Рыбалка на другой планете Олег Васильевич Северюхин
© Олег Васильевич Северюхин, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Длинная дорога вперед
Дорога появилась внезапно. Ровная, с идеальным деревянным покрытием темно-синего цвета, уходящая за горизонт. Он слышал, что иногда неведомо кем строятся такие дороги, уводящие в неведомые миры. Никто не говорил, что находится в этих мирах, потому что никто не мог дойти до них. Но он не такой. Его имя Ант. Он – исследователь. Умный. Молодой. Сильный. Настойчивый. И он будет первым, кто осилит эту дорогу, узнает, что кроется за линией горизонта и принесет Истину сородичам.
Ант знает, как строятся настоящие дороги. Вначале по лесу идет геологическая разведка, которая бурит землю и анализирует состояние грунта, обходя участки с пружинистым грунтом. Затем в лесу прорубается просека. Выкорчевываются пни спиленных деревьев. На трассе готовится земляное полотно в виде насыпи или выемки. На полотно укладывается дорожная одежда с дренажем, основанием и покрытием из гравия, асфальта или бетона. С обоих сторон дороги делаются обочины, ограниченные кюветами для стока воды. Следы строительства дороги не исчезают многие месяцы и даже годы. Но на этой дороге никаких следов строительства не видно. Нет кюветов и обочин. Ну и что, что нет обочин и кюветов? Зато есть дорога!
Ант вышел на дорогу и пошел в сторону горизонта. Дорога все время шла вверх, но подъем был не крутой и подъемом не ощущался. Идти по дороге легко. Это не пробираться сквозь заросли старого леса в поисках съедобных растений и животных, которых можно приручить для домашнего хозяйства или разводить для увеличения поголовья и создания источника снабжения свежими мясными продуктами. Не исключено, что обитатели дальнего мира уже решили все проблемы выживания, если они умеют строить такие прекрасные, пусть даже деревянные, дороги.
Ант шел и мечтал о том, что красавица Мот обязательно дождется его и будет гордиться им, а на свадьбу они пригласят все селение. Ант представил, как происходит подготовка к свадьбе. Как весело горят костры на площади и как на огромных вертелах жарится пропитанное специями мясо. Как на площадь собирается нарядно одетый народ в предвкушении бесплатного угощения и веселья по поводу создания новой семьи.
Немного устав, Ант сел прямо на дорогу, ощущая исходящее от нее тепло. Судя по всему, дорогой давно не пользовались. Никаких следов техники. Приложив ухо к дорожному полотну, Ант не услышал никаких вибраций: по дороге ничего не двигалось.
Отдохнув, Ант бодро встал и двинулся вперед. Прошел один день пути. Прошел второй день пути, а дорога не кончалась, и линия горизонта никак не становилась ближе. Ант никак не мог достигнуть пика, перевала этой большой горы, чтобы можно было начать движение вниз, обозревая раскинувшуюся перед ним.
За два дня пути Ант прошел не мене сорока километров. Таких высоких гор на земле нет. Самая высокая гора Джомолунгма высотой никак не более десяти километров. И на ее вершине всегда снег, холодно и трудно дышать. А здесь хорошая дорога и невозможно достичь вершины. Что же может ждать его там, за линией горизонта? Ант сел в раздумье: продолжать или не продолжать путь дальше. А вдруг он нашел тайную дорогу, которая ведет к жилищу Бога, и он незваным явится к нему в гости. Не рассердится ли Бог на него? Не нашлет ли он кару на соплеменников Анта? Разве можно тревожить покой Бога?
Вторые сутки горилла наблюдала, как подцепленный ею на палочку муравей бегает по освобожденной от мха темной дорожке дерева. Как бы муравей ни стремился вперед, горилла аккуратно поворачивала палочку так, чтобы муравью все время приходилось идти вверх. Иногда муравей останавливался и отдыхал. На ночь ложился спать. А сегодня муравей остановился, и по его поведению можно было понять, что он раздумывает, идти ему дальше или вернуться назад. Неужели и муравей такое же разумное существо, как и я, – подумала горилла, ставя себя перед непростым выбором: либо опустить муравья на землю в том месте, откуда она его подняла, либо снова до бесконечности крутить палочку, создавая муравью иллюзию близкого горизонта. А, может быть, взять и побежать впереди муравья, чтобы первой прибежать туда, куда он так стремился?
Подземный переход
Подземный переход на площади Маяковского строился на удивление всем быстро. Проектно-сметную документацию утвердили, и строители принялись за строительство. За три выходных дня был проложен тоннель под проезжей частью улиц Красный Путь и Интернациональная. Нигде не прорвались подземные воды, не нарушилась канализация, нигде не перебит силовой кабель, не просела проезжая часть дороги. Грунт был мягкий, транспортерами выносился на поверхность и самосвалами увозился в район тепличного хозяйства, потому что агрономы определили высокую концентрацию питательных веществ в земле, словно это был толстый слой векового гумуса, пригодного для выращивания всего, что только может расти.
Получилось так, что никто вроде бы и не заметил, как построили этот переход. Все ходили по нему, как по давно построенному сооружению, которое какое-то время было закрыто и поэтому пешеходам приходилось перебегать улицу перед автомобилями, чтобы попасть на автобусную остановку.
Кто не знает, я поясню, что этот подземный переход находится как раз на путях подхода к зданиям Администрации области. По переходу ходили чиновники, студенты рядом расположенного педагогического института и просители по различным делам, направляющиеся в административные здания.
Как это всегда бывает, новое сооружение скоро было заплевано, стены исписаны черной краской, всюду возле урн валялись окурки и обертки от мороженого. Переход стал одним из подземных переходов города, ничем не выделяясь от переходов, построенных в центре города и на его окраинах.
Странности в переходе заметил участковый уполномоченный милиции Никонов, в участок которого входил этот переход.
– Понимаешь, странный это переход какой-то. Зайдешь в него, и на душе становится светлее. Ты посмотри, мусор практически исчез, никто не бросает окурки мимо урны, и никто не заходит с сигаретой в переход! Смотри, сколько стертых надписей на стенах. Еще раз-два помоют стены и никаких следов от надписей не будет видно. Посмотри вот на эту старушку, у нее проблем выше головы, пенсия мизерная, лекарства стоят дорого, все льготы ее уместились в двести рублей, а идет и улыбается. Я эту бабулю несколько раз видел. Выражение лица такое, как будто горе случилось, которое утешить нельзя. А сегодня – как в лотерею выиграла. А на этого чиновника посмотри. У него, как от слесаря, дневную выработку требуют. А у него выработка в мыслях заключается, вот и валтузят его, как сидорову козу, и постоянно бездельником обзывают. А сейчас он идет так, как будто всех послал в пешеходную прогулку с эротическим уклоном, доволен собой и жизнью, чувствует себя человеком государственным и нужным. Выйдет из перехода и опять его придавит груз проблем. Нет, ты присмотрись к этому переходу, что в нем есть такое, что понять невозможно.
Вообще-то Никонов никогда лириком не был, но в наблюдательности ему не откажешь. Для милиционера, как и для пограничника, это очень важное качество. Решил и я понаблюдать за переходом. Встал у одного из выходов во время обеденного перерыва и стал примерно подсчитывать довольные и недовольные лица. В переход заходят люди с лицами равнодушными, хмурыми, редко улыбающимися, разве что молодежь, идущая стайками, хохочет – этим море по колено. Но из перехода выходят люди с удовлетворенными и одухотворенными лицами.
На следующий обеденный перерыв я встал у другого входа-выхода. И тот же результат.
В самом переходе чисто. Нищие, которых развозят по переходам дюжие ребята, не выглядят казанскими сиротами и видно, что это для них такая же работа, как и для всех других. Подрабатывающие музыканты работают от души, похоже не для денег, а для того, чтобы доставить радость от музыки для прохожих. Настроение музыкантов заразило и меня. Я шел и прищелкивал пальцами в такт музыке. Скрипачка играла так, как будто она стояла на сцене в концертном платье и локоны ее волос ниспадали на скрипку, скрывая от нас переживания композитора и соволнение исполнителя. Я с радостью бросил в открытый футляр скрипки червонец и пошел дальше, провожаемый звуками полонеза. Со мной происходило что-то невообразимое. Я был готов обнять весь мир. Все люди были мои братья. Как старому другу мне улыбнулся и помахал рукой пожилой армянин-сапожник, чей закуток находился в конце перехода. Это для меня он находился в конце перехода, а для людей, идущим мне навстречу, закуток находился в начале перехода.
Я вышел из перехода и на мое улыбающееся лицо стали оглядываться люди, идущие к переходу. По мере удаления от перехода мое настроение стало приходить в обычную норму – радоваться особо нечему, вновь возвратились горбачевские времена интенсификации производства любой ценой и неизвестно для чего.
Гра Эгор был доволен. Он нашел самое лучшее место для вживания в земную цивилизацию. Его никто не видел, и он никому не мешал. Люди, проходящие по его внутренностям, питали его отрицательной энергией и давали информацию о том, что происходит на Земле. Плохо было только то, что чем больше он поглощал отрицательной энергии, тем меньше было людей, рисующих краской на стенах, которая нравилась Гра Эгору больше всего. Надо было выбирать: либо краска на десерт, либо постоянное питание отрицательными эмоциями.
Помогите мне, люди!!!
Тонкий запах чеснока плыл в полуметре надо мной. Запах приятно возбуждал и заставлял воображать, какое же кушанье так приятно пахнет, и кто с таким чавканьем его поедает. Ну, разве так можно? А, вообще-то, можно. Как готовят, так и едят. Вероятно, и эту пищу готовили так же, как ее сейчас едят.
Я помню, как готовила моя мама. Все продукты разложены на столе. Кучками. Сначала чистится картофель. Перед чисткой его тщательно моют, поэтому процесс чистки можно назвать стерильным. Как хирургическая операция. Кухня – это, конечно, не операционная. Чего меня все на медицинские темы сшибает?
Затем тонкой соломкой нарезается капуста. Она режется сочно, с хрустом. Невозможно удержаться, чтобы не взять пучок этой соломки и не отправить в рот. Капуста осветляет и делает прозрачным мясной бульон, как морковка при варке курицы.
Аккуратно разрезаем на восемь частей спелые томаты и кладем их на сковороду. Поливаем растительным, а еще лучше, кукурузным маслом. Мелко нарезаем репчатый лук. Боже, ну разве можно так чавкать и материться?
– Нет, Петь, ты меня не убеждай. У меня уже три дня ни грамма в организме не было. Но этот покойник смотрит на меня, и я чувствую, как он морщится, когда ты начинаешь громко чавкать. Я понимаю, что этого быть не может. Но пойми, здоровый организм одним тромбом не остановишь. Ты не обратил внимания на его румяную рожу? Отчего это так? Объяснение одно – тромб создал супермалую систему кровообращения и кусок аорты, возбуждаемый какой-то аминокислотой, стал насосом для крови. Прикоснись к его лицу. Прикоснись. Только не останавливай его. Дай ему еще пожить, хотя я бы так жить не хотел. А ты не думаешь, что мы на пороге величайшего открытия – дать человеку вспомогательное сердце, чтобы ослабить нагрузку на основное сердце. Как многомоторный самолет, который может совершить посадку и при одном работающем моторе. Да, Петька, ты прав. Одного покойника для этого мало. Самое главное, что в это никто не поверит. А то хуже, засекретят, и сразу начнут солдат многосердечных выпускать или правителей вечными делать. И нас с тобой от этого дела ототрут. Скажут, прозекторам здесь делать нечего. Ищите судебные ошибки или ошибки своих товарищей, а в большую науку не лезьте. Ваше время прошло, когда терапевты научились и в хирурги пошли. Нет, я так не могу. Он смотрит на меня и прислушивается к каждому моему слову. Пошли, у меня в кабинете спирт есть, а то я вообще с катушек поеду.
Гулко раздались шаги в большом помещении, и хлопнула металлическая дверь. Интересно, а где это я нахожусь, и что за странный сон мне снится. Ладно, соня, поднимайся, пора зубы чистить и бриться. Но почему я не чувствую своего тела? Где мои руки и ноги? Неужели эти мясники все отрезали? А почему я не чувствовал никакой боли? Наркоз? Но после наркоза такое похмельное состояние, что его ни с чем не перепутаешь, а я-то чист, как стеклышко. Неужели правда все, что говорил этот с небритым голосом? Кто меня слышит? Люди!!! Помогите мне! Я живой! Неужели они сейчас вернутся и добьют меня?
Похороны были пышными
Похороны были пышными. По первому разряду. Оказывается, что я был для кого-то дорог, кто-то выполнил долг вежливости, а большинство пришли из любопытства: мой случай был достаточно нетипичным и в медицинских кругах никак не могли прийти к единому мнению, что же со мной случилось.
А, вообще-то, на своих похоронах достаточно скучно. Выслушивать всякую ересь, которую кто-то вспомнил, и как с преподавательской кафедры смотреть, как присутствующие что-то рассказывают друг другу, коротко улыбаясь и принимая хмурое выражение лица.
Почему они меня хоронят? Ведь я жив. Правда, я не могу двигаться, но я все вижу и слышу.
Все произошло как-то внезапно. Я вышел в поле на пополнение своей коллекции и мне попался великолепный экземпляр бражника «мертвая голова». Я с детства неравнодушен к чешуекрылым насекомым, а бражник этот занесен в Красную книгу еще СССР. Считайте, что я нашел клад, три четверти которого я должен отдать государству. Фигушки. И показывать никому не буду.
Когда я накалывал бражника на иглу и размещал его в стеклянной коробочке, я уколол палец, как молодой отрок Базаров при анатомировании трупа.
С этого дня я как будто начал проваливаться в глубокий сон. Я слышал, как говорили о заражении крови, чувствовал процедуру переливания крови, чертыханья медсестер, ломавших иголки о мою кожу, и отсутствие боли вообще.
Врачи делали рентген и говорили, что внутри моего панциря желеобразная масса, и просили моих родственников отдать меня для научных исследований. Спасибо жене, не отдала. Сказала, что сами похоронят, какой есть.
Наконец закрыли крышку гроба. Стало темно и уютно. Что-то качнуло меня и все успокоилось. Тишина. Покой.
Я не знаю, сколько прошло времени, но я стал чувствовать свое тело. И оно какое-то странное. У меня стало шестнадцать ног. Или шестнадцать рук. В зависимости от того, что мне нужно было ими делать.
Я ощутил, что моего прежнего тела не стало, был веретенообразный кокон, который я разломал и вылез в то, что раньше называлось гробом. Дерево сгнило, а я был жив. Прошло не меньше полугода. Надо выбираться наверх. Так не хочется рыться в грязной земле, но гены требуют свое.
А шестнадцать рук это хорошо. Представьте, если бы пришлось ковырять землю двумя руками.
Когда я вылез на поверхность, весна была в самом разгаре. Мою грудь распирало от желания сделать сильный вздох и развести руки в стороны. И мне это удалось. Я вылез из своей оболочки и полетел в сторону города.
Я летел над проспектами и улицами. Я летел к своему дому. Я боялся увидеть свою семью с другим мужчиной, но я зря опасался. Жена так и не вышла замуж.
Я сел на цветок одуванчика перед домом, чтобы немного подкрепиться и вдруг очутился в своем сачке.
Меня поймал мой сын. Я сопротивлялся попаданию формалина в организм, но все было тщетно.
Последнее, что я услышал:
– Мама, посмотри, какого бражника я поймал. Настоящий, олеандровый. Жаль, папа этого не видит.
Падам-падам
Все шло свои чередом. Стоял июль 2005 года. Жарко. Кто-то пил растворитель всего живого под названием «Пепси», а кто-то лениво потягивал «Сибирскую корону» из высокого стакана, плакавшего холодными слезами в тенистой палатке на площади Маяковского. В такое время года «корона» хороша и с орешками, и с сушеными кальмарами, и просто так, для удовольствия.
За столиком слева сидела грустная девушка с маленькой чашечкой кофе. Чувствовалось, что и она получала удовольствие от темного, горячего, жгучего и ароматного напитка.
На меня она не обращала никакого внимание. А собственно, чего ради, я должен был ей броситься в глаза? Хорошо, если я просто не бросился в глаза, то я сам не могу броситься ей в глаза. Сказано – сделано.
Я встал и пересел к ней за столик, приложив руку к губам в знак того, чтобы она ничего не говорила – я сам все ей сейчас расскажу.
– Извините меня, – начал я, – но ваша манера пить кофе напоминает манеру Эдит Пиаф пить кофе, и я не мог удержаться, чтобы не подсесть к вам и не поинтересоваться – вы не родственница этой певице?
Иногда это срабатывало, и даже очень неплохо. В данном случае это сработало, но не в мою пользу.
– Допустим, родственница, – спокойно ответила девушка, – ну и что с того?
А, действительно, что с того? Это как про ковбоя, который, чтобы понравиться девушке, покрасил лошадь в зеленый цвет. После такого ответа надо встать, извиниться и шагать в ту сторону, откуда пришел, проклиная себя за неуклюжесть и неспособность познакомиться с девушкой.
– Вы знаете, мне всегда нравилась Эдит Пиаф, хотя я не понимал того, о чем она поет, – начал я, – и в детстве я был безумно влюблен в нее. А сейчас увидел Вас, похожую на нее, и мои детские чувства снова проснулись.
Девушка удивленно подняла брови. Видно, что я задел какую-то чувствительную струну. Мне действительно нравилась Эдит Пиаф, а ее песню «Падам, падам» я еще в детстве выучил наизусть. И я спел. Может быть, пиво помогло мне, может быть, что-то еще другое, но я пел по-французски:
Padam… padam… padam… Il arrive en courant derrière moi Padam… padam… padam… Il me fait le coup du souviens-toi Padam… padam… padam… C’est un air qui me montre du doigt Et je traîne après moi comme une drôle d’erreur Cet air qui sait tout par cœur Падам… падам… падам Он приходит бегом за мной Падам… падам… падам Он захлёстывает воспоминаниями Падам… падам… падам Этот мотив показывает на меня пальцем, И я тащу за собой как странную ошибку Этот мотив, который знает всё наизусть.На глазах девушки навернулись слезы, но она улыбнулась и сказала:
– Я так завидую ей. Ей всегда доставалась самая лучшая любовь, но я предала ее и вместо того, чтобы быть рядом с ней, сижу и распиваю ароматный кофе в далекой Сибири. Не перебивайте меня. Я знаю, что вы мне не верите и я не хочу ничего доказывать. Лучше идите своей дорогой и не мешайте мне перед смертью выпить чашечку кофе.
Я оглянулся вокруг. Не было никаких признаков того, что кто-то ей угрожает. Я схватил чашечку и выплеснул кофе на землю.
– Что вы делаете, – возмутилась она. – Официант принес мне кофе, не потребовав денег сразу, а у меня нет денег, чтобы расплатиться за кофе.
– Хорошо, я закажу вам кофе, но зачем вы хотите покончить счеты с жизнью? – спросил я.
– Вы совершенно ничего не поняли, – сказала незнакомка, – мне придется умереть, но не от кофе. Если хотите все узнать, то поцелуйте меня, – и она призывно подставила мне губы для поцелуя.
– Боже, да она же сумасшедшая, – подумалось мне. – И чего меня дернуло связаться с придурочной?
– Нет, я не сумасшедшая, – сказала девушка, – я сама не знаю, как оказалась здесь. Русский язык мой родной. Меня зовут Галин. Мои родители сразу после революции эмигрировали во Францию, и я не успела забыть свой язык. Только что закончилась война, но СССР не может быть той страной, где я оказалась. Я не буду ничего рассказывать, вы должны почувствовать это сами и решить, та ли я женщина, которая нужна вам. Целуйте!
– Эх, была не была, семи смертям не бывать, а одной не миновать, помирать, так с музыкой, – подумал я и прикоснулся к губам девушки.
Моторы «Боинга» натужно ревели. Самолет раскачивало из стороны в сторону. Иногда он падал в такую глубокую воздушную яму, что пассажиров и их вещи поднимало под самый потолок самолета, а потом резко швыряло на пол и заносило в бок.
Галин держалась за мою руку и плакала. Иногда она назвала меня Марсель и просила обнять ее.
– Марсель, я боюсь умирать, обними меня. Эдит никогда не узнает этого и не будет сердиться на нас, Марсель.
Я смотрел в иллюминатор на облака и мне в тумане виделся ринг, где я в тяжелом поединке завоевал звание чемпиона мира. Зачем оно мне нужно? Я подарю любому свой чемпионский титул, лишь бы остаться жить. Боже, почему жизнь так скоротечна?
Я крепко обнял Галин и стал ждать удара, который поставит все на место. Все будут равными, не будет гениев и не будет простых людей, все будут просто людьми.
Оттолкнув от себя Галин, я бросился к своей спортивной сумке, чтобы достать фотографию Эдит и взглянуть на нее в последний раз.
Рядом со мной разбился стеклянный предмет, и я открыл глаза. Мой бокал лежал на гранитной плитке, а я ничего не мог понять: где я и что со мной.
Подошедший официант любезно осведомился:
– Кофе вашей дамы записать в ваш счет?
Но рядом со мной никого не было. Недопитая чашечка кофе одиноко стояла напротив меня.
Зачем я ее оттолкнул?
Колесо жизни
В 1957 году мне было семь лет, но мне почему-то казалось, что я уже был взрослым и по какому-то недоразумению я стал маленьким. Мне приходится играть с мальчишками, которым еще предстоит идти в школу и учиться всему, что я уже давно знал.
Два года назад, пролистав отрывной календарь за 1955 год, я отчетливо вспомнил Никиту Сергеевича Хрущева, бывшего первого секретаря московского городского комитета коммунистической партии, Долорес Ибаррури, несгибаемую Пасионарию, председателя коммунистической партии Испании и многих других деятелей коммунистической партии и советского правительства, с кровью вошедших в историю России. Взрослые только ахали, когда я безошибочно называл фамилии и имена тех, кого мне показывали в календаре, говорили, смотрите какой способный мальчик, гладили меня по голове и мгновенно забывали о том, о чем они только что беседовали со мной. Я помнил не только то, кем они были в 1955 году и до этого, но и знал, что с ними будет потом. Каким-то внутренним чувством я понимал, что говорить об этом взрослым совершенно не обязательно.
Мы бежали по летнему, залитому солнцем тротуару, и катили перед собой обода велосипедных колес без спиц, подталкивая их или палочкой, или крючком, сделанным из стальной проволоки. Лязг тонкого металла обода об асфальт был громким, и он создавал ощущение нахождения в прозрачной кабине одноколесной машины, несущейся по тротуару при помощи волшебной силы, готовой поднять тебя ввысь и понести над землей, над твоим городом, над большой рекой и унести так далеко, куда не ступала нога ни одного путешественника.
В какой-то момент лязг колеса слился в одно тонкое гудение и внезапно жара, грохот и слепящее солнце сменились прохладой, тишиной и полной темнотой. Так всегда бывает, когда заходишь с улицы в затененные сенцы деревенского дома. В сенцах глаза быстро привыкают, а темнота, в которую я попал, не исчезала. Вдалеке вспыхивали редкие огни, но они светили в глаза, не освещая того, что находилось вокруг. Я даже не видел себя. Где-то в стороне слышался шум машин, голоса людей, но никого поблизости не было.
Постепенно я начал различать свои руки, одежду, как в кино после начала сеанса. И все происходящее вокруг мною воспринималось как кино, потому что никто совершенно не обращал на меня внимания, даже проходящие машины не сигналили мне, чтобы я ненароком не попал под их колеса.
Я потряс головой и ощупал себя. Вроде бы сам цел, но голова очень тяжелая. В левой стороне груди в области сердца была резкая боль. Трудно поднять левую руку. Я сунул правую руку под гимнастерку и сразу понял, что это штифты двух орденов Красной Звезды впились в грудь при падении. Откуда я падал? Вдалеке что-то бухало, и звук ударной волной качал меня из стороны в сторону. Я достал из кармана документы. Читаю. Капитан Репин Иван Алексеевич, должность – командир артиллерийской батареи войсковой части 29803. Так, это же моя батарея ведет бой и мой наблюдательный пункт должен быть где-то рядом. Я пошел в сторону вспышек и громких звуков.
В десяти шагах я увидел группу солдат, что-то собиравших у огромной воронки в земле. Увидев меня, они бросились ко мне с криками:
– Товарищ капитан, товарищ капитан, вы живы!
Какой-то усатый пожилой солдат, часто моргая глазами, сказал:
– Думал я, Иван Алексеевич, что от вас только один обрывок шинели остался.
Я совершенно не помнил, кто я и где нахожусь. По-медицински это называется амнезией. Память отшибло. Но я четко знаю все, что будет потом.
Мне доложили, что танковая атака немцев отбита. Подбито три танка, два бронетранспортера. Стрелковый батальон впереди прочно удерживает позиции. У нас потери пять человек. Управление батареи в полном составе. Погибли от прямого попадания авиабомбы на наблюдательный пункт. Я подписал донесение, и молча лег на разостланную на земле шинель.
Мое молчание с разговаривающими со мной людьми становилось неестественным. Я чувствовал, что могу говорить, но я не знаю, что мне говорить, и как обращаться к людям, которые меня окружают. Я прокашлялся и сказал:
– Вы извините, но я совершенно ничего не помню. По документам я знаю, как меня зовут, и кто я, но я совершенно не знаю, кто вы. Расскажите мне о себе и расскажите, где мы находимся и какой сейчас год.
