Валерий Большаков Однополчане. Русские своих не бросают
© Большаков В. П., 2018
© ООО «Издательство «Яуза», 2018
© ООО «Издательство «Эксмо», 2018
* * *
Глава 1. Все для фронта
…Вика Тимофеев с утра надел теплые кальсоны «с начесом», штаны из толстого сукна, на ноги намотал байковые портянки, обул разношенные валенки. Свитер нацепил – толстой «бабушкиной» вязки, ватник накинул, ушанку нахлобучил, и все равно мерз.
Виктор уныло шмыгнул красным носом, стянул варежки, поднес озябшие руки ко рту, погрел дыханием. Черт, холодина какая… Правду говорили, что зима в 41-м была на редкость лютой.
Встав со стула, Тимофеев попрыгал, побоксировал с тенью – молодая кровь зажурчала шибче – и обошел всю раскомандировку.
Так называлось это помещение в цеху, больше всего похожее на веранду. Обстановка тут была спартанская: пара столов, стул, несколько скамеек да сейф, сваренный из котельной стали.
Раскомандировка задрожала, затряслась мелко – это вдоль цеха прокатилась кран-балка. Виктор приблизился к окну, подышал на иней, протаивая «дырочку». Потер пальцем и глянул наружу.
Цех терялся в полутьме – запыленные оконца плохо пропускали свет. Вдоль всего корпуса стояли в ряд танки «КВ». Целая колонна выстроилась от ворот до ворот.
Моторные отделения танков казались развороченными – оттуда тянулись какие-то патрубки и провода. «Кишок-то, кишок…»
Всем «Климам» меняли двигатели, ставили дизели помощней – в 850 «лошадей», а самое главное – встраивали новые коробки передач, разработанные инженером Шашмуриным. Вернее, как…
В той реальности, что была Тимофееву памятна, Николай Федорыч взялся за КПП гораздо позже, летом 42-го вроде, но с их приходом, с «попаданчеством» этим, история буксовать начала, на иную колею сбиваться стала. Короче говоря, Исаев живо привлек этого «самородка», поплыл против «естественного течения событий».
Шашмурин чего придумал? Отливать картеры не из дорогого «цветмета», а из чугуна, и детали трансмиссии тоже не из легированных сталей делать, а из обычных, только закаленных токами высокой частоты. Моторесурс мигом вырос, а тяжелый танк уже не ползал по полю, как жук полудохлый, а шустро носился, догоняя «тридцатьчетверки».
Так «КВ-1» превратился в «КВ-1С». Последняя буквочка означала «скоростной». Это, впрочем, не их заслуга, такая модификация действительно появилась в той реальности. Они просто поторопили события, подстегнули клячу истории.
Опять разошелся гул – это кран-балка пронесла танковое орудие ЗИС-6. Сто семь миллиметров. Совсем другое дело.
А то – тяжелый танк, а пушка как на «Т-34»! Несерьезно.
Зато теперь будет «КВ-1СМ». «Скоростной модернизированный» то есть. А вот за это уже им, «гостям из будущего», надо спасибо сказать. Совершенно непонятно, почему и отчего, но задуманный танк со 107-мм орудием так и не пошел в серию.
Тимофеев поежился. Ничего удивительного, что такой колотун стоял, – завод не отапливался. Не потому, что директор был жестоким человеком или скупердяем. Просто топливо отсутствовало – «Все для фронта, все для победы».
Вот такой приоритет. И завод не пустовал – на смену выходили настоящие деды, которым лет за семьдесят было, и сопляки-подростки. Тетки работали, чьи мужья ушли на фронт, и девушки.
Парни тоже были – молодых, призванных в армию, их направили служить сюда, на оборонный завод. Они жили неподалеку, в общаге, тоже нетопленой.
Полуголодные, уходили рано-рано на завод, возвращались, съедали свой скудный паек и укладывались спать – в тех же ватниках, в которых работали. И как работали!
Выдавали план с перевыполнением на тысячу процентов! Пахали неистово, ожесточенно, так, словно врага били.
Каждое утро по улице, что вела к заводским воротам, разносился частый перестук – это шли новобранцы-работяги. Башмаки им выдали нормальные, кожаные, но почему-то с деревянными подошвами. Так вот и щелкали.
Вика подумал, что именно здесь, на заводе, он окончательно понял здешний народ. Проникся, так сказать.
Этих людей нельзя было победить. Немцы еще тужились под Москвой, сила ломила немалая – вся Европа, считай, билась с Советским Союзом, но русские не сдавались.
Тимофеев задумался. Сколько они уже тут? Да считай, почти что с самого начала Великой Отечественной. С ума сойти…
Марлену было проще, он давно уже отошел от их компании – там, в далеком, почти сновидном XXI веке. Оторвался, так сказать, от коллектива. И в армии отслужил, и отучился, и даже работу себе завел. Конечно, все у него было малость понарошку, по-детски как-то. «Золотая молодежь», что вы хотите.
Исаев угодил в ВДВ не потому, что рвался «в ряды», а назло отцу, посчитавшему сынка мажором и чмошником. В вузе Марлен так и не доучился, да и работа… Какая, на фиг, работа?
Так, игрался в детективное агентство. И доигрался…
Вика вздохнул.
Когда они искали пропавшего без вести Мишку Краюхина, а нашли межвременной портал, открывавшийся в лето 41-го, для Марлена все стало ясно. Игры кончились.
Исаев ушел на фронт и возвращаться в благополучное и безопасное будущее не собирался. По крайней мере, до Победы.
Уже и поиски Краюхина отошли для него на второй и третий план.
А когда «пропажу» нашли-таки, Марлен с Мишкой сразу спелись – их не «войнушка» увлекла, они просто не могли бросить своих товарищей, своих однополчан. Вернуться в будущее означало для них дезертировать.
Вика криво усмехнулся. А вот он бросил своих…
Позорище… Хотя… Ну, не струсил же! Бежал через передовую, в немецкий тыл! Хватило ж ума…
Та «попытка к бегству» ему здорово мозги прочистила. Стальной щеткой прошлась, до сукровицы ободрала старую кожу, сбросила ее, как шелуху, и вот он, голенький, в крови и слизи, корчится, заходится от крика. Больно ему, видите ли.
– Жизнь дается лишь дважды… – пробормотал Тимофеев. И понурился.
Удивительно, до чего классик марксизма-ленинизма прав был: бытие определяет сознание. Так иногда определит, что глаза на лоб лезут…
Он до сих пор не вполне верит Исаеву. Может, тот просто так сказал, что все в порядке, а на самом деле презирает бывшего «корифана» за трусость и предательство? А если и так?
Разве Марлен не вправе думать о тебе плохо? А, Витек? То-то и оно…
Может, он потому и рвется так в «передовики производства», чтобы вернуть хотя бы долю уважения у Исаева? Может, и так.
Да нет, тут все сложнее. И проще. Вот тебе тест.
Скоро Красная Армия освободит Смоленск, и портал окажется в «зоне доступа». И что? Ты сразу кинешься обратно, к супермаркетам и «ночникам», дорогим машинам и покладистым моделям?
А почему же ты именно на этот завод чаще всего наведываешься? Да не абы когда, а в Ритину смену? А? То-то же.
Рита – студентка, спортсменка, комсомолка и просто красавица. «Снять» такую невозможно в принципе. Ты с ней будешь год встречаться, и дальше поцелуев у вас дело не дойдет.
Но ты-то согласен на подобные отношения, верно? В Рите есть то, что в будущих девицах подрастрачено.
Гордость, стыдливость, отзывчивость, доброта и… какая-то… нежная чистоплотность, что ли. Где ты еще такую найдешь, в каких временах? Ну, разве что в XIX веке. Тургеневская девушка…
Рита работала сварщицей. Упрямо осваивала мужское ремесло. Он и познакомился-то с ней благодаря сварке.
Проходил по цеху, куда затащили пару «КВ» с фронта – без гусениц, со страшными «ямками» в броне – следами попаданий. Слышит – ругается кто-то шепотом, нежным таким шепотом, а фоном – сварка трещит и подсвеченный дым клубами.
Рита была в большой, не по размеру брезентовой робе, совершенно скрывавшей фигуру, но никакая маска не могла спрятать длинную стройную шею. И маленькое ушко, и завиток волос.
У девушки не получалось – электрод «залипал», трансформатор возмущенно гудел, а сварочный огонь тух.
– Давай покажу, – неожиданно для себя сказал Тимофеев.
Рита обернулась к нему, подняла маску…
И Вика влюбился окончательно.
Не подавая виду, он уверенно взял девичью руку, сжимавшую держак, и мягко повел ее, прикрываясь ладонью от лилового «зайчика».
Варить он умел, у него это как-то легко и сразу получилось еще в школе, когда дядька чинил старую-престарую «Волгу» у себя в гараже.
– Вот та-ак… – ворковал он, слушая прерывистый треск разряда. – Не спеши, пусть заплавится как следует…
Обстучав молотком горячий шов, Рита подняла лицо и улыбнулась.
– Спасибо, Виктор Владимирович…
…Тимофеев вздохнул. Вот так вот…
Он даже самому себе не признается, что́ его тут удерживает, в этом суровом, жестоком, но чистом мире. Нет, не Рита даже.
Девушка – это радость, это томление, надежды на маленькое счастье. В принципе, возможен вариант, когда они с Ритой…
Да, они с Ритой! Берутся за руки и минуют портал. И оказываются в будущем. Девушка, наверное, в ужас придет от грядущих порядков, от тогдашних буржуев и «загнивающего империализма» отечественного разлива. Но вариант-то существует!
Так что не в Рите дело. Дело все в том отношении, которое он чувствует к себе. Его тут уважают, ценят, он здесь по-настоящему нужен. Впервые в жизни к нему обращаются по имени-отчеству!
Нет, конечно, Маргаритка могла бы и понежней отнестись, поласковей. Витенькой, там, назвать. Но это все будет, обязательно. Со временем.
А он никуда не спешит! У него прорва лет впереди.
И он стал лучше понимать того же Марлена, устроившего себе работу. Конечно, детективное агентство – это так, пережиток детства, но хотя бы ясно стало, в чем тут суть.
А вот в этом самом уважении. В признании. В востребованности.
Да он даже ходить по-другому стал – выступает с этакой основательностью, с чувством собственного достоинства…
Кто бы мог подумать, что скучные занятия по экономике и менеджменту пригодятся! Пригодились.
Он даже в азарт вошел. Марлен с Мишкой изобретают, внедряют в производство всякие штучки-дрючки, а он это самое производство как раз и организовывает, продвигает, продавливает, пропихивает.
Вон сетевые графики ввел – метод замечательный. И узкие места сразу просматриваются, и заметно, кто отстает. А неделю назад летали на Урал, куда перевели выпуск «КВ». Ему такой мандат выдали, что директоров, знакомившихся с бумагами, в пот бросало. А еще с ним двух энкавэдэшников послали, оба в звании майора, только один спокойный, флегматичный даже, а другой угрюмый, сосредоточенный. Как упрется своим тяжелым взглядом, так тебя сразу к ручке потянет – накатать чистосердечное…
НКВД – это сила, тем более что в наркоматах, да и на заводах полно всякой шушеры. Не хотят они крепить обороноспособность Родины, им легче по накатанной дорожке. Наладили выпуск тяжелых танков? Наладили. Вот и будут их шлепать.
А то, что «КВ» еле таскаются, что у них трансмиссия слаба и летит постоянно, никому и дела нет. Бывало, что новенький «КВ» еще с завода не вышел, а уже ломается. Марлен рассказывал, что в Курской битве «КВ-1С», то есть шашмуринской переделки, часто горели из-за того лишь, что механики-водители боялись быстро ездить – помнили, как прежние модели «Климов» из строя выходили.
Да и с пушкой этой тоже странностей полно, действительно. Главное, еще весной 41-го Грабин ставил свою мощную 107-миллиметровку на «КВ», и со Сталиным у него разговор был, и вождь дал «добро», но вот где-то по пути на завод все потерялось, забылось, и продолжили танкостроители клепать старые танки с пушками-«окурками».
Чья вина? А как бы ничья!
Просто «сложилось мнение». Дескать, лучше побольше танков дать фронту, чем всякими там усовершенствованиями заниматься.
Ну правильно, ведь те, кто принимал такое решение, на фронт не отправлялся и в танках не горел. Всполошились, конечно, после Курской битвы, когда немцы напустили на наши танки «тигров» и «пантер», да и выбили половину советской бронетехники. Быстренько и «тридцатьчетверке» 85-мм орудие вставили, и выпуск могучего «ИС-2» наладили.
А раньше вы где были?
Послышались голоса, под ногами загремел металлический трап, и Тимофеев быстренько вернулся в реал.
В раскомандировку ввалились трое – безликий Савин, директор завода, похожий со своим пенсне на отощавшего Берия, Шашмурин и Грабин. Шашмурин смахивал на Павку Корчагина – и обликом, и возрастом, а Грабин в генеральском кителе, видневшемся под тулупом, с аккуратной бородкой и усами, чем-то напоминал белогвардейца.
– Здравствуйте, товарищ Тимофеев! – грянул генерал.
– Здравия желаю, Василий Гаврилович, – улыбнулся Виктор.
Грабин хохотнул и скинул тулуп. Жарко ему, видите ли…
– Приветствую, – сказал Шашмурин, пожимая руку Тимофееву.
Савин замученно растянул губы, изображая приветливую улыбку.
– Я разговаривал с товарищем Сталиным по телефону, – энергично забасил Василий Гаврилович, продолжая, видимо, прерванный разговор, – и мне тогда прямо сказали: есть мнения, что «КВ» вооружен маломощной 76-мм пушкой, недостаточной для тяжелого танка. Товарищ Сталин меня прямо спросил: «Вы уверены, что 107-миллиметровую пушку можно поставить в тяжелый танк?» Да, говорю, уверен! А Иосиф Виссарионович и говорит: «Это очень важно, товарищ Грабин. До тех пор, пока мы не вооружим тяжелый танк такой пушкой, чувствовать себя спокойно мы не можем». Вот так! Слово в слово! И что? А ничего! Летом выпустили пять орудий, и все на этом!
– Именно их мы и ставим сейчас, – робко вмешался Савин.
– Это просто здорово, – нетерпеливо ответил Грабин, нервно-зябко потирая руки, – но нам нужны сотни орудий! Сотни!
– Танки не готовы…
– Так готовьте!
– Не ссорьтесь, – примирительно сказал Шашмурин. – И не забывайте, что мы не на Кировском. Товарищ Савин не выпускает танки, он их ремонтирует. В нашем распоряжении двадцать с лишним «КВ», которые мы должны… как вы вчера сказали, Виктор Владимирович? От… что?
– Отапгрейдить, – улыбнулся Тимофеев. – Товарищи, у нас задача куда проще, чем у производственников, – заменить орудие, двигатель и КПП на серийных танках. Быстренько их переделать и обкатать, поглядеть, что получилось. А то пойдет новый танк в валовое производство, и начнут вылазить всякие «детские» болячки. Те машины, что стоят в цеху, все равно требуют кап-ремонта, вот и откапиталим их!
– В смысле, от-ап-грейдим, – раздельно произнес Шашмурин и ухмыльнулся. – Горьковский завод № 92 только разворачивает выпуск «ЗИС-6», Василий Гаврилович… Ха! Только! Да это победа, товарищи! Неужели вы не понимаете? Мой «КВ» наконец-то излечится, из инвалида превратится в спортсмена, бегать будет! Стрелять будет! Да так, что немцам жарко станет!
Неожиданно зазвонил телефон. Савин был ближе всего, он снял трубку и сказал:
– Да? Да, это я… Да, да! Конечно!
Осторожно, будто гранату, положив трубку, директор обернулся.
– Поскребышев звонил! – выдохнул он, обращаясь к Виктору. – Вас вызывает товарищ Сталин!
– Блин! – огорчился Тимофеев. – Тут дел столько…
Заметив выражение лиц присутствующих, он улыбнулся.
– Да еду я, еду! Куда я денусь…
Глава 2. Все для победы
Марлен испытывал двойственное ощущение, одновременно радуясь успехам и огорчаясь, пугаясь даже – все шло хорошо, просто замечательно, но лишь в стенах секретной лаборатории Акселя Берга.
А что толку построить зенитную ракету, да пусть даже десяток ракет, когда их тысячи нужны?
Очень здорово, что рядом Вика оказался. Раньше (раньше – это в будущем!) Тимофеев посмеивался только над своим дипломом. Какой, дескать, из меня экономист? Это папаня свои нереализованные амбиции так тешит, чадо свое отучив в МГИМО. Ему не моглось, так пусть хоть сын получит вожделенные «корочки».
А здесь, в «ревущих 40-х», тот диплом ой как пригодился!
Вика уже три или четыре заводика обустроил в Подмосковье: оборудование натащил, коллективы собрал, методики свои на живых людях отрабатывает.
Так ведь и этого мало! А что делать? Новые заводы строить? Можно, конечно, поднапрячься и возвести, вот только где обученных спецов брать? Как тут быть? А оборудование?
Советский авиапром, к примеру, способен выпускать десятки четырехмоторных бомбардировщиков. А в Америке такие тысячами строят!
«Ленд-лизом» попользоваться? Так проклятые империалисты не все подряд готовы слать в СССР, даже за золото. Вот и крутись…
Исаев поморщился, чувствуя подступавшее раздражение.
Первые восторги схлынули, а вот задача встала во весь свой титанический рост: как обеспечить подъем оборонки за недели и месяцы, если на это потребны годы и десятилетия?
– Думай, думай, голова… – пробурчал он, повторяя любимую присказку деда.
В принципе, дела идут. Радиофоны плодятся и размножаются, сейчас уже десятки человек на постоянной связи. Тот же Берия, другие наркомы, маршал Жуков.
Ракет выпустили на пару дивизионов, зенитчиков обучили наскоро.
Сейчас середина января, а месяц спустя Красная Армия окружит немцев в районе Демянска. Сто тысяч фрицев попадут в окружение, включая моторизованную дивизию СС «Мертвая голова».
В его реальности толку не было – Демянский котел образовался, а вот уничтожить гитлеровцев не смогли, те запустили «воздушный мост». Люфтваффе постоянно снабжало окруженцев боеприпасами и прочим военным барахлом. По сто – сто пятьдесят транспортных самолетов в день отправляли немцы до своих!
Вывод сам собою напрашивался: скрытно вывести на позиции ЗРК и сбивать «Юнкерсы» к такой-то матери. Без авиасообщения с тылом немцы долго не продержатся в окружении, а если туда подтянуть гаубицы с «катюшами» да перелопатить весь тот «котел»…
Здорово получится. И какой офигительный – повод всему миру показать: «Вы видали, как мы дали?!»
– Марлен! – разнесся голос по гулкому коридору. – Ты где?
– Здесь я! – отозвался Исаев.
В лабораторию заглянул Краюхин.
– Привет!
– Привет…
– Всё мировые проблемы решаешь? – бодро сказал Михаил.
– Ну, надо ж кому-то ими заниматься. Ты Витьку встречал?
– Не-а. Он опять на свой танкоремонтный упылил. Знаешь, а он молодец, толково все организовал. Половина наркоматов теперь, после его визитов, подсела на валидол и валерьянку!
– Ничего, им полезно…
– О чем задумался?
Марлен скривился и шибко почесал голову.
– Да я тут, понимаешь, к умному выводу пришел…
– К умному?
– Разговорчики в строю! К умному. Понимаешь, если мы тупо будем строить заводы, то количественно обгоним Германию или ту же Англию через десятилетия. А нам нужно сейчас, сию минуту! Ну вот Витька занялся «КВ». Отлично. Но ведь раньше лета танки в серию не пойдут, и только осенью их число дорастет до более-менее внушительных цифр. Верно?
– Специфика, – пожал плечами Краюхин. – Заводы быстро не разгонишь. А насчет серии… В принципе, уже весной появятся первые «КВ» с новым орудием. Единиц эдак сорок-пятьдесят. Потом, когда производство раскрутится… Нет, все равно, раньше осени общее число не впечатлит.
– Так и я о том же. И понял я истину: количеством брать нужно и в серию запускать танки с самолетами необходимо. Но! Пока не добьемся нового качества, мы будем биться с немцами примерно на равных. Вот только потери будем нести по-прежнему большие и неоправданные. Немец вышколен, и все офицеры вермахта обучены, а у нас даже маршалы, считай, бывшие прапорщики или унтера. Вон где-то в 20-х красноармейцам преподавал полковник Белой армии Слащёв. В Гражданскую он побеждал «красных», даже если те имели двадцатикратный перевес! За ним была военная школа, преемственность и прочие важные штуки. А-а! – поморщился Исаев. – Нельзя было Красную Армию на пустом месте создавать! Немцы вон тоже революцию устроили, но генералов своих к стенке не ставили. И где они сейчас, те генералы? А рулят вермахтом!
– Ой, да согласен я! Только что об этом говорить? Предложения есть?
– Так я ж и говорю: качество нужно! Новое! У немцев вон автоматы только у офицеров и, кажется, у фельдфебелей еще. А мы каждому солдату – автомат в руки! Будет перевес?
– Одними автоматами…
– Да не одними! Тягаться с Люфтваффе сложно, мы еще года два обречены бодаться с «Мессершмиттами» да «Юнкерсами», пока не завоюем господство в воздухе. А ты в курсе, что немцы в 44-м наладили серийный выпуск реактивных «мессеров»? «Мессершмитт-262» – с двумя турбореактивными двигунами, со стреловидными крыльями, обтекаемый и, кстати, вооруженный двумя дюжинами ракет «воздух – воздух». Правда, переломить ход войны они уже не могли – поздно было. А ты представляешь, что будет, если мы сейчас, в 42-м, выпустим хотя бы одну эскадрилью наших реактивных «птичек»? На «мессере» двадцать четыре ракеты висело? И мы столько же навесим, только управляемых, с инфракрасным наведением! На «мессере» стояло четыре пушки в носу, чтоб кучно били. И мы столько же поставим! Только сделаем все лучше. Ты только представь: летят наши птенчики, выдают тыщу кэмэ в час, и никто за ними не угонится, и никто от них не уйдет!
– Остапа понесло… – хихикнул Михаил и тут же принял серьезный вид. – Да нет, я согласен с тобой, но ты же видишь, что делается. Мы и Люльку зазвали, и Климова, выдали им инфу по ТРД, они там все кудахчут от восторга, а когда получится что-то вроде «МиГ-15», никто сказать не может. Вот ты сбегал в XXI век и обратно, притащил буки, то, се… Но в Интернете нет всей технической документации по тому же «МиГ-15». Понимаешь? Подсказок у нас – вагон и маленькая тележка, но заводу нужны чертежи, и прочая, и прочая, и прочая. Кипы документов! Расчеты всякие… А что мы смыслим в аэродинамике?
– Да понятно…
– Понятно ему! – хмыкнул Краюхин. – Эх ты, философ… «Новое качество»! А мы чем занимаемся, по-твоему? Вот как раз этим самым новым качеством! Рации на транзисторах, ракеты с электронной начинкой – это уже есть, проверено, работает.
– Да согласен я… – вздохнул Марлен. – Просто мочи нет терпеть этих фрицев! А как подумаешь, сколько еще наших сгинет, пока мы на рейхстаге распишемся…
– Та же фигня… – вздохнул Михаил.
Зазвонил радиофон. Краюхин подхватил аппарат с полки и ответил:
– Алло?
Послышался негромкий голос Поскребышева:
– Товарищ Сталин ждет вас на «ближней даче». Вас и товарища Исаева. Машина за вами послана.
Глава 3. «Ватники»
Марлен первым покинул тесноватый «Опель-Кадет» и уверенно зашагал между сосен по расчищенной от снега дорожке.
На «ближней даче» он бывал не однажды, его разок даже на «дальнюю» приглашали, как раз на новый 1942 год. Буквально на третий день после разминирования – было решено взорвать резиденцию Сталина в Семеновском, если фрицы нагрянут. Но немцы не дошли, и «дальняя дача» уцелела.
– Интересно, зачем нас вызвали? – проявил нетерпение Краюхин.
– Узнаем во благовремении…
Крепко пожав руку незаменимому Власику, Исаев прошел в гулкий холл, с мороза попадая в теплынь. Хорошо!
– Товарищ Сталин ждет вас в столовой.
Кивнув – мол, принял к сведению, – Марлен быстро разделся, пригладил волосы перед зеркалом и направился к столовой.
Столовая занимала обширное помещение. Огромный стол, кожаные диваны, рояль хорошо сочетались, создавая образ гостиной в богатом доме, чей хозяин был больше склонен к аскезе, чем к роскоши.
Иосиф Виссарионович не спеша прохаживался вдоль стола, сложив руки за спиной.
Марлен остановился. Вот ведь…
Полгода он в этом мире, в этом времени. Всякого навидался, но по-прежнему учащается пульс, едва он перешагивает порог сталинской столовой или кабинета. Встреча с вождем всякий раз отдает невероятью, запредельной мистикой.
– Здравствуйте, товарищ Сталин.
– Здравствуйте, товарищи.
Сталин неторопливо развернулся и указал рукой на стол.
Марлен присел на стул. Мишка устроился рядом.
Иосиф Виссарионович обошел стол и занял место напротив. Тут же стал ломать папиросы «Герцеговина-Флор» и набивать табаком трубку. Делал он это неторопливо, словно оттягивая разговор, собираясь с мыслями.
– После того как вы появились, товарищ Исаев, и вы, товарищ Краюхин, мне стало гораздо спокойнее, – медленно проговорил вождь. – Вы убедили меня в правоте нашего общего дела, в нашей окончательной победе. Знаю, что впереди долгая и сложная борьба, но больше нет растерянности, нет уныния и упадка сил. Я и спать стал хорошо!
Поглядев на двери, Сталин усмехнулся:
– Даже ваш друг Тимофеев помог мне упрочить веру. Как мне докладывали, он школит всех наших производственников, начиная с наркомов и кончая вахтерами.
– Лишь бы толк был, – вставил Михаил.
Вождь кивнул.
– Толк есть.
Тут двери приоткрылись, и в столовую заглянул малость встрепанный Виктор.
– Входите, товарищ Тимофеев.
Вика смутился.
– Извините, товарищ Сталин, не переоделся, явился в ватнике… Впрочем, все мы немножко «ватники»!
Иосиф Виссарионович поглядел на него непонимающе, и Марлен сказал:
– Это бандеровцы в нашем времени так называют русских, которые против фашистов. «Ватниками», или просто «ватой», а еще «колорадами» – за то, что мы в День Победы носим на груди бантики из гвардейской ленточки.
– Ах вот оно что… – протянул Сталин. – Понятно… Я уже просматривал исторические очерки по этому вашему… «буку», но многие детали ускользают.
– Повылазили эти фашисты недобитые, – пробурчал Тимофеев. – Не, раньше-то я не обращал на бандерлогов особого внимания, но побывать в тылу у немцев было полезно.
Марлен покачал головой.
– Все гораздо хуже, Вика. Понимаешь, бандеровцы никогда не исчезали, никто не истреблял их как клопов. После войны оуновцев переловили и согнали в лагеря, но в 55-м Хрущев выпустил их и даже выплатил компенсации за отобранное добро. Более того, позволил вернуться из-за границы тому отребью, что успело бежать в Германию или в Канаду. И вся эта сволочь полезла в райкомы да исполкомы УССР, началась ползучая украинизация, а потом, в 90-х, они пришли к власти. Вот и все.
– Что-то я слишком часто слышу фамилию Хрущев! – раздраженно сказал Сталин. – Всего одного дурака хватило, чтобы испортить жизнь миллионам людей!
Марлен сразу же вспомнил Ельцина и его вдову, наивно полагавшую 90-е годы «святыми». Конечно! Ее же не выгоняли с завода, чтобы развалить его, вырезать металл и продать по дешевке. Ей же не приходилось мотаться «челноком» в Турцию и торговать трусами в переходе, имея степень кандидата технаук. Да ну ее…
Раскурив трубку, вождь выпустил клуб ароматного дыма и сощурил свои тигриные глаза. Поглядев в сторону дверей, он кивнул невидимому для Исаева офицеру, и в столовую тотчас же внесли несколько подносов: чай, печенье, сахар, варенье, лимон.
– Угощайтесь.
Сталин подвинул к себе стакан чаю в подстаканнике, но пить не стал, продолжая смаковать сизый дым. Говорят, знакомство с файлами из ноутбука о вреде никотина побудило вождя резко умерить пристрастие к табаку, и теперь он наслаждался куревом в те редкие минутки, когда позволял себе неполезную привычку.
– Я пригласил вас сюда не только за тем, чтобы угостить чаем, – проговорил Иосиф Виссарионович. – Произошло кое-что очень интересное, и мне потребовалась ваша помощь, как… хм… Ну, скажем, как свидетелей. Мы задержали троих человек, которые… Впрочем, не нужно объяснений. Чем рассказывать, лучше показать. Товарищ Власик!
Сталин позвал негромко, не повышая голоса, но начальник охраны тут же нарисовался на пороге.
– Введите задержанных.
– Да, товарищ Сталин!
Порог столовой переступил взволнованный сержант НКВД и отшагнул, пропуская троих мужчин. Они были похожи манерой поведения – согбенные, руки за спину, глаза в пол.
Марлен начал медленно вставать и даже не обратил внимания на упавший стул.
– Батя?.. Ты?!
Илья Марленович поднял голову, заулыбался, узнавая сына, и выразительно пожал плечами – видимо, Исаев-старший не уверен был, что можно развести руками.
Миха Краюхин оказался самым непосредственным – бросился к своему родителю и крепко облапил его. Бедный сержант аж вспотел, не зная, на что решиться.
Тимофеев-младший смутился, встретив взгляд Тимофеева-старшего, но тот подмигнул ему. А затем вытянулся во фрунт и отчеканил:
– Здравия желаю, товарищ Верховный Главнокомандующий!
– Вольно, – усмехнулся Сталин, и подал знак угасшей трубкой охране. Та исчезла. – Представьтесь, товарищи.
– Илья Исаев.
– Владимир Тимофеев.
– Алексей Краюхин.
Илья Марленович поднял руку.
– Разрешите, товарищ Сталин?
– Говорите.
– Мы сюда не от избытка отеческой любви явились, не за детками малыми приглядывать. Просто… Нет, вы не подумайте чего – Марлен мне ничего не рассказал, мы сами проследили за ними. Тревожились, понимаете? А когда поняли… В общем, так. Я за себя скажу. У меня на глазах развалили СССР, могучую сверхдержаву. А теперь появился шанс не допустить этого… этой… Да как угодно скажи, все равно лишь матом выразишь! Вы не думайте плохо о нас, обо всех, кто остался там, в будущем. Вон, недавно опрос провели, спрашивали население, кого оно считает величайшим человеком. И большинство ответило: Иосифа Виссарионовича Сталина! Конечно, либералам у власти такой ответ как ножом по стеклу, а мне приятно – не продались, значит, мы за капиталистическое барахло, остались как есть! Чем я могу помочь? Мы с Вовкой после дембеля и до самой «перестройки» припахивали в секретном «ящике», полузаводе-полуинституте. Испытывали турбореактивные двигатели и боевые «МиГи». Потом пришлось уйти, переквалифицироваться в буржуи. Жить-то надо. Но знакомых осталось много. Короче, мы притащили сюда буки с секретной документацией по «МиГ-15» (Марлен ухмыльнулся). Конечно, мы с Вованом не конструкторы, но кое-что понимаем. У меня кандидатская степень, а Вовка не успел диссертацию защитить.
– Некогда было, – сморщился Тимофеев. – Как говорится, хочешь жить, умей вертеться. Вот мы и крутились. И не слушайте вы Илюху, а то больно скромный. Он иногда такие советы подавал самому генеральному конструктору, что только держись! А «МиГ-15» мы не зря выбрали – он самый простой из настоящих, таких, реактивных истребителей. Американцы их боялись. Да там у нас не только «мигарь», мы поскидывали в бук кучу всяких ноу-хау. Технологию кирзы, например, чтобы сапоги шить дешевые, или… Да там много чего!
Сталин кивнул и повернул голову к Алексею Петровичу.
– А вы, товарищ?
Тот отчетливо щелкнул каблуками.
– Гвардии капитан Краюхин, – отрекомендовался он. – Служил в танковых войсках, с техникой на «ты». Последние десять лет работал программистом. Это…
Иосиф Виссарионович улыбнулся:
– Я уже ознакомился с некоторыми профессиями будущего. Ну, что ж… Лаврентий Павлович сразу поставил меня в известность о вашем задержании. Ваши… э-э… буки не пострадали?
– Нет, товарищ Сталин.
– Очень хорошо. Ну, что же, товарищ Исаев… Нет, вы, Марлен Ильич. Принимайте новых сотрудников. Посмотрим, какую пользу они смогут принести нашей общей родине!
* * *
…Был поздний вечер, когда отцы и дети наговорились и наслушались. Усталые, но довольные, все шестеро засели в полутемной лаборатории, где гудел огонь в голландской печи, а за окнами синели сумерки.
Марлен ощущал в это время спокойную удовлетворенность. Понимал же, не маленький, что родители переживать будут, выдумывать всякие ужасы… Да и почему выдумывать?
Он что, бессмертный? Его убить не могли? Могли, да еще как!
Уберегся, и слава богу.
А теперь все как-то улеглось в душе, унялось, осела муть. Хотя мамулька все еще там и теперь, наверное, уже за обоих беспокоится.
«Ничего, – вздохнул Исаев-младший, – и эту задачку мы решим».
Отец привстал и подкинул в печку пару поленьев.
– Не закрывай, Илья, – сказал Владимир Тимофеев.
Марленович послушался, и по темной комнате разбежались оранжевые отсветы пляшущего огня.
– Типа, камин, – сказал Вика.
– Типа, – кивнул его отец.
Рука Тимофеева-старшего лежала на сыновнем плече, и крепкие пальцы сжались, словно передавая невысказанное.
– Марлен, – проговорил Илья, – а ты долго привыкал к этому времени? Ну-у… ты понял, да? Тут же все другое – еда, разговоры… Да все!
Марлен покачал головой.
– Это только так кажется, бать. На самом-то деле тут люди немного иные, да и то… Честно говоря, первые месяцы было не до привычек. Сначала отступали, потом наступали, а мы еще в разведроте служили… Совершенно не находилось времени для рефлексий, даже поговорить по-человечески некогда было. Хотя, знаешь… Спасибо фронту, у меня всю интеллигентщину выбило на передовой. Я ведь раньше как думал? Нельзя ничего менять, а то вдруг будущее изменится! Помнишь, Вика?
– Было дело.
– А тут… Понимаешь, бать, в будущем никому ничего не объяснишь, слова бесполезны. Смотрит молодняк на стариков с орденами, что звякают на кургузых пиджачках, и шуточки отпускает. А ведь эти смешные, больные, дряхлые, порою дементные деды – молодые парни сейчас. И сколько их выживет к 45-му хотя бы? А от скольких только фотокарточки останутся? Помнишь, как ходил в «Бессмертном полку»? И вот когда я тут видел таких – веселых, чубатых, зубастых, – и как их наскоро хоронили в братской могиле… Да какой могиле… Красноармейцы из похоронной команды хватали убитых за руки, за ноги и сбрасывали в воронку от бомбы! Засыпали по-быстрому, и все. Такой вот обряд. И мне уже как-то не думалось о будущем, больше настоящее интересовало. Вот и затеяли мы эту… шефскую помощь. Хотели сначала отделаться писульками, только нас быстро припахали… Вот, трудимся. А насчет будущего я уже не волнуюсь – ничего с ним не станется. Понятия не имею, как устроено время, но я точно знаю, что перемены, произошедшие здесь, никак не отражаются на наших современниках. Пример? Мы служили в дивизии Панфилова, того самого, но его не убило в декабре, генерал жив-здоров. Панфиловцы били немцев под Вязьмой, так что не случилось там котла, не окружали наших. Понимаешь? А когда я в XXI побывал, смотрю в Интернете – там все по-прежнему, как было. Видишь, что получается? Тут перемены, а никакого «эха» до будущего не докатывается, время и там, и здесь течет одинаково. Тот самый год, из которого мы все пришли, станет другим через семьдесят с лишним лет, однако люди, там живущие сейчас, наши соседи, ближние и дальние, будут к тому сроку жить в 2087-м.
– Тут свое время, – кивнул Алексей, – там – свое.
– Да нет, время-то едино для всех, просто «вчера» и «завтра» никогда не пересекаются. Мы едем в разных поездах, прибываем на те же станции, только будущее впереди, а прошлое – позади.
– Все равно непонятно, – покачал головой Владимир. – Ведь чем дальше, тем больше изменений. Верно? Допустим, построим мы Братскую ГЭС на десять лет раньше…
– И что? – фыркнул Илья. – Думаешь, в будущем сразу две плотины вылезут? Построим ГЭС тут, тут она и останется – для настоящего, а не для будущего!
– Но тогда получается, что не только времена разные, но и пространства! Миры разные! Или… как сказать? Реальности? Если в одной реальности Сталинград с Ленинградом, а в другой – Волгоград с Петербургом, то они никак не могут существовать в одном и том же пространстве!
– Ну, значит, они разные, – пожал плечами Исаев-старший. – Хотя… Да что мы знаем о времени?
– Я знаю, – сонно пробормотал Марлен, – что уже поздно. А нам рано вставать.
– И точно, припозднились мы!
– Как старший по званию… – ухмыльнулся Алексей Петрович. – Отбой!
Глава 4. Крышка для «котла»
Для работы над «МиГ-15» выбрали заброшенные цеха, когда-то выстроенные фабрикантом Гужоном. Основной корпус был достаточно обширен, да и ворота можно было сделать пошире, чтобы выкатывать собранный истребитель, благо тот не отличался большими размерами.
Илья Марленович, «крестный отец» реактивного самолета, планировал сначала отработать технологии, собрать парочку «мигарей», а уже потом разворачивать производство на авиазаводе № 1 имени Сталина. К тому времени – к лету – можно будет и группу летчиков обучить. А пока…
А пока в нетопленых цехах грохотали молотки, гремели листы дефицитного дюраля. Модельщики уже заканчивали деревянный макет «МиГ-15».
Исаев-старший, в ватнике и ушанке, в галифе, заправленных в валенки, больше всего походил на сантехника, обнаглевшего до того, что начал что-то вещать целой группе конструкторов в пальто и барашковых шапках.
– …Фюзеляж цельнометаллический, – вещал «сантехник», – круглого сечения. Воздухозаборник в носу с двух сторон обхватывает кабину и выходит к двигателю. Крыло стреловидное, с четырьмя аэродинамическими гребнями – они предотвращают перетекание воздуха вдоль плоскости. Шасси трехколесное с носовой стойкой. Выпуск и уборка шасси, а также двух тормозных щитков в хвостовой части производятся с помощью гидросистемы. Управление самолетом тоже на гидроусилителях. Двигатель один – с центробежным компрессором. Сейчас он проходит испытания, думаем довести тягу до двух тысяч трехсот килограмм…
– И вы хотите сказать, что этот самолет сможет обогнать «Мессершмитты»? – спросил конструктор с обрюзгшим лицом.
– Легко! Скорость нашей «птички» составит тысячу тридцать – тысячу сорок километров в час. Только вот задачи у самолета не игра в догонялки с самолетами противника, а их уничтожение.
Марлен усмехнулся: батя ото всех отгавкается.
Тут за стеной поднялся вой, перешедший в рев: на стенде запустили турбореактивный двигун.
Поразительно: минул какой-то месяц, а батяня развернулся вовсю. И людей подтянул, и оборудование выбил, станки какие-то по линии ленд-лиза получил. Такое впечатление порой создается, что «мигарь» вот-вот полетит. И полетит!
– Марлен!
– Здесь я!
Запыхавшийся Мишка вынырнул из-за штабелей огромных дощатых ящиков.
– Привет! Я с Витькиным батьком побалакал насчет управляемых ракет. На Западе тоже над этим думают. В общем, про инфракрасную головку самонаведения надо забыть – такие штуки смогут наводиться только с задней полусферы на сопло реактивного двигателя, а у немцев они пока не водятся.
– А на поршневые моторы никак?
– Никак! Очень слабое тепловое излучение.
– Понятно… Ты там что-то про Запад тол-ковал…
– А, ну да! В общем, картина такая. Через три-четыре года и в Германии, и в Англии, и в Америке должны будут появиться первые ракеты «воздух – воздух». Управляемые, я имею в виду. У немцев – «Руршталь», весом шестьдесят кило, но управляться будет по проводам, да и дальность всего три с лишним километра. У англичан – «Артемис»…
– Ты, главное, про управление.
– У «Артемис» наведение автоматическое, полуактивное радиолокационное. Истребитель подсвечивает цель радиолокатором, и ракета наводится. Там на ракете такой спойлер специальный стоит – когда на детектор попадает сигнал от самолета противника, спойлер сразу выдвигается, направляя ракету на цель. Американская «Тиамат» наводится… будет наводиться по лучу радара. Она тяжелее «Руршталя» раз в пять, зато и дальность – пятнадцать кэмэ. И еще одна штатовская ракета – «Горгона». Здоровая, но бесполезная – ею хотели управлять с помощью радиокоманд, наблюдая за полетом через видеокамеру на самой ракете. Провал полный – ни черта не разобрать в тутошние камеры.
– Короче, будем клепать свою, с наведением по лучу локатора с самолета. Или с подсветкой радиолучом.
– Так вы ж уже сварганили с Королевым эту самую… с наводкой!
– А толку? Велика больно – семь метров в длину, весит тонну. Куда такую? Ею только «Б-52» сбивать, цель достойная, так ведь не построили пока ни одного «Стратофортресса», рано еще. Да и какая там наводка? С земли! А нам-то нужно, чтобы с борта самолета. Значит, автопилот ракете подай, а самолету-ракетоносцу только РЛС – четыре штуки.
– Многовато что-то…
– А ты посчитай. РЛС обнаружения воздушных целей – раз. РЛС опознавания – два. РЛС автоматического сопровождения цели и наведения ракет – три.
– Ну! Три. А четвертая зачем?
– Так получается – после старта ракета «проседает» метров на сто, и надо ее ввести в луч. Вот для этого и четвертая РЛС. А у нас даже радиоприцела нету! Наши из НИИ-20 только начинают кумекать над бортовым радаром «Гнейс-2», и ставить его будут не на истребители, а на двухмоторную «пешку» – вес большой, полтонны. Штука хорошая и все такое, но мне надо полегче и получше. И побыстрее! Уже к этому лету.
– Размечтался… – хмыкнул Краюхин.
– Мечты, мечты, где ваша сладость? – уныло продекламировал Марлен. – Мечты ушли, осталась гадость.
– А мы не слишком спешим? Нет, я понимаю, реактивные истребители – это вещь, но те же управляемые ракеты только к середине 50-х появятся… появились, я имею в виду. В нашей реальности.
– Миха, знаешь, когда начали работать над управляемыми ракетами? В 20-х! Сам же говорил – через три-четыре года нужно ждать. И если наши «мигари» к тому времени окажутся без ракет, союзнички мигом миллионы потратят, чтобы вооружиться и валить наши «птички». Нет, ты не думай, что я совсем уже из реала выпал. Знаешь, что такое инфа из будущего? Это не деньги даже, а время. Мы годы сэкономим!
– Верно – и лишим опыта наших конструкторов.
– Фигня! Ничего из того, что используется в нашем времени, мы здесь не клепаем, да и не сможем при всем желании. Все наши разработки остаются на уровне 50-х годов, мы выигрываем десять-пятнадцать лет максимум. Просто торим дорожку нашим яйцеголовым, чтобы они не заходили в тупики, не теряли зря то самое время. Наработают они опыт, не волнуйся, просто начнут с уровня повыше, чем в прошлой жизни, так сказать. Ладно, сделаем, куда мы денемся…
Марлен покинул цех и выбрался во двор, где сгрудилось целое автостадо, состоявшее в основном из «эмок», с редкими вкраплениями «ЗИСов».
Исаеву достался «ГАЗ-61» – по сути, полноприводная «эмка» с мощным движком. Их начали выпускать всего четыре месяца тому назад как командирскую машину, и вот на перегоне из Горького одна из них серьезно вляпалась в столб.
Это «ломье» и выпросил Марлен. Мишкин отец здорово помог с ремонтом, да и Вика, как оказалось, кое-что смыслил в автосервисе, даже сварщиком поработал.
В общем, с Нового года Исаев обзавелся «колесами».
Заботливо прогрев мотор, Марлен выехал с одного режимного объекта и направился к другому, к знакомым лабораториям ИРЭ.
Институт радиоэлектроники разросся, его здания занимали уже целый квартал, хотя названию отвечал лишь один дом, а в остальных занимались темами, лежавшими несколько в стороне от диодов и транзисторов.
Полдома выделили Королеву и прочим ракетчикам, а в двухэтажном особняке напротив Владимир Тимофеев колдовал над акустическими торпедами и планирующими бомбами. В подвале особняка порой глухо звучали выстрелы – там доводился до ума пистолет-пулемет Судаева, ППС-42.
Если бы Абвер или Интеллидженс сервис узнали, что деется за глухими заборами ИРЭ, в Берлине и Лондоне случилась бы массовая истерика…
Марлен прошагал во владения Королева. Самого Сергея Павловича не было видно, но голос доносился – ругался конструктор, опять смежники сплоховали.
Отперев дверь, на которой висела картонка с надписью химическим карандашом «УРВВ»[1], Исаев сразу подошел к стенду, где вытягивалась ракета «воздух – воздух». Гладкая, с растопыренными стабилизаторами, УРВВ походила на чучело худой акулки.
Потому и назвали «Катраном».
К сожалению, и мозгов у ракеты нашлось бы не больше, чем у чучела. По сути, «Катран» был не-управляемым ракетным снарядом – НУРСом, чуть более продвинутым, чем те, которыми заряжают «катюши».
Ничего, до лета время еще есть, склепают они и бортовую РЛС, и сносный радиоприцел. Куда денутся…
Осторожно взяв в руки увесистую ракету, Марлен покачал ее. Все равно, вещь! Таких немцы не делают. Эксклюзив.
«Катранами» вооружат штурмовики «Ил-2». Двум эскадрильям «горбатых» уже провели «апдейт» – вырезали за кабиной пилота местечко под пулемет и приделали «насест» для борт-стрелка. Пусть хоть такая, доморощенная, защита будет!
И подвеску поменяли – теперь под крыльями у каждого «Ила» будет по восемь «Катранов». Истребителям столько не поднять, но по четыре-шесть ракет подвесить можно. Хоть что-то…
Исаев вздохнул – близились бои под Демянском. И на этот раз немцы, угодившие в котел, должны были в нем свариться!
* * *
Сталин жаждал перейти в контрнаступление, его в этом поддерживал Шапошников, хотя резервы были практически исчерпаны. «Гости из будущего» убедили вождя не спешить, сосредоточившись на активной стратегической обороне – пусть войска измотают и обескровят врага к лету, накопят силы.
Но одно исключение все же было, и касалось оно Демянского выступа, куда сами же себя загнали девяносто пять тысяч гитлеровцев – 2-й корпус 16-й армии Вермахта.
Группу армий «Север» к тому времени раздергали и общипали, оставив всего две армии, 16-ю и 18-ю, лишенные танков.
Командующий ГА Вильгельм фон Лееб убеждал Гитлера отвести 2-й корпус, но тот упрямился, и фон Лееб подал в отставку.
Демянская наступательная операция РККА была разработана еще в декабре. 11-я армия в составе пяти стрелковых дивизий, десяти лыжных и трех танковых батальонов должна была выйти во фланг и тыл группы армий «Север» – ударить на Старую Руссу и совместно с левофланговыми войсками Волховского фронта разгромить новгородскую группировку противника, то есть 16-ю немецкую армию.
3-й и 4-й ударным армиям Северо-Западного фронта следовало нанести удар из района Осташкова, осуществляя глубокий прорыв в стыке групп армий «Север» и «Центр», а 34-й армии ставилась задача сковать силы врага «посередке», в Демянском выступе, и замкнуть кольцо окружения.
«Попаданцам» было несложно отговорить Сталина от столь большого размаха, тот и сам убедился в неподготовленности войск, вычитав, что наступление 11-й армии на Старую Руссу захлебнулось в первый же день.
Было решено сосредоточиться на главном – завершить первое за всю войну окружение немецких войск, их демянской группировки.
Поэтому в помощь 3-й, 4-й и 34-й армиям была переброшена 1-я ударная армия, и к 8 февраля кольцо окружения было замкнуто.
Но окружить еще не значит уничтожить.
Командовавший окруженцами генерал граф Брокдорф-Алефельдт грамотно организовал оборону, полагаясь на гренадеров дивизии СС «Мертвая голова». Эсэсовцы держались стойко, несмотря на пайки, урезанные наполовину, и лютые морозы.
Ставка фюрера развернула бурную деятельность по спасению окруженных, организовав «воздушный мост».
Демянской группировке требовалось не менее трехсот тонн грузов в сутки. Чтобы их перевезти, нужно было задействовать пятьсот самолетов типа «Юнкерс-52», немцами прозванных «Тетушкой Ю».
Транспортников не хватало, и «тетушек» перегоняли отовсюду – из Германии, со Средиземного моря. Гитлер даже свой четырехмоторный «Кондор» передал, чтобы не посрамить вермахт и не допустить разгрома под Демянском.
Для «торжественной встречи» в районе Демянского выступа была сосредоточена 6-я воздушная армия генерала Кондратюка, в состав которой входили шесть истребительных полков.
Почему в «прошлой реальности» ударные армии не смогли уничтожить окруженных немцев? Да потому что советское командование не предпринимало надлежащих усилий для уничтожения «воздушного моста»!
Что проку атаковать окруженных немцев, если тем по воздуху перебросили пятнадцать тысяч тонн грузов? Если раненых вывозили, а подкрепления – двадцать две тысячи солдат и офицеров! – доставляли?
В марте все закончилось деблокированием котла. На этот раз операция должна была пройти по иному сценарию.
Глава 5. «Шепот звезд»
До линии фронта добирались на поезде, там вся техника сгружалась и следовала колоннами по заметенным снегом дорогам. От озера Селигер до Ловати проследовали довольно быстро – пара танков с отвалами впереди расчищали путь, и по следам гусениц уверенно катились грузовики с кунгами и ракетными установками, запеленутыми в плотный брезент.
Марлен улыбнулся, вспомнив, как отец уговаривал его не ехать самому. Опасно-де.
«А кому? – спросил Исаев-младший. – Думаешь, у нас тут полно ракетчиков? Как ни крути, а мы с Мишкой самые главные спецы по этому делу!»
«Вот именно поэтому и сидели бы в тылу! – горячился Илья Марленович. – Берегли бы свои головы, они еще очень даже пригодятся советской Родине… если останутся целыми!»
«Бать, помереть не сложно. Можно и в самом глубоком тылу с кровати упасть и шею сломать. Ты пойми, я же не в тыл врага собрался, да еще в одиночку. Нас две колонны пойдут, с танками, с «зэсэушками», с бронеавтомобилями. И с воздуха нас прикроют. Отстреляемся и вернемся!»
Признаваться в истинных своих побуждениях Марлен постеснялся. Он не за подвигами собрался на Ловать.
Просто невмоготу было отсиживаться в тылу, греться у печки, спать на чистых простынях, когда на том же Калининском фронте житуха была совсем иной – там война шла, и всякого могла погибель достать.
В общем, когда он следовал со всеми в колонне на бой, ему было комфортно и совесть помалкивала. А батя выехал следом, вместе с локаторщиками…
Приближался День Красной Армии, 23 февраля, и «Юнкерсы» так и сновали в небесах, туда и обратно. Два последних дня даже советские истребители не показывались, приучая немцев к безнаказанности.
– Первая колонна занимает позиции дальше к западу, зенитно-ракетные комплексы располагать с юга на север!
Машины рычали и подвывали, расшвыривая и трамбуя снег гусеницами да колесами в цепях. Марлен и сам носился, следя за тем, чтобы зенитно-ракетный дивизион занял свое место скрытно и по всем правилам.
Позиция была выбрана неплохая – неширокая, но длинная поляна тянулась в южном направлении, расширяясь клином. Похоже, что здесь когда-то выгорел лес.
Свои места заняли ЗСУ[2] и батарея «С-15».
Ракет хватало: весь январь готовили боеприпас, начиняли его хитрой электроникой и бесхитростной взрывчаткой, и копили, копили…
Набегавшись, Исаев отдышался – и поразился тишине зимнего леса. Ветер легонько шуршал хвоей, заглушая моторы, крутившиеся на холостых оборотах, а голосов и вовсе слышно не было – все при деле.
– Летят!
– Ага! – ухмыльнулся Марлен. – Пожаловали, гости дорогие!
Ему не терпелось залезть в душный кунг и самому все проверить, провернуть, но он сдержался – капитану Лягину, зенитчику, надо осваиваться, опыт наживать.
Теорию и матчасть Лягин освоил, теперь дело за практикой. В принципе, капитану повезло даже – раньше на станциях наведения ракет стояли здешние осциллографы, как на «радиоулавливателе самолетов» РУС-2, и показывали «пилу». Надо было углядеть за теми импульсами пеленг и дальность и умудриться как-то опознать тот же «юнкерс» или «Мессер».
А теперь все как полагается – индикаторы кругового обзора.
Укрывшись за сосенками, Исаев прислушался. Еле различимый гул донесся с южного направления. Еще немножко, еще чуть-чуть…
Вот они! «Тетушки Ю» летели тройкой, причем два самолета тащили за собой по большому планеру «Гота».
«Юнкерсы-52» создавали впечатление устарелости – этот коробчатый фюзеляж из гофрированного дюраля… Третий мотор, ни к селу ни к городу присобаченный посередине…
Впрочем, и на трех двигателях «Тетушка Ю» не могла выжимать даже трехсот километров в час. Небесный тихоход.
Поглядим теперь, с какой скоростью вы вниз посыплетесь!
Ох, что сейчас в кабинах управления творится…
«С-15» на стреле дрогнула и плавно задралась вверх.
Марлен поспешно зажал уши, и тут же загрохотало, зашипело – разметая снег пушистым огненным хвостом, ракета сорвалась и взвилась вверх.
Что-то ракетчики все-таки намудрили – «С-15» не подорвалась на подлете, а врезалась в «Юнкерс», и лишь потом сработала БЧ, разнося самолет, четвертуя «Тетушку Ю».
Планер, летевший сзади «на поводу», клюнул носом – и тут же заработала ЗСУ. Короткая очередь трассирующих снарядиков переломила правое крыло и одну из хвостовых балок – планер резко накренился и рухнул в лес, ломая деревья.
Тут сразу две самоходки ударили по второму планеру, раскраивая его вдоль и поперек – обломки и тела посыпались на ельник.
Еще одна ракета взмыла в небо, теперь уже срабатывая штатно, – боеголовка рванула, выбрасывая пучок поражающих элементов. Вся «морда» транспортника вместе с мотором превратилась в груду мелко нашинкованных обломков. По короткой дуге «Юнкерс» сверзился с высоты.
Третий самолет сбили зенитчики соседнего дивизиона.
С грохотом распахнулись двери кунга, и оттуда выглянул встрепанный Лягин.
– Три – ноль в нашу пользу! – заорал он.
* * *
Ближе к вечеру счет вырос до 27:0, а потом ракетчики сделали перерыв, уступая место штурмовикам и истребителям 6-й воздушной.
«Ил-2» и «ЛаГГ-3» стайками и звеньями набрасывались на «Ю-52». Дымные шнуры трассеров прошивали воздух, а их перечеркивали белесые шлейфы «Катранов» – каждая вторая ракета попадала в цель. Хотя некоторые пилоты умудрялись «поразить мишень», выбивая шесть из шести. Или восемь из восьми, если речь о «горбатых».
Несерьезные с виду ракетки несли приличные фугасные заряды – полкило адской смеси из гексогена, тротила и алюминиевой пудры. На всякий случай у «Катрана» имелся радиовзрыватель – если летчик промахивался, то подрывал ракету хотя бы вблизи вражеского самолета. Марлену показалось, что однажды он такой фокус заметил – скользнувшая ракета разорвалась ниже «Юнкерса», но этого хватило, чтобы оторвать самолету крыло.
Все произошло очень быстро, но глаз вроде как ухватил мгновенье.
– «Мессеры» с юга!
Надо полагать, кто-то из немецких пилотов успел-таки передать своим, что «воздушный мост» разваливается, и ретивое командование, не дожидаясь грозных окриков из Берлина, послало «худых» разобраться на месте.
Марлен понесся большими скачками к кунгу, взлетел на верхнюю ступеньку и просунулся в дверь.
– Срочно вызывай «больших»! Пусть займутся «Мессерами»! «Юнкерсами» займемся мы!
– Есть, товарищ младший лейтенант!
«Большие» послушались и отлетели к югу, принялись сживать со свету «Мессершмитты». Ракеты для этого подходили вполне – клубы огня и дыма то и дело вспухали в небе, а потом доносились резкие удары взрывов.
– Цель с севера! – гаркнул Лягин. – Идет на нас!
– Все по местам! – скомандовал Исаев, мельком ловя горделивый взгляд отца. – Готовность!
– Готовность к бою одним каналом!
– Захват цели!
– Есть захват!
– Миха, что это прется?
– Большое что-то…
– Неужто «Кондор»?
– Похоже!
– Сбить бы…
– Да куда он от нас денется…
– Готов к стрельбе!
– Пуск!
С «улицы» донеслось громовое шипение «С-15». Пуская дрожь по тонким стенкам кунга, ракета унеслась в небо, навстречу здоровенному четырехмоторному самолету.
Да, это был «Фокке-Вульф-200 «Кондор», красавец-лайнер. Если навстречу ракете летел именно личный самолет Гитлера, то и пилотировал его сам Баур, возивший фюрера.
По крайней мере, реакция у летчика была отменной – заметив что-то непонятное, брызжущее огнем, он стал отворачивать, задирая крыло, и ушел бы, но «С-15», по сравнению с пулей-дурой, отличалась умом и сообразительностью – ракета тоже подвернула и разорвалась под брюхом «Кондора», вынося тому всю нижнюю гондолу.
«Фокке-Вульф» не выдержал такого обращения – его повело, скручивая, и оторвало хвостовую часть. Бесхвостый «Кондор» нелепо и смешно шлепнулся на южном конце поляны, скашивая крыльями молодые елочки и замирая. Отлетался.
* * *
Пока не село солнце, Марлен приказал убираться с «засвеченной» поляны. Часа не прошло, а кунги, СНР[3] и прочее хозяйство уже катило дальше на север, к запасной позиции.
Это была старая, проверенная тактика маневренных групп из двух-трех ракетных дивизионов, отработанная во время войны во Вьетнаме. Старая тактика из будущего…
Исаев только головой покачал.
К северу, за лесом расстилался целый луг, хоть в футбол играй. Правда, тут и с шайбой не порезвишься – снег по колено.
Кунги распихали под деревья вдоль опушки, а ракетную батарею и вовсе опустили в неглубокий овражек – белые «С-15» на крашенных известкой пусковых установках совершенно сливались с тенями низин.
Радиоуловители самолетов, как в этом времени называли радары, установили на самом видном месте, но с чисто индейским коварством. Рассказывают, что однажды смелый апач сходил в разведку, вычисляя, сколько «длинных ножей» [4] схоронилось в форте. Индеец небрежно завернулся в одеяло, понатыкал в него колючек – и замер среди высоченных кактусов. Он не прятался, стоял у самой дороги, но ни один американский кавалерист, проезжая мимо, не видел его!
Вот так же и с локатором. Здоровенная антенна, составленная из длинных горизонтальных и коротких вертикальных планок, терялась на фоне редкой рощи деревьев, их черных изогнутых ветвей, будто зачеркивавших ломаными кривыми четкие перекрестья радара.
Натоптав под елками на опушке площадку, чтобы не вязнуть в снегу, Марлен поплотнее запахнул тулуп – солнце село, и «Генерал Мороз» сразу оживился, за щеки стал щипать.
– Бедненькие немцы! – насмешливо сказал подошедший Краюхин. – Им так и не досталось наше зимнее обмундирование! Мерзнут сейчас в своих шинельках, сопливые сосульки под носом обламывают…
– Так им и надо, – пробурчал Лягин, вытаскивая пачку папирос. Глянул на Марлена: можно? Исаев кивнул.
Чиркнула спичка, капитан с удовольствием втянул в себя дым.
Приблизился Илья Марленович и тоже достал – нет, не папиросы, сигареты «Мальборо». Исаев-старший относился к куреву спокойно, без жадности заядлого «чекуртаба», просто поддерживал компанию, да и то не всегда.
– Лендлизовские? – поинтересовался Иван Жирный, тощий узкоплечий зенитчик.
– Ага, – согласился Марленович и глазом не моргнув. – Угощайся.
Жирный прикурил от папиросы Лягина, затянулся.
– Ничего так, – снисходительно оценил он, – сладенькие. Но слабоват табачок.
Исаев-старший рассмеялся.
– Как думаешь, Марлен Ильич, – заговорил Лягин, – ночью они будут летать?
– Должны, – кивнул Марлен. – В окружении целый корпус, а засветло много груза не перебросишь. Тем более потери такие. Не думаю, что немцы сейчас здорово обеспокоились, но если и завтра «Юнкерсы» не долетят до окруженцев… А так и будет! – Помолчав, Исаев снял варежку и пальцами обхватил подмерзший нос. Сказал чуть гнусаво: – Знаете, у меня такое ощущение, что уже завтра нужно ждать гостей.
– Танки?
– Нет у них танков. Да и не пробиться им, наши на Ловати закрепились как надо. Бомбовозов надо ждать, да с прикрытием.
– Значит, будет жарко…
– Вот что… Надо бы нам по лесу пошарить западнее, площадки подыскать. Боюсь, что немецкие пилоты попытаются просто обойти наш участок стороной. Как мыслишь?
Лягин задумчиво поскреб подбородок.
– Западнее, говоришь… К западу 6-я воздушная. Им там, я слышал, еще два истребительных полка перебросили – на время операции. Если немцы туда сунутся – огребут.
– Ну, тогда восточней.
– Пожалуй. А то стоим кучно, чуть ли не перекликаемся. Прямо с утра пошлю моих сибиряков, пускай разведают те места.
– Мало нас… – вздохнул Краюхин.
– По-моему, вы кое о чем подзабыли, товарищи, – спокойно проговорил Марленович. – Немцы окружены, и там, чуть дальше к северу, наши стоят. И зенитки у них есть, так что мы не одни.
– Толку с тех зениток… – проворчал Лягин.
– А это от командира зависит. Иные, пока не пнешь, служить по-хорошему не будут. Не догадаются просто головы задрать, чтоб немецкие самолеты увидеть.
– Эт-точно…
– Цель с юга! – донеслось от станции наведения ракет.
– По местам! Готовность!
– Готовы к бою одним каналом!
– Захват цели!
– Есть захват!
Марлен задержался, слабо улыбаясь. Повернул голову к Мишке – тот тоже остался на месте, когда все кинулись к кунгам.
– А ведь у нас получилось, Миха!
– Ага! – расплылся в улыбке Краюхин.
* * *
После пяти «Юнкерсов», сбитых вечером, случилось затишье – часа три в небе было пусто. Истребители летать не могли – темно было, а транспортники выжидали будто.
По всей видимости, в немецких штабах решили, что резко возросшие потери самолетов вызваны возросшей активностью советских зенитчиков, и сделали паузу. Надежда, видать, была у фрицев, что в ночную пору зенитки палить не будут. Правда, существовали такие штуки, как прожектора…
В общем, в десять часов вечера показалась одиночная цель с юго-запада. Лягин уже до того навострился, что с ходу определил в ней «Тетушку Ю».
Разомлев в теплом кунге, Марлен живо оделся, нахлобучил ушанку, обул теплые бурки и выскочил «на улицу».
«На улице» было темно. Полный мрак окутывал лес, а в ясном небе холодно и льдисто мерцали звезды.
– Знаешь, что такое «шепот звезд»? – спросили из тьмы голосом Краюхина. – Это якуты-охотники так говорят. Когда на градуснике за минус пятьдесят, пар от дыхания замерзает и маленькими такими льдиночками шуршит по одежде…
– Прямо поэты. По-моему, сегодня звезды точно шепчут!
– Да уж… Будто и не одевался! Пробирает… Вон он!
– Ты его видишь?
– «Юнкерс» пару звезд заслонил!
– Уши!
Пуск ракеты свел на нет светомаскировку – оранжевая вспышка вырвала из черноты ночи чуть ли не всю поляну, протянула шатучие тени по снегу. Ракета с ревом метнулась в небо и расцвела огненным цветком, на мгновение подсвечивая немецкий самолет, словно зависший в воздухе.
В следующую секунду «Юнкерс» отозвался вторым взрывом – лопнули бензобаки. В облаке огня самолет рухнул в лес – пламя высветило четкие контуры елей.
– Готов!
Глава 6. Маневренная группа
За ночь еще восемнадцать самолетов отправились следом за первым, и лишь к трем часам немцы дали отдохнуть ракетчикам.
Марлену удалось поспать часа четыре, а на рассвете он сам себе скомандовал «подъем».
Сумеречная синева лишь подчеркивала, какая холодина стояла, а небо, еще недавно ясное, помалу затягивалось тучами. Серая хмарь придавала лесу угрюмости.
Солнце за ельником поднималось красное, как яблоко, румяное, но тепла от него шло мало, свет один. А когда солнечная алость помалу перешла в ярую желтизну, заплывшую облачностью, из леса пожаловали разведчики во главе с Цирендаши Доржиевым.
Разведка волокла брезент с грузом – ящики какие-то, коробки…
– Там самолет немецкий валяется, – доложил Цирендаши, – не сгорел, развалился только, а в нем продукты. Ну не бросать же!
– Недурно вы отоварились! – ухмыльнулся Исаев, поднимая коробку бельгийского шоколада. – А вон и колбаса, и печенье… Сгущенка датская. Коньячок! «Мартель», однако. Видать, офицерам подарочки везли. Будем считать, что доставили по адресу!
Поискав глазами свободный «Студебеккер», Марлен подозвал шофера и указал Доржиеву на кабину:
– Проведешь к самолету и загрузитесь по-быстрому. А мы восточней расположимся.
– Ладно, по следам найдем!
Вкусно и питательно позавтракав, ракетчики собрали все свое хозяйство и двинулись к востоку, растягивая батареи и дивизионы цепочкой, словно перегораживая путь немецким самолетам.
Не облетишь!
– Аркаша! Свяжись с летунами, пусть бдят. Скорей всего, пожалуют бомберы.
– Понял!
К Марлену подошел отец, и оба Исаевых поглядели, как редкие голубые просветы заволакиваются тучами.
– Думаешь, полетят? – спросил старший.
– А куда им деваться? Приказ Гитлера! А мы им весь кайф обломали – почти сутки ни одного самолета! Окруженцы голодные сидят, а патроны кончаются…
Марленович ухмыльнулся.
– Товарищ младший лейтенант, разрешите обратиться!
– Слушаю, товарищ старший сержант.
– Ха-ха-ха! Нет, здорово! И я очень рад, что так все получилось. Меня, правда, до сих пор потом шибает, как только вспомню, где я – и когда, но ничего, привыкну.
– Не привыкнешь, батя. Вот если портал вдруг закроется наглухо или его бомбой разнесет… Нет, тогда тоже привычки не будет. Смиришься просто.
Исаев-старший наметил улыбку.
– Ну, не так все плохо. Знаешь, я раньше думал, как же мне повезло, что родился в СССР. Нет, речь не о гордости за сверхдержаву, все куда проще, даже примитивней. Я просто помнил вкус настоящего мороженого за тринадцать копеек, сделанного из молока, сливок, масла и сахара. Понимаешь? Безо всех этих стабилизаторов, ароматизаторов и прочих «ешек». И газ-воду помню. Обычная газировка с фруктовым сиропом, ничего лишнего, никакой химии! И мне было тебя жалко, угощавшегося каким-то странным мармеладом, больше всего похожим на пластмассу…
– Да уж… Здесь-то и пластмасс пока что нету почти, а до будущих суррогатов не докатились. Знаешь, какой тут ГОСТ на колбасу «Докторскую»? Не помню точно соотношение, но что-то вроде – тридцать процентов свинины, семьдесят процентов говядины, плюс специи. Сплошное мясо! Так что поем еще натурального, не волнуйся.
– Да я не волнуюсь, – вздохнул отец. – Если честно, меня назад совершенно не тянет. Маму бы твою еще сюда перетащить, совсем хорошо было бы!
– Да я и сам такой! – рассмеялся Марлен. – Я, когда в будущем побывал… в командировку, так сказать, съездил, спешил обратно попасть. И не потому только, что время шло, а наши гибли. Я хотел сюда! Здесь все как-то… по-настоящему, что ли. Жестко, бедно, но все равно хорошо!
– Я как-то приметил одну девушку… – протянул Марленович. – Все вокруг тебя крутилась.
Ильич заулыбался.
– Если я надумаю жениться, то на Наташе.
– Ого! А как же твой обет безбрачия?
– Да какой там обет… Все будущие вытребеньки, вроде феминизма, сексизма или «чайлд-фри», сейчас даже в Штатах не котируются, а в Союзе – тем более… Ладно, бать, поехали, нам уже машут!
* * *
Новую позицию оборудовали километрах в пяти восточнее, на большой луговине, где-нигде утыканной одинокими деревьями. Кунги укрыли масксетями, а ПУ[5] расположили в зыбкой тени леса – на подлете с юга не различишь, пока не окажешься над самим лугом.
Состыковали кабельные разъемы, завели дизель-генератор. Сделали горизонтирование, ориентирование, выставили углы заряжания, провели автономный контроль и «чек-ап» функционирования СУС – системы управления стартом. У новичков-зенитчиков получалось все лучше и лучше, навык появлялся, рефлекс вырабатывался.
Подошел Лягин. Капитан относился к младшему лейтенанту Исаеву, как к командиру в звании не ниже полковника.
– Третья в боевом положении. Пусковая заряжена. Борт состыкован.
– Принято, – кивнул Марлен. – Проверь, как там на четвертой.
– Есть!
Гусеничные ЗСУ с 37-мм зенитными автоматами Марлен укрыл до поры до времени. «Зэсэушек» в этот рейд он взял побольше. С его группой осталось пять машин. У соседей было всего три, зато одна из ЗСУ была вооружена счетверенной установкой 45-мм орудий. Как выдаст очередь, так на земле груда дымящегося дюраля. А ты не летай, тебя сюда никто не звал!
– Марлен Ильич, – обратился к Исаеву Лягин, – а давайте выдвинем к югу пару ЗСУ? Пусть они первыми открывают огонь!
– И вызывают огонь на себя? – прищурился Марлен.
– Да, – твердо сказал капитан. – Зато фрицы будут перед нами, как пирожки на подносе, как мишени в тире!
Исаев подумал и крикнул, подзывая взводного:
– Гусев!
Комвзвода в шлеме приблизился, переходя на бег.
Марлен сжато изложил суть предложения Лягина. Гусев задумался – и просветлел.
– Можно попробовать, товарищ Исаев! Вы не думайте, нас разбомбить нелегко, мы юркие!
– Ладно, юркий, – вздохнул Марлен, – вы-двигайся.
– Есть выдвигаться!
Вскоре две ЗСУ, объезжая луговину по кругу, скрылись в лесу. Южнее открытых мест не наблюдалось, но попадалось редколесье в болотистых местах. Там ЗСУ и засядут.
Вот так, в тревожном ожидании, тянулось время. Тянулось до самого полудня, когда стал задувать ветер, нагоняя холоду и распихивая тучи, словно ленивых коров на небесном пастбище.
– Боевая тревога!
– С юга идет группа целей. Дальность двадцать четыре!
Марлен похолодел. Началось! Ему не надо было далеко ходить, чтобы услышать доклады локаторщиков: шла девятка бомбардировщиков, судя по всему – «лаптежников», «Ю-87». Их сопровождали «Мессершмитты», числом двенадцать.
– Готовность!
– Первая в боевом положении! Вторая и третья – в боевом положении! Четвертая…
– Принято! Даю подготовку.
Из кабины слышны переговоры:
– Азимут сто тридцать, дальность двенадцать.
– Перейти на АС! [6]
– Есть АС!
– Расчеты в укрытие!
Отдав последнюю команду, Исаев бросился к радистам.
– Вызывай Гусева!
– Гусев на связи, товарищ младший лейтенант!
– Гусев, прием! Как слышишь?
– Слышу хорошо. И вижу!
– Тогда – огонь!
– Есть!
Немецкие самолеты показались над лесом. До них было еще далеко. Они виднелись как игрушечные. Вот один из них задымил и отвалил в сторону – ЗСУ поработали. «Лаптежники» тут же закружились, затевая обычную «карусель» над засадой. «Мессеры» вились чуть выше, приглядывая за подопечными.
– Второй взвод в укрытии! Третий взвод…
– Принято!
– Групповую цель уничтожить! Четырьмя, очередью, темп шесть! Первая пуск!
– Есть первая пуск!
Ракета, безмолвно лежавшая на пусковой, вдруг ожила, с ревом и воем выпустила оранжевый хвост выхлопа, сорвалась, полетела…
И еще одна, и еще…
– Есть захват!
– Есть наведение!
Марлен пригнул голову в ушанке и каске – комья земли и камешки, вырванные струей ПРД[7], забарабанили по спине.
Было видно, как эти самые ПРД были сброшены по очереди. Четыре красноватые точки ракет уходили все дальше, все выше.
– Есть команда «КЗ»!
Сработал радиовзрыватель, и яркая вспышка взрыва подсветила тучи снизу.
– Первая, есть подрыв! Цель уничтожена!
– Вторая, есть подрыв!
– Третья, четвертая, есть подрывы! Цели уничтожены! Расход четыре!
Небо над лесом вдалеке охватило пламя и облака дыма, бурого в отсветах зарева.
– К пусковым!
ТЗМ[8] из «Студебеккера» уже подъезжала к пусковым установкам.
– Заряжай!
Первый взвод бегом зарядил ракету, Марлен состыковал ее борт с пусковой.
– Первая готова!
– Принято. Всем оставаться на местах!
Тут к западу от позиций полыхнуло, и из-за леса вынырнула ракета. Сбросив ступень, она набрала скорость и понеслась прямо в гущу немецких самолетов, разрывая круг «карусели».
Подрыв был удачен – вместе с «Юнкерсом» вниз полетел и «Мессершмитт», одной БЧ хватило на обоих. А тут и ЗСУ добавили – были видны промельки трассеров.
– Есть! Готов!
Один из «лаптежников» распустил чадный дымный шлейф, потянул над лесом, сбрасывая бомбы в замерзшее болото, дабы облегчиться, но это не помогло – задевая крыльями верхушки деревьев, ломая их, стряхивая снег и распадаясь сам, «Юнкерс» врезался в мерзлую землю. С прибытием!
– Первая, пуск!
– Есть первая пуск!
Только что установленная ракета взлетела, швыряясь комьями земли и липким снегом.
– Есть захват! Есть наведение! Есть подрыв! Цель поражена!
И тут всю «малину» испортили «ЛаГГи», налетевшие с запада. Их было много, эскадрильи две как минимум, и пилоты с ходу взялись за «худых» с «лаптежниками».
Парочка оставшихся бомбовозов поспешила удрать, а вот «мессеры» не могли этого сделать – русские насели плотно. Правда, первым был сбит как раз «ЛаГГ-3», но следом и «Ме-109» отправился. Объятый пламенем, он эффектно несся по-над самой землей – снег курился под ним, – пока левое крыло не срубило одиноко стоявшее дерево. Истребитель закрутило, завертело.
Кувыркаясь, «худой» загорелся и сам собой «разобрался» на части.
– Цель с юга!
Сначала Марлен удивился очевидной глупости – из-за леса, обходя «собачью свалку» истребителей, показался одиночный «Ю-52», тащивший на буксире планер. Немцы что, под шумок решили подсобить своим?
Однако вскоре Исаев понял: это по их души.
ЗСУ первым делом набросились на «Тетушку Ю», а планер, отцепив буксир, заскользил на посадку, подныривая под трассеры.
Серая «Гота» села на снег, разбрасывая сугробы, и ее борт тут же покинули немецкие десантники в белых маскхалатах. Зачастили очереди из «Шмайссеров» и «MG-34».
– Доржиев! Отрезай их от леса!
– Есть!
ЗСУ, выехавшая из-за деревьев, наклонила спарку и открыла беглый огонь. Лишь один из снарядов угодил в цель, разбрызгивая тевтонскую кровь, а десантники залегли, постреливая из укрытий – из-за кочек, пней, высовываясь из промоин и ям.
Скомандовав «Отбой-поход!», Марлен сорвал со спины «ППШ». Стреляя на бегу, он добрался до купы деревьев, где засел его отец, и крикнул подползавшему Лягину:
– Команду слышал? Уводи всех!
– А…
– Живо!
– Есть!
Переглянувшись с Ильей Марленовичем, Исаев буркнул:
– Прикроем…
* * *
Доржиев расставил своих стрелков вдоль всей опушки и в хороших местах – между двух деревьев в обхват или под защитой нескольких спиленных стволов. Не дзоты, конечно, но хоть что-то.
Работали из пулеметов ДШК и опытных автоматов «ППС-42».
Немцы постреливали и копошились, выдвигаясь на фланги. Больше всего копошившихся наблюдалось справа, где стояла пусковая установка с «С-15». Сама ПУ, как выяснилось, сильно пострадала от осколков, а вот ракета была цела. Можно было бы загрузить ракету обратно на ТМЗ, но Марлен не спешил с этим.
– Лягин! Готовь ракету!
– К пуску? – удивился капитан.
– К команде «КЗ»!
Капитан посмотрел на Исаева с недоумением, а потом до него стало доходить.
– А-а… Сделаем!
Марлен выпустил очередь влево, старательно избегая вести огонь на правом фланге – пусть фрицы отползают туда. Весьма вероятно, что немцы не зря высадили десант. Не для того лишь, чтобы русским насолить, а чтобы разобраться с тем «чудо-оружием», которое «унтерменши» применили против «истинных арийцев».
Мобильная группа поспешно отходила, делалось все тише. Доржиев стал снимать стрелков, а Марлен ждал и дождался.
Гитлеровцы и в самом деле не стали преследовать ракетчиков – они сползались к ракете и живо обсуждали увиденное. Двое или трое даже попытались приподнять носовую часть «С-15».
Скрываясь за деревом, Исаев махнул Лягину, едва заметному среди густого подлеска. Капитан кивнул, и через секунду ракета взорвалась прямо на пусковой, уничтожая половину десантников. Пороховой ракетный двигатель не рванул вместе с БЧ – отброшенный в сторону, он сработал и прыгал по заснеженному лугу, кувыркаясь и извергая пламя.
– Уходим!
* * *
Еще трое суток мобильная группа дежурила на подступах к Демяновскому котлу, отстреливая самолеты люфтваффе. Немцы пытались по-всякому проникнуть к окруженцам – и с востока залетали, и с запада, и на предельной высоте. И отовсюду их сбивали.
Меньше чем за неделю фрицы потеряли более четырехсот пятидесяти транспортников, и половину этих потерь обеспечили ракеты «С-15».
Разломав, так сказать, «воздушный мост», Красная Армия лишила 2-й корпус, попавший в окружение, самой возможности сопротивляться. В ответ на удары советской артиллерии немцам нечем было ответить – голодные и замерзшие, фрицы экономили патроны, мины и снаряды.
За несколько дней до марта в бой за Демянск были брошены четыре взвода танков «КВ-1СМ» со 107-мм орудиями, а сверху немецкие части бомбили «Пе-8», оснащенные новыми радиоприцелами. До корректируемых авиабомб было еще далековато, но хоть прицеливание выходило точней.
И в начале марта потянулись на восток тысячные толпы пленных.
Демянский выступ занимался не просто так – отсюда немцы намеревались нанести удар по Москве. Но не сложилось.
А изрядно похудевшие и заросшие ракетчики вернулись в столицу СССР с победой.
Глава 7. «Полярное сияние»
Фотографии бесконечных колонн пленных немцев, бредущих под конвоем, облетели все газеты мира – той его части, что занимала антигитлеровские позиции. Разумеется, «Фёлькишер беобахтер» помалкивала, отделавшись невразумительным: «На Восточном фронте без перемен». Фюрер бился в истерике.
Это был настоящий праздник – Красная Армия впервые не только окружила немецкие войска, но и разгромила их.
И это при том, что Сталин сдерживал порывы горячих голов в РККА, готовых перейти в контрнаступление по всему фронту. «Ви готовы, – сказал вождь, – а страна не готова. Советский Союз сосредотачивается».
Впрочем, и немцы тоже не были готовы. Теперь, после того как 16-я армия вермахта потеряла 2-й корпус, единственной боеспособной единицей ГА «Север» оставалась армия 18-я. Под командованием генерал-полковника Линдемана, 18-я армия удерживала позиции вокруг Ленинграда, стремясь не допустить советские войска в Прибалтику, для чего крепила глубоко эшелонированную оборону из трех-четырех полос.
В Кремле пока не задумывались об освобождении так называемой Балтии от немецко-фашистских захватчиков, но остро стоял вопрос о снятии блокады Ленинграда.
Части 18-й армии почти вплотную подошли к городу Ленина – линия фронта пролегала всего в четырех километрах от Кировского завода. Немцы вышли к Финскому заливу, отрезав от основных сил советские войска на Ораниенбаумском плацдарме, а главное, пробились к Ладожскому озеру, закрепившись на так называемом «синявинско-шлиссельбургском выступе», перерезав железную дорогу, идущую через станцию Мга.
Финны тоже подсуетились, оккупировав Карельский перешеек, выйдя к Онежскому озеру и реке Свирь, блокировав все маршруты для поставки грузов в Ленинград, включая Беломорканал.
16-я армия была зажата и связана между Северо-Западным и Калининским фронтами, и лишь одна 18-я блокировала город на Неве, не считая холуев из Финляндии. А войско Линдемана – это сплошь пехота, ни одного танка…
И начали в Ставке Верховного Главнокомандования думу думати, как разгромить войско басурманское, и авиацию пользуя, и танки, и флот Балтийский. И придумали…
* * *
…Начало апреля обещало ледоход, таянье снегов и грязь непролазную – на севере. А на юге вовсю шло цветение.
Вице-адмирал Октябрьский, командующий Черноморским флотом, развил бурную деятельность (с ним еще в ноябре провели весьма жесткую разъяснительную работу) – боевые корабли и ВВС флота не только поддержали наступление 51-й Отдельной и 44-й армий на Крымском фронте, но и перебросили части Приморской армии обратно к Одессе, занятой войском «кондукэтора» Антонеску, высадив десант морской пехоты, поддержанный орудиями главного калибра и авиацией.
Немцы, чьи силы были скованы на передовой, ничем не могли помочь румынам, бившим рекорды по бегу на длинные дистанции.
Поэтому и усилить группу армий «Север» за счет пяти дивизий 11-й армии Манштейна у них уже не получалось. В той реальности, которая была известна Исаеву со товарищи, комфлота Октябрьский и командармы удрали из Севастополя 1 июля, бросив его защитников. Это здорово помогло Манштейну, почему и стала возможной переброска дивизий под Ленинград – на лето немцы запланировали операцию «Нордлихт», чтобы силами трех корпусов прорвать советскую линию обороны и выйти к южным окраинам города. После этого два армейских корпуса должны были повернуть на северо-восток, с ходу форсировав Неву, соединиться с финнами и перерезать «Дорогу жизни».
Так было, так задумывалось, а теперь колесо истории чуток вильнуло в сторону…
Спешно выпрямлялась линия фронта на Донбассе и под Харьковом, военные строили блиндажи, доты и дзоты, рыли окопы, вытягивая три-четыре, а то и шесть, и даже девять рубежей обороны, – враг не должен был пройти. Посторонним к Волге проход воспрещен.
С обеих сторон фронта копились силы и ресурсы, шли бои местного значения. Фрицы с нетерпением ждали теплого мая, когда слякоть подсохнет и русские направления станут похожи на дороги.
Все было шатко и неустойчиво, две силищи, орда и рать, готовились сойтись в решающих сражениях.
12 апреля Сталин пригласил к себе Марлена Исаева и Владимира Тимофеева. Черный бронированный «Паккард» доставил обоих в Кремль.
Лейтенант Исаев с улыбкой посматривал на отца Вики, которому вернули звание старшины, заслуженное им на неведомой здесь афганской войне. Владимир Антонович и сам с интересом разглядывал знаки различия старшины – «пилу» на петлицах, то есть четыре треугольника в рядок.
– Ничего, – подмигнул он Марлену, – добьемся мы чинов и званий!
– А вам оно надо?
– А принцип?
– Ну, разве что…
Коридор с красной ковровой дорожкой привел их к кабинету Сталина. В приемной «гостей из будущего» встретил Поскребышев и проводил в комнату охраны. И вот отворилась заветная дверь.
Иосиф Виссарионович был один. Он стоял у окна, выходившего на Арсенал, держал в одной руке подстаканник, а другой помешивал чай в стакане.
– Здравствуйте, товарищ Сталин.
– Здравствуйте, товарищи. Проходите, садитесь. Разговор может быть долгим, поэтому вот чай и… все остальное. Угощайтесь.
Марлен был не голоден, но чаю выпил с удовольствием. Нормальный грузинский чай, душистый и крепкий, а не те опилки, что будут предлагаться в сельпо и гастрономах лет тридцать спустя. Хотя… может, и не будут? Не запустят, не загустят чайные плантации, не додумаются стричь чайные кусты комбайнами, словно зеленые насаждения в парке…
– Мы стягиваем войска Волховского фронта, – негромко заговорил Сталин, – делаем это не спеша, по плану. Немцы успели соорудить мощные укрепления… Да ви и так все знаете, товарищи потомки. – Вождь усмехнулся, блеснув желтыми рысьими глазами. – Я помню протокол нашего последнего совещания, товарищ Тимофеев. Что скажете? Сидите, сидите…
Владимир Антонович кивнул.
– Товарищ Исаев передал нам работоспособные приборы, и самолеты-разведчики «Ту-2Р», вылетая по ночам, досконально исследовали немецкие позиции. Мы точно знаем, где у них что расположено, какие стоят орудия, и все такое прочее. Ровно месяц назад прошли удачные испытания УР-1, установки разминирования. Это вытяжная ракета, она же буксирная, которая силой своего реактивного двигателя тянет за собой удлиненный заряд из секций детонирующего кабеля. Он ложится на минное поле и взрывается, из-за чего, в свою очередь, подрываются мины. В итоге остается свободный проход метров шести-десяти шириной, а в длину – на все девяносто.
– Очень хорошо, – покивал Сталин. – Мы сбережем немало жизней саперов.
– Именно! Кроме УР-1 мы будем пускать вперед танки-тральщики. Это обычные «Т-34», только впереди у них приделаны особые катковые тралы. Это что касается разминирования, а на синявинских позициях все сплошь в минах – и противотанковых, и противопехотных. Мы также оборудовали энное количество грузовиков «Студебеккер» для перевозки звеньев понтонно-мостового парка – наплавные мосты не помешают в болотистых местах, что у Синявинских высот. Там проходит всего одна дорога с твердым покрытием – Путиловский тракт, да и та под обстрелом противника. Но это все так, преамбула. Главное – взять эти самые высоты. На Синявинской гряде, а она проходит точно посередине немецкого плацдарма, выделяются две высоты: одна, с отметкой 43,3, находится севернее развалин села Синявино с остатками церкви, а вторая, которая повыше, – южнее культового здания. Немцы обжили обе «горки» и плато между ними, превратив их в крепостной форт. Оттуда на двенадцать-пятнадцать километров простреливается вся местность, вплоть до Ладоги. А вот теперь доложу о своих делах. Нам удалось обновить авиамоторы для «Пе-8», оборудовав их более мощными и надежными турбокомпрессорами, что повысило скорость бомбардировщиков до пятисот двадцати километров в час, а потолок подняло почти до одиннадцати тысяч метров. Гермокабины опять же… Ну и главное. В кратчайшие сроки – я даже не верил, что такое возможно! – мы соорудили-таки планирующую бомбу. То есть она не просто так себе падает, а летит туда, куда нам надо. Ею управляют из кабины бомбовоза по радио. Ну тут – и с радиоуправлением, и с жидкостно-реактивным двигателем – нам здорово помогли спецы Марлена и Сереги… Простите, Исаева и Королева.
Вождь только отмахнулся.
– Значит, мы можем разбомбить немецкий «форт»?
– Разбомбим, товарищ Сталин!
Иосиф Виссарионович удовлетворенно покивал.
– А ви, товарищ Исаев, что скажете?
Марлен приподнялся – и сел обратно, послушный мановению руки вождя.
– Мы больше по электронике, товарищ Сталин. Собрано несколько мощных станций радио-помех, которые будут напрочь забивать связь у немцев. Как бы ни старались их радисты, как ни меняли бы частоты, ничего у них не выйдет. Самое сложное заключалось в том, чтобы сделать аппаратуру достаточно компактной и легкой. В итоге мы разместили станции в кузовах «ГАЗ-ААА» и «студеров»… «Студебеккеров». Первый отдельный радиодивизион спецназначения уже создан, наши гоняют ребят, а те головастые, мигом до всего доходят, так что, думаю, уже на ближайшей неделе можно будет формировать второй радиодивизион. В то же самое время мы под расписку передаем частям 8-й армии новые рации на полупроводниках – мощные и легкие, совсем мало потребляющие электричество. Новые площади на заводе имени Коминтерна уже отстроены, спасибо Виктору Тимофееву, так что радиостанции пошли в серию. А они самые нужные – низовые, для танков и самолетов, для отдельных взводов пехоты. В общем, к бою готовы!
* * *
В тот же день операция под кодовым названием «Полярное сияние» была утверждена. Сталин недолго искал подходящее определение – проявив юмор, он попросту перевел немецкое «нордлихт» на русский.
Переход в наступление ожидался в двадцатых числах апреля. Памятуя, что ледоход в Приладожье начинается в середине месяца, время было выбрано не лучшее – в вешнюю пору те места настолько топки и слякотны, что даже танк может утонуть в грязи. Однако и немцы находились в том же положении. А русские тщательно подготовились к штурму.
Домой Марлен вернулся поздно, хотя в его понятиях комната в коммуналке не являлась домом. Разве что временным пристанищем.
Исаев и прочие «гости из будущего» занимали весь третий этаж в левом крыле одного из зданий ИРЭ. Это был темноватый коридор, по обе стороны которого располагались довольно обширные комнаты с высоченными потолками.
С помощью ширмы Марлен выгородил «спальный отсек» с огромной кроватью. Поставил в углу не менее громадный шкаф, творенье неведомого краснодеревщика. И диван поместился, и стол, и верстак. А полуразрушенную печку Исаев переделал в камин. С этим, правда, помог дед Трофим, осанистый дворник и, как оказалось, весьма приличный печник.
Надо ли говорить, что на новую жилплощадь Марлен въехал не один, а с Наташей. Оформлять отношения Исаев спешил не слишком, но девушка и сама придерживалась похожего мнения, хоть и по иной причине – война же идет, какая уж тут свадьба. Вот победим фашистов, тогда и сыграем…
Марлен полностью поддержал Наташу, а девушка смеялась – ее, дескать, сейчас не прозовешь «невестой без места»! Есть в паспорте отметка о постоянном месте жительства, да не где-нибудь, а в самом центре Москвы, на улице Герцена!
Исаев похмыкал, толкая створку – это так приятно, оказывается, когда ты приходишь, а тебя за порогом встречают. Аккуратно прикрыв дверь за собой, отсекая говор и шум из коридора, Марлен окунулся в привычные запахи тепла и уюта – духами попахивало, прогоревшими дровами, чуть-чуть нафталином, но все забивал непередаваемый аромат свежесваренного борща.
– Привет хозяюшкам! – весело приветствовал хлопотавшую у электроплитки Наташу.
Девушка живо обернулась и, держа в одной руке половник, а в другой – головку чеснока, подставила щеку. Целуй!
Ну потом сразу дошло до губ и прочих частей тела, не слишком прикрытых халатиком.
– Вот уроню ополовник, будешь знать! – пригрозила Наташа, и Марлен отстал. – Садись, сейчас кормить буду.
– И что бы я без тебя делал? – умилился Исаев.
– Что бы я без тебя делала… – вздохнула – девушка и отложила столовый прибор. Мешать будет…
Глава 8. Синявинская операция
Никто не собирался приурочивать дату наступления на день рождения Ленина, просто так сошлось.
22 апреля, в два часа ночи, с аэродромов поднялись самолеты-разведчики «Ту-2Р». Над Синявинскими высотами они сбросили на парашютах несколько радиомаяков и покружились, точно фиксируя, куда те приземлились.
Радиомаяки отцепляли парашюты с помощью пиропатронов на высоте, метрах в пяти-десяти от земли, и совершали довольно-таки мягкую посадку на воздушных амортизаторах. Правда, никакой ламповый прибор ее не выдержал бы. Полупроводники – другое дело.
Два маяка перевернулись, один утонул в болоте, но остальные пять четко выдали пеленг. Теперь, ориентируясь по их радиолучам, бомбовозы могли накрывать цели даже ночью. Что они и сделали.
Две девятки четырехмоторных «Пе-8» взлетели ровно в три ноль-ноль и взяли курс на Синявино. Еще на подлете радиопеленгаторы «подсказали» штурманам-бомбардирам, операторам планирующих бомб УБ-500, куда слать «подарки».
– Сброс! Запуск!
Самолет вздрогнул, выпустив «изделие» – обтекаемую авиабомбу с крестообразным крылом в средней части корпуса и коробчатым управляемым оперением на хвосте.
УБ оседала, продолжая полет, и понемногу разгонялась, полого пикируя и уходя вперед. В хвосте планирующей бомбы вспыхнула фара, сразу выделяясь во тьме, и оператор мигом подал команду – «влево».
Приняв приказ по радио, УБ подработала рулем направления. На испытаниях оператор мог корректировать точку падения боеприпаса, с круговым вероятным отклонением в десять-пятнадцать метров.
Сброшенная с высоты семь тысяч метров на расстоянии пяти километров до цели, бомба пролетала это расстояние за полминуты. Ну, может, секунд за сорок. Тут главное – не упустить ее…
Фара померкла, зато разгорелся красный светодымовой трассер. Точно, точно подходит!
…Немецкий часовой прислушался: в вышине гудели моторы. Бомбежка, что ли? Да нет, кажется, мимо пролетают… А после до него донесся нараставший свист. Фриц, вернее, Ганс забеспокоился, заметался, бросился на землю…
Управляемая бомба промелькнула совсем рядом, протыкая прочную бетонную стену, как спица клубок пряжи. Холодный грунт сотрясся, а в следующее мгновенье на месте дота разверз-лось жерло. С грохотом, озаряя всю высоту ярчайшей вспышкой огня, разлетелись куски бетона. Секунду спустя стала «извергаться» высота напротив.
Лишь одна бомба разорвалась на склоне ниже укреплений, все остальные накрыли свои цели, пробивая и разнося железобетонные конструкции, расшвыривая блиндажи и дзоты.
Гарнизон забегал, подгоняемый лающими командами полуголых офицеров, а неведомая смерть, приносившаяся из мрака, лупила и лупила по позициям, высвечивая метавшихся людей, кувыркавшиеся орудия, тучи дыма и пыли.
Бомбардировка продолжалась пятнадцать минут от силы.
Поскуливая, израненный Ганс отползал по мокрому грязному снегу прочь из пекла. Контуженный и оглохший, Ганс выжил чудом. Очнувшись на восходе солнца, он ничего не услышал – ни криков, ни команд. Солдат потряс головой.
Нет, слух его не подводит – вон какая-то пичуга проснулась. Просто, наверное, некому больше кричать и командовать. Ганс всхлипнул. Зачем, зачем он тут? Захотел участок земли на Украине и русских батраков? А получишь узкую могилку в этой студеной земле…
Сквозь всхлипывания Ганс различил тяжкие уханья на востоке – это рвались снаряды.
* * *
Четыре артполка большой мощности, по тридцать шесть гаубиц Б-4 в каждом, обрушили на позиции немцев 203-мм снаряды, лишний раз подтверждая свое прозвище, данное еще в войну с белофиннами, – «карельский скульптор». Боеприпасы Б-4 тогда обращали финские доты в замысловатые «инсталляции» из бетонных глыб и гнутой арматуры.
Пилоты с круживших самолетов-разведчиков корректировали огонь.
Неподалеку от артиллеристов занимали позиции «катюши» с «андрюшами» – пять гвардейских минометных полков. В каждом полку насчитывалось три дивизиона Б-13 или Б-31, а залп только одного такого дивизиона по силе мог сравняться с залпом двенадцати тяжелых гаубичных полков.
С ревущим воем, с воющим ревом уносились на запад размазанные в полете огни и словно поджигали землю на немецких позициях, устраивая самое настоящее пекло, от которого не было спасения.
И лишь затем, после мощнейшей артподготовки, показались «Змеи Горынычи», как с легкой руки Исаева стали называть системы разминирования. Пробрасывая удлиненные заряды, они расчищали проходы в минных полях, по которым – на всякий случай – следовали танки-тральщики, а за ними катились «тридцатьчетверки», «КВ» и полугусеничные броневики с пехотой.
Особо топкие места не форсировали, утопая в грязи и воде, а укладывали облегченные понтоны. Наплавные мосты мигом уложили на речке Черной и через Мойку – по ним от Тартолово, Гайтолово и Гонтовой Липки двигались части 8-й армии.
Так и вышли к станции Мга. Этот маленький железнодорожный узел был крайне важен для обеих сторон: именно через него 18-я армия получала боеприпасы и прочее, а для русских Мга представлялась воротами Ленинграда.
Несмотря на сильнейший огонь и ночную бомбардировку, отдельные группы немцев уцелели и даже оказывали сопротивление. Однако и в этом случае пехота воевала с комфортом – вызывала авиацию, и «Ту-2» вываливали бомбы на головы фрицам. Впрочем, если «царица полей» наступала вместе с «КВ», то летунов не беспокоили – огонь 107-мм орудий очень способствовал росту сознательности у «дойче зольдатен, унтер официрен» – немцы выползали из-под развалин блиндажей и дзотов, хрипло выкрикивая: «Гитлер капут!» Да кто бы сомневался…
В те же дни 2-я ударная армия нанесла удар по Петрозаводску, захваченному финнами и уже переименованному в Яанислинна. Управляемых бомб еще было достаточно, поэтому «Пе-8» начали, нанося точечные удары по военным объектам, а танки, пехота и артиллерия закончили. Развивать наступление не стали, хоть финны из 7-го армейского корпуса весьма резво отступили – операция была чисто локальная, с целью освободить русских пленных, умиравших от голода в одиннадцати финских концлагерях, разбросанных по Петрозаводску.
Авиация лишь отметилась бомбежками на финской оборонительной линии Выборг – Купарсаари – Тайпале, а девятка «Ту-2» ВВС Балтфлота «навестила» Хельсинки.
Тогда же, на линии ВКТ, были опробованы бомбовые кассеты (шариковые бомбочки вызвали ужасающие потери среди финских солдат) и напалмовые бомбы (испытав действие страшного жара горящего напалма, который не потушишь водой, финны разбегались, лишь завидя самолет).
Оживился и Краснознаменный Балтийский флот. Вышел в море линкор «Марат», избежавший авианалета в сентябре 41-го, вышли тральщики, «расхлебывая» густой минный «суп» в Финском заливе. Приступить к обстрелу Хельсинки с моря корабли не смогли из-за минных заграждений, а вот ВВС флота повезло больше – самолеты сбросили парочку УБ-500, поразивших финский броненосец «Вяйнямёйнен». Толстостенные бронебойные подвиды УБ были способны пробивать броню в 150 мм и взрываться внутри корабельного корпуса, а у финского корабля броневой пояс был втрое тоньше. В общем, рвануло знатно, и «Вяйнямёйнен» утоп прямо в гавани Турку.
* * *
25 апреля войска Волховского фронта соединились с частями фронта Ленинградского и вышли на линию Дубровка – река Нева – Красный Бор. Блокада Ленинграда была снята.
Вскоре по железной дороге пошли составы с продовольствием, лекарствами и прочими нужными вещами. Отдельным эшелоном прибыли зенитные дивизионы «С-15» под командованием майора Лягина – город на Неве нужно было защитить от фашистских стервятников.
Тогда же на Пулковских высотах установили мощные радиообнаружители. Здоровенные решетчатые «тарелки». Эти РЛС «видели» самолеты противника за триста километров, а зенитчикам Лягина оставалось сбивать их.
Марлен Исаев узнавал обо всем этом в ИРЭ – о личном участии в боях, о «спецкомандировках» за линию фронта можно было забыть. Товарищ Сталин деликатно намекнул «попаданцам», что они способны принести Родине огромную пользу, но лишь в одном случае – если будут живы-здоровы.
Честно говоря, Исаев не слишком расстроился: свою долю подвигов он уже отхватил и на передовую не рвался. Да, были переживания – вот, дескать, они там воюют, а я тут сижу. Однако его «прогрессорская деятельность» в ИРЭ, начинавшаяся с мысли «А вдруг сработает?», давно уже примирила Марлена с реальностью – они на самом деле принесли пользу. И еще принесут – гораздо больше, нежели с винтовкой в окопах сидючи.
Каждая новая ракета, каждый новый «гаджет» спасали сотни и тысячи жизней, приближая момент Победы сразу рывками.
А уж как Наташа рада была решению вождя!
И Лида. И Рита.
Лидка даже детскую «говорилку» переделала, торжественно продекламировав Мишке: «Смирись, смирись, смирись и больше не дерись!»
Потом она, хихикая, поцеловала разрумянившегося Краюхина-младшего. Пришлось смириться…
Глава 9. «Старый моряк»
Лондон, Даунинг-стрит, 10.
Апрель 1942 года
Уинстон Черчилль подхватил вредную привычку – курить кубинские сигары – еще в молодости, когда работал в Гаване полужурналистом-полушпионом.
Вот и теперь, с удовольствием откушав в Садовой комнате, он отвалился на спинку кресла, причмокивая запашистой «Ла арома де Куба».
Бездумно глядя на лужайку сада за окном, премьер-министр неторопливо размышлял о нескольких вещах попеременно: о войне на континенте, об «особых отношениях» с этими несносными янки, об увядающей империи.
«Джерри»[9] готовятся к наступлению на Восточном фронте. Гитлер, взбешенный снятием блокады Ленинграда и разгромом под Демянском, торопит вермахт. Это локальные победы русских, и они вовсе не означают перехода Красной Армии в контрнаступление, просто гунны впервые потерпели сокрушительные поражения в большевистской стране, покорить которую они собирались еще осенью прошлого года. Не вышло!
Черчилль смачно затянулся и, держа сигару между двух пальцев, словно в жесте «виктория», медленно выпустил ароматный дым.
Забавно… Все генералы хором убеждали его, что русские не выстоят. А они выстояли. Отступали, да, но с такими боями, что весь цвет вермахта, маршировавшего по Европе, выбило ко всем чертям.
Да и кто не отступал, даже в этом году? Англичане драпали к Нилу, спасаясь от танков Роммеля, американцы откатывались со всех островов Тихого океана – самураи гнали их пинками до самой Австралии.
Черчилль довольно хрюкнул, едва не перекусив сигару.
Разведка доносила, пользуясь источниками в Абвере, что после битвы под Москвой Сталин и Жуков бросят обескровленные войска в наступление, понесут чудовищные потери и тогда уж точно сдадут врагу столицу СССР. А советский вождь не поддался соблазну, удержал прытких маршалов, дал армии передышку, подтянул резервы… Может, эксперты негодные? Хм…
Премьер-министр вернул сигару в рот и чмокнул, покачивая головой в такт своим мыслям. Нет, дело не в экспертах. Ведь до самой зимы их прогнозы сбывались, хоть и не все. Монтгомери мерил русских европейскими мерками, и ничего-то у него не сошлось. Это французы сразу лапки подняли, едва только накатили немецкие танки. Да и чем его британцы лучше? Целые дивизии сбились в Дюнкерке, десятки тысяч грузовиков, целые составы боеприпасов! И что? Дали наши смельчаки бой гуннам? Нет! Все скулили только, поглядывая на запад: «Ой, спасите нас, мы хотим домой!» Да танки Гудериана не передавили храбрых «томми»[10] лишь потому, что сам Гитлер удержал свои войска по странной прихоти.
А может, и не странной вовсе. Возможно, «фюрер немецкой нации» раздумывает над планом «Б» – замириться с Альбионом? Ничего у него не выйдет.
Черчилль поморщился. Как у него самого ничего не получается с заокеанскими ковбоями! Не выстраиваются «особые отношения». Рузвельта, со всем его лоском, джентльменом назвать трудно, это торгаш. И сговориться дряхлеющей империи с молодой и наглой Америкой можно исключительно на условиях Вашингтона. Но тогда уделом гордого британского льва станет коврик в Белом доме. Коврик для послушной шавки.
Хотя этой весной на Даунинг-стрит, 10, испытывали не только унижение, но и злорадство. Штаты, сами себя убедившие в собственной исключительности и недосягаемости, получили немало увесистых оплеух от немецких подводников. Американцы еще в себя не пришли после погрома в Пёрл-Харборе, а тут уже «бородатые мальчики папы Деница» постарались – отправили на дно полторы сотни штатовских кораблей! Да не просто так топили, а с разбором, выискивая танкеры, волокущие нефть из Венесуэлы. «Наливняков» у Восточного побережья сгорело столько, что Белый дом ввел нормирование на бензин, сахар и кофе! Как в Британской империи…
Черчилль покривился. Империя, империя…
Одно слово осталось, а суть ушла.
Раздраженно стряхнув пепел, премьер-министр втянул дым. Мысли совершили круг и вернулись к великому противостоянию рейха и Советского Союза. Оскалившись на манер бульдога, Черчилль подумал, что, по крайней мере, не надо будет открывать второй фронт. Зачем? Русские и сами справятся, и Англию прикроют.
Потери будут чудовищными с обеих сторон. Что ж, тем выгодней для нашей собственной стороны…
Черчилль нисколько не сомневался в правильности своей политики. Англия прежде всего! Немцы представляли опасность для Острова, русские тоже – и вот они сошлись в чудовищной кровавой каше, истребляя друг друга. А чем слабее окажутся вермахт и РККА, тем лучше для Британии, храни ее Бог!
И здесь задача премьер-министра состояла не в том вовсе, чтобы бороться с одной из враждующих сторон. Надо было помогать и немцам, и русским в их взаимном уничтожении.
Именно для этого Великобритания посылала в СССР караваны судов с устаревшими самолетами и танками – пусть бьют немцев! Именно поэтому в феврале английский флот не стал преследовать немецкую эскадру, вырвавшуюся из блокированного Бреста.
Тяжелые крейсера «Шарнхорст», «Гнейзенау», «Принц Ойген» миновали узкий Па-де-Кале, и ни одна береговая батарея не открыла огонь – пускай корабли Кригсмарине свободно выходят на Балтику или в Арктику. Пусть бьют русских!
Разумеется, на людях Черчилль не позволял себе подобную откровенность. Беседуя с Иваном Майским, советским послом в Англии, премьер высокопарно вещал: «Врага надо обманывать всегда. Можно иногда обмануть и широкую публику – для ее же пользы. Но никогда нельзя обманывать союзника!»
Уинстон Леонард поерзал беспокойно. Что-то растревожило его, какая-то юркая мыслишка проскочила… Ах да, эти русские… Русские в феврале.
Все газеты «свободного мира» вышли с аршинными заголовками «Русские бьют немцев в Демянском котле!», сопровождая статьи роскошными фото – длинной вереницей пленных эсэсовцев, закутанных невесть во что. В одеялах, с женскими платками на головах, с ногами в ящиках, набитых травой, жалкие, скукоженные, потерянные, дрожащие…
Эта газетная шумиха была похлеще истинного разгрома! Недаром Гитлер так бесновался… Но не о том думка проскакивала, не о том…
Как им это удалось, вот в чем вопрос! Чуть ли не весь февраль люфтваффе перебрасывало припасы окруженным частям, воздушный мост работал бесперебойно. Конечно, русские этому противились, сбивали самолеты, но гунны подтягивали все новые и новые транспортники, даже из Италии перебрасывали, из Северной Африки.
И вдруг за какую-то неделю были сбиты четыре сотни самолетов!
Как?! Черчилль побывал в шкуре военного и сносно разбирался в армейском бытии. Вон сколько зенитных орудий стоит вокруг Лондона! И что? Стихали немецкие бомбардировки?
Нет!
Сотни зениток жгли стволы, чтобы сбить хоть один самолет, но если «Юнкерсы» и падали, то лишь «поймав» случайный снаряд.
А что произошло под Ленинградом? Когда адъютант бодро зачитал что-то вроде: «…После мощного артобстрела и ночных бомбардировок немецких позиций…», премьер-министр только головой покачал. Разве русские не бомбили гуннов раньше? Разве не обстреливали из орудий? Бомбили. Обстреливали.
Так почему же раньше у них все кончалось провалом, а тут вдруг, за одну бедственную – для немцев! – ночь, вышло как в сказке?
Размышления прервал визит адьютанта Черчилля, коммодора Томпсона.
– Сэр, – сказал он почтительно, – к вам мистер Мензис.
– Зови, – буркнул премьер-министр.
Генеральный директор МИ-6[11] Стюарт Грэхем Мензис имел мягкие манеры, был хорошо сложен и опрятно одет. В его внешности поражала бледность: бледное лицо, словно у жителя подземелья, никогда не видевшего солнца, бледные, будто выцветшие глаза, серебристо-светлые, редеющие на макушке волосы.
– Проходите, Стюарт, – ворчливо проговорил Черчилль. – Спросонья вас можно принять за вампира, жаждущего крови.
Мензис тонко улыбнулся, занимая кресло напротив.
– Есть интересные новости, сэр.
– М-м?
– Вас не удивляла та молниеносность, с которой русские разбили немцев под Демянском и Ленинградом?
Премьер-министр выпучил глаза на гендиректора.
– Вы что, Стюарт, мысли мои читаете? Хм… Удивляла. И что?
– Источники в Абвере передали, что русские использовали новое оружие – противосамолетные ракеты и управляемые бомбы.
– Та-ак… Что ж, это многое объясняет. А доказательства?
– Немецкие пилоты из тех, кому посчастливилось вернуться, докладывали о ракетах. Посланные коммандос почти все погибли, лишь двоим удалось вернуться. Задачу свою, правда, они не выполнили, не доставили целую ракету за линию фронта, но кое-какие детали сообщили – размеры, высоту поражения, наличие неких фургонов с антеннами. Мои научники пришли к выводу, что русским удалось создать ракету, управляемую по радиолучу и поражающую самолеты на высотах больше двадцати тысяч футов. То же можно сказать и о бомбах – русские сбрасывали их с большой высоты, и те точно накрывали немецкие укрепления. Причем ночью. Следовательно, на русских бомбардировщиках были установлены радиоприцелы.
– Понятно… Скажите, Стюарт, а вас во всей этой истории ничего не удивляет?
– Сэр?..
– И Германия, и Англия, и Америка являются передовыми странами. Их ученые и инженеры работают на переднем крае, отлаживая все то, что способно дать радио или реактивная тяга. И вдруг русские вырываются вперед! Именно вдруг! Ни с того ни с сего… Нет, я знаю, что в большевистской России тоже есть умные головы, но… Как вам сказать… Я бы ожидал технологического прорыва от немцев, но русские? Как? Откуда?
– Да, конечно… – промямлил Мензис.
– А что сообщает Хилл?
Джордж Хилл был человеком сэра Чарльза Хэмбро, возглавлявшего Управление специальных операций – и числившегося в друзьях Черчилля.
– В московском офисе Хилла всего трое сотрудников, считая самого Джорджа. Они все в работе и… – Стюарт замялся. – Кое-что ребятам Хилла нащупать удалось, но все очень и очень сложно. В Москве существует некий Центр, где как раз и происходит тайная работа с ракетами и прочим, но надзор там строжайший, НКВД свирепствует. По некоторым данным, арест Абакумова был связан именно с этим Центром. Мы-то полагали, что это дело рук Берия, убиравшего опасного конкурента, но ошиблись.
– Значит, Центр… – проговорил Черчилль и задумался. – Это хорошо, что Центр… Значит, есть цель. Вот что мы сделаем, Стюарт… Кстати, вы не заметили одну деталь? С самого Нового года премьер Сталин ни разу не напомнил нам об открытии второго фронта! Возможно, он счел, что справится без союзников? Вот что… Мы сильно задержали наши поставки Советам по ленд-лизу, надо это исправить. Я в курсе, что именно просят большевики, поэтому сделаем так: отправим в Мурманск большой конвой, нагрузим транспорты не старыми «Китти Хоками», а действительно ценными грузами. Что им там нужно было? Радио-станции, локаторы, авиадвигатели, дюралюминий… и прочая, и прочая, и прочая. Не пожадничаем, нагрузим и отправим. Проявим, так сказать, добрую волю. А под ее прикрытием вы, Стюарт, зашлете к большевикам своих агентов – самых надежных, самых умных. Понимаете? Не убийц, а умниц! Быть может, они и не проникнут в Центр, но хоть что-то узнают о нем. Понимаете?
– Да, сэр.
– Только американцам это знать ни к чему. Янки живут сегодняшним днем, их совершенно не волнует, что станется завтра. А завтра, когда Гитлер будет повешен и окончится эта мировая бойня, между СССР и Западом уже не будет стоять Германия. Уже мы, своими лбами, упремся в большевиков и – кто кого. Вот что важно. И если русские уже сейчас имеют действующие ракеты, до чего они додумаются через несколько лет?
– Да, – согласился Мензис, – это может стать проблемой. Ничего, сэр, – тут же взбодрился он, – есть у меня на примете несколько подходящих ребят. Они справятся.
– Дай-то бог… – проворчал Черчилль. – Удачи, Стюарт!
Глава 10. Центр
Название «ИРЭ» понемногу вытеснялось еще более кратким: «Центр». Не просто центр, а с большой буквы.
Берия поворчал немного, но быстро успокоился. Названием пользовались те, кто был посвящен в суть дела, а посторонним вход в Центр был воспрещен. Да и как вражине узнать, чем занимаются в организации, окрещенной насколько емко, настолько же и расплывчато?
Глубоко под землей оборудовали бомбоубежище для ученых и инженеров Центра, потом бункера стали расширять и даже связали переходом с туннелем метро. На всякий случай.
Весь квартал, занятый лабораториями, мастерскими и общежитиями, почти не изменился внешне, ничем не привлекая внимания. Разве что кое-где добавились гранитные колонки с коваными решетками, хорошо вписавшимися в добротный имперский стиль построек.
Больше никаких тропинок, по которым ходили сторожа и часовые, не осталось. Людей в форме вообще видно не было – тут помог Тимофеев-старший, доведший до ума громоздкие телевизоры «ТК-1» и «АТП-1». У него получился лампово-полупроводниковый агрегат с довольно большим экраном, на который передавалось четкое изображение с телекамер. Вот с ними мороки хватило – существующие передающие трубки типа иконоскопа никуда не годились, и Тимофеев расстарался, вначале собрав что-то вроде суперортикона, предложенного советским ученым Брауде еще в 39-м, но выпущенного американцами в 46-м.
Набив руку, Владимир сотворил настоящий видикон, предложенный опять-таки нашим – Чернышевым. Видикон получился так себе, но для 1942 года это была лучшая в мире телекамера.
Сержанты НКВД отныне располагались в дежурках, бдительно глядя на экраны телевизоров и высматривая нарушителей со всеми удобствами.
До войны в Москве числилось несколько тысяч телевизоров, и «видение по радио» было популярным – в программе передач шли концерты, спектакли, выступления орденоносцев, «фотогазеты», – но охватить следовало миллионы зрителей. И Тимофеев стал кумекать над «семейным теликом», доступным для большинства, в чем ему помогали Марлен, Берг, да все электронщики Центра.
И это была лишь одна из задач!
* * *
В начале мая «попаданцы» и все, кто был посвящен в их тайну, собрались в маленьком актовом зале. Следовало подвести итоги и «наметить пути подъема народного хозяйства», как пышно выразился Вика.
Обошлись без отчетов и протоколов.
– Илья Марленович, вам слово, – сказал Берг.
Исаев-старший кивнул.
– «Мигарь» готов к испытаниям, – доложил он. – Можем выкатить две машины. Конечно, самолеты были испытаны, но там, в будущем, однако следует убедиться, что мы ни в чем не ошиблись. В любом случае летчикам нужно осваивать новую машину, привыкать к ней. Так что… Готовимся, в общем. Но я что хочу сказать… Невозможно перевести заводы на выпуск реактивной техники повсеместно – обучение работников, переналадка производства займут много времени, которого на войне просто нет. К чему это я? А к тому, что отказываться от обычных поршневых самолетов еще рано. Вот у нас на заводе все прыгали и кричали «ура», когда первый «МиГ» сделал выкатку. Я понимаю людей, да я и сам скакал выше всех! Но считаю, что моя самая большая победа в другом, в том, что удалось отпихнуть от кормушки Яковлева и вернуть КБ, вернуть завод Поликарпову. Вот кто истинный гений! Его «И-16» был лучшим истребителем в 30-х, а «И-185» будет лучшим в 40-х. Почти семьсот километров в час, высочайшая скороподъемность, замечательные характеристики вертикального и горизонтального маневра, плюс три синхронные пушки калибра 20 мм. Четыре истребителя уже прошли фронтовые испытания – отзывы летчиков исключительно положительные. В общем, уже месяц, как самолет запущен в серию…
– Тогда, выходит, «Ла-5» ничего не светит? – спросил Вика.
– Ну и что? – пожал плечами Исаев-старший. – В той реальности немцы «лавочек» пугались, а в этой станут орать: «Ахтунг, ахтунг! По-зибен ин дер люфт!»
– По-зибен? А-а… «По-7»? А почему – семь?
– Ну-у, если я все правильно посчитал, то «И-185» именно так надо называть. По новой моде. АНТ-58 стал «Ту-2», У-2 – «По-2», ДБ-3 – «Ил-4». Нет, это правильно, генеральные конструкторы заслужили. Впрочем, не волнуйся, Поликарпов отказался все переиначивать, отбирать людей и площади у Микояна. Согласился работать на пару с Лавочкиным, сказал, что «первым делом – самолеты». Нет-нет, фильма «Небесный тихоход» он не видел, его снимут аж в 45-м. Просто так выразился. Но я не об этом.
– А о чем? – не утерпел Тимофеев-младший.
– А о том, что войну мы обязательно выиграем, но в ближайшие полтора-два года все будут решать не «МиГ-15», а «МиГ-3», «По-7», «Ла-5», «Ту-2», «Пе-8»… Это, как в будущем, где выпустили «Армату». Танк замечательный, но «если завтра война, если завтра в поход», свое веское слово скажут «Т-90» и «Т-72».
– А у нас – «Т-34»…
– Именно! Для реактивных «мигарей» пока что нет инфраструктуры, нету кадров, и так далее. Поэтому надеяться на реактивную авиацию как на «чудо-оружие» не стоит. Напомню, что немцы к 45-му выпустили чуть ли не полторы тыщи реактивных «мессеров», а толку? В принципе, фашисты были вынуждены строить «Мессершмитты-262», поскольку потеряли румынскую нефть, стало быть, и высокооктановый бензин. Им тупо нечем было заправлять обычные «худые»! А реактивные жрали дешевый керосин…
– Бать, не все так было плохо с этими «Мессерами», – парировал Марлен. – Как перехватчики, «Ме-262» были очень опасны, они же могли догнать любого. И американские бомбовозы боялись их. «Б-17» строились «коробочкой», чтобы отстреливаться во все стороны, а «мессеры» нападали «волчьей стаей», залпом выпускали ракеты – и гуд бай! Амеры их сбивали на взлете или посадке, да и двигуны на «мессерах» паршивые стояли, горели частенько, а вот резко увеличить тягу не могли. Вот если бы реактивные «мессеры» появились не в 45-м, а в 43-м, да массово, беда была бы точно.
– Вот! – поднял палец Исаев-старший. – Массово! Пока у нас не появится хотя бы тысяча «мигарей», особого проку не будет. Так, победы местного значения…
– Батя, – мягко сказал Марлен, – я с тобой полностью согласен. Но есть один момент, на который ты почему-то не обращаешь внимания.
– Какой еще момент?
– Марка самолета. Почему «МиГ-15»? Все же знают, особенно сам Микоян, что никакого отношения к реактивной авиации они пока что не имеют. Зачем же людей с толку сбивать? К тому же, начинка «мигаря» будет качественно иной – это касается и движка, и авионики, и даже противоперегрузочного костюма. Самолет, который ты делаешь, только с виду похож на «МиГ-15», а по сути это «Ис-15»!
– Правильно! – горячо поддержал и одобрил Тимофеев.
– Чтоб ты еще придумал, – заворчал Исаев-старший. – «Ис-15»! Ха! Это ж плагиат в железе!
– Неправда!
– Да что – неправда! Буду я еще позориться…
Марленыч смолк, но тишина стояла недолго. Послышался глуховатый голос:
– Здравствуйте, товарищи.
Марлен резко обернулся и встретился со взглядом Сталина. Иосиф Виссарионович стоял в дверях, снимая фуражку.
– Здравствуйте, товарищ Сталин! – повскакивали «посвященные».
– Надоело мне принимать гостей, – улыбнулся вождь, – захотелось и самому в гостях побывать. Кстати, товарищ Исаев, я поддерживаю товарищей – Микоян здесь ни при чем. «Ис-15» гораздо лучше.
– Иосиф Виссарионович… – с укором проговорил Марленович.
Сталин широко улыбнулся и махнул рукой:
– Ну, показывайте мне свое хозяйство!
Всей гурьбой персонал отправился на «экскурсию» – бедный Власик не знал, как же ему уберечь подопечного в шумной толпе.
Лаборатория Марлена встретила гудением трансформаторов, шелестом вентиляции, запахом горячего металла. В кварцевых тиглях росли монокристаллы кремния, несколько сотрудников крутились вокруг диффузионных печей, свиристела алмазная пила, разрезая кремниевые слитки на пластины – шел рабочий процесс.
– Так вы говорите, американцы этого не умеют? – спросил вождь, с интересом осматриваясь.
– Лет на десять мы их точно опередили, товарищ Сталин.
– Это хорошо…
В группе Лебедева спецы в белых халатах поклонялись двум большим шкафам, набитым электроникой. Сергей Алексеевич возбужденно тараторил:
– Это МЭСМ, товарищ Сталин! «Малая электронная счетная машина». И мы собираем ее не на лампах, а на вот таких вот печатных платах, где сплошь транзисторы. Информация хранится на магнитных лентах, вводится перфокартами, а быстродействие просто колоссальное – двадцать тысяч операций в секунду!
Для Иосифа Виссарионовича это мало о чем говорило, и он спросил:
– А как быстро такие машины работают у наших противников и союзников?
Лебедев пренебрежительно фыркнул.
– Американский «Марк-1»[12] выполняет в секунду всего лишь триста умножений или пять тысяч сложений. Машина «Цет-3» немецкого инженера Конрада Цузе весит впятеро меньше, но действует медленнее – умножение или деление за целых три секунды!
– Очень хорошо, – кивнул довольный Сталин. – А для чего нам такая быстрота?
Лебедев даже рот открыл от изумления, и Марлен вмешался:
– В ракетостроении или в авиации необходимо проделывать очень много сложных расчетов, без которых не получить ни нормального самолета, ни ракеты. И вот такой вычислитель, – он небрежно похлопал по панели МЭСМ, – за сутки справится с задачей, над которой целый полк конструкторов будет корпеть полгода. С электронно-вычислительными машинами мы сразу и резко ускоряем расчеты, следовательно, сокращаем сроки разработки того же истребителя. Да и разве одна оборонка нуждается в ЭВМ? А статистика? А расшифровка кодов? Там, где человек затратит месяцы, вот такой вот вычислитель справится за день. Ну, это сейчас так, а потом даже минуты хватит, считаных секунд!
– Очень хорошо! – повторил вождь.
* * *
Закончив «обход», Сталин вернулся в актовый зал, и Власик запер двери. Вместе с Верховным Главнокомандующим остались лишь «гости из будущего», вся «великолепная шестерка».
Иосиф Виссарионович присел за стол и положил руки на столешницу, ладонью прикрыв ладонь.
– Обстановка на фронте остается сложной, – медленно проговорил он. Сунув руку в карман, он поморщился – трубки не было. Тогда Сталин достал папиросу из пачки, а Краюхин-старший щелкнул зажигалкой.
Вождь прикурил и кивнул.
– Обстановка остается сложной, – повторил он. – Мы по-прежнему не спешим переходить в контрнаступление, тянем до конца, копим резервы. Только на Северо-Западном фронте даем жизни финнам – надо вернуть Карельский перешеек, выгнать захватчиков с Кировской железной дороги и Беломорканала. И регулярно бомбить Хельсинки! Хотели войны? Получите.
– Правильно, – сказал Исаев-старший.
Сталин кивнул и затянулся.
– Мы прислушались к вашему мнению, – неторопливо продолжил он, – и не форсировали события. Мы не стали окружать ржевскую группировку немцев – это повлекло бы за собой весьма ощутимые потери. Но на дворе май, и Гитлеру не терпится приступить к операции «Блау» – прорвать южный участок фронта, выйти к Волге и продвинуться на Кавказ. Они начнут 18 мая. Кажется, мы все продумали и преду-смотрели. В той истории, которая вам, а теперь и нам известна, Южный фронт бездействовал, из-за чего группе Клейста удалось без помех перегруппировать войска, чтобы ударить на Барвенково и на Изюм. На этот раз командующим Южным фронтом назначен не Малиновский, а Толбухин, а Юго-Западным вместо Тимошенко будет командовать Ватутин. Главная задача, которую необходимо обязательно решить командующим, – это слаженность и взаимодействие войск обоих фронтов. Ну и, разумеется, линия обороны, особенно 9-й и 57-й армий, устроена глубоко эшелонированной и укрепленной, как полагается, – немцы не пройдут. Я обязательно подпишу тот самый приказ – «Ни шагу назад!», а вас я попрошу помочь Красной Армии собрать бронированный кулак. Новых танков «КВ», вооруженных 107-мм орудием, наберется пока немного, мы ими укомплектовали одну бригаду. Ее поддержат два батальона «Т-34» с 57-мм пушками и опытными 85-миллиметровыми, благо бронебойных снарядов такого калибра хватает. Туда же направим самоходки, ЗСУ, бронетранспортеры с пехотой и танки непосредственной поддержки пехоты, которые вы называете БМП. Такова будет группа прорыва. С воздуха ее поддержат самолеты и… Хотелось бы, товарищ Исаев, чтобы ваши реактивные «Исы» прошли фронтовые испытания.
Марленович задумался.
– Два самолета у нас полностью готовы, – сказал он, – еще пять на подходе. Если немцы начнут наступать восемнадцатого числа, то… Мы сможем подготовить эскадрилью из девяти или десяти «мигарей»… в смысле, «ИСов». Хм… Главное – натаскать летчиков, а тут же много нового. Одни приборы чего стоят! Мы и авиагоризонт поставили, и радиовысотомер, и радиодальномер, и радиокомпас. Привыкнешь не сразу, а пилоту надо не просто освоиться, а воевать!
– Пилоты будут, – увесисто пообещал Сталин. – Лучшие пилоты!
Глава 11. На секретной службе его величества
Антон Лушин участвовал в «Ледяном походе» Белой гвардии, когда ему было всего четыре годика. Его мать ранило под Екатеринодаром в день гибели Корнилова.
Командование Добрармией принял Деникин, и штабс-капитан Лушин сказал тогда жене, что быть беде.
Жило в Павле Лушине стойкое ощущение провала. Деникин, герой Великой войны, стойкий командир «Железной дивизии», как будто растерял все свои умения, забыл элементарные каноны тактики и стратегии. Он изо всех сил рвался к Москве, оставляя невзятым Царицын, совершенно не заботясь о тыле, отмахиваясь от помощи Колчака и как бы забывая конечную цель, выбирая «непредрешенчество» – вот, дескать, побьем большевиков, а потом уже и станем решать, как нам обустроить Россию, единую, великую и неделимую.
«Да как же так можно? – возмущался Лушин. – Когда большевики сказали: “Земля – крестьянам!”, а мы – ни то ни се, за кем мужик пойдет? Не за нами!»
А сколько воров развелось при Деникине, а как Антанта наживалась на крови «белых» и «красных»! И вот свершилось – последним усилием взяв Орел, Белая армия стала откатываться назад, теряя все завоеванное.
Теперь в наступление перешел Врангель. «Черный барон» оказался и умнее, и способнее Деникина – и за дисциплиной следил, и воров прижал. Малыми силами Врангелю удалось вернуть Крым, но было уже слишком поздно: против стотысячного белого воинства наступала пятимиллионная Красная Армия.
И Врангель скомандовал исход, организовав безупречную эвакуацию – нескончаемый караван судов и боевых кораблей утягивался за горизонт, покидая крымские порты – навсегда.
Подполковник Лушин с женой и малолетним Антошей тоже сделались добровольными изгнанниками. Поднявшись на палубу линкора «Генерал Алексеев» в Севастополе, они сошли на берег в жаркой Бизерте, где два года мыкались в форте Джебель Кабир, пока не переехали в Париж.
После смерти супруги Лушин, подрабатывавший водителем такси, отправился в Лондон, собираясь и вовсе податься в США, но передумал, найдя неплохую работу.
Подполковник Белой гвардии никогда не ругал большевиков, не хаял Ленина или Сталина, просто рассказывал сыну о той России, которой больше не было, о боях в полку генерала Дроздовского, о случаях из жизни, встречах и приключениях.
Лушин-старший, думая о России, испытывал тоску. Лушин-младший с детства был заряжен тяжкой, лютой ненавистью к «Совдепии», на всю свою жизнь запомнив расхристанного красноармейца в буденновке, громадных вонючих сапожищах, отпускавшего маты и потрясавшего «маузером».
Это давнее детское воспоминание стало для Антона символом страха, горя, смерти, всего самого плохого, что только может быть, от чего умерла мама, от чего был несчастен отец, а он сам – как тот дуб, что вырван с корнем, утративший кровь и почву.
К 30-м годам «Пол Лушинг» поправил свои дела – способный к механике, он создал автомастерскую, в которой охотно чинились даже «Роллс-Ройсы». Устроив сына в Кембридж, экс-подполковник уже подумывал жениться, что Антон, скрепя сердце, поддерживал.
Старательный и способный, «Энтони» получил хорошее образование и сразу же устроился на работу в компанию «Пауэр джетс», куда его привлек Фрэнк Уиттл, хозяин фирмы, инженер-конструктор, отец турбореактивного авиадвигателя.
15 мая 1941 года взлетел первый британский реактивный истребитель «Глостер Метеор», на котором стояло по два ТРД конструкции Уиттла, рассчитанных Лушиным.
На континенте шла война, летом немцы напали на СССР, но Антон не испытал особого злорадства: не все же русские виноваты в его несчастьях. Народ есть народ – абсолютное большинство людей пассивно. Победили в России красные – народ пошел за Лениным. А отметили бы викторию белые – потопали бы за Врангелем и Колчаком.
Летом 41-го Лушин вел очень напряженную жизнь: встречался с двумя девушками, не подозревавшими о существовании друг друга, а работу делил между «Пауэр джетс, лимитед» и Королевским авиационным институтом в Фарнборо, где занимался испытаниями в аэродинамической трубе.
Продувки показали, что на скорости, близкой к звуковой, происходил отрыв воздушного потока вокруг гондолы двигателя. Ближе к осени, поставив кучу опытов, Лушин «допер» до идеи увеличить длину гондол спереди и позади крыла. Испытания увеличенных гондол на самолете-прототипе показали резкое улучшение летных качеств самолета. Это было на Рождество.
А под Новый, 1942 год Антон встретился с человеком, который изменил течение его жизни. Звали его Стюарт Грехэм Мензис…
* * *
…Апрель донимал туманами. Сырость была повсюду: под ногами лужи, с неба сеялась морось. Самый воздух, казалось, был напитан влагой, хоть выжимай.
– Приехали, сэр.
Протянув деньги водителю черного коробчатого «Остина», Лушин покинул кэб и сразу раскрыл зонт – дождик накрапывал все назойливей. Антон поморщился.
Отец утверждал, что мерзкая погода роднит Лондон и его родной Петербург, но мерзость, она мерзость и есть.
Мельком оглядев восьмиэтажный Бродвей-билдинг, Лушин прошел к подъезду и сложил зонтик в темноватом, гулком холле. Скрипящий, звякающий лифт спустился сразу, будто дожидался Антона, и пожилой лифтер, узнавая визитера, спросил:
– Четвертый, сэр?
Лушин молча кивнул. Выйдя из лифта, он прошел к двери кабинета Мензиса и коротко постучался. Открыла ему мисс Кэтлин Петтигрю, довольно миловидная секретарша директора МИ-6.
– Добрый день, Энтони, – улыбнулась она. – Проходите, шеф ждет вас.
– А я-то думал… – притворно вздохнул Лушин.
– Что? – подняла бровки Кэтлин.
– Ну-у… Что это вы вздыхаете от долгого ожидания. Три месяца в разлуке!
Мисс Петтигрю строго погрозила ему пальцем, хотя глаза ее, умело подведенные, смеялись.
Шагая к кабинету Мензиса, Лушин криво усмехнулся. Три месяца… Во-во.
Буквально на прошлой неделе он вернулся из Канады. Там, на пустынном берегу озера Онтарио, милях в тридцати к востоку от Торонто, располагалась сверхсекретная разведшкола, где МИ-6 совместно с американским «Бюро по координации информации» [13] готовила своих агентов.
Физически крепкий, отлично стрелявший (спасибо отцу, выучил), Антон пришелся в «школе для шпионов» ко двору и получил блестящие характеристики.
– Сэр?..
– Входите, Энтони, входите!
– Добрый день, сэр.
– Отвратительный, Энтони, просто отвратительный! – хохотнул Мензис, покидая роскошное кожаное кресло. – Присаживайтесь, а я уже насиделся.
Лушин примостился на крошечном диванчике и стал с интересом следить за «бледнолицым» – в местах, воспетых Фенимором Купером, главу МИ-6 иначе не называли. Похоже, что гендиректор ни разу не выходил на солнце. Вот и сейчас плотные шторы задернуты, создавая в кабинете полумрак. Впрочем, это всего лишь мера светомаскировки, принятая по вечерам. Днем шторы можно было и раздернуть, но Мензис боится загореть…
– Скажите, Энтони, когда мы вас… м-м…
– …Завербовали, – подсказал Антон со слабой улыбкой.
– Нет-нет-нет! – воспротивился «бледнолицый». – Вербуют противника. Вот, к примеру, недавно нами был завербован высокопоставленный немецкий офицер. Его подловили на влечении к мальчикам, что в рейхе, скажем так, не приветствуется. И он согласился работать на нас, а когда мы ему прилично заплатили за переданную информацию, то этот агент сильно, скажем так, подобрел… А вот вас, Энтони, мы пригласили к сотрудничеству. Во-первых, вы – подданный его величества. Во-вторых, вы отлично владеете русским. В-третьих, вы способный инженер. Кстати, а почему вы сами согласились? Ведь совмещать секретную службу и вашу работу практически невозможно.
– Я согласился, сэр, на одном непременном условии – что моя нелегальная деятельность будет направлена против Советской России. Нигде больше заниматься шпионажем я не был согласен – ни в Германии, ни в какой-нибудь Бразилии, только в СССР. И… Помнится, вы заявляли, сэр, что моя служба будет непосредственно связана с моей работой.
– Безусловно. Вот что, оставим все недомолвки на потом. Ваше условие я принял легко, Энтони, поскольку его несложно выполнить. Более того, ваши желания совпадают с моими собственными – мне нужен толковый агент в России, который очень хорошо разбирается в новейшей технике.
– Россия – и новейшая техника? – усмехнулся Лушин. – Как-то не вяжется.
– Ошибаетесь, Энтони. Конечно, тысячи талантливых инженеров покинули Россию, но таланты на вашей родине не перевелись. На днях я докладывал премьер-министру о теневой стороне недавних русских побед… Кстати. О «Фау-2» вы, полагаю, наслышаны. А о ракете «Вассерфаль»?
– М-м… Нет, пожалуй. Это немецкая разработка?
– Совершенно верно. Хотя говорить о разработке рановато, ракета «Вассерфаль» еще только в проекте. Работы по проекту курирует ведомство Геринга, а идут они в Пенемюнде, под руководством Вальтера Дорнбергера. «Вассерфаль» – зенитная управляемая ракета с жидкостным реактивным двигателем, способная сбивать самолеты на высотах до пятидесяти тысяч футов. Безусловно, такое оружие может оказаться очень опасным для наших бомбовозов, но на воплощение «Вассерфаль» в железе уйдет не менее двух лет. Так, во всяком случае, утверждают наши аналитики, в том числе сэр Пайл и бригадир Бурлс. Утверждают с кислой миной, поскольку у нас таких ракет нет вообще, даже в проектах. А теперь вернемся к России. В конце зимы русские окружили целый немецкий корпус и уничтожили его. Люфтваффе задействовало «воздушный мост», перебрасывая окруженным боеприпасы и провизию на пятистах самолетах, однако Красная Армия всего за одну неделю сбила четыреста пятьдесят немецких транспортников, пустив в ход собственные зенитные ракеты!
– Этого не может быть! – запротестовал Лушин.
– Но это было! – с силой сказал Мензис. – Я получил подтверждение у самого Канариса – адмирал не прочь время от времени заигрывать с нами. Он не только англофил, но и просто разумный человек, понимающий, что, продолжая служить Гитлеру, может дослужиться до собственной гибели. Вот и заботится о запасном выходе из игры. Взгляните.
Стюарт протянул Антону фотографию. Фото было нечетким, но стремительное хищное тело ракеты просматривалось хорошо – острый нос, угольники стабилизаторов, факел пламени из двигателя.
– Это она и есть, русская ракета «С-15». По свидетельствам немецких пилотов, выживших после обстрела, на уничтожение одного «Юнкерса» требовалась одна такая штучка, редко – две.
– Ничего себе… – пробормотал Лушин.
Он был ошеломлен – и в то же время чувствовал какую-то болезненную гордость. Нет, ну молодцы же! Враги? Ну, эту «С-15» клепали явно не большевики из ВЦИК, а такие же, как он, работяги, ученые и инженеры. К ним-то какие претензии?
– Именно после того, как я убедился в факте существования у русских зенитного ракетного оружия, наша служба и вышла на вас, Энтони. Добавлю еще кое-что…
Жестом фокусника Мензис выложил другое фото. На нем был изображен самолет – без винтов. Стреловидные крылья, изящно откинутый киль с поднятым наверх оперением, а в носу…
Так-так-так… Именно с носа подается воздух на компрессор – вот он, воздухозаборник, разделенный перегородкой. И рули высоты не зря установлены на верху киля – это сделано для того, чтобы минимизировать влияние сопла. С ума сойти!
– Это русский реактивный самолет?
– Совершенно верно! – энергично кивнул Мензис. – Наши люди сделали это фото во время установочного полета. Похоже на то, что самолет уже испытан и облетан. К сожалению, мы упустили этот момент и поздно спохватились. А когда стали копать, вышли на некий Центр – это совершенно секретная организация русских, за которой присматривает лично Берия. С одной стороны, замечательно, что все тайны собраны в одном месте. С другой… Нам очень и очень сложно, практически невозможно проникнуть в этот Центр. И ключиком, который откроет нам дверцу туда, должны стать вы, Энтони.
– Понимаю… – протянул Лушин, отрывая взгляд от серебристого истребителя на снимке. – Я должен сыграть роль специалиста-перебежчика?
– Именно! Для этого вам придется выдать кое-какие секреты. Вы же в курсе, что командование не посылает «Глостеры-Метеоры» за линию фронта? Генералы боятся, что немцы собьют нашего реактивного птенчика и узнают много интересного для себя.
– Понимаю, но…
– Энтони, я имел весьма бурный разговор с военными, но все же убедил их в необходимости передачи секретных технологий… м-м… союзнику. Нам нужно, нам просто необходимо, чтобы русские поверили в вашу, Энтони, искренность. Чтобы они оценили вас и убедились в том, что вы можете принести им пользу как специалист. Именно для этого и будут принесены в жертву некоторые строго охраняемые тайны. Однако мы надеемся, Энтони, что с вашей помощью мы получим намного больше.
– Может быть, вы и правы.
Мензис развел руками.
– А у нас нет иного выхода! Это, как в бизнесе, – чтобы получить прибыль, надо сначала вложить деньги. Но к делу, ибо времени у нас мало. Вы отправитесь в Россию под своим именем, на транспорте «Стивен Хопкинс», в составе конвоя PQ-16, следующего в Архангельск…
Глава 12. «Война-продолжение»
[14]
Когда матушка-природа на Тихом океане затевает тайфун, поначалу сложно заметить его появление. Буря как буря, думают моряки, наблюдая за тучами и волнами, бывает и похлеще.
Однако шторм не унимается, а туч все больше и больше вертится над головой, и еще никто в мире 40-х не способен наблюдать, как над океанскими просторами закручивается белая пухлая спираль урагана. Ветер достигает чудовищной силы, ломая, как прутики, пальмы, снося крыши с домов, валя хлипкие хижины, выбрасывая на берег суда. Тот, кто ощутил буйство стихии, прекрасно помнит, как вой бури постепенно восходит до устрашающего рева, обвального грохота, как земля, море и небо словно смешиваются в безумной круговерти, где вода и твердь меняются местами, подчиняясь чудовищному вихрю.
Похожую картину можно было наблюдать на Донбассе, в Харьковской, Ростовской и Воронежской областях, ставших колоссальным полем боя.
Наступление и контратаки, оборона и фланговые удары – отдельные сражения сливались в грандиозную, поистине эпическую битву. Арт-обстрелы, бомбежки, воздушные и танковые бои шли ожесточеннейшие, подчас не прекращавшиеся с наступлением темноты. Земля стонала от взрывов днем и ночью, озаряемая вспышками и пожарами.
На этом фоне обстановка на других участках фронта выглядела благостно-тихой. Немцы просто не в состоянии были наступать повсюду, сосредоточив основные силы вдоль реки Северский Донец. Но это вовсе не означало, что положение на московском направлении или на северо-западе страны не было угрожающим. Было.
Карельский фронт, еще недавно числившийся второстепенным театром военных действий, к лету 42-го все больше и больше подпитывался техникой и личным составом.
Еще зимой, в феврале, немецкие войска, действовавшие на севере Финляндии, были выделены из армии «Норвегия» в армию «Лапландия». Сто пятьдесят тысяч гитлеровцев пользовали Суоми, как дешевую шлюшку, угрожая Мурманску, Медвежьегорску, Ленинграду, и это не считая Карельской армии финнов в составе пяти дивизий. Им противостояли 7-я и 23-я армии РККА.
Наступая от Петрозаводска, красноармейцы взяли под контроль Беломорканал и Кировскую железную дорогу, выйдя на рубеж Кудамгуба – Питкяранта.
Практически вдвое выросла численность обеих армий, они насыщались дивизионами «катюш» и мощных гаубиц, танками «Т-34» и «КВ-1С». Модернизированные тяжелые танки со 107-мм орудиями на Карельский фронт не поступали, но и скоростные «КВ», «отапгрейденные» Шашмуриным, становились грозной силой в Заонежье.
Перебрасывали на фронт и самолеты – штурмовики «Ил-2», истребители «Ла-5ФН», «Як-7Б» и «По-8», бомбардировщики «Ту-2». В войсках – и в штабах, и в окопах – настроение было приподнятым. А то как же – Ставка им помогала как могла, оказывала всяческое содействие. Оставалось только бить врага.
Группы осназа регулярно наведывались на территорию Финляндии, указывая цели бомбардировщикам Балтфлота. Так, в конце мая эскадрилья «Пе-2» разбомбила ставку барона Маннергейма в Миккели, превратив в руины штаб финских сухопутных сил, а бункер самого главнокомандующего был «вскрыт» планирующими бомбами.
Вопли о «преступлении варваров-рюсся», как презрительно называли русских в Финляндии, разошлись по всей Европе, были подхвачены Геббельсом и даже отозвались в целом ряде английских изданий. В Хельсинки началась паника. Президент Рюти, лишившись крепкого плеча Маннергейма, подал в отставку, но ее не приняли – а кому тогда защищать Суоми от полчищ кровожадных «рюсся»?
В течение двух дней в финских верхах царили суматоха и суета. Одни вопили, надсаживаясь, о полной поддержке усилий вермахта – война до победного конца; другие скулили о заключении сепаратного мира с восточным соседом. Новым главнокомандующим был назначен генерал Эрик Хейнрикс, ближайший советник Маннергейма. Хейнрикс, повязанный обязательствами, призвал финский народ к стойкости в тяжелую годину испытаний, а бойцам Сил обороны приказал держаться до последнего, дабы не пропустить «рюсся» в пределы Финляндии.
Между тем «рюсся» крепили оборону и наращивали мощь.
Финская Карельская армия, поддержанная дивизией СС «Норд», отбивалась от атак советских 7-й и 32-й армий, а армия Юго-Восточная удерживала Карельский перешеек. Ее позиции штурмовала 23-я армия Ленинградского фронта.
* * *
Майор Лягин, командир мобильной группы ЗРК «С-15», вечером 15 июня получил приказ выдвигаться в район КаУР – Карельского укрепрайона, – а ближе к ночи все его три дивизиона уже заняли передовые позиции между Мертутским БРО – батальонным районом обороны – и станцией Белоостров, где располагался дот «Миллионник», захваченный финнами.
Ракетчики развернули свое хозяйство буквально на следующий день после штурма «Миллионника». Вообще-то, это был не дот, а дос – долговременное огневое сооружение, представлявшее собой двухпушечный полукапонир.
Лягину рассказали во всех живописных подробностях и цветастых выражениях, как разведывательно-диверсионная группа сначала пробралась в тыл финнам, а затем подкралась к «Миллионнику» и забросала укрепление фосфорными гранатами. Задыхаясь, противник полез на карачках, выбираясь на свежий воздух, и его перестреляли, как в тире, из бесшумного оружия.
Лягин с удовольствием вдохнул, вбирая запах смолы и хвои. Все шло штатно – его команда шустро натягивала масксети, пряча кунги, а ТМЗ, взрыкивая, переносили остроносые ракеты на ПУ. «Как учили!»
Под Ленинградом, где они стояли недавно, каждый день случались налеты, играли боевую тревогу, были раненые, были убитые. А здесь, на Карельском перешейке, словно и нет войны – тихо, спокойно. Слышна далекая стрельба, но бойцов, отвыкших кланяться пулям, она нисколько не беспокоила.
Однако чуть позже застоявшаяся тишина начинала тревожить – уж слишком мирно все…
Подошел полковник из армейцев. Фамилия у него была южная – Рудак, а вот выглядел «полкан» как былинный богатырь: высокий, голубоглазый и светловолосый. Истинный ариец.
– Приветствую, – сказал Рудак, пожимая руку Лягину, и с уважением осмотрел позицию. – Да-а…
Честно говоря, я не слишком-то верил в эти ваши ракеты. Конечно, «катюша» – знатное оружие, выжигает немца каленым железом, но как же эрэсом – по самолету? А вот исхитрились как-то! Ага… Финны с той стороны громоздят «Карельский вал», укрепляются, закапываются, так что мы подтягиваем тяжелую артиллерию, 280-мм мортиры и даже 305-мм гаубицы… Как долбанут, так весь ихний бетон посыплется!
– Я слыхал, вам и новые «КВ» подкинули?
– А то! Полный танковый взвод. Так что ударим. Только вот авиации маловато, чтобы финские бомбовозы отгонять. В общем, вся надежда на твоих, капитан.
– Не-е… – ухмыльнулся Лягин. – Мы отгонять не станем. Гробить будем!
* * *
На следующий день расположение МГ посетили разведчики-диверсанты, молчаливые и неразговорчивые парни в удивительных маскхалатах, обвешанных тряпочками и бахромой так, что в лесу совершенно растворялись, становясь невидимыми среди еловых веток и листвы. Пройдешь рядом – и не заметишь.
Эту РДГ направил сам комфронта, генерал-лейтенант Говоров, поставив четкую, хотя и сложную задачу – установить радиомаяки-указатели в глубине финской обороны. Ставка расщедрилась – выделила звено «Пе-8», каждый из которых нес планирующие бомбы.
Ночью они вылетят и ударят УБ – по финским досам, по скоплениям техники, по дотам. А потом заработают гаубицы – «сталинские кувалды» и «молотовские единороги». Добавят огоньку дивизионы «катюш» и – «Марш вперед, труба зовет!»
Лягин дважды обошел вверенное ему хозяйство, лично проверил и даже пощупал ракеты, до времени замаскированные, и с чувством исполненного долга прилег под елочкой – подремать. Полночи не спал.
Часа ему хватило, а больше и не дали – с севера и востока доносились глухие разрывы, иногда пугающе четко звучали пулеметные очереди, и вроде бы танки взревывали, но это был привычный фон, боевая текучка. И вдруг тренированное ухо различило, как в батальные шумы вплелся натужный гул авиамоторов.
– Тревога! Товарищ командир!
– Бегу!
На круглых индикаторах в кунге то ярчела, то тускнела зеленоватая прорись, четко выделяя цели – с каждым оборотом светящейся «стрелки» они оказывались чуть ближе.
– Истребители идут, – определил старлей Знаменский. – «Мораны»! Две эскадрильи.
– Немецкая метода, – фыркнул Лягин. – Наши сопровождают бомберы, а фрицы вперед «мессы» шлют, чтобы расчистку устроить.
– Щас мы их самих расчистим!
– Погоди, дождемся бомбовозов – те пожирнее будут.
– Летят! Шесть… Девять… Девять «Бленхеймов», товарищ командир! И еще три… Хм. Не пойму что-то… Вроде наших «СБ»!
– Все правильно, Паша, «СБ» это. Только уже не наши, а финские. Так-то. «Мораны» у них тоже трофейные – немцы их у французиков забрали и финнам отдали…
– С севера идет группа целей. Дальность двадцать семь!
– Готовность!
– Первая в боевом положении! Вторая и третья – в боевом положении! Четвертая…
– Принято! Даю подготовку.
– Азимут десять, дальность девятнадцать.
– Перейти на АС!
– Есть АС!
– Расчеты в укрытие!
– Второй взвод в укрытии! Третий взвод…
– Принято!
– Групповую цель уничтожить! Пятью, очередью, темп шесть! Первая пуск!
– Есть первая пуск!
Ракета, почивавшая на пусковой, плавно задралась, словно кобра в стойке – и бросилась, с шипящим ревом распустила оранжевый факел, взвилась… Вторая, третья, четвертая…
– Есть захват!
– Есть наведение!
– Есть команда «КЗ»!
Финские бомбовозы были уже видны, в бинокль хорошо просматривалась синяя свастика на киле ведущего «Бленхейма». Сработал радио-взрыватель, и сполохом огня бомбовозу оторвало хвост.
– Первая, есть подрыв! Цель уничтожена!
– Вторая, есть подрыв!
– Третья, четвертая, есть подрывы! Цели уничтожены! Расход четыре!
– Быков! Четырьмя, очередью, темп шесть! Пуск!
Ракеты уносились в небо, ведомые лучом локатора, и оставляли по себе такие же прямые дымные шлейфы. Они летели быстрее стрел, выпущенных из лука, и взрывались, своей огненной смертью неся погибель самолету.
Лишаясь то хвоста, то крыла с мотором, то носовой части, «Бленхеймы» рушились вниз, иной раз перепахивая финские окопы и дзоты впереди линии КаУРа.
ЗСУ в это время сыпали гулкой дробью, расстреливая «Мораны». Чуть далее ухали 85-мм зенитки. Неожиданно огонь стих – это ПВО уступало место ВВС. Новенькие «лавочки» завиражили над лесом, врываясь в строй финских истребителей – и тут же дымные трассеры разлиновали небо в косую линейку.
Подвывая, истребители закружились в карусели, но очень скоро все смешалось, красные звезды и синие свастики замелькали, вращаясь во всех измерениях.
– К пусковым!
ТЗМ уже была тут как тут, спеша зарядить пусковые установки новой порцией зенитных ракет.
– Заряжай!
Первый взвод бегом зарядил ракету, Лягин сам состыковал ее борт с пусковой.
– Первая готова!
– Принято.
За какие-то минуты большая часть группы бомберов была спущена с небес на землю, на очень жесткую землю – черные копотные столбы дыма клубились над лесом, обозначая места падений.
Лягин унял напряг и даже ухмыльнулся, наблюдая за уцелевшими «Бленхеймами» – все же финны туговаты. Немцы быстрее соображали – мигом сбрасывали бомбы, чтобы облегчить самолеты, и драпали. А до этих только сейчас стало доходить – вон, разворачиваются. Ничего, далеко не улетите…
– Седьмая, пуск!
– Есть седьмая пуск!
– Восьмая… Девятая…
«С-15», изящные и хищные, легко догоняли неуклюжие бомбовозы. Финны пытались отстреливаться, но поймать в прицел стремительную ракету никому не удалось. Одна из ЗУР сработала нештатно – не рванула на подлете, выстреливая кучно поражающие элементы, а пробила «Бленхейму» брюхо, взрываясь внутри.
Так было еще зрелищнее – фюзеляж раздулся будто, а в следующее мгновенье его разнесло на мелкие кусочки. Хвост в одну сторону, крылья в другую – закувыркались в болото. Бедные лягушки.
«Моранам» тоже не повезло – «Ла-5» их здорово проредили, а те пилоты, кому не изменила удача, заспешили домой.
Лягин не стал тратить на них ракеты – мелочь, да летуны и сами разберутся с «горячими финскими парнями», как их Марлен называл.
Вон, потянулись «лавочки» на север, догоняют «моранов» и бьют по ним. Азарт, видать, одолел.
– Отбой! Молодцы, хорошо отстрелялись.
– Служим трудовому народу!
* * *
Вечер выдался удивительно тихий – ни стрельбы, ни взрывов. Финны то ли затаились, то ли драпанули, не понять. После утреннего авианалета неприятель зенитчиков не беспокоил.
Говорят, высокие чины в Хельсинки упрашивали Берлин перебросить им хотя бы эскадрилью «Мессершмиттов» из Норвегии, но получили отказ – немцам самим нечем было сопровождать «Юнкерсы», бомбившие Мурманск. Да и самих «Юнкерсов» нехватка была – на Севере тоже «С-15» постаралась, общипала люфтваффе.
Так что Лягин прилег в отличном настроении. Вряд ли удастся выспаться, но полночи – его…
Разбудил капитана далекий гул. Вздрогнув, он проснулся, но быстро успокоился – гудение моторов надвигалось с юга. Это шли «Пе-8».
Запуск планирующих бомб Лягин заметил – бледные огонечки протянулись по косой.
Огонечки опадали, а когда они пропали за кромкой леса, то яркие, дрожащего света вспышки очертили пильчатую линию ельника. Дрогнула земля и докатились раскаты – это УБ курочили досы, поднимали на воздух грузовики, разрывали до скального основания блиндажи.
Зарево за далеким лесом разгоралось в одних местах, в других затухало. Гул самолетов затихал в небе, но ему на смену спешила канонада – батареи гаубиц, тяжелых и особой мощности, начинали свой «концерт по заявкам». Грохотало долго, на севере земля дыбом вставала, а потом к оркестру добавился чудовищный «вокал» – заревели, завыли «катюши», посылая свои пламенные приветы, перепахивая, пережигая вздыбленную землю.
Лягин встал и потянулся. Хорошо!
– Подъем! – скомандовал он. – Гусев, заводи свои таратайки. Снимаемся и следуем за группой прорыва – вдруг что летучее уцелело.
– Собьем, товарищ капитан! – успокоил его командир батареи ЗСУ.
Глава 13. Конвой PQ-16
Английские берега Лушин покинул на борту новенького десятитысячника «Стивен Хопкинс», отправившегося из бухты Лох-Ю в Шотландии к Рейкьявику.
Тридцать пять транспортов уже кучковались неподалеку от столицы Исландии, в Хвальфьорде. В их трюмы было напихано грузов на семьсот миллионов долларов.
И 16 мая, ближе к вечеру, суда начали выход в море. Впрочем, вечер ли был или утро, уже не имело значения – здесь, в северных широтах, стоял полярный день.
Стали уходить вдаль аспидные скалы, расцвеченные полярной сиренью. Швыряясь брызгами, взлетали крутобокие «Каталины», вертелись в небе, как огромные заполошные чайки. Протяжно трубили медные боевые горны на кораблях эскорта.
– Доброй удачи нам всем! – выдали динамики жестяными голосами. – Задраить люки, клинкеты и горловины, проверить крепления трюмов. Мы выходим в открытое море – и да благословит нас всемогущий Господь, наш заступник!
Выстроившись в две кильватерные колонны, суда направились вокруг Исландии на север. Миновав мыс Стромнесс, транспорты и военные корабли перестроились в походный ордер – девять колонн по четыре судна в каждой. Конвой отправился в сторону острова Ян-Майен, на встречу с основными силами охранения.
Хотя уже дымили, держась рядом с транспортами, два линкора – американский «Вашингтон» и английский «Кинг Джордж V». «Вашингтон» был чуть ли не первым штатовским кораблем, оборудованным радарами – вон они, «уши», вертятся вкруговую. А «англичанин» весь какой-то неухоженный, борта грязные, потеки ржавчины повсюду. Потасканная «владычица морей».
Линкоры легко догонял эскортный авианосец «Эвенджер» с десятком «Си-Харрикейнов» на высоко задранной палубе.
Шли корабли помельче – Лушин ясно видел крейсер «Тускалуза», эсминец «Амазон» и что-то совсем уж маленькое…
Антон пригляделся – тральщик «Позарика».
Если погода будет всем им благоприятствовать, а немецкая авиация не обнаружит конвой, то уже через две недели транспорты подойдут к Архангельску и бросят якорь у острова Мудьюг.
Чуть ли не каждый третий пароход походил на «Стивена», как команда небрежно называла судно. А ничего удивительного: они все были одного типа – «Либерти».
Эти тихоходные, но вместительные лоханки собирались всего за месяц на американских верфях. Цельносварные, без единой заклепки, они были очень дешевы – потопят если, не жалко. Иногда «Либерти» и сами тонули – переламывались напополам. Дешевки.
С виду эти скороделы выглядели вполне прилично – надстройка точно посередине (чтобы не растягивать коммуникации…), две мощные грузовые стрелы и десяток легких кранов-пятитонников. А в пять грузовых трюмов можно было загнать двести шестьдесят средних танков – это больше десятка железнодорожных составов!
Впрочем, «Стивен Хопкинс» был загружен не танками или снарядами, а дюралюминием, моторами «Роллс-Ройс» для тяжелых бомбардировщиков и ящиками с тушенкой.
Команда была небольшой, едва полсотни человек, и на удивление спокойной – на других транспортах в рейс уходило такое отребье, что капитан с офицерами не рисковали появляться без «кольтов».
Матросы несли вахту, дули пиво, изредка возились с единственным 102-мм орудием и десятком автоматических зенитных пушек.
Лушин делил тесную каюту с двумя из них – Борденом Ченси из Техаса и Родериком Конвеем, типичным янки. Впрочем, втроем собираться им не удавалось – то Борд, то Родди стояли вахту.
На третий день пути Антон проснулся от холода. Закутавшись в одеяло, он сел и глянул на Ченси, глубокомысленно скребущего щетину на подбородке.
– Что так холодно?
Борден задумчиво глянул на попутчика.
– Холодно? Да разве это холодно… Лето! Вот мы в феврале ходили, вот когда колотун был! Зато ни один «адольф» не пролетал – штормило чуть ли не все время, тучи, туман, снег мокрый… Да-а… По семь пар теплого белья напяливал на себя, а все без толку. Хорошо еще, догадался в Мурманске купить ихние valenky, хоть ногам было тепло. А теперь… Не знаю. Я уже два раза в Россию смотался, сейчас – третий. И как-то у меня душа не лежала, чтобы в мае идти. Море спокойное, небо ясное… «Адольфы» нас точно разглядят, а они, считай, до Шпицбергена долетают, и никак их не обойдешь – дальше на север сплошной лед…
* * *
На четвертый день пути конвой миновал остров Ян-Майен, безлюдный и безрадостный, чья вершина была скрыта туманом. Ян-Майен лежал посередине между Норвегией и Гренландией и был как веха, предупреждающая конвой: дальше пролегает опасная зона.
А Борден все потирает руки и кряхтит: «Теп-ло-о… Минус один!»
Радуется Ченси – на море туман! И эскорту прибавилось – теперь конвой сопровождала эскадра дальнего прикрытия. Подошли крейсера «Уичита», «Норфолк», «Лондон», тяжелый крейсер «Камберленд», целая стая эсминцев, а на флангах, скрытые черной стылой водой, рыскали субмарины «Сивулф», «Тайгрес», «Трайдент» и «Силайон».
Но и белых льдин тоже хватало – эти обломки безмерного ледяного панциря плыли бесшумно и коварно, пару раз едва не зажав транспорт «Айронклэд» и танкер «Олдерсдейл».
– Не хотел бы я идти на этом бензобаке, – проворчал Конвей, натягивая вязаные перчатки. – Одной бомбы хватит, чтобы поджариться…
– Это фигня, – парировал Ченси. – Я вот в первом своем конвое видел, как рванул пароход, груженный аммотолом! Я его почти не видел, тот пароход, он шел далеко впереди. И вдруг прямо из-за горизонта начала клубиться туча дыма – это был взрыв. До самых облаков поднялся, больше всего на гриб было похоже. А потом пришла взрывная волна – море все рябью покрылось, и такой шорох, шорох кругом… Я тогда напился.
– Да-а… – протянул Конвей. – Если в трюмах взрывчатка, ты сразу – на небеса, а посудина – в пыль. Испугаться не успеешь…
Внезапно Родерик насторожился.
– Ничего не слышите? Моторы вроде.
Лушин прислушался – из тумана наплывало далекое гудение. Самолет? Если туман разойдется и «адольф» заметит конвой, сюда тут же кинутся гончие со всей Норвегии: корабли, бомбардировщики, субмарины… И начнется охота.
Но нет, гудение моторов стало затихать, пока не пропало совсем.
Пронесло…
* * *
Конвой следовал генеральным курсом, огибая норвежские фьорды с севера, прижимаясь к Шпицбергену, к самому краю паковых льдов. Густой туман, хоть и был благословенным, ужимал горизонт до палубы «Стивена», пряча весь мир за студеной белесой пеленой. Но однажды ветер прогнал туман, и море открылось на мили вокруг. Девять колонн, которые шли с интервалами в два кабельтова между судами, задымили небо – столбы чада сливались в общее сизое облако, в котором плыли серые туши аэростатов заграждения.
Небо яснело и яснело, а Ченси мрачнел и мрачнел. И вот Северный Ледовитый распахнул свои горизонты – стылые воды, тронутые барашками, несущие корабли и айсберги.
Какие-то минуты прошли, и вот с юга показались черные точки. Они приближались, и над мачтами заполоскались флажки сигнала «Воздушная атака неминуема».
Закрутились лебедки, повыше поднимая серые колбасы аэростатов, матросы в тарельчатых касках суетились у зенитных автоматов.
Лушин не стал нахлобучивать на голову смешную английскую каску, защиты от нее никакой – на караван шла эскадрилья «Хейнкелей-177», новейших немецких торпедоносцев.
Антон облизал пересохшие губы и вцепился в леера. Если торпеда найдет свою цель, спасенья не будет. Даже если его не ранят, он продержится считаные минуты в ледяной воде. Немцам даже не придется добивать экипажи потопленных кораблей, море сделает это само, и четверти часа не пройдет.
– Родди! – рявкнул Борден. – Бросай все и к пушке! А я на корму, там людей не хватает.
– Я с тобой, – сказал Лушин.
– Бегом!
Они кинулись бежать, и в ту же секунду загрохотали, загоготали 20-мм и 37-мм пушчонки. Пом-пом-пом-пом! – задолбили 40-мм «Виккерсы», так и прозванные «пом-помами». Хлопья разрывов повисли в воздухе.
Одному из «Хейнкелей» досталось, и самолет полетел в воду вместе с торпедой.
– Их пятнадцать! – доносились голоса из динамиков всеобщего оповещения. – Двадцать! О, дьявол…
– Прямо по курсу заходят двое!
– Слева, слева!
– Что – слева?
– Торпеда!
– Вот дерьмо… Право руля! Право, право!
– На кормовых углах! Огонь!
Покидая строй, вырвались вперед эсминцы «Уэйнрайт» и «Эскимо», стреляя изо всех стволов по торпедоносцам, идущим на бреющем.
Затормозив у «пом-пома», рядом с которым корчился раненый наводчик, Лушин с ходу сменил умиравшего бойца и навел четырехствольный автомат.
В перекрестье прицела вплыла округлая застекленная морда «Хейнкеля». Крестоцветным огнем колотился пулемет, но Лушин не обращал на эту мелочь ровно никакого внимания.
– Борд! Следи за лентой, чтобы не заело!
– Ага!
Нелепицей было собирать 40-мм снаряды не в обойму, а в брезентовую ленту, но уж таков «пом-пом». Четыре ствола заколотились, посылая «подарочки» навстречу немецкому пилоту, и тот не выдержал, отвернул. Зря.
Ни один снаряд не попал в кабину «Хейнкеля» – всей рвущейся кучей они разнесли торпедоносцу левый мотор и переломили крыло. Самолет сверзился в море, пропахивая в волнах борозду белой пены, и скрылся под водой у самого борта «Стивена Хопкинса».
– Есть! – заорал Ченси. – Ты срубил «адольфа»!
– Лента, – буркнул Лушин.
– Я слежу, слежу…
Взвыл привод, и зенитный автомат развернулся к другой цели.
Пом-пом-пом-пом!
Все сейчас проскальзывало мимо сознания Антона. Вот за кормой «Хейнкель» выпустил из когтей торпеду, и та, продолжая полет, ухнула в воду – след из пузырьков стал чертить убийственную прямую. Но не по «Стивену».
Где-то по левому борту загрохотал взрыв – еще одна торпеда нашла-таки борт, который можно было разворотить. Над мачтами пролетел пустой «Хейнкель», вереща моторами – за правым вился шлейф дыма.
Ему наперерез несся другой торпедоносец – он летел между колоннами кораблей на уровне их палуб. С мостика по «Хе-177» выстрелили из ракетницы и попали, но что мог сделать фальшфейер, ударившийся о кабину и размолоченный на таявшие искры лопастями винта?
Трассы, выпускаемые с кораблей, скрещивались с теми, что протягивались с самолетов, дробя иллюминаторы и гвоздя палубы. Перезвон стреляных гильз был Антону слышнее всего – сверкая начищенной латунью, они сыпались ему под ноги. А в море, отсвечивая медью, неслись торпеды.
Пароход сильно накренился, выполняя почти невозможный поворот. Машина поднатужилась, и бурун, закрученный винтом, отбросил торпеду. Та показалась из воды, высовываясь наполовину, и попала под пулеметную очередь.
Полтонны тротила рванули так, что корму «Стивена» подбросило.
– Фак ю! – завопил Борден и завернул мат по-русски, да с таким смешным выговором, что Антон не выдержал, рассмеялся.
И заткнулся – «Уэйнрайт» словил сразу две торпеды в борт. Сдвоенный взрыв вырвал эсминцу корму, погружая корабль в воду.
Два немецких торпедоносца едва не сцепились крыльями, но вывернули, гады, разлетелись – один к северу, другой к югу. И этот самый другой пронесся чуть ли не над самой палубой «Стивена Хопкинса», строча пулеметом из подфюзеляжной гондолы.
«Пом-пом» был развернут удачно, навстречу «Хейнкелю», и все четыре ствола задолбили, посылая снаряды в синее брюхо самолета. Лушин расслышал звон, с которым они пропарывали дюраль, и вот из очередного зияния высеялся белесый муар – топливо из бензобаков.
Торпедоносец с ревом пронесся поверху, едва не цепляя мачты, и уже за кормой «Стивена» загорелся. Вспыхнул весь, от носа до хвоста, накренился, кончик крыла прочертил по воде пенную линию – и закувыркался колесом, раскоряченной свастикой, ломая плоскости, теряя хвост.
– Готов!
Торпедоносцы один за другим выходили из сражения, а с юга уже подтягивались бомбардировщики «Юнкерс-88». Но тут природа сказала свое веское слово – ветер переменился, задул с севера, натягивая плотное одеяло тумана.
Немецкие бомбардировщики долетели до конвоя, когда тот укутался пухлой пеленой туч, и стали бомбить наугад, сбрасывая убийственный груз, лишь бы облегчиться, лишь бы не возвращаться на аэродром с полными бомбоотсеками.
Не повезло транспорту «Болтон Кастл» – бомба угодила в трюм, забитый кордитом. Огонь с ревом и воем рванул в небеса.
Морякам повезло – порох именно горел, а не сдетонировал. От адского пламени в трюме проплавилась дыра, и судно стало набирать воду. Спасательный корабль «Зафаран» и транспорт «Оуше-н Фридом» подобрали экипаж.
Туман был до того непроглядным, что даже «пом-пом» расплылся перед глазами Лушина. Взрывы бомб раскалывали воздух, разносили белую мглу, словно воронки вырывая, но тягучие клубы тут же затягивали бреши.
Рвануло совсем рядом, в серой, промозглой вате полыхнуло оранжевым. Было слышно, с каким шумом поднялся столб воды и как опал.
Антон с трудом оторвал руки от автомата, сжал и разжал онемевшие пальцы, потер ладони. Пронесло…
Глава 14. Ход конем
Вице-адмиралу Головко приходилось тяжко. Немцы окопались совсем рядом, «Юнкерсы» постоянно бомбили Мурманск, а ответить им почти что нечем – Северный флот был молод, до него у партии и правительства руки не дошли. Мощных кораблей под командованием Головко не числилось вовсе. Восемь эсминцев да бригада подлодок. Сторожевики можно не считать – это были корабли, переделанные из гражданских.
Но даже такими малыми силами североморцы воевали, не сдавая Кольский полуостров, били немцев отчаянно.
Комфлота вздохнул, трясясь на жестком сиденье «Виллиса». Спасибо за неожиданный подарок – прибыла сразу сотня зенитных орудий и еще какие-то непонятные ракетные установки. Сбивать самолеты ракетами? А попасть как?
Но вроде попадали, говорят. И под Москвой сбивали немецких стервятников, и под Ленинградом. Надо полагать, что и в Заполярье не подведут.
Выехав к стоянке красавицы-«Катюши», подводной лодки «К-21», Головко живо одолел трап и встретился в капитаном 2-го ранга Луниным на узкой палубе.
– Здравия желаю, товарищ командующий, – молвил Лунин.
– И тебе того же, кавторанг, – ухмыльнулся Головко. – Вот что, давай-ка на грешную землю вернемся, пошептаться надо.
Вернувшись на пирс, оба моряка неторопливо зашагали от берега к морю.
– Получены совсекретные сведения, Николай Александрович, – проговорил комфлота. – Стало известно, где прячется «Тирпиц».
– Ого!
– Вот именно, что «ого». Передовой пункт дислокации линкора находится в Вестфьорде. Попасть туда очень непросто, да и не нужно – очень скоро «Тирпиц» сам выберется из своего логова. Немцы затеяли операцию «Ход конем», хотят громить наши конвои двумя боевыми группами. В одну из них как раз и входит «Тирпиц». Вместе с ним будут орудовать тяжелый крейсер «Адмирал Хиппер», в сопровождении эсминцев «Ханс Лоди», «Карл Гальстер», «Теодор Ридель» и «Рихард Байтцен». Завтра они покидают свою стоянку и направятся к Альта-фьорду…
– Да это рядом совсем!
– Именно. Поэтому задача у тебя будет такая: заранее выбраться к Альта-фьорду и устроить засаду на «Тирпица». Это главное! Линкор до того пугает англичан, что весь их хваленый флот бегает от «Тирпица», как мыши от кота. Если заодно потопишь пару эсминцев, совсем хорошо будет.
– Попробуем, Арсений Григорьевич, – осторожно сказал Лунин.
– А я тебе помогу, Николай Александрович, – усмехнулся Головко. – Этой ночью самолетом из Москвы доставили не только секретные сведения, но и секретный груз – акустические торпеды.
– Это как? – озадачился Лунин.
– Ну, как я понял, акустическая торпеда идет на звук винтов. Причем не на всяких, а именно того корабля, который нужно уничтожить. И не хмурься – они и спеца прислали, так что он все вам покажет и расскажет. Подумай заодно, куда его пристроить на время похода.
– Так он с нами пойдет?
– Обязательно! Его цель – испытать торпеду в бою, твоя – потопить «Тирпиц». Задача ясна?
– Так точно, товарищ командующий!
* * *
В тот же день на «Катюшу», как прозывали подлодки типа «К» – «Крейсерские», явился тот самый спец из Москвы.
Нормальный с виду мужик, крепкий, уверенный в себе, белобрысый и курносый. Он первым протянул руку и представился:
– Владимир Тимофеев. Да просто Владимир, не люблю я отчеств. А то пока дозовешься…
Лунин ухмыльнулся и пожал спецу руку.
– Николай.
Погрузка новых торпед много времени не заняла, а вот распихать всякие приборы да протянуть провода – это потребовало половину дня. Впрочем, весь день «К-21» провела в море, направляясь к Альта-фьорду.
Минуя кают-компанию и войдя в 1-й отсек, Лунин усадил вскочивших матросов. Рядом со стеллажами, на которых покоились торпеды, стоял Тимофеев, тщательно вытирая руки ветошью.
– Красавица, правда? – спросил он, как гордый папаша, выгуливающий дитятю.
– Лишь бы умницей оказалась, – отшутился кавторанг. – Как назвали хоть?
– Да никак! Дали сокращение – САЭТ. И все.
– САЭТ?
– Самонаводящаяся акустическая электрическая торпеда.
– Ах, электрическая…
– Да, торпеда разгоняется электромотором почти до тридцати узлов, заряда аккумуляторов хватает на семь тысяч метров. При этом никакого следа САЭТ не оставляет. Сразу скажу, батарея, которая тут стоит, куда мощней свинцово-кислотных, хотя и дороже.
– И как это все… э-э… работает?
– А акустики далеко?
– Я – акустик, – поднял руку один из матросов. – Краснофлотец Кобенко.
– А слышал ли ты, краснофлотец Кобенко, шум винтов большого линкора?
– А как же! Слыхал.
– Во-от… На этот шум торпеда и будет ориентироваться, на определенные частоты. Вот тут шпиндели, видишь? Мы ими установим глубину хода, курсовой угол и скорость. Выпускаем торпеду, двигатель вращает два гребных винта, разгоняет нашу красотку… Если красотка начнет вдруг уклоняться от заданного направления, то гироскоп тут же действует на золотник рулевой машинки, и та перекладывает вертикальные рули, возвращая торпеду на курс. А если САЭТ вздумает нырнуть поглубже, то тут сработает давление и золотник поправит рули глубины. Отойдет торпеда подальше от лодки – включится головка самонаведения. Тут, вот в этом отделении запрятаны хитрые гидрофоны. Когда они уловят шум винтов… э-э… большого корабля, то САЭТ пойдет на этот шум, как кот – на запах валерьянки. Теперь уже не гироскоп будет управлять рулями, а гидроакустическая система. Она выведет торпеду в район винтов корабля-цели, и та подорвется где-нибудь у миделя. Выбьет днище, и капут.
– Здорово! – выдохнул краснофлотец Кобенко.
– Так а я о чем!
* * *
За разговорами и вахтами время улетало незаметно. А вот и Альта-фьорд. Выходивший в море на самом севере Норвегии, фьорд был сер и хмур. Здесь-то «К-21» и устроила засаду.
Ночью «катюша» подвсплыла, и свежий воздух гулял по отсекам, а перед рассветом ушла на глубину. И затаилась.
– Мы хотели по-хорошему подготовить вашу лодку, – негромко говорил Тимофеев. – Сделать ее побесшумней – насосы поставить другие, дизеля амортизаторами приглушить, чтоб не так отдавали в корпус, борта обшить толстыми резиновыми листами…
– Зачем? – удивился Лунин. – А-а… Звукоизоляция?
– Ну да! А то чихнешь – и всему океану слышно. А если, скажем, в гальюне и не чихнешь…
Командир лодки, штурман и боцман рассмеялись.
– Но, – развел руками Владимир, – не поспели.
– Командир! Множественные шумы винтов, пеленг семьдесят!
«К-21» высунула перископ, таясь под волнами. Лодку ощутимо качало, но это как раз утешало – при волнении ее куда сложнее обнаружить.
– Вижу эсминцы… – бормотал Лунин, прижимая лоб к нарамнику. – Тяжелый крейсер… Какой-то из «адмиралов», «Шеер» или «Хиппер»… Он! Вижу! «Тирпиц»! Боевая тревога, торпедная атака! По местам стоять! Акустики!
– Курс цели девяносто градусов, скорость – шестнадцать узлов.
– Торпедный отсек, подготовить аппараты к стрельбе! Ставить глубину хода торпеды двенадцать метров. Скорость – тридцать узлов.
– Есть!
Тимофеев, напряженный и нервничавший, сбегал в 1-й отсек и вернулся на центральный пост.
– Все готово, командир. Три торпеды настроены на «Тирпица».
Лунин кивнул.
– Влупим с двадцати кабельтовых. Первый торпедный аппарат! Второй торпедный аппарат! Третий торпедный! Товсь!
– Курс цели девяносто градусов, дистанция двадцать два кабельтовых, угол упреждения двенадцать градусов, – выдал штурман.
– Прицеливаем корпусом! Рулевой – двенадцать градусов влево!
– Есть двенадцать градусов влево!
– Первый, второй, третий торпедные аппараты с двухсекундной задержкой – пли!
В центральном посту ощутили три толчка. В уравнительных цистернах зажурчала набираемая вода.
Лунин приник к перископу. Похоже, на эсминцах обеспокоились, уловив пуск торпед, но никаких следов на море не возникало, а САЭТ шли без шума.
– Ну же… – разлепил губы Лунин. – Ну…
Глухо донесся взрыв, потом еще один, и еще.
– Есть! Ха-ха-ха! Мы вспороли ему брюхо!
Громада линкора качнулась, как детский кораблик в луже, – «Тирпиц» толкали вверх седые горбы вспучившейся воды. Вот волны прорвались дымом, но главный удар был нанесен в днище огромного корабля.
Проломив стальные листы, взрывчатка мяла палубы и отсеки, рвала трубы, кромсала машины. Свирепый огонь ворвался в пороховой погреб орудийной башни «Цезарь», и лишь тогда в небо взвилось черно-оранжевое облако дыма и пламени, легко сбрасывая многотонную башню, вскрывая палубу.
Корпус линкора не выдержал и переломился. Меньшая – кормовая – часть стала погружаться в море, большая еще держалась, но тоже была обречена – вода заливала развороченное нутро «Тирпица».
– Может, и «адмирала» зацепим? – предложил штурман.
– Не будем нарываться, – мотнул головой Лунин. – У нас был приказ – уничтожить «Тирпица». Мы приказ выполнили. Домой!
* * *
«К-21» без проблем легла на курс ухода, удалившись на цыпочках. Поначалу несколько эсминцев бросились искать подлодку, но вскоре вернулись к «Тирпицу» – спасать две с лишним тысячи терпящих кораблекрушение.
Носовая часть линкора вся уже поднялась над водою, оголяя форштевень до киля. Под напором моря пучились переборки, но и огонь, запущенный торпедами, тоже, оказывается, не потух – башню «Бруно», вторую, считая от носа, вынесло вбок клокочущим пламенем, настоящим извержением кордита. Пушками «выстрелило» как из пушки.
Огонь быстро угас, залитый прорвавшейся водой, и тогда из-под палубы повалили клубы грязного серого пара.
Носовая часть линкора встала вертикально, задрав нос в зенит, замерла в неустойчивом равновесии и как-то сразу, обессилев будто, ушла под воду, закрутив пенный водоворот.
Удалившись на достаточное расстояние, «катюша» двинулась к родным берегам в надводном положении. Она резала волны, скрывая под корпусом крики и смех. Уже весь мир знал о потоплении «Тирпица». Рузвельт первым поздравил Сталина с блестящим успехом, а первый морской лорд Адмиралтейства Дадли Паунд, известный своей, скажем так, робостью, радовался как дитя: отныне у немцев не было кораблей, способных вызывать страх у британского флота.
Спросив разрешения, Тимофеев поднялся на «лимузин» мостика. Внизу было душновато, а вот наверху – очень свежо. На мостике дежурили четыре сигнальщика и вахтенный офицер. Вооруженные биноклями, прикрытыми от солнца светофильтрами, они внимательно следили за морем и небом. Негоже, чтобы после такой победы нарваться на немецкую бомбу или торпеду.
Владимир длинно вздохнул, оглядывая море и лодку.
«Скорей бы достраивали новую субмарину, – подумал он. – Большую океанскую. Пора! А я до сих пор в Молотовск не наведался. Мне бы что-нибудь вроде немецкого типа XXI или нашей 613-й.
Тыщу семьсот тонн водоизмещением – это как минимум. Два дизеля по две тыщи «лошадок», и чтоб выдерживала глубину хотя бы метров триста. Ладно, пусть будет двести… Вот только что вышло из моего проекта? Что из него выкинули, а что оставили? Не-е… Надо за всем лично проследить, пусть клепают то, что надо. Сборочно-секционным методом. Главное, чтобы под шнорхелем ходила. И редуктор к такой-то матери убрать обязательно! Гремит, собака… Многоярусную амортизацию чтоб, а внешний корпус резиной обклеить. Если такая дизелюха бесшумно подойдет к конвою да парочку САЭТ выпустит… То-то шуму будет!»
Старлей, стоявший на вахте, обернулся к Владимиру и показал все тридцать два зуба.
– Подходим, товарищ Тимофеев! Скоро дома будем!
Показался скалистый берег Мурмана, и вахтенные заметили черные мушки, что вились над городом и портом.
– Бомбят, гады!
– Не должны, – спокойно сказал Владимир.
Внезапно навстречу «мушке» протянулась трепещущая искорка. Сверкнула блестка взрыва – и поубавилось мушни.
– Что это?
– Зенитная ракета, братишка, – снисходительно объяснил Тимофеев. – Такая, понимаешь, вещь! Бьет «Юнкерсы», как тапка – тараканов!
– Ну-у… Вообще!
– А ты думал?
Еще три или четыре огонечка-иголочки взлетели с земли, скрещиваясь с крестиками самолетов. И накололи самолетики, как жуков-вредителей. А ты не бомби!
Когда «усталая подлодка» приткнулась к причалу, «Юнкерсы» отогнали, сбив полную девятку. И Мурманск, выстроенный в основном из дерева, уцелел на этот раз, не выгорел. А в порту немцам удалось спалить старый дощатый склад, куда сбрасывали попревшие канаты, – вот и все потери.
«Катюшу» не встречал оркестр, не было цветов, зато как сиял комфлота Головко! Тимофеев и сам не сдержал улыбки – расплылся от уха до уха и помахал встречавшим рукой. Свои.
Глава 15. «Ни шагу назад!»
А на Донбассе бои не прекращались всю вторую половину мая.
Еще в январе войска Юго-Западного фронта успешно наступали на Изюм. Был создан плацдарм на западном берегу Северского Донца в районе Барвенково, откуда можно было продолжить наступление на Харьков и Днепропетровск. РККА захватила главную базу снабжения 17-й армии вермахта в Лозовой и перерезала железную дорогу Днепропетровск – Сталино, по которой снабжали 1-ю танковую армию фон Клейста.
Само собой, командование группы армий «Юг» не собиралось терпеть такое поношение, планируя наступление 18 мая с целью ликвидировать барвенковский плацдарм.
И в той истории, которую в школе учили что Илья, что Марлен Исаевы, все у немцев получилось.
Малиновский бездействовал, Хрущев с Тимошенко брехали дуэтом, уверяя Сталина, что немцы будут сидеть смирно, а дальше кто в лес, кто по дрова, смешались в кучу танки, люди…
Теперь кое-что изменилось. Командующий Южным фронтом генерал-лейтенант Толбухин грамотно расставил части 9-й, 18-й и 57-й армий, и они, тесно взаимодействуя с войсками Юго-Западного фронта, которым рулил генерал-лейтенант Ватутин, связали боем всю армейскую группу Клейста, включая 17-ю армию, и не позволили немцам перегруппировать силы.
Гитлеровцы задумали провести операцию «Фредерикус» – нанести два удара по сходящимся направлениям на южной стороне барвенковского плацдарма, рассечь оборону 9-й армии, уничтожить ее части, после чего форсировать Северский Донец, соединиться с частями 6-й армии Паулюса, оборонявшими Чугуевский выступ, и завершить окружение советских войск.
Но не заладился у фон Клейста задуманный контрудар – немецкие танки завязли в мощной линии обороны. А второго июня в бой вступила 1-я тяжелая танковая бригада РККА.
Танки «КВ-1СМ», поддержанные моторизованной пехотой, самоходками и батальоном «Т-34–57», нанесли контрудар, выступив против 5-й танково-гренадерской дивизии СС «Викинг».
Первыми приняли удар танкисты полка «Норд-ланд», укомплектованного добровольцами из Норвегии, Швеции, Эстонии и Финляндии. Стреляли они метко, вот только снаряды их пушек не брали «КВ», зато 107-мм орудия так давали сдачи, что в течение двадцати минут ожесточенного сражения полк перестал существовать.
В это время «СУ-152» основательно прореживали колонны танкового полка «Вестланд», в этом им помогали «танки-истребители», как еще в 41-м прозвали «Т-34–57». Пехота поддерживала танки, воюя с панцер-гренадерами.
Подкрепления – два танковых батальона 13-й дивизии полковника Херра – не помогли «Викингу». Группа штурмовиков «Ил-2» испытала на них противотанковые авиабомбы. Испытания прошли успешно.
К двум часам дня дивизия «Викинг» понесла такие потери, что можно было говорить о ее полном уничтожении. В прорыв устремились части 9-й армии РККА, а вот 17-й армии Вермахта очень не повезло – их позиции были атакованы двумя эскадрильями «Ис-15». Первым делом они освободили подвески от кассетных и напалмовых бомб, а затем взялись уничтожать грузовики, бронетранспортеры и прочее имущество пушечным огнем. Досталось и легким танкам «Т-II», чья броня не выдерживала попаданий 37-мм снарядов. Для танков «Т-III», чья шкура была потолще, сгодились ракеты «Катран», хотя и не все из них поразили цель.
«Мессершмитты» честно пытались противостоять «Исам», но у них это плохо получалось – советские истребители превосходили их по скорости вдвое, а собранные в «пучок» автоматические пушки – две 23-мм и одна 37-миллиметровая – буквально рвали «худых» на части.
Малочисленная группа реактивных самолетов не сумела, да и не могла нанести серьезный урон немцам, но потрясение они вызвали. Что и требовалось доказать.
В начале июня войска Юго-Западного фронта перешли в наступление. Южнее Харькова они прорвали немецкую оборону, выйдя к Чугуеву, где завязались упорные бои. На севере, в районе Волчанска, красноармейцы тоже ушли в прорыв. Общая задача казалась простой – окружить и уничтожить 6-ю армию Вермахта в районе Харькова. Решалась задача трудно…
* * *
…Марлен с раннего утра колесил по Москве, наведывался на завод, где шло освоение опытно-промышленных установок, производивших транзисторы, и оказывал «шефскую помощь», выбивая в наркомате «лимиты», мотаясь из Центра на полигон, с полигона в коммерческий магазин (Наташа задумала сотворить настоящее жаркое), из магазина домой, потом в Московский телецентр, где припахивал Тимофеев-старший, на днях вернувшийся из Мурманска, а оттуда в гости к бате.
Дело шло к обеду, и Исаев-младший поддержал Исаева-старшего в его упорной борьбе с котелком вареной картошки и здоровенной селединой.
– Забегался совсем! – пожаловался Марлен, набивая рот картошкой.
– А по телефону не пробовал? – улыбнулся Марленыч.
– Не-е, лучше вот так вот, лично, чтоб в лицо знать этих волокитчиков! А у тебя как дела? «Иски» нормально отлетали?
– Да нормально… Одного только покоцали слегка из «эрликонов», но это пустяки. Летчиков еще учить и учить, и сразу проблема: а кому преподавать? Я-то не пилот, я технарь. По матчасти помочь – да ради бога, а вот «бочки» с «иммельманами» вертеть… Извините, не по адресу. Да и вообще… Знаешь, чего я думаю? Мало нас! Непосильно это – вшестером оборонку поднимать. Спору нет, помощники у нас на отбор, один твой Королев чего стоит, но и они тоже, если подумать, ученики. А учителей где взять?
– Согласен, – кивнул Марлен, объедая рыбий хвост. – У нас такая же фигня. Образование мне дали хорошее, а толку? Как те мои штудии приспособить к реалу? Тут же ни компьютера, ни приборов – ничего! На буке рассчитывать? Не то, да и где его взять? Очередь на ноут расписана на месяц вперед. Нужны, конечно, люди, нужны. Вот только кого попало сюда не зазовешь. Вот, отправляешься ты в командировку в год 2016-й от Рождества Христова, подходишь к какому-нибудь спецу на пенсии и заявляешь: «Не хотите ли товарищу Сталину помочь в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками?» Что дальше будет, сказать?
– Да чего там говорить… – вздохнул Марленыч. – Людей оттуда обихаживать надо, а прежде чем разговор заводить, вызнать все о человеке. Иначе может и проблема возникнуть: раскрываем мы тайну, а тот сразу в отказ. И что делать? Силком тащить до портала? Или убирать свидетеля? Тайну «переходника» выдавать нельзя! Она очень, очень, просто чрезвычайно важна. И настолько же опасна. Не дай бог, прознают о портале всякие бандеровцы с фашистами – тут же захотят помочь фюреру!
Марлен хмыкнул.
– Да кто ж его знает! Может, и помогли уже. Тот же реактивный «Мессер» склепать. Чушь, конечно, хотя… Не знаю. Только ты не все проблемы перечислил. Нельзя «кандидата в попаданцы» за пару часов уговорить, тут работать надо сутками, неделями, а время где взять? Пока мы там будем кого-то убалтывать, тут месяцы пройдут! Из-за границы приглашать кого? А смысл? Что они там в компах понимают? Пока там нужные спецы появятся, годы пройдут.
– А у меня, кстати, один уже появился, – оживился Исаев-старший. – Перебежчик из Англии. Сын белогвардейца. Сам признался, никто его за язык не тянул. Главное, Лушин работал в одной английской фирме, которая делала турбореактивные двигуны. Не скажу, что он нам много нового открыл, но сведения передал ценные – немцы за такие сразу бы золото выложили. Или американцы…
– Как, говоришь, этого перебежчика звать?
– Лушин, Антон Лушин. Он совсем недавно с конвоем ленд-лизовским причапал в Архангельск и сразу в Управление НКВД явился – вот он я, дескать, русских кровей, хочу послужить обретенной Родине.
– Ой, не доверяю я этим англичанам… – протянул Марлен.
– Не боись, за Антоном присматривают. И куда не надо не пускают. У нас с этим строго. Кстати, вот и он.
В дверь заглянул молодой светловолосый парень. Худощавое лицо с облупленным носом выражало благожелательность, но глаза были тревожны.
– Илья Марленович… – неуверенно проговорил Лушин. – Приятного аппетита.
– Уэлкам, Энтони!
Исаев-младший заметил, что перебежчик едва заметно вздрогнул.
– Я… э-э… Мне сказали, что расчеты делают в другом месте. А в каком?
– Что за расчеты?
– Да вот…
Лушин протянул Исаеву пачку бумаг, и тот просмотрел их.
– Ага… – протянул он. – Ладно, оставляй, я сам передам. Есть тут у нас… расчетчики! – и подмигнул Марлену. – Очередь к ним на месяц вперед, но мы по знакомству, по блату…
Антон потупился и удалился, аккуратно прикрыв за собой дверь.
* * *
Июнь пролетел незаметно. Марлен пропадал в своей лаборатории, доводя до кондиции кремниевые транзисторы. Время от времени он пересекался с Мишкой, а вот Вику почти не видел, тот дневал и ночевал на танкоремонтном заводе, порой срываясь в командировки – то в Ленинград, то в Челябинск.
Тимофеев-старший гордо вышагивал по коридорам Центра, а на его гимнастерке переливались новенькие ордена – Ленина и боевого Красного Знамени. Гитлер до сих пор был безутешен, а кавторанга Лунина записал в личные враги.
Сильно развернулся Исаев-старший. «По знакомству», как он отшучивался. К секретным разработкам реактивного истребителя были допущены ОКБ Микояна, Сухого, Лавочкина с Поликарповым. Работа пошла куда живее, конструкторы уже не тыкались как слепые котята, а уверенно двигались верным путем. «Ис-15» выпускался опытными партиями, а лаборатория Марлена помогла начинить истребитель всякими хитроумными штучками – РЛС «Торий-А», обнаруживавшей самолеты противника за 7–9 километров, запросчиком радиолокационного распознавания «Магний-М» и ответчиком «Барий-М», автоматическим радиокомпасом АРК-5, радиовысотомером малых высот РВ-2 и системой слепой посадки «Материк».
Все эти «ништяки», они же девайсы, появились в самом конце 40-х, поэтому приспособить их к нуждам фронта 1942 года было куда легче, чем какую-нибудь АФАР. Марлен специально не менял названий, данных в ином будущем, хотя все эти «тории» с «магниями» претерпели немало «рационализаторских предложений», начиная с использования транзисторных схем, что здорово разгрузило самолет.
Вот только «Ис-15» уже не годился на роль продвинутого истребителя – один летчик просто не поспевал совместить пилотирование вслепую по приборам с оперированием на РЛС при сближении с целью в атаке. Ведь надо было непрерывно наблюдать за экраном индикатора.
И что делать? Мараковать над истребителем потяжелее, двухмоторным и двухместным, для пилота и оператора РЛС?
Опытный самолет «Ис-16» построили за месяц, используя наработки из будущего – был такой перехватчик «Як-25».
По климовскому двигуну на каждое крыло, с тягой три тыщи килограмм каждый, с тесной кабиной для пилота и летчика-оператора.
Марлен Ильич предложил идти другим путем – сохранить «Ис-15», взять его за основу, только начинить иной, более продвинутой авионикой – заменить «Тории» «Изумрудами».
Электронная промышленность, застрельщиком которой стал Марлен, может и сам не желая того, развивалась буквально не по дням, а по часам. Головастый коллектив ИРЭ бурлил идеями.
Доходило до того, что ту же полевую рацию, которую пустили в серию, приходилось снимать, чтобы заменить более легкой и «дальнобойной» конструкцией. Такие проблемы вызывали не только головную боль, но и радость, поскольку лавина открытий и усовершенствований обещала расцвет не одной лишь советской электроники, но и всего народного хозяйства.
Конечно, что греха таить, бывали сложности и другого вида.
Илья Марленович в первые дни сотрудничества с советскими ОКБ терпел их дрязги «а-ля коммуналка», а потом устроил конструкторам такую нахлобучку, что у всех, даже у молодых и здоровых, давление подскочило.
– Вы что творите? – орал Исаев. – Вы почему грызетесь, как торговки на базаре? Война идет! Или не слышали? Или вам не до фронта и побед? Вам лишь бы урвать премию, растолкать соседей и первыми сунуть рыло в государственную кормушку! А мне плевать: «МиГ» взлетит, «Ис» или «По», главное – чтобы самолет был лучше немецких или американских. И чтобы он лучше бил самолеты противника! Вот в чем наша задача! Наша общая задача! Был тут один хитрожопый по фамилии Яковлев, сейчас авиазаводом в Новосибирске заведует. А все потому, что зажимал коллег и продвигал свои «Яки» не самой лучшей конструкции. Не о себе надо думать, а о пилотах и о тех, кого они с воздуха поддерживать будут. Пойдет у нас работа – совместная работа! – без премий и прочих почестей не останемся. Но чтобы я больше не слышал о междоусобицах!
Конструкторы прониклись…
Глава 16. Испытания
К началу июля обстановка на Донбассе была критической, больше всего напоминая Сталинградскую битву. Да оно и понятно – тот же самый Паулюс наседал на РККА, тот же Чуйков, Еременко и прочие отбивались.
Еще в мае чувствовалось ожесточение, но оно постоянно усиливалось, достигая потрясающей лютости.
Войска Воронежского, Юго-Западного, Южного и Донского фронтов держались стойко, изматывая противника. Советские дивизии медленно отступали, а немцы брали один рубеж обороны за другим. Но каждая полоса укреплений очень дорого обходилась Вермахту – гробились сотни танков и самолетов, десятки тысяч верных сынов Рейха находили свою могилу на просторах от Воронежа до Таганрога.
1-я танковая армия пробивалась с юга, 4-я танковая – с севера. 6-я армия Паулюса, оставив за спиной руины Харькова, продвинулась к Северскому Донцу, но русские с бешеным упорством бросались в контратаки снова и снова, а когда их силы истощались окончательно, товарищей сменяли части второго эшелона.
Линия фронта медленно, метр за метром, смещалась к реке Оскол. Кое-где, в паре мест, немцы даже вышли к ее западному берегу, но дальше их не пускали. К середине лета Вермахт увяз в оборонительных боях.
Уже две тяжелые танковые бригады, собранные из «КВ-1СМ», штурмовали немецкие позиции. Как магнит – железные опилки, они притягивали к себе танки Клейста и Гота. И били их, вскрывая, как консервы с тухлятиной.
ВВС РККА до сих пор не сумели завоевать господство в воздухе, но уже основательно прижимали «штаффели» Люфтваффе. Первый и пока единственный полк реактивной авиации использовался для мгновенных ударов – «Ис-15» налетали серебристыми краснозвездными тенями, истребляя все подряд: танки, грузовики, пехоту, артбатареи, – и пропадали в небе, недосягаемые для зениток. Меткий охотник подстрелит вспархивающую утку, а вот справится ли он с соколом, падающим на добычу, чей полет размыт от скорости?
И был еще один фактор, умалявший силу немецкой авиации, – ракеты «С-15». Московские заводы под номерами 43 и 81 наладили производство этих ЗУР и все время наращивали выпуск. Люди работали в три смены, собирая грозное оружие. Дивизион за дивизионом отправлялись на фронт, и бойцы больше не путали старты «С-15» с «катюшами» – дескать, одиночный снаряд полетел…
Потери «Юнкерсов» и «Мессершмиттов» в небе над Донбассом были настолько велики, что порой по два-три дня вообще не случалось бомбежек. А вот «Ту-2» и «Пе-8» вылетали ежедневно, основательно «удобряя» немецкие окопы и блиндажи обычными фугасками. Сбрасывая контейнеры, раскрывавшиеся в воздухе и рассеивавшие шариковые бомбочки. Вываливая напалмовые авиационные баки – такой «бачок» емкостью в двести литров «ведьмина киселя» устраивал пожар площадью тридцать на двадцать метров. Два воспламенителя из белого фосфора, сдобренного магниевыми стружками, срабатывали, и копотный огонь хлестал во все стороны, заливая траншеи, затекая в дзоты, увеча и калеча «живую силу противника».
Несколько раз командование Юго-Западного фронта использовало планирующие бомбы. Их запускали ночью, поражая точно разведанные штабы, склады, железнодорожные станции или скопления техники. Больше всего при этом рисковали разведчики-диверсанты, включавшие радиомаяки поблизости от цели – немцы не дремали, а вот бомбардировщики, «спускавшие с цепи» УБ-500, действовали без опаски. «Пе-8» с новыми моторами, оборудованные гермокабинами и кислородными приборами, летали на высотах 13–14 тысяч метров, куда едва достигала даже пушка «ахт-ахт». При этом ни о какой меткости зенитчиков даже речь не шла. Достаточно сказать, что немецкие радиолокационные приборы давали на больших высотах точность плюс-минус сто метров, поэтому растрата зенитной батареей пяти-восьми тысяч снарядов считалась нормой, хотя такое количество боеприпасов стоило порой дороже сбитого самолета.
А красноармейцы словно второе дыхание обрели – они не отступали, они стояли насмерть, они смогли драться с врагом на равных. И…
«Ни шагу назад!»
* * *
7 июля Марлен смог мимоходом искупаться в Москве-реке, в первый раз за все лето. Окунулся голышом, понырял, поплескался, поухал от удовольствия, быстренько обтерся, оделся – и обратно за руль, накручивать километры по столице.
Битва на юге не теряла неистовства, надо было спешить, всякую минуту использовать для дела. «Все для фронта, все для победы» – это уже не девиз, а правило, приказ.
С самой весны Исаев закопался в сложную, но «вкусную» проблему – надо было довести до ума управляемую ракету «воздух – воздух». Как они с Королевым ни пыхтели, как ни старались, а меньше шестисот кило ракета не получалась. Зато несла полторы сотни кэгэ взрывчатки в БЧ – этого было достаточно для поражения в радиусе семидесяти пяти метров.
Новый «Катран» так и назвали – «К-2». Двигатель у него был жидкостный, любимый Королевым. Работал он на керосине и азотной кислоте, и неплохо так работал.
Вот только ни один истребитель такую дуру не поднимет. «К-2» подвешивали на пилоны под крылья «Ту-2»… Короче говоря, ракета ни к черту не годилась.
И вот в мае возникла идея «К-3». Или РС-1У, что означало «реактивный снаряд первый управляемый». К июлю ракета была готова вчерне – весила семьдесят кило, была снабжена твердотопливным двигателем и могла поразить самолет противника на расстоянии в два-три километра. БЧ в десять кило не оставляла вражине шансов.
Но самое главное скрывалось не за обтекаемыми формами ракеты, а за бортом истребителя. С виду «Ис-15» изменился не особо, разве что появился наплыв в верхней губе воздухоприемника, за которым пряталась одна из антенн РЛС «Изумруд».
«Изумруд» позволял избавиться от оператора, пилот мог в одиночку стрелять ракетами и вести самолет по приборам.
Работу над РЛС закончили ночью, еще не было трех часов, а с утра взялись за испытания. Одно было плохо – «Ис-15» мог нести на подвеске всего две ракеты «К-3».
Осенью «Иску» должны были запустить в серию, поэтому ничего менять не стали. Две ракеты – это тоже хорошо. Есть гарантия, что хоть парой «Юнкерсов» станет меньше за вылет.
А Марленович все руки потирал: пригодился его «Ис-16»! Двухмоторный истребитель-перехватчик достигал почти пятнадцати километров высоты и мог нести под крыльями не две, а все четыре «К-3». Уже что-то! Четыре «Юнкерса» рылом в землю…
…Марлен бездумно посидел за рулем, словно отстраиваясь от суеты и маеты, опрощаясь донельзя. Он ощущал тепло солнца на руке, ветерок лохматил его волосы, перед глазами вилась какая-то назойливая букашка. И все на этом, никаких тебе напрягов и переживаний.
Вздохнув, Исаев посмотрел на часы. Пять минут прошло, хватит с тебя. Марлен завел мотор и тронулся. Пора.
К вечеру он сильно уставал, не считая того, что понятие «вечер» было сильно растяжимым, частенько и ночью возвращался домой. Бывало, что даже на секс не хватало сил, но Наташа не корила жениха – сама была такой же. Все для фронта, все для победы.
Но что интересно, Марлен постоянно ощущал душевный подъем, словно легкий наркотик поддерживал в нем позитив. Наверное, если бы он жил в этом времени и день за днем простаивал за станком или за кульманом, то никакой вот этой тихой радости не испытывал бы, текучка выела бы ее.
Но он не отсюда и чуть ли не каждый день наблюдает перемены к лучшему. Понятно, что назвать их великими или глобальными не приходится, но они есть! Ведь и года не прошло, как они взялись править историю, а уже и реактивные истребители полетели, и зенитные ракеты, и вождь слушает доклад Берия по радиофону.
Спешат «попаданцы», торопятся. Это в мирное время можно было жить с растяжкой, раздумывать долго, планировать на годы и пятилетки, а сейчас война идет. Действовать надо!
Проезжая мимо заводских ворот, за которыми скрывалось хозяйство отца, Марлен увидал выбегавшего Лушина. Антон махал ему рукой.
Неприятное предчувствие кольнуло Исаева: что-то с отцом?
Да нет, лицо у Лушина спокойное…
Подбежав к затормозившему «газику», Антон нагнулся, заглядывая в окно:
– Подбросишь?
– Садись, – буркнул Марлен.
Лушин живо уселся, и машина покатила дальше.
– Как успехи? – вежливо спросил Исаев.
– Впечатляющие! – усмехнулся Лушин. – Еще одну эскадрилью «исок» на фронт отправили. Если так и дальше пойдет, то еще до осени под Харьковом наши самолеты возьмут верх над «адольфами»…
– Мы им в этом поможем. Сегодня испытываем «К-3».
– Уже?
– Уже.
– Ой, тормозни на углу, ладно?
– Где?
– А вон…
Марлен лихо подкатил к тротуару и остановил «газон».
– Спасибо.
– Не за что…
Исаев отвлекся на какую-то секунду, и этой секунды хватило, чтобы крепкая рука Лушина зажала его рот сложенной влажной марлей.
Марлен дернулся, непроизвольно делая вдох – и вбирая легкими резкий, тяжелый хлороформ, пахнувший как эфир.
Исаев махнул рукой, отпихиваясь, но дурман уже окутывал сознание, туманил мозг. Все поплыло – и пропало.
Глава 17. Освободитель
Самый безопасный путь в Лондон из Москвы по воздуху описывал громадную дугу – через Иран, Египет и Марокко. Именно этим маршрутом следовал четырехмоторный «Б-24» «Либерейтор», покинувший Центральный аэродром им. Фрунзе с грузом дипломатической почты – шла активная подготовка к визиту Черчилля.
Никаких удобств в «Либерейторе» не было, лишь две металлические полки да стопка одеял.
На одну полку уложили бесчувственного Исаева, другую занял Лушин. Откинув голову на дрожащий борт, Антон скривился.
Все шло не так, как он хотел, неправильно, но как надо – даже понятия не имелось.
Просто с самого прибытия в Архангельск его тщательно выпестованная ненависть стала скукоживаться и усыхать. В душе Лушин брыкался, сопротивлялся как мог, возбуждал в себе ожесточение, но с каждым разом у него это все хуже получалось.
Хорошо быть беспощадным, умствуя! А против кого тут бороться, в этой Советской России? Русские воюют, вкалывают как проклятые, и они вовсе не похожи на английских обывателей, бледнеющих при слове «коммунист». Нет, здесь все иначе.
Мещане, конечно, попадаются, но они в СССР «угнетенные», им тут воли не дают. Обывательщину высмеивают, ее учат презирать, хотя иные интеллигенты, мнящие себя либералами, объясняют это тотальной бедностью – вот, дескать, ничего нет, денег мало платят, люди живут в бараках и коммуналках, поэтому им и внушают, что мечты об отдельной квартире, о машине, о даче – мещанство.
Впрочем, и тут перекос. Большинство коммунистов – обычные граждане, им за членство в ВКП(б) ничего не доплачивают, наоборот, они взносы отстегивают, и немалые. И не одним лишь чиновникам хорошо живется на советской Руси, иные инженеры получают весьма приличные зарплаты, машины имеют, дачи, домашнюю прислугу держат.
Лушин улыбнулся, вспоминая, как шалел в гостях у одного большого специалиста: прачка ему чистое белье приносила, домработница уборкой, а кухарка готовкой занимались, а еще был личный шофер. И все эти слуги состояли в профсоюзе, а на руках у них были «Расчетные книжки» – большой спец платил им за работу.
Социализм!
Вот как тут разобраться? Кто поможет?
С самого Архангельска в Антоне шла борьба между памятным, внушенным, надуманным и тем, что он видел вокруг, в обыденной жизни. Отец не зря советовал ему не читать английские газеты и не слушать «Би-би-си», поскольку бессовестная брехня и потрясающее невежество всегда отличали западную прессу.
Особенно доставалось России – всегда. Похоже, что так называемые цивилизованные страны выбрали ее своим врагом чуть ли не в Средние века. По крайней мере, когда русские гнали Наполеона, журнал «Панч» смачно описывал быт казаков, которые пили водку ведрами и закусывали младенцами…
А россказни о вечно заснеженной Сибири, о Москве, по улицам которой ходят медведи? Бред, но ведь печатают же, не стыдятся, оболванивают публику. Это ведь так удобно – иметь врага!
Что угодно можно списать на «коварные происки большевиков».
Но ему-то как быть? Что делать? Думать что?
Повторять за всякими «Таймсами», что Сталин – «кровавый диктатор»? А Иосиф Виссарионович всего лишь премьер-министр, как Черчилль. Долго занимает свой пост? А разве Рузвельт не засиделся? Просто американцы доверяют своему президенту, вот и все. В СССР – то же самое. Авторитет Сталина громаден.
Есть, конечно, «отдельные недостатки», но где и когда, какой народ имел идеального правителя, устраивавшего всех? Всегда кто-то будет недоволен. Господи, опять он думает не о том!
Сейчас-то ему что делать? Как быть?
Он выполнил задание – похитил одного из самых ценных специалистов Центра, и «Либерейтор» несет добычу в Англию.
Он исполнил свой долг.
Вот-вот… Тут-то все и начинается. Вечные русские рефлексии.
Какой долг? Перед кем? Разве он что-то должен Великобритании?
И кто, собственно, он? Подданный Его Величества? Или русский?
Тяжкие размышления были прерваны стоном – Исаев очнулся.
Разлепил глаза, поморщился – голова, наверное, трещит, как с большого перепою…
С трудом усевшись, Марлен огладил лицо ладонями и посмотрел на своего визави.
Лушин демонстративно поправил «вальтер», засунутый в особую кобуру за поясом.
– Добрый день, – вежливо сказал Антон.
Исаев мрачно глянул на него, осмотрелся и спросил:
– Где мы сейчас? Над Волгой?
Несколько озадачившись, Лушин кивнул.
– К Астрахани подлетаем. Тебя это не удивляет?
– Нет, – буркнул Марлен. – Я тебе с самого начала не доверял. И прав был.
– Не доверял, потому что я сын белогвардейца?
– А я ничего не имею против Белой гвардии. Среди деникинцев много было нормальных людей, которые просто сражались за свою родину – так, как они это понимали. Просто среди белых, как и среди красных впрочем, хватало сволочей. Вроде Краснова, Улагая или Шкуро – они теперь служат Гитлеру, став предателями, как Мазепа.
Знаешь, мне было бы гораздо легче, будь ты немцем, агентом Абвера. Тогда все по-честному: противник меня переиграл, один – ноль в его пользу. Но ты-то не враг, ты еще хуже – холуй врага!
Антон сдержался.
– Между прочим, – холодно сказал он, – этот самолет летит в Лондон. А Британия, насколько я знаю, является союзником СССР.
– В жопу таких союзничков. Англия всегда была врагом России и делала нам пакости, начиная со времен Иоанна Грозного. Бли-ин… Вот же ж попадос… На МИ-6 работаешь, Джеймс Бонд недоделанный?
– Какой еще Бонд? – сердито спросил Лушин. – И какая тебе разница?
– Мне? Никакой. А почему ты именно меня решил сделать… э-э… посылкой?
Антон тонко улыбнулся.
– Полагаю, на Даунинг-стрит, 10, были сильно впечатлены победой Красной Армии под Демянском. Особенно их впечатлили русские ракеты.
– Чтоб ты сдох, иуда, – серьезно сказал Марлен.
– Кого я предал, ты?! – рявкнул Лушин, потеряв терпение.
– Россию.
– Какую Россию?! Где она? Вы же уничтожили ее – до основанья! А затем построили свой сраный СССР!
Исаев бросился на Антона и успел врезать ему кулаком, да так, что голова Лушина стукнулась о борт, но агент британской разведки успел-таки выхватить пистолет и уткнуть ствол в грудь Исаеву.
– Сядь!
Марлен вернулся на место и доложил:
– Сел.
Антон подвигал немеющей челюстью – вроде зубы целы.
– Ненавидишь меня, да? – криво усмехнулся он.
– Вот еще! – фыркнул Исаев и добавил назидательно: – Ненависть – это перегной страха, а мне бояться нечего. Это ты можешь считать, что дело сделано, вот только мы своих не бросаем. Меня обязательно найдут и освободят. Ну, само собой, я буду расстроен, если тебя не отправят на лесоповал, куда-нибудь в Дальлаг! Хоть какая-то польза… Бли-ин! Какая же ты все-таки сволочь! У меня на сегодня испытания назначены, ракету «воздух – воздух» будем тестировать, а тут ты со своими шпионскими страстями! Союзничек нашелся! Да с такими союзниками и противников не надо! Защитничек «свободного мира»!
– Да, – повысил голос Антон, – свободного! В отличие от вашего ГУЛАГа!
– Да что б ты понимал! Только и знаете, что о свободе вопить. Где она, ваша свобода?
– В демократии, – заявил Лушин, успокаиваясь. – Что такое демократия, вам не понять. У вас, в СССР, – деспотия и тоталитаризм.
– Ух, какие слова выучил! – глумливо усмехнулся Марлен. – Вот ты вроде умный парень, а городишь всякую чушь. Неужели ты не понимаешь, где живешь? Марк Твен сказал однажды: «Если бы от выборов что-нибудь зависело, нам бы не позволили голосовать!» А ты – демократия, демократия… Капитализм – это строй, созданный мещанами и для мещан. И какой правящий класс откажется от власти? Выборы – это шоу, в котором избиратели участвуют как зрители, а побеждает не тот кандидат, за которого проголосовало большинство, а тот, кого утвердили богатеи-буржуи. Это они решают, кому стать президентом, кому премьером: Ротшильды, Рокфеллеры, Дюпоны, Морганы, Круппы. Сверхмещане, главные буржуины. Они платят деньги, заказывают музыку, а вы все под нее пляшете, припевая: «Права! Свобода! Демократия! Уря-уря!»
– Я смотрю, – хмыкнул Лушин, – ты Ленина начитался.
– Ты не поверишь, – спокойно улыбнулся Исаев, – но я не знаком ни с одной работой «вождя мирового пролетариата».
– Как это? – удивился Антон. – Коммунист – и не учил труды Ленина?
– А с чего ты взял, что я коммунист?
Лушин растерялся.
– Ты же работаешь в Центре – и не член партии?
– А вот представь себе! Парторг, правда, подкатывал уже, и я ему пообещал обдумать предложение насчет того, чтобы стать кандидатом в члены ВКП(б). А что ты имеешь против Ленина?
– Странный вопрос! Это Ленин разрушил страну, это Ленин развязал Гражданскую войну, он учредил первые советские концлагеря, да и СССР – это его детище!
– Ну, во-первых, СССР – это детище Сталина. А насчет разрушения… Россия была разрушена не в октябре семнадцатого, а в феврале, когда известный авантюрист Гучков, генерал Алексеев и прочие добились отречения царя от престола. Помнишь, каким был первый приказ так называемого Временного правительства? О демократии в армии! Шла война, а они отменяли единоначалие в войсках! За одно это всяких «октябристов» и «кадетов» надо было расстрелять! И полицию разогнали, и жандармов – убрали все охранительные системы общества… С ума сойти! И заметь, когда это произошло – в 1917-м, именно тогда, когда армия и флот готовились к решающему наступлению, все военные склады были наполнены, чтобы вскоре русские полки промаршировали по Унтер-ден-Линден в новенькой форме, в тех самых «богатырках», которые позже назвали «буденновками». Поэтому я не думаю, что русские либералы сами учинили развал империи, им наверняка помогли.
– Англия небось? – покривился Антон.
– И Англия, и Франция. Потом и Штаты подсуетились. Страну ему разрушили, видите ли! Какую страну, спрашивается? Российскую империю? Так ее уже не существовало! И все эти Милюковы, Гучковы, Родзянки полгода не могли наговориться, не могли даже подыскать название для государства, которым правили! Не стало государства к осени, понимаешь? Заболтали его! А теперь ответь мне, вражинка мелкая, что бы стало с Россией, не возьми власть большевики? Пришли бы дядя Сэм с Джоном Булем и вместе с проституткой Марианной учинили бы военную интервенцию, стали бы делить Россию, еще и передрались бы за лучшие куски! Сечешь? Ленин спас Россию от полного распада! Понимаешь? Лично мне он не слишком приятен, Ленин натворил таких косяков, что еще долго икаться будет, – ту же дурацкую национальную политику. Ничего нового он не изобрел, продолжая, по сути, поганую традицию кого-то из российских императоров, давшего вольности Финляндии. В итоге тот вскормил националистов, до революции унижавших русских, а после Великого Октября тупо их вырезавших. Ленин превратил РСФСР в дойную корову для «братских республик», дав нацменам больше прав, чем титульной нации. И царскую армию нельзя было разгонять, ни в коем случае. Да, много Ильич напортачил, но Россия была спасена, вот что главное!
Лушин неожиданно растянул губы в издевательской улыбке.
– Похоже, ты хочешь меня распропагандировать в ускоренном темпе, чтобы я из твоего похитителя превратился в освободителя! Не выйдет.
Марлен долго смотрел на него, как Антону показалось, печально, после чего процедил:
– Да пошел ты…
Лег на полку и отвернулся к стенке.
…Под крылом блестела Волга. Из кабины пилотов выглянул мордатый летчик в шлеме и лениво доложил:
– Садимся на дозаправку в Астрахани.
– А можно без этого?
Пилот пожал плечами.
– Тогда сядем в Каспийское море, мистер.
«Либерейтор» начал снижаться, заворачивая. Земля за иллюминатором накренилась, словно опрокидываясь.
– И приготовьтесь надеть кислородные маски. На подлете к Ирану – горы, пойдем на высоте двенадцать тысяч футов…
Глава 18. Операция «Большой Сатурн»
Зеленая степь в июле стала темно-лиловой от цветущего шалфея, лишь кое-где пробивались перья ковыля. Живи да радуйся под блекло-голубым, словно вылинявшим небом, но – война!
Степь, убранная цветами, горела – громадные черные проплешины сливались в общую гарь, изрытую воронками, исполосованную траншеями, рядами колючей проволоки, противотанковыми рвами. Дымы – сизые, белые, копотно-черные – стлались над землей, плоскость которой отличали теперь не курганы и забытые идолы, а черные остовы сгоревших танков и сбитых самолетов.
Сила противодействовала силе, русская рать ломила, понуждая тевтонскую орду зарываться в землю, но снаряды и эрэсы выковыривали их оттуда.
6-я и 17-я армии вермахта несли огромные потери, но упорно стремились на восток. В июне казалось, что советская оборона не выдержит штурма и натиска – несколько немецких дивизий ушли в прорыв, достигая Ростовской области, но попали в окружение и были уничтожены. Гитлеровцы откатились, и с тех пор фронт установился по реке Северский Донец, от Харькова до Луганска.
Войска Донского фронта на юге не пущали немцев к Ростову, на севере позиции удерживал Воронежский фронт, а Южный и Юго-Западный, сплотившись, стояли насмерть против основных сил группы армий «Юг».
«Ни шагу назад!» – этот приказ вождя все словно проговаривали про себя, как заклинание, как клятву. Отступишь – и рухнет оборона, и покатится фашистское воинство до самой Волги. Ни. За. Что.
* * *
Старший лейтенант Абанин держал оборону на опорном пункте, заняв невысокий холм. Небольшая возвышенность, поросшая дубняком, виднелась далеко за спиной – это был правый, обрывистый берег Северского Донца. А на запад уходила степь, где-нигде тронутая небольшими сквозистыми рощицами.
Впрочем, о деревьях надо было говорить в прошедшем времени: дубки и тополя либо сгорели, либо торчали обрубками, как памятники самим себе. Ну, не все, конечно. Саперы тоже постарались, устраивая блиндажи в три наката.
Старлей поднял бинокль и осмотрелся. На левом фланге от них стояла зенитная батарея 85-мм орудий. Вон те три подбитых танка – их работа. Одному влепили так, что башню сорвало.
Справа от холма – капониры с танками «КВ-1СМ». Валы чернозема укрыли бронемашины по самые башни, изъязвленные прямыми попаданиями. Хрен пробьешь!
В атаку танкисты не скоро пойдут, сейчас главная задача – удержать фронт, а здесь, на стыке двух армий, самое опасное место. Недаром Панфиловскую дивизию сюда и послали. На Брянском-то фронте – без перемен, зато тут мясорубка. Ничего…
– Якушев! – подозвал Абанин.
Иван, склоняя голову, перебежал по ходу сообщения, глянул вопросительно.
– Готовьтесь. Будем выдвигаться – зашевелились фрицы.
На горизонте нарисовались серые коробочки танков.
– Есть! – ответил Якушев и сквозанул обратно, взвод поднимать.
Абанин со вздохом поднял увесистый бронежилет – под плотную ткань были зашиты пластины из марганцевой стали. Тяжеловато, конечно, зато от пули защитит. От пистолетной – точно.
Сверху старлей натянул еще один жилет, разгрузочный, который мигом прозвали «лифчиком». Удобно, черт!
Или таскать все на поясе, в куче подсумков, или на груди, под рукой. Да и дополнительная защита, какая-никакая.
– Марьин! Косаев! За мной.
Знаменитая разведгруппа Абанина уходила в рейд…
* * *
…На прошлой неделе в степи здорово потрудился МК-4, многоковшовый канавокопатель. Ну, это он на «гражданке» канавы копать будет, а пока что траншеи рыл, да так, что любо-дорого. Полтора метра вглубь, и аккуратненький такой бруствер. И быстро так! Наверное, сто метров в час.
Правда, степь – она и есть степь. Сплошной чернозем, на какую глубину ни копай. Мечта огородника. Земля мягкая, жирная, хоть ешь ее…
Вообще-то, канавокопатель пригнали, чтобы противотанковый ров вырыть: МК-4 копал, а три или четыре танка прикрывали его своей броней. С километр нарыли точно, а потом немцы накрыли-таки канавокопатель – целую эскадрилью «Ю-87» послали, и те забросали военно-инженерную машину бомбами.
Правда, уйти «лаптежникам» не удалось, на перехват вылетела группа «Ис-15». Ах, какие машиночки! Прелесть!
Якушев с Марьиным даже «ура» кричали, когда реактивные истребители проносились в небе – быстрые, серебристые, изящные, как соколы! Тыща километров в час!
«Мессершмитты», те самые, что прикрывали «лапотников», рядом с «исами» казались неуклюжими и сонными верблюдами, которых обгоняли породистые скакуны.
«Исы» обстреляли немецкие самолеты издали – ракетами, потом, приблизившись, добавили из пушек. А 37-мм снаряды с полукилометра броню пробивают толщиной в спичечный коробок! Что уж там о дюрале говорить – наши рвали «Мессеров» как модельки, вощеной бумагой обклеенные, только клочки по закоулочкам…
По тому самому недоделанному рву и пробирался разведвзвод.
– Якушев! Опять без каски?
– Та щас, товарищ командир… Жарко!
– Не «щас», а сейчас! Лучше жариться, чем лежать в холодном морге.
– Есть…
Добравшись до горелого МК-4, разведчики выбрались наверх. Путь был проторен – отсюда к подорванному немецкому танку, а там что-то вроде промоины. Вот по ней, до остатков лесочка.
Там, за пнями и поваленными деревьями, и надо устроить засаду. Конечно, за пеньком прятаться – это не в бетонном доте сидеть, но все же.
Вдали бухали взрывы, на левом фланге что-то горело жарко и чадно, но вблизи все как будто затаилось. Немецкие танки наступали, но были еще очень далеко.
И первым звуком, донесшимся до Абанина, стал не лязг гусениц, а гул моторов. Судя по басистости, шли «Ю-88», двухмоторные дуры, набитые бомбами. Своим гудением они «прятали» завывание моторов «худых» – истребители вились ниже и выше «Юнкерсов», как собачки, жмущиеся к ногам хозяев.
– Лежим и не двигаемся, – приказал старлей.
Немецкие бомбардировщики, осеняя землю крестовидными тенями, прошли к передовой. В небе перед ними зависли оранжевые хлопья разрывов, и «мессеры» кинулись на подавление зениток.
– Ага! – вскричал вдруг Макеев.
– Чего – ага?
– Да вон же!
Издали в небо, оставляя клубистый шлейф дыма, взлетала ракета. Наверное, с восточного берега Северского Донца. Описав широкую дугу, «С-15» понеслась навстречу немецким бомбовозам.
И надо было видеть, как девятка «Ю-88» вдруг рассыпалась, бомберы заметались, как бараны, узревшие волка, стали расходиться, высыпая свой взрывчатый груз – полное впечатление, что обгадились со страху. Но трудно «Юнкерсу» уйти от ракеты – «С-15» наколола один из самолетов, как мотыля булавкой, и тот рванул, отбрасывая крылья и хвост.
– Я ж говорил, что они вернутся! – орал Якушев. – А вы не верили!
– Цыц! – сказал Абанин, улыбаясь.
Еще три ракеты, одна за другой, поднялись из дымно-желтого облака и прочертили в небе полукружия траекторий. Три самолета просыпались вниз горящими обломками.
Больше ракетчики не стали боезапас тратить – бомбардировщики круто заворачивали на запад, догоняя «мессы», драпанувшие первыми.
– Догоняют, догоняют! – закричал Касоев.
С востока, из-за реки, подлетала группа «Ис-15» – четыре истребителя, две пары, шли ромбом. Сперва под стреловидными крыльями проявились дымные полосы – это пошли в ход ракеты. Избавившись от «Катранов», самолеты с ревом набрали высоту, перевалили «горку» и заскользили в пологом пике, расстреливая фрицев из пушек.
Абанин не разглядел, сколько «Юнкерсов» подбили ракеты – парочка точно вниз ушла, – зато хорошо высмотрел «показательную казнь» немецкого истребителя.
«Мессершмитт» попытался ускользнуть, лег на крыло – и в носу ближнего «Иса» забило пламя. Короткая очередь из авиапушек разрезала «худого» пополам. Так тебе и надо!
Но долго любоваться воздушным боем было некогда – наступали танки. Шла рота «четверок» – этих можно было опознать издали по длинным пушкам. У «троек» какие-то огрызки, а не орудия. В общем-то, как и у «Т-34».
Абанин лишь раз видел новую «тридцатьчетверку» с новой башней-«гайкой» и длинным 85-мм орудием. Говорят, их всего десять штук выпустили, и все на Юго-Западный фронт. Здесь они нужнее всего.
– Готовимся, пацаны, – серьезно сказал старлей.
Танки приближались, за ними шли цепи пехоты.
– Распределяемся. Иван, бери своих и дуй во-он к тому дубу.
– Есть!
– Касоев, ты со мной, а Сапаров с Макеевым – на левый фланг. Сулимов!
– Здесь!
– Вон два ствола, крест-накрест, видишь?
– Ага!
– Туда. Петров, ты вторым номером.
– Есть!
Сулимов был человеком хозяйственным, его часто называли «Плюшкиным» – тащил все, нужное и ненужное. Вот и сейчас – сам ДП тащит, а Петрова трофейным MG-34 нагрузил. Ну, тоже неплохо.
Откинув за спину «ППШ», Абанин вооружился гранатометом.
Честно говоря, он не верил, что какая-то там граната способна поразить танк, но пришлось убедиться. Кумулятивная ПГ-2 пробивала, вернее, прожигала двести миллиметров брони! Правда, массовый выпуск РПГ-2 только ожидался, а пока конструкторы «ставили опыты на людях», и за каждую гранату Абанин расписывался у особиста. А что вы хотите? Сверхсекретная разработка!
Старлей затолкал кусочек ваты в правое ухо, чтобы не глохнуть от выстрела, аккуратно открыл сумку с гранатами и зарядил РПГ. Устроился его взвод очень даже удачно – танки пройдут вон там, огибая овраг, до них отсюда будет метров пятьдесят, а РПГ бьет на все сто! Гранат, правда, мало, но в этом и плюс есть – чем скорее они разделаются с фашистами, тем быстрее покинут место засады. А восемь-девять танков гробануть – это вполне возможное дело.
Первый из «Т-IV», напуская синего дыма, завернул, огибая овражек – и подставляя борт. Однако Абанин удержался – первые три танка пускай Сапарову достанутся. Ему тоже хватит…
Немцы, сутулясь и вжимая головы в плечи, семенили за танками, переговариваясь на своем лающем языке. В «лесоповал» никто из них не совался – ноголомное место…
Четвертый по счету! Старлей тщательно прицелился и выстрелил.
В ухе зазвенело, а граната, оставляя еле видимый след, впилась танку в борт. «Четверка» встала колом, задымила, из люка полез очумелый танкист в пилотке.
Ударил «дегтярев», отправляя труп танкиста обратно в люк и «подметая» пехоту – немцы валились, как кегли. Тут же ударили РПГ группы Сапарова. Еще два танка задымили, а третий замер, постоял, а на второй секунде взорвался – пламя фугануло изо всех щелей, буквально выстреливая люками, как ядрами. Удачно попал!
На правом фланге тоже потянулись столбы дыма, а потом забили пулеметы – немцы опомнились и пошли в атаку. Пули засвистели, противно зудя, и Абанин забеспокоился: у него еще одна граната оставалась, неиспользованная, а бросать ее нельзя, такой трофей врагу достаться не должен ни в коем случае. Даром, что ли, гранатометы доверяли пока лишь разведчикам и диверсантам? Народ ответственный.
Старлей отполз в сторону, прижимаясь к земле. От пуль его спасал толстый расщепленный ствол. Оказавшись в воронке, забросанной ветками, Абанин выбрался на ее край – и едва не свалился в тот самый овражек, который были вынуждены объезжать немецкие танки. Один такой как раз стоял на краю, разворачивая пушку.
К засаде он выехал передом, верно определив, откуда стреляли, и наивно полагая, что уж лобовую броню русским не пробить. А сейчас мы тебе докажем обратное…
Прицелившись, старлей выпустил гранату. ПГ-2 сработала штатно – пробуравила «четверке» лоб. Что творилось в танке, лучше себе не представлять, но ведь немцев никто сюда не звал. Сами пришли.
Ну так угощайтесь, гости дорогие!
Повесив на плечо пустую сумку и гранатомет, Абанин схватил «ППШ» и стал садить короткими очередями, одновременно отползая.
– Марьин! Радируй, чтоб дали огонька!
– Есть, товарищ командир!
Красноармеец поправил наушники и забормотал в микрофон. Маленькая, как портфель, рация у него на спине смотрелась несерьезно. Особенно если вспомнить ту бандуру, которую Марьин таскал еще недавно. Рация была мощная и набитая секретами по самое «не могу». Хоть совсем во вражьем тылу не появляйся…
– Сейчас согреют немцев, тащ командир!
Но сначала «согрели» разведвзвод – пара танков открыла огонь по «лесоповалу». Фугасные снаряды разносили пни на щепки, а один угодил прямо в склон оврага, устроив обвал и почти наполовину обрушив воронку, в которой скорчился Абанин.
Оглушенный, старлей поспешил ретироваться, и вовремя – нарушая правило, в ту же воронку угодил второй снаряд и посек осколками ветки. «Вовремя я…»
– Наши! Наши идут!
Абанин приподнял гудевшую голову и только сейчас понял, что гул приходит извне – с востока поспешали «КВ». Их непривычно длинные пушки стреляли то фугасами, хороня немецкую пехоту, то бронебойными, гвоздя «четверки». Фрицы стали отступать, и даже огонь парочки «ахт-ахт» из дальнего леска не помог – два раза немецкие артиллеристы промазали, потому как советские танкисты умело маневрировали, то притормаживая, то газуя, а на третий раз хоть и попали, причем в борт, но не подбили. 88-мм немецкое орудие было очень мощное, способное с полутора километров пробить бронеплиту почти в сто миллиметров толщиной, однако на «КВ-1СМ» крепили дополнительные экраны, делая броню разнесенной. Вот этот-то экран и поразила немецкая пушка, почти не тронув борт.
– Отходим!
Разведвзвод живо отполз и юркнул за остов МК-4.
– Раненые есть?
– Легко, – отозвался Марьин.
– За мной тогда…
Задрав голову, Абанин глянул наверх, за край рва. Вверху проплыли бомбардировщики «Ту-2» – бомбить немчуру. «Больших» сопровождали «маленькие» – юркие «Ла-5».
Глава 19. «Нагличане»
1
Первым исчезновение Марлена заметил Вика. На звонки по радиофону тот не отвечал, в Центре его не было, и на полигоне Исаев не появлялся. Тимофеев встревожился, обсудил положение с Мишкой, и они решили съездить на завод к отцу Марлена. В этом помог Рома, подогнавший новенькую «эмку». Сели и поехали.
– Распустились мы, – ворчал Краюхин. – Привыкли, что все хорошо, как будто и войны нет, и враги сплошь пусики няшные…
– Да уж… – поддакнул Виктор.
– Неужели так трудно радиофон с собой носить? Тем более что кидать его где попало нельзя – секретная разработка!
– Да уж… Стой!
Роман резко затормозил, Михаил чуть в стекло головой не стукнулся.
– Ты чего?!
– А вы чего? Не видите разве? Машина марленовская!
Все трое выскочили из «эмки» и подбежали к «газику». «Вездеход» был пуст. Вика принюхался и, холодея, поднял сложенную вчетверо марлю. Хоть и сухая, она ощутимо припахивала эфиром или хлороформом.
– Та-ак… – протянул Краюхин. – Так, значит… Вот что, давай-ка на завод к Марленычу, там…
– А вы кто такие будете? – послышался суровый старушечий голос.
Вика оглянулся и увидел бабулю в платочке, в платье-чехле. Нос крючком, да еще с бородавкой, глазки колючие – Баба-яга в натуре.
– Вы, бабушка, водителя не видели? – перехватил инициативу Краюхин. – Высокий такой парень, волосы светлые, в белых парусиновых штанах и в рубашке-апаш?
– Видела, отчего ж? Увезли болезного.
– Куда?!
– Да я почем знаю? В больницу, наверное. Куды «Скорая помощь» возит?
– Приезжала «Скорая»?
– Ну да… Большая такая, «ЗИС». Водитель-то сомлел, так дружок его вытащил на свежий воздух, а тут и санитары помогли. Так и уехали все, а мне велели машину стеречь. А чего ж не постеречь?
– Ромка, – решил Вика, – дуй на завод к Марленычу и все расскажи. Пусть проверит все! – Понял?
– Понял, понял!
Роман упылил, а Виктор с Михаилом остались с бдительной старушкой, пытаясь составить фоторобот. Краюхин неплохо рисовал, и вскоре бабуля сказала: «Похож! Ну, прям, как вылитый он!»
Когда подлетела «эмка» с Ромой и Ильей Марленовичем, Михаил первым делом показал портрет «водителева дружка».
– Антон? – нахмурился Исаев-старший. – Что-то мне это не нравится…
Зазвонил радиофон, и он мигом дотянулся до аппарата.
– Да! Что-о? Это точно? Понятно… Ладно, вызывай Филоненко.
Он медленно отложил радиофон.
– Что? Что там?
Илья Марленович странно посмотрел на Вику.
– Беда, – сказал он негромко. – Сегодня с утра доставили одну женщину с переломом, и все. А санитарный «ЗИС» был угнан, его нашли пару часов назад…
Вскоре примчались два «воронка», показался Филоненко, начальник охраны Центра, и его «держиморды». Начались оперативно-розыскные мероприятия…
* * *
Ночь прошла тревожно, Вика не выспался. Жила в нем крошечная надежда на то, что утром все станет ясно и Марлен найдется, но чуда не случилось.
Наташа плакала, Лидка тоже хлюпала носом – за компанию. Михаил бродил по комнате, сосредоточен и хмур.
На Викино «доброе утро» никто не обратил внимания. Тимофеев приблизился к Краюхину и вопросительно на него посмотрел. Тот покачал головой. Виктор вздохнул.
Решив заняться работой, чтобы хоть как-то отвлечься, он поехал на танкоремонтный. Поглощенный тяжкими думами, Тимофеев даже Риту не заметил. Девушка, впрочем, не обиделась.
– Что случилось, Витя?
– Ох! – вздрогнул Тимофеев. – Привет, Рита. Извини, не заметил. Тут, понимаешь… Друг пропал. Исчез и… все как-то странно…
Рита подошла ближе, настолько близко, что Виктор замер, ощущая тепло девичьего тела.
– Все будет хорошо, слышишь?
Ритина рука легла Тимофееву на плечо, и он, не думая, не рассчитывая поступок, обнял девушку и привлек к себе. Она не отстранилась и не воспротивилась его порыву, тем более что тот сразу иссяк – гладкие руки обвили Викину шею, и дыхание опалило его ухо:
– Все будет хорошо…
* * *
Филоненко вернулся в Центр после обеда, встрепанный какой-то и мрачный.
– Не знаю уж, что там Сталин говорил по телефону, но Берия стоял навытяжку, бледный и потный, – проговорил он, поглядывая на Виктора с Мишкой.
Начальник службы безопасности чувствовал себя виноватым.
– Вы тут ни при чем, – покачал Михаил головой. – Сотрудников в Центре хватает. Что же, к каждому по охраннику приставлять? А толку? Да хоть грузовик с охранниками пусти за Марленом, это ничего не решит. Вспомните историю с Абакумовым! Да и что это за жизнь – под вечным присмотром!
– Так-то оно так… – прокряхтел Филоненко, поглаживая колени.
Тут в пустовавшую лабораторию стремительно вошел Марленыч.
– Ну? – вперился он в безопасника.
– Значит, так. – начальник СБ хлопнул ладонями по коленям. – Марлен, скорее всего, жив. Даже наверняка – его похитили. Мы очень боялись, что тут немцы замешаны, но нет, всю операцию провернули англичане. Нагличане… Наша «неотложка» засветилась на аэродроме – самолет Королевских ВВС принял на борт дипломатическую почту и якобы двоих сотрудников посольства – ходячего и лежачего. Полагаю, это были Лушин и Марлен. Перехватить их можно было, наверное, но кто ж знал! Самолет садился в Астрахани, заправился и продолжил полет – в Тегеран. А сейчас уже поздно. Если в Иране они не слишком задержались, то сейчас уже к Каиру должны подлетать. Ну, это мы все сами разведали, а буквально час назад пришла шифровка из Лондона – наш агент в МИ-6 сообщил, что Лушин был завербован перед Новым годом самим Мензисом. Он прошел стажировку в разведшколе, после чего его направили с караваном в Архангельск. Лушин – его настоящая фамилия, и он действительно инженер-авиатор, или как это там у вас называется…
– А кто сообщил, какой агент? – неожиданно поинтересовался Вика. – Не Ким Филби, случайно?
– А ты откуда знаешь? – вытаращил глаза Филоненко.
– Он слишком много знал, – процитировал Краюхин, криво усмехнувшись.
– А… ну да…
Тимофеев-старший, стоявший в дверях, серьезно спросил, ни к кому не обращаясь:
– Что будем делать?
– Думать будем, – вздохнул Илья Марленович.
* * *
…А война гремела и гремела, чудовищным круговоротом стали и огня, дыма и крови корежа землю Харьковщины и Луганщины, калеча и убивая толпы народа, отмеченных красной звездой или черной свастикой.
Силы, противостоящие РККА, были огромны. Дивизии всяких румын да хорватов с итальяшками можно было не считать, но лишь одна 6-я армия Паулюса располагала четырнадцатью пехотными дивизиями, тремя тысячами орудий и минометов, семьюстами танками. Сверху ее прикрывал 4-й воздушный флот Рихтгофена, а это тысяча двести самолетов.
Рядом наступала 17-я немецкая армия, 1-я танковая армия Клейста и 4-я танковая армия Гота.
Казалось невозможным сопротивляться их «штурму и натиску», но Красная Армия держалась – за весь июль немцы продвинулись к востоку всего на шестьдесят километров. Продвинулись, громоздя за собой груды горелой брони и тысячи безымянных могил.
Дым почти не рассеивался над степью. Чадило над всем миром – рвались снаряды на райских островах в Тихом океане, вздымая белый коралловый песок. Красный зернистый вихрился под ударами фугасов в Сахаре. Бомбы падали на вечную мерзлоту Заполярья, торпеды скользили под голубыми водами Средиземного моря.
А где-то над мутными водами Евфрата, над желтыми барханами Сирийской пустыни реял крошечный «Либерейтор»…
2
Не обращая внимания на Лушина, Марлен взял в охапку сразу три одеяла: одно подстелил, другое сложил под вид подушки, а третьим укрылся – было довольно прохладно.
Злость и унижение, клокотавшие в нем поначалу, утихли, сменяясь депрессией. Исаев чувствовал себя совершенно беспомощным. Понятно, что нужно было бежать и – желательно! – наказать похитителей. Но как?
Хорошо какому-нибудь Шварценеггеру: берет шестизарядный «кольт» – пиф-паф! И взвода нет. А в реале все куда сложней.
Вот садились они в Астрахани. И что?
Было видно, как подкатывает «наливняк», как солдатики споро организуют заправку, как меняются куревом с пилотами, штурманом и бомбардиром «Либерейтора». И что ему, в пыльный иллюминатор лбом колотиться? Или орать: «Спасите! Помогите!»? Так, во-первых, не докричишься, а во-вторых, стыдоба же. Надо самому выбираться.
Не доверял ты Антону? Не доверял. Так почему не уберегся?
Господи, да что об этом говорить – под крылом уже битый час скользит зеленый гофр Каспийского моря. Следующая остановка в Тегеране, наверное.
Марлен подумал – и с сожалением оставил идею пробиваться наружу. Тут вроде как через бомболюк поднимается экипаж, не очень-то и пробьешься. То ли там сдвигаются створки, то ли раздвигаются – непонятно. И целая банда летунов.
Особенно трое стрелков – они все в хвостовой части, где он сам обретается. Задний стрелок самый подозрительный, то и дело заглядывает. Бдит, зараза.
Если подумать, то выход у него всего один – отобрать пистолет у Антона, связать или прикончить этого долбаного агента, явиться к пилотам и вежливо попросить парашют. И… нет, не спрыгнуть храбро вниз! Эти ж гады сразу развернут «Либерейтор» и мигом расчленят парашютиста из пулеметов. «Да не достанься же ты никому!»
Нет, надо экипаж здорово проредить. То есть сначала кокнуть Антона, уложить его и накрыть одеялом. Баю-баюшки, аминь.
Потом по очереди пристрелить пулеметчиков. Или оглушить, чтобы без шума. А что? Али мы не в разведвзводе служили? И не десантники ли мы? То-то.
Уделать, значит, стрелков, и тогда уже завалиться к пилотам в гости. Бомбардиром тоже можно пожертвовать.
Хм… Вообще-то, усложненный план получается. И зачем тогда, спрашивается, вообще с парашютом сигать? Тычешь в затылок летчику ствол и вежливо так просишь: «Дядя, поворачивай оглобли!» И дядя покорно доставляет тебя… Ну, скажем, в Баку. Или в Тбилиси. А что? На сцену из боевика тянет вполне. Вот именно…
…Лежать было жестковато. Марлен терпел-терпел да и вернулся в сидячее положение. Привалился к гофрированному борту и уставился куда-то поверх головы Лушина.
Сейчас, когда эмоции более-менее «отстоялись», он по-прежнему не испытывал страха. Неизвестно, что бы он чувствовал по дороге к Берлину, посади его в «Юнкерс», но в «Либерейторе» было спокойно.
И противно. Просто мерзко.
В той реальности американцы вывезли из Германии ученых-ядерщиков. Говорят, их держали в бомбоотсеке – если бы стали наседать «Мессершмитты», то научников просто сбросили бы, по принципу «ни вам, ни нам».
И каково было потом Оппенгеймеру и всей его команде? Работать на чужого дядю, неумного здоровяка? Обтесывать ему ядерную дубинку?
А чем его заставят заниматься? Ракеты клепать? Или транзисторы вымучивать? Не-ет, про электронную начинку лучше помалкивать. Надо полагать, это «русское чудо» пока неизвестно на Западе. Правда, одна из «С-15» упала на территории противника, нештатно сработав, но БЧ самоликвидировалась, и все транзисторы – в пыль. А всякие ПРД с ЖРД немцам уже ведомы…
– Думаешь, как бы сбежать? – внезапно послышался голос Антона.
Марлен опустил глаза на Лушина. Шпион не выглядел довольным.
– Думаю, – признался Исаев.
Антон кивнул понятливо.
– Если честно, я не хотел твоего похищения, – сказал он. – Вот и переживаю сейчас. Оказывается, что воли и решительности во мне маловато. Мне приказали, я подчинился. Знаешь, однажды после школы я надумал продемонстрировать свою брутальность. Было это на ферме одной тетки, дальней родственницы моей матери, в Шотландии. Единственный работник этой тетки был в отъезде, а она хотела приготовить рагу из кролика. И вот я сам вызвался кролика забить. Взял этого серого пушистика, отошел в кусты и стукнул колотушкой. Кролик задергался, и я добавил. Потом кое-как снял шкурку… И до сих пор ощущаю неприятное чувство. Зачем, думаю, я его убил? Какая в том была необходимость? Нет, головы курам я рубил и до, и после, но что мне этот кролик сделал? Беспомощный, беззащитный… А я его – колотушкой по башке, по ушам длинным… Вот и с тобой та же история. Зачем, думаю? Чего я этим добиваюсь? Англию спасаю? Так ведь, снижая обороноспособность СССР, я автоматически помогаю Германии! И что мне та Англия? Или… Не знаю… Я только в России наблюдал, как совершенно незнакомые люди могут делиться сокровенным, душу открывать перед чужими людьми. В Англии все ходят в футлярах, и зачастую ключи от этой «тары» давно утеряны. Вот и меня потянуло на откровенность… Может, я просто уяснил для себя, что рожден русским? Не знаю. Смутно все как-то, неопределенно… И тоска… В точности по Достоевскому.
– На Западе любят говорить, чтобы русских изучали по Федору Михайловичу, – усмехнулся Исаев. – Вот только забывают при этом, что Достоевский и сам был болен, и героев описывал явно нездоровых. Русские люди гораздо проще, и лучше, и хуже «Братьев Карамазовых».
Лушин медленно покивал. Внимательно посмотрев Марлену в глаза, он серьезно сказал:
– Ты думал о том, как бы поубивать экипаж, чтобы не мешал, и покинуть самолет?
– Откровенность за откровенность? – усмехнулся Исаев. – Думал. Но прежде надо было убить тебя. Пистолета ради.
Антон кивнул и вынул «Вальтер». Проверив, не снят ли предохранитель, он протянул оружие Марлену, рукояткой вперед.
– На.
Глава 20. Посадка
Марлен озадаченно посмотрел на Лушина. Неужто проняло?
– Ла-адно… – протянул он.
Взяв пистолет в руку, он выщелкнул обойму. Все патроны на месте. Боевые. Вставив магазин обратно, Исаев поднялся койки.
– Где мы сейчас?
– Судя по времени… – прикинул Антон. – Где-то над Трансиорданией.
– Ага… А в Аммане есть аэропорт?
– А как же. Через него проходит линия Каир – Багдад.
– Понятно. Ладно. Чтобы командир стал покладистей, надо нейтрализовать стрелков. Обеспечим тыл. Но тратить на них патроны не хочется – громко выйдет. Да и союзники же… Черчилля я бы пристрелил с удовольствием, а этих за что? Короче. Пойдешь как заложник и будешь вязать пленных.
– Да, сэр.
Исаев даже не поглядел на Лушина. Действовал форс-мажор, и всякие размышления о возможной провокации, коварных планах и всем таком прочем были попросту неуместны. Не до того.
Перешел ли Антон на его сторону или только притворяется – какая разница? Лишь бы вязал потуже.
– Пошли.
Двух стрелков удалось повязать сразу – те расселись в узком промежутке под верхней турелью и дули пиво из одной бутылки. Увидев направленный на него пистолет, пулеметчик в бронежилете и особой каске едва не подавился «Будвайзером» и резко поднял руки.
– Надеюсь, джентльмены не будут против, если их свяжут? – вежливо проговорил Исаев на хорошем «инглише». – Иначе я буду вынужден открыть огонь на поражение.
Джентльмены были только «за» и с готовностью вытянули руки. Повинуясь движению ствола, «заложник» быстренько стянул волосатые конечности куском стропа из распотрошенного парашюта.
Проследив за его работой, Марлен повел Лушина дальше в хвост, где располагалась установка заднего стрелка. Этот, бородатый и толстомордый – каску не застегнуть, – проявил неожиданную прыть, бросился на Исаева. Огнестрела при нем не было, зато пулеметчик выловил, будто из воздуха, складной нож-наваху.
Марлен увернулся от промелька блеснувшего лезвия и уже хотел было выстрелить, но тут ему подсобил Антон – пригнулся и ударил костяшками пальцев стрелку по печени.
Толстомордый содрогнулся, простонал: «Motherfucker…» – и тогда Исаев ему добавил.
– И привяжи его, чтоб не уполз!
Антон кивнул, основательно затягивая узлы.
– К пилотам!
– Я возьму два парашюта, на всякий случай.
– Тащи оба!
– Да, сэр…
В носовую часть фюзеляжа надо было пробираться по особому трапу, минуя бомбоотсек, и вот она, кабина.
Едва Исаев протянул свободную левую руку, чтобы отворить дверцу, как она распахнулась сама, пропуская второго пилота, худого парня с волосами цвета соломы, торчавшими из-под шлема. Лицо у него было вытянутое, лошадиное, и привычка перемалывать жвачку лишь добавляла сходства с непарнокопытными. Но вот реакция у худого была отменная.
Углядев Марлена с оружием, он отшатнулся, выхватывая табельный «кольт», выстрелил дважды и с грохотом захлопнул дверь. В промежутке между выстрелами Исаев сам нажал на спуск, продырявив худому грудь, так что вторая пуля, выпущенная американцем, ушла в молоко, а дверцу тот захлопывал, падая. Но вот первая пуля угодила Марлену пониже ключицы, пробив легкое.
Исаева развернуло ударом 38-го калибра и приложило к переборке.
– Ч-черт…
Он выронил пистолет, звякнувший по настилу. Лушин быстро нагнулся, подбирая оружие, и выстрелил дважды в дверь. Она не была бронированной, поэтому бед Антон причинил-таки. Донеслись крики, и самолет резко накренился.
Это уберегло Лушина от верной смерти – падая, он ушел с линии огня. Всю дверь изрешетило, пули неслись по фюзеляжу, противно вызванивая. Один из горяченьких увесистых кусочков металла пробил Исаеву бок, другой задел руку Лушину.
Ругаясь, Антон опорожнил обойму и отбросил пистолет.
– Пошли!
Поддерживая здоровой рукой раненого Марлена, он направился к бомбоотсеку, рядом с которым бросил парашюты.
– Прыгал когда-нибудь?
– Я десантник… Уй-я…
Шипя от боли, чувствуя, как кровь стекает по боку в штаны, Исаев застегнул непривычный ранец Т-5.
– Го… готов.
– Сейчас я…
Чувствуя, как накатывает слабость, Марлен прижался лицом к маленькому иллюминатору. Внизу, колыхаясь при крене «Либерейтора», проплывали пески, а далеко позади блестела, как серебряная лента, огромная река, оба берега которой были застроены огромным городом, тонувшим в пыльном мареве. Нил? Каир?
– Давай!
Роллетные створки бомболюка разошлись, как сдвижные жаллюзи, и внутрь ворвались вихри теплого воздуха.
– Марлен, ты первый! Пошел!
Исаев как стоял, так и вывалился наружу, страшась того, что вырубится в падении. «Пятьсот раз, пятьсот два, пятьсот три…»
Рванулся парашют, разворачиваясь в белый купол, ремни дернули вялый организм, пронзая новой болью. Застонав, Исаев поглядел вдогонку самолету.
«Либерейтору» тоже было нехорошо – два мотора из четырех замирали, сбрасывая обороты. Бомбардировщик снижался, валясь то вправо, то влево.
До земли оставалось совсем немного, и Марлен поспешил сгруппироваться, сдвинуть ноги вместе. Снизу потянуло жаром, будто из печки. Удар.
Мягкий песок погасил его, но ветер тут же, наполнив купол, повалил Исаева на раненый бок. Рыча от боли, Марлен выбрался из «упряжи» и упал на колени. Ладони погрузились в обжигающий песок.
Подняв голову, Исаев увидел Лушина, бежавшего к нему грузной трусцой. Было совершенно тихо, даже гула моторов не слыхать.
А потом с запада донесся глухой хлопок, и в небо поплыл черный дым – «Либерейтор» окончил свой полет.
– Вот же ж… – выдохнул Антон, захэкавшись.
Опустившись на колени перед лежавшим Марленом, он осмотрел его раны и кое-как перевязал их. Затем, используя заимствованную наваху, вырезал из трепыхавшихся парашютов подобие накидок и платков на голову.
Обратившись в бедуинов, «лежачий и ходячий» побрели на запад.
– Если самолет не сгорел, найдем воду и сухпаи, – пыхтел Лушин, поддерживая Исаева. – А тебе нужна аптечка.
– Лопата мне нужна, – просипел Марлен, – чтоб закопать…
– Обойдешься!
Исаев шагал, изо всех сил удерживая равновесие. Голова кружилась, в груди клокотало, было паршиво. Наверное, останься он один, то залег бы где-нибудь в тени, да так бы и помер.
Но перед Лушиным было стыдно. Чертов похититель… Из-за него все… Хотя при чем тут Антон? Бдительность не надо было терять.
Марлен сопел носом, втягивая горячий воздух, а перед глазами все плыло. «Ух, как меня…»
По сторонам он не смотрел, да и что тут увидишь? Барханы? Впрочем, им немножечко везло – песчаных наметов, одолевать которые пешком тяжело даже здоровому, не было, под ногами тянулась плотная глина, усыпанная камнями. Тут главное – не споткнуться, не размозжить палец о растрескавшуюся глыбку. А по песку пусть верблюды шастают…
– Не сгорел, – выговорил Антон. – Видать, бензин кончался…
Марлен поднял голову и увидел, что осталось от «Либерейтора». По всему видать, самолет упал, кренясь на левое крыло. Плоскость отломилась – вон она, догорает. Один лучеобразный мотор «Туин уосп» укатился, выгнув лопасти винта, другой чадил еще.
Фюзеляж при падении закрутило, протащило по камням, раздирая, и ударило о невысокую скалу. Две половинки корпуса покатились буквой «V», распадаясь на части. Песок был усеян кислородными баллонами, стальными касками и прочим летным хламом.
Усадив Марлена в тень уцелевшего киля, Лушин сказал:
– Посиди пока, я гляну, что там есть.
У Исаева даже на то, чтобы кивнуть, сил не нашлось. Присев, он постарался найти такое положение, которое доставляло бы меньше всего боли.
Антон первым делом забрался в полуразрушенную носовую часть. В горячем воздухе ясно разносились звяканье, лязг, стуки, грюки…
Спотыкаясь, он вернулся с канистрой воды и парой аптечек. Рядом на песок Лушин положил пару фляжек с теплым кофе и початую бутылку виски.
– Дезинфекция, – серьезно сказал он.
– Наружное? – выдавил Исаев. – Или внутреннее?
– Чувство юмора живо, не помрешь… Прячься!
Не спрашивая, зачем и для чего, Марлен накрылся изрезанным парашютом. Киль отбрасывал густую тень, так что разглядеть человека сразу, на фоне слепящего песка, было не просто. Только вот с кем они играют в жмурки?
Гул моторов вскоре подсказал Исаеву отгадку: с востока подлетали два «Спитфайра». Сесть они не могли – единственная ровная площадка была усеяна обломками «Б-24» и черными, словно обгорелыми, камнями.
Покружившись, истребители улетели, напоследок пройдясь на бреющем – желая, видимо, различить бортовой номер «Либерейтора».
– Отбой, – спокойно сказал Лушин. – Надо полагать, нас признают погибшими. Отправлять сюда спасательную экспедицию никто не станет – сложно и дорого. Был случай, когда в Ливии совершил аварийную посадку самолет из Италии. Месяца через два организовали караван грузовиков, но нашли лишь кости, полузасыпанные песком, – экипаж и несколько пассажиров ушли от места посадки всего километров на тридцать, после чего пустыня сгубила их. Если двигаться отсюда на восток, мы обязательно выйдем к Нилу. Вопрос в том, хватит ли нам воды. Бедуины, что живут здесь, знают все колодцы, нам же неизвестно, где можно напиться.
– А у нас есть выбор? – усмехнулся Марлен.
– Нету.
– Тогда лучше сдохнуть в пути, хоть не так обидно будет.
– Что за траурные мысли? – бодро сказал Антон.
– Паршиво просто. Мне этот турпоход не осилить.
– Осилим! Сейчас я соберу все, что можно утащить, а вечером, когда спадет жара, двинемся.
– Давай…
– Даю. Сначала тебя подлатаем.
Виски, щедро плеснутое на рану в боку, обожгло, как раскаленным клеймом. Исаев зарычал.
– Дезинфекция, – повторил Лушин. – Кровищи из тебя вылилось…
Затампонировав рану, Антон перевязал Марлена, а вот когда снял с него рубашку, осторожно отдирая, то нахмурился.
А Исаев неожиданно улыбнулся, хоть и бледно – вспомнилась песенка из детства: «Ежик резиновый шел и насвистывал дырочкой в правом боку…»
– Ладно, до свадьбы заживет!
Лушин развил бурную деятельность. Первым делом он выломал какие-то алюминиевые стойки и накрутил на них ткань. Получилось что-то вроде длинных носилок – это была волокуша в стиле индейских «травуа». Один конец на плечи, другой волочится по песку.
Нагружался Антон прежде всего водой, это и было основной тяжестью. Сухие пайки весили куда меньше канистр.
Он даже упаковку туалетной бумаги в двенадцать листов прихватил и два маленьких бутылечка с таблетками – соляными и для очистки воды. Ну и консервы – круглые хлебцы в банке, мясо с бобами, тушенка и овощной хэш. Жить можно.
Марлен усмехнулся. Это если жить…
То, что бок у него горел огнем, не беда, заживет. Пуля прошила лишь мышцу – болезненно, но не смертельно. А вот ранение в грудь… С другой стороны – не в живот же!
– Антон…
– М-м?
– Лучше не ждать до вечера. Время уходит. Пройдемся под солнышком, согреемся хоть… Устанем, а тут и солнце сядет. Легче будет. Пошли, короче.
С трудом поднявшись, Марлен едва не рухнул обратно – угомонившаяся было боль вернулась с новой силой, а от немощи кружилась голова и круги шли перед глазами. Используя деревянный поручень, как трость, Исаев пошкандыбал, ужасаясь протяженности пути. Тут и пару шагов сделать трудно… Ничего, главное – начать…
Серповидные гребни песчаных дюн отливали оранжево-желтым цветом, легкий ветерок пересыпал золотистый прах по гладким скатам. Солнце палило и жгло, неистовая мощь светила, казалось, плавила пески, а вот кровь в жилах густела, едва толкаемая бешено стучавшим сердцем.
Хорошо еще, Антон позаимствовал в «Либерейторе» пару солнцезащитных очков, они так и назывались – «Авиаторы». Хоть глазам не было больно.
При ходьбе Марлен старался держать подстреленный организм ровно, чтобы не тревожить раны, но это у него плохо получалось. Он шагал, пошатываясь, то и дело опираясь на свою палку, а голова гудела, перед глазами мелькали и расплывались яркие цветные пятна и полосы, затмевая даже жгучий золотисто-серый свет, лившийся с небес.
Понемногу бесконечные песчаные валы, волны сыпучего пламени начали понижаться, расплываясь наметами слежавшегося песка. Желтая твердая глина, изборожденная трещинами, сверкавшая голубым налетом солончаков, ложилась под ноги, давая роздых. А впереди уже поднимались зубчатые уступы скал из слоистого коричневого камня.
Зыблющееся марево растворяло горизонты, мешая небо с твердью земной, а духота сушила горло. Марлен шел почти бессознательно, тупо уставясь перед собой, а ноги ступали будто сами, совершая замедленные, неверные движения.
Уж как Исаев дотерпел до самого заката, неведомо. В принципе, он и не заметил, как село солнце, как погасла колоссальная топка, по угольям которой он брел часами.
Темнота неожиданно скоро принесла прохладу – пустыня остывает быстро – и путники испили теплой невкусной воды. А когда Марлен опустился на песок, то понял, что уже не встанет. И это было последней его здравой мыслью – тело сдавалось.
Исаев не чувствовал ночной прохлады: поганый нутряной жар вызывал дрожь. Шершавым языком Марлен облизывал почерневшие губы, Антон то и дело смачивал их водой, но мир для Исаева пропадал, замещаясь видениями.
Болезненные образы, рожденные лихорадкой, то наплывали из темноты, то отступали, теряясь в потемках сознания. Ему что-то говорила Наташа – голая и красивая, светясь, как золотистый песок. Девушка улыбалась ему, призывно и ласково, а он хрипло убеждал ее, что любовник из него никакой, и свистел «дырочкой в правом боку», слизывая с губ розовые кровавые пузыри.
И маму было жалко – она так и не узнает, куда делся ее ненаглядный Марик. И себя жалко – молодой же совсем, жить да жить, а он тут поджаривается, на этой дурацкой пустынной сковородке…
Иногда случались промельки сознания, и тогда слышался горький шепот Лушина: «Что же ты наделал, козлина? Дебилоид хренов…»
И отблески маленького костерка из прутиков тамариска пробегали по бокам каменных глыб, источенных ветром. И вроде кричал кто-то, протяжно и тоскующе, то ли зверь, то ли птица…
А потом пала душная и холодная тьма.
Глава 21. На больничном
Проснулся Марлен не сразу. Он как будто долго выплывал из дремы, постепенно покидал сон, переносясь в явь. Движения были замедленными, словно у ящерицы после зимней спячки, мысли вязли, еле тащась.
Странно, но боли не было. Совсем.
Не горел бок, не ныла грудь. Исаев осторожно вздохнул, боясь, что вот, сейчас резанет, однако вдох обошелся без последствий. Разве что ощущалась какая-то натянутость тканей, но это мелочи.
Марлен пошевелился, но и рана в боку не откликнулась, даже тупого нытья не наблюдалось. Чудеса.
И лишь теперь Исаев открыл глаза. Поморгал на черный трепетавший потолок и не сразу понял, что над ним тент. Он в палатке? Судя по тому, что полотнище было подперто кривоватыми стволиками акации, напрашивалось иное название – шатер.
Да и запахи наплывали своеобразные – костром веяло, душным амбре хлева. Кофейный аромат тоже накатывал.
Марлен повернул голову. Он лежал на толстом, вдвое сложенном ковре, расстеленном поверх целой кипы шкур. Шатер был открыт в сторону скал, освещенных солнцем. Надо полагать, близко была вода, поскольку у подножия щербатых утесов шуршали пучки травы. Загорелый худой бородач с обмотанной головой, в каком-то ветхозаветном плаще прошелся, лениво помахивая посохом. Два маленьких верблюжонка, жалобно мекая, семенили перед ним. Бедуины?
Гортанные крики на арабском вроде бы подтверждали наблюдение из жизни. В этот момент вид на скалы застила человеческая фигура – еще один пустынный житель в рубашке-галабийе, больше всего похожей на просторную женскую ночнушку длиной до пола. Галабийя была белой, в цвет платку на голове кочевника, перехваченному парой мягких обручей. Обросший и загорелый, бедуин смутно кого-то напоминал.
– Проснулся? – радостно сказал бедуин голосом Лушина. – Ну, наконец-то!
Ненадолго пропав из глаз, Антон позвал кого-то по-арабски и прошел в палатку, сел, скрестив ноги, перед ложем Исаева.
– Слава богу! – вздохнул он. – Или, тогда уж, слава Аллаху.
– Ты где так по-ихнему навострился? – спросил Марлен, разлепляя губы.
– В Тунисе! – охотно ответил Лушин. – Мы там жили года два, как до Бизерты дошли. Не в самой Бизерте, а во французском форте. Я играл с местными, вот и выучился. Как ты?
Исаев задумался. Состояние у него было удивительное – он испытывал небывалый покой. Ничего не болело, не свербило, даже пить не хотелось, а есть – тем более. Наверное, так ощущает себя душа, покинув грешное тело.
– Нормально. Долго я дрых?
Лушин хихикнул, немного нервно.
– А что ты помнишь из того… Ну, что перед сном было?
– Ну-у… Самолеты прилетали, потом мы долго шли, а потом я вырубился.
– Ты вырубился десять дней назад.
– Да? – вяло удивился Марлен. – Надо же… Ничего не помню. Так, отрывки всякие, да и то непонятно, что я видел – сон или явь.
– Тебе здорово повезло… Да и мне тоже. Бедуины проходили той же ночью прямо через нашу стоянку. А у них шейх – по совместительству знахарь. Да какой знахарь… С виду кочевник, а когда он тебя напоил маковым настоем из бутылочки-тыквочки, то приказал развести костер и стал в котелке кипятить хирургические инструменты! Я так понял, что Халид был когда-то врачом. Чем он тебя потчевал, не скажу – не знаю, но вылечил-таки. И рану зашил… Да бок – ерунда! А вот сквозное ранение… Честно говоря, я не верил, что ты выкарабкаешься, когда кровью булькал. Но Халид – молодец. А вот и он!
В тень шатра шагнул старик, одетый неряшливо, но в его прикиде угадывалось немалое богатство. Разумеется, по здешним меркам, пустынным: и ткань дорогая, и кинжал за кушаком, и явно женская брошь, прицепленная к чалме, – уважаемый человек.
– Ва-алейкум ас-салям ва-рахмату-ллахи! – почтительно склонился Лушин.
– Ва-алейкум ас-салям ва-рахмату-ллахи вабаракатуху, – ласково ответил Халид.
Кряхтя, он уселся рядом с Исаевым и принялся внимательно его изучать: щупать пульс, касаться заживающих ран сухими и тонкими пальцами и даже нюхать выдыхаемый Марленом воздух.
Исаев поднапряг память. Что там было в русско-арабском разговорнике, когда они в Хургаду наезжали?
– Шукран, мутш ави[15], – старательно выговорил он.
– Да ши ма йазкярм[16], – улыбнулся «знахарь».
– Ана мэбат… как это… каллимш араби![17]
Халид кивнул.
– Таариф инглизи?[18]
– Йес!
– Твои раны скоро заживут, – на хорошем английском сказал врач. – Самое плохое, что сейчас мешает тебе, – это слабость. Но ты молод, хорошая еда и покой быстро вернут силы. Через пару дней мы двинемся к колодцу на западе, а к концу недели ты будешь способен трогаться в путь. Я дам вам верблюдов и провожатого, с ним вы доберетесь до Нила.
– Спасибо вам большое! Помирать – это так паршиво…
Халид тихонько рассмеялся и нацепил очки в тонкой золотой оправе.
– Ну-с, повернись на левый бок, я посмотрю выходное отверстие.
Обмыв рану, шейх смазал ее чем-то холодившим кожу и сменил повязку.
– Отдыхай.
Кивнув Антону, Халид покинул шатер, а Исаев вздохнул, косясь на Лушина.
– Я так и не понял, что делать с тобой, – проворчал он. – Прибить сразу или потом?
– Сразу не получится, слабый ты еще, – ухмыльнулся Антон. – Лучше потом!
– Потом… – вздохнул Марлен. – К Нилу – это хорошо, хоть с жажды не помрем… А дальше как? Чего лыбишься? Ты куда дальше-то собрался? А? В Лондон? Или в Москву?
Антон посерьезнел.
– В Москву, – сказал он не без вызова.
– Стало быть, по пути, – хладнокровно заметил Исаев. – А как? Пароходом? Отпадает. Самолетом? Хм… Сомневаюсь, что в Каире можно купить билет на рейс до Москвы. Да и не это главное. Главное – связь! Нам нужно связаться со своими! Мне, по крайней мере.
– Тогда нам в Каир, там найдутся мощные радиостанции.
– Ага. Попросим часовых, и они проведут нас прямо к радистам…
– Зря смеешься, пароли мне известны. Я и в Тегеране, и в Аммане, и в Каире мог бы выйти на связь с Лондоном. Обойдусь и без радистов – те удалятся, еще и честь мне отдадут.
– Хм… Ну, если так только… Хотя… Было бы гораздо лучше, если бы тебя сочли погибшим. Ну и меня заодно. Мертвых не ищут. И не преследуют.
– Ничего, – криво усмехнулся Антон. – Я и в живых как-нибудь перекантуюсь!
* * *
За два дня окрепнуть не удалось, конечно, но Марлен уже сам стал подниматься и выходить, опираясь на посох. Прогулки его были непродолжительны, он сильно уставал, но выздоравливавшему организму требовалось движение.
Лагерь бедуинов жил своей жизнью – люди пасли верблюдов и непарнокопытную мелочь, пекли лепешки, ткали. Всем находилось свое дело, даже крикливым пацанятам.
На третий день стали готовиться к переходу. «Бледнолицым» подвели самых смирных и ленивых верблюдов-мехари. Взгромоздиться в седло Исаеву было тяжеловато, но он таки взгромоздился, а какая-то из женщин, постреливая глазками, повесила ему на луку седла флягу из сушеной тыквы. Во фляге плескалась не вода, а верблюжье молоко. На жаре оно быстро скисало, вот его-то и пили в дороге.
И начался маленький исход.
Как-то в Таиланде Исаевы заехали в Канчанабури, где Марлен прокатился на слоне. Оказалось, что ездить верхом на лошади вовсе не трудно, как он полагал, и куда удобнее, чем на сером гиганте с хоботом – мослы под седалищем плавно двигались, как здоровенные шатуны.
Верблюд же доставлял еще меньше комфорта. Двигаясь с той же скоростью, что и слон, он заставлял седока качаться во все стороны, особенно вперед-назад, в такт своей поступи. И даже после недолгого перехода начинала болеть спина. И ягодицы.
Но выбора-то нет! Не пешком же тащиться по пескам, когда в тени плюс пятьдесят, вот только тени этой благословенной нет и не предвидится.
Первые минут пятнадцать Исаев просто терпел эту бесконечную раскачку, обозревая с высоты положения безрадостную картину – сыпучие барханы да глыбы черного камня. Потом пришло отупение.
Когда впереди показались скалы, Марлен не заметил их – все его силы уходили на то, чтобы удержаться в седле. Покинув своего мехари, он едва не упал. Антон поддержал и провел в желанную тень, отбрасываемую скалой.
Душно было по-прежнему, да и от каменных откосов несло жаром, но хоть солнце не пекло.
Марлен совершенно без сил опустился на расстеленную шкуру и привалился спиной к горячему боку скалы. Ох…
Кваску бы холодненького… Пил бы и пил…
Исаев невесело хмыкнул и покосился на Антона. Убил бы…
Вот как к нему относиться, к «агенту империалистического государства»? Ошибся, дескать, однако встал на путь исправления?
Вроде бы так и есть, но вот зачем ему этот дурацкий «тур в Египет»? Там война идет, немцы прут, а он тут прохлаждается. Загорает, вернее. Еще точнее, задыхается…
Хотя, если разобраться, виноват ли Лушин сам по себе? Сын белогвардейца и эмигранта, он покинул «Совдепию», накопив изрядное количество тошных воспоминаний. Неудивительно, что Антон вырос с ненавистью ко всему советскому, тем более что западная пресса столько помоев вылила на страницы своих газетенок – брехни об СССР тогда было не меньше, чем сейчас (потом!) об РФ.
Причем у Антона все это немного по-детски. Вон Лушин сам же рассказывал, как его отец тосковал о России, но не испытывал к покинутой родине злобы. Это уже сам Антон «обиделся» на СССР – за родителей, за себя. Потому-то и принял легко предложение шефа МИ-6. Хотел навредить, а приехал – и стыдно стало. Народ воюет, фашистов бьет, а он им исподтишка гадить будет? Вот и перековался…
А то, что все-таки взялся выполнить задание… Ну, тут, наверное, отрыжка либерализма подействовала. Ведь при всех своих потенциях Лушин остается интеллигентом, а к этой прослойке либеральные идейки цепляются, как репейник за штаны.
Ведь кто такой среднестатистический интеллигент? Это слабое, усиленно болтающее и рефлексирующее существо, образованное, грамотное, начитанное, нахватавшееся чужих мыслей – и забитое чудовищным комплексом неполноценности. В среде пролетариев «интель», со всей его трусоватой вежливостью и житейской несостоятельностью, выглядит полным ничтожеством – бессильный и безвольный, не могущий дать сдачи хулигану, беспомощный, никогда не бравший в руки молоток, топор или отвертку, но высокомерно оправдывающий прорастание своих не-умелых ручонок из заднего места неким высшим предназначением, высокой духовностью и прочими вытребеньками. И неудивительно, что именно интеллигенты чаще всего пишут доносы – не способные открыто и честно противостоять, они учиняют мелкие пакости.
Конечно, рабочий люд тоже всяким бывает, «народ-богоносец» – это дурацкая выдумка графа Толстого. Пьянь, рвань, «серая сволочь» – хватает и такого контингенту. И все же именно рядовой рабочий или крестьянин – это надежа и опора государства. Это они, рабочие и крестьяне, идут в атаку и бьют врага. А рядовой интеллигент, как тот Пьер Безухов на Бородинском поле, скулит и таращится с ужасом на кровавую кашу войны.
Опять-таки, интеллигенты тоже разные бывают, тут все от человека зависит. Просто все эти теперешние «совслужащие» или будущие «манагеры» всеми силами стараются возвыситься над «толпой», которую они не знают, боятся и презирают. Они с тоской и с завистью глядят в сторону Европы, подобострастно принимают все тамошние «ценности», бормочут о своих правах – сейчас это дедушки тех самых «креаклов», «двух процентов вечного дерьма». Креативного быдла.
Либерастические мозги устроены иначе, чем нормальные, их восприятие и сознание подвержены чудовищной дисторсии, в «креативных» умах реальный мир искажается и уродуется, словно в кошмарном сне.
Либерализм – философия и идеология мещанства. Либерал требует полной свободы и соблюдения всех его прав, вовсе отрицая обязанности, а исполнение долга воспринимая как рабство. Переубедить такого человека невозможно, это интеллектуальное меньшинство нетрадиционной ориентации, и оно неизлечимо – операции на разуме пока что за пределами знаний.
И даже тот довод, что Гитлер – это воинствующий мещанин и вождь либералов, давший им новую свободу – убивать, не действует.
«Интеллигентики» готовы верой и правдой служить немцам, ибо, как сказал Корней Чуковский, «они нас научат культуре»…
…Размышлизмы нарушила бедуинка, принесшая Марлену пару лепешек и пиалу с бобами. Сверкнула зубами.
Исаев улыбнулся в ответ. Лепешка была очень вкусная, поэтому, далеко заплыв в потоке сознания, он так и не решил, как же ему относиться к Антону.
Лушин – не враг… Уже не враг. Друг? Или, по Высоцкому, «и не друг, и не враг, а так»? Ладно, замнем для ясности…
Мимо медленно прошествовала парочка верблюдов, нагруженная 12,7-мм пулеметом «Браунинг», наверняка снятым с «Либерейтора», и патронными лентами в корзинах.
Неожиданно за скалами, за песчаными холмами, ограждавшими лагерь с севера, раздался глухой гогот пулемета.
«Еще один?» – лениво подумал Марлен, доедая лепешку.
Если бедуины поснимали все пулеметы с Б-24, то они неплохо вооружились…
В это время на верхушку холма выскочил верблюд. Он скакал, подбирая раненую ногу, и истошно верещал. Тут его настигла короткая очередь, разнесшая гривастую шею, и животное покатилось по склону.
В иное время Исаев бы вскочил, но сейчас он просто встал, напрягая ноги.
– Что случилось? – спросил он подбегавшего Антона.
– Итальянцы! – крикнул Лушин.
Подбежав, он сунул Марлену «кольт» – не револьвер, а пистолет, табельное оружие командира «Либерейтора».
– Держи!
Бедуины, гневно выкрикивая угрозы в адрес невидимого агрессора, побежали к скалам, а Исаев, запихивая «кольт» за пояс, поспешил как мог к верблюдам, тащившим пулемет.
– Помоги!
Вдвоем они сняли увесистый «Браунинг». Подскочили два кочевника и сняли корзину с патронами. Что они там с Антоном лопотали, Марлен не разумел, но троица быстро договорилась и понеслась к небольшой возвышенности, где из песка выглядывали большие каменные глыбы.
Между двух каменюк бедуины поспешно вколотили в песок некое подобие сошек и водрузили на них пулемет. Отсюда хорошо обстреливалась вся северная сторона стоянки.
– Заправляй! Будешь вторым номером…
Антон бухнулся на колени и торопливо зарядил «Браунинг», вставляя ленту с огромными патронами.
Не КПВТ, конечно, но и такая пулька запросто голову оторвет… Или пробьет броню в большой палец толщиной даже с полукилометра.
Подавляя крики людей и верблюдов, взвыл мотор, и на вершину бархана, эффектно расшвыривая песок, выкатился легкий танк «Фиат-Ансальдо». Из люка на башне высовывался макаронник в дурацком шлеме, похожем на шапку Мономаха, и весело смеялся, наблюдая, как стрелок шпарит из пулеметов.
Марлен мрачно улыбнулся, сжимая рукоятки. Поведя стволом, он нажал на спуск и выпустил короткую очередь. До танка было не более полусотни метров, а пуля «Браунинга» и со ста метров прошивает стальной лист в двадцать пять миллиметров. Борт «Фиата-Ансальдо» был тоньше…
Звездчатые дыры от попаданий изукрасили танковую «броню», и офицер, торчавший в люке, заорал от боли.
– Что, сука, лапку больно? – процедил Исаев.
Он уже хотел было снять танкиста, но кто-то из бедуинов опередил его, засадив в итальянца из старенького «ли-энфильда». В тот же момент рванул бензобак, и танк, съехав со склона, загорелся.
А на бархан уже въезжала новая цель – трехосный грузовик «Спа-Довунке», в кузове которого прятались под тентом неустрашимые солдаты дуче. Очередь, пущенная по кабине, разнесла двигатель, и грузовик едва не перевернулся. Став боком, он задымил, а итальянцы, громко крича, посыпались из кренившегося кузова, разбегаясь и паля во все стороны из «беретт».
Еще одна очередь добила трехосник – он вспыхнул, потом стали рваться запасные канистры с бензином, и Марлен переключился на итальяшек. Впрочем, бедуины и сами с ними справлялись, стреляя со скал.
Солдатам деваться было некуда, они падали на песок, двое даже залезли под грузовик, и очень невовремя – «Дуванке» медленно перевернулся вверх колесами. Огонь заревел еще сильнее.
И было явление третье: на изъезженный бархан выбрался еще один танк, поводя 37-мм пушкой. Марлен, не думая, выпустил очередь по башне, но пули не смогли ее пробить. Тогда он повел дулом, сосредотачивая огонь на гусенице.
В ленте, кроме обычных патронов, хватало и тех, что отмечались красными кончиками – это были трассирующие. Расстояние до цели было совсем невелико, поэтому трассеры не успевали разгореться красивым малиновым пламенем, они лишь протягивали дымные шнуры, соединяя дуло пулемета и траки. Короткой очереди хватило, чтобы гусеница лопнула.
В ту же секунду, перекрывая жалобный звон, грохнула пушка. Исаев лишь вжал голову в плечи. Снаряд усвистал в пустыню, а вот 12,7-мм пули перебили «Фиату-Ансальдо» вторую гусеницу.
Неизвестно, кто из экипажа танка оказался дурнее – его командир или механик-водитель, а только бронемашина взревела, пуская синий выхлоп, и двинулась вперед, вниз по склону бархана. Лопнувшие гусеницы были с лязгом отброшены, и катки танка погрузились в песок. Двигатель взревел и заглох – «Фиат-Ансальдо» сел по самое днище.
Исаев злорадно усмехнулся – танк стоял на склоне, открывая верх корпуса и башни, где броня была тоньше всего. Очередь легко пробила верхний люк, задевая моторный отсек. Горючее и боеукладка вспыхнули одновременно. Рвущиеся снаряды чудом не сорвали башню, лишь огонь рвался изо всех щелей, испепеляя все живое внутри корпуса.
– Готов! – возбужденно заорал Антон.
– Ага, – выдохнул Марлен.
Надо полагать, бедуинам было лучше видать сверху – крича и потрясая винтовками, они побежали к подбитым машинам, добивая немногих уцелевших.
Шейх мог быть доволен: трофеи перепали знатные.
– С викторией вас! – ухмыльнулся Лушин.
– И вас, – церемонно ответил Исаев.
Глава 22. Большое откровение
Шейх Халид был очень благодарен Марлену, который, по сути, в одиночку отбил нападение заплутавшего итальянского отряда. А уж сколько нужных и просто красивых вещей досталось кочевникам! А оружия сколько!
Поэтому, когда истекла неделя, Халид исполнил свое давнее обещание – выделил верблюдов и дал проводника. Причем в дорогу Исаева с Лушиным снабдили по высшему классу – и водой обеспечили, и провизией. Бедуины редко ели мясо, но тут уж расстарались, напекли и наварили. И оружием обеспечили – выделили три автомата «беретта», с виду смахивавших на «ППШ» с плоским магазином-рожком.
Весь день Марлен с Антоном отсыпались да отъедались, а вечером, когда село солнце, тронулись в путь.
Их провожатый был молод, но преисполнен достоинства. Звали его Саид. Он важно объяснил Лушину, что поведет их от колодца к колодцу до самой реки.
Впрочем, прирожденная живость скоро смазала нарочитую суровость Саида. Еще не взошла луна, а бедуин уже вовсю болтал с Антоном, повествуя о тайнах пустыни.
Остановку по пути сделали совсем короткую, ради Марлена. Луна выбеливала пески и, чудилось, покрывала барханы изморозью – так было холодно. Пустыня быстро остывала после дневного зноя, поэтому даже скромный костерок из травы, нескольких веточек акации и пересохшего кизяка согревал озябшее тело.
– Вот ведь время… – задумчиво проговорил Лушин, подкладывая в огонь откопанный корень. – Бедуины приняли ислам, стали говорить по-арабски, но ведь это лишь в последнюю тысячу лет, а кто их предки, никто не знает. Раньше в этих местах проживали ливийцы, а западнее – гараманты. Может, и те самые древние египтяне, что строили пирамиды, тоже добавили своей крови бедуинам. Кто знает… Вот тот же Халид потчевал тебя всякими пустынными снадобьями. Может, эти его знания еще от гарамантов – те, говорят, сведущи были в знахарстве, как и в колдовстве, впрочем. И откуда взялись сами гараманты, тоже неясно. Античные авторы намекают, что предки этих полукочевников явились из-за моря. С Крита? Или из самой Атлантиды? Как теперь узнать?
– Ты веришь в Атлантиду? – улыбнулся Исаев.
Антон пожал плечами.
– Ну, как – верю… Тут надо точно знать. Понимаешь, Платон слишком подробно дал координаты Атлантиды. Разве так поступают, когда говорят о выдуманной стране? Не в тридевятом царстве, тридесятом государстве, а конкретно – за Геркулесовыми Столпами. Причем Платон в тексте, не помню уже, в «Тимее» или в «Критии», говорит, что за Атлантидой, дальше на западе, лежит земля, которая и ограничивает «тот истинный понт». Может, он Америку имел в виду?
– Может, и так, – проговорил Марлен, благодушествуя.
Сейчас его уже не грызло беспокойство – они возвращались домой, на Родину. Еще не было ясно, как именно добраться до родных мест, но движение уже начато, а с трудностями они справятся.
Антон беспокойно поерзал.
– Марлен… – начал он неуверенно.
– М-м?
– Я все эти дни хотел тебя спросить…
– Не тяни.
– Понимаешь, когда ты лежал в лихорадке, ты был весь мокрый, метался, просил пить… И бредил.
Исаеву стало зябко в душе, и он поежился.
– Бредил? – переспросил он, напрягаясь.
– Да… Только это был не совсем… разгул больного воображения. Ты не гонял чертей, как пьяницы, а вспоминал какую-то девушку…
– Наташу, – облегченно сказал Марлен.
– Да, ты звал именно ее! И еще… Ты постоянно просил прощения у матери… Извинялся… Хм… За то, что ты с батей здесь, а она осталась в будущем.
«Та-ак…»
– В будущем? – изумился Исаев, чувствуя, что фальшивит.
– Да, – негромко сказал Лушин. – Я постоянно дежурил у твоей… э-э… койки, я и Лейла. Но она-то по-русски ни бум-бум, а я все слышал. Как ты спорил с Бергом, как доказывал, что компутеры на больших интегральных схемах советская промышленность освоить не в состоянии, поскольку отсутствует планарная технология. Это я сейчас все составляю по порядку, а тогда пытался понять, о чем ты говоришь, и как-то связывал обрывки в целое. Компутер – это вычислитель?
– Компьютер, – сухо поправил его Марлен.
Антон вздохнул.
– Я узнал то, что не следовало знать шпиону? – грустно улыбнулся он.
– Честно?
– Честно, – твердо заявил Лушин, глядя Марлену в глаза.
– Если честно, то я не знаю, как к тебе относиться. Вот только какой из тебя шпион…
Антон покивал.
– Знаю, что очень перед тобой виноват. Ты едва не помер из-за моей нерешительности… Из-за моего идиотизма, можно и так сказать. И я не буду клясться, что приложу все силы и старания, дабы исправить ошибку, только потому, что ты терпеть не можешь пафос.
– Это точно…
Зависло молчание, но Марлен уже понимал, чувствовал, что сейчас, этой вот ночью в пустыне, должно что-то решиться, что Лушин не будет согласен на недоговоренность.
– Когда Мензис показывал мне фотографии «Ис-15», я был и удивлен, и уязвлен, и горд. Но потом, коварно… хм… проникнув в Центр, я удивился еще больше – и насторожился.
– Насторожился?
– Да. Слишком много было непонятного и необъяснимого. Понимаешь… Построить реактивный самолет за несколько месяцев с нуля невозможно. Нельзя заранее предусмотреть то, что проявится лишь во время испытаний. Испытания за испытаниями, переделки за переделками – вот что такое создание реактивной машины! Это бы заняло лет десять как минимум, но ведь никаких работ тогда у вас не велось – ни по турбореактивным двигателям, ни по аэродинамике. «Ис-15» появился сразу! А так не бывает. Признаться, я подозревал поначалу, что твой отец – перебежчик из Германии, из КБ Мессершмитта или Хейнкеля, но это оказалось полной ерундой. Я ведь могу сравнивать тот уровень, который достигнут в Британии, и тот, который я увидел в цеху у Ильи Марленовича. Они совершенно разные, и до вашего англичанам не дотянуться, как и немцам. Я не буду все перечислять, но было множество деталей, до которых никак не дойдешь сразу, без многолетнего опыта. И больше всего было похоже, что твой отец явился откуда-то с готовыми чертежами. Откуда, спрашивается? Ни одна страна мира не обладает тем, что можно увидеть в Центре! И разве дело в одних самолетах? А ваши радиофоны? Транзисторы – это же настоящий переворот в технике!
А ракеты? Локаторы? Телевизоры? Господи, да я видел в Центре то, что в Америке или в Европе появится в лучшем случае лет через десять-пятнадцать, а то и двадцать! Версии у меня были всякие… Кстати, о моей шпионской деятельности. Я регулярно передавал в Лондон сообщения, но, скажем так, обтекаемой формы: прибыл, устроился, втерся в доверие… Никакой конкретной информации от меня Мензис не получал. Да, насчет версий. Я, знаешь ли, люблю романы Уэллса, особенно «Войну миров»…
– Читывал, читывал…
– Тогда должен помнить, как там в конце было, после пришествия марсиан – сразу подъем пошел с прогрессом, люди освоили марсианские многорукие машины и прочую технику. Я и по-думал: а что, если так и в СССР случилось? Прилетели к вам марсиане, куда-нибудь в Сибирь, и передали технологии? Ну, может, и не по-хорошему передали, а вы их очень попросили… с применением танков. Или не марсиане вовсе, а обитатели Венеры…
Марлен вздохнул.
– На Марсе жизни нет, – сказал он с ноткой обреченности в голосе, – там холодно и очень разреженная атмосфера. А на Венере, наоборот, атмосфера очень плотная, как у нас в океане на глубине километра. И почти плюс пятьсот на поверхности.
– О! – поднял палец Антон. – Еще один довод в пользу моей последней версии – это когда я понял, что мой любимый Уэллс снова дает мне подсказку. – Помолчав, Лушин решительно закончил: – «Машина времени»! Я прав? Ты – из будущего! И ты, и твой отец, и Виктор. Возможно, и Михаил Краюхин. Это правда?
– Это тайна, – буркнул Исаев. – Под грифом «Особой государственной важности».
– Так это правда? – настойчиво повторил Лушин.
– Да! – раздраженно ответил Марлен. – Да! Ты нас вычислил. Доволен?
– Очень! – заулыбался Антон. – Иначе эта задача не имеет решения. А так все факты выстраиваются в непротиворечивую систему.
– Зануда…
– Ага… Ты не волнуйся, Марлен, я ничего никому не скажу. Просто… Ну, я тебе уже говорил про клятвы, могу еще раз повторить. Тут ведь не только пафос. Клятва – это всего лишь слова. Главное тут – кто клянется. Хм… Вот ты говорил, что не разобрался со мной. Самое смешное, что я и сам не разобрался с самим собой! До недавнего времени меня мучили сомнения. Ведь что ни говори, а переход на вашу сторону – это предательство по отношению к Британской империи. Но ведь я русский! Очень мне мешала эта муть в душе, а вот когда до меня дошло, откуда ты, то сразу успокоился. Почему – не знаю, логики здесь нет. Просто мне все стало ясно. Извини, я не признаю великими людьми ни Сталина, ни тем более Ленина, я вовсе не уверен, что советская власть – благо для России. Тем не менее я готов сделать для СССР все, что могу и должен. Просто потому, что это страна, в которой я родился и где хочу жить. Жить, работать, учиться… Воевать, если придется. Вот… так.
И опять зависло молчание. Но напряжения не было.
Вздохнув, Исаев начал:
– Я родился в тысяча девятьсот девяносто втором, в тот самый поганый год, когда коммунисты развалили СССР. Нашлись предатели – один был генсеком, другой председательствовал в Свердловском обкоме. И оба – гниль. За несколько лет растащили Союз по уделам, разворовали все… Все как у Маркса – период первичного накопления. Стали строить демократию и вводить капитализм. Появились богачи и гангстеры, взятки хапали миллиардами… К началу XXI века все немного устаканилось, да и президент оказался мужиком толковым. Кстати, батя мой тоже бизнесмен, миллионер. И все-таки он здесь, хотя я первым в этом времени оказался… Про машину времени я тебе ничего не скажу, потому что не знаю. Ну, есть такая штука, вроде как двери в прошлое, а уж кто их смастерил и когда – хрен его знает… Ты про Краюхина упоминал… Да, он тоже из будущего. Я его в том времени искал, как частный сыщик, как Шерлок Холмс, – прадед Мишкин попросил. А когда я понял, что Мишка угодил в 41-й, то решил его спасти, хотя бы ради старика. А сюда попал, повоевал – и понял, что не смогу вернуться, пока тут война. Ну как бы я бросил своих? Я, даже когда меня в Центр отправили, переживал все – мне-то тепло и сытно в тылу, пули вокруг не летают, а они там на передовой. А мама… Она там осталась, в будущем, и не знает даже, где мы с батей пропадаем.
Антон помолчал, едва дыша.
– Мы победим? – спросил он наконец.
Почувствовав к Лушину благодарность за это «мы», Марлен кивнул:
– Обязательно. Но теперь уж и не знаю когда. В той истории, которую я учил в школе, война закончилась в Берлине 9 мая сорок пятого.
– Ничего себе… Еще три года воевать?
– В том-то и дело… Когда мы с Викой угодили в 41-й, было начало августа. И сразу наметились изменения – генерал армии, в которой мы служили, должен был погибнуть 4-го числа, а он выжил. И дивизию Панфилова не стали перебрасывать на другой фронт, в итоге и Панфилов остался жив. И Вяземского котла не случилось. Понимаешь? История стала меняться! А Центр для того и создан, чтобы мы победили малой кровью, не тянули до сорок пятого. Знаешь, что было на самом деле… Тьфу, глупость сморозил! Получается, что эта историческая последовательность, в которой мы, уже и не взаправдашная. В общем, в той реальности, которая была мне известна в 2016-м там, здесь в июле сорок второго сдали Севастополь, а еще в мае немцы победили под Харьковом и поперли на восток – до Волги дошли, до Кавказа. И только в феврале сорок третьего мы их разбили под Сталинградом. А теперь все по-другому, держится Юго-Западный фронт!
Обиженно заревел верблюд, и Марлен словно вернулся в явь. Саид позвал Антона.
– Пора! – бодро сказал Лушин, вставая. – Скажу одно: теперь возвращение в Москву для меня уже не долг, а горячее желание! Поехали.
– Поехали, – вздохнул Исаев.
Глава 23. Дельта Нила
Ехали до самого рассвета, а когда поднялось солнце, медленно накаляя пески, Саид привел всю компанию в глубокое ущелье, где, окруженный густыми зарослями акации, обнаружился родник.
Бедуин сперва напоил животных, затем пришел черед людей. Привычно став на карачки, Саид забрался в глубокую пещеру, сохранявшую прохладу. Здесь и завалились спать.
Исаев до того устал, что продрых до самого обеда. Перекусив лепешками с мясом и бобами, продолжил упражнения в дреме.
К вечеру в гроте стало душно, и Марлен выбрался наружу.
«Похолодало» – градусов сорок в тени, не больше.
Разложив кошму из верблюжьей шерсти, чтобы не знакомиться с членистоногой нечистью, Лушин с Исаевым уселись в зыбкой тени акаций и продолжили прерванный ночью разговор. Говорил в основном Марлен – рассказывал о войне, Великой Отечественной и «холодной», об атомной бомбе, о «Пиндостане» и «Гейропе», об Интернете и космических полетах.
А после заката, когда солнце ушло за горизонт, где древние египтяне располагали свой рай – Поля Иалу, градус стал падать. Затрещали камни, остывая, синие сумерки как-то сразу зачернели ночью. Разгорелись звезды, особенно большие и ясные – их света хватало, чтобы видеть путь.
И снова мехари топали, одолевая километры и мили. На четвертый день пути маленький караван вышел к великому Нилу.
Огромная река несла мутные воды мимо, и казалось невозможным, что отдалившемуся от нее грозит смерть от жажды.
Марлен и Антон распрощались с Саидом, и тот, подмигнув заговорщицки, протянул им пачку мятых долларов.
– Он говорит, что это «не те» деньги, не фунты, – перевел Лушин. – А вдруг нам пригодятся? Мы же белые, как-нибудь договоримся со своими…
Марлену было не совсем приятно брать доллары, заимствованные из карманов экипажа «Либерейтора», но они реально пригодятся им.
Хватило часа, чтобы добрести до крошечного городка ниже по течению. Бесконечные плантации финиковой пальмы радовали глаз, а уж пройтись в их зеленистой тени было приятней вдвое.
В городишке Эль-Мастаба нашелся даже отель, где Исаев с Лушиным остановились – и впервые за много дней приняли душ. Бородки сбривать не стали, но прикупили дешевую одежду для заезжих туристов – в ней они выглядели арабами, вырядившимися как европейцы. Ну и пусть, зато конспирация.
Слава богу, никто пока не требовал с них документы.
Прогулявшись на пристань, друзья (все-таки друзья…) узнали приятную новость: завтра должен будет подойти пароход «Судан». Это был старый колесный пароход, обставленный фирмой Кука для туристов из Англии. Британцы совершали на нем прогулки от Асуана до Каира, осматривая достопримечательности.
С началом войны туристов не стало, и владельцы судна еле сводили концы с концами, перевозя редких пассажиров.
Поев, погуляв, поспав, Марлен с Антоном поднялись на борт «Судана». Цены упали настолько, что им хватило долларов на оплату каюты люкс.
Простояв час, пароход дал гудок и запыхтел, завертел колесами.
Выйдя на середину реки, «Судан» стал походить на утлый челн, несомый величественным потоком.
Торговцы и военные, занимавшие каюты, не донимали Исаева с Лушиным. Жизнь текла плавно, как Нил.
К удовольствию Марлена, «Судан» проплывал мимо храмов и прочих мест, завлекавших туристов ранее, и должен был прибыть в Каир быстрее обычного.
Исаев редко заглядывал в салон, где вели степенные беседы отставные английские полковники и торгаши средней руки. В основном он прогуливался по широкой прогулочной террасе главной палубы, с которой можно было попасть в каюту, и регулярно появлялся в ресторане. Пассажиры же предпочитали подниматься по пологому трапу на верхнюю палубу, откуда открывался лучший вид. К тому же там располагался бар.
Делать было совершенно нечего, но пустыня приучила Марлена к совершенно бедуинскому восприятию жизни, не замутненному причудами цивилизации. За три дня пути он хорошо отдохнул и даже поправился, перестав походить на отшельника, питающегося одними акридами.
Каир образца 42-го года оказался таким же шумным и пыльным, как и семьдесят лет спустя.
В одинаковых широких штанах и тупоносых американских ботинках, в белых рубашках с галстуками, в наброшенных на плечи пиджаках с Олд-Бонд стрит и в мягких шляпах, Марлен с Антоном больше всего напоминали гангстеров, какими их изображал Голливуд.
– Ты хорошо говоришь по-английски, – сказал Лушин, поднимаясь в вагон старого трамвая.
– Учился в школе с английским уклоном.
– Тогда будешь играть роль моего помощника.
– Yes, sir.
– Come on!
Доехав до нужной улицы, друзья-приятели вышли, и Антон кивнул в сторону массивного серого дома, над которым уходила в небо антенна, укрепленная растяжками.
– Нам сюда.
– О’кей…
Марлен коснулся рукой пиджака, выдавая, что под ним прячется наплечная кобура с «кольтом».
– За мной.
Какой именно штаб находился в запутанных коридорах серого домины, Исаев так и не понял. То ли Королевский флот здесь прижился, то ли Королевские ВВС. Однако, как оказалось, Секретную службу Его Величества здесь уважали. Ну, или побаивались.
– Чему обязан, джентльмены? – величественно спросил дежурный офицер в холле.
Лушин назвал ему пароль весьма прохладным голосом, и должностное лицо тотчас же обрело все признаки дружелюбия.
– Что угодно мистеру… э-э…
– Смиту. Мне нужна радиосвязь с Лондоном. Немедленно.
– А-а… – Офицер перевел взгляд на Исаева.
– Он со мной.
– Ага. Пройдемте, джентльмены…
Тесная комната, заставленная гудящей аппаратурой, обнаружилась этажом выше. Попросив выйти радиста, Лушин быстро разобрался во всех кнопках, рычажках и переключателях.
– А ты знаешь, как связаться с Москвой?
– Плох тот шпион, который не знает таких элементарных вещей… Уж коли мы «Энигму» стащили у немцев, то и с вашим шифром разобрались бы… Так… Тихо!
Быстро и четко проговаривая коды, Лушин несколько раз вызывал Москву. От напряжения Антон колотил ногой в пол, словно отбивая нервный такт, и сразу облегчение – серьезный женский голос стал называть трехзначные числа. Лушин быстренько их записывал.
Передача закончилась, и Антон, утирая пот со лба, сказал:
– Сказали, чтобы ждали пять минут.
– А что ты сказал им?
– Передал, что ты жив-здоров, и запросил самого Берия! Сейчас там все закрутилось, завертелось…
В дверь деликатно постучали.
Антон с Марленом переглянулись.
– Я открою, – сказал Исаев.
Отворив дверь, он увидел давешнего офицера, реявшего на заднем плане, а впереди, выставив весьма заметное брюхо, стоял другой служака – в форме, в каске и с рукой, лежавшей на кобуре.
– Ваши документы, сэр, – пророкотал он.
– Обойдешься, – бросил Марлен и захлопнул дверь, мигом задвигая засов.
В дверь тут же затарабанили кулаками, затем в ход пошли ноги.
– Стрелять не должны, – сказал Антон, – аппаратура дорогая…
Марлен подскочил к окну и выглянул наружу. Он увидел внутренний двор, забитый тентованными грузовиками и штабелями ящиков. Несколько «томми» лениво слонялись, изображая трудовую деятельность. Метров пять до ближайшего тента…
– Запасный выход!
– Вызывают! – подскочил Лушин и стал строчить на бумажке, мгновенно мусоля карандаш. – Ага! Все! Уходим!
Пока Марлен сражался с перекошенной оконной рамой, Антон поджег свою писульку, дождался, пока бумажка догорит, и растоптал ее в пепел.
– Пошли!
Исаев выбрался на широкий карниз и приготовился прыгать.
– Первый пошел! – прокряхтел Лушин.
Марлен оттолкнулся и прыгнул вниз. Тент грузовика, натянутый на дуги, лопнул под его весом, но падение затормозил-таки. Подскочив, Исаев тут же перевалился за борт. На соседний «Лейланд» обрушился Антон, тент под ним тоже – лопнул.
– Бежим!
– Едем!
Марлен нырнул в кабину «Лейланда».
– Падай!
Антон «упал» на сиденье рядом и выдохнул:
– Эти уже там!
Грохот вышибленной двери растворился в рокоте мотора. Дернувшись, грузовик тронулся – испуганные «томми» порскнули в стороны.
– Держись!
– Стой! – донеслось с этажа.
– Ага, щас…
Разогнав «Лейланд», Исаев легко вышиб дощатые ворота и выехал на улицу. С трудом развернувшись в узком проулке, он погнал по нему, свернул в какой-то двор, выбрался под арку и оказался на шумной улице, где звякали трамваи и вовсю сигналили авто, как правило, сильно б/у.
Влившись в струю, «Лейланд» затерялся, как лист в опаде.
* * *
Трехтонку Марлен загнал на территорию каких-то складов да там и оставил. Чрезмерной прыти от англичан он не ждал – особого порядка те в Египте не навели, а король Фарук их не шибко жаловал. Так кому же за ними гоняться? В Англии им бы туго пришлось, а в Египте…
Немцы гордятся своим орднунгом и спесиво фыркают на русских за их bardak. И это немцы, единственная европейская нация, которая оказалась способна прижиться в России! Так вот русский бардак на фоне арабов выглядит, как орднунг.
Надо побывать в Каире, чтобы проникнуть в суть истинного бардака. Машины, к примеру, здесь водят не по правилам, а по настроению – сигналы светофора или дорожная разметка не для каирцев, здешние шоферюги их игнорируют. И так во всем.
– Ну, что тебе сообщили хоть? – поинтересовался Марлен, отряхивая руки.
– Так я ж тебе сказал, – удивился Антон.
– Когда это?
– Когда ты разворачивался!
– Не помню. Уши, наверное, другим заняты были.
– Короче говоря, надо нам пробираться в Дельту, и через четверо суток нас подберет советская подлодка.
– Подходяще! Тогда нам опять надо переодеваться, а то мы в этих костюмах как огурцы среди фиников.
Проблема с одеждой решилась достаточно легко – на окраине Каира можно было достать все что угодно: девушку на ночь или рабыню на всю жизнь, гашиш или оружие. Любой каприз за ваши деньги!
Посетив приличную с виду закусочную, друзья слопали по отменному кебабу, а после Антон тихонько переговорил с хозяином. Тот не стал отказываться от бакшиша и мигом достал подходящую местную одежду – короткие штаны, подвязываемые кушаком, длинные рубахи диш-даш и тюрбаны-аммамы. Сверху еще безрукавки, чтобы скрыть кобуры. Аллах акбар!
…Вечером на пристани объявились два араба – один молчаливый, другой говорил за двоих. И уговорил старого Абдуллу доставить их на берег моря. Абдулла был подозрителен – вдруг разбойники? – но солидная купюра живо уняла сомнения.
Рано утром, едва забрезжил рассвет, фелюга отплыла, оставив за кормой душный и пыльный Каир. На реке было чуток прохладней, вода словно отбирала зной. А Нил давно проснулся – из воды выглядывали островки, между ними курсировали паромы и лодки. Берегов видно не было – плотные стены тростника перекрывали подходы к суше. Изредка над зеленой шуршащей стеной ракетировали к небу минареты или высовывались постройки, до того тесно сгрудившиеся, что походили на слипшиеся пельмени.
Так фелюга и доплыла до Кунатира, городишки, выросшего в том самом месте, где Нил разделялся на два рукава. Здесь англичане выстроили дамбы, чтобы река не слишком разливалась, поэтому пароходы сперва высаживали пассажиров на берег и порожняком проходили шлюзы. Впрочем, к фелюге это не относилось, прошли и так, направляясь в правый рукав Нила, называемый Дамиетта.
Так назывался и городок возле устья, у самого синего моря, только арабы переиначили его в Думьят. Именно туда направлялся Абдулла, там был его дом, а вез он сети – рыбачить в озере Манзала, обширной лагуне, раскинувшейся между Думьятом и Порт-Саидом.
И потянулась Дельта – сотни и тысячи проток, озер, каналов, островов – зеленая, влажная и необъятная равнина. Крестьян здесь было напихано как кильки в банке, но кое-где попадались и глухие углы, заросшие хилыми деревцами и вездесущим тростником. То с левого борта, то с правого на берегу показывались деревушки, застроенные халупками из сырцового кирпича, попадались причудливые голубятни, в которых разводили «птиц мира» – на мясо, паслись буйволы, зеленели кукурузные, рисовые и хлопковые поля.
Раньше тут хватало живности, даже бегемоты водились, но последнего здешнего гиппопо застрелили еще в начале XIX века. Хотя, говорят, кабаны все еще попадаются.
Марлен расположился в носу фелюги, на тюках с чем-то мягким, и лениво посматривал вокруг, задремывая порой.
Почувствовав тень, Исаев приоткрыл один глаз – это Антон подсел.
– На всякий случай запомни место рандеву, – заговорил Лушин деловито. – Надо будет от Думьята пройти еще совсем немного по реке до моря, до местечка Рас-Эль-Бар. Там, где Нил вливается в море, англичане года четыре назад выстроили бетонную платформу, метров двести пятьдесят в длину, укрепив ею северный берег реки; платформа называется «язык Эль-Лисан». Именно там послепослезавтра в полночь мы и должны ждать. С субмарины вышлют надувную лодку и заберут нас. Понял?
– Понял, понял. Вместе и будем ждать, – проворчал Исаев. – Не упускать же из виду секретоносителя… Чего ты боишься? Все же нормально…
– Слишком нормально! Англичане, конечно, не в состоянии устроить облаву, но Египет для бегства самая неподходящая страна, тут все дороги, вся жизнь лепится к долине Нила, а уж перекрыть пару рукавов ничего не стоит. Тем более, что корветы флота Его Величества и без того дежурят на Розетте и Дамиетте. Египет – это как бутылка с двумя горлышками, и оба из них легко заткнуть пробками.
– На любую пробку всегда найдется штопор. Не маячь, а то выбиваешься из образа. Вон, бери пример с Абдуллы – этот даже за штурвалом дрыхнет…
…Южный ветер наполнял косой парус «сетти», растянутый парой реев, и вода бодро журчала вдоль облупленных бортов.
Глава 24. Срочное погружение
Владимир Тимофеев проснулся в тесной каютке от неожиданной тишины. Обычно на подлодке не бывает так тихо – и шаги передаются, и голоса, и гул дизелей. Журчание, шипение, стуки и грюки.
Зевнув так, что челюсть захрустела, Тимофеев потянулся и выдохнул. Хорошо!
Сколько себя помнил, он всегда мечтал стать подводником. Обожал книги Кусто, хотя и понимал, что на боевой субмарине иллюминаторов нет и любоваться «миром без солнца» не выйдет. Все равно тянуло на глубину. Однако служить пришлось в сухопутных войсках, так уж командование распорядилось.
Зато теперь… Владимир счастливо улыбнулся.
Он на борту собственной подводной лодки! Ну, как собственной… С самого февраля ее начали строить в Молотовске, городишке, переименованном при Хрущеве в Северодвинск. Борец с «культом личности» безжалостно выкорчевывал из народной памяти любое упоминание о реальном вожде, мстил мертвому с трусливым садизмом мелкого пакостника. А может, и не почившему вовсе, а убиенному – темна история со смертью Сталина.
Марленович и вовсе убежден, что ухайдакали Иосифа Виссарионовича. Нечистая троица постаралась: Хрущев, Маленков и Булганин. Не зря же они после власть делили! Мотив, короче, был.
Тимофеев, не вставая, погладил борт. Три месяца строили эту красавицу, среднее арифметическое между немецким U-ботом типа XXI и советской 613-й. Собирали секцию за секцией, на ходу осваивая новые технологии, опробуя рентгеновский аппарат для проверки сварных швов, а ведь верфи в Молотовске едва-едва «раскручены» – завод № 402 лишь начал строить линкор «Советская Белоруссия», а тут война. Пришлось заняться ремонтом «раненых» кораблей Северного флота да собирать морские охотники, по сути, большие катера. А тут – субмарина! Да какая!
Водоизмещение почти три тыщи тонн, в длину красавица вытягивается на девяносто с лишним метров. Семь отсеков, нижний и верхний ярусы. Ныряет глубже двухсот метров, а самое главное – она бесшумная!
Отказаться от редуктора, установить дизеля на амортизаторы – это были самые простые меры. А сколько мороки вышло с каучуковым покрытием корпуса! Зато теперь «Акула» шныряет тихо и незаметно.
Нормальный же тип – «А». А то – «Щука»… «Акула» – круче!
Тимофеев зажмурился. Он, можно сказать, наперегонки с судостроителями работал. Пока из Горького баржи шли с готовыми секциями, он мараковал над акустическими торпедами. Испытать их пришлось на лунинской «эске», «акулка» еще не готова была, зато теперь – полный порядок. Шесть носовых торпедных аппаратов, четыре кормовых, и три десятка САЭТ. Есть чем врагу грозить!
Сонар, он же гидролокатор «Тамир», обнаруживал цель за пару миль, отображая ее на экране. Шумопеленгатор «Феникс» брал одиночную цель за двадцать километров, а групповую и вовсе за сотню. И РЛС была с выдвижной антенной, работавшая на перископной глубине, и устройство для сжатия передаваемых по радио данных.
У немцев все это добро лишь через год с лишним появится, а у нас уже есть!
И жить подплаву легче стало – «Акулу» даже кондиционерами оборудовали. И опреснитель стоит, и душевая есть с горячей водой, и холодильники, и санитарные баллоны, позволявшие пользоваться гальюнами в подводном положении. Вот такой не лишним будет посетить…
Крякнув, Владимир сел на койку, взлохматил волосы, в последний раз потянулся и стал быстро одеваться. Он тут пока не командир, помощник только, но вахту стоять обязан.
«Акула» совершала свой первый океанский поход, вышла, так сказать, на фронтовые испытания – надо было проверить на практике, какова незаметность подлодки, опробовать новый гидролокатор, приучить команду ходить под шнорхелем. Ну а если попадется большое немецкое корыто, то потопить его на хрен…
Подумав о гидролокаторе, Тимофеев вспомнил о тех, кто его делал, и болезненно сморщился. История с похищением Марлена до сих пор не давала покоя. И ему, и Вике, а уж что чувствовал Илюха…
Это даже представлять не хочется – а вдруг Вика бы пропал? Что тогда? Как быть?
Странностей в том похищении хватало. Честно говоря, Тимофеев не верил, что Антон – агент британской разведки. Конечно, Ким Филби – фигура и врать не будет, но Владимир больше доверял собственному опыту. Лушин никак не вписывался в хрестоматийный образ шпиона, другим он был. Психологически. Даже чем-то походил на них, «попаданцев»: тоже испытывал трудности, сталкиваясь с советской реальностью.
Когда они покидали Полярный, пришли известия, что «Либерейтор», унесший Марлена, пропал. Илья и вовсе осунулся, а он тогда подбадривал его по телефону из штаба флота – не паникуй, типа, все путем! Раз пропал самолет, значит, Марлен сам взялся за дело и освободился! Версию о том, что «Б-24» тупо сбили, Владимир старательно обходил.
Тимофеев вздохнул. Марлен, Марлен…
Не хочется думать о плохом, но все равно лезут траурные мысли. Ему даже немного стыдно за то удовольствие, которое он испытывает в походе. И еще проскальзывают гаденькие думки: хорошо, мол, что с Викой все в порядке…
Ладно, хватит о грустном! Кыш-кыш, негатив…
…На днях миновали Ла-Манш и Бискайский залив, выбрались на чистую воду в Атлантику – шли в позиционном положении, выставив над водой одну рубку. В принципе, надо было строить некое подобие «Варшавянки» – с круглым, сигарообразным корпусом, тогда и скорость была бы побольше, но он поосторожничал, только что «раздул» лодку в ширину. Да и причем тут осторожность? Побоялся просто. Ну какой из него корабел? Опыта же никакого! Вся надежда была на местных знатоков, а в Судострое, как называли 402-й, настоящие зубры работали. Они хорошо разбирались в подлодках настоящего, вот только в 40-х до «Варшавянок» было далеко. Специалистов бы сюда из того самого грядущего! Толковых таких спецов.
Одному не разорваться, да и много ли он знает, кустарь-одиночка, «гость из будущего»?
Одевшись и причесавшись, заглядывая в маленькое зеркало, Тимофеев покинул каюту. Пройдя узким коридором верхнего яруса, спустился по трапу на нижний, проверил новые аккумуляторные батареи и снова поднялся наверх, в третий отсек, где располагался командный пост.
Каперанг Лунин приветствовал его скользящей улыбкой.
– Товарищ Тимофеев, поздравляю, прошли Гибралтар.
– Ура, – спокойно ответил Владимир.
– И еще одно «поздравление». Из штаба передали, чтобы мы шли к Египту – надо подобрать двух человек.
– Раз надо, подберем, – рассеянно сказал Тимофеев. – Агенты, что ли? Бойцы невидимого фронта?
– Не уточнили. Но сказали, чтобы разобрались на месте.
– Как интере-есно… Ладно, разберемся. Как локатор?
Лунин молча показал большой палец – во!
– До сих пор не нарадуюсь, – признался он. – Не лодочка, а мечта! Считай, мы пересеклись чуть ли не с двадцатью английскими фрегатами и эсминцами, и ни один нас не заметил! Хотя «асдики» ихние так и звенели.
– Жаль, немцы не попадались…
– Ну почему, попадались… Просто жалко было торпеду тратить на какой-то драный миноносец.
– Это – да… Может, хоть итальяшек повстречаем? Передадим привет дуче.
– Калибром 533 миллиметра! Ха-ха-ха!
– Товарищ командир! – доложил вахтенный. – Шумы прямо по курсу!
– А ну-ка…
«Акула» шла на перископной глубине, используя шнорхель, и Лунин мигом пристроился к перископу.
– А ты у нас пророк, Владимир Батькович! – громко сказал он. – Итальянец идет! По виду – линкор. И группа сопровождения с ним. Ага… Боевая тревога, торпедная атака! По местам стоять! Акустики!
– Курс цели двести десять градусов, скорость – шестнадцать узлов.
– Торпедный отсек, подготовить аппараты к стрельбе! Ставить глубину хода торпеды одиннадцать метров. Скорость – тридцать узлов.
– Есть!
Подойдя поближе, опознались – встречным курсом шел линкор «Витторио Венето», его сопровождали тяжелые крейсера «Больцано», «Гориция», «Триесте» и пара легких крейсеров – «Луиджи Кадорна» и «Эудженио ди Савойя». За ними в кильватерной колонне поспешали эсминцы.
«Акула», высмотрев добычу, погрузилась и начала подкрадываться, заходя сбоку.
– Первый торпедный аппарат! Второй торпедный аппарат! Третий торпедный! Товсь!
– Курс цели сто девяносто градусов, дистанция одиннадцать кабельтовых, угол упреждения двенадцать градусов, – выдал штурман.
– Рулевой – десять градусов вправо!
– Есть десять градусов вправо!
– Первый, второй, третий торпедные аппараты с двухсекундной задержкой – пли!
В центральном посту ощутили три толчка. В уравнительных цистернах зажурчала набираемая вода.
Лунин приник к перископу. Не похоже было, что итальянцы встревожились, хотя засечь пуски торпед они вполне могли. Но вот лодка себя не выдавала, тенью скользила в глубине и прислушивалась.
– Есть!
Три упругих толчка отозвались в море. Три взрыва. Три попадания.
Первая торпеда рванула под самой кормой линкора, разорвав сталь и образовав громадную пробоину десять на десять, заклинив оба правых вала и выведя из строя машину главного руля. Вода хлынула внутрь, и тут сработала вторая торпеда. Она взорвалась под днищем в районе кормовой 381-мм башни. Третья ударила под носовым машинным отделением, вызвав пожары, а уже огонь привел к детонации носовой группы артиллерийских погребов.
Форс пламени вырвался из барбета второй башни на десятки метров вверх, а сама башня сорвалась со своего места и кувыркнулась за борт. Корпус начал переламываться в районе носовой надстройки, и в это время грянул чудовищный взрыв, вскрывший палубу на корме – тонны и тонны кордита не выдержали грубого обращения и снесли башню, одновременно вышибая днище.
Переломившись, «Витторио Венето» очень быстро пошел ко дну.
– Торпедисты – товсь!
– Есть товсь!
– Четвертый торпедный аппарат! Пятый торпедный! С двухсекундной задержкой – пли!
И еще две торпеды ушли к итальянской эскадре. Крейсера сбились в кучу, и промахнуться было просто невозможно – не попадешь в «Триесте», угодишь в «Больцано».
Торпеды были настроены на глубину восемь метров – как раз чтобы проскользнуть под днище тяжелого крейсера.
Взрыв прогремел по правому борту крейсера «Гориция» в районе кормовой переборки машинного отделения. От сотрясения сразу вышли из строя генераторы, вода залила три отсека, машины встали. Крейсер выкатился из строя и замер. Ненадолго.
Между третьей и четвертой башнями палуба сильно вспучилась и поднялось огромное пламя. Корабль стал медленно оседать, пока не погрузился кормой, перевернулся, выказывая днище со страшной пробоиной, и скрылся под волнами.
Вторая торпеда «выступила» не столь удачно – размозжив форштевень крейсеру «Луиджи Кадорна», она взрывом перевернула эсминец «Джоберти». «Луиджи Кадорна» потерял ход, получив сильный дифферент на нос – в пролом хлынула вода, а «Джоберти» так и не выровнялся.
– Уходим! – решил Лунин. – Хватит с них.
Акустики доложили о приближении эсминцев, но те, судя по всему, лодку обнаружить не смогли – сновали по всем направлениям и швыряли глубинные бомбы. Те рвались то ближе, то дальше, но, кроме неопасных тычков в борт, ничем не доставали.
А Тимофеев пожалел, что «Акула» – это не «Наутилус». Было бы занятно посмотреть в иллюминатор на тонущий линкор, на крейсер… А на поверхности моря сейчас паника! С героическим криком «Вива де ре!»[19] макаронники плюхаются в море и гребут к шлюпкам, к обломкам и плотикам. Крейсера подбирают уцелевших, а попы отпевают тех, кто ушел на дно в исполинских стальных гробах…
* * *
– Акустики!
– Горизонт чист.
– Экипаж, по местам стоять, к всплытию готовиться! Малый ход!
Звякнул машинный телеграф. Стрелка глубиномера показывала двадцать метров.
– Рулевым! Дифферент четыре градуса на корму! Всплываем.
– Есть!
Нос лодки поднялся вверх. Лунин, Тимофеев и старпом внимательно смотрели на глубиномер. Стрелка поползла влево – пятнадцать метров… Десять… Пять…
Лодка качнулась, легла на ровный киль.
– Рубочный люк отдраить, начать заполнение цистерн быстрого погружения. Вахтенный – на ходовой мостик. Запустить дизеля на зарядку, провентилировать отсеки!
Экипаж деловито затопал, выполняя приказы по нисходящей.
По переборке прошла легкая дрожь – лодка запустила первый дизель, за ним – второй. Потянуло сквозняком – отсеки продувались свежим воздухом через открытый рубочный люк. Между отсеками были открыты и поставлены «на крючки» люки на переборках.
Суровые будни подплава…
Тимофеев полез по шахте на ходовой мостик. Снаружи было тепло, но не душно – поддувал ветерок. Волны шлепали о корпус лодки, а вокруг темнела ночь. Лишь далеко на востоке, в стороне Суэцкого канала, перебегали лучи прожекторов – какой-нибудь бдительный миноносец высматривал немецкие подлодки. А вдруг?
– Сигнальщик, смотреть за горизонтом!
– Есть!
Глухо заработал подвесной мотор – надувная лодка ушла в темноту, к недалекому берегу. Египет. Африка. Надо же…
Шумная и бестолковая Александрия располагалась далеко к западу, а здесь – глушь. Пляжи да птичьи гнездовья. Курортные места.
Редкие огни пробивались, мигая, – вероятно, их застили перистые листья пальм.
– Что там, Николай Александрович? Мы где вообще?
– Устье Нила, – ответил Лунин, всматриваясь в ночь. – Западное. Дамиетта называется… Ага, мигают!
Было видно, как на берегу дважды вспыхнул и погас фонарик.
– Все в порядке! Ждем.
Ждать пришлось недолго – послышался звук мотора, потом смутно проявились очертания лодки. Первым на узкую палубу поднялся краснофлотец Кобенко, уцепился за леера и протянул руку «бойцам невидимого фронта» – двум парням, упакованным по-арабски.
– Все вниз! Срочное погружение!
Тимофеев спустился первым и обернулся навстречу «гостям».
– Т-ты?! Марлен! Живой, чертяка!
– Дядь Володя! – завопил Исаев. – Вот здорово!
– А это…
– Антон, – сказал Марлен и быстро добавил: – Он перевоспитался!
Тимофеев обернулся к Лунину и радостно заорал:
– Передайте в штаб! Нашлись!
Глава 25. Возвращение блудного сына
Марлен был счастлив всю дорогу, долгую, но приятную, – он был со своими. Куда быстрее было бы через Проливы в Черное море, да ведь турки не пропустят, янычары недоделанные. Пришлось затеять круиз «Вокруг Европы».
Август был в самом разгаре, когда «Акула» подошла к пирсу в Полярном. Батя был тут как тут! Он ничего не говорил, смотрел только с какой-то тоскливой жадностью.
Обнял молча, сжал крепко.
– Все хорошо, сын, – выдавил.
– Все хорошо, – повторил Исаев-младший. – Повезло нам, что мамы нету, а то было бы реву…
Марленович усмехнулся и покачал головой.
– Если бы твоя мама была тут, ты бы меня не встретил. Она бы меня морально убила!
Они помолчали, а потом Марлен, хоть и с заминкой, сказал:
– Бать, я правда очень рад. У меня ж никого больше нет, только ты да мама…
– А Наташа? – ухмыльнулся отец.
– Ну-у… А ты сразу маму родной счел?
– Да, тут ты прав… Это как-то само собой получилось, но не сразу. Просто в какой-то момент пришло понимание: она мне родная…
Перехватив отцовский взгляд, брошенный на Лушина, Марлен торопливо сказал:
– Антон меня спас, хоть я и по его вине угодил в переплет. В первый-то день я его убить хотел, а теперь…
– Ладно, – нахмурился Илья Марленович, – о нем потом, в Москве. Нам пора. А пока лететь будем, напишешь подробный отчет – Лаврентий Палыч порядок любит!
* * *
Серебристый «ПС-84» нудно гудел, оставляя под крылом северные леса. Марлен усердно строчил, покрывая письменами лист за листом. Он не оправдывал Лушина, не выгораживал его, просто честно рассказывал о том, что было. А Берия пусть уж делает выводы…
Иногда Исаев останавливался, поворачивал голову – и видел отца. Вот, наверное, пережил! Ему-то было спокойно в пустыне, он точно знал, что в Москве все хорошо и даже лучше. А бате что думать было, когда ничего не известно, а те факты, что есть, просто кричали о гибели наследника?
– Антон, – неожиданно сказал Илья Марленович, – поди-ка сюда.
Лушин послушно поднялся со своего места и пересел поближе к Исаеву-старшему. Тот вздохнул, и Антон заговорил первым.
– Я все понимаю, – сказал он, – и не ищу оправданий. За эти недели сумбур в моей собственной голове унялся, и я хотя бы могу объяснить, почему так поступил. Когда мы очутились на субмарине, Марлен сказал Владимиру Антоновичу, что я перековался. Наверное, боялся, что меня сразу за борт скинут… Повторюсь: я не оправдываюсь, просто хочу, чтобы вы меня поняли. Если в НКВД сочтут, что я виновен, – ладно, я приму и это. Но! Это очень сложно – меняться. И это невозможно совершить в одночасье. А тем, кто швыряет шапку оземь и заявляет, что со старым покончено, начинаю, мол, новую жизнь – таким я не верю. Эмоции непродолжительны. Если под чувством нет крепкого, выстраданного основания, то это всего лишь вспышка, порыв, и ничего более. Я помню одного человека, все звали его Семенычем. Он добровольно вступил в Белую армию, хотя был красноармейцем. Семеныч рассказывал, как полгода созревало в нем решение поменять буденновку на фуражку и насколько это было мучительно – обращаться в другого. Ведь он же был солдат и по любым законам совершал предательство. И все-таки Семеныч сделал свой выбор.
– И ты тоже выбрал?
– Да. Тогда, в Москве, я выполнял приказ. И рад, что не исполнил его до конца. Я был, как Гулливер, связан тысячей ниток с прошлым, с теми людьми, которые, по сути, приняли на себя командование остатками Белой гвардии. Ведь Антанта была нашим союзником. Подлым, хитрым, но союзником. Врангель увел эвакуантов на Запад, приняв, по сути, главенство бывшей Антанты. И я, как доброволец, принимал главенство того же Мензиса, Черчилля и прочих. Они мне и раньше были противны, но командир не девушка, чтобы нравиться… Вы уж поверьте, для меня те дни после похищения вашего сына были тяжелы. Я лишался всего, сам, по своему желанию, рвал все те нити, кроме одной, той, что связывает меня с отцом. Это была страшная опустошенность, потеря цели, потеря себя, и я не сразу понял, что меня заполняет нечто новое, свежее, то, чего у меня никогда не было. Поэты называют это любовью к Отчизне. Я стеснялся этих слов раньше, потому что они мало для меня значили. Какая еще родина у перекати-поля? Где зацепился, там и растешь. А когда я приехал сюда, – Антон махнул в сторону иллюминатора, – то понял, что вернулся. Так вот я и стал перебежчиком. По-настоящему. Может, если бы приказ о похищении специалиста Центра поступил позже, я бы иначе отнесся к понятию долга. Но вышло как вышло, – я нарушил отданный мне приказ уже на борту «Либерейтора», где-то над Трансиорданией…
Илья Марленович долго молчал.
– Каждый человек имеет право на ошибку, – сказал он наконец. – И дело даже не в том, что порой за ошибки приходится расплачиваться не тем, кто их допустил. Если бы с Марленом что-нибудь случилось, я бы никогда тебя не простил. И был бы доволен твоей гибелью или казнью, хоть это и не вернуло бы мне сына. Тут все просто: жертва имеет право на справедливость. Но раз жертв нет… Замнем.
Исаев поерзал – обстановка разрядилась. Впрочем, у НКВД будет свой интерес – вон капитан госбезопасности поглядывает со своего места. Сопровождает. Потрясут Антона, все выжмут…
Марлен откинулся на спинку сиденья. Лишь теперь он оценил продолжительность перехода на подлодке. Именно что перехода – не только из одной точки в другую, но и между двумя состояниями. Когда он сошел на берег в Полярном, то не испытал шока, ошеломления от перемены мест – на борту субмарины хватило разговоров с Тимофеевым, а та длинная пауза, в течение которой он отсутствовал, заполнилась. И сейчас он испытывает лишь нетерпение, хочется поскорее увидеться с Наташей. Ну, и с Викой, с Мишкой, со всеми…
Вздохнув, Исаев продолжил писать отчет.
* * *
Самолет сел на военном аэродроме под Москвой, и в Центр пассажиров доставили на паре «ЗИСов». А вот Антон пересел в «эмку» и отправился «куда надо».
В ИРЭ все было по-прежнему. Заранее улыбаясь, Марлен отворил дверь лаборатории и переступил порог. Наташа, затянутая в белый халатик, была здесь. Обернувшись, она похлопала глазами, взвизгнула и кинулась к Исаеву.
– Ты вернулся! Вернулся!
Обнимая и тиская свою пропажу, девушка разревелась.
– Ну, здрасте! Я-то думал, ты обрадуешься…
– Это я радуюсь, – всхлипнула Наташа и прижалась к Марлену.
– Все хорошо… – прошептал он.
– Ага…
Резко распахнулась дверь, и в лабораторию ввалился Виктор.
– Тут они! – крикнул он. – Лижутся!
Лаборатория мигом наполнилась молодыми, веселыми, зубастыми. Мишка Краюхин с Лидой, Мишка Филоненко с Аней, Аркаша и Ромка. Даже Витькина Рита объявилась, замерла в дверях, робея.
– Проходите, Рита, – улыбнулся Марлен. – Вика же не догадается проводить.
– Че это? – возмутился Тимофеев, но, глянув на улыбающуюся подругу, сам расплылся.
– Ну, как там? – спросил за всех Краюхин, когда унялись эмоции, затихли крики, а у Марлена перестала болеть спина от дружеских шлепков.
– Жарко там, – усмехнулся Исаев и повел рассказ о своих приключениях.
Народу прибавилось – подошел Королев, даже Берг появился, а потом и отцы замаячили.
– …Когда мы вышли ночью на Эль-Лисан, я, признаться, не верил, что все кончается. По крайней мере, хорошо. По Нилу уже бронекатер английский подходил, прожекторами шарил, но «Зодиак» с подлодки успел быстрее. Ну, вот и все.
– Че это – все? – вскинулась Наташа, будто копируя Вику. – А врачам ты показывался?
– Да все нормально, Наташ. Меня еще на «Акуле» осмотрели, и потом тоже, в Полярном. Зажило все.
– Ага… – недоверчиво протянула девушка. – Отощал совсем!
– Зато загорел, – неожиданно вставила Рита и мило покраснела.
Виктор ревниво глянул на нее, но тут в первые ряды протолкался Илья Марленович.
– Ну, хватит завлаба мучить! – решительно заявил он. – У нас важная встреча скоро, и нужно кое-что обговорить. Марлен, пошли.
Чмокнув Наташу напоследок – девушка не сразу отпустила его, хватая за руку, – Исаев-младший потопал за Исаевым-старшим.
В пустом актовом зале собралась вся «великолепная шестерка».
– Начну с того, что никогда я еще не испытывал такого облегчения, как в тот день, Володь. Помнишь, как ты радировал от берега Египта?
– «Нашлись!»? – улыбнулся Тимофеев-старший.
– Именно. Но все это – лишь наши личные дела, и мы их будем переживать в индивидуальном порядке. А пока что… Война идет. Мы все приглашены в Кремль, к товарищу Сталину. Когда позвонил Поскребышев и сообщил об этом, я даже обрадовался, потому как назрел один разговор… Короче. Пусть каждый по очереди скажет о проблемах, которые труднее всего решить. Замечу, что я примерно в курсе, но давайте все же послушаем друг друга. Начнем с младших. Вика, тебе слово.
Тимофеев кивнул и потер ладони.
– Так получилось, – начал он, – что с самого начала я занялся танками. С Шашмуриным и Грабиным мы быстро нашли общий язык, особенно с Грабиным – это настоящий менеджер-самородок, он умеет так организовать производство, настолько толково, что просто слов нет. И знаете, почему именно на танковом заводе мне было легче всего? Спасибо деду, что разрешил в моторах ковыряться! Помнишь, как я в гараже у старого пропадал?
– Помню, – улыбнулся Тимофеев-старший. – Мама на вас сильно ругалась за изгвазданные брюки. «Что старый, что малый!»
– Во-во… Так я тут хоть что-то понимаю, в железках этих. А с электроникой что делать? Знаете, как трудно было объяснить инженерам на радио-заводе принцип работы транзистора! То же самое с ракетами, с ЭВМ… Я просто нахватался верхушек, а на производстве нужны профессионалы! А их нет. Я мотаюсь постоянно в командировки, не вылезаю из самолета, а толку?
– Точно та же история! – взял слово его отец. – Мы с горем пополам освоили акустические торпеды, исключительно благодаря чертежам и прочей инфе из будущего. Но я лишь передаточное звено, много ли я понимаю в гидродинамике и прочих умных вещах? Делаю все по-любительски, часто на интуиции… Вон, освоили вроде секционную сборку. Баржа подвозит по Северной Двине секцию подлодки, на Судострое мы ее стыкуем с другой секцией… А они не подходят! Там же надо точь-в-точь, чтобы края совпали, а секция малость провисает под тяжестью и не сходится на пять-десять миллиметров. Это была такая морока, товарищи!
Илья Марленович кивнул и сказал:
– Миша, что скажешь?
Краюхин-младший пожал плечами.
– Пусть лучше Марлен скажет, мы обо всем этом говорили с ним накануне испытаний УРВВ. Кстати, полетела ракетка! На четвертом испытании только добились, чтобы характеристики совпадали с заявленными. Я имею в виду головку инфракрасного наведения.
– Чувствительность повысили? – вскинулся Исаев-младший.
– Да, и намного! Ракета уверенно нацеливается на двигатель того же «мессера», даже из задней полусферы. Есть только узкий конус мертвой зоны – точно за хвостом атакуемого самолета, когда фюзеляж застит тепловое излучение мотора.
– Отлично! – потер руки Марлен.
– Мы не на производственном совещании, – улыбнулся Исаев-старший. – Что скажешь по – теме?
– Да то же самое, что и Мишке говорил! Мы не в состоянии вшестером поднять экономику страны. Ну никак! Меня, вон, похитили как конструктора ракет. А какой из меня конструктор? Я только в электронике шарю! Да и то как студент-недоучка, как юзер. И так чего ни коснись. Да ты сам, батя, жаловался, что не на кого опереться! Помнишь? Про Лавочкина еще толковал? «Ис-15» – цельнометаллическая машина, а тут в истребители стараются побольше дерева запихать, чтоб дешевле вышло. Лавочкин свой «ЛаГГ» из дельта-древесины сколачивал, и та была вполне прочной, не хуже дюраля – до тех самых пор, пока война не началась и дефицитные смолы из-за рубежа перестали поступать. А из обычных деревяшек получались как раз те самые «лакированные гробы»! Короче говоря, получается такая картина: нас шесть человек, мы выдаем информацию – ценнейшую! – но чаще всего она варится тут, в Центре. Приходится ее пропихивать на заводы, убеждать, доказывать, грозить карами… Фигня полная! И я понял одно: нам просто необходимы посредники, те, кто стал бы напрямую работать с производственниками и при этом знал бы все до тонкостей. Только в этом случае нам не нужно будет разрываться между разработкой гаджетов и их внедрением. Вопрос весь в том, что таких специалистов в этом времени нет! Даже те, кто наиболее продвинут, плохо разбирается в технике следующего и позаследующего поколения. Они, конечно, вникнут, но у нас нет времени – война на дворе!
– Ты про выход, про выход скажи! – обернулся к нему Краюхин.
– А выход один, – спокойно заключил Марлен. – Необходимо зазвать, заманить, затащить профи из будущего. Не тех, конечно, кто занимается, скажем, новейшими истребителями 5-го поколения, а пенсионеров, пожилых спецов, которые работали с тем же «МиГ-21», с ракетой-носителем «Восток», с танками «Т-54», с БЭСМ. Уверен, что желающие найдутся, и тайну соблюсти можно. Проблема не в этом. Вся сложность в том, что портал находится на оккупированной территории и снова рисковать, устраивая ковбойские прорывы, не стоит. Но! В той реальности, откуда мы родом, если можно так выразиться, шла Сталинградская битва. В этой идут сражения под Харьковом, на Донбассе. Но вы вспомните, если учили историю, как Ставка тогда помогла защитникам Сталинграда. Судоплатов устроил операцию «Монастырь», скармливая немцам дезинформацию о наступлении на Западном фронте. Началась Ржевско-Вяземская операция, единственным смыслом которой было отвлечение с Волги немецких дивизий. И фрицы купились, стали перебрасывать войска группы армий «Юг» на укрепление группы армий «Центр». Вот тогда-то мы и победили под Сталинградом! Конечно, десятки тысяч человек убило под Ржевом, но они погибли не зря. Кстати, секретность была такая, что даже Жуков, командующий фронтом, не знал о сути операции. Я не стратег, но считаю совершенно необходимым начать наступление на Ржев с подключением Судоплатова и его агентов. Пусть немцы и в этой реальности поверят в прорыв Западного фронта, пусть ослабят позиции на Донбассе! Хотя смысл моей… ну, как бы моей идеи в другом. В той, нашей истории наступление на Ржев не удалось. В этой надо сделать так, чтобы нам сопутствовала удача! Надо освободить Ржев, а затем – Смоленск! И вот тогда Рославль окажется по нашу сторону от линии фронта.
– И мы призовем ветеранов труда помочь Родине и Сталину, – задумчиво проговорил Краюхин-старший.
– Да!
– Кто еще хочет высказаться? – Илья Марленович обвел присутствующих глазами.
– А зачем? – хмыкнул Владимир Антонович. – Марлен все правильно сказал. У него не выводы даже, а готовый план! И я за него обеими руками. Кстати, Илюха, ты вместе с теми ветеранами и молодых зазвать можешь, рукастых да головастых.
– И женщин наших! – встрепенулся Алексей Краюхин. – А то не по себе как-то…
– Кто за? Кто против? Единогласно!
* * *
До самого вечера Марлен мотался по Москве или пропадал в ИРЭ, пытаясь наверстать упущенное. Иногда он замечал отца, который словно опасался уйти, оставить сына одного. Исаев-младший делал вид, что не замечает «надзора», отворачивался с рассеянным видом и лишь тогда позволял себе улыбнуться.
Визит к Сталину перенесли на завтра, и Марлен был этому рад – слишком он устал за этот бесконечный день. Или просто выбился из ритма?
Поздно вечером он вернулся домой, в свою комнатушку. Наташа сварила картошки, на столе стояло блюдо с селедкой, посыпанной нарезанным луком, и черный хлеб. Но Марлен отказался трапезничать – схватил девушку в охапку и затащил в постель. Девушка не возражала…
Глава 26. Операция «Суворов»
Ровно в два часа дня «гости из будущего» в полном составе переступили порог сталинского кабинета. Хозяин уже ждал их.
С недавних пор Иосиф Виссарионович бросил пить и курить, ознакомившись со своей биографией: заработать инсульты в 45-м и 49-м он категорически не хотел и энергично занялся собой.
Как сказал Илья Марленович: «Вы, товарищ Сталин, принадлежите не себе и даже не партии, а народу, и вы нужны ему живым». Вождь, как видно, согласился…
Не всякий кавказец доживает до ста лет, но только глупый или безвольный человек не захочет остаться на этой земле дольше прописанного срока. До рокового 53-го оставалось каких-то десять годков, и если минимизировать воздействие вредных факторов, как то: злоумышленники, алкоголь, табак, малая подвижность, – то можно было надеяться протянуть хотя бы до 63-го. Почему нет?
Будет время подготовить достойного преемника. Не получилось с Кировым, выйдет с кем-то другим. В любом случае следовало озаботиться устройством будущего государства, чтобы по-явились гарантии того, что партия большевиков не выродится, не загниет, покрываясь родимыми пятнами капитализма.
Страну надо было готовить к долгой и упорной экономической борьбе, поскольку никакие вооруженные силы не создадут стабильности и благополучия. И никого не надо будет агитировать за коммунизм – богатый и процветающий СССР сам по себе будет доказательством истины.
– Проходите, товарищи потомки, – улыбнулся Сталин. – Устраивайтесь. Мы обсудили ваше предложение, товарищ Исаев, и нашли его весьма интересным.
– В принципе, – сказал Илья Марленович, – предложение было высказано Марленом. Я лишь детализировал его.
Иосиф Виссарионович покивал Исаеву-младшему.
– Наслышан о ваших приключениях, – проговорил он. – Не скрою, ваше исчезновение очень нас встревожило. Враг не должен был узнать тайну, а Британия – союзник лишь на словах. Это наш давний, подлый и коварный противник.
– Согласен, товарищ Сталин. Второй раз это им не удастся.
– Очень надеюсь на это, – улыбнулся вождь. – Кстати, Илья Марленович, а вы не боитесь утратить значение этаких пророков, носителей знания, с приходом тех самых ветеранов, специалистов, о которых вы говорили?
– Ну что вы, товарищ Сталин! Да мне будет куда легче, если нашу ношу понесут не шесть, а шестьдесят шесть человек! Понимаете, я из тех людей, которые добились для себя, для семьи всего по максимуму, поэтому можно поработать и на страну, не заботясь о хлебе насущном. Это я к тому, что ни мне, ни моим товарищам не нужно врать про служение государству, прикрывая высокими словами примитивную корысть. Я хочу и могу помочь СССР – этого достаточно. А место пророка я уступлю с радостью!
– Ну, мы вам этого не позволим, товарищ Исаев. Ваши самолеты нам нужны. Что касается наступления на Западном фронте с целью освобождения Смоленской области, то вопрос этот прорабатывается. Операцию решено назвать именем великого полководца Суворова. Нужно сказать, что, по сравнению с прошлым вариантом истории, нынешнее положение Красной Армии гораздо прочнее. Нам удалось сохранить жизни сотен тысяч бойцов, не допустив «котлов» под Вязьмой и Харьковом, заменив никудышних генералов, дав красноармейцам в руки новое оружие. Мы сняли блокаду Ленинграда, а Карельский фронт вышел на границу Финляндии. Сейчас 7-я армия готовится к наступлению на Гельсингфорс. Мы не сдали Севастополь, не позволили разрушить Мурманск. А товарищ Судоплатов, как и прежде, успешно провел операцию «Монастырь», сбагривая немцам дезинформацию. Думаю, нам удастся провести фрицев, и они, как в прошлой истории, начнут перебрасывать дивизии с Донбасса на север, чтобы противостоять войскам Западного фронта. Я ознакомился с проведением Ржевско-Вяземской наступательной операции. Ошибки тогда были допущены существенные, но сейчас иная ситуация: мы не вели широкого контрнаступления, для которого попросту не хватило бы резервов, и Ржевско-Вяземский выступ не образовался. Зато мы разгромили немцев в Демянском котле. Думаю, что Калининский и Брянский фронты тоже должны будут принять участие в операции по освобождению Смоленска. Мы не готовы к наступлению по всему фронту, но выиграть сражение за Смоленск способны. Будем работать. А чем вы, товарищи потомки, можете поддержать Красную Армию? Товарищ Исаев, я помню, вы говорили о новых разработках?
– Да, товарищ Сталин, – кивнул Марлен. – Мы вчера долго обсуждали, что новенького можно предложить и в какой очередности. Существуют проекты, которые в нынешней обстановке невозможно реализовать, но мы решили «раскрутить» несколько тем, не требующих для исполнения высоких технологий. Но по порядку. Войска Западного фронта поведут наступление в направлении Спас-Деменска, затем целями станут Ельня и Дорогобуж, после чего придет черед Рославля и Смоленска. Командующий Калининским фронтом поддержит наступление с северо-запада, а Брянский фронт – с востока. Задача – отбросить группу армий «Центр» на двести километров и полностью освободить Смоленскую область. Нам будут противостоять 4-я и 9-я полевые армии Вермахта и 3-я танковая армия. Это очень сильный противник – сорок четыре дивизии и пять-шесть полос обороны общей глубиной сто – сто тридцать километров. В чем мы видим нашу задачу? В том, чтобы максимально облегчить красноармейцам штурм немецких укреплений, в то же самое время снизив потери до минимальных. Я не стратег, поэтому буду говорить по-простому. В первой линии наступления пойдут танки прорыва. Прежде всего «КВ». К сожалению, мы не в состоянии выдвинуть к передовой новые «КВ-1СМ» со 107-мм орудиями – они нужнее на Донбассе. Однако Шашмурин… Вика, давай, ты.
Тимофеев кивнул и подхватил деловито:
– Порядка ста пятидесяти «КВ-1», поступивших с фронтов на танкоремонтные предприятия, прошли замену двигателей и КПП на шашмуринские, теперь это «КВ-1С». Конечно, пушки на них маломощные, зато танки получились резвые, да и броня их никуда не делась. Кроме того, мы выпустим на ту же первую линию «Т-34–57», не зря прозванных «истребителями танков» – с тысячи метров они пробивают броню в девяносто шесть миллиметров. Кроме того, мы усилили «тридцатьчетверки» накладками по принципу разнесенной брони – между этими стальными экранами и корпусом танка находятся плиты из стеклотекстолита. Так, не увеличивая вес брони, мы резко повышаем ее прочность. Это, что касается первой линии. Но будет и вторая – за танками прорыва двинутся самоходки. СУ-85, СУ-122, СУ-152. Их задача – уничтожать танки противника. Пока все.
– Вика!
– Че?
– БМП, – сдержанно сказал Марлен.
– Ну, да, точно! БМП – это боевая машина пехоты. Сейчас их называют ТНПП – танк непосредственной поддержки пехоты. Это одно и то же, в принципе. Те ТНПП, что уже есть, никуда не годятся – пехота едет на броне, безо всякой защиты. Ну, сначала мы думали создать БМП на базе «тридцатьчетверки», но быстро перерешали. «Т-34» для этого не подходит – брони много, а места нет. И вообще, в планах у нас новая модификация этого танка. Как минимум до уровня «Т-44». Уберем тяжелую и громоздкую подвеску Кристи, заменим ее торсионной. От этого исчезнут надгусеничные ниши и боковые стенки корпуса станут вертикальными. Короче говоря, появится свободное место, и мы развернем двигатель, поставим его поперек – и экипажу будет комфортнее, и массу железа уберем, а за счет экономии веса нарастим броню – лобовую на корпусе до девяноста миллиметров, а на башне и вовсе сто двадцать. Тут самое главное, что поперечное расположение дизеля позволит сместить башню к середине, а это не только равномерно распределит нагрузку на катки, но и повысит точность стрельбы на ходу. И люк механика-водителя сможем сместить наверх, а это на «Т-34» слабое место. И стрелка-радиста надо будет убрать – из курсового пулемета может и мехвод шпарить, а приказы начальства пусть принимает непосредственно командир танка, так будет быстрей и лучше. К тому же без радиста можно уменьшить забронированный объем, а это опять-таки снизит массу. Впрочем, если нам удастся в этом году собрать новый дизель мощностью семьсот лошадиных сил, то мы даже не за «Т-44» возьмемся, а сразу за «Т-54»! Литая обтекаемая приплюснутая башня, десять больших опорных катков с внешней обрезинкой, широкие мелкозвенчатые гусеницы, 100-миллиметровая пушка…
Только теперь, заметив улыбку на лице Сталина и расслышав сдержанное хихиканье Краюхина, Виктор смутился.
– Че-то я увлекся, товарищ Сталин…
– Ничего, – улыбнулся вождь, – такую увлеченность мы только приветствуем. Так что там с… э-э… с БМП?
– А, ну да. В принципе, мы разрабатываем сразу две бронемашины, связанные между собой, – плавающий танк и БМП. У них будет одна база и легкое бронирование. На танк поставим 76-мм орудие, а на БМП – 37-мм. БМП тоже будет плавающей, мы даже катки для нее полыми сделаем, чтобы лучше на воде держалась. Главное тут – компоновка. Двигатель на БМП расположим впереди, боевое отделение с маленькой конической башенкой разместим посередине, а сзади хватит места для пятнадцати, даже для двадцати десантников. То есть пехота не бежать будет до вражеских окопов под огнем – ее доставят на место, и уже там «царица полей» себя покажет.
– Умно, – оценил вождь.
– Конечно! – горячо поддержал Тимофеев. – Плохо то, что сразу не выпустишь столько БМП, сколько требуется. Но давайте хотя бы для Смоленской наступательной операции изготовим… Ну, сколько успеем!
Иосиф Виссарионович кивнул и перевел взгляд на Марлена. Тот развел руками.
– Мне добавить нечего, товарищ Сталин. По моей части разве что ракеты «воздух – воздух» остались, но тут уж лучше… Бать!
Исаев-старший кивнул.
– Завод по выпуску «Ис-15» у нас только один, зато этой осенью он выйдет на проектную мощность. Полагаю, что в этом году можно будет говорить об авиадивизиях реактивных истребителей. Тем более что сейчас на вооружение начала поступать эта самая новая ракета «К-3», а ею пилот может сбивать вражеские самолеты любых типов, причем с одного попадания. Весь вопрос – в людях. Нужно срочно обучать летчиков. Хм… У нас, впрочем, все срочно и везде аврал, а иначе и нельзя – война! Вот только обещать Западному или Калининскому фронтам наши машины мы не можем – все они поступают на Юго-Западный и Донской, где сейчас все решается. Однако новыми «По-8» и «Ла-5ФН» мы обязательно пополним авиаполки фронтовой авиации.
– Сколько успеете, – усмехнулся вождь.
– Да, товарищ Сталин.
– А вы чем нас порадуете? – Иосиф Виссарионович обернулся к Тимофееву-старшему.
– Да я сейчас, в основном, не красноармейцам, а краснофлотцам помогаю, – ответил тот. – Над ракетными бомбометами мудрим – РБУ станет закидывать реактивные глубинные бомбы, чтобы гробить немецкие подлодки. Все у нас получается, но надо устранить массу мелочей, они-то и отнимают время. Ничего, справимся как-нибудь. Пусть лучше Краюхин доложит. Леха!
– Да-да, – вздрогнул Краюхин-старший и нерв-но потер руки. – Мы вполне освоили выпуск пистолетов-пулеметов Судаева. ППС получился куда легче и удобней ППШ, сам Алексей Иванович тому поспособствовал, мы его привлекли. А вот с автоматом Калашникова пока проблемы, «калаш» быстро не создашь. Прежде всего, тут нужен новый промежуточный 7,62-мм патрон, а уже под него создадим оружие. Такой патрон мощнее обычных пистолетных, он обеспечит большую прицельную дальность. Нам известно, что немецкая компания «Вальтер» разрабатывает автомат МКб-42 под промежуточный патрон, и отстать тут никак нельзя. Так что работа идет. Кстати, самого Михаила Калашникова мы тоже пригласили в Центр, вот только тут пикантная ситуация – автомат как бы уже есть, а вот его конструктор еще только задумывает будущее изделие. Полагаю, что будет правильным дать Михаилу Тимофевичу такое техзадание, чтобы он сам пришел к идее «АК». Подсказками мы его тоже не обделим…
– В принципе… – Михаил Краюхин пожал плечами. – Не думаю, что есть необходимость разруливать все эти пикантности. Не обязательно будущий автомат будет «калашом», есть и другие оружейники, не хуже – Булкин, например, или Дементьев, Коробов, да тот же Судаев. Главное, чтобы у Красной Армии был лучший в мире автомат, вот и все.
– Согласен, – кивнул Сталин и легонько ударил ладонью по столу. – За работу, товарищи!
Глава 27. Блицкриг
Подготовка к наступлению на Смоленск заняла весь остаток лета, захватив начало сентября. Немецкий агент Фламинго, он же агент НКВД с оперативным псевдонимом «Гейне», передавал абверу совсекретные сведения о стягивании советских войск в район Ржева, где якобы РККА готовит прорыв.
Гитлеровцы очень ценили этот «источник», поскольку их агенту удалось устроиться в советский Генштаб. Они, правда, не знали, что донесения, которые они получали, действительно готовятся в Генштабе РККА, вот только представляют собой тщательно выверенную дезинформацию.
Разумеется, немцы не отличались легковерием и всеми доступными средствами контролировали ситуацию. Например, когда Фламинго сообщил об отправке эшелонов с танками в направлении Ржева, то завербованные немцами прислужники пробрались к железной дороге, где наблюдали состав, на платформах которого действительно перевозили танки, тщательно укрытые брезентом. И откуда этим предателям было знать, что выступавшие «орудия» являлись бревнами, а «корпуса танков» были сколочены из горбыля? Ну, подтверждение ушло в абверкоманду, и ладно. А когда Жуков, отозванный с Донбасса, прибыл под Ржев, немцы приступили к активной переброске дивизий туда же, укрепляя 9-ю армию Моделя. Надо же как-то отразить удар русских!
Вот только реальные советские дивизии скапливались совсем в другом месте, готовясь к наступлению на Спас-Деменск. Пока немцы распыляли свои силы, русские их сосредотачивали.
Танковые колонны двигались по ночам, пробираясь глухими лесными дорогами. Так же ночью перебазировались эскадрильи, двигалась пехота – «царице полей» обеспечили максимальную мобильность, придав невеликий парк БМП и БТР, зато количество грузовиков «Студебеккер», «ГАЗ-ААА» и «УльЗИС» исчислялось десятками тысяч. И на это тоже был свой расчет – мотострелковые батальоны не должны были отставать от танковых бригад. Не догонять бронетехнику сутками, топая пешком, не задерживать танки прорыва, а следовать за их бронированными «спинами», не отставая ни на шаг. Только так можно было обеспечить молниеносность в лучших традициях «блицкрига».
Активная фаза операции «Суворов» началась 16 сентября.
Ранним утром солдаты и офицеры 4-й полевой и 2-й танковой армии вермахта были разбужены громовыми раскатами: началась часовая артподготовка – по сто шестьдесят пять стволов орудий и минометов на километр. Били пушки, работали «катюши», сотни «Ту-2» и «Пе-8» бомбили немецкие окопы, блиндажи, дзоты, не жалея обычных фугасок, напалмовых или шариковых бомб.
Немецкая оборона в районе Спас-Деменска была прочной и глубоко эшелонированной, но нет такой крепости, какую не способен взять русский солдат! Для проведения операции выделили всего лишь пять планирующих бомб, зато уж использовали боеприпас с умом – три из них использовали для «срытия» Гнездиловской высоты, где засели фрицы.
Бомбардировщики шли волнами и ткали «ковровую дорожку» – сыпали бомбы часто и густо, перелопачивая, пережигая землю широкой полосой.
После обстрела эрэсами «катюш» с «андрюшами» никакая мина не выдерживала, подрывалась, но все-таки первыми в наступление шли танки-тральщики. Иногда саперы вызывали «Змеев Горынычей», и те добавляли грохоту, пробивая в уцелевших минных полях широкие проходы.
Их одолевали «КВ» и «тридцатьчетверки», стреляя на ходу, а за танками прорыва, во второй линии, поспешали самоходки, ТНПП и «транспортеры пехоты», как в Красной Армии называли БТР. Бронетехника уничтожала укрепления и танки противника, пехота истребляла живую силу.
Ударом 21-й и 33-й армий севернее, а 10-й – армии южнее Спас-Деменска войска Западного фронта прорвали оборону противника и, тесно взаимодействуя с 49-й армией, поддержанные 1-й и 3-й воздушными армиями, окружили и уничтожили спас-деменскую группировку немцев. Тогда же части 3-й танковой армии заняли стратегически важный аэродром «Шайковка» с бетонными ВВП – советские летчики мигом обжили его, совершая вылеты на железные дороги Брянск – Вязьма и Сухиничи – Смоленск, на узловую станцию Занозная и Варшавское шоссе. Горели цистерны с топливом, рвались вагоны с боеприпасами, шли под откос «пульманы», набитые офицерьем из ваффен-СС.
К 18 сентября Спас-Деменск был освобожден, части 4-й немецкой армии, понесшей большие потери, отходили за рубеж «Хаген».
Им это не помогло – наступление набрало обороты, а восполнить потери гитлеровцам было весьма затруднительно.
26 сентября Красная Армия заняла Ельню, днем позже – Дорогобуж. 10 октября советские войска вошли в Рославль и Смоленск.
Это был большой праздник – люди по всему Союзу, во Владивостоке или в Ашхабаде, на Урале или в Баку, плакали и радовались. В Москве гремели салюты, а на Донбассе эхом отзывалась канонада – операция «Большой Сатурн» подходила к своему финалу, обещая столь сокрушительное поражение Третьему рейху, от которого детище Гитлера могло и не оправиться.
Под конец октября войска Юго-Западного и Воронежского фронтов перешли в наступление, окружая всю южную группировку вражеских войск – 6-ю армию Паулюса, 1-ю и 4-ю танковые армии, 11-ю немецкую армию, 3-ю и 4-ю румынские армии, 2-ю венгерскую и 8-ю итальянскую армии. Правое крыло Воронежского фронта, Южный и Донской фронты наносили вспомогательные удары.
Миллионы солдат, тысячи танков и самолетов вступали в грандиознейшее, воистину эпическое сражение, обещавшее затянуться на всю зимнюю кампанию 1942–1943 годов.
На шахматной доске русских степей разыгрывалась величайшая партия, от исхода которой зависело, кто одержит победу в войне – белые или черные…
* * *
…В первых числах октября вернулся Антон Лушин. Похудевший и посерьезневший, «агент» не утратил ни обаяния, ни оптимизма.
– Здрас-сте! – сказал он, переступая порог лаборатории.
– Сбежал, небось? – предположил Марлен, крепко пожимая ему руку.
– Как можно? – делано оскорбился Лушин. – На свободу с чистой совестью! Все из меня вытрясли, подельников своих я сдал, и лично Берия выразил мне свою благодарность за удачную вербовку двух британских агентов – знал я их грешки… Представляешь, мне даже разовый пропуск выписали на завод твоего отца!
– Скажи ему спасибо! – фыркнул Исаев. – Батя решил, что разбрасываться ценными кадрами – не самая умная политика.
– Это я, что ли, кадр?
– А то кто же! Ну, и как ты себя чуешь?
– Да хорошо чую… Знаешь, мне даже легче стало – посидел в камере, походил на допросы и словно часть вины с себя снял.
– Ой, да брось ты! Это я сам виноват – расслабился тогда. Надо было сразу тебя прикончить, а я как-то не сообразил…
– Сразу видно советского человека! – съехидничал Антон. – По высокой степени гуманности. Хотя тебя как раз сложно назвать советским… Хм. Вот думаю: то, что я узнал твою тайну, помогло мне не сгинуть в «подвалах НКВД» или, наоборот, усугубило тяжесть преступления?
– А тебе не все равно? Живой, на свободе – тихо радуйся или повизгивай от удовольствия.
– Да я повизгиваю…
В этот момент пришли девчонки. Лушина они встретили немного настороженно, но джентльменские повадки и куртуазность сделали свое дело – скоро прекрасная половина лаборатории весело щебетала вокруг Антона.
Приревновать Марлен не успел, да и долго находиться в малиннике Лушину не дали – в лабораторию заглянул Исаев-старший.
– Марлен, готов? – отрывисто спросил он. – О-о, какие люди, и без охраны! Здорово, Антоха. Суров ли советский закон?
– Суров, – улыбнулся Лушин. – Но это закон.
– В точку! – Задумавшись, Илья Марленович медленно проговорил: – А с нами прогуляться не хочешь?
– А вы мне доверяете? – глянул Антон немного исподлобья.
Исаев-старший усмехнулся.
– Ты легко мог выполнить свое задание, – сказал он, – но совесть перевесила. Знаешь, я больше доверяю тем, кто ошибался, но проверен в деле, чем тем, кто чист, пушист и бел, а вот в беде не испытан.
– А куда… э-э… гулять? – взбодрился Лушин.
– Да есть там одно местечко… Под Рославлем.
– Ах вон оно что…
Марлен, оглянувшись на стайку удалившихся девушек, негромко сказал:
– В будущее прогуляемся! Спецов оттуда вербовать.
– Ну, вербовать – это ты перегнул, Марлен…
– Бать, так пожилые только ворчат, что «Сталина на вас нет!», а сами-то готовы вернуться в пору своей юности?
– Будем посмотреть, сын. Антоха, давно хотел спросить… Может, отца твоего, от греха подальше, тоже сюда перетащить?
Тут Марлен впервые увидел, как Лушин взволновался – побледнел, вспотел.
– Я думаю, – выдавил он, – что папу тащить не придется, он сам побежит. Лишь бы ничего ему не было за прошлое…
Илья Марленович пожал плечами.
– Даже полковник Слащев преподавал в здешней военной академии, и ничего, а уж на нем-то убитых красноармейцев немало. Мы недавно беседовали на эти темы с товарищем Сталиным. С такими, как Шкуро или Краснов, разговор будет короткий – к стенке и в расход. Это предатели. А остальные, даже Деникин… Ну, да, белые стреляли в красных. И что? А красные стреляли в белых! Так что не думай лишнего. Кстати, в декабре выйдет указ… Не помню названия. В общем, армии вернут погоны со звездами и звание офицера, а царские ордена за военную службу приравняют к советским. Есть такая профессия – Родину защищать. А уж как она называется – Российской империей или Советским Союзом – вторично. Согласен?
– Так точно!
Исаев рассмеялся.
– Эта уставная фраза тоже вернется! Ну, что? Готовьтесь к сцене прощания!
Глава 28. Путешественники во времени
Сцена прощания не вышла особо грустной – официально группа Исаева отправлялась в командировку, но не на фронт, а в прифронтовую полосу, так что бояться было нечего.
Девушки, конечно, поныли, куда ж без этого, но на расстройства времени не было – все вернулись на свои рабочие места.
Все для фронта, все для победы.
А «экспедиция к потомкам» погрузилась в вагон поезда, и покатил он на юг.
Вместе с Ильей Марленовичем отправился сам Марлен, Вика Тимофеев, Антон – и Павел Судоплатов, старший майор госбезопасности. Судоплатов уже не раз пересекался с сотрудниками Центра, но на днях Берия включил его в список посвященных в тайну.
Павел Анатольевич до сих пор находился под впечатлением и, похоже, не до конца верил непосредственному начальству.
– Умом понимаю, – вздыхал он, сидя в купе напротив Исаева, – что это единственная непротиворечивая версия, которая объясняет все факты, но в душе… Ну, вы уж простите, Илья Марленович, но не верю!
– Бог простит! – хохотнул Исаев. – Ничего, Павел Анатольевич, поверите…
Судоплатов крякнул и взлохматил волосы.
– Не по себе как-то!
– Да я и сам дергаюсь! Мало ли что могло случиться с порталом… Накроет его случайным снарядом, и все – путь отрезан! Хорошо было Цезарю – мосты он сжег. Подумаешь! Новые построить можно. А вот как реку Хронос одолеть? А никак!
– Бать, – подал голос Марлен, – не переживай раньше времени, ладно?
– Ладно… – вздохнул Исаев-старший. – Давайте ложиться, прибудем рано.
* * *
Тревоги Ильи Марленовича оказались напрасными: портал уцелел. Никто и близко от него не появлялся, разве что зверюги местные.
Рославль был немецким опорным пунктом, однако фрицы не заглядывали в глухие углы окрест, боялись партизанскую пулю схлопотать. Хотя как раз положение свое в Смоленске они считали прочным, недаром столько бетона потратили на бункер для Гитлера.
Все члены «экспедиции» уместились в кузове «Студебеккера». Еще пара машин с охраной сопровождала «студер».
А НКВД развел в зоне портала весьма бурную деятельность. Сосновую рощу не попортили, только возвели над порталом крепкий деревянный сруб, длинный и приземистый, как барак.
Внутрь барака мог входить лишь Владимир Тимофеев – он первым убедился, что с порталом все в порядке, вот только успокоить Илью не успел, дозвонился лишь Алексею Краюхину. Марленыч в это время ехал на вокзал, а радиофон с собой он не брал – из Смоленска по нему не позвонишь – пока.
Большой участок леса обнесли колючей проволокой, выставили посты. Даже парочку зениток установили – мало ли…
Проехав шлагбаум, где у Марлена, сидевшего за рулем, проверили документы, «студер» подкатил к знакомой возвышенности, поросшей краснокорыми соснами. Здесь находился второй кордон, и ехать дальше было нельзя, только ножками.
Марлен выпрыгнул из кабины и подождал, пока остальные покинут кузов. К ним тут же приблизился молодой, но очень сурового вида лейтенант госбезопасности в сопровождении двух автоматчиков, четко отдал честь и сказал:
– Здесь находится секретный объект, вход строго по пропускам.
Марлен с отцом молча достали соответствующие бумаги, в том числе и Судоплатова, которого ситуация едва ли не умилила.
Оторвав глаза от документов, лейтенант велел одному из автоматчиков:
– Вызови товарища Тимофеева.
– Есть!
В это время товарищ Тимофеев сам показался из дверей барака и крикнул:
– Санин! Это ко мне!
Недоверчиво поглядывая на членов «экспедиции», лейтенант уступил им дорогу.
– Вот в чем я уверен, так это в соблюдении секретности! – сказал Исаев-старший, подавая руку Владимиру. – Привет! Ну как? Фурыкает?
– Как часы! Прошу!
Марлен шагнул в темноватую прихожую с единственным окном, а затем прошел в обширное помещение. Наверху виднелись стропила и листы кровли с изнанки, а внизу бугрилась та самая землянка, с приваленной ко входу дверью.
– Не получалось у меня с дедом твоим поговорить, – негромко сказал Тимофеев, обращаясь к Краюхину. – Раза два уже срабатывало, но там то ночь была глухая, то раннее утро. Не будить же старого… А Мишка чего не приехал?
Алексей Краюхин вздохнул.
– Боится родителей Судата встретить. Они с Игорем вместе сюда угодили, только Судата в первый же день убило.
– Ну а Мишка-то тут при чем? Война!
– Так правильно, а что ему сказать матери Игоря? «Ваш сын погиб смертью храбрых в бою с немецко-фашистскими захватчиками»? Согласись, звучит как издевательство!
– Ну да… Хотя и правда.
– Да тоже не совсем… Случайная мина рванула – Мишка за деревом был, а Игоря наповал.
– Да-а… Судьба!
Вошел Исаев-старший и серьезно сказал:
– Готовимся, ребята. Портал откроется ненадолго, и нам надо быстренько его проскочить. Ныряем по очереди – и мигом откатываемся в сторону, чтобы не мешать. Марлен, пойдешь первым. Павел – ты за ним. Следом Вика, Антон и Алексей, я ухожу последним.
– А ты? – Виктор обернулся к отцу.
– А чего я там не видел, в вашем будущем? – ухмыльнулся Тимофеев. – Хамону мне захватите кусманчик, тогда я вас обратно пущу. Я тут стражем врат побуду. Только в темпе давайте, а то время тут больно уж быстро течет!
– Нешто мы без понятия? – проворчал Марленыч. – Знамо дело, на том стоим… Готовимся!
– Ой, чуть не забыл! – спохватился Владимир Игоревич и вытащил какой-то прибор. – Я ж тут малость наукой позанимался, не то что некоторые. В общем… Помните, как часто открывался портал с той стороны? Бывало, что и трижды за сутки. А здесь… Тут парадокс – время течет быстрее, но «окошко» в будущее отворяется только раз в сутки, а то и разок за пару дней. Последнее… э-э… срабатывание случилось вчера, так что к вечеру вполне можно ожидать следующее. И вот что я заметил. Я с собой кучу приборов приволок и все расставил у портала. Короче. Счетчик Гейгера ничего не кажет, радиации нету, зато начинает замедляться время. Я по двум хронометрам замерял – шли секунда в секунду, а потом я один тут оставил, а другой отнес на дальний конец рощи. В общем, когда портал открылся, ближний хронометр отстал на семь секунд! Но это так, для общего развития. Главное, что, когда близится «открытие врат», скачками растет электрическое поле. Минут за двадцать до срабатывания начинает возрастать и достигает пика в момент… ну, вы поняли.
– Ага! – уловил его мысль Исаев-старший. – Значит, мы можем заранее узнать об этом самом срабатывании и занять предстартовую позицию?
– Именно!
– Отлично! И что кажет твой прибор?
– Что минут пять осталось!
– Вовремя же ты вспомнил… – проворчал Исаев-старший.
– Илюха, все для тебя, дорогой!
– Ага… Бойцы! Готовность раз!
Стянув ватник и шапку, Марлен приготовился к броску.
– Соскучился? – шепотом спросил Вика.
– Не знаю даже, – пожал плечами Исаев. – Привык я тут.
– Та же фигня…
– Внимание… – напрягся Тимофеев.
Исаев-младший глянул на портал, этакую убогую раму, сваренную будто из толстого швеллера. Его зернистая поверхность отливала темной бронзой или тусклой медью. Откуда он здесь, из каких пространств и миров? Знать бы…
– Первый пошел!
Марлен отвлекся мыслями всего лишь на мгновенье, но именно в этот момент грубые дощатые полки, перегораживавшие проем межвременного канала, исчезли, сменившись проходом в XXI век.
Шаркнув подошвами, Исаев нырнул в портал рыбкой, умело упал на сухую траву – и тут же откатился вправо.
Перекатываясь, он увидел, как выпрыгнул Судоплатов – старший майор оттолкнулся руками и ногами, как большой кот, и оказался слева от портала.
Вика… Антон… Мишкин папан… И батя. Все!
Будто дождавшись последнего в очереди, портал закрылся.
Выдохнув, Марлен поднялся с четверенек и выпрямился, отряхивая штаны. Прибыли!
Вокруг все было по-прежнему: большая комната заключала в себе оплывшую землянку и все ту же «раму». Было похоже на помещение, которое осталось в 1942-м, только там потолка не было и стены из бревен, а здесь все отделано евровагонкой, по периметру – мостки с перильцами, и с потолка свисает не шибко яркая лампа. Светодиодная.
– Мы уже там? – спросил Судоплатов, озираясь.
– Мы уже тут! – рассмеялся Исаев-старший и заторопился: – Все, бойцы! Действуем по плану, без перерывов – и бегом! Пошли.
В дверях Марленович столкнулся с Павлом Ивановичем, дедом Алексея Краюхина. «Хранитель портала» был в пижамных штанах и с одеялом, накинутым на плечи.
– Вернулись? – обрадовался он. – Алеша!
– Привет, дедуля! Какой день сегодня?
– Суббота… А-а! 3 сентября.
– Значит, так, дед, – заговорил Краюхин. – Нам нужны спецы, хорошие такие спецы – по авиастроению, по танкам, по электронике, ракетам, торпедам и прочим делам. Причем пенсионеры, ветераны труда – те, кто начинал полвека назад. Понимаешь? Они строили первые реактивные «МиГи» или, там, корпели над танком «Т-55». Причем такие нужны, чтобы смогли и дальше поработать, хоть пяток лет. С молодых инженеров толку нет, они без компьютеров и шагу не ступят. Старая гвардия нужна!
– Так вы хотите, чтобы они вернулись в СССР?
– Да!
– Поздно уже… – задумался дед. – Вот что, поехали в Москву. Пока доберемся, уже и утро. Я обзвоню тех, кому можно доверять, и с Советом ветеранов свяжусь. Не все там дементные старперы… Так вы хотите с каждым отдельно?
– Нет, – мотнул головой Илья Марленович. – Времени жалко. Соберем всех в одном месте и объясним, что к чему. Поехали!
– Постойте! – изумился дед, глядя на Судоплатова. – Это же… Павел Анатольевич, это вы?
– Я, – улыбнулся старший майор и развел руками – дескать, что уж тут поделать.
– Вы – оттуда?
– Мы все оттуда! – нетерпеливо оборвал старика Исаев-старший. – Вперед!
Два джипа, исаевский и тимофеевский, вместили всех. В том, который вел Илья Марленович, устроилась молодежь: Марлен и Вика с Антоном.
Было темно, когда мотор завелся, и фары осветили стену дома. Заурчав, «Лендкрузер» развернулся и двинулся прочь. Выехав на шоссе, джип сразу прибавил скорости и покатил в Москву.
– Ничего не видно, – огорченно сказал Лушин, вглядываясь в темноту за окном.
– Еще насмотришься, – улыбнулся Марлен.
– Это радио? – кивнул Антон на приемник.
– И радио, и проигрыватель…
– А это что на стекле? Там что, экранчик? Такой маленький?!
– Это видеорегистратор. Он записывает все, что делается по ходу движения.
– Здорово…
Лушин извертелся, пока машина проезжала улицами Рославля – горели фонари, кое-где работала подсветка. Антон пытался хоть так, при скудном освещении, разглядеть грядущее.
А уж сомнений в том, что он стал путешественником во времени, у Лушина не возникало: слишком все было другим, незнакомым и непонятным. Даже обычные вещи выглядели иначе.
В доме, куда они попали из 1942 года, стояла легкая блестящая мебель – никаких точеных ножек, массивных тумб или гнутых спинок, как у венских стульев. Все просто и функционально.
А телевизор у деда Паши? В Лондоне он видел телевизоры «Маркони» и «Телефункен» – здоровенные лакированные ящики с крошечными экранчиками, а тут – огромнейшая панель, чуть ли не с окно величиной, совершенно плоская – и цветная! Картинка яркая и очень четкая – они с Судоплатовым застыли перед этим чудом техники и глаз не могли отвести. Громадный экран завораживал. А Марлен даже внимания не обратил на телик!
Рассвет застал «путешественников во времени» ближе к Москве.
Тысячи машин, несмотря на ранний час, неслись по широкому шоссе. Их формы и дизайн были совершенно отличны от тех, что колесили по дорогам Англии или Америки. Выступавших крыльев вообще не встречалось, а легковушки были зализаны, иногда настолько, что казались плоскими как долото, – там и сесть негде. Лежа, что ли, рулить?
А однажды Антон увидел, как над шоссе пролетел самый настоящий геликоптер – сверкая лопастями, сливавшимися в полупрозрачный круг, винтокрылая машина скользила в вышине. Но еще больше Лушина потряс гигантский самолет, величественно проплывший в небе. Было ясно, что несли его турбины под крыльями, а длинная строчка иллюминаторов говорила сама за себя. Это сколько же в нем пассажиров? Сто?
– Триста, – небрежно ответил Вика. – Это с «Домодедова», наверное. «Боинг» или наш «Ил».
Вот тебе и весь сказ, как любит выражаться сам Тимофеев…
…Ведя машину, Илья Марленович взял зазвонивший радиофон (тут их называли «сотовыми» или «мобильниками») и прижал его щекой к плечу.
– Слушаю. Ага… Звоните, Пал Иваныч! Нечего им спать… Доказательства? А вы им Судоплатова предъявите! Ну, не все, конечно, знали… Вот что, кроме шуток. Ничего никому не рассказывайте! Не надо даже намеков делать. Просто объясните, что надо будет поработать по специальности на благо Родины. Что это очень важно и очень нужно. Вот когда соберем всех, тогда и откроем карты. Что? Конечно, скорее всего так и будет – кому-то эта идея придется не по душе. А кого-то либералы покусали, как вампиры, и этот кто-то тоже заболтал про «кровавую гэбню» и «сталинскую тиранию». Таких… Что? Нет, это слишком круто! Зачем стрелять? Увезем куда-нибудь на годик, устроим со всеми удобствами. В монастыре, скажем. А через год… Читали про Ходжу Насреддина? Ну, вот… Так что звоните, и пусть подтягиваются к одному кинотеатру на Преображенке – моя компания его купила еще в прошлом году, но пока мы его не сносили. Там нас никто не побеспокоит. Сейчас я своих растолкаю. Ага… До связи. Минутку…
Исаев съехал с дороги на обочину и позвонил «Кащею» – своему заму по финансам. Это был весьма въедливый дедок, своенравный, но честный. Кащей не жаловался на бескорыстие, он получал весьма высокую зарплату и был доволен. Надежный человек.
– Кириллыч? Здорово. Что значит – куда пропал? Имею же я право на отпуск! Не ругайся, Кириллыч… Да понимаю я! Придет время, я тебе все объясню, и ты мне пожмешь руку, потому как будешь полностью со мной согласен. Уверяю тебя! Не могу. Пока не могу. Короче, слушай. Там, откуда я прибыл, я понадоблюсь еще год, это минимум. Как – кто? А ты на что? Доверенность я тебе накатаю, и зарплата твоя сразу вырастет! Что, согласен, старый скряга? Хе-хе… А всем скажешь, что шеф раскручивает секретный проект на государственные средства. Кстати, это правда. Конечно, заеду! Буквально на пять минут, так что никаких фуршетов и торжественных встреч. Все, кого я хочу видеть, уместятся в твоем кабинете. Все, давай. Подскочу перед обедом. Пока-пока!
Сунув мобильник в карман, Марленович обернулся к «Шевроле-Блейзеру», тоже притормозившему, и махнул рукой.
– Леха! Езжай с дедом, помогай ему собирать спецов! Стоп… А к кинотеатру как?
– Илья Марленович! – вызвался Вика. – А давайте я им покажу где?
– Давай! А мы тогда шопингом займемся. Звоните!
Виктор бегом перебрался в «Шевроле», который вел Краюхин, и тот сразу же отъехал. «Ленд-крузер» тронулся чуть позже, пропуская великанскую фуру.
– А маму заберешь? – улыбнулся Марлен.
– Обязательно! – кивнул отец. – Но потом. Сначала набьем багажник ноутбуками, специальной литературой и прочими полезными вещами! Вперед!
Глава 29. «Призывники»
Закупить партию ноутбуков, запчастей к ним, флешек, принтеров, спецлитературы, закачать по безлимиту массу материалов из Интернета удалось лишь к обеду.
Подбросив Марлена с Антоном до детективного агентства, Исаев-старший укатил на работу, бросив напоследок: «I’ll be back!»
Голодный как волк, Исаев-младший все же перетерпел муки некормленого организма, сперва повключав несколько «буков», чтобы скинуть на них нужную инфу из Сети – сейчас, после приобретенного опыта, было ясно, каких именно знаний не хватает. И ноуты медленно всасывали гигабайты…
– Все! – выдохнул Марлен. – Это последний. Пошли на кухню. Если я сейчас не поем, то стану на людей бросаться…
Прихваченную по дороге пачку пельменей он всю ухнул в кипяток. Добавил специй, посолил – и стал ждать на последних остатках терпения.
– Здорово тут у вас… – проговорил Антон, выглядывая в окно. – Красиво… Спокойно… Хотя, конечно, суета. А девчонки какие!
– Девчонки – это да… Наша гордость.
Лушин хмыкнул и провел ладонью по микроволновке.
– А это что?
– СВЧ-печь.
– В ней готовят?
– В основном разогревают.
– А это?
– Посудомоечная машина.
– Сама моет?
– Сама. Плюнет, протрет… Скоро они и там появятся. Лет через пятнадцать. Нет, они уже существуют – там, только для обычной семьи слишком дороги… Готово, кажется! Ух, как я жрать хочу!
– Проглот.
– Сам такой… Насыпай, чего стоишь?
Антон кочевряжиться не стал, навалил полную тарелку.
– Я прямо чувствую, как минуты утекают, – пробормотал Марлен, прихлебывая. – М-м, горячо…
– Мне кажется, это нереально – за день управиться.
– Ты просто моего батю не знаешь… Если уж он поставил цель, то идет к ней как торпеда – по прямой. А его пробивной силы хватит на целый эсминец! Управимся… До ночи не поспеем, конечно, но к утру точно будем на месте.
– Все равно… Как-то впопыхах все, на бегу…
– Это – да. Знаешь, чего я боюсь? Что немцы там контрнаступление затеют, лишь бы Смоленск вернуть. Все же очень хрупко, качается на лезвии бритвы. Немец еще очень силен, а к западу от Смоленска стоят части 9-й армии вермахта. Вот как ударит во фланг, будет нам!
– Да и пусть ударяет! – фыркнул Лушин. – Подумаешь! А ты представь, сколько мы немцев положили, пока к Смоленску шли! Согласен, фрицам пока что есть кого призвать на службу, но ведь мы покрошили опытных, обученных, а им на смену придут новички. Количество Гитлер, может, и удержит, но вот в качестве проиграет однозначно.
– Тоже верно…
В это время раздался стук в дверь, а потом она открылась и вошла хорошенькая девушка в модном прикиде.
«Черт, – мелькнуло у Марлена, – я дверь не закрыл!»
– Есть кто дома? – пропела гостья, и Исаев лишь теперь узнал ее.
– Кристина? Привет!
– Привет!
Продефилировав к Марлену, Кристина чмокнула его в щечку и покосилась на Лушина – тот стоял как завороженный. Как перед плазменной панелью.
– Знакомься, это Антон.
Девушка ослепительно улыбнулась и подала руку для поцелуя.
– Кристина!
– Энт… А… Антон.
Кристина рассмеялась, а Марлен даже удивился поведению девушки. Сколько он ее знал, Кристина вечно притворялась, играла роль. Нет, девчонка она была хорошая и далеко не дурочка, просто ощущала себя немножко чужой в компании «мажоров». Кристина постоянно скрывала, откуда она и кто ее родители, сводя все к шуткам да прибауткам. То ли стеснялась родни, то ли представлялась этакой таинственной леди.
Но сегодня она была раскованна, почти не накрашена и, похоже, если и играла, то саму себя.
– Ты где пропадал все лето? – спросила Кристина, вертясь перед зеркалом. – Я тебе звонила, звонила, а ты все время был недоступен.
– Секретный проект, – произнес Марлен со значением. – Так-то вот. Только не говори, что скучала!
Девушка фыркнула.
– Знаешь, если уж на то пошло, ты изо всей компании был самым естественным, что ли.
– Зато ты всегда была в маске.
– Да, – легко созналась Кристина, – водится за мной такое. А что бы ты сказал, узнав, что моя мама шьет на дому, а папа – слесарь?
– Господи, Крис, какая мне разница, кто твои родители? Важно, какая ты сама! Или ты думаешь, мои родились миллионерами? Батя десять лет комнату снимал и пахал на трех работах! Ни диплома, ни связей!
– Так я же говорю: ты другой. А Даня? Помнишь, что он про быдло и пролетариев толковал?
– Да сам он быдло. Креативное… Хотя какой из него креатор? Компилятор убогий, рекламу шлепает…
Кристина улыбнулась, взглянула на Антона (тот тихо млел) и сказала:
– Я тебя искала знаешь зачем?
– Не-а.
– Хотела, чтобы ты мой английский послушал. Мне там работу предлагают, но со знанием инглиша.
– Какую работу?
– По специальности.
– Э-э… Не понял.
– Я, вообще-то, инженер-химик.
– Ух ты! Молодец! Только сегодня никак, Крис. А-а! Ты вон с Антоном поболтай, он сам из Лондона!
Девушка посмотрела на Лушина, и тот истово закивал головой.
Зазвонил телефон, и Марлен выцарапал свой сотовый.
– Але? Ты, бать?
– Марлен, план меняется! Уходить будем послезавтра, не раньше. Тут наши старички сами предложили на таких зубров выйти, что закачаешься – чуть ли не в замах у самого Микояна ходили. А эти раньше завтрашнего дня не объявятся. Так что… Я тогда съезжу к маме твоей, а потом мы с ней к Тимофеевым завалимся. Уболтаю обеих! Ну, все, пока-пока!
– Пока, бать.
Вернув телефон на место, Исаев прислушался, о чем болтают Антон с Кристиной. Выговор у девушки был неплох, только замечалась излишняя старательность, как у всякого иностранца. Но так ничего говорит, бегло.
Девушка интересовалась, чем он занимается, и Лушин честно признался, что он работает инженером на авиазаводе. Марлен послушал, послушал – никаких нарушений секретности – и ощутил сильнейший позыв ко сну.
– Ай гоу ту слип, – сказал он с чудовищным акцентом и удалился в спальню. Парочка вряд ли заметила его уход…
* * *
…Выспался Марлен замечательно и встал рано. Подцепив шлепки, совершил все утренние процедуры и заявился на кухню, изысканно одетый в мятые треники.
На кухне он обнаружил Кристину в халатике. Девушка напевала что-то мелодичное и сервировала стол. Халатик очень выигрышно обтягивал круглую попку.
– Good morning, – брякнул Исаев.
Кристина живо обернулась.
– Morning, – улыбнулась она. – Вижу вопрос на челе твоем. Нет, с Антоном я не спала, он мне постелил на диване в приемной. Мы ходили на цыпочках и говорили шепотом, чтобы тебя не разбудить. Как-то так получилось… Не знаю как… Мы проболтали до двух ночи. Метро закрыто, а ночным такси я не доверяю.
– Да правильно сделала, что осталась. Чего по городу шарахаться ночью? А куда ж ты Антона дела?
– А он на полу спал, на надувном матрасе.
– Жестокая.
Девушка рассмеялась. Улыбаясь, она спросила:
– А ты веришь в любовь с первого взгляда?
– А чего ж нет? Вон наш Вика так и влюбился – она на него посмотрела, и готово. Сердечный укол.
– Рада за него. Антон мне признался, а я постеснялась. Хотя тоже чувствую к нему то, чего никогда ранее не испытывала. Мы с тобой целовались, помнишь? Но остались друзьями.
– Конечно, – вздохнул Марлен. – Куда нам…
Кристина ослепительно улыбнулась:
– Не надо быть таким ревнивцем! Зато я тебе доверяю больше, чем лучшей подруге. Ты хороший…
– Ну, хоть так…
В это время из ванной вышел Лушин. Завидев смеющуюся девушку, он тотчас же заулыбался сам, но, переведя взгляд на Исаева, сник.
– Мы тут… это… Ну…
– Это может показаться странным, – проговорил Марлен, – но я уловил смысл сказанного нашим красноречивым другом.
– Ребята, – выдавил Антон, – и… и девчата. Вы как хотите, а я… я хочу быть с Кристиной. Всю жизнь как минимум. Крис, выходи за меня!
И девушка, опустив ресницы, молвила:
– Я согласна…
Лушин, у которого все силы ушли на порыв, пролепетал:
– Правда?
– Да…
Более блаженного выражения лица Марлен еще не видывал.
– Дети мои, – серьезно сказал он, – я очень рад за вас, но послезавтра мы с Антоном уедем… очень и очень далеко.
Кристина вскинула голову.
– Возьмите и меня с собой! Мне не нужны деньги Антона, да и нет у него никаких денег. Мне нужен он сам, какой есть. Я не буду обузой, я умею работать, да и училась я не ради диплома. Понимаю, что мы не в Европу отправимся, и не в Америку, но мне и это безразлично! В Африку так в Африку. Да хоть в Антарктиду! Возьмете? Ну пожалуйста!
– Да я-то не против, Крис, только все куда серьезней, чем ты даже можешь себе представить. Антон, ты уверен в себе и в ней?
– Полностью!
– Решать будет мой отец и… еще один человек, он у нас отвечает за секретность и безопасность. Так что подождите до вечера и… Вы вот что. Если собрались сидеть в этой комнате и фантазировать, то это не лучший вариант. Вот что. Уезжать будем не раньше завтрашнего дня. Так что… Крис, Антон никогда не видел Москвы. Покажи ему город. Деньги в столе, берите сколько надо. Там, куда мы отправимся, эти деньги не котируются.
– Пошли? – вскочила Кристина.
– Пошли! – обрадовался Лушин.
– Э, э! А завтрак?
– А мы по дороге!
– Гуляйте…
Исаеву даже немного завидно стало, когда он провожал взглядом парочку. Точно, влюбились…
А вот у него не так… Наташа его любит, а он? Он нежен, он ласков и заботлив, вот только это все не любовь. Ну, не всем же везет с первого взгляда…
Вздохнув, Марлен пошел проверять ноуты. Вроде бы должны уже все закачать…
* * *
Отец явился поздно вечером, и не один, а с мамой.
– Марик! – воскликнула она и бросилась тискать любимого сыночка. – Марик…
– Мам, ну чего ты? Все ж хорошо.
– Ага! А если бы тебя убили?
Исаев-младший глянул поверх женского плеча на Исаева-старшего, и тот смущенно развел руками.
Наплакаться вдоволь Исаевой не дали – явился Алексей Краюхин в сопровождении супруги, робкой маленькой женщины с волосами, крашенными в блондинистый цвет. Звали ее Ирина.
– Здравствуйте, – сказала она. – Скажите, а с Мишей действительно все в порядке?
– В полнейшем! – утвердительно кивнул Марлен.
И снова звонок – в прихожую ввалились Антон и Кристина.
– Батя, – улыбнулся Исаев-младший, – познакомься, это Кристина, невеста Антона. Готова ехать за ним, как за декабристом, куда угодно. Хоть в Африку.
Илья Марленович нисколько не удивился.
– Кристина, значит… – протянул он. – Кончали что?
– Московский химико-технологический.
– Специальность?
– Химик-технолог. Специализируюсь на медицинской химии.
Исаев одобрительно кивнул.
– Такие люди нам нужны!
– Так вы меня берете?
– Да куда ж я денусь…
– Ур-ра-а!
А Марлен грустно улыбнулся: «Везет же Антону… И чего я такой урод?»
* * *
На другой день после обеда все собрались в зале кинотеатра. Забитые окна и общая запущенность навевали тоскливые мысли. В маленьком зрительном зале было прохладно, пожилые «зрители» заняли всего лишь три первых ряда – собралось человек сорок, не более, зато что ни человек, то Герой Соцтруда или лауреат Ленинской премии, орденоносец, и прочая, и прочая, и прочая.
Илья Марленович и Судоплатов вдвоем поднялись на скрипучую сцену – по толпе прошел ропот.
– Товарищи! – начал Исаев. – Я долго думал, как мне построить наш с вами разговор, пока не махнул на все рукой. Расскажу все как есть, а вы решайте. Мы собрали вас здесь, чтобы раскрыть тайну особой государственной важности: в соседней области действует некое устройство, которое наши молодые именуют межвременным порталом. Он открывается в 1942 год…
Зал зашумел, пожилые спецы вскакивали, как юнцы, возмущенно выкрикивали что-то, и вдруг, в момент затишья, поднялась довольно крепкая старушка и крикнула:
– Это правда! Я сама миновала то место! Это же в землянке, да?
– В землянке, – подтвердил Исаев.
– Ну, вот! Меня зовут Мария Спиридоновна Лысых, я была медсестрой, когда в 41-м заняла ту землянку. Под Рославлем, да?
Илья Марленович кивнул.
– Ну вот! А ночью эта штука осветилась вся, и вижу я: день за ней, поляна, и никаких тебе воронок. Я выбралась туда, просто так, посмотреть, что за диво, обернулась – а все! Закрылось. Так я и осталась здесь. Когда я миновала этот ваш портал, там было лето 41-го, а здесь – 1974-й! Вот так! Правда все!
– Марья Спиридоновна! – поднялся с места взволнованный Павел Иваныч. – Вы меня не помните, конечно, но я там тоже был. Красноармеец Краюхин! Вы тогда заперлись у себя в землянке, а мы утром вас не дозвались. Сорвали дверь – а вас нету! Главное, крючок изнутри накинут, а в землянке пусто!
– Чего ж не помню, – усмехнулась Лысых. – Самый приставучий был. Ты да еще Мишка Филин.
По залу прошли смешки.
– Подождите, – поднялся представительный седой мужчина. – Так это что, все реально?
Зависла пауза, и Илья Марленович поспешил ею воспользоваться.
– Мы пришли сюда не сами по себе, – сказал он внушительно. – Нас послал товарищ Сталин. Нас – это тех, кто прошел туда, на войну. Наши сыновья – Марлен, Виктор и Михаил – первыми оказались в 41-м, в августе, по-моему. Они сражались на Брянском фронте в дивизии Панфилова. Да-да! Я не ошибся и не оговорился! Панфиловская дивизия там сражается именно в составе Брянского фронта, и сам Панфилов не погиб, а жив-здоров!
– И Качалов живой! – громко сказал Павел Иванович. – Это все мальчишки понаделали, из-за них все меняться стало!
– Эти мальчишки, – подхватил Исаев-старший, – смогли создать зенитные ракеты, которыми сбивали «Юнкерсы» над районом Демянска. Так что разгромили немцев в том котле! И блокаду Ленинграда сняли, и на Волгу не пустили фрицев – вот сейчас наши бьются на Донбассе. Там и наш Сталинград, и Курская дуга! Но враг еще очень силен! Мы, отцы, ушли к нашим детям позже – помогать. Но нас всего шестеро! Очень, очень мало! Нам не разорваться: надо и танки новые выпускать, и ракеты делать, и самолеты… Кстати, на Юго-Западном фронте действуют уже два авиаполка реактивных истребителей «Ис-15»! Это те же «мигари», просто товарищ Сталин решил сделать приятное не Микояну, а мне, Исаеву!
Шаг вперед сделал Судоплатов.
– Тут я слышал разговоры насчет моего сходства с «тем самым Павлом Судоплатовым, который Троцкого кокнул», – проговорил он, тонко улыбаясь. – Хочу внести поправку: я не убивал Троцкого, хоть он того и заслуживал, ликвидацией руководил мой коллега Наум Эйтингон. Сюда меня послал товарищ Берия, чтобы обеспечить секретность. Скажу от себя: вы очень нужны нам – советскому государству, советскому народу. Ваш опыт нужен, ваши знания. Я один из не-многих, кто посвящен в тайну, хотя и знаю далеко не все, и хочу обратиться к вам. Товарищи! Великая Отечественная война – не далекое прошлое, она – наше настоящее. И мы, те, кто сейчас дает отпор немецко-фашистским захватчикам, обращаемся к вам: помогите! Помогите не с оружием в руках, а дайте фронту это оружие – новое, убойное, такое, что сметет гитлеровскую нечисть с нашей земли!
Марлен терпеть не мог пафоса, но в этот момент он задержал дыхание: зал вставал. Люди, пожилые и старые, опираясь на палочки или обходясь без помощи, поднимались во весь рост. Никого не надо было уговаривать – поверив, ветераны приняли решение.
* * *
Еще не село солнце, когда два джипа покинули Москву. За ними следовал роскошный туристский автобус. В нем ехали ветераны.
Самый старый из них родился в сороковом, но даже он не помнил военных лет. Но на их глазах возрождалась страна, на месте разбомбленных кварталов возводились новые, еще краше. Будучи детьми, они играли в «войнушку», и никого из них нельзя было заставить выбрать сторону врага, даже понарошку.
Они смотрели фильмы о лихолетье сороковых, читали книги о подвигах своих отцов, служили в армии, учились, а потом сражались на незримых фронтах холодной войны, проходивших через научные лаборатории и мастерские оборонных заводов.
И в разговорах между ними все чаще звучало слово «призывники».
Прибыл небольшой кортеж темной ночью. Тимофеев уже ждал их, встречая светом фонарей.
– Вы очень вовремя! – крикнул он. – Приборы показывают усиление. Думаю, через час начнется!
– Все не пройдут сразу, – покачал головой Исаев-старший. – Придется нам тут задержаться.
– Павел Иванович месяцами вел график и уловил определенную закономерность пульсаций… э-э… темпорального поля. Сегодня ожидаются два пробоя – через час и под утро. А завтра сразу три!
Семь человек из «призывников» задолго до открытия портала собрались вокруг этого непонятного артефакта. Разговоры они вели степенные, но чувствовались за словами и нервное ожидание, и почти что детская вера в обещанное чудо.
И чудо было явлено – семь бодрых старичков суетливо уползли на карачках через портал в 1942-й. Сомнений больше не было.
Перед рассветом из РФ в СССР перешло еще восемь человек. И еще два пробоя, и еще один…
На другой день, последними, ушли отец и сын Тимофеевы, Антон с Кристиной, супруги Исаевы и Марлен.
За время их отсутствия – прошло две недели – секретный объект разросся. Появились комендатура и большая казарма, склад, гараж и еще какие-то подсобки. НКВД устраивалось прочно и надолго.
Встречал прибывших сам Берия, в отдалении реял Судоплатов. Лаврентий Павлович был бодр и оживлен.
– Приветствую вас, дорогие потомки, – сказал он безо всякого ерничанья. – И очень рад, что все получилось как нужно. Павел Анатольевич уже доложил о результатах по моей части. Можно считать, что тайна этого… м-м… портала еще не раскрыта на той стороне.
– Да вроде нет, – пожал плечами Исаев-старший. – На той стороне Пал Иваныч Краюхин дежурит, дед тертый. Внимания мы своим переездом не привлекли, все по ночам да по ночам. «Призывников» мы доставили автобусом, его один из наших «завербованных» вел, потом мы оставили его на автостанции в Смоленске, как договаривались. Тут тоже ничего примечательного – взяли машину напрокат, свозить ветеранов на экскурсию по местам боевой и трудовой славы. Ничего особенного. Не наследили, в общем. А тут все у вас под контролем. Разве что немцы могут пакости устроить… Я имею в виду 9-ю армию.
– А наши армии уже не в счет? – ухмыльнулся нарком. – Не волнуйтесь, все продумано. Конечно, опасность существует, так на то и война. Так, что касается «призывников». Позавчера мы отправили в Москву последних. Устроим как надо. Товарищ Сталин обещал собрать их в Кремле, чтобы прочувствовали свою значимость и востребованность. Вы тоже приглашены. А пока отдыхайте, автобус подадим через час.
К Марлену подобралась Кристина и боязливо прошептала:
– Это настоящий Берия?
– Самый что ни на есть! – фыркнул Исаев. – Живой, можешь пощупать.
– Нетушки! Сорок второй год… Просто не верится…
– Не страшно?
Девушка помотала головой.
– Нет! Необычно. Странно. Наверное, к этому привыкнуть невозможно. Не получится забыть, что ты из другого времени.
– Тебе повезло, Антон отсюда.
Кристина залучилась.
– Да-а… Спасибо тебе за все!
Чмокнув Марлена в щеку, она убежала к Антону. Исаев потер место поцелуя.
* * *
В тот же день доехали до Москвы. С вокзала сразу направились в Центр.
– Вот здесь мы и работаем, здесь будем жить, – сказал Илья Марленович, обнимая Светлану.
– Здесь совсем другой воздух, – сказала женщина, – не как в городе. Зимой пахнет…
Улыбаясь, Марлен пошагал домой. Да, именно так он ощущал ту коммуналку, где им с Наташкой выделили комнату. Много ли надо человеку? Будет у него и отдельная квартира, и дача, и персональный автомобиль с шофером. Со временем. И нечего это время подгонять, спешить незачем. Это можно написать как девиз: «Не торопитесь жить!» Житие, оно такое короткое…
Дверь ему открыла Наташа. Пискнула и повисла на шее. А Марлен стоял, улыбался, гладил девушку по спине, по голове, перебирал пушистые волосы и думал. Пусть у него будут сомнения во взаимности со своей стороны, пусть в их отношениях с Наташкой отсутствует пылкость. Жар страсти горит недолго, три-четыре года – и одна зола. А вот душевное тепло – это на всю жизнь.
Он уже привык к Наташе, к ее близости. Можно встречаться годами и оставаться чужими. Или вот так – сродниться, год за годом прорастать друг в друга.
Что лучше, что хуже? Глупые вопросы…
– Привет, котенок, – сказал Марлен. – Я по тебе соскучился!
Глава 30. Москва, Кремль
Соколовский, Арнаутов, Крупенин, Рыбкин, Невкапса, Данилин, Новаго, Ляхов – все эти фамилии вечно были в тени сияния Калашникова, Микояна или Туполева. Мало кто знал этих людей, скромных тяжеловесов оборонки. Иногда они удостаивались высоких наград и званий, но все равно оставались на втором плане, а в газетах их упоминали сухой строчкой: «…и др. официальные лица».
И вот страна их призвала самым небывалым, фантастическим образом – из прошлого. Редко кто из «призывников» родился в тот самый 42-й, в который они перешли из 2016-го. Даже для них это время было минувшим, хотя многие с радостью узнавали места, где провели детство. Еще не пришла пора Черемушек и масштабных строек, но она обязательно наступит – и гораздо раньше, нежели «в тот раз», в иной исторической последовательности.
Для этих спецов ничего секретного в Центре не существовало: моложавые старики интересовались не самими «изделиями», а технологиями, теми способами, которые выбирали сотрудники для создания, скажем, транзисторов или пенициллина (кстати, самая молодая «призывница», Кристина Ростиславская, мигом вошла в курс дела, пообещав «завалить страну антибиотиками»).
Ромка и Лева по прозвищу «Левша» показывали гостям оборудование, объясняли, какие процессы велись, а позади толпы «экскурсантов» шаркал тапками Ник-Ник, радостно хихикая и потирая руки – ух и развернутся теперь!
«Завербованные» с почтением здоровались с Королевым, вгоняя того в краску, с Лебедевым и Патоном, Иоффе и Курчатовым. Для «призывников» они уже являлись светилами, хотя разница в годах между ними была минимальной.
Постепенно – и очень скоро – старички из будущего «разбавили» молодой контингент лабораторий и мастерских Центра. С Марленом, курировавшим лабораторию прикладной электроники и, по совместительству, отдел ракетной техники, остались Даниил Соколовский, Федор Арнаутов и Вадим Зенков. Им всем было по шестьдесят с лишним, поэтому они сразу заявили: никаких отчеств!
– Мы, как почтальон Печкин, – сказал Арнаутов, посмеиваясь, – новую жизнь начали, как на пенсию вышли! А здесь такие потрясающие возможности! Вы не представляете, Марлен, сколько ошибок было наделано в электронике, в какую массу тупиков мы упирались. И это не считая гонений на кибернетику вообще! Больше всего меня угнетала та небрежность, с которой мы делали ЭВМ – лепили кто во что горазд! У каждого ведомства, даже у каждого института – свои стандарты. А вот американцы оказались умнее. Наши машины были лучше, зато в Штатах с самого начала заработал один образец – та же «Ай-Би-Эм» не просто строила компьютеры, она готовилась ими торговать! А вот мы оплошали.
– Ничего… – прокряхтел Соколовский, поднимаясь. – Теперь мы все ошибки исправим! Трудно выбраться из лабиринта, когда ты топчешься в нем с закрытыми глазами, а вот когда перед тобой план всех ходов и выходов, пройти его не сложно. Марлен, а как полностью называется ваш Центр?
– Центр специальных исследований, – ответил Исаев, глазом не моргнув.
– ЦСИ, значит, – кивнул Даниил Гаврилович. – Строгая аббревиатура. Строгая и значительная, внушает почтение… Ну-с, с чего начнем, товарищ завлаб?
– С элементной базы, – улыбнулся Марлен. – До интегральных схем нам пока как до Луны пешком, но миниатюризацию никто пока не отменял, да и наладить массовый выпуск дешевых транзисторов – задача архиважная. А то у нас все пока руками делается… Приступим?
– Вперед! – решительно заявил Зенков.
* * *
Приближалось 7 Ноября. На улице было холодно, зато за стенами ЦСИ шли такие жаркие дискуссии, что поневоле вспотеешь. И дело тоже шло. Специалисты-«призывники» не толпились в коридорах Центра, а разбрелись по заводам, включая Кировский в Ленинграде или «Красное Сормово» в Горьком.
А в день празднования 25-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции всех «призывников», всех «попаданцев» пригласили в Свердловский зал Кремля.
Марлен еще на «побывке в будущем» озаботился своим внешним видом. Когда отец объявил там «выходной», Исаев пробежался по магазинам, прикупив обувку, пару костюмов и прочие причиндалы. О Наташе он тоже не забыл – то-то радости было…
И теперь, в Кремле, он выглядел как скромная голливудская звезда на приеме: синий костюм из альпаки поневоле подтягивал и внушал уверенность.
Взволнованные, проникшись духом эпохи, «призывники» негромко переговаривались:
– Сан Саныч, как устроились?
– А как в молодости! Дали комнату. Да ничего, это временно. Война же! Я заглядывал в наркомат – там уже готовят государственную программу по строительству жилья.
– Ну и правильно. А если не «хрущобы» строить, а приличные дома, то тогда работяги на Западе точно обзавидуются.
– И не говорите! Да ничего, так, проекты, что-то многоэтажное, в стиле Корбюзье…
– …Марья Васильевна! Когда вторую программу увидим?
– Скоро, Роман Иванович, скоро. Сейчас на Шаболовке фундамент закладывают, новую телевышку строить будем.
– Здрасте! Так там же стоит уже – та, Шуховская!
– Ха! Шухов, вообще-то, проектировал башню с расчетной высотой в триста пятьдесят метров. Просто в Гражданскую войну металл был в дефиците, вот башню и укоротили до ста сорока восьми с копейками. Теперь мы эту, укороченную, используем для верха новой телебашни.
– Триста пятьдесят? Ого! Это выше Эйфелевой!
– Шухов превзошел Эйфеля не только по высоте. «Железная дама» в Париже больно уж упитанна, весит больше восьми тысяч тонн. А Шуховская потянет всего на две тысячи двести. Когда ее соберут.
– А когда?
– По плану – к весне 45-го. Хотя, может, и раньше успеем…
– …Энрико Ферми запустит реактор к Чикаго в будущем году. Курчатов грозится добиться того же уже этой зимой. Да тут все дело не в завоевании первенства. Пока все тормозится из-за нехватки урана. Рудники в Табошаре, Учкудуке, Чаркесаре, Ак-Тюзе только-только разрабатываются…
– Только! Да ты вспомни, сколько мы их тогда искали! А теперь-то все известно, все на карте помечено. Вполне можем обогнать американцев. Во всяком случае, бомбу испытаем в том же году, что и в Лос-Аламосе.
– Или раньше!
– Или раньше… Да я не беспокоюсь о самом ядерном заряде – сделаем. Простую бомбу я тебе сам соберу, было бы из чего. Главное тут – в средствах доставки. Понимаешь? Наши «Пе-8» – отличные бомбовозы, получше западных четырехмоторников, но собираем мы их по штуке, по десятку, а в Англии и США такие выпускают тысячами! Вот и считай… Если в Америке сочтут нужным, то выставят хоть десять тысяч «Летающих крепостей»! И чем тут ответить?
– ПВО развивать. И строить новые авиазаводы!
– Согласен…
– …Тут ты не прав. Еще семь лет назад СССР занимал третье место в мире по производству электроэнергии. Тут весь вопрос в том, что нынче надо форсированно развивать энергохозяйство Сибири, Дальнего Востока, Урала, Средней Азии. Гадская война мешает! А строить станции надо, и срочно. Не знаю уж, как там решат с Волжскими ГЭС, но я буду против! Это не дело – строить плотины на равнине! Лучше всего построить второй и третий ДнепроГЭС, как и было задумано Графтио.
– А смысл? Три плотины стоило городить с самого начала, а теперь зачем? Да и слишком дорого нам обошелся Днепрогэс! А вот Куйбышевскую ГЭС я бы построил, да и Волжскую тоже. Братскую и Красноярскую – в обязательном порядке! А там и до Зейской дело дойдет, до Бурейской и Верхне-Иманской…
– …Сургутская нефть – это замечательно, конечно, но быстро тот район не освоить. Сначала нужно Ромашкинское месторождение разработать, там же прорва «черного золота»!
– Я вот боюсь, как бы мы тогда на нефтедоллары не подсели. Как при Брежневе. Чего проще? Качай да толкай буржуям! А уж они найдут нефти применение. А мы что, не в состоянии?
– Согласен. Только Сталин – это тебе не Брежнев! Если при нем все раскрутить, то у нас и нефтепереработка будет на уровне, и на экспорт можно будет энергоносители толкать, как ты выражаешься. Надо просто начать хорошую традицию – выпускать машины и оборудование, а уже потом сырьем приторговывать…
– …Радует это и беспокоит. Не дошли немцы до Волги – хорошо, не прорвались на Кавказ – замечательно. Но сдержим ли? Сила-то немалая!
– Так и у наших хватает. Все началось с Харькова, оборону тогда хилую выставили, в одну линию и то кое-где. Вот немцы и прорвали ее. Сейчас Ставка провела работу над ошибками. Говорят, кое-где наша 9-я армия как раз девять полос обороны и удерживала! Вот немцы и завязли. Считай, все лето их перемалывали.
– Пожалуй… Харьков – Харьковом, но и под Сталинградом мы накосячили изрядно. Я, конечно, не свидетель, но интерес был. Наши тогда отказались от операции «Большой Сатурн», и совершенно зря. В итоге мы разбили-таки армию Паулюса, но фронт от этого не рухнул. И пришлось нам еще полгода немцев колошматить. Только после Курской дуги стало ясно, что мы их таки пересилили. А могли бы сразу это сделать! Ну вот, не дотумкали.
– Если нынче дотумкают, мы будем Берлин брать уже весной 44-го.
– Так именно…
– …Да это паскуда Хрущев придумал цифру в двадцать миллионов жертв! Откуда он ее взял? А потом эти долбаные горбачевцы-перестройщики и вовсе о двадцати семи миллионах заговорили. Даже о тридцати трех! Хотя Сталин называл число «семь миллионов».
– А тут, Кузьмич, все паскудство в методике! Когда считали потери Германии, то брали лишь число убитых военных, а вот когда нам подсчитывали, записывали все потери разом. А что такое потери? Это и убитые, и раненые! Раненых-то зачем считать? А жертвы среди мирного населения к чему плюсовать? Никто ж так не делает, это отдельная статья! Вот и вылезают десятки миллионов…
– …Здравствуйте, товарищи.
Глуховатый голос Сталина был негромок, но его услыхали все. Кто стоял, повернулся к сцене, кто сидел – встал. «Призывники» дружно захлопали, бурные аплодисменты переходили в овации.
А вождь стоял, не наслаждаясь признанием, а спокойно принимая рукоплескания.
Когда он подошел к трибуне, аплодисменты потихоньку стихли.
– Дорогие товарищи потомки! – начал Иосиф Виссарионович. – Я приветствую вас здесь не в лучшее для страны время, но вы были призваны именно в момент суровых испытаний для нашего государства, для нашего народа. Мы уверены, что вы приложите все силы для укрепления мощи наших армии и флота, а затем и для мирного строительства…
Марлен отвлекся и поглядел на задние ряды. Там, скромно притулившись с краю, сидел Алексей Краюхин с женой Ириной. Он выглядел совершенно счастливым человеком. Мишка заметил Исаева и помахал ему рукой – отец с матерью тут же зашикали на него.
Улыбаясь, Марлен отвернулся. Сам же хотел полную семью, вот и наслаждайся счастьем. Своих «предков» Исаев не видел, они сидели с другого краю. Аксель Берг, сидевший рядом, понятливо улыбнулся.
– Я знаком, если можно так выразиться, с историей будущего, – продолжал Сталин, – и скажу одно. Безусловно, были допущены губительные ошибки, но партия и правительство приложат все силы к тому, чтобы исправить их в кратчайшие сроки. Я уже получил несколько писем от вас, товарищи, и готов дать ответ всем вам. Мы не допустим, чтобы все, добытое в тяжелейших боях с мировым капитализмом, было брошено и забыто. Мы никому не позволим развалить первое в мире государство рабочих и крестьян! Что касается отдельных личностей, приступивших к антисоветской деятельности после 53-го года, то к ним приняты все необходимые меры. Но этого мало, товарищи. Необходимо заняться глубинным переустройством СССР, чтобы исключить саму возможность распада государства. Однако мы не станем делать резких движений. Как только кончится война, будет принят ряд законов против национализма и сепаратизма. Мы отменим опасное право на выход из состава СССР для советских республик. Более того, будет изменен статус некоторых из них. Создадим или общий Прибалтийский край, или отдельные Эстонскую, Латвийскую и Литовскую области. Украина станет Украинской АССР, как я предлагал еще в 1922-м. Ленин тогда раскритиковал мой план, но сам Владимир Ильич не смог предложить ничего лучше того, на что пошел российский император, даровав ничтожной Финляндии, бывшей шведской колонии, и сенат, и великое множество прав и привилегий. Зачем же нам повторять ошибку царей? Ведь, по сути, самодержавие само выпестовало националистов, стремившихся к отделению от России! И мы вынуждены признать, что ленинская национальная политика, по сути, направлена не на укрепление уз между братскими народами, а на их раз-общение. Этого допустить нельзя. Белоруссия также обретет статус АССР, а Грузия, Армения и Азербайджан сольются в ЗСФСР. На Кавказе, как и в Средней Азии, сильны традиции родового строя, там и сейчас продолжается борьба различных кланов за власть. Поэтому считаю необходимым воссоздать Туркестанскую АССР со столицей в Ташкенте. Как я узнал, в 1991 году, когда Ельцин с приспешниками делили СССР, Казахстан не испытывал большой охоты к независимости, к выходу из состава Советского Союза. Поэтому полагаю, что Казахская ССР продолжит свое существование. Второй вопрос касался развития демократии в стране. Сначала давайте разберемся, что такое буржуазная либеральная демократия. Это, товарищи, наиболее эффективный способ для управления толпой. А вот для развивающегося государства, как заметил ваш умный современник Ли Куан Ю, нужна не демократия, а дисциплина. Вот вы все жили при разгуле демократии в России, иначе не скажешь. Много ли вы обрели? Брехливую прессу, мафию, наркоманию, взяточничество, терроризм, порнографию, нищету, торгашество во всех его видах. А вот мы этого не допустим! Были перегибы, согласен, но без охранительных систем обществу грозит хаос и гибель. Мы тщательно проверим всех, кто был осужден по доносу, и, возможно, привлечем самих доносчиков.
В зале захлопали.
– Товарищи! – продолжил Сталин. – Победа в войне с Германией не будет окончательной, пока СССР находится в окружении капиталистических стран. Но никакая армия, никакой флот не поможет нам победить их. Мы одолеем империалистов лишь в экономической борьбе! Вот задача, которую мы будем решать после окончания войны. Так победим!
Марлен, подчиняясь общему порыву, захлопал. Он был согласен с товарищем Сталиным по всем пунктам. Наше дело правое, победа будет за нами!
Глава 31. Проект «Вальхалла»
– Задача была такая, – рассказывал Соколовский, – в кратчайшие сроки спроектировать и испытать отечественный самолет-снаряд. У нас в будущем его называют крылатой ракетой. Немцы такой уже создали, это «Фау-1», но он у них совершенно безмозглый – летит куда попало, лишь иногда попадая рядом с целью. Наш «Прибой» должен доставать на двести пятьдесят километров, двигаясь со скоростью 900 кэмэ в час. Это самолет-снаряд авиационного базирования, его цепляют к «Ту-2». После сброса срабатывает АРК – агрегат раскрытия крыла, строго синхронно раскрывая обе створки, при этом автопилот аналоговой схемы сохраняет заданные углы курса, тангажа, крена. Тут же запускается маршевый пульсирующий воздушно-реактивный двигатель, после него – стартовый пороховой, и самолет-снаряд летит к цели. При стартовой массе в две с половиной тонны он несет заряд в тонну аммотола. Чтобы повысить точность попадания в цель, мы установили курсовые гироскопы и допплеровский измеритель скорости угла и сноса. «Прибой» – телеуправляемый. Сначала самолет-снаряд летит в режиме «поиска цели», а головка самонаведения через радиотрансляционную аппаратуру позволяет оператору на борту «Ту-2» находить цель и направлять на него «Прибой».
– Чтобы прибить немцев! – развеселился Марлен.
– Именно!
Илья Марленович слез с подоконника, который занимал, и стал ходить, изображая рекомого мудреца.
– Это нам подходит, – вынес он вердикт. – Да, Марлен?
– На все сто! – подтвердил тот.
– Я вот что хочу сказать, – остановился Исаев-старший. – Ваша работа по самолету-снаряду станет одним из пунктов проекта «Вальхалла». Это был такой загробный мир у норманнов, вот и поможем фрицам туда отправиться! Чем мы будем заниматься по проекту? О вашем отделе я уже сказал, хотя хочу еще навесить на вас тему ПТУРСов… ПТУРС, если кто забыл, – это сокращенно «противотанковый управляемый реактивный снаряд». На базе «БА-10» мы создали, пока в единственном экземпляре, самоходный ПТРК – противотанковый ракетный комплекс. Управление снарядом идет по двум проводам, а оператор вручную наводит ПТУРС на цель. Кумулятивный заряд позволяет пробивать броню до двухсот миллиметров толщиной.
– Тогда и Вику к нам подключай, – сориентировался Марлен. – ПТУРС – вещь хорошая, но установке нужна надежная платформа, на базе «БТ-7», допустим.
– Подумаем. Беретесь?
– Бать, плохой из тебя руководитель проекта! Тут приказывать надо, а не просить.
– Цыц! Берете тему и доводите ее до готового изделия.
– Так точно!
– Далее. Группа Тимофеева – с ними там Ляхов, Невкапса, Данилин и еще кто-то, – работает над новыми боеприпасами для ВВС. От них мы ждем ОДАБ-500…
– Вакуумные бомбы? – перебил Марлен.
– Название безграмотное, – парировал Марленыч. – ОДАБ – это объемно-детонирующие авиабомбы. Они сбрасываются с самолетов, спускаясь на парашютах. На нужной высоте срабатывает взрыватель, жидкое горючее разметывается во все стороны, образуя топливовоздушное облако, проникающее не только в окопы, но и в каждую щель, забирающееся в блиндажи и землянки. А потом происходит «зажигание». В одно мгновенье облако взрывается, сразу, в полном объеме, поражая все в радиусе тридцати метров. Ударная волна моментально, скачком создает избыток давления в тридцать атмосфер, разрушая железобетонные доты, разрывая человеческие легкие, выжигая плоть или дерево, без разницы.
– Так им и надо, – проворчал Арнаутов. – Их сюда никто не звал!
– Во-во…
– Жуткая вещь.
– Верно. Кстати, Кристина обещала им за неделю сварганить убойнейший наполнитель для ОДАБ. Пиперилен, кажется.
– Валькирия! – улыбнулся Марлен.
– Да уж… Так. Группа Краюхина получила задание по РПГ. РПГ-2 уже пошел в войска, надо бы его довести до уровня РПГ-7. Хорошо так постараться. Если мы запустим производство противотанковых гранатометов, немцам худо придется. Ну, вот такие темы. Тут главное – не прорыв в военной технике и не любование прогрессом. Главное – сроки! Операция «Большой Сатурн» вступает в активную фазу и продлится до февраля максимум. И наша задача – исполнить проект в кратчайшие сроки, желательно до начала декабря. Это очень сложно, это будет такой напряг, что спать придется по три-четыре часа, но иначе мы просто не успеем.
– Не уговаривай, Марленыч, – проворчал Соколовский. – Мы сюда шли не за Сталинскими премиями. Справимся!
Марлен пожал плечами.
– Сложно, трудно, и что? В наших лабораториях не рвутся бомбы, не стреляют пулеметы, мы не ходим в атаку по первому снегу. Уж как-нибудь переживем твой проект!
– Разрешите идти, товарищ старший лейтенант? – вытянулся Исаев-старший.
– Вольно, – важно сказал Исаев-младший, поглядывая на новые погоны со звездочками.
* * *
И пошла работа! Без перерывов и выходных. Ели, что дадут, и спали, где положат. Все в лаборатории ходили с красными глазами, включая завлаба, и Марлену приходилось в приказном порядке отправлять «призывников» выспаться, хотя бы часиков пять-шесть. Они ему нужны были живыми и здоровыми. Именно что нужны!
С приходом этих спецов, поседелых в КБ, многие темы обрели второе дыхание. Расшивались узкие места, исправлялись недочеты.
На «Ис-15» установили наконец катапультируемое кресло, вылечили другие детские болячки самолета. Марлена похвалили за хорошее исполнение «С-15» – и буквально завалили рацпредложениями. Впору было делать новую ракету.
Человек десять из будущего, входивших в группу Вики Тимофеева, добились-таки выпуска опытной партии танков «Т-44», чтобы отработать на них те решения, которые могли бы помочь перестроить хотя бы один танковый завод на производство куда более совершенного «Т-54».
На полигонах рвались первые в этом мире ОДАБ, заряженные окисью этилена и пипериленом, чадно и жарко горел напалм-В[20], обещая «согреть» фрицев в окопах. Старперы мараковали над промежуточным патроном, над ПТУРСами, над кучей прочих интересных проблем, сами осознавали собственную востребованность, и это действовало на них не хуже эликсира молодости.
* * *
В начале декабря Марлен выписал всем своим сотрудникам «премию» – дал выходной. Ну и себя не обделил – первым делом выспался как следует. Лег в девять вечера, встал в девять утра. Настроение было отличное – все вроде получалось. Первый самолет-снаряд был собран, проверен и испытан – «Прибой» подняли на «Ту-2» и запустили с пяти тысяч метров.
Странно жужжа, крылатая ракета пронеслась по небу, направляемая оператором, и поразила цель – немецкий дот из железобетона под Смоленском.
Оставались последние испытания – фронтовые. И тут же образовалась проблемка: а кому ж испытывать? Обычному пилоту лишь бы цель накрыть, но надо же было выяснить, как себя ведет «Прибой», что «чувствует», как реагирует на маневры и все такое прочее. В общем, на место оператора надо было усаживать кого-то из конструкторов.
Соколовский сразу вызвался, но Марлен его осадил – дескать, вы, Даниил Гаврилович, нужнее в тылу. Полчаса Исаев не решался позвонить Сталину, но набрал-таки номер вождя – отменить свой запрет на участие во фронтовых испытаниях сотрудников Центра мог только он.
Марлен не просил и не канючил, он привел всего один довод: я, мол, всего лишь студент, а Соколовский или Арнаутов – профессора! Раньше каждый «попаданец» был на вес золота, а теперь-то их развелось… В смысле, много их, и все – настоящие мастера своего дела. Сталин дал добро…
* * *
…Спецпоезд доставил дощатые контейнеры с самолетами-снарядами в Курск. Хоть линия фронта и отдалилась от города, но немецкие самолеты иногда залетали – зенитных ракет не хватало, чтобы прикрыть все участки.
– Разгружаем! – крикнул Вика.
Марлен, в принципе, и рад был, что Тимофеев за ним увязался. Все ж не одному, а то и поговорить не с кем. Антон тоже подходящая компания, так разве ж Кристя отпустит своего ненаглядного Антошечку?
С Наташкой вышло проще: у нее мама заболела, эвакуированная в Новосибирск, и Берг сам посадил девушку на поезд. Мама у каждого одна.
Так что недели две у Марлена были, а потом… Да что ж он, за столько времени не справится? Там делов-то!
Штук пять-шесть «Прибоев» выпустить, записать все показания датчиков на магнитофон (на транзисторах, с лентой из диацетата!), а потом уже прокрутить, переписать, вникнуть.
– Сейчас подгоню технику!
«Студебеккеры» уже подъезжали под разгрузку, Марлену оставалось направить на путь истинный водителя автокрана. Кран «Январец» на шасси «ЗИС-6» поднимал три тонны, так что с «Прибоями» машина справилась.
Десять «студеров» выстроились колонной и покатили к аэродрому. Десять самолетов-снарядов тряслись в их кузовах, молчаливо грозя немцам. Скоро они ударят по укреплениям, по скоплениям техники, и куда там задрипанному «Фау-1»! Отстой.
Полевой аэродром был обычнейшим: вдоль опушки не слишком густого леска вырыты землянки, летное поле слегка запорошено. В заснеженных капонирах прятались истребители, «лавки» в основном, а поодаль выстроились в рядок бомберы «Ту-2». Даже не так – это была усовершенствованная модель «Туполева», только Марлен не знал ее точного обозначения. На старой модификации штурману приходилось плохо – он едва мог различить землю. И как прикажете ориентироваться? По звездам? Так и их хрен увидишь.
А в этой модели все просматривалось, да и кабина была чуток просторней. Или это только так казалось?
Обычно бомбардировщику хватало и трех человек – пилота, штурмана, сидевшего за его спиной и чуть в сторонке, и стрелка-радиста, устроенного ближе к хвосту, позади крыла. Но мог взять и пятерых. Главное же заключалось в том, что «Ту-2» поднимал в небо три тонны бомб. Стало быть, уж один-то «Прибой» точно подымет.
«Пе-2» тоже были хорошими самолетами, но послабже: максимум, на что они были способны, это донести до цели одну тонну бомб. Маловато.
Исаев улыбнулся.
Летчики даже не догадывались, какую роль сыграли в их судьбе «попаданцы». Ведь хитрозадый Яковлев совершил самое настоящее преступление, когда остановил выпуск «Ту-2» на омском авиазаводе № 166 и приказал переналадить все оборудование для производства своих «Яков». Так было в реальности Марлена, но здесь удалось Яковлева схватить за руку, и «Ту-2», позарез нужные фронту, отправились в полет. Причем эта помощь оказалась спасительной и для создателя «Пе-2» – Петляков не погиб в январе 42-го, а спокойно продолжил работать и сейчас думал над четырехмоторным красавцем «Пе-10», который должен если не превзойти, то сравняться с американским Б-29 «Суперфортресс».
– Младший лейтенант Фролов! – подбежал командир «тушки». – Это мой самолет оборудовали стартовым устройством.
– Понял. Старший лейтенант Исаев. Лейтенант, куда нам с товарищем влезть?
Фролов подумал, почесал голову, сдвигая шлем.
– Та-ак… Оборудование ваше стоит уже, приезжала бригада. И радиоулавливатель, и панель приборная. Давайте мы вас в кабине поселим, а товарища вашего на место стрелка-радиста определим. Годится?
– Вполне. Витька! Из пулемета хочешь пострелять?
– Всю жизнь мечтал!
– Тогда забирайся.
– Ага…
К этому времени один из контейнеров с самолетом-снарядом сгрузили, и аэродромная команда живо раскрыла «подарочек».
Даже со сложенными крыльями «Прибой» впечатлял: и нос, и хвост острые, а сверху веретенообразного фюзеляжа торчала «труба» – гондола ПуВРД[21].
– Подвешиваем!
– Стойте, я бомболюк сначала открою!
Створки бомболюка плавно разошлись, самолет-снаряд подкатили на тележке под брюхо самолета и стали цеплять. Вика крутился рядом, проверяя, все ли подсоединили как надо. В бомболюк «Прибой», конечно же, не влезал, его цепляли снаружи, но люк при этом должен был оставаться открытым.
– Готово!
– Лейтенант! Вылетаем как стемнеет. В восемь ноль-ноль.
Остаток дня командированные Марлен и Вика посвятили припрятыванию «Прибоев» и их маскировке, знакомству с личным составом – и раза два наведывались в столовую авиаполка.
Когда стемнело, все сбрелись к самолету. Трое летунов уже перетаптывались рядом с машиной. Фролов представил штурмана Биктудина. Все церемонно пожали друг другу руки и полезли по местам.
Марлен втиснулся на свое и признал, что хоть и тесно, но работать можно. Даже закуток для магнитофона нашелся.
– Поехали!
Сначала один двигатель взревел, за ним другой. Лопасти слились в круги, пуская дрожь по фюзеляжу. И вот все в мире стронулось с места – покачиваясь, бомбардировщик вырулил на ВВП, взревел и понесся, набирая скорость. Оторвался от земли, набрал высоту…
О том, что самолет развернулся, Исаев скорее догадался, чем увидел. «Ту-2» летел в сторону фронта, на Донбасс, где бои почти не прерывались ночами.
Близость грандиозной битвы выдали зарницы – тусклые сполохи на горизонте. Там били орудия, гремели взрывы. Враг прилагал неимоверные усилия, чтобы одолеть русских, но русские не сдавались.
– Выходим в район! – прокричал Марлену штурман. – Там наш самолет-разведчик обнаружил немецкий опорный пункт! Все как вы хотели: бетон, несколько дотов, закрытая артиллерийская площадка… Иду по приборам!
– Понял! Вика, готовь аппаратуру!
– Всегда готов!
– И посматривай кругом.
– Да посматриваю я, посматриваю…
Радиолокатор, радиоприцел – все работало, но, вероятно, Исаев ни за что бы не обнаружил немецкий «шверпункт», если бы тот сам себя не выдал огнем батареи – гаубицы били постоянно, озаряя вспышками дворик, выхватывая из темноты угловатые формы дотов.
– Фролов! Набираем высоту и делаем заход! Шесть тысяч метров.
– Понял! Идем с набором!
«Ту-2» плавно отвернул, вой моторов поднялся выше. Новый заход. Шверпункт выделялся мерцавшим пятнышком далеко внизу и впереди.
– Сброс!
Бомбардировщик ощутимо качнулся, освободившись от двух с лишним тонн. «Прибой» оседал вниз, продолжая лететь с той же скоростью, что и самолет. Потом полыхнул ПРД, бросая самолет-снаряд вперед, и заработал пульсирующий воздушно-реактивный двигатель.
Марлен вспотел, стараясь удержать самолет-снаряд на линии прицела. Тот слушался, скатываясь, как салазки с горки…
…В глазах немцев-артиллеристов плясали цветные пятна, и сквозь их мельтешение невозможно было разобрать слабый отблеск в небесах. Слабенький отсвет затлел далеко на востоке, словно зоревый луч, опередивший рассвет – это сработал ПРД самолета-снаряда 10-Х «Прибой».
«Прибой» жужжал, приближаясь, – так звучал ПуВРД. Самолет-снаряд был куда больше и тяжелее планирующей бомбы Тимофеева, так и БЧ у него была помощней – 10-Х нес тонну взрывчатки.
«Прибой» ударил по артиллерийской батарее, сокрушая матчасть, разнося блиндажи с личным составом. Взрыв расколол небо и разрыл землю гигантской воронкой – пушки, гаубицы, мертвецы, бетонные глыбы кувыркались черными смазанными тенями в мгновенном пламени вспышки.
– Цель накрыта! Возвращаемся.
– Товарищ старший лейтенант! – загорелся пилот. – А давайте еще вылет?
– Уговорил!
«Ту-2» описал широкую дугу, оставляя под крылом пожары, и взял курс на аэродром. Непонятно было, что пролегало внизу – сама передовая или близкий тыл, но там творился ад, а летчики были выше него, как всякие небожители.
ВВП была готова – две цепочки прожекторов высвечивали ее. Оставалось только сесть. Бомбардировщик мягко коснулся полосы, прокатился и взревел моторами, разворачиваясь.
Марлен с удовольствием покинул тесную кабину. Испытания прошли успешно, самолет-снаряд хорошо слушался оператора. А всякие показатели с датчиков записаны на магнитофон, с этим разберемся в Москве.
– Цепляем! Эй!
На скрипучей тележке подкатили следующий «Прибой», подвесили. Процедура была не быстрой, но конечной. К тому же Исаеву следовало сначала договориться с разведывательно-диверсионной группой, засланной в немецкий тыл. Следующей целью, по просьбе командования фронта, был выбран немецкий аэродром возле Ахтырки. Договоренность была достигнута еще в Москве, при планировании войсковых испытаний, и РДГ уже прибыла на место. Разведчики-диверсанты должны были связаться с «Ту-2» и выдать пеленг, на который станет ориентироваться оператор «Прибоя». Проще всего было, конечно, попросту «подсветить» аэродром из ракетницы, но это выдало бы РДГ. Да и зачем лишний шум?
Пусть лучше разведчики поработают приводным маяком…
– Великая вещь – радио! – глубокомысленно заметил Фролов.
– И не говори, – согласился Марлен.
В принципе, пилот был прав вдвойне, но не знал этого. Дело в том, что РДГ следовало не просто навести самолет на цель, но и плотно поработать самим. Ведь «Прибой» не в силах уничтожить и склады, и казармы аэродромные, и самолеты одним ударом. Целью самолета-снаряда выбрали склад боеприпасов, а вот горючим и «Юнкерсами» займутся разведчики-диверсанты. К цистернам и бомбардировщикам приделают радиомины, которые станут взрываться по сигналу с рации.
Исаев представил себе, как бойцы в камуфляже бесшумно подползают к колючей проволоке, а с вышки шарит прожектор. Как только приближается голубоватый луч, разведчики вжимаются в землю, надеясь, что трава скроет их.
Смог бы он так? Марлен усмехнулся. Да смог бы. Это мы уже проходили в разведвзводе…
– Готово! – донесся крик Тимофеева.
К Фролову подбежал техник и отрапортовал:
– Товарищ младший лейтенант! Самолет номер три к боевому вылету готов.
– По местам!
Марлен последним залез в кабину.
– От винтов!
«Ту-2» медленно вырулил, отягощенный «Прибоем» под брюхом, и разогнался. Взлетел.
Чуть раньше аэродром покинул самолет-разведчик, такой же «Ту-2», только приспособленный для «подглядывания» сверху. Уже в полете, когда самолет с Марленом и Викой приближался к линии фронта, «Ту-2Р» передал сообщение: РДГ на месте, устанавливают на самолеты «дополнительное оборудование», ждут, «когда начнется прибой». Передав координаты штурману бомбера, самолет-разведчик повернул обратно.
– Взял пеленг! – азартно доложил Биктудин.
– Дальность?
– Двенадцать километров.
– Скажешь, когда останется пять.
– Понял!
Ждать осталось недолго, и вот Марлен огласил кабину:
– Сброс! Запуск!
«Прибой» отделился штатно – стал плавно проседать, потом сработал ПРД, выводя самолет-снаряд вперед.
– ПСУ [22] работает штатно! – доложил Вика. – Стабилизация в трех плоскостях.
– Принято, – ответил Марлен.
С самолета-носителя не было видно, что делается на земле, – сплошная светомаскировка, но пеленг проходил четко, и «Прибой» шел как по ниточке.
Разогнавшись до тысячи километров в час, самолет-снаряд чуть-чуть довернул – и врезался в дощатый склад, где были аккуратно сложены бомбы. Вспышка была ослепительной, Марлен лишь на мгновенье увидел силуэты самолетов в капонирах, а в следующую секунду впереди, на месте накрытой цели, словно вулкан извергаться начал – это рвались авиабомбы.
Осколки калечили «Юнкерсы», но тут разведчики-диверсанты добавили огоньку – немецкие бомбардировщики стали рваться один за другим. Сполох, сполох, сполох – и там, где только что полыхнуло пламя взрыва, разгорался пожар. Затем вспыхнула подорванная цистерна с бензином – весь аэродром осветился, стали видны выбегавшие пилоты. А диверсанты только и ждали этого – открыли огонь из автоматов, потом ударили гранаты. Или это были растяжки?
«Гостям из будущего» было чему научить «предков»…
– Возвращаемся на аэродром!
Марлен прислушался к себе: спать не хотелось совершенно.
– Может, еще по одной? – предложил Фролов.
– А давай!
* * *
С третьим «Прибоем» под брюхом самолет-носитель вылетел на «обработку» скопления бронетехники на запад от Балаклеи, за Северским Донцом. На фотографиях, полученных от фронтовой разведки, виднелись ряды танков. БЧ ударит как две фугаски весом в пару тонн, так что панцерваффе понесут потери обязательно.
– Сброс!
В третий раз Марлен действовал уже уверенней. Обтекаемый, остроконечный корпус «Прибоя» с парой небольших крыльев и с «трубой» ПуВРД сверху здорово походил на «Фау-1». Вот он проседает, запускает ПРД, устремляется вперед…
Самолет-снаряд накрыл цель на бреющем, взорвавшись очень удачно – между двумя колоннами «Т-III» и «Т-IV». Взрыв раскидал танки, проламывая им борта и днища, тяжелые машины кувыркались, как игрушечные.
А в следующий момент внизу заблистали частые вспышки выстрелов – это били зенитные «Флаки-18/36/37», знаменитые «ахт-ахт». Максимальный потолок у «Ту-2» равнялся десяти тысячам шестистам метрам. Точно такой максимальной досягаемостью по высоте обладали «ахт-ахт».
Вот только самолет-носитель никак не поспевал набрать высоту. Рвануло в стороне, задев «тушку» осколками. Еще раз и еще…
Мощные полутораметровые прожекторы закачали лучами, мазнули разок по крыльям бомбера – и скрестили потоки света.
Взрыв под левым крылом, едва не отрывая плоскость, опрокинул самолет.
– Держись!
Фролов выровнял «Ту-2», но левый мотор молчал.
– Ни хрена! И на одном уйдем!
Самолет выпал из объятий света, пропадая во тьме. Прожектора искали русскую машину в небе повыше, а «Ту-2» полого пикировал, уходя из зоны обстрела.
– Теряем высоту, командир!
– Вижу! Постараемся уйти за линию фронта!
«Третий сброс был лишним…» – мелькнуло у Исаева.
Глава 32. Салют
– Держитесь!
– Держимся…
Фролов садился по приборам. Уж что он там видел, на этих приборах, Марлену было неясно. Хотя Исаев и сам приложил руку к внедрению радиокомпасов и прочих девайсов, он с трудом воспринимал их показания. Но пилоту они были понятны.
– Хорошо, хоть степь… – прозвучал в наушниках голос Тимофеева.
Степь жестко ударила под колеса – самолет подпрыгнул и снова сотрясся. Покатился, норовя завернуть в сторону заглохшего мотора. За бортом заскрежетало, и бомбардировщик перекосило на правый борт – это оторвалось левое крыло. Ударившись о землю «здоровой» плоскостью, «Ту-2» резко крутанулся, едва не скапотировав. И тишина…
– Везет нам… – простонал Биктудин.
– Ты даже не представляешь насколько, – буркнул пилот. – Прямо перед нами – овраг. Еще чуток, и загремели бы…
– Все равно… Радио – это великое дело…
Выбравшись из самолета, пилот первым делом осмотрел машину. Топливный бак был пробит, но несколько слоев особой резины, набухавших от бензина, затянули отверстия.
– Будем подрывать, – вздохнул Фролов.
– Будем, – кивнул Исаев.
Запас взрывчатки на борту был специально для таких случаев – секретное оборудование должно быть уничтожено. Сняв бобину с магнитофона, Марлен заложил заряд и воткнул детонатор. Кабину разнесет, а все совсекретное – и вовсе в пыль. Что и требовалось доказать.
Отмотав провод, все укрылись за хвостовым оперением самолета.
– Давай!
Фролов вдавил кнопку. Энергии слабой батарейки хватило, чтобы грохнул взрыв. Огненная вспышка разорвала носовую часть. Свет от нее был краток, но достаточен, чтобы Марлен различил впереди темную полосу оврага, на самом краю которого замер немецкий танк.
Прихватив маленький фонарик, Исаев двинулся на разведку – резкий угловатый силуэт танка был смазан какой-то блямбой.
Этой блямбой оказался немецкий танкист – успев выпрыгнуть из верхнего люка, он распростерся на броне, нахватав осколков или пуль. Да и черт с ним, главное – фриц так и не отпустил из рук «шмайссер».
Отобрав у мертвяка трофей, Марлен на ощупь проверил магазин – полный. Вставив его обратно, он повесил автомат на плечо. Пригодится.
– Вика, трофеи нужны?
– Ага!
– Полезай в танк.
– Да ну-у…
– Мухой!
– Есть, товарищ старший лейтенант…
– Пулемет должен быть на месте.
– А, ну да!
Тимофеев залез в танк, долго там возился, бурчал, звякал железяками и наконец показался из люка.
– Готово! Только патроны я не утащу.
– Все потащим, а то у нас одни пистолеты с собой.
– Давайте поторапливаться, – сказал Фролов, – а то сейчас бензобак жахнет.
– Пошли.
Едва они скрылись за кромкой оврага, осторожно спускаясь по пологому склону, как жахнуло. Зарево поднялось так высоко, что осветило почти весь овраг, не затронув самое дно.
– Тут сухо! – бодро сказал Вика. – Лед крепкий!
Тут же послышался всплеск.
– А ручеек совсем мелкий, по щиколотку!
Выбравшись на противоположный склон оврага, Марлен оглянулся. «Ту-2» горел весь. «Четверка» на фоне огня выделялась черным непроглядным силуэтом.
– Идем.
– А куда?
– На восток. Передовая – там. Слышишь?
Издалека доносились раскаты пушечных громов. По восточному окоему чуть-чуть позаривали огни. То ли артобстрел, то ли бомбежка. Или все вместе – на фронте сейчас такое месиво, такое неистовство…
Румынов с итальянцами можно не считать, вояки из них никудышные. Немцы отдувались за всех, но это были настоящие солдаты. Их можно было презирать за желание получить участок на захваченных землях, с домиком и русскими рабами, ненавидеть за их жестокость и людоедские обычаи, но одного у немцев не отнять: воевать они умели. Тем больше славы победителям «героев вермахта»…
Марлен поежился. Им повезло не только в том, что самолет не загорелся, но и еще с одним обстоятельством – почти не было снега. Как выпал первый снежок, так он и остался, почти выдутый ветром. А то бы пробирались через сугробы. Кстати, и не дуло. Морозец стоял, а ты не стой, топай быстрее, согреешься…
Исаев потуже запахнул ватник. Панфиловцы называли этот предмет одежды фуфайкой. В кабине самолета фуфайка страшно мешала – там и без того не развернешься, а тут еще «ватин» этот. А под ним толстый свитер и байковая рубашка.
Зато сейчас тепло. Вика и вовсе умней его оказался – он и штаны ватные натянул. Для сугреву. Ничего, суконные брюки плюс белье – нормально. Лишь бы не было ветра. И вообще, главное, чтобы ногам тепло было. А с этим полный порядок, Марлен бурки надел. Точь-в-точь такие, что у Бывалого были в «Операции «Ы» – войлочные, мягкие. В валенках, не чуя земли, Исаев ощущал себя неуклюжим. А в бурках – самое то.
– Подтянись!
Незаметно рассвело. Ну, как рассвело… Никаких румяных зорь не наблюдалось, просто горизонт на востоке посерел, а потом эта белесость заполнила полнеба. Вроде ночью ясно было, откуда только эти тучи взялись? Серая облачность нависала низко, будто сдерживаясь едва от того, чтобы вовсе не рухнуть на холодную землю.
– Тучки – это хорошо, – бодро сказал Фролов, словно отзываясь на мысли Марлена. – Хрен нас кто сверху увидит. Погода нелетная!
– Лишь бы не завеяло, – пропыхтел Биктудин, перекладывая на другое плечо мешок с патронами. – А это чего такое торчит, не пойму – чертежи, что ли?
– Это только похоже на тубус. Немцы в такой таре запасные стволы хранят. Пулеметы у них хорошие, скорострельные, но изнашиваются быстро. Постреляют, постреляют, старый ствол выкручивают, новый вставляют. Кстати, там должна и асбестовая рукавица быть, чтобы об горячий ствол не обжечься.
– Имеется, – солидно ответил Вика. – Полный комплект.
– Давай сюда, понесу, – проворчал Исаев, принимая мешок с патронами.
– С облегчением вас! – тут же вставил Тимофеев.
Закинув мешок за спину, Марлен зашагал – вперед.
– Я тут как раз думал насчет снега. Хорошо, думаю, что не навалило! Замучились бы идти. А сейчас до меня еще одна польза бесснежной зимы дошла – мы бы на белом фоне далеко видны были!
– Я ж говорю – везет!
* * *
Везти перестало после полудня, когда решили малость отдохнуть и перекусить. Один сухпай на всех – не объешься, но хоть согреешься, кипяточку похлебав.
Остановку сделали на небольшой возвышенности, где стояло приземистое сооружение – судя по засохшему навозу, здесь держали скотину. Сухой кизяк горел хорошо и никакого запаха не давал. Вика наколупал щепок, даже целую доску притащил. Воды не было, зато под стеной намело снега. Его-то и растопили в немецкой каске над огнем – этих касок тут лежало десятки. Может быть, и еще какую амуницию оставил Вермахт в этом месте, да местные наверняка растащили. А каски к чему приспособить?
Кусочек сухой колбаски, галеты и горячая вода – не самый сытный завтрак, он же обед, но молодой голодный организм был согласен на все.
Привалившись к стене, ощущая жар небольшого костра, Исаев испытал маленькое блаженство. Как мало нужно военному человеку! Мирная жизнь избаловывает…
Виктор, поднявшись с кряхтеньем, приблизился к маленькому окошку – и мигом присел.
– Немцы! – выдавил он.
Рывком поднявшись, Марлен выглянул наружу. Мимо проезжал бронетранспортер «Ганомаг», за ним двигался серый «Опель-Блиц», тащивший на прицепе пушку.
Исаев раздраженно скривился. Даже часового не выставил, офицер недоделанный! Развалился, расслабился…
Немецкая техника проезжала метрах в ста, но неожиданно свернула к возвышенности. Что уж фрицам занадобилось в старом коровнике или овине, не важно.
– К бою, – спокойно скомандовал Марлен. – Вика, будешь за пулеметчика.
– Есть!
– Огонь по моей команде.
– Так точно!
Исаев покосился на Тимофеева, но нет, тот был серьезен, не до шуток.
– А я с того угла подсоблю, из «шмайссера».
– А мы? – спросил Биктудин.
– А вы на подхвате. Пока. И берегите патроны! Из пистолетов стрелять только в упор. Вика, это и тебя касается. Патронов вроде много, но расстрелять их можно быстро. По местам!
Тимофеев осторожно глянул в окошко. Рановато еще огонь открывать, да и вообще ствол высовывать. Может, немцы все-таки минуют этот скотный двор? Не, не минуют…
Бронетранспортер остановился. Рядом с ними притормозил грузовик. Залаяли команды, и из кузовов полезли «дойче зольдатен». Какой-то унтер-офицер властно махал руками, указывая, кому куда.
Человек десять взялись орудие отцеплять, а пятеро трусцой побежали к коровнику. Они что тут, «шверпунктик» решили организовать?
– Огонь! – негромко сказал Марлен и выдал короткую очередь из «МП-40».
Вика сплоховал. Пока он суетливо просовывал в окошко пулемет, немцы залегли. Ничего, зато артиллеристы кучно стоят, головами вертят. Непонятно им, кто стрелял и зачем. И что делать-то, когда приказа не дали?
Тимофеев прицелился и застрочил, плавно поводя стволом. Пушкари валились как кегли. Страйк!
Унтер истошно заорал, но недолго – Марлен его снял. Оставшиеся в живых фрицы залегли, отстреливаясь из карабинов, но стены держали – их делали из глины, вымешанной с навозом и соломой. Лепили из этой ароматной смеси кирпичи, сушили на солнце и выкладывали толстые стены. Если у такого «здания» сгорит крыша, первый же хороший дождь размоет кладку, но кровля над овином была надежной.
Пули вязли в глине, только пыльные фонтанчики били да ошметки сена летели. Вика злорадно ухмыльнулся, замечая, как пара немцев ползет по студеной земле. Ползайте, ползайте…
В ваших тонких шинельках это так удобно, ничего не мешает – ни ватин, ни теплый подклад!
Выстрелил из «ТТ» Биктудин – и попал. Один из ползущих всего на мгновенье приподнял худую задницу – и стал мишенью. Остывай…
Неожиданно один из той группы, что бежала к овину, приподнялся, метая гранату. «Колотушка» на длинной ручке, кувыркаясь, влетела в дверной проем, где засел Марлен. Исаев моментально подхватил гранату – и метнул обратно. Целиться ему было некогда, лишь бы уберечься самому да товарищей прикрыть. Такой фокус он уже однажды проделывал в бытность рядовым разведвзвода. Счастье, что немецкая граната взрывается на счет «5», а то и «6».
Рванула она чуток в сторонке от залегших немцев, никого из них не задев, но, видимо, охоту к метанию гранат отбив напрочь.
И тогда заработал пулемет с «Ганомага». Пули так и долбили в дверной проем, выбивая куски глины и нещадно копотя пылью.
Вика попробовал развернуть свой MG-34, ему это удалось, но «снять» немецкого пулеметчика не получилось. Зато артиллеристы под шумок оживились, стали разворачивать уже отцепленную пушку.
– Суки! – взвыл Тимофеев, пуская по ним очередь, но щит орудия отбил ее.
А вот стены не смогли отбить все пули, выпущенные стрелком с «Ганомага». Одна из них прошила рукав и чиркнула Вике по плечу. Было больно – к руке словно раскаленный штырь приложили.
– Биктудин! – крикнул Марлен. – Смени Витьку! Фролов, перевяжи!
– Есть!
Ошеломленного Тимофеева раздели, и пилот быстренько забинтовал ему руку.
– До свадьбы заживет!
– Они там… пушку… – пролепетал Вика.
– Да знаю… Командир присматривает. Снаряды-то у них в машине остались…
В этот самый момент двое немцев, сгибаясь так, что чуть не падали, перебегали, поднося ящик со снарядами. Исаев выдал очередь – и боек щелкнул. Все, патроны – йок.
Три пульки, правда, хорошо цапанули одного из фрицев – под тяжестью ящика упали оба, – но здоровый пополз, волоча ящик за собой. Биктудин экономно стрельнул, но лишь выбил комочки из мерзлой земли.
И снова зататакал пулемет с «Ганомага».
– Ринат! – заорал Фролов. – Заткни его!
Штурман тут же развернулся, выпустил очередь и отпрянул.
– Попал! – крикнул Марлен.
– А то! – пропыхтел Биктудин, меняя цилиндрическую коробку с патронной лентой.
И в этот самый момент грохнуло орудие. Это была легкая полевая 75-мм пушка, однако осколочно-фугасный в упор… Снаряд не пробил стену, увяз в глине, но взрывом обрушило весь угол овина и сорвало крышу над ним.
– Ложись!
Второй снаряд прилетел в пролом, курившийся желтой пылью, и ударил в противоположную стену. Грохнуло так, что Марлен рот открыл да глаза выпучил. Он подполз к проему и крикнул:
– В атаку!
Исаев в эти мгновения ни о чем таком не думал. Страх был – трусливая натура скулила, засунутая в глухой уголок души. А вот иного выхода не было – или ждать, пока тебя расстреляют из пушки, или попытаться самим вступить в бой. Было бы с чем…
Вздохнув, Марлен вытащил трофейный «вальтер» и бросился наружу, как в воду.
– Ура-а! – заорал Вика, потрясая «тэтэшником» в левой руке.
Следом выбежал Биктудин с пулеметом наперевес. MG-34 оттягивал руки, зато это было единственное стоящее оружие, одно на четверых.
– Сдохни! – ревел Ринат. – Сдохни!
И садил из пулемета. Немцы отвечали из карабинов, перебегая или скрываясь за «Ганомагом». Пули противно, пугающе зудели вокруг. Только бы мимо, только бы мимо…
Выстрелив на бегу, Марлен промахнулся. Тогда он упал на одно колено и, держа пистолет двумя руками, нажал на спуск снова. «Его» немец, как раз вскидывавший винтовку, дернулся, раскидывая руки, и повалился в бурую траву. Исаев бросился к нему, подхватывая «маузер». Упав в бодыли, используя мертвое, еще теплое тело как бруствер, он открыл огонь по артиллеристам, спешно разворачивавшим орудие.
Неизвестно, что бы у них вышло, но в этот самый момент Марлен увидел, как перед его глазами что-то прошипело, оставляя полупрозрачный дымный шлейф, и почти тут же сверкнула вспышка, грохнул взрыв, и «Ганомаг», без того стоявший косо, медленно перевернулся. Весело забилось пламя, вырываясь из кабины и кузова.
И снова зашипело – теперь удар пришелся по «Опелю». Взрыв почти сбросил кабину, а потом сдетонировала пара снарядов в кузове – грузовик мягко осел на пробитых шинах. И тут же полыхнул бензобак.
Хлесткий огонь ППС Марлен узнал сразу, хотя сознание, уже почти свыкшееся со скорой гибелью, отказывалось что-нибудь понимать.
Около десятка фигур в белом камуфляже объявились сразу, и одно из «привидений», скача мимо, крикнуло:
– Живые?
– Ага… – глупо ответил Исаев. – Абанин?! Ты?!
– Марлен?! Ну, ва-аще!
Спустя минуту все было кончено. Оставшиеся фашисты мигом подняли руки, но разведчики в плен не брали. Несколько коротких очередей – и тишина.
– Ванька! Якушев! И ты здесь?
– Мы все здесь! – заорал Макеев. – А вы-то как?
– А мы с самолета! Летели, но не долетели!
– Ха-ха-ха!
Однополчане сошлись и принялись дружескими шлепками вытрясать пыль из ватников. Спины гудели.
– А мы тоже, как эти, как испытатели! – голосил Марьин, потрясая реактивным гранатометом. – Видал? Сегодня утром я из него танк подбил! Шарахнул в борт, тот и крякнул!
– Пошли! – сказал Абанин. – Проводим. Тут скоро жарко станет – наши в прорыв пошли. Немцы бегут, а там, дальше на западе, их уже ждут – обошли с севера и с юга, взяли в клещи!
– А что за армия? У немцев, я имею в виду?
– Паулюса!
– Шестая! – добавил Якушев.
– Пошли!
* * *
Шли до самого вечера, пока не укрылись в какой-то полуразрушенной усадьбе. Было заметно, что в былое время барский дом был окружен садом, но теперь он зарос, а старые запущенные яблони одичали.
– Переждем здесь, – решил Абанин.
Укрылись они вовремя. Вскоре по дороге повалили немцы – колонна грузовиков словно состязалась в скорости с колонной танков: «четверки» ревели, словно механические травоядные, охваченные ужасом при виде хищника.
Хищники тоже были – с флангов на колонну заходили «Т-34», стреляя прямой наводкой, а за ними, иногда вырываясь вперед, следовали ПТРК – противотанковые ракетные комплексы на базе «БТ-7». Без башен, они поднимали над корпусами пусковые, с которых то и дело срывались ПТУРСы. Оставляя дымные следы, ракетные снаряды летели не прямо, а рыская, то выше, то ниже, и вгрызались в борта немецких танков.
А потом над немецкими колоннами, сбивавшимися в кучу, где частили загорания и подрывы, пронеслись, завывая, «Мессершмитты». Далеко они не ушли – с торжествующим ревом их догоняли «Ис-15». Били ракетами, били из пушек – самолеты с крестами на крыльях то и дело чертили в сером небе черные шлейфы, словно траурные ленты.
Чуть позже появилась парочка бомбардировщиков «Ил-4», прозванных «сигарами» за форму корпуса. Под защитой «маленьких», да удаленьких «Ла-5» «сигары» прошлись над колоннами и сбросили всего три бомбы. Боеприпасы опускались на парашютах.
– Ну, сейчас будет… – пробормотал Исаев.
Полупрозрачные облака казались безобидным туманцем, но вскоре за его смутной пеленой блеснул огонь подрыва, и тучки аэрозоля мгновенно обратились палящим огнем. Грохнуло так, что воздушная волна, докатившись до старого сада, обломала сучья с деревьев.
Огонь на фронтовой дороге разошелся, оставляя покореженные остовы танков и грузовиков. Иные из «четверок» словно вывернуло наизнанку.
– Вот это я понимаю! – сказал Абанин с удовольствием. – Приятно посмотреть! Пошли, наверное, эти нам больше не опасны…
* * *
…Вернулся Марлен из своей командировки в тот самый день, когда должна была приехать Наташа. Лида по телефону зачитала ему телеграмму из Новосибирска – все, мол, хорошо, «мама поправляется зпт выезжаю тчк».
Никогда еще Исаев не мылся так быстро, не брился со скоростью шпаги Зорро и не наглаживался. В гости прибежал Вика, и они вдвоем сочинили немудреный ужин.
Плюхнулись на диван, отпыхиваясь, и в это время повернулся ключ в замке.
– Открыто! – сообщил Исаев, унимая дыхание.
Вошла Наташа, очень хорошенькая, румяная с морозца, улыбнулась всем и тут же подозрительно сощурилась.
– А чего это вы такие встрепанные? А?
– Картошку жарили на бегу, – нашелся Марлен, – боялись не успеть. А чего ты не позвонила, я бы тебя встретил…
Девушка хотела что-то сказать, вероятно, продолжить начатую тему, но Исаев живо закрыл ей рот поцелуем.
– Ну, я пойду, пожалуй, – деликатно сказал Тимофеев.
Оторвавшись от любимого, Наташа улыбнулась.
– А там Рита пришла… – сказала она.
– Да ты что?!
Виктора и след простыл.
– Скучал? – подняла глаза девушка.
– Очень.
– На подвиги не рвался?
– Да ты что? Какие тут подвиги…
– Смотри мне… Ой! Подожди… Марлен! Дай хоть раздеться!
– Я сам!
Минуты не прошло, а за ширмой уже началось барахтанье, сопровождаемое сначала хихиканьем и срывающимся шепотом, а после перебиваемое сладкими стонами и аханьем…
…Марлен долго лежал просто так, тиская свое сокровище. Сокровище дышало ему в ухо, изредка дотягиваясь губами до шеи.
– Все уже кончилось? – спросила Наташа невнятно. – Испытания ваши? Сегодня можно отоспаться?
– Можно, – великодушно ответил Исаев. – Испытания прошли успешно. А вот насчет конца… Все только начинается, Наташка.
Внезапно темное окно окрасилось яркими цветными огнями и донесся глухой грохот.
– Ух, ты! Салют!
– Наши Харьков взяли.
«Большой Сатурн» исполнялся с поистине немецким орднунгом.
6-я и 11-я армии угодили в котел, туда же попали 1-я и 4-я танковые армии. Их будут перемалывать до самого Нового года, а если немцы не сдадутся, то в январе перемелют окончательно. У немцев на фронте образовался разрыв чуть ли не в четыреста километров – такую дырищу ничем не закроешь, никакими подкреплениями. Теперь все пойдет куда веселее. Ударом во фланг и тыл советские войска разгромят группу армий «Центр» – обязательно разгромят! Наши, да чтоб не разгромили? Будет развитие глубокого прорыва на Украину, освобождение Донбасса, Крыма, Киева…
…Пушки били и били, распуская в небе разноцветные сполохи фейерверка, а Марлен лежал и улыбался. Ему было хорошо.
И он больше не завидовал Антону.
Примечания
1
Управляемая ракета «воздух – воздух».
(обратно)2
Зенитная самоходная установка.
(обратно)3
Станция наведения ракет.
(обратно)4
Так индейцы называли американских кавалеристов – за их сабли.
(обратно)5
Пусковая установка.
(обратно)6
Автоматическое сопровождение.
(обратно)7
Пороховой ракетный двигатель.
(обратно)8
Транспортно-заряжающая машина.
(обратно)9
Прозвище немцев в Англии и США. Сокращенно от German.
(обратно)10
Прозвище, данное британским солдатам.
(обратно)11
Английская разведка. Она же – Сикрет Интеллидженс сервис.
(обратно)12
Разрабатывался «Марк-1» действительно в 1941-м, но в строй вступил в 1943–1944 гг.
(обратно)13
Секретная служба, предшествующая Управлению стратегических служб (УСС), после войны ставшему ЦРУ.
(обратно)14
Так финские историки называли советско-финскую войну 1941–1944 годов, считая ее продолжением «Зимней войны» 1940 года.
(обратно)15
Спасибо, большое спасибо.
(обратно)16
Не за что.
(обратно)17
Я не говорю по-арабски.
(обратно)18
Вы говорите по-английски?
(обратно)19
«Да здравствует король!»
(обратно)20
Характеризуется большей температурой горения – до 1500 градусов против 900 у обычного напалма.
(обратно)21
Пульсирующий воздушно-реактивный двигатель.
(обратно)22
Пневматическая система управления.
(обратно)
Комментарии к книге «Русские своих не бросают», Валерий Петрович Большаков
Всего 0 комментариев