такие. Интересно, как там Сёма?

В спальне я достал свой рюкзак, перебрал его, взял с тумбочки портрет Лиски, вместо него положил фото, где мы с Лиской, смеёмся. Подписал: «Братику Артёмке от Саши. На долгую память». Вздохнул.

Слёз будет! Но сейчас побоялся даже подойти к его кровати. Потоптался в нерешительности и ушёл.

Побег – 2.

Чтобы не нашуметь в спальне, переоделся в комбинезон из «чёртовой кожи», уже за забором, в кустах.

Сквозь щель в заборе я смог пролезть, раздевшись до трусов. Потолстел, что ли? Или пошёл в рост?

Справедливости ради, стоит сказать, кормили нас в последнее время, как на убой. Набегавшись во дворе, мы лопали всё подряд и ложились спать. Немудрено поправиться!

«Что ни день – сто грамм! А то и сто пятьдесят!» - хихикнул я, а противный внутренний голос добавил: «Теперь будет с минусом». Я был вынужден с ним согласиться.

Путь до нашего бывшего дома был мне уже знаком и привычен. Приблизившись к нему, я осмотрел тёмное страшноватое здание и сразу побежал к Лискиному схрону.

Сразу решил проверить, насколько мне подходят когти.

Быстро защёлкнув их на ногах и руках, взлетел по стволу к дуплу.

- Спасибо, Лиска! – шепнул я.

«Всегда пожалуйста!», - хихикнула сестрёнка.

Дело в том, что я решил «поселить» вместо противного внутреннего голоса Лиску. Приятнее слушать голос любимой сестры, чем собственное ворчание.

Конечно, я оставался грубым материалистом, и не верил в мистику. Всё, что случилось в церкви, я считал не более, чем играми разума, желающего чуда. Вера на том и основана, для того нужна, чтобы жить было не так пакостно. К примеру, викинги, вечно сидевшие на диете и проводившие время в походах и сражениях, устраивали пир, добыв много пива и мяса, и желали, чтобы пир никогда не кончался.

Христиане придумали рай для страдающих, и ад для жирующих.

Ну, а я придумал, чтобы сестрёнка всегда была со мной, и давала бы мне дельные советы.

Так что, оставив на месте оружие, я забрал с собой узел с женскими штучками, решив при свете дня разобраться с ними.

Подумав, я не стал посмеиваться над девочкой. Ведь её всё время заставляли носить мальчишескую одежду, пока она была девочкой. Теперь-то мне понятен этот маскарад, но, если бы меня одевали бы постоянно в девчоночьи платья, у меня в схроне тоже сейчас лежала мальчишеская одежда, и я, тайком, одевался бы в неё, как это делала Лиска.

Однажды я застал её в такой одежде, и она, впервые, по-настоящему разозлилась на меня, обозвав шпионом. Я плакал, и клялся, что никому не скажу.

Теперь пришло время мне расплатиться за свой невольный грех.

Добравшись до своего тайника, я задумался, что делать дальше. Вы не поверите, но город, где я прожил почти десять лет, я знал очень плохо. Только дорогу от дома до школы и обратно.

Лиска следила за тем, чтобы я не бегал с ребятами после уроков, брала меня, набычившегося, за руку, и вела домой, а потом бежала назад, ведь уроков у неё было больше.

Тогда мне было очень обидно, город приходилось изучать по карте, так что я знал лишь примерное направление движения, чтобы выйти к вокзалу.

Как я уже говорил, ночь была безлунной, но звёздной, ярко светился Млечный Путь., можно было при его свете не включать фонарик.

Открыв свой рюкзак, я стал чесать затылок: хотел взять с собой много чего, а вместимость рюкзака была небольшой. В голове мелькнули мысли о магах, умеющих делать пространственные карманы.

Оставалось только позавидовать им. Раз десять перебрав содержимое двух рюкзачков, кое-как уложил вещи. К тому же я не желал оставлять девчоночий рюкзачок, он мне нужен для будущего маскарада. Хоть смейтесь, хоть нет, над этим, но мне угрожала гибель, или потеря свободы, что было гораздо хуже: я уже представлял себя на месте Лиски, ведь любителей мальчиков хватало в любые времена, и за меня ещё долго можно было получать хорошие деньги.

Кровная месть, это хорошо, а длительное издевательство, причём с выгодой – лучше.

Представив себе такую жизнь, я лязгнул зубами. Постарался отогнать мысль о чувствах сестры.

Конфеты, помявшиеся от жары, пришлось оставить. Взял лишь сахар и леденцы в баночке, чай, две банки мясных, и четыре рыбных консервов. Был здесь и консервный нож. Не вскрывать же банки финкой! Котелок, кружку, фляжку, пришлось привязать снаружи. Теперь я выглядел бывалым путешественником. Только вот… Где вы видели путешественника, девяти лет, и без взрослых?

Тем более, сейчас, когда многие взрослые сами прожили всё детство в детском доме, и распознавали нас за версту.

Но я решил пока немного понаглеть. Когда увижу опасность, переоденусь.

Лиска спорила со мной, утверждая, что я должен сначала привыкнуть к девичьей одежде, научиться ходить, как девочка, смотреть, как девочка, говорить…

- Где я буду спать? В дупле? – оборвал я сестру. – И как будет выглядеть девочка с огромным рюкзаком? – Лиска надула губы и замолчала.

«Я предупредила, смотри сам».

В чёрном комбинезоне я добрался до вокзала. Патрульных нигде не встретил, зато на привокзальной площади ходили два милиционера. Потом они сели на лавочку возле входа и о чём-то лениво стали разговаривать.

Забравшись за стоявшие в тупике вагоны, я переоделся в свой походный костюм цвета хаки, и решил здесь дождаться утра, чтобы купить билет на электричку, или в общий вагон, сославшись на то, что еду к бабушке. Представив дорогу, длиной в десять тысяч километров, только вздохнул: сейчас бы на самолёт, часов через десять-двенадцать был бы во Владивостоке, или Хабаровске, куда там сейчас летают самолёты? И почему детей за людей не считают? Это нельзя, то нельзя…

Иди, мальчик, пешком! Не дорос ещё, на самолётах летать! Лиска хихикнула.

Я подумал, и сделал её своей ровесницей, чтобы не задавалась.

«Сашка!», - возмутилась она, но потом притихла, я даже почувствовал тепло.

Мне понравилась такая игра, теперь я никогда не буду одиноким.

Когда на перроне начал собираться народ, я вышел из укрытия и смешался с толпой.

Хотя, конечно, трудно затеряться мальчику среди взрослых. Потеряться – легко!

На перроне стоял поезд. Возле дверей, со скучающим видом, стояли проводницы. Все, как на подбор, упитанные и неприступные.

Найдя плацкартный вагон, нагло полез внутрь. Проводница оттёрла меня своим могучим бедром, бюстом десятого размера упершись мне в лицо:

- Ваш билет, молодой человек!

- Мои родители уже вошли в вагон! Что, они не показывали билеты?

- Какие места?

- А я знаю? – возмутился я.

- Когда узнаешь, приходи, или подожди родителей.

- А если они забыли про меня? Мне что, здесь оставаться?

- Твои проблемы! – заявила мне проводница, глядя мне поверх головы.

- Вы ответите за это! – пообещал я, отходя. В принципе, мне от неё больше ничего не надо было, ключ-вездеход был уже у меня в кармане. По-быстрому перебежав на другую сторону поезда, я осмотрелся, никого подозрительного здесь не было. Проводницы обычно открывают одну дверь, там, где их купе. Второй тамбур они закрывают. Где они стоят, я запомнил, так что, вскочив на подножку, я открыл дверь и юркнул в пустой тамбур. Закрыл дверь, глянул в окошко купейного вагона. Здесь как раз коридор немного изгибался, насквозь не просматривался.

Открыть туалет и отсидеться до отправления? Подумав, я решил проделать всё наглым образом.

В тамбуре я быстро переоделся в шорты, спрятал брюки и ветровку в рюкзак, и, держа его в руках, пошёл по коридору, открыв и заперев за собой дверь в тамбур.

Двери в купе были приоткрыты из-за жаркой погоды, если помните, тогда кондишек в поездах не было. И вот я, уже было отчаявшись, увидел, как в одном из купе четверо мужчин отчаянно режутся в карты. Во что они там играли, мне было по барабану, главное, очень азартно.

Я вошёл в купе, забросил на верхнюю полку рюкзак. С трудом. Чуть не задел одного из игроков.

- Осторожнее! – заворчал он на меня.

- Извините! – ответил я, снимая обувь. Затем я забрался наверх, и улёгся там, подложив рюкзак себе под голову.

Один из игроков удивлённо бросил на меня взгляд, и снова уткнулся в карты.

Я сверху смотрел, как они играют. Сверху видно было всё, как трое катал раздевают мужика.

- Чё подсматриваешь? – подозрительно спросил тот мужчина, один из катал, единственный, кто заметил меня.

- Я не знаю этой игры, мне интересно посмотреть. Можно?

- Смотри, только не подсказывай! – сурово сказал мне мужчина, снова уткнувшись в карты.

Они проигрывали мужику, а тот и радовался, глядя, как растёт возле него кучка халявных денег.

Каталы делали грустные лица, кидали карты на стол и порывались завязать с неудачной игрой.

Пока они разыгрывали из себя идиотов, поезд тронулся. В купе заглянула проводница, глянула на меня, спросила:

- Ваш?

- Твой? – спросил мужчина, с которым я перекинулся парой слов у того, кто сидел подо мной. Тот рассеянно кивнул головой. Проводница ушла, спросив про чай. Все пожелали.

И тут каталам «попёрло». Лица приняли радостное выражение, горка денег у мужика стала таять. Потом он полез в кошелёк. Проводница принесла пять кружек чая. Я, увлекшись интересной игрой, попросил подать мне стакан. Подали. Выпив чай, я, с усмешкой, смотрел, как каталы мухлюют, почти не скрываясь. Мужик вошёл в азарт, у него, то получалось выиграть, то проигрывал вдвое больше.

Наконец у него кончились деньги.

- Отыграться бы! – жалобно попросил он.

- Есть на что? – спросил, довольный катала. Напарник терпилы тоже выглядел грустным, хотя он тоже был из разводящих.

- Нет, кончились деньги. Может, на вещи? Часы? Браслет?

- Подержите, пожалуйста, стакан! – попросил я мужика. Тот машинально взял стакан в подстаканнике, удивлённо посмотрел на меня.

- Как вас зовут? – спросил я его.

- Константин Петрович, - ответил мужик.

- Закройте дверь, Константин Петрович, - попросил я его. Мужик закрыл дверь.

- Константин Петрович, - предложил я, - хотите, я отыграюсь за вас? Только не бесплатно.

- Что ты хочешь? – напрягся мужик. Каталы тоже изумлённо смотрели на меня, не просекая фишки.

- Пятьдесят процентов! – выпалил я.

- Харя не треснет? – возмутился мужик.

- У меня не треснет харя! – засмеялся я, - Вали тогда отсюда, голым!

Какталы тоже засмеялись, удивляясь жадности мужика.

- Пацан, а у тебя деньги-то есть? На что играть собираешься?

- А на рюкзак! – весело сказал я.

- А что в рюкзаке? – смеялись дяди, явно моя игра им понравилась.

- Что в рюкзаке, вы узнаете, если выиграете его у меня! – сказал я, подняв пальчик. – Одно могу сказать: там всё, что у меня есть. Вот ты, - указал я на своего собеседника, - Готов поставить на кон всё своё имущество? Вот то-то! – значительно сказал я, увидев, как мужчина мнётся.

- Ну что? – спросил он у Константина Петровича, - согласен на предложение пацана? Видишь, чтобы выручить тебя, он готов поставить на кон всё своё имущество. Отыграй хоть половину!

- Была, не была! – махнул рукой Константин Петрович.

Мы быстро перезнакомились. Мужчины были ещё довольно молоды, поэтому они представились как Витёк, Толян, Николай.

- Тебя как кличут, шкет? – спросил Николай, тот самый, который меня заметил. Самый наблюдательный. Достал папиросу.

- При детях не курите, пожалуйста! – вежливо попросил я.

- Ладно…, ребёнок! – ухмыльнулся Николай, пряча папиросу, - Значит, говоришь, ни разу не играл?

- В эту игру не играл, - сознался я, - есть новая колода? Меня Санькой кличут.

Игроки переглянулись, колода нашлась у напарника Константина Петровича.

- Я буду играть честно! – заявил я, под громовой хохот мужчин.

- Константин Петрович, возьмите меня на ручки, а то мне высоко… - попросил я.

Когда уселся на коленях, попросил:

- Граждане игроки, видите, у меня рубашка с коротким рукавом? Прошу…

Мужчины, переглянувшись, закатали рукава рубах. Кто их знает, что там у них!

Началась игра. Так – как денег я не ставил, пришлось несколько ставок выиграть. Каталы перестали шутить. Я видел, как они делают вбросы и сбросы, но для меня это было не критично. Карты, которые мне сдавали, я складывал, потом разворачивал в нужную мне комбинацию.

Когда одинаковых карт в колоде оказывалось больше, чем надо, я пожимал худенькими плечами, показывал свои обнажённые до плеч руки, даже ноги с коротенькими штанинами. Носки я снял.

- Что? Мне рубашку снять? – возмущался я, когда меня подозревали в подлоге карт. Потом снял и рубашку.

- Майка не помешает? – поинтересовался я, снова залезая на коленки оторопевшему мужику.

Наконец я отыграл все деньги, разделил их на две части, и стал аккуратно складывать свою половину.

- Куда? – подал голос Константин Петрович, - Хватит тебе этого! – кинул он мне полтинник, пытаясь забрать все деньги.

- Ты же обещал! – пискнул я.

- Ты тоже обещал играть честно, а сам жульничал! – заявил мужик.

Растерявшиеся было, каталы, расхохотались:

- Жадность фраера сгубила! – смеялись они, забирая деньги себе.

- Как это?! – возмутился Константин Петрович, пытаясь отобрать деньги.

Я спрыгнул с его коленей, начал одеваться:

- Так всегда бывает с теми, кто жадничает! – подвёл итог я. Надев рубашку, снова залез наверх.

Полтинник, естественно, исчез в моих руках.

Константин Петрович, кляня всё на свете, ушёл.

Каталы помолчали, с интересом поглядывая в мою сторону.

- Ты показал, что умеешь играть, - сказал Николай, - расскажи, для чего? Тебе нужны деньги?

- Не столько деньги, сколько место в этом поезде, - ответил я.

- Поможешь нам? – спросил Николай, - С деньгами не обидим, и прокатишься с нами.

На это и был весь мой расчёт. Если их заподозрят в мошенничестве, предложат сомневающемуся в их честности игроку сыграть с ребёнком. Вот видишь! Совсем играть не умеешь!

Само - собой, что это страшные люди. Но, пока я на их стороне, опасаться не стоит. За деньги я не беспокоился: кинут, так кинут. Что я, денег не добуду? Я тоже не лыком шит.

К тому же Лискин стилет всегда теперь у меня под рукой.

Мы давно купили мне билет, проводница поселила меня у себя. Каталы вызывали меня к себе, когда было нужно, я показывал, как надо играть, и возвращался.

Когда не с кем было играть, они приглашали меня. Я играл один против троих.

Ухмыляясь, видел все их уловки, но неизменно выигрывал.

- Покажи свои секреты! – требовали они.

- У меня от вас никаких секретов нет! – заявлял я, показывая пустые руки. – Если вы обижаетесь, можете забрать мой выигрыш, мне уже хватит!

- Выигрыш – это свято! – ворчали мои партнёры.

- Да забирайте, мне уже некуда складывать!

- Возьми крупными! – горячились парни.

- Ага! – возмущался я, - откуда у девятилетнего пацана сотки?! – спрашивал я. Но приходилось забирать, с опаской думая, что, когда сойду с поезда, на меня, богатенького Буратино, могут открыть охоту.

К чёрту! За мной и так есть, кому охотиться. Хотя, было бы интересно, стравить их друг с другом.

А вот мои неведомые хозяева, они из правящего клана, или нет?

«Я тебе это сто раз говорила!», - прорезался Лискин голос.

- Что говорила? – вздрогнул я.

«Они задействуют милицию. Не сдавайся больше. До крайности».

Я задумался. Это мои мысли, или нет? Сестрёнка молчала.

Моих новых приятелей заинтересовал след на моём левом запястье. Я показал на такой же след, который красовался на лодыжке.

- И что это значит? – не понял Николай.

Я показал на кронштейны на верхней полке:

- За эту штучку приковывали ногу, за эту – руку. На ночь.

- Кто?! – не поверил Толян.

- Менты, - пожал я плечами. - Меня этапировали назад, в детдом, из которого я сбежал. Сами трахались на той полке.

- Что делали? – переспросил Витёк.

- Занимались любовью, - пояснил я.

- При тебе?

- Ты хотел бы, чтобы я постоял за дверью? – хмыкнул я. – Они кормили меня раз в сутки одним куском хлеба. Пить и писитьписать давали…

Николай только сжал кулаки и стукнул о стол:

- Они что? Звери? Сколько тебе лет было?

- Мне и сейчас девять, - опять пожал я плечами, а Николай почему-то посмотрел на Витьку. Тот отвёл глаза в сторону.

Милицию, что заходили в вагон, мы тоже покупали. Проводница, которую я называл тётей Галей, утверждала, что везёт меня к бабушке, в очередную деревню. Эти деревни сдвигались всё дальше и дальше на Восток.

- В какой ты город едешь, Санька? – спросил меня как-то вечером Николай.

- В город Завирайск, - задумчиво ответил я. Игроки захохотали:

- Это видно!

-Чё хохочете, дурни?! – обиделся я, - Это означает «За виру». Что такое вира, знаете?

- Это штраф, кажется? – спросил Витёк.

- Именно так, - согласился я, - город, отданный за виру.

- И где такой? – поинтересовался Николай.

- А хрен его знает! – задумчиво ответил я, под хохот моих временных приятелей.

- Здорово ты нас развёл! – признались приятели, - Поделом нам: не лезь, куда не просят!

А я подумал, что городов в нашей огромной стране тьма, и, не удивлюсь, если Завирайск тоже есть, даже с такой легендой.

- Ты что там, Сашка, спишь, что ли?

- Думаю, - сознался я.

- О чём? Спать, или не спать? – смеялись надо мной мужчины. Потом Николай взял, и отнёс меня в купе проводницы. Я понял, что убивать меня они не будут.

Сравнивая моё предыдущее путешествие с нынешним, я даже затруднялся сказать, где мне было лучше. Конечно, с девчонками было веселей, как-то теплее, но сейчас тоже неплохо: у проводницы была здесь небольшая библиотека, которую собирали все проводники. Летом часто работали студенты, юноши и девушки, так что книги отличались разнообразием. От фантастики и женских романов, до классики. Были ещё подшивки журналов, которые я с удовольствием читал.

На станции «Дивногорск» я увидел на перроне стайку девочек моего возраста, с двумя воспитательницами. За спинами у них были маленькие рюкзачки. Я сразу сделал стойку: детдомовцы! Вот так меня и вычисляют: пугливо озираются, жмутся к старшим, стоят спокойно, не бегают.

Я вспомнил круговерть подростков, с которыми ехал в первый свой побег, их озорные лица, открытые взгляды, уверенность в собственной безопасности.

А эти, как собачата, постоянно ожидающие пинка.

Неужели я так же выгляжу со стороны?

Девочки погрузились в общий вагон. На дачу едут? В летний лагерь? Вполне может быть.

Я посмотрел на станцию, на горы, появившиеся на горизонте, уже расслабился: так и доберусь до Иркутска, в тепле, сытости и весело проводя время, Казахстан уже позади, значит, их власть кончилась!

В нашем вагоне, оказывается, было купе СВ. Для честного работяги оно было дороговато, да и вечно абонировано, хотя частенько пустовало, несмотря на, битком забитые плацкартные вагоны. Общие были здесь двух видов: типа жёстких плацкартных, с деревянными лавками, и наподобие электричек, в таких вагонах обычно ездили местные жители, на дачу, в город, из города.

За время, проведённое с проводницей, я уже многое узнал.

После того случая, когда меня, сонного, уложили в купе проводницы, я попросился на полку с бельём. Она хоть и небольшая, для моего роста подходила.

- Не нравится спать со мной? – удивилась проводница.

- Мне ещё жизнь дорога! – жалобно пропищал я. Тётя Галя сначала озадаченно смотрела на меня, потом расхохоталась, потрясая телесами:

- Ну и мужик нынче пошёл! До чего мелкий! – вытирая слёзы, выдавила она из себя. Я сделал вид, что обиделся.

- Ладно, когда будет СВ свободно, будешь там спать, - и снова взорвалась смехом.

На некоторых станциях у моей тёти Гали были любовники. Она почему-то стеснялась меня и отправляла в СВ, где за меня бралась Лиска.

Я попросил проводницу, чтобы она показала мне, как закрываться, чтобы снаружи никто не открыл.

- Я маленький, боюсь, - ответил я на вопрос.

Думаете, проводница не интересовалась, куда я еду? Я ответил, что во Владивосток, там попрошусь в детский дом, потом, когда вырасту, поступлю в мореходку. Там их должно быть много, и принимают с четырнадцати лет. То есть,. надо прожить эти бесконечные пять лет, а там уже не долго и до совершеннолетия, когда можно уже отвечать за себя самому. Когда ты сам по себе, а не чей-то.

- Размечтался! – сказал я себе, глядя в зеркало за столиком. Лиска велела превратить это уродливое мальчишеское лицо в симпатичное девичье.

Лиска была бы не девочкой, если бы у неё в вещах не нашлось бы косметички. И теперь я терзал своё лицо макияжем. Естественно, ничего не получалось. Единственно, что было похоже на девчоночье, так это кисти рук. Меня с самого раннего детства приучали беречь их, как зеницу ока. Поэтому, несмотря на силовые упражнения, руки у меня всегда были ухоженные, ногти всегда ровные, пилочкой ровнял. Пальчики длинные и подвижные.

«Кожа на лице у девочки более нежная, чем у мальчишки! - зудел Лискин голос, - Возьми тональный крем, втирай… да не так, бестолочь, аккуратно, по линиям… Вот тупой! Очень тонко сделай, чуть-чуть. Теперь кисточкой припудри. Что-то получается. Надень очки. Теперь панамку».

Надев очки, я поразился, до чего изменилось лицо. А надев панамку, увидел в зеркале девочку-отличницу. Правда, панамка…

«Ах, белая панама! У меня не лицо, а драма!», - тихо пропел я, кривя губы. А что делать? Волосики только начали отрастать. Ничего, если поинтересуются, скажу, что остригли, потому что завшивел. Блин! Надо привыкать! Не завшивел, а завшивела! Вот что самое главное. Так я думал. Оказывается, оговорку могут простить, а вот скрыть свою половую принадлежность оказалось куда сложнее. Я имею ввиду не вторичные признаки. Или первичные? Самое главное, вести себя, как девочка.

Никогда не обращал внимания, чем отличается поведение девочки от мальчика!

Думал, одеждой. Даже походка девочки бывает неловкой, фигурка угловатой. Оказывается, даже взгляд девочки отличается от взгляда мальчика. Садится не так, не так встаёт, когда идёт, надо ножку ставить не как попало, а перед собой. Я зверел, упражняясь в этих необходимых мелочах, а Лиска давилась от смеха. Но я тогда просто раздевался до трусов.

А теперь Лиска велела полностью переодеться.

«Надевай вот эти плавки».

- Они тесные! – возмущался я, пытаясь поправить поудобнее то, что находится внизу живота.

«Потерпишь! Сверху надевай эти чёрные трусы».

- Ещё и трусы?!

«Ты как ходишь? Сначала трусы, сверху шорты».

- Я что, шорты не надену?

«Попробуй вот эти, голубенькие».

Я надел.

«Посмотри в зеркало на двери. Повернись боком. Почти не видно, но рисковать не стоит. Все пацаны в первую очередь смотрят сюда. Могут заметить».

- Вовсе не все! – покраснел я.

«Девчонки тоже, - успокоила меня Лиска, - надевай вот эту кофточку и юбку.

- Юбку?! – возмутился я.

«Не капризничай!», - пришлось подчиниться. Кофточка, похожая на рубашку поло, с отложным воротником, только с вытачками на груди, была белая, воротник и полочка синего цвета.

«Хоть не розовая», - вздохнул я. Юбка была светло-серого цвета, не маркая. Нашлись белые полукеды.

Посмотрев на себя в зеркало, я увидел, если не девочку, то девчонку точно.

По приказу Лиски я походил по купе, несколько раз сел на диван, встал, крепко сжав челюсти: никак не получалось у меня сесть и свести ноги вместе, они сами разъезжались в стороны. Встать тоже надо было, сначала колени вместе, вбок, потом изящно подняться…

«Шортики сними, у нас так не ходят, будет подозрительно, да и жарко».

С удовольствием я избавился от тесных шортиков.

- Девочки носят просторные шорты? – спросил я.

«Носят. Тебе надо проколоть уши и вставить гвоздики», - я застыл на месте.

- Я сам себе должен уши прокалывать? – возмутился я.

«Зайдёшь в салон. Деньги ку тебя есть».

- А потом? – плаксиво спросил я.

«Когда потом?».

- Я же мальчик…, - Лиска задумалась.

«Клипсы подойдут. Правда, голова будет болеть, но на что только не пойдёт женщина ради красоты!».

- К чему всё это?! – возмущался я, - мне всего девять лет! – Девочки в этом возрасте иногда одеваются, как мальчишки! Стараются вести себя, как мальчишки! Играют с мальчишками!

«У нас особый случай. Ты должна быть типичной девочкой, чтобы даже тени подозрения не вызвать! Ты должен мне верить!».

Я верил Лиске, помня её горькую судьбу.

- А если меня…

«Не верю, что у нас есть такие звери. Разве что один на миллион, а то и на десять, - уверенно сказала Лиска, - теперь надень часики на левое запястье. Они должны, хоть частично, закрыть след от «браслетов».

Я надел часики, пришедшие прямо на шрам, они были женскими, маленькими и круглыми. Даже шли. Потом обулся в полукеды, начал, под ворчание сестры, учиться правильно завязывать узел на шнурках.

«Теперь рюкзак. Он у тебя типично мужской. А мой слишком маленький. Или выложи ненужные вещи, или выкручивайся, почему у девочки такой громадный рюкзак».

- Брата? – неуверенно спросил я, потому что избавляться от чего-нибудь категорически был не согласен., Ххотья и были у меня деньги, не всё можно купить.

- Я видел, у девочек, которые вошли, тоже были такие же, чёрные, серые и коричневые рюкзаки. В наше время трудно найти подходящий рюкзак, - Лиска, неуверенно, но согласилась.

- Клипсы потом! – быстро сказал я. И тут остро почувствовал опасность.

Поезд замедлил ход, мы явно подходили к какой-то станции, или городу. Я зашторил окно, поэтому ничего не видел, что там, на просторах делается, тем более, увлёкся игрой.

«Хорошо, что ты уже готов! – воскликнула Лиска, - Посмотри ещё раз в зеркало, хватай рюкзак, и дёру, когда тётя Галя выйдет на платформу.

- Куда дёру? – испуганно спросил я.

«Где трудно найти иголку?», - вдруг спросила меня сестрёнка.

- В стогу сена?

«Вот уж нет! – улыбнулась Лиска, - Среди таких же иголок! Беги в вагон к девочкам! Никого не предупреждай. Думаю, твои друзья не выдадут тебя, ты же рассказал им, как с тобой обращались тебя везли!».

Выглянув из купе в щёлку, не увидел никого. У нас с тётей Галей был уговор: перед остановкой поезда покидать СВ. Свой рюкзак, конечно же, был при мне, в купе у проводника я совершенно ничего, связанного с моим присутствием не оставлял. В купе у катал тем более.

Просчитав всё это, я потихоньку выбрался из купе, запер дверь, и, неспешанеспешна, будто собрался выходить, пошёл по коридору. Правда, не в сторону выхода, но не важно, главное, иду, никого не трогаю. Вышел в тамбур, оглянулся. Фу! Из купе только-только начали выходить пассажиры!

Удалось пройти незамеченным. Так же неспешанеспешна я пошёл дальше, открывая закрытые двери, запирая их за собой. Люди выходили из вагона, когда я выходил из дверей в тамбур, меня, конечно, видели, но не обращали внимания, никому сейчас не было дела до маленькой девочки с рюкзаком.

Наконец –то общий вагон! Девочки сидели на скамейках, тихонько разговаривая, или глядя в окно.

Увидев девочку, которая сидела одна, я присел рядом, поставив рюкзак рядом с собой.

Люди, которые приехали, вышли, новые не заходили пока, видимо, поезд будет стоять ещё долго.

- Привет! – сказал я девочке, которая смотрела до этого в окно, - Вы в лагерь?

Девочка кивнула, потом, присмотревшись ко мне, спросила:

- Ты сама делала макияж?

- Да, - тихо ответил я, - что-то не так?

- Неровно наложила. У тебя есть косметичка? Давай, поправлю.

Девочка была старше меня, но обходилась без косметики. Я тоже рад бы обойтись, но обстоятельства! Я достал косметичку, благо, она лежала сверху, подал девочке.

Девочка перебрала всё, что там было, нашла что-то, начала поправлять у меня на лице неровный грим. Не скажу, что это было мне неприятно.

- Как звать ваших воспитателей? – спросил я шёпотом.

- Марь Ванна и Елена Николаевна… - так же шёпотом ответила девочка, она помогала мне, закусив губу от усердия.

- Кто есть кто?

- Марь Ванна старше.

- Настя! – вдруг услышали мы, даже вздрогнули оба. Или обе?

- Что ты делаешь? – подошла воспитательница к нам, - Вы что, девочки, забыли, что вам нельзя ещё краситься?

- Марь Ванна! – взмолился я, - Посмотрите на моё лицо! Вам меня не жалко?!

- Н-да! – протянула Мария Ивановна, с сочувствием разглядывая меня, - Тебе надо было родиться мальчиком, им всё равно, какое у них лицо… Настя, подвинься, - Мария Ивановна села рядом со мной, взяла за подбородок, повернула туда-сюда.

- Что там, в косметичке? Неплохо, но маловато. Елена Николаевна! – повысила она голос.

- Что, Мария Ивановна? – встрепенулась молодая воспитательница.

- У вас есть косметичка?

- А что такое? – заинтересовалась девушка, подходя. – О! – только и могла она сказать, увидев меня.

Открыв косметичку, села напротив меня, и они начали говорить какие-то специфические слова, в которых я ни бум-бум.

Они, в четыре руки, начали рисовать мне лицо. Вокруг начали собираться воспитанницы, совершенно нас закрыв собою. Я поднял голову, и вздрогнул: на меня смотрел маленький Жорка. Он был коротко пострижен, на лице сияла россыпь веснушек, так же сияла улыбка. Только через несколько секунд я понял, что это девочка. В это время с меня сняли очки, попросили закрыть глаза.

- Девочка! – услышал я, - Девочка! – тронули меня за плечо, чтобы я догадался, что обращаются ко мне.

- А? Что? – спросил я.

- Панамку сними, - я замялся.

- Стесняешься своих коротких волос? У нас не только тебя остригли, смотри, вот Саша, там Люба, Лена. Что сделаешь, иногда приходится!

- Я не могу посмотреть, у меня глаза закрыты, - ответил я.

- Я забыла, как тебя зовут? – спросила меня Мария Ивановна.

- Саша Малиновская, - назвал я фамилию, которая первой пришла мне в голову. С меня сняли панамку, горестно вздохнув. Наверно, увидели мою квадратную голову.

«Треугольную», - хихикнула Лис.

«Ты здесь? – удивился я, - Думал, ты сбежала».

«Не надейся! - усмехнулась сестрёнка, - ещё месяц будешь меня терпеть!».

«Хоть всю жизнь!», - сестра хмыкнула и промолчала.

В это время на меня надели очки и панаму.

- Можешь открыть глаза, - услышал я, и открыл глаза. На меня, из зеркальца, смотрела симпатичная девочка.

Я заглянул за зеркальце, девочка исчезла. Я заглянул в зеркальце, девочка появилась. У меня открылся рот. У девочки тоже.

Раньше я не знал, зачем девушки красятся.

- Это я? – спросил я девочек.

- Этот ты, Саша! – подтвердила Мария Ивановна, - Оказывается, ты красивая девочка. Правильно, что носишь очки, они меняют твоё лицо, делают красивее, не таким широким..

- Мария Ивановна! – подала голос рыжая Саша, - Я тоже хочу быть красивой!

- Ты и так у нас красавица! – засмеялась воспитательница.

Саша покраснела:

- Я тоже похожа на мальчишку!

- Ничего, отрастишь волосы, будешь неотразима! – рыжая Саша вздохнула:

- Хоть веснушки замажьте! – я не выдержал:

- Ты что, Саша! Вся твоя красота в веснушках!

- Вот, слушай, что тебе подружкга говорит! – засмеялась Елена Николаевна.

В это время открылась дверь и вошли трое милиционеров и один гражданский. Они цепким взглядом осмотрели вагон, от их взгляда, особенно от взгляда гражданского, хотелось втянуть голову в плечи и стать невидимкой.

Надо сказать, что в вагоне ехали не только девочки. Пока мне рисовали лицо, свободные места уже заняли пассажиры. Через проход сидели трое мальчишек, от десяти до четырнадцати лет. Одеты они были так, как будто собрались на рыбалку. Но я не сразу обратил на них внимание, потому что на нашу группу обратили внимание вошедшие. У меня ёкнуло сердечко.

Но они подошли к рыжей Саше.

- У него брат точно рыжий, - сказал гражданский, - этот похож.

- Это же девочка! – удивился милиционер.

- Девочка? Не видишь, что ли? Это переодетый пацан! Как тебя звать? – обратился он к Саше.

- Саша Пушакова, -ответила она.

- Пушакова, или Пушаков? – спросил мужчина.

- Пушакова, - удивлённо ответила девочка. Тогда произошло невероятное: мужчина на секунду задрал Саше подол платья. Саша мгновенье молчала, потом завизжала.

Я, мельком увидев плавки, понял, что она явно не переодетый мальчик. У меня завибрировало в ушах, и тут завизжали все девочки. В восторге завизжал и я.

Милиционеры пытались показать фоторобот, но Мария Ивановна, чуть не с кулаками, красная от гнева, теснила их на выход. Мы визжали, пока посягатели на девичью честь не выскочили из вагона.

Воспитательницы возмущались, мы смеялись. Я опять посмотрел на мальчишек, и встретился взглядом с одним из них, мальчиком лет двенадцати.

Вместо того, чтобы спросить: «чего уставилась?», - он покраснел, и отвернулся.

Возбуждённые девчонки всё никак не могли успокоиться, то возмущаясь, то хихикая.

- Марь Ванна! – поднял я руку.

- Что, Саша?

- Все, наверное, проголодались, разрешите сбегать в буфет, там пирожки продают!

По вагону пронёсся вздох.

- Мы, наверное, долго ещё будем стоять, - предположил я, - кого-то ищут.

- С кем пойдёшь? – сдалась воспитательница, наверняка она сама не прочь была немного подкрепиться.

- Пойду с Настей и Сашей. Ещё возьмём мальчика.

- Какого мальчика? – удивилась Мария Ивановна, - У нас нет мальчиков!

- Нет, так найдём! – легкомысленно сказал я.

- Саша! Будь скромнее! Не в твои годы думать о мальчиках! – я покраснел:

- Мария Ивановна! Я совсем не то имел ввиду! Это для нашей безопасности! Всё-таки мальчик!

- Ладно, сходите, возьмите деньги.

Я хотел сказать, что деньги у меня есть, но вовремя прикусил язык. Взяв у воспитательницы пять рублей, я подошёл к заинтересовавшему меня мальчишке.

- Мальчик! – обратился к нему, - Сходи с нами на вокзал, пожалуйста, а то мы боимся.

- Гриш, можно? – просительно обратился мальчик к старшему. Гриша улыбнулся нам, и встал. Мальчишка тоже вскочил, только младший сидел, презрительно кривя губы. Явно ещё не дружил с девочками.

- Сходи, Сергей! – разрешил он, с удовольствием разглядывая девочек.

Оставив свои вещи под присмотром воспитателей, мы вышли на платформу. У меня внутри возился червячок недоверия: взрослые любят совать нос в дела детей, считая себя вправе проверять их вещи. То, что они обнаружат в моём рюкзаке, сначала вызовет у них шок, затем массу глупых вопросов, вплоть до сдачи в милицию. И что мне делать?

Лиска тоже молчала.

На перроне я взял Серёжу за руку, и повёл в сторону вокзала. Я думал, девочки запуганные. Куда там! Они то шли за нами, прыская в ладошку, то забегали вперёд, оглядываясь, а как-то даже шли задним ходом, глядя на нас с широкими улыбками. Это при воспитателях они послушные!

Сначала я не понял, чего это они веселятся, затем, глянув искоса на Серёжку, понял: Глупая улыбка, дебильное выражение лица…

Он что, ни разу девочек не видел?! Его рука осторожно, как птенца, держала мою маленькую ладошку. И тут страшная мысль поразила меня: это что, он в меня влюбился?!

Лиска хихикнула: «Делаешь успехи! Только не злись и не выходи из образа, ты же не собираешься здесь оставаться?». «Да, но… не хотелось бы обижать мальчика. Он хороший».

«У тебя карма такая. Вспомни своих друзей и родных», - вздохнула Лиска.

Между тем мы прошли мимо моего вагона, в котором я с таким комфортом ехал.

Проводница оказалась такой замечательной женщиной! Она, как и мои приятели, не афишировалаи моё присутствие в вагоне, тётя Галя приносила мне еду в судках, причём самую вкусную, с умилением глядя на то, как я ем: «Какой худенький! Кушай, мальчик, кушай…».

Сейчас проводницы не было видно, наверное, занята какими-то делами.

Мы дошли до вокзала, нашли буфет. Здесь на самом деле продавались пирожки по пять копеек и сочные беляши, и чебуреки по пятнадцать.

Я добавил ещё денег, чтобы хватило всем, в том числе и мальчишкам. Купили ещё лимонада и минералки. «Боржоми» был, ещё «Ессентуки» под разными номерами. Пришлось купить сетки-авоськи, как-то не подумали о сумках.

Потом я предложил сбегать, освежитьспроветриться, и побежал в первый попавшийся туалет.

Кто-то схватил меня за плечи. Я обернулся, увидел Серёжу.

- Тебе не сюда, - смущённо сказал он, указывая на соседнюю дверь. Я задрал голову: конечно ломанулся в мужской туалет! Даже покраснел, поблагодарив друга, и юркнул в женский туалет. К счастью, здесь были кабинки с дверцами, а не так, как в большинстве мужских общественных туалетов: только перегородки между унитазами и жуткая аммиачная вонь, режущая глаза.

Здесь было на удивление чисто, висела туалетная бумага. Запершись в кабинке, я, с непередаваемым наслаждением, освободился от тесных трусиков, сделал свои дела и помассировал пострадавшие органы. Меня поймут мальчишки, а девочкам знать такие неудобства, связанные с тесной одеждой, знать не обязательно. Даже появилась мысль снять тесные плавочки, оставив более просторные трусики, но воспоминание о том, как проверяли рыжую Сашу, заставило снова сделать свою принадлежность более-менее незаметной. А то вдруг, какой вихрь пошутит!

Смех смехом, а для меня это смерти подобно. Моей, или моих преследователей, неважно.

Стилет теперь всегда был под рукой, и я не собирался думать о ценности человеческой жизникомплексовать, когда меня будут братьначнут ловить.

Выйдя, я увидел Серёжу, ожидающего меня, и подруг, зажимающих рты. Они явно всё видели.

Хорошо, что ни у кого даже в мыслях не было, что мальчик мог по своей воле одеться девочкой. Неужели они не видели фильма про «Армию трясогузки?». Там была подобная ситуация. Никто ничего не заподозрил, пока один гад не подсмотрел в замочную скважину, когдаак мальчик мылся в ванной. Замочную скважину в ванной не я придумал. Посмотрите кино, увидите.

Как ни странно, дальше моя мысль не развилась. Я снова взял Серёжу за руку, и мы, нагруженные сетками, пошли назад. На этот раз мне повезло, тётя Галя стояла у дверей вагона, причём в одиночестве. Я подвёл свои друзей к ней, и спросил девчоночьим голоском:

- Вы тётя Галя?

- Да, девочка. Откуда ты знаешь? – спросила она шёпотом, насторожившись.

- Один мальчик попросил меня узнать, можно ли ему возвращаться перед отбытием? Кстати, сколько времени? У меня часы остановились, - я начал, якобы, подводить часики.

- Скажите мальчику, что здесь его ждут. Один пассажир его опознал по фотороботу, сказал, что мальчик едет в шестом купе.

- Лучше опустите шторку наполовину. Он так попросил. - сказал я, и потащил Серёжу в свой вагон.

- Где это ты видела мальчика? – пристала ко мне рыжая Саша. – Ты же не отходила от нас.

- В туалете, - коротко ответил я.

- В женском?! – поразилась Настя.

- Ну не в мужском же! Где мальчику нужно прятаться, чтобы его не нашли?! – я понимал, что моя версия шита белыми нитками, потому что девочки тоже заходили со мной в туалет, и, конечно, никакого мальчика там не было. Разве что мы с ним сидели в одной кабинке.

Вернувшись, я освободился от Серёжиной руки, он своё дело сделал, и мне уже был не нужен.

Но мальчик посмотрел на меня с таким умоляющим выражением в глазах, что я «смилостивилась, и сказала»:

- Если хочешь, можешь сесть на нашу лавку, - В глазах Серёжи вспыхнул радостный огонёк.

Странно, думал я, пробираясь к своим, что он во мне нашёл? Та же Настя, по сравнению со мной, просто красавица!

Раздав пирожки, задумался о том, что влечёт людей к противоположному полу. Взрослых – понятно.

Их влечёт нос. Как любые представители млекопитающих, люди больше всего доверяют обонянию, правда, неосознанно. У мужчин вырабатывается тестостерон, сводящий с ума девушек, у девушек - эстроген, заставляющий парней плясать перед ними на задних лапках. Что ещё? Волосы, растущие под мышками и в паху, накапливающие мускус. Всё это понятно. Непонятно, как привязанность возникает у детей. Дети, в основном, дружат с представителями своего пола, испытывая непонятную неприязнь к противоположному. Почему? Общность интересов? Бывают девочки, которым неинтересно с подружками, и они замечательно вписываются в мальчишеский коллектив, их называют «пацанками», или своими парнями. Бывает наоборот.

А Серёже не больше двенадцати лет, о гормонах говорить рано, я вообще ребёнок…

Я проверил узелок, особым образом завязанный на горловине рюкзака, он оказался нетронутым.

Уже доедая второй пирожок, не считая чебурека, я услышал робкое:

- Сань… - вскинув глаза, увидел Серёжу.

- Садись, - подвинув рюкзак, предложил я. Мальчик сел, явно волнуясь.

- Ты куда едешь? В лагерь? – наконец, решился он. Я кивнул, думая, как бы помыть руки, и что делать с лицом. Не подумал, дурень, что пирожки жирные! Сейчас вытру губы, и…

Руки я оттёр бумагой, в которую были завёрнуты пирожки, открыл бутылку, машинально, забыв о том, что я слабая девочка, не прибегая к открывашке, о многострадальный подоконник.

Напившись, предложил половину бутылки мальчику. Мальчик не отказался.

- А ты? – спросил я.

- Что я? – удивился Серёжа.

- Ты, с друзьями, куда едешь?

- Гриша предложил провести недели две у его бабушки. Володька, который маленький, это Гришин брат. Мы с Гришей, и ещё одним мальчиком, Витькой, давно дружим, но на этот раз Витьку родители забрали с собой в Крым, вот мы теперь вдвоём остались. Не обращай внимания на Володьку, он ещё маленький! Ты знаешь, бабушкин дом находится совсем недалеко от вашего лагеря. Может быть, встретимся? – я слушал, не веря своей удаче: с поездом я вынужден распрощаться, что с лагерем, не представлял, ведь меня не было в списках, скоро воспитатели выяснят, что я не из их группы, и что делать? А тут можно напроситься в гости на некоторое время.

- Адрес назовёшь? – спросил я. Серёжа покраснел от удовольствия:

- Сейчас напишу.

- Не надо, я запомню, не волнуйся, у меня хорошая память, - успокоил я мальчика, - честное слово, зайду! – честными глазами глядя Серёже в глаза, сказал я. Мальчик поверил, и назвал адрес.

Я, наконец, не выдержал:

- Марь Ванна!

- Что, Сашенька? – тут же отозвалась воспитательница.

- Что мне делать? – спросил я, показывая на своё лицо.

- А что с ним?

- Я покушала, теперь губы жирные, умываться нельзя! Что делать?

- Горе ты моё! – вздохнула Мария Ивановна, доставая носовой платок. Смочив его остатками воды из бутылки, она оттёрла мои губы, попросила мою косметичку, и поправила стёртый макияж.

- Умничка! – похвалила она меня, - Другая растёрла бы всё по лицу, сидела бы, как чучело, а у тебя уже и кавалер появился! – мы с «кавалером» мучительно покраснели. Я решил кое в чём признаться:

- Серёжа, я ужасно некрасивая, это меня Марь Ванна приукрасила…

- При чём тут красота?! – горячо возразил Серёжа, - Тут совсем другое дело!

- Какое? – удивился я.

- Не знаю, - растерялся Серёжа, - я просто хочу с тобой дружить, вот и всё.

Я задумался, а поезд, наконец-то, двинулся.

- Ты хороший мальчик, - сказал я, - ты мне очень нравишься, - но ты же понимаешь, откуда я?

- Ну и что? – с обидой спросил Серёжа, - Если ты из детдома, то и дружить с тобой нельзя?

- Дружить можно, Серёж, привязываться нельзя, - мягко сказал я, - меня могут перевести в другой детдом, даже в другой город, и мы больше никогда не встретимся. Ты понимаешь?

- Понимаю, - с горестным вздохом ответил Серёжа, - но это лето у нас никто не отнимет?

- Что ты! Неделю, самое большее, две!

- Ну и ладно! Учти, если ты не придёшь ко мне, я приду за тобой! – пригрозил он мне шутливо.

- Ох, и будет нам от начальства! – засмеялся я. Серёжа смеялся вместе со мной. Потом я не заметил, как исчез рюкзак между нами, а моя рука была уже в его руке, а он молчал и таял от счастья.

Лиска ухахатывалась надо мной, а я терзался угрызениями совести: морочу голову мальчишке.

Девочки, Настя и рыжая Саша посмеивались над нами, однако я видел, с некоторой завистью. Им тоже хотелось дружить с мальчиками, они были несколько старше меня, но предлагать дружбу первой?! Лучше навсегда остаться одной!

Так мы и ехали, девочки привыкли, что с нами едет мальчик, начали свои разговоры, втягивая в них иногда и меня. Детдомовские обычаи я прекрасно знал, поэтому поддерживал разговор непринуждённо, иногда вызывая небольшой шок у Серёжки, домашнего мальчика.

К вечеру поезд остановился на небольшой станции «Вавилово», и девочки стали собираться на выход. Я тоже, хотя был давно готов, в положении дичи ты должен всегда готов бежать.

Серёжа помог мне с рюкзаком и сообщил, что они тоже здесь выходят. Дождутся автобуса, на нём доедут до деревни.

А нас уже ждал служебный автобус!

Меня Серёжа попросил немного подождать, пока все рассядутся, побыть с ним.. Гриша тоже был не один, у него появилось несколько подружек, включая Настю и рыжую Сашу.

Я даже немного их приревновал к парнишке.

Только маленький Володька сердито пинал пустую консервную банку. Потом подал голос:

- Гришка! Ты подумай лучше, что делать будем? Наш автобус уже ушёл! И это был последний!

Я посмотрел на Серёжу:

- Ты говорил, что Гришина бабушка живёт недалеко от лагеря? Давай попросим вас подвезти?

Серёжа радостно улыбнулся и закивал головой. Я подтащил вцепившегося в мою руку мальчишку к Марии Ивановне и объяснил ситуацию, в какую попали ребята из-за задержки поезда.

Воспитательница легко согласилась довезти мальчишек.

Серёжа сел рядом со мной, к немалому неудовольствию рыжей Саши. Она фыркнула и села сзади, вместе с Настей. Вероятно, Саша твёрдо решила подружиться со мной, и я её понимал: мы обе были похожи на мальчишек, нам будет легче, вдвоём, среди задающихся красивых девчонок.

Ну а с Серёжей надо было как-то безболезненно расставаться, был бы я мальчиком, был бы рад завязавшейся дружбе, а так его внимание начинало меня тяготить. Не мог я и раскрыть своё инкогнито. К счастью, он не осмелел настолько, чтобы начать обниматься. А то мальчишки такие: им только дай повод! Лиска оживилась и снова начала подтрунивать надо мной. Тогда я сказал, что мальчик влюбился в неё, а не в меня, наверное, она иногда берёт управление телом в свои ручки, и я выгляжу тогда настоящей девочкой. Лиска надолго задумалась.

«Я просто помогаю тебе», - буркнула она, наконец, и снова замолчала, но без обиды, наверное, думала о Юрке.

За окнами автобуса стемнело, воспитатели спросили у ребят, куда их подвезти, и те, не веря своему счастью, назвали адрес. Так что теперь Серёжа, счастливый таким поворотом дел, тыкал пальцем на освещённый фарами дом, с чётко читаемой надписью улицы и номера дома.

- Я здесь тебя буду ждать! Обязательно приходи! – я, рассеянно, кивнул. Серёжа ещё хотел отдать мне ветровку, потому что ночь была зябкой, но я сказал, что у меня есть тёплая одежда в рюкзаке.

Мальчик встал в проходе, смотрел на меня глазами преданной собаки, и не решался попрощаться. Был бы наглее, поцеловал бы, а так, переминался с ноги на ногу, а его язык, видимо, прилип к нёбу.

Пришлось мне проводить его до двери автобуса, даже выйти, где его нетерпеливо ждали друзья.

- Саша, ты что, здесь остаёшься? – подковырнула меня Елена Николаевна.

- До свидания, Серёжа! – пожал я мальчику руку, и вернулся на место. Сразу же рядом со мной оказалась рыжая Саша. Она тоже смотрела на мальчишек, которые махали нам руками, пока не ушёл наш автобус.

- Хорошие ребята, - почему-то вздохнула Елена Николаевна.

- Особенно Серёжа, - поддержала её Мария Ивановна, - чуть не похитил нашу Сашеньку!

Все засмеялись. Мне кажется, девочки немного завидовали мне: как же, они такие красавицы, а мальчик выбрал самую уродливую девочку, да ещё кнопку! Только Саша от души радовалась мне, кажется, она была не прочь крепко со мной подружиться.

Летний лагерь.

Когда приехали, уже совсем стемнело, но отбой сегодня перенесли, и нас встречало почти всё населения лагеря. К моему удивлению, это были мальчишки. Они с нетерпением и радостными улыбками ждали, когда мы выберемся из автобуса.

Смешиваться с мальчишками мы не спешили, хотя те были не прочь поскорее с нами познакомиться.

Но вот один решился, подошёл ко мне и предложил помочь донести до девичьего корпуса рюкзак.

Увидев такое дело, мальчики кинулись наперегонки к девочкам, едва нас не затоптав.

Двоим девочек не хватило, и они сильно досадовали этому.

К моему искреннему удивлению, в девичьей спальне все кровати были застелены и заправлены, полы чисто вымыты, в прихожей аккуратными рядками стояли тапочки.

Ребята не решились зайти в корпус, с сожалением отдали нам рюкзаки, но не уходили, ждали, когда мы выйдем, чтобы умыться перед сном.

Ночевать вместе с девочками мне было не привыкать, даже под одним одеялом, в одной постели. Считали меня малышом, почти игрушкой, а вот что делать с остальным…

Что делать, если душевая здесь общая? Или туалет типа «сортир»? А если опять перепутаю?

Как бы то ни было, мне надо пересидеть здесь неделю – другую, пока идут активные поиски моей скромной персоны. Поэтому я обратился к Марии Ивановне, которая заселяла нас. Кстати, одной постели не хватило, причём Саша тут же предложила мне лечь вместе с ней, мы обе маленькие, вполне поместимся. Мария Ивановна заругалась на нас, и повела меня за постелью.

Почему именно меня? Потому что я скромно стоял в сторонке, ожидая, пока девочки займут места.

Завхозом оказался мужчина, он без ворчания, даже с улыбкой, выдал нам инвентарь, даже позвал мальчишку, чтобы помог мне донести вещи. Я же обратился к воспитательнице, попросив отойти от мужчин в сторонку.

- Что за секреты, Сашенька? – с тревогой спросила она меня, - Тебе, вроде, ещё рано?

Сначала я не понял, о чём это она, стоял, раскрыв рот, потом покраснел и сказал, что вопросы у меня совсем по другому поводу: хочу узнать, где можно помыться, где туалет, и, помявшись, попросил научить делать макияж.

- Зачем он тебе здесь, в лагере? Мальчишек соблазнять? Не хватило одного? – засмеялась Мария Ивановна, - Ну, ладно, завтра, всё завтра!

- А душ? – умоляюще спросил я.

- Душ у нас самодельный, Кирилл Васильевич поставил, вон там, недалеко от туалета. Зачем вам душ? Каждый день будете купаться, а через неделю сходим в деревню, где твой мальчик живёт, мы там договорились, нам топят баню, день для девочек, день для мальчиков.

Я понял, что двух недель у меня нет. Или сходить в баню с девочками? Может, не заметят…

Распрощавшись с воспитательницей, мы с мальчиком пошли в наш корпус.

По дороге познакомились:

- Как тебя зовут? – спросил мальчик.

- Саша.

- А меня Юра! – почему-то обрадовался мальчик, - Ты заноси вещи, и выходи, я тебе всё покажу, что здесь есть!

Я согласился. Порывшись в своём рюкзаке, достал мыло, и застыл в нерешительности. Потом оглянулся вокруг. Девочки переодевались в привезённые с собой ночнушки, одна даже в пижаму, а что надеть мне? Мальчишечьи трусы? Майку? Дождаться, когда выключат свет? А утром?

Всё же решил пока остаться в тугих девчоночьих плавочках, под одеялом переоденусь, а утром надо проснуться раньше всех, пора начинать пробежки и тренировки. Хоть эту неделю потренироваться, а то скоро совсем потеряю с таким трудом приобретённые навыки.

Я вышел из корпуса, и Юра довёл меня до душа, устроенного завхозом из большой бочки, поставленной на каркас, обитый клеёнкой. В выданных мне вещах я обнаружил полотенце, так что можно было мыться с удобствами, тем более, что здесь был предбанник.

Вода за день нагрелась, я с удовольствием мылся, когда услышал сердитый Юркин голос:

- Куда? Не видишь, занято?!

- Да мне можно! – услышал я голос рыжей Саши, и испугался. Сейчас войдёт девочка, а я голый!

Но Юра ответил Саше:

- Там место для одного. Извини, я в темноте подумал, что ты пацан, - Саша только хмыкнула и громко сказала:

- Саша! Оставь мне немного воды!

- Хорошо, Сашуль, оставлю! – ответил я, облегчённо вздохнув.

Быстро ополоснувшись и одевшись, вышел из предбанника:

- Иди, мойся. Тебя подождать?

- Подожди, если можно, я одна боюсь, - обрадовалась Саша, уже раздеваясь.

- Сань, если что надо, спрашивай у меня, ладно? – сказал Юра.

- Хорошо, Юра, - согласился я, - как вы здесь отдыхаете?

- Хорошо отдыхаем! Можно каждый день купаться, загорать. Речка не глубокая, спокойная. Пляж песчаный. Правда, всё это огорожено, но места хватает на всех.

- Девочки и мальчики вместе купаются?

- Другого пляжа здесь нет, - пожал плечами Юра.

- Ты давно в детдоме? – решил я задать нескромный вопрос.

- Сколько себя помню, - отвернувшись, проговорил Юра. А ты?

- Я не очень давно. Примерно, месяц.

Юра тактично промолчал, не стал спрашивать, что да как. Мы привыкли не лезть друг к другу в душу, если захочу, расскажу, нет, значит, слишком больно вспоминать.

Мы дождались Сашу, и пошли в девичий корпус. Возле дверей Юра распрощался с нами, пообещав завтра зайти, и убежал к себе. А мы пошли ложиться спать.

Свет был уже погашен, светился лишь маленький зелёный ночник. При его свете я расстелил свою постель, ничуть не удивившись, что моей соседкой оказалась Саша. Пользуясь полутьмой, я не стал надевать майку, под одеялом переоделся в просторные трусы и вздохнул с облегчением.

Но радовался недолго: ко мне под одеяло забралась Саша.

Хорошо, что я привык к девочкам! А моё маленькое тельце ещё не реагировало на них.

Саша тесно прижалась ко мне, и зашептала:

- Как жаль, что ты не мальчик!

- Почему? – удивлённо спросил я, тоже тихим шёпотом.

- Или я, - вздохнула девочка, - что за наказание? Быть похожей на мальчика, оставаясь девочкой!

На меня ни мальчики, ни девочки не смотрят…

- Саша! – правдиво сказал я, - Ты очень красивая девочка! Не верь никому, днём увидишь, как на тебя будут смотреть мальчишки!

- Ты меня успокаиваешь, - прошептала Саша.

- Нисколько! – горячо сказал я. – Был бы я мальчиком, обязательно дружил бы с тобой!

- А теперь? – спросила Саша.

- Теперь, особенноКонечно! Давай спать? Я жутко устал…ла… - зевнул я.

- Я тоже, - согласилась Саша, поудобнее устраиваясь.

- Попадёт нам, - прошептал я, засыпая в Сашиных объятиях.

Нам не попало только потому, что я проснулся рано. Саша мирно спала, отвернувшись.

Я не стал её будить, пусть думают, что это её кровать. Не переодеваясь, я отправился на пробежку в мальчишеских трусах.

Сначала было тяжеловато, сказывалось ничегонеделанье, валяние на мягком диване.

Но потом я размялся, бежал с удовольствием, радостно чувствуя прилив сил. Нашёл дырку в заборе, далеко убежал ниже по течению реки, по берегу которой петляла тропинка. Найдя укромный пляжик, я разделся и окунулся в прохладные воды реки. Хорошо! Наплававшись, и сделав комплекс упражнений, я побежал назад голышом, чтобы обсохнуть. Не добегая до лагеря примерно с километр, оделся.

Чтобы ополоснуться от пота в душе, надо было забежать за полотенцем, что я и сделал.

В спальне поднялся визг, в меня полетели подушки.

- Вы чего? – удивился я, чуть не сбитый с ног.

- Саша?! – удивились девчонки, признав, наконец, меня. – Ты чего в мальчишечьи трусы оделась?

- Я бегала! В таких трусах удобно, я привыкла.

- Не натирают? – поинтересовалась Настя.

- Нет, они просторные! – ответил я, собрал девчачью одежду, и побежал мыться. Сердце громко стучало: чуть не прокололся!

Помывшись и одевшись, не забыв панамку, вышел из душа и нос к носу столкнулся с Юрой.

- Ты чего здесь делаешь? – удивился я. – Здесь есть маленькая дырочка, и ты подглядываешь за девочками? – я и не знал, что можно так краснеть!

- Что ты… - выдавил он из себя, - Я тебя жду, пойдём в столовую, на завтрак, вместе?

- Я с Сашей. Ты не против?

- С каким Сашей? – удивился Юра.

- С рыжей, с которой ты вчера ругался.

- Я не ругался, - смущённо пробормотал Юра, - я тебя охранял… - у меня полезли наверх брови.

- А знаешь, - признался Юра, - тебе так лучше!

- Как? – не понял я.

- Без очков, и когда не накрашенная.

- Ты заметил ночью?!

- Было светло, от фар, - Юра несмело взял меня за руку.

«Лиска! – взмолился я. – Да что это такое?!».

«Ты очень обаятельна!», - смеялась Лиска.

«Что мне делать? - обескураженно спросил я, - Ссориться неудобно, но и принимать ухаживания от мальчиков, как-то…».

«Терпи, девочка моя!», - расхохоталась Лиска. Пришлось терпеть.

- Мне надо ещё зубы почистить! – вспомнил я, показывая пакетик с принадлежностями.

- Это сюда, - потянул меня за собой Юра. Там мы увидели Сашу. По её лицу пробежала тень, однако я обрадовался подруге:

- Саша! С добрым утром! Пойдём на завтрак вместе? Юра проводит! – Саша кивнула, не вынимая щётки изо рта, а я начал умываться.

- Извини, Саша, не могу же я его прогнать! – шепнул я Саше. Саша пожала плечами.

Умывшись, пошли в столовую. По дороге к нам присоединились девочки, среди них была Настя и малознакомая мне девочка Света. На вид она была где-то одних лет с Юрой.

Девочка попыталась оттереть меня от Юры, но Юра оказался стойким, не поддался обаянию красотки, а я-то надеялся…

На завтрак, к моему удивлению, давали не овсянку, а рисовую молочную кашу, между прочим, очень вкусную. Я съел всё, не глядя по сторонам. Когда же закончил и потянулся за чаем, удивился, увидев, что некоторые девочки не съели и половины.

- Хочешь ещё? - шепнул мне Юра, сидевший с правой стороны. Слева сидела Саша, старательно доедая кашу.

- Твою доесть? – спросил я.

- Что ты? – удивился Юра, - Попрошу добавки!

Почему бы нет? – подумал я, и согласился. Юра принёс ещё половину порции.

- Спасибо, Юра! – поблагодарил я, - А то кормят одной овсянкой, уже во, где стоит! – показал я.

- А ты откуда? – наклонившись к моему уху, спросил мальчик. Я замер. Потом так же тихо ответил:

- Пусть это будет нашей тайной! – Юра даже загордился.

После завтрака мы немного отдохнули, после чего объявили общее построение, на котором объявили, что, так-как лагерь укомплектован, начинаем жить по распорядку, то есть, в шесть подъём, потом зарядка, водные процедуры, завтрак, спортивные игры, обед, тихий час, купание, ужин, свободное время, отбой в десять. Распорядок будет меняться, потому что работают кружки. Расписание работы кружков висит на стенде, кто желает, записывайтесь.

Мы стояли отдельно от мальчиков, так что со мной были мои подруги. Оказалось, детей было не так уж и мало: около сотни мальчиков и девочек. Просто мы приехали поздно, и нас встречали наши ровесники, остальные были старше.

- Ты в какой кружок хочешь? – спросила меня Саша.

- А какие есть?

- Есть домоводство… - начала перечислять Настя.

- А спортивный есть? – спросил я.

- Есть! – обрадовалась Саша, - Спортивная гимнастика!

- Э-э… - протянул я, представив себя в купальнике в обтяжку, - а секция борьбы есть?

- Это у мальчишек, - разочарованно сказала Настя. – Нас не принимают.

- А если попросить?

- Просили уже, - ответила рыжая Саша, - даже мне отказали.

- Надо хорошо попросить! – решительно сказал я, и, когда построение закончилось, переоделся в повседневную одежду, потому что на линейке мы были в парадной форме, при галстуках, и пошёл искать Марию Ивановну. За мной увязались Саша с Настей, потом меня нашёл Юра. Куда же без него! Я у него спросил, где здесь секция борьбы.

- Я не знаю, - пожал он плечами, - не записан.

- Почему? – даже остановился я. Юра пожал плечами. Наверное, он и так сильный, подумал я.

Спорить я с ним не стал, мне надо было немного потренироваться, так что я решил действовать решительно. Вдруг здесь неплохой тренер?

- Марь Ванна! – обрадовался я, увидев воспитательницу.

- Что, Сашенька? – улыбнулась та.

- Марь Ванна, нам просто необходимо записаться в секцию борьбы!

- Прямо вот так, необходимо? – засмеялась Мария Ивановна, прижимая меня к себе и гладявороша мои волосы против шерсти.

- Вы же видите, какие мы слабенькие! – нагло врал я, подставляя свою голову под ласковые руки Марии Ивановны.

- Какая ты кошечка! – засмеялась воспитательница, - Ладно, я поговорю с Михаилом Аркадьевичем. Думаю, он разрешит тебе и Юре.

- А Саше? – вздёрнул я голову, понимая, что Насте это неинтересно.

- Саша, а я? – с обидой спросила Настя.

- Я думала, ты откажешься, - с удивлением сказал я.

- Я бы отказалась, - ответила Настя, - но я хочу быть с вами.

- Вот! – сказал я Марии Иванове, - Видите, сколько желающих?

- Вижу, Сашенька! – не выпуская меня, сказала воспитательница, - Осторожнее там! Обещаешь?

- Что вы, Марь Ванна! – ответил я, - Я уже занималась борьбой!

- Ладно, бегите, играйте! – выпустила меня Мария Ивановна.

- Побежали? В волейбол поиграем? – спросил я, и мы дружно побежали на спортплощадку.

Встав в круг, мы гоняли мяч. Стало уже жарко, ребята стали раздеваться до трусов. Некоторые девочки тоже. Я всё прикидывал, как мне быть. Однако, увидев бесформенные трусы, на некоторых из девочек, понял, что в них можно ещё не то спрятать. Трусы были с резинками на талии, и на ногах. Всё остальное пузырилось. Я отбежал в сторону, снял юбочку и внимательно осмотрел себя. Как всегда, я надевал сначала очень тесные узенькие плавочки, а сверху уже более просторные девчоночьи трусики.

- Какие у тебя плавочки! – услышал я восхищённый голос Саши, - Кто подарил?

- Сестра! – машинально ответил я, - Ей малы стали, мне отдала.

- Ну и что ты стесняешься? – удивилась Саша, - Таких красивых плавочек ни у кого нет!

- А без маечки можно? – робко спросил я.

- Сними кофточку, - я разделся.

- Тебе можно, - вздохнула Саша, - да и мне тоже…

- Ты чего? – удивился я.

- У всех девочек уже грудь наливается, а мы с тобой, как пацаны, - с грустью в голосе сказала Саша.

- Ну и что? – удивился я, - Мне всего девять лет!

- Тебе, может, и девять, а мне уже одиннадцатый, - сказала Саша.

- Не заругают? – спросил я.

- Не заругают, - ответила Саша, тоже разделась, и мы побежали играть.

- Купаться хочется! – воскликнул я, когда мы уже вспотели, а солнце начало вовсю припекать.

- Купание после обеда! – ответила мне Настя, - Пошли, позагораем хоть!

Мы дошли до пляжа, разлеглись на шезлонгах.

- Попробую воду, - сказал я, вскакивая. Добежав, зашёл по щиколотку и умылся, наклонившись и присев. Пока умывался, возле меня материализовалась Света.

- Ты с Юрой дружишь? – спросила она, будто не видела. Я оглянулся вокруг, не понимая, куда делся Юра. Когда надо, так не найти!

- Не ищи! – улыбнулась Света, - У него занятия в кружке авиамоделизма. Это он ни за что не пропустит!

- Ну и пусть! – буркнул я.

- Купаться придёшь? – спросила Света.

- Конечно! – радостно улыбнулся я.

- Давай, я тебя немного отмою от пота? – предложила Света. Я, с радостью, согласился.

Света пригоршнями зачеёрпывала воду и выливала мне на спину, растирая ладошками. Грудь и живот я старался мыть сам.

- Какая ты худая! – удивлялась Света, скользя по моим позвонкам и лопаткам. Я даже удивился: в последнее время хорошо питался и мало двигался. Наверное, начал расти.

- Постригли зачем? Вши? – я кивнул. - Ладно, иди, обсыхай, а то у тебя трусы намокли, - сказала Света, разворачивая меня в сторону лежаков.

Мне было непонятно, почему Света решила помочь мне. Неужели раскрыла мою тайну? Всё-таки стояла совсем рядом, и разглядывала меня откровенно. С опаской глянув на девочку, ничего, кроме лёгкого сожаления, не увидел в её взгляде.

Потом забыл о ней. Пришёл, наконец-то, Юра, со мной были мои лучшие подруги,. Саша и Настя, в наш круг незаметно влилась и Света, ненавязчиво оказываясь рядом с Юрой.

Я видел, что это мальчику не доставляет удовольствия, и посмеивался про себя. Честно говоря, я сначала не понимал Юру: столько красивых девочек, сам он видный мальчик, а предпочёл всем маленькую замухрышку. Спросил Лиску, но та мне ответила, что мужчина я, мне и разбираться.

Скоро мы услышали сигнал к обеду. Сигналил маленький горнист, по-моему, ещё младше меня.

Для этого он всегда одевался в красивую пионерскую форму, брал горн и красиво дудел в него.

Побудку он тоже играл, только я не слышал, потому что бегал.

Я всё ждал разоблачения, но так и не дождался. Спрашивать, что это за лагерь, я не решался, выяснил исподволь. Оказалось, это особый лагерь, куда отправляют только отличников, у кого примерное поведение.

Я только головой покачал. Ладно, отличники, я сам отличник. Но поведение! Не иначе, где-то планка оценок занижена, или кто-то закрывает глаза на некоторые «мелочи».

Взять, к примеру, меня. Несмотря на свой малый возраст, я нарушил все мыслимые и немыслимые правила поведения: дрался, грубил старшим, даже убегал и бродяжничал!

Как же можно за целый год умудриться ни разу не подраться? Промолчать на несправедливое замечание воспитателя? По-моему, это невозможно. А тут почти сто пацанов и девчонок.

Было бы время, обязательно бы выяснил. А теперь, несмотря на то, что я растворялся в ласковом обществе, я слышал, как тикают часы, отмеряя мне дни и часы до ухода.

Ум-м! Какой обед! Наваристый борщ, вкусное пюре с огромной котлетой, овощной салат, густой компот с вкусными сухофруктами! Очень мягкий хлеб, который лежал в хлебницах просто так: бери, сколько хочешь!

Юра и девочки с умилением смотрели, с каким удовольствием я ем, опять предлагали добавки.

- Не смейтесь! – бормотал я, - Я не голодная, просто аппетит такой…

- Сашка в рост пошла! – улыбнулась Света, - Сейчас ей сколько ни дай, всё мало!

Это было справедливо, и я не обижался, лишь смущённо улыбаясь.

После обеда Юра попрощался со мной, и мы пошли по спальням, на тихий час.

Сев на кровать, я снял юбочку и кофточку и юркнул под одеяло, думая, стоит ли переодеваться на один час. Повернувшись, увидел Сашино радостное лицо. Днём она не решилась перебраться на мою кровать, но подвинулась почти вплотную.

Я смотрел на её круглое рыжее лицо с зеленоватыми глазами и веснушками, и вспоминал Жорку.

Несмотря на всю его вредность, я понимал, что люблю брата. И сейчас Саша настолько напомнила мне его, что я не выдержал, протянул руку и стал перебирать её короткие волосы.

Саша замерла, лицо застыло, потом, плюнув на приличия, быстро перебралась ко мне в постель и обвила мою шею руками, уткнувшись своим лбом в мой. Она часто задышала, мне показалось, Саша сейчас заплачет.

- Ты чего? – тихо спросил я.

- Ничего, - шмыгнула носиком девочка, - просто я всегда мечтала о такой подружке, которой можно всё-всё доверить!

Я вздохнул: вот ведь, такая, с виду, жизнерадостная девочка, а на душе тоже лежит что-то тяжёлое.

Кстати, я замечал взгляды мальчишек, которые они на неё бросали, но мало было таких, как Юра, который сразу подошёл и прямо сказал, что хочет со мной дружить. Думаю, стоило бы мальчикам быть решительнее. Девочки ждут, когда их будут завоёвывать, очень редко, когда они первыми идут навстречу. Надо бы помочь Саше, а то я уйду, и всё, опять останется одна.

- Ты очень похожа на моего старшего брата! – шепнул я на розовое ушко.

- У тебя есть брат? – удивилась девочка.

- Конечно! Что тут удивительного? У меня есть и мама, и папа…

- Их лишили?..

- Да, - мне было хорошо с этой девочкой, хотелось немного облегчить душу. – У меня сестра есть… Была, - поправился я.

- Как это – была? – отстранившись от меня, и стараясь заглянуть в глаза, спросила Саша, - Умерла?

- Убили, - мрачно сказал я, холодея от этого страшного слова.

«Саня! - строго сказала Лиска, - Я просила тебя!».

- Как, убили? – не поняла сразу Саша, разглядывая меня.

- Парни. Изнасиловали вчетвером, поиздевались, и убили.

Как именно убили, я не сказал, это было бы слишком для неокрепшей психики девочки. Мне кажется, я и так сказал лишнего. Как бы она не стала бояться ребят.

Вот она замолчала, с ужасом глядя на меня, потом снова прижалась, гладя меня по голове:

- Ты, наверное, очень любила свою сестру? – тихо спросила она.

- Конечно. Я и сейчас её люблю. Она была для меня мамой.

- Я всегда хотела, чтобы у меня были родные, а сейчас думаю, может быть, хорошо, что я одна на всём свете? – задумчиво проговорила девочка.

- Не надо так говорить, - проворчал я, - и не думай, пожалуйста, плохо о мальчиках. Они очень хорошие. А такие – может, один на миллион, или на десять…

- Я и не думаю, - легко согласилась Саша, - я же говорю, была бы ты мальчиком, я обязательно бы влюбилась в тебя.

Оказывается, не все девочки спали. Они внимательно слушали наш разговор, вздыхали и скрипели кроватями, но не вмешивались в наш разговор, хотя, я уверен, у каждой нашлось бы, что рассказать по поводу своего сиротства.

Мы с Сашей, углубившись в свои думы, так и заснули, обнявшись. Нас разбудили девочки, предупредив, что к нам идёт воспитатель.

- Проснулись? – спросила Мария Ивановна, входя. Найдя нас с Сашей, заправляющих кровати, улыбнулась и сказала: - Подойди сюда, Сашенька.

Я подошёл, и она, уже по - привычке, повернула меня спиной к себе и прижала, начав перебирать мои волосики.

- Михаил Аркадьевич согласился посмотреть на вас, - сообщила она, наконец, - не понимаю, зачем тебе это надо? Ты такая хрупкая! – я молчал, ласкаясь. Удивительное тепло исходило от этой пожилой женщины. Находясь рядом с ней, понимаешь, что значит «мама».

- Ну, всё, всё, котёнок, одевайтесь и приходите. Знаете, куда?

- Нас Юра проводит, - решил я.

- Вот и хорошо. Умыться не забудьте! – рассмеялась Мария Ивановна.

Юра уже ждал нас, у входа. Увидев меня, он сразу заулыбался, спросив, куда пойдём.

- Сначала умоемся, потом к тренеру. Он обещал посмотреть нас.

Юре, мне кажется, было всё равно, куда идти, лишь бы со мной.

Приведя себя в порядок, мы отправились к Михаилу Аркадьевичу, в спортзал. Тренер там уже командовал разминкой, десяток мальчишек в кимоно бегали по кругу.

- Ну? – строго спросил он нас, - Что пришли?

Кроме Юры и меня, пришли Саша, Настя, и Света.

- Ты, мальчик, мне знаком. У Валерия Борисовича занимаешься? – Юра кивнул, - А ты, Света? У тебя спортивная гимнастика? Хотите ещё борьбой заняться?

- Это не мы, - смутился Юра, - это девочки, - он вдруг осмелел, взял меня так же, как Мария Ивановна, прижал к себе.

- Сестрёнка? – спросил тренер. Юра, к моему удивлению, кивнул. Я задрал голову, с удивлением посмотрев на Юру. Тот ободряюще улыбнулся мне.

- И что мне с тобой делать? – спросил у меня Михаил Аркадьевич, - Эти девочки ещё ничего, а ты… Чему хочешь научиться? Самбо?

- Можно самбо, боевому самбо, русбою…

- Ты уверена, что тебе это нужно?

- Конечно! – удивился я, - Кто меня защитит? – Юра машинально крепче прижал меня к себе.

- Мне кажется, тебе надо заняться вместе со Светой, гимнастикой…

- Михаил Аркадьевич! – сказал я, решительно высвобождаясь из Юриных рук, - Давайте так: Я встану вот здесь, на этом пятачке. Могу делать только по одному шагу, в любую сторону. А вы попробуете надрать мне уши! – услышав недовольное гуденье друзей, я успокоил их жестом, продолжил: - Если у вас получится, мы уходим. Если нет – вы берётесь нас тренировать.

- За что же мне драть тебе уши? – засмеялся тренер.

- За нахальство! – с вызовом сказал я, становясь в круг.

- Любопытно, - проговорил тренер, и быстро схватил меня за ухо. Вернее, ему так показалось. Пальцы его ухватили воздух в сантиметре от уха. Михаил Аркадьевич повторил попытку. Опять не удалось. Никто не видел, чтобы я двигался, всем казалось, что тренер просто промахивается. Любопытные мальчишки бросили тренировку, окружили нас и наблюдали за нашим противостоянием.

Михаил Аркадьевич начал пытаться схватить меня всерьёз, не только за ухо, хоть за что-то, причём, обеими руками. Я уже разогрелся, мне было легко, тело прекрасно слушалось меня.

- Можете бить ногами, - предложил я. Тренер не решился на такой экстрим, перестал за мной охотиться и спросил, переводя дыхание:

- Ну и чему я тебя могу научить?

- Мне надо закреплять навыки, - ответил я.

- Хорошо, - подумав, согласился Михаил Аркадьевич. – Приходите после ужина. Сейчас я занят с ребятами. Вечером буду заниматься с девочками. А ты? – спросил он у Юры.

- Я тоже. С девочками, - ответил Юра, снова завладев мною.

- Зачем? – засмеялся тренер, - С такой сестрёнкой ничего не страшно! – Юра не стал смущаться. Он ласково прижимал меня к себе, даже ткнулся чем-то мне в темя.

Выйдя из спортзала, мы побежали на пляж, купаться.

Несмотря на кажущуюся свободу, за нами внимательно следили воспитатели и пионервожатые.

На пляже стояла вышка для наблюдения, оснащённая спасательными кругами. Прямо возле берега, на противоположных заборах, тоже висели лёгкие спасательные круги, у небольшого пирса стояли две лодки с вёслами и навесными моторами.

Мы купались и бесились на мелководье. С нами купались девочки и мальчики, мы перемешались, меня мучили все, кому не лень, я восторженно вопил от радости.

Ну и пусть, что мелко! По утрам буду убегать и плавать, сколько угодно!

Замёрзнув, мы выбирались на берег, падали на лежаки и обсыхали под жарким июньским солнцем.

Света тоже не отставала от нас в веселье, радовалась вместе со всеми, тоже бесилась с Юрой.

Она улыбалась мне, а однажды сказала:

- Саш, пойдём, выжмемся? Надоело лежать в мокром!

- Пошли! – без задней мысли ответил я, забыв о том, что я всё-таки мальчик. Только зайдя в кусты, я понял, в какую ловушку попал.

- Я отойду, - сказал я, - стесняюсь…

- Ну да, - согласилась Света, оглядывая меня с ног до головы, - тебе есть, чего стесняться!

Я спрятался и, сняв плавочки, тщательно выжал их, потом надев одни за другими, опасливо оглядываясь.

Опять внимательно себя оглядев: не выпирает ли что лишнее, хотя, от холодной воды всё ужалось до маленького комочка. Убедившись, что всё в порядке, вышел к Свете и замер: Света не спешила одеваться, повесила свой купальник на ветки, и стояла, обсыхая.

Я открыл рот, глядя на неё.

На её стройные длинные ноги, чистенький живот с очень красивой складочкой внизу, аккуратненький пупок, тонкую талию. Света, заметив, какой эффект она произвела на меня, завела за голову руки, якобы поправляя волосы, и её, уже начавшие наливаться грудки, предстали передо мной с самой выгодной стороны. Выше – точёная шейка, красивое лицо с огромными глазами, длинные шелковистые волосы.

- Нравится? – спросила Света. Сглотнув, я кивнул, не понимая ещё, для чего это она делает: неужели только похвастаться? Но, когда Света с сожалением глянула на меня, я понял.

- Когда подрасту, у меня тоже всё так же будет, - буркнул я.

- Может, и будет, - криво улыбнулась она, - только когда?

Кровь бросилась мне в лицо, я выбежал из кустов, упал на лежанку, и попытался не заплакать.

Думаете, мальчику всё равно, как он выглядит? Ошибаетесь!

Дома брат достал, называя меня уродом, сейчас я уже почти забыл, и вот, опять!

- Саш, что с тобой? – встревожился Юра. Саша тоже смотрела на меня. Остальные купались.

Может быть, я бы сдержался, если бы не их сочувствие, но при виде озабоченных лиц Юры и Саши, слёзы сами собой побежали из глаз.

- Саша, - теребил меня Юра, - ну, Саш! – он с трудом оторвал меня от лежака, посадил к себе на колени, и стал стирать слёзы, откуда-то взявшимся платком.

- Тебе Света что-то сказала? – догадался он. Я отрицательно замотал головой:

- Нет, не сказала. Показала.

- Что показала? – насторожился Юра.

- Какая она красивая…

- Сашенька, - вздохнул Юра, - пойдём? Я хочу тебе что-то сказать.

Я согласился, чтобы больше никто не видел моих слёз. Я посмотрел на Сашу, она, понимающе, кивнула.

Когда мы отошли подальше, сели рядом, на песок. Юра обнял меня, прижал к себе, потёрся щекой о моё колючее темя.

- Знаешь, Сашенька, когда я сказал тебе, что живу в детском доме с рождения, я сказал неправду. Я так говорю, чтобы не расспрашивали, что да как. На самом деле я в детском доме только год. До этого мы жили в своём доме, у меня были папа, мама, сестра, младшая. Мы с ней постоянно ругались и даже дрались. А потом они все сгорели во время пожара. Я остался жив только лишь потому, что отпросился на рыбалку, мы с пацанами ночевали в шалаше, а рано утром ловили рыбу. Такой клёв был! – мечтательно вздохнул Юра. – Я бежал с рыбой, чтобы похвастаться, а прибежал на пепелище. Я не знаю, как не сошёл с ума, увидев всё это. Милиция, пожарные, обугленные трупы, трупик… - Юра зажал в себе слёзы. – Лучше бы я погиб вместе с ними…

Я молчал, не зная, что ответить. Юра справился с собой и продолжил:

- А когда я увидел тебя, я опять чуть не сошёл с ума! От радости. Ты так похожа на мою сестрёнку!

Я недоверчиво глянул на Юру.

- Не совсем внешностью, - тихо засмеялся он, - характером. Ты такая живая, непосредственная, постоянно что-то весёлое придумываешь… Сестрёнка! – мечтательно прижал он меня к себе.

Я даже закаменел. Да что это такое?! Я что, должен всех встречных огорчать? Почти разбивая сердца?

Некрасивый губастый мальчишка, скрывающийся от своих кровников, не имеющий права оставаться на одном месте больше недели?

- Юра! – тихо позвал я мальчика.

- Да, Сашенька?

- Юра! – вздохнул я, - Нам же придётся расстаться…

- Понимаю, - ответил он, - кончится смена, разъедемся по своим детским домам…

- Ты не понял, - перебил я его, - нам придётся расстаться гораздо раньше!

- Но почему? – с обидой спросил Юра, заглядывая мне в лицо. Я не знал, что сказать.

- Ну, надо так…

- Из-за Светы? – горько спросил Юра.

- Нет, что ты! – испугался я, - Мне даже хочется, чтобы ты с ней дружил! А мои слёзы… из зависти, наверное. Прости меня, Юра!

- Саш, не уходи, а? Будь мне сестрёнкой?

- Сестрёнкой быть согласна, но не уйти не могу. Мне грозит смертельная опасность, и долго оставаться на одном месте я просто не могу! – выпалил я. - Только не спрашивай ни о чём, ну, пожалуйста! – сложил молитвенно я руки. Вопросов, наверняка, у Юрки было масса, но, по-видимому, он на самом деле очень любил меня, поэтому не задал ни одного.

- Пойдёшь сегодня на тренировку? – задал он такой вопрос.

- Конечно! – ответил я радостно, - Я же говорю, жизнь у меня опасная, мне постоянно надо держать себя в форме!

Возвратились на своё место мы, уже успокоившись. Умылись в реке, взялись за руки, и шли, весело улыбаясь друг другу.

Ужинал я не очень плотно, отказавшись от добавки. Потом долго думал, что надеть вместо кимоно.

Решил взять с собой Лискины трикотажные шорты и майку.

Переодевались мы в девчоночьей раздевалке, но там тоже можно было отвернуться и переодеться.

С нами была и Света. Ей было интересно посмотреть на мои возможности, мне кажется, она и показала мне себя во всей красе, после моего дневного представления, чтобы доказать, что не одна я тут такая крутая.

Юра тоже пришёл. Заниматься вместе с девочками. Тренер согласился, сказав, что тренировки мальчиков и девочек не слишком друг от друга отличаются, тем более, на начальном этапе.

Погоняв нас, для разминки, по кругу, Михаил Аркадьевич задал первичные уроки новичкам, отрабатывать падения, а мне приготовил сюрприз.

