«Ахашверош, или Приключения Вечного Жида»

Ахашверош, или Приключения Вечного Жида (fb2) - Ахашверош, или Приключения Вечного Жида 965K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Васильевич Холин

Александр Холин Ахашверош,[1] или Приключения Вечного Жида Апокриф

Как ни злы люди, они всё же не осмеливаются открыто преследовать добродетель. Поэтому, готовясь напасть на неё, они притворяются, будто считают её лицемерной, или же приписывают ей какие-нибудь преступления.

Франсуа де Ларошфуко

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

Глава 1

Этот день почти ничем не отличался от сотен и сотен предыдущих, проскользнувших по столице суматошными суетливыми тенями. И всё-таки среди мешанины важных и не очень заметных событий можно было обнаружить крупицы чистой истории, из которых природа ткала полотно минувшего прошлого. И, может быть, именно такой крупицей была встреча любопытной парочки за столиком одного из многочисленных московских ресторанов.

Они пришли в ресторан вместе, но, кажется, не совсем близко были знакомы, ибо пока читали меню, выбирая кушанья, нет-нет, да и бросали украдкой оценивающие взгляды друг на друга.

– Я не знаю, интересной вам покажется моя книга, или же попадёт в разряд проходных шаблонов, – решился нарушить парень затянувшееся молчание, – но я всё же очень благодарен вам хотя бы за то, что не отказались разделить со мной трапезу.

– Ух ты, как оригинально, – улыбнулась девушка. – Но, кстати, женщины редко отказываются от ни к чему не обязывающих подарков. Или ваше угощение – это всё-таки путь к благосклонности редактора?

– Видите ли, – смутился парень. – Я действительно рад, что вы согласились на моё предложение, только не вызывайте меня на неоткровенность. Думаете, я начну отнекиваться, мол, что вы, что вы, никакой задней мысли у меня нет, и не было? Ведь так? Все равно не поверите, да и неправда это будет. Но честно скажу, я рад вашему обществу и надеюсь, что книга моя вам, так сказать, придётся по вкусу без ресторанных подарков, авторских ухищрений и прочих стараний понравиться непосредственному редактору. С другой стороны, у меня была всё-таки весомая причина пригласить вас в ресторан. Сомневаюсь, что просто так вы бы согласились пойти отобедать с первым встречным. Ведь так?

– Так, так, – кивнула его собеседница. – Я действительно давно не была в ресторане, поскольку не хожу по приглашению первого встречного.

– А второго?

– И второго тоже, – рассмеялась девушка. – Но вы уже не первый раз штурмуете наше издательство. Почему именно у нас вы захотели издать свою книгу? Сейчас издательств много и можно найти, где вас примут с первого предъявления.

– Да, я знаю, – согласился парень, – но вы, Настенька, ой…

Парень поперхнулся, потому что до сих пор он свою спутницу называл только Анастасией Николаевной – к главному редактору довольно крупного столичного издательства по-другому нельзя. Девушка тоже заметила промашку потенциального автора и с усмешкой наблюдала, как тот наливает себе в стакан минералку, запивает всё спасительными глотками и отыскивает весомые оправдания.

– Ничего, Ярослав, ничего, – пришла она к нему на помощь. – Мы ведь не на территории офиса. Зовите меня просто Анастасией. Так на чём мы остановились?

– На издательствах, – отдуваясь, напомнил Ярослав. – Я хотел сказать, что вы, Анастасия, заработали своему издательству рейтинг исторически правильного, неподкупного центра, не соглашающегося на публикацию того же американского Дэна Брауна, которого и писателем-то назвать можно с большим трудом, но которого большими тиражами выпускает АСТ. Или, скажем, Донцову, Шилову, Маринину, которых веером штампуют в издательстве «Эксмо».

– Ну, вы, положим, не знаете, что и у нас мусору много выходит…

– Но не так много, как у ваших коллег, – перебил даму её собеседник. – Что ни говори, а заработать статус благородного издательства – на это надо много сил, возможностей, желания и, главное, умения. У вас это получилось на все сто, поэтому, зачем мне искать что-то или кого-то, если есть королева издательского мира?

– М-да, – хмыкнула Анастасия. – Но, если хочешь, чтоб рядом была королева, постарайся сначала сам стать королём, как говорят в народе. Надеюсь, вы ещё не считаете себя королём литературы и развлекательного бизнеса, как, скажем, заграничный Стивен Кинг или его коллега Стивен Спилберг?

– Вовсе нет, – мотнул головой Ярослав. – Просто в руки обыкновенному человеку попадают иной раз такие материалы, что не поделиться полученным знанием с ближними – это просто преступление.

– Именно такова ваша книга? Но с чего вы решили, что обязаны поделиться попавшейся в руки истиной с окружающим миром?

– Ну, может быть, она не так уж необходима не читающим. Может быть, лишь думающим найдётся здесь пища для ума. Мне так кажется. Причём, я постарался преподнести сюжет с криптографическим уклоном, дескать, мне никогда не добраться до логики вещей, тем более до настоящей истины, а вот мой читатель, думающий и сообразительный, всё поймёт, обо всём догадается и, может быть, укажет когда-нибудь автору путь к решению проблемы, то есть дорогу к незамеченному ключу истины.

– Да, я вас понимаю, – кивнула его собеседница. – Только за годы работы в издательстве я по роду службы не раз сталкивалась с авторами всех ранжиров и апломбов. Так вот, ни одного из авторов нет, не было и не будет, который не станет утверждать, что его книга – наиболее актуальна, интересна и нужна на сегодняшний день бедному голодному читателю. Что именно его труды вызовут небывалый, даже глобальный интерес, под который срочно и просто необходимо увеличивать тираж минимум до ста тысяч экземпляров.

– Хорошо, хорошо, – согласился автор. – Только слыхали ль вы, чтобы кто-то, где-то рассказывал о жизни Иисуса Христа до тридцати лет? Ведь в Евангелие, по сути, описаны последние три года жизни Сына Человеческого.

– Почему? – удивилась Анастасия. – В Евангелии от Иоанна описывается, как родители впервые привезли мальчика в Иерусалим на праздник. Тогда Иисусу было всего двенадцать лет. Он всенародно обличал в храме саддукеев и фарисеев. Все удивились, откуда у ребёнка такой ум? И далее написаны были апокрифы, Евангелие от Фомы, от Марии, где разные свидетели, либо сподвижники описывают жизнь юного Сына Божия. К сожалению, многие из апокрифов утеряны, а оставшиеся не были канонизированы на Никейском соборе, поэтому к ним мало кто обращается. Но они всё-таки существуют.

– Да, я знаком с этой литературой, – вздохнул Ярослав. – Только в том-то и беда, что все существующие «свидетельства» написаны много позже пребывания Сына Человеческого на земле. Никто или почти никто из именитых летописцев не вспоминает о том, когда мальчик учился в монастыре ессеев, не упоминают его паломнической поездки на Тибет, а оттуда – в Аркаим, столицу Сибирского царства Десяти Городов. Никто даже не упоминает о том, что Иисус умел писать и сам иногда заносил свои мысли на пергамент.

– Ого! – воскликнула девушка. – Вы, я вижу, дали волю своей фантазии и внесли в книгу много таких вещей, проверить которые просто-таки невозможно. И если в ней речь идёт о младенчестве и юношестве Иисуса Христа, то где мне взять подтверждающий материал? Ведь Сын Божий – это не какой-нибудь агент 007 из Голливуда. Против исторически неподтверждённых материалов восстанет весь нынешний христианский мир, и католическая инквизиция постарается затащить на костёр не только автора, а так же и редактора, посмевших замахнуться на неприкасаемое.

– Я понимаю вас, – горько улыбнулся Ярослав. – Ещё как затащат. Недаром инквизиторы до сих пор хвастаются, что всего за сто пятьдесят лет сожгли более тридцати тысяч опознанных ими еретиков. Но никто из них не упоминает о том, что первая реальная церковь возникла только 140 году новой эры. Её основателем был богатый судовладелец Марцион. Он полностью отвергал Ветхий Завет и впервые обозначил все воспоминания апостолов словом Евангелие, то есть Благая Весть, но признавал только труд апостола Луки. В его церкви появилось первое Священное Писание, где очень большое внимание уделялось апостолу Павлу. По мнению Марциона христианство должно вытеснить всё, связанное с еврейскими традициями Ветхого Завета, в том числе и книги пророков.

Он говорил, что Иисус явился, чтобы указать Новый путь, но не оглядываться на старый. За это Марцион, как первый основатель церкви Христовой и первый еретик был отлучён официальной церковью в 1141 году. А всякое упоминание о нём считается с тех пор богохульством.

Почти в то же время, кажется в 180 году Ириней Лионский выпустил пятикнижие «Против ересей», в которых впервые были собраны вместе только четыре Евангелия, существующие поныне. Также впервые Ириней Лионский даёт понять, что объединённая и централизованная Церковь является мерилом истины. Всякая децентрализация являлась свидетельством заблуждений. Под этот ярлык угодила и Россия, несмотря на то, что христианство на Руси зародилось не от князя Владимира, внука княгини Ольги, а от апостола Андрея Первозванного. Вспомните, некоторые гарные украинские парубки до сих пор не отрицают, что Киев-град зарождён был с лёгкой руки Андрея Первозванного, воздвигнувшего крест на киевской возвышенности.

К тому же, вы сами, Анастасия, только что упомянули о Никейском соборе. Он, вроде бы, состоялся в 320 году. Именно на нём были сформированы критерии, по которым впоследствии стали отбираться тексты Нового Завета, а остальные рукописи обозначались как еретические апокрифы. Всё противное Никейским догмам подлежало уничтожению.

– Вы, молодой человек, отменно владеете историческим материалом, – хмыкнула Анастасия. – Похоже, в архивных анналах вы докопались до сути религий различного толка и готовы эту информацию преподнести народу как небольшой атомный взрыв местного значения, не задумываясь при этом, что может произойти переворот сознания у большей части населения планеты. Этого в первую очередь не допустит католическая церковь, ибо «разделяй и властвуй», но не покушайся на догмы. Может, вы готовы объявить преступниками, еретиками и стяжателями власти все известные ныне конфессии?

– Ну, не все конечно, – пожал плечами Ярослав, – но довольно многие совершают преступления «во славу Божию». Скажем, те же иезуиты и масоны, прикрываясь крестом и именем Божьим, до сих пор совершают настоящие убийства, попирая шестую Заповедь – Не убий! Иезуиты отличились тем, что ранее с 1234 года они были известны как орден доминиканцев, основанный Домиником де Гусманом. Чувствуете?

– Что именно?

– Фамилия настоящего заинтересованного лица. Гусман – испанский еврей, поставивший своей целью уничтожение всех еретиков попавших в его лапы. Но костры «святой» инквизиции наибольшее распространение получили только в пятнадцатом веке. Кстати, французы тогда же радовались сожжению Жанны д`Арк, ведьмы, избавившей страну от английской интервенции.

А масоны, бывшие тамплиеры, впервые проявили себя уничтожением катаров.

– То бишь, еретиков? – ядовито усмехнулась Анастасия.

– Да, если клан катаров, где люди воспитывали детей исключительно с любовью к ближнему, можно назвать еретическим. Катары принимали в свою веру любого, кто отказывался от погони за властью, насилия и поклонения Золотому тельцу. Развалины их последней крепости Монсегюр в Пиренеях между Францией и Испанией сохранились по сегодняшний день. Но масоны после сожжения Жака де Моле, тамплиеровского гроссмейсера, никогда уже не были отдельным органом социального значения. В ложи масонов входят люди различных сословий, каст и верований. Да-да, я не оговорился. У этого вида человекоподобных каннибалов одна задача: поставить весь мир на колени и контролировать дыхание каждого, живущего на земле. Поэтому для достижения цели у них все средства хороши. Недаром же промасонская еврейская Америка 11 сентября 2001 года «позволила» совершить террористический акт бен Ладену. После этого Усаму бен Ладена объявили террористом номер один, а ФБР и ЦРУ вместе с правительством США получили возможность безнаказанно хозяйничать в любой стране нашей планеты, прикрываясь борьбой с терроризмом. То есть в силу вступил старый иезуитский приём: делать собственные делишки, прикрываясь чем-то значимым, например, крестом.

Тут уж выбор за вами: либо всю жизнь дрожать перед насильниками, либо делиться с благодарным читателем фактами, случайно попавшими к вам в руки.

– Но я не хочу, чтобы меня кто-то распинал за непроверенные факты! – снова воскликнула Анастасия. – Умирать за фантасмагорическую идею – это удел, скажем, тех же коммунистов, но никак не издателя, мечтающего поделиться с читателем радостью.

– Ваше восклицание очередной раз подтверждает, что вы совсем не знакомы с учениями Сына Божия, – усмехнулся Ярослав. – Вот вы сейчас с жаром воскликнули, дескать, «не хочу, чтобы меня кто-то распинал за непроверенные факты». Смею вас уверить, что для Всевышнего не существует человеческого «хочу» и «не хочу». Мысли ваши возносится к Богу только реальными существенными образами. И, если убрать из вашего восклицания «не хочу!», то мольба примет диаметрально противоположный смысл. А когда вас распнут, то есть Всевышний выполнит вашу просьбу, вы опять воскликните: «За что?!». Теперь понятно за что Бог чаще всего наказывает? И ещё. Кто вам сказал, что факты, изложенные мной в книге, не проверены?

– У вас есть подтверждения или исторические источники?

– Есть, ещё какие, – утвердительно кивнул Ярослав. – Я сейчас вам кое-что расскажу. Но наш стол уже ломится от всякой всячины, даже испанскую «Мадеру» принесли, а мы с вами играем в труса перед какими-то страшными масонами, грозящими вам из-за шторы корявым пальцем.

С этими словами парень кивнул в сторону ресторанного окна, завешенного плотной муслиновой шторой цвета нежного персика, и Анастасия невольно оглянулась, чем явно развеселила своего собеседника.

– Вы простите, что я без галстука, – извинился Ярослав. – Ведь в ресторан особенно с дамой положено ходить в «протоколе».

Только костюм хорошего покроя и красивая рубашка явно свидетельствовали о том, что одежда куплена Ярославом не в магазине фабрики «Большевичка». Анастасия тоже выглядела для ресторана неплохо: строгий брючный костюм и блузка с затейливой рюшечкой. Но девушка всегда на работу являлась, так сказать, при параде, потому что в таком виде можно было пойти и в театр, и куда-нибудь на приём.

– Вы, молодой человек, немного отстали от жизни, – улыбнулась девушка. – Сейчас в нашем государстве в рестораны и театры уже давно пускают мужчин без галстука, лишь бы он не шокировал своим видом отдыхающих соседей.

Тут к их столику повара в белых колпаках и таких же передниках подкатили тележку на колёсиках, уставленную всевозможной кухонной посудой, баночками со специями и пузырьками с уже готовой подливой. Спутница Ярослава непритворно удивилась, так как не ожидала никакого шоу от поваров местной кухни и вопросительно вскинула глаза на своего улыбающегося кавалера.

– Я решил удивить вас, Анастасия, и заранее заказал кушанье, которое будет готовиться прямо у нас на глазах, – пояснил он. – Признаться, я и сам ещё не пробовал то, что нам должны приготовить, но необычное блюдо носит такое же необычное название.

– Интересно, и что это такое? – глаза девушки светились неприкрытым женским любопытством. Надо же! Повара примутся готовить кушанье прямо на глазах у зачарованной публики! Такого в русских ресторанах ещё никогда не было. Во всяком случае, в те времена, когда Анастасия нет-нет, да и посещала ресторацию, аналогичных проделок не выкидывали даже самые искусные повара.

– Перед нами будет сейчас запечён «Хвост дьявола», – объявил Ярослав.

– Что?! – ахнула девушка.

– Вы не ослышались, – улыбнулся её собеседник. – Тутошние повара запекут перед нами рыбу, которую в Италии называют «Хвост дьявола». Не знаю, откуда у рыбы появилось такое одиозное название, но говорят, что этот «хвост» чертовски вкусен, даже пальчики оближешь.

– Да уж, удивлять вы умеете, – покачала головой девушка. – С одной стороны – книга о юности Иисуса Христа и возникновении христианства, с другой – «Хвост дьявола». Это, так сказать, на закуску. Отведав такое, поневоле задумаешься: а какому Богу или идолу молится сам автор?

Ярослав с улыбкой проглотил её маленький укол, но продолжение разговора к месту было отложить на потом, потому что трое итальянских поваров принялись колдовать над диковинной рыбой. Прямо возле стола заказчиков они разожгли огонь на небольших «поленьях» сухого спирта, лежащих в изящном медном тазике, который водрузили на верхнюю полку тележки на колёсиках. Сверху на тазик постелили тонкий металлический лист, выполняющий, видимо, роль жаровни, набросали на него множество уже нарезанной овощной приправы, полили каким-то остро пахнущим соусом и в этот овощной винегрет поместили две тушки уже потрошеной рыбы.

– Это и есть хвалёный «Хвост дьявола»? – с сомненьем спросил Ярослав у одного из поваров.

– Не извольте сомневаться, господин хороший, – на ломанном русском заговорил повар. – Эта рыб есть у нас в судке.

Повар ловко вытащил из-под крышки судка из нержавейки, стоящего на нижней полке столика ещё неосвежёванную рыбу, устрашающий вид которой запросто мог вызвать дрожь в коленках любого нервного рыбака, попадись эта рыбка ему на крючок.

– «Хвост дьявола»! – повар картинно подцепил рыбину под жабры одной рукой и в то же время показывал на неё указательным пальцем другой. – Очистить новый рыб?

– Не надо, – мотнул головой Ярослав. – Я вам верю. Хотелось только взглянуть на саму рыбу. Ведь ни я, ни моя дама не то, чтобы не видели, а даже не слыхали о вашей удивительной рыбе.

– О, это ещё один необыкновенный историй! – снова улыбнулся повар. – Говорят, сам Апулей когда-то любил кушать этот рыб прежде, чем работать.

– Вот-вот, – хмыкнул Ярослав. – А потом сам превратился в Золотого осла, и все свои приключения записал только после того, как снова стал человеком.

– А что? Это любопытная идея! – воскликнула Анастасия. – Вот будет здорово, если вы, отведав этой удивительной рыбы, тоже превратитесь в Золотого осла!

– Не получится, – парировал Ярослав. – Кто же тогда в Иерусалим к Шимону поедет? Осла без хозяина сейчас ни один пограничник через кордон не пропустит. Времена нынче не те.

– Вот тебе раз, – удивилась девушка. – Вы собрались в Израиль ехать?

– О, Господи! – закатил глаза Ярослав. – Я же вам уже несколько раз рассказывал, что та книга, которую я вам принёс, написана на настоящем историческом материале.

– Каком?

– Историческом!

Ярослав на минуту замолчал, покачал головой, дескать, с бабой свяжешься – сам бабой станешь, но ничего не сказал. Лишь только через минуту, стараясь подыскать какие-то проникновенные слова, начал снова:

– Дело в том, что в Израиле у меня работает друг детства Шимон. Он профессиональный археолог, хороший парень, но несколько лет назад его родители решили вернуться на свою историческую родину и сына, конечно же, с собой прихватили. Только Шимон и в Иерусалиме нашел, чем заняться. Там, оказывается, есть археологический университет, с находками и разработками которого считаются даже в заносчивых научных кругах Соединённый Штатов и Англии. Так вот, вскоре после окончания Второй Мировой в предгорьях возле Мёртвого моря израильские археологи обнаружили в одной из тамошних пещер глиняные амфоры, в которых было не вино, не золото, а множество пергаментных и папирусных свитков, почти прекрасно сохранившихся до наших дней, потому как амфоры были наглухо запечатаны сургучными печатями. И вот, израильские археологи сломали печати на библейских сосудах, а перед очами у них предстало такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

– А можно поточнее?

– Послушайте, Анастасия, неужели вы ни разу не слышали об этих нашумевших манускриптах? – удивился Ярослав.

– Слыхала, конечно, – кивнула девушка. – Однажды даже в интернете наткнулась на досужие сплетни по этому вопросу, но не обратила на проходное словоблудие особого внимания, поскольку приняла это за очередную журналистскую «утку», приперчённую и политую соусом.

– А зря, – мотнул головой Ярослав. – Такие исторические факты упускать из виду не следует. Если интересно, то загляните как-нибудь в тот же интернет и найдите труды о Кумранских рукописях австралийского востоковеда Барбары Тиринг. Эта женщина всерьёз взялась за расшифровку попавших в её руки документов и обнаружила тот факт, что летописцы Кумранской общины писали о деяниях тех же людей, о которых упоминают четыре известных евангелиста. Только имена этих исторических личностей скрыты под псевдонимами. Может, в Кумранской общине так было принято, может, ещё что, но сопоставляя Евангелие, Деяния апостолов и их письма, стало доподлинно ясно, что тексты писаны об одних и тех же личностях.

– Интересно, а о ком, если не секрет?

– Ну, скажем, – продолжил Ярослав. – Скажем, кого вы сможете узнать в Истолкователе закона, или в Праведном наставнике, или же Нечестивом священнике?

– Погодите, так сразу определить что-нибудь довольно трудно, – возразила Анастасия. – Это можно, наверное, но только ознакомившись с трудами вашей Барбары Тиринг.

– Не так-то это и трудно, – улыбнулся Ярослав. – То есть, не так страшен чёрт, как его малюют. Доподлинно известно, что Иисус Христос не раз произносил одну любопытную фразу в спорах с саддукеями, дескать, не уничтожать пришёл я ваш закон, а дополнить. Исходя хотя бы из этого определения, можно проследить путь Истолкователя закона, запечатлённый в Кумранских рукописях. И, странное дело, деяния этого неизвестного Истолкователя полностью совпадают с жизненным путём Иисуса Христа.

– Да, любопытно, – задумчиво ответила девушка. – А вот, скажем, Правдивый наставник – это кто по вашему мнению?

– Праведный наставник, – поправил девушку собеседник, – это, конечно же, Иоанн Креститель. Кумраниты считали его тем самым Мессией, которого в Израиле ждали тогда, а некоторые ждут до сих пор. Кстати, Барбара Тиринг упоминает, что один из важнейших манускриптов, попавший в её руки, это «пешер Хаваккук».[2] Это тоже один из чудом уцелевших апокрифов от лап централизованной Церкви. И Барбара даёт к этой книге пространственные комментарии.

– Постойте-ка! Неужели найдена настоящая рукопись пророка Аввакума?

– Не только она одна, – воскликнул Ярослав. – Там, в этих археологических документах, можно встретить такое, что в очередной раз перевернёт мир вверх тормашками. И это сделаю совсем не я, а исторические документы самим Господом сохранённые для нас!

– Вверх… чем, простите?

– Вверх тормашками! Ну, вы меня понимаете, – отмахнулся Ярослав. – Именно отталкиваясь от фактических документов, я создал книгу, которую и предлагаю вам для ознакомления, а, может быть, и для печати.

– То есть, ваша книга может потрясти мир? – попыталась уточнить Анастасия. – Произвести фурор и даже хуже?

– Несомненно, – кивнул Ярослав. – А для любого издательства очередная скандальная книга – это интерес широкой общественности. Отсюда совсем иные системы реализации и прочее, связанное с книгоиздательским делом. Вы, думаю, в этом лучше меня разбираетесь.

– Но вы упомянули, что собираетесь поехать в Иерусалим? Или я что-то путаю?

– Нет-нет, всё так и есть, – кивнул Ярослав. – Дело в том, что как раз в этом институте, где хранятся рукописи, работает нынче мой друг Шимон. Он выходец из России, я уже говорил вам, но мы связь не потеряли до сих пор. И есть возможность не только познакомиться с уже добытыми материалами, но и отправиться на поиски новых. В тех местах очень неспокойная сейсмическая зона. Очень может быть, что снова рухнет какая-нибудь гора и среди базальтовых обломков мы обнаружим что-то новое, неизведанное.

– Постойте-ка, – пыталась уточнить Анастасия. – Вы полагаете, уже найденные документы – это лишь небольшая часть того, что ещё хранят горы Мёртвого моря?

– И даже не просто предполагаю, а на сто процентов уверен, – Ярослав для убедительности даже стукнул ладонью по столу. – В этом так же уверен и мой друг Шимон. Я не такой уж профессиональный археолог, но навыки всё же кой-какие имеются, поэтому смогу оказать помощь своему приятелю. А для вас, думаю, привезу очередную книгу.

– Да уж, предложение заманчивое, – резюмировала Анастасия. – Но позвольте, я сейчас отойду на несколько минут в дамскую комнату, а потом мы продолжим наше удивительное знакомство.

Ярослав кивнул, и его собеседница отправилась по своим женским делам. К тому же, повар уже закончил приготовление чудесной рыбы с аппетитным названием. Значит, впереди Ярослава и его девушку ожидало любопытное знакомство с местной кухней итальянского происхождения. А к изящному обеду можно было добавить продолжение разговора о всколыхнувших мир Кумранских рукописях.

Меж тем Анастасия прошла в дамские комнаты. Убедившись, что она одна, достала из сумочки свой мобильный телефон и, хмурясь, набрала чей-то номер. Телефон ответил не сразу, поэтому она ещё сильнее нахмурилась и даже в нетерпении топнула один раз каблучком по кафельному полу.

Но вот на той стороне раздался мужской бархатный голос, и лицо девушки сразу разгладилось от излишних морщин. Даже приняло какую-то протокольную подобострастность, будто девушке предстояло отчитаться перед родителями за все пакостные неизвестные делишки, сотворённые вместе с весёлой дворовой компашкой, или убедить начальство, что она опоздала на работу из-за страшной аварии трамвая.

– Учитель! Это я вас беспокою, учитель. Я сейчас в ресторане с одним потенциальным автором. Но материал, который он предлагает, думаю, довольно серьёзен и я не могла не доложить сразу. Что? Какой материал? Хроника, касающаяся Кумранских рукописей… Что? Познакомить вас с автором? Он сказал, что чуть ли не завтра отбывает в Иерусалим на поиски остальных исторических манускриптов… Что?

Видимо собеседник на той стороне телефонного соединения сказал женщине что-то такое, от чего она просто-таки поперхнулась. Но, к счастью, не сказала ни слова в пику выволочки учителя, потому что чувствовала какую-то свою вину во всём происходящем. Хотя никакой реальной вины за нею обнаружить было просто невозможно.

Тем не менее, Анастасия кротко ответила:

– Хорошо, учитель. Я всё поняла.

В трубке уже монотонно раздавались короткие гудки. Анастасия поджала губы, явно не очень довольная ответом учителя, но возражать, а тем более разводить дискуссию было уже не с кем. Она подошла к зеркалу, висевшему над умывальником, внимательно осмотрела отражение своего лица, опять поджала губы, снова выражая недовольство, но вдруг отшатнулась от зеркала как ужаленная. У противоположной стены, где был вход в дамскую комнату, она ясно увидела фигуру своего учителя. В дамской комнате!

Анастасия резко повернулась, стреляя глазами по всем углам сантехнического узла, но никакого учителя, конечно же, не было. Вероятно, мысли, обронённые потенциальным автором, внесли такую сумятицу в достаточно спокойную размеренную жизнь девушки, что ей в самый неподходящий момент стали являться видения пусть знакомых людей, но не очень желательных для общения в этот момент.

Анастасия на всякий случай сплюнула через левое плечо три раза, закрыв, как положено глаза, и обернулась назад к зеркалу. Но его плоская блестящая поверхность больше никаких видений посетительнице предъявлять не собиралось. Девушка смочила холодной водой носовой платок, промокнула виски и решительно направилась назад в зал, где её дожидалась ещё неиспробованная итальянская рыба с чудесным завораживающим названием «Хвост дьявола».

Глава 2

«Ресторанное бдение» продлилось недолго. Виной всему было недовольство, высказанное учителем. После знакомства с итальянской рыбой, Анастасия демонстративно взглянула на часы и деревянным голосом сообщила Ярославу, что должна ещё успеть вернуться в издательство. Её новый знакомый понятливо улыбнулся, но задерживать Анастасию не стал. Поинтересовался только:

– Когда мы сможем увидеться?

– Увидеться?.. – растерялась редакторша. – Ах, да. Думаю, до вашего отъезда я успею ознакомиться с рукописью и позвоню вам. Всего хорошего.

Выйдя из ресторана, Анастасия действительно отправилась в издательство. Если бы Ярослав узнал зачем, то очень бы удивился. А шла Анастасия Николаевна за рукописью Ярослава, поскольку хотела ознакомиться с ней дома. Она иногда позволяла брать работу домой, но только в исключительных случаях. Сейчас был именно такой исключительный случай – так сказал учитель. Может быть, он прав, а скорее всего, испугался, что в руки какого-то русского мальчишки могли попасть нежелательные для разглашения исторические документы. Но скоро всё станет ясно.

Рукопись Ярослава оказалась на месте. Сунув её в целлофановый пакет, Анастасия Николаевна вышла на улицу, поймала такси и по дороге домой пыталась проанализировать ресторанное знакомство с новым автором. Во всяком случае, она уже давно не встречала мужчин, из-за которых учитель стал бы волноваться. Значит, её новый знакомый не такой уж рубаха-парень, интересующийся криптографической историей христианства, каким он усиленно пытался предстать перед собеседницей за обедом.

Дома, пройдя на кухню, Анастасия Николаевна включила электрочайник, достала банку растворимого кофе «Чибо», замешала всё в большой фарфоровой кружке, разукрашенной неправдоподобными ромашками, налила сверху кипятка и, подцепив рукопись, забралась с ногами на диван. Если рукопись действительно интересная, как утверждал автор, то девушку ждёт необыкновенное знакомство с настоящим Сыном Человеческим.

День клонился к вечеру, за которым должна была обрушиться на землю густая звёздная ночь, укутав природу своим тёплым непроницаемым покровом. Небольшой караван купцов и паломников остановился на ночь в оазисе, приютившимся у подножия Ливийских гор. Самым бесценным среди пальм, кипарисов и тамарисков был источник, небольшое озеро. Вода на Ближнем Востоке ценилась больше всех мировых богатств. Земля полупустыни была богата растительностью и плодородием почвы, но не везде, поэтому и называлась полупустынею. Настоящая живая земля не только создавала неповторимый контраст с такырами, песчаником и мёртвым базальтом, а дарила всё же радость жизни народам, облюбовавшим эти места.

Может быть, в этом присутствовала какая-то своя прелесть, но никакой кочевник не получит доступ к мудрости. Так говорили жрецы, так и было на самом деле. Племена кочевников постоянно бывали в городах, но к осёдлости привыкали не все и далеко не сразу. Каждый житель этой страны получал что-то своё и успокаивался.

Значит, не совсем ещё Бог осерчал на непослушных кочевников. Значит, даёт ещё один шанс понять, прославить и донести всему миру Божественную Истину. А Истина, какая она? Если честно, то везде разная, то есть, у каждого человека – своя. Вот здесь, например, в оазисе, Истина – это то, что в полупустыне была и есть животворная влага, приносящая радость не только животным, но и людям, паломникам в священный Иерусалим. Там, в священном Иерусалиме, тоже есть Истина, но она так непохожа на здешнюю, что сравнивать две истины просто не имеет смысла.

Пока мужчины поили верблюдов и ослов, жёсткими щётками расчёсывали им шкуры с короткой, но свалявшейся от поклажи шерстью за время пути, женщины готовили трапезу, а многочисленные детки, предоставленные на время самим себе, занялись играми. Те, что постарше, деловито помогали либо матерям, либо отцам. А совсем маленькие мастерили из глины и песка крохотную дамбу в спокойной заводи пресноводного источника.

В караване дети путешествовали отдельно от отцов и даже от матерей. Детская беззаботность позволяла им воспринимать этот мир немножечко по-другому, не как остальным взрослым. Под присмотром нескольких женщин все они находились в обозе, но в различных местах. Мальчики обычно шли за повозками, или увязывались за верховыми впереди каравана. Подражая воинам, мальчишки с детства обучались выносливости, военным играм и привыкали к дисциплине. А девочки, особенно младшенькие, находили себе место в огромных повозках среди тюков с барахлом, овсом, ячменём и крупой, зарывались, как мышки в поклажу, вили тут же временные гнёздышки и даже умудрялись играть в ладушки.

Одна из путешественниц решила проведать своего сына на «детской половине», но, сколько ни искала, среди больших и не очень подростков мальчика не было. Не оказалось его среди строителей глиняной дамбы на берегу водоёма, ни среди детей, присматривающих за овечьим стадом. Паломники на священный праздник Пасхи пригоняли с собой в Иерусалим целое стадо овец, потому как Господу надо было принести жертву во время праздника и в Красную неделю месяца Адар[3] каждый день полагалось приносить жертву. Поэтому овечье стадо было неотъемлемым атрибутом паломников. Но мальчика не было и здесь. Женщина, не на шутку встревоженная, подошла к детской половине, высматривая сына. Может, она просто его проглядела?

– Сестра моя, – обратилась она к одной из караванных воспитательниц. – Не знаешь, куда запропастился мой сын?

– Да что ты, Мицриам, – отвечала та, округлив глаза. – Я думала, он с тобой. Иисус такой удивительный и чуткий ребёнок, что вытворить какое-нибудь хулиганство просто не может. Не в его это характере. Ведь ты же знаешь, как я слежу за детьми, и твоего-то я бы никогда не упустила из виду. Пойди, спроси у мужчин. Может, он затесался среди них? А здесь твоего мальчика со времени выезда из Иерусалима вообще не было.

Мицриам поспешила по совету подруги к мужчинам, которые занимались своими важными делами, а в основном вовсю уплетали приготовленную женщинами еду, так что мешать мужской трапезе нельзя было, и мамочка, потерявшая своего мальчика, остановилась немного поодаль, высматривая: нет ли сорванца среди взрослых. Сюда воспрещалось заходить только девочкам, а мальчики, беря пример с отцов и копируя их, играли друг перед другом роль совсем взрослых, участвовавших в караванных заботах мужчин.

Мицриам вскоре заметили и тут же сообщили мужу, так как ни одна из жён не осмелилась бы самовольно нарушать вечернюю трапезу мужчин. Если пришла, значит, действительно что-то случилось. Её муж не заставил себя долго ждать, понимая: жена просто так не придёт.

– Что случилось, женщина? – голос у него был усталый, но ласковый. – Или что-то надо сделать?

Она поклонилась мужу, как положено, скрестив руки на груди, и ответила не скрывая тревоги:

– Я нигде не могу найти сына!

– То есть как? – поднял брови Иосиф. – О чём ты говоришь, женщина? Мальчик должно быть, где-нибудь со сверстниками. Ты везде посмотрела?

– Его нигде нет. Никто его не видел, – голос женщины готов был сорваться в истерический вопль. – Многие думают, что он со мной и не волнуются. Но мой сын никогда не исчезает, не сообщив о делах своих.

– А среди погонщиков смотрела? – опять нахмурился Иосиф. – Мало ли, может, искать ребёнка вовсе не надо, никуда не денется.

– Ещё нет, у погонщиков не спрашивала, – потупилась Мицриам. – Но что ему там делать? Мальчик никогда не интересовался верблюдами, быками или же ослами, хотя от ухода за животными никогда не отказывался.

– Мало ли! Наш сын как раз где-нибудь там, значит, волноваться не стоит, – пожал плечами мужчина и зашагал к источнику, где прямо на берегу расположились погонщики.

Жена семенила за ним. Но, ни среди погонщиков, ни среди вновь проверенных детей, ни среди женщин мальчика не было.

– Яхве! – воскликнул мужчина, подняв обе руки к уже потемневшему небу, на которое неспешно высыпались крупные разноцветные как драгоценные камни, звёзды. – Яхве! Помилуй нас!

Он так постоял некоторое время, молча в позе оранты, воздев руки к небесам, потом повернулся к стоявшей неподалёку жене.

– Наш сын остался в городе, – спокойно сказал Иосиф. – Но с ним ничего не случилось.

– Как! Не может быть! – воскликнула женщина.

– Я сейчас как бы услышал голос, – начал объяснять её муж. – Голос ангела сказал мне, что он там, и вспомнил: наш мальчик всё время не выходил из святилища. А когда караван тронулся в путь, ни ты, ни я не посмотрели, присоединился ли он к нам. Ведь так?

– Что же делать? – задрожал от волнения голос женщины.

– Как что, Мицриам? – воскликнул Иосиф. – Мы должны вернуться. Мы снова поедем в Иерусалим. И это добрый знак, потому что Яхве не хочет отпускать нас просто так. Но животным хоть немного надо отдохнуть. Да и нам тоже. Иди, я разбужу тебя рано.

Но сколько женщина ни старалась хоть немного забыться, уговаривая себя, что всё будет в порядке, что обязательно надо отдохнуть – всё было тщетно. И когда с первыми лучами солнца вместе с погонщиками к Мицриам явился муж, она уже была готова.

Её посадили на одного из взятых в караване ослов, и группа из шести человек отправилась в ту сторону, откуда скоро должно было в полный рост выползти на небосвод древнее дневное светило. В той стороне находился священный город, где оставили потерянного мальчика.

Маленький караван продвигался довольно резво. Ослики, почувствовав возвращение, шагали весело. Причём, им сейчас не мешали ни верблюды, всегда степенные и величавые, поплёвывающие на осликов свысока, ни тягомотные упряжные быки, не шибко величавые, но такие же неспешные, как и верблюды. Без этаких попутчиков дорога складывалась гораздо веселее. Тем более, возвращение в город обещало хоть небольшое, но всё-таки угощение в конюшнях постоялого двора, поэтому ослики старались вышагивать во всю.

Ещё солнце не задумывалось спрятаться на ночь в потустороннюю обитель покоя, а справа уже показалась живописная, богатая тамариском и пальмами долина Енном, выходящая прямо к заветному Змеиному пруду. Этот водоём получил такое название из-за окунающихся туда после удушливой засухи змей, не нападающих в это время ни на кого. Более того, прокажённый, отваживавшийся в это время искупаться вместе со змеями, мог выздороветь даже от своей тяжкой неизлечимой болезни. Оттуда рукой подать было до Яффских ворот, которые открывали путь прямо к священному пруду Езекии и к лежащему за ним храму Иеговы.

Казалось, город радуется возвращению паломников, несмотря на то, что издалека выглядел не очень радостно. Всё равно как распластавшаяся на горе величественная мрачная крепость, где прямо у входных ворот был выстроен богомерзкий амфитеатр Ирода, а на вершине господствовала над окружающим миром башня Антония. На стенах, как всегда, виднелись закованные в латы легионеры, соблюдающие и наводящие в городе давно заведённый римский порядок.

Путешественники по-своему радовались скорому разрешению проблем, хотя радоваться ещё было рано, поскольку, где искать мальчика, не знал никто. Предположение, что Иисус находится в храме Соломона, оставалось пока только предположением, не опирающимся ни на какую основу, кроме голоса ангела, услышанного Иосифом.

Вскоре дорога вывела возвращающихся людей в предместье, и узкими улочками путешественники поднялись к храму. Оставив на безлюдной в этот час площади осликов, все шестеро поспешили в святилище, а войдя в храм ко всеобщей радости обнаружили потерявшегося Иисуса, стоящего в центре между двух групп взрослых мужчин, которым мальчик что-то увлечённо рассказывал. Но поскольку взрослые очень внимательно слушали молодого проповедника, значит, говорил он вещи весьма серьёзные. Хотя, если подумать, что может сказать мальчик? Какими речами он может заинтересовать степенных, богатых и уважаемых жителей этого города?

А он говорил и говорил непростые вещи:

– … так исполняется то, что говорил пророк Исаия: «Вот Господь грядёт на облаке, и все творения руки египтян затрепещут при виде Его».

– Не хочешь ли ты сказать, дитя, – раздался голос одного из фарисеев. – Не хочешь ли ты убедить нас, что пророк говорил именно про тебя? Ты, мальчик, не по годам умный, но ведь не может такая незаурядная случайность свидетельствовать о пришествии Машиаха! Мальчик либо смеётся над нами, либо сознательно идёт на преступление!

– Не обвиняйте меня в том, что вы никогда не сможете доказать, – пожал плечами Иисус.

В храме на сей раз, прокатился явный ропот саддукеев и фарисеев, не соглашающихся превратиться так вот запросто в поклоняющихся пророку и чтущих живого бога верных его слуг. Машиах, думали все, не приходит к народу запросто, и пророки никогда не приходят из Галилеи, поскольку жители Галилеи считались сбродом и отребьем, примерно как в Индии каста париев считалась людьми «неприкасаемыми». Но откуда должны или обязаны прийти пророки – не знал никто.

– Мне доложили, что мальчик знает закон, – первосвященник Каифа. Он указал пальцем на Иисуса, стоящего посреди храма, при этом драгоценные камни перстней на руке первосвященника вызывающе сверкнули. – А не мы ли, служители бога, должны как зеницу ока оберегать закон? Послушаем, что скажет младенец в своё оправдание.

Иисус стоял посреди храма некоторое время, не проронив ни слова, потом всё же решил продолжить беседу с мудрыми мужами земли сей, тем более, что совсем неожиданно почувствовал себя способным на великие дела, поскольку находился в жилище Отца своего. Собственно, все люди являются детьми Вседержителя Саваофа, но мальчик считал себя особенным.

– Пророчество Отца моего исполнилось на Адаме, – начал снова говорить мальчик. – Адам не послушался Творца и был изгнан из Эдема. Чтущий закон должен знать, что если человек идёт против воли Бога, то тем самым исполняет волю Дьявола. Думая, что ни в чём не согрешил, человек на самом деле совершает большой грех. Но Бог никогда никого не наказывает и не отнимает жизнь. Просто у заблудшего есть ещё время для покаяния.

Если же он старается делать добрые дела и стремится покаяться, то такой человек может прожить на земле до старости, чтобы служить примером и люди праведные, а тем более грешники, подражали бы ему. Ведь только через добрые дела даётся человеку сила радости.

Когда вы видите перед собой гневливого и яростного человека, который может не раздумывая обидеть слабого или убить ближнего, – дни его сочтены, ибо такие погибают во цвете лет.

Иногда злобные, свирепые и похотливые люди выживают. Иногда даже получают власть. Но всякое пророчество, которое изрёк когда-либо Отец мой о сынах человеческих, должно исполниться.

Жития Илии и Еноха написаны неправильно, – пророки живы и по сей день в Царствии Небесном, сохранив те же тела, с которыми они родились…

Необычный оратор на несколько минут замолчал, поскольку по залу опять прокатилась бесперебойная штормовая волна ропота. Надо же, совсем юный мальчик владеет такими знаниями, о которых достойные мужи только догадывались! Такого просто не может быть! Ворчание больше всех исходило со стороны, где собрались саддукеи. В их среде очень чувствительно относились к родовым признакам человека, тем более к пророкам Иерусалима. Но, ни Енох, ни Илия к знатным родам не относились, хотя и были живыми взяты на небо в царство Божие.

– Что касается отчима моего Иосифа, – снова продолжил Иисус, – то ему не дано будет, уйти к Богу живым, как пророкам. Он знает, что человек только тогда от Бога получает жизнь, когда соглашается заранее на будущую смерть. А что с человеком случается в потустороннем мире, ответить может только Отец мой.

И я говорю вам, Илия и Енох снова придут в этот мир для того чтобы оставить здесь подаренную Богом жизнь. Потому что никто в конце времён не будет иметь этой жизни, она не пригодится уже никому.

Не зря сказано: «Антихрист умертвит четыре тела и прольёт кровь, как воду, из-за позора, которому эти четверо подвергнутся, и бесчестия, которым поразят их при жизни, когда откроется нечестие их».[4]

– Воистину! – вскричал один из саддукеев. – Воистину, этот мальчик – наби[5] Израиля! Кто скажет, что это не так?

Но желающих возразить восхищённому философу не было ни среди фарисеев, ни среди саддукеев. Мальчик, воодушевлённый такой сильной поддержкой, уверенно продолжил свою речь. На этот раз он обратился непосредственно к собравшимся здесь фарисеям:

– Чему учите вы, уважаемые люди, в своём храме? Вы стараетесь сохранить древние еврейские законы от пророков, но при этом, не участвуя в храмовых богослужениях. Кому вы совершаете жертвоприношения, если никак не можете уменьшить страдания вашего народа? Вот вы, – Иисус показал на группу фарисеев, стоящих в правом приделе храма, – все одеты в пурпурные богатые одежды, все в золотых украшениях, все с сытыми и довольными лицами. Вы не знаете, как живут бедняки и нищие, не знаете ни болезней, ни страданий своего народа, как же вы можете судить и осуждать ближнего своего? Как же не хватает у вас смелости задать вопрос себе самому: а прав ли я?

Я точно знаю, что вы – стараетесь соблюдать законы, которые никак не отражают и никогда не отражали Божественного духа и любви Саваофа к людям. Вы готовы покаяться перед народом на ритуалах и церемониях, но не в обычных бытовых спорах. А народ живёт не ритуалами. Нищие и прокажённые у Силоамской купели ожидают, что хоть бы кто-нибудь не дал им умереть с голоду.

Вы можете пройти по улицам к храму с лицами, покрытыми пеплом и по дороге притворно выкрикивать молитвы. Только тогда нищим, попавшимся на пути, вы раздаёте милостыню. Но в действительности вы ищете только власти, которая никогда не будет Божественной, которая поклоняется только Золотому Тельцу. При помощи своей власти вы надеетесь отобрать у нищих деньги, подаренные вчера вами же. Ведь право, зачем нищему деньги, он и так проживёт, на то он и нищий? А деньги счёт любят и должны быть собраны вместе – шекель к шекелю, лепта к лепте.

Один из фарисеев, покрасневший, как его одежда, вскинул руку с указующим перстом в сторону выхода и завопил:

– Вон отсюда, мальчишка! Не дорос ещё, чтобы указывать мне, как совершаются моления! Мал ещё, чтобы в моём кошельке деньги считать! Подрасти, пока ума наберёшься!

Но его бешеный крик потонул в радостном всеобщем приветствии новоявленному риторику от толпы саддукеев, занимающих левый храмовый придел. Те вовсю радовались помощи, пришедшей неожиданно из уст мальчика, которого они сами же совсем недавно хотели изгнать из храма за нелицеприятные речи. Пощёчина фарисеям сделана как нельзя кстати. Поэтому со стороны саддукеев не слышалось ни одного недовольного отклика – тем просто нечего было возразить. Когда же всеобщие крики стали немного утихать, мальчик снова привлёк к себе внимание, но уже речью против другой половины собравшихся в синагоге людей.

– А что же вы, саддукеи, радуетесь? – продолжал Иисус. – Если каждый из вас богач и потомок рода богачей, вы с малых лет считаете, что по наследству от родителей должны иметь священнические обязанности и право, которое существует со времён царя Давида, то все вы жестоко ошибаетесь. Священничество по наследству не передаётся. Это духовная обязанность человека, умеющего пасти стадо своих овец.

Не ту же ли букву закона почитаете и вы, как ваши противники? Кто из вас не отвергал предсказания пророков и не кидал в него камень? Кто не поносил бессмертие души и посмертное воскрешение? Кто из вас не преступал веры, боясь преступить закон? Ведь только вера объединяет людей, а религия приносит вражду, злобу и ненависть. А вы верите не Богу, вы верите обрядам, совершённым в храме. Кому же вы молитесь?

Вы смеётесь пусть даже над пустым и показным верованием фарисеев, а всё служение Иегове для вас заключается только в храмовых церемониях, но никак не в искренней вере во Всевышнего. И ваша вера так же пуста и бездонна, как пропасть преисподни.

Ваша вера – это вознесение себя самого над всеми и то же самое стремление сохранить власть Золотого тельца. Все вы забыли мысли Божьи, управляющие миром. То есть, хранители законов забыли законы, либо искажают их как кому надобно. А законы даны Моисею не для искажений по собственному разумению. Каждый человек призван, понимать Божественные мысли, делать их живыми в этом мире. После того, как мысль получит жизнь и только тогда, человек сможет понять, для чего ему дарована эта жизнь.

Вспомните, что сказывал Исаия:

«Возвеселитесь с Иерусалимом и радуйтесь о нём, все любящие его!

Возрадуйтесь с ним радостью, все сетовавшие о нём, ибо так говорит Господь: вот, Я направляю к нему мир, как реку, и богатство народов, как разливающийся поток, для наслаждения вашего; на руках будут носить вас и на коленях ласкать. Как утешит кого-либо мать его, так утешу Я вас, и будете утешены в Иерусалиме… Ибо Я знаю деяния их и мысли их; и вот, приду собирать все народы и языки, и они придут и увидят славу Мою».[6]

Вы видите, что я уже много знаю, потому что пытаюсь понять сказанное Исайей. Поэтому человек должен понять, что всё невидимое вечно, а наша мысль спокойно может видеть это невидимое, потому что она сама невидима, но существует. А существо мысли никаким изобретённым для этого законом доказывать и подтверждать не надо.

Творец сотворил весь этот мир не руками, но Словом, ибо сказано в заповедях: Вначале было Слово! Нужно понять Господа нашего, как существующего ныне и вечно, как существующее слово, как существо мысли. Но никто не вправе переделывать Его творения, направлять всё по какому-то изобретённому разумению. А от кого заумные разумения приходят – известно. Каждый человек должен знать, кому он возносит молитву, кому служит. И только тогда станет ясно, какой силой он пользуется, что может и что не может. Внимания заслуживает совсем не тот человек, что поддался искушению, а кто смог победить его, уцелеть и даже перешагнуть. Каждый человек – только Сын Божий, но никак не сам Господь. Это знает любой бедный, но это неизвестно никому из богатых, потому что богатые думают за деньги купить себе место в Царствии Небесном.

Под сводами храма повисла гнетущая тишина. Этим и воспользовались мужчины, пришедшие за отроком. Они помогли Иосифу буквально утащить мальчика из храма, пока все многоуважаемые мужи были ещё ошарашены обличениями младенца и переваривали сказанное каждый в силу своего восприятия.

Мужчины вывели Иисуса на крыльцо храма, и отец набросился на него тут же, решив отвратить мальчика от раннего повзросления:

– Как ты позволяешь себе разговаривать с уважаемыми людьми? Что они тебе сделали? Этот мир у нас такой, каким сотворил его Господь, и не надо противиться Промыслу Божьему, ибо слова Первосвященника всегда были и останутся законом Единого Яхве! Обвинять же в ересях, не заслуживших никаких обвинений – это воистину человеческий грех! Это твой грех и ты слишком рано подумал, что можешь чему-то учить людей, давно уже познавших Истину. Все мы стараемся обвинить окружающих в нелицеприятных поступках, не замечая ничего за собой. Подумай, так ли ты чист, чтобы мог учить уму-разуму и обличать ближних, старше тебя по возрасту и по уму?

Мальчик при строгом внушении старшего, которого он обязан был слушаться беспрекословно, поднял на него глаза и чуть слышно произнёс:

– Людям всегда нравится выглядеть намного лучше, чем они есть на самом деле, поэтому любому из нас полезно возвращаться к исходным темам, то есть, как говорят мудрецы: sor lemahela haschar.[7] Только разобравшись в начале – откуда всё происходит, человек сможет познать себя и принести этому миру часть радости.

Потом Иисус, будто продолжая давно начатый разговор, совсем уже не к месту рассказал Иосифу, как провёл в Иерусалиме вчерашний день, пока не началась служба.

– Увидеть Иерусалим, храм Иеговы – это ли не мечта каждого! – мальчик не отводил взгляда, и его отцу даже стало немного не по себе. А тот, как ни в чём не бывало, продолжил:

– Я видел этот город, видел амфитеатр Ирода, башню Антония и всюду вооружённых пиками стражников. Этому городу дано стать отправным местом молитвенников и Божьих проповедников. Именно отсюда Слово Божье начнёт растекаться по всему свету. Но вооружённые злобой люди выполняют здесь нечеловеческую службу. И грех убийства может принести нашему народу проклятие на все времена.

– Да как ты можешь так говорить о воинах! – воскликнул один из мужчин, пришедших вместе с Иосифом. – Любой воин выполняет только то, что должен! Такие обязанности были и есть у воинов во всех странах и во все времена.

– Грех убийства не прощается ни на том, ни на этом свете, ни сейчас, ни в прошлом, ни в будущем, – заупрямился мальчик. – Я знаю, что это так, потому что каждому из этих солдат всё равно кого убить. Значит, много раньше была убита душа каждого из них. Ведь Господь создал человека не для убийства и завоевания, не для насилия, зависти и жадности, не для обжорства и похоти, а для того, чтобы принести хоть толику радости ближнему.

– Неужели всё так, как ты говоришь? – робко спросил ещё один из шестерых, помогающих плотнику Иосифу в поисках сына.

– Я не просто говорю, – принялся рассказывать Иисус. – Я прошёл днём по городу и видел квартал язычников, из которого когда-то прольётся возмущение, потому что Бог – един, и никто не вправе указывать каким путём человеку идти к Божественному чертогу. Может быть, эти язычники провозгласят свою веру самой верной, и правильно сделают. Потому как нельзя евреям считать себя единственными и величественными избранниками Божьими, ожидающими появления Машиаха, не верящими в способность постижения Божьего пути другими насельниками мира сего.

– Да что ты говоришь?! Ты в своём уме, мальчик? Какая муха тебя укусила? – послышались возмущённые восклицания спутников Иосифа.

– Не знаю, была ли это какая муха, – упрямо продолжал рассказывать мальчик. – Но я видел у жёлтого Силоамского источника множество искалеченных жизнью людей, в глазах которых не осталось ничего, кроме надежды. Только надежда помогает выжить человеку и надежда на Господа – вот всё, что у бедных калек осталось.

Даже надежда осталась уже не у всех. Толпы изувеченных, искалеченных, прокажённых, ищущих в Иерусалиме путь к исцелению, и просто стариков просили помощи, сострадания, протягивали худые искалеченные руки, заглядывали мутным неживым глазом мне в душу, но я ничем не мог помочь им. Сейчас не мог…

– Да кто тебе разрешит помогать несчастным, и где ты найдёшь для этого силы? – хмыкнул один из мужчин. – Лучше учился бы ремеслу своего отца и не создавал для нас нерукотворных забот.

– Вот жилище моего Отца, – мальчик указал на храм, откуда они только что вышли. – И только там я мог найти общение с Ним.

Воспалённый возглас мальчика прервался голосом ещё одного взрослого, разговаривавшего до тех пор чуть в стороне с матерью отрока. Женщина не мешала мужчинам, поучающим Иисуса, как будто знала, чем должно всё закончиться. Недаром же она с младенчества воспитывалась в храме, значит, знала те Божьи истины, о которых не всегда могут догадаться мужчины.

– Да будет радостным день ваш, – приветствовал собеседник Мицриам искателей потерявшегося Иисуса. – Я обратил внимание на мальчика ещё вчера, и ничего бы в храме с ним не случилось. Он стал мне даже более любопытен после того, как только что показал свои настоящие места фарисеям, и саддукеям. Такого не делал ещё никто. Устами младенца глаголет истина. А эти уважаемые люди давно заслуживают наказания за своё неверие, недоверие к другим и продажность. Я поговорил уже с Мицриам, она ничуть не против, чтобы мальчик воспитывался у нас, в нашей школе.

– А кто вы? – запоздало поинтересовался отец нашедшегося Иисуса. – Чему обучаете вы и имеете ли благословение от первосвященника?

– О себе я расскажу вам обязательно, но немного позже, потому что задерживаться возле храма сейчас не стоит, – мужчина указал на выходящих из дверей святилища оскорблённых фарисеев. – Поэтому прошу всех вас посетить нашу общину ессеев.[8] Это недалеко отсюда, на полпути к Гефсиманскому саду.

– Вы не ответили, чему можно обучиться в вашей школе? – вдруг поинтересовался Иисус. – Надеюсь, не станете спрашивать, что такое алеф?[9]

– О нет, Иисус, – улыбнулся мужчина. – Меня зовут Закхей. Я владею божественной магией и наукой изучения человеческого сознания. Но уже сейчас во многом мне самому нужно учиться у тебя и объяснять что такое алеф, а не объявлять, что могу научить многому.