Мне представились командиры взводов и командир взвода управления. Рассказали, что мы имеем задачу поддерживать второй батальон 105 стрелкового полка, готовящегося к штурму Сапун-горы недалеко от города Севастополя. Сейчас июль 1944 года и я в течение полугода командую этой батареей. Командир первого взвода предложил мне отдохнуть, а завтра отправиться в медсанбат, чтобы врачи посмотрели, нет ли каких других последствий контузии.
Солдаты уже углубили воронку, из которой меня выкинуло взрывной волной, накрыли ее плащ-палатками и получилась неплохая землянка, которую на скорую руку можно выстроить на каменистой крымской земле, чтобы укрыться от непогоды.
Старшина батареи, Василий Андреевич, тот усатый, который подал мне обрывок шинели, и вестовой Арсентьев накрыли ужин. Потихоньку подошли командиры взводов, чтобы выпить за мое благополучное спасение.
Наркомовская водка благотворно подействовала на меня. Я уже не чувствовал скованности, помнил имена окружавших меня людей и постепенно возвращался в ту жизнь, из которой меня пыталась выжить немецкая авиабомба. Все вокруг было прекрасно. И темная крымская ночь, усеянная крупными жемчужинами звезд, и добродушные люди, сидевшие рядом со мной за столом из грубых досок, накрытых плащ-накидкой. Я мечтательно потянулся и сказал:
– Скоро, ребята, война закончится и жизнь будет все равно лучше, потому что не будет войны.
Разговор медленно крутился вокруг сроков окончания войны и того, как мы будем жить. Удобно устроившись на чужой шинели, я сказал:
– Война кончится скоро. Осталось всего десять месяцев. В мае 1945 года будем праздновать победу, а в июне состоится грандиозный парад на Красной площади. Парадом будет командовать Маршал Рокоссовский, а принимать парад будет Маршал Жуков. Жуков будет на белой лошади, а Рокоссовский на серой в яблоках.
Мне все стали дружно возражать, что парад будет принимать Великий Сталин, потому что он отковал и подготовил Победу. Я не стал возражать. Пусть думают, что это фантазии. Потом вспомнят, кто был прав.
Затем речь пошла о том, как мы будем жить после войны. Под руководством Сталина и коммунистической партии мы быстро восстановим то, что разрушили фашисты и будем дальше строить социализм. И я снова не удержался, чтобы не сказать, что в 1953 году Сталин скоропостижно умрет, а пришедшие ему на смену руководители доведут страну до такой степени, что в 1991 году компартию вообще запретят.
Арестовали меня рано утром. Без шума. Война для меня закончилась. На самолете меня куда-то привезли. Держали в тюрьме, в одиночной камере. Так как охрана и следователи носили васильковые погоны, то это было Лефортово, ведомство МГБ. Допрашивал следователь в звании майора, который кричал, что я немецкий шпион и требовал сказать, где и когда меня завербовала немецкая разведка. Кто мне дал задание убить товарища Сталина. Кто вместе со мной направлен для совершения террактов в отношении руководителей Коммунистической партии и Советского правительства.
Я не мог дать им каких-то вразумительных ответов, потому что я вообще ничего не мог рассказать о себе, даже того, чтобы они смогли заполнить протоколы допроса.
Мне предложили работать на них, чтобы искупить свою вину перед товарищем Сталиным и советским народом. Мое ничегонезнанье ставило их в тупик. Приходившие для беседы со мной врачи в белых халатах и офицерских кителях под ними дали однозначный ответ: маниакальная шизофрения, комплекс Кассандры, политически и социально опасен.
Меня поместили в маленькую камеру в которой сидел сравнительно молодой человек, примерно моего возраста, с длинными русыми волосами и неподстриженной светлой бородкой.
– Я знаю, кто ты, – сказал мне мой новый сосед.
– И я знаю, кто ты, – ответил я ему.
И мы надолго замолчали. Иногда мне казалось, что я различаю мысли, которые его беспокоят. Если он даст бессмертие высшим руководителям государства, то ему создадут такие условия для жизни, в каких не живет ни один человек на земле, какой бы богатый он ни был. Но это не было для него внове. Ему когда-то давно уже предлагали стать владетелем всего мира, но он отказался, потому что для этого нужно было встать на сторону темных сил.
Я чувствовал, что начинаю сходить с ума, хотя до последнего мгновения считал себя нормальным человеком, потерявшим память от контузии и приобретшим способность предсказывать будущее. Неужели госбезопасность арестовала Сына Божьего? Или, прости меня Господи, Сына Сына Божьего, то есть внука Бога. Неужели Сын Божий снова Духом Святым снизошел на Землю и вдохновил женщину земную на рождение Сына или внука Бога? И оставил его на земле для принятия мук, чтобы очиститься и вознестись к Отцу своему чистым душой.
Сын Божий в тюрьме долго не сидел и распят был в возрасте тридцати трех лет. И этому человеку примерно столько же лет. Значит, нисшествие Сына Бога или Святого Духа на землю произошло в 1910 году. И для семени Божьего избрана была Россия, как государство многомученическое со светлым будущим. А со светлым ли будущим? Евреям до сих пор простить не могут, что якобы они, а не римляне распяли Иисуса Христа. Сейчас же получится, что русские распяли другого Сына Божьего. Хотя и не русские руководят государством, но пятно Богоубийства падет на русский народ. Боже, зачем ты несешь такие страдания и испытания моему многострадальному народу? Неужели не хватит ему тех лишений, которые он преодолевает постоянно на протяжении многих веков?
Вероятно, и мой сосед чувствовал то же, что и я, поэтому он сказал:
– Ты не тот человек, за которого тебя все принимают. Тебя избрал я, чтобы ты в третьем тысячелетии от рождества Отца моего рассказал людям о пришествии на землю сына Его, который разрешит все противоречия, раздирающие землю. Людям нельзя внушить истину. Как творение Божье они сами себя познают Истиной. Они придумывают новых Богов, чтобы посеять вражду на земле и уничтожить других людей, как бесполезную живность. Они развяжут всеобщую войну, будут скрываться за их спинами детей и женщин, не боясь применять страшное оружие, которое может уничтожить то, что создано Богом. Месть их оружие. Она ослепляет их в борьбе с Богом и его творением, выжигает мысли о том, что и другие люди такие же, как и они, и созданы одним Богом, а не разными.
Ты уйдешь первым. Не бойся, ты не умрешь. Все произойдет так, что ты ничего не почувствуешь. Когда ты будешь спускаться по лестнице под конвоем очень красивой женщины, она выстрелит тебе в затылок из Нагана, и на последней ступеньке ты тихо упадешь и погрузишься в темноту, в которой тебе будет тихо и спокойно. Ты встанешь и пойдешь вперед. Вдали ты увидишь огонь. Это свет жизни. Иди к нему и не бойся. Я приду к тебе. Ты меня узнаешь сразу. Я думаю, что ты и твои друзья будете ждать меня, а все те, кто живет рядом с вами, будут знать о моем приходе в Россию.
Темнота внезапно кончилась, и яркий сноп света осветил ватагу мальчишек, несущихся по тротуару с ободами от велосипедных колес без спиц, подталкиваемых палочками или крючками, сделанными из стальной проволоки.
Я оглянулся на мужчину, в которого влетел вместе со своим колесом. Он с улыбкой помахал мне рукой и пошел дальше. А я изо всех сил бежал к тому времени, когда мы с ним снова встретимся и поговорим о тех вопросах, которые не смогли обсудить в полутемной камере Лефортово. Сколько еще пройдет инкарнаций под дребезжащий звон металла, пока мы найдем хотя бы частичку Истины, чтобы избежать топтания на месте, ломая все, что уже было создано.
Ворота
Случай, который произошел со мной, можно отнести в разряд удивительных, хотя удивляться совершенно нечему: прошлое соседствует с нами и проявляется каждый день. Впрочем, расскажу все по порядку.
Город наш начинался как крепость. Сначала были поставлены пять сторожевых башен, которые соединили стенами. Получилась крепость, а по-здешнему – острог. Башни и стены были деревянными, а затем постепенно оборонительные сооружения строились из камня, так как кочевники стали применять более современное оружие, разрушающее деревянные укрепления.
Каждая сторожевая башня была одновременно и воротами, через которые в крепость приезжали жители окрестных деревень и мирные кочевники, считавшие, что мир в любой форме более выгоден для побежденных, чем для победителей.
Затем город разросся, военная опасность исчезла и крепость потихоньку стала умирать. Сначала исчезли стены, а потом рьяные градоначальники стали сносить и ворота. Опомнились только тогда, когда из пяти осталось всего двое ворот, в том числе и те, рядом с которыми находился каземат, где какое-то время сидел Ф. М. Достоевский.
Островки старины в нашем городе всегда являлись объектами рукочесания градоначальников. Но эти ворота отстояли от разрушения даже тогда, когда сносили кафедральные соборы и десятками тысяч арестовывали тех, кто сомневался в верности генеральной линии партии. Создавалось такое ощущение, что партийщиков и чекистов (главная контора их находится рядом с воротами) кто-то крепко напугал, потому что они стороной обходили эти ворота.
Новый градоначальник запретил трогать эти ворота, но приказал так обустроить местность вокруг, чтобы ворота стали бриллиантом в драгоценной оправе. Одновременно начались и раскопки фундамента разрушенной церкви недалеко от этих ворот. Вероятно, это все же хорошо, когда память наша не страдает провалами и может рассказать о нас все так, как оно было на самом деле. Есть, правда, и другой вопрос: а нужна ли нам эта правда?
Все эти отступления хороши для активистов общества охраны памятников старины, к коим я себя никогда не причислял, считая, что история не потерпит того, чтобы ее обряжали в рогожу или представляли немытой девой, привлекающей женихов с помощью одеколонов и духов, а не просто чистой водой.
Случилось мне не так давно возвращаться домой в очень позднее время через эти ворота. Вообще-то, я каждый день прохожу через них, совершенно не задумываясь о том, почему я это делаю. В этот вечер через ворота было очень трудно пройти, потому, что работы по укладке тротуарной плитки, формировке газонов, посадке новых пирамидальных тополей еще не была закончены. К проходу мне пришлось подбираться стороной, но это стоило того, потому что с другой стороны начиналась ухоженная территория, по которой нельзя ходить без лирического настроения.
Зайдя под арку ворот, я вдруг почувствовал чистый запах свежеиспеченного ржаного хлеба и только что сваренного борща с дымком от печки. Тот, кто питается хот-догами с кетчупом или майонезом, понять этого не сможет, даже если он будет сильно тужиться. Этим нужно жить. Это нужно когда-то попробовать или увидеть, чтобы представить то, что почувствовал я.
Как-то в молодости среди зимы я вдруг почувствовал запах черемухи недалеко от химического завода, рядом с которым проходила трасса междугородного сообщения. И тогда от этого запаха меня отпаивали водкой. Но запах ржаного хлеба не создается никакой химией.
Запах был настолько близким, что я даже оглянулся. Маленькая дверца в стене ворот, которая всегда была закрыта на висячий замок, была чуть приоткрыта. И запах доносился именно из-за этой двери.
Я осторожно приоткрыл ее и заглянул внутрь. По узкому пространству между стенами вверх шли крутые лестницы. Тишина и свежий запах.
Я потихоньку поднялся на уровень выше человеческого роста, постоял на площадке, прислушался и снова пошел вверх. Мне показалось, что я слышал потрескивание поленьев в печке, но этого быть не могло, потому что в башне-воротах никаких печей не было.
Каменные ступени не скрипели и ничего, кроме естественного страха перед темнотой и неизвестностью, я не испытывал.
Вверху показался черный квадрат открытого люка, иногда подсвечиваемый красными всполохами пламени.
Внезапно меня подхватили сильные руки, кто-то дал мне по физиономии, воткнул в рот тряпку, связал руки сзади и бросил на лавку.
Темнота внезапно рассеялась. Свет свечи на столе освещал довольно просторное помещение с низким потолком, печку в виде камина и трех человек в военной форме, сидевших за столом.
Военные были в достаточно зрелом возрасте, лет за тридцать, одеты в длинные куртки с погонами, брюки с красными лампасами заправлены в сапоги. Двое рядовых и один сержант. Но форма все-таки казачья.
– Вот, Иван Петрович, словили все-таки вражину, о котором Его благородие предупреждали, – сказал рядовой казак, возрастом постарше всех.
Казак с сержантскими погонами взял со стола лист бумаги и, подслеповато щурясь, начал читать:
– Из колодников Андрей Смирнов, скованный в ножных кандалах, неведомо куда бежал, коего здесь в крепости нигде сыскать не могли и для сыску его посланы нарочные точто да еще не возвратились, а по справке в комендантской канцелярии оказалось, означенный каторжный колодник Смирнов нынешнего июля 8 числа прислан при рапорте от находящегося у командования в Черлакском форпосте господина секунд-майора Ланского в побеге из Екатеринбурха из тюрьмы с казенной работы и за два долговые воровства с наказанием кнутом. А ноздрей не вынуто и других знаков не положено. Росту же он Смирнов малого, двадцати лет, лицом бел, светлорус, глаза серые. На нем платья один кафтан ветхой смурой. О сыске его и о поимке куда надлежало от здешней канцелярии указами предложено. Ну-кка Иванов, свечку поближе поднеси к этому варнаку, рассмотри его обличье.
Казак помоложе схватил свечку со стола и направился ко мне. Казаки тоже встали и подошли, с удивлением рассматривая мою одежду.
– Никак из благородного сословия будут, господин старший урядник, – тихо сказал молодой казак.
– Пожалуй, так, – сказал Иван Петрович и распорядился, чтобы меня развязали.
Руки мои были развязаны так быстро, что у меня закралось сомнение в том, а был ли я вообще связан, просто так по своей воле руки за спиной держал. Тряпка имела достаточно противный вкус, и я начал искать место, куда бы сплюнуть.
– Да Вы не стесняйтесь, господин хороший, плюйте прямо на пол, потом уберем, – сказал старший казак. – А позвольте полюбопытствовать, откуда и кем Вы будете, и как в такую позднюю пору здесь оказались?
Что мне им сказать? Если верно то, о чем я думаю, то меня во время рассказа скрутят и как сумасшедшего отправят в дом призрения под опеку какого-нибудь Земляники, если не отдадут под суд за святотатство. Остается одно, брать инициативу в свои руки.
– А вы-то, братцы, что здесь делаете? – спросил я достаточно командным тоном.
– Так что службу несем, Ваше благородие, – ответил казак с сержантскими лычками. – Служба гарнизонная обязывает к охране покоя местных жителей и быть готовым к отражениям набега степняков. Стоит только караулы снять, как о том сразу степь известят, и будет набег на казачьи линии за притеснения, которые мы киргиз-кайсакам учиняем. А тут еще ловкачи нашлись, которые стены крепостные на кирпичи разбирают, чтобы печки в домах и банях строить. А некоторые эти кирпичи и на базар вывозят продавать. Есть спрос, вот они и воруют. На чего есть спрос, так то и воруют, чтобы продать сразу.
Я сидел и думал о том, что, может быть, я на лестнице упал и сейчас лежу внизу и мне все это кажется. Я похлопал себя по карману пиджака, сигареты и зажигалка на месте. Достал сигарету, прикурил от газовой зажигалки, чем достаточно удивил казаков. Предложил им закурить. И они закурили, глядя на меня. Похвалили табачок, скурив «Marlboro» в три затяжки.
– Хороший табачок, аглицкий, – сказал Иван Петрович, – нашему господину есаулу из Лондона ихнего присылали. Небось, дорогой табачок-то. Мы в основном трубки курим. А те, которые по старой вере живут, так те вообще табак не потребляют.
Разговор никак не складывался. Я не знал, что им сказать и казаки не знали, о чем меня спросить. Выручила природная сметка русского человека:
– А не откушаете ли с нами, Ваше благородие, чем бог послал, – спросил Иван Петрович.
– А не объем ли я вас, братцы, – задал я в свою очередь вопрос.
Взятое от Льва Толстого обращение к солдату «братец», кажется, срабатывало, расставляя по своим местам сословия в том месте, где я оказался. Как тепло звучит слово «братец» и как оно сильно отличается от уголовного «братан».
Я подсел к столу. Мне подвинули глиняную чашку с борщом, подали деревянную ложку без какой-либо хохломской росписи и отдельно положили половинку куска хлеба, отрезанного от большого черного каравая, лежащего на краю стола. Сами казаки перекрестились на образ в красном углу, налили борщ в большую миску и степенно по очереди стали хлебать его, поднося кусочек хлеба к ложке, чтобы не капнуть на стол.
Попробовал борщ и я. Вкус у борща был отменный, такого я, пожалуй, и не ел никогда. Жирный, наваристый и никакого следа химии от приправ. И, вероятно, не только от приправ, но и от нитратов, которые в разном количестве присутствуют во всех продуктах, доходящих до нашего стола.
– А что, Вашбродь, слышно о замирении в Крыму? Кампания вроде бы закончилась, а раненые и увечные с тех краев продолжают приезжать. Никак война до сих пор продолжается? Вот и англичане с басурманами снюхались против России войну вести. Не так давно Наполеона отбили, и опять на Россию нападают. И кыргызы тоже на нас косо смотрят, – начал разговор Иван Петрович, как командир, который ближе находится к высокому начальству и поэтому был более осведомленным во всех делах.
Его слова меня озадачили еще больше. Получается, что на дворе 1855 год. Сто пятьдесят лет назад. Да этого быть не может. Я выглянул в узенькое окно-бойницу и не увидел ничего, что привык видеть каждый день. Всюду темно и низенькие дома вокруг. Откуда-то издалека доносился лай собак. В миллионном городе лая собак не слышно. Кто мне поверит в то, что я буду рассказывать? Как это у Высоцкого: что ясновидцев, впрочем, как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах.
– Пойду я, Иван Петрович, покурю на улице, – сказал я.
– А идите, Вашбродь. Сейчас летом хорошо очень улице, – ласково сказал казак, – там шагах в десяти есть будочка такая маленькая с дверцей, так Вы там поосторожней, не ушибитесь.
Я вышел на улицу из маленькой дверки, впустившей меня полчаса назад. Под ногами был красный кирпич, которым была вымощена дорога в воротах. Осторожно выглянув из ворот, увидел то, что видел каждый день. Впереди – вымощенная каменными плитками Тарская улица, позади фонтан и разрытые газоны, около которых были насыпаны груды плодородного грунта.
Я быстро бросился к дверце, из которой только что вышел, но она была заперта и большой висячий замок красноречиво говорил о том, что никого здесь не было.
Усмехнувшись про себя, я пошел домой, ощущая во рту вкус борща с ароматным ржаным хлебом.
Не позавидую я тому, кто поднимет руку на эти ворота. Иван Петрович с казаками церемониться не будут. Не зря они появляются на изломе истории.
Страшная тайна
Случилось это не так давно. Примерно полгода прошло, но то, что со мной случилось, до сих пор отдается по спине изморосью от того, что могло произойти.
Пошел я, как обычно, на охоту, припасу взял всякого, оружие: «Вепрь» да «Белка». Ничего необычного не было. Капканы порасставил, петли натянул, к вечеру на подлете утку подшиб, суп сварил с травами. Суп получился отменный, а мясо ароматное и вкусное с юшечкой могло бы посоперничать с самыми изысканными ресторанами Старого и Нового Света.
Отвалившись в сторону от костра после сытного ужина, я закурил трубку, и стал смотреть в огонь, потягивая крепкий табак и рассматривая тонкие сизые струйки дыма. В каждой струйке рисовались картины, которые я видел во время прежних охот, а, если дым выпускаешь клубами, то рисуются лица знакомых людей. Я уже повидал всех своих соседей, даже Лёшку, как вдруг почувствовал кусочек мяса, застрявший между зубами. Я не стоматолог, чтобы зубы по номерам раскладывать, а вот тут, слева внизу, и мешает, однако. Взял я палочку, ножичком её обстругал и стал мясо выковыривать, как в ресторане зубочисткой. А не выковыривается мясо, и зубочистка ломается. Поглядев по сторонам, я увидел косточки от только что съеденной утки. Взял одну, сломал ее вдоль, и у меня получилась тонкая костяная зубочистка, которой я в считанные секунды удалил мясо. Косточка была такая приятная, что мне даже не хотелось выпускать ее изо рта. Так я и уснул, держа ее в зубах.
Проснулся я рано, очень бодрым, хотел сделать себе завтрак, но есть совершенно не хотелось, не хотелось и курить, поэтому я сразу пошел проверять капканы. Полдня я ходил по местам, где расставлены капканы, взял двух песцов, одного соболька и пару зайцев, не шибко больших, но достаточно упитанных. И все хорошо: и добыча есть, и пропитание есть, но о пище почему-то не думалось. Пришел к себе в заимочку, зверьков разделал, шкурки на рогатины повесил и думаю, надо бы обедом заняться, время-то уже к пяти часам пополудни подходит. Тут время об ужине думать, а не об обеде.
Вышел я на улицу, огонь раздул и стал думать, как мне зайцев приготовить. А кушать-то вообще не хочу. Так хлебнул водички из чайника, приготовил все на завтра, да спать лег.
Утром та же история. Не хочу есть совсем. Легкость в теле необыкновенная, энергии хоть отбавляй. Подхватился и пошел капканы проверять. Добыча-то не в пример вчерашней. Если так пойдет, то вместо трех недель через пару недель можно и домой возвращаться, шкурки выделывать да заготовителям сдавать, товар всякий на деньги полученные покупать.
И так я четыре дня не ел совсем. Худой стал. Поджарый. Лётаю туда-сюда, как пес молодой. Усталости не знаю, только чувствую я, что стал как бы себя изнутри кушать: ни одной жиринки на теле не нашел, одни мышцы, да и не плохие вообще-то. Думаю, однако, что же это такое происходит? Не первый год я на этом месте охочусь, никогда и ничего такого не было. А если я есть не стану, то в один прекрасный момент просто упаду и больше не встану. Как движок у генератора: бензин кончился, чихнул и замолк. И хоть ты чего делай с ним – не заведется, если бензина не добавишь. А в человека, когда он чихнет и заглохнет, хоть чего наливай, уже никогда не заведется. Хоть в рожу ему плюй, он тебе обратно не плюнет, как в песне поется. Даже водку налитую пить не станет.
Крепко я задумался, отчего все это происходит, а сам во рту из угла в угол языком зубочистку мою гоняю. Я ведь ее так тогда, когда зубы-то почистил, изо рта и не выпускал. Неужто она какая-то волшебная косточка? Спрятал я эту косточку в бумажку и в карман нагрудный на рубашке положил. И что бы вы подумали? Часу не прошло, как жор на меня навалился. Стал я зайца на огне жарить, весь слюной исхожу, где-то подгорело, где-то не прожарилось, все слопал, да еще чаем запил. Лежу у костра и чувствую, как истома по всему телу поползла и как мышцы силой наливаться начали. Живот, однако, бурчал шибко, но никаких последствий не было.
Через день нормальной жизни взял я снова зубочистку в рот и аппетит сразу пропал. Два дня ничего не ел. Да, думаю, опасная эта штука, надо ее выкинуть, а то так войдет чего в голову, или голова думать перестанет, так и помрешь где-нибудь от смерти голодной.
Вернулся я с охоты раньше, чем обычно. Добыча нормальная, а мужики говорят, что мне, однако, пришлось много побегать за добычей, раз я так сильно похудел. А доктор Васильев, умнейшая голова, врач, все болезни и все науки знает, меня к себе пригласил, чтобы, значит, осмотр мне сделать на предмет каких заболеваний по потере веса. Посмотрел он на меня, взвесил на весах, сели мы за стол, спиртику выпили, ну, я ему все так вкратце и рассказал. У Васильева глаза сразу заблестели. Давай, говорит, сюда эти кости, мы с тобой за полгода мильёнщиками станем, деньги будем не рублями считать, а долларами, и бабы у нас будут из тех, что в Голливуде звездами работают, и жить переедем на Аляску, а по мере акклиматизации к югу подаваться будем. Я ему говорю, а с каких этих самых мы с тобой разбогатеем-то? Приисков-то я не открывал. А он мне и говорит, что Америка вся обожралась, в три горла жрет, брюхи поотращивала, бабы на фигурах помешались, а возьмет какая-нибудь из них косточку в рот и без труда неделю питается духом святым, да дружок ей в постели помогает, и за неделю-две толстуха становится, как ихая героиня Барби. Смотрел фильм «Бабетта идет на войну»? Вот такой и будет.
Однако, резонно доктор говорит. От обжорства и медведи дохнут. Обожрется и спит. Сердце жиром заплывает. Крикни на него погромче, он и окочурится от разрыва сердца.
Поехали мы с Васильевым на заимочку. Неделю там были. Васильев-то все косточки, что в округе нашли, пообсасывал, а той косточки так не нашли. Так и закончилась эта идея с богатством. А доктор еще месяц наблюдал за мной. Я в норму пришел, даже на брюхе складочка появилась, как у американца.
Конечно, можно было бы мировой переворот произвести в области похудения, но мне сегодня пока не улыбается перспектива стать миллионером, не всех зверей выловил, что в книге судьбы мне определено. Косточку-то я никуда не дел. Так и лежит в бумажке, своего часа дожидается. Но и вы никому об этом не говорите. Хорошо? Это будет наша страшная тайна! Да, и если скажете, то вам никто и не поверит, пока мне, наконец, не захочется стать миллионером.
Поздней ночью дерни три раза хрен
К тому, о чем вы думаете, это не имеет никакого отношения. Совершенно.
Всё началось достаточно странно. Как вы знаете, у нас в тундре вечная мерзлота. Это значит, что летом земля отогревается сантиметров на тридцать, а ниже та же мерзлота, как камень. Если просто так построить большой дом, то он согреет под собой почву, и будет проваливаться вниз, как горячий утюг сквозь лёд. Поэтому у нас сначала вбивают сваи в мерзлоту, а на сваях строят дом, делая открытым пространство между домом и землей, чтобы мерзлота всегда оставалась мерзлотой.