Когда все занялись упражнениями, в зал зашёл мальчик лет двенадцати, с чёрным юношеским поясом на кимоно.

- Мне интересно, - заявил Михаил Аркадьевич, - сколько Саша продержится.

Мальчик видел, как тренер испытывал меня, поэтому не смотрел на меня пренебрежительно, настроился сразу на сложную борьбу.

Мы вышли на татами, поклонились друг другу, и начали прощупывать друг друга.

- Хватит танцевать, сражайтесь! – недовольно воскликнул Михаил Аркадьевич.

В последнее время, до нашего с Лизой ареста, мы с Жоркой нешуточно дрались, тренируясь. Жорка уже с трудом ловил меня, зато мне это удавалось, и я без жалости ронял его спиной на жёсткий песок. Лиске даже приходилось ему восстанавливать дыхание, с укоризной глядя на меня. Я не жалел брата, жестоко ревнуя к нему Лиску…

Зря я вспомнил всё это! Подловив мальчишку, я швырнул его на маты, одновременно захватывая руку соперника на болевой приём. Хрустнула кость…

Мальчик закричал от боли, схватившись за сломанную руку.

Михаил Аркадьевич кинулся к нему на помощь. Дико глянув на меня, крикнул:

- Чего стоишь?! Вызови врача!

Я оглянулся, и, увидев, что мои друзья смотрели на нашу борьбу, спросил:

- Где врач? Юра, проводи! – мы так и побежали, в тренировочных костюмах.

Врач была у себя.

- Там, в спортзале, мальчик руку сломал! – крикнул я, вбегая в медпункт. Юра промолчал.

Врач быстро собралась, не задавая лишних вопросов, взяла кофр и поспешила за нами.

Михаил Аркадьевич уже освободил пострадавшего от кимоно, я увидел опухшую и посиневшую руку.

«Закрытый перелом», - сказала Лиска.

- Я не хотел, - прошептал я.

- Вот, что ты наделала? – воскликнул тренер, - Это же ЧП!

- Мы же никому не скажем? – спросил я, заглядывая в глаза тренеру.

- Свидетелей полно! – возразил Михаил Аркадьевич. Я посмотрел, с сомненьем, на Свету. Света отвела взгляд.

Когда мальчика увели, я спросил, можно ли продолжать тренировку. Тренер только махнул рукой.

Мы поняли это, как разрешение, и продолжили. Только я решил делать свои упражнения, а девочки с Юрой продолжили свои.

Друзья подождали, когда я закончу комплекс упражнений, потом подошли ко мне.

- Что это было? – спросил Юра.

- Что именно? – хмуро спросил я.

- Как ты пацану руку сломала? – Я удивлённо посмотрел на мальчика. Из-за переживаний совсем забыл, что играю девочку.

- Не удержала, - признался я, - давно не тренировал… лась.

- Тут есть душевая, - подала голос Света, - Саши, пойдёмте, помоемся?

- Спасибо, я потом, - отказался я.

- Саш, ну извини, - попросила Света, - я думала, что ты, гм… А Юра сказал, что ты ему названная сестрёнка. Прости, а?

- Я стесняюсь! – отрезал я, - Идите, я после.

- Сань, я же тебя не обижала! – подала голос Саша.

- Идите, идите, - улыбнулся я рыжей Саше, - я люблю одна мыться. Будем опять вместе спать? – шепнул я ей на ушко.

Саша заулыбалась, кивнула, и побежала за Светой.

- Саш, ты сильно обиделась на Свету? – спросил меня Юра, подходя.

- Обидишься тут, - буркнул я, - когда тебя с рождения уродиной называют.

- Никакая ты не уродина! – возразил Юра, - Может, не красавица, но очень симпатичная девочка!

- Главное, добрая, - съязвил я.

- Конечно, добрая, - согласился Юра, - ты же не нарочно, просто не рассчитала.

«Эх, Юра! – подумал я, - знал бы ты…».

«Поменьше болтай об этом! Даже не вспоминай», - напомнила о себе Лиска.

Когда мы помылись и шли к себе, весело обсуждая тренировку, меня отловила Мария Ивановна и пригласила на разговор. С неким облегчением я подумал, что моё пребывание в лагере заканчивается.

Но дело было в другом.

Мы зашли в жилую комнату старшей воспитательницы, где нас уже ждала Елена Николаевна, на столе стояли порожные, чашки с чаем.

- Садись, Сашенька. Давай, попьём сначала чаю, - предложила Мария Ивановна. Я согласился. Когда выпили по первой чашечке, я спросил:

- Что с мальчиком?

- С мальчиком? – переспросила воспитательница, - Его, кстати, Егор зовут. Михаил Аркадьевич очень расстроен, хотел его готовить к соревнованиям. Теперь, вот…

- Я не сгожусь?

- Во-первых, возраст не тот, во-вторых… сама понимаешь, там будут выступать мальчики.

- Я похожа на мальчика… - начал я, и понял, что несу какую-то чушь. Ещё день-два, и меня здесь не будет.

- Сашенька, давай, мы поучим тебя, как правильно накладывать макияж, - предложила Мария Ивановна, - сначала я удивился, потом обрадовался: это очень может помочь мне в дальнейшем путешествии. Я, с готовностью, согласился.

Меня посадили перед трюмо и начали обучение. Накладывали штрихи на одну сторону лица, и я пытался скопировать их на другой.

Измотанный больше, чем на тренировке, я распрощался с женщинами и потопал в свою, девичью, спальню.

Девочки уже с нетерпением ждали меня, рассчитывая узнать подробности моей борьбы с мальчиком Егором, имеющим чёрный пояс. Кстати, откуда у него чёрный пояс? В самбо ведь нет таких поясов? Случайность? Надо бы спросить тренера.

- Ой, девочки! –воскликнул я, - Я так устала! Что там рассказывать?! Провела приём, не рассчитала вес Егора, он и упал на свою руку, - глядя на Сашу, рассказывал я.

Это, чтобы Саша не поправила меня, что сломалась у мальчика та рука, за которую я его держал.

- И всё? – возмутились девочки, - А где ты научилась так бороться?!

- У меня была тяжёлая жизнь, - отбивался я, раздеваясь.

- Саш, нас поучишь? – начали приставать ко мне девчонки.

- Открылась секция борьбы для девочек, можете спросить у Саши, - показал я на свою подругу, которая тоже раздевалась, - записывайтесь, будем вместе тренироваться!

Девчонки стали строить планы, как они изучат приёмы и будут побеждать пацанов.

Мысленно посмеявшись над их планами, я быстро заснул, забравшись под одеяло.

Утром я проснулся в Сашиных объятиях. Надо же, как вчера вымотался, даже не проснулся, когда Саша перебралась ко мне!

Осторожно выбравшись из её объятий, чтобы не разбудить девочку, залез под её одеяло и там переоделся. После чего побежал на утреннюю пробежку.

Бегал я километров пять, радуясь утренней свежести, чистому воздуху, встречному ветру, приятно обдувающему разгорячённое тело. Бегал я босиком, только в одних трусиках, было мне необычайно легко и приятно. Добежав до вчерашнего укромного места, я, внимательно осмотревшись вокруг, разделся и бросился в реку.

Какое счастье, хоть на время представить, что я опять дома, бегаю с Лиской, которая сейчас, молча, дышит у меня над ухом, советуя иногда, что делать, когда начал выполнять упражнения.

Чувствуя приятную усталость после разминки, побежал обратно, думая, напугаю девчонок на этот раз, или нет.

- И что тебе не спится?! – зевая во весь рот, спросила меня Настя. Ещё кто-то проснулся, укрыл подушкой голову, вместо того, чтобы бросаться ими в меня.

- Совсем обленились! – пробормотал я, - Надо что-нибудь придумать!

- Мы тебе придумаем! – услышала одна из девочек, Алёна, - не обрадуешься.

Я хихикнул, забрал свои вещички и побежал в душ.

Пока мылся, сыграли побудку. Я заодно пошёл чистить зубы.

- Саш, ты где бываешь по утрам? – спросил меня Юра, умываясь рядом со мной.

- Я бегаю по утрам, - ответил я.

- Почему меня не приглашаешь? Вместе ведь веселее.

- Я купаюсь голышом, - не стал я скрывать.

- Одной же запрещено! – возмутился Юра.

- А я потихоньку! – улыбнулся я, - Когда все спят. Ты же не выдашь свою сестрёнку? – улыбнулся я.

Юра даже подавился пастой. А я лишь посмеялся:

- Ладно, Юр, не дуйся, тебе ещё рано бегать на такие дистанции, дыхание собьёшь.

- На какие «такие»? – уставился на меня Юра.

- Примерно, пять километров, - прикинул я, - может, чуть больше.

- Ничего себе! Мы бегаем на километр, и то, с трудом!

- Неважная у вас физподготовка! – согласился я. Появилась рыжая Саша.

- Как ты умудряешься встать, не разбудив меня? – спросила Саша. – Специально обняла тебя!

- Ты очень крепко спишь! – засмеялся я. Юра ревниво посмотрел на нас, мы с Сашей переглянулись, и весело рассмеялись, уже вместе.

После умывания, пошли на утреннюю физзарядку. Её проводил Михаил Аркадьевич. Найдя меня. спросил, не занимаюсь ли я по индивидуальной системе.

- Да, я каждое утро бегаю, разминаюсь, - подтвердил я.

- Будешь со всеми делать зарядку?

- Почему бы нет? – пожал я плечами, - Если комплекс разрабатывали вы, тогда только на пользу!

Тренер что-то проворчал и начал командовать.

После зарядки он спросил у меня:

- Не хочешь заниматься с ребятами?

- А девочки?

- А что девочки? Поместимся все.

- Хорошо, Михаил Аркадьевич, я спрошу у девчат.

- И друга своего приводи, пусть тренируется. Не хочешь сама с ним поработать?

- Нет, - ответил я. – Даже начинать не стоит. Меня учили этому с трёх лет.

- Впечатляет, - согласился тренер, - ну ладно, беги на завтрак!

После завтрака мы играли на спортплощадке в волейбол, когда ко мне подбежал какой-то мальчик:

- Ты Саша Малиновская? К тебе там пришли!

- Где? – спросил я, холодея.

- На воротах! – и убежал.

- Кто к тебе мог приехать? – спросил Юра, держа в руках мяч, - я пожал голыми потными плечами.

- Пойдём все вместе, посмотрим? – предложила Саша. Я согласился, натянул майку, влез в юбку, и поспешил на ворота.

Сначала я осторожно выглянул сбоку, из кустов.

- Ты что прячешься? – удивилась Саша. Я пригляделся, улыбнулся и кинулся со всех ног к мальчишке, который стоял за воротами, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

Подбежав, с разбегу бросился к нему на шею, счастливо улыбаясь.

Мальчик радостно прижал меня к себе, воскликнув:

- Сашенька!

Честно говоря, я ужасно соскучился по нему, забыв, за всеми делами, что обещал зайти.

- Вот, как обещал! Не пришла, так я за тобой сам пришёл! – сказал мальчик, не выпуская меня из своих рук.

- Серёжа! – закричала Саша, обнимая нас обоих. Третьей была Настя, тоже обрадовавшись нашему попутчику.

Я оглянулся, и увидел Юру, который стоял, сжимая кулаки, и наливаясь злобой.

Вот тебе и брат!

- Это кто? – спросил он у меня, и я понял, что сейчас мальчишки подерутся.

- Мальчики, не надо! – воскликнул я, - Серёжа, это Юра, мой названный брат, Юра, это Серёжа, наш попутчик. Он очень много сделал для нас хорошего, и мы подружились! Можешь у девочек спросить!

Девочки хитро косили на меня глазом, с любопытством наблюдая за мной: как я выберусь из такого щекотливого положения.

- Когда ты говорила, что скоро уходишь, ты имела ввиду его? – сердито спросил меня Юра.

- Юр, не сердись, мне на самом деле надо уйти. Сначала к Серёже, потом совсем далеко… Юра!

Юра отвернулся от меня и ушёл. Я беспомощно оглянулся на подруг, на Серёжу. Мальчик развёл руками.

- Ты же сказала, что он брат? Почему тогда психует?

- Такие нынче братья пошли, - вздохнул я, - Свет, может, ты Юрку успокоишь?

- Ну уж нет! – ответила Света, - Сама обидела, сама успокаивай! Меня он пошлёт очень далеко. А ты что, правда, уходишь? – я кивнул, - Прямо сейчас? – Я пожал плечами. Я на самом деле не знал, когда.

- Серёжа, пойдём к Марии Ивановне, - предложил я, - посидим, поговорим.

Нас пропустили на территорию, и мы пошли искать старшую воспитательницу. Нашли её в её кабинете. Она сидела, невесело думая о чём-то своём.

- Сашенька! – обрадовалась она, - А это кто? Серёжа?! Вот так сюрприз! проходите, сейчас чаю налью.

Мы прошли и сели за стол. Я держал Серёжу за руку, и он светился от радости.

- А где Юра? – спросила Мария Ивановна.

- Он обиделся на нас, и ушёл, - сказал я.

- Может, к лучшему, - вздохнула Мария Ивановна, и у меня защемило сердце.

- Вы наводили справки, - прошептал я.

- А как ты думаешь?! Ты же ребёнок!

- Нам уже пора? – спросил я, вставая.

- Прости меня, Сашенька! – искренне сказала Мария Ивановна, - Я хотела, как лучше!

Серёжа нахмурился, ничего не понимая.

- Мария Ивановна, мы сейчас уйдём. Я не останусь у Серёжи, поеду на вокзал, там посмотрим, когда будет поезд. Скажите им правду, хорошо? Они страшные люди, Мария Ивановна, не надо ничего скрывать. И ещё, Мария Ивановна, что бы вам ни говорили, я девочка!

- Сашенька, давай позвоним в милицию!

- Милиция работает на них. Спасибо вам за всё, Мария Ивановна! Скажите, если будут спрашивать, что Серёжа поехал меня провожать, а остальные ничего не знают. Пошли, Серёжка! – я потянул мальчика за руку, и мы быстрым шагом пошли в мою спальню. Хорошо, когда мальчишки влюблённые! С ними можно делать всё, что угодно, и они будут слушаться, не возражая!

- Подожди здесь, это девичья спальня, - оставил я Сергея возле двери. Сам быстро вошёл внутрь и стал быстро собираться. Я постоянно всё убирал в рюкзак, стараясь ничего не оставлять на виду, не оставлять своих следов присутствия. Проверив ещё раз тщательно, не оставил ли чего, я продел руки в лямки рюкзака, и, с комком в горле, мысленно попрощался с таким приветливым лагерем.

Но уйти просто так не успел, потому что мне перегородили путь подружки.

- Саша, ты куда? – растерянно и с болью в глазах, спросила рыжая Саша. Я обнял её и крепко расцеловал в обе щёки и губы.

- Прощай, моя лучшая подруга, я спешу! Передавай всем привет, меня провожать не надо! Очень прошу! – я метнулся из корпуса, схватил Серёжку за руку, и побежал к знакомой дырке в заборе.

По дороге спохватился: слишком много ребят увидит нас. Попросил Серёжу снять с меня рюкзак и надеть на себя.

- Серёжа, сейчас я провожу тебя за ворота, ты спокойно иди к себе. Встретимся напротив дома твоих друзей, ладно? Там лавочка есть? Только ни о чём не спрашивай, Серёжка, это очень опасно!

- Что опасно? Спрашивать?

- Не до шуток! Дай, я тебя поцелую! – Серёжа был в шоке, когда я поцеловал его в щёку и отпустил, помахав ему рукой.

Побег 3.

Потом, таясь от всех,. по кустам, пробрался до дырки и, выскользнув на волю, припустил, по широкой дуге, к деревне.

Я даже опередил Серёжу. Сначала подумал, что его перехватили, остро пожалев, что доверил мальчику рюкзак, где лежали такие необходимые мне вещи и деньги.

Метров за двести я перешёл на шаг, чтобы успокоить горячую кровь и подойти к нужному дому с нормальным цветом лица.

Возле калитки выбранного мной дома лежало древнее бревно без кожуры, отполированное сотнями задов. Я начал нетерпеливо полировать его своей юбкой.

На заросшей травой улице никого не было, только в её конце кто-то высыпал кучу песка, и на ней возилась малышня, наверняка приехавшая к бабушкам.

Но вот появился Серёжа. С рюкзаком. Увидев меня, он удивился и заулыбался, прибавив шаг.

- Я уже думал, не увижу тебя! – воскликнул он, присаживаясь.

- Сними рюкзак, и спрячь за бревно! – зашипел я. Когда Серёжа это сделал. я обнял его за шею, положил его голову себе на плечо, сам выглянул из-за его головы. Ничего подозрительного.

- Ты, разве, не рад мне? – удивился я, потому что мальчик закаменел.

- Очень рад! – прошептал Серёжа, боясь пошевелиться.

- Можешь слегка покусать меня за ухо… ай! Слегка! – я сделал вид, что мы влюблённая парочка, а Лиска сказала, что это подозрительно, когда такие малявки обжимаются, да ещё среди бела дня.

Я теперь напрасно хотел вырваться из Серёжиных объятий. Наверное, он давно мечтал об этом, только не решался.

- Серёжа! – пытался я образумить своего друга, - Что о нас подумают взрослые?!

- Здесь нет взрослых, - шептал мне в ухо мальчик, - одни старики и дети…

- Перестань, ты откусишь мне ухо! – рассмеялся я, - Нам надо где-то спрятаться!

Серёжа понял это по-своему:

- У нас есть шалаш в лесу! Там нас никто не увидит! – я вынужден был согласиться с его предложением. Пока никого не было видно, мы поскакали в недалёкий лес.

- Серёж, а где твои друзья? – спросил я.

- Они пошли на речку, а я к тебе, - ответил радостный мальчик.

На краю леса стоял огромный дуб с мощной кроной. Войдя под сень деревьев с довольно густым подлеском, я решил немного понаблюдать за деревней. Если милиция приехала, они обязательно появятся здесь, чтобы проверить мою версию с поездом.

- Серёжа, отвернись, я переоденусь в шорты, - попросил я. Мальчик, с готовностью, отвернулся.

Я быстро снял девчоночью одежду, аккуратно свернул её, чтобы не помялась, и надел привычную, мальчишечью. Конечно, если бы не тугие плавки, в юбочке было бы удобнейо, но только не по деревьям лазить. Я надел кошачьи когти на руки на ноги и взобрался высоко на дерево.

- Серёжа! – позвал я, - Спрячься где-нибудь в кустах. Скажу, когда выходить.

Серёжка умница! Наверняка у него голова трещит от вопросов, но слушается!

Эх, бинокля не хватает! Сейчас не то время, когда можно свободно купить хороший бинокль, разве что театральный. Но и так прекрасно видна единственная улица деревни.

Я терпеливо ждал, и дождался. В деревню въехал милицейский УАЗик – буханка. Из него вышли трое милиционеров, один из которых был офицером.

Всё рассказали мои друзья? Хотя милиция бывает убедительной. И даже весьма, потому что у одного из служивых был автомат. Неужели ребята - милиционеры раскололись, и рассказали, как один девятилетний сопляк разоружил их троих? Позор на их головы!

Хотя, они должны были доложить об этом случае, когда к ним пришла ориентировка о моём побеге.

Что? Я особо опасный преступник? Может быть, на меня повесили смерть четверых убийц?

При случае спрошу. Милиционеры недолго пробыли в доме. Машина с шофёром осталась, остальные побежали в лес, искать ребят. Я так понял. Быстро слез с дерева, позвал мальчика.

- Ты?! – изумился он, при виде мальчишки.

- Я, - ответил я, - что, не нравлюсь?

- Почему? – неуверенно ответил Серёжа, - Если переоделась в пацана, то что, уже не девочка? Для меня ты всегда самая лучшая в мире девочка!

- Вот и хорошо! – облегчённо сказал я. – Пошли, только ничему не удивляйся, и слушайся меня, хорошо? – Серёжа, с готовностью, кивнул, даже не предполагая, что я задумал.

Не снимая когтей с ног, я попросил Серёжу надеть на себя рюкзак, и мы, не таясь, пошли в деревню, причём я начал рассказывать другу весёлую историю, о том, как мой знакомый ловил рыбу.

Серёжа удивлённо посматривал на меня, пока нам дорогу не перегородил шофёр в милицейской форме.

- Ребята, вы живёте здесь? – спросил он, не делая попытки достать оружие. Я мельком глянул на кобуру. Пустая, или нет? А то многие в это время носили в кобуре вместо пистолета огурец.

- Да, а что? – насторожился я.

- Вам не встречались мальчик и девочка лет девяти-десяти?

- Мы только что из леса, гуляли… - я неожиданно толкнул Серёжу на милиционера, и, пока он ловил мальчика, достал из его кобуры пистолет. Ого! ТТ! Откуда у простого шофёра такое оружие?!

Я передёрнул затвор, при этом вылетел патрон. На взводе! Да что наврали обо мне?!

- Серёжка, в сторону! - завопил я, и Серёжа мгновенно отскочил от милиционера, тот не успел захватить заложника, и застыл на месте. Ну и хорошо, что наврали! Будь я обыкновенным мальчишкой, никто бы не поверил, что я могу выстрелить в живого человека. Между тем, я был не уверен, что передо мной настоящий милиционер.

- Серёжа, брось мой рюкзак внутрь машины! – попросил я.

- Саша, ты что делаешь?! – отошёл от шока мальчик.

- Да, мальчик, попроси своего друга не баловать с оружием! – попросил милиционер.

- Серёжа, не слушай его, это ряженый! Я тебя просил ничему не удивляться!

- Я не ряженый! У меня документы есть! – тянул время шофёр.

- Серёжа, сделай, как я прошу! – ласково попросил я, улыбнувшись мальчику. Серёжа обошёл машину, открыл боковую дверь и бросил внутрь рюкзак.

- Садись! – сказал я ему. Серёжа залез внутрь, - Только не закрывай дверь, я тоже сяду.

- Занимай место водителя, - кивнул я милиционеру.

- Саша, ты усугубляешь своё, и так непростое, положение.

- Это лучше, чем рабство! – отрезал я, - Садись, давай! Серёжа, выйди пока, на всякий случай!

Шофёрское место слева, вход справа, не очень удобно. Я обошёл машину, держа на прицеле водителя, чтобы видно было лобовое стекло. Водитель медленно поворачивался за мной.

«У него где-то нож!», - предупредила Лиска.

- Медленно, двумя пальцами, достань нож, брось мне, - приказал я, между тем думая, нет ли у него второго пистолета.

- Ты не будешь стрелять, - уверенно сказал милиционер, - выстрел услышат, тебе не уйти, с этой машиной тебе не справиться.

- Тебе уже будет всё равно, - хмыкнул я, - или хозяев боишься больше, чем смерти? Обещаю оглушить тебя, когда буду уходить, лучше не дёргайся, видишь, что у меня на ногах? Я умею с этим обращаться. Распахни китель.

«Долго, очень долго!», - беспокоилась Лиска.

- -Считаю до трёх! – сказал я, - Два! Я успею уйти, не сомневайся, и друга заберу! Три! – я начал давить на курок, придерживая рукоять пистолета левой рукой.

- Ладно! – милиционер распахнул китель, повернулся спиной, вынул нож в ножнах и бросил на землю, - Садиться за руль?

- Быстро! – повёл я пистолетом. Когда водитель влез на сиденье, я бегом обежал машину и запрыгнул внутрь, втолкнув туда же Серёжу, с трудом захлопнул тяжёлую дверь. Машина рванула с места, но я уже сидел на скамейке, уцепившись за перегородку между водительским сиденьем и салоном.

- Полегче, приятель! – усмехнулся я, прижимая пистолет мужчине к затылку, иначе нам придётся раньше расстаться!

Серёжа выбрался из каких-то вещей, лежащих в салоне, сел на боковую скамейку, ошалело смотрел на меня.

- Саша, ты кто?! – спросил он.

- Особо опасный преступник... – начал водитель, выезжая на просёлочную дорогу.

- Заткнись! – оборвал я его тонким голосом, - Рабовладельцы чёртовы!

- Тебе всё равно не уйти! – усмехнулся наш водитель, - У нас длинные руки!

- Серёжа, чтобы ты знал! Вот эти подонки хотят сделать из меня проститутку!

- Кого?! – не понял мальчик.

- Хотят, чтобы я ублажала их толстых и потных мужиков!

- Сам признался, что ты девочка! – сказал водитель, расхохотавшись.

- За дорогой следи! – прошипел я, несильно ткнув пистолетом ему в затылок, а то у меня рука устала!

- А ты, Серёжа, не смотри, что он в форме, это не мент, это бандит.

- Сам ты бандит! – возразил мне водитель, - Я из госструктуры, название которой тебе не положено знать!

- Ещё бы! – Ехидно сказал я, - Если вы занимаетесь работорговлей, никто не должен знать название вашей структуры!

Я подумал, что такого свидетеля очень опасно оставлять в живых, иначе пострадает семья Серёжи. Но и убивать людей налево и направо не мог.

«Лиска!», - взмолился я.

«Я бы убила», - спокойно сказала сестра.

В это время заговорила рация:

- Шестой, шестой! – где вы находитесь? – Водитель потянулся к рации, я выстрелил, едва её не разбив. В последний момент понял, что рация ещё может пригодиться.

- Ты с ума сошёл! – воскликнул лжемилиционер, сильно вильнув рулём.

- Не шути со мной! – предупредил я, снова ткнув его в затылок горячим дулом пистолета.

Дальше ехали, молча, слушая перебранку по рации. К сожалению, нас уже ждали в городе.

- Серёжа, - обратился я к мальчику, - в деревне телефон есть?

- Нет, - подумав, сказал Серёжа, - только в лагере.

Так! – подумал я. – Они уже снова в лагере, позвонили в отделение, поняли, что я угнал машину.

- Серёжа, - спросил я, - ты местный, знаешь дороги?

- Мы на автобусе всегда ездили, - нерешительно ответил Серёжа, - но скоро будет поворот на пасеку, мы туда ездили на великах.

- Слышал? – спросил я своего заложника.

- Слышал, - сквозь зубы ответил тот, наверное, до этого уже праздновал победу.

Показалась лесная дорога. Сначала мы проскочили мимо, пришлось сдать назад. Переваливаясь на колдобинах, поехали вглубь леса.

Ехали на первой скорости, завывая двигателем, наверное, целую вечность, пока впереди не показалась пасека с избушкой на поляне. Дальше дороги не было. Наш водитель остановил машину и спросил:

- Всё, приехали. Что дальше?

Я не ответил, изо всех сил треснув его по затылку рукояткой тяжёлого пистолета. Мужчина обмяк, а я посмотрел на Серёжу. Мальчик сидел, сжавшись в комочек и с ужасом глядя на меня.

- Меня, тоже? – с всхлипом спросил он.

- Серёжа, ты что?! – я опустился перед ним на колени, не выпуская, однако, пистолета из рук, обнял за шею и стал успокаивать, целуя его лицо: нельзя было разочаровывать мальчишку!

- Пошли, Серёженька! – ласково потянул я его за руку. – Возьми, пожалуйста, рюкзак. – Я вышел из машины, распахнул водительскую дверь. Уперев, на всякий случай, в бок водителю пистолет, нашёл наручники и пристегнул его к рулю, выбросив ключик. Вынул ключи от машины, положил себе в карман – потом выкину.

- Серёжа! – позвал я друга, - Ты где?

Серёжу я нашёл за машиной, он сидел прямо на земле, прислонившись к борту.

- Не сиди на сырой земле! – поругал я мальчика, забрался в салон, выволок свой рюкзак, отстегнул когти и сложил внутрь.

- Серёжа, пошли! – помог я подняться на ноги другу, - Какой мальчишка не мечтал о погонях, перестрелках? Получай удовольствие! Подожди, забыл, - я открыл дверцу пассажирского места, добрался до матюгальника и попытался оторвать его.

- Помоги! – попросил я мальчика. Серёжа оборвал провода. Оказывается, внутри был стальной тросик. Водитель ещё был без сознания, или притворялся, не знаю. Я решил всё-таки не трогать его, он же понимал, что Серёжа такой же заложник, как и он сам.

- Серёжа, - спросил я, - у пасечника есть велосипед?

- Есть, - ответил Серёжа, - но, если деда Матвея нет, значит, уехал на велике.

Деда не было, избушка была закрыта, а дверь подперта колышком.

- Серёжа, милый! Ты, когда придёшь в себя?! – потряс я его, потому что мой друг был ещё очень бледен. К его чести, штанишки у него были сухими.

- Погони, говоришь? Перестрелки? Это в кино хорошо смотреть. А когда твоя девчонка стреляет из пистолета в человека, это совсем не смешно! – сказал Серёжа, глядя мне в глаза.

- Я не стреляла в человека! – возразил я, - Я в рацию! Давай, лучше решим, куда тебя отвести? Далеко до города? Или к деревне ближе? Может, в первую очередь будут искать в городе?

Подумав, я бегом вернулся к машине, открыл дверцу, внимательно посмотрел на водителя, потом залез в бардачок, выбросив оттуда всё ненужное, нашёл карту! Водитель не подавал признаков жизни. В принципе, меня учили, куда бить, только я ещё не мог соразмерять силу удара, я ведь ещё был маленький и лёгкий, поэтому ударил посильнее.

Вернувшись к избушке, на крыльце которой сидел Серёжа с моим рюкзаком, я сел рядом, и развернул карту. Нашёл город, южнее – деревню, даже лагерь, до того подробная была карта. Убедился, что мы находимся на одинаковом удалении, как от города, так и от деревни, километров по двадцать в любую сторону.

- Так что, Серёжка, куда тебя проводить? До дома, или к друзьям, в деревню?

- Мне-то что? – буркнул мальчик, - Это тебе грозит опасность, ты скрывайся, а я подожду здесь деда Матвея, потом поеду домой.

- Я тебя не брошу! – заявил я.

- Сашенька, прошу тебя! Что они могут мне сделать? Я ведь совершенно о тебе ничего не знаю, ничего и не расскажу. Скажу, что ты взяла меня в заложники, а здесь отпустила и ушла. А я побоялся за тобой пойти.

- Серёжа! Ты очень хороший мальчик! Прости, что так получилось! – я посмотрел на пистолет в своей руке, пошёл опять к машине, разобрал его и закинул в салон. Потом вернулся к избушке, вздел на себя рюкзак.

- Прощай, Серёженька! – сказал я.

- Не поцелуешь меня на прощанье? – спросил мальчик. Я отрицательно покачал головой, повернулся, и легко побежал по тропинке, которая должна была вывести меня к гострассе.

Километров через десять я решил сделать привал и проверить, что у меня съестного.

Консервы были, но хлеб давно засох, я с трудом покромсал его, думая, где пополнить припасы.

этот лагерь меня совсем расслабил. Ведь я рассчитывал прожить там неделю, потом перебраться к Серёже, поиграть там с влюблённым мальчишкой, а потом уже отправиться в дальнейшее путешествие.

Мария Ивановна, добрейшая женщина, всё испортила. Ещё бы немного, и завязалась бы драка и перестрелка прямо в лагере. Потому что эти люди не дали бы мне ни малейшего шанса на побег.

Что насторожило Марию Ивановну? Несоответствие моего поведения и описание преступника?

Скорее всего, её чуткое материнское сердце. Поэтому я даже не мог обидеться на неё.

Осилил я только половину банки тушёнки. Остальное сложил обратно, думая съесть вечером.

Запил родниковой водой, расположился я возле родника, на крохотной полянке.

Ннемного полежалв, выбрав место посуше, я собрался и отправился дальше. Сначала шагом, а потом, когда в желудке утряслось, перешёл на рысь.

К двум часам дня я уже вышел к трассе. Неширокая однополосная асфальтированная дорога, жёлтые обочины.

Автостопом по стране.

Достав карту, я определился со своим местоположением, и отправился в восточном направлении. Иногда меня обгоняли машины, обдавая ветром и дымом. В лес не свернёшь, там труднопроходимые дебри. Приходилось терпеть, тихо матерясь. Лиска долго терпела мои выражения, пока не сказала, что маленькому мальчику не только не пристало говорить такие слова,. но и знать их. Я обрадовался сестрёнке, начал с ней обсуждать дальнейший путь.

«Почему не голосуешь?» - спросила Лиска.

«Пройдусь пока, что-то не нравятся мне они. Видят одинокого ребёнка посреди тайги, и не останавливаются».

«Может, они думают, что тебе недалеко? Потому и не тормозят». «Может быть», - ответил я, останавливаясь и оглядываясь. Честно говоря, я сначала не поверил своим глазам: меня нагонял жёлтый лесовоз!

Приглядевшись. убедился, что да! Громадный лесовоз «Комацу»! Сердечко стукнуло, я поднял руку и отчаянно замахал лесовозу. «Комацу» замедлил ход и остановился, громко чихнув тормозами.

Я подбежал,. забрался по лесенке на высокую подножку, открыл дверь, похожую на дверь легковой машины, приоткрыл,. и, с улыбкой,. спросил, не подвезёт ли водитель усталого путника.

Водитель приветливо, тоже с улыбкой, пригласил внутрь кабины.

Я скинул рюкзак, бросил его под ноги и устроился на удобном сиденье.

Водитель воткнул передачу, и мощная машина тронулась с места, постепенно набирая скорость.

Лесовоз шёл порожняком, куда-то возил лес.

- Привет,. – сказал водитель, протягивая мне громадную ладонь. Я, с размаху, впечатал ему свою маленькую ладошку.

- Володя! – представился водитель.

- Саша! – ответил я. Володя странно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Потом спросил:

- Далеко едешь?

- Пока не устанете.

- Как это? – удивился Володя.

- Я еду на край земли.

- Это куда? В Магадан, на Сахалин, или в Приморье?

- В Приморье, вообще-то, - Володя хмыкнул, включил приёмник. Приятный женский голос пел:

«Опять стою на краешке земли, опять плывут куда-то корабли, куда- тои мчит по свету лесовоз…».

- Во, - сказал Володя, - про нас. Прослушав знакомую песню, я признался:

- Я сбежал из детдома.

- Что так? Достали?

- Нет, там хорошо было, хороший директор, пацаны нормальные. Вы в каких войсках служили?

- В автобате. Давай на «ты»? Не такой я старый, чтобы мне «выкали». Так почему ты спросил про армию?

- Ты сколько лет служил? Три года?

- Да, три года. Ещё бы послужил.

- Что, понравилась казарма?

- А, вот ты о чём… Да ничего, ребята нормальные были, кормёжка, служба нескучнаяормальная, поездки. Конечно, хотелось домой, к маме, скучал, что там говорить. Пришёл из армии, женился, сейчас уже у меня есть мальчик, твой ровесник.

- Ну, вот, Володя, ты можешь себе представить, что тебя заселяют в казарму на всю жизнь? Ни папы, ни мамы? Иногда придут навестить родственники. Минут на десять, и опять ты за забором…

- А что делать, Саша? Если нет у вас ни мамы, ни папы? Хорошо хоть, крыша над головой есть, хотя, конечно, понимаю немного. Свободы нет, ничего своего, всё общее.

- Это всё, конечно, давит, но не слишком. Можно притерпеиться. Тут немного другое, Володя, - вздохнул я, - охотятся за мной, поэтому пришлось покинуть один из лучших детских домов.

- Врёшь? Кто за тобой может охотиться? Ты совсем ребёнок!

- Ты был в Средней Азии, Володя? – спросил я. – Знаешь, по каким законам там живут?

- По каким? По Советским, конечно! Ты что, оттуда?

- Нет, но отец там навёл шороху. Надеюсь, ты знаешь, что такое кровная месть? Не вру? – Володя помолчал, играя желваками:

- Слышал, что у горцев было такое. Или до сих пор есть?

- Есть, Володя. Мою сестру уже убили.

- Но ты ведь ещё совсем малыш! Как можно! Ладно, взрослого можно на дуэль вызвать, но ребёнка!

- Не думаю, что меня будут убивать. Думаю, в рабство продадут. В сексуальное.

- Так и знал, что ты девчонка! – я, с удивлением, посмотрел на Володю, но промолчал. Может,. он не слышал, что на Востоке мальчики востребованы?

- Вот поэтому, Володя, не отдавай меня в милицию. Однажды я сдался. Хочешь, покажу? - Я снял часики с руки и положил на торпеду левую ногу, закатав носок.

- Догадываешься, что это такое? – Володя пожал плечами.

- Это следы от кандалов, Володя. Железо натирает до крови. – Володя молчал, играя желваками.

- Кормят раз в день. Коркой хлеба…

- ЗамМолчи! – прикрикнул Володя, - У нас такого не бывает!

- Не бывает, так не бывает, - легко согласился я, надевая на руку часики, - считай, ремешком натёр.

Я замолчал, почувствовав усталость. С утра беготня, потом двадцать километров отмахал, до этого нервы мотал с этим ментом ряженым. Что я на Володю напал? Нервы, наверное.

- Далеко сейчас направляешься? – нарушил молчание Володя.

- К отцу. Он сейчас где-то в Приморье.

- Ну, допустим, найдёшь? А если не примет?

- Может и не принять, - согласился я, - тогда попрошусь в детский дом во Владивостоке, окончу восемь классов, пойду в мореходку.

- Могут не принять. По состоянию здоровья, - хмыкнул Володя.

- А я буду гимнастикой заниматься, - возразил я.

- Тогда – да, гимнастика, это сила, - согласился Володя, а я подумал, что хорошо, что сейчас не передают по радио, о том, что разыскивается особо опасный преступник, маскирующийся под маленького мальчика, или девочку, убивающий всех свидетелей… тьфу! Бред! – меня начало укачивать, я поплыл в сладкой дрёме, попросив Лиску разбудить, если что.

А по радио «Маяк» пела песню певица, на чужом языке…

- Надо же, как умаялся! – услышал я сквозь сон. Меня кто-то взял на руки, куда-то понёс.

- Маша, как ты думаешь, это мальчик, или девочка? Так положим, или искупаем?

- Разбудим ещё. Пусть спит. Кеды только снимем. Одежды на нём – шорты да футболка.

- А всё-таки?

- Не надо! – с улыбкой сказала Маша, - Завтра узнаем. Я его искупаю! Какие странные следы на ноге и руке.

- Говорит, от кандалов. Врёт, наверно!

Утром меня разбудил яркий луч света, попавший ву глаз, и крик петуха.

Зажмурившись и сильно потянувшись, открыл глаза и удивился: я спал на каком-то диване. Оглянувшись вокруг, увидел, что нахожусь на веранде, судя по застеклённым стенам.

Откинув одеяло, сел на диване, осмотрел себя. Я был одет в футболку и шорты, кеды с носками стояли на маленьком стульчике. Сильно хотелось в туалет.

- Проснулся уже? – на веранду со двора вошла стройная молодая женщина, - Кушать хочешь?

- Я в туалет хочу! – ответил я.

- Пойдём, - женщина взяла меня за руку, повела внутрь дома, там открыла маленькую дверь, включила свет. Внутри стоял чистенький унитаз, туалет был выложен красивой плиткой.

Сделав свои дела, я вышел и спросил, где можно умыться.

- Саша, давай, я тебя помою? Пока вода горячая есть? А то мужики встанут, начнут плескаться, опять будем ждать, пока нагреется, - я, с удивлением, смотрел на женщину.

- Ты что, стесняешься?

- Нет, - ответил я, - меня всегда сестра купала.

- Тогда иди сюда, раздевайся, а я ванну наполню.

- У меня чистое бельё в рюкзаке. Где мой рюкзак? – забеспокоился я.

- В машине остался. Да не волнуйся ты, у меня сын твой ровесник, есть бельишко. Зачем рюкзак вынимать, если вы с Володей дальше поедете? Или, может, не поедешь?

Я смотрел на женщину, Машей, кажется зовут, и ничего не понимал. Ещё не проснулся? Надо помыться, может, голова заработает.

Наполнилась ванна, я разделся, и залез в горячую воду, ощутив блаженство. Как давно я не принимал ванны!

- Лежи, отмокай. – сказала женщина, - потом приду, помою.

Она вышла, а я намочил голову, умылся, улёгся в ванне, оставив снаружи только лицо.

Скоро вошла женщина и начала оттирать меня от грязи. Намылила голову, всё тело, потом вымыла мочалкой и включила душ, отмывая чистой водой.

«Прямо, как ты! - сказал я Лиске. – Лиска, ты где?» – испугался я.

«Не мешай. Я тоже принимаю ванну», - я хихикнул.

- Щекотно? – поняла по-своему женщина, - Видишь, как хорошо! А мой балбес не хочет, стесняется. Давай свою голову, вытру, - меня вытерли пушистым полотенцем, дали чистое бельё.

- Будешь одеваться, или так походишь? Может, твоё постирать?

- А оно успеет высохнуть? Мы, когда поедем? У меня в рюкзаке есть чистое…

- Если есть, во что одеться, тогда постираю твоё бельишко, не высохнет, заверну с собой. Ты же стираешься? Вот и просушишь где-нибудь, - тётя Маша бросила мою одежду в ванну, и начала стирать, - носки принеси.

Я сходил на веранду и принёс носки.

- Сейчас мужики проснутся, позавтракаете. Пока можешь погулять в по двору, там, на крыльце, тапки.

Я вышел на свежий воздух, под яркое утреннее солнце, невольно ёжась. Сейчас бы пробежаться, до речки, правда, после ванны не хочется. И не холодно вовсе. Если было бы холодно, тётя Маша не отпустила бы во двор после ванны.

Я огляделся. Лесовоз стоял за забором, во дворе было много интересного, я хотел посмотреть поближе, но к калитке подошёл какой-то мужчина и позвал меня:

- Лёшь! Проснулся уже? Папку позови!

- Спит ещё! – ответил я.

- Разбуди! Скажи, Елисеев пришёл!

Я вошёл в дом, прошёл в ванную:

- Тёть Маш! Там Елисеев пришёл, папку просит разбудить.

- Так разбуди папку! – улыбнулась тётя Маша, выпрямляясь.

- Я не знаю, где он спит, - потупился я, - и вообще, если я вчера устал, то он тем более.

- Ладно, сама разбужу, пошли, накормлю, пока все спят. А то, пока дождёшься, особенно Лёшку, с голоду помрёшь! – мы прошли на кухню, тётя Маша наложила мне в тарелку отварной цельный картофель, заправленный луком и укропом, положила на блюдце несколько солёных огурцов, нарезала тонкими ломтиками бекон, отрезала краюху хлеба:

- Ешь! Потом чаю налью.

С аппетитом я приступил к завтраку, когда в дверях показался заспанный мальчик лет десяти. Увидев меня, оживился:

- О! Привет! – я кивнул, глотая.

- Лёшка, не мешая гостю кушать, лучше иди, умойся! – мальчик исчез. Скоро появился снова, сверкая свежеотмытыми глазами. Одет он был так же легко, как и я. Только всё новое.

- Мам, наложи мне покушать! – крикнул он. Появилась мама, наполнила сыну тарелку. За её спиной я увидел Володю, выходящего из дома.

- Совсем забыл! – воскликнул я, вскакивая и выбегая следом.

- Саша, куда?! – услышал я Машу. Я выбежал, босиком, на крыльцо, Володя уже подходил к Елисееву. Что делать? И я решился:

- Пап! – крикнул я. Мужчина отмахнулся, не глядя.

- Папа! – крикнул я снова. На этот раз Володя обернулся, пригляделся, и, извинившись, вернулся, громко спросив:

- Ну, что тебе? – я завёл его на веранду, и попросил:

- Не рассказывайте никому обо мне, хорошо? Когда этот человек уйдёт, принесите, пожалуйста, мой рюкзак.? Там всё, что есть у меня. Я так понял, вы сейчас куда-то поедете? - Володя нахмурился:

- Да, это председатель совхоза, просит перевезти кое-что. У меня же седельный тягач, а там у них что-то застряло. Подождёшь? Ты ведь никуда не торопишься? – спросил Володя, взяв меня за плечи.

- Нет, не тороплюсь. Заодно поглажу свои вещи, а то помялись.

- Вот и хорошо. На речку сходите с Лёхой, искупаетесь! – я кивнул, Володя отпустил меня, и я вернулся на кухню.

- Куда бегал? – удивился мальчик.

- Попросил папу вещи принести, - ответил я.

- Папу?! – Лёшка чуть не подавился, - Я слышал!

- А как мне его называть? – удивился я. Лёшка пожал плечами:

- Тогда ты мне брат?

- Может, и так, - ответил я.

- А ты… мальчик, или девочка? – вдруг спросил Лёшка. Я загадочно улыбнулся. Папа не поверил своей жене? Мы с ней сговорились?

Напоив меня чаем с сахаром, мальчик потащил меня в свою комнату. Там царил художественный беспорядок: кровать не застелена, игрушки разбросаны, книжки на столе, а не на полке. Сесть некуда.

Я машинально начал наводить порядок. Однако, въелась привычка!

Лёшка, открыв рот, смотрел, как я быстро заправил его постель, сложив стопкой книжки, поставил их на стеллаж, убрал со стула игрушки и положил их в ящик для игрушек.

- Ты точно девчонка! – произнёс он, наконец.

- А ты почему кровать не заправляешь? – спросил я. Лёшка пожал плечами:

- Мамка заправит.

- Мамка? – удивился я.

- Ну да! Давай, поиграем? Ты, во что любишь играть? Смотри, у меня машинки есть, конструктор! Папа ещё в шахматы меня учит. А ты? В куклы?

- Почему именно в куклы? – удивился я.

- Все девчонки играют в куклы.

- С чего ты взял, что я девочка?

- Папка сказал, что не поймёт, пацан ты, или девчонка. Мамка тебя купала, ничего не говорит, только смеётся.

- Правильно делает. Давай, я тебе фокусы покажу?

Я показывал мальчику фокусы с исчезновением предметов, и очень смеялся, когда он находил эти вещи у себя за пазухой. Выдернув майку из трусов, Лёшка с забавным выражением лица смотрел, как падают маленькие игрушки на пол. Я смеялся. Мы так увлеклись, что не заметили, как подошло время обеда. Мама Маша с трудом оторвала Лёшу от меня, с удивлением разглядывая комнату.

- Саша, это ты навёл порядок? – я согласился, - Молодец! Научил бы Лёшку, что ли?

- Его к нам надо! - засмеялся я, - Быстро научится.

- Пойдём, обедать пора.

На обед нам был предложен наваристый борщ и картофельное пюре с тушёным мясом.

Запив всё это компотом, мне захотелось вздремнуть, но Лёшка не признавал тихого часа, и предложил пойти на речку, купаться. Я посмотрел на маму Машу.

- Сходите! Вечером я тебя снова искупаю, если ты не против. Я заулыбался:

- Тёть Маш, мне бы вещи погладить. Вы дадите мне утюг?

- Давай свои вещи, пока вы купаетесь, поглажу, если надо, постираю.

Я пошёл на веранду, где уже стоял мой рюкзак, вынул оттуда одежду. Взял в руки Лискину кофточку, поднёс к лицу:

- Я носил эту одежду почти неделю, - отложил в сторону кофточку и юбочку с плавочками, - А это просто погладить, - разложил остальные девичьи и мальчишеские вещички, хитро поглядывая на Лёшку. Тот многозначительно усмехался.

- Теперь я понимаю Володю! – засмеялась мама Маша, собирая в охапку то, что надо постирать, - Идите, гуляйте!

- Мама Маша! – вспомнил я, вынимая из рюкзака вскрытую банку тушёнки, - Это, наверно, собаке? Я вчера банку вскрыл, в обед.

Мама Маша понюхала содержимое банки, сказала:

- Жирно будет, собаке! Пережарю и соус сделаю! – а мы с Лёшкой пошлибежали, как были, на речку, предварительно посмотретьобследовав хозяйстводвор. Мальчик познакомил меня с дворовой собакой по кличке Мухтар, с котом Мурзиком, показал мне курятник и коровник. За коровником находился большой огород, засаженный картошкой.

- Вот огород, скоро окучивать надо. Поможешь? – с надеждой посмотрел он на меня.

- Лёш, тебе скучно одному? – спросил я, улыбаясь.

- Очень! – вздохнул мальчик, - У меня есть друзья, но это совсем не то, что брат, или сестра.

- Да, - согласился я, - это совсем другое дело.

- Побежали на речку? – предложил Лёшка.

- Конечно! – согласился я, и мы побежали, как я любил, босиком. На речке уже купались пацаны.

- Это наше место, мы здесь голышом купаемся! – заявил Лёшка, быстро раздеваясь и вопросительно глядя на меня. Я медленно начал раздеваться, мальчишки, с любопытством, следили за нами.

Когда я выпрямился, Лёшка посмотрел, пожал плечами и побежал к речке. Мы тоже бултыхнулись в воду. Речка была нам по шейку, текла не очень быстро, мы с удовольствием плавали, потом выбрались на берег и разлеглись на горячем песке.

- Саш, - попросил Лёша. – Расскажи, как ты к нам попал?

- Как попал? – улыбнулся я. – Проголосовал. Твой папа подобрал меня, я заснул у него в машине, проснулся у вас, на веранде.

- Это понятно. Куда ты едешь? Откуда?

- Откуда? – я посмотрел мимо ребят, которые внимательно меня слушали, думая, что бы им соврать.

- Честно говоря, я еду к отцу. Жил в детдоме, сбежал.

- В детдоме? Почему? Отец же у тебя!

- Почему, почему, - проворчал я, - сказали, что мне там будет лучше, чем с родителями, вот и определили в детдом.

- А чё сбежал? – спросил мальчик Эдик, - Плохо там? Бьют?

- Да нормально там, просто захотел на отца посмотреть, да и понравилось, на свободе, когда сам себе хозяин, никто над душой не стоит. А там – вся жизнь за забором.

- Я бы так не смог, - сказал Лёшка, и ребята согласились. Они были одного возраста, десяти лет, домашние, совсем ещё дети, хотя на селе мальчишки должны раньше взрослеть.

Мы ещё долго купались, загорали, у ребят нашлось ещё немало вопросов ко мне:, где был, что видел.

Заинтересовали шрамы на ноге и руке.

- Когда назад возвращали, пристёгивали, на ночь, чтобы не сбежал! – объяснял я. Ребята поёживались. Я предупредил, что я им доверил им страшную тайну, и чтобы они помалкивали, иначе меня опять схватят и закуют в кандалы.

Когда собрались домой, оказалось, что мальчишки приехали на великах. Я попросил прокатиться. Дома у нас был велик, «школьник», я умел на нём ездить, у ребят были «взрослики», с высокой рамой. У ребят ноги уже доставали до педалей, а у меня только-только, пришлось елозить по раме. Под рамкой ездить не очень удобно. Честно говоря, я хотел приобрести велосипед, и какое-то время проехать на нём, тогда мой след хоть немного потеряется, ни на поездах, ни у дальнобойщиков никакой информации мои преследователи не соберут.

- Можно дамский найти, - предложил Вася, третий нашмой друг, - у него рама вот так, - показал он, - это чтобы девчонкам ногу не задирать. Или «школьник» купить..

- На «школьнике» далеко не уедешь! – огорчился я, - маленькие колёса, медленнее едет.

- Бывает ещё полувзрослый, «Орлёнок» называется…

- Саш! – решился Лёшка, - А зачем тебе вообще уезжать? Может, у нас останешься? Мамка и папка были бы не против...

- Может быть, оно и так, - согласился я, - только хочу я доехать до Приморья, встретиться с отцом, а там уже решу, что делать дальше.

СТо, что съездить к двойнику своего отца из прошлой жизни, я, конечно, хотел, но ещё больше я не хотел принести беду этим замечательным людям, которые приняли меня безо всякой оглядки на моё непростое прошлое. Я ведь признался Володе, что чуть ли не уголовник. А то, что он принял меня за девочку, я не сразу, но догадался. После чего и мама Маша стала мне подыгрывать: всю неделю, или даже больше, я старался быть девочкой, даже после того, как переоделся в свою одежду, мне надо было изображать из себя девчонку, чтобы сбить с толку как погоню, так и Серёжу.

Серёжу я даже целовал!

Поэтому, наверное, увидев мою походку и манеры, ещё там, на трассе, Володя засомневался ,в том девочка я, или, что я мальчик.

Все четверо, мы пришли к Лёшкиному дому, потому что Лёша предложил взять велики и покататься. У него было два велика: «школьник», из которого он уже вырос, и взрослый, недавно купленный.

Я решил взять с собой денег, угостить чем-нибудь ребят.

Когда забежал на веранду, на диване уже лежали аккуратно сложенные поглаженные вещи.

Взяв деньги, подумал, куда их положить. Хотелось оставаться в лёгонькой одёжке, а в ней, как известно, карманов нет. Потом вспомнил, что на велике должен быть бардачок для ключей, и выбежал во двор. Там стоялаи мама Маша с Лёшей, и о чём-то разговаривали. При виде меня, замолчали и смотрели, как я подхожу. Поблагодарил маму Машу, за выглаженную одежду, и вопросительно посмотрел на Лёшу.

- А, вот здесь, в сарае! – понял он, и быстро пошёл к сараю, я – за ним. Открыв дверь, Лёша скрылся внутри, потом вывел небольшой голубенький велосипед.

- Только шины подкачать, и можно ехать! – сообщил он, отдавая мне машину. Открыв бардачок, я положил туда пятёрку. Это для взрослых, пять рублей не очень большие деньги. Для детей это целое состояние.

Потом, прислонив велик к стенке сарая, снял насос.

Эдик и Вася тоже зашли во двор, начали помогать мне снарядить велосипед.

Лёшка в это времятоже вывел своего «коня».

Машин на улицах посёлка почти не было, в основном ездили на велосипедах, так что можно было без опаски ездить по дороге. Заехав в магазин и, накупив всяких сладостей си напиткамиов, поехали на футбольное поле, где обычно собиралась ребятня. Там стояли скамейки, а вдоль волейбольной площадки лежали брёвна. На них сидели девчонки и пацаны, прислонив свои велики к этим брёвнам.

Мои новые друзья познакомили меня с ними. Девочки сразу заинтересовались новым мальчиком, стали знакомиться. Я угостил их конфетами из кулька..

- Надолго к нам? - спросила Ира, черноглазая красавица с косами.

- Нет, ненадолго, завтра утром уезжаю.

- К кому приехал? – задала вопрос другая девочка, напротив, очень светленькая.

- Вот, к Лёше, - показал я.

- Они твои родственники? – спросили меня.

- Да, Лёша мне двоюродный брат, - нисколько не смущаясь, ответил я.

- Почему ты не говорил, что у тебя брат есть? – спросили девочки у Лёшки. Тот не знал, что ответить, пришлось прийти к нему на помощь:

- Мы далеко живём, я здесь проездом, еду на Дальний Восток, вот, решил заглянуть, навестить дядю Володю, тётю Машу и брата.

Лёшка радостно подтвердил мою версию.

Целый день я отдыхал душой с этими замечательными ребятами и девочками, катались по полю, разговаривали о всяких интересных вещах, даже все вместе съездили снова на речку, где снова купались, до темноты.

Когда мы приехали домой, мама Маша заругалась на нас, а меня сразу загнала в ванну, принесла сухое бельё. Купала она меня на этот раз задумчиво, как-то ласково. Я понимал её, у самого стоял комок в горле, зная, что скоро мы расстанемся навсегда.

Ужинали мы все вместе. Мне наложили картошки, налили простокваши, по моей просьбе, вместо молока. Была ещё копчёная рыба, солёные огурчики и помидоры, нарезанная колбаска.

Папа Володя рассказывал, как вывозил застрявшие возы с дровами, сломался тягач, поехавший за ними. Завтра он собрался в леспромхоз, за лесом, который отвозил на деревообрабатывающий комбинат. По пути подвезёт меня. После этих слов все затихли.

- Саша, - обратилась ко мне мама Маша, - ты хотел бы остаться у нас? Навсегда?

- Хотел бы, - согласился я, - к сожалению, это невозможно.

- Почему? – удивилась женщина.

- Я немного рассказал о себе папе Володе, - посмотрел я на него, - и это не враньё. Разве что-то недосказал, но всё вам лучше не знать. Лёша, ещё раз скажи Эдику и Васе, чтобы не говорили ничего лишнего обо мне, хорошо? – Лёша кивнул, расстроившись.

- Мам, можно, Саша сегодня со мной поспит? – вдруг спросил он.

- Вам же тесно будет! – удивилась мама Маша.

- Когда я прикидывался девочкой, - улыбнулся я, - я ночевал в девчоночьей спальне, это было в летнем лагере, и ко мне в постель всегда забиралась моя соседка по кровати. Так вместе и спали, обнявшись! Она очень жалела, что я не мальчик! – засмеялся я. Все оценили юмор ситуации и смеялись вместе со мной. Папа Володя просто хохотал, до слёз, наверное, больше над собой.

- Теперь мне будет жалко, что Саша не девочка, и не со мной, - вдруг сказал Лёша, и все, удивлённо, замолчали.

- Ты хочешь сестрёнку? – спросил папа Володя.

- Хочу, - вздохнул Лёша. – Хоть кого.

Его родители переглянулись, но ничего е сказали.

Положили нас с Лёшей вместе, подставив, на всякий случай, стулья с краю.

- Расскажи мне о себе, - попросил Лёша, упираясь своим носом в мой нос. Я глубоко вздохнул, вспоминая свою короткую, но очень насыщенную жизнь, и передёрнул плечами:

- Не надо, Лёш, моя жизнь, она... несколько страшноватая, это в кино интересно будет смотреть, или книжку про такие приключения читать. Но только не жить её. Когда рассказываешь, тоже, будто проживаешь заново. Больно. Прости, Лёшаи меня.

- Это ты прости, - возразил мальчикЛёша, - если бы ты остался, наверно, рассказал бы мне, да?

- Конечно. Брату всё бы рассказал.

- А у тебя есть брат?

- Есть. Он рыжий.

- Рыжий? – удивился Лёшка.

- У нас мамы разные. Его мама умерла.

- А твоя?

- В больнице, - я не сказал, в какой. На самом деле мать положили в психбольницу, откуда редко выходили, в наше время. Как сказал Жорка, в застенках, от пыток и издевательств, она подвинулась рассудком. Скорее всегоВероятно, врачи это заметили. Я невесело задумался. Всё-таки мама, как бы она ни относилась ко мне, для меняона оставалась мамой. А теперь я даже понимал, что она специально старалась не привязываться ко мне, но всё равно, пожертвовала ради меня и Лиской, и собой... Я всхлипнул.

- Саш, не надо! – горячо зашептал Лёшка, обнимая и прижимая к себе. – Я не знал, что тебе будет так больно! Не надо, братик... – от его слов слёзы потекли ещё обильнее, я вытирал их простынёй и сам прижимался к мальчику, как будто ища у него защиты от горестных воспоминаний.

А вообще, что ты разнюнился? – спрашивал я сам себя. – Если бы не все эти причины, то есть, не мать наркоманка и слегка сумасшедшая, значит, тыя не влез бы в эту пустую черепушку, и не было бы тебяменя здесь. А где бы я был? «И была тьма, и дух носился вонад тьмемою!!». Вот, то-то!

С такими интересными мыслями я и заснул.

Володя разбудил меня очень рано, было ещё темно. Тем не менее мама Маша уже приготовила завтрак, подоила корову.

Без аппетита я позавтракал, тепло попрощался с мамой Машей, обошлось без слёз. Пока было время, перебрал рюкзак, удобнее переложил вещи, чтобы самое необходимое лежало сверху.

Почему не с вечера? Потому что теперь сверху я положил Лискин рюкзачок, в котором хранились её когти, отмычки, финка. Стилет снова перекочевал на моё тело. Переоделся я в зелёные форменные зелёные шорты и рубашку с коротким рукавом, кармашками и погончиками. Под погончик запихал пилотку, в шорты протянул ремешок, в рюкзаке нашлись и плетёнки, не хотелось парить ноги, всё-таки ехать нам почти двести километров. Для Сибири это не расстояние.

- Красавец! – одобрил Володя, сильными руками поднимая меня к потолку. Я тихо заверещал.

- Пошли? – вздохнул папа Володя, вздохнув. Я заправил выбившуюся рубашку в шорты, подхватил рюкзак,. в котором уютно устроился свежий каравай хлеба и бутылка молока, а также кусок бекона, и зашагал к урчащей машине.

Открыв дверь, бросил внутрь рюкзак, и обернулся. У калитки стояли мама Маша и Алёшка.

Очередное моё прощанье. Я помахал им рукой, они тоже, Алёшка обнялся с мамой, я видел их такими в первый и последний раз. Машина тронулась, и дом скрылся из глаз.

- Тяжело? – грустно спросил Володя.

- Сколько у меня было уже прощаний! – вздохнул я. – Сколько ещё будет! И постоянно горько и больно. Будто по - живому рвёшь.

- - Так и есть, Саша, по – живому, - согласился Володя. - Ты, Саша, наверное, хороший человек, что к тебе сразу прикипаешь душой.

Я недоверчиво хмыкнул.

- Правда, Саша, не сомневайся.

- Я и не сомневаюсь! – невесело посмеялся я. – Душа ребёнка чиста, а грехи, которые он совершает, это грехи его родителей.

- Откуда только ты такие слова знаешь! – недоверчиво повертел головой Володя, - Побила, видно, тебя жизнь!

Я буркнул что-то, а что, сам не понял. Перед нами расстилалось не совсем ровное шоссе, по обочинам тянулся лес, или тайга, чем они отличаются? Наличием, или отсутствием хвойных деревьев? Над тоннелем из деревьев начинало светлеть небо.

Однообразие, мощный гул двигателя и мягкое удобное сидение навевали дрёму. Немного поборовшись с ней, заснул.

Снилась мне Лиска. Мы бегали с ней по пляжу друг за другом, весело смеясь. Вот она нагнала меня, и, вместо того, чтобы начать бороться, обняла, смотрела на моё лицо и смеялась. Потом начала целовать, приговаривая, какой я милый. Я смеялся от щекотки.

Проснулся я как раз от щекотки. это Володя пытался так меня разбудить. Спал я, привалившись к его боку. Машина стояла.

- Пошли, разомнёмся? – спросил Володя. Я согласился. Мы вышли, освежились, немного прошлись по обочине.

- Много проехали? – спросил я,. посмотрев на высоко поднявшееся солнце.

- Больше половины. Ты так хорошо спал, улыбался чему-то. Что снилось?

- Сестра! – улыбнулся я, - Мы с ней играли. Я и сейчас представляю, что она жива, советуюсь с ней.

- Правильно, Саша! – потрепал Володя меня по голове. – Поехали?

- Поехали! – я взобрался на подножку, залез на сиденье. Удобно, играет радио. Что ещё надо путешественнику? Володя устроился рядом, за баранкой, и мы двинули дальше.

- Что думаешь делать, когда расстанемся? – спросил он меня.

- Пообедаю, потом попробую остановить попутку, пока не доберусь до какой-нибудь станции. Там попробую поездом. Самолётом бы, да мне положено ножками.

- Это точно, - процедил Володя. – Неужели правда то, что ты мне тогда рассказывал?

- Правда, Володя, только не принимай близко к сердцу, будут спрашивать, скажи, был, уехал. Ни в коем случае ничего не спрашивай, не злись. У тебя мама Маша, Алёша. Помни о них, меня ты всё равно больше никогда не увидишь, обещаю написать, когда устроюсь.

- Да, Лёшка дал тебе адрес?

- Я его запомнил. Мне нельзя такие вещи у себя хранить. А ещё лучше, если ты подумаешь, что всё это – весёлый розыгрыш, и меня просто ищут, чтобы вернуть в родной дом! – я постарался как можно более веселей рассмеяться:

- Видел фильм «Маленький беглец»? Там японский мальчик моего возраста на попутках добирался до Москвы, чтобы научиться играть на скрипке. Не зная языка, в чужой стране! И добрался ведь, и выучился! А у меня задача куда скромнее! Тем более, в родной стране, - потухшим голосом закончил я. Помолчали, разглядывая проносящийся пейзаж.

Я представлял,. какие мысли бродили у Володи в голове: как он сможет просто взять, и высадить ребёнка посреди дороги? Такого маленького и беззащитного? Что он будет делать? Уговаривать вернуться? Точка невозврата ещё не пройдена!

Нет, возвращаться – плохая примета, один раз уже вернулся, спасибо.

Эти хорошие, добрые люди просто не знают, что усыновить меня в наше время просто нереально. По показателям здоровья даже их собственный сын не был бы готов дляна усыновленияе. По уровню дохода, возможно, подошли бы. Неплохой дом, однополые дети, не надо отдельной комнаты..

А почему я думаю, что по здоровью не подойду? Хорошее у меня здоровье!

Только вот, ещё одна загвоздка: для того, чтобы меня усыновить, сначала надо вернуть, где взял, потом приехать, и написать заявление, после чего ждать решения комиссии. Делать всякие запросы, нет ли у меня родственников, какое у меня наследство, и что-то там ещё. В общем, пока соискатель не отступится.

Так я играл, вспоминая законы. Потому что Кодекс надо чтить, а, чтобы его чтить, надо знать, что чтить. УК РСФСР мы учили, как домашнее задание. Все статьи я не запоминал, кода надо, напомнят, а вот то, что такое хорошо, иа что такое плохо, я запомнил.

Кому принадлежит ребёнок, я тоже знал. Государству. Родился где? Принял гражданство, тебя лечат и учат за счёт государства. Семья под надзором государства, в школе пионерия, комсомол, потом партия.

Окончил школу, призвали в армию, опять же на государственном обеспечении, где за тобой неусыпный надзор. Институт? За счёт государства, там тоже комсомол и партия наблюдают за тобой, воспитывают, ставят на правильный путь..

Если маленький человек в беде, государство придёт на помощь, заберёт у нерадивых родителей, определит в детский дом, накормит и даст крышу над головой, устроит на работу после выпуска.

Отдавать своих детей государство не любит.

Беглецов сурово наказывает, потом, по-отечески пожурив, принимает в свои объятия.

В общем, вы понимаете, почему я не мог поддаться ни на какие уговоры.

Ещё я не понимал такого упорства преследователей. Может быть, им нужен мой отец? Чтобы надавить на него, заставить выполнить какую-то работу? По специальности.

Может, правда, выйти наоборот, и озверевший папа перебьёт их всех – всех, кто дорос до тележной чеки. Или вообще всех, чтобы прервать их бл…ий род…

Я настолько углубился в свои думы, что не обращал внимания, что происходит на дороге. А зря!

Впереди стоял пост ГАИ. Из «козлика» с белой на синем крупной надписью вышел сотрудник в белой портупее, и показал жезлом, куда припарковаться. Я не успел нырнуть вниз.

Сердечко бешено застучало, адреналин заставил всё тело задрожать от напряжения.

«Спокойствие! Только спокойствие!», - голосом Карлсона предупредила Лиска. И я выдохнул.

Володя, бросив предупреждающий взгляд на меня, чтобы я сидел тихо, вышел, достав документы.

Чтобы было слышно, о чём они говорят, опустил стекло. Двигатель урчал негромко, и были слышны обрывки разговора:

- Сын… напросился в поездку… в опилки…, - что за «опилки»? Меня – в опилки? Или так называется то, что отпиливают от бревна. «Макаронник», это, вроде, когда края у доски отпиливают.

Наконец Володя опять забрался в кабину, вытер пот со лба, а гаишник, когда проезжали мимо, улыбнулся мне,. и шутливо отдал честь. Я быстро надел пилотку и ответил. Гаишник развеселился и помахал рукой, я тоже широко улыбнулся. Как же приятно увидеть хорошего человека!

- Что, весело? – спросил Володя, - А у меня поджилки трясутся.

- У меня тоже, - признался я.- А что за «опилки»? – Володя изумлённо посмотрел на меня, потом рассмеялся:

- Подслушивал? Молодец! Это пионерлагерь от леспромхоза. Вообще-то называется «Сосновый бор», это в простонародье, «опилками» называют. Я сказал, что везу тебя в лагерь. Вообще-то возят в лагерь организованно, но я сказал, что ты напросился со мной.

Я достал карту, и стал внимательно её разглядывать. Оказывается, до поворота до леспромхоза осталось километров пятьдесят, потом, проехав вперёд ещё немного, километров двадцать. можно увидеть поворот к пионерлагерю. Очень интересно! Можно с комфортом переночевать. Я улыбнулся, вспомнив предыдущую эпопею с лагерем. Может, опять в девочку? Очень весело было, даже к мальчику девочку приревновал! – я прыснул в ладошку, потом звонко рассмеялся.

- Чему веселишься? – хмуро спросил Володя.

- Да так, вспомнил лагерь. А там на самом деле сосновый бор? – Володя кивнул:

- Да, Лёху возил прошлым летом. Ему не понравилось, дисциплина, говорит, надоело строем ходить. А у вас, говоришь, всю жизнь так?

- Ну да, - согласился я, - в принципе, это неплохо. Но, понимаешь, когда всю жизнь живёшь по указке, выходя в люди, детдомовцы теряются, не знают, что делать со свободой. Их неохотно берут на работу, потому что, испытав шок, от перемены условий жизни, у них поначалу всё валится из рук. Надо немного потерпеть такого, с пониманием отнестись к подростку, а не ругать постоянно. Разочаровавшись в такой жизни, ребята сходятся совсем с другими людьми…, - Володя очень странно посмотрел на меня, но промолчал. Опять меня занесло. Ну а что? Не правда, что ли? Приходит вчерашний мальчишка на тот же завод, а его гоняют, не как ученика, а как мальчика на побегушках, в том числе за сигаретами и водкой. А потом говорят, что ни на что не способен, да ещё и ворует…

Вот и поворот. Володя затормозил, остановился. Посмотрел на меня вопросительно. Я отрицательно покачал головой, подал ему руку. Очень осторожно Володя пожал её. Тогда я открыл дверь, вылез сам и вытащил свой рюкзак.

Просунув руки в лямки, вскинул его за спину, пошевелил лопатками, проверяя,. удобно ли,. и встал на обочине, чтобы пропустить жёлтый лесовоз, ставший почти родным.

Хлопнула дверца, из-за длинного капота выбежал Володя с небольшой сумкой. в руке:

- Саша! Подожди! – Володя подбежал ко мне, с ходу обнял, крепко к себе прижал.

- Саш, тут Маша собрала мне в дорогу, возьми!

- Зачем? – удивился я, - Мне тоже собрала. Мне всё не съесть, пропадёт!

- А ты сделай, чтобы не пропало! – сердито сказал Володя.

- А ты что будешь есть? Я доберусь до лагеря, там накормят, а ты? По дороге ни одного посёлка! Папа Володя, не надо! Если хотел просто попрощаться, давай, ещё раз обнимемся, только не проси остаться, мне и так нелегко. Хорошо? – я требовательно посмотрел Володе в глаза.

Володя держался с трудом. Но всё же решился. Ещё раз обняв меня, сел в свою машину и уехал, обдав меня волной воздуха, наполненным запахом разогретого металла и сожжённой соляры.

Когда прицеп скрылся за поворотом, я облегчённо вздохнул и пошёл на Восток.

Пройдя около километра, увидел недалеко от дороги обустроенную стоянку для автомобилей и стол с лавками. Почувствовал, что пора бы перекусить.

Осмотрев окрестности, увидел родничок, выложенный камнем, подальше – будочка известного назначения, которую я сразу проверил на наличие удобств. По достоинству их оценив, помыл руки и развернул свои припасы.

Не успелв съесть и половины, как подъехала «Алка». Белая нарядная фура остановилась на стоянке, из неё вышел водитель лет сорока, для меня совсем старик, и подошёл к моему столику.

- Привет, пионер! Приятного аппетита! Куда путь держишь?

- Спасибо! В пионерлагерь, вестимо! – ответил я, отправляя в рот вкуснейший кусок бутерброда, состоящий из бекона, сыра, варёного яйца, в прикуску со свежим огурчиком.

- Позволь, я тоже рядом расположусь?

- Конечно, дядя! – рассмеялся я.

- Спасибо, племянничек! – улыбнулся дядя. Принеся баул со съестным, он разложил на столе снедь, предложив мне попробовать угощение его жены, стал рассказывать о своей семье, детей-подростков, которые «совершенно отбились от рук». Все шофёры-дальнобойщики словоохотливы, долгое молчание развязывает языки.

Я слушал рассказ вполуха, думая, как напроситься к нему в попутчики.

- А ты, как здесь оказался, один? – задал мне вопрос дядя.

- Да, - махнул я рукой, - Немного заблудился. У нас ориентирование по местности, дали карту, компас я потерял, сейчас вот, нашёл неплохое место, решил перекусить, потом пойду в лагерь. Вы не знаете, где он? – спросил я, открыто глядя дяде в глаза.

- Знаю! – удивлённо сказал тот, - Далеко ты забрался!

- Я домой бегал!! – доверительно сказал я, - Видите, собрали мне на дорожку. Может, подвезёте до поворота?

- Довезу, конечно. Но, сдаётся мне, что ты врёшь!

- В чём? Что в лагерь еду? Или то, что домой бегал?

- Про спортивное ориентирование. Похоже, в «зарницу» играете? Меня в заложники не будешь брать? – засмеялся водитель фуры. Я заинтересованно посмотрел на него.

- Но-но! – погрозил он мне пальцем, - Не втягивай меня в свои игры! Знаю я вас! Однажды такой же малыш уже обманул меня. Я в засаду попал! – захохотал дядя.

- Не буду я вас заманивать в засаду, - вздохнул я, - помогите проехать полосу противника, и я привезу карту в свой штаб, - Я вынул из кармашка на рюкзаке краешек карты.

- Не обстреляют меня? Шины не проколют?

- Я спрячусь, на полке.

- Добро! Помогу такому симпатичному молодому человеку! – улыбнулся дядя, слегка стукнув меня по плечу.

Собравшись,вернувшись. мы пошли к машине. Я залез в довольно обширное нутро кабины, спрятал рюкзак, сам забрался на спальное место и задёрнул шторки.

Двигатель зарычал, и наш автомобиль побежал по шоссе.

Разговаривать таким образом было не совсем удобно, но я не был склонен к разговорам, а водитель уже выговорился, и. уверенно вёл тяжёлую машину.

Так мы ехали довольно долго, потом резко затормозили и остановились.

- Куда, под колёса лезете?! – закричал водитель, выглядывая в окно, - Жить совсем надоело?!

Никто не ответил, просто открылась дверца со стороны пассажира, и в кабину решительно влез мальчишка, почти в такой же форме, как у меня, только на голове у него был берет.

Шумно дыша, он осмотрел кабину, заглянул за шторку, никого не нашёл и покинул автомобиль.

- Пропускай! – крикнул он кому-то, - Чисто! Никого нет!

Водитель, тихо ругаясь, тоже заглянул за шторку, пробормотал:

- Когда успел? На ходу выпрыгнул? Чудеса! – воткнул скорость и разогнал машину, что-то ворча.

Я снова улёгся на полкеу, поглядывая, однако. в боковое окошко. Когда отъехали на приличное расстояние, я перебрался на переднее сиденье со словами:

- На повороте не забудьте притормозить.

- А? Ох! – Водитель резко затормозил, я чуть не вылетел в окно!

- Осторожнее! – испугался я.

- Ты откуда?! – воскликнул дядя, округлив глаза.

- Вы что, дядя? – в свою очередь удивился я, - Вы же обещали меня подвезти до лагеря! «Сосновый бор», не помните?

- Помню! – согласился водитель, - Ну вас, с вашими играми! Заикой оставите!

- Ничего не понимаю! – пожал я плечами, - Почему заикой?

- Ни почему! – рассердился шофёр, притормаживая у грунтовки, уходящей направо, - Приехали, выходи!

- Спасибо, дядя! – сказал я, выходя, - Передавайте привет Вальке и Пашке!

- Передам! Обязательно передам! – улыбнулся водитель, помахал рукой, и отправился дальше.

Сначала я любовно развернул пионерский галстук, который гладила мне Лиска, вынув из пакетика, повязал его красивым узлом, надел на голову пилотку.

Потом влез в лямки рюкзака и пошёл по дороге, ведущей к лагерю. На это указывал дорожный указатель с соответствующей надписью: «П.Л. «Сосновый Бор» 5 км.». Однако, не очень близко.

Но делать нечего, я взял темп и легко шёл по обочине, разминая ноги.

«Сосновый Бор»

Примерно через час показался забор, шлагбаум и будка дежурного при нём. Из будки вышел мальчишка лет тринадцати. В чёрных шортах, чёрном берете, белой рубашке с красным галстуком.

Я отсалютовал, мальчишка ответил.

- Куда? – спросил дежурный, внимательно разглядывая меня.

- К начальнику лагеря, товарищу Дынину! – ответил я, оглядывая видимую отсюда часть пионерлагеря.

Ну нифига себе, лагерь! Двухэтажные кирпичные коттеджи, цветники кругом, сосны вокругом высоченные, воздух чистейший!

- Как вы надоели со своими подколками! – возмутился мальчишка, - Арбузов его фамилия! Евгений Олегович! Запомни, и не перепутай, смотри. Здесь его нет, он в палаточном городке.

- Жить что ли, здесь будем? – указал я на коттеджи

- Раскатал губу! – усмехнулся дежурный, - Раньше надо было приезжать! Сейчас всех выселили в поле, там палатки поставили. Здесь начальство будет отдыхать. Пока порядок наводят, вот и нет никого..

- А ты чего здесь? – спросил я.

- Заворачивать таких, как ты! – ответил пионер, - Видишь, тропинка? Топай по ней, доберёшься до лагеря, там спросишь товарища Дынина! – усмехнулся мальчишка, - А ты не из этих? – мотнул он головой в сторону коттеджей, - Не сынок?

- Не сынок, - ответил я, - а что, есть такие?

- Есть, - недовольно ответил дежурный, - они пока вместе со всеми. А у тебя папка, что,. дальнобойщик?

- Откуда знаешь? – удивился я.

- Выглядишь, как пижон. Переоденься, если есть во что.

- Спасибо за совет! – улыбнулся я мальчишке и углубился в заросли, куда вела тропинка.

Найдя подходяще место, переоделся в выгоревшую футболку и «сиротские» шорты. Кеды и так были пыльные. Снова накинул лямки рюкзака на натруженные плечи и двинулся дальше. Через полчаса я услышал детские голоса, верхушки больших десятиместных палаток, и вышел к палаточному лагерю, устроенному на обширном поле.

Место было довольно живописное, вокруг смешанный лес, со стороны основного лагеря подступал сосновый бор, деревья с голыми стволами и зелёной кроной в вышине.

Надо слазить наверх, подумал я, оттуда, наверное, открывается чудесный вид на озеро!

Большое озеро виднелось среди палаток.

Палаточный городок был обнесён дряхлым забором, в котором был снесён приличный кусок, через который и вела довольно широкая тропа, по которой я пришёл.

Выйдя на «улицу», я покрутился, не зная, куда пойти, потом увидел флагшток со знаменем и стоящим рядом постовым. Я подошёл к нему.

- Мне куда? – спросил я постового.

- Ты что, не знаешь, что с постовым у знамени нельзя разговаривать? Вон, у девчонок спроси! – сердито ответил мальчишка. Он был старше меня года на три, и смотрел свысока.

Я осмотрелся и увидел девочек, чем-то занятых у палаток. Я решил познакомиться с ними.

- Девочки, а, девочки! А как вас зовут? – спросил я. Девочки критически оглядели меня и спросили:

- Чё надо?

- Фу, как некультурно! – сморщился я, - Мне сказали, что вы знаете, куда мне идти.

- Конечно, знаем! – сказали девочки, и послали по известному направлению.

- Ого!! – удивился я, - А точнее, можно?

- Какой ты настырный! – сказала самая красивая, - Иди вон к той палатке, крайней. Там малыши живут, кажется, у них есть свободные места.

Я поблагодарил и пошёл искать малышей. Когда подошёл, из палатки выбрался мальчик лет восьми:

- Ты к нам? – улыбнулся он щербатой улыбкой, - заходи, у нас есть ещё места!

Я зашёл в большую палатку, где были установлены по кругу двухъярусные нары, нашёл свободное место и бросил туда рюкзак.

- Меня Вадик зовут, - представился мальчик.

- Саша Ниточкин, - ответил я.

- Ниточкин? – переспросил весёлый Вадик.

- Ну да! Чем хуже Инночкина?

- А! – засмеялся Вадик.

- Где ребята? – поинтересовался я.

- Кто где, - махнул рукой мальчик, - осваиваются. Я палатку охраняю с вещами.

- Хорошее дело! – согласился я, - Давно переехали?

- Второй день. Большие пацаны в войнушку играют, «Зарница» называется, а мы здесь, порядок наводим. Ещё эти, - сморщился он, - сынки начальников лазят тут. Скорее бы их забрали.

- Вредные? – мальчик только рукой махнул.

- Пляж у вас как, хороший?

- Нормальный, только купаться нельзя, если кто без спросу в воду войдёт, исключают из лагеря.

- Что так?

- Не оборудован ещё. Нет вышки для спасателей, лодок.

- Ясно, в основном лагере всё это есть?

- Конечно! Но здесь лучше.

- Ночью не холодно?

- Мыа спим в куче, так теплее, - я хмыкнул.

- А где здесь умывальник, туалет? – мальчик показал направление. Оказывается, эти удобства находились не так далеко от нас. Проверил и то, и другое, потом вернулся к «своей» палатке.

Вадику было скучно, он обрадовался мне, рассказывал про весёлую пионерскую жизнь, о своих друзьях. Я достал фляжку из рюкзака, и мы напились родниковой водички. Заглушили голод.

Есть хотелось сильно, прошагал я немало за сегодня, а перекус был часа двачетыре назад.

Я уже хотел было достать из рюкзака остатки трапезы, но тут к нам подбежали мальчишки.

- О! – заулыбался Вадик, вставая, - Наши вернулись!

Малыши, увидев меня, обрадовались: ведь я среди них был самым старшим, ребятам явно нужна была защита.

Мы быстро перезнакомились, ребята предложили сложиться и поесть, а то до ужина ещё долго.

Нижний ярус был свободен от матрасов, все убрали наверх, где теплее, так что сделали здесь импровизированный стол и расположились вокруг, как древние греки, лёжа, а кто и как японцы: сидя на пятках.

Мальчики мне очень понравились, все были веселы, доверчивы, глазки сияли от радости общения.

- Чем здесь занимаетесь? – спросил я, - Сильно мучают?

- Пока нет! – засмеялись ребята, - Сейчас переехали, порядок наводим, нас не трогают. Ни зарядки, ни построений!

- Старшие пацаны играют в войну, а нас не взяли… - вздохнул Владик, белобрысый малыш семи лет.

- Боятся, что потеряетесь! – засмеялся я.

- Это Петька вчера потерялся! – закричали пацанята, - Мы всё здесь знаем, местные, а Петька из города! Такой большой, а заблудился! – смеялись малыши. Большому парню было двенадцать.

Закончив с едой, мы вышли на свежий воздух, пока дежурный, Вадик, прибирался за всеми.

Пока рассаживались рядом с палаткой, к нам приблизилась группа ребят-подростков лет двенадцати – тринадцати.

- Опа! – сказал один из них, видать, заводила, - Новенький! – малыши вдруг все встали. Посмотрев на такое дело, встал и я.

- Иди сюда! – приказал мне мальчишка.

- Тебе надо, ты и иди! – буркнул я.

- Ссышь, когда страшно? – ощерился мальчишка, - Правильно делаешь! - он приблизился ко мне, - С тебя рубль, за проживание.

- А ху-ху не хо-хо? – поинтересовался я, склонив голову набок.

- Чево? – перекосило пацана, - Все платят, а ты что, особенный? – он хотел мне сделать «смазь» по лицу, но я был быстрее, пнул его в коленку, и когда он, вскрикнув, наклонился, звонко ударил его по ушам. Мальчишка взвыл, хватаясь за голову.

- Не ори! – хмуро сказал я, глядя на его товарищей, - Кто ещё хочет по рублю? – пацаны отступили на шаг. Правильно сделали. Надо было сразу приглядеться ко мне: вид ведь у меня совершенно бандитской наружности, сразу видно неопытных домашних мальчиков.

Сплюнув сквозь зубы, на кеды заводилы, спросил:

- Со всех стрясли? – поскольку «рэкетиры» молчали, обернулся к малышам. Те закивали.

- Вы что, попутали? – обратился я к старшим, - Не знаете, что дети до десяти неприкосновенны? Отдавайте ребятам деньги, а ты, – указал я на их заводилу, - принесёшь завтра утром штраф в размере пяти рублей. Всё, свободны. Если через час вы не принесёте деньги, я пойду вас искать, кто не спрятался, я не виноват, отделаю со всей пролетарской строгостью!

Мальчишки не стали ждать повторного разрешения. Ббыстро скрылись с глаз, а я подумал, что они будут делать. У– утереться, или отомстить зарвавшемуся сопляку?.

Но то, что они сделали, заставило мою челюсть отвалиться: пострадавший, сильно хромая. шёл к нам в сопровождении сердитого мужчины.