Послушай, Иисус, уже давно в наших землях люди почитают Иуду Галилеянина и Цаддока. Оба они ненавидели киттиев,[10] старались освободить наши земли от римского владычества и прослыли освободителями не только среди зелотов.[11]

Даже фарисеи, саддукеи и последователи нашей общины называли их поступки мессианскими. И тот и другой были мешидами, то есть Машиахами. Ты же по отцу принадлежишь к роду Давида, а по матери к колену Аарона, поэтому ещё вчера в храме я понял, что ты и есть тот Сын Божий, который должен будет явиться в земле Обетованной, как сказано в Писании значит, твоё имя должно звучать как Бани Машиах! Ты в будущем должен будешь обязательно явиться в Иерусалим на белой ослице, как потомок первосвященника и Великого царя.[12]

– Но я не Бани Машиах, – возразил мальчик. – И почему я должен приехать в Иерусалим на осле?

– Так сказано в Писании, – терпеливо объяснил Закхей. – Когда наступит срок, ты должен явиться на праздник Пасхи в Иерусалим, но не пешим, не конным, а верхом на белой ослице, ибо так говорят пророки. И не забудь, Иеремия говорил, что Господь спрашивал у него: «Не сделался ли вертепом разбойников в глазах ваших дом сей, над которым наречено имя Моё?».[13]

Ты должен соблюдать таинство, которое получишь у нас, а также не уклоняться от сказанного пророками.

– Но как народ Иерусалимский узнает о моём прибытии? – удивился Иисус. – Не буду же я подходить к каждому, и убеждать, что в моём лице наш Господь являет величие свое?

– Не печалься, ибо неисповедимы пути Господни, – Закхей для наглядности поднял обе руки вверх. – Всё будет происходить так, как предписано Богом. Но это не есть безысходность, к которой тебя приговорил Отец Небесный. Это подвиг во имя человечества, ибо ты должен совершить жертву за други своя. Множество разных религий на земле будут призывать человечество к вечной междоусобице и взаимному уничтожению. А вера в Тебя спасёт и объединит людей. Вот только сам ты не поддавайся ни на какие уговоры и соблазны, поскольку Отец верит в Тебя, если ты согласишься показать людям путь веры в Бога, путь любви, а не религиозного насилия и повсеместного обвинения в ересях.

– Я чувствую, учитель, что должен сделать это, – согласился Иисус. – Ничего в этом мире не происходит случайно. Значит, и я пришёл Сыном Человеческим, дабы желающие видеть, увидели малую толику Истины.

– Именно так, – кивнул Закхей. – Именно так. Но это ещё не всё. Третьим подтверждением от тебя как от Машиаха, потребуется восхваление Тебя всеми излеченными тобой, прозревшими слепыми, хромыми, получившими способность ходить и малыми детками, ибо в одном из псалмов Давида сказано: «Из уст младенцев и грудных детей ты устроил хвалу», а Книга мудрости Соломона добавляет, что мудрость открывает уста немым и даёт речь младенцам.[14]

– Но я не умею исцелять! – ошеломлённо пытался отговориться мальчик.

– Исцелений будет достаточно, – улыбнулся ессей. – Главное, чтобы ты всегда помнил своё предназначение. И ещё: мистерию познания и посвящения тебе предстоит изучить вместе со мной в ближайшее время. Это написано в книге откровений, об этом говорил Исайя и тебе, Иисус, предстоит познать структуру человеческого сознания, ибо в этом, и есть смысл существования Вселенной. Ибо сейчас в храме, обличая саддукеев и фарисеев, ты допустил несколько ошибок, которые могут сказаться и на твоей судьбе. А допускать ошибки среди человеков неправедно и неправильно, поскольку ни один из человеков не прощает ошибок, пусть сделанных непреднамеренно. Поэтому тебе необходимо думать, о чём говоришь и говорить не всегда, о чём думаешь. Даже в этом есть определённый смысл жизни на земле и исполнение той цели, во имя которой ты живёшь. Я могу многому научить тебя, равно как научиться у тебя, что ещё неизвестно мне.

– Неужели для этого надо куда-то ехать? – засомневался мальчик. – И где можно встретить ангельское откровение?

– О, во многих странах есть двери в потусторонние миры. Допустим, священный город в глубинах Тибета, между Индией и Китаем, – ответил Закхей. – Там, в храме города находится дверь в потусторонний мир. Именно там тебе предстоит познакомиться с Рудрой Чакрином, царём Шамбалы. Это тоже было предвещено пророками. Ведь только там можно познать жизненную силу этого мира. Туда со времён зарождения человечества стремились попасть многие, но не каждому дано войти в поток Божьей силы и уцелеть потом.

– А вход туда только один, но не для каждого? – предположил Иисус. – Что ж это за страна такая, где нет ни выхода, ни входа?

– Нет, ты не прав, – рассмеялся Закхей. – Ещё один вход в Шамбалу есть в Аркаиме, столице гиперборейского царства Десяти городов. Но нам незачем путешествовать так далеко. Хотя, после познания тибетских истин, всякая протяжённость расстояний исчезнет.

– Когда же мы отправимся на Тибет? – глаза у мальчика загорелись в предчувствии настоящего приключения. – Я уже хочу отправиться в такое путешествие.

– Ишь ты какой, – снова улыбнулся учитель Закхей. – Сразу подавай ему всё и как можно больше. Никогда не надо спешить, ведь только тот никуда не опаздывает, кто не спешит.

– Зачем мальчику куда-то ехать? – вмешалась Мицриам. – Я хочу навещать его во время учения.

– А вот обо всём этом мы и поговорим в общине, – согласно кивнул Закхей. – Идёмте, путь наш недолог.

Мальчик шагал по городу с мужчинами уже как равноправный, но не эти мысли будоражили его сейчас. Он понял через видимые страдания других, что должен всё-таки расстаться с тем Божественным блаженством, которым хотел поделиться со всеми и сразу. Прежде, чем делиться блаженством, надо научиться что-то терять.

Ничего не исчезнет бесследно, но необходимо понять дарованную Богом возможность общения с себе подобными. Тем более что рядом незримо следовала новая спутница, имя которой Человеческое Страдание. А, следуя рядом, эта женщина не уставала твердить мальчику, что не покинет его больше никогда и никуда не скроется.

Глава 3

– Вот тебе и раз! – притворно ахнула Анастасия Николаевна, отложила рукопись, села на диване и обхватила руками голову. – Мальчик, оказывается, действительно владеет какими-то криптографическими данными! Учитель неспроста приказал срочно ознакомиться с рукописью, предоставленной Ярославом.

И как отклик на её мысли прозвучал звонок телефона. Анастасия машинально взглянула на часы, висевшие на кухонной стенке в виде кошки с бегающими глазами вслед за маятником, и поджала губы. Часы показывали половину четвёртого. В это утреннее время человека обычно посещают самые сладкие сны или виденья. Какой же поганец решился звонить даме и будить, рискуя получить от неё хорошую взбучку?

Анастасия Николаевна протянула руку, подцепила телефонную трубку и недовольным, даже сердитым голосом буркнула:

– Слушаю!!

Но в следующие несколько секунд озабоченные морщины на лбу женщины мгновенно разгладились, на губах появилась виноватая улыбка и несколько минут она внимательно слушала своего запозднившегося респондента. Потом сказала стандартное «До свидания» и нажала отбой.

Между двумя фразами: грубой, даже агрессивной «Слушаю!» и мягким растерянным «До свидания» состоялось что-то такое, что превратило злобную мегеру в кроткую и послушную овечку. Такую власть над женщиной имел только учитель. Именно он позвонил Анастасии, будто знал, что она не спит.

Несколько лет назад судьба свела студентку Настасью с блестящим во всех отношениях человеком. Учитель любил показываться на раутах в дорогом, отливающем матовым блеском сером костюме-тройке и за несколько минут умел очаровать собеседников блестящими знаниями чуть ли не по всем темам, интересующих нынешнее общество. Стоит ли удивляться, что мечтательница-студентка рассчитывала поймать в мутных людских потоках именно такую, уверенную в себе, надёжную акулу. Кто ж знал, что в расставленные ею сети она попадёт сама?

Герман Агеев – так звали её нового знакомого – пригласил девушку на танец и она, естественно, согласилась. Светский раут, на который попала Настасья, был организован в Доме журналистов по случаю какого-то то ли праздника, то ли очередной презентации. Девушка по случаю с удовольствием посещала такие вечеринки, благо это ни к чему не обязывало.

– Я с удивлением увидел, что вы сюда явились одна. Я не ошибаюсь? – спросил блестящий кавалер, кружа девушку в лёгком вальсе.

– Нет, вы не ошиблись. Я действительно одна, – улыбнулась Настасья. – Но вы ведь не поэтому меня пригласили танцевать?

– Похвально, – кивнул кавалер. – Вы проницательна. Я действительно пригласил вас не просто так. Дело в том, что мне нужна партнёрша.

– Кто?! – поперхнулась Настасья.

– Ах, не принимайте всё так превратно, – покровительственно усмехнулся мужчина. – Меня зовут Герман. Я здесь за тем, за чем и вы сюда пожаловали.

– То есть? – округлила глаза Настасья.

– Всё очень просто, – мужчина вдохнул, как будто перед прыжком в прорубь. – Всё очень просто. Я знаю, кого вы ищете. Одной иногда бывает невозможно справиться со всеми жизненными неурядицами. Вы – довольно много познавшая личность, несмотря на возраст. Вам необходим толчок, чтобы оторваться от земли и взлететь, но не хватает партнёра, то есть второго крыла, если хотите.

На лице девушки мигом отражались все посетившие голову мысли: это изначальное сомнение, потом анализ услышанного и безоговорочное согласие на предложенный вариант жизненного поведения.

– Вы, очевидно, психолог? – предположила девушка и впервые взглянула в глаза кандидату в партнёры. Взгляд этот был, вроде бы, мимолётен, но оставил в сознаньи девушки неприятное чувство падения в пропасть. Неприятное? Может быть и так. Только вслед за этим девушку захлестнула волна будущих побед и предложенного потенциальным партнёром взлёта на необычайную высоту.

Поскольку Герман ответил на её вопрос лишь лёгким наклоном головы, Настасья решила продолжить разговор:

– Знаете, я в первый раз встречаю такого самоуверенного мужчину. Ведь вы меня совсем не знаете, но думаете, что весь мой жизненный путь виден вам, словно цыганке, умеющей гадать по руке.

– Вы считаете, что я самоуверенный?

– Ну, может, и не самоуверенный, но уверенный – это точно, – засмущалась Настасья. – Мне бы вашу уверенность.

– Нет ничего легче, – пожал плечами Герман. – После сегодняшнего раута мне надо будет съездить ещё в одно интересное место. Хотите составить мне компанию?

– А что за место? – полюбопытствовала Настасья. – Секрет?

– У меня нет никаких секретов, тем более от таких красивых как вы девушек, – галантно улыбнулся её кавалер. – Я еду на мистерию посвящения одной девушки, которая также хочет стать влиятельной особой, побеждать и дарить победу избранным. Хотите?

– Да уж, дилемма, – отметила вслух Настасья. – Если не соглашусь, то не увижу чего-то довольно интересного и полезного для меня. Ведь так?

– Я уже говорил, что вы довольно проницательны.

– Ну, хорошо, – кивнула Настасья. – Наверное, я согласна. Только что за общество там будет?

– О! Самое изысканное! Не сомневайтесь, – успокаивающе сообщил Герман. – Надеюсь, вы мне верите?

– Пожалуй, верю, – подтвердила Настасья. – Да, что там! Конечно верю. Ведь такой мужчина не может повести девушку в какую-то дыру. Правда?

– Безусловно! За это мы и выпьем.

– Но я уже выпила сегодня шампанского, – пыталась отбояриться девушка. – Может быть не надо?

– Нет. Обязательно надо. Ведь я не прошу вас подписать со мной договор на посещение чего-то неизвестного, не продаю вам билеты на какой-то неизвестный спектакль, не тащу вас туда насильно. Значит, надо наше будущее приключение обмыть лёгким шампанским, причём, на брудершафт! Не возражаете? Вот и отлично.

Герман повёл девушку к фуршетному столу, подхватил два бокала уже разлитого шампанского и подал один Настасье. Девушке вдруг ужасно захотелось от всего отказаться, никуда не ехать и остаться здесь, среди журналистской братии. Но не выпить на брудершафт с мужчиной, который явно ей понравился, Настасья не могла. Это было выше её сил.

Руки их сплелись, шампанское ударило в нос своей игривостью и девушка увидела совсем рядом лицо наклонившегося к ней мужчины. Где-то ещё играла музыка, пары продолжали дотанцовывать вальс, а Настасья слилась с мужчиной страстным поцелуем и, казалось, что это никогда не кончится. Во всяком случае, так захотелось девушке. Но поцелуй всё-таки кончился. Настасья снова увидела глаза Германа и чуть не потеряла сознанье.

Очнулась она уже в такси. Герман сидел рядом, полуобняв девушку, а та от этого получала такое блаженство, о котором, похоже, мечтала всю свою сознательную жизнь. Мысли о том, что эта авантюрная поездка может окончиться не так уж хорошо, как пыталась внушить себе Настасья, витали где-то на грани реального разума и чувственной сущности девушки. Но она лениво отмахивалась от них, будто от надоедливых мух.

Это состояние сомнамбулы было ещё не знакомо. Настасья пыталась даже посмотреть на мелькающие за окном машины городские дома и как-то встряхнуться, но блаженное состояние куколки, закутанной в нежные шёлковые сети, не оставляло ни на секунду.

Москва кончилась. За окном мелькали тёмные в этот сумеречный час, кусты и придорожная лесопосадка. Такси свернуло на грунтовую дорогу, и через какое-то время впереди показался большой особняк. За ним опять начиналась асфальтовая дорога меж таких же фешенебельных дву-трёхэтажных особняков нынешнего Подмосковья. Это был крайний дом какого-то дачного кооператива. Возле него, словно на коновязи, стояло полтора десятка железный коней всех мастей и окрасов.

– Ну, вот, мы уже прибыли, – Герман покосился на спутницу, прикорнувшую у него на плече.

– Ага, – отозвалась Настасья.

Как входили в дом и как встречали их похожие на слуг мужчины в строгих чёрных пиджаках, чёрных рубашках и таких же галстуках, девушка помнила плохо. Отметила только, что вся эта «чёрная гвардия» несла с собой ауру отрицательной энергии – это Настасья чувствовала остро и той непредсказуемой частицей своего сознания, которую не обмануть никакими ухищрениями и какую иногда называют интуицией. Впрочем, Настасья тогда ещё не умела сортировать биологическую энергию человека, определять её плохие и хорошие стороны. Просто после двух-трёх слов, произнесённых мужчинами, у девушки во рту возник вкус горькой оскомины, будто она успела разгрызть яблоко, и вместе с кусочком яблока на язык попал кусочек откушенной гусеницы.

Но именно это чувство сыграло немаловажную роль пробуждения от гипнотического транса. Девушка огляделась более осмысленным взглядом и отметила, что в доме собралось довольно пёстрое общество. В большой гостиной с дорическими колоннами можно было увидеть студентов с девушками в потёртых, но приличных даже для театров джинсах. Сухих государственных чиновников с помятыми лицами, привыкших повторять «не положено», и разодетых в смокинги господ с авантажными дамами в дорогих вечерних платьях.

– Вижу, ты заинтересовалась приехавшими сюда гостями, – обратился к ней Герман. – Здесь ты познакомишься с влиятельными людьми, посмотришь, как делается настоящая жизнь, политика и научишься развлекаться.

– Ага, – отметила про себя Настасья. – Мы уже на «ты». Впрочем, был брудершафт. Вероятно, после этого в высших кругах положено дружеское общение.

Попутно она взглянула на себя как бы со стороны: неприметная, ничем особым не выделяющаяся девушка, но опрятно и даже с определённым шармом одетая в брючный костюм с кружевной жилеткой. Это всё-таки выглядит несколько лучше, чем у присутствующей здесь заджинсованной молодёжи.

Гостиная, где собралось общество, не походила на стандартный концертный зал. Хотя кое-где возле стен были расставлены обитые китайским шёлком кресла из карельской берёзы. Там же находились фуршетные столики, на которых стояли большие фарфоровые блюда с различными экзотическими фруктами, а центр каждого столика был украшен бокалами с красным и белым вином.

– Праздник продолжается? – кивнула Настасья на угощение для гостей. – Похоже, наша жизнь превращается в сплошной праздник?

– Очень рад, что ты сама это заметила, – улыбнулся Герман сухими губами. – От предоставленной нам жизни нужно брать всё, что только возможно и никогда не отказывать себе в бокале вина, будоражащим мысль и разгоняющим кровь.

В это время на импровизированной сцене появилась группа музыкантов и под сводами зала разлились звуки «Весеннего вальса» Фредерика Шопена. Меж колоннами сразу же закружились пары приглашённых сюда гостей, и Настасья совсем по-девичьи улыбнулась:

– Как здорово! Здесь, оказывается, не такое уж плохое общество. Спасибо, что привезли меня сюда.

– Мы уже снова на «вы»? – делано нахмурился Герман.

– Ах, да, – махнула девушка рукой. – Я как-то не успела ещё перестроиться и привыкнуть.

– К хорошему привыкаешь быстро, – успокоил кавалер. – Потанцуем?

Герман Агеев оказался настоящим галантным и чутким кавалером. Головка девушки закружилась не только от танца, но и от упоительной близости партнёра. Настасья отдавалась танцу всей душой, желая полностью вкусить ещё не испытанные радости существования.

– Часто здесь устраиваются такие балы? – поинтересовалась она.

– Не только балы, друг мой, – ответил Герман. – Здесь случаются очень неожиданные превращения, одно из которых произойдёт сегодня.

– Сегодня? Прямо здесь?

– Нет, не в этом зале, – уточнил Герман. – В этой гостиной иногда разыгрываются спектакли. И, поверьте, представления бывают не хуже, чем в Большом театре. Иногда, как сегодня, лёгкие презентационные балы в честь новых членов нашего общества. Иногда проходят простые деловые собрания. В общем, гостиная этого дома может функционировать по разным направлениям и заботам человеческого общества.

– Так сегодня кого-то будут принимать в какое-то общество? Я правильно поняла?

– Правильно, – кивнул Герман. – Но не в какое-то общество, а в одну из самых древних ветвей масонства ложу «Розенкрейцеров».

– Ух ты! – глаза Настасьи вспыхнули огоньками любопытства. – А мне можно будет посмотреть?

– Конечно. Мы для этого и приехали.

Весёлые ноты романтической музыки ещё некоторое время развлекали присутствующих, но вскоре церковный колокол зазвонил где-то далеко, возвещая наступление полночи. Или это, может быть, какие-то часы в доме настроены были под звуки колокольного благовеста, но это было слышно всем. Музыка сразу смолкла, и гости принялись расходиться по соседним комнатам.

– А как же мистерия посвящения? – с обидой в голосе спросила Настасья. – Вы же обещали!

– Я всегда стараюсь держать обещание, – хищно улыбнулся Герман. – Гости расходятся, чтобы подготовиться к мистерии. И мы тоже сейчас пойдём готовиться.

Партнёр вывел Настасью за руку из гостиной, провёл по полутёмному коридору и втолкнул в маленькую комнатку. Закрыв за собой дверь, он повернулся к девушке лицом и произнёс:

– Каждый член нашего общества получает доступ к огромным энергиям управления миром. Это и биологическая энергия жизнеобеспечения, и энергия власти, из-за которой идут вековые споры и совершаются преступления, это и энергия проникновения в параллельные миры и пространства, это и секрет долголетия, это и дар подчинения других, это и всепроникающий взгляд…

Я мог бы долго перечислять тебе те возможности, которыми ты овладеешь в нашем ордене, но лучше тебе самой всё попробовать, как говорится, потрогать и выбрать то, к чему предрасположена душа.

– Я?! – вскричала девушка. – Почему я? Какое вступление? В какой орден? Мне жить ещё не надоело!

– Сейчас в подвальной гостиной этого дома состоится мистерия посвящения в орден Розенкрейцеров, – терпеливо принялся объяснять Герман. – Ты примешь сегодня посвящение в орден, потому что уже дала на это согласие. И, признаться, я давно уже ищу такую ученицу.

– Когда я давала согласие?! – взъерепенилась Настасья. – Согласие – это непротивление двух сторон друг другу. Так? А я никому не давала согласия!

– Как же, как же, – ухмыльнулся Герман. – А брудершафт со мной? Или, хочешь сказать, ничего не было?

– Брудершафт…, – растерялась девушка.

– Именно так, – кивнул её партнёр. – Именно так! Если бы ты не захотела поближе познакомиться со мной, то никогда бы не согласилась так вот запросто на заманчивые предложения незнакомого мужчины.

– Ну и что! – пыталась отбиваться Настасья. – Любая девушка склонна к уговорам. В старину говорили даже, что девушка любит ушами. Откуда я могла знать, что все твои уговоры – это блеф?!

– Да ладно тебе, – Герман полуобнял девушку за талию и притянул к себе. – Мне кажется, не хватает второго поцелуя…

Мужчина впился хищными тонкими губами в чувственный ротик девушки, и у той опять закружилась голова от потоков всеобъемлющей радости. Этот удивительный водоворот уносил все сомнения, страхи и возражения. Настасье уже казалось, что сама судьба соединила её на мгновенье с настоящим мужчиной, чтобы тот успел и сумел обучить партнёршу тайным знаниями, к секретам которых допускается не каждый.

Всё происходящее уже не казалось ей таким страшным и необычным. Мистерии, она знала это, существуют в каждом серьёзном деле. Например, когда совершается мистерия воинской присяги, то посвящённые даже обязаны поцеловать знамя, опустившись на одно колено. А про масонов она давно уже слыхала. Только мало что удалось узнать толком, но помог голливудский фильм «Сокровище нации», где масонская Америка претендовала на баснословные сокровища царя Соломона. Конечно, настоящая история, наверное, выглядела немножечко по-иному, но именно так и пишется «настоящая» история. Юные американцы давно уже верят, что в Средние века тамплиеры завозили иудейское золото и прятали для будущего государства Соединённых Штатов, а назад в Европу вывозили золото ацтеков. Достаточно будет спросить у любого американского школьника: кто победил Гитлера во Второй Мировой войне. И любой ребёнок честно ответит, что Россия попросила могущественную Америку помочь ей в борьбе с фашистами. Конечно же, Дуайт Эйзенхауэр оказал союзникам неоценимую услугу и начисто разбил фашистские войска, на что хвалёная российская армия оказалась не способна. Вот такая нынешняя история в Америке.

Масоны же – мощная и финансово обеспеченная организация, способная на великие дела во многих странах нашей планеты. И что масоны живут на широкую ногу – Настасья сегодня убедилась сама. Ведь в нашем государстве никто не станет устраивать такие вечеринки! Девушка была на многих доступных презентациях и праздничных вечерах, но такого обилия угощений, весёлой музыки и тёплых улыбок не видела нигде.

– Свой брючный костюм оставь лучше здесь, – посоветовал Герман. – На мистерию лучше одеть вот это.

Агеев достал из объёмного шкафа какую-то хламиду и бросил перед Настасьей на широкую двуспальную кровать. «Хламидой» девушка окрестила предложенную ей сутану, но не из грубого сукна, а из тонкого полупрозрачного батиста. Сшитая по примеру католических сутан, эта отличалась лишь светло-серым цветом вместо коричневого и тонким богатым материалом. Девушка даже пощупала подол сутаны и пожала плечами. Но пожала так неуверенно, что смахивало на полную капитуляцию, то есть на безоговорочное согласие.

И действительно, Настасья оглянулась на Германа, который подойдя к столу, наливал себе виноградный сок из стоявшего там хрустального графина, и принялась снимать с себя собственную одежду. Но вешать в шкаф брючный костюм девушка не захотела, просто развесила одежду на стуле, стоявшем у стены.

Хламида или сутана показалась девушке очень даже неплохим одеянием. Тем более, что к этой незатейливой одежде прилагался плетёный кожаный ремешок. Настасья затянула ремешок под грудью, отчего сутана приняла форму довольно элегантного женского платья, какие были модны в светских салонах в начале девятнадцатого века. Подойдя к зеркалу, стоящему тут же у стены, девушка принялась разглядывать себя и даже попыталась вертеться, по примеру настоящей модницы.

Её телодвижения вызвали бурные аплодисменты у присутствующей публики, то есть у Германа, который давно уже с улыбкой наблюдал за преобразившейся девушкой. Настасья грациозно склонила голову на бок, давая этим понять, что принимает восхищение поклонников.

– Нам осталась самая малость, – вернул её Герман к действительности. – Насколько я знаю, ты любишь называть себя Настасьей. Так? Может быть, для тебя это до сих пор было нормально, только с сегодняшнего дня ты для меня и для всех станешь Анастасией.

– Почему? – удивилась девушка. – Я люблю своё имя. Оно необычное и настоящее русское.

– Да, но Анастасия – гораздо более светское и распространённое на Западе.

– Ну и что? – упрямилась Настасья. – По-русски моё имя звучит привычнее. Почему я должна изменять своим привычкам?

– Не изменять, а исправлять как того требует этика поведения, – наставительно объяснил ей Герман. – Иногда приходится принимать то, что утверждено обществом и что не противоречит рамкам приличия.

– Вот как?! Моё имя звучит неприлично?

– Прилично, прилично, – снова пытался объяснить Герман. – Только нельзя нарушать общепринятые рамки. А по европейским канонам имя Анастасия не окажется какой-то неблагозвучностью.

– Вот как?! – возразила Настасья. – По-моему…

Веские возражения Настасьи так и осталось неуслышанными, поскольку Герману Агееву надоело впустую полемизировать молодой да ранней ученицей. Он попросту поднял правую руку ладонью наружу, подошёл к девушке и вычертил в воздухе у лица девушки какой-то знак. Потом, не отрывая от неё пронзительного взгляда, он тихо, но довольно внятно произнёс:

– Тебя всегда звали Анастасией. Это имя тебе нравится…

Герман резко опустил руку, встряхнул кистью и снова спросил:

– Как тебя зовут?

– Анастасия, – отозвалась девушка. – Это имя мне нравится…

Агеев удовлетворённо кивнул, подошёл к столу и снова налил себе виноградного сока. Анастасия же так и осталась стоять, устремив куда-то в запредельное пространство затуманенный взгляд. Герман оглянулся, и тонкая усмешка тронула его тонкие губы.

– Вот и хорошо. Сейчас мы спустимся в подвальное святилище, где ты пройдёшь мистерию посвящения.

– Я пройду мистерию посвящения, – послушно отозвалась девушка.

Агеев снова благосклонно склонил голову и взмахнул рукой в сторону двери:

– Всё хорошо. Только повторять за мной слова не надо. Мы выйдем в эту дверь и в конце коридора спустимся по винтовой лестнице.

Девушка молча направилась к двери, которую Агеев как услужливый кавалер предупредительно распахнул перед ней. Выйдя из комнаты следом, Герман догнал неофитку, взял под руку и повёл к винтовой лестнице, по которой присутствующие гости уже спускались в подземное капище. Надо сказать, что все гости успели переодеться так же как и Анастасия с Германом в храмовые сутаны.

Все спускались, деловито хмурясь, будто стремились создать впечатление всеобщей озабоченности.

Анастасия видела всех и всё, слышала мимолётные разговоры гостей, но всё происходящее не казалось ей чем-то необычным. На какое-то мгновение девушке показалось, будто бы она давно уже ходит сюда, что будущая мистерия – это священный праздник преображения человека. Если ей предназначено пройти это посвящение, то всенепременнейше в будущем она станет… нет, не суперменом, не терминатором. Это уже старо, как мир. В будущей, скорее всего, ей предстоит стать супербандершой! Слово это само нырнуло в сознанье откуда-то из-под пространства. Но оно не показалось Анастасии чем-то неприличным. Наоборот! Супербандерша – это предводитель отборных боевиков, имя которых – легион!

Да, именно так!

Полуподвальное помещение дома, где проходили масонские сборища, было оформлено под храм какой-то необыкновенной религии: на стенах во многих местах виднелись фрески пирамид, но вершину каждой пирамиды украшал треугольник с вписанным в него человеческим глазом. Это, наверное, означало, что скрыться от масонского всевидящего взора невозможно. Собственно, такая же египетская пирамида и треугольник с недремлющим оком был изображён на обратной стороне американского доллара.

Фрески с пирамидами оказались не единственными украшениями стен капища. Еще в нескольких местах были рисунки Валета из колоды карт с буквой «V» в левом верхнем углу. Но верхняя часть Валета показывала указующим перстом в небо, тогда как нижняя – вниз, в землю. А надпись под картой гласила: помни, что наверху, то и внизу!

Из всех изображений, хаотично разбросанных по стенам, наиболее любопытной показалась лепнина на потолке, где была изображена змея, свернувшаяся кольцом и кусающая сама себя за хвост. Эта лепнина, как и остальные фрески, рисунки, изображения вроде бы ничего особенного собой не представляла, но каждая из них таила символический смысл существующего мира. Ведь ещё древние говорили: любые используемые нами символы – это знаки запредельного мира. А символические символы здешнего капища оставляли в сознании посетителя волну безотчётного страха.

Но самую высокую степень напряжённости в полуподвале создавала статуя Бафомета. Внешне статуя ничем не напоминала что-то страшное или угнетающее. Вот только лицо его было похоже на перевёрнутую пятиконечную звезду: верх головы украшали прямые рожки, равнозначные по размеру с рогами уши статуи были покрыты редким волосяным покровом и имели несколько наколок в виде иероглифов, а завершала лик острая козлиная борода. Вдобавок к пятиконечной фурнитуре на лице статуи присутствовали тонкие искривлённые губы и нос с горбинкой. Но больше всего зрителя поражали маленькие колючие глаза Бафомета. Один раз, взглянув в эти глаза, человек чувствовал себя будто возле стенки на расстреле, а из двух чёрных стволов вот-вот должен был вырваться огонь залпа.

Бафомет сидел на троне, который возвышался перед жертвенником. Но самым любопытным Анастасии показалось, что жертвенник окружала ограда из перевёрнутых вверх ногами православных крестов с чередующимися меж ними паукообразными свастиками.

– Это точная копия Бафомета, находившегося в Парижском замке Тампль до того, как Филипп Красивый отправил на костёр Жака де Моле, – негромко пояснил Герман Агеев.

Анастасию пробрала неприятная дрожь:

– Но ведь тамплиеры поклонялись Сатане?! Значит…

– …значит перед тобой статуя Денницы, то есть проклятого аггела. Но не надо его так бояться, – Герман успокаивающе погладил девушку по спине. – Его издревле называют Князем мира сего. Выходит, мы давно живём в аду, и никто против этого возражений не имеет. Но о проклятии Денницы тоже никто ничего толком не знает. Ведь Господь попросту уничтожил бы восставшего ангела – и дело с концом. Так ведь Бог низвергнул Денницу на Землю, где он стал аггелом, то есть диаметрально противоположной ангелам силе. Он царствует здесь и по велению Вседержителя готовит человеку соблазны, рогатки, препятствия. Если человек с ранних лет не научится решать жизненные проблемы, то кому он нужен будет там, в раю? Так что нечего бояться Бафомета. В этом мире у каждого своя роль и предназначение.

– И что меня ожидает? – напряжённо спросила Анастасия. – Какая моя роль в этой мистерии жизни?

– Ты должна прислушиваться к советам сильных мира сего и выбирать то, что близко твоему ментальному состоянию, – Агеев сделал театральную паузу и продолжил. – Если человек обязан стать личностью за время, отпущенное ему в этой жизни, то всегда необходимо оглядываться на основные истины, которые послужили прекрасным толчком для взлёта не одной тысяче твоих предшественников. Человек свободен выбирать по своей воле, ибо он подобен Богу. Весь вопрос в том, сможет ли он выбрать правильный путь, чтобы в конце стать настоящим творцом?!

– Что же для этого нужно?

– В первую очередь нужно не изобретать велосипед.

– Что?!! – ахнула Анастасия. – Какой велосипед?

– Ну, тихо, тихо, – успокоил её Агеев. – Велосипед – это стандартное образное понятие бытия, а именно: не придумывай того, что давно известно людям. Поступай так, как, скажем, тот же учёный, пишущий диссертацию. Для новой диссертации нужна хорошая интересная тема. Но обязательно, даже необходимо изучить труды уже состоявшихся профессоров, собрать крупицы своей темы и развить до такого уровня, чтобы твой труд поразил всех своей проницательностью, новизной и актуальностью для нынешней жизни. Поняла?

Анастасия неуверенно кивнула и поглядела Герману в глаза. Девушка всегда так поступала, когда хотела узнать: говорит ли её собеседник правду или всё высказанное является дешёвым словоблудием. Но глаза мужчины в полумраке капища показались Анастасии бездонными провалами, на дне которых проскальзывали огненные искорки, будто мгновенные вспышки комет в густом ночном небе.

Но пустота эта так заворожила девушку, что она уже не могла отвести глаз и стояла так, словно кролик, готовый заползти в пасть удаву по первому шипящему зову хозяина. Губы Германа тронула чуть заметная усмешка. Он взял девушку за руку и повёл к жертвеннику. Из-за статуи Бафомета показался ещё один мужчина, в руках у которого был большой белый петух. Владелец петуха посадил птицу на специальную жёрдочку возле жертвенника и подошёл к Анастасии. Девушка оказалась между мужчинами. Они повернули неофитку лицом к присутствующим гостям. У каждого из них к этому времени в руках уже были зажжённые свечи. Мужчины рывком разорвали хламиду на девушке, и она предстала пред всеми в обнажённом виде, но ни вскрикнула, ни попыталась закрыть грудь руками, как это интуитивно делают женщины. Наоборот. Девушка внутренне уже давно согласилась на мистерию, поэтому всё, что делают с ней мужчины, казалось ей в рамках дозволенного и священного. А те деловито приподняли девушку, положили её спиной на жертвенник, и Анастасия увидела над собой петуха, послушно сидящего на жёрдочке, а дальше за ним, ближе к потолку, физиономию Бафомета с крючковатым носом. Девушке даже показалось, что это никакая не статуя, а человек. Живой человек. И у этого живого на кончике носа зависла капля, готовая сорваться неофитке прямо на лицо. Мурашки отвращения пробежали по её телу и девушка попыталась передвинуться на жертвеннике, отползти подальше от сопливого аггела, но тут только обнаружила, что накрепко прикована к жертвеннику ногами и руками.

– Отец наш, великий и милостивый! – голос Германа прозвучал под сводами подвала, как раскаты далёкого грома. – Очисти душу мою, благослови недостойного раба твоего и простри всемогущую руку твою на души непокорных, дабы я мог дать свидетельство всесилия твоего…[15]

Он взял правой рукой с аналоя, стоящего рядом с жертвенником, золотую пентаграмму, поднял её над головой за один конец, так что звезда повторила абрис Бафомета и продолжил:

– Вот знак, к которому я прикасаюсь. Вот я, опирающийся на помощь тёмных сил, вот я – провидящий и неустрашимый. Вот я – могучий – призываю вас и заклинаю. Явитесь мне послушные, – во имя Айе, Сарайе, Айе, Сарайе…

Герман опять на минуту замолчал. Видимо пользоваться театральной паузой было для него не в новинку. Присутствующие, скорее всего, не раз уже видели мистерию посвящения, но всё же по их рядам прокатилась волна подобострастного шёпота:

– О, Люцифер!.. Аморуль!.. О, владыка!..

– Во имя всемогущего и вечного, – продолжил Агеев. – Аморуль, Танеха, Рабур, Латистен. Во имя истинного и вечного Элои, Рабур, Археима, заклинаю вас и призываю… Именем звезды, которая есть солнце, вот этим знаком, славным и грозным, именем владыки истинного Бафомета!

Вдруг по залу пронёсся вихрь подземного сквозняка. Свечки в руках многих присутствующих погасли, только факелы ещё продолжали пытать, вставленные в закреплённые на стенах кольца, да не потух огонь в двух чашах, стоящих по одесную и ошуюю инфернального божества.

– С вами Бараланиенсис, Балдахиенсис, Паумахийе, – голос Германа превратился в рык, и уже казалось странным, что зверь произносит человечьи слова. – С вами сила их и свет невидимый. В этом мире, в инфернальной видимости, в невозможной суете, ненаписанным именем под гласом изувера Иеговы, под звуком которого содрогается планета, мельчают реки, испаряется море, гаснет пламя, и всё в природе познаёт расщепление, говорю: да будет так.

В это время взлетел петух, будто кто спугнул его с насеста. Неизвестно куда хотела улететь птица, но в воздухе просвистели два обоюдоострых меча. Это Герман Агеев и его помощник разрубили петуха с двух сторон, и дёргающиеся останки птицы упали на тело неофитки.

Анастасия истошно завизжала. Она то ли не на шутку испугалась, то ли с детства не переносила вида крови. Во всяком случае, инстинкт самосохранения сработал вовремя – девушка потеряла сознание. Мужчины же окунули в останки петуха руки и нарисовали кровью несколько знаков на теле неофитки. Затем кровью испачкали ей обе щеки, лоб и губы.

В зале снова прокатился шёпот:

– Посвящена… посвящена…

Герман снял с новообращённой оковы, взял девушку на руки и отнёс в комнату, где Анастасия переодевалась. Потом пошёл в прилегающую к комнате ванную, вымыл руки и переоделся в обычную одежду. Из комнаты послышался стон. Герман выглянул из ванной и увидел, что Анастасия уже очнулась. Он намочил большое махровое полотенце и пошёл к девушке.

– Поздравляю красавица, – приветливо улыбнулся он. – Всё прошло в лучшем виде.

Глава 4

От раскалённых под солнцем Иудейской пустыни камней поднимались струи горячего воздуха, зачастую закручиваясь в невообразимые спирали, будто всплески Сибирской пурги на Крещенские морозы. От таких видений, да и от спёртого воздуха, когда нечем дышать, когда дыхательная система перекрывается удушливыми тромбами, с ума свихнётся любой бедуин, а не только прибывший завоёвывать Палестину хилый россиянин. Шимон с усмешкой следил за страданиями изнывающего от жары москвича Ярослава Кузнецова и радовался, что земля Обетованная приняла его самого, как родного в отличие от русского приятеля. Во всяком случае, Шимон ничуть не страдал от перегрева на солнышке и от болезненной одышки.

Илона, тоже бывшая россиянка по её словам, и даже коренная москвичка, сама сидела за рулём «джипа», истаскавшегося по Палестинским пустыням в поисках археологических ценностей. Нельзя сказать, что археологические находки нужны были именно «джипу». Скорее всего, это было хотение хозяев машины, многочисленных работников Иерусалимского исторического института. Во всяком случае, Илона «пришпоривала» машину, как заядлый ковбой американских прерий. Видимо, такая погода пришлась по вкусу бывшей москвичке, и она чувствовала себя, как рыба в воде.

Собственно, Шимон тоже до недавнего времени считался россиянином. Вот только с ума сошедшие родители как-то раз решили отправиться на покорение исторической родины. Юноша был уже довольно взрослым и мог остаться в России, но тяга к новым приключениям, страсть по неизведанным землям и простое стремление найти что-то получше, чем есть сейчас, сыграла свою роль. Поэтому Шимон почти не задумываясь, согласился сопровождать родителей и переселился вместе с ними на родину своих предков.

Но родина родиной, а жить на что-то надо! Шимон потыкался по Тель-Авиву и Хайфе в поисках работы, потом перекочевал в Иерусалим. Там Шимон попытался устроиться в простой хедер,[16] но всё безрезультатно. Его как историка и археолога принимали с большой настороженностью, тем более, что образование он получил в Москве. Многие из «коренных» израильтян тоже были выходцами из ненавистной России, но никогда и ни кому не признались бы в этом даже за сто шекелей или за калач с маком в голодный год.

Родители Шимона обосновались в Тель-Авиве и получали государственный пенсион, как перенёсшие холокост или фашистский геноцид во время Второй Мировой, а их ребёнок так и оставался не у дел. Но даже полагающийся пенсион родителям Шимона не получить бы вовек, не помоги им профессор Университета Востоковедения в Хайфе господин Меделак. Можно было, конечно, потревожить профессора, но Шимон вторично за помощью к родственнику обращаться не хотел и рассчитывал сам выпутаться из сложившейся ситуации.

Почти во всех ресторанах и кофейнях юношу бесплатно кормили, когда владельцы общепита узнавали, что посетитель – беженец из России. Так долго продолжаться не могло. Только вот специалисты, тем более историки, были сейчас никому не нужны. Собственно, выход есть всегда и не один: можно, например, устроиться на работу посудомойщиком или уборщиком в какой-нибудь ресторан, но и только. Работы ни для кого нигде не было. Разве что самой востребованной профессией была в земле Обетованной проституция, но Шимона пока что тошнило от всех видов предлагаемой работы по этому статусу.

И всё же Господь никогда не даёт того, что не в силах унести, как говорят в России. Столовая Центрального Исторического Университета в Иерусалиме чем-то напоминала московские общепитовские «едальни» в пережитом советском прошлом. Скорее всего, воспоминания навевались аппетитным кухонным запахом и хорошей студенческой ценой на незатейливо приготовленную пищу. Шимона как раз цена в данный момент устраивала больше всего, потому что наличности в кошельке не прибавлялось и больное сознание начинало раздувать огонь незатухающей депрессухи.

Тут к нему за столик подсела не очень шикарная и вполне миловидная девушка, телесные формы которой послужили бы, вероятно, для украшения страниц какого-нибудь модельного женского журнала. Только важно было не это. Важным оказалось то, с каким вопросом и как обратилась девушка к юноше, уже поглощающему за столом добытую порцию еды!

– Простите, у вас не занято? – спросила она на чистом русском и где-то даже с московским акцентом.

Шимон от неожиданности поперхнулся. Потом откашлявшись и запив всё спасительной минералкой, он выдавил:

– Ни фига себе! Ой… конечно садитесь. Столик свободен, как и я, впрочем. Но вы, насколько я понимаю, тоже из Москвы?

Девушка утвердительно кивнула, уселась напротив и с интересом взглянула на соседа. Наверное, она и не думала встретить здесь в палестинском пекле никого из покинутой незабываемой родины.

– Простите, что я пристаю к вам с вопросами, – снова отважился на беседу Шимон. – Но я здесь уже больше года и не встречал никого, говорящего по-русски.

– Так прямо и никого? – недоверчиво усмехнулась девушка. – По-моему, три четверти израильского населения – выходцы из Жмеринки, как та же Голда Мейер.

– Может быть и так, не пересчитывал. Однако здесь все стараются навсегда забыть русский язык и не поминать его при общении. А вы давно из Москвы? И надолго ли?

– Не очень давно, – призналась девушка. – Во всяком случае, ещё не стараюсь отвыкнуть от русского языка.

– Это заметно.

– Но я приехала по вызову. У меня дядя работает в этом университете и заочно договорился о моём трудоустройстве на кафедре археологии. Я специалист по древнееврейскому и арамейскому языкам.

– Выходит, в Иерусалиме даже специалистов не нашлось, – глубокомысленно заключил Шимон. – Все, у кого ещё осталось серое вещество в голове, либо вернулись в Россию, либо зарабатывают золотой кусок хлеба в каком-нибудь из американских штатов. А здесь только торговля бытом и торговля телом.

– Значит, вы торгуете бытом? – язвительно поинтересовалась девушка. – Потому что для второго вида занятий нужно иметь другой статус хотя бы по одежде.

Шимон опять поперхнулся и одновременно отметил, что его собеседнице палец в рот не клади, откусит. С другой стороны он, хоть и еврей, но рождён был в России. А это значило, что любой русский любит знакомиться с умными девушками. Вот только заводить любовные романы с умницами опасно. Умные женщины чаще опасны, чем полезны. Впрочем, чем чёрт не шутит, когда Господь почивает?!

– Это хорошо, что вы обладаете наблюдательностью, – опять попивая минералку, отметил юноша. – Вот только не пойму, неужели я выгляжу как заправский московский бомж? Неужели не сойду за гламурного мальчика по вызову? Или за простого охотника-сердцееда?

– Успокойтесь, до московских бомжей вам ещё далеко, – улыбнулась девушка. – Но очередную экипировку произвести не мешало бы, если желаете походить на мальчика по вызову.

– Учту, – кивнул Шимон. – И сразу же приоденусь, когда появятся деньги.

– Проблема с работой?

– Как это ни тривиально, но факт – не реклама. Мне родители обещали золотые горы на исторической родине. Только здесь кроме раскалённого солнца и еврейской чопорности ничего нет. А еврейская чопорность испокон веков любым англичанам на сто очков вперёд фору даст. Хотя легенды о богатстве еврейского государства гуляют из года в год по всем странам.

– Постойте-ка, – оживилась девушка. – Вы, я полагаю, в университете оказались не случайно. Так? Приходили предлагать свои услуги. Так? Значит, вы, по меньшей мере, историк. Так?

– Так, согласился Шимон. – Историк, да ещё со стажем, да ещё археолог к тому же. Но здешний ректорат очень осторожно и вежливо обещает рассмотреть моё резюме, обсудить кандидатуру на каком-то ихнем совете. Лишь потом, вполне вероятно, мне предложат что-нибудь подходящее, если будет свободное рабочее место. Но до тех пор беспокоить и справляться о грядущем решении не рекомендуется. Вот и весь сказ.

– Археолог вы говорите? – сдвинула брови девушка. – Вот это да! Может быть, вам меня или мне вас сам Бог послал!

– Что вы такое говорите? – не понял Шимон.

– Подождите, – нетерпеливо перебила собеседника девушка. – Вы когда-нибудь слышали о Кумранских рукописях?

– Безусловно, – пожал плечами Шимон. – В 1947 году пастух-бедуин Мохаммед ад-Диб пас коз в предгорьях недалеко от Мёртвого моря. Известно, что те места – это сейсмически активная зона, хотя и с небольшой магнитудой колебания. Так вот, либо по тамошним пещерам до этого времени никто не лазил, либо входы открылись после очередного землетрясения. Только козы любят шастать по пещерам. А пастух, чтобы выгнать своих коз наружу, просто бросил в один такой пещерный провал камень. Капризные животные выбрались, но звук от брошенного камня поразил пастуха. Это было похоже на звук лопнувшего кувшина. Бедуин, конечно же, сам забрался в провал и обнаружил там с десяток амфор, запечатанных сургучом и смолой ливанского кедра. Из внутренностей уже разбитой амфоры он вытряхнул древние, но целые и читабельные манускрипты. Некоторые из пергаментных и папирусных свитков он успел продать городским антикварам. Остальные рукописи были конфискованы у старика израильским правительством. Где они сейчас и куда попали, не знает никто. Может быть, они давно уничтожены, как нашумевшие манускрипты Наг-Хамади.

– Отлично! – удовлетворённо кивнула девушка. – Вижу, недаром вы обучались в России. Если у вас остался ещё интерес к работе, предлагаю вам заняться со мной поиском таких же амфор, которых в расселинах скал возле Мёртвого моря можно ещё отыскать не мерянное количество.

– Так уж не мерянное?

– Может, и ничего не найдём, – парировала девушка. – Но если удача улыбнётся, нам выпадет приличное денежное вознаграждение. Кстати, мы ещё не познакомились. Меня Илоной зовут.

– Шимон, – представился юноша. – Похоже, вы официально принимаете меня на работу?

– Конечно, – девушка вскинула на собеседника зелёные глаза и машинально поправила прядку каштановых волос. – Вы же ищете работу? Или я ошибаюсь?

– Нет-нет, – поспешил её уверить Шимон. – Не ошибаетесь. Тем более, работа по специальности – что может быть лучше! Но кроме будущего шикарного вознаграждения за ещё не найденные рукописи, от вашего университета что-нибудь существенное ожидается?

– Конечно! – воскликнула Илона. – Оклад рабочего поисковой экспедиции. Это не слишком густо, но гораздо ощутимее, чем в России. Согласны?

– Да кто ж от такого откажется? – вопросом на вопрос ответил Шимон. – Надеюсь, позже вы объясните мне, откуда ветер дует, то есть кому всё это надо?

– Тому самому правительству, у которого где-то хранятся рукописи Наг-Хамади. В этом государстве ничего не исчезает бесследно и ничего просто так не уничтожается. Если вам кто-то из приятелей рассказал такую душещипательную детективную историю, то простите ему дилетантство и неосведомлённость. Наш университет ничуть не хуже разбирается в архивных документах, чем американские конкуренты. Думаю, вы скоро в этом сами убедитесь.

– Но почему же тогда не просто от любопытных, а от учёных всего Земного шара прячутся найденные исторические документы? – искренне удивился Шимон. – Естественно, средства массовой информации сразу же раздули вселенский пожар вокруг обнаруженных документов, к которым не подпускают никого из любопытствующих и даже прямых специалистов, стоит ли удивляться, что Кумранские рукописи сразу были обозначены баснословными ценами на чёрном рынке, и такие криптографические свитки нет-нет, да и мелькают среди интересующихся. Только большинство из них – прекрасные подделки под старину. В наше время технического прогресса стало возможным изготовить за короткое время всё, имеющее спрос на чёрном рынке.

– Вы, я вижу, владеете настоящим фактическим материалом, касающимся археологических находок? – серьёзно спросила женщина, но серые глаза с поволокой откровенно смеялись над новым знакомым.

– Не знаю, насколько верны мои сведения, – растерялся Шимон. – Только так говорят сами продавцы и тут же предлагают купить «настоящий» «истинный» документ, случайно сохранившийся у него среди различного рода древностей.

– Эти слухи в большей мере распускают те же журналюги, оставшиеся без любимых косточек, которые и перемывать-то просто некому, – резюмировала Илона. – Я, например, тоже не склонна допускать средства массовой информации в специфику своей работы. А вы?

Где-то в селезёнке или другом внутреннем органе юноши заскребли когтями испуганные кошки. Так ведь и работу потерять можно ещё не получив её и не отведав из старинных свитков живительный глоток истории, доживший до нашего времени. Но в это время Илону отвлёк один из сотрудников, обратившийся к ней с какой-то рабочей бытовухой. Пока женщина решала текущий вопрос, Шимон уже готов был к бою, и когда Илона снова обернулась к нему, то увидела на лице юноши вежливо-ослепительную улыбку Чеширского кота:

– Похоже, я действительно попал под влияние жёлтой прессы. Но вы правы, журналистов надо всегда держать на безопасном расстоянии. Мало ли что им в голову взбредёт?!

– Вот и хорошо, – согласилась женщина. – Другого я от вас услышать не хотела бы. А сейчас, если вы окончили трапезу, предлагаю пройти в мой отдел. Там познакомимся с предстоящей работой, и я предоставлю вам текущие обязанности. В скором будущем нас ждёт Израильская пустыня, побережье Мёртвого моря и несколько населённых пунктов, где понадобится ваша способность в выуживании жаренных сплетен у местных кумушек, торгующих глиняными черепками, либо у охотников за жёлто-историческими фактами.

Это нужно, чтобы обнаружить по народным пересудам места, где могут быть археологические захоронения, либо ускользнувшие от внимания летописцев подземные капища или иудейские храмы.

– Разве такие существуют? – удивился Шимон.

– Сколько угодно! – Илона поднялась из-за стола, сделала знак рукой собеседнику, и отправилась по коридору вглубь университета, не прерывая своего рассказа:

– Подземных капищ и храмов вокруг Иерусалима сколько угодно. В своё время Цаддок, царь зелотов, позаботился о том, чтобы такие места были и чтобы мало кто мог бы донести фарисеям и саддукеям о действующих святилищах. Там религиозные обряды совершали Осе ха-Тора[17] и никакой киттим не должен был пронюхать о тайных сборищах зелотов, особенно на священный Шавоут.[18] У зелотов этот день чтился особо, но до сих пор никто не знает почему. Достаточно будет знать, что на сегодняшний день археологами университета обнаружено уже не менее шести бункеров. А один из них в районе Айлаво в Галилее длиной в шестьдесят пять метров и к тому же с вентиляцией. Каково?!

– Поразительно, – согласился Шимон.

Сейчас он вспоминал это по старой студенческой привычке иногда прокручивать всё происшедшее, дабы составить из анализа определённую картину, которая внезапно может показать происходящее ныне под другим ракурсом. А именно: сидя в джипе рядом с шофёром, Шимон дарил взгляды не только задыхающемуся от жары на заднем сиденье Ярославу, а не оставлял без внимания и саму Илону, которая уверенно вела машину в нужном направлении. Но откуда ей известно, куда надо ехать, ведь она говорила, что совсем недавно приехала из России, что в университете работает её дядя, предоставивший девушке работу?

Машина вырулила к Байт-Лахм,[19] и вскоре перед глазами молодых людей возникло место, где новорожденного Иисуса нашли пришедшие сюда волхвы. Но сейчас в этом месте высилось строение виде часовни. Вероятно, евреи не брезговали посещениями христианских паломников, желающих взглянуть на конюшню, где увидел свет Христианский Машиах или Мешиха. Но пусть себе любуются и платят деньги: шекель к шекелю готовит дорогу настоящему Пришествию настоящего Мешиха.

Машина затормозила у строения. Илона обернулась к мужчинам:

– Мне нужно навести здесь кое-какие справки, касающиеся наших поисков. Вы, Шимон, можете показать пока место рождения Иисуса своему приятелю. Там работают кондишены, и можно будет отдышаться, а то он совсем уже обезумел от здешнего климата.

Илона была права. Ярослав выглядел, как мокрая курица, к тому же часто и прерывисто дышал. Не случилось бы с ним чего! Тут уж не до реверансов!

– Послушай, Ярик, ты хоть передвигаться можешь? – заглянул в глаза приятелю Шимон. – Давай, выползай из машины. Пока Илона утрясает свои дела, пойдём в музей. Там можно отдышаться. Не заставляй меня пожалеть, что я вытащил тебя из России и уламывал Илону. Ведь она со скрипом согласилась принять тебя в команду поисковиков.

– Только поисковиков что-то я не вижу, кроме нас с тобой, – буркнул Кузнецов, вылезая из джипа. – Ты не беспокойся, Шимон. У меня это не болезнь, а просто акклиматизация. Ведь я, по сути, попал с корабля на бал. Так что уж, извиняйте и подвиньтесь, милый друг.

– Ладно, чего уж там, – отмахнулся Шимон. – Спасибо, что по первому зову откликнулся. Мне с тобой будет легче заниматься поисками иголки в стоге сена. Хотя Илона иногда довольно мудрые мысли высказывает, как ни странно.

– Ты, Шимон, прекрати своё женоненавистничество! – Ярослав даже остановился у входа в музей и взглянул в глаза еврейскому другу. – У вас, видимо, считают за доблесть принижать женщин, а у русичей отродясь женщин почитали как Берегинь и хранительниц домашнего очага. К тому же не забудь, кто тебе работу дал! И мне тоже.

– Да я ничего против Илоны не имею, – принялся защищаться Шимон. – Наоборот, я ценю её! Хочешь, когда она вернётся, прямо в лицо ей скажу это?!

– Может быть, Шимон, такой поступок для тебя и подвиг, но не надо из пушки по воробьям стрелять. Я верю, что Илона знает, где искать и как искать. Просто чувствую, нам повезёт и точка! Ладно, пошли в музей.

Но Илона не дала долго «отдыхать» своим подчинённым и машина вскоре снова наматывала километры прожаренных солнцем израильских дорог.

– Сейчас нам надо проскочить Эль-Халиль,[20] – поделилась добытыми сведениями Илона. – За городом есть малоизвестная, но проезжая дорога в Эть-Геди, что на берегу Мёртвого моря. Оттуда прямо по побережью до горной развилки Мецада.

– Ага, – отозвался пришедший в себя Ярослав с заднего сиденья. – В этой Мецаде, как я понял, на развилке стоит камень и на нём надпись: налево пойдёшь – ни хрена не найдёшь, направо…

– Не ёрничайте, Ярослав, – Оборвала его Илона. – Именно там в последнее время происходили мелкие землетрясения. Именно там, в заливе за полуостровом Эль-Лисан были обнаружены на дне обгорелые камни городских стен. Наши учёные полагают, что это те самые камни, оставшиеся от Содома и Гоморры.

– Значит и в нашем деле без Содома и Гоморры никак не обойтись, – не сдавался Кузнецов.

– Ну, будет тебе, – одёрнул его Шимон. – Илоне родственник дал, я полагаю, точные координаты поиска, и мы обязательно чего-нибудь найдём!

– Какие там точные, – хмыкнула девушка. – Пойди туда не знаю куда, найди то, не знаю что. Но найдём обязательно! Я тоже это чувствую.

– Ваши бы слова да Господу Богу в уста, – проворчал Ярослав, но больше возражать не стал.

Холмы Иудейской пустыни ближе к Мёртвому морю постепенно превращались в скалы, только ни одного кустика рододендрона, ни стрелок пустынного осота нигде не было видно. Иудейская пустыня была прообразом народа этой страны когда-то уничтоженной, но искусственно возрождённой к жизни.