Обо всём я рассказал, чтобы показать, что такое вечная мерзлота? Может, и нет, но для начала достаточно.
Сейчас попробую рассказать, что такое хрен. Мне кажется, что тех людей, которые не знают, что такое хрен, надо показывать по воскресениям в познавательных передачах, как инопланетян.
Хрен имеет такую особенность, что он может вырасти там, где его не ждут. Если на садоводческой аллее у кого-то посажен хрен, то можно прямо сказать, что все садоводы этой аллеи уже попали в паутину, сплетенную для них хреном, и совершенно не известно, когда нити этой сети появятся у них на участке.
У меня хрен появился в подполе дома. В тундре. От нас до материка, как Гоголь Николай говаривал – три года можно скакать и никуда не доскакать. Не так там тепло, и не так там холодно, чтобы ничего не росло. Картошка, однако, не прорастает. Можно год хранить, и все будет, как свежая. Так вот, сидел я в яме в подполье и перебирал картошку. Лампочка надо мной горит. Картошка в целом хорошая, работа быстро идет. Смотрю, а рядом с ямой листочек светло-зеленый, как будто салат растет. Видел я этот салат у одного дальнего родственника на материке на его фазенде. Вкуса никакого, а витаминов говорят столько, что надо съесть ведро апельсинов, чтобы эти витамины сравнять по количеству. А тут дружок мой эти листья салата смешал с мясом тушёным, специй добавил, и понял я, что у салата есть свой, специфический и изысканный вкус. Если этот вкус чем-то не оттенить, то и вкуса его не почувствуешь. И сразу у меня так аппетит разыгрался при виде этого листочка, что я быстренько работу закончил, из подполья вылез, мяска холодненького отрезал, чесночку пару зубчиков очистил, хлеба чёрного достал и рюмочку водки холодненькой налил. Теплая водка с холодным мясом никак не идет. Выпил я, закусил хорошенько, и забыл про этот листок.
Месяца где-то через два я снова полез в подпол и увидел, что там растёт достаточной большой лист, и не один. И это уже не салат. Лист куснул, горьковато. Стал я держать включенной лампочку в подполе, чтобы лист тот рос, как положено, при свете. У нас пойди, найди что-нибудь зелёное во время зимы, которая почти двенадцать месяцев длится. Каждая зелёная веточка почитается.
Пошёл я в нашу поселковую библиотеку, справочник взял по ботанике и начал картинки рассматривать, чтобы по листу можно было определить, какое же растение у меня в погребе произрастает. И обнаружил, что у меня в подполе хрен растет. Я ведь его туда не садил. Ну, растёт так и растёт. Заодно прочитал, что из этого хрена делают. Но это уже не в ботанике, а в «Подарке молодым хозяйкам или средстве к уменьшению расходов в домашнем хозяйстве» Елены Молоховец. Книга очень старая, но интересная. И вот там написано, что хрен употребляется струганым для огарнировки ростбифа и бифштекса, тёртым в горячий соус к разварной говядине и в холодные соусы к поросенку, рыбам, к баранине. Очень хорош хрен с уксусом и соус из хрена со сметаной. Совершенно нельзя такие книги на голодный желудок читать, также, как и бабам нельзя голодными ходить по магазинам. Сытая баба в магазине тратит меньше и экономию в семью приносит.
Пошел я домой и стал думать, что я буду готовить и как все это буду хреном приправлять. Отрежу кусочек мяса по-культурному, на вилочку наколю, ножичком своим хрена с уксусом положу и в рот. Вкус замечательнейший!!! Или кусочек рыбы отварной, холодной с хреном, она аж во рту тает, и вкус такой становится, что куда там японцам с их сырой рыбой, разогретой на горячей плите.
В книге написано, что корни у хрена длинные и их очень много. Стал я свое растение выкапывать, а внутри там тоненький такой корешочек и куда-то вглубь уходит. Сантиметров сорок корня откопал, а он все не кончается. Думаю, если весь корень выдерну, то хрен больше расти не будет, а если оставлю для размножения, то хреном надолго буду обеспечен.
Отрезал я на пробу сантиметров десять корешка, а остальное землей присыпал. Попробовал корешок, а он какой-то горький и не верится, что с ним можно что-то есть, не испортив продукта, к которому хрен добавлять будешь. Стал я сомневаться в этом хрене. Может, они какой-то хрен другой применяют, вкуснее, а не такой, как у меня.
Для того, чтобы сделать какой-то соус или хрен в уксусе, десятисантиметровой ниточки корня было маловато. Я еще раз попробовал корешок на язык и почувствовал слабое пощипывание языка, как будто я прикоснулся к контактам батарейки от фонарика. Еще раз – и снова такое же ощущение. Взял фонарик, достал батарейку, прикоснулся к контактам. Прикоснулся к корешку. Ощущения одинаковы. Что меня тогда дёрнуло на эксперименты, не знаю. Но взял я кусочек корешка и приложил к контакту батарейки, а другой кончик к контакту лампочки, и на лампочке появился еле видимый накал. Выходит, что хрен является проводником электрического тока, пусть слабым, но все равно проводником.
По натуре я человек сильно увлекающийся. Если что-то меня занимает, то я этим занимаюсь самозабвенно, прерываясь разве только для того, чтобы покушать, да поспать.
Фонарик сразу ушёл в сторону. Остались батарейка, лампочка и два проводка. Один проводок я сразу прикрепил к батарейке и лампочке. Второй проводок прикрепил так же, но разрезал пополам. И вот два конца разрезанного провода я воткнул в корешок, находящийся у меня в подполье. И ничего не произошло. Чуть видимый накал лампочки и больше ничего. Сбегал, купил ещё батарейку. Накал лампочки стал сильнее. И больше ничего. Дня три я так периодически наблюдал, блокнот для наблюдений приготовил, а записывать и нечего.
И вот на третий день наблюдений, ночью я вдруг увидел, что лампочка вроде бы мигает. Проверил батарейки, нормальные. И стал я смотреть, как эта лампочка мигает. Показалось мне, что время миганий разное. То через секунду мигнет, то через три-четыре секунды мигнёт. Раз уж наблюдаю, то записывать стал, глядя на свои часы. Муторное, я вам скажу, это дело, смотреть на часы, чтобы определить время между миганиями, записывать, и всё это делать на корточках в подполье. Писал я 33311331331… Так как мигания происходили через одну и три секунды, то я цифры писать не стал, а стал ставить черточки – 3 секунды, и точки – 1 секунда. Сидел я писал чёрточки и точки, и вдруг меня осенило, что это же азбука Морзе, которой наш радист на метеостанции сводки погоды передаёт. Сам слышал и видел.
Если к радисту пойти, то он всё разболтать может, а вдруг я открыл что-то сверхважное, что надо в полном секрете держать. Разыскал я информацию по азбуке Морзе и стал сравнивать с тем, что у меня получилось.
Этот Морзе и разработал свою азбуку Морзе, в которой каждая буква или знак обозначены короткими и длинными электрическими сигналами – «точками» и «тире». Передавая «точку», надо считать про себя «раз», а для «тире» надо считать – «раз, два, три». В одной букве между знаками делают паузу в один счет, между словами на три счета.
На бумажке у меня получилось:
А при расшифровке вышло: «Отвечай. Меня зовут Иван из Америки».
Никак кто-то решил подшутить надо мной? А кто мог так подшутить? А некому. Ни у кого такого хрена нет в нашем поселке. И я о нем никому не говорю.
Стал я контактом тыкать в корешок: -… -. – .-.. …. – – -… – -… -….. (Давай свой адрес).
Не стану я описывать, какими точками и тире я получил его адрес, но написал ему письмо и через полтора месяца получил ответ:
«Уважаемый Второй!
Я испытываю чувство огромного удивления от того, что моя затея с новым удобрением для хрена способна обеспечить экологической и качественной трансконтинентальной связью все наши пять континентов. Практически ростки хрена можно вывести в каждую квартиру, решая вопросы связи и обеспечения населения полезным продуктом, используемым в качестве отличной приправы к мясным и рыбным блюдам. Если хотите, то я вышлю Вам несколько рецептов приготовления соусов из хрена.
Если Вы параллельно лампочке подсоедините динамик от старого малогабаритного радиоприемника, то сможете принимать сигналы на слух. Это очень просто, например: А – Ай-Даа, Б – Баа-Ки-Те-Кут, Ц – Цаа-Пли-Наа-Ши, Ф – Фи-Ли-Моон-Чик, Л – Ли-Шаай-Ни-Ки, П – Пи-Лаа-Поо-Ёт, Й – Йош-Ка-Роо-Лаа, К – Каак-Де-Лаа, Щ – Щаа-Ваам-Не-Шаа и другие.
Можно, конечно, передать заявку и в книгу рекордов Гиннеса на самый длинный хрен в мире, но эта овчинка выделки не стоит, так как наши очень сильные конкуренты из телефонных компаний и компаний сотовой связи сделают всё, чтобы нас задушить на корню. Пока не передавайте этот секрет огласке.
Ваш Иван Д.»
Недавно к нам присоединился бывший наш гражданин, проживающий в Австралии. Для того, чтобы связаться с ним, надо дергать росток хрена три раза, и только ночью, чтобы он не спал.
Про кита
Поехал я, однако, на разведку в море поискать, где киты ходят и куда надо бригаду засылать, чтобы кита загарпунить и к берегу отбуксировать. Кто не знает, на китов мы охотимся по старинке. Надуваем нерпичьи мочевые пузыри и привязываем к гарпунам. Гарпун впивается в шкуру кита и мешает ему нырять. Чем больше таких вот маленьких шариков, тем труднее и больнее киту нырять, и наступает такой момент, когда кит уже не может нырнуть. Вот тогда мы этого кита и буксируем к берегу. Туша большая, не выживает, когда оказывается на мелководье. Так охотились и на мамонтов: народу много, а мамонт один. Каждый уколет мамонта, и мамонт сдается перед многочисленной маленькой силой. Мамонтов сейчас нет, хотя останки мамонтов находят у нас. Гены нам сами указывают, как нам охотиться на большого зверя.
Вышел я в море на байдаре. Моторчик у меня маленький, «Кама», шипит, тарахтит, а байдару вперед толкает. Тихонько иду, бензина много, долго могу ходить. Вдруг фонтан из воды вижу. Высокий такой. Кит. Иду туда. И точно, кит, лежит на воде, отдыхает, легкие свои продувает, фонтаны пускает. Гренландский кит, самый крупный арктический кит, метров двадцати длиной. У него нет спинного плавника, и он, как ледокол, взламывает тридцатисантиметровый лёд. Киты эти плавают в одиночку, а иногда группами по два-три. Одиночку сопровождает стайка белух, зубатых китов, похожих на крупных морских свиней. Осенью эти киты исчезают в Чукотском и Восточно-Сибирском морях.
Гренландские киты умеют разговаривать. Я сам этого не слышал, но старики, которые всего много повидали, говорят, что его голос похож на «звук гитары в воде». Интересно, как звук слышится?
Я направил байдару к киту, а сам гарпун с пузырем приготовил. И вдруг кит отплыл от меня, развернулся и на меня смотрит. И чувствую я, по глазам вижу, о чем этот кит думает.
– Второй, а я тебя здесь давно поджидаю. Мы с тобой подружиться не можем, потому что я – пища, а ты едок, но от этого мы не будем друг друга меньше уважать. Пойдем со мной, я тебе покажу, как живем мы, и как живут морские обитатели. Не бойся, с тобой ничего не случится, мы людей не едим.
Сижу я в лодке и думаю: то ли мне это показалось, то ли я заболел, то ли действительно мы с китом можем мысленно общаться. От этих мыслей я и гарпун в лодку положил, и мотор «Каму» выключил. Надо это, однако, обдумать, обмозговать. Закурил я свою трубочку, а кит ко мне вплотную подплыл. Прямо напротив меня его морда, а он глазами со мной разговаривает:
– Чувствую, что ты меня понимаешь и знаю, что ты не представляешь, как это сделать, вода для тебя шибко холодная, хотя стоит лето. Вытаскивай байдару мне на спину, можешь даже заехать на нее, я сейчас немного погружусь, потом байдару перевернешь, привяжешь к спине ремнями, мне больно не будет – шкура толстая, сядешь в байдаре, как в кабине самолета. У тебя в днище и в бортах байдары вшиты куски прозрачного силикона, это как окна будут на нашей подводной лодке.
То ли мне снова это показалось, то ли это было на самом деле, но кит погрузился в воду, и встал прямо подо мной. После того, как днище байдары коснулось его спины, кит всплыл, и байдара оказалась на его спине. Я перевернул байдару, достал нож, сыромятные моржовые ремни и стал привязывать байдару к спине. Я не понимал, то ли это мне снится, то ли я сошел с ума и вылез на спину морского гиганта, став практически самоубийцей, так как кит погрузится в пучину морскую, а за ним и я уйду с остановившимся от переохлаждения организма сердцем.
Я сделал надрез в шкуре кита, просунул ремешок и завязал на остове лодке. Я провозился часа два, но крепко привязал лодку к спине кита. Здраво говоря, приготовил себе гроб. Я даже не представляю, что будет дальше, и где я буду находиться через час.
Закончив работу, я подошел к дыхательным клапанам на спине кита и стал кричать в них:
– Эй, я всё сделал, можно ехать.
Сразу все тело кита начало содрогаться. Как будто внутри завелся невидимый двигатель. Я залез в привязанную лодку и стал ждать. Чего я должен ждать, я не знал, но неизвестность уже не пугала меня. Будь что будет. Если мне суждено уйти к верхним людям, то кит прямиком доставит меня к ним.
Находившиеся в байдаре вещи я привязал к лавочкам, как говорят моряки – банкам. Так вот хоронили в старину, чтобы у человека в том мире было все, что необходимо для жизни. Старый отцовский медный чайник привносил спокойствие в перевернутую байдару и говорил, что все будет хорошо.
Кит стал набирать скорость, волны холодной воды хлестали в лодку, прокатываясь по щелям между лодкой и китом, оставляя меня сухим. Не все рыбы холоднокровные, да и кит вообще-то не рыба, но в лодке я чувствовал тепло, смотря в прозрачные окна и прикидывая, куда мы держим путь.
Буквально с первых минут я потерял ориентировку и отдался воле кита. Я никогда не плавал, или, как говорят моряки, не ходил на судах, но, как мне кажется, ни одно судно не сможет сравниться с китом. Я не ощущал качки, только чувствовал скорость. Минут через пятнадцать кит нырнул, и наступила тишина. Не было слышно ни гула ветра, ни ударов волн. Я находился в воздушном пузыре, созданном перевернутой байдарой. Скорость передвижения не ощущалась, но по тому, как прогибались шкуры на байдаре, мы плыли достаточно быстро.
Я сел на лавочку, приподняв ноги на другую лавочку, чтобы не замочить их, и смотрел в прозрачные окна. В стороне я увидел другого кита и постучал прикладом ружья по спине кита. Кит все понял и повернул в ту сторону. Но это был не кит, а большая подводная лодка, по сравнению с которой кит казался мелкой рыбешкой, прилипшей к телу огромного кита.
На корпусе подводной лодки светилось тусклое пятно, оказавшееся иллюминатором. В иллюминаторе я увидел моложавое лицо в военной форме с орлами в уголках песочного цвета форменной рубашки. Глядя на меня, человек покрутил пальцем у виска, и я ему в ответ тоже покрутил пальцем у виска. После этого свет погас, а мы продолжили путь в глубину.
Я вообще-то не подводник и не умею определять глубину, но, судя по тому, как вдавились внутрь стенки байдары, и как повысился уровень воды в лодке, глубина была не маленькой. Светившее солнце было не видно, но свет проникал в толщу воды, и глубина, как мне показалось, была не менее тридцати метров. Показалось дно. В стороне были видны мачты среднего рыболовецкого сейнера, затонувшего два года назад, какие-то рыбы плавали вокруг него.
Посмотрев вверх, я увидел, что над нами плывет какое-то судно. Постучав по спине кита и подумав, что надо бы всплыть и при помощи этого судна добраться до берега, я удивился тому, что кит начал уходить в сторону. Неужели мне показалась мысленная связь с китом?
Немного отплыв в сторону, кит всплыл на поверхность. Воздух в байдаре очистился, стало легко дышать, и я начал думать, каким образом дать знать людям, что мне нужна помощь, чтобы добраться до берега.
Вдруг на носу судна вскипело облачко белого дыма, и сверкнул огонь. Что-то черное стремительно стало приближаться к тому месту, где была привязана моя лодка. Это же гарпун. И судно китобойное. Мысли работали лихорадочно: успею ли я всадить пулю между глаз гарпунёра, и успеет ли кит увернуться от гарпуна?
В это же время в моей голове пронесся крик «Держись!!!», я еле успел схватиться за скамейку, как кит по-самолетному, с переворотом на правое крыло, которое заменял широкий плавник, пошел на глубину. В своей кабине я вместе с моим спутником совершил полный оборот вокруг оси и больно стукнулся головой о деревянное ребро моей лодки. Моряк назвал бы это ребро шпангоутом, но от этого он мягче не станет. Взглянув наверх, я увидел гарпун, идущий ко дну по радиусу, определяемому фалом, соединяющим его с китобойным судном. Я знаю, что в острой части гарпуна привязывается граната, которая взрывается, когда эта огромная стрела попадает в тело кита и пробивает его до позвоночника. Представив все это, я почувствовал жгучую ненависть к тем людям, которые произвели этот выстрел, который мог стать роковым и для кита, и для меня.
– Остановись, Второй, – сказал я сам себе, – а не ты ли выехал на разведку мест обитания гренландского кита? А не ты ли вместе с товарищами собирался убить этого кита, чтобы потом полакомиться свежим хрустящим мясом? Чем ты отличаешься от тех людей, которые находятся на китобое, и матерятся почем зря на гарпунёра, сделавшего неверный выстрел.
– Не терзайся, Второй, – зазвенело в моей голове, – от законов жизни никуда не денешься. Мы практически повторяем тех, кто живет на земле и называет себя homo sapiens, человеком разумным. Этот человек создает прекрасные рыболовные снасти, плетет крепчайшие сети, для того, чтобы поймать нас и съесть. И мы в ответ позволяем им ставить эти снасти, чтобы во время проверки снастей улучить удобный момент, перевернуть лодку и съесть рыбаков. Если ты не съешь кого-то, то кто-то съест тебя. То, что от нас остается на берегу после пиршества по случаю удачной охоты или рыбалки, поедают птички и разные букашки, и мы удобряем собой землю, создавая условия для произрастания больших деревьев, сохраняющих влагу в водоемах и обеспечивающих условия для существования наших собратьев. То, что остается от вас в воде, поедается разными ракообразными, маленькими рыбками, звездами, актиниями и прочей живностью, размножающейся до тех пределов, пока не наступает момент необходимости искусственно сокращения поголовья, или как говорят ваши ученые – популяции – отдельных видов. Тогда вы говорите о невиданных уловах рыбы, нашествиях в ловушки крабов, больших объемах добычи кальмаров и прочих видов животных, которые снабжают человеческие организмы полезным белком. Если ты не возражаешь, то я тебе покажу те места, где ты живешь, но никогда их не увидишь. И рассказать о них ты не сможешь никому, потому что ты никогда не сможешь доказать то, что ты на самом деле это видел. Поэтому сиди и смотри, если что нужно, то говори мне, хотя я и так понимаю твои мысли, как и ты, но с трудом, понимаешь наши мысли.
Наступила тишина, изредка прерываемая мысленными возгласами: взгляни направо, видишь ледяные сталактиты? Они как бриллианты чистой пресной воды шлифуются и гранятся солёными волнами холодного моря. Если такой кусок безупречного льда всплывает на поверхность, то даже в пасмурную погоду он вспыхивает тысячами ярких лучиков, пробуждая ложащихся спать птиц и привлекая к себе стаи маленьких рыбешек, всегда готовых полюбоваться на что-то светлое и красивое.
Иногда заходящее солнце, собрав в себя все инфракрасные и ультрафиолетовые лучи, оставляет этому куску льда на поверхности яркий зеленый луч, который виден со всех точек своей необычностью и который все люди считают добрым предзнаменованием. Этот луч, отражаясь от неба, виден даже в теплых морях, где встречаются обломки айсбергов, хотя там они теоретически встречаться не должны. Ты бы мог поверить в то, что мы с тобой будем вместе путешествовать, и обмениваться мнениями при помощи мыслей?
Ты меня можешь понять, Второй, что в наших северных морях намного труднее выжить, чем в теплых морях. Поэтому мы и выживаем только за счёт дружбы и взаимной поддержки. Поедем, я покажу тебе все богатства северных морей.
Кит нырнул, и мы стали погружаться на огромную глубину, стараясь дойти до дна Ледовитого океана, скрывающего огромные богатства. Давление воды было настолько сильным, что начало сплющивать тело кита и мою лодку, прижимая меня шпангоутами к телу кита. Мне не хватало воздуха, но я знал, что киту известно мое состояние. Наконец он прекратил погружение, и мы медленно стали всплывать, что я почувствовал по тому, как моя лодка стала принимать нормальное положение. И что удивительно, ни один деревянный шпангоут не поломался.
Я слышал, что у водолазов бывает болезнь, которая возникает из-за быстрого подъема на поверхность. И я ждал, что со мной может произойти нечто такое, что может стоить мне жизни. Но как оказалось, мне ничто не угрожало, так как я дышал тем же воздухом, что и дышит мой друг-кит: Дыхательный клапан кита практически соприкасался с моей лодкой, будучи полуприкрытым ею. Может быть, система дыхания китов позволит и человеку опускаться на огромные глубины без вреда для своего здоровья.
Я намеренно опускаю вопрос о том, как я питался во время своего путешествия, но это было очень просто при наличии большого количества рыбы вокруг и такого огромного друга-рыбака, который питается и рыбой тоже. Чайник, однако, на ките не закипятить, но несколько дней потерпеть можно. Только вот когда я курил трубку, то киту это не шибко нравилось, что я видел по недовольным колебаниям дыхательного клапана.
Но наша идиллия продолжалась недолго. Информация о странном ките облетела по проводам по всему миру и на наши поиски бросилась флотилия ученых, охотников, зевак, пограничников, береговой охраны и юркие катера спецслужб многих государств. Заполучить живую подводную лодку хотелось всем, недаром они дельфинов натаскивают на всякие штучки-дрючки.
Раз пять над нами кружили самолеты с блестящими стеклами на днище – объективами фотоаппаратов. Значит, они нас разглядели досконально, это тебе не фотоаппарат-мыльница, где и лица-то трудно разглядеть.
Потом рядом с нами сбросили вымпел, фляжку такую с запиской на восьмидесяти языках, которых я вообще не знаю. Потом сбросили фляжку с запиской на английском и русском зыках. Это-то я уразумел. Предлагали большие деньги, если к ним на службу пойдем. То, что это не русские было понятно сразу. Русские на службу берут, но денег больших не обещают. Значит, американцы.
Я и говорю киту: если нам сдаться им, то из тебя сделают подопытного кролика или кита-убийцу, а меня, так как я ничего не знаю и ценности для них не представляю, утопят где-нибудь по дороге к своему стойбищу, и памятник поставят за их счет. Давай-ка, говорю, дуй к тому месту, где мы встретились, я отвязываюсь и иду домой, а ты к себе в глубину, и мы друг друга как бы и не знаем. Ты только, когда меня увидишь, крикни как-нибудь узнаваемо, поболтаем, поговорим, что и как.
Отцепился я от кита быстро. Он, жалобно брякнув на гитаре в воде (попробуйте сами), ушел на глубину, а я завёл свою «Каму» и потилипался к берегу. Несколько раз надо мной пролетали самолеты, а на берегу меня уже ждали люди в штатском, от которых попахивало водочкой, дорогими сигаретами и какой-то таинственностью. Да, – подумал я, – с ними мне придется много водочки попить.
И я не ошибся. Мне прямо в лоб вопрос задали: куда я дел моего боевого кита? Какого кита? Боевого. А откуда у меня боевой кит? И так долго мы препирались по типу: ты кто? А никто, просто так вышел. Ну, кто может поверить, что я мог на ките кататься, а кроме меня никого в море не было, и я появился неизвестно откуда и дома отсутствовал почти пять дней. Барону Мюнхгаузену не верили, что он на пушечных ядрах катался, а мне хотят доказать, что я на пушечных ядрах, то есть на ките, катался. И не верят, что я не катался.
Но зато время я с ними провел так, как не проводил никогда в жизни. И водки мы выпили немеряно, и в сауны ходили, и в бассейны, и с девками, и без девок, кайфу поймал по полной программе, но не сдался. Отпустили меня. И тут ко мне прицепились американцы.
Те сразу посулили сделать меня топающим директором, топ-менеджером, крупного исследовательского центра по изучению вселенского разума с окладом в триста пятьдесят тысяч баксов в год, и что мол, исследования я могу проводить так, как душеньке моей будет угодно. И баксы могут прямо сейчас на год вперед выдать, если я своего кита с собой в центр возьму.
С американцами я тоже водочки попил немало, в сауны ходили, и с девками, и без девок, в бассейнах купались, барбекю ихние кушали под водку. Хорошо пожил, но доказал им, что они меня не за того принимают.
Тогда наши и американцы стали следить за мной, особенно, когда я на рыбалку поеду. Подводные лодки с той и другой стороны охраняли меня, как президента их, ну, как персону шибко грата.
Да я на них и не обижаюсь. Вроде бы взрослые уже люди, чтобы в сказки верить, а все равно верят, значит, молодость их еще не прошла.
Да и моя тоже. У нас с китом место встречи обговорено. Только вот мне на байдаре далеко туда плыть.
Рыбалка на другой планете
– Так что, товарищи, – начал говорить начальник отдела, откашлявшись как будто от попавшей в горло крошки, – в нашем районе появился маньяк, или несколько маньяков. Я сейчас оттуда, – и он характерно поднял вверх указательный палец, как бы призывая к вниманию, но на бюрократическом языке жестов это означало очень высокое начальство, – и нам прямо заявили, что если мы этих маньяков не поймаем в самое ближайшее время, то нам эти крючья не в рот вонзят, а несколько пониже… Вы поняли меня? – грозно спросил он и стукнул кулаком по столу. Потом шеф сел на свое место и задумался.
Все молчали. Пауза начала затягиваться и становилась неприличной. Как будто начальник зря производил звуковые колебания, призывая нас к немедленной работе по поимке неизвестно кого и неизвестно где.
– Чего молчите? – устало спросил начальник. – Давай, начальник розыска, докладывай свои соображения, если они у тебя есть и, если твоя соображалка еще работает.
Начальник уголовного розыска, молодой, но уже начинающий стареть майор поднялся и сказал:
– Данных очень мало, чтобы делать какие-то выводы и вообще, эти маньяки какие-то странные маньяки, ни одного убийства, но ловят людей на крючок, потом аккуратно вынимают его из губы или из нёба, общупывают со всех сторон, взвешивают, а потом целуют и, дав пинка под зад, отпускают. Ну, чисто наши рыбаки, которых по телевизору показывают. Те тоже разводят приманку, мнут ее, добавляют разные присадки, как кулинары на кухне, готовят снасти, потом бросают приманку, закидывают снасти, ловят крупную рыбу, вытаскивают крючок, взвешивают, целуют и отпускают обратно в воду.
– Что говорят потерпевшие? – спросил начальник.
– Несут какую-то ахинею, в которую если поверить, то нас после доклада в психушку отправят, – сказал майор.
– Давай, говори, – махнул рукой начальник, – нас не в психушку, нас просто уволят без пенсии и выкинут на улицу, как тех потерпевших. Давай, уж говори все без прикрас.
– Одним словом, – сказал майор, – действуют два человека в зеленых комбинезонах и в масках с большими стеклами, как в противогазах. Выслеживают позднего прохожего и закидывают перед ним то бумажник, то бутылку с пивом или с водкой, женщинам подкидывают пудреницы или помаду в блестящей упаковке, молодым людям всякие гаджеты современные. И вот, как только они берут их в руки и начинают открывать или включать, как из них выскакивает крючок и впивается в тело, а преступники при помощи тонкого и прозрачного тросика тянут жертву в кусты. И тросики эти очень крепкие и почти невидимые. Как леска. Двое мужчин пробовали при помощи перочинных ножиков перерезать их, но у них ничего не получилось…
– Конечно, – согласился начальник, – чего там с перочинным ножичком сделаешь.
– Ножички, товарищ подполковник, профессиональные, их на зоне делали из углеродистой стали, и размер такой, что человека насквозь можно пропороть, мы этих жертв уже привлекли за незаконное хранение и ношение холодного оружия, – сказал майор.
– Ты не отвлекайся от сути, – сказал начальник.
– Понял, – сказал майор, – так, на чем я остановился? Ага, вот этим тросиком они и тянут их в кусты, а там начинают раздевать и дергать за всякие вступающие части тела. Затем берут такие пассатижи с экраном, хватают ими за верхнюю губу и приподнимают, как будто взвешивают. Затем целуют, дают пинка под зад и кидают вслед снятую одежды.
– Опасные извращенцы, – задумчиво сказал начальник.
– Опасные, – согласился майор, – особенно обижаются женщины, ощупанные, обцелованные, взвешенные на весах и получившие пинка под зад. Это как оскорбление, тут и крючок на пудренице забывается.
– И какие по всему этому сказанному есть предложения? – спросил начальник.
– Будем брать на живца, – предложил майор.
– Дельно, – сказал шеф, – кто определен в живцы?
– Кроме нас с вами некому, – сказал начальник розыска, – другим не поверят.
– А нам, думаешь, поверят? – спросил начальник, которого не прельщала радость болтаться на крючке у маньяков, но по-другому это дело не раскрыть, простым операм никто не поверит, как до сих пор не верят и потерпевшим.
– Поверят, поверят, – хором заголосили опера, которым ой как не хотелось идти на этот неприятный эксперимент.
В воскресенье парк был оцеплен тройным кольцом милиционеров, одетых в гражданскую форму и с метлами в руках, типа субботника по уборке территории. Всех посетителей нормального вида отправляли в другой парк, пока не закончена зачистка территории.
Майор с подполковником фланировали по пустынным аллеям, создавая иллюзию того, что люди они одинокие и никто не будет их искать в случае внезапного исчезновения.
Внезапно начальник отдела милиции увидел на тропинке бумажник, обыкновенный «лопатник» делового человека, а не тощую и потертую видимость портмоне представителя среднего класса, который потому и называется средним, что его приткнуть некуда, как крестьянина-середняка с его двойственным характером – если заработает пять лишних рублей, то его можно отнести к классу мелкой буржуазии, а если он эти пять рублей не заработает, то его можно смело относить к беднейшему пролетариату.
Быстро оглянувшись по сторонам, подполковник приблизился к бумажнику и внимательно осмотрел его. Ничего подозрительно. Хорошая крокодиловая кожа, пухлый, вероятно распирает от денег, ничего не привязано, никакой лески или тросика.
– Бывают же разини, – подумал подполковник, еще раз оглянулся, поднял бумажник и сунул его в карман. – Дома посмотрю, – сказал он сам себе.
Продолжая движение дальше, подполковник вдруг почувствовал, как в его ногу вцепились несколько крючьев и потянули в сторону кустов.
– Как карася подсекли, – подумал начальник отдела, – дали заглотить наживку, подождали, пока положу ее в карман и выждали, когда я пойду дальше, а дальше подсечка и вперед.
В двух шагах от кустов подполковник заголосил:
– Тревога! На помощь! – но кроме начальника розыска никого поблизости не было, а нестерпимая боль в ноге не давала возможности ухватиться за пистолет, который был на левой стороне необъятной талии и еще как назло завернулся ближе к спине. Боковым зрением начальник отдела увидел, как начальник розыска с пистолетом в руке бросился к кустам с другой стороны, чтобы зайти ворогам в тыл и завершить задержание.
За кустами стояли две фигуры в балахонах, сквозь которые было видно всё. Было видно, как к ним сзади подбирается начальник розыска. Но при малейшем движении фигур сквозь них виднелось совершенно другое изображение. Как будто у них на спине была видеокамера, а сама одежда была экраном, на который проецировалось изображение из-за спины.
– Хитро, – подумал подполковник, – вот и невидимки. Покажи человеку, что у тебя за спиной и он тебя не увидит. Надо будет нашим гаишникам присоветовать, как маскироваться от лихачей. Они думают, что на дороге никого, а на дороге как раз и стоят стражи порядка. А, ну-ка, иди сюда, нарушитель правил дорожного движения, и вложи свою лепту в лапу блюстителей порядка, чтобы они ни в чем не нуждались и что помогало бы им стойко переносить все тяготы и лишения милицейской службы.
Внезапно фигуры стали ясно видимыми в серых комбинезонах и в шлемах с большими стеклами, за которым что-то переливалось типа воды. Большие и немигающие глаза типа рыбьих смотрели на подтянутого к ним подполковника.
– Я вас посажу за нападение на блюстителя закона, – кричал начальник отдела, – мы всех садим по этой статье, виноватых и невиноватых, вы тоже не исключение, чего вам надо…
Услышав свои последние слова из одного из шлемов, начальник умолк. А из шлема продолжали доноситься звуки хрипения, прокашливания, ля-ля-ля, ми-ми-ми, до-до, соль-соль, лял-ля и наконец послышался голос.
– Ты умеешь говорить, сухопутный?
– Умею, – сказал подполковник, – ты еще в этом убедишься, посидев у нас в обезьяннике.
– Что такое обезьянник? – спросила фигура.
– Посидишь в нем, узнаешь, – зловеще сказал подполковник.
– Папа, сзади к нам подгребает еще одна особь, такая же агрессивная, – произнесла фигура поменьше.
– Отгони его и стукни спиннингом по хребтине, – сказала фигура побольше. Маленькая фигура стала махать палкой в направлении приближающегося начальника розыска, который стал стрелять из пистолета, но пули то ли проскакивали мимо, то ли отскакивали в сторону, не причиняя фигурам ни малейшего вреда.
– Кто вы такие и что вам нужно? – спросил подполковник, понимая, что столкнулся с тем явлением, которое не по зубам его организации, созданной для подавления сопротивления законопослушных граждан и приведения в порядок зарвавшихся классово близких элементов, плюющих на все законы.
– Мы с планеты Фишера, – сказала большая фигура, – на нашей планете три четверти площади – океан, где живем мы, а одна четверть – суша, на которой живут неэволюционировавшие особи, похожие на вас, мы их называем обезьянами, и куда мы сбрасываем все отходы нашей жизнедеятельности. Однажды мы поймали сигнал с телепередачей с вашей планеты. На ней мыслящие обезьяны ловили на удочку наших сородичей, взвешивали их, целовали и отпускали в воду. Мы так и не поняли, для чего вы это делали. Обезьяны ловят нас и едят. Мы тоже ловим обезьян, упавших в воду, и едим их. Ваши действия мы поняли так, что вы хотите установить контакт с нами, но не знаете, как лучше это сделать. Мы присланы для установления контакта с вами, прикармливаем удобные места, ловим вас, взвешиваем, целуем и отпускаем, думая, что вы поймете наши намерения установить с вами ответный контакт.
– Папа, не получится у нас контакт с ними, – сказала маленькая фигура, – давай его съедим.
– Ты что, – возмутилась большая фигура, – почувствуй, как от него пахнет.
– Не надо нам никаких контактов с вами, – закричал подполковник, – убирайтесь на свою планету и никогда более не возвращайтесь…
– Ладно, – сказала большая фигура, – не хотите, как хотите. – С этими словами она отцепила тросик от ноги подполковника, повернула его спиной к себе и отвесила хороший пендель, – обойдетесь и без поцелуя.
Когда начальник отдела повернулся, то сзади никого не было, только вдалеке маячила фигура начальника розыска. Немного прихрамывая, подполковник пошел к своему подчиненному.
– Ну, что там? – спросил начальник розыска.
– Ничего нет, – сказал подполковник, – галлюциногенные грибы, я их все вытоптал.
– Но я же…, – начал говорить начальник розыска.
– Я тебе сказал – галлюциногенные грибы и больше ничего нет и не будет, – повторил подполковник суровым голосом.
– Понял, – сказал начальник розыска и они вместе пошли к выходу из парка.
Туго набитый кошелек крокодиловой кожи приятно оттопыривался в кармане брюк и уменьшал боль, причиненную крючком, на который как карася его поймали инопланетяне.
– Кто же поверит в инопланетян? – думал он. – Все эти инопланетяне и контакты с ними – это сугубо интимное дело, – радуясь тому, что его не целовали холодные рыбьи губы. – Да и от взвешивания мало приятного, я и так знаю, что набрал двадцать килограммов лишнего веса.
Приключение с Золотой Рыбкой
Вы не будете против, если я сяду здесь, на диване? Люблю, однако, мягкие места. Обожаю их.
Всегда думал, что я человек суровых правил и питаюсь только грубой пищей, непривычной для желудка цивилизованного человека.
И что же я вижу? Оказывается, я со своими вкусами попадаю в разряд гурманов. А, может быть, не гурманов, а в разряд людей, которые проявляют интерес и уважение к кухне других народов.
В вопросе варенья, к ужасу своему обнаружил, что я еще и сладкоежка. Не ел только варенья из тютины, потому что не знаю, что это такое. Если это тутовник, белый или сиреневый, то ягоды тутовника хороши и в свежем виде, и в виде варенья, а также целебной самогонки, приготовленной из забродивших ягод тутовника. Тутовку хорошо закусывать и фруктами, и мясом жареным, и мясом в виде шашлыка, и разной рыбой.
А варенье из лесной земляники? А еще лучше, лесная земляника с густой сметаной и с блинчиками. Кажется, что в мире ничего вкуснее нет. А к блинчикам рыжики соленые с лучком и тоже в сметане. И кто же рыжики ставит на стол, когда на столе нет хорошо охлажденной водки, когда по бутылке бежит слеза, обнажая ее кристальную сущность.
А варенье из арбузных корочек с цедрой лимона или апельсина? Или тыквенное варенье с апельсином. Варенье из кабачков с лимоном. Варенье из кожуры бананов. Варенье из одуванчиков. Варенье из абрикосов с ядрышками косточек абрикоса. Варенье из крыжовника с вишнёвыми листьями. Варенье из равных частей смородины, малины и клубники. Разве мало видов варенья, которые и на цвет приятны, и на вкус красивы?
То же касается и шашлыка. Мне кажется, что по этому поводу уже написаны легенды и поэмы, а запах жарящегося на угольях саксаула шашлыка манит к себе, как прекрасная женщина, чей легкий стан мелькнул где-то впереди…
А рыба? Ее не только едят. Ею и любуются, например, Золотыми Рыбками и Русалками.
Вот и у меня такая же история получилась на рыбалке. Сидел на берегу и вдруг такая сильная поклёвка, что чуть в воду не свалился. Леска не скажу, чтобы толстая была, но уж и не тонкая. Сильно будешь тащить, либо сорвётся, либо леску порвёт. Однако, надо тащить осторожно, чтобы рыба не испугалась и не дернулась сильно, вывести её на мелководье, а там с ней можно делать всё, что угодно.
И вот подтаскиваю я к берегу красоту невиданную, с волосами длинными золотистого цвета, а уж красивую такую, какую только красками цветными писать можно, а словами так только одно: увидишь – в желании захлебнёшься. Но я-то человек твердый, старой ещё закалки, меня просто так на натуру обнаженную не возьмешь, да у неё еще и хвост, как у рыбы. Ну, думаю, поймал я Русалку, а ошибся я сильно. Это не Русалка оказалась, а сама Золотая Рыбка.
Сижу и думаю, сейчас же надо три желания загадать и отпустить её: не потащу же я на себе килограммов так шестьдесят-семьдесят живого веса к себе в деревню, пупок, однако, развяжется, потом уже не трех желаний будет, останется одно желание, чтобы отцепились от меня все и не трогали дня три.
Открыли мы с ней рот одновременно, пошипели, ничего не сказали и сели молча. Культурными оба оказались: никто не хотел никого перебивать. Машу ей рукой, давай, мол, проезжай, то есть, давай, мол, говори сердешная, чего сказать-то хотела.
И вот она мне на самом что ни есть русском языке и говорит, чтобы поцеловал я её нежно, как целуют женщину, которую любят.
– Эх, – думаю, – была не была, исполню её желание, потом-то она будет мои желания исполнять.
Взял и поцеловал, крепко-крепко. Губы у неё мягкие, ласковые и теплые. Ох, и длинный же получился поцелуй, у меня, и у неё головы закружились. Если бы не предстоящее волшебство, я бы, пожалуй, постарался разобраться с устройством Золотой Рыбки.
Пришла она в себя и говорит:
– А хочу вот водки вашей попробовать. Что эта за штука такая, без которой ни одна рыбалка не обходится. Рыбу поймаете – пьёте, не поймаете – тоже пьёте.
У меня, однако, с собой было, налил ей стопарик, тоже в мешке случайно оказался. Выпила она, поморщилась, я ей хлебушка дал понюхать и пожевать. Смотрю, зарумянилась вся и говорит, что захорошело ей, даже очень захорошело.
– Ну, – думаю, – раз пьянка началась, то останавливать её не надо, от судьбы не уйдешь, придется, однако, потом своих детей по речкам да протокам вылавливать.
А Золотая рыбка посидела и говорит мне:
– Дай-кося, мол, сигаретку курнуть.
Я тут намедни трубку где-то посеял, пришлось у Лёшки, соседа моего, пачку «Примы» одолжить, мужики хвалили, говорили, что Лёшка, что-то с «Примой» делает так, что от сигарет с верблюдом не отличишь.
Они, сигареты-то, и впрямь ничего были. Ну и дал я Золотой Рыбке покурить. Затянулась она разок, смотрю, а неё глаза на лоб полезли и дыхание перехватило. Бросилась она в реку и исчезла. Долго я, однако, ждал, кричал ей, что пьянка-то еще не закончилась, да видно табак этот ей не по нутру пришелся. Так и не дождался я тех трёх желаний, которые она должна была выполнить. А желания-то я заготовил аховские, это я умею. Ей не только головой надо было работать, чтобы эти желания выполнить.
Сейчас я ученый. Если снова с Золотой Рыбкой встречусь, то сначала она мои желания выполнит, а потом уж я её. Если в состоянии буду.
Голосуйте за меня, люди!!!
Хотите верьте, хотите нет, но мне пришлось быть свидетелем всех описываемых событий, даже тех, которые являются интимными, поэтому я буду писать все так, как оно происходило.
Каких-то документальных данных того, что произошло, нет и быть не может. Даже милицейские протоколы не прольют свет на цепь невероятных событий, которые произошли в маленьком сибирском городке в самом центре Сибири.
Городок наш действительно маленький, всего лишь один миллион двести тысяч жителей, но там все знают друг друга и поэтому размеры города уменьшаются на расстояние, которое пройдешь, пока не встретишь незнакомого для себя человека.
Когда-то это был центр Сибири и Степного края, соединяя в себе административные функции для всех входящих в него земель и являясь экономическим и культурным центром киргиз-кайсацкийх степей и Европы во время великого переселения народов.
В начале прошлого века городок наш стал столицей России и руководился славным адмиралом, делавшим полярные открытия и боровшимся с проводниками коммунистического тоталитаризма в России.
Еще позже, другой князек из захвативших власть гегемонов решил, что суета прогресса не к лицу старинному и тихому городу. И весь прогресс широкой рекой пролился мимо нашего города, заставив по любому поводу ездить на поклон на небольшую железнодорожную станцию, на которую перевели управление сибирской железной дороги, построили академический городок и метро.
Даже при таком раскладе финансовых козырей в нашем городе остался классический университет, институт инженеров железнодорожного транспорта, медицинский, педагогический, политехнический и сельскохозяйственный институты, которые затем помпезно переименовали в академии.
Герой нашего повествования окончил медицинский институт-академию и был направлен по распределению в одну из городских клиник, что вообще-то неплохо для начинающего врача. Но давайте обо всем расскажем по порядку.
Фамилия нашего героя Васечкин. Это и явилось причиной всех последующих событий. В принципе, фамилия как фамилия. Петечкин, Васечкин, Мишечкин, Мышечкин, Олежечкин, Колечкин, Вовочкин. Фамилия произошла от уменьшительного имени владельца. Если посмотреть на список всех имеющихся фамилий, то можно найти такие, что их и произносить стыдно.
Вот служил со мной в армии рядовой. Так у него была фамилия Дураков. Был он дежурным по автопарку, а тут инспектирующий генерал по громкой связи позвонил в автопарк и на всю часть звонкий и четкий голос произнес: «Слушаю вас дураков». Его с дежурства сняли, а командиру части выговор объявили, почему дежурный с такой дурацкой фамилией.
У Коли Васечкина было совершенно по-другому. Давным-давно был снят детский фильм про двух друзей – Петрова и Васечкина, которые попадали в самые невероятные истории. Даже до сегодняшнего дня этот фильм является любимейшим фильмом давно поседевших профессоров и профессорш, бабушек и дедушек, а также отдельных прадедушек и прабабушек. И моя дочь до сих пор в диком восторге от этого фильма.
Это все прелюдия. Коля Васечкин хорошо учился в школе и поступил в медицинский институт. В институте учился тоже хорошо и окончил хотя и без красного диплома, но без единой удовлетворительной оценки в приложении к диплому. Специализировался на хирургии. Конкретно – на микрохирургии.
В ординатуре фамилия Васечкина была постоянным предметом шуток. Если что-то и где-то происходило, то все почему-то в первую очередь думали на Васечкина, как потенциального нарушителя всех правил, хотя он ничего и не нарушал.
В институте Коля познакомился с очень хорошей девушкой. Все у них сладилось. Решили они сыграть свадьбу. Родители дали свое благословение и материальную помощь, но все застопорилось из-за фамилии. Невеста предложила, чтобы фамилия у них была общая, то есть ее. Фамилия благозвучная, но Васечкин воспротивился. Будем Васечкиными.
– Как, и я буду Васечкиной? – кипятилась невеста. – И дети наши будут Васечкиными? Да никогда в жизни, чтобы детей наших считали придурками, как и тебя.
Так и расстроилась эта свадьба из-за обид по поводу фамилии.
Коля неоднократно ассистировал при проведении сложных операций, но самостоятельно оперировать ему не разрешали, так как больные, узнав фамилию хирурга, наотрез отказывались от операции, и оперировать приходилось другим врачам.
Так прошло пять лет. Это примерно, как артист, окончивший театральный институт, сидит в театре и дожидается ролей, а режиссер не считает, что у молодого дарования есть талант или не видит в нем той характерности, которая присуща персонажам театрального репертуара. Артисту приходится либо ждать до пенсионного возраста, либо уходить в другой театр, либо вообще менять профессию.
Так получилось и с Васечкиным. Через пять лет он ушел на станцию скорой помощи, а еще через год его попросили оттуда, так как при транспортировке умер больной с острым аппендицитом, у которого отказало больное сердце. Все не слава Богу.
Приняли Колю в родную Alma Mater лаборантом в секцию приматов, которых использовали для испытания лекарственных препаратов. Вот здесь-то все и началось.
За Колей закрепили молодого гориллу или молодую гориллу мужского пола. Самца, одним словом, по кличке Боб. Смышленый экземпляр примерно трех лет от роду. Знакомство их началось с драки, во время которой они оба поняли, что мирное сосуществование есть путь достижения высоких результатов.
Боб и Коля поняли друг друга и подружились. Это не тавтология. Понять друг друга и подружиться это два совершенно разных явления. Можно понять друг друга, но не быть друзьями. Можно быть друзьями, но не понимать друг друга, а в данном случае получилось все так, как о том сказано.
Коля оказался очень ценным сотрудником, который и лечил приматов терапевтическим путем, и даже делал некоторые операции. Профессора только языком прищелкивали, когда видели, как работает Коля.
А однажды с Бобом случилось несчастье.
Во время игры Боб ударился головой о клетку. Почесал удрученно ушибленное место, улыбнулся и снова стал носиться по клетке, выполняя поручение Коли точно воспроизвести последовательность развешенных на прутьях карточек, на которых были нарисованы предметы и буквы.
Практически Боб уже безошибочно указывал буквы алфавита в той последовательности, в какой они размещены в грамматике. Я сначала в это не поверил, но, когда увидел как Боб, словно пасьянс, раскладывает на столе алфавит, я был просто удивлен. Если так пойдет, то Боб начнет со слогов, типа па-па, ма-ма, ра-ма, мы-ло, ры-ло, пи-во, вод-ка, воб-ла. Да это же революция в эволюции. Каламбур мой.
На следующий день Боб почувствовал себя хуже. И с каждым днем состояние его ухудшалось. Результаты анализов показали – опухоль мозга. Можно оперировать, но результат стопроцентно летальный. И был предложен гуманный способ лечения Боба – усыпление.
Про людей говорят – это эвтаназия, а про животных – это усыпление. В чем разница? Одно и то же. И тот, и другой есть суть твари Божьи и заслуживают одинакового отношения к себе. Предусмотрена даже уголовная ответственность за негуманное отношение к животным и за причинение телесных повреждений людям. Но одним можно помочь уйти из жизни, чтобы избежать мучений, другим – нельзя.
Вы никогда не видели, когда животному делают усыпляющий укол? Животное не понимает, делают ему живительный или смертельный укол, и смотрит на человек с мольбой в глазах – помоги мне, я такое же живое существо, как и ты. Не убивай меня!
Коля все-таки не ветеринар, а врач и принимал вместе со всеми клятву Гиппократа. Коля обратился к руководству с просьбой, чтобы ему разрешили содержать Боба у себя дома до его естественной кончины, а затем он похоронит его, избавив институт от расходов на утилизацию примата. Вот и еще одно различие между человеком и животным. Человека хоронят, а животного утилизируют. Одно и то же заведение для людей называется крематорий, а для животного – биоутилизатор. И последующее действие называется – захоронение усопшего, а для животных – захоронение биоотходов.
Не мог Коля допустить того, чтобы с его другом совершили акт эвтаназии и закопали в землю как отходы жизнедеятельности человека. Втайне Коля надеялся, что вылечит Боба. Боб снова вернется в институт, потому что он выполнял важную задачу по апробации медпрепаратов для лечения людей.
А так ли гуманна эта процедура апробации? В концлагерях наших военнопленных перевели в разряд обезьян и делали над ними медицинские опыты, чтобы сохранять жизни гитлеровских солдат в различных условиях боя. Вроде бы конечная задача гуманная и не противоречащая канонам того же Гиппократа, но средства достижения целей ни в коем случае нельзя назвать гуманными.
Вечером Коля перевез Боба к себе домой, а расторопный начальник лаборатории оформил документы о гибели инвентарного номера 125891/36 и передачи его в городской биоутилизатор. Клетка свободна, бумаги в порядке. Нет примата и нет проблемы.
В маленькой квартирке Коли мы отделили Бобу уголок, поставили деревянную кроватку, столик для лекарств. Принесли судно и утку, которыми Боб легко научился пользоваться, виновато глядя нас за то, что он сам не может делать то, что тысячелетиями делали его предки.
Коля частенько сидел в институтской библиотеке, штудируя литературу по мозговым заболеваниям. Профилирующие специалисты прямо сказали:
– Молодой человек, не забивайте себе голову абсурдными идеями. У нас достаточно проблем с человеческим мозгом. И, честно, говоря, если бы ваша фамилия была хотя бы Пирогов или Иванов, то вы уже давно были светилом нашей медицинской науки.
Что же, они правы. Если бы не было того злополучного детского фильма, то и судьба Николая Васечкина была бы совершенно иной и его вряд ли бы интересовали проблемы молодого примата по кличке Боб.
Для ухода за Бобом Коле Васечкину дали отпуск по уходу за родственником. Боб действительно стал родственником Коли. Так как Боб был снят с довольствия в институте, то вся тяжесть его содержания легла на Колины плечи. Ну, и мы так, по-дружески, кое в чем помогали им.
Бобу очень нравилось смотреть мультфильмы, особенно серию мультфильмов про Шрэка. Он достаточно активно реагировал на происходящие события. Что сделаешь, если эти мультфильмы в основном рассчитаны на приматов.
Однажды, когда Коля готовил на кухне обед, он вдруг услышал интересный диалог двух телевизионных героев. Шел фильм по рассказу Михаила Булгакова «Собачье сердце».
– Да что вы все… То не плевать. То не кури. Туда не ходи… Что ж это на самом деле. Чисто как в трамвае. Что вы мне жить не даете?! И насчет «папаши» – это вы напрасно. Разве я вас просил мне операцию делать? Хорошенькое дело! Ухватили животную, исполосовали ножиком голову, а теперь гнушаются. Я, может, своего разрешения на операцию не давал. А равно (человечек завел глаза к потолку, как бы вспоминая некую формулу), а равно и мои родные. Я иск, может, имею права предъявить! Уж, конечно, как же, мы понимаем-с. Какие уж мы вам товарищи! Где уж! Мы в университетах не обучались…
Боб очень заинтересованно смотрел на экран телевизора и довольно хмыкал, когда Шариков пил водку, произносил тосты и ерошил рукой свои волосы.
– А что, если и Бобу попробовать сделать трепанацию черепа и приживить вытяжку гипофиза какого-нибудь умершего человека, – пронеслось в мыслях у Коли Васечкина. – В принципе, такая операция всего лишь фантазия господина Булгакова, но как часто гениальные открытия делали люди, совершенно не сведущие в той отрасли, в какой они прославились. Даже порох был случайно открыт монахом Бертольдом Шварцем. Конечно, есть опасность в том, что операция будет неудачной, но даже в этом случае Боб не перестанет быть обезьяной. Пусть он вылечится, а, если и станет человек, то будет не самым худшим представителем шестимиллиардного человечества.
В этот же день Николай прибежал ко мне изложить суть своей задумки. Мы оба врачи, изучали курс полевой хирургии и поэтому мы не видели ничего необычного в операции в условиях городской квартиры. В настоящую операционную нас никто и не пустит, а если кто-то прослышит о том, что мы задумали, то нам придется менять не только профессию, но менять документы и делать пластическую операцию, чтобы нас никто не узнал.
Крепко подумав за бутылкой водки и селедочной под горчичным соусом закуской, мы скрепили наш союз крепким рукопожатием и подробно расписали, какой инструментарий, медикаменты и какие технические приспособления нам понадобятся. Все это мы написали на бумажке и определили срок операции на вторую половину дня пятницы, когда никакие служебные дела не смогут оторвать нас от задуманного действа.
День операции подошел незаметно. Наше волнение передалось и Бобу, но он вселял в нас уверенность своей готовностью выполнять все наши требования.
Предоперационная подготовка была проведена со всей тщательностью. Боб быстро уснул на развернутом столе-книжке. Хотя он и был привязан, но его сил легко хватило бы на то, чтобы поломать это хлипкое сооружение и свести на нет все наши усилия. Оставалось уповать только на то, что операция пройдет благополучно.
Действительно, у Коли, как говорят, талант от Бога. Зря отказывались от его операций недальновидные люди. Возможно, что он был бы как раз тем чудом, на которое они уповали.
Боб пришел в себя на вторые сутки. Его дыхание не прерывалось ни во время операции, ни в послеоперационный период.
Он открыл глаза и, не двигая головой, скосил глаза в разные стороны. Увидев Колю, Боб постарался улыбнуться или показать движением губами, что он хочет пить.
Выздоровление пациента шло своим чередом. Никаких изменений в его поведении не было. Да и что могло измениться в горилле, перенесшей операцию и идущей на выздоровление.
Боб практически выздоровел и должен был вернуться в свой вольер. Опять какой-то парадокс, умирающей обезьяне предоставляется свобода, а выздоровевшей обезьяне снова предстоит неволя в некоем подобии концлагеря и участие в опытах на выживание. Я все понимаю, но как-то неприязненно отношусь к опытам на живом и человекообразном материале.
С тяжелым сердцем Коля и Боб шли к проректору мединститута по научной работе доложить об излечении Боба и постановке его на полагающееся его довольствие.
Появление их в кабинете проректора было сродни появлению привидений.
– Вы поймите, уважаемый, – говорил проректор Коле, хватая его за рукав пиджака, – куда я дену вашего Боба? Он уже давно списан со счетов, а сейчас вы предлагаете мне доложить руководству, что я практически украл больную обезьяну, совершив подлог в документах и, вероятно, делал приписки в расходных документах по содержанию животных. Да это чисто уголовное дело против самого себя. Взять и самого сдать правоохранительным органам? Идите отсюда и никому не говорите о том, что вылечили списанную обезьяну. Сейчас каждый начнет лечить дохлых кошек, да мы захлебнемся от изобилия бесхозных животных. Идите, идите и не мешайте мне работать.
Коля встал и поплелся к выходу из кабинета. Остановил его резкий голос:
– Пошла на …, обезьяна сраная!
Повернувшись, он увидел проректора в полуобморочном состоянии и улыбающегося Боба.
Проректор делал руками какие-то жесты, но Коля их не понял и, взяв Боба за руку, пошел по длинным институтским коридорам на улицу.
На выходе из института всегда стоял киоск по продаже мороженого. Самое выгодное место, потому что иногда у студента оставалось денег только на то, чтобы купить батон хлеба и пару порций мороженого для восполнения дневной нормы белков и углеводов, необходимых для нормальной физической и умственной деятельности.
– Жрать, – вдруг сказал Боб и ткнул пальцем в вафельный стаканчик с мороженым.
Продавец подала ему порцию мороженого, и обалдело уставилась на говорящую обезьяну. А Боб, с удовольствием облизывая белую горку мороженого, пошел вверх по лестнице на улице Ленина. Коля с удивлением увидел, что походка Боба изменилась. Он стал походить на прямоходящего, но на сгорбленного тяжестью забот человека.
Коля в стихах и красках расписал мне встречу в кабинете проректора. Особый упор был сделан на том, что Боб умеет говорить. Я выразил свое сомнение в правильности такого вывода на основании трех слов. Попугай может запомнить и большее количество слов.
Разговор проходил в присутствии Боба, который сидел спокойно и внимательно вслушивался в наш разговор. Казалось, что он нас понимает и только исключительная воспитанность не позволяет ему без приглашения включиться в нашу беседу.
– Давай проверим прямо сейчас и здесь, насколько развиты разговорные функции Боба, – предложил я. – Боб, а Боб, ты нас понимаешь?
К моему удивлению Боб согласно кивнул головой.
– Ты понял все, что я тебе сказал? – изумленно спросил я.
Боб кивнул головой отрицательно.
– А почему? – снова спросил я.
Боб развел руками, как бы показывая, что его знаний не хватает для того, чтобы поддерживать разговор с достаточно большим количеством медицинских терминов.
Я ткнул себе пальцем в грудь и спросил:
– А кто я?
– Петров, – сразу ответил Боб.
Я потерял дар речи. Сидел и смотрел то на Боба, то на Колю. Две задумчивые фигуры сидели и смотрели друг на друга, не зная, что сказать и что сделать. Но тут Боб почему-то стал чесаться. Блох у приматов нет, если их содержать в достаточно комфортных условиях и не на природе. Может, заболел чем?
– Коля, давай его осмотрим, – предложил я. – Вообще-то человек без выписного эпикриза юридически все еще остается в положении больного человека и лечебное заведение несет за него ответственность.
Задумчивый Коля сказал:
– Боб, вставай и подними руки.
Боб встал и поднял руки.
– Покажи язык.
Показал язык.
Боб понимал нас.
– Скажи – а-а-а-а-а…
– А-а-а-а…
Во время осмотра выяснилось, что у Боба уменьшается волосяной покров на кистях рук, на шее, на лбу, в области глаз, на пояснице, на ягодицах. Волосы становятся менее жесткими, а на голове отдельные волоски даже и закручиваются. Осанка более стройная. Руки длинные, но и рост увеличился, а, соответственно, увеличилось и расстояние от рук до земли. Кожный покров заметно посветлел и стал каким-то даже розоватым. Пусть не обижаются на меня защитники прав человека и творцы политкорректности, но Боб был не из негроидов и даже не из монголоидов. Что-то европейское проглядывалось в нем.
Несомненно то, что раньше было фантастикой и сделано нами наобум Лазаря, явилось реальностью и разрушило всю дарвиновскую теорию эволюции. Значит, не труд сделал из обезьяны человека, а изменение генетического кода в результате какого-то природного катаклизма, вызванного внеземным воздействием.
По меньшей мере, это светит на Нобелевскую премию, а по большой мере – на приоритет в развитии собственной научной теории и научной школы. И как бы было хорошо, если бы моя фамилия была не Петров. Ну, сами посудите, как это будет звучать: теория эволюции Петрова и Васечкина. Да все же со смеху помрут, но только у нас в России. А, может, это даже и лучше: покажем всем, что значат вместе Петров и Васечкин или Васечкин и Петров.
– Коля, давай его оденем хотя бы в футбольные трусы и футболку с логотипом самой массовой партии в России и посмотрим, что у тебя есть из подходящей обуви. Где твои кроссовки?
Всю ночь мне снилось, что мы втроем играем в преферанс. Я, Васечкин и Боб. Чувствую, что они разработали какую-то систему сигналов и играют против меня. Ставка по пятьдесят копеек за вист.
– Первые (шесть пик), – говорю я.
Два пальца поднимает Боб. Собирается играть шесть крестей.
– Третьи (шесть бубён) – это уже Коля. – Кто играет шесть бубён, тот бывает нае…, – напевает он.
А вдруг он так сигналит Бобу? Собираются приподнять меня в горку. Говорить или не говорить шесть червей, чтобы сыграть семь пик? А вдруг в прикупе придет не то, что нужно? Знать бы прикуп, жил бы в Сочи вместе с Галей – дамой треф.
Говорю:
– Шесть червей.
Боб поднимает один палец – играет семь пик. Ну, и обезьяны нынче пошли. Выторговал у меня семь пик, а сыграл восемь треф, оставив меня без взятки. Ладно бы с компьютером играть, а тут с обезьяной.
– Я тебе покажу обезьяну, – думает Боб и показывает кольцо из большого и указательного пальца. Десять взяток? Десять. И забирает все десять взяток. А тут мне карта пришла мизерная. Три масти чистые, только в трефах масть длинная и начинается с восьмерки. Ход не мой. Опасно, но можно и проскочить. Играю мизер. В прикупе два туза. Сношу их. Боб и Коля кладут карты. Боб вистует. Отбирает все взятки, и сносит предпоследнюю трефу у Коли и заходит под меня с семерки треф. Все. Пролетел я на мизере паровозиком из пяти вагонов. Бросил я карты и начал ругаться на Боба, на Колю, что они жульничают, чтобы меня обыграть. Так обидно стало, что я проснулся. Смотрю, я у себя в комнате, одеяло лежит на полу, и я поперек кровати. Времени шесть часов утра.
Встал. Умылся. Поставил чайник. Закурил. А ведь Боб не простая обезьяна. Процесс его очеловечивания идет достаточно быстро. Надо отметить, что он в течение длительного времени общался с медицинским персоналом, но было и особое общение с обслуживающим персоналом, которое не всегда приемлемо для применения на светских раутах. Надо нам с Колей выяснить, что Боб знает и начинать обучение Боба с самых азов. И нужно подумать над каким-нибудь документом для Боба. Без бумаги сейчас никуда, ни учиться, ни работать.
В девять я уже у Коли.
Определяемся с именем. Боб имя не наше. Будешь делать документы на Боба, сразу появится масса вопросов. А чьего происхождения, извините нас, этот Боб. У меня двоюродный брат Володя уехал с семьей на постоянное место жительства за границу. Обзовем Боба Вовой и все в порядке. Когда подойдет время, подадим заявление об утере паспорта, заполним все справки и получим новый паспорт на Петрова Владимира Николаевича. Брательник мой сюда уже не приедет и будет его двойник жить поживать и добра наживать, если все будет нормально.
Посмотрели по справочнику, кто такой Вова. Владимир. Имя славянское, включает два корня: «влад» (владеть, власть) и «мир» (мирный, мир) – «владеющий миром». Любознательность и умение применить ко всему свои знания. Некоторая авантюристичность характера. Может быть хорошим картежником. Всегда верховодит. Слушает советы, но поступит по-своему. Никогда и ни с кем открыто не конфликтует, обходит острые углы. Уважает силу и ум. Себялюбив, любит, когда его хвалят. Трудно прощает обиды. Отношения не сложатся с Майей, Елизаветой, Лидией, Надеждой и Ниной. Зато все гармонично с женщинами по имени Агнесса, Алина, Гелла, Данута, Алла, Ангелина, Ева, Анжела, Борислава, Валентина, Зинаида, Варвара, Венера, Лилия, Вероника, Веста, Доминика, Евгения, Инна, Ирина, Лилия, Любовь, Наталья, Раиса, Светлана, Роксана, Софья, Христина, Эмма.
Ну что же, как говорят: как вы яхту назовете, так она и поплывет. Из нашего Боба получится хороший Вова, только нужно его всему научить.
Планируем, чему будем учить. Начинаем с его биографии – Петрова Владимира Николаевича. Потом своим родителям расскажу, что новый родственник появился. Если парень нормальный получится, то и родители будут помалкивать.
Размышления о любви и дружбе. Человеческое и обезьянье – несколько по-разному. Нравственность. Средневековая может помешать нынешней жизни. Как-нибудь разберемся. Вообще, будем учить личным примером: делай как я.
Решили узнать, что он знает и каков его словарный запас. Коля спрашивает, я записываю. Как хотите, а я приведу весь список известных Бобу, то есть Вове, слов:
Блядь. Сука. Чурка. Пидор. Рожа. Морда. Засранец. Мудак. Жри. Чё морду воротишь. Бобочка. Бо-бо. Укольчик. Таблеточка. Вот бы с тобой трахнуться. Чё уставился, в морду хочешь? Задолбал. Чтоб ты сдох. Тупой. Обезьяна. Придурок. Недоумок. Дружище. Не робей. Я тебя в обиду не дам. Плохо, что ты не пьешь. Хорошо с тобой поговорить, ты советы не даешь и не учишь. Поставьте ему клизму.
По словам и по интонации можно почти точно определить, кто их постоянно произносил и по какому поводу. Ну, санитарочки, заразы. И так им хозяйство Боба интересно и на ощупь, и в практическом применении. Погодите, поплачете еще от этого мачо.
Надо сказать, что память у Боба хорошая, да и речевые функции неплохие. Но все равно начнем с букваря и арифметики, добавляя программы по телевидению и общение с людьми, когда Вова будет в том виде, когда его не страшно будет показать людям.
За каких-то три месяца Боба-Вова превратился в прекрасно сложенного Вольдемара лет примерно восемнадцати. Рост сто восемьдесят. Крепкое телосложение. Мускулатура как у культуриста. Волосатость немалая, но это как признак мужественности. Волосы длинные, прямые, немного вьющиеся. Почти что копия молодого Шварценеггера. Читал и писал отменно. Мог прочитать и Пушкина, а также и стихи современных поэтов, например, вот это:
Красота не всегда словно сахар, Знак опасности красен как кровь, А с рябиной управится знахарь И раздаст на морозы в Покров. Так и девушка люба с горчинкой, То улыбчива, то вдруг строга, Я возьму полушубок овчинный И пойдем мы с тобою в стога. Там ты станешь кудрявой рябинкой И ветвями меня обовьешь, А потом нас с тобой по старинке Обвенчает под пляс молодежь.Или вот такое:
Мы пионеры свободной России, Дети республик, районов и сел, Слышите нас, от природы глухие, Кто нынче к власти в России пришел?На любой вкус. Музыкален. На инструментах играть не умеет, но слух хороший. Записали мы его в секцию восточных единоборств и бального танца. На танцах все от него без ума, а в секции восточных единоборств не пошло: несомненный талант, но во время схваток звереет, двух человек еле вырвали из его железных объятий.
По женскому делу его никто специально не учил, природный талант. Не успевали вытаскивать его из разных постелей, а потом подумали – нравится людям, пусть получают удовольствие. Парень не залетит – приобретенный иммунитет против венерических болезней и СПИДа. И хотя он человек, но обезьяньи гены никуда не делись и от него в этом поколении потомства с человеком быть не может. Так что, девки, не бойтесь, не меряйте температуру и не смотрите в календарики, все будет тип-топ. И никто не будет предъявлять претензии по поводу женитьбы для прикрытия греха – грех-то, может, и был, а вот последствий греха быть не может.
Недавно ходили в ночной клуб в здании пединститута. Удобно устроились. Вверху учат доброму и вечному, а внизу – вечному и приятному.
Вольдемара все куда-то утаскивали размалеванные девицы и возвращался он весь зацелованный и довольный. И тут Вольдемар увидел толкачей колес. Ненависть к этим людям, воспитанная еще медицинским институтом, проснулась в нем внезапно. Вернее, в нем проснулся зверь. Бил он их насмерть. Завязалась всеобщая драка, результатом которой стали пятнадцать сломанных челюстей. Наркодельцы обходили стороной это клуб не меньше года. Потом успокоились.
С документами все обошлось нормально. Сходство с Вовой Петровым не слишком сильное, но сейчас люди-акселераты изменяются так сильно, что неудивительно на одной фотографии увидеть молодого Ленина студенческих времен, а на другой фотографии уже волосатого и бородатого Карла Маркса. И все это один человек. А у Вовиных родителей нашлось и свидетельство о среднем образовании: за границей оно не нужно.
Как всегда это бывает, если на свет появился, то государство берет его на учет, ставит инвентарный номер и ждет того времени, когда этот человек будет ему полезен.
Вызывают Вову в военкомат на призывную комиссию. Медкомиссия – годен без ограничений. Берут в десант и в спецназ. ОМОН к себе тащит, поедешь в Чечню, орден получишь, если и убьют там, то сирот одиноких не останется.
Органы ФСБ доверительно беседуют, мол, иди в нашу академию или в пограничники, человеком станешь, родину от супостатов беречь будешь.
А как его от армии откосить? Денег на взятки нет. Плоскостопия не наблюдается, а в армию берут и с плоскостопием, и с косоглазием. Бежим с Вовой прямо в физкультурный институт. Там большого ума не надо. Сила нужна.
Говорим:
– Так мол и так, нашли самородка и потенциального олимпийского чемпиона по всем видам спорта.
– Ну да, – говорят нам, – так уж и по всем видам спорта?
Говорим:
– Давайте вашего борца самого сильнейшего.
Поставили громилу. Вова его через пятнадцать секунд на лопатки уложил. На стометровке первым был. Десять километров бежал первым и первым же финишировал.
Показали Вове, как надо на перекладине работать. Ну, Вова и выдал класс. Наследственность есть наследственность.
Ректор и преподаватели в восторге.
– Берем, – говорят, – без экзаменов на любой курс и на любой факультет.
Дали справку для военкомата, что студент Петров Владимир Николаевич по закону призыву в армию не подлежит.
Вот и пристроили мы своего воспитанника к месту. Человеком стал. Вова стипендию стал получать и еще он устроился в стриптиз-бар женщинам удовольствие доставлять. Подкармливает безвестного лаборанта медицинского института и себе на довольное житье хватает.
Опыт наш, почерпнутый из литературных источников, оказался сокрушительно успешным. Нет никаких Шариковых. Есть представитель сознательной части нашего общества мужской индивид Петров Владимир Николаевич. Мы можем повторить этот опыт и с женской особью, чтобы вывести новый вид человека – homo modernus – который ничем не будет отличаться от современной молодежи и даже будет лучше, имея миллионолетние гены культуры и нераскрытых способностей. Уж этот новый человек не будет одеваться и кривляться как обезьяны, а будет вести себя как современный человек нового века.
Эти мысли Коля изложил в кабинете проректора мединститута по научной работе.
– Товарищ Васечкин! Товарищ Васечкин! – возбужденно кричал проректор. – Да я бы сам вам присвоил сразу две нобелевские премии и четверть взял себе, потому что я косвенный виновник ваших достижений. Но вы забыли, в какой стране мы живем. В России! Мы с вами два уголовных преступника, которые неизвестно куда дели дорогостоящую обезьяну. Нам никто не поверит, что ваш Владимир Николаевич и есть бывший подопытный примат по кличке Боб. Никто не будет смотреть на достижения общемирового масштаба. Триединый карательный орган России – милиция-прокуратура-суд – начнет преследование даже Альфреда Нобеля, обвинив его в том, что изобретенный им динамит применяется террористами, и он косвенно является пособником террористов. Стоит кому-то достичь какого-то успеха, как сразу появляются правоохранительные органы, чтобы открутить счастливчику голову. Если ты не назначен властью в изобретатели, то ты выскочка и, возможно, вредитель или шпион, который занимается научными изысканиями или читает российские газеты, чтобы выудить общеизвестные секреты и продать их иностранцам.
Поймите, что ум в России – это горе! Во власть выбирают не умных, а того, у кого много денег. Когда мы будем всем народом избирать прокуроров, судей, начальников милиции, губернаторов и мэров, то тогда еще можно говорить, что мы имеем какие-то права и защиту от государства. И учтите, что если кто-то спросит меня о содержании нашего разговора, то я скажу, что все это говорили вы, а я, как благонамеренный гражданин, сидел и сжимал кулаки от ярости, и донести на вас сразу не мог, потому что был сильно взволнован и принял успокоительное лекарство, под воздействием которого и уснул.
Проректор бегал по кабинету и было видно, что он действительно расстроен. Да и Васечкин понимал, что не к добру обвинения ученых и офицеров запаса в шпионаже и в терроризме, обвинения многократного олимпийского чемпиона в попытке отравить чиновника категории «А», аресты и отстранения от должностей губернаторов и мэров, осуждение на большие сроки крупных предпринимателей и добавление им преступлений перед окончанием сроков, разгоны демонстраций людей, которые не согласны с мнением руководящей партии, создание единой и всеобъемлющей партии по типу КПСС. Какие-то темные тучи собирались за окном.
Выйдя из кабинета, Васечкин потихоньку шел в направлении своего дома, думая о том, что он скажет Бобу, чтобы тот вел спокойный образ жизни и не привлекал ничьего внимания, чтобы не объясняться с компетентными органами.
И нужно вместе с Петровым сходить к его родителям, чтобы познакомить с Бобом и рассказать, кто он такой. И пора уже Васечкину жениться. Не нужно брать ту жену, которая стыдится фамилии мужа, а нужна такая, которая будет любить не за фамилию, а за то, что он такой, как есть. Да и вообще, понаглее нужно быть. И с больных нужно брать расписки с объяснением причин, почему они отказываются оперироваться именно у него. Когда задаешь такой вопрос, то все начинают задумываться и мямлить черт те что.
Прошло восемь лет. Васечкин женился. У него двое прелестных детей и умная и заботливая жена. Он ведущий нейрохирург в больнице скорой медицинской помощи и когда возникает сложный случай, то на консилиум обязательно призывают доктора Васечкина, а все больные предпочитают оперироваться только у него.
Недавно на остановке увидел листовку ППД – партии правых демократов.
Голосуйте за нашего кандидата в Президенты – Петрова Владимира Николаевича!
Нам нужна демократическая республика. Для этого мы возобновим всенародную выборность губернаторов, мэров и руководителей муниципальных образований!
Мы будем избирать прокуроров, судей и начальников милиций, чтобы они отчитались перед избирателями, как они стоят на страже наших законов и наших прав!
Мы дадим свободу предпринимательству. Государство защитит своих предпринимателей от криминала и иностранной экспансии.
Мы улучшим качество жизни народа за счет развития промышленности и сельского хозяйства.
Мы повысим пенсии по старости и дадим пенсионерам возможность работать, если они этого захотят.
Мы обеспечим молодежь работой после учебы в учебных заведениях всех уровней.
Мы переселим большинство населения в отдельные дома, объединенные в маленькие поселки вокруг больших городов. Да здравствует одноэтажная Россия!
Мы обеспечим народ надежным и дешевым отечественным автотранспортом и построим дороги.
Голосуйте за нас, и вы не узнаете свою родину – Россию.
Я буду голосовать за него. Если люди ничего путного сделать не могут, то, может, обезьяне удастся преодолеть историческую отсталость России.
Даже с обороноспособностью нам поможет. Есть проблема с уклонистами от армии? Есть. Пусть те, кто не хочет служить, идет и убирает горшки в домах престарелых или занимается вывозом нечистот или свинарники чистит, а вот такие ребята встанут в строй и будут честно и на совесть исполнять свои обязанности. Станут сержантами, офицерами, генералами, если люди не хотят идти в армию и защищать свою родину.
Много вариантов на тему планеты обезьян уже было написано, но иногда люди по своему уровню развития и сознания находятся несколько ниже уровня обезьян, может, тогда и пригодится опыт молодого врача, чтобы подтянуть людей до уровня Боба или выше. Или люди сами смогут постоять за себя в соревновании за интеллект и способности изменять мир к лучшему?
Враг всего человечества
Ориентировка была под грифом «совершенно секретно». Фотография молодого человека, год рождения, приметы. Категорическое запрещение рассматривать и изучать находящиеся при разыскиваемом документы и технические средства.
Другой информации не было. Была приписка, что за уничтожение врага отличившиеся будут представлены к наградам – пограничники к медали за отличие в охране границы, сотрудники милиции и конвойные войска – за отличие в охране общественного порядка, моряки – медалью Нахимова, пехота – медалью Суворова, летчики – медалью Нестерова.
Всё понятно. Мелкой сошке мелкие медали, зато начальники будут награждены орденами, причем, чем выше должность, тем выше ценность получаемого ордена.
Человек этот очень серьезный, несмотря на то, что ему всего лишь двадцать пять лет и, вероятно, еще холостой или неженатый? Разницы никакой. Холостой может жить в гражданском браке, и все равно официально будет считаться холостым. А вот женатый даже при наличии дополнительного гражданского брака или в случае многоженства все равно считается женатым один раз.
К чему это я? А так, ни к чему, просто размышляю над тем, что мог совершить этот приятный на вид молодой человек в очках?
Если взять этого же человека и сказать, что он очень опасный преступник-рецидивист, то воображение будет находить самые страшные признаки во вполне благообразной внешности. Если же фото закоренелого преступника представить, как фото хорошего человека, то многие будут находить в нем черты благородства и ума. Но почему же в ориентировке нет ни слова о совершенном им преступлении? И почему его нельзя брать живым?
Для нормального человека возникнет сто вопросов, а вот для тупого служаки вопросов не будет – увидел, застрелил, доложил, получил медаль, обмыл, жизни хороша!
А ведь человек, который его задержит или застрелит, сам становится подозреваемым в опасном преступлении. В каком? А вдруг задерживаемый ему перед смертью что-нибудь передал устно или письменно. Какую-нибудь тайную тайну, секрет, который стоит миллиарды долларов? И докажи, что он тебе ничего не передавал. Не докажешь, зато всю жизнь будешь под наблюдением.
Обложили парня по всем правилам. Ориентировали всех, но вероятно, ориентировки не опускали ниже офицерского состава, чтобы не увеличивать количество ориентированных людей о наличии какой-то тайной таны.
Я как раз собирался в отпуск и возможность награждения меня медалью была так мала, что я и не рассматривался в качестве участника поиска опасного преступника. А, кроме того, эта медаль мне совершенно не нужна. Есть категория людей, которая рада каждой поблескивающей металлической пластинке и кружочку, которые никто открыто не носит, и ими любуются только дома. Это раньше награжденный назывался орденоносцем и был окружен почетом и уважением, а также небольшой денежкой, выплачиваемой ежемесячно по орденской книжке. Сейчас человек с медалью или орденом на груди воспринимается как местный сумасшедший или ветеран прошлой войны, которым общество дозволяет такую слабость, как ношение без насмешек кровью заработанных наград.
Семья моя уже выехала в родные пенаты и дожидалась меня там, чтобы поехать еще по путевке наших славных органов в специализированный санаторий с нормальным обслуживанием, где нет ни хамов, ни парней в малиновых пиджаках и маечников с пудовыми золотыми цепями на животе. Хотя и там они стали появляться, так как ведомственным санаториям тоже нужно выживать и криминальные авторитеты тоже люди, пусть хоть совместный отдых со служителями закона сделает их как бы более законопослушными.
В автовокзале я почему-то обратил внимание на скромного парнишку с сумкой через плечо, который стоял у расписания и изучал его, водя издалека пальцем по строкам. Так, обычно, делают математики, которые издалека решают сложные примеры и как бы ведут пальцем по строке, чтобы не сбиться в последовательности математических операций. Откуда я это знаю? А вот знаю. В нашем пограничном училище высшее образование давали за счет высшей математики и образование наше называлось высшим общим, то есть никаким, потому что его никак в пограничной науке не применишь. Некуда применять, но высшую математику мы знали очень хорошо, правда с течением времени все эти знания превращаются в обыкновенный песок, который перемещается по пустой емкости, отсчитывая время, проведенное на службе и то, которое осталось для нормальной жизни.
По всем приметами и по внешности выходило, что это и есть тот супостат, которого все разыскивают. И я его нашёл, а нужно его еще и пристрелить, а где у меня оружие? Нет оружия, а без оружия придется в драку ввязываться, а это рассекречивание секретной операции. И второй момент. Вы будете стрелять в совершенно незнакомого человека, который вряд ли совершил что-то такое, что требовало ликвидации этого человека без суда и следствия? То-то и оно. Будем делать по-другому.
Я подошел к молодому человеку и сказал ему тихонько на ухо:
– Привет
Молодой человек отшатнулся, посмотрел на меня и тоже сказал:
– Привет, а что вам надо.
– Давай отойдем без шума в сторону, – сказал я, – дело есть на сто тысяч.
– Извините, е сказал парень, – у меня с вами дел нет и не может быть.
– Не выпендривайся, – я показал ему свое удостоверение личности офицера, – тебе не резон светиться со скандалом. Пошли в сторону, нужно поговорить.
Мы отошли в сторону и зашли за угол автовокзала, где практически никого не бывает. Закурили.
– Давай, рассказывай, что ты там натворил, раз тебя в поиск объявили, – спросил я.
– А кто объявил? – спросил парень.
– Кто надо, тот и объявил, – сказал я, – но дело очень серьёзное. Живым ты никому не нужен. Ты меня понял? От тебя будет зависеть, что я буду делать дальше. Ты меня пока не бойся.
– А я вас вообще не боюсь, – сказал парень. – Я знаю, что вы будете помогать мне и мы вместе уедем отсюда.
– Ну, ты и наглец, – сказал я. Правильно предупреждали, что это очень опасный человек. – Что же заставит меня помогать тебе?
– А вот, смотрите, – сказал парень и раскрыл сумку, достав оттуда ноутбук. Компьютер на батареях включился быстро, и мой подопечный ввел какие-то данные в таблицу, затем спросил мою фамилию и имя и тоже ввел, – а сейчас смотрите сами.
На мониторе была копия розыскной ориентировки с фотографией и указанием, что найденного нужного ликвидировать, затем текстом было написано, что на автовокзале к нему подойдет человек по такой-то фамилии с таким-то именем и предложит уехать отсюда на автомобиле.
Я был в шоке. Это невозможно.
– Как ты это сделал? – спросил я.
– Понимаете, мне во сне приснилась компьютерная программа, которая разрабатывает алгоритм поведения человека в любой ситуации. Прямо как химику Менделееву приснилась его периодическая система элементов. Так и в приснившейся мне программе тоже был узловой элемент, определяющий поведение человека с учетом основных элементов поведения других людей. Мы все связаны между собой как узелки в огромной сети, но одни узелки больше, другие меньше, одни завязаны накрепко, а другие имеют способность к ослаблению или усилению узла, или даже к развязыванию. Создавая программу Сети и включая в нее конкретных людей и особые условия, можно установить то, что было и то, что будет.
– Ну, ты даёшь, Кулибин, – сказал я, совершенно не поверив в то, что он мне наговорил. Получается, что он нашел код Книги судеб и может каждому сказать, что у него было и что у него будет. – Пойдём-ка, парень, отсюда подальше, а то, неровен час, заметут тебя и меня вместе с тобой как пособника опасному преступнику.
Мы вышли на трассу и остановили двигавшуюся в восточном направлении «Газель», в которой перевозили какие-то матрасы. Сговорившись о цене, мы поехали с комфортом, какой не будет предоставлен в классном междугороднем автобусе. По-моему, мы все делаем правильно. Его ищут в сторону границы, а мы с ним едем в сторону от границы.
– А вот, к примеру, – спросил я, – что твоя программа расскажет о начале войны в Крыму, на Черном море. Все же знают, что под руководством выдающегося морского маршала Кузнецова непобедимый Черноморский флот одерживал победу за победой над фашистами.
– Сразу сказать не могу, нужно время, – ответил мой новый знакомый.
Имя и фамилию его я не стал спрашивать. Не было ее и в ориентировке. Секретность и я не хотел знать ее, чтобы по какой-то ассоциации не выявить свою причастность к этому делу.
– Давай, делай, время у нас не считанное, – сказал я и развалился на матрасах.
Парня нужно было куда-то прятать. Если действительно все так, как указано в ориентировке, то парень представляет опасность для любой власти. Для любого человека, потому что какой бы чистый человек ни был, в его жизни было немало грязных простыней и нестиранных портянок.
– Вот, сделал, – доложил компьютерщик, протягивая мне ноутбук. – Правда, картина поверхностная, потому что не учтены тысячи и тысячи действующих лиц. Но главных из них я заметил. Читайте.
Я начал читать и у меня стало вытягиваться лицо. Все, что я ни читал, никак не вязалось с той официальной историей, которая рекомендовалась партией и правительством в качестве как бы реальной истории и была внесена в школьные учебники истории.
Война на Черном море начиналась не так, как мы знали с детства. Все силы были брошены на отражение немецко-румыно-итальянских десантов, но десантов не было, а силы были обращены в сторону от тех направлений, по которым наступали немцы.
Второе, наши засыпали минами фарватеры и на этих минах стали подрываться свои же корабли. Потери довольно внушительные.
Были еще новейшие немецкие мины, которые плохо подвергались тралению, и флотские инженеры долго ломали головы, как с ними бороться. Пока на Черном море гибли минёры, в Москве спокойно сидели и смотрели на это, располагая информацией об этих минах, которые закупили у немцев 1940 году.
– Вранье все это, – сказал я. – Такого не было. Я сам видел фильм, как наши инженеры разоружали немецкую комбинированную мину и, в конце концов, справились с этой задачей.
– Фильм документальный? – спросил компьютерщик.
– Нет, художественный, – признался я. – Чего я спорю, – думал я, – архивы все равно закрытые, наши исторические исследователи по косвенным данным и по заграничным источникам изучают нашу историю, потому что если ее копнуть, то пойдет такая вонь, хоть святых выноси. У тех тоже рыло в пуху, но зато они секретят все, что вообще секретить нельзя, поэтому к ним больше доверия, потому что у них под спудом находится малый процент информации, по сравнению с нашими залежами, которые исподтишка сжигаются килограммами и тоннами, чтобы никто не мог предъявить счет генсекам и президентам. Поэтому и доверия к нашим властям нет. То есть, но не так много. – А вот по конкретному событию ты можешь дать информацию? – спросил я.
– Давайте попробуем, – предложил мой знакомый, – называйте место, время, суть события, известных вам участников.
Я поднапрягся и постарался вспомнить все, что предшествовало первым губернаторским выборам в нашей области в середине девяностых годов прошлого века.
Вроде бы я много знал об этом процессе, но то, что выдала машина, повергло меня в шок. Список консультативных встреч кандидата в губернаторы с представителями деловых и криминальных группировок, отчеты милиции и службы госбезопасности об участниках переговоров и достигнутых договоренностях. Ни дать, ни взять, а прямо детектив Марио Пьёзо о крестном отце. И повсюду нами правят такие руководители мафий. Мафия бессмертна, кричал герой одной известной кинокомедии. А получается никакая ни кинокомедия, фильм ужасов.
Да за такую информацию каждый, кто участвовал в этих переговорах, голову оторвет владельцу информации. Сами посудите, парень не был у нас в это время и ничего не мог знать, а машина все рассчитала и все выложила, естественно, пользуясь возможностью беспроводного подключения к интернету и, вероятно, имея коды доступа к некоторым оцифрованным архивам.
– Хорошо, – сказал я, – что будет в течение нескольких лет на Западном направлении?
– Без проблем, – сказал парнишка, и начал что-то печатать, заполняя какую-то таблицу. – Смотрите сами. В Украине произойдет демократическая революция. Россия, как это положено любой империи, бросит все силы на борьбу с революцией, захватит Крым и начнет войну с Украиной в восточных и южных областях, создавая террористические группы из граждан России и примкнувших к ним коллаборационистов.
– Вранье, – отрезал я. – Такого не может быть потому, что этого быть не может. Россия и Украина – это братские территории и только дьявол может столкнуть в войне эти два народа.
– Не хочешь, не верь, – покорно согласился парень, это же не я выдумываю, а программа экстраполирует линию поведения конкретных людей в конкретной ситуации.
– И ты можешь получить данные, о чем говорят и до чего договариваются в бане представители гласной и негласной элиты в любой области страны? – спросил я.
– Естественно, вводим личные и политические данные, обстановку в области, и получите стенограмму, – как-то торжественно сказал мой спутник.
– Да, вляпался я в дело, – пронеслось у меня в голове, – мне никто не поверит, а парень этот не успокоится, будет бегать и доказывать, что он гений и что Нобелевская премия – это слишком малая оценка его заслуг. А его поместят в комфортабельную тюремную камеру и будут охранять как зеницу ока, а та часть движущих общества, которую не допускают до власти, будет пытаться уничтожить его, потому что кроме государственных секретов он будет раскрывать и личные, и коммерческие секреты, а там столько грязи, упаси Бог. Правильно сказали наши начальники, что его нужно кокнуть сразу, как только обнаружишь. Кто же захочет знать правду о себе? Никто, даже я. А что делать? Придушить его и уйти. А водитель? Нет, брать на свою душу душегубство я не буду. Спровоцировать автоаварию? Тоже не лучше. Объяснения он не поймет. Нужно его сдать в камеру хранения, где он будет ждать своего часа. А его время подойдет. Может быть. Когда-нибудь. Лет через сто. Или через двести, а, может, и через тысячу.
– Знаешь что, – сказал я, – тебя нужно хорошенько спрятать и переждать все эти поисковые мероприятия. Кому-то ту уже здорово насолил. У меня есть один знакомый, который спрячет тебя так, что никто не будет искать тебя, а потом. Как пройдет опасность, я заберу тебя. По рукам?
Парень снова что-то ввел в компьютер и говорит:
– Ты хорошо придумал поместить меня в психиатрическую лечебницу. Если меня даже и найдут там, то никто не поверит, что это я и что я придумал что-то выдающееся. По рукам.
Я сказал водителю адрес в пригородном поселке, и мы подъехали к небольшому серому зданию, где работал мой приятель. Я ему рассказал, что сын моих знакомых немного шизанулся на компьютерной почве и мнит себя чуть ли не Господом Богом, знающим все про всех. Родители очень солидные люди и не хотят светиться в психушке, поэтому попросили меня устроить дело. Давай запишем, что он поступил к вам как человек, потерявший память. Мне кажется, что сама ситуация подействует на него лечебным образом, а потом при улучшении мы заберем его.
Выйдя из кабинета заведующего, я сказал моему подопечному, что он поступает сюда как человек с амнезией.
– Ты ничего не помнишь, – сказал я, – память к тебе потом вернется, и ты можешь поведать миру о своем открытии. Подожди немного, твое открытие пока преждевременное. А твой ноутбук будет храниться у меня.
Когда его уводили санитары, он понимающе подмигнул мне и помахал рукой.
– Прощай, друг, – про себя подумал я. – Чем больше ты будешь говорить о себе, тем меньше тебе будут верить, а в деле появится запись – маниакальный психоз, а это как пожизненный приговор для нахождения в одной компании с Наполеонами, Сократами, Архимедами и Леонардами Да Винчи.
Иногда я достаю его ноутбук и смотрю на него, борясь с желанием узнать что-то о происходящих сейчас событиях. Как здорово, взять и предсказать то или иное событие и быть прорицателем. Успокаивало меня только одно, что «ясновидцев, впрочем, как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах».
В каждом мире свои очки для обмана людей
Рыбалка была просто замечательной. В речушке я поймал десяток хороших хариусов рублей так по пять, с которыми пришлось повозиться, а перед тем, как их поймать, найти места их базирования. Это на озере хорошо. Сел, прикормил место и ловишь себе в удовольствие, а за хариусом нужно походить, прочувствовать место, где они встают на стремнине, чтобы полакомится всем тем, что плывет по течению. Затем нужно правильно забросить снасть и поймать рыбу.
Рыбу я почистил и приготовил сразу. Парочку посолил для потребления в малосольном виде, несколько штук запек на костре, остальные посолил по-нормальному. Речушка журчала, горел костерок, солнце клонилось к закату, я был сыт и разомлевший от еды и только комары надоедали своим присутствием, попискивая в районе уха и выбирая место, куда можно воткнуть свое жало и попить рыбацкой кровушки.
Я встал, нарезал растущей кустами травы и бросил в костёр, глядя, как между стеблями травы начинает появляться густой белый дым, стелящийся волнами. Дым окутал и меня, заставив зажмуриться и затаить дыхание, чтобы не задохнуться.
Открыв глаза, я увидел два белесых шара, находящихся сразу за костром.
– Так и есть, – подумал я, – в травке оказалась травка, которая не только комаров отпугивает, но и галюники притягивает.
Я закрыл глаза, помотал головой и открыл глаза. Шары никуда не исчезли, более того, они заговорили.
– Здравствуйте! Мы есть официальные представители планеты, которая называется Лобария, – сказал первый шар. – Вы находитесь в зоне нашей доступности. Мы приглашаем вас к себе на планету, чтобы предложить вам наши знания и получить от вас необходимые знания.
– Извините, но ваше приглашения я не могу принять, потому что скоро стемнеет, а мне еще нужно снасти проверить, привязать мыша к удочке и идти тайменя ловить, так что никак не могу, – сказал я.
– Не волнуйтесь, – сказал шар, – вы успеете на свою рыбалку. Вы переместитесь на нашу планету в этом шаре, а потом мы снова доставим вас сюда, если вы сами этого пожелаете.
– А если я откажусь? – спросил я.
– Это ваше право. На нашей планете выполняются все пожелания гостей, – ответил лобарянин. – Мы будем огорчены вашим отказом. С вашей стороны это будет невежливо.
– У меня нет скафандра для космических полетов и, кроме того, я не знаю, пригодна ли ваша планета к существованию таких организмов как я, – использовал я, как мне кажется, самый убедительный довод.
– Не волнуйтесь, для вас индивидуально будут созданы такие же условия, какие вы привыкли иметь на вашем корабле, – заверил меня шар. – Соглашайтесь, Андрей Васильевич.
Черт его знает что? Если они без труда проникли в мой мозг, знают, кто я такой, то их уровень развития намного выше нашего, если они обещают доставить меня снова сюда. Можно отказаться, но я никогда не прощу себе того, что не согласился посмотреть неизведанное, новый мир, населенный разумными существами. Значит, не так уж правы наши ученые, утверждающие, что существует только одна обитаемая планета Земля. Есть еще сотни планет, которые ждут гостей из неведомого далёка. Будь что будет. Либо грудь в крестах, либо голова в кустах. Есть у меня большие сомнения в том, что я долечу до места назначения, тем более еще меньше шансов вернуться назад.
– Ладно, давайте мне ваш шар, – сказал я, – но только полетим ненадолго.
– Хорошо, – ответил шар, – идите сюда.
Я подошел. Из шара выдвинулся манипулятор с каким-то предметом.
– Это очки, – сказал лобарянин, – вы должны надеть их, чтобы видеть нас такими же, как и вы. Мы несколько отличаемся от вас и поэтому просим не снимать очки, находясь на нашей планете. Вы согласны?
– Да, согласен, – сказал я и надел очки.
В очках я уже не видел шара. Передо мной стоял мужчина лет сорока, нормального телосложения в облегающем блестящем костюме бирюзового цвета.
– Давайте знакомиться, – сказал он, – меня зовут Кур. У нас очень хорошие лингвистические способности. При помощи вашей техники, которая показывает вашу жизнь, я составил алгоритм вашего языка и сейчас могу говорить на нем. Алгоритм языка я отправил на свою планету, и к нашему прилету очень многие люди будут говорить на вашем языке. Только ничему не удивляйтесь на нашей планете. Она вам обязательно понравится.
– А как мы полетим? – спросил я.
– Не волнуйтесь, – успокоил меня Кур, – все очень просто. Видите блестящий круг подо мной? Это называется платформа. Мы встаем на платформу, я включаю телепортатор, и мы с вами мгновенно переносимся на нашу планету.
– Как это? – не понимал я.
– Все очень просто, – начал объяснять мне Кур, – есть система передачи информации при помощи электромагнитных волн. Мы установили, что волна имеет атомную структуру, как и все то, из чего создано все сущее. Таким образом, если необходимый предмет превратить в волну, то его можно перемещать на огромные расстояния очень быстро и без потери качества. Человек тоже является таким предметом. Платформа превращает нас и себя в атомы и отправляет по месту назначения. Платформа на Лобарии уже установлена на центральной площади. Нас ждет торжественная встреча. Летим!
Я встал на платформу и ничего не почувствовал, кроме волны тепла, поднимавшейся от ног к голове. Затем тепло опустилось от головы к ногам, и я увидел себя на большой площади, заполненной народом. Бравурно звучал оркестр и сильный голос пел:
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, Преодолеть пространство и простор, Нам разум дал стальные руки-крылья, А вместо сердца – пламенный мотор Все выше, и выше, и выше Стремим мы полет наших птиц, И в каждом пропеллере дышит Спокойствие наших границ.Над толпой колыхались красные транспаранты с большими буквами, написанными белилами:
СЛАВА ПОКОРИТЕЛЯМ КОСМОСА!!!
НАРОД И ПАРТИЯ ЕДИНЫ!
ПАРТИЯ – ВДОХНОВИТЕЛЬ И ОРГАНИЗАТОР ВСЕХ НАШИХ ПОБЕД!
ПАРТИЯ – УМ, ЧЕСТЬ И СОВЕСТЬ НАШЕЙ ЭПОХИ!
Лысый человек в украинской «писанке» сказал в микрофон:
– Слово для приветствия предоставляется летчику-космонавту СССР, полковнику Северцеву Андрею Васильевичу! Урррааа!
Вся площадь взорвалась многоголосым ревом:
– Уррааа!
Я подошел к микрофону. Откашлялся. Площадь затихла. Как говорят, пролетевшую муху было бы слышно. Что им сказать? Не знаю. Явно, что это не земля и это не земляне, но как они похожи на моих земляков. Все один к одному. Я протянул руку к лицу, чтобы снять очки, но лысый перехватил мою руку и сказал тихо:
– Вы обещали не снимать очки.
Я кивнул головой в знак согласия и стал говорить то, что от меня хотели слышать:
– Товарищи! Дорогие товарищи! (бурные аплодисменты). Позвольте мне от вашего имени и от себя лично выразить искреннюю благодарность Центральному Комитету и Политбюро нашей партии за заботу, проявленную в развитии космоса! (бурные и продолжительные аплодисменты).
Я что-то говорил еще, что-то из того, что помнил с политзанятий, кого-то благодарил, в чем-то клялся и все мои фразы перемежались аплодисментами.
После меня выступили работница, рабочий и лысый в вышитой рубашке. Потом меня подхватили на руки и понесли к ожидавшей открытой машине. В машине меня возили по городу. Стоявший на тротуарах народ громко приветствовал меня.
Я смотрел на город и узнавал его и не узнавал. Он был похож на тот город, в котором я родился, на наш областной центр, на тот город, где я учился и на Москву. Все причудливо смешалось в одном месте. Недалеко от моего дома в районном центре Центральной России была станция метро «Северцевская». Чудно.
Я попросил остановить автомашину около моего дома. Из дома вышли мои отец и мать.
– С приездом, Андрей, – сказал отец, а мать уткнулась головой в мою грудь.
Я их уже давно не видел, а здесь они были такими же, какими я их видел в последний раз.
– Отец, чего мы здесь стоим на улице? – сказала мама. – Веди сына в дом, стол накрыт и там все, как ты любишь.
Лысый мужчина в косоворотке попрощался со мной и уехал дальше, а я остался с родителями. Дома все было так же. Пятиэтажная «хрущевка», двухкомнатная квартира, смежные комнатки, из «зала» выход на балкончик, маленькая кладовка, кухня, чуть побольше этой кладовки, и совмещенный с ванной санузел, в котором мог размещаться, то есть мыться или отправлять естественные надобности, только один человек. У нас почти весь СССР жил в таких домах или в бараках, неизвестно какого года постройки. Если бы не война, так бы в бараках и жили до первого выхода человека на Луну.
Стол был накрыт так, как во время моего каждого приезда в отпуск: пельмени, соленые грибы со сметаной и с луком, соленое сало, черный хлеб, селедка с маслом и луком. Вроде бы и непритязательный стол, но пища здоровая и экологически чистая, а на столе еще и бутылочка «Московской» водки за два рубля восемьдесят семь копеек. Только что из холодильника. Как это говорят? «Тут и ленивый не мог устоять».
Я знал, что у матушки в холодильнике есть еще и холодец, и маринованный хрен к нему, а у отца на ниточке вялится соленая рыбка, чтобы завтра на второй завтрак сходить попить с ней пивка «Жигулевского» в пельменную в соседнем доме.
Я сел к столу. Выпили с отцом. Мать, как всегда, пригубила, и я набросился на все то, что было на столе. Ел и не мог наесться. Выпили по второй, сразу по третьей, как говаривал отец, – между второй и третьей пуля не должна пролететь, – закусили и откинулись на спинку стула передохнуть и перекурить.
– Как дома, сын? – спросил отец.
– Без слов, – ответил я, махнув неопределенно рукой. – А это кто? – спросил я, указав на девушку, сидевшую с нами за столом.
– Это? – переспросил отец. – Это Наташа, она живет неподалеку и хочет выйти за тебя замуж.
– То есть, как это замуж? – удивился я.
– Очень просто, – сказал отец, – пойдете в бюро записи актов гражданского состояния, если не забыл, то это называется ЗАГС, вас там распишут, выдадут удостоверение и будете жить-поживать и добра наживать. Сейчас вот и решим, завтра в ЗАГС пойдете или чуть позже.
– С чего бы это? – спросил я. – Меня кто-нибудь спросил?
– Ты пойми, сынок, – извинительно сказал отец, – у нас сейчас вроде как коммунизм, каждый получает то, что он хочет.
– Что это значит, что кто захочет? – возмутился я. – Кто-то захочет на голове ходить, так ему что все должны помогать встать с ног на голову? – засмеялся я.
– Ничего смешного здесь нет, – сказал отец, – каждый должен помочь этому человеку.
– А если он захочет кого-то ограбить или убить? – спросил я.
– Ничего не поделаешь, – сказал отец, – придется идти вместе с ним грабить и убивать.
– Вы что с ума тут посходили? – сказал я, постучав согнутым указательным пальцем себе по лбу.
– Как ты с отцом разговариваешь? – вмешалась в разговор мать. – Если отец откажется это сделать, то ему плохо будет. Власти придут и заберут его на перевоспитание.
– Какое перевоспитание? – удивился я. – С культом личности было покончено на двадцатом съезде партии.
– Сынок, разве можно верить тому, что говорят? – шепотом сказала мама. – Верить нужно только своим глазам. Ты думаешь, отцу твоему легко говорить такое? Ему тяжело, да только он привык подчиняться власти, потому что как только заимеешь свое собственное мнение, так оно сразу начинает идти вразрез с тем, что говорят власти. Вот посмотри. Говорят, что борются с пьянством, а страна запивается. Народ по пьянке гибнет как на самой жестокой войне. Или правила дорожного движения. Они для кого? Да только для самых законопослушных граждан, которых и привлекают по статье нарушения дорожного движения, причем нарушения эти и нарушениями не являются по сравнению с тем, что творят на дорогах те, у кого денег куры не клюют и те, кто при власти и, кто себе неприкосновенность в закон ввел. И криминальные авторитеты вместе с ними. О борьбе с коррупцией рапорта победные читают, а коррупция как она была, так она стала не меньше, изощреннее, разве что. Когда вечером или ночью гражданин выйдет погулять без опаски на улицы родного города, то тогда можно судить о том, насколько эффективно работают власти. А так, как в сказке: днем правят светлые силы, а ночью правят темные силы. Зимой наступает господство темных, а летом – светлых. А лето у нас сам знаешь, какое короткое.
– Мама, а почему ты говоришь совсем не так, как другие люди? – спросил я.
– Я, сынок, ничего не хочу, – сказала мама, – пусть все идет так, как это положено теми, кто нас создал. Как только у людей появляются чрезмерные желания, так для исполнения их требуется насилие над другими людьми, за счет которых эти желания и будут исполняться. Все в мире взаимосвязано. Кто-то жрет в три горла, жиром заплывает, ожирение объявляют национальной катастрофой, а кто-то сквозь ребра смотрит, не получая полноценной пищи и не имея денег на ее покупку. Кто-то экономику развивает, не стесняясь в тратах денег, потому что сам их печатает, а кто-то свое производство закрывает, потому что нет денег на его развитие. Несправедливость всюду, а по справедливости ничего сделать нельзя, потому что не бывает такой справедливости, которая бы всем нравилась. Что справедливо для одного, то несправедливо для другого.
– Откуда ты все это знаешь? – удивился я. – Ты никогда раньше так не рассуждала.
– Знаешь, сынок, – ответила мама, – мне кажется, что я прожила тысячу жизней, и во всех жизнях одно и то же. Везде деление на бедных и богатых, на сильных и слабых. Сильные живут за счет слабых, богатые – за счет бедных. Если бедные объединятся и отберут все у богатых, то они от этого богаче не станут, наоборот, они уничтожат курицу, которая несет золотые яйца. Но если бедные будут держать богатых на коротком чобмуре, ты, вероятно, не знаешь, что такое чомбур? Чомбур – это оголовье у лошади, которое надевают ей во время стоянки в стойле. Кавалеристы стойло станком называют. Чомбур не мешает овес жевать, но и уйти лошадь никуда не может. Чем короче привязь к чомбуру, тем меньше свободы. Так вот, если богатые будут под постоянным контролем, то они станут вкладывать деньги в бедных, чтобы удлинить привязь чомбура. И получается зависимость: чем лучше живут люди, тем легче богатым управлять своим богатством. Когда все ходят в бриллиантах, то размер бриллиантов является делом вкуса, а не богатства.
Я слушал маму и не верил, что это она. Так складно говорить может человек, имеющий хорошее образование и опыт общения с людьми. Откуда это у нее? Я помню своих родителей и не так уж велик срок, за который они могли измениться.
– Мама, ответь мне на вопрос, – наконец решился я выяснить мучившую меня загадку, – как вы стали такими похожими на моих родителей?
– Видишь ли, сынок, – после некоторого раздумья сказала мама, – я, наверное, просто урод, и помню все, что со мною было. Я уже жила несколькими жизнями. Была даже мыслящим животным, а вот сейчас я твоя мама и мне даже приятно быть твоей мамой.
– А для чего все это, – спросил я, – притворяться тем, кто ты не есть на самом деле?
– А я не притворяюсь, я есть на самом деле, – сказала мама, – я мыслю – значит, я существую.
– А как ты выглядишь на самом деле? – спросил я.
– Я не знаю, – сказала мама. – Мы видим мир только тогда, когда существуем в других жизнях. А так мы просто существуем. Обмениваемся мыслями на расстоянии…
– Вы обсуждаете какие-то глобальные проблемы? – поинтересовался я.
– Трудно их назвать глобальными, – улыбнулась мать, – мы сообщаем друг другу, где прохладно и влажно.
– Так кто же вы? – в отчаянии спросил я.
– Сними очки и увидишь, – сказала она.
– Но я обещал не снимать очки, – сообщил я об условии своего пребывания здесь.
– В вашей истории был один мудрец, который надел на осла зеленые очки и тот с аппетитом стал уплетать прошлогоднее сено, – улыбнулась женщина, – неужели человек, которого я называю сыном, будет уподобляться этому ослу?
Я снял очки и увидел себя на пустынной равнине, покрытой мхом, лишайниками, камнями и простирающейся во все стороны. Не было гор, деревьев, городов и селений. Тишина, безмолвие и какой-то сине-фиолетовый цвет то ли дня, то ли ночи. Все было плоским и у меня закралась мысль, что весь этот мир плоский и стоит он четырех китах, которые плавают в океане тьмы. И над головой не было никакого небосвода и не было видно ни одной звездочки. Как будто я находился в коробке из-под обуви.
– Я, правда, вижу то, что я вижу? – спросил я.
– Правда, а что ты видишь? – услышал я какой-то голос внутри себя.
– Почти ничего, – сказал я и надел очки.
– Ну, как, интересно там? – спросила меня мама.
– Нет, не интересно, – сказал я.
– Вот поэтому мы живем чужими жизнями, копируя все то, что сделано не нами, – вздохнула женщина. – Ты надолго к нам?
– Нет, я только на побывку, нужно возвращаться домой, дел невпроворот, – сказал я.
– И правильно, каждый должен заниматься своим делом, – сказала мать. – Мы тут без тебя будем проживать ту жизнь, которую ты принес с собой. Чувствуется, что ваша жизнь богата и насыщена такими событиями, что и мы когда-нибудь будем такими же, как и вы. Постараемся жить так, чтобы не допускать ваших ошибок. Хотя без ошибок жить нельзя, слишком быстро подойдешь к концу жизни. Мы не будем делать ваших ошибок, мы будем делать свои ошибки, что, впрочем, одинаково. Если захочешь вернуться в свой мир, то только пожелай, все желания будут исполнены.
– А кому нужно высказать свое желание? – спросил я.
– У нас самый главный тот, у которого нет волос на голове, – сказала женщина, – но его скоро скинут. Есть уже и кандидат на его место. Но это большая тайна.
Я улыбнулся, если тайну знают двое, то ее знают все.
Ночью я спал на своей кровати и мне снились земные сны из того времени, из которого мы все вышли.
Утром ко мне прибыли представители местного правительства, которым я и сказал о своем желании вернуться на корабль.
– Что же, – сказали они, – любое желание должно выполняться.
Через какое-то время ко мне пришел человек, который был у меня у костра. Я встал на круг, попрощался с родителями и через несколько мгновений оказался на берегу реки.
– Давайте наши очки, – сказал мой сопровождающий.
– Неужели их нельзя взять в качестве сувенира? – спросил я.
– Зачем? – спросил он. – В каждом мире свои очки для обмана людей, – и исчез.
Подарок от неведомого волшебника
Дачу мне подарили. Вернее, снизошли до рассмотрения моего заявления и не волшебники, а руководство института, где я работаю.
Что мы делаем, не знаю ни я, ни руководство нашего института. Мы что-то взвешиваем, что мочим, что-то сушим, что-то сгребаем в пакетики, но это не так суть важно. Главное – нам платят зарплату. Зарплатой это назвать трудно, потому что нищий в подземном переходе в месяц набирает раза в три больше, чем мы, но кто же с ученой степенью будет сидеть в переходе. Хотя, если попробовать, то можно набрать как проректор по научной работе или даже как сам ректор.
Это так, к тому, о чем я хочу рассказать.
При распределении участков все жалуются, что ему достался самый плохой участок. Я еще не видел ни одного садовода-любителя, который бы не считал, что участок лучше, чем его собственный, а через один участок – еще лучше, чем два перед ним. И каждый считает, что он бы на том участке так развернулся, что организовал бы снабжение фруктами и овощами какого-нибудь крупного города.
Мой участок был совершенно другим. Все подходили, смотрели, цокали языками и уходили, не сказав ни слова. У меня тоже было мало слов для описания – край территории, где упал Тунгусский метеорит. Начало лесного массива. Участок зарос кустарником, а посреди него три сваленных огромных елки. Типа проводили расчистку территории, но окраешек чуть-чуть не доделан.
Первое лето я был лесорубом. Срубил эти ели. Распилил на части и складировал то ли на дрова, то ли на стройматериалы.
Второе лето я занимался выкорчевыванием трех огромных пней. Все участки украсились растительностью и кое-какими постройками, а я все вожусь с корнями. На меня перестали обращать внимание, типа, чуда-человек, пошел бы устроил скандал в правлении, может, и нашлось бы что-то получше. А я даже во вкус вошел. Нагрузки физические, стал стройнее, животик убавился и во всей фигуре появилось нечто такое спортивное, что женщины стали заглядываться, а жена по-черному ревновать. И вот при выкорчевке последнего пня и получил тот подарок.
Дело было к вечеру и нужно было поскорее заканчивать работу, чтобы успеть на электричку домой. И вдруг лопата ударилось обо что-то металлическое.
– Клад, – промелькнула в голове мысль, – но на этой местности не было никакой истории, ни древней, ни средневековой, ни современной. Все проходило мимо и где-то там вдалеке.
Предмет представлял собой какой-то прямоугольник, размером чуть побольше портсигара. Я хотел отбросить его, но исследовательская жилка не позволила мне это сделать. Завернув находку в носовой платок, я бросил ее в сумку и поспешил на электричку.
Совет вам, дорогой читатель, если что-то найдете, то не кричите от восторга и не говорите никому о своей находке. Это как на рыбалке. Стоит только кому-то поймать крупную рыбину и возвестить всем об этом в порядке хвастовства, как все другие рыбаки побросают свои лунки и разместятся рядом с вами, лишив вас законного улова, раз, создав опасность провалиться на раздолбанном льду, два, и обдав вас мощной отрицательной энергией зависти, три. Находки – то же самое.
Есть даже такой вид мошенничества. На дорогу бросают кошеле с деньгами и караулят. Идет человек и находит кошелек. Раз его в карман, а из кустов другой человек, а ну, показывай, что там нашел, будем делиться, типа, я это тоже видел и спешил, но ты поднял раньше, хотя он увидел раньше. Открыли кошелек, а тут появляется третий, как бы хозяин. И говорит, что вы деньги у него украли. А кто украл? Тот, кто первый поднял кошелек. Стали проверять карманы, и пропажа «нашлась» у вас. А тут еще подельник в полиционерской форме. Вот так вот среди белого дня ограбили и попробуйте дернуться.
Так и я, еле успел на электричку и дома не сразу взялся за рассмотрение грязного комка. Оставшись один, я стал отверткой счищать поверхностный налет и при приложении значительного усилия один кусочек откололся, и я увидел блеск металла белого цвета. Другие куски отлетали без особый усилий и скоро у меня в руках была металлическая коробочка, размером чуть побольше портсигара (для незнающих скажу, что портсигар – это емкость для хранения табачных изделий, как-то – сигары, сигареты, папиросы, которые не помнутся и будут иметь хороший внешний вид) с двумя кнопками. При нажатии на одну кнопку коробочка раскрылась, показав первозданную чистоту, а вторая кнопочка, похоже, была совершенно лишней, но раз она есть, то все равно у нее есть какой-то функционал.
Металл коробочки был очень тверды и не походил на все известные мне металлы по весу, по теплопроводности и по цвету. Рыбацкий принцип не дал мне возможности сделать ошибку и взять с собой находку на работу, чтобы сделать спектральный анализ. Обойдемся, чуть что, отберут находку, еще все засекретят, а меня посадят в тюрьму. Единственно, что я сделал, так это проверил коробочку индивидуальным дозиметром на радиацию Все в порядке, если бы была радиация, то дозиметр был как припарка смертельно больному человеку.
Я положил в портсигар три сигареты, как раз и стал снова крутить коробочку, изредка нажимая на кнопки. Открыв ее снова, я увидел, что в портсигаре двадцать четыре сигареты, спрессованных в брикет. Я сравнил эти сигареты и обнаружил, что их невозможно отличить одну от одной. То есть, все три мои сигареты были скопированы по три раза, то есть по числу нажатий на «ненужную» кнопку. Нажав один раз, получилось шесть сигарет. Нажал второй раз – получилось двенадцать сигарет. Нажав третий раз – получилось двадцать четыре сигареты.
Я взял мелкую монету и дважды нажал кнопку. В портсигаре оказалось три монеты. Скопировал дочкины серебряные сережки. Один к одному. Серебро. Проверил йодом. Черно пятно и его трудно отчистить. Йодистое серебро получилось. Полтинник получился таким же, какой я положил, такая же смятая бумажка. И номера одни и те же. Все с эти нужно завязывать, а то могут пришить фальшивомонетничество, и не отмоешься ничем.
Портсигар таил в себе неисчерпаемые возможности. Нет, я не делал себе копии драгоценностей или печатал денежные знаки. Аппарат мог восстанавливать вещи.
Обнаружил я это совершенно случайно. Незакрытый портсигар лежал в ящике, где находились подаренные за избирательную кампанию наручные часы с надписью: «От Президента России». Часы хорошие, «Хронограф» с приспособлением для измерения мощности ядерного взрыва. При вспышке нажимаешь кнопку и ждешь, когда до тебя донесется звук взрыва. Количество прошедших секунд возводишь в третью степень и получаешь мощность ядерного взрыва в килотоннах. Например, если звук после вспышки донесся через десять секунд, то мощность взрыва составляет одну тысячу килотонн, то есть одну мегатонну. Удобная вещь на случай ядерной войны. По этим часам можно определить, когда тебе придет полная хана и не суетиться, сливая воду.
Однажды летом я ехал в автобусе и высунул в окно руку с часами. Внезапно ремешок порвался. Для президентского подарка не могли найти хорошей кожи на ремешок. Часы упали на дорогу. Выскочил на следующей остановке и к часам. Какой-то негодяй-водитель уже проехался по ним. Стрелки в гармошку, стекла хрустального как не бывало, оправа стекла восьмеркой. Ремонтировать дороговато. Бросил часы в ящик.
Я не пользовался портсигаром недели две. Для каких-то целей он мне понадобился. Открыл ящик, взял портсигар и обратил внимание на мои часы. Как новенькие лежали они в ящике. Стекло целое. Стрелки в порядке. Ни одной царапины. Это меня очень удивило. Стал думать и додумал, что это действие незакрытого портсигара. Значит, в открытом виде он восстанавливает предметы в том виде, в котором они были в период их полной готовности или годности к использованию.
Для опыта взял свои старые полуботинки фирмы «Topman», которые я носил лет шесть-семь. Очень удобная обувь. Даже новые ни разу не натерли мои ноги, очень ноские, ну и доносил я их до ручки. Положил открытый портсигар и полуботинки в деревянный ящик и оставил там на неделю. Точно, достал новенькие полуботинки. Как это все делалось, не знаю. Но новенькие подковки на месте старых, которые я сам прибивал, и пыль ржавчины с них на полу ящика убедили меня в том, что этому аппарату цены нет.
С одной стороны, это чудо, которое позволит сэкономить громадные материальные ресурсы, но, с другой стороны – это разрушитель, который надо спрятать подальше и никому не показывать. Почему разрушитель? Представьте себе вещи, которые никогда не ломаются, лезвия бритвы, которые никогда не тупятся, автомобили и машины, работающие вечно. Хорошо? Да, хорошо. Но как быть с людьми, которые произвели несколько экземпляров вечных вещей, и дальнейшей необходимости в их производстве нет. Вещи должны изнашиваться и покупаться новые, чтобы не останавливалось производство и торговля. Другого способа существования нет.
Уменьшение потребностей материалов приведет к сокращению добывающей промышленности. Вечные аккумуляторы приведут к сокращению потребления электроэнергии и т. д. На Земле будет твориться полный хаос. Нельзя иметь вечные вещи. Может быть, кто-то один может их иметь, чтобы не нарушать равновесие, веками достигаемое в обществе.
Меня не охватывала лихорадка садовода, начинающаяся с первыми звуками весенней капели. Саженцы, рассада на подоконниках, восторженный рассказ о появлении первых цветков меня не особенно волновали.
Вооружившись калькулятором, я подсчитал, во сколько обходится зелень, выращенная на дачном участке, с учетом трудозатрат, которые никто не берет в расчет. Также была рассчитана и стоимость картофеля на рынке и выращенного самостоятельно. Выходило, что покупка овощей на рынке являлась делом более выгодным как по ценам, так и по качеству.
А вот транспорт свой хотелось иметь. Купить новый автомобиль практически нет возможности. Зарплату научного работника средней руки надо копить примерно три года, перейдя на питание Святым Духом. Следовательно, срок накопления значительно увеличивается.
Копить на сберегательную книжку тоже проблематично. Вдруг наше государство как всегда воскликнет: «Всем, кому должно, прощаю!». И одним махом обесценит все сбережения. Было шестьдесят тысяч, останется шестьдесят рублей. Во всех странах после такого ограбления начинались революции. У нас не начнется, но все станут ныть, что потеряли сбережения и просить, чтобы отдали хоть часть. Потом государство смилостивится и отдаст десятую часть захапанного, и все будут такими счастливыми, что подумаешь о психическом здоровье нации, ликующей после ограбления.
Деньги надо пускать в дело, чтобы чего-то приобрести. А государство, раз подорвавшее к себе доверие граждан, много должно сделать, чтобы восстановить это доверие.
Размышляя таким образом, я и подумал, а что, если попробовать восстановить старую машину с помощью находки.
Сначала я освободил старый гараж рядом с домом своей тещи, сказав, что туда положу свои вещи на длительное хранение. Затем я начал изучать рекламную информацию в газетах, кто продает автомашины в аварийном состоянии и на запчасти.
Смотрю, один мужичок продает на запчасти автомобиль «Жигули» ВАЗ-2301 1967 года выпуска. Поехал я к нему, посмотрел. Зрелище, прямо надо сказать, удручающее. Машина пробегала более двадцати лет без капремонта. Хозяин старенький, как и его машина. Правда, хозяин-то еще бегает и заводится по пустякам, чего не скажешь о его автомобиле.
Что меня прельстило в этой машине, так это то, что она на Волжском автозаводе собиралась еще итальянскими мастерами с использованием итальянских запчастей. Моторчик фирмы «Рено», шаровые опоры не наши, амортизаторы. В общем, все родное, не наше. На запчасти, конечно, ничего не годится. Машина не заводится и даже на ладан не дышит. Поспорили, поговорили и сошлись на пяти тысячах рублей. Оформили покупку как машины в аварийном состоянии. Эксперт-оценщик посмотрел и сказал, что он такую рухлядь и бесплатно бы не взял. А я взял. Так и документы оформили.
Кое-как на буксире дотащил машину до гаража. Втолкал внутрь, поставил на деревянные колодки, закрыл ворота, заклепал замок, спрятал на подволоке мой расчудесный портсигар в открытом состоянии и закрыл дверь, которая выходит прямо к крыльцу тещиного дома. Строго-настрого запретил кому-либо подходить к гаражу. Всем объяснил, что теперь надо копить деньги на запчасти и ремонтировать машину. Насмешек наслушался столько, что и впрямь почувствовал себя сошедшим с ума. Семья тоже с сомнением смотрела на все эти дела. Дочь так прямо заявила, что лучше бы я иномарку, вдребезги разбитую купил. Всему свое время. Курочка по зернышку клюет.
Изменения начались где-то уже через месяц. Начали выправляться вмятины. С машины начала осыпаться бурая пыль, особенно в тех местах, где было много ржавчины. Проржавевшие до дыр крылья начали затягиваться металлом и покрываться слоем краски. Как я понимаю, краска и металл начали восстанавливаться.
Даже резина, колеса, начали приобретать новый вид. Совершенно лысые шины начали проявлять узор дорожек. Глубина их едва достигала двух-трех миллиметров, а сейчас уже доходит до десяти миллиметров, что вполне пригодно для езды в любых условиях.
Пластмасса на панелях, ранее вытертая до синевы, приобрела глянцевый вид. Кожзаменитель на сиденьях выглядел вполне новым, но был густо обсыпан серой пылью. Под капотом тоже наметились изменения. Грязные провода стали чистыми и более мягкими. Генератор не шатался, приводные ремни приобрели вполне приличный вид: исчезла бахрома, стали проглядываться фабричные знаки, в свое время нанесенные белой краской.
Аккумулятор, весь был осыпан пылью окислов, и я с трудом снял клеммы с контактов, которые стали толще. Два дня я с помощью старого пылесоса убирал пыль со всех частей машины. Поверьте мне, на ней уже можно было ездить, но я оставил ее еще на месяц в гараже.
Через месяц передо мной стоял новый «Жигуленок», запыленный до безобразия. Жена дочь с удовольствием приводили в порядок машину. Теща вообще ничего не могла понять. Чтобы избежать расспросов родственников, я снял в аренду гараж поближе к своему дому и потихоньку утащил туда машину.
Сверху машина восстановлена, а внутри что? Каждую часть пришлось перебирать, так как внутри было очень много грязи. Сам я не ахти какой специалист в области автотехники, поэтому пришлось приглашать специалистов – знакомых офицеров автослужбы из танкового института. Перебрали машину быстро, но как материли сборщиков, собиравших машину из грязных частей. Грязь – она везде грязь. Из двигателя ее выгребли достаточно. После сборки машина завелась с полуоборота. Ездила прекрасно. Обмыли ее как следует, чтобы не ломалась.
А еще через месяц пришли ко мне два человека. Сказали, что из «Горгаза» для проверки состояния газовых плит. Работу свои выполнили честь по чести, все смазали, проверили, сели заполнять формуляр плиты и тут один из них и говорит:
– Отдайте нам эту коробочку, которую вы нашли на опушке леса.
У меня так и пятки в душу опустились. Нет, наоборот, душа в пятки ушла. Откуда они все знают. Никак из КГБ и кто-то им меня заложил с моей машиной.
– Нет, мы не из КГБ, – сказал старший из мастеров, – откуда мы, это не так важно, а вот этой коробочки на земле не должно быть.
– Вы что, «люди в черном»? – спросил я.
– Нет-нет, – сказал техник, – мы просто люди и представимся вам в свое время. Вы пока к этому не готовы.
– Но я, честно говоря, даже не помню, – сказал я, пытаясь как сохранить свою находку.
– Не волнуйтесь, сказал старший, – мы сейчас поможем ее найти, – и достал приборчик наподобие мобильного телефона. Нажал кнопку и на экране высветились цифры, обозначающие расстояние в сантиметрах от него, до шкафа, где спрятана коробочка.
Пришлось отдать пришельцам эту коробочку. Я тоже подозревал, что это вещи космических пришельцев, которые уже давно используют нашу планету то ли для экспериментов, то ли в качестве бензоколонки, то энергетической колонки, то ли просто для подскока при сверхдальних космических полетах. А, возможно, что перемещения в пространстве и времени производятся без помощи техники только лишь скрытыми способностями человека. Хотя я в это особенно не верю.
– Откуда вы? – спросил я.
– Из «Горгаза», – ответил они и тихо закрыли за собой дверь.
Посадил дед репу
К тому, что я сейчас расскажу, это название не имеет никакого отношения. Просто это первое, что пришло в голову после того, что случилось. Долго я, однако, думал над тем, писать это или нет, но подумал, что если не напишу, то точно свихнусь с катушек в своей тундре.
Дело было к вечеру, не так рано и не так поздно, но люди добрые уже все спать легли, а у компьютеров сидели такие же вот, как я, или как вы. Все было так же, как всегда, как вчера, как позавчера, как неделю назад… Я уже хотел было отключить компьютер, так дочитал одну интересную книгу про шпионов. Вернее, про одного шпиона, которого еще молодым человеком забросили в Россию из другой страны, и этот шпион превратился в настоящего русского человека и уже за Россию жизнь готов был отдать. Так вот и мы, чукчи, тоже стали русскими и мыслим более заинтересованно об интересах России, чем сами русские. Бывает, что шпионы пользу приносят, а свои хуже шпионов: за что ни возьмутся, как будто диверсию какую проведут.
Вот я перед выключением компьютера чего-то нажал на картинку ICQ. Так просто. Посмотреть, что там. Как-то я там зарегистрировался, но пользовался этой штукой очень редко. Времени отнимает много, а из того, что почерпнешь, супа себе не сваришь.
Языков разных мы не знаем, поэтому у нас стоит простая «аська». Неудобно ее в кавычки ставить, я ее просто Аськой называть буду. Почему? Потом поймете.
Аська включилась на удивление быстро, протрубила приветственный клич, и сразу открылось диалоговое окно:
– Привет, Второй, давненько не появлялся, я уже скучать стала:)
Вверху какие-то цифры, нет никакого имени. Если в сети человек знакомый, то имя указывается. Я думаю, что это вы понимаете, и детали мелкие буду опускать.
Вообще-то я с незнакомыми людьми в разговоры не пускаюсь, если мне это не нужно. А тут взял и отстукал:
– Ты кто?
И ответ сразу:
– Я – твоя Аська:)
Ничего себе, если бы еще лыжи каждый день со мной здоровались:
– Привет, Второй, как самочувствие, куда пойдем?
Нет, мой визави решил со мной в шуточки поиграть. Поиграем и мы. Додумался я в конце разговора все выделить и скопировать в файл, поэтому читайте вы, и я еще раз с вами почитаю, чтобы удостовериться, что я человек в основном нормальный и это не плод моего воображения. С помощью буквы «А» я отметил Аську, а с помощью буквы «В» – себя.
В: А почему ты думаешь, что ты моя?
А: Потому что я тебя очень хорошо знаю:)
В: Меня много кто знает.
А: Но не так, как я:)
В: Это как же?
А: Очень близко:)
В: Насколько близко?
А: Насколько пожелаешь:)
В: И ты это можешь доказать?
А: Могу, и очень легко. Что тебе рассказать?
Ловко она инициативу перехватила на повороте. Сейчас она будет задавать вопросы, а я на них отвечать. Ничего, посмотрим, что дальше будет.
В: Какие стихи я написал сегодня и пока никому не показывал?:)))))))
А: С названием этого стихотворения ты еще и сам не определился, но вот оно:
Поэты, измените мир! И для начала мы закатим пир. Уставим стол обильно водкой, Картошечкой в мундирах и селедкой, Грибки, огурчики, капуста, сало, Я думаю, гостей придет немало. Потрачусь до последнего рубля, И водку будем пить до ноты «ля», Чтоб слышал дикий шумный мир Наш стройный хор из пьяных лир.В: Допустим, что это так. Но вполне возможно, что это стихотворение я уже выдавал где-то экспромтом, а сейчас взял и оформил его. Это еще не доказательство.
А: Хорошо, пусть это не доказательство. Но вчера ты купил бутылку «Смирновской», 0,61 литра, одна двадцатая часть ведра, оливки зеленые с косточками, грудинку сырокопченую и хлеб черный «Бородинский». И настроение твое после вечерних посиделок было настолько лирическим, что ты и написал эти стихи, смаху, нисколько не раздумывая, не вспоминая никаких экспромтов.
Ничего себе! Она живет где-то неподалеку. Видит меня чуть ли не каждый день, а, может быть, и в гости приходит под каким-нибудь предлогом? Нет, это невозможно. Даже если в квартире установить WEB-камеру, то такую информацию получить будет очень сложно. Может, мне в компьютер внедрили программу, которая передает все нажатия кнопок на клавиатуре, и кто-то знает, что я печатаю и все, что мною уже написано, уже кем-то публикуется? Чертовщина какая-то. Кому я нужен? Но проверить это не помешает.
В: Да мало ли чего я пишу смаху! Попробуй, продолжи это стихотворение:
Когда не можешь выбрать путь, Не поленись, взгляни на карту, Ты, может, позабыл свернуть, А, может, вышел на рокаду. А, может, просто ты пошёл Сначала не по той дороге, Наверно, прав был тот осёл, Что сразу захромал на обе ноги.А: Пожалуйста:
Дороги все выводят в Рим, А в ад не строят двух дорог, И здесь ты можешь быть вторым, Иди туда, куда подскажет рок. Всегда дорога есть назад, Скажи гордыне, чтобы помолчала, Пусть даже ты аристократ, Не стыдно всё начать сначала.Точно, поставили программу, которая указывает на то, что я печатаю на компьютере.
В: Послушайте, что вам от меня надо? Кто вы такие?
А: С каких это пор ты начал разговаривать на вы? Нет здесь никакой организации. Здесь одна я, и я все знаю про тебя и вижу каждый твой шаг.
В: Что ты видишь? То, что ты говоришь, называется брать «на понт». Чуть-чуть угадал что-то и идешь по наитию, примерно представляя, что будет делать человек в той или иной ситуации. Ты мне расскажи то, что могу знать только я. Пароли для техники мне не говори, это можно расколоть легко. Расскажи мне что-нибудь мое тайное.
А: Рассказать тебе тайное? Я тебе сейчас расскажу. Твоя новая женщина слишком любопытна. Когда ты выходил из комнаты, она для чего-то заглянула в верхний ящик письменного стола. Может, она еще и карманы твои проверяет. Присмотрись к ней и увидишь ее неровно сделанный маникюр и погрызенный ноготь на безымянном пальчике левой руки – что ее очень сильно беспокоит, может быть, даже ты, но она терпит до определенного момента. Где ты ее разыскал? Или она тебя бедняжку подцепила? Спрашивала, сколько времени, а ее часы в сумочке лежат. Эх, ты, а с виду таким крутым кажешься!
В: Да кто ты такая, чтобы так со мной разговаривать? Жена моя? Кто тебе дал право копаться в моей жизни? Может, еще и обо мне романы пишешь, Агата Кристи?
А: Не сердись, Второй. Мне совершенно не безразлично, что ты делаешь, с кем ты, я хочу, чтобы у тебя все было хорошо, чтобы тебе все завидовали и говорили, посмотрите, какая с ним женщина, как она прекрасно выглядит и как она нежно относится ко Второму, сразу видно, что любит. И мне обидно, что у тебя пока не все так, как я хочу. А имя Агата мне нравится.
В: Хорошо, я буду исправляться, но кто же ты. Почему ты не подходишь ко мне, почему даже намеков не делаешь на то, что мы с тобой знакомы? Где ты живешь? Скажи мне свой номер телефона.
А: Какой ты быстрый! Сразу все на первой же встрече. Не торопись. Подумай, может быть, я совершенно не такая, какой ты меня представляешь. А вдруг я просто компьютерный вирус?:) На сегодня хватит. До свидания, Второй:)
И диалоговое окошечко замерло. Не знаю, что заставило меня скопировать все, что было там записано. Только я скопировал все записи, как окошечко самостоятельно закрылось.
Я снова нажал на иконку ICQ, но соединения не происходило, потому что я не был подключен к Интернету. Но с кем же я разговаривал? Со своим компьютером? С моей программой? Если программа уже сейчас меня ревнует, и надо сказать, достаточно яростно, то что же она может сделать при помощи подключенного к ней оборудования? Отсканировать мои отпечатки пальцев и передать из в Интерпол в список разыскиваемых террористов. Организовать хакерскую атаку на банк и положить деньги на мой счет. Меня возьмут тепленьким и ничего не знающим, посадят на несколько лет и будут допытываться, как я умудрился взломать систему защиты банка. А я откуда это знаю?
Вот и получается. Посадил Дед Репу. Репа вышел и убил Деда. И небритым за компьютер лучше не садиться, тем более с похмелья.
За здоровье генсека
История эта произошла не так давно.
Пришлось мне отдыхать в одном из санаториев на Западной Украине. Конечно, можно не называть какую-то отдельную страну, а воспользоваться общим названием – на Западе. Естественно, что это относительный Запад, но, тем не менее, западное влияние там сильно и виден некоторый водораздел между западными и восточными славянами. Вот как раз на этом водоразделе и стоял пивной бар, оборудованный по всем западным стандартам.
Западные стандарты я не буду расхваливать. Просто в баре была определенная аккуратность во всем, и даже туалет имел некоторое сходство с чем-то медицинским.
Бокалы были кристально чистыми и стояли рядками горловинами вниз, показывая свою чистоту, а вот кружки висели на крючках и так и просились в руки, будучи наполненными пенным напитком.
В списке чешских и немецких сортов я увидел скромное «Жигулевское, ячменное» и заказал его, чтобы вспомнить вкус моей молодости, когда кроме простого «Жигулевского» никакого пива вообще не было. Кое-кто из галерки кричит мне, что во времена СССР были еще «Рижское», «Бархатное» и «Таежное». И они правы, но кто из нас помнит вкус этого пива? Я уже не помню, да и количество их помнящих осталось столько же, сколько настоящих ветеранов Отечественной войны.
Бармен понимающе кивнул мне и налил почти полную литровую кружку.
– Извините, уважаемый, – сказал я, – но я заказывал только пол-литра пива. Пинту, если говорить по-английски (1 английская пинта = 0,56826125 литра).
– Все в порядке, – сказал бармен, – у нас проходит акция, если вы заказываете пол-литра ячменного, то получаете полторы пинты, то есть семьсот пятьдесят грамм. Если литр – то полтора литра. Вы сделали правильный выбор. К нам заглядывают интересные люди. Недавно был Наполеон Бонапарт, он тоже оценил ячменное. Пейте на здоровье.
– Бонапарт – это ваш местный сумасшедший? – спросил я.
– Ну что вы, – укоризненно сказал бармен, – Наполеон Бонапарт – это император Франции. Он у нас постоянный клиент. А вот недавно к нам заглядывал Эрих Хоннекер, и тоже пил «Жигулевское».
– Какой Хоннекер? – спросил я, испытывая несколько неприятные чувства по отношению к бару и этому бармену, который внешне выглядел здоровым человеком, но речи его не были нормальными.
– Как какой, – ответил вопросом на вопрос вежливый бармен, – тот самый, красный диктатор Германии.
– Но ведь Хоннекер с Наполеоном давно умерли, – констатировал я непреложные факты, – как они могли заглядывать к вам пивка попить?
– А вот так и заглядывали, – спокойно ответил молодой человек с румянцем типа «кровь с молоком». – В нашем измерении они умерли, а в другом измерении они еще живы. Если умрут там, то будут живы в третьем измерении. Сами же знаете основной постулат вашего соотечественника Ломоносова, что ничего не возникает ниоткуда и не исчезает в никуда. Это закон, как мне помнится, называется законом сохранения вещества и материи. Если человек вам приснится, то он существует в вашем изображении и в вашей памяти, будучи субстанцией неосязаемой, но существующей.
Объективно говоря, бармен был прав. Даже наука как-то нехотя, но признает существование души, а американский врач Дункан Макдугалл в 1901 году установил, что вес души колеблется от пятнадцати до тридцати пяти грамм. А загробный мир в виде ада и рая? Скажете, что это сказки, но в нынешнем обществе религия становится государственной идеологией и многие ученые начинают пользоваться религиозными постулатами в научных исследованиях. Я не исключу, что через некоторое время мы узнаем, что земля на самом деле плоская.
– А в какое время они к вам заглядывают? – немножко ехидно спросил я.
– Да, вероятно, в свободное время, – просто ответил бармен, – как появится свободное время, так и заглядывают. Иногда даже ночью заглядывают, но тут уж самообслуживание. Люди культурные, пивка попьют и стаканы за собой вымоют.
– И деньги за выпитое пиво оставляют? – не сдержался я от смеха.
– Да, оставляют, – так же спокойно сказал бармен, – вот посмотрите, – он открыл ящик и показал мне двухфранковую серебряную монету с изображением Наполеона Бонапарта и пять одномарочных монет ГДР выпуска 1982 года. – Есть еще и другие монеты, только вот владельцев их я не знаю, а гадать в этом деле нельзя.
Я понимал, что мистификация. Вернее, это рекламный ход, чтобы привлечь большее число посетителей, которые со смехом будут рассказывать об этом баре и странном бармене, рассказывающем сказки, привлекая в это место толпы туристов и любителей приключений.
Поблагодарив за пиво, я пошел к столику в углу и занялся созерцанием бара и его посетителей, попивая вкусное пиво и откусывая маленькие кусочки нарезанной полосками соленой рыбы. Это раньше с рыбкой были проблемы. Вместо них стали подавать соленые сухарики и маленькие баранки, смоченные в крутом рассоле.
– Дозвольте присесть? – голос был неожиданным и даже несколько испугал меня. Кстати, любой человек вздрагивает, когда слышит неожиданный стук или голос.
Около меня стоял пожилой человек в аккуратном и сильно поношенном костюме, который уже начал лосниться. Белая слегка поглаженная рубашка и темно-синий шелковый галстук с желтенькими косыми полосками. Галстук знавал и лучшие времена, но все же выглядел еще прилично. В руках незнакомец держал рюмку пива. Именно рюмку. Глядя на нее, я непроизвольно улыбнулся, вспомнив комсомольское собрание тридцатилетней давности, на котором мы рассматривали дело нашего товарища, крепко подпившего в увольнении и всласть похулиганившего на одной знакомой свадьбе. Когда его спросили, сколько же он выпил, двухметровый верзила робко сказал: рюмку пива. Все комсомольское собрание так и легло от смеха. С тех пор норму крепкой выпивки так и стали измерять в выпитых рюмках пива.
– Пожалуйста, присаживайтесь, – сказал я, недоумевая по количеству пива и емкости для нее в руках у незнакомца. Конечно, это в какой-то мере экстравагантно, а вообще-то снова похоже на анекдот.
Приходит человек в пивную и спрашивает:
– Сколько стоит капля пива?
– Нисколько, – отвечает бармен.
– Тогда накапайте мне кружечку, – сказал посетитель.
Возможно, и моему соседу из сострадания накапали рюмку пива.
– Благодарю вас, – сказал незнакомец и бесшумно опустился на стул, посмотрев на свет янтарное пиво в рюмке.
Сидеть молча за одним столом можно, если вы находитесь в столовой и у вас дефицит времени на прием пищи. Быстро все съели, встали и ушли, выбросив образ незнакомца в урну вместе с использованной зубочисткой. Никаких обязательств и никакой памяти. Другое дело – сидеть за столиком в пивбаре и потягивать пиво. Молчание – признак невоспитанности. Культурный человек должен либо представиться, либо поддержать ни к чему не обязывающий разговор, отвлекающий от того, что передо мной стоит чуть ли не полная литровая кружка с пивом, а перед моим соседом маленькая рюмочка с таким же напитком.
– Судя по пивной дозе, у вас сегодня день траура? – спросил я, прекрасно понимая, как выглядит мой вопрос со стороны.
– Да, вы правы, – спокойно ответил незнакомец, – у меня день траура. В этот день я не стал генсеком.
– Каким генсеком? – не понял я.
– Обыкновенным, – пояснил незнакомец, – генеральным секретарем коммунистической партии нашей страны.
– Все понятно, – подумал я, – очередной сумасшедший в нашей со сдвинутыми набекрень мозгами стране.
– Вы думаете, что я сумасшедший? – спросил меня незнакомец. – Правильно, так и думайте. Я тоже считаю себя таким, когда прихожу сюда и читаю свежие газеты. Мне кажется, что вы все сумасшедшие и неизвестно как оказались здесь. Пойдемте со мной, и я покажу вам настоящую жизнь с трудовым энтузиазмом и сплоченность народа вокруг его испытанного авангарда – коммунистической партии и несгибаемого Политбюро во главе с генеральным секретарем, которого я сам создал и который уничтожил меня как Пигмалион, которому его Галатея дала по роже за то, что ее по его просьбе перевели в смертное состояние из состава бессмертных произведений искусства. А он, просто сволочь, мог бы просто ввести меня в состав Политбюро и дело с концом, нет, он стал кочевряжиться и намекать на мое интеллигентное происхождение, несовместимое с диктатурой пролетариата.
Я слушал его и на меня дышало наше прошлое, которое в моей стране начало превращаться в наше будущее. Любая демократия превращается в демократический централизм, то есть в диктатуру то ли пролетариата, то ли олигархата. Как ни крути, а любая диктатура – это репрессии и закабаление народа в строгие идеологические рамки на основе принципов национализма. А уж наш народ хлебом не корми – дай всем рассказать, что он богоносец и столица наша это третий Рим, а четвертому Риму не бывать.
Я махнул рукой официанту и попросил принести для моего товарища по столику пинту хорошего пива.
– Как вы же вы создавали вашего генсека? – спросил я. – Ведь это же не скульптуру из костей резать.
– Это точно, – оживился мой собеседник. – Генсека просто так не создашь. Генсека создают так же, как создают ребенка. Капнешь сперматозоидом, а потом всю оставшуюся жизнь мучаешься с ним. А было все так.
Моя партийная карьера шла ни шатко, ни валко, но все-таки больше валко, потому что к сорока годам я оказался на Старой площади в здании Центрального Комитета партии, ЦК и имел свой собственный кабинет в качестве старшего инструктора в отделе связей с административными органами. По нашим меркам, это сильно большая шишка, способная нагадить кому угодно или поспособствовать кому угодно и в чем угодно. И вот тут-то потек кран на батарее у меня в кабинете.
Дело обыденное. Позвонил я в ХОЗУ – хозяйственное управление и попросил прислать слесаря-сантехника. Слесарь примчался быстро. У нас вообще обслуживающий персонал делает все быстро и качественно. Как-никак, а он тоже работник ЦК партии, а не какой-нибудь центральной котельной. Парень пришел молодой, белобрысенький, но ушлый и предусмотрительный. Быстро перекрыл стояк, подстелил тряпочку, отвернул гайку, убрал старую паклю и поставил новую. Затянул газовым ключом гайку и никаких капель, и протечек, и еще тряпкой этой за собой пол подтер. Вот он уровень обслуживания. За это ему и деньги платят, и отоваривается он в цековском магазинчике по четвертой категории, а это как главный инженер какого-нибудь завода по гражданским меркам.
Я поблагодарил за работу и из вежливости сказал, что если что, то пусть обращается ко мне. А он ко мне сразу и обратился.
– Помогите, – говорит, – собрать рекомендации для вступления в партию.
– Надо же, – думаю, – какой сознательный рабочий класс у нас пошел. Да и влияние компартии, что бы о ней ни говорили, все-таки высоко. Без партии никуда. Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи. Наше дело право – мы победим. И в левом деле победим, и в правом.
– Спрашиваю его:
– Пьешь? Куришь? По бабам ходишь? Какую книгу последнюю прочитал? Что такое демократический централизм.
И ответы такие четкие, как и вопросы:
– Не пью. Не курю. По бабам не хожу, женат, семьянин примерный. «Детская болезнь левизны в коммунизме». Демократический централизм есть важнейший принцип организационного строения, деятельности, руководства коммунистической партии и социалистического государств. Заключается в выборности их руководящих органов и их подотчётности массам, подчинении меньшинства большинству, подчинении частных интересов интересам общим в борьбе за достижение поставленной цели.
– Нет, поднял руку с бокалом пива мой собеседник и отхлебнув из него, – вы когда-нибудь видели такого слесаря-сантехника, который был бы подкован как он? Я лично в первый раз вижу. Готовый коммунист. Говорю ему:
– Считай, что рекомендация от меня есть. Занеси мне рекомендацию от комсомольской организации, а я тут еще с парой человек словечком перекинусь.
– Огромное вам спасибо, – говорит мне слесарь, а у самого слезы из глаз текут. – Достаточно вашей рекомендации. Мне еще начальник цеха напишет.
Расстрогал меня парень. Через два дня принес он мне рекомендацию комсомольского собрания и рекомендацию от начальника. По всем показателям, на орден парень тянет. Ну и я рекомендацию накатал.
Естественно, рекомендация работника одного из отделов ЦК возымела действие пропуска всюду. Молодого кандидата в члены партии назначили помощником бригадира. Затем бригадиром, а после этого и помощником мастера участка. Затем поступление на заочное отделение индустриального техникума. Как говорится, я не с кухни кума, я из техникума.
Я внимательно следил за карьерой парня и немного помогал ему. Вот он бюро цеховой партийной организации. Через год секретарь цеховой партийной организации и кандидат в члены парткома ХОЗУ ЦК.
Чтобы вам было понятно, я расскажу, какова система кадров в нашей стране. Возьмем двух среднестатистических мальчиков безотносительного социального положения. Один попал на службу в безымянный полк и неизвестный батальон далеко где-то на Чукотке, а второй в Кремлевский полк. Один радуется благодарности, полученной от своего командира отделения, а второй снисходительно относится к благодарности президента за участие во встрече президента коммунистической страны. У первого солдатика даже командир дивизии не получает таких благодарностей, какие получает второй солдатик. И у кого больше возможностей для карьеры? Вопрос, как говорится неуместен.
Или возьмем двух девочек, которые окончили финансово-экономический институт. Одна в столице, другая – на периферии. Одна начала карьеру младшим специалистом в Центробанке. А вторая – кассиров в районной сберкассе в городке, названия которого никто не слышал и не услышит в ближайшее время. Через десять лет одна из девушек станет в лучшем случае заведующей маленькой сберкассой, а вторая – заместителем председателя Центробанка. И так везде. Поэтому и мой парень рос как на дрожжах.
Один мой приятель-генерал рассказывал, как он сделал карьеру своему водителю. Парнишка был хороший, услужливый, делал все, чтобы начальнику комфортно ездилось в персональном авто. В те времена подкладывал ватки, смоченные в одеколоне к вентилятору отопителя, и все люди удивлялись, как в машине хорошо пахнет.
Сначала начальник сделал своего водителя ефрейтором, потом младшим сержантом и затем в течение трех месяцев – своя рука владыка – старшиной. Затем отправил на курсы младших лейтенантов и назначил скороспелку адъютантом. Потом курсы экстерна за среднее военное образование, быстренько провел по взводно-ротным должностям, назначил заместителем командира батальона т отправил в академию. Затем женил на дочке друга-генерала и вот уже новоиспеченный подполковник, шагавший через две ступеньки стал командиром полка. Пряма дорога в маршалы, благо и в горячих точках побывал, но тут осечка. Взял его полк в плен четыре сотни моджахедов, а тут приказ срочно прибыть с полком в такой пункт. Он докладывает о пленных, а ему посоветовали избавиться от этого груза. Он и избавился старым дедовским способом. Все было хорошо, но об этом пронюхали иностранные корреспонденты и Красный крест. Поднялся оглушительный скандал и загремел подполковник в тюрьму. Вот так рушатся хорошо подготовленные карьеры, а вот мой крестник ошибок не допускал. Знал, где нужно лизнуть, а где гавкнуть, да и я помощь ему оказывал.
Так вот тихим сапом, через должности и съезды стал он членом ЦК, а потом и секретарем ЦК. Конечно, общение наше стало очень редким, потому что секретари ЦК не снисходят до таких простых исполнителей, общаются через помощников и секретарей. А тут и очередной генсек дал дуба, помер на своем посту. У каждого из генсеков был девиз: буду служить, пока на руках носят и пока сердце бьется. Как у царей. Те тоже в отставку не уходили. И у нас, как и у них, у царей тоже был лозунг: генсек умер, да здравствует генсек.
Мы в аппарате посовещались и решили поддержать моего крестника, типа как прогрессивного деятеля международного коммунистического движения. Избрали его председателем похоронной комиссии, что означает автоматическое избрание генсеком.
Все получилось, как в старых стихах. Старого отпели, новый слезы вытер, сел в свою карету и уехал в Питер. Стал все органы управления в Питер переводить и столицу себе там оборудовать. Я к нему пробился на прием, говорю, – давай, назначай меня в Политбюро. А он так глянул на меня свысока да как заорет:
– Дурачина ты, простофиля, да как ты смеешь требовать себе должности? Коммунистическая партия заметит своих достойных членов, и сама выдвинет того, кого надо!
Вызвал он помощников и погнали меня взашей из ЦК. А сам он на Всемирном коммунистическом съезде в третий раз получил ярлык на генсека у нас. Вот поэтому и я в годовщину этого события прихожу сюда, чтобы выпить рюмку пива за то, чтобы падение коммунистического лагеря произошло безболезненно для всего мира, и чтобы люди наши хоть бы карандашом рисовали извилины на своих мозгах, и чтобы дети наши жили так, как бы им хотелось, а не так, как предписывают хозяева концлагерей. А вы тут пиршество затеяли, да и я к нему подключился, а у нас в стране очередная борьба с пьянством и алкоголизмом, так что я со стаканом пива могу и в кампанию критики и самокритики попасть. А что вы так на меня удивленно поглядываете? У нас все диссидентами становятся, как только с Олимпа скатываются вниз.
Он встал, кинул на стол бумажную купюру и удалился.
То, что я увидел, повергло меня если не в шок, то в некоторый ступор. На купюре с левой стороны был медальон с десятью профилями каких-то политических лидеров. Но более примечательной была надпись сверху, выполненная русскими и латинскими буквами и китайскими иероглифами: Российское отделение центрального банка (Zhong yang ying hang e luo si pu). Ниже китайская цифра в виде стульчика с крышкой сверху и надпись – пять российских юаней.
Комментарии к книге «Рыбалка на другой планете», Олег Васильевич Северюхин
Всего 0 комментариев