- Вот, он! – показал мальчишка на меня пальцем, и согнулся, растирая приличных размеров синяк на ноге.

- Этот?! – удивился мужчина. По некоторым чертам властного лица и хозяйскому поведению я догадался, что это сам начальник лагеря, товарищ Дынин, простите, Арбузов.

Значит, «рэкетир» из сынков «элиты»?

Малыши испуганно сбились в кучку у меня за спиной.

- Что-то я тебя не припомню, - задумчиво сказал товарищ Арбузов, - новенький? – я кивнул. – Не успел появиться в лагере, как уже избиваешь товарищей? Требуешь с них деньги? Хочешь вылететь?

- А вы спросите его, за что он получил, - предложил я, но мальчишка молчал, ухмыляясь.

- Грубишь старшим? – удивился начальник лагеря.

- А где вы были, когда он у малышей деньги отбирал? – звонким голосом поинтересовался я.

- У меня вас больше двухсот, - возразил начальник, - где мне уследить за всеми, тем более, никто не жаловался!

- А этот недоносок пожаловался?! – ахнул я, - Ну, стукачок! – погрозил я ему, - Найду тебя вечером…

- Пионер! – воскликнул начальник лагеря, и я вытянулся по стойке «смирно», отдав салют. – Явишься ко мне после ужина. Как фамилия?

- Ниточкин,. Саша, - ответил я. Товарищ Арбузов побагровел:

- Ты ещё шутить со мной будешь?! Настоящая фамилия! Точно исключу!

- Меня нельзя исключить, - простодушно глядя в глаза сердитому начальнику, сказал я.

- Почему это? – нахмурился начальник.

- Я ещё не включён… не зачислен.… А фамилия моя Выборов.

- Выборов? – удивился начальник, задумчиво потирая подбородок, - В прошлом году не ты у нас отдыхал?

- Не, это мой брат, Лёша,. – улыбнулся я.

- Заметно, - проворчал товарищ Арбузов, почему-то зло взглянув на побитого мной мальчишку. Тот тоже, почему-то, перестал гаденько ухмыляться. Неужели папа Володя здесь в авторитете?

- Ты действительно отбирал у малышей деньги? – спросил начальник лагеря у мальчишки. Тот молчал, потупив глазки. Наверняка думал, что мы не станем его закладывать. Тут он не угадал. Крыс надо наказывать любыми средствами.

- Вернёшь! – жёстко сказал начальник.

- И штраф! – напомнил я.

- Где я возьму? – заныл мальчик.

- У мамки попросишь. Объяснишь, почему тебе нужны деньги, и попросишь, - сказал я..

- Саша! – обратился ко мне начальник, - Не наглей. Ещё пара выходок, и поедешь домой!

- Как скажете! – отсалютовал я, - Товарищ Арбузов, Евгений Олегович!

Евгению Олеговичу нечего было на это сказать, но он нашёлся:

- Завтра с утра вами займётся вожатый, а то выглядите, как маленькие беспризорники.

Когда начальник с мальчишкой ушли, малыши закричали, в восторге, и запрыгали вокруг меня.

Я, с улыбкой, смотрел на них, радуясь, что хоть чем-то отблагодарил их за гостеприимство.

Потом мой взгляд упал на сосны, и я вспомнил, что хотел осмотреть окрестности с высоты.

Забравшись в палатку, я вынул из рюкзака кошачьи когти. Сначала так и хотел пойти, с Лискиным рюкзачком, но потом у меня возникла хулиганская мысль, я завернул когти в чьё-то полотенце и вышел, со свёртком в руке, осмотрев своих друзей, я выбрал самых старших – Вадика и Владика, и предложил им прогуляться по лагерю. Те охотно согласились, тем более, что Вадик целый день маялся возле палатки, отбывая дежурство.

Неторопливо прошлись вдоль главной «улицы», поравнявшись с палаткой, где устроились девочки, я мило улыбнулся красавицам, которые нагрубившимли мне давеча. Красавицы скривили в ответ свои рожицы, явно презирая мальчишек, особенно малышей.

СделавПомахав им ручкой, мы пошли знакомиться с территорией дальше.

Ребята предложили обойти район старших подальше, на что я только головой покачал: у нас, в детдоме, старшие относились к малышам, как к младшим братьям, по крайней мере, сейчас стали так относиться. Жаль, времени у меня мало, не успею объяснить подросткам, как они неправы…

Обойдя весь лагерь, причём ребята показали мне столовую, которая расположилась на открытом воздухе, только под навесом. Планировалось возвести и стены, оструганные доски лежали штабелем, но пока столовая выглядела так: столы с лавками, под крышей. Хоть от дождя будет защита.

Тем не менее был уже официальный вход, и у входа висело расписание, по которому было расписано время приёма пищи, начиная с самых маленьких детей, то есть, с нас, и кончая уже четырнадцатилетними подростками, последний год остававшимися пионерами. Насколько я знал, на следующий год им предстояло уже отправляться не в детский лагерь, а в ЛТО, лагерь труда и отдыха.

там они уже сами будут зарабатывать деньги на своё пропитание, проживание и другие удовольствия.

Так мы и дошли до сосен. Выбрав самую высокую, я скинул кеды, пристегнул когти на босые ступни.

Вообще-то их можно и на обувь, но я решил испытать их на голых ногах: мало ли, может, придётся прямо с постели, и в бой, голышом.

Прицепив когти на руки, я попросил ребят присмотреть за обувью, и быстро побежал вверх по стволу, услышав лишь испуганное:

- Санька! Куда ты? – но я уже был на середине ствола и карабкался выше.

Вот и крона. Удобно разместившись в развилке, я обследовал близлежащую местность.

Картина выглядела довольно впечатляюще: вокруг лагеря шумел лес, впереди лежало большое спокойное озеро, отливающее синим цветом, потому что небо уже синело. Вдалеке, за озером, синели горы, плавно переходящие, ближе к озеру, сопками, круто обрывающимися скалами у берега.

Пока я любовался видом, снизу донёсся знакомый голос взрослого:

- Вы что здесь делаете? А это чья обувь? А, понятно, если вы здесь, значит, и Сашка где-то! Где он? Саша! Выборов! – Я понял, что чувствует кошка, забравшаяся высоко на дерево, и не знающая, как слезть. Мне на самом деле было страшновато. Но решил пошутить:

- Снимите меня отсюда, я отдам колбасу!

- Что? Какую колбасу? – Евгений Олегович поднял голову, и я увидел, с высоты девятиэтажного дома, как стремительно бледнеет его лицо.

- Саша, сиди там, я сейчас вызову пожарных! – крикнул он мне, собираясь бежать к телефону.

- Дядя Женя! – испугался я, - Не надо пожарных, я сам!

- Какое «сам»! – воскликнул начальник лагеря, - Сиди тихо, я сказал… - он замолчал, когда к ему под ноги упала обломившаяся ветка с прошлогодними пустыми шишечками.

Спускаться было гораздо тяжелее, не зря я говорил о кошках: надо сначала лапу вверх, потом вниз, в неудобное положение, и так по очереди все четыре лапы.

Как бы то ни было, я скоро был в крепких руках Евгения Олеговича, который начал заниматься педагогическим воспитанием, не отходя от сосны. То есть, он приспустил мои шорты, поднял упавшую сосновую ветку и стал стегать ею по моей многострадальной попе.

Я взвыл, на радость педагогу, с трудом вывернулся из его лап, подтянул штаны, и, прыгнув на дерево, вскарабкался на четыре метра вверх.

- Куда залез?! Ну-ка слазь!! – ругался Евгений Олегович.

- Не слезу! – возмущался я, - Нет закона, чтобы по голой попе колючей веткой!

- Слазь, я тебе ещё уши надеру! – бесновался начальник.

- Нет!

- Ладно, хватит, Саша, слазь, я уже успокоился.

- Правда? – не поверил я.

- Правда, правда, - ответил Евгений Олегович. Я не доверял ему, но осторожно спустился вниз, а когда переобувался, сев на землю, он вероломно схватил меня за ухо и больно выкрутил его. Аж затрещало.

Я отдал ему ухо, а он…

У меня даже слёзы на глазах выступили:

- Дядя Женя! Больно же!

- А мне не больно? – вВозразил мне «дядя Женя», - Хотите до инфаркта меня довести? Если хотите, пожалуйста! Прыгайте с деревьев, ныряйте в озеро, бейтесь головой о камни!

- В озере я завтра искупаюсь. Утром, - баюкая красное ухо, сказал я, с сожалением думая, что моя очередная пакость сорвалась, - У меня утром пробежка на пять-шесть километров, плавание в озере, разминка…

- Спортсмен, значит? – усмехнулся начальник, - Скалолаз-разрядник? Пока ты в моём лагере, будешь подчиняться моим приказам! Купаться только в отведённых местах! Зарядка только по расписанию! Никакой самодеятельности!

- Евгений Олегович! – взмолился я.

- Ничего не знаю! – отрезал Евгений Олегович, - Марш на ужин! А вы, - обратился он к Вадику и Владику, - не вздумайте повторять выходки этого хулигана! Увижу, выпорю! Понял, Сашка? Не учи детей дурному!

- Понял, - буркнул я, опустив глаза.

- Не слышу! – гаркнул начальник. Я встал по стойке смирно и отсалютовал.

- Так-то лучше! – довольно сказал Евгений Олегович, и лично повёл нас в столовую. Там велел девочке лет семнадцати в пионерском галстуке умыть нас и накормить. Хорошо хоть, когти не отнял, видимо, на самом деле чуть инфаркт не заработал, забыл о них. Потирая пострадавшее ухо и почёсывая зудящий зад, я слегка раскаивался. Ну откуда я мог знать, что он появиться возле нашей сосны? Или заметил ребят?

Интересно, завтра ухо пройдёт? Хотелось проучить дерзких девчонок.

Поужинав гречкой с котлетой и запив её чаем, разошлись по палаткам. Парня, который обложил данью моих малышей, всё не было. Его, кстати, звали Данька. Такое хорошее имя испоганил! – наливался я злобой.

Вадик с Владиком начали рассказывать про моё приключение. Сначала с опаской поглядывая на меня, потом всё больше веселясь. Скоро вся наша компания весело хохотала, вспоминая, как меня хлестали сосновой веткой по голой попке, а потом им показался ещё забавнейе эпизод, когда я препирался с Евгением Олеговичем, вися на стволе, куда забрался от гнева начальства.

Данька всё-таки пришёл. В сопровождении старшего мальчишки. Ростом почти на голову выше Даньки. Я чуть не подавился огурцом, которым меня угостили. Потом справился с собой, встал, обтёр сырые руки об шорты и спросил:

- Что, Даня, принёс? – Данька засопел и оглянулся на своего спутника. Тот удивлённо нас разглядывал.

- Эти, что ли, с тебя деньги требуют? – спросил он Даньку. Тот кивнул, краснея, потому что вид у первоклассников, ростом метр с кепкой, был уморителен. На разбойников мы явно не тянули.

- Что скажешь? – спросил меня парень.

- Обирает малышей твой друг. С каждого по рублю. Требуем вернуть и штраф выплатить.

- Сколько штраф? – заинтересовался парень.

- Пятёрка.

- Мне ещё десятку отдашь! – парень врезал Даньке леща. Данька заревел:

- Я мамке скажу! Она тебе даст!

- Посмотрим ещё, кому даст! – рассердился подросток, развернул Даньку и дал ему хорошего пинка.

Оглянувшись на нас, мне показалось, виновато, он удалился.

- Брат, что ли? – догадался я.

- Да, Генка, - подтвердил Вадик, - мы думали, драться будет. Он всегда Даньку защищает. Боксёр.

- Потому Данька и обнаглел, - подвёл итог я, - покажете мне пляж?

Я обследовал берега озера, где можно бегать, не рискуя встретить начальство, где искупаться.

Поутру лучше всего было сбегать на главный пляж пионерлагеря, пока там никого нет, там есть пирс, откуда ребята ныряли в глубину, огороженное буйками пространство, довольно обширное, ну и спортплощадка.

- Охраны нет? – спросил я.

- Там сторож, но в заборе есть дырка, мы лазили через неё раньше. Одна доска слегка отодвигается, и можно пролезть. Хочешь, покажу? – рассказывал Владик.

- Со мной, что ли, побежишь? – усмехнулся я. – Наверное, здесь побегаю. Жаль, девчонки спать ещё будут, напугал бы, голышом купаясь…

- Их напугаешь! – засопел Серёжка, семилетний мальчик.

- Что случилось? – спросил я.

- Девчонки с него на пляже трусы сняли, и он за ними бегал! - ответил Вадик, пряча улыбку, - Сказали, отдадут, если догонит!

- Да! – почесал я слегка заросший затылок, - Нравы у вас!

- Нравы ещё те! – согласился соответил мнойе Вадик.

Вместо горниста здесь отбой заиграл репродуктор, видимо, магнитофонную запись.

На верхних нарах мы оборудовали общую лежанку, закрыв одним одеялом тонкую стенку палатки, с боков устроили стенки из лишних матрацев.

Я предложил самых маленьких собрать внутри, с краёв лечь тем, кто постарше. Постарше был только я, Вадику и Владику по восемь лет. Но ничего, одеял сверху мы положили по двое, ребята ложились, не раздеваясь. Да и что было снимать? Шорты и майки?

Не успели мы улечься, заглянул начальник лагеря. Осветив нашу кучу фонариком, он удивился, потом спросил:

- Холодно, ребята? – дети, наперебой, подтвердили, что да прошлой ночью замёрзли.

- Саша, бери своих ребят, идите за мной.

«Свои» - это Вадик и Владик. Мы вылезли из-под одеял, обулись, и пошли за начальником.

- Саша, - задумчиво спросил меня Евгений Олегович, - Что ты скажешь, если я тебя назначу звеньевым? – я удивился:

- Евгений Олегович, вы же, наоборот, хотел оградить их от моего дурного влияния!

- Будет ответственность, будешь головой думать… или дойдёт через другое место! – по-мальчишески хихикнул начальник лагеря.

- Очень сожалею, - ответил я, - но не могу принять ваше предложение.

- Почему? – удивился Евгений Олегович.

- Я у вас нелегально. Извините, что проник к вам. Надеюсь, не откажете в ночёвке, и завтраке? Я завтра уйду.

- Как, уйдёшь? – не веря, воскликнул Евгений Олегович, - Оставайся! Что, не найдётся для тебя лишней тарелки каши? В конце концов, оформим путёвку задним числом, или ещё на одну смену.

Мальчики остановились, как будто мешком стукнутые. Они жалобно смотрели на меня, не желая верить моим словам.

- Ладно, завтра поговорим, - решил начальник, - пошли! – нас завели на склад и выдали каждому ещё по три одеяла. Нагрузившись, мы пошли обратно. Мальчики молчали, только подозрительно шмыгали носами. Наверное, поверили, что завтра меня с ними уже не будет.

В палатке мы осторожно укрыли уже мирно сопящих малышей дополнительными одеялами и улеглись сами. Я даже разделся, под тремя одеялами - то!

Проснулся я рано утром. Вылез из-под одеял, зябко повёл плечами: прохладно утром!

осмотрел на забавные мордашки, торчащие из-под одеял, никто не прятал нос по одеяло, сегодня не пришлось мёрзнуть.

Чтобы никого не разбудить, я выбрался из палатки, в одних трусах. Здесь было ещё холоднее, над озером поднялся туман.

Когда бежал в уборную, видел дежурных вожатых, которые обходили территорию, охраняя наш сон.

Посочувствовав им, побежал по тропинке, противоположной основному лагерю.

С вершины сосны я видел с той стороны песчаный пляж. Туда я и направился, надеясь, что там нет рыбаков или отдыхающих. Дыма от костра вчера видно не было.

Пока бежал, разогрелся. Ввопрос, что я здесь делаю, вместо того, чтобы лежать под тёплыми одеялами, рассосался сам собой, от меня уже пар валил.

Выбежав на пляж и убедившись, что здесь никого нет, я скинул трусы и бросился в воду.

Ах, как хорошо!! Я поплыл вразмашку, сначала в открытое озеро, потом вдоль пляжа.

Вода, показавшаяся сначала холодной, на самом деле была, как парное молоко, отсюда и туман над озером.

Накупавшись, я начал комплекс упражнений: «качал маятник», изображал камешками «стрельбу по-македонски».

«Качание маятника» совмещал с японскими и китайскими позами «журавль», «крадущийся тигр», «бросающаяся рысь», «невидимый дракон».

Лиска тоже проснулась, ругала меня и зевала.

«Где ты была?» - спросил я, не прекращая занятий.

«Веселилась с тобой. Ты был бесподобен!». «Да, Лис, я здесь встретил столько друзей! Как тяжело с ними расставаться!». «Знаю, родненький». «Может, где-нибудь задержаться подольше? Например, в этом лагере?». «Решай сам, но, я думаю, добрейший Евгений Олегович поступит так же, как Мария Ивановна, начнёт наводить справки о тебе». «Позвонит папе Володе, и он примчится за мной. Если не в отъезде. Тогда мама Маша приедет.», - вздохнул я, выполняя особо сложное упражнение по уходу с линии огня. Надо продолжать путь, не поддаваться на соблазны..

Закончив комплекс, я побежал «домой». Когда прибежал, сыграли побудку, но малыши ещё сладко спали. Растолкав Вадика и Владика, чтобы они поднимали остальных, я побежал чистить зубы и умываться. Полотенце имелосьбыло.

Общего построения ещё не было, распорядок никто не объявлял, так что, думаю, пока зарядки не будет, пока полностью не обустроят лагерь. Мне, пока, не ясно, где построить всех. Может, на пляже? Двести человек, это немало! Не компактной группой построить, а, чтобы можно было махать руками и ногами!

Вернувшись, я застал такую же сонную картину, какая и была. Вадик и Владик тоже дрыхли.

Ну и пусть! – махнул я рукой, - Успеют ещё!, Ппока маленькие, можно поваляться, тут же невольно вспоминая, как Лиска поливала меня холодной водой, если хотел подольше понежиться в постелькеи.

Зимой и летом выгоняла на улицу, мы бежали с ней кросс, обливались водой, потом растирались полотенцем… Лиска, милая Лиска, я готов снова и снова терпеть это!

Жаль, не вернуть!

Я надел свою «сиротскую» одежду и выбрался наружу. Здесь меня нашёл начальник лагеря. Наверное, он решил опекать малышню. Ну и правильно, кому ещё присмотреть за самыми беззащитными ребятами?. Хорошо хоть, детсадовцев нет.

- Что, спят? – улыбнулся Евгений Олегович.

- Спят, - подтвердил я, - а что сами, Евгений Олегович? Обещали выделить нам пионервожатую.

- Почему вожатую? – улыбнулся начальник, - А не вожатого?

- Малыши ведь! – пожал я плечами, - Их ещё умывать надо по утрам, и попки вытирать.

- А сам? Не передумал? – с надеждой спросил Евгений Олегович.

- Не могу я!, - вздохнул я, - Ддумаете, мне легко всё время прощаться? Вы даже не представляете, насколько это тяжело: только подружитьлся, и уходить!

- Зачем тебе уходить?

- Так надо. Только не делайте на меня запрос, ладно? Можете позвонить папе Володе, сказать, что был у вас, и всё, ладно?

- Странные вещи ты говоришь, Саша, - задумчиво сказал Начальник лагеря.

- Нормальные. После завтрака повеселюсь ещё, и пойду.

- Даже страшно становится от твоих слов: «повеселюсь и пойду».

- Ничего опасного, товарищ директор, на сосну я лазил, в озере утром купался, нарушив запрет, осталось одно маленькое невинное приключение. На ночь бы остаться…

- Так оставайся, Саша!

Я закрыл глаза и представил, как меня настигают и пытаются взять. Брать будут жёстко, особенно после того оглушённого сотрудника. Он будет стрелять. По ногам. Меня передёрнуло от одного представления, как пуля впивается в грудь Серёжи, или Вадика, или… да хоть в Даньку! Он ведь тоже ребёнок!

- Что с тобой, Саша? – озаботился Евгений Олегович, - Тебе плохо?

- Не уговаривайте, товарищ директор, иначе всем будет плохо! Я не могу всего рассказать, простите меня.

- Вольному – воля, - вздохнул добрейший Евгений Олегович, - разберёшься с ребятами сам?

- Разберусь, но лучше, если у них будет вожатой девушка.

- Хорошо, сейчас пришлю. Она ещё сама ребёнок, боится вас.

- Мы ей поможем, - пообещал я.

Когда начальник лагеря ушёл, я пошёл будить ребят, а то ещё останутся без завтрака.

Я вынул руки у мальчика, который лежал в середине кучи, и стал делать ему зарядку, задевая при этом остальных:

- Раз, два! Раз-два! – мальчик смешно морщился, потом стал хихикать, мальчики просыпались, протирали заспанные глазки, глядя на нашу весёлую зарядку. Мальчик сел и потянулся ко мне:

- Возьми меня на ручки!

- Куда тебя на ручки! – притворно возмутился я, - С меня ростом! С ног свалишь!

Вадик с Владиком быстро вскочили, оделись и обулись, начали помогатья мне поднимать малышей.

Когда уже вывели их из палатки, появилась та самая девушка, которая вчера нас умывала и кормила.

Честно говоря, я ей не позавидовал. Мальчишки сядут ей на голову!

На завтрак мы уже шли стройной толпой, пытаясь идти в ногу.

Несмотря на то, что готовую еду возили из кухни, которая находилась в пионерлагере, кормили здесь хорошо, вкусно и питательно. Возили молоко с ближайшей фермы, угощали мёдом с пасеки.

Сегодня,. к примеру, были на завтрак фаршированные блинчики. Я уже настроился на привычную овсянку.

Позавтракав, мы пришли к своей палатке, и наша вожатая Нина отпросилась у меня, у неё был свой отряд, а нас ей дали в нагрузку.

Сегодня это было мне на руку, но совсем не нравилось, что малыши будут предоставлены сами себе.

Может быть, в основном лагере есть кружки, а после того, как детей оттуда выгнали, ребят постарше отправили бегать по лесу, а маленьких оставили скучать, потому что их боязно отпускать одних на озеро, или в лес. Для них ещё не оборудован даже лягушатник.

Я даже немного, для себя, составил план занятий для ребят, чем бы занялся с ними, сам.

Такие мальчики хорошие, не капризные, послушные.

Но ладно, надо готовиться, уйти надо весело. Что-то Данька не несёт дань…

Пойти, поколотить его, что ли?

- Ребята, пока побудьте на улице, у меня сюрприз будет. Только никому! – прижал я палец к губам, - Чтобы ни произошло!

Пригласив в палатку только Вадика и Владика, решил раскрыть свой план.

- Я сейчас переоденусь…, - пацаны вопросительно смотрели.

- Хочу повеселиться, перед уходом, - продолжил я.

- Ты всё-таки уходишь… - сникли друзья.

- Я вынужден, ребята. Мне надо найти своего отца. Хотите правду? – я подумал, что сказать, моя тайна ведь уже не будет тайной, нападут на след. А так, не нападут? Если приедут сюда, значит, не просто так? Покажут фоторобот, и многие с радостью опознают опасного преступника.

- Я сбежал, - вздохнул я, - из детдома. Меня ищут, поэтому я не могу задерживаться подолгу на одном месте. Владик пусть сейчас уведёт ребят куда-нибудь, а ты, Вадик, отнесиунесёт рюкзак к той дырке, где тропа к лагерю.

Там спрячешьтся и подождёшьт меня. Я подойду и позову тебя, Вадика. Я там буду, примерно через час, может, позже. Владик, постарайся малышам объяснить, что мне надо было уйти, только не говорите, почему, а то проговорятся. На вас я надеюсь, от вашего поведения зависит моя свобода..

Я вынул из большого рюкзака маленький, Лискин, и стал перекладывать вещи.

Положил в девчачий рюкзак некоторую одежду, карту и деньги, остальное увязал и отдал Вадику.

Когда Вадик ушёл, я разделся, и начал обратное превращение. Надев плавки и маечку, принялся за макияж, усевшись там, где посветлее. Ресницы покрасил в чёрный цвет, разрез глаз сделал миндалевидным, уголки рта – более округлыми. Неровности загорелого мальчишечьего лица заровнял тонким слоем тонального крема и пудры, сгладил и так еле видимые носогубные линии. Надел очки.

Потом оделся в кофточку с пуговками и юбочку. На голову – панамку, на ноги – белые полукеды с белыми же носочками.

Осмотрев себя в зеркальце и со стороны, я выглянул из палатки.

Никого вокруг. Осторожно вышел, поправил рюкзачок, и, лёгкой походкой,. направился к той палатке, где девчонки как-то меня послали.

Был риск, что они куда-нибудь ушли, но, оказалось, они ещё отдыхали после завтрака.

- Привет, девчонки! – сказал я, подходя.

- Привет, - ответили мне девчонки, сидя в уютных раскладных креслах.

- Это что, здесь всем девочкам выдают? – спросил я, лупая глазами.

- Пфы! – фыркнули девчата. – Ты что, новенькая?

- Новенькая, - согласился я. – Вот, решила сначала посмотреть, куда родаки меня решили сплавить.

- Кто? – удивились девочки.

- Ну, родители, - пояснил я.

- А-а.

- Как тут? Ничего? Дискотеки бывают? Как с мальчиками?

- Какие тебе мальчики, соплячка! Ты сама ещё, как мальчик! – возмутилась самая старшая, начинающая оформляться девочка.

- А что за «дискотеки»? – спросила другая, что с косами.

- Во, деревня! – восхитился я, - Дискотека, это когда диски крутят. – Увидев непонимание на лицах девчонок, пояснил: - Ну, танцы!

- А, танцы! – успокоились девчата, - Были. Теперь всё устраиваемся, не до дискотек.

- Где были?

- В лагере. Там сейчас будут какие-то шишки заезжать, вот нас и выперли. Но здесь лучше.

- Ночью не холодно?

- Не, нормально, - лениво ответила самая старшая.

- Можно посмотреть, как устроились? – поинтересовался я.

- Заходи, - девчата поднялись, и открыли мне проход. Увиденное поразило меня: устроились, как шемаханские принцессы: на полу ковёр, по стенам развесили выданные одеяла, а на нарах устроили настоящие постели. Я потрогал мягкие одеяла, под которыми лежали спальники.

- Вот это да! – от души восторгался я. – Где спальники взяли? Девчонкам выдают?

- Ага! – скривилась красавица с косами, - Держи карман! Пожаловались родакам, что на улицу выгоняют, вот и привезли.

- Надо тоже позвонить, - решил я. – А что, у вас всё занято?

- Всё, - отрезала старшая, пресекаяотрезая мои поползновения примазаться к их компании.

- Вау! – воскликнул я, увидев целлофановый пакет с шёлковыми колготками. – Это что? Колготки?

- Не трогай! – старшая схватила пакет.

- Тоже хочу! – вздохнул я, - только моего размера нет.

- Ещё бы! – фыркнула старшая, оглядев меня, - На такие спички!

- Нормальные зажигательные ножки! – возразил я. – А как их носят? На плавки, или под них?

- Не знаю… На рисунке нарисовано, что прямо на голое тело. Не, я буду на плавки.

Я уселся на нижние нары, поболтал ногами.

- Не скучно у вас? С пацанами не дружите?

- Да какие пацаны? – скривились девчонки, - Одни уроды. Для тебя есть один, тоже урод, но ничего пацан, не обиделся, когда мы его послали на…, даже посмеялся. Он с малышами, вон там живёт.

- Тоже малыш?

- Лет девять – десять.

- А постарше есть?

- Зачем тебе? – удивилась красавица.

- Мы раньше всегда над пацанами издевались! Забавные такие! Есть, над кем?

- Есть! – заржали девочки, - Мы с одного трусы сняли, бегал за нами!

- Сколько лет?

- Малыш ещё.

- А-а… С таким неинтересно, у него и не видно ещё ничего. Постарше бы.

- Да, с этими пошутишь. Уроды, с малышей деньги трясут. К нам подкатывали, представляешь?!

- Да вы что? – открыл я рот, - И вы их не наказали?

- Выгнали, конечно. Пообещали, что в городе им ноги повыдёргивают.

- А где они? Я слышала, у вас тут игра какая-то, для пацанов. Играют?

- Какое там. Они сынки шишек. Переедут к маменькам в коттеджи.

- А вы?

- Не, нам тут лучше. Никто не кантует, скоро пляж откроют, волейбол, танцы будут.

- Пошли, посмотрим?

- Куда?

- Ну, на тех пацанов. Я к чему: у меня здесьтут маленький братишка отдыхает, пожаловался мне, что его обижают тут, вот и приехала, послушалась, якобы, родаков. Хочу разобраться.

- Куда тебе! – презрительно засмеялись девчата.

- Я целый год карате занималась! Кия! – крикнул я, выпрыгивая в стойку.

- Ты ненормальная? – спросили меня.

- Ещё какая! – подтвердил я. – Жевачка есть? У меня кончилась.

- Пятнадцать копеек, - протянула мне кубик старшая. Я проявил на ладони рубль и отдал девочке:

- Сдачи не надо, - развернул упаковку и сунул резину в рот. – Пошли веселиться! – я вышел на улицу.

Девчонки, оставив одну сторожить палатку, двинулись вперёд.

Мальчишки,. среди которых, к моему облегчению, был и Данька, тусовались возле палатки, обсуждая, чем заняться. Увидев девчонок, кучкой приближающихся к ним, они встали в охотничью стойку.

- О, девчонки! – обрадовались они, - Пошли гулять? А это кто? – показали на меня.

- Я ваш кошмар, - промычал я склеенными челюстями.

- Это точно! – захохотал Данька.

- А это не ты обидел моего братишку? – склонил я голову набок.

- Какого братишку? – у Даньки даже голос сел.

- Серёжку Мирошкина?

- Не знаю никакого Мирошкина, - отвернулся Данька.

- Деньги давай, - сказал я.

- Пошла отсюда! – окрысился мальчишка.

- Я вот тебе пойду! – прошипел я, - У меня чёрный пояс по самбо! Они знают! – показал я на девочек. Те закивали, подтверждая мою правоту.

- Видел я тебя с твоим поясом…

- Я тебя побью, - пообещал я.

- У меня нет денег, - не стал препираться со мной Данька. Умный мальчик.

- А где они?

- Потратили. Остальное брат забрал.

- Ой, девочки, давайте, поколотим его? – предложил я.

- С удовольствием! – решительно пошли в атаку девочки.

- Не надо! Я отдам! Мамка приедет, отдам!

- Он маме пожалуется, что его тут девочки побили, - проницательно сказал я, и его заберут отсюда.

Остальные мальчишки стояли и молчали. С девчонками связываться себе дороже.

Повеселиться не удалось. Не люблю я бить детей.

- Ладно, - вздохнул я, - действительно, одни уроды. Пошли, девочки.

Проводя девчат до их палатки, я распрощался с ними.

- Ты зачем так коротко постриглась? – спросили меня на прощание.

- А! Покрасилась неудачно. Разноцветно получилось. Я спорила, говорила, что так уже модно, на Западе, но папа сказал, что в Советской России так ходить не рекомендуетсяприветствуется. Пришлось наголо постричься. Чао! – сделал я им ручкой, и пошёл в сторону тропы, ведущей к основному лагерю.

Здесь, за кустами, сидел тихонько на бревне Вадик.

- Эй! Мальчик! – позвал я. Вадик даже голову не повернул.

- Ты Вадик? – спросил я.

- Ну, Вадик, - бесцветным голосом ответил мальчик, не глядя на меня.

- Саша сказал, у тебя его рюкзак. Попросил меня принести его.

Вадик с удивлением и обидой спросил:

- Чё он девчонок всяких присылает? Сам не может?

- Значит, не может! И я тебе не всякая! – отрезал я. – Давай рюкзак, мне некогда.

- Пошли, помогу отнести. Где он?

- Вадик, - мягко сказал я, - Он просил, чтобы я ему принесла, не хочет ни с кем прощаться. Говорит, можешь заплакать.

- Что?! Чё бы я плакал! – срывающимся голосом воскликнул Вадик, вскакивая, - Я хотел тебе помочь.

Далеко нести?

- Далеко. Километров пять. – Вадик недоумённо посмотрел на меня.

- Пять километров в час ходит человек, - пояснил я, - он уже на трассе.

- А как же ты? – удивился Вадик.

- За меня не беспокойся, - улыбнулся я, - меня подвезут на служебной машине. Давай рюкзак.

Вадику ничего не оставалось, как вытащить из кустов рюкзак. Я скинул Лискин, и хотел открыть большой, но Вадик воспротивился:

- Куда, в чужой рюкзак лезешь?

- Хочу туда свой положить, с двумя неудобно.

- Санька разрешил? – обиженно засопел Вадик, - Ты его подружка?

- Да, мы дружим, - ничуть не соврал я, - что такого? Кто с ним не дружит?

Вадик отвернулся, и засопел громче.

- Ну, давай, Вадик! – протянул я ему свои наманикюренную, с покрытыми бесцветным лаком ногтями, руку. Он осторожно пожал её,. помог мне с рюкзаком, и я отправился дальше, покорять Российские просторы.

Попутчик.

Через час я уже вышел к трассе. В рюкзаке у меня уже было пусто, как и в желудке.. Надо было заехать в какой-нибудь посёлок, где естьбыл бы неплохой магазин.

Постояв немного на обочине, услышал шум приближающейся машины. Поднял руку.

Могучая «Татра» пшикнула тормозами возле меня, обдав пылью, поднятой с обочины.

Я влез по металлическим ступенькам на подножку, которая была мне по пояс, открыл дверь и забрался внутрь. За рулём сидел мужчина лет пятидесяти, с вислыми седыми усами.

Убедившись, что девочка утвердилась на широком сиденье, воткнул скорость, и поехал, ничего не спросив.

У этого водителя тоже играло радио, большой приёмник. «Урал», кажется, размером с «ВЭФ», только все ручки сверху, чтобы можно было его прикрутить под приборную панель.

На удивление молчаливый, водитель задумчиво смотрел на дорогу, слушая то музыку, то последние известия. Запад успешно загнивал, сСоцлагерь, не менее успешно, развивался, стремясь к счастливому будущему.

- Счастливая ты, Сашка! - сказал вдруг водитель, - В такое удачное время живёшь! Ни войн, ни разрухи. Вырастешь, выйдешь замуж, детей нарожаешь, будешь жить, да радоваться! Не то, что мы. Сколько вынесли!. Жену потерял, детей убили… Живу теперь бобылём. Только и радости, что на вас, ребятишек, смотреть.

Я представил, когда он родился, и поёжился. Мои ровесники завидуют им, знаю по школе: «Поздно мы родились! Революция завершилась. Гражданская война кончилась, Война тоже! Теперь нет места для подвига!».

Я-то знал цену этим подвигам. Пытался развеять их детские мечты. Со мной не спорили, не могли презирать за малодушие, потому что я был самым сильным и ловким, и не только в классе, благодаря. Результат изнурительнымх и мучительнымх тренировкамок.

Досталось этому деду, подумал я. В детстве голод, потом война, страшная разруха. Однако подняли страну! Ещё не прошло и двадцати пяти лет после войны, а страна уже в первых рядах в мире по экономике, науке и технике! Первые по реактивному авиастроению, а для того, чтобы принять наш самолёт с президентом… прошу прощения, с Генсеком, американцам срочно пришлось переоборудовать и расширить аэродром в Вашингтоне, удлинить ВПП! Ппотому что действующий аэродром не мог принять такую громадину, совершившую беспосадочный трансатлантический перелёт Москва-Вашингтон.

Первые в космосе, теперь начали осваивать Сибирь, Дальний Восток и Арктику, построили первый в мире Атомоход «Ленин», пПодводные лодки с атомными реакторами и с баллистическими ракетами, с ядерными боеголовками..

Наши автомобили на Западе нарасхват.

Почему всё, так замечательно начавшееся развитие, остановилось? Происки империализма, или собственная глупость?

…Вот, допустим, приняли меня в Кремле, принимает меня, (девочку), Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, четырежды… или трижды, пока? Герой Советского Союза, ну, и так далее.

Внимательно выслушивает меня.

- Спасибо, внучкадочка! Будем работать! Ещё теснее сплотим наши ряды! Преемника воспитаем, конечно! Вон, на Ставрополье, есть у нас перспективный молодой человек, комсомолец, спортсмен, красавец!, Яя думаю продвинуть его по партийной линии. Мишкой, кажется, его зовут.

Я пытаюсь возразить, но дедушка впивается мне в губы бесконечным поцелуем…

Хорошо, что вовремя вспомнил про макияж! Чуть не вытер губы!

Хотя, нет, сейчас генсеку немного за шестьдесят, он вполне ещё адекватный, подвижный мужчина. Это через двадцать лет, после неудачного лечения, превратится в развалину.

Всё-таки интересно, что они будут делать, узнай, что ждёт страну через двадцать лет?

Ведь вот оно, нынешнее величие державы! Попробуй, сейчас, заставьпрети Советскихм спортсменовам выступать под нейтральным Олимпийским Олимпийским знаменем! Или запретить Советскую символику! Даже от таких мыслей в холодный пот бросило бы любого ихнего деятеля.

Половина мира под нашим контролем. Мы меняем президентов, устраняем неугодных, руками Пол Пота вырезали половину Камбоджи… Ну, и так далее. Венгрия? Чехия? А вот вам! Попробовали бы, разбомбить Югославию! Смели бы всех НАТОвцев Атлантику, и не поморщились бы!

Наверное, именно поэтому так и получилось. Всё под контролем, жизнь в стране налаживается, причём, в основном, спокойная, с уверенностью в завтрашнем дне. Цены фиксированные, доход граждан растёт.

Преступность загнана в подполье. В милиции работают честные, справедливые люди… Ну, почти.

«Мы вступили в эпоху развитого социализма!» - раздаётся с трибуны..

Великая страна вВ шаге от включения в единуюой информационнуюой системуы, аналога интернета, ЕЭС.

С такими сладкими, и не очень, размышлениями, я ехал по относительно ровной дороге по Сибирским просторам на чешском самосвале «Татра». Горы есть там такие, Татры. Двигатель с воздушным охлаждением, между прочим! Почему-то с Запада нам присылали именно такие машины. «Татра», «Магирус Дейч».

Что? Нет «Магируса»? Будут. На «БАМе» много будет.

Перегреваются? Быстрее надо ездить, чёрт побери! Нет дорог? Ну и дураки, вам же самосвалы поставляем для того, чтобы вы дороги строили!и.

Усатый водитель свернул с трассы, въехал в посёлок. Я просмотрел название, но посёлок был не маленьким, улицу осеняли высокие тополя, домики стояли в глубине дворов, двухквартирные, похоже, коттеджи.

«Татра» остановилась возле двухэтажного магазина. Внизу продукты, наверху промтовары.

- Ну, давай, Сашка! – протянул он мне широченную ладонь. Я ударил сверху своей маленькой ладошкой. Дед прихватил её пальцами, пригляделся.

- Не рано ногти красить начала? Ай, Сашка! Ай, хулиганка! Вот мамке скажу! – улыбнулся дед такой ласковой улыбкой, что стало ясно, что никому он ничего не скажет. Даже то, что подвёз меня.

- Дойдёшь сама? А то мне на Сахарный Ключ надо, в карьер. Бабушке привет!

Я улыбнулся ему самой ласковой улыбкой, сказал тонким голоском «спасибо», и выбрался из уютной кабины.

Где-то здесь живётесть счастливая девочка Саша, ещё больше счастья желаю тебе!

Самосвал уехал. Я постоял, и пошёл в магазин. Возле магазина моё внимание привлек внимание автомобиль «Москвич» зелёного цвета. Четыреста восьмой. Новая модель! Мне нравится зелёный цвет, цвет лета.

Жаль, в эти годы нет ни чипсов, ни сублимированной лапши, картошки и супов в картонных стаканчиках. Или бульонных кубиков. Хоть они и сделаны из вываренных костей и жил.

Для туриста самое то! Но всё это будет в проклятом капиталистическом будущем.

Сейчас можно взять говядину тушёную, свинину пряную, завтрак туриста мясной, или рыбный. Пауков в банках, этих я взял, наверное, единственный из всех покупателей. Продавщица очень подозрительно посмотрела на меня. Я хотел сказать ей, что это очень способствует мужскому здоровью.

Странно было бы услышать это из уст маленькой девочки!

Что ещё? Сухари! Объеденье! С изюмом! Галеты в пачках, «Поход» называются. Ирис, упакованный, как шоколад, и шоколад, тоже. Вермишель возьму. Яичную. Может, придётся суп варить. Сахар пилёный. Соль, хлеб, минералка. Чёрт! Тяжело уже, а хочется больше!

Пойду- ка я на второй этаж!

На втором этаже зашёл в отдел детской одежды. Трусики надо прикупить, маечкиу, носки.

Носочки, какда и вся детская одежда, стоит намного дешевле взрослой, господдержка. Можно купить носки и менять их, по мере загрязнения. В смысле, выкидывая грязные.

- Девочка! – обратилась ко мне продавщица, - смотри, какие у нас появились юбочки!

Я посмотрел. О! – сказал я сам себе. Симпатичные шотландки. Мини. Между прочим, мне понравилось в юбочке. Не жарко. Сейчас куплю боле чуть более просторные плавочки, и буду так ходить, пока жарко. Будет холодно, надену шорты, потом штаны…

Пошёл в примерочную, померил. Ещё и трикотажную кофточку. Девочка в зеркале мне понравилась. Лиске, тоже. Она даже позавидовала мне, сказав, что, в своё время, она могла только в лесу надевать модную одежду.

Нашёл здесь бандану, летнюю кепку, похожую на бейсболку. Нижнее бельё, красные нитяные колготки! Японские светлые полукеды.

А что? Финансы позволяли!

- Где у вас велосипеды продаются? – спросил я у весёлой продавщицы. Всё-таки иногда хорошо быть девочкой, к тебе лучше относятся, не ругаются, что отвлекаеют от дел. А за мальчишками всегда глаз да глаз: как бы чего не украл!

Оказывается, неподалёку есть «Культики», где продаются, вместе с книгами, спорттовары.

Зашёл и туда, с мечтой,. что сейчас рюкзак, уже здорово оттягивающий плечи, переместится на багажник велосипеда.

Велосипед был. Именно такой, какой мне надо, дамский, со скошенной рамой, над цепью установлен кожуха защита, чтобы не затягивало штаны под звёздочку, от осей до крыльев красивый веер. Но это легко убирается. Не смутила мня и цена: сто рублей с копейками.

Смутило и расстроило до слёз другое:

- Детям не продаём! Приходи с родителями!

- У меня только бабушка!

- Приходи с бабушкой!

- Ей тяжело ходить, а мне, видите, приходится продукты носить. Думала, на велике легче будет, - я шмыгнул носом, думая разжалобить продавщиц, но продавщицы были непреклонны.

Попросить какого-нибудь дядечку или тётечку? Но я уже сказал, что у меня только одна еле живая бабушка.

- Ссверкнув злыми глазами на тёток, я вышел из магазина. Следующим моим недолгим пристанищем была столовая. Тут я оторвался. Наелся! Всё было по-домашнему вкусно. За мной даже убрали посуду, увидев, как я отдуваюсь, почти лёжа на стуле..

Делать нечего! Навьючившись, как верблюд, я пошёл на трассу. Выйдшел я на автобусную остановку, на которой никого не было, сел на лавочку, пристроил рядом рюкзак. Видимо,. автобус недавно ушёл, поэтому я один. Но ладно, ещё не вечер.

Я подложил ладони под коленки, поболтал ногами.

Мимо меня промчался тот самый «четыреста восьмой» «Москвич». Обдал вонючим выхлопом.

Каким бензином пользуется? Шестьдесят шестым, что ли?

Автомобиль вернулся задним ходом.

- Далеко собралась, красавица? – спросил молодой человек, лет тридцати.

- На Дальний Восток! – буркнул я, не двигаясь

- А ты весёлая! – засмеялся водитель, - Садись, подвезу поближе к Дальнему Востоку!

- С незнакомыми дядями не езжу! – ответил я.

- Так давай, познакомимся! Меня Андреем зовут, а тебя?

- Саша! – ответил я.

Странно. Не собирался я садится в подозрительную машину, но такой открытый взгляд был у парня, добрая улыбка, что я соскочил со скамейки, хотел поднять рюкзак, но Андрей был уже рядом, взял рюкзак в руки и опустил его в багажник.

- Ого! Что там? Кирпичи?

- За продуктами ездила. Хотела купить велик, а детям почему-то не продают,. - пПожаловался я., - Говорят, бабушку приведи. А как я её приведу, если она в деревне? – вдохновенно врал я.

- Печально, - согласился Андрей, открывая мне заднюю дверцу.

- На переднем сиденье гаишники не разрешают сажать детей, - объяснил он, захлопывая дверцу.

Потом сел на своё место, и мы поехали. Водитель он был хороший, гнал автомобиль со скоростью сто километров в час, и выше. Проехали мост, другой, деревню Большие Выселки. Я молчал. Чем дальше отвезёт, тем лучше. Когда проехали Филипповку, я встревожился: не могла же мифическая девочка жить так далеко. Уже в Выселках я должна была заволноваться. Но я молчал, пока мы не проехали третий мост. Может, и сейчас бы я молчал, но «дядя Андрей» свернул на просёлок и углубился в лес.

- Куда вы меня везёте? – спросил я, без тревоги в голосе.

- Здесь есть отличное место, перекусимоедим, и дальше поедем, - ответил Андрей. – Ты же собралась на Дальний Восток? Чтобы туда доехать, надо подкрепиться!

Я попытался открыть дверь, но она оказалась заблокирована. Стекло тоже не опускалось. С другой стороны, то же самое.

- Не спеши, красавица! – усмехнулся Андрей,. глядя в зеркало. – Успеешь ещё. Сейчас остановлюсь…

«Саша, приготовь стилет!» – напомнила Лиска. А я растерялся! Тут же у меня в руке оказался острый и тонкий, как шило, стилет.

Андрей нашёл укромное место, загнал туда машину. Может, он уже не раз сюда привозил девочек?

- Ну что, Сашенька, пора расплатиться за проезд, - повернулся ко мне водитель.

- У меня есть деньги! – пискнул я.

- У меня тоже есть деньги, - возразил Андрей, - мне надо то, чего у меня нет.

- У меня тоже этого нет, - сказал я мальчишеским голосом, - может, я, вообще, мальчик.

- Мальчик, так мальчик, - не стал спорить Андрей, - рот у тебя вполне рабочий, да и попка, тоже! Ну, иди к папе! – он повернулся и попытался поймать меня. Ээто ему сразу не удалось.

- Поиграть хочешь, девочка? – засмеялся он, - Ну, давай поиграем!

Деваться мне было некуда.

«Поддайся ему. Пусть подтянет к себе, и бей в печень. Печень у мужиков справа!».

«А у женщин?», - оторопел я.

«Меньше рассуждай. Вот, сейчас! Бей!!». И я ударил парню в бок. Он дёрнулся, а я разъярился, и бил, бил в одно место, пока стилет не стал скользким.

- Гадёныш! – прохрипел парень, - Ты убила меня!

- Нет ещё! – ответил я, и воткнул стилет ему в основание черепашеи. С трудом вытащил обратно.

Наступил откат, тело стало, как студень, я перелез на переднее сиденье, открыл дверь и вывалился на траву. Как всегда, от запаха крови, у меня потемнело в глазах. На четвереньках я отполз в кусты и начал рыгать. Выворачивало меня капитально. Весь обед, вся желчь вывалились под куст.

Я стоял на четвереньках, глядел на вонючую кучу, не в силах пошевелиться. Как только я начинал двигатьлся, меня начинало выворачивать.

«Хватит! - сказала Лиска. – Иди, помойся в речке. Она недалеко».

Я выполз из кустов на четвереньках, потом утвердился на ногах и пошёл туда, куда указала Лиска.

Скоро увидел неглубокую речку.

Сначала отмыл, с песочком, стилет и руки. Потом разделся догола, отмылся весь, смыл липкий холодный пот, осмотрел одежду. Кровь начал отмывать с юбочки. Кровь отмывалась с трудом, почти совсем не отмывалась. В гудящей голове появились мысли. У меня в рюкзаке есть мыло и щётка. Пусть зубная. Почему-то появиться голым перед трупом показалось мне неприличным и страшным.

Но трусики оказались сырыми! Оказывается, как всё это страшно! Если бы не Лиска, меня бы сейчас насиловали самым извращённым способом, а потом бы убили. Каким образом? Думаю, не лёгким, мучительным. Как Лиску.

Меня начал бить крупный озноб. Буквально всё тело сводило судорогой и колотилобило. Клацали зубы.

«Залезь снова в речку!» - я кое как заполз в холодную воду. Как ни странно, отпустило.

И тут я заплакал.

- Лис! – тихо кричал я, -Лис! С тобой такое было?

«Да», - коротко ответила Лиска. Она не успокаивала меня, пока я не проплакался.

Потом я прополоскал плавки, выжал и натянул на себя. Пошёл к машине.

Багажник оказался закрыт. Скрутив себя, я снова забрался в машину. Стараясь не смотреть на покойника и с трудом останавливая рвотные позывы, я выдернул ключи, хорошо, что Андрей, когда ещё был живым, не положил их в карман. Спешил насладиться моим телом. А то, лезть в карманы ещё тёплого покойника, было выше моих сил..

Вылез наружу, осмотрелся. Вроде не запачкался. Открыв багажник, достал рюкзак.

«Сотри свои отпечатки», - посоветовала сестра.

- Чем?

«Ну и глуп ты, братец! – возмутилась Лиска, - Хоть своими трусами!»

Под удивлённое молчание сестры. я снял плавки и стал протирать места, где касался.

- А внутри? – спросил я.

«Господи! – рассердилась сестра, - За что мне это?! Снаружи дверь открывается! Приди же в себя, кретин!».

Встряска помогла. Я открыл дверцу, держа ручку плавками, вытер всё внутри, переднюю дверцу тоже. Хотел выбросить плавки, но, от горестного вздоха Лиски понял, что это делать нельзя.

Подхватив рюкзак, поспешил к речке, к своим вещам. Там я тщательно выстирал одежду, и развесил на кустах.

«Не время рассиживаться. Надо уходить».

- Сил нет. Немного отдохну. Да и одежда мокрая.

«Дурачок. У тебя полно одежды! Одевайся!».

Только я хотел одеваться, как Лиска остановила меня:

«То, чем тебя вытошнило, надо убрать».

- Куда убрать? Съесть, что ли?

«Можешь съесть. Иди, убирай. В багажнике есть лопата.».

Я вдруг понял, для чего нужна была эта лопата, и содрогнулся. Некоторые убийцы даже заставляют своим жертвам рыть себе могилу.

До чего же я туп! Даже с учётом прошлой жизни. Меня же почти парализовало от страха! Если бы не Лиска!

- Лис, я больше никогда…

«Сань, я знаю. Прости меня, мальчик мой. Иди.».

Я опять вернулся к машине, вынул лопату из багажника, выкопал аккуратную ямку, сняв кусок дёрна, и перенёс туда свои улики. Потому что понимал, что по анализу слизистой криминалисты смогут определить, что убийца – мальчик. А то, что убийцу будут искать, сомнений нет.

Никто ведь не знает, что этот человек – маньяк и педофил! Наверняка покойник был примернымй семьянином, работалет где-нибудь, был на хорошем счету.

Интересно, сколько на его счету маленьких замученных детишек? Уже не спросишь!

Закончив уничтожать улики, я сунул лопату в багажник, предварительно помыв её в речке, оделся в свою «сиротскую» одежду и целиной пошёл к ближайшей деревне, высмотренной на карте.

По дороге я мрачно проводил «разбор полётов».

Вот бы об этом узнал папа! У меня даже задница зачесалась.

Надо же! Столько учиться защищаться и убивать, и чуть не угодитьл в лапы какого-то жалкого педофила! Со стилетом в руке! Парализованный ужасом! Мама, бы от горя, что вырастили такую бестолочь, с ума бы сошла… окончательно.

Что заставляет детей, как кроликов перед удавом, следовать за мучителем? Иногда есть возможность убежать, даже дать отпор! Хуже ведь не будет! Привычка подчиняться старшим?

Понятно, ребёнок, пойманный в запертой машине, долго сопротивляться не сможет, но я обученный мальчик, я могу убить человека любым подвернувшимся предметом, и вот, такой жалкий результат.

Только Лиска, встряхнувшая меня, спасла меня от жуткой участи.

Я шмыгнул носом, и повертел головой, разминая задеревеневшую шею. Придуманная мною игра с Лиской начала принимать мистические формы. На этот раз за Лиску говорил не я, а будто она сама!

- Лис! – позвал я.

«Ну, что, Саша?», - я так и не понял, это я сам с собой разговариваю, или душа сестры?

Тогда я закрыл глаза, представил Лизу своей ровесницей, обнял её мысленно, и крепко поцеловал в губы. Лиска хихикнула, высвобождаясь из моих объятий:

«Что это было?»

«Я люблю тебя, Лис! Ты мне одновременно мама, сестра, и единственная любимая девочка».

«Единственная?» - хитро прищурилась Лиска».

«Я ещё не созрел до любви к девочкам», - смутился я.

«Но дружишь с ними!»

«Они для меня такие же, как мальчишки, только думают немного иначе».

«Мы, девочки, по крайней мере, думаем! Не стой, как истукан, ты выглядишь глупо!».

Я открыл глаза и огляделся. Никого не было вокруг, только вдалеке брехали собаки. Там, скорее всего, нужная мне деревня.

Повернув в ту сторону, я пошёл, несколько успокоенный. Конечно, ещё хотелось отхлестать себя по щекам за проявленную трусость, но не век же себя казнить? Этак и комплекс неполноценности заработаешь! Встряхнувшись, я зашагал бодрее, царапая голые ноги подлеском.

Домик в деревне.

Выбрался я из леса прямо на полянку на окраине деревни, где, держа в руках велосипеды за рули, стояли два мальчика, примерно моего возраста, и девочка.

- Привет, девочки! – поздоровался я, стянул с натруженных плеч тяжеленный рюкзак, бросил его на траву и без сил опустился на отполированное многими штанами бревно.

- Ты чего мальчиков оскорбляешь? – подошла ко мне девочка, ведя велик за руль.

- Мальчиков? – тупо спросил я.

- Ну, да! – показала она на мальчишек.

- Я только тебя заметил! – соврал я, улыбаясь. Девочка смутилась:

- Ты откуда? Ой, исцарапался как!

- Турист! – попытался гордо сказать я, вышло, правда, как-то жалобно.

- Почему один? Где взрослые? Заблудился? – я кивнул, радуясь, что не приходится объясняться.

- Мне бы переночевать где-нибудь. Устал неимоверно. Меня Саша зовут, - представился я.

- Лена. А это – Славка и Борька. Мы у бабушки Мани живём, нас сюда родители отправили.

- А мы – вот, в турпоходе!

- Тебя, наверное, ищут? – обеспокоилась девочка.

- Пока нет, у меня карта. Утром сориентируюсь, выйду на условленное место, там встретимся. Здесь же диких зверей нет?

- Зверей нет, но в лес нас не пускают, говорят, здесь дети пропадают.

Я, с опаской, посмотрел на покинутый лес, передёрнул плечами: «больше не будут пропадать».

Девочка Лена поняла меня по-своему:

- Испугался? – я кивнул. К нам уже подошли мальчишки, стояли рядом, слушая наш разговор.

- Так где я могу остановиться на ночь, Лен? Ты же знаешь? – взмолился я.

- У нас и остановишься! – решила Лена, и обратилась к друзьям: - Помогите человеку! Не видите, устал!

Мальчишки взяли мой рюкзак и стали укладывать на багажник одного из велосипедов.

- Тяжёлый! – удивились они, пристраивая моё имущество. Я поднялся, кряхтя, как дед, показал, как надо надёжно привязывать багаж.

- Пошли! – скомандовала девочка, и первой пошла к избам.

Мы зашли во двор одной из изб, сложенных из громадных брёвен, наверное, ещё лет сто назад.

Во дворе бабушка кормила курей. Мальчишки по-хозяйски поставили в стойло своих «коней», отвязали мою поклажу и отнесли в пристройку. Меня же Лена повела знакомить с хозяйкой.

- Ба! – позвала она старушку.

- Да, Леночка? –неожиданно звучным голосом спросила бабушка, улыбаясь. Она посмотрела меня, грязного и исцарапанного, приветливо улыбнулась и мне. Сетка морщин покрывала её лицо, на голове был повязан тёмный платок. Одета она была, как все бабушки: в тёмную кофту и юбку до пят.

- Ба, это Саша. Можно, он у нас переночует?

- Где ты его нашла, такого исцарапанного? – удивилась бабушка.

- Из лесу вышел. Заблудился, говорит. Турист! – с некоторым сарказмом сказала она.

- Ну, турист, так турист, - покладисто сказала бабушка, - устал, небось, и есть хочешь? – обратилась она ко мне. Я шмыгнул носом, опустив глаза.

- Есть, во что переодеться? Баню сегодня не топила, но горячая вода есть, сейчас помою тебя в корыте, тогда и покушаешь. Где тебя только леший водил?

Я тоже не мог понять, где мог так извозиться. Как будто в болото не заходил?

Лиска хихикнула: «Свинья грязи вездесегда найдёт». Она всегда меня отмывала, удивляясь, как ко мне всё липнет. Я вспомнил про сырую девичью одежду:

- А можно потом постираться? – подал я голос.

- Конечно, малыш, постираю всё, - я замялся, но решил не спорить с хозяйкой.

- Иди в избу, - пригласила меня бабушка.

- Я сейчас! – я трусцой побежал в пристройку, куда мальчишки унесли мой рюкзак.

Внутри пристройка была оборудован под штаб, также были устроены спальные места. Видимо, засиживаясь до темна, ребята устраивались здесь на ночь.

Ребята скромно сидели за столом, не задавая никаких вопросов. Видно было, что верховодила здесь Лена. Я развязал свой рюкзак, достал свёрток с Лискиной одеждой, и смену белья для себя.

Переглянувшись с ребятами, пошёл в избу. Там, возле большой русской печки, Лена с бабушкой уже наполняли корыто из оцинкованной жести, которое стояло на небольшом возвышении.

- Раздевайся, и залазь, - скомандовала бабушка, а Лена вышла в горницу, - только смотри, не упади. Мне тяжело наклоняться.

Я скинул одежонку и залез в большое для меня корыто. Ух, как загорелись царапины!

Бабушка начала намыливать мне голову каким-то неизвестным мне жидким мылом. Не иначе, как сама варила. Потом взяла жёсткую мочалку и начала немилосердно ею меня тереть, немного пощадив исцарапанные места. Я терпел. Мыла бабка довольно жёстко. Взяла кисти рук и оттёрла их щёткой, как будто там ещё была видна кровь. Увидела остатки лака на ноготочках, и буркнула что-то под нос. Тщательно вымыла лицо. Потом поставила на ноги и сполоснула чистой водой.

- Лена! – позвала она, - Принеси полотенце и мазь!

Из горницы вышла девочка с полотенцем, без тени смущения начала помогать бабушке.

- Смазывай царапины, - сказала бабушка девочке, - не перепутала мазь?

- Что ты, ба?! – Здесь же написано: «от ран и ссадин».

- Умница, Леночка, смазывай раны и ссадины., - Девочка начала смазывать мои многочисленные царапины, я ожидал, что будет жечь, как от йода, а на самом деле боль от мази сразу стихала.

- Ну, всё, одевайся, - сказала бабушка, внимательно наблюдающая за внучкой.

Я надел маечку с трусиками, хотел ещё шорты, но бабушка не позволила:

- Оставь, постираю,. А ты садись за стол, Лена сейчас накроет. И позови ребят, Лена, поужинаете вместе, потом поможете мальчику на печь взобраться.

- Хорошо, ба! – кротко ответила Лена, выставляя на стол большие тарелки. Потом она, ухватом, вынула из печи горшок с щами, разлила половником по тарелкам.

- Интересно… - произнесла бабушка, развернув узел с девчачьей одеждой.

- Это моё… - покраснел я.

- Как, твоё? – удивилась Лена, недоверчиво глядя на меня.

- Сестры моей. Она погибла, а я, в память о ней, иногда ношу её одежду.

- Откуда здесь пятна крови? – спросила бабушка. Я вздохнул, и опустил голову.

- Ладно, оставим вопросы до утра. Смотрю, сомлел совсем мальчонка.

- Ты умеешь это носить? – не поверила мне Лена. Я кивнул, не сомневаясь, что завтра мне устроят проверку. Вдруг я снял одежду с убитой мною девочки?

- Нет, я не трогал никакую девочку, я сам был в этой одежде… - непослушными губами сказал я.

- Всё, всё! – прервала меня бабушка, - Завтра всё расскажешь. Кушай! Лена, где хлеб?

Лена бегом нарезала каравай хлеба на толстые ломти и положила их в хлебницу. Потом испарилась из кухни.

Я взял деревянную ложку и начал хлебать щи, положив туда сметаны из блюдца.

Скоро прибежали умытые мальчишки и тоже набросились на еду. Щи были жирные, сытные. Съев тарелку щей, я осоловел. Лена сама напоила меня каким-то отваром, и повела к печи.

Борька запрыгнул наверх, подал оттуда мне руку и помог заползти на лежанку. Уложив меня, мальчик заботливо прикрыл меня одеялом, и, не сказав ни слова, спрыгнул вниз.

Здесь пахло сухими травами, как в степи. Я быстро заснул

.

…Ночь была довольно светлой, Луна светила сквозь обрывки туч, которые медленно ползли по чёрному небу. Говорят, всех преступников тянет на место преступления. Вот и я, в трусах и майке, прибежал сюда. Машина в свете Луны казалась чёрной. Я захотел заглянуть в салон. Обойдя «Москвич» с водительской стороны, увидел, что передняя дверца машины открыта. Сердце остановилось, потом застучало с бешенной скоростью.

Осторожно приблизившись, увидел, что на сиденье, залитом чёрной кровью, никого нет. Наклонившись, заглянул внутрь машины, и в этот момент мне на плечо легла холодная, как лёд, рука. Медленно, очень медленно я обернулся. На меня смотрел мёртвыми глазницами Андрей…

И тут я не выдержал, закричал от ужаса, вскакивая на постели и, дико озираясь.

- Тише, тише, - шепнул мне кто-то. - Успокойся, Саша! На, выпей, - мне поднесли к губам кружку с какой-то пахучей настойкой. Я выпил горькое питьё, отдал кружку в маленькие руки, и только сейчас понялувидел, что это Лена. Взяв у меня из рук кружку, она поставила её на стол, потом залезла ко мне под одеяло, уложила на подушку, и сама прилегла рядом:

- Спи, Сашенька, ничего не бойся, - прошептала она, гладя меня по голове.

Заходившееся сердечко успокаивалось, я почувствовал покой на душе, и стал засыпать.

Лена напевала что-то ласковое.

Утром я проснулся от сильного давления внизу живота. Ещё стоял полумрак, серый рассвет только-только проникал через небольшое оконце. Рядом кто-то сопел. Приглядевшись, увидел, что у меня под мышкой уютно устроилась Лена.

С нежностью глянув на неё, я выбрался из-под одеяла, кое-как слез с печи и побежал на двор, с трудом сориентировавшись спросонья и в полутьме, где тут выход.

На крыльце меня обдало утренней свежестью. Не став искать уборную, справил малую нужду где-то под забор и быстро побежал в избу. Мысль сделать утреннюю пробежку показалась мне кощунственной.

Залезши на печь, я прижался к недовольно зашевелившейся Лене, радостно чувствуяпонимая, как уходит из меня напряжение вчерашнего дня. Пригревшись, я снова уснул.

Второй раз я проснулся уже один. Поднявшись, увидел за столом всех ребят вместе с Леной.

- А, проснулся, засоня! – улыбнулась девочкаЛена, - беги скорее, умывайся, и садисьдавай завтракать! Только тебя ждём!

- А где умывальник? – спросил я, слезая с печи.

- Пошли, провожу! – засмеялась Лена, взяв меня за руку. Умывальник оказался в сенях.

Я сбегал в пристройку, надел футболку и шорты, взял зубную пасту и щётку и вернулся в сени.

Здесь меня ждала Лена с полотенцем. Когда я умылся она подала мне полотенце, почему-то смущаясь.

Когда мы зашли на кухню, на столе уже стоял горшок с ароматной разваренной кашей, и бабушка накладывала её по чашкам, с горкой.

Я попробовал, и начал наворачивать, обжигаясь, кашу необыкновенной вкусности.

Запили молоком.

- Спасибо, бабушка! – улыбаясь во весь рот, поблагодарил я.

- Тебе спасибо, внучек! – улыбнулась бабушка.

- Мне-то за что? За хороший аппетит? – засмеялся я.

- За доброе дело тебе спасибо! – почему-то вздохнула бабушка.

- Доброе дело? – улыбка сползла с моего лица.

- Ты всё рассказал, пока спал, - призналась старушка.

- Всё-всё?! – помертвел я лицом.

- Успокойся, не всё-всё, а то, что произошло с тобой вчера. И не надо так бледнеть. Всё останется здесь, никому ничего не надо об этом знать. Мне же надо было узнать, от чего тебя лечить. Да, я местная знахарка, а внучка моя помощница и ученица. Славушка и Боря лечатся у меня. Вот и ты теперь вылечился. Не будет он большетеперь преследовать тебя, ушёл душегуб в свой ад.

Я шумно вздохнул, успокаиваясь.

- Лена погладила уже твои вещи, - улыбнулась она, - Леночка хотела посмотреть, как ты выглядишь в той одежде, в которой заманил душегуба.

«Посмотреть, на самом ли деле это мои вещи», - подумал я. Ну, ладно! – в моей голове возникла мысль позабавиться, да и не только: когда у тебя на хвосте убийцы, переоденешься не только в девочку, а сейчас появилась такая возможность узнать, насколько мне это удаётся.

- Где моя одежда? – спросил я. Лена принесла стопкой моё выглаженное бельё, и я отправился в пристройку, попросив подождать, пока переоденусь.

В пристройке я решил надеть купленную вчера новую одежду, а рюкзак спрятать.

Быстро одевшись в кофточку, натянул колготки, а то исцарапанные ноги выдадут меня с головой, потом клетчатую юбочку, и несколькими штрихами преобразил своё лицо.

Всего лишь слегка подвёл глаза и губы. Обновил лак на ногтях.

Потом спрятал рюкзак под кровать, надел на голову бейсболку, очки, и выскользнул на улицу.

Зашёл с о стороны деревни и побежал, припрыжку, мимо окна бабушкиного дома. Добежав до ворот, начал в них стучать.

- Кто там? – услышал я Ленкин голос. Я продолжал стучать.

Лена, что-то ворча под нос, подошла и открыла калитку. Увидев меня, удивлённо подняла брови:

- Тебе кого? Бабушку?

- Вообще-то я к тебе.

- Ко мне? – ещё больше удивилась Лена.

- Да, я приехала только вчера вечером, сегодня спросила, с кем можно поиграть, мне сказали, что здесь собрались все ребята. Можно войти? – затараторил я.

- Входи, - пропустила меня девочка, - мы, как раз, хотели пойти, погулять, - Саша! – крикнула она мне, - Ты готова?

- Саша?! – «удивилась» я, - я тоже Саша! Вот здорово!

Лена подошла к двери пристройки и постучала в дверь:

- Саша! – никто, конечно, не ответил. Тогда Лена потянула на себя дверь, и заглянула внутрь. Не веря своим глазам, зашла в каморку.

- Ушёл! – горько сказала она.

- Кто ушёл? – зашёл я следом.

- Мальчик один. Ночевал у нас, пошёл переодеться, и ушёл, не попрощавшись.

- Давно? – деловито спросил я.

- Не очень. С полчаса, - Лена чуть не плакала.

- Побежали на остановку, догоним! – предложил я.

- Ты думаешь, он на автобус пошёл? – обрадовалась Лена. Ты видела? – я пожал плечами:

- Видела какого-то мальчишку.

- Пойдём, возьмём пацанов, и сбегаем, может, ещё не уехал! Автобусы у нас редко ходят! – Лена побежала в избу.

- Ба! Саша ушёл! – горько сказала она с порога, - Обиделся на меня, наверно… - всхлипнула Лена.

- А это кто с тобой? – удивилась бабушка.

- Это Саша, девочка, в гости пришла. Ба, мы побежим, поищем Сашу? Может быть, он ещё не уехал?

- Бегите, может, найдёте, - вздохнула бабушка, - здравствуй, девочка!

- Здравствуйте, бабушка! – присел я в лёгком реверансе.

Мы, вчетвером, побежали на автобусную остановку. Где она, я не знал, но меня плотно сопровождали товарищи.

Впереди показалось кирпичное сооружение. Внутри остановки, на лавочке, сидел мальчик в зелёных шортах и ветровке. Возле него стоял рюкзак. У меня даже стукнуло сердечко.

Но это был не я. Мальчик поднял на нас головувзгляд, удивившись нашей шумной компании.

- Мальчик! – возбуждённо воскликнула Лена, - ты не видел здесь мальчика? Такого же, как ты?

- Нет, - отрицательно покачал головой мальчик, - я давно здесь сижу, никого не было.

- Может, он спрятался где? Или на попутке уехал! – предположил я. Лена совсем расстроилась, а мальчик, при звуках моего голоса, всмотрелся в меня, и улыбнулся:

- А я тебя знаю! – заявил он, - Ты Сашка Киослицына, да? Помнишь, мы встречались, на конкурсе самодеятельности? Я Пашка Валохин!

- Пашка? Извини, не признала сразу! – улыбнулся я, - Что ты здесь делаешь?

- То же, что и ты, приезжал к бабушке…

- И уже уезжаешь? – Пашка горестно вздохнул, кивнув. Потом осмотрел меня, с ног до головы, улыбнулся и сказал:

- Классно выглядишь! – Я мило улыбнулся в ответ, слегка покраснев.

- Зачем уезжаешь? – спросил я, - Ещё всё лето впереди, смотри, какие здесь ребята, они говорят, речка есть, купаться можно будет, мяч гонять!

- С бабкой поругался. Она обиделась, и сказала, чтобы ехал в свой вонючий город.

- Почему поругались?

- А! – махнул рукой Пашка, - Сначала надоело на огороде ковыряться, потом, здесь телевизор не работает, кино нет. Что делать? Комаров кормить?

- Ну, смотри! Дело твоё! – сказал я. А Пашка уже заинтересованно поглядывал на нашу компанию.

Он хотел что-то сказать, но вмешалась Лена:

- Мы будем Сашу искать, или нет? Или бБудем лясы точить?

- Да найдём мы твоего Сашку! – отмахнулся я.

- Где ты его найдёшь?! – возмутилась Лена.

- Мы вот так сделаем, - предложил я, - напишем записку: «Саша! Прости за глупый розыгрыш, и вернись. Лена». Если он ещё в деревне, обязательно вернётся к тебе!

- Откуда ты знаешь про розыгрыш? – удивилась Лена.

- Про розыгрыш я ничего не знаю, Лен, я знаю девочек! Да, Паша? – улыбнулся я. Паша энергично закивал головой:

- У меня тетрадка есть. И ручка!

Лена взяла тетрадку и ручку, и на спине Пашки написала крупными буквами записку.

Потом кнопками, отколупнутыми от старых объявлений, прикрепили записку на видном месте.

- Ну вот! – сказал я, - Написано от сердца! На такой крик души невозможно не откликнуться. Я тебе обещаю, Леночка, твой Сашка обязательно прибежит к тебе с извинениями! Правда, Паша?

- Конечно! – радостно согласился Пашка, уже думая, как остаться в деревне.

Я кокетливо улыбнулся:

- Что, думаешь, как остаться? – Пашка покивал головой:

- Бабка не оставит. Она принципиальная.

- Нет таких бабушек, чьи сердца не покорили бы девочки! – выдал я, - Веди, Валохин!

Между тем я думал, как мне выкрутиться из создавшегося положения.

Пашка собирается остаться здесь из-за Саши, с которой он где-то познакомился. Не та ли это Саша, с которой меня перепутал водитель «Татры»? Почему бы нет?. Жаль, ничего не знаю о той Саше.

Но веду себя, кажется, правильно. А что делать с Леной? Лена хотела убедиться, насколько хорошо я перевоплощаюсь в девочку? К вечеру можно, признаться. Рассердится? Всё равно надо уходить.

Моя задумчивость была расценена, как придумывание какого-то хитрого плана.

- Как зовут твою бабушку? – спросил я Пашку.

- Анна Григорьевна, - ответил мальчик, - вон она, в огороде.

- Анна Григорьевна! – позвал я. Бабушка выпрямилась, посмотрела на меня. Остальные пока спрятались.

- Что тебе, девочка? Клубники?

- Неплохо бы.

- Так заходи, - бабушка отряхнула руки и пошла во двор, проводить меня мимо собаки, которая бурно радовалась гостям.

- Лен, пошли! – позвал я, беря девочку за руку. Лена не стала сопротивляться.

- Идите, девочки, на веранду, сейчас принесу клубнику. Сначала попробуйте, потом, если понравится, купите. У меня всегда покупают, у меня она сладкая… - бабушка посадила нас за стол, сама ушла, быстро вернулась, с чашкой, полной мытой клубники. Сама села рядом.

Мы начали пробовать ягоду. Да, ягода вкусная оказалась, даже немного землянику напоминала.

- А что вы одна, бабушка? – спросил я.

- Да был внук, - махнула рукой бабушка, - сегодня сбежал. Скучно, говорит, с тобой, старая. Он не знал, что здесь есть такие красавицы!

- Я только вчера вечером приехала, - невинно сказал я, - а что, если мы вам вернём внука, не прогоните?

- Куда, «прогоните»! Любимого внука? Рассердилась я тогда, а теперь сердце не на месте, отправила одного, а вдруг родители куда уехали?!

- Тогда правильно, бабушка! Надо вернуть! – стукнул я кулачком по столу. Подскочил и побежал за калитку. Оттуда я уже привёл троих пацанов, таща за руку Пашку.

- Вот, бабушка! Помощь вам!

- Пашенька! – всплеснула руками бабушка, поспешив к внуку, - прости меня, дуру старую!

Пока они радовались встрече, после долгой разлуки, мы с пацанами насели на клубнику.

- Лен! – обратился я к девочке, - а что они, - я кивнул на мальчишек, - всё время молчат?

Лена вздохнула:

- Болеют они. Бабушка лечит, я помогаю.

- Чем болеют? – не понял я.

- Они аАутисты! – шепнула она мне.

- Это ведь неизлечимо! – прошептал я в ответ, - А на вид, вполне нормальные пацаны!

- Нормальные, - согласилась девочка, - скоро будут совсем нормальные. Ты только не пугай их.

- Ну что ты! – притворно возмутился я, про себя восхищаясь бабушкой Лены, да и Леной, тоже.

А ещё, встретившись с взглядом Славки, понял, что они давно меня раскусили. Я улыбнулся ему, и подмигнул. Славка заулыбался, смутившись.

- Мы тут сидим, а вдруг Саша вернулся! – вспомнила Лена, вставая.

- Не волнуйся ты! – с вальяжным спокойствием успокоил я Лену. Ддо обеда ты его не увидишь. А может, до ужина. Когда проголодается, придёт.

- Ты думаешь? – я, спокойно, кивнул:

- Все они такие. А тебе что, понравился этот Сашка? Ты давно с ним знакома?

- Нет, - смутилась Лена, - вчера пришёл. Весь исцарапанный, испуганный. Бабушка из него выливала испуг ночью, а я. Я помогала бабушке. Даже заснула рядом с ним!, - девочка улыбнулась, - Ххорошо, что проснулась раньше, ушла потихоньку..

- А потом?

- Он принёс одежду девочки, попросил постирать. Говорит, сам был в этой одежде. Я хотела посмотреть, как он будет выглядеть в одежде девочки, - хлюпнула носом Лена.

- Странно, - сказал я.

- Что странно? – удивилась Лена, глядя на меня.

- Да всё странно… - но тут вернулась бабушка.

- Клубнику брать будете?

- Будем, конечно! – согласился я, - Только тары нет.

- Положу в корзинку, потом занесёте. Пашка просится с вами гулять. Ему и отдадите.

- Вам помочь надо? А то мальчики помогут! – предложил я, - Нет, честно!

- А девочки? – улыбнулась бабушка.

- Мы не можем, - показал я свой маникюр, - нам руки надо беречь!

- Ишь ты! – удивилась Анна Григорьевна.

Скоро мы сидели с Леной на веранде, и пили чай с клубничным вареньем, а ребята проходили трудотерапию в огороде.

Долго мы их не мучили, потому что солнце начало припекать. , Рребят напоили чаем с травами, а я купил полную корзинку свежесобранной клубники, вручил её Пашке, и мы отправились домой.

По пути мы обсуждали, куда пойдём гулять. Ребята хотели покататься на великах, но у меня его не было. Пашка, правда предложил мне место на раме или на багажнике, но я отказался от такого сомнительного удовольствия.

- Где можно купить велик? – спросил я у друзей.

- Это только в райцентре, - сказали мне. Здесь у всех есть велики, но никто не продаст, потому что это самый ходовой вид транспорта. А что? Местность равнинная, даже бабушки-старушки ездят на велосипедах. Кое-кто и на мопедах.

Отнесли клубнику бабушке и побежали на речку. Мальчишки тут же разделись и побежали купаться, я отговорился тем, что «не захватила купальник».

Тогда Лена тоже не стала купаться, устроилась со мной в тени, а я дико завидовал резвящимся пацанам, потому что становилось по – настоящему жарко.

Речка была не очень глубокая, течение медленное, берег, с нашей стороны, был песчаным, крупного песка. Другой берег реки был обрывист, подмытые деревья наклонились к реке. Следующим половодьем их тоже снесёт в речку, как те, с которых ныряли сейчас мальчишки.

Я уже хотел признаться, что я мальчик Саша, как Лена обратилась ко мне:

- Саша, а что ты, в такую жару, и в колготках?

- Дура потому что! – буркнул я, - В лес по грибы сунулась без штанов, пофорсить захотела… перед ёжиками! – фыркнул я, - Теперь ноги исцарапаны, стыдно раздеться…

- Грибы? – удивилась Лена?

- Ну да, грибы. Грибы уже в мае собирают. Ильмаки, например.

- Может, искупаемся? – жалобно спросила меня Лена, - Давай, а?

- Смеяться не будешь? – глянул я на девочку.

- Зачем смеяться? – удивилась Лена, - Тем более, у нас есть хорошая мазь от царапин. Если хочешь, намажу, и всё пройдёт!

- Хочу, конечно! –проворчал я, и, понимая, что назад пути нет, начал раздеваться. Снял юбочку, сидя на песке, потом колготки. С удивлением увидел, что остались видны самые глубокие порезы, на щиколотках. Оставшись в одних плавочках, я встал, смущённо оглядывая себя. Лена тоже разделась до одних плавочек, посмотрела на меня, на порезы, и сказала:

- Не понимаю, чего стесняться, здесь же все свои. Не так уж и заметны царапины! Побежали купаться! – и девочка, с визгом, бросилась в речку, подняв тучу брызг. Я, быстро, за ней, стараясь, однако, не смыть краску с лица.

Ага, сейчас! Ребята с восторгом принялись нас топить! Но мы с Леной дали им достойный отпор!

Потом выбрались на берег и разлеглись на горячем песочке.

Ребята – аутисты смотрели на меня, и я видел в их глазах растерянность.

«Полное погружение!», - подумал я, потому что опять надел двое плавочек.

Лена посматривала на меня то с подозрением, то с недоверием, Пашку била крупная дрожь, ему было не до разглядывания девочек, к тому же он верил в то, что я его старая знакомая. И причёска у неё была короткая.

Так мы купались, бесились в речке, прыгали с затопленных стволов деревьев в наиболее глубокие местабрёвен, потом загорали на песочке. Мне на спинке Пашка рисовал какие-то картинки, это мне было приятно, и, что самое интересное, не задавал вопросов, откуда на моей спине столько мелких шрамов.. Мальчишки облепили Лену, они обожали эту девочку.

- Не волнуйся, Лена! – успокаивал я её, - Если бы Саша пришёл к бабушке, она бы сказала ему, где мы, и он бы прибежал сюда. Я тебе точно говорю, придёт Сашка вечером!

Лена и верила мне, и не верила. Маялась.

Вечером мы, всей толпой, пришли во двор бабы Мани.

- Саша не приходил? – кинулась к ней Лена.

- Не приходил! – с укором глядя на меня, ответила бабушка, - Идите, покушайте.

Мы поплескались под умывальником, причём Пашка уже стал откровенно заигрывать со мной, брызгаясь водой. Я тихонько повизгивал.

Расселись за столом, весело принялись за еду. Только Лена загрустила.

- Ладно! – стукнул я деревянной ложкой по столу, - Сейчас пойду, приглашу Сашку! Только, чур, не ходить за мной! Только я знаю, где он!

- Откуда? – открыла рот Лена.

- Я же говорила, что встретила его? Всё, ждите! – я выбрался из-за стола, и побежал в пристройку.

Там выволок рюкзак, быстро переоделся, смыл лак с ногтей, нацарапал под них грязи, взял в руки рюкзак и вошёл в сени. Там бросил рюкзак, и стал умываться.

На бряканье рукомойника выбежала Лена, и застыла на пороге. Потом показался Пашка.

- А Саша где? – спросил он.

- Домой позвалиушла, - сказал я, вытираясь полотенцем, - за ней кто-то пришёл.

- А где она живёт? – я пожал плечами:

- Вам лучше знать.

- Ты где был? – спросила Лена, глядя на мои ноги. Но я надел длинные штаны.

- Смотрел всё вокруг, - пояснил я, - в лес ходил, на остановку, - я улыбнулся Лене, и она покраснела. Потом я показал ей её записку:

- Я уже совсем хотел уезжать, но передумал. Уеду завтра. Утренним автобусом.

Лена обняла меня и чмокнула в щёчку, на глазах у изумлённой пацанвы.

- Спасибо, Саша! Ты на меня больше не обижаешься?

- Я и не обижался. Просто хотел уйти по – английски, не прощаясь. Простите меня.

- Пойдём, покушаешь!

- Я в лесу поел, - отказывался я, но был уведён и посажен за стол.

Бабушка мстительно наложила мне полную тарелку каши. Уж она-то ни на миг не сомневалась, где я прячусь!

После ужина мы опять собрались на речку. Было жарко, и я переоделся в шорты.

Лена уже не осматривала меня внимательно. Ей было достаточно того, что я рядом с ней. Нет, она не была влюблена в мальчика, ей было радостно оттого, что мальчик не уехал, с обидой на неё.

Так думали мы с Лиской. Что думала сама Лена, нам было неизвестно.

А мне было грустно от того, что сказка кончается, и мне завтра опять в путь, полный опасных приключений.

Вечером меня отправили спать с мальчишками, в пристройку.

Лена тоже хотела с нами, но баба Маня прогнала её, почему-то. Лена, надув губы, удалилась, а мы, улегшись, готовились уже засыпать, когда пришла бабушка с осмотром.

Осмотрев мальчиков, поговорив с ними ласково, она подошла ко мне.

- Ну как? – спросила она меня, - Выздоровел? Что-нибудь беспокоит?

- А Лена где?

- Не надо было мучить девочку целый день. Устала она, спит.

- Лена сама попросила меня, хотела, чтобы я оделся девочкой. Мне тоже надо тренироваться... Бабушка, скажите, я такой некрасивый! Почему же все хотят, чтобы я остался, почему хотят дружить со мной? Мне от этого так плохо! Ведь приходится расставаться с ними, навсегда!

- Глупенький! - улыбнулась бабушка, гладя меня по голове, - Кто тебе сказал, что ты некрасивый? Не бывает некрасивых детей! А то, что тебя все любят, так это дар божий, нельзя об этом жалеть, грех это. Если бы ты оставался на одном месте, не спешил куда-то, был бы счастлив, окружён друзьями.

Куда ты бежишь, малыш?

- Хочу добраться до края света, а там посмотрим, - пряча глаза, сказал я.

- Не хочешь, не говори, - вздохнула бабушка, - тянуть из тебя не буду.

- Я вам напишу, - тихо сказал я.

- Хорошо, маленький, буду ждать. Спи, – и я почти сразу уснул.

Первый автобус отходил в восемь утра, так что я успел и выспаться, и умыться, и позавтракать.

Лена сама накладывала мне в тарелку кашу, наливала ягодный отвар, старалась всё время быть рядом. Мне было неловко перед ней. Вчера я был с Леной целый день, а ей так и не сказали об этом.

Признаваться в розыгрыше тоже не хотелось. Пашка, тоже. Поверил, что я девочка, теперь искать будет свою подружку. Куда пропала?

Как я и ожидал, прибежал Пашка, не столько проводить меня, сколько узнать, не пришла ли Саша.

Я предположил, что вчера её срочно увезли домой, иначе она бы обязательно пришла, проводить меня.

Ребята погрузили мой рюкзак на велосипед, и повезли на автобусную остановку.