Причём, большинство населения возрождённой страны разговаривало либо на запрещённом русском, либо на идише. Мало кто из правоверных евреев знал настоящий иврит. Впрочем, с лёгкой руки Голды Мейер во всех школах иврит был уже давно включен в обязательные программы обучения, но современный иврит был ничуть не похож на давно забытый и почти утраченный еврейский язык. То же касалось и арамейского, на котором большинство населения Израиля разговаривало две тысячи лет назад в годы распятия Христа. Но тогда этот язык имел множество диалектов как, например, русский язык или экспортированный по всему миру английский.

Поэтому изначальные переводы Пятикнижия Моисея на греческий оставляли желать лучшего. То же касалось и Библии, особенно более поздних переводов на греческий, русский и английский языки. Следует отметить также, что примерно через поколение после распятия Иисуса Иерусалимский храм был потерян для иудаизма. Еврейским центром стала раввинская школа в Иавнее. Тогда же появились первые христиане, у которых Саваоф приравнивался к Иисусу, то есть впоследствии узаконенное Триединство. Нельзя забывать, что сам Иисус Христос, находясь на земле, то есть в человеческом теле, никогда не был христианином, а жил и умер как иудей, чтущий Законы иудаизма.

Так или почти так думал по дороге Ярослав. Одышка его уже перестала мучить, сознание прояснилось и в голове стали возникать не только воспоминания прочитанных текстов, а целые образы, будто живописные иллюстрации к вычитанному и запомнившемуся содержанию мистической книги природных Истин.

– «Когда вы познаете себя, тогда вы будете познаны, и вы узнаете, что вы – дети Отца живого»,[21] – машинально произнёс Ярослав.

– Вижу, Ярик, у тебя башка заработала, – обернулся к нему Шимон. – Значит, в недалёком будущем нас точно ждёт успех. Илона права.

– Если что-то найдём, я буду рад, – пожал плечами Ярослав. – Только иметь бы представление: что мы ищем?!

– Считай, что клад, – парировал Шимон. – Ведь кладоискателям всё равно, в каких сундуках или кувшинах к ним в руки попадёт вожделенное сокровище. Важно, чтобы попало.

– Наш случай гораздо тоньше, – возразил Кузнецов. – Нам важно не только найти сохранившиеся до наших дней рукописи, но и суметь перевести их на современный читабельный язык.

– О, Господи! – хлопнул себя по лбу Шимон. – Я в суете кромешной забыл похвастаться, что Илона – не только наш прямой руководитель. Она профессиональный и проверенный знаток исчезнувших языков, особенно еврейских. А к тому же знает криптографическую историю этрусков.

– Это правда? – недоверчиво обратился Ярослав к Илоне.

– Конечно, – кивнула та, не оборачиваясь. – Я с раннего детства изучаю еврейский язык. Так вышло, что юные годы мне пришлось провести в московской коммуналке. Это, к сожалению, участь большинства москвичей. А наши соседи были евреями девяносто шестой пробы. Соседка тётя Циля умела на свой лад пересказывать Талмуд и все дети, кто её слушал, полюбили еврейский народ не за склочность, не за чопорность, не за поклонение Золотому тельцу, а за то, что именно этот народ считался почему-то избранным Богом. И Господь пришёл к людям виде обыкновенного еврея, который до зрелых лет не мог до конца поверить, что является Богом во плоти…

Тут машину понесло юзом по каменистому склону, но Илона ловко сумела выровнять и вернуть машину на почти проезжую горную тропу.

– Илона! – воскликнул Шимон. – Вы сейчас не на лекции по языковедению! Нельзя ли осторожнее? Поверьте мне на слово, что некоторые поисковики из вашей команды ещё не готовы отправляться на тот свет!

– Ладно, не шуми, – попытался успокоить его Ярослав. – Не перевернулись же!

Тем не менее, Шимон ещё несколько минут что-то ворчал себе под нос, но попутчики не обращали на него внимания, поскольку перед ними открылся вид Мёртвого моря. Машина археологов находилась сейчас на плоскогорье, но с этого места знаменитое Мёртвое море просматривалось и манило к себе как голубое Средиземное или бирюзовое Адриатическое.

На побережье раскинулся небольшой городок. Видимо, это и был тот самый Эть-Геди. Илона туда заезжать не собиралась и повернула на дорогу, уходящую к югу от города.

– Похоже, скоро мы окажемся у заветного камня на перепутье, – не обращаясь ни к кому, высказался Кузнецов. – Кажется это в Мецаде?

Но поскольку он высказывал соображения ни к кому не обращаясь, то и спутники его не посчитали нужным поддерживать бесцельную болтовню. Ясно было, что именно в Мецаде должно что-то произойти, если должно…

– Кстати, я думал возле Мёртвого моря воздух похож на морской, а здесь он больше смахивает на московский.

– Что вы имеете ввиду? – полуобернулась к нему Илона.

– Всё очень просто, – поспешил ответить за приятеля Шимон. – По всей земле средняя составляющая воздуха представляет 78 % азота, 16 % кислорода и остальные 6 % – всякие примеси, включая углекислый газ. Но в Москве углекислый газ из-под машин съедает половину отпущенных природой 16 %. Поэтому Москва попросту задыхается и степень загазованности ничуть не отличается от здешней, хотя сильного автомобильного движения нигде не видно.

– Над Мёртвым морем иногда случается серная загазованность, – пояснила девушка. – Во всём этом, как оказалось, виновна береговая почва, равно как и морское дно. Еврейские медики вовремя обратили внимание на это и сейчас продают грунт для грязевых ванн по всему миру. Неужели не слыхали?

– В России вообще-то, излечиваются древними народными средствами, – философски произнёс Ярослав. – К чему русскому мужику чужая грязь, когда у него своей хватает?

Плоская шутка вызвала улыбку на лице сидящей за рулём женщины, и Ярослав остался доволен. Меж тем впереди действительно показалась развилка. Только вместо камня у дороги высился столб со множеством указателей. Илона даже притормозила, чтобы разобраться с надписями и не спутать направления. Но перекрёсток был именно тот, потому что девушка удовлетворённо кивнула на уходящую в ущелье дорогу:

– Нам туда. Есть информация, что именно здесь наблюдались небольшие сдвиги земной коры, значит, надо будет исследовать все имеющиеся на сегодняшний день провалы, гроты и пещеры.

– Позвольте, мы же не спелеологи? – возразил Ярослав.

– А никто вас в глубину пещер и не гонит. Важно только осмотреть – нет ли чего любопытного в самом начале. Ведь случай нахождения Кумранских рукописей повторялся не однажды. Это ущелье прославилось тем, что здесь не единожды собирались зелоты. Правда, никакого подземелья в этих местах ещё не обнаружено, а вот рукописи могут храниться где угодно. Я полагаю, что у зелотов было в обыденности закладывать для сохранения документы в керамические сосуды, запечатывать их наглухо и складывать в каком-нибудь гроте или пещере. Потом вход наглухо заваливался, а место хранения документов передавалось изустно. Но с гибелью Иисуса Галилеянина и Цаддока сведения о пещерных хранилищах были утеряны.

– Что ж, – согласился Шимон, – За нами будущее, как говорил пророк Михей. – Что не нашли до нас, то мы не упустим.

– Вернее, постараемся не упустить, – поправил его Ярослав.

Илона решила оставить машину в начале ущелья и разделила участки крутых скалистых склонов на три части. Поисковики разбрелись по своим участкам, но никому из них не попадалось предполагаемое начальницей археологическое сокровище, хотя пещер, гротов и провалов здесь было хоть отбавляй. Видимо, зелоты использовали для хранения документов пещеры в других ущельях, либо у них были причины не оставлять никаких сакраментальных бумаг в местах общих сборищ.

У всех троих не исключая Илоны после долгого, упорного и бесплотного поиска веры в находку поубавилось, но она ещё не потухла совсем, поэтому все трое продолжали трудиться, не обращая внимания на давно уже пропущенное время обеда. Начальница поисковой группы, как и её подчиненные, была одержима во время поисков, особенно в те моменты, когда выполняемая работа обещала обернуться творческим процессом. Ведь именно этого все трое ожидали в будущем.

Но время тянулось, солнце склонялось к западу и надо было решать: либо возвращаться ни с чем, либо отыскать ближайший населённый пункт, где можно рассчитывать на ночлег, либо прямо здесь в ущелье разбить походный бивак с костром, печёной картошкой и байками о разных разностях в археологическом прошлом, переплетаемых ссылками на малоизвестные исторические факты.

Но вдруг застойную тишину ущелья разорвал человеческий крик, тут же отразившийся эхом и поднявшийся высоко в небо, как взбалмошная птица. Илона как раз вышла из очередного, осмотренного ею грота и увидела на одной из противоположных скал ущелья суматошно подпрыгивающего и машущего руками Шимона. К нему со всех ног уже бежал Ярослав Кузнецов, тоже что-то крича на ходу.

– Неужели нашёл?! – спросила вслух сама себя Илона, и сердце у неё предательски сжалось, будто пролетающий мимо ангел пропустил через девушку электромагнитную искру высокого импульса.

В следующее мгновенье она уже побросала на землю куртку, рюкзак, альпеншток и также бежала на ту сторону к прыгающему и орущему благим матом Шимону. Изрядно запыхавшись, Илона наконец-таки добралась до своих подчинённых. Оба возбуждённо что-то обсуждали, поочерёдно тыкая пальцем в видневшуюся неподалеку горную расселину.

– Что у вас тут? – прервала их споры прибывшая на место происшествия начальница.

– Нашёл! Я нашёл, Илона, то, что вы предвидели! – страстно выпучив глаза, доложил Шимон. – На дне этой расселины стоят несколько кувшинов!

– Вы уже достали хотя бы один?

– Нет, он только увидел горшки, – ответил за Шимона его друг. – Надо опускаться с подстраховкой, как положено.

– А есть ли там чего? Вы не ошиблись?

– Конечно, есть! – принялся горячо доказывать Шимон. – Я сначала влез в щель насколько возможно. Затем попытался осветить лучом фонарика дно и уронил его. Фонарик упал, но так удачно, что любой может увидеть бок амфоры в луче света. Да вы и сами загляните, не бойтесь.

Илона так и сделала. Протиснувшись насколько можно в горную расселину, женщина ясно увидела далеко на дне луч света, в котором виднелся округлый бок глиняного кувшина. Камень не мог оказаться просто отполированным куском базальта, потому что такую овальную форму не могли принять даже камни, веками пролежавшие под мускулистыми струями горных рек.

Девушка вернулась назад к мужчинам и утвердительно кивнула:

– Похоже, там действительно что-то есть. Но поскольку вы, Шимон, первооткрыватель, вам и карты в руки. Полезете в расселину, а мы вас подстрахуем. Тем более, что вам по телосложению легче будет там протискиваться, чем нам с Ярославом. Вот только удалось бы кувшины вытащить.

– Вытащим, куда они денутся, – хохотнул Шимон, достал из своего рюкзака моток альпинистской верёвки и пристегнул к поясу, не забыв пропустить контрольный захват между ног.

– Готов? – осведомился Ярослав. – Тогда пойдем. Нечего терять время. Если получится, то надо поднять наверх всё, что там есть до темноты.

– Успеем, – уверил его Шимон и направился к расселине.

Надо сказать, что на дне горного провала находились такие же сосуды, какие нашёл когда-то бедуин Мохаммед ад-Диб. Всего их оказалось шесть. И пока мужчины были заняты подъёмом керамических посудин, Илона не утерпела и вскрыла один из кувшинов. Это категорически воспрещалось уставом университета, но женское любопытство зачастую бывает сильнее всяческих запретов и ограничений. В глиняном кувшине оказалось несколько туго свёрнутых пергаментных свитков.

Развернув один из них, Илона впилась глазами в прекрасно сохранившиеся тексты. Увлёкшись, она и не заметила, как её подчинённые окончили поднимать из расселины найденные кувшины, как уставший, но радостный Шимон поднялся наверх и как оба мужчины подошли к своей начальнице, развернувшей на брезенте заинтересовавший её пергамент.

Илона стояла на четвереньках в довольно авантажной позе, читала, шевеля губами, текст на пергаменте и тут же делала записи на чистом листе бумаги. Мужчины деликатно молчали, наблюдая за увлёкшейся начальницей, но Ярослав, то ли случайно, то ли понарошку кашлянул в кулак. Илона подняла на них сияющие глаза:

– Ребята! Вы не представляете, что мы нашли! Я уже принялась переводить. Это похоже на устав общины ессеев. Представляете?

– Нет, – честно признался Шимон.

– Ессеи никогда и никому не сообщали о внутренней жизни общины, то есть не выносили сор из избы, как у нас говорят. Но известно, что в этой общине провёл детские и юношеские годы сам Иисус Христос! Более того, он со своим учителем однажды ездил на Тибет в Лхасу. А оттуда, говорят, ещё куда-то, то есть посещал Шамбалу!

– Вот это да! – присвистнул Шимон.

– Я тебе говорил как-то об этом, – включился в разговор Ярослав, – да ты слушать не захотел. Давно уже стало известно, что Иисус посещал царство Десяти Городов, что когда-то было в нашей Западной Сибири. От этого царства уцелела только столица – Аркаим. Но об этом после как-нибудь. Я хочу знать, что нам перевела Илона.

– Извольте, – улыбнулась девушка и подала мужчинам исписанный ею лист бумаги:

«…весь этот Устав пусть исполнят они в тот [день], стоя против станов каттийских. А после того как священники протрубят им в трубы напоминания, раскроются по[ходы боевые, и будут вы]ходить бойцы. И протрубят им священники вторичный клич [для сбли]жения. И когда они восстанут вблизи шеренги киттиев, достаточно для метания, каждый поднимет свою руку с орудием. А шесть [священников затрубят клич в т]рубы сражения гласом резким и тревожным, чтобы управлять боем; и левиты и весь народ, держащий рога, затрубят [боевой клич] громкогласно. Когда раздастся этот глас, руки их начнут валить сражённых киттиев».[22]

– В скобках мои авторские дополнения, – сразу же объяснила Илона. – Арамейский текст довольно сложен, а еврейские летописцы в то время иногда позволяли себе допускать вольности в документе.

– Вот как? – прищурился Шимон. – Может быть я не прав, но этот документ, скорее всего, относится не к Уставу ессеев, а к жизни секариев.[23] Кстати, Иуда Искариот тоже принадлежал к секариям и предательство его объясняется тем, что зелоты разочаровались в Иисусе, как в своём земном царе. Ведь за день до распятия он был помазан миррой, как истинный владыка, но не взбаламутил народ против римлян, а наоборот сказал, что если на монете изображён император, то отдайте ему монету: Богу – Богово, кесарю – кесарево.

– Погоди-ка, друг мой, – перебил его Ярослав. – Выходит, предательство Иуды – это воля иудейского народа, а не вожделенные тридцать серебряников кем-то одним?

– Конечно! – воскликнул Шимон. – В те времена существовали такие же политические течения, что и сейчас! Народ в Иерусалиме другой, а законы всё те же. И недаром зелоты вопили из толпы: «Распять Его! Пусть кровь Его будет на нас и детях наших!». По своим недалёким понятиям, зелотам хотелось отомстить и унизить царя, отказавшегося от земных благ.

– Ладно, смеркается уже, – прервала их беседу Илона. – Надо отнести всё в машину. Начало есть. Дальше видно будет, что это за документы, и какие исторические факты мы сможем раздобыть через века.

Глава 5

Ярослав шёл по ночному Иерусалиму впервые и находил его ничуть не хуже ночной Москвы. Но никак не лучше российской столицы, во многом американизированной при помощи современного правительства. Всё же трудно отыскать на планете другой город, содержащий подобную энергетическую ауру. Ярослава Кузнецова радовало в настоящий момент совсем другое, а именно, что даже в далёком зарубежье пришлось работать в одной команде с бывшими москвичами. Ярославу это казалось предзнаменованием чего-то грандиозного.

Собственно, грандиозное уже произошло. Привезённые в израильский Исторический Университет кувшины с найденными документами оказались ценнейшей находкой, когда-либо попадавшей в руки археологов.

При возвращении назад в Иерусалим, вёл машину Шимон по просьбе Илоны. А девушка забралась на заднее сиденье джипа и всё колдовала с переводом уже добытой из кувшина рукописи.

– Да хватит вам, – полуобернулся к ней Шимон. – Успеем ещё ознакомиться с найденными документами в лаборатории.

– Кстати, – подняла на него глаза Илона. – В университете никто не должен знать, что один из документов я уже достала из амфоры. Договорились?

– Это ещё почему? – не понял Шимон.

– А потому, – ответил за Илону Ярослав. – По идее сосуды должны вскрываться только в специальных боксах. А перед этим все горшки должны быть обработаны высокочастотными волнами и просвечены рентгеновскими лучами и чем-то там ещё. Всё это входит в обязательную программу работы с древними рукописями. И чтобы они не рассыпались при вскрытии, применяют всяческие околонаучные операции. Нашей начальнице здорово повезло, что документ оказался в великолепной сохранности, иначе за такой пергамент ей голову оторвали бы. Я прав?

– Ещё как, – вздохнула Илона. – Не выдавайте меня, мальчики!

– Замётано! – в унисон обещали оба.

А когда прибыли в университет, мужчины даже меж собой, не сговариваясь, старались не упоминать небольшой прокол их начальницы. Работали в лаборатории с утра и до утра. Проводили вскрытие кувшинов как положено, по всем правилам. Сразу же знакомились с содержанием очередного текста, и параллельно решили сделать углеродный анализ самих пергаментов.

Такое решение было принято после очередного вскрытия одного из керамических сейфов: бумаги в кувшине при вскрытии просто рассыпались, превратились в песок. Но это произошло потому, что в амфоре хранились только папирусы. Оказалось, папирус гораздо больше подвержен эффекту полураспада, чем пергамент.

Остальные рукописи не особо капризничали и предъявляли искателям много новых фактов о временах двухтысячелетней давности. Здесь действительно нашёлся Устав ессеев с обрядовыми богослужениями, а также летопись хозяйственного существования общины. Казалось бы, что можно интересного выудить из хозяйственно-бухгалтерских отчётов? Однако Илона из ничего не значащего на первый взгляд учёта сумела выделить и составить реальное житие общины ессеев в первом веке до новой эры и в первом веке уже после Рождества Христова. Получалось, что если Иисус в юношеском возрасте жил среди ессеев, то вполне возможно было обнаружить хозяйственные затраты либо на него самого, либо на первого учителя мальчика первосвященника Закхея.

Правда, Ярославу идея восстановления быта общины казалась довольно-таки сомнительной, а Шимон наоборот, загорелся от неадекватной искры и сорил этими искрами, где надо и не надо.

Ярослав зашёл в ночное кафе, взял себе бокал аперитива, присел за столик и по своему обыкновению начал прокручивать события минувшего дня. Но вспоминать, в общем-то, было нечего. Ближе к полудню ему пришлось уехать из лаборатории университета, чтобы навести справки и получить заверенные заключения из криминалистической лаборатории углеродного анализа. Работа криминалистов-углеродчиков тоже была интересной, только очень уж тягомотной. Больше семи часов убил Ярослав на окончательные заключения экспертов. Зато сейчас не оставалось никакого сомнения в том, что найденные документы двухтысячелетнего возраста и что написаны они были именно в то время, когда Сын Божий явился на землю в человеческом теле.

Ярослав забрал все заключения с собой, но возвращаться в университет уже не имело смысла, поскольку стражи порядка, наверное, давно разогнали всех сотрудников. Правда, Илоне удавалось иногда задерживаться чуть ли не до утра, потому что она приходилась племянницей проректору Иерусалимского Университета Истории и на её женские капризы охранники старались не обращать внимания. А вот Шимон, вероятно, уже давно в гостинице. Ярославу не терпелось поделиться с другом своими новостями, а заодно узнать, что нового появилось в работе с документами, пока он отсутствовал. Ярослав набрал на мобильнике номер Шимона и тот почти сразу же ответил:

– Ярик, привет, дружище! Хорошо, что не забываешь. Как дела?

– Да, я друзей не забываю, а вот у кого-то память отшибло, что не мешало бы немножко пораньше звякнуть и спросить – как дела?

– Ну, не ворчи, старик, не ворчи, – примирительно забормотал Шимон. – Ты же знаешь, без твоего ведома мы с Илоной никаких ответственных шагов предпринимать не стали.

– Каких шагов? Что ты мелешь? – не понял Ярослав. – Что там у вас сегодня стряслось?

– Да ничего особенного, в общем-то…

Ярослав Кузнецов не один год знал Шимона. Вместе им приходилось не раз выкручиваться из сложных бытовых ситуаций. Но у них всё получалось слаженно. Только пару раз не удалось удачно преодолеть жизненные рогатки, и оба раза Шимон начинал нести примерно такую же чушь.

– Так, Шимон, – в голосе Ярослава зазвучали стальные нотки. – Значит так, либо ты немедленно и подробно мне всё рассказываешь, либо считай, что наша дружба тебе просто приснилась.

– Ладно тебе, Ярик, не кипешись, – попытался успокоить друга Шимон. – У нас действительно кое-что случилось сегодня… Ну и нюх у тебя!

– Колись, не заставляй меня превращаться в чайник без свистка!

– Послушай, я ничего не собираюсь скрывать, – в тоне Шимона чувствовалось искреннее желание поделиться с другом душещипательными новостями. – Но согласись, не по телефону же мне всё рассказывать!

– Хорошо, – согласился Ярослав. – Я сейчас завис в кафе недалеко от гостиницы. Быстро подруливай сюда, а я пока закажу тебе «Бурбон» со льдом.

– Лады, – буркнул Шимон и отключился.

Ярослав снова хотел набрать номер Шимона, потому что не успел сказать ему название ночного кафе, но передумал, поскольку ближайшее к гостинице ночное заведение было только это. К тому же друзья несколько раз уже «зависали» здесь и вряд ли Шимон будет искать Ярослава где-либо ещё. Так и случилось. Шимон показался вскоре, но растрёпанным видом своим смахивал вовсе не на избранную личность избранной нации, а на видавшего виды московского бомжа. Ярослав окинул друга удивлённым взглядом и даже присвистнул:

– Шимон! Я подозреваю, что в университете сегодня действительно произошло что-то грандиозное. Или я ошибаюсь?

– Да нет, наверное, ничего особенного…

– Постой! Так могут говорить только настоящие московские евреи. На данный момент ты говоришь «да», «нет» или «наверное»? Или три в одном, как положено? Рассказывай, что случилось.

Только Шимон и не думал так вот сразу сообщать любопытные новости, тем более, что его откровенно назвали московским евреем. Он хитро посмотрел на приятеля, отхлебнул глоток «Бурбона» и делано откашлялся.

– Знаешь, Ярик, я не хотел беспокоить твоё сознание до утра, потому как утро вечера мудренее и сегодня не предугадать завтрашнего утра, но твоя проницательность…

– Оставь в покое мою проницательность, – перебил его Ярослав. – Не заставляй клещами вытаскивать из тебя в час по чайной ложке. Не буди во мне зверя.

– Хорошо, хорошо, – согласился Шимон. – Я же хотел как лучше…

– А получается как всегда.

– Ты дашь мне хоть слово сказать, наконец-то в конец?

– Говори. Я тебя внимательно слушаю.

– В общем… В общем, когда ты ушёл, мы приступили к вскрытию очередной амфоры. Илона как всегда просвечивала сосуд рентгеновскими лучами, то есть делала своеобразную томографию предмета, а я… в надеждах жизнь прошла, а светлых дней так и не увидел…

– Ты о чём это?

– Об Илоне.

– Слушай, Шимон!..

– Нет, это ты слушай! – заупрямился Шимон. – Сам вынудил меня к честному признанию, а когда я к этому уже вполне готов, то ты слинять хочешь?! Не получится!

– А я думал, что…

– Индюк думал, да в суп попал, – в свою очередь перебил друга Шимон. – В общем, честно тебе скажу, таких девчонок, как Илона, я никогда не встречал!

– Погоди, – Ярослав уставился на друга неморгающими глазами. – Я тебе про селёдку, а ты мне про баню.

– Какую баню? – искренне удивился Шимон.

– Тьфу на тебя, влюблённый пингвин, – скривился Ярослав. – Что случилось, когда Илона открыла очередной кувшин?

– Я её отважился поцеловать.

– А потом?

– Потом она отважилась заехать мне по уху.

– Замолчи! – Ярослав даже замотал головой и обхватил голову руками. – С тобой всё ясно: ты в очередной раз невозвратно, как тебе кажется, влип, то есть попал в силки, которые расставляет любая женщина, хочет она этого или не хочет. Ты конкретно влюбился, а она?

– Она съездила мне в ухо и сказала, что не время и не место.

– Правильно сделала, – согласился Ярослав. – Но я вовсе не о том. В новом кувшине были какие-нибудь документы?

– Конечно, были, – кивнул Шимон. – Илона как всегда открыла один из свитков, уткнулась в него, примерно час что-то выписывала, потом бросилась ко мне и поцеловала…

– Сама? – озадаченно спросил Ярослав. – А ты, как настоящий избранный настоящего избранного народа тоже съездил ей по уху?

– Идиот! – взорвался Шимон. – Просто Илона обрадовалась, что в этом кувшине хранятся не апокрифы, не уставы и хозрасчётные документы, а дневники самого Иисуса Христа.

– Что? – захрипел Ярослав. – Чьи дневники?

Для Ярослава эта новость действительно была столь важной и необыкновенной, что неожиданной хрипоте в голосе не приходилось удивляться. К счастью, это не задержалось надолго. Хлебнув аперитива, откашлявшись и украдкой взглянув на Шимона, уничтожающего свой «Бурбон», Ярослав снова постарался осторожненько возвратиться к дневному происшествию:

– Послушай, дружище. Что, говоришь, у вас там произошло?

– Илона меня тоже поцеловала. И очень страстно. Но это не был поцелуй влюблённой женщины.

– Ну, вот опять! – сплюнул Ярослав. – Кто про что, а вшивый про баню!

– Что ты привязался ко мне со своей баней, – взвился Шимон. – Нету в Израиле никаких русских бань и не предвидится! Если желаешь кому-то мозги припарить, езжай назад, в Россию, в Одессу, зайди на «Привоз», купи там гуся и парь ему мозги, насколько мочи хватит!

– Ты забыл к этому добавить – «москаль поганый», – усмехнулся Ярослав. – Я же не против твоей влюблённости. Влюбляйся, сколько хочешь, но дела на безделье не меняй. Что там Илона говорила про дневники?

– Говорит, очень похоже, что эти свитки сам Иисус Христос писал. Но мало ли таких свитков во всём дошедшем до нас историческом наследии?! Пруд пруди – я уверен. Так что ничего нового, скорее всего, там нет, и не ожидается.

– Погоди-ка, – Ярослав попытался чётко выговаривать слова, чтобы до Шимона дошёл смысл сказанного. – Погоди-ка, а раньше Илона радовалась так при прочтении какого-либо документа и бросалась ли с поцелуями ко мне, к тебе или к кому-нибудь из лаборантов?

В рухнувшей на ночной столик тишине ясно сквозили ещё не мучившие нового «влюблённого пингвина» бытовые вопросы. Лишь из другого конца кафетерия, где стоял музыкальный автомат, доносилась какая-то музыка в стиле французского шансона, разбавляя тем самым немудрёные думы, посетившие голову Шимона.

– Ты, вероятно, не в курсе, – продолжал Ярослав, – но нигде и никогда не выплывали на историческую арену манускрипты, сочинённые самим Сыном Божьим. И ни на одном апостольском свитке нет фразы, подписанной Иисусом, дескать, с моих слов записано верно и мною прочитано. Так что не зря Илона подарила тебе неожиданный поцелуй. Если она не ошиблась, то эти пергаменты пока что единственные в мире, через которые Сын Человеческий решил связаться с нами. Чувствуешь, чем пахнет?

При этих словах Шимон сделал гримасу, будто действительно нюхал воздух. Ярик улыбнулся, видя это, но ни слова не сказал. На лице Шимона наоборот играли все мыслимые и неизведанные ещё соображения, воспоминания и выводы. Наконец, столкновение стихий нашло выход во фразе:

– Значит, она не меня любит, а… Тьфу ты, я хотел сказать, что эта находка прославит нас всех. Как считаешь?

– Именно так, – кивнул Ярослав. – Но запомни, что ты для Илоны являешься частью находки мирового значения. И если не желаешь снова угодить в лапы женоненавистничества, то надо всего лишь утвердить в женском сознании истину, что без тебя у неё ничего бы не получилось, что дальнейшая жизнь будет складываться только в твоём присутствии. Если она в этом уверится, то сама тебя никуда не отпустит. А ты захочешь ли этого к тому времени? Не остынешь как обычно? Насколько я помню, женщинам удавалось пленить тебя только до утра. На большее у них сил не хватало. А скорее всего, утром у тебя на роже всегда присутствовала еврейская скотская улыбочка, так что девочки уносили ноги и радовались, что дёшево отделались.

– Скажешь тоже, – отмахнулся Шимон. – Но если уж на то пошло, то я всегда с тебя пример брал. Вспомни свою подленькую пословицу, мол, наше дело не рожать, сунул, вынул и бежать.

– Из тебя хороший ученик получился, – не растерялся Ярослав. – И с этой, навсегда пленившей твоё сердце, то же самое получится. Так что выкини из башки свои любовные бредни и не мешай нашей работе.

– Нет, ты ничего не понимаешь, – возразил Шимон. – Мне хочется окунуться в её волосы, вдыхать тонкий аромат женского тела. Хочется целовать каждый её пальчик, заглядывать в глаза и шептать на ушко какие-нибудь глупости. Хочется любоваться её походкой, слушать, как она говорит, и знать какие мысли рождаются в её изящной головке под аккуратно постриженной каштановой шевелюрой.

– «Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе! – в тон приятелю подхватил Ярослав. – Со мною с Ливана, невеста! со мною иди с Ливана! спеши с вершины Аманы, с вершины Сенира и Ермона, от логовищ львиных, от гор барсовых! Пленила ты сердце моё, сестра моя, невеста! пленила ты сердце моё одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей. О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста! о, как много ласки твои лучше вина! и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов! Сотовый мёд каплет из уст твоих, невеста; мёд и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана! Запертый сад – сестра моя, невеста, заключённый колодезь, запечатанный источник: рассадники твои – сад с гранатовыми яблоками, с превосходными плодами, киперы с нардами, нард и шафран, аир и корица со всякими лучшими ароматами; садовый источник – колодезь живых вод и потоки с Ливана. Поднимись ветер с севера, принесись с юга, повей на сад мой, – и прольются ароматы его!..».[24]

– Именно так, Ярик! – обрадовался Шимон. – Я до сих пор восхищаюсь твоей памятью. Ты ведь Песню Песней Соломона процитировал, так? Но всё равно, как раз во время и к месту!

– Эх, чего только для друга не сделаешь, – притворно вздохнул Ярослав. – Хорошо, если эта влюблённость перерастёт у тебя в нечто большее. Гораздо хуже будет, если ты после первой же внебрачной ночи на Илону смотреть не захочешь.

– Этого не будет…, – нахмурился Шимон. – То есть, я хотел сказать, никакой внебрачной ночи, как ты говоришь, не ожидается. Зачем я ей, нищий российский выкрест? Ей дядя посолиднее может жениха найти. Он всё-таки «шишка» в нашем университете, проректор! Эх, да что я…

– Вот это верно, – согласился Ярослав, потом подозвал официанта и заказал ещё порцию «Бурбона» для приятеля и аперитив для себя. – Вот это верно. Никогда нельзя бежать впереди паровоза, теряя тапочки. Но нам по любому не следует надолго зависать здесь, потому что надо успеть в университет прямо к открытию. Вероятно, Илона осталась там, потому что случай исключительный, и она не упустит шанс поработать с документами, которые писал сам Иисус! И чтобы завтра быть свеженькими, нам необходимо хоть немного поспать.

Так и произошло. Парни ещё час-другой зависали в ночном кафе, радуясь постигшей их удаче, потом отправились в гостиницу на опохмелочное отдохновение. И рано утром оба бодренькие и весёлые, друзья шагали навстречу своему заветному будущему, то есть в университет.

Надо сказать, что работники Центрального Иерусалимского Исторического Университета появлялись на службу не раньше десяти с неопубликованного соглашения начальства. К тому же еврейская нация очень трудно раскачивается по утрам. В общем, кроме двоих рекрутов-археологов в университете пока никого не было. Охрана пропустила их беспрепятственно, однако Илоны в лаборатории не оказалось.

Друзья обследовали все близлежащие кабинеты, но натыкались либо на запертые двери, либо на пустой кабинет.

– Куда же её черти унесли? – досадно буркнул Ярослав.

– Опять потащила документы на дополнительные анализы, – высказал предположение Шимон. – В таком случае, наша начальница покажется только к обеду, а то и совсем к окончанию рабочего дня. Пойдём лучше в лабораторию. Там на столе Илоны ещё осталось пара свитков из последнего керамического контейнера.

– Так что ж ты молчал до сих пор! – возмутился Ярослав.

В лаборатории ещё никого не было, но на этот раз Ярик сразу же бросился к столу Илоны. Свитки действительно лежали на столе. Рядышком, будто двое близнецов.

– Вот они! – вздохнул Ярослав. – Шимон, ты можешь перевести текст?

– Прямо сейчас?

– Ну, да! Тебе что-то мешает?

– Да нет, наверное…

– Так «да», «нет» или «наверное»?

– Ладно, переведу, если ты просишь, – отмахнулся Шимон. – А не лучше ли дождаться Илону? Всё равно перевод у неё точнее получается.

– Знаю, знаю, – согласился Ярослав. – Только вот нетерпячка замучила. Ведь никто же ещё никогда не читал документов, написанных Сыном Божьим!

– Хорошо, уговорил, – опять отмахнулся Шимон. – Я сначала у ночной охраны узнаю, где Илона, пока они не сменились.

– Знаешь что, – глаза у Ярика хищно блестели, как у волка, когда тот взял след убегающей газели. – Знаешь что, я в охрану сам смотаюсь, а ты пока никто не мешает, садись и переведи хоть немножечко. Ну, что тебе стоит? Лады?

– Лады, – недовольно буркнул Шимон, взял один из свитков и уселся работать за письменный стол Илоны.

Ярослав выскочил в коридор, пробежал авантажными пируэтами до лифта и даже сделал несколько кругов по лифтовой площадке. Но отчаявшись ждать прибытия лифта, он кубарем скатился на первый этаж и поспел в охранное отделение университета как раз к смене караула. Самое важное было то, что отдежурившие сутки охранники ещё не разъехались по своим делам.

Быстренько наведя справки о дежуривших ночью в корпусе и на этажах, Ярослав принялся расспрашивать их об Илоне. Но никто ничего толкового сообщить не мог. Лишь один из охранников заметил:

– Да, знаем мы вашу Илону. Ей отпущено персональное разрешение дирекции насчёт работы в ночные часы. Она и сегодня всю ночь в лаборатории просидела. Только за час до открытия университета в спешном порядке куда-то ретировалась. Даже тубус свой в дверях обронила.

– Какой тубус? – не понял Ярослав.

– Как какой? – удивился охранник. – У Илоны в руках был тубус, в которых чертежи носят.

– А там, в тубусе этом, действительно чертежи были? – прищурил глаза Ярослав.

Охранник сразу же закашлялся. Видимо, не ожидал такого оборота событий или надеялся на неписанный закон, что близкие родственники руководителей университета вещевому досмотру на выходе-входе не подлежат.

Было ясно, что от охранников ничего больше не добьёшься. Ярослав снова поплёлся в лабораторию, но уже не такой лёгкой летучей походкой. По дороге смутная сакраментальная мыслишка вздумала посетить его мутную после вчерашнего голову. Ведь Илона никогда не позволяла себе лично ездить по каким-либо дополнительным лабораториям и учреждениям. Для этого хватало рядовых лаборантов. На худой конец, она вполне могла задействовать Шимона с Ярославом, как своих прямых подчинённых. Однако дождаться открытия университета у неё не хватило терпения, либо документ оказался таким интересным и уникальным, что девушка решила не выпускать его из рук до заключения лабораторных работ.

– Интересно, что же в манускрипте написано такого, что Илона рискнула подпольно вывезти его из университета? – вслух размышлял Ярослав, поднимаясь в лифте на этаж, где находилась лаборатория.

Не найдя на свой вопрос вразумительного ответа или хотя бы объяснения, Ярослав вернулся к Шимону. Правда, его шокировал вид какого-то мужчины в гражданском, который стоял возле входа в лабораторию с видом неподкупного охранника.

Ярослав давно знал, что парни с такими каменными лицами встречаются только в правоохранительных организациях. Этот был далеко не исключением из правил, потому что преградил могучим торсом доступ в помещение.

– Простите, – вежливо начал Ярослав, хотя пламя онгона бушевало у него в сознании с бешеной силой. – Простите, позвольте пройти, я здесь работаю.

– Не положено, – заученно пробубнил каменный верзила.

Вдруг дверь кабинета открылась, и в коридор выглянул господин Яффе, заместитель проректора университета по общим вопросам. Ярослав не был близко знаком с этим человеком, только почему-то изначально испытывал к нему отвращение. Чем такая отрицательная гамма чувств была вызвана, Ярик вряд ли смог бы сходу сформулировать, но даже смотреть без содрогания в лицо чиновника было выше его сил. Вероятно, причиной, прежде всего, был особый запах тела у заместителя проректора и обильный снегопад из перхоти, непрестанно покрывающий плечи чёрного двубортного пиджака.

У каждой народности, а тем более, у каждой личности есть свой природный запах тела, а от господина Яффе очень часто несло, будто из отхожего места. К тому же, заместитель проректора, скорее всего, пользовался мылом с резким запахом ливанского кедра, чтобы перебить природный запах тела. Но это было практически невозможно и у большинства создавалось впечатление, будто кто-то нагадил в лесу под ёлкой.

– Вот вы где! – обрадовался господин Яффе, увидев Ярослава. – Заходите в лабораторию, у нас тут имеется несколько серьёзных вопросов к вам и вашему товарищу по работе.

Ярослав теперь уже без стеснения отодвинул дуболома-охранника в сторону и проскользнул в помещение. Там царил всегдашний внутренний беспорядок, приукрашенный стараниями «гостей» в гражданском, успевших осмотреть значимые места в лаборатории. За рабочим столом Илоны, наполовину заваленном бумагами, папками с документами и рулонами кальки, сидел щуплый мужчина в чесучовом пиджаке серого цвета и что-то писал. А перед ним напротив стола стоял Шимон. Он оглянулся на звук открываемой двери и Ярослав заметил в глазах друга смятение и страх.

– Всё не так уж хорошо, – отметил Кузнецов, – потому что Шимона до такого состояния вряд ли кто способен довести. Значит, эти люди из какого-нибудь Моссада, КГБ или ФБР.

Что здесь в Израиле могут безраздельно хозяйничать ребята из штатовского ФБР, Ярослав ничуть не сомневался, потому что еврейское государство в Передней Азии давно уже считается если не отдельным членом Соединённых Штатов, то послушной исполнительной колонией. Здесь без ведома ФБР не случается ничего. Значит, ребята осведомлены уже об очередной находке Кумранских рукописей и постараются всё прибрать к рукам.

Тщедушный человечек перестал писать и посмотрел на Ярослава. Глаза у него были такого же серого цвета, как чесучовый пиджак, к тому же водянистые. С точки зрения психологии и физиономистики такие глаза бывают у потенциальных убийц или садистов. Вот почему Шимон стоит перед этим карликом с растерянным видом и беспомощно оглядывает лабораторию.

– Кстати, убрал ли ты со стола подлинники? – чуть было не спросил Ярослав у приятеля, но вовремя спохватился.

Шимон, видимо, понял не прозвучавший вопрос и подал знак глазами в сторону бумаг на столе. Видимо, Шимон успел-таки засунуть ценнейшие рукописи под рядовой хлам. Кто ж знал, что ФБРовские Моссадовцы пожалуют ни свет ни заря!

Ярослав в ответ подмигнул приятелю и вдобавок мотнул головой в сторону стола, чтобы Шимон не сомневался.

В критических ситуациях никогда не бывает случая для обсуждения и прогнозируемого планирования. Приходится надеяться на то, куда кривая вывезет. К счастью, Шимон всегда понимал Ярика с полуслова. Важно, чтобы и сейчас он ничего не перепутал.

– Ярослав Кузнецов? – осведомился тщедушный человечек.

– Я-то Кузнецов, а может просто Птицын, – с вызовом отозвался Ярослав. – А вот ты кто? Прыщик на ровном месте?

Человечек болезненно поморщился, но не перестал не мигая разглядывать Ярослава серыми водянистыми глазами.

– Мы представляем курирующую организацию университета, – человечек перевёл взгляд на господина Яффе и тот подобострастно кивнул.

– Да-да, они имеют необходимые полномочия…

– Какие полномочия?! – вскричал Ярослав. – Посмотрите, что вы натворили!

Ярослав показал пальцем на стеллаж в другом конце лаборатории, на котором вместе с ворохом кальки лежало несколько пергаментных манускриптов – подделок с чёрного рынка.

– Вы посмотрите, посмотрите! – продолжал возмущаться Ярослав, всё также указывая в сторону стеллажа. – Такое никогда не позволят себе настоящие ответственные лица!

При этих словах карлик даже встал из-за стола и поднял вверх руку, пытаясь образумить кричащего на него лаборанта. Но не тут-то было. Ярослав сделал несколько шагов в сторону стеллажа, указывая пальцем на пергаменты и продолжая истошно орать:

– Разве так поступит кто-нибудь из исполнительных органов?! Да никогда! Заместитель проректора либо ошибся, приглашая вас, либо он с вами в сговоре!

После этих слов лицо маленького человечка покраснело как трансгенизированный помидор, и он направился к пергаментам, на которые указывал Ярослав. К тому же, дверь в лабораторию открылась, и на пороге вырос верзила-охранник. Он так же непроизвольно сделал несколько шагов в сторону стеллажа. На «гостей» действовал проверенный психологический приём психоза толпы.

Шимон понял затею приятеля и стал бочком продвигаться к письменному столу Илоны, где под различными документами он успел спрятать настоящие пергаментные свитки. Ярослав краем глаза заметил дислокацию приятеля и усилил атаку на неприятеля.

– Что это такое, я вас спрашиваю?! Что это?! Ценнейшие документы, где они?! Я о ваших действиях немедленно доложу господину проректору! Что вы сделали?! Вы просто мошенник!!

С этими словами Ярослав ухватил за шиворот тщедушного человечка, рванул на себя, оторвал от земли и что было сил, швырнул в господина Яффе, оказавшегося неподалёку. Тут же послышался утробный рёв верзилы-отморозка, который одним прыжком оказался возле Кузнецова и пустил в ход резиновую дубинку. Последнее, что успел заметить Ярик перед тем как вырубиться, фигуру Шимона, выскальзывавшего в открытую дверь лаборатории.

Глава 6

Сознание возвращалось медленно, словно спешащий увидеть солнышко подснежник прорывается сквозь подтаявший наст на волю. И в какое-то мгновение ещё не окрепшие струи сознания всё-таки разрушили лёд и мутный поток мыслей, воспоминаний, бессмысленных страхов и самых умных умозаключений вырвался из-под контроля мёртвого покоя как вода в паводок.

Инцидент в лаборатории кончился для Ярослава на удивление мягко. Вероятно, причиной была неустрашимая «бдительность» рядового работника исполнительных структур, который применил в отношении иностранца ощутимое физическое вмешательство. Что ни говори, а Ярослав не менял подданства и даже не просил политического убежища, числясь официально вольнонаёмным работником Центрального Израильского Университета Истории, приехавшим из России. К тому же потребовалось реальное медицинское вмешательство, дабы не позволить преставиться российскому гражданину от стараний исполнительной власти Израиля.

Поэтому, очнувшись, Кузнецов обнаружил себя в больничной палате, несмотря на то, что у него не было медицинской страховки. В окно, задёрнутое белой кисейной шторой, проникал утренний свет. Прежде всего осмотревшись и не найдя на теле очень серьёзных повреждений, Ярослав попробовал сесть. Получилось. Мешал только шнур от капельницы, но он был уже не нужен.

Освободившись от медицинской опеки, Ярик осторожно выглянул в коридор. Но там никаких столов для дежурных, а также предполагаемых охранников не наблюдалось. Видимо, весь служебный персонал находился в ординаторской, а охрана – на выходе.

Ярослав, несмотря на острую головную боль, мучившую левый висок и затылочную часть, решил удрать из палаты босиком, в одной больничной пижаме. Для этого, прежде всего, подходило окно. Отдёрнув штору, Ярослав увидел балконную дверь, которая довольно легко открылась.

Небо, подёрнутое серыми утренними сумерками, ещё не проснулось. Город тоже. Значит, есть реальная возможность добраться до гостиницы в пижаме, а там Шимон. Вдвоём они что-нибудь придумают. Тем более, приятель смог незаметно удрать из лаборатории, прихватив с собой древние манускрипты.

Обширная балюстрада, куда выходила дверь из больничной палаты, имела два лестничных марша, по которым можно спуститься в парк и дальше – в город. Ярослав так и сделал, поскольку засевшая в голове мысль об обязательном бегстве из больницы не давала покоя.

К тому же на руку было раннее утро, когда поздние пташки уже ложатся почивать, а жаворонки ещё не проснулись. Во всяком случае, до гостиницы Ярослав добрался без всяких происшествий, несмотря на то, что был босиком и в больничной пижаме. Правда швейцар гостиницы подозрительно уставился на беглеца, но Ярик на всякий случай высказал бдительному служащему всё, что он о нём думает на чистейшем русском нелитературном языке. Швейцар сразу всё понял, и возражать не осмелился.

Шимон оказался в постели. К тому же проснулся быстро и с лишними вопросами не приставал. Однако сам не преминул доложить, что благополучно вынес из института уникальные пергаменты и даже додумался арендовать ячейку в банке «Америкен Корпорэйшн», где и спрятал капсулу с документами.

– Первым делом отправляйся в ванну и приведи себя в порядок, – распорядился Шимон. – Потом будем соображать, как выпутываться из этой проблемы.

– Думаешь, у нас действительно проблема?

– Ещё какая, – убеждённо кивнул Шимон. – Илона недаром незаметно уехала из института.

– Конечно, недаром, – согласился Ярик. – Она умудрилась прихватить с собой один или два ценнейших пергамента, продав которые чёрным археологам сможет обеспечить себя на всю оставшуюся жизнь.

– Вот за что я не люблю русских, – взорвался Шимон, – так это за врождённый сучий характер. Если Илона еврейка, так она обязательно должна либо что-то украсть, либо выменять своё благополучие за сексуальные услуги, либо…

– Хватит, хватит! – перебил его Ярослав, картинно подняв обе руки вверх. – Сдаюсь! Конечно же, Илона выкрала документы не с целью обмена на бобло. Она, скорее всего, выполняла ответственное поручение по заданию российского ГРУ. Или по поручению самого президента Перепутина. «Не думай о секундах свысока, наступит время, сам поймёшь, наверное…, – в заключение стал фальшивить Ярослав. – …свистят они, как пули у виска…».

– Заткнёшься ты или нет? – вскипел Шимон. – Если тебе исполнитель мало по башке настучал, так я добавлю. Марш в ванную!

На этот раз русский решил послушаться своего еврейского меньшого брата и прошмыгнул в ванную, где с удовольствием отдался на милость массажного душа.

Однако давно уже мучившая его подлая мыслишка не захотела так сразу сдаваться и оставлять поле боя. Действительно, почему Илона исчезла, прихватив документы? Может быть, опасалась, что с этими рукописями правительство Израиля поступит точно так же, как с теми, найденными в 1947 году? Ведь о тех документах никто и никогда больше не слыхал. Всё так. Но если они в одной команде, то исчезать по-английски просто неразумно. Хотя… хотя у неё, может быть, просто не было времени, чтобы предупредить о возможной конфискации манускриптов.

Как подтверждение, вспомнилось, что заместитель проректора Яффе привёл карлика-следователя в сопровождении охранника-отморозка раньше начала рабочего дня, чтобы успеть беспрепятственно ознакомиться с уже извлечёнными из керамических сосудов пергаментами, а заодно и конфисковать оставшиеся две амфоры.

Следовательно, вполне возможно, что заинтересованные структуры уже наложили лапу на ещё нераскрытые амфоры и археологам их не видеть как своих ушей. А Илона владеет более полной информацией. Недаром же она была племянницей проректора университета! Это походило на правду. Во всяком случае, заставляло задуматься. Мысль из сволочной и негативной на глазах превращалась в реальное и весомое предположение.

Вымученными соображениями Ярик сразу же, вернувшись в номер, поделился с приятелем. Тот слушал немного нахмурившись. Потом морщины мгновенно разгладились, но даже не из-за реального объяснения ситуации, а из-за неожиданного оправдания поступка Илоны. Что ни говори, а Шимон влип по уши в свой очередной роман, и будет почитать Илону как несравненную богиню вплоть до первой внебрачной ночи. После этого у Шимона то ли интерес пропадал к бывшему предмету вожделения, то ли в нём бурлило природное чувство брезгливости, но именно поэтому он не был до сих пор женат.

Ярослав Кузнецов тоже не стремился потерять мужскую свободу, хотя несколько раз серьёзно задумывался: а зачем она нужна такая свобода? Ведь никто не поможет умным или непроходимо глупым, но нужным советом; не примет участия в судьбоносных решениях, даже просто не пожалеет; не успокоит весомым или ветреным словом, но, конечно же, необходимым как воздух.

Только, видимо, ещё не родилась такая на свет, чтобы понять и принять бродягу-писателя и несостоявшегося археолога, таким как есть. Будет, конечно, здорово, если Шимон найдёт свою звезду, только Илона ли это?

– Слушай, – сосредоточенный вид Шимона не предвещал ничего хорошего. – Слушай, ты после побоев действительно уже способен на какие-либо активные действия?

– Собственно, голова немножко побаливает, а так – в полном порядке, – признался Ярослав. – А что нужно?

– Нужно рвать когти отсюда, пока доблестные исполнители не пожаловали к нам прямо в номер.

– Послушай, не гони волну, – Ярослав попытался успокоить приятеля. – Я в больнице выглядывал в коридор. Никто мою палату не охранял. И через больничный парк я прошёл без проблем. Так что опасения твои излишни. Кстати, «доблестные исполнители» как ты их называешь, давно пожаловали бы в гости…

Миролюбивый монолог Ярослава был прерван настойчивым стуком в дверь номера. Приятели замерли, как два сеттера в стойках, но стук повторился. Более того, дверь из коридора кто-то пытался взломать. На крепость замков и створок рассчитывать не приходилось. Опасения Шимона полностью подтвердились, и пора было уносить ноги, если ещё не поздно.

К счастью, друзья уже были одеты. Шимон покидал в маленький рюкзачок какие-то бумаги, тряпки, железки, закинул его за плечо и показал Ярославу на балконную дверь.

– Здесь же высоко, – страшным шёпотом прохрипел тот. – Восьмой этаж! Я пока ещё летать не умею.

– Научишься!

Видимо, Шимон знал, что делал, поэтому он просто толкнул друга к балконной двери и подтвердил толчок хорошим пинком. Это подействовало. К тому же, входная дверь под мощными осадными ударами не выдержала и с грохотом рухнула. Вместе с этим раздались несколько пистолетных выстрелов. Но друзей спасло то, что меж ними и нападающими было целых две комнаты гостиничного пространства. Шимон даже балконную дверь аккуратно притворил за собой, чтобы погоня задержалась на время в номере.

Балконная лоджия была огорожена ажурной решёткой, по которой спокойно можно было взобраться на крышу. Так друзья и сделали. Но оказавшись на крыше, Ярослав всё ещё не мог сообразить – что же дальше?!

– Ярик, ты меня удивляешь, – обиженно мотнул головой Шимон. – Мы с тобой в ситуёвинах и похуже бывали. Ничего ведь, выбирались же!

– Ага, выбирались, – кивнул Ярослав. – Только в России нам по пяткам никто из пугачей не палил. Или на вашей исторической родине без этого никак нельзя?

– Ладно ты, антисемит поганый. Я тебе это припомню! А теперь топай за мной и помолчи немного.

Нырнув в чердачное окно, Шимон уверенно направился в торец здания, где в зыбком свете аварийных фонарей видна была огороженная панелями часть чердачного пространства. Но самое главное посредине панелей виднелась дверь, которую Шимон открыл, будто фокусник.

– Это лифтовые шахты, – объяснил он. – А в шахте грузового лифта имеется дополнительная пожарная лестница. Как видишь, я успел разведать пути отхода на непредвиденный случай, и это оказалось не лишним.

– Ты прав, – согласился Кузнецов. – Однако как мы внизу выкручиваться будем?!

– Вот там и увидим.

Приятели спустились вниз по хлипкой пожарной лестнице, сумели без проблем проникнуть в полуподвальное хозяйственное помещение гостиницы, но вынырнув на улицу через служебный вход, всё-таки срезались. Беглецов заметил кто-то из «охотников», дежуривших на улице. Сразу же раздалось несколько пистолетных выстрелов, но, к счастью, было слишком далеко и пули просвистели мимо.

Друзья со всех ног бросились в единственный переулок, соединяющий гостиничный тупичок с автомобильными артериями города. И, выскочив на трассу, оба чуть не попали под колёса затормозившего «джипа».

Вдруг дверца машины открылась и до боли знакомый голос скомандовал:

– Молодцы, что вовремя удрали! Живо в машину!

Друзья, ещё плохо соображая, ввалились в «джип», рванувший с места и оставивший в каком-то далёком прошлом только что случившееся опасное приключение. Сейчас важным было только одно: Илона появилась! Она рухнула, как снежная лавина, как торнадо, сметающее всё на своём пути, появилась как раз вовремя – ни секундой позже! Это было удивительно. Удивительно и непредсказуемо.

– Илона! Откуда ты? – прохрипел Шимон, глядя на девушку восхищёнными глазами.

– Потом, мальчики, потом, – отмахнулась та. – Главное, что успела!

– Да уж, если это чутьё женщины, то я искренне снимаю шляпу, – засвидетельствовал своё почтение Ярослав. – Выходит, ты нам жизнь спасла. А то эти жиды поганые точно бы нам в шкурах дырок понаделали.

При этих словах Илона резко затормозила и оба беглеца, сидевшие на заднем сидении, ткнулись носами о передние кресла. Машин в этот момент на трассе не наблюдалось, и никто сзади в неожиданно затормозивший автомобиль не врезался.

– Между прочим, – Илона обернулась к Ярославу и глаза её сузились. – Между прочим, я тоже еврейка, однако спасла твою шкуру от лишних дырок, как ты изволил только что заметить. Кстати, твой друг тоже еврей!

– Не обращай на него внимания, Илона, – подал голос Шимон. – У Ярика в печёнке иногда просыпается ген великодержавного русского шовинизма, но это скоро пройдёт. А за спасение благодарим. Оба благодарим. Так что либо поехали, либо мы прямо здесь выйдем.

– Сидите уж, – проворчала Илона, и машина рванула с места как застоявшаяся лань. – Свалились на мою голову. С вами хлопот не оберёшься!

Ярослав нащупал руку приятеля на сидении автомобиля и пожал, выражая молчаливую признательность за заступничество перед начальницей.

Собственно, такие выходки с детства были привычным делом для Ярослава и Шимона. Когда один делал страшные глаза и начинал на чём свет стоит проклинать и хулить евреев, второй то же самое проделывал в отношении русских. Это поведение меж друзьями сложилось уже в своеобразный ритуал, не рассчитанный на болезненное восприятие посторонней женщины.

Но судя по тому, что Илона встряхнула головой, как собака после купания, мимолётная злость уже покинула её. Девушка даже сочла нужным обернуться к мужчинам и одарить их улыбкой.

Меж тем «джип» вырулил на окраину Иерусалима, выглядевшую как коттеджный район. Ворота одного из домов, спрятавшегося за высоким забором, девушка открыла ключом-фотоэлементом, въехала во двор и картинно принялась отдуваться:

– Никогда бы не подумала, что мне придётся выручать вас из каких-то там проблем! У меня самой этого добра предостаточно.

