«Домой, где римская дорога»

А на войне, как на войне.

А до войны, как до войны —

везде, во всей Вселенной.

Он лихо ездил на коне…

Он сидел за столом, сколоченным из толстенных плах. Исхудавший, заросший густой щетиной. Жареная курица дергалась в его ладонях, как живая, он вонзал зубы в мясо и резко дергал головой назад, отрывая куски глотал, не прожевав толком, торопливо отхлебывал эль, давился, кашлял. Справа стояло набитое наспех обглоданными костями блюдо, слева стояли рядком кувшины. Парочка зажиточных йоменов, оборванный монах, важничавший писец, белобрысый клирик и несколько крепко пахнущих селедкой рыбаков теснились поближе к двери – на всякий случай. За окном было густо-синее кентское небо, скучные холмы и старая римская дорога, пережившая не одну династию английских королей.

Он отшвырнул пригоршню куриных костей и схватил кувшин. Запрокинул голову, эль потек на грязную старую кольчугу, на худые колени. Допив, размахнулся и грохнул кувшин об стену. Брызнули мокрые черепки.

– Вот такие-то дела, – со вздохом сказал в пространство трактирщик. Бесхитростное на первый взгляд замечание имело массу оттенков и сейчас вполне сошло бы за попытку начать разговор.

– Песок, – сказал рыцарь, ни на кого не глядя. – И снова песок. И сто раз песок, болваны…

Он поднял обеими руками меч и с силой воткнул его в пол, целя в некстати прошмыгнувшую кошку, но промазал.

– Там нет кошек, – сказал он вдруг. – И ничего там нет, кроме песка. Песок взметается пыльными бурями, а из бурь налетают сарацины. Господи, ну почему? Почему все оказалось так непохоже на саги и эпосы? Когда мы высадились в Алеппо, каждый был Тэйллефером или уж Роландом по крайней мере. Мы грезили снами о смуглых красавицах, набитых драгоценностями подвалах и блистательных поединках на глазах у короля. А ничего этого нет. – Он сгреб пустой кувшин и шваркнул им в монаха, снесшего это с христианским смирением. – Ристалища обернулись нудными каждодневными рубками, божественные красавицы – толстыми скучными шлюхами, а Гроб Господень – просто щербатая и пыльная каменная плита. А султан Саладин никак не желает покориться, прах его побери…

– Но пряности… – осторожно сказал трактирщик, стоя так, чтобы при необходимости нырнуть за дверь. Совсем мальчишка, подумал он жалеючи.