Там дождались автобуса. Разговор не клеился, я, чуть ли не с облегчением увидел, как подъезжает свежевымытый красный ПАЗик.

- Саша, - задержала меня Лена, - ты напишешь?

- Как только устроюсь, обязательно! – пообещал я. – Только это будет не скоро. Но, если будет время, забегу на почту, отправлю открытку, ладно?

- Я буду ждать. Обязательно напиши! – попросила Лена.

Я попрощался с мальчишками за руку, Славик шепнул мне на ухо:

- А ведь это был ты! – я улыбнулся ему, и еле заметно кивнул. Эти ребята очень проницательны. Жаль, что за это им приходится так дорого платить, страдая из-за обострённых чувств.

Интересно, что с ними делает бабушка?

Меня посадили в автобус и долго махали вслед руками, пока автобус не скрылся за поворотом.

Я смотрел в заднее окошко, глотая комок в горле.

Оделся я в зелёную форму, чтобы выглядеть прилично. С такими детьми взрослые разговаривают уважительно, потому что, если человек в форме, значит, состоит в какой-то организации.

Ттем более, что на кармашке был пристёгнут красивый пионерский значок. Пилотку, как всегда, я затолкал под погончик.

Расположился я на заднем сиденье, положив рядом свой объёмистый рюкзак. Салон был вымыт, пыли не было. Автобус притормаживал на остановках, брал пассажиров и шёл дальше. Куда, я не знал, но в нужном мне направлении. Хорошо хоть, не в тот райцентр, откуда меня увёз тот страшный «Москвич».

Спортивный лагерь.

Заехали в какой-то посёлок. Я вышел в туалет, конечно же, с рюкзаком. А, когда вернулся, почти всё заднее сиденье было занято мальчишками моего возраста, в такой же форме, как и у меня.

- Дайте сесть! – попросил я, протиснулся и сел, положив рюкзак у ног.

- Привет! – поздоровались со мной нами мальчишки, - Тоже на сбор? – я рассеянно кивнул.

- Из какой школы? – я назвал райцентр, где меня высадил водитель «Татры».

- Понятно, каким спортом занимался?

- Смешанные единоборства, - ответил я.

- О! – с уважением посмотрели они на меня, - Там хороший тренер?

- Хороший, - согласился я, - кроме него, меня тренировали отец, брат, и сестра. Потому и получились смешанные!

Ребятам на это нечего было сказать.

Ехали мы довольно долго, ребята достали бутерброды, угостили и меня, потому что у меня были только консервы, бабушкин хлеб, и бутылка молока. Больше не вмещалось. Я и так думал, куда бы деть продовольствие. Котелок, кружка, фляжка, давно переместились наружу, брякая при толчках.

Мы перезнакомились, я назвался Сашей Минаковым, побоялся назваться Кислицыным, вдруг кто-то знаком с Сашей. Ребята оказались весёлыми, рассказывали смешные истории. Мы дружно смеялись. шумели, перекрикивая завывание двигателя, нам даже делали замечание пассажиры, которым хотелось подремать.

Наконец мы приехали на железнодорожную станцию Савелово. Здесь мы встретили ещё ребят в такой же форме. Как я узнал, мы ехали на спортивную базу, где проходили сборы ребята, победившие в отборочных спортивных состязаниях. Там будет устроен детский спортивный лагерь, где, под руководством опытных тренеров мы продолжимбудем оттачивать своё мастерство, совмещая спортивные упражнения с активным отдыхом. Были здесь и девочки, и немало.

Узнав, до какой зоны мы едем, а собирались мы ехать на электричке, я купил билет, потому что при перекличке меня в списке не окажется.

Наша группа сидела отдельно, на лавочках с краю перрона. Старшим нашей группы был Димка Серёгин. Он сходил к тренеру и внёс нас в списки.

Потом всех построили, тренер сделал перекличку. К своему удивлению, я тоже был назван.

Тренер поставил галочку в списке, и выкликнул следующего.

Я прикинул, и решил, что такое положение вещей мне на руку, собьёт со следа ищеек.

Хотя, если они догадываются, куда лежит мой путь, могут просто ждать меня где-нибудь на узловой станции, а не гоняться следом.

Только как можно догадаться, куда я еду? Как-то я говорил, что собираюсь во Владивосток.

Особо настырные могут послать туда как людей, так и просто ориентировку в милицию.

Долго, что ли? Факсов, может быть, ещё нет, хотя про милицию не скажу, не знаю.. Зато есть фототелеграф.

Моя физия скоро будет в руках того, кому это надо. Сейчас не девяностые, когда никто никому не нужен будет, сейчас за каждым надзор. Тем более за сбежавшим ребёнком.

Никто никогда ни в жизнь не поверият, если я расскажу, для чего меня ищут.

Так что надо будет опять маскироваться. Ну и ладно, там будет, когда я доберусь, жарко, душно, как в бане. Так что в лёгоньком девчоночьем костюмчике будет самое то.

Мальчику могут не продать билет на междугородний автобус, а девочке – вполне! Девочкам больше доверия, особенно хорошо одетым и в очках.

Кстати, надо бы зайти в оптику и подобрать очки посимпатичнее, даже с маленькимиеле видимыми диоптриями.

Владивосток сейчас закрытый город, зона пограничная, там люди гораздо бдительнее, чем здесь, все билеты продают по паспортам. Если в паспорте нет отметки ЗП, билет могут просто не продать.

Может, сразу в Находку? Открытый международный порт, полный хулиганов и воров. Как раз то, что мне надо. Моряки всё равно спускают свои деньги в кабаках и с девицами лёгкого поведения. Почему бы не помочь им, освободив от того, что жжёт им ляжки?

Пустить денежки на более благородное дело: на поддержку моего слабого организма...

- Ты чего? – толкнул меня в бок Валера, один из нашей группы, - Не спи, электричка походит!

К перрону, на самом деле, свистя, подходила зелёная электричка.

- Пошли! – Валера помог навьючить на меня рюкзак, удивившись его тяжести, - Ого! Что там тебе наложили? На месяц еды? Смотри, там специальный рацион, не разрешают, есть домашнее! Так что, если есть то, что быстро портится, давай, по дороге съедим!

- Обязательно! – пообещал я, радуясь, что можно облегчить рюкзак.

С шумом, присущим детям, мы заполнили вагон, к ужасу взрослых пассажиров, занявли все свободные места., Ребята старалиясь рассесться по своим группам, поэтому бежали наперегонки, лавируя между не успевшими спрятаться пассажирами. Мы успели занять две свободные лавки, друг напротив друга, сидели, довольные, глядя, как не успевшие вовремя забежать в вагон, переругиваются с другими ребятами.

Вошедшие тренеры быстро навели порядок, и подселили к нам двух девочек, велев нам потесниться..

С виду тихони, они присели на края лавочек.

Когда электричка тронулась, все разобрались по местам, но шум не утихал. Мы тоже громко переговаривались, потому что было очень шумно.

- Фу, какие горластые, эти мальчишки! – скривилась девочка, моя соседка, обращаясь к своей подружке.

С удивлением посмотрев на девочку, я решил достать то, что мне положила бабушка.

Я вынулдостал мягкий каравай, предложив Димке поделить на всех, включая девочек, большую бутылку молока, отстегнулв кружку, чтобы не пить из горлышка, и увидел в рюкзаке ещё один узелок.

Развязав его, к своему удивлению увидел пирожки, и записку.

Пирожки я отдал, а в записке было написано:

«Саша! Эти пирожки я пекла сама, попробуй, должно быть вкусно, моим мальчикам нравится.. Лена».

«Ля мур!» - ехидно сказала Лиска. Я чуть было не огрызнулся. Аккуратно свернул записку и положил в кармашек рюкзака.

Мне тоже достался пирожок с зелёным луком и варёными яйцами. Очень вкусно, если бы я не встретил этих ребят, растянул бы удовольствие, съедая по пирожку в день.

Но тут пирожки разошлись мгновенно, как и хлеб. Досталось и девочкам. Потом все уже достали свои припасы, начали делиться. С девочками мы быстросразу подружились. Звали их Зина и Лариса. Они занимались лёгкой атлетикой, играли в волейбол и баскетбол, даже плаваньем занимались.

Тоже многоборцы, как и я.

Зина сидела рядом со мной, искоса посматривая на меня. Была она рыжеватая, лицо щедро усеяно веснушками. Волосы собраны в хвост, перетянуты резинкой. На голове бейсболка. Девочки тоже были одеты в шорты.

Конечно, в походе удобнее в шортах, чем в мини-юбочках.

- Записка от девочки? – тихо спросила Зинаона меня, видя, что я задумался. Я кивнул, с грустью сознавая, что больше никогда не увижу Лену.

- Дружите?

- Расстались, - ответил я.

- Что так?

- Гостил у бабушки. Теперь вот, уехал.

- Подумаешь, встретитесь ещё!

- Навряд ли, - покачал я головой. Девочка тактично промолчала.

Ехали мы часа два, потом нам велели выгружаться. Опять с шумом и гамом мы выбежали из вагона и выстроились на перроне, где нас снова пересчитали. Одного не досчитались. Оказывается, он спрыгнул с перрона, и залез под него, пописать.

Туалеты в вагоне оказались закрыты. Узнав от хитрого мальчишки, в чём дело, половина мальчиков запрыгала на месте. Дальнейший путь стал невозможен, пришлось тренерам искать туалет.

Как ни странно, туалет на станции тоже не работал. Пришлось тренерам распустить ребят искать укромные места. Только девочки остались на месте, с завистью глядя на мальчишек. Некоторые из которыхних особо не прятались, делали свои дела, просто отвернувшись к дереву.

Служащие станции стали ругаться с старшим тренером, на что тот только пожимал плечами. Потом попросил сводить куда-нибудь девочек.

От такой наглости дежурный сначала замолчал, а потом, подумав, согласился с нашим старшим тренером и увёл девочек за собой.

Как ни странно, подобные проблемы были и в моей прошлой жизни.

Наконец все собрались, и нас повели на служебный автобус, новенький ЛАЗ с мягкими креслами.

- Можно к тебе? – услышал я, устраиваясь на своём месте. Обернувшись, увидел Зину.

- Конечно! – улыбнулся я. Рюкзаки мы убрали в багажное отделение, теперь сидели свободно.

Димка, который хотел сесть рядом со мной, не обиделся, подмигнув мне.

- Будешь? – Зина протянула мне пластинку жевательной резинки. Я поблагодарил, развернул серебристую обёртку и отправил пластинку в рот. Жвачка оказалась мятной, приятной на вкус.

- Осторожно только, тренеры ругают, говорят, неприлично жевать жвачку, и вредно.

- Отчего же? – удивился я, - Жевание стимулирует мозговое кровообращение, помогает быстрее соображать, только жевать надо после еды..

- Это мы понимаем! – самодовольно улыбнулась девочка, - А взрослые не хотят понимать!

- Это точно! – тихонько засмеялся я.

- Мы едем-едем-едем, в далёкие края! Весёлые соседи, счастливые друзья! – запели ребята походную песню. Мы подхватили:

- Тра-та-та, тра-та-та, мы везём с собой кота! – слышно было, что запели эту песенку ради прикола, но пели от души, весело.

Потом спели ещё несколько задорных песенок, пока не приехали на спортивную базу.

Здесь нас расселили по комнатам, по четыре человека в каждую, объяснили, где душевая и остальные удобства. Объявили, что через час будет построение и обед.

Кровати были уже застелены, так что долго заселяться не пришлось, рассовали вещи по рундукам, вот и всё заселение. Рундуки были встроенными шкафами на входе – шкафы до потолка, с антресолями.

Со мной в комнате оказались Димка, Валерка и Амир Нигматуллин., татарин, или башкир, не знаю, был он голубоглазымй блондином..

Нам объяснили, что мыть в комнате пол мы будем сами, так что, если хотим, чтобы было чисто, можем разуваться на входе, сейчас там пол вымыт.

Я с удовольствием скинул свои полукеды и носки, прошлёпав босиком до кровати в правом углу.

Не знаю, почему, но всегда, когда проживал в общежитиях,. мне доставалась эта кровать.

Так что теперь я сам её занимал. Другие ребята всегда жаловались, что там дует от окна, но мне ничего не дуло, наоборот, всегда светло и удобно.

Возле окна стоял стол, возле него четыре табурета. Я с удовольствием сел и вытянул ноги.

- Ещё бы душ! – простонал я от удовольствия.

- У нас час времени, - сказал на это Димка, - не успеем! – он тоже разулся.

Сразу запахло мальчишеским потом, когда четверо ребят растопырили свои голые распаренные ступни. Но пот был не густым, противным, мужским, а вполне лёгким. Но я всё равно открыл фрамугу на окне.

- Немного потоксикоманим, и пойдём, - сказал я.

- Что сделаем? – удивился Димка.

- Нанюхаемся носкаина, и забалдеем, - объяснил я. Ребята опять не поняли. Пришлось объяснить доходчивее.

- В туалете есть раковина, - сказал Валерка, - пойдём, помоем ноги?

- Чем вытирать будем? – спросил я, - здесь только для лица, -указал я на вафельные полотенца, которые висели на спинках коек.

- Ими и вытрем! – решил Димка, - у нас же есть свои полотенца!

- У меня, кажется, нет, - почесал я затылок.

- Самому надо собирать рюкзак, а не надеяться на маму! – заявил Амир, - Тогда будешь знать, что там лежит!

- Я не удивлюсь, что там лежит одежда сестры, - ответил я, - потому что рюкзак мне собирала бабушка! – взрыв смеха потряс комнату, ребята сразу захотели покопаться в моём рюкзаке, надеясь найти там девичью одежду.

С трудом отговорил от этого опрометчивого шага, сказав, что пусть это будет сюрпризом.

- Вообще-то, мы должны были ехать вдвоём, - сказал я, - но что-то у неё заболел живот, и Лиза осталась дома. – Врать я уже научился, и давно не краснел. Зато Лиска обозначила мне подзатыльник:

«Ты хоть знаешь, отчегочто значит, когда у девочек живот болит?» - спросила она меня.

«Отравление? Аппендицит?».

«Дурак!» - заявила мне сестра, и надулась.

«Они же пацаны, как и я, - пожал я плечами, - мы без понятия».

Тем временем мы, гуськом, отправились мыть свои пахучие ноги. Мне обещали предоставить полотенце, как идейному вдохновителю. Первому и предоставили раковину.

Я задрал ногу и стал её тщательно отмывать. В это время зашумел унитаз в кабинке, и оттуда вышла Зина. Увидев меня в такой нелепой позе, Зина сначала замерла, потом спросила:

- Ты что делаешь в женском туалете?

- Ноги вспотели, помыть решил.

- Почему в нашем? В вашем занято? О! Дда тут очередь!

- Да ладно, Зин, раз уже начал. Не бросать же?!

- Тебе помочь?

- Сам справлюсь, - буркнул я, продолжая омовение.

- Я подожду, руки хочу помыть.

- Хорошо.

Что мне оставалось делать? Валерка, между прочим, знал, что в туалете есть раковина, значит ребята специально меня разыграли? Вон они, от смеха давятся! Ну, ладно, мальчики, я вам ещё устрою!

- Где полотенце? – спросила Зина.

- У ребят, - показал я. Зина вышла и вернулась с полотенцем.

- Подожди меня, - попросила Зина, тщательно вымыла руки и сказала, - пойдём, познакомлю с девочками.

- Босиком? – удивился я.

- Мы тоже босиком ходим, пошли! – она взяла меня за руку и потащила к себе, мимо обалдевших мальчишек.

Заглянув в комнату, Зина предупредила, что к ним в гости идёт мальчик, и завела меня в комнату.

Стало сразу понятно, что здесь поселились девочки.

Когда я ещё гостил в палаточном городке, наша мальчишечья берлога тоже сильно отличалась от уютного шатра девчонок, над которыми я хотел пошутить.

Увидев, как они устроились, в простой солдатской палатке, шутить расхотелось.

Здесь тоже, из пространства между рундуками была сделана прихожая, отгороженная от жилой комнаты занавесками. На полу лежали коврики, на столе расстелена скатерть. На стенах, над кроватями, висели небольшие гобелены.

Девочки вымыли окно, сейчас проветривали комнату, открыв его настежь.

- Вот, девочки, наш сосед, Саша, - представила она меня Зина.

Одна из девочек вдруг порозовела, отодвинула стул:

- Саша, садись, пожалуйста!

Я оглянулся на Зину, та кивнула, разрешая. Я сел, а любопытные девчата начали засыпать меня вопросами, на которые я мог только врать. Зато познакомился. Валя, Нина, Вера, и, конечно, Зина, которая меня спасла:

- Вы совсем мальчика замучили! – воскликнула она, видя, какой я красный. Надо сказать, или девочки старше меня, или акселератки, но все были высокого роста, разве только НЗина почти ровня мне.

- Пора уже на построение! – пискнул я

И сбежал в свою комнату, зарекаясь ходить в гости.

- Ну, как? – спросили меня мальчишки в моей комнате. Я показал большой палец.

- А что такой красный? – подозрительно спросил Димка.

- Замучили! – выдохнул я, - Вы пойдёте в следующий раз к ним, с меня хватит!

Ребята расхохотались.

На построении нас разбили на группы, проведя перекличку. Все уже определились с основными видами спорта,. а напротив моей фамилии ничего не было. Опросили и определили к многоборцам, причём к девочкам, как самого маленького. Я не стал возражать, подумав, что неделька в этом лагере мне просто необходима, уж больно я растренировался. Надо привести в порядок гибкость тела, скорость реакции, выносливость и силу. Даже не знаю, сколько раз сейчас смогу подтянуться на перекладине.

После распределения по группам и прикреплению к каждой группе тренера, к нашей прикрепили молодого парня лет двадцати с небольшимтридцати, Сергея Никаноровича. Был он не совсем доволен своим назначением, осмотрев нашу команду, особенно ему не внушила доверия моя щупленькая фигурка.

Некоторые девочки были на голову выше меня, и шире в плечах

- Минаков? – спросил тренер меня. Я задрал голову, потому что Сергей Никаноровичу я был по пояс, и преданно посмотрел ему в глаза.

- Где-то я слышал эту фамилию… ну ладно. Девочки, построились в колонну по двое, и в столовую. Минаков, веди.

Я козырнул, поскольку был в пилотке, чётко вышел из строя и повернулся к девочкам.

- Становись! – приказал я, - Равняйсь! Равняйсь, это значит, что первый в ряду должен видеть грудь третьего… - девчата прыснули. У кого-то из них грудь перекрывала обзор, у кого-то не было даже намёка.

- Смирно! – скомандовал я. Налево! За мной, барышни, - закончил я, и зашагал в сторону столовой.

«Барышни» поворчали немного, но отправились следом. Немного погодя я начал учить их идти в ногу: - Раз-два, раз-два!

Девочки охотно подчинялись маленькому мужичку в коротких штанишках.

Столовая оказалась тоже вполне цивилизованной, с раздачей и столиками на четверых.

Правда, рацион довольно аскетичный: ни тебе сметаны, ни булочек, ни блинчиков. Тем более какао.

- Я так ног носить не буду! – проворчал я. Тренер услышал.

- Мальчику двойную порцию супа! – распорядился он, - Каши, тоже!

Ну что это за суп?! Какой-то бульон! Вот у бабы Мани щи! Я вздохнул.

- Что, Сашенька, маловато будет? – смеялись надо мной девочки, глядя, как я несу огромные тарелки.

- Конечно! Мне же придётся с девочками бороться! – ответил я, расставляя тарелки. Порция хлеба вообще испортила моё настроение.

- Минаков! – услышал я голос тренера, - Тебе мало?!

- Сергей Никанорович! – сказал я, - Я собираюсь тренироваться по индивидуальной системе, а она такова, что мне потребуется калорийная пища. Кроме своего комплекса упражнений, я ещё буду выполнять обязательную программу!

- Что за индивидуальная система? – заинтересовался тренер.

- Завтра утром, в пять, - ответил я, принимаясь за еду. Надеюсь, здесь есть, где плавать, думал я.

- Хорошо, - подумав, решил тренер, - сегодня после обеда тихий час, потом сдадите зачёты по общефизической подготовке. Минаков, сколько раз подтягиваешься? – я пожал плечами. Последний раз я подтягивался в приёмнике-распределителе, на нормальном турнике. Тогда подтянулся всего лишь тридцать раз. А сейчас? Надо наверстывать свои возможности! Эдак возьмут голыми руками!

- Минаков…

- Кохта я ем… - проворчал я.

- Ладно, извини, приятного аппетита, - тренер, наконец, ушёл.

- Вот липучка! – возмутилась Зина, и все её поддержали.

- Мы так рады, что ты с нами! – улыбнулась Зина, - Правда, девочки? – девочки согласились, - Поселим тебя в своей комнате… - девочки не выдержали и рассмеялись.

- Я не против, - спокойно ответил я, принимаясь за кашу с каплей постного масла, почти без соли. Соль, по-моему, заменял соевый соус. А может, что-то другое. Хлеб давно кончился. Чай, слегка подслащённый.

Ничего, думаю, если Сергей Никифорович придёт завтра на мою разминку, рацион может измениться. Я готов доплачивать!

- Ещё бы ты был против! – смеялись девчонки, - Вот только с кем тебя положить… - Всеера внимательно посмотрели на Нину, и девочка вдруг залилась краской:

- Ладно вам! – буркнула она, и никто не засмеялся, раскрыв рты. Даже я перестал жевать.

«Опять влип! - заметила Лиска, - Я даже теряюсь. Но потренироваться тебе стоит! Я имею в виду спорт».

- Приятного аппетита, девочки, - встал я, - Надеюсь, провожать до общежития вас не надо?

- Надо, конечно! – ответила Зина, - Тебя же поставили старшим над нами! Ты теперь староста группы, не имеешь права нас оставлять без присмотра! Сейчас же тихий час? Веди!

- Выходи строиться! – строго попытался приказать я строго..

- Ладно, командир, мы пошутили, - смилостивились девчата, - отдохни, пока, от нас!

- До встречи! – мило улыбнулся я, и побежал к себе. Надо поспать часок, устал я с этими девочками!

Буду выбивать себе тройную порцию!

В комнате никого не было. Я взял полотенце, и сбегал в душ. К счастью, горячая вода там была. Я помылся, обтёрся кое-как куцым полотенцем, думая, что иногда хорошо быть самим собой, не скрываться ни от кого. Вот только надо узнать, где можно купить нормальное полотенце.

Ребята только входили в комнату, когда я укладывался на кровать.

- Ты что, спать собрался? – удивился Димка.

- Устал очень! – зевнул я, - Вам бы, с девчонками! – ребята захихикали, но оставили меня в покое.

Я так крепко заснулспал, что ребята с трудом меня разбудили.

Продрав глаза, широко зевнул, поинтересовавшись, который час.

- Уже пора на стадион, - заявил мне Димка, одеваясь в летнюю спортивную форму.

«Опа! – растерялся я, - Во что мне одеться?»

- Что? – ехидно спросил Амир, - Бабушка забыла форму положить?

- Забыла… - растерянно сказал я. Мальчишки звонко рассмеялись.

- Ладно, - сказал Амир, - возьми мою, мне три положили. На всякий случай.

Амир был на голову выше меня, но лучше так, чем в нижнем белье перед девочками.

Были бы тут одни мальчишки, я бы даже не обратил внимания на условности, а так, с благодарностью приняв от Амира свёрток с формой, надел плавки, форменную майку, которая немного не доставала до колен, потом трусы, до середины икр.. Резинка оказалась широкой и вшитой, не утянешь.

Я представил, как трусы спадают с меня, когда я подтягиваюсь на турнике, и зашмыгал носом.

Амир сжалился надо мной и сказал, что в резинке протянута тесёмка, надо её только завязать поттуже.

Немного повеселев, я обулся в полукеды и побежал, вместе с ребятами, на стадион.

Там мы нашли свои команды и построились.

Сергей Никифорович сверился со списком, удовлетворённо кивнул, увидев, что все на месте, подозрительно посмотрел на меня, вернее, на мою форму не по размеру, и велел нам сделать два круга по стадиону.

Меня он поставил правофланговым, хотя выглядел я там весьма забавно, макушкой вровень упираясь св грудьютити рядом стоящей девочки.

- Напра-во! – скомандовал тренер, - Бегом, марш! – и мы побежали. Бегать мне нравилось, взяв темп, можно думать о разных приятных вещах, можно планировать день, или вечер, как сейчас.

По мере продвижения кровь начинала быстрее бежать по жилам, моё маленькое растущее тело радовалось движению.

Когда тренер остановил нас, я только-только начал разогреваться, чуть не убежал на третий круг.

Сергей Никифорович построил нас для разминки, провёл с нами комплекс упражнений, для разминки, и, выстроив в шеренгу, вызывал по одному, принимая зачёты.

Бегали стометровку, прыгали в длину, в высоту. Планку высоко не ставили, но получилось, с мой рост. Удалось всё же, перепрыгнуть.

Затем мы отжимались, причём девочкам достаточно было отжаться десять раз, мне двадцать.

На турник меня отправили последним, решив не позорить перед девчонками, которые все выполнили норму, подтянувшись по десять раз, и более.

Сергей Никифорович взял меня за бока, и легко вознёс до перекладины.

Хорошо разогретое тело жаждало нагрузок, поэтому сходу, даже не заметив, сделал выход силой на обоих руках, потом ещё десять раз, с удовольствием понимая, что не так уж растерял свои навыки. Затем ещё десяток подъём-переворотов, и норму подтягиваний для зачётов.

- Снимите меня отсюда! – попросил я тренера.

- Молодец! – похвалил меня тренер, снимая с высокой перекладины, - не ожидал!

- Я же лёгкий! – смеялся я, - Но надо ещё тренироваться, в последнее время некогда было.

- Хорошо, Саша, - Сергей Никифорович впервые назвал меня по имени, - теперь плавание!

Мы построились, и побежали со стадиона куда-то по аллее.

Оказывается, здесь было большое озеро, вышка для ныряний, два пирса, между которыми было двадцать пять метров.

Раздевшись до купальников, мы с девочками сдавали нормативы по плаванию.

Пожалуй, один из самых приятных процессов, по крайней мере, для меня.

- Да, Саша, ошибся с тобой Иван Матвеич! Может, тебя к мальчикам перевести? У тебя подготовка на уровнеень подростков, лет двенадцати-тринадцати, а тебя – к девочкам…

Девочки бурно запротестовали, требуя оставить меня в команде.

- С Сашей мы все турниры выиграем! – кричали они.

- Как у тебя со стрельбой? – спросил меня тренер.

- Из какого вида оружия?

- Из мелкокалиберной винтовки.

- Нормально, - пожал я плечами.

- Хорошо, завтра наша очередь, отстреляемся. С утра физзарядка, потом комплекс упражнений по многоборью, стрельба. Завтрак, обед, понятно. После обеда ещё позанимаемся, потом купание, пляжный волейбол, свободное время. Если будете укладываться в план мероприятий, хорошо отдохнёте. Сейчас идите в душ, до ужина свободное время. После ужина соберёмся, я ознакомлю вас с моим планом тренировокфизподготовки. А ты куда? – удивился тренер, увидев, что я пошёл в душевые вместе с девочками.

- В душ! – ответил я.

- Вместе с девочками?!

- Я ещё маленький, не стесняюсь.

- Всё равно, потом сходишь. Так что насчёт завтра? Не прихвастнул?

- Нет, - мне было неудобно разговаривать, задирая голову. Тренер заметил это, и сел на лавочку.

Поставил меня между колен, прощупал мышцы рук и ног, чему-то хмыкнул.

- Надо тебе подобрать форму. Где эту взял?

- Амир одолжил, - вздохнул я,

– у меня нет. Только спортивный костюмчик.

- Купальника тоже нет? – я отрицательно покачал головой.

- Где-нибудь есть магазин? – с надеждой спросил я, - Мне бы полотенце купить, ещё чего-нибудь! Щёткуа зубнуютам, мыло…

- Найдём здесь. В холле киоск работает, там должны быть такие вещи. Иди в душ, вон, девочки уже помылись.

Помывшись и переодевшись в Амиров спортивный костюм, я пошёл к себе, помахивая мокрыми плавками, думая, где их повесить сушиться. Почему-то о таких важных мелочах ничего не сказано. Мы ведь многоборцы, плавать придётся постоянно. В холле, на самом деле, был открыт киоск, где можно было купить необходимые вещи, включая большое махровое полотенце. А вот нормального купальника не было. Тем более, на мальчика. Поднявшись в свою комнату, я взял деньги, переоделся. Ребята ещё не пришли.

Они меня отловили в холле, стали расспрашивать, что мы с девочками делали, и не хочу ли я с ними пойти на пляж, поиграть в волейбол.

Ещё бы я отказался! Ббыстро избавившись от покупок, помчался на пляж, где, встав кружком, девочки и мальчики перебрасывали мяч.

Увидев прибавление в своих рядах, ребята радостно взвыли, тут же решив, что после ужина сыграют в настоящую игру, на волейбольной площадке.

А пока мы, с большим удовольствием просто играли.

Я радовался жизни, благодаря судьбу, что дала мне такую замечательную отсрочку от решения проблем.

Скоро мой преследователь вычислит, где я могу скрываться. Пожалуй, ещё раз можно попытаться затеряться в большом пионерском лагере, после чего лагеря начнут проверять. Та же пожарная инспекция, или комиссия по делам несовершеннолетних. Выявить «зайца» не составит труда.

Удивительно, что никто ещё не заинтересовался странным ребёнком. Скорее всего, воздух свободы немного раскрепостил моё поведение, уже не хочется встать по стойке «смирно» перед воспитателем, лишь бы он не стал читать тебе нотацию об обязанностях воспитанника, и ты мог бы продолжать заниматься своими, очень важными, делами.

- Минаков! – услышал я, - Саша! – я помчался к тренеру, вытянулся в струнку и отрапортовал:

- Воспитанник Минаков по вашему приказанию прибыл!.. – Я осёкся, под удивлённым взглядом Сергея Никаноровича.

- Саша, кхм! После ужина зайдёшь в тренерскую.

- Зачем? – холодея, спросил я.

- Ты чего испугался? Здесь спортивная детская база, можно найти для тебя подходящую по размеру форму, даже две. Только пришей к ним бирки с фамилией. Будете сдавать форму в прачечную. Вы же сильно потеете на тренировках, придётся часто менять одежду!

Я выдохнул, и спросил:

- Вы придёте завтра утром? – тренер кивнул, улыбаясь, и не удержался, взъерошил мой ёжик на голове.

- Если просплю, разбудите? – как же он высок! – Только не жалейте! И ещё, здесь есть, километрах в пяти, какой-нибудь пляж? Я плавать хочу, выполнять свой комплекс упражнений, но так, чтобы никто не видел. А вы же никому не скажете? – снова задрал я голову.

- Посмотрим! – засмеялся тренер, - Пляжик есть, я сам по утрам туда бегаю, но ближе, в трёх километрах отсюда. Не близко для тебя?

- Нормально. Для начала самое то! – рассмешил я Сергея Никаноровича. Фамилия у него была подходящая для его двухметрового роста: Низенький.

- Беги, умывайся, и на ужин. Не забудь потом зайти!

После ужина, на котором мне удалось взять двойную порцию: женщины на раздаче нисколько не возражали, увидев прозрачного мальчика, я отделался от прилипчивых девчонок, и побежал в тренерскую, о местоположении которой мне рассказала Нина, отчаянно краснея.

Всё-таки Сергей Никифорович меня обманул. Вероятно, взрослые не считают преступлением обманывать детей.

Старший тренер устроил мне допрос. У кого тренировался, какие места занимал, в какой школе, или, может быть, в интернате, занимался? В каком обществе? «Буревестник», или «Трудовые резервы»?

Я сначала обвёл всех жалобным взглядом, потом уставился себе под ноги, и молчал, понимая, что напрасно я надеялся на безоблачное проживание здесь в течении недели.

Бежать! – было единственной мыслью, когда я поднял взгляд на сердитого Ивана Матвеевича.

Что-то, наверное, такое увидел на моём лице Сергей Никанорович. Он шагнул ко мне и приобнял одной рукой, прижав к себе:

- Не отдам никому. Если будете отчислять, то отчисляйте вместе со мной! – Иван Матвеевич посмотрел на нас сурово, потом махнул рукой:

- Смотри, товарищ Низенький, вся ответственность на тебе!

- Главное, ребёнок под приглядом, занимается нужным и полезным делом, а не болтается где попало!

- А если его ищут? А мы его укрываем?

- Я сделал ошибку, доверившись вам! – заявил Сергей Никанорович, - Пойдём, Саша, - обратился он ко мне. А я подумал, что надо быть начеку, не исключено, что обо мне сделают запрос в милицию.

И меня попытаются захватить. Не дамся! Хватит!

Мои мышцы непроизвольно напряглись, и я легко выскользнул из дружеских объятий тренера.

- Саша, прости! Пойдём в костюмерную, подберём тебе форму.

- Вы думаете, она мне понадобиться? – спросил я.

- Почему нет? – удивился тренер.

- Сейчас сообщат о бообо мне в милицию, и за иной приедут, для установления личности! Определят в приёмник-распределитель, потом наденут наручники, и… - я махнул рукой.

- Ты что, преступник? – удивился тренер.

- Я? – удивился я, поднимая голову, - Так положено! Видите? – показал я незажившие следы на руке и ноге, - Неделю посидишь в карцере, на куске хлеба и кружке воды, раз в сутки, и признаешься во всём!

- Получается, я тебя подставил?

- Взрослые всегда правы! – буркнул я. – Тем более, что сам виноват.. Ведите, будим мерить форму. Бегать от вас не буду, пока, но живым я больше не дамся! Так и скажите Ивану Матвеевичу. Мне всё равно, где драться, а здесь я надеюсь восстановить свои силы и навыки. Так что наш уговор в силе! – натянуточерез силу улыбнулся я.

В «костюмерной» баба Дуся сразу нашла мне два комплекта формы: одну чёрную, с красной окантовкой, другую нарядную, белую. Форма оказалась девчоночьей, трусы очень короткие. Но мне было без разницы, тем более, что был я как раз в девчоночьей команде.

У меня даже мелькнула мысль переселиться к ним, для безопасности. Но, к сожалению, это нереально, никто не разрешит.

Померив форму, я остался доволен, как и Сергей Никанорович с бабой Дусей.

Расставшись с тренером, я пошёл в свою комнату, решив там полежать на кровати, и составить план своих действий.

Но не тут-то было! Меня поймали девочки и заявили, что я буду играть в волейбол, на их стороне, а то мальчишки их разгромят. Плюнув на проблемы, я побежал защищать честь команды.

Мальчишек, конечно же, разобрал смех, увидев, с каким усилением пришли девчата.

Но они жестоко ошиблись, с позором проиграв нам!

После игры побежали купаться. Девочки не отпускали меня, играясь со мной, как с живой игрушкой..

- Я уже согласен переселиться к вам! – смеялся я.

- Смотри! – ловим на слове! – Смеялись девчонки, валяя меня в песке.

После пляжа они затащили меня в свою комнату, где собралась вся наша команда, и устроили чаепитие.

Понятно, что скоро девчонки разберут себе мальчишек, это первые дни они ещё делают вид, что стесняются,. приглядываясь к ребятам. А со мной все шутки хороши, с малышом!

Прозвенел сигнал к отбою, и мы разошлись по комнатам.

Ребята сидели за столом и играли в карты. Когда открылась дверь, они их спрятали, но от меня не шибко спрячешь!

- Сыграем? – спросили у меня, но я отказался, сославшись на сильную усталость.

Причём, как только голова коснулась подушки, заснул.

Проснулся, как и хотел, в пять. Сильно потянувшись,. решительно встал,. и, как был, в одних трусах и босиком, побежал на свои занятия, предварительно промыв глазки и сбросив лишний вес.

Сергей Никанорович, как ни странно, уже ждал меня внизу.

- Уже хотел за тобой идти! – признался он.

- Умывался! – доложилпризнался я, - Ведите, я не знаю, пока, дороги.

Тренер побежал за ворота, я за ним, примериваясь к его неспешному, но быстрому бегу. Конечно, с такими ногами!

Тропинка оказалась неширокая, и бежать пришлось друг за другом. Тренер сначала оглядывался, но потом, видя, что я не отстаю и не задыхаюсь, перестал обращать на меня внимания. Был он в спортивных трусах и майке, в кроссовках. Мне босиком было удобнее.

Не успел я разогреться, как прибежали на маленький песчаный пляж. Вокруг никого не было, никаких палаток отдыхающих. Я даже удивился: такое место, и пустует.

Скинув последнюю одёжку, я кинулся в воду, намереваясь проплыть метров двести.

Наплававшись, приступил к своему комплексу, искоса поглядывая на своего напарника.

Сергей Никанорович выполнял какой-то свой комплекс.

Я начал делать упражнения на растяжку, делая вертикальные и горизонтальные шпагаты, меняя положение рук и ног, не сходя с места, в общем, максимально растягивая связки. Ппотом уже начал имитацию ухода с линии огня. Затем пришла мысль использовать тренера в качестве партнёра по моей ловле.

Я положил на песок четыре камня,. обозначив квадрат метр на метр, и позвал тренера:6

- Сергей Никанорович! – тренер подошёл ко мне. Бал он в одних плавках, тоже купался.

- Одеться не хочешь? – спросил он.

- Нет. Так труднее меня поймать. Ваша задача, - сказал я, - поймать меня в этом квадрате в течении пяти минут. Если я заступлю за квадрат, проиграл. Начали! – воскликнул я, застыв на месте, в центре квадрата.

- Легко! – хмыкнул тренер, хватая воздух. Потом ещё раз, потом вошёл в азарт, всё убыстряясь, но я уже достаточно разогрелся, для меня его движения казались замедленными, как движения человека для мухи.

- Пять минут! – сказал я, - Жаль, времени у нас мало, пора бежать. Ничего, Сергей Никанорович, завтра попробуете достать меня ударами!

- Как это? – не понял тренер.

- Боксом занимались? Вот и будете отрабатывать на мне удары, а я стараться от них уклониться! Не откажетесь потренировать меня? – Сергей Никанорович посмотрел на меня с уважением:

- Не откажусь. Самому интересно. Ты опасный противник, оказывается!

- Надеюсь, на этот раз не расскажете об этом никому? – спросил я, одеваясь.

- Не расскажу. Вчера я вернулся в тренерскую, и попросил пока никуда не звонить. Обещали, так что, живи и ничего не бойся. Готов? Бежим?

- Бежим!

Так я остался жить в спортивном лагере. Утром бегали на озеро, тренировались со мной, я восстанавливалнаращивал силу,. выносливость, гибкость и скорость реакции, потом Сергей Никанорович всю нашу команду тренировал многоборью. Спрашивалл меня, не тяжело ли мне, но я только смеялся в ответ.

Тогда тренер предложил бегать на наш пляж ещё и вечером. Теперь он занимался со мной всерьёз, не сдерживая ударов, которые всё равно приходились на пустое место. Чем дольше мы занимались, тем легче мне было растягивать время, или, если смотреть со стороны, ускоряться.

Ппроводил я занятия и с гибкостью рук, в частности, кистей, упражняясь с камешками. Заставлял их появляться и исчезать в руке.

Расставив на стволе деревае, прибитом сюда течением, камни, я начинал жонглировать, сначала пустыми руками, потом появлялся камешек, потом ещё. Когда появлялось десять камешков, больше я не мог удержать, они постепенно прятались, потом, действуя только кистью, кидал спрятавшиеся камешки в мишени, стараясь сбить их.

С каждым разом получалось всё лучше, камешки с сухими щелчками врезались в крупные камни, и, или сбивали их, или сами разбивались.

Мне пришла идея заставить Сергея Никаноровича обстреливать меня камнями, но получил отказ.

Не мог он кидаться в живого человека камнями!

Не слушая мои доводырассуждения, что эта тренировка может спасти мне жизнь.

Разубеждать я его не стал, потому что он всё равно ни за что не поверит в то, что я беглый раб, и меня запросто могут линчевать, когда поймают.

По вечерам мой добрый тренер проводил со мной душеспасительные беседы, когда, накупавшись после тренировки, сидели на том же стволе дерева, на которое я ставил мишени, с удовольствием отдыхая после утомительных занятий..

- Давай, я тебя определю в спортивную школу? Будешь учиться, и заниматься спортом, при школе есть интернат, где живут дети из отдалённых сёл и деревень. Потенциал у тебя хороший, из тебя выйдет хороший спортсмен, будешь выступать на крупнейших соревнованиях!

Я слушал его, согласно кивая, тренер уже радовался:

- Договорились?

- Нет.

- Саша, ты меня огорчаешь до глубины души!

Я и сам понимал, что огорчаю, но сначала мне нужно было разобраться со своими врагами и доехать до нужного места. Сильно сомневался я, что сбил преследователей со следа.

А в тот день, вернувшись с разминки, начали обычный день с зарядки.

Когда я, в своей комнате, переоделся в новую форму, мальчишки ничего не заметили, оценив по достоинству, как ладно она на мне сидит.

Заметили на утренней зарядке, увидев, что я практически не отличаюсь от девочек, тем более, что некоторые из них тоже коротко стриглись.

Мальчишки угорали надо мной, обсуждая между собой, насколько я органично вошёл в девичью команду.

Я и ухом не вёл.

Сегодня была наша очередь посетить тир.

Мелкокалиберная винтовка, лёгкая, без отдачи, так приятно легла в руки, что я сразу полюбил её.

А как стреляет! Сама выбила пятьдесят очков! Хотел я позабавиться, выбив пульками рожицу, но сдержался, потому что считали очки, а не художества.

- Отлично, Саша! Может, девочек поучишь?

- Отчего же не поучить? – решил я, укладываясь рядом с Зиной. Щека к щеке.

- Вот, смотри… да не на меня, на мишень, сквозь прицел!

Бум! Попали! Куда-то.

Девочки встали в очередь к маленькому учителю, тренер уже пожалел о сказанном.

Как ни странно, лучше всех отстрелялась Нина. Когда я её учил правильно держать винтовку, она перестала зажиматься, выдохнула, глянула на меня с гордостью, и тоже выбила сорок пять очков.

Мне в награду дали пострелять из тяжёлых пистолетов. Что меня порадовало, так это то что наган я уже легко мог держать одной рукой, не так, как после паралича, когда едва удержал его обеими руками.

Из ТТ тоже пострелял. Укротив, после первого выстрела, оружие, попал несколько раз в мишень.

Всё же оружие это не для детей. Доволен былПорадовало темо, что в очерченную человеческую фигуру я попал, так что, если придётсяслучиться стрелять, не промахнусь. Причём, долго раздумывать не буду, потому что помнил золотое правило ганфайтера: достал оружие – стреляй!

После тира Сергей Никанорович попросил меня немного заняться с девочками строевой подготовкой.

Выстроив девчат на стадионе, где занималось много ребят, я сказал роковую для себя фразу:

- Будем учиться ходить строем. Что мы, хуже мальчишек, что ли?!

Теперь от шуток в свой адрес я наслушался немеренно. При встрече ребята совершенно серьёзно восхищались, как мне идёт форма, как не хватает косичек с бантиками.

Я проходил мимо, нарочно шагая по – девчоночьи красиво, и гордо задрав носик.

Зато девочки с удовольствием занялись строевой подготовкой. Сначала ходили и учили повороты и развороты рассыпанным строем, чтобы не затоптать друг друга, потом упражнялись плотным строем. Будь мыЕсли бы мы были одного роста, наши повороты налево в движении, или кругом, смотрелись бы очень красиво.

Как я и ожидал, девочек разобрали мальчишки, или наоборот, и нас с Ниной оставили в покое. Даже Зина, которая сначала возмущалась, что мальчик приходит в гости к ней, а за ним ухаживает другая девочка, нашла друга.

Мы с Ниной подружились, в свободное время гуляли у озера, даже взявшись за руки.

Ребята в спортлагере были деликатные, не дразнили нас, тем более, прозвав меня девочкой, неудобно было обзывать женихом.

Не забыл я и своих старых друзей, и папу. На стене общежития висел почтовый ящик, и оттуда вынимались письма. Я купил открытки, конверты, и написал всем своим друзьям и подругам.

- Не смотри! – улыбался я Нине, которая сломала глазки, пытаясь разглядеть, кому я пишу.

Начал писать я Никите, потом директору, Артёмке, рыжей Саше, Вике, Алёше, Лене…

В конце послания писал, что сижу на станции, и скоро отправлюсь дальше. Куда, не уточнял.

Папе я тоже написал, как товарищу, на адрес детского дома.

- А мне ты будешь писать? – ревниво спросила Нина.

- А как же, Ниночка! – удивлялся я, - Ты же моя лучшая подруга!

- У тебя их, наверное, в каждом городе…

- Ну, что ты, Нин! Какие подруги, с моей-то внешностью!

- Нормальная у тебя внешность! – возражала моя подружка.

- Да, как говорит моя мама, мужчина должен быть чуть красивее обезьяны.

- Ты красивее обезьяны…

- Спасибо, утешила! Вот ты, настоящая красавица!

- Да? – не верила Нина.

- Да! – с серьёзным видом говорил я.

- Тогда почему ты меня ни разу не поцеловал? – такой вопрос в упор сбил меня с толку.

- Мы, наверное, ещё слишком маленькие, чтобы целоваться… - покраснел я.

- Перед расставанием хоть, поцелуешь? – бесцветным голосом спрашивала Нина.

- Да, Ниночка, перед расставанием будем целоваться.

Мы не лелеяли себя надеждой, что наша дружба продлится долго. Даже если бы я не уезжал в неведомые дали, навряд ли мы в ближайшее время после сборов, нашли время приехать в гости друг к другу.

Время, может быть, нашли бы, только кто одного, или одну, отпустит?

Это я самостоятельная личность, в девять лет пустившаяся в опасное путешествие. Но я – это отдельный разговор.

Да, у меня было много подружек, не скрою, но в наших отношениях с Ниной было всё по - другому.

Нам было приятно находиться просто рядом, радостно встречаться, расставаясь, уже думали о скорой встрече на другой день. Нам очень не хватало друг друга.

Правильно сказала Лиска, я «влип».

Потому что даже мысль о скорой разлуке приносила боль. Да, раньше мне было горько расставаться с друзьями, сейчас же по – настоящему больно. Нина чувствовала то же самое.

Теперь я понимал своих родителей, которые согласились отправить своё любимое чадо на край света, одного, в неизвестность. Ведь, захвати бандиты Нину, я сам приду и сдамся.

Сергей Никанорович, увидев нашу детскую привязанность друг к другу, пытался сыграть на этом, обещая поселить меня недалеко от проживания Нины. Я этого испугался ещё больше, чем разлуки.

- Нет!!! – воскликнул я, вскакивая с бревна, на котором мы обычно отдыхали

- Но почему?! – возмутился обычно сдержанный тренер.

- У вас есть человек, которым вы дорожите, больше, чем своей жизнью?

- Есть… - почему-то покраснел Сергей Никанорович, и я обратил внимание, какой он, в сущности, молодой человек.

- Даже птица уводит от своего гнезда лису, - пробормотал я, отворачиваясь.

- Ты, наверное, выдумал всё. У нас в стране не может быть такого, чтобы за ребёнком охотились…

- Может быть, вы не верите, что у нас в стране существует преступность? – кисло улыбнулся я.

- Не настолько я идеалист, есть, конечно, - вздохнул тренер.

- Вот вы, сильный, уверенный в себе человек. Вы ведь не боитесь никого и ничего?

- Нет, не боюсь. Кроме тебя! - улыбнулся он. Как раз сегодня я предупредил его, что попытаюсь не только нивелировать его атаку, но и отвечать. Попал в несколько болевых точек. Обозначил, так будет вернее. Сергей всё же мой друг.

- Если у вас похитят любимого человека, предложив отпустить его, если вы сдадитесь, что вы будете делать? Обращаться в милицию? Или пойдёте на обмен?

- Вопросики ты задаёшь! – поёжился Сергей Никанорович.

- Такие вопросы мне задаёт жизнь каждый день, как бы пафосно это ни звучало, - проговорил я.

А сейчас мы сидели вдвоём с Ниной в комнате отдыха, все ребята бесились где-то, а нас оставили вдвоём, я писал записки своим друзьям, Нина просто смотрела на меня, и нам было этого достаточно для тихого счастья.

Вы хотите сказать, не надо было связываться с этой девочкой? Сразу порвать отношения?

Мне кажется, уже тогда было поздно, когда Зина привела меня к себе в комнату, поймав в женском туалете, босого и смущённого.

Не могу объяснить, как и почему возникает дружба. Любому человеку нужен друг, иногда одного взгляда бывает достаточно, чтобы понять,. что вот с этим человеком тебе будет хорошо, что он поймёт тебя, простит твои ошибки, успокоит и утешит, поддержит в беде.

Детям всё равно, с кем дружить, с мальчиком, или с девочкой, главное, чтобы вместе им было хорошо. Играть, разговаривать, обсуждать интересные темы.

- Расскажи мне о себе, - попросила Нина, глядя на меня ясными глазами.

- О себе рассказывать, неблагодарное занятие, - вздохнул я, - говорят, узнай, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Давай, я немного расскажу о тех, кому я написал письма. О взрослых я ничего не скажу. Вот письмо папе, вот, директору детского дома, где я жил. Он очень хороший человек.

Вот Никита, мой первый надёжный друг, с которым я подружился в этом доме. Я с трудом с ним расстался. Вот Вика. Она уже взрослая девушка, ей уже четырсемнадцать, она хотела, чтобы я был её братиком. Вот рыжая Саша – тут я не смог не улыбнуться, - не ревнуй. Там получилась смешная история. Я был вынужден, скрываясь от милиции, переодеться девочкой и затесаться в группу девочек из детдома, которые ехали в летний лагерь. Там я жил вместе с девочками! Поэтому, когда мне предлагали поселить у вас в комнате, я не смутился… Ну что ты, Ниночка? Почему плачешь? Не буду больше ничего рассказывать.

- Прости, Сашенька, рассказывай, я просто завидую тем девочкам, - пыталась улыбнуться Ниночкадевочка, вытирая слёзы подолом майки.

- Да, эта Саша очень похожа на мальчика, ну и я, тоже, - улыбнулся я, - поэтому она решила подружиться со мной, как с товарищем по несчастью! Она пробиралась ночью ко мне в постель, и жалела, что я не мальчик! - фыркнул я. Нина удивлённо посмотрела на меня, и рассмеялась от души.

- Хочешь верь, хочешь нет, у меня там были поклонники, соперница! Мальчишки чуть не подрались из-за меня! Я не знал, что делать.

- Саша, ты умеешь хорошо вживаться в роль. Сейчас, когда ты дразнишь мальчишек, ты так похож на девочку, что даже я начинаю тебе верить!

- Ладно, - смутился я, - а вот Леша. Я остановил машину на дороге, очень устал и уснул в ней. Тогда шофёр привёз меня к себе домой, перенёс на веранду и уложил спать, а утром я познакомился с его сыном, который очень хочет, чтобы у него был братик, или сестрёнка, - я вздохнул.

- Артёмка… - я помедлил, нужно ли рассказывать об этих детях, которых мучили собственные родители? - Этот малыш покорил моё сердце. Они с старшим братом тоже жили в детском доме. Но лучше я тебе не буду рассказывать об их горькой судьбе. Вот, лучше о Лене. Это удивительная девочка, внучка местной колдуньи, сама обучается колдовству и целительству. Они выходили меня, когда я выбрался из леса после одной очень неприятной истории.

Были ещё встречи, много хороших ребят, когда у меня будет больше свободного времени, вспомню их адреса, и тоже напишу. Много писем из одного места, это очень подозрительно.

- От кого ты скрываешься, Сашунчик? Куда бежишь? – спросила меня Нина, с такой горечью, что от её слов надрывалось моё маленькое сердечко.

- Ниночка, не надо об этом, это закрытая тема. Давай, я тебя лучше в глазки поцелую? – Нина радостно кивнула, пересаживаясь поближе ко мне.

Я поцеловал её мокрые и солёные глазищи, прижал её к себе, гладя по голове.

- У нас впереди целая вечность, Нина! – убеждал я её. – Чтобы нам разрешили дружить, надо ещё раз прожить такую жизнь, которую прожили. Ниночка, ну что ты?! Я тебе обязательно напишу, когда представится возможность! Ты же видишь, я не забываю своих друзей!

Нина согласно кивала головой, зарывшись лицом в мою майку.

Уже близилось к концу наше пребывание в спортивном лагере, когда объявили новость: соседи вызвали наш лагерь на поединок.

Все этому обрадовались, восторженно вопили, только моя группа многоборцев призадумалась. Сначала девочки тоже радовались, а потом примолкли.

Дело в том, что по условиям поединка девочки и мальчики должны были состязаться отдельно.

Я был один, команду из меня не соберёшь. Девочки же надеялись на меня, как на маленький сюрприз, потому что во многих видах спорта я показывал лучшие результаты.

В общем, наша команда пребывала в расстройстве.

- В чём проблема? – удивился я на очередном совещании, где наш тренер сообщил грустную новость, - Меня и так девочкой дразнят, в этой форме я мало чем от них отличаюсь. Давайте запишем меня под девичьей фамилией, вот и всё! Потом всё равно я уеду и меня не найдут.

- Всё было бы так, если бы не плаванье! Ты же не будешь в форме плыть?! А в плавках, когда переоденешься, все поймут, что ты мальчик.

- Я уже обманывал, не только мальчиков, но и девочек, - честно признался я. Мне всё-таки хотелось поучаствовать в соревнованиях. После почти двух недель тренировок тело требовало движения и силовых упражнений.

- Если хотите, мы с Ниной сейчас переоденем меня в девочку… - Раздались сдержанные смешки.

К счастью, в эти годы переодевание мальчика в девочку, и наоборот, не несло никакой смысловой нагрузки, просто считалось хохмой, или маскарадом. Тем более, что мы хотели отстоять честь команды.

Соревнования решили проводить на нашей базе, как наиболее отвечающей требованиям состязаний, так что мне даже не придётся переодеваться в девочку, в свободное время все мы переодевались в форму, состоящую из шорт и рубашек.

Сергей Никанорович дал согласие, пообещав лично проконтролировать превращение, потому что раскрытие обмана грозило ему крупными неприятностями.

Мы с Ниной, переглянувшись, побежали в мою комнату.

Конечно, отчаянно краснея, девочка отвернулась от меня, когда я переодевался в плавки, но оценить, что получилось, она была вынуждена.

Сначала смущённо, а потом с удивлением, она обошла вокруг меня, не понимая, куда всё девалось.

- Я ещё совсем маленький! – смеялся я, - Чему ты удивляешься?!

- Всё равно… такого не может быть! Я уже начала сомневаться в том, что ты мальчик. Я сейчас принесу свой купальник, у нас на соревнованиях должны быть одинаковые купальники, хочу посмотреть, как ты будешь в нём выглядеть! Никуда не уходи! – Нина умчалась, и скоро вернулась с раздельным купальником, верхняя часть которого напоминала маленький топик.

Переодевшись, я позволил Нине осмотреть себя.

- Да, похоже, получается! – решила моя подружка, - Можно показать тренеру.

- Сейчас мы его ещё больше удивим! – решил я, доставая из своего рюкзака Лискину одежду.

Надев футболку и юбочку, повернулся перед Ниной:

- Ну, как?

- Замечательно! – захлопала в ладоши девочка, - Пойдём скорее!

Но сначала мы сбегали в бытовку, и Нина погладила мою одежду, после чего, под ручку, пришли к своим.

Сначала девчата подумали, что Нина издевается над ними, потому что панамку, наполовину скрывающую лицо, мы тоже не забыли.

- Это же Саша! – ахнула Зина, и все тут же узнали меня.

Я прошёлся перед ними, потом сказал:

- Ну, что, теперь плаванье?

На пирсе все, кто догадался надеть купальники, разделись и выстроились по своим дорожкам, предварительно осмотрев меня.

- Если не знать, что ты мальчик, то ничего не заметно! – решил тренер, - Теперь посмотрим после заплыва!

Вместо стартового пистолета Сергей Никанорович громко хлопнул в ладоши, и мы прыгнули в воду, навстречу рекордам!

Чтобы быть первым, надо после нырка как можно большую часть дистанции проплыть под водой. Этому меня здорово натренировала Лиска, в своё время, едва не утопив.

Плавали мы вольным стилем, естественным для мальчишек, так что, наученный тренером, я легко укладывался в норматив. При желании мог увеличить скорость. К счастью, плавание было заключительным этапом многоборья, чтобы не заставлять участников терять время на переодевание. Правда, и награждение потом будет в купальниках…

- Почему в купальниках? – удивился я, - Будут оценивать телосложение? Тогда мне не победить!

- А ведь ты права… э, прав! Могут отправить в раздевалку, переодеваться. Причём всех в одну. Как тебе такой вариант?

- Может, я жутко стеснительная?

- Не тот возраст. Есть один выход: прийти первым, и переодеться, в одиночестве!

- Легко! – легкомысленно заявил я.

- Твои бы слова… Там девочки тоже не из слабых, тем более что возраст участников от девяти до двенадцати! Представляешь, какие это тёти?!

- Зато я лёгкая! – заявил я.

- Молодец! Не выдай себя в разговоре.

- Будьте уверены, не выдам! – заверил я его.

- Тогда сегодня проведём генеральную репетицию. Кстати, как тебя записать?

- Саша Кислицина. Это моя знакомая. Она даже похожа на меня.

- Замётано. Пойду согласовывать с руководством, - вздохнул он, отправляясь выполнять самую тяжёлую часть работы.

Наш тренер получил «добро», и тут же начал подготовку к турниру. На состязание надо было выбрать троих участников, а как их выбрать, как не отборочными соревнованиями?

Вот мы и прошли весь маршрут, да не один раз!

Кроме меня в финал вышли Нина, которая превзошла сама себя, лишь бы выступить весте со мной, и Зина! Сегодня маршрут был гораздо длиннее, чем будет в день соревнований, потому что мы ещё не знали, что выберут устроители состязаний.

Начинали мы со стометровки, потом, не останавливаясь, прыгали в длину, будто через ров, затем в высоту, которую поставили на отметке моего роста. Я брал её перекатом. Дальше шла полоса препятствий в виде двухметровой стенки, десятиметрового бревна, якобы перекинутого через овраг, потом выбегали из стадиона на кросс, который тоже прерывался рекой, через которую надо было перебраться по канату, но не просто так, а поднявшись на руках по одному канату на четырехметровую высоту,. потом оттуда, по другому канату, на другой берег. Дальше бег по пересечённой местности, пятиметровый рукоход, потом с размаху падаем на пузо, после двухсотметровой пробежки, берём винтовку и расстреливаем мишень. После чего несёмся к озеру, снимаем форму, и кидаемся в воду. Плывём двадцать пять метров,. возвращаемся, бежим в раздевалку, переодеваемся, моемся в душе и идём получать заслуженные награды. Всё.

Со мной решили так. Я прибегаю первым, одежду оставляю тренеру, который ждёт меня у раздевалки, потом я иду переодеваться и мыться, пока там никого нет.

Мой номер первый, в шкафчике номер один будет висеть моя белая парадная форма, полотенце, мыло и мочалка. Я должен всё успеть до прихода девочек –соперниц. Своих могу не бояться.

Ещё там должны висеть ещё одни плавочки, потому что мои будут мокрыми после заплыва.

Плавочки мне одолжила Нина.

Вот такой сценарий мы разработали. Мы два раза пробежали маршрут. Яя успевал переодеться, несмотря на то, что девочки изо всех сил старались застать меня в душе.

Я встречал их или уже одетый, или готовый одеться в форму, в плавочках..

А так как мы не собирались уступать, то первыми после меня должны были прибежать Нина с Зиной.

Намучив до потери пульса, Сергей Никанорович отпустил нас, потому что сегодня в актовом зале показывали новый фильм, который назывался «Контрабандисты». Этот фильм я в прошлой жизни видел бессчётное количество раз, но и здесь мы с Ниной с удовольствием его посмотрели. Если кто забыл, этот фильм про Семёна Семёновича, которому, по ошибке, в гипс подложили золото и бриллианты!

Конечно, детям многое было непонятно, к примеру, упоминание о синагоге, зато смешно.

С удивлением я понял, что мне кажется, что смотрю этот фильм первый раз, до того всё интересно!

А какие замечательно красивыеые места показывали! Мы с Ниной восхищались красотами, а иногда смеялись до слёз.

Нам вообще здесь показывали фильмы часто, в основном комедии, которые я много раз видел в прошлой жизни: помните, «Приключения Шурика на Кавказе»? Там ещё песенка такая: «Если б я был султан…».

«Львы и тигры в Одессе», вообще отпадное кино! В прошлой жизни, насколько помню, он был нашим культовым фильмом!

После кино мы с Ниной пошли гулять на озеро. Просто гуляли, потом сидели, на скамейке, прижавшись друг к другу,. и нам было бесконечно хорошо, как до созвездий.

- Ненчик! – спросил я, - ты знаешь, как называются созвездия?

- Конечно! – удивилась Нина, - Вон Лосиха, вот Лосёнок, суёт свой нос в Мировую ось!

- А остальные? – Нина пожала плечами:

- Это, кажется, Хвост Дракона, а вон то – маленькое, это Субару!

- Почему Субару? – удивился я, - По-моему, как-то по – другому называется!

Но, как ни силился, не смог вспомнить. Зрение у меня было великолепное, и, глядя на Млечный Путь, видел, какой над нами безбрежный и гигантский простор. И какими мелкими кажутся все проблемы перед этим огромным миром, кроме одной. Вот этой, которая тихо дышит рядом, привалившись к моему плечу своим, таким же хрупким и милым плечиком.

- Саша, Нина! – услышали мы сердитый голос, - Вы с ума сошли! Не знаете, который час?! Быстро спать! – сердитый Сергей Никанорович подошёл к нам. Мы вскочили.

Сергей Никанорович прижал нас к себе, вздохнул, сказав:

- Эх, ты, Сашка, Сашка! Пошли спать. Завтра не будить рано? Давайте, лучше с утра ещё отработаем? Ниночка, ты как? – Нина быстро закивала головой, крепко сжаввцепившись в мою руку.

Так мы и пошли к общежитию, держась за руки. Перед тем, как разойтись в разные стороны коридора, мы сблизили лица, но поцеловаться так и не решились.

Вот и наступил решающий момент!

Три участника с нашей стороны, троеи от гостей. Гости были крупнее нас, посматривали на малышей с превосходством и ехидными улыбками. Ещё бы! Мы трое ещё сильно походили на маленьких мальчиков, по сравнению с соперницами!

Но, я думаю, их формы, длинные волосы, хоть и убранные в компактные причёски, а, особенно, вес, будут не в их пользу.

- На старт! Внимание! Марш! – выстрел из стартового пистолета, и я рванул вперёд, как будто за мной мчался разъярённый Жорка. Своего брата я любил доводить до белого каления, он тогда, с перекошенным от ярости лицом, гонялся за мной по всем окрестностям, обещая оторвать мне всё, что выступает за тело. Ни разку не догнал! Дома не имел права нападать, после моих слов: «я в домике»!

Первым проскочив стометровку, я разбежался и прыгнул, далеко за собой оставив черту, не допрыгнуть до которой означало проиграть. Дальше надо было преодолеть планку в метр сорок.

Хотели поставить на полтора метра, но, увидев, что мы с Ниной свободно проходим под ней, решили, что пусть мы хоть макушкой будем касаться планки.

С разбегу перелетев через препятствие, побежал дальше, почти взбежал по стене, только наверху схватившись за край, чтобы перекинуть тело на другую сторону. На бревне только ускорился.

Душа пела, ноги стали пружинистыми, я побежал ещё быстрее.

Канаты и рукоход я использовал для отдыха ног, с удовольствием напрягая свои маленькие мышцы.

Стрельбище устроили здесь специально, чтобы руки дрожали!

Фиг им! Я прильнул щекой к маленькой винтовке и с удовольствием отстрелялся, даже не проверяя, сколько очков выбил, вихрем промчался остаток кросса, под вопли болельщиков: «Са-ша! Са-ша!», добежал до пирса, в два приёма скинул форму и нырнул, не слушая, что мне говорит тренер.

Проплыл, как дельфин, до противоположного бортика, вернулся.

Сергея Никаноровича, почему-то, не было.

Я побежал в раздевалку…

Пулей влетев внутрь,. остановился, открыв рот. В раздевалки переодевались девушки, неторопливо надевая купальники.

Крепкие груди, мощные руки, широкий разворот плеч выдавал в них пловчих.

- Ну, что застыла? – засмеялась одна из них, и другие девушки обратили на меня внимание:

- Ой! Девочка! Какая худенькая! Ты многоборка? Уже прибежала? Иди, мойся, мы не будем тебя смущать! Не волнуйся, малышка, вырастешь и ты! – смеялись девушки.

Преодолев растерянность, я пробрался к своему шкафчику, взял мыльные принадлежности вместе с полотенцем, в которые завернул плавочки, и побежал в душевую комнату.

- Полотенце-то зачем взяла с собой? – удивился кто-то.

- Ладно, девчата, не смущайте девочку, выходите, сейчас ещё такие же прибегут!

В душевой никого не было, я быстро разделся, открыл воду и с удовольствием помылся, не забывая оглядываться. Заодно сполоснул одёжку, выжал её и повесил на крючках.

Вытершись и надев плавочки, вышел в раздевалку, как раз тогда, когда туда вбежали мокрые и запыхавшиеся Зина и Нина.

- Мы победили! – закричали они, раздеваясь. Я только успел, оторопело, проводить взглядом их мелькнувшие голые попки, скрывшиеся в душевой. После чего услышал оттуда торопливые переговоры, и взрыв смеха.

Надо же! – подумал я, - настолько возбудились от бега, что приняли меня за свою! Надо скорее покидать раздевалку, а то сейчас затопчут свирепые проигравшие соперницы.

Торопливо одевшись в белоснежную форму, я пошёл на выход, и еле успел посторониться, как в раздевалку влетели три фурии.

Не дожидаясь, когда они начнут раздеваться, я вышел навстречу своему тренеру.

- Ты что, Саша?! Не слышал, что я тебе говорил? – прошипел он мне.

- Что я должен был делать? – удивился я. – Хходить в купальнике? Мокрым?

- И как же ты…

- Нормально, - пожал я плечами, - вы видели, какие там были девушки? Они посчитали, что я маленькая девочка, и стесняюсь своего худенького тельца.

- Хм, ну, что ж, хорошо, когда всё хорошо кончается. Сейчас дождёмся твоих подружек, и пойдём навстречу славе!

Нашей команде присудили, безоговорочно, первое место, объявив, что капитаном команды является Саша Кислицына.

Проигравшие девочки поздравляли и радостно обнимали нас так, что трещали наши рёбрышки.

Когда мы, с позолоченными картонными медалями, сошли с пьедестала почёта, ко мне подошла смутно знакомая девочка. Я только заметил, как у Нины округлились глаза и приоткрылся рот.

- Отойдём? – спросила меня девочка. Мои подружки быстро закивали головами. Зина тоже чему-то удивилась.

- Ну, здравствуй, сестрёнка! – улыбнулась девочка, протягивая мне руку. Я чуть не подавился собственной слюной:

- Что значит «сестрёнка»?

- А то и значит, что я и есть Саша Кислицына!

- Ты? Саша?! Невероятно! Фантастика! – закатил я глаза.

- Да, Сашенька, или, как тебя там, чудеса ещё встречаются! Я тоже думала, что одна такая страшная, оказывается, у меня есть сестра-близнец! Откуда ты взялась? Дядя Гена рассказывал, что подвёз меня… то есть, оказывается, тебя, до нашего посёлка. Я не выдала тебя! Но подумала, что неплохо бы тебя разыскать свою близняшку. И вот, что я вижу! Тебя как звать?

- Саша… - ответил я.

- Тоже Саша? А фамилия?

- Не скажу, - вздохнул я, - не зря же я назвалась Кислицыной.

- Понятно. Почти.

- Саша, тебе знаком Пашка?

- Какой Пашка? – удивилась Саша.

- Вы с ним познакомились где-то на конкурсе, он принял меня за тебя, и, кажется, влюбился!

- Влюбился?! Вот здорово! Надо будеты его разыграть! Как хорошо, что ты мне про это рассказала, а то подваливает ко мне, такой, Пашка, и говорит: «Сашка! Наконец-то я тебя нашёл!» А я ни ухом, ни рылом… Скажи, Саш, а ты в мальчишку не пробовала переодеваться?

- У нас форма мальчишечья. У вас, разве, нет?

- Вы шорты носите?

- Ну да.

- А мы юбки. В шортах лучше, особенно в походе. Ну и как? Похожа ты на мальчика?

- Да, меня всё время дразнят, то мальчиком, то девочкой!

- Везёт тебе, смотрю, у тебя такие хорошие подруги!

- У меня и друзей много… - опустил я взгляд.

- Ну, Сашка! Как у тебя это получается? – восхищённо спросила Саша.

- Как у нас говорят, Саша, «будь проще, и люди к тебе потянутся»! – рассмеялся я, - Не надо задаваться, с мальчиками надо быть нежной и томной девочкой, с девочками ласковым мальчиком. Конечно, можно много чего насоветовать, но лучше быть самим собою…

- У, Сашка! Какая ты! Умная-а!

- У меня жизнь такая, весёлая! – рассмеялся я, - Нас уже заждались! Пойдём?

- К сожалению, мне уже пора. Я сегодня ещё выступать должна. Это ты уже закончила, а мне ещё предстоит. Придёшь смотреть?

- Ты в каком виде спорта будешь выступать? - спросил я., Ммне правда, было интересно.

- Художественная гимнастика! С обручем.

- Интересно! Люблю спортивную гимнастику! В этом костюмчике я бы тоже попробовала, но только спортивную акробатику!

- Давай, всех разыграем? Мы так похожи! Даже имя с фамилией одинаковые!

- Как получится! Побежали к своим?

Когда я прибежал к своим, меня засыпали вопросами:

- Кто это был?!

- Девочки, не поверите! Это была настоящая Саша Кислицына!

- Иди ты!! Она твоя сестра – близнец?

- Это настоящая загадка природы! Я родилась… О, господи! Родился, в центральной части России, а эта Саша, местная!

Мы не стали переодеваться, праздник, так праздник! В таком виде и пошли на стадион, где продолжались соревнования по разным видам спорта. Выступали мальчишки – тяжелоатлеты, толкали ядро, крутились на турнике. Всё это было организованно так, что можно было смотреть всё по порядку, а не в одно время.

Один мальчик моего возраста так здорово выступил на коне, что мне стало завидно. Надо будет попробовать!

Волейбол и баскетбол, а также футбол будут завтра и после завтра, а сегодня праздник завершится показательными выступлениями гимнасток.

Солнце клонилось к закату, когда настал черёд Саши. Это было здорово, не знаю, может быть, Сашаона старалась показать мне, что она спортсменка, не хуже меня, или на самом деле была такой хорошей гимнасткой,. но исполнила свой номер классно! Я все ладошки отбил, хлопая ей. Нина даже странно покосилась на меня.

Уже все хотели расходиться, когда вызвали на площадку меня.

Когда мы с Сашей встали рядом, зрители, в восторге, завопили. Тогда судьи решили устроить среди нас показательное выступление. Саша, вероятно, сказала, что я могу показать акробатический этюд.

Заиграла музыка, и мы показали… каждый своё. Я делал свои упражнения, которые, кроме Сергея Никаноровича, никто не видел, Саша делала свой номер. Не знаю, как смотрелось со стороны, но на трибунах творилось нечто ужасное. Тем более, что я больше походил на мальчика, а Саша, в своём купальнике была явно девочкой. Получилась парная программа. Правда, вразнобой, но, Нина говорила, что получилось очень здорово!

Выслушав бурю оваций, мы разбежались по своим командам. Нина чмокнула меня в щёчку!

Сегодня был праздничный ужин, на котором меня опять нашла Саша. Я не мог раскрыться, даже не переоделся, хотя мог, у девочек, но подумал, что лучше не рисковать, и гулять пришлось вчетвером: я, Нина, Зина и Саша.

Я, конечно, был рад Саше, но безумно хотелось остаться наедине с Ниной, опять сидеть рядом, и тихо молчать, нежно прижимаясь друг к другу.

Только после отбоя Зина увела Сашу, что-то вешая ей на уши.

Сегодня нас никто не потревожил, мы гуляли под растущей Луной, радуясь, что наконец-то этот безумный день закончился.

Если вы знаете, как приятно просто сидеть и держать в руке маленькую ручку подружки, со сладостью в сердце слышать её тихое дыхание, значит, вы испытывали это чистое чувство первой влюблённости.

Мы сегодня впервые встретили зарю.

Тренер-садист погнал меня на тренировку, а Нина, сладко зевая, пошла отсыпаться.

Сергей Никанорович пытался сегодня подловить меня на моём сонном и благодушном настроении, но ему не удалось, а моя улыбка, которая сияла у меня на лице, приводила его в ярость, тренер думал, что я над ним издеваюсь.

Сегодня проходили турниры по волейболу и баскетболу. Волейбол наши мальчишки продули, зато в девчоночью команду позвали меня! И мы выиграли!

За это Сергей Никанорович разрешил погулять нам с Ниной ещё один вечер, думая, чт. то мы больше не выдержим и заснём.

Но всё когда-нибудь кончается. Отгремели спортивные состязания. В футбол мы выиграли по пенальти, на одно очко опередив товарищей, вечером разожгли огромный Пионерский костёр, возле которого славно пели песни.

На другой день гости уехали. Саша крепко обняла меня, прослезившись, дала свой адрес с требованием написать, а не то она всё расскажет Пашке, и дядь Гене.

Я дал торжественное обещание, про себя думая, как бы кого не забыть потом.

Но не это самое горькое. Самое горькое случилось на следующий день, когда объявили о конце нашего пребывания в спортивном лагере.

Нас отправляли по домам. Мне что, мой адрес – Советский Союз. Так, кстати, я писал на конвертах, где было написано: обратный адрес.

Вот только Нина…

Мы всю дорогу ехали, тесно прижавшись друг к другу. Ребята пели весёлые песни, а у нас на душе скребли кошки. Нина передала мне записку, шепнув, чтобы я прочитал её, только когда расстанемся.

- Ттам и мой адрес узнаешь, - прерывисто вздохнула она.

На станции, пока ждали электричку, мы стояли, обнявшись, в сторонке, потихонечку, пока никто не видит, целовались. Я целовал её мокрые глаза, Нина – мои.

Свистнула электричка, к нам подошёл Сергей Никанорович, тоже хмурый.

- Ну, ребята, или расставайтесь, или ты, Саша, поезжай с нами.

Нина с дикой надеждой посмотрела на меня, но я отрицательно покачал головой:

- Не могу, Ниночка, сердце моё разрывается, но я слишком люблю тебя, чтобы остаться!

И тогда Нина разрыдалась, прижавшись к Сергею Никаноровичу. Тренер смотрел на меня с осуждением. Я погладил девочку по голове и шепнул ей на ухо:

- Ты только жди! Я никогда о тебе не забуду! – Нина согласно кивала, уткнувшись в живот Сергея Никаноровича, орошая его спортивный костюм горькими слезами.. Потом они скрылись в чреве электрички, и умчались в даль. А я остался на станции, ожидая свою электричку, следующую в противоположном направлении.

Купив билет, я повязал пионерский галстук и сел на лавочку, загоняя уже ненужные слёзы вглубь.

Может, это ничего не значит, но в прошлой жизни меня тоже звали Саша, а любимую жену, с которой я прожил всю жизнь, звали Нина.

Лиска очень мне сочувствовала, но хвалила за предосторожность, потому что чувствовала, что впереди меня ждёт нешуточная опасность.

Что ещё я вынес из этого спортивного лагеря? Мне подарили, при награждении участников, планшетку, куда я положил картонную «золотую» медаль, почётную грамоту за первое место, и два удостоверения! Одно на имя девочки Саши Кислициной, другое на мальчика Сашу Минакова, с подписями и печатями, от общества «Буревестник». Это были настоящие документы! Можно предъявлять милиции при случае. Даже девочка такая есть, почти моя копия.

Мы едем, едем, едем, в далёкие края…

Подошла электричка. Я подхватил свой рюкзак и вошёл в пустой вагон. За мной никто не вошёл. Все, почему-то, ехали на западном направлении.

Я выбрал скамейку неподалёку от входа, и уютно устроился там, поставив рюкзак рядом с собой.

Невидящим взором уставился в окно, вновь переживая расставание, душа рвалась к любимой девочке. Я решил прочитать записку.

«Милый, милый, мой любимый Сашенька! Не могу поверить, что мы расстанемся, быть может, навсегда! Не представляю, как буду без тебя жить! Наверное, надеждой. Сердечко болит, душа плачет. Не могу вслух сказать такие слова, доверю только бумаге. Сашенька, я люблю тебя!!!

Пиши: школа-интернат со спортивным уклоном № 12. Нина Тягунова. г. Нижнеяровск.

Живу в интернате, потому что пПапа зимой работает на Севере, мама умерла. Папа на лето забирает меня к себе, только на эти две недели нас отправляют на спортивную базу. Вот и встретились, радость моя, горе ты моё!».

Я, не сдерживая слёз, несколько раз перечитал записку, поцеловал её и съел.

Не дай Бог, прочитает кто!

Запасся я и носовым платком, зная, что пробьёт на слёзы.

Когда немного успокоился, в мой вагон зашли двое подростков лет двенадцати – тринадцати.

- О! Пионерчик! – обрадовались они, увидев меня. Один из них сел вплотную ко мне и упёр мне в бокребро самодельную финку:

- Сиди тихо, мальчик, и никто не пострадает!

Другой полез в мой любимый рюкзак. Но там хитрый узел. Я его развязываю, только потянув за верёвочку, а чужой его только затягивает.

Настроение у меня под стать. Я даже обрадовался пацанам. Можно душу отвести!

Нажал на нерв на руке соседа, отобрал у него финку и слегка воткнул ему в район печени:

- Сиди тихо! – я сильно толкнул ногой мальчишку, безуспешно боровшегося с узлом на рюкзаке.

Мальчишка, не ожидаял такого, упал и сильно ударился об скамейку, спиной и головой.

- Помоги ему, сядь рядом, напротив меня, и сидите там, пока не приедем туда, куда я хочу.

Мальчишки сели, настороженно оглядываясь.

- Не думайте, что сбежите. Я ножи хорошо метаю! Сидите, не дёргайтесь.

Ребята успокоились, хотя тот, которого я толкнул, всё почёсывался, морщась.

Я рассмотрел внимательно финку. Самодельная, но острая, такой и убить можно.

Проехали так несколько станций.

- Я в туалет хочу, - сказал тот, что тыкал в меня финкой.

- Ходи под себя, потерплю, - сказал я, играя этой финкой.

И тут вошли двое милиционеров. Финка исчезла, а пацаны обрадовались:

- Дядя Петя, дядя Коля! У этого пацана нож! Он нам угрожает!

- Да? – удивились милиционеры, - Интересно!

Пацаны пробрались за их спины и сдёрнули из вагона, а милиционеры решили обыскать меня:

- Встань, руки в стороны!

Я встал и сказал:

- Товарищ лейтенант! У меня ножа нету, нож у тех ребят! Я видел!

- Молчи! Видел он! А ещё пионер! Врёт, и не краснеет! – лейтенант похлопал меня по карманам, по бокам, а сержант полез в мой рюкзак. И что их всех к рюкзаку тянет?

Лейтенант, наконец, сделал то, что я от него давно ждал: сделал вид, что сейчас схватит меня за яички.

Я «испугался», согнувшись, а когда выпрямился, вскочил на лавку и направил пистолет ему в лицо. Для достоверности взвёл затвор, снял с предохранителя.

- Не люблю оборотней, – сказал я бледному лейтенанту, размахнулся и ударил сержанта рукояткой пистолета пониже уха. Не ожидавший от меня такой подлянки, сержант кулем рухнул на пол.

- Мальчик, не играй с оружием! Пистолет заряжен! – сумел сказать лейтенант.

- Подними товарища, посади на скамейку! – приказал я. – Убивать не буду, прострелю коленку, или ещё что-нибудь, если не будешь слушаться! Так! Теперь, медленно, двумя пальцами, вынь пистолет товарища сержанта, и кинь на мою лавку. Даже не думай, покалечу! Молодец! Пристёгивайся к лавке наручниками! Теперь сержанта, за руку, за свою, тоже. Умница! Документы сюда!

- Мальчик, перестань, а? Положи пистолет, и уходи. Ловить не будем, клянусь!

- Не верю я клятвам преступников! Вы ведь крышуете тех пацанов? А что у вас в сумке?

Лейтенанта перекосило:

- А я ведь тебя узнал, гадёныш!

- И подписал себе смертный приговор! – я наставил пистолет менту в лицо.

Лейтенант, или крепкий оказался, или до конца не верил, что я смогу выстрелить, но не молил о пощаде, только ещё больше побледнел.

- Смелые вы, не там, где надо! – молниеносным ударом под ухо, отправил я его в глубокий сон.

Потом пошарил по карманам, забрал удостоверения, ключи от наручников, открыл сумку, присвистнув: там лежали деньги, кольца, серёжки. Наверняка добыча пацанов.

Я бросил туда ещё пистолеты и удостоверения и, прихватив рюкзак, пошёл в туалет. Надо было переодеться, а то пацаны меня могли легко опознать.

К счастью, за всё время к нам вагон никто не вошёл. Позже я понял причину: переходы были перекрыты, скорее всего теми мальчишками, чтобы их подельники могли разобраться со мной без помех. Это было мне на руку, тем более, что ключ-вездеход я ещё не утерял.

В туалете я открыл рюкзак, понимая, что опять надо переодеться в девочку.

- Как, оказывается, непросто, быть ребёнком! – ворчал я, вновь натягивая ненавистные тугие плавочки. Надел я и колготки, потому что, во-первых, можно так закрыть исцарапанные ноги, а во-вторых, в окно я увидел, что небо затягивает тёмными облаками, и ночью, вероятно, будет холодно, возможно, даже пойдёт дождь..

Потом клетчатую юбочку, кофточку к ней в тон, и красную бейсболку. Девочки редко надевают её задом наперёд, так что длинный козырёк неплохо меня маскировал.

Ещё нанёс немного краски на лицо: обвёл карандашом линию губ, получился капризный девчоночий рот, глаза сделал немного раскосыми. Ещё я вспомнил один метод: скатал ватные шарики из аптечки и запихал за щёки. Сам чуть не прыснул: лицо стало совсем круглым и девчачьим. Бровки тоже выделил, реснички подкрасил, японские полукеды не пожалел, надел.

Ну, вот, теперь можно и в люди…

Вышел я на довольно крупной станции «Крестовоздвиженск». Удивился названию, почему не переименовали в «Красный крест», допустим? Или «Красновоздвиженск»? Но долго об этом не размышлял, надо было срочно избавиться от приметного рюкзака и ментовской сумки.

К счастью, на станции стояли автоматические камеры хранения. Осмотревшись по сторонам, используя зеркальце от пудренницыпудреницы, я запихал криминальную сумку в ячейку №25, вынул лейтенантское удостоверение и ввёл код по инициалам и номеру удостоверения. Фамилия у лейтенанта была Кулебякин. «Бякин ты, а не Кулебякин»! – подумал я. Захлопнув эту ячейку, я вынул из большого рюкзака девчоночий, Лискин, где хранились основные ценности. Спалившийся рюкзак убрал в ячейку камеры хранения, запер её, благо, мелочь была!

Даже, если кто заметил, что девочка убрала сюда рюкзак и откроют, что они там найдут? Несколько комплектов мальчишеской одежды, смену белья и пару банок консервов?

Большую часть консервов мы смолотили с ребятами на вечерних посиделках у девочек, я оставил только две банки, уж больно тяжёлый рюкзак был, все плечи отдавил.

Конечно, когда припрёт голод, будешь вспоминать о баночках, глотая слюну, надо будет на станции чего-нибудь лёгкого и питательного раздобыть, а то осталась одна пачка галет, к консервам.

Найдя на платформе киоск «Союзпечать», купил открытку, пастовый карандаш, и конверт, пошёл в буфет. Там купил стакан кофе с молоком и булочку. Высокие столики совсем не были предназначены для детей, пришлось подтащить столик к большому окну, вернее, стеклянной стене, встать на парапет, или как оно там называется, который заменяет подоконник, теперь я мог с удобствами перекусить.

- Девочка! – услышал я, но не обратил на окрик никакого внимания.

- Девочка! – повторился окрик, - Немедленно слезь оттуда!

Я посмотрел сквозь очки, на уборщицу, которая сердито ругалась на меня.

- А что мне делать? – спросил я.

- Вон там детский столик, - показала уборщица в угол, где за столиком вальяжно развалились несколько подростков. Я с недоумением посмотрел на женщину:

- Вы меня к пацанам, что ли, хотите отправить? К хулиганам?

- Ты сама хулиганка! – рассердилась уборщица, - Натоптала тут, а мне мыть!