– Стоп! – оборвал её Шимон. – Чьи, говоришь, проблемы? Ты за помощь в поисках неизвестных рукописей обещала нам не то, чтобы золотые горы, но реальное безбедное существование. А что в результате? В результате за нами охотятся какие-то «исполнительные органы»! Кстати, может, они и исполнительные, только органами назвать трудно. Ты, вероятно, ничего не знаешь, а Ярослав уже физически пострадал от рук этих отморозков. К тому же, мы с Кузнецовым представления не имеем во что ввязались и за какие провинности на нас всё это обрушилось?!

– Ну, ладно, будет вам, – удержала девушка Шимона от стремления поскандалить. – Пошли в дом, перекусим с дороги, а заодно и обсудим всё.

Она первая поднялась на крыльцо, переходящее в веранду, опоясывавшую дом по окружности, и открыла входную дверь на первый этаж. Прямо от дверей лестница в два пролёта поднималась на второй этаж, справа находилась большая гостиная, а слева – кухня и столовая. Именно туда прошла Илона и сразу же принялась готовить настоящий кофе, благо, что даже печка с горячим песком на кухне присутствовала.

Пока Илона возилась у плиты, мужчины уселись за круглый стол и огляделись. Столовая и кухня были экипированы довольно дорогой мебелью. А на стене висело большое полотно в золочёной раме с изображением бурного моря и небольшой двухмачтовой фелюки, борющейся с волнами и пробивающейся в порт по указаниям далёкого маяка.

– Это один из подлинников Айвазовского, – подала голос Илона, заметив, что гости заинтересовались картиной.

– Ого! – Ярослав даже щёлкнул пальцами. – Если в столовой развесили подлинник известного художника, то страшно подумать – что же можно увидеть на втором этаже!

– Увидите, – пообещала Илона. – Это дом моей тёти и пока безопасен.

– Насколько безопасен?

– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Меня в доме у дяди уже искали. Наверное, те же заинтересованные лица. К счастью, этот дом перешёл к тёте по наследству и оформлен был ещё на девичью фамилию, так что «исполнительные органы», может быть, вообще сюда не заявятся.

– Вряд ли, – хмыкнул Ярослав. – Кстати, откуда ты узнала про то, что нас в гостинице окучивать будут?

– Что будут делать? – Илона подняла на него удивлённые глаза. – Очухивать?

– Не очухивать, а окучивать, – повторил Кузнецов. – Сразу видно декоративную горожанку, для которой деревня или кибуца – это где-то на Луне. Да, наверное, там растёт картошка, только зачем её окучивать, ведь она же на деревьях, будто апельсины. Так что ли?

Безобидная на первый взгляд насмешка Ярослава произвела на Илону непредвиденную реакцию. Девушка скуксилась и готова была разрыдаться, как несправедливо обиженный маленький ребёнок. Шимон сразу же пододвинул свой стул поближе и попытался успокоить хозяйку мирными рассудительными речами не мальчика, но мужа:

– Я же говорил, что на Кузнецова не стоит так реагировать. Он добрый, но не ведает сам, что творит. Право, он вовсе не хотел обидеть такую красивую девушку, тем более спасшую нас от расправы. В нас же стреляли! Просто и мы, и вы ещё угнетены тем, что на данной охоте оказались для кого-то дичью. Согласитесь, для человека неприятно всё время ощущать себя чьей-то добычей. К тому же, неизвестно за что нас ловят.

– Известно, – голос Илоны ещё чуть дрожал, но она сумела вовремя взять себя в руки. – Меня дядя всё-таки любит и если бы не он, то мне никогда бы не узнать о готовящемся на гостиницу набеге. Дядя даже примерное время сообщил.

– Фантастика! – Шимон ещё ближе пододвинулся к Илоне и постарался беззаботно положить руку на спинку её стула. Девушка остро глянула на «успокоителя», ничего не сказала, но отстранилась от спинки и облокотилась о стол.

– Да, я совсем забыла! – Илона резко поднялась и подошла к экстравагантному буфету карельской берёзы. – У нас же хороший коньяк имеется. Если хотите – в кофе, а я так вообще от рюмочки не откажусь.

Коньяк «Хеннеси» оказался кстати и ко времени. Все трое пропустили по рюмочке и не противились даже пропустить по второй. Только после этого спиртное начало действовать и свело на нет неуклюжесть Ярослава и обидчивость Илоны.

– Вот теперь настала пора перекусить. Никто не против? – осведомилась хозяйка. – Заодно я вам расскажу одну нашу семейную тайну. Совершу, так сказать, мистерию посвящения!

Мужчины были не против. Тогда девушка извлекла из холодильника три увесистых пакета лозаньи с сыром и отправила их в микроволновку. Пока еда разогревалась, Илона успела настругать блюдо салата из помидор, огурцов и болгарских перцев, приправить всё смесью из семи трав, чеснока, бамбука и поставить на стол.

Обед получился на славу. Тем более, что наша троица перед принятием пищи не отказалась пропустить ещё по одной рюмочке. Трапеза подействовала на всех, как заветный эликсир от тысячи болезней. Недаром когда-то сам генералиссимус Александр Васильевич Суворов сказал: «Я для армии – ничто! Армией управляет желудок. И лишь тот полководец выиграет сражение, у которого солдат сыт и уверен в себе».

– Ну, так. Вернёмся к нашим баранам, – начала свою исповедь Илона. – Я недаром приехала в Израиль, недаром работаю у дяди в университете, потому что являюсь прямым потомком Понтия Аквилы Пилата.

– Кого-кого?! – хором переспросили мужчины.

– Понтия Пилата. Вы не ослышались, – улыбнулась Илона. – Он был не только прокуратором Иерусалима, но также этнархом[25] плодородных земель. В частности на этих землях сейчас находится кибуц Калия, а в то время недалеко оттуда стоял город Кумран. Мой знаменитый предок встречался с Иисусом гораздо раньше, чем описывается в Евангелии. Сын Человеческий доподлинно знал свою долю, даже знал, кто и как будет причастен к его смерти. Недаром в Гефсиманском саду состоялось его моление о чаше: «Господи! Елико возможно, да минет меня чаша сия! Но да не будет воля моя, а только Твоя, Отец мой!».

– Да-да, этот момент многим известен, – поддакнул Шимон.

– Так вот, – продолжила девушка. – Иисус знал, что личность Понтия Пилата будет всегда присутствовать рядом. Не так станут вспоминать апостолов и дела их, сколько человека, умывшего руки свои после приговора к смерти, приведённого в действие. Более того, многие учёные сейчас выдвигают гипотезу, что Иисус был спасён от смерти на кресте тем же Понтием Пилатом.

– Что? Кем спасён? – Ярослав даже закашлялся от такого неожиданного заявления. – Ты соображаешь, что говоришь? Недавно один американец заявил, что Иисус Христос был женат на Марии Магдалине. Его и писателем-то назвать трудно потому что, не зная истории, он принялся описывать исторические факты, выдавая их за действительность.

– Ты Дэна Брауна вспомнил? – вмешался Шимон.

– Да, именно этого записанца и засланца в литературу с помощью того же ЦРУ, – подтвердил Ярослав. – Ведь в своём «Коде да Винчи» он утверждает, дескать, именно так и было. Более того, у Сына Божия имеются потомки!

– Ну и что? – попытался угомонить друга Шимон. – Собака лает – ветер носит. Дался тебе этот графоман, на то он и американец.

– Мне может быть, и наплевать было бы, кабы не прямое одурачивание населения планеты! Ведь многие философы ухватились за эту мысль и принялись муссировать в разных кругах и кулуарах. Но никто не обратил внимания на тот простой факт, что Дэн Браун называет пророка Даниила сыном царя Соломона!

«Он человекоубийца бе искони, и во истине не стоит, яко несть истины в нем: егда глаголет лжу, от своих глаголет: яко ложь есть и отец лжи».[26]

– Ого! Ты Евангелие цитируешь, – восхитилась Илона.

– Приходится, – буркнул Ярослав, остывая. – Потому что словоблудник Дэн Браун открыл своеобразный ящик Пандоры и про Христа теперь все сочиняют – кто во что горазд.

– Ага, камешек в мой огород, – уточнила девушка. – Но не забывай, что я всё-таки потомок прокуратора Иудеи. Значит, могу владеть реальной информацией о своём предке. Понтий Аквила Пилат послал на Голгофу одного из лучших своих копьеносцев Лонгина. Зачем? Затем, что тот убил Сына Божия, не убивая. То есть нанёс умелый укол копья, но не в левый, а в правый бок. И после этого объявил, что распятый мёртв. Поэтому избавил Христа от перелома обеих ног. В это же время Иосиф Аримафейский явился к прокуратору с просьбой отдать ему тело Иисуса. Понтий Пилат не возражал. Тогда Иосиф Аримафейский и Никодим отправляются на Голгофу, чтобы снять с креста тело. С ними была ещё Мария и любимый ученик Иисуса Иоанн, у которых имелись какие-то снадобья для умащения мёртвого тела.

Но вполне можно предположить, что снадобья им вручил всё тот же прокуратор и не для умащения мёртвого, а для приведения в чувство ещё не умершего Иисуса Христа.

– Бред, – убеждённо возразил Ярослав. – Зачем Понтию Пилату понадобилось инсценировать смерть Иисуса? И стоило ли прибегать к таким сложностям?

– Я и сама сначала сомневалась, но чем дальше вникаю в хозяйственную и политическую жизнь Израиля две тысячи лет назад, тем больше возникает вопросов, на которые ответы найти достаточно трудно. К тому же, несколько документов, которые мне удалось вынести из института, оказались действительно бесценными.

– А в лаборатории института мы проводить исследования уже не могли? – снова вклинился Шимон. – Ведь если бы Илона не исчезла в неизвестном направлении, то возможно никаких посторонних не пожаловало бы.

– Наивно рассуждаешь, – усмехнулась девушка. – Информацией о незапланированном визите в лабораторию со мной поделился дядя. Если бы не он, то никаких манускриптов вынести не удалось бы. В университете вы попали в руки Нахимана Авигада, эксперта и консультанта Папской библейской комиссии. Это человек хитрый и жестокий во всех отношениях, имеющий неограниченную власть под кураторством Ватикана. Не знаю, как вам удалось вырваться из его лап, но случай в гостинице, наверное, убедил вас, что с ними шутки плохи.

Когда Илона поделилась с друзьями любопытной информацией, то парни непроизвольно переглянулись. Они ещё не успели подробно рассказать девушке об университетской заварушке и о похищенных ими нескольких документах. В это время Илона встала из-за стола, отправилась в гостиную и вскоре вернулась с папкой, открыв которую принялась перебирать исписанные листы.

– Я вам покажу сейчас один перевод манускрипта, который мне удалось вынести. Слушайте внимательно:

«Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадёжен для Царствия Божия. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царствие Небесное человекам, ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете. Царство Отца Небесного уже достижимо для тех, кто хочет найти туда дорогу, ибо там нет времени и нет суеты. Когда вы сделаете двоих одним, и когда вы сделаете внутреннюю сторону, как внешнюю сторону, и внешнюю сторону как внутреннюю сторону, и верхнюю сторону как нижнюю сторону, и когда вы сделаете мужчину и женщину одним… – тогда вы войдёте в Царствие Отца Моего».

Девушка взглянула на слушателей и продолжила:

– Текст манускрипта написан Иисусом Христом и какими-то путями оказался у Понтия Пилата. Представляете, Иисус говорил, что Царствие Божие есть, что в него можно войти в любое время. Это не будущий тысячелетний закон для человечества. Просто он объясняет, что вход в Царствие Божие внутри нас. Но как попасть внутрь себя? Хотя фраза «познай себя – познаешь Бога», давно стала шаблоном. Но когда-то Платон говорил, что для достижения Царства Божия всё равно необходимо умереть. А умереть – значит быть посвящённым. Тогда перед глазами возникает не городское святилище, а огромный храм всех богов, именуемый миром. И ещё. Евангелист Лука говорил: «…не придёт Царствие Божие приметным образом, и не скажут: „вот, оно здесь“, или „вот, там“. Ибо вот Царствие Божие внутрь вас есть».[27]

Но опять же отмечаю: прокуратор владел полной информацией о заповедях Иисуса. Более того, не сомневаюсь, что даже перед распятием Пилат спрашивал у будущей жертвы о дороге в запредельное Зазеркалье.

– Хорошо, допустим, что так всё и было. Только зачем прокуратору Царство Небесное, если сам он в Бога не верил?

– Ну, ты даёшь, Шимон, – хмыкнул Ярослав. – Понтий Пилат сам тебе признался в неверии? Или тебе озарение было, как настоящему еврейскому пророку? Заметь, наихудший пророк состоит в незнании Божественного.[28]

– Думаю, всё было гораздо проще, – задумчиво произнесла Илона. – Моему предку стало известно, что тот, кто посетит Шамбалу, будет одарён неимоверной силой и, вернувшись, сможет покорить весь мир. Это далеко не делёж отнятых денег, как рисуют почти все современные писарчуки, а то самое единство мира под властью нескольких человек, к которому стремились фашистская Германия, СССР, Англия, Франция, Америка и даже Куба.

Об этом можно долго и безрезультатно дискутировать, но нам сейчас не время. Надо решать: как поступать дальше? Что скажешь, Ярослав?

– Вообще-то первым делом надо забрать нашу капсулу с документами из ячейки в «Америкен Корпорэйшн» и уносить ноги из Израиля.

– С какими документами? – насторожилась Илона.

– Мы с Шимоном разыграли в университете великолепную трагикомедию. Я вызвал огонь на себя, а Шимон в это время стащил несколько пергаментов и по примеру начальницы вынес их из университета. Затем заказал ячейку в американском банке и положил туда капсулу с документами, так сказать, на сохранение.

– Ну, молодцы, ну, удружили! – девушка даже картинно взялась обеими руками за голову. – Теперь нам из страны точно не выбраться. Манускрипты, вынесенные мной, в учётном реестре не значатся. Как говорится, ловкость рук и никакого мошенничества. А те документы, что украли вы, будут искать! К тому же, не только в банки, но в аэровокзалы и в порты уже сообщены наши приметы. Соображаете? Умудрились! Спасибо, мальчики!

– Послушай, Илона, может, всё не так страшно, как рисуешь ты? – подал голос Шимон.

– Не страшно, как же! – крылья носа у хозяйки трепетали, как у скаковой лошади, сошедшей с дистанции. – Маген Броски, директор Храма Книги в Иерусалиме, где выставлены все имеющиеся рукописи Мёртвого моря, в своё время приложил массу усилий, чтобы запретить вывоз из страны любых исторически ценных документов и предметов. В 1970 году состоялась конференция ЮНЕСКО, целью которой было предотвращение нелегальной торговли древностями. А в 1995 году под эгидой UNIDROIT, международного юридического агентства была создана координация национальных достояний и разработана конвенция на основе конференции ЮНЕСКО за 1970 год. Эта конвенция посвящена возвращению украденных предметов, даже если эти предметы кем-то были законно приобретены ранее. Я автоматически попадаю с вами под юрисдикцию преступника, похитившего народное достояние. Таких повсеместно разыскивает Интерпол и удаляет в места, в противовес которым советские лагеря Магадана покажутся волшебным раем.

– Вот это номер, – Ярослав даже встряхнул головой, как собака после купания. – Что же делать?!

– Подожди, приятель, – снова подал голос Шимон. – Знаешь, на нашей исторической родине ещё не умерла пословица, что из всякого безвыходного положения имеется не меньше двух выходов.

– Ну и что?

– А то, – Шимон сделал театральную паузу. – В Хайфе живёт один из моих родственников. Зовут его Меделак. Он профессор на кафедре востоковедения в тамошнем университете. Именно с его подачи мои родители перекочевали сюда. Именно он обещал нашей семье всяческую поддержку и помощь. Но с просьбой о помощи я к нему ещё не обращался.

– Нет вопросов. Собираемся и едем!

– А как же я? – капризно надула губки Илона. – Про меня вы сразу же забыли?

– По-моему, мы давно уже – одна команда. Так что реверансы и восхитительные «па» в мармезонском балете не принимаются, – отрезал Ярослав. – А для тех, кто не понял, доподлинно сообщаю: мы с Шимоном никогда своих не бросаем. Вопросы есть? Вопросов нет.

– Но мне же собраться надо!

– Вон, возьми Шимона. Он старый еврейский фетишист и живо соберёт тебе все лифчики и трусики, а меховые прокладки с крылышками мы по дороге купим.

– Знаете, господин Кузнецов, вы пока не в своём доме находитесь, – фыркнула девушка и картинно снова перешла на «вы». – Это всё-таки моя территория. Так что прошу не хамить!

– Виноват! Исправлюсь! Ещё раз и больше не буду!

– Хватит вам, – буркнул Шимон, до сих пор молча наблюдавший за словоблудной полемикой. Мне вспомнилось высказывание одного из таких же американских записанцев: «Вся история – это миф, созданный для того, чтобы придать смысл тем немногим фактам, о которых нам известно; прошлое представляет собою гипотезу, служащую для того, чтобы объяснить и оправдать настоящее». А наша история продолжается. И она будет именно такой, какой мы её напишем.

– Согласен, – кивнул Ярослав. – Только, ребята, нам надо сматываться отсюда на автобусе, потому что на «джипе» Илоны проедем только до первого полицейского и не сумеем даже выехать из города.

Глава 7

Рейсовый автобус – не слишком удобный вид транспорта, но зато самый безопасный. Во всяком случае, Ярославу удалось убедить своих друзей использовать более долгую, но менее экстремальную переброску в Хайфу. Однако все трое с кислыми озабоченными лицами благополучно разместились в автобусе, а Шимон с Илоной настолько расслабились, что даже задремали.

Илона, сидевшая рядом с Ярославом, откинулась на спинку кресла и безмятежно посапывала. Но пальцами правой руки перед тем как заснуть девушка машинально перебирала зелёные камушки на своём ожерелье. Видимо, она никогда не снимала этого украшения, и перебирать камни на сон грядущий стало для неё тайным ритуалом с детских лет.

Ярослав и раньше обращал внимание на необыкновенное колье, но не придавал этому хоть какого-то серьёзного внимания, потому что любая женщина для него служила прототипом новогодней ёлки. Особенно те, кто без разбору надевал на шею по нескольку цепей, а на руках не хватало пальцев для различных перстней и колечек. Таких любительниц «Золотого тельца» Ярослав сразу причислял к известной касте новых русских нуворишей.

Илона же по уму, характеру и женской непосредственности к таким явно не относилась. И всё же изумительное ожерелье из хорошо обработанных смарагдов заставляло задуматься. А, может, девочке действительно такое драгоценное колье тонкой работы перепало как подарок от предков? Это более походило на правду. К тому же украшение вовсе не уродовало внешний вид хозяйки. Наоборот, изумруды, особенно при дневном свете, подчёркивали и выделяли женскую необычность Илоны и своим присутствием на её шее заставляли собеседника вести себя более сдержано.

Любуясь камнями, Ярослав в очередной раз дал себе слово поинтересоваться происхождением изумрудного ожерелья при первом удобном случае. Правда, он сам не представлял, будет ли когда этот удобный случай или в сложившейся ситуации всем троим предписано стать «вечными жидами», то есть скитальцами, спасающимися от хищных лап неизвестных преследователей.

С заднего сиденья послышался голос Шимона. Он из автобуса общался с кем-то по мобильному телефону. Связываться со знакомыми или родственниками ничуть не запрещалось, но Ярослав недовольно поморщился. Ему казалось, что чем меньше людей знает и вспоминает о существовании команды археологов, тем спокойнее они смогут добраться до профессора Меделака, родственника Шимона.

Но может быть, Шимон как раз звонил этому неизвестному родственнику и сообщал о приезде.

Так оно и оказалось. Шимон привстал, просунул свою голову в широкую щель меж спинками сидений, чем сразу же разбудил Илону, и зашептал громким «таинственным» голосом:

– Ребята, я только что дозвонился до профессора Меделака, к которому мы едем. Илона права. Моему родственнику приватно сообщили, что три археолога Иерусалимского Университета Истории сбежали из Иерусалима, прихватив с собой бесценные манускрипты из общего числа известных Кумранских рукописей. Так что на автовокзале в Хайфе нас будут поджидать.

– Вот к чему привели ваши выкрутасы с зарегистрированными документами! – таким же «таинственным» шёпотом прошипела Илона. – Недалеко же мы удрали!

– Постойте, – Шимон сделал многозначительную паузу. – Профессор говорит, что в Хайфу ведут две основные дороги: северная проходит через пригород Кирьят-Моцкин, а южная через предместье Нешер, которое располагается рядом с аэропортом. Мы, скорее всего, едем в Хайфу с юга мимо горы Кармель. Вон она, уже видно! – Шимон ткнул пальцем в сторону огромного лобового стекла автобуса, через которое близлежащее пространство очень хорошо просматривалось. – Так вот. Надо уговорить шофёра высадить нас в Нешере, дескать, надо в аэропорт и тому подобное. Не думаю, что это будет сложно. Там на развилке нас будет ждать профессор на своей машине.

– Хорошо, – кивнула Илона. – Шофёра я беру на себя, потому как на вас мужиков надежды никакой. Уговаривать могут только женщины!

С этими словами девушка встала и отправилась по проходу меж автобусными сиденьями к водительскому креслу, которое располагалось за прочной стеклянной перегородкой. Водитель не сбавляя хода, приоткрыл дверь, выслушал Илону и что-то начал ей объяснять. Переговоры затягивались, а гора Кармель неуклонно приближалась, закрывая собой горизонт.

– Ну-ка, дай я попробую, – буркнул Ярослав и отправился вслед за Илоной.

Шимон наблюдал, как Ярик отстранил девушку, как сам протиснулся к водительскому сиденью и как стал что-то внушительно втолковывать шофёру. Его переговоры заняли много меньше времени, чем у Илоны, но оба возвращались назад с довольными лицами. Только Илона всё же позволила себе немного поворчать по этому поводу:

– Подумаешь! Этот водила оказался тоже из сбежавших русских, поэтому ни в какую не соглашался остановиться в пригороде, боясь потерять работу.

– Как видишь, твоё женское обаяние потерпело полное фиаско, – ухмыльнулся Ярослав. – Зато бывший россиянин не смог устоять перед всем известными тридцатью серебряниками. Вот что такое настоящий жид!

– Молчал бы ты, москаль поганый, – вклинился Шимон. – Он только в России от коренных москалей мог научиться продажничеству!

– Заткнитесь вы оба! – одёрнула их Илона. – Научился и Слава Богу. Иначе нас под белы рученьки и…

Водитель автобуса действительно высадил их в Нешере у развилки дорог, выгрузил вместительный чемодан девушки, сумки мужчин и воровато оглянувшись по сторонам, снова выехал на трассу.

Вскоре Шимон отыскал своего родственника. Тот приехал за беглецами в шикарном «Лексусе» ожидавшем их неподалёку. Перезнакомившись с похитителями народного достояния, профессор загрузил вещи в багажник и тоже выехал на трассу.

– У меня недалеко отсюда есть дом, в котором вам троим, удобнее всего будет пожить некоторое время, – Меделак на секунду обернулся к приятелям. – Можно было бы и в моей городской квартире, но там вы мне будете просто мешать. Единственная к вам просьба: не вступать в разговоры с соседями, не открывать случайным посетителям и не отвечать на звонки по мобильным телефонам, ибо в наше время местонахождение мобильного телефона можно легко вычислить. Связываться с вами я буду по городскому телефону. В общем, отдыхайте пока. Пообщаемся, когда у меня выпадет свободное время.

Автомобиль свернул влево, оставляя позади аэропорт. Дорога пролегала как раз посередине меж горой Кармель и Хайфой, но выходила по всей вероятности прямо к морю чуть южнее города. Однако до моря автомобиль не доехал и свернул ещё раз на малопроезжую дорогу, ведущую к коттеджному посёлку, ограждённому высоким глухим забором. Само двухэтажное здание с прилегающим к нему садом, открытым бассейном и полем для гольфа показалось беглецам раем, в котором прятаться от государственных ищеек одно удовольствие.

Профессор Меделак при отъезде больше ничего вразумительного беглецам не сказал, да и что говорить, когда всё происходящее надо было сначала взвесить и оценить. Единственно в чём признались беглецы – это несколько документов, вероятно написанных самим Иисусом Христом, которые Шимон успел припрятать в банке «Америкен Корпорэйшн». Ключ от банковской ячейки и код замка Шимон назвал профессору без малейших колебаний. Он почему-то доверял родственнику, как самому себе. Илона и Ярослав не возражали. Только девушка недоверчиво покачала головой, дескать, ничего из этого не выйдет. Любого, кто попытается забрать документы из банка, тут же арестуют и навесят столько нераскрытых однотипных дел, что любой суд, а тем более Израильский, засудит безвинно на всю оставшуюся жизнь.

И через две недели безвыездного проживания в доме профессора Илона опять вернулась к интересующей всех теме. А скорее всего на девушку повлияло вынужденное бездействие, когда одним реальным занятием для всех был только телевизор, музыкальный центр и бассейн. Ярославу с Шимоном бездействие тоже не нравилось. Шимон даже несколько раз пытался дозвониться до родственника по городскому телефону, но безрезультатно.

Правда, у Илоны где-то среди багажа имелись ещё не совсем исследованные документы, так сказать «дневники», написанные Иисусом Христом, но девушка старалась не вытаскивать пергаменты в неизвестной обстановке. Ярослав вполне понимал свою начальницу, так как сам не любил выполнять какую-либо работу в подвешенном состоянии. А на Илону неизвестное будущее оказывало довольно-таки отрицательное давление.

– Вам не кажется, что профессор Меделак отправился в банк за капсулой с документами, которую припрятал Шимон, и его давно уже арестовали? – обратилась она к друзьям как-то за завтраком.

– Илона, ты из-за этих бумаг начинаешь меня просто ненавидеть! – взвился Шимон. – А украли мы эти бумаги с Ярославом вместе! Так что нечего на мою больную голову всё сваливать, лишь бы найти козла отпущения!

– Успокойся, Шимон, тебя никто не обвиняет, – прихлёбывая кофе, спокойно произнёс Ярослав. – Просто Илона волнуется за твоего родственника. Ведь, правда?

– Правда, – кивнула девушка. – И ещё, не вечно же нам здесь сидеть?! Я тоже по работе соскучилась, но делать что-либо здесь не хочу. Вся работа пойдёт коту под хвост.

Илона до этого помешивала свой кофе миниатюрной серебряной ложечкой, но в сердцах бросила её на блюдечко, тут же откликнувшееся недовольным дребезгом. Вслед за этим пожаловала напряжённая тишина, которой, к счастью, недолго позволил царствовать в столовой не слишком громкий, но слышимый звук автомобильного мотора. Беглецы, не сговариваясь, повернулись к окнам и увидели, что ворота автоматически открылись, впустив во двор ожидаемый «Лексус» Меделака. В следующее мгновенье у Илоны вырвался вздох облегчения, будто приезд профессора мигом решал накопившиеся проблемы. Во всяком случае, Вера с Надеждой затрубили во все имеющиеся у них трубы и лица беглецов просветлели.

Троица высыпала на крыльцо встречать вернувшегося хозяина, а тот деловито вынимал из багажника автомобиля множество коробок, свёртков и банок различного калибра. Подоспевшие Шимон и Ярослав принялись помогать Меделаку, перетаскивая припасы в кладовую возле кухни.

Надо сказать, что профессор и на этот раз явился к беглецам в «протоколе», то есть в чистейшей белой сорочке с приспущенным красным галстуком и чёрных брюках в полоску. Такой же полосатый пиджак висел в машине. Видимо, одежда для хозяина дома была уже давно отработанным, запротоколированным и утверждённым каноном, да и звание к этому обязывало.

– Ну, как вы тут без меня? – улыбнулся Меделак Илоне, спускающейся к нему с крыльца. – Извините, что не предупредил по телефону, только в нашем положении лучше меньше высвечиваться. Не соскучились? Настроение бодрое?

– Как вам сказать…, – девушка ответила такой же очаровательной улыбкой. – Мы, конечно, не очень-то беспокоились, потому что у вас всё должно получиться без сучка и задоринки. Иначе вы никогда не стали бы профессором.

– Надо же, куда загнула, – покачал Меделак головой. – Хочешь, не хочешь, а с проигрышем не приходи. А знаете ли вы, как прощались с жёнами македонцы, уходя на войну?

– Что-то не припомню.

– Не удивительно. Это было во времена Александра Великого. Воин говорил женщине: «Со щитом или на щите!», то есть либо с победой, либо мёртвым он вернётся домой. Третьего не дано.

– Ну а вы?.. – ноздри Илоны хищно затрепетали от участившегося дыхания.

– Но ведь я же вернулся! – профессор картинно ударил себя кулаком в грудь, будто на том месте должен был висеть щит и воин, ударяя мечом, возвещал о своей победе.

– Значит со щитом? – уточнила Илона.

– Ещё как! – браво подтвердил Меделак, и очередной раз ударил себя кулаком в грудь. – Победа у меня грандиозная! То есть у нас.

Он снова отправился к машине, вытащил из кабины довольно вместительный портфель и вернулся в дом. Потом при всеобщем молчании он принялся медленно раскрывать кожаный сейф и вытаскивать из него какие-то пакеты. Три из них он сразу бросил на стол перед беглецами, внимательно следящими за его манипуляциями.

– Это для вас, – пояснил Меделак и в подтверждение своих слов показал пальцем на пакеты.

Шимон осторожно взял один из них, открыл и вынул оттуда израильский международный паспорт, чековую книжку, билет на самолёт и несколько проспектов гостиниц городов Ирака, Индии и Пакистана. В других пакетах было то же самое, только паспорта предназначались каждому из присутствующих беглецов, но под вымышленными фамилиями.

– Кто я теперь? – сразу поинтересовалась Илона.

– Сара Вульф, – хмыкнул Шимон. – А ты, – передал он паспорт Ярославу, – ты теперь Мойша Бондер. Так что поздравляю с новообращением из москаля в исторического предка. Кстати сказать, один из твоих родственников с укороченной фамилией Бонд до сих пор скрывается в павильонах Голливуда.

– Интересно, – Илона перехватила третий пакет. – Интересно, а кто же теперь у нас Шимон? Ага… Вот…

Девушка вытряхнула на стол все бумаги из пакета и раскрыла паспорт.

– Владимир Резун…, – прочла она. – Странно, почему не Резник?

– Резун? Владимир? Постой-ка, – прервал её Ярослав. – Это же настоящие имя и фамилия пытающегося прослыть писателем Виктора Суворова, сбежавшего в Англию ещё при Советской власти. Он, кажется, работал в ГРУ и прихватил из Советского Союза довольно много ценных бумаг, за что получил в Англии гражданство. Так что поздравляю с новообращением из честного еврея в закоренелые предатели. И советую на всякий случай помнить, что мы находимся на военном положении, а в таких ситуациях с предателями всегда поступают однозначно.

– Хватит вам! – одёрнула приятелей Илона. – Мне и профессору Меделаку вовсе не хочется выслушивать ваш очередной словесный понос. Сейчас не время.

– Почему не время? – откликнулся Меделак. – Ярослав помянул одного из предателей вашей родины Виктора Суворова. Таких забывать нельзя, иначе всю Россию загонят в болото. Совсем недавно к вам вернулся ещё один «проповедник» Александр Солженицын, который призвал обустраивать Россию на местечковом уровне и «сберегать население». Но как? Загнав это население в то же болото и ждать, пока народ сам издохнет. Видимо, он послушный ученик дядюшки Сэма и выполняет его указания: для чего на русского мужика тратить водородные бомбы или напалм? Сам сгниёт и подохнет, пропивая последний рубль. Масонская Америка и Англия сразу таким записанцам на радостях всучает Нобелевские премии, ибо они всенародно уводят русский народ от стремления спасти человечество от американских архантропов, которым всякие там солженицыны, горбачёвы, ельцины, зюгановы и чубайсы с гайдарами отдали Россию не на обустроение, а на узаконенное разграбление, уничтожение, поругание.

– Позвольте?! – заносчиво обернулся к родственнику Шимон. – Незадолго до смерти Солженицын выпустил ещё пару своих опусов, где напрямую обвиняет в падении России евреев.

– Не перегибай палку, дружок, – оборвал его Ярослав. – Во-первых, не евреев, а жидов. Но это понятие давно уже наднациональное, потому что всякого кто продаёт родину, семью и душу можно с уверенностью назвать жидом независимо от национальности. Это уже нечеловек. Во-вторых, Солженицын слишком поздно вспомнил, что он русский. Не кажется ли тебе, что память проснулась у покойника по той же просьбе дядюшки Сэма? Так что молчи уже, жидовский прихвостень.

– Ну, я тебе это припомню! – прошипел Шимон, глядя исподлобья на усмехающегося Ярослава. – Когда время настанет.

Последнюю фразу он промолвил исключительно для Илоны, потому как та стрельнула в Шимона строгим взглядом. Хозяин дома отрешённо наблюдал перепалку друзей и не оставлял вниманием внутренности портфеля. И вот на стол из него легла металлическая капсула, которую Шимон умудрился «похоронить» в сейфе «Америкен Корпорэйшн». В комнате сразу стало тихо. Но через секунду Шимон всё-таки не выдержал и тихонечко высказал глубокомысленное соображение:

– Ой!..

– Вот те «ой»! – передразнил его Ярослав. – Похоже, это та самая капсула с украденными документами?

– Та самая, – подтвердил Меделак. – Более того, капсула до сих пор числится в том же банке, в той же ячейке, то есть никуда не пропавшей. Как мне это удалось – не спрашивайте. Не скажу. Считайте, что это моя профессиональная тайна. Но я себе позволил всё же взглянуть на документы. И получается очень интересная картина. И Библия, и Новый Завет в некоторых местах противоречат подлинникам, написанным самим Сыном Божьим!

– Вот как? – переспросила профессора Илона. – Я тоже заметила некоторые неточности, но не думаю, что эти факты могут повлиять на христианство в целом.

– Может быть, в чём-то вы правы, – согласился профессор. – Но, к сожалению, Новый Завет, предлагаемый ныне, выглядит довольно приглаженным цензурой и нередко как взгляд дилетанта на исторические события вывернутые наизнанку. Достаточно помнить, что Иисус никогда не был христианином, а также и умер как иудей, как ярый политический противник римлян, иначе его не распяли бы, а просто побили камнями.

Но самое важное, что христианство в новой эре предназначалось не для евреев, а для язычников всех стран и народов, поэтому нуждалось в новых Законах и догмах, носящих антисемитский оттенок. Появился «Иисус веры» и «Иисус истории». Очевидно, что Еврейский Закон был отброшен вместе с исполнением субботы, обрезания и настоящей истории, которая выпала на долю Сына Человеческого.

– Вот это номер! – осмелился вставить слово Ярослав. – Вы, профессор, какой веры будете? А то за всякие там ереси во все века полагался костёр, не меньше!

– Ах, полноте, – отмахнулся Меделак. – Я христианин. Православный христианин. Но я историк! И когда какие-то нелюди пытаются повернуть веру в Бога для своей личной потребы, меня архангел Гавриил наделяет такой силой, что иной раз самому страшно становится. Если хотите, я поделюсь с вами кое-какими мыслями, только давайте сначала приготовим что-нибудь перекусить.

– Конечно, – согласилась Илона. – Перекусить давно пора. А вы, профессор, верно и вовсе ещё ни крошки за сегодня не отведали.

– И за вчера тоже, – признался Меделак. – Так что берегитесь слоны! Скушаю всех!

Общими усилиями обед вскорости был приготовлен. Хозяин дома в очередной раз решил удивить своих гостей и с помощью Илоны запёк в гриле целого индюка, привезённого с собой. К тому же, птица была набита яблоками, как рождественский гусь и снабжена несколькими порциями соуса Марешаль, приготовленного хоть и в домашних условиях, но с неменьшим искусством и желанием. А Ярослав с Шимоном запекали пока на сковородке кусочки севрюги в сметане с добавлением остреньких специй, что было ничуть не хуже французского соуса. В довершение ко всему прочему, Меделак спустился в подвал и подал к столу кувшин красного вина.

– Настоящее фалернское, – вскользь обронил хозяин.

Он, видимо, ожидал от гостей всяческих восхищений, но когда в ответ услышал одно лишь молчание, то неожиданно погрустнел и насупился. Это не укрылось от глаз Илоны, и она решила спасти положение:

– Вы сказали «фалернское»? То самое?

Профессор ко всеобщей радости сам попался на удочку и тут же рассказал историю красного сухого вина:

– Вы, Илона, единственная женщина, кто заметил, что наше вино несколько необычное. Такое готовят только в Греции. А в Израиль купцы стали завозить его с лёгкой руки Понтия Пилата.

– Кого? – закашлялась девушка, непроизвольно потрогала ожерелье из смарагдов на своей шее и уставилась такими же зелеными, как изумруды глазами на хозяина дома.

– Так! Это уже становится интересным, – автоматически констатировал профессор. – Я хотел удивить вас, а по существу вы удивляете меня. Откуда у вас это колье, за которое вы судорожно ухватились при одном упоминании о прокураторе Иудеи Понтии Пилате?

– Дело в том, – Илона вдруг смутилась, замолчала и опять потрогала ожерелье. – Дело в том, – подняла она глаза на Меделака, – что это ожерелье мне досталось в наследство от бабушки, а ей – от своих предков. Но у нас в семье укрепилось поверье, что старинное изумрудное ожерелье когда-то завещал своим потомкам сам Понтий Аквила Пилат, всадник Золотое копьё. И каждому потомку, то есть каждой девочке с детских лет вбивают в голову, что эта дорогая, но всё-таки безделушка сможет спасти нашу семью от гибели и очистить память моего предка от того, что он «умыл руки» послав Иисуса на крест.

Тут время пришло удивляться мужчинам. Все трое оживлённо переглянулись, но первым взял себя в руки хозяин дома:

– Признаться, я ожидал услышать нечто подобное. Но чтобы сама наследница прокуратора Иудеи оказалась у меня в гостях, да ещё в качестве беглеца, этого даже я не мог предположить. С другой стороны никогда не следует отмахиваться от семейных преданий. Они в частности и есть та сермяжная правда, то есть истина, за которой гоняются все народы во всех странах без исключения. Если можно сообщите нам, пожалуйста, подробнее о ваших семейных тайнах.

– Охотно, – согласилась Илона. – Если внимательно присмотреться к моему ожерелью, то можно заметить, что в центре камни выложены не просто виде какого-то цветка или же многолучевой звезды, как было принято у ювелиров древности. Смарагды начиная с самых мелких увеличиваются по спирали. Но самый последний круг спирали не обрывается, а успешно вписывается в свой предыдущий виток. Это примерно как ритуальное кольцо у масонов, где змея кусает себя за хвост.

– Да, я уже обратил на это внимание, – кивнул профессор.

– Так вот, – продолжила девушка. – У этого рисунка где-то имеется зеркальный отпечаток. То есть моё колье должно совпасть с отпечатком и мне надо будет произнести несколько слов.

– Каких? – в этот момент глаза профессора будто вцепились в девушку мёртвой хваткой, она даже передёрнулась.

– Это какой-то давно вымерший язык, – пожала она плечами. – Я в студенческие годы переворачивала архивные залежи московской «Ленинки», но самая крупная в мире библиотека не помогла мне. Если хотите я могу вслух произнести семейное заклинание. Не думаю, что какие-нибудь духи откликнутся и нам опять придётся спасаться бегством.

Вся компания давно уже перекочевала за стол, только заслушавшись мемуарными воспоминаниями, никто ещё не приступал к трапезе. Илона почему-то поднялась из-за стола, встала в позе «оранты»[29] лицом на восток. И вдруг ещё не начавшееся действо прервалось звуком упавшего на пол и разбившегося бокала. Это Ярослав как-то неуклюже повернулся, умудрившись смахнуть со стола уже наполненный сочным красным вином хрустальный бокал. С его стороны сразу же посыпались многочисленные и сумбурные извинения. Казалось, Ярослав настолько «убит горем», что готов наложить на себя руки.

– Как же так?! – растеряно бормотал он. – Как же так! Я нечаянно, поверьте мне! Самое интересное, что только хотел взять этот злополучный бокал и – на тебе! Я же, право слово, сейчас сам всё уберу. Простите ради Бога, видимо, хотел как лучше, а получилось как всегда.

– Да не переживай ты так бурно, – пыталась успокоить его Илона. – Я сама сейчас всё приберу.

Девушка отправилась на кухню за шваброй, щёткой и совком, а Ярослав увязался следом, не уставая бормотать, что он сам всё приберёт и всё вымоет. Но оказавшись на кухне наедине с девушкой, Ярослав тут же преобразился:

– Ты с ума сошла? – громким шёпотом обрушился он девушку. – Кто тебя просил устраивать представление перед мало знакомыми людьми и выдавать семейные тайны? Не мечите бисер перед свиньями, – вот заповедь оставленная Иисусом Христом апостолам!

– Где ты видишь свиней? – таким же громким шёпотом спросила Илона.

– Да я, лично я – та самая свинья! – взревел Ярослав. – И если ты не заткнёшься, я тебе глотку перережу.

Девушка в страхе отшатнулась от гневливого собеседника, ибо поняла, что тот вовсе не шутит. На голос Ярослава из столовой выглянули Шимон и Меделак. Но девушка встретила их дежурной улыбкой:

– Мы никак не можем решить, кому всё-таки убирать осколки. Профессор, хоть вы ему скажите, как хозяин, что у девушек уборка лучше получается.

– Нашли из-за чего ссориться! – недовольно буркнул Меделак.

– Я тоже так думаю, – поддакнул Шимон. – И вообще, любезный, – обратился он к Ярославу. – Ты, вероятно, забыл, что во всех странах просьбам женщин необходимо уступать. А в нашей России когда-то певица Нани Брегвадзе всенародно заявила: «…если женщина хочет, то метлу и совок отнимать не спеши».

– Прямо так и заявила? – усмехнулся Меделак.

– Так или почти так, – Шимон поиграл рукою в воздухе. – Но смысл, несомненно, такой!

Илона всё-таки забрала совок щётку и веник из рук Ярослава и отправилась убирать осколки. Меделак отправился за ней в качестве необходимого руководителя и куратора уборки, а Шимон, оставшись наедине с Ярославом, посмотрел на приятеля подозрительным взглядом и напрямую осведомился:

– Признайся, Ярик, ты специально это устроил?

– Ага, – Ярослав также не прятал глаза. – Ты с детства выучил мои повадки и понял, что просто так ничего не бывает. Особенно не разбивается бокал с Фалернским. Я уважаю твоего родственника как профессора, как влиятельного мужчину, имеющего силу воздействия на механизм жизни, но как человека я его ещё не знаю. Кажется, профессора действительно волнует случившееся с Россией дермократическое несчастье, но с другой стороны это ведь именно он переманил твоих родителей, да и тебя впридачу на историческую родину? Не хочу лишний раз обжигаться, а если помнишь, в России всегда говорят: обжегшись на молоке – на воду дуешь. Не хочу, чтобы Илона устраивала из семейной тайны балаган даже перед нами. Я верю, нет, точно знаю: придёт время, и она произнесёт это заклинание, но не здесь и не сейчас. К тому же, меня ещё насторожило, что Меделак страстно желал услышать, что Илона скажет. А если он в это время включит диктофон на своём мобильном телефоне? И тайна запросто может превратиться в орудие шантажа или порабощения.

– Да уж! – Шимон встряхнул головой. – Ты всегда убивал меня необычными способами аналитического мышления. Женской логике до твоих умозаключений – как до Луны пешком. Это уж точно.

– Не надо так преувеличивать! То есть не устраивай явный перебор! – принялся отнекиваться Ярик. – В картах я против тебя – слепой щенок, так что не передёргивай.

– А причём тут карты, дружок?

– В сущности, вся наша жизнь – игра в карты, – объяснил Ярослав. – Может быть, я и ошибаюсь, но для себя представляю рисунок нашей жизни именно таковым. Мошенники и своеобразные архантропы[30] всегда передёргивают и остаются в выигрыше. А счастья и удовлетворения от игры они не ощущают, потому что цель жизни – облапошить противника. Неважно, какой ценой, лишь бы устроить лохотрон. И лучше – не для одного, а сразу для нескольких. Мошенники живут по тому же общему закону толпы: отнять и разделить! А если кто-то не хочет участвовать в общей скачке баранов на длинную дистанцию с обязательными препятствиями или знает выход из этого, как наша Илона, то такого необходимо распять и уничтожить, крикнув при этом, дескать, пусть кровь Его будет на нас и на наших детях!

– Ты с ума спятил? – Шимон тревожно посмотрел на друга. – Илона – простой человек, хотя и очень красивая женщина каких мало. Но это не даёт никому права приравнивать её к Иисусу Христу.

– А я и не приравнивал, – усмехнулся Ярослав. – Её выбрали задолго до нас и вручили отметину из смарагдов. Соображаешь?

– Так ты думаешь, это изумрудное ожерелье действительно наследство от Понтия Пилата? – обескуражено прошептал Шимон.

– Я ничего не думаю. Только констатирую факты.

В этот момент на кухню вернулась девушка, выкинула в пластиковый мешок для мусора осколки разбитого фужера, поставила веник, совок и щётку на прежнее место и обернулась к друзьям:

– О чём это вы секретничаете, мальчики? Пойдёмте за стол. Я уже попросила профессора продолжить лекцию о возникновении христианства. Он не против. Ведь ни от кого из священников вы никогда не услышите того, что может сообщить нам историк. Я чувствую это.

Троица вернулась в столовую. Профессор не терял время даром, и пока его гости возились с уборкой, развалился в кресле, лениво потягивая из бокала то самое Фалернское, издревле ставшее камнем преткновения не только за этим застольем.

– Мы готовы слушать вас, профессор, – произнесла Илона, когда все снова уселись за стол.

– Что ж, извольте, – кивнул Меделак. – Я рад, что судьба меня познакомила с выходцами из России, потому что эта страна давно приковывает моё внимание, как историка. И не только меня. Протестантские Англия и Америка, где в основном свили свои гнёзда те самые жиды, о которых только что говорил Ярослав, видят своё существование в принципах: отнять и разделить. Племена дегенератов, то есть отбросов общества, способных и умеющих только убивать, ринулись заселять Америку ещё в постколумбовское время. Все племена индейцев, радушно встретивших заморских гостей, были уничтожены, а остатки загнаны в резервации, потому как индейцы погибали в рабстве и не могли работать. Израиль и Англия, неотъемлемые части образования США, сразу же откликнулись на потребность Америки в рабах. Результат вы знаете.

Клан дегенератов-убийц правил и до сих пор правит Америкой, но фишка в том, что дегенератам всегда нужна подпитка кровью. Это даёт право и денег срубить немалое количество, и оттянуться на человеческих жертвах. Но американцы всегда стараются либо уничтожить беззащитное население, либо сделать нападение с безопасного расстояния, то есть чужими руками. После этого идёт молниеносная интервенция, где убивают всех подряд. Достаточно напомнить вам такие названия: Хиросима, Нагасаки, Дрезден, Любек, Корея, Вьетнам, Спитак, Югославия, Ирак. Никакой Гитлер не смог бы уничтожить столько безвинного народа. Причём, идёт постоянная пропаганда об американских свободах и демократии! Недаром первая половина последнего слова отвечает сама за себя.

Это истинные слуги Сатаны и прочих инфернальных сил.

Профессор на минуту замолчал и сделал глоток вина.

– Я знаю, – поспешил заполнить паузу Ярослав. – Американских жидо-масонов в научном мире называют архантропами.

– Именно так, – согласился Меделак. – Это самый хищнический подвид хомо-сапиенс неандерталиенс. Любопытно, что протестантская религия разрешает нелюдям-архантропам человеческие жертвоприношения. И со времён образования США ваша страна была для архантропов как кость в горле, но до России им было не дотянуться, несмотря финансовое участие в Первой мировой войне, оккупации Архангельска и Мурманска американскими войсками в марте 1918 года и щедрое кредитование фашистской Германии во времена Второй мировой.

Россию архантропам пока сломить не удастся, ибо национальная идея вашей страны основывается не на «…измах», а на генетической природе русского человека от Вседержителя – вести за собой человечество. И наибольшей помощью в этом будет православие.

Надеюсь, не надо вам напоминать, что христианство зародилось в вашей стране вовсе не со времён князя Владимира, когда тот плетьми сгонял на «добровольное» крещение племена, чтущие Сварога, Велеса, Перуна и Ладу.

Но сразу обратите внимание, что христианство с самого начала предназначалось не для евреев исключительно, а для язычников всех стран и народов, поэтому нуждалось в новой «упаковке», носящей антиеврейский оттенок. Настоящим чудом является одно из Евангелий, дошедшее до нас почти неизменённым, где записаны фрагменты учения Христа:

«Тут опять иудеи схватили каменья, чтобы побить Его. Иисус отвечал им: много добрых дел показал Я вам от Отца Моего; но за которое из них хотите побить меня камнями? Иудеи сказали Ему в ответ: не за доброе дело хотим побить Тебя камнями, но за богохульство и за то, что Ты, будучи человек, делаешь Себя Богом. Иисус отвечал им: не написано ли в Законе вашем: Я сказал: вы боги? Если Он назвал Богами тех, к которым было Слово…».[31]

Иисус нёс в народ Слово Божие – Благую Весть, но это Слово не было канонизировано ни в конце Первого века, ни Второго. Значит, все апокрифические Евангелия, в том числе и от Фомы, приравниваются к четырём Новозаветным.

А спустя двести лет после распятия летописец Иустин Философ упоминает все существующие Евангелия, как воспоминания учеников Христа, но в то время они не были Священным Писанием.

Иустин Философ отмечает также, что Андрей Первозванный отвёз некоторые из воспоминаний апостолов на Русь, где бумаги стали действительно Священным Писанием и основой православной веры.

В результате изменения в Евангелии, допущенные европейскими христианами и оставленное без изменения Евангелие Андрея Первозванного привели к религиозному расколу православных христиан и католиков. Ведь вера и религия – вещи диаметрально противоположные. Но и Россия не избежала религиозных перемен от «новоделов» по притязаниям патриарха Никона, который добился утверждения Московским Церковным Собором в 1666 году существенных изменений в православной религии подобно католикам и протестантам. Обратите особое внимание на год, когда состоялось утверждение «новой православной веры» на Руси.

С тех пор новоделы крестятся, сложив пальцы в щепоть. Но самое важное, что священство новоделов совершает на Пасху Крестный ход вокруг церкви против часовой стрелки, то есть против времени, природы и против Самого Бога. Получается, что Россия с Семнадцатого века молится неизвестно кому. Ведь Иисус Христос, то есть Иешуа[32] и Кристос,[33] Машиах или Мешиха, пришёл в этот мир, дабы показать людям путь к Богу. А принять или не принять Его учение – исключительно выбор человека.

Это в своё время сделали те же «бедные рыцари», тамплиеры, альбигойцы, масоны и множество других религиозных каст. А самые отличившиеся из них – протестанты, которые оправдывают любой грех, прикрываясь крестом, и благословляют прихожан на убийство. Вспомните, сам Христос гнал торгашей из храма, а шестая заповедь гласит «Не убий!». К чему же готовы на сегодняшний день протестанты, католики и американские евреи, называющие себя масонами? В результате, слушая их учения и молясь Богу, человек в действительности приносит молитву дьяволу: Сатане, Люциферу, Бафомету и легиону других проклятых аггелов, не находите?

– Да мы как-то не особо задумывались, – ответил за всех Шимон.

– А зря, – кисло скривил губы Меделак. – Нельзя не обращать внимания на учение апостола Павла, который не знал Христа лично, но уверовал гностически, то есть, испытав на себе: он на какое-то время лишился зрения по воле Иисуса и обрёл его снова по той же воле, но вместе с этим обрёл истинную веру. Недаром впоследствии Павел утверждает: «Не то обрезание, которое наружно на плоти и обрезание в сердце по духу… Человек оправдывается верою, независимо от дел закона. Итак, мы уничтожаем закон верою? Никак; но закон утверждаем».[34] Это полностью отвечает словам Иисуса в Нагорной проповеди: «Не думайте, что я пришёл нарушить закон или пророков: не нарушить пришёл Я, но исполнить».[35] Именно с ранних лет возникновения христианства, то есть в 1-ом году новой эры, произошёл водораздел двух основных течений. Первое – кто стремился к знанию, второе – кто довольствовался верой. Одним из наиболее сильных течений среди христиан были гностики, озабоченные не столько фактами об Иисусе и Боге, а также достоверностью различных записей и воспоминаний очевидцев, сколько познанием через личный опыт самого Бога. Об этом говорится, например, в одном из гностических текстов, найденных в Наг-Хаммади Евангелистами от Фомы.

– Вы всё-таки считаете, что Евангелие от Фомы следует считать подлинным? – перебил профессора Ярослав.

– Не только это Евангелие, но и все остальные, которые считаются до сих пор апокрифами! – подтвердил Меделак. – К тому же, никогда не следует забывать, что материал для обоснования любой из множества точек зрения отбирался при помощи богословского критерия: некая группа людей собиралась и решала – согласно своим взглядам и своему пониманию, – какая книга должна считаться «подлинной», а какая «фальшивкой», то есть правоверной или еретической. Любое решение на планете до сих пор принималось человеком в соответствии с человеческими взглядами. Особенно если решение касается вопросов контроля за деньгами или властью. Примером этому служат поступки тех же рыцарей тамплиеров, праотцев нынешнего масонства и стремление католичества к захвату власти над миром. И как заметил профессор Кестлер, «для раннехристианского периода определения „еретический“ или „правоверный“ не имеют смысла».[36]

Мы должны отмечать, что Евангелия сложились в Священное Писание далеко не сразу. Они передавались из поколения в поколение и всё же, наконец, уступили место другим, уже не устным, а письменным текстам.

Здесь наблюдается любопытная картина: ни одна из книг Нового Завета не является простой стенографической записью чьей-то речи или воспоминаниями об Иисусе; далее, все без исключения тексты Нового Завета содержат в себе целые пласты и блоки устного Предания, отредактированного или процитированного с определёнными целями, которые ставил перед собой писатель, записывающий или переводящий Благую Весть на общедоступный язык.

– Вот это да! – восхищённо покачал головой Ярослав. – Да вы, профессор, оказывается современный Савонарола и в Средние века вам от костра никак бы не отвертеться.

– Каюсь! – картинно поднял обе руки вверх профессор. – Не выдавайте меня своим преследователям. А то мне точно до завтрашнего дня не дожить.

– Так и быть, – решил подыграть ему Ярослав. – Так и быть, мы не выдадим вас, если хотя бы сообщите, куда и когда вы нас отправляете?

– Очень хорошо, что вы подняли этот вопрос, – улыбнулся Меделак. – Вы направляетесь на симпозиум по археологии Древнего Востока в Багдад, как археологи, но уже от нашего Университета Востоковедения. Честно скажу, симпозиум настоящий, вы – настоящие археологи, потому что таких находок ещё никто не делал и вряд ли сделает. Я уже говорил вам, что не удержался и просмотрел спасённые вами документы.

– Спасённые?! – переспросила Илона. – Вы не оговорились?

– О, нет! – воскликнул Меделак. – Я христианин. Но я не понимаю и не хочу понять поступки нелюдей, именующих себя тоже христианами, которые уничтожают уникальные документы. С одним из воинствующих католиков вы уже познакомились в университете.

– Карлик?! – в один голос произнесли Шимон и Ярослав.

– Карлик? – улыбнулся Меделак. – Ого! Вижу, он основательно успел потревожить ваше обоняние!

– Не то слово! – подхватил Ярослав. – От карлика на три версты воняет как от…

– От пархатого, – закончил Меделак. – Только прошу не забывать, юноша! – профессор сделал театральную паузу. И я, и ваши друзья – тоже евреи!

– Еврей еврею рознь, – возразил Ярослав. – Вы думаете, если бы Шимон с детства вонял всеми миазмами, как этот карлик, смогли бы мы дружить? Вы думаете, если бы от тела Илоны исходил какой-то смрадный дух, смог бы я ей восхищаться, как красивой женщиной? Вы думаете, если бы от вас исходили бы волны такой же амброзии, согласился бы я обедать с вами за одним столом? Наверное, никто не может сказать, почему такое происходит, но попробую.

– Интересно! – прищурился профессор.

– После того, как еврея Иисуса распяли, всё население страны разделилось: одни отреклись, прокляли распятого и до сих пор ожидают Машиаха, другие пошли за апостолами и стали истинными христианами. Но вот крестом и подрясниками пользуются чаще всего мошенники-архантропы, которые также пованивают, как и отрекшиеся. Я с детства много наслышан о «национальных вопросах», которые впервые в России начал поднимать тот же Лейба Бронштейн. Заметьте, до этого Россия всегда считалась многонациональной страной, и каждый, кто считает её родиной – русский. Но в семнадцатом году прошлого века власть в стране захватили отрёкшиеся, то есть вонючие. Поэтому с тех давних времён русский народ принялись планомерно уничтожать. До этого Россию смогли оградить царица Елизавета, Екатерина Великая, Павел Первый и Александр Миротворец. А вот при Николае II случился небольшой казус. Император во всеуслышание твердил вонючим инородцам – «обрусивайтесь»! А для любого архантропа – сие есть приговор к смерти. Поэтому в России возник и стал укрепляться терроризм под разными ракурсами, лишь бы уничтожить русскую нацию. Для достижения цели все средства хороши, особенно алкоголь. Ведь на сегодняшний день житель любой страны без запинки ответит, что русские – это очень странная нация потомственных алкоголиков. Ведь так? На что я когда-то публично ответил:

Это просто смех до колик в установке наших дней: если русский – алкоголик, если трезвый – то еврей. Коли так, позвольте вспомнить, кто Россию погубил?! Ленин-Бланк для нас, что Кромвель: тут обрезал, там пришил. И могучая Россия продаётся с лиганца евро-денежным мессиям от начала до конца. Что ж, давайте жить красиво, Божий суд судьбу вершит! Если ты продал Россию, значит, нерусь, значит, жид. Я живу на минном поле, будто дичь среди зверей. Русский я! Не алкоголик! И, представьте, не еврей.

– Браво! – профессор был явно рад такому афронту. – Вы не боитесь высказываться вслух перед какой бы то ни было аудиторией! Похвально. Это вам всем в будущем очень пригодится. Симпозиум состоится в Багдадской Академии наук и народу понаедет со всех концов земли видимо невидимо.

– А стоит ли нам показываться в таком людном месте? – усомнился Шимон. – Ведь Багдад до сих пор под неусыпным надзором блокпостов США. Да и на юге Ирака террористические банды пошаливают.

– Ещё как стоит, – утвердительно кивнул профессор. – Запомните навсегда: самое заметное место наименее заметно! Я сам туда приеду, но несколько позже.

Свяжемся по мобильнику. А встретимся либо караван-сарае хан Марждан, либо в мавзолее Мусы аль-Кадима, который обычно называют Золотой мечетью. Там я познакомлю вас со следами, оставшимися от первой мировой религии – зороастризмом. Кстати, известно ли вам, что основателем этой религии был пророк Заратустра?

– Конечно, – ответил за всех Ярослав. – Я с детства слышал про Заратустру, только вот к позору своему до сих пор не знаю, что это такое и почему зороастризм исчез, как будто его и не было?

– В том-то и дело, что зороастризм вовсе не исчез, как думают многие, – покачал головой Меделак. – Кстати, сам Заратустра родом был из вашей страны.

– Как так? – ахнули гости.

– Да-да, я не шучу. Заратустра был родом из России, – повторил профессор. – Более того, в Западной Сибири за пять тысяч лет до Рождества Христова существовало сильное царство Десяти Городов со столицей Аркаимом, где родился будущий пророк. Умирать он вернулся в тот же город. Так что история – дама очень капризная. Иногда выкинет такое, что кажется воистину фантастическим.

Глава 8

Дагда проснулась от страшного крика, испускаемого ею самой. Приснится же такое! Даже во сне нет никому покоя от чудовищ и страхов. Где и кем посылаются страшные сны? Ведь не может же дьявол во сне мучить Божью душу, не по зубам ему, да и Господь не разрешит. Сны посылаются Богом, это понятно, только не каждый смертный в силах разгадать посланное виденье, а предугадать небесное предупреждение – и подавно. Рядом недовольно заворочался муж, но скоро затих. Затихла и Дагда.

Её правоверный славился своим умом в царстве Десяти Городов. Кое-кто даже величал его пророком и пытался создать из человека живого идола. Но Порушаспа недаром принадлежал к роду Спитама. Все выходцы из этого колена отличались умом и ясновидением. Мужу Дагды мудрецы предсказывали светлое будущее, только он с юных лет не привык гоняться за славой, и волны тщеславия обтекали его стороной.

Несмотря на то, что Порушаспа постоянно давал соплеменникам мудрые советы, но всегда отказывается от вознаграждения, и семья, поэтому не имела большого достатка. Дагду устраивало и это, потому что она обожала мужа, готова была пожертвовать всем ради него одного. И пыталась быть достойной хранительницей домашнего очага. Оттого, будет ли покой в доме, – так и дела мужа сложатся. Эх, увидеть бы во сне какую-нибудь цветочную поляну или хвойный лес, где запах кедрача кружит голову!

Только сон на этот раз долго не шёл. Женщина просто боялась уже засыпать: если снова приснится нечисть или нелюди, то Дагда опять закричит. Женщина не может контролировать своих поступков во сне. Да и в жизни иногда – тоже. А всё потому, что любая женщина, доверяясь интуиции, действует зачастую без каких-нибудь правил, не обращая внимания на законы, установленные обществом. Каждая действует только во имя спасения или же сохранения домашнего очага, то есть своего маленького микромира, в котором нет, и не может быть никаких демонов-искусителей.

Она боялась злых духов и не знала, как от них избавляться. Хорошо, что муж, замаявшись днём, как правило, крепко засыпал. Но вчера вот проснулся от сонного крика жены, разгневался, от чего та просто не находила себе места. А сегодня то же самое! Уж не наслал ли какой-то бес, проходящий мимо, порчу на их семью, на их дом, на их очаг?..

Сон свалился неожиданно, как приходит что-то долгожданное и желаемое. В этот раз Дагде привиделось, как она и хотела, огромное поле, заполненное чуть покачивающимися под ласковым ветерком маками. Вокруг поля рос какой-то хвойный лес, и ароматы сосновой смолы носились в воздухе вперемешку с духмяными запахами трав.

Красное – на зелёном так успокаивающе подействовало на женщину, что в следующее мгновение она уже бегала среди цветов, окунаясь в душистый аромат, напоминающий смесь лаванды, фиалки и гиацинта. Запах был таким чарующим, что Дагда упала посреди поля на спину и, жмурясь от солнца, принялась считать плывущие по голубому небу облачка.

Это занятие ей нравилось, поскольку в каждом облаке она могла увидеть что-то своё, какую-то картинку, посланную Богом только ей одной. А во сне облака были как живые, напоминая столько знакомых вещей, людей и животных, что поневоле станешь задавать себе вопрос: может, стоит присмотреться к созданному облаком образу и на время задуматься, – о чём оно предупреждает? что предсказывает?

Вдруг одна розовая тучка начала менять цвет, приобретая малиновый, пополам с лиловым оттенок. Среди остальных белых, жемчужных, перламутровых и голубых облачков она казалась совсем чужой, как будто залетевшей сюда из другого мира.

Неожиданно тучка лопнула, как мыльный пузырь, и оттуда на землю посыпались скорпионы, летучие мыши, летающие драконы и прочие уродцы. То ли это слуги Люцифера, то есть аггелы, то ли жители того другого мира, откуда тучка случайно забрела сюда, в непривычное для неё общество добрых, нежных, чудесных фей и эльфов.

Дагда ещё не догадывалась, что в этот миг с ней произошло, то есть приснилось, но в воздухе, опережая падающую на землю ораву, вихрем пролетел тяжёлый запах гниющего мяса.

Твари падали вокруг, тошнотворный запах тлена заполнил всё окружающее пространство. Дагда теперь оказалась на маковом острове среди чёрной клокочущей мясной массы. Насколько хватало взгляда, всюду видны были рычащие, визжащие, скулящие твари, свалившиеся из той неприметной прежде розовой тучки. Островок Дагды вдруг стал совсем маленьким. Даже далёкий лесной массив, окружавший поляну, исчез, задавленный хлопьями ядовитого тумана. Маки скукожились, завяли, а зелёная трава превратилась в сожжённую солнцем коричневую поросль. Пространство вокруг женщины неудержимо сокращалось.

Уже ясно видны были отвратительные, мерзко пахнущие звериные рыла и рычащие пасти. Вдруг из кишащей массы вперёд выбился огромный, величиной с хорошего лангуста, скорпион с двумя, не предвещающими ничего хорошего клешнями. Медленно, но уверенно он подползал к Дагде, щёлкая клешнями как ножницами.

– Я вспорю тебе живот! – угрожало чудовище. – Ты отдашь нам неродившегося выродка. Мы страсть как любим эмбрионы, и мы слопаем его. Отдай! И ты останешься жива. Не отдашь – умрёте оба!

– Что тебе отдать? – испуганно вскричала Дагда. – У меня нет ничего!

– Ты вчера забеременела, – просипел скорпион. – Отдай нам нерождённого и будешь жить, будешь рожать других, сколько хочешь. Но этого отдай нам!

Женщина инстинктивно обняла живот и почувствовала, будто младенец зашевелился там! Но ведь такого не может быть! Откуда же в животе могло взяться ещё не выношенное дитя? Откуда могло чудовище знать о зачатии младенца, ведь такое известно только Богу? И теперь эта шипящая тварь требует от матери невозможного – принесения в жертву младенца! И это всё ради жизни на земле? Безумие! Найдётся ли хоть какая мать, которая добровольно отдаст своего младенца поганым инфернальным тварям?..

Будущая мать снова почувствовала, как младенец стучит ножками, словно хочет привлечь её внимание. Дагда постаралась не обращать внимания на ползущего к ней монстра и прислушалась к тому, что зарождается внутри неё, что уже получило жизнь, но не имеет ещё возможности выйти из чрева матери.

– Не слушай никого, мама! – раздался голос ребёнка. – Аггелы Сатаны не смогут повредить ни тебе, ни мне, если ты сама не согласишься. Не отдавай им меня. Отдашь – они порвут на кусочки нас обоих!

От этого детского голоса Дагда задрожала, как осиновый лист, обхватила обеими руками ещё не начавший расти живот, и затравленно огляделась по сторонам, ища среди мерзко кишащего моря чудовищ хоть какую-нибудь лазейку. Ведь если Бог не оставил её, то обязательно покажет дорогу к спасению. Дорога всегда есть. И, если не оставляешь надежду, дорога эта будет указана.

Но никакой дороги, тропинки или самой малой стёжки не было. Среди шипящей, смердящей каши, раздался вопль торжества и ненасытные твари, щёлкая челюстями, всё плотнее сжимали своё кольцо наступления. Все они уже предвкушали отхватить кусочек человечинки, ведь на предстоящем пиршестве надо что-то пожевать. А человек – это так вкусно! И не оставалось уже надежды ни на какую помощь, ни на какое спасение.

Казалось, ничто и никто на целом свете не сможет спасти Дагду. Но вдруг в зените раздался пронзительный звук трубы. Копошащиеся внизу чудища замерли, и все как один повернули поганые рожи вверх, к солнечному зениту.

Посмотрела туда и Дагда. Небо над её головой раскололось, и оттуда показался Кадуцей,[37] с вращающимся вокруг сердцевины огненным вихрем, сверлящим пространство и опускающимся на крошечный маковый островок, ещё не захваченный смердящими тварями.

Увидев надвигающийся на них небесный символ, чудовища тут же кинулись наутёк, давя, и перепрыгивая друг через друга. Однако из огненного вихря вокруг Кадуцея на землю посыпался огненный дождь, безжалостно сжигающий незваных гостей.

За несколько минут всё было кончено. Дагда не знала, удалось ли кому из чудовищ удрать, да и не до этого ей было. Она осмысливала произнесённые чудищем слова о жертвоприношении. Потом вновь почувствовала под руками, лежащими на животе, биение маленького сердца и… проснулась.

Муж, почивающий рядом, тоже проснулся. Он недовольно смотрел на жену, опять закричавшую во сне. В свете ночника выражение его глаз нельзя было разглядеть, но сердитое сопение не оставляло сомнений. Что делать, мужчина, хоть и добрый, всегда остаётся мужчиной.

– Прости, Порушаспа, я снова разбудила тебя, – первой начала говорить Дагда, чтобы загладить недоброе настроение мужа. – Я должна была тебе раньше сказать, но сама ещё сомневалась. У нас будет ребёнок. Мальчик, как ты хотел, и так хотела я.

Сердитое настроение мужа сразу же испарилось. Он не успел ещё произнести ни слова, а женщина почувствовала исходящую от него волну тепла.

– Мальчик…, – мужчина на секунду замолчал. – Мальчик? А ты уверена?

– Конечно, – улыбнулась Дагда. – Так же, как в том, что ты лежишь рядом, и когда узнал правду, то сразу же перестал сердиться.

– Да, ты права, – согласился Порушаспа. – А почему же ты так кричала? Прошлой ночью было то же самое.

– Очень просто, – стала объяснять Дагда. – Меня мучили плохие сны, потому что их посылали демоны. Они очень не хотят рождения нашего сына, но Бог только что благословил его рождение. Наш сын принесёт в этот мир много хорошего, исполнит много повелений Всевышнего, поэтому нелюди и нечисть всякая очень хотят, чтобы наш мальчик не появился на свет.

Мужчина помолчал немного, осмысливая услышанное. Потом взглянул на жену с некоторым сомнением. Мало ли что женщине может присниться? На то она и женщина. Но ведь Дагда – жена ему, а, значит, половина его тела, сознания, его души. Если мужчина нашёл свою половину на земле, то, обретя второе крыло, он сразу способен взлететь. Выходит, если женщина именно ТАК чувствует, значит, можно не сомневаться, в этом – истина.

– Знаешь, – задумчиво сказал Порушаспа. – По-моему, утром надобно сходить к нашему мудрецу. Он скажет правду: точно ли сбудется то, что тебе привиделось, или демоны над нами опять какую-то штуку выморачивают.

На том и порешили. Дагда чуть свет поспешила на другой конец деревни к небольшой, но крепкой избушке, где проживал старец. На дороге за околицей, со стороны Аркаима, виднелись странники, тоже спешащие в деревню, видимо, на встречу к старцу.

Из столицы царства Десяти Городов сюда часто гости наведывались. И, конечно же, к старцу, потому как на всём юге Рипейских гор не было другого оракула. Старец Тарушаспа не отказывал никому. Собственно, ещё и поэтому Порушаспа противился всенародному избранию Проповедником, поскольку Екклесиаст – всегда один и благословлен Богом, а не народный избранник.

Дагда пришла к старцу чуть свет, но у коновязи были уже привязаны две лошади и один ослик, значит, у пророка с самого ранья просят помощи заезжее люди. Войдя во двор, Дагда увидела их. Все трое кланялись старцу, видимо, он уже смог оказать какую-то помощь и отпустил гостей.

Взгляд Тарушаспы остановился на вновь пришедшей. Женщина стояла пред ним в тёмно-зелёном сарафане, отороченном золотым шитьём, и белой шёлковой рубахе с широкими рукавами, схваченными по кистям витыми шнурками. На голове у неё красовался кокошник, значит, замужняя. Но пришла одна, без своей половины. А когда женщина приходит одна к старцу за советом или помощью, то у неё какие-то свои чисто женские секреты, которые живому мужу знать ненадобно.

Так и получилось. Выслушав Дагду, Тарушаспа потеребил бороду, соображая как лучше преподнести женщине открывшееся перед ней будущее. Что ей была благая весть о младенце – это хорошо, даже очень, потому что Богом отмеченные дети вырастают и становятся вершителями мира.

Младенец был непростой, Тарушаспа не сомневался ни на секунду, но как сказать матери, что ещё нерождённому дитяти отпущены многие и долгие жизненные испытания? Может быть, вся их земля Ариан Вэджа и царство Десяти Городов, никогда в будущем не будут иметь такого подарка от Бога. Но как этот подарок принять, уберечь от встречных бурь, и надо ли?..

Этого старец пока не знал сам, потому как не мог определить цели своего собственного существования в этом мире: да, он пророк, да, многое ему открыто, да, во многих делах он может помочь людям, а надо ли? Этот вопрос постоянно мучил Тарушаспу, потому что знал он – место человека в окружающем мире, надо сказать, не такое уж завидное. И когда видел как человек пытается подмять под себя окружающих, превратив их в рабов, чтобы стать пусть маленьким и злобным, но всё же владыкой, Пророк жалел, что пришёл на этот свет, потому как не мог избавить несчастных от самозваного царя, а самозванца излечить от тяжкой болезни зависти и себялюбия.

Тарушаспа постоял какое-то время в молитвенной позе оранты, подняв обе руки к небу с повёрнутыми наружу ладонями. Как Проповеднику, ему было известно многое, и многое он постигал именно в такой молитвенной позе.

– Радуйся, Дагда, – сказал он. – Тебе послана истинно благая весть. Всевышний не забывает нашу страну и нас, грешных. Радуйся, твой ребёнок будет Великим мужем. Ему суждено обращать заблудших к свету, оберегать страждущих и усмирять жадных. Когда-то он станет настоящим орудием Бога в борьбе с Мраком и его аггелами.[38] Но прежде младенцу очень много придётся претерпеть бед от своих врагов, которые станут и твоими.

О, как его слова были точны, правильны и пронзали прозрачное будущее, как стрела, выпущенная метким охотником в цель. Младенец Арджаспа, едва появившись на свет, залился громким и радостным смехом. Это так поразило бабок-повитух, что они, омыв ребёнка, запеленав и вручив матери, быстренько убрались из дома.

Мать почувствовала исходящую из тельца ребёнка тёплую энергию, а когда попыталась погладить его по голове, то пульсирующий мощный мозг малыша отталкивал даже не чужую ему руку. Через несколько недель мальчик начал уже ползать, да так шустро, что матери приходилось искать его по всем закоулкам в доме.

Дагда начала постепенно привыкать к стремительному развитию сына, но однажды, обыскав весь дом, не обнаружила его нигде. Не нашёл ребёнка и отец. Порушаспа, в отличие от жены, стал деловито шаг за шагом обшаривать весь дом, начиная с чердака и до глубокого подвала. Но тщетно – запропастившегося мальчугана не было нигде.

Выручила собака. Пёс давно уже пытался обратить на себя внимание хозяев, а те, занятые поисками пропавшего ребёнка, не обращали на собаку никакого внимания. Лишь теперь Порушаспа заметил пса, рвущегося с цепи и заливающегося истошным лаем. Как будто тот на своём собачьем языке хотел сообщить нечто тайное, известное только ему.

Порушаспа расстегнул ошейник и пёс, радуясь свободе, понёсся к видневшемуся невдалеке лесу. Потом так же стремительно вернулся, обежал вокруг хозяина и помчался снова в лес. Мужчина озадаченно нахмурился: собака, будто зовёт куда-то? То же самое случилось в третий раз: пёс вернулся, покрутился у ног хозяина и рванул к лесу.

– Смотри, – потянула мужа за рукав Дагда, – пёс нам хочет что-то сообщить. Может быть, у нашего мальчика хватило сил уползти в лес?

Оставив без ответа невероятную догадку жены, Порушаспа однако пошёл за псом. А тот, радуясь понятливости хозяина, побежал по лесной тропинке, уходящей вглубь леса. Дагда тоже бросилась следом, ибо какой бы удивительный ни родился мальчик, но это её ребёнок! Её чадо! Её маленькое продолжение в этом безумном мире!

Конечно, и Порушаспа приложил кой-какие усилия, но что с мужика взять? Он же никогда не сможет понять, как выносить человека за тридцать восемь недель! С какими муками пускать его в этот мир и услышать его крик, то есть смех! Ведь радостного смеха Арджаспы испугались даже повитухи, а он просто радовался своему рождению и весело приветствовал мир, где всё-таки очутился.

Наконец, тропинка стала шире, и Порушаспа выскочил на поляну. Выскочил и остановился как вкопанный: перед ним в нескольких метрах корчился в предсмертных судорогах приведший их сюда пёс. А дальше, в центре поляны, был сложен костёр из заботливо напиленных брёвен. Сверху разгорающегося кострища был набросан лапник, из-под которого в одном месте выглядывала ножка ребёнка.

– Подожди, Дагда, – остановил Порушаспа подоспевшую жену. – Нашего мальчика украли демоны и собираются сжечь его живьём.

– Господи! – завопила женщина и рванулась на поляну.

Порушаспа чудом успел ухватить жену за ворот, бросившуюся к разгорающемуся кострищу. Но даже ему не хватило бы сил удержать Дагду. Просто у него вовремя нашлись слова, остановившие женщину. Порушаспа оттащил её, усадил на кочку, покрытую мхом, и приказал:

– Сиди, женщина! Не шевелись!.. Нашего мальчика похитил Ази Дахака, злобный демон Ахримана, властителя царства тьмы, страхов, пожарищ и ненависти. С ним надо воевать иначе. Молчи и не смей пока кидаться к кострищу. Мальчику нашему не поможешь, да и сама сгоришь.

Порушаспа отошёл от неё, а Дагда осталась послушно сидеть на кочке, поджав под себя ноги. Она и раньше слышала, что демон Ази Дахака ворует младенцев, особенно необыкновенных, складывает либо в пустыне, либо в лесу алтарь из наколотых дров и приносит жертву Ахриману и Люциферу.

Муж отвёл её подальше от заговорённого алтаря, увидев, как собака, приведшая их сюда, корчится в предсмертных муках, словно напоровшись на что-то острое, пронзившее её до самого сердца. Пёс нашёл дорогу, но поплатился за это собственной жизнью, показав тем самым, что путь к разгоравшемуся алтарю закрыт. А поленья демон заготовил хорошие, и огонь уже жадно облизывал всю поленницу. Не затронутым пламенем онгона[39] остался только лапник, набросанный сверху, под которым находился ребёнок.

Но мальчик молчал! Может, Ази Дахака просто задушил ребёнка? Но тогда зачем устраивать огненный алтарь, ведь тёмные силы не принимают неживых и задушенных жертв. Им надобно, чтобы человек сгорел обязательно живьём. Такое уж у них сатанинское правило. Значит, мальчика ещё можно спасти. Но как?

Отец ребёнка вытащил из-под шкуры, укрывавшей его тело, короткий жезл. Дагда увидела, что это Кадуцей. Откуда у её мужа этот священный жезл? Ведь такой имеют только колдуны и пророки, такой же она видела ночью во сне. Колдовством Порушаспа никогда не занимался. Наоборот, чтил Бога и говорил, что скоро в мир придёт Его посланец. Только их сын не может быть посланцем неба, потому что он – Сын Человеческий.

Мужчина в это время обежал поляну по кругу, вернулся к тому же месту, где лежала погибшая собака, осторожно поднял животное на руки и поднял его над головой, не выпуская Кадуцей. Потом над чахлым перелеском взлетел мужской могучий голос:

Будет он грызть трупы людей, кровью зальёт жилища богов; солнце померкнет в летнюю пору, бури взъярятся — довольно ль вам этого?

На его вопрос никто не ответил, лишь ветер, прилетевший с юга, из широкой степи, прокатился по макушкам деревьев и затих. Тогда Порушаспа снова опустил пса на траву, очертил Кадуцеем на земле круг, вошёл в него, опять воздел руки к небу, не выпуская жезла, и прочитал что-то, очень похожее на молитву:

Тот Агни, о, отцы, что проник в наши сердца, бессмертный в смертных, этого бога я замыкаю в себе. Пусть не возненавидит ни он нас, ни мы его.[40]

Тут же огонь, вовсю плясавший на смолистых поленьях, угас, будто на него выплеснули ушат холодной воды. Головёшки ещё продолжали дымиться, но большого пламени уже не было. Порушаспа медленно принялся чертить в воздухе Кадуцеем какие-то знаки. Так продолжалось недолго.

Вдруг огромный сгусток пламени налетел на него откуда-то сверху, охватил всю фигуру, но не смог долго противиться воину, поскольку в правой руке у него был всё тот же Кадуцей. Пламя растеклось по земле, будто пролитая вода, сжигая по пути траву, но вскоре погасло. В центре выгоревшего круга стоял обгоревший до пят Порушаспа. Дагда, увидев это, кинулась к мужу, только не успела добежать даже до края обугленного пятна.

Её муж, как стоял в центре чёрного круга, так и рассыпался внутри его мелким порошком. Не было ничего живого или оставшегося несожжённым, кроме Кадуцея.

Дагда подбежала к тому месту, где только что стоял муж, и закричала так, как могут только женщины, когда на них обрушивается неожиданное и необратимое горе. Говорят, что разлука с живым хуже разлуки с умершим, только Дагда не представляла себя в этом мире без мужа. Может ли день жить без ночи? Может ли птица летать с одним крылом? Женщина упала на колени посреди опалённого круга, потом, отняв ладони от залитого слезами лица, подобрала валяющийся среди пепла волшебный жезл и, держа его перед собой на вытянутой руке, зашагала к ещё дымящемуся костру.

Это ей удалось без особых затруднений, потому как Порушаспа прочитал молитву, уничтожившую силу демона. Правда, в этой неравной битве он погиб сам, но спас сына, благодаря которому должно было наступить большое светлое будущее.

Всё было теперь в руках матери. Дагда сама смутно понимала это и шла к потухшему костру с одной лишь надеждой – найти там сына живым и невредимым. Бог внял мольбам женщины, и через несколько минут мать вытащила из-под зелёных, совсем нетронутых пламенем веток, своего мальчика.

– Сыночек…, – только и смогла произнести бедная женщина, – сыночек…

Мальчик, к её удивлению, крепко спал. И это был единственный случай, когда Арджаспа не помнил своего детства. Видимо, в это время демоны специально усыпили ребёнка, а он, хоть ещё был жив, но убаюканный сладким сном, не мог даже кричать. Только от причитаний матери малютка очнулся и протянул к ней ручонки.

Всё возможно в этом мире, даже такие неожиданные победы. Лишь силы зла не могут смириться с поражением. Проигрывать тоже надо уметь. Но на земле смириться с поражением не способны ни люди, ни демоны, ибо, и те и другие обладают непомерной гордыней, не примиряющей поражения с терпением.

Нахлёстывая демонов семихвостой камчой, словно стадо баранов, гнал их на битву с необычным младенцем сам Ахриман.

– Вы, безрогие ублюдки, – орал на них властитель царства тьмы. – Если не сможете уничтожить будущего Пророка света, то тьмы вам тоже не видать! Я буду вечно пытать вас Божьим светом, истязать так, что никто не сможет больше спокойно и сладостно жить. Поубиваю, скоты безрогие!

Хотя демоны пытались увернуться от гневной руки разгулявшегося владыки, но многие, не выдержав пыток, превращались в жидкую болотную грязь или проливались на землю вонючим кислотным дождём.

А те, что остались ещё вживых, взялись за дело с ещё большим остервенением, чем прежние погибшие братья. Они похитили Арджаспа вновь, только на сей раз утащили его в безводный Мангышлак, где на берегу Каспия у родника пресной воды жили одни скорпионы и змеи. За много десятков километров к этому месту на водопой собирались разные животные и птицы, но никто из хищных не трогал в это время слабых.

Мальчика положили на тропе, где вскорости должно пройти к водопою стадо буйволов. Ребёнок лежал спокойно и посмотрел в сторону, только когда услышал топот тысяч ног, хрипение и рёв надвигающегося стада.

Живую волну, сметающую всё на своём пути, возглавлял огромный вожак, который, завидев на тропе маленького человека, тревожно замычал. Но стадо катилось инертной волной, и остановить его могла только вожделенная вода, до которой оставалось около ста шагов.

Тогда могучий бык, предводитель стада, вырвался вперёд, подскочил к мальчику и остановился над ним, как вкопанный. Остальное стадо протискивалось меж скалами, подступающими к тропе, и предводителем с обеих сторон, но малыш, лежащий под животом вожака, ничуть не пострадал.

Ангелы и на этот раз помогли матери отыскать сына. Она снова взяла его на руки и, затравленно озираясь на безлюдные скалы, понесла ребёнка домой. Дагда уже не знала, что ожидать от князей, правящих этим миром и можно ли надеяться на помощь сил света, но поделать ничего не могла.

Так прошло ещё восемь лет, и, по законам рода Спитама, Арджаспа вступал в пору возмужания, то есть становился юношей и должен будет сменить имя на взрослое – Заратуштра. Дагда по этому случаю решила устроить пир и позвала именитых гостей, уважаемых, в том числе и внушающих страх людям в земле Ариан Вэджа. Первым среди гостей был, конечно, владыка Аркаима, царь Дурансарун со свитой, в которой почётное место занимал придворный маг Бурантарус.

Гости праздновали за обширным столом во дворе дома, а женщины и сама Дагда угощали гостей. После общих поздравлений Владыка Дурансарун поднял глаза на отрока.

– А скажи-ка нам, юный сын священного воина Порушаспы, – обратился царь к мальчику. – Что растёт в поле вокруг Аркаима птицам на радость, но рыбам на погибель. Богатому доставляет почести, а бедному несёт неизгладимый позор. Умершему служит украшением, живому – устрашением?

– Это трава, – не задумываясь, ответил мальчик. – Её льном называют. Ведь лён растёт в поле, где все птицы себе на радость и веселье клюют его зёрна, рыбы на свою погибель попадают в сплетённые из него сети. Любому богатому человеку льняные одежды прибавляют почестей, поскольку только богатые могут носить неприхотливую льняную одежду, а беднякам от льняных лохмотьев кроме позора ожидать нечего, потому что лохмотья носят только самые нищие и неимущие.

Покойника украшает саван, сотканный изо льна, а живого человека устрашает петля, сплетённая из нитей этой травы.

Именитые гости были потрясены ответом юноши. Надо же, ещё не окрепший молодой человек, в голове которого должен гулять ветер отрочества, а уже поражает своим умом самых почтенных и почитаемых людей!

И только чёрный маг Бурантарус мрачно взглянул на юношу. Начинали сбываться невесёлые для тёмных сил предсказания. Возмужавший мальчик уже понял своё предназначение, и осталось ждать недолго, когда он станет Заратуштрой.[41]

В предсказаниях говорилось, что на земле будет вестник Бога, получивший силу Света и Огня, тогда князьям мира сего воистину не поздоровится.

Глава 9

… Солнце не оставляло вниманием своим пустынные пространства Израиля, хотя неживая земля достойна только жалости. А в пустыне одинокий человек вообще выглядел как мираж, ибо никто даже из самых отважных не решился бы путешествовать в одиночку. Видимо, Иисус действительно был не такой как все, потому что шагал не задумываясь, сможет ли он в одиночку преодолеть неблизкое расстояние до Галилеи.

Впереди дорога огибала скалистый пригорок, на котором кое-где всё же виднелись редкие кустики рододендрона и остролистого осота. За пригорком чуть дальше начиналось нагорье. А что находится меж холмом и скалами, с дороги было не видно. Однако Иисус уверенно свернул туда, будто измерял эту дорогу не одну сотню раз за всю свою короткую жизнь.

За холмом притаилась удивительная низинка с родником, жимолостью и даже двумя деревцами шелковицы. Странно, что опытные караванщики проложили проезжую дорогу по другую сторону холма. А может быть, сам родничок пробился из-под земли на волю гораздо позже, когда дорога уже была протоптана.

Тем не менее, чутьё не обмануло одинокого путника. Он с радостью припал к живительным струям родника, потом умылся и прилёг под шелковицей, чтобы немного отдохнуть.

Видимо влага родника умиротворяющее подействовала на Иисуса. Вскоре он задремал и окунулся в далёкое прошлое, когда первосвященник общины Закхей выполнил своё обещание и повёл подрастающего послушника на далёкий Тибет, в Лхасу, где тамошний далай-лама сможет помочь будущему Спасителю человечества и показать путь к истине…

Илона утром обнаружила на журнальном столике, стоящем на веранде, стопку исписанных листов и нечаянно прочла написанное. Текст был на русском, значит… И всё-таки она не могла довести мысль до конца, ведь русским языком владели все присутствующие в этом доме. Но кто из них пытался писать про Иисуса Христа? Причём, сочинение, скорее всего, представляло собой фривольную историческую сагу о Сыне Человеческом, а не публицистический эссе. Но слог показался девушке довольно хорошим. Видно, что это написано человеком, хорошо знающим историю тех времён, то есть для писателя не существовало двухтысячелетнего расстояния и кольца времени не могли скрыть от него прошлого, хотя…

Илона перевернула несколько листов рукописи и снова принялась читать.

Воды полноводного озера мерно плескались, будто это был океан или хотя бы ворчливое море. Впрочем, виной всему был коварный Самум, жёлтое дыхание пустыни Анбар и живущих в ней призрачных демонов. Один из великолепных и красивейших городов Парфянского царства Мадиант ас-Салам, то есть Город мира, стоял недалеко от озера Тартар. Собственно, городом это поселение назвать можно было с большим трудом, но здесь имелось уже несколько крепких зданий из белого ракушечника и, как уважающий себя город, он мог похвалиться приезжим купцам настоящей крепостной стеной. Правда, дома по правому берегу реки Тигр ещё не были обнесены стенами, но левый берег уже внушал уважение.

Своими белыми стенами город оттенял окружающее пространство и выглядел как точка, соединяющая водную, воздушную и жёлтую стихию пустыни. Недаром аббисиды называли его Городом мира, ибо он являлся соединительной точкой меж странами Средиземноморья, Передней и Южной Азии. Но местные жители продолжали называть разрастающийся город Багдадом,[42] то есть подарком Всевышнего. Только вот жаркое дыхание ифритов из пустыни Анбар иногда беспокоило жителей.

Действительно, если Самум застигнет путника в незащищённом месте, то человек вряд ли спасётся от свирепого урагана. Но Самум честно предупреждал всех о своём приближении. Казалось, где-то далеко в небе невидимые ангелы звонят маленькими серебряными колокольчиками – вот-вот раздастся нежнейшее ангельское пение. И никакого пения, как правило, не раздавалось. Вместо этого налетал свирепый шквал ветра, засыпающий песком всё, что попадается на его пути. Такую дикую стихию сравнить можно разве что с американскими Торнадо или японскими Тайфунами.

От налетевшего из ниоткуда свирепого ветра Закхей, Иисус и ещё несколько путешественников успели укрыться в храме Ахурамазды, который находился в нескольких полётах стрелы от Города мира прямо на берегу озера. Отсюда до Багдада было рукой подать, но храм находился за такими же, как у города, крепкими стенами, видимо место на берегу озера считалось особенным. Надо сказать, что именно сюда лежал путь странников, посетивших обитель бога Ахура.

Ураган свирепствовал долго, пытаясь засыпать песком даже неглубокие норки здешних ихневмонов,[43] но в помещении все двери были плотно закрыты, поэтому даже факелы на стенах горели почти ровно. Единственно, что досаждало всех – это песчаная взвесь, кружившая под низкими сводами просторного храма. С восточной стороны общее помещение было отгорожено от малого плитами ракушечника. Именно там находился жертвенник, и жрец Манедшчехра возносил молитвы чистому огню, которые для Иисуса звучали пока ещё диковинно – Датисан-и-Диник.

К жрецу в малое помещение почти сразу после прибытия отправился Закхей и находился там довольно долго, почти до самого конца свирепства Самума. Зато когда первосвященник вернулся к прикорнувшим у объёмной колонны путешественникам, на лице его сияла благожелательная улыбка. Закхей сразу же направился к Иисусу:

– Радуйся, мой ученик. Жрец Манедшчехра благосклонно отнёсся к нашему паломничеству и согласился завтра на рассвете провести с тобой Шканд-Гуманик Вичар.

– Что сделать?

На лице послушника, видимо, играло столько гамм удивления, любопытства и даже страха, что Закхей простодушно рассмеялся.

– Шканд-Гуманик Вичар, – пояснил он, – это посвящение, то есть полное истребление всех сомнений. Утром мы поднимемся на Менар,[44] жрец Манедшчехра совершит Денхарт,[45] и ты познаешь первую ступень силы.

– Разве за годы обучения в нашей общине мне не было даровано никакой силы? – удивился Иисус.

– Настоящий Божий дар – само твоё появление на свет, – наставительно произнёс Закхей. – Сила изначально есть в тебе самом. Община ессеев тебе тоже многое дала и даст ещё. Но в паломничество мы отправились затем, чтобы ты понял, какие бывают люди на земле, ибо тебе предназначено быть Сыном Человеческим.

А человек может только тогда считать себя Человеком, когда будет готов на подвиг. И чтобы научиться готовности, мы отправились в это путешествие. Если смерть стала участью любого человека после грехопадения Адама, то она не минет и тебя рано или поздно.

Весь вопрос в том: зачем ты, Сын Человеческий, послан в этот мир? Перед тобой, как человеком, есть выбор. Либо ты, окончив нашу школу, станешь законопослушным жителем Иудеи и заведёшь семью, ибо каждый иудей обязан создать семью и продлить свой род. Таков закон. Либо ты готов будешь показать путь воссоздания человека через мистерию посвящения.

Иногда посвящение происходит через кончину твоего тела, ибо так ты сможешь спуститься в Тартар, закончить незаконченное, сделать несделанное и простить грешников. Так же всё свершилось, как в Торе в день шестой,[46] а завершилось в день седьмой Божиим покоем.[47]

Закхей замолчал. Иисус же серьёзно задумался. Ведь неизвестно, каков Денхарт в зороастризме и сам ли пророк Заратустра благословлял это деяние веры? Но если первосвященник говорит, что надо, значит надо. В общине ессеев не принято было сомневаться в словах первосвященника.

– Что ж, до утра ещё достаточно времени, чтобы отдохнуть и набраться сил, – в заключение произнёс Иисус. – Видимо, мне действительно необходимо знать, как идут к Единому последователи Заратустры.

Сказав это, послушник лёг спать тут же, у колонны, подложив под голову камень. Первосвященник, глядя, как безмятежно задремал его ученик, усмехнулся, присел рядом с Иисусом, переложил его голову с камня себе на колени, погладил спящего и задремал сам, опираясь спиной о базальтовую колонну.

Но отдыхать им долго не пришлось. С первыми лучами солнца к ним подошёл жрец Манедшчехра и растолкал спящих.

– Уже пора, – сказал жрец. – Будешь читать Датисан-и-Менок-и-Храт.

Он сунул Иисусу в руки настоящую книгу. Таких ещё не делали в Иудее и Египте, но в общине ессеев уже было два экземпляра священных пергаментов, скрепленных под деревянной обложкой.

Раньше Закхей говорил Иисусу, что мистическая мудрость книг несёт в себе понимание не только нынешней жизни, прошлого, но и будущего. Всё сущее есть символ Потустороннего мира, который содержит скрытую тайну существования. Если рассматривать тексты книг, как символ чего-то скрытного, что можно найти, если искать это скрытное, то неофит в процессе поисков сам обучается интуитивно чувствовать истину. Интуиция всегда помогала чуть приподнять Божественный занавес. Такое даётся не каждому, но мистическую задачу необходимо выполнить, ибо в этом сакральный смысл всего сущего.

– Но как я смогу читать священную книгу? – тайком спросил Иисус у Закхея. – Ведь я не знаю языка пехлеви?

– Не тревожься, – улыбнулся в ответ первосвященник. – Начинай читать и ты будешь отныне понимать все существующие языки мира, потому как среди избранного народа ты возник не как грозный царь Иудеи, но как истинный посланник Божий. Значит, будешь понимать все языки. Помнишь, я говорил тебе, что в процессе мистерии неофит сам обучается искать истину. Никогда не забывай этого. Исполняя Денхарт, тебе, скорее всего надо будет опуститься в Тартар и помочь тамошним обитателям избавиться от грехов. Тогда откроется путь назад, в наш мир.

Мистерия состоится на Менаре, башне молчания.[48] А сейчас, как неофит, слушайся жреца. Считай, что эту ступень посвящения даровал тебе Отец Небесный.

– Но ведь Тартар – это здешнее озеро?! Как же я смогу опуститься на дно? – удивился Иисус.

– Я не знаю обрядов зороастрийцев, – пояснил Закхей. – Но всегда помни, что Бог с тобой.

С этими словами первосвященник подтолкнул неофита и тот пошёл вслед за жрецом. Путь их был недолог: выйдя из храма, они прошагали по двору храма к высокой круглой башне. Каменная лестница поднималась вокруг Менара на самый верх.

Жрец, не оглядываясь, стал подниматься по ступеням. А Иисус, подойдя к каменной лестнице и поставив ногу на первую ступеньку, всё же оглянулся. За ним никто больше не шёл. Значит, мистерию посвящения жрец Манедшчехра будет проводить один. Выходит, что учиться искать истину действительно придётся самому. И каждый человек в этом мире, как неофит, всегда остаётся один и в одиночестве учится искать истину. Но какая она, эта истина?

Иисус пустился догонять жреца, уже изрядно высоко поднявшегося по лестнице. Но первое истинное удивление ожидало неофита наверху Менара.

Жрец и послушник поднялись на башню почти одновременно, но оба при входе на площадку на мгновенье остановились. Может быть, Манедшчехра не удивился, а вот Иисус от удивления чуть было не открыл рот. Посредине площадки на башне их уже дожидался Закхей. Как же он смог оказаться здесь, если он остался там, внизу? Ведь не по воздуху он вознёсся сюда, словно птица? Более того, первосвященник Закхей был одет в жреческую тогу, значит примет участие в мистерии посвящения.

Иисус постарался подавить в себе удивление и открыл данную ему книгу Датисан-и-Менок-и-Храт. Неофиту в это утро пришлось ещё раз удивиться, поскольку незнакомые слова почти сразу же становились понятными. Голос послушника выровнялся, а жрецы в это время принялись разжигать шесть костров, разложенных по кругу у бойниц башни.

Закхей и Манедшчехра подошли к центру площадки и встали за спиной у Иисуса. Затем кто-то из них, вероятно последователь Заратустры начал низким речитативом повторять:

– Ом – мани – пудме – хум, ом – мани – пудме – хум…

Пламя костров запылало сильнее. Жрецы подошли к Иисусу. У обоих в руках оказалось по небольшому кедровому бревну. Они сложили оба ствола вместе виде буквы «Х», связали их посередине и положили на площадку перед Иисусом. Неофит понял, что надо лечь на крест, что он и сделал. Жрецы привязали руки и ноги неофита к брёвнам верблюжьими ремешками и отступили к кострам не переставая читать молитву огню.

Вдруг камни площадки разъехались в разные стороны, и привязанный к брёвнам неофит рухнул вниз. Лететь ему пришлось не слишком долго. Важнее всего, что приземление оказалось удачным. Всё дно Менара оказалось заполненным водой и смягчило падение. К тому же ремешок при ударе о воду на правой руке лопнул и послушник тут же высвободил левую руку, а потом и ноги. На это понадобилось не так много времени и сообразительности. Во всяком случае, Иисус вынырнул на поверхность озера в башне вместе с кедрачами, которые только что исполняли роль распятия.

Неофит уцепился за одно бревно и огляделся. Свет откуда-то проникал в башню и от стены до стены пространство просматривалось. Иисус увидел на стенах множество каменных выступов, которые уходили вверх и терялись в темноте. По ним можно попытаться подняться наверх Менара, только откроется ли снова площадка?

И тут вода в башне резко пошла на убыль. Видимо, озеро башни было каким-то образом связано с Тартаром, и вода приходила оттуда. Вскоре дно башни обнажилось, и в сумеречном свете неофит увидел, что дно башни сплошь усеяно человеческими черепами. Он нагнулся, подобрал один череп, несколько минут держал его в руках, будто пытался разглядеть отражение души мертвеца в чёрных провалах, где раньше были человечьи глаза. Потом осторожно вернул череп на место и невольно вздохнул. Видимо, память напомнила послушнику слова Закхея о том, что надо будет опуститься в Тартар и помочь бывшим насельникам Парфянского царства очиститься и предстать перед Всевышним.

Иисус поднял руки к небу, постоял в позе «Оранты» некоторое время, читая молитву Отцу Небесному за ушедших в иной мир, но вокруг пока ничего не менялось. Однако и вода тоже не возвращалась в башню, а пространство вокруг Иисуса всё также продолжало светиться.

Неофит снова посмотрел наверх, пытаясь пронзить взглядом сумрак, но ничего интересного не увидел. Потом решил подойти к стене и осмотреть выступы, которые были похожи на маленькие каменные площадки. Во всяком случае, если забираться с одного выступа на другой, то можно попытаться забраться наверх. Только как перелезать с уступа на уступ? Каменные площадки находились друг от друга на таком расстоянии, что дотянуться руками с одной до другой было невозможно.

Иисус сделал несколько шагов по черепам и вдруг споткнулся об одно из брёвен, послуживших ему вначале распятием, а потом спасительной соломинкой. Что если одно из брёвен перекинуть с уступа на уступ и по нему осторожно забраться на пока ещё недоступную высоту? Послушник так и сделал. Мысль оказалась правильной. Он потихоньку стал перебираться с уступа на уступ. Затем, подтягивал бревно и перекидывал его уступом выше. Спешить было нельзя, потому что, если упустить бревно, то путь и вперёд и назад окажется отрезанным. Внизу уже не было воды, а прыгнув на чужие человеческие кости, можно было переломать свои, так и не преодолев дорогу наверх, в небо.

Сколько прошло времени с момента падения в озеро башни, послушник уже сказать не мог, потому как изрядно устал возиться с бревном, но другого выхода не было. Он уже почти достиг потолка, но никакого выхода наружу не наблюдалось. К тому же, сиреневый сумерк башни начал сгущаться, будто снаружи наступала ночь, и дневной свет уже не мог просочиться внутрь Менара. Но Иисус упрямо продолжал перекидывать бревно с уступа на уступ и подниматься на самый верх.

И вот, когда неофит перебрался на самый последний уступ, с которого дальше деваться уже было некуда, один из камней в стене отъехал в сторону и открыл вход, то есть выход из башни молчания. Для Иисуса это оказалось такой неожиданностью, что он чуть не сорвался вниз, в пропасть. Но крепкие мужские руки подхватили неофита и втащили в открывшееся отверстие. Вытащили послушника всё те же Закхей и Манедшчехра. Причём, Закхей откровенно радовался успеху Иисуса, знать недаром он почуял в мальчике с детских лет что-то необычное, необыкновенное. И понял, что это настоящий Машиах, то есть Сын Божий, когда узнал, что в момент рождения в хлев, где приютилась Богородица с новорожденным младенцем, приходили волхвы Каспар, Мельхиор, Бальтазар,[49] которые поклонились будущему Спасителю и принесли дары.

Сейчас Иисус прошёл своё первое мистическое посвящение и с этого момента мог свободно управлять энергетическими потоками земли.

– Вижу Его, но ныне ещё нет; зрю Его, но не близко. Восходит звезда от Иакова и восстаёт жезл от Израиля,[50] – вдруг произнёс Манедшчехра. – Так говорил Моисей и так свершается предсказание. Но путь твой, Иисус, ещё далёк и долог. И если око твоё будет чисто, то и всё тело твоё будет светло, потому что светильник для тела есть око твоё.

– Ты прав, жрец, – согласился первосвященник Закхей. – В нашей общине тоже давно знают о явлении Машиаха, который обязан быть потомком Аарона и Израиля, то есть потомственным первосвященником, или же царским помазанником из рода Давида. У нас в «Храмовом свитке» сказано: «И выберешь царя, выберешь его из братьев, поставишь царя – не чужого человека, который тебе не брат».[51]

– И откроются глаза слепых, и уши глухих отверзнутся, – согласно кивнул жрец Манедшчехра. – Сейчас посидите здесь, вам принесут еды и надо будет отдохнуть перед дорогой. Путь через пустыню неблизок. А дальше вас ждут Гималаи. Но Единый всегда помогает странникам.

С этими словами жрец удалился. Иисус только теперь начал приходить в себя от бесконечного путешествия с уступа на уступ и от пережитого страха, когда чуть не сорвался назад, в пропасть. Конечно, надо было поблагодарить жреца за то, что он успел втащить Иисуса в комнату, где они сейчас находились. Но потрясение от всего пережитого ещё не совсем оставило неофита.

Комната в башне, где первосвященник и послушник примостились на каменной скамье, ничем особым не отличалась от остальных комнат зороастрийцев. Разве что с восточной стороны стоял аналой. Такие обычно всегда есть в скиниях,[52] а на стене киноварью были выведены молитвы священному огню, с которых начиналось каждое Богослужение.

На лестнице за дверью послышались шаги. Один из иноков храма принёс паломникам блюдо с финиками, изюмом и кунжутом. Поставив блюдо с фруктами и кувшин с айраном на ковёр посреди комнаты, инок молча удалился. Но еда даётся человеку не для того, чтобы её отрицали, либо игнорировали. Первосвященник и послушник легли на ковёр возле блюда, и некоторое время усердно уничтожали пожертвованную им пищу. Потом Закхей решил просветить Иисуса, дабы тот на всю жизнь уяснил суть того мира, куда он послан был Отцом Небесным:

– Ты должен знать, Иисус, что основа нашего мира – это четвёртое измерение, носящее призрачное название.

– Разве это не одна из реальных особенностей всего сущего? – удивился Иисус. – Если так, то почему реальное имеет призрачное название?

– Ты прав, неофит, – согласился первосвященник. – Поэтому я подробно стараюсь рассказать тебе о четвёртом измерении. К несчастью время – не есть нечто целое. Ещё в Древнем Египте жрецы называли циклическое время нехех. Это та величина, которая отражается во всех природных явлениях от смены дня и ночи до смен времён года и движения звёзд. Величина нехех есть, мы её чувствуем, хоть она и невидима. А вот время джет, состояние вне времени, тоже существует, хотя человек не ощущает его. Вот ты сейчас, когда отхлынула вода из башни молчания, ничего особенного не почувствовал?

– Да, учитель, – кивнул Иисус. – Пока я летел вниз, привязанный к брёвнам, то до самой последней минуты надеялся, что вы с Манедшчехрой вытащите меня, не дадите упасть. Но когда брёвна ударились о воду, я тоже получил удар такой силы, что чуть не лишился сознания. К счастью, ремешок, стягивающий правую руку, порвался, и я быстро сумел освободиться от пут. Потом вода начала убывать, но ещё чувствовалось движение воздуха. А вот когда я почувствовал под ногами черепа живущих в башне молчания, то изменилось всё вокруг. Даже потоки воздуха оказались скованными какой-то сетью. Пока я сообразил, что выбраться оттуда можно лишь перекидывая бревно с уступа на уступ, пока перебирался вверх, меня не оставляло чувство, что скоро вообще дышать станет нечем. А под самой крышей пространство стало темнеть, и я понял, что день кончается, что если не найду выхода, то в скором времени опять сорвусь вниз. На этот раз навечно.

Закхей внимательно выслушал впечатления неофита, покачал головой и вздохнул. Затем разлил по глиняным кружкам айран и, сделав глоток, поднял на Иисуса глаза:

– Ты впервые осознал, что жизнь и время не одна и та же величина. Жизнь всегда идёт только прямо, а со временем человек иногда проделывает такие штуки, какие не под силу самой природе. Допустим, когда ты спишь, жизнь для тебя останавливается. А во времени ты можешь унестись назад, исправить какое-то своё дело, не очень хорошо выполненное тобой, о котором ты сожалеешь, или же унестись в будущее, которое ещё не наступило и вряд ли наступит, но ты как человек уже побывал там. Вот почему люди, привыкшие жить во времени и не замечающие жизнь, чаще всего боятся умирать. «Как же так?! – думает человек, – неужели пора уходить? Я не хочу умирать! Яхве, позволь мне пожить ещё немного, сделать то-то и то-то!». Но время – величина Вседержителя – отнимает у него жизнь, потому как отпущенное человеку время уже кончилось. И он никуда не может переместиться, ни в прошлое, ни в будущее. Не он уже играет со временем, а время спрашивает с человека за все дела его, которые он успел сделать, и которые не сделаны. Человек отвечает перед Богом.

– Как же мне, равви, научиться управлять временем?

– Будучи Сыном Человеческим ты научишься осознавать то, чего, казалось бы, не может быть. Допустим, сейчас ты поймёшь доподлинно, что такое нехех и джет. Эта комната, мой ученик, находится сразу под той площадкой, на которую мы взошли, чтобы начать мистерию посвящения. Вспомни: мистерия началась, были прочитаны молитвы огню и Всевышнему, затем плиты пола открылись, ты полетел вниз и упал в воды Тартара. Потом ты стал по уступам в стене подниматься наверх, и на это ушло довольно много времени. Ведь так?

– Так раввуни.[53]

– Однако мы с Манедшчехрой оставались во времени нехех и только лишь спустились с площадки, где началась мистерия. Жрец почти сразу же открыл проход к сердцу башни молчания, и мы еле успели ухватить тебя на последнем уступе. Пойдём, поднимемся наверх, ты убедишься, что сейчас ещё утро, что солнце только-только принялось отогревать остывшую за ночь землю. И что время здесь практически замедлилось, хотя для тебя уже прошёл целый день, а может и того больше.

Закхей встал и направился к каменной лестнице, ведущей на площадку. Иисус последовал за ним. На площадке гулял слабый ветерок, а поднимающееся над землёй солнце возвращало землю к дневным заботам.

– Видишь, – Закхей обернулся к Иисусу. – Здесь, в нашем мире, ещё утро. И не следующего дня, а того же самого. Всё получается из-за плотного соприкосновения времени нехеха с пространством джет. Именно поэтому, оставив меня внизу, в обители, ты вдруг обнаружил меня же на площадке башни, но уже одетого в жреческую тогу. Я научу тебя, мой ученик, владеть этими двумя основами времени, ибо познав их, ты сможешь постигать не только прошлое и будущее, но даже заглядывать в параллельные миры.[54]

Отныне знай, ничто в джет-вечности не умирает. Сама жизнь происходит из потустороннего мира, который пронизывает материальный мир и проявляется во всех формах, которые мы видим вокруг.

Первосвященник для наглядности повёл рукой, будто распахивал перед послушником пространство до самого горизонта. Вдали в утренней дымке горизонта проглядывались белые стены Багдада и ведущая к нему дорога, окружённая зарослями финиковых пальм, а вблизи Менара утреннюю тишину нарушали неспокойные волны озера Тартар, воды которого недавно приняли падающего вниз неофита.

– Там за Багдадом, – снова начал Закхей, – начинаются горы Загрос. Пройдя через хребет Кебир-Кух, мы попадём в Деште-Киевар, Большую Соляную пустыню. Надо будет присоединиться к какому-нибудь каравану. Дальше, в Афганистане, начинаются горы Гиндукуш, которые переходят в Гималаи. А за Гималаями будем искать дорогу к озеру Тэнгри-Нур. Оно находится недалеко от Лхасы. Именно в Лхасе мы пойдём к Рудре Чакрину царю Шамбалы. Пророками предначертано пройти тебе этот путь для постижения силы мира. Именно тогда ты сможешь понять связь времён и постичь знания, которые хранятся для тебя, ибо только Сыну Божьему, пришедшему в этот мир, суждено стать путеводной звездой в нашем тёмном времени нехеха. Даже ангелам здесь темно и душно. Значит ты, Сын Человеческий, должен будешь отыскать ту дорогу в потерянный рай, о котором знает каждый насельник этого мира, но не каждый верит, что возвращение к Богу возможно. Право слово, многие люди приходят в храмы на Богослужение только потому, что так надо, что так жили предки. И никто не сможет дать ответ: что он сделал хорошего в своей жизни? скольким нуждающимся смог хоть чем-то помочь? какою радостью смог поделиться с ближним? и сможет ли жить, чтобы не отнимать что-либо, не присваивать, а делиться, не требуя ничего взамен?

– Но чем я, не имеющий ничего, смогу поделиться человеком? – вопрос Иисуса прозвучал несколько странно, будто неофит заранее знал ответ, но всё-таки решил услышать, что скажет раввуни.

– Ты должен всегда возвещать, Иисус, – наставительно принялся объяснять Закхей, не чувствуя странности вопроса. – Ты должен всем проповедовать, что Божья благодать приходит к людям только с верой, а не с самоуважением и способностями купить себе место в Царствии Небесном. Смотри! Жрец, исповедующий зороастризм, увидел тебя, а увидев, поверил. Значит, благодать грядёт не только на избранный народ Израиля, а на тех, кто примет твою весть. Вера в эту весть и полное признание своего недостоинства попасть в Царство Божие без твоей помощи, а также покаяние, как решение изменить свою жизнь, откроет дорогу к истоку благодати.

Бог дарует благодать и прощение даром, а человек должен понимать, что получает это незаслуженно, поэтому обязан благодарно принимать дар.

Посмотри, после вчерашнего урагана над Багдадом повисла радуга. Эта радостная весть, каким должно стать каждое твоё пророчество. Ты должен дарить радость прощения грехов там и тем, кто уже давно не ждёт никакого прощения. Но получив его не из-за боязни наказания за совершённые грехи, а даром, грешники станут каяться более истово, чем всё фарисеи и саддукеи вместе взятые. И радуга эта, как благая весть, даётся даром, не требуя платы от тех, кто на неё смотрит.

Только всегда помни, что цвет радуги, как и слово, сказанное невпопад, может принести не только радость, но и смерть. Так что дари цвет радуги и слова свои только тем, кто может и способен принять их…

В доме послышались шаги. Видимо, автор возвращался за своим трудом. Такой любопытный текст, по мнению Илоны, мог принадлежать только хозяину дома, потому что профессор был как бы живым хранителем прошедшей истории. Девушка не хотела, чтобы её застукали за неприличным занятием – ведь читать рукопись никто не разрешал! Она быстренько и не совсем аккуратно бросила пачку исписанных листов на журнальный столик. От этого шариковая авторучка, лежащая там же, скатилась на пол, но Илона не обратила на это внимания и большими прыжками преодолела расстояние до боковой двери, где шедший сюда человек не мог её увидеть.

Юркнув во время за дверь, Илона прокралась в свою комнату и плюхнулась на кровать. Было ещё довольно рано и все спали, только вот Илону сон внезапно покинул. Она хотела просто прогуляться по саду рядом с домом, но наткнулась на интересную рукопись профессора. Интересно, а дал бы он ей почитать ещё не правленый черновик? Скорее всего, нет, потому что писатели и научные деятели очень не любят, когда ещё не причёсанные сочинения кто-то изучает, осмысливает и вникает в суть написанного.

И всё-таки Илона решилась бы попросить для предварительного чтения ещё не отработанную рукопись, вот только сделать это уже будет некогда. Новый день грозил новыми приключениями и переменами. Профессор обеспечил команду необходимыми документами, деньгами, советами, даже дал несколько ценных указаний, похожих на вежливый приказ, и здесь команду беглецов больше ничего не задерживает.

Глава 10

– Знаешь, а этот Багдад действительно занимательный город, – Ярослав откинулся на подушки гостиничного дивана и вытянул ноги. – Недаром его со времён царя Гороха называли, чуть ли не центром Вселенной, а поначалу – Мадиантас-Салам, то есть Город Мира.

– Ну, до центра Вселенной ему как до Луны пешком, но городок действительно заслуживает внимания, – согласилась Илона. – По нему можно без устали бродить и не соскучишься.

– Что же ты сегодня не захотела составить компанию Шимону в поисках Золотой мечети? – вставил шпильку Ярослав. – Тем более, он в тебе души не чает и бросился бы полем цветов к твоим ногам или превратился бы в шкуру барса, чтобы ты прошлась по нему тонкими каблучками.

– Может быть, Шимону было бы хорошо со мной, не знаю. А мне с ним? – Илона резко оглянулась на Ярослава, посмотрела поверх дымчатых очков и скривила капризные губки. – Страсть не люблю, когда под ногами путаются. Особенно мужчины!

– Вот как? – удивился её собеседник. – Я полагал, что меж вами уже создалось какое-то взаимопонимание.

– Меж мной и Шимоном?! – чуть не поперхнулась Илона глотком кофе и поставила чашку на стол. – Да ты в своём ли уме, Ярик? – девушка демонстративно поиграла в воздухе пальцами. – Я и Шимон – вещи диаметрально противоположные, несовместимые, неподходящие друг другу. Поверь мне, как женщине, потому что женщины в таких вещах разбираются гораздо сильнее, чем мужчины. Хотя он твой закадычный друг, но с ним я бы в разведку не пошла.

– Почему?

– Мне почему-то кажется, что Шимон может предать нас всех в любую минуту. Вероятно, даже не осмысливая этого, – убеждённо произнесла Илона. – Вспомни хотя бы, как он чуть не засыпался в «Асаиш», пункте временной регистрации, когда машинально назвал своё настоящее имя, а не то, какое числится в паспорте. Дотошные чиновники, отрабатывающие американские деньги, чудом не обратили на это внимания. Мне, например, гораздо приятнее сидеть с тобой в номере отеля, попивая кофе, чем в здешнем зиндане.[55] Несмотря на то, что международный симпозиум археологов организован при непосредственном участии ООН, американские интервенты не станут считаться ни с кем. Достаточно того, что Саддаму Хусейну устроили казнь через повешение в святой мусульманский праздник Ид аль-Адха. Может быть, он и был диктатором, но издевательство над трупом автоматически приравнивает казнённого к святым мученикам.

Все прекрасно понимают, что наш симпозиум археологов в Багдаде организован для показухи, чтобы сгладить постоянное напряжение меж бывшими друзьями американцами, натравившими Хусейна на войну с Ираном, а потом резко изменившим политику отношений с Иракским правительством. Более того, американцы долго бомбили мирное население и поэтому неожиданно оккупировали страну. Американцы всегда лезли, лезут и не перестанут лезть в отцы существующего мира и все войны, разыгранные в истории американской военщиной, по сути, войны с мирным населением. Американцы просто не способны к боям с настоящим противником. Даже художественные фильмы у них выходят с искажённой историей!

– Вот как?

– Конечно! Например, тот же «Перси, похититель молний». Вроде бы сказка. Но в этой сказке самое важное то, что боги Древней Греции, оказывается, всегда жили и до сих пор живут в Соединённых Штатах! Более того, вход на Олимп есть где-то в одном из Нью-Йоркских небоскрёбов. Каково?!

– Ну, ты даёшь, девочка! – восхищённо уставился на неё Ярослав. – Чувствуется российская школа!

– Да не в школе дело! – отмахнулась Илона. – Вспомни ещё никем не переделанную историю, ты же историк. В 1945 году в Хиросиме и Нагасаки были взорваны две атомные бомбы. Ни одного воинского подразделения на этих участках не было! Кто пострадал и страдает до сих пор? Вспомни Вьетнам! Сколько мирных жителей потравлено распылённым с американских вертолётов диоксином и сколько выжжено лесов напалмом? О Лаосе, Камбодже и Югославии я уже не говорю. Известен тот факт, что господин Буш решил очередной раз сыграть в дермократию и провёл народный референдум: стоит ли уничтожать Югославию? И, представляешь, 98,5 % всего населения Соединённых Штатов проголосовало за уничтожение! Вопрос на засыпку: достоин ли жизни народ, виртуально подписывающий смертный приговор целой стране? То же касается и нынешнего Ирака. Какое право имели американцы влезать во внутренние дела государства? В северном Курдистане так называемые «террористы» уже отбили свою независимость. На юге Ирана тоже не утихают боевые действия. Американцы ничего с этим поделать не могут, потому что воевать они умеют только против мирного населения. И сейчас на нашем симпозиуме обязательно поднимут вопрос о расчленении Ирана. Если спросят нашего мнения, то необходимо высказать категорическое «нет!» всяким там разделениям.

– Почему?

– Почему?! – снова вспыхнула Илона. – Почему?! И это говорит русский?! В тот момент, когда Михаил Горбачёв в восьмидесятых годах встречался возле Мальты на военном корабле с представителями американского правительства, им был подписан договор о расчленении Советского Союза. Каким бы плохим бывший Советский Союз мы не представляли, но держава была сильной и единой! А последыш-алкоголик этого генерального секретаря и вся его весёлая проамериканская мешпуха[56] узаконили распродажу государства, расчленили единую Россию и продолжают плясать под дудочку дядюшки Сэма, потихонечку распродавая страну по созданным ими же законам.

– Вот теперь я понимаю, почему ты уехала из России, – усмехнулся Ярослав. – Меня же чуть в Магадан не упекли, когда я в одной из своих книг высказывался почти так же как ты. Приятно встретить единомышленника!

– Взаимно, – парировала Илона. – Кстати, ты не единственный, на кого объявили охоту американские хозяева. В России недавно погиб от неожиданной «сердечной недостаточности» писатель Юрий Петухов. Я уже уехала из России к тому времени. Но мне передали книгу Петухова «Русский мировой порядок», где писатель вполне доходчиво рассказывает всем об уголовно-финансовых авантюрах Америки. Мало того, писатель предлагает реальные планы отделения России от гибнущего в собственном дерьме капиталистического монстра. Россия будет тонуть и погибнет, если не отделится от США. Я пока что не придумала ничего лучшего, как самой удрать от марионеток, вцепившихся мёртвой хваткой в штурвал тонущего корабля, но Юрий Петухов вернул мне надежду настоящего воскрешения России. В самом деле, даже смешно становится, когда самое богатое в мире государство должно заплатить всем, даже третьим странам неисчислимые долги, а вернуть России украденное у неё никто не желает, считая нынешнюю страну настоящей англо-американской колонией, с которой незачем вести серьёзные диспуты о долгах и обязанностях. Вот во что превратили Россию правящие марионетки по скромной просьбе американских хозяев.

– Знаешь, я ведь тоже ухватился за предложение Шимона поработать в археологической партии Иерусалимского Университета Истории, как за соломинку, – признался Ярослав. – Тем более, мы нашли продолжение Кумранских рукописей, то есть наоборот, не продолжение, а ядро всей проблемы. Не знаю, куда нас собрался отправить профессор Меделак, но материала для новой книги мне уже хватает.

– Какой книги? – Илона взглядом вцепилась в Ярослава, как кошка когтями. В памяти у неё возникли страницы рукописи, которые она тайком прочла на веранде дома профессора Меделака. Но собеседник пропустил мимо ушей вопрос девушки и предложил совсем иное:

– Кстати, пока Шимон не вернулся из разведки, хочешь, мы прогуляемся по Багдаду просто так, без определённых целей и всеобъемлющих задач?

– Идёт, – согласилась Илона. – Ты, вероятно, уже заметил, что я легка на подъём, но для прогулки необходимо переодеться. Так что я пошла в свою комнату, а ты пока сиди здесь и не вздумай подглядывать.

Наша троица, приехав в Багдад, остановилась по просьбе профессора Меделака на левобережье реки Тигр, которое называлось Расафа, в районе аль-Магриб. Живописный древний город ещё не совсем оправился от американских бомбёжек, и на улицах часто можно было увидеть солдат янки, одетых в пятнистую униформу. Несмотря на то, что указ о выводе регулярных войск США из Багдада был давно уже обнародован, но войсковые командиры явно не спешили. Днём американцы казались мирными безобидными оккупантами, но если кто попадал в их лапы ночью, то это запоминалось человеку на всю оставшуюся жизнь.

В отеле Ахира,[57] израильские беглецы нашли прекрасный номер из двух комнат, одну из которых Илона безоговорочно взяла себе, а во второй Ярослав с Шимоном долго делили меж собой угловой диван и канапе. Но жаркий спор друзей прервала всё та же Илона. Тоном, не терпящим возражений, она отправила Ярослава на диван, а Шимону досталось канапе, поскольку тот и ростом не вышел, и умещался на канапе без лишних проблем.

Выходя из отеля, Ярослав в очередной раз посмотрел на яркие буквы названия над подъездом, написанные по-английски и покачал головой.

– Тебе не нравится название нашего убежища? – поинтересовалась Илона.

– Ещё бы! – фыркнул Ярик. – Ты знаешь, что ахира в переводе с арабского звучит как бытиё после смерти?

– Конечно, – улыбнулась девушка. – И это название больше всего подходит для нашей команды в настоящее время. Не находишь?

– Действительно, – поразмыслив, согласился Ярослав. – Мы просто чудом ускользнули от иерусалимских хищников! Вот поэтому здесь в древнем сказочном городе я чувствую себя хорошо, несмотря на то, что где-то ещё совершаются теракты, что ещё полно на улицах бронетранспортёров и американских «пятнистых оленей». Но самое главное, что есть ты, ставшая душой наших Кумранских приключений.

Ярослав порывисто поцеловал Илону в щёку и не обратил внимания на то, что искренний поцелуй благодарности был воспринят его спутницей чуть-чуть по-другому, вызвав стыдливое покраснение лица девушки.

– Мы сейчас прошвырнёмся по старому городу, – продолжал Ярослав. – Сегодня имеем полное право отдохнуть перед завтрашним заседанием археологов всего мира. Я думаю, нам на симпозиуме присутствовать необязательно, но поскольку профессор Меделак просил оказать ему эту услугу, то мы, так и быть, снизойдем, пожалуй. Что скажешь?

– Я согласна, – улыбнулась Илона. – Кстати, мне после всего этого хотелось бы съездить в городок Эль-Курна, который стоит на слиянии Евфрата и Тигра в районе Ди-Кар. Далее река называется Шатт-эль-Араб до самого впадения в Персидский залив. Мне хотелось бы увидеть именно место слияния. Говорят, что в этом месте иракские шииты и сунниты ведут настоящую партизанскую войну против оккупантов, то есть не соглашаются уступать американской интервенции райские кущи, хоть и потерянные.

– Кажется, я знаю, почему тебе хочется увидеть это место, – лукаво ухмыльнулся Ярослав.

– Ну и? – делано нахмурилась девушка.

– Всё очень просто. Даже неверующие учёные предполагают, что именно в этом месте находился Эдем, то есть райский сад. И тебе хочется сорвать там наливное яблочко, чтобы подарить мне, дескать, откушай, Ярик, не отравишься.

Илона снова покраснела, и сейчас это не ускользнуло от внимательных глаз мужчины, но он промолчал. Наша парочка вышла на улицу Гарун ар-Рашида и перед ними открылся вид на удивительный по архитектурному решению минарет Сук аль-Газаль, уцелевший от американских бомбёжек. Увидев его, Ярослав завертел головой, стараясь определить место пребывания.

– Я знаю, где мы находимся, – произнёс он. – Вон там за углом в двух кварталах от нас находится Восточный вокзал. А нам надо в эту сторону.

– Ого, – удивилась Илона. – Ты знаешь город, ещё не побывав в нём? Или я ошибаюсь?

– Нет-нет, все верно, – сознался её спутник. – Я никогда раньше не бывал в Багдаде, но с детских лет зачитывался сказками «Тысяча и одной ночи», поэтому очень обрадовался, когда мне подарили карту города. Я изучал его старые улицы, переулки и знаменитые площади. А наша гостиница находится в излюбленном районе магрибских колдунов. Вон в той стороне, – Ярик махнул рукой на восток, – находится один из самых крупных здешних рынков Сук ас-Сарай. Но сейчас мы с тобой выйдем на площадь Революции.

– Такую же, как в Москве? – хохотнула Илона.

– Здесь революция состоялась 14 июля 1958 года, – невозмутимо пояснил Ярослав. – Этот праздник чтут местные арабы, курды, ассирийцы, армяне и евреи.

– Выходит, Багдад такой же многонациональный город, как и Москва? – уточнила Илона.

– Почти такой же, – нахмурился её собеседник. – Наш Третий Рим отдан на растерзание вандалам нынешним московским правительством. А здесь даже еврейские погромы давно уже не проводятся. Такова суровая правда жизни, если это можно назвать правдой.

Выложенная крупным тёсаным камнем улица выплеснулась на площадь Ат-Тахрир и Ярослав на несколько минут умолк. Перед ними посреди площади высился памятник виде огромного бесформенного панно, где на золотистом фоне чётко просматривались коричневые барельефы революционной борьбы за независимость.

– Знаешь, Ярик, – отметила девушка. – Мне здешний революционный барельеф напоминает наш Краснопресненский памятник, что на площади 1905 года. Не находишь?

– Возможно, ты права, – пожевал губами мужчина. – Но вон там за площадью начинается парк Нации. Там должен быть ещё один памятник, посвящённый революции. И, скорее всего, я уже знаю, с чем ты его будешь сравнивать.

– Не хочешь ли ты сказать, что можешь угадать мои чувства и мысли заранее?

– Ах, так! – Ярослав от досады закусил губу. Но быстро справился с собой, достал из кармана блокнот, авторучку и что-то там записал. Потом вырвал листок, аккуратно сложил его и отдал девушке:

– Вот то, что мне кажется. Но откроешь его после того, как мы отыщем в парке памятник. Лады?

Илона задорно кивнула, спрятала записку в дамскую сумочку и направилась ко входу в парк, увлекая за собой Ярослава. Тот, вероятно, не ожидал от девушки такой прыти и невольно придержал её. Она послушалась, пошла немного медленнее, но не сворачивала с центральной аллеи, ведущей вглубь парка Нации. Вскоре финиковые пальмы, окружавшие аллею, расступились, и перед глазами нашей парочки возник памятник женщине. Изображённая женщина в накинутом на неё абае[58] застыла в таком порыве страсти, будто звала за собой на невидимые среди пальм баррикады.

– Ничего себе, – удивилась Илона. – Прямо-таки настоящий прообраз нашей Сталинградской Родины-матери. Только меча ей не хватает.

Услышав это, Ярослав захохотал и рукой показал Илоне на сумочку. Та послушно вытащила оттуда записку, развернула и прочитала:

– Сталинградская Родина-мать…

Девушка помолчала немного и, когда её спутник прекратил хохотать, сдержано заметила:

– Подумаешь, Родина-мать! Это ещё ничего не значит. То есть, чтобы угадывать мысли женщины, мало одного раза. Отгадай, например, о чём я сейчас подумала?

Ярослав весело взглянул на девушку и показал правой рукой на северо-запад города:

– То, о чём ты сейчас подумала, находится в той стороне. Это Золотая мечеть, которую отправился искать Шимон. И ещё ты подумала: зачем Шимон куда-то ушёл, если я разбираюсь в городе без проводников и гидов. Верно?

– Верно, – призналась Илона. – Но как ты всё-таки…

Илона почему-то оказалась так близко от своего собеседника и влажные глаза девушки так восхищённо смотрели на умеющего отгадывать женские мысли настоящего мужчину, что тот не выдержал и осторожно поцеловал её в яркие, не требующие никаких помад губы. Она ответила на не совсем смелый поцелуй и, обняв Ярослава, сама принялась целовать его, будто боялась, что найденный и обретённый мужчина вдруг исчезнет, испарится и никогда уже не подарит ни поцелуя, ни ласкового слова.

– Ярик, я не знаю…, я сама не своя…, я просто почувствовала, что мне нужен именно ты…, – шептала Илона.

– Не говори ничего, – прошептал в ответ Ярослав. – Что случилось, то случилось. Мы оба ждали этого…

В это время мимо них по парку проходили двое арабов, которым объятия влюблённых на фоне памятника показались довольно одиозными и оба мужчины высказали вслух что-то не очень приятное. К счастью влюблённые их не поняли, но всё-таки поспешили ретироваться с «места преступления».

– В Багдаде государственными языками считаются Сориани и Курманджи, – Ярослав постарался отвлечь свою подружку. – Но я к своему стыду знаю только «беини баш», то есть доброе утро, и «хуа хафиз» – до свидания.

– Не густо, – согласилась Илона. – Можешь добавить к своим знаниям и мои: это – иншаллах – так называемое жизненное кредо или дословно – если будет воля Аллаха; и ещё – кака чони – то есть, как дела, господин.

– Существенная добавка, – ехидно ухмыльнулся Ярослав. – Теперь если что-то не получается, есть отдушина, через которую можно всё свалить на Аллаха.

– Не кощунствуй, – одёрнула его Илона. – Аллах всё-таки был пророком и не оставил после себя агрессивных заповедей.

– Не согласен, – сразу же возразил Ярослав. – Ты, девочка моя, забыла, что у них существует священное слово «газават», то есть убей неверного.

– Не у всех, только у ваххабитов, борющихся за «чистоту» веры, – поправила собеседника девушка. – К тому же, неверной признаётся в основном протестантская Америка, где убийство не только военных, но и мирного населения других стран возводят в геройство, отвагу и отличительные черты настоящего американца. Не удивлюсь, если эти настоящие американцы по ночам промышляют здесь обыкновенным мародёрством. Ведь недаром профессор Меделак предупредил нас, что ночью на улице лучше не показываться. Кстати, – перебила себя Илона. – Поскольку у меня появился собственный гид, то не объяснит ли он, куда мы идём и куда выйдем из парка?

– Издеваешься? – весело мотнул головой её спутник. – Вообще-то я готов идти с тобой, куда глаза глядят.

– А поточнее?

– Если память мне не изменяет, то сейчас мы должны выйти к мечам Кадисии.

– Не слыхала, – призналась Илона. – Что это такое?

– Вот те раз! – делано удивился Ярослав. – Мечи Кадисии знает каждый уважающий себя мусульманин.

– Пальцем в небо, – перебила его девушка. – По матери я еврейка, а по отцу – русская. Вернее, итальянка. Поскольку мои предки перебрались в Москву из Италии, спасаясь от крутых парней Муссолини ещё в начале тридцатых прошлого века. Но папа у меня был православным христианином, а не католиком и с детства водил по православным храмам, хотя мама иногда тайком тащила меня в синагогу, что в Марьиной роще. А первый мой возлюбленный был арабом и познакомил с мечетью. Помнишь, возле стадиона Олимпийский на проспекте Мира есть мечеть? Мы с Азратом учились в одном классе, и в него были влюблены все мои подруги.

– То есть, самые красивые девчонки из вашего класса ходили за ним толпой? – ехидно ухмыльнулся Ярослав. – Теперь понятно, откуда у мусульман с детства появляется полигамия!

– А ну тебя, – отмахнулась Илона. – Просто я поделилась с тобой воспоминаниями детства. Думала, тебе как записанцу-писарчуку станет интересна религиозная полигамность личности.

– Виноват! Исправлюсь! – Ярослав выполнил Илоне замысловатый поклон, чем действительно исправил своё словоблудие и вернул улыбку на лицо девушки. – Кстати, – продолжал он. – Вот мы и вышли на площадь, где бывший президент Ирака устраивал праздничные военные парады.

Илона увидела перед собой широкую площадь, по бокам которой из земли торчали две бронзовые руки. Эти руки сжимали каждая по мечу из блестящей нержавеющей стали, а мечи перекрещивались над площадью, создавая апофеозную арку.

– Тебе небезынтересно будет узнать, что мечи изготовлены по эскизу Саддама Хусейна архитектором Адилем Камилем, – Ярослав честно выполнял свою миссию экскурсовода. – В августе восемьдесят девятого, то есть ровно через год после прекращения войны с Ираном, по указу президента возведён этот памятник. Кстати, архитектор Камиль до того старался понравиться правящим этим миром, что на больших пальцах бронзовых рук, торчащих из земли, изобразил отпечатки пальцев Саддама Хусейна.

– Вот как? – заинтересовалась Илона. – И это пропустили оккупанты?

– Отнюдь нет, не пропустили! – констатировал Ярослав. – Более того, оккупационному режиму весьма хотелось разобрать памятник, изготовить из него брелоки или ещё какую-нибудь мишуру. Но арабы сумели отстоять это произведение искусства, поскольку не отворачиваются от своей истории и не разрушают памятники, как в России.

– Ты не прочь восстановить в каждом русском городе все памятники Владимиру Ильичу? – поперхнулась Илона. – Не слишком ли откровенное стремление снова заставить народное стадо молиться гипсовому идолу, прикрываясь культурой и народным достоянием?

– Ты опять за своё, – покачал головой Ярослав. – Мне весьма неприятно даже упоминание о Ленине, не говоря уже о его «заслугах». Но вот в чём казус: китайцы не оставили идею построения социалистического общества, хотя одно время у них тоже был свой Ленин.

– Председатель Мао Цзе Дун?

– Ага, председатель, – кивнул Ярик. – Так вот. Россия поверила Америке, посчитала, что лучше быть американской колонией, чему способствовали и продолжают своё дело правящие круги российской партии всё тех же воинствующих коммунистов, только перекрасившихся в американских демократов.

А в Китае сумели справиться с коммунистическим тоталитаризмом, не испрашивая помощи у добрых америкосов. Заметь, Китай выбивается на Мировой рынок самостоятельно и с этой страной считаются в правящих банках Вашингтона и Лондона. А наша родина гибнет от «забот» заокеанских хозяев.

– Что же делать? – Илона повернулась к собеседнику и внимательно посмотрела ему в глаза. – Не считаешь ли ты, что необходимо снова вздыбливать народ до революционного психоза?

– Отнюдь нет, – решительно мотнул головой Ярослав. – На крови мы никакой новый мир не построим. Кто был ничем, тот ничем и останется, только с гранатой. А что будет, если обезьяне дать настоящую гранату?

– Но у тебя есть какой-нибудь реальный выход?

– Тот же самый, который ты искала с детства по храмам различных конфессий.

– То есть?

– Вспомни Евангелие, то есть Благую Весть, – разразился наставлениями Ярослав.

– Христос заповедовал своим ученикам: «Истинно, истинно говорю вам: кто не дверью входит во двор овчий, но перелезает инде, тот вор и разбойник, а входящий дверью есть пастырь овцам».[59] Это как раз про тех, кто захватывает власть силой. Много ли смогли сделать для народа, напоившие страну человеческой кровью? Ты можешь возразить, дескать, коммунисты нашли верный социальный уклад для русского гражданина. Да, нашли, но не смогли удержать. Не даёт Господь того, что не в силах унести. И никакая Америка последышам большевиков не поможет, потому что сама задыхается без крови, без насилия и без очередного денежного вливания путём банковских кризисов.

– А ты сам-то веришь, что Христос поможет людям справиться с тупой финансовой энергией? – усомнилась девушка.

– «…кто верует в Меня, – снова процитировал Ярослав, – у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой».[60]

– Но в распятии России принимал участие даже нынешний патриарх, – не унималась Илона. – Вспомни, в смутные девяностые он, будучи тогда митрополитом Смоленским, получил какими-то скользкими путями лицензию от тогдашнего президента-алкоголика на ввоз в Россию импортных сигарет и пива. Весь этот товар долгое время беспрепятственно продавался малолеткам. Чувствуешь, кто занимался деградацией нынешнего населения России и под чьей опекой растут российские дегенераты, у которых способности мышления не поднимутся выше, чем у архантропов-каннибалов?

– Да, всё правильно. Всё так и было, – согласился её собеседник. – Только ты забываешь, что наше население просто так не сломишь. Для критической массы ещё достаточно не спившегося населения.

– Критическая масса? Что это?

– Ба! Да ты не владеешь важнейшей информацией?! Фантастика!

– Может быть, и не владею, – поджала губы Илона. – Только лучше было бы объяснить, что это такое, чем впустую подтрунивать. Не находишь?

– Верно, – согласился Ярик. – Итак, ты веришь, что сейчас русский народ начинает снова возвращаться к церкви, несмотря на то, что некоторым священников даже в храм допускать не стоит? Знаешь, что русскую культуру сохранила именно церковь?

– Конечно, – кивнула девушка. – Это давно известно.

Ярослав хитро посмотрел ей в глаза и удовлетворённо кивнул:

– Хорошо. Только представь, что русский народ, видя неспособность Ленинской «кухарки управлять государством», непроизвольно начинает просить Бога об избавлении от существующего строя. Казалось бы, утопическая надежда! Но энергия человеческого сознания настолько сильна, что если в одном месте все неосознанно или вполне сознательно станут желать избавления, то энергия таких желаний сублимируется и начинает заражать близлежащее пространство, превращаясь в критическую массу, которая уничтожает закон «отнять и убить». Конечно, это вопрос не одного дня, когда с шашками наголо или автоматами наперевес можно захватить власть в государстве. Но примеров перерастания такой энергии в критическую массу вполне достаточно. Это тот же самый социальный режим в Китае, это наше русское православие, это сублимируемая опять же русским народом любовь к окружающему пространству и многое другое.

– Знаешь, а я тебе верю! – Илона повернулась к Ярославу и снова нежно поцеловала его. – С тобой и у меня всё получится!

– У нас, – поправил её собеседник.

За разговорами парочка подошла к арке из мечей, под которой картинно сгруппировались американский танк «Абрамс» и парочка бронетранспортёров, возле которых кучковались «пятнистые» американцы. Солдаты посмотрели на гуляющих, но ничего не сказали.

– Кстати, забыл сообщить, – заговорщически снизил голос Ярослав. – Официально мы сейчас находимся в американской «Зелёной зоне», где, если чем-то не понравимся оккупантам, нас могут в любой момент причислить к террористам и арестовать. Правительство США после 11 сентября 2001 года объявило тотальную войну терроризму всего мира. Душой террористов, якобы, является Бен Ладен. Но сильно сомневаюсь, что это так.

– Правильно сомневаешься, – согласилась Илона. – Я внимательно изучила моменты взрыва и обнаружила удивительные вещи.

– Ну-ка выкладывай. Это интересно.

– Более, чем интересно, – девушка даже саркастически улыбнулась. – В Нью-Йорке пострадали три башни, хотя самолётов в них врезалось только два. Третья башня будто попала в зону цепной реакции и сама сложилась как карточный домик. У меня отснята целая плёнка этого странного происшествия. Если хочешь, вернёмся в гостиницу, покажу на ноутбуке.

– Хочу, – загорелся Ярослав.

– Мне все угоны самолётов показались довольно странными. К тому же, в третьем небоскрёбе, куда самолёт не врезался, всё равно прозвучал взрыв. А когда пожарные разгребали завалы, то обнаружили странную вещь: металлические несущие опоры всех трёх зданий были подрезаны под сорок пять градусов ещё до катастрофы.

– Хочешь сказать, запланированная диверсия? – уточнил Ярослав.

– Ещё какая! – Илона, не мигая, посмотрела на собеседника. – Ещё какая диверсия. Но вот вопрос: кому это нужно? Бен Ладану, который бьёт американцев их же оружием? А президент США объявил тотальную войну террористам! И на основании этого одиозного заявления американские солдаты могут в любой момент уничтожить любого мирного жителя любой страны, объявив его террористом. Да что там жителя, любая страна теперь в мгновение ока будет объявлена террористической и приговорена к тотальному уничтожению.

– Старый еврейский приём: если у человека есть понравившаяся тебе вещь, то нужно во всеуслышание объявить этого человека социально опасным для общества и спокойно забирать нужное, – констатировал Ярослав. – Наши первые «большевики» поднаторели на этом и собирались научить весь мир узаконенному грабежу. Недаром тогда слова Ленина – «…нам нужна Россия, как топливо для мирового пожара…» – стала крылатой и даже в школах преподаватели принялись учить детей к скрупулезному поиску и уничтожению внешнего врага.

– Погоди-ка, но в Москве тоже террористов хватает, – вспомнила Илона. – взорваны несколько жилых зданий с мирными жителями, прозвучали взрывы в переходе метро Пушкинская, на станциях Парк Культуры, Лубянка… да мало ли их будет ещё!

– Пользуясь твоей теорией, – подхватил мысль Ярослав. – Террористки-смертницы, взорвавшие себя в людской толпе, преследуют цель не нагнать страху на москвичей, не запугать ни в чём неповинный народ, а развязать руки правящей верхушке, как это сделали их американские хозяева. Чтобы простой народ меньше обращал внимания на узаконенную распродажу государства Российского, а больше и чаще устраивал арабские, еврейские и татарские погромы. Ты знаешь, мы с Шимоном друзья детства, но ни одна зараза не заставит меня впиться ему в горло.

– Даже я? – глаза девушки озорно блеснули.

– Причём тут ты? – не понял Ярослав. – Не думаю, что у тебя возникнет желание нас поссорить, потому что…

– …потому что это произойдёт автоматически, – докончила Илона. – Ты ведь серьёзно говорил мне, что Шимон влюбился в меня по уши. Ведь так? А я совсем недавно осознала, что неравнодушна к тебе. Вот только ты? Действительно ли мой рыцарь готов сложить сердце к ногам своей дамы? Или любовь друга помешает ему быть рыцарем?

– Не помешает! – Ярослав даже рубанул воздух ладонью. – Шимон настоящий друг. Он поймёт, что у нас всё серьёзно.

– Значит, у нас серьёзно, а у него нет?

– Не лови меня на словах, осерчаю, – проворчал Ярик. – Я с Шимоном поговорю сам. Но конечный выбор остаётся за тобой.

– О чём это вы здесь так оживлённо спорите, упоминая меня? – неожиданно раздался знакомый голос откуда-то сбоку.

Ярослав с Илоной резко обернулись и увидели перед собой Шимона, словно выросшего из-под земли или материализовавшегося из-подпространства. Влюблённые ошарашено глядели на Шимона, открыв рты, не веря собственным глазам и на какое-то время, лишившись дара речи. Тот подозрительно разглядывал обоих, но всё же решил первым разрядить обстановку:

– Я разузнал, что в Багдаде до сих пор существует мощная еврейская община, которая возглавлена наси.[61] Багдадский наси добился и утвердил еврейский суд Бет-дин. Именно там, в секретариате я узнал, что у профессора Меделака на улице Нидаль есть собственная квартира. Хотел разыскать его там, но профессор вдруг сам позвонил мне по мобильному телефону. Я пытался связаться с вами, да где там! У обоих телефоны не отвечают.

Услышав слова Шимона, девушка полезла в свою сумочку, а Ярослав принялся обшаривать свои карманы. Но тщетно. Телефонов ни у Илоны, ни у Ярослава с собой не было. Тут девушка посмотрела на мужчин осмысленным взглядом и прошептала:

– Ярик, мы с тобой включили мобильники на зарядку! Они так и остались лежать в номере на журнальном столике.

– Ну вот, – недовольно проворчал Шимон. – И это называется команда! Вы шляетесь по Багдаду, убивая время, а я должен за всех отдуваться?! Профессор Меделак сказал, что ждёт нас в Мавзолее Мусы аль-Кадима, который в народе называют просто Золотой мечетью.

– Когда? – насторожилась Илона.

– Сегодня. Прямо сейчас.

– Хорошо, – озадаченно согласился Ярослав. – Может быть, мы всё-таки вернёмся в гостиницу хотя бы за телефонами?

– Необязательно, – настойчиво произнёс Шимон. – Я обещал профессору доставить вас в мечеть, как только найду. Сам Господь подсказал, где мне вас искать.

– Почему такая срочность? – поинтересовался Ярослав и невинными глазами посмотрел на приятеля. – Разве мы не сможем увидеться, скажем, завтра или послезавтра?

– Не забывай на чьи деньги мы сюда прибыли, – резонно заметил Шимон. – К тому же, завтра первое заседание международного симпозиума археологов. Не забыл?

– Правда, ведь! – нахмурился Ярослав. – Это у меня напрочь из головы вылетело!

– Не удивительно, – Шимон ревниво взглянул на Илону. – В компании с такой девушкой можно забыть многое.

Глава 11

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, как упоминается во многих русских сказках. Но наши беглецы попали-таки в район Золотой мечети. Древнее строение оказалось очень привлекательным. По периметру мечеть ограждали арки и портики, создавая сплошную аркаду. Перед центральным входом арки возвышались на два этажа, а в середине любопытной постройки виднелись позолоченные купола в восточном стиле.

Возле центрального входа беглецы наткнулись на ожидавшего их профессора Меделака. Но если бы не Шимон, то остальные члены команды никогда бы его не признали. Ярослав с Илоной открыв рты, смотрели на стоящего перед ними шиита или суннита в восточном длиннополом халате и чалмой на голове. Скорее всего, профессора можно было принять даже за муллу Золотой мечети, потому как на его голове красовалась зелёная чалма. Это значит, что носящий её побывал в Мекке, как паломник. Только вот борода у «муллы» была совсем короткой. Но это, видимо, допускалось современным исламом.

– Чего рты пораскрывали? – усмехнулся Меделак. – Я ждал вас и рассчитывал, что именно сегодня мы сможем встретиться, чтобы обсудить наши дальнейшие планы.

– Прямо здесь? – Ярослав недоверчиво кивнул на Золотую мечеть.

– Именно здесь, – подтвердил профессор. – Только сюда чужих не пускают, особенно женщин. Поэтому у меня в машине, – он кивнул в сторону припаркованного на стоянке «Лексуса», – для Илоны есть бурка.[62]

– Ух ты! – обрадовалась девушка. – С вашей помощью я проникну в святая святых ислама?

– Не только проникнешь, а сможешь также выпить с нами по чашечке чая во время беседы, – профессор сделал знак рукой и направился в сторону машины.

Беглецам ничего не оставалось делать, как последовать его примеру. Прямо в машине Илона накинула поверх своей одежды предложенную профессором бурку и вышла к друзьям в новом обличье. Это была отнюдь не паранджа, но лицо девушки всё-таки наполовину было закрыто чёрным платком. Правда, по кайме бурка была расшита полудрагоценными камнями, что извещало всех о высокородности дамы, скрывающейся под священной одеждой. Больше всего поражали зелёные глаза Илоны. Одним только таким взглядом женщина могла сделать много, не говоря ни слова.

Меделак удовлетворённо кивнул, снова сделал знак рукой и пошёл в сторону мечети. Мужчины и девушка старались не отставать. У входа стояли охранники. Профессор сказал им пару слов на арабском, показывая пальцем на шедших за ним беглецов. Охранники почтительно им поклонились, и вся кавалькада неспешно двинулась по одной из галерей Золотой мечети.

Надо сказать, что аркада храма была уникальным памятником искусству древних мастеров Месопотамии. Вся аркада выложена была небольшими обтёсанными плитками от простого сердолика и гранита до лазурита и малахита. Только вот увидеть резные колонны, украшенные вкраплёнными нитками самоцветов и чудесные зеркальные потолки могли далеко не все. В мечеть пускали только правоверных. Может быть, сюда изредка проникали «зайцами» любопытные туристы по примеру наших беглецов, но сия закулисная тайна молельного дома никому не будет известна.

Кавалькада прошла по прихожей мимо центрального придела, и профессор даже специально замедлил шаг, ибо в священных местах суета возбраняется всеми религиями земли. Молящиеся мусульмане оставляли свои башмаки в прихожей и босиком проходили в молельную залу, сплошь покрытую ковровым паласом.

Следующая аркада встретила гостей не менее удивительной раскраской и лепниной, допускаемым декоративным украшением в исламе. Скоро профессор открыл перед беглецами одну из дверей, и они вошли в небольшую комнату, также сплошь устланную ковром и разбросанными по периметру подушками-думками. Все четверо разулись и прошли в комнату.

– Здесь нас никто не услышит, не увидит и не станет мешать, – объяснил Меделак.

Потом он взял с низенького столика колокольчик и прозвонил. Буквально через минуту другая боковая дверь раскрылась, и в комнату вошёл человек в шёлковом халате, неся в руках поднос с расставленными на нём пиалами с горячим душистым чаем. Самое интересное, что поднос можно было нести в одной руке за ручку, которая была прикреплена к подносу так же, как крепится к обыкновенному ведру. Мусульманин, молча, поставил поднос на столик, поклонился гостям и удалился.

– Прошу угощаться и располагайтесь кому где удобно, – жестом хозяина пригласил Меделак. – Полагаю, сначала мне придётся ответить на мучащие вас вопросы, или я ошибаюсь?

– Нет-нет, – заверил его Шимон. – И на правах родственника хочу узнать, какого вероисповедания вы придерживаетесь?

– А я, – подхватил Ярослав. – Я не прочь понять, в какую игру вы играете, и что из этого следует?

– Мне же, как женщине, интересно быть посвящённой в тайны вашей профессорской деятельности, ибо пред вами открыты даже недоступные двери Золотой мечети?

– Что ж, согласен, – кивнул профессор и пожевал губами. – Согласен, что вы вправе задать мне эти вопросы. В Ираке, а в частности в Багдаде меня знают как ахуна.[63] Поэтому оказывают честь и поклонение, закрывая глаза на некоторые мои странности, ибо то, что делает ахун – а машаллах.[64]

Причём, это не игра краплёными картами. Но, если принять всю нашу жизнь за игру, то моё существование в этом мире, вернее, миссия, направлена на избавление от шулеров.

И когда служитель любой конфессии стремится обратить грешников на путь благочестия, справедливости и любви к ближним, это, мне кажется, наиболее верный путь к Престолу Бога нашего. Вспомните, Христос благословлял апостолов идти по земле и крестить язычников, показывая по какому земному пути можно и нужно отмерять свои дни и годы, а какой дорогой проходить нежелательно.

Апостолы исполняли заповеди Божьи, но практически все претерпели распятие. Я же в любой конфессии должен быть пророком и предрекать то, что мне известно, к чему можно и должно стремиться пришедшему в мир сей обыкновенному человеку. Ведь все мы Сыны Отца Небесного, но когда меж религиями возникает спор и конфронтация, необходимо мирить их, показывая, что все мы поднимаемся на одну гору, только у каждого своя тропинка и нечего причислять себя к лику истинных и правоверных, показывая пальцем и насмехаясь над идущим к Богу по другому пути.

Но сам я чувствую и вижу себя христианином, поэтому стараюсь уберечь вас от убийц Ватикана и охотников-архантропов масонской Америки. Свитки, написанные Иисусом Христом, попали к вам в руки не случайно. Ничего случайного в этом мире не происходит. Но вы сейчас не способны заглянуть за грань видимого, а мне дано это. И я должен предложить вам несколько решений по какому-либо вопросу, но конечный выбор всегда остаётся за вами. К примеру, Ярослав с Илоной только что перемывали кости всему управленческому аппарату Государства Российского, но как избавить родину от продажных лап нерусей не знают. Ведь так?

– Так, – согласились Илона и Ярослав. Но глаза у обоих горели восхищеньем и ожиданьем, что встреченный ими настоящий пророк наконец-то откроет истину существования человечества и подскажет, что делать дальше.

– Я уже говорил вам, что давно интересуюсь Россией, ибо эта страна по своему суперэтносу является не только колыбелью всего человечества, но и спасительной соломинкой, способной спасти планету от укоренившихся в Америке нелюдей-архантропов.

Мне ещё неизвестно, как избавить Россию от прилипших к державе слизняков, но одно знаю точно: всякое революционное вмешательство станет очередным началом конца, ибо на чужой крови своего счастья не вырастишь, а из оставшихся обломков добротного дома не построишь.

России необходима полная смена социально-экономического курса. Ни для кого уже не секрет, что неолиберальный эксперимент Ельцина-Горбачёва, продолжающийся в стране по сей день, полностью провалился. В экономике необходимо применить неинфляционный механизм финансирования, отвязавшись от гибнущего ядра капитализма и возобновить самостоятельное плавание под флагом Андрея Первозванного. Вначале, может быть, придётся вводить настоящую диктатуру развития и строить совершенно новую социально-экономическую систему, потому что все нынешние потуги не дают никаких результатов.

России снова следует отгородиться от «внимания» масонской Америки и Англии, чтобы восстановить своё хозяйство. А сейчас Россия медленно погибает от американских Макдоналдсов, ножек Буша и прочего Генно-модифицированного организма продуктов, приготовленного Америкой искусственным путём. Человеческое тело состоит из того, чем человек питается. И если россиянам останется для принятия пищи только американское ГМО, то через одно-два поколения страна попросту вымрет, потому что Генно-модифицированный организм убивает в человеческом организме живые клетки. Постепенно, но неуклонно человек превращается в дистрофика или же, в очень тучного «мясного колобка». И то и другое ведёт к неизбежной смерти.

Вспомните, Россия в годы Первой мировой войны продавала зерно той же Германии, то есть кормила оккупантов. Реформа хуторского хозяйства Павла Аркадьевича Столыпина могла бы обезоружить агрессивную Европу, Англию и тогда ещё хилую Америку. Но никогда Западу не нужна была мощная Россия, ибо это намного ускоряло агонию капитализма в целом. Если хотите увидеть истинное возрождение России, то необходимо немного потрудиться.

Для этого вам придётся стать первыми апостолами-миссионерами и самим найти выход из американизированного тупика, в который пытаются вогнать Россию стоящие у штурвала управления архантропы. Россия легко примет нужные перемены, потому как с 1917 года помнит добровольно-принудительный девиз большевиков: «Не можешь – научим, не хочешь – заставим». Именно так необходимо возвращать любовь к труду обленившимся и доведённым до повального пьянства россиянам.

Вам же, дорогие мои, предстоит стать настоящими миссионерами будущей России. Вспомните, в чём апостол Павел видел миссионерский принцип:

«Ибо, будучи свободен от всех, я всем поработил себя, дабы больше приобрести: для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных я был подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых закона – как чуждый закона, – а, не будучи чужд закона перед Богом, но подзаконен Христу, – чтобы приобрести чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых. Сие же делаю для Евангелия, чтобы быть соучастником его».[65]

Сейчас перед вами стоит выбор, как в те далёкие времена перед апостолами: приведёт ли рассказанное вами о дневниках Иисуса кого-либо к стремлению изменить жизнь, обратиться, покаяться и принять дар излившегося Духа Божия или же остаться навсегда недопустимыми в Царство Божие?

Об этом в Аль Кур’ане сказано: «Не забывай своего удела в этом мире».[66] Ислам не допускает, чтобы правоверный жил, ничего не делая, вёл паразитический образ жизни, в общем, прожигал её. Наоборот, человек должен использовать данные ему Аллахом возможности и таланты, чтобы успеть создать побольше благ, но не для себя – для этого мира, который ты оставишь, и который будет помнить тебя только по делам твоим.

Вот поэтому на завтрашнем симпозиуме вам необходимо испробовать свои силы перед тем, как двинуться в Лхасу. Кстати, прошу не опаздывать, ибо в начале конференции назовут место, где вас будет ждать проводник.

– Простите, куда вы нас собираетесь отправить? – ошарашено переспросил Ярослав.

– В Лхасу. Вы не ослышались, – Меделак сделал глубокий вдох, будто само упоминание о священном месте, где существует настоящая дверь в Зазеркалье, в Шамбалу, в Потусторонний мир принесло ему удивительный запах очищения от смрадных страстей окружающего пространства. Разрешение далай-ламы на посещение Лхасы паломниками-миссионерами уже получено, так что после первого заседания симпозиума вас ожидают Гималаи, за которыми раскинулся Тибет.

Беглецы покинули Золотую мечеть и всю дорогу до гостиницы прошагали молча. Это не удивительно, потому что каждый думал о своём месте в этом мире и о делах, на которые способен. Даже Иисус Христос не уставал повторять: «Судите Меня по делам Моим». Именно этим славен человек, именно это он оставляет после себя. Но если все дела сводятся к накапливанию барышей для отпрысков, то это тоже неизбежно приводит род к невесёлой кончине.

Следующий день принёс беглецам много размышлений по поводу возникновения земной цивилизации, развития Месопотамии через одну из основных народностей древнего государства шумеров, расшифровкой шумерской письменности и дальнейшего развития соседних царств.

Симпозиум в Багдадской Академии наук начался с оглашения того, что в 470 километрах севернее Багдада в долине Дахук археолог Хасан Ахмед раскопал статуэтку фараона Тутанхамона. По его словам выходило, что это проливает свет на отношения Египта и древнейшей Митании, то есть той же Месопотамии.

Сразу вспомнились воспоминания о Ниневии Веньямина Тудельского, жившего в 12 веке, Роберта Кольдвея, исследователя Вавилона, Генри Роулинсона, пытавшегося расшифровать шумерскую клинопись, а также археолога Поля Эмиля Ботта. Эти археологи работали с обнаруженными изумительными ассирийскими памятниками в 19 веке. Современные историки тоже старались не ударить в грязь лицом перед прославившимися предшественниками и делали доклады о Месопотамии, как стране, заселённой когда-то выходцами из северной Гипербореи – аморитами, арамеями, аккадцами и другими переселенцами. Но самое важное, что многие переселенцы относились к семитским группам, поэтому возникли жаркие дебаты, касающиеся Библии и Нового Завета.

В перерыве представители семитского университета Хайфы Сара Вульф, Мойша Бондер и Владимир Резун отправились на променад по буфетам Академии, расположенным на разных этажах. Вдруг в лифте, куда загрузилось ещё несколько человек, Мойша резко отвернулся и принялся внимательно изучать пластмассовую стенку лифта. Это не укрылось от глаз Сары и Владимира, но спросить они приятеля ни о чём не успели. Одна из авантажно одетых женщин явно не азиатского происхождения обратила внимание на отвернувшегося к стене мужчину. Собственно, вид спереди не вызывал никаких претензий к лёгкому платью дамы, скроенному из дорогого китайского шёлка. Отсутствовало даже декольте, а шею охватывал глухой воротник. Но вот спина владелицы платья была обнажённой, и вырез в районе талии вызывающе приоткрывал углубление меж ягодицами.

– Ого! Какие люди! – воскликнула дама на чистом русском. – Ярослав Кузнецов! Воистину, мир тесен.

Услышав голос дамы, Мойша вздрогнул и с кислой физиономией обернулся на зов. В это время лифт остановился, все вышли из него, а дама с Ярославом-Мойшей отошли в сторонку и присели на свободную кушетку. Илона с Шимоном тревожно прислушиваясь, тоже остановились неподалёку, будто решая какие-то свои проблемы.

– Настенька…, то есть Анастасия Николаевна! – кисло промямлил Кузнецов. – Вы-то как здесь оказались?

– Я?! – удивилась женщина. – Конечно же, по делам издательства. К тому же по образованию я археолог и несколько историков мирового значения, участвующих в конференции, мои потенциальные авторы. Впрочем, так же, как и Ярослав Кузнецов, или…, – дама потеребила пальцами правой руки беджик, прикреплённый к лацкану мужского пиджака и вслух прочла обозначенное на нём имя, – …или Мойша Бондер. Какой пассаж! Всем известный Джеймс Бонд превратился в какого-то Мойшу Бондера! Фи! Даже писатель не должен позволять себе такого прожидовского плагиата.

– Просто я, просто мне…, – принялся оправдываться Ярослав. – Просто мне нужно какое-то время побыть здесь инкогнито.

– Из-за дневников Иисуса Христа? – глаза женщины сузились и стали похожи на два маленьких блестящих кусочка обсидиана. – Вероятно, ваш еврейский друг и вы обнаружили близ Кумрана исторические документы необычайной важности и вывезли их сюда, скрываясь под личиной представителей университета Хайфы. Я права?

– Знаете, Настенька…, – Ярослав полуобнял женщину за обнажённую спину и что-то прошептал ей на ухо.

– Настенька?! – прошептала стоящая неподалеку Илона. – Настенька значит!

Шимон во все глаза удивлённо смотрел на неё, но вдруг всё понял:

– Убавь громкость, Сара, – спокойно произнёс он. – Нас могут услышать, а это нежелательно.

Голос Шимона отвлёк Сару-Илону от внутреннего смятения. Она делано оглянулась вокруг и задержала взгляд на парочке, сидящей неподалёку. Ярослав с Анастасией выглядели именно парочкой влюблённых, уединившихся на кушетке. Причём, мужчина либо шептал женщине на ухо какие-то любовные пошлости, либо просто целовал её в шею. На щеках Илоны заиграл нездоровый румянец, но на этот раз она сдержалась. Шимон тоже молчал, но меж бровей у него обозначилась глубокая морщина, хоть он и не хмурился.

Наконец Ярослав перестал что-то воровать женщине на ушко, снова проводил её до лифта и вернулся к друзьям. Те встретили Кузнецова угрюмым молчанием.

– Значит так, – Ярослав счёл нужным взять бразды правления в свои руки. – Значит так, срочно сматываемся. Всё гораздо серьёзнее, чем вы предполагаете.

По дороге поделюсь кое-какими мыслями.

– А Настенька…, – Илона сделала театральную паузу. – Настенька придёт к нам в гости, скажем, сегодня вечером? Мы очень желаем увидеть её. Или же герой-любовник сам отправится к ней, петь долгожданную серенаду?

– Ах, вот в чём дело! – улыбнулся Ярослав. – Ты зря ревнуешь, да и Шимон глядя на тебя, надулся, как мышь на крупу. Дело в том, что здесь неожиданно оказалась Анастасия Николаевна, мой редактор и, если хотите, продюсер всех ещё не написанных мной романов.

О-ля-ля! – поджала губы Илона. – Конечно, редактор! Конечно, издатель! А как же иначе? Смею предположить, что пока вы шептались, она успела сообщить тебе одну очень важную вещь: твой роман не только издаётся неисчислимыми тиражами, но уже заочно ты заслужил звание Нобелевского лауреата. Поздравляю! Она для того и оказалась здесь, чтобы сообщить тебе радостную новость!

Ярослав пытался пропустить мимо ушей ворчание Илоны, но последняя фраза его насторожила. Он не так громко, как его собеседница, но вслух и весомо старался проанализировать происшедшее:

– Илона, душа моя, ты права! Ей действительно нечего делать на нашей конференции, хоть и пыталась уверять меня, что имеет образование археолога, что некоторые именитые историки встречаются с ней здесь для заключения договора на издание своих книг. Бред какой-то!

– Слава Богу! Хоть Всевышний пока что следит за твоим умом! – саркастически заметила Илона. Обида на слишком тесное публичное общение с какой-то давней знакомой ещё не оставила девушку, но она пыталась взять себя в руки и не допускать больше взрывов женского самолюбия.

– Что ты ей нашептал? Выкладывай, – потребовала она.

Кузнецов в это время что-то прикидывал для себя, даже сделал короткую запись в блокноте. При этом вид мужчины оставлял желать лучшего. Под глазами Ярослава резко обозначились синие круги, будто кто-то только что одарил русского писателя «фонарями». Илона тоже заметила резкую перемену в лице Ярослава и поразилась этому, но решила не обострять разборок и не сказала больше ни слова.

– Знаешь, – Ярослав обернулся к Илоне. – Я ведь этой кикиморе рассказал про нашу находку. Думал похвастаться, дескать, книги мои написаны только на истинном историческом материале. То-то она быстро слиняла. Но думаю, что в зале заседаний её днём с огнём не сыщешь. Поэтому нам действительно надо убираться из Академии и из Багдада как можно быстрее.

– Ну вот, дождались подарков! – вспылил Шимон. – Уж от тебя-то, дружок, я никогда не ожидал подлости!

В чём Шимон видел подлость друга, Ярославу узнать не удалось. Либо промашка была в том, что Кузнецов сообщил чужому человеку секретную информацию, либо неожиданная ревность Илоны привела в смятение самого Шимона и выдала стремление девушки считать, что выбранный ей мужчина не должен обращать внимания ни на кого, кроме неё самой.

– Хватит разборок! – оборвала Илона обиженного еврея. – Нам действительно здесь задерживаться не стоит, я это тоже почувствовала.

Беглецы дружно направились к лифту, спустились вниз, вышли на улицу и поймали первое попавшееся такси. Шофёр понял, что пассажиров надо отвезти к отелю Ахира и надавил на газ. Но, не доезжая несколько кварталов до места, Кузнецов попросил остановиться, и троица вышла на улицу.

– Что ещё ты удумал? – недовольно осведомился Шимон. – Если опять какое-то предчувствие, то с чужими меньше болтать надо было.

– Я же не скрывал свой промах, – досадливо поморщился Ярослав. – Ты мне всю оставшуюся жизнь будешь поминать это?

– Отстань от него, – одёрнула Шимона Илона. – Я же просила тебя прекратить всяческие разборки. Война никогда и никому ещё не приносила настоящей победы.

– Собственно, мы недаром высадились в этом месте, – обратился Кузнецов к девушке. – Вчера, когда мы здесь проходили, я обратил внимание на международный банк, – Ярослав ткнул пальцем в стеклянный небоскрёб, который на фоне старого Багдада выглядел как чужеродное тело. – Именно здесь мы сможем обналичить все наши деньги с карточки, которую дал нам профессор Меделак.

– Зачем же все деньги обналичивать? – резонно заметил Шимон.

– Затем, – наставительно произнёс Ярослав. – Затем, что нам в Багдаде оставаться опасно. И ты, Шимон, знаешь это не хуже меня. К тому же, думаю, не забыл, что чутьё у меня развито с детства. Впрочем, если хочешь, оставайся. Профессор Меделак твой родственник и одного тебя здесь не бросит.

– Ладно, пошли в банк, – примирительно заворчал Шимон.

Беглецы вошли в стеклянные двери банка, но получить быстро сумму, оставшуюся на банковской карте, не получилось. Только через два часа они покинули банк, но зато в заплечной сумке Ярослава лежало несколько пачек американских долларов, арабских динаров и дирхамов, получивших распространение в Ираке после казни Саддама Хусейна. Это была та соломинка, которая позволяла беглецам держаться на плаву и не поддаваться фантастическим страхам и умозаключениям.

Но перед входом в гостиницу Кузнецов резко остановился и принялся оглядываться по сторонам. Небо и окружающее пространство было спокойным, на улице никаких происшествий или уличных стычек, даже американские «пятнистые олени» в этой части города днём не показывались, но Ярослава явно что-то насторожило.

– Что опять случилось? – недовольно спросил Шимон. – В Багдаде всё спокойно.

– Не всё, – отрезал Ярик. – Опасность! Ты ведь знаешь, опасность я всегда чую за версту.

Тут на помощь Шимону пришла Илона:

– Я тоже не вижу ничего ненормального. Город как город. Все заняты своими делами, и никто на нас не охотится. Тебе показалось. Идём собираться, не стоять же на месте пока ты успокоишься?

Они, не спеша, вошли в отель, спокойно поднялись по лифту на шестой этаж прошли гостиничным коридором, а Кузнецов всё так же был в напряжённом состоянии. Шимон вставил ключ в дверь номера, открыл её, и тут перед беглецами возникла живописная картина погрома. На полу номера валялись разбросанные вещи, видимо кто-то скрупулезно рылся в чемоданах, обшивка дивана, канапе и кровати в другой комнате были вспороты, снята задняя панель с гостиничного телевизора и поломано одно кресло.

– Вот это да! – присвистнул Шимон.

– Нас ограбили?! – испугалась Илона, интуитивно прижимаясь к Ярославу.

– Нет, всё гораздо хуже, – ответил тот. – Я же говорил, опасность! Всё, надо уходить. Шимон, проверь, цела ли наша капсула с документами. Илона, возьми с собой крайне необходимые женщинам вещи, остальное брось. Купим по дороге что-нибудь новое.

Из ванны показался Шимон. В руках у него была металлическая капсула с вывезенными из Израили историческими документами.

– Всё нормально, Ярик, – отчитался он и для убедительности показал пальцем на капсулу. – Ты был прав, и навесные потолки в ванной нам пригодились. У грабителей не хватило ума поддеть хотя бы одну пластину навесного потолка. Мы спасены.

– Спасены? Сомневаюсь, – хмыкнул Кузнецов. – Это не грабители. Это гораздо хуже. И если мы не уберёмся немедленно, нас ожидает весьма неприятная встреча с архантропами.

– С кем?

– Всё! Потом выясним что и как! Уходим! – снова скомандовал Ярослав.

Беглецы выглянули в коридор. Там пока было всё спокойно. Лишь в конце коридора слышался приглушённый разговор женщин. Вероятно, горничные решали какие-то свои вопросы. Пройдя по коридору, Ярослав указал на лестничные марши запасного выхода, махнул друзьям рукой и первым принялся осторожно спускаться вниз. Но вдруг в только что покинутом коридоре хлопнула дверь какого-то номера, раздались приглушённые мужские голоса и топот множества ног.

– Вот теперь ходу! – очередной раз скомандовал Ярослав и пустился наутёк, перескакивая сразу через несколько ступенек. Шимон не отставал. Только Илона, не привыкшая к таким головокружительным спускам, замешкалась. Кузнецов, увидев «неповоротливость» девушки, возвратился к ней, подхватил на руки и продолжил марш-бросок вниз по лестнице «с полной выкладкой», как сказал бы о нём прапорщик. На нижнем этаже один выход вёл в гостиничный вестибюль, другой на кухню ресторана, а третий прямо на улицу. Шимон жестом показал Кузнецову выход на улицу, но тот отрицательно замотал головой и, опустив Илону, показал на дверь, ведущую в кухню.

– Через кухню попадём на хозяйственный двор, – громким шёпотом объяснил он. – Из хоздвора выход на другую улицу. Там нас точно искать не станут.

Так и сделали. Проход через коридор кухонного помещения занял всего пару минут, зато на них никто не обратил внимания и, пройдя через двор, беглецы действительно вышли на параллельную улицу.

– А теперь куда? – спросил Шимон.

– В долину Дахук, что на севере от Багдада.

– Зачем? – не отставал Шимон. – Скорее всего, нам надо опять связаться с профессором Меделаком.

– Знаешь, Шимон, – возразила Илона. – Прислушался бы хоть раз к тому, что говорит твой приятель. Я уверена, место он назвал неспроста. К тому же, название долины я где-то уже слышала.

– Всё верно, – Ярослав благодарно взглянул на Илону. – Сам профессор предупредил нас о том, что место, где нас будет ждать проводник, объявят в самом начале конференции.

– Но ведь лично нам никто ничего не объявлял! – упирался Шимон.

– В общем, так, – Ярослав пристально посмотрел в глаза приятеля. – После нашего побега из Иерусалима ты стал какой-то не такой. Что случилось, Шимон?

Я знаю, что в долине, в лагере археологов нас будет ждать проводник, который знает дорогу в Лхасу через Гималайский хребет и через всё Тибетское нагорье.

Илона идёт со мной. Присоединишься ли ты к нам? Решать тебе.

Видя, что дальнейшие споры ни к чему не приведут, Шимон покорно кивнул, но не избавил себя от удовольствия ещё несколько минут поворчать себе под нос о свободе слова и правах человека.

Беглецам повезло. На выходе из города им удалось поймать легковой форд-грузовичок, направлявшийся далеко в Курдистан. В кабину с водителем посадили Илону, а мужчины забрались в кузов, где шофёр грузовичка разместил какие-то коробки, но Ярослав с Шимоном нашли себе место и машина тронулась.

Глава 12

В долину Дахук беглецы прибыли без всяких происшествий, отыскали лагерь археологов и познакомились с будущим проводником-погонщиком. Его звали Распай. Собственно, проводник был похож на араба, индуса, испанца и еврея одновременно, так что нельзя было с точностью определить его национальность. Но археологи в долине Дахук были все определяемы в той или иной мере. Единственным непохожим ни на кого оказался погонщик, для которого простая льняная рубаха, подпоясанная синим матерчатым кушаком, такие же штаны и чёрный пиратский платок на голове являлись обычной одеждой. К тому же, в правом ухе проводника болталась большая золотая серьга, что придавало особый оттенок его пиратскому виду.

Уже второй день беглецы ожидали команды Распая, чтобы отправиться в дорогу. За это время они смогли в местном посёлке подыскать себе одежду и купить всё самое необходимое. Погонщик ожидал команды от профессора Меделака – тот должен был передать с нарочным документы на посещение Лхасы.

Но вот в лагерь археологов наконец-то добрался европеец в бежевом походном френче, такого же цвета галифе, сапогах с раструбами и в довершение всего голову господина венчал пробковый шлём. Может быть, для этих мест одет он был довольно оригинально, но данная походная экипировка считалась последним писком моды среди путешествующих во всём мире. Не слишком отличались от него и несколько сопровождающих.

Европеец безошибочно разыскал среди археологов Распая и показал ему какие-то бумаги, посланные Меделаком. После этого проводник обошёл всех, кто должен был отправиться с ним в Тибет и предупредил, что с первыми лучами солнца караван двинется в дорогу.

Так и случилось. Утром все были на ногах, и с первыми лучами солнца караван из десяти мулов отправился в путешествие. В пути им следовало посетить город Исфахан, потом Ла Хор, находящийся в Гималайском предгорье Дехра-Дун. Оттуда, преодолев перевал Нанда-Дэви, выйти к Тибетскому нагорью и следовать до озера Тэнгри-Нур, которое в прошлом веке китайцы переименовали в Нам-Цо. Но никто из жителей Тибета и даже сами китайцы не приняли нового названия.

Может быть, путешествие на машинах по известным автострадам прошло бы гораздо быстрее, но профессор Меделак согласился с погонщиком, что чем тише едешь, тем дальше будешь и сможешь спокойно добраться куда надо. Поэтому Распай вёл небольшой караван одному ему известными дорогами и даже улыбнулся один раз, когда у европейца, вырядившегося в мундир путешественника с неизменным пробковым шлёмом, мобильный телефон не отвечал на вызовы и не принимал никаких сигналов.

Путешественники держались обособлено и не заезжали в придорожные и пригородные мотели, довольствуясь собственным биваком меж раскинутых палаток.

Но как-то в джунглях, когда караван уже подходил к предгорьям Гималаев, раздалось несколько выстрелов. Распай насторожился, пришпорил своего мула и догнал ехавшего впереди европейца.

– Хасиям,[67] сагиб, – обратился он к господину в бежевом френче. – Впереди чужие. Не надо, чтобы нас видели.

– Мы же ничего пока плохого не сделали и разрешение на посещение Лхасы у нас есть, – белый даже достал из нагрудного кармана аккуратно сложенный и перетянутый красной тесёмкой документ.

– Дело не в документе, – настаивал погонщик. – Там чужие.

– Какие чужие? Нам никто не указ! – белый вздорно повысил голос. – Если какой чужой на пути встанет, я пристрелю любого!

– Со ка бор керэл джипэн?[68] – вдруг произнёс Распай на незнакомом языке.

Белый почувствовал, что нагородил лишнего и пошёл на попятную:

– Ну, хорошо, – согласился он. – Что нам делать?

– Недалеко течёт ручей, – погонщик показал в сторону от дороги. – Всё равно скоро надо искать место для ночёвки, а ничего лучшего нам не найти. Тише едешь – дальше будешь.

– Ночёвка? – пожевал губами белый, потому что было ещё довольно светло. – Ладно, как скажешь. Только тронемся чуть свет.

Погонщик согласно кивнул, сделал знак остальным сопровождающим. Группа свернула с проезжего пути в сторону и скоро вышла горному ручью, весело поблескивающему под солнцем, но стремящемуся окунуться в непроходимые джунгли. Где-то там, за семью горами, ему предстоит встреча с Гангом – это далеко, а джунгли здесь, вот они. Джунгли требовали к себе уважения, потому как, особенно для европейцев, спокойный лесной покров мог в одну секунду преобразиться в реальную опасность.

Путешественники принялись разбивать палатки в глубине зарослей, чтобы на всякий случай с дороги не было видно, потому что опасность может в любой момент пожаловать и оттуда. Европеец в пробковом шлёме присел на одиноко лежащий камень возле ручья, положил на колени кожаный планшет, раскрыл его и принялся копаться в бумагах, предварительно отправив туда же из нагрудного кармана перетянутое тесёмкой разрешение на посещение Лхасы.

К нему подошёл Ярослав, отличающийся от других мужчин модной, отращенной в дороге небритостью и задал невинный вопрос:

– Насколько я помню, вас зовут Герман?

– О да, – кивнул тот и сделал жест рукой, приглашая спутника располагаться рядом на таком же валуне.

– Герман, вы действительно верите, что ламы пустят нас в Шамбалу? – спросил Ярослав. – Ведь это же святая святых.

– Знаете что, Ярослав, – голос европейца прозвучал устало и надтреснуто. – Вы совсем недавно не верили, что Шамбала действительно существует. Помните, в долине Дахук мы с вами поспорили возле вечернего костра? Зачем? Я вам ещё тогда сообщил, что имя царя Шамбалы – Рудра Чакрин. Имя царя знать надо обязательно, ибо оно служит отдельным паролем. Далее, профессор Меделак добился разрешения, то есть своеобразного лимита посещения от самого Гензин-Гьяцо, четырнадцатого Далай-ламы. Это поступок настоящего арийца, что вам ещё надо?

– Герман, я верю вам, – Ярослав присел рядом на корточки, сорвал травинку и откусил. – Я верю вам, потому и помогаю. Но ведь давно известно, что в ламаистские монастыри путь белым закрыт. Вы не задумывались, что платой за посещение будут наши с вами пока целые и не поцарапанные шкуры?

– Я Меделаку давно говорил, – невозмутимо ответил его собеседник. – Я давно говорил, повторю и сейчас: не будь я Герман Фирт, если Германорден не добьётся разрешения на путешествие. Не будь я Герман Фирт, если не попадём в Шамбалу и не вернёмся оттуда живыми! Ну что, для начала путешествие разрешили?

– Разрешили, – согласился Ярослав. – Но никто не давал гарантии на возвращение из тайных мест. И почему вы назвали профессора арийцем?

– А кто же он по-вашему? – удивился Фирт.

– По-моему, еврей. Но вы, надеюсь, не антисемит?

Громкий хохот, которым разразился европеец, привлёк внимание всех участников экспедиции, а погонщик Распай подошёл и попросил сбавить громкость, потому что джунгли шума не переносят.

Фирт послушно сбавил темп веселья, но вопрос Ярослава оказался для него той самой отдушиной, через которую можно выпустить накопившийся в душе пар и после этого более спокойным и трезвым взглядом осматривать окружающий мир.

– Еврей! – всё ещё похохатывая, произнёс он. – Меделак у нас в Германии известная фигура! Профессор! Психолог! Филосов, каких мало! К тому же, он является одним из прямых потомков Кайзера Великого!

– Неужели чистокровный ариец?

– Нет сомнений! – уверенно кивнул Фирт. – Иначе никакой проповедник из него бы не получился.

– Проповедник? – насторожился Ярослав.

– О да! Ещё какой проповедник! Настоящий Екклесиаст!

– Но ведь Екклесиаст – чисто еврейское имя, – принялся вслух размышлять Кузнецов. – Которое в переводе на немецкий или русский язык звучит как проповедник. А проповедник в Германии не может быть евреем, ведь так?

– Повторяю, никакой он не еврей, – принялся терпеливо объяснять Фирт непонятливому русскому олуху. – Всех евреев у нас уничтожил ещё Гитлер во время Второй Мировой войны.

– Кстати, у Гитлера изначальная фамилия была Шикльгрубер, – напомнил Ярослав. – Не кажется ли вам, что от неё явно попахивает шекелями? К тому же, Третий Рейх поднимался и рос на деньги, предоставленные американскими еврейскими финансистами, то есть жидо-масонами. Так же и русская революция финансировалась немецкими евреями. Говорят, шекель шекелю – рознь, но всё-таки… Кто знает, что будет дальше?

– А дальше нам с вами предстоит немалая работа, для того, чтобы узкоглазые не сопротивлялись против вывоза отсюда рунических документов, – глаза у Фирта хищно сузились и стали похожи на две неживых огнестрельных дырочки. – Ведь будущее нынешней Германии даже Европы в целом во многом зависит от древних манускриптов. Связь времён была всегда и будет впредь, потому что ничего в далёком или близком будущем не может произойти без основы, то есть фундамента, заложенного много сотен лет назад. И если здесь папирусы, грамоты, свитки и, может быть, просто глиняные дощечки лежат мёртвым балластом только для того, чтобы сгнивать под тяжестью времени, под неусыпным оком всевидящих сторожей, то мы дадим жизнь этим знаниям. Просто обязаны дать, ибо эти знания писались когда-то для того, кому они понадобятся, чтобы изменить существующий мир, дать ему новую волну развития.

Вы Ярослав никогда не забывайте, что у истоков происхождения человечества есть только две проторасы: нордическая, духовная раса севера, и гондваническая, охваченная яркими низменными инстинктами, раса юга. Потомки древних рас были рассеяны Всевышним по всему миру, но корни остались в Лхасе и Аркаиме.

В Лхасу, оказалось, проникнуть гораздо проще, тем более, что профессор Меделак много чего устроил. Я думаю, мы с вами и вашими друзьями в одной упряжке, только не расслабляйтесь, здесь нас ждёт трудная работа. Потом надо будет подобраться к Аркаиму.

Этот город находится у вас в России. Я подозреваю, что дикие русские племена, хоть и усмирённые Америкой, просто так нас туда не пустят, так что придётся забирать ключ к мировой тайне силой. Ладно, не будем про будущее загадывать, это всё равно, что впереди паровоза бежать, теряя тапочки. Сейчас нам предстоит срочно решить другую, не менее важную задачу.

Путешественники развели целых два костра между палатками, на которых готовили вечернюю трапезу. Погонщик неодобрительно покачал головой, но ничего не сказал. В горах и джунглях, если не хочешь быть замечен никем, даже злобными духами, не рекомендуется разводить огонь. А тут целых два костра!

Собственно, всё равно уже огонь горит, значит надо этим воспользоваться. Распай достал из коврового хурджуна, прикреплённого к седлу мула, с десяток кусочков солонины, насадил на прутик шиповника, очистив его от колючек, и принялся невозмутимо поджаривать.

На соседнем костре закипел вместительный котелок с водой. Путешественники закинули туда несколько горстей чая, но не успели вовремя снять, и свежезаваренный чай выплеснулся пару раз на горящие поленья. Угли костра недовольно зашипели и непроизвольно заглушили какой-то тонкий посторонний звук, который опытным ухом уловил только погонщик. Распай опять недовольно покачал головой, серчая на белых дикарей, для которых посторонние звуки были чем-то далёким, несуществующим, однако вслух ничего не сказал.

А начальствующий Фирт со своим собеседником продолжали начатый недавно оживлённый разговор, не обращая внимания ни на какие звуки. Тем более, в предгорьях эхо далеко разносит разные шумы и, если близко никого пока нет, значит, всё хорошо.

– Вы можете себе представить, Ярослав, что мне по наследству досталась удивительная вещь. Моему отцу сам рейхсфюрер Гимлер подарил когда-то книгу «Хроники Ура Линды», – Фирт достал из планшета небольшую книгу в кожаном переплёте с металлическими заклёпками на уголках. – Рейхсфюрер был убеждён, что в этом труде запечатлено изложение действительной истории арийского народа, а это, согласитесь, под ногами не валяется. Более того, Гимлер понял, что будущее страны зависят от извлечения из тайников истории нашего настоящего прошлого. Нынешнюю империю надо строить на фундаменте, но далеко не Америки. У этой одиозной страны нет прошлого, кроме разбоя, убийств, подлости, предательства и откровенного мошенничества. А наши государства Германия и Россия имеют общие корни. Именно из него должно родиться будущее. А, значит, овладение всем миром!

Но наши истоки затаились не только здесь. Давно уже была проведена основательная диверсионная разведка в России, давшая сногсшибательные результаты.

В этой книге, – Фирт снова показал на «Хроники Ура Линды», – упоминается о том, что происхождение нибелунгов основывается на Аркаиме – городе, существовавшем за много тысяч лет до Рождества Христова. Вы представляете, какой фурор этот документ произвёл на весь Германорден?[69] А ведь одна из ниточек владения миром у ордена уже была!

И тут совсем случайно, как водится, в руки тайного магистра ордена попадает историческая информация! Ведь главное в покорении мира вовсе не то, сколько ты завоевал территорий, городов, посёлков и перебил людей, а твой социальный фундамент, твоё право диктовать свои условия остальному миру.

Америка хочет присвоить себе это право и насильственно пересочиняет историю, пытаясь купить первородство за чечевичную похлёбку, совершает набеги на государства, но исключительно на мирное население, стараясь этим подавить и сломать сознание. А у Германии и у России есть свои права на историю. И часть этого права находится в России.

Ясно, что современным российским выродкам-дермократам вообще нет до этого дела, кроме того, как выгодно распродать сильнейшее в мире государство, иначе они никогда не упустили бы такую любопытную возможность овладения миром. Тем более, что в крайне левых организациях власть – это проблема «фикс». Но в Аркаим, находящийся где-то на Южном Урале, куда при нынешней нестабильной обстановке спокойно попасть вряд ли получится. Здесь другое. Среди американизированных холуёв, присвоивших власть, возникает заразная болезнь, названная российским менталитетом. А какой же это менталитет, когда и сам не ам, и другим не дам? В результате, я считаю, что войны с Россией не избежать, уж слишком ваши дермократы привыкли сидеть на не принадлежащих им вещах.

– Неужели БУНДАС ещё способен разжигать военные действия без англо-американского контроля? – удивился Ярослав.

– Не могу поверить, что русские только что покинули Багдад! – всплеснул руками Фирт. – Трудно поверить, что русский слыхом не слыхивал о предательском «Плане Бадейна», по которому американцы запланировали разделение Ирака на разные обособленные провинции, что, к слову сказать, было успешно проверено на вашей стране. По сути, вся Россия на всех стадиях развития, даже на «феодальной», была страной общинной, «социалистической». Достаточно ознакомиться с Русской Правдой.

То же самое наблюдается в Ираке. Премьер-министр Нур аль-Малики выступил против разделения. Его поддержали Кувейт, Йемен, Саудовская Аравия, в районах Садр-Сити и Эль-Джадида тысячи людей не один раз высыпали на улицы в знак протеста. Сейчас шиитские лидеры-террористы Абдель Азиз-аль-Хаким и Муктада Садр подписали временное соглашение о перемирии, но войска не распускали. Они били, и будут бить оккупантов, опираясь на опыт русской партизанской войны.

А вот нынешнему населению бывшей могучей России стоит призадуматься: не слишком ли рано она согласилась подбирать объедки со стола дядюшки Сэма? Ведь 1-го декабря 1989 года ваш последний генсек Михайло Горби подписывает кабальный договор с идеологом «крестового похода» против России папой Иоанном Павлом II Войтылой и целует ему туфлю в знак беспрекословного послушания. А 2-го и 3-го декабря того же года Михайло Горби по прозвищу Меченый встретился на Мальте с Бушем-старшим. Встреча происходила на борту американского военного корабля в наглухо задраенных каютах, но всё тайное когда-то становится явным, как ни крути. Буш убедил Горбачёва, что любое сопротивление бессмысленно, что взрывы на Чернобыльской АЭС – это лишь лёгкое предупреждение, что расклад сил вне России и внутри страны полностью контролируется Америкой. От личного испуга или же подчиняясь моральному превосходству противника, Михайло Горби фактически подписывает капитуляцию СССР. То есть, страна проиграла Третью Мировую войну, даже не воюя.

– Вы, Герман, говорите такие вещи, от которых волосы встают дыбом! – сдавленно произнёс Ярослав. – Неужели всё так и было? И как стране выбираться из этого?

– Выход всегда есть, – уверил его Фирт. – Достаточно вспомнить Бисмарка, который говорил, что Россия никогда не бывает такой слабой, как кажется.

Тут снова далеко, на подступах к перевалу, раздался посторонний настораживающий звук. В этот раз он был похож на звучание фагота или же охотничьего манка. Как будто бывалый охотник, умело используя манок, заманивал доверчивую дичь в свои коварные сети. Заманивание зверя на звук – понятно. Такими манками пользовались охотники с давних времён. Только вот откуда в нелюдимой местности охотники? И на кого?

– Наверное, мы действительно не одни на подступах к Шамбале, – нахмуренные брови Ярослава выдавали, на сей раз, истинное беспокойство.

Ведь недаром же проводник предупреждал их, только европейцы, занятые своими мудрыми мыслями, поначалу не очень-то прислушивались к советам Распая. Может быть, беспокойство выглядело бы неуместным. Но кто-то посторонний в предгорье всё-таки пришёл и встреча с чужими неизбежна, потому что другой дороги в этих местах не было.

– Я думаю, что никакого вреда мы этим путешественникам не доставим, да и они нам, – пожал плечами Фирт. – У нас совершенно разные дороги, хотя идём по одному пути – к Богу.

Тем не менее, он удовлетворённо кивнул головой, видя, как погонщик расставляет ночной караул. Распая безоговорочно слушались, да разве можно ли не слушать человека, знающего эти дикие места и здешние природные правила, как свои пять пальцев?

– Вы знаете, что мы прибудем в Лхасу как раз, когда там начнётся праздник поклонения огню? – снова обратился Фирт к Ярославу. – В двадцатом веке Гимлер тоже отдавал честь этому празднику, но по-своему. Обычно на закате он приходил на могилу прусского короля Генриха I. Вся свита оставалась позади, а рейхсфюрер подходил к могиле, клал букет из одиннадцати белых хризантем и замирал, читая янтры.[70]

Говорят, никто из окружения ни разу не осмелился прервать это молитвенное возложение. Но самое интересное, что в Фатерланде этот день будут отмечать хризантемами, а мы здесь – огнём. Не кажется ли вам это той тонкой астральной связью времён и народов?

– Вы рассказываете, Герман, о таких вещах, о которых не положено знать даже вашим друзьям, а не такому как я дилетанту, – вслух подумал Ярослав. – Я понимаю, завтра нам предстоит свершить великое дело, но очень боюсь оказаться недостойным. Признаться, я никогда ещё не удостаивался чести присутствовать на настоящей мистерии со всякими мистическими жертвоприношениями.

Надеюсь, нам никому не придётся исполнять роль агнца на жертвеннике?

– Ах, ерунда, милый друг! – беззаботно хмыкнул Фирт. – Просто какие-то далёкие соседи, пришедшие за нами в эти горы, чуть-чуть взволновали вас, вот и лезет в голову разная чушь. Давайте решение всяких там проходящих вопросов оставим до утра. Подумайте лучше, сможете ли вы, Ярослав Кузнецов, стать частицей фундамента своей нации? Сможете ли помочь мне или самому найти психотропное оружие, заключающееся не в каких-то там химических ингредиентах, а в обычных рунических янтрах? Ведь это действительная власть, власть над всем миром.

Его собеседник ничего не ответил, только наморщил широкий лоб и уставился неподвижными глазами на завораживающий огонь, весело облизывающий сухой хворост. Второй костёр уже погасили за ненадобностью, но и этот тоже готовился догореть.

Беседа путешественников тоже затухла. Свалившаяся, словно пантера с дерева, непроглядная безлунная ночь не доносила уже никаких посторонних звуков. Даже погонщик немного успокоился и отправился спать. Герман Фирт прошёл в натянутую для него палатку и перед тем как лечь спать принялся, закрыв глаза повторять древние руны, вызывающие в сознании психическое удовлетворение. Спать не хотелось. Да он и не привык ложиться, не прочитав «вечернее правило».

Но тут внезапно на его голову обрушился сильный вырубающий удар. Видимо в палатке кто-то прятался, либо проник уже после, но Герман противника не заметил и беззвучно рухнул на расстеленную войлочную кошму. Нападающий не стал обыскивать палатку. Он знал, за чем шёл и куда шёл. То, что ему нужно было, лежало недалеко. Наверно, диверсант не ожидал только, что его застукают на месте преступления или предполагал, что Фирт задержится у костра ещё на какое-то время. Порывшись в вещах путешественника и прихватив кожаный планшет, закутанный в чёрную одежду воришка, беззвучно исчез в глухой горной темноте.

Но через несколько минут в стороне от палаток, среди разросшегося шиповника, раздался выстрел из карабина. В ответ другой, более глухой, из револьвера.

Потом револьверный выстрел прозвучал уже где-то далеко. По прогремевшим выстрелам можно было судить, что владелец револьвера от кого-то убегал по ночным зарослям и отстреливался.

Лагерь сразу переполошился, костры вспыхнули снова. Европейцы без дела носились по лагерю с факелами, пытаясь высветить исчезнувшие выстрелы. Через некоторое время в лагерь вернулся с карабином наперевес Распай. Он был ранен в плечо. Пуля прошла навылет, но погонщик потерял много крови, гоняясь в темноте за бандитом. Тому удалось всё-таки удрать.

Погонщик сразу отправился в палатку Германа Фирта, поскольку того не было видно в толпе беспричинно снующих с факелами.

– Сагиб! Что с вами? – воскликнул он, увидев ничком лежащего начальника в небольшой кровяной лужице, расплывшейся под его головой на расстеленном брезенте. Тревожный возглас Распая услышали, потому что сразу в палатке стали собираться остальные участники экспедиции. Герман оказался жив и вскоре пришёл в себя, понюхав нашатыря, но ещё долго не мог понять, что с ним произошло.

Вопрос разрешил подоспевший к месту происшествия Ярослав Кузнецов, который сразу же спросил о документах, которые хранились в исчезнувшем кожаном планшете немца. Важные бумаги, вообще-то, не представляли слишком уж большой ценности кроме исторической книги «Хроники Ура Линды». Да и самому Герману Фирту было наплевать по большому счёту на Ура Линду, а вот сведения, донесённые этой дамой до наших времён, составляли большую ценность, если не сказать, что вовсе были бесценными.

Про книгу никто ничего не знал, и в планшете она могла просто оказаться ненужным грузом, но похитителям этого не объяснишь. Им, скорее всего, надобно было разрешительное письмо в Лхасу, а книга пригодится для растопки походного костра. Ведь без разрешительной бумаги путь в Шамбалу закрыт. И, похоже, бандиты отлично владели информацией. Только что им самим в ламаистском монастыре делать?

Утро застало команду в таком же взбудораженном состоянии, как и ночью. Но попутно оказанные компрессы и успокаивающий укол оказали на Германа благотворительное влияние. Во всяком случае, он смог здраво рассуждать и скомандовал членам экспедиции общий сбор.

К тому же ни у кого ничего не пропало. А о похищенном планшете знать остальным не следовало. В общем, скоро команда готова была к отправлению. Единственная замена, к которой пришлось прибегнуть, это мул Фирта. Груз с него переместили на других лошадей, а на мула водрузили самого немца, поскольку путь ещё долог, а Герману необходимо было прийти в себя, то есть суметь вести официальный дипломатический разговор при встрече с монастырскими священниками.

В будущем разговоре с настоятелем, скорее всего, придётся доказывать практически недоказуемое – похищение документов. Только как экспедиция сможет проникнуть в Лхасу, примут ли европейцев в городе и поверят ли – это никого сейчас особо не интересовало. Небольшой караванчик тронулся в путь, только Распай-погонщик повесил карабин на грудь, чтоб оружие было под рукой.

Практически, никто не понимал толком, что же произошло ночью? Каждый догадывался, осмысливал и оценивал всё по-своему, то есть со своей колокольни. Путешественников устраивало пока только одно – убитых нет, и в недалёком будущем не предвидится, потому что Лхаса уже недалеко, ещё ближе монастырь, куда направлялась экспедиция, а там ламаистские жрецы сумеют уберечь гостей от всяких напастей и непрошенных приключений.

К середине дня Шимон, тоже ехавший на не слишком навьюченном муле, притормозил немного и когда караван повернул за очередной скальный выступ, подступающий очень близко к дороге, он направил своего мула в непроходимые заросли тамариска и коряжистых деревьев шелковицы, растущих по другую сторону горной дороги.

Мулу, однако, было не привыкать измерять копытами горные дебри. Он быстренько отыскал тропу среди колючих кустов и размеренно закопытил в сторону от дороги. Вскоре горные заросли расступились, обнажив полянку, на которой не рос даже обычный каменный осот и неприхотливая полынь. Пятно оказалось совершенно голым среди густых зарослей, будто здесь когда-то взорвался снаряд и ни трава, ни лишайник не пытались опутать отравленное место. Однако на лысой поляне удобно разместились на камнях три человека. Шимон слез с мула и сделал пару шагов навстречу ожидающим его неизвестным людям. Один из троих поднялся и тоже сделал несколько шагов в сторону прибывшего.

– Вы, я полагаю, тот самый посланец, о котором мне сообщали? – вопросительно глянул на подошедшего мужчину Шимон. – Собственно, что я спрашиваю! Знак поворота с дороги нанесли на камень вы. К тому же, у вас троих на физиономиях написано «русский».

– Как так? – подошедший к Шимону тут же утёрся, пытаясь удалить невидимую отметину непробиваемого русского. – Как вы догадались? – ещё раз спросил он.

– Очень просто, – хмыкнул Шимон. – Кроме вас здесь быть просто-таки некому. И кроме вас никто не смог бы совершить такое грубое ограбление. На это способны только русские. А если уж нанесли удар, то человеку совсем необязательно оставлять шанс на выживание.

– Что, немца надо было замочить? Но ведь вам нужен только документ, – возразил боевик. – Да, мы русские, но служим наёмниками в американском спецназе. Мы здесь совсем с другой целью, а вовсе не прибежали по первому вашему зову отстреливать неугодных членов экспедиции. Если кто мешает, сами справитесь.

– Ваши цели давно известны, – ухмыльнулся Шимон. – И вы не можете просто придумать ничего нового, как охоту за таинственными сокровищами Шамбалы, хотя вас туда пока не пускают. Но угадать наши цели вам не дано, потому что мыслим мы по-разному. Повторяю, вы даже происхождение своё скрыть не можете, где уж вам…

– Вы правы, где уж нам! – съехидничал боевик. – Цели немецкой экспедиции угадать не трудно, подумаешь, бином Ньютона! Но наши цели пока что совпадают с боевиками из Ватикана.

– Они тоже здесь? – сдвинул брови Шимон.

– Вот у них и спросите. Вы привезли деньги? – перешёл боевик на более деловой разговор. – Не знаю уж, какие такие ценности составляет для вас эта книга, да мне и знать, видимо, ни к чему.

– Отчего же? – равнодушно произнёс Шимон, принимая из рук боевика кожаный планшет, украденный у немца нынешней ночью. – Здесь любопытная книга, можно сказать раритетное издание, где лично для меня содержатся кое-какие важные выводы профессионала мистических мистерий.

– Я в этом мало что смыслю, – признался боевик. – Просмотрел эту книгу и не нашёл ничего пока интересного. Для чего было заказывать покушение, ведь я чуть не убил вашего коллегу?

– Всё очень просто. Вам необходимо сейчас денежное вознаграждение, а я человек слова, – Шимон передал в руки боевика пачку долларов, перетянутую сверху банковской лентой. – Вам никогда не понять, да и не надо знать цель книги «Хроники Ура Линды». Тайной прочтения, то есть кодом, владею только я один.

А вам будет достаточно сообразить, что все живые на этом свете всегда гоняются за деньгами, за богатством. Если кто-нибудь что-нибудь находил в этом мире действительно ценного, то на этом и заканчивал своё существование, то есть деньги приносили, приносят, и будут приносить людям смерть. Власть денег не в золоте, а в сакральном таинстве, часть которого хранится в этой книге.

Я об этом вам не просто так рассказываю, мне в дальнейшем очень понадобится ваша конкретная помощь. Возможно, что даже на территории России. Ведь это ваша родина и вам легче там сориентироваться, чем кому бы то ни было. А здесь, на Тибете, дело обстоит так: не лезьте в Шамбалу. Тем более, что входа туда не знает никто, кроме настоятеля ламаистского монастыря. Отчитайтесь перед вашим начальством, что ламаистские монахи никого из чужих в монастырь не пускали и просто уничтожают любопытных. В Шамбале вам ничего не найти, кроме смерти.

Лучше помогите в другом. В Лхасском монастыре мы сегодня вечером заберём то, что необходимо нам. Только того, что мы постараемся получить от монахов, для овладения всем миром недостаточно. Немца никуда не пустят без бумаги, которая находится в этом планшете. А «спасение пропуска» устроит кто? Правильно, я устрою, его коллега, к тому же родственник почитаемого им человека. Так куда же деваться доверчивому немцу без очень нужного, незаменимого и немного грамотного помощника? Он просто вынужден будет считать меня своим серым кардиналом. Вы всё правильно поняли, друг мой, – Шимон поискал под ногами травинку, что б просто погрызть, но ничего не увидев кроме камней, махнул рукой. – А теперь скажите, что же делать этому грамотному серому кардиналу без собственного помощника? Тоже правильно поняли: мне без вас не обойтись. Вот почему я честно рассказал о книге. А насчёт денег, не беспокойтесь – сколько надо, столько будет. У меня всё. Вопросы есть?

– Есть, – кивнул боевик. – Как только вы всё просчитали, ведь мне ничего не стоило уложить вас, забрать деньги, забрать книгу и попытаться всё-таки по пропуску проникнуть в Шамбалу? А книгу у нас американские дешифровщики враз расколют, не проблема.

– Повторяю, – нахмурил брови Шимон. – Повторяю, без ключа прочтения никакой тайны вы там просто не обнаружите, то есть нечего предлагать на дешифровку. Далее, ваше положение по службе не слишком прочное, это нам известно. Для американцев вы, хоть и наёмники спецназа, всегда останетесь пушечным мясом. Есть человек – есть проблема, а нет человека… Недалеко и ваша очередь. Не так всё просто.

Но сейчас пока от подозрений и разбора доносов откупитесь, а когда я в гости пожалую, совсем другая жизнь начнётся. Считайте, у нас с вами отныне общие интересы: Шамбала – Аркаим на Южном Урале. Если поможете овладеть Сибирским входом в потусторонний мир зазеркалья, то это окажется для вас лебединой песней. Думайте, пока есть время. И ещё. Я бы на вашем месте от тех двоих коллег избавился бы…

С этими словами Шимон не прощаясь, развернулся и зашагал к своему мулу. Скоро топот копыт животного уже не слышен был на таинственной лысой полянке, которая, поддерживая реноме старшей сестрёнки Лысой горы, старалась сегодня скопировать тайну праздника Первомайского Шабаша, где от века в век совершались решения судеб человеческих. Собеседник Шимона так и остался стоять, задумчиво глядя вослед будущему товарищу по оружию. Товарищу! – это, пожалуй, ещё произносить слишком рано, тем более в товарищи лезет еврей девяносто шестой пробы.

В голову боевику лезла всякая чепуха про завоевание мира, про экспроприацию экспроприаторов. Только всё это была такая ерунда против оттягивающей карман туго перетянутой банковской бумажной лентой, и ещё бечёвкой, пачки американских долларов, что не хотелось думать больше ни о чём другом. Чашка весов Фемиды явно перевесила под полученным бумажным грузом.

Впрочем, еврей в чём-то прав. Даже не просто в «чём-то», а конкретно в нежелательном присутствии сослуживцев. Эти ребята тоже были старыми тёртыми волками из ГРУ, и при удобном случае не то, что не пощадят, а с удовольствием ноги вытрут о шкуру расстрелянного товарища. Боевик исподлобья взглянул на лысую полянку. Недалеко на камнях сидели двое коллег по службе, с которыми надо было делиться. Только стоит ли, если всё равно кто-то из них напишет донос от «доброжелателя»? А в ЦРУ разбираться долго не будут: есть человек – есть проблема, нет человека… Правильно жид посоветовал.

Шимон не особо подгонял своего рысака, знал, впереди идущий караванчик никуда не денется. Так и оказалось. Первый монастырь Лхасы возник неожиданно за очередным поворотом горной дороги. Собственно, дорога никуда больше не вела, официальная проезжая часть кончалась на небольшой площади у этих ворот, а дальше?.. а что дальше? Туда никто не ходил и никому не надо бы.

Поворачивайте назад. Тем более, белые! Дикарская раса! Одни ворота заставляли задуматься: а как жители Лхасы смогли построить такое могучее сооружение с резьбой и какими-то вырезанными на створках рунами? И никому путь за ворота уже не разрешён, даже посмотреть в какую-нибудь замочную скважину невозможно. Монастырь создавался явно не для посещения любопытных. Единственно, на что обратил внимание Шимон, это люди на площади. К тому же, белых среди них не было, но в большинстве своём площадная толпа походила на настоящих цыган. Только откуда здесь цыгане?

Именно это и обнаружил Шимон, догнав своих спутников.

Глава 13

Герман Фирт битые полчаса объяснял вышедшему навстречу монаху в оранжево-вишнёвом облачении о непреодолимой миссии, которую даровала сама судьба, но вот по воле той же судьбы конечный результат был недостижим только из-за того, что бумажка на пропуск в храм утеряна! Ведь нельзя же заострять особое внимание и доверять какой-то бумажке!

Ярослав и Шимон не мешали немцу в различного рода словоизвержениях, просто стояли в стороне, продумывая дальнейший ход событий. Но когда Герман уже готов был вцепиться безразлично кивающему головой монаху в глотку, Шимон вдруг выступил вперёд и напомнил о себе застенчивым покашливанием.

– Разрешите сказать мне пару слов вашему незатейливому собеседнику? – спросил он немца.

В ответ на рассеянный кивок Фирта и на безнадёжный взмах рукой Ярослава, Шимон трижды произнёс низким голосом, сравнимым разве что с басовыми струнами настоящей концертной арфы, неизвестное заклинание:

– Ар-эх-ис-ос-ур. Ар-эх-ис-ос-ур. Ар-эх-ис-ос-ур.

При этом Шимон расстегнул две верхние пуговицы на плотной полотняной рубашке, мешком висевшей у него на плечах, но подпоясанной плетеным кожаным ремешком с прикреплёнными к нему четырьмя брелоками виде разноцветных камушков. Жрец сначала принялся рассматривать камушки, прикреплённые к поясу цепочками. Потом, удовлетворённо кивнув, снова поднял глаза на Шимона.

На шее у Шимона вместо креста или какого-нибудь мусульманского полумесяца болталась, поддерживаемая таким же плетёным кожаным шнурком, как и поясок, миниатюрная деревянная эмблема из красного дерева с изображением обыкновенной ламаистской ритуальной маски с той лишь разницей, что вместо волос лицо маски опутывали змеи. Этакая миниатюрная Горгона.

Монах, как ни странно, тут же упал на землю и поклонился в ноги Шимону. Все члены экспедиции были попросту поражены, но пока никто не проронил ни слова. Вскоре монах встал и показал рукой на неприметную дверцу возле огромных резных ворот, которые, вероятно, никогда без особой нужды не открывались.

Шимон застегнул рубашку, поправил плетёный ремешок, кивнул монаху и последовал за ним к воротам.

Когда они оба скрылись за дверью, первым очухался Ярослав. Закрыв рот, он попытался проанализировать свершившийся факт, но в его писательской голове никак не сводились концы с концами. Он знал Шимона много лет, но никогда раньше тот не хвастался необыкновенным ламаистским ожерельем. Как и когда его друг получил в руки такой ключ ко всем дверям Лхасы? Остальные участники, даже проводник Распай, не решались прервать ход мудрых мыслей оцепеневшего русского, а Илоны как на грех рядом не оказалось.

Она уже умудрилась познакомиться с площадными цыганками и одна из них что-то лопоча, сидела прямо на земле и разбрасывала перед девушкой странные карты на расстелённом цветастом платке.

– Всё скажу, красавица, что было, что будет, чем сердце успокоится, пока твои чаворэ[71] с монахами разговаривают.

– Что это за карты у тебя? – прорвалось наружу любопытство Илоны. – Я таких Никогда не видела.

– Это карты таро, красавица, – пояснила цыганка. – Они мне по наследству достались, и они говорят вашмангэ[72] со кэрэс[73] твои! Сар о сас типэ![74]

Цыганка вдруг принялась сгребать разбросанные карты в кучу, потом быстро сложила их в колоду и широким театральным жестом снова рассыпала их на платке. Со стороны всё это выглядело довольно занятно, даже красиво, но цыганка вдруг схватилась обеими руками за голову:

– А-а-а, хасиём,[75] красавица. Кас ке та налачо, а тукэ лачипэ.[76]

Илона ничего не поняла, но по тревожному тону цыганки догадалась, что ей надо чего-то опасаться. И тут от ворот монастыря послышался громкий голос Ярослава:

– Илона! Илона!!

– Здесь я! Здесь! – откликнулась девушка, подпрыгнула и замахала руками, чтобы успокоить Ярослава. Потом сняла с руки колечко и отдала цыганке. Та поймала подачку и тут же добавила:

– Запомни, красавица, никогда, никому, ни при каких обстоятельствах не отдавай своего ожерелья. Оно спасёт тебя от всех грядущих и прошлых бед. Оно избавит тебя и дорогих твоему сердцу людей от всех пакостей и невзгод. Это я тебе говорю, Зара. Только не быть тебе палором.[77]

Илона машинально потрогала рукой изумрудное ожерелье, снова открыто посмотрела на гадалку такими же зелёными под цвет камней глазами, от чего по спине цыганки пробежали колючие мурашки, и поспешила к ждущих её европейцам.

– Ты куда запропастилась? – встретил её ворчанием Ярослав. – Мне до сих пор непонятно как, но Шимон всё устроил. Нас всех пускают на праздник огня. И я спешу тебя поздравить с первым вступлением белого человека на таинственную территорию ламаистского монастыря, с которой у нас предстоит долгое общение, знакомство с тамошними мистериями и ещё нечто более важное.

– Но что сделал ваш приятель? – пытался понять Фирт. – Как ему удалось преодолеть непреодолимый барьер? Ведь за всю историю мира такого не удавалось сделать ни одному смертному?! Тем более, наш пропуск утерян! Я тоже пытался объяснить это монаху, да разве жёлтая скотина что-нибудь поймёт по-человечески!

– Не стоит ругаться, Герман, – улыбнулся Ярослав. – В этом месте мне, наверное, надо бы сделать скромное послушническое лицо, потупиться и что-то пробормотать, усиленно кивая и кланяясь. Но я этого не умею. Лучше просто скажу, владейте тем, что даёт Бог в наши руки!

Караван медленно прошёл в ворота, и путешественники непроизвольно начали оглядываться. Ведь за много тысяч лет они оказались первыми европейцами, вступившими во владения Лхасы. Их никто не встречал, да они этого и не ждали. За монастырскими воротами открылось длинное ущелье с подступающими с обеих сторон крутыми скалами. Возле ворот стояло несколько выложенных из крупноотёсанного камня зданий и одно из них даже двухэтажное. Именно на это строение и указал пальцем монастырский вратарь. Путь паломников лежал только туда.

Вновь прибывших нагнал тот монах, что выходил к ним навстречу и которого, в конце концов, уговорил Шимон. Но монах подошёл не к мужчинам, а к Илоне и несколько минут беспринципно её разглядывал.

– Мулов ваших здесь присмотрят, – поклонился монах девушке. – А вам надо бы пройти со мной, поскольку скоро начинается праздник. Мистерию не будут откладывать, поэтому необходимо быть готовым.

– К чему готовым? – спросил немец.

Герман Фирт, изучая и занимаясь с ранних лет проблемами психотропного зомбирования, мистическими решениями различных задач, мистериями, жертвоприношениями и налаживанием связей с потусторонним миром, не раз слышал и знакомился с документами об индийских и ламаистских обрядах, после которых мало кто из участников оставался в живых.

В начале двадцатого века уехавший из России Николай Рерих, поселившийся где-то здесь, удостоился узреть обнажённого жреца, сидящего на вершине горы в центре обледеневшей вершины. Но лёд не вынес человеческой энергии и растаял. А вокруг сидящего в позе монаха виднелась свежерастаявшая почва с пожухлой выцветшей травой. Может, всем участникам экспедиции, прибывшей из Багдада, тоже необходимо было показать монахам, да и самим себе способность невозмутимо переносить мороз?

На ночь гостей разместили всё в том же двухэтажном доме, в узких кельях с высокими потолками, но в центральный храм, находящийся чуть дальше в ущелье, путешественников никто не приглашал. Это было не удивительно, так как по обычаю монастыря неофит обязан был пройти истерию посвящения.

Ярослав решил всё-таки расспросить Шимона о том, что заставило ламаистского монаха совершить земной поклон перед чужим, к тому же белым и беглым пришлым? Но Шимона нигде найти не удалось. Илона тоже не видела, куда исчез член их команды. Вероятно, настоятель монастыря сам решил познакомиться с удивительным гостем.

– Как думаешь, Илона, – Ярослав решился вслух высказать тревожившие его мысли. – Как думаешь, что Шимон задумал и что с ним в последнее время происходит?

– Я знаю, что с ним, – Илона в упор посмотрела в глаза возлюбленному, потом отвернулась, подошла к единственному окну в келье и почему-то принялась собственным носовым платком протирать пыльный узкий подоконник. – Я знаю, что с ним, – повторила она. – Это обычная человеческая зависть. Друг детства тебе завидовал с юных лет. Вспомни, кого в вашем квартале считали заводилой? Кто в вашем классе всегда был отрицательным примером для остальных? Кому девчонки писали записки и признавались в любви?

– Я об этом не задумывался как-то, – Ярослав даже почесал себя за ухом.

– А зря. Могу ручаться, что заводилой и ответчиком за все детские и юношеские шкоды являлся ты. А Шимон, твой друг, твой попутчик, твоя вторая тень, всюду следовал за тобой с одной лишь целью: найти зацепку, когда вдруг ни с того ни с сего все начнут уважать и кланяться одному Шимону. Ярославу же останется только радостно хлопать в ладоши и оповещать всех, что Шимон его лучший друг.

– Ты злая, покачал головой Ярослав. – Во всяком случае, я никогда не ожидал от тебя таких слов.

– Понимаю, – грустно улыбнулась Илона. – Я сейчас выполняю работу хирурга, который спасает человека, отрезая у него раковую опухоль без наркоза. Для больного в этот момент не существует более злейшего врага, чем доктор. После операции оправившись, встав на ноги, человек начинает искать врача, спасшего ему жизнь, но бывает так, что хирург уже отбыл в мир иной, так и не услышав слов благодарности.

– Допустим, ты права, – предположил Кузнецов. – Но у тебя должны же быть какие-то обоснования! Выдвинутые тобой обвинения настолько серьёзны, что я просто теряюсь в догадках.

– Одно из последних обоснований – это то, что я выбрала тебя, а не его, – объяснила девушка. – Причём, монах монастыря, увидев на шее Шимона какой-то символ виде брелока, поклонился владельцу этого таинственного символа. Что ты слышал от Шимона про этот брелок? Ведь монах не стал бы бить земные поклоны белому изуверу. Для них – мы домашние животные. Поэтому завтра на мистерии будь осторожен, иначе мы навсегда можем остаться здесь. Кстати, я пока не собираюсь отдавать монахам наши документы и храню капсулу в своём рюкзачке. Главное, что его считают своеобразной дамской сумочкой. А теперь иди спать, да и мне отдохнуть не мешало бы…

Илона подошла к Ярославу и прильнула к нему всем телом с чувствительным женским поцелуем. Он тут же откликнулся и принялся покрывать поцелуями губы, щёки, плечи любимой, но она решительно оттолкнула мужчину и пальцами правой руки указала на дверь.

Утром чуть свет Ярослава разбудил колокольчик, уныло бряцающий в коридоре второго этажа. Ничего не понимая, Кузнецов выглянул из кельи и увидел в коридоре медленно идущего монаха, бормочущего какую-то мантру и аккомпанирующего себе на колокольчике. Ярослав с досады чуть не плюнул, но вовремя догадался, что в монастыре так будят всех. Правда, где находятся монашеские кельи, было пока неизвестно. Возможно, прямо в скалах, окружавших долину. Во всяком случае, на большой высоте в ближайшей базальтовой стене виднелось десятка два круглых отверстия. Ясно, что никакие «ласточки» или внутренние обитатели пещерной фауны такие ровные и геометрически расположенные отверстия пробурить не смогут. Значит, это дело рук насельников монастыря.

Тихое поскрёбывание в дверь насторожило Ярослава. Он постарался, не создавая шума, подойти к двери и резко открыл её. Перед ним в коридоре стоял Распай. Цыган не ожидал, что дверь так неожиданно распахнётся и немного растерялся, но тут же приложил палец к губам. Затем, сделав страшные глаза, громко прошептал:

– Вам надо бежать отсюда. Тебе и твоей девушке.

– Почему? – в унисон цыгану прошептал Ярослав. – А как же Шимон? Он с детских лет был моим лучшим другом. А что будет с немцем Фиртом и его коллегами?

– Фирт и его компания добьются того, зачем пришли. Если за тем, чтобы сеять смерть, они получать смерть. Если за тем, чтобы сеять жизнь, они получат жизнь.

Но советую навсегда забыть о друге. Он предал тебя и твою девушку. Может, из-за ревности к ней, может ещё из-за каких-нибудь ваших «дружеских» отношений, но предательство не прощается.

– Почему я должен верить тебе, цыган? – засомневался Ярослав. – Говорят, цыгану обмануть человека – как два пальца об асфальт. Или я не прав?

– Не хочу тебе доказывать свою правоту, да и времени нет. Сам увидишь. Сейчас за тобой придёт монах и поведёт в Комнату Памяти. Перед входом дадут испить крови очищения от бренной жизни. Дальше в помещении ты увидишь останки предков. Они здесь хранятся с начала времён, и жрец потребует у тебя в дар найденные тобой свитки.

– Откуда ты знаешь про свитки? – Ярослав даже схватил цыгана за плечо.

Тот спокойно освободился от руки Кузнецова и продолжил:

– Мне многое дано, но спрашивается также многое. Я должен спасать таких, как вы с Илоной. Это мой крест.

– Ты что, христианин? – удивился Ярослав.

– Не просто христианин, а православный, как и ты, – цыган расстегнул рубашку и на груди у него блеснул крест.

– Вот это номер!

– Тихо ты, – одёрнул его цыган. – Скажешь жрецу, что отдашь документы в момент мистерии посвящения. Тебя должны оставить одного для того, чтобы спросить совета у Верховного. Ведь документы, привезённые тобой, ты должен отдать добровольно, то есть вручаешь свой дар жрецам, а получаешь возможность безвозвратно уйти в мир иной. То же касается и твоей девушки. Она должна будет подарить храму своё ожерелье, но пока оно у неё на шее, монахи ничего с ней сделать не смогут.

Оставшись один, огляди стены. Там должна быть треугольная плита с изображённым на ней глазом.

– Так это же один из главных масонских символов! – Ярослав даже всплеснул руками. – Выходит, ламаистские монахи связаны с уничтожителями рода человеческого?!

– Тут всё гораздо сложнее, не отвлекайся, – оборвал цыган Кузнецова. – Ты должен надавить в центр зрачка что есть силы и откроется проход в другое помещение. Там, скорее всего, и отыщешь Илону, потому что этот грот служит для принесения в жертву женщин. Опять осмотри стены. Ищи изображение солнца. Надави на него и перед вами откроется выход в горы. За перевалом есть деревня. Скажи любому, что тебя послал Распай. Вам расскажут куда идти и зачем. Вероятно, ты встретишься с Баро, моим братом. Он не просто расскажет, а проводит в Россию, потому что у цыган своя доля. Мы идём за солнцем, но всегда возвращаемся, чтобы вывести заблудившихся и показать им путь к Богу.

– Постой, постой! – Ярослав даже закашлялся. – Ты хочешь сказать, что цыгане – миссионеры от Бога? Что их жизнь угодна Всевышнему?

– Может быть, ты знаешь, что угодно Всевышнему? – хмыкнул Распай. – Тогда поделись со мной, дураком и бродягой. Но если бы не я, то ни ты, ни Илона отсюда уже не выбрались бы.

Входная дверь хлопнула, и на лестнице раздались шаркающие шаги. Цыган ужом юркнул в келью гостя и притаился за дверью. К Ярославу пожаловал тот, что встречал гостей у ворот монастыря, а потом в ноги поклонился Шимону.

«С этим будет общаться намного проще, – подумал Ярослав. – Во всяком случае, он с глубоким почтением склонялся перед Шимоном, а значит и остальные гости для него люди достойные».

Монах поклонился Ярославу, но без всякого подобострастия и почтения. Попросил только, чтобы захватил с собой сумку. Выходит, у них в монастыре уважение заслужить надо. А команда «с вещами!» – ничем не отличается от русской тюремной.

Кузнецов подцепил сумку, стоявшую недалеко от порога и поспешил за монахом.

От дома для гостей священнослужитель провёл Ярослава по двору к той самой скале с «ласточкиными гнёздами» и открыл дверь, неприметную из-за вылепленного над ней козырька в форме морской раковины. Кузнецову эта лепнина показалась странной: откуда здесь, в высокогорье, монахи знают про морские раковины? А может быть, художник, вылепивший козырёк, прибыл сюда с побережья Индии или Непала? Но зачем в горах раковина?

Видимо, вопросы, мучившие Ярослава, отразились на его лице, поэтому монах мельком взглянув на него, улыбнулся:

– В раковине зарождается жизнь жемчужины. И жемчужина хранится там, пока створки раковины не раскрыты. Поэтому войдя в дверь, ты должен будешь пройти мистерию посвящения в сакральные знания предков.

Монах взял с поставца возле двери керосиновую лампу, зажёг на ней фитиль от факела на стене и первым зашагал по неширокому коридору, уходящему полого вниз, в подземные гроты. Ярослав старался не отставать. Вскоре пред ними открылся один из таких гротов.

Подземелье было не очень обширным. Зато потолок уходил куда-то вверх, в темноту и оттуда сквозь пещерный мрак просачивался тонкий лучик солнечного света. Лучик падал в центр бронзовой чаши, стоящей на треугольном алтаре.

Монах обошёл алтарь, положил руки ладонями вниз по обе стороны чаши и позвал неофита:

– Подойди к алтарю, гость наш, и сделай то же самое.

Кузнецов выполнил указание и в то же время почувствовал, будто солнечный лучик стал разрастаться над алтарём, превратился в сноп света, который отгородил пришедших в пещеру от окружавшей их темноты.

– Ом-ла-махла-ха-шар, Ом-ла-махла-ха-шар, – забормотал монах, стоявший по ту сторону алтаря. – Ом-ла-махла-ха-шар.

И опять Ярославу показалось, будто молния бесшумно скользнула по лучу в стоявший на алтаре потир.

– Выпей то, что налито, – приказал монах замогильным голосом. – Выпей то, что откроет тебе путь постижения истины.

Священнослужитель замолчал, ожидая пока гость опорожнит кубок. Тот, осушив чашу, по-русски крякнул, помотал головой и плечами, наподобие собаки, стряхивающей с шубы капли воды и налипшей жидкой грязи.

– Итак, что у нас на повестке дня? – с деланным весельем осведомился Кузнецов.

Монах, не говоря не слова, сделал жест рукой и гораздо медленнее, чем раньше, оправился вглубь подземелья по другому подземному коридору, держа в руках всё тот же керосиновый светильник, хоть в кольцах, вбитых в стены, по всему подземному переходу были развешены факелы.

Коридор вывел их ещё в один грот, также освещённый, как и предыдущий. Прямо посредине пещеры на высоком отёсанном постаменте из белого кварца с тысячами змеящихся и отражающих свет прожилок стояли в ряд несколько чёрных саркофагов из настоящего вулканического обсидиана, отполированного до зеркального блеска.

Если это было подземное кладбище, то в самом посещении такого места таился какой-то сакраментальный смысл, потому что экскурсия по кладбищу никогда не бывает однозначной. Впрочем, те испытания, что вкусил Ярослав Кузнецов за последнее время странствий, тайком вывозя из Израиля Кумранские рукописи, напрочь отбили у него охоту чему-либо удивляться. Тем не менее, он с некоторым интересом посмотрел на огромных размеров каменные усыпальницы.

Тут монах, шедший уже сзади, тронул его за плечо:

– В этих обсидиановых гробницах покоятся ваши предки.

Кузнецов подошёл к ящикам, поднялся на кварцевый пьедестал, и увидел там фигуры великанов: трое мужчин в полном вооружении, с мечами, которые они сжимали на груди обеими руками и одна женщина, одетая в длинное платье, прошитое продольными слюдяными нитями, на которых красовалось множество драгоценных камней. Женская фигура была ниже мужских, но всё равно намного выше любого современного человека.

Ярослав несколько минут зачарованно смотрел на лежащие в гробницах мумии, потому как они ничем не напоминали разложившиеся трупы, даже одежда и стальные латы на них ничуть не поддались обветшанию. Скорее наоборот.

Казалось, четверо великанов просто прилегли отдохнуть в подземном гроте и вот-вот встанут, поднимутся, отправятся куда-нибудь по своим делам, наводить на земле земские порядки, а заодно и выписывать меньшим по росту потомкам заветные скрижали с правилами жизни и поведения.

Лица троих мужчин, обрамлённые длинными русыми волосами, выбивающимися из-под круглых шлёмов, ничуть не отличались от ликов русских богатырей, разве что на груди латы, прикреплённые к кольчуге, напоминали металлическую спираль, а не квадратные пластинки, как у русичей.

Все усопшие обладали правильными чертами лиц, будто созданных для позирования скульптору. Женщина тоже не уступала мужчинам ни в красоте, ни в определённых чертах округлого русского лица, хотя её тёмно-русые волосы гораздо чётче оттеняли лицо. Кокошник на голове был таким же, какие носили на древней Руси замужние женщины. И даже платье из красного атласа с продольными дорожками драгоценностей ничуть не отличалось от русского сарафана.

– Вы поэтому и допустили меня сюда, чтобы показать, дескать, эти великаны были родоначальниками не только руссов, а всех жителей земли? – голос Ярослава прозвучал глухо, но монах утвердительно кивнул:

– Это рипейская Чудь. Такие люди жили на Руси задолго до нас. Если хотите, есть и другие доказательства существования предков.

– Какие? – поднял брови Ярослав. – Одежда ратников похожа на снаряжение русских дружинников. А красный сарафан спящей красавицы и кокошник ничем не отличаются от одежды русских женщин.

– Я прежде говорил уже: у нас есть кое-какие доказательства проторасы человечества и что в наших пещерах находится усыпальница ваших предков, – пожал плечами монах. – На севере древней земли существовала могущественная Арктида. Это был целый континент, от которого остались разве что нынешняя Новая Земля и острова Франца Иосифа. Когда континенту, ещё не покрытому льдом, стало грозить исчезновение под водами Северного Холодного моря, вот тогда и появились первые переселенцы на юг планеты. Они расселились вдоль Рипейских гор,[78] а оттуда уже двинулись по всей земле, спасаясь от наступающих ледников.

– Неужели вы всерьёз полагаете, что предки даже Китая и Африки являются выходцами из дикой Западной Сибири? – заносчиво спросил Кузнецов. – Вы же соображаете, что не все народы земли имеют русские, арийские или же корни архантропов-неандерталенсис?

– Как знать, – возразил монах. – Если мумии ваших предков находятся здесь, то и мы имеем к ним прямое отношение. В наших землях много лет назад проповедовал святой Заратуштра, выходец из той же Западной Сибири. Многие из его учений вошли в Веды и Упанишады. Выходцы из Сибири разделились здесь на две ветви, одна из которых ушла на север, а другая осталась здесь, в Передней Азии, Индии и Китае. Вероятно, к числу этих переселенцев принадлежат и ваши предки.

Значит, путь у нас один и об этом говорится во многих рунических манускриптах. А сейчас, гость, нам надо подняться по этим ступеням наверх, – монах показал на широкую лестницу, по спирали уходящую вверх. – Тебя ждёт основное посвящение, после которого тебе откроется доступ к Великим знаниям. Мистерию должны пройти все, кто готов к работе, дарованной человечеству Творцом, ибо истина у всех одна и необходимо беречь её от поругания.

Но здесь, в усыпальнице предков, хранятся все основные реликвии мировой цивилизации. Поэтому Великий жрец просит тебя оставить Кумранские манускрипты здесь и благодарит за их доставку.

– Интересно, откуда Великому жрецу известно, какие документы у меня есть и откуда я их везу? – начал размышлять вслух Ярослав. – Или Шимон побывал у него на исповеди? Но кто сказал, что документы должны остаться здесь?

– Всякая тайна требует, чтобы её охраняли, – возразил жрец.

– Если тайной владеет больше двух человек – это уже не тайна, а причина конфликта, – усмехнулся Кузнецов. – Я не хочу быть чьим-то камнем преткновения, поэтому отдам монастырю Кумранские рукописи, но только в руки самому Верховному жрецу.

От такого заявления монах даже растерялся. Но быстро овладев собой, попытался уверить Ярослава, что все монахи здешней обители – слуги Всевышнего. Разницы нет, кто примет рукописи. Важным является только то, что дневники Иисуса Христа будут храниться в надёжном месте и этими документами не сможет воспользоваться никто из чужих.

Но Ярослав настаивал на своём. Видя, что переубедить гостя не удаётся, священнослужитель, обещая вернуться с Великим жрецом, подошёл к стене, нажал какой-то выступ, и перед ним открылась лестница, уходящая наверх. Монах принялся подыматься в верхние приделы пещерного монастыря, а Ярослав переметнулся в другую сторону подземного грота. Там, как и говорил Распай, в стене виднелась треугольная плита из полированного красного гранита с изображённым на нём человеческим глазом. Кузнецов подскочил к треугольнику, что есть силы, надавил на зрачок, и плита послушно отъехала в сторону.

Ворота к спасению открылись. Оказывается, даже потаённые двери на то и ставят, чтобы они иногда открывались. Каждый человек в жизни, полученной в дар от Бога, должен открыть хотя бы одну свою дверь. Сможет ли он её снова захлопнуть да и захочет ли – это другой вопрос. Но вот открыть двери кто-то должен. И на сей раз им оказался европеец!

Ярослав понял, что цыган не зря предупреждал его о грозящей опасности и припустился по коридору, насколько хватало сил и освещения от керосиновой лампы, которую монах оставил возле гробниц предков. Вскоре коридор кончился и Кузнецов оказался ещё в одном освещённом факелами подземном гроте. Но то, что он увидел перед собой, было настолько чудовищно и не укладывалось ни в какие рамки понятий, что беглец остановился, открыв рот от изумленья.

Посреди пещеры высился ещё один четырёхугольный алтарь из белого мрамора, но на этот раз он походил на настоящий жертвенник. На нём лежала Илона, прикованная руками и ногами к поверхности алтаря. А рядом на возвышении маячила фигура в оранжево-коричневом монашеском одеянии. Но это был не монах. Над Илоной склонился его друг Шимон! Он срывал с девушки одежду, издавая утробный рык:

– Моя! Всё равно ты будешь моя!

– Шимон!!! Окстись!!![79] – взревел Ярослав. – Что ты, поганец, делаешь?!

Человек в монашеском одеянии оглянулся на крик, но это был уже не Шимон, не друг детства, а неизвестный монстр, принявший вид и личину одного из близких Ярославу мужчин. Это был настоящий архантроп-неандерталенсис, житель нынешней Америки. Нижняя челюсть Шимона выдалась вперёд, с губ капала слюна, а красные, налитые кровью глаза, не обещали пощады.

Увидев Шимона в таком состоянии, Ярослав понял, что разговаривать о чём-либо с бывшим другом, превратившимся в монстра, бесполезно, что надо искать какое-то другое радикальное решение, чтобы помешать монстру.

Помешать?! Конечно же! Именно сейчас Ярослав понял, что готов отдать жизнь за Илону, лишь бы только спасти её, вынуть из поганых лап этого ублюдка…

Дальше мысли Ярослава внезапно прервались, потому что монах-Шимон вынул из-за пазухи настоящий бумеранг и метнул в своего бывшего приятеля. Удар пришёлся прямо в лоб и Ярослав мешком свалился на пол пещеры.

Монах-Шимон удовлетворённо заурчал, снова обернулся к распятой на алтаре девушке, но сделать больше ничего не смог. Рядом с ним будто мухомор из-под земли возник Распай в красной праздничной рубашке. В руках цыгана блеснул короткий ятаган и в следующую секунду Шимон, получив несколько молниеносных ударов, свалился у алтаря.

Распай сумел расстегнуть оковы Илоны, и они оба спустились к Ярославу, который всё ещё лежал без сознания. Цыган приложил пальцы к сонной артерии поверженного бойца и через минуту кивнул головой:

– Слава Богу, он жив. Попробуй привести его в сознание.

Илона кивнула и не нашла лучшего способа, чем покрыть лицо возлюбленного миллионом поцелуев. Как ни странно, но это подействовало. Ярослав открыл глаза и ничего не понимая сел и замотал головой.

– Подожди-ка, – Распай достал из кармана стеклянную баночку с какой-то травой, высыпал щепоть на ладонь и поднёс к носу Кузнецова. – Понюхай, это тебе поможет.

Действительно, запах травы подействовал на Ярослава как аммиак или нашатырный спирт. Через несколько мгновений он уже осмысленно огляделся вокруг, поднялся на ноги, опираясь на руку Илоны, и сделал шаг к Распаю.

– Спасибо тебе, цыган, – Ярослав прижал правую руку к груди и поклонился спасителю. – Всё было так, как ты описал. Правда, я не думал, что с Шимоном приключится такое…

– Всё в прошлом, – перебил его Распай. – Пора вам, ребята, срочно отправляться в дорогу. Помнишь, как пройти в нашу деревню? Вот и хорошо. Найдите Баро, он отведёт вас в Россию заветными тропами. А теперь идите. С минуты на минуту сюда пожалует Верховный жрец.

Ярослав держа Илону за руку, подошёл к стене. На одной из плит было выложено мозаикой из янтаря восходящее солнце. Кузнецов попытался нажать на изображение, но ничего не произошло.

– Погоди-ка, – услышал он голос Распая. – Иногда Солнце открывает путь к спасению по особому.

Цыган подошёл к панели, нажал в определённом порядке некоторые из лучей, и панель послушно отъехала в сторону, обнажив тёмный коридор. Распай вынул из колец на стене пару факелов, вручил их беглецам и ударил себя ладонью по лбу: – Хорошо, что вы не успели уйти. Я же спустился сюда с рюкзаком Илоны, в котором хранится пенал с рукописями. Вон он лежит у жертвенника. Хорошо, что успел вовремя. Не забудь, в деревне вы найдёте моего брата. Скажите, что я просил проводить вас в Россию до самого Аркаима. Там пенал с документами вам пригодится и хорошо, что монахи не смогли снять ожерелье с девушки.

При упоминании о родовой драгоценности, Илона машинально потрогала изумруды рукой и облегчённо вздохнула.

– Ну, всё! Ступайте с Богом! – подогнал их Распай.

Влюблённые скрылись в пещерном коридоре и панель за ними закрылась. Но вдруг с другого конца подземного храма послышался топот ног, голоса и к жертвеннику вышли несколько монахов. Впереди всех выступал Великий жрец в атласном оранжевом одеянии. Голова жреца была наголо обрита, а лоб перехватывала белая лента с нанесёнными на неё чёрными иероглифами. В руках Великий жрец держал посох с перекладиной наверху, который можно было назвать либо царским, либо патриаршим.

Верховный жрец направился к Распаю и сразу спросил его, указывая на пустой жертвенник:

– Где женщина?

Распай стоял перед Верховным не опуская голову и не пряча глаз.

– Отвечай, где жертва?! – пронзительно закричал один из монахов, сопровождавших Верховного.

– Унашава,[80] – улыбнулся Распай и пожал плечами.

Верховный жрец побагровел, потом лицо его вовсе почернело от гнева. Он поднял правой рукой посох и с силой ударил им цыгана в грудь. Острый конец посоха насквозь пронзил грудь Распая. Тот упал на пол, но улыбка так и не исчезла с лица умирающего цыгана.

– Варги! Варги! – заорал вне себя Верховный жрец.

– Варги! Варги! – эхом откликнулись монахи.

Тут верховный обернулся к ним и что есть силы, запустил в монахов своим посохом.

Глава 14

Дорога, дорога, дорога… Это понятие издревле известно каждому путешественнику, каждому ищущему счастья в мёртвом мире каннибалов-архантропов, войн и убийств. Путник, выбравший дорогу в сопутники, принимающий её как друга, с которым можно делить и радость, и горе, всегда надеется, что за чертой невидимого горизонта будет какой-то поворот, произойдёт что-то необыкновенно хорошее, после чего не захочется уже больше никуда идти. Но дорога тоже это знает. И если есть что-то хорошее, которое навсегда разлучит её с другом-путником, то необходимо это хорошее оттолкнуть подальше за горизонт, за край невидимого. Но никогда не отнимать у путника надежду на встречу с этим долгожданным там, за горизонтом.

Об этом часто поют цыгане, об этом пел сейчас проводник Илоны и Ярослава.

Далеко позади остался таинственный Тибет, Гималаи, Припамирье, а потом казахские степи, где огромные шары перекати-поля катились незнамо куда под порывами унылого ветра.

Но вскоре степь кончилась и по берегам рек всё чаще гнездились ёлки, сосны и кедры. В этих местах когда-то было великое Сибирское царство Десяти Городов.

Проводник объяснил, что люди остались, а самого царства уже давно нет, хотя его дед, такой же цыган-проводник, водил сюда караваны купцов и говорил, что царство было сильным, могучим, как вековая сибирская тайга. В Аркаиме, столице Сибирского царства, когда-то родился Заратустра, который стал пророком в Передней Азии, Индии и Месопотамии.

Потом пророк вернулся умирать на родину, в Аркаим. Может быть, и само царство приняло смерть вместе со своим сыном? Но об этом не сообщают предания, об этом ничего не сказано в летописях страны, как будто смерть навсегда вычеркнула устои этого царства из жизни людей и уничтожила его культуру.

Но нет, всё-таки память не умирает. И многие из проводников пересказывают притчи и былины царства Десяти Городов во время привалов или возле ночных костров.

Проводник Илоны и Ярослава поведал то, что услышал от деда, а тот, может быть, от своего деда…

– Из Гипербореи ко двору Артоса как-то прибыл сам Аполлон, который давно прославился игрой на лютне и сумел обрадовать нашего царя своим искусством. Аполлон оставался недолго в Аркаиме, потому что отсюда хотел отправиться в Месопотамию, на Крит и в дикие, ещё не совсем обжитые края Аттики, где когда-то поселились выходцы из Аркаима.

Артос был благодарен Аполлону за музыку и подарил гостю понимание красоты цветов для того, чтобы выходец из Гипербореи смог передать Аттике знание красоты. И всё было бы хорошо, если б из Месопотамии не нагрянули в гости к Артосу шумеры.

В Аркаиме никогда не любили гостей с воинственным агрессивным настроем, а прибывшие шумеры были именно такими. Решив с порога поразить царя Десяти Городов своей исключительностью, гости выставили вперёд своего музыканта, козлоногого Пана. Но тот, при всём виртуозном владении лютней и свирелью, не смог превзойти искусством Аполлона.

Артос высказался об этом честно и бесхитростно, но гости, к сожалению, обиделись. Они прибыли в Аркаим не для проигрыша, а для победы над колыбелью человечества. Шумерские воины никогда не слыхали музыки и не представляли, что на земле найдётся исполнитель лучше, чем Пан. Желчь обиды их захватила настолько, что они отказались посетить удивительный сад царства Десяти Городов и с первыми лучами солнца покинули Аркаим.

Царь Артос проснулся от звука походных рожков, прозвучавших на пустынных улицах города в этот предутренний час. Гости демонстративно покидали Аркаим, даже не попрощавшись с владыкой этого необыкновенного царства.

– Что ж, вольным – воля, а обиженным – обида, – прошептал царь и почесал себя за ухом, потому что голова безумно чесалась.

В следующее мгновенье царскую опочивальню пронзил крик ужаса, который разносился далеко и долго по коридорам цитадели. Слуги, сбежавшиеся на царский крик, толпились возле дверей, не решаясь войти. Лишь личный брадобрей царя растолкал плечом невыспавшихся слуг и пробрался к дверям в царскую опочивальню.

– Ну-ну! Хватит галдеть, как стадо баранов! – цыкнул он на перепуганных слуг. – Я сам войду к нашему владыке и узнаю, что случилось?! Может быть, царю Артосу всего лишь дурной сон привиделся, кто знает?!

Царский цирюльник и брадобрей Нил считался в Аркаиме чуть ли не самым близким человеком владыке Сибирского царства Десяти Городов, поэтому гомон сразу же утих. Все знали, что цирюльник сможет помочь батюшке-царю и словом, и делом. Брадобрей вдохнул и выдохнул воздух, словно перед прыжком в прорубь, поцеловал на царской двери изображение пятикрылой птицы Сирина, ставшей государственной эмблемой царства, и исчез за дверью.

В царской опочивальне было довольно темно, поскольку оконные жалюзи ещё оставались закрыты. Но тонкие лучики утреннего солнца радостно проникали сквозь многочисленные щёлки, разгоняя печальный ночной мрак. В покоях было довольно тихо, будто владыка царства спрятался за балдахином, свешивающимся с потолка над кроватью, и затаил дыхание, словно играл с цирюльником Нилом в прятки.

– Ах, ваше царское величество! – позвал брадобрей. – Вы живы?

Из-за шёлковых штор балдахина не доносилось ни звука, поэтому цирюльник Нил набрался храбрости, отваги, смелости и решил взглянуть на царя. Может быть, тот действительно нуждается в какой-то помощи, и все церемониальные уставы были излишни.

Нил осторожно подошёл к царской кровати, прислушался и, не услышав ни звука, отдёрнул штору. На обширной кровати, застеленной шёлковыми простынями, валялось несколько подушек, одеяло и ещё несколько простынь тонкого полотна, но царя Артоса нигде не было. Цирюльник встревоженным движением руки полностью распахнул балдахин, только владыка от этого не появился ниоткуда и не засмеялся в лицо цирюльнику, радуясь своей проделке.

– Нил!.. – вдруг прозвучал голос царя откуда-то из глубин опочивальни. – Нил!..

Голос раздавался из самого тёмного угла царских палат, где в углу стояла оттоманка. Цирюльник сначала подумал, что на узком диванчике раскидано постельное барахло, однако, на сей раз увидел зарывшегося в эти шёлковые покрывала исчезнувшего царя Артоса.

Неизвестно почему царь сбежал из постели на оттоманку, замотав, к тому же, голову полотенцем, но то, что владыка живой, принесло волну облегчения цирюльнику. Может быть, царю действительно приснился ночью какой-то ужасный сон, вот он и спрятался от гоняющихся за ним призраков.

– Нил! – снова подал голос владыка. – Нил, подь сюда.

Цирюльник послушно пошёл на зов. Похоже, предстоит разбираться с привидевшимся царю видением, ну да это не привыкать! Разбор снов и толкование было для Нила обычным делом. Потому-то он и считался самым близким советником владыки царства Десяти Городов.

– Сейчас разберёмся, ваше царское величество! – бодро и уверенно провозгласил Нил. – Нет такого сна, с которым бы мы не разобрались!

– Это не сон, Нил, – прозвучал дрожащий голос царя из-под намотанного на голову полотенца. – Наверно, шумерские чёрные магрибы[81] потрудились.

– Да все они только что отбыли назад, в свою Месопотамию, – отозвался Нил. – Зачем только приезжали, непонятно? Ведь вчера прибыли, а сегодня уехали, даже не попрощавшись. Видать, прекрасная музыка Аполлона поселила в них жгучую зависть.

– Я знаю, Нил, – снова подал голос царь, но полотенца с головы так и не снял. – Я проснулся от звуков их походных дудок. Ох! Лучше бы мне не просыпаться!

– Что?! Что случилось, владыка?!

– Иди сюда, Нил, сними с моей головы полотенце, – замогильным голосом позвал Артос.

Цирюльник послушно подошёл к оттоманке, осторожно снял с головы царя полотенце и… и невольно расхохотался, то есть заржал как настоящий конь после купания в чистых водах.

Владыка Аркаима лежал на животе, обхватив голову руками, а из-под ладоней и взлохмаченных локонов выбивались наружу настоящие ослиные уши с прожилками вен, чахлой растительностью и неимоверным количеством вшей, поселившимся в голове. От этого царь временами начинал остервенело чесаться обеими руками.

– Помоги мне, Нил, – жалобно попросил царь. – И прогони слуг, чтобы не подслушивали под дверью.

Так Нил и сделал. Разогнав толпящихся под дверями слуг, он снова вернулся к царю Артосу, ощупал новые царёвы уши и даже хмыкнул:

– Знаешь, владыка, если бы сам не увидел, никогда не поверил бы! Такого просто не может быть!

– И это говоришь ты? Тьфу, на тебя! – выругался Артос. – Ты, выходец из Гипербореи, владеющий сызмальства семизаветной магией, говоришь такое! Не терзай мои бедные уши!

– Нет, нет! – стал отнекиваться Нил. – Ты прав, я знаю законы семизаветной магии, знаю множество заклинаний, ведовство и чародейство. Несомненно, что месопотамские колдуны попросили Демиургов-демонов, и они нам такую свинью подкинули! Ой, беда!

– Ой, беда неминучая! – царь чуть было не заскулил, как напакостивший щенок в унисон цирюльнику. – Увидав своего владыку таким опозоренным, весь народ царства нашего вынужден будет проклясть меня и род мой, а это смерть неминучая не только мне, но и царству нашему! И всё только потому, что я сказал ихнему козлоногому Пану, что на лютне играть, ему ещё научиться надо у самого Аполлона! Так они все после этих слов будто кабаны захрюкали, собрались и укатили, даже на наши волшебные сады не взглянув глазом!

– А зачем же им красота, когда они с тёмными силами знаются? – хмыкнул Нил. – От таких выродков злоба по земле начала расползаться червяками трупными, несмотря на то, что их предки были выходцами из нашей страны. Лучше бы их ещё тогда задавили! Они никогда не поймут, что мы живём со скоростью мысли и не ради того, чтобы что-то отнять и разделить, а ради того, чтобы подарить и радоваться.

– Всё так, – кивнул царь. – Всё так! Но неписаные законы у нас не позволяют прощать даже незаслуженно опозоренного. А если опозоренным оказался царь, то в царстве неизбежно возникнет смута и та же шумерская злоба поселится в сердцах не только наших людей, но и зверья таёжного.

– Ох-ох-о, – согласно кивнул Нил. – Я ведь с самого детства знаком с магией, так что давай, царь, попробуем избавиться от колдовства инородцев. А пока тебе на голове следует носить шапочку из меха лисицы или соболя со множеством складок. Такие как раз во Фригии носят, так что никто удивляться не будет, почему-де наш царь не носит своей шапки. Да потому что заграницей давно появилась мода такая! И закордонная мода нравится самому царю-батюшке. Вот и весь сказ!

– Дело говоришь, – кивнул ушастой головой Артос. – Ты мне и, словом и делом помогаешь. Ныне же утвержу создание тайного царского приказа «Слово и дело», где ты верховодить будешь. Запомни, этот приказ получит большую власть, но всё же чуть поменьше царской, не обессудь. Людишек сам наберёшь. Вот только никто и никогда не должен пронюхать о царской болезни! Узнает кто – быть тебе посаженным на кол! Отныне эта позорная казнь тоже вступает в силу. Ну, а пока пошли гонца в Аттику, чтобы разыскали там Аполлона. Он-то знает, как избавиться от шумерской проказы. Пока гонец вернётся, сам что-нибудь придумай. Авось действительно твоё знание магии нам не помешает…

Вот так и появился на Руси тайный приказ «Слово и дело», служителей которого людишки боялись, как чёрт ладана. Но первый воевода этой службы, бывший царский цирюльник Нил, от природы был большим говоруном. А тут ему на голову такая восхитительная тайна свалилась, что грех такими знаниями не поделиться с кем-нибудь! Нил жестоко страдал от хранения невероятного секрета, раздувался от нетерпячки и несколько раз чуть не выплеснул клокотавшую в нём тайну наружу, особенно после кружки-другой хмельного мёда. Но вовремя успевал заткнуть себе рот и удирал от людей подальше, чтобы невзначай не ляпнуть лишнего.

Да и Бог пока хранил воеводу от посягательства на царскую честь. Только посланные за Аполлоном пока ещё не возвращались, а у самого Нила не хватило знаний магии для избавления от страшной болезни. Зато бушевавшая в нём страсть словоблудия всё сильнее и ощутимее захватывала сознание воеводы, не давая ему ни вздохнуть, ни охнуть.

Однажды, не в силах больше противиться бушевавшей в нём тайне, Нил отправился к Сынташте, выкопал на берегу реки ямку и, содрогаясь всем телом от облегчения, выговорился в неё до истощения. Только когда ночь свалилась на землю, а вокруг Аркаима уже пылала охранительная черта, Нил присыпал и утрамбовал землю. Он наивно думал, что оставив секрет в земле, избавится от него.

К тому же, слова мучившей тайны, которые выговаривал Нил в ямку, слышал прибрежный камыш. И уже ранним утром слухи о том, что произошло с царём Артосом, расползлись по всему царству Десяти Городов, приукрашенные, досочинённые, умноженные. Последовавшие за «верными» слухами нехорошие смуты не заставили себя ждать. Поэтому царь Артос исполнил своё обещание и цирюльник-воевода Нил был посажен на кол прямо на площади в цитадели перед собравшимися сюда жителями Аркаима.

С тех пор эта казнь приобрела на Руси силу закона, а царь Артос, так и не дождавшись Аполлона, пошёл в тайгу, подстерёг в урочище властителя медведей Богала, убил и выпил его кровь. Уши царя Аркаима стали прежними, но сам он тут же упал бездыханным, потому что никакой человеческий организм не вынесет вкуса священной крови и никакой властелин уже не может быть царём-убийцей и святотатцем.

Баро замолчал, а Ярослав с Илоной ожидали, что на этом сказание проводника-цыгана не кончится, потому что рассказывать он умел.

– Но вы всё-таки не сказали, в какой точке России находится свежесказочное царство? – решила, наконец, Илона прервать затянувшееся молчание. – Надеюсь, не за Иорданом? И этот царь Артос… надеюсь, не он послужил причиной гибели всего царства?

– Нет, не за Иорданом, а гораздо ближе. Это русское царство Десяти Городов. А Русь давно уже находится под омофором Богородицы, – уверил её юноша. – Только во всех временных петлях эта страна стала самой приемлемой для нас. Столица царства Аркаим – один из первых городов был построен на юге Рипейских гор. Туда сопровождали караваны мой дед и дед моего деда. Эта история передаётся цыганами всем, кто желает послушать. А вас Распай просил проводить в нынешнюю Россию, минуя все пограничные блокпосты.

– Вы сказали, что Сибирская страна «приемлема для нас», – уточнила девушка. – Интересно, для кого?

– Я уже рассказывал, – поморщился Баро. – Предки наших предков жили в Арктиде, материке, когда-то находившимся на севере планеты. Его в разных странах называют по-разному. В Сибири и Греции чаще всего Гиперборея, а в Европе, Америке и Передней Азии – Атлантидой.

Хочешь сказать, не слыхала даже об Аркаиме, фактической колыбели человечества? Тоже мне, россиянка! Именно оттуда из Гипербореи, а потом и от нас из Лхасы началась миграция народов по всем землям. Распай любит рассказывать об этом, потому что в конце XX века археологи Екатеринбурга раскопали-таки Аркаим, нашли удивительные документы, причём, не на глиняных дощечках, а на настоящем пергаменте.

И Аркаим, столицу бывшего Сибирского царства Десяти Городов, посещают множество туристов. Неужели, сопровождая вас от Багдада до монастыря в Лхасе, он ни словом не обмолвился?

Илона пожала плечами, но ничего не ответила. Может быть, она считала, что не обязана знать давно забытую потомками историю Государства Российского. Или куда переселялись асы, русы и другие народности.

Её беспокоила другая проблема: тут, под боком, цыгане, блин, непроходимые, претендующие на почтительную любовь потомков только за то, что их предки жили в самой Гиперборее! Интересно, в Арктиде всё население было сплошным кочевым табором?

Кстати, если цыгане древнее, чем русские «древляне» и «поляне», то может быть им что-либо известно о Любви, о Божественной Любви? Ведь не достаточно на свет родиться, а важно подарить этому миру часть умения любить, радоваться, прощать и терпеть ближнего! Чему до сих пор ещё не могут научиться живущие на этой планете.

Сохранившиеся у цыган воспоминания о погибшем материке не являлись чем-то очень уж заслуженным. Ведь Арктида или Атлантида тоже почему-то затонула? Может быть, предки этого Баро могли погубить не только целый континент, а и всю планету. Недаром ось Земли сейчас находится в наклонённом состоянии по отношению к оси вращения, как волчок, который вот-вот упадёт!

И это неслыханное царство Десяти Городов было когда-то настоящее … или не настоящее?..

– Хорошо, – решила уточнить Илона. – Как скоро мы окажемся в России и как скоро увидим Аркаим?

– Окажемся? – удивился Баро. – Мы уже давно в России, только идём не теми путями, где обычно народ селится. Мы сейчас уже в Западной Сибири и скоро подойдём к самому Аркаиму.

– А как же вам удалось провести нас нехожеными таёжными тропами и ни разу не натолкнуться на жильё человека? Ведь мы путешествовали не один месяц!

– Очень просто, – Баро беспечно махнул рукой на юг. – Когда старообрядцы в семнадцатом веке прятались в Алтайских горах от патриарха Никона, который всю православную Русь в крови потопил, то были проложены тропы и в Тибет, и в Индию, и в Китай. Мы, Тибетские цыгане, дороги эти помним из поколения в поколение. Как же цыган может прожить без дороги? Никак! Вот и ходим мы по тем дорогам, где не ступала нога неруся.

– Выходит, в России живут одни лишь неруси? – не отставала Илона.

– Выходит, настоящие русские никогда свою родину продавать не станут! – отрезал Баро. – Вон, посмотрите на китайцев. Они когда-то стеной отгородились не из-за того, чтобы врагу путь преградить, а из-за того, чтобы насельники Китая не путались с внешним миром, не поклонялись разным там Тимурам, Батыям и Тамерланам и не спешили увезти за границу то, что является народным достоянием. Мне ни к чему доказывать вам прописные истины. Вы оба тоже из России просто так не уехали бы. Разве я не прав?

Илона с Ярославом переглянулись, но возражать не стали.

К Аркаиму караван вышел перед самым закатом. Что говорить Баро знал своё дело и вывел беглецов неведомыми таёжными тропами прямо к археологическим раскопкам древнего города. Ночью идти на холм было неразумно и Ярослав с Илоной согласились провести ещё одну ночь у костра в компании с проводником-цыганом, а за одно послушать его рассказы о Сибирском царстве Десяти Городов.

– У каждой страны своё развитие, своя дорога, – рассудительно начал беседу Баро после ужина. – Тем не менее, паломников со всех концов земли съезжалось много. Сюда люди стремились не в поисках золота или власти. В Аркаиме можно было получить знания о земной энергии, за счёт которой живёт наша планета, да и вся Вселенная. Овладев таким тайным знанием, человеку не нужны будут ни деньги, ни рабство, ни поклонение народов.

– Вы считаете, что такие знания были здесь ещё до новой эры? – усомнилась Илона.

– Конечно! – убеждённо воскликнул Баро. – Ещё за три тысячи лет до Рождества Христова среди развивающихся стран появилась мода посетить Аркаим, чтобы по возможности понять смысл своего существования. Ведь перед каждым когда-нибудь встаёт вопрос: зачем я в этом мире? кому нужен? что должен сделать? что могу сделать и могу ли?

Представьте себе, каким этот город был во время своего расцвета! Всё путешественники, приезжающие сюда не только на лошадях и верблюдах, но даже на слонах, удивлялись улицам, возносящимся спиралью гигантского аммонита к вершине кургана, на котором раскинулся город. В центре же, за высокими толстыми стенами была мощёная тёсаным булыжником площадь, на которой высился дворец, слепленный из кедрача, вперемешку с синей глиной, а рядом девятиступенчатая пирамида, украшенная на маковке деревянным крестом чёрного цвета.

– Откуда здесь крест? – снова вмешалась Илона.

– Вы что, не знаете разве, что крест и Тетраскеле[82] – это наследственные символы Гипербореи? – удивился Баро. – Кстати, девятиступенчатая пирамида уцелела. Так что утром можете полюбоваться на исторические вехи. Нам предки не просто так оставляли разные мегалитические символы. Если есть голова – думай, и тогда поймёшь, может быть, смысл существования.

Утро предстало перед паломниками ясным и солнечным. Наскоро перекусив, все трое отправились в археологические раскопы. Надо сказать, что русские археологи не оставляли без внимания своё детище, чудом спасённое от уничтожения в девяностые годы двадцатого века. Но беглецы пришли в древний город как любопытные туристы и решили пока осмотреть откопанные полусгоревшие здания.

В самом городе ничего удивительного обнаружить не удалось, а вот на вершине холма, где когда-то была цитадель города, высилась небольшая, но настоящая ступенчатая пирамида. Причём на некоторых базальтовых глыбах, составляющих основание пирамиды, виднелись выщербленные рисунки, либо это был клинописный текст. Ярослав принялся внимательно рассматривать изображения и вдруг возбуждённо воскликнул:

– Илона! Здесь! Здесь то, что мы искали!

Илона и Баро поспешили на мужской зов и увидели на одном из камней вдавленный рисунок, похожий на слепок, сделанный с медальона девушки.

– Ну-ка, дай сюда своё ожерелье, – протянул руку Ярослав. – Похоже, всё возвращается на круги своя.

Девушка послушно расстегнула застёжку и протянула изумруды возлюбленному. Тот ловко поймал ожерелье и тут же попытался приложить к выдавленному рисунку на базальтовом основании пирамиды. Все камни медальона послушно улеглись в вылепленные для них гнёзда, но больше ничего не произошло.

Ярослав озадаченно почесал себя за ухом, потом попытался вращать ожерелье в гнезде по часовой стрелке и против часовой. Ничего не получалось. Пирамида тоже молчала. Тогда Кузнецов принялся выковыривать ожерелье из базальтовой замочной скважины. Не тут-то было! Изумруды не хотели возвращаться к хозяйке.

И вдруг внутри пирамиды возник посторонний звук, будто где-то под землёй трудяга-паровоз тащил за собой товарняк, но никак не мог пробиться наружу. Двое мужчин и девушка прислушивались к звукам, но никаких мудрых мыслей в головы к ним не приходило. У всех троих лица были такими озадаченными, что сама пирамида, видимо, сжалилась над пришедшими к ней паломниками, которые имели тайный ключ, но не догадались, что надо прочитать разрешительную молитву.

Вдруг глаза Илоны заблестели колючими искрами. Она резко обернулась к Ярославу:

– В моём пенале есть запись, сделанная Иисусом Христом, но отнюдь не о иудейском народе. Я перевела документ и долго сомневалась в переводе. Но если сам Сын Человеческий когда-то посещал Аркаим, то неудивительна его запись в манускрипте!

Илона порылась в своём рюкзачке, достала пенал с бумагами, раскрыла его и вытащила нужный перевод. Девушка не посягала на документы, хранящиеся в пенале Ярослава, но и своих до сих пор не показывала.

– Ты, Единородный Всеблагой Сварог, – начала читать перевод Илона. – Не удали помощи Твоея от нас грешных. На заступление за державу нашу вонми, изми от оружья души наши, избави от супостатов наших, от басурманьих рук пёсьих охрани головы паломников Твоих. Спаси нас от уст львов, от рог единорож смирение наше. Того бо деля мы под кровь крилу Твоею с жезлом сим прибегаем, да крепостию защищения пресильныя десницы Твоея притяжет себе крепость на покорение всех Заветом Твоим. И да скрючатся под омофором Лады вси дела и похоть поганых нелюдь. И да погибнет от гнева своего ненавидящий Тя…[83]

Казалось, пирамида услышала голос девушки и вздохнула, дескать, что с вами делать? – в ней открылся вход в то другое измерение или Зазеркалье, яркий белый свет которого вырвался в этот мир. Все трое мгновенно ослепли. Но свет почти сразу потух. Пирамида закрылась, забрав с собой только одну Илону.

Ярослав и Баро несколько минут приходили в себя, но когда поняли, что произошло, то оба довольно неоднозначно отреагировали на исчезновение девушки. Баро просто упал на колени, обхватив голову руками, и то ли стонал, то ли вспоминал какие-то молитвы. А Ярослав кинулся к пирамиде, снова принялся мудрить с ключом, но не смог его вынуть из базальтового гнезда. Может быть, мужчины принялись бы придумывать, как открыть дверь и спасти исчезнувшую девушку, но вдруг, словно из-под земли вынырнули какие-то боевики в чёрных масках и пятнистой армейской форме, скрутили руки мужчинам и привязали их к вкопанному в землю кедровому столбу.

– Долго же пришлось за тобой охотиться! Но я всё же рад встретить старого приятеля, – услышал Ярослав знакомый голос.

Он скосил глаза и скрипнул зубами: недалеко от них стоял профессор Меделак в таком же, как у боевиков, пятнистом костюме и приветливо улыбался.

– Ага, – сплюнул Ярослав сукровицу, – так рад, что повелел своим отморозкам в первую очередь надавать нам по мордасам! Спасибо, профессор! Хотя, какой вы к лешему профессор? Так, седьмая вода на киселе для науки. Не про вас ли в Евангелии сказано: «Он человекоубийца бе искони, и во истине не стоит, яко несть истины в нем: егда глаголет лжу, от своих глаголет: яко ложь есть и отец лжи».[84] Вы, скорее всего, хранитель лжи и профессиональный мошенник.

– Вот так всегда, – вздохнул профессор. – Что для вас ни сделай – всё кувырком. Хотя, по большому счёту именно вы должны благодарить меня за то, что Шимон не расправился с вами ещё в подземелье.

– За друга я вам отдельно отплачу, – пообещал Ярослав. – Уж вы мне поверьте!

– Верю, ещё как верю, – усмехнулся Меделак. – Поэтому вы оба сейчас и стоите связанными. Но мы можем договориться.

– Интересно, о чём?

– Мне нужны были дневники Иисуса Христа. Вы их благополучно провезли до монастыря, но дальше я документы отправлять не собирался. Но это мелочи. Из России мои ребята доставят их в Лхасу без особых проблем, благо в этой стране сейчас ни реальных границ, ни исполняющих долг пограничников нет. Документы должны храниться в надёжных архивах монастыря. Весь вопрос в девушке, которая была с вами. Где она?

Ярослав и Баро были привязаны спинами к одному и тому же столбу так, что руками они касались друг друга. При словах профессора Баро непроизвольно сжал руку товарища, мол, преследователи не знают куда подевалась Илона. Это было удачей. Лишь бы пирамида не начала снова раскрываться.

Ярослав ответил на пожатие цыгана и обернулся к профессору:

– Почему вы решили, господин профессор, что мы сможем и захотим вам помочь в поисках. Да, Илона была с нами. Да, она не советовала передавать вам найденные документы, потому что насильникам и убийцам не пристало владеть дневниками, написанными самим Иисусом Христом!

– О, как вы заблуждаетесь, – покачал головой Меделак. – Вы, русский писатель, историю хорошо знаете?

– Не жалуюсь, – проворчал Ярослав.

– Тогда вспомните путь Иисуса на Голгофу, – не отставал профессор. – Или для настоящих русских писателей такие мелочи знать не положено?

– Хорошо, – тряхнул головой подзадоренный Ярослав. – Хорошо! Я хоть и не агрессивный христианин, но не хуже апостолов знаю историю. Во всяком случае так, как мне удалось узнать, исследуя разные архивные записи, ссылки и пояснения.

Из претории Иисуса вывели к чудодейственному роднику Вифазда, там взвалили на его истерзанные от плетей плечи огромный крест, сколоченный из певды, сосны, кипариса и погнали на Голгофу. Проходя по улице мимо лавки горшечника, Иисус споткнулся и упал. Стражники пытались поднять его кнутами, но безрезультатно. Может быть, они засекли бы Сына Божия на месте, но к этому месту вовремя подоспел центурион, который отогнал садистов, помог подняться Иисусу на ноги и даже указал на скамью возле лавки горшени. Иисус присел, но из лавки выскочил хозяин заведения и завопил: иди, мол, разбойник, нечего сидеть возле моей лавки. Хотя можешь посидеть, так и быть, разрешаю, но только на обратном пути…

Лавочник думал, что издевается над Иисусом, а тот встал, снова взвалил свой крест и ответил:

– Хорошо, так и будет. Но ты дождись меня…

Лавочник не предполагал, что своим словоблудством он предрёк дальнейшую жизнь, ведь Христос пока ещё не вернулся. А еврейскому торгашу приходится до сих пор ждать возвращения Сына Божия.

– Ты очень хорошо изложил то, что произошло тогда возле лавки, – кивнул профессор. – А имя лавочника ты помнишь?

– По-моему Агасфер.

– Это имя было уже потом, как и ещё несколько. Изначально его звали Ахашверош. А вот одно из последних имён – Лакедем. Это имя ничто тебе не напоминает?

– Да, Исаак Лакедем…, – Ярослав на минутку задумался. – Но если это прочитать задом наперёд и поменять слог, то получится…

– Правильно. Получится Меделак, – подтвердил профессор и печальная улыбка тронула его губы.

– Значит, вы тот самый Агасфер?! – воскликнул поражённый Ярослав. – Тот самый Вечный Жид?!

– Именно так, Вечный Жид. Это имя наиболее часто поминают во всех концах земли, хоть оно мне не нравится. Теперь, надеюсь, ты правильно поймёшь моё предназначение и поможешь довести дело до конца.

– Вечный Жид… Ахашверош…, – как заведённый повторил несколько раз Ярослав. – Только я всё же не понимаю, зачем и почему мы должны были оставить дневники Иисуса в том монастыре?

– Там, в подвалах под монастырём, находится вся настоящая история человечества со Дня Творения, – объяснил профессор. – Там есть самые древние записи, сохранённые ещё со времён Гипербореи. Есть также инкунабулы из великой Александрийской библиотеки, то есть из Мусейона. А из вашей страны туда была доставлена знаменитая пропавшая библиотека Ивана Грозного.

– Но зачем?! – удивился Ярослав. – Зачем надо было собирать крупицы человеческой мудрости и хранить неизвестно для кого?

– Неизвестно? – горько улыбнулся профессор. – Это, как раз более чем известно. Я должен дождаться Второго Пришествия и предоставить всё то хорошее, мудрое и вечное, чем только может похвастаться человек. Даже не похвастаться, а положить свои дела на чашу весов. И если хорошее перетянет, то человечество будет прощено за все страсти, злобу и ненавистничество, которые каждый испытывает в жизни.

– Но зачем же вам Илона?

– Ах, мальчик, ты опять ничего не понял? – полувопросительно произнёс профессор. – Девушка, к которой ты испытываешь до сих пор какие-то чувства – не девушка. Это порождение демонических сил, задачей которых всегда было проникнуть в Шамбалу, чтобы получить власть над человечеством, посадить на престол Антихриста и разжечь Армагеддон. Хотя в Писании сказано, что дьявольские силы обязательно должны проиграть Последнюю битву, но это ещё бабушка надвое сказала или вилами на воде писано, как говорят у вас в России. Важно другое: если Антихрист сядет на трон, то река истории потечёт по другому руслу. Историю человечества пишет сам человек и переписывает тоже. Значит, никакой фатальности не предвидится. Побеждает только тот, кто готов принять победу.

В голове Ярослава вспыхнули тысячи искр. Нет, не искр. Это было похоже на взрыв шаровой молнии. Илона – инкуб![85] В это трудно было поверить. Ярославу вспомнились глаза девушки. Таких живых и лучистых глаз никогда не бывает у потусторонних сил. Да и сама она никогда не давала повода заподозрить её в повадках нечеловека. Не давала? Может быть, демоны привели в технический порядок штамповку зомби? Нет, не может быть! Зомбированным клонам не доступно чувство любви, а Илона искренне любила Ярослава. Это нельзя объяснить человеческим языком, это надо почувствовать самому: «…о любви лишь думают украдкой, а глаза как яхонты горят…». Но, если Илона не порождение демонов, то зачем Ахашверошу понадобилось оговаривать девушку?

– Эй, – скомандовал профессор боевикам. – Живо развяжите наших пленников. Надеюсь, они поняли, что мы их держали связанными лишь до той поры, пока они внимательно не выслушали все наши доводы и не сделали правильных аналитических умозаключений.

– И что вы хотите от нас? – Ярослав, растирая кисти рук, взглянул на Меделака. – Чем мы могли бы помочь вам? Ни я, ни Баро не знаем где сейчас Илона и что она собирается делать.

Баро, услышав, что говорит его напарник, сделал «умное лицо» и на всякий случай кивнул головой. Это не укрылось от пронзительных глаз Агасфера, но он лишь делано улыбнулся.

– Я хочу, чтобы вы нашли Илону и не позволили ей разжигать Последнюю битву, – жёстко сказал Ахашверош. – В Последней битве мало кто выживет, а те, что останутся в живых, будут завидовать своим умершим собратьям. Я это испытываю уже две тысячи лет и не пожелал бы никому такого бессмертия. Люди гоняются за ним до сих пор, не зная, что это настоящее Божье наказание. Поэтому найди свою подругу и, если сам окажешься не в силах уничтожить воплощённое пламя онгона, пламя страсти и грехопадения, то произнеси вслух моё настоящее имя – Ахашверош. Я тут же явлюсь и всё устрою…

С этими словами профессор исчез. С ним исчезли и его боевики. Ярослав и Баро стояли посреди цитадели столицы Десяти Городов и молчали.

– Неужели он не догадался, что Илона уже нашла дверь в Зазеркалье? – наконец спросил Ярослав у цыгана. – И неужели то, что говорил о ней Меделак – правда?

– Вообще-то, это тебе решать, – пожал плечами Баро. – С меня хватит, что чуть не укокошили за компанию. Но, если хочешь услышать моё мнение, то я бы не поддавался на убедительные доводы профессора. Помни, что он – Вечный Жид. А Илона тебя любит. Я в этом убедился за время нашего общения. Если бы твоя девушка была демоном, то никакой искры любви между вами никогда бы не проскочило, а тут…

– Что?

– Как что? – удивился цыган. – Известно, что любовь побеждает все коварные изобретения рогатого. Останешься ли ты верен любви, или же послушаешься наставлений Вечного Жида – решать только тебе. Я не смогу помочь в этом, даже если бы хотел. Поэтому я прощаюсь с тобой. Может быть, мы ещё когда-нибудь увидимся.

Баро отправился к оставленным у подножия кургана лошадям, а Ярослав с сожалением смотрел ему вслед. По правде сказать, он за долгие месяцы пути успел привыкнуть к проводнику и считал его уже частью команды. И вот эта часть, этот крохотный винтик самоудаляется. Значит должен рухнуть весь механизм? Но ведь Илона осталась! Она обязательно вернётся из Зазеркалья, и тогда…

Что будет тогда Ярослав ещё не смог сочинить для собственного успокоения. Его мысли прервал печальный журавлиный плач. Там, где Сынташта сливалась с Большой Караганкой, небе пересекал улетающий журавлиный клин. Птицы прощались с Россией, будто улетали навсегда. И правда, что ожидает Ярослава, Илону и всю страну в будущем? Прав ли Ашашверош, или всё, что он сказал, – уловка Вечного Жида для достижения намеченной цели? Только будущее могло ответить на эти вопросы, но будущее улетало в далёкие страны вместе с журавлями.

Примечания

1

Ахашверош (др. евр.) – первое имя Вечного жида.

(обратно)

2

Пешер Хаваккук (др. евр.) – книга пророка Аввакума.

(обратно)

3

Адар – в еврейском календаре – февраль-март. В конце месяца был благословенный праздник Пасхи.

(обратно)

4

Откровения Даниила, Еноха и Ездры. Апокриф.

(обратно)

5

Наби (др. евр.) – пророк.

(обратно)

6

(Ис., LXVI, 10–13, 18)

(обратно)

7

Sor lemahela haschar (др. евр.) – возвратись певец к началу.

(обратно)

8

Ашрам (др. Иран.) – внутренняя школа-интернат.

(обратно)

9

Алеф – первая буква еврейского алфавита

(обратно)

10

Киттии (арам.) – враги, римские завоеватели.

(обратно)

11

Зелоты (арам.) – воинствующие евреи, политические противники Рима.

(обратно)

12

schonfield, the passover Plot, c. 118–124.

(обратно)

13

(Иеремия, 7:11)

(обратно)

14

(Псалтирь, 8 1:2, Книга мудрости, 10:12)

(обратно)

15

Здесь и далее: заимствовано из подлинных источников.

(обратно)

16

Хедер (евр.) – еврейская религиозная начальная школа.

(обратно)

17

Осе ха-Тора (арам.) – те, что соблюдают Закон.

(обратно)

18

Шавоут (арам.) – пятидесятый день после Пасхи.

(обратно)

19

Байт-Лахм – Вифлеем.

(обратно)

20

Эль-Халиль – Хеврон.

(обратно)

21

Евангелие от Фомы,(ii,32:25–33:5 in robinson, the Nag Hammadi Library in Tnglish, c.118)

(обратно)

22

garcha martinez, the war Scroll, (ХVI, 3–8, c. 111)

(обратно)

23

Секарии – воинствующие зелоты пытавшиеся добиться избавления от римской оккупации исключительно военными действиями.

(обратно)

24

Библия. Откровения Соломона, «Песня песней».

(обратно)

25

Этнарх (др. рим.) – владелец территорий.

(обратно)

26

Он был человекоубийца от начал и не устоял в истине. Когда говорит он ложь, говорит своё; ибо он лжец и отец лжи. *(Ин. 8:44)

(обратно)

27

Евангелие (Лук. 17:20,21)

(обратно)

28

hermetical, tractate Хi, 21 (copennaver, c.42)

(обратно)

29

Оранта – молитвенная поза с поднятыми к небу обеими руками ладонями наружу.

(обратно)

30

Архантроп – (хомо-сапиенс неандерталиенс – пращур архантропа), обладает инстинктом алчного хищника, самой упрощённой речью и врождённым стремлением к убийству ради убийства.

(обратно)

31

Евангелие от Иоанна 10:31–35; перевод из Иерусалимской Библии.

(обратно)

32

Иешуа (арам.) – Спаситель.

(обратно)

33

Кристос (арам.) – Помазанник

(обратно)

34

Послание к Римлянам (2:28–29;3:28–31).

(обратно)

35

Евангелие, (Мф. 5:17).

(обратно)

36

Koester, Ancient Christian Gospels.

(обратно)

37

Кадуцей – в алхимической символике, тантризме – две змеи, обвивающие крест, древний герметический символ, иллюстрирующий основное положение эфирной физиологии. Восходящие змеиные энергии порождают вихрь, преображающий человека.

(обратно)

38

Аггелы – бывшие ангелы, проклятые и низринутые с небес.

(обратно)

39

Агни, онгон – дьявольский огонь, применяемый при жертвоприношениях.

(обратно)

40

Заимствовано из подлинных источников.

(обратно)

41

Заотар – полностью правомочный священнослужитель (др. иранск.) Заратустра – пророк первой всемирной религии, где категорически запрещалось любое насилие.

(обратно)

42

Бага (др. перс.) – Бог; Дад (др. перс.) – данный.

(обратно)

43

Ихневмон (др. греч.) – фараонова мышь. Водится в Греции, Египте, Месопотамии, Индии, Китае.

(обратно)

44

Менар (пехлеви) – башня молчания. Впоследствии, когда мусульманство вытеснило неагрессивный зороастризм, менары превратились в минареты.

(обратно)

45

Денхарт (пехлеви) – деяние веры.

(обратно)

46

(Быт. 1, 31)

(обратно)

47

(Быт. 2, 2)

(обратно)

48

Башня молчания – в зороастризме умерших не сжигали, дабы не осквернять огонь, не закапывали в землю, дабы не обижать природу. Местом упокоения служили огромные башни молчания.

(обратно)

49

Вифлеемские волхвы, принёсшие дары младенцу Иисусу.

(обратно)

50

(Числа, 24,17)

(обратно)

51

(Храмовый свиток LVI, 14–15)

(обратно)

52

Скиния – молитвенный шатёр или походный храм у евреев.

(обратно)

53

Раввуни, равви (арам.) – учитель.

(обратно)

54

Assman, The Mind of Egypt, Берлинский папирус от 3029 до н. э., эпоха Среднего царства.

(обратно)

55

Зиндан (араб.) – тюрьма.

(обратно)

56

Мешпуха (сленг) – жидо-масонская компания.

(обратно)

57

Ахира (араб.) – жизнь после смерти.

(обратно)

58

Абай (араб.) – женская верхняя одежда.

(обратно)

59

Евангелие (Ин. 10:1,2)

(обратно)

60

(Исайя 12,3; Иоиль 3,18)

(обратно)

61

Наси (евр.) – верховный руководитель.

(обратно)

62

Бурка (араб.) – церемониальная одежда женщин-мусульманок.

(обратно)

63

Ахун (араб.) – духовное звание мусульманских теологов, богословов, служителей мусульманского культа, стоящих выше муллы.

(обратно)

64

А машаллах (араб.) – так было угодно Аллаху и происходит по его же воле.

(обратно)

65

(1 Кор. 9, 19–23)

(обратно)

66

Коран (28:77).

(обратно)

67

Хасиям (цыган.) – досл. – что-то случилось. Восклицание, употребляемое в различных бытовых ситуациях.

(обратно)

68

Со ка бор керэл джипэн (цыган.) – сколько стоит жизнь?

(обратно)

69

Одна из наиболее функциональных масонских организаций в Германии.

(обратно)

70

Янтра (сканд.) – руническое молитвословие.

(обратно)

71

Чаворэ (цыган.) – мальчики.

(обратно)

72

Вашмангэ (цыган.) – во имя меня, для меня.

(обратно)

73

Со кэрэс (цыган.) – как дела.

(обратно)

74

Сар о сас типэ (цыган.) – как здоровье.

(обратно)

75

Хасиём (цыган.) – случилось что-то не хорошее, всё пропало.

(обратно)

76

Кас ке та налачо, а тукэ лачипэ (цыган.) – для кого-то беда, для тебя доля твоя.

(обратно)

77

Палором (цыган.) – замужем.

(обратно)

78

Рипейские горы – нынешние Уральские.

(обратно)

79

Окстись (ст. слав.) – опомнись.

(обратно)

80

Унашава (цыган.) – убежала.

(обратно)

81

Магриб – злой волшебник.

(обратно)

82

Тетраскеле – античная свастика.

(обратно)

83

Заимствованно из подлинных материалов.

(обратно)

84

Он был человекоубийца от начал и не устоял в истине. Когда говорит он ложь, говорит своё; ибо он лжец и отец лжи. *(Ин. 8:44)

(обратно)

85

Инкуб – получеловек, полудьявол. Инкубы и суккубы рождаются от родителей, из которых один – человек, а другой – демон.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg