«Кафка»

АНДРЕЙ БУРЦЕВ

КАФКA

Рассказ

Токарев проснулся и, не открывая глаз, стал вслушиваться в себя. Голова болела, гудела голова, как вечевой набат, в ушах, как ртуть тяжелая, стучала кровь. Тошнило. В квартире было тихо, лишь где-то далеко, на кухне, звенела о раковину вода из раскрытого крана. Чирикали за окном воробьи. Не открывая глаз, Токарев стал вспоминать вчерашний вечер, когда обмывали его новую книгу. Все вроде бы было спокойно,чинно и благородно, никто не плясал без штанов на столе, никто не бил посуду и окна и не рвался "на волю", и не били, вроде бы, друг другу по мордам. Критик Заволжский, правда, изрядно назюзюкался, но блевать ходил строго в туалет, и, вставая из-за стола, говорил каждый раз своей даме: "Пардон". Токарев, пока был еще в силах, помнится, разговаривал с молодым писателем Сермигиным.

- Послушайте, мон шер, - говорил он тридцатилетнему юноше, цепляя на вилку скользкую матовую шляпку маринованного масленка. - Вы читали Кафку? Дада, Ференца Кафку, великого и непонятного?. Непостижимого... Прочтите, непременно прочтите. Вот у кого нужно учиться нам всем...

- Опять ты со своим Кафкой, - громко сказал, хлопая его по плечу подошедший Заволжский. - Брось! Не надоело тебе?.. Верите ли, - обратился он к смущенному Сермягину, который вертел в пальцах синюю рюмочку с прозрачным напитком. - Носится со своим Кафкой второй месяц. Всем уже уши прожужжал. Образованного из себя корчит. Эрудит...

- Да что ты понимаешь в классиках! - Взъелся Токарев. Сидел бы здесь Кафка, он бы вам всем... он бы вас в порошек!..

- Кафка бы здесь не сидел, - с пяьной улыбкой ответил Заволжский. - К нашему союзу его бы на пушечный выстрел не подпустили. Да и вообще, Зачем он нам нужен, критик гнилого капитализма?

- Нужен! - стукнцл кулаком по столу Токарев. - Хочу Кафку. Живого. Здесь. И сейчас!

- Да ты погоди, погоди, - сказал было Заволжский, но Токарев его прервал:

- Да что тут годить! Выпьемте лучше за усопших гениев человечества!

Они подняли рюмки, со звоном чокнулись и, под невнятный гул остальной толпы опрокинули в себя безвкусную жидкость, а потом... потом... А ничего потом не было. Это последнее, что я помню еще, подумал Токарев с неудовольствием.