Конечно, ребят я не испугался, но мне надо было написать несколько слов на открытке.

- Успокойтесь, тётенька! – тихо сказал я, - У меня чистые кеды, почти новые. Я сейчас допью кофе, и уйду, ладно?

Женщина, поворчав, что я всё равно уже натоптала, отошла.

Я, не теряя времени, пока не привлёк к себе внимания милиционера, который скучал в зале ожидания, достал открытку, конверт и карандаш, нацарапал печатными буквами:

«Сумка Хули Бякина находица в яч. №25. шифр по № уд. Бякина».

О ткрытку я положил в конверт, написав на нём: «Отдать в милицию». На обратном адресе нацарапал: «От неравнодушных граждан». Придавил конверт недопитым кофе с недоеденной булочкой, отодвинул от окна столик, выбросил немилосердно пачкающую ручку в урну, и решил сходить в посёлок, или городок, примыкающий к станции.

Свяжут ли меня с письмом? Могут, но маловероятно. Мало ли, кто пьёт кофе и ест булочки? Тем более, я не кусал булочку, а отламывал кусочки, чтобы не оставить следы зубов.

Что только не сделаешь, когда за тобой охотится вся милиция Союза! Я даже отпечатки пальцев стёр со стакана чудом сохранившейся на столике бумажной салфеткой.

Интересно, думал я, шагая в городок, девочкой быть среди детей безопасней, чем мальчиком. Стайка мальчишек промчалась мимо, обтекая меня, а к мальчику могли и привязаться.

Но мальчику безопаснейо среди взрослых, а в костюме девочки я уже познакомился с одним взрослым!

Передёрнув плечами от неприятных воспоминаний, я зашёл в продуктовый магазин.

Набор товаров стандартный, я купил кулёк сухарей, нарезанных из батона с изюмом, галеты были россыпью, невкусные и крепкие, как камень. В пачках не было. Из товаров были соль, спички, водка, хозяйственное мыло…

Нет, надо зайти в универмаг, прикупить детского мыла, зубную пасту и щётку.

Ещё я купил здесь банку крабов, которые продавались «прицепом», к водке.

Продавщица странно посмотрела на меня, но ничего не сказала, не стала отговаривать от ненужной покупки. Между тем из крабов можно сделать неплохой салат, при случае. А можно и так съесть, он очень питательный.

Нашёл я универмаг, в центре городка. Здесь была небольшая площадь, где располагался горисполком, магазины и… церковь!

«Лиска, я поставлю свечку?» - спросил я. Лиска промолчала, тогда я зашёл в прохладную церковь, бросив мелочь нищим на паперти.

Подумав, я сменил бейсболку на бандану, всё же больше походит на косынку, а женщины должны в церковь ходить в косынках, или платках. Думаю, Мама простит мой невольный обман. Я имею в виду, что я не девочка…

Церковь находилась не на самой площади, а задвинута немного вглубь, за административными зданиями, окружена могучими деревьями. Служба не велась, я был один, под расписными сводами.

Поискав, я нашёл икону Божьей Матери, начал молиться, про себя, о душе своей любимой сестрёнки. Лиска тихо дышала у меня над ухом.

Когда я неумело перекрестился, ко мне подошёл батюшка.

- Что привело тебя сюда, невинное дитя? – спросил он. Я вздрогнул, и с испугом посмотрел на него:

- Где можно купить свечку за упокой?

- Пойдём со мной, дитя моё, - батюшка проводил меня, я купил одну свечку, для сестрёнки. Ставить свечку за упокой того урода, что я прикончил, даже не подумал: пусть его черти в аду жарят на медленном огне!

- Кому свечку хочешь поставить? Родителям?

- Сестре, - промолвил я, зажигая свою свечку от горящих свечек.

- Как она померла? – опять спросил батюшка.

- Убили её, - ответил я, - насиловали, потом вспороли живот, выпустив кишки, и бросили умирать! – сердито сказал я.

- Извини, дочка, что спрашиваю, просто хочу узнать, правильно ли ты свечку ставишь, - тихо сказал батюшка.

- Простите, - извинился я, - просто она была для меня и мамой, и сестрой, и любимой девочкой-подружкой. Да! – вспомнил я, - Я хочу ещё свечку за здравие поставить!

Я поставил две свечки рядом, не слушая ворчанияе батюшки.

Опустившись перед иконой Божьей Матери на колени, я стянул с головы бандану.

- Не положено деве находиться в храме Божием, с непокрытой головой… - начал свою песню поп.

Но я сердито сверкнул на него глазами, и он умолк.

А я взял в руки оба пламени свечи в руки. Они не обжигались, только щекочуще шевелились в ладошках.

Я улыбнулся, и посмотрел на икону. Снова неописуемая радость накрыла меня: на иконе Лиска держала на коленях меня!

- Лиска! – прошептал я, не веря своим глазам.

«Да, мой мальчик, это я, - ласково сказала Лиска, - ты что-то хочешь попросить?»

-Да!

«Поняла! – засмеялась Лиска, - Насчёт своей подружки, Ниночки!»

-Да. Я хочу, чтобы она не плакала, не мучилась, вспоминая меня.

«Хочешь, чтобы она забыла тебя?»

- Нет!! – испугался я.

«Что тогда?»

- Хочу, чтобы вспоминала меня с ласковой грустью. Пусть ей будет радостно сознавать, что я есть, что люблю её и считаю дни до встречи!

«Хорошо, мальчик мой любимый, пусть будет так!»

- Спасибо тебе, мама! – поклонился я до пола.

«Счастья тебе, сынок, и мира.» - икона засветилась, приятным для глаза светом, и потихоньку погасла. Теперь на ней снова были Богородица с младенцем.

Только тут я увидел, что батюшка стоит рядом со мной на коленях, молится и бьёт земные поклоны.

Увидев, что всё кончилось, и я, с удивлением, смотрю на него, он не смутился, перекрестил меня и попросил разрешения поцеловать в лоб.

Я разрешил. Что мне, жалко, что ли?

- Ты ангел? – спросил меня батюшка, не вставая с колен.

- С чего вы взяли? – нахмурился я.

- Чудо…

- Никакого чуда не было, - повязывая бандану, ответил я, - просто надо искренне любить того, за кого молишься, тогда всё, о чём желаешь, сбудется!

- Золотые слова! – батюшка взял в свои руки мою ладошку и припал к ней губами:

- Прости, что досаждалучил тебея…

- Простите, батюшка, но мне пора, - я забрал свою руку, и пошёл на выход. На душе было удивительно хорошо, я хотел остаться один.

- Лиска! – радостно позвал я, сбегая по ступенькам крылечка.

- Да, Сашенька!

- У нас всё получилось?

- Надеюсь. Ты был искренним, как никогда.

- Но это же была ты…

- Нет, Сашенька, ты разговаривал с Мамой! И она тебе обещала счастья и радости. Только не надейся, что всё это придёт к тебе, само собой. За счастье надо бороться.

- Я встречусь с Ниночкой?!

- Не знаю, мальчик мой, это только от тебя зависит. Тебе ведь предстоит прожить ещё девять лет, чтобы назвать её своей. И сейчас тебе девять. То есть, целую жизнь прожить!.

- Я проживу! Я обещаю! Нас благословила сама Мама!

- Так, мой любимый мальчик. Сыночек… - Лиска замолчала. Я вздохнул и больше не тревожил её, понимая, как ей сейчас нелегко.

Потоптавшись на месте, решил сходить в универмаг. Походив по магазину, зашёл в отдел детской одежды, и подумал, что неплохо бы купить лёгкий сарафанчик для девичьего образа, а то скоро ударит нешуточная жара.

«Купи ещё себе трикотажные шортики, вон, смотри, серенькие, и такую же майку»

-Зачем? – удивился я.

«Чтобы не стесняла движений, если придётся драться. Вообще, лучше бы бурую, но таких, наверное, нет»

- Ты меня пугаешь!

«Не разговаривай вслух!»

Я не стал спорить, купил то, что посоветовала сестра, даже померил, поверх колготок. Нормально, как Супермен! Присел несколько раз. Замечательно! Лучше, чем спортивная форма.

Потом взял лёгкий сарафанчик с пояском, голубенький, в белый мелкий горошек. Короткий, до середины бёдер.

Какая всё-таки удобная одежда у девочек! – подумал я, поворачиваясь перед зеркалом. И невесомая, и проветриваемая!

Зайдя в отдел косметики, приобрёл зубную пасту «Жжемчуг», щётку, мыло в мыльнице и маленькое полотенце. Потом спросил у ленивых продавщиц:

- Что у вас есть из детской косметики?

Продавщицы сначала набросились на меня с упрёками, но потом, рассмотрев моё лицо, решили вплотную заняться мною.

В результате я неузнаваемо преобразился, и прикупил ещё косметики, а то Лискина уже кончалась.

Оставалось только зайти в столовую, и идти на вокзал, там должен был проходить поезд на Восток.

По-моему, Краснодарский, или Ставропольский, точно не помню. Знаю только, что там должны были присутствовать плацкартные вагоны. Если повезёт, возьму купейный, и не дай Бог кому-нибудь испортить настроение слабой девочке!

Столовую я нашёл, и неплохо подкрепился, выйдя оттуда в совершенно прекрасном настроении. Даже замурлыкал песенку. Хорошо, никто не слышал.

Кажется, моё пожелание начало сбываться, потому что, вспоминая Ниночку, я наполнялся светлой радостью, ведь что мне оставалось? Сущая мелочь: остаться в живых!

Так я и шёл, радостный, пока не увидел в одном из переулков, (не мог я не пройтись по переулкам!), как двое подростков зажали в углу троих детей моего возраста, двоих мальчиков, и девочку с велосипедом. Ребятишки испуганно озирались, а подростки хмуро смотрели на них. Конечно, я не мог пройти мимо такого безобразия!

- Чё к детям привязались? – набросился я на больших пацанов.

- Иди, куда шла! – огрызнулся один из них.

- Я щас пойду! – возмутился я. – Я так пойду!..

- Щас в рог получишь! – повернулся ко мне другой. Напоминание о рогах возмутило меня до глубины души. Больше я не разбирался, кто прав, а кто виноват, несколько ударов рукам и ногами, и пацаны валяются в пыли.

- Чего они от вас хотели? – обратился я к ребятам.

- Вообще-то вон тот, - показала девочка рукой на первого мальчишку, который советовал мне пройти мимо, - мой брат.

- А тот – мой, - шмыгнул носом один из мальчиков, - они поймали нас, и хотели загнать домой. Не дают играть.

- Да? – растерянно спросил я, - Всё равно, надо быть вежливее с незнакомцами. Особенно с незнакомыми девочками, - добавил я, присев перед мальчишками:

- Как вы? В порядке?

- Да иди ты! – выдавил мальчишка, прижимая руки к животу.

- Опять грубишь?! – удивился я, помогая его брату, который пришёл на помощь, поднять пострадавшего на ноги. Дотащив до лавочки, осторожно посадили его, и пошли за вторым. У этого из носа шла кровь.

- Бедненький! – пожалел я его, пожертвовав единственным своим носовым платком.

- Чё прицепилась? – со злостью спросил он, прижимая платок к носу.

- Нифига себе! – возмутился я, - Иду себе, никого не трогаю, и вижу: два здоровенных лба зажимают в углу мелочь, и хотят их поколотить! Что я должна была делать?!

- Сама мелочь! – грубовато ответила девочка, - Разобраться сначала надо, а потом руки распускать!

- А, идите вы! – обиделся я, повернулся, и пошёл в сторону станции.

Меня догнала девочка, несмело взяла за руку:

-Подожди…

- Что? – остановился я.

- Пойдём? – потянула она меня назад, - Мальчишки хотят извиниться перед тобой.

Я удивился и пошёл за ней. Интересно, как мальчишки извиняются перед девочкой, которая их побила? Такая наука мне пригодится!

Когда я подошёл, мальчишки уже умылись под колонкой, и вытерлись моим носовым платком.

Они не смотрели на меня, смущённо переминаясь с ноги на ногу.

- Ты, это, извини нас, - сказал брат девочки, - что нагрубили тебе.

- Саша, - сказал я.

- Что? Нет, я Вовка. А это Антон. Мою сестру зовут Валерка, а этих оболтусов – Данька и Ванька. Они сегодня устроили гонки на велике, чуть головы не свернули. Мы их еле поймали, а тут ты…

- Ничего мы бы не свернули! – дерзко перебила Валерка, - И горка не такая крутая, и овраг не глубокий, и…

- Да? – со звоном в голосе спросил Вовка, - А как на дорогу вылетели, уже забыли? Представляешь? – обратился он ко мне, - Втроём забрались на этот драндулет, разогнались, и выехали на дорогу! А там машина! Водитель еле успел затормозить!

Я, с нехорошим прищуром, посмотрел на девочку. Та сразу спряталась за спины своих товарищей. Товарищи оказались крепкими друзьями, сдвинули ряды, укрыв от меня подружку.

- Так что извини…

- Саша! – повторил я.

- А! – наконец дошло до мальчишки, - Тебя Саша зовут! А я-то думал, ты меня так называешь! Не представляешь, какие мы были злые. А тут ты начала на нас кричать.

- Прощаю, - сказал я, - и где-то поддерживаю.

- Саша, - вдруг спросил Вовка, - а ты здесь живёшь? Или приехала к кому-то?

- Нет, я проездом. Сейчас поеду дальше, - я секунду подумал, и добавил: - к бабушке. Пока поезда не было, сходила в столовую. А можно вас попросить?

- Конечно! – с готовностью сказал Вовка, Антон подтвердил.

- У меня ещё один рюкзак на вокзале, если поможете его донести до вагона, и ещё, вместе купим билет, а то я маленькая, могут не продать, а вы подтвердите, что я к бабушке еду, а не сбежала. Ладно?

Не знаю, поняли они что из моих объяснений, но помочь согласились.

На вокзале Антона мы отправили за рюкзаком, пришлось ему написать код на руке, остальные встали со мной в очередь в кассы.

Предварительно мы изучили карту и расписание поездов. Подходящий мне приходил через час, причём шёл до Владивостока…

Но кто детям продаст билет до Владивостока?! Пришлось брать до самой дальней из возможных станций, не вызывающих особых подозрений.

- Мне возьми плацкартный! – сказал я Антону, тот был самый высокий. – Или купейный!

- Не слишком ли мала, чтобы в купейных ездить?! – возразила кассирша.

- А вы хотите, чтобы я среди кого попало ехала, в общем?! – ахнул я, - Женщина, я ведь ночью ехать буду!

- Смотри, какая наглая! – возмутилась кассирша, выписывая, однако, номер вагона и места на картонном прямоугольнике, - Ну и дети пошли! Взять бы ремня!.. – но мы уже не слушали, быстро отойдя от кассы. Уселись на лавочке.

- Сейчас должны мороженое подвезти! – вдруг сказал Ванька. Данька подтвердил.

- Что, мороженого хотите? – спросил я, вдруг поняв, что давно уже не лакомился настоящим мороженым.

- Денег нет… - смутился Вовка.

- У меня есть, - сознался я, - на всех куплю.

- Подожди! – вдруг придержал меня Вовка, - Сейчас, эти пройдут, потом Данька с Ванькой сбегают, очередь займут.

«Эти» оказались моими старыми знакомыми гопниками. Они по – хозяйски шли по перрону, в поисках жертвы. К нам они не подошли - слишком много нас.

- Они что, здесь живут? – спросил я.

- Да, здесь. Они трясут пацанов, с ножом ходят. У них дядька в милиции служит, не боятся ничего.

- Отпи… кхм! Побить не пробовали? – спросил я, покачивая ногами, которые не доставали до асфальта.

- У них же нож! – возразил Антон.

- Ну, сейчас у них ножа нет, дядьки им не помощники, - задумчиво произнёс я

- Откуда знаешь? – удивился Антон.

- Ехала я сегодня на электричке. Там к одному мальчишке они докопались, так мальчик побил их, отнял нож. А потом и с ментами разобрался…

- С кем?! – перебил меня Вовка.

- Ну… с мильтонами, - поправился я.

- Один мальчишка?! – не поверили ребята.

- Один мальчишка, - подтвердил я, - а вы прогибаетесь под всяким фуфлом. Хотите, я сейчас отведу их за угол, и от… отмутузю? Одна?

- Не надо, Саш, - попросил Вовка.

- А что «не надо»! – вдруг вскинулась Валерка, - Они маленьких всегда обижают, а ты «не надо»! – передразнила она брата.

- Я не хочу, чтобы Саша одна с ними дралась, - пояснил Вовка.

- Тогда иди ты с ними разберись! – не отставала Валерка.

- Отстань!

- Трус!! – крикнула тогда непростительные слова сестра брату.

- Немедленно извинись! – воскликнул я, вскакивая, - Немедленно!

- Не буду! – вредничала Валерка, - Ты маленькая девочка, и то, никого не боишься, а он уже взрослый, а боится с хулиганами связываться! Трус! – снова сказала Валерка.

- Ты должна извинится перед старшим братом! – настаивал я.

- Нет!

- Ну, нет, так нет! – я стал укладывать маленький рюкзачок в большой, сначала думая гордо покинуть эту компанию. Но Вовка как-то странно повёл себя. Он обнял свою сестрёнку, прижал к себе, и та захлюпала носом.

Тогда я поставил рюкзак на место, выдал пятёрку Даньке и Ваньке, и быстрым шагом пошёл за маленькими разбойниками. Я уже говорил, что не люблю бить детей, но иногда другие доводы не действуют. Тем более, они выбрали себе уже жертву, мальчишку лет двенадцати, и повели его за трансформаторную будку. Мальчишка не жаловался, не звал на помощь, и никто не обращал на них внимания: подумаешь, идут трое пацанов, разговаривают о чём-то. Если бы я не знал, кто они такие, тоже, наверное, не обратил бы на них внимания.

Троица свернула за будку. Я, немного погодя, свернул следом.

У мальчишки уже выворачивали карманы. Мальчишка стоял, закусив губу, но не сопротивлялся.

- Эй, урки! – позвал я пацанов.

- А тебе что здесь надо? А ну, дёргай отсюда, пока не накостыляли! – нагрубил мне один из пацанов.

- С девочками так нельзя разговаривать! – оскорбился я и ударами ног уложил хулиганов на зелёную травку.

- Говорят, лежачих не бьют, - сказал я, - но мне можно! – я ещё попинал их.

- Ещё увижу, дух выбью! – пообещал я, кляня себя за несдержанность. Но очень захотелось выпустить пар.

- Они у тебя что-то отняли? – спросил я мальчишку, который всё ещё стоял, прижавшись к стене трансформаторной будки.

- Деньги…

- Ну, так забери, не бойся, они спорить не будут. Ножа у них не видел?

- Нет, - буркнул мальчишка, не отходя от стены.

- Почему своё не берёшь? – удивился я.

- Противно! – сознался парнишка.

- А мне противно на тебя смотреть! – я со злостью пнул валявшегося пацана так, что тот ойкнул от боли:

- Отдавай, что взял! Ну! – я ещё раз пнул, - Жаль, что я в кедах, а не в сапогах!

- Забирай! – заплакал пацан, выбрасывая деньги из карманов.

- Ремень снимай,. – сказал я ему.

- Зачем? – захныкал он.

- Не знаешь, зачем ремень? – удивился я.

- Не надо! – испугался пацан.

- Надо, Федя, надо!

- Я не Федя!

- Тем более! – тут второй, до этого не проявлявший признаков жизни, вдруг вскочил, и бросился бежать, но далеко не убежал. Сбитый мой подсечкой, он крепко хряпнулся о землю.

- Ползи сюда! – велел я ему.

- Не могу! – плакал он, - Больно!

- Ты! – обратился я к мальчишке, - Снимай с них ремни, вяжи им руки.

- Может, не надо? – спросил тот.

- Не понял! - я выпрямился, - Что тут у вас происходит? Свои рожи с радостью подставляете под кулаки. Скоро сами себя об угол биться будете, чтобы им себя не утруждать! – показал я на пацанов.

- Впрочем, живите, как хотите! – я плюнул, и пошёл за своими вещами.

Ребята сидели на прежнем месте, кушали мороженое. Руки у меня были чистые, я взял из рук Ваньки, или Даньки, я их не различал, свойё вафельный стаканчик, и принялся с удовольствием поглощать лакомство, наблюдая, как из-за будки вышел мальчишка, и поплёлся на станцию.

Малолетних разбойников видно не было. Я скривился от досады, искоса глянул на своих новых друзей, и промолчал. Может, где-то я им позавидовал: живут мирной жизнью, не знают горя, так, одни только мелкие неприятности. Им не надо каждый день бороться за свою жизнь, им не надо бояться милиции, не надо искать приюта у бандитов.

Это ведь чудо, что пока мне удаётся скрываться в пионерских лагерях. При другом раскладе пришлось бы прятаться в воровских «малинах». И что-то подсказывает мне, что такое вполне ещё может быть. Вот ведь, те же «каталы», приняли меня в свою компанию, заботились обо мне, как о братишке, а то и сынишке. А что со мной сделали милиционеры? Не хочу вспоминать.

Я не должен жаловаться, я ведь теперь на самом деле преступник: вор и убийца, теперь ещё и мастер перевоплощения, могу ещё лет пять обманывать окружающих. Вспоминая прошлую жизнь, я знал, что с годами ещё легче будет маскировать свою принадлежность: тело растёт, а эти органы остаются такими же маленькими. С макияжем надо ещё поработать, попросить научить пользоваться какого-нибудь гримёра, или мастера-визажиста…

- Саша, - отвлёк меня от мыслей Вовка, - твой поезд подходит.

Ребята поднялись и пошли меня провожать.

- Саша, возьми сдачу, - протянул мне деньги Ванька, или Данька?

- Не надо, - улыбнулся я, не утерпел и потрепал мальчишку по косматой шевелюре:

- Почему не стрижётесь? – улыбнулся я.

-А! – махнул рукой Ванька-Данька, - к школе пострижёмся! А ты зачем постриглась?

- Постригли, - вздохнул я. Ребята, что постарше, настороженно покосились на меня. Я усмехнулся: что ещё они могли подумать о девочке с короткой причёской, не боящейся хулиганов?

Перед посадкой в вагон Валерка отвела меня в сторону и сказала:

- Саша, я попросила прощения у Вовки. Ты не думай, он не трус, ты правильно меня ругала, но он очень боится за меня. У нас папы нет, Вовка старший мужчина в доме, мне за папу… Говорит, вдруг его убьют, как мы без него будем жить? Прости меня, а?

- Валер, у меня была сестра, которая заменила мне маму, поэтому я, как никто, понимаю твоего брата. Слушайся его, постарайся не расстраивать, ладно?

Валерка порывисто обняла меня:

- Спасибо, Саша! Как бы я хотела, чтобы у меня была такая сестра!

- Ну, уж, Валера! Тебе ли жаловаться?! С таким братом, такими рыцарями!

- Да, только по попке некому бить! – хихикнула девочка.

Мы нашли мой вагон, я отдал проводнице билет, она назвала номер купе, даже позволила Вовке донести мне рюкзак. Вагон оказался купейным! Вредная тётка оказалась понятливой, или решила продать мне билет дороже?

В купе мы осмотрелись, нашли моё место. Вверхняя полка сверху. Ночь посплю, а завтра надо выходить, переоформлять билет… Что за жизнь? Даже велосипед не продают, ножками, ножками!

Вовка, по моей просьбе, закинул рюкзак на верхнюю полку, мы тепло попрощались, а я потом помахал рукой в окно ребятам. Долго они стоять не стали, отправились домой. А я всё стоял у окна, провожая их взглядом. Вот ведь, тоже, с виду благополучные дети, а тоже со своим несчастьем.

Последнее, что я увидел, это то, как Валера взяла своего брата за руку. А её велик вели её верные рыцари, Ванька и Данька.

Попрощавшись с ребятами, я снял юбку, кофточку, оставшись в колготках и маечке. Сначала хотел переодеться в мальчика, но передумал, решив сделать это ночью. А то явится проводница, а перед ней не девочка, а мальчик!

Я забрался на верхнюю полку, с удовольствием вытянувшись во весь свой невеликий рост. Закрыл глаза, думая подремать. Подремал я немного, услышав крепкое словцо, очнулся от забытья.

В купе заходили трое странно знакомых мужчин.

- Не ругайся ты! – сказал один из них, - Здесь девочка!

- Откуда знаешь? Может, пацан? – возразил другой.

- Ага, в красных колготках! – я пригляделся к пассажиру, он в меня.

- Дядя Коля? – спросил я.

- Сашка? – спросил Николай.

- Дядя Коля! – взвизгнул я, бросаясь с полки прямо на шею Николаю.

- Сашка! – обрадовался Николай, прижимая меня к себе, - Постой! – он отодвинул меня от себя, пристально разглядывая мои колготки, - ты что, девочка?

- Перестань меня обнюхивать! – хихикнул я, - Ещё потрогай!

- Сашка, так ты девочка?!

- Дядя Коля, ну, какая разница?! Я ведь ещё ребёнок, не всё ли равно, мальчик я, или девочка?!

- Может, я стесняюсь девочек, - проворчал дядя Коля, сажая меня на мою полку.

- Не стесняйся, я позжетом переоденусь в мальчика, а то сейчас проводница начнёт искать девочку, а вместо неё мальчик!

- Ах, Сашка! Ах, обманщица! – пожурил меня дядя Коля, потрепав моё колено, - А ведь убедила в прошлый раз, что мальчишка! – я хихикнул, весело думая, что на этот раз убедил в обратном.

- Сашка, как ты здесь оказалась? – стал спрашивать меня дядя Коля, - Мы думали, ты давно уже в своём Приморье!

- Пришлось задержаться, отдохнула в пионерских лагерях, прокатилась автостопом… А, вы почему здесь?

- Да мы уже съездили и вернулись! Сейчас самый сенокос! Отпуска! Многие хотят развлечься!

- Наверное, на южном направлении выгоднее?

- На южном направлении свои работают, там ступить негде, а здесь пока простор, не все летают самолётами. Поиграешь с нами? С тобой хорошо тренироваться!

- На интерес?

- Конечно! Не на шелбаны же! Слазь оттуда! – дядя Коля снял меня с полки и посадил возле окна.

- Есть хочешь? – я отрицательно покачал головой:

- В столовой наелась. Вечером можно будет.

- Одеваться не будешь? Тебе удобно?

- Не буду! – засмеялся я, - Ещё колготки заставите снять!

- Знаем мы тебя! – засмеялись профессиональные игроки. – Ну, по маленькой?

Через час возле меня уже высилась горка купюр, которые я аккуратно перевязывал бечёвкой, выпрошенной у проводницы.

- Ну, Сашка! Не растеряла талант! – веселился дядя Коля, который знал, что затравка прошла, сейчас богатенькие пассажиры узнают, что здесь идёт весёлая игра.

И верно, не успел я убрать свой выигрыш, как в двери постучались и вошли двое соседей.

Я убрался к себе на полку, чтобы не мешать взрослым наслаждаться игрой.

- Да ладно, ты и с ребёнком не справишься! – услышал я, через некоторое время, - А ещё возмущаешься! Попробуй с девочкой сыграть!

- Девочка, ты умеешь в карты играть? – обратился ко мне дядя Коля.

- В подкидного дурачка умею, - ответил я. – А что?

- Да вот, ребята говорят, что мы их обманываем…

- Вы что, нечестно играете? – «удивился» я.

- Да вот, говорят. Слазь, сыграй с ним.

- Помогите слезть! – меня спустили с небес на землю, усадили на самом удобном месте, тогда я попросил рассказать мне правила игры, в которую они хотели бы сыграть.

- Мне всё понятно, - сказал я, - сдавайте.

Увязав очередную пачку, вернее, две, вторую надо было отдать наводчикам, я снова забрался на свою полку. Поезд давно уже был в пути, мы надулись чаю, азартные игроки менялись, одни уходили курить, ворча, что здесь ребёнок, которого надо переселить в другое купе. На что дядя Коля возражал, что я его племянница, за которой он должен следить.

- Я спать хочу! – наконец раскапризничался я. Мужчины начали совещаться, куда меня деть. Наконец решили оставить меня в покое, сами переместились в соседнее купе.

Сбегал в туалет, смыл макияж с лица. В отделе косметики мне посоветовали специальную воду, для смывания макияжа. Я, с благодарностью, согласился и купил эту туалетную воду и ватные тампончики. Сняв краску, вымыл лицо с детским мылом и почистил зубы. Улыбнулся своей физиономии, опять ставшей по-мальчишески грубой, белоснежной улыбкой, и пошёл спать.

Наконец-то я переоделся! Какое блаженство! Я вытянулся под простынёй и заснул, со счастливой улыбкой.

Ранним утром я проснулся от мощного храпа. За окном мчащегося поезда ещё царил сумрак, спать бы, да спать, а эти мужики храпели, да ещё источали непередаваемый аромат потных носков и водочного перегара. Они всё-таки отметили вечер небольшим возлиянием.

Пить мои приятели не пили, но пропустить рюмочку другую водки. или коньяку, не отказывались.

Теперь вот мне, на верхней полке, доставалось от звуков и запахов, в полной мере.

Пришлось встать на столик, заваленный всякой снедью, и приоткрыть окно. Дышать стало свободней, свежий воздух выдул сонливость, остудил голое тело. Я зябко передёрнул плечами и снова забрался под одеяло. Хорошо! Вместо храпа перестук колёс, звон сцепок, скрип вагонных пар.

Пригревшись в тёплой постельке, я снова заснул.

- Сашка, негодяйка! – услышал я сердитый голос Николая, - заморозила совсем!

Я открыл глаза. Было уже светло. Дядя Коля сидел за столиком, поёживался и ругался. Однако закрыть окно не торопился.

- Есть хочешь? – обратился он ко мне. Вчера мы перекусили, конечно, но для моего растущего организма этого было мало. Правда, я бы не сказал, что растущего. Почему-то ничуть я не рос. И не поправлялся. В общем, не в коня был корм.

- Хочу, - признался я, зевая изо всех сил.

- Тогда спускайся сюда, будем завтракать. Тут, правда кто-то потоптался, но ничего, детские ноги не ядовиты, не отравишься.

Я хихикнул, надел, под одеялом, приготовленные с вечера трикотажные шортики, сел, надел такую же маечку. Костюмчик мне очень понравился: был он серого цвета, слегка мохнатился, будто с начёсом, внизу штанишки плотно обхватывали ноги, можно было не опасаться нескромного взгляда. К тому же они были мальчишескими, спереди было место для… Сами знаете, чего. Так что, теперь пусть гадают, есть там что, или нет!

Маечка тоже была такого же приятного цвета и фактуры.

Я слез со своей полки, надел полукеды, взял туалетные принадлежности.

- Сашка! Ты опять меня ставишь в тупик! Сегодня ты мальчик?!

- Надо меньше пить, дядя Коля! – хихикнул я, - Вообще-то это мальчишечьи шортики! – я убежал в туалет, но там оказалась очередь из желающих. Заняв очередь, я встал у окна, глядя на проносящийся пейзаж. Здесь стояли и вчерашние азартные игроки, которые хотели выиграть у меня несколько партий в очко.

- Саша, это ты? – спросили меня.

- Здесь есть ещё дети? – спросил я.

- Есть, но не такие, как ты. Вообще-то вчера ты был девочкой.

- Значит, это не я. Пустили бы лучше меня в туалет. Я писитьписать и какать хочу.

Мужчины поворчали, но решили пустить меня вне очереди, как ребёнка. Вдруг не вытерпит!

Долго задерживать добрых мужчин я не стал, по-быстрому сделав свои дела, я вышел из такого желанного для всех места, и пошёл в своё купе. Повстречал девочку и мальчика, даже младше меня, шагавших по коридору в сопровождении стройненькой мамы.

В купе Толян и Витёк уже поднялись, правили ладонями помятые лица. Видно, играли до утра.

На мой внешний вид они не обратили ни малейшего внимания. Увидели, что я вернулся, вот и пошли умываться.

- Садись, - пригласил меня Николай, - поедим.

Мы поели курицу,. бутерброды, на которых кто-то ночью потоптался. Хорошо, они были прикрыты салфеткой, а то я бы вывозил простыни.

Дядя Коля пил пиво, я пил минералку. Каждый думал о своём. Оказалось, Николай тоже думал о моём.

- Как ты сумел в прошлый раз выкрутиться? – спросил он.

- Они искали мальчика, а я переоделся в девочку, смешался с группой девочек, которые ехали в пионерский лагерь. С ними и остался. Девочкой.

- Где ты настоящий, или настоящая, лучше не спрашивать?

- Лучше не спрашивать, - согласился я.

- Согласен. Не знаешь, не выдашь, даже случайно. Что сегодня собираешься делать?

- Ехать. Потом придётся выйти, купить билет до следующей станции. Дядя Коля, а ты можешь купить мне билет до Владивостока?

- Вряд ли. Туда нужен паспорт, или свидетельство о рождении, что ты рождена в этом городе. Тты там родилась? – я отрицательно покачал головой:

- А до Находки?

- Туда не ходят поезда. Это с пересадкой, по-моему, в Хабаровске, или в Имане, не помню. Или вообще, через Владивосток.

У меня появилась мысль доехать на поезде до Ванино, там сесть на пароход, и до Находки…

А мне продадут билет на пароход? В Ванино ходит пароход? Если ходит, то как часто? Раз в неделю? Где эту неделю жить? В портпункте? Масса вопросов, ни одного точного ответа, одни вероятности.

Интересное существо – ребёнок. Ты не сам по себе, ты чей-то. Если с тобой нет хозяина, значит, ты потерялся. Как собачка, блин! Билет продадут только на пригородные маршруты, на дальние расстояния или пешком, или зайцем. Зайцев ловят, с риском для жизни, потом спускают штанишки, а затем, и шкурку, что под штанишками.. Печально. Не умел бы я играть в карты, давно бы выгнали меня из поезда.

А сейчас я полезен, но не настолько, чтобы отвезтии меня туда, куда мне надо. К тому же за мной охотятся, Николай давно это понял, не будет он за мной вписываться.

- Что загрустил? Думаешь, как проникнуть в погранзону?

- Попасть не проблема, - ответил я, - проблема в том, за какое время я туда попаду. Мне даже велик не продали, говорят, приходи со взрослыми. А пешком я вообще до весны идти буду.

- Это точно, - согласился Николай. – Велосипед купить не проблема, подойди к любому парню… ну, не к любому, конечно, но ты разбираешься в людях. И он купит тебе велик, какие сложностипроблемы?

- Хочу скорее, уже июль, а я не хочу пропускать школу.

- Хорошо учишься?

- Почти отличник, - Николай кивнул:

- Заметно. Так в карты играть может только человек с математическим складом ума.

Между тем приближалась моя станция, до которой у меня был билет. Мы пробовали купить билет дальше, но место было продано, и вообще, народ, как взбесился, миграция, что ли?

Пришлось мне выйти, проводница отказалась поселить меня в своём купе, в СВ, тем более.

- Мне место дороже ваших копеек, - отрезала она.

Конечно, проводницы, если с умом, делают неплохие деньги на пассажирах. На одном только чае умеют заработать. Причём чай вкусный, но без чая и сахара. Потом, всякие мелкие услуги, спиртное. И в нашем случае проводница тоже в доле. Но, если бригадир поезда обнаружит зайца, могут и попереть. Хотя может взять взятку. Тогда его погонит милиция, если вскроется. Всё зависит от людей.

Мне просто не повезло на этот раз, и остался я сидеть, один-одинёшенек, на станции «Орлик», в коротеньких шортиках и маечке, с огромным рюкзаком. В ожидании электрички.

Я не огорчался. Не может мне всё время везти, должен быть и перерыв.

Весь в мыслях о Ниночке, я не скучал.

О судьбах Союза и Мира я не думал, считая, что рано ещё бить тревогу. Советский Союз был, как никогда, могуч. Я читаю газеты. Иногда.

И это не пропаганда, на Байконуре готовился к старту огромный межпланетный многоразовый корабль «Пионер». С двусмысленным таким названием. В моей прошлой жизни, если мне не изменяет память, старт отложили, но сейчас в газетах всё чаще муссируются слухи, что старт состоится. Правда, беспилотный, на Луну и обратно. На челноке планируют отправить собак, свиней и крыс. Хотят изучить влияние на живые организмы полей Ван Аллена.

Лазоревый и розовый цвета…

Похоже на цвета Архангелов Михаила и Гавриила. От кого нас берегут эти ангелы – хранители?

Или от нас?

На мировой арене наша страна занимаетла ведущие позиции, по части тяжёлого машиностроения и авиастроения конкурентов у нас не было.

Насчёт гражданских я уже упоминал – наши «Москвичи» и «Волги» успешно продавались на Западе,.

вВ НАМИ разрабатывались другие перспективные модели.

Только вот в микроэлектронике были проблемы. Маловато у нас редкоземельных элементов.

Используются, в основном, в военных и космических производствах.

Подсказать, что ли, что этого добра полно в нищем Маоистском Китае?

Только, как их добыть? Уже через полгода начнутся провокации на реке Уссури, отношения резко ухудшаться. Погибнут пограничники, живой стеной вставшие на пути плохих китайцев.

«На острове Даманском тишина. Спи спокойно, родная страна…».

Интересно, почему именно об этом острове сейчас поют песню?

Засвистела электричка, я очнулся от своих мыслей, взял рюкзак в руки,. чтобы не мешать пассажирам, и вошёл в тамбур, а потом и в вагон. Народу было немало, многие с рюкзаками, вероятно, ехали на дачу.

Я пристроился к пожилой паре, спросив разрешения. Конечно, мне разрешили, даже с каким-то удовольствием. Я, исподтишка, разглядывал их, они – меня. Чему-то улыбались, наверное, им приятно было, что рядом с ними сидит такой маленький ребёнок. Пусть все думают, что с ними едет внук.

Мне стало хорошо и радостно на душе. Пусть моя жизнь сложилась не настолько счастливо, как хотелось бы, но я молод, здоров, и даже силён, спасибо моим мучителям. Мне предстоит прожить ещё долгую жизнь… если не остановят.

Подумать только, я когда-то был вот таким дедом! А что? На самом деле был? Или навыдумывал себе невесть что, как говорит Лиска? Вон, она опять предупреждает, чтобы не расслаблялся.

И точно! В вагон вошли два милиционера, прошли, осматривая вагон на предмет нарушений. Нарушений не было, народ подобрался в этом вагоне трудовой, некоторые ехали с такими же детьми, как и я.

Вот лейтенант встретился со мной взглядом, будто споткнулся. На его лице мелькнуло подозрение.

Прошёл мимо, ничего не сказав.

«Осторожнее, Сашенька!», - шепнула Лиска. Я согласился с ней. Переодеваться поздно, слишком приметный у меня рюкзак. Но с этим рюкзаком я не хочу расставаться, уже столько с ним пройдено, что он стал как бы частью меня.

- Дедушка! – обратился я к соседу. – Вы на дачу едете?

- На дачу, внучек, - почему-то вздохнул дед.

- У вас, разве, никого нет? Почему одни?.

- Почему нет? Есть и дети, и внуки. Младший твой ровесник, ему восемь.

- Не помогают? – посочувствовал я.

- Неинтересно им с нами, стариками, - согласился со мной дед.

- Хотите, я вам помогу? – спросил я, - Мне сейчас просто некуда деться, я в пионерлагерь еду, отстал от своих, а возвращаться стыдно. Вы не знаете, где в районе дач пионерлагерь?

- Отчего же не знаю? Знаю. Пионерлагерь «Соколёнок» не очень далеко от нашей дачи. Можно пешком за час дойти. Хочешь, оставайся с нами, до утра, а утром мы покажем тебе короткую дорогу.

Так, Лариса? – обратился он к своей супруге. Та закивала головой, с готовностью:

- Только помогать нам не надо, деточка, мы сами. Побудешь с нами, и нам будет веселей! А ты лучше побегай, отдохни! Может, ребята какие будут, поиграешь с ними.

- Дело бабушка говорит, внучек! А я крылышек, маринованных, испеку, на свежем воздухе покушаем!

Я только радостно кивал, думая, как мне обмануть милицию. Накину штормовку! Вряд ли они думают, что я сойду с этими стариками, если узнали меня. Но выходящих всё равно будут контролировать.

Ехали мы ещё долго. Я начал понимать их внука, которому не хочется тащиться в такую даль с сомнительным удовольствием поковыряться в грядках и покормить вечерних комаров.

А вот для меня это был выход. Я, будто невзначай, прислонился к дедову боку, и он приобнял меня, крепче прижимая к себе. Видно было, что они очень любят своего внука, расстраиваются, что он не желает с ними общаться. Но терпеливо всё это сносят, считая, что желание внука превыше их стариковского желания.

Слежки за собой я не заметил. В шпионы мы играли, учились обнаруживать топтунов, но мы-то любители, если за мной следит профессионал средней руки, чёрта с два я его обнаружу!

Прикинется кукушкой на дереве, и будет там куковать…

Это у меня такой детский юмор.

У деда был свой рюкзак, бабушка тоже шла не с пустыми руками, да и попутчиков, включая детей, вышло на этой станции немало. Название у этой остановки было обычным: «Сады».

Кто-то стал ждать автобуса, непонятно, когда, непонятно куда отправляющегося с остановки, которая примыкала к маленькому павильону станции.

Мы познакомились с дедом и бабушкой. Бабушку звали Лариса, деда Афанасий.

Деда Афанасия я сразу определил, как ветерана войны, если не войн. Пожалуй, и на Гражданской деда Афанасий отметился. Видно было, что ему за шестьдесят, если не семьдесят лет, но держался прямо, бодро шагал по грунтовой дороге, ничуть не шаркая кирзачами. Под стать ему была и бабушка. У меня появилась мысль, что и дача им нужна для отдохновения души и восстановления физических сил. Возможно, они бежали сюда от своих детей, вечно недовольных жизнью.

Отойдя подальше в лес, я скинул штормовку и убрал её обратно в рюкзак.

- Зачем тогда надевал? – удивился дед.

- Показалось, что дождь будет, - отговорился я.

- Да, - согласился дед, - душно, возможно, ночью пройдёт дождь.

Дед помог мне снова впрячься в рюкзак, спросив, не тяжело ли мне, может, помочь?

-Что вы, дедушка, я ещё молодой! – посмеялся я.

- Ты не молодой, ты маленький! – возразил дед, - Мой внук всегда перекладывает на меня свой рюкзачок, и бежит вперёд.

Я промолчал, думая, что, будь они моими родными дедом с бабой, я тоже был бы рад побегать налегке.

Дача оказалась обыкновенным садово-огородным участком, затерянным среди таких же неказистых строений. В эти годы ещё не строили помпезных особняков вместо сараев, все были относительно равны.

«Наша» дача была с жилым чердаком, почти мансардой с застеклённым фронтоном.

- Лезь наверх, Саша, там твоя комната, - показал мне на приставную лестницу дед, - когда внук приезжает, там ночует.

- Не боится один? – удивился я.

- Нет, Андрюшка у нас смелый, даже грозы не боится. Отказался с нами ехать, потому что с ребятами не хочет расставаться, вступил в какой-то детский клуб. А так, он хороший, добрый мальчик.

Я не стал спорить, забрался по лестнице на чердак, открыл дверцу и вошёл в помещение.

Приятно удивился. Было видно, что комнату оборудовал мальчик, который грезит путешествиями и приключениями: на стенах висели карты Мира, Советского Союза и даже одна была копией старинной карты, с рисунками чудовищ, богов моря и властелина ветров.

Комнатка была небольшой и низкой, как раз для детей. Дедушке пришлось бы наклоняться.

Здесь же стояла застеленная кровать, накрытая старым покрывалом, вероятно, от пыли.

Так же накрыты были столик и табуретка. Окно выходило на юг, аи в углу стоял самодельный телескоп из подзорной трубы.

У меня изменилось сложившееся впечатление о внуке, как о капризном мальчишке. Скорее, это был решительный и упрямый мальчуган, не чурающийся физического труда.

Вероятно, дела в клубе заставили Витьку остаться с ребятами, а на даче ничего срочного не было.

Я так думал, глядя на фотографию мальчика, прикрепленную кнопками к стене над столом.

Я позавидовал белой завистью мальчику: он был настоящим красавцем. О такой внешности я мечтал всю жизнь. Решительное, и, в то же время, улыбчивое лицо, ясные глаза…

Впрочем, это мог быть друг Витьки, зачем бы он вешал у себя свой портрет? Достаточно зеркала!

В зеркало я смотреться не стал.

Осторожно снял покрывало с кровати и застыл в восхищении: на кровати лежал настоящий спальный мешок! Моя мечта в последнее время. Мешок был с непромокаемым покрытием, в нём можно было бы ночевать под любым кустом. К тому же был он защитного цвета, неприметный в летнем лесу.

надо сказать, что в эти годы клещевой энцефалит не был распространён у нас, клещей мы снимали с себя десятками, ничуть не беспокоясь о здоровье, поэтому детские лагеря располагались в лесах, часто ребята ходили в походы, разве что осматривали друг друга, впившийся клещ довольно неприятен. Живёт под кожей, пьёт кровь, и делает там свои дела.

К чему это всё? Да к тому, что не всегда меня могут принять с распростёртыми объятиями, могу остаться и в поле, и в лесу, под открытым небом. Сейчас палатки шьют из брезента, тяжеленные, когда ещё будут из невесомой и непромокаемой синтетики, неизвестно. Как и коврики-пенки.

А такой спальный мешок… наломал лапника, под той же елью устроился, и отдыхай. Главное, стилет и финку держи под рукой.

Повздыхав о несбыточном, я разделся, надел одни только трусики – шорты, потому что было душно, и помочь старикам я решил не на шутку.

Спустившись вниз, я подошёл к хозяевам:

- Я готов!

- Вот и помощничек! – засмеялся дед, - Сейчас немного перекусим, потом поможешь бабушке собрать клубнику, что ещё осталась, покушаешь.

- Картошку окучили? – спросил я. – Тоже могу помочь!

Дед рассмеялся, потрепав меня по слегка отросшим волосам:

- Мой руки, вон умывальник, и садись за стол.

Побрякав рукомойником, я смочил лицо и вытерся полотенцем.

Дед Афанасий в это время накрывал на стол: нарезал хлеба, сала, розового, с прожилками мяса, полукопчёной колбаски, бабушка набрала огурчиков.

- Сейчас немного перекусим, потом соорудим настоящий обед! – посулил дед, - Подкопаем свежей картошки, испечём крылышки, будет не хуже шашлыков!

У меня уже изо рта бежала слюна, едва успевал сглатывать. Предложил было свои консервы, дед только отмахнулся.

Набив своё бездонное пузко, я немного отдышался, под ласковымие взглядамиы стариков, потом взял плошку, и пошёл собирать клубнику.

Для моих ловких пальчиков это была не работа, а тренировка и развлечение. Быстренько прошерстив все кустики, я рысью отнёс полную плошку бабушке, которая только собралась идти мне на помощь.

Дед в это время взял тяпку и принялся окучивать оставшуюся необработанной, картошку.

Выпросив ещё одну тяпку, я, с удовольствием, начал помогать.

Бабушка, чуть ли не бегом, прибежала ко мне с детскими перчатками. Я от всей души поблагодарил её. Хорошая бы из меня получилась девочка с волдырями на руках!

Когда почти всё окучили, я услышал, как кого-томеня зовут:

- Андрей! – детскими голосами.

- Саша, к тебе пришли! – улыбнулся мне дед, - Спасибо за помощь, иди к ребятам!

Посмотрев на оставшийся небольшой участок необработанного поля, я согласился и побежал к ребятам.

- Привет! – сказал я, с улыбкой до ушей, потому что в гости к Андрею пришли два мальчика и девочка моих лет.

- А где Андрей? – спросила девочка.

- Он сегодня не смог, я за него!

- А ты кто?

- Я Саша, внучатый племянник деда Афанасия.

- Пойдём на речку? – спросила девочка.

- Сейчас, только отпрошусь! – сказал я, тут же побежав к бабушке.

- Конечно, иди, - согласилась бабушка, - только сначала покушай клубники, а то потом невкусная будет. Зови своих друзей.

Я позвал.

- Да ну! – отказались ребята, - Мы наелись.

- Я только сегодня приехал, ещё не пробовал, - пожаловался я, - пойдём, я только попробую…

Попробовали все, пока не показалось дно у чашки.

- Спасибо, баб Лариса! – хором поблагодарили мы бабушку, и побежали на речку.

Мне не надо было даже переодеваться, как был, так и забежал в ленивые и тёплые воды речки.

Речка была мне по пояс, в самом глубоком месте, но плавать можно было.

Ребята тоже быстро разделись и пошли купаться. Сначала мы ещё стеснялись друг друга, а потом, немного привыкнув, начали по-настоящему бесится в воде, с воплями и брызгами.

Наигравшись, вылезли на берег и зарылись в горячем песке. Благодать! Невыразимое блаженство! Наверное, такое чувство можно испытать только в детстве, когда лежишь на спине, на горячем песочке, и смотришь в бездонную синеву неба с ватными кучевыми облаками.

Согревшись, мы легли в кружок, головами друг к другу, начали разговаривать, рассказывать весёлые истории из своей долгой жизни. Когда очередь доходила до меня, я вдохновенно сочинял что-нибудь, или вспоминал детство из прошлой жизни. Оно мне казалось наиболее безоблачным и весёлым.

Так мы развлекались, пока ребята не проголодались.

- Ой! – вспомнил я. – Меня, наверное, потеряли! Дедушка обещал накормить чем-то вкусненьким, уже, поди, всё остыло!

- Нас тоже будут ругать! – смеялись ребята. Мальчиков звали Владик и Денис, девочку Рита. Денис и Рита были братом и сестрой, Владик их соседом по даче, но в городе они учились в разных школах.

Мы быстро подружились, здесь, на даче, все ребята были нормальные, никто не выступал. Когда мы собирались домой, пришли пацаны постарше, жалели, что мы уходим, вместе веселее, говорили они.

- Возвращайтесь, как поедите! – звали они нас.

- Это Петька и Васька, - просветил меня Владик, - нас с ними всегда отпускают в лес, и по грибы, или по ягоды. Хорошие ребята.

Когда я прибежал на дачу, дед с бабушкой уже заждались:

- Мы уже не чаяли тебя увидеть! – смеялись они, доставая ещё горячие румяные крылышки и жёлтую рассыпчатую картошку с зелёными огурчиками, - Андрюшка, как уйдёт с ними, так до темна!

- Мы кушать захотели! – ответил я, с урчанием набрасываясь на еду. Объеденье! Потом пил чай с травами, с сахаром вприкуску.

- Ба, я ещё с ребятами схожу на речку? – попросился я.

- Конечно, внучек! – засмеялась бабушка, - Для чего ещё дети сюда приезжают? Как там, наверху? Хорошо устроился?

- Просто шикарно! – ответил я, - Где можно купить такой спальник? – решился я на нескромный вопрос. Старики переглянулись.

- У нас есть один, детский, но старый совсем, прохудился.

- Я зашью! – горячо и радостно заговорил я, спрыгнув с лавки, на которой сидел.

- Иди к ребятам, я сама зашью! – махнула рукой бабушка, а я был на седьмом небе от такой удачи: ещё бы, столько проблем решалось с этим спальником! Я даже поцеловал смутившуюся бабушку в морщинистую мягкую щёку, перед тем, как убежать на речку.

Старшие мальчишки и впрямь оказались хорошими товарищами. Они не задавались, играли с нами, следили, чтобы долго не торчали в холодной воде.

Мальчишки рассказали мне интересные вещи. Оказывается, в этих местах появился опасный молодой преступник, встреча с которым вполне может стать фатальной. Этот безжалостный пацан, правда, возраст его неизвестен, может зарезать человека, не моргнув глазом.

Поэтому надо быть осторожными, по одному не ходить.

Я слушал новости, раскрыв рот.

- Откуда знаешь? – спросил я. Оказывается, соседка по даче рассказывала его матери новости, привезённые со станции «Верхнеулья». Там, на доске объявлений, даже его портрет висит.

- Говорит, этот пацан двух пацанов уже зарезал, и двоих милиционеров.

- Круто! – согласился я, сделав озабоченное лицо, - Он что, вот так ходит, и мочит всех подряд?

- Не знаю я, - пожал плечами Васька, - наверное, не всех…

- Может, тех, кто к нему пристаёт? – предположил я.

- Может, и так, но по домам мы вас проводим, а то, мало ли что!

Я даже удивился, не думал, что такие мальчишки есть на свете! Ну, кроме меня…

Но, как бы то ни было, когда начало темнеть, мы собрались, проводили сначала Риту и Дениса, сдав их на руки родителям, потом Владика. Последним проводили меня, причём Васька держал меня за руку, потому что я всё порывался убежать вперёд, не нравилась мне размеренная походка подростков: идёшь рядом, семенишь, пытаешься спокойно идти, отстаёшь. То ли дело, бегом!

С другой стороны, подхватил за руку Петька, и так, поднимая иногда, принесли меня деду с бабой.

- Вот, забирайте своего внука! Возвращаем в целости и сохранности!

Дед с бабой смеялись.

Потом показали мне спальник. У меня дух захватило от радости: мало того, что бабушка починила его, дед пожертвовал своей плащ-палаткой, и бабушка обшила спальник ею!

От радости я не мог произнести ни слова, только обнял свёрнутый спальник, как котёнка, прижавшись к нему щекой.

- Нравится? – смеялась бабушка.

- Нравится! – жалобно сказал я, - Баба Лара, это ведь, как котёнок, или щенок, его надо выкупить!

- Брось ты! – замахала руками бабушка.

- Он прав, однако! – улыбнулся дед, - Хоть пятачок, но нужно отдать!

- Ну, разве что пятачок, - согласилась бабушка, и осеклась, когда у меня в руке появились пять рублей.

- Пятачок! – сказал я, - Кто скажет, что не пятачок? А вообще, я готов вам и пятьдесят рублей отдать. Вы не думайте, деньги у меня есть! – уверил их я, - Мне дали на дорогу.

- Не надо, Сашенька! Обидишь. Убедил, что это пятачок, и ладно. А то мы от всей души тебе подарок готовили. Очень жаль, что завтра уходишь, - вздохнул дед.

- Ой, спасибочки! – воскликнул я, и полез вна мансарду, примерить спальник.

- Через десять минут ужин! – крикнул мне дед.

- Хорошо! – отозвался я.

В комнатке Андрея я расстелил на полу спальный мешок и влез в него, застегнулся изнутри. Под голову удобно лёг капюшон. Хорошо! Можно ещё расти сантиметров на пятнадцать-двадцать.

Ну, на двадцать, может, я и загнул, но всё же должно хватить, лет эдак, до двенадцати.

Уютно как… Я повозился, перевернулся на бок, на живот. Хорошо, когда у тебя такое тельце, небольшое.

Выбравшись из спальника, я аккуратно свернул его, и приторочил к рюкзаку. У тонего даже ремешки специальные имелись.

Спустившись на землю, я побежал к бабушке, обнял её, с радостной улыбкой.

- Что, внучек, угодила тебе старая? – смеялась бабушка.

- Ещё как угодила, бабушка! – довольно мурлыкал я.

- Ну, садись тогда, поужинаем. Не холодно тебе, в одних трусишках то? – забеспокоилась бабушка.

- Не холодно, бабусь! – засмеялся я, - Нагрелся за день, да и вечер тёплый!

- Смотри, комары заедят!

- Заедят, убегу, - ответил я, - пораньше спать лягу, завтра рано вставать.

- Жалко, Андрюшки нет, - посетовал дед. – подружились бы! Играли бы вместе!

А я подумал, что, будь с ними Андрей, не подсел бы к ним, не познакомился с этими чудесными стариками. Но и с Андреем хотелось познакомиться.

- Деда! – позвал я.

- Да, Саша?

- А там, наверху, это чья фотография? Андрея?

- Нет, не Андрея, - отозвался дедушка, - друг это его лучший, Олег. Уехали они куда-то на Дальний Восток. Андрей первое время вообще сам не свой был, изводился. Они ведь здесь каждое лето проводили, мы соседями были, вот эта дача была ихней, - показал дед на ладный, будто игрушечный, домик по соседству.

- Может, потому теперь Андрюшка не любит сюда приезжать, что всё напоминает ему о друге.

- Пишет? – спросил я деда.

- Не знаю. Наверное, пишет. Но это ведь совсем не то, чем, когда рядом. Так ведь?

- Так, - согласился я, - а если произошло непоправимое? Как тогда быть? – пытливо вглядывался я в глаза деду. Дед глаз не отвёл:

- В душе его надо хранить.

- Вы коммунист? – спросил я.

- Коммунист. А ты?

- Я тоже, - кивнул я, - но, когда у меня погибла сестра, я сходил в церковь, и сестрёнка поселилась у меня вот тут, - я показал на свою худенькую грудь. - И теперь постоянно советуюсь с ней.

- Умница, Сашенька, - сказала бабушка, - молиться надо за своих любимых, коммунист ты, или нет.

- Я согласен с вами, бабушка, - поддержал я её, а дед почему-то опустил голову.

- Что же мы сидим? – опомнилась бабушка, - Давайте ужинать!

Мы поужинали вкусным супчиком, и я начал зевать.

- Что, Сашенька, спать захотел? – ворковала бабушка.

Я посмотрел на свои грязные ноги. Ведь целый день бегал босиком!

- Мне бы помыться, весь извозился, - вопросительно посмотрел я на бабушку.

- А вот тут, дед сделал душ,. – показала бабушка на знакомую постройку из бочки и оббитой клеёнкой будочки, - Вода за день нагревается, тёплая сейчас.

Я сбегал за обувью и мыльными принадлежностями, и помылся, почти горячей водой.

- Пойду спать, - заявил я, пробегая мимо стариков.

- Спи спокойно, малыш, утром разбужу, - успокоил меня дедушка.

- Хорошо! – крикнул я, карабкаясь по приставной лестнице.

Здесь я залез в спальник Андрея, который был большим и удобным, как домик. Немного поворочавшись, затих.

Страшнее кошки зверя нет.

Утром в моей комнатке зазвонил колокольчик. Я сначала не понял, где нахожусь, но тут колокольчик зазвонил снова, и я услышал:

- Вставай, засоня, петухи давно пропели!

Зевнув и потянувшись, я открыл глаза. За окном уже было светло. Прихватив туалетные принадлежности, скатился по лестнице вниз. Зябко передёрнул плечами, потому что после тёплой постельки показалось холодно и сыро. Слегка заныло где-то, то ли в груди, то ли в животе. Ну никак не хотелось отправляться в дальнейший путь из такого уютного уголка!

Где вы, мои родные дедушка и бабушка? Как не было в прошлой жизни, так нет и сейчас.

Старательно надраив зубы и мордень, поспешил к старикам, которые уже накрыли стол и ждали меня.

- Саша, оденься! Простынешь! – сердито сказала бабушка. Я подумал, и побежал одеться, да и рюкзак пора снимать вниз.

Оделся в те же трикотажные шортики и маечку. Потом посмотрел на портрет Олега, и решил написать письмо Андрюшке. Здесь была полка с книгами, и тетради с карандашами.

Я сел за стол и вывел наиболее красивым почерком почти отличника:

«Андрюшка! Береги бабушку Лару и деда Афанасия! Они у тебя золотые, и осталось им не так уж много. Постарайся быть с ними почаще и подольше!

Твой двоюродный брат Саша».

Сложив листок бумаги вчетверо, затолкал за портрет Олега так, чтобы кончик немного торчал.

Подмигнул Олегу, и вышел, чтобы больше никогда сюда не вернуться.

Попив чай с бутербродами, я обнял расстроившуюся бабушку, и мы пошли, с дедом, на дорогу, ведущую в пионерлагерь «Соколёнок».

Я не надеялся, что там меня опять встретят, как своего, полоса необыкновенных удач должна уже кончиться. Ммне и так необычайно повезло со стариками, да и то, благодаря моей наглости, и чувства опасности. Лейтенант явно меня узнал, но засомневался, увидев мирную семью, а не одинокого бандита, вырезающегоих милиционеров. А, может, потому и не стал выяснять личность, и пошёл за подкреплением? Я усмехнулся: в этом случае он прав, а то внешность обманчива!

Так вот, о чём я? Зачем я иду в пионерлагерь? Узнать новости, потолкаться среди ребят, пока не выдворили. Да и за ворота, навряд ли выставят, может быть, проводят до железки? Или в милицию?

Вообще-то туда я иду, скорее, по привычке, там самое безопасное место для детей, затеряться легко, особенно, если лагерь большой, лишняя тарелка каши всегда найдётся.

Единственное, о чём я немного сожалею, это о том, что не взял из спортивного лагеря справку о состоянии здоровья на имя Минакова, или Кислицыной. А ещё лучше, на обоих сразу!

Это был бы документ, не хуже метриков. А так, какой-то бехозный ребёнок, которому место в приёмнике распределителе! В лучшем случае. Взял, правда, удостоверения, с фотографией, с печатями и подписями.

Но медицинская справка была бы лучше!

Так мы и двигались, молча, каждый погружённый в свои невесёлые думы. Дед не отпускал мою руку. О чём он думал? Мало ли? Дед старше меня лет на шестьдесят, пережил столько, что на десятерых меня хватит. Слава Богу, я не был на войне ни разу, хотя, если разобраться, потеря близкого человека для любого, гораздо большее горе, чем гибель миллионов, совершенно незнакомых тебе людей, потому что это – статистика, почти не задевающая тебя.

Мы перешли мост, перекинутый через речку, в которой я ещё вчера, такой счастливый, купался с ребятами. Отсюда даже видна та излучина реки.

- Ну, вот, Саша, пойдёшь по этой дороге, там увидишь указатель, на нём написано, где находится твой лагерь, - дед остановился, прижал к себе, потрепал по голове, и отпустил.

А я, отойдя на несколько метров, обернулся и помахал ему рукой. Дед тоже помахал мне. Он стоял, пока я не скрылся за поворотом.

Дальше я уже шагал по обочине, привычно взяв темп.

Прошагав так километра два, я остановился. Чувство опасности просто вопило.

«Спрячь, где-нибудь здесь, рюкзак, - сказала Лиска, - и пристегни кошачьи когти».

- Как я в них буду идти? – озадаченно спросил я.

«Надевай, расскажу!» - настаивала Лиска. Я послушался, застегнул ремешки на кистях рук и на ступнях ног.

«Топни ногой!» - скомандовала сестра. Я топнул. Когти спрятались.

«Стукни пяткой!» - когти появились. На руках когти тоже видоизменялись. Тот вариант, с которым можно было лазить по деревьям, я знал, но, оказывается, можно было когти выпустить ещё дальше! Причём, внутренняя сторона становилась бритвенно – острой, как и на ногах.

Немного потренировавшись с когтями, я замаскировал пожитки и отправился на разведку.

Далеко я не ушёл. На обочине, за первым же поворотом, стоял милицейский УАЗик, рядом, на складном стульчике, пил кофе мой старый знакомый, которого я когда-то оглушил и пристегнул к рулю такого же УАЗика.

- Ну, наконец-то! – обрадовался онофицер, вставая, - Я уже заждался. Второй день здесь сижу, думал,. ты изменил свои планы! Где это ты так задержался?

- Что случилось? – спокойно спросил я, не доходя до него безопасные пять метров, - Ты один, или в кустах сидят снайперы? – то, что снайперов нет, как и засады, я знал, Лиска бы предупредила.

- Дано указание взять тебя быстро и без свидетелей.

- Думаешь, получится? – усмехнулся я, разгоняя кровь по телу, готовясь к атаке.

- Не убежишь на этот раз. Пуля догонит!

- Не обязательно! – хмыкнул я. Прекрасно! Если разговаривает, значит, убивать не собирается, а значит, есть шанс…

Додумать я не успел. Вот уж не думал, что в меня сразу начнут стрелять!

Нога! Рука! Другая нога! Другая рука! Нога выше! Пуля разорвала мне новую майку на животе, обожгла любимое пузо! Я разозлился: уже в живот стреляет, гад! До этого я просто убирал с линии огня конечности, переступая на месте, а тут пришлось вертеться!

Нет, я не уворачивался от пуль, от них не увернёшься, скорость слишком высока. Надо следить за стрелком, пока тот нажимает на курок. Причём, у дилетанта в этом случае выше шанс пристрелить мастера, потому что он стреляет туда, куда сам не представляет. А этот, жаль, не узнал его имя, стрелял славно и предсказуемо. Но порванная майка взбесила меня, буквально планка перед глазами упала, окрасив мир в красный цвет. Наверное, поэтому, когда в ТТ у моего противника кончились патроны, причём последним он выстрелил не себе, а мне в голову, я одним прыжком преодолел расстояние и оказался у него на плечах.

- Мяу! – задними ногами я распорол ему ноги и форму, вместе с поясом, до самых колен.

- Мяу! – противник не успел свернуть мне шею, или сломать хребет, потому что я раньше разрезал ему мышцы на плечах и на грудиные. Руки у него безвольно повисли, кровь толчками выбегала из ног.

Постояв, он рухнул на колени, а я, подскочив, вцепился когтями, левой рукой за лицо, правой за шею:

- Одно движение, и тебе нечем будет кушатькушать,… и писитьписать, - добавил я, поднимая ногу.

- Убей, не калечь! – прохрипел он.

- Тебя как зовут? За кого свечку ставить? – поинтересовался я.

- Савелий, - еле слышно отозвался он.

- Русский? – удивился я, тот наклонил чуть-чуть голову.

- Я принадлежу твоему брату, - вдруг сказал он.

- Жорке?! – я даже убрал когти от его лица.

- Нет, - мне уже приходилось наклоняиться, чтобы услышать, - я умираю, спасибо тебе, освободил от рабства. Знай, у тебя есть брат, зовут его Сабирджан, Сабир, иногда Серёжа, Саша. Ему четырнадцать. Он ненавидит вас…

- За что? – удивился я. Что за индийский сериал?

- Твою мать насиловали, когда допрашивали, она понесла, а, когда родила, выбросила его на помойку… Но люди Хана следили за ней, чтобы вывела на мужа… - голос становился всё слабее, хотя человек изо всех сил старался облегчить душу.

… - Спасли его, вырастили и рассказали о матери. Ты, на его месте, как бы поступил?

- Это он навёл на Лиску?!

- На сестру? Он…

- Как его узнать? Как. Его. Узнать?!

- Он похож… - дальнейшие расспросы были бесполезны. Глаза Савелия закатились.

- Покойся с миром, - пробормотал я, выпрямляясь. Вокруг Савелия натекла приличная лужа крови, и я здорово вывозился, руки и ноги были в крови, брызги попали на мой любимый костюмчик.

Делать здесь мне уже было нечего, я топнул ногами, убирая когти, и побежал назад.

Когти и руки отчистил землёй и травой, чтобы не замарать рюкзак. Идти дальше в лагерь уже не имело смысла, скорее всего там меня ждали.

Я вернулся к реке, отошёл подальше от дороги, чтобы меня не смогли увидеть, разделся и принялся отмываться от крови, замочив предварительно забрызганный кровью костюмчик.

Отстирывая майку, подумал о бабушке, которая была совсем рядом. Она бы мне заштопала её так, что ничего не было бы видно.

Почему-то больше всего мне было жалко этой майки. До того жалко, что я заплакал. Потом зарыдал взахлёб.

- Что я вам сделал? – спрашивал я неведомо кого, - За что вы меня так мучаете? В кого меня превратили?!

Недалеко от меня веселились мои друзья на речке, а я не мог к ним подойти. Рядом с ними работают на даче старики, которых полюбил всей душой, и не смел показаться им на глаза.

Не потому, что я убийца, а потому что, вполне возможно, к ним придут, начнут расспрашивать.

А я вернулся. Почему? Сразу свяжут изуродованный труп на дороге со мной.

Я всё плакал, стараясь не шуметь, Лиска гладила меня по голове, успокаивая, говорила, что правильно я делаю, что плачу, нельзя такое держать в себе, крыша съедет.

Кончив плакать, выкупался в речке, хорошо отмыв лицо, вытерся и посмотрелся в зеркальце.

Глаза красные, припухли. Надо бы очки надеть. Что ещё надеть? Сарафан? С таким рюкзаком?

Осмотрел лямки. Затёртые, засаленные, нет, останусь пока здесь, отмою рюкзак, посушусь, отдохну.

Если начнут искать,. вряд ли подумают, что я где-то рядом. Любой здравомыслящий человек уже добежал бы до Китайской границы.

А я не здравомыслящий человек. Может, у меня тоже потомственное? От мамы? Я даже содрогнулся: быть помешанным мне совсем не нравилось, тем более, говорят, что сумасшедшие не сознают, что они того. Наоборот, дДурак, сознающий, что он дурак, уже тем самым не дурак.

Так что, держитесь от меня подальше, товарищи милиционеры и иже с ними.

Я вдруг подумал, что трупы, остающиеся за мною, не выдумка. Милиционеры,. пристёгнутые к скамейке, оглушённые, и беззащитные, могли стать жертвой любого маньяка, испытывающего глубокую к ним неприязнь. Или я не рассчитал силу удара. Вроде живы были, трогал я их пульс.

А эти, маленькие разбойники? Я оставил их наедине с тем мальчишкой. Что я о нём знаю? Вдруг, когда я удалился, он спокойно их прирезал?

Что? Уже ку-ку? Я криво усмехнулся, сам себе, пошёл вглубь леса, таща рюкзак в руках. Пусть лес обжитый, но насквозь ничего не видно, хотя деревья какие-то хилые. Пожар, что ли был в этих местах когда-то?

И всё-таки я надеялся найти выворотень, устроить там берлогу, немного успокоиться, сжечь адреналин.

Выворотень, я, конечно, не нашёл, нашёл старую ель. Ззабился под неё, устроился на мягкой хвое, решил немного отдохнуть,. помечтать о Ниночке. Тут же тёплая волна радости захлестнула меня, я улыбнулся, и ужас утра отступил на второй план.

Вздохнув свободнее, поднялся, на нижних ветках повесил сырой костюмчик, за сук повесил рюкзак, отвязав спальник, расстелил его, и лёг сверху, только тут увидев, что я так и не оделся после купания.

Приятные размышления немного успокоили меня, и я сталд думать, что делать дальше.

Вот интересно, Савелий рассказал в милиции, что я переодевался в девочку? Или постарался промолчать о том постыдном случае, когда еле видимая девчонка взяла его в плен?

Потом, брат. Самый смертельный враг изо всех. Наверняка не успокоится, пока не останется единственным сыном моей матери. После чего придёт к ней, посмотреть ей в глаза.

Куда смотреть? В какие глаза?! После моей смерти она уже не оправится, сойдёт с ума уже окончательно. Не знаю, как она пережила весть о гибели Лиски.

Нет, не доставлю ему такого удовольствия! Останусь в живых!

Только надо продумать план, как выбраться отсюда. Проверить станцию, если что, проехать на электричке несколько остановок… Нет, автостопом надёжней, милиционеры стали проверять пассажиров, меня уже узнавали.

Переоденусь девочкой и буду мочить педофилов и маньяков!

Это я уже шучу. Значит, скоро можно собираться в путь. Только вздремнуть немного. А перед этим что-то сделать с раной. Болит ожог. У меня есть маленькая аптечка, в ней йод, бинт, вата, бактерицидный лейкопластырь. Йод продавался в ампулах, но я купил, выпросив, пузырёк с завинчивающейся крышечкойпробкой, и перелил йод туда, а то смажешь царапину, а остальное выкидывать?

Шипя от боли, смазал длинную рануый ожог от пули на животе, потом заклеил пластырем, и прилёг, с надеждой немного поспать.

Проснулся я от чувства опасности. Приоткрыв глаза, принялся осматриваться, пытаясь понять, что же меня насторожило. То, что я выяснил, заставило похолодеть: недалеко от меня сидела большая собака!

Вспомнив, что я так и не оделся, испугался ещё больше:, если это бродячая собака, да ещё и голодная, то она гораздо опасней волка, и голый мальчишка придётся ей по душе, и приятным на вкус. Всё будет гораздо хуже, если на меня откроют охоту с собаками.

Медленно поднявшись, я начал одеваться. Надел, на всякий случай, длинные штаны, подумав, открыл последнюю банку тушёнки, выложил половину недалеко от собаки, сам принялся доедать из банки говядину, с оставшимся ещё хлебом.

У голодной собаки затрепетали ноздри, она нерешительно подошла к кучке ароматной тушёнки, и слизнула всё в два приёма, ещё и стала смотреть на меня, спрашивая: ещё есть?

Я кинул ей кусок хлеба, запил обед водой из фляги, и подумал, что пора выбираться отсюда, вполне могут привлечь собак, если свяжут труп Савелия со мной. Интересно, что они подумают, когда увидят следы от когтей? На рысь? Будь я взрослым, никогда бы не подумал, что такое может сделать ребёнок, даже загнанный в угол.

Собака выжидающе смотрела на меня, не решаясь подойти, только нерешительно помахивала хвостом.

Это была собака, не кобель, причём кормящая, с отвислыми сосцами и тощая. Где-то поблизости было её логово, где прятались голодные щенки. Жаль, можно было прогуляться с ней. Подружившись с бродячей собакой, можно не опасаться других псов, собака-друг не пожалеет своей жизни, защищая друга-человека.

Ну что же, не судьба! Надев ветровку, я, немного покусанный комариками, отправился в сторону станции, откуда вчера ушёл. Собака шла за мной до самой железной дороги. Потом отстала.

Дачный посёлок я обошёл по тропинке, коих в этом районе было множество.

Вышел я к путям в стороне от станции, перешёл их, снова углубился в лес, потому что с той стороны, как мне показалось, проехал мощный грузовик. И действительно, через полчаса я вышел на асфальтированную дорогу, даже трассу! На ней нарисована разметка, стоят знаки, столбики вдоль откоса. Осталось решить, по какой обочине пойти, по движению, или против? По правилам, надо шагать против движения, чтобы увидеть вовремя машину. Но, если хочешь, чтобы тебя подобрали, надо идти по движению.

Солнце стояло высоко, сталобыло жарко. Подумав, я переоделся в сарафанчик, надев под него топик от купальника, чтобы лямки так не так сильно натирали плечи. На голову надел белую панамку.

Почти сразу возле меня остановилась «Волга», с верхним багажником, заваленным всякими вещами.

Явно отпускники, едут на дикую природу.

- Девочка, тебе далеко? – спросила дама, иначе не назовёшь женщину, выглянувшую в опущенное окно. Она была в соломенной шляпке и тёмных очках.

- Далеко, - согласился я, - буду благодарна, если немного подвезёте. Мне, вообще-то в город надо…

- А мы в тайгу! – жизнерадостно перебил меня мужчина лет тридцати пяти, выходя из-за руля, и освобождая меня от рюкзака. – Не тяжеловато для тебя?

- Своя ноша… - вздохнул я.

- Что, с дачи сбежала? – подколол дядя, увязывая мой рюкзак на багажник, - Поедем через город, в центре высадим. Там доберёшься, думаю, если сама на дачу и с дачи ездишь.

- Дела появились, - уклончиво сказал я, радуясь такой удаче.

- Ещё бы! – серьёзно сказал дядя, -У таких больших девочек должны быть и большие дела! Константин! – протянул он руку.

- Саша! – протянул я свою.

- А скажи мне, Саша, ты не слышала, что в этом районе появился опасный преступник?

- Нет, - растерянно ответил я, - у нас нет радио.

- А слухи? – не поверил дядя Костя.

- Слухам не очень доверяю, - пожал я плечами, - тем более, говорят, он девочек не трогает.

- Как знать! Может, на твой рюкзак позарится! Садись! – распахнул он дверцу.

Я заглянул в салон. На заднем сиденье сидел мальчишка в футболке и шортах. Почти всё внутри было занято всякими мягкими вещами, мне было только место на краешке сиденья.

Я осторожно уселся, дядя Костя захлопнул дверцу, обошёл машину,. проверяя, хорошо ли закреплён груз, сел на водительское место, и мы тронулись в путь.

Я покосился на мальчишку. Было ему лет десять – одиннадцать, и рассматривал он меня с такой наглостью, что мне сразу захотелось его прибить. Я даже хотел натянуть подол на колени, но сарафанчик был слишком коротким, а мальчишка даже наклонился, пытаясь рассмотреть цвет моих трусиков.

- Родя, не смущай девочку, - сказала дама. – Это Родик, девочка, познакомьтесь. Меня зовут тётя Марина, это дядя Костя.

- Меня девочка Саша, - выдавил я из себя, пытаясь отодвинуться от назойливого мальчишки.

Но дальше была только дверь.

- Саша, а какое у тебя увлечение? – спросила тётя Марина, поворачиваясь к нам.

- Карате, - мрачно ответил я, стоически выдерживая наглые взгляды мальчика Роди, который после моих слов презрительно заулыбался, думая, что это глупый розыгрыш.

- Серьёзное увлечение, - согласилась тётя Марина, - давно занимаешься?

- С трёх лет, - пытаясь отпихнуть «Родю-уродю», как я успел ему шепнуть, сказал я.

- Слышишь, Родя, не серди девочку.

- Да она всё врёт! – воскликнул Родя, отражая мои атаки. – Я покажу тебе «уродю»! – шептал он между тем.

- Родя, не мешай, не видишь, я с девочкой разговариваю!

- Что с ней разговаривать! – мы уже нешуточно сцепились руками. – Комары закусали, вот и сбежала от бабки! Вот тебе! – пытался выкрутить мне руку.

- Подожди, выйдем, я тебе покажу!

- Покажи! Покажи сейчас! А то надела лифчик, как будто сиськи есть!

- Родя!

- Что, неправда, что ли?! – пыхтел Родя.

- Ну, смотри, когда не будет видеть тётя Марина, я тебя так отделаю! – пообещал я.

- Это я тебя отделаю! – возразил мальчик, - Как только мама отвернётся! Кошка драная!

-Страшнее кошки зверя нет! – шипел я.

Дядя Костя откровенно смеялся, тётя Марина улыбалась, наблюдая за нашей борьбой.

- Что, Родик, понравилась девочка? – спросила она.

- Что? Вот ещё! Отстань от меня! – отодвинулся Родя от меня.

- Мальчишка! – с презрением прошипел я.

- Деффчонка! – с не меньшим презрением парировал Родик. Я отвернулся к окну. Как раз проезжали остановку, на которой стояли люди. Не так уж много мне надо было пройти.

- Мам, давай её возьмём с собой? – вдруг предложил Родя.

- Как это возьмём? – удивилась тётя Марина. – У неё же дела есть. Так Саша? – я кивнул.

- Да какие дела?! Что я, не вижу, что ли? От бабки сбежала, домой идти боится. На сколько в деревню сослали? Слышь, Сашка? На месяц?

- На месяц, - буркнул я.

- Вот видите, целый месяц грядки полоть и комаров кормить. Любой сбежит!

- Саша, а кто твои родители? – спросила мама Родика.

- Отец дальнобойщик, мама в больнице, - ответил я, ничуть не солгав. Сам слышал, как папка, по пьяни, хвасталговорил, что он дальнобойщик, попадает в цель за пять километров! А мама в больнице.

- Так что, дома никого нет? – нахмурилась тётя Марин.

- Нет, - вздохнул я, - но я возьму ключ у соседки.

- Одна будешь жить? – я кивнул. – Слышишь, Костя, наш сын дело говорит!

- Да ты что, мать? В своём уме? Её же искать будут, а мы, получается, похитили ребёнка!

- А я письмо напишу! – сказал я, чем вызвал у всех шок. Мне показалось, до этого они шутили.

- Если, конечно, маршрут мне подходит.

- Маршрут нормальный. До Байкала, там немного поживём, с недельку, и назад.

- До Байкала? – удивился и обрадовался я. Вот не думал, что уже почти добрался до Байкала! Эти добрые люди довезут меня до Иркутска, если нет дороги в объезд… Да откуда здесь дороги?! В моё время здесь вообще дорог не было, особенно в Амурской области, там надо или поездом, или вертолётом, пешком ещё, на велосипеде, да и то, утонешь в болоте, нафиг!

- Мы в город заедем? – спросил я.

- А что? – спросила тётя Марина.

- Ну, надо бы письма написать, бабушке, маме, папе, потом, продукты купить, у меня кончились, в оптику ещё заехать, оправу подобрать, а то эта уродская какая-то.

Мама Родика посмотрела на меня внимательнее, сказала:

- ВНавряд ли в наших оптиках найдёшь нормальную оправу. Костя, заедем на Дежнёва, там ещё можно что-то посмотреть. А что вы притихли?

- Да не понравилась я вашему Родику! – мстительно сказал я, стрельнув в мальчишку взглядом. Всё-таки научился я лицедейству. Родик не успел ничего сказать, ошеломлённый, вместо него сказала мама:

- Ну да! Он, как только тебя увидел, закричал: «папа, папа, останови, вон девочка с рюкзаком, ей, наверное, тяжело…» - Родик залился густой краской.

- Просто он у вас… озабоченный какой-то, - подколол я мальчишку, - как только я села, постарался мне под подол заглянуть… - папа Родика расхохотался:

- Растёт парень! Переходный возраст!

- Родик! – возмутилась его мама, а я отомстил:

- Какой там переходный возраст?! Сопливый мальчишка, а туда же: «переходный возраст»!

- Ну, чувырла! – прошипел мальчишка, - Пожалеешь ещё!

- Неизвестно ещё, кто пожалеет! – парировал я, довольный, что достал этого несносного мальчишку.

Тогда он попытался достать меня, но я перехватил его руку, и наша потасовка возобновилась.

Конечно, я боролся, как девчонка, не вызывая особых подозрений у веселящихся взрослых.

Почему они были довольны, я догадывался. Наверное, сынок постоянно ныл,. что ему надоела эта скучная поездка, что его оторвали от интересных занятий и друзей. А тут увозят в тайгу, скучать и комаров кормить. Поэтому он так быстро «раскусил» меня, захотел взять меня с собой, чтобы было с кем подраться. Мне уже начало нравиться развлечение, не хотелось уже сразу прибить этого неугомонного мальчишку, прибью потом.

- Подожди! – сказал я, - Жарко очень! – я приоткрыл окно, и мы снова сцепились в жестоком поединке. Так что я даже не заметил, как въехали в какой-то город.

- Костя, сначала в кафе, поесть надо, дети голодные.

- Да, мама, я сильно писитьписать хочу! – выдал Родик.

- Родик! При девочке!

- А что? – удивился Родик, - Девочки не писают? Ты хочешь? – спросил он меня.

- Хочу! – не стал я скрывать. Честно говоря, я не знал, как должна реагировать девочка на такие откровенности.

- Вот видишь! – сказал Родик, - Девочка тоже хочет, - слово «девочка» выделил саркастически.

Дядя Костя остановил машину возле кафе «Лилия», мы с Родиком вывалились на тротуар, с удовольствием потягиваясь. Мама Роди взяла нас за руки и повела внутрь. Хорошо, что взяла за руку меня, а то я зашёл бы вместе с Родиком.

Ппосле того, как вымыл руки, вспомнил, что все мои ценности в рюкзаке.

- Тётя Ммарина! – обратился я к женщине, которая что-то поправляла у себя на лице, глядя в зеркало, - Мне надо взять в рюкзаке кое-какие вещи…

- Сейчас найдём папу, и сходишь, - согласилась мама Роди. – Как раз он успеет сделать заказ.

Папа уже занял столик и ждал нас. Появился и Родик, показав мне язык. Я сделал то же самое.

Потом мы с главой семейства сходили к машине, и я достал маленький девчоночий рюкзачок с основными ценностями. Закинув его за плечи,. сразу почувствовал себя увереннее, что значит, привычка!

- Эта сумка тебе больше идёт! – пошутил дядя Костя.

В кафе нам уже принесли заказ, и я понял, как проголодался.

- Обжора! – фыркнул Родик, ковыряясь у себя в тарелке.

- Маменькин сыночек! – еле выговорил я, с набитым ртом.

- Мама, можно, я её поколочу? – спросил Родя.

- Потом подерётесь, - ответила рассеянно мама, - ешь, давай, бери пример с Сашеньки.

- Если я столько съем, то лопну! Куда в тебя лезет? – подозрительно осмотрел мою худенькую фигурку, спросил он, - Даже живот не увеличился…

- Родя, не перебивай аппетит девочке.

- Ей перебьёшь! – ответил мальчишка. А я показал ему язык, весь в крошках хлеба.

- Мама, она дразниться! – возмутился он.

- Кушай, Родик, ужин будет не скоро, - вставил своё веское слово его папа. Все замолчали, я уже допивал компот, потом положил на стол «пятёрку».

- Саша! - недовольно сказала тётя Марина.

- Я самостоятельная девочка! – заявил я непреклонно, чем вызвал красноту лица у мальчишки.

- Ну, ладно, если так!, - хмыкнула мама Родика.

- Ну, погоди! – тайком показал мне кулак Родик. Я скорчил, в ответ, противную рожицу.

Потом заехали на главпочтамт, где я написал несколько писем.

В первую очередь своей любимой Ниночке. Потом папе, директору детдома, Никите…

Родик сопел у меня над ухом, пока я не указал ему место напротив себя.

На обратном адресе я написал: «Таёжный Край. г. Догадаевск, ул. Занятная, дом 9».

На обратный адрес смотрят, когда возвращают письма. Надеюсь, не вернут, адреса верные.

Ещё надеюсь, противный Родька не подсмотрел, что я написал Ниночке. Ппотому что такое милое письмо слишком подозрительно. Хотя, что я знаю о девочках?!

В большом продовольственном магазине самообслуживания «Рассвет» я немного пополнил свои запасы сухого корма, пришлось взять и консервы. тяжёлые, но без них никуда, к сожалению. Сублимированной еды ещё не делают, да и правильно, но хотя для меня это было бы лучшим выходом: только добавь воды! Я купил несколько пачек сухих супов, хотя помнил, что вкус у них отвратный, зато без искусственных пищевых добавок, которые придают такой еде приятный вкус.

Обнаружил здесь брикетики сухого какао и кофе, взял сгущёнки, галеты.

Родька ходил за мной по пятам и комментировал мои покупки, как чисто девчоночьи. Якобы я ничего не понимаю в походной жизни.

Неожиданно для себя в этом магазине обнаружил отдел «В помощь туристу», где, к своему удивлению и радости увидел маленькую складную лопатку. Взвизгнув от радости, я вцепился в неё.

- Ты чё, дура? – возмутился Родик, - Зачем тебе в лесу лопата?

- Вы не правы, молодой человек! – заявил парень, обслуживающий этот отдел, - Девочка умница, в лесу лопата – вещь первой необходимости! Очень удобно устраивать кострище, потом засыпать костёр землёй…

- Даже отбиваться от волков! – с ехидной усмешкой сказал я раздавленному Родьке. Здесь же я купил нитки с иголками, маленькие ножницы, а то у меня были только маникюрные.

Починить костюмчик хотел. Почему-то мне было неприятно, что он рваный, как разрез на животе…

Я вздрогнул, поняв, в чём дело: Лиске вспороли живот, вот я и хотел зашить его.

Настроение резко ухудшилось. Ррасплатившись, я вышел из магазина и пошёл к машине.

Родькины родители ещё где-то ходили, совершая совершенно необходимые покупки.

Не дожидаясь их, я отвязал свой рюкзак, и переложил туда покупки, тщательно привязав лопатку за ремешки.

- Сашка, ты что, обиделась на меня? – спросил вдруг Родька, про которого я совсем забыл.

- Что? А, нет, так, неприятное вспомнила, извини.

Родька впервые не нашёл, что на это сказать.

Мы уже выпили бутылку лимонада, и, найдя лавочку, сидели, болтая ногами, когда появились старшие, нагруженные сумками.

- Сашенька, а у тебя есть, во что переодеться? – заботливо спросила тётя Марина, - А то, пойдём в универмаг.

- У меня есть, во что переодеться! – нетерпеливо сказал я, - Заедем в «оптику»?

В «оптику» со мной пошёл Родька. Ему или скучно, или боится меня потерять, но мальчик старался не отпускать меня далеко от себя.

Я осматривал унылые витрины магазина с некрасивыми оправами, под соответствующие громкие комментарии Родьки, который тоже подбирал мне оправу, в которой я была бы похожа на мартышку в очках.

- Девочка! Угомони своего брата! Мешает работать! – обратилась ко мне… Аптекарша? Продавец?

- Брат? – я, с сомнением, оглядел Родьку с ног до головы и обратно:

- Был бы у меня такой брат, я повесилась бы! – в очереди захихикали. Родька покраснел и ответил:

- Была бы у меня такая сестра, я бы не стал вешаться! Я бы её удавил!

- Иди, Роудик, возле машины подожди, - сказал я, в установившейся тишине. Родька подумал, и, молча, вышел.

- Так их! – довольно сказала девушка. Парни недовольно загудели.

- Иди сюда, девочка! – позвала меня провизор «оптики». Я подошёл, и женщина предложила мне на выбор симпатичные детские очки, неизвестно как оказавшиеся у неё в руках.

Я выбрал себе очки солнцезащитные, и простые, вс тонкой титановой оправеой. Посмотрелся в зеркало и остался доволен: всяко на мартышку не похож. Правда, и цена оказалась соответствующей, но, за ценой, я не постоял, так же, как и провизор очки, достав из воздуха деньги.

Здесь же была и аптека, где я пополнил запасы ваты и пластыря. Купил стрептоцид для своей раны и аспирин на случай простуды.

Вышел уже в приподнятом настроении, сверкая новыми очками. Семейство Родика поджидало меня в тени деревьев.

- Ну, как? – спросил я, - Похожа я на мартышку? – и взял Родьку за руку. Родька вырываться не стал, я повёл мальчика к машине. Сзади крякнул его папа.

Родька притих, и мне не оставалось ничего, как осматривать улицы, по которым мы проезжали.

Подумал насчёт церкви, но, спрашивать у людей, есть ли здесь церковь, жителю этого города, было неудобно. В этот момент я увидел золотые купола.

- Дядя Костя! – закричал я, - Мне надо в церковь!

Дядя Костя от удивления даже притормозил:

- Зачем? Ты что, верующая?

- Вообще-то я пионер, но мне очень надо! Я потом объясню, если смогу! Пожалуйста!

- Ладно, - пробормотал папа Родика, который вытаращил глаза. Я показал ему язык.

- Я с тобой пойду! – заявил он.

- Хорошо. Только не мешай, - согласился я. Мне надо было поставить свечку за упокой души некого Савелия. Да и поговорить с Мамой, или Лиской.

Церковь оказалась именно та, которая была мне нужна: церковь Святой Богородицы. Наверное, когда разрушали церкви, детские церкви невольно щадили.

Выйдя из машины, я потащил за собой Родьку, не обращая внимания на его родителей, которые что-то кричали нам вслед. Бросив мелочь нищим на паперти, вошли в церковь. Здесь шла служба, я купил у служки четыре свечки, и, отыскав икону Божьей Матери с младенцем, потащил туда Родьку, сквозь немногочисленные ряды верующих. На нас зашикали, но я только досадливо морщился.

У иконы я встал на колени и поставил рядом Родьку, протянув ему свечку:

- Зажги свечку, и помолись за родителей!

- Как это? – спросил он, зажигая свечу, - Я не умею!

- Просто пожелай им здоровья и долгих лет жизни! – шептал я, стянув панамку с головы.

- Вы что тут делаете?! – зашипел на нас дьяк, - Накрой голову, бесстыжая!

- Уйди, не мешай! – отмахнулся я от затрясшегося от праведного гнева дьяка, но выгнать нас из церкви он не посмел. Я бы ему выгнал! Выгнать из детской церкви детей – неслыханное святотатство!

Я тоже затеплил свечки. Первую – за раба Божия Савелия, потом, за Лиску, и, за здравие Ниночки.

Я обнял, по - привычке, свечки Лиски и Ниночки, и неприятно был удивлён, потому что обжёгся.

- Мама! – воскликнул я, не обращая внимания на прихожан. Икона не поменяла вид, на меня сурово смотрела Мама.

- Мама, ты ждёшь меня?! – дрожащим голосом спросил я, - Мне прийти?

«Не тревожь Маму, - строго сказала Лиска, - подожди, мой мальчик».

- Лиска, если я поддамся, это же будет сродни самоубийству! Почему Она меня осуждает?!

«Дающая жизнь не может не осуждать отнимающего её».

- Савелий мало отнял? Я…

«Перестань вести себя, как сопливый мальчишка! Соберись!»

Я собрался. Стал греть руки об свечки, обнимая обжигающий свет Мамы. Мне было больно, но душа болела сильнее, я жаждал прощения и понимания.

«Возьми в руки третью свечу».

Я взял свечу, которую поставил Савелию, вновь встал на колени, взял три огонька в обожжённые ладони. Огоньки ласково согрели руки, заживили ожоги, и я почувствовал тёплую ласку Ниночки, искреннюю благодарность освободившейся души Савелия, материнскую теплоту и гордость за меня Лиски.

Посмотрел на икону. Лиска держала меня на коленях и улыбалась и маленькому мне, и подросшему.

- Кто это? – вдруг услышал я шёпот рядом с собой. Не сразу понял, что это Родька.

- Это моя сестра, Лиска, - прошептал я, растворяясь в бесконечном блаженстве от единения с родными душами. Жаль, что так мало. Икона потускнела и приобрела прежний вид.

Мама сегодня не разговаривала со мной.

Зато я понял, что Ниночка по – прежнему помнит и любит меня, что Лиска всё ещё со мной, и готова защищать своего непутёвого братца от всех бед и невзгод.

- Пойдём, - дёрнул я Родьку за рукав, надев панамку.

Мы вышли среди полного молчания, священник, что творил службу, крестил нас, а дьякон клал земные поклоны перед иконой Божьей Матери.

- Что это было? – спросил Родька, когда отошли от церкви, - Фокус?

- Фокус, - хмуро подтвердил я, - родителям не говори.

- Что я, ненормальный?! – фыркнул Родик.

- Ну, как всё прошло, получилось? – спросили нас родители Роди.

Мы синхронно кивнули с серьёзными лицами.

- Не хотите нам рассказать? – мы отрицательно покачали головами.

- Смотри, мать, они, кажется, спелись, - удивлённо проговорил дядя Костя.

- Хватит с нас мистики, - решила тётя Марина, и мы поехали дальше. А у меня начала саднить рана на животе.

Время уже приближалось к пяти, когда старшие решили, что пора устраивать привал.

Выбрав для этого место недалеко от реки, мы проехали по лесной дороге и остановились на небольшой полянке, на которой изредка останавливались туристы. С одной стороны, хорошо, что у нас так мало машин, экология чище, тайга ещё не кишит машинами вместо зверья.

Выйдя из машины, мы разбежались в разные стороны, в поисках укромных мест.

«Девочки направо, мальчики налево», а мне в третью сторону. Самое большое неудобство для меня было при игре в девочку, что я не мог быть ни с девочками, ни с мальчиками. От всех надо скрываться, если хочешь сохранить инкогнито.

Снова собравшись на поляне, я решил за всех:

- Папа собирает сухостой, мы разводим костёр, мама готовит посуду, готовит ужин…

- А вы справитесь? – засомневался папа Роди.

- Можете не волноваться. Где у вас лопата?

- Палатки ставить тоже мне?

- С Родионом, - согласился я.

- Есть! – шутливо взял под козырёк дядя Костя и пошёл на поиски лопаты.

Получив инструмент, я аккуратно срезал дёрн, выросший на месте прошлогоднего кострища, сложил его в сторонке, потом взял топорик, любезно предоставленный мне вместе с лопатой, и вырубил две рогулины. Заострив концы, вбил их по краям кострища, сверху приспособил перекладину для котелка и чайника. Всё это я делал в сарафанчике. Сначала думал переодеться, да не стал раньше времени показывать свою рану.

Наломав сухих веточек, разжёг костерок, как раз к тому времени, когда папа принёс груду валежника.

- Обустраиваетесь? – спросил он, - Молодцы, - и снова ушёл. Подкинув ещё дров, я решил переодеться в купальник, который мне подарили в спортивном лагере, испокупаться и отмочить повязку, а потом заняться заболевшей раной.

Взяв из рюкзака плавки, я скрылся в лесу, там переоделся и вышел во всей красе: в купальнике и длинной раной,повязкой между плавками и топиком, заклеенной пластырем..

- Саша, что это у тебя? – спросила тётя Марина.

- Царапина, - ответил я, - сейчас искупаюсь, потом снова перевяжу.

- У тебя там кровь! – заявил Родик, показывая пальцем на повязку.

- Разбередсшевелила, когда играла с Родькой…

- Вечно ты, Родик! У девочки такая рана, а ты к ней пристал! Тебе больно, Саша?

- А что я?! Я откуда знал?! Она не сказала ничего!

- Помолчи ты! Сходите лучше, искупайтесь.

Родька переоделся в модные японские ярко-полосатые плавки шортиками. Я даже позавидовал ему, сравнив его купальник со своим, канареечного цвета.

Мы побежали, наперегонки, к недалёкой речке, плюхнулись в воду и поплыли.

Родик умел плавать, но куда ему до меня, которого учила плавать сама Лиска!

Было довольно тепло, солнце стояло ещё довольно высоко, как – никак, наступила макушка лета, дни пока очень длинные.

Когда пластырь начал отлипать от тела, я решил, что хватит, пора лечиться. Было бы это море, морская вода без моего участия залечила бы рану, а в пресной воде водятся слишком много микроорганизмов, чтобы пускать на самотёк заживление.

- Родька, пойдём, пора мне на перевязку!

Я достал свою аптечку, но мама Родьки сказала, что сама перевяжет меня.

- Иди, переоденься в сухое, и приходи, - велела она мне. Я взял те самые шортики, мятые, зато чистые. Потом зашью маечку, и снова буду в удобной одежде.

Переодевшись, я вышел, в одних шортиках, на поляну.

- Саша! – воскликнула тётя Марина, - Ты почему без маечки? Здесь мальчик!

- У меня маечка порвалась, - извиняющимся тоном сказал я, - да и правильно Родька говорит, нечего мне прятать ещё…

- Всё равно. Есть у тебя другая майка?

- Есть, но пока рано надевать, сначала перевязаться надо.

- И то верно, ложись сюда, - тётя Марина уже расстелила покрывало, я лёг, рядом шумно засопел Родька.

- Куда пялишься?! Правильно девочка говорит, какой-то ты озабоченный!

- Я посмотреть…

- Нечего тут смотреть!

…- как ты перевязываешь, - договорил Родька.

- Ладно, смотри, - разрешила мама, отдирая лейкопластырь. Родька принялся разглядывать меня с ног до головы. На мальчишечьи шорты глянул с усмешкой.

Тётя Марина между тем налила мне на рану перекись. Оона зашипела.

- Что это? – удивился Родик.

- Перекись водорода, - ответила ему мама.

- Почему шипит? Тебе не больно? – спросил он меня.

- Скоро будет больно, - успокоил я его. Тётя Марина уже смачивала тампон йодом.

- Однако у тебя царапина! – сказала она, смазывая её йодом. Я дёрнулся.

- Дуй на рану, - сказала мама Родику. Родик, с готовностью, стал дуть мне на живот, облегчая мучения.

- Там стрептоцид есть, - подсказал я, - надо растолочь, и присыпать.

- У тебя глубокие познания в медицине, - похвалила меня тётя Марина, доставая таблетки из аптечки, - Родя, растолки две штучки, я думаю, хватит.

Присыпав этим порошком рану, заклеили её пластырем.

Потом я взял маечку, посмотрел на дыру, прижал её к лицу. Даже глаза намокли от жалости.

- Дай, зашью, - сказала тётя Марина.

- Я умею…

- Я умею лучше. Спроси своего бандита, сколько я ему рубашек и маек зашила!

Мы с Родькой удивлённо переглянулись.

- Мальчишка! – презрительно сказал я.

- Деффчонка! – с не меньшим презрением сказал он, - хоть в какую пацанскую одежду оденься, я –то знаю, что ты – девчонка!

- Тётя Марина, можно, я его поколочу? – спросил я.

- Потом, когда твоя «царапина» заживёт, будете колотить друг друга. Где ты так умудрилась разодрать живот? За колючую проволоку зацепилась?

- Что-то типа того, - согласился я. А папа Костя готовил ужин.

Дождавшись, когда мне зашьют маечку, мы пошли пробовать, что сготовил глава семейства.

Маечку тётя Марина зашила замечательно, спереди получился ровный шовчик, от шва до шва, по бокам, ничего разодранного не было видно.

Дядя Костя сварил суп, по-походному, без изысков, но было очень вкусно, на свежем воздухе, да прямо с костра, с дымком. Даже привередливый Родька не ворчал, ел не медленней меня.

Немного отдохнув, мужчины пошли ставить палатки. Их оказалось две, одна, побольше, для папы с мамой, и другаяодна, двухместная, для Родьки. Меня не привлекли, хотя и предлагал свою помощь.

- Сиди, Саша, сами справятся, а то опять кровь пойдёт! – остановила меня тётя Марина, хотя у меня поставить палатку получилось бы гораздо быстрее и надёжней.

Мы смотрели и посмеивались, комментируя между собой, чтобы не злить мужчин, их действия.

Наконец, палатки были поставлены, и меня спросили:

- Сашенька, ты, где будешь спать? В машине?

- Отчего же? – сказал я, увидев умоляющий Родькин взгляд, - У меня спальный мешок есть. Только сначала я лягу, а потом пусть уже Родька залазит.

- Это само собой, - согласилась его мама, поглядев на сына, - и не приставай к девочке, видишь, у неё на животе какая рана!

- Не буду! – радостно ответил Родька, и я понял, что он боится спать один в палатке. – Была бы здорова, побесились бы!

- Да я тебя одной левой! – сказал я ему.

- Ты левша? – «удивился» негодный мальчишка.

- Я тебе покажу левшу! Погоди, немного заживёт царапина, будешь от меня бегать только так!

- Как ты сказала? «Страшнее кошки зверя нет»? Кошка драдранная!ная!

- Сам ты драный! - возмутился я, вскакивая. - Тихо, петухи! – рассмеялся дядя Костя.

- Ну, петух у нас один! – вогнала меня в краску мама Родика, и я сел, сопя от злости.

- Успокойся, Сашенька, - погладила меня по голове тётя Марина, - поправишься, покажешь ещё этому наглому мальчишке, где раки зимуют!

- Я ему и сейчас могу показать.

- Пусть покажет! – издевался Родька, а я успокоился, думая, чего это я разозлился на глупого мальчишку, которому просто скучно?

- Буду спать в машине, - заявил я, - а то этот… не даст мне уснуть своими дурацкими шутками.

Родька сильно испугался, видно было, даже побледнел немного. Я его понимал: иногда необъяснимые детские страхи одолевают человека, признаться в этом стыдно, перебороть самому невозможно.

У меня такое же было, в детстве. Лиска, заметив мои пустые страхиувидев такое дело, сделала шалаш в лесу, там мы вместе легли спать, а ночью я проснулся один, в глухом лесу. Как я орал! Описался и обкакался! Завывая от ужаса, добежал до дома, но тут стало так стыдно за свой вид, что я, потихоньку, вернулся на озеро. Несмотря на свой малый возраст, постирал трусики, помылся сам, и вдруг понял, что ни капельки мне не страшно. Ночь была тёплой, лунной. Я вошёл в воду и поплыл. И тут услышал:

- Санька, ты что это, далеко поплыл? Давай, к берегу, утонешь ещё, там глубоко.

Оказывается, сестра всё это время наблюдала издалеказа мной, чтобы со мной ничего не случилось.

Мы тут же помирились, хорошо выкупались, и после этого жестокого лечения я уже ничего не боялся, я имею в виду из пустых страхов. Из настоящих страхов было одно: потерять Лиску. И этот страх сбылся. Наверное, моя боязнь привлекла беду.

Так я думал, глядя на растерянного мальчишку.

- Саш, извини меня, - выдавил он из себя,. – я больше не буду…

- Ну, ничего себе! – поразился папа, - Первый раз слышу, чтобы Родька извинился.

Родька сердито сверкнул глазом, но промолчал.

- Извинения приняты, - благосклонно склонил голову я. Всё же интересно иногда побывать на месте девочки! По умолчанию слабые девочки имеют большое влияние на сильных мальчишек!

Успокоив нас, взрослые решили развлечься музыкой. Из груды вещей была добыта гитара, и папа Родьки начал извлекать из неё мелодичные звуки и петь.

Как я уже говорил, я тоже люблю петь, но у меня хорошо получается только в хоре, когда в общем шуме мой голос почти не слышен.

А вот папа с мамой составили неплохой дуэт, они пели незнакомые мне песни, берущие за душу. Я лёг на спину, смотрел в бездонную, уже всю в звёздах, высь, и слушал приятное пение о тумане и запахах тайги. Это я образно, пели они обо всём, и всё мне нравилось.

Не сразу я понял, что рядом лежит Родька, до того тихо он дышал.

- Мне нравится, как папа с мамой поют, -тихонько прошептал он, - а тебе? – я кивнул в полутьме, но Родька увидел, - А ты, умеешь петь? – не отставал настырный мальчишка.

- У меня слуха нет. Не мешай.

- Всё, молодёжь, пора спать, в палатке будете ворковать. Только недолго, - сказал дядя Костя.

Я не стал спорить, взял свой спальник и залез в палатку. В темноте и тесноте раскатал мешок, разделся и забрался внутрь. Наконец-то! Какое блаженство!

- Улеглась? – услышал я осторожный Родькин шёпот.

- Можешь залазить, - разрешил я, и неуклюжий мальчишка полез, наступая мне на ноги.

- Левее, медвежонок! – не выдержал я.

- Тут темно, - сопел Родька, долго ещё возился, пока не затих.

- Саш! – услышал я, уже готовясь засыпать.

- Что? – сонным голосом спросил я.

- Можно…

- Нет.

- Почему? – удивился Родька.

- Нет, и всё.

- Даже спросить нельзя?

- Смотря о чём.

- Я хотел спросить, у тебя есть… друг.

- Друг? Ты имеешь ввиду, близкий человек, которому можно всё-всё доверять?

- Да, наверное, так.

- Нет, такого друга у меня нет. Подружка есть.

- Ну, ты, наверное, не доросла ещё, чтобы с мальчиками дружить.

- Не доросла, - согласился я, - а ты? Дорос?

- До чего? – насторожился Родька.

- Дружить?

- Кажется, дорос, - облегчённо вздохнув, ответил мальчик. Скорее всего, ждал от меня подначки. В принципе, я хотел его поколоть, но слишком серьёзную тему он поднял, а я вспомнил Ниночку, и меня опять охватила волна радости и счастья, оттого, что есть на свете эта замечательная девочка.

Я не сразу понял, что сказал Родька.

- Я хочу дружить с тобой.

- Что? – переспросил я.

- Дружить с тобой хочу. Ты мне нравишься. А я тебе?

- Честно? – спросил я мальчишку.

- Конечно честно!

- Как только я тебя увидела, сразу захотела прибить!

- А потом? – хихикнул несносный Родька.

- А потом решила прибить тебя позже. – Родька засмеялся.

- Родька, - тогда спросил я, – а ты чего боишься? – мальчишка сразу замолчал.

- Не знаю, - нехотя ответил он, наконец, - просто страшно одному, вот и всё.

- Не смущайся, я знаю, что это такое. Я тоже… боялась, и очень сильно. Меня сестра отучила от боязни.

- Как? – заинтересовался Родька.

- Оставила одну в лесу, ночью.

- Ого! И что?

- Ну, что, куда мне было деваться? Кончились мои страхи. Остались в лесу.

- И где теперь твоя сестра?

- Где, где. Сам не видел, что ли?

- Умерла? Ты за этим ходишь в церковь? Чтобы её увидеть?

- Да, Родька, чтобы увидеть и поговорить. Многие так делают, только я не знала, что другие могут видеть то, что вижу я.

- У тебя сестра красивая. А ты там, как мальчишка.

- Всё, Родька, спать давай, - сказал я, зевая и отворачиваясь к стенке палатки.

- Саш, а ты веришь в этого, в мальчишку-убийцу?

- Не волнуйся, Родик, от мальчишки я тебя защитю… или защищу? Спи спокойно, - я начал засыпать.

Рано утром я проснулся, убедился, что все спят, и отправился на пробежку и зарядку.

Когда мы купались, я на берегу видел узенькую тропинку. Найдя её, я спрятал в кустах костюмчик, чтобы переодеться на обратном пути, и быстро побежал по тропинке, не трусцой, а быстрым аллюром. Скоро тело проснулось, бежать стало легко и приятно, царапина не саднила, подсохла за ночь.

Найдя подходящее место, начал делать зарядку, сожалея, что надо воздержаться от купания.

Держать себя в тонусе просто необходимо, опасности ещё караулят меня на каждом шагу.

Вместо турника использовал ветку дерева. Неудобно, зато реалистично.

Поскакал на месте, представляя, что в меня стреляют, изобразил несколько акробатических этюдов, побегал, стоя на мостике, ну, и остальные элементы, развивающие гибкость, ловкость и силу.

Потом, зайдя в воду, обмылся, стараясь не намочить повязку, и побежал обратно.

Прибежал, когда только – только выполз из палатки дядя Костя, потягиваясь и зевая.

- О! – увидел он меня, - Где была?

- Бегала, зарядкой занималась.

- Родика не будила?

- Зачем? – пожал я плечами, - Пусть спит. Если папа не делает утреннюю зарядку, то и сын не будет!

Я подошёл к кострищу, начал складывать ветки шалашиком, намереваясь развести огонь.

Родькин папа ничего не ответил на критику, он пошёл к речке, наверное, чтобы умыться.

Когда он пришёл, костёр уже гудел, над ним висел чайник.

- Что-нибудь будем готовить, или чаем обойдёмся? – спросил меня дядя Костя.

- Чаем с бутербродами, думаю, обойдёмся, пообедать можно в столовой, или взять на вынос, на костре согреть.

- Не понравилась моя стряпня? – немного с обидой спросил дядя Костя.

- Отчего же, понравилась, просто время можно сэкономить, пока рядом цивилизация. Вместо того, чтобы готовить, можно поиграть в волейбол, например.

- Ты где-то права, - попытался щёлкнуть меня по носу Родькин папа. На автомате я отклонился.

- Ловко! – заметил дядя Костя, - А ещё что умеешь?

- Много чего, - уклончиво ответил я.

- Да, думаю, Родьке туго придётся, вздумай он с тобой драться.

- Не будет он со мной драться, - сказал я, - мы помирились.

- Ну и молодцы! Пойду маму подниму, пора собираться. Хоть и хорошо здесь, на Байкале лучше.

Проследив, чтобы костёр не погас, положив чурки потолще, я достал свой маникюрный набор, стал приводить руки в порядок. Когда только постригал ноготки, ко мне подсел Родька, умытый, с почищенными зубами. Он с удовольствием следил за моей работой, ни разу не удивившись смене инструментов в моих руках. Вот ножнички сменяются пилкой, потом щипчиками, лопаткой.

- Руки должны быть чистыми, ухоженными и ловкими, - сказал я, когда надоело слышать одно лишь сопение, - покажи свои руки.

Родька смущённо протянул мне руку, всю в заусенцах, с чёрными полосками под обкусанными ногтями.

- Разве можно до такого доводить руки?! – ужаснулся я, - Ладно, попробую что-нибудь сделать.

Обрезав щипчиками заусенцы, я очистил ногти от грязи и лишних отложений, нацарапал на ногтях крестики, начал стричь и равнять пилкой ногти. Родька замер. Глянув на него мельком, увидел,. как затуманились его глаза. Мне тоже очень нравилось, когда сестра занималась со мной, стригла волосы, или показывала, как делать маникюр. Руки вора должны быть идеальными, без царапин и заусениц, иначе твою руку не почувствует разве что бегемот.

Когда я уже обрабатывал вторую руку Родьке, к нам подсела его мама. Ничего не сказала, чтобы не вывести сына из нирваны, только головой покачала.

- Хорошо у тебя получается! – шепнула она, когда я уже заканчивал.

Что она имела ввиду? Маникюр, или дрессировку вредных мальчишек?

- Может, лаком покроем? У меня бесцветный есть, - спросила тётя Марина.

- Не надо, - мотнул я головой, - лак вреден. Лучше помогите мне с макияжем.

- Зачем тебе макияж? – удивилась женщина, - Ты ещё совсем ребёнок!

- Надо, чтобы больше походила на девочку! – упрямо сказал я, доставая косметичку.

Посмотрев, как я справляюсь с тенями и карандашом, мама Родьки, который не отходил от нас, наблюдая за преображением моего лица, сказала, что у меня неплохо получается, однако сделала несколько своих штрихов. К моему удивлению, Родька заулыбался и сказал:

- Всегда думал, что девчонки только портят себя, когда красятся, а тебе идёт!

- Точно идёт? – спросил я.

- Очень! Тебе бы ещё длинные волосы, или косу! – я покраснел, думая, не переборщил ли я с перевоплощением.

Потом пили кофе с молоком. Я открыл банку сгущёнки, которую раскритиковал Родька, заявив, что это чисто девчоночья покупка. Сейчас, он забрал оставшиеся полбанки и вымакивал её хлебом.

- Чё мало купила? – возмущался он, когда вылизал банку, - Денег, что ли не было?!

Я молчал, поглядывая на дядю Костю. Дело в том, что банку я открыл, машинально выхватив из ниоткуда финку, быстро вскрыл банку, туда же её отправил. Дядя Костя задумчиво посмотрел на меня.

Ббольше никто ничего не заметил. Родька вообще… Всё, что я ни делаю, ему кажется естественным.

Невнимательный. Столько предметов появлялось у меня в руках перед его глазами, потом исчезало, даже ухом не повёл.

- Дядя Костя! – обратился я к папе Родьки, - У вас дорожная карта есть, вернее, карта дорог?

- Конечно есть! – отозвался дядя Костя.

- Посмотреть можно? Хочу посмотреть маршрут.

- Можно, - согласился дядя Костя.

Я разглядывал карту и поражался просторам нашей страны. Даже этот отрезок пути, что отметил на карте дядя Костя, занимал несколько дней пути, а в масштабах страны был еле заметен.

Дорога шла параллельно железной дороге. Хорошо было бы сесть на поезд, завалиться на полку, и ехать, ехать. Честно говоря, приключения мне уже надоели.

Интересно, за мной ещё охотятся, или решили встретить на конечной станции? Там уже бежать некуда,. хотя и здесь можно перехватить: возле Байкала узкое горло, здесь можно поставить блок - пост, никто не проскочит, разве что пешком, через тайгу.

Я задумался. Как бы я брал такого ребёнка, как я? Если они знают о моих возможностях?

Допустим, все менты знают, что я могу воровать у них оружие. Что мне надо, чтобы пистолет оказался у меня в руках? Дотянуться до него рукой. Значит, что? Останавливают машину, галантно подают мне ручку, помогая выбраться, передо мной кобура с пистолетом. Незаметно забираю его, хорошо, если это револьвер! Тогда можно взвести одной рукой!

«Стоять! – говорю я, прижимая ствол к боку галантного милиционера, который ласково меня обнимает, - А то стреляю!» - все кругом смеются в ответ. Почему? Пистолет не заряжен. А я себя уже выдал с головой, уже не разревёшься, размазывая сопли, уверяя, что я не я…

И что делать? Даже если выйдет, с оружием, и оно окажется боевым, вся милиция Союза встанет в охотничью стойку: мальчик - убийца где-то рядом!

Где расстаться с этими милыми людьми? В Иркутске, или в одной из деревень? Эта речка впадает в Ангару, возле неё есть деревеньки, наверняка, ходят катера, да и у жителей есть моторки. Нанять кого-нибудь, и вперёд…

Стоп! Я похолодел. Откуда едут мои знакомцы? Где большой город, откуда бы они ехали? Вот Усолье Сибирское,. вот Ангарск. Братск высоко.

Но я отогнал от себя эту мысль. Не могли за мной отправить ребёнка, у тебя уже паранойя. На таких просторах можно и из Красноярска поехать, или даже из Новосибирска. Были бы заправки и станции техобслуживания. Или самому хорошо знать машину. Вон, дядя Костя уже проводил ТО машине, осматривал, подвинчивал что-то, подкручивал.

Нет, чтобы со мною справиться, надо меня пристрелить сразу. В затылок, из-за угла. Живым не дамся.

Представив себя игрушкой в руках извращенцев, меня передёрнуло. Наверное, кастрируют, и тогда отцу придётся самому меня убить, не вынеся позора. Вернут ему, когда он выполнит их заказ, чтобы добавить горя. И не сын, и не дочь! Как только сестрёнка терпела?! И понял, что выбор у неё был небогат: или она, или я.

«Лиска, что ты об этом думаешь?» – сдался наконец я, так и не найдя выхода.

«Опасности не чувствую, но на дороге всякое может быть. Постараюсь предупредить».

«Проехать с ними до Иркутска? А дальше?»

«Может быть, самолётом?».

«Кто же меня…».

«Подумай о местных авиалиниях».

Я хлопнул себя ладонью по лбу. Точно! Прибиться к какой-нибудь группе, или большой семье, и можно дальше перелететь или на вертолёте, или на АН-2!

Семейство дяди Кости не собиралось забираться в глухую тайгу. По оживлённой трассе они собирались доехать до Слюдянки, потом к озеру, на турбазу. Там по обстоятельствам.

Обратно собирались ехать на поезде! Арендуют место на платформе для машины.

Оказывается, такую услугу оказывает Трансагенство.

- Саша! – я очнулся от своих размышлений.

- Да?

- Ехать пора!

- Да, пора! – согласился я, думая, во что одеться. Ищут мальчика? Фоторобот некрасивого мальчишки наверняка есть, а тот, кто видел меня девчонкой, мёртв. Конечно, могут предположить, что мальчик запросто может переодеться девочкой, но вот изменить внешность сможет не каждый, тем более, ребёнок. Мне бы парик… Но, что уж есть!

- Тётя Марина! – позвал я.

- Да, Сашенька?

- С моими волосами можно что-нибудь сделать? Может, подравнять?

Тётя Марина критически оглядела мою голову, подумала:

- Можно, сейчас подравняю, будет причёска типа «гаврош».

Пришлось немного подождать, зато у меня появилась девчоночья причёска.

Ах, белая панама! Ии что мне стоило вчера её постирать? Подумав, достал из рюкзака бейсболку.

Родька сразу развернул мне её козырьком назад,. но так было неудобно сидеть, к моеему облегчению, потому что я хотел скрыть своё лицо. Ещё я надел тёмные очки.

Встречи Проверка на дорогах.

Мы выехали на трассу, и помчались на Восток, набирая скорость. Родька мешал мне думать, заглядывая в карту, которую я так и не отдал. Я запоминал деревни, указанные на этой крупномасштабной карте. У меня мелькнула мысль, что дядя Костя военный, иначе, откуда у него такая подробная карта? Или шпион, криво усмехнулся я, в очередной раз отпихивая от себя мальчишку.

Родька не обижался, через несколько минут он опять сопел над ухом.

Нас остановил гаишник. Одинокий, на мотоцикле «Урал». Я опустил пониже стекло, высунулся из машины, рядом показалась мордашка Родьки.

- Какие у вас смирные ребята! – улыбнулся гаишник, цепким взглядом разглядывая нас, - Мои постоянно дерутся!

- Эти тоже дрались, сейчас присмирели, наверное, устали! – засмеялся дядя Костя, который вышел из машины, отдал документы старшему лейтенанту, и ходил за ним, пока тот осматривал машину, кладь на багажнике. Мне показалось, что внимательнее всего он приглядывался к нам с Родькой.

больше всего я боялся, как бы не вспотеть, тогда потечёт мой макияж. Поэтому почти вылез из окна, наблюдая за гаишником.

А тот попросил открыть багажник. Хорошо, я туда не засунул чей-нибудь труп, пошутил я сам с собой.

Нет, не было там ни трупа, ни спрятавшегося мальчишки. Гаишник вернул документы, ещё раз подошёл к нам, с улыбкой, потрепал меня по голове, сняв кепку, потом натянул её мне на нос, рассмеявшись. Странный мент. По – моему, никакой это не мент вовсе. Подозрительный очень.

На его месте я тоже не задерживал бы опасного преступника в одиночку, а передал бы ориентировку по инстанции, тогда надо ожидать более тщательную проверку, вплоть до выяснения личности и личного досмотра.

«Прошу вас раздеться до трусы… а что у вас в трусы?».

Мы поехали. Я смотрел на офицера, тот на меня, улыбнулся и помахал рукой. Я тоже сделал ему ручкой.

- Ну, что, Саша, где будем останавливаться на обед? Выяснила? – спросил меня дядя Костя, когда отъехали от опасного места.

- Да вот, здесь посёлок есть, возле него знак с ножами и вилками.

- Далеко?

- До обеда должны доехать, – подсчитал я, снимая бейсболку. Что толку от кепки, если каждый снимает её с тебя, и дёргает за волосы, проверяя, качественно ли приклеен парик? Надо ходить с непокрытой головой на солнышке, волосы выгорят, а ещё лучше обесцветить их.

- Мама Марина! – обратился я к маме Родика.

- Что, дочка? – с улыбкой обернулась она.

- Чем можно волосы обесцветить? Перекисью?

- Зачем тебе? – нахмурилась женщина, - У тебя вполне приятный цвет волос.

- Хочу быть блондинкой! – капризно сказал я. Дядя Костя не смог сдержать смешка, тётя Марина улыбнулась, только глупый Родька ничего не понял.

- У тебя и так волос начал выгорать, не стоит портить перекисью.

- Да я так, привязался этот…

- Понравилась, наверно! Может, у него дочка на тебя похожа! – хохотнул дядя Костя.

Да, думал я, не зря он гладил меня по голове. У девочек головка аккуратненькая, круглая, и шишки на лбу я видел только у Сашки Кислициной. А у меня непонятной формы голова, даже у пацанов редко такую угловатую встретишь. И чего ко мне пацаны вяжутся, когда я переодеваюсь в девчонку?

Подумав над этим, я пришёл к выводу, что привлекаю мальчишек именно тем, что я некрасивая получаюсь. К красивым девочкам они боятся подойти, а к таким уродинам, как я, запросто. Во-первых, такие девочки больше похожи на мальчишек, и предпочитают с ними общаться, во-вторых, им должно льстить внимание мальчишек, не будут нос задирать перед ними.

А если характер у некрасивой девочки подходит мальчику, возникает дружба.

Так я решил для себя. Иначе такой феномен нельзя было объяснить.

А девочки? Почему они со мной дружат? Тоже по той же причине? С Ниночкой всё ясно: любовь зла, полюбишь и козла. Но другие тоже не фыркают при моём появлении.

Ладно, будем считать, что есть во мне какая-то внутренняя красота.

Лиска хихикала над моими рассуждениями, а я невольно вспоминал её слова, когда Жорка называл меня невероятным уродцем: «ничего ты не понимаешь!».

- Сашка, ты где? – спросил меня Родька.

- Задумалась, - признался я, - знаешь, о чем?

- И о чём ты могла задуматься? – прищурился мальчишка.

- Почему я, такая некрасивая, привлекла твоё внимание? – в лоб спросил я. Родька, готовый было поиздеваться надо мной, растерялся, у него даже слегка отпала челюсть. Тётя Марина услышала, повернулась к сыну:

- Ну, что на это скажешь? Уела тебя девочка?

- Почему некрасивая? – пробормотал он, краснея, - Совсем даже…

И тут мы встали в очередь. Машины впереди стояли.

- Что за… - досадливо сказал дядя Костя, - Пойду, узнаю!

А я почувствовал неприятную сухость во рту. Что там, впереди? Проверка? ДТП?

Выглянув в окно, я прочитал дорожный знак: «д. Хмелёвка». Сходить бы, узнать, что там. Взять с собой Родьку, и сходить, потом подождать за затором, попивая лимонад, или квас.

- Впереди КП, у всех проверяют документы. Говорят, кто-то из зоны сбежал, - вернулся папа Родика.

- Дядь Костя! – попросил я, - Давайте, мы с Родиком сходим в деревню? Там узнаем, в чём дело, потом обойдём пост и дождёмся вас на остановке автобуса, в общем, за КП. Купим что-нибудь в магазине…

- Сгущёнку! – обрадовался Родька, довольный возможностью размять ноги.

- Дядь Кость! – предложил я, - Если у вас спросят, где ваши дети, спросите: «какие дети?». Если скажут, мальчик и девочка, ответьте, что высадили нас у Бурлящего ключа, и мы сказали, что пошли в сторону хутора Змеиный. Хорошо?

- Зачем это вам? – спросил дядя Костя, разглядывая наши хитрые мордочки, - В казаки – разбойники хотите поиграть? Или в шпионов?

- И в то, и в другое. Интересно ведь, чего ко мне тот милиционер привязался!

- Ладно. Спросят, ответим.

- Мы рюкзаки возьмём! – я отвязал свой рюкзак, вынул оттуда девчоночий, большой надел на Родьку.

- Зачем нам два рюкзака? – недоумевал тот, пыхтя.

- Пусть думают, что мы туристы!

- Особенно ты! В таких платьях только туристы и ходят.

- Это не платье, а сарафан!

- Какая разница?!

- Платье с рукавами, а это на бретельках, - показал я.

- Подумаешь! – протянул Родька, который, как и вчера, был в футболке и шортах. На головы мы надели бейсболки, мне он сдвинул козырьком назад, себе – на ухо. Обуты мы были в полукеды.

Мы прошли по обочине и сошли с насыпи по тропинке, ведущей в деревню. Потом тропинка вывела нас на просёлочную дорогу, ведущую к мосту. Возле моста стояла милицейская машина.

- Приехали, - тихо сказал я, останавливаясь.

- Ты чего? – удивился Родька.

- Милиция впереди.

- Ну и что? Папа же сказал, что кого-то ловят, зэки сбежали.

- Может, оно и так… - мне не хотелось идти к посту, но как это объяснить Родьке? К тому же, где-то искать брод? Что он подумает? Придётся рискнуть!

- Пошли! – я взял Родьку за руку, и мы весело пошли дальше, а Родька, вцепившись мне в руку, начал рассказывать, как ездил в прошлом году в деревню.

- Эй, ребята! – окликнул нас лейтенант. Мы вопросительно посмотрели на него.

- Вы местные?

- Нет, мы к бабушке приехали, - сказал я, – не стали ждать, пешком пошли.

- Взрослых не видели?

- Нет, - ответили мы.

- А детей?

- И детей не было.

- Ну, ладно, идите. Погодки?

- Родя меня на два года старше!

- Какие дружные! Даже не верится, что брат и сестра.

- Мы с детства дружим, - не моргнув глазом, соврал я.

- Идите уж, старички! – засмеялся лейтенант, которому было чуть больше двадцати.

Мы, к моему великому облегчению, пошли дальше. Я даже не спросил, по какому поводу тут устроили пикет.

Пройдя мост и выйдя на улицу, повстречали четверых мальчишек с удочками. Мальчишки были злыми. Возможно, потому, что на кукане у них висело только несколько гольянов, или пескарей. Не разбираюсь я в породах мелких рыб. Частик там, килька.

Зато мальчишки сразу признали в нас городских. Сами они были в обвисших голубых майках, полотняных штанах типа «шаровары», в засаленных кепках, и босиком. Возрастом от девяти до тринадцати.

- Ага! - сказали они, - Городские прибыли! Ты иди, - сказали они мне, - а ты останься, разговор есть! – сказали они Родьке. Родька трусовато схватил мою в ладонь:

- Что за разговор?

- Отпусти девчонку, что в неё вцепился? Девчонок не трогаем!

- Зато я мальчишек трогаю! – заявил я, - Что надо от моего друга?

- Твой друг трус! – заявил старший мальчишка, - За девочку прячется.

- И ничего я не прячусь! – отпустил мою руку Родька. Но, по его вспотевшей ладони я понял, что он отчаянно трусит. Пронеслась весёлая мысль, что, пусть его отделают деревенские мальчишки, чтобы не задавался перед девчонками, но стало мне его жалко. Один, против четверых. Да и не в моих правилах стоять в стороне, когда моих друзей бьют. Лучше я его потом сам побью.

- Он один, а вас четверо, - сказал я.

- С каждым по очереди будет драться, - сказал старший, - начнёт с меня.

- Родьке только одиннадцать! – возмутился я.

- Нормально, - кивнул мальчишка, - Вот ему тоже одиннадцать! – коренастый невысокий мальчишка отдал самому маленькому удочку, кепку, поплевал на ладони и встал в стойку. Было видно, что он крепкий малый, Родьку сейчас размажет по… ну, асфальта нет, значит, поваляет в пыли.

Я оценивающе посмотрел на бледного Родьку, и понял, что не могу его оставить на растерзание сердитым ребятам.

- Давайте лучше со мной! – вздохнул я, снимая рюкзачок. Родька даже забыл, что у него рюкзак.

- Мы не дерёмся с девчонками! – опять сказал старший.

- Зато я дерусь! – заявил я, - Могу одна против всех Согласны?

- Иди ты! – отмахнулся мальчишка, - Вас только тронь, сразу: с девочкой справился! А если ты победишь, насмешек не оберёшься!

- Тогда отвалите!

- Пусть твой дружок подерётся!

- Нет, я хочу подраться со всеми вами! Разом! Сейчас будете молить о пощаде.

- Иди, я сказал! – старший мальчишка попытался взять меня за плечо и повернуть, выпроваживая.

Это было сигналом к атаке. Сначала он, а потом и остальные повалились в пыль, лежали там, постанывая.

- Рыбу не растеряли? – я не пожалел и своего ровесника, - Никогда не связывайтесь с незнакомыми девочками! – заносчиво сказал я.

- Мы тебя трогали? – возмущённо спросил старший.

- Друга тронули, - заявил я, надевая рюкзачок, потом взял за руку Родьку:

- Пошли, в магазин зайдём, потом на дорогу. Где тут магазин? – спросил я у пацанов.

- Пошла ты! – пацан уже сидел, не решаясь, однако, подняться.

- Ответ неверный, - занёс я ногу.

- Ладно, ладно! – закрылся он ладонями, - Пойдёшь по этой дороге, увидишь.

- Так ты не шутила? – подавленно спросил Родька.

- О чём? – удивился я.

- Что могла меня прибить? Карате?

- Конечно, могу, Родька, но я не люблю бить детей.

- Сама кто?

- Всё равно. Когда умеешь драться, неудобно бить тех, кто не умеет. Этих я не била, просто сбила с ног. Но ты меня тогда конкретно достал! – засмеялся я, и сжал Родьке ладонь.

Родька вскрикнул и сел на корточки.

- Не доставай меня, Родя! Понял?

- Да понял я давно! – плачущим голосом ответил Родька, пытаясь разлепить пальцы, - Кровь пошла…

- Где? Из-под ногтя? Ничего, пройдёт. Держи руки в чистоте и порядке, будут сильными и ловкими. Пошли, а то задерживаемся.

Мы прошли дальше по улице, выбрались к деревенской площади, заросшей травкой.

Главным домом был здесь, не считая избы с красным флагом, дом с вывеской «Сельмаг».

Возле него отиралось несколько небритых мужчин, бабульки сидели на лавочке, обсуждая новости и лузгая семечки.

Мы, никем не задержанные, правда, провожаемые любопытными взглядами, вошли в торговый зал, если можно так назвать тесную комнатку с гудящими мухами. С потолка свешивались липкие ленты,. усеянные чёрными точками мошки и мух.

На деревянных полках лежал чёрный хлеб, макароны, грузинский чай, какая-то рыба. Рыбные консервы, неизменные крабы. Тушёнка и сгущёнка, к счастью, были.

- Дайте нам сгущёнки, две банки…

- Почему две? – возмутился Родька, - Бери четыре!

- Ладно, четыре банки сгущёнки, две пачки чаю, две банки крабов…

- Зачем тебе эта дрянь! – встрял опять Родька.

- Кто-то обещал меня не доставать, - не глядя на мальчишку, сказал я.

- Правильно, девочка! – одобрила меня дородная продавщица, - Обнаглели совсем, мужики!

- Да, тушёнки три банки, две рыбные. Что за рыба?

- Камбала в томате, котлеты, морская капуста.

- Давайте камбалу, капусту, по банке. Хлеб свежий?

- Только что из печки! – пошутила женщина.

- Белый бывает?

- Поутру привозят. Здесь сами пекут. Этот свиньям берут, коровам ещё.

- Дайте булку.

- Туристы, что ли? – догадалась продавщица.

- Туристы. Мы тут в пробку попали. Почему дорогу перекрыли?

- Зэки сбежали, ловят, - презрительно скривилась продавщица, - нашли, где ловить, на дороге!

- Мы их в лесу встречали, - оправдал я ментов.

- Да, понагнали милиции, да толку от них, как безобразничали, так и будут безобразничать. Лучше бы пьяниц забрали. Вон, на улице топчутся, ждут четырёх часов.

Я промолчал, складывая покупки в рюкзак, который нёс Родька.

- Крупа какая, есть? – спросил я.

- Гречка, перловая, рис есть.

- Давайте по килограмму, кроме перловки, - решил я. Кашу буду варить.

Выйдя из магазина, встретили мальчишек, с которыми недавно расстались.

- Привет! – улыбнулся я им.

- Привет, - не стали они обижаться.

- Чего все ждут? – спросил я.

- С четырёх водку будут давать. Мясо, колбасу должны привезти.

- Понятно. Ну, давайте, нам пора.

- Заезжайте ещё. Как звать тебя? – разговаривали со мной, игнорируя Родьку.

- Саша.

- Я Петя, - сказал старший, - а этот тоже Сашка! – показал он на того самого мальчишку, который первым собирался лупить моего Родьку. – Эти Илья и Андрюха.

- Что, рыбалка не удалась, такие злые были?

- Да, кто-то воду замутил, распугали всю рыбу.

- На нас зачем напали?

- Мы всегда с городскими дерёмся.,

- Всё ясно с вами, пошли мы!

- До встречи! – помахали они нам вслед.

- Хороши ребята, - сказал я, когда мы вышли на трассу. Недалеко была остановка автобуса. Мы сели на лавочку и стали ждать своих.

- Хорошие, - буркнул Родька.

- Ты чего такой смурнойсмирной? – посмотрел я на него.

- А ты не знаешь? – огрызнулся он.

- Не бери в голову, - сказал я, - если бы ты знал всё обо мне, не расстраивался бы. Но всё я тебе не скажу! – весело закончил я, потому что к нам подъезжала наша «Волга».

Заглянув внутрь, я не увидел никого лишнего, родители Родика были одни.

- Давно ждёте? – спросил его папа.

- Не, только подошли, - сказал я, снимая свой рюкзачок, и забирая рюкзак у Родика. Папа вышел из машины и помог мне увязать его на багажнике.

- Ты такая весёлая, а почему Родион грустный? – спросил он у меня. – Что-то случилось?

- Я ничего не заметила, - пожал я плечами. – Садись, - открыл я заднюю дверцу. Родька сел, привалился к куче вещей. Я залез следом, захлопнул дверь, стал смотреть в окно.

- Что это они? – удивилась тётя Марина, поглядев на нас. – Саша!

- Что? – удивился я, отрываясь от вида за окном.

- Почему Родик невесёлый?

- А я знаю? Может, заболел?

- Точно! – поднял палец глава семейства. – Эта болезнь называется…

- Вас о чём-нибудь на КП спрашивали? О нас? – перебил я его, чтобы не слушать очередную взрослую глупость.

- Спрашивали, - согласился папа, - я отправил их по указанному тобой адресу. А что это за хутор? Змеиный? – я пожал плечами:

- А я знаю?!

- М-да, -промычал дядя Костя, - ты самая загадочная девочка из вех девочек, которых я когда-либо знал. Не считая, конечно, жены, - покосился он на супругу.

Дальше мы ехали молча. Дядя Костя включил радио «Маяк», мы слушали музыку, новости. Радио было московское, местные новости были не настолько важными, чтобы передавать их по центральному радио. Подумаешь, сбежали двое зэков! Ну, убьют кого, так это дело местных властей. Я надеялся, что это отвлечёт милицию от моих поисков, и мне удастся выскользнуть из лап моего сводного братца. Ну и братец! Лучше бы мстил своему отцу, за то, что свёл с ума маму…

Но отец, наверное, у него ласковый, нежно любит своего сыночка, не отказывает в деньгах, может, у него и своя машина есть, и права куплены. Четырнадцать лет? Видел я в детском доме, да и в приёмнике-распределители шестнадцатилетних, которые выглядели лет на двенадцать.

Я сначала не поверил, потому что растительности на теле у них не было, но мне сказали, что да, им по шестнадцать, просто задержка в развитии. А что вы хотите, если они с младенчества питались отбросами из помойного ведра? Били по гениталиям в детских приёмниках - распределителях, потому что дистрофики, не могут постоять за себя.

Я не мог понять такого:

«Стой смирно, руки по швам!!», - и бьют по яйцам. Неужели больнее будет, если кинуться в драку на обидчиков? Как знать. Я знаю, забивали насмерть ногами, ночью. Мальчишки, в трусах, майках, зато в тяжёлых ботинках. Сам не видел, рассказывали очевидцы.

Что это я о грустном? Со мной ведь такого не может случиться, сам, кого хочешь, забью. Но жалко, жалко детей. Что сейчас в моём детском доме? Никита говорил, что без меня их опять будут угнетать старшие, отнимать вкусное, даже просто котлеты, ребята будут голодными, и это в самый рост!

Директор за всеми не уследит.

Откуда такие берутся? Никита рассказывал, какую сладость он испытывал, когда избивал беззащитных пацанов. А ведь перед этим сам от этого страдал!

Я тоже вынес немало мучений и побоев, пока меня обучали, сам бил, даже убивал, но никакого удовольствия от этого не получил. Противно всё это. Тёмная сторона сознания какая-то…

- Сашка! А ты чего загрустила? – вывел меня из задумчивости голос дяди Кости.

- Не загрустила, задумалась.

- О чём? О смысле жизни? Не рановато?

- Думать о жизни никогда не рано, и никогда не поздно! – изрёк я.

- О как! Слышала, мать?

- Слышала, - отозвалась тётя Марина, - Саша меня уже не удивляет. Мне она кажется взрослой девушкой. Вообще девочки развиваются раньше, чем мальчики! – я хмыкнул.

- Что, Саша, не согласна, что ли?

- Не совсем. У всех по – разному. Вот Родька, да, ребёнок. Надул губы, и не разговаривает. Или устал.

- Ничего, сейчас будет посёлок, сходим в столовую, потом найдём место для ночёвки, искупаемся, поиграем в мяч, вот и повеселеете!

А Родька сел прямо, нашёл мою руку и взял её в свои ладошки. Он разглядывал мою маленькую ладошку, гладил её, наверное, удивляясь, какая она маленькая, а сильная.

Я не сопротивлялся. Пусть его, позанимается хиромантией. Вон, линии на ладони изучает.

Хорошо хоть, мы маленькие, и в зеркало заднего вида не заметно, что здесь происходит, а то насмешек бы не обобрался.

Посёлок стоял на берегу Ангары. Назывался незамысловато: Среднеангарск.

Нашли неплохую столовую, в которой была жареная рыба местного лова. В этом мире я ел только речную рыбу, морскую редко, я до своего побега был не самостоятельным и ел то, что дают.

Вот и сейчас, поев уху, набросился на жареную форель, а может, не форель, но очень вкусно, да с пюре с пережаренным луком и маслом!

- Какой аппетит у вашей девочки! – порадовалась за меня официантка, - А мальчик что-то хуже ест.

- Да, у Саши хороший аппетит, - согласились родители Родьки, недовольно посматривая на него.

Родька чуть не подавился.

Набрав пирожков на вечер, мы поехали дальше, спросив у официантки, где можно поставить палатку. Девушка обстоятельно объяснила, где можно остановиться, чтобы и машину можно поставить, и палатки, и удочки закинуть, даже искупаться, потому что там есть прогреваемый затон.

Когда приехали, то, вместо того, чтобы готовить ужин, поставили палатки, причём нашу с Родькой я ставил сам, сказав, что шрам уже не болит. Потом переоделись в купальники и побежали купаться, причём я, не слушая ворчания мамы Родьки, не стал надевать топик. Какое-то издевательство, купаться в майке! Бедные девочки, как они это терпят?!

Наигрались в волейбол, все были в песке, побежали снова купаться в чистейших водах Ангары конца шестидесятых годов.

Потом занялись моим врачеванием. Воспаления не случилось, царапина заживала, но всё равно надо было заклеивать, чтобы не замарать одежду.

Родька попросил разрешения у мамы, и сам лечил меня, дул на рану, когда смазывал её йодом.

- Откуда у тебя такая царапина? – спросил он.

- Бандитская пуля, - сказал я правду.

- Какая ещё пуля? – насторожилась мама.

- Это я кино вспомнила, - улыбнулся я, - там один начальник милиции каждый день приходил перевязанный. То нога, то рука, то голова. И, когда его спрашивали, что случилось, он отмахивался: Бандитская пуля!

- Я видел это кино, - согласился дядя Костя, наблюдая, как меня врачуют, - «Старики – разбойники», да?

- Наверное, - пожал я плечами, - помню только эти слова.

Наконец меня заклеили, я переоделся, и мы с Родиком попросили его родителей ещё спеть нам.

- А ты что-нибудь нам споёшь? – спросил папа.

- У меня слуха нет, в ноты не попадаю, только испорчу всё. И вообще, я только одну песню знаю, мы под неё в лагере строем ходили.

- Спой, мы не будем смеяться.

- Ну ладно, сами попросили! – и я вспомнил, как мы шагали, с девочками, как Ниночка подпевала, ласково на меня поглядывая. А я пел:

- Если с другом выйдем в путь! – девчонки подхватывали:

- Веселей дорога!

Я – Без друзей меня чуть-чуть!

Д – А с друзьями много!

Я – Что мне снег, что мне зной, что мне дождик проливной?!

Д – Когда мои друзья со мной! – горланили девочки по пути в столовую.

Вспомнив всё это, я улыбнулся, потихоньку начал петь, папа стал наигрывать на гитаре, а потом я распелся, уже громко, от души, пел, как будто Ниночке, все мне подпевали, особенно Родька старался. Когда песня кончилась, все захлопали в ладоши, а папа заверил меня, что я замечательно пою, у меня хороший голос. Я сказал, что это единственная песня, которую знаю, мы часто её пели, потому получилось, а теперь мы с Родиком хотим послушать настоящих артистов.

Настоящие артисты растаяли от похвал, начали концерт, а мы с Родиком разлеглись на покрывале, смотрели в звёздное небо и слушали.

Потом Родик осмелел, положил мою голову себе на плечо, начал перебирать волосики на голове. Мне было и приятно, и не по себе, оттого что обманываю этих хороших людей.

Но открываться тоже нельзя, они могут невольно выдать меня в самый неподходящий момент.

Устав петь, родители отправили нас спать.

Сегодня Родька осторожно забрался в палатку, быстро устроился, полежал тихонько, потом переместился ко мне поближе, и прошептал в ухо:

- Саш, дай мне свою руку, - я удивился, но, что мне, жалко, что ли?

Родька прижал мою руку своей щеке, счастливо вздохнул, и сказал:

- Мне почему-то хорошо с тобой. Не знаешь, почему?

- Наверное, это и есть настоящая дружба, - помолчав, ответил я.

- Наверное… Я раньше никогда с девчон… с девочками не дружил, считал их врединами и папенькиными дочками… Саш, я хочу с тобой дружить…

- Ты, тогда, на дороге, специально попросил маму, чтобы она подобрала девочку? А если бы я была бы мальчиком? Не остановил бы?

- Что ты! – испуганно завозился Родька, - Я искал пацанов, чтобы не было так скучно. Но одиноких мальчиков не было, а ты была. Саша… - прошептал он, зарываясь лицом в мою ладонь.

- Родик, - вздохнул я, - нам скоро придётся расстаться навсегда. Ты не думал об этом?

- Конечно думал! Но мы пока рядом! И мне хорошо от этого.

Мы так и уснули, пришлось мне повернуться на правый бок. Хорошо, что мы маленькие ещё, а то полез бы целоваться, только этого мне не хватало!

На другое утро я опять убежал спозаранку на зарядку. Когда бежал назад, нашёл несколько хороших голышей, и решил их взять с собой, удобно было ими жонглировать.

Переодевшись уже в свой серенький костюмчик, я высыпал голыши возле костра и начал разводить огонь, когда из палатки родителей Родьки послышался подозрительный шум.

Странно, подумал я, обычно они делали это тихо!

Всё разъяснилось, когда мужчина в чёрной робе вытащил из палатки дядю Костю без чувств, связал ему руки, потом второй мужчина вытащил оттуда тётю Марину с кляпом во рту. Её привязали к мужу, довольно посмеиваясь. Сразу не понял, что меня смутило, потом понял: дядя Костя и тётя Марина, были голыми.

Потом один из мужчин в чёрном вытащили из нашей платки визжащего Родьку и бросил его в общую кучу:

- Привяжи и кляп воткни, а то оглохнуть можно! – этот пошёл проверять поклажу на машине.

И начал с моего рюкзака! Этого я уже стерпеть не мог.

- Эй ты, урка! – крикнул я, - Оставь рюкзак!

- О! – обернулся он на мой писк, - Ещё одна девочка! – Гунявый, займись!

Гунявый затянул последний узел на Родькиных ногах, и пошёл ко мне, вытащив нехилую заточку:

- Иди сюда, маленькая, дядя не сделает больно, если будешь себя хорошо вести!

- А ты прокукарекай! – издевательски сказал я, ухмыляясь во весь свой широкий и губастый рот.

- Да я тебя! – враз озверел Гунявый, кинувшись ко мне. Я, не сдерживая силу, метнул ему в лоб голыш. Камень попал прямо между глаз. Гунявый замер на месте, поймав кайф.

Я уже думал угостить его ещё одним камешком, как мужик грохнулся ничком на землю.

Второй резал верёвки, освобождая всё-таки мой рюкзак от пут.

- Эй, петух! – крикнул я, - Я кому сказал! Оставь в покое мой рюкзак!

Мужчина резко повернулся ко мне, оценил картину, зарычал, перехватив нож.

- Ты что, щенок? На кого хвост поднимаешь?

- На педераста! – смело сказал я, презрительно усмехаясь.

- На ленточки порежу! – зарычал мужик, бросаясь ко мне.

Финка почти беззвучно вошла ему под правую ключицу. Мужик остановился, недоумённо посмотрел на ручку финки, которая торчала из его груди, на нож, выпавший из парализованной руки.

«Здоровый какой!» - мелькнула мысль, и запустил ему в лоб голыш. После этого он уже не мучился, упал навзничь. Взяв ещё один камень, радуясь тому, что прихватил их с собой вовремя, я приблизился к первому зэку. Не поверив в его миролюбие, с размаху хватил по затылку камнем, выдернул из его штанов ремешок и связал ноги, не заботясь о кровотоке. Теперь путы можно только разрезать.

Сдёрнув с его плеч куртку, спутал сзади руки. Потом подошёл ко второму, примерился, чтобы не забрызгаться кровью, выдернул трофейную финку, когда-то отнятую у пацанов, вытер её о куртку зэка, ещё воткнул в землю, очищая от остатков крови, и убрал.

После этого связал и этого, разрезав, на всякий случай, ему штаны вместе с трусами в нескольких местах его же ножом. Этот нехороший человек показался мне наиболее опасным.

Полюбовавшись на свою работу, я разрезал путы на своих друзьях.

Тётя Марина тут же подскочила, подбежала к раненому и начала пинать его изо всех сил, крича бранные слова. Зэк очнулся, закричал:

- Б...лядь! Больно же! А-а-а!

Я подошёл ближе:

- Тёть Марин, оденься! – женщина опомнилась, ойкнула, и побежала в палатку, закрываясь.

- По какой статье чалился? – презрительно спросил я зэка. От отца я знал, что насильников в тюрьме быстро «опускают», если оставляют в живых, там их используют на самых грязных работах, пользуют.

Потому они сбегают, не выдержав издевательств, а на воле, хлебнув воздуха свободы, звереют от безнаказанности, и от беззащитности своих жертв. Они прекрасно знают, что гулять им недолго, и конец их будет нерадостен, вот и отрываются в последний раз.

- Пошёл ты! – с ненавистью ответил зэк.

- Можешь и не отвечать, - спокойно сказал я, - мне и так всё ясно, - я плюнул ему в лицо, и отошёл.

Из палатки вышла немного успокоившаяся полуодетая тётя Марина.

- Саша, дай мне нож! – попросила она меня.

- Не надо ножом, тёть Марина, лучше забейте его камнями. Успел? – спросил я её. Глаза женщины вспыхнули диким огнём. Скоро у себя за спиной я услышал крики боли.

- Дядя Костя, ты в порядке? – спросил я мужчину. Тот ещё ничего не соображал, мотая головой, как лошадь. Вероятно, контузия, досталось по голове. Родька сидел на земле, в одних трусах, смотрел куда-то. Я поднял его на ноги, прижал к себе, тогда он разревелся, успокаиваясь.

- Испугался, Родик? Успокойся, я же говорила, что не дам тебя в обиду… - Родька крепко меня обнял, уткнувшись носом в плечо, обильно поливая меня слезами облегчения.

Когда он немного успокоился, я отправил его умываться. Он непременно хотел со мной, но я напомнил ему, что я девочка, а ему надо в кустики.

Всё ещё всхлипывая, Родька ушёл, его мама, устав, уселась возле мужа, ощупывая ему голову, а я, оглядев наш лагерь, пошёл готовить завтрак.

Когда каша уже была готова, пришёл в себя дядя Костя. Я попросил его оттащить подальше пленников и привязать их к дереву, покрепче, не жалея.

Как ни странно, у всех разыгрался аппетит. Родька всё жался ко мне, ещё не отойдя от испуга.

- Ну чего ты, Родя? – ласково говорил я, его, - Всё уже кончилось, успокойся!

- Я за тебя испугался! – вдруг сказал дрожащий Родька, - Ты такая маленькая, а эти огромные дядьки на тебя, с ножами! А я связанный! Не могу тебе помочь!

- Ну чем ты мог мне помочь, дурашка? Помешал бы только, если бы попал им в лапы.

- Всё равно, страшно!

- Да, Родик, это по-настоящему страшно. Надеюсь, у тебя пройдут пустые страхи.

- Не знаю, я хочу быть с тобой. Ты же не бросишь меня? – пытливо посмотрел он мне в глаза. Я отвёл взгляд. Покинуть это семейство мне надо было как можно скорее. Если Родька теперь просто обожает меня, то его родители явно что-то заподозрили, и если не считают меня мальчиком-убийцей, то его сестрой, точно! Когда адреналин в крови у тёти Марины перестал бурлить, и она смогла логически думать, она стала опасливо поглядывать в мою сторону. Понятно, что сейчас я спас её семью, но не стану я для них ещё опаснее тех бандитов? Они под моей защитой, пока мне выгодно, а потом? Оставлю я таких свидетелей? Хорошо, её муж ещё не совсем пришёл в себя.

Никого не спрашивая, я решил взять карту, пошёл к машине. Родька поплёлся за мной.

- Родик! – окликнула его мама.

- Что? – недовольно отозвался мальчик.

- Подойди сюда!

- Я хочу с Сашей! – капризно отказался сын.

- Иди, я тебе что-то скажу! – Родька недовольно дёрнул плечом.

- Иди, Родя, я пока посмотрю карту, - Родька, не смея мне возразить, ушёл. А я сел на раскладной стульчик, валяющийся возле машины, взял карту и принялся внимательно её изучать. Мне нужен был местный аэропорт, и я его нашёл. К сожалению, местные авиалинии связывали только посёлки и города области, или края, которые обслуживал. Чтобы летать по соседней области, сначала надо было туда уехать. Чёртовы зэки! Так бы доехал до Иркутска, а то и дальше, там уже рядом Бурятия.

Теперь надо покидать это милое семейство.

Нет… До Иркутска надо как-то доехать. На вертолётах здесь летают туда, куда не добраться поездом, или на машине. Увезут за тридевять земель, высадят в тайге, и сиди там, жди обратного рейса.

- Саша! – подошла тётя Марина, уже одетая, - Что будем делать?

- Сейчас соберёмся, и поедем, - проворчал я, складывая карту, - вы довезёте меня до Иркутска?

- Почему до Иркутска? – удивилась тётя Марина, - Ты не поедешь с нами?

Я удивлённо посмотрел на женщину. Что-то не складывалось. Я что, совсем не знаю женщин? А сам прикидываюсь девочкой!

- Мне надо ехать дальше, - осторожно сказал я, - лето не резиновое.

- Родик расстроится, по-моему, он уже влюбился в тебя.

- Тем более. Чем дольше мы будем вместе, тем больнее будет расставаться, по себе знаю, - я встал, начал увязывать свой рюкзак.

- Ты ему ничего не сказал? Про меня? – спросила тётя Марина.

- Нет. Меня пытались насиловать, я знаю, каково это, - хмуро ответил я.

- Представляю, что стало с насильником! – попыталась улыбнуться тётя Марина.

- Не представляете, - хмуро ответил я, - давайте собираться.

- А что с этими? – кивнула она в сторону злодеев.

- Ничего никому не говорите, я напишу письмо и отдам первому милиционеру, которого мы встретим. Собирайтесь, пока нас здесь не застали!

Я вынул из кармашка рюкзака планшетку с тетрадкой и конверт. Нарисовал там подробную схему проезда с основной трассы, нацарапал: «Здесь привязаны два злодея», и запечатал в конверт, на котором печатными буквами написал: «Отдать в милицию».

Осмотрев лагерь, и убедившись, что по нашим следам трудно будет связать нас с зэками, разве только по следам машины, я поинтересовался, у тёти Марины, что она делает, если надо погладить одежду. К моему удивлению мне дали чудо техники: маленький утюжок, работающий от прикуривателя автомобиля! Я своим глазам не поверил, пока не увидел, что он сделан в ЧССР.

Сарафанчик был уже не совсем чистым, и я выгладил Лискину кофточку и юбочку.

Одевшись, показался тёте Марине:

- Лицо бы нарисовать…

- Лучше не надо, Сашенька, жарко, потечёт. Лучше надень панамку.

Панамку, между прочим, мне давно выстирали и выгладили. Может быть, со стороны она и выглядела ужасно, зато скрывала половину лица, защищала от солнца. Я ещё надел очки.

Сходив к пленникам, я убедился, что они вполне ещё живы, и в сознании.

- Ареивидерчи, синьоры! – сделал я книксен перед ними, сам не поняв, что сказал, и пошёл к машине, стараясь ступать легко и непринуждённо, с прямой спинкой, чтобы ещё больше позлить незадачливых бандитов и насильников...

- Тебе что-то надо постирать, Сашенька? – спросила тётя Марина, которая видела, как я перебираю вещи.

- Надо, но не здесь, - вздохнул я.

- Да, доедем до следующей деревни, там снимем домик, остановимся, приведём себя в порядок.

Я понял, что мне предстоит ещё одно испытание: меня захотят попарить в бане. Теперь надо думать, как помыться в бане одному!

С трудом приведя дядю Костю в чувство, чтобы он смог сидеть за рулём, я запихал Родьку на заднее сиденье и сел рядом. Тётя Марина вела себя на удивление спокойно. Или выместила злобу на обидчике, или держалась перед сыном.

Плохо ли, хорошо, но мы поехали. Папа, сев за руль, увлёкся вождением и перестал нервничать.

Родька опять завладел моей рукой.

Проехав с десяток километров, снова встали в очередь. Я решил, что сейчас самое время сдать разбойников.

- Вы поезжайте потихоньку, сказал я, тёте Марине, а мы с Родькой пойдём вперёд, после КП вас подождём. Прогуляемся! – я вышел, вытащил Родьку за собой, потом взял маленький рюкзачок, и мы пошли по обочине, вдоль вереницы различных машин.

Дойдя до поста, мы постояли, посмотрели, как досматривают машины, потом я окликнул капитана милиции, удивляясь, что они не обращают на нас никакого внимания:

- Дяденька милиционер!

- Идите, ребята, не мешайте! – отмахнулись от нас.

- Нам передали письмо, сказали, для вас, - протянул я конверт.

- Кто передал? – спросил капитан, с недоверием разглядывая конверт.

- Мальчишки какие-то… - дёрнул Родьку за руку, тот кивнул. Стоит тут, сопит! – Ну, мы пошли! – мы, не спеша, отправились дальше. Через сотню метров нашли набольшую полянку, где можно было бы подождать машину. Вряд ли сразу уберут пост, сначала кого-нибудь отправят, проверить информацию.

Сесть было некуда, да и насиделись, в машине. Родька держал меня за руку, ничего не спрашивал, ничего не говорил. Так и стояли, пока не подъехали родители.

Следующая останова у нас была в деревне Федотово. Деревня располагалась недалеко от Ангары, была небольшой, но мы всё-таки нашли избу, где можно было остановиться на сутки, попариться в баньке, попить домашнего квасу.

Время было обеденное, но ехать куда-то далеко дядя Костя явно был не расположен, ему надо было привести раздёрганные нервы в порядок. Поэтому мы решили уговорить хозяйку натопить баньку.

- Первым помоется Родька, - предложил я, - потом я, потом вы вдвоём.

- Почему Родька первым? – спросила тётя Марина.

- Он быстро помоется.

- Вот именно. Совсем не помоется, его мыть надо.

- Мама… - покраснел Родька.

- С отцом помоется, а мы с тобой, - сказала она мне.

- Тётя Марина, вам надо с мужем! – строго сказал я. – Я сама смогу хорошо отмыться. Потом Родька меня перевяжет, если не зажило, а вы будете париться, как раз баня нагреется.

- Ладно, командир, давай сюда своё грязное бельё, стирать буду.

Всё же сделали, по-моему. Распаренные, супруги немного отошли от утреннего шока, папе налили медовухи за обильным обедом, он захмелел, после чего папа с мамой ушли отдыхать в горницу, а мы с Родькой пошли погулять к реке. Вышли на пляж, где купались пацаны.

- Искупаться бы, - сказал Родька.

- Потом снова в баню? Поспешили мы, надо было сначала сюда сходить. У меня все плавки постираны, я сейчас в мальчишечьих трусах.

- Подумаешь, пацаны вообще без ничего. Так что, раздевайся, а то ребятам неудобно будет, перед тобой.

Я решил уступить и разделся, потому что солнце стояло в зените, жарко, спать вместе со старшими не хотелось, а обмыться снова можно будет вечером.

- Ты совсем как пацан, - оценил меня Родька, - только в плечах поуже, да ручки тоненькие, и, это… - Родька порозовел, - Пошли, искупнёмся?

Да, грудные мышцы у меня развиты больше, чем у неспортивных мальчишек, почему-то руки оставались тонкими, а здесь наросли мускулы. Конечно, попробуйте, каждый день, отжаться сто раз, подтянуться – пятьдесят…

Я придавил нашу одежду камнем, и мы побежали в воду.

Дети быстрее взрослых забывают беду, и скоро мы с Родькой вовсю бесились в воде, к нам присоединились другие ребята, они не разбирали, кто деревенский, кто городской, играли все вместе.

Когда вылезли на берег, я с облегчением увидел, что не мы одни купаемся в трусах, были ещё двое из десятка, а то было бы неудобно.

Никто ничего нам не сказал, мы легли головами друг к другу, и начали разговор, как будто всю жизнь были знакомы. Самый старший был ровесник Родьки.

- Вы здесь живёте, или приехали в гости? – спросил я.

- Кто живёт, кто на каникулы, - ответили мне.

- А чем занимаетесь, во что играете?

- Рыбачим, на лодках катаемся, в футбол гоняем, купаемся!

- А в волейбол? В пляжный?

- Мяча нет! –ответили мне. Я посмотрел на Родьку, тот сразу понял, тем более, что наша изба стояла совсем рядом.

- Я сейчас, - побежал он за мячом.

- А вы откуда? – спросили меня.

- Мы проездом. Родители устали, папа уже несколько дней за рулём, решили отдохнуть, а мы с братом вот, решили искупаться, пока они спят!

- Он у тебя старший? – спросил мой ровесник, уже успевший, к моей зависти, загореть до черноты.

- Старший, - согласился я.

- А слушается.

- Ко всем подход можно найти, - засмеялся я, и все согласились со мной.

Прибежал Родька с мячом. Мы искупались, чтобы отмыться от песка, и стали играть в мяч.

Ребята были покрыты ровным загаром, и я им тихо завидовал, проклиная своих охотников. Вместо того, чтобы спокойно жить, наслаждаясь детством, я должен прятаться, врать, изворачиваться!

Моя царапина подживала, я решил её не завязывать, пусть подсыхает. Теперь её увидели.

- Где это ты пузо разодрал так? – удивлялись пацаны. - Больно было?

- Конечно больно! Кожу до мяса содрал! – отвечал я, а пацаны сочувствовали, разглядывая шрам.

Родька жутко меня ревновал, не мог он спокойно смотреть, как я играю с голыми пацанами.

А я совсем забыл, что играю девочку, чуть не прокололся пред Родькой!

Я здорово соскучился по ребятам, по общению. До этого путешествия я постоянно был среди ребят, или девчат.

Девчата, кстати, тоже пришли. Ничуть не смущаясь, они присоединились к нашей компании, раздевшись до трусиков. Девочки были моего возраста, и меньше, мы с ними быстро познакомились и подружились, смешливых девчат было трое, их звали Василина, Арина и Олеся, были они местными, деревенскими.

Я спросил у них, как тут с культурой. Мне ответили, что в деревне есть маленький клуб, с библиотекой, даже по воскресеньям привозят детское кино. Школа? Возят в посёлок, автобусом. Назад пешком. После того, как окончат начальную школу, отправят в школу-интернат. Так не хочется…

Мы с ребятами играли до самого вечера. Пока ребята сами не начали собираться домой.

Переглянувшись с Родькой, я схватил в охапку всю нашу одежду, и побежал «домой».

Старшие ещё не вставали, хозяйка, увидев нас, снова пошла топить баню. Но мы не успели даже переодеться, как нас позвали с улицы ребята.

- Пошли в футбол играть!

- Я не умею! – шепнул мне испуганный Родька.

- Не бойся, никто не умеет, - засмеялся я, и мы побежали, в одних трусиках, только кеды надели.

На площадке, поднимая клубы пыли, мы бились до темноты, охрипнув от восторженных воплей. Девчонки от нас не отставали. Остановились, когда уже мяча не стало видно.

- Я читал один рассказ, - вспомнил я, - там ребята натёрли мяч чесноком, и гоняли так, на запах!

Девочки уже собирались бежать за чесноком, но я остановил их, сказав, что, наверное, это шутка, и потом, их загонят сразу домой. Тогда все побежали на речку, отмываться от пыли.

Когда мы с Родькой вернулись, его мама схватилась за голову:

- Вы где так вывозились?! Немедленно мыться!

Вымытые до скрипа, мы с аппетитом поужинали варёной картошкой с салом, запили шипучим квасом, и стали укладываться на ночь. Мы с Родькой решили лечь спать в машине. Дядя Костя разложил передний диван, получилось очень даже удобно, особенно с моим небольшим ростом.

Забравшись в спальные мешки, мы долго хихикали, вспоминая удачно проведённое время с ребятами.

- Здорово ты играешь в футбол! – восхищался Родька. – Все поверили, что ты пацан!

- А мне показалось, что им было всё равно, девочка ты, или мальчик. Девочки с мальчиками дружат на равных, в футбол играют, купаются вместе, - я вздохнул, - везде бы так.

- Я не согласен! – вдруг возразил Родька, - Девочки… ну, это…

- Должны оставаться девочками? – засмеялся я.

- Да! – облегчённо выдохнул я.

- Тогда мальчики должны быть мальчиками! – строго сказал я, и Родька замолчал. Задумался.

- Саша, а как ты… - начал Родька.

- За всё надо платить, Родик, - ответил я, - я заплатил…ла за свои умения детством. У меня не было детства, с трёх лет постоянные тренировки, только в школе отдыхала. В школе тоже нужно было учиться на отлично, иначе родители строго накажут. Если бы не сестра, наверно, не выдержала бы…

- Сурово, - прошептал мальчик, - но я бы тоже так хотел уметь.

- Все хотят так уметь, - согласился я, - но только, чтобы не прилагать для этого усилий, по щучьему велению: раз, и ты супермен! Или супербой, супергёрл. Давай спать. Завтра мне с утра зарядку делать.

- Меня разбуди! – оживился Родька.

- Зачем? – засмеялся я, - Спи!

- Ну, Саша!

- Не возьму с собой, не проси. Я бегаю на пять километров, потом плаваю, выполняю упражнения голышом. Нет, не возьму! – тихонько засмеялся я. Родька обиженно засопел, но ничего не ответил.

Когда утром я прибежал со своих спортивных занятий, родители Родьки уже собирались в дальнейшее путешествие. Мои девичьи вещички были сняты с верёвки, и тётя Марина их гладила, в избе, куда я забежал, чтобы взять полотенце.

- Какая потная! – заметила тётя Марина, - Иди, в бане ополоснись, переоденься сразу, - протянула она мне чистую одежду, - после завтрака сразу поедем.

В бане было ещё тепло, вода осталась, и я с удовольствием помылся, и зубы вычистил.

Когда только надел плавочки, в предбанник ввалился сонный Родька, протирая глаза.

- Ну, ты и наглый! – возмутился я, надевая сарафан.

- Да ладно тебе! – отмахнулся он, - Сама вчера целый день на голых пацанов пялилась, и ничего!

Я задохнулся от возмущения, но ничего не сказал, не нашёлся. Молча, вышел.

На завтрак была отварная картошечка с простоквашей. Люблю простоквашу, могу литр выпить!

Родьку я «не замечала». Он сильно страдал от этого, пытался загладить свою вину, но я решил слегка поссориться с ним, потому что скоро Иркутск, а там… Я уже решил упросить дядю Костю купить мне билет до Владивостока. А где сойти, подумаю.

После завтрака глава семейства, уже снова бодрый и решительный, собрал всех во дворе, спросил, не забыли, чего?

- Никто ничего не хочет? В туалет все сходили? Сегодня надо нагонять график, остановки нежелательны.

Мы заверили отца, что готовы к длительной поездке. Я специально не стал пить чай, зато Родька опять присел с банкой сгущёнки и хлебом. Я сказал, что он растолстеет от такой диеты, на что Родька только буркнул что-то невнятное.

На этот раз я упросил Тётю Марину нарисовать мне красивое лицо, сделал себе маникюр с лаком, надо как можно более соответствовать образу, потом будет некогда.

Утренний воздух задувал в открытую форточку в переднем окне, закрыв своё окно, я невольно жался к тёплому Родьке, мне было холодно в лёгком сарафанчике. Радостный мальчик обнимал меня одной рукой.

Остановились только один раз, Родька не вытерпел. Мы тоже вышли, размяться.

Я смотрел на красоту вокруг, сквозь деревья была видна могучая Ангара, и думал, что, если бы не мои враги, вряд ли я когда-нибудь проехал бы весь Союз от края до края. Если бы захотел съездить в Приморье, полетел бы самолётом.

А так, сколько друзей у меня появилось, не говоря о Ниночке! Вспомнив Ниночку, я опять заулыбался радостно: милая девочка, скоро напишу тебе, подожди немного!

Родька принял улыбку на свой счёт, снова прижался ко мне.

В Иркутске дядя Костя поставил машину на привокзальной площади, и мы с ним пошли посмотреть расписание поездов. Родька хотел идти с нами, но мама остановила его:

- Подожди, они сейчас вернутся.

- Куда это они? – забеспокоился Родька.

- Посмотрят расписание, и придут, сиди! – приказала мама, и Родька остался в машине, испуганно глядя на нас.

На вокзале мы узнали, что скоро прибывает «Россия».

- Дядя Костя! Возьмите мне билет на «Россию»! – запрыгал я, - Два дня, пусть, три, и я во Владивостоке!

- Дорого, наверное, - засомневался дядя Костя.

- У меня есть деньги! – не угомонился я, - Любое место!

Дядя Костя поинтересовался.

- Есть только СВСВ., - мрачно сказал он, - двадцать пять рублей место. Но продают сразу два места.

- Берите! – воскликнул я, протягивая ему ещё два четвертных, - Буду одна ехать, понимаете? Совершенно безопасно! Один взрослый, один детский! Будто для нас с вами! Не хватит, добавлю!

Дядя Костя взял деньги, не стал спрашивать, где я их взял, пошёл к кассам.

Скоро два заветных картонных прямоугольника были в моих руках. Я еле смог сдержать радость: ещё бы! Надоевшее путешествие близится к завершению. Хотя холодный червячок шевелился где-то внутри меня: «Куда ты едешь, Сашка? Домой? Нет, Сашка, ты едешь в неизвестность. Кому ты там нужен? Твоё место давно занято».

«Всё равно! – упрямо отвечал я. – Только посмотрю! А там видно будет. Попрошусь в детдом».

Вернувшись к машине, мы отвязали мой рюкзак, я взял маленький, дядя Костя большой.

- Ну, Саша, прощайся, - тусклым голосом сказал он. Я помахал рукой Родьке, повернулся, и пошёл на вокзал. На перроне нас догнал запыхавшийся Родька с безумными глазами:

- Вы куда?! – закричал он.

- Прощай, Родик, пора мне, - невесело сказал я ему.

- Как, «пора»?! А я?! Сашенька, а я?!

- А ты останешься с родителями. Родик, я еду в неизвестность, понимаешь? Одному всегда легче…

- Вот и оставайся! Оставайся с нами! Будь мне сестрёнкой! – он схватил меня в объятия, прижал к себе, - Я хочу быть с тобой.

Я беспомощно смотрел на дядю Костю, на подбегающую тётю Марину. Убежать не получилось.

А тем временем скоростной красный поезд подходил к перрону.

- Дядя Костя, возьмите мне газету, пожалуйста! – попросил я.

- Какую тебе? «Пионерскую Правду»?

- «Пионерскую», «Комсомольскую», и местную!

Когда папа отошёл, я попытался отделаться от мальчика:

- Родик, ты же знал, что мы расстанемся, к чему эти концерты? Назови свой адрес, я напишу, обязательно напишу!

- Напишешь? – сквозь слёзы спросил мальчик.

- Слово даю, честное пионерское!

Родик назвал номер почтового ящика. Так вот почему их города нет на карте! Родители работают вв каком-то «ящике»!

- Ты запомнишь? – всхлипнул Родька.

- Обязательно запомню, Родик, ты же видел, сколько я писем пишу! – Родька кивнул, не отпуская меня. Я видел, что он уже смирился с расставанием, надеялся только на чудо.

У меня было много расставаний, больнее всего пришлось при расставании с Ниночкой. Я понимал мальчика, если у тебя до этого не было друзей, а потом, только появившись, уезжает, это очень плохо и больно.

- Можно, я тебя поцелую? – прошептал он, а я почувствовал, как забилось его сердце о волнения.

- Только осторожно, не размажь макияж, - разрешил я. Думал, он в щёчку, а он!..

К счастью, мама оторвала его от меня, шёпотом выговаривая сыну, что он, на глазах у всех, девочку, в губы!! Думаю, мама давно догадывалась, что никакая я не девочка, только маскировался я очень искусно, не покопаешься. Не проверять же в наглую! Кстати, не она ли отправила сонного Родьку ко мне в баню? Всё может быть, что уж теперь думать да гадать!

Пришёл дядя Костя, принёс газеты, и мы, не теряя времени, пошли в вагон. Проводница посмотрела билеты, назвала номер купе, куда мы и вошли. Дядя Костя положил большой рюкзак на багажную полку, я выглянул в окно. Окно выходило на другую сторону, не на перрон. Я вздохнул, облегчённо.

- Ещё выйдешь? – спросил дядя Костя меня. Я отчаянно отрицательно затряс головой.

- Понимаю. Долгие проводы, лишние слёзы? – я кивнул, глотая комок в горле. Мне на самом деле стало жаль расставаться с этой семьёй, с которой так прекрасно провёл время. Они не считали меня чужим, делились всем, как будто я их дочь.

Я вышел в коридор, осторожно выглянул в окно. Родька плакал, зарывшись в мамину грудь, папа что-то говорил, гладя его по голове. Тётя Марина заметила меня, помахала рукой. Я ответил, и ушёл в своё купе.

Там я сразу переоделся в трикотажный серенький костюмчик, разулся, потому что на полу лежал ковёр, потом забрался с ногами на диван и углубился в чтение.

На первой странице «пионерки» была большая статья, посвящённая полёту межпланетного космического корабля на Луну. Корабль уже совершил мягкую посадку на поверхность планеты, для изучения поверхности Луны выехал автоматический Луноход, который передаёт телеметрические изображения на Землю. Обработанные фотографии будут опубликованы.

На развороте была напечатана большая цветная фотография челнока. Этот челнок будет вращаться на окололунной орбите, ждать, когда закончатся исследования, затем заберёт капсулу с Луноходом, и вернётся на Землю.

Челнок был похож на огромный самолёт с куцыми крыльями. большой грузовой отсек, кабинка для пилотов… Фантастика! Где-то там сейчас, в невесомости, летают животные. Пишут, что, пока они живые. Заражены радиацией, или нет, неизвестно.

В статье так же высказывались сомнения насчёт полёта американцев на Луну, напечатаны были их снимки Лунной поверхности, образцы грунта, который американцы отказывались предоставить нам, для исследований, в то время, как мы, доставленный автоматической станцией Луна -6, передали им, по программе совместного освоения космоса.

Люблю «пионерку»! Единственная газета, которая выходит в цвете.

Та же «комсомолка», строгая газета, напечатала такую же статью, только в более умных выражениях, не вызвала во мне столько положительных эмоций.

Впрочем, какой возраст, такие и эмоции.

Вернёмся с небес на землю. «Иркутские Вести», к моему изумлению, опубликовали статью, в которой сообщалось, что два злодея были пойманы, благодаря помощи неведомых пионеров. Пионеров просят обратится в редакцию, за положенной наградой.

- Ага! – сказал я, - Сейчас!

В этот момент, постучавшись, вошла проводница, удивлённо разглядывая то ли мальчика, то ли девочку, ребёнка, в общем, который, обложившись газетами, комментировал статью.

- Саша, чай будешь? – спросила она меня. Значит, дядя Костя попросил её позаботиться о малышке.

- Да, с печеньем, - рассеянно согласился я. - Как к вам обращаться, кстати?

- Тамара Михайловна.

- Тамара Михайловна, у вас в купе студенты книжки оставляют? Почитать бы.

- Детского ничего нет.

- Приключения, фантастика, может, журналы? «Вокруг света», к примеру?

- Сейчас посмотрю, - пообещала проводница.

Скоро она принесла мне чай с печеньем, и стопку журналов. Ещё томик Аркадия Гайдара. О! Мои любимые «Школа» и «Судьба барабанщика»!

- Саша, вот здесь умывальник, - открыла проводница шкафчик, - сюда можешь повесить своё платьишко, - открыла шкафчик, с другой стороны от входа.

- Большое спасибо! – поблагодарил я, не зная, куда приспособить сарафан, повесил его на спинку дивана.

Выпив чай, с удовольствием принялся листать журналы за прошлый год. Прошлый год был годом пятидесятилетием Советской власти, поэтому в журналах помещалось самое лучшее и интересное.

С удовольствием читал я рассказы и повести в журнале «Вокруг света», «Знание – сила», «Техника – молодёжи». Ещё живы и молоды были авторы, которые в моей прошлой жизни уже были или преклонных лет, или вообще… не были. Интересно, многие последовали моему примеру, и попросились ещё раз прожить жизнь сначала?

Если бы я знал, что меня ждёт, согласился бы на новую жизнь, да ещё с памятью о прежней?

Я задумался. Да, тяжело было, очень тяжело, особенно страшную гибель любимой сестры тяжело перенёс, но ведь очень много было хорошего! Хорошее всегда больше ценишь, когда жизнь тяжёлая. Когда всё даётся легко, когда всего полно, не ценишь прелесть жизни, не понимаешь, как замечательно просто жить!

Вот такие моменты особенно ценишь, когда спокойно едешь в Спальном Вагоне, листаешь интересные журналы, никуда не надо бежать… Не думать о будущем! Буду думать после Хабаровска.

Если меня найдут и убьют, снова попрошусь, жить и помнить. Интересно, куда меня закинут?

В Африку, девочкой? Или в Азию? На Ближний Восток, к мусульманам! Чтобы больше не просился, в земной ад, персональный ад для девочек. Если не помнить и не знать, что есть страны, где девочек любят, ещё можно там жить. А если знать, а если помнить, что в тебя влюблялись?!

Я поёжился. Чё-то неохота…

Девочкой вообще неохота… Девочкой ещё туда-сюда, а вот… нет, неохота!

Вообще память о прошлом у меня какая-то несерьёзная. Помню, что жил, помню, как, с кем, а вот что происходило в мире, плохо помню, даты, события. Надоело мне всё это тогда, когда там жил, как и миллионам моих сограждан. Да и не уверен я, что история здесь повторяется один в один с тем миром.

Вот кем я себя сейчас чувствую? Ребёнком. Честно, ребёнком, который помнит прошлую жизнь.

Как это объяснить? Разум и инстинкты всё-таки разные вещи. Тело родилось здесь, в него заложена информация, как надо развиваться, чего бояться, кого любить, генетическая память, тудыть её!

Разум часто мешает инстинктам выжить. Инстинкты велят обучаться, а разум думает, что и без обучения всё знаю! Сколько я получал за это плюх! И правильно, когда начали обучать, оказалось, что мало что знаю в этой жизни, даже читать и писать пришлось учиться заново. Особенно писать, маленькие пальчики не подчинялись разуму.

Да и забыл я, что было в эти годы, тем более, что многое было не так, как я помнил. Или память оказалась ложной. Так что я перестал барахтаться, стал развиваться, как и положено ребёнку: с рождения, постепенно. Так и дожил до девяти лет.

Взрослым девять лет кажутся годом, а для ребёнка это целая жизнь, и то, что было шесть лет назад, для ребёнка всё равно, что шестьдесят для взрослого. Такая же древность.

Разница между трёхлетним и девятилетним человеком страшно велика.

Устроюсь, напишу фантастический рассказ, или повесть, о своей прошлой жизни, пошлю в журнал, под каким-нибудь псевдонимом. К сожалению, не напечатают, а интернета ещё нет.

Ну и что?! Напишу сейчас письма!

Я достал тетрадку, конверты, и, с бьющимся от радости сердцем, начал выводить на листе бумаги, высунув от усердия кончик языка:

«Милая моя, любимая девочка!..».

Остановка. Я вышел посмотреть, что за станция такая?

Слюдянка! Посмотрел на перрон, и обалдел: по платформе метался Родька! Я бросился на выход.

- Саша, ты куда?! Стоянка две минуты! – закричала мне вслед проводница, я не слушал её, со всех ног мчался к своему другу.

Я и не думал, что за три часа так соскучусь!

Родька схватил меня в объятия, прижал к себе:

- Сашенька! Я попросил папу обогнать поезд, чтобы попросить у тебя прощения!

- За что?! – поразился я.

- За всё! Особенно за то, что разнылся на прощание.

- Ну, это всякий...

- Не всякий! Ты не такой человек! Что мне делать, Сашенька? Я так тоскую по тебе!

- Сходи в детскую церковь, Родик, поставь мне свечку за здравие, помолись иконе Божьей Матери, чтобы даровала тебе покой и счастье. Помнишь, мы с тобой ходили?

- Помню, Сашенька! Обязательно так сделаю!

- Саша, скоро отправление! – услышали мы.

К нам подошли родители Родьки.

- Спасибо тебе, Сашенька!

- За что?!

- За нас спасибо, и, особенно, за Родиона. Знаешь, какой он был эгоист? Теперь мальчика не узнать! – сказала тётя Марина, отрывая его от меня.

- Саша, поезд отходит!

Родька вырвался и снова обнял меня, порывисто поцеловал:

- Я всегда буду тебя помнить, Сашенька!

Как тебе не стыдно! – корил я себя, заскакивая в вагон уже на ходу. Родька шёл следом, потом побежал. Я уже боялся, что он упадёт с платформы, но там стояло ограждение.

Долго он ещё махал вслед рукой, пока Тамара Михайловна не затащила меня внутрь.

Тогда я отправился в своё купе. Ещё много писем надо написать.

Написав все письма, я проверил, не забыл ли кого, потом решил отдать проводнице, чтобы бросила в почтовый ящик на станции. А вот и она!

- Саша, пойдёшь в вагон-ресторан обедать, или сюда заказать?

Я немного подумал. Пойти в ресторан? Посмотреть, кто едет со мной? Может, есть кто из детей, познакомиться бы.

Вечером схожу! – решил я, и сделал заказ в купе. Когда проводница ушла, почесал репу и подумал, что за услуги надо давать на чай. Сколько? Наверное, рубля хватит!

Раскрыв журнал, увлёкся рассказом, даже не заметил, как прошло полчаса. Принесли мне обед, в судках, как когда-то мне носила проводница в первый мой побег.

Быстро всё съев, я решил всё же сходить вечером в вагон – ресторан, потому что маленький я ещё, неудобно сидеть за столом в купе, пришлось стоять на коленях. А там есть детские столики? Надо спросить.

А то попроситься кушать в купе проводника, там, почему-то удобнее.

Собрав судки, я опять улёгся на диване, с журналом, пока не захотелось в туалет.

Проводница мне объяснила, что в этом вагоне есть два туалета: один общий, для всех, и один женский. Мне положен женский туалет, чтобы в него попасть, надо взять ключ у неё, под роспись, потом сдать.

Любопытство разобрало меня, и я пошёл к проводнице. Взял ключ, расписался, поставив номер купе, и открыл дверь в женский туалет.

Был приятно удивлён. Чистота, порядок, всё блестит, унитаз хромированный, сидушка чисто вымыта.

зеркало прямо венецианского стекла. Посмотревшись в него, я сел на унитаз.

Даже окно, и то помыто, не говоря о хромированной ручке, за которую удобно держаться при качке.

Так-как туалет женский, унитаз функционировал ещё и как биде.

Убедившись, что всё работает, я покинул сверкающий чистотой туалет с лёгким недоумением.

Разгадка мне стала понятна сразу. Проводница, получив ключ, пошла проверить состояние туалета после моего посещения.

Понятно, решил я, если нагадишь, будешь ходить в общий. Надо будет проверить что там делается.

Довольный такой жизнью, я поскакал в своё купе, и встал, как вкопанный: одно купе было открыто, и там, за столом, сидела девочка!

- Ну, что встал? Проходи! – услышал я сердитый женский голос, и дверь купе захлопнулась перед моим носом. Я не ушёл, не поняв такой грубости. И правильно сделал, потому что дверь скоро открылась, и оттуда выглянула симпатичная мордашка. Мордашка улыбнулась, и спросила:

- Ты кто?

- Я Саша, - ответил я мордашке.

- Я спрашиваю, ты мальчик, или девочка? – я удивился вопросу, потом понял, что причёска и макияж у меня девчоночьи, а костюмчик мальчишечий.

- Пойдём, выясним! – весело сказал я, не стоя на месте, а слегка пританцовывая от радости, что можно скрасить вечер.

- Мама, можно, я схожу в гости? – обернулась девочка в купе.

- Кокой у тебя номер купе? – спросила она меня. Я назвал, девочка повторила, и была отпущена.

- Ух ты! – восхитилась девочка, когда вошла в моё купе, - А где твои родители?

- Я один еду, – ответил я гордо.

- Тебе не скучно, одному?

- Скучно. Потому и пригласил тебя, поговорить, поиграть.

- Вот бы здесь остаться! У нас плохо, с нами едут двое мужчин, воняют, храпят ночью…

- Оставайся со мной, места хватит!

- Нет, мама не разрешит с мальчиком.

- Почему? – удивился я, - Тебе сколько лет?

- Девять.

- И мне девять! Ну что, остаёшься?

- До вечера можно, а потом… - девочка вздохнула, села на диван, попрыгала, - Мягко!

- Давай, я стану девочкой, - решился я на неудобство.

- Как это? – удивилась гостья.

- Отвернись! – девочка послушно отвернулась, а я скинул маечку, и быстро надел сарафанчик, затянул поясок, оглядел себя в зеркале двери.

- Можешь повернуться, - таинственным голосом сказал я.

- Ой! – сказала девочка, - А где мальчик?

- Какой мальчик? – удивился я, - Тут не было никакого мальчика, тут я живу.

- Разыграл! – засмеялась девочка.

- Не разыграл, а разыграла, - поправил я, и в это время в дверь постучались, я разрешил войти.

Вошла незнакомая мне женщина.

- Света, ты здесь? А где тот мальчик?

- Какой мальчик, мама?

- Который тебя позвал к себе.

- Это была Саша, - показала Света на меня.

- Саша? – Светина мама слегка смутилась, - Извини, Саша, я наверно, грубо с тобой разговаривала?

Ты хочешь поиграть со Светой?

- Да, мы хотим до ужина поиграть вместе, а то нам скучно.

- Хорошо, девочки, я позову на ужин. Я пойду?

- Да, мама! – разрешила Света. Когда её мама ушла, Света захихикала:

- Какая ты!

- Какая? – не понял я.

- Как принцесса! Гордая!

- Иначе нельзя! Растопчут, и не заметят! – Света звонко рассмеялась.

- А чем ты занималась, одна? – поинтересовалась она.

- Журналы выпросила у проводницы, газеты вот, свежие. Знаешь, наш «Пионер» уже на Луне!

- Да ты что?! Дай почитать!

Я подал ей «Пионерку», Света увлечённо стала читать.

- А я и не знала! – радостно призналась она, - Мне интересно всё, что связано с космосом, люблю читать фантастику.

Я удивился, и чуть было не сказал всё, что думаю о девочках, да вовремя прикусил язык.

- У меня в журналах много фантастики, - показал я стопку.

- Можно почитать? – спросила Света.

- Конечно, оставайся, читай. Может, переоденемся по – домашнему? А то в платьях удобно гулять, а валяться удобнее в шортах и майке. У тебя есть?

- Нет, - почему-то покраснела Света, - мама считает неприличным надевать мальчишечью одежду.

- Ты и брюки не носишь?

- Нет, - покачала головой Света, - все подруги носят, а мне не разрешают.

- Ну и ладно, а я переоденусь, можно?

- Можно! – захихикала Света, - Ты так похожа на мальчика! Мама не разрешает с мальчиками дружить, - вздохнула девочка.

- Как это? – поразился я, - С кем же нам дружить?!

- С девочками. У меня нет настоящих подруг, они какие-то глупые, до сих пор в куклы играют, принцесс рисуют, потом вырезают и надевают им всякие наряды, тоже рисованные. Ты не играешь в куклы?

- Нет, я уже выросла. Маленькая была, играла, - сказал я правду. Мне Лиска делала матерчатые куклы, которые я очень любил, разговаривал с ними, как с живыми. Для меня всё, что связано с сестрой было святым, всё, до чего она дотрагивалась…

А эти, которые по охране детства? Пришли и всё растоптали!

Наверно, моё лицо изменилось, потому что Света спросила, что случилось.

- Да так, вспомнились детские игрушки, - ответил я, снова переодеваясь в удобный костюмчик.

- Давай, я тебе лучше фокусы покажу.

Я показывал фокусы, вынимал из воздуха предметы, снова прятал, почти не скрывал, куда они деваются, а Света смотрела, открыв рот, и ничего не могла понять.

- Покажи ещё! – просила она, не в силах оторваться от бесплатного представления. Все дети любят цирк. А тут такие фокусы! Я даже ленточку у неё на косичке развязал, а она не заметила!

Удивительные существа дети! Впрочем, взрослые тоже. Когда научишься какому-нибудь мастерству, всегда удивляешься, как другие не видят таких элементарных вещей?!

Например, играя в карты с шулерами, я вынимал из колоды нужные мне карты, а они не видели! Я отказывался верить своим глазам!

Так и здесь. Я вынимаю её бантик, будто из своего уха, а Света сидит, и не поймёт, что что её бантик.

- Не поняла? – спрашиваю я её. Она отрицательно трясёт своей очаровательной головкой.

Я «съедаю» бантик, запиваю минералкой и развязываю второй. Волосы у Светы сейчас рассыплются, мама ругать будет.

- Сейчас поняла? – спрашиваю, доставая этот бантик у себя из-за пазухи. Из Светиной мне как-то неудобно.

- Опять нет? А где твои бантики? Не узнаёшь? – Света хватает свои косички, и замирает:

- Ты волшебник?

- Нет. Я не могу незаметно завязать бантики, только развязать.

- А где второй бантик? Ты зачем его съел?!

- На память, - пожал я плечами, - если жалко, сейчас отрыгну.

- Не надо! – в ужасе говорит девочка, а я уже не могу, падаю на диван и хохочу, не в силах показать, как выходит изо рта лента, вытягиваю из шортиков…

- Саша! – вскочила девочка, - Это уже слишком! Так только мальчишки могут шутить!

- Она у меня в руке всё время была, успокойся, Свет, - немного испугался я, что девочка сейчас обидится и уйдёт.

- Как в руке? – удивилась она, - Ты же показывал руки? И рукавов у тебя нет. Это папа так говорит, когда в цирке фокусник фокусы показывал, что он зайца в рукаве прятал…

- Это, Саша, называется ловкость рук, а не волшебство. Обман. Смотри, - я спрятал ленту в кулачках, дунул туда, открыл пустые ладони, повернул тыльной стороной, потом снова сложил ладошки, открыл с двумя лентами.

- Поняла? Это же очень просто! Вот есть лента, видишь? Вот нет ленты. Догадалась?

- Ничего не понимаю, - упала девочка на диван, до этого буквально носом елозила по моим рукам.

- Я, наверное, неспособная.

Неспособная! Я фыркнул. Все хотят получить способности, ничего к этому не прикладывая. А когда к твоей родной попе прикладывают хорошо вымоченный прут, откуда только способности берутся!

- Свет, - предложил я, давай, я тебе косички заплету?

- А ты умеешь? – раскрыла свои глазищи девочка, - Ой! А что ты не умеешь делать?

- Обижать красивых девочек! – серьёзно казал я.

- Только красивых? – кокетливо улыбнулась Света.

- Не только, но ты очень красивая, - ничуть не покривил я душой, забираясь на диван с ногами и устраиваясь за спиной Светы. Осторожно расчесав мягкие локоны девочки, я принялся осторожно их заплетать, вплетая ленточку. Я никогда ещё этого не делал, но видел, как делали это девочки из того отряда, где я жил, притворяясь девочкой. Честно скажу, что это большое удовольствие – заплетать косы девочке, особенно когда видишь, что ей тоже это очень нравится. она даже немного огорчилась, когда я красиво завязал последний бантик и спрыгнул с дивана, чтобы полюбоваться на свою работу.

Пока играли, подошло время ужина. Я переоделся, и мы со Светой побежали в вагон-ресторан. Где он находится, Света уже знала.

К моему удовольствию, здесь были столики для детей, которые не все были заняты. Двоих подростков попросили пересесть, хотя им здесь было удобнее.

- Саша, а ты покажешь маме какой-нибудь фокус? – тихонько спросила у меня Света.

- За столом неприлично показывать фокусы, - строго сказал я, кладя на колени салфетку.

В своё время мне доставалось за фокусы за столом, когда прятал еду, сказав, что всё съел.

А Света смотрела на меня, открыв рот. Потому что в меня буквально вбили правила поведения за столом в общественном месте. Спинка прямая, руки на весу, вилка в левой, нож в правой, ложка, ложечка, вилка, вилочка, нож, ножички…

Кто только выдумал эти чёртовы правила! Так я думал, когда учили. Теперь всё выполнял на уровне инстинктов. Зачем мне это надо было? А догадайтесь!

Мама Светы приглядывала за нами, и наверняка подумала, что я из благородной семьи.

На ужин подавали бифштекс с яйцом и рис на гарнир, чай с печеньем.

Мне приходилось тихонько делать замечания Свете, чтобы не баловалась за столом, кушала не быстро, и не медленно, тогда не придётся ждать других и не заставлять ждать себя. Показал, как надо промакивать губы салфеткой.

Конечно, выйдя из-за стола, я опять превращался в маленького озорника, но это уже за дверями ресторана, где детям позволено почти всё.

Мы решили отпросить Свету ко мне на ночь.

Мама сначала зашла к нам в купе, убедилась у проводницы, что я в самом деле еду один, разрешила, со вздохом покидая нас. Потом принесла постельное бельё девочки.

- Света, можешь переодеться в пижамку, так вам будет удобнее играть. Я смотрю, Саша сразу переодевается. Саша, меня называй Софья Васильевна. Хорошо?

- Да, Софья Васильевна! - заулыбался я. Мама Светы погладила меня по голове, но ничего не сказала, оставив нас одних.

А мы переоделись и решили, после ужина, спокойно почитать, валяясь на диванах.

Потом немного поговорили, перед сном. Света сказала, что учится в школе с математическим уклоном, приходится далеко ездить. Обещают, правда, открыть ещё одну, в их районе.

Папа у них в рейсе, обещает прийти скоро. Света очень любит своего папу.

Я слушал всё это, как добрую сказку. Когда Света спросила, кто я такая и откуда, я не мог ни соврать, ни сказать правду.

- Света, можно, я расскажу о себе в следующий раз? Не обижайся, ладно? Давай спать!

Света всё-таки слегка обиделась, но ничего не сказала, согласившись со мной, что пора спать.

Ночью мне приснилась Лиска. Живая и весёлая.

- Мальчик мой любимый! – целовала она меня, едва не задушив в объятиях, - Как я по тебе соскучилась!

Я мурлыкал от счастья, тая в её руках. Лиска посадила меня к себе на колени, я растворялся в блаженстве.

- Мама! – шептал я, счастливо улыбаясь.

- Сыночек! – соглашалась Лиска, ласково прикасаясь к моим губам своими тёплыми и мягкими губками. У меня в животе будто поселился ласковый котёнок.

- Сашенька, ты немного подрос, возмужал даже, - говорила Лиска, слегка отодвинув меня от себя.

- Не хочу, - ответил я, - я маленький мальчик, мама…

- Всем приходится взрослеть, - почему-то вздохнула Лиска, - даже таким маленьким мальчикам, как ты. Пора мне, маленький мой. Обещай мне, что не сдашься, не сломаешься, выживешь. Обещаешь?

- Да, мамочка, я всегда тебя слушался, - насторожился я.

- Вот и хорошо, - Лиска поставила меня на пол, встала сама, поправила платье, сказала строго:

- Не вздумай реветь! Прощай, мой любимый мальчик, я пойду, кончилось моё время.

- Мама! Почему?! – но Лиска уже удалялась, не сходя с места. Смотрела на меня и становилась всё дальше от меня.

- Мама! – закричал я, пытаясь кинуться за ней, но Лиска уже растворилась в голубой дали.

Я проснулся весь в слезах, подушка тоже была вся мокрая от слёз.

«Это сон! – обрадовался я, - Всего лишь сон!». Немного успокоившись, я позвал:

«Лиска, ты мне сейчас приснилась! Как будто покидаешь меня. Скажи, что это неправда, что ты всегда будешь со мной?!».

Мне никто не ответил. Внутри поселилась звенящая пустота. Я вдруг понял, что я не выдумал Лиску, что она на самом деле была со мной, предупреждала об опасности, помогала найти правильное решение, советовала мне, как поступать в трудные моменты.

Теперь я остался совершенно один, даже мысленно мне не к кому обратиться.

Приеду, схожу в церковь! Это была последняя связанная мысль, после чего у меня из глаз потекли слёзы, и я безудержно разрыдался.

Проснулась Света, пыталась узнать, что со мной, но я не мог ничего говорить, только рыдал.

Тогда Света убежала, и привела свою маму.

Софья Васильевна сначала просто утешала меня, потом посадила к себе на колени и послала Свету к проводнице, за аптечкой.

Дала мне понюхать нашатырный спирт, налила какой-то дряни в стаканчик. Я выпил, мне стало лучше, я захотел спать. Но Софья Васильевна не отпустила меня, так и держала на коленях, устроив мою голову у себя на груди, и напевая что-то ласковое.

- Что с ней? – шёпотом спросила Света.

- Приснилось что-то, может, о маме вспомнил. Это мальчик, Света.

- Мальчик?!

- Ну да, мальчик, я сразу это поняла. Но, если притворяется девочкой, значит, так надо. Не говори ему, что знаем об этом, когда проснётся, ладно?

- А он спит?

- Сейчас заснёт покрепче, положим в постельку… - это были последние слова, которые я слышал.

Проснувшись в другой раз, я долго не открывал глаза, безуспешно пытаясь позвать Лиску.

Но организм властно требовал подъёма. Пришлось подняться. Света сидела на своём диване, листая журнал.

- Проснулась? – обрадовалась она.

- Ты всё знаешь, - отвёл я взгляд.

- Ну и что? – пожала плечами девочка, - Мама сказала, что, если ты притворяешься девочкой, значит, так надо. Правда? Ты расскажешь мне? – я отрицательно покачал головой.

- Почему? – слегка обиделась девочка.

- Это слишком опасно для тебя, Света, не надо расспрашивать меня ни о чём.

- А что тебе приснилось? Что-то страшное? – я кивнул, ругая себя последними словами. Ведь обещал Лиске не плакать. Если бы не плакал, не вытащили бы меня из постели в мальчишеских трусиках, по которым любая внимательная женщина определит пол ребёнка.

Молча собрав мыльные принадлежности, пошёл в туалет.

Что теперь будет? – думал я, умываясь, - Познакомился со Светой, чтобы сойти с поезда вместе с ними, будто одна семья, сбить с толку ищеек, если они будут встречать меня. А теперь? Сойти в Уссурийске? Потом на электричке, посмотреть, куда ходят, и поехать. А они уже ходят до Уссурийска? Или на пригородном поезде? Какая разница? Придётся расстаться со своим удобным купе. К хорошему быстро привыкаешь!

Когда вернулся, у меня в купе вместе со Светой была её мама. Я подумал, что она пришла за Светой, и мне сейчас сделают выговор за обман.

Положив вещи в шкафчик, я встал прямо и опустил голову.

- Какой примерный мальчик! – восхитилась Софья Васильевна. – Да, ты заслужил наказание, но, судя по всему, всё это ты сделал не ради озорства?

Я согласился, покачав головой.

- Не расскажешь? – я отрицательно покачал головой.

- Ну, что ж, храни свою страшную тайну. Я разрешу вам дружить, пусть Света здесь ночует, там на самом деле гораздо хуже. Я бы сама к вам переселилась.

Я вскинул голову:

- Переселяйтесь! Мы со Светой на одном диване поместимся!

- Саша! Ты же мальчик!

- Ну и что? Что я, больше места занимаю, чем девочка?

- Я не о том. Нельзя мальчику и девочке вместе спать.

- Почему? – удивился я, - Не думайте, что я глупый, но мы же ещё дети, даже не подростки.

- Вот это меня и пугает, что ты слишком взрослый ребёнок.

- Жизнь такая была, - смутился я.

- Я заметила. Держишься, как аристократ, притворяешься жизнерадостной девочкой, а внутри прячется испуганный мальчик. Так чего ты боишься? – я поднял голову и сказал:

- Того, что меня поймают и убьют. Я ничего особого не натворил. Я кровник. Теперь вы знаете всё, знаете, что рядом со мною быть опасно. Я хотел всего лишь одного: сойти вместе с поезда, будто мы одна семья, потом тихонько отстать, - я затаил дыхание, вцепившись руками в края шортиков.

Софья Васильевна молчала, изучая меня внимательным взглядом.

- Ты только поэтому позвал меня к себе? – спросила вдруг Света. И я понял, какая я свинья.

- Ты мне на самом деле понравилась, - возразил я, - сначала я хотел с тобой просто поиграть, а уже потом решил, что с вами меня могут не заметить. Правда! Мне очень тоскливо одному, - добавил я, глядя в окно.

- Это мы поняли, - сказала мама Светы, - по кому ты плакал? По маме?

- По сестре. Она мне заменила маму. Её убили. Сегодня сорок дней, - я, молча, заплакал.

- Бедненький мой! – Софья Васильевна поднялась, подошла ко мне, подвела к дивану и снова посадила к себе на колени.

- Успокойся, маленький, извини меня за допрос. Ты прав был, что молчал об этих ужасах.

Света села рядом, и взяла мою руку:

- Тебе очень плохо, Саша? – я кивнул. Ужасно было второй раз потерять любимую сестрёнку.

- Кушать будешь? – спросила меня Светина мама.

- Я сюда закажу, - прошептал я, потому что показываться в таком виде на людях решительно не желал.

- Свете остаться?

- Если ей не противно, - хлюпнул я носом.

- Ничуть не противно, - сказала решительно Света, - мама, у него здесь есть умывальник, давай умоем Сашу?

Я подчинился, меня умыли, вытерли полотенцем опухшую рожицу и посадили за стол. Велели ждать.

Я смотрел на проносящиеся за окном унылые пейзажи, и опять ругал себя, за то, что разоткровенничался перед совершенно незнакомыми людьми. Сообщат в милицию…

Не хочется о таком думать. Потому и рассказал им многое, что мама с дочкой показались мне порядочными людьми, достойными доверия.

Через некоторое время принесли завтрак. Мне и Свете. Как и в прошлый раз, пришлось встать на колени, чтобы удобно было кушать. Света развеселилась:

- Ну вот, теперь ты похож на мальчика! А то: фу ты ну ты! Аристократка!

Я даже покраснел.

После завтрака мы решили почитать. Долго я не мог отвлечься от своего горя, не понимал смысла в прочитанном, тогда начал просто листать журналы, разглядывать картинки, и постепенно успокоился. Что теперь горевать? Ничего уже не изменить, тем более, Лиска просила не плакать. От слёз ей только хуже. Если долго плакать, она может вернуться, и будет мучиться. Надо помолиться за неё, чтобы попала в рай.

Я лёг на спину и стал молиться. Слова сами приходили на ум. Я шептал, пока не услышала Света.

- Саша, ты чего?

- Прошу у Мамы, чтобы Лиза попала в рай.

- У какой мамы? – удивилась Света.

- У святой Богородицы.

- Саша, ты что, верующий? Ты, разве, не пионер?

- Пионер, Света, но это ничуть не мешает верить в то, что твой родной человек обретёт покой. Хочешь, когда приедем, сходить со мной в церковь? Там поставишь свечку за здравие своих родителей перед иконой Божьей Матери. Ты, наверное, не знаешь, но все моряки верующие. Трудно оставаться равнодушным, когда перед тобой океан.

- Саша! – Света смотрела на меня широко открытыми глазами, - Ты меня пугаешь! Я обязательно с тобой пойду!

Софья Васильевна перешла к нам в купе. Мы придумали, что оказались дальними родственниками, выяснили в разговоре. Нас со Светой положили на один диван, только укрывались мы разными одеялами. Вполне поместились, диван был достаточно широк для нас.

Долго шептались, пока мама не заворчала на нас. Я рассказывал смешные истории из своих путешествий. Теперь что было скрывать? Света спросила, конечно, есть ли у меня девочка, пришлось рассказать о Ниночке, и Света замолчала, расстроеннорасстроено.

- Я могу быть твоей сестрёнкой, - нерешительно предложила она.

- Спасибо, Светик! – от души поблагодарил я её.

- Бедненький, - обняла она меня, - ты, наверное, много, что скрыл от меня.

- Не надо тебе этого знать, Света, - очень тихо прошептал я, - я даже от себя это скрываю! Пытаюсь забыть.

Так мы теперь ехали, одной семьёй. Узнав, что я мальчик, Света стала стесняться меня, приходилось отворачиваться, когда она переодевалась. Выходить приходилось, если мама просила.

Но это было единственное неудобство, в основном я был рад такому соседству. Мама Светы приходила только ночевать, или что-то сказать, ей казалось, что она нам мешает секретничать.

Нам на самом деле о многом надо было поговорить. Несмотря на свой такой юный возраст, Света была очень умной девочкой, с ней можно было о многом поговорить, особенно она любила слушать меня. А мне было что рассказать. Пришлось даже показать почётную грамоту за спортивные достижения и удостоверение юниора.

Сразу предупредив, что неприятные вещи рассказывать не буду, пытался вспоминать только смешные случаи.

Три дня прошли быстро, мы даже не заметили, готовы были ехать ещё неделю. Но, как бы то ни было, поздно вечером наш поезд прибыл на станцию Владивосток.

Я надел свои знаменитые красные колготки, потому что было зябко, клетчатую юбку и кофточку, надел очки и бейсболку, и мы вышли на перрон.

Маленький рюкзачок, в котором хранились основные мои ценности, я надел на себя, а большой мы со Светой положили в автоматическую камеру хранения, предварительно переложив в маленький мальчишечьи парадные костюмчики.

Пока бегали, Софья Васильевна договорилась с мужчинами, чтобы ей помогли донести багаж до стоянки такси. Там, встав в очередь, дождались машины. Семейство Мелентьевых жило на Второй речке, в районе Рыбачьего, в девятиэтажном новом доме, в двухкомнатной квартире.

Уставшие и сонные, мы приняли душ, и нас опять пришлось положить со Светой на её кровать, потому что других спальных мест не было, а на пол меня Света категорически запретила класть.

Её мама легко согласилась, потому что диван в вагоне был куда более узким, и ничего, выжили!

Света хотела пошептаться перед сном, но у нас ничего не получилось, потому что мы заснули, как только улеглись.

Я ещё успел представить, как прячусь всю ночь от милиционеров в зале ожидания на морвокзале, и мне стало нехорошо.

- Саша, ты весь день собрался проспать? – услышал я, с трудом выплывая из сна.

Первый раз за всё время путешествия я постыдно проспал! Всегда я вставал раньше всех, успевал сделать зарядку и всё остальное, пока остальные дрыхли. А сейчас меня расталкивала девочка!

Но глазки никак не открывались. Впервые я чувствовал себя в безопасности.

- Просыпайся, засоня! – Света смеялась, потом залезла руками ко мне под одеяло и начала щекотать мои рёбрышки. Я хихикал, но вставать не спешил.

- Саша, ты что, забыл, что мы сегодня хотели прогуляться по городу? Вставай, мама уже давно завтрак приготовила, меня отправила разбудить тебя! Сколько можно спать?! Уже десять часов!

- Как десять? – удивился я, открывая глаза.

- Вот так! – смеялась Света. - Мама не велела тебя будить, сказала, что тебе надо хорошо выспаться, - Света стала серьёзной, - Ты, когда уезжаешь?

- Хотел сегодня. Но проспал. Сейчас съездим в церковь, потом на вокзал, посмотрим расписание. Здесь удобный вокзал, с одного места уходят автобусы, поезда и пароходы. Вот и посмотрим все расписания.

- Я бы не хотела, чтобы ты уезжал, - сказала Света.

- Мне надо проверить одну версию, Свет, ты же любишь фантастику? – света кивнула, - Так вот, у меня есть одна фантастическая версия, но сейчас не скажу, какая, боюсь сглазить, - сказал я, вставая.

Сначала я застелил кровать, под удивлённые восклицания Светы, а потом уже пошёл по своим делам.

- Доброе утро, Софья Васильевна! – шаркнул я ножкой.

- Ну. ты и спать, Саша! Ты же всегда понимался, ни свет, ни заря, что случилось?

- Мне показалось, что я дома, - покраснел я.

- Вот и молодец, Саша, будь, как дома, садись завтракать!

Я не стал себя долго уговаривать, сел за стол и с удовольствием съел вкусную манную кашу со сливочным маслом. Потом пили чай с пирожными, за которыми уже успела сбегать Света.

Поблагодарив хозяйку, я пошёл переодеваться, Света за мной.

Сегодня я решил одеться строго. Попросив Свету принести утюг, я выгладил белую рубашку и чёрные шорты. К сожалению, галстук в церковь надевать было нельзя.

Наше окно выходило на Запад, и из него открывался вид на Амурский залив. Залив был голубым, как и небо.

- А вон там песчаный пляж, - показала Света, - туда впадает Вторя речка, в ней тоже мальчишки купаются. Сходим сегодня на пляж?

- Посмотрим, Света. А ты что не одеваешься?

- Жду, когда ты выйдешь. А что мне надеть?

- Что-нибудь строгое, на голову обязательно косынку. Можешь перед входом в церковь повязать.

- Саша, - спросила меня Света, положив мне ладошки на спину, - я давно хотела тебя спросить, что у тебя за узоры на спине? – мне стало смешно:

- Посмотри ниже, там ещё не такие узоры… - я замолчал, потому что послушная девочка оттянула резинку трусов.

-Ой! – резинка шлёпнула меня по пояснице:

- Кто это тебя?!

- Родители делали из меня отличника, - засмеялся я, - всё, чем я владею, и что умею, я обязан им, здесь и Лиска отметилась!

- Не может быть?! Я никогда бы не стала…

-Стала бы, Светочка, стала!

- Ой, Саша, какой ты нарядный! Ты всё-таки собрался в церковь? – сказала Софья Васильевна, когда я вышел из Светиной комнаты.

- Да, Софья Васильевна, и Света со мной.

- Я сейчас расскажу, как туда добраться, а ещё лучше, напишу.

- Спасибо, Софья Васильевна, я знаю. Сначала на троллейбусе, потом на трамвае, до Авангарда. Стадион уже работает?

- Да, Саша, - растерянно сказала Светина мама, - тебе Света рассказала?

- Я потом всё объясню, хорошо? Мы со Светой посмотрим сегодня расписания, вы поможет мне купить билет до Находки?

- Саша, ты не скажешь, зачем тебе туда надо?

- Там я надеюсь отыскать родственников, - признался я.

- А если не найдёшь?

- Вернусь, попрошусь в здешний детдом. Если оставят, буду рад.

- Зачем же тебе в детдом, Саша? У тебя, кроме погибшей сестры, никого нет?

- Все есть, Софья Васильевна, только они лишены родительских прав. Простите, но я не хочу об этом говорить.

- Понимаю, это тяжело для ребёнка. Я помогу тебе, Саша. Если придётся вернуться, мы будем рады тебя видеть, заходи.

- Обязательно зайду, к Свете!

- Ну не ко мне же! – засмеялась Софья Васильевна, положив руки мне на плечи.

Света вышла, повернулась. Она оделась в гофрированную тёмно-синюю юбку и белую кофточку. В руках держала маленькую чёрную сумочку.

- Ну, прямо жених и невеста! – восхитилась Софья Васильевна, заставив Свету густо покраснеть.

- Мама, мы пошли! – взяв меня за руку, сказала Света, потащив в прихожую.

Обувшись, я взял свой рюкзачок, и мы почти бегом выбежали на улицу, проигнорировав лифт.

На улице было уже жарко. Мы дошли до остановки, перешли дорогу на другую сторону, дождались троллейбус и поехали. Было свободные места, куда мы уселись, я с любопытством смотрел на Владивосток шестьдесят восьмого года.

Ночью или дождь прошёл, или поливальные машины, но дороги были влажные и чистые, троллейбус тоже был вымыт, сиял чистотой. Аккуратно постриженные кусты разделяли проспект Столетия Владивостоку на две половины, по которым двигалось немало машин. Все чистые, разноцветные.

Троллейбус двигался быстро, я с удовольствием узнавал знакомые здания, которых было здесь немало. Кое-что было незнакомым, я спрашивал у Светы, что это.

Света была удивлена моими познаниями в архитектуре города, особенно, когда мы въехали в центр.

- Откуда ты всё это знаешь? Ты был здесь?

- Не поверишь, Света, был! – сказал я, забираясь на сиденье с ногами, встав на колени, чтобы лучше было видно. Впереди показался памятник Борцам за власть Советов, мы уже спускались вниз по Океанскому проспекту. Завернули на улицу адмирала Фокина.

- Света, это улица Адмирала Фокина, или ещё по-другому называется? – спросил я. Света пожала плечами, из динамиков донеслось:

- Фокина!

Мы вышли, я осмотрелся и сказал:

- А вон там есть хорошая пельменная! Когда проголодаемся, зайдём? А, Свет? Ты чего?

- Мне кажется, ты город знаешь лучше меня! – удивлению девочки не было предела.

- Конечно, знаю. Там, дальше, стадион «Динамо», Спортивная Гавань, пляжи. Но нам сейчас сюда надо! – я потянул Свету в переулок, который выходил на Ленинскую.

Перейдя по переходу на другую сторону улицы, остановились возле памятника, поджидая трамвай.

- Кинотеатр «Уссури», «Гум», - перечислял я, - а здесь будет… кхм, - показал я на угол Ленинской и 25 Октября.

- Что будет? – заинтересовалась Света.

- Да так, ничего особенного, смотрел я на парк, на месте которого будет голая площадь, а после, стоянка для машин Дома Советов, который здесь построят, безжалостно снеся исторические здания.

Подошёл, звеня, трамвай пятый номер, опять нашлось свободное место.

- Только не залазь на сиденье с ногами, Саша! Юбку мне замараешь!

- Ладно! – я узнавал старые здания, - Смотри, Главпочтамт! А вон кинотеатр «Комсомолец»! Там ещё должно быть «Приморье».

- А это что? – показала Света на большое здание слева.

- Это Приморский Крайисполком, раньше здесь располагался Штаб Флота. А здесь будет Драмтеатр, - показал я на стройку, - А вон там, видишь, двухэтажный дом? Там будет или уже есть, не знаю, дошкольный детский дом, - сказав это, я замолчал, вспоминая свой детский дом. Как ни странно, я скучал по нему. Поначалу казённый дом меня пугал, а потом, подружившись с ребятами, уже считал его своим.

- Саш, ты чего? – расстроилась Света.

- Света, ты знаешь, что такое детский дом?

- Знаю, Саша, это дом, в котором живут дети без родителей, да?

- Нет, Света, это дом, где живут дети, которых бросили родители! - жёстко сказал я, - Очень жалко малышей, - после этого я больше не радовался знакомым домам. Света тоже не знала, что сказать.

- Лазо, - пробормотал я, когда трамвай остановился, - здесь, под остановкой, есть маленькое кафе, где продают вкусное мороженое.

- Правда? – спросила Света, - А я и не знала. Может, зайдём?

- Можно. Доедем досюда, потом, по Корабельной Набережной дойдём до вокзала. Здесь близко.

- Я тебя уже боюсь, Сашка!

- Я такой страшный?

- Ничего ты не страшный! Вбил себе в голову. Даже девочка из тебя получается симпатичная.

Через остановку мы вышли у нового стадиона. Отсюда, на сопке, уже видны были золотые купола церкви.

Мысленно поругав себя за то, что расстроил эту славную девочку, я стал рассказывать, как однажды влез на сосну, и что мне за это было. Света смеялась.

- Тебе смешно! – притворно дулся я, почёсывая зад.

- Какая у тебя интересная жизнь, Сашка! Или ты половину выдумал?

- Ничего не выдумал! – доказывал я громко, - А вот ещё случай!..

Так, весело щебеча, добрались до церкви. Отдышавшись, мы привели себя в порядок, я повязал непривычной Свете косынку на голову, и, взявшись за руки, пошли ко входу.

Кинув нищим у ворот серебра, поднялись по крутой лестнице во двор, пошли к центральному входу.

Народу было немного, мы, держась за руки, прошли мимо мужчин и женщин, которые стояли отдельно друг от друга, нашли, где купить свечки. Я купил на всю семью: маме, папе, Жорке, Лиске, и Ниночке. Я твёрдо решил вырасти и найти свою невесту.

Света взяла, почему-то, три свечки.

Подойдя к Царским воротам, я, не обращая ни на кого внимания, нашёл взглядом икону Божьей Матери, встал на колени, не зажигая свечи. Потянул Свету за собой.

Я загадал, что, если свечи зажгутся, значит, Мама простила меня. Почему так жестоко? Потому что я сам был не уверен, что достоин прощения.

Расставив свечи перед собой на полу, я попытался отстраниться от всего, но Света спросила:

- Саша, а мне что делать?

- Ты очень любишь своих родителей?

- Очень! Особенно папу! – глаза у Светы оказались огромными, как два блюдца.

- Молись, чтобы ему было хорошо, попробуй поговорить с ним. Если свечи не загорятся, попроси зажечь их от ладанки, что висит у иконы. Поняла? – Света кивнула.

К моему удивлению, нам никто не мешал. Возможно, в это время детей в церкви увидеть было почти невозможно, тем более, которые сами пришли, или была другая причина, но нам позволили провести свой, детский ритуал общения с Мамой.

Я начал с папы. Закрыл глаза, обнял свечку, представил, что сижу у него на коленях.

Папа очень меня любил, я всегда это знал. Только поэтому он так строго учил меня, чтобы я выжил в этом безумном мире. Я не обижался на него, а если плакал, так только от боли.

От папы пришло чувство облегчения. Он знал, что я жив, но не знал, что я на свободе, что не болен и доволен жизнью.

Мама… В её сумеречном сознании была только одна мечта: увидеть своего сыночка. С намокшими глазами я пообещал ей, что обязательно навещу её. Мама успокоилась, душа её перестала мучиться неизвестностью.

Поговорил я и с братом. Брат чуть не запрыгал от радости, узнав меня. Я не знал, что Жорка тоже меня любит. Просто он ревновал меня к Лиске.

Лиска не ответила мне. Я рискнул, и посмотрел на икону. Мама строго смотрела на меня. Тогда я закрыл глаза, взял в руки свечку, посвящённую Ниночке, и меня охватила радость. Мне показалось, что моя любимая подружка рядом, сейчас обнимет меня сзади, поцелует.

Чувство было таким натуральным, что я с трудом удержался, чтобы не обернуться.

Пообщавшись с каждым отдельно, я составил свечки все вместе, поставив Лискину и Ниночкину в центр, и закрыл их ладонями. И тут же пушистое тепло согрело мои ладони.

Я тихо радовался, что Ниночку признали и полюбили все.

Посмотрев на икону, увидел, что она не изменилась, не было там Лиски со мной на руках, просто лицо Мамы ожило, она ласково смотрела на нас со Светой, и сама икона показалась мне не иконой, а маленьким окошком в другой мир.

Я покосился на Свету. У неё тоже горели свечи, из глаз текли слёзы, а на губах играла счастливая улыбка.

Чья-то ладонь опустилась мне на голову. Это подошёл священник, и накрыл наши со Светой головы, благословляя нас.

В церкви было пронзительно тихо. Все смотрели на нас, на то, что на наши молитвы откликнулась Мама.

Мы поднялись с колен, священник поцеловал наши лбы, перекрестил нас.

- Спасибо вам, дети мои! – поблагодарил он нас. Нам-то было всё равно, наши сердца были переполнены радостью, тем не менее, я понимал, что сюда потянуться верующие со всего Приморья.

Выйдя, мы обернулись и перекрестились, как могли, на крест над куполом церкви.

- Мне папа всегда говорил, что Бог в сердце человека, и в церковь ходить не обязательно, - сказала Света, - а теперь я даже не знаю, что и думать. Или это ты сделал? – строго посмотрела девочка на меня.

- Что ты! – ответил я, - Церкви построены так, чтобы возникал резонанс между Сферой Разума, и живыми людьми. У них конструкция такая, и место выбирали не как попало, а именно там, где сходятся силовые линии Ноосферы. Просто надо отделять мракобесие от Истинной Веры, Светик! Ты ведь разговаривала с папой, я видел!

- Да, Саша, он уже скоро придёт. Он сказал, что очень-очень скучает по мне и маме. И ещё я говорила с братом…

- С братом?!

- Да, у меня был брат, он умер пять лет назад, мы были двойняшками. Наверное, если были бы близнецами, я тоже бы не выжила. Сашенька, ты только не говори маме, ладно?

- Ладно, только она уже знает. Ты же говорила с ней?

- Да, я пожелала ей долгих лет жизни и здоровья.

Мы спускались с сопки, уже радостные и довольные жизнью. С моих плеч будто гора свалилась.

Жалко было только, что Лиска, к которой я так привык, больше не вернётся ко мне.

Потому что там опять поселился вредный и ехидный второй я.

Мы со Светой так и сделали, как планировали: доехали до остановки Лазо и зашли в маленькое летнее кафе. Здесь же был летний кинотеатр.

Взяв по мороженому с сиропом, мы устроились за столиком, который, как всегда, был для нас высок, медленно кушали мороженое, зачерпывая ложечками из вазочек.

Здесь мороженое было относительно дорого, и большой очереди не было. На нас никто не обращал внимания. В эти годы никого не удивляли маленькие дети, гуляющие без взрослых, даже младше нас, а мы уже считались большими.

Съев мороженое, мы, взявшись за руки, пошли, мимо музея, мимо подводной лодки С-56, дальше, по Корабельной Набережной, вдоль которой выстроились военные корабли.

Неспеша дошли до вокзалов.

Сначала зашли на морвокзал. Здесь, у стенки, стоял теплоход прибрежных линий «Хабаровск», уже в эти годы старый, но я знал, что на нём есть каюты первого класса, с санузлом, с душем.

Зашли в огромный полупустой вокзал, посмотрели расписание. Оказалось, отходит сегодня, после обеда.

- На пароходе бы, до Находки! – мечтательно произнёс я. Мелькнула мысль, то всё моё при мне, можно взять билет, забрать рюкзак из камеры хранения, и отправиться в дальнейший путь.

- Саша! – крепко сжала мою ладонь Света, - Останься до завтра! Ну, пожалуйста! Я ещё хочу побыть с тобой. А завтра попросим маму купить тебе билет, если не продадут нам. А на пароходе я бы с тобой поехала, - мечтательно закончила она.

- Ты качки не боишься? – улыбнулся я, на что Света пожала плечами.

- Я сам не знаю, куда я еду, Светик, возможно, мне придётся ночевать под открытым небом.

- Да какая разница, Саша! – раздражённо сказала Света, - Прости, я не собираюсь забирать тебя у Ниночки, хочу, чтобы у меня снова был брат!

- Света, это от нас не зависит, на это у тебя есть мама и папа. Они всё решают за нас, - я взял руки Светы в свои, подышал на них, успокаивая девочку.

- Пойдём, посмотрим расписание автобусов, попробуем взять билет на завтра.

- На завтра? – растерянно спросила Света.

- Да, на завтра, не на сегодня же!

Встали в очередь в кассу предварительной продажи билетов.

- А вы куда, молодые люди? – удивилась кассирша.

- Один билет в Находку, на десять, пожалуйста, - протянул я деньги, встав на цыпочки.

- Документы есть? – я протянул удостоверение на имя Саши Минакова. – У нас соревнования в Находке, - соврал я.

- На все соревнования ездят организованными группами, не ври!

- Но я отстал! Мы с двоюродной сестрой гуляли по городу, вот и отстал от своих!

- Почему тогда на завтра? Да ещё на десять? – язвительно спросила кассирша.

- Вообще-то я живу в Находке, соревнования будут только послезавтра, а мы с сестрой очень соскучились, - оправдывался я, - неужели вы думаете, что я сбегаю от такой девочки?!

- Не думаю, - согласилась кассирша, - но пусть лучше мама девочки придёт!

- Но она занята! Я опоздаю! – возмутился я, а сзади на меня уже стали ругаться:

- Мальчик, не задерживай очередь!

- Вам надо, а мне нет?! – чуть не со слезами спросил я, - Детей уже за людей не считают! Я домой еду, а меня не пускают! А если бы я потерялся? Так бы и оставили ночевать на улице, не пустив в автобус?!

- А в чём, собственно дело? – спросил мужчина, который стоял позади меня, - Почему не продаёте билет?

- Не положено детям продавать билеты, только взрослым! Вдруг потеряется?

- А если взрослый ему купит, не потеряется?

- Со взрослого и спрос! – ответила кассирша.

- Вот видишь, малыш! – обратился ко мне мужчина.

- Я не малыш! – возмутился я, - Я весь Союз проехал, и не потерялся, а вы… - Я не выдержал, и отошёл в сторону.

- Сашенька, не плачь, - утешала меня Света, - попросим маму, она приедет и купит тебе билет.

- Я не плачу! – сердито вытер я глаза, - Просто обидно!

- Мальчик! – позвал меня мужчина, который ругался на меня в очереди, - Возьми билет, вместе поедем! Я обещал за тобой присмотреть. Не отстанешь?

- Что я, маленький, что ли? – улыбнулся я сквозь слёзы, подавая мужчине пятёрку, - Мне, вообще-то, до Душкино. Я в Тафуин еду.

- Надо было на 241 рейс билет брать! Обменять?

- Нет, не надо, он рано идёт, боюсь не успеть, нам со Второй речки добираться.

- Ну, предупредил бы, там останавливается автобус, не обязательно сюда ехать. Если хочешь, я предупрежу водителя. Сам я живу в гостинице, в рейсе был, теперь домой еду. Ну, что, Саша? – улыбнулся он.

- Наверное, всё-таки сюда приеду, – сказал я. – Вдруг, не остановится!

- Остановится! – засмеялся мужчина. – Меня тоже Саша звать, кстати, а как твою сестрёнку?

- Света! – радостно заулыбался я, счастливый, что так всё удачно вышло.

- До завтра, Саша, - попрощался с нами дядя Саша, а я начал было, здраво мыслить. Но не успел.

- Саша, ты меня удивил, - озадаченно сказала Света, - плакать из-за такой мелочи!

- Сам не знаю, как получилось, - всхлипнул я, - прости.

- Пойдём, умоешься, - повела Света меня к туалетам. Туалеты были в самом низу здания вокзала, откуда был выход на перрон.

Когда умывался, заметил в зеркало мужчину лет тридцати, который смотрел на меня.

Оглянулся. Никого, только дверь закрылась. Вот лицо мужчины я не запомнил, хотя показалось, что где-то его видел. Нервно подвело живот, я ругал себя последними словами, что расслабился, пошёл на вокзал в своём естественном виде. Зачем тогда обманывал столько хороших людей?!

Чтобы вот так подставиться?

Выскочив из туалета, едва просушив лицо и руки, спросил Свету:

- Кто сейчас выходил из туалета?

- Только ты, - удивилась Света. Зайти снова в туалет и проверить кабинки я побоялся.

Может быть, тот человек не признал меня, а если я начну проверять, кто там прячется, наверняка выдам себя.

«Эх, Лиска, как мне тебя не хватает!» - вздохнул я.

«Всё бы ты на кого-то надеялся!» - сказал мне второй «я». Пришлось с ним согласиться.

- А что случилось? – насторожилась Света.

- Не знаю, возможно, показалось, - оглянулся я вокруг, - надо было девочкой…

- Ничего уже не изменишь, - рассудительно сказала Света, - куда пойдём?

- Хотел пройтись по Набережной, теперь даже не знаю.

- Если боишься, поехали домой, - вздохнула девочка. Я удивлённо посмотрел на неё:

- Я за тебя боюсь, Светик, я выкручивался ещё не из таких переделок, но, если опасность будет угрожать тебе, не знаю, что делать!

Пока разговаривали, я следил за людьми, которые входили и выходили из туалета, но никого подозрительного не заметил.

- Пошли! – решительно взял я Свету за руку, и повёл на выход.

Всё же я решил пройтись по Набережной, потом дойдём до остановки троллейбуса, и поедем домой.

Перейдя привокзальную площадь, мы пошли вверх по 1-й Морской, неспешной походкой.

Дошли до верха, подошли к спуску на платный пляж ТОФ. Посмотрели сверху, как ныряют с вышки мальчишки, пошли дальше.

- Пойдём лучше на наш пляж, ладно? – попросила меня Света, - Я без купальника. Хорошо мальчишкам, хоть без ничего купайся!

- Не вижу разницы! – пожал я плечами.

- Потому так и говоришь! - заметила Света. Развеселясь, она шла вприпрыжку.

Погуляли по Спортивной Гавани, посмотрев на общественный пляж, мы пошли на остановку.

Заглянули по пути в пельменную, но там была очередь от входа. Решив не терять времени, сели на троллейбус и поехали домой.

Мы уже немного устали, я не крутился на месте, сидел смирно, думая, что делать. Ехать завтра, или перенести поездку?

Самое разумное было бы отложить поездку, попросив Софью Васильевну купить другой билет, можно на поезд. Жаль, пароход уйдёт. А на поезд им придётся меня провожать, потому что он уходит поздно вечером.

- О чём задумался, Сашенька? – взяла меня за руку Света.

- Да так, устал, что ли, - невнятно пробормотал я.

- Тебя можно утомить? – засмеялась Света, - Сейчас покушаем, и на пляж! Да, Саш?

- Да, Светик, пойдём, искупаемся! – улыбнулся я девочке, - Вот и наша остановка!

Дома нас ждал замечательный обед, и радостное сообщение, что завтра приходит папино судно.

Света радостно завизжала, захлопала в ладоши и запрыгала на месте. Потом она крепко обняла меня со словами:

- Это всё благодаря тебе!

А я понял, что завтра здесь буду лишним, и, как бы не уговаривали меня остаться, я уеду.

- Мама, мы поедем завтра провожать Сашу? – спросила Света.

- Конечно, доченька, там ведь будем папу встречать! – ответила мама.

Радостная Света хотела, чтобы я разделил её радость, и я делал вид, что рад, хотя в горле стоял комок.

Пообедав, мы стали собираться на пляж.

Я переоделся в «сиротскую» одежду, чтобы можно было не беспокоиться за неё, задумался, в чём купаться.

- Да в этих трусах и купайся, - решила за меня Света, - все пацаны так купаются.

- Там есть, где переодеться? – спросил я.

- Там кусты растут, - был ответ, - и запомни, ты мой брат.

- Двоюродный? – уточнил я.

- Да, - подумав, ответила Света, - родного бы давно знали.

Свой рюкзачок я оставил дома, положили в пляжную сумочку Светы покрывало, сменку, полотенце, бутылку минералки, и пошли на пляж.

Шли мы вдоль русла Второй речки, ещё не всю забранную в бетонный коллектор, вода была чистой, да и сама речка была полноводной.

Говорят, в этой речке лет двадцать назад ловили красную рыбу. Сейчас ещё, бывает, заходит, по привычке.

Дойдя до устья, увидели здесь немало ребят и девчат. Песчаный пляж был невелик, может, метров сто по обе стороны русла речки, зато чистый, без мусора. В эти годы детей не баловали всякими закусками, когда они собирались на пляж. Даже воду не каждый догадывался взять. Да и брать было не во что, пластиковых бутылок не было, а стекло старались не бить, потому что большинство детей бегали босиком.

Здесь нашлись подружки Светы, возле них мы и расположились. Конечно, любопытные девочки начали засыпать её вопросами, откуда у неё взялся брат, о котором никто никогда не слышал.

На что Света ответила, что сама про меня ничегошеньки не знала до недавнего времени.

Девчонки только бросали на меня заинтересованные взгляды, но на контакт не шли, тогда я оставил Свету болтать с подружками, а сам пошёл купаться с пацанами.

Накупавшись, они стали расспрашивать меня, откуда я приехал.

Я ответил, что еду в Находку, к родственникам, а сюда заехал, потому что случайно, в поезде, познакомился со Светой, и оказалось, что она моя двоюродная сестра, когда разговорились с её мамой.

- Мы со Светкой в одном дворе живём, но она с нами не дружит, всё с девчонками, - сказал один из мальчишек, - а тут смотрим, приходит с пацаном! Думали, она с кем-то подружилась, с посторонним!

- Хотели побить? – засмеялся я. Ребята тоже развеселились. Не тот ещё возраст, чтобы женихов отваживать.

Тут принесли мяч, и предложили сыграть в волейбол. Я решил пригласить Свету.

Света лежала на покрывале, одна, и дула губы. Подружки ушли купаться, она ждёт меня, а я её бросил…

- Пойдём, в мяч поиграем! – позвал я её.

- Не хочу, - отвернулась Света.

- Пойдём купаться, - предложил я.

- Не хочу!

- Тогда пойдём домой, мне надо собраться в дорогу, погладить вещи…

- Пойдём лучше купаться! – решила девочка, - Мне жарко!

- А что ты с девчонками не пошла?

- Догадайся, - буркнула она, взяв меня за руку.

Света неплохо плавала. Оказывается, она ещё и в бассейн ходит.

- Как у тебя так получается? – смеялся я, - И на спине узоров нету!

- Девочек не надо заставлять, нам самим интересно учиться! – отвечала Света.

- Когда интересно, тогда да! – согласился я, вспоминая, что мне тоже было жутко интересно узнать некоторые вещи, но они доходили до меня или через ноги, или выше.

Накупавшись, я сбегал в кустики выжаться, потом встал в ряды игроков в мяч.

Не успели мы повеселиться, подошли подростки, и забрали у нас мяч.

- Это их мяч? – спросил я у погрустневших ребят.

- Это мой, - сказал мой ровесник, Петя, - теперь до вечера не отдадут, специально.

- Почему это? – удивился я.

- Потому что старшие, - пожал плечами Петя.

- С вами не играют?

- Нет. Сейчас наиграются, положат мяч, и не дадут нам.

- Пошли, - решительно сказал я, и пошёл за мячом, потому что не верил, что в этом прекрасном городе есть такая несправедливость.

- Саша, ты куда? – догнала меня Света.

- Пойдём, заберём мяч, я думал, это их, а оказалось, Петькин!

- Но они большие!

- И что? – развернулся я к Свете, - Значит, им всё можно?

- Побьют! – предупредила Света, не покидая, всё же меня.

Я встал возле кружка подростков, которые перекидывали мяч друг другу, смешно подражая взрослым. Когда мяч летел к мальчишке, который стоял рядом со мной, я оттолкнул его, и забрал мяч.

- Ваш время истекло! – заявил я, весело на них глядя. Конечно, поднялся гвалт и ругань, из которых самое приличное было «сопляк».

- Давай сюда мяч! – попытался схватить его тот мальчишка, у которого я его забрал.

- А ты отними! - задорно сказал я, весело улыбаясь. Мальчишка снова попытался отнять мяч.

Тогда я решил повеселиться, заодно и размяться, и крикнул:

- Ребята, кто отнимет у меня мяч, будет им играть до вечера! Даю десять минут!

Подростки, с рёвом, кинулись на меня.

Смешные такие! Если бы не Света, раздел бы, до того медленно двигаются!

Сначала я бегал и смеялся, потом встал на одном месте и играл с мячом, а ребята бегали вокруг меня.

Когда, по-моему, десять минут прошло, тем более, что мальчишки уже начали выдыхаться, я отдал мяч Свете, и крикнул:

- Девочка поймала мяч! Ей играть!

Но раздосадованный подросток лет пятнадцати не смирился с поражением, хотел отобрать мяч у моей подружки. Пришлось повалять его в песке.

- Эта девочка – моя сестра, - объяснил я, - кто тронет, сильно пожалеет!

Пацаны оказались понятливыми, никто не возразил мне. Мальчишка, которого я возил в песке, подтянул плавки, которые едва не спали с него, и с независимым видом пошёл купаться.

Мы со Светой тоже пошли в воду, очень было жарко. Там начали перекидываться мячом, потом к нам присоединились наши знакомые, а затем и подростки.

Нормальные были пацаны, просто принимали нас за несмышлёных детишек.

С тяжёлым чувством я видел, что день подходит к концу. Что-то меня беспокоило, что-то я не учёл.

Неужели меня выследили?

- Саш, ты что опять загрустил? – спросила Света, когда мы опять валялись на покрывале.

- По тебе, Светик, загрустил, - улыбнулся я, - не хочется расставаться.

- Так не расставайся! – вскинулась девочка, - Кто тебя гонит?!

- Любопытство, Свет, любопытство.

- Что ты там хочешь найти? Не расскажешь?

- Отчего же, расскажу. Только не что, а кого.

- Кого? – лицо у Светы вытянулось.

- Себя, Светик! – засмеялся я, ничуть не соврав на этот раз.

- Издеваешься над глупой девочкой! – засопела Света.

- Ничуть, - серьёзно сказал я. – Когда найду, всё тебе расскажу, и даже покажу. Фотографию.

- Я буду ждать, Сашенька!

- Если там задержусь, я напишу тебе, Светик! Но, мне кажется, еду я туда ненадолго. Всё так сложно, Свет, что даже я сам не могу разобраться. Столько сюда стремился, а сейчас, в шаге от разгадки, боязно.

- Ты, разве, чего-нибудь боишься? – удивилась Света, заглядывая мне в глаза.

- Если бы ты знала, как я боюсь, если из-за меня кто-то из моих друзей пострадает! Из-за этого я уехал от Ниночки, хотя меня хотели устроить в школу-интернат со спортивным уклоном, где она живёт и учится! Если бы ты видела, как она плакала!

- Ты жестокий! – обвинила меня названная сестрёнка. Я помолчал, потом сказал:

- Я выпросил у Мамы, чтобы мы не тосковали друг по другу, а радовались, что мы есть на свете. А что ты попросила у Мамы? Или это секрет? – повернулся я к Свете. Но в это время куча детей и подростков прибежала к нам, и нас потащили опять играть. Сначала в волейбол, потом в догонялки. Старшие сначала смеялись над нами, потом сами решили размять старые косточки.

Когда уже солнце вплотную приблизилось к горам за заливом, мы в последний раз выкупались, ипосле чего решили обсохнуть и идти домой.

- А ты знаешь, что там живут леопарды? – спросил я Свету, показывая в сторону Славянки.

- Где там? В Корее, в Китае?

- Зачем в Китае, в районе Хасана, там заповедник «Кедровая падь», вот там они и живут!

- Сочиняешь ты всё, Сашка! Пошли домой, уже поздно.

Домой шли всей толпой. Ребят спрашивали, приду ли я завтра на пляж, на что я ответил, что завтра уезжаю. Пацаны огорчились, им понравилась игра в «а ну-ка, отними!».

В нашем дворе жили несколько мальчишек и девочек. Они тепло с нами попрощались, и разбежались по домам.

Дома мы помылись, горячая вода была, я переоделся в свой серенький костюмчик, купленный по совету Лиски, с шовчиком поперёк пуза.

Мы ужинали салатом из свежих овощей, а Света рассказывала маме, какой я ловкий и смелый мальчик, как помирил всех ребят на пляже, которые долгое время не ладили друг с другом.

Я слушал и ел, даже не краснея.

Наконец я отвалил от стола, охлопав себя по животику:

- Всё, больше не могу!

- Чем думаете заняться? – спросила мама.

- Мало ли занятий? У Светы куча журналов, книги есть, просто поговорить можем, нам не скучно вдвоём!

- Неужели за день не наговорились? – удивилась Софья Васильевна. Мы со Светой удивлённо переглянулись и отрицательно покачали головами.

- Как я вам завидую, - вздохнула мама Светы, - а я сейчас пойду смотреть телевизор.

Что там смотреть? – подумал я, - Показывают с девятнадцати до двадцати трёх, московские передачи. И, кажется, вторая программа, местная работает. Нет, мы лучше так, вживую пообщаемся.

- Софья Васильевна! – обратился я к ней, - Если не сложно, узнайте адрес детского дома, куда мне можно попроситься.

- Саша! – укоризненно произнесла Света.

- Саша правильно говорит, он очень практически смотрит на вещи. Хорошо, я узнаю, Саша.

- Мама! – вскочила Света, - Ты отдашь Сашу в детский дом?!

Света сорвалась с места и убежала в свою комнату, хлопнув дверью.

- Зачем ты при ней завёл этот разговор? – упрекнула меня её мама, - Теперь иди, успокаивай свою принцессу.

- Всё равно узнает, - пожал я плечами. – Может, лучше, когда уже будет готова к такому?

- Я думала, страшней того, что я пережила, не бывает, - задумчиво произнесла Софья Васильевна, - но, послушав тебя, не представляю, как так можно жить?

- Как? – я уже направился к Свете, но остановился.

- Если всё, что ты рассказал, правда, ты живёшь в постоянном напряжении, так?

- Вы правы, стоит мне расслабиться, и мне конец. - согласился я, - Это одна из причин, по которой я не могу у вас остаться надолго, - Софья Васильевна тяжело вздохнула, кивнув, и отвернулась к окну.

Света лежала на своей кровати, свернувшись клубком и отвернувшись к стене.

Я сел рядом с ней, стал гладить её по мягким волосам.

- Предатели! – глухо бормотнула она. Девочка не плакала, но видно было, что была сильно расстроена.

- Светик, сядь со мною рядом, - ласково попросил я, зная, что девочке очень нравится, когда я её так называю. Света поднялась, села рядом, привалившись ко мне плечом. Глаза всё-таки были на мокром месте.

- Светик! – мягко сказал я, обнимая её за плечи, - Ты же умная девочка! Дело не в твоей маме, не в твоём папе, даже не во мне. Я же не котёнок, которого можно взять на улице, и оставить у себя жить! Пойми, я сейчас даже себе не принадлежу. Боюсь, меня даже в этом детском доме не оставят, отправят по месту жительства… - меня передёрнуло, когда я представил, что меня отправляют в «Столыпинском» вагоне. - Даже если твои родители подадут заявление на моё усыновление, сначала надо меня положить на место, понимаешь? И сам процесс очень длительный. Светик?

- А нельзя, что ли, чтобы ты всё это время пожил у нас?

- Нельзя. Это будет расценено, как похищение. У твоей мамы будут неприятности. У нас всё делается для детей. Когда меня поймают, я не говорю о своих врагах, я говорю об опекунском отделе, об отделе по делам несовершеннолетних, меня поместят в приёмник-распределитель, под замок, вместе с малолетними преступниками, для выяснения личности. Потом отправят, как беглеца, под конвоем, в мой родной детский дом. Там посижу недельку на хлебе и воде в сыром карцере, чтобы неповадно было бегать, и пойду в спецшколу. А вот если я сам приду, будет совсем другой разговор. Поэтому, Светик, не расстраивайся, не могу я долго задерживаться на одном месте, человек не иголка, участковый уже завтра будет знать, что у вас живёт какой-то малолетний родственник. А у них на меня ориентировка! Поняла, маленькая моя?

- Поняла, не такая я глупая. Но лучше было бы, если бы ты был котёнком… - Света приникла ко мне, я уткнулся в её чистые волосы лицом, не смея поцеловать девочку.

- Я очень опасный котёнок, Светик, но, если меня оставят в городе, мы сможем встречаться, тебе разрешат приходить ко мне в гости, и мне, к тебе, если буду себя хорошо вести.

- Правда? – отстранилась девочка от меня, с надеждой посмотрев в глаза.

- Правда! – улыбнулся я, - Главное, чтобы оставили.

- Я буду очень просить маму! – воскликнула Света, обрадовавшись.

- Ну вот, и решили! – мне тоже стало радостно от того, что Света успокоилась. – Может, пойдём, попьём чай? А то забыли! – и мы побежали на кухню, допивать остывший чай.

В этот вечер нам было не до книг и журналов, мы сидели рядышком, или разговаривая о всяких мелочах, или просто молчали, нам было хорошо вместе.

Одновременно с этим я прокручивал в голове сегодняшнюю покупку билета на автобус.

То, что я раскрылся, очевидно. Зачем, спрашивается, я поднял скандал? Опозорился перед девочкой, люди обратили внимание на то, что я хочу уехать один, без взрослых. Одно дело, когда в автобус тебя сажает взрослый человек, просит водителя присмотреть за ребёнком, и совсем другое дело, когда ребёнок проявляет самостоятельность. Много вы видели таких детей в мирное время?

Что бы я сделал на месте своего брата? Который мой смертный враг?

В автобусе, в такой тесноте, даже не узнаешь, кто тебе сделал укол. Соседу это делать легче всего. Вколол снотворное, и спи, мальчик, до конечной остановки!

«Что с ребёнком?».

«Он смертельно устал!».

Совершенно расхотелось мне ехать этим рейсом. Тревожно, а ехатьуезжать надо, чувствую, скоро найдут меня, не те, так другие.

- Саша, ты о чём задумался? – встревожилась Света.

- Надо всё переиграть! – решительно сказал я, вставая.

- Что переиграть? – растерялась девочка, - Мы ни во что не играли…

- Я имею в виду другую игру, пошли к маме.

Выслушав меня, мама вызвала такси и уехала на вокзал. Я сидел, как на иголках. Работает ли касса? Остались ли билеты на утренний рейс?

Все сомнения разрешились, когда вернулась мама и велела мне собираться. Поеду поездом.

Света не выдержала и расплакалась. Она надеялась, что ещё у нас будет целая ночь вместе.

- Будешь плакать, не возьму тебя с собой! – нахмурилась мама. Глаза у Светы тут же высохли.

- А тебе надо опять стать девочкой, - обратилась она ко мне. Я был согласен на всё.

Софья Васильевна усадила меня перед трельяжем, и нарисовала лицо симпатичной девочки, мне надели очки, поправили причёску. Потом я переоделся в клетчатый костюм с тесными плавочками и колготками, чтобы, даже случайно, не выдать то, что я вовсе не девочка.

Интересно было бы узнать, напрасны мои страхи, или нет? Думаю, узнаю, я ведь назвал свой конечный пункт, придурок!

Я вдруг вспомнил лицо, мелькнувшее в зеркале, и где его видел. В поезде, где он задирал юбку рыжей Саши! Всё же основательно за меня взялись! У меня даже ноги на миг ослабели.

А дядя Саша? Который мне билет покупал? Вполне может быть, что он ни причём. Долго ли взять билет на тот же автобус, и по-тихому сесть рядом со мной:

«Это место занято… ой!» - говорю я, почувствовав укол.

«Извините, перепутал!» - отвечает мужчина, вставая.

А я уже сплю, с глупой улыбкой на устах.

На ночной вокзал мы поехали все вместе. Зашли забрать мой рюкзак, который хранился в автоматических камерах хранения, благо, время хранения ещё не вышло.

Затем пошли ждать, когда подадут поезд под посадку. Света не отпускала мою руку, как будто я мог убежать раньше времени.

- Светик, да не расстраивайся ты так! – шептал я ей на ушко, - Встретимся мы ещё!

- Ага! Не расстраивайся! – возражала девочка, - Только нашла братика, и снова теряю!

- Я не потеряюсь, слово даю! – успокаивал я названную сестрёнку.

Наконец, объявили посадку. Мама Светы попросила проводницу присмотреть за маленькой девочкой, по возможности определить в семейное купе. Проводница обещала присмотреть за мною, я попросил разбудить меня на станции «Находка».

Света, на прощанье, крепко обняла меня, мама тоже, шепнув:

- Не пропадай навсегда, ладно? – я пообещал.

- Славная из тебя получилась девочка! – улыбнулась мама, и я вошёл в вагон, нашёл там своё место и сел на лавочку, ожидая, когда тронется поезд. Помахав мне на прощанье рукой, мои новые родственники уехали домой. Честно говоря, мне хотелось к ним, хоть бы ещё на одну спокойную ночь!

Пришла проводница, поменяла меня на мужчину, а меня перевела в купе, где ехала мама с двумя мальчишками. Мальчишки были, один немного старше меня, другой младше, возбуждённые предстоящей поездкой, и в то же время сонные. К счастью, они не задевали меня, сидя у окна, только с любопытством поглядывали в мою сторону. Я сидел, как положено воспитанной девочке, не вертел головой и не задавая глупых вопросов.

Когда мама мальчиков ушла получать бельё, старший рискнул спросить у меня:

- Ты что, одна едешь? – я скромно кивнул.

- В гостях была? – я снова кивнул.

- А мы в цирк хотели сходить, а он не приехал, - вздохнул младший, - ты была в цирке?

Я подумал. В этой жизни мне не довелось сходить в цирк. Ребята из детдома ходили, а я был чем-то занят.

- Нет, - сказал я, - мы с сестрой гуляли по городу, купались в море, даже в кино некогда было сходить.

- А где ты в Находке живёшь? – поинтересовался старший мальчик, но в это время пришла мама с бельём, и мы начали устраиваться на ночь. Мне маленькие джентльмены без разговоров уступили нижнее место, хотя мне было безразлично, где спать. Я настолько привык к поездам, что они были для меня уже вторым домом.

- Как тебя зовут? – шёпотом спросил старший мальчик.

- Саша, - ответил я.

- Саша? – улыбнулся мальчик, - Меня тоже Саша, а брата Виталиком. Ты не сказала, где живёшь.

- Я в Гайдомаке, не в Находке, - решил я сказать, - мне ещё на автобусе потом ехать.

- У-у-у, - прогудел мальчик Саша, - далеко! Я знаю, где это, нас папа туда иногда возит на машине, к бабушке, когда бывает дома. У нас во Владивостоке тоже тётя живёт. Ты где жила во Владивостоке?

- На Второй речке.

- А мы на Корейке! – улыбнулся Саша, - Знаешь, где это?

- Первая речка?

- Да! А в Находке на 44 участке…

- Саша, отстань от девочки! Она, наверное, устала, хочет спать.

- Мама, а её тоже Саша звать! – познакомил мальчик меня со своей мамой.

- Очень хорошо. Саша, ложись. Или стесняешься мальчишек?

- Немного, - покраснел я, на самом деле не желая раздеваться под любопытными взглядами мальчишек.

- Они отвернутся. Саша, Виталик!

- Мы выйдем, ложитесь, - буркнул Саша, выходя из купе. Виталик показал мне язык.

Я быстро разделся и юркнул под одеяло, отвернувшись к стенке.

- Спокойной ночи, - сказала мне мама мальчиков.

- Спокойной ночи! – опомнился я. Женщина выключила свет и пригласила ребят.

- Саша! – услышал я Сашин шёпот.

- Саша! – строго окликнула его мама, - Не приставай к девочке!

- Ну, мам… - Виталька на это гнусно захихикал. Я молчал. Не стоит заводить таких знакомств. Я ведь не девочка, хватит мне одного Родика!

Саша перестал мешать мне, и я быстро заснул, решив, что о том, что буду делать завтра, подумаю завтра.

Утром я проснулся, когда все ещё спали. Быстро одевшись, пошёл умыться, но опоздал.

- Что, проснулась уже? Умыться хочешь? Дома умоешься, туалеты уже закрыты.

Поезд медленно крался по предместьям города. Вот и станция «Находка». Мне на следующей выходить. Проводница зашла вслед за мной и разбудила маму мальчишек. Мальчишки крепко спали, у Саши свесилась рука и сползло одеяло. Хотелось поправить, но для меня было высоковато, да и постеснялся.

Мама стесняться не стала. Одевшись, она стянула с ребятних одеяла и объявила подъём.

- Не слишком рано? – спросил я. – Вам ещё долго ехать.

- Нормально. Или ты Сашу боишься? – лукаво спросила мама ребят.

- Никого я не боюсь, - вздохнул я, - они так хорошо спали, жалко было будить. А мне сейчас выходить.

Я поднял полку, вынул рюкзак. Путешествие прошло благополучно, будем надеяться, на время меня потеряют. Поезд уже подходил к станции «Бархатная».

Саша, как был, в трусах и майке, спрыгнул с полки, и с серьёзным видом попрощался со мной. Виталик смущённо смотрел сверху.

- А ты говоришь, зря разбудила! – смеялась их мама.

- Папа обещал нас отвезти к бабушке, - сказал мне Саша, - может, увидимся?

- Может быть, увидимся, - согласился я, - только ты меня не узнаешь.

- Почему? – удивился мальчик.

- Секрет! – улыбнулся я, подавая ему руку. А он не догадался, видимо спросонья, ни назвать своего адреса, ни спросить мой. Мама не подсказала, ну а мне не захотелось разочаровывать мальчика.

Поезд остановился, и я пошёл на выход, тепло попрощавшись с соседями по купе, не забыв проводницу поблагодарить за такое приятно соседство.

Семья.

Подойдя к новенькому, только что открывшемуся автовокзалу, я сразу пошёл в туалет, на этот раз не перепутав, в женский. Там ещё стояли чистые раковины для умывания и зеркала. Кабинки здесь закрывались, не то, что в мужском. Осмотрев себя в зеркале, слегка поправил смазанный макияж, думая, где переодеться.

Получалось, только по приезду, где-нибудь на пляже.

Выйдя в зал, я купил билет на сто второй маршрут, и вышел на стоянку автобусов. Билеты, конечно, на пригородные маршруты, продавали без мест, а подошёл ПАЗик.

Пассажиры ломанулись на штурм, автобус зашатался, меня прижали к борту, погнули очки, еле протиснулся внутрь. Места для инвалидов и пассажиров с детьми, конечно же были заняты крупными тётками, как и остальные места. Мой рюкзак всем мешал, на меня ворчали, «не замечая», что перед ними маленькая девочка.

Кое-как освободившись от рюкзака, пристроил его возле ног, вцепившись в ручку на спинке сиденья.

Но в автобус всё запихивались пассажиры, и меня проталкивали всё глубже в хвост.

На последнем сиденье заняли места молодые парни в матросской форме, курсанты, по-видимому. Увидев меня, с огромным рюкзаком, один из них, не спрашивая моего разрешения, посадил меня к себе на колени. Знакомиться со мной никто не спешил, всё равно из-за шума ничего не было слышно.

Воспользовавшись случаем, я поправил очки, и решил посмотреть на того, кто меня выручил. Посмотрев, я замер на месте.

- Фантастика! – громко сказал я, отвернувшись. Потом посмотрел ещё раз, сквозь очки.

Мой старший брат заметил моё внимание, наклонился ко мне, думая, что я хочу что-то спросить.

- Вас Виктор зовут? – уточнил я.

- Да, - удивился брат, - ты меня знаешь? – я кивнул. В этом не было ничего удивительного, посёлок Тафуин небольшой, трудно не заметить соседа.

По всему выходило, что сегодня воскресенье, курсанты едут на побывку.

Так значит, баня сегодня не работает? А я-то думал… Как теперь быть? Дом находится возле бани, сходив помыться, можно было понаблюдать за домом, сидя на лавочке, не вызывая подозрений.

Теперь надо импровизировать.

Автобус, наконец, тронулся, не в силах вместить всех желающих. Двери со скрежетом закрылись, и мы поехали, трамбуя пассажиров.

- Тебя как зовут? – спросил меня мой брат.

- Саша! – ответил я, веселясь.

- У меня есть брат Саша! – оповестил меня Виктор, и до меня дошло, что Витя не мой брат, двойник моего брата, а его брат Саша – мой двойник.

- Ты похожа на Сашу! – заявил Витя.

- Конечно! – серьёзно сказал я, - Я и есть Саша! – Витя засмеялся, не поняв, что я говорю совершенно серьёзно.

На этом наш разговор заглох, потому что не хотелось кричать.

Через некоторое время автобус заполз на Американский перевал, потом осторожно начал спускаться. Первой остановкой был посёлок Новолитовск.

- Вы здесь будете жить! – крикнул я Вите.

- Да? Что я здесь забыл? – удивился Витя. Я пожал плечами:

- Сама удивляюсь!

Впрочем, в этом мире всё может пойти совсем по-другому, и тогда, может быть, Виктор будет работать в море!?

Как знать? Надо быть осторожнее с пророчествами.

Люди выходили, становилось свободнее. Я поблагодарил Виктора, пересел на освободившееся сиденье. Мне казалось, что я еду домой. Всё было знакомым, один в один с моим старым миром.

- Дайте мне хоть неделю! – попросил я вслух, неизвестно, к кому обращаясь, - Я только посмотрю на живых маму и папу, и мне больше ничего не надо, поеду сдаваться!

И вот она, последняя остановка. Денёк выдался жаркий, уже наверно, за тридцать. А я в колготках, в давящих плавочках.

Витя помог вынести рюкзак, взгромоздил его на меня:

- Тебе далеко? Помочь?

- Спасибо, я сама, - отказался я, мне что, попросить донести рюкзак до его дома? Вот был бы сюрприз!

Подождав, когда они, с друзьями, разойдутся, позабыв о моём существовании, я пошёл по низу, по улице Луговой. Тополя здесь были высокие, тенистые. В конце улицы было видно море.

Подошёл к бане. Да, закрыта. Вот, расписание: среда, четверг, женские дни, пятница, суббота - мужские. Замечательно! Надо же было так попасть! Нет, чтобы вчера…

Вспомнил Свету, как хотел уехать позавчера, храм. Нет, не получилось бы.

Рассеянно посмотрел на родной дом и замер. Это не мой дом! Мой был без мансарды!

Зачем здесь мансарда? И тут увидел, как во двор выбегают два ребёнка, младше меня, года на два, на три, как они бросаются к Виктору, который уже дошёл до своего родного дома..

Застыв, я понял, что места для меня здесь мне не осталось совсем. Этих детей у нас не было.

С пустой головой, в которой поселился звон, я побежал на пляж, скорее, пока Виктор не узнал, случайно оглянувшись..

На пляже уже купался и загорал мелкий народ. Подумав, пошёл налево, к ДОТу. Там всегда было немного народу, потому что тамв том месте кончался песок.

Дойдя до скалы, зашёл за неё, туда, где начинается каменистый пляж, остановился и посмотрел наверх.

Отсюда я упал в прошлой жизни, когда мне былов три года. Потрогав нос, убедившись, что он целый, не рваный, двинулся дальше.

Чистое, ласковое море и жаркое солнце не радовало, я прошёл подальше, нашёл кусты, и начал переодеваться.

Надел мальчишечьи трусы, и решил искупаться. Но не здесь, здесь каменистое дно, вернусь назад.

Где мы всегда купались? Да где только не купались!

Зайдя опять за скалу, туда, где песок, я поставил рюкзак и пошёл в воду, остыть и смыть макияж.

Рюкзак, однако, из виду не выпускал.

Накупавшись, вышел на горячий песок, лёг и задумался. Пока думал, увидел группу мальчишек, приближающуюся ко мне. «Больше места нет, что ли?» - недовольно подумал я. А ребята, будто нарочно, остановились недалеко от меня, и стали раздеваться.

- Не может быть! – воскликнул я, садясь и внимательно вглядываясь в ребят. Ну да, вся тёплая компания тут! Мои братья, Саша и, Юра, сосед Вовка Осипенко, и Сергей по кличке Баран. А эти мелкие? Я ахнул: мальчик и девочка! Близнецы!

Увидев, что я внимательно смотрю на них,. раскрыв рот, Вовка, как самый старший, ему уже двенадцать, спросил у меня:

- Что, помешали? – я отрицательно затряс головой, продолжая их разглядывать, круглыми глазами, не в силах поверить происходящему. Впрочем, не только я. Володя вгляделся в меня, и тоже округлил глаза.

- Саша! – позвал он моего двойника, - Подойди сюда!

- Что? – спросил Саша, подойдя.

- Встаньте рядом, - попросил он нас. Мы встали. Володя критически осмотрел нас, потом перемешал.

- Не может быть! – сказал он, обернулся и позвал:

- Катя, Костя, идите сюда! – подошли все.

- Кать, Коть, который из этих двоих ваш брат?

- Этот, - нерешительно показал на меня мальчик.

- Ты что?! –возмутилась Катя, - Своего родного брата не узнаёшь?! Вот он! – показала она на своего брата.

- Откуда знаешь? - спросил Костя.

- Я ему трусы сегодня новые нашла, видишь? Мы вчера боролись, не помнишь? Трусы ему порвали?

- А у этого Сашки тоже новые трусы!

- Я лучше знаю, да, Саша? – обратилась она к родному брату. Саша, кивнув, нежно обнял сестру. Было видно, что они очень любят друг друга.

- Ну а ты со мной обнимись, - предложил я, притянув Костю к себе.

- А тебя как звать? – спросил меня Костя.

- Ты же назвал меня? – удивился я.

- Тоже Саша? Вы близнецы? Как мы?

- Конечно близнецы! Не видно, что ли?! – сам я был в смятении, я уже был двойником девочки, теперь двойник мальчика, причём этот мальчик не казался мне некрасивым, наоборот, вполне симпатичным.

Остальные ребята, в том числе и Юрка, сначала тоже удивились, а потом легко нас различали. Просто мы были похожими, совсем не близнецами. А у Сашки не было шрама на лице! В прошлой жизни у меня был, некрасивый такой, нос порван, и полщеки, зашит кое-как..

Когда первый шок прошёл, я сказал, что приехал к ним в гости, просто решил сначала искупаться, потому что за время пути пропылился и пропотел.

- А к нам Витя приехал! – доверительно сообщила мне Катя. Она решила познакомиться со мной поближе, и не отходила от меня. Увидев такое дело, с другой стороны у меня появился Костя.

- А я знаю! – засмеялся я, - Мы вместе в автобусе ехали!

- Откуда ты его знаешь? – удивился Саша.

- Я вас всех знаю, - ответил я, - только вот этих ребятишек впервые вижу! – обнял я близнецов.

Не удержавшись, поцеловал сестричку, и она победно посмотрела на Костю. Костя засопел.

Я засмеялся, крепче прижал к себе Костю:

- Котик мой…

Близнецами брата и сестру можно назвать лишь с натяжкой. Уже в таком возрасте видно, что Костя мальчик, голова у него больше, черты лица грубее, хоть и такие же, как у Кати.

- Сколько тебе лет? – шепнул я Косте на ухо.

- Нам шесть лет! – сказал Костя, - В будущем году мынам в школу уже пойдём!

А я лихорадочно соображал, снова включив память прошлого: значит, мама в этом мире всё-таки родила! Значит, не будет теперь болеть всю жизнь, не умрёт так рано!

Что для этого нужно? Счастье в доме! Значит, папа?..

Я, наверное, был похож на кота, объевшегося сметаны, обнимая близнецов и расплывшись в счастливой улыбке. Близнецы, почему-то, тоже были счастливы, как будто всю жизнь ждали меня.

Но их детские тела, как и моё, требовали движения.

- Пошли купаться? – предложила Катя, Костя с ней тут же согласился, и мы побежали в прозрачное море, крича от радости.

Идти домой никто не хотел, несмотря на голод. Я их понял, достал консервы, хлеб, фляжку с водой.

Хоть и немного на семь человек, но червячка заморили. До этого вообще ничего с собой не брали, уходя из дома на целый день.

Перед ребятами я утроил небольшое представление с камешками, которыми жонглировал, с их появлением и исчезновением. Потом предложил подвижную игру «поймай меня, если сможешь».

Ппесок летел во все стороны! К нам старались не приближаться отдыхающие..

Когда уже завечерело, Вовка предложил сходить завтра, на другую сторону мыса, половить мидий.

Близнецы в восторге закричали, я засомневался, отпустят ли нас родители, дел с утра по хозяйству много. Я уже планировал вывести с утра тёлочку на луг, почистить у неё в сарае, принести воды.

Ребята, смеясь, сказали, что у них есть летний и зимний водопровод, с тёлочкой они управятся совместно, корову выведет мама, или папа.

- Вова сейчас, где? – спросил я.

- Вовка в Находке, сдаёт экзамены! – сказала Катя. – Поступает в мореходку, где сейчас Витя учится.

… Когда-то на этих берегах понарыли окопов, вон, и ДОТ стоит, для отражения нападения с моря.

К счастью, нападения не случилось, а окопы и ямы остались. Вот в эту яму я и сбегал, по старой памяти, переодеться в сухое. Посмотрел, заодно, на огород, который находился на том же самом месте, где и в прошлой жизни.. Тогда, вВ детстве, я этот огород ненавидел всей душой, поскольку был он довольно большим, мы постоянно ходили на него, пропалывать, окучивать, причём в самые солнечные дни, когда хотелось валяться на пляже.

Сейчас я осмотрел этот огород почти с любовью, тем более, что пацаны уже окучили его, и до осени здесь нечего было делать.

- Саша, ты где? – услышал я тревожный голос Кати.

- Здесь я, - вышел я из зарослей полыни, - смотрю на огород.

- А мы уже думали, ты заблудился! – с облегчением сказал Костя.

- Здесь я не заблужусь, - задумчиво ответил я,я. покусывая сорванную машинально травинку.

- Пошли! – Катя требовательно потянула меня за руку, - тебя все ждут!

Мне было хорошо, даже очень, с этими ребятами, только червячок внутри меня потихоньку грыз, напоминая, насколько для них опасно моё соседство. Тем более, могут теперь перепутать меня с Сашей, или Сашу со мной..

Я уже желал встретиться со своим кровным братом-врагом, чтобы разобраться с ним по-свойски, по-братски, чтобы поставить точку раз и навсегда в этой затянувшейся войне.

Я решил перед родителями появиться в форме, не как оборванец, поэтому оделся в зелёные шорты и рубашку, которые мы со Светой тщательно выгладили, ещё и баловались при эотом.

Победив меня и повалив на кровать, она долго гладила мою спинку, перебирая каждый шрамик и спрашивая, за что я его получил. Я почти всеё помнил, начиная совсем уже с нежного возраста.

Здесь тоже маленькие ребята обратили внимание на бледные шрамы на моей спине, когда рисовали на ней веточками какие-то картинки.

- Я был непослушным и упрямым ребёнком! – объяснял я им, - Меня секли розгами.

Сначала никто мне не поверил, что в наше время такое возможно, даже посмотрели ниже, где почти у каждого были такие отметки.

- Я теперь сейчас благодарен за науку!, - говорил я со смехом, - Потому чтотеперь я учусь на «отлично», занимаюсь спортом, я стал сильнымй и выносливымй мальчиком!

- Приёмы знаешь? – спросил меня Вовка, - Мы по вечерам на пляже боремся иногда. Покажешь?

- Мне не жалко, - согласился я. До дороги мы шли босиком, а маленькие вообще были в трусиках и майках, другой одежды не признавали.

Когда вышли на дорогу, я обулся в полукеды. Мою поклажу разделили, я взял опять маленький рюкзачок, а большой по очереди несли близнецы, пока Саша не забрал его у ребят.

С бьющимся сердцем подходил я к своему дому, бывшему когда-то родным.

Когда я представлял эту встречу, мысленно разыгрывал несколько сценариев. Главным было такое, что я схожу в баню, посижу на лавочке, дождусь, когда выйдет Саша, и завяжу с ним беседу, постараюсь подружиться.

Где я собирался жить? На кладбище, которое было заброшенным.

какКак раз, на той сопке, с которой виден нашэтот дом. Спальный мешок у меня был, одно беспокоило:, вдруг дождь пойдёт. Но в это время дожди маловероятны.

Был сценарий того, что приехал отдыхать, попробую у них снятьиму угол. Увидев столько детей, которые ещё все учатся, которых надо одеть-обуть-накормить, я засомневался в такой возможности.

Если откажут, предложат поискать другое место, просто уеду.

Сколько у меня осталось денег, я не знал, как-то не приходило в голову пересчитать деньги.

Но, думаю, рублей пятьсот должно ещё остаться. В это время это были огромные деньги.

Пока я думал, ребята решили разыграть маму. Они подговорили родного сына отстать, а меня повели знакомить с мамой.

Мы вошли во двор, под лай огромного дворового пса.

- Тихо, Джек! – прикрикнул на него Костя, и Джек заулыбался и завилял хвостом.

- Мама, мама! – побежала вперёд Катя, - мы Сашу привели!

- Одного Сашу? – удивилась мама, поворачиваясь ко мне, и я замер, глядя на молодое ещё лицо мамы. Мама не узнала меня сначала, потом спросила:

- Где ты взял эту одежду?

- Мама! – восторженно прошептал я, улыбаясь. Мама недоумевала, потом во двор ворвались все ребята, им было любопытно, как меня примут. А Саша встал рядом со мной.

Мама переводила взгляд с меня на Сашу, и ничего не могла понять, только улыбалась.

- Мама! – закричали близнецы, схватив маму за руки, - это Саша!

- Вижу я, что Саша, - растерялась мама.

- Я ваш родственник, приехал с Запада, - пришёл я на помощь, - Я Саша Минаков, вы не знаете меня, я сын пропавшего брата вашего мужа, Ивана Дмитриевича, - вдохновенно врал я, - он сменил фамилию на фамилию жены.

Мама и верила, и не верила. Как тут не верить, если сама чуть не перепутала меня с родным сыном?

- Я хочу остановиться у вас дней на десять. Я заплачу! У меня есть деньги! Можно? – уже совсем умоляюще спросил я маму. Мама не знала, что сказать.

- Ладно, придёт отец, решит, что делать, - решила, наконец, она. Малыши запрыгали от радости и потащили меня к себе, в мансарду, где они летом жили, вместе с Сашей.

В мансарду вела узкая деревянная лестница с перилами.

Внутри комнаты было светло, во фронтоне было большое окно, с восточной стороны тоже папа поставил небольшое оконце, чтобы утреннее солнышко будило маленьких засонь.

- Мы с Костей будем спать на одной кровати, а вы с Сашей на этих – показала Катя на три кровати.

- Мы с Юркой построим себе будку на двоих, - сказал на это Саша, - Юрка давно хотел, да дожди шли.

Я сел за столик, который стоял здесь, напротив меня было окно, выходящее на море, солнце освещало небольшую комнату. Всё здесь мне живо напомнило мансарду на даче стариков, возле которой я расправился с Савелием.

Пока я устраивался, к нам влез Юрка, пригласив на ужин. Войдя, он, «незаметно», ласково прижал к себе Катю, улыбнувшись, и я понял, что девочку в этой большой мальчишеской семье балуют все,. кому не лень, поэтому Костя такой ревнивый, ведь он брат-близнец Кати, инстинктивно считает её своей половинкой.

Немного подумав, я решил переодеться в потрёпанные шорты и видавшую виды футболку, собираясь ещё поиграть с ребятами.

Когда вышли из сада во двор, пришёл отец. Катя с Котей кинулись к нему, что-то сбивчиво объясняя.

Отец искал меня среди детей и не находил. Мы ведь не стояли строем.

Опознал меня он по шортам, потому что, кроме Кати с Костей никто короткие штаны не носил.

- Ну, здравствуй, Саша, - серьёзно сказал отец, и пошёл к матери, разбираться.

Я, с замиранием сердца, ждал их решения. Катя с Костей теребили меня, тащили на летнюю кухню, где сейчас были папа с мамой,. я же сопротивлялся, да и никто не спешил туда, все стояли рядом со мной, ожидая решения взрослых.. Пока мы ждали, пришёл Виктор, который ходил к друзьям.

Малыши бросились к нему, а Виктор, взяв их на руки, внимательно смотрел на меня.

- Ты же с утра был девочкой! – вдруг сказал он, - Ты ехала у меня на коленях!

Я густо покраснел, а Катя заинтересованно посмотрела на меня.

- Ты девочка?! – спросила она меня напрямик.

- Никакая я не девочка! – смущённо пробормотал я, никак не ожидая, что Витя узнает меня.

-Но это был ты? – спросил Витя. Я покаянно кивнул и сказал:

- Понимаете, были причины так одеться, иногда девочкой легчепроще ехать.

- Ничего себе, легче! – рассмеялся Витя, - Если бы не я, тебя бы растоптали!

- Никак не ожидал такого! – признался я, - Весь Союз проехал, а возле дома чуть не растоптали!

Виктор рассмеялся, не обратив внимания на мою оговорку.

- Почему тогда не позволил помочь тебе с рюкзаком? – спросил он.

- Я же был девочкой, - опять покраснел я, - мне надо было переодеться.

- Ты был девочкой?! – радостно переспросила Катя, - А сейчас?

- Да пацан он! – сказал Саша, - Я видел, когда купались!ь…

Я засмеялся, все подхватили мой смех, и скоро все весело смеялись надо мной.

- А ты хорошо притворялся девочкой, я поверил, - признался Витя, - даже сейчас не сразу поверил, что ты мальчик! Помнишь, в автобусе я сказал, что ты похожа на Сашу?

- Ну да, а я сказал, что я и есть Саша! – снова все весело засмеялись, а Катя взяла меня за руку.

Родители, увидев наше веселье, пригласили насвсех к столу. Нас, маленьких, оставили на летней кухне, где мы с трудом разместились, а родители, прихватив с собой Виктора, пошли в дом, на семейный совет.

Честно говоря, я не очень понимал, почему они так серьёзно отнеслись к моему появлению, я ведь не просился к ним навсегда, только на недельку. Или я забыл им это сказать?

За волнением я даже не заметил, как съел большую тарелку картофельного пюре с большим куском жареной камбалы. Потом ребята налили мне в кружку чаю, поставили на стол сахарницу.

Катя с Костей всё время весело щебетали, более старшие ребята молчали, понимая, что решается моя судьба.

Я вспомнил, как к нам поселялась целая семья, с сыноммаленькой дочкой и с сыном, нашим с Юркой, ровесником, и ничего, жили, я даже не заметил тесноты.

Скоро вышел Витя и пригласил меня в дом, сказав, чтобы больше никто не совал к ним нос.

Я вошёл, и встал на пороге зала, где, за накрытым столом, сидели мама, папа, и брат.

- Расскажи нам о себе, - попросил меня отец.

- Я хочу пожить у вас неделю, крайний срок, десять дней, - сказал я, - потом уеду. Мне ведь учиться надо, я устроюсь в детский дом.

- А почему в детский дом? – удивился отец, - Ты же говоришь, у тебя отец есть, мать?

- Мама очень больна, лежит в больнице, отец… В общем, их лишили родительских прав, меня отдали в детдом. Папа приходил ко мне, рассказал, где живут мои родственники. Я сбежал оттуда, и приехал, просто посмотреть. Лето ведь, думал, успею, потом попрошусь во Владивостоке чтобы оставили. Тогда я смогу приезжать в гости, а когда мне исполнится четырнадцать, поступлю в мореходку. Не получится остаться во Владивостоке, значит, отправят назад, в родной детдом. Можно пожить у вас, хоть недельку? Я заплачу, у меня есть деньги! По пять рублей в день, хватит? – с дикой надеждой смотрел я на двойников своих родителей.

Витя даже глаза опустил, кажется, ему было стыдно за такой допрос.

- Что, у нас лишней тарелки борща не найдётся, что ли? – пробормотал отец.

- Я ведь знаю, как тяжело с такой большой семьёй! – заторопился я, - Нас тоже были два брата и сестра. Не отказывайтесь, прошу вас!

- Откуда у тебя деньги? – поинтересовался отец, - Воровал?

- Нет, - ответил я, не опуская взгляда, - не воровал, не попрошайничал, всё это заработано честным путём. Ну, почти честным, когда люди сами отдают деньги.

- Как это? – удивились мои родственники.

- Играл… - смущённо признался я., - долженДолжен был я на что-то жить? В поездах играют в карты. Я очень хотел вас увидеть.

- Что ж, гнать тебя на улицу не собираемся, - задумчиво сказал отец, - тем более, на ночь глядя., толькоТолько, смотри, не балуйся, а то у меня рука тяжёлая!

Я чуть было не упал перед ним на колени! Готов ещё прибавить себе «узоров» на спине!

- Спасибо! – я не смог удержать расползающиеся в улыбке губы. Все улыбнулись, глядя на моё радостное лицо.

- Иди к ребятам, - кивнул отец на окно, к которому прилипли две любопытные мордашки. Двое других, не решаясь заглянуть в окно, стояли немного в стороне.

Облегчённо вздохнув, я выскочил из дома, побежал в сад, обниматься с братьями, завизжавшую сестрёнку даже подбросил в воздух, нежно поймав, взял на руки.

- Какой ты сильный, Саша! – удивилась она, - меня только Витя так может подкидывать!

- Да, Катенька, защищу тебя от любого разбойника!

За мной следом вышел Виктор. Он был слегка захмелевший, а, захмелев, любил показать свою силушку.

- Давайте, на турнике подтягиваться? Кто больше? – забрался на турник, подтянулся пятнадцать раз, думая, что никто его достижение не превзойдёт. Я решил немного поупражняться, а то уже несколько дней без зарядки.

- Можно мне немного размяться? – спросил я, - А то несколько дней негде было.

- Давай! – засмеялся Виктор, играя мускулатурой. У меня- то не видно было никаких мускулов…

- Помогите, - перекладина была высоковато, а свои прыжки не хотел показывать.

Виктор взял меня за костлявые бока и подсадил. На душе у меня было радостно, оттого, что неделя беззаботного отдыха мне обеспечена, так что я, с удовольствием, сделал десять раз выход силой на обеоих руках, потом десять подъём -– переворотов., Ззатем встал на руках на перекладине, сделал шпагат, и параллельно ногам вытянул сначала правую, потом левуюпостоял сначала на левой, потом на правой, рукаху. После чего произвёл соскок, ничуть не запыхавшись.

- Ну, ты даёшь! – Виктор хотел схватить меня, наверно, чтобы по-братски обнять, но я инстинктивно уклонился. Брат стал, уже специально ловить меня, но не мог, хотя я не сходил с места.

- Я смотрю, ты силён! Может, поборемся?

- Нет.

- Боишься?

- Не боюсь, просто младший брат не имеет права унижать старшего, а поддаваться я не привык. Один раз поддался, потом горько пожалел об этом.

- Ты серьёзный человек, смотрю! – покачал головой Виктор.

- Да, Виктор, не смотрите, что мне всего девять лет, я успел многое повидать, и жизнь успела меня побить и потереть. Не беспокойтесь за своих братьев, и особенно, за сестрёнку, - прижал я к себе Катю, - я жизнь отдам за них, если надо! И это не похвальба! – я намеренно Виктору говорил «вы», ему это нравилось, меня не напрягало, всё же он старше меня вдвое!

- Мне уже надо ехать, - молча рассмотрев меня с ног до головы, сказал Виктор, - проводишь меня до остановки?

- Мы тоже! - закричали Катя с Костей, который незаметно оказался у меня под рукой.

- У вас, разве, не каникулы? – спросил я Виктора.

- Нет, практика, в августе будут каникулы, вот тогда мы с тобой отдохнём, как следует.

- Меня не будет здесь в августе, - тихо сказал я, - я уеду.

- Зачем тебе уезжать? Ты же говоришь, наш брат!

- Я попросился остаться на недельку.

- Не переживай ты! Договоримся! Это сейчас они так говорят, а узнают тебя лучше, ещё уговаривать станут, чтобы ты остался.

В этом я не сомневался, уже сколько людей меня просили остаться! Но у меня, к сожалению, своя дорога, нам не по пути.

Виктора мы провожали втроём. Саша с Юрой остались ладить времянку, где собирались провести остаток лета.

Котята, как их все называли, сначала шли с нами, держась за руки, потом начали бегать, убежали далеко вперёд, вернулись, снова убежали.

- Сколько энергии у малышей! – смеялся Виктор. – А ты чем занимаешься? Каким видом спорта?

- Многоборьем, - смеялсяотвечал я, наблюдая за Котятами.

- По утрам бегаешь?

- Бегаю, когда позволяют обстоятельства, но в последнее время удаётся пробежать только пять километров, потом зарядка, потом назад. Потому что подъём в шесть, надо успеть.

- В шесть подъём? А ты во сколько встаёшь?

- В пять приходится. Это в пионерских лагерях, здесь можно и в шесть вставать.

- Останешься, побегаем!

- Это как карта ляжет, - вздохнул я, - меня же не оставят в покое. Завтра напишу письма, успокою всех, что со мной всё в порядке!

Мы пришли на остановку, где уже стоял автобус, правда, ещё в стороне, на отдыхе.

Виктор взял мою ручку в свою, пожал. Я не давил, но и не поддавался, улыбаясь.

- Какая маленькая! – засмеялся брат, - а крепкая!

- Меня с трёх лет тренируют, - серьёзно сказал я, - не жизнь, а сплошные тренировки.

- Это серьёзно! – согласился Виктор, - Вот и автобус! До встречи, Саша! – Виктор зашёл в автобус, мы помахали ему рукой вслед.

- Саша, привет! – крикнул кто-то. Я оглянулся, и увидел Сашу, своего одноклассника из прошлой жизни. Катя радостно кинулась ему навстречу, они обнялись.

- Катя с Сашкой дружат, - объяснил мне Костя, - они всегда убегают от меня.

- Ничего, Котька, найдём мы тебе девочку!

- Не надо мне никакой девочки, - хмуро ответил Костя, - мне Катя нужна!

- У Кати должен быть друг мальчик, а у тебя девочка! – пытался я вразумить брата.

- Я мальчик, она девочка! – резонно сказал он. Я даже не знал, что на это ответить.

- Я с тобой буду дружить, хочешь? – попытался я развеселить обиженного Костю.

- Хочу, конечно, но и с Катей, тоже!

- Ты её брат, всегда рядом, пусть поиграет с другими детьми, не будь эгоистом.

- Я не эгоист! – воскликнул Костя, - Мне плохо без Кати!

- А ты знаешь, как мне плохо без друзей? – спросил я его, - У меня тоже есть любимая девочка, она сейчас за пять тысяч километров от меня, иона тоже по мне тоскует. А ты рядом со своей сестрой. Сейчас наговорится с другом, и опять к тебе прибежит!

- Да, тяжело тебе, наверно! – подумав, сказал братик, взял меня за руку, и стал терпеливо ждать, когда друзья наговорятся.

- Саш, - сказал я, когда они подошли к нам, - ты бы приходил завтра? Погуляли бы вместе.

Саша вдруг смутился, покраснел, быстро распрощался с Катей, и ушёл.

- Что это он? – удивлённо спросил я Катю.

- Не знаешь, что ли? Ой! Я совсем забыла, что ты другой Саша! – весело засмеялась девочка, - Костя не даёт нам вместе играть, злится на Сашу.

- Он просто очень любит тебя, - объяснил я, взяв их за руки и отправившись домой.

- Да знаю я! – махнула свободной ручкой Катя, - Я тоже Костю люблю, но мне же хочется и с другими ребятами дружить, а он злится и обижается, даже плачет.

- Ничего! Теперь я с ним буду дружить!

- А со мной?!

- Катюш! Ну, как же мы без тебя?! А как же Саша Батяйкин?

- А мы вместе будем!

- Ну, вот и хорошо! - Мы прошли уже всю улицу Сейнерную, дорога вела вниз, а внизу стоял наш дом, дальше тёмно-синей стеной вставало море.

Когда мы пришли, работа у братьев шла полным ходом. В саду стояли две кровати, к ним приделали деревянный каркас, теперь его обматывали алюминиевой проволокой.

Мы активно включились в работу. Близнецы распутывали силовой кабель, мы с ребятами делали из проволоки каркас, чтобы полиэтилен хорошо держался.

В гости зашёл Вовка, сосед.

- Пойдём на море? – предложил он.

- Сейчас закончим, и сходим, - отозвался Юра, который командовал стройкой.

- Скоро темно будет, может, завтра закончим? – спросил Саша.

- Сашке спать негде будет.

- У меня спальный мешок есть, - сказал я, - в нём можно на снегу спать, настолько он тёплый!

- Мы хотим в спальном меше! – закричалиа Катя и Костя..

- Вы не поместитесь там вдвоём! Он детский! – смеялся я, - В нёмтам только я помещаюсь!

- Поместимся, вот увидишь! – кричали в восторге близнецы.

Решив оставить работу до завтра, мы отправились на берег, всей гурьбой, взяв полотенца.

На берегу мы развели костёр, набрав плавника, к нам присоединились ещё пацаны.

Раздевшись до трусов, начали бороться, показывать приёмы друг другу.

Со мной захотели побороться все, уважительно отзывались о приёмах, старались их разучить.

Катя с Котей тоже возились в песке, других ровесников у них не было.

Потом, попросив Катю и ещё одного мальчика, который не мог с нами беситься по причине сломанной руки, посторожить костёр, и пошли купаться голышом, стало уже совсем темно.

- Я тоже хочу купаться, почему мне не разрешают? – жаловалась Катя мне.

- Ты маленькая ещё, простудишься! – успокаивал я её.

- А Котька?

- Костя мальчик, а за тебя будут родители ругать нас.

Всё равно Катя дула губы, и я решил в следующий раз искупать её, только надо разрешения спросить, а то вдруг, нельзя ей купаться ночью.

Выкупавшись и вдоволь навеселившись, мы вытерлись полотенцами, и пошли к костру, греться.

Я слушал рассказы ребят, весёлые и не очень, и мне было необыкновенно хорошо. Мало того, что я попал в собственное детство, так у меня прибавилось ещё братьев, и сестрёнка, вот, под рукой дышит тихонько!

Когда пришли домой, родители ещё сидели за столом в доме. Юра с Сашей разогрели нам на плитке ужин, накормили нас всё той же камбалой с картошкой, напоили чаем, и мы пошли в свою мансарду. Тут было тепло, солнышко нагрело за день комнату.

Я расстелил свой спальный мешок и предложил Котятам испытать его. Близнецы быстро разделись до плавочек, и юркнулизалезли в мешок,. один за другим. Немного повозившись, победно посмотрели на нас: поместились!

- Вам неудобно там будет спать! – засомневался я.

- Удобно! Правда, Костя? – спросила брата Катя. Костя согласился. Я поразился, до чего Костя любит сестру, ему было всё равно где, лишь бы с Катей.

- Хорошо, - сказал я, - если будет тесно, не стесняйтесь, будите меня, я полезу в мешок, а вы на своё место.

- Или меня, - сказал Саша, - я тоже хочу спать в спальном мешке.

- А ты, Юр, что ли не здесь ночуешь? – догадался я.

- Нет, в доме, но там холодно. Можно на летней кухне ещё, сейчас Вовки нет. Но здесь лучше. Я буду на Катиной кровати спать, ты на Котькиной, Сашка на своей. Ложитесь.

- А помыться негде? – спросил я.

- Вон там бочка стоит, можешь там помыться, если хочешь. Там светло, от дома, шланг найдёшь?

- Найду! – решил я. Взял мыло, зубную щётку и полотенце, спустился вниз.

Вода показалась мне горячей. Только почистил зубы, ко мне, под душ, хихикая, проникли Катя с Котей.

- А вы куда! – возмутился я, - И так повернуться негде! И вообще, Катя! Ты же девочка!

- А что, девочкам нельзя мыться? Ты сейчас всю тёплую воду выльешь. И вообще, я боюсь в темноте одна! Я всегда с Костей моюсь!

- Тогда иди сюда! – я взял мочалку, хорошо её намылил, и стал тереть Катину спинку, Катя завизжала от восторга.

- Я тоже хочу! – вопил Костя.

- Полотенца хоть взяли? – спросил я.

-Нет, а зачем?

Пришлось мне их вытирать, потом вытираться самому, мокрым полотенцем.

Наверху меня встретили сочувствующим смехом:

- Что, попался? – я понял, почему ребята не спешили в душ.

- Могли бы предупредить, хоть ещё одно полотенце бы взял! – сказал я, укладываясь на мягкую кровать и вытягиваясь во всю длину своего роста.

Котята опять забрались в мой спальник и тихонько шептались.

Какой-то невероятный день сегодня выдался. Утром проснулся в поезде, и вот, среди друзей – братьев и сестрёнки! Вспомнив ещё одну сестрёнку, пожалел, что её нет со мной. Света мне нравилась. Не так, как Ниночка, а как сестра, вот, как Катюшка.

Завтра напишу им письма! – решил я и заснул.

Утром я проснулся, когда ещё не взошло солнце. Потянувшись,. я вылез из тёплой постельки, посмотрел на уморительные рожицы Котят, которые спали в мешке, обнявшись, и потихоньку спустился по лесенке в сад. Посетив уборную, перемахнул через забор и помчался на пляж.

Я ещё не решил, где бегать, пока побегаю по берегу. Пробежав несколько раз из конца в конец оба пляжа, Тафуинский и зверьковский, я разделся, на том самом месте, где встретил друзей - братьев, и пошёл плавать.

В этот ранний час на пляже никого не было, я с удовольствием сделал комплекс упражнений, а то тело уже ныло, просило нагрузок. Пприбежав домой, покрутился на турнике, сделав перед этим обязательные пятьдесят подтягиваний.

Всё сделав, обмылся прохладной водой в душе, вытерся не успевшим высохнуть за ночь полотенцем и вернулся в мансарду. Ребята ещё спали. РешивТогда, чтобы не терять зря времени, взял тетрадку, авторучку, и начал писать письма:

«Милая моя, любимая Ниночка! Очень скучаю по тебе, вспоминаю каждый день. Люблю тебя, девочка моя!..».

Всё,я тетрадь кончилась. Конвертов тоже нет, надо идти на почту, купить конвертов, штук двадцать, толстую тетрадь в клеточку.

Светик… Как хорошо, что ты есть! Расставшись с ребятами, я уеду не в пустоту, к тебе! Сладкая радость растеклась внутри.

Стоп! Откуда у меня такие чувства к Свете? Неужели коварная девочка в церкви думала не о маме, а о мне?! Или её мечты пробились сквозь молитвы? Но всё равно, приятно вспоминать названую сестрёнку!

Несмотря на перенесённые трудности, и даже откровенные ужасы пути, я не жалел о том, что совершил такое путешествие. Столько друзей я повстречал на просторах Союза! Везде меня встречали приветливые и отзывчивые люди.

Спустившись вниз, я пошёл на летнюю кухню. Там хмурый отец жарил огромную сковородку картошки.

Встав в дверях, я наблюдал за отцом.

- Что один? Зови пацанов, а то остынет.

- Спят они ещё. А где мама?

- Пошла корову на луг отводить. Будешь со мной завтракать? – я мотнул головой:

- Не, я с ребятами.

- Как хочешь, - отец поставил сковородку на стол, начал есть, прямо со сковородки.

- Садись, потом невкусно будет!

Я не стал ждать третьего приглашения., Ввзял в руки вилку, хлеб, и устроился за столом, встав на коленяхях, на табуретке.

С утра я надел серенький костюмчик, по коротким штанишкам отец и распознал меня.

А я не понимал, зачем пацаны в такую жару носят длинные штаны. Может, средств не хватает, в смысле, денег нет? Надо спросить у ребят, мне хочется сделать для них какие-то подарки.

- Что сегодня собираетесь делать? – спросил отец.

- За мидиями пригласили сходить, времянку достроим, поможем по дому, если что надо.

- Вот – вот, спроси мать, она скажет, а то стесняется заставлять работать заставлять сыночков, всё сама пытается сделать. А вас вон сколько! – я согласился. Нас теперь много!

- Ещё будешь? – спросил отец, откладывая вилку.

- Нет, спасибо! – с трудом оторвавшись от вкусной картошки, сказал я.

- Оставим ребятам, чаю давай попьём, и пойду на работу, - отец налил мне кружку чаю, пододвинул сахарницу:

- Ешь, не стесняйся, а то сквозь тебя забор видно. Как мать говорит – худой, в смысле, с дырками.

- Я не худой, - сказал я, - а жилистый.

- Я вижу, но у матери своё понятие о красоте: полный, значит, красивый. Ну, всё, пора мне. Смотрите, не балуйтесь здесь! – погрозил мне папа мощным пальцем.

- Мы тихие и скромные, - опустил я глазки.

- Знаю я вас! – не согласился со мной папа, надевая кепку.

Я смотрел на него и не верил, что снова вижу молодого отца. Сколько ему сейчас? Или сорок восемь, или сорок пять. Почему так? Отец уверял, что он двадцатого года рождения, а по документам – двадцать третьего. Впрочем, я ему верил, потому что, когда мне уже было за двадцать, на лице только появился пушок, и мне давали семнадцать лет!

Вполне пацан мог огласиться, и вместо того, чтобы идти в армию, побегать три года за девочками.

Хотя от войны не убежал, воевал на Дальнем Востоке, на Сахалине и Курилах. Потому и вернулся сюда жить, сейчас работает на знаменитом Рыбоконсервном комбинате имени Надибаидзе, когда-то снабжавшем весь фронт рыбными консервами. По особому рецепту здесь делали «сухие» консервы для «кукушек».

Жители посёлка выживали и выживают за счёт рыбы. Зарплата маленькая, семьи большие. Чем детей кормить? Я до сих пор люблю камбалу, несмотря на то, что в детстве нас почти одной камбалой кормили. Самое диетическое блюдо, «морская курица».

Конечно, была в нашем меню всякая разная рыба, включая крабов и кальмаров, осьминогов и прочего, очень любили мы морскую капусту, мы её умели готовить.

Проводив отца и налив Джеку воды, я поднялся в мансарду.

Близнецы уже проснулись и разбирались с моими письмами.

- Котята! Вы что делаете?! – шёпотом вскричал я. Катя сделала вид, что сейчас заплачет.

- Катюш, ты чего? – я взял её, и посадил себе на колени.

- Ты ругаешься! – плаксиво сказала она.

- Я говорил, что нельзя трогать! – сказал Костя.

- Ничего ты не говорил! – возразила Катя.

- Ладно, ладно, не ругайтесь, вы читать умеете?

- Умеем, только печатные буквы. У нас книжки есть, нам Витя покупает. Почитаешь нам?

- Почитаю, только вечером, а сейчас – брысь умываться! Зубки не забудьте почистить! Там папа картошки нажарил, давайте, скорей!

- Ура! – а что ты написал? Столько много!

- Это письма. Друзьям. Потом сходим на почту, я куплю конверты, и отправим их, ладно?

- Так много писем? У тебя столько друзей?

- Друзей у меня гораздо больше, это самые близкие! Бегите! – ребята с шумом и грохотом, в одних плавочках,. побежали умываться.

- Что вы тут расшумелись?! – зевая во весь рот, спросил Юра. Саша уже давно моргал глазами.

- Ничего, переселитесь в свою халабуду, не будем вам мешать спать до обеда. Пора уже, надо маме помочь, телёнка выгнать, в телятнике убрать, на огороде прополоть! – засмеялся я, не решаясь, правда, нападать на братьев.

- Идите, я заправлю кровати, - сказал я, но братья не доверили мне свои постели, сами заправили, а я собрал спальный мешок. Внутри него бабушка сделала вкладыш, сшитый из простыни, его можно было легко вынуть и постирать.

Когда Саша с Юрой ушли, я достал деньги и пересчитал. Было ещё около шестисот рублей.

Я ведь почти не тратился, мне крупно везло, всегда находил, где поесть и поспать. Лето –прекрасная пора, как говорил дедушка Крылов: «И под каждым кустом уготован стол и дом».

Взяв пятьдесят рублей, подумал,. что надо с ребятами поговорить, сделать им подарки.

мамаМама уже пришла с луга, теперь выгоняла тёлочку. Ребята занимались жареной картошкой.

- Мам, дай, я телёнка отведу, - попросил я.

- А ты знаешь, куда? – спросила мама меня.

- Конечно, знаю, только скажи, сегодня в какое место лучше? Возле заброшенной дороги?

- Да, отведи туда, я пока коровник почищу.

- А пацаны что?

- Пацаны телятник уберут потом, когда покушают. Ты ел?

- Да, мам, я с папой поел.

Мама не решалась сказать, что я ей не сын. Я бы тоже, наверное, на её месте не решился.

Тёлочка уже напилась, я смотал верёвку кольцами, и погнал её на луг, пастись. Там вбил кол и оставил её скучать одну.

- Муу! – сказала она мне вслед. Я помахал ей рукой, на что тёлочка помахала ушами.

Мама предложила кому-нибудь сходить за хлебом. Я собрал близнецов, и мы пошли в магазин, тем более, что мне надо было на почту. Братья остались работать по хозяйству.

Заняв очередь за хлебом, хотел оставить здесь ребят, но не тут -то было! Они хотели со мной.

Пришлось договариваться с женщиной, занявшей за мной очередь.. С собой я взял большой рюкзак, потому что надо было взять шесть булок хлеба.

На почте я купил двадцать конвертов, стал вкладывать в них письма, подписывать адреса. А вот какой писать обратный адрес? До жути хочется получать письма! Но я не успею их здесь получить.

Только для Ниночки написал «До востребования. Главпочтамт, Владивосток.», на имя Софьи Васильевны. Сильно скучаю по девочке.

Остальным обратный адрес указалнаписал: «Советский Союз».

Близнецы сопели рядом.

- Ты все адреса наизусть помнишь? – удивился Костя.

- Конечно! – весело ответил я, - Это же мои друзья!

Побросав письма в ящик, побежали в магазин. Напрасно мы торопились, очередь ещё и на половину не продвинулась. Под ворчание очереди, мы заняли своё место. Мы были не единственными детьми, которых послали за хлебом, смирно детям стоять было невыносимо, торговый зал был немаленький,. и вот уже завязалась борьба мелкого народа, с воплями и топотом.

Продавцы призывали навести порядок, но родителей детей здесь не было, на окрики чужих взрослых ребята реагировали слабо, я кинулся их разнимать, чтобы моих малышей не затоптали, сам попал в кучу — малу.

Помятые, но не сломленные, мы выбрались из кучи и купили хлеб, под громкую ругань взрослых. Сложив килограммовые булки в рюкзак – четыре чёрных, и две белых, со смехом пошли домой.

Дома нас уже ждали. Я отдал маме сдачу и пятьдесят рублей, побежал на море, зас ловцами мидий.

Кроме нас, пятерых, были ещё Вовка и Сергей.

Ходили мы через мыс Пещурова, по тропинке, проходящей прямо по краю высокого обрыва. До каменистого берега моря было метров двадцать. Почему здесь, а не в обход, по Астраханскому пляжу?

Нам казалось, что здесь короче, тем более, что от обрыва нас отделяло полметра густой и высокой зелёной травы, нам почти по грудь, отчего тропа казалась совершенно безопасной..

С другой стороны мыса вилась тропинка, вдоль такого жевниз по обрывау. А внизу, среди каменистого берега, был маленький песчаный пляж, примерно пять на пять метров.

Здесь мы разделись, развели костёр.

У нас было две маски и две трубки, так что ныряли по очереди.

Мидия, это такая ракушка, которая крепко прикрепляется ризоидами к камням, и, чтобы оторвать её, нужна немалая сила и крепость рук.

Честно говоря, когда собирал мидий уже взрослым, удивлялся,. как мы, будучи детьми, справлялись с ними, набирая целые авоськи.

Малышей мы тоже снарядили, и они плавали возле берега, восхищаясь подводными видами.

Я следил за ними, боясь отойти даже на метр, с удивлением поглядывая на беззаботных братьев.

В отличие от них, я знал, как легко может ребёнок захлебнуться, не догадавшись выплюнуть загубник трубки. Говори ему, не говори, в панике всё забывает.

Был случай, когда отец подарил сыну маску с трубкой, и в тот же день сын утонул прямо возле берега. Поэтому я боялся до дрожи за близнецов.ами.

Я ругал себя, зная, что такая боязнь до добра не приведёт, но ничего с собой поделать не мог.

Выловленных мидий мы клали в костёр. Ппотом, когда они сварятся в собственном соку, вынимали их оттуда и, нанизав на веточки, поджаривали на огне.

Вкуснотища необыкновенная! Вовка взял с собой хлеб и воду, больше никто не догадался, даже я поленился сбегать за маленьким рюкзачком.

Пправда, почти всё, что я нажарил, съели прожорливые малыши, но я нисколько не жалел об этом.

Вовка, наблюдая за нами, посмеивался, и угощал меня особо жирнымивкусными кусками.

Накупавшись и нанырявшись, мы, сытые и довольные, отправились домой, договорившись назавтра ещё сюда прийти.

Сс обрыва было прекрасно видно,. как хорошо на песчаном пляже. Белопенные волны накатывались на жёлтый песок, вопли ребятни слышны были отсюда.

- Послезавтра здесь будем купаться, - сказал Вовка, увидев, с какой завистью смотрят на пляж близнецы, - сегодня уже накупались!

Ддома, когда я уже ополоснулся в душе, мама пыталась вернуть мне деньги, но я, спрятав руки за спину, молча, мотал головой.

- Не надо, мама! – крикнул я, отбежав на безопасное расстояние, - Надо будет, заработаю ещё!

После обеда Юрка с Сашей продолжили работу по устройству времянки. Мы с Котятами, по мере сил,. им помогали.

- Саш, Юр, а что вы, в такую жару,. в длинных штанах паритесь? – не выдержал я, - Давайте, купим вам шорты? – ребята помолчали, потом Саша сказал:

- Да ну…

- Знаете, как удобно? Ни за что не променяю на длинные штаны! – оттянул я коротенькую штанину.

Котята подтвердили.

- По кустам лазить лучше в длинных штанах. – сказал Саша. Юра хранил молчание, будто не слышал.

- А что бы вы хотели в подарок? – спросил я.

- Велик! – хором ответили малыши. Их братья ничего не сказали. Велосипед был для них непозволительной роскошью. Он стоил сто рублей, столько зарабатывал человек в месяц, а у нас папа работал один, все семьи жили с огорода, и с берега.

- А где продаются велосипеды? – спросил я.

- В культтоварах продаются, - ответил Юрка.

…В культтоварах стоял только один «школьник», и то, для мальчиков, ещё и голубого цвета. Я купил его. Стоил он всего сорок рублей. Мы вывеливывели, еговелик из магазина, ребята, дрожа от волнения, привели его в рабочее состояние, я велел сначала прокатить малышей. Косте было не очень удобно,. ехал, переваливаясь со стороны на сторону, тем не менее, он был в восторге, хотя нормально ещё ездить не мог.

А вот для Кати рама оказалась великовата. Она ушиблась и расплакалась.

Я вернулся в магазин.

- Где можно купить велик для девочки? – спросил я у строгого продавца.

- В Гайдамаке посмотрите, - предложила продавщица.

Выйдя из магазина, я подумал, что делать, и тут подъехали на своих «школьниках» двойняшки Сергей и Вовка Коноваловы.

- Чё, велик купили? – заинтересовались они, - Привет! – Сергей переводил взгляд с меня на Сашу, потом спросил:

- А что это вас стало двое?

- Размножаемся потихоньку, - скромно ответил я, - Слышь, Сергей, не знаешь, в Гайдомаке есть велики? Хотим Кате купить.

Сергей пожал плечами:

- Кто его знает? Сходите, да посмотрите.

- Я имею в виду, велик для девочки, без такой высокой рамы..

- Не обращали внимания.

- Что, Катюша, сходим? – спросил я расстроенную девочку. Катя закивала головой.

- Вы ведите велик домой, - решил я, а мы с Катей съездим в ГайдомакГайдамак.

- А я? – просил Костя.

- Осваивай технику, - предложил я.

- Мне вВсё равно не дадут, - решил Костя, и пошёл с нами.

- Саша, Юра, вы не обижайте маленьких!

Но Саша и Юра только сопели, вцепившись в руль велика с двух сторон. Я понял, что даже им двоим, будет одного велосипеда мало.

- Ладно, - махнул я рукой, - пока осваивайте, а мы поищем дамский. Пошли! – я взял близнецов за руки и повёл на остановку автобуса, которая была совсем рядом. Сергей и Вовка со знанием дела рассказывали моим братьям об особенностях машины.

Долго ждать не пришлось, находкинский автобус подошёл быстро. Я попросил малышей не хныкать, держаться крепче. Они и не хныкали, предвкушая, во-первых, дальнюю поездку, за две остановки, во-вторых, они уже мысленно ездили на велике! Костя, великодушно обещал научить сначала Катю на нём ездить!

Выбравшись из автобуса, мы пошли по улице, где были расположены все магазины посёлка.

Дошли до нового универмага.

Велосипеды здесь были. Был даже дамский, но взрослый, который я когда-то хотел купить.

Но он был велик даже для меня. Подростковые все были мальчишечьи.

- Может, купим? – неуверенно спросил Костя, - Ты же вырастешь! – предложил он Кате. Но Катя уже плакала. От трёхколёсного Катя с негодованием отвернулась.

- Мадам! – обратился я к продавщице, надеясь, хоть за взятку, приобрести для любимой сестрёнки велосипед, - Неужели ничего нельзя сделать?

- К сожалению, нельзя! – вздохнула продавщица, с жалостью глядя на малышку, - Вчера купили последний, и в запаске нет! Вот, только для мальчиков!

Катя окончательно потеряла терпение, и разревелась. Я присел перед ней на корточки, за неимением платка, целовал её глазки, но Катя не успокаивалась. Тогда я решился:

- Катя, не переживай! Я обязательно куплю тебе велосипед! – и обратился к продавщице:

- Где в Находке продаются велики?

- На Ленинской, наверное.

- Катя, я съезжу в Находку, и привезу тебе велик! Только успокойся! – упрашивал я девочку.

- Там комиссионка есть, - подсказал продавщица, - можно даже японский купить.

- Спасибо! – поблагодарил я, поклонившись, - Пойдём, Котята,. я отвезу вас домой, и поеду в Находку, найду там тебе велосипед..

- Саш, возьми нас с собой! – стала просить Катя.

- Что ты, Катя! Ты хочешь, чтобы папа выгнал меня?! Если узнает, что я один ездил, и то уши надерёт!

- Почему? – насупилась Катя.

- Потому что Находка, это город. Яя не смогу вас постоянно держать за руки, и вы там потеряетесь! А если вы потеряетесь, тогда мне останется только утопиться!

- Мы не потеряемся, - вздохнула Катя, - но, если тебе нельзя нас брать с собой, значит, нельзя!

- Когда приеду, мне попадёт, - почесал я свой зад, - но ради вас я готов на всё!

- Может, тогда не надо? – спросила Катя.

- Надо! Если я что решил, никогда не отступаю! А для доказательства сейчас пойдём, и купим вам штаны, для езды на велосипеде.

С трудом я заставил купить их для себя бриджи, с пуговицами под коленками, широкие, и, честно говоря, безобразные. Уговорил их, сказав, что не хочу, чтобы их коленки были ещё более, разбитымими, чем сейчас..

Хотел я их отправить одних домой, но не посмел. Я бы их даже с знакомым не отправил.

Так что, сначала отвёл их до дома, приехав в посёлок, а потом, бегом, кинулся на автобус, который ещё не ушёл.

В пыльном «ЛАЗе» нашлось даже место. Поставив рюкзак на колени, я повернулся к окну, не собираясь никому его уступать место. Никто и не претендовал согнать мальчика с насиженного места.

Так, в задумчивости, доехал до города. Здесь пересел на «пятёрку», и поехал дальше.

Вышел на остановке «Ленинская», дошёл до якорей, и двинулся дальше, к ДКМу. Встречных женщин спросил, где тут можно купить велик. Они посмеялись надо мной, сказав, что велики продаются в «Спорттоварах», что на «Заводской». С досады я плюнул, ведь помнил этот магазин!

- А где комиссионка? – поинтересовался я. Женщины показали, сказав, что ещё одна есть на ул. Горького, на той же остановке.

В комиссионке я сразу увидел то, что хотел: велосипед для девочек. Я долго ходил вокруг, гладил хром и никель руля и крыльев, фару, даже осторожно потренькал звонком.

У меня слюнки потекли, сам захотел себе такой.

- Молодой человек! – обратилась ко мне продавщица, освободившись, - Вы покупать, или посмотреть?

- Конечно, покупать! – решился я.

- Сам?

- Конечно! Я для сестрёнки.

- Сколько сестрёнке лет? – спросила девушка.

- Шесть.

- Сам примерь, тебе сколько?

- Девять.

-Какой высокий! Я думала, одиннадцать. У меня брат есть, он одного с тобой роста.

- Вырастет ещё, - успокоил я девушку, примеряя велосипед.

Да, для меня он был исключительно хорош, то есть, для мальчиков и девочек десяти-двенадцати лет. Катюше будет великоват. Конечно,. вырастет, но ещё и цена, как за мотоцикл – двести рублей.

Конечно, мне по карману, но что скажет папа? Да и отобрать могут у детей, после того, как уеду.

Не жалко, но какой будет удар по детской психике! Конечно, если бы я жил всегда с ними, украсть что-то у моей сестры смог бы только самоубийца. Но, увы!

- С удовольствием купил бы, этот велик, мадемуазель., - Ссказал я,. – Но, к сожалению, действительновы правы, для сестрёнки надо что-нибудь проще, типа «Школьника». За такую покупку, боюсь, папа мне уши надерёт! – девушка улыбнулась:

- Тогда вам в «Спорттовары».

- Спасибо! – поклонился я. Однако, хороший велик! – вздохнул я, - Умеют же буржуи делать!

Присмотрел здесь детские шортики, все были коротенькие, но симпатичные. Посоветовавшись с продавщицей, купил ещё и маечки. Сложили всё это в редкий по нынешним временам пластиковый красочный пакет. Это для близнецов.

На «Заводской» я вышел, усмехнувшись про себя, что осталось только встретить здесь Сашу с Виталиком.

Параллельно я размышлял,. не заехать ли сюда на ночь, потереться у ДКМа, возле ресторанов.

Правда, сейчас не сезон, почти все вернулись с рейсов, с путины..

В путину рыбаки зарабатывают немало денег, очень нелёгким трудом, по себе знаю. Потом приходят сюда, и спускают эти горбом заработанные деньги на выпивку и проституток.

Чем я хуже?! Они мне сами всё отдадут, ещёи просить будут, чтобы взял.

Но что на это скажет папа? Он предупреждал. Ладно, потерплю, пока живу у них..

Тем более, днём всё было не так заманчиво, ночью я бы не утерпел, проверил бы, насколько здесь живут моряки!.

В «Спорттоварах» были велосипеды. Я присмотрел велик, прямо-таки сделанный для Кати. «Аист» называется. Стоял он один, возле него кучковались дети, но родители брали более дешёвые «школьники», и ещё была «ласточка», тоже для девочек, но «Аист» мне больше понравился. Стоил он пятьдесят рублей с копейками, не двести, как японский. Надо сказать, что здесь, наоборот, было засилье «бабских», как выразился один мальчик, велосипедов, а им нужны были обязательно с высокой рамой. Хотя не понимаю, зачем мальчикам высокая рама? Пока научишься кататься, поколотишься об неё.

Сначала не хотели продавать, пока я не сказал, что это подарок сестрёнке на день рождения.

- Как доверяют деньги такому маленькому ребёнку?! – возмущались продавцы, - Отнять могут!

- Я сам, у кого хочешь, отниму! – ворчал я, - Потому и доверяют!

- Ты что, бандит? – изумлялись женщины.

- А что, не похож? – выпятил я грудь.

- Бандит и есть! – согласились женщины.

Купив, я сразу решил накачать шины, прикрутить руль, и проверить детали, комплектность, тормоза.

- Я тоже такой хотел! – сказал кто-то у меня над ухом, - За мамой бегал! Мама, его уже купили!

- Давай другой возьмём! – услышал я знакомый голос. Я повернулся и обомлел: за велосипедом пришли мои знакомцы, соседи по купе. Открыв рот, я смотрел на маму, Сашу, и Виталика.

Виталик встретился со мной взглядом, улыбнулся и подмигнул. Я тоже подмигнул. Неужели узнал?!

Всё, что прикручивалось, я прикрутил, взяв гаечные ключи в «бардачке». В нём, кстати, лежала ещё «велоаптечка», потом взялл велосипедик за руль, и и повёл его из магазина, думая, как теперь довезти его. Не ехать же мне на нём до дома?! Может, зря руль прикрутил?

Перейдя улицу, проголосовал такси:

- Мы доедем до Южно-Морского?

- Южный там! – показал таксист назад.

- Не микрорайон! – вспомнил я, что посёлок ещё не переименовали, - Посёлок, Тафуин!

- Пять рублей!

- Грузите! – облегчённо улыбнулся я.

- Вообще-то мне нельзя… - пошёл на попятную таксист.

- Ну уж нет! – возразил я, - Мы уже ударили по рукам!

- Давай, я тебя отвезу на автовокзал, там договоришься с водителем, чтобы в багажник положил,т твой велик.

- Поехали! – махнул я разочарованно рукой. Что, думал, денег у меня не будет?

- Может, договоритесь с таксистами, что на вокзале стоят? – спросил я. – Вы же взрослый человек.

Таксист только хмыкнул.

Интересно, подумал я, ко мне никто даже не пристал, не попробовал отнять ни пакет с вещами, ни велик. Может, потому что я так быстро взял такси, и не было времени у маленьких разбойников?

А то, что в Находке их хватает, я нисколько не сомневался.

Но на стоянке мой таксист всё же переговорил ссо знакомым, и тот, набрав попутных пассажиров, поехал в наш посёлок. И взял он немного – всего два рубля с полтиной. Правда, с каждого, было нас пятеро. Хорошая всё же машина ГАЗ 21 «Волга», красивая, и вместительная. В багажнике поместились и вещи пассажиров, и мой велик. Туда ещё меня можно было запихать.

Попутчики всю дорогу прикалывались надо мной, пока я не сказал, что специально ездил в город за великом для сестрёнки. После этого меня зауважали.

Привёзли меня прямо к дому. Я выгрузил «Аиста» из багажника, расплатился с таксистом, и покатил подарок, повесив на руль пакет с обновками, с радостно бьющимся сердцем, домой.

Здесь меня уже ждала тёплая встреча. Увидев папу, я остановился.

- Иди-иди сюда, мерзавец! – поощрил меня папа.

- Почему это я мерзавец?! – тонким испуганным голосом, стараясь кричать возмущённо, спросил я.

- Я тебе что говорил? – спросил папа.

- Что? – севшим голосом спросил я.

- Не помнишь? Откуда у тебя такие деньги? Украл?

- Нет, я ещё не воровал, - оправдывался я, - у меня были деньги, велики дёшево стоят, я и ста рублей не потратил!

- Сто рублей! Для него сто рублей не деньги! Мне за сто рублей месяц работать надо!

- Я для Катеньки! – оправдывался я, понимая, что унизил отца такими подарками. Что было бы, купи я японский?!

- А этот, для кого?! – показал он на «школьник», сиротливо прислоненный к сараю. Мне показалось, что велик обижен, как незаслуженно наказанный школьник.

- Для пацанов. Катеньке он велик, ножки не достают, вот я и купил второй… Мне собираться?

- Куда собираться? – растерялся отец.

- В детдом, - пожал я плечами.

- Ремня тебе, а не в детдом! Обижается ещёон! Не мог спросить?

- У ребят же будет день рождения? Вот и подарок, или на Новый Год. Меня же не будет в это время, а сейчас лето, самое время кататься на великах. А где ребятаони?

- Попрятались где-то, губы дуют, что отобрал у них велосипед.

- А где Катенька где?

- Наверху сидит, тебя ждёт.

- Так я подарю? Или назад везти?

- «Назад везти»! - передразнил меня папа, - На такси ещё ездит, маленький негодяй! – уже ласковей проворчал отец, - Дари, коль привёз. А в пакете у тебя что?

- Шортики для маленькихребят купил… - краснея, сказал я. Отец только рукой махнул, и ушёл на кухню, жаловаться маме.

Я поставил оба велосипеда рядом, и пошёл искать ребят.

Рребята не дули губы. Оони доделывали времянку. Уже всё покрыли полиэтиленом, заклеивали липкой лентой мелкие дырочки. Катя сидела внутри, и давала дельные советы. Увидев меня, она с радостным криком бросилась мне на шею:

- Ура! Саша приехал!

- Пойдём, посмотришь подарок!

- Папа ругается.

- Папа уже отругал меня и, успокоился, пойдём, он разрешил сделать тебе подарок.

- А мальчикам?

- Мальчикам тоже разрешил, назад ведь уже не примут. Катайтесь на здоровье!

Ребята сначала доделали времянку, застелили кровати, потом, пугливо поглядывая на окна летней кухни, побежали к великам.

Катя, увидев «Аистёнка», запрыгала от радости и захлопала в ладоши, потом прыгнула мне на шею, и полезла целоваться.

- Саш, ты не думай, что я из-за велика! – опомнилась она, - Я, знаешь, как тебя люблю!

- Знаю! – расплылся я в улыбке.

Юрка с Сашей вместе повели своего «коня» на улицу, Катя своего, один Костя остался рядом со мной, заложив руки за спину, чтобы не тянулись к сверкающим машинам.

- Кать, этот велик для вас, с Костей! – напомнил я, не обижай братишку!

- Я не жадная! – засопела Катя.

- Котик, помоги сестрёнке, видишь, её тяжело! – с улыбкой сказал я, и Костя дорвался,, наконец, до сверкающего никелем руля. Понятно, что потом они накатаются, а сейчас, в первый раз, им непременно хотелось оседлатьоседлать, велики первыми!

- Бриджи наденьте! – вспомнил я. Ребята, очень неохотно, сбегали к себе, и вышли в вельветовых бриджах.

- Это ещё что? – возмутился вышедший отец.

- Вместе с велосипедом продавались, - придумал я тут же, - чтобы дети коленки не ободрали!

- Ты, наверное, голодный? Иди, мамка зовёт, поешь.

- Я потом, посмотрю за Котятами, а то расшибутся ещё!

- Ну, смотри!

А мы пошли на стадион, который сделали на болоте. Там травка, падать будет не так больно.

Ребята, которые там играли, тут же окружили нас, не у всех были велосипеды, а хотелось каждому прокатиться. Накатались вволю, даже я смог сделать один круг.

Вечером мы с Котятами поднялись в свою мансарду, где я попросил их примерить одежду.

Ребята были в восторге, стали совсем одинаковыми. Они кинулись сначала ко мне, обниматься, потом вниз, хвастаться перед братьями и родителями.

Мальчишки с завистью смотрели на импортные шорты и майки, я же смотрел на них с усмешкой, предлагал же им, сами отказались!

- Не трепите одежду дома! – сказала близнецам мама, - Будетем в ней куда-нибудь ходить.

- Они же вырастут! – вступился за малышей я, - А в школу в ней можно будет ходить?

Оказывается, можно. Не было формы в это время и в этом месте у учениковшкольников, особеннотем более, у первоклашек.

- Можно ещё съездить в Находку, всем ребятам подобрать что-нибудь, - предложил я, садясь за стол. Отец ушёл в дом, смотреть телевизор., Уу нас был «Рекорд» с маленьким экраном, показывал не ахти, зато показывал! Если локатор у пограничников не работал, конечно.

- Саша, ты и так потратился! – пыталась отговорить меня мама. А я подумал, что так и не смог приласкаться к ней, всё время она была занята, не присядет, не отдохнёт.

Мы бы съездили в Находку, настоял бы я на своём, если бы не одно неприятное происшествие, но об этом позже.

В этот день братья остались на ночьспали у себя во времянке, мне отдали Сашину кровать, она была на мансарде самой широкой, Катя и Котя заняли свои кроватки.

- Почитай нам книжки! – попросила Катя.

- Вы же сами умеете читать! – удивился я.

- Мы хотим, чтобы нам братик почитал! – начала подлизываться Кошечка.

- Хорошо, идите сюда! – растаял «братик».

Котята прибежали ко мне, принесли тоненькие книжечки под рубрикой «Мои первые книжки», и я начал им читать занимательный рассказ о приключениях мышонка Пика.

Ребята слушали, затаив дыхание, забравшись ко мне под одеяло.

Когда в горле пересохло, я запросил пощады.

- Хорошо, завтра дочитаешь! – милостиво согласилась Катя, удобнее устраиваясь на моей кровати. Костя устроился, с другой стороны.

- Вы что, здесь спать собрались? – возмутился я.

- Мы боимся одни! – заявили маленькие злодеи. Я не стал возражать, мне было очень приятно, что малыши приняли меня в свою семью. Только попросил принести свои подушки. Ребята проделали это с такой быстротой, что я не понял, убегали они куда, или нет. Повозились, наставив мне изрядно синяков своими острыми локтями и коленями, и упокоились, обняв меня с двух сторон.

Когда утром я поднимался на зарядку, с трудом выполз, стараясь их не разбудить. Но спали ребята очень крепко. Укрыв ребятих одеялом, я побежал на утреннюю разминку.

А после обязательных работ по хозяйству собрались мы опять за мидиями, пошли по проторенной дороге, всей большой толпой. Впереди шёл Вовка, потом Сергей, Юрка, я, следом за мной шли близнецы, замыкал шествие Саша.

Оживлённо разговаривая, я упустил момент, когда понял, что за мной повисла тишинаникого нет..

Оглянувшись, я не увидел ребят. Кинулся назад, и от того, что я увидел, волосы у меня встали дыбом:

Саша, лёжа на животе, с трудом держал близнецов, свалившихся с тропинки. Зземля под ними просела, они висели, вцепившисьухватившись вза руки Саши, который держал их уже из последних сил.

Оодин миг ушёл у меня, на принятие решения: если бы я стал вытягивать сверху кого-нибудь одного, другой мог сорваться. Поэтому я слез вниз, на съехавший участок земли, и подтолкнул наверх близнецов.

Облегчённо вздохнув, я посмотрел на ребят, стоявших на коленях, и, почему-то , со страхом смотрящих на меня.

Я попытался выбраться, но земля подо мной стронулась и поплыла. Я усхватился за единственную полынку, растущую на краю обрыва, но она легко вырвалась из земли. Я с ужасом смотрел на ребят, они, молча, в шесть широко раскрытых глаз, смотрели, как я сползаю в пропасть.

Что, опять?!

Я НЕ ХОЧУ!!! – с этими мыслями я полетел вниз.

Не так уж сильно я разбился.

Наконец-то кончилось это жуткое падение, когда я катился по почти отвесному склону.

Лежу на камнях, смотрю в безоблачное небо, и мне хорошо. Одно не нравится: захлёбываюсь от крови. Но тут подбежал Вовка, повернул голову на бок. Трогать запретил, вдруг у меня что-нибудь сломано.

- Потерпи немного! – успокаивал он меня, потом что Саша не мог ничего говорить, он стоял возле меня на коленях, и плакал навзрыд, - Близнецы уже побежали в больницу, не волнуйся, они там мёртвых поднимут! Юра тоже с ними.

«Скорая помощь» подъехала, так быстро, как смогла, двое санитаровс носилками осторожно переложили меня на носилки и понесли в машину. Близнецы приехали на ней, но со мной разрешили сесть почему-то только Вовке Осипенко.

В больнице меня раздели и положили на операционный стол. Заморозили чем-то лицо, и я потерял сознание.

Пришёл в себя только на другой день. Положили меня в двухместную палату, моим соседом был молодой парень, которому наказали ухаживать за мной.

- Проснулся? – улыбнулся парень, - Хочешь чего-нибудь?

- В туалет хочу, - признался я.

- Ходить можешь? – поинтересовался сосед, - Мне сказали, у тебя ничего серьёзного, только вывих руки и на лице… - парень поморщился, глядя на меня.

- Сотрясение? – спросил я.

- Не сказали, попробуй встать.

Сотрясения я боялся больше всего, с сотрясением невозможно будет заниматься теми упражнениями, которыми я занимался, нельзя кувыркаться. Я делался беззащитным, бери меня голыми руками. Между тем неделя, выпрошенная мною у Мамы, подходила к концу.

С тоской я думал, что моему счастью приходит конец.

Что же, философски подумал я, поднимаясь, за всё нужно платить.

Держась за спинку кровати, я стоял. Трусы мне оставили, вместо одежды выдали видавшую виды детскую пижаму.

- Можешь не одеваться, туалет напротив, - сказал парень.

Я последовал его совету, держась за стены, прошёл в туалет, где висело мутное зеркало.

Я и раньше не считал себя красавцем, а сейчас, увидев себя в зеркале, чуть не заплакал. Да что там «чуть», заплакал, чего уж скрывать. Опять, как в прошлой жизни, была разорвана правая ноздря, и половина щеки, зашито было неаккуратно, нос сполз на сторону, щека собрана в комок.

Сходив в туалет, я промыл глаза, и вернулся в палату. Лёг на кровать, и отвернулся к стене.

Теперь Ниночка на меня не захочет смотретьменя видеть, думал я, мне самому противно видеть эту разорванную рожу. Я ковырял стенку пальцем, и тихо плакал.

- Ты чего? – испугался парень. Лёня, как он представился, - Что с тобой?

Я молчал, что я мог сказать? Что меня девочки не будут любить? У всех на это одинодин ответ: «до свадьбы заживёт»!

Да знаю я, что заживёт, только от этого мне не менее горько.

- Саша, к тебе пришли! – сказал Лёня. Я повернулся к окну, и увидел сначала две счастливые маленькие мордашки, потом ещё две, побольше. Окно было открыто, двор перед больницей был большой, с зелёными деревьями, весело чирикали воробьи, для печали не было повода.

Улыбнувшись, сквозь слёзы, я встал, натянул страшненькую пижаму, через подоконник расцеловал, не выдержав, маленькие личики, не разбирая, кто из них кто, потом поспешил к ним, на больничный двор.

Никто не обратил внимание на моё обезображенное лицо, все радовались, что я живой, и даже почти здоровый. Рука почти не беспокоила совсем немного, её удачно вправили, лицо, правда, саднило, от наркоза отошло, больно было даже улыбаться. Лучше былосовсем не улыбаться, наверно, а то испугал бы ю маленьких детей.

Сев на лавочку, мы с близнецами обнялись, братья сели напротив нас. Они принесли мне всяких сладостей, мама испекла пирожки, которые я разделил со всеми.

- А Вовка, почему не пришёл? – спросил я.

- Вовка боится, говорит, что он во всём виноват, - сказал Юрка.

- Никто ни в чём не виноват, - решил я, - просто так получилось. Пусть приходит, а то мне скучно, мысли дурацкие в голов лезут. И принесите тетрадь, ручку и конверты. Письма писать буду, пока отдыхаю от этих разбойников! – прижал я к себе запищавших «разбойников».

- А вы почаще приходите, мне без вас совсем плохо, сказал я малышам, и показал им несколько фокусов. Малыши, кстати, оделись в мои подарки. На великах не приехали, ещё не очень хорошо держатся в седле.

Близнецы долго не хотели расставаться со мной, я обнимал их, они прижались ко мне, и тихо дышали. Мне было необыкновенно хорошо, как будто ребята на самом деле были котятами, снимающими отрицательную энергию.

Когда уходили, я попросил Сашу с Юрой, чтобы они принесли мне рюкзаки.

- Зачем? – насторожились братья.

- Там все мои вещи, - объяснил я, - я привык, чтобы они были всегда со мной. Мало ли, что может случится. Только малышам ничего не говорите.

- Ага! – сказал Юрка, - Они сразу заметят, что твоих вещей нет! Сам с ними разговаривай!

- Обязательно поговорю, - пообещал я, - только принесите!

Пацаны неохотно, но пообещали принести все мои вещи.

- Когда тебя выпишут? – хмуро спросил Саша.

- Не знаю, врач ещё не смотрел… - ну вот, накликал! Меня уже разыскивала сердитая медсестра.

- Завтра жду! – попросил я, и, подозвав малышей, крепко обнял обоих, целоваться не стал, было очень больно.

Врач осмотрела меня, спросила, что беспокоит. Я честно сказал, что беспокоит кривая рожа, нао что, как я и ожидал, мне сказали, что до свадьбы заживёт.

- Доктор, у меня есть сотрясение? – спросил я.

- Тошнит? Голова кружится?

- Голова немного кружится, - признался я.

- После такого падения должно быть сотрясение, упал прямо на камни! Ты ещё легко отделался!

Я тяжело вздохнул.

- Что ты расстраиваешься? – удивилась врач, - мальчиков украшают шрамы!

- Понимаю я, что мужчина – это чудом выживший мальчик, - грустно сказал я.

- Это точно! – посмеялась врач, - Сколько мальчиков я уже заштопала!

- Когда меня выпишут?

- Ещё дня два понаблюдаю, потом решу.

Я остался один, сосед Лёня куда-то ушёл.

Приходил отец, приносил мне конфет, плитку шоколада, всё это я спрятал в тумбочку.

- Малышей будешь баловать? – рассмеялся отец. Я видел, что ему приятно видеть, как я их люблю.

- Как же тебя угораздило? Так и лето пройдёт!

- Тропинка обрушилась, - объяснил я, - не ожидал я.

- Ты такой ловкий, и не смог удержаться? Хорошо хоть, не близнецы сорвались! – сетовал отец, а я понял, что ребята боятся сказать правду. Боятся, что не будут отпускать гулять.

Приходила мама, наконец-то я смог погреться у неё под боком. Мама приносила мне домашнюю выпечку, хворост. Всё это я делил с ребятами и с Лёней. Лёня оказался химиком, оказался здесь по поводу радикулита, который заработал, при поездке в «столыпинскомСтолыпинском» вагоне, где пришлось спать на голой арматуре, коей заменили снятые с кроватей сетки.

Перед попаданием в больницу у него отказали ноги. Теперь он уже бегал на танцы, по девушкам.

Такими, не очень радостными, для меня оказались последние дни недели.

Ночью ко мне пришёл гость.

- Ну, здравствуй, брат! – сказал гость, присаживаясь на кровать соседа. Лицо его оставалось в тени.

- Это ты, Сабир? Сабирджан?

- Уже узнал моё имя? Сава сказал? Знатно ты его разделал!

- Сабир, или как по-русски? Сергей, Саша?

- Только Сашей не называй, ненавижу!

- За что? Что мы с сестрой тебе сделали?!

- Вы мои рабы, а теперь ещё и кровники.

- Мы твои родные брат и сестра! Наш мама сошла с ума, когда на её глазах пытали твою годовалую сестру! Твою маму жестоко насиловал твой отец! Она просто не захотела, чтобы от него осталась даже такая память, как ребёнок! Не забывай, твой отец посадил её на иглу, отнял рассудок!

- Ты лжёшь! – вскричал гость. Мой отец любил её, а она спуталась с твоим отцом, вором и убийцей! Это он убил моих сестру и брата! Что ты теперь от меня хочешь? Милости?!

- Не трогай моих любимых, - попросил я, смирившись уже с тем, что примирения между нами не будет.

- Я же не такой кровожадный, как ты, - рассмеялся брат, - это за тобой тянется шлейф крови, не за мной.

- Они хотели меня убить, - ответил я, - поддаться им, значит, совершить самоубийство.

- Сава не хотел тебя убивать, я приказал взять тебя живым!

- Он стрелял мне в живот! Посмотри! – заголился я. – Последнюю пулю он пустил мне в голову!

- Мерзавец, - согласился со мной брат, - туда ему и дорога. А что тебе сделали менты, пацаны? – злобно засмеялся гость.

- Я их не убивал, только обездвижил, - спокойно ответил я, - иначе Мама не простила бы меня.

- О какой маме ты говоришь?

- Я ходил в церковь, просил прощения, и получил его. Савелий сам поблагодарил меня за освобождение. Что тебе от меня надо? Зачем преследуешь меня? Мы братья, должны дружить, а не ненавидеть друг друга.

- Не могу с тобой согласиться, брат, меня выбросила на помойку твоя мать, моих родных убил твой отец. Я должен отомстить, иначе меня проклянет весь мой род.

- Твой род – это я.

- Это тоже правда. Как это тебя угораздило так разбиться? Ты стал похож на меня.

- Я спасал детей.

Брат захлопал в ладоши:

- Поверь, ты мне симпатичен. Но я охочусь за тобой, и не трогаю ненавистных мне твоих родных, чтобы им стало невыносимо больно от того, что я сделаю с тобой, когда поймаю. Твоя мать окончательно сойдёт с ума от горя, а отец с твоим рыжим братом, сжигаемые жаждой мести, сами придут в наши руки.

- Твоя мать, - продолжил он, помолчав, - мало того, что выбросила меня на помойку, она даже не посмотрела, куда меня бросила. Смотри! – брат поднялся, на его лицо упал свет, и я закричал от ужаса.

…В палату уже ворвался утренний свет, а я всё сидел на кровати, хрипло дыша, холодный пот тёк с лица. Сон. Это был сон. Но я уже не верил, что сон всего лишь сон. Мне уже снилась Лиска, и сон сбылся.

Я понял, что надо покидать это полюбившееся мне место, свою семью.

Мало ли, что кровный брат и кровный враг наговорил во сне! Если он примется за моих братьев, сам зарежусь!

Лишь бы это была только ментальная связь, только бы он не знал моё местонахождение!

Я выволок на середину палаты рюкзак, благо, соседа не было., Ддостал, оттуда Лискину девчоночью одежду, оделся в неё, завязал нижнюю часть лица банданой, взял с собой рюкзачок, и выскользнул в окно, решив сходить в ГайдомакГайдамак, в кассу междугороднего автобусного сообщения., котораяКасса находилась на проходной ГСРЗ, Гайдаомакского судоремонтного завода.

Одного я боялся, что мою пропажу обнаружат раньше времени Котята.

Дождавшись автобуса, поехал в ГайдомакГайдамак, на остановку, что расположена возле проходной.

Касса была открыта, и я попросил билет на завтра, на ближайший рейс.

- меняМеня папа попросил, он занят сегодня, а завтра ему ехать надо! – сочинял я. Почему я оделся девочкой? Девочкам больше доверия. Поэтому мне продали билет, и я, подумав, пошёл назад пешком, через сопку, по деревянному тротуару, ждать автобуса было мне невтерпёж..

Когда я пришёл, по больничной территории катались на великах Котята. Им доверили оба велосипеда? Нет, на лавочке сидели Саша и Юра, внимательно наблюдая за близнецами.

- Привет, - сказал я, подходя, - давно ждёте?

Ребята мельком взглянули на меня, и отвернулись. Я только тут вспомнил, что переоделся девочкой, а нижнюю часть лица закрыл повязкой.

- Ваш брат на процедурах, - сказал я, - сейчас он выйдет, и я его позову.

Пройдя в больницу, я попытался пройти в свою палату, но был задержан:

- Девочка, ты к кому? Приёмные часы позже!

- Я к Саше! – пытался я пройти.

- Почему без халата? – сердилась медсестра. – Сейчас я его вызову.

Медсестра ушла, я оказался в ловушке. Через окно не залезть, по коридору не пройти, раскрываться не хотелось. Я, на цыпочках, прошёл вслед за медсестрой, пока она искала меня в палате, я спрятался в мужском туалете, дожидаясь, пока она уйдёт искать меня в другое место. Ничего лучшего не придумала, как постучать в дверь, за которой стоял я.

- Саша, ты здесь?

- Да! – ответил я.

- К тебе пришли!

- Я скоро! – ответил я, спуская воду и открыв кран, начал мыть вспотевшие руки.

Через некоторое время, как шпион, проскользнул в свою палату, быстро разделся, и увидел две любопытные мордашки, заглядывающие в окно.

- Ты где был? – подозрительно спросила Катя.

- В туалете.

- Целый час?

- Верёвку проглотил.

- Верёвку?! – округлили глаза Котята.

- Вы знаете, я фокусник, приходится глотать, что попало.

- А-а-а… - растерянно протянули Котята. – Мы тебя дано ждём.

Я вылез к ним. Сегодня я с особенной теплотой общался с ними,. чуть не прослезился., Нне верилось, что больше не увижу этих милых созданий, к которым прикипел душой.

- Смотри, как мы уже научились! – Котята ездили на великах, одеты они были в свои, привычные, шортики.

- Не гоняйте так, ругаться будут! – предупредил я.

- Ну, как? – подъехали ко мне малыши, улыбаясь во весь рот.

- Замечательно! – восхищался я, обнимая их, - А где ваши бриджи?

- Порвались, пока учились кататься! – весело сказал Саша.

Они развлекали меня, пока не настал обеденный час, а за ним – тихий, или по - больничному – мёртвый.

Я достал письменные принадлежности, и начал писать всем письма.

Ниночке я не стал говорить, какая беда постигла меня, писал, как хорошо отдыхаю, как скучаю, люблю, не знаю, как дождусь встречи.

Я всем писал. Когда пишешь, вспоминаешь друзей, помнишь, как тебе было с ними хорошо, чувствуешь, что они помнят о тебе, радуются твоим письмам.

Вот, Родик. Он до сих пор думает, что я девочка, он видит только то, что хочет видеть. Я показывал ему фокусы, а он их не видел, он видел мои руки, моё лицо. Бедный мальчик, прости за жестокий обман!

Особенно я скучал по ребятам из детдома, переживал за Артёмку. Как бы его опять не отдали «любящим» родителям. Хорошо, если убьют, а то искалечат маленького, будет проклинать свою никчёмную жизнь, когда вырастет. А сейчас это такой милый, доверчивый мальчик, что даже непонятно, как можно так жестоко с ним обращаться?! А его брат? Даже моё падение ничто перед его ожогами, которые наставила его мама.

Я представил: мама прижигает ему сигаретой сосок, мальчик плачет:

«Мама, мне больно!».

«Терпи, ты же мужчина!».

Меня передёрнуло, я налился недетской ненавистью к мучителям. У Артёмки, если выживет, возможно, никогда уже не будет детей, ЭКО ещё не скоро будут применять к людям.

Возьмут ребёночка в доме малютки? Каждому хочется своего, особенно женщине. Ей просто необходимо рожать, они созданы для этого.

Когда немного позлишься на несправедливость, существующую в мире, легче переносишь свои заботы. Мало у меня было расставаний? Зато впереди будут радостные встречи!

Смотри на мир с оптимизмом, Сашка!

Я написал на листочке прощальное письмо к Котятам, приклею его завтра на окно, пусть прочитают, когда я буду уже далеко. Я написал, как я их всех люблю, как у меня рвётся душа, но не могу поступить иначе. Оставят меня в детском доме во Владивостоке, хорошо, не оставят, буду писать письма.

Не плачьте, мои хорошие!

Сегодня ко мне больше никто не пришёл, я читал принесённую ребятами книгу, потом лёг спать.

Лёни не было, опять зависал где-то у девочек.

С трудом я заснул уже после полуночи.

Проснувшись утром, посмотрел на часики, доставшиеся мне от Лиски, ещё успею позавтракать.

Пошёл в туалет, умылся. Рана уже заживала, затянулась.

Здесь я оставлял свой «сиротский» костюм, уже изрядно потрёпанные шорты и футболку с небольшой дырой в районе живота. Интересно,. как она сейчас выглядит? После падения?. Она же должна быть залитой кровью,. может, даже порванной где-нибудь. Ноги-то все были исцарапаны.

В чём ехать? Девочкой, или мальчиком? Бояться пока было некого, поеду мальчиком, оденусь в форму, в зелёную, как будто я из пионерлагеря.

Позавтракав, пошёл переодеваться, подождав обхода врачей.

Мне сказали, что со мной всё нормально, скоро выпишут.

Нормально, так нормально, можно выписываться. Руки-ноги уже хорошо слушаются, могу бегать.

Приклеив записку, быстро переоделся, выглянул в окно. Никого.

Вылез,. вытянул рюкзак, накинул его на плечи, и походкой свободного человека направился на остановку, которая была недалеко от больницы.

Автобус уже пришёл. Подождав, спрятавшись внутри деревянной будки, которая здесь заменяла зал ожидания, дождался, когда автобус подойдёт под посадку, и, с бьющимся сердцем, предъявив кондуктору билет,. занял своё место в задней части автобуса.

Я погрузился в грустныесвои мысли, и не сразу обратил внимание на скандал, разразившийся возле входной двери. Скоро не только услышал, но и увидел виновников переполоха: по проходу ко мне мчались Котята!

Оони вцепились в меня, как два настоящих кота, потащили из автобуса.

- Куда вы меня? мне ехать надо! – возмущался я, упираясь, но Котята были непреклонны, они сурово меня ругали, обзывали трусом и предателем.

Я окончательно сдался, когда увидели папу и маму, бегущих бегом за Сашей.

Мама была с царапалкой в руке.

Надо было объясняться. Вздохнув, я, взяв рюкзак, пошёл на выход.

- Что, сбежать не удалось? – с усмешкой спросил водитель, - Ну, сейчас тебе зададут! Получишь по первое число! Молодцы, ребята, поймали беглеца!

Но его прогнозы не сбылись: мама сразу обняла меня, стала целовать, заплакав.

Отец смущённо стоял рядом, не зная, как подступиться.

Ну и ладно, подумал я, расскажу им всё, без утайки, придётся меня отпустить. А так, тайком, тоже не следовало бежать. Но очень не хотелось прощаться, со слезами, с Котятами.

Вон они, схватили меня за руки, и потащили домой. Рюкзак надел Саша,. согнувшись под его тяжестью. Папа забрал потом его, сам понёс.

У места, где дорога начинала спускаться вниз, я остановился, оглядывая простор моря.

- Пошли скорей, чего ты?! – тянули меня близнецы, мои братик и сестричка.

А я хотел ещё раз посмотреть на дом. На наш дом.

Конец первой части.

,

дывая

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg