«Станция Араминта»

Джек Вэнс Станция Араминта

Фрагменты и выдержки, которые можно прочитать, если возникнет такое желание

Это выдержки из Введения к «Миру людей», написанного сотрудниками института Фиделиуса, которые должны помочь заполнить пробелы между настоящим и прошлым, и между «там» и «здесь».

…В настоящем «Введении», работа над которым продолжается уже тридцать лет, мы не стремились ни к исчерпывающему описанию, ни к глубокому анализу, а скорее пытались зафиксировать миллион мелких деталей, которые должны сложится в единую четкую картину.

Нахождение высшего порядка, логики и гармонии в описываемых явлениях — достойная цель для любого исследователя. Но мы далеки от подобных притязаний. Мы лишь хотим предоставить космологам некоторое количество бит информации. Все эти биты совершенно независимы друг от друга, так что любые попытки найти в них какую-то общую связь закончатся крахом. С большой определенностью мы можем сказать только то, что ничего в мире не происходит дважды, каждый случай уникален.

…В нашем путешествии, от одного края Сферы Гаеан к другому, мы не обнаружили никаких свидетельств того, что человеческая раса повсюду неизбежно становится более доброй, более терпимой, более благородной и просвещенной. Ничего подобного.

С другой стороны, люди не становятся хуже, и это очень хорошее известие.

…Местнические интересы порождены, очевидно, невинной самовлюбленностью. «Раз уж я выбрал для своего проживания это место, то именно поэтому оно неизбежно должно стать великолепным во всех отношениях».

И тем не менее большинство из тех, кто впервые летит к другим мирам, выбирает конечной целью своего путешествия Старушку Землю. Невольные изгнанники кажется, спят и видят, как бы подышать родным воздухом, попробовать воду, ощутить между пальцами Матерь-Землю.

Более того, космические корабли, прибывая в земные космопорты, каждый день выгружают две-три сотни гробов с телами тех, кто с последним вздохом высказал желание вернуть свои бренные останки в сырое и темное чрево Земли.

…Когда люди прибывают в новый мир, начинается процесс внедрения. Они стараются изменить этот мир для того, чтобы приспособить его к своим нуждам, в то же время сам мир намного более тонко и незаметно изменяет людей.

Так начинается борьба человека со средой обитания. Иногда люди преодолевают сопротивление планеты. Приспосабливается к новой среде обитания земная или иная чужеродная флора; ядовитые вещества в воздухе, воде и почве уничтожаются или нейтрализуются, и данный мир медленно начинает приобретать сходство со Старушкой Землей.

Но иногда планеты оказываются довольно сильными и сами начинают приспосабливать к себе пришельцев. Сначала по простой целесообразности, затем по привычке, а потом, уже и повинуясь силе традиции, колонисты начинают подчиняться диктату окружающей среды и в конце концов становятся неотличимы от аборигенов.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Введение

1. Система Алой розы в звездном скоплении Хлыст Мирсеи. (Извлечение из «Мира людей», Институт Фиделиуса.)

Где-то посередине руки Персея причудливый вихрь галактической гравитации захватил десять тысяч звезд и под углом отбросил их в сторону, образовав на конце завиток с замысловатым росчерком. Это Хлыст Мирсеи.

В стороне от этого завитка находится система Алой розы, состоящая из трех звезд: Лорки, Песни и Сирены. Лорка — белый карлик, а Песня — красный гигант. У них единый центр гравитации: дородный краснолицый пожилой джентльмен вальсирует с изящной молоденькой девушкой, одетой в белое. Сирена — желто-белая звезда обычных размеров и яркости вращается вокруг флиртующей пары на должном расстоянии.

В системе Сирены три планеты, одной из которых является Кадвол, единственный обитаемый мир в этой системе.

Гравитация Кадвола близка к земной.

2.Мир Кадвола

Впервые Кадвол был открыт первопроходцем Руделем Найрманном, членом земного Общества Натуралистов. Его рапорт послужил поводом для отправки на Кадвол экспедиции, которая по возвращении рекомендовала объявить Кадвол на вечные времена естественным заповедником и закрыть его для эксплуатации человеком.

Три континента Кадвола были названы Эссе, Деукас и Троя. Эссе, пересекающий экватор, прямо-таки пульсировал от жары и зловония тропических лесов. Даже растения на Эссе чаще всего являются хищниками. Три вулкана, два активных и один спящий, были единственными возвышенностями на протяженной равнине, покрытой джунглями, топями и трясинами. По ландшафту петляли медлительные реки, которые непременно достигали моря. Воздух был наполнен тысячами странных запахов; хищные существа оглашали воздух победным ревом и предсмертными воплями. По понятным причинам континент был и остается практически неисследованным.

Деукас, расположенный на другой стороне планеты, был в четыре раза больше Эссе, и раскинулся в субтропической температурной зоне. Его фауна включала в себя несколько полуразумных видов. Его флора во многих случаях напоминала флору Земли настолько сильно, что ранние агрономы смогли культивировать здесь бамбук, кокосовые пальмы, виноград и фруктовые деревья, не опасаясь экологической катастрофы.

Троя, расположенная к югу от Деукаса, протянулась от полярных льдов до экваториальной зоны. Утесы нависали над пропастями. Море плескалось у подножья скал. Под ветрами шумели леса.

Все остальное место занимал океан с немногочисленными островами. Среди них были Атолл Лютвен, остров Турбен и Океанский остров, расположенные у восточного побережья Деукаса, да несколько скалистых островов около мыса Джоурнал на далеком юге.

3.Станция Араминта

На станции Араминта на восточном берегу Деукаса, было организовано административное агентство, предназначенное для охраны территории. Агентство включало в себя шесть бюро:

А: Учета и статистики.

В: Патрулирования и наблюдения; полицейские и охранные функции.

С: Систематики, картографии и естественных наук.

D: Внутренние службы.

Е: Финансовые службы: импорт и экспорт.

F: Обслуживание посетителей.

Первоначальными руководителями этих бюро были Димус Вук, Ширри Клаттук, Сол Диффин, Клод Оффоу, Марвелл Ведер и Кондит Лаверти. В каждом бюро работало около сорока человек. Тенденция набирать сотрудников из ближних и дальних родственников привнесла в ряды ранней администрации определенную сплоченность.

Персонал агентства проживал в шести общежитиях, каждое из которых было связано с соответствующим бюро. Как только появилась возможность использовать деньги фонда, было построено шесть прекрасных резиденций, которые получили названия: Дом Вуков, Дом Клаттуков, Дом Ведеров, Дом Диффинов, Дом Лаверти и Дом Оффоу.

Проходили столетия, резиденции расширялись и постоянно реконструировались. Теперь их украшали карнизы из резного дерева и местных полудрагоценных камней, мебель, привезенная с Земли, Альфанора или с Моссабея. Светские дамы каждого Дома были убеждены, что их Дом превосходит другие богатством и безукоризненностью стиля.

В каждой семье постепенно сложился свой уникальный характер. Как мудрые Вуки отличались от легкомысленных Диффинов, точно так же осторожные Оффоу совершенно не походили на отчаянных Клаттуков. Соответственно, невозмутимые Ведеры не одобряли излишне эмоциональных Лаверти.

В Речном Домике на реке Леур, неподалеку от Агентства, жил Хранитель, Генеральный директор станции Араминта. В соответствии с законом, он был членом Общества Натуралистов Земли и местной Штромы — маленького объединения Натуралистов на Трое.

Станция Араминта довольно рано обзавелась отелем, аэропортом, больницей, лицеем и театром «Орфей». На местных виноградниках начали выпускать прекрасное вино, которое шло на экспорт, в распоряжении богатых туристов была дюжина охотничьих домиков среди дикой природы.

С таким объемом работы сотрудники бюро уже не справлялись. Пришлось проявить своего рода гибкость, и появились «внештатники» — вначале просто временные рабочие, позже — руководители среднего звена. Среди внештатников было множество людей, рожденных в одном из домов, но не нашедших вакансии в своем бюро. Таким образом, понятие «временный рабочий» было расширено и включало в себя сельскохозяйственных рабочих, служащих отелей, механиков аэропорта, а на самом деле, Хранитель не обращал на эту рабочую силу внимания до тех пор, пока им не предоставлялось право на постоянное проживание в резиденции.

Другим источником дешевой рабочей силы было население Атолла Лютвен, который находился всего лишь в трехстах километрах к северо-востоку от станции Араминта. Там жили йипи — потомки сбежавших слуг, нелегальные иммигранты и тому подобное.

Таким образом на станции Араминта появились йипи. Они жили в общежитии недалеко от аэропорта и получали разрешение на работу только в течение шести месяцев.

Шло время, население Атолла Лютвен выросло до неимоверных размеров. Хранитель уведомил об этом штаб-квартиру Общества на Земле и потребовал от нее решительных мер, но к этому времени для Общества наступили тяжелые времена, и оно не оказало никакой помощи Заповеднику.

Йипи-Таун начал привлекать туристов. Чего стоила хотя бы гостиница «Аркадия», построенная полностью из бамбуковых стволов и пальмовых листьев! На террасе этого заведения прекрасные девушки йипи предлагали туристам ромовый пунш, коктейли с джином, рюмочку на ночь, спотыкач, солодовое пиво и кокосовую брагу. Все это было изготовлено и разлито в Йипи-Тауне. Более интимное обслуживание можно было получить в известном всему Хлысту Мирсеи Дворце Кошечки.

Туристический поток увеличился еще больше после того, как Умфау (титул правителей йипи) предложил новые экзотические развлечения.

4. Штрома

Сначала члены Общества Натуралистов, посещая Кадвол, поселялись в Речном Домике. В конце концов терпению Хранителя пришел конец, и он предложил оборудовать специальный дом для приезжающих Натуралистов. Этот план, который был вынесен на обсуждение ежегодного собрания Общества (проводимого на Земле), был воспринят по-разному. Строгие консерваторы начали жаловаться, что статус Заповедника постоянно пытаются обойти если не так, то этак. На что другая сторона отвечала: «Хорошо, но если мы отправимся на Кадвол для научных изысканий или просто отдохнуть в приятном окружении, нам что, жить в палатках?»

Общее собрание приняло компромиссный план, который не устраивал ни ту, ни другую сторону. Строительство нового поселения было разрешено, но в определенном месте: на Трое, на берегу фиорда Штрома. Это место совершенно не подходило для задуманного, и, очевидно, было выбрано для того, чтобы охладить пыл сторонников строительства.

Однако вызов был принят. Появилась Штрома — городок узких высоких домов, выкрашенных в черный или темно-коричневый цвет с дверными и оконными рамами, выкрашенными в белый, голубой и красный цвета. Дома были построены на восьми уровнях, но все смотрели на прекрасный фиорд Штрома.

На Земле Общество Натуралистов было обвинено в разбазаривании средств. На последнем ежегодном собрании все записи и документы Общества были переданы Архивной библиотеке, и исполнительный директор ударил в гонг собрания в последний раз.

На Кадволе население Штромы не получило официального сообщения об этом событии, однако почувствовало, как мгновенно иссяк источник финансирования. Молодежь потянулась на заработки. Некоторых больше никогда не видели на Кадволе, другие, более удачливые, возвращались обратно и привозили с собой новые капиталы. Так или иначе, Штрома выжила и даже достигла относительного благосостояния.

5. Глауен Клаттук

С того момента, как Рудель Найрманн впервые высадился на Кадволе, прошло около девятисот лет. На станции Араминта лето начало уступать свои права осени, приближалось шестнадцатилетие Глауена Клаттука, рубеж, за которым кончалось «детство» и начинался «кандидатский период». В этот день юноша должен был узнать свой «Индикатор статуса» или проще ИС: номер, который подсчитывал компьютер, обработав массив генеалогических данных кандидата.

Это число редко у кого вызывало удивление и менее всего у самого именинника; он задолго до роковой даты, еще строя свои планы на будущее, подсчитал его на пальцах.

Количество вакансий в каждом бюро было по-прежнему ограничено числом сорок — половина мужчин, половина женщин. Тот, кто получал ИС менее 20, считал, что жизнь удалась; от 21 до 22 — смотрел на будущее с оптимизмом; от 23 до 24 — не терял надежды, 25—26 молил Судьбу о снисхождении, а более 26 — присматривал недорогой домик в поселении внештатников.

Положение Глауена в генеалогическом списке было не из лучших. Его покойная мать была родом из внешнего мира; его отец, Шард, приписанный нынче к Бюро В, был третьим сыном второго сына. Глауен был разумным и реалистичным молодым человеком, поэтому он надеялся на ИС 24, что давало крохотную возможность получить в будущем постоянное место в агентстве.

6. Дни недели

Последнее замечание относится к дням недели. На Кадволе, так же как и в большинстве мест Сферы Гаеана, сохранилась традиционная семидневная рабочая неделя. Используя номенклатуру из так называемой таблицы металлов, жители Кадвола избежали режущих ухо современных эквивалентов (таких как «Понедельник», «Вторник» и так далее). Лингвистическое замечание: Первоначально каждый термин сопровождался определителем айн (буквально: «Это день»), таким образом, первый день недели назывался «Айн-орт», или «Это день железа». Постепенно частица «айн» потерялась, и дни недели стали называться просто именами металлов.

Дни недели:

(Айн)-Орт ……………………… железо

Цайн ………………………………. цинк

Инг ………………………………… свинец

Глиммет ………………………….. олово

Верд ……………………………….. медь

Милден …………………………… серебро

Смоллен ………………………….. золото

1

Шестнадцатилетие Глауена Клаттука было поводом для небольшого праздника, кульминацией которого должны были стать поздравление Главы Дома Фратано и объявление Индикатора статуса. Для удобства и для экономии праздник объединили с еженедельным «Домашним ужином», который должны были посещать все члены дома Клаттуков; ни возраст, ни нездоровье не могли послужить уважительной причиной для отсутствия на этом мероприятии. Праздничное утро прошло довольно спокойно. Отец Глауена, Шард, подарил сыну пару серебряных с бирюзой эполет, которые, если только можно верить модным журналам, были сейчас в моде на всех дорогих курортах Сферы Гаеана.

Шард и Глауен, как обычно, позавтракали в своих апартаментах. Они жили вдвоем: мать Глауена, Марья, погибла в результате несчастного случая через три года после его рождения. Глауен смутно помнил молодую прелестную женщину и чувствовал, что за ее гибелью скрывается какая-то тайна, но Шард не любил говорить об этом. Он встретился с Марьей, когда та посетила станцию Араминта вместе с родителями. Шард сопровождал туристов в путешествии по диким местам планеты, а потом навестил Марью в Сарсенополисе на Альфекке 9. Там они и поженились, и вместе вернулись на станцию Араминта.

То, что Шард взял себе в жены женщину со стороны, удивило Дом Клаттуков и вызвало неожиданный скандал, который спровоцировала некая Спанчетта, внучатая племянница Главы Дома Фратано. Спанчетта была уже замужем за кротким и безответным Миллисом, от которого родила сына, Арлеса. И тем ни менее она уже давно считала Шарда своей собственностью. Спанчетта в те времена была еще молода и хороша собой: полногрудая и крепкая, с сверкающими глазами и с огромной вьющейся копной темных волос, которые она свивала в цилиндр и укладывала на макушке. У нее хватило ума сделать вид, что она старается не ради себя, а ради своей сестры Симонетты, которую в Доме все звали «Смонни».

Как и Спанчетта, Смонни была крупной и плотной женщиной, с круглым лицом, покатыми плечами и грубыми чертами лица. Волосы Смонни были светло-каштановыми, а глаза золотисто-карими. Злые шутники говорили, что будь у нее желтая кожа, она вполне могла сойти за йипи.

Смонни была лентяйкой. Благодаря своей лености она провалила выпускные экзамены в Лицее, из-за чего ей было отказано в постоянном статусе сотрудника агентства. Спанчетта тут же взвалила всю вину на Шарда, который ввел в Дом Марью и тем самым «вытеснил» Смонни.

— Это полная ерунда, и здесь нет никакой логики, — сказал ей Глава Дома Фратано.

— Вовсе нет! — заявила Спанчетта, выставив вперед грудь и сверкая глазами. Она сделала шаг в сторону Фратано, и тому пришлось на шаг отступить. — Все эти волнения просто не дали бедной девочке никакой возможности сосредоточиться на учебе! Все это время она была совершенно больной!

— И все же здесь нет никакой вины Шарда. Ты проделала то же самое, когда женилась на Миллисе. Насколько я помню, он тоже не из нашего Дома, а был внештатником в Доме Лаверти.

На это Спанчетта сумела только проворчать:

— Это совершенно другое дело. Миллис был один из нас, а не заявился сюда Бог знает откуда!

— Я не могу больше тратить время на такую ерунду, — заявил Фратано и отвернулся.

— Конечно, это не ваша сестра стала жертвой этой проходимки, а моя! — кисло усмехнулась Спанчетта, — Какое вам до этого дело? Вы себя обезопасили! А что касается траты времени, так вас беспокоит только то, чтобы успеть поспать после обеда. Но сегодня вам это не удастся. Смонни придет к вам для разговора.

Фратано, которого никак нельзя было отнести к твердым людям, только тяжело вздохнул.

— Я не могу поговорить с ней прямо сейчас. Но я сделаю для нее особое исключение. Она получит месяц на то, чтобы пересдать экзамены. Большего я сделать не могу. Если она и в этот раз провалит экзамены, то покинет Дом.

Такое решение совершенно не устроило Смонни. Она тут же начала причитать:

— Как я могу за один месяц вызубрить пятилетнюю программу?

— Ты должна сделать все возможное, — огрызнулась Спанчетта. — Подозреваю, что экзамены будут простой формальностью, Фратано намекнул мне на это. Но и ты должна хоть что-то выучить! И начинай заниматься немедленно!

Но Смонни свято уверовала в слова сестры и понадеялась на снисхождение Фратано. К ее разочарованию, экзамены оказались самыми обычными, а вовсе не формальными. Ее оценки оказались еще хуже, и теперь ей уже нельзя было ничем помочь. Исключение из Дома Клаттуков оказалось длительным процессом, кульминацией которого стал «Домашний ужин», где Смонни должна была произнести прощальную речь. Она начала с саркастических извинений, потом перешла к громогласному раскрытию непристойных секретов и закончила истерическим припадком с криками и визгом. В конце концов Фратано приказал лакеям силой вывести ее из зала. Смонни вскочила на стол и стала бегать по нему из конца в конец, преследуемая ошеломленными лакеями, которые наконец сумели схватить ее.

Смонни уехала на Соум, где несколько месяцев работала на фабрике по консервированию сардин, затем, согласно заявлению Спанчетты, присоединилась к какой-то аскетической религиозной группе и бесследно исчезла в никому неизвестном направлении. В положенное время Марья родила Глауена. А тремя годами позже она утонула в лагуне, в то время как два йипи стояли неподалеку на берегу. Когда их спросили, почему они не спасли ее, один из них ответил:

— Мы не следили за ней.

— Это нас не касалось, — ответил другой.

Шард об этом никогда не говорил, а Глауен вопросов по этому поводу не задавал. Шард никогда не заикался о том, чтобы жениться повторно, хотя многие женщины клали на него глаз. Это был спокойный мужчина, худощавый, но крепкий и сильный. У него были короткие подернутые сединой жесткие волосы и узкие небесно-голубые глаза.

В день рождения Глауена Шард сразу же после завтрака уехал в Бюро В по срочному делу. Глауен продолжал сидеть за столом, наблюдая, как два лакея йипи наводят порядок в комнате. Он гадал, что скрывается за этими улыбчивыми лицами? Что значат эти быстрые косые взгляды? Насмешку и презрение? Обычное любопытство? Интересно было бы научиться понимать быстрый насыщенный гласными язык йипи, подумал он.

Наконец Глауен поднялся из-за стола. Он вышел из Дома Клаттуков и побрел в сторону лагуны к череде небольших прудов, которые питались водами реки Ван. Вдоль берегов лагуны росли черный бамбук, плакучая ива, тополя, красно-зеленый терн. Утро было свежим и солнечным, в воздухе уже пахло осенью. Через несколько недель Глауен начнет свои занятия в Лицее. Молодой человек подошел к доку Клаттуков: прямоугольному строению с выгнутой крышей из зеленого и синего стекла, держащейся на черных металлических колоннах — отчаянная попытка переплюнуть другие пять Домов.

В доке стояли два плоскодонных ялика, маленький шлюп длинной полсотни метров, и небольшой двухмачтовый корабль длиной в сотню метров для отдаленных водных прогулок.

Док был одним из любимых мест отдыха Глауена. Здесь он почти всегда мог найти одиночество, а сегодня он желал этого больше всего на свете, так как хотел успокоиться перед предстоящим испытанием на «Домашнем ужине».

— Ты просто придешь пообедать со своими родственниками, — говорил ему отец. — Через несколько секунд после твоего появления, они забудут про тебя и займутся своими пересудами и интрижками. К концу обеда Фратано объявит тебя кандидатом и зачитает твой ИС, который, как я догадываюсь, будет вполне удовлетворительным, где-то порядка 24, в худшем случае 25, что тоже не так уж и плохо, если учитывать скрипящие суставы и седые волосы, присутствующие на обеде.

— И это все?

— Более-менее. Если кто-то удосужится заговорить с тобой, отвечай вежливо, если же разговорчивых не найдется, ты можешь отобедать не говоря ни слова, и это будет самое мудрое.

Глауен сел на скамейку, взглянул на лагуну и стал наблюдать за игрой света и теней на поверхности воды.

— В конце концов завтра все будет уже позади, — подумал он. — И все же если мой ИС окажется на несколько пунктов ниже, чем я предполагаю, было бы очень неплохо.

Его мысли прервал скрип гравия. В доке появилась грузная фигура. Глауен тяжело вздохнул. Это был человек, которого он меньше всего хотел бы сейчас видеть — Арлес. Арлес был на два года старше его, выше на голову и тяжелее на добрую дюжину килограммов. Лицо его было большим и плоским, с вздернутым носом и пухлым тяжелым ртом. Сейчас его темные кудри закрывала изящная кепочка с косым козырьком.

В восемнадцать лет с ИС 16 (благодаря прямому родству Спанчетты и Валарта, ее отца, с бывшим Главой Дома Дамианом, отцом нынешнего Главы Дома Фратано) Арлеас был баловнем судьбы. Только серьезный проступок или провал экзаменов в Лицее могли грозить ему неприятностями. Войдя с солнечного света в прохладный полумрак, Арлес замигал глазами. Глауен быстро схватил абразивный брусок, прыгнул на борт шлюпа и занялся зачисткой деревянных частей. Он низко пригнулся, надеясь, что Арлес его не заметит. Держа руки в карманах и оглядываясь по сторонам, Арлес прошел вдоль дока. Наконец он заметил Глауена, остановился и с удивлением уставился на молодого человека.

— Что ты тут делаешь?

— Шкурю доску, — спокойно ответил Глауен, — готовлю ее к тому, чтобы отполировать.

— Я так и подумал, — холодно сказал Арлес. — У меня с глазами пока что все хорошо.

— Тогда займись делом. В кладовке можешь взять еще один брусок.

— Ты это что, серьезно? — фыркнул Арлес. — Да это же занятие для йипи!

— Чего же они тогда этого не делают?

Арлес пожал плечами.

— Пожалуйся Намуру, он их быстро призовет к порядку. А меня в это не впутывай, у меня и без этого хватает чем заняться.

Глауен сосредоточенно продолжал работать, и это вызвало у Арлеса раздражение.

— Иногда, Глауен, ты становишься совершенно непредсказуемым. Ты ничего не забыл?

Глауен прервал свое занятие и задумчиво посмотрел на воду.

— Ничего такого в голову не приходит. Хотя, конечно, если я что-то забыл, то ничего другого и нельзя ожидать.

— Ага! Опять за шуточки! Сегодня же твой день рождения! Ты бы должен сейчас сидеть дома и готовиться к вечерним событиям. Это, если ты, конечно, не хочешь ударить лицом в грязь. У тебя уже есть белые туфли? Если нет, то ты должен опрометью бежать за ними! Это я тебе советую только по доброте душевной.

Глауен бросил на Арлеса косой взгляд и вновь принялся за работу.

— Даже если я вечером заявлюсь на ужин босым, то вряд ли кто-нибудь обратит на это внимание.

— Ха! Дружище, ты не прав! Это первое, на что смотрят девушки!

— Хм… Я не знал.

— Ты еще убедишься в моей правоте. Девушки — это умные маленькие создания: они моментально могут оценить парня! Если у тебя течет из носа, или расстегнута ширинка, или старомодные туфли, — они тут же скажут друг другу: «На этого увальня нечего и время терять!».

— Ценные наблюдения, — заметил Глауен. — Надо будет это запомнить!

Арлес нахмурился. Никогда нельзя было быть уверенным в том, как следует воспринимать замечания Глауена; очень часто они балансировали на грани насмешки. Но на данный момент Глауен казался серьезным и полным уважения. Успокоившись, Арлес продолжил еще с большей важностью, чем раньше:

— Возможно, мне не стоило бы тебе этого говорить, но я удосужился составить руководство по безотказно действующим методам общения с девушками. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду, — Арлес развязно подмигнул Глауену. — Оно основано на женской психологии и каждый раз работает, как магия!

— Любопытно! И как же надо действовать?

— Детали засекречены. На самом деле надо просто определить сигналы, на которые реагирует инстинкт милого создания, после этого следовать советам моего руководства, и так далее.

— И где можно раздобыть это пособие?

— Нигде! Оно доступно только для Дерзких Львов, — Дерзкими Львами именовали себя шесть самых беспутных молодых лоботрясов станции Араминта. — Если это руководство попадет в руки девчонок, то они будут знать, что происходит, и все пойдет насмарку.

— Они и без твоей книги знают, что происходит.

Арлес надул щеки.

— В большинстве случаев это так, но на это мое руководство рекомендует применять тактику неожиданности.

Глауен встал.

— Думаю, мне придется выработать свою собственную тактику, хотя вряд ли она мне пригодится на «Домашнем ужине». Уже потому, что там нет подходящих девушек.

— Шутишь! А как же Фрам и Полли?

— Ну, для меня они уже старенькие.

— Но только не для меня. Я пользуюсь всем, что попадает под руку: и старыми, и молодыми! Ты должен бы принять участие в постановке карнавального представления. В этом году в труппе есть действительно горяченькие образцы, например, Сессили Ведер.

— У меня в этой области нет никаких талантов.

— Да тут ничего и не надо! Мастер Флорест использует твои способности наилучшим образом. У Кеди Вука нет и намека на талант. На самом деле, он вообще полный простофиля. Можно сказать, просто ханжа. А в «Становлении Богов» мы с ним первородные звери. В «Похищении огня» я — сущность воды и глины, и в меня ударяет молния. После этого я быстро опять переодеваю костюм, и мы с Кеди снова мохнатые звери, молящие о просвещении. Но тут Прометей, которого играет Линг Диффин, крадет для людей огонь. Сессили Ведер играет «Птицу вдохновения», она-то и вдохновила меня написать это пособие. Даже этот чурбан Кеди притащился туда только для того, чтобы посмотреть на нее.

Глауен прислонился спиной к гакаборту.

— И ты уже попробовал свое пособие на Сессили?

— Пока что она не дала мне такой возможности. Это пока единственный пробел в моей системе.

— Жаль… Ну ладно, мне надо дальше шкурить.

Арлес уселся на скамейку и стал наблюдать за работой. Через некоторое время он сказал:

— Похоже, ты нашел хороший способ успокаивать свои нервы.

— А чего мне нервничать? Пока что куском хлеба я обеспечен.

Арлес оскалился.

— Ты не улучшишь своего положения, прячась в унынии в этом доке. Твой ИС уже подсчитан, и с этим ничего не поделаешь.

Глауен в ответ только рассмеялся.

— Если бы можно было что-то с этим сделать, то, может быть, я этим бы и занялся.

Улыбка Арлеса потускнела. Неужели нельзя ничем пробить самообладание Глауена? Недаром мать Арлеса Спанчетта считала Глауена самым неприятным ребенком из всех тех, которых она встречала.

Арлес важно заговорил:

— Возможно, ты поступаешь очень мудро! Наслаждайся покоем, пока это еще можно, потому что уже завтра ты будешь кандидатом, которому предстоят пять долгих лет волнений.

Глауен бросил в сторону Арлеса косой насмешливый взгляд, который так раздражал его.

— Тебя что, так уж мучат эти волнения?

— Меня — нет! У меня ИС равный шестнадцати. Я могу и расслабиться.

— Точно так же считала твоя тетка Смонни. У тебя какие отметки в Лицее?

Арлес нахмурился.

— Давай об этом не будем, ладно? Я могу сам позаботиться об этом.

— Как скажешь.

— Именно так и скажу. А что касается предметов, которые не подлежат обсуждению, то я знаю намного больше, чем ты думаешь, — Арлес посмотрел на зеленую с голубым крышу. — На самом деле мне не следовало бы тебе это говорить, но я частным образом случайно узнал твой ИС. Извини, но он не очень-то обнадеживает. Я это говорю тебе только для того, чтобы для тебя это не стало сюрпризом сегодня вечером. Глауен снова бросил быстрый косой взгляд в сторону Арлеса.

— Никто, кроме Фратано, не знает моего ИС, а уж он-то тебе этого не скажет.

Арлес многозначительно усмехнулся.

— Попомни мои слова! Твой номер близок к 30. Я не могу сказать тебе точно, но будем считать, что где-то между 29 и 31.

Наконец-то спокойствие Глауена дало трещину.

— Я тебе не верю! — он вскочил на палубу, — Откуда ты взял такую ерунду? От своей матери?

Арлес внезапно почувствовал, что он слишком распустил язык. И все же он решил продолжить атаку.

— Ты хочешь сказать, что моя мать говорит чепуху?

— Ни ты, ни твоя мать не должны ничего знать о моем ИС.

— А почему бы и нет? Считать мы умеем, а все связи можно найти в записях, хотя в твоем случае точнее сказать, что их нельзя там найти.

Странное замечание, подумал Глауен.

— Что ты этим хочешь сказать?

И снова Арлес почувствовал, что распустил язык.

— Ничего особенного. Правда, ничего особенного.

— Ты сегодня, похоже, набит какими-то странными фантазиями.

— Дерзкие Львы знают, кто чего стоит. Я знаю про такие скандалы, о которых ты даже не подозреваешь! Например, как старая леди почти что силой пыталась затащить к себе в постель Фогеля Лаверти.

— И как далеко она сумела его дотащить?

— Да вообще не сумела! Он же младше меня! А вот тебе другая ситуация: я прямо сейчас могу тебе назвать кое-кого , кто скоро станет матерью, а вот насчет отца там есть большие сомнения.

Глауен отвернулся.

— Если ты пришел выяснить именно этот вопрос, то могу тебя заверить, что я к этому не имею никакого отношения.

— Отличная шутка! — воскликнул Арлес. — Самая остроумная из всего того, что ты сегодня сказал, — он поднялся. — Время уже поджимает. Вместо того, чтобы сидеть и возиться здесь с лодкой, ты бы лучше пошел домой, отполировал свои ногти да потренировался в хороших манерах.

Глауен взглянул на пухлые белые пальцы Арлеса.

— Мои ногти на данный момент почище твоих.

Арлес надулся и сунул руки в карманы.

— Мы с тобой находимся в разных условиях, запомни это! Когда я говорю с тобой, ты должен отвечать: «Да, сэр» или: «Нет, сэр» и все. Так надо себя вести. А если у тебя за столом возникнут сомнения по поводу своих манер, то можешь просто посмотреть на меня.

— Спасибо на добром слове. Но, думаю, я и сам смогу пережить этот торжественный ужин.

— Ну, как хочешь.

Арлес повернулся на каблуках и зашагал к выходу из дока.

Глауен с раздражением смотрел ему вслед. Арлес прошел между двумя статуями, которые обозначали вход в сад Дома Клаттуков, и исчез из поля зрения. Молодой человек погрузился в раздумья. Между 29 и 31? После пяти лет в роли кандидата его ИС может снизиться до 25. А это будет означать положение внештатника и выход из Дома Клаттуков: придется расстаться с отцом, со всеми прелестями местной жизни, расстаться с престижем и прерогативами полноправного сотрудника агентства!

А как же девушки, чье мнение ему так дорого? Эрлин Оффоу, все данные которой предвещают ей карьеру «разрушительницы сердец», или Тисия Вук, хрупкая блондинка, изящная, как левкой, но гордая и надменная, как все Вуки. И, наконец, Сессили Ведер, которая при последних встречах была с ним очень любезна. Если он получит ИС равный 30, то ни одна из них больше и не взглянет в его сторону.

Глауен вышел из дока и зашагал к дому, чувствуя себя одиноким и потерянным.

Войдя в дом, Глауен направился прямо к своим комнатам, которые находились на восточной стороне второго этажа. К своему великому облегчению, он обнаружил, что Шард уже вернулся.

Шард с порога почувствовал взвинченное состояние сына.

— Что-то ты слишком рано начал трястись.

— Арлес мне сказал, что он знает мой ИС, — ответил Глауен, — и что мой ИС лежит между 29 и 31.

Шард поднял брови.

— 31? Да даже и 29? Это просто невозможно. В таком случае ты будешь среди внештатников не успев ничего начать!

— Знаю.

— Наплюй на Арлеса. Он просто хотел тебя завести раньше времени и, кажется, преуспел в этом.

— Он сказал, что слышал это от Спанчетты! И еще он говорил что-то о том, что у меня не хватает каких-то записей!

— Да? — задумался Шард. — Что он этим хотел сказать?

— Не знаю. Я сказал ему, что он не может знать мой ИС, а он ответил, что почему же нет, когда все родословные записи имеются в наличии, или, точнее, в моем случае отсутствуют.

— Ха, — пробормотал Шард. — Теперь я, кажется, начинаю кое-что понимать. Мне просто интересно… — его голос постепенно сошел на нет. Шард встал, подошел к окну и уставился в него. — Очень уж похоже, что к этому делу приложила ручку Спанчетта.

— Разве она может поменять мой номер?

— Вопрос очень интересен. Она работает в бюро А и имеет доступ к компьютеру. И все же она никогда бы не рискнула жульничать с машиной, это государственное преступление. Что бы она ни сделала, если вообще она что-то сделала, это должно бы оставаться в рамках закона.

Глауен удивленно покачал головой.

— Почему она вдруг захотела проделать такую штуку? Какое ей дело до моего номера?

— Мы еще не знаем, правда ли то, что там что-то подправлено, или нет. И даже если там что-то и подправлено, мы не можем сказать, что это сделала Спанчетта. И опять-таки, если за всем этим действительно стоит она, то ответ прост. Она ничего не прощает и ничего не забывает. Я расскажу тебе кое-что, о чем ты, вероятно, еще не знаешь. Давным-давно она вбила себе в голову, что выйдет замуж за меня. И посвятила в свои планы Хозяйку дома и леди Лилиан, тогдашнюю экономку, так что они стали воспринимать все это всерьез, даже не удосужившись поинтересоваться моим мнением. Однажды вечером мы играли в эпенг. Спанчетта тоже была во дворе, орала «Судью на мыло!», восторженно верещала, когда давали свечку, и так далее. «Да, похоже, тебе женитьба спокойной жизни не принесет» — крикнул мне Вильмор Ведер. «Я и не собираюсь жениться. Где это ты набрался такой ерунды?» — сказал я. «Да все только об этом и говорят. Куда ни придешь, только это и слышишь», — ответил он. «Посвятил бы хоть кто-нибудь меня в этот секрет», — сказал я. — «И кто же эта счастливая женщина?» — «Конечно же, Спанчетта. Я слышал это от Карлотты». — «Карлотта просто чешет язык. Я не собираюсь жениться на Спанчетте! Ни сегодня, ни завтра, ни на будущий год, ни даже при втором пришествии Пулиуса Файштерснапа. Короче, никогда и ни за что. Я ясно выразился?» «Мне-то все ясно, — сказал Вильмор. — Теперь тебе только осталось убедить в этом Спанчетту, которая стоит как раз у тебя за спиной». Я оглянулся и увидел Спанчетту, которая прямо-таки прожигала меня глазами. Все засмеялись, а она попробовала убить меня битой для игры, что вызвало еще больший смех.

Через год она назло всем женилась на бедняге Миллисе и связалась с Намуром. Но мне она ничего так и не простила. А еще через год я в Сарсенополисе на Альфекке 9 женился на твоей матери. Когда мы вернулись на станцию Араминта, с нами случалось много неприятных неожиданностей. Марья не обращала на них внимания, да и я тоже. А потом родился ты, и тебя Спанчетта возненавидела в три раза больше, и из-за меня, и из-за Марьи, и из-за того, что в тебе было все, чего не хватало ее Арлесу. А сейчас, вполне возможно, ей подвернулся случай излить все свои чувства.

— В это трудно поверить, — покачал головой Глауен.

— Спанчетта странная женщина. Подожди здесь. Я пойду наведу кое-какие справки.

2

Шард направился прямиком в офисы Бюро В в Новом Агентстве. Должность капитана Полиции, которую он занимал, давала свои преимущества.Время поджимало, через два часа должен был начаться «Домашний ужин». Шард вернулся в Дом Клаттуков и сразу же направился в красивые апартаменты с высокими потолками, который занимал Глава Дома Фратано. Когда Шард входил в приемный зал, он наткнулся на выходящую из внутренних покоев Спанчетту. Оба на короткое время остановились, одновременно подумав о том, что встретили здесь человека, которого меньше всего хотели бы видеть.

— Что ты здесь делаешь? — довольно резко спросила Спанчетта.

— То же самое я мог бы спросить и у тебя, — ответил Шард. — Вообще-то на самом деле я иду к Фратано по делам Агентства.

— Уже поздно. Фратано одевается к ужину, — Спанчетта оглядела Шарда с ног до головы. — Ты явишься на ужин в этом костюме? Ты неисправимо небрежен, когда дело касается условностей.

— Я не стану ни соглашаться, ни отрицать этого, — усмехнулся Шард — . К моменту, когда подадут суп, я буду на месте! А сейчас у меня срочное дело к Фратано, извини.

Спанчетта неохотно уступила ему дорогу.

— Фратано занят своим гардеробом, и ему не понравиться, что его отрывают. Если хочешь, то я могу доставить ему твое сообщение.

— Я должен сам проследить за этим.

Шард сделал шаг вперед и задержал дыхание, так как от Спанчетты исходил резкий неприятный запах косметики и пота. Он вошел в личные покои Фратано и аккуратно закрыл дверь перед самым носом Спанчетты.

Фратано в свободном домашнем халате сидел в кресле, вытянув одну ногу и положив ее на подушечку, лежащую на стуле, в то время как служанка йипи массировала ему голень. Он взглянул на вошедшего и вопросительно нахмурился.

— Что у тебя еще, Шард? Ты не мог бы придти в более подходящее время?

— Как ты скоро поймешь, более подходящего времени уже не будет. Отошли служанку, у меня к тебе личный разговор.

Фратано раздраженно прищелкнул языком.

— Это что, действительно так важно? Пазу совершенно не интересует то, о чем мы говорим.

— Возможно, это и так, но я заметил, что Намур знает все обо всех. Мне к этому надо что-то добавлять? Девочка, выйди, пожалуйста, и закрой за собой дверь.

Бросив взгляд в сторону Фратано, девушка поднялась. Она взяла свои горшочки с мазями и, одарив Шарда холодной легкой улыбкой, удалилась.

— Ну, что теперь, — проворчал Фратано, — что у тебя стряслось такого, чтобы можно было прервать мой массаж?

— Сегодня Глауену исполняется шестнадцать лет, и он переходит в разряд кандидатов.

Фратано внезапно задумчиво замигал.

— Ну и что из этого?

— Тебе сообщили его ИС?

— Да, конечно, — Фратано откашлялся и прочистил горло. — И, опять-таки… что здесь такого?

— Его тебе принесла Спанчетта?

— Это не имеет значения, его бы принесли так или иначе. Он должен был поступить ко мне из бюро А. Обычно их приносит леди Леута, а сегодня это была Спанчетта. ИС от этого не изменится.

— Спанчетта приносила раньше тебе ИС?

— Нет. Но скажи же мне наконец, что у тебя на уме?

— Думаю, ты и так знаешь. Ты видел этот номер?

— Конечно. А почему бы и нет?

— И какой же это номер?

Фратано попробовал собраться.

— Я не могу тебе этого сказать! ИС является конфиденциальной информацией!

— Только не в том случае, если Бюро В считает, что это его касается.

Фратано выпрямился на стуле.

— Почему Бюро В вмешивается в дела Дома? Я настаиваю на том, чтобы ты мне объяснил, что происходит!

— Я расследую случай, который, возможно, является преступным сговором.

— Не пойму, о чем ты говоришь.

— Когда Спанчетта заявляет, что она знает ИС Глауена, а Арлес сообщает об этом Глауену, это уже нарушение правил. Но если при этом еще и замешан Глава Дома, то тут уже возникает вопрос о преступном сговоре.

Фратано резко вскрикнул.

— Что ты такое несешь! Я ни в чем не виноват!

— Где этот ИС?

Фратано указал на сложенный желтый листок, лежащий на боковом столике.

— Номер там. Это официальная компьютерная распечатка.

Шард взял бумажку и заглянул в нее.

— 30? Ты этот номер видел?

— Естественно, видел.

— Ты собираешься зачитать его на «Домашнем Ужине»?

Вытянутое лицо Фратано осунулось еще больше.

— Вообще-то, мне показалось, номер слишком велик.

Шард язвительно усмехнулся.

— Велик, говоришь. А какой, ты думаешь, номер должен быть у Глауена?

— Ну, я думал, что-нибудь около 24. И все же… — Фратано ткнул пальцем в сторону желтого листка, — я не могу спорить с компьютером.

Шард оскалился, это была кривая зловещая гримаса, во время которой были видны кончики его зубов.

— Фратано, я только что пришел из Бюро А. Компьютер работает со своей обычной точностью. Но все зависит от той информации, которая в него закладывается. Ты со мной в этом согласен?

— Да, это, конечно, так.

— Сегодня утром, воспользовавшись своим правом, я просмотрел введенную в компьютер информацию. И, знаешь, кто-то подделал записи. Подделал так, что Глауен стал выглядеть незаконнорожденным.

Фратано снова прочистил горло.

— Сказать по правде, слухи об этом ходят уже давно.

— Я что-то об этом не слышал.

— Говорили, что твой брак с Марьей был незаконным, а значит недействительным. Отсюда и недействительность некоторых записей в генеалогической таблице.

— Это каким образом мой брак может быть незаконным? Я могу тебе в любой момент показать мой брачный сертификат. Если хочешь, я сделаю это прямо сейчас.

— Брак считается недействительным, так как Марья, когда выходила за тебя замуж, уже была замужем и не потрудилась оформить развод соответствующим образом. Естественно, я не обращал никакого внимания на все эти сплетни. Но, к несчастью, они оказались правдой…

— И это все тебе рассказала Спанчетта? Это она является источником так называемых слухов?

— Действительно, этот вопрос как-то поднимался в нашей с ней беседе.

— И ты согласился с ее заявлением, даже не удосужившись обратиться ко мне?

— Факты говорят сами за себя! — проскулил Фратано. — Во время своей туристической поездки она зарегистрировалась как «мадам» Марья Чиассальво.

Шард кивнул головой.

— Бюро В вполне может возбудить против тебя дело либо по поводу «преступного сговора», либо — «преступной некомпетентности».

У Фратано дернулась челюсть, а глаза стали большими и влажными.

— Милый мой Шард! Ты же меня прекрасно знаешь!

— Тогда почему ты без единого звука протеста принял от Спанчетты подложную распечатку? Я могу рассматривать это только как преступление! Ты прекрасно знаешь Спанчетту и ее норов! И позволил превратить себя в послушный инструмент в ее руках! За все надо нести ответственность!

— Спанчетта бывает иногда очень настойчивой, — пробормотал Фратано.

— Для того, чтобы проверить эти факты, тебе было достаточно позвонить мне по телефону. Семья Марьи исповедовала популярную на Альфекке 9 религию, которую там называют Завораживающее Откровение. Дети входят в религиозную общину в возрасте десяти лет, и в этот момент заключается их фиктивный брак с их святым покровителем. У Марьи святым покровителем был Чиассальво, Бриллиант Королей Мира сего. Этот брак является простой религиозной формальностью, где роль одной половины играет святой покровитель. Все это отмечено в брачном сертификате, который ты бы мог посмотреть в любой момент, как только возник этот вопрос. Так что мой брак, несмотря на все Спанчеттины злопыхательства, так же законен, как и твой. Как она осмелилась пойти на такую подделку, я просто не могу понять.

— Ух! — подавленно проворчал Фратано. — Эта Спанчетта и ее интриги когда-нибудь сведут меня с ума! Мне очень повезло, что ты вовремя сумел увидеть эту ошибку.

— Только не надо использовать слово «ошибка». В данном случае налицо злой умысел!

— Ну, ладно, Спанчетта очень чувствительная женщина. Когда-то у нее были причины поверить… Но это не важно. Очень печальная история. И что же мы будем делать?

— Ты умеешь считать, я тоже это умею. А вот генеалогическое дерево Клаттуков. Глауен явно стоит выше Декстера и ниже Трайна. Таким образом, его ИС тянет на 24. Полагаю, ты узаконишь этот номер своим указом, что является твоей привилегией, а здесь и обязанностью.

Фратано внимательно рассматривал дерево. Он что-то посчитал при помощи своих длинных белых пальцев.

— Возможно, Трайн мог бы выиграть одно или два очка за счет положения тетки его матери в Доме Ведеров.

— То же можно сказать про Глауена. Эльзабетта, старшая сестра его бабки, находится на вершине дерева Вуков, и он также может указать в числе своих предков леди Волтроп из Дома Диффинов. И не забывай, Трайн на восемь лет младше Глауена! В этом возрасте ему 24 еще не нужно.

— Твоя правда, — согласился Фратано, бросив косой взгляд в сторону Шарда. — И больше не будет никаких разговоров о «преступном сговоре»… Я думаю, это с самого начала была просто неудачная шутка?

Шард мрачно кивнул.

— Пусть будет так.

— Очень хорошо. Здравый смысл нам подсказывает цифру 24, так что будем считать, что именно ее и выдал компьютер, — Фратано взял желтый листок и ручкой переправил «30» на «24». — Теперь все улажено, и я могу одеваться?

Уже у дверей Шард бросил через плечо:

— Полагаю, ты запрешь входную дверь после моего ухода. Иначе, ты опять завязнешь со Спанчеттой.

Фратано неохотно кивнул.

— В своем отделе я могу и сам уладить свои дела. Гюнтер? Гюнтер! Где тебя черти носят! ?

Лакей вошел в комнату.

— Да, сэр?

— Закрой за сэром Шардом дверь на два замка. Никого не пускать и не принимать никаких сообщений. Ясно?

— Так точно, сэр.

3

Когда они уже были готовы выйти из квартиры, Шард в последний раз придирчиво осмотрел Глауена. Он коротко кивнул головой, и в этом жесте скрывалось намного больше гордости, чем это прозвучало в его словах:

— Можно уверенно сказать, что в твоем внешнем виде никто не найдет изъяна. На этот счет можешь быть спокоен.

— Хм. По крайней мере, Арлес уже высказал замечание по поводу моих туфель.

— Это же Арлес! — хмыкнул Шард. — Больше никто дважды в твою сторону не посмотрит, если, конечно, ты не сделаешь какой-нибудь финт ушами.

— Я не собираюсь допускать каких-либо финтов ушами, — с достоинством ответил Глауен. — Не в моих правилах так отмечать день рожденья.

— Звучит обдуманно! Полагаю, ты не собираешься ни с кем разговаривать, пока кто-нибудь не обратиться именно к тебе. Да и в этом случае отвечай вежливо, но кратко, и очень скоро все решат, что ты великолепный собеседник.

— В таком случае меня скорее примут за грубого невежу, — проворчал Глауен. — Но я послежу за своим языком.

На лице Шарда опять появилась легкая усмешка.

— Пошли. Пора спускаться.

Они спустились по лестнице, пересекли приемный зал и вошли в главную галерею: двое стройных подтянутых мужчин, в манерах которых просматривались внутреннее благородство и тщательно сдержанная сила. Глауен был на голову ниже отца и несколько уже в плечах. На его губах часто играла безмятежная мечтательная улыбка, которая приводила девушек в необъяснимое смятение.

Отец и сын прошли в обеденный зал. Их родичи уже сидели на стульях с высокими прямыми спинками, болтали, смеялись и пили великолепный Багнольд из винных погребов Клаттуков или, чаще, более крепкий и сладкий Розовый Индесенс, изобретенный виноделами Вуков. Вдоль стен стояли лакеи йипи, облаченные в ливреи серого и оранжевого цветов, лица у них были напудрены, а волосы скрывали парики из серебряных волокон.

— Ты будешь сидеть вон там, — указал Шард на другую сторону стола, — рядом со своей теткой Клотильдой, я буду сидеть рядом с другой стороны. Иди вперед.

Глауен одернул пиджак, расправил плечи и вошел в обеденный зал. Легкомысленные высказывания повисли в воздухе; смешки и хихиканье сменились тишиной; все головы повернулись к вошедшим. Не глядя по сторонам, Глауен, сопровождаемый Шардом, обошел стол. Раздались перешептывания и бормотания; слухи о ИС юноши, уже распространились в семье. Сейчас все ждали того момента, когда сообщение Фратано перевернет жизнь Глауена, и все исподтишка наблюдали за будущей жертвой. На губах у Шарда играла легкая улыбка.

Глауен и Шард подошли к своим местам. Двое лакеев сразу же отодвинули их стулья и тут же придвинули обратно, как только прибывшие заняли свои места. Компания возобновила свое прежнее занятие; все стало как прежде, Глауена полностью игнорировали, ему это даже показалось несколько оскорбительным. Как никак, обед был устроен в честь его личного Дня рожденья. Он надменно оглядел сидящих за столом, но никто этого не заметил. В конце концов, может быть, какая-нибудь экстравагантная и великолепная вульгарность и пошла бы ему на пользу?

Но Глауен отбросил эту идею, его не настолько уж сильно волновало отсутствие внимания, да и отца смутило бы такое его поведение. Он начал разглядывать собравшихся: его дяди, тети, братья и сестры разных степеней родства, но все имеющие единого далекого предка. Все были в прекрасных одеждах с модными украшениями и, казалось, наслаждались происходящим. На дамах были платья из яркой материи, украшенные перьями, многие одели свои драгоценности: александриты, изумруды, рубины и бриллианты, топазы и алые турмалины с копий Деукаса, сфанктониты с мертвых звезд и кристаллы Девы, которые добывались в одном-единственном месте Сферы Гаеана.

На мужчинах были пиджаки и брюки контрастных цветов: темно-коричневый и голубой, бордовый и салатный или черный и горчичный. Среди галантной молодежи в ходу были белые туфли, пряжки из серебряной сетки с торчащими для пущего эффекта такими же серебряными зубцами. Среди последних был и Арлес, который сидел рядом со Спанчеттой через шесть мест от Глауена.

Энергичность и живость Спанчетты можно было не упоминать. Точно так же можно бы было ничего не говорить о ее замечательной шевелюре цвета воронова крыла. Расположенные близко к переносице сверкающие глаза только подчеркивали румянец на ее щеках. Сегодня на ней было ярко-красное платье с глубоким вырезом. Спанчетта бросила в сторону Глауена единственный взгляд, затем, легонько фыркнув, отвернулась и больше уже в его сторону не смотрела. С другой стороны рядом со Спанчеттой сидел Миллис, ее кроткий и застенчивый муж, единственной отличительной особенностью которого были большие висячие усы. На данный момент он был озадачен тем, чтобы, прикладываясь к стакану с вином, не замочить свое главное украшение.

Фратано стоял рядом с боковым столиком, предназначенном для Клаттуков, вышедших в отставку, и вежливо разговаривал со своим отцом Дамианом, бывшим Главой Дома, которому теперь было уже за девяносто. Сходство между этими двумя мужчинами было поразительным; оба были худые, бледные, у обоих высокий лоб, длинный нос, верхняя губа и подбородок.

Стол был почти полон. Пока что еще не подошли только Гарстен и Джалулия, дед и бабка Глауена. Лакей налил Глауену и Шарду вина, Зеленый Цоквель и Римбаудию, и то и другое изготовлялось виноделами Дома Клаттуков и на прошлогодней Парильи получило приз. Глауен отпил большой глоток Цоквеля, что удивило и несколько встревожило Шарда.

— Вино крепкое! Чуть больше нужного — и ты захрапишь прямо за столом, опустив волосы в суп.

— Я буду осторожен.

Глауен сел поудобнее и одернул свой новый пиджак, который казался ему слишком тесным, в то время как брюки не только обтягивали его икры, но и врезались в промежность. «Такова плата за модничанье», — подумал он, стараясь заставить себя сидеть спокойно, положа руки на колени. Арлес наклонил голову и высокомерно ему улыбнулся. Минуты тянулись очень медленно. Фратано продолжал беседовать с Дамианом. Гарстен и Джалулия так и не показывались. Глауен вздохнул. Неужели обед никогда не начнется? Он осмотрел стол. Казалось, никогда еще его нервы не были так напряжены, а чувства так обострены! Он принялся изучать лица своих родственников. Все они были незнакомцами. Замечательно! Это было так, словно подняли занавес, пусть даже на короткое мгновение, но при этом открылась правда, которая должна была быть скрытой от посторонних глаз… Глауен вздохнул и поднял глаза к потолку. Излишний и бесполезный жест. Конечно, все это была просто дурость. Он еще раз пригубил вино. Шард не стал делать никаких замечаний.

Разговоры то становились громче, то вдруг почти совершенно стихали, как будто все одновременно умолкали для того, чтобы подобрать нужное слово. Время давно уже перевалило за полдень, Лучи Сирены проникали сквозь высокие окна и, отражаясь от высокого потолка и белых стен, зайчиками играли на скатерти, сверкали на стекле и серебре.

Наконец в зал вошли Гарстен и Джалулия. Они задержались около Глауена, и Гарстен положил ему руку на плечо.

— Сегодня — великое событие, да? Я хорошо помню свое собственное шестнадцатилетие! Сейчас кажется, как давно это было! Но я все равно помню, сколько мне это стоило нервов! Даже несмотря на то, что я был рожден среди сливок общества, я все равно очень боялся, что меня пошлют на другой конец Сферы в какую-нибудь холодную и темную провинцию. Но Безумный пес прокашлял 19, и я был принят в агентство. Мне повезло, да и тебе тоже, да? Иначе и ты бы сейчас склонялся над тарелкой бобов в каком-нибудь холодном отдаленном мире, где вокруг тебя по грязи шлепают разные кровопийцы, воют аборигены, а какие-нибудь орлы опустошают твои стада.

— Что ты несешь какую-то ерунду! — проворчала Джалулия. — Если бы ты вылетел из агентства, то мы бы никогда не встретились и Глауена просто не могло бы здесь быть.

— Я то же самое и говорю! Ну что ж, нам только остается надеяться, что Безумный пес будет к тебе справедлив.

— Я тоже на это надеюсь, — сказал Глауен.

Гарстен и Джалулия прошли на свои места. Фратано подошел к своему стулу, взял бумажку, лежащую у него рядом с тарелкой, прочитал ее, после чего оглядел лица, собравшиеся за столом.

— А, Глауен, вот ты где! Сегодня ты удостоен чести быть принятым в кандидаты! Перед тобой открываются широкие возможности на жизненном пути! Я уверен, что твои прилежание и чувство долга очень скоро приведут тебя к достойной жизни, независимо от того, где будет проходить твоя жизнь, здесь в качестве агента Заповедника, или где-то еще. Я уверен, что тебя ждет хорошая и достойная карьера!

Глауен слушал, чувствуя при этом напряжение во всех, устремленных на Фратано глазах.

— Я не буду сегодня вдаваться в долгие нравоучения, — продолжил Фратано. — Если тебе потребуется помощь или добрый совет, ты всегда можешь сам обратиться ко мне и непременно получишь и то, и другое. Такова моя обязанность по отношению к любому члену Дома Клаттуков, от самого первого до самого последнего.

Ну, а теперь перейдем к главному. Я не вижу смысла в том, чтобы испытывать ваши нервы. У меня здесь лежит твой ИС, — Фратано взял бумажку, откинул голову и посмотрел на нее вдоль своего носа. — Официально объявляю, что твой номер, — он поднял голову и осмотрел внимательные лица вокруг стола, — «24».

Спанчетта сдавленно вскрикнула, но быстро справилась с собой. Арлес сначала удивленно уставился на Глауена, затем посмотрел на свою мать, которая подалась вперед и, нахмурившись, уставилась в свой бокал с вином. Теперь ожидалось, что несколько слов произнесет Глауен. Он поднялся и вежливо поклонился в сторону Фратано. Его голос слегка дрожал, но никто, кроме Шарда, этого не заметил.

— Спасибо за ваши добрые пожелания. Я приложу все свои силы для того, чтобы быть хорошим агентом Заповедника и не уронить честь Дома Клаттуков.

— Ты уже выбрал, где собираешься работать? — спросил Фратано.

— Меня уже приняли в бюро В.

— Достойный выбор! Если мы хотим удержать земли Мармиона свободными от йипи, то нам нужны исполнительные и бдительные патрульные.

На губах лакеев йипи при этих словах Фратано появилась легкая улыбка, но никакой другой реакции не было заметно.

Под взрыв аплодисментов Глауен сел на свое место и лакеи начали подавать обед. Разговор опять вернулся к общим темам, все начали уверять, что ни на одну минуту не верили тем диким слухам, которые ходили в отношении Глауена, и что это с самого начала было полной чепухой. В сторону Спанчетты кидали косые взгляды, но та сначала сидела словно каменная, а потом вдруг, как будто по какому-то таинственному сигналу, оживилась и принялась болтать с четырьмя соседями одновременно.

Теперь, когда на Глауена никто уже не смотрел, как на парию, его двоюродная бабка Клотильда, высокая шумная женщина среднего возраста, решила с ним заговорить. Она была завзятой поклонницей игры в эпенг и считала себя большим знатоком в этой области, теперь она высказала некоторые свои соображения по этому вопросу Глауену.

Помня совет Шарда, Глауен постарался не проявить никакого вольнодумства, и позже Клотильда в разговоре со своими подружками отметила его ум. Кульминацией ужина был праздничный торт из мороженого с фруктами. Вся компания выпила ритуальный, хотя и довольно формальный, тост за Глауена, после чего Фратано встал со своего места и ужин закончился. Многие, выходя из зала, останавливались перед Глауеном и желали ему удачи. С другого конца зала к нему вразвалочку подошел Арлес.

— Хороший номер! — заявил он. — Учитывая все обстоятельства, номер вполне подходящий. Как ты знаешь, я считал, что он будет немного выше, но очень рад, что все закончилось благополучно. Однако не надо расслабляться! 24 — еще не гарантирует вступления в Дом.

— Я знаю.

Шард взял Глауена за руку, и они направились к своим комнатам, где Глауен тут же бросился в свою спальню и переоделся в свои обычные одежды. Когда он вернулся в гостиную, Шард стоял около окна и разглядывал лежащий перед ним ландшафт. Он повернулся и указал на стул.

— Сядь. У меня есть к тебе важный разговор.

Глауен, гадая что бы это могло значить, медленно сел на стул. Шард принес бутылку свежего легкого вина, известного под названием Квиритаво, и наполнил два бокала. Он заметил выражение лица Шарда и улыбнулся.

— Успокойся! У меня нет никаких ужасных секретов, которыми я бы должен был поделиться с тобой в день твоего шестнадцатилетия, просто я хочу дать тебе несколько предупреждений, назовем их практическими советами.

— Это касается Спанчетты?

— Совершенно верно. Она была унижена, и все над ней посмеялись. А сейчас она в ярости и мечется, как дикий зверь в клетке.

— Если бы Арлес был поумнее, — задумчиво сказал Глауен, — он бы вылез из своей берлоги и спрятался под столом.

— А если бы он был по-настоящему умен, то не распускал бы свой язык так, чтобы мы могли поймать его мать за руку.

— Это было противозаконно?

— В принципе — да. Но если бы мы возбудили против нее дело, то она бы сказала, что это была всего лишь ошибка, и мы бы никогда не смогли доказать обратное. Но для Спанчетты это уже прошлогодний снег, и, если я не ошибаюсь, она уже придумывает какую-нибудь новую пакость.

— Но это же безумие!

— Безумие или нет, но тебя предупредили , и будь осторожен. Только не надо зацикливаться на этом. Мир из-за Спанчетты не остановится. Тебе сейчас надо думать о Лицее, здесь от тебя потребуется много сил, особенно если учесть, что ты еще будешь работать и в Бюро В.

— А когда я начну ходить в патруль?

— До этого еще далеко. Для начала тебе надо будет получить разрешение на полеты, потом пройти специальную подготовку. Все это, конечно, если не произойдет какое-нибудь чрезвычайное событие.

— Под чрезвычайными событиями ты понимаешь йипи?

— Мы уже не можем избавиться от них. С каждым днем появляется все больше и больше йипи, которым некуда больше идти, как только в Йипи-Таун.

— Так ты действительно думаешь, что они могут вызвать неприятности?

Шард задумался, прежде чем ответить на это замечание.

— Если будут приняты соответствующие решения, и приняты в ближайшем времени, то это совсем не обязательно. Но йиповский Умфау уже начал предпринимать какие-то странные действия, и складывается впечатление, что он знает что-то такое, чего мы еще не знаем.

— Что же такого он может знать, а мы — нет?

— Возможно, ничего, если только у него не было разговора с Людьми мира и справедливости из Штромы.

— Я никогда о таких не слышал.

— Это политическая фракция среди Натуралистов. Перед нами неизбежно встанет выбор: либо сдаться и закрыть заповедник, либо любыми средствами поддерживать существующий порядок.

— Я не вижу особой трудности в этом выборе.

— А Бюро В видит. Мы верим, что рано или поздно, но йипи должны покинуть Атолл Лютвен и будут переправлены во внешний мир. Трудность заключается в том, что наше решение не имеет большой силы. Мы подчиняемся Обществу в Штроме. Таким образом, эта задача стоит перед Обществом и решать ее им.

— В таком случае мне кажется, что они должны ее решить.

— А вот это-то и не просто. В Штроме Общество разделилось на два лагеря. Одна часть поддерживает старые законы и настаивает на насильственной эмиграции йипи, в то время как оппозиция отвергает любые действия, которые могут привести к кровопролитию. Нынешний Хранитель относится ко второй партии, к Людям мира и справедливости, как они себя называют. Но он уходит в отставку, и в Речной дом скоро въедет новый Хранитель.

— А к какой партии относится он?

— Не знаю, — ответил Шард. — Он должен приехать сюда на Парилью, тогда мы узнаем о нем побольше.

Парилья была трехдневным праздником в честь вина Араминты. Она праздновалась каждую осень и считалась кульминацией года.

— Похоже, что йипи будут согласны на переселение, — сказал Глауен, — Йипи-Таун и так уже напоминает переполненный загон.

— Естественно! Но они хотят образовать провинцию Мармион.

Глауен возмущенно хмыкнул.

— Каждый человек на Штроме должен понимать, что если йипи допустить до побережья в Мармионе, то они тут же расползутся по всему Деукасу.

— Ты это скажи Людям мира и справедливости, а не мне. Я это и так понимаю.

4

Долгое лето подходило к концу. Участники карнавального представления вернулась из гастролей по Внешнему Миру. Сбор от турне должен был помочь осуществиться мечте Флореста: реконструкции «Орфея» во имя торжества сценического искусства. Глауен отпраздновал свое шестнадцатилетие и немедленно занялся летной практикой под руководством служащего аэропорта по имени Эустас Чилк, уроженца Старушки Земли.

Уроки, флаер и сам Эустас Чилк со своими рассказами о странных народах далеких миров — вот что сейчас занимало Глауена. Хотя Чилк только что вышел из юношеского возраста, он уже был ветераном сотни авантюр. Он вдоль и поперек изъездил по Сферу Гаеана и выработал жизненную философию, которой охотно делился с Глауеном.

— Бедность вполне приемлема, потому что из нее ведет только один путь, путь наверх. Богатые люди постоянно волнуются о том, чтобы не потерять свое состояние, но мне намного больше нравится волноваться о том, как сколотить первоначальный капитал. К тому же, хотя люди и относятся к тебе лучше, если считают, что ты богат, но они же планируют, как исподтишка съездить тебе по башке и узнать, где ты прячешь свои денежки.

Чилк представлялся, как деревенский парень из Великой Прерии. В его внешности действительно не было ничего аристократического: он был широкоплеч, коренаст, черты его лица были неправильными, кожа грубой и обветренной, но добродушная обаятельная улыбка искупала все. Чилк с таким чувством рассказывал про свой родной дом, про опрятный маленький городок в прерии и про широкие просторы, окружающие его, что Глауен поинтересовался, не собирается ли он вернуться туда обратно.

— Конечно, — ответил Чилк. — Но только после того, как скоплю деньжонок. Когда я уезжал, они называли меня бездельником и бродягой и швыряли мне вслед камни. Я хочу вернуться с победой, так, чтобы передо мной шел и играл оркестр, а девушки, танцуя, устилали мне дорогу лепестками роз, — он пустился в воспоминания о старых временах. — У нас говорят, «все имеет свои корни» и, думаю, правильно говорят. Я не хочу сказать, что во мне много подлости и злости, я просто пошел в своего деда по материнской линии, Сванера. Чилки никогда не уважали Сванеров, потому что те были городскими, а значит никчемными. Про деда Сванера тоже говорили, что он бездельник и бродяга. Он любил иметь дело со старьем: блестящие безделушки, чучела животных, старые книги и документы, окаменелый помет динозавров. У него была коллекция стеклянных глаз, которой он очень гордился. Чилки посмеивались и подшучивали над ним иногда у него за спиной, иногда прямо в глаза. Однако он не доставлял никому хлопот, особенно после того, как продал стеклянный глаз какому-то повернутому коллекционеру за баснословные деньги. Вот тут Чилки прекратили смеяться и сами бросились искать стеклянные глаза.

Дед Сванер был старый лис, в этом можно не сомневаться, и он всегда получал хорошую выгоду из всех своих дел. Чилки в конце концов прекратили придумывать ему клички, чтобы самим не попасть впросак. А я у него был любимчиком. Он подарил мне на День рождения прекрасный «Атлас Сферы Гаеана». Это была огромнейшая книга с меркаторскими картами всех заселенных миров. Как только дед Сванер натыкался на какую-нибудь интересную информацию, касающуюся одного из этих миров, он приклеивал вырезку на обратной стороне карты. Когда мне исполнилось шестнадцать лет, он взял меня на Тамар, в Капелле 9, на борту ракеты Гатевей-лайн. Это было первый раз, когда я увидел внешний мир, и с тех пор я уже никогда не был прежним. Дед Сванер принадлежал к дюжине различных научных обществ, в том числе и Обществу Натуралистов. Я смутно помню, как он мне рассказывал про мир, который расположен в самом конце Хлыста Мирсеи, где организован заповедник для диких животных. Я тогда задумывался, благодарны ли животные за то, что для них делают, и, может быть, в знак благодарности они не едят таких людей, как дед Сванер. Я тогда был просто наивным добрым ребенком. Как ни странно, но вот я здесь, на станции Араминта, и все такой же добрый и наивный.

— А как вы попали сюда?

— Это забавная история, и я еще даже не знаю, к какому разряду ее отнести. В ней есть два или три странных совпадения, которые очень трудно объяснить.

— Как это? Я сам в душе бродяга, и мне это очень интересно.

Чилка позабавило это замечание.

— История эта началась довольно спокойно. Я тогда работал на экскурсионном автобусе в Семи Городах, это в мире Джона Престона.

Чилк рассказал, как он обратил внимание на «толстую белокожую леди в высокой черной шляпе», которая четыре дня подряд садилась в его автобус. В конце концов она завязала с ним разговор, похвалила его манеры и поведение. «Тут нет ничего особенного, просто это часть моей профессии», — скромно ответил Чилк. Леди представилась как мадам Зигони, вдова из Розалии, мира, который находился в конце треугольника Пегаса. Через несколько минут она предложила Чилку пообедать вместе с ней, и тот не видел причин отклонить это приглашение.

Мадам Зигони выбрала шикарный ресторан, где им подали великолепный обед. За обедом она построила разговор так, что Чилк рассказал о своих ранних годах, когда он жил в Великой прерии, а заодно рассказал и историю своей семьи. Постепенно разговор перешел на другую тему и коснулся многих других предметов. Внезапно в каком-то порыве, мадам Зигони призналась Чилку, что она ощущает в себе сильные способности к ясновидению, и что попытка пренебречь этим чуть было не окончилась плачевно как для нее самой, так и для ее состояния.

— Возможно, вы очень удивлены тем интересом, который я к вам проявляю, — сказала она Чилку. — Дело в том, что мне надо нанять управляющего на мое ранчо, и вот этот таинственный внутренний голос настоятельно рекомендует мне вас, как вполне подходящего для этой должности человека.

— Интересно! — воскликнул Чилк. — Вообще-то я деревенский парень, а значит, смыслю в сельском хозяйстве. Надеюсь, что ваш внутренний голос рекомендовал и достаточно высокий оклад.

— Соответственно высокий, — улыбнулась мадам Зигони. — Ранчо Тенистая долина составляет двадцать две тысячи гектаров, на которых работает более сотни работников. Это очень ответственная должность. Я могу предложить жалование в десять тысяч солов в год. Плюс, конечно, дорожные расходы и расходы на проживание.

— Хм, — сказал Чилк. — Похоже, что это довольно важный пост. Соответствующая зарплата должна быть где-то около двадцати тысяч солов в год: менее чем один сол за гектар, что, на мой взгляд, вполне справедливо.

— Зарплата рассчитывается не из этого принципа, — решительно возразила мадам Зигони, — так как не каждый гектар требует большой заботы. Десять тысяч вполне достаточно. Вы будете жить в отдельном бунгало, где достаточно места для всего вашего имущества. Ведь это очень важно, окружить себя какими-нибудь маленькими личными сокровищами, правда?

— Совершенно верно.

— Условия будут вполне подходящими, — настаивала мадам Зигони. — Я лично прослежу за этим.

— И я хотел бы прояснить еще один очень деликатный вопрос, — с горячностью заявил Чилк. — Не бойтесь, что я когда-нибудь стану слишком фамильярным! Никогда!

— Вы очень предусмотрительны! — холодно сказала мадам Зигони. — Мне такое и в голову не приходило.

— Разумно внести ясность в данный вопрос, хотя бы для вашего личного спокойствия. Можете ожидать с моей стороны только уважительного и делового отношения. На самом деле я принял обет безбрачия, к тому же я уже женат. А если уж хотите знать правду, то я несколько, так сказать немощен, поэтому, когда женщины переходят в общении со мной на дружескую ногу, я становлюсь нервным и взбалмошным. Так что в этом отношении можете быть спокойны.

Мадам Зигони так энергично кивнула головой, что ее шляпа чуть не свалилась с головы. Она заметила, что Чилк уставился на ее лоб, и быстренько поправила красновато-коричневые кудри на своей челке.

— То, что вы увидели, всего лишь родимое пятно. Не обращайте на это внимания.

— Пусть будет так. Но это больше похоже на татуировку.

— Не имеет значения, — мадам Зигони тщательно поправила шляпку. — Так, как я понимаю, вы принимаете мое предложение?

— В отношении зарплаты я считаю, что пятнадцать тысяч солов в год будет достойным компромиссом.

— Но это также будет казаться слишком значительной суммой для человека, который не обладает достаточным опытом.

— Да? — поднял брови Чилк. — А что по этому поводу говорит ваш дар ясновидения?

— Он придерживается того же мнения.

— В таком случае, забудем об этом разговоре, — Чилк пожал плечами и встал со своего места. — Спасибо за прекрасный обед и за интересный разговор. А теперь, если позволите…

— Не надо так спешить, — возразила мадам Зигони. — Возможно, это дело можно уладить. Где ваше имущество?

— Это, в основном, та одежда, которая на мне, да еще смена белья, — ответил Чилк. — Я привык путешествовать налегке на тот случай, если мне вдруг придется куда-то срочно перебираться.

— Однако у вас же должны быть какие-то предметы, которые вы унаследовали от своего деда. Мы все это переправим на Розалию, чтобы вы чувствовали себя в полном комфорте.

— Совсем необязательно, — возразил Чилк. — У меня в сарае есть набитое чучело лося, но мне бы не хотелось иметь его в гостиной моего бунгало.

— Меня очень интересуют подобные вещи, — сказала мадам Зигони. — Возможно, нам следует слетать в Большую Прерию и забрать ваше наследство, или я могу сделать это сама.

— Моей семье это не понравится, — заявил Чилк.

— И, однако, мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы забрать то, что принадлежит вам.

— В этом вовсе нет необходимости.

— Ну, это мы еще посмотрим.

Без приключений Чилк добрался до Розалии — маленького обустроенного на скорую руку мирка в самом конце треугольника Пегаса. Липвиллоу, расположенный на берегу Большой Мутной реки, был столицей и космопортом. Чилк провел ночь в Большом Мутном отеле, а наутро его отвезли на ранчо Тенистая долина. Мадам Зигони поселила нового управляющего в маленьком бунгало, расположенном под двумя деревьями голубого перца, и поставила его во главе сотни, рабочих, относящихся к неизвестной расе: золотокожие молодые люди, которых все называли йипи.

— Йипи доставляли только неприятности, я никак не мог заставить их работать. Я пробовал быть с ними и добрым, и жестоким. Я их упрашивал, я им угрожал, я их уговаривал, я их запугивал. А они в ответ только улыбались. Они всегда были готовы поговорить о работе, но постоянно находили уважительные причины, почему эту работу нельзя или не надо делать.

Какое-то время мадам Зигони наблюдала за этим и посмеивалась. Потом она объяснила мне, как надо обращаться с йипи. «Они очень общительные создания и ненавидят одиночество. Возьми одного из них для какой-нибудь работы и скажи ему, что он будет оставаться один, пока не выполнит дневную норму. Он будет завывать и плакать, объяснять, что ему нужна помощь, но чем больше он будет жаловаться, тем быстрее пойдет работа, а если и сделает что-то не так, то заставь его переделать все с самого начала. Ты увидишь, что как только они поймут твою систему, то продемонстрируют, как быстро могут работать. 

Не знаю, зачем ей потребовалось так долго тянуть, чтобы сказать мне это. Во всяком случае, она была очень странной, в этом нет никакого сомнения. Мадам Зигони появлялась на ранчо не часто. Каждый раз, когда она там показывалась, я напоминал ей о моей зарплате, и каждый раз она говорила: «Ах, конечно, у меня это как-то совсем вылетело из головы. Я сама прослежу за этим». Но затем она снова уезжала, а я так и оставался без копейки. Наконец я наладил контакт с йипи и узнал, как мало они получают. Когда я вспоминал об этом и видел их печальные лица, мне становилось стыдно.

Однажды мадам Зигони отсутствовала несколько месяцев. Она вернулась очень возбужденной. Мы с ней вместе обедали в ее большом доме, и тут как гром среди ясного неба она сообщает, что, хорошенько подумав, решила выйти за меня замуж. Мы должны были соединить наши жизни, смешать вместе наши надежды и мечты, объединить собственность и пребывать в супружеском Блаженстве. От такой идеи челюсть у меня отпала, а сам я сидел как пораженный громом. Я уже упоминал, какое впечатление произвела на меня мадам Зигони еще тогда, в Семи Городах. С того момента она не стала более соблазнительной. Она оставалась все такой же высокой и дородной, лицо у нее было все таким же круглым с пухлыми щеками, а ее кожа сохранила цвет соленого сала. Я очень вежливо заметил, что такая идея не совсем согласуется с моими планами, но все же из чистого любопытства поинтересовался суммой ее состояния и тем, будет ли оно переписано на мое имя сразу или только на условиях наследства?

Тут она приняла высокомерный вид и поинтересовалась, а что я внесу в наш союз. Я откровенно признался, что у меня, кроме сарая с разными безделушками и несколькими сотнями чучел животных ничего нет. Ей это не понравилось, но все же она сказала, что сойдет и это. А я сказал, что нет, не совсем. Во-первых, было бы не честно с моей стороны объединять мои странные пожитки с состоянием настоящей леди, а во-вторых, нельзя забывать, что я уже женат на одной леди из Виннипега, а это делает наш брак не только затруднительным, но и немыслимым для честного человека. Мадам Зигони рассердилась и тут же меня уволила, так и не выплатив мне жалование.

Я отправился в город и зашел там в кабачок под названием «У Пули», который находился в конце причала на Большой Мутной реке. Я заказал себе холодного пивка и сел раздумывать, что желать дальше. И как ты думаешь, кого я там встретил? Намура, который только что доставил туда на одно из отдаленных ранчо очередную партию завербованных йипи. Как он мне сказал, это был его частный приработок к основной работе. Я поинтересовался у него, как он умудряется их вербовать, на что он ответил, что в этом нет никаких трудностей, ведь после того, как их контракт закончится, йипи могут получить собственную землю и сами стать фермерами. Я заметил что йипи как рабочие, гроша ломаного не стоят. Но он рассмеялся и сказал, что я просто не умею с ними обращаться. Он воспользовался телефоном, после чего сообщил мне, что мадам Зигони сказала, что я, если хочу, могу вернуться и вновь преступить к своей работе. Намур решил, что идея неплоха, и сказал, что я слишком поторопился уехать в город. На что я ему ответил: «Поезжай, женись на этой леди, чтобы она успокоилась, а после этого можешь приезжать и поговорить со мной о работе». «Ну уж нет», — ответил он, — «но есть еще одна возможность: поехать служащим в аэропорт станции Араминта». «Это, пожалуй, подойдет», — сказал я. — «Я готов». Он предупредил меня, что ничего не может гарантировать, но вакансия была открыта, и он может посодействовать, чтобы она досталась мне. «Но не забывай», — сказал он — «Я в первую очередь бизнесмен, и я потребую что-нибудь взамен». Я сказал, что он может выбирать между красной вазой с двумя ручками и чучелом норки, поедающим чучело мышки. Наконец, Намур сказал, что так или иначе поможет мне с работой, а если случится так, что он попадет на Землю, там он выберет себе что-нибудь из моего наследства. Я сказал, что все это можно будет организовать, если сойдутся концы с концами в отношении моей работы. Он сказал, что мне нечего беспокоиться, так как детали уладятся сами собой.

Как только Чилк прибыл на станцию Араминта, Намур представил его Бюро D, которое принялось с пристрастием экзаменовать Чилка. Чилк заявил, что он великолепно подготовлен для этой должности, и вскоре никто уже не мог доказать обратного и его приняли на условиях испытательного срока. Вскоре всем стало ясно, что Чилк полностью доказал свою квалификацию и с испытательным сроком было благополучно покончено. Однако неблагодарный Чилк немедленно вступил в конфликт со своим благодетелем Намуром. Дело в том, что среди персонала аэропорта числились четыре йипи, которые подметали летное поле, мыли и чистили летательные аппараты, доставляли запасные части со склада, и даже под наблюдением Чилка выполняли некоторые несложные ремонтные работы.

В те времена у Чилка еще не было помощника. Чтобы облегчить себе работу, он тщательно обучал приписанных к нему четырех йипи, и в конце концов довел их до того уровня, что они начали сами интересоваться тем, что делают. Но, не смотря на это, когда закончился их полугодовой срок, Намур отправил их обратно в Йипи-Таун, а на их место прислал Чилку новую четверку.

Чилк яростно запротестовал:

— Что, черт побери, ты делаешь? Думаешь, я тут организовал курсы повышения квалификации? Даже не мечтай об этом!

— Им разрешено находиться здесь только полгода, — холодно заявил Намур. — Таковы правила. Эти правила придумал не я, но я здесь для того, чтобы следить за их выполнением.

— Иногда ты это действительно делаешь, — заметил Чилк, — А вот иногда смотришь в другую сторону. В больнице санитары получают новую карточку каждые полгода и никто по этому поводу ничего не говорит, то же самое происходит в швейных мастерских и среди домашней прислуги. Я не жалуюсь, а хочу добиться здравого смысла. На кой черт мне обучать этих увальней, если ты собираешься отправить их обратно в Йипи-Таун? Насколько я знаю, в Йипи-Тауне нет флаеров. Если ты хочешь обучать йипи для Йипи-Тауна, то сам этим и занимайся.

— Не говори ерунды, Чилк!

— Если я не могу оставить тех, что у меня сейчас, — с вежливым упрямством продолжал Чилк, — то и новых мне не надо. Я как-нибудь разберусь с этим сам.

Намур встал в полный рост. Он медленно повернул голову и ледяным взглядом уставился на Чилка.

— Слушай внимательно, Чилк, так, чтобы между нами больше не было непонимания, — сказал он. — Я тебе приказываю, а ты выполняешь то, что я тебе говорю. В противном случае у тебя будут только две возможности. Одна из них очень простая: ты уходишь в отставку по состоянию здоровья и покидаешь Араминту на первом же корабле.

Широкая улыбка Чилка расползлась еще шире. Он положил свою ладонь на лицо Намура и толкнул того со всей силы так, что Намур спиной врезался в стену.

— Такие разговоры действуют мне на нервы, — сказал Чилк. — Если ты хочешь, чтобы мы остались друзьями, то ты сейчас со всей искренностью попросишь у меня прощения и уйдешь, улыбаясь, тихо закрыв за собой дверь. В противном случае мне придется немножко помять тебе бока.

Хотя в жилах Намура текла кровь Клаттуков и он был не трус, такой поворот событий его несколько озадачил. Наконец он сказал:

— Пойдем выйдем и посмотрим, кто кому намнет бока.

Оба мужчины были примерно одинакового веса. Намур был крепкого телосложения и выше примерно на два пальца. Чилк был пошире в груди и плечах, с длинными руками и тяжелыми кулаками. На глазах у йипи и нескольких мальчишек из Лицея мужчины начали свою эпическую битву, в конце которой Чилк стоял с кривой усмешкой на лице, в то время как Намур сидел, прислонившись к стене.

— Ну, а теперь, — сказал Чилк, — давай посмотрим фактам в лицо. Я не знаю, что тобой двигало, когда ты меня сюда привез. О моем благосостоянии ты не заботился, и не думаю, что тебе так уж нужно то чучело совы, которое я тебе задолжал.

Намур хотел было что-то сказать, но потом передумал и болезненно сморщился.

— Что бы там тобой ни руководило, я здесь, — продолжал Чилк. — Раз уж я здесь благодаря твоим стараниям, я выплачу тебе все, что я за это должен. В остальном мы друг другу ничем не обязаны. Ты занимаешься своей работой, я — своей. А теперь вернемся к исходному. Если ты настаиваешь, я возьму твоих йипи на полугодовой срок! Но использовать их я буду только на самой дурной работе и, в любом случае, обзаведусь своим собственным штатом, как я и хочу.

Намур оттолкнулся от стены.

— К твоему сведению, Хранитель не позволит дальнейшего увеличения числа йипи. Если тебе это не нравится, то отправляйся в Речной домик и намни ему бока, как ты это только что сделал мне.

— Я могу завестись, — засмеялся Чилк, — но разума при этом не теряю. И все же я решу эту проблему.

Намур ушел, больше не сказав ни слова. Отношения между ними с тех пор были вежливыми, но никак не сердечными. Намур больше не пытался командовать Чилком, а Чилк, в свою очередь, больше не жаловался на полугодовой срок пребывания йипи. Бюро D предоставило ему в распоряжение Поррика вне-Доффина, которого тот должен был обучить на роль своего помощника, в то время как йипи занимались только черной работой.

5

С наступлением осени все разговоры стали крутиться вокруг предстоящего праздника вина, Парильи, с его банкетом, маскарадом и весельем. Во время Парильи лица скрывались под масками, и эксцентричное поведение не только разрешалось, но даже поощрялось. Все номера в отелях на Араминте были давно забронированы. Все шесть больших Домов открывали свои гостевые комнаты и готовили официальные залы.

Глауен не принимал деятельного участия в подготовке Парильи. У него не было особых способностей, а античное представление, задуманное мастером Флорестом его совершенно не интересовало. Учеба в Лицее не доставляла ему особых забот, хотя он и продолжал летные тренировки и к концу первой четверти ожидал получить летный сертификат с оценкой «отлично». Арлес получил Срочное уведомление о неудовлетворительной успеваемости.

Методы Глауена были обезоруживающе просты: он делал свою работу методично, быстро и тщательно. Арлес придерживался другой философии. С самого начала он учился через пень колоду, но надеялся, что благодаря умелому манипулированию, обману и на одном порыве, он сможет избежать скучной методичной работы и зубрежки и достичь хороших отметок. Получив Срочное уведомление, Арлес был просто возмущен. Он одним жестом скомкал послание и отбросил его в сторону; таковым было его отношение ко всем этим педагогам! Что они привязались к нему с этими самодовольными посланиями? Чего они этим добиваются? Так или иначе все уладится и он окончит Лицей и поступит в постоянный штат агентства. В худшем случае, он даже может заставить себя поучиться. Или его мать Спанчетта уладит все, сказав, где надо, несколько подходящих слов, хотя вмешивать в это дело Спанчетту было довольно рискованно. Лучше всего не будить спящую собаку.

В конце второго курса, а это было в начале лета, еще до шестнадцатилетия Глауена, Арлес не сдал экзамены и не был переведен на третий курс. Ситуация стала довольно серьезной, и исправить ее Арлес мог только посещением летних занятий и сдачей переэкзаменовки. К несчастью, у Арлеса на это время были совсем другие планы, связанные с труппой мастера Флореста и нарушать их он совершенно не собирался. Почтенный Сонориус Оффоу, директор Лицея, вызвал Арлеса в свой кабинет и поставил все точки над i: если Арлес не сдаст лицейского минимума, то его статус будет уменьшен и он станет внештатником без перспектив, а это значит, что он не получит постоянного статуса сотрудника агентства ни при каких обстоятельствах, в отличие от тех внештатников, которые имеют лицейское образование. Раза два Арлес пытался прервать директора, чтобы высказать собственную точку зрения, но директор заставил его выслушать все до конца, что разозлило Арлеса еще больше.

Наконец Арлес сказал:

— Сэр, я понимаю, что мои отметки должны были бы быть лучше, но, как я пытался вам объяснить, я болел в течение двух четвертей, однако ни один преподаватель не захотел это учесть.

— Очень хорошо. Но дело в том, что экзамены оценивают ваши достижения в учебе, а не состояние вашего здоровья, — он заглянул в личное дело Арлеса. — Как я вижу, вы выбрали для дальнейшей деятельности Бюро D.

— Я собираюсь стать виноделом, — угрюмо сказал Арлес.

— В таком случае я советую вам походить в летнюю школу и сдать весь курс, в противном случае вам придется выращивать виноград на очень отдаленных виноградниках.

— Но я уже приписан на лето к труппе мастера Флореста, — нахмурился Арлес. — Как вы, наверное, знаете, я участник карнавальной труппы.

— Это не имеет никакого значения. Трудно более ясно объяснить сложившуюся ситуацию, но я попробую. Или вы занимаетесь, или не получаете аттестат об окончании.

— Но мы собираемся в тур к внешним мирам, — в отчаянии воскликнул Арлес, — на Соум и на Даунси, и я не хочу это пропустить.

Сонориус Оффоу потер кончиками пальцев свой лоб.

— Можешь ехать. Я свяжусь с твоими родителями и сообщу им о твоих неприятностях.

Арлес вышел из кабинета директора, а через день сумел перехватить официальное уведомление до того, как оно попало в руки Спанчетты. «Ловкость рук», — сказал он сам себе с усмешкой. Если бы его мать прочитала это послание, она вполне бы могла на все лето засадить его дома за учебники. Какая скука! Он непременно хотел попасть на этот тур, хотя бы для того, чтобы не оставить Кеди один на один с девушками. Хотя, говоря по правде, Кеди — дылда с детским лицом особой угрозы в этой области и не представлял.

Итак, Арлес пропустил летние занятия в школе, а вместо этого отправился в тур вместе с карнавальной труппой, когда он вернулся за несколько дней до семнадцатилетия Глауена, летние занятия уже закончились. А когда начались занятия в Лицее, Арлес обнаружил, что он оставлен на второй год. Как это можно было бы получше объяснить его матери? Ответ был прост — лучше всего ничего не объяснять. Вполне возможно, что она этого и не заметит, а там он как-нибудь справится со своими трудностями.

В последний день четверти занятия длились всего полдня, после чего учащихся отпустили. Глауен, Арлес и еще четверо ребят отправились в док рядом с аэропортом, чтобы посмотреть, как прибудет транспорт, доставивший новую партию рабочих на уборку винограда из Йипи-Тауна.

Кроме Глауена и Арлеса там были еще Кеди Вук, Утер Оффоу, Кайпер Лаверти и Клойд Диффин. Кеди, самый старший из них, был аккуратным молодым человеком, со спокойными манерами, с большими круглыми голубыми глазами, с крупными чертами лица и светлой, почти розовой кожей. Он был очень немногословен, очевидно, желая скрыть за этим свою стеснительность.

В основном девушки считали, что Кеди скучноват и немного самодоволен. Сессили Ведер, чье прекрасное личико и живое поведение очаровывали всех, кто с ней встречался, назвала Кеди «потрепанным старым котом». Если он это и слышал, то вида не подал, но ко всеобщему удивлению через неделю присоединился к Дерзким Львам, как будто для того, чтобы продемонстрировать, что он, в конце концов, не такой уж и зануда. Кайпер Лаверти был ровесником Глауена, и представлял полную противоположность Кеди. Он был нахальным, шумным, активным, всегда готовым на любые безобразия. Утер Оффоу, довольно странный молодой человек, почти ровесник Кеди, в Лицее отличался аккуратной и прилежной учебой, но в жизни демонстрировал удивительную способность перевернуть все с ног на голову. Его волосы — ежик соломенного цвета — росли назад, начиная от верхнего края лба, который, казалось, плавно переходил в нос. Он тоже принадлежал к Дерзким Львам. У Клойда Диффина, еще одного Дерзкого Льва, было спокойное непроницаемое лицо. Он был сильным и коренастым, с темными волосами, крупным горбатым носом и тяжелым подбородком. И хотя он иногда выдвигал и собственные идеи, считалось, что он обычно идет на поводу у других.

Шестеро молодых людей шли по Прибрежной дороге по направлению к доку, где должен был разгружаться транспорт, доставивший с Атолла Лютвен йипи. Около ворот дока стоял Намур, координатор рабочей силы, высокий привлекательный мужчина с блестящими седыми волосами. Намур, внештатник из Дома Клаттуков, объездил Сферу вдоль и поперек, он знал, и хорошие и плохие времена, ввязывался в сотни различных предприятий и афер, большинство из которых отказывался обсуждать. Он уверял, что видел и делал все, что того стоит. Намур славился хорошими манерами и внешней элегантностью, которым Арлес пытался подражать.

Шестеро юношей присоединились к Намуру. Тот, заметив их, только коротко кивнул головой.

— И сколько их в этой партии? — спросил Арлес.

— Согласно документации, сто сорок.

— Хмм. Приличная группа. И все они пойдут на виноградники?

— Думаю, некоторых мы используем во время Парильи.

Арлес посмотрел на выстроившуюся вдоль борта судна цепочку йипи. Молодые мужчины и женщины, одетые в одинаковые, доходящие до колен белые туники. Молодые люди все были крепкого телосложения, стройные, с бронзовой кожей, пепельными локонами и золотисто-карими широко посаженными, как у фавнов, глазами. У девушек лица были более круглые и мягкие, а волосы в большинстве были цвета темной меди. Ворота открылись, и йипи начали подходить к стойкам, мягкими певучими голосами представляться и получать разрешение на работу. Намур и шесть юношей стояли в стороне и наблюдали за этой процедурой.

— Для меня они все на одно лицо, как горошины в стручке, — сказал Кайпер Глауену.

— Вполне возможно, что с их точки зрения мы выглядим точно так же.

— Надеюсь, что нет, — возразил Кайпер. — Мне бы не хотелось, чтобы даже йипи считали меня похожим на Утера или Арлеса.

Утер рассмеялся, в то время как Арлес бросил через плечо в его сторону надменный взгляд.

— Я все слышал, Кайпер. Не советую впредь делать такие замечания.

— Кайпер довольно уродлив, поэтому я согласен с его замечанием, — заметил Утер.

— Ну, если так, то и я, пожалуй, согласен, — заметил Арлес.

— Ты чувствуешь этот запах, когда ветерок тянет в нашу сторону? — спросил Утер. — Типичная йиповская вонь, которую чувствуешь каждый раз, когда попадаешь в людное место в Йипи-Тауне.

Он имел в виду слабый запах водорослей и пряностей, исходивший от кожи йипи.

— Некоторые считают, что это от их пищи, — сказал Намур. — Но лично я считаю, что йип пахнет, как йип, только и всего.

— Меня это не раздражает, — сказал Арлес. — О, мой священный локоть Клаттуков! Посмотрите вон на те три милые создания! Я бы нюхал их с утра до ночи и просил еще! Намур, отправляй их ко мне, прямо здесь и сейчас!

Намур одарил его холодным взглядом.

— Конечно, если ты согласен заплатить.

— И сколько?

— Дорого, особенно те, что с черными серьгами. Это значит, что они связаны с мужчинами, вроде как замужем.

— А как насчет остальных? Они девственницы?

— Откуда мне знать? Но все равно — дорого.

— Какая жалость, — простонал Арлес. — А нельзя ли мне какую-нибудь бесплатно?

— Ты очень быстро получишь нож под ребра. Мужчины у них не такие уж и смирные, как это можно подумать, глядя на их кроткие лица. Они изначально не любят нас, а еще меньше, когда мы начинаем крутиться около их женщин… если, конечно, на заплатим. За деньги они готовы сделать все, что хочешь, но не вздумай дурить их. Несколько лет назад один турист изнасиловал девушку йипи, когда та собирала виноград. И как дурак отказался заплатить. Двое йипи держали его, в то время как третий запихивал ему в глотку кол, к которому привязывают виноградную лозу… и так до самого конца. Очень неприятно.

— И что сделали с йипи?

— Ничего. Играешь — плати. А еще лучше, оставь девушек йипи в покое.

Утер Оффоу скептически посмотрел на Намура.

— А к тебе это не относится? Сдается мне, что у тебя постоянно одна симпатичная девушка йипи взбивает подушки, а другая — готовит ванну.

На красивом лице Намура проскользнула легкая улыбка.

— А ты обо мне не беспокойся. За свою жизнь я собрал сотню хороших пословиц. Большинство из них я храню для себя, но одной поделюсь с вами, совершенно бесплатно: «Никогда ни на что не надо слишком сильно давить, а то это что-то может начать давить в обратную сторону».

— Очень мудро, — нахмурился Утер, — я очень благодарен за совет, особенно коли он бесплатен. Но какое это имеет отношение к девушкам йипи?

— Никакого. А может, и самое прямое. Попробуй разгадать эту загадку сам.

И Намур направился к новому контингенту работников.

Шесть юношей побрели по Прибрежной дороге обратно в Лицей. В столовой на открытом воздухе они увидели группу девушек, лакомившихся фруктовым мороженым. Две из них, Тисия Вук и Лекси Лаверти, считались признанными красавицами, две другие, Джердис Диффин и Хлоя Оффоу, были определенно привлекательными. Все они были на год или два старше Глауена, и не входили в круг его интересов.

Утер Оффоу, хотя и был вольнодумцем, но, если надо мог вести себя вежливо и галантно.

— Девушки! — воскликнул он в лучшей своей манере. — Почему вы цветете, скрытые тенью деревьев?

— На самом деле они не цветут, — заявил Кайпер, — а лопают все подряд, как маленькие обжоры.

Тисия единым взглядом оценила юношей. Все они были или слишком молоды, или слишком примитивны и не годились ни для чего, кроме практики в кокетстве. Она взглянула на свое блюдце.

— Взбитое манго? Это далеко не обжорство.

— В таком случае зачем волноваться?

— Если хотите знать, — сказала Джердис, — это собрание общества Культа Медузы. Мы планируем наши действия на следующий год.

— Мы собираемся завоевать станцию Араминта и поработить всех мужчин, — сказала Хлоя.

— Тсс, Хлоя! — воскликнула Джердис, — ты выдаешь секреты культа!

— Мы придумаем другие. Секреты — это очень просто. Я каждый день сочиняю дюжину новых.

— Гм, — сказал Арлес, — вы разве не заметили нашего присутствия? Мы должны стоять здесь, как аисты, или нас все же пригласят за свой столик?

— Делайте, что хотите, — пожала плечами Тисия, — но только за свое мороженое платите сами.

— Не бойся. Если не считать Глауена и Кайпера, то вы находитесь в обществе утонченных джентльменов.

Четверо старших юношей нашли себе стулья и втиснулись за столик. Глауен и Кайпер были оттеснены в сторону и оказались вынуждены сесть за другой столик, что они восприняли довольно философски.

— Ну, что ж, и чем же заняты утонченные джентльмены? — поинтересовалась Лекси Лаверти.

— Просто прогуливаемся и обсуждаем наши капиталовложения, — сказал Утер.

— Арлес отстал в учебе, и мы изучали антропологию в доке у аэродрома, — заметил Кайпер из-за соседнего столика.

— Точнее, мы смотрели на новые космические яхты, — с достоинством заметил Арлес. — Там появился новый Алый Принц. Клянусь, что куплю его еще до конца десятилетия!

Кайпер, который не умел сдерживаться, выкрикнул:

— А я думал, что ты копишь на одну из девочек йипи.

— Ага, — сказала Тисия, — так вот где вы были! Пускали слюнки вокруг девушек йипи, как маленькие грязные развратники.

— Но только не Арлес! — заметил Утер. — Все, что он хотел, так это только понюхать их.

— Это можно назвать развратом, а может быть, и нет, — заметил Кайпер, — но желание очень странное.

— Вполне с этим согласен, — сказал Утер. — А что ты по этому поводу думаешь, Тисия? Кто-нибудь когда-нибудь хотел тебя понюхать?

— Вы оба просто лунатики! Вот что я вам скажу.

— Я знаю, что с девушками йипи лучше не связываться, — важно заявил Арлес. — Думаете, я хочу, чтобы меня удавили, или убили, или живьем похоронили, или просто зарезали только за несколько сальных шуточек?

— Если твоя матушка поймает тебя на таких штучках, — заметил Кайпер, — то жди чего-нибудь еще похуже.

Лицо Арлеса стало мрачнее тучи.

— Оставь мою мать в покое, хорошо? К нашей теме она не имеет никакого отношения!

— А что у нас нынче за тема? — в первый раз вступил в разговор Кеди. — Я что-то позабыл, о чем это мы говорили.

— Давайте поговорим о чем-нибудь действительно интересном и прекрасном, — жалобно попросила Джердис, — например, о культе Медузы.

— Давайте, — согласился Клойд. — В вашем обществе уже есть отделение для джентльменов?

— Пока нет, — сказала Джердис. — Мы всех их используем для жертвоприношений.

— Ну вот! — воскликнула Лекси. — Так кто же из нас выдает секреты?

— Этот секрет уже довольно стар и никому не нужен.

— Раз уж мы заговорили о секретах, — сказал Арлес, — то у меня есть великолепная идея. Вы не обратили внимания, что здесь сидят четыре девушки, относящиеся к Культу Медузы, и четыре молодых человека, входящие в общество Дерзких Львов? Глауен и Кайпер не в счет: по правде говоря, они уже давно собирались домой. Я предлагаю объединенными силами пойти куда-нибудь в спокойное местечко, где можно выпить винца и обсудить наши старые секреты и придумать новые.

— Это одна из редких ценных идей, выдвинутых Арлесом, — сказал Клойд. — Я голосую за.

— И я тоже, — сказал Кеди, самодовольно улыбаясь. — Итак двое проголосовали за. Арлес, скорее всего, как автор идеи, тоже за, таким образом три голоса за. А ты, Утер?

— Я думаю, что могу подождать голосовать, пока не услышу, что скажут леди, — поджал губы Утер. — Полагаю, что они тоже единогласно проголосуют за.

— Молчание — знак согласия, — сказал Арлес. — Так что…

— Наоборот, — резко сказала Лекси. — В данном случае молчанье означает шок и удивление.

— За кого вы нас принимаете? — сказала Джердис. — Это Общество Культа Медузы: группа избранных!

— Идите с таким предложением к Русалкам или обратитесь в Девичий философский клуб, — тут же предложила Хлоя.

Тисия встала.

— Мне, пожалуй, уже пора домой.

— Я тоже удивляюсь, чего это мы здесь так долго засиделись, — фыркнула Джердис.

Девушки ушли. Дерзкие Львы в замешательстве посмотрели им вслед. Молчание нарушил Кайпер:

— Как странно! Одно только упоминание о Дерзких Львах, и девушки наперегонки пустились бежать.

— Арлес написал книгу только для Дерзких Львов, — заявил Глауен. — Называется «Учебник эротического искусства». На первой странице ему надо бы было написать: «Никогда не признавайтесь, что принадлежите к Дерзким Львам! В противном случае книга теряет всякий смысл».

— Я очень доволен, что не отношусь к этой группе, — самодовольно сказал Кайпер. — А ты как, Глауен?

— Я вполне счастлив существующим положением.

— Никого из вас никогда даже не пригласят присоединиться к этой группе, — мрачно заявил Арлес. — Уж в этом-то будьте уверены.

Кайпер вскочил из-за стола.

— Пошли, Глауен! Пошли, пока они не передумали!

Глауен и Кайпер ушли.

— На самом деле, — кисло усмехнулся Утер, — наша общественная репутация, мягко говоря, не слишком хороша.

— Это очень странно! — возразил Клойд, — В конце концов мы же не какие-то там отъявленные головорезы.

— Во всяком случае, не все из нас, — проворчал Кеди Вук.

— Что ты хочешь сказать? — резко спросил Арлес.

— Твое предложение девушкам пойти куда-нибудь и потискаться было, по крайней мере, нелепым, если не просто вульгарным.

— Но ты же голосовал за!

— Я просто не хотел никого обидеть, — виртуозно вывернулся Кеди.

— Хмм! Но идея сама по себе была не плохая! Они могли согласиться, а могли и нет. Кто знал заранее? В следующий раз они, может, и согласятся. Этой теории в моей книжке посвящена целая глава, озаглавленная «Попробуй, что ты теряешь?»

Кеди встал из-за стола.

— Мне надо еще сделать уроки. Я пойду домой.

Он ушел.

— Иногда Кеди уж слишком важничает, — задумчиво сказал Арлес, — его нельзя назвать типичным Дерзким Львом.

— Вот он и исправит нашу репутацию, — сказал Клойд.

— Возможно, ты и прав, — вздохнул Утер. — Если не считать Кеди, то мы довольно странная группа, стоящая на самом краю цивилизации… Я тоже пойду домой. Я немного отстал по математике.

— Пожалуй, я сделаю то же самое, — с сомнением в голосе сказал Арлес. — Старик Сонориус послал опять уведомление моим родителям, которое я должен показать матери.

— И ты это сделаешь? — с интересом спросил Утер.

— С какой стати!

Но когда Арлес пришел домой, он узнал, что Лицей послал его матери отдельное уведомление.

6

Как только Арлес появился в Доме Клаттуков, Спанчетта тут же потребовала у него объяснений по поводу официального уведомления.

— Очевидно, ты с тем же успехом повторяешь свою прошлогоднюю учебу, причем про повторение я узнаю только сейчас! Почему мне ничего об этом не сказали в начале года?

— Тебе это говорилось, — заявил Арлес. — Я лично тебе это говорил, а ты сказала: «Постарайся в следующем году учиться получше» или что-то в этом роде, а я сказал, что так и сделаю.

— Что-то я такого не помню.

— Ты, наверное, думала о чем-то другом.

— Как получается, что ты, даже оставшись на второй год, не можешь нормально учиться? Ты когда-нибудь вообще будешь учиться?

Арлес сел на стул и начал судорожно подыскивать какую-нибудь уважительную причину.

— Конечно, я бы мог учиться и лучше, но здесь не только моя вина! Я в основном виню этих книжных червей, которые называют себя учителями. Ты даже не представляешь, какое занудство они разводят теперь в Лицее! И не только я на это жалуюсь. Просто они решили наказать меня за критику!

Спанчетта смотрела на него, прищурившись.

— Странно. С чего бы это?

— Я думаю, что у меня просто слишком пытливый ум, и я не могу воспринимать все только на словах, поэтому и отметки у меня плохие. Я просто считаю их маленькой кучкой зазнавшихся крючкотворов, и они это знают.

— Хмм. А почему же другие студенты умудряются получать хорошие отметки? — поинтересовалась Спанчетта. — Глауен вот получил сертификат.

— Не надо говорить мне про Глауена! Он использует всевозможные льстивые уловочки, чтобы снискать себе расположение. Все, кроме Глауена, думают точно так же, как и я! Мы все хотим, чтобы у нас были объективные учителя, у которых бы не было своих любимчиков!

— Я проверю все это, — сказала Спанчетта.

— А что ты собираешься делать? — с внезапной тревогой спросил Арлес.

— Я хочу до конца разобраться в сложившейся ситуации и так или иначе исправить положение.

— Подожди! — возбужденно воскликнул Арлес, — Я бы предпочел, чтобы ты дала мне письмо, в котором бы сообщала, что у меня очень много других обязанностей, и с меня не надо так уж строго спрашивать математику и другие науки! А если ты сама пойдешь туда, то это будет выглядеть не красиво.

Спанчетта энергично покачала головой, от чего ее копна черных кудрей колыхнулась волной, но каким-то чудесным образом тут же вернулась на место.

— Когда я что-то хочу сделать, я это делаю, не зависимо от того, как это выглядит. И тебе тоже надо научиться быть толстокожим, если ты хочешь чего-нибудь достигнуть в этой жизни.

— Ба! — Ну с этим-то у меня уже все в порядке.

— Если потеряешь статус постоянного сотрудника Агентства из-за плохих отметок в Лицее, — запоешь по-другому.

На следующее утро Спанчетта появилась в Лицее и подошла к преподавателю Арнольду Флеку, который стоял в холе напротив математического класса. Спанчетта остановилась. Она изучила преподавателя с ног до головы и сразу же заметила его хрупкое телосложение, бледный цвет лица и кроткие глаза. Неужели это и есть то жестокое мстительное чудовище, которое так красочно описал Арлес? Флек тут же узнал Спанчетту и догадался о цели ее визита.

— Доброе утро, миледи. Я могу быть вам полезен?

— Сейчас мы это выясним. Вы преподаватель Флек?

— Так оно и есть.

— Я — Спанчетта Клаттук из Дома Клаттуков. Мой сын, Арлес, как я понимаю, находится под вашим наблюдением?

Флек задумался.

— Номинально так оно и есть, но в действительности я вижу его только время от времени.

Спанчетта нахмурилась.

— Сэр, вы являетесь преподавателем математики у Арлеса?

— Да, миледи.

— Хмм. Похоже, у него возникли трудности с вашим предметом, но он уверяет, что его вины в этом нет.

Преподаватель Флек улыбнулся холодной печальной улыбкой.

— Я готов учить его любым методом, на который он будет согласен, но при условии, что сам он будет что-то делать. Если не может освоить математику с наскока, то должен методично учить правила и теоремы, после чего упорно решать задачи, хотя все это — довольно скучные занятия.

Спанчетта огляделась и увидела, что вокруг них собрался круг студентов, которые с интересом наблюдали всю сцену и слушали, но никто из них не проявлял никакого благоразумного страха перед преподавателем. Она сбавила тон.

— Арлес считает, что эта ситуация сложилась из-за того, что его пытаются наказать за его критическое отношение к учебе.

— В этом отношении Арлес прав, — кивнул головой Флек, — Он является единственным учеником в классе, который наплевательски относится к своей учебе. Естественно, он единственный и критикуется за это.

— Я искренне расстроена, — призналась Спанчетта. — Но здесь явно что-то не так.

— Печально! — сказал Флек. — Может быть, вам лучше сесть и посидеть, пока вы не почувствуете себя лучше?

— Со мной все в порядке — я просто в ярости! Это ваш долг честно и добросовестно доносить полностью свой предмет до каждого ученика в классе и при этом учитывать индивидуальные особенности!

— Вполне согласен с вашим замечанием! И я бы, может быть, и почувствовал себя виновным, если бы не одно обстоятельство: все другие учителя в случае с вашим сыном наталкиваются на такую стену лени, от которой отскакивают все благие намерения, — Флек оглядел собравшуюся вокруг аудиторию. — А вам что, нечем заняться? Это вас совершенно не касается, — затем снова обратился к Спанчетте: — Может быть, пройдем в класс? Сейчас он свободен и я могу вам кое-что показать.

Спанчетта проследовала за Флеком до учительского стола, где тот дал ей несколько бумажек.

— Вот вам образцы работ Арлеса. Вместо того, чтобы решать задачи, он был занят тем, что рисовал странные рожицы и нечто, напоминающее рыбий скелет.

Спанчетта глубоко вздохнула.

— Позовите сюда Арлеса. Посмотрим, что он скажет.

Флек позвонил по телефону, и вскоре в комнату проскользнул Арлес. Спанчетта затрясла листками перед его носом.

— Почему ты вместо того, чтобы решать задачи, рисуешь какие-то фигуры и дохлых рыб?

— Это мои упражнения по рисованию, — возмущенно воскликнул Арлес. — Это рисование обнаженной фигуры.

— Можешь называть это как хочешь, но почему это здесь вместо математических задач?

— Я просто о чем-то задумался.

Флек взглянул на Спанчетту.

— Я могу вам быть полезен, миледи? Если нет, то…

Спанчетта взмахнула рукой в сторону Арлеса.

— Иди обратно в класс.

Арлес с готовностью удалился.

Спанчетта снова повернулась к Флеку.

— Мне не надо пояснять, что Арлес должен пройти экзамены. В противном случае он не получит статуса сотрудника Агентства.

Флек пожал плечами.

— Для этого ему придется изрядно потрудиться. Чем скорее он начнет работать по-настоящему, тем больший шанс у него будет сдать экзамен.

— Я передам это ему. Странно, прошлой ночью мне приснился этот эпизод. Сон начался именно с сегодняшних событий. Я помню каждое слово.

— Очень интересно, миледи, — сказал Флек, — но разрешите откланяться.

Спанчетта не обратила на его слова никакого внимания.

— В этом сне бедняга Арлес провалил экзамены, после чего произошла цепочка очень печальных событий, которые захватили даже преподавателей. Это был очень реалистичный и ужасный сон.

— Надеюсь, что он не пророческий, — спокойно сказал Флек.

— Возможно, и нет. Но кто знает? Иногда случаются такие странные вещи.

Флек на мгновение задумался.

— Ваш сон очень странен. Но на данный момент ваш Арлес удален из класса. И директор Сонориус Оффоу собирается лично заняться его поведением. До свидания, миледи. Мне больше нечего вам сказать.

На следующий день директор Сонориус вызвал Арлеса и Спанчетту к себе в кабинет. Из кабинета Спанчетта вылетела дрожа от ярости, за ней мрачный и угрюмый следовал Арлес. Спанчетте было сказано, что она должна нанять за свой счет репетитора по математике, а в конце каждой четверти директор Сонориус лично будет следить за сдачей экзаменов.

Арлес понял, что безмятежные времена праздности и безделья подошли к концу. С ворчаньем и проклятьями он засел за учебу под наблюдением назначенного для этого директором Сонориусом преподавателя.

Часами Арлес сидел и зубрил основы наук, которые он так легкомысленно игнорировал раньше. Постепенно он начал убеждаться в том, что все эти науки не так уж и трудны, как он это предполагал.

Но хуже всего было то, что на станцию Араминта вернулась Сессили Ведер. Сессили, одна из участниц карнавального представления мастера Флореста, встретила в мире Соум в Соумджиане свою мать и свою младшую сестру Миранду, более известную как Ябеда. Они втроем отправились навестить состоятельных родственников Ведеров, недавно купивших виллу на романтичном побережье Каллиопа, расположенном между Гуйолом и Соррентином в мире Кассиопеи 993:9.

Сессили, которая была примерно на год моложе Глауена, все признавали очаровательной. Счастливое провидение наградило ее всеми природными достоинствами: живым умом, прекрасным чувством юмора, дружелюбным мягким нравом, и в довершение ко всему, что было почти несправедливо, цветущим здоровьем, стройным телом, озорным личиком и копной пышных каштановых волос.

Единственную пару неодобрительных замечаний Сессили заработала от двух бледных и мрачных старших девочек Тисии и Лекси; когда она присоединилась к их компании, то они прошептали друг другу: «Пустая маленькая эксгибицонистка!» Но когда Сессили об этом доложили, она только посмеялась.

Учеба Сессили давалась легко. Она поступила в Лицей на год раньше остальных и таким образом попала в класс, где учился Глауен. Во время своего путешествия, она брала с собой свои учебники, поэтому по возвращении на станцию Араминта без всяких усилий включилась в работу класса.

Казалось, Сессили внесла в жизнь Лицея какую-то новую струю. Возможно, что ее флирт был неосознанным, однако она испытывала невинный восторг, от недавно открывшихся ей способностей.

В этом году представления мастера Флореста во время празднования Парильи были сокращены. Сессили участвовала в них вместе с оркестром но, к удовольствию Арлеса как «Рождение богов», так и «Похищение огня», из программы праздника были исключены, что лишало его соперников какого бы то ни было преимущества.

Сессили со своей стороны не испытывала никаких особых чувств ни к кому из участников труппы. В Соумджиане пара инцидентов кое-чему научили ее. Она решила, что после Праильи уйдет из труппы. «Похоже, ничего никогда не повториться, — сказала она себе. — Разве не странно? Единственный мальчик, который мне нравится, почти не смотрит в мою сторону, в то время как другие становятся бесцеремонными, стоит мне проявить в отношении их обычную вежливость!»

В первых рядах назойливых ухажеров был, конечно, Арлес. Он перехватывал ее по дороге в столовую, там усаживал за отдаленный столик и целый час посвящал рассказам о себе и своих планах на будущее.

— Правда заключается в том, Сессили, что я отношусь к тому типу парней, которые не удовлетворены простыми вещами! Я знаю, что является наилучшим в этом мире, и собираюсь получить это. А это значит, что к этому надо стремиться без всяких «если», «и» или «но». Я не отношусь к тем, кто проигрывает! В этом не сомневайся! Я говорю тебе это для того, чтобы ты поняла, с кем имеешь дело! И совершенно откровенно скажу тебе даже больше, — Арлес наклонился через стол и взял ее за руку, — ты мне очень интересна. Даже очень! Разве это не здорово?

Сессили отобрала свою руку.

— Нет. На самом деле вовсе нет. Ты должен расширить круг своих интересов на тот случай, если я вдруг окажусь недоступной.

— Недоступной? Отчего так? Ты живая и я живой.

— Это так. Но вдруг я отправлюсь в одиночный тур по вселенной или стану, например цистерцианским монахом?

— Ха, ха! Это же просто шутка! Девушек не берут в цистерцианские монахи!

— И все же, если такое вдруг случится, я буду недоступной.

— Ты не можешь быть посерьезней? — раздраженно заметил Арлес.

— Я очень серьезна… Извини, пожалуйста. Вон Занни Диффин, а мне надо ей кое-что сказать.

На следующий день, несмотря на то, что Сессили попыталась спрятать лицо за развернутой папкой меню, Арлес обнаружил ее сидящей в одиночестве в тени дерева и подсел за ее столик. Толстым белым пальцем он отогнул верх папки и широко улыбнулся, показав все свои зубы.

— Ку-ку! А вот и Арлес. А как сегодня чувствует себя цистерцианский монах?

— Я собираюсь остричь волосы, покрасить лицо в синий цвет и отрастить усы, чтобы меня не могли узнать, — сказала Сессили.

— Ха, ха! Великолепно! Можно, я сам тебя подстригу и покрашу тебе лицо? Интересно, что по этому поводу скажет мастер Флорест, особенно, если я покрашусь в красный и мы появимся, держась за руки!

— Это можно называть только «кошмаром маньяка». Но Флорест этого никогда не увидит. Я ухожу из труппы.

— Правда? Хорошая новость! Я тоже ушел из труппы, пока не исправлю свои отметки. Мы сможем быть вместе все следующее лето.

— Не думаю. Я буду работать на опаловых рудниках.

Арлес наклонился вперед. Сегодня он решил прибегнуть к тактике из своего «Учебника эротических искусств».

— Я хочу с тобой кое о чем поговорить. Тебе бы хотелось иметь космическую яхту?

— Что за дурацкий вопрос. А кто не хочет?

— Нам с тобой надо бы обсудить, какой тип яхты нам больше подойдет, — горячо заговорил Арлес. — Например, как тебе нравится новый «Стремительный вандал»? Или что ты скажешь про модель «Нейсби четырнадцать» с задним салоном? Они не так обычны и, может быть, уступают в скорости, но обстановка там, прямо скажем, великолепная. Так что ты думаешь по этому поводу?

— Любая из них очень хороша, — согласилась Сессили, — но встает вопрос о приобретении. Я слишком труслива, чтобы угнать, и слишком бедна, чтобы купить.

— Об этом не беспокойся! Доверь это мне! Я найду деньги, мы купим такую штуку и отправимся в путешествие! Ты только подумай, как это будет здорово!

Сессили игриво махнула рукой.

— Ты знаешь, у моей мамы намного больше денег, чем у меня. Почему бы тебе не поговорить об этом с ней? Вы можете захватить с собой и твою маму и чудно проведете время.

Арлес уставился на нее, недовольно нахмурив брови. В соответствии с его «Учебником» девушки не должны отвечать подобным образом. Может, Сессили просто чудачка?

— Неужели тебе не хочется побывать в Стеклянных городах Кланктуса? — недовольно спросил он. — Или на каналах Старого Харая? И не забывай о Ксанарре с его странными развалинами и парящими облачными городами.

— На данный момент я очень хочу посетить туалет. А ты посиди здесь и помечтай, сколько твоей душе угодно.

— Подожди минуточку! Я решил пойти с тобой на Парилью! Что ты на это скажешь?

— Предложу тебе принять другое решение, так как у меня другие планы.

— О? И с кем же ты пойдешь?

— Тра-ля-ля! Это уж мой секрет! Может быть, я останусь дома и буду читать книжку.

— Что? Во время Парильи? Сессили, я прошу тебя быть посерьезней.

— Арлес, пожалуйста, извини. Если я еще задержусь здесь, то обмочусь и вот тогда стану действительно серьезной!

Сессили пошла, оставив Арлеса глядеть ей вслед. Однако, как он заметил, Сессили не пошла прямо в туалет, а остановилась у столика, где в одиночестве скучал Глауен. Он, улыбнувшись, взглянул на нее и что-то показал ей пальцем в лежащей перед ним на столе раскрытой книге. Она положила руку ему на плечо и заглянула в книгу, потом что-то сказала и пошла в туалет. Когда она через несколько минут вышла из туалета, то, даже не взглянув по сторонам, направилась прямо к столику, где сидел Глауен.

С демонстративным недовольством Арлес встал и вышел из столовой.

Глауен, как и многие другие, тоже был очарован Сессили. Ему нравились ее живые и веселые манеры, беспечная походка, привычка бросать искоса взгляды с легкой усмешкой, обещающей великолепное озорство. Но когда бы Глауен ни пытался заговорить с ней, обязательно появлялся кто-то, требующий от нее полного внимания. Поэтому, когда она подсела к нему за столик, он был приятно удивлен.

— Ну, Глауен, я вернулась и хочу задать тебе один вопрос.

— Очень хорошо. Спрашивай.

— Кое-кто мне сказал, что, по твоему мнению, я отвратительное маленькое пугало.

— Да ты что! — удивился Глауен.

— Так ты признаешь это, Глауен?

Глауен покачал головой.

— Нет, это сказал кто-то другой. Может быть, Арлес?

— И ты обо мне так никогда не думал?

— Конечно, нет. Я бы хотел сказать тебе как-нибудь о том, что я в действительности о тебе думаю, но вокруг тебя всегда дюжина других молодых людей, так что у меня нет возможности даже вставить слово.

— Арлес только что предложил мне пойти с ним на Парилью, — задумчиво сказала она. — Я отказалась, потому что собираюсь пойти туда с кем-нибудь другим.

— Да? И с кем же?

— Еще не знаю. Надеюсь, что некто более приятный, чем он, вскоре предложит мне это.

Глауен собрался было что-то сказать, но в это время прозвенел звонок. Глауен сидел и смотрел ей вслед. Неужели она предлагала нечто настолько неожиданное и великолепное, что он не мог даже поверить в это?

Арлес каждый день провожал Сессили до дома, но в этот день он задержался в классе, и довольная Сессили пошла домой одна. Глауен чуть было ее не пропустил, но вовремя успел догнать.

— А я уж было испугалась, что это Арлес, — сказала она, взглянув через плечо.

— Нет, это я. Я тут подумал о твоем затруднении.

— Правда? Как это мило с твоей стороны, Глауен. И ты что-нибудь надумал по этому поводу?

— Да! Я подумал, что, может быть, предложить тебе пойти на Парилью со мной.

Сессили резко остановилась и повернулась к нему. Она улыбнулась ему прямо в лицо.

— Глауен! Какой сюрприз! Но ты не делаешь это из простой вежливости?

— Конечно же, нет! И не сомневайся!

— И ты не считаешь меня ужасным маленьким пугалом?

— Да никогда такого не было!

— В таком случае — я согласна!

Глауен повернулся к ней, и взял ее руки в свои.

— У меня внутри какое-то странное чувство, как будто меня наполнили пузырьками.

— И у меня тоже. Неужели это вызвано одной и той же причиной?

— Не знаю.

— Наверное, не совсем одной и той же. Не забывай, что я девушка, а ты — юноша.

— Я это ни на минуту не забываю.

— Даже когда мы делаем одни и те же поступки, у нас должны быть для этого разные причины. По крайней мере, так сказал Флорест. Согласно его мировоззрению, именно это и движет миром.

— Какая ты, Сессили, умная!

— На самом деле все это ерунда, — Сессили сделала шаг и поцеловала его, потом, как бы испугавшись собственной отваги, отпрянула в сторону. — Мне не надо было этого делать! Теперь ты подумаешь, что я слишком бессовестная.

— Ну… вовсе нет!

— Я уже давно очень хотела тебя поцеловать, поэтому и не смогла больше ждать.

Глауен попытался ее обнять, но Сессили решительно его остановила.

— Только я могу тебя целовать, а не ты меня.

— Так несправедливо!

— Возможно, и несправедливо… давай пойдем, а то мы слишком поздно придем домой!

Арлес, фланирующий вдоль дороги, повернул голову и увидел Глауена и Сессили, стоящих в тени плакучей ивы. Он в изумлении остановился, но вскоре пришел в себя и насмешливо хихикнул.

— Ох-хо-хо! Я помешал двум голубкам! А вам не кажется, что это слишком людное место для интимностей? А уж от тебя, Глауен, я никак не ожидал такого поведения.

Сессили рассмеялась.

— Глауен был очень добр по отношению ко мне, поэтому я его и поцеловала. Я вполне могу это сделать еще раз. Ты уходишь?

— А куда мне торопиться? Я могу задержаться и узнать что-нибудь интересненькое.

— В таком случае пошли мы, — сказала Сессили и взяла Глауена за руку, — а то сейчас еще кто-нибудь прибежит.

Они с достоинством удалились, а Арлес остался стоять на дороге. Сессили беспокойно взглянула на Глауена.

— Надеюсь, ты не поддашься на его провокацию.

Глауен упрямо покачал головой.

— Я чувствую себя полным идиотом, — он почувствовал, как рука Сессили напряглась, и поспешно добавил: — Это потому, что я просто не знал, что мне делать! Может стоило дать ему по физиономии? А я стоял, как истукан! Поверь мне, я его ни капельки не боюсь.

— Ты все сделал совершенно правильно, — заверила Сессили. — Арлес просто балбес! Стоит ли так переживать? Особенно если учесть, что у тебя нет шанса побить его.

— Наверное, ты права, — вздохнул Глауен. — Но если это повторится…

Сессили сжала его руку.

— Я не хочу, чтобы ты из-за меня ввязывался в глупые ссоры. Так ты проводишь меня до дому?

— Конечно!

Когда они вышли на улицу, ведущую к дому Ведеров, Сессили окинула внимательным взглядом всю улицу.

— Мне надо быть осторожной, мама и так уже считает, что я слишком ветрена, — она наклонила голову, затем быстро поцеловала Глауена, который попробовал поймать ее. Сессили со смехом увернулась.

— Мне пора.

— Может встретимся сегодня вечером, после ужина? — сдавленно спросил Глауен.

Сессили покачала головой.

— Мне надо сделать несколько рисунков для школы, а потом порепетировать пьесу, которую я буду играть на Парильи. А после этого мне уже надо будет ложиться спать… однако я сейчас подумала о том, что завтра вечером мама будет на собрании своего комитета, и такого строгого контроля за мной уже не будет, что, похоже, нам и нужно.

— Так, значит, завтра вечером. Где?

— Ты знаешь наш розовый сад, находящийся с восточной стороны дома?

— Где все статуи стоят как на караул?

Сессили кивнула.

— Если смогу, то выйду часа через два после заката. Встретимся на ступеньках, ведущих к главной террасе.

— Я буду там тебя ждать.

На следующий день был Милден. Для Глауена он тянулся невыносимо медленно: минута за минутой.

Через час после захода он переоделся в темно-синие брюки и мягкую серую рубашку. Шард обратил внимание на его приготовления.

— Куда это ты так собираешься? Или это секрет?

Глауен сделал пренебрежительный жест.

— Ничего особенного. Просто встреча.

— И кто же эта счастливая девушка?

— Сессили Ведер.

Шард усмехнулся.

— Смотри только, чтобы вас не застукала ее мать. Она ведь Фелис Ведер, урожденная Вук, она никогда не поступалась своей добродетелью.

— Попробую рискнуть.

— Я ничего против не имею. Сессили очаровательная девушка! Если она встречается с тобой, я должен сказать…

— Думаю, я уже знаю, что ты хочешь сказать.

— Ну, как хочешь.

В дверях Глауен остановился.

— Что бы там ни было, ты, пожалуйста, никому не говори об этом, особенно Арлесу.

— Естественно, нет. Я что, такой уж глупец?

— Нет. Но ты сам учил меня ничему не доверять.

Шард рассмеялся и обнял его за плечи.

— Верно. Только помни, не попадись.

Глауен спустился по лестнице и вышел в ночь. Не чувствуя под собой ног, он прибежал к дому Ведеров; затем, сделав по лугу большой круг, приблизился к розовому саду. Он прошел между двумя мраморными урнами, бледными в ночном свете, и прокрался в тень ивовых ветвей. Справа и слева от него стояли ряды статуй, между которыми были разбиты клумбы с розами. За ними маячили темные башни и ярусы, эркеры и балконы дома Ведеров.

Глауен направился вдоль центральной аллеи к дальним ступенькам. Он остановился и прислушался, но вокруг стояла тишина. В воздухе висел аромат белых роз; с этого момента аромат роз всю жизнь будет напоминать ему об этой ночи. В саду были только он да статуи. Он тихо подошел к месту встречи. Сессили еще не подошла. Он сел в тени на скамейку и приготовился ждать.

Время шло. Глауен сидел и смотрел на звезды, многие из которых он мог назвать. Он нашел созвездие, известное под названием Лютня Эндемиона. В самом его центре в мощный телескоп можно было бы разглядеть Старое Солнце… Он услышал слабый шорох. Прозвучал тихий голос:

— Глауен? Ты здесь?

Глауен вышел из тени.

— Я здесь, около скамейки.

Сессили издала тихий невнятный звук и побежала к нему навстречу; они встретились и обнялись. Упоение! Над головами поток звезд Хлыста Мирсеи несется в космос, вокруг аромат роз и мраморные статуи в свете звезд.

— Пошли, — сказала Сессили. — Пойдем вон туда к деревьям, там можно найти, где посидеть.

Она подвела его к открытой беседке, колонны которой были увиты виноградом. Они сели на скамейку, которая тянулась на половину внутреннего периметра беседки. Шли минуты. Сессили заерзала и подняла глаза.

— Ты такой молчаливый.

— Мне пришли в голову очень странные мысли.

— Какие же? Расскажи мне!

— Это трудно описать; это скорее даже настроение, чем обычные мысли.

— А ты все-таки попробуй.

— Я посмотрел на небо и звезды, — заговорил он, — и почувствовал, как на меня внезапно нашло какое-то откровение, как будто я ощутил всю галактику. В то же самое время я почувствовал миллионы и миллиарды людей, рассеянных по звездам. Их жизни, а может быть, сами люди, казалось, начали издавать какие-то негромкие звуки, настоящую тихую музыку. Какое-то мгновение я чувствовал эту музыку и понимал ее значение, потом я посмотрел на звезды, и в это время ты спросила меня, почему я такой молчаливый.

Немного подумав, Сессили сказала:

— Такие мысли наводят на меня грусть. Я предпочитаю считать, что мир начался вместе с моим рождением и останется таким без изменения навечно.

— Очень странная вселенная.

— Какая разница? Меня это вполне устраивает, а ее механизм меня совершенно не интересует, — она повернулась лицом к Глауену. — Я не хочу, чтобы ты забивал себе голову странными мыслями или слушал таинственную музыку. Это отвлекает твое внимание от меня. Я намного интереснее, чем звезды… я так думаю.

— Я в этом не сомневаюсь.

На восточной стороне неба красное зарево объявило о приближении двух других звезд этой системы — Песни и Лорки. Они наблюдали, как сначала Песня, а потом и Лорка поднялись на горизонте. Песня была похожа на бледную оранжевую луну, а Лорка — очень яркая звезда, сверкающая всеми цветами радуги.

— Я не могу долго оставаться, — сказала Сессили. — Собрание комитета происходит в нашем доме, и там же присутствует твоя двоюродная тетка Спанчетта. Они с мамой все время ссорятся, поэтому собрание закончится довольно рано.

— А что это за комитет?

— Они обсуждают программу Парильи. В этом году представлений в «Орфее» будет меньше, и как раз сейчас они разбираются с мастером Флорестом, а это непросто, ведь он может быть очень упрямым. Мечта его жизни — построить новый «Орфей» как раз напротив Лицея, и каждый сол из его турне во внешний мир идет в фонд этого проекта.

— Ты уже сказала ему, что уходишь из труппы?

— Еще нет. Но его это не волнует. Он ожидал этого. Он всегда просто приспосабливает свой материал под те таланты, которые у него есть в наличии, поэтому он и имеет такой успех. Во время Парильи у него будут три коротеньких представления, и я участвую в каждом из них: музыкальные спектакли в Верд и в Милден и драматический спектакль вечером в Смоллен, где я буду бабочкой с четырьмя крыльями. Мне бы очень хотелось самой сделать свой костюм из крыльев настоящих бабочек.

— Пожалуй, это будет непросто.

— Если ты мне поможешь, то не так уж и сложно. Ведь у тебя есть разрешение на полеты?

Глауен кивнул головой.

— Чилк досрочно подписал мне допуск на прошлой неделе. Я уже свободен от всех учебных полетов.

— Тогда мы можем слетать на луга Мароли и набрать там крыльев бабочек.

— А почему бы и нет, если, конечно, твоя мама одобрит эту идею, в чем я очень сомневаюсь.

— Я тоже в этом сомневаюсь… если я попрошу у нее разрешение заранее. Поэтому, если она меня об этом спросит, то я расскажу ей, когда мы уже вернемся. Думаю, наступило время завоевать себе хоть какую-то независимость? Правда, совсем небольшую, я бы еще хотела какое-то время оставаться маленькой девочкой… Ну, я пойду, пока мама не хватилась меня. У нее свое понятие о независимости.

— Когда ты хочешь съездить на луга Мароли? Мне надо будет узнать об этом за один или два дня.

— Через неделю после следующего Инга начнутся школьные каникулы. Клуб Каллиопы планирует пикник с купаньем на озере у Голубой горы. Может быть, мы вместо этого пикника устроим свой собственный?

— Отлично. Я попрошу Чилка приберечь мне флаер.

Сессили поежилась.

— Не хочется уходить, но надо. А ты осторожней возвращайся домой! Не оступись и не сломай себе что-нибудь. И не дай унести себя какой-нибудь большой ночной птице!

— Я буду осторожен.

7

Чилк давал Глауену летные уроки, и ему не составляло никакого труда забронировать флаер, для того, что в летном журнале будет числиться как «патрульный день кадета».

В назначенное ясное солнечное утро Инга Глауен и Сессили прибыли в аэропорт. Глауен нес плетеную корзинку и длинную ручную сеть, а Сессили несла сумку с провизией.

Чилк указал им на стоящий поблизости флаер.

— Вот ваш Митрикс. Но зачем вам корзина и сеть?

— Мы хотим слетать на луга Мароли за крыльями бабочек, — сказала Сессили. — Мне они нужны для костюма на Парилью. В спектакле я буду играть прекрасную бабочку с четырьмя крыльями.

— Вы непременно такой и будете, — галантно заверил Чилк.

— Только не говорите никому об этом, — предупредила Сессили. — Это должно быть сюрпризом.

— Не беспокойтесь! Я умею держать язык за зубами.

— А какой костюм будет у тебя? — поинтересовался Глауен.

— У меня? Костюм? Да я просто буду там на подхвате.

— Брось, Чилк! Мы же все тебя прекрасно знаем. Ты обязательно будешь на празднике!

— Ну, может быть, и буду. Это единственное мероприятие, на которое я могу и сходить, потому что там лицо будет спрятано под маской. Пожалуй, я наряжусь коверным клоуном, и это не покажется столь уж отталкивающим. А в каком костюме будешь ты?

— Я буду Мелким бесом, в обтягивающем черном бархатном костюме, и лицо покрашу в черный цвет.

— Так, значит, ты не относишься к Дерзким Львам?

— Ни в коем случае! Они все будут в костюмах львов, — Глауен указал на Митрикс: — Он уже готов?

— В общем — да, учитывая, что это флаер с Араминты. Посмотрим, помнишь ли ты правила стандартной проверки.

Чилк внимательно наблюдал за тем, как Глауен начал проводить предписанную проверку.

— Топливо заправлено, — перечислял Глауен, — аварийное энергообеспечение заряжено. Навигационные приборы по нулям. Время выставлено. Электроцепи: голубой сигнал. Радиосвязь: голубой сигнал. Кормовой отсек: голубой сигнал. Аварийные факелы: в ящике. Пистолет: на полке, готов. Аварийный запас воды: полный. Аварийное снаряжение: в кабине. Двигатели: аварийных сигналов — нет. Все системы в готовности: голубой сигнал.

Чилк с удовлетворением наблюдал, как Глауен проводил проверку.

— Хорошо запомни две вещи, — сказал на прощанье Чилк, — приземлись на площадке и ни в коем случае не открывай колпак. Как только откроешь колпак, букашки заползут в двигатель, и ты проклянешь тот день, когда родился. Второе: не ходите в лес; там по соседству были замечены волосоглавы. Так что будьте на чеку и далеко от флаера не отходите.

— Слушаюсь, сэр. Мы будем осторожны.

Глауен и Сессили погрузили свои вещи, забрались в кабину флаера, махнули рукой Чилку, и повинуясь движению руки Глауена флаер поднялся в воздух. Включив автопилот, они направились на юг.

Митрикс двигался с небольшой скоростью сначала над плантациями и виноградниками, раскинувшимися по другому берегу реки Ван и Большой лагуны, а потом вышел за территорию станции и полетел над дикими местами. Здесь, на равнине, усеянной невысокими холмами, раскинулась савана, покрытая ковром низкой зелено-синей травы. Он прерывался темно-зелеными рощицами и одинокими дымчатыми деревьями, которые поднимали в воздух на сотню метров облака своей изящной голубой листвы. На западе холмы становились все выше и выше, пока не превращались в громадные Малдунские горы с хорошо просматриваемым Порхающим ущельем — расщелиной, которая вела мигрирующих бабочек к лугам Мароли навстречу с морем.

Вскоре внизу были луга Мароли — ослепительное многоцветье. Флаер начал медленно снижаться сквозь мириады бабочек. Глауен внимательно посмотрел через оптический видоискатель и обнаружил бледно-зеленый диск, установленный на бетонной площадке, предназначенный для туристов, приезжающих сюда на флаерах-омнибусах. Он нажал на посадочный рычаг, и Митрикс приземлился на площадку. С минуту они сидели молча, разглядывая окружающий их луг. Кроме бабочек, не было заметно никакого движения. В сотнях метров справа от них поднималась стена леса, угрожающе густая и темная, слева — точно такой же лес начинался еще ближе. Впереди, на несколько большем расстоянии, луг выходил к берегу моря, а дальше простиралась голубая гладь океана.

Они открыли дверь и вышли на посадочную площадку. В небе мелькали крылья миллионов бабочек, прибывших сюда со всех концов Деукаса. Их быстрые движения рождали едва слышный гул, воздух был пропитан сладковатым запахом. Стайки пестрели всеми мыслимыми и немыслимыми цветами: голубые и алые, искрящиеся изумрудные, лимонно-желтые с черным, ярко-красные, бледно-лиловые, белые с голубым. Бабочки опускались на луг, кружились и просто парили в воздухе, очень часто ныряли в стайки других пород, образуя при этом новые, неизвестные оттенки сверкающих красок.

Покружив в воздухе, стайки усаживались на дерево, предназначенное для их породы. В тот же момент, они сбрасывали свои крылья, образуя вокруг дерева разноцветный снегопад, что придавало лугу праздничный, веселый вид.

Бабочки превращались в серых личинок, длинной в два сантиметра, с шестью сильными лапками и крепкими жвалами. Они тут же начинали спускаться со ствола дерева и во всю прыть устремлялись к океану.

Глауен и Сессили взяли из флаера длинные ручные сети и поддоны, а Глауен, припомнив наставление Чилка, запихал за пояс пистолет.

— Зачем? — спросила Сессили. — Тут и так полно сброшенных крыльев, нам вовсе не надо стрелять бабочек.

— Это одно из главных правил, которым учил меня отец, — ответил Глауен. — Никогда не делай и трех шагов в диких местах без оружия.

— Главная опасность, которая нас здесь подстерегает, это вляпаться во что-нибудь вонючее и скользкое, — сказала Сессили. — Давай быстрее наберем крыльев и уедем: я с трудом переношу этот запах.

— Ты уже решила, какие цвета тебе нужны?

— Давай наберем голубых и зеленых вон под тем деревом, потом возьмем красные и желтые вон там, потом еще найдем несколько черных и алых, и все будет замечательно.

Они начали осторожно пробираться по лугу к примеченному дереву. Глауен сетью ловил падающие сверху крылья и складывал их в корзинку: сначала изумрудно-зеленые и голубые, потом кроваво-красные и ярко-желтые и, наконец, алые, черные и белые.

Сессили остановилась в нерешительности.

— Ну, этого достаточно? — спросил ее Глауен.

— Конечно, — ответили Сессили. — Мне, правда, хотелось бы еще прихватить тех желто-красных с зеленым, но до них очень далеко идти, а меня уже тошнит от их запаха.

— Давай-ка возвращаться на флаер, и побыстрее, — холодным голосом сказал Глауен. — Для этого у меня есть другая причина.

Сессили посмотрела в сторону, куда глядел Глауен, и увидела массивного иссиня-черного, если не считать белой морды, странно похожей на человеческое лицо, зверя. Он семенил на шести когтистых лапах, прижав к груди пару крючковатых клешней. Это был полуразумный мандунский волосоглав, прозванный так за вьющиеся пряди волос на макушке. Глауен и Сессили, стараясь не привлекать внимания направились к флаеру, но волосоглав сразу же заметил движение. Он развернулся и затопал вперед, стараясь преградить им дорогу. Животное остановилось в сотне шагов от них, пытаясь оценить ситуацию, затем издало недовольный вой, приглушенное ворчанье и начало подкрадываться к пришельцам.

— Отец, как всегда, был прав, — сквозь стиснутые зубы проворчал Глауен.

Он вытащил из-за пояса пистолет и навел его на волосоглава, который тут же остановился; он откуда-то уже знал, что человек, наводящий оружие, опасен. Он еще раз издал недовольное ворчанье, потом развернулся и длинными прыжками помчался к берегу, где по пути успел прихватить когтями какую-то жертву. Ужасный протестующий визг перешел в предсмертный стон, затем наступила тишина.

— Ну вот, опасность миновала. Никогда не думал, что это так здорово, — искренне признался Глауен.

— Здорово, что зверюга ушла, — согласилась Сессили.

— Очень здорово, — поддержал ее Глауен, — Оно просто нас пожалело. У меня так тряслись руки, что я бы в жизнь не попал в него. Сомневаюсь, что я смог бы даже нажать курок… ну и позор!

— Не переживай, ты бы обязательно попал в него, — попыталась успокоить его Сессили. — Он это прекрасно понял и ушел. К тому же и я его попросила уйти по добру-по здорову.

— Что?

— Я воспользовалась телепатией и попросила его убежать, — весело засмеялась Сессили, — Он почувствовал, что моя воля сильнее его и подчинился.

— Хмм, — проворчал Глауен. — Может, пойдем и попробуем еще раз.

— Глауен! Не надо мной издеваться. Я ведь просто хотела тебе помочь.

— Интересно, стоит ли об этом кому-нибудь рассказывать, — задумчиво сказал Глауен. — Подумают еще, что мы подвергались очень большой опасности, хотя так оно на самом деле и было.

— А мы ничего никому не скажем. Ты не проголодался?

— Я все еще ничего, кроме страха, не чувствую.

— Смотри, какой там симпатичный холмик, — показала Сессили. — Мы вполне там можем позавтракать.

8

Глауен и Сессили вернулись на станцию Араминта в середине дня. Глауен посадил флаер в парке позади дома Ведеров, где Сессили высадилась вместе со своими корзинками, крыльями и сетями. После этого Глауен поднял флаер в воздух и перелетел на аэродром, приземлившись возле ангара.

Ему навстречу вышел Чилк.

— Ну, как охота на бабочек?

— Отлично, — ответил Глауен. — Сессили очень довольна крыльями.

Чилк осмотрел Митрикс.

— Ну, машину ты пригнал полностью, а не по кусочкам. А что это ты такой бледный?

— Я не бледный, — запротестовал Глауен. — По крайней мере, я так не думаю.

— Хорошо, назовем это помятый.

— На самом деле, там кое-что произошло, но мне не хотелось бы об этом говорить.

— Ну-ка, выкладывай. Раз уж вернулись, значит, все было не так уж и плохо. Рассказывай.

— Мы уже набрали крыльев, — неохотно начал Глауен. — И вот когда мы направились обратно к флаеру, из леса вышел здоровенный черный волосоглав. Он сразу же заметил нас и направился в нашу сторону. Он подошел совсем близко. Я уже приготовил пистолет, но он мне не потребовался, так как зверюга развернулся и убежал к берегу, где поймал себе какую-то мелочь. Сессили сказала, что отпугнула его с помощью телепатии. Наверное, так оно и было, потому что… — Глауен тяжело вздохнул. — Я был так перепуган, что и пистолет-то еле держал в руках.

— Очень трогательная история, — кивнул головой Чилк. — А что было дальше?

— Было и еще кое-что. Мы на полной скорости сорвались с лугов Мароли, пролетели десяток километров, немного успокоились и приземлились на вершине холма, чтобы перекусить. Я все еще продолжал злиться на самого себя. Я решил поупражняться в стрельбе, чтобы лучше почувствовать пистолет. Я навел пистолет на камень и нажал курок. И тут мой пистолет тихонько щелкнул — и все! Я достал обойму и обнаружил, что там нет ни единого патрона.

У Чилка отвисла челюсть.

— Ну и дела! Это ты положился на пустой пистолет!

— Ну, тогда-то я так не думал.

Какое-то время Чилк насвистывал сквозь зубы какой-то простенький мотивчик. Наконец он сказал:

— Если уж кого-то и обвинять в случившемся, то надо начать с тебя. Проверить боезапас в пистолете — это твоя обязанность. Таковы правила.

— Знаю, — сказал Глауен, понурив голову, — Я забыл об этом.

— Ну, а следующим по списку иду я. Я стоял рядом и просто наблюдал, как ты укладываешь пустой пистолет. Единственным оправданием для меня будет только то, что я лично заряжал этот пистолет три дня назад. Надеюсь, мы оба получили хороший урок. А теперь давай-ка попробуем найти первопричину. С чего это вдруг в пистолете не оказалось патронов? Я сейчас душу вытряхну из этого Сиско. Но для начала его надо найти. Очень приятно послушать, как врут йипи, особенно если они уверены в своей правоте.

Чилк заглянул в ангар.

— Сиско? Ты где? Опять дрыхнешь? Все понятно. Не спишь, а просто прилег отдохнуть. А с чего это ты так устал? Ты еще и не приступал к работе. Ну да ладно. Иди-ка сюда, мне надо с тобой поговорить.

Из ангара появился Сиско, молодой человек со смуглой золотистой кожей и почти такого же цвета волосами. Его телосложение и черты лица соответствовали классическим понятиям красоты. Единственно, что можно было счесть недостатком, — слишком широко расставленные глаза. Он посмотрел на Чилка, на Глауена, улыбнулся своей неопределенной йиповской улыбкой и смело направился вперед.

— Сиско, а знаешь ли ты разницу между взбучкой, встряской и спущенной шкурой? — мягко поинтересовался Чилк.

Сиско с улыбкой потряс головой.

— Вы говорите какими-то загадками, — сказал он. — Я и понятия не имею о таких дурных словах, потому что их в вежливом разговоре не употребляют.

— Ну, а разницу между «твое» и «мое» ты знаешь?

На лице у Сиско появилось озадаченное выражение.

— Если я правильно вас понимаю, то вы говорите о тех вещах, которые принадлежат мне, и которые принадлежат вам. Или вы опять говорите о каких-то непристойностях, да еще при молодом человеке.

Чилк грустно покачал головой.

— Иногда, Сиско, мне приходится краснеть из-за твоих глупых замечаний.

— Но я вовсе этого не хотел.

— Ладно, оставим это. На данный момент я хочу, чтобы ты сейчас же выложил патроны от пистолета.

— Патроны? Пистолет? — непонимающе переспросил Сиско.

— Я хочу, чтобы ты выложил их передо мной сейчас же, пока я не начал спускать с тебя шкуру.

— Ха, ха, ха.

— Что в этом смешного?

— Да эти ваши шуточки насчет патронов. Очень забавно.

— Это никакие не шуточки. Видишь, Глауен не смеется. Ты следи за ним. Засмеется он, можешь посмеяться и ты.

— Конечно, сэр. Мне прямо сейчас начать за ним наблюдать или пойти поработать?

— Сначала — патроны из пистолета в Митриксе. Где они?

— А! Эти патроны! Так бы сразу и сказали! А то я уж начал волноваться. Они были плохие, и я их вынул, чтобы заменить на хорошие, но тут на меня навалилась сотня разных других дел. А когда я вернулся, то патронов уже не было. Наверное, кто-то увидел, что они плохие, и выбросил.

— Глауен, ты когда-нибудь слышал подобное вранье? Дай-ка мне веревку, чтобы связать этого мерзавца.

— Ну зачем же так, — беспокойно сказал Сиско. — Я знаю, что вы любите пошутить в компании друзей, но иногда лучше пользоваться, как я это называю, добрым словом. А то что может подумать этот мальчик. Я ведь очень хороший.

— Последний раз спрашиваю: где патроны?

— А, эти штуки! Кажется, я видел подобное в глубине мастерской. Какая-то неряха или вор положил их там.

— Вот это уже ближе к правде. Глауен попробовал застрелить волосоглава, который напал на него. Он уже навел пистолет и нажал курок, а патронов-то там и не оказалось, потому что ты их украл. Хорошо еще, что волосоглав испугался и убежал.

— Очень смелый поступок! — заявил Сиско. — У вас, юный сэр, есть внутренняя сила! Я это чувствую! А вы это тоже чувствуете, мой друг Чилк? Это очень благородное свойство! Не каждый осенен такой благодатью! Ну, ладно, я отдохнул и мне пора приниматься за работу.

— Ну-ка давай сначала патроны, пока я не намял тебе бока. В глубине мастерской, говоришь?

Сиско поднял вверх дрожащий палец.

— Я только что вспомнил! Я без всякой задней мысли забрал эти бесполезные штуки к себе в комнату! Вы пока посидите и отдохните, а я сбегаю за ними!

— Я тоже схожу с тобой за ними, только не бегом. Глауен, ты пойдешь с нами?

— Пожалуй, на сегодня с меня хватит волнений. Я лучше пойду домой.

— Хорошо. Когда будет свободное время, я покажу тебе, как пользоваться этим пистолетом. Там есть кое-какие тонкости. Никогда не повредит готовность к любым неожиданностям. Люди, которые отворачиваются от лишних усилий, рано или поздно получают хороший пинок под зад.

— Я с большим удовольствием займусь этим, — сказал Глауен.

Когда Глауен вернулся к себе в Дом Клаттуков, Шарда там не было. Он устало рухнул на койку и тут же уснул.

Когда он проснулся, уже взошла Сирена, и над станцией Араминта сгустились сумерки. Шард все еще не вернулся, что было для него необычно. Глауен вымыл лицо и руки, причесал волосы и спустился в столовую, чтобы пообедать. Через несколько минут в столовой появился Арлес. Глауен попробовал отвернуться, но это не помогло. Арлес пересек столовую и уселся рядом с Глауеном.

— К чему весь этот шум? — спросил он. — Зачем тебе потребовалась вся эта буча?

— Я не понимаю, о чем ты.

Арлес рассмеялся.

— И ты хочешь, чтобы я в это поверил? Ты увез Сессили на флаере туда, где в тишине и покое можно было с ней по-настоящему развлечься. Потом потерял пистолет и свалил все на беднягу йипи. Теперь парень ни за что пострадал.

Глауен возмущенно уставился на Арлеса.

— Где ты набрался такой чепухи?

— Неважно, где я это услышал! Но это еще не все!

— Ты хочешь сказать, что это еще не все?

— Конечно! Чилк, который спокойно выдает тебе флаер, а у меня не может принять даже основы техники, опять поверил тебе и набросился на беднягу йипи. Намур не допустил несправедливости и поставил Чилка на место. Последовала перепалка, и Намур в конце концов уволил этого выскочку. Вот результаты твой маленькой прогулочки.

— Ты все переврал, — презрительно сказал Глауен. — Мы с Сессили поехали на луга Мароли не затем чтобы, как ты элегантно выразился, поразвлечься, а чтобы набрать крыльев бабочек.

Арлес снова фыркнул.

— Тогда ты еще больший дурак, чем я думал. Я видел, как она ведет себя с парнями, не надо уверять меня, что она такая уж невинная!

— Я сказал тебе только правду. И я не терял никакого пистолета. Я просто обнаружил, что Сиско стащил из пистолета патроны, и доложил об этом Чилку.

— Хм, во всяком случае, Намур этому не поверил, потому что Чилка он все же уволил. А это главное.

В столовой появился Шард. Он уселся на стул напротив Глауена и спросил:

— А где ты был во время всей этой шумихи?

— Спал. Арлес сказал, что Намур уволил Чилка. В этом и заключается шумиха?

Шард удивленно посмотрел на Арлеса.

— У Намура нет таких полномочий. Он отвечает только за йипи, и не больше. Где это ты набрался такой ерунды?

— От матери, — огрызнулся Арлес. — Она сказала, что Намур отвечает за всех внешних рабочих.

— Она в корне не права. Оба, Намур и Чилк, находятся в подчинении бюро D, и находятся примерно на одном уровне. Во-вторых, не было и речи о том, чтобы увольнять Чилка. А если вопрос об этом и возникнет, то Намуру надо будет привести достаточно весомую причину. Бюро В занималось этим весь день. Я сейчас чего-нибудь перехвачу и вернусь обратно заниматься этим делом.

— Надеюсь, вы знаете, что говорите, — сердито заметил Арлес.

— Я знаю одно, — задумчиво произнес Шард. — В этом деле есть какая-то подоплека, которую на первый взгляд и не увидишь. Больше я вам пока ничего не скажу, но завтра вы об этом еще услышите.

9

На следующий день Глауен отправился в Дом Ведеров, чтобы помочь Сессили сделать крылья. Пока они работали, он рассказал ей о событиях, которые произошли после того, как он сдал Митрикс.

— Я утром видел Чилка, — сказал Глауен. — По его словам, я пропустил отличное развлечение. Это было, как буффонада с дрессированными хищниками, — один смертельный трюк переходит в еще более захватывающий. Намур, не взирая на факты, стал защищать Сиско. Он сказал Чилку:

— Конечно, они время от времени что-нибудь тащат! Мы все это знаем! А что ты еще от них ожидал? Это своего рода приработок, о котором все знают, но никто не говорит!

— Не надо, — возразил Чилк. — Этот приработок закончился в тот момент, когда я заступил на этот пост.

Вот тут-то Намур и уволил Чилка. Он заявил: «В таком случае, ты уволен и больше для тебя здесь работы нет. Собирай свои манатки и проваливай с планеты, потому что не тебе менять заведенные у нас на Араминте порядки».

Чилк на это только рассмеялся. Он сказал:

— Кража патронов — это далеко не мелкая кража. А если ты так думаешь, то лучше уволиться тебе, а не мне. Это очень серьезно. Пошли-ка прямо сейчас и обыщем комнату Сиско. Я хочу, чтобы он вернул сейчас все, что стащено из аэропорта. Потому что за все это несу ответственность я.

Но Намур даже не пошевелился. Тогда Чилк сказал, что он все равно пойдет сам и обыщет комнату. И тут Намур, похоже, потерял голову. Он сказал Чилку, что если тот вздумает пойти с обыском к Сиско, то йипи по его приказу вышибут из него дух. Чилку надоела эта перепалка и он из медпункта позвонил в бюро В. Намур моментально остыл и начал искать разумные доводы. Пока они ждали, Сиско тихонько проскользнул в свою комнату, чтобы, очевидно, припрятать наворованное. Но Чилк не спускал с него глаз и сразу же последовал за ним. Там они обнаружили очень интересную коллекцию: ружье, множество патронов, инструменты, детали от флаера, в общем все, что было украдено с аэродрома. И тут на сцене появилась Спанчетта. Он тут же пришла в сильное возбуждение и набросилась на Чилка:

— Как ты смеешь так обходиться с беднягой Сиско? Не думаешь ли ты, что брать закон в свои руки, это уже преступление, особенно если учесть то, что ты уже уволен?

— И что Чилк? — завороженно спросила Сессили.

— А он: «Мэм, во-первых, я не уволен, и я не беру закон в свои руки. Я беру в свои руки только то, что принадлежит аэропорту. А все это, кстати говоря, стоит денег».

На это Спанчетта заявила, что принципы дороже денег, но тут прибыли люди из бюро В: мой отец, Волс Диффин, и даже сам старик Бодвин Вук. Никто не разделил точку зрения Спанчетты, даже Намур.

— А что случилось с Сиско?

— Его отправили обратно в Йипи-Таун, не заплатив ни копейки; это все, что можно было с ним сделать. Но дело еще не закрыто. Все подняты на ноги и проводят тщательную проверку. Об этом сообщили даже новому Хранителю. Мне тоже надо бы быть там, но я не хотел пропустить нашей встречи и прибежал сюда.

— Спасибо, Глауен. Мне бы не хотелось пропустить Парилью из-за проступка Сиско, а если крылья не будут готовы, то так оно и получится.

— Думаю, мы вполне управимся.

— Я тоже так думаю.

Они уже изготовили из бамбуковых ветвей четыре рамы, натянули на них прозрачную ткань и теперь приклеивали к ней крылья, соблюдая определенный порядок. Они работали в комнате, которая представляла собой нечто среднее между студией и кладовкой и находилась в западном крыле Дома Ведеров. Сквозь высокие окна проникали солнечные лучи. На Сессили были мягкие розовые брюки и серый пуловер; одежда, которая не могла скрыть контуры ее тела, что бросалось в глаза Глауену. Наконец, когда она склонилась над столом, он подошел к ней и встал рядом. Она почувствовала, что он стоит рядом, и с легкой улыбкой подняла глаза. Глауен обнял ее и горячо поцеловал.

— Не знаю, подействовали ли на меня идеи Арлеса, или я сам до этого додумался, — хрипло сказал он. — Но я не смог удержаться.

— Винить Арлеса в том, что ты меня любишь, плохой комплимент, — ответила Сессили с улыбкой.

— Я не это имел в виду, — поспешно сказал Глауен, — Я просто…

— Шшш, — сказала Сессили. — Не надо объяснений. Слова всегда все запутают. Лучше подумай.

— Подумать? О чем?

— Ну… может быть, об Арлесе.

— Ну, если ты этого хочешь, — озадаченно сказал Глауен. — И как долго мне этим заниматься?

— Можно всего одно мгновение. До того, как ты поймешь, что и у меня есть свои чувства, а Арлес для меня пустой звук, — она отступила на шаг. — Нет, Глауен. Мне этого не следовало говорить. Моя мать в любой момент может сюда заглянуть… И правда, слышишь! Она приближается. Давай за работу!

В коридоре послышались резкие решительные шаги. Дверь открылась, и в комнату действительно вошла Фелайс Ведер; миловидная женщина, недавно вступившая в зрелый возраст. В ней ясно были видны фамильные черты Вуков — казалось, все ее поведение построено на столь неоспоримых образцах, что о них не стоит и задумываться.

Фелайс на мгновение остановилась и окинула оценивающим взглядом Глауена и Сессили. Заметив растерянный взгляд Глауена и краску на щеках Сессили, она нахмурила брови, подошла к столу и осмотрела крылья.

— И впрямь просто великолепно! Когда они еще засверкают на свету, зрелище будет просто феерическим. По-моему, здесь слишком душно. Может, откроете окна?

— Да, жарковато, — согласилась Сессили. — Глауен, пожалуйста, открой… нет! Если сейчас дунет ветерок, то все разложенные крылышки разлетятся по всей комнате.

— И то верно, — заметила Фелайс. — Ну, ладно, у меня уйма дел. Продолжайте в том же духе.

Она ушла, а через несколько минут в коридоре снова раздались шаги. Сессили прислушалась.

— Это Ябеда. Мама решила, что за нами надо установить наблюдение, — она искоса взглянула на Глауена. — Возможно, у нее для этого есть все причины.

— Теперь она постарается, чтобы мы одни не оставались, — поморщился Глауен.

Сессили рассмеялась.

— Ну, это не так просто… Хотя иногда мне очень хочется, чтобы все так, как сейчас, продолжалось целую вечность.

В комнату вошла девочка, изящное маленькое создание около десяти лет отроду, с такими же, как у Сессили, вздернутым носиком и каштановыми кудрями.

— Привет, Ябеда. Что это ты здесь среди крыс, пауков и клопов делаешь?

— Мама велела тебе помочь и проследить, чтобы Глауен старательно работал и не давал своим мыслям бродить по цветочным полянам. Интересно, что она этим хотела сказать?

— Уж не знаю. Наша мама бывает непредсказуема. Она, конечно, имела в виду, что Глауен в душе поэт, и если мы не будет руководить каждым его движением, то он тут же начнет витать в облаках.

— Хм. Ты правда считаешь, что она хотела сказать именно это?

— Совершенно уверена.

— А когда наступит моя очередь руководить Глауеном?

— Не сейчас, Ябеда, — сказала Сессили. — Ты намного умнее, чем кажешься. Пока тебе не надо руководить им. По крайней мере до тех пор, пока я не покажу ему все операции и не удостоверюсь, что он их освоил. А ты пока сама найди себе какое-нибудь полезное занятие.

— А здесь и вправду есть пауки и крысы?

— Не знаю. Иди вон в тот темный угол и посмотри за теми коробками. Если на тебя оттуда кто-нибудь выскочит, то мы все будем знать, что этого делать не надо.

— Спасибо, сейчас это не так уж и важно.

— Обрати внимание, — сказала Сессили Глауену, — Ябеда временами очень смелая.

— Это не совсем так, — возразила Ябеда. — Даже совсем не так, но все рано очень приятно, что ты такое сказала. Я вот тут недавно подумала и решила, что не надо меня больше называть Ябедой. Слышишь, Глауен?

— Конечно, слышу. И как же мы будем теперь тебя называть?

— Мое настоящее имя Миранда. Это больше подходит для девочки, чем Ябеда.

— Может, так оно и есть, — согласился Глауен. — А что по-твоему означает слово «ябеда»?

— Я знаю, что это значит! Когда кто-нибудь говорит «ябеда», все сразу думают обо мне.

— Совершенно верно, — поддержала ее Сессили. — Ну ладно, мы так и сделаем. Тем более, что Миранда вполне подходящее имя для такой милой девочки, которая в отличие от большинства знакомых мне маленьких сестренок очень благовоспитанна.

— Спасибо, Сессили.

10

Глауен вернулся в Дом Клаттуков, когда солнце уже село, и опять не застал Шарда дома. Чем отец занят в столь поздний час? Дело с воровством Сиско давно уже улажено… Глауен позвонил в контору к Намуру, но там никто не ответил. Он позвонил в штаб-квартиру Бюро В в Новом Агентстве, и там ему сказали, что Шард скорее всего еще занят своими делами где-то в административном здании.

Глауен не стал больше ждать. Он вышел из Дома Клаттуков и направился к административному зданию, но тут же столкнулся с Шардом.

— Я уж пошел тебя искать, — поспешно сообщил он. — Что тебя так задержало?

— Хорошая работенка, — ответил Шард. — Подожди меня в столовой. Я сейчас умоюсь и спущусь.

Через десять минут он подсел за стол к Глауену, который вяло жевал сыр с соленым бисквитом.

— И где это ты весь день прятался? — поинтересовался Шард. — Ты мне был нужен.

— Извини. Я помогал Сессили делать карнавальный костюм. Я не знал, что что-то произошло.

— Я мог бы об этом сам догадаться, — вздохнул Шард. — Ладно, мы управились без тебя, и, может быть, спасли ваши молодые жизни. Хотя, когда я сейчас задумываюсь о том, что произошло, то понимаю, что ты все сделал как надо.

— Так что же все-таки произошло?

Шард молча подождал, пока слуга йипи поставит на стол суп, а потом сказал:

— Действительно удивительное стечение обстоятельств. Парилья, похоже, сама борется за свою жизнь.

— Ты это о чем?

— Если бы не Парилья, Сессили не потребовались бы крылья бабочек. Ты бы не попытался героически пристрелить волосоглава из пустого пистолета. Никто бы не ущемил гордость Чилка, и он не пошел бы обыскивать комнату Сиско и не сделал бы своего поразительного открытия. А Бюро В не вызвали бы в общежитие, где после тщательного обыска мы нашли не только горы наворованных товаров и запасных частей флаера, но и маленький арсенал. У каждого йипи в общежитии было оружие: нож или метатель дротиков, или кастет, а в довершение ко всему двадцать восемь пистолетов. Просто военный лагерь какой-то! Намур поражен до глубины души. Он сейчас ходит как побитый, признав даже правоту Чилка, хотя и не во всем.

— Но что все это значит? — поинтересовался Глауен.

— Никто ничего определенного не знает. Йипи только скалятся да ухмыляются, и смотрят пустыми глазами в пространство. Пистолеты им дарили туристы за разные услуги. По крайней мере так они утверждают. Получается, что туристы ездили и Йипи-Таун, развлекались с местными девочками и расплачивались оружием. Что вполне возможно. Но мы это сейчас же прекратим, больше никто с оружием в Йипи-Таун не проедет.

О своих планах йипи нам ничего не сказали. Но на следующей неделе должна начаться Парилья. В орт должна прибыть новая партия йипи, которая, возможно, привезет новую партию оружия. Никто не застрахован от того, что в ночь, скажем, на Цайн или Инг, когда все будут в карнавальных костюмах и здорово пьяны, не начнется внезапная атака с последующей резней, и йипи тысячами устремятся на Араминту. Затем они летят на юг Трои и сносят в фиорд Штрому. И все, сено в сарае: Деукас превращается в Йипленд, а Титус Помпо становится Умфау Кадвола. Но… — Шард поднял палец. — Сессили решила, что ей необходимы крылья бабочек, а с Чилком спорить не стоит, и Парилья пройдет как обычно. Лишь немногие знают, как близки мы были к другому повороту событий.

— А что будет дальше?

— Это мы решим после Парильи. Пока, всем йипи, кроме слуг, запрещено выходить из общежития. Чилк предлагает отправить их на Розалию, выплатив жалование по контрактам. Кажется, Намур уже готовит что-то в этом роде.

— Идея выглядит неплохо.

— Подобное решение должно исходить от Штромы, а там все не так просто. Похоже, там появилась какая-то новая фракция «Свобода, Мир и Любвеобильное общество» или что-то в этом роде, а они не позволят никаких действий, которые могли бы задеть интересы Умфау. Ну ладно, поживем — увидим. Кстати, у меня для тебя хорошие новости!

— Да? Какие же? — удивленно поинтересовался Глауен.

— На время Парильи на тебя возложены важные официальные обязанности.

— Охранять йипи в общежитии? — обиделся Глауен.

— Совершенно верно! Это ты здорово придумал! Но вдобавок к этому тебе поручено очень престижное задание. Нового Хранителя зовут Эгон Тамм. На время Парильи он поселится в Доме Клаттуков и пробудет здесь до тех пор, пока старый Хранитель не освободит Речной домик. Он приедет сюда вместе с семьей, где есть мальчик Мило, примерно твоего возраста, и девочка Вейнесс, чуть помладше. Это очень приятные, умные и хорошо воспитанные молодые люди. И ты будешь сопровождать их и развлекать во время Парильи. А знаешь, почему выбрали именно тебя? Приготовься выслушать комплимент. Потому что тебя тоже считают приятным, умным и хорошо воспитанным.

— Лучше бы ты был поскупее на комплименты и пощедрее на свободное время.

— Выбрось такие мысли из головы.

— Моя личная жизнь пошла прахом.

— Клаттуки не только отчаянны и смелы, но и находчивы.

— Раз должен, значит — должен, — проворчал Глауен. — Когда я должен приступить к этим обязанностям?

— Как только они прибудут со Штромы. Они скромны и старомодны, не допусти, чтобы они напились пьяными и скомпрометировали этим себя на публике. Хранителю это не понравится, и у него сложится о тебе плохое мнение.

— Хорошо, — проворчал Глауен. — А если они, наоборот, окажутся слишком развязными? Кто тогда защитит меня?

Шард рассмеялся:

— Клаттуки оставались джентльменами при любых обстоятельствах.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Утром в Верд сатир Латуун выскочил на лужайку перед Лицеем, вскинул свои мохнатые руки, притопнул копытцами на ногах, затем издал на своей дудочке пронзительную витиеватую руладу и тем самым объявил начало Парильи. Выпрыгнув на проспект Венсей, он разразился новой нечеловеческой мелодией и, высоко подбрасывая ноги, подпрыгивая и взбрыкивая, как молодое животное, с важным видом повел костюмированное шествие вдоль проспекта. Подпрыгивая и приплясывая в такт музыке, Латууна, праздничная карнавальная толпа, с разукрашенными повозками, механическими монстрами, великолепными дамами и важными джентльменами на роскошных носилках, последовала за ним. Процессию сопровождали музыканты — кто пешком, кто стоя в движущихся праздничных повозках. Заигрывая с попавшимися на пути хорошенькими девушками шествовала фаланга Дерзких Львов, в рыжеватых меховых костюмах. Стайки ребятишек, одетых в костюмы Пьеро и Пульчинелл, бегали взад и вперед, иногда проскакивая чуть ли не под самыми ногами Латууна. Кто же был сатиром? Имя человека, скрывавшегося под этой маской по правилам должно было сохраняться в тайне, но кто бы он ни был, и маска и человек вполне подходили друг к другу. Существовало всеобщее подозрение, что под этой маской скрывается галантный повеса Намур.

Так начались три дня и три ночи веселья. По вечерам в Верд и Милден карнавальная труппа мастера Флореста представит небольшие интермедии, которые сам он называл просто каламбурами, а ночью в Смоллен будет разыграна главная фантасмагория. Затем последует кульминационный парад масок, который под важную и сладкую музыку паваны приведет Парилью к концу.

Таков установившийся за тысячелетие порядок.

2

Планы Глауена на Парилью были нарушены двумя не связанными друг с другом обстоятельствами, но оба они были неожиданными и досадными: обнаружение у йипи арсенала и прибытие нового Хранителя и его семьи в Дом Клаттуков. Глауен обнаружил, что он, как кадет Бюро В, обязан нести трехчасовое ночное патрулирование вокруг забора, окружающего общежитие йипи. Патрулирование должно предупредить возможную попытку йипи, достать новую партию оружия и устроить: гипотеза, по мнению Глауена, совершенно надуманная.

Шард полностью согласился с сыном:

— Ты абсолютно прав! Вероятность внезапного нападения йипи действительно чрезвычайно мала: возможно пройдет лет двадцать — двадцать пять, прежде чем мы будем, к своему удивлению, убиты взбунтовавшимися улыбчивыми йипи!

— Иногда мне кажется, что ты надо мной издеваешься, — проворчал Глауен, — иначе почему моим напарником оказался Кеди Вук?

— Да? А мне казалось, что Кеди тебе нравится.

— Я ничего против него не имею, если не считать того, что он зануда.

Хотя йипи остались столь же равнодушными и ленивыми, все полагали, что в душе они затаили обиду. Саркастичный и хладнокровный Намур на это заметил:

— Я очень рад, что меня это не касается. Приняв такое решение, я был бы высмеян и выгнан с работы.

— А тебя не удивила та куча оружия, которую мы обнаружили в общежитии? — поинтересовался Чилк, услышав такое замечание.

— Конечно, удивила.

— И в кого, ты думаешь, они собирались стрелять из этого оружия? В туристов?

— Я уже давно бросил всякие попытки понять йипи, — пожал плечами Намур. — Но что я твердо знаю, так это то, что они не смогут организовать и лягушачьи бои без того, чтобы не упасть с дерева.

— А может быть, им кто-нибудь помогает?

— Может быть. Но прежде, чем переворачивать все с ног на голову, я бы сначала хотел получить веские доказательства.

Кеди Вук, который родился на год раньше Глауена, считался старшим патруля. Он не прекращал ворчать все три часа.

— Чрезвычайная ситуация, если она вообще была с самого начала, позади, — заявил он лаконично и безапелляционно. — Так чего нам таскаться взад-вперед по темноте?

— Я знаю, почему, — сказал Глауен. — Потому что Бодвин Вук отдал такой приказ.

— Я-то уж точно тут не по собственному желанию, — фыркнул Кеди. — Они со своей осторожностью уже перегибают палку! Даже если считать, что йипи и могли бы поднять бунт, то они бы перерезали одну-две глотки, и все.

— А этого по-твоему недостаточно?

Кеди недовольно выругался.

— Мне что, надо все по полочкам раскладывать? Йипи никогда не делали такого раньше, так?

— Поэтому мы с тобой и стоим здесь.

— Не понял? — переспросил Кеди.

— Если бы йипи убили наших бабушек, то мы с тобой просто не родились бы.

— Ну-ну, — проворчал Кеди. — Когда ты в таком дурацком настроении, с тобой нет смысла говорить.

Глауен вдруг припомнил высказывание Утера Оффоу в отношении Кеди: «Не удивительно: Кеди просто раньше времени повзрослел» — «Я в этом не уверен, — с сомнением возразил Арлес. — Смотри, с каким он энтузиазмом играет в карнавальной труппе. Да и пошуметь с Дерзкими Львами он тоже не прочь» — «Может быть, все этого просто из-за его стеснительности», — пожал плечами Утер Оффоу.

— Интересно, как долго это патрулирование еще протянется? — проворчал Кеди.

— Пока не кончится Парилья. По крайней мере, мне так сказал отец.

Какое-то время Кеди был занят подсчетами.

— Значит, в Смоллен у нас с тобой поздняя вечерняя смена! И знаешь, что это значит? Это значит, что мы с тобой пропустим и фантасмагорию, и шествие масок!

К своему огорчению, Глауен сообразил, что Кеди прав, и понял, что Сессили в ее костюме бабочки ему не увидеть.

— Тут уж ничего не поделаешь, — уныло сказал он, — придется смириться.

— А ты обратил внимание, — продолжал ворчать Кеди, — начальство-то наше здесь по темноте не шляется, а только кадеты да младшие офицеры.

— Ну, это-то в порядке вещей. Я не считаю себя таким уж умным, но такое мне объяснять не надо.

— Я тоже это понимаю, только вот мне это не больно нравится… Ладно, нам осталось еще двадцать минут, а потом — домой и баиньки.

На следующее утро началась неделя Парильи. За завтраком Шард сообщил Глауену, что сегодня в Дом Клаттуков прибывает новый Хранитель.

— Так что хорошенько вымой уши и поупражняйся говорить «Да, леди Вейнесс» и «Совершенно верно, сэр Мило».

Глауен с удивлением поднял глаза, но тут понял, что отец шутит.

— И все равно, хотелось бы знать, что от них можно ожидать, — сказал он, — Можно ли с ними разговаривать, например, об экологии Кадвола? Должен ли я танцевать с девочкой?

— Конечно! — усмехнулся Шард. — Где твои галантные манеры? Или, может быть, ты предпочтешь танцевать с молодым человеком?

— Хм. Этого я тебе не скажу, пока не увижу эту девочку.

Шард всплеснул руками.

— Ну, после этого я молчу!

После завтрака Глауен позвонил в дом Ведеров и рассказал Сессили о своем несчастье.

— Ты должен патрулировать с Кеди! — с сочувствием воскликнула она. — Это ж со скуки можно помереть!

— Боюсь, что именно это мне и грозит. Хотя сам по себе он парень не плохой. Но это только вершина айсберга. В соответствии с расписанием мы должны быть в патруле вечером в Смоллен, так что мне не попасть на представление и не увидеть тебя с крылышками.

— Ха! Может, это и к лучшему, так как я не уверена, что эта конструкция выдержит весь спектакль.

— И это еще не все! Сегодня со Штромы прибывают мои незнакомые гости, и мне надо следить, чтобы они всю Парилью были сытенькими и довольненькими.

— Звучит интригующе.

— Думаю, интригующе — это не то слово. Я ожидаю парочку краснощеких Натуралистов, высоких, с трубными голосами, пропахшими рыбой и промасленной и проскипидаренной кожей.

— Да брось ты. Я никогда не встречала таких Натуралистов.

— А мне для полного счастья достанется именно такая пара.

— Корми их здоровой обильной полноценной пищей и выводи на пробежки вдоль берега. Но я уверена, что все не так плохо, как ты думаешь. Как их зовут?

— Мило и Вейнесс Тамм.

— Вполне возможно, что они очень интересные и умные, и тебе понравится их компания.

— Угу, — заметил Глауен. — Ты демонстрируешь завидное хладнокровие, созерцая мою агонию.

— У меня своих проблем по горло. Флорест стал просто невозможен. Чего только он от меня не требует, да еще и каждые десять минут меняет программу. Теперь я две ночи подряд должна играть с трио, а я еще не выучила пьес. И только из-за своих капризов он полностью поменял программу на ночь в Милден. Правда, в данном случае я ему только благодарна. Он планирует небольшую комическую сценку, в которой шесть нимф будут заигрывать с Латууном-сатиром, которого, конечно, будет изображать Намур.

— Не знал, что Намур интересуется представлением.

— Он и не интересуется. Ему просто хочется потискать нимф, тем более, что его костюм позволит ему некоторые вольности. Оказывается, он знает меня лучше, чем я бы того хотела, и, в связи с этим, сделал даже кое-какие предложения по поводу этой сценки. Но я сказала Флоресту, что я не могу одновременно и играть с трио и изображать нимфу. И он освободил меня от этой роли и назначил на нее Друсиллу.

— Кто это — Друсилла?

— Друсилла вне-Лаверти. Она постарше меня и работает в отеле.

— А, теперь я понял, кого ты имеешь в виду. Но она же для этой роли несколько тяжеловата.

— Меня это не трогает. У меня свои трудности: я пытаюсь научиться двигать в ритм крыльями бабочки. Знаешь, я даже прониклась уважением к этим существам — у них такие штуки получаются просто отлично!

3

Вечером Глауен снова позвонил Сессили.

— Это Глауен.

— О! А я весь день о тебе думала. Ну, что нового?

Глауену показалось, что Сессили устала и находится в каком-то подавленном состоянии.

— Ничего особого. Я погружен в исполнение долга.

— Что-то ты подозрительно весел.

— Наконец-то и мне привалило счастье. Чтобы я мог полностью отдаться заботе о наших гостях, меня освободили от патрулирования. И знаешь, кого поставили на мое место?

— Намура? Чилка? Флореста?

— Идеи хороши, но не верны. Счастливчиком оказался Арлес. Слышала бы ты, какой он поднял вой, когда услышал эту новость! Он превзошел самого себя. Спанчетта тоже не преминула высказаться.

— Веселенькое дельце.

— Но все напрасно! Сегодня Кеди и Арлес будут бродить в темноте и развлекать друг друга рассказами про Дерзких Львов.

— В костюмах Дерзких Львов, как я полагаю?

— Ни в коем случае! Подумай сама, что решат йипи, если увидят двух Дерзких Львов, шатающихся ночью у них под забором.

— Думаю, они решат охранять свое женское население.

— Ха! В общем, Кеди и Арлес включены в постоянное расписание Бюро В.

— Ну, для тебя эта новость не плохая. Ну, а как твои дела с гостями?

— Мы еще несколько официально относимся друг к другу, — осторожно заметил Глауен, — но, по крайней мере, у меня пропал страх перед ними.

— Значит, оказалось, что Вейнесс не пахнет рыбой?

— Ну, это была просто шутка. Она вполне нормальная девочка, и никакого запаха от нее не чувствуется.

— И она очень миленькая, да? Так что теперь я тебе кажусь старой метелкой, да?

— Что за ерунда! Ты самая милая метелка, которую я когда-либо встречал!

— Глауен! Это что, комплимент? Я что-то не совсем тебя понимаю.

— Задумывалось как комплимент. Ты чем сейчас занята?

— Ты бы лучше спросил, чем я сейчас должна бы была быть занята, а я бы ответила, что должна репетировать свою партию. Но ты лучше расскажи мне побольше про своих гостей. С ними легко или трудно?

— Совершенно не трудно! Они очень хорошо воспитаны.

— Хм. Натуралисты, которых я встречала на выездах казались несколько странными, как будто они думали не совсем так, как мы.

Глауен через плечо бросил взгляд в сторону стола в библиотеке, около которого, листая журналы внешнего мира, стояли Мило и Вейнесс.

— Особых странностей за ними не наблюдается, хотя я, наверное, понимаю, что ты имеешь в виду.

— А как они выглядят?

И опять Глауен начал тщательно подбирать слова.

— Я бы не сказал, что они некрасивы.

— Великолепно! Расскажи подробней!

— У них черные волосы, которые только подчеркивают белизну их кожи. Мило довольно хорошо сложен.

— А Вейнесс? Она тоже хорошо сложена?

— В определенном смысле — да. Она очень стройная. На самом деле у нее скорее мальчишеская фигура. Мило на дюйм выше меня и довольно симпатичен, и я бы сказал, довольно аристократичен.

— А Вейнесс, значит, не аристократична?

— В этом отношении они оба очень похожи. Оба очень следят за своим поведением.

— А во что они одеты?

— Да я на это не обратил внимания. Минуточку, я сейчас взгляну.

— Поспеши, а то мама уже зовет меня продолжать репетировать.

— На Вейнесс короткая серая юбочка, черные гольфы, не доходящие до колен, черная курточка и серая лента в волосах с двумя кисточками, темно-красной и темно-синей, которые свисают посередине сзади и доходят до шеи. А Мило…

— Оставь Мило в покое. Я уверена, что он вполне прилично одет.

— Да, вполне. Они все еще рассматривают журналы мод… Вот засмеялись, правда, не знаю над чем.

— Прибежала Ябеда, я имею в виду Миранда, меня срочно зовет мама. Я должна идти.

Глауен отвернулся от телефона. Несколько мгновений он следил за своими гостями, потом подошел к столу.

— Как вижу, я не так уж вам и нужен. Вы вполне обходитесь без меня.

— Да, но только благодаря этим глупым модам, — сказал Мило. — Ты только посмотри на это забавнейшее создание.

— Как ни печально, но это леди и она относится к этому вполне серьезно.

— Хм. Да, это мне напомнило: на меня произвела впечатление прическа твоей тети Спанчетты.

— Да, мы тоже очень гордимся ее волосами. К сожалению, кроме Спанчеттиных волос и журналов мод, здесь больше нет ничего интересного, — Глауен подошел к буфету и налил в бокалы вина. — Это наш собственный Зеленый Цоквель, Клаттуки уверяют, что именно это вино заложило начало Парильи.

Все трое подошли к диванчику и сели. Кроме них в библиотеке никого не было.

— Сегодня вокруг тишина, — заметил Глауен. — Все заняты своими костюмами. А что у вас? Нам надо будет найти что-нибудь и для вас.

— А все вокруг будут в костюмах? — поинтересовалась Вейнесс.

— Почти все. С завтрашнего дня и до конца Смолена. Но мы всегда можем что-нибудь найти в гардеробе театра. Мы завтра утром первым делом отправимся туда.

— Костюмы позволяют вести себя более расковано, — заметил Мило. — Не спрашивайте, откуда я это знаю: мне просто это сейчас пришло в голову.

— Я всегда считала, — сказала Вейнесс, — что люди выбирают себе костюмы в соответствии с тем, какими бы им хотелось быть.

— В общих чертах, вы говорите об одном и том же, — согласился Глауен. — На площадке всегда найдешь больше демонов и полуголых менад, чем маленьких красивых птичек или корзин с фруктами.

— А у тебя какой будет костюм? — озорно спросила Вейнесс. — Красивой птички?

— Нет, — ответил Глауен. — Я буду темным дьяволом, таким невидимым… ну, если, скажем, неожиданно выключить свет.

— В этом отношении я белая ворона, — сказал Мило. — Ни одной идеи, я в полной растерянности, тут все вопросы к психоаналитику.

— Ты очень хорошо будешь чувствовать себя в костюме Пьеро, — сказала Вейнесс. — Это не так будет бросаться в глаза, — и уже повернувшись к Глауену, добавила, — Мило считает, что желание выделиться говорит о бесцветности личности.

— Я об этом еще подумаю, — сказал Мило. — А теперь, если позволишь, я бы пошел спать.

— И я, — сказала Вейнесс. — Спокойной ночи, Глауен.

— Спокойной ночи.

Глауен отправился в свои комнаты. Шард окинул его взглядом с ног до головы и сказал:

— Похоже, для тебя задание было не труднее обычного экзамена.

— Все оказалось не так плохо, как я ожидал, — равнодушно ответил Глауен, — особенно, когда подумаешь, как Арлес марширует вокруг забора.

— Да, это самое большое утешение, — согласился Шард, — ну и что ты думаешь о своих краснощеких Натуралистах?

— Пока трудностей с ними не было.

— Уже легче.

— Сначала было не просто. Я думал, они начнут говорить об экологии или о питательных свойствах рыбного масла, но когда я об этом заговорил, то они не проявили никакого интереса. Наконец, я открыл бутылку Зеленого Цоквеля, и разговаривать стало проще. Но все равно, мне они кажутся еще какими-то скованными.

— Не у себя дома, да еще в незнакомом окружении, конечно, они чувствуют себя неуютно и стесняются.

— А чего им стесняться? — с сомнением покачал головой Глауен. — Они хорошо воспитаны и прилично одеты, и даже, можно сказать, довольно симпатичны. Хотя, девочка немного плосковата.

Шард поднял брови.

— Плосковата? У меня сложилось другое впечатление. Согласен, полногрудой ее не назовешь, но на нее приятно посмотреть… Ну, и какую тему для разговора вы, в конце концов, нашли?

— Я рассказал им про Сиско и ворованное оборудование. Их это очень заинтересовало… намного больше, чем я ожидал. Складывается такое впечатление, что на Штроме вопрос об йипи стоит в центре политики.

— Мне тоже так говорили, — согласился Шард, — одна из фракций уже готова изменить свои взгляды, по крайней мере, они уже признали силу и насилие как инструмент политики. Другая фракция состоит из старомодных Натуралистов, которых не так-то просто переубедить. Эти хотят, чтобы йипи или перестали плодиться, или покинули Кадвол, или и то, и другое вместе. Хранитель пока держит нейтралитет, но в частных беседах он, похоже, склоняется на сторону консерваторов.

— Мило в данном вопросе высказался еще более определенно, особенно после того, как внимательно выслушал теорию Чилка.

— Похоже, ты лучше информирован, чем я, — заметил Шард. — И в чем же заключается теория Чилка?

— Он считает, что йипи по кусочкам украли у нас целый флаер. Он говорит, что, согласно инвентаризационным ведомостям, хотя в них сам черт ногу сломит, произошло нечто подобное.

— Интересное замечание.

— Мило высказался следующим образом: «Если они украли флаер, то они хотят куда-то лететь, а если они украли оружие, то определенно собираются стрелять в кого-то».

— И все это из-за того, что ты нажал на курок незаряженного пистолета, — сказал Шард, потирая подбородок.

4

Утром Глауен повел Мило и Вейнесс по проспекту Венсей, мимо Лицея, к театральным складам, где хранились сценическое оборудование и костюмы. В здании никого не было. Все трое пошли вдоль вешалок с костюмами, рассматривая и примеряя их. Мило в конце концов выбрал себе костюм арлекина с черными и желтыми квадратами и с черной треугольной шляпой. Вейнесс отобрала с полдюжины костюмов и долго не знала, на каком остановиться, но наконец выбрала удобно облегающий руки и ноги розовый цельный костюм с черными помпонами впереди. Кроме того она подобрала узкий колпак с прорезанными для глаз щелочками и с вырезами для носа, рта и подбородка, увенчанный короной из изящных серебряных спиралей, которые охватывали ее волосы.

Без всякого стеснения Мило и Вейнесс скинули свои одежды и облачились в костюмы.

— Глауен сделал нас пестрыми и неузнаваемыми, — прискорбно сказал Мило, — и теперь мы, возможно, натворим всяких безобразий. Наверняка у Глауена в голове куча подобных планов.

— О приличиях можно не беспокоиться до тех пор, пока тебя не узнают, — заметил Глауен. — Поэтому будь осторожен или, по крайней мере, старайся быть неприметным.

— Очень симпатичный костям, и я в нем прекрасно выгляжу, — сказала Вейнесс, рассматривая себя в зеркало. — Я похожа на изящного розового зверька.

— Ты выглядишь скорее как розовая воздушная фея, что и было задумано с самого начала.

— Нам так и остаться или переодеться снова в свои одежды?

— Оставайтесь так. Я сейчас тоже одену свой костюм, и мы пойдем на поиски приключений.

В Доме Клаттуков Глауен превратился в темного демона и позвонил Сессили.

— Мы все уже в костюмах и готовы к выходу. Нам за тобой зайти?

— Бесполезно. С Кассиопеи приехали мои родственники, и я вынуждена была до полудня гулять с ними по городу.

— Встретимся за обедом в «Старом дереве».

— Постараюсь подойти. Если нет, то вечером встретимся за столиком под фонарями. Во что одеты твои друзья?

— Мило нарядился арлекином, в черную и желтую клетку. Вейнесс — в костюме розовой воздушной феи. А ты в чем?

— Еще даже не знаю. Миранда решила поразить всех своим костюмом Пьеро. Я, возможно, сделаю то же самое, по крайней мере, сегодня.

Утро прошло очень приятно. В полдень все трое нашли себе столик в «Старом дереве» — ресторане, или скорее таверне под открытым небом. Как следовало из названия столики стояли вокруг старого дерева, окруженного сиренью и увитого местным плющом. Из таверны открывался вид на площадь, по которой сновало множество людей в карнавальных костюмах.

Чуть позже появилась Сессили, одетая не в костюм Пьеро, а в какой-то фантастический наряд, сделанный из всего, что попало ей под руку. По ее словам, это был наряд танцовщицы из храма Кали на древней Земле.

— Так вот как они выглядели, — сказал Мило.

— Это совсем не обязательно, — возразила Сессили. — Этого я не гарантирую… Что мы будем есть?

— А что ты предложишь? — поинтересовался Мило.

— А здесь все хорошо. Мне особенно нравится мясо на шампуре с горячим соусом и хлебом.

— И к этому очень хорошо подойдет холодное пиво, — добавил Глауен.

— Только не мне, — возразила Сессили, — Флорест опять все поменял, и мне к Милдену до полудня нужно выучить две новые пьесы. Они не трудные, но займут все мое время… Смотрите! А вон он и сам идет!

Сессили указала на высокого человека с острыми чертами лица и с мягкими пышными кудрями, который вышагивал по площади на длинных тонких ногах.

— Все, включая и его самого, признают, что он гений, — сказала Сессили. — Он хочет построить новый большой «Орфей» и привлечь туда артистов и публику со всего Хлыста. Он продал бы даже свою бабушку, лишь бы получить финансирование.

— А какую музыку ты исполняешь? — спросила Вейнесс Сессили.

— Самую разную. Вечером в Верд я буду играть вместе с квартетом на флейте и цимбалах. Вечером в Милден я просто сыграю несколько пьесок на клавикордах. Ну, а ночью в Смоллен, когда будет фантасмагория, я буду играть в оркестре на флейте, пока не наступит мой выход на сцену в роли бабочки. Ну вот и все.

— Мне бы такие способности, — сказала Вейнесс. — А вот я не могу так. У меня пальцы бегают сами по себе.

— Твои пальцы тоже бы забегали, если бы твою маму звали Фелайс, — мрачно усмехнулась Сессили.

— Правда? И больше ничего не надо?

— Ну… не совсем все. Музыкальные инструменты, как иностранные языки, чем больше знаешь, тем легче освоить новый, если, конечно, есть хоть какая-то сноровка. А мама по имени Фелайс научит тебя, как надо тренироваться и упражняться. Мне еще надо радоваться, что ее никогда не восхищали укротители львов или люди, которые ходят по углям.

— Оставим это для Ябеды, — сказал Глауен, — а что касается укротителей львов, то смотри, кто сюда забрел.

— Вы о чем это? — спросила Вейнесс.

— Это называется Дерзкий Лев. Восемь таких львов образуют закрытое общество.

— На группу трезвенников это не похоже, — высказал свое предположение Мило.

— Ни в коем случае. Один из них пьян настолько, что еле-еле тащит свой хвост по земле. Похоже, в одном из них я узнал своего очень дальнего родственника Арлеса Клаттука.

— Хо, хо! — воскликнула Сессили. — Видишь ту Императрицу Рубинов на площади? Это его мать Спанчетта. Бедняга Арлес! Она его увидела.

— Еще хуже, — заметил Арлес. — Она собирается поговорить с ним.

Спанчетта вошла в таверну и подошла к Арлесу. Бежевые плечи сгорбились, массивная голова Дерзкого Льва подалась вперед.

Спанчетта сделала какое-то резкое замечание, на что Арлес издал некое подобие ворчанья, что Глауен прокомментировал так:

— Арлес сказал: «Сейчас что, не Парилья, что ли? Дай ты цветам цвести свободно!»

Спанчетта сказала что-то еще, затем развернулась на каблуках и вышла из «Старого дерева». Арлес вернулся к своему столу, и ему подали рыбную солянку.

Спанчетта вернулась на площадь, села на скамейку и там к ней вскоре присоединился кто-то одетый сатиром, с рожками и с волосатыми ногами и копытами.

— Это Латуун, — сказала Сессили, — На самом деле это Намур, который, как говорят, поддерживает с ней какие-то личные отношения.

— Это только слухи, — сказал Глауен. — И все же… сидят-то они вместе.

К их столу подошла маленькая девочка в свободных белых панталонах, белой блузке и высокой конической белой шапке. Ее лицо было скрыто под слоем белой краски и замаскировано большим горбатым носом.

— Обратите внимание на прибытие некой Миранды, — сказал Глауен, — которую еще недавно звали Ябедой, но теперь так не зовут.

— Как ты меня узнал? — поинтересовалась она.

— Я узнал тебя по очертанию твоего носа.

— Ты не можешь видеть мой нос! Он спрятан под картонным.

— Ну извини. Ошибся.

— Глауен! Мой нос не такой большой и горбатый! Ты-то должен это прекрасно знать!

— Правильно! Теперь я вспомнил! Ну, какие новости?

— Сессили, тебя зовет мама.

— Легче было бы напиться, как Арлес, — вздохнула Сессили, — подойти к маме, шатаясь, и издать какой-нибудь нечленораздельный звук, когда она с тобой заговорит.

— Давай, Сессили! — воскликнула Миранда. — Я тоже с тобой напьюсь! Мы сделаем это вместе. Мама не посмеет убить нас сразу обеих.

— Я бы на твоем месте не была в этом так уверена, — заметила Сессили. — Ну, ладно, мне пора. Пошли, Миранда.

— А может, Глауен напьется вместе со мной?

— Убери свои жадные ручонки от Глауена. Он мой! — отрезала Сессили, вставая. — Пойдем, мерзкое созданье. Пошли искать маму.

День прошел, подошел к концу и вечер. Прежде чем пойти спать, Глауен позвонил Сессили.

— Ну, какие еще изменения внес твой Флорест?

— Всего одно небольшое изменение, но я от него в восторге. Мне не надо будет играть ночью в Смоллен с Багтауновским оркестром. Но я все еще не могу заставить крылья двигаться как надо. Я никак не могу скоординировать движения. Мне надо тренироваться и тренироваться.

— У бабочек это получается без всякой тренировки.

— Бабочкам не надо стоять на сцене в разноцветных огнях, когда весь зал смотрит только на тебя.

— И то верно.

— Я попросила Флореста, если я начну делать ошибки, выключить свет. Между прочим, что это ты мне наплел, что Вейнесс плоская и сложена, как мальчик?

— А разве нет?

— Я увидела нечто другое.

— Наверное, я просто не заметил.

— Ну, ладно. В общем, я устала и иду спать. Завтра мы не увидимся, но в Глиммет мы, возможно, опять пообедаем в «Дереве».

— Надеюсь. Так ты не передумала идти со мной на карнавале масок?

— Конечно! Как только я сниму крылья, я буду ждать тебя с краю у оркестра, рядом с контрабасом.

Прошел Инг, затем Глиммет, а утром в Верд Латуун повел колонну вдоль проспекта Венсей на официальное открытие последних трех дней Парильи.

Повсюду царило веселье. Вдоль проспекта Венсей расположились виноторговцы, которые продавали великолепное вино станции Араминта покупателям с ближних и дальних миров от бутылки до бочонка и даже до дюжины бочонков. Каждую ночь участники празднования обедали за открытыми столами, выставленными на краю площади, как раз рядом с открытой сценой Старого Орфея. Вечерами в Верд и Милден Сессили выступала в представлениях карнавальной труппы: первый вечер она играла в трио, а на следующий вечер она аккомпанировала на клавикордах выступлению группы карнавальных мимов.

В Смоллен вечером Парилья должна была достигнуть своей кульминации с банкетом и фантасмагорией, поставленной Флорестом, за которыми должно было последовать большое карнавальное шествие масок, заканчивающееся около полуночи под торжественную музыку Прощальной паваны. После этого, когда часы начнут бить полночь, Латуун должен был спрыгнуть со сцены и побежать сквозь толпу, которая будет швырять в него виноградом, как только сатир скроется в темноте, закончится и Парилья. С окончанием Парильи участники снимут маски и, напевая грустные народные песни, начнут расходиться по домам спать, на площади в ожидании рассвета останутся только те, кто перебрал спиртного.

Планы Глауена, которые он строил в отношении себя и Сессили, рушились на глазах, частично из-за Фелайс Ведер, которая очень хотела, чтобы ее дочка произвела приятное впечатление на приехавших издалека родственников, частично из-за его собственных обязанностей, связанных с Вейнесс и Мило Тамм.

Глауен прикладывал фантастические усилия, чтобы выровнять ситуацию. На банкете он сидел рядом с Вейнесс, по другую сторону от которой сидел Мило. Арлес, чувствующий себя не в своей тарелке из-за надетой на него формы кадета Бюро В, сидел за соседним столом рядом со Спанчеттой. Из-за патрулирования он должен был пропустить большую часть банкета, фантасмагорию и карнавальное шествие масок, и весь его вид выражал недовольство и возмущение. Время от времени он тянулся к своему бокалу, чтобы наполнить его, но каждый раз на полпути его останавливал предупреждающий жест Спанчетты и напоминание, что трезвость является обязательным условием добросовестного и бдительного патрулирования.

Наблюдавший за этим Глауен сказал Вейнесс:

— Арлес все пытается налить себе вина, но Спанчетта этого не допускает. От этого Арлес только звереет с каждой минутой. Он с Кеди вполне может спрятаться в кустах с бутылкой и наплевать на патруль. Мы узнаем об этом только когда йипи с визгами выскочат на площадь и начнут резать нам глотки.

— Йипи не отважатся на такую дикость во время Парильи! — с сомнением покачав головой, ответила Вейнесс. — За это их осудят даже люди из ЖМС.

— Что такое ЖМС?

— Жизнь, мир и свобода. Так называется одна из фракций на Штроме. Нас они называют аллигаторами. Но я не хочу говорить сейчас о таких вещах.

Глауен внимательно посмотрел на ее профиль.

— Ты здесь хорошо провела время?

— Конечно! — она бросила на него быстрый взгляд. — А что, на твой взгляд, должно было мне не понравиться?

— Ну, что-нибудь. Я не был уверен, что тебе понравится станция Араминта. Или я, например.

Вейнесс рассмеялась.

— Ну, ты был безупречен. А что касается станции, то когда я только приехала сюда, то думала, что все здесь такие серьезные, что я на их фоне буду казаться наивной и глупой.

— Ну и как?

— Все оказалось по-другому. Спасибо, что поинтересовался.

— Не за что.

— Я все думаю, каково учиться у вас в Лицее. Это очень трудно?

— Если постоянно заниматься, то совсем не трудно. Тому хорошим примером является Арлес. Он хочет стать виноделом, а потому, чтобы получать хорошие отметки, опустошал бутылку за бутылкой вина. Естественно, его начинание провалилось.

— Интересно, а какое отношение это имеет ко мне?

— Я просто хотел сказать, что, например, пьянство не делает учебу легче.

— Хм. И Арлес исправился?

— В какой-то мере… Вон он идет, прекрасный молодой кадет, отправившийся патрулировать вдоль заднего забора.

— Бедный Арлес! Он пропустит фантасмагорию.

— Он видел ее раньше. Хочешь верь, хочешь — нет, но он был поклонником театрального искусства. Кстати говоря, Кеди тоже.

— А ты?

— У меня никогда не было такого желания. А у тебя?

— У нас не бывает никаких спектаклей или представлений.

— Почему?

Вейнесс пожала плечами.

— Думаю, люди в Штроме не хотят сидеть как истуканы и смотреть, как другие что-то изображают.

— Хм. Я подумаю об этом.

Банкет продолжался, а в это время Флорест подготавливал сцену Орфея для своей фантасмагории. Попурри из мимических сценок, скетчи, балет и, наконец, сам спектакль.

Все произведение называлось «Очарованная древность народа Багтауна», его действующими лицами являлись насекомые, одетые как крестьяне. Декорации изображали спрятанную в укромном уголке леса деревеньку, сверху свисали увитые лианами ветви деревьев, в глубине сцены был виден расколотый пьедестал из зелено-серого мрамора. По сцене взад-вперед сновали насекомые, играя короткие комические сценки. Группа небольших жучков танцевала под дребезжащую музыку. У одного края сцены стояло дерево, с которого свисал белый кристалл. Время от времени он раздувался и дергался. Жучки столпившись вокруг этого дерева, наблюдали за кристаллом с почтением и изумлением.

Пульсация внутри белой скорлупки становилась все более бурной, а оркестр начал ее подчеркивать трубными гортанными звуками.

Кристаллик начал раскрываться. Свет сконцентрировался на нем, в то время как остальная часть сцены погрузилась в темноту.

Кристаллик раскрылся, и оркестр внезапно смолк. Из пролома в кристалле тут же выскочил ужасный маленький белый чертик с искаженными чертами лица, нарисованными черной краской. Он издал трубный ликующий звук и с прыжками и скачками убежал со сцены. Насекомые и оркестр изображали всеобщие удивление и ужас.

Затем вспыхнул свет, направленный на вершину пьедестала, где в костюме бабочки стояла Сессили. Ее тело было обтянуто серой мягкой материей, на лбу торчали длинные усики. Прекрасные крылья шевелились в каком-то собственном таинственном ритме.

Сессили медленно повернулась на пьедестале, ее лицо приобрело сосредоточенное выражение. Она присела, скрестив ноги, ее крылья постоянно дрожали и колыхались являя чудесные цвета: алый и зеленый, темно-красный, обжигающий изумрудный, бархатно-черный.

Как будто поднимаясь при помощи своих крыльев, Сессили медленно встала. На ее лице появилась радостная улыбка восторга от легкого движения собственных крыльев. Все были очарованы этой сценой и не сводили с нее изумленных глаз. Она изобразила призывную мольбу, и сердце в груди у Глауена сжалось.

Вся остальная часть сцены погрузилась в темноту. Откуда-то со стороны раздался раскатистый рокот. Свет метнулся в сторону от пьедестала. Белое сияние высветило банду чертиков, вооруженных длинными гротескными алебардами. Насекомые застыли в растерянности, затем сорвались с мест и яростно атаковали пришельцев. Чертиков жалили, пилили, кусали жвалами, сороконожки присасывались к ним, жуки медленно жевали. Лучи света бешено плясали по всей сцене. Луч света скользнул по пьедесталу: бабочки там уже не было.

Оркестр взорвался полнозвучной сумбурной мелодией и смолк. И только небольшой лучик света метался по темной сцене.

Мелькающие в блуждающем луче света насекомые были заняты делом. Огромными молотами, прессами, катками они превращали чертиков в плоские листы.

Со стороны пьедестала раздались глухие удары барабана. Свет метнулся в ту сторону и все увидели, как насекомые прибивают расплющенных чертиков к пьедесталу, составляя из них контуры черно-белой бабочки.

Упал воздушный непроницаемый занавес и скрыл от глаз зрителей сцену. Из-за занавеса к рампе решительным шагом вышел Флорест.

— Наша труппа и я надеемся, что наши усилия доставили вам удовольствие. Как вы, вероятно, знаете, все эти таланты найдены здесь, на станции Араминта. Все участники вложили в это представление все свои силы.

А сейчас я хочу обратиться к вам, — после небольшой паузы, добавил Флорест. — Мое обращение будет очень коротким. «Орфей» доставил нам много приятных часов, но он очень мал и безнадежно устарел, так что любое представление, сыгранное на его сцене, можно считать подвигом.

Многие из вас уже знают, что мы задумали построить новый «Орфей». Когда наша труппа выступала в турне по далеким мирам, все заработанные нами деньги пошли в фонд нового «Орфея», который будет самым прекрасным из всего, что имеется в Сфере Гаеана.

Без всякого стеснения я прошу вас пожертвовать что-нибудь для того, чтобы приблизить рождение нового «Орфея». Спасибо.

Флорест спрыгнул со сцены и исчез.

Глауен повернулся к Мило и Вейнесс.

— Ну вот вам еще одно из изобретений Флореста. Кому-то это нравится, кому-то — нет.

— По крайней мере, он привлек к себе внимание, — сказала Вейнесс.

— Может быть, мне бы это понравилось больше, если бы я понимал, что там происходило, — пробормотал Мило.

— Скорее всего, этого не знает даже сам Флорест. Он импровизирует направо и налево, а остальное доделывает сам дьявол.

— Но здесь есть чему поучиться, — опять пробормотал Мило, — Флорест продемонстрировал несколько сумбурных сценок, потом вышел на сцену и попросил денег. И ведь никто даже не засмеялся.

Оркестр начал собираться, готовясь к шествию карнавальных масок.

— Первый танец всегда «Куртуазная павана», — сказал Глауен. — Все почти готово к началу. Я должен танцевать его с Сессили, хотя мне и не хочется оставлять вас в одиночестве. Может быть, вы тоже присоединитесь к этому танцу?

Вейнесс взглянула на Мило, но поддержки не нашла.

— Думаю, мы просто посидим здесь и посмотрим.

— Сессили, наверное, уже сняла свои крылья, — сказал Глауен. — Мы договорились с ней встретиться, так что, с вашего разрешения, я сбегаю за ней.

Глауен поспешил к месту встречи и встал так, чтобы был виден проход ведущий как за кулисы, так и на кухню.

В этот момент со сцены объявляли результаты винного конкурса. Как обычно, главный приз за великолепное качество и непревзойденный букет получило вино Дома Вуков, другие Дома, как, например, Дом Клаттуков со своим Зеленым Цоквелем, получили поощрительные призы.

Объявление было закончено. Оркестр начал настраиваться, а пары занимать свои места на площади для «Куртуазной паваны». Так как главный приз выиграл Дом Вуков, то почетное место во главе танца должен был занять глава этого Дома Ускар Вук со своей супругой Игнацией.

Глауен начал волноваться. Где же Сессили? Если она сейчас не поторопится, то они пропустят начало паваны… Может быть, он перепутал место встречи?

Глауен заметил Миранду и позвал ее. Та, переполненная впечатлениями, подбежала к нему.

— Ты меня видел, Глауен? Я была третьим чертенком, тем, которого убил рогатый жук.

— Конечно, видел. Ты умирала с великим пафосом. А где Сессили?

Миранда заглянула в коридор.

— Я ее не видела. Мы переодевались в разных комнатах. Для нас отвели маленький чуланчик в самом конце, а она пользовалась тем, что называют «Дамской комнатой». Вон там, в конце коридора.

— Может сбегаешь, поищешь ее? Скажи ей, чтобы поторопилась, а то мы пропустим павану.

Миранда на секунду задумалась, потом спросила:

— А если она плохо себя чувствует, ты все равно хочешь, чтобы она танцевала?

— Конечно, нет! Ты просто найди ее. А я подожду здесь, на тот случай, если вы разойдетесь.

Миранда убежала. Она появилась через пять минут.

— Сессили там нет. А горничная сказала, что ее там и не было. Ее там нигде не видно.

— Она могла уйти домой? Где ваша мама?

— Она должна с папой танцевать павану. Глауен, мне страшно. Куда она могла деться?

— Мы ее найдем. В какой костюм одета твоя мама?

— Мама — Морская королева, ты разве ее не видел? Она вся в зеленом. А папа — Домбразианский рыцарь.

Глауен пошел на площадь, где собрались танцоры, и подошел к Карлусу и Фелайс Ведер, которые уже заняли традиционное место. Он обратился к Карлусу:

— Сэр, извините, что отвлекаю вас, но я никак не могу найти Сессили. Она должна танцевать со мной павану, но так до сих пор и не вышла из-за кулис. Ее нигде нет.

— Пойдем, посмотрим.

Поиски не обнаружили никаких следов Сессили. Ничего не обнаружили и позже, когда тщательно обыскали всю территорию. Сессили исчезла без следа.

5

Никаких следов Сессили. Казалось, она просто ускользнула в другое измерение. Снова обследовали всю станцию Араминта, еще более тщательно, но результат был тот же самый.

Все немедленно высказали предположение, что ее увезли на флаере, но в это время в небе над станцией Араминта не было ни одного флаера или космического корабля.

Тогда, может быть, для того чтобы ее увести, воспользовались катером или наземным автомобилем? Сотрудники бюро В обследовали все автомобили, грузовики и фургоны, но все они были обнаружены в отведенном для них месте. Что касается катеров и лодок, то движение вниз по течению непременно бы заметили, так как в данном случае лодка должна была проплыть мимо «Орфея» и плыть параллельно проспекту Венсей, о движении вверх по течению не могло быть разговора, так как проток был перегорожен зарослями тростников. Если бы лодку протаскивали сквозь тростники, или по тростникам к ней подтаскивали бы тело, то любое из этих действий обязательно бы оставило следы. То же случилось бы, если бы тело подтаскивали к реке, чтобы выплыть в море, уже за проспектом Венсей.

Подобные случаи на станции Араминта были редки, но все же иногда происходили. Обычными жертвами подобных преступлений были девушки йипи, которые не поддались на обычные методы соблазнения. [1] Злоумышленника, после его обнаружения, либо приговаривали к повешенью или, по его собственному желанию, сбрасывали в океан вдали от берега.

Преступления на станции Араминта или на территории Деукаса расследовались сотрудниками Бюро В, которое являлось филиалом ИПКЦ. [2] Начальником Бюро В был семидесятилетний Бодвин Вук, маленький худой подвижный мужчина, которого считали в какой-то степени солдафоном. Он был лыс как камень, у него были подвижные голубые глаза, костлявый подбородок и длинный нос. Его капитанами были Айзель Лаверти, Рьюн Оффоу и Шард Клаттук. Эта четверка среди младших офицеров была известна под названием Зоопарк, благодаря их поразительному сходству с иллюстрациями из известного справочника по животному миру Старушки Земли. Шард считался Серым волком, Айзель Лаверти — вепрем, Рьюн Оффоу — горностаем, а Бодвин Вук — маленьким лысым орангутангом.

Делом Сессили Ведер занялся весь Зоопарк, подключив себе в помощь всех сержантов, обычных сотрудников и кадетов, которые были не задействованы в рутинных мероприятиях.

Были произведены поиски на территории станции и в ее окрестностях. Были осмотрены все строения. Каждый день химики брали пробу речной воды в поисках там следов разлагающегося тела, но и это не дало никакого результата. Сессили Ведер буквально растворилась в воздухе, не оставив после себя следов.

Одна из таких теорий заключалась в том, что Сессили, расстроившись из-за какой-то ерунды, убежала на дикую территорию. Но если это так, и она где-то у реки была похищена командой воздушного корабля, которая плевала на законы, то что дальше?

Все, кто присутствовал на фантасмагории — туристы, покупатели вина, жители, гости, рабочие, участники карнавальной труппы, музыканты, — были опрошены, каждый должен был описать передвижения как свои, так и тех, кто был в его поле зрения. Вся эта информация была введена в компьютер Бюро А, и многим было разрешено покинуть станцию Араминта только после обработки этой информации.

Так же тщательно сотрудники бюро В проследили передвижение Сессили после того, как она сошла с пьедестала. Ее путь проходил по задней части сцены к двери, которая вела в коридор. Дальше она должна была повернуть налево, пройти около двадцати метров, миновать склад декораций, затем опять повернуть налево и пройти по аппендиксу, в конце которого и располагалась раздевалка. Неудобство расположения раздевалки неоднократно упоминалось Флорестом, как один из недостатков старого «Орфея».

Сойти с пьедестала Сессили помогла Друсилла вне-Лаверти, девушка из карнавальной труппы года на два старше Сессили. Друсилла и несколько других участников труппы видели, как Сессили вышла в коридор. Две служанки, находившиеся в раздевалке, уверяли, что Сессили туда так и не дошла. Она пропала между выходом в коридор и входом в раздевалку, то есть где-то в районе склада декораций.

Склад в это время был пустынен и плохо освещен, а служебные помещения под ним были вообще не освещены. Рабочие кухни могли попасть на склад через продуктовую кладовку, но при опросе все они, включая Замьяна, поваренка-йипи, все как один утверждали, что были слишком заняты обслуживанием банкета и на склад не выходили.

В связи со своей близостью к складу декораций кухонные рабочие были опрошены особенно тщательно. Когда их показания были пропущены через компьютер, то выяснились некоторые несовпадения в показаниях Замьяна и остальных работников кухни. Он немедленно был доставлен в Бюро В для допроса. Шард Клаттук привел его к Бодвину Вуку, а сам устроился в темном углу.

Бодвин Вук, сидя на своем массивном стуле с высокой спинкой, подался вперед и грозно уставился на Замьяна.

Замьян, стройный и бодрый, с правильными чертами лица и с густой коротко постриженной шапкой темно-рыжих кудрей, ответил на этот полный внимания взгляд важным вежливым кивком.

— Как я могу угодить вам, сэр?

Бодвин Вук помахал в воздухе распечаткой.

— Ты давал показания относительно твоих передвижений в последнюю ночь Парильи. Ты это помнишь?

Замьян, улыбаясь, закивал головой.

— Да, именно так! У вас очень правдивая информация и вы вполне можете ей доверять. Я счастлив, что мог вам помочь. Мне можно идти?

— Я еще не кончил, — отрезал Бодвин Вук. — Несколько маленьких уточнений. Первое, ты понимаешь значение слова «правда»?

Замьян удивленно поднял брови.

— Конечно! И я с удовольствием, насколько это в моих силах, объясню вам его значение. Но разве вам не хотелось бы узнать точное и официальное его из словаря?

Бодвин Вук откашлялся.

— Пожалуй, ты прав. Но я займусь этим несколько попозже… Подожди, не спеши, я еще не совсем с тобой закончил. В своих показаниях ты уверяешь, что в интересующее нас время, то есть от конца фантасмагории до начала карнавального шествия, ты из кухни не выходил.

— Естественно, нет, сэр! Мне было доверено важное дело. Как я мог выполнять порученное мне дело, да еще хорошо, если бы я ушел из кухни и прогуливался где-нибудь на берегу реки? Меня очень удивляет, что вы задаете такие вопросы, когда наверняка знаете что такое долг.

Бодвин Вук поднял другую стопку бумаг.

— А вот утверждения, что за это время ты несколько раз покидал кухню, чтобы спрятать мешки с украденными продуктами. Что ты скажешь на это?

Замьян уныло покачал головой.

— Как вы прекрасно знаете, сэр, на кухне всегда происходят какие-нибудь склоки. Там постоянно можно услышать дюжину, а то и больше разных историй. Этот слишком потеет, а тот перекрывает тягу каждый раз, как заглядывает в плиту. Я не обращаю внимания на такие мелочи. Обычно все это неправда.

— Но в данном случае сообщения верны?

Замьян посмотрел в потолок.

— Мне сейчас уже трудно это припомнить, сэр.

Бодвин Вук повернулся к Шарду.

— Отведи Замьяна в тихую совершенно темную комнату, где бы его ничего не отвлекало и он бы спокойно мог все вспомнить.

Замьян вскинул вверх руки, теперь на его лице появилась очень неуверенная улыбка.

— Зачем так утруждать себя! Теперь, когда я собрался с мыслями, я все очень хорошо вспомнил!

— Какая хорошая новость! Все-таки мозг удивительный орган! Ну, и что же произошло в тот вечер?

— Теперь я все вспомнил! Я действительно пару раз выходил в кладовку, просто чтобы размять ноги. А затем… но тут я не уверен.

— Все равно расскажи нам.

— Действительно, сэр, — с готовностью заговорил Замьян. — Это ведь очень нехорошо делать заявления, когда ты не уверен в чем-то. В таком случае правосудие может допустить ошибку, и мне бы не хотелось, чтобы вина висела у меня на душе, по крайней мере, если за нее не заплатили хорошую сумму.

— Он хочет выяснить, сколько мы ему заплатим, — сказал Шард Бодвину Вуку.

Бодвин Вук откинулся на спинку стула.

— Думаю, нам все же стоит отвести его в тихое темное место, где он хорошенько подумает до тех пор, пока не будет уверен в том, что говорит. Он сбережет нервы, мы — средства, все от этого только выигрывают.

— Совершенно верно, сэр. Вполне разумно.

— Но прежде чем ты отведешь его туда, — добавил Бодвин Вук, — объясни ему, как наказывают соучастников преступления; а их наказывают так же, как и преступников.

— Негоже так разговаривать с людьми, когда они и так всей душой стараются помочь делу, — с достоинством заговорил Замьян, — Я бы никогда не посмел ничего скрывать, если бы что-то знал о преступлении. И все-таки, думаю, что небольшой подарок всегда кстати: он только подтверждает доверие и доброту с обеих сторон.

— Если бы мы были доверчивыми и добренькими, то никогда бы не поймали ни одного преступника, — заметил Бодвин Вук. — Вот поэтому-то нам и приходится быть жестокими и безжалостными. Рассказывай нам все, что знаешь, да побыстрей!

Замьян жалко пожал плечами.

— Как я уже сказал, я выходил в кладовку отдохнуть и подумать. Пока я находился там, мне показалось, что услышал, как кто-то вскрикнул. Я сразу же замер. Я прислушался и услышал, что кто-то просто разговаривает. «Ну, тогда все в порядке», — подумал я. Ну тут тот же голос вскрикнул опять. На этот раз он сказал: «Вы сломаете мне крылья!»

— А потом?

— Я подошел к двери и выглянул в коридор. Но я никого там не увидел. Незадолго до этого с винного двора пришел грузовик, который привез вино на банкет, он стоял около грузовых ворот с опущенным тентом. Ну, меня, конечно, такие дела не касаются.

— И что потом?

— А все. Около полуночи, когда все сняли маски, старик Нион пришел за грузовиком, но он уже был пуст.

— Откуда ты знаешь, что он был пуст?

— А он туда погрузил пустой бочонок.

— А ты не можешь сказать нам, кто был в грузовике?

— Я ничего не знаю.

Шард подошел к Замьяну и тихо, почти в самое ухо, сказал:

— А если вдруг мы предложим тебе денежек, ты вспомнишь побольше?

— И вот так всегда! Судьба ко мне очень зла! — с жаром заговорил Замьян. — Когда мне подвернулся такой великий шанс, мне бы надо было заглянуть в грузовик и записать имена, а я просто сидел в кладовке и о чем-то мечтал! Я бы мог грести золото горстями, а теперь сижу с пустыми руками.

— Да, очень печально, — согласился Бодвин Вук.

Замьян удалился. Бодвин Вук и Шард тут же нашли показания, которые дал Нион вне-Оффоу, старший виноторговец Объединенного винного двора, и принялись внимательно изучать их. Нион заявил, что он привез три бочонка вина, разгрузил их у грузовых ворот, затем переоделся в самодельный костюм клоуна и пошел на площадь пообедать с друзьями. После этого он посмотрел фантасмагорию, посидел за бутылочкой вина в компании друзей и примерно через полчаса после того, как были сняты маски, вернулся за грузовиком. Он не заметил ничего необычного, а об ужасном происшествии узнал только наутро.

— Ну хорошо, все-таки мы немного вперед продвинулись, — сказал Бодвин Вук, отбрасывая в сторону показания. — Преступник, очевидно, заманил девушку в грузовик и напал на нее там. И что ты обо всем этом думаешь?

— Я мало что могу добавить к этому. Похоже, преступник знал, каким путем пойдет девушка, и решил подстеречь ее… хотя, этот план, скорее всего, был состряпан на скорую руку.

— Мне тоже так кажется. Итак, нам надо обратить внимание на грузовик.

— Да, его надо тщательно проверить.

— Эта работа как раз для тебя.

6

Неделя после Парильи прошла мрачно и спокойно. Покупатели вина уехали, но перед отъездом их покупки были тщательно проверены. Туристы тоже разъехались; одни направились по домам в дальние миры, другие — в хижины на диких землях, и все же некоторые пересекли океан на пароме и достигли Йипи-Тауна, который был не менее экзотичен, чем другие уголки Кадвола. Там они могли познакомиться с лабиринтами базаров, или покататься на гондоле по удивительным каналам, или просто полюбоваться с балкона на виды Стьювери. А некоторые вполне могли вкусить доступные удовольствия во Дворце Кошечки.

Расследование по делу об исчезновении Сессили Ведер в Бюро В не прекращалось, и в нем были задействованы все, кроме тех, кто патрулировал побережье Мармиона.

Наблюдение за общежитием йипи было передано специальному отряду милиции. Кеди Вука вернули в Бюро В, в то время как Арлеса, не взирая на его бурные протесты, оставили в отряде, несущем ночное патрулирование.

Глауен цеплялся за мысль, что Сессили еще жива и вскоре обязательно подаст о себе весточку или просто вернется. Но это длилось до тех пор, пока Шард не зачитал ему показания Замьяна.

Теперь почти не оставалось сомнения, что Сессили погибла насильственной смертью, и сердце Глауена наполнилось ненавистью к тому, кто это сделал.

Но куда делось тело?

Его могли утопить в реке, лагуне, океане; его могли уничтожить при помощи химикатов, огня; его могли в чем-то растворить; тело могло быть унесено воздушным шаром, торнадо; его мог унести огромный гамбрил залетевший с Маугхримовских гор. Но в любой из этих гипотез можно было найти минимум одну брешь, и вопрос оставался висеть в воздухе.

Услышав показания Замьяна, Глауен тут же поинтересовался:

— А что с грузовиком? Кто-нибудь осмотрел его?

— Именно это я и собираюсь сейчас сделать, — ответил Шард. — Если хочешь, можешь ко мне присоединиться.

— Конечно!

— Тогда пошли.

Было уже далеко за полдень. Резкий северный ветер гнал со стороны моря обрывки разорванных облаков. Шард и Глауен проехали по всему проспекту Венсей, обогнули «Орфей» и выехали на грязную дорогу, которая вела на восток. Сначала она шла мимо фруктовых и ягодных садов, мимо рисовых полей, затем повернула к пологим холмам, на склонах которых расположились виноградники. Менее чем в километре от станции располагался Объединенный винный двор: несколько безликих серых бетонных строений.

Здесь под руководством мастера-винодела Ниона вне-Оффоу выпускалось качественное вино, пригодное не только для внутреннего рынка, но и на экспорт.

Когда окружающие дорогу сады начали переходить в виноградинки, Шард остановил машину.

— Эта территория тщательно осматривалась и не один раз, а дважды. Осмотр производился на полкилометра вглубь в обе стороны от дороги. Это в два раза превосходит максимальное расстояние, на которое, по нашим подсчетам, можно было бы оттащить тело, похоронить его и вернутся обратно и при этом уложится в интересующее нас время. А на мой взгляд, этого нельзя было сделать даже вчетвером, не то что вдвоем, как было заложено в расчетах.

— Но это же всего пятьсот метров!

— Протащить в темноте тело и инструменты, да еще и не оставить при этом следов. Я бы назвал это невообразимым.

— Все это происшествие можно назвать невообразимым, — пробормотал Глауен. — И как только у кого-то могла подняться рука на маленькую бедняжку Сессили.

— Ха! Когда на нее подняли руку, она была великолепной очаровательной Сессили. Что и сыграло не в ее пользу. Кто-то был очень доволен, что сорвал лучший плод с дерева жизни. Подозреваю, что у него не было на этот счет никаких сожалений.

— По крайней мере, пока его не поймали.

— Он будет сожалеть, что его поймали, — поправил Шард, — в этом я не сомневаюсь.

— Винный двор, конечно, тоже обыскали?

— Я лично его обыскивал. Ее там нет: мы проверили каждую кладовку, мусорные бачки, бочки и цистерны, проверили на крыше и под фундаментом. Нион старый брюзгливый черт, так что сердечного приема от него не жди. К тому же приготовься к трудностям: он притворяется глухим.

Шард снова запустил машину. Они проехали по дороге, которая почти сразу же повернула, поднялись по отлогому подъему и подъехали к воротам винного двора.

Шард остановил машину, они вылезли и огляделись. Перед ними возвышался главный фасад винного двора. Высокие двери были открыты, и через них можно было заглянуть в укрытые тенью внутренности: ряд высоких баков, различные механизмы, тускло поблескивали трубы. В стороне, под деревом стоял грузовик Ниона.

Шард и Глауен вошли через открытые двери, осмотрели винный двор и обнаружили Ниона в кабине подвижного подъемника грузящим бочки в модульный транспортный контейнер. Они подошли поближе и вежливо остановились ожидая когда хозяин обратит на них внимание.

Нион бросил в их сторону косой взгляд, но продолжал работать, пока не решил, что выдержал достойную паузу. После этого он развернул свое кресло, оценивающе осмотрел гостей и наконец нехотя вылез из подъемника. Это был коренастый мужчина среднего возраста, с румяным лицом, с густыми рыжими с примесью седины волосами, с узкими светло-карими глазами под густыми колючими бровями.

— Ну, что на этот раз? — спросил он тоном, который трудно было назвать вежливым. — Я не имею никакого отношения к вашим загадкам.

— Мы получили кое-какую новую информацию, — сказал Шард. — Похоже, что преступники во время вашего отсутствия воспользовались вашим грузовиком, возможно, для того, чтобы перевести тело девочки.

Нион хотел было насмешливо фыркнуть, но на полпути остановился, нахмурившись, задумался, потом тяжело пожал плечами и мотнул головой.

— По этому поводу я ничего вам сказать не могу. Если это правда, то там были отважные ребята, коли рискнули воспользоваться моим грузовиком для своих грязных делишек.

Глауен хотел было что-то сказать, но Шард взглядом остановил его.

— В тот вечер, еще до интересующих нас событий, вы привезли три бочонка вина, так?

— Именно так. На это дело был специальный запрос от старшего официанта. По этому вопросу лучше к нему и обратиться. Если это все, что вы хотели узнать, то я продолжу свою работу.

На последнее замечание Шард не обратил никакого внимания.

— Для разгрузки вы подогнали грузовик задом к грузовым воротам, так?

— Естественно, — с удивлением уставился Нион на Шарда, — тут и дураку понятно. Как иначе разгружать машину-то?

— Очень хорошо, — криво улыбнулся Шард. — Согласен, вы подогнали грузовик задом к грузовым воротам. Когда вы вернулись, а это было согласно вашим показаниям около полуночи, вы нашли грузовик в том же положении, как вы его и оставили?

Нион заморгал.

— Теперь, когда я об этом подумал… очевидно, какой-то придурок поездил на нем, а, пошутив, припарковал грузовик мордой к другим воротам. Я бы отучил его от таких шуток, поймай я его.

Шард снова криво улыбнулся.

— Вы не находили в грузовике что-нибудь такое, что могло бы помочь узнать, кто был этот шутник? Какую-нибудь странность или потерянную вещь?

— Ничего.

— Вы пользовались грузовиком после этого?

— Конечно, пользовался! Я доставляю один модуль, это четыре бочонка в транспортной корзине, если знаете, в аэропорт каждый день. Если там в это время грузится корабль, то бывает и больше. Ну, что вам еще надо?

— Мы бы хотели осмотреть грузовик.

— Сколько душе угодно.

Шард и Глауен вышли наружу и направились к грузовику. Шард заглянул в кабину, но она, к великому разочарованию, оказалась пустой и чистой.

— Здесь мы ничего не найдем, — сказал он.

Глауен откинул брезентовый полог в задней части кузова и позволил свету проникнуть в грузовое отделение. Пластиковый губчатый ковер в дюйм толщиной покрывал все дно кузова, к нему была прибита пара реек, отстоящих от друг друга на два метра и тянущихся по всей длине кузова. Очевидно, планки предназначались для колесиков грузовых модулей.

Шард запрыгнул в кузов и осмотрелся. Почти сразу же между планками на ковре он заметил темные пятна. Шард наклонился и пригляделся к пятнам. Они были темно-коричневого цвета и вполне могли оказаться кровью. Ничего не говоря, он прошел в переднюю часть кузова, опустился на четвереньки и начал осматривать пол. Глауен тоже заметил пятна. Не придумав ничего лучшего, он залез в кабину, но не нашел ничего интересного и снова вернулся к задней части кузова. Как раз в этот момент Шард подобрал какой-то предмет, который застрял в трещине на внутренней стороне одной из планок.

— Что ты там нашел? — спросил его Глауен.

— Волосы, — лаконично ответил Шард и продолжил поиски.

Глауен не мог больше бездействовать. Он залез в кузов и начал собственные поиски в месте, на которое Шард пока еще не обратил внимания: в зазоре, образовавшемся между краем пластикового ковра и бортом кузова. Очень скоро и ему попалась находка, от чего он печально вскрикнул.

— Что у тебя там? — обернулся Шард.

Глауен поднял черный с оранжевым лоскуток.

— Кусочек крыла бабочки.

Шард взял пестрый лоскуток и положил его в конверт.

— Теперь нет никаких сомнений насчет времени и места.

— Вот только осталось выяснить «кто».

Они продолжали поиски еще около получаса. За это время Шард нашел еще небольшой кусочек мятой материи, но ничего значительного им так и не попалось. Они спустились на землю и принялись рассматривать свои находки: кусочек крыла бабочки и клочок каштановых волос.

— Не много, — сказал Шард. — Но все лучше, чем ничего. Пожалуй, нам стоит еще раз поговорить с Нионом.

Глауен с сомнением посмотрел в сторону винного двора.

— Похоже, он не очень-то заинтересован, чтобы помочь нам.

— И все же надо попробовать. Эта ниточка должна нас куда-то привести.

Они направились в сторону винного двора. Нион, стоя в дверях, наблюдал за ними, не выказывая никаких эмоций.

— Ну что, нашли что-нибудь? — спросил он, когда они подошли поближе.

Шард показал ему то, что они нашли в кузове грузовика.

— Это вам о чем-нибудь говорит?

— Цветной кусочек похож на кусочек от костюма девочки, а вот второй комок — не знаю.

— Вы пользуетесь мешками, сетками, или вообще какой-то материей?

— Нет.

— Очень хорошо. Мы еще раз осмотрим ваш винный двор.

Нион пожал плечами и отступил в сторону.

— Что вы надеетесь там найти? Вы и так проползли уже по всему заводу. Смотрели и в бочонках, и вообще везде, где можно.

— И то правда. Но все же где-то что-то мы все же пропустили.

— Как так?

— Здесь кончик ниточки. Ее убили в грузовике. Когда вы вернулись за грузовиком, то обнаружили, что он куда-то ездил, а тела там уже не было. Время было очень ограничено. Возможно, тело так и не спрятано. Мы брали на анализ почву с шин грузовика, и анализ показал, что грузовик дальше винного двора не ездил. Так что же случилось с телом?

— Тут уж я вам не помощник. Ищите сами.

Шард и Глауен вошли в винный двор. Нион последовал за ними следом. Десять чанов возвышалось над ними, по пять с каждой стороны. Каждый чан был покрашен в свой цвет, рядом с каждым находилась консоль с пультом и контрольно-измерительными приборами. Во время первого посещения Шарда Нион по очереди опорожнил каждый чан, чтобы продемонстрировать, что ни в одном из них нет следов Сессили.

Нион заметил интерес Шарда к чанам и мрачно спросил:

— Ну что? Мне опять их перекачивать? Каждый раз, как я опоражниваю чан, я теряю один галлон превосходного вина.

— Ваши измерения настолько точны?

— А как же! Мерная линейка размечена на десятые доли галлона, что очень важно для получения хорошего вина. Если, например, для Диффина №4 недольешь или перельешь полгаллона «Горькой Мальвы», то вкус будет совсем не тот.

— И как происходит этот процесс?

— Все очень просто. Я в определенной пропорции закачиваю из чанов вино в смесительный бак, смесительный бак вмещает шестьсот шестьдесят галлонов, что соответствует двенадцати бочонкам или трем секциям. Это очень удобный размер. Потом я подгоняю бочонки к разливочной машине, проверяю содержимое каждого бочонка, заливаю туда ровно пятьдесят пять галлонов, после чего ставлю на место крышку, а машина закрывает и опечатывает бочонок. Я отставляю в сторону наполненный бочонок и беру следующий. И так пока не наполню все двенадцать. Эти бочонки стоят у стены, пока я не получу заказ, после чего я гружу их в контейнерные секции и отправляю в космопорт.

Шард посмотрел на стену.

— Сейчас у вас очень маленький запас, — заметил он.

— Да, считай, никакого запаса и нет. Все было распродано во время Парильи.

— И отправлено в космопорт?

— А как же.

— И уже уехало?

— Думаю, что да.

— И в одном из этих бочонков вполне могло быть тело?

Нион начал было говорить, но вдруг замолчал на полуслове. Он взглянул в сторону смесительного бака и было похоже, что у него перехватило дыхание. Когда он снова взглянул на Шарда, краска на его щеках сменилась серым цветом.

— Могу поклясться, что именно это и произошло.

— Хм. Как так?

— Утром в Орт я начал наполнять бочонки из того, что у меня осталось в чанах, когда я кончил, то обнаружился остаток в тринадцать галлонов.

Глауен повернулся и пошел прочь с винного двора. Нион и Шард посмотрели ему вслед. Нион тяжело вздохнул и снова повернулся к смесительному баку.

— Сначала я очень удивился это ошибке. Я не мог понять, как такое могло произойти, когда я измеряю до десятой доли галлона. Сколько весила девочка?

— Это бы мог сказать Глауен, но его сейчас нет. Думаю, около пятидесяти килограммов.

— Таким образом, она по объему занимает менее тринадцати галлонов вина, а я-то все не мог понять откуда взялись остатки! Теперь мне все ясно.

— Кто знает, как наполнять и запечатывать бочонок?

Нион сделал резкий неопределенный жест.

— Да кто угодно: студенты винодельческого отделения, те, кто работал на одном из шести винных дворов, да любой, кто видел, как я это делаю. Я вот что скажу. Вот этими двумя руками я бы задушил того, кто испортил такое прекрасное вино! Надо быть совсем конченным человеком, чтобы совершить такое!

Шард склонил голову, изображая полное согласие.

— Вы правы, это, можно сказать, двойное преступление. Я полностью присоединяюсь к вашему негодованию.

— Мы когда-нибудь поймаем этого преступника?

— Я могу только сказать то, что мы уже продвинулись в нашем расследовании. С другой стороны, что касается бочонка, мы его может отследить?

— Это должна быть «Грасиоза», и с момента начала Парильи я отправил пятьдесят или шестьдесят таких бочонков в самые разные концы. Практически невозможно будет найти испорченный бочонок.

— На бочонках есть серийные номера? Или какой-нибудь другой код?

— Нет. Это просто добавит мне бумажной работы, а толку от этого не будет никакого.

— Если не считать подобных случаев.

— Такого больше не случится, по крайней мере, пока я жив, — ударил кулаком себя в грудь Нион. — Я был слишком добреньким и простодушным! Я доверял людям со сгнившими мозгами! Они смотрели на меня и дышали тем же самым воздухом! А я выдавал им свои секреты и все, что у меня было! И после этого они со мной такое проделали! Нет, больше такого не будет.

— Ситуация некрасивая, — согласился Шард. — И все же мы не должны отбрасывать вместе с плохим и хорошее. Невинные не должны страдать из-за преступников.

— Посмотрим.

— И еще одно; здесь ваш совет нужен как никогда. Лично я считаю, что не стоит давать случившемуся широкую огласку. Я бы порекомендовал вам помолчать о том, что здесь произошло, а то вы не сможете продавать вашу прекрасную «Грасиозу» еще многие годы, а ваш винный двор превратится в постоянный объект для шуток.

Румяное лицо Ниона снова приобрело какой-то серый оттенок.

— И все же… рано или поздно, но кто-то все-таки сделает это ужасное открытие.

— Мы можем только надеяться, что это будет поздно, а не рано. Когда настанет время, мы сможем взять ситуацию в свои руки, и тогда будем надеяться, что на этот нюанс не обратят особого внимания. А если и обратят, то мы всегда можем свалить это на портовых бандитов.

— Да, правильно, — согласился Нион. — Ах, ты, горюшко-то какое! И что только творится!

7

По приказу директора Бодвина Вука все сотрудники Бюро В, включая капитанов, сержантов, младших сержантов, внештатных сотрудников и кадетов, собрались в актовом зале Нового Агентства. Точно в назначенное время по залу прошел Бодвин Вук, уселся на кафедре и обратился к своим подчиненным.

— Сегодня вечером я получил последние данные по расследованию дела Сессили Ведер, и эти данные заставляют призадуматься. Так как расследование еще продолжается, то информация, содержащаяся в моем заявлении, будет, как и должно быть, по возможности полной на данный момент.

Как всем известно, исчезновение Сессили Ведер всех нас сильно озадачило. Сейчас информация из разных источников несколько прояснила происшедшее. Если быть кратким, то Сессили после того, как переоделась, была вызвана на встречу каким-то ложным посланием.

Она и похититель направились вдоль берега на юг. Через два часа похититель вернулся один.

Мы вынуждены придти к заключению, что кто-то, кого она хорошо знала, увел Сессили на берег, там убил ее и пустил ее тело по течению.

Мое заявление закончено. А сейчас я бы попросил вас не обсуждать данный случай ни с кем, кто не имеет отношения к Бюро В, так как разные догадки, скандалы и слухи только повредят продолжающемуся расследованию. Вы можете пересказать мое заявление, но не больше. Я ясно выразился? Нарушившие это мое распоряжение глубоко об этом пожалеют. Все.

Когда Шард и Глауен выходили из зала, их догнал Кеди Вук.

— Вас срочно просят подняться в кабинет директора. Не спрашивайте меня зачем, я всего лишь посыльный.

Глауен и Шард поднялись на второй этаж в кабинет директора. Тот поприветствовал их взмахом руки.

— Садитесь где кому нравится. Это неофициальный разговор. Кеди, если не возражаешь, принеси нам чайничек, а потом можешь идти.

Бросив ледяной взгляд в сторону Глауена, который был ниже его по званию, Кеди подошел к буфету и занялся чайником и кипятком, потом повернулся и собрался было уже выйти. Бодвин Вук, заметив скованность Кеди, сказал:

— Секундочку. Ты, если хочешь, можешь остаться тоже и добавить свою мудрость к нашей. Мы хотим сейчас хорошенько пораскинуть мозгами и с удовольствием примем любую помощь.

Кеди отрывисто кивнул головой.

— Как скажете, сэр.

Бодвин Вук повернулся к Шарду:

— Ну, как прошло мое заявление?

— Я бы сказал, хорошо. Никто не может тебе ни в чем возразить.

— Значит, все прошло как положено. А теперь вернемся к нашему расследованию. Я вижу два направления, по которому оно может пойти дальше. Первое — это те кусочки материала, которые вы нашли в грузовике. Мы хотим произвести их анализ и попробовать выяснить их происхождение. Второе, я сегодня получил очень примечательное послание от йипи Замьяна.

Он подождал, пока Кеди разольет чай, потом сел.

Бодвин Вук откашлялся и посмотрел на лежащий перед ним листок бумаги.

— Вот это послание:

«Уважаемому директору следственных органов.

Глубокоуважаемый сэр:

Надеюсь, что ваша работа продвигается хорошо и преступления как здесь, так и везде скоро прекратятся. Примите мои заверения в готовности помочь вам.

Пишу вам, чтобы сообщить, что дела у меня идут хорошо. Как я вам уже говорил со всей откровенностью, я очень сожалею, что не стал расследовать произошедшие тогда странные события и не попытался найти им достоверных объяснений. Но, пожалуйста, вспомните! Я сказал вам, что еще подумаю над тем, что произошло. Я подумал, подумал хорошо, и мои усилия увенчались успехом, если, конечно, я в чем-то не ошибся или если вы не сумеете найти небольшую сумму, чтобы доказать некоей персоне, что она подвергала себя большому риску не за простое «спасибо». Вы настоящий порядочный человек! Вспомните в конце концов об этом! Успех стоит денег! Но это все равно будет дешево, в сравнении с результатом.

И еще одно. Мне бы не следовало это говорить, но я все же скажу: вам стоит поторопиться: потому что этот джентльмен может попросить деньги и в другом месте. Может быть, такое поведение в чем-то и является дурным, но денег дурных не бывает. Это маленькая шутка, но как она верна! Во всяком случае, было бы разумно к завтрашнему утру дать мне знать о вашем решении, не забывая в своих щедротах и меня.

Как всегда, ваш искренний друг и помощник

Замьян Лемев Габрискиес».

— Запросы Замьяна безыскусны, следовать за его мыслью — одно удовольствие, — заметил Бодвин Вук, подняв глаза от листка бумаги. Он прозрачен, как стекло, ни у кого не может возникнуть никаких сомнений в его желании, но он ласков, как кошка, укравшая молоко. Без сомненья, он считает нас такими же простыми. — Он разжал пальцы и позволил листку с посланием упасть на стол. — И все же, мы не поэты и не социологи, поэтому нам не стоит впадать в телячьи нежности. Глауен, ты особенно активно занимаешься этим делом. Каково твое мнение?

— Я бы не назвал это мнением, а так, размышления.

— В данном случае и это подойдет. Выкладывай.

— Во-первых, тон у Замьяна изменился так, будто теперь у него есть на продажу что-то новое и вполне определенное. Возможно, эта «определенная персона» так же работает на кухне или в продуктовой кладовой недалеко от грузовых ворот, назовем его источник информации. И вот эта персона обладает информацией, которую Замьян или просто просмотрел, или не сумел получить.

— Эта информация и связала их вместе. Замьян — идет впереди и пытается договориться с одного конца, в то время как эта самая «персона» пробует с другого, то есть пытается заняться шантажом. Возможно, они даже договорились поделить прибыль. А каков твой анализ произошедшего, Кеди?

— Извините! Я не слишком много задумывался об этом случае, так как меня отвлекали другие обязанности… из-за этого я очень по-дурацки себя чувствую.

— Ты намекаешь на патрулирование общежития? — с бесцветной улыбкой ответил на это замечание Бодвин Вук. — Кто знает? Может быть, вы спасли нас от бунта визжащих йипи, а то и от чего-нибудь похуже, если, конечно, что-то худшее возможно. Как только они позабывают «Да, сэр» и «Нет, сэр», то сразу превращаются в очень неприятных клиентов. Хотя, они могут остаться и вежливыми, и тогда это будет выглядеть так: «Извините меня, сэр, задержитесь на секундочку, я сейчас перережу вам глотку». Ну, ладно, Кеди, твоя галантная жертва сохранила нам покой. Она не прошла напрасно!

— Конечно, — заметил Глауен. — Я сплю намного спокойней, когда знаю, что Кеди и Арлес охраняют мой покой.

— Тема хороша, — заметил Бодвин Вук, — но давайте вернемся к Замьяну и его интригам. А что ты думаешь на этот счет, Шард?

— Продолжу с того, на чем остановился Глауен: мы имеем Замьяна и «некую персону», которая работает на кухне или в продуктовой кладовке. Что могла эта «персона» видеть такого, что не видел Замьян? Она могла видеть убийцу, когда тот поджидал Сессили. Или Замьян мог сказать ему, что в грузовике что-то происходит. Они заметили, что грузовик уехал, и решили подождать его возвращенья. Возможно, Замьян был занят, и возвращение грузовика видела эта самая «персона».

— Именно так! — воскликнул Бодвин Вук. — Я тоже именно так и представлял себе происшедшее. Замьян в данном случае намекнул, что хочет нам помочь, но у него на это не хватило способностей. Или же «персона», о которой идет речь, решила разыграть эту карту сама, или просто оставить Замьяна ни с чем. Судя по этому письму, Замьян собирается в любом случае получить свою долю или от нас, или путем шантажа. Он не думает о том, что мы тоже можем проследить эту линию самостоятельно и никому ничего не платить, — Бодвин Вук открыл ящик стола и достал оттуда папку. — Вот показания от кухонных подсобников. На кухне присутствовало четыре йипи: Замьян и еще трое. Двое из них постоянно были заняты сервировкой и могут быть отброшены. Замьян и Ксаланав были на более ответственном посту и имели доступ к продуктовой кладовке. Таким образом, я полагаю, что Ксаланав и есть эта «некая персона», и предлагаю пропустить его через пресс чем скорее, тем лучше: скажем, завтра же утром.

— В какое время?

— За час или два до полудня.

— А что с Замьяном?

— Мы возьмем их по отдельности. Если нам хоть чуть-чуть повезет, то Ксаланав раскроет для нас этот случай.

Некоторое время все четверо сидели и обдумывали сказанное, затем Шард сказал:

— Возможно, вы чересчур оптимистичны. Не забывайте, грузовик по возвращении был припаркован к другим воротам, поэтому Ксаланав не мог ничего рассмотреть из кладовки.

— В таком случае, почему бы ему не прокрасться немного поближе, чтобы рассмотреть получше? Я бы поступил именно так.

— К тому же не забывайте, что водитель почти непременно был в костюме.

— И это верно, но мы знаем кое-что о костюмах. Это еще одно направление нашего расследования. Во всяком случае, завтра мы добьемся правды от Ксаланава. А теперь, что у нас насчет этого кусочка меха, волос или что там было?

— Похоже, что это клочок от мохнатого коричневого материала: например, от грубой мешковины или искусственного меха.

Бодвин Вук посмотрел в потолок.

— Насколько я помню, у сатира Латууна ноги были покрыты таким материалом. Шесть Дерзких Львов, гордость Араминты, когда болтались, шатались, натыкались, приставали и глотали вино, носили костюмы из именно такого материала.

— Я пил очень мало вина, — немедленно заявил Кеди.

Бодвин Вук не обратил на это его замечание никакого внимания.

— Я видел казака-разбойника в меховых штанах, да еще великана-титана в меховой куртке.

— У Гиганта был одет каркас размерами с ширину плеч Дальреми Диффина, — заметил Шард, — он не мог воспользоваться грузовиком.

И опять Бодвин Вук не обратил на замечание никакого внимания.

— Несомненно, были и другие костюмы, но оставим это, пока не покончим с расследованием того, что знает Ксаланав. Младший сержант Кеди и кадет Глауен, вот вам приказ: завтра утром идите в общежитие, официально задержите Ксаланава и приведите его сюда, ну, скажем, за два часа до полудня. Это вполне всех устроит, — Бодвин Вук поднялся. — Сегодня был утомительный день, и я пошел спать.

8

Не успел Глауен покончить с завтраком, как пришел Кеди.

— Я сейчас, — сказал Глауен. — Я никак не ожидал, что ты придешь так рано. Хочешь чашечку чая?

— Нет, спасибо, — и добавил голосом, в котором звучали недовольные нотки. — Я знал, что будешь не готов, потому и пришел на десять минут раньше.

Глауен удивленно поднял брови.

— Но я буду готов меньше чем через десять минут. На самом деле, мне осталось только накинуть куртку.

Кеди осмотрел его с ног до головы.

— Не пойдешь же ты вот так. Где твоя форма?

— Чтобы идти в общежитие? Одевать форму?

— Мы идем по официальному делу. Мы с тобой будем представлять Бюро, — сам Кеди был одет по всем правилам в форму сержанта.

Глауен взглянул на Шарда, но тот глядел в окно.

— Ну, хорошо. Наверное, ты прав, — согласился Глауен, — подожди минуточку. Все равно, я успею вовремя.

Одетые по всей форме, они зашагали в сторону общежития. На входе Кеди спросил Ксаланава, и привратник позвонил в комнату кухонного работника. Никто не ответил. Дальнейшие поиски показали, что Ксаланава нет ни в его комнате, ни на территории общежития.

Привратник высказал предположение:

— Может быть, он работает вторую смену в отеле? Раза два в неделю он такое проделывает.

После звонка на кухню выяснилось, что его нет и в отеле.

— Он вчера работал в вечернюю смену до полуночи, — ответил кухонный управляющий. — Я не жду его раньше полудня.

— Спасибо, сэр, — ответил Кеди. — Вы нам очень помогли.

— Подожди! — остановил его Глауен. — Спроси, не звонил ли кто-нибудь вчера вечером Ксаланаве или не случилось ли вчера чего-нибудь необычного.

Кеди, нахмурившись, взглянул на Глауена, но все же задал соответствующий вопрос. Ответ последовал неуверенный, но отрицательный. После этого Кеди позвонил Бодвину Вуку и объяснил ему сложившуюся ситуацию.

— Найди Намура, — сказал Бодвин Вук. — Объясни ему что произошло и попроси найти Ксаланава. Если у него возникнут вопросы, то можете позвонить мне.

Расследование Намура не прибавило никакой информации. Ксаланав вышел из кухни отеля Араминта около полуночи, и с тех пор никто, кто мог это сделать, его не видел.

Когда Кеди и Глауен, согласно инструкциям Бодвина Вука, пошли искать Замьяна, их ждал очередной неприятный сюрприз. Замьяна, так же как и Ксаланава, не удалось обнаружить на территории станции Араминта. Он сел на борт утреннего парома, который отправлялся в Йипи-Таун. Тщательно изучение списка пассажиров показало, что Ксаланава там не было. Таким образом, в Бюро В пришли к заключению, что на Ксаланава напали в темноте на задворках отеля, оттащили его к хозяйственным постройкам, а потом сбросили в океан.

9

Прошел день, потом ночь. Рано утром, еще в темноте, Шард выскользнул из Дома Клаттуков и зашагал по проспекту Венсей к океану.

Стояла тишина, нарушаемая только скрипом шагов Шарда по покрытой гравием дорожке. Высокое небо было подернуто тончайшей морозной дымкой. Лорка и Песня, пройдя половину своего пути к западу, плавали в розоватом ореоле.

С прибрежной дороги Шард повернул налево и через несколько минут оказался на аэродроме. В конторе его встретил Чилк, который явно еще не до конца продрал глаза.

— Нет, это время суток не для меня, — подавленно сообщил он вместо приветствия. — Эта роса и пение ранних пташек только раздражают. На мой взгляд, кроме завтрака по утрам не бывает ничего хорошего.

— Я рад, что ты бодр и доволен.

— Я-то? Думаю, это потому, что худшее уже позади. Ты не успеешь набрать еще и пяти метров высоты, как я буду уже опять в постели.

Оба пошли к флаеру, который стоял в полной готовности между ангарами. Чилк молча наблюдал, как Шард проводил обычную предполетную проверку.

— Все в порядке, — сказал Шард, — даже оружие заряжено.

Чилк криво усмехнулся.

— Ты мог бы обнаружить неисправную топливную ячейку или неполадки в посадочном двигателе, или плохой предохранитель в рации, но оружие заряжено. Это я гарантирую. Можно спросить, куда ты направляешься, так как по всем правилам я должен это сделать? И к чему такие хитрости, хотя об этом я уже спрашивать не обязан?

— Спросить-то ты можешь. А я даже отвечу. Я хочу устроить себе выходной и провести его в Йипи-Тауне, но если кто будет меня спрашивать, то я в патруле.

— А с чего это кому-нибудь об этом спрашивать?

— Насколько я понимаю, мне нет особой необходимости ехать туда. Но я питаю слабость к атоллу Лютвен, и, если все пойдет хорошо, что мало вероятно, так как в Йипи-Тауне ничего хорошо не проходит, то я вернусь до полуночи.

— Удачи. И передай от меня привет Умфау.

Шард поднял флаер в воздух, вылетел к океану, и направился на северо-восток, где небо уже начало розоветь. У него за спиной Лорка и Песня высвечивали на воде розовую дорожку, которая постепенно исчезала.

Впереди на воде лежала огромная плоская серо-коричневая масса: Атолл Лютвен: узкое кольцо островов, окружающее просторную лагуну. Сейчас это кольцо под давлением застаивающегося Йипи-Тауна уже потеряло свой первоначальный вид. Сквозь дымку начали просматриваться детали: сеть металлического цвета каналов внезапно сверкнула серебром в изменчивых утренних лучах.

Внизу на поверхности океана начали появляться рыбачьи лодки: хрупкие сооружения из связанных бамбуковых пучков, движимые парусами из материала, напоминающего фетр.

Стали различимы мелкие детали Йипи-Тауна. Неустойчивые постройки в два, три, четыре этажа поддерживали просторные крыши, каждая из которых состояла из тысячи небольших кусков, различных оттенков бледно-коричневого цвета: бежевый, болотный, песчаный, кофе с молоком. В укромных уголках, расщелинах, тупиках виднелись небольшие кустики бамбука, а на тщательно обработанных прибрежных полосках по краям островов росли кокосовые пальмы.

Прорезавшие Йипи-Таун каналы прокладывались без всяких планов и системы, иногда они выходили в океан, иногда скрывались в тоннелях под теми или иными строениями. По каналам, словно эритроциты по артериям, лениво двигались лодочки. Другие лодки мерно покачивались у причалов, из их маленьких жаровен поднимались струйки дыма, которые, клубясь и извиваясь, исчезали в тихом утреннем воздухе.

В южном конце Йипи-Тауна возвышалось причудливое здание гостиницы «Аркадия»: пятиэтажное строение, с сотней покачивающихся балконов, с садом на крыше, где вечерами при свете разноцветных фонарей собирались на обед туристы, которых юноши и девушки йипи развлекали акробатическими номерами. Эти акробатические представления сопровождались мелодичной музыкой флейт и маленьких колокольчиков.

Около отеля в океан врезался причал, к которому приставали паромы, приходящие со станции Араминта. За ним располагалась небольшая взлетная полоса, покрытая прочным шершавым покрытием, состоящим из кусочков мрамора, обломков морских раковин и кораллов, покрытых составом из морских моллюсков. Шард приблизился к посадочной полосе со стороны моря, старательно избегая полета над Йипи-Тауном, чтобы держаться как можно подальше от Великой Клоаки — еще одной достопримечательности атолла. Великая Клоака был признанным чемпионом по вони во всей сфере Гаена.

Полушутливый анализ состава запаха вокруг Великой Клоаки был написан одним из ученых, остановившихся в Доме Бродяги.

Ингредиенты — Количество на сто частей

Человеческие выделения — 25

Дым и паленые кости — 8

Рыба (свежая) — 1

Рыба (тухлая) — 8

Гниющие кораллы (очень тяжелый запах) — 20

Вонь от каналов — 15

Сухие кора, ветки и бамбук — 8

Какодиловая смесь — 13

Неопределенная вонь — 2

Туристов никогда не предупреждали заранее об особенностях Великой Клоаки, так как их шок и замешательство являлись неисчерпаемым источником удовольствия для тех, кто был уже знаком с местной обстановкой. Во всяком случае, в этой атмосфере носы очень скоро теряли всякую чувствительность.

Шард осторожно опустил флаер и вылез на посадочную полосу. Мельком взглянув на Великую Клоаку, он закрыл флаер, хотя, благодаря приказам Умфау, Титуса Помпо, воровство здесь было большой редкостью.

Шард поднялся по лестнице на веранду отеля. Два мальчика в белых передниках с разрезами по бокам, в расшитых рубахах, в белых перчатках и белых цилиндрических шапочках, подскочили к нему, чтобы принять багаж. Обнаружив, что у вошедшего нет багажа, они сначала застыли в удивлении, затем отвесили приветственные поклоны и удалились, по пути обмениваясь удивленными замечаниями. Шард пересек террасу и вошел в широкий холл. Бамбуковые стены были выкрашены белой краской. Украшенные зелеными и синими узорами циновки покрывали пол. Сплетенная из мягких белых прутьев мебель, была покрыта чехлами цвета морской волны. Шард был приятно удивлен: по своему первому посещению он помнил темный полированный бамбук и спартанскую мебель, которую нельзя было назвать ни чистой, ни удобной.

В этот ранний час лишь несколько гостей отеля спустились из своих комнат. Примерно дюжина из них завтракала на террасе, остальные собрались в кучу в центре холла и обсуждали свои планы на день.

Шард подошел к регистрационной стойке. Там сидели четыре чиновника в белоснежной накрахмаленной форме. В левом ухе у каждого из них на серебряной цепочке свисала черная жемчужина, знак члена личного штата Умфау, Умпа. Один из них, мужчина средних лет, важный и приятной внешности, подошел к Шарду, чтобы обслужить его.

— На какой срок собираетесь задержаться у нас, сэр? — спросил он.

— На очень короткий. Я капитан Шард Клаттук из Бюро В со станции Араминта. Пожалуйста сообщите Титусу Помпо, что я хочу коротко переговорить с ним по официальному вопросу, как только ему это будет удобно. На самом деле, у меня очень срочный вопрос, поэтому, я бы попросил, принять меня как можно скорее.

Чиновник взглянул на своих коллег. Те бросив взгляд на Шарда и оценив серьезность ситуации срочно занялись своими делами, предоставив товарищу самому решать эту необычную проблему.

— Сэр, я лично прослежу, чтобы на это сообщение было немедленно обращено внимание Умфау.

Какие-то интонации в ответе клерка привлекли внимание Шарда.

— Что это значит?

— Послание будет доставлено в канцелярию Умфау, — улыбаясь объяснил чиновник, — Вне всякого сомнения соответствующий служащий из штата Умфау очень скоро, возможно даже сегодня, доставит вам соответствующую форму, в которой вы сможете подробно объяснить смысл вашего вопроса.

— Вы не совсем меня поняли, — возразил Шард, — Мне не нужны никакие формы: я хочу, как можно скорее, переговорить с Титусом Помпо. Даже, если это произойдет сейчас и то, это будет не так быстро, как хотелось бы.

Улыбка на лице Клерка стала каменной.

— Сэр, позвольте мне объяснить вам более ясно. Вы не кажетесь мне таким уж новичком в официальных делах. И все же, вы хотите, чтобы я побежал в спальню к Умфау, потряс его за плечо и закричал: «Вставайте, сэр, быстро выпрыгивайте из постели! Один джентльмен хочет с вами поговорить!» Должен предупредить вас, что это просто неосуществимо.

Шард сухо кивнул.

— Вы очень хорошо все объяснили. Можно у вас попросить листочек бумаги?

— Конечно. Пожалуйста, сэр.

— Как ваше имя?

Клерк настороженно поднял брови.

— Меня зовут Эуфорбиус Лелианто Джантифер.

Шард быстренько написал что-то на бумаге, затем сказал:

— Пожалуйста, поставьте дату и подпишите этот документ. И попросите своих коллег расписаться тоже, как свидетелей и соучастников.

Теперь посерьезневший чиновник начал читать документ, вслух бормоча его содержание:

— Я, Эуфорбиус Лелианто Джантифер, подтверждаю, что утром в указанны день, я отказался сообщить Титусу Помпо, что капитан Шард Клаттук из Бюро В станции Араминта прибыл для переговоров с ним по срочному и официальному вопросу. Я признаю, что бы предупрежден о том, что капитан Клаттук не может ждать пока будут осуществлены все стандартные формальности, а должен немедленно вернуться на станцию Араминта, и что в наказание за мой поступок паромное сообщение между Йипи-Тауном и станцией Араминта может быть прекращено на неопределенный период, или до выплаты штрафа в одну тысячу солов.

Он с открытым ртом оторвал глаза от бумаги.

— Именно так, — сказал Шард, — подпишите бумагу, и я пойду. После этого подойдет еще один паром, чтобы забрать туристов из отеля и на этом сообщение прекратится. Пожалуйста, подпишите, хотя особой необходимости в этом и нет, у меня и так достаточно свидетелей вашего поведения.

Чиновник оттолкнул от себя бумагу и вымучено улыбнулся.

— Не надо, сэр, не надо. Вы прекрасно и сами понимаете, что этот документ просто смешон.

— Я пойду на террасу позавтракать, — сказал Шард, — когда я закончу завтрак, я вернусь на Араминту, если, конечно, не получу определенного ответа от Титуса Помпо.

Теперь немного приободрившись, чиновник Эуфорбиус ответил:

— Вы и в самом деле очень настойчивы, сэр. Но я посмотрю, что можно сделать.

— Спасибо.

Шард вышел на террасу, выбрали себе плетеный столик под светло-зеленым зонтиком и заказал себе завтрак из пикантных йипских блюд.

Он уже заканчивал свой завтрак, когда на террасе показались трое йипи, относящихся к умпам — личной охране Умфау, и подошли к его столику. Старший группы остановился перед Шардом и отвесил легкий поклон.

— Сэр, вас, прямо сейчас, просит на аудиенцию Титус Помпо.

Шард поднялся из-за стола.

— Проводите меня.

Умпы направились к выходу с террасы, а Шард последовал за ними. Они прошли через холл, вошли в лабиринт коридоров, проходных залов, прошли вверх и вниз по скрипучим бамбуковым лестницам, прошли под самой крышей, где верхушки пальм пропускали солнечные лучи, спустились вниз, где был слышен плеск волн лагуны о бамбуковые столбы и, наконец, вошли в комнату, устланную розовым ковром с темно-красными и синими узорами, с диванчиком задрапированным светло розовым чехлом, с двумя маленькими столиками, на каждом из которых стояла лампа с абажуром, отбрасывающая неяркий свет.

Шард не спеша осмотрелся по сторонам и то, что он увидел ему не понравилось. Некоторое время он рассматривал диванчик, затем перевел внимание на противоположную стену. Стена была сплетена из бамбуковых стволов и в ней было небольшое около двух дюймов квадратное отверстие, которое выходило в темную пустоту, или по крайней мере так ему показалось.

Капитан умпов указал на диванчик и сказал:

— Садитесь и спокойно ждите.

Умпы ушли, и Шард остался один. Он стоял и прислушивался. Кроме слабого всепроникающего звука ничего не было слышно.

Шард снова осмотрел диванчик и стену напротив него. Он повернулся и подошел к боковой стене. Очевидно за ним наблюдали, возможно даже через щель. Хотя для этого не было никакого резона, разве что ради развлечения команды умпов.

Шард прислонился к стене и приготовился ждать. Он понимал, что ждать все же придется, но если он покажет свое нетерпение, то ждать придется еще дольше. Он закрыл глаза и сделал вид, что задремал.

Проходили минуты; десять, затем пятнадцать.

Когда прошло полчаса, Шард зевнул и потянулся, потом поразмыслил над сложившейся ситуацией и здравый смысл подсказал ему, что надо ждать, собрав в кулак все свое достоинство.

Прошло еще пятнадцать минут и когда уже «рассеянное равнодушие, окрашенное презрением» начало переходит в «умышленное оскорбление» [Культурологические психологи дали определение понятию «ждать» и определили его изменения в зависимости от культуры. Изменение временного значения этого понятия зависит от многочисленных факторов, и студент без особого труда может выписать многие из них, исходя из собственного опыта, основанного на той культуре, в которой он вырос.

«Ждать» в терминах психологического восприятия варьируется от не ждать вообще до недель или даже месяцев. В одном контексте ждать пять минут означает «непростительное оскорбление»; в другом же месте и в другое время ожидание в три дня может означать проявление благосклонности.

Использование точно подсчитанного времени ожидания, с учетом того, что данная личность прекрасно понимает собственные культурные градации, может применяться для того, чтобы продемонстрировать главенство или для того, чтобы «поставить кого-то на место» при помощи вполне законного метода без применения насилия.

Использование ожидания имеет множество различных форм. Например, персона А хочет продемонстрировать свой более высокий статус по отношению в персоне Б, и для этого хочет заставить его прождать целый час. Когда проходит полчаса, и персона Б чувствует себя уже униженной и оскорбленной, А посылает Б поднос с чаем и пирожными, жест от которого Б не может отказаться не потеряв достоинства. Таким образом А заставляет Б прождать целый час, в то время как Б может только поблагодарить А за заботу и беспокойство. При умелом использовании эта тактика может дать великолепные результаты.] за стеной с квадратным отверстием послышался шорох. Потом раздался голос:

— Шард Клаттук, что вам надо от Титуса Помпо?

По непонятным причинам сердце Шарда зачастило, хотя прозвучавший голос был для него совершенно незнаком.

— Кто со мной разговаривает? — спросил он.

— Можете считать, что это слова Титуса Помпо. Почему вы не воспользовались диванчиком, который поставлен для вашего же удобства?

— Это было очень мило с вашей стороны, но мне не понравился его цвет.

— Правда? Это мой любимый.

— К тому же похоже, что диванчик может откинутся назад в тот момент, когда сидящий на нем меньше всего этого ожидает. Я предпочитаю не рисковать и не давать возможностей для подобных проказ.

— У вас очень тяжелый характер!

— Однако, меня можно видеть… У вас, очевидно, есть основательные причины не показываться на глаза.

На несколько секунд установилась тишина, затем голос произнес:

— Согласно вашей просьбе, вам предоставлена аудиенция, давайте не будем терять время на обсуждение очевидных фактов.

Голос был очень нейтральный, с выверенной интонацией и казался механическим, к тому же в нем проскакивали скрипящие нотки, как будто он проходил через систему фильтров.

— Попробую не отвлекаться от дела, — сказал Шард, — недавно на станции Араминта произошло убийство. По этому делу есть свидетель по имени Замьян Лемев Габрискиес. Сейчас он находится на Йипи-Тауне. Я бы хотел, чтобы его нашли и отдали в мое распоряжение.

— Непременно и без всяких колебаний! Но вы должны оплатить эту услугу стоимостью в тысячу солов.

— За выполнение требований, согласованных с законом, вы не получите ни копейки, и вы это так же хорошо знаете, как и я, а, может быть, даже и лучше.

— Я, конечно, знаю законы, но на островах Лютвена действуют мои законы.

— Вы не правы. Я согласен с тем, что вы считаетесь здесь персональным правителем, но это всего лишь отступление от правил, по причине отсутствия установленной власти, которую можно восстановить в любой момент. Эта ситуация допускается только потому, что вы, в основном, соблюдаете установленные правила, за исключением мелких шалостей. Другими словами, вы правите здесь потому, что вам это разрешают, а не потому, что вы имеете на это право. Как только вы отступите от правил и начнете устанавливать свои законы, временное соглашение прекратит свою силу.

— Можете говорить любые слова, — сказал голос, — Но нравится вам это или нет, а атолл Лютвен независим. Вам всем стоит научиться, смотреть в глаза реальности. Всем, начиная с самого Хранителя. Его наказание слишком дерзко.

— Я ничего не знаю о наказании.

— Вы еще не слышали эту новость? Хранитель приказал нам делать все расчеты только в скрипах. Теперь туристам не позволено провозить на острова Лютвен солы: только скрипы, которые потом у нас будут принимать на Араминте в обмен на дозволенные товары.

— Очевидно, оружие не входит в перечень дозволенных товаров, — фыркнул Шард.

— Полагаю, что не входит. Но эта тактика порочна. Мы добудем столько твердой валюты, сколько нам потребуется.

— И как же вы это сумеете сделать?

— Я не собираюсь открывать вам все наши возможности.

— Как хотите, — пожал плечами Шард, — Я прилетел сюда вовсе не для того, чтобы обсуждать политику. Мне нужен только Замьян.

— И вы его получите. Мое расследование закончено, я тоже считаю его негодяем. Он работал только для своей выгоды, нанося ущерб моим интересам.

— Другими словами, — опять фыркнул Шард, — он отказался поделиться с вами своей добычей.

— Именно так. Он собирался заняться шантажом, думая только о себе. Он постарался, чтобы вы поверили, что шантажистом является Ксаланав. На самом деле, Ксаланав ничего не знал, и тем ни менее был убит.

— Кем?

— На мой взгляд, это не имеет значения. Я не производил расследования в этом направлении.

Однако, насколько заметил Шард, ответ прозвучал не очень охотно.

— И все же я не могу понять вашу позицию. Мне не понятно, хотите или нет вы разобраться в том, что произошло.

— Я не вижу причин раздумывать над всем этим, кроме того что, Замьян, возможно, и сам во многом виноват.

— Эта теория не очень правдоподобна, — заметил Шард, — Если Ксаланав на самом деле ничего не знал о преступлении, то у Замьяна не должно было быть и мысли убивать его или покидать станцию Араминта. Но нет никакого сомнения, что он сбежал с Араминты, потому что перепугался. Если продолжить эту теорию, то…

Шард замолчал.

— Продолжайте, — мягко сказал голос, но даже все электронные приспособления не смогли скрыть прозвучавшие в нем нотки насмешки или дикого ликованья.

— Ровно как и у вас, у меня нет настроения много размышлять над этими вопросами, — сказал Шард, — Я жажду только услышать то, что мне скажет Замьян.

— Так вы хотите Замьяна? Идите по коридору, потом спуститесь по лестнице. В комнате, которая будет сразу направо от вас, вы найдешь Замьяна и умпов, которые проводят вас к флаеру.

— Не буду больше отнимать у вас время. Большое спасибо за вашу доброту.

Из прорези не донеслось ни звука. Шард так и не смог понять стоит ли там еще кто-нибудь и наблюдает за ним из темноты или нет.

Шард развернулся и широким шагом вышел из комнаты. Он прошел по коридору и спустился по лестнице. Внизу, справа от себя он обнаружил бамбуковую дверь, выкрашенную в темно-красный цвет, и толкнул ее. Сидевший на скамейке в комнате умп вскочил на ноги.

— Вы за Замьяном?

Шард осмотрел комнату.

— Где он?

— Вон там в дыре, для сохранности. Он был подсобником на кухне? Не рассчитывайте, что он опять сможет выполнять такую работу, Мы им немножко попользовались.

Умп подошел к тому месту, где с ворота в дыру в полу уходила веревка и повернул рукоятку. Шард заглянул в дыру. Внизу он увидел волнистую поверхность черной слизи, омываемой ручейком воды из лагуны. Веревка была привязана к голове нагого человека, погруженного в слизь. Его руки были связаны за спиной, рот закрывала тряпичная повязка. Он извивался пытаясь уклониться от нападения существ, которые казались неким гибридом крысы и ребенка. У существ была пятнистая темная шкура и остренькие нечеловеческие мордочки. Они грызли то, что осталось от ног жертвы и пытались вгрызться в ее живот. Они неохотно оставили эти попытки после того, как умп при помощи ворота и веревки, привязанной к волосам бедняги, поднял его на слизью.

Сначала над полом показалась голова Замьяна, потом постепенно появился и весь торс.

— Над ним немного потрудились йуты, — сказал умп, — Даже не знаю, на что он вам может пригодиться.

— Может быть, и ни на что, — согласился Шард.

Замьян все еще был жив. Он узнал Шарда и издал нечленораздельные звуки заглушенный повязкой.

Шард подпрыгнул к нему и сорвал повязку.

— Замьян! Ты меня слышишь?

— Он не может говорить, а еще меньше думать, — сказал умп, — Он был одурманен с помощью найена, для того, чтобы он все рассказал Умфау. Теперь в нем ничего не осталось. Здесь все что осталось и хорошее, и плохое. Но, все равно, он — ваш, можете забирать.

— Подожди минуточку, — сказал Шард, — Замьян! Это — Шард! Скажи мне что-нибудь!

Замьян издал хлюпающие бессмысленные звуки.

— Замьян, отвечай! Кто вел грузовик? Кто убил девочку?

На лице Замьяна появилось осмысленное выражение. Он открыл рот, голос его стал несколько громче.

— Когда он вернулся, я видел его мех. Но головы не видел.

— Кто это был? Ты знаешь его имя?

— Забирай его, если хочешь, — сказал Умп, — Он мне больше не нужен.

— Еще минутку, — сказал Шард и снова повернулся к Замьяну, — Назови мне его имя!

Умп отошел от ворота. Катушка ворота заскрипела, веревка начала раскручиваться, и Замьян исчез в дыре. Шард издал стон, закрыл глаза и изо всех сил постарался сдержаться, чтобы не наброситься на умпа. Потом капитан заглянул в дыру. Йуты уже вернулись и снова принялись грызть Замьяна, а тот сидел и растерянно смотрел на них.

Шард отвернулся.

— Я пошел к своему флаеру, — спокойным голосом сказал он, — Здесь мне больше делать нечего.

10

А тем временем Глауен проснулся, в одиночестве позавтракал и провел утро за уроками, готовясь к возобновлению занятий в Лицее.

За час до полудня ему позвонили.

— Глауен Клаттук слушает.

— Глауен, это Миранда, — ответил тоненький детский голосок, — Я обнаружила нечто очень странное и хотела бы с тобой об этом поговорить.

— Конечно, давай поговорим. Выкладывай, что у тебя.

— Глауен! Это не телефонный разговор.

Голос Миранды вдруг стих.

— Миранда! Ты меня слышишь? — закричал Глауен.

— Я посмотрела через плечо. Я стала очень нервно реагировать на звуки. Но в данном случае это не помешало, так как пришла моя мама.

— Хорошо, давай поговорим. Мне подойти в Дом Ведеров?

— Нет. Я встречу тебя на проспекте, примерно через десять минут.

Глауен пришел на место встречи на минуту раньше и стоял и наблюдал, как Миранда бежит по дорожке от Дома Ведеров. Глауену, показалось, что она очень растеряна и нервничает.

— Миранда, я здесь.

Она резко повернулась.

— Ух… а я тебя сразу и не заметила. Ты меня напугал.

— Извини, — сказал Глауен, — Так что же у тебя случилось?

— Пошли со мной, — сказала Миранда, — Я не хочу разговаривать здесь.

— Как скажешь. Но, по крайней мере, скажи мне хоть куда мы идем.

— В архив.

Они вдвоем пошли в тени деревьев вдоль проспекта Венсей, вдоль прибрежной стороны достопочтенного Старого Агентства.

Пока они шли, Миранда начала говорить. Сначала это были какие-то бессвязные фразы:

— … мне все время кажется, что она сидит где-то рядом, только я ее не вижу… Иногда мне кажется, что я немного сошла с ума или в одно мгновение постарела на десять или двенадцать лет.

— Это понятно, — сказал Глауен, — С того момента, как все это случилось, я тоже чувствую себя старым, как холмы.

Но занятая собственными мыслями, Миранда, скорее всего его и не слышала.

— Мне не нравится, как я себя чувствую — во мне столько ненависти, что даже тошнит… однажды ночью я лежала в кровати и пыталась представить, как все это произошло. Тот, кто это сделал, видел, как Сессили выступала в фантасмагории, но, не дождавшись конца, он пошел к заднему ходу и спрятался в грузовике.

— Откуда ты знаешь про грузовик? — с удивлением спросил Глауен, — Это ведь держится в секрете.

— Я слышала как об этом говорили мама и папа, когда думали, что я их не слышу. Во всяком случае, я подумала об архивных камерах: они должны были заснять его, когда он подходил к грузовым воротам.

— Очень разумно. Даже Бюро В до этого додумалось. Капитан Рьюн Оффоу каждый день изучает снимки.

— Знаю. Он несколько раз брал у меня кассеты.

— Ага, понятно. Ты была в архиве и помогала Бюро В разобраться с кассетами!

Миранда укоризненно на него посмотрела.

— Глауен, ты что, смеешься надо мной? Даже не посмотрев на то, что я хочу тебе показать?

— Ну, не совсем так. Должен признаться, что ты меня очень заинтриговала.

Миранда приняла это объяснение, важно кивнув головой, и они вошли в Старое Агентство.

Глауен и Миранда прошли по широкому холлу, когда они поднимались по ступенькам, звук их шагов отражался от стен, разукрашенных замысловатыми медальонами из железа и зеленого камня.

— Возможно, мне лучше тебе заранее рассказать о том, что я собираюсь здесь найти, — задумчиво сказала Миранда.

— Думаю, я знаю. Ты хочешь найти кого-то, кто пробирался вдоль задней стены «Орфея».

— Кого-то одетого в мех. Как Латуун, или как Дерзкие Львы…

— Так значит, ты знаешь и про мех тоже.

— А почему бы мне и не знать?

— Полагаю, таких причин нет. Особенно, если учесть, что ты что-то нашла.

— Я тебе это покажу!

Миранда с трудом открыла тяжелую дверь, и они вошли в величественное помещение Бюро А. Миранда подошла к прилавку, заполнила карточку требования и бросила ее в щель. Через несколько секунд ее выдали черную коробочку с кассетой.

Они вместе пошли в просмотровую комнату. Миранда приглушила свет и включила воспроизведение.

— Когда я в первый раз проделала это, я никак не могла посмотреть на Сессили. А сейчас я об этом просто больше не думаю. Наверное, у меня стало черствое сердце или что-то в этом роде, — ее голос дрогнул, — Хотя, все это ерунда. Ты не беспокойся. Я не начну плакать или там, падать в обморок.

Глауен потрепал ее по голове и взъерошил волосы.

— На мой взгляд, Ябеда, ты чертовски умна для своего возраста.

— Ты тоже этим отличаешься. А теперь, если не возражаешь…

— Извини. Я буду высказываться осторожней.

Миранда только кивнула.

— Я просматривала все кассеты дюжину раз. Часто они показывали мне одно и тоже место, но под разными углами, чтобы можно было лучше заметить кто там есть. Архивариусы еще не закончили, но почти всех кого нашли уже опознали. Например…

Миранда нажала кнопку и подогнала курсор в низ экрана. Она подвела его к одному из лиц и нажала другую кнопку. Внизу экрана появилась надпись: ГЛАУЕН КЛАТТУК.

— Конечно, я искала не тебя. Я хотела найти кого-то, кто крадется вдоль задней стены «Орфея». Но тот, кто это сделал был очень осторожен и держался вне камер, поэтому я ничего не обнаружила. После этого я попробовала использовать увеличение и стала увеличивать разные участки. Так, наобум, без вся кого плана. И совершенно случайно я заметила вот это.

11

Бодвин Вук и его капитаны собрались в кабинете с высокими потолками на втором этаже Нового Агентства. После обычного несущественного обмена фразами, Бодвин Вук откинулся на черную спинку своего стула и сказал:

— Ну, а теперь я хочу услышать ваши рапорты. Капитан Лаверти.

— Я работал с волокнами материала, которые были найдены в кузове грузовика, — сказал Айзель Лаверти, — Это синтетическое вещество, производимое во внешних мирах, возможно на Соуме. Я получил образцы со всех костюмов из меха. То есть Латууна, Дерзких Львов и других. Результаты оказались несколько неопределенными. Материал полностью совпадает с тем, который находился на ногах у Латууна. Также обнаружено большое сходство с мехом, из которого сделаны шкуры Дерзких Львов. Как эти люди проводили время? Двое из Дерзких Львов, Арлес и Кеди патрулировали забор у общежития йипи. Остальные шесть Дерзких Львов появлялись там и сям, но в интересующее нас время были постоянно на виду у каких-нибудь надежных свидетелей и таким образом оказываются вне подозрений. Латуун или лучше сказать Намур утверждает, что после того, как он протанцевал павану со Спанчеттой Клаттук, побывал в разных местах, но территорию площади не покидал Спанчетта подтвердила это заявления, то же самое сделали и несколько других свидетелей, таки м образом мы так же можем исключить Намура. Таким образом…, — Айзель Лаверти разочарованно развел в воздухе руками, — Что остается? Намуру показал что, его костюм взят из гардероба труппы. Согласно показаниям Флореста материал покупался специально для «первобытных» костюмов, и у него остались один или два обрезка. Я бы не сказал, что наша загадка усложнилась, но, однако, она и не прояснилась.

— Об этом надо будет еще подумать, — сказал Бодвин Вук, — Кто следующий? Шард?

— Я многое узнал в Йипи-Тауне, — сказал Шард, — на самом деле, значительно больше, чем намеревался. Но из всей этой информации к интересующему нас случаю относится лишь малая толика. Я не видел Титуса Помпо, он приложил большие усилия, чтобы оставаться невидимым. Он сам становится загадкой, которую нам надо будет разгадать. Я разговаривал с ним и слышал его преобразованный голос.

Бодвин Сук удивленно поднял брови.

— Преобразованный? Или ты разговаривал с ним, или ты с ним не разговаривал. Объясни нам подробнее.

— Я слышал то, что по-моему было его измененным голосом. Я подозреваю, что когда он говорил, его слова запускались в электронную систему, оцифровывались, а затем преобразовывались в новые звуки. В результате получался голос, примерно такой же, как у электронной системы, читающей с листа. И все же этот голос что-то мне напоминает. Могу поклясться, что я его уже где-то слышал раньше.

— Хорошо, — сказал Бодвин Вук, — Это то, что касается голоса. А теперь расскажи нам что же произошло.

Шард описал свои приключения.

— Кто-то совершил ошибку и Замьян все же сумел передать мне несколько слов. Он вполне четко сказал: «Когда он вернулся, я видел его мех. Но я не видел его головы».

— Ха, — Бодвин Вук, — стукнул ладонью по столу, — таким образом мы не можем пренебречь работой проделанной Айзелем Лаверти!

— Правильно. А еще мы с определенностью можем сказать, что это был не Намур, которого Замьян, естественно, хорошо знал и защищать которого, насколько я знаю, у него не было никаких оснований. Замьян умирал и был в шоке. Нельзя полностью доверять его словам. А что касается фразы «Но не видел головы»… Я полагаю, что убийца снял голову своего костюма, чтобы ему было удобней управлять грузовиком.

— А какие у вас новости, капитан Рьюн Оффоу? — поинтересовался Бодвин Вук. — У вас какой-то очень спокойный вид, и я чувствую, что вы подготовили для нас какую-то избитую истину, которыми так славится род Оффоу.

— В сравнении с деятельными Вуками, мы действительно выглядим довольно вялыми. И все же, если мы вернемся к обсуждаемому вопросу, то, думаю, я могу в какой-то мере пролить свет на нашу тайну.

— И впрямь очень многообещающее заявление. Ну, и что же вам рассказали наши камеры? Действительно ли Намур «подбирал по кусочкам сказочное наслаждение» с миледи Спанчеттой, как он это утверждает, или он предпочел «наслаждение более острое и обильное»? Короче: виноват ли он в этом преступлении?

— По крайней мере, в данном случае, он, похоже, абсолютно чист, — ответил Рьюн Оффоу, — Без всякого стыда он подбирал кусочки и крутился вокруг Спанчетты. Конечно, не все три часа, но большую часть интересующего нас времени. Вычеркните Намура из вашего списка, не взирая ни на какие клочки шерсти. Тоже самое можно сделать и с остальными. Все, кого мы на данный момент подозреваем, делали то, что сказали нам.

Кроме одного. Вчера благодаря моим стараниям и удаче. («Удача» заключалась в том, что по настоянию Глауена сообщение Миранды дошло до Рьюна Оффоу. «Пусть он займется этой новостью! Ему вполне можно доверять, а ты же не хочешь повсюду нажить себе врагов».) Как мы и ожидали, я обнаружил, что перемещения Дерзких Львов были весьма беспорядочными и непредсказуемыми. И все же, я сумел проследить всю восьмерку: Арлес Клаттук и Кеди Вук находились в патруле, и вот у меня копия листа с их росписями. Подпись о том, что они заступили в патруль и подписи каждые полчаса, когда они делали полный положенный круг. Остальных шесть Львов отследить было сложнее, но и с этим у меня не возникло особых трудностей. Итак: восьмерых Дерзких Львов, как и Намура, можно вычеркнуть из списка. И вот когда я уже хотел прекратить эту работу, мое внимание привлекла тень под деревом на самом краю обзора камеры. Я воспользовался увеличением и коррекцией изображения и получил вот это.

Рьюн Оффоу подошел к панели управления видео аппаратурой Бодвина Вука и вывел на экран изображение.

— А вот этот Дерзкий Лев представляется большой тайной, так как мы только что отследили всех восьмерых! А когда фигура начала двигаться, то в ней безошибочно можно узнать Арлеса Клаттука, который находился в тот момент в патруле. Это именно то время, когда Сессили находилась еще на пьедестале. Вполне может оказаться, что он и есть именно тот, кого мы ищем.

— Ха-ха! — Усмехнулся Бодвин Вук, — Послушный исполнительный Арлес! Вы с ним связывались? Допрашивали?

— Нет. Я решил, что нам лучше всем вместе решить, как правильнее поступить в данном случае. Сержант Кеди Вук тоже должен ответить на очень важный вопрос: почему он, будучи на посту, не доложил об отсутствии там своего напарника.

— Хм, — сказал Бодвин Вук, — Этот-то вопрос задать совершенно не сложно… пожалуй вот ответить на него будет потруднее. А для начала давайте посмотрим патрульный лист.

Рьюн Оффоу передал ему листок с подписями.

— Обратите внимание, что во время предыдущих трех дежурств подписи время от времени делал Арлес, хотя старшим по наряду считается Кеди. А вот в последнее дежурство все подписи делал Кеди.

Бодвин Вук оглядел собравшихся за столом.

— Ну, джентльмены? Кто-нибудь хочет это как-то прокомментировать?

— И все же требуют своего объяснения, найденные в грузовике волокна, — заметил Айзель Лаверти, — На убийце был костюм с мехом. Но волокна с костюма Арлеса не совпадают с волокнами из кузова грузовика. Таким образом мы пока не можем признать Арлеса виновным.

— У него может быть два костюма; старый и новый, — заметил Бодвин Вук, — Ну что ж, больше мы пока ничего сделать не можем. Надо задать Арлесу несколько вопросов, пока еще не кончился день. А Кеди я займусь позже.

— Сейчас для этого время не хуже, чем какое-либо другое, — сказал Шард, — День еще только начался, Арлес, наверняка, еще дома. Ровно как и Спанчетта.

— У меня кое-какие неотложные дела, — задумчиво сказал Рьюн Оффоу, — Думаю, нет никакой необходимости идти туда всем четверым.

— У меня стол завален бумагами, — быстро сказал Айзель Лаверти, — мне надо срочно ими заняться, а то я вместе со столом скоро скроюсь под бумагами.

— Хм, — сказал Бодвин Вук, — Ну, я-то Спанчетту не боюсь, — затем повернулся к переговорному устройству, — Кто сейчас в конторе? Мне нужен опытный человек, крепкий, быстрый на ногу и без страха. Кто пойдет?

— Извините, сэр, — последовал ответ, — Никого кроме кадета Глауена Клаттука в конторе нет.

— Глауен, говоришь? — Бодвин Вук бросил косой взгляд в сторону Шарда. — Он действовал отлично. Скажите, чтобы сейчас же явился в мой кабинет.

12

Бодвин Вук, Шард и Глауен вошли в Дом Клаттуков и подошли к двери квартиры, которую занимали Миллис, Спанчетта и Арлес. Бодвин Вук нажал на кнопку звонка и слуга ввел их в фойе; большое восьмиугольное помещение, по середине которого стояло большое восьмиугольное канапе задрапированное зеленым шелком. В четырех нишах красовались покрытые киноварью вазы с пышными букетами. У дальней стены возвышался пьедестал из черного сланца, на котором была установлена кадильница с тлеющим фимиамом. Тонкая ленточка дыма, извиваясь поднималась над кадильницей.

Бодвин Вук критично осмотрел комнату.

— Мне кажется здесь чуть-чуть перебрали этого неоклассического романтизма, — заметил он, — Несомненно, это причуды Миллиса. Мне говорили, что у Спанчетты вкусы простые и скромные.

— Я тоже так подозреваю, — согласился Шард. — Жаль что мы лишимся сегодня удовольствия увидеть Спанчетту. Хотя, если Арлеса будут казнить, то нам вскоре представится такая возможность.

В помещение ворвалась Спанчетта все еще в утреннем халате из плиссированного лилового атласа и в розовых пуховых тапочках. Масса ее буйных черных волос была заправлена в кружевной цилиндр, из которого сверху выбивались особо непокорные пряди. Она переводила взгляд с одного лица на другое.

— Что здесь за сумятица? Бодвин Вук. Шард А это кто? Глауен? В форме? Впечатляющая группа сановников.

— Боюсь, тут произошла какая-то ошибка. — сказал Бодвин Вук с легким поклоном. — Мы просили Арлеса.

— Арлес отдыхает. Что вам надо?

— В основном то, что мы вызывали Арлеса, а появилась ты.

— Ну и что из этого? Я его мать.

— Это так. И все же, как это можно заметить по нашей форме, мы здесь по официальному делу, а более точно, мы расследуем убийство Сессили Ведер.

Спанчетта откинула голову назад и прищурила глаза.

— Убийство? Зачем использовать это ужасное слово, когда ничего еще не доказано? Я например слышала из надежного источника, что она просто, самым безобразным образом, сбежала с любовником из внешнего мира. Во всяком случае, это дело никак не касается Арлеса.

— Вот именно это мы и надеемся установить. Пожалуйста, приведите его немедленно сюда, или я попрошу сержанта Глауена, при необходимости, привести его сюда силой.

Спанчетта бросила на Глауена испепеляющий взгляд.

— В это нет необходимости. Я сейчас схожу, узнаю, хочет ли он с вами говорить.

Она резко развернулась и вышла из комнаты.

Прошло десять минут, все это время из-за стены доносились отголоски эмоционального контральто Спанчетты и ворчанье Арлеса.

Наконец в комнату вошел предводитель Дерзких Львов. На нем был коричневый домашний халат и красные кожаные тапочки экстравагантного покроя. На какое-то мгновение он нерешительно остановился в дверях, переводя взгляд с одного лицо на другое, затем, после того как его подтолкнула вперед Спанчетта, вошел в комнату.

— Я думаю, нам лучше пройти в квартиру, — сказал Бодвин Вук, — Где мы можем спокойно поговорить?

— Пойдемте, — коротко сказала Спанчетта и провела их в соседнюю комнату.

— Это вполне подойдет, — сказал Бодвин Вук, — Арлес, ты можешь сесть вон там. А ты, Спанчетта, нам больше не нужна. Можешь идти.

— Минуточку! — огрызнулась Спанчетта, — В чем его обвиняют?

— На данный момент пока еще ни в чем. Арлес, если ты хочешь, то можешь пригласить сюда Фратано, или какого-нибудь другого советника, или даже свою мать, а можешь поговорить с нами наедине, наконец, ты можешь просто отказаться с нами разговаривать. Но в последнем случае мы задержим тебя у нас и будем вести самостоятельно расследование.

— На каком основании? — воскликнула Спанчетта, — Я должна знать!

— Ну… мы без сомнения что-нибудь наскребем. Арлес, у тебя есть какие-нибудь соображения на этот счет?

Арлес облизал свои пухлые губы и бросил косой взгляд в сторону матери.

— Я буду разговаривать с вами один на один, — капризно заявил он.

Наконец Спанчетта вышла и Шард закрыл за ней дверь.

— Ну а теперь, — сказал Бодвин Вук, — отвечай на наши вопросы просто, прямо и без всякого увиливания. От тебя никто не требует, чтобы ты обвинил сам себя, но если ты знаешь о чей бы то ни было вине, то ты должен это сообщить. Ты знаешь, кто убил Сессили Ведер?

— Конечно нет!

— Опиши, пожалуйста, подробно все свою действия в ту ночь, когда она была убита.

Арлес откашлялся.

— Что бы я не делал, это не имеет никакого отношения к Сессили.

— Ну, это ты так считаешь. Мы знаем, что ты покинул пост у общежития, переоделся в костюм Дерзкого Льва и тебя видели, как ты возвращал грузовик на грузовой двор.

— Это невозможно, — сказал Арлес, — Меня там не было. У вас не верная информация.

— А где же ты был?

Арлес взглянул на дверь и заговорил, понизив голос:

— У меня было свидание с юной леди. Я назначил его еще до того, как узнал про патруль и мне не хотелось его пропустить.

— И кто же эта юная леди?

Арлес еще раз кинул взгляд в сторону двери и заговорил так тихо, что его было еле слышно.

— Моей матери очень не нравится эта девушка. Если она узнает про это свидание, она придет в ярость.

— Так кто эта девушка?

— Моя мать об этом узнает?

— Вполне возможно. Твое отвратительное поведение замалчиваться не будет, и ты несомненно понесешь соответствующее наказание.

— Наказание за что? Это было просто глупо, маршировать в темноте вдоль забора. Для такого патрулирования одного человека хватает за глаза и за уши.

— Может и так. Почему Кеди не доложил о твоем отсутствии?

— Он знал куда я пошел, что я именно там, а ни где-нибудь еще, и прекрасно представлял, что подобный рапорт просто поднимет шумиху на пустом месте. Поэтому он и согласился ничего пока не говорить. Не забывайте, что мы оба Дерзкие Львы!

— Я это запомню. У тебя будет возможность попрактиковаться в рычанье, когда тебя будут пороть.

— Пороть? — голос Арлеса сорвался на визг.

— Я не могу прогнозировать приговор. Возможно, ты и не получишь всего того, что заслужил. Кто эта юная леди?

— Девушка, с которой я познакомился в карнавальной труппе. Ее зовут Друсилла вне-Лаверти.

— И где вы с ней проводили время?

— В темном уголку под деревом, где мы могли наблюдать фантасмагорию. А после этого мы просто сидели и разговаривали.

— Вас кто-нибудь видел?

— Конечно! Многие! Я просто не знаю, обратил ли кто-нибудь на нас внимание.

Последовала пауза. Потом вопрос задал Глауен:

— А как насчет костюма? Ты что, принес его с собой на патрулирование?

Арлес просто пожал плечами, очевидно, считая, что вопросы Глауена ниже его достоинства.

— Отвечай на заданный тебе вопрос, — мягко сказал Бодвин Вук.

— Я оставил свой костюм в Доме Клаттуков. Я не хотел терять время, поэтому пошел в гардероб карнавальной труппы и взял там костюм с головой горгульи. Никто не заметил разницы. Даже Дерзкие Львы.

— Понятно. А что потом?

— Еще до наступления полуночи я скинул костюм и пошел на пост, где обнаружил, что все патрули были сняты. Все было в порядке, и я решил, что не нанес своим отсутствием никакого вреда.

Бодвин Вук с глубоким осуждением покачал головой.

— История не красивая, — сказал он своим грубым гнусавым голосом, — ты пренебрег своими обязанностями. Ты подделал документы и подвел доверие своего старшего офицера… Что ты на это скажешь?

Арлес хотел вставить какое-то замечание, очевидно, в свое оправдание, но потом решил, что лучше этого не делать.

— Ничего, — сказал он убитым голосом, — Абсолютно ничего.

Бодвин Вук бросил бумаги на стол.

— Что ты там еще наделал, мы узнаем в положенном порядке. А пока можешь идти.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Проходили дни, затем недели. Осень перешла в зиму и сезонный ритм, нарушенный блеском и сиянием Парильи, вошел в свое русло. Исчезновение Сессили Ведер отошло в прошлое, общественное возмущение потеряло свою остроту, хотя все и знали что среди них ходит человек, знающий страшную тайну.

Часто Глауен лежал ночами, глядя в потолок и пытался вообразить лицо убийцы. А иногда ему казалось, что он сам стоит на грузовом дворе и видит все происходящее собственными глазами. Вот! Грузовик и там в темном кузове… Кто там притаился? А вот появилась Сессили: бежит так быстро, как только могут позволить ей крылья. Выбегает во двор и доверчиво идет к грузовику на оклик кого-то, кого она хорошо знает. Глауен пытается увидеть лицо, которое видит Сессили, приближаясь к грузовику. Иногда Глауен видит черты Арлеса, но чаще лицо заменяет белое расплывчатое пятно. По всем законам логики, с точки зрения Глауена, преступником был Арлес. Друсилла дала очень ненадежные показания и не смогла подтвердить его алиби.

Допрос Друсиллы проводился на выходящей на море террасе отеля Араминта, где она только что закончила завтрак. Тогда она сидела на боковой скамейке, сложив руки на коленях. Утренний бриз играл в ее бледных розоватых волосах, ее рельефные бедра были туго обтянуты белым материалом коротких брюк. Она застенчиво улыбалась.

— Вы хотите всю правду? Да? Так вот она! Я была пьяна, до нельзя, — она печально покачала головой, — Только не надо задавать по этому поводу вопросов, я не чувствую никаких угрызений совести. Я тогда только что пришла к выводу, что все, кого я знаю либо протухшая рыба, либо деревенщина, либо вонючий мерзавец. Флори привел меня просто в бешенство, — под Флори она подразумевала Флореста, — а мой жених просто посмеялся, когда я ему сказала об этом. Этот Намур, если вы знаете его, очень обходительный и вежливый, но в чем-то он все же хам. На самом деле, я даже не знаю, как это я умудрилась с ним связаться! Спанчетта, как ни странно, может обвести его вокруг пальца. Поверьте мне, как она меня ненавидит! Уф! — этот звук должен был изобразить силу ненависти Спанчетты, — Нор все равно, думала я, я вам всем еще покажу где раки зимуют. Я наплевала на все и пошла в разнос.

— А что с Арлесом?

— А, да, правда. Какое-то время я вместе с ним смотрела часть фантасмагории, мы не могли ее и пропустить, так как мы оба были участниками труппы. Но вот что случилось потом, я не имею ни малейшего понятия, по крайней мере после того, как он попытался утащить меня на берег реки, это-то я помню довольно хорошо, но идти туда, сидеть там среди лягушек, ежевики и разных клопов… Увольте! Ну, он разозлился и ушел. А после этого у меня в голове все пошло кругом. Я думаю, что я уснула прямо там, на скамейке, и хорошо поспала, так как, когда я проснулась, то было уже далеко за полночь и все сняли маски. Вернулся Арлес и я позволила ему проводить меня до дому, так как я все же была еще не в своей тарелке.

Все подозревали, что Арлес является преступником, но сформулировать обвинение против него было невозможно, так как кто-то другой мог вполне взять его костюм и совершить преступление.

Эта неуверенность была еще больше усилена странным обстоятельством, которое сержанту Кеди Вуку обошлось очень дорого. Ему было сказано пойти в гардероб карнавальной труппы и забрать принести два «первобытных» костюма в Бюро. День уже подходил к концу, У Кеди были какие-то срочные школьные дела и он отложил поход в гардероб до следующего дня. К тому времени, когда он пришел за костюмами, они уже исчезли, а служащий в гардеробе мог только поклясться, что еще вчера костюмы были на месте.

За халатность, проявленную Кеди в данном случае, плюс то, что он покрывал Арлеса в патруле, его понизили в должности и он получил выговор от Бодвина Вука.

Кеди выслушал весть о понижении и выговор с деревянной полуулыбочкой на лице, что еще больше разозлило Бодвина Вука.

— Ну, что вы, сэр, можете сказать в свое оправдание? — рявкнул Бодвин Вук.

— Я был готов к тому, что меня понизят в должности и я получу выговор, — ответил Кеди, — и я воспринял это, как вы заметили, с полным самообладанием.

— Что верно, то верно, — заметил Бодвин Вук, — Ну, и что дальше?

Кеди нахмурился обдумывая услышанное, потом высказался насколько мог деликатно:

— Иногда, сэр, человек должен руководствоваться своими принципами.

От такого заявления Бодвин Вук даже вскочил со стула.

— Так ты значит считаешь, что полученные от начальства приказы, ты должен сначала привести в соответствие со своими личными взглядами? — угрожающе тихим голосом спросил он.

— Если быть честным, то, полагаю, ответ может быть только положительным, — после недолгого колебания ответил Кеди.

— Занятно! Расскажи-ка где и как и ты набрался таких великолепных идей?

— Прошлым летом, когда я путешествовал вместе с карнавальной труппой я очень много думал, — пожал плечами Кеди, — А заодно, я делился своими мыслями с Флорестом.

Бодвин Вук откинулся в глубины своего высокого черного стула. Он сложил вместе кончики пальцев и задумчиво посмотрел на потолок.

— Ха-ха, — наконец, сказал он, — Давай рассмотрим твой случай.

— Я очень надеялся, что именно это вы и скажите, сэр.

Но Бодвин Вук совершенно не обратил на него никакого внимания.

— Во-первых, ты — Вук. Некоторые Вуки действительно предпочли скакать, плясать и шляться вместе с лицедеями. Но мы никогда не считали лицедейство достойной профессией. Поэтому следующие рассуждения я делаю с большой неохотой.

Лицо Кеди вытянулось.

— На основании того, что я от тебя услышал, можно сделать вывод, что перед тобой стоит дилемма какую карьеру избрать: лицедея или офицера в Бюро В. — Бодвин Вук не торопясь перевел отвел взгляд от потолка и посмотрел на своего собеседника. — Очень многое можно сказать в пользу лицедейства. В этом случае ты можешь не сдерживать свою фантазию, дать полную волю своему темпераменту. Если ты поешь популярную песенку, а Флорест при этом требует, чтобы ты сделал кокетливую рожу, и вильнул задницей справа налево, то ты можешь сказать, что твои «принципы» не дают тебе это сделать. Возможно, Флоресту это и не понравится, но, придерживаясь таких же, как и у тебя взглядов, он разрешить тебе выставить задницу в ту сторону, в которую тебе больше хочется. Это что касается лицедейства. В бюро В все совсем по-другому. Поверь мне на слово, все совсем по-другому! Здесь «принципы» то же самое, что и приказ старшего офицера. А философия, которая ведет тебя здесь по профессиональной жизни, принадлежит не тебе, не Флоресту, а мне. Я высказался достаточно ясно?

— Конечно, но несомненно есть…

— Ничего подобного.

— А что, если мне отдадут приказ, который идет в разрез с моей совестью?

— Если у тебя появится хотя бы тень сомнения в правильности приказа, то я в тот же момент приму твою отставку из Бюро В.

— На том же основании я могу потребовать и вашей отставки, — упрямо настаивал Кеди.

Бодвин Вук не смог сдержаться, чтобы не фыркнуть.

— Можешь. И как ты думаешь, кто из нас через пять секунд вылетит из Бюро?

Кеди ничего не ответил, его розовое лицо выражало печальную озабоченность.

— Ну ладно, так что ты выбираешь? — резко спросил Бодвин Вук.

— Совершенно ясно, что в моих интересах выбрать Бюро.

— Это слишком расплывчатое заявление, ты так и не ответил на мой вопрос.

— Я выбираю Бюро В. У меня нет выбора.

— А как же «принципы»?

Большие круглые глаза Кеди были наполнены обидой и болью.

— Полагаю, что в отношении них мне надо будет найти какой-то компромисс.

— Очень хорошо, — сказал Бодвин Вук и указал пальцем на дверь, — Все.

— И все же я считаю мое понижение в должности несправедливым, — сделал последнюю попытку Кеди.

— В такой ситуации подобная точка зрения вполне обычна, — согласился Бодвин Вук, — Убирайся, пока я не прекратил смеяться и не начал думать.

Кеди развернулся и вышел из кабинета.

2

Зима прошла своим чередом, и на станцию Араминта пришла весна. Тоска которая терзала Глауена стала ослабевать. Он сделал все, что было в его силах; большего, по крайней мере на тот момент, он сделать не мог.

Всю свою внутреннюю энергию Глауен направил на школьные занятия и подошел к концу учебного года, как всегда, с отличными отметками. Арлес, под сильным давлением нависших над ним обстоятельств, учился как мог прилежно и избежал исключения из Лицея.

Так незаметно прошел год и наступил следующий. Глауен подошел к своему девятнадцатилетию с ИС равным 23. Молодой человек терзался дурными предчувствиями, однако Шард успокоил его, сказав что причин для паники нет.

За три года, прошедших с его шестнадцатилетия, Глауен изменился. Он стал таким же высоким, как Шард, непонятно откуда у него, появились уверенные и решительные манеры. Как и Шард он был худощавым и гибким, с широкими плечами и узкими бедрами. Он ступал легко, не делая лишних движений. Теперь Глауен редко думал о Сессили, разве что в те моменты, когда он гулял в одиночестве в пригороде или стоял на берегу, глядя в море, то есть в такие моменты, когда он мог прошептать: «Сессили, Сессили, куда же ты ушла? Разве тебе не одиноко?»

За эти годы факты известные Бюро В, распространились среди жителей, и вина Арлеса была принята как факт, не зависимо от того доказана она или нет. Сложившаяся ситуация щекотала нервы одним и вызывала отвращение в других, хотя если говорить о Спанчетте, то та, вряд ли испытывала от этих разговоров хоть какую-то досаду. И только Дерзкие Львы не оставили Арлеса, но сделали это отнюдь не из-за терпимости или солидарности, а просто потому, что это придавало всей группе особую мрачно-таинственную ауру.

Постепенно и Арлес восстановил свою самоуверенность и начал вмешиваться в чужие дела с прежним апломбом, но теперь за всеми его высказываниями слышался лейтмотив: «Так вы считаете меня злодеем и убийцей? Прекрасно, но коль так, то нечего удивляться, если устрою такое, что вам и не снилось. Будьте вы все прокляты!»

С наступлением лета Арлес в качестве помощника мастера Флореста отправился вместе со всей труппой в турне во внешние миры. За время его отсутствия атмосфера на станции Араминта стала какой-то более чистой и светлой.

Благодаря смертям и отставкам, ИС Глауена чувствительно понизился, и достиг величины равной 21, что давало ему почти стопроцентную гарантию получить штатное место в Агентстве и тем самым сняло с души большую тяжесть.

К концу лета произошло еще одно примечательное событие: после длительного пребывания на Земле вернулись Мило и Вейнесс. Они поселились в Речном домике, а с началом осени должны были пойти в Лицей.

Их присутствие дало обширную почву для оживленных пересудов. Согласно сложившемуся на станции Араминта стереотипу, Натуралисты представляли собой людей со странностями, своенравных и замкнутых пуритан. Однако Мило и Вейнесс не оправдали подобных ожиданий. Они оба оказались довольно привлекательными и неглупыми; оба со вкусом одевались в простые земного покроя одежды. Оба продемонстрировали полное отсутствие как чрезмерной застенчивости, так и заносчивости, которые так раздражают людей.

Глауен нашел, что ни тот ни другая особо не изменились. Мило был все таким же скромным, умным и серьезным: настоящий интеллектуальный аристократ. Не смотря на его отменное воспитание, у Мило было очень мало друзей. Утер Оффоу обнаружил в нем родственную душу, но сам Утер был натурой довольно эксцентричной и в определенных случаях нечистоплотной, а то и просто неразборчивой. Иначе с чего бы ему еще держаться среди развязных Дерзких Львов?

Сейксандер Лаверти, глашатай другой группы, известной под названием Исключительные, нашел Мило «элитарным: язвительным и невыносимо высокомерным», мнение, которое сам Мило счел вполне удовлетворительным. Оттилли Ведер из Таинственного аромата подозревал, что Мило просто «рисуется, чтобы заставить девушек ходит вокруг него на полусогнутых».

Услышав такую оценку, Мило заявил, что у него такого не было и в мыслях.

Другой член Аромата, Кваннис Диффин, находил, Мило… скажем, несколько высокомерным. Конечно, примерно то же самое можно сказать и про Вейнесс, хотя надо отдать должное, что смотрится она великолепно».

За прошедшие три года мнение Глауена в отношении Вейнесс изменилось. Она выросла на пару сантиметров, но фигура и внешность у нее остались прежними: в ней все еще проглядывалось что-то мальчишеское, а ее темные волосы, сверкающие темные глаза и темные брови контрастировали с белоснежной кожей. Глауен даже удивлялся, как это он мог когда-то назвать ее бесцветной?

О ней ходило не меньше пересудов. Величавый Хиллиганс Вук, относившийся все к тому же Таинственному аромату, вообще отрицал наличие фигуры у Вейнесс. «Я видел промокших ласок с лучшими формами, чем у нее», — заявил Хиллиганс. Это мнение не получило никакой поддержки со стороны Сейксандра Лаверти из Исключительных («Там где надо, она кругленькая, просто поверх этого нет никакого студня, а так оно и должно быть на самом деле»). Не поддержал это мнение никто и из Дерзких Львов, которые также с должным интересом присматривались к девушке. Вейнесс не проявляла никакой склонности к флирту, на основании чего эксперты из Дерзких Львов приписали ей фригидность, однако в методах лечения девушки к единому мнению не пришли.

Начались занятия. Мило и Вейнесс приступили к занятиям и начали приспосабливаться к новым для них порядкам. Глауен по возможности старался всячески помочь им, а заодно разъяснял им лицейские традиции и обычаи. Мило и Вейнесс восприняли холодный прием со стороны остальных учащихся вполне спокойно.

— На Штроме, где подобные группы на самом деле представляют собой небольшие тайные общества, нам было бы еще труднее, — признался Мило Глауену.

— И все же…

Мило жестом остановил его.

— По правде говоря, меня это совершенно не волнует. Я определенно не собираюсь присоединяться ни к одной из групп. Уверен, что Вейнесс придерживается такого же мнения. Так что ты зря беспокоишься.

— Как скажешь.

Мило засмеялся и хлопнул Глауена по плечу:

— Брось, не надо переживать! Я рад, что нравлюсь тебе настолько, что ты из-за меня переживаешь.

В свою очередь усмехнулся и Глауен:

— Подобная ситуация беспокоила бы меня даже если бы ты мне и не особо нравился.

Что касается Вейнесс, то к ней Глауен испытывал не просто симпатию, а более сложную гамму чувств. Она посещала его мысли намного чаще, чем он того бы хотел, к тому же это происходило почти против его воли, так как у него не было никакого желания снова испытывать сердечные муки. Влюбиться в Вейнесс и обнаружить полное отсутствие взаимности с ее стороны будет ужасно, думал он. И что тогда?

Приветливая манера общения Вейнесс со всеми окружающими не давала Глауену даже намека на ее истинные чувства по отношению к нему. Иногда ему даже казалось, что Вейнесс избегает его, что вызывало в нем очередной приступ мук сомнения.

В полной растерянности, Глауен плюхнулся на стул, уставился в окно и попробовал придти к какому-нибудь определенному решению. Если он попытается завязать с девушкой более тесные отношения, а она вежливо, но твердо остановит его, что по мнению Глауена, было вполне вероятным, то это причинит ему только очередные страдания. Но с другой стороны, если он не приложит никаких усилий для сближения, а будет продолжать рассуждать, то он точно потеряет ее и опять-таки все закончится теми же страданиями, которые, на самом деле, будут еще более мучительными, так как в данном случае он еще и обвинит себя в трусости… Глауен тяжело вздохнул. Да кто же он в конце концов? Клаттук или мыльный пузырь? Собрав в кулак всю свою храбрость, Глауен подошел к телефону и позвонил Вейнесс.

— Здравствуй, это Глауен.

— Правда! И чем же я заслужила такую честь?

— Я тебе звоню по личному делу. Я бы хотел завтра вместе с тобой кое-что предпринять, но для начала мне нужно твое согласие.

— Это очень мило с твоей стороны предоставить мне право выбора, я очень тронута. На самом деле, я даже заинтригована. И что же ты задумал? Надеюсь, мне это понравится… хотя, скорее всего, я соглашусь в любом случае.

— Завтра будет прекрасный денек для морской прогулки. Может быть устроим пикник на Океанском острове?

— Звучит заманчиво.

— Так мы едем?

— Да.

3

Даже если бы Глауен лично принял участие в создании этого дня, он бы не смог сделать его более прекрасным. В голубом небе ярко сверкала Сирена, прохладный северо-восточный бриз приятно щекотал кожу и дул точно в нужном направлении.

Ранним утром Глауен и Вейнесс пришли в док Клаттуков, спустили шлюп, поставили паруса и натянули снасти. Лодка отплыла от берега, поймала попутный ветерок, заплясала на волнах, потом развернулась и устремилась вниз по течению. Она пересекла лагуну, миновала устье реки и вышла в открытый океан. Глауен поставил паруса так, чтобы лодка легла на юго-восточный курс. Шлюп начал удалятся от берега в бесконечные просторы плавно вздымающихся прозрачно-голубых вод, покрытых легкой рябью.

Сами они удобно устроились на подушках в рубке.

— Мне нравится такое плаванье, — сказала Вейнесс, — Вокруг тебя такой безмятежный мир, что волей-неволей и настроение у тебя становится безмятежным. Вокруг полная тишина, и тебе слышится только собственный тихий голос. Совесть превращается в шепоток воображения. Ответственность теряет всякое значение. Лицейские заботы превращаются во что-то вроде пузырьков за кормой.

— Если бы это так и было, — вздохнул Глауен, — Извини, ты просто мне кое о чем напомнила.

— Напомнила тебе о чем-то? Уверена, что я не могла напомнить тебе о чем-то совсем плохом.

— Ты должна быть счастлива потому, что ты девушка и с тобой не может произойти такого.

— Глауен, не надо строить из себя таинственную личность. Я не люблю всякие тайны. Что тебя так расстроило? Я? Я слишком много болтаю? Так мне просто нравится вести себя так здесь, в океане!

— Возможно мне не стоит обсуждать с тобой это, — сказал Глауен, — Но… А почему бы и нет? Вчера вечером Бодвин Вук предложил мне совершить нечто ужасное.

Вейнесс нервно фыркнула.

— Надеюсь, это не имеет отношения ко мне. Он ведь не приказал тебе оставить меня на необитаемом острове или выбросить за борт.

— Нет, все гораздо хуже, — мрачно пробурчал Глауен.

— Хуже? А что может быть хуже?

— Ну, сама посуди. Он приказал мне присоединиться к Дерзким Львам.

— Согласна, ничего хорошего. Но бывает и хуже… И что ты ответил?

— Для начала я скажу тебе то, что должен бы был сказать ему: «Если вас так интересуют Дерзкие Львы, то присоединились бы к ним сами!» Но тогда я от неожиданности и язык проглотил. Наконец я высказался: «Почему именно я? Кеди уже и так входит в эту группу». «Я знаю это, — согласился он, — Но Кеди, однако, несколько безынициативен и бывает легко предсказуем. Нам нужен там ты!» Я снова спросил его: «Зачем? Почему именно я?» Но только ответил: «Настанет время и ты все поймешь сам». «Очевидно, вы хотите, чтобы я стал вашим шпионом?» — поразился я. «Естественно! — с каким-то удивлением ответил он, — А как же иначе?» Тогда я напомнил ему, что Арлес относится ко мне очень враждебно и не позволит мне присоединиться к этой группе. На что он только рассмеялся и сказал, чтобы я не брал это в голову. «Не пройдет и недели, как ты будешь считаться Дерзким Львом», — сказал он. Вот поэтому-то у меня такое мрачное настроение.

— Бедняга! Но, Глауен, давай не будем сегодня забивать себе этим голову. До острова еще далеко?

— Уже близко. Мы вот-вот его уже увидим… На самом деле, видишь вон то серое пятнышко на горизонте? Это и есть Океанский остров.

Шлюп продолжал бежать своим курсом: вверх по склону голубой волны, а затем сквозь брызги вниз в низину между волнами. Океанский остров, являясь вершиной подводной скалы, представлял собой невысокий конус с изрезанной вершиной. По прибрежной линии он зарос кокосовыми пальмами, а сами склоны были покрыты лесом из местных пород деревьев.

Глауен бросил якорь в укрытой со всех сторон бухточке, примерно в ста метрах от берега, покрытого белым песком. Он спрыгнул за борт, где глубина не превышала полуметра.

— Иди сюда, — сказал он Вейнесс, — Я отнесу тебя на берег.

После секундного замешательства, Вейнесс обхватила руками его шею. Он отнес девушку на берег. После этого он опять вернулся к лодке, чтобы забрать корзину с продуктами для пикника.

В тени большого раскидистого дерева Глауен развел костер, и на шампуре поджарил куски мяса. Потом эти куски были смочены наперченным соусом, положены на хлеб и уничтожены вместе с бутылкой молодого белого клаттукского вина.

Позавтракав, они развалились под деревом и любовались кокосовыми пальмами, которые в так бризу качали своими широкими листьями. Океанские волны набегали на песчаную полосу берега, а потом не торопясь откатывались обратно.

— И нет здесь никаких Дерзких Львов, — вздохнул Глауен, — Они поджидают нас где-то вон там. И возвращаться к ним кажется такой глупостью. И зачем тогда возвращаться, коли мы можем провести свою жизнь в этом вечном покое, в гармонии с природой? Против такой идеи даже ничего и не возразишь.

— Я бы так не сказала, — с сомнением возразила Вейнесс, — От завтрака-то ведь ничего не осталось. Что мы здесь будем есть?

— Дары природы. Рыбу, съедобные корешки, водоросли, кокосы. Будем ловить крыс и береговых крабов. Да это несбыточная мечта миллионов романтических поэтов.

— Так-то оно так, если не задумываться о кухне. Представь себе, каждый вечер у тебя на ужин или крыса или краб. Это очень скоро надоест. Примерно по этой же причине лет через десять-двадцать тебе надоем и я… особенно, если учесть отсутствие мыла.

— Ну, мыло — это не проблема. Мыло можно сделать из кокосового масла и золы. — возразил Глауен.

— В таком случае остается только одно препятствие: моя мама. Она ничем не отличается от всех остальных мам. Романтическое проживание на Океанском острове, как в прочем и на любом другом, разрушит ее планы в отношении моего замужества.

— Твоего замужества?! — с удивлением уставился на нее Глауен, — Но тебе еще рано думать о замужестве.

— Не надо так переживать, Глауен. Все еще очень неопределенно. Просто, моя мама немного заглядывает в будущее. Этот человек не прочь жениться на мне, по крайней мере, он так сказал моей маме. Он получил большое наследство и на данный момент очень влиятелен на Штроме. Моя мама считает, что мы составим великолепную пару, не смотря на то, что по всем своим взглядам он примыкает к ЖМС.

— Хмм. А что ты думаешь обо всем этом?

— А я особо об этом не задумываюсь.

— А как зовут этого ЖМСера, — как бы невзначай спросил Глауен.

— Джулиан Бохост. Когда мы были на Земле, он был там же, но я видела его совсем мельком. Он довольно умен и важен, и мама, может быть, права: Джулиану скорее всего не понравится, что его невеста проведет десять или двадцать лет своей юности на Океанском острове в обществе другого джентльмена.

— Он тебе нравится?

Вейнесс снова рассмеялась.

— У меня могут быть хоть какие-то секреты?

— Извини. Я не должен был задавать подобных вопросов, — Глауен встал и взглянул на солнце, — Что ни говори, но на сегодняшний день время романтических идиллий подошло к концу. Бриз повернул на запад, а это хорошая новость, но у него есть тенденция к концу дня ослабевать, так что, возможно, сейчас самое время возвращаться.

Глауен понес корзинку для пикника обратно к лодке. Он обернулся и обнаружил, что Вейнесс стоит у края воды и собирается перебираться на лодку.

— Я перенесу тебя, если ты немного подождешь.

— Я ничего не имею против того, чтобы немножко замочить ноги, — беспечно махнула рукой Вейнесс.

Но тем не менее она подождала и не стала протестовать, когда Глауен поднял ее.

На полпути к лодке Глауен остановился. Их лица были совсем рядом.

— Я слишком тяжелая? — хриплым шепотом спросила Вейнесс, — Ты собираешься бросить меня в воду?

— Нет…, — вздохнул он, — я не вижу для этого никаких причин.

Он отнес ее на лодку и забрался туда следом. Пока Глауен поковал корзинку для пикника и готовился к отъезду, Вейнесс сидела на пассажирской скамейке и с загадочным выражением на лице пропускала сквозь пальцы волосы. Она помогла юноше поставить паруса и поднять якорь; шлюп покинул Океанский остров и пошел правыми галсами по голубому полуденному морю.

На обратном пути домой ни Глауен, ни Вейнесс не разговаривали; хотя они и сидели рядышком по левому борту в рулевой рубке, каждый, казалось был погружен в свои мысли.

Когда бриз уже начал ослабевать, а солнце клониться к западу, Глауен ввел шлюп в устье реки Ван и поднялся к доку Клаттуков. Пришвартовав шлюп, Глауен проводил Вейнесс на самоходном вагончике Клаттуков до Речного домика. Какое-то мгновение она была в нерешительности, как бы что-то обдумывая, потом повернулась к Глауену и сказала:

— В отношении Джулиана Бохоста, у моего отца есть сомнения. Он считает Джулиана в некотором роде демагогом.

— Меня больше интересует твое мнение, — сказал Глауен.

Вейнесс наклонила головку, прикусила губу, как будто хотела сдержать улыбку.

— Он благороден; он великодушен; он силен! Чего еще может желать девушка? Что-нибудь вроде Глауена Клаттука? Кто знает? — она наклонилась и поцеловала Глауена в щеку, — Спасибо за приятный день.

— Подожди! — крикнул Глауен, — Вернись!

— Думаю, не стоит, — ответила Вейнесс и побежала по тропинке к Речному домику.

4

Бодвин Вук вызвал Глауена в свой кабинет и жестом предложил ему сесть. Глауен уселся и терпеливо подождал пока Бодвин Вук разберет на своем столе бумаги, погладит свою лысую макушку, и наконец, откинувшись в своем массивном, покрытом кожаным чехлом, кресле, пристально уставится на Глауена.

— Итак. Вот наш новый задиристый Дерзкий Лев!

— Еще нет, — возразил Глауен, — Если вообще когда-нибудь им буду.

— Если вообще когда-нибудь, да? И как прикажите это понимать?

— Скорее всего меня просто не допустят в эту группу, — сказал Глауен.

— В самом деле? Ты скоро убедишься, что я был прав, а ты — нет. Тебе без всяких затруднений примут в Дерзкие Львы.

— Как скажите, сэр, но не понимаю к чему все это.

Бодвин Вук сцепил пальцы и глядя в потолок поиграл ими под своим костлявым подбородком.

— Примерно через месяц, как мне сказали, в Йипи-Таун на несколько дней отправится группа для социологических исследований. Ты будешь включен в эту веселую компанию. Это должно быть очень приятной перспективой.

— Не совсем так, сэр. Я не люблю шумных пирушек или шумного веселья.

— Хм. Предпочитаешь одиночество, да, Глауен?

— Полагаю, что так.

— Ну что же, ты поедешь в Йипи-Таун и будешь шалить, веселиться и пировать не хуже остальных. Лицемерие — лучший камуфляж для разведчика.

— Но за кем или за чем я буду там шпионить?

— Все узнаешь в свое время. А пока становись хорошим Дерзким Львом! Учись кутить и веселиться, так как в Йипи-Тауне, если не хочешь провалить свое прикрытие, тебе придется принять участие во всех развлечениях.

Глауен мрачно кивнул.

— Должен, значит — должен. Но и затраты, кончено будут чувствительными…

Бодвин Вук резко выпрямился на стуле и внезапно принял настороженный вид.

— Несомненно. Деньги потраченные на удовольствие, правильно истраченные деньги.

— …но вы, надеюсь, снабдите меня некой суммой из средств Агентства.

Бодвин Вук вздохнул.

— Глауен, я в тебе ошибался. Не смотря на то, что ты выглядишь задумчивым и невинным, что несомненно сводит многих девушек с ума, ты оказывается настоящий шельмец. Пожалуйста, не надо больше пытаться меня провести.

— Сэр, …

Бодвин Вук встал.

— Достаточно. У меня больше нет сомнений в том, что роль Дерзкого Льва тебе по плечу. Вполне возможно, что ты окажешься самым страшным шалопаем из всей этой компании. Ладно, иди.

Глауен, с сотней вопросов, застрявших у него в горле, вышел из кабинета и пошел на занятия в Лицей.

В полдень он уселся за боковой столик на террасе и сделал вид, что читает, а на самом деле стал ожидать появления Вейнесс. Минуты шли, а Вейнесс все не показывалась. Он начал терять терпение. Или его воображение играет с ним злые шутки, или она умышленно избегает его. Но последнее было совершенно нелогичным: с чего бы ей избегать его? Каприз? Пересмотрела свое отношение к Джулиану Бохосту? Невозможно догадаться, что происходит у нее в голове… Но вот она появилась, правда, с двумя подружками. Глауен встал, но она, похоже, не замечая его, направилась к столу в противоположном конце террасы. Когда она уже уселась, она бросила быстрый взгляд в его сторону и слегка помахала ему пальчиками. В конце концов, она его видела!

В мрачном настроении Глауен склонился над книгой, продолжая наблюдать за девушкой из под ресниц. Что-то было не так; что-то изменилось. Что бы это могло быть? Волосы? Все те же свободные темные локоны. Лицо? По-прежнему очаровательное. Одежды… именно! Вместо темной юбки до колен и жакета, которые она привезла с Земли, на ней были бледно голубые брюки араминтского покроя, облегающие на бедрах, свободные ниже колен и серая с бежевым блузка с короткими рукавами и открытым воротом: костюм, который выгодно подчеркивал ее великолепную фигуру.

Глауен принял решение. Если она не хочет присоединиться к нему за его столиком, то он пойдет и сядет за ее… С другой стороны, возможно это именно то, что не надо делать. Чтобы сделал его отец в такой ситуации? Глауен представил себе лицо Шарда, одновременно жесткое и капризное. Шард, решил он, посмеялся бы над этим и продолжил бы чтение книги, предоставив ей самой исправлять ситуацию.

Напротив него на стул плюхнулся Кеди Вук.

— Мне сказали, что ты хочешь присоединиться к Дерзким Львам.

Глауен неторопливо покачал головой.

— Вовсе нет.

— Да? Что это значит? Я услышал это в клетке у стрелянного воробья.

— Это его идея, а не моя.

На лице Кеди появилась озадаченность.

— Что это он еще задумал?

— Спроси у него сам.

Кеди скорчил гримасу.

— С этим старым хрычом не договоришься, тут или будет так, как он сказал, или никак не будет. Я вообще боюсь, что как-нибудь обнаружу его в кабинете сидящим на люстре, при этом он будет одной рукой чесать себе зад, а другой — держать банан.

Глауен ухмыльнулся, но комментировать это предположение не стал.

Кеди уныло осмотрел террасу.

— С ним можно общаться только одним способом. Он очень прост и практичен: не отступай от его приказов ни на йоту и держи свои мысли при себе. В один прекрасный день он поймет, что потерял, но будет уже поздно, и это послужит ему хорошим уроком.

— Это уж точно. Что надо, чтобы стать Дерзким Львом?

— Ничего особенного, — Кеди швырнул на стол пачку бумаг, — Запомни хорошенько Рычалки и Ворчалки; это важно. Затем выучи устав, на тот случай, если кто-то вдруг начнет изображать официальность начнет гонять тебя по Маршу хвоста.

— И это все?

— Просто побольше занимайся спортом, чтобы демонстрировать свою львиную натуру.

Глауен просмотрел бумаги.

— В что означает: Агрольё, агрольё, агрольё?

— Это одно из основных рычаний.

Глауен отложил бумаги в сторону.

— Это же идиотизм.

— Конечно! — Кеди широко улыбнулся. — Но когда идешь с бочонком пива по пляжу и порыкиваешь, это смотрится! Убедись, что запомнил все правильно.

— Зачем стараться. Арлес этого не допустит.

— Об Арлесе не беспокойся; завтра вечером он пойдет на уроки грима в Лицей. Повелитель когтей — а это Утер — соберет экстренное собрание, и мы тебя примем. Все очень просто.

— Арлесу это не понравится.

— Я это знаю, — важно заявил Кеди. — Мне это не нравится, но мы получили приказ. Арлес должен научиться переживать маленькие неприятности. Так завтра вечером в Логове.

Кеди пошел по своим делам. Глауен посмотрел в ту сторону, где сидела Вейнесс и обнаружил, что она уже покинула террасу.

Вечером Глауен пытался сосредоточиться на важных делах, но в конце концов вскочил на ноги, подбежал к телефону и позвонил в Речной домик.

— Это Глауен.

Голос Вейнесс звучал вежливо и дружески.

— В тот же момент, как только я услышала звонок, то сразу поняла, что это ты! Настоящая телепатия!

— А может беспокойство?

— Ну, может немножко и беспокойство, — беспечно согласилась она, — Но не надо, пожалуйста, быть со мной таким строгим.

— Ты занята?

— Не больше, чем обычно. А почему ты спрашиваешь?

— Можно мне навестить тебя?

— Здесь? В Речном домике?

— Естественно. А где же еще?

На ближайшие три секунды затянулась пауза, затем последовал ответ с нотками сомнения.

— Будет очень мило с твоей стороны. Однако…

Глауен ждал, но молчание продолжалось. Наконец, он бесстрастно сказал:

— Хорошо. Я не поеду.

— Я даже не знаю, как тебе это объяснить…, — сказала Вейнесс, — разве что перечислить чистые факты. Если хочешь, можешь приезжать. Но как только ты уедешь, мне предстоит очередной серьезный разговор с моей матерью.

— Очередной?

— После того, как я вернулась домой с нашей морской прогулки, я совершила ошибку и сказала ей, что это был замечательный день и ты мне нравишься.

— А ей я не нравлюсь?

— Нет, дело не в этом. Она убеждена, что с моей стороны очень непрактично встречаться с тобой за исключением самых официальных и совершенно не личных поводов. Все остальное, сказала она, может завести неизвестно куда, и она поражена, почему у меня не хватает проницательности увидеть это самой. На это я могла ей ответить, что я тоже этим поражена. Тогда она перешла к аналитике. Она задала риторический вопрос: допустим, что наши встречи будут продолжаться и мы окажемся настолько глупы, что даже поженимся? Избавив меня от умственных усилий она сама ответила на этот вопрос. Это превратится в трагедию, сказала мама. Где мы будем жить? На Штроме? Нереально. Ты окажешься рыбой вынутой из воды. В Доме Клаттуков? Тогда тоже самое можно будет сказать про меня, — Вейнесс тихо усмехнулась, — Конечно, она во всем права, я не могла с ней спорить. Затем она задала вопрос, который я и сама постоянно задаю себе: как я собираюсь жить? Но в отличие от меня, у нее и на него был ответ.

— И его имя Джулиан.

— Я узнала, что это счастливый случай, который может подвернуться только раз в жизни. Я сказала ей, что я еще не задумываюсь о таких вещах. Она объяснила мне, что у времени есть свойство проскакивать мимо, и не успеешь сообразить, а ты уже старая, высохшая и у тебе постоянно болит спина, и где тогда счастливые случаи? Меня это расстроило и утомило. Сегодня я к такому не готова, поэтому думаю, тебе лучше не приезжать.

— Это значит, что завтра тоже не стоит, да и в другие вечера тоже?

— Похоже на это, правда? — Вейнесс опять рассмеялась, но ее голос звучал отнюдь не весело. — Я подумаю об этом. Я не слишком-то покорна, но пока я не хочу очередных ужасных дискуссий с матерью, тем более, что она может оказаться права.

— Ну, как хочешь.

— Глауен! Ты на меня обиделся!

— Даже не знаю, что и подумать. Ко всему прочему, я нынче должен превратиться в Дерзкого Льва, и очень бы хотел, чтобы Бодвин Вук выучил бы вместо меня все эти Рычалки и Ворчалки.

Вейнесс постаралась, чтобы в ее голосе прозвучали нотки сочувствия, но особого успеха в этом не достигла.

— Тебя, может быть, готовят к важной миссии; когда ты узнаешь все детали, то сам поймешь, что дело не только в одних Оралках и Кричалках.

— Точнее в Рычалках и Оралках.

— Во всяком случае это тайное искусство совершенно незнакомо Джулиану Бохосту, который, к стати говоря, вскоре должен навестить Речной домик. Может быть ты встретишься с ним.

— С превеликим удовольствием.

— Спокойной ночи, Глауен.

— Спокойной ночи.

5

В назначенный час, Глауен пришел в «Старое дерево». Он прошел в тот угол, который Дерзкие Львы облюбовали под свое Логово и занял место в тени несколько в стороне.

Трое членов, Кеди Вук, Клойд Диффин и Джардайн Лаверти, были уже на месте, в следующий момент появились и Шугарт Ведер и двое Оффоу, Утер и Кайпер.

Повелитель когтей Утер Оффоу обратился к собравшимся:

— Сегодняшнее собрание вызвано тревожным развитием событий, требующих нашего незамедлительного внимания. Как мы все знаем, у нас постоянно возникают трудности с йипи и эти трудности усугубляются день ото дня, на самом деле дела так плохи, что власти даже запретили всякие экскурсии. Однако, я счастлив вам доложить, что сегодня Кеди добился определенного успеха в переговорах с начальством. Он обратил их внимание, что мы уже провели подготовку и собрали все свои львиные силы. В результате он добился того, что приказ подписали. За это мы обязаны издать в честь Кеди три восхищенных рыка: постараемся, чтобы они прозвучали громко и отчетливо! Ура, Кеди!

Львы покорно издали три одобрительных рыка.

— Очень хорошо! Я очень счастлив, что трудности остались позади! Кеди, у тебя есть еще что-нибудь для нас?

— Да. Отставка Тарди Диффина создала брешь в наших рядах, я предлагаю, чтобы его место заняло прекрасное создание с длинным хвостом и благородным именем: Глауен Клаттук! Он внесет живую и разумную струю в нашу тактику и еще выше поднимет нашу славу!

— Великолепный выбор! — воскликнул Утер Оффоу, — Я и сам поддерживаю эту кандидатуру! Кто-нибудь хочет высказать свои соображения? Есть возражения? В таком случае объявляю Глауена Клаттука единогласно избранным полноправным Дерзким Львом. Три одобрительных рыка в честь Глауена Клаттука: постараемся, чтобы они прозвучали громко и отчетливо!

Собрание со смаком прорычало три раза и таким образом Глауен стал Дерзким Львом.

На следующий день Арлес разыскал Утера Оффоу.

— Утер, задержись на минуточку, пожалуйста.

— Только быстренько, как и положено отличному парню, — остановился Утер, — Могу уделить тебе не больше минуты.

— Я хочу сказать тебе нечто важное, — заявил Арлес, — и это может занять больше минуты.

— Ну ладно, так или иначе, давай выкладывай, только не тяни. Что тебе надо, лист распределения? Вот он; но разбирайся с ним сам; у меня еще на это не было времени.

Арлес оттолкнул лист бумаги.

— Я только что слышал о том собрании, которое прошло вчера вечером. К моему вящему ужасу я узнал, что Глауен Клаттук принят в ряды Дерзких Львов.

— Верно, большинством голосов. Великолепный выбор, разве ты так не считаешь?

— Ни с какой стороны, ни по форме, ни по содержанию, ни по вкусу, ни по запаху! И скажу тебе почему: Глауен просто сделан из другого теста! Это застенчивый тип, который вечно подглядывает из-за угла. Насколько я понимаю, Дерзкие Львы — это отчаянная команда, которая всегда и во всем первая и которой сам черт не брат! А Глауен? Если уж честно говорить, то он просто жалкая тряпка.

— Я крайне удивлен, услышав такое! — поджал губы Утер, — Все остальные члены нашего сообщества считают, что мы сделали великолепный выбор.

— У вас что, ни у кого не осталось здравого смысла? Зачем отказываться от обычной жизни и принимать в свои ряды шпиона из бюро В, который будет доносить о всех наших грешках властям?

— Брось, — криво усмехнулся Утер, — Кеди тоже в Бюро В, но ты же по этому поводу не поднимаешь крик.

Арлес замигал и задумался.

— Ну, Кеди актер, он знает когда можно заступить за черту.

— На самом деле, это не играет никакой роли, — рассудительно заметил Утер, — Я, например, не собираюсь переступать закон.

— Я тоже! Но теперь нам придется взвешивать каждый неосторожный шаг, и все это только для того, чтобы не рассердить Глауена.

К ним подошел Кеди Вук и прислушался к разговору.

— Арлес, ты как истеричка, — заметил он с отвращением.

— Называй это как хочешь, но я не хочу, чтобы Глауен подсчитывал, сколько раз я чихну.

— Тяжелая ситуация, — похоже задумался и Утер, — И что же нам делать?

— Все ясно, — ударил Арлес кулаком в свою пухлую ладонь, — надо отменить решения этого скоропалительного собрания.

— Арлес, как я вижу, решил ввести свои правила, — хихикнул Кеди, — Утер, какова в этом случае процедура, предписанная уставом?

— К черту ваши уставы! — заявил Арлес, — Нам требуется только объявить этому подонку, что произошла ошибка, и он не имеет никакого отношения к Дерзким Львам.

— Это невозможно, — возразил Кеди, — Его кандидатура прошла единогласно.

— Ну что же, все это можно уладить, — предложил Утер, — Мы сегодня вечером соберем специальное собрание и Арлес, если рискнет, может поставить вопрос об исключении.

— Я ничего не говорил об исключении, — заикаясь возразил Арлес, — Я говорил об ошибке.

— Мы должны действовать согласно уставу, — напомнил Утер, — Для исключения ты должен набрать шесть голосов из восьми, в противном случае исключенным окажешься ты. Как проголосует Глауен понятно слов, а как ты, Кеди?

— Я выдвинул кандидатуру Глауена и если буду голосовать против, то окажусь в дураках.

— Я поддержал его кандидатуру, поэтому тоже не смогу голосовать против него. Так что, Арлес, похоже, голосование обернется против тебя. Так ты все еще настаиваешь на созыве собрания?

— Нет, — покачал головой Арлес, — Оставим собрание. Я разберусь с этим как-нибудь и сам.

6

Примечательная цепь событий, в которой каждое явление отражалось на последующих, началась на уроке социальной антропологии в Лицее.

Занятия в выпускном классе вел профессор Ивон Дейс, один из самых непредсказуемых преподавателей. Внешность у Дейса была соответствующей: высокий лоб, несколько жалких клочков волос пепельного цвета, темные грустные глаза, нос пуговкой, длинная верхняя губа и маленький подбородок.

В самом начале занятий он объявил:

— Чтобы там вы про меня не наслушались, забудьте об этом. Я не собираюсь рассматривать класс, как конфронтацию между моим светлым разумом и двадцатью двумя образцами ленивой упрямой глупости. Последняя цифра, если вам повезет может сократиться вдвое, но она все равно будет меняться от семестра к семестру. Но не смотря на все это, я человек очень добрый, терпеливый и отзывчивый, но если мне приходится более двух раз объяснять очевидные истины, я становлюсь раздражительным.

Что же касается моего предмета, то мы можем надеяться только на общее ознакомление с этой областью, хотя время от времени мы и будем останавливаться на интересных деталях. Я рекомендую вам найти время для дополнительного чтения, что, несомненно, поможет вам улучшить свою оценку. Любой, кто в дополнение к рекомендованным текстам осилит десять томов «Жизни» Барона Бодиссея, получит как минимум переводную оценку.

Некоторые из вас найдут мой способ преподавания несколько легкомысленным. Некоторые будут удивлены тем, как я вывожу отметки. В этом нет никакой тайны. Я вывожу отметку опираясь частично на результаты экзаменов, частично на субъективное, даже можно сказать подсознательное, мнение. Я не терплю как мистицизм, так и глупость; надеюсь, вы постараетесь сдерживать в себе подобные тенденции во время наших бесед. Должен признаться, что хорошенькое девичье личико, является крупным недостатком, так как я стараюсь следить, чтобы эти великолепные создания не получили всего, что они хотят. Некрасивое лицо не намного лучше, так как в этом случае я утрачиваю свои добрые порывы и жалость.

Ну, кончим пустые разговоры и перейдем к учебе, которая будет полна драматизма, юмора и пафоса. Вашим первым заданием будут первые две главы из «Мира богини Гаеа» Мишеля Йиатона. Есть вопросы? Да?

— Я девушка, — сказала Оттилли Ведер, — Как мне узнать, чем вызвана моя плохая отметка, тем, что вы мной очарованы, или тем, что вы находите меня уродливой и отталкивающей.

— Ничего нет проще. Возьмите одеяло и бутылочку хорошего винца и назначьте мне свидание на берегу. Если я не появлюсь, то ваши самые мрачные ожидания сбылись. А теперь, к сегодняшней теме…

Кроме Оттилли Ведер в классе были еще Цинисса и Занни Диффин, Тара и Зараида Лаверти, Морнифер и Джердис Вук, Адара и Клара Клаттук, Вервайс Оффоу и Вейнесс Тамм из Речного домика. Дерзких Львов в классе представляли Глауен и Арлес Клаттук, Кайпер Лаверти, Кеди Вук, Линг Диффин и Шугарт Ведер.

Однажды, по прошествии двух недель семестра, профессор Дейс откинулся на спинку стула и заявил:

— Сегодня мы отклонимся от нашей обычной процедуры и проделаем антропологическое исследование прямо здесь, в классе. Все несомненно знают людей, которые обычно присутствуют на наших занятиях. Двое из них воспитывались в культурной среде отличной от культуры станции Араминта. Одним из них являюсь я сам, но я не могу, не потеряв достоинства выставить себя учебным экспонатом. Таким образом сфокусируем наше внимание на личности, которая называет себя Вейнесс и будем надеяться, что ее достоинство от этого не пострадает. Давайте понаблюдаем, как она сидит за своей партой и проследим за этим удивительным явлением. Стоит обратить внимание на ее хладнокровие; она не хихикает, не стреляет глазами и не ерзает из-за взвинченных нервов. Ага! Наконец-то она смеется! Она все-таки смертная! От наблюдательного и острого глаза нельзя скрыть некоторых нюансов, которые говорят об ее отличном от нашего воспитании: например, обратите внимание на ту странную манеру держать карандаш.

— Это не карандаш, — выкрикнул Кайпер Лаверти, который сидел рядом с Вейнесс, — Это она позаимствовала мою новую указку.

— Спасибо, Кайпер, — сказала профессор Дейс, — Ты, как всегда, вносишь свежую струю в наши изыскания. Но вернемся к Вейнесс, я подозреваю, что события ее жизни были несопоставимы с нашими. Более того, она рассматривает эти события совсем под другим углом зрения, нежели мы. Я прав, Вейнесс?

— Полагаю, что да, сэр, вы все-таки профессор.

— Хм, да, именно так. Можешь ли ты описать нам различия между жизнью здесь и жизнью на Штроме?

На какое-то мгновение Вейнесс задумалась.

— Такие различия, конечно, существуют, но их очень трудно описать. Наши обычаи в большинстве случаев не отличаются от ваших; мы точно так же ведем себя за столом, или в ванной комнате. На станции Араминта большую роль играют классовые различия, но здесь нет продуманной политики. На Штроме очень престижна политическая деятельность, даже более престижна, чем финансовая. Но у нас нет классовых различий.

— Очень интересное наблюдение, — заметил профессор Дейс, — И какая же система на твой взгляд лучше?

Вейнесс в смущении поджала губы.

— Я никогда не задумывалась об этом. Я всегда принимала за должное, что наш образ жизни лучший.

— Это не обязательно так, — покачал головой профессор, — но сегодня мы не будем вдаваться в такие детали. Продолжай, пожалуйста.

— Во всяком случае, — сказала Вейнесс, — политика на Штроме играет очень большую роль; на самом деле это не прекращающиеся споры, в которые вовлечены все.

— Опишите нам в двух словах, в чем именно заключаются эти споры.

— Там существуют две основные фракции: группа «Жизнь, мир и свобода», которая стремится к проведению так называемых «прогрессивных перемен» и «Старые Натуралисты», которых ЖМСеры называют «Старые Натуралы» или «наблюдатели за птичками». На самом деле Старые Натуралисты просто хотят сохранить Кадвол, как природный заповедник.

— А какова твоя точка зрения на эти вопросы? — спросил профессор Дейс.

— Хранитель официально нейтрален, — улыбаясь покачала головой Вейнесс, — А я член его семьи.

— А где ты предпочитаешь жить? — спросила Адара Клаттук, — Здесь или на Штроме?

— Я и сама часто задаю себе этот вопрос. На самом деле их очень трудно сравнивать.

— Но разве на Араминте не хорошо жить? Разве можно даже задумываться на этот счет?

— Ну… Троя не так хороша, она совсем не подходит для людей. Троя это земля сил и простора: она не обязательно груба и жестока, но и доброй ее определенно не назвать. Когда я думаю о Трое, я всегда испытываю два вида эмоций: волнение и изумление. Эти эмоции всегда с нами, и они часто взывают к нашей смелости. Зимой в наших домиках, стоящих на прибрежных утесах, мы чувствуем силу штормов и видим, как огромные волны разбиваются о скалы. И хотя мы знаем, что находимся в безопасности, все равно наше наслаждение частично вызвано волнением и страхом. Некоторые отчаянные люди получают удовольствие от занятия, известного у нас под названием «штормовое плаванье», они выходят в море и бросают вызов самым свирепым бурям. Иногда мне кажется, что они больше всего наслаждаются, когда, чудом оставшись в живых, возвращаются в док. Естественно, штормовые лодки очень прочные и тяжелые; в море они представляют собой великолепное зрелище. Однажды, когда я была еще совсем маленькой из окон нашего дома я видела, как штормовая лодка врезалась в скалу и утонула, но даже сейчас, когда я вспоминаю об этом, во мне поднимаются странные эмоции, которые мне трудно описать.

Иногда мы из наших домиков выезжаем в наши старые знаменитые гостиницы. Самым моим любимым местом является «Железный капитан», который построен на прибрежном утесе. Зеленые волны выбегают из моря на скалы и подбрасывают вверх на сотни метров облака белой пены. Ветер ревет; облака несутся по небу, дождь и град барабанят по крыше, а молнии волнуют душу, как прекрасная музыка. В такое время у нас готовят специальный горячий суп и ромовый пунш. Когда мы, наконец, отправляемся спать, то всю ночь слышим рокот моря и завывания ветра, ударяющего в скалы. Когда мы куда-нибудь далеко уезжаем с Трои, то воспоминания о «Железном капитане» вызывают у нас тоску по дому.

— Посетители часто удивляются, — сказал профессор Дейс, — почему Общество построило Штрому на Трое, когда под рукой столько более удобных для этой цели мест. Ты можешь нам это объяснить?

— Думаю, они хотели ограничить население, не прибегая к численному лимиту.

— А население там невелико?

— Около шестисот человек. Когда Общество еще высылало субсидии, то население составляло около полутора тысяч.

— А чем занято Общество теперь? Оно все еще следит за охранной политикой?

— Насколько я знаю, нет.

— Расскажи нам что-нибудь о твоих обычных ежедневных занятиях на Штроме.

— Я не думаю, что это будет кому-нибудь интересно, — после недолгого колебания ответила Вейнесс.

— Можешь включить в свой рассказ парочку веселеньких анекдотов м сразу же привлечешь внимание к своему рассказу, особенно, когда слушатели поймут, что он заложит основу для будущего экзамена.

— Дайте мне подумать. Я даже не знаю, с чего бы начать. Все знают, что Штрома построена на фиорде с таким же названием. Мы живем в лучших старых домах, остальные были снесены и от них остались только сады. В самом конце фиорда расположены дачи; почти сотня гектар земли спрятана под стеклянным колпаком.

— Почти каждая семья имеет свою дачу: на прибрежных скалах или у горного озера или где-то в торфянике. Там отдыхают и развлекаются. Ребятам там просто раздолье. Днем, а иногда и по ночам, мы гуляем, часто в одиночку и наслаждаемся уединением. Андорилы научились нас не беспокоить. Токтаки иногда устраивают засады, но мы стараемся их обходить стороной. Однажды, когда я гуляла по торфянику, я наткнулась на огромного матерого андорила, который сидел на камне. Он должно быть был ростом около четырех метров, с черными изогнутыми рогами на плечах и с гребешком из пяти костей. Он очень внимательно следил, как я проходила в сотне шагов от него. Я знала, что он бы с удовольствием съел меня, и он знал, что я это знаю. Он так же знал, что я не убью его, если он на меня не нападет, поэтому он сидел спокойно и только раздумывал в жаренном или тушеном виде я буду выглядеть аппетитней. Я могла разглядеть мельчайшие детали на его морде, на которой было озадаченное выражение, так как он чувствовал, что я могу прочитать его мысли.

— И ты не испугалась? — изумилась Зараида Лаверти.

— В каком-то смысле немножко испугалась. Но у меня был наготове пистолет. И настоящей опасности вообще-то не было. Если бы я гуляла ночью, то одела бы инфракрасные очки. Здесь, на Араминте, конечно, о таких вещах можно не беспокоиться.

— Ты ходила гулять по ночам? Одна?

Вейнесс засмеялась.

— Иногда по ночам, когда море спокойное, особенно если еще на небе и Лорка и Песня, я даже купалась.

Глауен искоса взглянул на Арлеса и заметил, что тот покачал головой, а потом исподлобья уставился на Вейнесс. Потом Арлес опустил голову и сделал вид, что пишет в тетради какие-то заметки. Но вскоре он опять внимательно исподтишка посмотрел на Вейнесс.

— Ты должно быть нашла прибрежный домик очень скучным, — сказала Вервайс Оффоу — после своих сражений с природой, не говоря уж об андорилах. Ты, наверное, скучаешь живя здесь.

— Позвольте мне высказать суждение, — лениво сказал профессор Дейс, — которое Вейнесс, благодаря своей скромности, может быть и не рискнет высказать сама. Она провела значительное время на Земле, где знают что такое настоящая сверхцивилизация, и я серьезно сомневаюсь, что она может рассматривать жизнь в Речном домике в таких выражениях. Скучно? Хранитель постоянно принимает гостей со Штромы и из внешнего мира. Я подозреваю, что Вейнесс находит жизнь в Речном домике одновременно возбуждающей и безмятежно спокойной, но только не скучной. Станцию Араминта вполне можно рассматривать как тихую заводь, где мода и увлечения устарели уже лет на десять.

Вервайс пришла к заключению, что она ненавидит этого профессора сильнее, чем любого из знакомых ей мужчин.

— Речной дом действительно очень тихое место, — улыбнулась на это замечание Вейнесс, — Здесь у меня как никогда раньше остается очень много времени для себя, и это мне очень нравится.

— А бывают ли на Штроме любовные интриги? — спросила Оттилли Ведер, — Кто устраивает ваши браки?

— На Штроме не принято устраивать браки. А любовные интриги? Они там случаются так же как и везде.

— И теперь мы поблагодарим Вейнесс, — оборвал их, выпрямившись на стуле профессор Дейс, — боюсь, что далее наше обсуждение начнет затрагивать слишком личные вопросы.

7

Ранним вечером Дерзкие Львы собрались в «Старом дереве», чтобы выпить кувшинчик-другой винца, посплетничать, обсудить планы и поговорить о космических яхтах. Почти все пришли с книгами, как будто намереваясь позаниматься, но на самом деле никто всерьез не собирался корпеть над учебниками.

Разговор постепенно перешел к вопросу, вызывающему обычный интерес: как оценить сексуальные склонности девушки исходя из ее манер, поведения, привычек и физических особенностей. Каждый из Дерзких Львов обдумал этот вопрос и пришел к собственным выводам. Несколько человек были твердо уверены, что размер бюста девушки напрямую связан с эротическим энтузиазмом. Линг Диффин попробовал подвести под это суждение психологическую базу.

— Все очень логично. Девушка смотрит вниз и из-за своего большого бюста не видит своих ног, таким образом она говорит себе: «Ах, Боже мой! Куда бы я ни шла, передо мной всегда торчат эти сексуальные символы! Согласна я с этим или нет, но мне постоянно приходится быть объектом вожделения! И тут уже не действуют никакие объяснения! Так зачем с этим бороться?» Вполне очевидная ситуация складывается и когда девушка может видеть не только свои ноги, но коленки и пятки, но здесь уже мы сталкиваемся с негативной реакцией.

— Академично, но полная чушь, — возразил Утер Оффоу.

— Девушки любопытные создания, — заметил Кайпер Лаверти, — но мотивы их поступков требуют внимательного изучения. Я узнал все, что мне надо изучая как девушки вертят своими пальцами, особенно мизинцами.

— Ну полная ерунда! — сказал Кеди Вук, — зачем девушкам прибегать к таким малозаметным знакам. У них есть чем покрутить и кроме мизинцев.

— По-моему, — довольно важно заявил Шугарт Ведер, — мелкие детали не имеют никакой ценности в данном вопросе, здесь надо рассматривать всю картину целиком.

— Возможно ты и прав, а возможно и нет, — заметил Арлес, — Я могу определить темпераментную девушку с расстояния в пятьдесят метров, просто наблюдая за тем, как она идет.

— В данном случае я скорее встану на сторону Шугарта, — покачал головой Утер Оффоу, — Лично я, сделал в своей записной книжке специальную табличку, и я анализирую информацию по нескольким ключевым параметрам. Пока моя система сбоев не давала.

— Давай попробуем, — со снисходительной улыбкой предложил Арлес, — какую оценку ты дашь, например Оттилли, если считать дохлую рыбу, за ноль очков, а горячую, как огонь за десять?

— Насколько я помню свои цифры, Оттилли в нужное время, в нужном месте с нужным мужчиной может быть очень горяча.

— Очень информативно, — хмыкнул Арлес, — Ну, а что скажешь в отношении Вейнесс?

— В данном случае, — нахмурился Утер, — я не удовлетворен полученными цифрами, — там получается слишком много противоречий. Сначала я отнес ее к хорошеньким, но потом решил, что она скорее примыкает к странно привлекательным.

— Ничего в ней странного нет, — заметил Кайпер, — В этих своих брючках в обтяжечку, она как конфетка.

— Успокойся, Кайпер, — сказал Шугарт, — не сгущай атмосферу.

— А мне казалось, что ты являешься поборником теории о кручении пальцами, — заметил Кеди Вук Кайперу.

— А я сначала и посмотрел на ее пальцы, — парировал Кайпер, — А затем я изменил мнение.

— Лучше бы парни поговорили о чем-нибудь другом, — проворчал Кеди Вук, — Я вообще-то пришел сюда позаниматься.

— Я тоже, — согласился Арлес и с отвращением посмотрел на учебники, — Эти науки сухи, как собачья кость. Утер, ты у нас математический гений, реши-ка мне задачки! Мне надо их уже завтра сдавать, а я еще только начал.

— Я не собираюсь идти по этой долгой ложной дороге, — с улыбкой покачал головой Утер, — Посмотри фактам в лицо, Арлес. Для того, чтобы закончить курс, ты должен сам уметь решать такие задачки.

— И это говорит Повелитель когтей, Гордый мудрец, — с упреком заметил Арлес, — отказывая члену стаи с больной лапой в такой малости.

— Да, я Повелитель когтей и настоящий ревущий Дерзкий Лев! Если я сегодня решу за тебя эти задачки, то завтра ты еще с большим недоумением будешь смотреть на следующие. В конце концов мне придется возиться с твоими задачками до самых экзаменов, которые ты провалишь, что не сделает никому чести, и уж меньше всего мне.

— А мне казалось, что ты занимаешься с репетитором, — заметил Шугарт Ведер.

— Он оказался непригодным во всех отношениях, — проворчал Арлес, — Для начала он попытался озадачить меня уймой бессмысленных упражнений: элементарщина! Что мне надо было так это научиться быстро и понятно решать задачи, а они только и долдонил «Всему свое время!», да «Сначала усвоим основы!» Наконец, я сказал ему, что или он меня учит должным образом, или пусть освободит место другому.

— Сильно сказано! И что он на это ответил?

— А ничего особенного. Он понял, что я попал в самую точку, поэтому просто хихикнул и удалился. Забавный малый.

— И кто же тебе решал последние задачи, коли твой репетитор тебя покинул?

— Должно быть Спанчетта, благороднейшая из матерей львов? — проворчал Кеди Вук.

Арлес сердито нахмурился и захлопнул учебник.

— Ну, если она и дает мне один два намека, так что с того?

— Посмотри в глаза фактам, Арлес! Спанчетта не сможет сдать за тебя экзамены.

— Ба! — простонал Арлес, — Ну, ты совсем, как мой репетитор, — он отодвинул стул и поднялся, — Я не беспокоюсь. Я знаю, что делать с так называемыми фактами, когда в этом возникнет необходимость!

Все присутствующие с удивлением уставились на Арлеса.

— Мне не понятно, о чем ты, — холодно сказал Утер Оффоу, — Может быть, объяснишь, что ты этим хотел сказать?

— Конечно, объясню, раз уж вы такие тупые, что не понимаете сами! Грядут перемены! Некоторые продвинутся вперед, а кое-кто останется сзади.. Я хотел, чтобы Дерзкие Львы шли впереди, Но теперь не знаю. Наша группа, вместо того, чтобы становиться лучше день ото дня становится хуже. Теперь вам понятно, что я хотел сказать?

— Нет, но должен сказать, что мне очень не понравился тон, которым все это было высказано.

— А не надо быть таким ручным домашним котеночком, — оскалился Арлес, — Может быть нам стоит избрать нового Повелителя когтей! Кого-нибудь, кто понимает, как должны устраиваться наши дела, — он собрал свои книги в стопку, — Я пошел, меня ждут дела в другом месте.

Арлес вышел из «Старого дерева», оставив за спиной напряженную тишину.

— Очень неприятная сцена, — сказал наконец Шугарт, — Не могу понять, что он здесь нес.

— Что бы это ни было, мне это не нравится, — озадачено сказал Утер, — очень плохой признак.

— Когда он в таком настроении, он непредсказуем…, — заметил Клойд Ведер, — Интересно, что он имел в виду, когда говорил о том, что Дерзкие Львы должны идти впереди.

Кеди Вук допил свою кружку вина и собрал книги.

— Арлес всегда полон напыщенных речей, — сказал он.

— А что значит: «группа становится хуже»? Так нельзя говорить.

Кеди встал:

— Он все еще не привык видеть в группе Глауена… А где Глауен? Он только что был тут.

— Он ушел минуту назад, — сказал Кайпер, — проскользнул, как тень, сразу же за Арлесом. Еще один со странностями.

— Это можно сказать про каждого из нас… — заметил Кеди, — Ну, я тоже пошел.

— И я пойду, — сказал Утер, — Собрание закрыто.

8

Глауен выскочил из «Старого дерева» и вышел на проспект Венсей, где остановился огляделся и прислушался… Были слышны только приглушенные голоса, доносящиеся из кабачка. Площадь и проспект Венсей были пустынны.

Где же все таки Арлес? На собрании он казался беспокойным и нервным, как будто что-то его мучило.

Но где же он теперь?

Вернулся в дом Клаттуков? Глауен повернулся и побежал вдоль проспекта. Он открыл главную дверь и заглянул в фойе. Дежурный швейцар вежливо поприветствовал его.

— Добрый вечер, сэр.

— Арлес не проходил в ближайшие несколько минут?

— Да, сэр, примерно пять минут назад.

Такой ответ удивил Глауена.

— А больше он не выходил?

— Нет, сэр. Леди Спанчетта, выходя из дома столкнулась с ним в фойе и дала твердые указания сидеть и заниматься учебой. Мастер Арлес поднялся в свои комнаты, правда, без всякого энтузиазма.

— Хммм, — пробормотал Глауен, — Очень странно…

Наверху его собственные комнаты были тихими и темными; Шарда дома не было. Озадаченный и расстроенный, Глауен плюхнулся на стул и тупо уставился в пространство.

Внезапно ему в голову пришла новая мысль. Он прошел к себе в спальню, открыл окно и вылез на крышу. Поблизости совсем рядом крышей рос большой дуб, который предоставлял возможность спуститься на землю. В былые годы, когда у него было соответствующее настроение, Глауен иногда пользовался этим путем. Теперь он тихо прошелся по крыше, пока не увидел окна спальни Арлеса. Окна были раскрыты, но комната была пуста.

Выругавшись, Глауен вернулся в свою комнату принялся обдумывать новую возникшую трудность. Если он позвонит в Речной домик, пока там еще могут быть приняты меры предосторожности, он непременно станет источником ненужных пересудов и ложной тревоги и попадет в неудобное положение.

Разозлившись на себя, за такие мелочные мысли, Глауен отошел от телефона. Теперь дорога была каждая минута; Арлес выигрывал во времени. Глауен сбежал по лестнице и вышел из дома Клаттуков. Он пробежал по проспекту Венсей, по Прибрежной дороге и повернул на юг в направлении к Речному домику.

Юноша остановился и прислушался. Океан был спокоен. Розовая полоска на горизонте говорила о том, что скоро взойдут Песня и Лорка. Он слышал тихий шелест прибоя, да голоса ночных птиц, гнездившихся на пальмах и танджиновых деревьях, обрамлявших дорогу.

Глауен продолжил свой путь, но теперь он продвигался медленнее и аккуратнее. Если Арлес тоже идет по этой дороге, он должен быть где-то недалеко впереди, и наткнуться на него здесь в темноте, будет не очень-то приятно. Глауен поморщился, он пожалел, что не захватил оружия.

Юноша беззвучно пробирался вперед… Ага! Он резко остановился. Далеко впереди он увидел крадущуюся фигуру, которая могла быть только Арлесом, он испытал мрачное удовлетворение от того, что интуиция его не подвела.

Однако Глауен не тешил себя иллюзиями в отношении того, что может справиться с Арлесом, и снова он пожалел, что не взял оружия.

Еще с большей осторожностью, юноша продолжал свой путь, стараясь все время держаться в тени. Что-то странное было в очертаниях этой тени, и Глауен начал сомневаться действительно ли это Арлес. Глауен был в этом совсем не уверен, но подойти поближе не осмелился.

Дорога приблизилась к маленькой рощице, которая окружала Речной домик и за которой в звездном свете блестели воды лагуны… Еще сотня метров и человек, за которым гнался Глауен впереди резко остановился и оглянулся. Глауен шагнул на тропинку, находившуюся в глубокой тени. Теперь Речной домик, который стоял на выступающем в лагуну холмике, можно было обнаружить по мерцанию освещенных окон.

Глауен, погрузившись в тень, подобрался поближе к темной фигуре. Внезапно, словно под действием некого физического импульса, фигура обернулась и посмотрела в ту сторону откуда пришла. При этом движении очертании фигуры колыхнулись и Глауен с ужасом обнаружил, что на злоумышленнике одет длинный свободный плащ и мягкая маска, скрывающая черты лица. Однако этот человек был также массивен, как Арлес. И опять Глауен пожалел об отсутствии оружия. Пробираясь вперед, он наткнулся на сухой ствол зонтичного дерева. Юноша осторожно отодрал боковые отростки так что у него получилась гибкая дубинка с тяжелым влажным губчатым шишаком на конце.

Глауен снова начал пробираться вперед. Над морем взошли Песня и Лорка и осветили всю сцену бледным розовым светом. Но куда теперь делся Арлес? Его нигде не было видно.

Глауен вскочил на ноги и направился на юг, к берегу. Арлес не мог далеко уйти. Берег был пустынным и заброшенным. Где же все таки Арлес?

Глауен медленно продвигался вперед. Арлес мог спуститься по тропинке к Речному домику. Или же он мог направиться на берег лагуны, где мог спрятаться в тени плакучих ив и незаметно наблюдать из своей засады.

Глауен прислушался. Со стороны лагуны слышались голоса ночных морских животных: морские выдры, или водяные кошки, боязливые существа, которые могли глубоко нырять и прятались при малейших признаках опасности. Если Арлес пошел туда, то он задумал действительно хитрый план.

Звуки прекратились: это могло ничего не значить, а могло означать очень многое. Глауен пригибаясь побежал к берегу лагуны. Слева он увидел док и белую и розовую рябь на воде — там кто-то плескался. Все встало на свои места. Медленно, шаг за шагом, боясь наступить на сухую ветку, Глауен пробирался вдоль берега.

Возможно, его предосторожности и были преувеличены. Арлес не обращал внимания ни на какие посторонние детали, какое, в конце концов, это имеет к нему отношение? Он чувствовал величие от своей силы. Все предосторожности были приняты; ему было нечего бояться. Если спросят швейцара, то он ответит, что Арлес весь вечер был дома. Скрытый под плащом и маской он прошел по городу, как бог ; сильное и таинственное существо, герой из легенды. У него также есть хитроумные устройства, которые он может использовать, если потребуется, хотя сегодня ночью он вышел без какого-то специального плана… «на охоту», как он это сам назвал. И сегодня он уже добился хорошего результата. Он наклонился вперед, алчный и нетерпеливый, весь поглощенный бледными проблесками обнаженного тела в темной воде.

Купальщицей была Вейнесс. Она лежала на спине, глядя на звезды. Арлес начал тяжело дышать сквозь стиснутые зубы.

Вейнесс ударила ногой, взбаламутив воду и повернула к доку, где оставила платье, сандалии и полотенце. А вдоль берега крался Арлес, следя за каждым ее движением. Она уже собирается выйти из воды, самый подходящий момент. Ха! Разве есть какой-то выбор? Разве может сдержать себя мужчина, доведенный до такой степени возбуждения!

Вейнесс поднялась по лестнице на док, и на какое-то время остановилась, глядя на воду, давая возможность каплям воды струиться с ее тела, Лорка и Песня покрыли ее кожу великолепным рубиновым светом.

Вейнесс взяла полотенце, вытерла волосы, лицо, руки, грудь и живот, несколько раз провела полотенцем по бедрам, затем накинула на плечи платье и сунула ноги в сандалии. Она начала спускаться из дока.

За ее спиной мелькнула тень и попыталась набросить ей на голову просторный мешок. Вейнесс удивленно вскрикнула, вскинула руки и отпихнула мешок, который упал на землю. Оглянувшись, Вейнесс увидела темную фигуру в плаще и маске. Ноги ее подкосились и она оперлась на док.

Темная фигура сделала шаг вперед и заговорили хриплым шепотом.

— Извини, что напугал тебя, но другого пути нет.

Вейнесс изо всех сил старалась говорить твердо.

— Другого пути для чего?

— А ты не знаешь? Да, конечно же знаешь. Именно для этого девушки и созданы.

Не смотря на все приложенные усилия голос Вейнесс слегка дрожал.

— Не говори ерунды. Это же ты, Арлес, правда? В этом костюме ты выглядишь довольно глупо.

— Не имеет значения, кто я такой и как выгляжу, — в громком шепоте начали проскакивать нотки раздражения, — Это не имеет никакого значения.

— Ну ладно, я не знаю, что ты там задумал, но у меня совершенно не то настроение. И вообще, ты совершенно неприлично себя ведешь. Так что спокойной ночи и не надо больше приходить сюда, чтобы меня пугать.

Она попыталась уйти, но Арлес поймал ее за руку.

— Не так быстро, мы ведь еще даже не начали. Пойдем-ка вон туда на травку, там твоей прекрасной спинке будет поудобней.

Вейнесс отпрянула.

— Арлес, ты что, с ума сошел? Ты не сможешь это сделать и избежать наказания!

— Как избежать наказания давно известно, — возразил Арлес, — Может быть это тебе так понравится, что ты будешь каждый вечер приходить сюда, чтобы получить еще.

Вейнесс ничего не ответила. Арлес протянул руку и сорвал с нее платье.

— А я был прав, — причмокнул он, — У тебя хорошая фигура. А это что такое, — он дотронулся до ее груди, — Я вообще-то предпочитаю, чтобы они были побольше, но тебе и такие идут. Ну, давай, пошли вон туда, и не вздумай кричать, так как я знаю, как остановить такую глупость. Показать?

— Не надо.

Тем не менее Арлес витиевато взмахнул руками и нажал большим пальцем на пару чувствительных точек у нее под челюстью. Вейнесс дернулась назад и на мгновение обмякла. Она попыталась бежать, но Арлес уже набросился на нее и повалил на землю.

— А теперь лежи здесь! И не вздумай двигаться! — он расстелил платье и перетащил ее на него, — Ну вот, очень мило, правда? Ну, и что ты обо всем этом думаешь?

— Пожалуйста, отпусти меня домой!

— Неверный ответ! — голос Арлеса был наполовину шутливым, наполовину угрожающим, — Такие девушки, как ты требуют внимания; недаром ты бегаешь полуголой, чтобы обратить на себя внимание.

Он наклонился и начал ласкать ее тело. Вейнесс уставилась на звезды, поражаясь, как Арлес осмелился на такое. Если только он не… Ее мозг отказывался облачить эту мысль в слова.

Арлес отбросил в сторону свой плащ, спустил брюки и навис над ней. Из тени вперед выступила темная фигура. Свистящий звук, потом глухой удар и Арлес без чувств упал лицом вниз.

Глауен наклонился и поставил Вейнесс на ноги.

— Теперь все в порядке. Это Глауен.

— Ох, Глауен…, — она прижалась к нему и начала плакать, в то время, как он пытался ее успокоить.

— Вейнесс, бедная Вейнесс! Ты в безопасности, теперь все хорошо! Не плачь.

— Я не могу ничего с собой поделать. Я думала, он собирается убить меня.

— У него не осталось бы другого выбора.

Глауен поднял ее платье.

— Одевай его и иди к отцу. Сможешь?

— Будет лучше, если ты пойдешь со мной.

Глауен взглянул на подергивающееся тело. На поясе у Арлеса висел нож, которым Глауен нарезал полоски ткани из плаща и ими связал ему колени и руки.

— Ну вот! Это задержит его, по крайней мере, на несколько минут, — он взглянул на Вейнесс, — Ты в порядке?

— Да.

— Тогда пошли.

Глауен взял ее за руку и они начали подниматься по тропинке, ведущей к Речному домику. Через пять минут Эгон Тамм и Мило с ручным фонарем спустились по тропинке и обнаружили Арлеса, пытающегося освободиться от пут. При приближении двух мужчин Арлес остановил свои попытки и, ослепленный светом, заморгал.

— Эй, кто вы такие? — проворчал он, — Прекратите слепить меня своим чертовым фонарем и развяжите меня. И что только здесь творится! На меня напали и меня ранили!

— Какая жалость, — сказал Мило.

— Освободи его, — мрачно сказал Эгон Тамм и пока Мило возился с веревками, светил ему фонарем.

Арлес неуверенно поднялся на ноги.

— Очень скверная ситуация, когда я хотел помочь Вейнесс, на меня кто-то напал. Думаю, нам всем вместе надо осмотреть берег.

— Я бы хотел осмотреть твои карманы. Выверни-ка их.

— Постойте! Минуточку! — начал было возмущаться Арлес, — По какому праву…

Эгон Тамм махнул фонарем в сторону Мило.

— Проверь его карманы.

— Ну ладно, — проворчал Арлес, — Вот! У меня с собой всего лишь несколько предметов, личного характера…

— Иди домой, — сказал Эгон Тамм, — И не вздумай покидать Араминту. Я решу, что с тобой делать, когда успокоюсь.

Арлес развернулся и поковылял в ночь. А Эгон Тамм и Мило вернулись в речной домик. Вейнесс и Глауен сидели на диванчике и пили чай, который им подала Кора Тамм.

Эгон тоже взял чашечку чая и мрачно посмотрел на Глауена.

— Я очень благодарен вам, молодой человек, за своевременную помощь. Но меня удивляет, что вы в полной готовности оказались поблизости, когда она потребовалась.

— Другими словами вас интересует почему я слонялся по берегу, в то время, когда ваша дочь купалась обнаженной? — сказал Глауен.

— Вы очень правильно поставили вопрос, — криво улыбнулся Эгон.

— Вы имеете полное право задать такой вопрос. Как вы, наверное, помните, была убита Сессили Ведер.

— Я очень хорошо помню это несчастье.

— Арлес был тогда главным подозреваемым, но ничего толком доказать так и не сумели. Когда Вейнесс рассказывала в классе, что любит гулять по ночам в одиночестве, Арлес проявил необычный интерес. Вечером я решил понаблюдать за ним. Он пошел в свою спальню и оттуда тихонько по крыше выбрался наружу. Я последовал за ним до самого берега, а потом дальше вдоль лагуны. Вот вам и объяснение происшедшего.

Вейнесс взяла его руку и сжала ее.

— По крайней мере я очень благодарна Глауену.

— Моя дорогая, я тоже ему очень благодарен. Но позвольте мне задать еще один вопрос: Когда Арлес начал вести себя так подозрительно, то почему вы не воспользовались телефоном и не предоставили мне возможность решить это недоразумение?

Глауен только усмехнулся.

— Сэр, если я попытаюсь ответить на этот вопрос, то вы можете счесть меня очень грубым. Вы можете попробовать сами ответить на него.

— Сдается мне, что вы действовали несколько загадочно, — сказал Эгон Тамм, — Кора, ты поняла на что он намекает?

— Понятия не имею. Твои слова кажутся намного разумней.

Вейнесс рассмеялась.

— Но только не с точки зрения Глауена. Хотите узнать почему?

— Конечно! — ответила Кора Тамм, — Иначе для чего же мы подняли этот вопрос?

— Тогда я вам все объясню. Глауен прекрасно представлял в каком ключе будет происходить этот разговор. Допустим, на его звонок ответила мама. Глауен старается подобрать нужные слова, чтобы объяснить ей, что по его мнению кто-то собирается напасть на меня. На это ты отвечаешь: «Что опять за ерунда какая-то? Вам не кажется, молодой человек, что вы слишком впечатлительны?» На это Глауен отвечает: «Я так не думаю, миледи». Таким образом после нелюбезного разговора, мне запрещают идти купаться, а папа идет осматривать берег. Он идет с фонарем, которым светит во все стороны; Арлес все это видит и возвращается домой. Папа ничего не находит и возвращается домой раздраженным. Он обвиняет Глауена в том, что тот поднял ложную тревогу, и с этого момента при упоминании его имени следует фраза: «А, это тот истеричный молодой человек из Дома Клаттуков». Вот вам и ответ на ваш вопрос, и думаю, что я разъяснила все не хуже Глауена.

— Это все так? — Эгон Тамм строго посмотрел на Глауена.

— Боюсь, что да, сэр.

Эгон Тамм рассмеялся и его лицо смягчилось.

— В таком случае, похоже, нам придется согласиться. Теперь я понимаю, что вы вели себя правильно, и я на самом деле вам очень благодарен.

— Не будем больше об этом. А теперь мне надо идти домой. И последнее: мне бы очень не хотелось, чтобы в связи с этим случаем упоминалось мое имя, в противном случае у меня могут возникнут некоторые трудности в доме Клаттуков.

— Ваше имя ни в коем случае не будет упоминаться.

Вейнесс проводила Глауена до двери. На пороге она обняла его и сказала:

— Я даже не буду пытаться благодарить тебя.

— Конечно не надо! Ты только подумай, как бы я себя чувствовал, если бы с тобой что-нибудь случилось!

— А мне бы при этом каково было!

Поддавшись внезапному порыву, она повернулась к нему и поцеловала в губы.

— Это всего лишь из благодарности? — спросил Глауен.

— Не совсем.

— Повтори, а потом расскажи какая часть, что означает.

— Мама идет. Ей тоже, наверное, хочется это узнать. Спокойной ночи, Глауен.

9

Арлес вернулся домой за час до полуночи и обнаружил там ожидающую его Спанчетту. По дороге домой внимание Арлеса было отвлечено на другие вещи и он не подготовил заранее версию ночных событий, поэтому ему пришлось импровизировать на ходу, в то время как Спанчетта смотрела на него каменным взглядом.

Спанчетта не стала скрывать своего скептицизма.

— Пожалуйста, Арлес, это оскорбительно, когда тебе врут, но еще более оскорбительно, когда тебя принимают за полудурка. Я нахожу твою историю очень странной. Насколько я поняла из твоего рассказа, ты назначил на берегу свидание девушке, собираясь помощь ей с уроками. Кстати, кто эта девушка? Опять эта ужасная Друсилла?

— Она совсем не ужасная и она не ходит в Лицей, — пробормотал Арлес, — Она сейчас в отъезде с театральной труппой.

— Ладно, тогда кто же эта девушка?

Арлес где-то слышал, что самая лучшая ложь должна впитывать в себя как можно больше правды.

— Ну, если тебе так уж надо это знать, то это была Вейнесс Тамм из Речного домика. По правде говоря, она несколько легкомысленна… но при этом, конечно, очень избирательна.

— Хмм, — сказала Спанчетта, — настолько избирательна, что намяла тебе бока и поставила под глазом этот ужасный синяк?

— Вовсе не так. Когда я пришел на берег, то обнаружил, что к ней пристают два подвыпивших туриста, и она оказалась в затруднительном положении. Я вмешался и моментально поставил их на место, но при этом успел и сам получить один или два удара. Думаю, мне придется остаться дома, пока не пройдет синяк и не спадет опухоль с лица.

— Ну уж нет, — заявила Спанчетта, — Ты просто не можешь позволить себе такую роскошь, как очередной пропуск школы.

— Я же выгляжу ужасно! Что я скажу, когда мне начнут задавать вопросы?

— Очевидно, ты все равно никому не собираешься говорить правду, — пожала плечами Спанчетта, — Скажи, что ты упал с кровати. Или скажи, что играл в бейсбол с бабушкой.

Таким образом, Арлес утром через пень колоду поплелся в школу и, конечно, как он и боялся, его внешность сразу же привлекла внимание. Когда ему задавали вопросы, он последовал совету Спанчетты и отвечал, что упал с кровати.

Вейнесс и Мило пришли в Лицей как обычно, но никакого внимания на Арлеса не обращали. После занятий по социальной антропологии, Арлес подождал Вейнесс в холле. Она ни слова ни говоря прошла мимо, но он окликнул ее.

— Вейнесс, я хочу тебе кое-что сказать.

— Как хочешь, но постарайся покороче.

— Ты же не приняла всерьез мою выходку прошлой ночью!

Вейнесс прикусила губы и отвернулась.

— На твоем бы месте, я постеснялась возвращаться к этому, — коротко сказала она.

— Ну, в какой-то мере, мне конечно, стыдно. Но, похоже, я вчера несколько перевозбудился, так сказать, — он выдавил из себя жалкую улыбку, — Сама, наверное знаешь, как это бывает.

— Думаю, ты собирался убить меня.

— Какая ерунда! — возмутился Арлес, — Что за фантастическая идея!

— Какая есть, — ответила Вейнесс, вздрогнув всем телом, — Я больше не хочу с тобой говорить.

— Один последний вопрос! Прошлой ночью меня кто-то ударил. Кто это был?

— А зачем тебе это?

— Ха! И ты еще спрашиваешь? Это был трусливый поступок! Взгляни на мой глаз!

— Можешь высказать все свое возмущение моему отцу. Ты его вскоре увидишь.

— Я не собираюсь встречаться с твоим отцом, — простонал Арлес, — Насколько я понимаю, дело закрыто.

Вейнесс просто пожала плечами и пошла дальше.

Двумя днями позже, во время большой перемены, Арлес выходя из кафетерия столкнулся с двумя Натуралистами в военной форме. Побледнев, Арлес начал переводить взгляд с одного на другого.

— Что вам надо?

— Вы Арлес Клаттук?

— Ну и что?

— Следуйте за нами.

Арлес отпрянул назад.

— Минуточку! Это еще куда? И зачем?

— Вы будете доставлены в Речной домик, где с вами поступят согласно закону.

Арлес сделал еще один шаг назад и попытался возмутиться.

— Это станция Араминта! Ваши законы здесь не действуют!

— Законы Общества распространяются на весь Кадвол. Идемте.

Несмотря на попытки протестовать и сопротивляться, Арлес был усажен в самоходный вагон и отправлен в Речной домик. Спанчетта, узнав о случившемся, сразу же позвонила Главе Дома Фратано, затем Бодвину Вуку, но в результате обоих звонков узнала только то, что оба были вызваны в Речной домик. Оба руководителя Араминты вернулись около полудня. Оба в разговоре со Спанчеттой постарались убедить ее, что Арлес может считать себя счастливчиком; его остановили за шаг до крупного преступления.

Позже на станцию Араминта вернулся и Арлес, его высадили из вагончика прямо на площади. Он выглядел бледным и подавленным, и от него пахло антисептиком. Как только Арлеса высадили, группа Дерзких Львов при первом же удобном случае подошла к нему.

— Так где же ты был, и что они от тебя хотели? — воскликнул Клойд Диффин.

— Господи, какая грязная история, — критически заметил Кайпер.

— И все это из-за того, что ты отметелил двух пьяных туристов? — проблеял Шугарт, — Сомнительно, сказал бы я!

— Все намного сложнее, — пробормотал Арлес, — Я сейчас не хочу об этом говорить… Во всяком случае, все это чистый блеф. Я в этом уверен. Они никогда бы не посмели ничего мне сделать.

— Сам видишь, тебя заносит из стороны в сторону, — заметил Утер, — попробуй объяснить нам все четко и понятно.

— Ничего страшного, просто недоразумение. Это должно быть просто провокация.

— От тебя пахнет больницей, — сказал Кеди Вук, — Они что, были докторами? Эти пьяные туристы с которыми ты связался: они часом, не доктора?

— Мне надо домой, — сказал Арлес, — Поговорим об этом позже.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

По вызову Бодвина Вука Глауен явился в здание бюро В, где его тут же направили к двери в конце небольшого коридора. Пожилой клерк задал ему пару вопросов, после чего разрешил пройти в личный кабинет Бодвина Вука; в комнату с высоким потолком, стены которой были затянуты зеленым сукном и отделаны деревянными панелями. На столе под стеклом лежал десяток старых фотографий.

Бодвин Вук отвернулся от окна и подошел к своему стулу. Он указал на другой стул Глауену.

— Ну, что, сержант Клаттук! Что вы можете мне рассказать?

— Я не подготовил никакого доклада, сэр, — ответил Глауен.

— Правда? А мне казалось, что вы породнились с Дерзкими Львами.

— Это так. Я внимательно наблюдаю за ними и прислушиваюсь ко всем их разговорам. Разговоров много, но на самом деле их никто серьезно не воспринимает. Так что ничего важного я пока не узнал.

— Никаких непристойных сплетен? Никаких оскорбительных анекдотов? У меня ведь католический вкус.

— Ничего такого, что было бы достойно доклада, сэр.

— Я ведь спрашиваю тебя не из-за любви к остренькому, — сказал Бодвин Вук, — Я всегда надеюсь услышать какое-нибудь неосторожное высказывание, или просто фразу, даже может быть слово, которое поможет открыть тайну. Я не знаю, что это будет за фраза или слово, но я сразу определю их, когда услышу, и вот ради такой фразы или слова ты и должен быть все время настороже.

— Я не спускаю с них глаз, сэр.

— Это хорошо. А теперь насчет Арлеса; так что же конкретно произошло в ту ночь?

— Разве Хранитель не обсуждал это с вами? — с удивлением взглянул на шефа Глауен.

Бодвин Вук уставился своими желтыми глазами на другой конец стола, но Глауен уже давно изучил манеру поведения своего шефа, поэтому сразу же вжал голову в плечи.

— Он вполне определенно рассказал о том, что имело место, — отчеканил Вук. — Но так как в этом была замешана его дочь, то я не стал настаивать на деталях. Так опишите же мне подробно, что там произошло.

— Это началось на занятиях в Лицее, — сказал Глауен, — Арлес услышал, что Вейнесс иногда ходит гулять по ночам, при этом она ходит на берег и даже купается. Эта мысль заинтересовала Арлеса. В тот же вечер он прихватил плащ и маску и направился по Прибрежной дороге к Речному домику. Он наткнулся на Вейнесс, купающуюся в лагуне и напал на нее. Похоже, это занятие ему нравится. Во всяком случае, некто, кто пожелал остаться неизвестным, проследовал за ним до Речного домика, и остановил его прежде чем он успел сделать нечто худшее, чем просто напугать до смерти Вейнесс.

— И как же эта неизвестная особа сумела совершить такой подвиг?

— Он ударил Арлеса дубинкой по голове.

— Ха, ха! Так значит Арлес до сих пор гадает, кто же это остановил его галантные маневры?

— Он, возможно, подозревает, что это Мило, что меня вполне устраивает.

Бодвин Вук кивнул.

— Хранитель полагает, что у Арлеса не было намерения убивать девушку: у него был с собой мешок, который он собирался одеть ей на голову, а так же нервно-паралитический газ. Эти предметы, по словам Хранителя, спасли его жизнь.

— Возможно и так, Но раз уж она узнала его, то он бы обязательно ее убил. Вспомните Сессили Ведер.

— Не гони лошадей! В данном случае вина Арлеса доказана. А в случае с Сессили Ведер он всего лишь главный подозреваемый.

— На мой взгляд, больше, чем подозреваемый.

— Не буду с тобой спорить.

— А что теперь будет с Арлесом? — спросил Глауен, — У бюро есть какая-то официальная позиция?

— Дело закрыто, — сказал Бодвин Вук, — Согласно мнению Хранителя он был достаточно наказан, а все остальное будет уже превышением наказания.

— И его даже не изгонят из Дома Клаттуков?

— А на каком основании? И кто выдвинет обвинения? А, что самое главное, кто будет связываться со Спанчеттой?

— На данный момент он болтается по округе так, как будто ничего не случилось, — с отвращением сказал Глауен, — Я не могу этого вынести.

— Ты должен научиться управлять своими эмоциями. Это будет хорошей учебой для тебя. Когда Дерзкие Львы собираются на экскурсию в Йипи-Таун?

— Во время каникул в середине семестра. Но я не поеду.

Бодвин Вук покачал пальцем.

— Вот в этом ты не прав! Это одна из основных причин почему ты стал Дерзким Львом, — он залез в ящик письменного стола, достал оттуда сложенный листок бумаги и разложил его на столе, — Это план Йипи-Тауна, на который нанесены все детали, которые мы смогли достать. Вот док, а вот гостиница «Аркадия». Эти голубые отметки — каналы. Как ты заметил, они все выходя в океан или в проходы между приграничными островами. Отмеченная розовым площадь это Каглиоро или Горшок. Все эти проходы и каналы имеют свои названия, но почему-то каждый йип называл нам их по-разному.

— Теперь… — Бодвин Вук похлопал по другому участку карты, — …вот Дворец Кошечки. Обрати внимание на эту серую область сразу за доком. Она, по чистой случайности, находится как раз за отелем. Йипи очень скрытны в отношении ее, а мы очень хотим узнать, что там происходит. Как от всех Дерзких Львов от тебя ожидают недисциплинированности и готовы к любым твоим выходкам, поэтому у тебя будет больше свободы, чем у обычных посетителей: возможно вполне достаточно, чтобы ты что-нибудь выяснил. Но на самом деле, это не так-то уж и просто, а может быть и довольно опасно, но эту работу надо сделать. Ну, что ты на это скажешь?

— Я сделаю все, что в моих силах.

— А я большего и не ожидаю. Естественно, кроме Шарда, никому об этом задании не говори.

— Слушаюсь, сэр.

2

Школьные занятия продолжались. Арлес, ни с кем не разговаривая, посещал занятия, и опять сумел избежать отчуждения.

Вейнесс и Мило, игнорировали присутствие Арлеса и вели себя как обычно. Какое-то время Вейнесс сопровождал шепоток и скрытые взгляды, вызванные диким объяснением Арлеса о происхождении синяка у него под глазом, но скандал затих сам по себе.

Вейнесс продолжала избегать Глауена или по крайней мере, так это казалось. Как ни старался, он так и не смог найти объяснения этому. Однажды, когда Мило не пришел в школу, Глауен пошел провожать ее домой. Какое-то время она держала его на расстоянии вытянутой руки, а разговоре ограничивалась школьными делами и шутками, но наконец Глауен не выдержал. Он поймал ее руку и быстро развернул ее так, что она оказалась лицом к нему.

— Глауен! — воскликнула она, сдерживая смех, — Хорошо что я подпрыгнула, а то бы мне пришлось сделать кульбит с переворотом! Ты этого хотел?

— Я хочу знать, почему ты так странно себя ведешь.

— Пожалуйста, Глауен, не надо сердится, — попробовала уклониться от разговора Вейнесс, — Не так-то просто в эти дни быть в моей шкуре.

— Никто бы об этом не догадался. Глядя на тебя этого не скажешь.

— У меня нет недостатка в помощи, — улыбнулась она, — Мать готовит меня к красивой и достойной жизни. Ты хочешь, чтобы я стала полноправным членом Дома Клаттуков, готовой на все, не боящейся скандалов или осуждения.

— Да, и это дает настоящее чувство свободы!

— Но есть и еще кое-кто, оказывающий на меня гораздо большее влияние. И этот кто-то направляет меня совершенно в другом направлении, давая мне советы, которые я не могу игнорировать.

— О? И кто же это такой?

— Я сама.

Спустя какой-то момент, Глауен спросил:

— И какие же советы ты даешь сама себе?

Вейнесс отвернулась, они шли на юг по Прибрежной дороге.

— Это касается вещей, которые я никогда раньше не упоминала, и не хочу этого делать теперь.

— Почему же нет? Это секрет или какая-нибудь тайна?

— Это нечто такое, о чем я узнала, когда мы с Мило были на Земле и это оказало на меня большое влияние. Как только я кончу учиться, я собираюсь снова поехать на Землю. С Мило, если он согласится.

Сияние Сирены внезапно стало не таким ярким и жизнерадостным.

— Ты когда-нибудь посвятишь меня в эти свои планы?

— Я еще не задумывалась об этом.

— И поэтому ты хочешь разорвать наши отношения?

Вейнесс от души рассмеялась.

— Странная логика! Я ничего подобного не говорила! По крайней мере, причина не в этом. На самом деле никакой причины нет, если не считать того, что я себя знаю и боюсь.

— Чего же ты боишься?

— На Штроме к любовным делам относятся очень внимательно, — уклончиво ответила она, — Даже просто сидеть с кем-нибудь в уголке, пить чай и есть пирожные, уже считается чем-то значительным.

— Мы еще не дошли даже до этой стадии, — мрачно заметил Глауен.

— Не надо так спешить; это затягивает и становится очень утомительным, особенно если поблизости постоянно крутится мать.

— Какова же тогда будет следующая стадия?

— Об этом я и говорить боюсь. Я не хочу ничего начинать такого, что отвлекло бы меня от… от более важных вещей.

— Как я понимаю, ты имеешь в виду свою поездку на Землю?

Вейнесс кивнула.

— Возможно, мне следовало бы раньше поднять эту тему, потому что так или иначе я должна была тебе это сказать, и с моей стороны было бы честнее сделать это раньше, чтобы ты мог решить во время отвернуться от меня, если у тебя возникнет такое желание.

— Поэтому ты и пряталась от меня?

И на этот вопрос Вейнесс дала очень уклончивый ответ:

— Я решила больше не прятаться от тебя.

— Хорошая новость.

Они подошли к тропинке, которая пролегала между деревьев и вела прямо к Речному домику. Вейнесс остановилась в нерешительности, она сначала повернула было в одну сторону, потом в другую, пока Глауен, наконец, не обнял ее и не поцеловал; сначала один раз, потом еще раз.

— Так значит ответ: да?

— Да? В каком смысле «да»?

— Да, нашим, так называемым, отношениям?

Вейнесс передернула плечами, прищурилась, замялась, склонила голову, почесала кончик носа, затем помахала пальчиками в воздухе.

— Что все это значит? — удивленно спросил Глауен.

— Это усложненный способ не говорить «нет».

Вейнесс направилась по тропинке.

— Подожди! — крикнул Глауен, — Мне все еще многое не ясно!

— А я о ясности и не думала, — Вейнесс сделала шаг назад и поцеловала его, — Спасибо за то, что проводил меня до дому. Ты очень добрый и милый молодой джентльмен, даже когда ты в мрачном настроении, и ты мне нравишься.

Глауен попробовал поймать ее, но она уже бежала по тропинке. Вдруг она обернулась, махнула рукой и затем исчезла среди деревьев.

3

Каждую неделю вечером в Верд Дерзкие Львы собирались в уголке «Старого дерева», чтобы обсудить дела, выпить вина и поговорить о новых тенденциях и модах. Специфичность тем основывалось на том, что все Дерзкие Львы считали себя благородными и аристократичными в сравнении с обычными людьми. Золотой ореол висел над столом; предлагались грандиозные планы и делались обстоятельные анализы; все извечные истины подвергались обсуждению и время от времени пересматривались.

Каждый из Дерзких Львов имел за столом вполне определенное место. За дальним концом, спиной к пассажу, сидел Арлес, справа от него Кеди Вук, а слева Утер Оффоу. Джардайн Лаверти сидел напротив Арлеса за другим концом стола, остальные по желанию занимали места по обе стороны стола. Глауен опоздал и сел между Клайдом Диффином и Джардайном Лаверти. Уже было опустошено несколько кувшинов вина, и разговор стал оживленнее. Джардайн Лаверти, учтивый, миловидный и изысканно одетый, молодой человек, заметил:

— Заплесневевшие старые законы совершенно не подходят к нашим требованиям. И все же каждый день давно умершие предрассудки одергивают и унижают нас.

В данном случае Джардайн имел в виду закон запрещающий разработку залежей драгоценных камней: больной вопрос для Дерзких Львов, так как за месяц или два разработки залежей Волшебный гор сделал бы каждого из них миллионером.

Выпившей не менее предыдущего оратора Кайпер Оффоу довольно громко выкрикнул:

— Поставь это на голосование! Кто за? Кто против?

Кайпера считали довольно нахальным и никто на него не обращал внимания. Он сам прокомментировал свое высказывания припевом из старой песенки:

«не продавайте больше папочке спиртного

от него он странный и буйный».

Шугарт Ведер, который представлял консервативную точку зрения, заметил:

— Несомненно эти старые правила надо привести в соответствие с новыми воззрениями, но это будет означать, что надо переписать Законодательство Заповедника. А оно может быть изменено только на Великом Конклаве Общества Натуралистов.

— Ба! — проворчал Арлес, — Жди дожидайся. За эти годы они окостенели и превратились в странную подрасу на подобие йипи. Они не хотят перемен! Дай им только рыбку, да пригоршню водорослей, они сварят себе похлебку, а больше им ничего и не надо.

— Давайте будем разумными, — нахмурился Кеди, — Мы всего лишь мелкие функционеры на службе у Общества, и хотим мы того или нет, но мы должны знать свое место.

Арлес одним залпом выпил остатки вина в своей кружке.

— Меня это не устраивает.

— Ты либо должен смириться с этим, либо уехать. Таковы факты.

— Ты Вук и думаешь, как и положено Вукам, — усмехнулся Арлес, — Я — Клаттук, и у меня другое мнение.

— А кто-нибудь может мне сказать, где именно находится это Законодательство? — задал любопытный вопрос Шугарт Ведер, — его нет ни в Речном домике, ни на Штроме. Если кто-то хочет свериться с текстом, то куда ему обратиться?

— Ха, ха! — воскликнул Кайпер, — Все оказалось просто шуткой! Законодательства нет и никогда не было! Мы все это время танцевали джигу под призрачную музыку!

— Кайпер! — Джардайн нахмурился, — Пожалуйста, или говори что-то разумное, или плати за вино!

— Или то и другое, — добавил Утер.

— Именно так, — сказал Кеди, — но давайте раз и навсегда поставим точку над i в этом вопросе. Законодательство, очевидно, находится в Архиве Общества на Земле, а если какая-то темная душонка не знакома с этим документом, то может воспользоваться копией.

— Дело не в этом, — возразил Джардайн, — неужели Законодательство написано так, что в нем была задумана бедность для населения станции Араминта? Трудно поверить, что кто-то был настолько скуп!

— Как всегда, неверно, — возразил Утер Оффоу, — Законодательство написано Натуралистами, у которых на уме была только идея охраны.

— И ничего кроме охраны, — добавил Кеди Вук.

— Они все мирно померли, а мы страдаем из-за чьих-то ошибок, — простонал Арлес.

Кеди издал смешок, напоминающий карканье.

— Ошибки? Ерунда! Им нужны были на Араминте работники, а не миллионеры.

— Странный народ, — вздохнул Джардайн, — И старый и нынешний.

— Старые буквоеды в тесных штанишках, — объявил Кайпер, — Кому какое дело до того, что они хотят? Я знаю, что хочу я, и это для меня на первом месте!

— Наконец-то Кайпер попал в точку! — воскликнул Клойд, — Браво, Кайпер!

— Ему надо подождать Дворца Кошечки, — похотливо причмокнул Шугарт, — вот там он получит все, что хочет.

— Во всяком случае, все, за что он сможет заплатить, — поправил Утер, — Кредит там не пройдет.

— Так как с нами поедет Арлес, то мы можем поговорить об оптовых ценах, — выдвинул предположение Клойд Диффин.

Арлес опустил свои тяжелые брови и уставился на крышку стола.

— Я уже наслушался подобных разговоров!

— Бросьте, братья по Рыку, — весело сказал Шугарт Ведер, — Давайте сосредоточимся на наших целях! Вчера я увидел объявление о продаже «Черной Андромеды» от которого у меня слюнки потекли!

— Ну, слишком маленькая, — возразил Кайпер, — Я бы взял «Пентар-конквистадор», может быть с утопленными двигателями, для более элегантного вида!

— У тебя, что вкуса нет? — фыркнул Джардайн, — А что ты скажешь о «Танкред Марк Двадцать»? Вот это настоящий стиль! Немного дороговат, конечно, но что такое деньги?

— Сущая безделица, — согласился Клойд, — просто эликсир жизни.

— Золотые слова, — вздохнул Утер, — В них звенят поэзия, младость фруктов и трепет юных весталок.

— Весталок? — переспросил Кайпер, — Что такое «весталки»? Я уже достаточно взрослый, чтобы знать это.

— Вот купишь, заплатишь и сам поймешь, — сказал Утер, — Это лучшее, что я могу посоветовать.

— Деньги всегда были нашей самой большой проблемой, — заметил Шугарт, — хотя основы философии их добычи очень просты.

— Хотелось бы мне их знать, — завистливо сказал Кайпер.

— Ничего нет проще, — ответил Шугарт, — Во-первых, найди кого-нибудь, у кого они есть. Во-вторых, выясни, что этот кто-то желает больше денег. В-третьих, достань это ему. Срабатывает безотказно.

— В таком случае, почему же ты еще не разбогател? — поинтересовался Кайпер.

— Ты уже за сегодня и так достаточно наслушался полезных вещей, — с важностью возразил Шугарт, — Я предлагаю тебе сесть поудобней, выпить вино, а потом подремать и помечтать о весталках. В то время как более умные будут обсуждать важные проблемы.

— Вон Намур, — заметил Джардайн, — Он то все знает о таких вещах… Эй, Намур! Присоединись-ка для разнообразия к Дерзким Львам.

Намур повернул голову и посмотрел в сторону стола. Сегодня на его серебряных волосах с правой стороны было маленькое, но элегантное украшение из черного железа, сверкающий полированный кабошон, и единственный карбункул мерцающий томным жаром красной звезды. Неспешным шагом он приблизился к столу.

— Трудности с наукой, как я посмотрю.

— По крайней мере я, так тоже думаю, — сказал Клойд, — А за одно мы тут еще кое-что обдумываем. Подсаживайся! Джардайн, налей Намуру кружечку этого чудесного Сансери! Выпей, Намур!

— Спасибо, — поблагодарил Намур, усаживаясь.

Жилет из черной саржи и рубашка с высоким воротником придавали ему вид матадора. Намур сделал глоток вина и поднял высоко брови. Он удивленно заглянул в кувшин.

— Сансери, говорите? Хорошее Сансери? Что они вам здесь подают? Эй, официант, подойдите пожалуйста. Что это за темная жидкость? Мне сказали, что это Сансери, но в это трудно поверить.

— Это из бочонка, который мы называем резерв Дерзких Львов, сэр.

— Понятно. Принеси-ка мне что-нибудь из бочонка с менее мутной жидкостью. Например, вполне подойдет что-нибудь вроде Лаверти Делассо.

Утер тоскливо посмотрел на свою кружку.

— По крайней мере, оно дешевое.

— Шут с ним, с вином, — сказал Шугарт, — Наша проблема состоит в том, что мы хотим купить космическую яхту.

— Ну, в этом нет ничего примечательного, — заметил Намур, — Я сам присматриваюсь к этому товару.

— Правда? И на что же ты положил глаз?

— Ну… даже не знаю. Может быть Мерлин, а может Межзвездное чудо.

— А как ты собираешься за нее платить? — наивно спросил Кайпер.

Намур рассмеялся и покачал головой.

— Вы начинаете копать слишком глубоко!

Шугарт повернулся к Дерзким Львам.

— Может быть нам стоит принять Намура в наш синдикат? Это может приблизить желаемый момент для обоих сторон!

— Что ты на это скажешь? — посмотрел Арлес на Намура.

Намур задумчиво прикусил губу.

— Мой любимый философ сказал: «В одиночку путешествовать не только быстрее, в одиночку путешествуешь вдвое быстрее, чем вдвоем, втрое — чем втроем и вчетверо быстрее, чем вчетвером».

— Ха-ха! — воскликнул Утер Оффоу, — М как же зовут твоего философа-мизантропа?

— Это Ронсель де Руст из Гальциона. И все же, я готов выслушать любое предложение, если оно мне выгодно, и если оно конкретное. Я не могу позволить себе тратить время на пустые разговоры.

— Естественно, — согласился Шугарт, — Мы будем вполне откровенны и не собираемся вмешиваться в чужие планы.

— И что же именно вы задумали?

— Ну… у нас есть несколько идей, например, большой новый туристический курорт на Побережье Восходящего солнца. У нас не хватает капитала, но если вы гарантируете нам дешевую рабочую силу, мы для равновесия сможем получить банковский кредит. Мы собираемся сделать все под первый класс, казино, ресторан с кухней для космополитов и, естественно, с группой девушек йипи для услады клиентов.

— Как вы думаете? — спросил оживленно Клойд, — Такое можно организовать?

— Вам никогда не протащить такое через Хранителя.

— Мы страдаем от финансовых проблем, — ударил кулаком по столу Джардайн, — а это великолепное решение этого вопроса! Он должен понять нас!

Намур сделал глоток из кружки.

— А что если он не захочет понимать? Вы не подумали, как на него можно надавить? А если да, то как?

— Ну, попытаться убедить. В конце концов, какое дело до этого Натуралистам?

— Как они сумеют нас остановить, если мы пойдем напролом? Я не думаю, что они рискнут использовать силу.

— Хмм, — на мгновение Намур задумался, — На самом деле, они не слишком-то многочисленны, а половину из них составляют социальные идеалисты под названием ЖМСеры.

— И все же, они претендуют на владение планетой, а для доказательства ссылаются на Законодательство, — сказал Утер Оффоу, которому винные пары ударили в голову.

— В конце концов, мы именно об этом и говорим, — заметил Намур.

— Да черт бы их всех побрал! — Шугарт снова ударил кулаком по столу. — И ЖМСов, и черные штаны и всех остальных вместе взятых. Дерзкие Львы настаивают на справедливости!

— Успокойся, Кайпер, — сказал Кеди, — Ты что-то слишком разбушевался. Намур, ты хотел что-то сказать?

— Я Дерзкий Лев, свободный и храбрый! — не унимался Кайпер, — Я так хочу денег, что уже чувствую их вкус!

— Пожалуйста, Кайпер! Намур очень опытен в таких делах! Дай ему высказаться!

— С удовольствием! Говорит, Намур, сколько душе твоей угодно!

— Я скажу только одно, — начал Намур, — может быть вы не совсем правильно строите свои планы. Кадвол на пороге перемен, это чувствуют все. От этих перемен прибыль получат те, кто пойдет в ногу с изменениями и сможет влиять на них, а вовсе не те, кто будет просто скулить о былых днях.

По лицу Кеди проскочила тень недоумения.

— Я что-то не совсем тебя понимаю. Определенно…

Намур только отмахнулся.

— Я не предлагаю никаких планов! Я просто говорю о том, что лучше выиграть, действуя обдуманно, пусть даже силовыми методами, чем потерять все из-за того что просто сидеть в растерянности и заламывать руки.

— А каким образом Сфера может расширить свое влияние в галактике? — оживился Арлес, — Не за счет же игры в фантики? Такого ни в жизнь не произойдет!

— В одном можно быть уверенным, — сказал Намур, — Перемены уже в пути. Мы не сможем вечно держать йипи в стороне от долин Мармиона, а когда наступит время, то этот процесс может зайти намного дальше. И в конце концов, кто-то выживет, а кто-то погибнет. Я намереваюсь выжить.

— Дерзкие Львы тоже выживут! — воскликнул Клойд.

— Это похоже на разумное решение, — мягко сказал Намур.

— Намур, ты кажется самый мудрый человек на всей станции Араминта, — хлопнул рукой по столу Джардайн, — не смотря на то что ты и Клаттук.

— Спасибо на добром слове, — сказал Намур, поднимаясь из-за стола, — Ну, я побежал и оставляю Дерзких Львов мурлыкать в мире. Всем спокойной ночи.

4

На следующее утро во время завтрака Шард обратил внимание на то, что Глауен казался каким-то задумчивым.

— Что-то ты сегодня слишком тихий, — сказал он, — Как прошло вчерашнее собрание?

Глауен оторвался от своих мыслей, которые витали далеко отсюда.

— Полагаю, что все как обычно. Наслушался всякого разного с три короба, да вот только есть ли в этом хоть какой-то смысл.

— Короче говоря, бурная активность, — усмехнулся Шард.

— Я бы сказал уж слишком бурная. Никто, кажется, не замечает, где кончается здравый смысл и начинается обычная истерия… Временами я не могу поверить в то, что слышу.

— Кеди докладывает Бодвину Вуку совсем другое, — заметил Шард, откинувшись на спинку стула.

— И не сомневаюсь. Кеди, возможно, хуже остальных. Он наслаждается каждой минутой этой болтовни.

— У Кеди еще мало жизненного опыта и он тугодум, — заметил Шард, — То, что тебе кажется бредом, он рассматривает просто как источник для поднятия духа и возможности сыграть предложенную роль.

Глауен скептически хмыкнул.

— Эта теория хорошо подходит для Кеди или Арлеса, они, все таки, участники труппы, но как можно объяснить поведение Намура, который, похоже, серьезно относится даже к сумасшедшим высказываниям Кайпера? Он что делает это из вежливости? Или он тоже просто играет роль? А может быть, у него на уме что-то другое? Мне трудно его понять.

— Ну, в этом ты не одинок. Намур играет ту роль, которая ему в данный момент может принести пользу, а иногда делает это просто для практики. О Намуре я могу говорить целый день и все равно всего не расскажу.

Глауен подошел к окну.

— Не могу сказать, что мне нравится мне эта подпольная работа, — проворчал он, — Когда сидишь с ними, как полноправный Лев с задранным хвостом и рычишь по каждому сигналу, то чувствуешь себя полным идиотом.

— У всякой работы есть свой конец. Я могу сказать, что ты уже добился одобрения Бодвина Вука, и если ты хорошо справишься с ролью Дерзкого Льва, то ты сделаешь себе достойную карьеру… не зависимо от того, какой у тебя будет ИС.

— Еще одна невеселая тема для раздумий, — заметил Глауен, — До пересмотра статуса осталось всего лишь два года.

— Ты уделяешь этому слишком большое внимание! Как-нибудь мы все уладим. Даже если мне придется уйти в досрочную отставку. А уж если случиться что-то совсем из рук вон плохое, то ты всегда можешь жениться на ком-нибудь из Дома.

— Я не знал об этом. Похоже, Намуру никогда не нравилось такое решение.

— У Намура для того, чтобы жениться была дюжина разных возможностей. Хотя Спанчетта не разрешила ему жениться на своей сестре, по крайней мере, так говорят слухи.

— Что за мысль! Если уж я женюсь, что очень сомнительно, то у меня для этого есть кое-кто другой на уме.

— Во всяком случае еще слишком рано задумываться о таких невеселых делах.

— А я и не собираюсь спешить.

Вскоре Шард вышел из комнаты и отправился по своим делам. А Глауен продолжал стоять у окошка и смотреть во двор.

Утро было великолепным. На безоблачном небе ослепительно сияла Сирена. Сады у дома Клаттуков были хороши как никогда и мрачное настроение Глауена начало потихоньку рассеиваться.

Теперь его голову посетили более приятные мысли. Он подошел к телефону и позвонил в Речной домик.

Глауен с облегчением вздохнул, когда на его звонок ответила Вейнесс. Как только она увидела лицо Глауена, она тут же включила и свое изображение.

— Доброе утро, Глауен, — ее голос звучал радушно, всего лишь с намеком на чопорность.

— Мягко сказано. Оно великолепное!

Вейнесс хлопнула в ладоши.

— Как мило с твоей стороны сообщить мне об этом в столь ранний час.

— Я может быть позвонил бы и пораньше, — скромно сказал Глауен, — но я хотел убедиться в происходящем.

— Спасибо, Глауен. Я одобряю такую осторожность. Представляешь, если бы ты позвонил на рассвете, а мы бы, выскочив из кровати, обнаружили бы на улице проливной дождь, то все бы оказались в дурацком положении.

— Совершенно верно, — Глауен заметил на Вейнесс темно-зеленую блузку с белыми манжетами и кружевным белым воротником, — А что это ты так разоделась? Ты куда-нибудь собираешься?

— Это наше натуралистическое тщеславие, — улыбаясь покачала головой Вейнесс, — Мы просто не можем себе позволить, чтобы кто-то позвонил на рассвете и застал нас в неглиже.

— Брось! Сейчас уже далеко не рассвет. Ты куда-то собралась.

— Сказать по правде, сегодня к нам приехали гости со Штромы, поэтому мне сегодня надо быть паинькой. Да и одеться надо так, чтобы не подумали, что я какой-то сорванец-оборвыш.

— Если ты будешь ходить чистенькой и продолжишь оставаться паинькой, тебе позволят на часик-другой покататься на лодке?

— Сегодня? Когда приехали гости, среди которых и этот важный молодой философ Джулиан Бохост?

— Ответ, похоже, будет отрицательным.

— И сомневаться нечего. Если мы с тобой укатим на лодочке, оставив Джулиана на берегу, то по возвращении нас ждет очень холодный прием, а со стороны Джулиана, кроме высокомерных взглядов не на что будет и рассчитывать.

— И после этого, он еще будет претендовать на звание философа?

— На самом деле, мы как-то уж слишком унизительно думаем о бедном Джулиане. Это довольно приятный парень, хотя за ним замечена склонность закатывать экспромтом политические речи.

— Хм, хотелось бы мне как-нибудь встретиться с этим чудесным молодым дарованием!

— Это очень легко устроить. Джулиан очень общительный. А если ты не будешь его задевать, то он окажется очень приятным собеседником, — на какое-то мгновение, Вейнесс, казалось, задумалась, — Если ты ничего не имеешь против, то вполне можешь зайти к нам сегодня.

— А почему бы и нет? — заметил Глауен.

— Вот это говорит настоящий Клаттук! И в самом деле, почему нет? Но ты должен придти и разыграть официальный визит, а то мать, чтобы не затруднять Джулиану общение со мной, попросит тебя придти в другой день.

— Официальный визит?

— Это вполне обычно для Штромы и даже рассматривается, как комплимент хозяйке.

— И не надо никакого приглашения?

— Для официального визита ничего такого не требуется. Самое лучшее в этом то, что и она обязана вести себя радушно, — Вейнесс быстренько оглянулась, — Но ты должен соблюдать этикет.

— Ну, это можно было бы не говорить. Я — Клаттук, но я не позволю супу стекать по подбородку.

— Слушай внимательно! — Вейнесс сделала нетерпеливый жест. — На тебе обязательно должна быть шляпа, пусть хотя бы и та, в которой ты катаешься на лодке.

— Понятно, продолжай.

— Возьми красивый букет цветов, и отправляйся к парадному крыльцу Речного домика.

— А затем?

— Слушай внимательно! Здесь важна каждая деталь! Позвони и стой прямо перед дверью. Если дверь откроет мать, то ты должен сделать шаг к ней навстречу, вручить цветы и сказать: «Леди Кора, от моего дома вашему пришло это цветочное благословение!» Не больше, ни меньше. Этикет требует, чтобы мать приняла цветы и формально поблагодарила тебя. Не обращай внимания на то, что она скажет дальше, пусть даже она скажет что-нибудь вроде: «Спасибо, Глауен, но мы сегодня все больны». Сделай вид, что ты ее не слышишь. Сделай шаг вперед и протяни ей свою шляпу. Теперь она должна будет сказать: «Какая радость! И как долго мы сможем наслаждаться вашей компанией?» На это ты должен ответить: «Только сегодня!» Вот и вся процедура. И после этого ты желанный гость, на том же уровне, что и Джулиан.

— А если дверь откроет не твоя мать, а кто-то другой?

— Тогда ты должен сделать шаг вперед, но в дом не входи, встань так, чтобы нельзя было закрыть дверь, и скажи: «Я пришел с разговором к леди Коре Тамм». Затем подожди, пока не появится мать, а там делай то, что я тебе сказала. Все запомнил?

— Боюсь, эта процедура меня смутит.

— А вот Джулиан Бохост проделал ее с таким великолепным апломбом, что мать пришла в полный восторг.

— Ну что ж, я тоже постараюсь подавить всякое смущение, — решительно заявил Глауен, — Я постараюсь собраться как можно быстрее.

— Сегодня будет интересный денек, — пообещала Вейнесс.

Глауен переоделся в официальный костюм, натянул на лоб и несколько набекрень мягкую шляпу и вышел из дома. Взяв у домашнего садовника букет прекрасных розовых нарциссов, он поспешил на юг, по Прибрежной дороге к Речному домику.

Юноша остановился перед массивной парадной дверью и тут обнаружил, что сердце у него бьется сильнее обычного. «Неужели, я, в конце концов, такой трус? — пробормотал он сам себе, — Леди Кора очень милая женщина. Мне совершенно нечего бояться».

Он одернул костюм, поправил букет цветов, сделал шаг вперед и позвонил в дверь.

Мгновения проходили одно за другим. Дверь открылась и на пороге появилась сама леди Кора, облаченная в платье из темно-синей материи, отделанное красно-розовой тесьмой. Она взглянула на Глауена с легким удивлением, которое переросло в изумление, когда тот сделал шаг вперед и протянул ей букет.

— Леди Кора, от моего дома вашему пришло это цветочное благословение!

Наконец, леди Кора обрела дар речи.

— Какие великолепные цветы, Глауен, мне очень приятно видеть, что ты знаком со старыми вежливыми манерами, даже если ты и не совсем понимаешь их происхождение, — она запнулась и несколько неуверенно продолжила, — Боюсь, что Мило и Вейнесс сегодня заняты. Но ты наверно встретишься с ними в Лицее. Я скажу им, что ты заходил.

Глауен мрачно сделал шаг вперед, так, что леди Кора вынуждена была отступить. Он снял шляпу и сунул ее в непослушные руки хозяйки дома.

— В самом деле, Глауен, какая приятная неожиданность! И как долго мы сможем наслаждаться вашей компанией?

— К сожалению, только сегодня!

Леди Кора закрыла дверь чуть громче, чем обычно.

Глауен воспользовался удобным моментом и осмотрел комнату. Стены были покрыты потемневшими от времени дубовыми панелями, на полу — толстый ковер, затканный узорами черного, темно-красного, сочно-зеленого и салатного цветов и обрамленный темно-оранжевыми, белыми и красными линиями. У противоположной стены ряд стеклянных футляров демонстрировали разные редкости ранних дней освоения космоса.

Леди Кора прошла вглубь передней, на какое-то мгновение в нерешительности замерла. Затем резко сказала:

— Мы, естественно, Глауен, всегда рады тебя видеть, но…

— Не надо ничего говорить, леди Кора, — поклонился Глауен, — Я очень рад, что сумел посетить вас.

— Кто это, мама? — спросила Вейнесс, заходя в комнату.

Она уже успела сменить свою темно-зеленую блузку на светло-бежевую тунику, которая по цвету вполне соответствовала ее коже; в полумраке ее глаза казались большими и светящимися.

— Глауен? Как я рада видеть тебя!

— Глауен пришел как официальный гость, — сказала леди Кора, — не взирая на те неудобства, которые могут вызвать для него другие наши гости.

— Тебе не надо беспокоиться за Глауена, — сказала Вейнесс, делая шаг вперед, — он — человек общительный и не застенчивый. Во всяком случае, я или Мило проследим, чтобы он не испытал затруднений.

— В том-то и дело, — сказала леди Кора, — И ты и Мило нужны, чтобы занять Джулиана. Боюсь, что Глауен может почувствовать себя лишним.

— Какая ерунда, мама! Глауен очень хорошо подойдет для нашей компании. А если нет, то Мило может повести Джулиана на прогулку, а я займусь Глауеном.

— Это вполне меня устроит, если случится худшее! — вежливо сказал Глауен, — Пожалуйста, не надо беспокоиться на мой счет.

— Я оставлю вас с Вейнесс, — кивнула леди Кора, — Но помни, дорогая, вам не следует слишком много болтать о ваших школьных делах, чтобы не заставить скучать беднягу Джулиана, — она повернулась к Глауену, — Джулиан один из самых уважаемых наших молодых мыслителей. Он очень прогрессивен! Я уверена, что он вам очень понравиться, кстати говоря, у них с Вейнесс большие планы на будущее.

— Чрезвычайно волнующая новость! — заметил Глауен, — Мне надо будет поздравить молодого джентльмена.

— Это будет преждевременно, — рассмеялась Вейнесс, — Джулиан может подумать, что я плету для него сети, что очень далеко от истины, наши «большие планы» пока что распространяются только на посещение в этом году охотничьего домика на Безумной горе.

— В самом деле, Вейнесс, ты сегодня что-то уж чересчур легкомысленна, — холодно сказала леди Кора, — У Глауена может сложиться не лестное мнение о тебе.

Она кивнула Глауену и вышла из комнаты, оставив за собой тяжелую тишину.

Глауен повернулся к Вейнесс. Он наклонился вперед, чтобы поцеловать ее, но та отпрянула назад.

— Глауен! Ты что, с ума сошел? Мама может войти в любую минуту! И ты же уже слышал разговор о легкомыслии! Пойдем в гостиную! Там намного веселее.

Она провела его по коридору в широкую просторную гостиную. Оттуда открывался вид на спокойную лагуну. Три зеленых ковра покрывали отбеленный деревянный пол; диванчики и стулья были закрыты чехлами из зеленой и синей ткани.

Вейнесс подвела Глауена к диванчику, тот сел с одного конца, а Вейнесс расположилась на другом. Глауен искоса наблюдал за ней и гадал, сможет ли он когда-нибудь постичь ход ее мыслей.

— И где же ваши гости? — спросил он.

Вейнесс прислушалась, наклонив головку.

— Джулиан и Мило в библиотеке изучают карты района Безумной горы. Сандж навалилась бедром на стол, надеясь, что кто-нибудь обратит внимание на ее интеллект. Оба директора ругают отца. Это ежегодный ритуал, который Хранитель должен терпеливо вынести. Директор Олжин Боллиндер — это отец Сандж; директор Клайти Вердженс — тетя Джулиана. Леди Боллиндер, мать Сандж, болтает с мамой в комнате наверху. Они по очереди рассказывают друг другу ужасные истории про ум и безумие своих дочерей, при этом одна рассказывает, а вторая — ахает. Это хороший вид терапии: после таких разговоров моя мать дня четыре очень хорошо ко мне относится. Ну и наконец в гостиной на краешке диванчика сидит, соблюдая все правила этикета, отважный Глауен Клаттук из Дома Клаттуков, который пока что ведет себя вполне прилично.

— И который очень счастлив находиться здесь, хотя и не совсем понимает причину своего присутствия.

— Ты думаешь, что каждому событию, как наклейку на банку, надо прицеплять еще и причину? — с нотками раздражения в голосе поинтересовалась Вейнесс.

— В данном случае, некоторые ситуации могут быть для меня очень болезненными, поэтому я не перестаю над этим раздумывать.

Вейнесс, не вставая с диванчика, взглянула в проход, ведущий в гостиную и тихим голосом продекламировала несколько строчек из древней поэмы:

— Не задавай вопросов темному морю глубокому; можешь узнать, что на дне уже все сокровища жизни твоей. Так пел безумный поэт Наварт.

Слова повисли в воздухе. Наконец, Глауен попросил:

— Расскажи мне что-нибудь о своих гостях.

— Там каждой твари по паре. Джулиан и директор Вердженс завзятые ЖМСеры. Варден Боллиндер не менее завзятый консерватор. Леди Боллиндер, пока человек вежливо себя ведет, согласна на любую точку зрения. Сандж называет себя новой гуманисткой, но что она под этим понимает, известно только ей. Ну, этого вполне достаточно.

— Не терпится мне встретиться с ними, особенно с Джулианом. Твоя мать уверена, что мы с ним ужасно друг другу понравимся.

— В маминых мечтах все очень очаровательны и ведут себя должным образом, — улыбнулась Вейнесс, — Я выхожу замуж, воспитываю двух милых и тихих детишек и сияю от гордости каждый раз, как Джулиан объявляет новый манифест. Мило предназначено стать той силой, которая будет защищать добро. Он — чистый, честный, предусмотрительный и изобретательный: он никогда не будет груб по отношению к йипи, не говоря уж о том, чтобы воевать с ними. Консерватизм — это благородный идеал, хотя мать и боится противных диких зверей, которые рычат и от которых плохо пахнет. Возможно, их просто надо держать за забором.

— А как твой отец относится к этим взглядам?

— О, отец сумел выработать искусство приятной неопределенности. Возможно он скажет: «Очень интересная идея, дорогая, надо бы посмотреть, как это согласуется с Законодательством». На этом может все и кончиться, — она подняла голову и прислушалась, — Ну вот и гости из библиотеки идут сюда.

В комнату вошла слегка покачиваясь высокая молодая женщина. На ней были обтягивающие брюки цвета спелой сливы и черный жакет; под шапкой иссиня черных волос ее лицо казалось маленьким и бледным. Ее испускающие искры глаза, изогнутые брови и широкий насмешливый рот придавали ей вид человека знающего, самодовольного и посвященного во всякого рода экзотические секреты. За ней вышагивал высокий крепкий молодой человек, очевидно, Джулиан Бохост, который беседовал с Мило. Глаза его были круглыми и голубыми, а нос правильным и прямым. Ореол светло-каштановых волос окружал светлое румяное лицо, его тенор звучал звонко и свободно разлетался по комнате.

— … когда дело касается законов о земле, то тут возникает множество чудесных явлений… Здравствуйте. Кто это?

Мило вышел у него из-за спины и резко остановился, увидев Глауена.

— Ну, ну, сегодня наш дом, похоже, переполнен знаменитостями! Могу я представить наших гостей?

— Сделай это, пожалуйста, — сказала Вейнесс, — Но постарайся быть кратким, а то твои представления очень часто начинают напоминать надгробные речи.

— Сделаю все, что в моих силах, — согласился Мило, — Прелестную юную особу зовут Сандж Боллиндер. Рядом с ней, не так бросающийся в глаза, но не менее влиятельный, Джулиан Бохост. Ни один из них не имел трений с законом и оба относятся к великолепному обществу Штромы. А с другой стороны мы видим достойного Глауена Клаттука из Дома Клаттуков, который уже занимает довольно высокий пост в Бюро В.

— Считаю за честь встретиться с вами обоими, — поклонился Глауен.

— Я тоже не в меньшей степени почту это за честь, — ответил Джулиан.

Сандж внимательно оглядела Глауена.

— Бюро В? Какое чудесное поле деятельности! Насколько я понимаю, вы патрулируете берег и защищаете Заповедник от нападений?

— Совершенно верно, — кивнул Глауен, — Но у нас есть еще и другие обязанности.

— Не сочтете ли вы слишком нахальным, если я попрошу вас на минутку достать ваше оружие?

— К сожалению, не могу удовлетворить вашей просьбы, — улыбнулся Глауен, — Мы носим оружие только когда выезжаем в патруль.

— Ах, какая жалость! Меня давно уже интересует вопрос, правда ли, что патрульные делают отметки на своем оружии каждый раз, как убивают йипи.

— Я, например, делаю отметки каждый раз, когда мне выпадает свободное время! — улыбнулся Глауен, — Мое дело убивать йипи, а не вести этому счет, который вряд ли окажется точным. Когда я открываю огонь по переполненной лодке, я могу говорить только о вероятности. Во всяком случае, это бесполезная статистика, так как на месте одного йипи, которого я убью тут же появляется два или три новых. Этот спорт потерял свою былую привлекательность.

— А не мог бы ты взять с собой в патрулирование и Сандж, чтобы она лично могла подстрелить несколько йипи? — поинтересовался Мило.

— Не вижу причин, почему бы и нет, — Глауен повернулся к Сандж, — Но учтите, я не могу гарантировать вам эту возможность. Иногда дни, а то и недели проходят без единого выстрела.

— Ну, что скажешь? — повернулся Джулиан к Сандж, — Если ты действительно готова к этому, то вот тебе шанс.

Сандж пересекла комнату и плюхнулась на стул.

— Мне кажется, вы оба слишком безвкусны.

— Возможно, мне надо было предупредить, что Сандж поддерживает программу Новых Гуманистов, — сказал Мило, обращаясь к Глауену, — которые в свою очередь являются пограничной полосой с пацификами.

— С ЖМСами, если не трудно.

— Это все термины и фразы из номенклатуры политики Натуралистов, — пояснил Мило Глауену, — Ж, М и С означают соответственно «Жизнь», «Мир» и «Свободу». Джулиан горячий сторонник этой группы.

— Трудной найти человека, который посмел бы поднять голос против такого лозунга, — улыбнулся Глауен.

— По общей договоренности, лозунг должен отражать лучшую часть программы, — заметил Мило.

— Не смотря на здравый смысл, противники движения ЖМС не только существуют, но цветут махровым цветом, — заметил Джулиан, не обращая внимания на замечание Мило.

— Это, наверное, СВРы, что означает «Смерть», «Война» и «Рабство», — заметил Глауен, — Я прав?

— Они очень умны и коварны! — возразил Джулиан, — Они никогда не станут так открыто объявлять о своих целях. Вместо этого мои противники называют себя Старыми Натуралистами и пытаются удержать свои позиции размахивая перед нами старым забавным документом.

— Этот документ известен как «Сборник положений Общества Натуралистов», или Законодательство. Джулиан, почему бы тебе не почитать его как-нибудь на досуге? — предложил Мило.

— Намного легче спорить, исходя из полной неосведомленности, — добродушно отмахнулся Джулиан.

— Все это меня просто шокирует, — заметил Глауен, — На станции мы рассматриваем Законодательство, как главную организующую силу на Кадволе. Любой, кто думает иначе, это или йипи, или сумасшедший, или сам Дьявол.

— И к кому ты себя относишь, Джулиан? Спросила Вейнесс.

— Меня называли самоуверенным молодым паразитом, — немного подумав, сказал Джулиан, — дятлом и дурнем, а сегодня еще и «безвкусным», но я ни йипи, ни сумасшедший и не Дьявол! Если все сложить вместе, то я ни что иное, как честный молодой парень, мало чем отличающийся от Мило.

— Поосторожней! — воскликнул Мило, — Я не уверен, что Джулиан хотел сказать мне комплимент.

— Это должно быть комплиментом! — возразила Вейнесс, — Джулиан никогда не говорит о себе иначе, как в превосходных степенях, ну или в самых модных выражениях.

— Я согласен на подобие, — согласился Мило, — Мы оба носим туфли, которые направлены носами вперед. Мы оба пользуемся столовыми приборами, чтобы не откусить пальцы. Но у нас есть и различия. Я методичен и уравновешен, в то время как Джулиан расплевывает свои умные мысли во все стороны, как собака выкусывающая блох. А уж где он их берет, это, поверьте мне, я понятия не имею.

— Я могу дать этому довольно мирное объяснение, — предложил Джулиан, — Когда я был маленьким, я очень много читал, читал днем и ночью, и таким образом я вобрал в себя идеи полутысячи ученых. Пока я пытался усвоить эту огромную кучу перемешанных постулатов, у меня начались одна за другой спазмы интеллектуального несварения, которые…

— Должна заметить, — подняла руку Вейнесс, — что стол уже почти накрыт, и если ты собираешься расширить свою метафору, ты можешь лишить кое-кого из нас аппетита. Бедная Сандж уже выглядит довольно бледной и больной.

— Учту твое замечание, — поклонился Джулиан, — Я постараюсь умерить прыть моего языка. Короче говоря, когда я обнаруживаю в своей голове очередную идею, то сразу же стараюсь выяснить ее источник. Действительно ли это моя идея или это отголосок чужого высказывания. Таким образом я очень часто не решаюсь высказать вслух ту или иную чудесную концепцию, опасаясь, что кто-нибудь более умный и эрудированный чем я обвинит меня в плагиате.

— Хороший принцип! — кивнул Мило.

— Я тоже так подумал, — подал голос Глауен, — когда несколько дней назад случайно натолкнулся на подобное высказывание.

— Да? — удивился Джулиан, — Что ты хочешь этим сказать?

— Пару дней назад, мне надо было проверить работы философа Ронселя де Руста, который входит в «Карманный путеводитель по работам пятисот выдающихся мыслителей с аннотациями к их высказываниям» Бьярнстра. В своем предисловии Бьярнстр описывает те же трудности, что и ты, используя если не те же самые, то очень похожие выражения. Конечно, это всего лишь совпадение, но очень показательное.

— Уверен, что вон там на полке у нас тоже есть томик Бьярнстра.

Сандж, развалившаяся на стуле как огромная тряпичная кукла, издала хриплый смешок:

— Мне надо бы найти экземпляр этой полезной книжки!

— Никаких проблем, — пообещала Вейнесс, — Она, кажется, есть повсюду.

— Осталась только одна загадка, — заметил Мило, — С чего это ты, Глауен, заинтересовался Ронселем де Рустом?

— Все очень просто. Намур объявил, что Руст является его любимым философом, таким образом я из праздного любопытства решил посмотреть что о нем говорится у Бьярнстра. Так что никаких тайн больше не осталось, если не считать интерес самого Намура к Русту.

— А кто такой этот любознательный Намур? — спросил Джулиан.

— Это руководитель трудовых ресурсов на станции, к стати говоря, он внештатный Клаттук.

— Где бы ни случилось что-то выходящее за рамки обычного, — сказала Вейнесс, — можете не сомневаться, что там замешан кто-нибудь из Клаттуков.

По дому прокатилась приятная мелодия. Вейнесс вскочила на ноги.

— Приглашают к столу. Пожалуйста будьте аккуратны и не забывайте о манерах.

Обед был накрыт на веранде, находящейся в тени четырех маркизетовых деревьев и открывающей широкий вид на лагуну. Леди Кора принялась рассаживать присутствующих.

— Эгон, ты, конечно, сядешь на свое обычное место. Затем… как бы это сделать получше?… далее Сандж, затем Мило, потом Клайти и, пожалуйста, Глауен. На другой стороне Вейнесс, справа от отца, а рядом с ней Джулиан, я уверена, что им найдется что обсудить. Далее Эртрун, пожалуйста. А мы с Олжин сядем вот здесь. А теперь ради мира и спокойствия давайте договоримся не разговаривать о политике.

— Из гуманистических соображений я протестую, — заявил Мило, — Ты просто заставишь замолчать Джулиана.

— Умерь свое остроумие, Мило, — сказала леди Кора, — Джулиан может не догадаться, что ты не собирался его оскорбить.

— Совершенно верно! Джулиан, учти, чтобы я не сказал, обижаться на это не надо.

— Да я и не собираюсь обижаться, — лениво ответил Джулиан, — На самом деле, я просто собирался сидеть за столом и тихо наслаждаться выдавшейся приятной возможностью.

— Золотые слова, Джулиан, — заметила его тетка, Клайти Вердженс, приятная, хотя и довольно строгого вида женщина вступившая в средний возраст, с копной каштановых кудрей, с серыми проницательными глазами и строгими чертами лица. — Это и в самом деле очень приятная возможность. Лесной воздух так освежает.

И обед начался: от жидкого супа из морских фруктов, собранных на берегу, к салату из зеленицы, окружавшему небольшой кусок жаренной дичи; затем булькающие в коричневых глиняных горшочках бобы, вместе с сосисками, пряностями и черными сморчками; и наконец, десерт из замороженного арбуза.

После первой бутылки вина компания несколько расслабилась; разговоры перескакивали с одной стороны стола на другую, на их фоне слышался смех и звучные разглагольствования Джулиана. Разговоры были и пустые и умные, но все они велись в изысканной манере. Глауен, окруженный леди Корой и директором Клайти Вердженс, нашел несколько интересующих его соседок тем, но в основном сидел тихо.

Покончили с десертом и перешли к зеленому чаю. Леди Кора упомянула предложенную Джулианом поездку в охотничий домик на Безумной горе.

— Ну что, помогли вам как-нибудь карты? — спросила она.

— О, несомненно! Но я не буду делать никаких выводов, пока сам не осмотрю все на месте.

— Мне позволено хоть что-то узнать об этом мероприятии? — резко повернул голову директор Боллиндер.

— Пока в этом нет никакой необходимости, — заметил Варден Вердженс, — Я давно уже считаю, что ситуацию у Безумной горы надо как-то отрегулировать. Я хочу, чтобы Джулиан изучил местные условия, прежде чем я дам какие-то рекомендации по этому вопросу.

— Это какие же, например?

Директор Боллиндер, массивный как бык, с горящими глазами, густыми волосами, небольшой черной бородой, подозрительно уставился на свою коллегу.

— Туристы так и валят к Безумной горе, — сказала она таким тоном, которым разговаривают с упрямым ребенком, — есть планы построить там еще одну пристройку. Вопрос стоит в желательности такого расширения построек. Туристы едут туда смотреть на кровопролитие. Если мы допустим его расширение, то можем заработать репутацию самого мерзкого из человеческих племен.

— К сожалению, это правда, — согласился директор Боллиндер, — Но от этих зевак никуда не денешься, не зависимо от того, получим мы от этого прибыли или нет. Если мы откажемся забирать у туристов их лишние деньги, то они отнесут их кому-нибудь другому.

— Вполне с вами согласна, — кивнула директор Вердженс, — Но может быть мы сумеем полностью закрыть этот участок, что будет наиболее конструктивным и милосердным решением.

Лицо директора Боллиндера стало каменным.

— Похоже, здесь здорово завоняло идеологией пацификов.

— Ну и что из того, — леди Клайти одарила его презрительной улыбкой, — Кто-то должен внести моральную основу в средневековое общество!

Директор Боллиндер закатил глаза, надул щеки, после чего заявил:

— Ради Бога, наслаждайтесь вы вашей моралью! Обожайте ее! Поклоняйтесь ей! Да повесьте ее, в конце концов, себе на шею! Но не надо примешивать ее к Заповеднику!

— Ну, ну, Олжин! Не надо быть таким надутым, хотя бы один раз в жизни вместо того, чтобы отбрасывать голову вместе с мозгами назад, попробуй просто подумать. Мораль бесполезна, пока она не действует. По всему Кадволу идет жалобный стон о том, что нужны новые моральные понятия, а Безумная гора является притчей во языцех.

— Ты все перевернула с ног на голову. Эта деятельность продолжается миллионы лет; именно она, очевидно, заложила основу всем достижениям экологии, а я бы, например, с эти не стал шутить. Это одно из основных запрещений установленных Законодательством.

— Я появилась на жизненной арене в те времена, — фыркнула директор Клайти Вердженс, — когда мне не надо вздрагивать каждый раз, когда вы хлопните перед моим лицом этой старой бумажкой.

— Это вы слышите голос прогрессивного реализма, который звучит звонко, отважно и ясно! — патетично заявил Джулиан, — Время пришло! Я тоже чувствую на своей шее неуклюжую хватку мертвой руки, под названием «тогда», и смело отбрасываю ее в сторону! Вперед, ЖМС!

— Великолепно, Джулиан, — зааплодировал Мило, — У тебя великолепный слог! Ты не задумываешься о карьере политика?

— Какой же ты глупый, Мило! — сказала Сандж с искренним смехом, — Он уже в политике!

— И очень отважный защитник своих взглядов, — вставила свое слово леди Кора, — Ты так не считаешь, Вейнесс?

— Конечно! Джулиан очень красноречив! Глауен, я заметила, что пока говорила директор Вердженс, ты морщился и качал головой. Ты не согласен с ее точкой зрения?

Все внимание обратилось на Глауена, который бросил задумчивый взгляд в сторону директора Вердженс и сказал:

— Наша хозяйка не хотела, чтобы мы говорили о политике, так что я оставлю при себе свое мнение.

Леди Кора улыбнулась и погладила его по плечу:

— Как это разумно! Вот если бы еще и Мило последовал твоему примеру!

— Вот поэтому мне бы очень и хотелось услышать его точку зрения! Его мягкость и самоотверженность предполагают, что он должен поддерживать пацификов. Это так, Глауен? Скажи нам хотя бы это!

— Как-нибудь в другой раз, — ответил Глауен.

— Как я понимаю, вы служите в Бюро В? — спросила его директор Вердженс.

— Да, вы правы.

— Каков характер ваших обязанностей?

— Для начала скажу, что я еще не прошел окончательное обучение. Так что пока я выполняю небольшие поручения начальника бюро. Это относится к таким делам, исполнять которые недостойно старших офицеров. И, конечно, летаю в патрулирование по всему Деукасу.

— Лучшая точка для этого, конечно же, кромка лесов в Мармионе, — мягко заметил Джулиан.

Глауен покачал головой.

— Вопреки твердой уверенности Джулиана, наше патрулирование преследует многие важные цели. Короче говоря, мы охраняем территорию Заповедника. И облетаем каждый его участок несколько раз в год.

— При всем своем воображении, я не могу представить, что же вы там ищите, — заметила леди Клайти.

— Мы добываем информацию для ученых; мы поддерживаем, а иногда и спасаем их экспедиции. Мы следим и докладываем о природных катастрофах, наблюдаем за стадами животных, при их неестественных перемещениях, за не совпадающими с временами года миграциями племен. Иногда обнаруживаем на заповедных территориях людей из внешнего мира или наших, в этом случае мы задерживаем их, но без каких-либо последствий. На самом деле, когда мы вылетаем в патруль, мы никогда не знаем, с чем можем столкнуться. Мы можем, например, натолкнуться на провалившегося в болото крабенклоттера, а это означает уйму грязной работы и проверку нашего умения.

— И что вы в таких случаях делаете? — спросила Вейнесс.

— Мы приземляемся, устанавливаем соответствующие лебедки и вытаскиваем зверюгу на твердую почву, а потом бежим, как черт от ладана, спасаясь от неблагодарной твари.

— И вы это делаете в одиночку?

— Мы экономим людские ресурсы для более существенных случаев. И все же, мы делаем все что можем, и в конце концов выполняем работу, хотя бы просто из тщеславия. В Бюро В нас обучают так, чтобы мы могли грамотно действовать в любых обстоятельствах.

— Именно в этом качестве вы себя и рассматриваете? — спросила Сандж.

— Я еще только учусь, — улыбнулся Глауен, — Но я бы хотел быть таким же квалифицированным, как мой отец.

— А что происходит, если вы наталкиваетесь на пробравшихся в заповедник людей? — мягко поинтересовался Джулиан.

— Большинство из них просто бандиты, которые хотели бы поживиться залежами драгоценных камней.

— Я думаю, что это довольно опасный народ, который не задумываясь хватается за оружие.

— Иногда так оно и есть, но у нас отработана техника, как с ними бороться. Первым делом, мы находим их средство передвижения и уничтожаем его, чтобы не дать им возможности убежать. Затем с помощью нашей громкоговорящей системы мы предлагаем им отказаться от сопротивления и сдаться. Обычно, все на этом и кончается.

— А что происходит потом?

— Если они сдались без сопротивления, то им предстоит около трех лет провести на строительстве дорог на мысе Джоурнал. Ну, а если они воспользовались оружием и начали сопротивляться, то их убивают на месте.

Сандж демонстративно передернулась.

— Похоже, в бюро В подбирают довольно проворный персонал. Вы не даете своим пленникам ни возможности заявить протест, ни открытого разбирательства, ни возможности обратиться к своим правам?

— Наши правила широко известны. Открытый процесс проходит автоматический, все сводится к единственному наказанию. Это что-то вроде счета на обслуживание в отеле. Излишне устраивать вокруг этого дебаты. Если бандиты считают, что наши правила для них неприемлемы, то пусть отправляются куда-нибудь в другое место.

Металлическим голосом Сандж спросила:

— Вы лично убили кого-нибудь из этих бандитов, зная, что, может быть, они и не в курсе ваших правил?

— Когда бандиты пытаются нас убить, то мы очень быстро теряем способности к рассуждениям, — криво улыбнулся Глауен, — Мы даже не задумываемся о том, что они может быть не знают, что им грозит.

— Раз уж мы подняли этот вопрос, — холодно сказала леди Клайти, — то разрешите мне спросить: что происходит с йипи, которых вы задерживаете на лесных краях? Вы также легко убиваете и их?

— На этот вопрос я не могу ответить с легкостью, — с улыбкой ответил Глауен, — Йипи почти всегда сдаются не оказывая никакого сопротивления.

— Ну, и какова их последующая участь?

— Она с годами меняется. Сначала им просто наносили отличительную татуировку и отправляли обратно на Лютвен. Такая политика не могла остановить нарушителей, тогда их стали посылать на дорожное строительство на мыс Джоурнал, это происходило до тех пор, пока там еще была потребность в рабочих руках. Теперь мы используем новую технику, которая, похоже, работает очень хорошо.

— И в чем же заключается эта ваша новая техника?

— Йипи отправляются во внешний мир, на Соумджиану или в мир Мултон, где им на год или два находят подходящую работу. Осужденный сам оплачивает все наши издержки; когда срок кончается, йипи уже имеет работу и свободен делать все, что ему вздумается, кроме, естественно, возвращения на Кадвол. Фактически он становится эмигрантом во внешний мир, что, в принципе, и является нашей целью. Все счастливы, кроме, возможно, Умфау, который предпочел бы разработать собственную систему наказаний.

Эгон Тамм оглядел из конца в конец стол:

— Есть еще вопросы? Или можно считать детальное изучение деятельности Бюро В законченным?

— Я узнала даже больше, чем хотела, — заявила леди Клайти.

Леди Кора посмотрела на небо.

— Похоже, что поднимается бриз и становится прохладно. Может пойдем в дом?

Все направились в гостиную.

— Теперь все могут найти себе занятие по вкусу, — объявила леди Кора, — Я с Эртрун пойду смотреть репродукции листьев. Очень изысканное издание, как говориться в предисловии «кажется, что каждый листик дрожит». Клайти, может присоединишься к нам? А ты, Сандж?

Сандж с улыбкой покачала головой.

— Спасибо, Кора, но у меня совсем не растительное настроение.

— Ну, как хотите. Мило, ты можешь показать Сандж и Глауену тайный каменный пруд, который ты на днях обнаружил.

— Тогда он больше уже не будет тайным, — заметил Мило, — Если хотят, то могут сходить и поискать его сами. А я пока покажу Джулиану нашу новую энциклопедию боевой техники.

— Во имя самого драгоценного Гаеа, — выпалила леди Клайти, — это еще зачем?

— Иногда удобней убить оппонента, чем спорить с ним, — пожал плечами Мило.

— Мило, твой юмор переходит все границы, — поджала губы леди Кора, — это уже близко к безвкусице.

— Принимаю твое замечание, — поклонился Мило, — и отказываюсь от всех своих заявлений. Пошли смотреть пруд.

— Не так уж сразу после обеда, — взмолился Джулиан, — я что-то немного осоловел.

— Делай, что тебе хочется, — сказала леди Кора, — Эртрун, так мы идем смотреть репродукции?

Обе дамы удалились. Остальные рассеялись по комнате. Глауен раздумывал над тем, что сейчас вполне подходящее время покинуть компанию. Вейнесс почувствовала его наполовину сформировавшееся желание и легким движением пальцев и многозначительным взглядом дала понять, что не хочет, чтобы он уходил.

Глауен, как и перед обедом, устроился на кончике диванчика. Леди Клайти пересекла комнату и уселась напротив Джулиана.

Мило и Вейнесс суетились у буфета, сервируя рюмки с очищенным бренди и твердые темные пастилки.

— Вот так мы и проводим долгие зимние вечера на Штроме. Надо окунать кончик пастилки в бренди, а потом, когда он станет мягким отгрызать его Сначала процесс кажется бессмысленным, но потом ты замечаешь, что не хочешь от него отрываться.

Леди Клайти отмахнулась от предложенной тарелки:

— У меня нет терпения для такого занятия.

— Тогда, если не возражаете, просто выпейте бренди, — предложил Мило.

— Спасибо, я несколько расстроена и от бренди у меня только закружится голова.

— Может быть вы хотите полежать и немного отдохнуть? — заботливо предложил Мило.

— Конечно нет! — отрезала леди Клайти, — Я вовсе не устала. Не буду заострять внимание на деталях, но я шокирована и удивлена тем, что услышала за обедом.

— Если я правильно понял, — холодно улыбнулся директор Боллиндер, — то мы все должны разделить удивление леди Клайти, а возможно и принять участие в нервном расстройстве.

— А я вот не могу понять, как вы можете быть спокойным, — заявила леди Клайти, — вы же слышали, как джентльмен, молодой офицер из бюро В описывал свою работу. Определенно вы должны бы были заметить отсутствие у него самосознания, или, может быть, это просто моральный вакуум? Меня убивают такие задатки в столь молодом человеке.

Глауен хотел было вставить слово в свою защиту, но его голос потонул в потоке слов возмущенной директрисы.

— И что мы узнали про Бюро В? Мы увидели безразличие к человеческому достоинству и попрание базовых прав человека. Мы услышали про ужасные деяния, сотворяемые с холодной расчетливостью. Мы столкнулись с заносчивой чванливой автономностью, которую Хранитель и не думает пресекать. Ясно, что он просто игнорирует свою ответственность, в то время как агенты Бюро В задерживают, убивают, депортируют и делают еще Бог знает что! Короче, я возмущена!

— Ну вот, ты свое и получил, Хранитель! — Директор Боллиндер повернулся к Эгону Тамму. — И как ты ответишь на такое довольно резкое обвинение?

— Директор Вердженс говорит горячо и со смаком! — Эгон Тамм сурово покачал головой. — Если бы ее обвинения имели под собой основу, то мне и моей работе можно было бы предъявить серьезные обвинения. К счастью, это полная белиберда. Директор Вердженс — человек достойный, но у нее очень избирательный взгляд на происходящее, она хочет видеть во всем только то, что подтверждает ее теории. Вопреки ее страхам, я очень тщательно слежу за работой Бюро В. Я могу сказать, что персонал Бюро строго соблюдает законы заповедника. Так что все очень просто.

Джулиан Бохост оживился.

— Но в конце концов, я бы не сказал, что все так уж просто. Законы, на которые вы ссылаетесь, давно устарели и далеко не так безупречны.

— Вы имеете в виду Законодательство? — поинтересовался директор Боллиндер.

— Прошу вас! — улыбнулся Джулиан, — Давайте оставим в стороне резкость, иррациональность и истерики! В конце концов, Законодательство породили не какие-то там пророки или провидцы. Оно было создано с целью влиять на определенные условия, которые нынче изменились; Законодательство ныне — окоченевший, застывший мегалит темного прошлого.

— Метафора Джулиана, возможно, и слишком сильна, — хихикнула леди Клайти, — но он правильно уловил ситуацию. Законодательство необходимо пересмотреть и привести в соответствие с современным мышлением.

Глауен опять попробовал заговорить, но леди Клайти еще не закончила.

— Мы должны придти к согласию с йипи; это наша самая великая задача. Мы должны прекратить угнетение этого отсталого народца: должны прекратить изгонять их из дома и убивать. Я не вижу никакого вреда, если мы позволим им поселиться в лесной зоне Мармиона; там все равно останется достаточно пространства для диких животных.

— Милая моя леди Клайти! — с удивлением воскликнул Мило, — А не забыли ли вы кое-что? По первоначальному голосованию Общество Натуралистов объявило Кадвол заповедником навечно и определило дозволенные человеческие поселения, которые и закреплены Законодательством. И вы не можете обойти это положение.

— Вовсе нет! Как лидер и как член партии ЖМС я могу это сделать и я это сделаю; альтернативный курс означает только войну и кровопролитие.

Она хотела продолжить, но Вейнесс перебила ее:

— Глауен, ты хочешь что-то сказать? А каково твое мнение по этому вопросу?

Глауен бросил на нее косой взгляд. В его голове шевельнулась холодная мысль. Неужели она притащила его сюда только для того, чтобы устроить забавное представление?

— Я, в какой-то степени, сторонний наблюдатель, — натянуто сказал он, — с моей стороны будет просто нахально влезать в вашу дискуссию.

Эгон Тамм посмотрел на Глауена, потом перевел взгляд на Вейнесс, затем снова на Глауена:

— Я, например, не рассматриваю тебя как стороннего наблюдателя, и мне бы тоже хотелось услышать твое мнение.

— Выскажись, Глауен! — подбодрил его директор Боллиндер, — Все остальные уже выложили все, на что способны их мозги; давай послушаем твое выступление!

— Если ты боишься, что будешь изгнан из дома разъяренной толпой, — вкрадчиво сказала Сандж, — то почему бы тебе не раскланяться до того, как тебя уговорят выступить?

Глауен не обратил на ее высказывание никакого внимания.

— Я поражен той бросающейся в глаза двусмысленностью, которую вы все, похоже, просто игнорируете. Хотя, может быть, я не знаю о каких-то условностях или договоренностях, который все остальные воспринимают как должное.

— Давай, Глауен! — воскликнул Мило, — Нас не интересуют твои ощущения; ты нас держишь во взвешенном состоянии. Давай, выкладывай свои подозрения!

— Я старался преподнести больной вопрос с наибольшим тактом, — с достоинством ответил Глауен.

— Наплюй ты на такт, говори самую сущность! Тебе что нужно для этого позолоченное приглашение?

— Мы готовы услышать самое худшее, — сказал Эгон Тамм, — Я только попрошу не затрагивать честь моей жены, так как ее здесь нет и она не сможет защитить себя.

— Я могу сбегать за ней, — предложила Вейнесс, — если именно это останавливает Глауена.

— Не беспокойтесь, — ответил Глауен, — Мое замечание в основном касается леди Клайти. Я заметил, что она избрана в учреждение, которое напрямую организовано Обществом, учреждение, права и обязанности которого определены Законодательством. Но если леди Клайти считает Законодательство негодным, или унизительным, или просто ищет в нем неполноценности, то она автоматически должна вывести себя из рядов этого учреждения. Она не может сидеть сразу на двух стульях. Или же она защищает устав Общества в целом и в частностях, или она покидает стены учреждения. Может я что-то не так понял, но мне кажется она уже сделала свой выбор, и таким образом она такой же директор, как и я.

В комнате повисла тишина. Рот Джулиана раскрылся настолько, что был виден розовый язык. На лице Вейнесс появилась тень. Эгон Тамм задумчиво макал пастилку в стакан с бренди. Директор Боллиндер уставился на Глауена из под насупленных бровей.

— Если ты собираешься после этого сбежать, — хриплым шепотом сказала Сандж, — то пока берег свободен.

— Я зашел слишком далеко? — спросил Глауен, — Но мне казалось, что этот вопрос требует разъяснения. Если я был слишком груб, то прошу извинения.

— Ваше замечание было вполне вежливым, — сухо сказал директор Боллиндер, — И все же вы осмелились высказать в лицо леди Клайти то, на что никто из нас не удосужился даже отдаленно указать ей раньше. Вы завоевали мое уважение, молодой человек.

— Как ты и подозревал, — осторожно начал Джулиан, — здесь существуют некоторые сложности и условности, о которых ты, как сторонний человек, не мог догадываться. Парадокс, на который ты нам указал, это всего лишь поверхность; леди Клайти избрана директором по всем правилам, а значит может уверенно чувствовать себя на своем месте, не смотря на свою прогрессивную философию.

— Вы ставите под сомнения мои права на мою должность, — набрав воздуху, обратилась к Глауену леди Клайти, — Но я избрана на это место благодаря своему электорату, а не Законодательству. И что вы можете сказать на это?

— Позвольте мне ответить на этот вопрос, — сказал Эгон Тамм, — Кадвол является заповедником, которым управляет Хранитель. Заповедником, а не демократическим государством. Эта власть исходит из первоначальных положений Общества Натуралистов в отношении этого заповедника. Эта власть передается Хранителю, через директоров и может быть использована только в интересах Заповедника. Таков мой взгляд на обсуждаемую ситуацию. Короче говоря, условия Законодательства не могут быть изменены несколькими недовольными обитателями.

— Вы называете сотню тысяч йипи несколькими недовольными обитателями? — возмутилась леди Клайти.

— Я называю йипи весьма серьезной проблемой, которую в данный момент мы с вами решить никак не способны.

Глауен встал:

— Я думаю, что настало время откланяться. Было очень приятно со всеми вами познакомиться, — затем повернулся к Эгону Тамму, — Пожалуйста, передайте мое почтение леди Коре, — и, теперь уж Вейнесс, — Не беспокойся, я сам найду выход.

И все же Вейнесс проводила его до двери.

— Спасибо за приглашение, — сказал Глауен на прощанье, — Мне было очень приятно познакомиться с твоими друзьями, и извини, если я причинил некое беспокойство.

Глауен поклонился, повернулся и пошел по тропинке. Он чувствовал как Вейнесс сверлила глазами его спину, но она его не окликнула, а он так и не обернулся.

5

Сирена спустилась за холмы, на небе заблестели звезды, на станцию Араминта упала ночь. Сидя у раскрытого окна, Глауен почти над головой мог видеть странные очертания звезд, под названием созвездие Пентаграммы, а далеко на юге извивался Великий Змий.

Теперь дневные события можно было рассмотреть в отдаленной ретроспективе; Глауен чувствовал себя опустошенным и подавленным. Все было кончено: теперь уже ничего нельзя было изменить. Как бы он был рад, если бы не пошел в этот день в Речной домик! Возможно, вообще никогда бы не ходил туда.

Но теперь уже раздумывать было абсолютно бесполезно. Любое событие произошедшее в этот день было неизбежным с самого начала. Вейнесс знала все это тоже. Более или менее тактично она пыталась ему это сказать, но он упрямый и гордый, как все Клаттуки, не захотел это услышать.

В свете событий дня оставалась одна загадка. Зачем Вейнесс притащила его в Речной домик, где так или иначе, он обязательно должен был устроить какую-нибудь сцену? Возможно, он никогда так и не узнает ответ на этот вопрос, а, может быть, со временем его эта причина и вообще перестанет интересовать.

От раздумий его оторвал телефонный звонок. На экране телефона светилось лицо, которое он меньше всего ожидал там увидеть.

— Глауен? Чем занимаешься?

— Ничем особенным. А ты?

— Я решила, что с меня вполне достаточно общества и сейчас считается, что я лежу в кровати с головной болью.

— Печально слышать.

— На самом деле у меня нет никакой головной боли. Мне просто захотелось побыть одной.

— В таком случае, тебе не больно-то и нужны мои соболезнования.

— Но я все равно принимаю их и воспользуюсь ими как-нибудь в другой раз. Почему ты убежал от меня, как от прокаженной?

Вопрос удивил Глауена.

— Мне казалось, что это было самое подходящее время удалиться, — заикаясь пробормотал он.

— Не совсем, — покачала головой Вейнесс, — Ты ушел, потому что был зол на меня. За что? Я осталась в темноте, которая кажется вечной, я уже устала от всяких загадок.

Глауен подыскал ответ, который оставлял еще ему какие-то крохи достоинства.

— Я больше всего был зол на себя, чем на кого-то другого, — проворчал он.

— И все равно, я ничего не могу понять, — настаивала Вейнесс, — С чего тебе вообще сердиться на кого-то из нас?

— Потому что я сделал то, чего совершенно не хотел! Я собирался быть учтивым и обходительным, очаровать всех своим тактом и вежливостью и уклониться от каких-либо споров. Вместо этого, я взорвался и высказал, все, что я думаю, что вызвала огромный переполох и подтвердило самые худшие предчувствия твоей матери.

— Брось, — сказала Вейнесс, — Все не так уж и плохо, на самом деле, ничего плохого вообще не случилось. Ты бы мог натворить еще худших вещей.

— Если бы я поставил перед собой такую цель, то в последнем можно и не сомневаться. Я бы мог напиться и заехать Джулиану в нос, а леди Клайти назвать старой балаболкой, а при выходе задержаться и помочиться в первый попавшийся горшок с цветком.

— В таком бы случае, все бы просто подумали, что это просто веселый нрав Клаттуков. Но главный вопрос так и остался без ответа: почему ты рассердился, а может еще и продолжаешь сердиться, на меня? Объясни мне и я больше никогда такого не сделаю.

— Я не хочу об этом говорить. Мы оба прекрасно знаем, что теперь это не имеет ни малейшего смысла.

— Да? Почему же?

— Ты мне ясно дала понять, что между нами не может быть никаких близких отношений. Я старался в это не верить, но теперь понял, что ты была права.

— Так ты хочешь все случившееся повернуть таким образом?

— Какая ерунда! Во всяком случае, до сих пор мое мнение не очень-то учитывалось. И почему это вдруг теперь мое мнение так важно для тебя?

— К стати сказать, должна тебе сообщить, что теперь я пересмотрела свое мнение.

У Глауена было непреодолимое желание хихикнуть, но он сдержался.

— И когда нам будут объявлены достигнутые результаты?

— Некоторые аспекты уже можно обнародовать.

— А не хочешь ли ты встретиться со мной на берегу и рассказать мне о них?

— На такое я не отважусь, — Вейнесс бросила взгляд через плечо, — Скорее всего, как только я вылезу в окно, мама или леди Клайти, а может Сандж зайдут проверить, как у меня дела.

— Почему-то мои лучшие идеи всегда оказываются неосуществимыми.

— Ну ладно, а теперь расскажи мне, что же тебя так рассердило.

— Я просто несколько озадачен, — сказал Глауен, — зачем ты с самого начала пригласила меня в Речной домик?

— Уф! — раздался облегченный слабый звук, — А разве не могло быть такого, что я просто хотела продемонстрировать тебя Джулиану и Сандж?

— Правда?

— Конечно! Ну, теперь все?

— Ну… не совсем. Я не могу понять зачем ты окружаешь такой тайной свою поездку на Землю.

— Все очень просто. Я не могу тебе этого рассказать, так как не уверена, что ты об этом никому больше не расскажешь.

— Хмм, — задумался Глауен, — не очень-то приятный ответ.

— Ты спросил — я ответила.

— Не ожидал такой откровенности.

— Это скорее просто реалистический взгляд на происходящее. Подумай сам. Допустим ты поклянешься хранить молчание обо всем, что должно храниться в тайне, включая то, что я уже знаю и причину зачем я собираюсь ехать на Землю. После некоторого обдумывания, ты решишь, что твой долг заставляет тебя нарушить тайну и поделиться своими сомнениями с отцом. По тем же самым высоким мотивам твой отец решит, что надо поделиться этим с Бодвином Вуком, а тот дальше и трудно сказать куда еще может зайти эта информация. А если она достигнет не того, кого надо, то могут произойти очень серьезные последствия. Я не хочу беспокоиться из-за того, что кому-то что-то сказала. Теперь я надеюсь, что ты все понял и больше на меня не сердишься, по крайней мере, в этом отношении.

Глауен, какое-то время обдумывал услышанное, потом сказал:

— Если я правильно тебя понял, то ты ввязалась или собираешься ввязаться во что-то очень важное.

— Именно так.

— Ты уверена, что сможешь справиться в одиночку?

— Я ни в чем не уверена, кроме того, что я должна сделать то, что требуется, не привлекая к этому внимания. Передо мной стоит серьезная дилемма; я хотела бы иметь союзника, но это возможно только на моих условиях. В данном случае, лучим компромиссом является Мило, он поедет со мной на Землю, за что я ему очень благодарна. Ну, теперь, все стало на свои места?

— Я все понял, теперь все стало на свои места. Но предположим, что тебя и Мило убьют: что тогда случиться с твоей информацией?

— Об этом я уже позаботилась.

— Думаю, тебе бы следовало посоветоваться со своим отцом.

— Он заявит, что я слишком молода и неопытна для таких дел, — покачала она головой, — и в результате мне просто не разрешат покинуть Речной домик.

— А ты не думаешь, что он может оказаться прав?

— Не думаю. Я верю, что делаю все правильно… Во всяком случае, сложилась именно такая ситуация и надеюсь, что теперь, когда ты все знаешь, то чувствуешь себя лучше.

— Я просто пока ничего еще не чувствую, что, может быть, даже и лучше.

— Спокойной ночи, Глауен.

На следующее утро Вейнесс снова позвонила Глауену.

— Просто хочу ввести тебя в курс дела: директор Боллиндер и леди Клайти сегодня утром вконец разругались. В результате леди Клайти, а следом за ней и Джулиан, решили вернуться на Штрому раньше времени.

— В самом деле! А как же намерение Джулиана исследовать Безумную гору?

— Об этом больше не говорили. Дело отложено, если не вообще забыто.

6

На вопрос Бодвина Вука Глауен заявил:

— Я очень неуютно чувствую себя в отношении этого задания, касающегося Дерзких Львов. Я чувствую себя шпионом и доносчиком.

— А почему бы и нет? — отрезал Бодвин Вук, — Это твои обязанности. Агент Бюро В никогда не должен придавать значение словам. Забудь о терминологии, просто делай дело.

— Значит пока я должен якшаться с Дерзкими Львами. Они рычат все утомительней с каждым часом.

— Даже Кеди?

— Кеди очень непоследователен. Иногда он может быть даже забавным, в каком-то роде. Но дай ему лишний кувшинчик из Резерва Дерзких Львов и он может стать таким же пустым, как Клойд или Кайпер, а то и хуже!

— Странно! Среди Вуков редко попадаются пустые люди. Позволь мне дать тебе совет: никогда нельзя недооценивать Кеди или не воспринимать его серьезно! Временами он проявляет макиавеллевскую ясность видения. Вот например, точно так же как и ты, Кеди чувствует себя очень неловко, когда приносит мне рапорты о подстрекательстве и заговорах. И тем не менее, именно он рекомендовал мне тебя для этой работы. В любой момент и где угодно можно столкнуться с хитростью и коварством.

— Я обязательно буду иметь в виду ваши слова, — печально улыбнулся Глауен.

— Кеди этого не понимает, но Дерзкие Львы пока скрывают свое истинное лицо. Среди них есть одна личность, которая меня особо интересует. — Бодвин Вук откинулся на спинку стула. — Похоже он очень тесно связан с Титусом Помпо, хотя он и не афиширует этот факт. Я имею в виду Намура.

Глауен ничего на это не ответил и Бодвин Вук продолжил:

— Намур настолько ловок и любезен, что мы подозреваем его, даже не зная в чем именно. Внимательно приглядись к нему, прислушивайся к каждому его слову, но делай это незаметно. Когда Дерзкие Львы будут встречаться в очередной раз?

— После обеда в Милден они собираются в бухту Сарментер жарить моллюсков. Мне очень хочется пропустить это мероприятие.

— Это почему же? Что может быть лучше пикника!

— Все кроме меня напьются, — покачал головой Глауен, — Будет уйма тайных ритуалов Дерзких Львов: рычанье, ворчанье, мурлыканье и наказания за ошибки. Будут предложены новые песни, сочиненные Кайпером и Арлесом. Их придется запоминать и с усердием распевать. Кайпер и Джардайн допьются до блевотины. Арлес остается Арлесом. Кеди будет важничать, а Утер начнет раздражать его подшучивая и подсмеиваясь над ним.

— И никаких девочек?

— Да кто же из девушек пойдет куда-нибудь с Дерзкими Львами?

— И все же, ты должен быть поблизости. Наблюдай и подводи теории.

— Слушаюсь, сэр.

— Ну и последнее. Сегодня я разговаривал с Хранителем. Он упомянул, что ты на днях был в гостях в Речном домике.

— Да, и боюсь, что наговорил там слишком много лишнего.

— Эгон Тамм так не считает. Он сказал, что когда тебя попросили высказать свое мнение, то ты говорил с жаром и напрямик, но при этом оставался очень вежливым. Он сказал мне, что твои замечания оказались очень верными и ты высказал то, что он и сам бы готов был сказать, — он махнул рукой, — Ну, на сегодня все.

Глауен поднялся, сдержанно поклонился и вышел из кабинета.

В полдень в Милден три вагона, ведомые Кеди, Утером и Глауеном, повезли всех Дерзких Львов, если не считать Джардайна, по Приморской дороге на север по направлению к бухте Сарментер. Джардайн должен был приехать позже с бочонком вина, который он надеялся умыкнуть из кладовых Дома Лаверти.

Однако, Джардайн задерживался. Остальные Дерзкие Львы уже собрали дрова для костра, затем пошли выкапывать из песка моллюсков, которыми так славился берег Сарментера.

Моллюсков накопали, костер развели и только тогда, наконец-то появился Джардайн, в совершенно подавленном настроении.

История, которую он рассказал оказалась совершенно безрадостной. Вместо бочонка великолепного Йермолино, которое он грозился достать, он привес несколько кувшинов обычного белого Тиссопа. «Я нарвался на капкан, — с горечью заявил Джардайн, — Старик Вольмер лежал в засаде и поймал меня прямо на месте. Уверен, что ему кто-то настучал; другого объяснения у меня нет! Во всяком случае, у меня теперь неприятностей выше головы; и трудно сказать, что они теперь со мной сделают. Когда они меня в конце концов отпустили, мне пришлось взять Тиссоп в „Дереве“, но это уже пошло на наш счет и нам придется за это заплатить.

— Плачевная ситуация, — заметил Шугарт, — Вольмер не проговорился откуда у него эта информация?

— Жди дожидайся! Этот старый козел не проговориться.

— Все это очень подозрительно, — сказал Арлес, — такое впечатление, что где-то рядом с нами доносчик.

На какое-то мгновение его глаза задумчиво остановились на Глауене.

— Завтра что-нибудь придумаем, — пообещал Утер, — а сейчас у нас моллюски на огне и вино в кувшинах! Давайте повеселимся на все сто.

— Тебе хорошо говорить, — простонал Джардайн, — Я еще не знаю, что они на меня повесят. Так просто это мне не пройдет. Еще повезло, что я здесь, а не в Карцере.

— Ситуация действительно поганая, — согласился Клойд Диффин, — И выход из нее только один.

Джардайн мрачно кивнул.

— Хотел бы я добраться до той змеи, которая меня заложила. Уверяю, она бы у меня запела бы высоким голоском!

— Я не люблю кого-то в чем-то обвинять, — важно заявил Арлес, — Но логика остается логикой, а факты — фактами. Но не следует ли напомнить, что Глауен настоящий шкурник из Бюро В?

— Ерунда, — сказал Кеди, — я тоже из Бюро В. Я не смешиваю работу с личной жизнью, и не сомневаюсь, что Глауен делает тоже самое.

— Говори за себя, — возразил Арлес, — Насколько вы помните, я с самого начала был против его вступления в группу, а теперь у нас начались неприятности.

— Не мог Глауен продать меня за бочонок вина, — с сомнением заметил Джардайн, — По крайней, мере, я так не думаю.

— А спроси его самого, — предложил Арлес.

— Ну, и что ты на это скажешь? — повернулся Джардайн к Глауену, — Отвечай конкретно: ты или не ты?

— Я считаю ниже своего достоинства отвечать на подобные вопросы, — отрезал Глауен, — Думай, как хочешь.

— Ну, давай, — закричал Арлес, — Это не ответ! Мы хотим услышать твой ответ, прямой и ясный! Потому что я прекрасно знаю, что ты все, что происходит у нас докладываешь Бодвину Вуку.

Глауен скованно пожал плечами и отвернулся. Арлес схватил его за плечо и развернул к себе лицом.

— Ответь, будь любезен. Нам бы очень хотелось выяснить шпион ты или нет!

— Я офицер Бюро В, — заметил Глауен, — И если я что-то и докладываю своему руководству, то это официальное дело, которое я не волен обсуждать с кем попало.

Арлес потряс Глауена за плечо.

— Я тебе не об этом и спрашиваю!

Глауен оттолкнул руку Арлеса.

— Слушай, Арлес, ты начинаешь мне надоедать.

— Бросьте, — выступил вперед Кеди, — Давайте не будем ссориться, чтобы не испортить весь день.

— Ага! — воскликнул Джардайн, — Так ведь день-то уже испорчен!

— И я утверждаю, что в этом виноват Глауен! — в ярости закричал Арлес, — Отвечай мне, Глауен! Ты доносишь на нас или нет? Ответь нам прямо! Или считай, что ты исключен из состава Дерзких Львов!

— Исключен? Ба! Да я и сам уйду из вашей пьяной компании!

— Приятно слышать, но это все равно не ответ, — Арлес снова схватил Глауена за плечо и сдавил его.

Глауен скинул его руку со своего плеча, но Арлес другой рукой нанес Глауену скользящий удар по шее. Глауен ударил Арлеса кулаком в живот, а потом в подбородок так, что у него заболели костяшки пальцев. Арлес зарычал от ярости и бросился вперед, размахивая кулаками. Глауен начал отступать. Кайпер, сидящий на корточках на песке, хитро выставил одну ногу; Глауен споткнулся и упал. Арлес рванулся вперед и пнул его ногой в грудь, потом попробовал повторить, но в это время вмешался Кеди и оттащил его в сторону.

— Прекратите! — сурово сказал Кеди, — Все должно быть по честному. Это грязная выходка, Кайпер.

— Не такая уж и грязная, если он доносчик!

— Именно так! — задыхаясь согласился Арлес, — Этот вонючий маленький доносчик ничего лучшего и не заслужил! Дай-ка я его раз хорошенько пну туда, где он прочувствует это лучше всего!

— И не вздумай, — предупредил Кеди, — А то ты будешь иметь дело еще и со мной. Что касается бочонка вина, то могу заявить, что Глауен к этому делу не имеет никакого отношения. О том, что мы собираемся сделать никто, кроме меня и Джардайна ничего не знал.

— Он вполне мог подслушать ваш разговор.

Глауен поднялся, чувствуя жгучую боль в ребрах. Он посмотрел на Арлеса, который с улыбкой на губах стоял перед ним, потом повернулся и заковылял вдоль берега в сторону самоходного вагончика Клаттуков. Он уселся на сиденье и направил вагончик в сторону станции Араминта.

Добравшись до Дома Клаттуков, он позвонил по телефону Бодвину Вуку.

— Я больше не Дерзкий Лев.

— Да? Почему?

— Джардайн Лаверти хотел стащить бочонок вина и попался на месте преступления. Арлес обвинил меня в том, что это я проинформировал хозяев. Мы с ним обменялись несколькими фразами и я был исключен из рядов Дерзких Львов, что стоило мне всего лишь пинка под ребра.

— Гром и молния! — проворчал Бодвин Вук, — Вот и строй после этого планы.

Глауен решил, что в данный момент лучше попридержать язык за зубами. Бодвин Вук задумчиво произнес.

— Как я понимаю, ты не собираешься возвращаться в их компанию?

— Совершенно верно.

Бодвин Вук легонько хлопнул ладонями по крышке стола.

— И все равно, ты поедешь в Йипи-Таун и все в той же компании Дерзких Львов. Тебя пригласит Кеди. Это сработает не хуже предыдущего плана.

— Как скажете.

7

Между Йипи-Тауном и станцией Араминта курсировали два парома: старая «Сфарагма», нынче предназначенная для перевозок грузов и рабочих йипи; и новый «Фараз», катамаран со всеми удобствами для ста пятидесяти пассажиров. Скользя по голубой поверхности океана со скоростью от сорока до шестидесяти километров в час, «Фараз» добирался до Йипи-Тауна за шесть-восемь часов, проводил ночь у пристани и возвращался на следующий день. Таким образом он успевал сделать три поездки туда и обратно каждую неделю.

За несколько дней до начала каникул Джардайн Лаверти виновато подошел к Глауену.

— Я очень неудобно себя чувствую в отношении этого несчастного бочонка вина. Я узнал, что Вольмер просто оказался в тот момент на работе, хотя по моим расчетам он должен был быть выходным. Тебя совершенно несправедливо оскорбили, поэтому я приношу свои извинения. Я понимаю, что одних слов не достаточно, но другого я предложить не могу.

— Не буду притворяться, что у меня это событие оставило приятные воспоминания, — натянуто сказал Глауен.

— Конечно! Очень жаль, что ты решил выйти из состава Дерзких Львов, — после недолгого колебания Джардайн робко добавил, — Полагаю, что ты можешь восстановиться в наших рядах… хотя Арлес и попробует воспротивиться.

— Нет уж, спасибо, — ответил Глауен, — Мое пребывание среди Дерзких Львов закончено. И все же, на следующей недели я поеду в Йипи-Таун, но чтобы поддержать компанию, я вполне могу присоединиться к вашей группе, если, конечно, не будет никаких возражений.

— Будем очень рады. Будь уверен! — На какой-то момент Джардайн задумался, потом продолжил, — Сегодня вечером будет собрание; я объясню как все получилось с Вольмером и скажу, что ты будешь в нашей компании во время поездки.

Закончился семестр и начались каникулы. Ранним утром в Милден Дерзкие Львы, Глауен и примерно восемьдесят туристов прибыли на причал, где стоял паром, в Бюро Валютного контроля поменяли солы на скрипы, а затем погрузились на борт «Фараза».

Дерзких Львов было восемь человек: Утер и Кайпер Оффоу, Джардайн Лаверти, Шугарт Ведер, Арлес Клаттук, Клойд Диффин, Кеди Вук и новый член группы Даунси Диффин. Все кроме Арлеса приветливо поздоровались с Глауеном и объяснили ему, что они никогда серьезно и не верили в выдвинутые против него обвинения.

— Идея была дурацкой с самого начала, — сказал Утер Оффоу.

Арлес только фыркнул. Пользуясь случаем он одел новый прекрасный черный плащ отделанный на поясе серебряным кушаком. Бросив мрачный взгляд в сторону Глауена, Арлес сказал:

— Он все равно шпик Бюро В и, помяните мои слова, он едет в Йипи-Таун с каким-нибудь веселеньким зданьицем.

Вперед выступил Кеди, на его широком розовом лице появилось раздражение:

— Давайте-ка успокоимся и постараемся хорошо провести время!

Сегодня на нем был костюм поселянина из Соума: легкая коричневая рубашка из саржи, брюки до колен в синюю с белой полоску, и коричневая рейнджерская шляпа с широкими полями и бахромой.

— Пусть он не забывает, что его здесь просто терпят, — проворчал Арлес.

При посадке на «Фараз» каждый пассажир получил брошюру озаглавленную: «Информация для посетителей островов Лютвен». Ожидая отплытия, Глауен нашел себе местечко возле леера и принялся читать брошюру:

Посетитель островов Лютвен!

Самым известным местом этого региона является Йипи-Таун. Вы определенно получите большое удовольствие от посещения этих мест и найдете там много разнообразных развлечений, при условии, если будете соблюдать обычную вежливость и строго придерживаться правил, установленных йипи.

Помните: Йипи-Таун — это независимое поселение со своеобразной культурой. Общество Йипи уникально для всей Сферы Гаеана.

Не пытайтесь понять общество йипи и иметь с ними дела на обычных условиях; в этом случае вы просто наживете себе неприятности. Выучите следующие правила и строго следуйте им.

Предупреждаем! У йипи отсутствуют такие понятия как «права человека». Легче избежать проблемы, чем решать ее. Обезопасьте себя скромным поведением, держитесь в стороне от принципиальных источников неприятностей.

Кроме воздуха, которым вы дышите здесь нет ничего бесплатного. За пользование туалетом в отеле вам будет выставлен счет. Если вы спросите направление, то тому, кто вам его покажет дайте пять динкет. Йипи не жадные и не скупые, он просто практичные и меркантильные. Все имеет свою стоимость, если вы воспользовались предметом или услугой — заплатите.

Никогда не пытайтесь кого-то обмануть или обсчитать, даже в шутку. Вы можете навлечь суровое наказание. Платите. Это единственное слово может спасти от неприятностей многих туристов. Если вы считаете, что йипи запросил с вас слишком большую плату или обжулил вас, то отомстите следующим образом: подождите, пока он не появится в вашем обществе и там уже запросите с него тоже повышенную плату. Это классический способ, переживший века.

Сексуальная мораль йипи отличается от вашей. Это необходимо помнить не смотря на то, что ваши собственные предпочтения могут быть довольно своеобразными. Сексуальная связь является произвольным событием, лишенным эмоциональной оболочки. То, что вы можете посчитать апатией, скорее всего обычное безразличие или даже просто скука. Как и всякие прочие услуги, данная оплачивается согласно прейскуранту. Этот прейскурант, как ни странно, является забавным сувениром и продается по три сола за штуку. Это может показаться чрезмерным, но старый хитрец Титус Помпо зорко следит за возможностями рынка.

Вопрос: Опасны ли йипи для туристов?

Ответ: Совершенно безопасны, если подчиняться правилам.

Вопрос: Каковы другие правила, кроме изложенных выше?

Ответ:

Правило: Не бродите без цели. Почти наверняка вы заблудитесь. В худшем случае вас больше никогда никто не увидит, хотя это случается не часто. Придерживайтесь улиц и каналов, обозначенных на карте. Лучше всего: наймите проводника.

Правило: Не принимайте ни предметы, ни услуги без того, чтобы сначала не узнать или не условиться о цене. Повторяем: нет ничего бесплатного. Выясните сначала цену!

Правило: Не старайтесь завязать дружбу с йипи, ни с мужчиной, ни с женщиной. Ваши усилия пропадут даром. Йипи терпят приезжих только до тех пор пока те приносят доход. Не обманитесь вежливостью, это всего лишь социальная условность. В ответ на грубость можете ответить грубостью, но йипи совершенно безразлично сердитесь вы или нет. Жалобы не стоят и того воздуха, который был затрачен на их высказывание. Если вас действительно что-то рассердило, напишите письмо Умфау.

Правило: Никогда ни в коем случае ни при каких обстоятельствах не опускайтесь ниже уровня Каглиоро (Горшка). Вы потеряете все, что имеете, включая одежду до последней нитки. Если вы вздумаете сопротивляться, то просто получите травму.

Правило: Ограничьте питье вина, пунша, пива и так далее территорией отеля. По множеству различных причин советуем есть только то, что подают в отеле.

Правило: Никогда не вмешиваетесь ни в какую деятельность йипи. Йипи живут по собственным законам, которые их вполне устраивают.

Правило: Никогда не притрагивайтесь, ни ласкайте, не похлопывайте, ни обнимайте йипи. Он или она будут крайне недовольны таким контактом. И уж ни в коем случае не ударяйте йипи: никто не защитит вас от его ответной реакции. Это относится как к мужчинам, так и к женщинам; йипи чужда какая-либо галантность в отношении к женщинам. Скорее наоборот.

Правило: если вы решите посетить Дворец Кошечки, то разумно еще в отеле нанять гида, которому платят за то, что он проследит, чтобы вы получили удовольствие, хотя опытные туристы могут обойтись без этого, не подвергая себя никакой опасности.

Вкратце: Будьте осторожны! Не предпринимайте никаких необдуманных действий для индивидуального развлечения.

Вопрос: Есть ли у йипи чувство юмора?

Ответ: Нет. По крайней мере в том смысле, под которым мы это понимаем.

Вопрос: Относятся ли йипи к разряду людей?

Ответ: Это предмет продолжающихся споров. Правильный ответ, похоже, будет таким: йипи не являются настоящими гаеанами. Вполне возможно, что йипи относятся к новой и более высокой форме Homo sapiens terrestrialis.

Главное: Никакой рассказ о йипи не будет полным, если не упомянуть Великую клоаку. При первой встрече с этим явлением вы будете удивлены и озадачены. Постепенно эта реакция ослабнет. Его ароматы, которые пропитаю ваши одежды и белье, в конце концов будут казаться вам приятно пикантными. Это можно рассматривать, как один из сувениров этого путешествия в Йипи-Таун. В отличие от всего остального, этот сувенир достанется вам бесплатно.

Надеемся, что наши советы помогут вам получить полное удовольствие от поездки.

Глауен оторвался от брошюры и обнаружил, что «Фараз» уже вышел из дока. Как он заметил, Дерзкие Львы расселись за бутылкой вина в главном салоне; Кайпер уже проявлял признаки повышенного веселья. Кеди, который ненавидел океан и испытывал почти панический страх перед глубокой водой, сидел в углу так, чтобы не видеть моря за бортом.

Глауен остался у леера, наблюдая за знакомыми контурами станции Араминта, отделенными от него полоской воды. На своих острых как нож килях «Фараз» скользил на север, оставляя узкие бороздки на поверхности прозрачного темно-синего моря.

Глауен прошел на нос, на обзорную площадку и уселся там обдумывая свое предстоящее задание. Дерзкие Львы не заявили никакой определенной цели своей экскурсии; в основном шла речь о трех днях, но были высказаны предположения, что все достоинства Дворца Кошечки менее чем за пять дней оценить невозможно. Если все пойдет хорошо, то трех дней может оказаться вполне достаточно, чтобы выяснить то, что его интересует. И все же, главными направляющими словами оставались «тихо» и «незаметно», и ему надо бы было убедиться, что Кеди согласен с этой доктриной.

Как будто почувствовав, что думают о нем, Кеди плюхнулся на скамейку рядом с Глауеном, но опять таки так, чтобы не видеть моря за бортом.

— Так вот ты где! А я уж начал беспокоиться не упал ли ты за борт, — он скривил физиономию и бросил взгляд через плечо, — Подумать страшно!

— Нет, я все еще на борту.

— Тебе надо перейти в салон и присоединиться к остальным, — сказал Кеди тоном наставника, который он всегда использовал в разговоре с Глауеном, — Причина твоей не популярности не является тайной. Ты ведешь себя так, как будто считаешь себя высшим существом.

Временами Глауену казалось, что Кеди его недолюбливает. Он недовольно пожал плечами.

— Лучше сказать, что я веду себя так, чтобы избежать оскорблений Арлеса.

— И все равно, разумно быть дипломатичным.

— Не вижу в этом особой разницы.

— Вот тут ты не прав! — заявил Кеди, — Дерзкие Львы должны быть твоим прикрытием.

— Здесь спокойней. Кайпер уже начал пить, а это означает очередные рычанья и оранья.

Кеди строго покачал головой.

— Он хотел издать три великих рыка в честь Дворца Кошечки, но стюард попросил его успокоиться и больше не выходить за рамки приличия.

— Очень хорошо, — сказал Глауен, — Полагаю, что разумной тактикой действительно будет присоединиться к этой компании.

— Одну минуту, — остановил его Кеди, — Нам кое-что надо обсудить, — он нахмурился и поднял свои круглые голубые глаза к потолку, — Я вчера беседовал о нашей миссии с инспектором. Он подчеркнул, что мы должны обязательно действовать одной командой.

Глауен тяжело вздохнул. Временами Кеди бывал очень надоедливым. Глауен предпочел бы избежать слишком тесного взаимодействия.

— Мне даны вполне определенные инструкции, — сказал он, — так что…

— Эти инструкции изменились, — Кеди уставился своими яркими голубыми глазами на Глауена, — Пришли к решению, что так как я и старше тебя, и опытнее, то старшим в этой миссии буду я.

Глауен застыл на долгие десять секунд.

— Мне об этом ничего не сказали.

— Я тебе это говорю, — огрызнулся Кеди, — Этого должно быть вполне достаточно. Ты мне веришь? Нам лучше здесь и сейчас достигнуть взаимопонимания.

— Я тебе верю, — сказал Глауен, — Вот только…

— Что только?

— Мне думается, что Бодвин Вук должен был бы сообщить мне это лично.

— Ну, он сказал это мне и этого должно быть вполне достаточно. Если тебе не нравиться, пожалуйся по возвращении. Если хочешь знать правду, то я скажу тебе какой у тебя профессиональный недостаток. Ты слишком много думаешь. Скажем, к примеру, что на дороге обнаружена какая-нибудь гадость и тебе приказано убрать ее. Ты начнешь сомневаться, сопеть, задумаешься воспользоваться ли тебе лопатой или достаточно будет какой-нибудь щепочки, а в это время некая пожилая леди уже вляпается в эту гадость. Не хочу быть резким, но именно таких вещей мы и должны избегать, когда говорим о руководстве. Я обратил на это внимание Бодвина Вука и он согласился со мной по всем пунктам. Так что вот так. Может быть я высказался не слишком тактично, но в подобной операции промахи недопустимы.

— Понятно. И каковы же именно твои инструкции?

— Мне сказали, что ты обладаешь всей информацией, которая нам может потребоваться, — спокойно пояснил Кеди, — Можешь вкратце ознакомить меня с ней.

— Ты запомнил карту Йипи-Тауна?

— Какую карту?

— Вот эту.

Кеди взял карту и начал ее изучать. Его рот недовольно скривился.

— Ну и путаница! Я изучу ее попозже.

— Ее надо будет уничтожить до того, как мы спустимся на берег. Обратил внимание на эту серую линию?

— И что это значит?

— Это тот район, который нам надо обследовать.

— А что означают остальные значки?

— Это причал, а это — отель.

Кеди начал внимательно изучать карту.

— Этот район тянется от причала до отеля.

— Совершенно верно.

— И что именно мы должны там обнаружить?

— Думаю, что мы это выясним, когда увидим все на месте.

— Хмм. Довольно расплывчато для такой операции.

— Насколько я понимаю, мы должны сделать все, что в наших силах, стараясь избегать всяких неожиданностей.

— Я точно так же понимаю эту ситуацию. Похоже, никаких тактических трудностей не предвидеться. Эта дорога проходит, как раз мимо застройки, на ней должно быть масса намеков на то, что твориться там внутри.

— Ну, раз ты так говоришь.

— Да, именно так и говорю. Пошли, присоединимся к остальным.

— А карта?

— Теперь я сам о ней позабочусь. У тебя есть еще какие-нибудь бумаги, с которыми мне стоит ознакомиться?

— Нет.

К полудню появились рыбачьи лодки: небольшие легкие суденышки, сделанные из тесно-связанных и переплетенных бамбуковых шестов и более крупные суда, корпус которых образовывали расщепленные бамбуковые бревна. В то же время на горизонте появилось сначала расплывчатое пятно, которое постепенно превратилось в плавающую насыпь, а потом приняло хрупких бамбуковых домов, возвышающихся среди полян заросших бамбуком и кокосовыми пальмами. В этот момент до «Фараза» впервые долетел аромат Великой клоаки, и пассажиры начали с удивлением поглядывать друг на друга.

«Фараз» приближался к атоллу: сначала появился кратер и окружающая его возвышенность, а затем полукруг маленьких островков в форме полумесяца, окружающих мелководную лагуну.

Теперь можно было рассмотреть детали. Узкие строения в два, три, четыре и пять этажей, примостившиеся на хрупких на вид столбах, наклонившиеся друг к другу, с крылечками и балконами выступающими в самых неожиданных направлениях. Цвета были неброскими: черный, ржавый, серо-зеленый цвет старого бамбука и сотни оттенков коричневого. Вместе с бризом донеслось новое дуновение от Великой клоаки, что опять вызвало оживление среди пассажиров.

Паром замедлил ход, вызвав в лагуне волны и рябь, завернул за бамбуковый волнолом, проплыл вдоль набережной и приблизился к причалу. Запах Великой Клоаки, теперь уже не зависящий от бриза, набрал полную силу.

На специально отведенном участке за пристанью возвышался пятиэтажный отель «Аркадия», его окна смотрели на гавань, волнолом и лежащее за ними море. Первый этаж переходил в террасу заполненную столиками, стоящими под розовыми и бледно-зелеными зонтиками. Посетители отеля сидели за завтраком, наблюдая за суетой в гавани, и казались веселыми и беззаботными. Хотя возможно, как нервно заметил сухопарый джентльмен в мягкой байроновской шляпе, эти счастливые обитатели отеля были теми, кто платил, и платил, и платил, а в результате не чувствовал никакого страха.

По гавани туда-сюда бороздили лодки, одни ныряли в каналы, другие, наоборот выплывали из них, третьи уходили в море, а некоторые просто плавали по гавани в то время как их команда чистила рыбу, освобождала из раковин моллюсков или чинила снасти. Бамбук рос как зеленая изгородь высотой в двадцать метров, в то время как кокосовые пальмы цеплялись за маленькие кусочки земли и склонялись над каналами. На балконах в ящиках росли комнатные цветы и зелень; голубой паутиной с бледно розовыми ягодками свешивались папоротники.

Пассажиры «Фараза» спустились по трапу, огороженному плотно связанными бамбуковыми шестами, и прошли через ворота с турникетом, около которого стояли два умпа. Один из них с мрачным видом осматривал лица пассажиров, в то время как второй собирал с каждого вновь прибывшего три сола за высадку на берег. С безразличным выражением на лице оба игнорировали ворчанье и жалобы.

Дерзкие Львы выплатили сбор с высокомерной небрежностью, на манер noblesse oblige , которой Глауен предпочел не подражать. После этой процедуры все по широкой лестнице поднялись в отель.

Около регистрационной стойки Арлес выступил вперед и объявил:

— Мы — Дерзкие Львы! Для нас должно быть зарезервировано восемь номеров.

— Так оно и есть, сэр. Прекрасные комнаты на четвертом этаже. Как долго вы пробудете здесь?

— Пока еще ничего не ясно. Посмотрим, как пойдут дела.

— Я прибыл вместе с этой группой, — выступил вперед Глауен, — хотя номер на меня и не заказывался. Мне нужна комната.

— Конечно, сэр. Вы, если хотите, можете занять комнату рядом с остальными.

— Очень хорошо.

Взобравшись на четвертый этаж, Глауен обнаружил свою комнату в самом конце коридора. Прямо под окнами тянулся канал, за которым простиралось море крыш. Пол был устлан ковриками; стены были сложены из расщепленного бамбука; с потолка свешивался шарообразный светильник, укрытый корзиной из ивовых прутьев. Из мебели в комнате были складная кровать, стулья, стол и шкаф. Ванная и туалет были на другой стороне коридора, около них сидела старушка, которая, как и было сказано в брошюре, собирала плату за пользование данными удобствами в соответствии с прейскурантом.

Глауен прочитал плакат, повешенный на стену номера, на нем перечислялись доступные здесь туристам услуги и развлечения с указанием цен на каждый пункт. День выдался теплым и влажным. Глауен переоделся в шорты и легкую рубашку и спустился в вестибюль. Здесь была дорогая отделка все из того же бамбука, покрытого лаком медового цвета. Вдоль дальней стены висел ряд гротескных масок, вырезанных из кусков черного джоховудового дерева; непременные сувениры для туристов. На полах лежали яркие ковры. Ряд открытых деверей выходил на террасу, где прохлаждались позавтракавшие туристы.

Глауен, против своей воли очарованный обстановкой отеля «Аркадия», уселся на плетенный диванчик в углу вестибюля. Туристы возвращались с экскурсий в возбуждении от прогулок по каналам и переулкам Йипи-Тауна. Босоногие мальчишки одетые белые набедренные повязки бесшумно сновали туда-сюда, подавая ромовый пунш, пунш «Динь-дон», веселящий сок (смесь из засекреченных ингредиентов) и зеленый эликсир («целебный при умственном ступоре и способствующий поднятию настроения»).

По лестнице спустилась группа Дерзких Львов: Арлес, Клойд, Даунси и Кайпер. Арлес краем глаза заметил Глауена, но демонстративно отвернулся и провел всю группу к столику в другом конце вестибюля.

Глауен достал карту, прилагаемую к голубой брошюре. Площадь, которая интересовала Бодвина Вука, к северу и востоку от отеля, была обозначена как: «Промышленные и складские помещения: территория не для туристов».

Глауен откинулся на спинку и начал обдумывать, как бы ему получше обойтись с Кеди, который явно преувеличил уровень власти, данный ему Бодвином Вуком.

Юноша перебрал все, пришедшие ему в голову варианты и в конце концов пришел к выводу, что простое подчинение диктату Кеди, будет, как ни странно, самым практичным. Он должен сдерживать свое раздражение и полдюжины других эмоций и приспособиться к роли ассистента Кеди.

Не успел Глауен проглотить эту горькую пилюлю, как по лестнице спустился сам Кеди. Он осмотрел вестибюль, после чего подошел к Глауену.

— Пойдешь на экскурсию?

— Какую экскурсию? — удивился Глауен.

— Йипи называют это Ознакомительной экскурсией. Стоит всего четыре сола, которые идут на оплату гида и транспортные расходы. К ужну вернемся; а после этого отправимся во Дворец Кошечки.

— Меня не приглашали на экскурсию, — сказал Глауен, — А что касается Дворца Кошечки, то его я тоже пропускаю.

— Как это так? — изумленно уставился Кеди на Глауена.

Глауен тяжело вздохнул: Кеди начал его утомлять.

— Велика важность. Девочки там бесчувственные и от этого я буду чувствовать себя по-дурацки. К тому же я все время гадаю с чем мы можем столкнуться на интересующей нас территории.

— Полная ерунда! — фыркнул Кеди, — Мне далеко не впервой заниматься такими делами и я никогда не чувствую себя по-дурацки. Это их работа; иначе их быстренько отправят собирать морской латук. Они тебе сделают все, что хочешь, только намекни, что ты недоволен; на самом деле они могут без конца доставлять тебе удовольствие, лишь бы ты не пожаловался на них, так как в этом случае их ждет порка.

— Очень ценная информация, я запомню это, — согласился Глауен, — Понятно, что ты знаешь, как обращаться с женщинами. А вот для меня тут еще много неизведанного.

Лицо Кеди стало каменным.

— Люди на нашей работе не могут позволить себе такую щепетильность и капризы; что-то ты уж слишком жеманничаешь. Я хочу, чтобы ты не отставал от Дерзких Львов в любой ситуации; в противном случае ты привлечешь внимание и вызовешь подозрение, что нам совершенно не к чему.

Глауен бросил подавленный взгляд на другой конец вестибюля. По лестнице только что спустились Утер и Шугарт и присоединились к остальным Львам. Арлес позировал поставив одну ногу на низенький столик, отчего его плащ производил потрясающий эффект. Он заметил, что Глауен обратил на него внимание и отвернулся.

— Некоторые члены вашей компании, явно, не хотят иметь со мной никакого дела.

— Очень жаль, что у тебя такие тонкие чувства, — фыркнул Кеди, — Только не вздумай плакаться на эту тему перед Бодвином Вуком: он только посмеется над тобой.

— Ты меня не так понял, — кротко заметил Глауен.

— Пусть будет так. Я пригласил тебя на экскурсию вместе с нами и больше ничего говорить не надо. А что касается Дворца Кошечки, то лучше бы визит туда перенести на завтра, но голосование решило иначе. Клойд, Даунси, Кайпер, Джардайн просто промокли от гормонов.

Глауену в голову пришла мысль.

— Уверен, что и Арлес перебирает копытами, да?

— На самом деле Арлес был и не против отложить это посещение, — заметил Кеди, — Но вчера у нас была вечеринка и, возможно, он еще не отошел от вчерашнего, — он встал, — Давай лучше пойдем присоединимся к компании. Давай мне четыре сола; это плата за экскурсию.

Глауен отдал ему деньги, и они вдвоем пошли на другой конец вестибюля. Группа Дерзких Львов демонстрировала себя во всей красе: они вели себя нахально и самоуверенно, громко подшучивали друг над другом.

— У кого деньги на экскурсию? — спросил Кеди.

— У меня, — ответил Шугарт, Ты что, беспокоишься, что я с ними сбегу?

— Пока ты на глазах, за это можно не беспокоиться. Вот тебе еще четыре сола. Глауен поедет с нами.

Шугарт взял деньги и с сомнением кинул косой взгляд в сторону Арлеса, который отошел к стене и рассматривал вывешенный там ряд гротескных масок.

— Не вижу причин для отказа, — согласился Шугарт.

— Их и не может быть, — заверил Кеди.

Арлес вернулся к остальной компании, заметил Глауена и резко остановился. Он повернулся к Шугарту:

— Это клубное мероприятие, только для членов клуба! Мне казалось, что это всем понятно!

— Глауен бывший, а это почти тоже самое, — виноватым голосом заговорил Шугарт, — Он заплатил свои четыре сола; у меня нет причин ему отказать.

— Я думал, он понял намек. Он прекрасно понимает, как все к нему здесь относятся!

Глауен сделал вид, что пропустил это замечание мимо ушей.

— Я пригласил его! — резко сказал Кеди, — Он мой гость и, надеюсь, ты будешь с ним по крайней мере вежлив.

Арлес не нашел что ответить и отвернулся. В это время в вестибюль вошел их гид: молодой человек на три-четыре года старше, чем Кеди или Шугарт, с лицом умного фавна, прекрасной фигурой и копной бронзовых волос. На нем была короткая белая туника и бледно голубая курточка, которая едва закрывала его плечи. У него были очень вежливые манеры, а говорил он очень аккуратно, как будто обращался к начальному классу.

— Я буду вашим гидом. Меня зовут Фадер Кампасарус Уйскил. Мы очень хорошо проведем время, но помните! Никто не должен отделяться от группы! Не разбредайтесь! Не отставайте! Если вы будете бродить самостоятельно, то можете столкнуться с неприятностями. Это всем ясно? Оставайтесь вместе со всеми и вы будете в безопасности, — он замолчал и окинул с ног до головы Арлеса взглядом, затем сказал, — Сэр, вам будет неудобно в этом плаще, и вы можете его запачкать. Отдайте его коридорному мальчику, и он отнесет его в ваш номер.

С недовольным видом Арлес согласился.

Фадер продолжил свои пояснения:

— Это ознакомительная экскурсия. В экскурсию входит прогулка по каналам на лодке, посещение Каглиоро, базара и других достопримечательностей, перечисленных в брошюре. Варианты будут предлагаться по ходу дела или могут послужить отдельной темой для завтрашней экскурсии. Кто из вас старший группы?

Арлес уже прочистил горло, но тут вмешался Кеди:

— Скорее всего это будет Шугарт, у которого все наши деньги. Выйди вперед, Шугарт. Покажи свою львиную натуру.

— Очень хорошо, — важно сказал Шугарт, — Если мне не заслужено выпала такая честь, то пусть так и будет. Вы говорили о вариантах, мы их обсудим сейчас?

— Мы их обсудим по ходу дела, мы уже и так отстаем от расписания на минуту, а то и две. Пойдемте, следуйте за мной, пожалуйста. Наша экскурсия начнется с поездки на лодке по каналу Хайдель.

По наклонному пандусу группа спустилась в подвал отеля, где на берегу узкого канала была устроена посадочная пристань. Здесь они обнаружили похожую на каноэ лодку с высоко поднятыми кормой и носом и с командой из четырех гребцов. Дерзкие Львы погрузились на борт и расселись на подушках, закрывающих сиденья. Фадер встал на носу около рулевого колеса. Как только все расселись, лодка плавно отошла от пристани, прошла, сквозь ворота и оказалась на солнечном свету по середине канала.

Дерзкие Львы обнаружили, что они пересекают гавань, находясь под террасой отеля. Но почти в тот же момент лодка свернула в канал Хайдель.

С полчаса лодка следовала по извилистому, петляющему каналу с темной маслянистой водой. По обе стороны возвышались хрупкие здания в четыре-пять этажей, которые поддерживали друг друга. В глаза бросались микроскопические окна, балконы с развешенными тряпками, зеленью, торчащей из горшков кирпичного цвета, и жаровнями, с клубящимся над ними дымком. То здесь, то там можно было встретить заросли бамбука, которые цеплялись своими корнями за несколько клочков свободной земли. И как обычно над всем этим довлели запахи Великой Клоаки.

Каноэ продвигалось с малой скоростью, и гребцы, казалось, не собирались себе перетруждать, как будто и они сами наслаждались прогулкой.

— Видишь вон ту лодку с висящей на носу красной тряпкой? — спросил Глауен Кеди, — Я видел ее уже, по крайней мере, два раза. Это жулье издевается над нами и возит нас по кругу.

— Чтоб его черти съели! Похоже ты прав, — Кеди возмущенно обратился к проводнику, — Ты что, вздумал поиграть с нами в игрушки? У нас уже голова закружилась от того, что мы ходим по кругу! А ничего лучшего ты придумать не можешь?

— Ты нас что, за полных придурков принимаешь? — поддержал Кеди Джардайн, — Мы так взад-вперед и ползаем по жаре и вони!

— Канал повсюду одинаков, — с искренней улыбкой заверил Фадер, — Так нам просто проще жить.

— Но в описании экскурсии написано совсем противоположное — воскликнул Шугарт, — В брошюре говорится о «живописных окрестностях», о «тайнах Йипи-тауна» и о «купающихся нагих девушках».

— Вот. Вот! — поддержал его Клойд, — Где девушки? Мы кроме старух, жующих рыбьи головы, никого не видели.

Фадер ответил очень спокойно, очевидно, повторяя заверения, которые он делал неоднократно:

— Всему есть свои причины. У нас очень практичное общество, в котором много всевозможных связей и уровней, которые я даже не буду пытаться вам объяснить. Мы ничего не делаем просто так: все заранее запланировано. Экскурсия, которую вы выбрали, номер 111, предоставляет возможность во всех подробностях изучить жизнь. Эта экскурсия воспевает терпение и воздержанность, которые так ценятся в наше время! Цель экскурсии по-настоящему вдохновляет! Но если вас интересуют другие стороны жизни Йипи-Тауна, то существует, например, экскурсия номер 109, которая знакомит вас с детскими яслями и дает возможность изучить, как молодой Йипи-Таун проводит свой досуг. А экскурсия номер 154 знакомит вас с техникой очистки и разделки рыбы, а также с достижениями в области использования побочных рыбных продуктов. Экскурсия номер 119 сначала покажет вам больницы, а потом доставит вас на погребальный плот, где вы сможете услышать исполнение традиционного песнопения, которое, считается очень красивым, а за небольшую плату вы сможете заказать исполнение ваших любимых песен. За дополнительную плату в пять сол с группы вы, конечно, можете посетить девичью территорию и сейчас.

Шугарт удивленно уставился на гида.

— Это напоминает мне ситуацию, когда ты стоишь в переплетении тысячи тупиковых ходов, — членораздельно сказал он, — А сейчас, насколько я помню, в описании экскурсии говорилось и о посещении девичьего квартала.

— Это вы говорите об обзорной экскурсии номер 112. А у нас обзорная экскурсия номер 111.

— Ну и что из этого? Цена-то та же самая. А экскурсия номер 111 рассчитана на людей, которым, я читаю по брошюре, «по религиозным соображениям не позволительно видеть обнаженные тела или особ женского пола». Но нас так просто не смутишь. Давай придем к какому-нибудь решению.

— Все совсем не так. По всей видимости, администратор в отеле вас не так понял. Мы не можем перемешивать маршруты экскурсии, взять кусочек из этого маршрута, а кусочек — из того. Обратитесь со своими претензиями к администратору гостиницы.

— Ты что, нас действительно принимаешь за дурачков? — насмешливо фыркнул Шугарт, — это был маршрут 112 с самого начала. И пожалуйста, не надо больше придумывать каких либо трюков.

— Это никак не возможно, сэр, — вытянул Фадер листок бумаги, — Маршрут номер 112 ограничивается восьмью участниками, а вас в лодке девять.

— О чем это вы базарите? — вмешался Арлес.

— Арлес, сделай доброе дело, держи себя в руках — раздраженно отмахнулся от него Кеди, — Ты как сорвавшаяся с цепи собака!

— Покажи мне свою брошюру, — попросил Шугарт Фадера.

— Я не могу этого сделать, сэр. Это единственная копия.

— Тогда держи ее так, чтобы я мог прочитать то, о чем ты говоришь.

С большой неохотой Фадер выполнил просьбу.

— Маршруты 111, 112, и 113 по своей сущности очень схожи, — начал читать вслух Шугарт, — 111 предназначен для туристов, которых может оскорбить вид обнаженного тела; 112 проходит через женский квартал, а маршрут 113 несколько длиннее первых двух: он обходит стороной женский квартал, но зато посещает санитарную башню. Стоимость каждого тура тридцать два сола, при условии, что группа не превышает восьми человек. По согласованию с капитаном, проводящим экскурсию, группа может быть увеличена, при этом с каждого дополнительного участника взимается плата в четыре сола. При этом подразумеваются десять процентов чаевых». Вот так. Мы заплатили тридцать шесть солов, что доказывает вот эта квитанция!

— Вам надо было сразу показать ее, — уже без всякого акцента сказал Фадер, — и мы бы избежали всех этих разговоров. Но все равно, я считаю, что для маршрута 112 лодка слишком перегружена.

— Ну, хватит с меня разных выдумок, — резко сказал Шугарт, — Либо ты сейчас же везешь нас по маршруту 112, либо мы немедленно возвращаемся в отель, где мы выскажем все наши претензии.

— Все хотят получить что-нибудь бесплатно, а мы при этом должны всему потакать, — устало пожал плечами Фадер, — Пусть будет так. Выдайте нам сейчас наши чаевые, и мы снова начинаем гнуть на вас спину.

— И не мечтайте, и не надейтесь, и не заикайтесь! Вы до конца жизни будете выпрашивать у меня чаевые, если немедленно не выполните то, что мы просим!

— Ах, с этими богачами с Араминты так трудно иметь дело! Ну, раз уж вы так настаиваете, поедем по маршруту 112, — он повернулся к гребцам, — Нам повезло! Они предпочитают проехать коротким путем мимо жилых кварталов и не собираются посещать купальную башню.

— Купальную башню! — воскликнул Джардайн, — В брошюре говориться о санитарной башне!

— Это то же самое, — отмахнулся Фадер, — Кости брошены.

Среди Дерзких Львов установилась мрачная тишина. Лодка проплыла по сети каналов, прошла несколько нависших над водой арок, мимо полосок земли плотно засаженных бамбуком и лианами, за которыми, казалось, ухаживало народу больше, чем было самих растений. При выходе из канала в море лодка проплыла между двумя высокими строениями. Семь уровней балконов, с открытыми плетеными занавесками, закрывающими вход в комнаты, выходили на канал. Когда Дерзкие Львы глазели на балконы, они несколько раз видели девушек, которые выходили на балкон для того чтобы вывесить на просушку белье, либо позаботиться о растущих в горшках растениях; но таких было немного, место казалось каким-то заброшенным.

Кайпер был до крайности разочарован.

— Что-то тут уж совсем тоскливо, — удивленно заметил он Фадеру, — Где же все девушки?

— Многие пошли купаться в башню, — заметил Фадер, — Другие на берегу собирают и чистят моллюсков или добывают морской латук. А живут они здесь. Девушки, которые работают по ночам — спят. К полуночи они выйдут на работу, а их место займут те, кто работает сейчас. Каждая квартира здесь рассчитана на двух человек. В конце нашего путешествия мы пристанем к берегу, это и есть цель нашего маршрута, но это еще не скоро. Во всяком случае, вы теперь видели девичий квартал. Некоторые туристы предпочитают посмотреть, как девушки купаются, я и сам люблю этот маршрут.

— Да, Фадер, — проворчал Шугарт, — Ты, несомненно, хитрец, но можешь навсегда распрощаться со своими чаевыми.

— Извините, это вы мне? — поинтересовался Фадер.

— Не обращай внимания. Продолжай экскурсию.

— Как скажите. Мы выйдем на берег вон у той пристани.

Лодка причалила к пристани и Дерзкие Львы, которых отпадения в воду подстраховывал Фадер, высадились на берег. Когда из лодки вылезал Шугарт, Фадер на мгновение отвлекся, лодка резко качнулась и Дерзкий Лев с громким всплеском рухнул в воду.

Фадер с помощью остальных туристов вытащил Шугарта на берег.

— Надо быть осторожней, — предупредил Фадер.

— Конечно, — согласился Шугарт, — Я разглагольствовал слишком уж громко.

— Все учатся на своих ошибках. Ну ничего, я уверен, что вы скоро высохнете. Не будем терять время на разные мелочи. Пойдемте сюда, пожалуйста. Держитесь все вместе и не теряйтесь, если нам придется кого-то искать, то плата, соответственно, возрастет.

Дерзкие Львы прошли по эстакаде, поднялись по ступенькам, прошли сквозь узкий проход в коридор, которые через десять шагов вывел их на балкон выходящий в наполненный гулом сумрак, настолько плотный, что дальнюю стену можно было только почувствовать. Свет сюда проникал через дюжину грязных световых окошек, расположенных прямо на крыше. Когда их глаза привыкли к полумраку, то Дерзкие Львы увидели у себя под ногами множество йипи. Они стояли небольшими группами или сидели присевши на корточки перед жаровнями, на которых готовили, нанизанные на прутики кусочки рыбы. Некоторые йипи играли в карты, кости; некоторые подстригали волосы или приводили в порядок ногти на ногах; кто-то на бамбуковой дудочке играл легкую воздушную мелодию, играл, очевидно, сам для себя, так как слушателей вокруг не было видно. Кто-то стоял в одиночестве, погрузившись в свои мысли, а кто-то лежал на спине уставившись в никуда. Шум от такого большого скопления народа до балкона доходил в виде неясного гула, не имеющего определенного источника.

Глауен стал незаметно рассматривать лица Дерзких Львов. Каждое лицо, естественно, отражало свои эмоции. Наглый Кайпер был готов выдать серию игривых шуточек, но не осмеливался это делать. Арлес изображал высокомерное безразличие, в то время, как на Кеди казалось зрелище произвело впечатление, и он стоял очень задумчивый. Шугарт, все еще мокрый после случайного купания, нашел условия очень плачевными. Позже, описывая Каглиоро своим друзьям, он скажет:»… десять миллиардов бледных пресмыкающихся! Кошмар воспаленного ума! Человеческие миазмы!»

Примерно так же, но менее резко выскажется потом и Утер Оффоу, назвав все это «психическим варевом».

Обращаясь к группе молодых туристов Фадер бесстрастным голосом пояснял:

— Сюда люди приходят, чтобы отдохнуть, подумать над своими или чужими мыслями. У женщин, соответственно, есть такая же возможность.

— Сколько же народу там внизу? — поинтересовался Даунси у Фадера.

— Трудно даже предположить. Кто-то приходит, кто-то уходит. Видите, вон там на балконе группа туристов развлекается тем, что бросает вниз монеты! Как видите, это вызывает внизу своеобразное оживление. Иногда туристы бросают довольно большие суммы и в результате в свалке некоторые получают серьезные повреждения.

— Монеты можно бросать без дополнительной платы, — с подозрением спросил Джардайн.

— Да, у нас все предусмотрено для подобной ситуации. Можете развлекаться сколько влезет. Если у вас нет мелких денег, то вон там стоит разменный ларек.

— У меня нет с собой монет! — возбужденно объявил Кайпер, — Кто-нибудь одолжит мне несколько динкет?

— Когда ты приобретешь, хоть какое-то достоинство, Кайпер — строго сказал Кеди, — Это бессмысленное занятие: в полном смысле слова выбрасывать деньги на ветер! — он взглянул на Фадера, — Мы не все такие болваны, как ты это себе представляешь.

— Ты сказал, что у женщин есть такое же место, — заметил Клойд Диффин, — Можно его посетить?

— Как указано в брошюре, вам надо для этого выбрать маршруты 128, 129 или 130. Они примерно одинаковы, за исключением некоторых нюансов.

— А где мужчины и женщины встречаются? Как они женятся и образуют семьи?

— Наша социальная система довольно сложна, — заметил Фадер, — В пределах маршрута номер 112 я не смогу даже в общих чертах ответить на этот вопрос. За определенную плату можно прослушать лекцию по любой интересующей вас области жизни. Если вас это интересует, то свяжитесь сегодня вечером с экскурсионным секретарем.

— Сегодня вечером Клойд проведет свои собственные исследования! — объявил неугомонный Кайпер, — Он до последней крупицы высосет мудрость из этого сообщества!

Клойд не обнаружил в этом ничего забавного и резко заметил:

— Слушай, Кайпер, может быть хватит паясничать?

Арлес указал на другой конец площади, где стояла группа туристов уставившись в потолок.

— А что это они там делают? — поинтересовался он.

Фадер взглянул в указанном направлении.

— Они заплатили за представление. Вы не должны на это смотреть; таково правило. Если вы хотите присоединиться к ним, то вы должны внести то, что мы называем дополнительной платой.

— Полный идиотизм, — заявил Арлес, — Я уже заплатил за то, чтобы осмотреть площадь. И если что-то мешает мне спокойно осуществить это, то я в праве потребовать частичного возврата денег.

— Если что-то вам не нравится, то просто отвернитесь от этого и не смотрите, — энергично затряс головой Фадер.

— Слушай, Фадер, давай обратимся к здравому смыслу, — предложил Кеди, — Мы заплатили за то, чтобы осмотреть Кагиоло, вместе с, постараюсь насколько мне позволит память процитировать брошюру, «со всеми красочными эпизодами и странными происшествиями, которыми известно это место». В соответствии с этим сюда входит и тот спектакль, который происходит здесь во время нашего посещения.

— Все так, — согласился Фадер, — Но давайте повнимательнее вдумаемся в смысл этого предложения. Кагиоло вовсе не знаменит подобными спектаклями, ровно как и какими-то другими представлениями подобного рода. Таким образом, если вы хотите посмотреть еще и что-то подобное, то должны внести дополнительную плату.

— В таком случае, в наших правах осмотреть все Кагиоло, но при этом игнорировать подобные мероприятия. Братья Дерзкие Львы, Вы это слышите? Наслаждайтесь зрелищем Кагиоло, но если в ваше поле зрения попало подобное представление, то не обращайте на него внимания. Не смейте ни наслаждаться этим явлением, ни признавать его существование; иначе мы будем иметь дело с болтовней о законности, которую представляет Фадер. Вам все ясно? Осматривайте все, сколько вашей душеньке угодно, но не смейте смотреть на спектакль, который совершенно случайно происходит тут же у вас под носом!

На это Фадер не нашелся что ответить. А в это время по проходу у них над головами прошествовали два старика и вышли на круглую площадку десяти метров в диаметре. Оба были одеты в свободные одежды; один в белые, другой в черные. Старик, одетый в белые одежды, явно не проявлял никакого энтузиазма, он заглянул через край платформы вниз и посмотрел на раскинувшийся далеко внизу пол Кагиоло. Он повернулся и хотел было пойти обратно к выходу, но ворота уже закрыли ему доступ к проходу. Старик в черном бросился вперед и схватил его; они начали бороться, топтались на одном месте, время от времени сдвигаясь то в одну, то в другую сторону, наконец старик в белом споткнулся и упал, его противник рухнул на него сверху и начал тащить его, не смотря на то, что тот изо всех сил сопротивлялся к краю платформы, и в конце концов столкнул его вниз. Извиваясь, старик в белом полетел вниз и упал на установленные под платформой заостренные колья, которые пронзили его тело. Расхаживающие под балконом йипи не удостоили все происходящее мимолетным взглядом. Старик в черном устало побрел к выходу и вскоре скрылся в полумраке.

— В этом представлении я не нашел ничего сверхъестественного, — заявил Кеди, — обращаясь к остальным Дерзким Львам, — У кого-нибудь есть другое мнение?

— Не у меня.

— Не у меня.

— Не у меня.

— Ничего особого, всего лишь десять тысяч йипи вновь продемонстрировали свой очередной трюк.

— Я только что вон там под потолком заметил небольшую платформу, — обратился Утер Оффоу к Фадеру, — не можете ли вы мне объяснить ее назначение, не прибегая к плате за лекцию?

По лицу Фадера пробежала тень улыбки.

— Она предназначена для определенного рода представлений, для тех туристов, которые согласны платить за это. Бедным старикам, у которых уже не за горами смерть, если они того хотят, предлагается дополнительный роскошный рацион. Для того чтобы его отработать, они должны бороться на это платформе до тех пор, пока один из них не упадет вниз и не разобьется насмерть. Эта процедура полезна во всех отношениях. В свои непроизводительные годы старики наслаждаются хорошим питанием, а своим уходом из этого мира приносят прибыль, которая без этого бы просто терялась.

— Интересно! Радость от такого способа ухода из жизни могут получить как мужчина, так и женщины?

— Естественно!

— Мне кажется использование стариков таким образом несколько циничным, — заметил Утер Оффоу.

— Ни в коем случае — возразил Фадер, — не буду с вами спорить, но хочу указать вам, что учитывая те правила, которые привнесены к нам извне, мы вынуждены выживать любыми способами.

— Хмм. А можно такое представление устроить с участием детей, а не стариков?

— Вполне возможно. Экскурсионный администратор укажет вам точную стоимость такого зрелища.

— У меня складывается такое впечатление, что за деньги здесь можно устроить все, что угодно.

— А разве не везде так? — вскинул руки Фадер, — Должен заметить, что времена меняются. Вы удовлетворены экскурсией по Каглиоро?

— Мы готовы тронуться дальше, — сказал Шугарт, оглядев группу, — Куда теперь?

— Мы пройдем по галерее Древних Гладиаторов. Если бы вы были внимательными, то несколько мгновений назад, вы могли бы заметить как два доблестных воина боролись на той высокой платформе. Но так как вы ничего не заметили, то я не буду взимать с вас за это плату.

— Нам надо будет что-то дополнительно платить за проход по галерее?

— Это по пути к базару, — сделал успокаивающий жест Фадер, — Пойдемте!

Фадер повел группу по длинному проходу, по обе стороны которого располагались небольшие комнатки. В каждой комнате на выцветшей подушке скрестив ноги сидел старик. Некоторые делали какие-нибудь поделки. Одни вышивали, другие плели кружева, третьи мастерили маленьких игрушечных животных. А некоторые просто сидели безмолвно уставившись в пространство.

Когда Дерзкие Львы шли по проходу, они столкнулись с той группой туристов, которая заказала представление. В группе было человек двадцать: Глауен, заметив их коренастые фигуры, светлую кожу, круглые лица и примечательные шляпы с широкими полями, украшенными черными лентами, решил, что это ладдаки из региона Гауд Фоделиус IV. Старший группы, похоже, пытался организовать еще одно представление, под названием «Сообщающиеся сосуды», но был недоволен слишком высокой ценой. Остальные участники группы столпились вокруг одной из комнаток и завели разговор с сидящим в ней стариком. Дерзкие Львы остановились и прислушались к разговору.

Старик отвечал на уже поставленный перед ним вопрос:

— А какой у меня был выбор? Работать я больше уже не могу, что же мне было: сидеть в темноте и умирать с голода?

— Но вы, похоже, смирились с такой смертью.

— А мне все равно умирать, так или иначе. Это вполне заслуженный конец для моей жизни. Я ничего не достиг, ничего не изобрел; после своей смерти я ни крупицы не оставлю космосу. Очень скоро меня не будет, а никто даже не заметит этого.

— Это очень негативная философия, — удивился один из ладдаков, — Не ужели вы не сделали за свою жизнь ничего такого, чем могли бы гордиться?

— Всю свою жизнь я был косильщиком травы. Стебель от стебля мало чем отличается. Когда-то давно на меня нашло настроение и я вырезал из куска дерева фигурку рыбки. Людям, которые видели эту фигурку, она очень понравилась.

— И где же эта рыбка теперь?

— Она упала в канал и ее унесло течением. Недавно я попытался начать делать другую такую же рыбку, вон она, но потом у меня пропало желание и я так ее и не закончил.

— И вот теперь вы готовы умереть?

— Никто никогда не бывает к этому полностью готов.

Один из ладдаков, стоящий в самом конце группы, вдруг пробился вперед.

— Если все, что он говорит правда, то мне просто стыдно. Вместо того, чтобы покупать смерть этого джентльмена, может быть просто сбросимся и обеспечим ему возможность выжить? Разве не этому учит нас наша религия и гуманизм?

По группе пробежал шепоток. Одни, казалось, были согласны со сказанным, другие — сомневались. Очень плотный мужчина недовольным голосом сказал:

— Все это очень хорошо, но мы уже заплатили за представление, не терять же нам даром эти деньги!

— Более того, — сказал другой, — их тысячи! Если мы выкупим этого старика с его рыбкой, то на его место придет другой; нам что, надо будет выкупать и другого, который, может быть, в свое время вырезал птичку? Так может продолжаться без конца!

— Как вы все знаете, я очень милосердный человек, — сказал старший группы, — к тому же я являюсь старостой церкви, но все равно я склоняюсь в сторону практичности. Насколько я понимаю, этот процесс не предусматривает каких-то болезненных или извращенных явлений, а рассчитан на быстрое умерщвление. Предложение брата Джанкупа делает ему четь, и я бы предложил, чтобы он по возвращении домой проявил такую же заботливость по отношению к своим соседям и поберег бы свое рвение для нашей паствы.

Признательное хихиканье было ему ответом. Старший группы обратился к Фадеру:

— Может быть ваша группа согласна присоединиться к нам для представления «Сообщающиеся сосуды»? Для двух групп затраты с одного участника существенно уменьшатся.

— А какова на самом деле плата за это представление? — поинтересовался Арлес.

После недолгого подсчета Фадер объявил:

— Цена будет пять солов с участника. Это стандартная цена, — на поднявшийся хор возмущенных голосов он вскинул руки и заявил, — Никаких скидок: цены фиксированы!

— После такого финансового шока мне действительно надо что-то успокаивающее, — хрипло хихикнул Арлес, — Я участвую, не смотря, на дороговизну.

— Я тоже, — заявил Клойд, — А как ты, Даунси?

— Я не собираюсь ничего пропускать. Я иду.

— Я тоже присоединяюсь, — поддержал их Кайпер.

— Это отвратительно, — возмутился Утер Оффоу, — Я не хочу иметь с этим ничего общего.

— Ровно как я, — согласился с ним Глауен.

Шугарт тоже отказался принимать участие в этом мероприятии, а Джардайн после недолгих размышлений решил присоединиться, как он сказал «из чистого любопытства». Кеди явно был в нерешительности, его круглое румяное лицо выражало то одну эмоцию, то другую. Наконец, чувствуя на себе пристальный взгляд Глауена, он довольно мрачно сказал:

— Это не для меня.

Пока Фадер собирал необходимые пять солов с участника, Глауен случайно заметил неоконченную деревянную рыбку.

— Можно посмотреть? — спросил он, указывая на безделушку.

Старик протянул ему фигурку, кусок деревяшки длинной с ладонь. Голова и половина туловища были выполнены с мельчайшими деталями. Подчиняясь неожиданному порыву он попросил:

— Продайте ее мне.

— Она ничего не стоит, ведь она даже не закончена. После моей смерти ее просто выкинут на помойку. Можете забрать ее просто так.

— Спасибо, — сказал Глауен. Уголком глаза он заметил, что Фадер внимательно наблюдает за ним и добавил, — В Йипи-Тауне нет ничего бесплатного. Вот вам монета за потраченный труд. Согласны?

— Хорошо, как вам угодно.

Глауен заплатил монету и взял наполовину законченную фигурку рыбки. Он заметил, что Фадер тут же отвернулся.

— Представление пора начинать! — громко крикнул гид Ладдаков, — Поднимайся, старик! Тебе придется изрядно потрудиться, чтобы суметь насладиться сегодняшним ужином.

Фадер вместе с Кеди, Утером, Шугартом и Глауеном остались ждать на галерее. Остальные вошли в помещение, где было смонтировано странное сооружение: два стеклянных цилиндра соединенные друг с другом системой трубок. Престарелые гладиаторы были опущены каждый в свой цилиндр, после чего у них над головами захлопнулись крышки.

В каждый цилиндр начали подавать воду, уровень которой поднимался все выше и выше. При помощи рычага каждый из гладиаторов мог перекачивать воду из своего цилиндра в цилиндр противника. По началу оба гладиатора казались довольно апатичными, но когда вода дошла им до талии, они начали сначала спокойно, а потом все более энергично действовать рычагами. Престарелый гладиатор в одном из цилиндров оказался более жизнелюбивым и стойким, чем его противник; очень скоро он сумел добиться того, что голова старика, который вырезал рыбку скрылась под водой, тот несколько раз в отчаянии бросился на стеклянную стенку, а затем захлебнулся. Представление закончилось.

Участвующие в представлении Дерзкие Львы вернулись на галерею.

— Ну как? — спросил Кеди.

— Если считать это спокойной смертью, то с меня достаточно, — глухо сказал Джардайн.

— Пойдемте, время не ждет, — резко сказал Фадер, — На базар. Все цены фиксированы, так что не вздумайте торговаться. Пожалуйста, держитесь все вместе, потеряться там очень легко.

По эстакадам, галереям, проходам и мостам, мимо мелькающих тут и там работающих людей, которые собирали водоросли, очищали и разделывали моллюсков, обрабатывали бамбук, плели матрасы и занавески из гибких ветвей, Дерзкие Львы добрались до базара; строения с низеньким потолком битком набитое маленькими лавочками, в которых йипи всех возрастов и обоих полов выставляли и продавали изделия из дерева, металла, ракушек, стекла, керамики и плетеных веревок. В других лавочках были выставлены ковры, материалы, куклы и сотни всевозможных диковинок.

Но у Дерзких Львов уже пропало всякое желание делать покупки. Фадер заметил их настроение и сказал:

— А теперь мы пойдем во Дворец музыки, там вы можете наслаждаться, без дополнительной оплаты.

Во Дворце музыки пожилые мужчины и женщины сидели в отдельных кабинках, играли на разных музыкальных инструментах и пели меланхоличные песни, перед каждой кабинкой стоял глиняный горшочек, в котором лежали монетки, очевидно брошенные туда тему, на кого произвела впечатление музыка обитателя кабинки. Шугарт Ведер разменял сол на мелкие монетки и кидал их во все горшочки не обращая внимания на музыку. Кеди спросил одного из музыкантов:

— На что вы расходуете собранные деньги?

— На то чтобы тратить остается не так уж и много. Более половины уходит на налоги, а остальное на кашу. Я не пробовал рыбы уже лет пять.

— Печально.

— Да. Скоро меня заберут в престарелые гладиаторы. Вот тогда и закончится моя музыка.

— Ну, идемте, — поторопил их Фадер, — Время выходит, если, конечно, вы не захотите получить дополнительное выступление за отдельную плату.

— Это мало вероятно.

Когда они вернулись в отель, Фадер сказал:

— Ну, а теперь в отношении чаевых, думаю, десять процентов будет ничтожно и мизерной суммой.

— А может быть, — возразил Шугарт, — после того как ты отказался нас вести в купальную башню и выбросил меня в канал об этом не может быть и речи?

— Речи могут быть очень разные. Например, вас может очень удивить то, что вы едите за ужином.

— Очень убедительно. Хорошо. Ты получишь свои десять процентов и можешь думать о нас все, что угодно. Честно говоря, меня так же волнует твое мнение обо мне, как и тебя мое о тебе.

Фадер даже не удосужился что-либо ответить. Чаевые были отсчитаны и Фадер принял их с холодным кивком.

— Вы собираетесь во Дворец Кошечки?

— Да, но попозже вечером.

— Вам потребуется гид.

— Зачем? Дорога ясно отмечена указателями.

— Должен вас предупредить, что если вы пойдете пешком самостоятельно, то вас могут ограбить! Они выскакивают из боковых проулков, через мгновение вы уже на земле и ваших денег не осталось и в помине. Для пущей убедительности вас пнут пару раз в лицо и грабители исчезнут. На все это уходит не более полуминуты. Но они не посмеют этого сделать, если вы защищены гидом. Мои расценки не выше других, зато вы спокойно и уверенно доберетесь до Дворца Кошечки.

— И каковы же твои расценки?

— Девять человек, девять солов.

— Я поговорю этот вопрос со своими друзьями за обедом.

В небе низко висела Сирена, собравшись на террасе Дерзкие Львы уселись за столиком, как раз напротив того места, где качался у причала «Фараз».

Какое-то время они освежали себя ромовым пуншем и «Динь-Доном», радуясь романтичной обстановке.

— Говоря о местных достопримечательностях, мы совсем забыли про Великую Клоаку, — капризно заметил Даунси Диффин.

— Ха, Великая Клоака! — смело заявил Кайпер, — Что нам какая-то обычная вонь?

— Говори за себя, — заметил Утер, — Мне далеко до твоей всеядности.

— Все зависит от головы! — заявил Кайпер, — Для того чтобы почувствовать дурной запах, надо иметь в голове не только его, но и образцы прочих гадостей. А так как у меня все это отсутствует, то мне и никакая вонь не страшна.

— Нам надо поучиться у Кайпера, — заметил Шугарт, — Когда я упал в этот паршивый канал, он посоветовал мне смотреть на происходящее спокойней и наслаждаться этим вместе со всеми остальными.

— Насколько мне помниться, — оскалился Джардайн, — Фадер придерживался того же мнения.

— Нам еще повезло, что он не заставил нас платить за это купанье, — проворчал Шугарт, — Он ничего не забывает, а теперь хочет содрать с нас девять солов за посещение Дворца Кошечки. Он уверяет, что только его присутствие спасет нас от грабителей.

Утер, который всегда отличался хладнокровием, внезапно взорвался:

— Да это чистое вымогательство! У меня руки чешутся донести на него умпам!

Кайпер расплылся в улыбке, как увидевшая жертву лиса:

— Если ты серьезно, то вон там как раз стоят два: оба из элиты.

Утер вскочил и направился прямо к умпам. Они внимательно и вежливо выслушали его жалобы и, похоже, что-то сочувственно ему ответили. Утер развернулся на каблуках и вернулся к столу.

— Ну? — спросил Кайпер.

— Они захотели узнать, сколько с нас запросил Фадер. Я рассказал и они согласились, что это чересчур много. Я спросил его почему они не борются с грабителями и умпы ответили, что когда они патрулируют проходы, бандиты прячутся и эта мера не приносит никакого результата. Я заметил, что в голубой брошюре говориться о том, что опытный посетитель может в полной безопасности и самостоятельно посетить Дворец Кошечки. На что мне было сказано, что брошюра несколько устарела, а «опытные посетители» всегда платят экскурсионному клерку пять-десять солов и тем самым избегают многочисленных неприятностей.

— Ну что ж, — сказал Джардайн, — девять солов нас не разорят. Давайте оставим все это и просто поужинаем.

Сирена ушла за горизонт оставив несколько облачков, висевших над самым горизонтом гореть алым светом. Босой обнаженный по пояс мальчик принес на столы высокие лампы, и Дерзкие Львы продолжили свой ужин в упавших на Йипи-Таун сумерках.

Блюда были красиво оформлены, но в них как в лучших образцах космополитической кухни, цель которой не столько в том, чтобы угодить изысканному вкусу, сколько никого не оскорбить, отсутствовала какая-либо пикантность. Порции были тщательно отмерены и в них чувствовался недостаток хлебосольства. Ужин Дерзким Львам не очень-то понравился, но предъявить конкретные претензии они не могли. Сначала им подали бледную непонятного происхождения похлебку, затем моллюсков зажаренных в воздушном тесте с салатом из зелени, незрелых початков и морского латука, затем дымящегося угря с рисовым гарниром, и, наконец, на десерт кокосовые меренги со взбитым кокосовым кремом, с чаем и сливовым вином.

— Я только что съел рацион престарелого гладиатора, — сказал Клойд, откинувшись на спинку стула.

— Тоже самое можно сказать про меня, — согласился Джардайн, — Теперь я готов сразиться с Фадером и его грабителями.

Утер оглядел раскинувшуюся вокруг них панораму.

— Давайте говорить честно. Раз уж нам безразлична Великая Клоака, местечко это великолепно, таинственно, местами очаровательно, в остальных местах забавно, своеобразно во всех отношениях; мы как будто уехали на пять световых лет от Араминты… но думаю, с меня довольно. Завтра я возвращаюсь домой, и скорее всего больше никогда сюда не вернусь!

— Что! — воскликнул Кайпер, — Я не ослышался? Да ведь мы еще даже не посетили Дворец Кошечки!

— Думаю, мне достаточно одного того, что я мог это сделать, — серьезно заявил Утер.

— Ну вот, — надменно сказал Кайпер, — Ты не можешь надеяться стать настоящим знатоком чувственности, если будешь метаться взад-вперед, как напуганная птичка! Возьми к примеру Клойда или Арлеса. Разве они когда-нибудь искали короткие пути или увиливали от работы? Никогда! «Слишком много — это еще не достаточно!» Вот лозунг с которым они идут по жизни.

— Они могут маршировать с этим лозунгом куда угодно, а потом поселиться в подвале дворца Кошечки, где местные девочки стирают чулочки. Но мне это не подходит.

— Я почти согласен с Утером, — заметил как всегда рассудительный Шугарт, — Но только почти. Давайте посмотрим, какое настроение у нас будет с утра.

— Заявляю вам со всей откровенностью, — сказал Арлес, — Я тоже почти готов уехать. Даже несколько больше, чем почти. Клоака мне совершенно не подходит.

Клойд удивленно покачал головой.

— Похоже, что праздник может закончиться слишком рано. А что скажешь ты, Даунси?

— Я согласен с Шугартом. Давайте подождем до утра. Но подозреваю, что сегодня мы дошли до предела, еще чуть-чуть и будет перебор.

— Кеди, а что ты думаешь по этому поводу?

Кеди с сомнением посмотрел на Глауена.

— Думаю, мы вполне можем на денек-другой задержаться, просто отдохнуть здесь на террасе.

— Давайте оставим на пока эту дискуссию, — предложил Джардайн, — Вернемся к ней утром.

— Отлично! — оживился Кайпер, А сегодня сделаем большой набег на Дворец Кошечки.

Кеди отставил свою чашечку с чаем и выпрямился на стуле.

— Дворец Кошечки не для меня. Для одного дня это будет уже слишком много. Я пропущу.

Шугарт посмотрел на него с удивлением:

— Я слышал о многих чудесах Йипи-Тауна, но это его главная достопримечательность!

— Ну и наслаждайся им, сколько душе угодно, — заметил Кеди с ехидной улыбкой.

— Но почему? Объясни нам почему ты не хочешь туда идти?

— В этом нет никакой тайны: у меня просто не то настроение.

— Я думал, что именно из-за этой экскурсии мы сюда и поехали, — обиженно сказала Кайпер.

— Может быть завтра.

— Но завтра мы, может быть, уже уедем!

— Тогда, может быть, завтра утром. Но сегодня я хочу выспаться и поднабраться сил.

— Я хорошо представляю, как ты себя чувствуешь, — задумчиво сказал Арлес, — Пожалуй, я последую твоему примеру.

— Не могу поверить тому, что слышу! — подпрыгнул Шугарт, — Вы только посмотрите на это чудо природы! Неужели это все те же славные ревущие Дерзкие Львы?

— Я уже ног под собой не чую, — тихо рассмеялся Арлес, — Вы что, из железа, что ли?

— Ну молчу, — вскинул в воздух руки Шугарт, — Делайте, как знаете.

— Я тут в вестибюле услышал кое-что интересное, — заметил Джардайн, — Похоже, что они требуют десять солов, но будут согласны и на пять. Можно наплевать на все дополнительные оплаты: они, если так можно сказать, в цейтноте. И не надо никаких чаевых: все поступления идут прямо Титусу Помпо, который в данном случае, чтобы заработать эти деньги не пошевелил и пальцем.

Вся группа вернулась в вестибюль. Кеди и Глауен отошли в сторону.

— Похоже, что наша поездка закончится преждевременно.

— Похоже, что так, — согласился Глауен.

— Если группа уедет, то мы останемся без прикрытия, — Кеди говорил резко и отрывисто, как будто ожидал возражений со стороны Глауена, — В таком случае мы будет на виду: два агента из Бюро В. Все это означает, что мы должны ускорить выполнение нашей программы и сделать все возможное сегодня ночью.

— Похоже, ничего другого и не остается.

Кеди взгляну на другую сторону вестибюля.

— Откровенно говоря, теперь пора подумать о безопасности.

Глауен скептически бросил на нег косой взгляд. Что Кеди, интересно, хочет сказать, стараясь не высказаться прямо?

— Все это мы решим после разведки, — непринужденно ответил Глауен.

— Мы не можем действовать слишком поспешно, — заметил Кеди, прочистив горло, — я все таки настаиваю, что безопасность должна стоять на первом месте. Ты со мной согласен?

— Более или менее, но…

— Никаких но. Вот мой план. Пока вы будете во Дворце Кошечки, я поброжу вокруг и попробую выяснить все, что можно с дальнего расстояния. А потом, когда ты вернешься, если это окажется возможным мы приступим к выполнению задания.

Глауен ничего не ответил.

— Ну что, согласен? — спросил Кеди.

— Я все таки не хочу идти во Дворец Кошечки.

— Иди без разговоров! — огрызнулся Кеди, — Никто не должен и подозревать, что у нас с тобой есть какие-то другие интересы, кроме членства в Дерзких Львах. Нам бы даже и говорить сейчас не стоило. Лучше иди и присоединяйся к остальным.

Кеди развернулся и пошел рассматривать развешанные диковинки. Глауен вздохнул и пошел к группе Дерзких Львов.

Через несколько минут появился Фадер.

— Ну что, все собрались?

— Двое из нашей группы отказались идти, — сказал Шугарт, так что нас осталось всего семеро.

— Цена, все равно, осталась девять солов, как и было установлено заранее, а мне пришлось отказаться от другой работы, чтобы не подводить вас.

— Семь человек — семь солов плюс чаевые. Это все на что ты можешь рассчитывать, — настаивал Шугарт, — любо ты согласен, либо ты свободен.

Фадер разочаровано потряс своими золотыми кудрями.

— Вы, ребята с Араминты, слишком уж жесткие и жуликоватые; и жаль мне девочек из Дворца, если у вас в добавок и такая же эрекция. Хорошо, я согласен на ваши условия. Давайте мне семь солов.

— Ха-ха, — усмехнулся Шугарт, — деньги получишь по возвращении. Ну, ты готов?

— Да. Пошли.

— Дерзкие Львы вышли на охоту, — заорал Кайпер, — Берегитесь, девочки!

— Кайпер, пожалуйста, угомонись ты хоть немного, — взмолился Джардайн, — не надо демонстрировать свое нахальство. Обычно это говорит о пустых намерениях.

— Именно так, — согласился Утер, — Если тебе так уж не обходимо постоянно орать лозунги, то на сегодня позаимствуй их у Теософского общества или в Союзе трезвенников.

Внезапно, Арлес встряхнулся.

— Я, конечно, все же плохо чувствую себя, но, пожалуй, все же пойду с вами: просто так, поддержать компанию.

— Тогда ты должен заплатить один сол, — заметил Фадер.

— О чем разговор! Пошли!

— Тогда следуйте за мной. И не отставайте!

Фадер провел их переулкам Йипи-Тауна и подвел к зданию с изогнутым портиком, отделанным бледно-лиловой черепицей, над входом голубыми буквами была выложена надпись:

ДВОРЕЦ СЧАСТЛИВЫХ ИГР

Фадер привел Дерзких Львов в вестибюль меблированный скамеечками покрытыми подушками.

— Я буду ждать вас здесь, — сказал Фадер, — Правила простые. Покупаете билет за десять солов вон в том окошечке. В стоимость билета входят дополнительные развлечения, которые называются «кругосветное путешествие».

— Никаких дополнительных увеселений не надо, — отрезал Утер, — нас вполне устроят билеты за пять солов.

— В таком случае вам будет предложено то, что называется «прогулкой вдоль берега», — заметил Фадер, — Дополнительно предлагаются выставки, пантомимы, фарсы и всевозможные попурри, цены в зависимости от того, что вы выберете. Полную информацию можно будет получить у билетного кассира.

— Очень интересно! — заявил Арлес, — Возможно, именно этого мне и не хватает, чтобы взбодриться, а завтра утром почувствовать себя снова самим собой.

Дерзкие Львы преодолели турникет, купили билеты и прошли сквозь занавеску из нанизанного на ниточки бисера в большой зал. Через некоторое время открылась другая дверь в помещение, где стояли девушки, наблюдая за вошедшими. Все девушки были хорошо сложены и одеты в халатики, которые доходили им до колен.

Глауен выбрал себе одну из девушек и прошел в ее комнату. Она закрыла дверь, взяла его билет и тут же скинула с себя свое одеяние. После этого она молча встала ожидая, когда Глауен снимет свою тунику. Глауен вдруг замер, взглянул в лицо девушки, затем отвернулся. Он вздрогнул, вздохнул и начал натягивать тунику обратно.

— Что-нибудь не так? — взволновано спросила девушка, — Я чем-то вас оскорбила?

— Ничего подобного, — заверил ее Глауен, — Просто, похоже, у меня сегодня нет настроения для чувственных развлечений.

Девушка пожала плечами и через голову натянула на себя халатик.

— Могу в виде дополнительной услуги предложить вам чай с кексом, — заметила девушка, — Цена — один сол.

— Очень хорошо, — согласился Глауен, — Только если и ты выпьешь со мной.

Ни говоря ни слова, девушка принесла чайник и тарелку с небольшими пастилками. Она налила одну чашку чая.

— Налей и себе, пожалуйста, тоже, — попросил Глауен.

— Как скажите.

Она налила еще одну чашечку чая и села, наблюдая за Глауеном без всякого интереса. Сложилась очень неловкая ситуация, которая вынудила Глауена заговорить.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Суджулор Йерлcван Алазия. Это имя Северного Ветра.

— А меня зовут Глауен из Дома Клаттуков.

— Мне это имя кажется очень странным.

— А мне странным кажется твое. Тебя не интересует откуда я приехал? Или вообще что-нибудь обо мне?

— Не очень. Я должна воспринимать события так, как они есть.

— Так значит я для тебя просто «событие».

— Да, пожалуй, так.

— Все девушки Йипи-Тауна работают здесь? Или только самые хорошенькие?

— Почти все какое-то время работают тут.

— Тебе нравится твоя работа?

— Она довольно легкая. Мне, конечно, не нравятся некоторые мужчины, и я очень довольна, когда они уходят.

— У тебя есть возлюбленный?

— Я не знаю, что это значит.

— Какой-нибудь молодой человек, который тебя любит, и которого любишь ты.

— Нет, ничего подобного у меня нет. Что за странная идея!

— Тебе бы хотелось попутешествовать и увидеть другие миры?

— Я об этом никогда не задумывалась. Меня просто интересует, почему все стараются задать мне этот вопрос.

— Извини, если я тебе наскучил, — смутился Глауен.

Девушка не обратила на извинения никакого внимания.

— Настало время уходить или ты должен будешь оплатить дополнительное время. Можешь оставить свои чаевые на столе.

— Думаю, что не буду оставлять никаких чаевых, так как они все равно пойдут в карман Умфау.

— Как будет угодно.

Глауен вернулся в вестибюль. Вскоре там собрались все Дерзкие Львы, Кайпер пришел последним, и как выяснилось, он оказался единственным, кто согласился на «кругосветное путешествие».

Фадер поинтересовался не желает ли кто каких-нибудь дополнительных услуг и, получив от Шугарта отрицательный ответ, отвел всю группу обратно в отель.

— Вам завтра потребуются мои услуги? — поинтересовался он.

— Скорее всего — нет, — ответил Шугарт, — Вне всякого сомнения ты сделал все, чтобы этот день стал незабываемым, особенно для меня.

— Приятно слышать, — улыбнулся Фадер, — Ваша похвала подсластила мне тяжелый трудовой день.

Он поклонился и удалился.

Шугарт повернулся к остальным Дерзким Львам.

— Ну, что теперь? Вечер еще только начался!

— Думаю, я бы с удовольствием еще раз приложился бы к этому великолепному ромовому пуншу, — ответил Кайпер.

— Впервые в жизни Кайпер высказал разумную мысль, — согласился Клойд, — А пока мы будем сидеть за бутылочкой, он нам расскажет в чем же заключалось это его «кругосветное путешествие».

Тем временем Глауен обнаружил Кеди сидящим в тихом уголке вестибюля и листающим какой-то старый журнал. Глауен проскользнул к нему и уселся рядом.

— Ну и как там во Дворце Кошечки? — откинул в сторону журнал Кеди.

— Ничего из ряда вон выходящего.

— Что-то я не слышу в твоей речи восторга.

— А там обстановка к восторгу не располагает. Девушки вежливы, вернее сказать «исполнительны», но в конце концов, я просто попил там чаю.

— Ты что-то уж слишком разборчивый.

— Не в этом дело.

— От нее что, плохо пахло?

Глауен покачал головой.

— Может это звучит и странно, но ты помнишь того старика, который подарил мне рыбку?

— Да, конечно.

— Я пошел с девушкой в ее комнату. Она сняла с себя одежду и приготовилась обслужить меня. На ее лице было тоже самое выражение, что и у того старика. Я не смог заставить себя даже дотронуться до нее.

— Что-то фантастичное.

— Я выпил чашечку чая, пока пил, она назвала мне свое имя, но я его уже забыл, так время и прошло.

— Дороговатый чаек, — усмехнулся Кеди.

Он отвернулся и снова взял журнал.

— А как дела у тебя? — поинтересовался Глауен.

— Не так чтобы плохи, но и не очень хороши, — сморщился Кеди, — Нам придется тщательно поломать голову над нашим планом.

— А что случилось?

— Я пошел на разведку. Район, который нас интересует, лежит как раз за гаванью, недалеко от отеля. Я подошел к пристани и пошел вдоль доков к волнорезу, как обычный турист, изучающий достопримечательности Йипи-Тауна.

Сразу за отелем вдоль дороги начинается бамбуковый забор длиной метров пятьдесят. В нем есть всего одна единственная дверь. Я пробовал ее открыть. Дверь, естественно, оказалась закрытой, и я пошел дальше вдоль забора к восточному берегу гавани. Выглянув из-за забора, я увидел док. Я завернул за угол и увидел что в пяти шагах от меня стоит умп: здоровенный парень в белой фуражке. «Что ты здесь ищешь?» — спросил он меня. «Ничего конкретного, так просто осматриваю окрестности», — ответил я. «Он довольно криво ухмыльнулся и спросил: „Ты пытался открыть дверь в заборе. Зачем?“ „Просто из любопытства, — ответил я, — Мне сказали, что именно там получают стекло“. „Тебя обманули, — сказал он, — Там просто склады. Так ты все же хочешь заглянуть за забор?“

Я попробовал прикинуться невинным как ребенок простачком. «Если вы считаете, что меня там может что-то заинтересовать, то почему бы и нет?» — ответил я. «А что же тебя интересует?» — с ехидной улыбкой спросил он». Дело в том, что я по профессии антрополог. Я восхищаюсь изобретательностью йипи, которые сумели построить свое обиталище посреди пустого океана! А особенно меня интересует производство стекла и керамики у йипи». «Там ничего подобного нет, — ответил он, — Туристам больше интересны другие районы».

Ну и я пошел обратно в отель.

— Он спросил твое имя?

— Нет, даже не заикался.

Глауен на мгновение задумался.

— Странно, что он не спросил твоего имени.

— Я тоже подумал, что это странно, но теперь нас это не касается. Я не знаю, как можно попасть в этот район; нам остается только вернуться ни с чем.

— А ты совсем не подумал о крыше.

— Думал. Крыша сделана из пальмовых листьев. Достаточно поставить на нее ногу и тут же рухнешь вниз.

— Но можно держаться там, где проходят стропила или перекладины. Из моей комнаты крыша видна, но прямо под моими окнами канал. А из твоей?

— Ничем не лучше. От моего окна до крыши около пяти метров. Спуститься можно только по лестнице, которой у нас нет.

— Или по веревке.

— Так у нас и веревки нет тоже.

— Знаю! Мы можем сделать некое подобие веревки.

Лицо Кеди передернулось.

— Я на эту крышу не полезу. У меня от одной мысли об этом кружится голова!

— Давай рассмотрим ситуацию, — предложил Глауен, — Если это окажется возможным, то я могу попробовать. Мы именно за этим сюда и приехали, а тут нам подворачивается единственная возможность.

— Очень хорошо, — неохотно согласился Кеди, — Пока речь не идет о том, чтобы мне лезть на крышу, то я согласен.

Остальные Дерзкие Львы сидели на террасе освещенные Лоркой, Песней и лучами ряда мигающих ламп.

Кеди и Глауен тихо и незаметно поднялись на четвертый этаж.

— Ты знаешь, где находится комната Арлеса? — спросил Глауен.

— Вторая по коридору. А зачем тебе?

— Давай сначала выглянем в твое окошко.

В комнате Кеди горел только маленький, покрытый абажуром ночник. Они подошли к окну и посмотрели на крышу: впадины, бугорки, перекладины и стропила черные и розовые в неровном свете Лорки и Песни.

— То что нас интересует должно быть вон там, — указал Кеди, — но, как сам видишь, нам туда не добраться, именно это мы и должны будем написать в наших рапортах.

— Я с тобой не согласен. Нам все же надо попробовать.

— Да как ты попадешь на крышу?

— Насколько я помню Арлес прибыл в Йипи-Таун в прекрасном плаще из довольно прочного материала.

— Так. И если бы меня спросили, то я бы сказал, что плащ слишком шикарный для такого случая.

— Пропажа этого плаща из номера Арлеса вызовет суматоху, но никак не подозрение, а Арлес на будущее научится одеваться поскромнее.

Кеди сухо усмехнулся.

— Арлес вполне может пожертвовать нам этот плащ, если мы его об этом попросим.

— Возможно, но когда спрашивают разрешения, обычно объясняют зачем это нужно. А он посчитает что для меня этот плащ слишком хорош.

— Но его дверь закрыта.

Глауен осмотрел дверь комнаты Кеди.

— Ты заметил, что бамбуковые планки на косяках шатаются? У тебя с собой твой большой складной нож?

Кеди, не говоря ни слова, принес нож. Глауен взял его и пошел к дверям комнаты Арлеса. Пока Кеди наблюдал за коридором, Глауен сунул лезвие ножа в щель косяка. Он слегка надавил, щеколда выскочила из своего гнезда и дверь открылась. Глауен вошел в номер, взял плащ Арлеса и, аккуратно закрыв за собой дверь, вышел обратно в коридор. Они вернулись в номер Кеди.

Глауен отрезал серебряные кружева, которые Кеди смотал в плотный узел и выбросил. Глауен начал резать плащ на длинные полосы, а Кеди связывал эти полосы вместе. В результате получилась веревка около шести метров. Глауен привязал один конец сделанной веревки к оконной раме, а второй спустил на крышу.

— Ну а теперь, пока меня не покинула храбрость…

— Храбрость? — фыркнул Кеди, — я бы назвал это бесшабашным Клаттуковским самоубийством.

— И последняя предосторожность. Я могу заблудиться в темноте. Возьми ночник и держи его около окна. Если услышишь, что я свистнул, начинай описывать им круги.

— Хорошо. Наверно не стоит еще раз предупреждать, чтобы был осторожен.

— Не стоит. Ну ладно, я пошел.

Глауен задержался, посмотрел направо и налево, затем повис на самодельной веревке. Он аккуратно поставил ноги на неровную поверхность крыши, но всем весом встал на нее только тогда, когда почувствовал под ногами достаточно твердую поверхность.

Теперь ему надо было определить как под пальмовыми листьями проходит стропило и постараться не соскользнуть с него. Самый простой и прямой путь пролегал на гребень крыши, а оттуда уже на восток, к тому месту, которое так интересовало Бодвина Вука.

Глауен выбрал подходящую балку. Двигаясь очень аккуратно, чтобы не вызвать ни скрипа ни треска, которые могли бы привлечь внимание внизу, он начал подниматься по скату крыши. Время от времени, юноша оглядывался через плечо, чтобы видеть свет ночника и не потерять ориентацию. Он добрался до гребня крыши, который оказался не такой прочной опорой и поспешно встал на четвереньки.

Страх куда-то исчез, а вместо него появилось что-то вроде веселья.

Наконец Глауен остановился и, осмотрев поверхность крыши, решил что продвинулся уже достаточно далеко. Как раз под ним должно быть интересующее его место. Что будет, если его здесь поймают? Но он отогнал от себя эту мысль.

Он нащупал стропило и спустился по нему после чего начал ножом проделывать дырку в пальмовом листе.

Нож моментально проткнул лист насквозь. Глауен расширил отверстие и прильнул к нему. На полу прямо под ним дюжина ламп освещала флаер средних размеров. Вдоль одной стены помещения были расставлены верстаки, на которых лежали всевозможные детали. Внизу не торопясь работали несколько человек, Глауену показалось, что не все из них были йипи, но полной уверенности в этом не было.

Глауен попробовал немного поменять позицию, чтобы увидеть, что твориться в углах помещения и почувствовал, как крыша под ним треснула. Еще мгновение и он упадет вниз. Глауен встал на колени и попробовал вернуться на стропило, но крыша не выдержала; на мгновение он заметил, как один из рабочих с удивлением взглянул наверх, и как раз в этот момент выбрался на балку. Охваченный страхом юноша пополз назад. Нельзя было терять ни минуты; через несколько минут умпы будут на крыше, и от одной мысли, что они с ним сделают, если поймают здесь, по спине молодого агента пробежали мурашки.

Глауен оказался как раз напротив отеля и увидел в окне ночник. Быстренько спустившись по скату вдоль стропила, он прижался к стене отеля.

Но где же веревка? Глауен принялся шарить руками по стене. Веревки нигде не было, он взглянул наверх, но теперь не увидел и ночника. Очевидно в спешке он прополз по гребню слишком далеко. Веревка должно быть висит где-то в стороне, но найти ее он мог только на ощупь.

Глауен пробирался вдоль стены. Десять шагов, двадцать, тридцать. Веревки не было. Глауен повернулся, чтобы пойти в противоположном направлении, но ему показалось, что он слышит на крыше взволнованные голоса. Теперь возвращаться было слишком поздно; он только надеялся, что Кеди тоже услышал голоса и погасил ночник.

Прямо впереди он увидел угол отеля. Юноша прошел вперед взглянул вниз и увидел маленький канал, который проходил за отелем. Рядом у пристани отеля была причалена лодка; очевидно, для сбора мусора.

Мусорщика нигде не было видно. Куча мусора в носу лодки была прикрыта циновкой. В этом месте канал был не широк. Глауен пополз вдоль края крыши до тех пор, пока не оказался как раз над мусорной лодкой. Он присел и прыгнул. Время за которое он перелетал через канал и приземлился на циновку, показалось ему вечностью. Юноша упал на четвереньки, плавающая лодка частично поглотила силу удара. Не поднимаясь на ноги он пополз к краю лодки и спрыгнул на пристань.

Тук, тук, тук : — шаги.

Глауен прижался к стене отеля. Из-за угла вышел мусорщик, неся огромнейший мешок с отходами. Как только он повернется, чтобы сбросить с плеч свой груз, он обязательно увидит Глауена.

Глауен бесшумно ринулся вперед. Он схватил мусорщика за плечо, резко развернул лицом к воде и толкнул в канал. Затем подбежал к кухонной двери и заглянул во внутрь. Недалеко от входа была небольшая кладовка; Глауен сделал несколько шагов вперед и нырнул в ее тень.

Привлеченные всплеском и криками мусорщика дежурный повар и двое подсобных рабочих выскочили на набережную. Глауен вышел из кладовки, пробежал через кухню, маленький зал раздачи и оказался на террасе.

Он остановился, стараясь успокоиться. Дерзкие Львы так и сидели в зале. Незаметно Глауен протиснулся между Шугартом и Даунси. Ни тот, ни другой не обратили на него никакого внимания, оба были поглощены рассказом Арлеса о тех диковинках, которые он видел во Дворце Кошечки.

Глауен подтолкнул Шугарта.

— Извини, я выйду в туалет, когда подойдет официант, то закажи мне еще бутылочку ромового пунша.

— Хорошо.

Глауен вышел с террасы, пересек вестибюль, взбежал по лестнице и постучался в дверь номера Кеди.

— Это Глауен! Открой!

Дверь приоткрылась и из-за нее выглянул Кеди.

— Ну вот и ты! А я уже начал беспокоиться! Когда я увидел на крыше умпов, то быстренько задул ночник и убрал веревку, чтобы они не пришли сюда.

— Так вот почему я не смог найти веревки! — кивнул Глауен, — Может это было и к лучшему.

— Я пытался высмотреть где ты, но ничего так и не увидел, — начал объяснять Кеди, — Но я был уверен, что ты найдешь, как пробраться в отель.

— Мы об этом поговорим попозже; сейчас нет времени. Где веревка?

— Вот, я свернул ее в бухту.

— Отлично. Спускайся вниз и присаживайся к Дерзким Львам, а я избавлюсь от веревки.

Кеди повиновался. Глауен сунул подмышку бухту веревки и последовал за ним. Он пересек вестибюль и вышел к пристани. Там, стоя в тени, он привязал к веревке обломок бетона и бросил ее в гавань, где она моментально и утонула. После этого он вернулся на террасу, и присоединился к Дерзким Львам. К этому моменту Кеди был уже там.

Прошло пять минут. В вестибюль вошли двое умпов. Они остановились, осмотрелись, потом вышли на террасу и направились прямо к Дерзким Львам.

— Добрый вечер, джентльмены, — сказал один из умпов мягким голосом.

— Добрый вечер, — ответил Шугарт, — надеюсь вы не собираетесь нам сообщить о повышении цен или о новых налогах? Тороплюсь заверить вас, что нас и так уже выжали как лимон.

— Не беспокойтесь. Чем вы заняты?

Шугарт удивленно уставился на спросившего.

— Посмотрите на стол: полно кружек, одни пустые, другие наполовину пустые, а третьи еще совсем полные. Я не детектив, но по этим деталям вполне бы мог догадаться, что Дерзкие Львы заняты своим обычным делом.

— А как насчет проделок и уверток Дерзких Львов?

— Милый ты мой, мы только что израсходовали весь наш запас этого добра во Дворце Кошечки и пока что еще не смогли придумать ничего нового.

— Убедительное объяснение. А кто вас сопровождал в Дворец?

— Некий Фадер.

— Желаю всем хорошо провести вечер.

Умпы вышли. Утер посмотрел им вслед.

— Какого черта им надо с этими разговорами о проделках? Кайпер, ты опять что-то натворил? Не забывай, это — Йипи-Таун, и Титус Помпо зорко следит за проказниками.

— Чуть что, сразу Кайпер! Я ничего такого не сделал!

Дерзкие Львы еще часик посидели на террасе, а затем начали расходиться по своим номерам. Почти сразу же из комнаты Арлеса раздались крики.

Дерзкие Львы и другие туристы выглянули в коридор. Арлес вылетел из своего номера, пылая праведным гневом.

— Они стащили мой плащ!

— Арлес, возьми себя в руки! — сказал Джардайн, — Объясни нормально. Кто спер твой плащ?

— Воры! Йипские грабители! Мой лучший плащ пропал!

— Ты в этом уверен? Ты везде посмотрел?

— Да конечно! Я и под кровать заглянул! Его нигде нет!

— Это уже серьезно, — сказал один из туристов, — Утром вы должны заявить претензию. А сейчас, пошли спать.

— Утром будет уже слишком поздно! — взволнованно возразил Арлес.

— Сейчас уже поздний час, — возразил турист, — Вы можете бушевать всю ночь, но от этого плащ не найдется.

— Хороший совет, — согласился Шугарт, — Мы поищем его утром.

— Это не поможет, — вмешался Кеди, — Подумаешь, пропал плащ, к чему из этого делать столько шума.

— Разумно, — согласился турист, — Всем спокойной ночи. Надеюсь больше никаких истерик не будет.

— Черти что твориться, — процедил Арлес сквозь стиснутые зубы, — Я теперь даже боюсь раздеться. Разденешься, а они сопрут твои штаны и туфли.

— Тогда спи одетым, — коротко сказал Утер.

— Тебе-то хорошо, — пропыхтел Арлес, — У тебя никто ничего не украл.

— Постараюсь увидеть вещий сон. Спокойной ночи.

— Постарайся, чтобы пропавший плащ не испортил тебе все впечатление от поездки, — напоследок посоветовал Арлесу Кеди, — Спокойной ночи.

Арлес вернулся в свой номер, за ним разошлись и остальные.

Утром Глауен сказал Кеди:

— «Фараз» отходит за два часа до полудня. Мы должны погрузиться на борт, как можно раньше. На борту они уже не посмеют нас тронуть. А самое лучшее будет, если все Дерзкие Львы покинут отель одновременно.

— Хорошая идея, — согласился Кеди, — Я это учту.

Кеди обошел своих друзей и выяснил, что почти все склонны покинуть Йипи-Таун сегодня. Протестовать попробовали только Кайпер и Клойд, но делали они это без особого энтузиазма, и в конце концов согласились погрузиться на борт «Фараза» вместе с остальными.

Дерзкие Львы позавтракали, оплатили свои счета в отеле и вышли на пристань.

У турникета стояли четыре умпа: суровые мужчины с черными губами и наголо бритыми головами. Они казались равнодушными и спокойными, но Глауен заметил, что они внимательно осматривают всех, кто проходит таможенный контроль.

— Вон тот слева и остановил меня вчера у забора, — прошептал Кеди Глауену, — Они высматривают меня, я это точно знаю.

— Наплюй. Они ничего не знают о том, что ты сделал.

— Будем надеяться.

Глауен уплатил таможенный сбор, прошел через турникет и с великим облегчением поднялся по трапу на палубу «Фараза», куда умпам вход был воспрещен.

Когда Кеди начал платить свой таможенный сбор, умп, стоящий слева, сделал знак и все сделали шаг вперед.

— Ваше имя, сэр?

— Меня зовут Кеди Вук. Зачем это вам?

— Мы вынуждены попросить вас пройти с нами.

— Зачем? Я собирался погрузиться на паром, и не хочу задерживаться из-за каких-то провокаций.

— Дело может быть очень серьезным, сэр. Был подан протест, и мы должны разобраться с ним.

Кеди переводил взгляд с одного умпа на другого.

— Ничего не могу понять. Какое отношение к этому имею я? Что за протест?

— Некий Арлес Клаттук заявил протест по поводу украденного у него плаща. Мы нашли в вашей комнате комок серебряных кружев, которые Арлес опознал, как украшение своего украденного плаща. После тщательного осмотра вашего номера мы нашли в нем обрывки темной ткани, которые Арлес так же опознал, как остатки своего плаща. Таким образом мы вынуждены задержать вас до выяснения всех обстоятельств.

Глауен повернулся к Арлесу:

— Скажи им живо, что ты проспорил свой плащ Кеди во время пьянки и забыл об этом. Не позволяй им задержать его!

— Если это он украл мой плащ и разодрал его на кусочки, то это послужит ему хорошим уроком!

— Это была шутка! — вмешался Утер, — Мы разберемся с этим после! А сейчас, скажи им, что произошла ошибка!

— Вы все против меня? — воскликнул Арлес, — И теперь заставляете меня быть добреньким Арлесом, благовоспитанным Арлесом, а это меня совершенно не устраивает!

— Он же Дерзкий Лев! Тебе это, что, ни о чем не говорит?

— Я вспомнил, — неохотно крикнул Арлес умпам, — Я отдал этот плащ Кеди. Он его вовсе не крал. Я забираю обратно свой протест.

— Очень хорошо, сэр. Пройдите обратно через турникет, на этот раз без всякой оплаты, мы пройдем к нам в офис и оформим отзыв протеста. Вы идете?

— Сколько времени это займет? — с нотками сомнения в голосе спросил Арлес.

— Если все пойдет хорошо, то недолго, сэр.

— Почему вы не можете просто поверить мне на слово? Это проще.

— Так у нас дела не делаются, сэр. Вы должны пройти с нами в офис.

Арлес посмотрел в сторону салона.

— Я не буду спускаться на берег. Я сказал вам, что произошла ошибка и этого достаточно!

Он повернулся и пошел в салон.

Умп снова повернулся к Кеди.

— Будьте добры, пройдемте, сэр, нам все равно надо выяснить кое-какие детали.

Кеди тоскливо посмотрел в сторону «Фараза», а затем, опустив плечи, сопровождаемый с каждой стороны умпом, пошел по пристани.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Глауен пулей взбежал на мостик «Фараза» и связался по радио с Бюро В на станции Араминта.

— Это Глауен Клаттук. Соедините меня с директором, по неотложному делу.

Через несколько секунд в динамике раздался хриплый голос:

— Бодвин Вук слушает.

Глауен начал докладывать очень осторожно почти наверняка зная, что их разговор прослушивается.

— Случилось нечто странное. Арестован Кеди. Умпы обвиняют его в том, что он украл у Арлеса плащ.

— Это не серьезно. Что случилось на самом деле?

— Вероятно, кто-то из Дерзких Львов решил подшутить на Арлесом, а все вина пала на Кеди. Я не могу понять мотива действий йипи, если только они не считают, что Кеди виноват в каком-то более серьезном преступлении. Естественно, он виновен не больше, чем я, но ситуация из рук вон выходящая.

— В самом деле, в самом деле, — согласился Бодвин Вук, — Я сейчас же свяжусь с Титусом Помпо. Не отходи далеко от радио, на тот случай, если мне потребуется побеседовать с тобой.

— А как быть с паромом?

— Он отойдет по расписанию; ничего не поделаешь: пассажиры должны уехать. Я улажу дело с самим Титусом Помпо.

Через полчаса, так и не услышав больше ничего от Бодвина Вука Глауен покинул Йипи-Таун.

Ближе к вечеру, прибыв на станцию Араминта, юноша направился сразу же в Бюро В и был тут же вызван в кабинет директора.

Бодвин Вук указал ему на стул.

— От Кеди есть какие-нибудь известия? — тут же спросил Глауен.

— Нет. Я так и не смог связаться с Титусом Помпо. Никто больше не хочет разговаривать на эту тему. Что у вас там произошло?

Глауен кратко описал свои приключения. Бодвин Вук выслушал сообщение про флаер без всякого удивления.

— Чего-то похожего я ожидал. Ты можешь определить тип флаера?

— Похоже, что это «Пегас» модели D, как наши штатные, возможно, с небольшой модификацией.

— Похоже, что это и есть наш собственный, так как собран из ворованных деталей, — проворчал Бодвин Вук, — Продолжай.

— Вот когда я его увидел, у меня и провалилось колено сквозь крышу. Я сумел добраться до отеля другим путем; в это время на крыше появились йипи и Кеди убрал веревку.

— Пережил несколько неприятных моментов, да?

— Да. Но мне повезло и я сумел незаметно проскользнуть обратно в отель. Я взял веревку и выбросил ее в гавань, казалось, что все прошло очень удачно, но тут Арлес поднял шум из-за украденного плаща. Утром Дерзкие Львы пришли к заключению, что они уже сыты по горло Йипи-Тауном и готовы вернуться домой. Однако, когда мы пришли, чтобы сесть на паром, там ждали четыре умпа. Я прошел на паром вместе с остальными, а Кеди они задержали и взяли под арест.

Бодвин Вук заинтересованно подался вперед:

— Почему именно Кеди? Как они смогли его вычислить?

Глауен нахмурился, но потом как можно более спокойным голосом сказал:

— Кеди послал меня во Дворец Кошечки, а сам остался, чтобы провести разведку. Я не хотел идти, но он настоял. Когда я вернулся…

— Минуточку! Мне кое-что не понятно! Ты говоришь, что он послал тебя во Дворец Кошечки? Что он «настоял»?

— Ну да! Как только паром отошел от станции Араминта, Кеди взял командование на себя. Он сказал мне, что вы назначили его старшим, учитывая его опыт и возраст.

Бодвин Вук откинулся на спинку стула.

— В данном случае он сказал тебе неправду.

— Я подозревал это, но Кеди был очень настойчив и я решил не спорить с ним. Я решил воспользоваться этой ситуацией, а не пытаться переломить ее. Как выяснилось, я оказался не прав.

— Все еще может быть не так плохо, как кажется, — сухо сказал Бодвин Вук, — Титусу Помпо придется ответить на некоторые вопросы. Так как ты сумел уйти с полученной информацией, то у Кеди без сомненья нет никаких причин держать язык за зубами. Я уверен, что он попробует облегчить свою участь предложив им полное сотрудничество. Короче говоря, он расскажет им все, что знает. О том, что случится потом, можно только догадываться. Мы не совсем понимаем позицию, которую занимает Титус Помпо. Скорее всего, он успокоится и попробует поторговаться. Но для нас будет самым лучшим действовать немедленно и решительно, и я уже дал ход этому процессу. Мы выступим рано утром. А пока иди домой и отдохни. Возвращайся к утру, мне, возможно, потребуется дополнительная информация.

Уже в дверях Глауен остановился.

— А что в отношении Хранителя?

— Он предпочитает не вдаваться в детали нашей работы. Если его поставить в известность, он может запеть под дудку ЖМСовцев и для проформы наложить запрет на операцию.

— А что вы собираетесь делать?

— Все необходимое. Можешь идти и отдохнуть.

Глауен вернулся в Дом Клаттуков. Отца дома не было: он появился только поздно вечером.

Утром оба поднялись очень рано, быстро позавтракали и отправились в штаб Бюро В, где обнаружили Бодвина Вука уже совещающимся с капитанами Айзелем Лаверти и Рьюном Оффоу. Никаких сообщений из Йипи-Тауна так и не поступало, и Глауен был усажен на диванчик в дальнем темном конце кабинета. В эту ночь он спал очень плохо и теперь глаза у него слипались. Он попробовал встряхнуться и вникнуть в суть разговора.

Говорил Айзель Лаверти, крупный плотный мужчина с серо-голубыми глазами и коротким ежиком седых волос. Его отличительной чертой было завидное упрямство.

— …протест, что наша реакция была слишком бурной, особенно, если пострадают йипи.

— Не обращай на это внимания, — возразил Бодвин Вук, — Ответственным за ситуацию будет все равно он. Мы сначала сделаем дело, а потом уж будем спорить, если это вообще потребуется.. Шард, как дела?

— У нас все готово.

— Тогда можешь начинать. Возможно, мы уже и так слишком затянули.

Шард поднялся, кинул взгляд в сторону Глауена, проходя мимо него, махнул ему рукой и вышел из кабинета.

Бодвин Вук нажал кнопку у себя на столе и сказал в микрофон переговорного устройства:

— Немедленно доставьте мне Намура вне-Клатука. Никаких отговорок. И без всякой задержки.

— Зачем тебе Намур? — поинтересовался Рьюн Оффоу.

Бодвин Вук хлопнул по подлокотникам своего кресла.

— Намур отчаянный сорвиголова в лучших, или худших, традициях Дома Клаттуков. Я доверяю ему пока он у меня на глазах. В моем кабинете он будет у меня на глазах.

Брякнула система связи и раздался голос:

— Звонок из Йипи-Тауна. С вами хочет говорить Титус Помпо.

— Самое Время! Бодвин Вук слушает.

После пятисекундной задержки послышался резкий голос с металлическим оттенком:

— Я — Титус Помпо! Говори!

Бодвин Вук включил экран монитора.

— У меня что-то темный экран. Ты меня видишь? Я — Бодвин Вук. Директор Бюро В. Покажись, чтобы я мог видеть с кем имею дело.

— Мое лицо принадлежит мне. Можешь попробовать удовлетворить свое любопытство каким-нибудь другим способом. Зачем ты мне звонил?

— Ну, прячь свое лицо, раз тебе так хочется; это твое дело. Но вот когда ты протянул свои лапы к моему племяннику, то это уже мое дело. Я хочу говорить с ним незамедлительно, для того, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.

— Как выяснилось, твой племянник замешан в краже со взломом. Он будет под арестом, пока мы не предъявим ему обвинения.

— Он не вор, а сержант Бюро В.

— Зачем же тогда он украл плащ у Арлеса Клаттука?

— Я выясню все эти обстоятельства у самого Кеди. Если обвинение подтвердиться, то он будет наказан в соответствии с нашими законами. Вы не при каких обстоятельства не имеете права задерживать офицера Бюро В и члена ИПКЦ. Приведи его, чтобы он мог поговорить со мной.

— Его поведение очень подозрительно, возможно обвинение и в шпионаже. Мы сами проведем расследование и будем действовать в соответствии с его результатами.

— Титус Помпо, я предупреждаю тебя первый и последний раз. Ты начал нести какую-то околесицу. Весь Кадвол находится под юрисдикцией Бюро В. Мы можем свободно прибыть куда угодно и обыскать любой клочок этого мира по нашему усмотрению.

Со стороны Титуса Помпо раздался странный мелодичный смех, в котором чуткое ухо могло услышать легкую дрожь.

— Эти времена прошли. На островах Лютвен мы объявили независимость как от вас, так и от вашего Законодательства. Прогрессивная часть Штромы одобряет наши действия, которые можете рассматривать как окончательные и бесповоротные.

Бодвин Вук издал коротки резкий смешок.

— Ну, это мы еще посмотрим. А теперь, Помпо, Умфау, или как ты там еще себя называешь, подведи к аппарату Кеди Вука, в противном случае мы будем считать его мертвым и тебя ждет суровое наказание.

— А ты не боишься ответного наказания? — вкрадчиво спросил Титус Помпо.

— Я последний раз спрашиваю, ты доставишь к аппарату Кеди Вука?

В голосе Титуса появились мрачные нотки.

— Только из уважения к Бюро В и станции Араминта, ты получишь его через месяц, когда он отбудет положенное ему наказание.

— Я немедленно высылаю в Йипи-Таун флаер. В течении часа он приземлится на вашей посадочной полосе. Кеди Вук должен быть уже там.

Бодвин Вук выключил систему связи.

Прошло пять минут. В переговорном устройстве послышался голос Шарда.

— Мы готовы.

— Отлично. Я предупредил Титуса Помпо, что мы заберем Кеди Вука на взлетной полосе. Как только он будет на борту, действуйте, как мы запланировали.

— Инструкции поняты. Взлетаем.

Еще через несколько минут в кабинет вошел удивленный Намур. Он очень вежливо раскланялся с Бодвином Вуком и более небрежно с Айзелем Лаверти и Рьюном Оффоу. Глауен удостоился лишь мимолетного взгляда.

— Случилась какая-то великая трагедия? — обратился Намур к Бодвину Вуку, — Вся атмосфера пропитана мрачностью и отчаяньем, повсюду встречаешь озабоченные лица. Что происходит?

— Ты не правильно понял наше настроение! — возразил Бодвин Вук, сердечно поприветствовав его, — Глауен только что рассказывал нам про посещение Дворца Кошечки, и мы не столь мрачны, сколь озадачены фантазиями молодежи. Очень счастлив, что ты нашел время заскочить к нам. Всегда приятно увидеть такое лицо, как у тебя: простое, без тени страха или сомнений, честное и правдивое.

— Спасибо, — пробормотал Намур, — Мне тоже не менее приятно оказаться в самом сердце добродетели и высоких принципов.

— Мы делаем все, что в наших силах, — согласился Бодвин Вук, — Вот только редко слышим по этому поводу добрые слова. Похоже, что только преступники оценивают нас по заслугам.

— Надеюсь, что есть еще и такие как я.

— Время от времени, — Бодвин Вук указал ему на стул, — присаживайся, если не возражаешь. Айзель и Рьюн собираются идти по долгу службы; возникли, понимаешь ли, события требующие немедленных действий.

— Действительно! — воскликнул Намур, изобразив после ухода капитанов удивление, — Могу ли я узнать, что происходит, или мне лучше притвориться ничего не знающим?

— Да в этом нет никаких секретов. Умфау придумал новый трюк. Он арестовал моего племянника Кеди по надуманному обвинению: поступок из рамок вон выходящий и ему это так просто с рук не сойдет.

— Поездка Дерзких Львов, похоже, потерпела полное фиаско, — поджал губы Намур, — Я тут перекинулся словом-другим с Арлесом, и он мне сказал, что Кеди украл его плащ и разорвал его на кусочки. Он считает, что такой поступок не совместим с кодексом чести Дерзкого Льва и весь в расстройстве.

— Вполне согласен, что это не совсем обычный поступок, особенно для Вуков. Но уверен, что у Кеди есть тому убедительное объяснение. Должен упомянуть, что он и Глауен были задействованы в операции Бюро В. Разорванный плащ использовался только как предлог для того, чтобы задержать Кеди.

— А! Тогда понятен весь этот ажиотаж! И вы хотите, чтобы я использовал свои добрые отношения для решения этого вопроса?

— Вовсе нет! Титус Помпо очень легкомысленно объявил о своей независимости: такая, понимаете ли, высокомерная заносчивость, которую надо подавить в зародыше. На самом деле я уже послал туда вооруженный отряд, который заберет Кеди, а заодно проведет и некоторые рутинные проверки. Таким образом мы немножко пощекочем кончик носа Титуса Помпо, и наши отношения войдут в новую фазу. А в ожидании новостей, я хотел бы обсудить с вами эту новую ситуацию.

Намур задумчиво потер подбородок.

— Я к вашим услугам. Но прежде чем высказать какие-нибудь предложения, я бы хотел попросить хотя бы одну ночь на размышления. Так что теперь, если вы позволите…

Намур начал было вставать со стула, но Бодвин Вук замахал рукой, прося остаться на месте.

— Обдумывайте, сколько вашей душе угодно, но для начала я бы хотел дать вам несколько изначальных условий. Может быть вы хотите сделать письменные пометки?

— Да, да, — пробормотал Намур, — Как скажите.

Он пододвинул к себе письменные принадлежности.

Бодвин Вук откинулся на спинку стула, сложил руки на своем маленьком животике и уставился в потолок.

— Наша цель — мир без Йипи. Острова архипелага Лютвен будут туристическим центром, своеобразной базой, с которой они смогут любоваться красотами Заповедника. На это я отвожу десять лет.

Намур высоко поднял брови.

— Вы это серьезно?

— Вы использовали совершенно верное слов в правильном контексте, — подчеркнул Бодвин Вук, — Я — серьезный человек и я предлагаю серьезное решение проблемы! Наши легкомысленные предки тешили себя золотыми снами. Они видели, что на горизонте появляются тучки, но поворачивались к ним спиной, ожидая что придут люди подобные мне и Глауену и решат все проблемы. Теперь они лежат и дремлют на своих могилах, в то время, как пришла пора исправлять ситуацию. Десять лет — это вполне реалистичный срок. Ты согласен со мной, Глауен?

— Что? Да, сэр. Именно десять лет.

— Похоже, что мне придется менять образ жизни, — печально сказал Намур.

— И даже очень сильно поменять, — согласился Бодвин Вук, — Ни для кого ни секрет, что в ваши привилегии входят услуги семи или восьми девушек йипи.

— Только шестерых, — возразил Намур.

— Ну, пусть будет шесть. Их функции, вне всякого сомнения, очень важны и разнообразны, но настало время ускорить постепенное выдворение наемных йипи, и вы должны показать в этом пример. Вы записываете?

— Да, несомненно. «Ускорить постепенное выдворение йипи. Показать пример».

— Однако, — это ляжет в основу второго пункта — может быть допущено специальное разрешение для тех йипи, который служили в домах и заработали хорошую репутацию долгой и верной службой. Замена йипи человеческой расой должна стать правилом как для станции так и для охотничьих домиков. Возможно вы составите график замены йипи, а заодно и список, который давайте назовем списком йипи особого класса.

— Очень хорошо, сэр. Список и таблицу. Видимо, мне придется изрядно потрудиться. На самом деле…

— Я еще не кончил. Есть еще кое-что. Пункт три: надо набрать сельскохозяйственных рабочих из миров с соответствующими традициями, и квалифицированных механиков из промышленных миров. Другого пути нет.

— Это и так ясно, — сделал пометку в своих записях Намур.

— У вас какой-то саркастический тон, — заметил Бодвин Вук, — Ворчание сейчас лучше, чем рычанье потом, после того, как уже будет допущена ошибка, как в случае с оружием, обнаруженным у йипи. Они обкрадывают нас со всех сторон, в то время как вы изображаете из себя слепца и путаетесь с восьмью йиповскими девками.

— Вы затронули больной вопрос, — печально улыбнулся Намур, — Они ловкие как черти и постоянно заставляют меня раскаиваться в моем к ним доверии.

— Пункт четыре, — продолжил Бодвин Вук, — Подготовьте список ближайших миров, которые нуждаются в рабочей силе, особое внимание обратите на те, которые согласны предоставить транспорт. Насколько я понимаю, вы уже хорошо знакомы с этой процедурой.

Намур умоляюще покачал головой.

— Если это все, то я пойду займусь поставленными передо мной задачами. Но полагаю, что у Умфау совсем другие планы, в которых, как я подозреваю, большую роль играет Мармион.

— Может отложить эти планы в сторонку. В этом была главная суть того послания, которое он только что получил.

— Боюсь, что вы только раздразните его, — пожал плечами Намур.

Бодвин Вук зло прищурившись посмотрел на Намура.

— Точнее, это ему надо беспокоиться, чтобы не раздразнить меня. Я закрою все его гавани и тогда он больше уже не поест рыбки. А с исчезновением бамбука у него больше не будет циновок для крыш и дождик начнет капать прямо ему на личико. По ночам он будет пробираться на ощупь, так как у него не будет энергии. Йипи попросту убегут из этого проклятого местечка. Но перед отлетом мы будем каждому из них задавать один и тот же вопрос: «А ты не Титус Помпо, Умфау?» И таким образом мы будем знать, что последний, кто покинет Йипи-Таун и будет Титус Помпо.

— Это вполне возможный вариант, — согласился Намур, — Полагаю, что первый шаг, который вы сделаете, это будет прекращение туристического бизнеса?

— Наоборот! Мы их будем засылать туда толпами и целыми кораблями! Отель «Аркадия» будет набит битком, они замучаются бегая от кухни к переполненным столам, нося тарелки с деликатесами. Туристы будут расплачиваться сертификатами, на которые только на станции Араминта можно будет купить презервативы, карту Кадвола и билет в одну сторону во внешний мир.

Намур с неподдельным восхищением рассмеялся.

— Бодвин Вук, я отдаю вам должное! И все же печально, что йипи, который не сумели принять участия в написании Законодательства получат такой удар.

— Еще печальнее, что они замахнулись на чужую собственность, но это порок всех человеческих или около человеческих рас, — Бодвин Вук взглянул на часы, — Я получил тревожное сообщение, что йипи из украденных деталей сумели почти полностью собрать по крайней мере один флаер модели D, который явно собирались использовать как орудие агрессии. Мы захватим или уничтожим этот аппарат, если сумеем его найти.

— Очень интересная новость! — заметил Намур, — Вы предоставили мне обширную почву для размышлений, — он резко поднялся, — А теперь мне пора, нас обоих ждут другие дела.

— Вам еще рано идти. Я отвел это время именно для совещания с вами и постараюсь использовать его до последней секунды. Перейдем к следующему вопросу, — Бодвин Вук разложил на столе крупномасштабную карту, — Как вы уже заметили, это Йипи-Таун. Вот отель «Аркадия», а вот гавань и посадочная полоса, — Бодвин Вук тыкал в карту своим длинным белым пальцем, — Это, очевидно, Каглиоро и расположенные вокруг него женские кварталы, — теперь Бодвин Вук уставился на Намура, — А где дворец Умфау? Покажите мне его, если вы не против.

— Я знаю не больше вашего, — покачал головой Намур.

— Вы никогда не встречались с ним в его частном кабинете?

— Мы занимались бизнесом в комнате отеля. Я разговаривал с ним через бамбуковую ширму. Является ли эта комната его частными апартаментами, я не могу сказать. Подозреваю, что он сидит где-то так, чтобы было видно весь вестибюль. А почему это вас интересует?

— Я мог бы назвать дюжину всевозможных причин, — беспечно ответил Бодвин Вук, — начнем, хотя бы, с обычного любопытства, — Он снова взглянул на часы, — теперь можно ожидать новостей в любой момент.

Проходили минуты, а Бодвин Вук продолжал обсуждать с Намуром то один важный пункт, то другой. Наконец в громкоговорителе послышался голос:

— Это Шард Клаттук. Кеди мы подобрали. Он живой, но в очень тяжелом состоянии.

— Что с ним? — громко, как колокол прозвучал голос Бодвина Вука.

— У него что-то вроде шока. Глаза открыты и, похоже, он в сознании, но меня не узнает, и не отвечает. На нем много рваных небольших ран. Умпы, которые доставили его, сказали нам, что вчера во второй половине дня, он вырвался на волю и пытался бежать. Он прыгнул в канал и пытался укрыться под строениями, а там полно, как они их называют, йутов. Когда они его обнаружили его, он лежал в иле, а эти твари обгладывали его. Такова их версия.

— Ты в нее веришь?

— Более-менее. Они смотрели на него с благоговением и не могли понять, как он выжил. Что они сделали с ним перед этим, можно только догадываться.

— Насколько Кеди плох? Он выживет?

— Состояние тяжелое. Он совершенно апатичен.

— Хорошо. Переходите к выполнению дальнейшей программы.

— Она уже идет полным ходом. Пока что реакции нет.

— Продолжайте меня информировать о ходе событий.

Бодвин Вук повернул свой стул и уставился в окно. Намур сидел молча и больше уже не торопился уйти.

Прошло десять минут. В громкоговорителе снова раздался голос Шарда.

— Под прикрытием первых двух флаеров третий и четвертый сорвали крюками крышу и открыли для обзора пол. Там не оказалось ни флаера, ни признаков какого-либо механического оборудования. Но мы заметили, что пол сделан из свежего бамбука. Мы сорвали пол и обнаружили флаер и оборудование. Мы сбросили фугас и уничтожили флаер вместе со всем, что было в помещении. После этого мы развернулись и отправились домой.

— Отличная работа, — кивнул Бодвин Вук, — Вы сделали все, что только было возможно за это время.

2

Операция по уничтожению механической мастерской Титуса Помпо официально преподносилась, как стандартная миссия по срочной эвакуации, внезапно заболевшего, Кеди Вука. Какие-то слухи выползли за стены Бюро В, возможно, их источником был Намур, но истинное значение рейда так никогда и не получило широкой огласки.

Две недели, пока его раны не зажили, оставив после себя маленькие отвратительные шрамы, Кеди провел в больнице, потом его перевели в санаторий. Он все еще оставался в полной апатии, очевидно понимая, что происходит вокруг, самостоятельно питаясь и выполняя все инструкции, но не обращая внимания на посетителей и продолжая молчать. Временами его большое розовое лицо сморщивалось, из глаз лились слезы и он издавал высокие всхлипывающие звуки, ничем не напоминающие слова. Такие припадки становились все реже; постепенно Кеди начал проявлять интерес к окружающему, наблюдал за входящими и выходящими из палаты людьми, рассматривал картинки в журналах, но все равно продолжал игнорировать посетителей и не произносил ни слова.

Занятия в Лицее подошли к концу. После усиленных трудов и дополнительных занятий Арлес сумел сдать экзамены и получил выпускной аттестат. Глауен вместе с Вейнесс, Мило и несколькими другими учениками окончил с отличием. Каждый год ученые проживающие в Постоялом доме устраивали банкет, на который приглашался выпускной класс Лицея, а так же Хранитель со всей семьей, директора Бюро и их помощники, Главы шести Домов. Преподавательский состав Лицея, а так же шасть сановников, выбранных советом Лицея. Это было значительное мероприятие, на которое джентльмены являлись в официальной форме, а дамы одевали самые роскошные платья, которые только могли придумать их портные. Те, кого на это торжество не приглашали утешали друг друга, говоря, что мероприятие это нудное и скучное, и что они бы ни за что не стали тратить на него время даже если бы их и пригласили. И тем не менее за честь быть одним из пятерых «избранных» сановников велась борьба. После окончания банкета перед началом речей, Глауен разыскал Вейнесс и вывел ее на балкон, где они уселись рядышком, любуясь раскинувшимися перед ними достопримечательностями.

На Вейнесс была длинная юбка, облегающая в талии и свободная внизу с черными, зелеными и красными как вино полосами, черный жакет из тяжелого матового материала и черная лента в волосах. Она долго молчала, теребя кончик ленты, а потом воскликнула:

— Глауен! Хорошо бы уйти отсюда! Я сидела здесь как на иголках и вся изнервничалась. У меня было такое состояние, как будто у меня в волосах сидит большущий жук.

— Я никогда не видел тебя такой элегантной.

— Правда? Тебе нравится?

— Конечно. Только в этих одеждах ты кажешься слишком далекой и незнакомой.

— А я всегда была таинственной, — кокетливо ответила она, А что касается близости, то я даже матери не позволяю быть слишком близкой.

Глауен грустно улыбнулся, и Вейнесс бросила на него косой взгляд.

— Отчего ты такой мрачный.

— Ты и так знаешь отчего.

— Я не хочу чтобы ты сегодня думал об этом.

— Я ничего не могу с собой поделать. Все думаю о том, вернешься ли ты.

— Конечно, вернусь. А если нет, то…

— Если нет?

— Тогда ты поедешь меня искать.

— Легко сказать. Среди сотен миров и миллиардов триллионов людей.

— Это в какой-то мере должно воодушевлять. Даже если ты и не найдешь меня, то вполне возможно встретишь кого-то очень похожего на меня или, если это возможно, то даже милее меня.

— Точно такой же как ты не найдется во всей Сфере Гаеана, с точно таким же хорошеньким ротиком, точно с таким же остреньким подбородком, или с такими же мелкими кудрями, или с таким же запахом.

— Надеюсь, что пахнет приятно.

— Конечно, я всегда принюхиваюсь к ветру, который дует через вересковую долину.

— Это просто мыло, которым я пользуюсь. Глауен, пожалуйста, не будь слишком сентиментальным из-за моего отъезда. А то на меня тоже нападет слезливость и я расплачусь.

— Как скажешь. Поцелуй меня.

— Это при таком-то скоплении народа? Нет уж, спасибо.

— Да на нас никто и не смотрит.

— Глауен, прекрати. Достаточно. Я слишком щепетильно отношусь к таким вещам… Видишь! Ну вот, что я говорила! Мама уже подсматривает за мной.

— Не думаю, что она нас видит. Она вообще не смотрит в нашу сторону.

— Может и нет. А вот там в уголку очень скромненько сидит Арлес, — не сдавалась Вейнесс.

— Да, очень странно, на мой взгляд. Спанчетта в ярости от того, что не попала в «избранные». Отец здесь и от этого ей еще тяжелее.

— А что это за девушка рядом с Арлесом? Думаю, я ее раньше не видела… Похоже, между ними очень хорошие отношения.

Глауен взглянул на спутницу Арлеса: довольно яркую молодую женщину с развевающимися розово-оранжевыми волосами, со светлой кожей и чувственными контурами.

— Это Друсилла вне-Лаверти, одна из участниц труппы Флореста. Если доверять слухам, то они с Арлесом довольно дружны. Однако, это меня не касается.

— Меня тоже. Хотя это очень странно.

— Отчего?

— Не имеет значения. Я тебе говорила, что со Штромы возвращается Джулиан Бохост. Он все еще собирается на мне жениться, а также не оставил плана посмотреть на бойню у Безумной горы.

— Жаль, что его нет сегодня на вечере и он не сможет произнести здесь речь.

— На самом деле, он очень хотел именно это и сделать, но отец сказал ему, что свободных билетов нет. Как там Кеди?

— Даже не знаю. Похоже, доктора думают, что если бы он захотел выздороветь, то был бы уже здоров. Кеди не хочет разговаривать, хотя смотрит телевизор и читает книги, и грохочет обеденным прибором, когда ему не нравится обед. Доктора говорят, что мозг, Кеди отказывается осознавать реальность. Если верить докторам, то это вопрос времени.

— Бедный Кеди.

Глауен вспомнил тот памятный вечер в Йипи-Тауне.

— Я согласен, за все надо платить. Но на самом деле, бедный Кеди.

— Ты что-то несколько саркастичен, — с любопытством взглянула на него Вейнесс.

— Возможно и так. Я никогда не рассказывал тебе всего того, что произошло в ту ночь.

— А собираешься? Про Дворец Кошечки и про остальное?

— Если тебе это интересно, то я могу рассказать все что знаю про Дворец Кошечки в трех предложениях.

— Довольно интересно.

— Я не хотел туда идти, но мне пришлось подчиниться приказу Кеди, который считал, что я не должен отличаться от ревущих и ничего не боящихся Дерзких Львов. Я попил с девушкой чаю и расспросил о ее семье. Она смотрела на меня с таким выражением лица, которое можно встретить только у дохлой рыбы. Вот и все, что там произошло.

Вейнесс сжала ему руку.

— Давай больше не будем говорить о таких вещах. Вон идет Мило. Что-то он подозрительно веселый. Интересно, что произошло?

Мило уселся рядом с ними.

— У меня есть новость, касающаяся нашего общего друга Джулиана Бохоста, — сказал он Глауену, — Надеюсь, ты в курсе, что он сейчас в Речном домике. Он все еще хочет съездить в охотничий домик у Безумной горы и в одиночку покончить с войнами бенджи.

— Он может заработать приличный синяк от боевого топора.

— Он надеется избежать насилия. Если они не захотят вступить в ЖМС или не пожелают его слушать, то он проведет свои изыскания с должного расстояния, а потом напишет рапорт.

— Думаю, что у меня нет возражений, особенно, если расплачиваться будет он сам.

— Ты что, серьезно? — удивленно уставился на него Мило, — Джулиан — политик, поэтому он никогда ни за что не заплатит.

— У Джулиана нет денег, о которых стоило бы говорить, — заметила Вейнесс.

— Как представитель директора Клайти, он считает, что туристический транспорт ему не подходит, а потому требует официального обслуживания, а это значит, что станция должна ему предоставить флаер с пилотом. Отец только тяжело вздохнул и согласился. Если ты еще не догадался, то скажу, что пилотом будешь ты.

— Я согласен только в том случае, если и вы с Вейнесс полетите с нами. В противном случае я откажусь.

— Мы поедем с ним, чтобы помочь ему в его изысканиях. Это уже решено.

— Не думаю, что Джулиану все это очень понравится.

— Это не имеет значения, — заметила Вейнесс, — Джулиан должен научиться кроме сладкого глотать и горькие кусочки. Это будет запоминающееся событие.

3

Отряд из Речного домика задерживался. Глауен и Чилк с особой тщательностью проверяли флаер.

— Мы не можем допустить чтобы с Джулианом что-нибудь случилось, — сказал Глауен Чилку, — Он очень известный политик и вполне возможно со временем станет первым Умфау Трои.

— Очень хорошее занятие, особенно если ты беспомощен во всем остальном, — заметил Чилк, — А что за парень, это Джулиан?

— Можешь составить о нем собственное мнение. Вот он как раз и прибыл.

Универсальный пикапчик остановился около флаера. Из него выскочил Джулиан. На нем была широкополая белая шляпа и костюм из парусины в синюю с белым полоску. За ним последовали Мило и Вейнесс. Они выгрузили свои дорожные сумки и погрузили их в багажный отсек флаера.

Джулиан подошел к Чилку.

— Вы готовы? Где наш флаер?

— Вот эта черная с желтым штуковина, которая стоит как раз перед вами, — ответил Чилк.

Джулиан с сомнением осмотрел флаер, потом повернулся к Чилку.

— То что вы здесь предлагаете совершенно не подходит. Вы не можете предоставить нам что-нибудь попросторней с большими удобствами?

Чилк почесал подбородок.

— Мне на ум приходит только туристический автобус, но вам придется подождать несколько дней. Там вполне достаточно места и вполне подходящая компания для того, чтобы поболтать в дороге.

— Я провожу официальную ревизию, — холодно заметил Джулиан, — и я ожидаю сего-то удобного с широкими функциональными возможностями.

Чилк добродушно ухмыльнулся.

— Потрудитесь немножко пошевелить мозгами. Этот флаер готов к полету, и это очень удобно. Он доставит вас куда вам будет угодно, при этом может лететь повыше, может — пониже. А это уже широкие функциональные возможности. Вы сколько заплатили за полет?

— Естественно нисколько — это официальная миссия.

— Вот ваш флаер. За такие деньги вы не найдете ничего лучшего.

Джулиан понял, что никакого высокомерия не хватит, чтобы справиться с простодушием Чилка, и умерил свой тон.

— Хорошо, полагаю это подойдет, — тут он заметил Глауена, — Эй, привет. Благородный молодой агент Бюро В! Ты пришел нас проводить?

— Не совсем.

— Ты здесь по официальному делу? Охраняешь флаер? Или подкарауливаешь беглого йипи?

— Это которого? — спросил Чилк, — Если того, что у ангара, так это не беглый, это мой помощник. Я конечно согласен, что его стоило бы арестовать, но у Глауена сегодня нет на это времени. Он ваш пилот.

Джулиан с удивлением и недовольством уставился на Глауена.

— А ты достаточно компетентен?

— Давай посмотрим на происходящее другими глазами, — предложил Глауен, — Вот мой багаж уже на борту флаера, а твой поехал обратно в Речной домик на все том же пикапчике.

— Эй! Шофер! — замахал шляпой Джулиан, — Сейчас же вернись! — он со злостью повернулся к Глауену, — А ты что стоишь? Сделай что-нибудь!

Глауен равнодушно пожал плечами.

— Если кому-то и надо бежать за машиной, — заметил он, — то это явно тебе, а не мне.

Чилк положил в рот два пальца и пронзительно свистнул. Пикапчик остановился и по сигналу Чилка вернулся обратно. С хмурым видом Джулиан перенес свой багаж из машины в багажный отсек флаера. После этого он снова повернулся к Глауену.

— Я настаиваю чтобы мне дали умелого и опытного пилота. Ты удовлетворяешь этим требованиям?

Глауен протянул ему небольшой бумажник.

— Здесь мой летный сертификат и лицензия.

Джулиан скептически осмотрел содержимое бумажника.

— Хм. Похоже, все в порядке. Хорошо. Нам надо добраться до охотничьего домика около Безумной горы.

— Мы будем в воздухе около четырех часов. Этот флаер не слишком быстрый, но вполне подходит для таких перелетов.

Больше Джулиан не сказал ни слова. Он присоединился к Вейнесс и Мило, которые уже заняли свои места в воздушном аппарате. Глауен задержался, чтобы перекинутся на последок с Чилком парой слов.

— Ну, и каков твой приговор?

— Слегка заносчивый, я бы сказал.

— Я тоже так думаю. Ну ладно, мы полетели к Безумной горе.

Глауен забрался в кабину флаера и уселся за пульт управления. Он нажал несколько кнопок, потянул на себя руль высоты и флаер взмыл в воздух. Глауен установил курс на автопилоте и машина устремилась на юго-запад.

Под ними проплыла неровная цепь Малдунских гор; затем потянулись сады и виноградники. Вскоре они уступили место нетронутой дикой природе; теперь внизу расстилались ласкающие глаз широкие зеленые луга, окруженные темно-синими алломброзовыми лесами. Потом они подлетели к реке Тван Тивол, которая несла свои воды с севера и заканчивалась в Данкваловском болоте — обширной территории покрытой озерками, прудами, трясинами и топями, заросшей фиолетово-зеленым дерном, кустами болвуна, сограссом, где изредка попадались сухие деревья. Из болота вытекали реки Ван и Леур.

На безоблачном небе сверкала Сирена.

— Если это кого-то интересует, — сказал Глауен, — то нас на всем пути ждет хорошая погода. Если верить синоптикам, то на Безумной горе тоже хороший денек, а поблизости не заметно никаких бенджи.

— Как раз к стати, — попробовал пошутить Джулиан, — никакого кровопролития в перспективе. Туристы явно запросят обратно свои деньги.

— Не думаю, — вежливо возразил Глауен.

— Вот поэтому ее и зовут Безумной горой, — добавил Мило.

— Ты уверен? — усомнилась Вейнесс, — Сомневаюсь я.

— Место получило свое название очевидно из-за сражений между бенджи, — заметил Джулиан наставительным тоном, — Эти битвы бессмысленные и безумные, это, если хотите знать, давно уже установлено, по крайней мере в ЖМС. Если мой план реален и сработает, то мы переименуем это место в гору Мира.

— А если нет, то тогда как? — поинтересовалась Вейнесс.

— Название гора Безумца Джулиана может собрать какое-то количество голосов, — предложил Мило.

Джулиан грустно покачал головой.

— Смейтесь сколько хотите, но вы не задушите смехом прогресс или ЖМС.

— Давайте хотя бы в начале дня не будем говорить о политике, — жалобно попросила Вейнесс, — Глауен, ты, похоже, знаешь все на свете, почему эта гора называется Безумной?

— В данном случае, действительно знаю, — отозвался Глауен, — на старых картах вы можете встретить название «холм Стефана Тос». А примерно двести лет назад один турист от восторга придумал новое название, которое с этого момента начали использовать все. Вот так она и стала Безумной горой.

— А что привело в такой восторг туриста?

— Я покажу вам, когда мы туда прилетим.

— Это связано с каким-то скандалом и тебе просто неудобно говорить об этом или же это какой-то приятный сюрприз? — поинтересовалась Вейнесс.

— Или то и другое, — добавил Мило.

— Твои мысли всегда работают быстрее моих и заходят дальше, — заметила Вейнесс, — Но мне не придумать что могло бы отвечать обоим этим условиям.

— Остается только подождать. Глауен нас еще удивит.

— Я этому не удивлюсь. Глауен очень проницательный. А ты как думаешь, Джулиан?

— Моя дорогая, я об этом еще как-то не задумывался.

— Расскажи нам про битвы, — снова повернулась к Глауену Вейнесс, — Ты их видел?

— Дважды. Когда находишься в охотничьем домике, то трудно не обратить на них внимание.

— Ну что там происходит? Они действительно настолько страшны, как боится Джулиан?

— Это захватывающее зрелище, но в какой-то мере слишком жестокое.

— Пожалуйста, расскажи мне что в них есть не жестокого, — иронично фыркнул Джулиан.

— Все зависит от точки зрения наблюдающего. Бенджи, похоже, на этот аспект не обращают никакого внимания.

— В это трудно поверить.

— Если бы для них сражения были столь же отвратительны, они бы сразу прекратили кровопролитие.

Джулиан достал из кармана брошюру.

— Послушайте, что пишется в этой статье: «Сражения между бенджи — очень драматическое и красочное зрелище, к счастью, оно доступно для туристов.

Следует заранее предупредить слишком впечатлительных людей: бенджи пугают своей яростью. Крики и рычание то затихают, то взрываются с новой силой; триумфальные вопли победителей смешиваются с полными боли стонами побежденных. Без остановки и жалости воины размахивают своими клинками. Они рубят и колют, разбивают и ломают, никто не ожидает пощады и никто не опускается до милосердия.

Для наблюдателя из Сферы Гаеана сражения являются впечатляющим зрелищем, полным древнего символизма. Эмоции накаляются до такого предела, которому современный ум даже не может дать названия. Вне всякого сомнения зрелище это очень яркое: противники очень красочны: зловещий красный цвет перемежается с зелеными и голубыми нагрудниками, с блеском оружия и доспехов, .

Воздух вокруг Безумной горы пропитан волшебной силой и первобытной свирепостью, и это будоражит кровь».

— Очень живое описание, — заметил Глауен, — Официальному путеводителю до этого далеко, там о битвам посвящена всего лишь пара строк.

— И все же, разве это не соответствует действительности?

— Не совсем. Визгов и стонов там не так уж и много, а вот хрюканья, проклятий и каких-то булькающих звуков хоть отбавляй. Женщины и молодняк стоят отдельно и их никто не трогает. Хотя нельзя отрицать, что сами воины не прочь прибить друг друга.

— Ты уж прости мое навязчивое любопытство, — взмолилась Вейнесс, — но хоть расскажи мне, что же там происходит на самом деле?

— Сражения кажутся абсолютно бессмысленными и их легко можно избежать. Миграционные пути проходят с севера на юг и с запада на восток и пересекаются как раз под охотничьим домиком у Безумной горы. Когда приближается орда, то первым сигналом к этому является низкий гул: неясный ропот. Через несколько минут на дороге появляется авангардный эскадрон: сотня элитных воинов вооруженных копьями, боевыми топорами и пиками. Они охраняют перекресток и стоят на страже пока не пройдет вся орда. Если в этот момент по второй тропе подходит другая орда, то она не ждет, пока первая закончит свое движение, как это диктует элементарная логика, а вместо этого атакует первую. Воины опускают копья и бросаются в атаку, стараясь пробить проход для своей орды. Сражение продолжается до тех пор, пока одна из орд не закончит переход. Пройти последней считается позором, и побежденная орда издает громкий вой и плачь, выражая тем самым свои оскорбленные чувства. Примерно в этот момент на поле боя бегут туристы в надежде найти сувениры: неповрежденный шлем или что-нибудь в этом роде. Они копаются среди валяющихся тел. Некоторые бенджи еще живы и убивают туристов. Устроители тура не оставляют без внимания мертвых туристов. Их фотографии висят в специальной галереи как предупреждение другим. Таких фотографий сотни и на них можно найти жителей всех миров. На всех эта галерея производит большое впечатление.

— Я нахожу все это просто позорным, — вмешался Джулиан.

— Я тоже не нахожу в этом ничего хорошего, — согласился Глауен, но бенджи не прекращают сражаться, а туристы не прекращают приезжать… таким образом домик у Безумной горы и остается постоянно открытым.

— Очень циничный взгляд на происходящее, — заметил Джулиан.

— Я не вижу в этом ничего циничного, — возразил Глауен, — Просто у меня не теоретический, а практический подход.

— Уверен, что мне этого не понять.

— И каков же твой план в отношении бенджи…, — поинтересовался Мило, — если тебе дадут свободу действий?

— Моей первой мыслью было построить баррикады, которые бы удерживали одну орду, пока проходит другая, но баррикады и заборы легко сломать или обойти. На данный момент, я остановился на виадуках и эстакадах, которые позволили бы одной орде проходить, не вступая в контакт с другой.

— Спустись на землю, Джулиан. Ты же понимаешь, что никто не позволит осуществить такой проект. Ты что, никогда не слышал про Законодательство?

— Законодательство мертво, так же как и Общество Натуралистов. Я могу сказать, что ЖМС рассматривает подобные проекты.

— Рассматривайте сколько угодно. Планируйте эстакады и виадуки хоть до посинения, но как ты можешь называть это официальным мероприятием не укладывается у меня в голове. Это мероприятие пацификов или Джулиана, но за счет Заповедника. Вот это, если хочешь, настоящий цинизм.

Джулиан медленно повернул голову и внимательно посмотрел на Мило из-под полуопущенных век.

Мило снова заговорил.

— Больше всего на свете тебе хочется создать прецедент вмешательства пацификов в существующий порядок. А следующим шагом будет приглашение йипи с островов на большую землю. Пацифики застроят для себя огромные площади на лучших территориях Деукаса. Загонят всех диких животных за заборы. Уверяю тебя, Джулиан, это не пройдет.

Джулиан безразлично пожал плечами.

— Ты разговариваешь, как дикарь. Предлагаю тебе для начала упокоиться. Это всего лишь поездка для инспекции. Я выскажу свои рекомендации. Возможно, они будут иметь вес, а возможно и нет. Пока больше не о чем говорить, — он демонстративно отвернулся от Мило и повернулся к Глауену, — А что делают на Безумной горе, когда бенджи там не сражаются?

— Отдыхают, набираются сил, пьют виски и прочие спиртное, обсуждают ландшафт со своими друзьями-туристами. Если любишь физические нагрузки, то можешь взобраться на Безумную гору. Дорога туда безопасна и на ней ты можешь встретить много интересного. Если ты любишь сувениры, то можешь сходить на берег реки и поискать яйца или спуститься на поле битвы, естественно, когда там никого нет и поискать что-нибудь подходящее там. Или, если ты истинный искатель приключений, спуститься на бодуне Глубокому озеру, где находятся стойбища бенджи, но опять таки, если, конечно, их там нет. Если повезет, то можешь найти волшебный камень.

— Что такое волшебный камень? — спросила Вейнесс, — И что такое бодун?

— Женщины-бенджи обтачивают кусочки нефрита, малахита, лазурита и прочих цветных камней и придают им форму небольшой медальки Они носят их в сеточке на шее. Когда приходит пора перемен, в шестнадцать лет они из женщин превращаются в мужчин. Тогда они выбрасывают эти камешки в кусты или в озеро. Так что можно порыться в кустах или понырять в озере и, вполне возможно, найти волшебный камень.

— Интересно, — заметил Джулиан, — Может быть я тоже попробую. А что такое бодун?

— Это такое довольно уродливое животное, на котором, после дрессировки, можно ездить верхом. Его надо покормить и приласкать для того, чтобы привести в миролюбивое настроение, иначе он может оказаться очень строптивым.

— И каким образом этого можно добиться? — с сомнением поинтересовался Джулиан.

— Конюхи-йипи хорошо умеют с ними обращаться, а вообще-то это довольно сложное занятие.

— Ха-ха! — воскликнул Джулиан, — так и здесь йипи на грязной работе!

— Их там всего несколько человек и выселить их оттуда невозможно.

— Это почему же?

— Честно говоря, на такую работу больше никто не согласиться.

Джулиан презрительно фыркнул:

— И так элита катается на бодунах, а йипи чистят конюшни.

— Ха! — заметил Мило, — Элита должна платить, чтобы покататься на бодунах. Йипи на этом хорошо зарабатывают. А элита после этого возвращается домой и вновь принимается за работу. А вот йипи отдают все деньги Титусу Помпо. Мы, к стати говоря, оплачиваем свою дорогу. Так что единственным представителем элиты среди нас являешься ты.

— Я представитель директора Вердженс, а она является законным официальным лицом.

Вейнесс решила поменять тему разговора. Она указала на саванну, раскинувшуюся внизу.

— Посмотрите на тех длинных тощих белых зверушек! Их там, похоже, тысячи!

Глауен через окошко взглянул вниз.

— Это единороги-попрыгунчики отправились выводить потомство на Зусамилльские трясины.

Он взял управление флаером на себя и тот нырнул вниз так, что у пассажиров перехватило дыхание, затем выровнял флаер и полетел в над землей, где стройными рядами бежали попрыгунчики. Стадо ощетинилось тысячью спиралевидных рогов.

— У попрыгунчиков нет глаз, — сказал Глауен, — Никто не знает, как они видят и видят ли вообще. Но тем не менее они находят дорогу от Великого Красного обрыва до Зусамилльских трясин и обратно и никогда не сбиваются с пути. Если ты приблизишься к стаду, то кто-нибудь один выскочит из него, чтобы попытаться тебя забодать, а потом догонит стадо и безошибочно найдет свое место в его рядах.

Джулиан взглянул вниз, на проносящуюся мимо белую колону, затем нарочито демонстративно взял свой путеводитель и углубился в чтение.

— Почему они постоянно делают повороты и зигзаги? Ищут дорогу? — спросила Вейнесс.

— Вовсе нет, — ответил Глауен, — Ты заметила вон те бугорки? Попрыгунчики стараются держаться подальше от них, даже если им приходится для этого сделать большой круг. Почему? На каждом из них живет семейство злобиков. Их трудно заметить, так как они сливаются с цветом травы. Они сидят и ждут, когда какой-нибудь беспечный зверек подойдет поближе. Таким образом они даже не пытаются потрудиться выходя на охоту.

Мило начал рассматривать пейзаж через бинокль.

— Около реки в высокой синей траве видны очень уродливые зверушки. Их трудно разглядеть, так как они сливаются с травой, — указал он.

— Это ящеры-вараны, — ответил Глауен, — Они меняют раскраску, чтобы слиться с окружающим ландшафтом. Они всегда живут стаями по девять особей. Почему именно по девять никто объяснить и не может.

— Может быть они могут считать только до девяти, — высказал предположение Мило.

— Может и так, — согласился Глауен, — Их толстая, шкура надежно защищает их от хищников, которые были бы не прочь закусить ими.

— А что происходит вон там, под вамолой?

Глауен посмотрел в бинокль в указанном направлении.

— Это певчий бык, и довольно крупный. Он или болен, или умирает, а может просто отдыхает. Скиддиты обнаружили его, но не знают, что с ним делать. Они посоветовались и теперь пытаются послать одного из щенков забраться на певчего. Но щенок принял мудрое решение и убежал. Пусть пробует кто-нибудь другой. Ха! Хвостатик прихватил его и теперь он уже в пищеводе. Остальные скиддиты бросились в рассыпную.

— Извините, — вмешался Джулиан, — Все эти наблюдения и разговоры очень полезны для вашего образования, особенно в области зоологии. Но я тороплюсь прибыть к Безумной горе, чтобы начать организацию своих исследований.

— Как изволите, — ответил Глауен.

Флаер продолжал лететь все в том же направлении; у него под крылом проносились леса и горы, озера и широкие реки; один за другим взору пассажиров открывались волшебные пейзажи. К полудню они подлетели к обширной возвышенности усеянной точками небольших озер. Далеко на западе возвышались горы, цепь из двадцати горделивых пиков протянувшихся с севера на юг. Глауен указал вниз на тоненькие струйки дыма поднимавшиеся у самого леса.

— Вот вам и лагерь бенджи. Костры разведены, очевидно, не для кулинарии или обогрева, а для варки клея, который идет на изготовление их шлемов и доспехов.

— И как далеко еще до Безумной горы?

— Она уже видна вон там, впереди. Вон тот старый вулкан с зазубренной верхушкой. Сейчас мы пролетаем над Долиной стонов. А вон там, справа, Глубокое озеро.

Через пять минут флаер приземлился на посадочной площадке. Все четверо поднялись по короткой лестнице и оказались на террасе перед охотничьим домиком. Путешественники вошли в вестибюль: помещение с высокими потолками и разложенными на каменном полу красными, белыми и черными коврами. Повсюду можно было увидеть предметы, когда-то принадлежавшие бенджи: над камином висели два боевых топора, на специальных вешалках красовалась дюжина шлемов, на регистрационной стойке были разложены шарики и диски из полированного малахита, киновари, нефрита и молочного опала.

— Это волшебные камни бенджи, — сказал клерк, заметив, что Вейнесс проявила к ним интерес, — Но только не спрашивайте меня как ими пользоваться, я все равно этого не знаю.

— Они продаются?

— Сотня солов за киноварь, пятьсот за нефрит и тысяча за молочный опал.

Всем четверым были отведены комнаты и тут же всех сфотографировали.

— Вон тот холл ведет в столовую, — пояснял клерк, — там же находится галерея, в которой вывешены фотографии туристов убитых бенджи. Если вам так не повезет, то мы предпочитаем вывесить вашу фотографию сделанную «до» того, а не «после», особенно, если учесть, что галерея ведет в столовую.

— Забавно! — воскликнул Джулиан, — Пойдем поедим?

— Дай мне время, умыться, — попросила Вейнесс.

Все четверо встретились несколько позже на террасе и вышли на балюстраду, которая выходила как раз на Долину стонов.

— И где это знаменитое поле брани? — спросил Мило.

— Вон там, почти прямо под нами, — ответил Глауен, — Видишь вот эти холмики или земляные валы? Их за тысячи и тысячи лет образовали проходящие мимо бенджи. Они-то и определяют миграционные пути. Один путь лежит с севера на юг, а другой — с запада на восток. Пересекаются они как раз под охотничьим домиком. Когда встречаются орды, то они, к сожалению, ведут себя не как джентльмены, а стараются угодить друг другу по макушке боевым топором.

— На самом деле, все это звучит очень бессмысленно, — заметила Вейнесс.

— Это полный абсурд и позорище, и это необходимо прекратить, — заявил Джулиан.

— Навесной переход прекрасно бы решил проблему, — заметил Мило, — Но обрати внимание, миграционный путь довольно широк.

— Примерно триста метров в ширину, — уточнил Глауен.

Джулиан нахмурившись начал разглядывать поле сражений.

— Ты знал, что путь настолько широк? — тихо спросила его Вейнесс.

Джулиан потряс головой.

— Ты же знаешь, что это мой первый визит к Безумной горе. Давайте лучше пойдем подкрепимся.

Все четверо уселись за столик и им подали завтрак.

— Возможно, мы можем помочь Джулиану подсчитать каким должен быть проход, — предложил Мило, — Чтобы соответствовать миграционному пути он должен быть шириной в триста метров. Длина его тоже должна быть не менее трехсот метров, а вот какова должна быть высота пролета… сколько ты на него отводил, Джулиан?

— На самом деле я еще серьезно об этом не задумывался.

— Пролет высотой в десять метров позволит бенджи проезжать не опуская копий. Джулиан, сколько бетона потребуется тебе для строительства подъема?

— Я не заходил так далеко в своих размышлениях. Переход может быть оптимальным решением, а может быть и нет. Я и приехал сюда именно для того, чтобы выяснить есть ли практическое решение этой проблемы.

— Не обращай внимание на глупости Мило, — успокаивающе сказала Вейнесс, — Ты, сколько хочешь, можешь проводить собственные наблюдения и обдумывать решение, а мы постараемся не путаться у тебя под ногами. Глауен, как ты предлагаешь провести время до вечера?

— Можем подняться на Безумною гору. Там по дороге есть очень интересные развалины: каменная платформа и то, что когда-то было, очевидно, башней. Археологи думают, что их построило исчезнувшее племя бенджи. Вы так же увидите голубых дротиков. Для того, чтобы ловить насекомых, они притворяются цветочками. Туристов, которые хотят пособирать их ждут неприятности. Сначала они плюются, затем издают пронзительный свист, а затем сбрасывают свой маскарадный костюм и жалят изогнутым хвостом.

— Интересно. А что еще там есть?

— Может быть, мы встретим каменные орхидеи с каменными цветками и ковыляющее земляничное дерево, которое само передвигается, чтобы разбрасывать свои семена. На горе живут фаринксы. Они очень интересно охотятся. Один из них прячется в кустах, в то время как другой ложится кверху лапами и начинает издавать зловонье, напоминающее запах гнили. Стервятники, привлеченные запахом, опускаются на землю, и тот, что в кустах, выскакивает и хватает ближайших. Обед делится поровну.

— Ты так и не рассказал нам, почему гора называется Безумной.

— Эта история не очень длинная. Один слишком уж привередливый турист спускаясь с горы завопил: «Гора обезумела!» Оказалось, что он поднялся для того, чтобы осмотреть развалины. По дороге он подобрал голубой дротик, который плюнул ему в бороду, ужалил в руку и с визгом убежал. Турист сел на ковыляющее земляничное дерево, которое тут же под ним начало извиваться. Он пошел дальше и наткнулся на, больного фаринкса, на которого уже собирались наброситься стервятники. По доброте сердца он отогнал стервятников, и оба фаринкса набросились на доброхота и укусили его за ногу. Он доковылял до развалин и наткнулся на поэтов, которые совершали ритуальные танцы. Вот тут-то он и потерял полностью ощущение реальности. Он засеменил вниз и с тех пор гора Стефана Тоса стала именоваться «Безумной горой».

— Ты этому веришь? — спросил Мило, взглянув на Вейнесс.

— А у меня нет выбора. Но я бы хотела поглядеть на эти чудеса своими глазами.

— Я уже поел и готов отправиться туда в любое время, — улыбнулся Мило.

— Я тоже готова, — ответила Вейнесс, — Джулиан, мы скоро вернемся. К обеду ух точно.

— Минуточку, — возразил Джулиан, — Глауен приставлен ко мне помощником. Он может мне потребоваться.

— Ты это о чем? — удивленно уставился на него Глауен, — Я правильно все расслышал?

— Твой слух тебя не подвел, — ответил Мило, — Джулиану нужен кто-то еще, чтобы бегать взад и вперед и носить его заметки.

— Я управляю флаером и могу определять животных, — покачал головой Глауен, — Я даже могу попробовать спасти Джулиану жизнь, если он совершит какую-нибудь глупость. Но на этом мои обязанности кончаются.

Джулиан с каменным лицом отвернулся. Он подошел к краю балюстрады, какое-то время рассматривал долину, потом повернулся к остальным и сказал:

— Я уже увидел все, что мне было надо, по крайней мере на данный момент.

— Тогда пошли с нами в гору, — предложила Вейнесс.

— Хорошая идея, — согласился он, — подождите меня минутку, я одену свой походный костюм.

Так прошла первая половина дня. Когда четверо путешественников вернулись, Сирена была уже низко над горизонтом. Они уселись на террасе за вечерним стаканчиком вина и смотрели как Сирена прячется за далекими горами.

— А что это сверкает? — спросила Вейнесс, указывая на другую сторону долины, — Это, наверное, и есть Глубокое?

— Именно так, — подтвердил Глауен, — Когда Сирена опустится пониже, ты сможешь увидеть там ее отражение. Но идти туда нет смысла, так как там кроме лагеря бенджи ничего интересного нет, разве только ты собираешься поискать волшебный камень.

— И каковы шансы найти такой камень?

— Малы, если только не придти сразу после того, как из лагеря ушли бенджи. После этого вероятность снижается до нуля.

— Туда надо ехать на бодунах?

— До озера довольно далеко.

— А почему бы нам не воспользоваться флаером? — поинтересовался Джулиан.

— Идея соблазнительна, но это против правил, так как в этом случае возникает проблема с остальными туристами.

— Ну, ладно, — недовольно покачал головой Джулиан, — В путеводителе говорится, что бодуны довольно вспыльчивые животные, но если ездить на них в соответствующем костюме, то они совершенно безопасны. Я не понимаю, они что, настолько разборчивы?

— В основном да. У них очень подлая натура и они с удовольствием бы разделались со своим наездником дай им только шанс. Перед поездкой конюхи подготавливают их и приводят их в хорошее настроение.

— А наездник обязательно должен одеться в костюм, который бодун сочтет подходящим для такого случая?

— На самом деле костюм наездника весьма практичен. Бодуна приводят в миролюбивое настроение очень интересной процедурой. Конюх-йипи очень хорошо его кормит, а потом начинает при помощи палки дразнить его до тех пор, пока тот не придет в совершенную ярость. В этот момент конюх выбрасывает соломенное чучело, одетое в черную шляпу, белый плащ, черные штаны и красный кушак, то есть в костюме наездника. Бодун начинает пинать и топтать чучело, подбрасывать его в воздух до тех пор пока не сочтет, что оно уже достаточно наказано. После этого он забрасывает чучело себе на спину с расчетом, что съест его потом, так как в данный момент он вполне сыт.

— Вся ярость бодуна выходит во время этой процедуры и он становится сравнительно спокойным. Йипи надевает на бодуна шоры, вместо куклы садится наездник, который поднимает шоры и едет в относительном комфорте.

— Чтобы спешиться всадник должен сначала опустить шоры, в противном случае бодун подумает, что его жертва ожила и пытается улизнуть, и набросится на всадника.

— Думаю, теперь мне все понятно, — заявил Мило, — Если я хочу найти волшебный камень, то я должен на бодуне доехать до озера Глубокое и искать его там пока не найду.

— Более или менее правильно.

— А каковы мои шансы вернуться оттуда живым?

— Довольно велики, если учесть, первое — что бодун хорошо подготовлен к поездке, второе — что ты не забудешь опускать шоры, когда будешь спешиваться, третье — что бенджи не заметят, что ты рыскаешь вокруг лагеря и четвертое — что на тебе не нападут другие дикие звери такие как тюрипиды или горные злобики.

— А как найти камень, который брошен в озеро?

— Можешь бродить по озеру и пытаться нащупать его ногами в тине. Использовать механические приспособления запрещено: это уже будет «разработка». Во всяком случае, таков порядок, зато власти дают небольшое послабление и рассматривают при вывозе волшебные камни как сувениры, а не как «драгоценные минералы».

— Мне бы хотелось попробовать, — сказал Мило.

— Мне бы тоже, — поддержала его Вейнесс, — Хотя у меня много сомнений. А что, если бодун захочет есть по дороге и вспомнит про свой отложенный обед?

— Тогда ты просто должна будешь снести ему голову. У всех всадников есть с собой ружье.

— Хотелось бы мне, чтобы я не была такой трусихой, — призналась Вейнесс, — Но я буду очень хорошо обращаться со своим бодуном, и, может быть, он тоже по-доброму отнесется ко мне.

— Я бы на его месте именно так и поступил, — улыбнулся Глауен, — на самом деле, на его месте, я бы унес тебя далеко-далеко за холмы и сохранил для молодняка.

Джулиан нахмурился явно давая понять, что это замечание было если не неуместным, то, по крайней мере, слишком дерзким. Он прищурившись посмотрел на Глауена.

— Это не так-то просто. Я бы поймал тебя, не успел бы ты проскакать и сотни метров, — он говорил это с улыбкой на губах, но в его голосе не было и тени юмора, — Твоя выходка не вызовет аплодисментов, а скорее наоборот.

Глауен, застигнутый врасплох таким оборотом дела, грустно сказал:

— Даже если бы я и не был бодуном, я бы все равно приберег ее для молодняка.

— Пожалуйста, не обращай внимания на моего слишком галантного помощника, — обратился Джулиан уже к Вейнесс, — его комплименты в данных обстоятельствах кажутся слишком фамильярными.

— Это о каких ты обстоятельствах говоришь? — поинтересовался Глауен.

— Это, вообще-то, не твое дело, но я скажу: у нас с Вейнесс есть виды на длительные отношения.

— Успокойся, Джулиан, — с натянутым смешком заметила Вейнесс, — Все течет, все изменяется. А что касается Глауена, то, не смотря на его обыденную практичность, у него очень поэтическая душа, и тебе следует терпимей относится к полетам его фантазии.

— В конце концов, я — Клаттук, — напомнил Глауен, — Мы знамениты своей романтической натурой.

— По этому поводу я хочу рассказать одну историю, — вмешался Мило, — Я имею в виду историю про легендарного Рейнольда Клаттука. Он в Касковской пустоши рискуя жизнью спас в снежный буран прекрасную деву, пронес ее через буран до дорожной станции; развел огонь, чтобы согреть, растер ей ноги и руки, а потом терпеливо начал потчевать ее горячим супом и тостами с маслом. Она съела, сколько смогла, затем расслабилась, откинулась на спинку стула и случайно рыгнула, это так оскорбило чувствительную натуру Рейнольда Клаттука, что он опять выгнал ее на мороз.

— Мило, эта история слишком неправдоподобна, — запротестовала Вейнесс.

— Она, должно быть, сделала что-то еще, — добавил Глауен, — Я не думаю, что я бы выгнал ее за столь мелкую оплошность.

— А как ты думаешь, что она могла сделать еще? — поинтересовался Мило.

— Трудно сказать. Может быть она обругала его за то, что у него подгорел тост.

— Однако традиция утверждает, — не унимался Мило, — что когда ты сидишь за одним столом с Клаттуком, то следует внимательно следить за своими манерами.

— Я буду очень внимательной, — пообещала Вейнесс, — Мне очень не хочется, чтобы Глауен счел меня вульгарной.

Глауен поднялся из-за стола.

— А сейчас, думаю, мне лучше сходить и заказать на завтра бодунов. Джулиан, ты пойдешь завтра осматривать поле брани или попытаешь найти свое счастье на озере Глубокое?

Какое-то время внутри Джулиана происходила внутренняя борьба.

— Пока я уже посмотрел там все, что мне надо. Пожалуй, я лучше съезжу с вами на озеро Глубокое.

Глауен и Мило пошли в конюшни. Джулиан проследил взглядом, как они пересекли террасу и неодобрительно покачал головой. Он повернулся к Вейнесс:

— Романтик он там или нет, но я нахожу этого парня Клаттука очень неприятным. Я просто возмущен тем, как он смотрит на тебя. Он, похоже, забывает, что ты относишься к Натуралистам и не входишь в общество персонала станции. На самом деле, тебе надо твердо и жестко поставить его на место.

— Джулиан! Я просто поражена! Мне казалось, что последователи ЖМС отказались от классового разделения общества, и все вместе рука об руку маршируют к рассвету светлого будущего.

— По этому поводу скажу одно. В моей личной жизни я очень разборчив, и считаю это просто моей прерогативой. Я представляю высшую расу Сферы Гаеана, и я отказываюсь иметь дело с чем-то, что не относится к самому лучшему. К этой категории я имею счастье отнести и тебя.

— Я тоже очень высокого мнения о себе, — заявила Вейнесс, — Я тоже не хочу иметь ничего общего с более низкими людьми, под которыми я подразумеваю дураков и лицемеров.

— Именно так! — согласился Джулиан, — У нас с тобой одинаковая точка зрения!

— Но есть небольшая разница, — заметила Вейнесс, — У нас в одни и те же категории входят разные люди.

Джулиан нахмурился.

— Ну…, может оно и так. В конце концов, у каждого из нас свои собственный круг знакомых.

— Получается так.

Тщательно наблюдая за своим голосом, Джулиан спросил:

— Ты все еще собираешься съездить на Землю?

— Да. Мне надо там провести некоторые исследования, которые я не могу осуществить здесь.

— И какова же область твоих исследований? Ты всегда об этом так неопределенно высказываешься.

— В основном, я хочу проследить возникновение некоторых фольклорных направлений.

— И Мило тоже едет с тобой?

— Так, по крайней мере, планируется.

— А как же я? — с нотой упрека в голосе спросил он.

— Я не понимаю, что ты этим хочешь сказать… Хотя, возможно и догадываюсь.

— Я думал, что мы с тобой достигли взаимопонимания. Я не могу ждать вечно.

Вейнесс отрывисто рассмеялась.

— Это, так называемое взаимопонимание, мамина идея, а не моя. Она просто не практична. Для начала, я не разделяю твоих политических симпатий.

— Этого раньше не было. На тебя кто-то оказывает влияние. Может Мило?

— Мы с Мило редко, обсуждаем политику.

— Но не может же это быть Глауен Клаттук! Он еще более наивен, чем Мило.

— А сама я не могу ни до чего додуматься? — спросила Вейнесс, начиная раздражаться, — И все же, ты недооцениваешь Глауена: он спокойный, скромный и очень умный. К тому же он компетентен, качество, которое меня больше всего восхищает.

— Ты очень пылко о нем говоришь.

— Пожалуйста, Джулиан, — устало попросила Вейнесс, — Выброси меня из головы. На данный момент у меня достаточно своих проблем, и я не собираюсь добавлять к ним еще и твои. И в этом я вполне категорична.

Джулиан холодно пожал плечами и откинулся на спинку стула. Они молча сидели и наблюдали, как Сирена садиться за горы.

Вернулись Глауен и Мило.

— Бодуны будут покормлены, приведены в благодушное настроение и готовы сразу после завтрака.

— Намного благодушнее, чем сейчас, — добавил Мило, — по крайней мере, я на это надеюсь. Глауен не преувеличивал, бодуны действительно не отличаются дружелюбием. Конюхам не позавидуешь.

— Надеюсь, что они мастера своего дела, — заметила Вейнесс.

— Должны быть такими, — согласился Глауен, — Они здесь уже не один год. По крайней мере, после моего последнего визита сюда они не менялись.

Джулиан, очевидно, хотел высказать какое-то едкое замечание в отношении йипи, но Вейнесс его опередила.

— Солнце уже почти зашло, — сказала она, — пора идти переодеваться к столу.

Все четверо разошлись по своим комнатам. Глауен принял ванну и одел темно-зеленые брюки с черным и красным кантом по бокам, белую рубашку и элегантную темно-серую куртку. Вернувшись на террасу, он обнаружил там Мило, который стоял облокотившись на балюстраду. На Долину стонов спустились сумерки, с отдаленным сиянием и с тусклой оранжевой окантовкой по краю неба.

— Я прислушиваюсь к звукам, — сказал Мило, — Я слышал несколько различных завываний, густой низкий рев или рычанье, и меланхоличный напев.

— Я люблю слушать вон оттуда, уже за балюстрадой.

— Если даже и есть возможность слушать из долины, то я все же предпочитаю слушать отсюда. Слышишь! Что это?

— Не знаю, но голосок очень печальный.

Появилась Вейнесс, на ней была белая юбка и бледно-бежевый жакет, который очень подходил к цвету ее лица.

— Что вы здесь делаете?

— Слушаем звуки и шум, — ответил Глауен, — Присоединяйся, поможешь.

— Вот например, — вмешался Мило, — Слышишь вот это!

— Слышу. Не удивительно, что это место прозвали Долиной стонов, — Вейнесс осмотрела террасу, где половина столиков была уже занята другими посетителями охотничьего домика, — Будем есть под открытым небом?

— Если хочешь.

— Вечер очень приятный. Пошли на террасу.

Они втроем сели за столик. Время шло: десять минут, двадцать, а Джулиан все не появлялся. Мило начал беспокоиться, постоянно оглядываясь через плечо на вестибюль.

— Заснул он там, что ли? Схожу-ка я позвоню ему, а то мы так и будем здесь сидеть, пока он не проснется.

Мило пошел выяснять причину отсутствия Джулиана. Спустя некоторое время он вернулся.

— Странно! В комнате его нет, в вестибюле нет, в библиотеке нет. Где он может быть?

— Может быть он в галерее? Рассматривает фотографии?

— Я там тоже посмотрел.

— Не пошел же он гулять! — воскликнула Вейнесс.

— Ну, вот он и идет, — заметил Мило.

— Где ты был, Джулиан? — спросила Вейнесс.

— И тут и там, — беспечно ответил он.

На нем был белый костюм с красной с синим сорочкой с глухим воротом и красный кушак на поясе.

— Я тебя везде искал, — не унимался Мило, — Может быть ты раскроешь местонахождение своего убежища?

— Не важно, нет никакого повода для беспокойства.

— Это что, секрет? — поинтересовалась Вейнесс.

— Конечно — нет, — резко ответил Джулиан, — Если ты все должна знать, то я ходил на конюшню, чтобы проверить все своими глазами.

— Ночью там много не увидишь, — заметил Глауен, — Бодуны уже в стойлах.

— Я несколько минут поговорил с йипи. Мне было интересно узнать, что они думают о своей работе.

— И что же они тебе рассказали?

— У нас получился очень приятный разговор, — важно ответил Джулиан, — Когда они узнали, что я ЖМСовец, то стали очень откровенными. Старшего конюха зовут Орредус Манилоу Робенарт, или что-то в этом роде. Это очень сообразительный и на удивление веселый парень. То же самое можно сказать про всю команду. Я не услышал от них ни одного грубого слова. Они удивительно хладнокровны.

— Им очень хорошо платят, — заметил Глауен, — Хотя, как я подозреваю, Умфау забирает у них все деньги.

Джулиан не обратил на эту фразу никакого внимания.

— Как и я они мечтают о лучших временах. Я действительно уверен, что определенные преобразования вполне возможны. ЖМС собирается в этом движении занять лидирующую позицию. Я уверен что мы можем преобразовать этот мир.

— Под предводительством Пацификов? Мы можем ожидать помазания Джулиана Бохоста на пост Великого Умфау Кадвола?

Джулиан и это высказывание пропустил мимо ушей.

— К моему великому удивлению, Орредус почти ничего не знал о ЖМС. Я объяснил ему наши цели и описал свое место в этой организации, и это на него произвело большое впечатление. Он ко мне очень тепло отнесся.

Вейнесс начала уже скучать, но к счастью заметила явление, которое могло отвлечь их от этой темы. Она указала на небо, на котором все еще сгущался сумрак.

— Объясните мне, ради всего святого, что это такое.

Глауен посмотрел в указанном направлении.

— Ты видишь ночной венчик Безумной горы. Он стремится вон к тому кардамоновому дереву.

— Он кажется большим облаком черного пуха. У него есть крылья?

— Это в основном просто воздух; рот, желудок и черные перья. Сейчас он усядется на дерево и начнет ловить насекомых.

Ночной венчик деликатно уселся на верхнюю ветку кардамонового дерева.

— Смотрите, — показала Вейнесс, — у него блестят глаза, как маленькие красные огоньки! Какое странное существо!

— Они почти вымерли, и биологи не могли объяснить почему. Затем кто-то обнаружил, что йипи забираются на деревья к их гнездам, убивают птиц, а перья продают туристам. Бюро В быстро привело в действие статью одиннадцатую Законодательства, в которой говориться об уничтожении местных пород для получения прибыли. В соответствии с этой статьей убийство ночного венчика должно караться смертью. И истребление птиц тут же прекратилось.

— Смертью? — с ужасом воскликнул Джулиан, — Всего лишь за убийство птицы? Вам не кажется это чрезмерным?

— Мне так не кажется, — возразил Глауен, — Никому не угрожает ни малейшая опасность, пока он не нарушает законы. Все ужасно просто.

— Мне все понятно! — воскликнул Мило, — Я сейчас все объясню Джулиану. Если я спрыгну с обрыва, то погибну. Оба эти действия очень сходны, оба являются своего рода самоубийством, а человек просто делает собственный выбор.

— Я не боюсь закона, — добродетельно заявила Вейнесс, — но я и не собираюсь убивать ночных венчиков и продавать из перья.

— Естественно, ты не боишься и не беспокоишься, — саркастически хмыкнул Джулиан, — чтобы не случилось к тебе все равно не применят этого закона. Он распространяется только на несчастных йипи.

— Ну, что ты скажешь на это? — обратился Мило к Вейнесс, — Джулиан прав? Осудит ли тебя отец на смерть за убийство птицы?

— Возможно и нет, — согласилась Вейнесс, — Скорее всего, он просто запрет меня в моей комнате.

К столу подошел официант. Он расстелил красную с белым и черным узором скатерть, принес канделябры, зажег свечи и начал должным образом сервировать стол.

Путешественники теперь почти не разговаривали, все были погружены в собственные мысли. Под воздействием легкого ночного ветерка пламя свечей дрожало, а из долины доносились звуки: и жалобные, и меланхоличные, и грозные. Поев, они долго еще сидели за столом и пили зеленый чай. На Джулиана, казалось, напало задумчивое настроение и даже он молчал. Наконец, он тяжело вздохнул и, стряхнул с себя оцепенение.

— Временами на меня нападает настоящее отчаяние. Вот сидим мы вчетвером, и все четверо придерживаемся обычной морали. И в тоже время, мы не можем придти к согласию в принципиальных вопросах.

— Ситуация действительно необычная, — согласился Мило, — Внутри нашего сознания что-то пробуксовывает.

Джулиан улыбнулся.

— Я могу предложить решение всех наших проблем. Наша обычная мораль вполне может работать и любой разумный человек без всякого затаенного недовольства подстроится под нее.

— Это звучит очень похоже на тот план, который мы все так ждем! — воскликнул Мило, — Я придерживаюсь морали. Думаю, Вейнесс тоже человек с моральными принципами; по крайней мере, скандалов с ней не было. Глауен, конечно, Клаттук, но это вовсе не означает, что он аморален. Во всяком случае, говори! И мы тебя выслушаем.

— В общих чертах мой план ужасно прост. То, что нам известно находится «внутри», а за этим «внутри» лежит Затаившийся круг. Тысячи миров, не менее прекрасных, чем Кадвол, ждут своего открытия. Я предлагаю, чтобы возродившееся и деятельное Общество Натуралистов послало своих разведчиков, чтобы открыть один из этих миров и создать там Заповедник, в то время как Кадвол смирится с реальностью.

— И это ты называешь планом? — удивился Мило.

— Естественно.

— И в каком месте здесь приложена мораль? — озадачено спросил Глауен.

— Для удобства, мы можем определить это, как «космос, пространство, время и Заповедник устроенный на вкус Джулиана Бохоста», — мрачно сказал Мило.

— Брось, Мило, постарайся отнестись к этому серьезней, — возмутился Джулиан, — Что ты все время строишь из себя клоуна? Мораль регулирует потребности и посредством демократического процесса гарантирует права всем членам общества, а не способствует капризам и привилегиям избранных.

— На словах все выглядит очень хорошо, — заметил Глауен, — Но твой план совершенно не приемлем для Кадвола, где колония нелегальных бродяг, намного превосходит трудящееся население станции Араминта. Если ты дашь им права голоса, то они в два счета вышвырнут нас вон.

— Я объясню, — засмеялся Джулиан, — В основе морали лежит аксиома равноправия, которая предполагает одинаковые привилегии, равенство перед законом и одинаковую ответственность за принятия решений для каждого члена цивилизованной расы: короче, истинная универсальная демократия. А это и является настоящей универсальной моралью.

— Пожалуйста, Джулиан! — опять запротестовал Мило, — Не ужели ты не можешь спуститься на землю? Это не мораль, а эгалитаризм пацификов в самой, что ни на есть гипертрофированной форме. Какой смысл говорить о пустых банальностях, которые, как ты сам это прекрасно знаешь, по меньшей мере не практичны?

— Демократия не практична? Это ты это хочешь мне сказать?

— Насколько я помню, — вмешался Глауен, — барон Бодиссей высказался по этому поводу.

— Да? Он был за или против?

— Ни то, ни другое. Он указывал на то, что демократия может работать только в относительно гомогенном обществе, состоящем из равных индивидуумов. Он привел в пример общество основанное на демократии, которое состоит из двухсот волков и девятисот белок. Когда были приведены в действие территориальные и общественные законы, то волки вынуждены были жить на деревьях и питаться орехами.

— Ха! — возразил Джулиан, — барон Бодиссей — это ископаемое прошлое.

— Ну ладно, я пошел спать, — не вытерпел Мило, — Сегодня был длинный и плодотворный день, во время которого произошло два главных события. Мы сконструировали для Джулиана переход и раз и навсегда определили смысл термина «мораль». Завтра будет не менее продуктивный день. Всем спокойной ночи.

Мило удалился. Оставшаяся троица какое-то время сидела в молчании, Глауен надеялся, что Джулиан тоже отправиться на покой. Но тот не шевелился, и тут Глауен внезапно, понял, что Джулиан намерен просто пересидеть его. Глауен тут же встал, достоинство Клаттуков не позволяло ему ввязываться в такое соперничество. Он пожелал Вейнесс и Джулиану покойной ночи и отправился в свою комнату.

Вейнесс заерзала на стуле.

— Думаю, я тоже пойду спать.

— Вечер еще только начался! — мягко сказал Джулиан, — Посиди со мной немного! Мне очень хочется с тобой поговорить.

Вейнесс неохотно снова села.

— И о чем же ты хочешь со мной поговорить?

— Я не могу поверить в то, что ты мне сказала перед этим. Скажи мне, что я прав в своих сомнениях.

Вейнесс снова встала.

— Боюсь, что наоборот. Наши жизни направлены в разные стороны, а сейчас я иду спать. И пожалуйста, не сиди здесь в размышлении всю ночь.

Какое-то время Вейнесс не могла заснуть, ее мозг был слишком возбужден. Она лежала и прислушивалась к звукам, которые из ночи доносились сквозь открытое окно. Наконец, она заснула.

Утром все четверо облачились в костюмы для верховой езды, которыми их снабдила администрация охотничьего домика, и сразу после завтрака отправились в конюшни. Глауен принес с собой ящик с ружьями.

Перед конюшней с опущенными шорами их ждали четыре бодуна. Бодуны были готовы к поездке, у каждого на изгибе спины было одето седло окрашенное в свой цвет: оранжевый, серый, синий и зеленый.

Вейнесс рассматривала бодунов с недоверием. Каждый был высотой около двух метров. Шесть кривых ног, бугристая спина, двухметровый хвост из окостеневших узелков. Спинной хребет впереди заканчивался головой, состоящей их голых костяных пластинок с которых свисали гибкие хоботки неприятного бледно-голубого цвета. Глаза располагались на тонких отростках, которые торчали из клочков белой шерсти; сейчас на них были одеты шоры в виде кожаных колпачков. Шкура в красных, серых и фиолетовых пятнах свисала складками и издавала неприятный запах плесени. Седла были одеты непосредственно на спинной хребет сразу же перед хвостом. Пара цепей, прикрепленных к сбруе прижимала к голове хоботки, а шест установленный сзади седла защищал всадника от ударов хвоста.

— Ты уверен, что все мы должны ехать на этих кошмарных животных? — спросила Вейнесс.

— Если хочешь, оставайся в домике, — ответил Глауен, — На Глубоком озере смотреть особо не на что, а заняться можно только разве что поиском волшебного камня.

— Меня всегда считали по крайней мере такой же беспокойной, как и Мило. Если уж он едет, то еду и я. Просто мне бы хотелось ехать на чем-нибудь не таком страшном.

— Для обычных поездок туристов лучше бодунов ничего не придумаешь, — заверил Глауен, — При правильно обращении они и самого дьявола моментально донесут до Глубокого Озера.

— И последнее, что, думаю, не менее важно, — сказала Вейнесс, — После того, как я оседлаю этого зверя и он помчится вперед, как мне им управлять?

— Это очень просто, — заверил ее Глауен, — Перед каждым седлом есть панель управления. На панели три рычага, которые при помощи электрических контактов и проводов управляют бодуном. Для того, чтобы двинуться вперед, переведи левый рычаг вперед, а потом обратно в среднее положение. Чтобы увеличить скорость, толкни левый рычаг вперед и обратно столько раз, сколько сочтешь нужным. Обычно одного раза вполне достаточно, бодуны бегут легко и с удовольствием. Чтобы замедлить скорость потяни этот же рычаг на себя, а потом обратно. Для того чтобы остановиться держи рычаг постоянно оттянутым на себя. Для быстрой остановки держи рычаг оттянутым на себя и опусти шоры. Для того чтобы повернуть направо, отведи средний рычаг направо, налево — налево. Третий рычаг управляет шорами. Горящая сигнальная лампочка означает, что шоры подняты. Никогда не слезай с бодуна пока не установишь этот рычаг в положение от себя, то есть не опустишь шоры и не выключишь сигнальную лампочку. С опущенными шорами бодуны становятся совершенно пассивными и не двигаются; привязывать их не надо. С правой стороны седла находится чехол с аварийным радио, которое, надеюсь нам не понадобиться. И наконец, не подходи близко к бодунам спереди, хоботы у них привязаны, но они иногда все же умудряются в тебя плюнуть.

— Все кажется довольно просто, — согласилась Вейнесс, — Потяни, поверни и не дай себя оплевать. Полагаю, что не следует ходит и в опасной близости от хвоста. Джулиан, ты понял все инструкции Глауена?

— Да.

— Внешность иногда бывает довольно обманчивой, — заметил Мило, — но эти зверьки мне не кажутся ни кроткими, ни пресыщенными. Вон зверь Джулиана перебирает ногами и пускает изо рта пену, — он указал на бодуна под оранжевым седлом, — Я бы назвал такое поведение капризным.

Старший конюх Орредус безмятежно улыбнулся.

— Им не терпеться пуститься вскачь. Они очень хорошо поели и от всей души размолотили куклу, так что теперь доставят вас к озеру ко всеобщему удовольствию.

Джулиан тронулся вперед и прошел мимо беспокойного жеребца под оранжевым седлом.

— Давайте трогаться! — он подошел к бодуну под зеленым седлом, — Вот прекрасный зверь! Я назову его Ольберсом и я буду гордо скакать на нем, а все будут восхищаться, как лихо я проношусь по долине! Орредус, помоги мне сесть на Ольберса.

— Минуточку, — остановил его Глауен.

Он открыл ящик и уложил ружье в кобуру рядом с седлом. Затем по отдельности проверил каждого бодуна, проверив как одеты седла, седельные застежки, панели управления, кабеля, шоры, рации, шесты защиты от хвоста и прочность цепей на хоботках. Наконец он сказал:

— Все в полном порядке.

Теперь вперед вышел Орредус.

— Так значит вы готовы? Для леди вот этот очень хороший скакун; она будет сидеть в синем седле. Бодун в очень хорошем состоянии; леди очень понравится поездка. Это то, что мы называем мягким скакуном. Я помогу вам сесть в седло.

— Я невинная маленькая миленькая Вейнесс, — пробормотала она, — Я не могу поверить, что такое может со мной случиться, — она с воодушевлением взобралась на бодуна, — Ну, пока все идет отлично.

Орредус повернулся к Мило.

— А этот бодун для вас! Серое седло означает удачу. Вам помочь сесть в седло?

— Спасибо, я управлюсь.

— Великолепно! Проделано отлично! — потом повернулся к Джулиану, — А вы, сэр, получите удовольствие от своего Ольберса, он будет у вас настоящим скакуном. А что касается вас, сэр, — повернулся он к Глауену, — вы очень спокойно доедете в оранжевом седле. Это отличный зверь. Он, конечно, несколько горяч, а пена означает, что ему не терпится пуститься во всю прыть. Не обращайте на нее внимания.

Конюх укрылся в конюшне. Глауен осмотрел своих компаньонов:

— Все готовы? Поднимайте шоры. Теперь переведите рычаг вперед, а затем обратно в среднее положение.

Бодуны выехали из конюшни, сначала медленно, потом постепенно перешил на легкий галоп. Перед ними расстилалась Долина стонов, сероватая равнина. Слева на горизонте возвышались горная цепь Мандола, северный и южный концы которой постепенно растворялись в тумане.

Бодуны бежали без всяких усилий. Скакун Глауена оказался особенно ретивым и юноше приходилось его постоянно сдерживать. Все бодуны, казалось, бежали с необычным рвением, поэтому Глауен пришел к выводу, что в последний месяц ими не слишком часто пользовались.

Чтобы добраться до Глубокого им хватило часа езды. Ровное водное пространство светло-оливкового цвета, раскинулось перед ними на пять километров в ширину и два в длину. Берега были низкие, илистые, в тех местах, где животные спускались на водопой, сплошь усеяны следами. Случайное дымчатое дерево одиноко застыло на берегу; на отмелях рос тростник горчично-желтый с черными кисточками. В полусотне шагов от озера рос одинокий высокий дендрон. Сбоку от дендрона хорошо утоптанная земля была усеяна бесчисленными черными угольными пятнами, отмечавшими места бывших костров лагеря бенджи.

Глауен привел свой отряд к дендрону.

— Ну вот мы и приехали, как видите бенджи отсюда удалились, продолжая свой путь. Волшебные камни можно найти или вон там, в гуще кустов язвиники, или на дне озера, довольно близко от берега. Но не вздумайте слезать с бодунов, не опустив предварительно шоры.

Вейнесс искоса взглянула на озеро.

— Все хорошо, только мне противно и думать о том, чтобы залезть в этот ил.

— В таком случае ищи в кустах, но смотри осторожней, там шипы. Возьми в обе руки палки и аккуратно раздвигай ветки. Ил, конечно, противный, но зато безболезненный.

— Может быть я пока просто понаблюдаю?

— Все опустили шоры? Правый рычаг должен быть отведен вперед, а колпачки — плотно лежать на глазах. Мило?

— Шоры опущены.

— Джулиан?

— Опущены, можно было и не спрашивать.

— Вейнесс?

— У меня опущены.

— Ну, и мои тоже опущены.

Без дальнейших хлопот Джулиан спрыгнул на землю, его примеру последовал Мило. Глауен оставался в седле, озадаченный поведением своего бодуна, который не хотел успокаиваться.

Джулиан пошел и оказался как раз перед своим бодуном, тот издал пронзительный визг, бросился вперед и начал пинать его ногами. Глауен выхватил свое ружье, но в это время его собственный скакун издал столь резкий и пронизывающий крик, что чуть не лопнули барабанные перепонки. Он встал на дыбы и сбросил Глауена на землю. Выпуская огромные пузыри пены из своих хоботков, он бросился к Мило и начал лягать, топтать и бодать его. Затем он поддел Мило и подбросил высоко в воздух.

Глауен развернулся и выстрелом снес голову Ольберсу. Его собственный скакун отвернулся от Мило, и вновь встав на дыбы уставился на Глауена, выделывая четырьмя передними ногами странные па танца триумфа и ненависти. Стоя на коленях, скованный ужасом, Глауен все стрелял и стрелял из своего ружья. Пули врезались скакуну в живот и снесли ему голову, на какое-то время скакун застыл, продолжая стоять на задних лапах, а потом тяжело рухнул на землю.

Вейнесс, плача и всхлипывая, хотела выскочить из седла, чтобы подбежать к Мило.

— Не двигайся! — закричал ей Глауен, — Оставайся на месте! Ты ему не поможешь.

Он осторожно подошел к двум оставшимся скакунам, на котором ехали Мило и Вейнесс. Шоры у обоих плотно прилегали к глазам, однако скакуны дрожали от распирающего их внутреннего волнения, и все же не имея возможности видеть, они оставались на месте.

— Возьми наизготовку ружье, но не вздумай спускаться на землю, — сказал Глауен Вейнесс.

Джулиан с бледным лицом лежал и стонал, его ноги были вывернуты под странным углом. Он взглянул на Глауена:

— Это ты сделал со мной такое! Это ты все подстроил!

— Попробуй успокоиться, — сказал Глауен, — Я постараюсь, как можно скорее вызвать помощь.

Он подошел и взглянул на Мило — тот без сомнения был мертв. Затем Глауен проковылял к Вейнесс и по аварийной рации вызвал помощь.

4

Бодвин Вук отправил в охотничий домик у Безумной горы комиссию во главе с Айзелем Лаверти, затем сам позвонил Глауену, который уже более детально доложил о трагедии.

— У меня дюжина различных подозрений, — сказал Глауен, — Но я ни в чем не уверен. Поведение Джулиана в высшей степени двусмысленно. Он ходил в конюшни и там беседовал о политике с Орредусом и его помощниками. Несомненно, он там описывал как собственные добродетели, так и благие намерения ЖМС и можно не сомневаться, что остальных охарактеризовал как завзятых консерваторов и аристократов, мечтающих выслать йипи в Великую спираль Небулу. Но я не могу представить, как он сумел организовать нападение бодунов, если к тому же учесть, что он сам первым спешился, и пострадал.

— Возможно, что все пошло не так как планировалось. Но я не могу найти мотив.

— Мы с Мило ему не нравились, но не до такой же степени. Возможно, на этот раз он записал в ряды врагов и Вейнесс; она как раздала ему отставку. То что Джулиан был в мрачном настроении, несомненно. Настолько мрачном, что готов был на убийство? Вероятно нет. Но ничего бы не произошло, если бы Джулиан не начал подстрекать йипи.

— Так ты хочешь оправдать Джулиана?

— Я не знаю, что и думать. То, что Джулиан сговорился с Орредусом, кажется абсурдным. Но с другой стороны, когда мы спустились в конюшни, то Джулиан приложил все усилия, чтобы выбрать скакуна с зеленым седлом, которого он назвал Ольберсом. Тогда это меня только удивило, но я ничего не мог понять. Во всяком случае, Ольберс оказался ненадежным и без колебания напал на Джулиана. Вполне вероятно, Джулиан собирался спрыгнуть с Ольберса, а затем запрыгнуть обратно и ускакать, в то время, как наши скакуны будут нас лягать и топтать, на самом деле, он прежде чем спешиться остановил своего Ольберса в некотором отдалении от нас. Но если план был таков, то Орредус обманул Джулиана. Зачем? Сомневаюсь, что Орредус нам это расскажет. Возможно, чтобы избавиться от лишнего свидетеля, если план не удастся. Более вероятно то, что йипи было наплевать на все идеи ЖМС, а они просто хотели одним ударом разделаться с четырьмя врагами, включая и того, кто говорил громкие слова, облачившись в белое. Должен заметить, что Джулиан попытался обвинить меня в организации этого инцидента, что очень странно, если эта идея уже не висела в воздухе.

— Интересно, но не убедительно, — заметил Бодвин Вук, — А что ты мне можешь сказать в отношении шор?

— Их состояние доказывает, что Орредус планировал убийство. На шорах имелся разрез, к тому же они не плотно сидели. Утром они были аккуратно одеты так, чтобы казалось, что они в полном порядке. Но после того, как они были подняты, они не опускались до конца на глаза, и бодуны могли видеть все, что твориться перед ним. Если бы мы спешились все одновременно, то нас ждала бы неминуемая смерть. Бодуны убежали бы и все можно было бы списать на «несчастный случай». К тому же я уверен, что бодуны не были должным образом подготовлены к поездке, а это значит, что в подготовке плана приняли участие и помощники. Думаю, что бодунов всего лишь раздразнили и привели в ярость, и оставив их в этом состоянии, просто надели на них шоры.

— Я послал к тебе пару биологов, — сказал Бодвин Вук, — они дадут тебе вполне определенный ответ. Где сейчас Орредус?

— Он в довольно мрачном настроении сидит в кабинете управляющего. После того, как я позвонил вам, я пошел на конюшню и сообщил Орредусу, что произошел серьезный несчастный случай. Я отвел его в охотничий домик, чтобы он не придумал чего-нибудь вместе со своими помощниками, если, конечно, они этого уже не сделали. Я спросил Орредуса есть ли у него оружие, и он ответил отрицательно. Но я обыскал его и нашел пистолет. Я спросил его зачем он обманул меня, но что он ответил, что пистолет является собственностью конюшни, а значит не является его личной собственностью. Сейчас за ним следит управляющий.

— Возможно, Орредус и раскроет нам какова в происшедшем роль Джулиана. В противном случае доказать заговор будет невозможно. Ну а сейчас, я собираюсь связаться с Хранителем и леди Корой. Девушка уже звонила им. Как, к стати, она себя ведет?

— Сидит тихо у себя и ничего не делает. Думаю, ей кажется, что она видит дурной сон и очень хочет проснуться.

— Наша команда прибудет с минуты на минуту, с ними же прибудет транспорт для Джулиана и тела Мило. Думаю, девушка тоже захочет вернуться. Старший группы капитан Лаверти, помоги ему во всем, что он попросит, а потом тоже возвращайся на станцию.

Глауен пошел в комнату Вейнесс и постучался.

— Это Глауен!

— Заходи.

Вейнесс сидела на койке и смотрела в окно. Глауен подошел и сел рядом с ней. Он обнял ее и прижал к себе. Наконец, Вейнесс начала плакать. Через некоторое время Глауен сказал:

— Это не был несчастный случай. Орредус подрезал ремни на шорах так, чтобы они не закрывались. Он надеялся, что бодуны растопчут нас всех.

— Зачем он сделал такое? Этого я никак не могу понять.

— Его еще будут допрашивать. Может быть, он все и объяснит. Вполне возможно, что Джулиан сказал ему, что мы собираемся лишить их этой работы и выслать..

Вейнесс плотнее прижалась к нему.

— Какое это ужасное место!

— Больше здесь не будет ни йипи, ни бодунов, — пообещал Глауен.

Вейнесс выпрямилась и пальцами расчесала волосы.

— Бессмысленно тратить время на пустые сожаления, и все же…, — она снова начала плакать, — Жизнь без Мило будет совсем иной. Если бы я знала, что Джулиан ответственен за это, я… я не знаю, что бы с ним сделала.

На это Глауен ничего не ответил. Через некоторое время Вейнесс спросила:

— А что будет с Орредусом?

— Думаю, правосудие над ним будет быстрым и справедливым.

— А с Джулианом?

— Даже если он и виноват, в чем я сомневаюсь, все равно ничего нельзя доказать.

— Надеюсь, что больше никогда его не увижу.

Прибыли флаеры со станции Араминта.

Посовещавшись с капитаном Айзелем Лаверти, Глауен слетал вместе с биологами на озеро Глубокое, где они взяли на анализ кровь бодунов.

— Нет никаких вопросов! В крови полно «ариактина», звери были вне себя от ярости.

Глауен вместе с биологами вернулся в охотничий домик. Тело Мило и Джулиан были отправлены на станцию Араминта, Вейнесс села на тот же флаер. Пока Айзель Лаверти допрашивал младших конюхов, Орредус продолжал сидеть в кабинете управляющего, выказывая все возрастающие признаки беспокойства. Показания конюхов отличались, но все они уверяли, что звери были доведены до бешенства.

— Ну а потом? Кто бросил им кукол?

Вот здесь истории начинали расходиться. Каждый их конюхов брал на себя ответственность за определенный шаг подготовки, но все уверяли, что в потом их отвлекли другие обязанности.

— Очень странно! — сказал капитан Айзель Лаверти последнему из трех конюхов, которого он допрашивал, — Все вы дразнили четырех бодунов, затем вы все удалились и никто не знает, кто бросал им куклы.

— Но это вне сомнений было сделано! Это неотъемлемая часть подготовки к поездке! Мы очень добросовестные работники.

— Но и на помойке я не нашел ни одной использованной куклы. Там абсолютно пусто.

— Это просто поразительно! Кому они могли понадобиться?

— Понятия не имею, — ответил Айзель Лаверти и отправился допрашивать Орредуса.

Он уселся в кресло управляющего, затем сделал знак сержанту, который принес и положил на стол испорченные шоры, после чего занял пост у дверей.

Айзель Лаверти тщательно разложил на столе шоры: одни так, чтобы разрез был не виден, а у другие, наоборот — чтобы разрез был на самом видном месте. Орредус наблюдал за этими приготовлениями в напряженной тишине. Айзель Лаверти откинулся на спинку стула и уставился на Орредуса немигающим сверлящим взором. Наконец, с дрожащей полуулыбкой Орредус спросил:

— Для чего вы на меня так пристально смотрите? Это очень необычно, когда один человек смотрит так на другого, другой человек начинает гадать, чем это вызвано.

— Я просто хочу услышать, что ты мне можешь рассказать, — ответил Айзель Лаверти.

— Бросьте, сэр! Мне никто не платит за болтовню за разными посторонними людьми. Управляющий очень сердится, когда я работаю спустя рукава. Моя работа очень важна, когда гости собираются совершить верховую прогулку.

— На данный момент управляющий приказал, чтобы ты отвечал на мои вопросы. Сейчас это твоя единственная обязанность. Что ты думаешь об этих шорах?

— Ах, дорогой друг! Посмотри вот сюда и сюда и увидишь, что шоры испорчены! Таково мое мнение! Их надо обязательно починить, и починить очень хорошо. Давайте мне их и я сейчас же отнесу их в шорную мастерскую.

— Брось, Орредус, будь серьезней. Ты — убийца. Ты собираешься отвечать на мои вопросы?

Лицо у Орредуса осунулось.

— Спрашивайте, все что хотите. Ваш мозг словно камень, и я уже знаю, что мне предстоит суровое наказание.

— Кто надоумил тебя на это преступление?

Орредус покачал головой и с улыбкой осмотрел комнату.

— Я не понимаю, что вы хотите сказать.

— Что прошлым вечером говорил тебе Джулиан Бохост?

— Трудно припомнить. Я ужасно напуган вашими угрозами. Если бы вы были добры и сказали мне: «Ах, Орредус, ты хороший парень. Произошла ошибка, ты знаешь об этом?» А вот потом бы вы сказали: «Пожалуйста, в следующий раз, когда эти молодые люди соберутся на прогулку, будь более внимательным». А я бы вам ответил: «Конечно! Вот теперь я вспомнил все, потому что мой мозг не сковывает страх и я опять счастлив».

Айзель Лаверти взглянул на сержанта.

— Оружие заряжено? Придется расстрелять Орредуса.

— Заряжено под завязку, сэр.

Айзель Лаверти снова повернулся к Орредусу.

— Что тебе говорил Джулиан?

Теперь вид у Орредуса был довольно печальный.

— Он много чего говорил. Я не обращал внимания.

— Почему ты решил убить этих четырех молодых людей?

— А почему светит солнце. Почему дует ветер? Я не совершил никакого преступления. На островах Лютвен живет сто тысяч человек. На Штроме живет несколько сотен, на Араминте на несколько сотен больше. Если бы каждый лютвенец, живущий на Деукасе смог бы убить четырех угнетателей, то их бы уже не осталось.

— Именно так. Ясно и понятно, — грустно улыбнулся Айзель Лаверти, — Мы собираемся покончить с работой, подобной твоей навсегда. Мы доверяли тебе и ты мог оставаться на это работе столько сколько душе угодно. Но теперь мы понимаем, что это была неправильная политика. Из-за твоего нынешнего поступка все йипи, находящиеся на Деукасе, будут посланы домой, а может даже во внешний мир.

— Вы можете и меня послать домой или во внешний мир. Результат будет тот же самый.

— Это Джулиан предложил тебе устроить, так называемый, несчастный случай?

— А что будет, если я расскажу тебе правду, — с надеждой улыбнулся Орредус.

— Ты умрешь. Но сказав правду, ты можешь спасти жизнь своим помощникам.

— Тогда убивайте меня. Надеюсь, что сомнения и совесть будут мучить тебя до конца дней.

Айзель Лаверти сделал жест сержанту.

— Надень на него наручники и усади в задний отсек флаера. Сделай то же самое и с остальными. Но будь осторожен: они могут быть вооружены.

5

Как только Глауен вернулся на станцию Араминта он отправился в Бюро В, где поспешил предстать перед Бодвином Вуком. Там он узнал, что Джулиан госпитализирован с переломом таза и обеих ног.

— Ему еще посчастливилось, что он остался жив, — сказал Бодвин Вук, — Если он и спланировал, все, что произошло, то сделал это слишком топорно.

Глауен покачал головой.

— Не смотря ни на что, я не могу уверенно сказать, что у Джулиана были намерения убивать.

— Я тоже так думаю. Ситуация очень двусмысленна, но доказать мы ничего не можем.

— Согласен, возможно, он очень много наговорил, вполне вероятно, что он оказался подстрекателем, но доказать это, мы не в состоянии.

— Примерно тоже самое мы слышали и от помощников старшего конюха, но их показания настолько расплывчаты, что использовать их нет никакой возможности.

— Что с ними случилось?

— Орредуса расстреляли. Его пособники уже по дороге на мыс Джоурнал, где будут прорубать в скалах дорогу от озера Сумасшедшей Кэти до Большого водопада.

— Они легко отделались.

Бодвин Вук сложил руки на груди и посмотрел в потолок.

— Трудно оценить их вину. Они знали, что происходит, но ничего не сделали для того, чтобы предотвратить преступление. По нашим понятиям они виновны не менее Орредуса. Но йипи смотрят на жизнь несколько по-иному. Орредус отдавал приказы, а они просто подчинялись, поэтому они так и не поняли, в чем же их вина.

— Мне их нисколько не жаль. Правило простое: «Когда уезжаешь в другие земли, то подчиняйся законам этих земель». Йипи пренебрегли этим правилом и теперь находятся по дороге на мыс Джоурнал.

К концу следующего утра Вейнесс позвонила Глауену:

— Ты занят?

— Не особенно.

— Я хочу с тобой поговорить. Мы можем встретиться?

— Конечно. Мне приехать в Речной домик?

— Если хочешь. Я буду ждать тебя перед домом.

Глауен сел на самоходный вагончик Дома Клаттуков и поехал по Прибрежной дороге на юг. Порывистый ветер с моря играл в листве растущих вдоль дороги пальм, заставляя их постоянно о чем-то шептать. Прибой с ревом набрасывался на берег и с шипеньем откатывался обратно в море. Глауен обнаружил Вейнесс стоящей около дороги, ее темно-зеленый плащ трепетал под порывами ветра.

Вейнесс запрыгнула в вагончик и уселась рядом с Глауеном. Он проехал на юг еще пару километров, затем свернул с дороги и поставил вагончик так, чтобы можно было наблюдать морской прибой.

— Ну, хорошо, — натянуто сказал он, — Как твои папа и мама?

— Вполне нормально. К нам приехала сестра матери.

— Каковы твои планы? Ты все еще собираешься посетить Землю?

— Именно об этом я и хотела поговорить, — какое-то время она сидела молча и глядела на море, — Я очень мало говорила тебе о том, чего я жду от этой поездки на Землю.

— Ты вообще ничего о ней не говорила.

— Об этом знал только Мило, который должен был поехать со мной. Но теперь его нет. Мне пришло в голову, что если я, как Мило, внезапно умру, или меня убьют, или сойду с ума, то никто не узнает то, что знаю я. По крайней мере, я думаю, что никто этого не знает. Во всяком случае, я надеюсь на это.

— Почему ты ничего не сказала об этом своему отцу?

Вейнесс грустно улыбнулась.

— Его это ужасно удивит и он постарается принять в этом слишком деятельное участие. Он не позволит мне ехать на Землю. Он скажет, что для такой ответственности я слишком молода и неопытна.

— Возможно, он будет прав.

— Я так не думаю. Во всяком случае, мне надо рассказать кому-нибудь об этом на тот случай, если со мной что-нибудь случится.

— Судя по твоим словам, это очень важная информация.

— Об этом можешь судить сам.

— И ты собираешься рассказать мне все это?

— Да. Но ты должен пообещать мне, что расскажешь об этом только в том случае, если я вдруг неожиданно погибну, ли если твоей жизни будет угрожать опасность.

— Мне не нравится такое вступление, но все равно я сделаю то, что ты просишь.

— Спасибо, Глауен. Перво-наперво надо сказать, что я еще сама ни в чем не уверена, и, возможно, просто гоняюсь за призраком. Но я чувствую, что должна выяснить всю правду.

— Очень хорошо. Ну, рассказывай.

— Когда я перед этим была на Земле, я была всего на всего обычной школьницей. Там я останавливалась у двоюродного брата моего отца в местечке под названием Тиренс, которое расположено недалеко от Шиллави. Зовут его Пири Тамм. Он живет вместе с женой и дочерьми, которые все старше меня, в огромном старом доме. Это очень интересный человек, он хорошо разбирается в искусстве, а также владеет очень многими ремеслами. Благодаря своему интересу к эволюционной биологии, он является одним из нескольких оставшихся на Земле, да, пожалуй, и во всей сфере Гаеана, настоящих Натуралистов. У него множество очень интересных друзей; когда мы гостили у него, то мы с Мило не переставали восхищаться окружавшей нас атмосферой.

Однажды нас посетил человек по имени Кельвин Килдак. Нам сказали, что он является секретарем, и, возможно, последним секретарем, Общества Натуралистов, которое стоит на грани исчезновения, так как в нем остались только Кельвин Килдак, Пири Тамм, несколько антикваров и два или три дилетанта. Когда-то это Общество было процветающим, но благодаря казнокрадству некого Фронса Нишита, который был секретарем шестьдесят лет назад, оно почти обанкротилось. Нишит разворовал все счета, распродал имущество и скрылся со всеми этими деньгами. Выследить его не было никакой возможности, и Общество осталось с несколькими инвесторами, которых Нишит не смог обокрасть. Но теперь денег хватало только на то, чтобы заплатить ежегодный налог за регистрацию и оплатить аренду помещений. И, конечно же, у Общества остались все права на вечное владение Кадволом, а значит и права на Законодательство.

Кельвин Килдак должным образом стал секретарем Общества, что дало ему право устраивать званные обеды и стать ходячим проповедником. Я не думаю, что он серьезно воспринял эту должность. Я как можно деликатнее попросила о том, чтобы взглянуть подлинник Законодательства. Но ему не захотелось с этим возиться, так как Законодательство было закрыто в сейфе, который находится в подземельях банка Маргравия в Шиллави. Кельвин напустил на себя важность и значительность, поэтому я не стала настаивать.

Через две недели бедняга Кельвин Килдак умер во сне, а его пост секретаря практически не существующего Общества, за отсутствием претендентов просто перешел к Пири Тамму.

— Минуточку, — остановил ее Глауен, — а как же люди, живущие на Трое?

— Здесь есть один нюанс. Они могут быть членами Общества только в том случае, если платят членские взносы, а этого никто не делал уже несколько столетий. Во всяком случае, Пири Тамм стал секретарем и решил навести ревизию в сейфе банка Маргравия, то есть сделать то, чем пренебрег Кельвин Килдак.

Короче говоря, когда мы вскрыли сейф, то нашли там множество старых записей, некоторые акции, которые еще приносили небольшой доход, но не обнаружили там никакого Законодательства и, что еще хуже, не обнаружили там и никаких бумаг на владение Кадволом. Пири Тамм был в полном замешательстве. Сначала он не знал, что предположить. Потом подумал о том, что где-то должен быть чек о продаже и документы перерегистрации собственности.

Другими словами, Законодательством, а также Кадволом владеет сейчас некто неизвестный.

Пири решил, что Законодательство и права на владение Кадволом были вместе с прочей собственностью Общества распроданы Фронсом Нишитом. Я предложила проверить перерегистрацию собственности. Пири сообразил, что он столкнулся с очень деликатной ситуацией, и не знал что предпринять. Он решил оставить все, как есть, и надеяться на лучшее. Очевидно, он очень пожалел о том, что я оказалась посвящена во все детали происходящего, потому что он взял с меня обещание никому об этом не говорить, по крайней мере, пока он не решит как поступить дальше.

Я не знаю, что он предпринял, но он выяснил, что никакой перерегистрации прав собственности не производилось.

Пири решил, что не стоит будить спящую собаку. Однако, Пири старый и больной, а новый секретарь, если он, конечно, будет, обязательно столкнется с этим вопросом.

Ну вот, теперь ты все знаешь. Я собиралась поехать на Землю вместе с Мило и найти Законодательство. Я рассказала тебе все, что знала сама, а это для меня большое облегчение, так как, если со мной что-то случится, то на Пири Тамма очень слабая надежда.

— Хорошо, теперь я все понял, — согласился Глауен, — Но что ты собираешься сделать, когда вернешься на Землю?

— Я остановлюсь у Пири Тамма. Затем я стану членом Общества и сделаю так, чтобы меня выбрали секретарем. Таким образом больше никто не узнает, что Законодательство пропало. Возможно, что Пири поймет меня и поможет мне. Вряд ли кто-то еще захочет заполучить этот пост.

Какое-то время Глауен размышлял, переваривая услышанное.

— Даже не знаю, что тебе по этому поводу сказать, — наконец произнес он, — Что-то крутится у меня в голове, но я не могу это высказать. Хорошо бы было и мне поехать вместе с тобой на Землю.

— Мне бы это тоже очень хотелось, — с горячностью согласилась она, — Я поеду на Землю и узнаю, все, что можно. Может быть из всей этой ситуации есть какой-то очень простой выход.

— Я тоже надеюсь, что можно найти простой и безопасный выход.

— А причем здесь безопасность?

— Вполне возможно, что кто-то еще ищет тоже самое.

— Я никогда об этом не думала, — призналась Вейнесс, — Кто это может быть?

— Не знаю. И ты этого не знаешь. Поэтому-то это и может быть опасным.

— Я буду осторожна.

— А теперь…

Глауен обнял ее и поцеловал. Он не мог оторваться от нее до тех пор, пока она не стала вырываться из его объятий.

— Мне, пожалуй, лучше вернуться домой. Мама и папа, наверное, уже думают, что со мной что-то случилось.

— Я обдумаю все, что ты мне сказала. У меня в голове вертится что-то такое, что я должен бы был тебе сказать, но я никак не могу уловить эту мысль.

— Эта мысль всплывет на поверхность в самый не подходящий момент, — она поцеловала его в щеку, — Ну, я пожалуй вернусь в Речной домик, пока там не забили тревогу.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Вейнесс покинула станцию Араминта на пакетботе «Гибкий Зимний Цветок», принадлежащем компании «Персианские линии», который должен был доставить ее в другой конец Хлыста Мирсеи на Андромеду 6011 IV. Там Вейнесс должна была пересесть на космический корабль компании «Глистмар эксплорер рут», идущий на Землю.

Жизнь Глауена как то разом стала пустой и бесцветной. Почему он отпустил ее так далеко? Он очень часто задавал себе этот вопрос и тут же с грустной улыбкой отвечал на него: а его никто и не спрашивал. Вейнесс сама приняла решение.

Ему казалось, что Вейнесс сродни могучей природе Кадвола: иногда кроткая и благожелательная ( а в последние несколько недель еще и ужасно нежная), а иногда загадочная и непокорная; но всегда непредсказуемая. Если бы благодаря каким-нибудь удивительным обстоятельствам Глауен получил возможность создать новую Вейнесс, он бы бесспорно отнял у нее часть упрямства и добавил самую капельку… И Глауен остановился, стараясь подыскать подходящее слово. Покладистости? Предсказуемости? Покорности? Не то! Интересно, Высшая Сила испытывала те же затруднения, создавая реальную Вейнесс Тамм?

Чтобы куда-то деть лишнюю энергию, Глауен записался на несколько дополнительных учебных курсов, которые после окончания позволили бы ему сдать экзамен на первую степень в ИПКЦ. После сдачи экзамена и успешной демонстрации практического владения оружием, техническими средствами, аварийными устройствами и рукопашным боем, он получил бы звание Общего агента ИПКЦ, что позволило бы ему пользоваться правами и властью сотрудника ИПКЦ по всей Сфере Гаеана. Несколько других сотрудников Бюро В уже обладали таким статусом. Шард уже миновал первый уровень и обладал званием агента ИПКЦ второго класса, что позволяло рассматривать Бюро В как филиал ИПКЦ.

Кеди Вук тоже заявил, что хочет попасть в штат ИПКЦ, но, похоже, с учебой не больно спешил. Он почти полностью оправился после событий в Йипи-Тауне. По крайней мере внешне. Почти сразу же после выхода из больницы он покинул Дерзких Львов и больше не присоединялся ни к какой группе. Какое-то время Глауен старался втянуть Кеди в разговор, очень скоро пришел к выводу, что все эти усилия подобны попыткам подобрать кусок ртути голыми руками. Кеди слушал, храня мрачное молчание, и когда Глауен умолкал, оба продолжали сидеть в полной тишине. На вопросы Кеди или не отвечал вообще, или пускался в многословные рассуждения, которые не имели никакого отношения к заданному вопросу.

Кеди и так никогда не отличался чувством юмора, но теперь к этому, похоже, прибавилось еще и легкое слабоумие. Как только Глауен пытался заговорить в шутливом тоне, Кеди устремлял на него такой холодный и задумчивый взгляд, что слова застревали у Глауена в горле. Однажды Глауен заметил, как Кеди, чтобы избежать встречи с ним, свернул в сторону. После этого события Глауен оставил все свои попытки помочь Кеди. Однако он попробовал обсудить состояние Кеди с Шардом.

— Иногда происходит что-то совершенно странное. Кеди знает, что если я сдам экзамены в ИПКЦ, то сразу же стану в Бюро на ступеньку выше, чем он. Единственный выход для Кеди — это тоже сдать экзамены. А это значит, что ему надо усиленно учиться. А он даже не пытается.

— Он определенно не пройдет психометрический тест.

— Это уже трудности Кеди. Я не знаю, как он это переживет и ему остается только молиться, чтобы я бездарно провалился на экзаменах, вынужден был покинуть бюро В и вместе с Арлесом заняться виноделием.

— Бедняга Кеди, он слишком много пережил.

— Согласен: бедняга. Но это не дает ему права пренебрегать работой.

Из Вотертауна на Андромеде 6011 IV пришло письмо от Вейнесс.

«Я уже начала скучать по дому и мне ужасно не хватает тебя. Очень странно: человек может любить другого человека, доверять ему, зависеть от него настолько сильно, что даже не замечает этого до тех пор, пока не расстанется с ним. Теперь я это узнала». В заключении она писала: «Теперь я уже напишу тебе из Тиренса и расскажу о все последних новостях в нашем деле. Надеюсь, что благодаря какому-нибудь чуду новости будут хорошими, хотя и не очень обольщаюсь на этот счет. Как ни странно, но мне не терпится вцепиться зубами в эту проблему, только для того чтобы отвлечься от собственных трудностей».

Лето прошло; осталось за спиной двадцатилетие Глауена, теперь впереди маячил «Самоубийственный день». Глауен находился между надеждой и отчаянием. Его ИС был все еще равен 21, и вполне мог измениться как в лучшую, так и в худшую сторону.

В следующий Смоллен, к великому удивлению и недовольству Спанчетты, Арлес привел в гости на ужин В Дом Клаттуков Друсиллу вне-Лаверти.

Арлес притворялся, что совершенно не замечает реакции семейства. Друсилла была в возбужденном состоянии и полностью игнорировала Спанчетту.

За столом Арлес вел себя с важным достоинством, разговаривал мало, разве что с Друсиллой, и то очень конфиденциально. Одет он был очень тщательно: в черную куртку, красно-коричневые брюки и белую рубашку с синим поясом. Друсилла была одета менее консервативно и даже в какой-то степени броско. На ней было атласное платье в черную, розовую и оранжевую полоску с глубоким вырезом. Черный тюрбан с высоким черным пером красовался на ее розово-рыжих волосах; черная эльфийская роза лихо заткнута за ухо. Из чистой бравады ее наряд по броскости превосходил даже черный с красным костюм Спанчетты, и та, если и удосуживалась бросить взгляд в сторону Друсиллы, то вкладывала в него максимум отвращения.

Друсилла вела себя совершенно расковано. Она громко, весело и часто, иногда даже без видимых причин смеялась. Она без стеснения высказывала свое мнение, встревала во все разговоры, была болтлива и одаряла своих новых знакомых кивками, улыбками и подмигиванием.

Шард какое-то время исподтишка наблюдал за ней, а потом сказал Глауену:

— Должен признаться, что я в полной растерянности. Разве это не одна из подружек Намура?

— Думаю, что с этим давно покончено. А может то просто был сезонный роман, так как Друсилла до сих пор путешествует с Труппой.

— Сдается мне, что она там несколько задержалась. Мастер Флорест любит молодую кровь.

— Она теперь уже не выступает на сцене, она — помощник Флореста.

— Арлес выглядит как кот, который поймал очень жирную мышь. Что меня еще больше поражает, так это то, что Арлес вроде бы больше не интересуется девушками.

— Я тоже так считал. Но, похоже, мы с тобой ошибались. Как не крути, а Друсилла, все же девушка.

— Так оно и есть, — Шард отвернулся в сторону, — Но рад признаться, что все это меня не касается.

— Посмотри на Арлеса. Похоже, он собирается произнести речь.

Арлес встал и в ожидании пока стихнут разговоры с улыбкой осматривал стол. Наконец, он постучал ножом по своему бокалу.

— Пожалуйста! Внимание всем! Уделите мне несколько минут. Я хочу сделать объявление; и прошу вас выслушать его. Как вы заметили, а не заметить вы не могли, рядом со мной сидит восхитительное и очаровательное создание, в которым вы все узнали Друсиллу вне-Лаверти. Она также талантлива, как и очаровательна и вот уже несколько лет помогает Флоресту творить чудеса сцены. Но все меняется! В ответ на мое предложение, Друсилла согласилась вступить в Дом Клаттуков. Надеюсь, я выразился вполне ясно?

Арлес вновь окинул взглядом стол, в то время как собравшиеся вежливо зааплодировали.

— Я вам открою еще один секрет. Сегодня мы с ней подписали брачный контракт и зарегистрировали его у Регистратора. Дело сделано!

Арлес поклонился, в его адрес посыпались поздравления. Друсилла высоко подняла руку, начал крутить головой во все стороны, шевеля при этом пальчиками.

— Посмотри на Спанчетту, — тихо сказал Шард Глауену, — Она никак не может понять стоит разыграть сердечный приступ или еще нет.

— Нет смысла говорить, — продолжал Арлес, — что я не менее вас удивлен, что мне выпало такое счастье. Теперь мы сразу же отправляемся в романтическое путешествие к далеким и таинственным мирам! Но мы вернемся, это я вам твердо обещаю! Во всей Сфере Гаеана вы не найдете такого места, которое могло бы сравниться со станцией Араминта!

Арлес сел на свое место и несколько минут был занят тем, что отвечал на тосты и вопросы.

— И так они отправляются к далеким и таинственным мирам, — пробормотал Шард, — Интересно, откуда Арлес взял деньги? Могу только сказать, что Спанчетта в этом участия не принимала.

— Может Друсилла разбогатела.

— Но только не на том жаловании, которое ей платит Флорест. Все деньги труппы идут в фонд Орфея. Друсилла должна быть счастлива, — ей оплачивают дорожные расходы и она может выкроить какие-то крохи еще и для себя.

— Может у них есть какой-то бизнес на стороне.

— Будем надеяться, что в этом бизнесе у Арлеса хватает практической хватки.

На следующий день Арлес и Друсилла улетели на шикарном космическом корабле «Лира Мирсеи», приписанным к Персианским линиям. К концу дня Шард сказал Глауену:

— Загадка раскрыта. Я поговорил с Флорестом и финансовая тайна Арлеса сразу же прояснилась. У него нет никаких сбережений, а у Друсиллы не намного больше. Как же они сумели отправиться «к далеким и таинственным мирам»? А очень просто. Друсилла поехала в обычную поездку, по организации гастролей труппы Флореста; она это делает каждый год. Флорест организовал дешевый проезд для своего персонала: и Друсилла и Арлес числятся у него. Таким образом расходы у них минимальные, а что касается «таинственных» миров, так это Соум, Нетрайс, Дом Лаилиадера и Тассадеро: обычные места гастролей Флореста. Все в общей сложности скучно и тускло.

— Интересно, где они собираются жить по возвращении? — пробормотал Глауен, — не думаю, что Спанчетта их примет.

— Если и примет, то без восторга.

Глауен подошел к окну.

— Я бы тоже с удовольствием попутешествовал. Например, на Землю.

— Подожди до следующего дня рождения.

— Как внештатник я смогу поехать куда захочу, особенно, если не проявлю желания возвращаться, — печально кивнул Глауен.

— Не стоит так мрачно смотреть на вещи. Ты еще не внештатник. Думаю, что я еще смогу помочь старику Дорни допиться до смерти. Другой претендент — Дескант. Он не хочет идти в отставку, но и помирать серьезных попыток не делает.

— Не хочу беспокоиться о таких вещах, — проворчал Глауен, — Если меня выгонят из Дома Клаттуков, то пусть так и будет. Раз уж я не могу уехать к «далеким и таинственным мирам», как Арлес, и не могу даже на Землю, то я хоть поеду прокачусь на лодке. Может сплаваю на остров Турбен. Не хочешь со мной? Можем отдохнуть на бережку день-другой.

— Нет, спасибо. Турбен не для меня. Если поедешь, то запасись водой, на Турбене сейчас не найдешь ни капли. И не купайся в лагуне.

— Пожалуй, я поеду, — сказал Глауен, — раз уж ничего другого не получается, то хоть такое разнообразие.

2

Глауен погрузил все припасы на ялик, наполнил до краев все емкости для воды, заправил двигатель, без особых церемоний отдал швартовы и отошел от дока Клаттуков.

Он спустился по Ван до устья, затем миновал прибой, бушующий на отмели и вышел в открытый океан. Отойдя от берега на четверть мили, он поставил паруса и поплыл точно на восток от гавани; избрав курс, который должен был вывести его к дымящемуся западному берегу Эссе.

Глауен включил автопилот, и сел на корме, наслаждаясь журчаньем прибоя, широким голубым небом, и покачиванием ялика на длинных пологих волнах.

Берег Араминты превратился в серо-фиолетовое пятно на горизонте и скоро вообще исчез из поля зрения. Ветер изменился, Глауен, подстраиваясь под ветер, поменял курс с востока на север. День клонился к концу, вокруг были видны только ленивый синий океан, небо, да случайно попадавшиеся морские птицы.

Вскоре ветер ослаб, а к закату превратился вообще в слабый бриз. Глауен спустил паруса и лодка продолжала двигаться только по воле медленных волн. Глауен спустился в трюм, приготовил себе похлебку, которую принес в рубку и уничтожил вместе с куском хлеба и бутылкой клаттуковского кларета, наблюдая как догорает закат.

На небе показались звезды. Глауен уселся на корме и начал изучать созвездия. Полоса Хлыста Мирсеи, так же как Лорка и Песня, прятались за горизонтом. В зените сверкало скопление известное, как Персей поднимающий голову Медузы. Сверкающие звезды Кейрр и Агвин изображали глаза Медузы. На юге он обнаружил круг звезд, известный под именем Наутилус. В центре этого кружка находилась желтая звезда равная по светимости одной десятой звездной единицы, слишком тусклая, чтобы увидеть невооруженным глазом. Эта звезда называлась Старый Сол. Где-то там, на космическом корабле компании Глистмар неслась сквозь безвоздушное пространство Вейнесс. Какой маленькой она должна казаться с такого расстояния? Размером с атом? Меньше? Этот вопрос заинтересовал Глауена. Он начал подсчитывать. Вейнесс, находящаяся на расстоянии в сто световых лет, должна казаться такой же маленькой, как нейтрон с расстояния в сто пятьдесят метров.

— Вот так-то, — сказал сам себе Глауен, — Теперь я это точно знаю.

Он осмотрел горизонт, проверил все ли на судне в порядке, затем спустился вниз, предоставив ялику свободу.

Утро принесло желанный бриз с юга. Глауен поставил паруса и ялик быстро заскользил по воде на северо-восток.

В полдень следующего дня он увидел остров Турбен: почти ровную круглую возвышенность состоящую из песка и вулканических обломков. Остров составлял около двух километров в диаметре и был покрыт чахлыми терновыми кустами, редко разбросанными деревьями тимьяна и множеством высоких дендронов. В центре возвышался утес из обветренного вулканического базальта. Остров был окружен коралловым кольцом, внутри которого образовалась лагуна шириной в двести метров. В двух местах, с северной и южной оконечностей острова коралловое кольцо было разорвано и там образовались проходы, . Глауен спустил паруса, включил двигатель и, двигаясь против течения, вошел в лагуну через южный проход. В двухстах метрах от берега он бросил якорь. Вода была настолько чистой, что позволяла разглядеть мельчайшие детали морского дна: коралловые заросли, цветы морских водорослей, спрятавшихся в раковины моллюсков. Рыбы-дьяволы и пираньи сразу же подплыли и начали изучать лодку, якорь и якорную цепь, затем отплыли в сторону в ожидании дальнейших событий: отходов, купальщика или просто выпавшей за борт жертву.

Глауен воспользовался грузовой стрелой, чтобы поднять с подставки шлюпку и спустить ее за борт. Затем с большими предосторожностями, держа в руках моток веревки, один конец которой он предварительно привязал к носовому кнехту, Глауен спустился в шлюпку. Он запустил винт и направился к берегу, разматывая за собой веревку.

Шлюпка уткнулась носом в песок. Глауен спрыгнул на землю и вытащил шлюпку на берег, протащив ее далеко за линию прибоя. Он привязал веревку к шишковатому стволу тернового куста и таким образом дополнительно обезопасил ялик от внезапного шквала.

Теперь Глауен мог предаться безделью: никаких заданий, никаких поручений — именно за этим он сюда и приехал.

Он осмотрел окрестности. У него за спиной росли кусты терновника, несколько деревьев тимьяна, редкие кустики ложного бальзамина, разбросанные черные деревья-висельники, да столб обветренного базальта в центре острова. Перед ним простиралась безмятежная и спокойная лагуна, где на якоре покачивался ялик. Справа и слева тянулись одинаковые полоски белого песка, обрамленные серо-зелеными кустами терновника и деревьями тимьяна с блинными узкими листьями серебряными снизу и алыми на верхушке. Нежный прибрежный бриз поднимал в лагуне небольшую рябь, которая сверкала на солнце, в то время, как тимьян мерцал серебряным и алым цветами.

Глауен присел на песок и прислушался.

Если не считать шепота воды, набегавшей на берег и откатывающейся обратно в океан, стояла полная тишина.

Он развалился на песке и задремал на солнышке.

Прошло время. Береговой краб укусил Глауена за коленку. Молодой человек заворочался, дрыгнул ногой и сел. Краб в панике пустился наутек.

Глауен поднялся на ноги. Ялик продолжал мирно покачиваться на якоре. Сирена переместилась на другую половину неба; больше никаких изменений не произошло. На самом деле, подумал Глауен, здесь на острове Турбен заняться совершенно не чем, разве что спать, любоваться морским ландшафтом, да вышагивать взад-вперед по берегу.

Он посмотрел направо, потом налево. Не найдя почти никакой разницы, он зашагал на север. При его приближении прибрежные крабы проворно бежали к береговой полосе и уже оттуда наблюдали за ним. Голубые ящерицы поднимались на задние лапки и стремительными прыжками спешили под защиту терновых кустов, где набравшись храбрости принимались угрожающе стрекотать.

Берег повернул на восток. Глауен подошел к точке, расположенной напротив северного прохода в коралловой кольце:. Обогнув изгиб острова, Глауен застыл в изумлении.

С момента его последнего посещения здесь произошли изменения. До самой лагуны протянулся грубо сделанный док. У подножья дока, построенного в стиле йипи из тростника и бамбука был сделан павильон, дающий укрытие от дождя и солнца.

Несколько минут Глауен стоял как вкопанный, осматривая окрестности. Вокруг не было заметно никаких свежих следов, строения казались совершенно заброшенными.

Глауен немного успокоился, но все же очень осторожно приблизился к павильону. Коричневый тростник шелестел под порывами бриза; внутри было сухо, пыльно и заброшено. Но не смотря на это Глауен пожалел, что не взял с собой ружье; в подобной ситуации тяжесть и масса ружья придали бы ему уверенности.

Глауен отвернулся от павильона и с удивлением посмотрел вдоль дока. С какой целью сооружено это строение? Укрытие для уходящих далеко в океан рыбаков-йипи? В десяти или пятнадцати метрах от берега Глауен заметил странное сооружение: столб с прикрепленной к нему горизонтальной балкой, что-то на подобие примитивного крана, очевидно, предназначенного для подъема груза с лодки.

Глауен прошелся в конец дока, доски под его ногами трещали и скрипели. Он выглянул в ворота и обнаружил чистую голубизну океана. Справа и слева лежала мирная лагуна; далее прибрежная лента, огибающая остров. Рябь, покрывавшая поверхность воды играла тенями на морском дне. Глауен посмотрел вниз и у него зашевелились волосы. Такого не может быть!! !

Но никакой ошибки не было: на дне, совсем рядом с доком, были разбросаны человеческие кости. Некоторые уже частично занесены песком, некоторые заросли водорослями; третьи лежали совершенно открыто. Эффект линзы, создаваемый водой, искажал картину, но тем не менее, все кости казались хрупкими и маленькими.

У Глауена появилось такое чувство, что за ним кто-то наблюдает. Он резко обернулся и осмотрел берег. Все было как и прежде. Никаких признаков другого живого существа. Глауен постарался убедить себя, что это просто нервы сыграли с ним такую шутку.

Он вернулся на берег. Какое-то время он стоял и разглядывал док, павильон и подъемное устройство. Затем ему в голову пришла другая мысль: а что, если кто-то видел, как он приплыл на остров, подождал, пока он отошел от берега и угнал его ялик? От этой мысли у Глауена перехватило дыхание; ему бы совершенно не хотелось оказаться невольным изгнанником на Турбене, где кроме прибрежных крабов, которые совершенно несъедобны, нет никакой еды, а для того, чтобы утолить жажду можно рассчитывать только на морскую воду.

Глауен побежал вдоль берега, оглядываясь назад через каждые несколько шагов.

Ялик мирно покачивался на волнах именно в том месте, где он его и оставил. Глауен перевел дух. На острове он был один. И тем не менее, прежнего спокойствия больше не было; он уже не мог рассматривать берег, как сонное местечко, где можно предаться полному безделью.

Был уже вечер. Бриз полностью стих, и поверхность лагуны и океана были спокойными и ровными. Глауен решил отправиться в обратный путь с утренним бризом. Он спустил шлюпку на воду и вернулся на ялик.

Сирена спустилась за горизонт и на остров Турбен упала темнота. Глауен приготовил себе поесть и поужинал, затем прошел в рубку и два часа просидел прислушиваясь к тихим неопределенным звукам доносящимся с берега. Над головой его сверкали созвездия, но сегодня он не обращал на них внимания; голова была занята более мрачными мыслями.

Наконец, Глауен спустился к себе в каюту. Он лежал уставившись в темноту, и не мог уснуть. В конце концов он погрузился в беспокойную дремоту.

А ночь тем временем шла своим чередом. Из-за острова появились Лорка и Песня и поднялись в зенит. Наконец Глауен уснул так крепко, что его не разбудил даже зарождающийся день. Он проснулся уже через три часа после того, как на небе появилась Сирена.

Юноша позавтракал кашей с чаем, сидя в рубке. С севера дул свежий бриз, пронзительную синеву моря оттеняли купола облаков, наплывающих с юга. Мир казался чистым и невинным; находка, сделанная им вчера на северном берегу острова настолько не подходила к этому солнечному белому с голубым миру, что казалась нереальной.

Глауен решил перед отъездом еще раз быстренько осмотреть павильон и док; вполне возможно, что он обнаружит еще что-то. Он спустился в шлюпку, включил двигатель на полную мощность и, оставляя за собой серебристый след, поплыл по лагуне на север.

Шлюпка подошла к северному проходу. Док и павильон выглядели точно так же как и вчера. Причалив к берегу, Глауен выскочил из шлюпки, держа в руках швартовый конец, который он сразу же привязал к одному из бамбуковых стволов.

Юноша остановился и внимательно осмотрел окрестности. Как и прежде вокруг были тишина и запустение. Он прошел в конец дока. Сегодня бриз поднял на поверхности лагуны рябь, которая мешала хорошо рассмотреть дно, но кости, разумеется, были на месте.

Глауен вернулся на берег и осмотрел павильон. В дальнем конце навеса были сделаны восемь комнаток, все убранство которых состояло из толстых матрацев. Никакой кухни или санитарных помещений, если не считать открытого воздуха.

Глауен пришел к выводу, что он уже достаточно все изучил; по крайней мере то, что он видел вчера не было галлюцинацией. Он вернулся в шлюпку. Когда она отошла от дока, Глауен взглянул в сторону северного прохода и увидел неподалеку от кораллового кольца два надутых бризом треугольных паруса.

По подсчетам Глауена, судно держало курс точно на северный проход.

На максимальной скорости он обогнул остров и вернулся к ялику. В сложившейся ситуации, при отсутствии оружия, он не мог рисковать и идти на открытое столкновение, поэтому необходимо было немедленно покинуть остров. При попутном ветре любой силы катамаран мог легко его догнать, а вот при встречном ветре или при спокойной погоде двигатель на его ялике давал ему преимущество перед парусным судном.

Поднявшись на борт ялика, Глауен повесил на шею бинокль и забрался на мачту. Наведя бинокль на приближающееся судно, он обнаружил, что это двухмачтовый катамаран. Он направлялся прямо в северный проход и Глауен почувствовал облегчение. Риск того, что его обнаружат был невелик: заросли терновника и колонны дендронов делали тоненькую мачту почти незаметной.

Глауен подождал пока катамаран скроется за островом, после чего спустился на палубу. Он стоял и нерешительно оглядывал лагуну. Благоразумие говорило, что надо немедленно покинуть остров. С другой стороны, он вполне может, прячась в тени терновых зарослей, незаметно подойти к катамарану и выяснить личности находящихся на его борту людей. Если его обнаружат, то он может немедленно вернуться на ялик и тут же покинуть остров. Так что же предпринять? Последовать совету благоразумия или осуществить вылазку на берег? Если бы у него было оружие, то он бы не раздумывал. Отсутствие оружия заставило его поразмыслить десять секунд. «Я Клаттук, — сказал он сам себе, — Кровь, природа и традиции — все кричит мне, что я должен сделать».

Без дальнейших раздумий, он взял на камбузе кухонный нож, засунул его за пояс, добрался на шлюпке до берега, и держась как можно ближе к зарослям терновника начал пробираться к северному концу острова.

Продираясь сквозь заросли, юноша внимательно смотрел по сторонам, опасаясь, что кто-нибудь из прибывших на катамаране тоже захочет обследовать берег. Но он никого так и не увидел и испытал облегчение от того, что не пришлось принимать неприятное решение.

Наконец он увидел мачты катамарана, а через сотню метров его взору открылись и сам катамаран и док. Глауен взобрался по склону, нашел просвет в зарослях кустов и притаился там. Потом он встал на четвереньки и подобрался еще ближе, теперь до павильона оставалось метров пятьдесят. Здесь он залег и начал изучать происходящее через бинокль.

Четыре золотокожих йипи сновали между лодкой и павильоном. Они уже выгрузили на берег ковры, подушки, плетеные стулья и теперь устанавливали длинный стол. На них были только легкие короткие туники и, хотя их головы и лица скрывали большие черные капюшоны, было похоже, что все они довольно молоды.

Шесть других мужчин, уже зрелого возраста, расселись плетеных стульях. На них были свободные светло-серые одежды, но так же как и у йипи лица скрывали черные капюшоны. Друг с другом они не разговаривали, и даже демонстративно подчеркивали свою независимость. Определить их происхождение Глауен так и не смог. Ни один из них не был йипи, но и на Натуралистов с Трои они были не похожи, и уж конечно они не были обитателями станции Араминта. Затем с лодки на берег сошла высокая крупная женщина. У нее были широкие плечи, массивные руки и ноги, своей конституцией она отличалась как от йипи, так и от мужчин в сером. На лице ее был не капюшон, а скорее маска, которая скрывала нос и глаза, но оставляла видными пухлые щеки и выступающий подбородок. Кожа на открытых участках лица, а так же рук и ног была бледно-сероватой, а над маской на широком черепе торчали клочья волос песочного цвета. На ее принадлежность к женскому полу указывали только две дряблые груди и широкие бедра, прикрытые свободными короткими штанами.

Женщина прошла в конец дока и осмотрелась. Она что-то сказала йипи и двое из них со всех ног бросились на лодку. Вскоре они вернулись, неся деревянные ящики, которые тут же поставили на стол. Открыв ящики, они достали оттуда бутылки вина и кубки. Два других йипи принесли охапки терновых веток и принялись разводить костер.

Женщина прошла вдоль дока и вернулась к катамарану. Она перепрыгнула на борт судна и исчезла в надстройке. Спустя минуту оттуда появилась группа девушек-йипи в сопровождении все той же женщины. Девушки неуверенно пошли вдоль дока, они с опаской смотрели по сторонам и временами оглядывались на мрачную женскую фигуру у себя за спиной. Всего было шесть девушек, они были в самом расцвете юности, с широко открытыми голубыми глазами, тонкими чертами лица и мягкими волосами цвета темного меда. Теперь Глауен понял происхождение лежащих на дне костей и догадался, что сейчас произойдет.

Шесть мужчин в капюшонах продолжали спокойно сидеть и молча наблюдать за происходящим. Шесть девушек продолжали оглядываться, но на их лицах выражающих полное непонимание, начали появляться признаки беспокойства. Женщина отдала короткую команду, и девушки сели на песок. Глауен понял, что последует дальше, ругаясь сквозь зубы он вернулся к шлюпке, отвязал швартовый конец от тернового куста и поднялся на борт ялика.

Сирена опустилась за западный горизонт, а Глауен сидел и раздумывал над тем, что он видел, и обдумывал, что он может предпринять в данной ситуации. Все было бы намного проще, если бы у него было оружие.

Уже совсем стемнело. Глауен поднял якорь и, ориентируясь по мерцающей в темноте белой полоске берега, повел ялик на малой скорости в северную часть лагуны. За бортом в воде мелькали стаи пираний, каждая из которых напоминала серебряную ленту и испускала фосфоресцирующий свет, освещавший дно.

Впереди, на берегу, появились проблески костра. Глауен аккуратно опустил якорь и принялся в бинокль изучать берег. Он выждал еще час, затем перебрался в шлюпку и на малой скорости, стараясь держаться подальше от берега поплыл в сторону дока. Внизу под днищем шлюпки шныряли десять тысяч пираний испуская желтовато-зеленое мерцание.

Костер уже догорал. Глауен повернул шлюпку в сторону дока. Неслышно он пробирался по темной лагуне, пока шлюпка не уткнулась носом в корпус другого судна, Глауен ухватился за леер катамарана и прислушался. Тишина. Он быстро пришвартовал шлюпку и вылез на борт катамарана. Замер и прислушался. Все та же тишина. Пригнувшись, он пробрался к кормовому швартовному концу, перерезал его ножом и отбросил в сторону. Затем пробрался в нос и проделал тоже самое с носовым швартовным концом. Теперь катамаран свободно покачивался на воде. Не выпрямляясь, Глауен, начал пробираться к шлюпке.

Глухой стук, шарканье ног. У противоположного борта замаячил силуэт женщины. В свете звезд она увидела Глауена и заметила увеличившееся расстояние между катамараном и доком. Издав сдавленный вопль ярости, она перепрыгнула через крышу каюты и бросилась на Глауена, выставив вперед руки, согнув пальцы, как крюки. Глауен попытался отскочить, но ему помешал наваленный на палубе хлам и женщина рухнула на него. Она издала нечленораздельный триумфальные вопль и вцепилась ему в горло.

У Глауена подкосились ноги, его лицо уткнулось в живот женщины и он ощутил зловоние, исходящее от ее тела. «Не может быть, — в отчаянии подумал он, — Я не заслужил такой судьбы!». Он резко выпрямил ноги и ударил ее головой в челюсть. Женщина хрюкнула; ее хватка ослабла. Глауен оттолкнул ее и натянул ей на лицо маску так, чтобы она закрыла ей глаза. Она нащупала маску и сорвала ее с лица. Но Глауен уже сделал выпад и погрузил лезвие ножа ей в живот. Женщина в ужасе схватилась за ручку ножа. Глауен уперся одной ногой в крышу каюты и изо всех сил толкнул свою противницу. Та отлетела к лееру, ударилась о него спиной и перевернувшись упала за борт. Задыхаясь, Глауен перегнулся через борт и заглянул в воду. Ее тело буквально в одно мгновение все обросло колыхающимися серебряными ленточками. На один миг он увидел ее глаза, в которых застыло изумление. Глауен обратил внимание на ее лоб: там был странный черный знак: вилка с двумя зубцами, зубцы были слегка изогнуты внутрь, приближаясь друг к другу.

Яд пираньи парализовал женщину. Ее легкие покинул воздух, и она медленно опустилась на дно.

Глауен взглянул в сторону берега. Очевидно, звуки борьбы, заглушенные плеском волн в сваях дока, не привлекли к себе никакого внимания.

Все еще охваченный дрожью, Глауен осторожно перебрался в шлюпку. Он привязал веревку к лееру на носу катамарана, а другой ее конец привязал к швартовочному кольцу на корме шлюпки. Включив двигатель, он медленно потащил катамаран по лагуне к тому месту, где стоял на якоре его ялик.

Добравшись до ялика, он отвязал веревку от шлюпки и привязал ее к рыму на корме ялика, затем поднял шлюпку и направился на юг, таща за собой катамаран.

За его спиной в павильоне, кто-то все же обнаружил отсутствие катамарана. Глауен услышал обеспокоенные крики и улыбнулся.

Внимательно следя за мерцанием прибоя, разбивающегося о коралловое кольцо справа по борту, Глауен медленно продвигался на юг. Там где мерцание прекратилось, Глауен обнаружил южный проход сквозь коралловое кольцо. Он миновал проход и очутился на свободе, в открытом море, удаляясь от проклятого острова Турбен.

Глауен продолжал тащить за собой катамаран еще два часа, потом поставил парус и ветер понес его на юг.

Вспомнив то зловонье, которое испускала бросившаяся на него женщина, он стянул с себя все одежды и тщательно вымылся. Переодевшись в свежую одежду, он съел кусок хлеба с сыром и выпил полбутылки вина. После этого, настроение у него поднялось, и он пошел в рубку и несколько часов просидел там.

Затем он проверил паруса, осмотрел буксировочный трос, все хорошенько закрепил, спустился к себе в каюту и спокойно уснул.

Утром Глауен перебрался на катамаран. Но ничего, чтобы могло пролить свет на личности шестерых мужчин в сером или на личность женщины там так и не нашел.

Глауен забрал комплект навигационных инструментов — не было никакого сомнения, что они в свое время были украдены на станции Араминта.

После этого Глауен поджег катамаран и вернулся на свой ялик. Свежи бриз понес его дальше на юго-запад. Еще долго юноша различал в воздухе запах дыма.

3

Пройдя день и ночь под разными ветрами, Глауен наконец увидел материк. Уже через час после того, как Сирена пересекла свой зенит, он оставил за спиной океанские воды и вошел в устье реки Ван. А еще час спустя он уже сидел в кабинете Бюро В и докладывал о своих приключениях всему Зоопарку:

— Я оставил их брошенными на острове: четыре йипи и шесть мужчин неизвестного происхождения. Мужчины должны быть зарегистрированы в отеле.

— Чрезвычайно интересно, — сказал Бодвин Вук, — И сразу в голове возникает несколько вопросов. Кто организует такие пикнички? Это не обязательно должен быть Титус Помпо, хотя он, скорее всего, в курсе. Как давно это продолжается? Судя по количеству костей раз или два это уже проделывалось. Кто эти шесть человек в капюшонах? Откуда они? Как и с кем они договаривались? Кто эта женщина с татуировкой на лбу? И наконец, как наше бюро должно отреагировать? — он откинулся на спинку кресла, — Джентльмены, я жду ваших предложений.

После недолгой паузы заговорил Рьюн Оффоу:

— Очень скоро в Йипи-Тауне хватятся катамарана. Думаю, Титус Помпо, захочет выяснить, что произошло. Он может послать туда другую лодку или, возможно, я подчеркиваю, возможно, флаер, если, конечно, таковой существует. Мы должны быть готовы к такому развитию событий… хотя вероятность их и не очень велика.

— Хорошо. И что же вы предлагаете?

— Думаю, что надо немедленно послать на остров транспортный флаер, который заберет оттуда участников этой прогулки, а за одно организует засаду. Если Титус Помпо пошлет туда свой гипотетический флаер, то мы заставим его приземлиться, а затем уничтожим его или под конвоем доставим его сюда, на станцию Араминта. Если появится лодка, то мы можем арестовать йипи, а лодку уничтожить.

Бодвин Вук осмотрел собравшихся.

— Ничего лучшего я предложить не могу. Если нет возражений, то преступайте.

4

Шард повел на остров Турбен большой транспортный флаер Бюро В, на борту которого находилось еще три оперативных сотрудника. Приблизившись к острову, он сбросил скорость, полетел на север и завис над павильоном и доком. Два других флаера и еще один транспорт с трехдневным запасом пищи и воды уже приземлились недалеко от центрального пика, откуда они с помощью своих радаров должны были следить за небом и морем.

Радар Шарда на данный момент не обнаружил ничего ни в небе ни на море. Воспользовавшись биноклем, он осмотрел землю под флаером и обнаружил четырех йипи, которые печально сидели скрючившись у основания дока. Других шестерых мужчин нигде не было видно.

Шард посадил транспорт недалеко от павильона. Вместе со своими тремя товарищами он спустился на землю. Йипи тупо уставились на прибывших. Шард сделал жест в сторону транспортного флаера.

— Живо в транспорт, — приказал он.

Те с трудом встали на ноги.

— Дайте нам воды, — хрипло попросил один из йипи.

— Дайте им напиться, — отдал распоряжение Шард своим людям.

Из-за павильона качаясь вышли изможденные, с дикими глазами шестеро мужчин. Они заковыляли в сторону Шарда, надтреснутыми голосами умоляя его дать напиться.

Шард указал на транспорт:

— Садитесь на борт и там получите воду.

Шесть мужчин залезли в пассажирский отсек. Шард поднял транспорт в воздух и направился обратно к станции Араминта.

Прошло пятнадцать минут. Еще недавно умирающие от жажды обитатели острова напились воды и теперь начали осторожно обсуждать сложившуюся ситуацию. Один из них громко крикнул Шарду:

— Эй, пилот! Ты куда нас везешь?

— На станцию Араминта.

— Хорошо. Мне все равно там делать пересадку.

— Боюсь, что не получится, — возразил Шард, — Вы арестованы по очень серьезному обвинению. Так что никуда вы дальше не поедете.

— Что! Вы шутите! И это после всех тех лишений и страданий, который мы испытали?

— У вас нет никакого законного основания так поступать, — вмешался другой пассажир, — Я юрист очень высокого класса и смею вас заверить, что вы не можете возбудить против нас дело. Наоборот, я сам потребую большой выплаты и возможно возмещения ущерба.

— С кого? Со станции Араминта?

— С «Огмо Энтерпрайсис», с кого же еще!

В разговор вмешался еще один участник пикника.

— Все именно так и есть. Я возмущен до глубины души и тоже отказываюсь от всяких обвинений!

— Вы тоже юрист? — поинтересовался Шард.

— У меня достаточно юристов на службе. Я руковожу несколькими крупными финансовыми предприятиями, включая большой банк. Я не привык к дурному обращению и ничего не спускаю.

— Испытания, которое мне пришлось вынести было невыносимым! — с горячностью заговорил еще один член группы, — Мои права были попраны и всю ответственность за это должна нести станция Араминта!

— Что-то мне не уловить вашей логики, — заметил Шард.

— Все очень просто. Я был соблазнен предложением теплого приема и приятного время провождения на Кадволе, а вместо этого я столкнулся с трудностями, жаждой и голодом. Кто-то должен за это быть наказан.

— Подозреваю, что наказанными окажетесь именно вы, — рассмеялся Шард.

— Я третий советник Богдара Кадиша, — воскликнул очередной задержанный, — ваши обвинения возмутительны. Мы требуем соблюдения наших прав, и не собираемся раскрывать вам подробности нашей личной жизни. Я решительно отвергаю все ваши гнусные намеки и требую к себе уважения согласно моему положению!

— Так и будет, — пообещал Шард.

На станции Араминта задержанных закрыли на старом каменном складе, откуда по очереди стали выводить на допрос в кабинет Бодвина Вука. Кроме хозяина кабинета присутствовали Шард, Хранитель Эгон Тамм, и Глауен.

Первыми допросили четырех йипи. Все рассказывали приблизительно одно и то же. Все они были кадетами умпами, которых специально отобрали для того, чтобы помогать в организации поездки на остров Турбен. Эта поездка была третьей по счету. Мертвую женщину звали Сибилой. Она появилась во время второй поездки, в первой поездке она не участвовала. Всем четырем йипи Сибила очень не нравилась, но они ее боялись: она отдавала четкие распоряжения и не терпела и намека на недобросовестность. Все четверо рассказывали душераздирающие истории о полученных тычках и ударах. Последним допрашивали йипи по имени Саффин Дольдерман Найвелс. На вопросы он отвечал так, как будто участвовал в дружеской беседе.

— Я на самом деле был очень счастлив, узнав, что Сибила мертва, — заявил Саффин, — Она измотала всем нервы и только портила поездку.

— Даже девушки не могли насладиться поездкой, — вставил замечание Шард.

— Ну, никто и не ожидал, что они там будут наслаждаться, — отмахнулся Саффин, — И все же, что ни говори, но экскурсии станут только лучше, если Сибила будет находиться в воде, а не на берегу. Смотреть на ее кости валяющиеся на дне будет очень поучительно.

— Саффин, ты живешь в каком-то странном и удивительном мире, — с тонкой улыбкой заметил Бодвин Вук.

— Я тоже так думаю, — вежливо кивнул Саффин, — К сожалению, я не знаю никакого другого. Я отношусь к тем людям, которые добавляют к своей рыбе не только соус «Огонь дракона», но и чатни с хурмой.

— Экскурсии проводились с интервалом в две недели, — заметил Эгон Тамм, — у вас уже было составлено расписание и на будущие поездки?

— Этого я не знаю, сэр. Никто не пожелал сообщить мне об этом, — Саффин с бессмысленной улыбкой переводил взгляд с одного участника допроса на другого. Он нерешительно встал, — А теперь, джентльмены, когда вы получили ответы на все ваши вопросы, думаю, мы с товарищами пойдем своей дорогой. Было очень приятно побеседовать с вами, но железный голос долга зовет нас к нашим обязанностям.

— Социолог Порлок утверждает, что у йипи нет чувства юмора, — хмыкнул Шард, — Ему бы надо было услышать эту шутку. Ты хуже убийцы. Так что никуда ты, кроме как обратно в тюрьму не пойдешь.

Лицо Саффина разочарованно осунулось.

— Сэр, боюсь, вы будете настаивать на своем! Но вы совершаете большую ошибку! Такие мероприятия нам тоже не доставляют большого удовольствия, но главное правило для кадета — подчиняться приказам!

— У тебя не было выбора, кроме совершения этого гнусного преступления, — задумчиво кивнул Бодвин Вук.

— Абсолютно никакого! Я был назначен на эту должность!

— Ты бы мог и уволиться из кадетов, — выдвинул предположение Шард.

— Эта идея никуда не годиться, — покачал головой Саффин.

— Вовсе нет, — возразил Бодвин Вук, — Ты бы очень скоро убедился, что это идея далеко не так плоха. На самом деле эта была бы самая лучшая идея, но тебе она не пришла в голову.

— Ради справедливости, вы должны учитывать и наши нужды, — мрачно сказал Саффин, — Когда денежные бездельники приезжают к нам и сверкают зубами, кто-то должен собирать их денежки?

— Эти бездельники отдавали свои денежки Сибиле? — проигнорировал Шард вопрос йипи.

— Никогда ни Сибиле, ни мне! Мы получали разве что динкет за хорошо выполненную работу!

— Сибила разговаривала с этими бездельниками? Может быть они интересовались ее татуировкой? Или может быть она упоминала о чем-то в разговоре с вами?

Саффин презрительно щелкнул пальцами.

— Мне Сибила только отдавала приказы, которые я должен был бежать и выполнять. Во второй группе были ее друзья и она с ними разговаривала, но только в отношении их поведения.

— Это как же?

— Это были странные люди во многих отношениях, они бы никогда не притронулись бы к девушкам, но Сибила заставила их прелюбодействовать. И они подчинились, боясь, что она выполнит свои угрозы.

— И что же это были за угрозы?

— Она сказала, что они должны либо прелюбодействовать с девушками, либо с ней. Выбор за ними. Они все поспешно выбрали девушек.

— Несомненно, очень мудрый выбор, — согласился Бодвин Вук, — Я бы, пожалуй, выбрал то же самое. А в каком еще отношении эти люди казались странными?

Но Саффин смог описать только смутные ощущения.

— Они были очень странными, но и Сибила тоже была странной. Сейчас, когда у думаю об этом, то мне кажется, что был разговор еще об одной экскурсии: речь шла о четырех женщинах и четырех мужчинах. Я не знаю, что задумала Сибила.

— Может быть она хотела подготовить своих специалистов для этой работы?

Саффин растеряно замигал.

— Это не касалось моих обязанностей.

— Ну ладно, этого мы уже никогда не узнаем и размышлять на эту тему нет смысла. Что еще ты можешь нам рассказать?

— Больше ничего! Теперь-то вы убедились в моей невинности! Я могу идти?

Бодвин Вук скептически хмыкнул.

— Ты что не понимаешь, что совершил ужасное деяние? Ты не чувствуешь за собой никакой вины? Не испытываешь стыда?

— Сэр, вы уже старый и мудрый, — с горячностью заговорил Саффин, — но вы не можете постигнуть каждую мельчайшую и хрупкую частицу космоса!

— С этим я согласен. Ну и что из этого?

— Возможно, существует одна маленькая деталь, которую я хорошо понимаю, но которая выпала из вашего поля зрения.

— И с этим я могу согласиться! Твоя скрупулезная работа с девушками могла принести такой опыт, о котором я мог только мечтать.

— Вот в этом все и дело. Надеюсь, вы не посчитаете за грубость, если я вам объясню некоторые правила, которые могут мне, вам, всем нам значительно облегчить жизнь?

— Говори! — разрешил Бодвин Вук, — Я всегда готов узнать что-то новое.

— «Сейчас» — это «сейчас»! Это лозунг освобождения! Вы должны постоянно его держать в голове! «Прошлое» и «ушедшие времена» — это всего лишь пустые слова и ничего больше. То что уже произошло, то ушло навсегда! Исчезло! Превратилось в абстракцию и только! Так называемые «прошедшие события» вполне могли бы и никогда не происходить, и для всех нас будет легче, если все прошедшее мы будем рассматривать именно в этом свете! Поверьте мне, сэр, это относится не только к данному случаю, а к тысячи других событий! Никогда не надо поддаваться дурным привычкам! Раздумывание над воспоминаниями, желание возврата лучших дней, это первые признаки немощной старости. Правильнее воспринимать жизнь такой, какая она есть на данный момент, а не хвататься за облачные образы ушедшего прошлого. «Сейчас» — это «сейчас»! Все остальное бесполезная глупость. В данном случае «сейчас», это когда я хочу покинуть эту ужасную комнату, которая пахнет многими поколениями преуспевающих богачей и снова оказаться на свежем воздухе под лучами теплого солнца.

— Так оно и будет, — заявил Бодвин Вук, — Меня глубоко тронула твоя философия! Если мои коллеги с этим согласятся, то ты заслужил отсрочку казни! — он повернулся к остальным присутствующим, — Саффин просветил нас в отношении некоторых своих истин! Я считаю, что вместо того, чтобы повесить этих преступников на первом же дереве или закрыть их навечно в подземелье, мы должны отпустить их. Перво-наперво они отправятся на остров Турбен и, наслаждаясь свежим воздухом и теплым солнцем разрушат док и павильон и вернут окружающий пейзаж к первозданной дикой природе. А затем они отправятся на мыс Джоурнал, где свежий прохладный воздух и дикие ветра охладят пыл даже такого горячего человека, как Саффин! В качестве приза они смогут посвятить свою жизнь полезным целям, найдут, так сказать, найдут монетку в своем пироге.

— Меня тоже тронула философия Саффина, — согласился Эгон Тамм, — Ваша программа лучшее, что можно было придумать, с этим не может не согласиться даже наш обвиняемый.

— Другого я и не ожидал, — кивнул Бодвин Вук, — Ты счастливчик, Саффин. И все же, тебе придется вернуться в тюрьму.

Протестующего Саффина увели. Бодвин Вук откинулся на спинку кресла.

— Очень трудно осуждать кого-то с таким ясным взором и неподдельной улыбкой… Ну что же, Саффин сам первый осудил сентиментальность. Ну, и что мы выяснили?

— Меня заинтриговала эта Сибила, — заметил Эгон Тамм, — Если бы я организовывал подобные экскурсии, то на роль руководителя я бы нанял кого-то более обаятельного, чем эта женщина.

— Это загадка, — согласился Бодвин Вук, — Но давайте продолжим. Шард, полагаю, что вы уже перекинулись несколькими словами с нашими обвиняемыми?

— В этом отношении у меня очень мало информации. Это все люди среднего возраста с приличным прошлым. Все заявляют, что они довольно важные персоны. Все возмущены арестом, а некоторые даже высказывали в наш адрес угрозы. Все раздражены и считают себя жертвами мошенничества.

Бодвин Вук тяжело вздохнул.

— Полагаю мы обязаны выслушать их жалобы.

Шестеро бывших участников экскурсии на остров Турбен были поочередно подвергнуты допросу. Точно так же как и йипи, все они рассказали примерно одно и то же. Про экскурсию они узнали из брошюр, изданных компанией Огмо Энтерпрайсис. Каждый уверял, что им руководило чистое любопытство, хотя все они заплатили по тысяче солов своим туристическим агентам, не считая расходов на билет до Араминты. Никто не встречался с представителями Огмо Энтерпрайсис до тех пор, пока не прибыл в Йипи-Таун. С этого момента они попали в руки Сибилы. Все подтвердили свой статус, обеспеченных людей с твердой социальной позицией, никто не признал себя сексуальным извращенцем, но «не упускать же того, что само идет в руки». Некоторые из них, услышав выдвигаемое обвинение были возмущены: «Я? Сексуальный извращенец? Да вы с ума здесь все посходили!»

Каждый из шести обвиняемых во избежании скандала или нежелательных слухов, постарался скрыть свое имя под вымышленным. «С какой стороны не подходи, но нет никакого смысла раздувать вокруг этого большую шумиху! — заявил один из них, назвавший себя владельцем ранчо, — Моя супруга будет просто поражена!»

— Ей это совершенно не обязательно знать, — согласился Бодвин Вук, — Если только она не захочет присутствовать при казни. А нам совершенно безразлично будете ли вы повешены под собственным или вымышленным именем.

— Что?! Что вы сказали! ? Да вы просто издеваетесь!

— Я что, похож на шутника? Вы видели, чтобы я смеялся?

— Нет.

— В таком случае, это все.

Владелец ранчо пошатываясь направился к выходу, постоянно оглядываясь через плечо в надежде увидеть какой-нибудь обнадеживающий знак, но, разумеется тщетно.

Следующий участник группы, объявивший себя «финансистом и банкиром» и назвавшийся Ольвари Ирлингом, жаловался еще горячее. И пообещал, что если его требования не будут приняты в расчет, то он предпримет суровые юридические санкции.

— И как же вы сможете осуществить эти санкции после своей смерти? — поинтересовался Бодвин Вук.

— Как после смерти? С чего это я должен вдруг так внезапно умереть?

— Полагаю, вы знаете, что Законодательство Араминты предписывает карать за убийство смертью.

— Не говорите ерунды! — высокомерно заявил Ольвари Ирлинг.

— Ерунда, говоришь? — прорычал Бодвин Вук, — Видишь вон то шардановое дерево? Возможно, еще до конца дня ты будешь болтаться на верхнем суку так, чтобы мы могли отсюда любоваться этим зрелищем!

— Я хочу проконсультироваться со своим адвокатом, — холодно заявил Ольвари Ирлинг.

— Ваша просьба отклоняется! Он только усложнит довольно простой процесс. Если конечно, мы его не повесим рядышком за заговор с целью препятствия правосудию.

— Если у вас такой юмор, то я нахожу его довольно странным. Я уважаемый человек, имеющий отношение ко многим делам и арест причиняет мне большие неудобства.

Продолжающего извергать громы и молнии Ольвара Ирлинга отвели обратно в импровизированную тюрьму.

Бодвин Вук раздраженно покачал головой.

— Не вижу больше оснований терять время на это отвратительное занятие. Конечно, в таких делах последнее слово остается за Хранителем.

— Здесь может быть только один приговор, — пожал плечами Эгон Тамм, — Сначала казнь этих шестерых, а потом тоже самое произвести над организаторами этих экскурсий, не зависимо от того, где они будут найдены.

— Никаких возражений с моей стороны не последует, — согласился Бодвин Вук. Он взглянул в сторону Шарда, — Я что, не прав? У тебя есть на этот счет другие идеи?

— Позвольте мне связать воедино некоторые факты, — сказал Шард, — Первое: мы прекрасно понимаем, что в один прекрасный день йипи попробуют высадиться на берег и занять район Мармиона; если их попытка увенчается успехом, то с Заповедником будет покончено. На данный момент наша возможность сдержать их стоит под вопросом: у нас нет достаточного количества оборудования и денег. Подумайте. У нас под замком шесть довольно состоятельных преступников. Если мы их убьем, то получим всего лишь шесть скелетов. А вот если каждый из них заплатит приличный штраф, скажем в миллион солов, мы получим шесть миллионов: вполне достаточно, чтобы купить два хорошо вооруженных флаера и стационарную артиллерийскую установку для Мармионского пролива.

— Это и не красиво, и не по правилам, — возразил Бодвин Вук.

— Но очень практично, — заметил Эгон Тамм, — Более того, я в данном случае не должен согласовывать это с проклятыми пацификами. Другим путем на шесть миллионов не получить.

— Очень хорошо, так и порешим, — сказал Бодвин Вук, — Предлагаю добавить еще пеню в тысячу сол, которые пойдут на покрытие расходов в связи с поисками Огмо Энтерпрайсис, — он повернулся к переговорному устройству и сказал, — Приведите всех шестерых арестованных, вместе.

Шесть соумианцев, все еще одетых в серые одежды, которые были на них во время экскурсии на остров Турбен, вошли в кабинет и были выстроены в ряд вдоль стенки.

— Вот они, шесть негодяев. — объявил Бодвин Вук. — Сделайте хорошую фотографию для дела и тщательно запищите имена, — после этого он обратился к арестованным, — Убедитесь, что вы правильно назвали имена для приговора; если вы попробуете провести нас, то мы это очень скоро выясним и тогда вам же будет хуже.

— Ну, давай же! — выпалил человек, который назвал себя Ольваром Ирлингом, — Какая тебе разница какими именами мы пользуемся?

Бодвин Вук не обратил внимания на этот вопрос.

— Ваше преступление ужасно. Вы, возможно, и испытываете в какой-то мере стыд, но ожидать от вас раскаянья, это, конечно, слишком. И тем не менее, я не собираюсь читать вам мораль, все что вы из нее почерпнете, так это то, что она для вас слишком скучна. Вас, несомненно, больше интересует, как прошел суд и каково ваше наказание. Стоп! Не надо никаких высказываний! Ваше дело выслушать меня! Каждый из вас как ядовитое насекомое заслужил немедленное уничтожение. Я лично получил бы большое удовольствие наблюдая, как вы все вшестером болтаетесь на шардановом дереве. Все же, несмотря на то, что одно только ваше присутствие вызывает отвращение, мы пришли к выводу, что нам больше нужны деньги, чем скелеты. Вы можете избежать смерти заплатив штраф в миллион плюс еще тысяча солов каждый.

Какое-то время все шестеро стояли молча, стараясь понять произошедшую перемену в их судьбе. Затем они заговорили в полный голос.

— Миллион солов? С тем же успехом вы могли бы попросить луну с Гедеона!

— Я полностью разорюсь!

Или:

— Даже если я продам все, что имею, я вряд ли наберу миллион!

В конце концов Бодвин Вук потерял терпение.

— Очень хорошо! Те кто согласны заплатить пусть отойдут вон в ту сторону. Шард, может быть, окажешь мне любезность и займешься остальными.

— Я заплачу! — в ужасе воскликнул один из заключенных, — Я заплачу, но я не могу в столь короткий срок собрать такую сумму!

— Я тоже! — подхватил другой.

— Миллион солов это такая сумма, которую не носят с собой в кармане. Может вы снизите сумму до, скажем десяти тысяч или даже до девяти?

— Что? — воскликнул Бодвин Вук, — Вы вздумали торговаться? Вы должны заплатить требуемую сумму и не динкета меньше!

— Я заметил, что Ольвари Ирлинг, назвавшийся банкиром, стоит спокойно и молчит, — обратился Шард к своим коллегам, — Очевидно, он собирается заплатить штраф. Я подумал, что он вполне может дать заем своим компаньонам и выплатить нам всю сумму в шесть миллионов шесть тысяч солов. А когда они вернутся на Соум, то он может поступить с ними как с обычными должниками.

— Идея не пройдет, — возразил Ольвари Ирлинг, — Это не мое дело собирать для вас выкуп.

— Все наоборот! — заявил Бодвин Вук, — Великолепная и очень продуманная идея, таким образом мы упростим сам процесс получения денег.

— Это только с вашей точки зрения. Я банкир, а не альтруист. Я совершенно не знаю этих людей. Они не дали мне никаких гарантий. У меня нет никакой уверенности, что я получу свои деньги обратно.

— Садитесь за стол и пишите обязательства. Вам вполне хватит на это одного дня. Даже если вы будете отвлекаться на анекдоты.

— Это неверный и порочный способ ведения дел, — ворчал Ольвари Ирлинг, — Вы столкнетесь с тысячью трудностей.

— Вовсе нет, — заверил его Бодвин Вук, — Подготовьте для вашего банка чек на сумму в шесть миллионов шесть тысяч и мы передадим его по обычным каналам. Как только деньги окажутся в наших руках перед вами раскроются двери тюрьмы.

— Как называется ваш Банк? — спросил Шард.

— Я представляю Банк Мирсеи.

— Солидное учреждение! — заметил Бодвин Вук, — При более счастливых обстоятельствах мне бы было приятно иметь с вами дело. Прежде чем вы нас покинете, я, возможно, проконсультируюсь у вас в отношении личных инвестиций.

5

Глауен стоял около регистрационной стойки отеля Араминта и рассматривал собравшихся в вестибюле клиентов. Большая группа пассажиров только что сошла с борта пакетбота, приписанного к компании «Персианские линии». Неужели среди этих с виду вежливых и воспитанных людей есть те, у кого на руках билеты на «Высшее наслаждение» — аттракцион острова Турбен?

Он осмотрел одну группу, затем другую. Согласно показаниям Саффина, группа не обязательно должна состоять из одних мужчин: Сибила планировала группу из четырех мужчин и четырех женщин. Подозревать можно любого, направляющегося в Йипи-Таун.

Коллеги Глауена уже начали обыск этих людей, под предлогом проверки на наличие запрещенной к ввозу валюты. А что потом? Глауен отвернулся. К счастью, это решение будет принимать не он.

Юноша подошел к конторке менеджера и внимательно просмотрел списки зарегистрировавшихся гостей, делая при этом пометки в своем блокноте.

Эта работа заняла у него два часа. Когда он закончил, то вышел из отеля и направился к «Старому дереву». Там он должен был встретиться с отцом, который проделал подобную работу у терминала космопорта.

Когда Глауен проходил мимо взлетной полосы у ангара, его остановил Чилк.

— Куда это ты поскакал?

— В «Старое дерево».

— Если не возражаешь, я прошвырнусь с тобой.

— Никаких возражений.

Они прошли по прибрежной дороге, затем свернули на проспект Вей.

— Хочу получить у тебя консультацию, — сказал Чилк, — У меня тут кое-что свербит в голове.

— Если с ней что-то не в порядке, вряд ли я смогу помочь.

— Ха-ха! Твой отец обронил несколько слов насчет острова Турбен, при этом он упомянул о здоровой сварливой леди по имени Сибила.

— Я эту леди прекрасно помню.

— По словам Шарда, а он получил эту информацию от тебя, у этой Сибилы на лбу была черная татуировка: двузубая вилка, у которой зубцы загнуты друг к другу.

— Так мне показалось. Я всего лишь на мгновение видел эту татуировку, но она отложилась у меня в памяти.

— Все это очень странно, — сказал Чилк, — Не могу понять, что тут происходит.

— А в чем дело?

После небольшой паузы Чилк сказал:

— Кажется, на сколько я помню, я тебе рассказывал несколько лет назад, как я попал на станцию Араминта.

— Что-то такое было, хотя, к своему стыду, я не очень-то помню детали. Помнится мне, что там был замешан Намур. А до этого ты работал у какой-то леди на ранчо управляющим. И эта леди хотела на тебе жениться.

— Очень близко. А ты не помнишь, как я описывал эту леди?

— Не очень. Кажется она была высокой, толстой, дородной, что ли.

— Правильно, все так и было. К тому же у нее была белая кожа и татуировка на лбу: вилка с двумя зубцами, которые были наклонены друг к другу.

— Ты подозреваешь, что это могла быть Сибила?

— Не видя Сибилы, я такого сказать не могу. Но я уверен, что на станцию Араминта меня привело не просто стечение обстоятельств. Но если это не просто стечение обстоятельств, то что же еще, и зачем все это? Почему именно меня, Эустейса Чилка? Если я спрошу об этом Намура, то он просто рассмеется мне в лицо.

— В этом ты, несомненно прав. Ты заставил меня подумать о тех вещах, которые Намур знает и держит при себе.

— Намур это просто чудо, — засмеялся Чилк, — Но меня больше интересует как выглядела эта Сибила, кроме того, что она была толстой, противной и татуированной.

— Основное ты и сам уже описал. У нее были мужские плечи, большие тяжелые бедра и большой живот, вся из мускулов, но о бюсте можно не говорить: просто два сморщенных мешка. У нее была выступающая нижняя челюсть, отвислые щеки, длинный нос, который, возможно, был когда-то сломан в драке. Кожа у нее был белой, как мел, а рот просто серая вмятина. Волосы? Волосы были песчано-коричневыми и жесткими, как у швабры. В общем, я бы назвал ее средне-уродливой, а еще от нее отвратительно воняло.

— Не очень-то похоже на мадам Зигони, если не считать татуировки и большой задницы. У той было круглое лицо и круглые щеки и прекрасный бюст, я уж не упоминаю красновато-черные кудри.

— Вместо волос мог быть и парик.

— Не думаю. Я подозреваю, что Сибила и Зигони разные леди. Тебе надо попробовать выяснить откуда берутся леди с такими татуировками.

— Хорошая идея. Мы позвоним в информационную службу ИПКЦ. Думаю ты знаешь, что мы их филиал.

— Это значит ты полноправный агент ИПКЦ. Люди по все Сфере серьезно относятся к этому званию, — Чилк остановился, — Ну, я выяснил все, что хотел, так что теперь вернусь к своей работе.

Глауен пошел дальше к «Старому дереву». Шарда там еще не было. Глауен уселся за боковой столик в глубокой тени листвы. Он заказал тарелку соленой рыбы и бутылку Мягкого Зеленого эликсира Диффинов, и принялся ждать.

Время шло. Глауен заказал еще одну бутылку вина, откинулся на спинку стула и начал вертеть в руках бокал, заставляя световые блики играть на стенках.

Вдруг перед ним замаячил бледно-бежевый атлас. Он медленно поднял глаза уже представляя, что его ожидает: черная кофта, отделанная красными птицами, сидящими на зеленых ветках, плотная белая шея, широкое лицо со сверкающими как два огненных опала глазами и над всем этим обширная копна черных кудрей, которым каким-то чудесным образом придана форма, напоминающая цилиндр, хотя последнее время Спанчетта еще носила и маленькие игривые кудряшки над ушами.

Спанчетта с насмешкой смотрела на Глауена, не стараясь скрыть в своем взгляде отвращение. Глауен уставился на нее, как птичка, загипнотизированная удавом.

— Вот так сотрудники Бюро В и убивают время? — спросила Спанчетта, — Похоже, я устроилась не в то Бюро. Я тоже люблю отдохнуть.

— Вы ошибаетесь, — вежливо ответил Глауен, — Я здесь по приказу моего начальства. Не смотря на видимость, я весь в работе.

Спанчетта только отрывисто кивнула.

— Раз уж тебе больше нечем заняться, то, может быть, ты кое в чем меня просветишь.

— Сделаю все, что смогу. Может быть, присядете?

Спанчетта села напротив него.

— Объясни мне ту секретность, которая охватила нынче Бюро В. Все видят, что что-то происходит, но никто не удосуживается выяснить что именно. Объясни мне, будь добр, к чему вся эта активность?

— Вы ставите меня в неловкое положение — Глауен с улыбкой покачал головой. — Я не могу ответить на ваш вопрос.

— Брось, можешь. У тебя же есть язык, в конце концов.

— Предположим, — начал Глауен, — такой секрет действительно существует. Предположим, что по каким-то причинам его доверили и мне. В таком случае не могу же я рассказывать о нем всем, кто из чистого любопытства задает мне подобные вопросы. Я, конечно, просто предположил такой вариант, но если вас что-то так интересует, то почему бы не обратиться к Бодвину Вуку?

Спанчетта только презрительно фыркнула.

— Должна признать, что ты уж слишком многословен. Это даже бросается в глаза. И сколько же вина ты выпил, сидя за свое работой?

— Не очень много. Заказать и вам бутылочку?

— Спасибо, не надо. Мне надо возвращаться к моей работе, а идти в мое Бюро приплясывая и напевая, как это принято в вашем, я не могу.

Стараясь сменить тему разговора и не найдя ничего лучшего, Глауен спросил:

— Как дела у Арлеса? У вас есть какие-нибудь новости? Или его деятельность тоже засекречена?

Спанчетта еще не успела ответить, как у стола появился Шард.

— Ты только что подошла, или уже уходишь? — тут же спросил он Спанчетту. — А может ты присоединишься к нам?

На какой-то момент Спанчетта задумалась, но потом решительно отклонила предложение.

— Я просто попробовала выяснить значение тех шепотков и многозначительных взглядов, которыми обмениваются сотрудники Бюро В при встречи. Но Глауен очень умело уклонился от ответа. Может быть твои полномочия простираются шире?

— Надеюсь, что так. А что касается нашей нынешней активности, то, честно говоря, нас беспокоят события на Штроме, да еще Титус Помпо, который становится настоящей головной болью.

— Как раз перед твоим приходом Спанчетта хотела рассказать об Арлесе, — вежливо заметил Глауен.

— Это не совсем так, — фыркнула Спанчетта, — У меня нет от него никаких новостей.

— Да, конечно, Арлес занят своими делами, — кивнул Шард. Он наполнил бокал Спанчетты вином, — Я так и не могу понять, как ты разрешила ему жениться на внештатнице, да еще из дома Лаверти.

— А я вовсе и не одобряла этот брак, — уныло ответила Спанчетта, — На самом деле, я сама была поражена, что Арлес сделал такой шаг, не посоветовавшись со мной. Он, очевидно, подозревал, что Друсилла с ее прошлым не вызовет у меня восторга.

— Но сено уже в сарае, — заметил Шард.

— Именно так, — Спанчетта одним глотком осушила полбокала. Она со стуком откинулась на спинку стула, — Ты-то умеешь придираться к мелочам. Я вот помню как ты довел до отчаяния бедную Смонни.

— Это было ужасно, — согласился Шард, — И все же, как я подозреваю, с ней ничего страшного не случилось. Она была настойчивой женщиной. Странно, что ты больше о ней ничего так и не слышала.

— Ни единой весточки. Симонетта была очень чувственной и действительно милой девушкой.

— Но как я помню очень уж озорной. Спанни и Смонни: вы составляли изумительную парочку.

Спанчетта не стала ничего отвечать. Она осушила свой бокал и встала из-за стола.

— Так как я не отношусь к Бюро В, то мне надо бежать на работу. Во всяком случае, спасибо за ответы на мои вопросы.

Спанчетта решительно вышла на проспект. Шард достал свой блокнот.

— Я сходил на терминал к парому, поэтому и задержался. И все же я составил очень информативный список. Тут только имена, но мы можем проверить их по спискам в космопорте и в отеле и выяснить кто откуда появился.

— Пока я был в отеле, мне кое-что пришло в голову. Сегодня утром пришел новый транспорт с туристами. У некоторых вполне может быть путевка на «Высшее наслаждение».

— Согласен, — кивнул Шард, — Я скажу об этом Бодвину Вуку, возможно, он воспользуется такой возможностью. А пока давай-ка сверим наши списки.

6

От «Старого дерева» Глауен направился прямо в Бюро В, где его перехватила Хильда, тощая и занудная секретарша. Она недолюбливала всех Клаттуков за их «высокомерие и начальственные замашки. К Глауену она относилась особенно подозрительно, так как считала его лукавым и амбициозным. Иначе почему он так быстро завоевал распоряжение директора? Однако, когда юноша попросил немедленно провести его в кабинет Бодвина Вука, Хильда заявила, что директор не хочет, чтобы его беспокоили и по этому поводу отдал специальное распоряжение, которое, в неком роде, можно рассматривать как закон.

После того, как Глауен просидел около часа, разглядывая потолок, Бодвин Вук выглянул в приемную и увидел его сидящим на стуле.

— Глауен! ? — уставился на него Бодвин Вук, — Что это ты здесь прохлаждаешься? Тебе что, не чем заняться?

— Заняться есть чем, но ваша секретарша предпочитает держать меня здесь.

Бодвин Вук вперился в Хильду холодным взглядом.

— Это что еще за дурость? Ты должна бы уже знать, что Глауена следует проводить ко мне как только он здесь появится.

— Вы же сами отдали строгий приказ.

— Не играет роли! В дальнейшем прошу к моим распоряжения подходить более гибко и обдуманно! Ты просто зря тратишь и его и мое время! Проходи, Глауен.

Бодвин Вук последовал за Глауеном в свой кабинет и там сразу же уселся в кресло.

— Ну, и что ты узнал?

Глауен положил на стол три листка бумаги.

— Я и отец просмотрели все записи в космопорте, в отеле и на пароме. Вот имена, которые соответствуют трем экскурсиям.

Бодвин Вук просмотрел записи.

— В первую экскурсию должно быть ездила группа из Нетрайса: сэр Матор Борф и сэр Лонас Медлайн из Гальциона: а так же УС. Гунтил, УС. Фоум, УС. Нобайл, УС. Кольдах, УС. Рольп и УС. Булер из Ленклендса. УС? Этот титул меня несколько озадачивает. Что означает УС?

— Не знаю.

Бодвин Вук отложил список группы из Нетрайса в сторону.

— Следующая группа: шесть человек из Тассадеро, насколько помню это одна из планет в звездной системе Зонк. Зонк — это, конечно, Заб Зонк — пират, дурная слава о котором расползлась по всему Хлысту Мирсеи. Хмм. Я не вижу здесь упоминаний о Сибиле.

— Мы полагаем, что это С. Девелла из Погановской точки.

— Это все люди из страны Лютвилер. А что означает это слово в конце «зубениты»?

— Я посмотрел данные на Тассадеро в туристическом справочнике. Космопорт находится в Фексельбурге, который охарактеризован в справочнике как «современный прогрессивный город». Страна Лютвилер находится в Пасхальной степи и населена членами секты зубенитов.

Бодвин Вук взглянул на третий список.

— Ну а это джентльмены с Соумы, которые находятся у нас под арестом. Здесь никаких сюрпризов не должно быть, — Бодвин Вук отложил листки в сторону и откинулся на спинку кресла, — Не слишком далеко мы продвинулись. Позволь мне объяснить тебе мои соображения. Экскурсии зависят от трех составляющих: Титуса Помпо, клиентов и организаторов, известных под именем Огмо Энтерпрайсис. Единственным неизвестным нам звеном является организатор. На данный момент я не буду высказывать догадки или называть имена. Достаточно сказать, что этот организатор должен быть выявлен, выслежен и арестован. Что ты на это скажешь?

— Ничего, сэр. Я полностью с вами согласен.

— Очень хорошо, — Бодвин Вук поднял глаза на потолок, — Как известно, чтобы вести расследование, необходимы дознаватели. В связи с этим упоминалось и твое имя. Тебе будет приказано отправиться во внешний мир, в Тассадеро, Нетрайс и Соум, и в каждом из этих миров провести соответствующее расследование. Тебя интересует такая программа?

— Конечно, сэр.

— Этот человек, назовем его Огмо, обязательно оставил следы. Он имел дело с туристическими агентствами и издавал брошюру. Деньги, должно быть платились туристическим агентствам, а затем переводились Огмо. Такие переводы должны были в свою очередь оставить следы, по которым, если правильно ими воспользоваться, можно выйти и на самого Огмо. Я ясно выражаюсь?

— Так точно, сэр.

— Очень хорошо. Кроме этих общих положений, я тебе пока не могу дать никаких подсказок. Ты вместе со своим коллегой должны будете воспользоваться собственной природной сообразительностью, чтобы выработать линию расследования. Ну а теперь у тебя есть вопросы?

— Да, сэр, конечно. Вы упомянули слово «коллега». У меня уже был горький опыт работы с коллегой по имени Кеди, и я бы не хотел повторить эту ошибку. В общем, я считаю, что моя работа будет намного эффективнее, если я буду один.

Бодвин Вук нахмурился и прочистил горло.

— Боюсь, что в данном случае твои личные пожелания отойдут на второй план. По некоторым причинам, тебе будет лучше поработать с помощником.

В то время как Глауен в уме судорожно подыскивал слова, строил фразы и выдвигал доводы для возражения, Бодвин Вук невозмутимо смотрел на него своими совиными глазами.

— И кого же вы хотите назначить моим помощником? — наконец спросил Глауен.

— Работать с помощником это еще не конец света, — успокаивающе заметил Бодвин Вук, — Возможно, что твой первый опыт с Кеди и был не совсем удачным, но надо уметь извлекать уроки из ошибок. Ты, конечно же, будешь старшим, но дополнительные глаза, дополнительные руки и так же дополнительная сила проницательного ума Вуков принесут несомненную пользу. И, это я хочу особенно подчеркнуть, у меня есть и другие причины считать такую организацию дела очень важной.

— Вы хотите сказать, что я буду снова работать с Кеди?

— Ответственная работа необходима для выздоровления Кеди. Он должен спустить свой ум с облаков и окунуть его в реальность, — Бодвин Вук нагнулся к переговорному устройству, — Кеди здесь?

В кабинет вошел юный Вук. Он заметил Глауена и в тот же миг его глаза казалось стали круглыми и стеклянными.

— Ну вот, вы оба тут. Опять вместе! — несколько льстиво воскликнул Бодвин Вук, — После несчастья в Йипи-Тауне Кеди был несколько не у дел, но теперь он снова здоров как бык. Что ему теперь нужно — так это трудная работа, на которой он бы смог оттачивать свои таланты, полученные по наследству от Вуков. Это расследование не только необходимое Кеди лекарство, но и та возможность вылечить его, пренебрегать которой мы не имеем права! Особенно, если учесть, что вы и раньше работали вместе.

Кеди улыбнулся: медленное, холодное движение губ.

— Работали.

— Возможно именно по этой причине Кеди будет неловко чувствовать себя, находясь у меня в подчинении, — взволнованно предположил Глауен, — Может быть лучше…

— Ерунда! — заявил Бодвин Вук, — Вы прекрасно знаете слабости и достоинства друг друга, поэтому сможете работать в полной гармонии.

— Я тоже считаю это великолепной возможностью, — важно кивнул Кеди.

— Значит — договорились, — обрадовался Бодвин Вук, затем он снова наклонился к переговорнику, — Хильда, будь добра!

В кабинет вошла Хильда.

— Подготовь пожалуйста для Глауена и Кеди проездные документы, — сказал Хильде Бодвин Вук, — Я сделал обоих сержантами, так что учти это, пожалуйста.

— Подождите! — воскликнул Глауен, — Раз уж я буду действовать во внешнем мире, то мне надо иметь более солидные документы, хотя бы только на эту поездку. Думаю, мне надо дать звание капитана.

Хильда фыркнула и бросила в сторону Глауена косой взгляд.

— А как насчет Кеди? Он так и будет всего лишь сержантом? Ему, возможно, тоже придется иметь дело с полицией.

Бодвин Вук сделал широкий жест.

— Пусть будет так! Оба на время этой поездки будут капитанами полиции Кадвола! Наверно самыми молодыми капитанами за всю историю Бюро В!

— У Глауена даже нет полного статуса агентства, — опять заметила Хильда, — и, судя по тому как идут дела на станции, он его никогда и не получит. Не слишком ли экстравагантно назначать его капитаном?

— Вовсе нет, — возразил Бодвин Вук, — С какой стороны на это не смотри, но никто не запрещает внештатнику получить тот чин, которого он заслуживает.

Хильда снова фыркнула.

— Говорят, что есть лекарство, под названием унижение, которое лечит сразу от трех болезней: гордости, важности и наследственности Клаттуков.

— Ага! — воскликнул Бодвин Вук, — Эти мудрые народные шуточки очень часто прячут в себе самородки чистой правды!… Что ты на это скажешь, Глауен?

— Я знаю другую шуточку с народной мудростью. Кое-что хорошо только тогда, когда не слышно.

— Корова, которую никогда не кормят, если и дает молоко, то только кислое, — монотонно сказал Кеди.

Бодвин Вук потер подбородок.

— Изящно, но неуместно. Хильда, ты что уходишь?

— Меня ждет работа.

— Позвони в бюро путешествий и узнай когда отправляется ближайший рейс на Соумджиану на Соуме.

— Я могу сказать это хоть сейчас, — заметил Глауен, — «Стрела» отправляется завтра в полдень.

— Очень хорошо. Капитан Клаттук и капитан Вук немедленно отправляйтесь в бюро путешествий и закажите себе билеты, а потом идите собирать вещи. Завтра утром явитесь сюда за документами, деньгами и последними наставлениями.

Кеди и Глауен вышли из кабинета. В полном молчании они спустились по лестнице. На первом этаже Глауен сказал:

— Давай посидим в ротонде.

— Зачем?

— Мне надо тебе кое-что сказать.

Кеди повернулся и проследовал за Глауеном к скамейке около центрального фонтана. Глауен уселся на скамейку и жестом предложил Кеди сесть рядом.

— Я постою, — холодно отказался Кеди, — Что тебе от меня надо?

— Мы должны раз и навсегда решить все разногласия, которые лежат между нами, — сказал Глауен как можно спокойней, — Дальше тянуть нельзя.

— Правда? — хмыкнул Кеди, — Так это ты заказываешь музыку, под которую я должен танцевать?

— Я хочу быть уверенным, что наше задание пройдет гладко. А при нынешних условиях это невозможно.

— Справедливое замечание. И о чем же мы будем договариваться?

— О твоей враждебности. Она ни на чем не основана, не справедлива и вредна.

Кеди озадачено нахмурился.

— Ты говоришь необдуманно. В конце концов, это мои чувства, а не твои. Откуда тебе знать на чем он основаны?

— Ты сильно пострадал в Йипи-Тауне. Я вышел сухим из воды и это тебе очень обидно. Правильно?

— В какой-то мере.

— К этим трудностям тебе привели собственные ошибки и непродуманность поступков. Несправедливо валить это на меня. Ты должен взять себя в руки.

Кеди снова рассмеялся.

— Избавь меня от прописных истин.

Глауен внимательно посмотрел на лицо Кеди. Каким оно стало жестким, отстраненным!

— Почему бы тебе не вернуться к прежнему образу жизни? — неуверенно спросил он, — Мне это кажется очень хорошей идей.

— Ох, ты слишком мало знаешь! Моя память было разбита на маленькие щебечущие осколочки, которые летают в моей голове, как летучие мыши и темной комнате. Они меня раздражают, так как теперь мной руководит другое сознание. Но раздражение будет, — он сложил кружком большой и указательные пальцы, — вот таким. И таким образом…

— Что таким образом?

— Ничего.

— Хочешь совет?

— Я тебя выслушаю не зависимо от того хочу я этого или нет. Таким образом я учусь! — Кеди зло и хитро посмотрел на Глауена, — Советуй, Глауен! Давай посмотрим как ты хочешь помочь моей карьере.

— Во-первых, зачем так быстро отказываться от своего старого сознания? Может быть эти кусочки еще снова соберутся вместе. Во-вторых, …

— Второе я уже знаю. Оставайся дома. Отдыхай, наслаждайся жизнью, почитай что-нибудь завлекательное. Дай возможность Глауену спокойно делать свою карьеру.

— Называй это как хочешь, но факты есть факты. Мы не сможем работать вместе, если каждый раз как только я от тебя отвернусь ты будешь хвататься за топор. Такие условия ни к чему хорошему не приведут.

— Это только с твоей точки зрения, — подумав заявил Кеди.

— Но ты так и не понял главного! У тебя нет никаких оснований для такого ко мне отношения!

— О, причины есть! Несколько причин! Множество причин! — сказал Кеди с тоской. — Но ты о них так никогда и не узнаешь! Может быть их даже нельзя выразить словами! Возможно, они действительно надуманы. Но даже если это и так, то кому до этого дело? Главное, что я их чувствую.

— Но если ты признаешь, что эти причины надуманы, то почему бы их не откинуть в сторону?

— Разве что, если для этого будет необходимость.

— Но разве ты не согласен, что на данный момент такая необходимость существует?

— Я об этом подумаю… Ты куда?

— Обратно в кабинет к Бодвину Вуку.

— Я пойду с тобой.

Хильда не говоря ни слова провела обоих обратно в кабинет.

— Ну, что еще? — Раздраженно посмотрел на них Бодвин Вук.

— Складывается невозможная ситуация, — сказал Глауен, — У Кеди все еще проблемы с психикой! Он даже не хочет пообещать не убивать меня!

— Конечно не хочет! — огрызнулся Бодвин Вук, — А с чего ему надо это обещать? Я обещал не убивать тебя? А Хильда? А кто-нибудь еще? Да ты на грани истерики!

— Позвольте мне тогда посмотреть на это с другой стороны, — сказал Глауен, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойней, — Команда не может действовать, если ее члены не доверяют друг другу. Кеди болен и я не знаю, как мне с ним работать.

— Давайте раз и навсегда определимся в этом вопросе, — Бодвин Вук повернулся к Кеди. — Кеди, ты болен или нет?

— Я считаю себя совершенно здоровым.

— Ты можешь работать с Глауеном?

— Вопрос скорее надо ставить по-другому: может ли Глауен работать со мной?

Глауен хотел что-то сказать, но Бодвин Вук замахал руками в воздухе.

— Ты можешь идти, Глауен! Я сам поговорю с Кеди и все улажу. Больше ни слова! Увидимся утром.

Глауен вышел из кабинета, пересек приемную и спустился по лестнице. Выйдя в ротонду, он начал ходить взад и вперед, обдумывая то один, то другой отчаянный план. Наконец, так ничего и не придумав, он пошел в бюро путешествий и взял билет на «Стрелу». Весь вечер он не заикался о своих трудностях, а Шард не стал задавать вопросов.

Утром Глауен направился в Бюро В и по дороге столкнулся с Кеди на котором была сверкающая новизной форма с капитанскими нашивками. Кеди с недовольством оглядел Глауена.

— Почему ты не в форме?

— Потому что решил ее не одевать, она совершенно не подходит для нашего задания.

— Это мне определять, а не тебе.

Кеди развернулся и направился к Бюро В. Глауен пошел вслед за ним. Прибыв в Бюро В, Глауен подошел к Хильде, которая положила перед ним конверт с его документами. Глауен просмотрел документы, все, похоже, было в порядке.

— Так, а теперь деньги, — сказал он.

Она протянула ему пакет.

— Пересчитай. Здесь тысяча солов. Это огромнейшие деньги. Будь аккуратен: больше ничего не получишь.

Глауен пересчитал деньги и убрал их вместе с документами во внутренний карман куртки. Хильда следила за ним с холодным интересом.

— Если ты будешь носить деньги в этом кармане, то у тебя их тут же украдут. Разве у тебя нет кармана на внутренней стороне штанины. Деньги носят только там.

— У меня есть и там карман. Я им воспользуюсь потом, — ответил Глауен, — Я боюсь, что если буду снимать перед вами брюки, то это может вас шокировать.

— Фи! — презрительно усмехнулась она, — Какая разница, что я при этом подумаю, — она кивнула в сторону двери в кабинет, — Пройди. Директор ждет тебя.

Глауен вошел в кабинет и обнаружил Бодвина Вука стоящим у окна.

— Глауен прибыл, сэр.

Бодвин Вук отвернулся от окна и не торопясь подошел к столу. Он уселся и, казалось, только тогда заметил присутствие Глауена.

— Ну, ты готов к поездке?

Глауен внимательно посмотрел на директора: ему показалось или Бодвин Вук действительно ведет себя как-то скованно?

— Никак нет, — твердо ответил Глауен, — Я к поездке не готов. Я могу только снова заявить, что Кеди не способен к полноценной работе. Я только что встретил его в форме, которая объявит всей Сфере Гаеана о том, что он агент Бюро В. А что еще хуже, так это то, что он отчитал меня за то, что я не в форме.

— Да, да. Бедняга Кеди немного рассеян. Но я рассчитываю на твой здравый смысл, который и должен восстановить правильный баланс. Ты получил документы? Деньги? А защитные таблетки?

— Я купил набор в аптеке.

— Выброси гадость под названием Эрайтрист; бесполезная вещь, особенно против соумианской чесотки. Тебе дадут специальные таблетки прямо в космопорте в Соуме, их выдают, когда проходишь через терминал. И так, значит ты готов.

Глауена начало охватывать отчаяние.

— Сэр, я не могу работать с Кеди.

— Брось, Глауен. Мы должны смотреть вперед. Это расследование не только поможет Кеди, но и расширит твои собственные возможности.

— Тогда в чем заключается моя задача? Расследовать дело острова Турбен или лечить Кеди?

В голосе у Бодвина Вука появились стальные нотки.

— Прекрати, Глауен. Твои переживания становятся утомительными. Ты хочешь сказать, что твой последний вопрос требует ответа?

— Мне очень не хочется раздражать вас, сэр, но скорее всего без этого не обойтись. У Кеди есть деньги?

— Ему выдали соответствующую сумму.

— Какую точно?

— Две тысячи солов, если уж это тебя так интересует. Это, конечно, очень большие деньги, но вам, возможно, придется кое-кого подкупить.

— Но мне была выдана только тысяча солов.

— Этого должно быть достаточно.

— Вы абсолютно точно решили, что ответственным за операцию буду я?

— Ну… это и так подразумевается.

Глауен набрал в легкие воздух.

— Будьте добры, напишите точно все мои полномочия, отметив при этом, что Кеди должен выполнять все мои распоряжения.

— В таких случаях мы должны руководствоваться практическими соображениями — Бодвин Вук пренебрежительно махнул рукой. — Я не заострял внимания на старшинстве в вашей команде. Как ты понимаешь, я хочу поддержать у Кеди уверенность в себе любыми способами. На самом деле, я, возможно, и намекнул ему, что ответственным за эту операцию является он.

Глауен бросил на стол документы и деньги.

— В таком случае, мое присутствие только принесет вред делу. Усилия, которые Кеди предпримет, чтобы убить меня, и усилия, которые предприму я, чтобы остаться в живых, пойдут во вред нашему заданию. С чувством глубокого облегчения я отказываюсь от участия в этой операции.

В глазах у Бодвина Вука сверкнул гнев.

— Ты что-то слишком громко запел. Притихни!

— Я сделаю лучше, пойду петь куда-нибудь в другое место. Желаю удачного дня, — Глауен поклонился и решительным шагом направился к двери.

За его спиной прозвучал угрюмый голос Бодвина Вука:

— Вернись! Ты что, шуток не понимаешь? У тебя как у Хильды никакого чувства юмора. Получишь ты свою бумагу.

— Я хочу больше. Я хочу, чтобы вы четко заявили Кеди о моих полномочиях и понизили его до сержанта.

— Это невозможно! Я уже подписал назначение!

— Скажите, что вы допустили ошибку. Более того, две тысячи солов передайте на хранение мне. Я буду давать ему по сто солов на карманные расходы. И еще, прикажите ему сменить форму, на какую-нибудь менее приметную одежду.

— Все это совершенно невозможно! Через час корабль должен уже вылететь!

— Времени еще достаточно. Если надо, корабль можно и задержать. По крайней мере, я не зайду на его борт, пока не будет проведена терапия с Кеди. Мне было бы в тысячу раз легче поехать одному.

Бодвин Вук покачал головой.

— Ты молодой упрямый дьявол! Если бы нахальство было кирпичами, а субординация цементом, то ты бы уже построил для себя огромный дворец.

— Вовсе нет, сэр. Если бы я был не прав, то вы бы так просто не сдались.

Бодвин Вук рассмеялся.

— Не надо ставить психоаналитические опыты на собственном директоре, это самая последняя вещь! Хильда! Где Кеди?

— В приемной.

— Пришли его сюда.

Кеди вошел в кабинет. Бодвин Вук встал.

— Я неправильно подошел к этой операции. Я был не прав и теперь хочу исправить свои ошибки. У меня нет никаких симпатий, вы оба мне нравитесь. Но в каждой операции должен быть только один командир, и им будет Глауен. Кеди, ты должен подчиняться всем законным приказам Глауена. Я вынужден понизить твое звание до сержанта, надеюсь, что только временно. Ты должен снять форму, так как это все же секретная миссия. Если у тебя есть какие-то обиды на Глауена, то ты должен или отложить их до лучших времен, или отказаться от миссии. Так что ты скажешь?

— Как скажите, — пожал плечами Кеди.

— Я понимаю это, как полное согласие с моими требованиями. И последнее, дай мне деньги, которые тебе сегодня утром выдала Хильда.

Кеди стоял неподвижно, лицо его было бледным, живыми оставались только глаза. Медленно он залез в карман, достал деньги и положил их на стол.

— Не надо рассматривать это как недоверие или подвох. Твоя карьера перед тобой открыта. Что скажешь?

— Я слышал ваши команды.

— Ты постараешься слаженно работать вместе с Глауеном?

— Я буду работать с ним на благо станции Араминта.

— Конечно, ты не идеальный помощник, — сказал Глауен, — но нам все же придется работать вместе. Давай будем откровенны до конца. Сейчас ты выздоравливаешь, но у тебя все же есть некоторые проблемы, о которых ты говорил мне вчера. Не сделают ли они для тебя затруднительным сотрудничество со мной?

Кеди молчал. Глауен и Бодвин Вук уставились на него, тоже самое сделала и Хильда, стоящая в конце кабинета, все ожидали или согласия, или амбициозного отказа, который автоматически отстранил бы Кеди от операции.

— Да. Мы будем работать вместе, — наконец монотонно ответил Кеди.

— Тогда иди переоденься в нормальную одежду и приходи в космопорт, — коротко сказал Глауен, — Увидимся на борту корабля.

Кеди вышел из кабинета. Глауен подождал десять секунд, затем сделал шаг вперед и взял со стола деньги.

— Мы сделаем все, что в наших силах, — сказал он и вышел из комнаты.

Бодвин Вук вздохнул.

— Клаттук он или нет, но в нем изрядная доля хорошей крови Вуков. Я по-настоящему восхищаюсь этим гордым сорванцом. Он и соображает быстро и тверд как сталь, и в то же время в нем есть какое-то обаянье, которое вовсе его не портит. Хотелось бы мне иметь такого сына.

Хильда тихо фыркнула.

— Я давно уже вышла из того возраста, чтобы о чем-то мечтать. И все же и ко мне иногда приходят мечты. Если бы в те времена, когда я была молода был такой Глауен, то может быть моя жизнь сложилась бы по-другому.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Глауен ступил на борт «Стрелы» испытывая приятное возбужденье; еще ни разу в жизни он не выезжал во внешний мир. А вот Кеди уже выезжал с труппой Флореста во многие концы Хлыста Мирсеи. Миры, куда они летели, Нетрайс, Соум и Тассадеро не были для Кеди новинкой, поэтому на борт корабля он прибыл в мрачном расположении духа. Несколько раз он останавливался и оглядывался через плечо, как будто хотел в последний момент отказаться от миссии.

Стюард проводил их в каюты. Глауен задержался там только для того, чтобы положить на полку свой багаж и повесить плащ, а затем вышел на прогулочную палубу, откуда ему открылся вид на наблюдательную площадку космопорта. Там он увидел отца и Бодвина Вука, которые пришли проводить их. Бодвин Вук на всякий случай еще раз напомнил ему:

— Забудь что ты Клаттук и не торопись выпускать пламя из ноздрей! Это очень деликатное дело и проделать его надо так же деликатно. Ни грубость, ни сарказм не произведут хорошего впечатления на полицию внешнего мира; им нет никакой пользы от помощи тебе, поэтому обращайся с ними помягче. Подчиняйся их законам, не взирая на то понятны ли они тебе! Ты агент Бюро В, то есть филиала ИПКЦ, но местная полиция может не обратить на это особого внимания.

— На Тассадеро, — продолжил Шард наставления Бодвина Вука, — для удобства вам предложат переодеться в местные одежды. Торговцы-разносчики встретят вас в еще в космопорте. Не смотря на их крики, оскорбления и угрозы, потерпи пока вы не доберетесь до Фексельбурга, а там иди в магазин с нормальными ценами. В противном случае вас надуют. Дух пирата Заб Зонка еще жив Тассадеро.

— Повсюду держись подальше от политики! — перехватил инициативу Бодвин Вук, — На Нетрайсе, где у вас будет первая остановка, политические группировки особенно озлоблены. Вероятность того, что вас впутают в какую-нибудь политическую авантюру мала, но все равно придержи свое мнение при себе!

— Надеясь, что я все уже усвоил, — сказал Глауен, — На Нетрайсе держаться подальше от политики. На Тассадеро одеться в местное платье, но не дать себя надуть. А чего надо бояться на Соуме?

— Женитьбы, — ответил Шард, — Если ты на Соуме затащишь какую-нибудь девицу в постель, то сначала заставь ее подписать специальный отказ от брачных намерений. Форма такого отказа продается во всех киосках и кондитерских.

— Думаю, тебе пора подняться на борт, — сказал Бодвин Вук, — А то пока ты стоишь тут и слушаешь наши наставления, корабль может и улететь.

Стоя около иллюминатора на прогулочной палубе, Глауен помахал отцу и Бодвину Вуку, но те его не заметили. Глауен проглотил комок в горле и постарался сделать вид, что у него нет дурных предчувствий.

Несколько запоздалых пассажиров пробежали через терминал и поднялись на борт. Раздался звонок. Глауен почувствовал как с глухим ударом закрылись посадочные люки. Не понятно откуда раздался тонкий свист, который постепенно повышал тон и вскоре перешагнул порог слышимости. Без всякого ощущения ускорения корабль оторвался от земли Кадвола и поднялся в небо.

Глауен осмотрел прогулочную палубу. Кеди нигде не было видно. Глауен снова повернулся к иллюминатору.

Кадвол превратился в шарик, сверкающий в лимонно-белых лучах Сирены. Далеко на юге виднелось зеленое пятно Трои. Глауен безуспешно попробовал определить расположение Штромы и тут же вспомнил о Вейнесс; когда он теперь снова увидит ее? И что она ему расскажет?

На прогулочной палубе появился Кеди, лицо у него было мрачным, глаза невидящими. Глауен заметил, как он молча прошел мимо. Не смотря на благие намеренья, Глауен снова почувствовал раздражение.

— Эй, Кеди! — окликнул он, — Постой! Взгляни на меня! Это я, Глауен!

Кеди остановился, на мгновение задумался, потом присоединился к Глауену у иллюминатора.

— Позволь мне высказать тебе один силлогизм, — сказал Глауен, — Мир — реален. Я — часть этого мира. Значит и я реален.

Кеди задумался.

— Мне эта логика не кажется такой уж строгой. Тебе бы надо было высказать первое положение так: «Мир состоит из реальных элементов». Или: «Всякая часть мира реальна». Тогда вторая будет: «Я один из этих элементов». В этом случае у тебе остается без ответа вопрос обязательно ли объединение реальных частичек образует реальное целое.

— Я подумаю над этим, — пообещал Глауен, — А на данный момент мы с тобой оба на борту корабля. Мы не можем избегать друг друга. Таковы факты.

Кеди только пожал плечами и посмотрел вдоль прогулочной палубы.

— Ты все еще продолжаешь любоваться открывшимся зрелищем? — очень вежливо спросил Глауен, — Я думал ты уже не раз его видел.

Кеди взглянул в иллюминатор так, как будто только что заметил открывающееся там зрелище.

— Как ты и сказал, я видел это и раньше. Ничего особо не изменилось. Иногда Лорка и Песня висят вон там, как две дохлые птицы, а иногда нет. Флорест никогда не любил на них смотреть, он считал, что они приносят неудачу. У него была дюжина подобных фантазий и капризов, на которые мы не обращали внимания.

— Как долго ты участвовал в гастролях? — спросил Глауен.

— Семь лет. Я поступил туда, когда мне было десять лет. Я тогда был настоящим увальнем.

— Это, наверное, было очень здорово.

— Флорест нас держал в ежовых рукавицах. — Кеди фыркнул. — Иногда мы даже не знали куда летим, хотя маршрут в большинстве случаев был обычный: Потань или Тассадеро, или Новая Голгофа, или Милдредский Голубой мир, затем обратно на Хлыст и в Старый Лумас, а раза два ездили в Каффин. Мы никогда особо далеко не залетали.

— Почему?

— Мы летали только туда, куда Флорест мог достать дешевые билеты, это ведь старый скряга, хотя жадничает он, сам понимаешь, не для себя, а для нового «Орфея».

— А какой из этих миров тебе больше всего понравился?

— Лучше всего Флорест устраивал нас на Соуме, — очень размеренным монотонным голосом ответил Кеди, — Нетрайс — очень скучный и нравственный, особенно подальше, в сторону Ленклендса, где пища хуже всего. Нас там кормили хлебом из толченой крапивы и кислым черным супом из ящериц. Единственно сладостью были маленькие сморщенные шарики на подобие изюма, как я потом узнал, это просто высушенные насекомые. Флорест ехал в Ленклендс только в том случае, если не мог договориться о гастролях в Пойнсиане, или в Гальционе, или в Саммер-сити. У ученых-санартов есть закон запрещающий гетеросексуальные представления для гетеросексуальной аудитории. Флорест игнорировал это запрещение и его никто не трогал, так как даже для ученых-санартов его представления были вполне невинными.

— Ученые-санарты? — В мозгу у Глауена мелькнула догадка, — Так вот что означают буквы УС перед именем.

— Да все они там УС такой-то или УС сякой, — сказал Кеди, — Это как титул.

— А что в отношении дам? У них тоже есть какие-нибудь титулы?

— Я уверен, что что-то подобное есть. Но дамы все СО такая-то или СО сякая-то.

— А что это значит?

Кеди пожал плечами.

— Флорест говорил, что Судно Охраны, но может он просто шутил. У них у всех длинные черные платья и забавные черные шляпки. Но дамы-ученые выглядят мрачнее всех. Мне говорили, что они все там на рассвете купаются в холодной воде.

— Ну, значит меня тоже можно отнести к мрачным дамам, — заметил Глауен.

Кеди с отсутствующим видом кивнул.

— Про этих ученых-санартов рассказывают странные вещи.

— Самое странное то, что шесть ученых-санартов поехали на остров Турбен вместе с сэром Матором Борфом и сэром Лонасом Медлайном из Гальциона.

— Последние два «патриции», что означает «аристократы». Обычно они плохо уживаются с учеными-санартами, но, думаю, на острове Турбен все кошки серы. Господи, оставь ты все это. Какое нам до этого дело?

Глауен удивленно посмотрел на него.

— Это именно наше дело и есть, коли мы хотим найти Огмо.

— А ты не думаешь, что это просто пустая трата сил и энергии? Эта обычная шумиха, которые так любит поднимать Бодвин Вук. Старый бабуин боится, что без этого все о нем позабудут. Экскурсии на остров Турбен прекращены, что ему еще надо?

— Он хочет арестовать виновников, чтобы они не вздумали проделать нечто подобное еще раз. Отличная идея!

— Не уверен, — возразил Кеди, — Не успеешь ты избавиться от одного преступника, как на его место выскочат еще двое. Эта затея с Огмо обычный карточный домик, клубок бесполезных телодвижений и сумасшествия. А кто занимается этим, бегая, вынюхивая, выслеживая в поте лица своего? Бодвин Вук? Жди дожидайся! Это два молоденьких придурка Кеди Вук да Глауен Клаттук.

— Это наш хлеб, — печально сказал Глауен.

— Ха! — Хмыкнул Кеди, — Точно такая же компания поедет на остров Турбен, если найдется кто-то еще готовый за это заплатить.

— Подозреваю, что ты прав, — согласился Глауен. — Во всяком случае таково наше задание, и я собираюсь его выполнить должным образом. А ты?

На это Кеди просто одарил его пустым взглядом, который Глауен постарался проигнорировать. Мягкий голос из громкоговорителя пригласил пассажиров на обед.

Юноши прошли в кормовую часть корабля в обеденный зал и уселись за стол. Экран на маленькой вазе с цветами выдал меню, Кеди бросил на него взгляд и отвернулся.

Глауен поднял брови. Кеди не переставал преподносить сюрпризы.

— Что тебе приглянулось? — спросил Глауен.

— Мне все равно. Закажи мне то же, что и себе.

Глауен почувствовал себя ответственным за питание Кеди.

— Ты уж лучше выбери сам. Я не хочу чтобы ты на меня дулся, если тебе что-то не понравится.

— Закажи мне просто жаркое.

— Это слишком просто, хотя здесь это называют рагу.

— Мне все равно, как это называется.

Глауен сделал заказ. Кеди принесли рагу, но оно ему не понравилось.

— Я хочу обычное жаркое. Это залито каким-то экстравагантным соусом. Я хочу, чтобы ты, как я и просил, заказал жаркое.

— В конце концов, позаботься сам о своей пище. Почему я должен был делать это с самого начала?

Кеди только пожал плечами и не стал ничего объяснять. Глауен исподтишка наблюдал за Кеди.

— Эти твои кусочки сознания…, — осторожно спросил он, — они, что начали складываться вместе?

— Не думаю.

— Очень плохо. Бодвин Вук считал что это путешествие с новым окружением и новыми впечатлениями поможет тебе. А что ты на этот счет думаешь?

— Он не прав, но он начальник и надо подчиняться.

— Мне бы твое благоразумие! — воскликнул Глауен.

— Все относительно, — согласился Кеди равнодушно, — Мне бы хотелось скорее вернуться домой. Я ничего не знаю про это дело с Огмо. Может все правильно, а может и нет. Мне просто навязали твою компанию, каждый раз, когда ты говоришь, у меня кулаки чешутся заехать тебе по физиономии. Может быть это очень хорошо, но я осторожный человек и сдерживаю себя, так как хочу расплатиться за ту помощь, которую ты оказываешь мне среди этих странных людей и странных звуков. Я бы хотел остаться один. Один, совершенно один, сидеть в полной темноте.

Глауен постарался выдавить из себя улыбку.

— Посылки у тебя искаженные, но выводы правильные. Если ты заедешь мне в физиономию, то я тоже набью тебе морду и больше не буду иметь с тобой никаких дел. Так что, продолжай сдерживаться, — немного помолчав, он добавил, — Учитывая то, что теперь я твой командир, то это приказ.

Кеди скривил губы.

— Тоже верно. Все правильно.

Постепенно Кеди становился все более зависимым от Глауена. Глауену такая ситуация казалась и досадной и удивительной. Для Кеди любимыми темами разговора были прошедшие времена, когда они были еще мальчишками. Он красочно в мельчайших подробностях вспоминал события, о которых Глауен давным-давно забыл, но потом делал из них выводы и предположения, которые Глауен находил неточными и надуманными.

После нескольких таких эпизодов, Глауен попробовал перевести мысли Кеди на более близкое время. И наконец, однажды утром за завтраком Кеди заговорил о том, что пережил в Йипи-Тауне.

— Все это даже меня позабавило. Они решили, что я сговорчивый простачок, слепленный из каши и глины с птичьим пометом вместо мозгов.

Кеди в раздумии помолчал и одарил горькой ироничной улыбкой кого-то уставившегося на него из-за соседнего стола.

— Так что они дали мне первую дозу этой гадости и даже сказали как она называется. «Дайте-ка ему попробовать немного найена», — сказал йипи: грубый маленький гад, который, возможно, был самим Титусом Помпо. «Это приблизит тебя к истокам правды. Ты увидишь, как мне сказали, мир и с низу и сверху одновременно, а это очень интересное зрелище».

Вот тогда-то они и познакомились с моим характером. Я оттолкнул одного и заодно разбил ему челюсть. Врезал другому кулаком, так, что разлетелись кости его черепа. Я взглянул на Титуса Помпо, я буду называть его так, но он забрался под стол. Я перевернул на него стол и начал на нем прыгать, так чтобы раздавить его; затем я откинул стол чтобы мне легче было разорвать его на кусочки, но тут прибежали еще умпы, и мне пришлось выпрыгнуть в канал.

Они так и не нашли меня, так как я проскользнул сквозь ил под опорные столбы. Так я затаился там, куда никто не осмелился сунуться, — Кеди хихикнул — тихий булькающий звук, который вызвал холодок в животе у Глауена, — Таким образом я оказался на свободе в царстве йутов. Да! Это было еще то времечко! Как тебе это описать? Место это было вонючим и скользким. Йуты, как их называют йипи, считали это местечко как своим царством. И как прикажите обращаться с йутами? На основании доброты и логики? Но какое это имеет значение в тесном пространстве под Йипи-Тауном? Это не реально! Я напугал их своими поступками так, что они при звуке моего голоса разлетались в разные стороны, а я звал их сладким голоском. Я ел их молодняк и искал рыбу, и ел ее, но тут-то и был скрыт секрет… большой секрет! Рыбы спокойно заглатывают рыб-охотниц, которые в свою очередь выделяют найен, как своеобразный яд, но чтобы блокировать его действие у рыб вырабатывается своего рода противоядие, которое йипи называют глемма.

Как только в мой организм попала глемма, со мной произошло изменение; теперь я уже не был таким озверевшим существом и йуты перестали боятся меня и стали подкрадываться ко мне со всех сторон. Они боялись одного вида собственных потрохов, поэтому я выпотрошил нескольких из них, но это не принесло мне покоя. Тогда я решил, что ночью выплыву в канал, угоню лодку и уплыву на Мармион. Я попытался осуществить этот план, но был пойман и снова доставлен к Титусу Помпо, если это, конечно, был он.

На этот раз они изрядно потрудились надо мной, они связали меня так, что я не мог и шелохнуться. «А вот теперь мы посмотрим! — воскликнул Титус Помпо, — Попробуем-ка теперь хорошую дозу Найена, а?»

И так они впихнули в меня хорошую дозу этого снадобья, но оно не сработало. Я притворился сумасшедшим, и они отдали меня нашим людям, которые вернули меня на Араминту. Вот тут-то мои взгляды изменились. У меня появились новые цели, — отрывисто закончил Кеди.

— И что же это за цели? — стараясь не упустить момент спросил Глауен.

Кеди бросил в сторону Глауена хитрый косой взгляд.

— Я больше никому не могу доверять. Это я знаю наверняка. Из всей реальности, это самая достоверная: чистая сладкая и единственная правда. Я — это я. А все остальное — это тесное вонючее грязное местечко.

Глауен даже не сразу нашелся что на это ответить. Спустя какое-то время он сказал:

— Если твои цели заслуживают доверия, то от кого же ты их скрываешь?

— Какая разница? Пока я не хочу об этом задумываться. Когда-нибудь ты поймешь широту моего кругозора.

— Не думаю, что это меня заинтересует, — холодно отрезал Глауен.

Кеди уставился на него непроницаемыми голубыми глазами, которые когда-то были такими открытыми и добрыми.

— Не надо ни в чем быть уверенным. Все меняется. Я заметил, что даже я сам изменился. В какой-то момент я был жестким и непроницаемым. Я видел смысл за каждым поступком. Я видел людей пышущих животной гордостью и накидывающих на себя странные тонкие одеяния. Раньше, такие вещи доходили до моего подсознания, которое по доброте не давало им хода в мой мозг. Теперь подсознание проходит прямо в мой мозг и у меня появилось новое, ничем не сдерживаемое зрение. Все мне теперь предельно ясно. Даже ты, Глауен! Твое кривлянье ничего от меня не скрывает.

Глауен отрывисто рассмеялся.

— Если то, что ты видишь во мне тебя оскорбляет, то можешь вернуться на Араминту первым же кораблем из Пойнсианы. Я вполне могу справиться и один. Эта точка зрения вполне тебе ясна, или от меня требуются дополнительные разъяснения?

— Это излишне.

— Ну и… что ты собираешься делать? Возвращаться на Кадвол?

— Я подумаю об этом.

2

«Стрела» снизила скорость, проскочила мимо звезды Блейс, Голубоглазого дьявола, и вышла на орбиту над Нетрайсом. Глядя с прогулочной палубы, Глауен увидел мир средних размеров, наполовину освещенный голубым сиянием Блейса. Маленькие шапки полюсов казались сверкающими белыми горами; остальные детали скрывались плотной атмосферой и висящим в воздухе туманом из кристалликов льда, который отражал большую часть вредоносных актинических лучей Блейса.

В большом зале «Стрелы» стюард поставил на стол глобус изображающий Нетрайс. Глауен рассмотрел его и обнаружил, что северное и южное полушария имеют примерно симметричную топографию. Узкое экваториальное море Мбирлинг опоясывало глобус и было ограничено равнинами с обеих сторон. К северу и югу от моря ландшафт постепенно повышался, превращаясь сначала в возвышенность, потом в высокие горы, за которыми до самых полюсов лежала тундра. В северном полушарии прибрежные долины были обозначены на карте, как Ленклендс; соответствующий район на юге назывался Дикие земли. По сложившимся историческим обстоятельствам население Нетрайса было невелико. Небольшие города смотрели друг на друга с противоположных берегов Мбирлинга. Самым большим городом, в котором и находился космопорт, была Пойнсиана. Вторым по значимости был город Гальцион, который лежал на другом берегу Мбирлинга почти напротив Пойнсианы.

Первые постоянные поселения появились на Нетрайсе, когда он еще не входил в Сферу Гаеана. Здесь жили бросившие свое ремесло пираты, работорговцы, бродяги и искатели приключений всех сортов, не говоря уж об обычных преступниках. Они объединились, чтобы в покое наслаждаться своим состоянием, не боясь вмешательства ИПКЦ. С этой целью они построили города вдоль берегов Мбирлинга, избрав архитектурный стиль, который полностью гармонировал с окружающей средой. Широкие низкие купола из пенобетона защищали от прямых солнечных лучей обширные тенистые и прохладные сады, наполненные цветами. Здесь можно было встретить всевозможные пальмы, желтые зонтичные деревья, черные небесные копья, сальматики со свисающими ветвями и сердцеобразными сине-зелеными листьями, красивые лаймы с темно-зеленой листвой, постоянно цветущие и приносящие изысканные плоды; жасмин, хинано, кахалаеа, рамифолии, высоко поднимающиеся на своих десяти кривых ножках, выбей-мозги с ветвями заканчивающимися набалдашниками, небесная трава с ее розовыми, голубыми, зелеными и фиолетовыми стебельками окружала дорожки, рядом качались серебряные и черные папоротники, которые вскрикивали, когда соприкасались друг с другом, здесь же красовались дендроны-латтисы с сотнями карминовых цветов-колокольчиков, гибрид розы и глицинии, виноград и пламенные цветы с Кадвола, красные, черные с белыми полосками цветы, называемые Петрушкино Пузо.

Вот в таком окружении головорезы, гробокопатели, работорговцы и прочие мерзавцы превратились в патрициев Нетрайса. Пред своими детьми она начали вести жизнь полную благопристойности, чести, долга и праведности и постарались дистанцироваться от старых соратников, тех кто снабжал их деньгами или даже просто спрашивал совета как осуществить то или иное чудовищное преступление. Чтобы забыть о всем этом, они привили себе манеры аристократов и воспитывали детей в аристократической сдержанности. Так прошли столетия.

Когда Нетрайс был включен в сферу Гаеана, на него, к великому недовольству патрициев, хлынула волна эмигрантов. Львиную долю из них составляли ученые-санарты: члены ордена натуралистических философов. Они прибывали нескончаемым потоком изо всех концов Сферы Гаеана и это в конце концов вынудило патрицием закрыть для эмиграции космопорт в Пойнсиане. Ученые не обратили на этот запрет никакого внимания и открыли свой собственный космопорт в Ленклендсе, поток прибывающих продолжался, но теперь патриции ничего уже не могли сделать. Наконец этот поток стал уменьшаться и вскоре прекратился совсем, так как, очевидно, все ученые-санарты Сферы Гаеана переселились на Нетрайс, их общая численность перевалила за миллион. Они возделывали достаточно земли, выплавляли достаточно металла, рубили достаточно леса, чтобы обустроить свои гнезда и не делали никаких попыток распространять свое мировоззрение, так как считали его считалось самоочевидной истиной.

В это части, они скорее всего были правы, так как философия санартов была обезоруживающе проста. По их утверждению, человек Гаеана является природным существом и создан из природного материала; его здоровье, добродетель и разум полностью зависят от синхронности с, как они выражались, «медленной сладкой гармонией природы». В этих нескольких словах заключалась Идея, из которой ученые-санарты делали в той или иной степени надуманные выводы. Они приходили в восторг от каждого элементарного явления: грома, молнии, потока воды, солнечного тепла, плодородности почвы, смены времен года. Синтетическая пища, искусственные материалы, неестественные привычки, абстрактная эстетика — считались дурными и безвкусными извращениями, и всего этого следовало избегать, а в некоторых случаях даже уничтожать. Верность, стойкость, настойчивость и аскетизм считались хорошими качествами, все они согласовались с Истиной и Идеей. Несдержанность, излишества и неразборчивая терпимость считались плохими качествами, так же как обжорство, расточительность и чрезмерность в роскоши и чувственности.

Идея никогда не разрабатывалась и не обсуждалась. Это было порождение природной силы, хотя и выраженное в человеческой мысли и в человеческих понятиях. Кроме всего прочего, ученые-санарты отрицали мистицизм. Они ненавидели священников и их религии, которые считали смешными и абсурдными и называли преступной дуростью.

Почти так же отрицались гедонизм и праздная роскошь, которыми так наслаждались патриции. Санарты считали старожилов Нетрайса паразитами, живущими за счет прибыли от капиталовложений. Обычно при встрече с патрициями ученые-санарты холодно пожимали плечами и отворачивались, иногда с мрачной улыбкой. Хуже всего с точки зрения санартов было то, что распущенность и безмерной веселье патрициев подавали плохой пример впечатлительной молодежи, которая по тем или иным причинам попадала в их города. Они возвращались в Ленклендс с кучей дурацких идей, которые совершенно не стыковались с Идеей. Некоторые из них «становились испорченными» и пытались претворить в жизнь свои новые идеи. Когда таких «испорченных» пытались вразумить или поправить некоторые из них навсегда покидали Ленклендс.

Каждые три года делегаты от всех округов встречались на Мировом Синоде. На нескольких последних таких сборищах в адрес патрициев, которых рассматривали как источник неприятностей, полетели довольно крепкие выражения. Некоторые наиболее горячие головы предлагали даже предпринять прямые действия по очищению Нетрайса от «дегенератов, которые воняют, как гнойная болячка, распространяющая заразу!».

Это предложение ставили на голосование и оно каждый раз проваливалось. В Ленклендсе создалась напряженная обстановка.

Вместе с учеными-санартами на Нетрайс прибыли и другие эмигранты, которые привезли с собой свое умение, свои таланты и свою предприимчивость. Кроме того, что они хорошо зарабатывали, они еще начали перенимать манеры и образ жизни патрициев. Но чем больше они старались приблизиться к патрициям, тем дальше те старались отдалиться от них, пока, наконец, не придали всем приезжим статус метеков, то есть временных поселенцев.

«Стрела» приземлилась в космопорте Пойнсианы. Глауен и Кеди высадились прямо в крытый вагончик, который быстро доставил их сквозь полуденный жар Блейса к терминалу. В туристической информационной будке им порекомендовали отель Ролинда. «Это курорт высшего класса, — заявил туристический советник, манерный молодой джентльмен, который, как все патриции, аккуратно облачил свое тело в свободную белую одежду, — Ролинда абсолютно современна и отвечает наивысшим космополитическим стандартам».

Кеди тихо предался меланхолическим воспоминаниям:

— Флорест для своей труппы предпочитал «Мирлвью хаус».

— Ни в какое сравнение не идет, — безапелляционно заявил советник, — Они хотят минимальными усилиями достичь терпимых условий. Это курорт для приезжающих сюда ученых-санартов. К этому стоит еще что-нибудь добавлять?

— Мирлвью действительно несколько суров, — задумчиво согласился Кеди, — И все же тогда были замечательные времена! В те дни мне надо было еще столько узнать, столько преодолеть.

Его голос постепенно сошел на нет.

— Именно так, — подхватил советник, — Будучи в здравом уме я бы никому не посоветовал Мирлвью. Рассудительные люди с хорошими связями безоговорочно выбирают Ролинду. Действительно, это дороговато, но и что из этого? Если один другой потраченный динкет вызывает у человека боль, то такому человеку лучше сидеть дома, где его экономность не оскорбит чувств работников туристического бизнеса. Вы со мной согласны?

— Конечно, — кивнул Глауен, — Я — Клаттук, а Кеди — Вук. Для нас и лучшее не самое хорошее; мы привыкли намазывать на хлеб не только джем, но и масло.

— Так и должно быть.

— Именно. Как нам добраться до Ролинды? Идти пешком по жаре?

— Конечно нет. Отель предоставляет к вашим услугам роскошный автомобиль с кондиционером и баром пива и эля.

— Это бесплатная услуга для гостей отеля?

Советник закатил глаза к небу.

— Мой милый, сэр!

— Значит его надо оплатить.

— Уверяю вас, вполне разумная цена. Есть еще и автобус. Им пользуются слишком скаредные, бедняки, ученые-санарты и бродяги. Он быстрый, приемлемый и дешевый, но больше никаких достоинств. Если вы как и я обладаете чертой упрямого безразличия, то можете попробовать проехаться на автобусе, так ради шутки. Сесть на него можно прямо при выходе из терминала.

— Это нам вполне подойдет. Еще один вопрос: какие у вас существуют основные туристические агентства?

— Вне всякого сомнения самыми престижными считаются «Агентство Флодорик» и «Бакайрус тур». Для вашего удобства конторы обеих агентств находятся на площади перед Ролиндой.

— И люди, который хотят отправится во внешний мир пользуются обычно этими агентствами?

— Именно так, сэр.

Глауен и Кеди сели на автобус и были доставлены к отелю Ролинда: сложному переплетению четырех низких, почти плоских куполов, оставлявших в центре площадь около восьмидесяти метров диаметре. На этом участке был разбит сад, защищенный от палящих лучей Блейса высокой раковиной из серого стекла. Справа и слева возвышалась пара стеклянных башен, в которых располагались номера для гостей.

Автобус подъехал к отелю и остановился под козырьком из серого стекла. Глауен и Кеди высадились прямо в струю прохладного воздуха. Они прошли сквозь занавес ароматизированного тумана и очутились в сумеречном помещении таких громадных размеров, что трудно было сразу определить его границы. Белый потолок мягкой волной поднимался вверх и в центре достигал высоты в сотню метров. Столики клерков были расположены с одной стороны, с другой находился обеденный зал, обрамленный зарослями тропических растений.

Глауен и Кеди подошли к столу, где им оформили комнаты на девятнадцатом этаже северной башни. В комнатах стояла удобная мебель, выдержанная в нейтральном спокойном стиле. Серое стекло, из которого были сделаны стены, не позволяло видеть снаружи что происходит внутри.

Глауен посмотрел на ландшафт столь отличный от всего, что он видел раньше. Внизу, среди темно-зеленой листвы были разбросаны, сотни низких белых куполов. На юге вправо и влево простиралась спокойная, блестящая шелковой голубизной, поверхность Мбирлинга. Интригующая и необычная панорама, подумал Глауен, возможно, только слишком яркая, слишком голая и слишком насыщенная белым и голубым.

Юноша отошел от окна. Он принял ванну в комнате сделанной из монолитного серого стекла и освещенной источниками света, находящимися прямо в стенах. Выйдя из ванны он обнаружил оставленные для него свободные белые одежды, соответствующие пойнсианской моде. Он оделся, вышел в коридор и постучал в дверь номера Кеди.

Ответа не последовало. Глауен уже хотел было развернуться и уйти, как дверь открылась. Выглянул Кеди, его песчаные волосы были взъерошены, круглое розовое лицо недовольно нахмурено.

— Что ты меня дергаешь? — он заметил новые одежды Глауена и с подозрением уставился на него, — Куда ты идешь?

— Спущусь в фойе. Я хочу задать несколько вопросов. Присоединяйся ко мне, когда будешь готов и вместе сходим поедим.

Кеди капризно сморщил лицо.

— Тебе надо было предупредить меня, что ты уходишь. Я собирался поесть у себя в номере.

— Поешь, где хочешь. Спускайся, когда будешь готов. Если меня не найдешь, то посиди в фойе и подожди; думаю, что я никуда из отел не уйду.

— Черт бы все это побрал! Тогда подожди меня! Я буду готов минут через пятнадцать. Где ты взял эти одежды?

— Их выложили в номере, пока я принимал ванну. Но ждать я не буду. Надо делать работу. Если меня не увидишь, то посиди и посмотри как взад-вперед прогуливаются дамы.

— Вечно ты все осложняешь! — проворчал Кеди, — Почему бы для разнообразия не прислушаться к здравому смыслу? Ты должен научиться принимать во внимание и мое мнение.

— Ерунда! — возразил Глауен, — Это тебе надо обратиться к здравому разуму. Мы здесь для того, чтобы выполнить серьезное задание.

Казалось, на какое-то мгновение горло Кеди начало пульсировать и распухать. В его голосе появились обиженные нотки.

— Ты меня совсем не уважаешь. Тебе плевать на мои чувства. У тебя от презрения ко мне глаза пленкой подернуты. Ты как будто не слышишь то, что я говорю, а в ответ у тебе только какие-то отговорки. Ты не обращаешь внимания ни на меня, ни на то, что я многому учился. Я уже не раз показывал, что я не тот человек, которого можно игнорировать. Ты в скоро это поймешь.

Глауен уставился на него, не зная что ответить. Он начал злиться. Что бы там ни было у Кеди с головой, но его надо поставить на место. Еще какое-то мгновение он размышлял над случившемся. Его гнев может только развлечь Кеди и подстегнуть его к продолжению подобных сцен.

— Я считаю твое поведение недопустимым, — холодно сказал Глауен, — Совершенно ясно, что мы не можем вместе работать. Мы оба получим только удовольствие, если ты вернешься на Кадвол. Я продолжу расследование самостоятельно.

Лицо Кеди исказила кривая улыбка.

— Ага, капитан Клаттук! Именно этого ты и хотел с самого начала!

— Думай, как хочешь. Бодвин Вук просил меня взять тебя с собой, он надеялся, что это будет способствовать твоему выздоровлению. Ты здесь только поэтому.

— И ты попрекаешь меня моим горем? Очень мило с твоей стороны!

— Вовсе нет. Я подчинился Бодвину Вуку, и я продолжу возиться с тобой, но и ты должен следить за собой. Это значит, что ты должен вести себя, как нормальный человек. Я больше не собираюсь возиться с твоими безобразными припадками.

Кеди стоял сжимая и разжимая руки. Глауен внимательно наблюдал за ним и был готов к любой неожиданности.

— Решай сам, — сказал Глауен.

Кеди колебался.

— То, чего ты просишь легко сказать, но не так-то просто выполнить, — проворчал он.

— Подозреваю, что это не так трудно, как ты выдумываешь. Достойное поведение — это вторая натура Вуков. Ты прекрасно знаешь, как надо себя вести, так почему же ты этого не делаешь?

— Как я тебе уже сказал, это проще сказать, чем сделать.

— Трудно или легко, мне на это наплевать. Или ты ведешь себя нормально, или поезжай домой.

— Я сделаю все, что в моих силах.

— Ты хочешь сказать, что ты будешь вести себя так, как ты считаешь подходящим, а это меня не устраивает. Решай сам. Или нормальное поведение, или же первый корабль домой.

Кеди с силой захлопнул дверь. Глауен развернулся и начал спускаться в фойе. В какой-то момент Кеди был в ярости, но Глауен верил, что эта ярость имела вполне нормальную основу. Через несколько минут Кеди остынет и оценит сложившуюся ситуацию. Глауен даже представил, как тот стоит около стены из серого стекла и на его широком лице отражается работа мысли. Возможно, осколки его прежнего сознания под давлением необходимости все таки смогут соединиться и снова взять контроль над подсознанием. Но вполне возможно, что хитрое подсознание прикинувшись здоровым попробует провести Глауена. Очень жаль, подумал Глауен, что здесь нет Бодвина Вука: пусть бы он сам попытался решить эту проблему.

У первого же прилавка Глауен поинтересовался где можно найти Агентство Флодорик и Бакайрус Тур. Клер указал ему на широкий проход с обоих сторон которого были расположены магазины.

— Вы найдете обе конторы при входе в отель. Оба этих агентства заслужили хорошую репутацию и имеют дело с порядочными клиентами, думаю, не надо уточнять, что в их число входят и все патриции. Сиррах Кайрбс управляет делами в Агентстве Флодорик, а Сиррах Федор не хуже справляется с этим в Бакайрус Тур.

Сначала Глауен посетил Агентство Флодорик. Он представился Сирраху Кайрбсу и его тут же, чтобы не заметил кто-нибудь из важных клиентов, провели в кабинет в глубине конторы.

Сиррах Кайрбс дородный джентльмен, недавно вступивший в средний возраст, аккуратно одетый, подстриженный, надушенный, ухоженный, в начищенных ботинках, формально и как-то скованно поприветствовал Глауена.

— Сэр, — сказал он, — мне очень любопытна та причина, которая привела вас к нам.

— Я объясню вам ее чуть попозже, но для начала я бы хотел задать вам несколько вопросов. Вы когда-нибудь имели дело с компанией Огмо Энтерпрайсис?

— Огмо Энтерпрайсис? Думаю, что нет. Но давайте на всякий случай сверимся с моими записями, — Сиррах Кайрбс нажал несколько кнопок на своем компьютере, но никакой подходящей информации там не оказалось, — Извините, ничем не могу помочь.

— А что вы скажите о турах на Кадвол под названием «Высшее наслаждение»?

Сиррах Кайрбс озадачено покачал головой.

— То же самое.

— В таком случае, спасибо, сэр, — сказал Глауен и откланялся.

В Бакайрус Туре Сиррах Федор ничего нового к информации Сирраха Кайрбса не прибавил. Глауен вернулся в фойе, где обнаружил Кеди. Он сидел у стенки и, судя по виду, полностью взял себя в руки.

Как только Глауен подошел, Кеди тут же вскочил.

— Где ты был?

Его голос звучит эмоционально нейтрально, подумал Глауен, но все же в нем чувствуется какая-то дрожь. Заинтересованность? Это может быть очередным капризом, а может и обычным любопытством. Глауен решил предоставить Кеди самому ответить на этот вопрос.

— Я зашел в оба туристических агентства. Оба отказались от сотрудничества с Огмо Энтерпрайсис. Мне показалось, что они меня не обманывают.

— И что теперь?

— Давай пообедаем и за едой все обсудим.

Ресторан находился под куполом из серого стекла, и был окружен тропическими зарослями. Высоко на ветвях и у самой земли здесь росли овощи и фрукты всевозможных сортов. В середине возвышался утес из черного базальта. Из расщелины на вершине вытекал поток воды и струился вниз, издавая приятный звук. Небольшие дорожки уходили в глубь зарослей, где под прикрытием листвы стояли столики.

Глауен и Кеди сели за один из столиков на краю парка и им тут же подали роскошный обед. Кеди посмотрел на цены в меню, покачал головой и меланхолично заметил:

— На те деньги, который мы заплатим за этот обед, Флорест бы кормил всю труппу около недели. Но в те дни, мы не задумывались о такой разнице, или нам было просто не до этого. Мы были по-настоящему беззаботной компанией; вокруг всегда звучали шуточки. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь вернуться к такой жизни. Все девушки казались такими симпатичными, и всегда были рядом, правда, они в тоже самое время были такими недоступными: Флорест за этим строго следил. И хотя ханжой он не был, но если любишь — люби тихо, по крайней мере, пока не кончится тур. Потом, конечно, можешь делать все, что хочешь, если еще не поздно. И все равно, это были хорошие денечки.

— Эти денечки давно ушли в прошло, — заметил Глауен, — Давай лучше обсудим наши нынешние дела. Ясно, что…

Но Кеди его перебил.

— Я хорошенько подумал. Мне ясна твоя точка зрения. Для того, чтобы успешно провести расследование, мы должны работать слажено. Для этого совершенно необязательно, чтобы я тебе нравился, а ты — мне. Но мы должны выработать такую систему, которая позволила бы нам работать вместе.

— Совершенно согласен, — кивнул Глауен, — Мы будем использовать старую традиционную систему. Я старший, а ты мой помощник. Я не хочу больше выслушивать эмоциональные излияния или угрозы: это меня отвлекает от работы. Так что вот так. Или старая добрая система, или никакой вообще, а это значит, что я иду своей дорогой дальше, а ты возвращаешься на Кадвол.

— Я понял и согласен.

Глауен вспомнил свои мысли о коварном подсознании и деланной нормальности. Как будто бы из простого любопытства он спросил:

— На данный момент ты выглядишь, как тот старый Кеди. Ты собрал, так сказать, воедино кусочки своего сознания? Или же это твое сознание приспособилось к условиям реальности?

— Условия реальности, — натянуто улыбнулся Кеди, — Это очень двусмысленный термин, который удивляет одно из моих сознаний. Все это время я полагал, что до поездки в Йипи-Таун моим поведением руководило, скажем, сознание А, а после поездки — сознание Б. Я только сейчас понял, что это не совсем правильно. На самом деле, все эти годы моим поведением точно так же управляло сознание Б, а сознание А выполняло роль посредника между ним и тем, что ты называешь «реальными условиями». Думаю, это общее правило для всех: тебя, меня, Бодвина Вука, Арлеса, Намура, всех и каждого. Сознание Б — это цитадель, а сознание А герольд, который бегает туда-сюда и разносит послания, иногда он приносит послания о внешнем мире.

— Я ничего об этом не знаю, — сказал Глауен, — Вполне возможно, что ты прав. На данный момент мне нужно от тебя полное сотрудничество: никаких угроз, оскорблений или дурацких недовольных высказываний. Ты можешь держать себя в этих рамках?

— Естественно, — холодно ответил Кеди, — В разумных пределах я могу сделать все, что потребуется.

— И ты это сделаешь?

Лицо Кеди посуровело, что Глауена слегка насторожило.

— Сделаю все, что в моих силах.

— Извини, — возразил Глауен, — Я уже говорил, этого мне не достаточно. Мне нужен раз и навсегда конкретный ответ «да» или «нет», без всяких оставленных лазеек или обходных путей.

— В таком случае «да», — голос Кеди вновь стал холодным и механическим.

Глауен тяжело вздохнул. Большего он сделать ничего не мог, разве что только побыстрее закончить расследование и вернуться на Араминту. В молчании они закончили обед. Наконец, Глауен встал из-за стола.

— Я должен задать еще несколько вопросов в туристических агентствах. Если хочешь, то можешь пойти со мной, нет, тогда подожди меня в фойе.

— Я пойду с тобой.

Они вместе направились по коридору в Агентство Флодорик. Сидящий за своим столом Сиррах Кайрбс устало взглянул на них. Он поднялся и поприветствовал их сдержанным поклоном.

— Могу ли чем-то помочь?

— Надеюсь, что да. Это мой коллега сержант Кеди Вук. Если я могу еще раз испытать ваше терпение, то у меня к вам есть еще несколько вопросов.

— Естественно, как и предписывает закон, я отвечу на них, если только они не касаются конфиденциальных вопросов.

— В этом отношении можете не бояться. Полученные от вас сведения разглашению не подлежат.

— Спрашивайте.

— Вам известно имя «сэр Матор Борф»?

— Естественно. Сэр Матор один из наших почтенных клиентов.

— А что вы скажите о сэре Лонасе Медлайне?

— Мне тоже известно это имя, хотя его семья несколько менее благородна, чем у сэра Матора.

— Насколько мне известно Сэр Матор и сэр Лонас недавно выезжали во внешний мир. Все необходимые документы оформляли несомненно вы?

— Сэр, Я при всей своей ответственности перед властями не могу с вами обсуждать дела своих клиентов.

— Боюсь, что вам придется сделать небольшое послабление, — вежливо возразил Глауен, — В данном случае речь идет об официальном полицейском расследовании. Помочь нам не только ваш долг, но это послужит и интересам вашей собственной фирмы. И повторяю, ваши ответы будут рассматриваться как конфиденциальная информация.

— Хмм. Интересно, какие интересы моей фирмы скрываются за необдуманной болтовней?

— Мне не надо, наверное, описывать те силы, которые скрываются за ИПКЦ. Но, думаю, Флодорик не сможет выжить, если транспортные фирмы начнут отказывать ему в билетах высокого класса.

— Хмм. Разрешите мне взглянуть на ваши документы.

— Конечно, — Глауен предъявил ему свои документы, а Кеди — свои, — Обратите внимание, мы обладаем полными правами сотрудников ИПКЦ.

Сиррах Кайрбс пожал плечами и вернул документы.

— ИПКЦ не очень высоко котируется на Нетрайсе: несомненно, это тянется еще от первых поселенцев. На самом деле, у нас на Нетрайсе даже нет постоянного представительства ИПКЦ. Но, все равно. Оставим это. Я постараюсь ответить вам на все разумные вопросы.

— Спасибо. Как я понял, вы продали билеты сэру Матору и сэру Лонасу?

— Это не является секретом. Несколько месяцев назад сэр Матор и сэр Лонас ездили на Кадвол на борту «Каменного меча Альфекки» приписанного компании Персианские линии.

— Очень хорошо, — кивнул Глауен, — А что вы скажите насчет шести ученых-санартов. Их имена…

Сиррах Кайрбс жестом остановил его.

— Я знаю эту группу. Меня очень удивило, что они выбрали такой легкомысленный маршрут. Эти люди, как вы наверно знаете, очень строго придерживаются своих принципов.

— И они так же покупали билеты через ваше агентство?

— Но не лично. Я продал пакет из шести билетов на их имена молодой леди, которая представилась мне, как их представительница.

— А эта молодая леди; как она вам представилась?

— Она не удосужилась сделать это. Я принял ее за приезжую из внешнего мира, не очень благородную… но она не была и ученой-санартом.

— Она остановилась тут, в отеле?

— Не думаю. Она попросила выдать ей билеты сразу, чтобы не заезжать сюда второй раз.

— И так у вас нет никаких предположений о том, кто она такая.

— Совершенно. Она заплатила наличными и я выбросил этот случай из головы. Меня только на короткое время удивило то, что патриции и ученые-санарты полетят на одном корабле в одно и то же место. Точнее мне было просто интересно будут ли они разговаривать между собой по дороге.

— Забавная ситуация, — согласился Глауен.

— В нашем деле мы часто сталкиваемся со странностями. Но, как вы понимаете, это не наше дело раздумывать над тем кто с кем и куда поехал.

— Конечно, конечно.

— Больше я вам ничего не скажу. Если вам нужна дальнейшая информация, то советую вам сначала проконсультироваться у юриста.

— Великолепная идея, — согласился Глауен, — Мне бы надо было подумать об этом самому. А где нам найти сэра Матора и сэра Лонаса?

Сиррах Кайрбс слегка поморщился.

— Я говорил с вами об ученых. Патриции могут просто проигнорировать вас; они покупали билеты только для себя.

— На безрыбье и рак — рыба, — согласился Глауен, — Мы всего лишь зададим несколько безобидных вопросов сэру Матору. Возможно, он сразу все прояснит все дело.

Сиррах Кайрбс прокашлялся, огляделся по сторонам, заложил руки за спину и наклонился к Глауену:

— Простите мне мое любопытство, но в чем именно состоит это, так называемое, дело?

— В сущности это шантаж, по довольно сложной схеме. Если мы не предпримем соответствующие шаги, то эти патриции могут стать жертвой преступления.

— Понятно. Хотя уже кого-кого, а патрициев шантажировать очень трудно. Они сами себе закон, это и есть одна из причин, почему ИПКЦ не присутствует на Нетрайсе. Патриции, не обращая ни на что внимания, придерживаются собственного правосудия. А так как ученые-санарты поступают точно так же, то у них очень часто возникают разные трения и разногласия.

— Так где же нам, все таки, найти сэра Матора и сэра Лонаса?

— Сэр Матор, естественно живет в историческом поместье Борфов в пригороде Гальциона, на другом берегу Мбирлинга. А сэр Лонас, как я понимаю, являясь его другом и помощником живет у него.

— И как же нам добраться до поместья Борфов?

— Это очень просто. Вы перелетаете Мбирлинг и приземляетесь в Гальционе, там нанимаете такси и проезжаете вдоль берега около тридцати километров Флаер вылетает каждые полчаса, так что если вы удачно попадете, то вся поездка у вас займет около полутора часов, в противном случае — не более двух часов. Но, сегодня, скорее всего, уже поздно предпринимать такую поездку.

— Я тоже так думаю, — согласился с ним Глауен, — И, наконец, последнее. Мы хотим обнаружить сэра Матора дома, когда приедем к нему, но если его кто-нибудь предупредит о нашем визите, он может куда-нибудь уехать. Вы ведь не собираетесь ради любезности предупредить сэра Матора о нашем визите?

Сиррах Кайрбс грустно улыбнулся.

— Я предпочитаю держаться как можно подальше от вашего дела.

— Очень разумно.

— Но я наберусь смелости и дам вам совет. Вам нужна шляпа, чтобы защитить себя от лучей Блейса, к тому же, появляться на улице без шляпы просто неприлично. Вы найдете большой выбор шляп у себя в номере. Широкополая белая шляпа с низкой тульей вполне подойдет для дневного путешествия.

— Спасибо вам, и за совет, и за информацию.

3

Остаток дня Кеди и Глауен провели в праздном безделье. Она побродили по расположенным на площади магазинам, понаблюдали за тем, что происходит в районе бассейна, просмотрели периодические издания в читальном зале, затем в просторном зале для отдыха они полюбовались закатом. Через час после заката они поднялись в свои комнаты, чтобы переодеться для ужина; в отеле Ролинда строго следили за этикетом.

Глауен обнаружил, что в номере уже лежит новый костюм, служитель отеля просмотрел его багаж и не нашел там ничего подходящего. Юноша облачился в шелковые блестящие черные брюки, темно-шафрановую рубашку, ярко-красную куртку с черной отделкой, и прицепил к волосам модное украшение, сплетенное из серебряной проволоки. Оно трепетало над головой, как усики насекомого.

Одевшись, Глауен застыл на какое-то мгновение в нерешительности, потом резко вышел из комнаты и спустился в фойе. Он уселся так, чтобы видеть входящих и выходящих жильцов отеля и приготовился ждать.

Через двадцать минут в фойе с растерянным видом появился Кеди. Он двигался неуклюже, как будто одежда была ему мала, губы у него были поджаты, очевидно, выражая недовольство от того, что Глауен удалился не посоветовавшись с ним.

Глауен не стал ничего говорить. Они в неловкой тишине пересекли просторное фойе и вошли в сад, окружавший ресторан.

В тот вечер они выбрали себе столик, расположенный в нише и скрытый листвой, что создавало впечатление приятного уединения. Зеленовато-голубоватое свечение, очевидно исходящее из самой листвы, заливало стол. Глауен предположил, что некое флюоресцирующее вещество было введено в сок растения и стимулировано к свечению каким-то верхним источником излучения.

Кеди и Глауен сидели на подушках с замысловатым черным, коричневым и белым узором, лежащих на стульях с легкими спинками сплетенными из пальмовых ветвей. Похожие стулья тысячу лет назад были в моде на Востоке Старушки Земли. Пальмовые ветки трещали и скрипели при каждом их движении. Стол покрывала скатерть так же с черным, коричневым и белым узором; столовые приборы были вырезаны из дерева. Сверху свисали красные орхидеи, по бокам желтовато-белым цветом мерцали грозди лобелии. Звучала музыка в Старом Цыганском стиле, едва слышимая, приглушенная и мягкая, как будто вечерний бриз доносил ее со стороны далекой пирушки.

Ресторан и его обстановка произвели на Кеди впечатление.

— Грамотные мозги потрудились над всем этим! У них получилось очень романтично и впечатляюще! Конечно, все это мишура, подделка и чепуха… но сделано хорошо!

— Мне тоже нравится, — согласился Глауен, гадая, что может означать это изменение в поведении Кеди и означает ли оно что-нибудь, — Но это явная подделка, а даже не имитация.

— Вот именно! — подтвердил Кеди, — Благодаря человеческому воображению это местечко превращается из обычной мешанины во что-то цельное. Я бы даже пошел дальше, я бы назвал это настоящим произведением искусства, так как оно отвечает всем требованиям критики. Все это искусственное произведение, здесь используются природные элементы и при этом авторы превзошли природу, что очень характерно для искусства. Ты согласен со мной?

— Не вижу причин не соглашаться, — уклонился от прямого ответа Глауен. Сегодняшний Кеди очень напоминал важного философствующего Кеди пятилетней давности, — Конечно, я слышал и другие определения искусства. У каждого из нас про запас есть одно или два подобных определения, который он высказывает при подходящем случае.

— Правда? А каково же твое определение?

— Сейчас у меня оно выскочило из головы. Барон Бодиссей отождествлял понятие «искусства» с «мишурой»… но, возможно, я просто вырвал это из контекста. Возможно, он одобрил бы твое замечание о ресторане, как о своеобразной форме искусства. На самом деле, я не вижу причин считать, что это не так.

После этого Кеди потерял интерес к этой теме, он знакомым жестом покачал головой, погружаясь в приятные воспоминания.

— Когда я участвовал в представлениях труппы, я и не подозревал, что существуют такие места. Флорест, конечно, о них знал, но нас держал в неведении. Мы даже толком не знали, на какой планете находимся. Отели всегда странно пахли недавней дезинфекцией и в них было либо слишком жарко, либо слишком холодно. Пища всегда была очень плохой, но здесь, на Нетрайсе, мы иногда выступали в домах патрициев, и они угощали нас разными деликатесами. Да! Какой был праздник! — Кеди мечтательно улыбнулся, вспоминая прошлое, — В местечках типа Мирлвью Хаус все было по-другому. Там нам подавали запеченную кашу и отварные бобы, или дымящуюся акулу с творогом, или маринованную тыкву с рубцом. По крайней мере не у кого не возникало желания объесться… даже у Арлеса, который тратил все свои карманные деньги на сладости. И все же это были веселые времена! — Кеди в раздумье посмотрел на Глауена, — А ты никогда не принимал участия в спектаклях труппы; меня всегда это удивляло, почему?

— У меня не было способностей.

— У меня тоже, и у Арлеса. Флорест давал нам роли первобытных людей, оргов, демонов грома, такие в которых не надо было ничего уметь. Да, это были хорошие времена! Несомненно и сейчас там то же самое. Другие лица, другие голоса, но то же веселье и тот же смех, — лицо у Кеди потеплело, — Конечно, теперь мои выступления гроша ломанного не стоят.

Кеди продолжал свои воспоминания до тех пор, пока Глауену это не надоело и он не сменил тему разговора.

— Завтра у нас важный день.

— Надеюсь, завтра мы узнаем больше, чем сегодня.

— Сегодня тоже не совсем потерянный день. Мы обнаружили еще одного актера в этой пьесе.

— Да? Кого же?

— Девушку из внешнего мира, которая покупала пакет из шести билетов на Кадвол.

— Тебе надо было назвать ее «актрисой», участвующей в пьесе, а не «актером».

— Мне нужно ее имя, а пол мы будем определять потом. Кто бы это могла быть? Может быть сэр Матор ее знает.

— Предполагаю, что сэр Матор не скажет тебе даже то, день сейчас или ночь, — хмыкнул Кеди, — ИПКЦ для него ничего не значит — у него свои законы и порядки.

— Посмотрим, — пожал плечами Глауен.

Утром он тщательно оделся, отдав предпочтение не случайным костюмам, предлагаемым отелем, а своему собственному.

В дверь постучали, Глауен пригласил войти и появился Кеди. Он был одет в местную одежду и уставился на Глауена с удивлением.

— Ты не предсказуем до извращения! Ты можешь мне объяснить свое сегодняшнее поведение?

— Конечно. Патриции не очень-то обращают внимания на местных жителей. Но если мы появимся перед сэром Матором в нашей собственной одежде, то есть надежда, что он отнесется к нам более внимательно.

Кеди, не переставая мигать, задумался.

— Знаешь, пожалуй, ты прав. Дай мне две минуты я быстренько переоденусь.

— Хорошо, — согласился Глауен, — Но только две минуты. Поторопись.

Сразу же после завтрака Кеди и Глауен сели на автобус и отправились в аэропорт. Они сели на флаер и тот за полчаса перенес их на другую сторону Мбирлинга в Гальцион.

Было уже позднее утро. Небо затянуло молочной дымкой; Блейс, огромная голубая жемчужина, казалось плавал в пленке, преломляющей свет; разбрасывая вокруг себя розовые, бледно-зеленые и голубые лучи.

При выходе из аэропорта Кеди и Глауен обнаружили ряд такси. Это были вагончики, управляемые внутренним компьютером, и предназначенные для всех желающих.

На остановке висела табличка с инструкцией:

1. Выберите автомобиль. Погрузитесь на него и сядьте на сиденье.

2. Механизм управления запросит вас о месте назначения. Дайте ответ в следующей форме: «Резиденция того-то и того-то» или «Контора такой-то или такой-то фирмы». В большинстве случаев этого будет достаточно.

3. Вам будет объявлена цена поездки; бросьте монеты в монетоприемник. Время ожидания оплачивается заранее. Механизм выдаст любую сдачу.

4. Во время поездки можете отдавать следующие команды: «Быстрее», «Медленнее», «Стоп». «Измени маршрут на такой-то и такой-то». Указывать направление необязательно. Автомобиль сам вычисляет оптимальную скорость и оптимальный маршрут. Пожалуйста, бережно относитесь к оборудованию.

— Пожалуй, все достаточно просто, — сказал Глауен.

Он выбрал двухместный автомобиль с низенькими сиденьями, защищенными от лучей Блейса колпаком из темно-зеленого стекла. Однако Кеди отшатнулся и, нахмурившись, уставился на автомобиль.

— Это не разумно.

— Это почему же? — удивился Глауен.

— Этим автомобилям нельзя доверять. Ими управляют взятые у трупов мозги. Это мы узнали из абсолютно достоверного источника, когда были здесь с труппой. Трудно сказать были ли используемые мозги достаточно свежими.

Глауен скептически усмехнулся.

— Где это ты такое услышал?

— В достаточно надежном месте, сейчас не помню где именно. Может быть это говорил Арлес, а он никогда не обманывает.

— В данном случае, он скорее всего, просто пошутил. Он явно управляется простым компьютером.

— Ты в этом уверен?

— Вполне.

Кеди все равно продолжал держаться в стороне.

— Ну, а теперь в чем проблема? — с раздражением спросил Глауен.

— Начнем с того, что машина слишком маленькая. Сиденья неудобные. Я чувствую, что мы должны нанять нормальную машину с нормальным шофером, который сделает в точности то, о чем мы его попросим. Эти автомобили не учитывают желаний человека: они делают так, как считают лучше, даже если при этом им придется сбросить нас в море.

— Это меня не трогает, — ответил Глауен, — Если она начнет делать то, что нам не понравится, нам просто достаточно сказать «Стоп!». Вот — четырехместный автомобиль, можешь, если хочешь, занять два сиденья. Или садись в машину, или жди меня здесь, выбирай что хочешь.

Кеди проворчал что-то себе под нос и довольно быстро залез в четырехместную машину.

— Абсурдная система. Вообще все абсурдно. Да и вся Сфера Гаеана перевернулась вверх ногами, в том числе и ты, со своими сверхъестественными идеями и улыбкой вяленой трески.

Глауен молча залез в автомобиль.

— Добро пожаловать, дамы и господа! — сказал голос из динамика на передней панели.

— Вот видишь, — торжественно объявил Кеди, — Эта штуковина даже не может отличить что мы за люди!

— Два человека на борту, — сказал все тот же механический голос, — Еще пассажиры будут?

— Нет, — ответил Глауен.

— Куда вас отвести?

— В резиденцию сэра Матор Борф, примерно в тридцати километрах отсюда к востоку по прибрежному шоссе.

— Точное расстояние 29 километров 68 метров, — сказал голос, — Путь в один конец стоит три сола. Дорога туда и обратно — пять солов. Тот или другой тариф можно оплатить. Время ожидания — один сол в час. Можете платить любую сумму — вам будет выдана соответствующая сдача.

— Проинструктируй эту штуковину, чтобы ехала поаккуратней, — проворчал Кеди.

— Вы готовы к отправке? — спросил механический голос, — Если так, то скажите «Готовы».

— Готовы.

Машина плавно выехала на дорогу и сделала несколько поворотов.

— Она даже не может сообразить в каком направлении нас везти, — не унимался Кеди, — Она явна растерялась.

— Не думаю, — возразил Глауен, — Она просто выруливает на шоссе.

А уже через несколько мгновений машина выехала на широкое шоссе и поехала параллельно береговой линии, заметно прибавив скорость, что снова вызвало протесты Кеди. Глауен демонстративно не обращал внимания на причитания Кеди и тот постепенно успокоился, но теперь начал искать недостатки в предстоящей им миссии.

— Сэр Матор не знает о том, что мы должны приехать. Это очень невежливо вваливаться к человеку без предупреждения и приглашения.

— Мы агенты Бюро В и не нуждаемся в особой вежливости.

— И все равно, нам следовало заранее предупредить сэра Матора, в конце концов, он — патриций. В том случае, если он не хочет с нами встречаться, он бы так и сказал нам по телефону.

— Я хочу с ним встретиться не зависимо от его желания. Я именно за этим и прилетел на Нетрайс.

— Он может будет с нами немногословен… может быть даже груб.

— С Клаттуком и Вуком? Мало вероятно.

— Он может ничего не знать о наших родословных.

— Если возникнет такая необходимость, то ты посвятишь его во все тонкости, только сделай это мягко, чтобы не оскорбить его в лучших чувствах.

— Ну вот, — прорычал Кеди, — Никогда не поймешь серьезно ты говоришь или нет.

— Похоже, ты начинаешь приходить в норму, — заметил Глауен, — В конце концов, может быть, эта поездка действительно окажет на тебя терапевтический эффект.

На это Кеди ничего не ответил. Они в полном молчании ехали мимо зарослей тропических растений, обработанных полей и буйных джунглей с деревьями достигающими высоты в сотню метров, которые росли в тени огромных дендроидов, раскрывших зонтики своей красно-коричневой листвы в двухстах метрах над землей. Время от времени в зарослях встречались просветы, в которых сверкал лилово-голубой в затуманенном свете Блейса Мбирлинг. От шоссе то и дело отходили боковые дороги, которые вели к усадьбе какого-нибудь патриция, скрытой высоким забором, .

Наконец автомобиль свернул на боковую дорогу и остановился под навесом.

— Мы прибыли в пункт назначения. Отправляемся сразу же обратно?

— Нет. Подожди.

— Стоимость простоя один сол в час. Оплата — предварительная. Избыточная оплата будет возвращена.

Глауен бросил в монетоприемник пять солов.

— Автомобиль будет ждать ваших распоряжений пять часов. Пожалуйста, назовите кодовое имя, по которому можно будет определить ваши права на автомобиль.

— Спанчетта, — ответил Глауен.

— На пять часов этот автомобиль зарезервирован за Спанчеттой.

Кеди неодобрительно посмотрел на своего коллегу.

— Почему ты выбрал это имя?

— Это было первое, что пришло мне в голову.

— Хмм, — фыркнул Кеди, — Будем надеяться, что нам не придется доказывать наши личности.

— Я об этом не беспокоюсь. А теперь слушай внимательно! Это твои инструкции. Не вмешивайся в разговор до тех пор пока я не задам вопрос именно тебе. Если я допущу какую-нибудь неточность, не надо меня поправлять, возможно, я сделал это умышленно. Не проявляй ни антагонизма, ни сердечности, веди себя ровно и нейтрально, даже если мы столкнемся с оскорблением. Не надо восхищаться никакими леди, если они там будут присутствовать. В общем, веди себя как истинный Вук из Дома Вуков.

— Меня просто возмущают такие инструкции, — проворчал Кеди.

— Меня это нисколько не трогает. Возмущайся сколько хочешь и чем хочешь до тех пор, пока делаешь то, что я тебе говорю.

— Не знаю, сумею ли выполнить все в точности. Вести себя как Вук, не обращать внимания на оскорбления, восхищаться женщинами…

— Повторяю все снова, — сказал Глауен. Он повторил свои инструкции, — Все ясно?

— Естественно, — ответил Кеди, — Меня же не просто так назначили сержантом Бюро В.

— Хорошо.

Глауен подошел к дверям и нажал кнопку звонка.

— Сэр, назовите ваше имя и дело, по которому вы пришли, — раздался голос из-за двери.

— Глауен Клаттук и Кеди Вук из Бюро В, со станции Араминта на Кадволе. Мы бы хотели переговорить с сэром Матором по важному делу.

— Он вас ожидает?

— Нет.

— Подождите немного, пожалуйста. Я доложу о вас.

Прошло три минуты. Кеди начал проявлять беспокойство.

— Совершенно ясно…

Дверь открылась. В дверях стоял мускулистый мужчина, с темной кожей, с седыми волосами и бледно-голубыми глазами.

— Вы прибыли с Кадвола?

— Именно так, сэр.

— Каковы ваши цели?

— Вы сэр Матор?

— Я сэр Лонас Медлайн.

— У нас дело лично к сэру Матору.

— Вы деловые представители, или торговые агенты, или религиозные миссионеры?

— Ни то, ни другое, ни третье.

— Проходите, пожалуйста.

Сэр Лонас пошел по дорожке, выложенной плитами из белого известняка. Кеди и Глауен последовали за ним; они прошли под цветущими деревьями, пересекли по низкому мосту пруд, и поднялись к скоплению широких низких куполов. Открылась дверь; Сэр Лонас привел их в круглое просторное фойе и знаком предложил им подождать там. Кеди и Глауен с изумлением осмотрелись. В дальнем конце помещения на пьедесталах стояла дюжина высеченных из белого мрамора нимф; на белом алебастровом полу не было никакого орнамента. С потолка на подвеске из серебряного провода свисал прозрачный кристалл диаметром в полметра.

Вернулся сэр Лонас.

— Можете пройти, — сказал он.

Он провел их в помещение, которое на первый взгляд казалось очень просторным. Стеклянная панель в дальнем конце комнаты выходила на террасу, лежащую перед бассейном, защищенным раковиной из серого стекла. Преломляясь через это стекло, лучи Блейса образовывали на воде, вокруг широкого круга цвета морской синевы концентрические цветные круги: карминовый, темно-зеленый, алый, темно-синий, светло-голубой, обжигающий оранжевый, розовый. Дюжина людей различного возраста плескалась в бассейне, другие сидели небольшими группами в тени зонтиков.

Сэр Лонас вышел и доложил о их прибытии сэру Матору; мужчине недавно вступившему в зрелый возраст, высокому, с короткими светлыми волосами подернутыми сединой, с правильными чертами лица и хорошим телосложением, который сразу же вскочил на ноги и вошел в просторный зал. Он остановился в дюжине шагов от Глауена и Кеди и окинул их оценивающим взглядом. Глауен подумал, что это должно быть человек уверенный в себе, с легким характером, в какой-то степени чудаковатый, но без явных отклонений.

Сэр Матор, в свою очередь, даже не попытался скрыть своего удивления, когда услышал кто и зачем к нему пожаловал.

— Вы прибыли со станции Араминта на Кадволе? — переспросил он, — очень отдаленное местечко, прямо таки на краю света. И что привело вас сюда?

— Я уже упомянул сэру Лонасу, что мы представители нашего Бюро В, — сказал Глауен, — Я — капитан Глауен Клаттук, а это мой помощник сержант Кеди Вук. Вот наши документы.

Сер Матор только отмахнулся от них. Но вид у него оставался несколько озадаченным, если не заинтересованным.

— И так видно, что вы честные молодые люди, и у меня нет никакого сомнения, что вы говорите правду. Мне только очень интересно, что вы хотите от меня.

— Если только никто другой не воспользовался вашими документами, то вы совсем недавно посетили Араминту. Мы бы хотели задать вам несколько вопросов по поводу вашего визита туда. Можно присесть или вы предпочитаете, чтобы мы продолжали стоять?

— Извините, ради всего святого! Какая невежливость! Садитесь пожалуйста!

Сэр Матор указал на небольшой диванчик. Кеди и Глауен сели, но сэр Матор продолжал медленно ходить перед ними взад и вперед; три шага в одну сторону, три в другую. Наконец он остановился.

— Вы говорите, мой последний визит на Араминту? А вы уверены в ваших предположениях?

— Вам придется поверить в наш профессионализм, сэр. К стати говоря, мы сотрудники ИПКЦ. В отеле Араминта вы использовали вымышленные имена, но это вполне обычно и не противоречит законам, и уж конечно это не является поводом для нашего визита.

— Очень странно, — сказал сэр Матор, — Вы меня озадачили.

— Согласен, очень странно, сэр, — согласился Глауен, — нам необходимо просто понять сложившуюся ситуацию. Мы надеемся, что вы согласитесь обсудить с нами все происшедшее в мельчайших деталях.

Сэр Матор опустился на низкий мягкий стул. Он откинулся на спинку и вытянул ноги. Сэр Матор взглянул в ту сторону, где спокойно заложив руки за спину стоял сэр Лонас.

— Лонас, не будешь ли ты настолько добр, чтобы принести нам чего-нибудь освежающего: может быть этого великолепного «Желтого мороза»?

Сэр Лонас кивнул и вышел. Сэр Матор снова переключил свое внимание на Глауена и Кеди.

— Ну а теперь, может быть вы мне скажите, какая же именно информация вам нужна?

— Около двух месяцев назад вы посетили Йипи-Таун, откуда предприняли поездку на остров Турбен. Там вы были участником преступления.

Сэр Матор откинул голову и рассмеялся.

— И вы приехали меня арестовать?

— Мы не настолько наивны, сэр Матор, — покачал головой Глауен, — И все же, здесь нет ничего смешного. У этого преступления очень некрасивое название.

— Да, да. У здоровых процессов очень часто бывают некрасивые названия, — Сэр Матор проследил, как сэр Лонас сервирует кубки с замерзшим пуншем. Затем он, как бы между прочим, продолжил, — Скажите мне вот что: вы обсуждали подробности этой поездки с другими участниками экскурсии?

— Соответствующая процедура предписывает мне задавать вопросы в должном порядке. И все же, я могу спросить: какая в этом разница?

Похоже, наконец-то, спокойствие сэра Матора дало трещину.

— На самом деле очень большая разница! Если вам нужна информация, то — да, я ее вам предоставлю, но с тем условием, что вы не предпримете попытку связаться с остальными участниками этой экскурсии. По крайней мере, сейчас.

— Я советую вам выложить все на чистоту. Начнем с того, как вы узнали о существовании этой экскурсии?

Сэр Матор тяжело вздохнул.

— Мне было бы проще разговаривать с вами, если бы я точно знал ваши намерения. Сдается мне, что если бы вы хотели наказать участников экскурсии, то вы бы просто переслали бы дело в ИПКЦ. Вымогательство? Шантаж? Если вы добиваетесь этого, то вы просто теряете время. Что же тогда? Что именно вам нужно?

— Давайте не будем придумывать тайну там, где ее нет, — предложил Глауен, — Мы возмущены этим событием. Мы хотели бы наказать всех участников, особенно тех, кто находится ближе к нам. Откровенно говоря, вы мне не кажетесь тем человеком, который хотел бы чтобы его имя упоминалось в связи с этим грязным эпизодом.

— Вы совершенно правы. Моя голова занята более неотложными делами, — сэр Матор помолчал, потер пальцами подбородок, — Я даже не знаю, как бы лучше уладить это дело, — он вскочил со стула, — Не знаю, знаете ли вы об этом или нет, но мы здесь на Нетрайсе ведем тихую, но отчаянную войну с противником, который по численности превосходит нас в двадцать раз. Если дело дойдет до открытого противостояния, то мы понесем большие потери. Можно без преувеличения сказать, что на кон поставлено само наше выживание… и вот в этой борьбе мы согласны взять в руки любое подходящее оружие.

— Ага, — сказал Глауен, — Я начинаю понимать. Вы имеете в виду ученых-санартов?

— Я имею в виду только одну их фракцию, так называемых идеационистов. Это фанатики, которые превратили аскетизм в добродетель. В прошлом они атаковали нас на финансовом и философском уровне, воевали с нами, так сказать, вербально, но все это нам не доставляло особых хлопот. Но совсем недавно банда налетчиков вышла из Диких земель и, убивая и опустошая все, что попадется им под руку, напала на нас ночью.

Вот в этом и заключаются наши трудности. Наши враги, ведомые «Идеей», вовсе не прирожденные подонки. Их добродетель самоочевидна; однако где найти более разрушительную силу, чем излишество добродетелей? Как можно бороться с добродетелью? С помощью безнравственности? Но разве безнравственность, в конце концов, чем-то лучше добродетели? Очень спорно. По крайней мере, безнравственность оставляет своему последователю большой выбор. Лично я не одобряю никаких крайностей. Я просто хочу жить в безмятежной само-удовлетворенности. Но в данный момент я сижу здесь, попав в плен санартских страстей. Они хотят, чтобы я принял их Идею. Я сопротивляюсь; я поставлен в невыгодное положение, которое рождает тревогу и требует самозащиты. Доброта в моей душе при этом прогоркла, меня волей-неволей толкают к ненависти.

И что же тогда остается делать? Сидеть и думать, как я делаю это сейчас. Помогать своим мозгам «Желтым морозцем», как я делаю это сейчас, — он сделал глоток из кубка, — К стати говоря, а почему вы, джентльмены, не пьете?

— При исполнении служебных обязанностей это не разумно, — ответил Глауен, — В крайнем случае это вносит в расследование элемент фамильярности. В худшем — напиток может содержать яд или наркотик. Это вовсе не невротические подозрения, я бы с интересом посмотрел как вы или сэр Лонас выпьете из этих бокалов.

Сэр Матор рассмеялся.

— Что бы там ни было, но мы начали раздумывать как бы нам поступить с учеными-санартами. Мы вовсе не хотели их уничтожать. Мы были бы просто счастливы, если бы они поубавили свой пыл и позволили бы нам жить ленивой, праздной, простой, но такой приятной жизнью.

Для этого мы разработали план, который должен был спутать карты нашим врагам и деморализовать их, так, чтобы и они в конце концов познали зло беспечности и греховный соблазн праздности. Мы надеялись достичь этой цели продемонстрировав лицемерие и тайную аморальность наиболее горячих идеационистов.

После того, как вы узнали подноготную, все остальное для вас должно быть и так ясно. Мы выбрали шестерых наиболее рьяных ученых: заставили их принять шесть билетов на Кадвол, убедив их, что Хранитель собирается внести Идею в идеологию заповедника. Не хотят ли шесть именитых ученых посетить симпозиум на Кадволе, все расходы уже оплачены?

— Не надо говорить о том, что эти шесть ученых предложение приняли, а что было потом, вы уже знаете.

— И на острове Турбен эти ученые вели себя так, как вы и надеялись?

— Они были великолепны. Мы напичкали их наркотиками, которые отключили все сдерживающие центры. И они совершили очень зрелищные преступления, которые все были аккуратно записаны на видеопленку. Таким образом все шесть ученых в полной растерянности вернулись на Ленклендс. Они чувствовали, что случилось что-то ужасное, но не могли вспомнить деталей симпозиума, и все обвиняли крепкое вино Кадвола, . На обратном пути они только и могли говорить, что о таящейся в винограде опасности, и требовали друг от друга извинений. А что касается записей, то мы организовали так, что их на следующей неделе покажут на очередном Мировом Синоде. Результат будет потрясающий.

— Делегаты вполне могут догадаться о том, что произошло в действительности.

— Они скорее предпочтут поверить в скандал. Даже на скептиков запись произведет неизгладимое впечатление и отвернет от них миллионы последователей.

— Он прав, — громко объявил Кеди.

— Патрициям разрешат показать этот материал на Синоде? — усомнился Глауен.

Сэр Матор мягко улыбнулся каким-то своим мыслям.

— Я могу вам сказать только вот что: мы проделали хорошую подготовку. Записи получат широкую огласку. Все это теперь даже не в наших руках, — сэр Матор снова уселся на стул, — Ну вот, теперь вы все знаете.

— Не совсем все. Давайте начнем с начала: как вы узнали об экскурсиях на остров Турбен?

— Мне уже это трудно вспомнить, — задумчиво нахмурился сэр Матор, — Кто-то обмолвился на какой-то вечеринке, что-то в этом роде.

— Мне как-то не верится в это. Ваша экскурсия была первой, две другие последовали за ней.

— Правда? Ну, может быть что-то было и не совсем так. Но теперь это уже особой роли не играет, все уже в прошлом.

— Не совсем так. Люди, которые организуют эти экскурсии все еще действуют.

— Боюсь, что здесь я вам ничем не смогу помочь.

— Вы точно не помните, кто организовывал эти экскурсии?

— Я купил билеты в агентстве. Позже я поговорил с симпатичной молодой девушкой, и она все оформила. Потом позвонил мужчина и сказал, что он доставил и приглашения, и билеты и что шесть идеационистов их приняли.

— Как его звали? Как он выглядел?

— Ничего не могу сказать: я никогда его не видел.

Глауен встал, Кеди тоже поднялся на ноги, но несколько медленнее.

— Ну, пока это все, что нам было надо, — сказал Глауен, — Возможно, вы о нас больше никогда не услышите, но это уж решать нашему начальству.

— А оно знает, что вы поехали ко мне?

— Конечно.

— А где находится ваше начальство?

— На станции Араминта.

— Ого! Ну а какие у вас теперь планы?

— Как я вам уже объяснил наша главная задача установить владельцев Огмо Энтерпрайсис. Вы, похоже, нам помогать не намерены, так что нам придется продолжить наши расспросы где-нибудь еще.

— Действительно? И что же подразумевается под «где-нибудь еще»? — спросил сэр Матор, задумчиво держась за подбородок.

— Я не имею права отвечать на такие вопросы.

— Подозреваю, что вы собираетесь поехать к идеационистам и расспросить их о том человеке, который принес им билеты.

— Конечно. Если это может помочь нашему расследованию, то почему же не сделать этого?

— По нескольким причинам, — начал сэр Матор мягким увещевательным голосом, — Во-первых, я не хочу, чтобы его нашли. Во-вторых, я не могу доверять вашей сдержанности, в преддверии Синода, — он поднялся на ноги и повернул голову в сторону сэра Лонаса, — А, Лонас? Разве я не прав? Они не должны сделать этого, не так ли?

— Определенно не должны.

— Джентльмены, — обратился сэр Матор к Глауену и Кеди, — Я с самого начала боялся такого развития событий. Поверьте, я постарался предусмотреть все возможные варианты, я это делал даже тогда, когда мы сидели и разговаривали. И каждый раз я приходил к неутешительным фактам. Лонас, а к каким фактам привели тебя твои размышления?

— К неутешительным.

— Прими в отношении них соответствующие меры, но быстро и тихо, так чтобы не побеспокоить наших друзей. Джентльмены, через мгновение вы отправитесь в землю, которая находится за звездами. Ах, если бы вы только смогли послать сообщение из этой благословенной земли! И все равно, вы будете ошеломлены ее красотами.

Голос сэра Матора был тихим и успокаивающим. Сэр Лонас двинулся вперед, один широкий шаг, другой.

Внезапно Кеди издал хриплый вопль: звук удушающей бешенной ярости. В то время, как сэр Матор застыл от неожиданности, Кеди нанес ему удар своим тяжелым кулаком. Лицо сэра Матора искривилось, глаза закатились так, что остались видны только зрачки. Из его руки выпал маленький металлический предмет: небольшой пистолет. Глауен подобрал оружие, а Кеди повернулся к пораженному сэру Лонасу. Кеди схватился за курчавые волосы сэра Лонаса, нагнул его голову и нанес рубящий удар по шее. Сэр Лонас споткнулся за стул и тяжело упал на спину, дрыгая ногами. Кеди принялся молотить сапогами по строгому симпатичному лицу, но сэр Лонас уронил противника на пол и между ними завязалась борьба. Глауен решительно подошел к ним и всадил сэру Лонасу пулю в затылок.

Кеди задыхаясь поднялся на ноги. Глауен посмотрел в сторону террасы: там никто ничего из происходящего в комнате не услышал.

Кеди уставился на сэра Матора.

— Он мертв, — изумленно сказал он, — Я вскрыл ему череп. У меня руки болят.

— Быстрее, — сказал Глауен, — Нам надо оттащить их вон туда, в боковую комнату.

Они схватили сэра Лонаса за ноги и совместными усилиями спрятали тело. Глауен расправил сбившийся ковер и поставил на ноги опрокинутый стул.

— Пошли.

Они выбежали из дома и быстро забрались в ожидавший их автомобиль.

— Сообщите имя, на которое зарезервирован автомобиль, — сказал механический голос.

— Ты помнишь? — взволнованно посмотрел Кеди на Глауена, — Я совсем забыл. Помню только, что это было что-то странное.

На какое-то ужасное мгновение это имя выскочило и из головы Глауена. Но наконец он выкрикнул:

— Спанчетта!

Автомобиль отвез их обратно в аэропорт Гальциона, где они в ожидании отправления флаера в Пойнсиану провели двадцать беспокойных минут.

Пока они перелетали Мбирлинг, Глауен принялся обдумывать происшедшее. По дороге в имение Борф ни он, ни Кеди не привлекли ничьего внимания; в этом отношении никто не догадается связать их с этими двумя смертями. И в самом деле, патриции скорее свяжут эти смерти с нападением банды санартских террористов. И все же, вчера они назвали имена «мэр Матор» и «сэр Лонас». Кому? Управляющему в туристическом агентстве Флодорик. Как только новость о смерти этих патрициев достигнет его ушей, он, несомненно, возьмет трубку телефона и позвонит в полицию. «Я хочу вам сообщить некоторые сведения, которые могут быть связаны с тем случаем, который вы расследуете». Далее последует разговор на интересную тему, а уже через час Глауен Клаттук и Кеди Вук со станции Араминта на Кадволе будут арестованы. На Нетрайсе патриции отрицают всякие законы и постановления. На причастность арестованных к ИПКЦ просто не обратят внимания.

И тут в голову Глауена пришла другая мысль. Полиция вполне может получить такую же информацию из автомобиля, который они нанимали, чтобы доехать до имения. Они выяснят, что пара подозрительных субъектов скорее всего вылетела в Пойнсиану и, вполне возможно, в аэропорту Пойнсианы их уже ждут. Флаер приземлился в аэропорту, и молодые люди беспрепятственно прошли через терминал. Глауен не заметил никаких признаков полицейской активности. Похоже, Кеди думал о том же. Он тронул Глауена за локоть и сказал:

— Посмотри вон туда.

Глауен глянул туда, куда указал Кеди. На космической площадке аэропорта стояла «Стрела», с которой они высадились всего лишь днем раньше.

— Да, — сказал Глауен, — Твои инстинкты и моя логика пришли к одинаковому заключению.

Без дальнейших рассуждений они проскользнули к космическому терминалу и повернули к билетной стойке.

— Когда отправляется «Стрела»? — спросил Глауен у клерка.

— Примерно через час, сэр.

— И куда он идет на этот раз?

— В Соумджиану на планете Соум.

— Это нам вполне подходит. Билеты еще есть?

— Конечно, сэр, как в первый так и во второй класс.

— Дайте нам две одноместные каюты второго класса.

— Пожалуйста, сэр. Триста сол и предъявите, пожалуйста ваши документы.

Глауен заплатил деньги, они оба предъявили свои документы и получили билеты.

Они отошли от стойки.

— Наш багаж все еще в отеле недовольным голосом сказал Кеди.

— Ты хочешь сходить за ним? — поинтересовался Глауен, — Времени еще вполне достаточно, а тела, вполне возможно, еще не нашли.

— А ты?

— Думаю, что я сразу поднимусь на борт корабля.

Кеди нервно потряс головой.

— Я тоже пойду с тобой.

— Тогда пошли… И еще, — Глауен в нерешительности остановился.

— Ну, что теперь?

— У нас еще есть время позвонить по телефону.

— Это еще зачем? Кому ты собираешься звонить?

— Кому-нибудь из идеационистов. УС. Например, Фоуму. Очень мне хочется узнать кто им принес билеты.

Кеди фыркнул.

— И ты думаешь он скажет это тебе по телефону? Он сам задаст тебе кучу вопросов, а в результате ничего так и не скажет.

— Я еще хотел предупредить его о заговоре, который, как ни крути, все же не совсем честен.

— Я так до конца и не понял смысл этого заговора, — возразил Кеди, — К тому же все эти их разногласия нас ни с какой стороны не касаются.

Глауен тяжело вздохнул.

— В этом я должен с тобой согласиться. На самом деле, чем больше я думаю об этом деле, тем больше соглашаюсь с тобой.

— Тогда пошли на корабль.

4

Звезды, составлявшие Хлыст Мирсеи, были все среднего размера и свечения. Не составляла исключения и Вергаз, розово-белое солнце в небе Соума.

«Стрела» спустилась к Вергаз, потом вышла на орбиту вокруг Соума, подстроилась к его суточному вращению и приземлилась в космопорте Соуджианы. Груз и пассажиры, включая Кеди и Глауена, были выгружены и «Стрела» устремился вдоль хлыста к космопорту Андромеда 6011 IV.

У космического терминала Глауен сразу же поинтересовался маршрутами до Тассадеро, в звездной системе Зонк, расположенной с боку от Хлыста. Он узнал, что этот маршрут обслуживают два небольших корабля: «Камулк», который должен отойти через четыре дня, и «Керснейд», который по расписанию отходит где-то через месяц. К великому неудовольствию Кеди, Глауен заказал билеты на «Камулк».

— И ради чего ты устраиваешь такую спешку? Ты никогда не задумываешься о чужих желаниях. Я тебе говорю, давай не будем торопиться и получим удовольствие от нашей поездки! В Соумджиане особенно хороши сосиски.

Но Глауен вежливо отклонил протесты Кеди.

— На сколько мы знаем, в данном случае время может оказаться критическим фактором. А раз так, то Бодвин Вук не придет в восторг от того, что мы будем здесь прохлаждаться и лакомиться сосисками, особенно за счет Бюро.

— Ба! — проворчал Кеди, — Когда Бодвин Вук поедет куда-нибудь вместе со мной, ему придется научиться также семенить за мной по следам.

— Что-то слабо в это вериться! — рассмеялся Глауен.

Кеди продолжал ворчать и краем глаза наблюдал, как Глауен оформляет резервирование билетов.

Пока они стояли ждали, когда принесут билеты, Кеди вкрадчиво поинтересовался:

— А что будет, если мы не уложимся в четыре дня?

— Об этом мы будем беспокоиться когда придет время.

— Но давай просто предположим.

— Все будет зависеть от прочих обстоятельств.

— Понятно.

Было около полудня. Глауен и Кеди отправились в Соумджиану на подвесной транспортной машине. Они ехали над районом, кишащим промышленными предприятиями и маленькими мастерскими, сделанными из стеклопены и раскрашенными в бледно голубой, водянисто зеленый, розовый, или бледно лимонный цвета. Вправо и влево от города простирались бескрайние равнины, нарушаемые только рядами стройных темных деревьев, обозначавших направления главных проспектов.

По геологическим понятиям Соум был старым миром. Горы давно стерлись и превратились в гряды холмов, многочисленные маленькие речушки лениво пересекали равнины, семь морей знали только вялые штормы.

Соумианцы, так же как и их мир, обладали мягким ровным характером. Одна из социологических школ, ставившая во главу угла сложившиеся обстоятельства, уверяла, что психика соумианцев сложилась под влиянием мирного окружения. Другая группа, выдвинула теорию «полного мистицизма и тотальной бессмыслицы». Они указывали на то, что в течении несколько столетий на Соум иммигрировали сотни всевозможных рас, каждая из них впитывала в себя обычаи других и таким образом воспитывала в себе терпимость и способность к компромиссам. Мужчины и женщины обладали равным статусом и старались одеваться одинаково; не существовало никакой тайны и мистики вокруг сексуальности. Таким образом, здесь не было ни сексуальных преступлений, ни диких припадков ярости, в то время как романтические приключения не вызывали ничего, кроме, разве что, поверхностных размышлений, до тех пор, конечно, пока кто-то не позволял себе нечто вроде тура «Высшего наслаждения», от Огмо Энтерпрайсис.

Прибыв в центр Соумджианы, Глауен и Кеди сняли себе номера в гостинице «Путник», стоящей на Октакле — восьмиугольной площади в самом центре города.

Кеди казался каким-то беспокойным и, скорее всего, был не в духе. Глауен решил потратить время и детально объяснить ему свой план.

— У нас с тобой есть список туристических агентств, которые использовали соумианцы, посетившие остров Турбен. Мы обойдем эти агентства и попробуем выявить их связь с Огмо Энтерпрайсис. Возможно мы сумеем получить адрес или банковский счет этой организации, а может быть имя и личность владельца или кого-то из служащих.

— Возможно.

— Если мы шустро возьмемся за работу, то вполне можем управиться за четыре дня, после чего, если понадобится, а я надеюсь, что нет, мы сможем отправиться на Тассадеро.

Но Кеди все равно такое расписание не удовлетворило.

— Нам за четыре дня не уложиться. Из всех мест, где выступала труппа, это было нашим любимым. Всем нравились сосиски из небольших грилей, разбросанных здесь повсюду. Ты их увидишь по всему городу, а особенно на самом Октакле. В одном из таких грилей сосиски были особенно вкусными, и я намерен найти его. Флорест никогда не позволял нам брать более двух сосисок сразу, мы считали, что из-за свое жадности и вредности. А двумя сосисками можно только раздразнить человека и только. Я собираюсь найти самый лучший и мой самый любимы гриль. Это может занять больше, чем четыре дня. А если и так, то что с того? По крайней мере я смогу наесться этих чудных сосисок.

Глауен на некоторое время потерял дар речи.

— Кеди, ты меня слышишь? — сделал он новую попытку.

— Ну конечно слышу.

— Мы здесь вовсе не для того, чтобы искать сосиски. Даже если это не сосиски, а нектар небесный, амброзия и розовое масло вместе взятые. Если уж ты должен найти сосиски, то ищи их, но я к тебе не присоединюсь.

— Это не разумно! Мы должны оставаться вместе!

— Мне это кажется вполне разумным. Ты ешь чудесные сосиски, а я выслеживаю Огмо Энтерпрайсис, и все довольны и счастливы.

— Ба! Но ведь четыре дня — это совсем недостаточно.

— Для меня или для тебя?

— Для меня. Я не хочу носиться как сумасшедший от одного гриля к другому, держа в обоих руках сосиски.

— Очень хорошо. Оставайся столько, сколько тебе надо.

— Да? А ты?

— Как только я закончу здесь расследование, я уеду.

Розовое лицо Кеди помрачнело.

— Это не очень-то приятная перспектива.

Вопреки своим лучшим намерениям, Глауен начал злиться.

— Ха! Придумал тоже: сосисочные поиски. Я не могу это серьезно воспринимать. Ты что, совсем забыл зачем мы сюда приехали?

— Я прекрасно помню, — кисло улыбнулся Кеди, — Но меня это больше не интересует. Какая в этом разница? Все это уже прошлое. А сейчас — это сейчас, Сейчас — это тогда, когда я жив.

— На тебя даже сердиться бессмысленно, — вздохнул Глауен, — Пошли, пора подкрепиться; ешь, если хочешь сосиски, это все же безобидное пристрастие. Пойдем, подумаем о наших делах; я тоже вообще-то люблю сосиски.

По всему Октаклу маленькие сосисочные грили распространяли легкий аппетитный аромат. Кеди настоял на том чтобы купить и попробовать по две сосиски в каждом из четырех ближайших грилей. Сняв пробу, он говорил: «Очень вкусно, но это не те сосиски, которые я ищу» или «Немного переборщили с перцем, как ты считаешь?» или «Очень вкусные сосиски, но все же чего-то в них не хватает. Давай попробуем вон там, это вполне возможно именно то, что я искал».

В каждом месте Кеди пробовал сосиски с чувством и расстановкой, он откусывал маленькие кусочки и тщательно их пережевывал, в то время, как Глауен следил за ним с удивлением и раздражением. Кеди, очевидно, надеялся разрушить планы Глауена, и откровенно тянул время. Но пока Кеди наслаждался сосисками, Глауен изучал по карте расположение нужных ему туристических агентств. Почти все они располагались или на Октакле, или где-то поблизости от него. Когда Кеди направился к пятому грилю, Глауен указал на одно из туристических агентств, расположенное в нескольких шагах от них.

— Обеденный перерыв закончен. Я буду вон там; а ты можешь продолжать есть сосиски или возвращаться в отель, это уж на твое усмотрение.

— Я еще не поел, — рассердился Кеди.

— Очень плохо. Нас ждет работа.

Кеди отвернулся от сосисочного гриля, к которому направлялся, и последовал за Глауеном.

Так прошла вся вторая половина первого дня, весь второй день и утро третьего; Кеди старался терять понапрасну как можно больше времени, а Глауен был хмур, и как обнаружил, находил бессмысленное удовольствие в разрушении коварных планов Кеди. За это время Глауен посетил все туристические агентства, значащиеся в его списке. Результат каждого посещения был примерно одним и тем же. Каждое агентство имело дело с симпатичной молодой женщиной, одетой в костюм внешнего мира. По мнению соумианцев, ее отличительной чертой была неотразимая женственность, воспоминание о которой вызывало мечтательную улыбку на лицах мужчин и ехидное фырканье женщин. По описанию дама была среднего роста, с великолепной фигурой и с волосами, которые называли и темно-коричневыми, и каштановыми, и рыжими, и светлыми, и серебристо-седыми, очевидно, их цвет она подбирала к своему костюму. Дальнейшие описания были примерно следующими: «экзотика внешнего мира», «фигуристая», «ветреная», «что надо: бюст, бедра и ресницы», «несколько развязная», «высшей пробы, вы понимаете, что я хочу сказать». Или: «Таинственная! Я спросил как ее зовут и она ответила, что ее имя означает „О“ в названии „Огмо“. Я вас спрашиваю, разве в этом есть какой-то смысл?», или «Я сразу раскусил ее: проказница». Или: «Она вошла как актриса, одни позы». Или: «Я спросил ее где проводятся туры „Высшего наслаждения“; она сказала, что на Кадволе, Тогда я спросил все ли девушки на Кадволе так же хороши, на что она ответила, что для нее это слишком старомодный мир».

В каждом из агентств Глауен интересовался и организацией финансовой стороны дела:

— Когда вы продавали билеты на туры «Высшего наслаждения», вы получали деньги. Куда они девались? Их так же забирала молодая леди?

В каждом агентстве он получал одни и те же ответы:

— Мы переводили деньги в банк Мирсеи, на счет Огмо. Таковы были наши инструкции.

— А не сталкивались ли вы с этой женщиной при каких-нибудь других обстоятельствах?

— Нет, сэр.

— Вы не знаете, где находится контора «Огмо Энтерпрайсис»?

— Понятия не имею, сэр.

Глауен не мог отделаться от чувства разочарования. Самая многообещающая нить расследования вела в никуда. Все что он узнал, так это то, что существует молодая привлекательная женщина, которая появляется и исчезает, не оставляя после себя никакого следа.

Кеди, как обычно, обедал сосисками и, как обычно, пытался растянуть время. Глауен, не обращая внимания на его протесты, направился к Банку Мирсеи, которым по случайному совпадению руководил Ольвари Ирлинг, до сих пор находящийся под арестом на станции Араминта.

В банке Глауену пришлось спорить, угрожать, махать своим документами перед четырьмя разными чиновниками, каждый из которых стоял в банковской иерархии на ступеньку выше предыдущего, пока он, наконец, не добрался до человека, который был согласен предоставить некоторую информацию. Кеди все это время сидел в фойе и внимательно наблюдал за каждым шагом Глауена, очевидно опасаясь, что в какой-то момент тот попробует от него ускользнуть.

Менеджер банка внимательно выслушал просьбу Глауена, после чего покачал головой.

— Я не могу вам ничем помочь. У Огмо Энтерпрайсис закрытый счет. Деньги туда может положить любой, а потом, с нашей точки зрения, они просто исчезают. Снять деньги с этого счета можно только используя соответствующий код. Сам счет засекречен и анонимен; для вас это все равно, что он вообще не существует.

— И вы не можете его вычислить, даже если бы и захотели сделать это?

— Какой-нибудь гений в области вычислительной техники мог бы вскрыть этот счет, положа на него какую-нибудь сумму и проследив ее движение по действиям компьютера. Он мог бы и вычислить код, хотя в этом я не совсем уверен. Но определить владельца счета не смог бы и он.

— А если бы Ольвари Ирлинг приказал бы вам сделать это не взирая ни на какие расходы?

Менеджер внимательно посмотрел на Глауена взглядом, в котором смешались расчетливость и любопытство.

— Как-то вы слишком легко ссылаетесь на это имя, — с недоверчивостью заметил менеджер.

— А что в этом такого? На данный момент он гостит на станции Араминта. Мне достаточно высказать предположение и он тут же уволит вас с вашего поста.

— Правда? У вас на него большое влияние. Интересно. Пожалуйста, попросите его повысить меня в должности до первого исполнительного директора, с соответствующим повышением зарплаты.

— Я вполне могу это сделать, если вы снабдите меня необходимой информацией.

Менеджер с грустью покачал головой.

— В данном вопросе я ничего не могу сделать. И дело даже не в банковских правилах. Код известен только владельцу счета. Его имени нет ни в каких банковских документах.

Глауен с бредущим по пятам Кеди вышел из банка. Когда они вернулись в гостиницу «Путник», настроение у Глауена было очень мрачное.

В фойе гостиницы Глауен рухнул на стул, а Кеди встал рядом и с загадочной улыбкой.

— Ну и что теперь?

— Я бы тоже хотел это знать.

— Ты не хочешь никого больше опросить?

— А кого еще? О чем мне спрашивать?

— Здесь много чего можно узнать, — равнодушно пожал плечами Кеди, — Соум большой мир.

— Дай мне подумать над нашим положением.

— Подумай, — согласился Кеди и пошел к доске объявлений. Вдруг он издал радостный клич и в припрыжку бросился через все фойе обратно к Глауену, — Мы не можем уезжать с Соума! Сейчас просто невозможно уехать!

— Что еще такое?

— Посмотри на афишу!

Без всякого интереса Глауен подошел к доске объявлений и обнаружил на ней следующий плакат, напечатанный веселыми разноцветными буквами:

Известный импресарио

Мастер Флорест

Вместе со своей талантливой труппой

Бродяги Хлыста

Снова на Соуме

Рекомендуем заблаговременно приобретать билеты.

— Они задержатся здесь на месяц, а то и более, — заметил Глауен, — Мы уезжаем завтра.

— Завтра? — в шоке воскликнул Кеди, — Я не собираюсь уезжать завтра!

— Оставайся здесь сколько хочешь, — согласился Глауен, — только не надоедай мне больше своими дурацкими жалобами.

— Советую тебе следить за своим языком! — На лице Кеди вздулись желваки и он не мигая уставился на Глауена. — Ты не с мальчиком разговариваешь!

— Извини, — вздохнул Глауен, — Я не хотел тебя обидеть.

Кеди с подчеркнутым достоинством кивнул.

— У меня есть предложение.

— Если оно не касается ни сосисок, ни труппы, то я готов выслушать.

— Все это расследование ерунда на постном масле. Я это предполагал с самого начала. Я думаю, что нам надо недельку-другую провести здесь, на Соуме, занимаясь определенными делами, а затем взять билет обратно на Кадвол.

— Поступай, как хочешь, — ответил Глауен, — Я обязан сделать все, что в моих силах, чтобы закончить это расследование. А это значит, что завтра я вылетаю на Тассадеро.

Кеди поджал губы и посмотрел в другой конец фойе.

— Долг это очень хорошо, когда он относится к чему-то необходимому. А в данном случае ты говоришь о дурацком, никому не нужном долге.

— Это уж не тебе решать.

— Нет уж, это именно мне и решать! Кому мне еще можно довериться в данном случае? Тебе? Бодвину Вуку? Арлесу? Все вы, конечно, заслуживаете уважения, но я — это я! Если я считаю, что какой-то «долг» бесполезен, то я не собираюсь утруждать. Это идиотизм болтаться не имея перед собой определенной цели. Мое достоинство не позволяет мне делать из себя дурака. Так было и так будет всегда!

— Все это очень хорошо, — кратко ответил Глауен, — Принимай любые решения, какие только тебе по душе, но не надо впутывать в это меня. Завтра я вылетаю отсюда на «Камулке». Хочешь, поезжай со мной, хочешь, оставайся здесь.

5

Звезда Зонк, это голубой карлик со слабым свечением, который незаметно движется в просвете с краю от Хлыста, сопровождаемый притулившейся к нему единственной планетой Тассадеро.

Тассадеро населяют три расы: зубениты численностью около ста тысячи человек, проживают в стране Лативлер, племена кочевников, которые по численности в два раза меньше зубенитов, скитаются по Великим степям и Отдаленным регионам и три миллиона обитателей страны Фексель. Эти три народа сохраняют свои особенности и благодаря им в Планетарном Указателе появилась следующая волнующая запись:

«Расы Тассадеро социально и психологически, а может даже и генетически, не совместимы. Каждая испытывает отвращение к двум другим, и скрещиваются они между собой так же часто, как колибри, камбала и верблюд».

Фексель относятся к обычным расам Гаеана, поэтому туристы, посещающие планету, видят в них меньше всего необычного. Разве что фексель чересчур ревностно стараются поддерживать изысканный стиль жизни. Некоторые наблюдатели могут посчитать их интерес к нововведениям и чрезмерным.

С точки зрения фексель, зубениты выглядят религиозными фанатиками неизвестного происхождения с отталкивающим поведением, в то время, как кочевники — обычные варвары. В свою очередь кочевники презирают «белоручек-щеголей, интеллектуалов и пижонов» из страны Фексель. Кочевники уверяют, что они ведут свою родословную от пиратов, которые в давние времена делали из Тассадеро свои набеги. Заб Зонк был королем пиратов и его могила, которая так и не найдена, говорят, содержит несметные сокровища. Каждый год тысячи «зонкеров» из внешнего мира проводят недели и месяцы в степях и в Отдаленных регионах, надеясь найти эту мифическую могилу. Надо заметить, что зонкеры сами приносят сюда собственные сокровища в виде твердой валюты.

Уставшим и соскучившимся туристам можно порекомендовать еще несколько развлечений. Они могут съездить посмотреть на «реки багрового ила» или насладиться зимними видами спорта на горе Эсперанс. Это умерший вулкан высотой в три тысячи метров, со склонами, на которых созданы лыжные трассы длиной в тридцать километров».

Глауен, сидящий в салоне «Камулка», отложил в сторону «Планетарный указатель». Кеди стоял у обзорного иллюминатора и мрачно наблюдал за звездами Хлыста.

Последняя попытка Глауена завести с Кеди разговор привела только к односложным ответам; поэтому он решил не интересоваться его мнением о фексель и их столице Фексельбурге, а взял красиво изданную книжку озаглавленную «Туристический путеводитель по Тассадеро», официальное издание туристическо-информационного агентства Фекселя. Во вступлении в красочных деталях описывались сокровища Зонка. Текст гласил: «Власти гарантируют что тот, кто найдет этот бесценный клад получит во владение его полную стоимость; с него не будут взиматься ни налоги, ни пошлина, ни другие специальные поборы».

Кеди отвернулся от иллюминатора.

— Послушай, — предложил ему Глауен.

Он вслух прочитал абзац из, путеводителя. Пока он читал, Кеди снова повернулся к окну.

— Ну, что ты об этом думаешь? — спросил Глауен.

— Очень щедро и благородно со стороны властей… Я ничего не думаю.

— Здесь так же сказано: «Мы не советуем покупать карты, на которых указано точное местонахождение клада. Даже удивительно, как много продается подобных карт! Если вам предложат карту, в первую очередь спросите продавца: „Почему бы тебе, вместо того чтобы продавать карту, не пойти туда самому и не забрать себе все сокровища?“ Продавец, конечно, будет готов к такому ответу, но не зависимо от того, чтобы вам он ни ответил, не покупайте карту, так как это несомненно поделка».

— Ха! — сказал Кеди, — Арлес купил такую карту у старика, который уверял, что он уже умирает и хочет чтобы такой молодой и симпатичный парень, как Арлес, получил удовольствие от сокровища. Для Арлеса это звучало вполне убедительно, но Флорест не позволил ему отправиться в Северные степи, чтобы забрать сокровища.

— Звучит не совсем справедливо. Арлес нашел бы этим сокровищам достойное применение. Он, может быть, даже купил бы космическую яхту для Дерзких львов.

— Это и было его первоначальным намерением.

Глауен снова углубился в туристический путеводитель. Он выяснил, что «реки багрового ила» это колонии медуз, которые ползут по степи колонной в сотню метров длиной и в тридцать шириной. Согласно туристическому путеводителю это великолепное зрелище не оставит равнодушными даже самых пресыщенных туристов. «Этот удивительный феномен знаменит уже чудом своего существования! Он приводит нас в восторженную дрожь своей мистической красотой! Но и здесь опять же не обойдется без предупреждения! Не все так великолепно. Эти огромные черви испускают едкий запах. Щепетильным людям мы советуем наблюдать это зрелище с подветренной стороны». [3]

Дальнейшее чтение Глауена подвело его к главе озаглавленной: «Заб Зонк в песнях и истории», в которой была приведена хронология подвигов Зонка и подсчитывалась примерная величина его сокровищ.

«Мог ли кто с ним сравниться? Решайте сами, воспользовавшись образцами его мировоззрения. Вот вам его любимый тост:

«Я воспеваю славу Зонка, Высокого, Полного и Могущественного императора Пространства, Жизни и Смерти, Нынешнего и Прошедшего, Того и Этого, всего Известного и Неизвестного, Вселенной и ее Окрестностей! Слава Зонку! Так будет всегда! Выпьем!»

Когда Зонк подписывался он был более скромен и его подпись была на удивление коротка: «ЗОНК: Первый и последний сверхчеловек».

Из неизвестного, но довольно древнего источника до нас дошел следующий апостроф:

«ЗОНК: Воплощение Феба, Олицетворение все мелодичной красоты. Тот, кто разделял Уискебаух и создал Семь Сигналов Любви!»

Когда с подобными высказываниями спорят, правда должна защитить себя, но не извинениями или сожалениями, а созданием еще более красивых легенд».

Кеди отвернулся от иллюминатора и уселся на стул, вытянув ноги, закинув голову назад и уставившись в потолок. Глауен отложил в сторону книгу.

— А каково твое мнение о Фексельбурге?

— Фексельбург не так уж и плох, — заговорил Кеди монотонным голосом, — А вот сельские районы на самом деле просто тихий ужас. «Реки ила» издают ужасную вонь. Пища мне нигде не понравилась. В городах они сдабривают все блюда странными приправами и овощами, я не думаю, что им и самим-то это нравится, но они это едят, так как это с их точки зрения изысканно. Никто не знает чего от них можно ожидать и не знаешь что делать, когда они придумают что-нибудь новенькое, — Кеди угрюмо хмыкнул, — Фермеры едят хорошо, но Флорест испортил нам всю поездку. Вот тогда-то я и увидел «багровы ил».

— А что такого сделал Флорест?

— Один фермер пригласил нас на свое ранчо и по-королевски накормил нас. Его жена и дети хотели, чтобы мы сыграли для них один или два акта, что мы были готовы сделать, но Флорест, старый скряга, потребовал платы. Фермер только посмеялся и отправил нас обратно в Фексельбург. Все ужасно разозлились на Флореста. Я тогда был готов уйти из труппы немедленно и там же, — Кеди печально усмехнулся, — теперь, я бы хотел остаться у него. Никаких тебе ни тревог, ни страхов! Все знают, что им делать. Иногда, когда Флорест отворачивался, мы проникали к девушкам и играли с ними. Некоторые из них были по-настоящему красивы! Что за веселые времена!

— А вы когда-нибудь выступали в стране Лативлер?

— В стране Лативлер? — нахмурился Кеди, — Это что, у зубенитов? Мы к ним никогда и близко не подходили. Они такие вольности не одобряют, если, конечно, они не бесплатны.

— Странно, — заметил Глауен, — И что их тогда заинтересовало на острове Турбен?

Ответа он не дождался.

В соответствии с расписанием «Камулк» приземлился в космопорте Фексельбурга. Глауен и Кеди высадились и быстренько прошли через все формальности у чиновника, одетого в изящную красную с белым форму.

Чиновник за соседней стойкой несколько раз перевел критический взгляд с одежд Глауена и Кеди на их документы, после чего спросил с вежливой недоверчивостью:

— Вы офицеры полиции Кадвола?

— Так точно, — ответил Глауен, — К тому же мы сотрудничаем с ИПКЦ.

Это не произвело на чиновника никакого впечатления.

— Это для нас не так уж много значит. Мы здесь, в Фексельбурге, не очень-то жалуем ИПКЦ.

— Отчего же?

— Скажем так: у нас несколько другие приоритеты. Они слишком придерживаются правил и лишены всякой гибкости. Но с практической стороны, мы считаем их довольно полезными.

— Очень странно. Обычно ИПКЦ имеет хорошую репутацию.

— Но только не в Фексельбурге. Парти Плок — наш адъютант, или прокурор, или тройной командующий, и настоящий ревностный защитник. Мы здесь должны быть готовы ко всему: все таки большая часть Тассадеро дикие степи! Фексельбург — оплот, а правила в руках дьявола. Если Тройной командир Парти Плок и его ребятки оплошают, то нам никто уж не поможет. Каждой вещи свое место.

— Вполне разумно. Я бы хотел встретиться с этим воинственным Плоком.

Чиновник недовольно посмотрел на одежды Глауена.

— Если вы явитесь туда в таких одеждах, вас выкинут за дверь да еще и вдогонку назовут клоуном.

— А! — воскликнул Глауен, — Я наконец-то понял причину вашего недовольства. У нас потерялся багаж и мы еще не успели заменить потерю.

— Чем быстрее вы это сделаете, тем лучше! Полагаю, что вы отдадите себя в руки способного портного. В каком отеле вы собираетесь остановиться?

— Мы еще не выбрали.

— Позвольте мне посоветовать Ламбервой, который предлагает и полный престиж и высокий уровень. В Фексельбурге мы ультрасовременны во всех отношениях и вы там не встретите никакой безвкусицы или пошлости.

— Довольно убедительно.

— Но помните, всему свое место! Прежде чем идти в Ламбервой оденьтесь достойным образом. «Последний крик» находится как раз напротив Ламбервоя, зайдите туда и они придадут вам приличный вид.

— Какой транспорт наиболее подходит для этого?

— Как только выйдете из терминала, садитесь на трамвай. Сначала вы проедете героическую статую «Заб Зонк убивает Дирди Панджеон». Сойдите на следующей остановке: справа от вас будет Ламбервой, а слева — «Последний крик». Все понятно?

— Все совершенно ясно. И мы благодарим вас за совет.

Они вышли из терминала, сели на трамвай, сверкающий стеклом и черным металлом, и тот быстро доставил их в центр Фексельбурга. Было позднее утро; Зонк — большой бледный диск, уже поднялся высоко в небо. Справа и слева раскинулись окраины Фексельбурга: ряды маленьких бунгало, каждый из которых, чтобы отличаться от соседей, был отмечен каким-нибудь новым украшением. Стройные черные местные деревья под названием фрук обрамляли бульвары.

Трамвай свернул на главную магистраль, которая вела в самое сердце Фексельбурга. Мимо на большой скорости проносились частные автомобили. Все они были раскрашены в яркие цвета, а на многих трепыхались эмблемы автомобильных клубов, к которым принадлежали владельцы. В каждом автомобиле наверху на панели управления находился ряд кнопок, с помощью которых водитель во время движения мог наигрывать мелодию в соответствии со своим настроением. Мелодии звучали достаточно громко так что пассажиры других автомобилей или случайные прохожие тоже могли наслаждаться звуками музыки.

По крайней мере, подумал Глауен, город Фексельбург полон энергии.

Кеди был все еще недоволен. Интересно, задумался Глауен, он все еще дуется, что мы покинули Соумджиану до того как он нашел свой любимый гриль с сосисками? Иди, может быть, ему просто не нравится Тассадеро.

Трамвай проехал мимо огромной статуи, запечатлевшей Заба Зонка, разрезающего на куски неверную любовницу. Глауен и Кеди вылезли на следующей остановке и оказались на площади, как раз напротив отеля Ламбервой, который, как и большинство прочих учреждений Фексельбурга, объявлял о своем присутствии большой разукрашенной вывеской. Кеди с радостью первооткрывателя указал на вывеску.

— Вот он! Ламбервой! Флорест обычно вез нас в гостиницу «Щепочки», где останавливаются кочевники.

— Флорест, вероятно, считал себя и свою труппу тоже кочевниками.

— Брось! — строго сказал Кеди, — Сейчас не время для шуток.

— Тысяча извинений!

Глауен и Кеди пересекли бульвар. Им пришлось сделать это перебежками, уклоняясь от проносившихся мимо автомобилей, которые совершенно не обращали внимания на прохожих. Из каждого автомобиля доносилась веселенькая мелодия, которую наигрывал водитель.

Тут же, на площади они обнаружили яркую подвижную вывеску, которая гласила «Мужской салон „Последний крик“». На вывеске был изображен мужчина в поношенном костюме, которые входил в дверь и тут же выходил оттуда в щеголеватом облачении. Он входил снова и выходил уже в новом костюме.

Кеди внезапно остановился.

— Куда ты направился? Отель вон там!

— Ты что, не помнишь, что нам сказал клерк в космопорте? — удивился Глауен.

Кеди надулся. Он надеялся сразу же попасть в Ламбервой, принять теплую ванну, а потом часок-другой вздремнуть.

— Мы могли бы купить одежду и потом.

Глауен не обратил на его замечание никакого внимания и продолжил свой путь к «Последнему крику», оставив Кеди стоящим и грустно смотрящим на Ламбервой. Внезапно Кеди обнаружил отсутствие Глауена. Он удивленно вскрикнул и в ярости пустился вдогонку.

— Мог бы что-нибудь и сказать, прежде чем так нахально удаляться.

— Извини, — пожал плечами Глауен, — Я думал, ты меня слышал.

Кеди только что-то нечленораздельно проворчал. Они вошли в салон. Им навстречу тут же вышел менеджер, который был не намного старше их самих. Он остановился, уставился на их одежды, затем заговорил с подчеркнутой презрительной вежливостью.

— Господа? Что бы вы хотели?

— Мы бы хотели одну-две смены костюмов, — сказал Глауен, — не надо ничего слишком экстравагантного: мы здесь пробудем очень недолго.

— Я могу подобрать вам соответствующие костюмы. Размер какой категории вы собираетесь занять?

Глауен озадачено покачал головой.

— Я раньше не сталкивался с такими терминами.

— Это местная манера спрашивать о том, джентльмен человек или пария, — коротко ответил Кеди.

Менеджер сделал вежливый жест.

— Как вижу, вы прибыли из внешнего мира.

— Именно так.

— В таком случае: каков ваш жизненный путь? Очень важно, чтобы ваши одежды отражали ваши социальные перспективы. Это основа швейной индустрии.

— А так не ясно? — заносчиво поинтересовался Глауен, — Я — Клаттук, а мой друг — Вук. Это должно с лихвой ответить на все ваши вопросы.

— Полагаю, мне все ясно, — поспешно заверил менеджер, — Тогда давайте перейдем к выбору. Будучи джентльменами, вы, конечно, хотите одеться как джентльмены и не собираетесь ни идти на какие-то компромиссы или ложную экономию. Дайте подумать. Как минимум, вам надо два, а лучше три, утренних костюма: обычный, деловой и официальный. Далее, подходящий костюм для формальных приемов. Спортивный костюм для послеобеденного отдыха, который можно будет использовать и для поездки на автомобиле, хотя в этом случае предпочтительно иметь на костюме законные и полные водительские регалии. Костюм для того, чтобы в послеобеденное время очаровывать милых дам то, что мы называем «бледно-серый ловец птичек». Два костюма для вечерних событий: формальный и неформальный. И все это с соответствующими аксессуарами, а так же набор шляп, скажем, по крайней мере две дюжины.

Глауен остановил его жестом руки.

— И все это для недельного пребывания?

— Наши изделия славятся по всей Сфере Гаеана, особенно при нынешней моде, которая довольно своеобразна.

— Будем реалистами, — сказал Глауен, — Дайте нам каждому по повседневному костюму, который позволит нам попасть в Ламбервой, и еще один или два универсальных костюма. Больше нам ничего не надо.

— Джентльмены, — воскликнул менеджер голосом, в котором дрожали нотки отчаяния, — я сделаю все, как вы просите, но примите во внимание мой личный опыт. Я уважаю свое тело и лелею его, как оно того заслуживает. Я обмываю его дождевой водой с мылом из перламутрового масла, затем освежаю лосьоном «Кульмура», с оттеночным красителем для волос. Затем я одеваю самое свежее из свежего белья и подбираю соответствующие одежды. Я забочусь о своем теле, и оно в ответ заботится обо мне.

— Все это очень приятно, — согласился Глауен, — Но мое тело менее требовательно, а тело Кеди вообще неразборчиво. Дайте нам одежды, которые я попросил, и постарайтесь подобрать не слишком дорогие модели, и тогда у нас и тело и душа будут счастливы.

Менеджер презрительно фыркнул.

— Я наконец-то понял ваши потребности. Ну что же, я сделаю все, что в моих силах.

Облачившись в новые одежды, Глауен и Кеди уверенно направились в отель Ламбервой, где не встретили никаких трудностей ни с портье, ни со старшим регистратором. Им отвели две комнаты, расположенные высоко в центральной башне и выходящий на площадь. Когда они поднимались в лифте, Кеди объявил о своем намерении сначала принять ванну, а потом поспать.

— Что? — воскликнул Глауен, — Еще два часа до полудня!

— Я устал. Отдых нам с тобой не повредит.

— Может быть, тебе и не повредит. Но мне это не подходит.

— И что же ты тогда предлагаешь? — в отчаянии захныкал Кеди.

— Ты можешь поступать, как хочешь, а я пойду в ресторан и подкреплюсь.

— И оставишь меня в одиночестве голодным?

— Если ты будешь спать, то не почувствуешь голода.

— Конечно замечу, это не зависит от того сплю я или бодрствую. Ага! Опять ты настаиваешь на своем. Мои пожелания, что, вообще ничего не значат?

— Ты и сам прекрасно знаешь ответ на этот вопрос! — устало усмехнулся Глауен, — Нас послали сюда провести расследование, а не отсыпаться. А ты должен бы быть голоден не меньше меня.

— Предупреждаю, пища здесь очень странная, — проворчал Кеди, — Подадут червей и перья в соусе из рубленного гангари, а сбоку навалят имбиря и мускуса. Они везде суют имбирь. Здесь, на Тассадеро, такая мода.

— Хорошо, буду настороже.

Они вместе спустились в ресторан. Повсюду были расклеены рекламы и плакаты объявляющие о новых блюдах, но Глауен, в конце концов, заказал обед из раздела «Традиционная и диетическая кухня для престарелых и больных», который вполне удовлетворял их вкусам.

Во время еды Кеди снова предложил основательно расслабиться после обеда.

— У меня другие планы, — возразил Глауен.

— И, несомненно, связанные с этим бессмысленным расследованием?

— Я вовсе не считаю его бессмысленным.

— А что собираешься выяснить? Туристические агентства опять пропоют тебе ту же самую песню. Просто красиво поболтаете.

— Мы не можем быть в этом уверенными, пока не зададим им свои вопросы.

— Я сыт по горло этими туристическими агентствами, — продолжал ворчать Кеди, — продадут баранки и еще запросят вдвойне с учетом стоимости дырки.

— Во всяком случае, нам надо опросить зубенитов, который ездили на остров Турбен. Список их имен у нас есть.

— Ну, и ничего все равно не узнаешь. С чего они должны тебе что-то говорить?

— Хотя бы потому, что мы очень вежливо их об этом попросим.

— Хо-хо! Более пустых слов мне не приходилось слышать. Если люди начинают прилагать к чему-нибудь усилия, то в результате получают только раздражение, — Кеди горько покачал головой, — Почему все так? Я никак не могу получить ответы на свои вопросы. Вот на самом деле, почему я еще живой?

— В данном случае, по крайней мере, ответ очевиден, — заметил Глауен, — Потому что ты еще не мертвый.

Кеди подозрительно уставился на Глауена.

— Твое замечание намного более проницательно, чем ты думаешь. На самом деле, я не могу себе представить никакого другого состояния, и это очень убедительный довод в пользу бессмертия.

— Может оно и так, — кивнул Глауен, — Но лично я легко могу представить и другое состояние. Например: ты — мертв, а я — жив. Ну как, твой довод в пользу бессмертия пошатнулся?

— Ничего-то ты не понял, — вздохнул Кеди, — Но в одном, по крайней мере, можно быть уверенным: зубениты ничего тебе не скажут, если посчитают, что это может навлечь на них неприятности. К стати, о неприятностях, ты не заметил вон тех двух мужчин за тем столом?

Глауен взглянул в указанном направлении.

— Ну, теперь заметил.

— Подозреваю, что это полицейские детективы, и они за нами следят. Не люблю я такие вещи. Это меня нервирует.

— У тебя, должно быть, совесть не чиста.

Лицо Кеди стало еще более розовым, чем обычно. Он развернулся в сторону зала и мрачно уставился в стенку.

— Это была шутка, — попробовал успокоить его Глауен, — Просто шутка, но ты, почему-то не рассмеялся.

— Это не смешно, — продолжал дуться Кеди.

А ведь на самом деле, подумал Глауен, он не очень-то меня любит. Он вздохнул.

— Как бы было хорошо поскорее вернуться домой!

Кеди ничего не ответил. Глауен посмотрел в сторону двух мужчин, которые вполне могли быть полицейскими детективами, но вполне могли быть и обычными посетителями. Оба были среднего возраста и очень похожи: коренастые, с темными волосами, тяжелыми подбородками, с умными проницательными глазами. На них были костюмы, которые менеджер из «Последнего крика» определил бы как «универсальный полу-формальный деловой костюм, служащего среднего класса».

— Думаю, что ты прав, — сказал Глауен, — Мне они тоже кажутся полицейскими офицерами. Но нам это безразлично.

— Но они за нами следят!

— Ну и пусть следят! Нам нечего скрывать.

— Полиция Фексельбурга почти истерична в своих подозрениях. Если ты не турист, который швыряется деньгами, ты у них на прицеле. Флорест очень аккуратно обращался с ними. Было бы разумно попросить их о сотрудничестве.

— И в этом ты, скорее всего, прав.

Когда они выходили из обеденного зала, мужчины тоже поднялись из-за стола и последовали за ними. В фойе они подошли к Глауену и Кеди.

— Капитан Клаттук? Сержант Вук? — спросил один из них.

— Именно так, сэр.

— Мы Инспекторы Барч и Танаквил из полиции Фексельбурга. Мы бы хотели с вами немного поговорить.

— Когда вам угодно.

— Лучше всего сейчас. Пройдемте вон туда, пожалуйста.

Все четверо уселись в тихом уголке фойе.

— Надеюсь, что мы не нарушили ваших законов, — начал Глауен, — мы были абсолютно уверены, что наши костюмы вполне подходят для обеда в ресторане Ламбервоя.

— Вполне подходят, — заверил их Барч, — На самом деле, мы подошли к вам из чистого любопытства. Просто интересно, что может делать полиция Кадвола у нас, на Тассадеро. Мы так и не сумели найти этому подходящего объяснения. Может вы посвятите нас в свои планы.

— Мы это и собирались сделать, — сказал Глауен, — Но, как вы, должно быть, знаете, мы еще только что прибыли, и не видели причин для спешки.

— Конечно, конечно, — заверил их Барч, — У нас с Танаквилом просто выдалось свободное время, и мы решили воспользоваться случаем. Как я понимаю, вы здесь по официальному делу?

Глауен кивнул.

— Все может оказаться очень просто, а может — и наоборот, все зависит от обстоятельств. Надеюсь, если возникнет необходимость, мы можем рассчитывать на ваше сотрудничество?

— В этом можете не сомневаться. Так в чем именно заключается ваше дело?

— Мы расследуем целую серию преступлений, которые были совершены на одном из наших океанических островов с участием представителей внешнего мира. Эти группы набирались в разных мирах Хлыста, в том числе и Тассадеро.

— Очень необычно! Танаквил, ты когда-нибудь перестанешь удивляться изобретательности преступников?

— Могу тебя заверить, что этого, пожалуй, никогда не произойдет.

Барч снова повернулся к Глауену.

— И кто же эти тассадерийские соучастники преступления?

— Вот в этом вопросе, я бы хотел попросить вас об особой конфиденциальности. Наша главная цель найти организаторов этого преступления, поэтому нам надо очень осторожно вести себя с соучастниками, по крайней мере, пока мы не узнаем у них все, что им известно.

— Разумно. Думаю, что мы можем вам гарантировать полную конфиденциальность. Что ты на это скажешь, Танаквил?

— Я того же мнения.

— В таком случае, буду с вами предельно откровенен, — сказал Глауен, — Мы узнали, что шесть человек из страны Лативлер приезжали на остров Турбен и были замешаны в совершенно аморальной деятельности.

Барч скептически фыркнул.

— Зубениты? Чрезвычайно странно! Вы уверены?

— Абсолютно.

— Невероятно! Зубениты обычно не склонны к эротическим излишествам. Ты когда-нибудь слышал что-нибудь подобное, Танаквил?

— Я просто шокирован. Интересно. Что они выкинут в следующий раз?

— Мы хорошо знакомы с зубенитами, которые приезжают сюда торговать, — попробовал объяснить Барч, — Они кажутся совершенно. Отсюда и наше удивление.

— И тем не менее, зубениты в этом замешаны. Вполне возможно, что их как-то вынудили к этому, именно по этой причине, я и надеюсь, что они нам расскажут все, что знают.

— А именно?

— Кто именно продал им билеты? Как эти билеты были доставлены? Кто получал деньги? Короче говоря, мы хотим выяснить всю схему.

— Вполне приемлемо. Я прав, Танаквил?

— Думаю, да. Но есть одно предостережение! Я не думаю, что зубениты будут слишком разговорчивы.

— Я тоже так думаю, — сказал Барч, — Они очень ограничены. Вы не сможете возбудить против них дело: у них там, в стране Лативлер, таких законов нет.

— А ваша власть? Именно здесь и может пригодиться ваше сотрудничество.

Барч и Танаквил одновременно рассмеялись.

— В стране Лативлер? Или в стране Вармуз? В любой из Отдаленных стран? — Барч указал большим пальцем в сторону ближайшего стола, — Видишь вон ту престарелую леди в забавной зеленой шапочке?

— Прекрасно вижу.

— Она имеет такую же власть в стране Лативлер, как и я. А короче, никакой. Мы сохраняем спокойствие в стране Фексель, но не дальше.

— Но есть одно исключение, — поднял палец Танаквил, — мы считаем, что несем ответственность за туристов, которые приехали сюда для отдыха или поиска сокровищ и остановились во Фексельбурге. Если кочевники нападут на туристический караван, они будут сурово наказаны. Но это, вряд ли, назовешь полицейской работой, к тому же такое в наши дни случается редко.

— Именно так, — согласился Барч, — Туристический бизнес нам очень важен, и кочевники впитывают это вместе с молоком матери.

— А как же зубениты? Ведь живут же они по каким-то законам?

Барч с улыбкой покачал головой.

— Они живут в тени Погановской точки, а семинария Мономантики осуществляет всю необходимую власть. Вдали от Поганской точки в открытой степи все правосудие заключается в том, что с тобой сделают, когда поймают. Таковы законы жизни на Тассадеро.

— Думаю, что в особо трудной ситуации вмешивается ИПКЦ, — заметил Глауен, — В конце концов, Законы Гаеана распространяются на всю Сферу, включая и страну Лативлер. К стати говоря, мы сотрудники ИПКЦ.

— ИПКЦ во Фексельбурге непредсказуемо, — пожал плечами Барч, — Иногда с командиром Плоком очень трудно иметь дело. Он, скажем так, ищет свои пути.

— Один человек, не буду уточнять кто именно, — вмешался Танаквил, — в разговоре о нем однажды даже употребил слово «заносчивый».

— Печально слышать, — посетовал Глауен, — И все же, так как мы агенты ИПКЦ, то нам надо будет нанести ему визит вежливости. Но при этом, мы будем иметь в виду ваше замечание.

— Есть еще одна довольно деликатная сторона этого дела, насчет которой, мне необходимо получить совет, — задумчиво сказал Барч, — Подождите минутку, я позвоню своему начальству.

Барч направился в другой конец фойе к телефону.

— И что это за такая внезапная деликатность? — поинтересовался Кеди у Танаквила.

— Дело в том, что если разозлить зубенитов, то они могут доставить большие неприятности. Ребята из семинарии Мономантики действительно очень странные. Мы из всех сил стараемся не раздражать их, так как не хотим, чтобы они вдруг оскорбились и отыгрались бы на туристах.

— И как они могут это сделать? — поинтересовался Глауен.

— Есть способы, которые окажутся болезненными для всех сторон. Например, дюжина туристических караванов идет на поиски сокровищ Зонка или просто направляется в Отдаленные страны. Зубенитам достаточно установить ворота и назначить пошлину, или потребовать чтобы каждый турист забрался на Поганскую точку и получил письменное разрешение на въезд и заплатил пошлину в двадцать солов. Или они могут обязать туристов выучить Мономатический Синтораксис, да еще дюжину разных пакостей, и вскоре туристические маршруты, по крайней мере, в районе Поганской точки будут в далеком прошлом.

Вернулся инспектор Барч.

— Мое руководство дало разрешение на то, чтобы мы оказали вам всякое содействие. Они надеются, что вы будете держать нас в курсе ваших действий и, особенно, результатов ваших поисков. Они советуют вам быть предельно тактичными, когда вы будете иметь дело с зубенитами. Семинария Мономантики является философским центром зубенитов, и чем-то вроде правительства. Мы постараемся оставаться в тени. Мы стараемся как можно реже иметь дело с зубенитами, и для этого у нас есть очень резонные основания.

— Значит, если они откажутся отвечать на наши вопросы, мы не можем пригрозить им осложнениями со стороны полиции Фексельбурга?

— Это будет глупо, нежелательно, бесполезно и окажется пустой тратой сил.

— Объяснение более, чем ясное.

Барч и Танаквил встали.

— Было очень приятно поговорить с вами, — сказал Барч, — Желаем вам удачи в вашем расследовании.

— Я полностью присоединяюсь к своему коллеге, — добавил Танаквил.

Инспектора полиции удалились. Глауен проследил, как они пересекли фойе.

— Они вполне ясно объяснили свою позицию, — сказал он Кеди, — Они очень не хотят, чтобы мы общались с зубенитами, но так как не могут на остановить, то предпочитают изобразить сотрудничество.

— Мне кажется они неплохие ребята, — отозвался Кеди.

— У меня сложилось такое же впечатление, — согласился Глауен и встал.

— Ты это куда? — спросил Кеди с внезапной подозрительностью.

— Вон туда, к стойке.

— Это еще зачем? Что-нибудь не так? Мы не успели приехать, а ты уже собираешься жаловаться?

— Я не собираюсь жаловаться. Я хочу узнать где находится штаб-квартира ИПКЦ.

Кеди простонал и издал проклятье, на которое Глауен не обратил никакого внимания. Он подошел к стойке и уже через несколько мгновений вернулся.

— Это всего лишь в пяти минутах ходьбы от площади. Очень мне хочется посмотреть на эту заносчивую компанию.

— Ты что не можешь ни на минуту успокоиться? — поинтересовался Кеди, — Сейчас как раз настало время, чтобы подремать после обеда. Мы уже достаточно для первого дня поработали.

— Я не устал.

— Я должен немножко отдохнуть, так что я пошел в свою комнату, — категорически заявил Кеди.

— Приятных сновидений.

Кеди побрел по фойе, но Глауен заметил, что он сделал всего несколько шагов, после чего тяжело плюхнулся на стул. Но когда Глауен развернулся, чтобы выйти на улицу, Кеди вскочил и последовал за ним. Он догнал Глауена уже у главного входа.

— Ага! — заметил Глауен, — Не можешь уснуть?

— Что-то в этом роде, — мрачно отозвался Кеди.

Они начали огибать площадь. Кеди начал сравнивать ее с главной площадью в Соумджиане, естественно, в пользу последней.

— Ты только посмотри! Хоть на право, хоть на лево! Куда хочешь! Нигде ни одного гриля с сосисками!

— Сосиски в этом сезоне не в моде.

— Должно быть так оно и есть. Что за ужасное место! Мне никогда не нравилось на Тассадеро! Зонк — это просто жалкое подобие солнца! — Кеди презрительно сощурившись посмотрел на Зонк, — Он же заплесневел! Этот свет не может нести здоровье.

— И все же это свет. Не очень сильный, конечно, но свет.

— Может и так, а может и нет. Я слышал из достоверного источника, что в лучах Зонка присутствует излучение, которого нигде больше нет. От него портятся зубы и творятся странные явления с ногтями.

— Где это ты такое услышал.

— Флорест знает про это, а еще я это слышал от ученого, который очень подробно занимается этим вопросом.

— В туристических брошюрах я ничего подобного не встречал. Там сказано: «Зонк плавает в небе как большая жемчужина мерцая и испуская сотни приглушенных цветов. От этого эффекта Тассадеро выглядит особенно очаровательно.

— Полная ерунда! Эти туристические книжонки врут без зазренья совести!

На это Глауен ничего не ответил. Они подошли к штаб-квартире ИПКЦ. Войдя внутрь, они оказались в просторном помещении, где стояли четыре стола и ряды тяжелых скамеек. Если не считать женщину, сидящую за одним из столов, то помещение можно было считать пустым. На ней была обычная форма: темно-синяя куртка с красными нашивками, темно-синие бриджи и высокие сапоги. Две белые звезды на каждом плече обозначали ее звание. Она оценивающе окинула Кеди и Глауена взглядом и поинтересовалась:

— Господа? У вас есть к нам дело?

— Ничего такого, чтобы не могло подождать, — ответил Глауен, — Я — капитан Клаттук, а это — сержант Вук. Мы из вашего филиала на Кадволе. Мы решили, что следует оповестить вас о том, что мы находимся в вашем районе.

— Отличная идея! Я представлю вас командиру Плоку, который, конечно же, захочет вас принять. Пожалуйста, сюда! Мы здесь стараемся обходиться минимумом формальностей.

Она провела их в боковой кабинет и крикнула через дверь:

— Посетители из внешнего мира, командир. Капитан Клаттук и сержант Вуд с Кадвола.

Командир Плок вскочил на ноги: высокий мужчина, широкий в плечах и узкий в поясе, с короткими густыми темными волосами, со сверкающими карими глазами, и узкими скулами. Странно! Подумал Глауен, Плок выглядит как угодно, но только не как раб предписаний.

— Садитесь, пожалуйста, — указал Плок на стулья, — Вы — капитан Клаттук, а вы — сержант Вук? Правильно?

— Совершенно верно, сэр.

— Вы впервые на Тассадеро?

— Я впервые, — пояснил Глауен, — а Кеди был здесь и раньше вместе с труппой мастера Флореста.

— Ну, и каковы впечатления?

— Фексельбург определенно очень милое местечко. Народ одевается очень тщательно, а все водители прирожденные музыканты. Полиции, похоже, находится постоянно начеку. Скажем даже, она чрезмерно подозрительна. Мы еще не успели прибыть в отель, а инспектора Барч и Танаквил уже прибыли засвидетельствовать свое почтение.

— Почти оскорбительно, — согласился Плок, — При следующем визите, подберите себе более звучные титулы: «Полномочный главный истребитель Клаттук», «Старший военачальник армии Араминты Вук» или что-нибудь в этом роде. Тогда они пошлют вам навстречу более солидную делегация, чтобы узнать причину вашего посещения… вы, полагаю, прибыли по официальному делу?

— Если у вас найдется время, то я с удовольствием объясню вам цель нашего приезда.

— Если уж у Арча и Танаквила нашлось на это время, то мне сам Бог велел. Слушаю.

Глауен объяснил обстоятельства, которые привели его с Кеди на Тассадеро. Точно так же как Барч и Танаквил Плок был озадачен услышанным.

— Почему зубениты? Я бы ожидал такой выходки от фексельцев. Объяви модный очень дорогой и совершенно новый аттракцион и они забросают тебя деньгами.

— Примерно тоже самое я услышал от Барча и Танаквила. Они вели себя очень любезно и обещали полное сотрудничество, но я не думаю, что на это можно положиться. У меня сложилось впечатление, что они хотят удержать нас подальше от страны Лативлер. Как они сказали, страна Лативлер очень опасна, там не действуют никакие законы.

— Законы Гаеана действуют повсюду, — возразил Плок, — Барч и Танаквил знают это не хуже моего.

— Я высказал что-то в том же роде, но они не обратили на это никакого внимания.

— На самом деле в стране Лативлер нет никаких местных законов. Правосудие нуждается в очистке и пока действует на самом примитивном уровне. В стране Лативлер я использую титул «исполнительный прокурор», так как мне там приходится быть полицейским, прокурором, судьей и палачом и все в одном лице.

— А какие преступления совершаются в степи? — поинтересовался Кеди.

— Любые, какие только можно вообразить. Каждые несколько лет кочевники превращаются в бандитов и становятся очень беспокойными. Они сжигают фермы, убивают туристов, потрошат собак, бросают младенцев в багровый ил, в общем буйствуют. Тогда на помощь призывают ИПКЦ. А это означает тоскливые дни и тяжелые ночи, когда бродишь по степи и выискиваешь костры при помощи инфракрасных очков. Когда я нахожу бандита, я несколько минут беседую с ним, потом объявляю его виновным и расстреливаю. Вот так вот обстоят дела в Отдаленных регионах, включая сюда и страну Лативлер.

— Инспектор Барч сказал нам, что при необходимости полиция охраняет туристов.

— Это так. Они хотели, чтобы мы и эту работу взяли на себя, но мы им сказали, раз вы подготавливаете караваны и посылаете туристов в Отдаленные регионы, то и защищать их является вашей обязанностью. А если мы возьмем на себя эту функцию, то мы просто запретим туристам покидать Фексельбург до тех пор пока они за свой счет не наймут вооруженную охрану.

— ИПКЦ не популярна среди полиции Фексельбурга.

Плок рассмеялся закинув голову.

— У нас есть определенные трудности. Верхние слои думают только о себе. Примерно год назад некий Рис Ангкер организовал «гражданское наблюдение» чтобы следить за казнокрадством в полиции. В одну прекрасную ночь он исчез и его никто больше так и не видел. Мы предложили провести расследование, но полиция Фексельбурга от нашей помощи отказалась. Когда мы начали настаивать, нам предложили за ненадобностью закрыть нашу штаб-квартиру. Мы согласились и подготовились к переезду. Но случилось небольшое побочное явление: наш бизнес, защита межзвездной торговли, без нашего здесь представительства становился бессмысленным. По этой причине после нашего отъезда ни один корабль в космопорте Фексельбурга больше не приземлится и его с чистой совестью можно будет закрывать. А мы уже упаковались. Ах! Какие приятные тогда раздались вопли! Нас начали уверять в том, что просто произошла небольшая ошибочка, на самом деле нас и любят и мы очень здесь нужны! Нам продали это здание, оценив его, в половину той суммы, которую мы раньше платили за аренду, а драли они с нас три шкуры. В добавок к этому нас освободили от всех налогов. Так что все очень хорошо сработало.

— На этом все и кончилось?

— Не совсем. Мы заставили уйти в отставку начальника полиции и двух его помощников, которые были виновны в исчезновении Риса Ангкера. Престо! Все сделано! Они публично отказались от своих титулов, но продолжали заниматься тем же самым. В один прекрасный день некто, не надо спрашивать меня об его имени, отвез этих трех джентльменов в страну Вармуз и высадил их по середине Затерянной степи, как раз на другой стороне планеты. Каждому был выдан носовой платок, бутылочка с жидкостью, чтобы промочить рот и смена белья, после чего они были отпущены на все четыре стороны. Несомненно, они уже сделали себе интересную новую карьеру. И теперь в результате этого полиция Фексельбурга стала неподкупной честной? Не думаю. Они продолжают творить что хотят, но теперь делают это деликатнее, с оглядкой, так как знают, что за ними наблюдают.

— Ну что ж, похоже, нам все таки придется попытать счастья в стране Лативлер, — сказал Глауен, — Как лучше туда добраться?

— Если вы наймете автомобиль, то водитель будет гнать как сумасшедший и всю дорогу будет наигрывать мелодии. А вот омнибусы делают три рейса в день во всех направлениях. Вы можете выехать утром, провести свое расследование, которое, как я подозреваю, будет безуспешным, а к вечеру вернуться сюда. Посадка как раз на площади напротив туристического агентства AD&A. Будет лучше, если вы купите билеты заблаговременно, омнибусы обычно переполнены.

Глауен и Кеди встали.

— И на последок самое важно, — сказал Плок, — ИПКЦ, в отличие от полиции Фекскельбурга, выезжает куда угодно, особенно если требуется помощь ее собственным работникам. Я предлагаю вам выработать своеобразную страховочную систему, когда один из вас остается все время рядом с телефоном. В таком случае, если что-то случится, сообщите нам и мы предпримем все, что в наших силах.

— А в стране Лативлер есть телефоны?

— Хм, — сказал Плок, — Не много. На Разбитом Перекрестке, это как раз половина пути, и в самой Поганской точке. А в промежутке ничего нет.

— Что-нибудь придумаем, — сказал Глауен, — Спасибо за советы.

Глауен и Кеди начали кружить по площади в тщетных поисках туристического агентства AD&A. Наконец, они решили спросить у одного из прохожих. Тот удивленно посмотрел на них и махнул большим пальцем себе за спину.

— Да вот же оно. Вы стоите как раз напротив него.

— О! Извините нашу глупость!

Глауен принялся разглядывать вывеску, которая рекламировала прелести Чужих танцев.

Кеди стоял уставившись куда-то вдоль тротуара.

— Этот человек разговаривал с нами оскорбительным тоном. Я хочу поговорить с ним и, может быть, пару раз пихнуть в живот.

— Не сегодня, — резко отозвался Глауен, — У нас нет времени.

— Не бойся, это много времени не займет.

— Он уже думает о другом и не поймет за что ты его наказываешь. Пошли, взглянем на AD&A, как они его зовут.

Они прошли через дверь искусно сделанную из концентрических лент из фиолетового и темно-зеленого стекла, со звездой, образованной из алых и синевато-зеленых лепестков, и оказались в большом зале ожидания. Стены украшали красочные плакаты; прямо перед ними была стойка и окошечко с надписью: «Билеты».

На висящем рядом плакате был изображен лоснящийся омнибус, остановившейся по середине прекрасной сельской местности. Омнибус казался почти пустым, из него высовывалась улыбающаяся пара, разговаривающая с очаровательными детишками, которые стояли рядом с омнибусом. Маленькая девочка предлагала букет полевых цветов леди-туристке, а мальчонка возбужденно указывал на колону багрового ила на другом конце поля. Надпись гласила:

Посмотрите на чудеса Тассадеро из омнибуса!

Безопасно! Удобно! Доступно!

Билеты продаются здесь.

Окошечко было закрыто. Глауен подошел к стойке. Молодая женщина стучала по клавишам арифмометра и не обращала на него никакого внимания.

— Не продадите ли мне билеты на омнибус? — очень вежливо спросил Глауен.

Девушка взглянула в его сторону бегло осмотрев его одежды с ног до головы.

— В окошечке, сэр. Вы что не можете прочитать вывеску?

— Окошечко закрыто.

— Знаю. Я сама его закрыла.

— Вы его сами и откроете?

— Да.

— Когда?

— Через одиннадцать минут.

— И тогда продадите мне билеты?

— Сделаю все, что в моих силах, сэр.

— В таком случае, я подожду.

— Как будет угодно, сэр.

Глауен отошел и начал разглядывать туристические плакаты. Большинство из них рассказывало о Заб Зонке, о его делах и затерянных сокровищах.

«ПОСЕТИТЕ ЖИВОЙ ТАССАДЕРО» — сообщал заголовок плаката, на котором Зонк обезглавливал врага кривой голубой саблей с украшенной рубинами ручкой, а на заднем плане девушка изумленно заглядывала в сундуки переполненные драгоценными камнями.

Внизу более мелким шрифтом было написано:

Может быть именно вы и найдете сокровища?

Другой плакат изображал Зонка в окружении девушек, которые стояли в униженных позах. Надпись гласила:

«Заб Зонк наслаждался богатством и жил хорошо.

Кто следующий насладится его богатством?

Приезжай на Тассадеро и попробуй!»

Следующий плакат изображал туриста, открывающего дверь в комнату полную сверкающими драгоценными камнями. Надпись обещала:

«Замурованные сокровища Заб Зонка

Могут принадлежать тебе одному!»

Среди прочих брошюр разложенных на столе Глауен заметил тетрадку отделанную вишневым бархатом с золотым тиснением, изображавшем обнаженную девушку. Девушка стояла оглянувшись через плечо и смотрела куда-то за пределы картинки. Заглавие сообщало:

«ВЫСШЕЕ НАСЛАЖДЕНИЕ:

Это возможно».

— Ну. Ну, — сказал Глауен, — И что, интересно, мы здесь имеем?

Он начал было рассматривать тетрадку, как тут Кеди издал внезапный крик.

— Иди быстрее сюда! Смотри!

Глауен положил брошюру в карман и подошел к Кеди. Дрожащим пальцем Кеди стучал по плакату.

— Труппа в городе! Мы должны немедленно пойти и найти их! Смотри! А вот их фотография! Здесь Арлес, и Глостор, и Мелори, и Февлисса, и Маллин, и Дорр. Я всех их тут вижу! И самого Флореста! Эх, милый старина Флорест!

— Последний раз, когда ты упоминал Флореста, он у тебя был «старым скрягой»!

— Какая разница! Что за чудесное совпадение! Когда кажется, что дела идут хуже некуда, всегда случается что-нибудь подобное!

Глауен принялся рассматривать афишу, на которой кроме фотографии Флореста и его труппы была напечатана программа и расписание концертов на текущую неделю.

— Ты неправильно прочитал дату. Их еще два дня здесь не будет. Сейчас они играют в городе под названием Диамонт.

— Значит мы едем в Диамонт! Нам ничего больше не остается! Подумай только, как они удивятся, увидев нас! Подумай, какой праздник мы там закатим все вместе!

— Кеди, иди-ка сюда, пожалуйста, — Глауен отвел внезапно приунывшего Кеди в другую часть помещения, — Слушай меня внимательно и тщательно запоминай, — сказал Глауен, — запоминай, чтобы мне не надо было повторять. Мы не будем навещать труппу ни в Диамонте, ни где бы то ни было еще. Завтра я отправлюсь в Поганскую точку, чтобы выяснить что-нибудь о Сибиле. А ты останешься в отеле, либо в своей комнате, либо в фойе. Я не ожидаю каких-нибудь трудностей, но если я не вернусь к вечеру, ты должен будешь связаться с Плоком в ИПКЦ. Тебе все абсолютно ясно?

Кеди взглянул на афишу.

— Вполне ясно, но…

— В данном случае, никаких «но». Если все пойдет хорошо, то мы послезавтра на «Камулке» отправимся домой. Когда труппа вернется на станцию Араминта, ты можешь с ними встречаться, сколь твоей душе будет угодно. Но не сейчас. Это обсуждению не подлежит. Пойдем, мне надо купить себе билет и я хочу задать несколько вопросов менеджеру.

Окошечко было уже открыто. Глауен купил билет до Поганской точки и обратно, а затем спросил молодую девушку, которая теперь продавала билеты:

— Как зовут вашего менеджера?

— Арно Рорп. Он в том боковом кабинете.

Глауен подошел к боковому кабинету и, обнаружив, что дверь не закрыта, вошел внутрь. За письменным столом сидел худой вежливый джентльмен средних лет с прямыми, седыми безупречно уложенными волосами и с усами еще более аккуратно подстриженными. Глауен представился, затем показал брошюру «Высшего наслаждения» и поинтересовался как она попала в салон.

Арно Рорп бросил косой взгляд на брошюру.

— Откровенно говоря, это не то, чем мы обычно занимаемся. Но… в общем на меня надавили.

— Сколько подобных брошюр вам было поставлено?

— Три дюжины. Большинство просто растащили, но они все таки собрали клиентуру из довольно неожиданного источника.

— Из зубенитов?

— Именно так. Откуда вы знаете? Ах да, я совсем забыл, эти экскурсии проводятся на Кадволе.

— Больше не проводятся, — заметил Глауен, — Кто связался с вами в самом начале?

— В связи с экскурсиями? Довольно обаятельная молодая девушка, из внешнего мира, я бы сказал не из последних на фирме.

— Она оставила свое имя?

— Только Огмо Энтерпрайсис, больше ничего.

— Кто-нибудь еще, представляющий Огмо Энтерпрайсис, появлялся? Например, мужчина?

— Ни разу.

— Пожалуйста, выйдемте на минутку.

Глауен подвел Арно Рорпа к афише труппы Флореста.

— Ах, да, — сказал Рорп, — Труппа Флореста. Они дают представления.

— Посмотрите на фотографию, — сказал Глауен, — Среди них есть знакомые вам лица?

— В самом деле! — воскликнул Рорп, — Очень странно! Вот та девушка, которая приносила брошюры, — он прищурившись посмотрел на подпись, — Друсилла. Вот как ее имя.

Глауен снял со стены афишу.

— Я хочу, чтобы вы оставили свою подпись на фотографии. А затем на свободном месте напишите: «Моя подпись отмечает человека, который распространял брошюры о туре „Высшее наслаждение“. Затем снова распишитесь.

— Хм. Это повлечет за собой судебное разбирательство, или угрожающие письма, или физическую расправу?

— Ничего подобного. Неприятности будут, если вы откажитесь сотрудничать с полицией.

Арно вздрогнул.

— Больше ни слова.

Он подписал все, как ему было сказано.

— Скорее всего, вы об этом больше ничего никогда не услышите, — сказал Глауен, — Но пока, никому не говорите о нашем разговоре. Особенно в том случае, если эта молодая девушка покажется здесь снова.

— Как скажите, сэр.

Глауен и Кеди отправились через всю площадь к отелю, когда огромный бледный диск Зонка был уже низко на западе. У лучей Зонка, странное свойство, думал Глауен, бледные и мягкие, но какие-то текучие, как будто у них есть способность огибать углы и проникать в щели. Кеди не проявлял никакого желания разговаривать, он шел и смотрел по сторонам, Глауен заметил на его лице суровые складки.

— Наконец-то Огмо Энтерпрайсис обрел имя, — заметил Глауен.

Кеди только что-то нечленораздельно проворчал.

— Полагаю, это не удивительно, — продолжил Глауен, — У меня давно было чувство, что цепочка потянется в эту сторону.

— Конечно, — равнодушно согласился Кеди, — Я думал ты знал об этом с самого начала.

— А ты знал?

— Дело сделано и с ним покончено, — пожал плечами Кеди, — Я скажу так: оставь все это в покое.

— Так не делается, — возразил Глауен, — Это еще одна из причин, почему я не хочу встречаться и болтать с труппой. Они ничего не должны знать про наше расследование.

— Я не вижу в этом никакой разницы.

— Не можешь же ты быть таким недогадливым. Если Друсилла узнает, что нам известно о ее связи с преступлениями, она просто исчезнет, и мы никогда не узнаем, что она могла бы рассказать о своих соучастниках. Не забывай, что она вышла замуж за Арлеса.

Кеди презрительно фыркнул.

— Ты уже и Арлеса подозреваешь?

— Подозрения могут подождать, пока мы не вернемся на станцию Араминта.

Через несколько шагов Кеди попробовал забросить удочку с другой стороны.

— Мы вполне можем навестить труппу, но при этом держать язык за зубами.

Глауен вздохнул.

— Если ты считаешь, что я неправильно веду расследование, то напиши рапорт Бодвину Вуку. А до этого ты находишься под моим командованием, а мои команды совершенно ясны. Если ты не подчинишься, то я в один миг вышвырну тебя из Бюро В.

— У тебя нет на это права.

— Попробуй и увидишь сам. Ты не настолько глуп, чтобы не понимать значение официальных приказов.

— Я не люблю официальные приказы.

— Очень плохо.

— Не так уж и плохо. Я всегда делал то, что захочу, есть на это приказ или нет.

Далее оба пошли молча. Когда они вошли в фойе Ламбервоя, Глауен сделал соблазнительное предложение:

— Давай спустимся в бар и попробуем оценить достоинства местного пива.

— Это официальный приказ? — саркастически спросил Кеди.

— Вовсе нет, — ответил Глауен, — Я бы хотел услышать твою оценку состояния нашего расследования.

— А почему бы и нет? — согласился Кеди, — Разговоры у нас пока бесплатны.

Они спустились в бар, сели в мягкие кожаные кресла около камина и им подали отличное пиво в высоких стеклянных бокалах.

— Ну так как? — спросил Глауен, — Кто виновен, а кто безгрешен? У тебя есть на этот счет какое-нибудь мнение?

— Для начала меня удивляет зачем ты хочешь съездить в Поганскую точку? Ты же уже выяснил, кто распространял брошюры.

— Пока все идет хорошо, — согласился Глауен, — но у меня такое чувство, что мы видим только вершину айсберга. Например, Сибила носила татуировку на лбу.

— Ну и что? Я слышал о женщинах, у которых на задницах были вытатуированы молнии.

— И все равно. Эти женщины с татуировкой на лбу загадочны.

— А их таких несколько?

— Да. Одна такая женщина делала очень странные предложения Чилку. Там произошло что-то такое, что ни он, ни я так до конца и не поняли. В этом может быть замешан и Намур, и я хочу выяснить где, как, когда и почему.

— Ба! — проворчал Кеди, — Народ в Поганской точке уж точно Намура не знает.

— Возможно и нет. Я только могу догадываться о том, что они знают, а я хочу все точно выяснить. И завтра для этого будет великолепная возможность.

— Мы бы могли найти этому времени более достойное применение, — пробурчал Кеди.

— Какое?

— Конечно же, посетив Диамонт и труппу.

— Я уже тебе три раза объяснял, что я не хочу, чтобы ты встречался с труппой — сказал Глауен сдерживая гнев, — . И причины этого ты знаешь. Не помнишь?

— Я прекрасно все помню, но все это не убедительно.

— В таком случае на кой черт я трачу силы, чтобы что-то тебе объяснить? А теперь в четвертый и последний раз, я отдаю тебе определенный, ясный и вполне понятный приказ: Не общаться с труппой! Не подходить к ним и близко! На разговаривать, не слушать, не подавать сигналы, не посылать сообщения ни членам труппы, ни их представителям. Не посещать никакие их представления. Короче говоря, не иметь никаких контактов с труппой! Я ничего не забыл? Если и забыл, то включи это в мои приказы самостоятельно. Более ясно объяснить невозможно. Я правильно все сказал?

— Что? А, да, конечно. Я выпью еще этого чудесного пива.

— Завтра я выезжаю в Поганскую точку. Ты должен сидеть в своей комнате, или в фойе, но убедись, что дежурный клерк знает, где тебя искать. Если я не вернусь к завтрашнему вечер, свяжись с ИПКЦ. Ты меня слышишь?

Кеди улыбнулся. Странная улыбка, подумал Глауен, полная яда и знания.

— Я слышал, что ты сказал. Я все понял всеми уровнями моего сознания.

— Тогда мне больше нечего сказать. Я сейчас схожу в книжный киоск и купля какие-нибудь книжки, чтобы побольше узнать о зубенитах. Или иди со мной, или сиди здесь, или иди в свою комнату и ложись спать.

— Я пойду с тобой, — ответил Кеди.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1

Глауен подошел к туристическому салону «Чужие танцы и искусство» довольно рано и обнаружил, что омнибус уже не только подан но и почти полностью укомплектован, бледные большеглазые лица выглядывали из всех окон. Разумеется, омнибус ничем не напоминал красавчика с рекламного плаката.. Глауен поздравил себя с тем, что предусмотрительно зарезервировал для себя место, поскольку автобус был не то что полностью загружен, а перегружен. Юноша украдкой поглядывал на пассажиров, не желая показаться невоспитанным. Все были одеты в блузы с капюшоном, мешковатые штаны, длинные черные чулки, и длинные остроносые туфли. Капюшоны были отброшены и обнажали щетину жестких темных волос. Лица были большие, круглые и белые, с большими влажными глазами и длинными носами «уточкой». Глауен решил, что для него теперь нет тайны в том, почему зубениты не смешиваются с двумя другими расами на Тассадеро.

Водитель к такой нерешительности явно не привык, он протянул руку и коротко сказал:

— Ваш билет, пожалуйста. Если хотите ехать, то таково правило. Не хотите, выходите из автобуса.

— У меня зарезервировано место первого класса. Вот мой билет, покажите мне мое место.

Водитель с любопытством взглянул на билет.

— Все правильно. Билет действителен.

— И где отделение первого класса?

— Весь автобус первого класса. Вы зарезервировали себе право сидеть, где вам захочется.

— Я что-то не понимаю! В билете обозначено для меня место. Сейчас на этом месте кто-то сидит.

Водитель вопросительно посмотрел на Глауена.

— «Резервирование» одно для всех, а не только для вас! В степи нет элиты или низов, тут все равны!

— Очень хорошо, — согласился Глауен, — И все же, у меня в руках билет, который гарантирует мне сидячее место. Где мне сесть?

Водитель бросил короткий взгляд через плечо.

— Так на вскидку я не могу вам это сказать. Посмотрите на заднем сиденье.

Глауен прошел в конец автобуса и втиснул себя в щель между двумя коренастыми зубенитами. Для удобства они разложили на сиденье свои пакеты и противились вторжению Глауена широко расставив ноги, но Глауен от этого только еще более энергично начал втискиваться и толкаться, не обращая внимания на их стороны стоны и бормотанье. Наконец, с большим недовольством они переложили несколько пакетов на полки, Глауен наплевал на такт и втиснулся на сиденье до упора. Зубениты застонали, как от зубной боли. Один из них сказал:

— Извини, милейший брат! Пожалей наши бедные живые кости!

— Зачем рядом с тобой лежит эта куча? — строгим голосом сказал Глауен, — Положи ее на полку и сразу станет намного просторней.

— Это пустая трата энергии, так как я еду только до Разбитого. И все же, раз уж ты так настаиваешь, я подчинюсь тебе.

— Это надо было сделать с самого начала.

— Ах, милейший брат, так не делается.

Глауен решил, что спорить не имеет смысла.

Водитель пришел к выводу, что больше ждать пассажиров не имеет смысла. Он запустил двигатель, выехал из Фексельбурга и направился по дороге ведущей через степь на восток.

Вид за окном очень быстро стал неинтересен. Зубениты сидели, апатично уставившись в пространство, даже не удосуживаясь взглянуть в окно. Возможно, подумал Глауен, они все углубились в осмысление утонченных разделов Мономантического Синтораксиса.

Возможно нет. Если он не совершил великую ошибку, все эти люди не относятся ни к высшим, ни к низшим адептам, а всего лишь фермеры, у которых отсутствует всякий интерес к философии.

В предыдущий вечер Глауен просмотрел «Синтарические основы» и теперь решил опробовать свои теоретические знания на практике. Он обратился к зубениту, который сидел справа от него:

— Сэр, я кажется заметил двусмысленность в Естественной доктрине. Тессерактические соединения в принципе должны предшествовать Доктрине тезиса и антитезиса. Что вы думаете по этому поводу?

— Милейший брат, я не могу с тобой сегодня говорить, так как не понимаю о чем ты говоришь.

— Это и есть ответ на мой вопрос, — сказал Глауен.

Он переключил свое внимание на окружающий ландшафт: однообразие долины, которая, казалась бесконечной, нарушалось только одинокими деревьями, стоявшими друг от друга на почтительном расстоянии. Далеко на севере в дымке маячила цепь невысоких холмов. Где-то там, если верить легенде, должна была находиться гробница Зонка. Глауен с интересом подумал о том, занимаются ли инспектора Барч и Танаквил в свободное время кладоискательством. И пришел к выводу, что скорее всего — нет.

В соответствии с расписанием автобус прибыл на Разбитый: деревню, расположенную уже глубоко в стране Лативлер, состоящую из нескольких коттеджей, механической мастерской и Универсального магазина Киламса, который рекламировал:

«Все для искателей сокровищ

Предоставляется питание и жилье»

Автобус остановился напротив магазина и простоял там ровно столько, чтобы успели выйти пассажиры, включая и полного зубенита, который сидел рядом с Глауеном. Когда тот доставал свои пакеты с полки, то повернулся к Глауену и одарил его таким укоризненным взглядом, как будто говорил: «Ну, теперь-то ты понял, каким дураком ты выглядел со своими придирками?»

Глауен холодно и сдержанно кивнул ему на прощанье, но ответа на свой вежливый жест так и не дождался.

Автобус продолжил свой путь на восток и, когда Зонк достиг зенита, они въехали в зону, где располагались сады и поля. Впереди возвышался большой черный утес, который и носил название Поганской точки, а через несколько минут они уже проезжали город, который раскинулся у подножья утеса. Выглянув из окна, Глауен заметил как промелькнуло здание семинарии, расположенное на склоне утеса.

Автобус выехал на центральную площадь города и остановился у обветшалой станции. Глауен вылез из автобуса и снова взглянул на Поганскую точку, теперь он пришел к выводу, что это потухший вулкан, который можно считать единственной местной достопримечательностью. По склону поднималась, виляя во все стороны, узкая дорожка, которая упиралась в семинарию. Первое впечатление Глауена об этой постройке подтвердилось. Семинария, огромное каменное строение в три этажа, нависало над городом, как крепость. Это было определенно не то место, где легкомыслие и веселость пируют, вмешиваясь в процесс изучения Мономантического Синтораксис.

Глауен вошел в автобусную станцию: единственная большая комната с прилавком у дальней стены. Стены помещения когда-то были покрашены зеленовато-желтой краской, но кому-то, очевидно начальнику станции, этот цвет показался неприятным и он, насколько это было в его силах, закрыл стены плакатами и афишами.

Водитель автобуса принес мешок с газетами и журналами и швырнул его на прилавок; автобусная станция, очевидно, служила для местных жителей заодно и почтой. Начальник станции, мужчина с вытянутым лицом, среднего телосложения и среднего возраста, с тронутыми сединой рыжими волосами и яркими карими глазами, начал просматривать газеты. Его отличительной чертой были прекрасные ощетинившиеся рыжие усы, которые, точно так же как плакаты и афиши нарушали мрачное окружение. На нем была красная кепка и синий жилет с медными пуговицами.

Глауен подошел к прилавку и начальник станции осмотрел его беглым взглядом.

— Ну, сэр? Чем могу быть полезен?

— Я хочу точно знать, когда отправится обратный автобус на Фексельбург.

— Полдневный автобус уже ушел. Вечерний — отправится где-то часов через пять, ближе к закату. Вам нужен билет?

— Я уже оплатил обратный проезд, но мне бы хотелось иметь гарантии, что мое зарезервированное место, за которое я заплатил, останется за мной.

— В этом не сомневайтесь, сэр! Место для вас зарезервировано, но ни я, ни водитель автобуса не возьмемся объяснить это зубенитам. У них не хватит прыти, чтобы выйти из под дождя, но вот когда они отыскивают свободное сиденье в автобусе, они шустры, как ящерицы. Возможно, что сиденье и предназначено для того места, где они хранят свои мозги.

— Так как я здесь чужестранец, то я бы хотел получить разумное решение и свое место в автобусе в придачу.

— Не беспокойтесь за свое место. Ночной автобус никогда не бывает переполнен.

Глауен достал свой список участников второй экскурсии на остров Турбен.

— Вам знакомы эти имена?

Начальник станции прочитал имена вслух, поджимая при этом губы так, как будто ел что-то вяжущее.

— Ласилск. Струбен. Мутис. Кутах. Робидель. Блосвиг. Это все люди из семинарии: Высшие ордена, как они себя называют. Если вы здесь для того, чтобы искать сокровища, то поищите их где-нибудь в другом месте. Если вы будете бродить около семинарии, то, в лучшем случае, получите краткую отповедь, а то и что-нибудь похуже.

— Я не кладоискатель, — заверил Глауен. Он ткнул пальцем в список, — Мне надо поговорить с этими людьми, по крайней мере, хоть с некоторыми из них. Как мне это сделать?

— Здесь они не появляются, в этом я могу вас заверить.

— Короче, я должен идти в семинарию.

— Но…, — при этом начальник станции поднял указательный палец, чтобы подчеркнуть значение своих слов, — … если вы не рассчитываете на что-то большее, чем просто приятная беседа, с вопросами о здоровье, да одной-двумя ссылками на гробницу Зонка, то я бы посоветовал вам сесть здесь на стул, не трогаясь с места дождаться вечернего автобуса, а затем счастливо и в безопасности вернуться в Фексельбург.

Глауен с сомнением посмотрел сквозь окно на семинарию.

— Вы говорите о них, как о семье гоблинов.

— Они философы. Им уже надоели докучливые туристы. Они уже устали объяснять, что если бы гробница Зонка находилась где-то поблизости, то они бы ее давным-давно нашли. Теперь они уже не отвечают на стук в дверь. Если кто-то постучится более трех раз, то они выливают на него или на нее ведро помоев.

— Думается, это приведет в замешательство любого вежливого посетителя.

— Не всегда. Двое туристов снова забрались по склону и постучали второй раз. Когда им открыли дверь, они сказали, что являются студентами-архитекторами и хотят осмотреть конструкцию семинарии. Члены ордена сказали: «Конечно! Но сначала, как диктуют наши внутренние правила, вы должны познакомится с нашей жизнью». «Обязательно» — воскликнули студенты, надеясь на краткую пятиминутную беседу. «Мы с удовольствием послушаем про вашу жизнь». Их провели, одели в серые одежды и целый год обучали Элементарному Синтораксису. Наконец, им разрешили осмотреть семинарию. Но теперь они уже хотели только одного: выбраться оттуда. Они сбежали с утеса, крича и махая руками. Они купили билет до Фексельбурга на ближайший автобус. Когда я предложил им купить и обратный билет, они только замахали руками и сказали, что больше никогда в жизни сюда не вернутся.

— Похоже, это очень просвещенные философы, — сказал Глауен.

— Другая пара туристов забралась по заднему склону, надеясь там найти или гробницу, или проход. Они так и не вернулись. Кто-то говорил, что они упали в помойную яму семинарии. Насколько я знаю, были и другие; но я никогда не считал туристов.

— Разве полиция Фексельбурга не защищает туристов?

— Конечно, защищает. Полицейские просят приезжих держаться подальше от Поганской точки.

— Мне плевать и на Зонка и на его сокровища. Мне нужна совершенно другая информация. Но я бы не хотел рисковать взбираясь по склону или нарваться на отповедь. А есть телефонная связь с семинарией?

— Вот, пожалуйста. Давайте я позвоню и прозондирую почву. Как ваше имя?

— Я капитан Клаттук со станции Араминта на Кадволе.

— И по какому делу?

— Это я объясню им лично.

Начальник станции сто-то сказал в телефон, подождал, потом сказал что-то еще. Потом он повернулся к Глауену.

— Им безразлично ваше звание. Они хотят знать по какому делу вы к ним приехали.

— Мне нужна информация в отношении Огмо Энтерпрайсис.

Начальник станции снова заговорил в телефон, затем сказал Глауену.

— Они не знают, о что вы имеете в виду.

— Не так давно шесть человек из семинарии посетили Кадвол. Я бы хотел узнать, кто им продал билеты. Это единственное, что меня интересует.

Начальник станции пересказал эту информацию в трубку телефона, выслушал ответ, положил трубку и медленно повернулся к Глауену.

— Я поражен до глубины души.

— Чем?

— Они согласились поговорить с вами.

— Это так удивительно?

— В какой-то мере. Они почти не принимают пришельцев. Поднимитесь по дороге и постучите в дверь. Когда вас встретят, спросите Орден Заа. Осторожней, мой друг! Это странные люди!

— Я очень вежливо задам свои вопросы. Если они не сподобятся мне ответить на них, то я просто уйду. Другого выбора у меня нет.

— Очень разумный план.

Начальник станции проводил Глауена до выходной двери. На пороге они вместе понаблюдали за толкающейся толпой зубенитов.

— Как вы умудряетесь отличать мужчин от женщин? — поинтересовался Глауен.

— Это любимый вопрос туристов! Я всем отвечаю так: «А зачем мне это надо?»

— Вы никогда не пытались познакомиться с какой-нибудь местной леди?

— Фу! Это, как говориться, пустая трата энергии. Они обращают на меня внимание не больше, чем на горного козла, — он указал на противоположную сторону площади, — Вон там начинается дорога на холм.

2

Глауен, пригнув голову, пересек площадь, насквозь продуваемую леденящим северным ветром. Там где от площади начиналась дорога висела вывеска, гласящая:

«Семинария Мономантики

Осторожно! Держитесь в стороне!»

Юноша проигнорировал вывеску и начал подниматься по склону.

Семинария маячила на фоне неба. Дорога сделала последний поворот и вывела его к фасаду строения. Перед тремя ступеньками, ведущими к тяжелой бревенчатой двери, Глауен остановился и перевел дыхание. В тусклых лучах Зонка, пред ним предстала панорама мира, совершенно отличного от его родного. Внизу лежал город, состоящий из красно-коричневых, коричневых и темно-красных строений с черными крышами столпившихся вокруг площади. За городом начинались возделанные земли, защищенные рядами деревьев, за которыми, теряясь в тумане, протянулась степь.

Глауен повернулся к семинарии. Он расправил плечи, одернул куртку и осмотрел фасад здания. Высокие узкие окна казались слепыми и пустыми, как будто никому не приходила мысль выглянуть из них во внешний мир. Мрачное место для учебы, подумал Глауен, единственным его достоинством может быть то, что его учеников ничто не отвлекает от постижения философских истин. Он сделал шаг вперед, поднял и опустил несколько раз медное дверное кольцо.

Прошло какое-то время. Дверь открылась и из нее выглянул дородный круглолицый человек, несколько выше Глауена, с круглыми близко посаженными глазами. На нем был серо-коричневый балахон из простой ткани и капюшон, который оставлял открытым только лицо мужчины. Он хмуро оглядел Глауена.

— Ты думаешь зачем здесь вывеска? Ты что, неграмотный?

— Я грамотный и я читал вашу вывеску.

— Еще хуже! Мы сюда никого не зовем!

— Я капитан Глауен Клаттук, — сдерживая голос, сказал Глауен, — Мне было сказано: постучать в дверь и спросить Орден Заа.

— Это правда? А по какому делу?

— Я уже объяснял это по телефону.

— Объясните еще раз. Я не собираюсь впускать сюда каждого бездельника, который болтается в округе в поисках сокровищ.

— Меня не интересуют ваши привычки, — продолжая сдерживаться сказал Глауен, — Как ваше имя?

— На данный момент мое имя совершенно не важно.

Глауен прочитал список имен.

— Вы один из них?

— Если уж вам так приспичило, то я Мутис.

— Значит вы участвовали в экскурсии на остров Турбен?

— Ну и что из того?

— Кто снабдил вас билетами?

Мутис поднял руку.

— Задайте свои вопросы Орден и посмотрим как на них ответит она.

— Об этом я и просил с самого начала.

Мутис проигнорировал это замечание.

— Оставайтесь здесь.

Дверь захлопнулась перед самым носом Глауена.

Глауен повернулся, спустился с крыльца и принялся вышагивать взад-вперед по дороге. Он резко остановился. Мальчишество, сказал он сам себе. Поведение Мутиса оскорбляло его достоинство. Он вернулся на крыльцо, но встал спиной к двери и уставился на далекую степь.

Он услышал, как у него за спиной открылась дверь и повернулся. Пренебрежительные выражения, которые они приготовил для Мутиса испарились из его головы. В дверях стоял человек более легкого телосложения и более стройный чем Мутис. Мужчина или женщина? Глауен решил, что все же женщина. Ее возраст? Из-за простых семинарских одежд судить об этом было очень трудно. Глауен решил, что ей около тридцати, или, может быть сорока лет. Она казалась худой, из под капюшона торчали только ее сверкающие темные глаза и короткий тонкий нос, кожа была такой же белой, как и капюшон, рот бесцветный и строгий. Она была совсем не похожа на зубенитов, которых Глауен видел в автобусе. Стоя в дверях она внимательно осмотрела гостя с головы до ног.

— Я — Орден Заа, — заговорила она наконец глухим голосом, — Что вам от меня надо?

— Я капитан Глауен Клаттук со станции Араминта на Кадволе, — с формальной вежливостью ответил Глауен, — Хранитель направил меня сюда, для проведения расследования.

Лицо Заа не отразило никаких эмоций.

— Я могу только повторить мой вопрос.

— Я офицер полиции станции, а так же сотрудник ИПКЦ. Если хотите, я могу показать свои документы.

— Не имеет значения. Мне это безразлично.

— Я говорю это вам, чтобы вы не приняли меня за случайного посетителя. Мое расследование имеет касательство к недавней экскурсии на остров Турбен, которую совершили шесть ваших человек, — Глауен зачитал имена, — Эти люди меня не интересуют. Но я хочу узнать имена человека или людей, который организовали это мероприятие.

Заа продолжала молча стоять в дверях. Глауен сообразил, что он не задал никакого вопроса. Холодный взгляд нервировал его. Надо быть осторожным, сказал он сам себе, нельзя выказать нетерпение, но нельзя и потерять спокойствие.

— Можете вы сообщить мне имя этого человека? — как и прежде формально вежливым тоном спросил он.

— Да.

— И как имя этого человека?

— Этот человек мертв. Не знаю уж, пользуются ли мертвецы именами.

— И как же было имя этого человека пока он или она был жив?

— Орден Сибила.

— Вы знаете откуда Орден Сибила узнала про эту экскурсию?

— Да, и предвидя следующий ваш вопрос, скажу, я не собираюсь делиться с вами этой информацией.

— И каковы же причины вашего отказа?

— Их несколько и для того, чтобы их понять требуются определенные изначальные знания.

Глауен задумчиво кивнул.

— Если вы будете столь любезны, — заговорил Глауен самым елейным тоном, какой только мог изобразить, — и спуститесь на несколько ступенек вниз, то мы можем сесть на крылечке, чтобы избежать вашей усталости от долгого стояния на ногах. Затем, если вы не против, опишете мне эти знания в объеме, достаточном для наших целей.

— Подозреваю, что ты будешь продолжать упорствовать, — сказала Орден Заа очень ровным голосом, — Я чувствую в тебе тщеславие и агрессивность и от этого ты производишь плохое впечатление.

— Очень жаль, что мне приходится такое слышать, — ответил Глауен, — поверьте мне, у меня были совершенно другие намерения.

— Я не вижу смысла сидеть здесь на крылечке и повторять то, что я уже и так сказала. Хорошо и тщательно подумай. Если тебе нужна дальнейшая информация, то ты должен пройти курс основ. Но сделать это ты должен по собственной воле, а не в результате моего приглашения. Это понятно?

— Не совсем, — нахмурился Глауен.

— А мне кажется, что я выразилась вполне понятно, — возразила Заа.

Глауен стоял в нерешительности. Высказывание Заа, судя по ее тону, да и по смыслу самих замечаний, подразумевали какие-то неприятности, ответственность за которые он должен был возложить на себя. Он уже открыл рот чтобы поинтересоваться дальнейшими деталями, но дверной проем оказался пустым. Заа ушла.

Глауен стоял в растерянности заглядывая в дверной проем. Что с ним может случиться? Он официальный полицейский служащий, если его задержат, то Кеди обратится к командиру Плоку. Юноша сделал глубокий вздох и прошел сквозь дверной проем в вестибюль с высоким потолком и каменными стенами и полами, в котором ничего и никого, кроме самого Глауена, не было.

Глауен немного подождал, но никто так и не появился, чтобы заговорить с ним. С одной стороны короткий сводчатый проход вел в помещение, напоминающее зал для собраний: так же как и вестибюль с высокими потолками и полом выложенным черной каменной плиткой. В дальней стене на довольно большой высоте были прорезаны три окна, высокие и узкие; бледные лучи Зонка падали на длинный стол, сколоченный из досок, которые на протяжении многих лет так тщательно выскребались, что теперь на них не видно было и следов первоначально текстуры. Стол окружали тяжелые деревянные стулья; вдоль стен стояли скамейки. В дальнем конце зала, в тени, стояла Заа.

— Садись и насладись отдыхом, — сказала Заа, указывая на скамейку, — Говори быстро, что ты хотел сказать.

— Может быть вы присоединитесь ко мне, — сделал вежливый жест Глауен.

— В чем? — бросила на него безразличный взгляд Заа.

— Мне неудобно будет сидеть, в то время, как вы стоите.

— Ты галантен, но я предпочитаю стоять, — она вновь указала на скамью жестом, который Глауен нашел в какой-то мере безапелляционным.

Глауен с достоинством поклонился и сел на краюшек скамейки. Надеясь внести в разговор элемент непринужденности, он сказал:

— Замечательное здание! Оно старое?

— Довольно старое. Зачем конкретно ты пришел?

Глауен терпеливо вновь описал причины своего присутствия в семинарии.

— Как видите, здесь нет ничего сложного. Организатор этих экскурсий — преступник, и он должен предстать перед правосудием.

— А ты не думаешь, что наши понятия в этой области могут несколько различаться? — с улыбкой спросила Заа.

— Но не в данном случае. Детали вас приведут в шок.

— Меня не так-то просто ввергнуть в шок.

— Хорошо, отложим правосудие в сторону, — пожал плечами Глауен, — В наибольшей степени ваши интересы выиграют в том случае, если вы ответите на мои вопросы.

— Что-то я не улавливаю твоей логики.

— Наше нынешнее расследование сфокусировано на Огмо Энтерпрайсис. Если в это дело вмешается ИПКЦ, расследование распространится на семинарию, по причине участия в преступлении Сибилы. Это может привести вас к определенным неудобствам и тревогам, так как слушание будет проводиться в Фексельбурге.

— А дальше? Я хочу услышать весь набор угроз и ужасов.

— Это не то и не другое, — рассмеялся Глауен, — … просто прогнозирование событий. Но раз уж вы пожелали, то давайте продолжим дальше. Ваши шесть высших орденов, будут объявлены соучастниками, каковыми они на самом деле и являются. А пока, эти детали выходят за рамки моих полномочий.

Складывалось впечатление, что Заа заинтересовалась этим предложением.

— Позволь мне убедиться, что я правильно тебя поняла. Если я не отвечу на твои вопросы, то в дело вмешается ИПКЦ, что доставит мне неприятности и приведет к осуждения моих шестерых орденов. В этом и заключается суть твоего заявления?

— Вы несколько сместили акценты в моем высказывании, — нервно усмехнулся Глауен, — Я просто указал на возможности, которых вы можете, если захотите, избежать.

Заа медленно шагнула вперед.

— Ты понимаешь, что это страна Лативлер?

— Конечно.

— Местные законы предназначены для того, чтобы защитить нас. Они позволяют нам довольно жестко обходиться с пришельцами, преступниками и паразитами. Те, кто говорит другое, делают это на свой страх и риск.

— Я полицейский офицер, исполняющий свои обязанности, — доверительно сказал ей Глауен, — Чего мне в данном случае бояться?

— Для начала обычного наказания за шантаж.

— Что! — шокировано воскликнул Глауен, — И как это вам в голову пришло такое?

Заа некоторое время внимательно смотрела на него, и Глауену показалось, что она сама собой любуется.

— Сегодня я была предупреждена о твоем визите и о тех условиях, которые ты мне выдвинешь.

У Глауена отвисла челюсть.

— Это абсурд! Кто мог вас предупредить?

— Имя в данном случае не играет никакой роли.

— Мне так не кажется… особенно если учесть, что информация ложна.

Заа медленно и элегантно покачала головой.

— Я так не думаю. Тебя выдают твои же слова.

— Как так?

— Ты действительно такой простачок? Или ты считаешь что сумеешь надуть меня своими улыбочками и красивыми жестами?

— Миледи! Вы меня совершенно не так поняли! Ничего подобного я и не замышлял! Уверяю вас со всей откровенностью! Если вы нашли в моем поведении намек на это, ты вы ошибаетесь!

— Обращайся ко мне, пожалуйста, «Орден».

Ее голос стал еще холоднее, и Глауен с досадой понял, что он начал слишком горячиться.

— Во всяком случае, я не простачок, но и не шантажист.

— Это очевидная неправда. Ты угрожал мне расследованием ИПКЦ. Я явным удовольствием ты описывал угрожающие мне неприятности и унижения и несчастья, которые падут на головы Высших Орденов.

— Стоп! — воскликнул Глауен, — Посмотрите фактам в лицо! Преступление было совершено! Кто должен его расследовать. Против вас я не выдвигаю никаких обвинений. Если вы решите, что не будете отвечать на мои вопросы, я просто откланяюсь и вы больше никогда меня не увидите.

Похоже, Заа пришла к какому-то решению.

— Да! Мы договоримся! Но условия будут таковы: я снабжаю тебя в полной мере той информацией, которая тебе нужна, а ты, в свою очередь, оказываешь мне одну услугу.

Глауен встал.

— Что за услугу? Когда, где, зачем и как?

— У нас еще будет возможность обсудить детали после того, как мы договоримся в принципе. Если ты в этом заинтересован, то я должна буду посоветоваться с другими Орденами.

— Бессмысленно консультироваться с кем либо, так как для начала я должен знать, что от меня хотят.

— Я даже не могу поднимать эту тему, пока мы не достигнем консенсуса, — твердо заявила Заа.

— Можете ли вы сделать это немедленно? Время поджимает; я должен уйти отсюда в течении часа или двух.

— Я буду действовать очень быстро… если ты согласен на мое предложение в принципе. Я хотя бы в общем плане должна иметь ответ.

Глауен покачал головой.

— Все это слишком внезапно для меня. Я не могу согласиться на это предложение в столь расплывчатом смысле.

— Ты должен решить: нужна ли тебе та информация, за которой ты сюда пришел или нет, — холодно сказала Заа.

— Конечно, мне нужна эта информация. Но в чем заключается моя услуга. Сколько времени потребуется на ее выполнение? Надо ли будет мне для этого куда-то ехать? А если да, то куда? Если вы хотите, чтобы я нанес кому-то увечья, или кому-то угрожал, или чем-то рисковал, то я могу сразу же отклонить ваше предложение. Короче говоря, я должен знать все детали, прежде, чем дать свое согласие на эту услугу.

Казалось этим ответом Заа была более довольна, чем всеми предыдущими.

— Что ж, пусть так и будет! Это разумная позиция и я одобряю твое поведение. Я пойду на встречу твоим пожеланиям и договор будет заключен на твоих условиях.

Заа отвернулась и сделала жест рукой. Из тени прохода вышел Мутис. Заа отдала ему какой-то краткий приказ, который Глауен не расслышал. Мутис развернулся и снова скрылся в сумраке прохода.

Этот эпизод обеспокоил Глауена.

— Что все это значит?

— Ты настаивал, что было довольно разумно, на полном знании того, что мы от тебя хотим. В этом отношении очень важен первый шаг, понимание наших законов и основных заповедей, которые ты найдешь весьма полезными, но и увидишь, что они являются источником силы. Я послала за кем-нибудь, кто бы мог проинструктировать тебя, хотя бы в отношении основ.

Глауен постарался заставить себя говорить спокойно, мягким голосом.

— Орден Заа, со всем уважением к вам, должен заметить, что ваша программа не реальна, не практична, и вообще мне не по душе. На самом деле, прошлым вечером я просматривал книжку по основам Мономантики, и я уже знаю кое-что о ваших идеях, думаю, на какое-то время мне этого будет вполне достаточно.

Заа кивнула и улыбнулась.

— Я знаю эту книгу. Это, скажем так, введение в введение. Но это совершенно не подходит для наших целей.

— Орден Заа, — решительно возразил Глауен, — у меня нет ни времени, ни желания заниматься вашей учебой. Дайте мне нужную мне информацию и объясните мне, что вы хотите от меня. Если это выполнимо, то я это сделаю. Но я не хочу никаких инструкций или покушений на мое время. На самом деле я должен успеть на вечерний автобус в Фексельбург, иначе мой коллега начнет беспокоиться и сообщит об этом в ИПКЦ.

— Действительно? В таком случае, они позвонят сюда по телефону и мы позволим тебе сообщить им, что с тобой все в порядке.

— Разве я не ясно выразился? — спросил Глауен.

Но Заа не обратила на его возражения никакого внимания.

— Инструкция необходима. В противном случае у тебя не будет полного понимания задачи, а это входит в условие договора.

В комнату вошел Мутис в сопровождении двух человек: один был такой же дородный, как Мутис, второй заметно более стройный, очевидно юноша или молодая женщина.

Заа обратилась к вошедшим:

— Это Глауен, который какое-то время пробудет с нами для получения инструкций. Лило, ты преподашь ему Основы и, может быть, Первый Компендиум, — обращаясь уже к Глауену она сказала, — Лило чудесный инструктор, чуткий и терпеливый. Мутис и Фуно — оба Высшие Ордена и Советники Дома. Оба они мудрые и ответственные и ты все время должен прислушиваться к их советам.

— Еще раз, раз и навсегда, — сердито воскликнул Глауен, — мне не нужны инструкции ни в мономантике, ни в чем-то другом. Так как вы явно не хотите дать мне ту информацию, за которой я сюда приехал, я уезжаю.

— Не надо падать духом, — сказала Заа, — Если ты будешь старательно учиться, то твои труды даром не пропадут. А сейчас тебя подготовят для занятий.

Мутис и Фуно сделали шаг вперед.

— Пойдем! — сказал Мутис, — Мы покажем тебе твою комнату.

Глауен взглянул на Заа и вновь почувствовал в ее лице отблеск эмоций. Она наслаждалась его унижением.

— Так вы серьезно решили удерживать меня здесь против моего желания? — мрачно спросил он.

— Это отнюдь не своевольное решение, — сказала Заа, снова одев на лицо маску равнодушия, — это условие нашего договора.

Глауен направился к проходу.

— Я ухожу. Можете задержать меня на свой собственный страх и риск.

Мутис и Фуно двинулись вперед, но Глауен оттолкнул их и пошел по проходу к вестибюлю. Мутис и Фуно не спеша последовали за ним. Глауен подошел к двери, но не сумел найти ни запора, ни задвижки. Он толкал дверь и бил по ней, но дверь упорно не хотела открываться.

Мутис и Фуно медленно двинулись вперед. Глауен прижался спиной к двери и приготовился к бою.

— Не надо драться, — вмешалась Лило, — они только покалечат тебя и сделают покорным с помощью боли. Не давай им такого шанса!

— А как мне выбраться отсюда?

— Отсюда не выбраться. Делай то, что тебе говорят. Идем со мной. Уверяю тебя, что это наилучший выход.

Глауен оглядел двух Советников Дома. Он явно перед ними проигрывал. Но зачем осложнять ситуацию, когда он не появится в отеле, Кеди свяжется с Плоком в штаб-квартире ИПКЦ, и тот предпримет необходимые шаги.

— Пойдем, — сказала Лило, — Им ведь достаточно только дотронуться до тебя.

— Счастливчик Глауен, — сказал Мутис.

— Это возмутительно! — сказал сквозь стиснутые зубы Глауен, — У меня много важных дел в других местах.

— Они могу подождать, — сказал Фуно визгливым голосом, который совсем не подходил такому крупному и мускулистому мужчине, — Ты слышал, что сказала Орден, а теперь поторапливайся, пока мы не потеряли терпение.

— Иди, — сказал Мутис, подаваясь вперед, его рот открывался и пульсировал, как полип.

Глауен осторожно обошел их. Лило взяла его за руку и повела вдоль прохода.

3

Глауен мрачно проследовал за Лило по темной каменной лестнице на второй этаж, затем вдоль по коридору. Наблюдая за покачиванием бедер Лило, Глауен пришел к выводу, что она все же женщина. За его спиной топал Мутис.

Лило остановилась у подножья второй лестницы и подождала, пока Мутис зажжет ряд тусклых ламп, чтобы осветить лестницу.

— Сейчас мы пойдем по этой лестнице, — сказала Лило Глауену, но будь осторожен, она очень опасна, особенно при тусклом освещении.

— Пусть сам это выяснит, — сказал Мутис с тяжелой улыбочкой, — одно-другое падение ему не помешает.

Лило начала подниматься по лестнице. Глауен, охваченный внезапным приступом паники, резко остановился. Лило задержалась, взглянула через плечо и позвала:

— Идем!

Глауен продолжал стоять в нерешительности. Мутис и Фуно, с круглыми белыми равнодушными лицами, наблюдали за ним. Глауен подумывал о том, чтобы броситься на них, застать их врасплох, а потом как-нибудь убежать. Но рассудок все же взял верх. Мутис и Фуно не из тех, кого легко застать врасплох, а Кеди, во любом случае, доложит в штаб-квартиру ИПКЦ о его отсутствии еще до того, как кончится вечер.

— Идем, Глауен, — снова позвала его Лило.

Глауен повернулся и начал подниматься по лестнице. Странная лестница для такого массивного здания, подумал он. Она была крутой, неправильной, лишенной перил и дважды под странным углом меняла направления. Лило назвала ее опасной, особенно в темноте. Вполне возможно. Лило провела его через длинный унылый зал в комнату уставленную сундуками и вешалками.

— Это маленький предварительный шажок, но он очень важен. Ты должен очиститься и одеться в соответствующие одежды, чтобы подходит под наш стандарт. Ты должен снять и выбросить чужые одежды, которые совершенно не подходят для семинарии. Больше ты ими пользоваться не будешь.

— Конечно же, я ими еще воспользуюсь, — проворчал Глауен сквозь стиснутые зубы, — Чистое сумасшествие! Я не хочу здесь находиться и я здесь не останусь!

— По этому поводу, Глауен, я ничего сказать не могу. Я могу только подчиняться Орден. Ты поймешь, что это самый простой путь.

— Но я не хочу подчиняться Орден.

— Может быть, но законы семинарии очень строги. И кто знает? Возможно, когда ты откроешь для себя великолепие Синтораксиса, твои взгляды изменятся! Подумай об этом!

— Слишком мала вероятность. Пока что то, что я видел вызывает только отвращение.

— А сейчас можешь воспользоваться будкой для переодевания, — холодно сказала Лило.

Глауен зашел в будку и снял свои одежды, а когда вышел, то обнаружил, что его уже ждет Мутис.

— Садись! — указал Мутис на стул.

— Это еще зачем?

— Чтобы я мог снять заразный войлок с твоей головы. Здесь мы живем в условиях цивилизованной чистоты.

— Никогда не возражал против стрижки, — сказал Глауен, с трудом сдерживая ярость, — Когда я выйду отсюда, я не хочу выглядеть бродягой.

— Садись, — Мутис и Фуно схватили его за руки и усадили на стул.

— Вот так! — сказал Мутис, — Сиди спокойно и не доставляй нам трудностей.

— Делай, что тебе говорят, — равнодушно сказала Лило, — Так будет лучше.

Мысленно обещая отомстить дюжину раз, Глауен сидел как камень, пока Мутис грубо срезал его волосы.

— Вот так! — сказал Мутис, — А теперь снимай свои подштанники, или как ты их там называешь, и марш в ванну!

Глауена заставили вымыться в едкой «дезактивирующей жидкости», потом принять холодный душ, после чего велели одеть стандартные семинарские одежды, разрешив самому выбрать их из сундуков.

Наконец Мутис ушел по своим делам.

— А сейчас, — сказала Лило, — я отведу тебя в твою комнату на период медитации.

— Минуточку, — Глауен собрал свои одежды в узел и взял узел подмышку. Лило ничего на это не сказала, — Теперь пошли.

Она повела его по коридору, попутно давая советы.

— На какое-то первое время тебе надо будет воздержаться от посещения города или деревень. Отбрось подобные мысли, они категорически не одобряются.

— Я не задержусь здесь настолько долго, чтобы у меня возникла такая необходимость. По крайней мере я так надеюсь.

— В связи с этим, — заговорила она несколько быстрее, — У тебя нет необходимости пользоваться лестницами, так как они очень опасны.

— Судя по твоим словам, они не только опасны, но и зловещи, — проворчал Глауен.

— Ты очень проницателен! Так что, жди провожатого! Запомни, послушным ученикам живется намного проще, чем тем, кто всем. Ты, конечно же, не относишься к последней категории. Я права?

— Я — Глауен Клаттук. Это ответ на твой вопрос.

— А что такое «Клаттук», — бросила в его сторону косой взгляд Лило.

— Вскоре это будет вполне понятно. Надеюсь, рано, а не поздно.

Какое-то время Лило молчала, но потом вдруг с какой-то тоской спросила:

— Ты путешествовал по всей Сфере?

— Не так далеко, как мне бы хотелось. На самом деле я посетил всего несколько миров вдоль Хлыста.

— Путешествовать должно быть очень интересно, — заметила Лило, — А я вот только смутно помню ясли в Строке, а потом — Семинария, — она остановилась перед дверью, — Вот твоя комната.

Она открыла дверь и остановилась в ожидании. Глауен упрямо сделал шаг назад.

— Ты ничего не добьешься своими капризами, — вздохнула Лило. — Мутис больше всего любит несгибаемых.

Глауен вздохнул и вошел в комнату.

— Мы еще поговорим попозже, — пообещала Лило, — Я рада, что Орден выбрала тебе в инструкторы меня; обычна такие задания выпадают Байант или Гайлас. А пока, для удобства и твоей защиты, я закрою дверь.

— Защиты от кого?

— Иногда, — сделал неопределенный жест Лило, — ученики, который закончили свою работу, надеются с кем-нибудь поболтать и мешают тем, кто предпочитает отдохнуть или помедитировать. А когда дверь закрыта, то ты защищен от таких неприятностей.

Дверь за ней закрылась. Кипя от ярости, Глауен начал изучать свою комнату. От холодного пола защищал сплетенный из ивовых прутьев коврик, стены были отполированы. У дальней стены под окном стояли стол и стул. Слева — грубо сделанная койка, справа — высокий шкаф и сундук. Открытая дверь в ванну.

Глауен бросил свой узел на койку и уселся на стул.

В комнате было прохладно, а Глауен все еще не отошел от холодного душа. Зубы у него начали стучать и это только прибавило раздражения. Он поднялся, начал махать руками, ходить взад и вперед, подпрыгивать и через некоторое время почувствовал себя лучше.

Юноша посмотрел на окно. Центральная стойка делила стекло на две половины, которые были слишком малы, чтобы через них можно было вылезти. Если возникнет необходимость в вентиляции, то каждую застекленную половинку можно было открыть; в данный момент обе половины были закрыты. Глауен забрался на стол и выглянул в окошко. Из него открывался вид на степь и на восточную оконечность города, где в беспорядке были разбросаны коттеджи. Зонка не было видно, но, судя по тусклому свету и длинным теням, время близилось к закату. Автобус, вероятно, уже выехал в Фексельбург, и к великому сожалению, его в этом автобусе не было. Глауен встал ни цыпочки и заглянул вниз. Стена уходила вниз на полсотни метров и стояла на скалистом склоне холма. Глауен открыл одну створку и попробовал на прочность центральную стойку. Он дергал и тянул, но стойка разве что немного прогнулась. Он закрыл окно, чтобы защититься от холодного ветра. Предположим, что Кеди точно и быстро выполнит его приказ, тогда помощь можно будет ждать уже сегодня вечером, хотя более реалистично надеяться на завтра.

Глауен вытянул ноги и попробовал оценить ситуацию. Это приключение он определенно никогда не забудет. Он даже сумел криво усмехнуться. Нахальство Заа и ее компании было просто бесстыдным. Они использовали технику контроля сознания: сначала разрушали сознание жертвы, стирали ее представления о нормальной жизни, а потом заполняли образовавшуюся пустоту альтернативной системой, которая прекрасно функционировала. «Да, это не тот случай в моей практике, которым я буду гордиться», — подумал Глауен.

Потом ему в голову пришла другая мысль. Если верить Заа, ее предупредили о его приезде. Кто знал о его планах? Кеди, инспекторы Барч и Танаквил, командир Плок. Зачем кому-то из этих людей предавать его? Глауен потер подбородок. Заа обошлась с ним, с полицейским офицером, совершенно не задумываясь о последствиях; из этого ясно следовало, что полиции Фексельбурга она не боялась. Внезапно Глауен подумал о том, что он так ни разу и не испытал на себе никакого насилия. Его подчинили всего лишь намеками и смутными угрозами, и в результате этого он сидит в закрытой комнате с обритой головой. Он почувствовал острый стыд.

Однако, единственный вопрос отодвигал на задний план все остальные: зачем?

Глауен заметил, что в комнате стало темно. Он залез на стул и выглянул в окно. На страну Лативлер опустилась ночь. Хлыст Мирсеи под углом пересекал небо. Глауен снова сел на стул и приготовился ждать.

Прошло десять минут. В холе послышались шаги, дверь открылась и на пороге появился стройный силуэт Лило.

— Здесь что, нет ни отопления, ни света? — холодно поинтересовался Глауен.

— Конечно, же свет есть, — сказала Лило.

Она притронулась к кнопке около двери и на потолке зажглись световые ленты. Глауен заметил, что она несет с полдюжины книг. Глауен молча наблюдал, как она аккуратно расставляла книги в ряд на конце стола. Почувствовав настороженное настроение Глауена, она обернулась и внимательно на него посмотрела.

— Это учебный материал, который тебе потребуется. Как ты знаешь, я буду твоим инструктором, по крайней мере на какой-то период. Конечно, основную работу придется проделать тебе самому, именно здесь и скрывается настоящий успех. Тексты довольно насыщенны и требуют тщательной проработки.

— У меня нет никакого интереса к Мономантике, — упрямо повтори Глауен.

— Твой интерес начнет расти, когда ты откроешь преимущества учебы. Ну, давай. Мы должны начать, чтобы никто не подумал, что мы бездельники.

Лило выбрала одну из книг и с кошачьей грацией села на краешек койки.

— Это «Справочник основ». Все основы надо запомнить, даже в том случае, если их смысл и не совсем для тебя ясен. Я буду читать их для тебя, а ты должен слушать во все уши, чтобы воспринять их силу и их звучание, даже если тебе это еще и не совсем понятно. «Первое: дуализм — это зерно и терка, но они сольются в Единство. Второе: …

Глауен слушал, как она читает с полузакрытыми глазами, раздумывая при этом, какие капризы веры привели ее в Семинарию на Поганской точке. Она ведь славная девушка, у которой доброты и открытости, пожалуй, намного больше, чем ей нужно. Она бросила на него быстрый взгляд.

— Ты слушаешь?

— Конечно! У тебя сладкий голосок, единственная приятная вещь, которую я здесь встретил.

Она отвернулась.

— Ты не должен думать в таких понятиях, — сказала она строго, но Глауен заметил, что это высказывание не было для нее так уж неприятно. Лило продолжала, — Ты прослушал Справочник, который мы будем повторять каждый день, пока ты его окончательно не освоишь. А сейчас попробуем тебе заинтересовать. Вот здесь зеленым шрифтом «Правила, следствия и развитие», а красным шрифтом вверх ногами напечатаны «Полезные выводы». Это очень важная книга, но мы лучше начнем с «Основ и фактов», которые дадут нам полезную почву для дальнейшего изучения предмета. И конечно же, у нас здесь есть и «Базовые концепции», — она протянула Глауену книгу, — С нее надо и начинать.

Глауен пролистал страницы.

— Довольно трудно… это выше моего понимания, даже если бы меня это и заинтересовало, чего на самом деле нет.

— Интерес придет потом! Синтораксис основан на последовательности аксиом, вытекающих из так называемых Фундаментальных Истин. Очень грубо говоря, Истины связывают между собой все, что мы знаем. Фундаментальные Истины — узлы интеллектуальной силы, они образуют сложную и гармоничную структуру. Достичь вершин трудно, но возможно. Ничто не должно заслонять ясность нашего видения. Поганская точка в стране Лативлер идеальное место для этого. Здесь нет ничего, что могло бы помешать нашему прогрессу в знании. В Семинарии нет никаких отвлекающих факторов; она и не сурова, и не приятна…

— Однако, очень холодная.

Лило не обратила на это замечание никакого внимания.

— …здесь ничто не отвлекает нас, особенно склонность к мимолетному легкомыслию. Боль можно проигнорировать, наслаждение более коварно.

— И намного приятней, не правда ли?

Лило поджала губки.

— В этой идее нет ни достоинств, ни выводов.

— Для Мутиса и Заа, возможно, так оно и есть. Но только не для меня. Я печалюсь о наслаждениях, которые пропустил, но о боли я не думаю, я должен не обращать внимания на страдания.

— Нельзя быть столь легкомысленным, — сказала Лило, — Такие идеи ослабляют и разрушают поток логики. В Основах говориться, что случайные импульсы эволюции вызывают аномалии, которые мы должны исправлять. Наша цель извлечь из хаоса порядок. Помнишь Третий пункт Справочника? «Единство — чистота! Энергия — направление. Двойственность — столкновения, беспорядок и застой!»

Наполовину заинтригованный, Глауен изучал черты лица Лило, которые, так же как и у Заа, были красивыми и тонкими.

— Эти идеи твердо уложились у тебя в голове? — поинтересовалась Лило.

— Абсолютно. Двойственность для логики, все равно, что смерть для жизни. «Единство и противоположности» в широком спектре анализируют это положение, и вполне подходят для начинающих.

— А что ты подразумеваешь под «Двойственностью»?

— Это должно быть ясно даже тебе! Двойственность — это Великая Ересь, которая уводит нас в сторону от Полимантики. Во всяком случае, в двойственности доминирует мужское начало, а это ведет к полярности. В Прогрессивной Формуле, которой мы придерживаемся, сексуальную полярность следует игнорировать.

— И что ты по этому поводу думаешь?

— А мне не надо по этому поводу ничего думать. Символ веры Мономантики верен.

— Но как ты относишься к этому в личном плане?

Лило снова поджала губы.

— Я никогда не задумывалась. Самоанализ — это очень непродуктивное занятие.

— Вижу.

Лило бросила в его сторону косой взгляд.

— А ты?

— Мне нравится Двойственность.

Лило неодобрительно покачала головой, хотя, похоже, у нее на губах проскочила улыбка.

— Я так и подозревала. Ты должен принять Единство, — она снова бросила в его сторону взгляд, — Что ты на меня так смотришь?

— Мне интересно, что ты думаешь о себе? Мужчина? Женщина? И то и другое? Что-то неизведанное? Или что?

Лило уставилась на противоположную стену.

— Такие идеи не подходят для обсуждения. Иррациональная эволюция ослепила нас дуализмом; мы отбрасываем его в сторону всей силой нашей философии!

— Ты так и не ответила на мой вопрос.

Лило уселась уставившись в Справочник.

— А как ты рассматриваешь меня?

— Ты — определенно женщина.

Лило неохотно кивнула.

— Философски, я женщина, это так.

— Если ты дашь возможность отрасти своим волосам, то тебя даже можно будет назвать хорошенькой.

— Какие странные вещи ты говоришь! Это уже осознанный дуализм.

Побуждаемой всеми поколениями Клаттуков, чья кровь текла в его жилах, Глауен сел на койку поближе к Лило. Он бросила на него изумленный взгляд.

— Что ты делаешь?

— Хочу попробовать вместе с тобой начать изучать дуализм и посмотреть, как он действует. Это намного интереснее Мономантики.

Лило пересела на стул.

— Это самое необычное предложение, которое я когда-либо слышала!

— Тебя оно заинтересовало?

— Конечно, нет. Мы должны все наше внимание уделять одобренной программе, — послышался музыкальный звук, — Ужин. Пойдем. Мы пойдем туда вместе.

В столовой Глауену и Лило подали хлеб, бобы, и вареную зелень из выставленных в ряд больших железных котлов. Они сели за длинный стол. Там над своими тарелками склонилось еще около тридцати членов Семинарии.

— У тебя есть среди них какой-нибудь друг? — поинтересовался Глауен у Лило.

— Мы одинаково горячо любим друг друга и все человечество. И ты должен делать то же самое.

— Думаю, Мутиса трудно полюбить.

— Иногда Мутис вынужден быть деспотичным.

— И ты все равно любишь его?

Немного подумав, Лило сказала:

— Каждый из нас излучает свою долю всеобщей любви.

— Но зачем ее тратить на Мутиса?

— Шшш! Успокойся! Ты слишком шумный. По правилу в столовой должна стоять тишина. Многие из нас отводят это время для того, чтобы подумать или прояснить для себя какой-нибудь парадокс. И никто не хочет, чтобы его при этом отвлекали.

— Извини.

Лило взглянула на тарелку Глауена.

— Ты почему не ешь?

— Пища отвратительна. Бобы подгнили, а зелень подгорела.

— Если не будешь есть, то останешься голодным.

— Лучше быть голодным, чем больным.

— Тогда пошли, нет смысла сидеть здесь просто так.

Придя в комнату, Лило первым делом уселась на стул. Глауен сел на койку.

— А сейчас, — сказала лило, — нам надо обсудить с тобой Основы.

— Давай поговорим о чем-нибудь более интересном, — предложил Глауен, — Какой услуги хочет от меня Заа?

— Я не собираюсь высказывать предположения, — нервно дернула головой Лило.

— А кто позвонил ей по телефону и предупредил, что я приеду?

— Не знаю. А теперь в отношении книг. Я оставлю их в твое распоряжение. Так как они очень ценные, то меня попросили взять с тебя расписку, Лило встала и достала листок бумаги, — Постав под распиской свой знак и имя.

Глауен отмахнулся от расписки.

— Забирай обратно книги, мне они не нужны.

— Но они тебе необходимы для учебы.

— С этой комедией пора кончать, и чем скорее, тем лучше. Я — капитан Клаттук, полицейский офицер. Я провожу расследование. Как только я закончу свое расследование здесь, я сразу же покину эти стены.

Лило стояла и нахмурившись смотрела на расписку.

— И все же, подпиши эту бумагу, — распоряжение Заа.

— Ну-ка прочитай, что на ней написано.

Неуверенным голосом Лило прочитала документ:

— «Я, Глауен, признаю, что получил шесть книг, перечисленных ниже по заглавиям, — Лило перечислила названия книг, — с которыми я буду обращаться аккуратно и достойно, в соответствии с тем, чему меня учили. Я обязуюсь заплатить обычную плату за их использование Институту Мономантики, а так же заплачу разумную сумму за питание, ночлег и прочие услуги».

— Дай мне ручку, — сказал Глауен.

В нижней части листа он написал:

«Я, Глауен Клаттук из Дома Клаттуков, станция Араминта, Кадвол, капитан полиции и сотрудник ИПКЦ, не заплачу ничего. Я здесь нахожусь в качестве полицейского офицера, и выйду отсюда, когда мне это будет удобно. Любые требования на какую-либо компенсацию расходов должны предъявляться штаб-квартиру ИПКЦ в Фексельбурге».

Глауен вручил расписку Лило.

— Забирай книги. Я не собираюсь ими пользоваться.

Лило взяла книги и подошла к двери. Глауен прыгнул и встал в дверном проеме.

— Не вздумай закрывать дверь. Так как я теперь не учусь, то меня можно и побеспокоить.

Лило медленно вышла в зал, где остановилась и с озадаченным выражением лица обернулась.

— Лучше, все-таки закрыть дверь, — наконец сказала он.

— Мне это не нравится. В этом случае я чувствую себя пленником.

— Это для твоего же удобства и безопасности.

— Ничего, я рискну.

Лило развернулась и медленно пошла вдоль зала. Глауен проследил как она исчезла на опасной лестнице. В какой-то момент он хотел последовать за ней, но потом решил, что еще рано идти на открытую конфронтацию. Пусть Плок из ИПКЦ сам разбирается с этим своеобразным народом.

С другой стороны, ни какого вреда не будет, если он предпримет кой-какие предосторожности. Он оглядел зал: никого поблизости не было. Он побежал в комнату, где его стриг Мутис. Там он взял с полки шесть новых простыней и быстро вернулся к двери. Опять оглядел зал. Никого. Он быстренько вернулся в свою комнату. Встав на стул, он положил простыни на высокий шкаф так, чтобы их не было видно снизу. Немного подумав, он спрятал там же узел со своей одеждой.

Прошло полчаса. Открылась дверь и в комнату заглянул Мутис.

— Пошли со мной.

— Тебя что, в детстве не учили как себя вести? — холодным голосом поинтересовался Глауен, — Сначала стучат в дверь, а потом ее открывают.

Мутис тупо, непонимающе уставился на него, потом махнул своей тяжелой рукой.

— Пошли.

— Пошли куда?

Мутис нахмурился и сделал шаг вперед.

— Мне что надо что-то сделать, чтобы было понятно? Я сказал: «Пошли»!

Глауен медленно встал. Мутис, похоже, сегодня был в дурном настроении.

— Поторапливайся, — прорычал Мутис, — Не заставляй меня ждать. До сих пор ты легко отделывался.

Глауен вышел из комнаты. Мутис буквально подпирал его сзади.

— Разве я не сказал «Поторапливайся!»?

Он ткнул кулаком Глауена в поясницу. Глауен ударил левым локтем его в шею. Мутис рванулся вперед, Глауен хотел нанести удар и отскочить, но опоздал. Мутис опередил его и швырнул на пол. Глауен дрыгнул ногами и попал Мутису в ухо. Он вскочил на ноги и стоял задыхаясь, но теперь зал был полон суетящихся фигур в развивающихся балахонах с капюшонами. Чьи-то руки схватили его сзади и надвинули на глаза капюшон, так, чтобы он ничего не мог видеть. Он услышал яростное бормотанье Мутиса и шарканье ног, как будто тот пытался добраться до Глауена, но его держали.

Его наполовину повели, наполовину потащили вниз по лестнице. Здесь замешательство продолжалось; восклицания вопросы. Наконец, Мутис мрачно распорядился:

— В старое место его; таков был приказ.

Глауен услышал бормотанье полное сомненья и тихие ответы, но не сумел разобрать смысл ни того, ни другого. Он попробовал высвободиться из держащих его рук, чтобы откинуть капюшон, но успеха не достиг.

— Теперь он под моей ответственностью. Он понятливый, так что помощь мне не нужна.

— Он подвижный и сильный, — сказал голос у самого уха Глауена, — Мы пойдем тоже, чтобы предотвратить сопротивление.

— Ну, ну, — проворчал Мутис.

Глауена повели по коридору, который пах мокрым камнем, аммиаком и плесенью. Он услышал скрип и шорох и его толкнули вперед. Держащие его руки исчезли; он был свободен. Он опять услышал скрип и шорох, потом стук закрываемой двери, затем наступила тишина.

Глауен стянул с лицо капюшон. И все равно ничего не увидел. Он стоял в абсолютной темноте.

Спустя несколько мгновений Глауен попробовал двинуться к двери, но обнаружил там только стену. Эхо, или какое-то другое неуловимое чувство, подсказывали ему, что он находится в большом помещении, судя по запаху влажных камней под землей. Единственным звуком было тихое журчанье бегущей воды.

Минут пять Глауен стоял неподвижно, стараясь собрать воедино все свое оставшееся хладнокровие. «Похоже, я допустил ряд ошибок, — сказал он сам себе, — События развиваются от плохого к худшему».

Он ощупал стену у себя за спиной и почувствовал природный камень; неровный, влажный и пахнущий плесенью. Казалось, что он стоит в самом сердце Поганской точки.

Глауен принялся осторожно обследовать помещение, продвигаясь вперед, он сначала внимательно ощупал пол, ожидая в любой момент наткнуться на край пропасти; такого трюка вполне можно было ожидать от мономантиков. В таком случае, когда Плок появится здесь в поисках его, Заа тоном оскорбленной невинности спокойно может сказать: «Этот сумасшедший капитан Клаттук? Мы не смогли его сдержать! Он решил зайти в пещеру и упал в пропасть! Мы ничего не могли с этим поделать!»

Но пропасти Глауен не нашел. Пол казался совершенно ровным. Глауен отсчитал десять шагов влево от двери, потом вернулся и отсчитал столько же вправо. Явный изгиб стены подсказывал, что помещение, очевидно, имело круглую форму. Глауен вернулся к двери и приготовился ждать. Рано или поздно, кто-то же должен придти проведать его. А, может быть, никто и никогда так и не придет? Глауен подумал о том, что вполне вероятно именно такая судьба была предназначена туристам, которые слишком рьяно искали сокровища Зонка. Мысль была не утешительная. Конечно, он сумел заехать Мутису в ухо ногой, но этого мало, чтобы умереть счастливым.

Прошло полчаса. Глауен устал стоять прислонившись к стене и сел на пол. Его глаза стали тяжелыми и, не смотря на холод, он задремал.

Глауен проснулся. Прошло, по крайней мере, несколько часов. Ему было холодно, он дрожал и чувствовал себя совершенно несчастным. Во рту было неприятно сухо. Он прислушался. Ничего кроме, журчанья воды, которое доносилось определенно откуда-то справа. Он с трудом поднялся на ноги и почувствовал дверь. Внезапная мысль пришла ему в голову: а может дверь и не думали закрывать! Какая прекрасная дьявольская издевательская шутка над иностранным полицейским: оставить его умирать от голода в подземелье за дверью, которую и не думали закрывать!

Глауен попробовал дверь. На ощупь он оказалась вполне прочной. Он ощупал ее вдоль косяка и по все площади ни защелки, ни петель, ни цепочки. Глауен отступил назад и с силой толкнул дверь плечом. Дверь даже не шелохнулась. Глауен застонал.

Прошел еще час, а может даже и два, Глауен уже потерял ориентацию во времени. Он начал уставать от ожидания, и у него все меньше оставалось надежды на ночной отдых, несомненно его оставят здесь до утра, в то время, как остальные будут наслаждаться отдыхом в своих теплых кроватях.

Глауен тяжело вздохнул и постарался взять себя в руки. Ярость в данный момент ни к чему хорошему не приведет.

Его мучила жажда. Не теряя контакта со стеной, он на четвереньках пополз вправо и примерно через двадцать шагов натолкнулся на ручеек прохладной воды. Он набрал пригоршню и попробовал. Вода была насыщена минеральными солями и ее вряд ли можно было считать питьевой. Глауен сделал несколько глотков, так, чтобы только хоть как-то утолить жажду, затем встал на ноги и побрел обратно к двери.

Прошло еще непонятно сколько времени. Глауен сидел около двери, мысли у него оцепенели.

Откуда-то сверху послышался звук. Глауен поднял голову. Звук повторился; ему показалось, что где то открылась дверь. Появился проблеск света, который осветил очертания балкона в десяти метрах над полом.

На балконе появилась фигура, облаченная в белые одежды и держащая в руках лампу. Глауен продолжал сидеть без движения. Человек в белом установил лампу в подставку, а потом легким движением откинул с головы капюшон. В желтоватом свете лампы Глауен увидел худое лицо с большими темными глазами, копну темно-медных волос, и красивые очень правильные черты лица. Волосы обрамляли лицо, как каска, почти закрывали уши, прилипали ко лбу , а на шее заканчивались локонами. С притупленным удивлением Глауен узнал в этой фигуре Орден Заа. На этот раз ее балахон был сшит из более мягкого материала и сидел на ней более элегантно.

Заа с загадочным выражением на лице взглянула вниз на Глауена.

— С великим мастерством ты сумел добиться для себя очень неудобных условий, — сказала она легким, почти воздушным голосом.

— Мое поведение было вполне правильным, — сдержанным голосом ответил Глауен, — Это вы сделали ошибку поставив меня в такие условия, по причинам, которые не доступны моему пониманию.

— В понятиях местной реальности, — покачала головой Заа, — мое поведение вполне правильно. Твое поведение основано на наивных теориях, которые уже доказали свою бесполезность.

— Я не собираюсь спорить, — ответил Глауен, — А то еще подумаете, что я жалуюсь.

Заа с интересом посмотрела на него.

— Я смотрю, у тебе необычно твердая позиция.

Глауен понял, что Заа играет с ним, как кошка с мышкой, и не стал ничего отвечать.

— По причине стоицизма? — начала подсказывать ответ Заа, — Или в соответствии с разработанной философией?

— Мне трудно на это ответить; я не философ. Возможно, я просто был ошеломлен.

— Жаль. Если Мутис совершил ошибку, то так просто это ему не простится, я надеюсь, что у него до сих пор звенит в голове от твоего удара. Но мы не должны топтаться около прошлых ошибок, мы должны смотреть в будущее. Что ты на это скажешь.

— Я скажу: дай мне нужную информацию, и я без задержки покину это мрачное место и даже ни разу не оглянусь. Это самый разумный выход.

— Это только с твоей точки зрения, — улыбнулась Заа.

— Да и с твоей это должно выглядеть именно так. Ты напала на полицейского офицера и тем самым навлекла на себя неприятности.

— Ты забыл, что ты в стране Лативлер. Твоя власть здесь ничего не значит.

— В ИПКЦ не разделяют твою точку зрения.

— Не позволяй этой теории управлять твоим поведением, — заметила Заа, — Я управляю Семинарией, ровно как и природой местной Истины. Ты должен принять мою программу, а не я твою. Если тебе это еще не ясно, то ты просто нуждаешься в мозговой терапии.

— Это заявление мне понятно. Ни в какой терапии я не нуждаюсь.

— А я вот в этом не уверена, особенно после того, как услышала доклады Мутиса и Лило. В одном случае ты делал эротические предложения…

— Что? Я такое делал!

— … в другом случае ты вел себя очень агрессивно и заставил страдать Мутиса, у которого ухо до сих пор остается распухшим и болит.

— Эти обвинения абсурдны!

— Суть происходящего вполне очевидна, — пожала плечами Заа, — Мутис характеризует тебя, как трудновоспитуемого, а Лило озадачена твоей тактикой и никак не поймет, где она совершила ошибку.

— А теперь послушай настоящие факты, — усмехнулся Глауен, — Мутис ударил меня по почкам до того, как я ударил его. Он спровоцировал меня на драку, хотя сделал это, возможно, по твоему приказу. А что касается Лило, то, возможно, я и был с ней несколько галантен, просто от чистой скуки, просто чтоб внести хоть какую-то искорку в ее жизнь. Мое поведение никак нельзя было назвать похотливым. Сексуальные мысли рождаются в ее голове, а не в моей.

— Вполне возможно, что так оно и было, — снова безразлично пожала плечами Заа, — а почему бы и нет? Ты сильный и уверенный в себе молодой человек, и впечатлительная молодая женщина вполне может посчитать тебя соблазнительным, — Заа обвела взглядом помещение, — Эти апартаменты не роскошны, зато не дорогие, а точнее бесплатные. Так как ты отказываешься платить за постой, то это тебе вполне должно подойти.

— Ты хочешь использовать мое согласие заплатить, как доказательство того, что я остался здесь по своей воле. Но это вовсе не так. Я здесь в качестве пленника.

— А ты забыл наш договор?

— Договор? — непонимающе посмотрел на нее Глауен, — Его условия были настолько расплывчатыми, что их можно считать бессмысленными. Ни этот, так называемый, договор, ни какой-либо иной не имеют силы, когда они заключены между пленником и его тюремщиком.

Заа рассмеялась, ее смех оказался неожиданно приятным — как звон стеклянных колокольчиков, тронутых бризом.

— В стране Лативлер такие договоры имеют странную и определенную силу, особенно в отношении обязательств пленников.

На это Глауен не нашелся что ответить.

— Ты помнишь наш договор? — продолжала Заа.

— Ты предложила мне полную информацию, которой ты обладаешь, а должен оказать тебе услугу, но так как ты не дала мне точного описания требуемой услуги, то я отказался. Тогда ты решила обучить меня Мономантике, рассматривая это как один из пунктов договора. Шутка хороша, но ты не подумала, что я больше не воспринимаю наш договор серьезно?

— Это ошибка. К договору надо относиться серьезно.

— В таком случае, я предлагаю следующее, — сказал Глауен, — Ты даешь мне всю информацию, за которой я приехал и объясняешь мне, что от меня требуется. Если это что-то такое, что я могу сделать, и если это не является аморальным, насильственным, бесчестным, не займет много времени и не будет стоить очень дорого, то я это обязательно сделаю.

Заа задумалась.

— Это обезоруживающе простой план.

— Рад, что тебе он понравился.

— Ах! Меня не столько беспокоит твое счастье, сколько твоя искренность.

Глауен подумал над ее словами.

— Учитывая мое положение, я должен быть искренним.

— Хм, может так оно и есть. Но я должна быть уверена. Но я боюсь проверить тебя. Подожди минуточку, и мы продолжим нашу дискуссию.

Заа удалилась с балкона. Дверь закрылась. Несколькими мгновениями позже открылась нижняя дверь. Заа вошла в подземелье и закрыла за собой дверь.

— На этом уровне будет проще говорить.

— Согласен.

Материя, из которой было сшито одеяние Заа была очень легкой; от того существа среднего рода, которое впервые встретил Глауен не осталось и следа. В свете лампы острые черты ее лица стали намного деликатней; шапка темно-медных волос придавала ее лицу пикантные черты, ее большие темные глаза были мягкими и влажными. Разделяющее их расстояние в пять или шесть шагов преодолевал аромат нежных духов.

Заа рассеяно осмотрела подземелье.

— Ты уже ознакомился с этим метом?

— Это в темноте-то? Я Клаттук, но еще не сумасшедший.

— Оглядись. Это пещера в самом сердце Точки. Видишь вон там у стенки помост. Сверток в изголовье содержит матрац и одеяло, которые посетители могут использовать для сна.

— И сколько ты за это запросишь?

— Ты можешь совершенно бесплатно спать там, где Заб Зонк лежал на своем белом катафалке из нефрита, в тени занавеса из лунного камня и жемчугов.

— Странное помещение для нуждающихся гостей.

— Ты так считаешь?

— Атмосфера странная, если не сказать несколько мрачная. Удобства минимальные.

Заа снова обвела взглядом пещеру.

— Да, несомненно, условия здесь аскетические. Но лучшие условия и стоят дороже.

Глауен пропустил мимо ушей ее шутку.

— Народ Фексель знает, что вы нашли гробницу?

Заа широко развел руки и через плечо взглянула на Глауена. Тот зачарованно следил за ней.

— Естественно, — сказала Заа, — Иначе почему бы еще они нянчились с нами и потакали нашим капризам? Потому что тысячи туристов тратят целые состояния, чтобы болтаться по степи в поисках гробницы. Мы храним секрет, а народ Фексель оставляет нас в покое.

Глауен задумчиво посмотрел в сторону помоста. Странно как легко ему открывают бесценный секрет! Заа даже не попросила его не разглашать этой тайны. Откуда у нее может быть уверенность, что он не разболтает эту ценную и довольно важную информацию, когда выберется из Поганской Точки? Очевидно, она ему верит. Замечательно! Но Заа не кажется той женщиной, которая легко принимает что-то на веру. В голову Глауена пришли другие мысли, но он постарался отогнать их вместе с выводами, которые они навевали.

— А как же баснословные сокровища? — спросил он Заа.

— Катафалк был разбит. Кости Зонка так и не нашли. А сокровищ просто не было, — Заа повернулась и пошла в дальний конец комнаты. Она остановилась и через плечо оглянулась, — Ты идешь?

Глауен последовал за ней, у него было такое чувство, что все происходит во сне.

Заа остановилась около маленького ручейка, который тек по полу. Она оглянулась на Глауена.

— Ты заметил этот ручеек?

— Да. И даже попробовал пить из него.

Заа мрачно кивнула.

— Вода минеральная, но пить ее вполне можно. А теперь посмотрим, как эта вода вытекает из тоннеля. Другие люди, страдающие умственным расстройством еще в большей степени, чем ты, хотели сократить срок своей терапии, пробравшись через эту дыру. Такой план не очень хорош. Тоннель сузился и они так и не смогли выбраться обратно. А если они и умудрялись пролезть через это узкое место, то падали в глубокий темный пруд. Вода там очень холодная, и, немного поплескавшись, они шли ко дну, а их тела очень быстро покрывались минеральными солями. Говорят, что один очень худенький турист в поисках сокровищ спустился по тоннелю на веревке. Он не нашел ничего ценного, но когда осветил лампой пруд, то увидел на дне множество белых фигур, принявших самые неожиданные позы. Некоторые из этих мумий относятся еще к временам Зонка. На самом деле, одна из них вполне может быть и самим Зонком. Хотя мы никогда не пытались это проверить.

— Этот пруд мог бы привлекать массу туристов, — подавленным голосом заметил Глауен.

— Несомненно! Но мы не хотим иметь дела с туристами! Суматоха, шум и беспорядок будут слишком суровым испытанием для нашего терпения. Гробница никогда не видела перемен, то же самое будет и с прудом. Только подумай! Через миллион лет какие-нибудь прилетевшие сюда исследователи случайно наткнутся на этот пруд. Представляешь, каково будет их изумление, когда они заглянут на дно пруда!

Глауен отвернулся от тоннеля.

— Интересная мысль.

— Именно. Здесь в гробнице как нигде чувствуется течение времени. В этой тишине мне часто кажется, что я слышу из далекого будущего голоса людей, обнаруживших гробницу, — Заа закончила эту тему легкомысленным взмахом руки, — Но это нас не касается. Мы живем в Сегодня! Мы живы! Мы посвященные! Мы направляем наши слова по всей вселенной, как боевые колесницы!

После небольшой паузы Глауен очень осторожно спросил:

— Меня удивляет, почему ты так свободно открываешь мне такую информацию, особенно в отношении Зонка и его гробницы.

— А почему бы и нет? Ты же пришел за информацией! Или я в чем-то не права?

— Права! Но все же…

Заа подошла к помосту. Она аккуратно села на краешек и взглянула на Глауена.

— И все же?

— Ничего особенного.

— Либо тебе надо сесть, либо мне — встать, — сказала Заа, — Я не могу разговаривать постоянно задирая голову.

Глауен с готовностью сел на почтительном расстоянии от Заа и взглянул на нее краешком глаза. Свет лампы делал ее черты расплывчатыми и вносил в них странный шарм.

— Как я уже упоминала, — тихо заговорила Заа, — Лило утверждает, что ты обладаешь таким неумеренным и необузданным эротизмом, что весь прямо пропитан похотью.

— Лило неопытна, а потому преувеличивает. — возразил Глауен, — Она слишком возбудима, да к тому же, несомненно, является жертвой собственных фантазий. С другой стороны, если ее окружают такие животные как Мутис и Фуно, то я вполне понимаю ее порывы.

— Фуно, к стати говоря, женщина.

— Что! Ты серьезно?

— Конечно.

— Ха! Тогда мне удивительно, что Лило еще настолько в здравом уме.

— Ты считаешь Лило сексуально возбуждающей?

Глауен нахмурившись уставился вдаль. Ситуация начала наполняться еще большими деликатными вероятностями. Время является очень важным фактором! Несомненно Плок уже получил его сообщение и обдумывает планы его освобождения. А между тем, Заа, похоже расслабилась, и сейчас может выдать еще какую-нибудь информацию. Если он сейчас попробует использовать свою галантность на полную катушку, то, возможно, она еще больше расслабится. Глауен вздрогнул. Заа несомненно сейчас выглядела не так нелепо, а намного более человечной, но в ней все равно оставалось нечто от белой рептилии: ходячая ящерица, или белый тритон с рыжими волосами. Глауен снова вздрогнул.

— Буду предельно откровенен, — сказал Глауен, — Как вы, наверное знаете, женщины привлекают мужчин прежде всего внешностью.

— Я никогда не утруждала себя, чтобы задуматься над этим предметом.

— Ну, однако это так. Белые одеяния Лило почти полностью скрывают ее фигуру. Ее безволосый череп трудно назвать привлекательным. Но с другой стороны нее очень милые черты лица и прекрасные глаза. Она очень грациозна, а в ее манерах проскакивает томный шарм. Когда я сейчас оглядываюсь назад, то не думаю, что я ее насторожил; мне кажется, она просто пробудилась к жизни, почувствовав внимание.

— Эти чувства, возможно, взволновали ее, вызвали чувство вины и смятение, что она и высказала вам, правда, несколько преувеличив. Так ты находишь ее нескладной.

— Нескладной, чопорной, твердой: как угодно. Если она отрастит волосы, соответствующим образом оденется, то, пожалуй, она будет довольно приятной.

— Интересно! А такой, как она сейчас, ты находишь ее непривлекательно?

Глауен задумался, как бы лучше выразить свои мысли словами.

— Космонавты сталкиваются с разными типами женщин. Я слышал, ни говорят, что ночью, все кошки серы.

— Лило, несомненно, совершенно невинна, — задумчиво кивнула головой Заа, — До нынешнего момента ее жизнь была абсолютно мономантична и едина, по некоторым причинам, мы хотели посмотреть, какова будет ее природная реакция на близость симпатичного молодого человека, такого, как ты.

— Так вот почему Лило стала моим инструктором.

— Частично.

— Но ведь несомненно я не первый мужчина, с которым она знакома.

— Вижу, что мне надо кое-что объяснить, — печально усмехнулась Заа, — Мономантика рассматривает единство, как свою цель. Полимантика признает дуальность, в которой доминирует мужское начало. Бунт Мономантики был вызван героическими женщинами, которые настаивали на сексуальном равенстве и таким образом хотели создать расу, где сексуальность не являлась бы поводом к насилию. В биологической мастерской в Строке было опробовано много разных путей, но в каждом случае все усилия пропадали напрасно. Зубениты страны Лативлер первыми достигли потрясающего успеха, так как они, хотя бы и частично добились внутреннего бесплодия. На этом уровне дуальность была побеждена; мы во многом продвинули вперед Мономантику. Наша доктрина утверждает, что «мужчина» и «женщина» архаические и в сущности вспомогательные слова. Мутис мужчина; Фуно женщина. Но они даже не подозревают о своем различии, которое не является функциональным. Мутис импотент; Фуно бесплодна. Это практикуется среди зубенитов.

Глауен старался держать свое мнение при себе.

— И все же наши усилия, не пропали втуне, — продолжала Заа. — Дуализм был дискредитирован и отступил; он больше уже не был вдохновляющей философией. С этим ты согласен?

— Я никогда не примыкал ни к тому, ни к другому пути.

— Единство теперь является правилом. Мужчины и женщины теперь равны во всех отношениях. Женщины были освобождены от древнего проклятья, заключавшегося в деторождении. В свою очередь мужчины освободились от действия желез, которые заставляли их впустую растрачивать свою энергию А иногда толкали их на алогичную отвагу. Что ты скажешь на это?

— Интересная точка зрения, — осторожно Глауен добавил, — Но у меня никогда не было проблем с железами и я, определенно, не хочу примкнуть к Единству.

— Могу тебе сказать, что у новой теории есть много сторонников, и я в том числе, — улыбнулась Заа, — Но зубениты еще не достигли полного удовлетворения. Они не совокупляются, но таким образом популяция не может себя воспроизводить. Детенышей привозят из Строка, иначе нам не выжить.

— Лило не кажется типичной женщиной-зубениткой, то же самое относится и к тебе.

— У Лило интересная история. Чтобы облегчить нашу работу в Строке, мы привезли блестящего молодого генетика с Альфанора, хотя и не по его воле. От скуки он в тайне начал проводить опыты. Похоже, что в случае с Лило он использовал донорское яйцо высокого качества и собственную сперму. Он вынашивал ее в реторте со специальной культурой. Меж тем ее «отец», будучи обиженным, но обладая веселым характером, наплевав на свои обязанности произвел тысячу одноглазых созданий с одной ногой, голубыми крапинками и с огромным половым членом, что посчитал смешной шуткой. В другой реторте, он испортил дюжину неоплодотворенных яиц оплодотворив их спермой енота. Шутка была незаметна, пока у детей не начали расти хвосты. Тогда генетик был уволен с компенсацией убытков. Лило чуть было не постигла судьба уродцев, но кто-то заметил, что она развивается в подходящем направлении, и она выжила. Но как он достиг такого результата, мы так никогда и не узнаем, так как этого генетика больше нет в живых.

— Интересная история, — заметил Глауен.

— На данный момент Лило подобна женщинам старой дуальности. Не желая смущать ее, мы ничего ей ничего об этом не говорили. Но, похоже, она получила новости другим путем.

— Давай отбросим все это в сторону, — предложил Глауен, — меня больше интересует собственная судьба. Сколько еще времени вы собираетесь держать меня взаперти в этой дыре?

— Вижу, что мне надо быть совершенно откровенной, — сказала Заа, — В наших стремлениях подавить дуальность, мы, как ты знаешь, преуспели. Мы можем по собственному желанию производить зубенитов, но они обладают многими недостатками и необходимы изменения. Должны ли мы внести изменения в Мономантику и ввести туда новую сексуальность? Теория, о которой я упоминала, предполагает, что это необходимо сделать посредством наследственных свойств протоплазмы. Из Строка приходят только неутешительные новости. Зародыши умирают быстрее, чем их производят; детеныши больны и ненормальны.

— Выходит, что для того, чтобы выжит мы должны вернуться к первоначальной технике. Но мужчины подобные Мутису к этому не способны. А женщин на подобие Фуно, хватит удар от одной этой идеи.

— И что же теперь? Но то, что я сказала, верно не во всех случаях. Несколько женщин способны к овуляции, а значит и к воспроизводству. Бессильны мужчины. Это жалкая компания глупцов и немощных.

— Они могут еще и удивить вас! — нервно сказал Глауен, — Оденьте женщин по-привлекательней, разрешите им отрастить волосы и поиграть на солнце, чтобы приобрести нормальный цвет кожи. Вместо овладения философией, пусть они научатся петь и танцевать. Устройте праздник с хорошим вином! И мужчины стаей закружатся вокруг них.

Заа издала недовольный звук.

— Все это мы уже слышали. Один человек уверял, что обладает полным знанием человеческих эмоций. Он заявил, что мы должны пройти то, что он называет курсом сексуальной терапии. Мы опробовали его теорию затратив большие усилия и средства. В результате, что мы убедились, что жадность этого человека превосходит его возможности.

— Похоже, что вы имеете в виду экскурсию на остров Турбен, — изображая полное безразличие сказал Глауен.

— Именно. Но разве одного такого опыта достаточно?

— Этот ваш жадный ученый так ничего и не достиг? Что он предложил?

— Результаты оказались очень сомнительными. Но он убедил нас продолжить программу, и наша Орден Сибила осталась там наблюдать и учиться, но новости от нее очень неясные.

— А ученый? Как его имя?

— Я не помню. Не я проводила переговоры. Флорест, вот как его имя. Он руководит труппой клоунов и шарлатанов, но до денег он сам ни свой.

Глауен тяжело вздохнул. Заа, размышлял он, вполне откровенна и свободно делится с ним своей информацией. Он задумался о том, какие обязательства наложит она на него, прежде, чем разрешит ему идти своей дорогой… однако Плок, несомненно, будет здесь с минуту на минуту.

— Это Флорест, к стати говоря, предупредил меня о твоем приезде, — бесцеремонно сказала Заа, — Он очень не хочет, чтобы ты вернулся на Кадвол. Он мне сказал, что ты нарушишь его планы.

— Но как он узнал о моих передвижениях? — озадаченно спросил Глауен.

— В этом нет никакой тайны. Твой помощник остался в Фексельбурге, правильно?

— Правильно. Его зовут Кеди Вук.

— Похоже, что этот Кеди Вук не успел ты сесть на автобус позвонил Флоресту и попросился в его труппу. Флорест согласился, и теперь Кеди у него.

Глауен сидел пораженный.

— А теперь вернемся к действительности, я имею в виду так называемый договор: когда я впервые тебя увидела, я была приятно поражена. Ты здоров, умен и привлекателен; Ты явно нормален в своих сексуальных функциях. Я решила, что ты можешь оплодотворить способных к воспроизводству женщин и таким образам дать начало, скажем так, Нео-Мономантикам. Я приставила к тебе Лило, надеясь, что из этого может что-то получиться. Но действуя из чистого озорства, ты удивил Лило и привел ее в полное замешательство. Конечно, не все еще потеряно; сейчас она взволнована и напугана, думая, что сделала ошибку. Я прослежу, чтобы она отрастила волосы и позаботилась о цвете кожи. Остальные сделают то же самое.

— Но на это уйдут месяцы! — воскликнул Глауен.

— Конечно. Но пока ты можешь попробовать со мной. Я способна зачать; я настоящая женщина, и я не боюсь. Даже наоборот.

— Это и есть та услуга, о которой говориться в договоре? — хрипло спросил Глауен.

— Правильно.

Глауен почувствовал, что не способен к рациональному мышлению. Но одна вещь вполне очевидна: чтобы сбежать, надо сначала выбраться из гробницы Зонка. Он искоса поглядел на Заа.

— Не думаю, что эта обстановка располагает к таким действиям.

— Она ничем не хуже, чем любая другая в Семинарии.

— На этом пьедестале нам будет неудобно.

— Расстели матрац.

— Разумно.

Глауен расстелил матрац. Он оглянулся и обнаружил, что Заа уже скинула с себя свое одеяние. Выделявшийся на фоне ламп силуэт смотрелся неплохо. Заа подошла к нему и расстегнула его балахон. Глауен обнаружил, что, не смотря на необычную ситуацию, он начинает возбуждаться. Они опустились на матрац, где свет позволил разглядеть многие новые детали. «Я не замечаю ни белой кожи, ни голубых вен, — отчаянно повторял про себя Глауен, — не вижу ни узловатых коленей, ни острых зубов. Мне плевать на странные обстоятельства и на то, что на нас смотрит своими большими пустыми глазами призрак».

— Ах, Глауен, — задыхаясь пробормотала Заа, — я чувствую, что дуализм никогда не оставлял меня полностью. Я Орден, но я женщина!

Она откинула голову назад, рыжий парик скатился на пол и открыл ее белый узкий череп и татуировку на лбу. Глауен издал сдавленный крик и отпрянул.

— Это выше моих сил! Посмотри на меня! Я не могу! Убедись сама!

Ни слова ни говоря Заа надела парик и накинула свой белый балахон. Она стояла глядя на Глауена со странной кривой улыбкой.

— Похоже, мне тоже надо отрастить волосы и полежать на солнце, — сказала она наконец.

— А что со мной?

— Делай что хочешь, — пожала она плечами, — Изучай Мономантику. Занимайся гимнастикой. Исследуй глубокий пруд. Я выдала тебе всю информацию! Теперь пока ты не отработаешь ее и пока не успокоится мой первобытный женский гнев ты ни за что не покинешь Поганскую Точку.

Она подошла к двери и стукнула три раза. Дверь открылась, она вышла и дверь за ней закрылась.

4

Глауен сидел на краешке пьедестала, свесив ноги и уставившись куда-то в пространство. Этот момент можно рассматривать как настоящий надир его жизни, хотя и у этой ситуации были шансы к ухудшению.

Как долго это продолжалось он сказать не мог: больше чем час, но меньше чем день. Кто-то вышел на балкон, спустил на веревке корзинку и вышел, оставив лампу.

Не спеша и без особого интереса Глауен пошел посмотреть на корзинку. Там стояло несколько горшочков с бобовым супом, мясом, хлебом, чаем и инжиром. Очевидно, от голода он не умрет.

Глауен обнаружил, что очень проголодался. В столовой он ничего не ел; сколько времени прошло с тех пор? Больше, чем день, но меньше чем неделя.

Глауен съел все и поставил пустые горшки обратно в корзинку. Теперь он почувствовал прилив энергии и осмотрел гробницу. Потолок, представлял собой свод из цельного природного камня. Ручеек тек в пещеру из расщелины в стене, как раз на середине ее высоты.

Глауен пошел посмотреть на тоннель, через который вода покидала комнату. Отверстие имело почти правильную круглую форму полметра в диаметре. Глауен заметил, что выходя из гробницы тоннель начинает сужаться. Вдали были слышны всплески воды, характерные для тех случаев, когда вода льется в воду. Глауен содрогнулся и отвернулся. В один прекрасный день, он может быть и захочет посмотреть на пруд, темный и глубокий, но не сейчас.

Глауен вернулся и сел на краешек постамента. Что теперь? Что-то должно же случиться, сказал он сам себе. Просто не может же человек проживать дни, недели, годы своей жизни замурованный в пещере.

А время шло. Ничего не происходило, если не считать того, что иногда пустая корзинка поднималась наверх, а вместо нее спускалась полная.

Глауен ел, потом устраивался поудобнее на матраце, натягивал на себя одеяло и засыпал.

Время определенно надо были исчислять днями или неделями, по всей видимости две корзинки соответствовали одному дню. Глауен начал отмечать каждые две корзинки зарубкой на плоской каменной стене. На одиннадцатый день на балконе появился Мутис и спустил свежие одежды и простыню.

— Мне дана инструкция поинтересоваться не надо ли тебе чего, — грубо сказал он.

— Надо. Бритву и мыло. Бумагу и карандаш.

Все это было спущено в следующей корзинке.

Тридцать дней прошло, и сорок дней прошло, и пятьдесят дней прошло. Пятьдесят первый день, если Глауен не сбился со счета, был днем его рожденья. Стал ли он Глауеном Клаттуком со статусом полномочного агента станции? Или он — Глауен вне-Клаттук, внештатник и избыточное население, без какого-либо статуса?

Что происходило на станции Араминта? К этому времени кто-то должен произвести расследование о том, что с ним случилось. Что Кеди сказал Бодвину Вуку? Правду? Мало вероятно. И все же, чтобы там ни случилось, его отец Шард никогда не прекратит поиски. Путь Глауена легко проследить, но что из этого? Даже если он доберется до Семинарии и будет принят Заа, которая разрешит ему обыскать здание, и он найдет гробницу, то к этому времени тело Глауена уже будет покоиться на дне глубокого темного пруда вместе с прочей компанией. А пока Глауен старался поддерживать в форме, как свое физическое, так и моральное состояние. Каждый день он проводил много времени за ритмической гимнастикой, бегал кругами по пещере, прыгал и пинал стену, проводя бой с тенью, ходил на руках, отжимался.

Прошло шестьдесят дней. Глауен обнаружил, что с трудом вспоминает внешний мир. Реальность ограничивалась гробницей Зонка. Счастливчик Глауен Клаттук! Тысячи туристов приезжают на Тассадеро в надежде найти в скале дыру, которую он так хорошо изучил! В какой-то момент он вдруг ясно осознал, что Заа так щедро поделилась с ним этой информацией не потому что доверяла ему, а потому что, как только от него получат все, что он может дать, его молчание будет достигнуто вполне определенным способом. Когда Заа так спокойно назвала эту пещеру с гробницей Зонка, она фактически объявила ему смертный приговор.

На шестидесятый день открылась нижняя дверь. В дверях стояла Фуно.

— Идем.

Глауен собрал свои бумаги и последовал за ней. Фуно, как и прежде, провела его вверх по двум пролетам лестницы и привела в комнату, которую он занимал раньше. Дверь закрылась. Глауен взобрался на стул: узелок с одеждой и запасные простыни были на месте. За дверью послышались звуки. Глауен успел спрыгнуть со стула, как раз в тот момент, когда в дверях появился Мутис.

— Идем, ты должен принять ванну!

Глауен принял санитарный душ и окатился холодной водой. На отросшие волосы Глауена Мутис не обратил внимания.

— Оденься соответствующе и иди в свою комнату.

Не говоря ни слова, Глауен подчинился. После того, как он оказался в своей комнате, дверь закрыли и предусмотрительно заперли. На столе Глауен обнаружил свой обычный ужин и съел его без всякого аппетита. Позже Мутис пришел и забрал пустые горшочки.

Наступил вечер. Вечернее туманное бледно-лиловое свечение покинуло небо; сквозь окно полился звездный свет, испускаемый далеким потоком Хлыста Мирсеи.

Прошло полчаса. Глауен продолжал сидеть у стола, сортируя бумаги, которые он принес с собой. Открылась дверь; в комнату нерешительно вошла Лило. Глауен с интересом посмотрел на нее. На ней были белые брючки, светло-бежевая блузка и сандалии. Ее волосы отрасли и превратились в шапку мягких каштановых кудрей, которые обрамляли лицо, казавшееся теперь казалось длинным и хрупким. Кожа девушки, возможно благодаря большому количеству времени, проведенному на открытом воздухе, приобрела нежно — золотистый оттенок. Она казалась задумчивой и спокойной; более точно ее настроение Глауен так и не смог определить.

Лило медленно прошла вперед. Глауен встал. Она остановилась и спросила:

— Что ты на меня так уставился?

— От удивления. Ты кажешься совершенно другим человеком.

Лило кивнула.

— Я и сама чувствую себя совсем другим человеком, кем-то с кем я еще не встречалась.

— И ты довольна этими переменами?

— Не уверена. Ты считаешь, что мне надо радоваться?

— Конечно. Ты кажешься вполне нормальной… почти. Ни в одном городе на тебя никто не взглянет дважды… разве что, может быть, в восхищении.

— Эти перемены мне приказали сделать, — пожала она плечами, — Я боялась, что я буду выглядеть странно, или вызывающе, или вульгарно.

— Даже если ты попытаешься, у тебя все равно не получится.

— Ты знаешь, почему я здесь?

— Догадываюсь.

— Я немного смущена.

— Смущение теперь для меня недосягаемая роскошь, — усмехнулся Глауен, — Я уже забыл, что такие эмоции вообще существуют.

— Не обязательно думать о таких вещах, — выдавила она, — То, что должно быть сделано, должно быть сделано. Поэтому-то я и здесь.

Глауен взял ее за руки.

— Полагаю Мутис сейчас сидит где-нибудь у дырочки и подсматривает.

— Нет. Стены здесь из цельного камня. В них невозможно проделать дырку.

— Это радует. Ну что ж, давай займемся тем, зачем ты пришла.

Глауен подвел ее к койке. Лило откинулась на спину.

— Мне кажется, что я боюсь.

— Тут нечего бояться. Просто расслабься.

Лило последовала совету Глауена и событие прошло без непредвиденных трудностей.

— Ну, и каково теперь твое мнение о дуальности?

Лило как можно сильнее прижалась к нему.

— Не знаю, как и объяснить. Мне в голову лезут неправильные мысли.

— Это какие?

— Я не хочу делить тебя с другими.

— Другими? А сколько этих других?

— Около двенадцати. Если сегодня ночью пройдет все хорошо, то Заа придет завтра.

— Она ожидает, что ты придешь к ней с докладом?

— Естественно. Она ждет в своем кабинете.

— И ты опять скажешь ей, что я эротический маньяк?

— Я никогда не говорила ей такого, — озадачено сказала лило.

— Ты не была расстроена и возмущена моими эротическими намеками и предложениями?

— Конечно нет! Я ничего о них не упоминала с самого начала.

— С чего же тогда Заа взяла, что я вел себя недостойно?

Лило задумалась.

— Может быть, она что-то неправильно поняла? А может быть она, ну…, — Лило выдохнула слово прямо Глауену в ухо, — ревновала.

— В таком случае она слишком уж раздула свои эмоции.

— Из необходимости. Я первая, потому что она хочет убедиться, что с тобой все в порядке.

— Она снова собирается закрыть меня в гробнице?

— Не думаю, пока… пока ты справляешься с заданием. А если не будешь справляться, то Мутис задушит тебя веревкой.

— В таком случае… может попробуем еще раз?

— Как хочешь.

Наконец Лило покинула комнату. Глауен выждал пять минут, потом подошел к двери и попробовал ее открыть. Дверь оказалась запертой.

Время пришло. Он оделся в свои одежды и лег на койку.

Прошел час. Глауен подошел и прижался ухом к двери. Он ничего не услышал и немедленно приступил к работе.

Койка была сделана из дерева, матрас поддерживала веревочная сетка. Глауен распутал веревки. Теперь крепкие боковые жерди были в его распоряжении. Глауен свободно восстановил койку, так, чтобы если кто-то заглянет в комнату, то не заметит никаких изменений. По очереди он относил запасные простыни в ванну, рвал их на полосы, и в конце концов связал из них веревку.

Он опять прислушался у двери. Тишина.

С жердью от койки и с веревкой юноша залез на стол и открыл обе створки окна. Он внимательно осмотрел центральную стойку, затем привязал конец жерди к нижнему краю, сделав при этом множество петель и узлов, так чтобы жердь действовала, как рычаг. Глауен спустил конец жерди в комнату и попробовал повернуть. Как он и ожидал веревки напряглись. Он поправил веревки и снова повернул шест. С треском и громким щелчком стойка сломалась.

Глауен облегченно вздохнул. Он принялся раскачивать стойку взад и вперед, пока та не вылетела окончательно.

В судорожно спешке Глауен привязал веревку, сделанную из простыней к жерди от кровати, но теперь использовал ее как перекладину упирающуюся поперек окна. Он выбросил веревку наружу, вылез в темноту и заскользил вниз.

Его ноги коснулись каменистого склона.

— Прощай Семинария, — сказал он задыхаясь от возбуждения, — Прощай, прощай, прощай!

Глауен развернулся и опьяненный свободой начал спускаться с холма. Скоро он достиг деревни.

Автобусная станция была закрыта; рядом с ней стоял омнибус, входная дверь была приоткрыта. Глауен заглянул внутрь и увидел, что водитель спит на заднем сиденье. Глауен прошел внутрь и разбудил водителя.

— Хочешь заработать пятьдесят солов?

— Естественно! Это моя месячная зарплата.

— Ну вот. Отвези меня в Фексельбург, — сказал Глауен.

— Сейчас? — удивился водитель, — Ты можешь утром доехать туда всего за стоимость билета.

— У меня срочное дело в городе, — сказал Глауен, — на самом деле у меня даже есть билет.

— Турист, как я понимаю?

— Правильно.

— Поднимался в Семинарию? И ничего кроме грубости там не нашел?

— Примерно так.

— Не вижу причин тебе отказать. Срочное дело говоришь, да?

— Да. Я забыл сделать телефонный звонок.

— Жаль. Но может еще все обойдется. А пока я заработаю на твоей ошибке.

— К сожалению, на этом стоит мир.

5

Омнибус мчался сквозь ночь под небом усыпанным незнакомыми для Глауена созвездиями. Ветер дул порывами, свистел за окнами, гнул, видимые в свете звезд одинокие деревья.

Водителя звали Бант, это был крупный фекселец, склонный к болтливости. Глауен отвечал на его замечания односложно, и водитель в конце концов замолчал.

После двух часов путешествия Глауен поинтересовался:

— А как насчет утреннего транспорта из Поганской Точки?

— Я сам об этом задумываюсь, — ответил Бант, — Я не вижу в этом особой проблемы. В самом простом случае его вообще не будет. Но я придумал план, который должен всех устроить. Через час или два мы прибудем на Разбитый, откуда я позвоню Эсмеру, сменному водителю. Я предложу ему пять солов за то, чтобы он подогнал старый зеленый Делюксус Спешиал для обслуживания утреннего рейса. Эсмер будет рад заработать лишние деньги, а пассажиры довольны. Я не вижу где здесь можно пролить хоть одну слезу сожаления, по крайней мере, мою.

— Остроумно. Сколько нам еще добираться до Разбитого? Я тоже хочу оттуда позвонить по телефону.

— Час-полтора. Я не гоню из-за ветра. При порывах ветра тормозить очень опасно. А вы как думаете?

— Я считаю, что безопасность прежде всего. Лучше приехать живым, чем мертвым.

— Я думаю точно так же, — согласился Бант, — Я это уже объяснял Эсмеру: какой смысл для трупа в разнице в тридцать минут? Он уже опоздал и больше не спешит. Время имеет ценность на этом свете, а не на том, я так думаю.

— Я тоже придерживаюсь этого мнения, — согласился Глауен, — К стати, в отношении телефона на Разбитом, сейчас еще довольно поздно, мы сумеем воспользоваться телефоном?

— Вне всякого сомнения. Киламс будет спать наверху, но услышав, про сол или два, он пулей слетит вниз.

Разговор снова себя исчерпал. Глауен не мог отогнать свои мысли от Семинарии. Он все время гадал, когда будет замечен его побег. На рассвете, или еще раньше. Вполне возможно, что кто-то уже заглянул в его опустевшую комнату. Глауен улыбнулся, представив какой переполох вызовет его побег: теперь местоположение гробницы Зонка не будет больше тайной. Он обдумывал эту ситуацию с того самого момента, как покинул Поганскую точку, теперь ему надо было только как можно быстрее добраться до телефона.

Далеко впереди показались затуманенные огоньки.

— Разбитый, — указал на них Банк.

— А зачем огни? Кто-то там не спит?

— Думаю, это просто для гонора.

— В какое примерно время мы прибудем в Фексельбург?

— Если мы, чтобы согреться съедим пару тарелочек супа с кусочком мясного пирога, то наша остановка, включая телефонные звонки, не затянется более получаса. В таком случае мы прибудем в Фексельбург к рассвету. В это время года ночи коротки.

К рассвету исчезновение Глауена будет уже обнаружено, и как бы в ответ на его мысли он почувствовал странный всплеск эмоций, который, казалось, пришел со стороны Поганской точки: сильная, почти физически ощутимая ярость и ненависть. Правильно или нет, но Глауен решил, что в этот момент был обнаружен его побег.

Автобус въехал в Разбитый и остановился около универсального магазина. Бант вылез из автобуса, подошел к двери и потянул за шнурок звонка.

— Киламс! — закричал он, — Поднимайся! Поспишь в другой раз! Киламс! Проснулся?

— Да. Да, проснулся, — прокрякал Киламс из окна второго этажа, — Ты, что ли, Бант? Чего тебе надо в такой час?

— Горячего супа и воспользоваться твоим телефоном. Этот джентльмен даст тебе сол за такую возможность, а если нет, то это сделаю я. Конечно, если ты уж слишком гордый, то деньги можешь не брать.

— Успокойся, я не достаточно гордый! Особенно после того, как получу деньги. Так говоришь, горячий суп?

— И кусок мясного пирога, и пудинг с изюмом. Да открывай ты быстрей! Ветер уже пробрал меня до самых костей!

— Потерпи немного. Дай мне хоть халат натянуть.

Дверь открылась. Глауен, следуя за Бантом, вошел в магазин.

— Где телефон? — спросил он.

— Вон там на прилавке, но, пока не забыли, давайте сол.

Глауен выложил монету и подошел к телефону. Он позвонил в штаб-квартиру ИПКЦ в Фексельбурге и через какое-то время был соединен с командиром Плоком, который находился в своей резиденции. Когда Глауен услышал спокойный холодный голос, то почувствовал такое облегчение, что чуть было не сел на пол.

— Да? — ответил голос, — Кто звонит и что надо?

Глауен представился.

— Думаю, вы меня помните. Около двух месяцев назад я поехал в Поганскую Точку, проводить расследование в Семинарии.

— Я прекрасно тебя помню. Честно говоря, я думал ты уже давно вернулся на Кадвол.

— Меня предал мой коллега, который вместо того, чтобы сообщить вам о том, что я не вернулся, предпочел присоединиться к труппе Флореста. Меня держали пленником в гробнице Зонка, которая является обычной пещерой в Поганской Точке. Я только что сумел сбежать и звоню из Разбитого. Это только суть происходящего, но у меня много и другой информации.

— Выкладывай.

— Полиция Фексельбурга все знает про гробницу. Они держат эту информацию в секрете и за то, что Мономантики тоже держат эти сведения в тайне, позволяют им делать все, что угодно. Подозреваю, что как только Орден Заа узнает о моем побеге, то предупредит власти Фексельбурга, и те попытаются перехватить меня по дороге.

— Я уверен, что так оно и будет, — согласился Плок, — Честно говоря, мы только ждали подобного повода, чтобы навести чистку в рядах полиции Фексельбурга. Дай-ка подумать. Ты в универсальном магазине на Разбитом?

— Да.

— Как ты туда попал?

— Я нанял автобус.

— Как ты думаешь, когда они обнаружат твой побег?

— Несколько минут назад у меня было странное телепатическое ощущение, думаю, именно в этот момент они и обнаружили мой побег. Во всяком случае, к рассвету они точно все узнают.

— Я сейчас же вместе с группой людей вылетаю на Разбитый. Мы будем у тебе где-то через полчаса. На тот случай, если полиция Фексельбурга нас опередит, пошли свой автобус в Фексельбург, но сам оставайся на Разбитом. Даже если полиция не поедет по дороге, а полетит, то увидев автобус, задержится. Ты понял мою мысль?

— Прекрасно понял.

— Мы подъедем как можно быстрее.

Бант тоже для своих целей воспользовался телефоном, потом повернулся к Глауену:

— Если мы хотим прибыть к рассвету, — пора трогаться.

— Мои планы несколько изменились, — сообщил Глауен, — Дальше до Фексельбурга ты поедешь один.

Лицо Банта приобрело удивленное выражение.

— Вы остаетесь здесь?

— Именно.

— Но это же полная бессмыслица! Вы предлагаете мне гнать до Фексельбурга пустой автобус!

— До тех пор, пока пятьдесят солов имеют смысл, все остальное не имеет значения.

— Правдивое слово и звучит красиво. В таком случае, до свиданья. Было очень приятно иметь с вами дело.

Омнибус уехал. Глауен вернулся обратно в магазин, где одарил Килмаса еще одним солом.

— Я подожду здесь своих друзей, который должны прибыть с минуту на минуту. Вы можете идти спать. Если вы нам понадобитесь, то я вас позову.

— Как скажите.

И Килмас пошел наверх досыпать. Глауен погасил свет, уселся у окна и принялся ждать в темноте.

Пока он сидел так и размышлял, на него накатилась еще одна волна странного настроения: волна разрывающего горя и скорби, печаль не только не объяснимая, но, пожалуй, и не понятная. Глауен уставился в ночь. Что с ним случилось? У него никогда раньше не было таких ощущений, реальны ли они? Может, пребывание в гробнице Зонка родило в нем новую, неизвестную чувствительность?

Настроение ушло, оставив после себя холод и одиночество. Глауен вскочил и начал расхаживать взад-вперед, размахивая руками.

Прошло двадцать минут, полчаса. Глауен вышел на улицу и встал перед магазином. С неба спускался большой черный флаер с девятиконечной эмблемой ИПКЦ на борту. Он приземлился на пустую площадку позади магазина. Из него вылез Плок в сопровождении пяти человек, двух агентов и трех добровольцев.

Глауен пошел им навстречу, и вскоре вся команда ввалилась в магазин и снова потревожила Киламса. Глауен заказал вновь прибывшим суп. Затем, следуя инструкциям Плока, он позвонил на Центральный участок полиции Фексельбурга.

— Это капитан Клаттук, соедините меня немедленно с суперинтендантом Валлином, по важному делу.

Ответ прозвучал очень сардонически:

— Это в этот час ночи? Вам что, приснился дурной сон? Суперинтендант Валлин не прекратит храпеть даже если к нему явится сам Гандельбах. Попробуйте позвонить утром.

— У меня срочное дело. Соедините меня с инспектором Барчем. Скажите ему, что звонит капитан Клаттук.

К телефону подошел инспектор Барч.

— Капитан Клаттук? Очень удивлен, что слышу вас! Я думал вы уже дано уехали домой. Что это вы звоните как раз в то время, когда я собирался уснуть?

— Потому что у меня информация огромной важности. Я разъярен и возмущен и для того есть все основания.

— Очевидно, за это время вы были участником каких-то интересных приключений.

— Да, очень интересных, — и Глауен, сдерживая возмущение, описал все, что с ним произошло и потребовал немедленных официальных ответных мер, — Я нисколько не преувеличиваю дерзость этих подлых людишек и их циничное обращение с сотрудником полиции.

— Вы правильно подобрали слово для этих негодяев, — согласился Барч, — «Подлые» характеризует их в наибольшей степени. Поэтому я считаю, что последнее время с ними обходились чересчур уж мягко.

— Меня держали два месяца в пещере, которую они называют гробницей Зонка, — продолжил Глауен, — Естественно, я не нашел там никаких сокровищ. Но, по крайней мере, этой тайны больше не существует!

Говоря все это, Глауен вдруг понял, что инспектору давно все известно про его злоключения. Из-за этой мысли Глауену стало трудно продолжать разговор в дружеском тоне.

У Барча, однако, такой трудности, похоже, не возникало: он изображал неподдельное удивление.

— Вам очень не повезло. И все же действительность не изменишь. Вы прекрасно знаете, что страна Лативлер не входит в сферу наших действий.

— И вы ничего не собираетесь предпринять?

— Не так быстро. Здесь на Тассадеро все не так просто. Все делается должным образом, два плюс два часто равняется семи, а то и тридцати семи, все зависит от того, кто считает.

— Что-то мне непонятны такие разговоры, — возмутился Глауен, — Я хочу ясности и требую действий. Возможно, мне следует сообщить обо всем в ИПКЦ, раз уж вы беспокоитесь о зоне ваших действий. ИПКЦ действует везде, по всей Сфере Гаеана.

— Так-то оно так, но именно поэтому их усилия столь малоэффективны, — заметил Барч, — Местному ИПКЦ только в оловянных солдатиков играть. Раз уж ты хочешь действий, то ты обратился по адресу. Ты на Разбитом?

— Там. В Универсальном магазине Киламса.

— Оставайся на связи, а я позвоню суперинтенданту Валлину. Он несомненно прикажет произвести крупный рейд на Семинарию Мономантики.

— Как скажешь.

Через некоторое время Барч перезвонил.

— Суперинтендант приказал тебе оставаться на Разбитом. Он решил предпринять вполне определенные действия.

— Какие действия?

— Они будут суровыми и четкими, в этом я могу поручиться. Мы обсудим их позже. Кроме этого, не рассказывай никому о своих злоключениях.

— Не понимаю зачем? На самом деле, я готов рассказать это любому, кого это интересует, потому что я вне всякого сомненья нашел гробницу Зонка и там нет даже ломанного динкета. Эта новость распространиться со скоростью молнии.

— Это альтруистическая точка зрения, — сказал Барч, — Ты уже кому-нибудь рассказывал эту историю?

— Нет, еще слишком рано.

— Мы сейчас прибудем.

— Вам понадобится большой флаер.

— Зачем?

— В Семинарии тридцать Мономантиков. Я против каждого выдвину обвинения и хочу, чтобы все они были немедленно задержаны.

— Не знаю, сумеем ли мы сделать это сегодня, — с сомнением сказал Барч.

— В таком случае нечего тратить силы и энергию. Я позвоню в ИПКЦ.

— Полагаю, что сегодня мы арестует пока только руководителей, — голос Барча стал натянутым, — А потом решим что делать с остальными. Большинство из них просто религиозные фанатики. Мы отсортируем их, когда будем на месте. Во всяком случае, жди там и никому ничего не рассказывай, ты можешь просто усложнить свое положение.

— Что-то у ж слишком надумано. Инспектор Барч, вы что, тоже замешаны в этом деле?

— Конечно нет! Ни в коем случае! Никаким боком! Я буду у тебя через несколько минут и все объясню.

Телефон замолчал. Глауен с улыбкой повернулся к остальным:

— Терпение инспектора Барча не резиновое.

— Это только пока он не прибыл сюда. Теперь мы должны подумать, как мы расставим наши силы. Важно поймать этого негодяя с поличным.

Прошло полчаса. Когда на горизонте показались первые серебренные лучи рассвета, неба спустился флаер из Фексельбурга и приземлился прямо перед магазином. Из него на землю быстро выскочили четыре человека: инспектора Барч и Танаквил и двое обычных полицейских.

Глауен ожидал их перед входом в магазин. Все четыре полицейских бросились к нему. Барч вскинул руки в приветственном жесте.

— Ты, конечно, помнишь инспектора Танаквила.

— Конечно.

— С тобой произошли необычайные события.

— Это так, — согласился Глауен, — к моему великому несчастью. Но я очень озадачен.

— Чем? — поинтересовался Барч.

— Ваш флаер всего лишь четырехместный, а нас здесь пять человек, к тому же мы хотим еще арестовать человек пять-шесть в Семинарии.

— Знаешь, Глауен, сказать по правде, не все так просто, как кажется с самого начала. Недавно Орден сообщила нам, что ты сбежал из заключения. Как я уже упоминал, в стране Лативлер, мы позволяем Орден Заа поступать на ее усмотрение. Она выдвигает против тебя тяжелые обвинения и требует твоего возвращения в Семинарию.

— Это шутка! — воскликнул Глауен, — Я офицер ИПКЦ.

— Я шучу очень редко. К шутке не имеет никакого отношения и то, что я только что сказал. Валлин был очень раздражен, когда я разбудил его для того, чтобы получить приказания и он предложил другой вариант, который тебе может тоже очень понравиться. Он называется «Фексельбургский гамак» и учитывает сразу все, думаю, мы им и воспользуемся.

— Ваши манеры вполне можно назвать вызывающими, — заметил Глауен, — Я ничего не знаю ни про какой гамак и знать не хочу.

— И все равно я постараюсь тебе это объяснить, — громко рассмеялся Барч, — Этот способ мы используем, когда надо четырем полицейским на четырехместном флаере захватить еще и какого-нибудь мерзавца. — он повернулся к своим подчиненным, — продемонстрируйте-ка нам, как быстро вы можете управиться с гамаком. Здесь что-то слишком уж холодно, а я хочу поспеть домой к завтраку.

— А ты не задумывался, что я тоже хочу позавтракать, — поинтересовался Глауен, — Ты не представляешь какой ужасной пищей меня кормили в Семинарии.

— Боюсь, что завтрака у тебя сегодня не будет.

Полицейские, держа в руках моток веревки подступили к Глауену.

— Можете не беспокоиться, я предпочитаю подождать омнибуса, — заверил он их.

— Пошли, Глауен! Еще немного поближе к флаеру. Не хочешь идти? Не надо. Мы можем и подтащить тебя поближе. Ферл, займись-ка веревкой. А теперь…

Двое полицейских схватили Глауена и потащили к флаеру. Там Ферл набросил веревочную петлю на колени Глауена, еще одну полупетлю на грудь и руки и полупетлю на шею. Другой конец веревки они пропустили через грузовой отсек, так что его можно было в любой подходящий момент, пролетая над степью, освободить.

— Вы кое-что забыли, — сказал Глауен.

— Да? М что же это?

— Я — офицер ИПКЦ.

— По этому поводу мы не выдвинем никаких обвинений, — заверил его Барч, — Готовы, джентльмены? Тогда по местам и поехали.

Из-за дальнего конца флаера появился Плок с наведенным в направлении четырех полицейских пистолетом.

— И что здесь происходит?

— Ого! — воскликнул Барч, — Да это же Парти Плок!

— Сдается мне, что здесь я узнаю инспекторов Барча и Танаквила? — воскликнул Плок.

— Правильно узнаешь, — сказал внезапно потускневшим голосом Барч, — Похоже Глауен, такой зеленый и наивный, сумел сыграть с нами хорошую шутку.

— Довольно жестокую шутку, — согласился Танаквил.

— Что-то в этом роде, — кивнул головой Плок, — И все же, я думаю, он вас предупреждал, и предупреждал не единожды, что вы нападаете на офицера ИПКЦ.

— Я думал, что это просто юношеское тщеславие, — унылым голосом сообщил Барч.

Двое людей Плока обыскали полицейских и отобрали у них оружие. Третий освободил Глауена из «Фексельбургского гамака».

— Меня очень удивили инспектора Барч и Танаквил, — заметил Глауен, — Они ведь на самом деле собирались убить меня. Очень странно. А в Фексельбурге они казались такими милыми и приветливыми. Все таким мне предстоит узнать еще очень много о человеческой природе.

— Приказ есть приказ, — сказал Барч, — Я подчинялся приказам.

— Кто отдавал тебе приказ? — поинтересовался Плок.

— Позвольте мне сохранить верность и достоинство и не отвечать на этот вопрос, командир Плок.

— Это страна Лативлер, и здесь меня зовут Главный Прокурор Плок.

— Как хотите, Главный прокурор Плок.

— Боюсь, что мне придется вынудить тебя отвечать. Ты можешь умереть здесь, не сохранив, ни верности, ни достоинства, или можешь умереть сохранив верность и достоинство, в полном молчании в потоке багрового ила.

— Может дойти до такого?

— Это страна Лативлер. Ты холоднокровно пытался убить офицера ИПКЦ. А правила ты знаешь.

— Да, правила я знаю.

— Я тебе вот что скажу. Сегодня ты уже завтракать не будешь, но я тебя успокою. Многие из твоих начальников больше не сумеют пообедать в своих любимых ресторанах. Мы поиграем в оловянные солдатики полицией Фексельбурга и очистим ее. Ну, так еще раз спрашиваю: кто отдал тебе приказ?

— Естественно, Валлин, кто же еще.

— А может быть тот, кто стоит еще выше?

— Я не рискну называть это имя в такой час ночи.

— Валлин скажет. Он все мне перед смертью расскажет.

— К чему затруднять себя и спрашивать его? Тут повязаны все.

— Через неделю их никого уже не будет. Ты будешь первым, если это тебя хоть как-то успокоит.

Плок выстрелил из пистолета четыре раза и на дорогу упало четыре трупа.

Плок зашел в магазин и позвал Киламса, который явился с бледным, как мел лицом.

— Полагаю, у тебя есть какое-нибудь подобие грузовика?

— Да, сэр, есть. Очень хороший автомобиль, я пользуюсь им, чтобы завозить товар из Фексельбурга.

— Вот тебе десять солов. Возьми эти четыре трупа, погрузи в грузовик, отвези в степь и выброси где-нибудь так, чтобы они не оскорбили ничьих чувств. Как ты видишь, мы офицеры ИПКЦ. И приказываю тебе: никому ни слова.

— Конечно, сэр! Никому ни слова.

— Тогда быстро действуй, пока не проснулась вся деревня.

Плок вернулся на дорогу. Глауен порылся в куче оружия, отобранного от полицейских и выбрал себе маленький пистолет, который запхал в карман куртки.

— Здесь наше дело закончено, — сказал Плок, — Ты не против навестить Поганскую Точку?

— Я готов, — отрапортовал Глауен.

— Воспользуемся полицейским флаером, — сказал Плок, потом повернулся к двум своим агентам, — а вы, Кайлт и Нардюук, полетите в Поганскую Точку на нашем.

6

На востоке поднялся Зонк и принес в страну Лативлер бледный утренний свет. Два флаера скользили над степью, следуя маршрутом, по которому Глауен убегал на автобусе этой ночью.

Глауен расслабился и находился в полусонном состоянии, пока его не разбудил Плок:

— Подходим к Поганской точке.

Юноша выпрямился и постарался окончательно проснуться. Впереди высоко в небо поднимался утес Поганской точки.

— Посмотрите, — указал Глауен, — На середине подъема заметен блеск окон. Это и есть Семинария.

Флаер облетел утес и приземлился на центральной площади деревни. Все пассажиры высадились и, не теряя времени, направились по извилистой дороге к Семинарии. Около флаера остался только Маас, самый младший из добровольцев, он должен был охранять летательный аппарат и поддерживать связь со штаб-квартирой в Фексельбурге.

Плок взялся за дверное кольцо и постучал: раз, два, три. Не последовало никакого ответа. Он попробовал открыть дверь, но та оказалась закрытой. Наконец, с монотонным скрипом петель дверь приоткрылась. В образовавшуюся щель выглянул Мутис. Он, даже не задержав взгляда на Глауене, осмотрел пришедших.

— Чего надо? — прорычал он, — Это Семинария Мономантики. Мы ничего не знаем о сокровищах Зонка. Убирайтесь отсюда!

Несмотря на яростные протесты Мутиса Плок толкнул дверь, чтобы открыть ее шире.

— Что ты делаешь! — закричал Мутис, — Отойди, а то будет хуже!

Агенты ИПКЦ прорвались в вестибюль.

— Ну-ка, живо пригласи сюда Орден Заа, да поторапливайся!

— И как мне вас представить? — мрачно поинтересовался Мутис.

— Иди, Мутис! — рассмеялся Глауен, — Ты прекрасно понимаешь кто и зачем ее зовет. Это отряд ИПКЦ и у вас очень серьезные неприятности.

Мутис удалился и вскоре вернулся с Заа. Та остановилась в начале каменного прохода и осмотрела прибывших. На этот раз она была в тех же одеждах, в которых Глауен видел ее в первый раз. Она заметила его присутствие и задержала на нем взгляд секунды на три.

— Если помнишь, — сказал Глауен, — я тебя предупреждал, что ты не можешь задержать офицера ИПКЦ и остаться безнаказанной. Настало время, когда ты увидишь, что я был прав.

— Какие у вас здесь дела? — резко спросила Заа Плока, — Быстренько закругляйтесь и убирайтесь!

— Глауен уже намекнул на ваши серьезные неприятности, — заметил Плок, — А мы не спешим, так как собираемся проделать тщательную работу.

— Что вы имеете в виду? Вы понимаете, что вторглись в Семинарию Мономантики?

— Ты меня успокоила! — заверил ее Плок, — Это именно тот адрес, который нам и нужен, так что мы не совершили непоправимой ошибки. С настоящего момента ты и остальные члены Семинарии находитесь под арестом, по обвинению в преступных действиях в отношении капитана Глауена Клаттука. Прикажи всем собраться здесь.

Заа не пошевелилась, чтобы исполнить приказание.

— Сюда ваша юрисдикция не распространяется, — хладнокровно заявила она, — Мы живем по законам страны Лативлер. Или вы сейчас же уходите, или вы становитесь нарушителями закона.

— Я сказал живо! — потерял терпенье Плок, — Если ты сейчас же не подчинишься моему приказу, мои люди свяжут тебя и вытащат наружу.

Заа пожала плечами и повернулась к Мутису:

— Объяви общий сбор у входа.

Заа попыталась покинуть помещение.

— Ты куда? — спросил ее Глауен.

— Не твое дело.

— Ответь, пожалуйста, на вопрос, — вмешался Плок.

— Мне надо сделать кое-какие личные дела.

— Иди с ней и проследи, чтобы она не уничтожила никаких записей, — сказал Плок одному из своих подчиненных.

— Тогда я подожду, — сказала Заа.

Мономантики спустились вниз и вышли наружу, щурясь от утренних лучей Зонка.

— Это все? — спросил Плок Заа.

— Все здесь? — спросила Заа, взглянув в сторону Мутиса.

— Все.

— Здесь было совершено преступление, — обратился Плок к собравшимся, — Его полный смысл мне еще не ясен, но нет никакого сомнения, что преступление довольно серьезное. На каждом из вас лежит часть вины. Не играет роли то, что кто-то не принимал активного участия в содеянном, или кого-то это не касалось, или то, что кто-то был занят своими делами. В той или иной степени виноваты все, и все должны понести соответствующее наказание.

Глауен с растущим беспокойством всматривался в лица собравшихся.

— На мой взгляд, здесь не хватает, по крайней мере, одного человека, — сказал он, — Где Лило?

Никто ничего не ответил и Глауену пришлось адресовать этот вопрос непосредственно Заа:

— Где Лило?

— Ее здесь нет, — с холодной улыбкой ответила Заа.

— Это я и так вижу. Где она?

— Мы не обсуждаем наши внутренние дела с посторонними.

— Я не собираюсь ничего обсуждать. Я требую ответа на поставленный вопрос. Где Лило?

— Я не имею права давать такую информацию.

Один из Мономантиков, молодой юноша, стоявший несколько в стороне, отвернулся, с таким видом, как будто испытывал отвращение.

— Скажи мне, где Лило? — обратился к нему Глауен.

Заа резко обернулась в их сторону:

— Не смей ничего говорить, Дантон.

— Я вас очень уважаю, но это полицейские офицеры высокого ранга, — безразличным тоном возразил юноша, — Я обязан отвечать на их вопросы.

— Именно так, — поддержал его Глауен, — Ответь, пожалуйста, на мой вопрос.

Дантон бросил косой взгляд в сторону Заа и заговорил:

— Где-то около полуночи они обнаружили, что вы исчезли. Мы все в своих комнатах слышали яростные крики и гадали, что же там произошло.

— Около полуночи, говоришь?

— Немного позже. Мне трудно сказать точно.

Где-то сразу после полуночи, когда Глауен подъезжал к Разбитому, его и настиг тот импульс смеси ярости и ненависти: вполне возможно, что это была телепатическая посылка из Семинарии, но никаких доказательств что это не случайное совпадение не было.

— И что случилось потом?

— Дантон, тебе больше не следует ничего говорить, — опять попыталась вмешаться Заа.

Но Дантон, не обращая на нее внимания монотонно продолжал:

— Поднялся большой переполох. Во всем обвинили Лило. Говорили, что это именно она принесла вам лишние простыни, и не хотели слушать никаких ее оправданий. Мутис и Фуно посадили ее в клетку. Ветер был сильный и холодный. Утром она была уже мертва. Мутис и Фуно взяли ее тело, отнесли на другую сторону холма, где находится мусорная яма и выбросили ее туда.

Глауен повернулся к Заа.

— Лило не имела никакого отношения к простыням. Я взял их два месяца тому назад, когда первый раз попал в ту комнату. Я бы уже тогда убежал, если бы меня не посадили в гробницу. Лило и понятия не имела о моих планах.

На это Заа ничего не ответила.

— Ты убила девушку, не имея для этого никаких оснований, — закончил Глауен.

— Ошибки случаются всегда и везде, — заметила Заа, продолжая стоять неподвижно, — Каждое мгновение в Сфере Гаеана происходят тысячи подобных ошибок. Они характерны для любой цивилизации.

— Может и так, — согласился Плок, — Но функции ИПКЦ заключаются в том, чтобы свести к минимуму подобные ошибки. А что касается данного случая, то мне все ясно. Ты держала пленником Глауена Клаттука, а после его побега, ты убила невинную девочку. Если верить слухам, а слухи на пустом месте не рождаются, ты убила еще и множество невинных туристов. Я прав в своем предположении?

— Мне не чего сказать по этому поводу. Ваше мнение и без этого уже сформировалось.

— Это правда, — согласился Плок, — Я уже принял решение, — теперь он обратился ко всем собравшимся, — Этот дом — рассадник заразы и должен быть очищен. Быстро соберите свои личные вещи и возвращайтесь сюда. Я отвезу вас в Фексельбург, где вина каждого будет рассмотрена в отдельности. Эта команда не относится к Мутису, Фуно и Орден Заа. Вы втроем прогуляетесь со мной на ту сторону холма к мусорной яме. Личные вещи при этом вам не понадобятся.

Фуно с печальным лицом неуверенно взглянула на Заа. Мутис мрачно стоял, погрузившись в свои мысли.

— Это полная нелепица, — резко заметила Заа, — Я еще никогда не сталкивалась с такой бессмыслицей.

— Лило, возможно, думала тоже самое, когда ее вели на смерть, — заметил Плок, — Такие идеи всегда кажутся абсурдными, когда они касаются непосредственно тебя. Однако, это ничего не меняет.

— Я хочу позвонить по телефону.

— В полицию Фексельбурга? Не стоит. Я хочу сделать им сюрприз.

— Тогда я должна написать несколько писем.

— Кому?

— Орден Кли в Строк и другим Орденам.

— Например? — спросил Глауен, стараясь говорить безразличным голосом.

— Я передумала и не буду ничего писать, — резко заявила Заа.

— Одна из них это мадам Зигони, которая живет на ранчо в мире Розалия? — быстро спросил Глауен.

— Мы и так уже слишком далеко зашли. Делайте свою грязную работу и убирайтесь.

— Практичное предложение, — согласился Плок, — Не будем разводить здесь церемоний.

Он сделал три метких выстрела.

— Ну вот, работа сделана, — сказал Плок, на какое-то мгновение задержав взгляд на трех телах.

«Как все быстро закончилось! — подумал Глауен. — Фуно больше ни о чем не думает, Мутис больше не испытывает сомнений, а Заа унесла с собой все свои знания».

Плок повернулся к изумленному Дантону:

— Оттащи эти тела в помойную яму. Возьми какую-нибудь тележку, или тачку, можешь смастерить носилки, в общем, как хочешь. Можешь взять себе в помощь двух-трех человек покрепче. Когда закончишь, присоединяйся к остальным.

Дантон принялся было исполнять приказ Плока, но Глауен остановил его.

— Почему эта лестница между вторым и третьим этажами считается опасной?

Дантон с опаской взглянул на тела, как будто пытаясь убедиться, что они его не слышат.

— Когда на третий этаж приводили кого-нибудь из посторонних и удерживали его там против его воли, а это было гораздо чаще, чем вы думаете, то Мутис натягивал вдоль верхней ступеньки провод и пропускал по нему ток. Если кто-то пытался воспользоваться лестницей, до его находили внизу с переломанными костями. Потом, не зависимо от того живой он или мертвый, его относили к помойной яме и выбрасывали туда.

— И никто не протестовал?

— Когда прилежно и внимательно изучаешь Синтораксис, то не замечаешь того, что твориться вокруг, — улыбнулся Дантон.

Глауен отвернулся.

— Занимайся трупами, — напомнил Плок Дантону.

7

Опустевшая Семинария была, казалось, наполнена тысячью шепчущих голосов. Глауен, Плок, Кайлт и Нардюук стояли в зале для совещаний на первом этаже. Неожиданно Плок сказал:

— Хотя я и не суеверный человек, но этот шепот призраков меня определенно раздражает.

— А меня не тревожит ни Заб Зонк, ни его призрак, — заметил Глауен, — на самом деле, я даже был бы рад такой компании.

— Во всяком случае, нам надо попробовать рискнуть и подняться на третий этаж, вполне возможно, что там остался кто-то из учеников настолько погруженный в изучение Мономантики, что не слышал нашу команду.

— Сходите втроем. А с меня верхних этажей уже достаточно. Когда будете проходить мимо кухни, то погасите очаг, а то похлебка пригорит больше обычного.

Плок со своими двумя помощниками начал подниматься по лестнице. А тем временем Глауен начал обследовать первый этаж. Он обнаружил личные покои Заа и ее кабинет: огромную комнату с выкрашенными в бледно-желтый цвет стенами, обставленную лампами странной конструкции, застланную черным и зеленым коврами и с мебелью покрытой темно-красными чехлами. На полках стоял всевозможные книги, все светского содержания. Он обыскал письменный стол, но не нашел там никаких записей, адресов, писем и прочих материалов, которые могли бы его заинтересовать. И все же было очевидно, что Заа стремилась уничтожить какие-то свидетельства. Какие и где? Или они не поняли ее намерения? В выдвижном ящике стола Глауен обнаружил небольшой сейф, в котором лежала большая сумма денег. Он вынул сейф из ящика и под ним обнаружил фотографию, на которой была изображена дюжина женщин, стоящих, по всей видимости, в каком-то саду. Очевидно, фотография была сделана не на Тассадеро. Одной из женщин была Заа, правда моложе лет на десять пятнадцать. В другой женщине он узнал Сибилу. Остальные были ему неизвестны. Должно быть, здесь же находилась Кли из Строка, а также мадам Зигони из Розалии. Никаких подписей или знаков на фотографии не было. Глауен запихал фотографию во внутренний карман куртки: агентов ИПКЦ эта информация не должна была заинтересовать.

Сдерживая отвращение, Глауен обыскал личные апартаменты Заа, надеясь там найти документы, адреса, письма, фотографии или журналы. Но, как и в предыдущем случае, ничего примечательного он не обнаружил: никаких ссылок на мадам Зигони из Розалии или другое знакомое имя.

С верхних этажей спустился со своей командой Плок. Глауен отвел их посмотреть на гробницу Зонка. Там все еще, отбрасывая желтый свет на стены, горела лампа.

Глауен открыл дверь в гробницу, но так и не сумел заставить себя войти туда еще раз.

— Вот она, — сказал он, — помост, ручеек, тоннель и все прочее.

Плок осмотрел пещеру.

— Никаких сокровищ не вижу, — заявил он.

— Я тоже ничего не нашел, хотя за неимением лучшего занятия, осмотрел все очень внимательно. Никаких потайных дверей, ни вынимающихся камней, ни съезжающих панелей и никаких сокровищ.

— Но, во всяком случае, это не нашел дело, — сказал Плок, — Теперь я посмотрел на гробницу Зонка и готов к отъезду.

— Я тоже видел все, что меня интересовало, — заявил Нардюук.

— Я так же ничего не упустил, — согласился Кайлт.

— Я здесь чего только не насмотрелся, — вздохнул Глауен, — И очень хочу убраться подальше.

Глауен отвел всю компанию в кабинет Заа и вывалил на стол содержимое сейфа. Плок сосчитал деньги.

— Получается примерно девять тысяч солов, плюс-минус несколько динкет, — на какое-то мгновение он задумался, потом повернулся к Глауену, — На мой взгляд мономантики нанесли тебе большой ущерб, который трудно выразить в цифрах. Давай будем считать, что они должны тебе по тысяче за каждый потерянный месяц и тысячу за моральные страдания. За несколько секунд мы пришли к решению, которое в суде бы могло занять несколько месяцев, а за это время неизвестно чтобы могло случиться с этими деньгами. Вот вам и приговор: Семинария Мономантики должна возместить ущерб в размере трех тысяч солов.

Глауен запихал деньги в карман.

— Все кончилось намного лучше, чем я ожидал. Я найду этим деньгам хорошее применение.

Все четверо вышли из Семинарии и начали спускаться с холма.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

В пасмурный зимний день, ближе к полудню, из облаков над станцией Араминта вынырнул космический корабль «Солнечный Луч» и приземлился на космодроме рядом с терминалом. Среди пассажиров был и Глауен Клаттук. Он первым делом нашел телефон и позвонил в Дом Клаттуков. Сегодня был день недели, известный под названием Смоллен; все Клаттуки должны были собираться на еженедельный Домашний ужин. Но вместо голоса отца, он услышал металлический голос автоответчика:

— С кем вы хотите говорить, сэр?

«Странно», — подумал Глауен, он звонил в комнаты, в которых жил вместе с отцом.

— С Шардом Клаттуком.

— Он сейчас отсутствует. Хотите оставить сообщение?

— Никаких сообщений.

Глауен позвонил в Дом Вуков. Мажордом ответил ему, что Бодвин Вук в данный момент находится на Домашнем ужине и велел тревожить его только в случае важных и неотложных событий.

— Скажите ему, что Глауен Клаттук очень скоро прибудет в Дом Вуков. На самом деле я только заскочу в Дом Клаттуков и перекинусь парой слов с отцом.

— Я передам ему ваше сообщение, сэр.

Глауен направился к ряду такси, выстроившихся недалеко от терминала, он подошел к первой попавшейся свободной машине. Водитель заинтересованно проследил, как Глауен укладывал свои вещи в багажник. Водитель был незнакомого для Глауена типа: смуглый парень с острыми чертами лица, умными глазами и непослушной копной темных волос. Очевидно, он относился к новой партии рабочих, которыми заменили йипи.

Глауен уселся на пассажирское сиденье. Водитель отложил в сторону журнал, который читал переде этим, и с дружеской улыбкой взглянул через плечо.

— Куда едем, сэр? Вы только назовите куда надо и можете не беспокоиться: мы прибудем туда быстро и плавно! Меня зовут Максен.

— Отвезите меня в Дом Клаттуков, — попросил Глауен.

В старые дни водитель-йипи был бы не столь любезен, но вот управиться с багажом обязательно бы помог.

— Отлично, сэр! Едем к Дому Клаттуков.

Глауен наблюдал как за окном мелькают знакомые картины и у него появилось чувство, что он отсутствовал много-много лет. Все было тоже самое, и все было каким-то другим, как будто он смотрел теперь на все это совсем другими глазами.

Максен бросил через плечо взгляд в сторону Глауена.

— Первый раз здесь, сэр? Судя по вашим одеждам, вы откуда-то из Соума, или из Аспергиля, который в самом конце Хлыста. Ну ничего, я вам кое-что подскажу. Это замечательное место. Я бы даже сказал уникальное.

— Да, возможно, так оно и есть.

— Лично я нахожу местный народ несколько странным. Популяция здесь явно вырождается, тут даже нечего говорить, а в результате этого все они, скажем так, немного эксцентричны. Это сразу же чувствуется.

— Я — Клаттук из Дома Клаттуков, — сказал Глауен, — Я просто какое-то время был в отъезде.

— Вот оно что! — Максен изобразил на лице подобие печали. Затем пожал плечами, — Пусть так. Особых изменений вы здесь не найдете. Здесь ничто не меняется; ничего не случается. Мне бы хотелось, чтобы они открыли бы здесь хорошенький танцевальный зал. Или казино вдоль берега. Почему бы не поставить маленькие забегаловки с жареной рыбой? Они бы не прогорели. Этому месту нужен какой-то прогресс.

— Может и так.

— Так вы говорите, что вы Клаттук? И к какому племени вы относитесь?

— Я Глауен Клаттук.

— Рад познакомиться. В следующий раз я узнаю вас с самого начала. Ну вот и Дом Клаттуков. На мой вкус, так уж слишком великоват.

Глауен вышел из машины и начал выгружать багаж, в то время как водитель продолжал сидеть на своем месте, барабаня пальцами по баранке. Глауен заплатил стандартный тариф. Шофер принял деньги и вскинул брови:

— А чаевые?

Глауен медленно повернулся и уставился на водителя.

— Ты мне помог погрузить багаж?

— Нет, но…

— Ты мне помог его выгрузить?

— Нет, но говоря…

— Разве ты не сказал, что я вырождаюсь, что я эксцентричный, подразумевая при этом, что я еще и слабоумный?

— Это была шутка.

— И теперь догадываешься, куда делись твои чаевые?

— Да, сэр. Их не будет.

— Правильно думаешь.

— Хлыщ, — проворчал водитель и быстро отъехал от дома, держа локти по-модному высоко поднятыми.

Глауен вошел в Дом Клаттуков и пошел прямо в свою старую квартиру, которая находилась на втором этаже восточного крыла. Он открыл дверь, и застыл на пороге.

Здесь все изменилось. Солидная старая мебель уступила место на легким угловатым конструкциям из стекла и металла. На стенах висели аляповатые абстрактные картинки. Старый ковер был заменен новым ярко-желтого цвета. Даже запах был другим.

Глауен медленно прошел внутрь с удивлением озираясь по сторонам. Неужели его отец сошел с ума? Он прошел в гостиную и здесь обнаружил грудастую молодую женщину, стоящую перед высоким зеркалом и, очевидно, поправлявшую прическу, перед тем, как спуститься на домашний ужин. Взглянув на ее отражение, Глауен узнал в ней Друсиллу, супругу Арлеса и все еще активную участницу труппы Флореста.

Друсилла заметила в зеркале отражение мужчины и повернулась с выражением легкого удивления.

— Это ты, Глауен? Что ты здесь делаешь?

— То же самое я хотел спросить у тебя.

— А меня-то почему? — удивилась Друсилла, надув губы.

— Потому что это моя квартира, — начал терпеливо объяснять Глауен, — Я живу здесь вместе с отцом. И вот я возвращаюсь и обнаруживаю здесь этот ковер идиотского цвета, дурной запах и тебя. Мне даже не придумать всему этому достойного объяснения.

Друсилла рассмеялась булькающим контральто.

— Все очень просто. Цвет у ковра называется головокружительный цветок, пахнет, несомненно Гортоном. А я единственная и неповторимая. Как я понимаю, ты еще не слышал новости?

Неприятный холодок пробежал по спине Глауена.

— Я только что с корабля.

— Тогда вся понятно, — Друсилла неуклюже изобразила на лице печаль, — Шард поехал в патруль и не вернулся. Это было несколько месяцев тому назад. Он так и не вернулся и определенно так там и погиб. Уверена, что это для тебя большой удар. С тобой все в порядке?

— Да. Со мной все в порядке.

— Короче говоря, комнаты пустовали и мы в них въехали. А сейчас извини, пожалуйста. Можешь остаться здесь и отдохнуть сколько хочешь, а мне пора на ужин, а то я получу головомойку.

— Я тоже пойду, — сказал Глауен.

— Я уже и так опаздываю, — оправдывалась Друсилла, — Здесь это такое ужасное преступление, Арлес опять начнет раздражаться.

Глауен спустился за Друсиллой в фойе, где остановился, прислонившись к балюстраде. Он никак не мог поверить, что его отец, его дорогой любимый отец мертв, что он лежит где-то раскинув руки и уставившись в небо невидящими глазами! У Глауена подкосились ноги и он присел на скамейку. Он почувствовал чье-то присутствие, поднял глаза и увидел идущую к нему Спанчетту. Она остановилась, положила одну руку на бедро, а другой принялась играть кисточкой своего алого пояса. Как всегда, она была одета очень броско, в этот вечер над великолепной шапкой ее кудрей качалось три длинных пера.

— Друсилла сказала мне, что ты здесь, — начала Спанчетта, — Похоже она уже сказала тебе новость.

— Ты имеешь в виду новость про Шарда? Это точно?

Спанчетта кивнула:

— Он летел очень близко от горы Махадион во время шторма и в него ударила молния. По крайней мере такова теория. А больше Друсилла ничего тебе не сказала?

— Только то, что они с Арлесом въехали в нашу квартиру. Им придется выехать обратно и немедленно.

— Ошибаешься. К несчастью для тебя, у Арлеса и Друсиллы родился сын, Гордон. Он родился раньше твоего дня рожденья, поэтому получил все преимущества. Таким образом твой ИС оказался 21 и ты не получил статуса агентства. Теперь ты внештатник и не имеешь никаких прав на эти комнаты. На данный момент ты и в Доме-то находишься незаконно.

Глауен уставился на Спанчетту в немом удивлении. Вильнув бедром, Спанчетта сделал шаг в сторону и сказала:

— Возможно, что сейчас и не время об этом говорить, но твои претензии были с самого начала чрезмерны, так что жаловаться тебе не на что.

Где-то в глубине у Глауена проскочила ироничная мысль: ну вот, Спанчетта, наконец-то, отомстила Шарду за все; с большой задержкой, после его смерти, но все же любая месть лучше, чем никакая.

Спанчетта развернулась в сторону обеденного зала. Уже через плечо она сказала:

— Успокойся, Глауен, ты должен смириться с реальностью; ты еще ребенком все время капризничал. Ты найдешь себе подходящее жилье в другом месте и, несомненно, тебе подберут какую-нибудь полезную работу.

— Ты права, — согласился Глауен, — Капризничать нельзя.

Он поднялся и широким шагом почти пробежал по фойе и выскочил на улицу. Он уже шел по улице, когда что-то вспомнил, резко остановился и снова направился к Дому Клаттуков. В конторе мажордома, находящейся рядом с фойе, он спросил у дежурного привратника:

— Где моя почта? Мне должны были приходить письма.

— Не знаю, сэр. У меня ничего нет.

Глауен снова вышел из Дома Клаттуков. Он направился в Дом Вуков. Дежурный привратник у входа в дом, услышав имя Глауена, сделался сразу очень вежливым:

— Сэр Бодвин Вук сейчас на ужине, но просил сообщить ему о вашем приходе сразу же, как только вы появитесь. Минуточку, сэр.

Привратник сказал что-то в переговорное устройство и внимательно выслушал ответ.

— Сэр Бодвин Вук, — повернулся он к Глауену, — Просит вас присоединиться к нему за столом.

Глауен с сомнением посмотрел на свою поношенную дорожную одежду.

— Думаю, я несколько неподходяще одет.

— Я сказал об этом, но для вас все равно подготовили место. Следуйте за мной, пожалуйста.

Бодвин Вук ожидал его в холле. Он сразу же взял руки Глауена в свои.

— Ты уже слышал про Шарда?

— Значит это правда?

— Он вылетел на флаере и больше не вернулся. Это все, о чем можно говорить с уверенностью. Возможно, он жив. Но, скорее всего, мертв. Не надо, конечно, говорить, что я разделяю твое горе. Скажи мне в двух словах, что ты узнал.

— От Спанчетты я узнал, что мне посчастливилось стать внештатником. Кроме этого я выяснил, что экскурсии на остров Турбен организовывал Флорест. На Тассадеро он организовал мое убийство. Но, как видите, мне удалось бежать. Вас заинтересует вся эта история. Флорест сейчас на станции Араминта?

— Да, здесь. Вернулся из тура и вынашивает новые грандиозные планы.

— Вы должны арестовать его немедленно, момент, пока он не узнал, что я вернулся.

— Успокойся! — тихо рассмеялся Бодвин Вук, — Сегодня Флорест полностью в нашем распоряжении! На самом деле, он сидит за столом в полуметре от тебя! Он с удовольствием пьет наше лучшее вино и ухаживает за дамами так, как за ними еще никто не ухаживал. Ты будешь сидеть как раз напротив него. Великолепная ситуация! А что Кеди? Он что-то темнит и я ничего не могу от него добиться.

— Кеди предал меня. Он не может ссылаться на свое психическое расстройство, чтобы оправдаться.

Бодвин Вук печально покачал головой.

— Вот еще одна трагедия. Такое впечатление, что они нанизываются одна на другую и никак не хотят остановиться. Пойдем.

Они вошли в обеденный зал и сели за стол. Глауен оказался между Бодвином Вуком и Тисией. Напротив него на другом конце большого круглого стола сидел Кеди, рядом с которым расположился Флорест. Оба были заняты разговором и какое-то время не замечали присутствия Глауена.

— Это тот случай, который сам Флорест посчитал бы за драматический кульминационный момент, — прошептал Глауену на ухо Бодвин Вук, — Напряжение растет, а парочка сидит и ни о чем не подозревает.

Глауен кивнул. Он внимательно следил за Кеди, при этом у него где-то внутри шевельнулось отвращение. Казалось, что в данный момент Кеди совершенно нормально себя чувствовал. Куда только девались его приступы депрессии и капризов, которые постоянно одолевали его во время расследования! Наоборот, он словно помолодел: его круглое розовое лицо, фарфоровые голубые глаза и невинная улыбка напоминали те дни, когда он был особенно популярен.

Глауен наблюдал за ним с восхищением. Это был вовсе не тот Кеди, которого он видел в последний раз в Фексельбурге. Вот Кеди поднял голову, чтобы промокнуть губы салфеткой. Его взгляд упал на Глауена и он застыл. Его плечи медленно опустились, он бросил взгляд вдоль стола, с его лица сползло веселое выражение.

— Здесь не видно ни безумия, ни ошибки, — прошептал Бодвин Вук в ухо Глауена, — Здесь наблюдается бесспорная и очевидная виновность. Мне не нужно больше никаких доказательств. Какой стыд. Мне следует пересмотреть его родословную.

— Он очень изменился с того момента, когда я видел его последний раз. Терапия Флореста делает чудеса. Смотрите! Он рассказывает новость Флоресту. Еще один испорченный ужин.

Как только Кеди закончил говорить, Флорест вскинул свою изящную голову, и как бы про между прочим окинул взглядом стол, скользнув глазами и по Глауену. Затем он полуобернулся налево и начал разговаривать с леди Дорной Вук, которая сидела от него по левую руку.

Глауен выдержал паузу, а затем через весь стол спросил:

— Мастер Флорест, вы, кажется, только что вернулись из поездки.

Флорест бросил в его сторону быстрый холодный взгляд.

— Да, как видите.

— И как, поездка была успешной?

— Вполне обычной. Как всегда, мы делали все, что в наших силах, и надеялись на самое лучшее. Наше кредо — оптимизм.

— Похоже, что у нас появились общие знакомые на Тассадеро.

— Правда? Но это совсем не удивительно. Каждую неделю я встречаю тысячи разных людей и, конечно, я далеко не всех запоминаю, разве что — ха, ха — самых очаровательных.

— Вы считаете, что Орден Заа очаровательна?

— Орден Заа? Кто это такая? Да и кому до нее какое дело? На данный момент меня интересует только эта восхитительная рыба.

— В таком случае, могу сказать только то, что Орден Заа шлет вам свой привет. Правда, нынче у нее не самые счастливые времена. Вы не в курсе ее неприятностей?

— Нет.

— Она была замешана в серии чудовищных преступлений, который привлекли внимание ИПКЦ. Они, возможно, даже вызовут вас, чтобы подтвердить кое-какие ее утверждения. Или могут обратиться в свой местный филиал, которым является Бюро В.

— Это определенно ни в коей мере не касается меня, — заверил мастер Флорест и, повернувшись к леди Дорне продолжил свой разговор.

Тисия, которая уже высказала свое замечание по поводу костюма Глауена, резким голосом спросила:

— Ты лезешь вон из кожи, чтобы поставить в неудобное положение нашего местного гения или я ошибаюсь?

— Ошибаешься. Мне вполне уютно в моей коже.

— Эта «Орден Заа» она любовница Флореста или что-то в этом роде?

— Меня ничто не удивит. Они оба очень своеобразные люди.

— Хмм. Ты был в отъезде, да? Что-то я не припомню, чтобы за последнее время встречалась с тобой.

— Да, меня здесь не было.

— Печальные новости насчет твоего отца. И подумать только, ты нынче внештатник! И все же ты вот сидишь здесь, на Домашнем ужине, где кроме насмешек внештатникам ждать нечего.

— Ты хочешь посмеяться надо мной?

— Вообще-то, да. Но сегодня мне это будет трудно сделать, так как ты сидишь рядом со мной и постоянно отвлекаешь мое внимание.

— Я не слишком щепетилен, — заметил Глауен, — можешь смеяться, сколько твое душе угодно.

— Мне не требуется твоего разрешения, — обиделась Тисия, — я подшучиваю над кем угодно, за это меня и ценят.

— Не обращай внимания на эту маленькую дуру, — сказала Глауену Бодвин Вук, — Она уже сейчас не видит дальше собственного носа, а пройдет еще десяток лет и от нее останутся только зубы, нос и ключицы, как у ее тетушки, леди Одлис.

— Сегодня твое поведение переходит все границы, дядя Бодвин, — заметила Тисия, — Ты в своем возрасте начинаешь напоминать enfant terrible.

—  Ты во всем права, Тисия, — согласился Бодвин Вук, — Я становлюсь настоящей язвой, так что твое замечание вполне справедливо. Справедливость должна быть восстановлена и внештатникам нечего делать в компании старых родственников. Глауен, у меня нет больше сил ждать, я с нетерпением хочу услышать твою историю. Давай закончим ужин в соседней комнате.

Бодвин Вук и Глауен вышли из обеденного зала. В коридоре Бодвин Вук спросил:

— У тебя нет никаких сомнений в отношении вины Флореста?

— Абсолютно.

— В таком случае, я прикажу задержать его и препроводить в тюрьму. Однако, мне придется подождать конца ужина, а то, боюсь, я нарушу понятия Тисии о порядочности. А что в отношении Кеди?

— Он предал меня, вас и Бюро. Но он испытал психический стресс, который, возможно, оказался выше его сил. Меня не покидает чувство, что он не знал, что делает. Однако, я бы предпочел, чтобы вы поступили в соответствии с собственным мнением.

— Мое мнение сформировалось, когда я сидел за обеденным столом. На самом деле, ты еще очень мягко обошелся с ним. Он нанес тебе последний удар, о котором ты еще ничего не знаешь. Когда он вернулся на станцию Араминта, он ясно и определенно убедил меня в том, что ты мертв. На основании этого, я распустил спасательную партию, которая уже должна была вылететь. Он лгал мне; я это знаю и он это знает. А ведь в данном случае стоял вопрос о твоей жизни и смерти. Я очень недоволен Кеди. Он понесет соответствующее наказание, минимум, что его ожидает, так это потеря статуса Дома Вуков.

— Сейчас он кажется намного более здоровым, чем тогда, когда был в Фексельбурге.

— Пошли доедим наш ужин и закончим разговор за едой.

2

Глауен и Бодвин Вук продолжили ужин в маленькой гостиной рядом с центральной галереей. Как можно короче Глауен рассказал о своем расследовании и о том, какие у него возникли трудности по ходу дела.

— Когда я сейчас сижу здесь и думаю о том, что произошло, я испытываю множество разных эмоций. Но самое сильное чувство — это облегчение от того, что все уже позади. Конечно, были и приятные моменты, например, когда мои ноги коснулись земли под окном Семинарии. И вот сегодня, когда я смотрел на сидящих напротив меня за столом Кеди и Флореста, я испытывал какое-то жестокое удовольствие.

— А теперь перейдем к более скучным деталям. Флорест запросит снисхождения. Его жертвами были только йипи, которых он рассматривал как сырой материал для своей новой артистической деятельности. Он везде признан гением, поэтому к нему нельзя будет подойти с обычными мерками. Леди Дорна поддержит такие аргументы; она его обожает и является членом Комитета Изящных искусств.

В комнату вошел привратник и сказал:

— Ваши инструкции выполнены, сэр.

Бодвин Вук удовлетворенно кивнул.

— Как я и ожидал, Кеди и Флорест, сославшись на усталость, попытались пораньше покинуть ужин. Их поджидали на выходе и сразу же арестовали. Честь Домашнего ужина была сохранена. Ну ладно, об этом достаточно. Разреши налить тебе немного вина. Это наш Чарист, лучшее, что производится на станции в этом роде.

— Да, оно действительно очень хорошо.

Какое-то время оба небольшими глотками попивали вино.

— А теперь вот что, — сказал Бодвин Вук, — Нам надо подумать о твоих личных проблемах.

— Я уже задумывался над этим. Я собираюсь выяснить, что произошло с отцом.

— Хм, да. В данном случае я не питаю особых надежд. Мы ничего не обнаружили и не слышали аварийных сигналов. Существует дюжина различных вероятностей, мы пытались их все проанализировать, но результат во всех случаях был один и тот же: ничего.

Глауен сидел, покачивая вино в своем бокале.

— А это уже само по себе наводит на размышления, не так ли? — после долгой паузы сказал Глауен.

— На какие?

— Еще не знаю. Но во всем случившемся есть какой-то смысл. Перво-наперво, если произошла авария, то мы обязательно должны были бы найти обломки.

— Не обязательно. Они могли затеряться в лесу или упасть в море.

— И все же… многое удивляет. Согласно Спанчетте, в его флаер попала молния, когда он летел где-то около горы Махадион.

— Это всего лишь одна из теорий, которая не лучше остальных… или не хуже, если хочешь.

— Я поговорю об этом завтра с Чилком, — после небольшого колебания Глауен спросил, — Мне, пожалуй лучше, узнать самое плохое прямо сейчас. Как отразится мой новый статус на моем положении в Бюро В? Или я уже уволен?

— Ха, ха! — засмеялся Бодвин Вук, делая глоток из своего бокала, — Пока я суперинтендант Бодвин Вук, ты — капитан Глауен Клаттук. Твои способности, которые я ценю очень высоко, важнее каких-то дурацких цифр. В связи с этим меня не покидает чувство, что происходит что-то странное.

— А именно?

— Я еще не во всем уверен. На поверхности все, вроде бы, правильно. Но меня интересует так ли все это на самом деле, как кажется с первого взгляда.

— Боюсь, что я вас не понимаю.

— Давай вернемся к тому времени, когда до твоего дня рождения оставалось три недели. Ты тогда сидел в подземелье в Поганской Точке. Именно в это время Эрл Клаттук погиб во время оползня на мысе Джоурнал, и твой ИС стал равен 20.

— И что же дальше? А дальше произошли странные события. Из турне возвращается труппа Флореста, а вместе с ней Арлес, Друсилла и Гордон. Твой индекс снова становится равным 21. Шард намеревался подать в отставку и все само собой вставало на свои места, но к этому моменту уже прошло два месяца, как он пропал. Но что если Шард так и не вернется до твоего дня рождения? Или если он вообще не вернется? В этом случае должен был собраться Совет Дома Клаттуков, который как ни странно возглавляет Спанчетта, и объявить Шарда мертвым, что в данной ситуации было бы вполне оправдано. Тогда твой индекс становится еще до твоего дня рождения равным 20 и ты, как и рассчитывал Шард, получаешь полный статус агентства.

— Однако Спанчетта под любым предлогом оттягивала это событие и собрала Совет уже через две недели после твоего дня рождения, к этому моменту тебя уже объявили внештатником и исключили из Дома. Тогда, и только тогда, она собирает Совет, объявляет о смерти Шарда и предлагает заполнить образовавшуюся вакансию из списка внештатников. И знаешь кто оказывается в этом списке на первом месте?

— Намур!

— Именно. На самом деле Спанчетта просто вышвырнула тебя и отдала твое место Намуру. Не странно ли все это? Намур раньше плевать хотел на статус Дома, но когда подвернулась такая возможность, он не задумывается ни на секунду.

— На данный момент меня это не очень-то занимает, — тяжело вздохнул Глауен.

— Твоему отцу не понравилась бы твоя пассивность.

— Да, правда. Я еще подумаю над сложившейся ситуацией.

— Ну а пока ты приводишь в порядок свои дела, ты будешь моим гостем в Доме Вуков. Кеди от этого, конечно, в восторг не придет, а Тисия будет делать вид, что в упор тебя не видит, но ты не обращай на это внимания. Она таким образом пытается привлечь к себе внимание. А в остальном мы будем гостеприимны.

3

Утром Глауен в одиночестве позавтракал в комнате, которую Бодвин Вук предоставил в его распоряжение, потом вышел на улицу и пошел по проспекту Венсей. По небу бежали небольшие облачка, предвестники грозовых туч, бушующего над морем шторма, который неумолимо приближался к берегу. Пройдя по Прибрежной дороге, Глауен повернул на север и оказался на аэродроме, где нашел Чилка, пьющего чай у себя в кабинете.

— А я думал, что тебя уже нет в живых! — удивленно поднял на него глаза Чилк, — По крайней мере, до меня доходили такие слухи.

— Я-то жив, а вот отец, похоже, погиб.

— Таково общее мнение. Но об этом я знаю не больше того, что ты уже и сам знаешь, — Чилк принес карту, — Он вылетел на стандартное патрулирование: на север через Пандорскую равнину, мимо Махадиона, вокруг озера Гарнет, вдоль Мармионовский топей и обратно к берегу. По крайней мере такой маршрут был заложен в автопилоте.

Глауен начал задавать вопросы, но Чилк кроме догадок и предположений ничего конкретного сказать не мог.

— При любых обстоятельствах мы должны были бы услышать аварийный сигнал, хотя бы один гудок. Но мы ничего не слышали, на мониторе тоже ничего не зарегистрировано. Мы не нашли никаких обломков. Это то, что я знаю наверняка. А что произошло с тобой? Кажется, тебя тоже объявляли погибшим.

— Я сидел в заключении в пещере.

Глауен рассказал о своих приключениях, потом достал из кармана фотографию, которую он взял из стола Заа.

— Что ты скажешь на это? — показал Глауен фотографию Чилку.

Пилот внимательно принялся изучать снимок.

— Крепкие леди, — сказал он, — Если мне не изменяют глаза, то вот это моя старая подружка мадам Зигони, которая так и осталась должна мне деньги.

— Которая?

— Вот эта, третья слева. Когда я ее знал, волосы у нее были подлиннее, хотя, возможно, это парик. А кто эти леди?

— Члены философского культа. Они называют себя Мономантиками. Вот это Сибила, которая руководила экскурсиями на остров Турбен. А вот это Орден Заа, которая, как сказал бы ты, влюбилась в меня. Я сбежал от нее спустившись по веревке, сделанной из разорванных простыней. И я по-настоящему рад, что все же вернулся домой, пусть даже и к разбитому корыту.

— Это ты о чем?

— Намур теперь Клаттук, а я — внештатник. У тебя более прочное положение здесь, чем у меня.

— Странные дела творятся, — сказал Чилк.

Глауен вернулся в Дом Вуков, прошел в библиотеку и оставшуюся часть утра провел в размышлении, делая попутно кое-какие заметки. Мимо проходил Бодвин Вук. Он похлопал Глауена по плечу.

— Счастлив видеть, что ты отдыхаешь. Тебе много досталось и теперь надо постараться придти в себя! Подремли! До обеда тебя здесь никто не потревожит.

— Я вовсе не сплю! — обиженно поднял глаза Глауен, — На самом деле, я размышляю.

— А я решил, что ты, сидя в Гробнице Заб Зонка надумался на всю жизнь, — добродушно рассмеялся Бодвин Вук.

— На сей раз у меня другие думы, куда более интересные. Я хочу вам кое-что показать, — сказал Глауен и достал фотографию.

Глаза Бодвина Вука внезапно стали острыми, как два буравчика.

— Где ты это взял?

— В Поганской Точке, в столе у Орден, — Глауен указал пальцем на лица, — Вот это — Заа. А вот и Сибила.

— Почему ты не показал мне ее раньше?

— Я хотел ее сначала показать Чилку, чтобы он попробовал найти здесь мадам Зигони. А потом уж показать вам.

— И он опознал? Дай-ка я попробую сам догадаться. Это, должно быть, вот эта леди.

— Правильно! Как вы догадались?

— Когда-то я знал ее под именем Смонни, точнее Симонетта. Это младшая сестра Спанчетты.

Глауен с новым интересом начал рассматривать лица.

— Теперь, когда вы мне это сказали, я и сам увидел сходство.

— Если позволишь, я сам займусь этой фотографией, — сказал Бодвин Вук, — Давай не будем об этом никому говорить. Чилку я тоже дам соответствующее указание. Это очень интригующая информация.

— Намур должен был это знать.

Бодвин Вук уселся на стул рядом с Глауеном.

— В один прекрасный день мы поймаем Намура на очередной его махинации, и тогда все его драгоценные секреты выплывут наружу.

— Намур постарается сделать все, что бы не дать вам такой возможности.

— До сих пор так оно и было. К стати говоря, я сегодня утром поговорил с Друсиллой, она с готовностью полностью подтвердила вину Флореста, — Бодвин Вук заметил лежащие перед Глауеном бумаги, — А это что у тебя за листки?

— Я здесь пометил места, которые для меня так и остались неясными. Список тайн, если хотите.

Бодвин Вук уставился на бумаги.

— Так много! Я думал, ты не оставил в этом деле никаких тайн.

— Меня интересует почему Флорест так просто пошел на контакт с Мономантиками. Мне бы хотелось задать ему несколько вопросов.

— Хм. Если ты хочешь допросить Флореста, то почему бы и нет? Даже если ты и не выведаешь у него ничего нового, это будет для тебя неплохой практикой. Я разговаривал с ним сегодня утром, но не узнал ничего нового. Он мастер наводить туман, который в конце концов становится непроницаемым. Ничего большего ты от него не добьешься.

— Если только он не расслабится и не допустит какой-нибудь промах.

— Возможно. Подготовься иметь дело со святым великомучеником, все преступление которого заключается в художественном воображении. Я обратил его внимание на тяжесть содеянного им, но он только тихо рассмеялся. Как он попытался убедить меня, люди на станции Араминта никогда не понимали его художественный гений. Он рассматривает себя как «гражданина вселенной». Станция Араминта — это напыщенная маленькая лужица с идиотской кровосмесительной социальной системой, которая награждает дураков и прощелыг, а талантливых людей заставляет искать применение своим талантам где-то на стороне. Это его слова, не мои, и конечно в них есть какая-то полуправда.

— Во всяком случае, на какое-то мгновение мы увидели истинного Флореста. Что для него сделала станция Араминта? Где его официальное признание, высокое положение, состояние и личный дом! ? Где награда великому гению? Где бурные аплодисменты за его великолепные художественные произведения и руководство в Комитете Изящных искусств? Я указал ему, что в своей основе он всего лишь умелый организатор развлечений, а таких людей здесь никто не собирается ставить на пьедестал почета. Больше он мне ничего не сказал, но вполне ясно, что у него нет любви ни к Заповеднику, ни к Обществу Натуралистов, ни к станции Араминта.

— Меня удивляет, почему он решил строить свой новый «Орфей» именно здесь?

— А где же еще? Ситуация здесь для этого просто идеальная. А почему об этом не спросить самого Флореста? Из чистого нахальства он может быть и даст тебе прямой ответ на этот вопрос. Ему на всех нас наплевать.

Глауен откинулся на спинку стула.

— Когда я сидел здесь и раздумывал, дремал, как вы сказали, я понял, что у Флореста должна была скопиться огромная сумма денег. Вы, случайно, не знаете где он их хранит?

— Случайно знаю. Они положены на депозит в банке Мирсеи в Соумджиане.

— Я собираюсь возбудить против Флореста гражданское дело. Велика вероятность выиграть этот процесс, особенно, если дело будет рассматриваться верховным судом здесь, на Араминте, что, в принципе, и подпадает под ее юрисдикцию.

— Ха! — воскликнул Бодвин Вук, — Ты унаследовал великое искусство Клаттуков атаковать врага в самом его чувствительном месте! Даже в преддверии гибели Флорест будет испытывать адские муки, если что-то случится с его деньгами.

— Я тоже так думаю. Как мне начать этот процесс?

— Именно сегодня Вильфред Оффоу подготовил все бумаги для наложения ареста на деньги Флореста.

— По крайней мере, эта новость может вывести его из равновесия.

— Несомненно. Когда ты хочешь его допросить? Для этого подходит любое время: у Флореста теперь нет никаких гастролей или турне.

— Сегодня днем меня вполне устроит.

— Я распоряжусь, чтобы Маркус оказал тебе всяческое содействие.

Сразу после обеда Глауен завернулся в плащ и, сгибаясь под порывами ветра, пошел в старую громоздкую тюрьму, которая находилась на другом берегу реки, как раз напротив «Орфея». При входе в тюрьму его обыскал тюремщик Маркус Диффин.

— Не буду извиняться, так как я обыскиваю всех, даже Бодвина Вука, который и отдал это распоряжение. А что это за пакет, позволь мне поинтересоваться?

— В нем вино. Если он мне понадобится, я дам знать.

Глауен вошел в комнату и остановился в дверях. Флорест сидел в деревянном кресле за грубым массивным столом, уставившись на белый цветочек в тонкой голубой вазе. Казалось он рассчитывал, что Глауен увидев его за подобным занятием на цыпочках выйдет из камеры и прикроет за собой дверь. Все возможно, подумал Глауен. Постояв немного в дверях, он тихо сказал:

— Дайте мне знать, когда я смогу прервать на короткое время ваши размышления.

Переведя взгляд на Глауена, Флорест устало покачал головой.

— Говори! Мне ничего не остается, как только слушать. Все мои надежды заключены в самой надежде. Я везде искал надежду, но нашел ее только в виде символа, который заключен в этом маленьком цветочке, таком отважном и миловидном.

— И в самом деле милый цветочек, — согласился Глауен. Он взял стул и уселся за стол напротив Флореста, — Я хочу задать вам несколько вопросов, на которые надеюсь получить ответы.

— Я не в очень хорошем расположении духа. Сомневаюсь, что тебя удовлетворят мои ответы.

— Из чистого любопытства мне бы хотелось узнать как давно вы знакомы с Заа. Я имею в виду, Орден Заа из Поганской точки.

— Имена для меня ничего не значат, — сказал Флорест, — Я был знаком с тысячью разных людей, всех рас и национальностей. Некоторых из них я могу вспомнить, благодаря их натуре, которая выделяла их из ряда других гаеанцев. А другие — как следы на прошлогоднем песке.

— И к какой же категории относится Орден Заа?

— Эта изысканная маленькая классификация скучна и бессмысленна.

— Тогда, возможно, вы мне объясните, почему и каким образом такая умная женщина связалась вдруг с Мономантиками.

— Факты есть факты, на так ли? — холодно усмехнулся Флорест, — События выглядят так, как они происходят на самом деле, и этого вполне достаточно для заключенного.

— А как драматурга вас совершенно не интересуют мотивации поступков?

— Только как драматурга. Страсти, симпатии… этими понятиями неуверенные в себе людишки хотят рационализировать свою грязную перепуганную вселенную.

— Интересная мысль.

— Может быть. Я сказал все, что хотел и теперь ты можешь идти.

Глауен сделал вид, что не расслышал последней фразы.

— Время вполне подходяще, чтобы пропустить стаканчик вина. Полагаю, что вы тоже не откажитесь от этого, все же мы с вами оба обладаем хорошим вкусом.

— И ты надеешься добиться моего расположения такой дешевой тактикой? — высокомерно посмотрел на Глауена Флорест, — Я не хочу твоего вина ни утром, ни вечером.

— Я ожидал, что вы займете такую позицию, — кивнул Глауен, — Поэтому и не взял с собой вина.

— Ба! — проворчал Флорест, — Прекрати этот бессмысленный и занудный лепет. Ты меня что, не слышал? Я разрешил тебе удалится.

— Как хотите. Но я не сказал вам еще главную новость!

— Меня не интересуют никакие новости. Я хочу только одного: в покое и мире дожить свои последние дни.

— Не интересуетесь, даже если эта новость касается вас?

Флорест взглянул на белый цветочек. Он покачал головой и вздохнул.

— Красота и благородство. Прощайте! Прощайте навсегда. Меня против моей воли ввергли в самую гущу вульгарности, — он оглядел Глауена с ног до головы так, как будто только увидел его, — Ну… а почему бы и нет? Мудрый человек, путешествуя по жизненному пути, наслаждается пейзажем с обеих сторон, так как знает, что больше он уже не вернется сюда. Дорога впереди виляет вправо и влево, идет за холмы и теряется вдали, кто знает, куда она приведет?

— Иногда об этом очень легко догадаться, — возразил Глауен, — Например, в вашем случае.

Флорест вскочил и начал нервно ходить из угла в угол, заложив руки за спину. Глауен молча наблюдал за ним. Наконец, Флорест снова вернулся к своему стулу.

— Да, тяжелые времена. Пожалуй, я выпью стаканчик вина.

— Я, пожалуй, тоже, — кивнул Глауен, — Я подготовился к обоим возможным вариантам.

Он подошел к двери и постучал.

— Что вам надо? — заглянул в глазок Маркус.

— Мой пакет.

— Я должен перелить вино в синтетическую фляжку м принести синтетические чашки. Преступникам запрещено пользоваться стеклянной посудой.

— Не называйте меня преступником! — взревел Флорест, — Я драматический артист! Это две большие разницы!

— Как скажите, сэр. Вот ваше вино. Пейте и наслаждайтесь.

— Какой идиот! — продолжал бушевать Флорест, — И все же… какая разница? Мудрый человек радуется каждому мгновению! Налейте свободной рукой мне вина!

— Печальные дела, — вздохнул Глауен, — Ваше заключение вызовет слезы на многих глазах.

— Включая мои собственные. Как вам только не стыдно, так со мной обращаться!

— А как же ваше чудовищное преступление?

— Ерунда! Эти ваши так называемые преступления мелочь: истраченные монетки в достижении большего. Они окончены и забыты. Но теперь… вы только подумайте об этом! Я вынужден танцевать партию в чудовищном балете, который вы называете правосудием… и к чему это приведет? Кто от этого что-то выиграет? Уж определенно не я. Лучше было бы откинуть всю эту дурь в сторону и начать все сначала, как и подобает цивилизованным людям, каковыми мы себя считаем.

— Мне бы надо было бы поинтересоваться мнением моего отца на этот счет… если только я его еще когда-нибудь увижу. Он пропал, вы знаете это?

— Я слышал разговоры на этот счет.

— Что, интересно, с ним случилось. Вы ничего не знаете?

Флорест одним глотком осушил свою чашку.

— А почему я должен вам что-то говорить, даже если бы и знал? Это по вашей милости я сижу здесь и отсчитываю минуты моей несчастной жизни.

— Это еще можно рассматривать как акт милосердия.

— Милосердия, говорите? — Флорест снова наполнил свою чашку из синтетической бутылки, — Это я всю жизнь был щедрым и милосердным! И был ли я за это хоть как-то награжден? Я все еще где-то в конце списка внештатников! А все это время я щедро двумя руками раздавал свою гениальность! Я отдавал свои личные сбережения на новый «Орфей», который сам я, наверное, так и не увижу. Но я все равно буду продолжать щедро давать на него деньги! Это будет мой мемориал, люди во все года будут с восхищением произносить мое имя.

Глауен скептически покачал головой.

— Это окажется невозможным, с этой-то новостью я к вам и пришел. Боюсь, она не очень приятна для вас.

— Что ты сказал?

— Все очень просто. Я очень много страдал в результате ваших безответственных, жестоких и преступных действий. Таким образом я возбудил против вас дело о материальной компенсации и потребовал всю вашу недвижимость и состояние. Меня заверили, что вы обладаете достаточно большой суммой. «Орфей» придется отложить до лучших времен.

Флорест в ужасе уставился на Глауена.

— Вы это серьезно?! Надо быть маньяком, чтобы додуматься до такого!

— Вовсе нет. Вы уготовили мне ужасную участь. Когда я вспоминаю об этом, мне все это кажется ночным кошмаром. Так что почему бы вам не компенсировать мои страдания? Мои претензии вполне законны.

— Это все только теория! Тебе нужны мои деньги, мое сокровище, которое я собирал по кусочкам, сол за солом, постоянно думая о своей великой мечте! А теперь, когда моя мечта уже готова осуществиться, ты разрушаешь построенную мной вселенную!

— Вам плевать было на мои страдания в Поганской точке. Мне теперь плевать на ваши.

Осунувшись, Флорест уставился на белый цветочек. Внезапно он вскочил от пришедшей ему в голову новой мысли.

— Ты обвиняешь не того, кого надо! Это Кеди, а не я, настаивал на том, чтобы позвонить в Поганскую Точку. Я согласился, но сделал это без всяких эмоций, твоя судьба меня нисколько не интересовала. Это Кеди совершил это преступление и бесконечно им наслаждался. Возьми его деньги, раз уж тебе это так надо, а мои оставь в покое.

— Я не могу в это поверить, — возразил Глауен, — У Кеди в голове был полный сумбур.

— Миленький ты мой, как можно быть таким наивным? Именно ненависть к тебе, возможно, и создавала в Кединой голове сумбур, другого объяснения нет. Он не любил тебя еще с тех времен, когда вы были всего лишь детьми.

Глауен припомнил прошедшие годы. В данном случае, Флорест говорил правду.

— Такая мысль иногда приходила мне в голову, но я прогонял ее. Но… я все никак не могу понять почему? У него не было никакого основания ненавидеть меня.

Флорест сидел, глядя на цветок.

— Когда он настоял на том, чтобы я позвонил в Поганскую Точку, все это выплеснулось из него, как рвота. Он ничего не скрывал. Казалось, что ты получал все, что хотел для себя, и получал это без всяких усилий или стараний. Он был без ума от Сессили Ведер, не мог даже равнодушно смотреть в ее сторону. А она избегала его, как прокаженного, но с удовольствием проводила время с тобой. Ты и в школе и в Бюро получал награды, и все это, опять-таки, без видимых усилий. В Йипи-Тауне он приложил все усилия, чтобы подставить тебя, но умпы не стали его слушать и посадили под арест. Он признался мне, что ненавидел тебя настолько, что при встрече с тобой, у него подгибались коленки.

— Мне очень больно все это слушать.

— Да, неприятная история. Когда ты оставил его одного в Фексельбурге, то он с огромной радостью понял, что настал его час. Телефонный звонок в Поганскую Точку должен был, по его мнению, сравнять счет. Откровенно говоря, меня поразил такой сгусток ненависти.

— Все это очень интересно и ужасно, — вздохнул Глауен, — но это не то, что я хотел бы услышать.

— А что же ты бы хотел?

— Где мой отец.

— Сейчас? Я не уверен, что я это знаю.

— Но он жив?

Флорест заморгал, раздосадованный, что проболтался, пусть даже и в мелочи.

— Если мои подозрения правильны, то вполне возможно, что и жив.

— Расскажи мне все, что знаешь.

— А что я получу взамен? Жизнь и свободу?

— Этого я сделать для тебя не могу. Я могу только распоряжаться твоими деньгами.

Флорест вздрогнул и налил себе вина.

— Здесь даже и думать нечего.

— Скажи мне все, что знаешь. Если я смогу найти отца, то никаких притязаний на твои деньги с моей стороны не будет.

— Но я не могу тебе доверять.

— Вполне можешь! Я отдам твои деньги, свои деньги и все остальное, только бы вернуть отца! Почему же мне в данном случае можно не доверять? Это твой последний шанс!

— Я подумаю об этом. Когда надо мной состоится суд?

— Ты отказался от советов защитника, так что никаких задержек быть не может. Суд состоится через два дня. И когда ты дашь мне ответ?

— Приходи ко мне после суда, — ответил Флорест и налил себе остатки вина.

4

Заседание Верховного Суда проходило в Зале для собраний в старом Агентстве: широкое круглое помещение под огромным куполом из синего и зеленого стекла. Стены были отделаны палисандровыми панелями, пол выложен квадратами из серого мрамора с зелеными и белыми прожилками. С одной стороны зала сидели судьи, с другой на трех-ярусной полукруглой галерее могло собраться все население станции Араминта, если ему захочется посмотреть на процесс. Как только пробило полдень, в зал вошли три Верховных судьи: леди Мельба Ведер, Рован Клаттук и Хранитель Эгон Тамм, который председательствовал на суде. Как только судьи заняли места, глашатай объявил:

— Все внимание! Суд начал свое заседание! Введите джентльмена, обвиняемого в преступлении и пусть он займет свое место!

Спотыкаясь и со злостью оглядываясь через плечо, как будто пытаясь выяснить кто его подталкивает сзади, в зал вошел Флорест.

— Обвиняемый может занять свое место на скамье подсудимых! — объявил глашатай, — Пристав, будьте так любезны, проводите сэра Флореста на его место.

— Сюда, пожалуйста, сэр.

— Не поторапливайте меня! — огрызнулся Флорест, — Уверяю вас, что без меня здесь ничего не начнется.

— Да, сэр. Вот ваше место.

Наконец-то Флорест уселся на скамье подсудимых.

— Сэр, вы здесь находитесь по обвинению в серьезных преступлениях, — звонко объявил глашатай, — Поднимите вверх вашу правую руку и громко объявите свое имя, чтобы все здесь присутствующие знали, кто сидит на скамье подсудимых.

Флорест с явным презрением посмотрел на глашатая.

— Вы это серьезно? Я хорошо известен! Назови нам свое имя и мы покопаемся в твоих преступлениях. Меня это вполне устроит, а остальным может показаться забавным.

— Похоже, формальности задерживают нашу работу, — мрачно сказал Эгон Тамм, — Если сэр Флорест разрешит, мы обойдемся без них.

— Я согласен со всем, что поможет поскорее покончить с этим фарсом. Я уже был и обвинен и приговорен. Я принимаю это и ничего не отрицаю, это только внесло бы путаницу и создало лишние хлопоты для всех. А что касается моей скорой смерти, то что с того? Я уже давно страдаю тяжелой болезнью под названием жизнь. Так что теперь я встречу свою кончину без стыда и сожалений. Да! Я признаю свои ошибки, но если я вздумаю перечислять их, то может показаться, что я оправдываюсь, так что я лучше попридержу язык за зубами. Но я вам вот что скажу: я стремился к великому! Я двигался, как бог окруженный славными мечтами! А сейчас эта картина задрожала, раскололась и осколки брошены в пыль. Мой уход будет для всех вас большой трагедией. Посмотрите на меня хорошенько, народ Араминты! Таких как я вы больше не увидите! — Флорест повернулся к судьям, — насколько я понимаю, суд закончен. Объявляйте скорее свой мерзкий приговор, и я предлагаю еще и дать шесть месяцев тяжелого труда глашатаю, чисто по подозрению, так как все в его виде говорит о преступлениях.

— Через три дня на заходе солнца вы будете казнены, — сказал Эгон Тамм, — А что касается глашатая, то ему мы просто вынесем предупреждение.

Флорест встал и хотел покинуть скамью подсудимых.

— Одну минуточку, сэр, — остановил его Хранитель, — Мы должны еще рассмотреть побочные дела, где, возможно, потребуются ваши свидетельские показания.

Флорест неуклюже снова занял свое место.

— Намур Клаттук! Подойдите к скамье!

Намур медленно вышел вперед м выражением полного изумления на лице.

— Я не ослышался? Вы меня вызывали?

— Все верно, сэр, — заверил его Эгон Тамм, — У нас есть к вам несколько вопросов. Вы очень хорошо знакомы и с Флорестом и с Титусом Помпо. Вы знали о проводящихся на острове Турбен экскурсиях?

Прежде чем ответить, Намур задумался.

— У меня были только подозрения, что что-то происходит, — сказал наконец он, — Но я не задавал вопросов, боясь, что узнаю больше, чем мне бы хотелось. А что бы не было никаких недоразумений, запишите, что я не так уж близко знаком с Титусом Помпо.

— Это совпадает с тем, что вы помните? — обратился Эгон Тамм к Флоресту.

— Примерно так оно и есть.

— Этого достаточно, Намур. Можете вернуться на свое место.

Намур вернулся на свое место, продолжая рассеяно улыбаться.

— Друсилла вне-Лаверти Клаттук! Выйдите вперед.

Друсилла, сидящая между Арлесом и Спанчеттой неуверенно встала.

— Вы меня имеете в виду?

— Было названо ваше имя?

— Да! Мое имя.

— Так что же у вас вызывает сомнения?

— Так, ничего, я просто была не уверенна.

— Выйдите вперед, пожалуйста.

Друсилла расправила черное с персиково-розовым рисунком платье и просеменила к стулу для свидетелей.

— Сядьте, пожалуйста, — сказал пристав, — Вы понимаете, что должны отвечать на все вопросы детально и правдиво?

— Конечно, — Друсилла уселась на стул и кокетливо поиграла в воздухе пальцами, приветствую Флореста. Мрачно наблюдавший за происходившим Флорест, даже не попытался ответить, — Уверена, что ничего не знаю такого, что могло бы вас заинтересовать, — заявила Друсилла, — Я ничего не знаю об этом деле.

— Вы ничего не знали об экскурсиях на остров Турбен? — спросил ее Эгон Тамм.

— Я знала, что что-то происходит и подозревала, что это несколько… непристойно, но, естественно, никакого отношения к этому не имела.

— Но ведь вы были представительницей Огмо Энтерпрайсис, разве не так?

— Ах, это! — Друсилла легкомысленно махнула рукой, — Я просто разносила рекламные материалы и оставляла их в различных учреждениях.

— Вы разве не принимали активного участия в привлечении новых клиентов? — резко спросила судья леди Мельба Ведер.

— Я не уверена, что поняла ваш вопрос, — замигала Друсилла.

— Оставьте в покое это бедное создание, — мрачным голосом сказал Флорест, — Она ничего не знала.

— Вы были в интимных отношениях с Намуром, — не обращая внимания на замечание Флореста, продолжала леди Мельба, — вы не обсуждали с ним Огмо Энтерпрайсис и экскурсии?

— В принципе нет. Он раз или два полистал брошюру, посмеялся и отбросил ее в сторону. На этом все и закончилось.

— А с мужем, Арлесом?

— Тоже самое.

— Вопросов больше нет.

— Можете вернуться на место, — сказал Эгон Тамм.

С явным облегчением и улыбкой в сторону Флореста, Друсилла заняла свое место между Спанчеттой и Арлесом. К судьям подошел Бодвин Вук и что-то тихо сказал Эгону Тамму, который тут же начал о чем-то совещаться со своими коллегами. Бодвин Вук в ожидании отошел в сторонку.

— Суперинтендант Бюро В предлагает нам рассмотреть еще одно дело, — обратился к залу Эгон Тамм, — с которым вполне можно покончить на сегодняшнем заседании. Сэр Флорест, это дела вас не касается, так что можете покинуть зал суда.

Флорест встал и, гордо задрав голову и не смотря по сторонам, вышел из зала.

— А теперь попросим Бодвина Вука ознакомить нас с деталями следующего дела, — сказал Эгон Тамм.

Бодвин Вук вышел вперед.

— Это дело касается небольшого жульничества, совершенного явно по злому умыслу. Речь идет о статусе капитана Глауена Клаттука. Несколько месяцев назад, задолго до его совершеннолетия у него был индекс равный 22. Но после этого Артвейн Клаттук ушел в отставку, а Эрл Клаттук погиб при оползне на мысе Джоурнал. И индекс Глауена стал равен 20. Вскоре после этого отец Глауена Шард Клаттук вылетел в патрулирование и так больше и не вернулся. Были проведены тщательные поиски, но, в конце концов, мы вынуждены были занести его в списки пропавших. И что же происходит потом? Очень любопытные события. За две недели до дня рождения Глауена из космоса прилетает корабль и привозит Арлеса, Друсиллу и их сына Гордона! Большой сюрприз и печальная новость для Глауена! Гордон опережает Глауена и индекс Глауена становится 21. В любой момент выборный комитет Дома Клаттуков, в котором председательствует Спанчетта, может собраться и объявить о предположительной смерти Шарда. Если бы это произошло до дня рожденья Глауена, что выглядит вполне разумным и соответствующим правилам, то ИС капитана Клаттука становится равным 20 и он занимает место отца в Доме Клаттуков. Спанчетта, не смотря на яростные протесты других участников совета, затягивает это собрание до тех пор, пока после своего совершеннолетия Глауен не объявлен внештатником. Теперь собирается собрание, Шард объявляется мертвым и вакантное место занимает кто бы вы думали? Намур! Великолепно!

Больше сдерживаться Спанчетта уже не могла. Она вскочила и запротестовала:

— Я протестую против этой подлой клеветы в отношении меня! Я просто поражена, что Высокий суд позволяет этому маленькому сумасшедшему бабуину водить себя за нос и делать из суда посмешище, оскорбляя при этом достойных и честных людей. Я требую объяснений!

— Суперинтендант, — сурово сказал Эгон Тамм, — вы слышали протест леди Спанчетты. Опишите нам в чем состоит ваше дело.

— Мне не нужно никакого описания, — воскликнула Спанчетта, — Я требую извинения и снятия с меня всяких обвинений!

— Я еще не дошел до обвинений, — сказал Бодвин Вук, — А что касается извинений, то ваше поведение говорит само за себя. Вы хотите извинения за то, что я цитировал ваши записи по вычислению индекса?

— Я не совершила ничего противозаконного! Выборный комитет собирается, когда я считаю это подходящим. Ты не можешь доказать здесь ни противозаконные действия, ни злой умысел! А что касается Гордона, то он и должен опережать Глауена, и здесь нет ничего противозаконного.

— Ага! — сказал Бодвин Вук, — А вот здесь я с вами не согласен. За последние несколько дней мы очень внимательно присматривались к Гордону. С начала мы обнаружили, что он был рожден через шесть месяцев после формального брака Друсиллы и Арлеса.

— Чистая ложь! Арлес и Друсилла поженились намного раньше, еще в Соумджиане. Да даже бы если они и не были женаты, что с того? Арлес признает этого ребенка своим.

— Очень хорошо, да вот только по закону приемному ребенку статус не положен.

— Что ты несешь? Арлес не усыновлял Гордона, Гордон ни с какой стороны не является приемным ребенком.

— Пусть так, — согласился Бодвин Вук, — Но, как я уже сказал, мы очень внимательно отнеслись к этому делу. Для начала, по тем или иным причинам, мы достали образцы позволяющие сделать генетическую экспертизу Арлеса, Друсиллы и Гордона. Проверка проводилась известными учеными, которые, если возникнет такая необходимость, вполне могут засвидетельствовать свои результаты.

— Это пустое сотрясение воздуха, — громко и насмешливо заявила Спанчетта, — Приведите, пожалуйста, факты!

— Исследования показали, что Гордон является сыном Друсиллы, в этом нет никаких сомнений. А вот в отношении второго родителя такой ясности не оказалось, хотя ген Клаттуков там определенно присутствует.

— Тебе потребовались колбы и пробирки, чтобы выяснить то, что мне и так было ясно. Может достаточно? Может, все таки, оставишь нас в покое?

— Терпенье, Спанчетта! Слушай внимательно и ты многое услышишь. Тогда мы вернулись на несколько лет назад, когда Арлес совершил отвратительную попытку изнасилования Вейнесс Тамм, дочери Хранителя. Попытка была неуспешной и Арлес был пойман. А теперь, я попрошу Высокий суд огласить приговор по тому делу.

— На Арлесе были маска и капюшон, — сказал Эгон Тамм, — Исходя из этого мы решили, что он собирался только изнасиловать свою жертву, но не убивать ее, поэтому мы сохранили ему жизнь. Однако, чтобы он не попытался повторить подобное преступление, он подвергся хирургической операции, которая сделал его стерильным и не способным к совокуплению. Гордон не может быть ребенком Арлеса.

Спанчетта издала яростный вой.

— Это не правда! Не правда! — кричала она, — Не правда!

— Это правда, — сказал Эгон Тамм.

Бодвин Вук повернулся к Друсилле.

— Встань!

Друсилла неохотно поднялась.

— Кто отец Гордона? — спросил ее Бодвин Вук.

Друсилла растерялась, огляделась по сторонам, облизала губы и, наконец, выдавила:

— Намур.

— Арлес это знает?

— Конечно! Как он этого может не знать!

— А Спанчетта все это понимала?

— Не знаю, меня это не трогало. Спросите ее саму.

— Можешь сесть, — Бодвин Вук взглянул на Арлеса, — А ты что можешь нам сказать?

— На данный момент ничего.

— Твоя мать знала, что Гордон не твой ребенок? Арлес искоса взглянул на Спанчетту, которая сидела осунувшись, с растрепанной прической.

— Подозреваю, что нет, — проворчал он.

Глауен, который сидел рядом с Бодвином Вуком, поднялся и обратился к суду:

— Если Суд разрешит, то мне бы хотелось задать Арлесу один вопрос.

— Задавайте.

Глауен повернулся к Арлесу:

— Что ты сделал с моей почтой?

— Мы делали с ней то, что и положено в таких случаях, — хвастливо заявил Арлес, — Так как ни тебя, ни Шарда на станции не было, и никто не знал вернетесь ли вы обратно или нет, то мы отправляли почту обратно с пометкой «адресат неизвестен».

Глауен отвернулся.

— Вопросов больше нет, сэр, — сказал он Эгону Тамму.

Хранитель с грустной улыбкой кивнул головой. Потом он посовещался со своими коллегами и обратился к залу:

— Наше решение будет следующим: Глауен Клаттук получает свой законный статус. Суд выносит свое сожаление, что Глауен Клаттук стал жертвой, как сказал суперинтендант Вук, злонамеренного жульничества. Арлес и Друсилла лишаются всякого статуса и не могут рассматриваться даже как внештатники. Они должны немедленно, в этот же день, покинуть Дом Клаттуков. Комнаты должны немедленно приведены в первоначальный вид. «Немедленно» означает, что работы должны начаться с разу же по окончании суда и вестись круглосуточно. В случае отсутствия у Друсиллы и Арлеса средств на эти работы, работы должна оплатить леди Спанчетта, договорившись с Арлесом о возмещении на подходящих для нее условиях.

— Далее, Арлес и Друсилла приговариваются к восьмидесяти пяти дням тяжелого физического труда в трудовом лагере на мысе Джоурнал. Суд надеется, что этот опыт пойдет им на пользу. Это самое минимальное наказание, так что они должны считать, что им повезло.

Услышав это, Друсилла издала крик полный отчаяния, в то время как Арлес стоял молча уставившись в пол.

— Суд не может избавится от подозрений, что леди Спанчетта знала об этом деле гораздо больше, чем здесь было сказано, — продолжал Эгон Тамм, — Но суд не может выносить наказание, основываясь на одних только подозрениях, поэтому леди Спанчетта, в данном случае, не присоединиться к Арлесу и Друсилле на мысе Джоурнал. Суд не имеет права вмешиваться во внутренние дела Дома Клаттуков, но мы предлагаем ему освободить леди Спанчетту от должности председателя Выборного комитета и от других важных постов. Рекомендуем старейшинам Дома Клаттуков предпринять в этом отношении соответствующие действия.

— Если ни у кого больше никаких вопросов к суду нет, то будем считать заседание закрытым.

5

На следующий день Глауен снова посетил тюрьму. Когда он вошел в камеру, то застал Флореста склонившимся над книгой в элегантном розовом переплете. Флорест бросил в сторону Глауена недовольный взгляд.

— Что тебе надо теперь?

— То же, что и раньше.

— Боюсь, в этом я тебе не помощник. У меня осталось слишком мало времени, чтобы терять его впустую: мне надо закончить более важные дела.

Флорест снова углубился в книгу и, казалось, выкинул Глауена из своей головы. Глауен прошел в камеру и сел на стул напротив Флореста.

Прошло какое-то время. Флорест, нахмурившись, бросил взгляд на посетителя.

— Ты еще здесь?

— Я только что пришел.

— М этого слишком много. Как видишь, я занят книгой.

— Ты должен придти к какому-то определенному решению.

— Самое главное решение уже принято, — кисло усмехнулся он.

— А твой новый «Орфей»?

— Работу над ним будет продолжать Комитет Изящных искусств. Я знаю его председателя Леди Скеллейн Лаверти много лет, она давно уже загорелась этой идеей. Она принесла мне эту книжку, одну из моих самых любимых. Ты читал?

— Мне не видно заглавия.

— «Лирика безумного Наварта». Его песни остаются в голове навечно.

— Я читал кое-что из его песен.

— Хм! Удивительно! Ты кажешься… ну, тупым занудой тебе не назвать, но довольно скучным парнем.

— Я себя таким не считаю. На самом деле, я очень беспокоюсь за отца.

— Давай лучше поговорим о Наварте. Здесь есть великолепные отрывки. Моментальный проблеск, но когда ты начинаешь осматриваться, все уже прошло. Наварт мучился несколько дней, но наконец излил свое воображение в несколько замечательных четверостиший, буйных и пророческих, пронизанных ритмом, и каждое подчеркивается припевом:

Так одиноко она жила, так одиноко она умерла,

И так одиноко ветра мировые поют.

— Очень мило, — заметил Глауен, — Ты собираешься поговорить со мной только о поэзии?

Флорест высоко вскинул брови.

— Тебе досталась такая привилегия!

— Я хочу знать, что случилось с моим отцом. Похоже, ты знаешь. Не понимаю, почему ты не говоришь мне этого.

— И не пытайся понять меня, — заявил Флорест, — Я и сам никогда не делаю подобных попыток. У меня всегда такие разнообразные намерения.

— Скажи мне, по крайней мере, одно, ты знаешь, что с ним произошло или нет?

Флорест задумчиво потер подбородок.

— Знание — это очень сложное понятие, — наконец сказал он, — Его нельзя разбрасывать направо и налево, как крестьянин разбрасывает зерна. Знание — это сила! Этот афоризм стоит того, чтобы его запомнить.

— Ты так и не дал мне ответа. Ты собираешься мне хоть что-то сказать?

Флорест важно заговорил:

— Я тебе вот что скажу, а ты внимательно выслушай. Вполне очевидно, что наша вселенная очень тонкий можно даже сказать трепетный, механизм. Ни одно событие не происходит в ней не затронув что-то еще. Перемены это постоянное состояние космоса, даже Кадвол не может избежать изменений. Ах, прекрасный Кадвол с его чудесными землями и милыми поселениями! Луга купаются в солнечных лучах; они призывают наслаждаться всех обитателей этого мира. Животные могут пастись, птицы летать, а человек петь свои песни и плясать, и все это в мире и гармонии. Так и должно быть, каждый получает свою долю и каждый делает то, что считает необходимым. Таким видят жизнь многие народы и здесь и где-то в других далеких мирах.

— Возможно, все это и так, но как насчет моего отца?

Флорест нахмурился и сделал нетерпеливый жест.

— Ты что, действительно такой тупой? Тебе надо обязательно кричать в самое ухо? Ты подпишешься под тем идеалом, который я нарисовал?

— Нет.

— А Бодвин Вук?

— И Бодвин Вук тоже не подпишется.

— А твой отец?

— И мой отец не подпишется. На самом деле, почти никто на станции Араминта под этим не подпишется.

— У других людей в других местах встречаются более прогрессивные взгляды. Я сказал тебе достаточно, теперь ты должен уйти.

— Конечно, — согласился Глауен, — как вам угодно.

Глауен вышел из тюрьмы и пошел заниматься своими делами, это заняло у него весь оставшийся день и все следующее утро. В полдень Бодвин Вук обнаружил его завтракающим в «Старом дереве».

— Где ты прячешься? — спросил его Бодвин Вук, — Мы везде тебя обыскались.

— Вы даже не пытались посмотреть в Архивах, где сразу бы меня и нашли. А что такое срочное случилось?

— Флорест прямо из себя выходит. Он хочет посовещаться с тобой как можно быстрее.

— Ну что ж, пойду взгляну на него, — поднялся Глауен.

Глауен пересек реку и направился к тюрьме.

— Ну наконец-то, — обрадовался, увидев его, Маркус Диффин.

— Меня очень удивляет моя внезапная популярность. Последний раз, когда я был у него, он не знал, как от меня побыстрее отделаться.

— Предупреждаю: у него был сегодня очень неудачный день он не в духе.

— А что случилось?

— Для начало они разругались с Намуром. Я уже хотел вмешаться, когда Намур выскочил из камеры мрачнее тучи. Следующей была леди Скеллейн, которая еще больше расстроила его и он начал срочно требовать тебя.

— Думаю, я знаю, что его так расстроило, — сказал Глауен, — Возможно, я и сумею его немного успокоить.

Маркус Диффин открыл дверь и крикнул в камеру:

— Пришел Глауен Клаттук.

— Наконец-то! Приведите его!

Глауен обнаружил Флореста стоящим у стола и кипящим от негодования.

— Твое поведение до невероятности бесстыдно! Как ты смеешь вмешиваться в мое завещание?

— Ты имеешь в виду мой разговор с леди Скеллейн Лаверти?

— Именно! Мой счет арестован, а ты делаешь абсолютно невероятные заявления! Ты разрушаешь все наши планы!

— Я пытался объяснить это тебе раньше, но ты не захотел слушать.

— Естественно, я не стал слушать такой бред.

— Объясняю еще раз, в обмен на информацию, я отказываюсь от своих претензий. Все очень просто, не так ли?

— Я не согласен с тем, что все так уж просто! Ты поставил меня перед чудовищной дилеммой! Разве я это не ясно объяснил?

— Ты это объяснил в совершенно непонятных мне терминах.

— А тебе и не надо ничего понимать! Тебе должно быть достаточно моего заявления!

— Я лучше возьму миллион солов из твоих денег.

Флорест прислонился спиной к столу.

— Ты мучаешь меня в последние часы моей жизни.

— Тебе достаточно только дать мне ту информацию, которую я от тебя требую.

Флорест хлопнул кулаком себе в ладонь.

— Разве я могу тебе доверять?

— Я должен поверить, что ты говоришь мне все, что знаешь. А ты, в свою очередь, должен поверить мне.

— У меня нет выбора, — устало вздохнул Флорест, — и на самом деле, я верю, что ты честный парень, хотя и вредный.

— Ну, так что, да или нет?

— А что именно я должен тебе рассказать? — хитро спросил Флорест.

— Если бы я это знал, то зачем бы спрашивал? В общем, я хочу знать все, что тебе известно про моего отца: как он исчез, почему, кто в этом виноват, где он сейчас. Возможно, будут и другие вопросы, на которые попрошу ответить.

— Откуда я могу все это знать? — проворчал Флорест. Он принялся расхаживать взад-вперед по камере, — И так я должен выбирать. Дай мне время подумать. Приходи где-нибудь через день.

— Это будет уже слишком поздно. Если ты думаешь, что я пойду на уступки после твоей смерти, то подумай еще раз. Твой «Орфей» для меня ничего не значит. Я заберу все твои деньги и куплю себе космическую яхту, о которой я давно уже мечтал.

Флорест уселся в деревянное кресло и уставился на Глауена, сидящего напротив него.

— Ты заставляешь меня нарушить клятву, чтобы выполнить другую.

— Насколько я понимаю, это побочный эффект.

— Так и быть. Я выполню твою просьбу. Я запишу определенную информацию, которая, надеюсь, тебя удовлетворит. Но ты должен прочитать это только после моей смерти.

— Почему ты просто не хочешь рассказать мне то, о чем я прошу?

— У меня есть определенные договоренности, которые могут нарушиться, если я расскажу тебе это сейчас.

— Меня это не вполне удовлетворяет. Ты можешь скрыть какой-нибудь важный факт.

— Тоже самое могу сказать и я. Кто поручится, что после моей смерти ты не заберешь кругленькую сумму из моих денег? Мы оба находимся в отчаянном положении и должны доверять друг другу.

— В таком случае, — сказал Глауен доставая из кармана фотографию, которую он взял из письменного стола Заа, — Посмотри на эти лица и назови мне имена этих дам.

Флорест внимательно рассмотрел фотографию, потом бросил косой взгляд в сторону Глауена.

— Зачем ты показываешь мне эту фотографию?

— Ты говорил о доверии. Если сейчас я не услышу правды, то не будет и никакого доверия. А если я не могу доверять тебе, ты не можешь доверять мне. Я ясно изложил свою мысль?

— Даже чересчур ясно, — Флорест снова начал разглядывать фотографию, — Мне придется поднапрячься. Это, как ты знаешь, Заа. Ее настоящее имя, насколько я помню Задайн Баббс. Это Сибила Девелла. А это, — на какое-то время Флорест замялся, — А это Симонетта Клаттук.

— Под каким еще именем ты ее знаешь?

На этот вопрос Флорест моментально отреагировал. Он вскинул голову и уставился на Глауена с недоверием.

— Кто сказал тебе ее другое имя?

— Достаточно того, что я его знаю, но я хочу, чтобы его назвал ты.

— Невероятно! — бормотал Флорест, — Неужели Намур сказал тебе это? Нет, конечно, нет. Он бы не посмел. Тогда кто? Заа? Да! Должно быть, Заа! Но почему она это сделала?

— Она собиралась убить меня, по твоему, кстати, предложению. Она часами разговаривала со мной.

— Подлая баба. Теперь ни о каком единстве не может быть и речи.

— Я не понимаю, о чем ты.

— Не играет роли. Я и не надеялся, что ты поймешь. Возвращайся завтра в полдень. К этому времени я подготовлю для тебя бумаги.

Глауен вернулся в Архив, расположенный в старом агентстве. В середине дня он наткнулся на то, что надеялся найти и тут же позвонил Бодвину Вуку.

— Я бы хотел вам кое-что показать. Вы можете придти в Архив?

— Сейчас?

— Если возможно.

— Я сейчас буду.

Когда Бодвин Вук пришел в Архив, Глауен сразу же провел его в смотровую комнату.

— При разговоре с Флорестом у меня возникла идея. Я пошел проверить ее… Ну, сейчас все сами увидите.

Они прошли в смотровую комнату. Через два часа они вышли оттуда. Глауен был бледен и молчалив, Бодвин Вук был мрачнее тучи. Когда они вышли на проспект Венсей, то обнаружили, что на станцию Араминта уже спустился вечер. Бодвин Вук остановился и задумался.

— Мне был хотелось сейчас же и разгрести это дело, не откладывая в долгий ящик. Но уже поздно и если мы сделаем это завтра, то ничего не изменится. Завтра в полдень с ним и покончим. Я сделаю соответствующие распоряжения после ужина.

Они ужинали вдвоем в комнатах Бодвина Вука. Глауен рассказал о своей встречи с Флорестом.

— Я уходил от него, как всегда с полной мешаниной в голове. Я спросил его о другом имени Симонетты, думая о мадам Зигони из Розалии, и он очень разволновался. Он был возмущен и пытал меня кто открыл мне этот великий секрет. Он должен был знать ее под другим именем. Что это за имя и почему он так разволновался?

Потом еще: он сказал, что напишет всю информацию о моем отце, но я не должен читать ее до его смерти. Я попытался узнать причины, но он наотрез отказался сообщать их мне. Я в полной растерянности! Какая ему разница?

— Здесь нечему так уж удивляться, — заметил Бодвин Вук, — Разница здесь в целый день, а за день много чего может произойти.

— Возможно именно здесь и кроется причина, — согласился Глауен, — Стыдно, что я оказался таким тупицей. А так как один день для Флореста не играет никакой роли, то этот день должен быть важен для кого-то еще. Для кого?

— Надо внимательно следить за развитием событий и быть ко всему готовыми.

6

На рассвете Глауен пошел в тюрьму, и обнаружил, что Флорест закрылся с леди Скеллейн Лаверти. Когда он вошел в камеру, то ни тот, ни другая не выразили при виде его особой радости.

— Ты что, не видишь, что я совещаюсь с леди Скеллейн? — проворчал Флорест.

— А как дела с той информацией, которую вы должны были мне подготовить? — поинтересовался Глауен.

— Она еще не готова. Зайди попозже!

— Осталось не так уж много времени.

— Не надо мне об этом напоминать.

— Вы его, пожалуйста, не отвлекайте, — обратился Глауен к леди Скеллейн, — Если он не выполнит свою работу, то вы его денег не увидите. Я буду летать по всей сфере на своей космической яхте, а вы пролетите с «Орфеем».

— Что за язык! — возмущенно воскликнула леди Скеллейн, — Я просто шокирована, — она повернулась к Флоресту, — Похоже, что нам надо сократить нашу беседу, которая, как я надеялась, должна была успокоить вас.

— Моя участь решена, милая леди! Я должен подчиниться этому мрачному молодому Клаттуку и раскрыть ему все мои секреты. Глауен, зайди попозже! Я еще не готов к разговору с тобой. Вы уж меня извините, леди Скеллейн.

Леди Скеллейн повернула к Глауену свое гневное лицо.

— Вы не должны обижать бедного Флореста в последние часы его жизни! Вы должны пожалеть и успокоить его.

— В случае с Флорестом лучшее лекарство время, — заметил Глауен, — Через тридцать лет его преступление забудется и все будут думать про него, как про старого святого мученика. А пока он не задумываясь перережет вам глотку, если узнает, что это принесет ему свободу или поможет сэкономить сотню солов.

— Как вы можете так спокойно сносить такие оскорбления! — повернулась к Флоресту леди Скеллейн.

— Потому что это правда, моя дорогая. Первейшей и самой благородной целью жизни является искусство! А мое личное искусство в особенности. Я могучая колесница, которая мчится сквозь космос, неся свой драгоценный, но очень хрупкий груз. И если кто-то попробует встать у меня на пути, или покуситься на мое существование, или на мой счет в Банке Мирсеи, тот должен быть или сметен, или я его перееду колесами своей колесницы! «Ars gratia artis » — это любимое высказывание поэта Наварта. Вот и вся философия!

— О, Флорест! Я никогда не поверю в такое.

— Пойдемте, леди Скеллейн, нам пора, — сказал Глауен подходя к двери.

— По крайней мере, я поддержала ваш дух! — сказала на прощанье леди Скеллейн Флоресту.

— Это правда, милая леди. Спасибо вам, я умру счастливым.

7

Ровно в полдень Бодвин Вук вошел в свой кабинет. Не глядя по сторонам, он прошел к своему черному стулу с высокой спинкой и уселся. Наконец, он оглядел все присутствующих в комнате.

— Все присутствуют? Я вижу Кеди, Арлеса и Друсиллу. Вижу Глауена, Айзеля Лаверти, Рьюна Оффоу, а вон и лейтенант Ларк Диффин из милиции. Кого нет? Намура? Рьюн, где Намур?

— Намур что-то капризничает, — сказал Рьюн Оффоу, — Он уверяет, что слишком занят, чтобы посещать наши собрания. Я послал за ним двух сержантов в полной форме, и, если не ошибаюсь, то я слышу, как они его ведут.

Открылась дверь и в комнату вошел Намур.

— А, Намур! — воскликнул Бодвин Вук, — Я очень рад, что ты нашел время зайти к нам! Вполне возможно, что тебе придется кое-что подтвердить или прояснить в нашем расследовании.

— В каком еще расследовании? — спросил Намур, без тени дружелюбия в голосе, — Скорее всего, я ничего не знаю, поэтому прошу меня отпустить, так как сегодня у меня очень много дел.

— Брось, брось, Намур! Ты уж слишком скромничаешь! Широко известно, что ты знаешь все!

— Вовсе нет! Я интересуюсь только тем, что касается непосредственно меня.

Бодвин Вук Только отмахнулся.

— Сегодня твои интересы должны быть подчинены Бюро В, так как оно является органом, следящим за исполнением Законодательства и, естественно, требует от каждого полного сотрудничества.

— На это ваше расследование меня привели насильно, — кисло улыбнулся Намур, — так что нечего ожидать от меня любезностей. Я надеюсь, что как только моя помощь вам больше не потребуется, вы меня отпустите.

— Да, конечно же, — дружески заверил его Бодвин Вук.

Он немного подумал, потом сделал знак Рьюну Оффоу и Айзелю Лаверти. Те подошли к нему и все трое несколько минут о чем-то тихо посовещались. Затем «вепрь» и «горностай» вернулись на свои места.

Бодвин Вук откашлялся.

— Сегодня мы вернемся к одному из самых неприятных событий в нашей жизни, которое некоторые из нас постарались забыть. Мы делаем это из лучших побуждений, которые удовлетворят даже Намура, когда он их услышит. Я имею в виду ужасное убийство Сессили Ведер, которое произошло несколько лет назад на праздновании Парильи. Это дело оставалось нераскрытым и только упорство капитана Глауена Клаттука позволило нам решить эту загадку. Глауен, я попросил бы тебя ознакомить собравшихся с фактами, так как ты лучше меня знаешь все детали этого дела.

— Как будет угодно. Я постараюсь не отвлекаться. Начнем с того, что во время первого расследования мы нашли клочки шерсти грузовике виноделов. Эти были клочки шерсти от костюма Намура или от костюмов первобытных людей, имевшихся в гардеробе труппы. Все костюмы Дерзких Львов были сшиты из другого материала.

— Намур был в состоянии доказать свои передвижения в интересующее нас время. Арлес и Кеди должны были нести патрульную службу около общежития Йипи. Их подписи на листке контроля должны были исключить их из списка подозреваемых. Однако Айзель Лаверти обнаружил, что Арлес отсутствовал на патрулировании. Казалось, что мы определенно нашли убийцу. Арлес признался, что подделал подписи на патрульном листе. Кеди подтвердил, что он покрыл эту подделку на том основании, что они с Арлесом оба относились к Дерзким Львам, а потому он не мог выдать товарища. Арлес признался, что пошел в гардероб труппы и одел там костюм первобытного человека, после чего поспешил на свидание с Друсиллой. А Кеди остался патрулировать в одиночку. Друсилла подтвердила слова Арлеса, но не очень убедительно: на самом деле она была сильно пьяна. И все же, они очевидно посмотрели фантасмагорию и казалось маловероятным, что Арлес откажется от очаровательной компании Друсиллы, чтобы сбегать и совершить это ужасное преступление. Когда я снова проверил записи, то обнаружил Намура, который подошел к «Старому дереву», заглянул под арки и несколько минут с кем-то там разговаривал. Намур, вы помните этот эпизод?

— Нет, такого я утверждать не могу. Это было очень давно, да к тому же я был тогда выпивши.

— А я это очень хорошо помню, — взволнованно сказал Арлес, — Он посмеялся над моим костюмом, который не подходил для Дерзких Львов. Он сказал мне, что я похож на жабу в парике от огородного пугала. Я сказал, что это лучшее, что я мог найти на данный момент, но он меня не больно-то слушал, так как начал любезничать с Друсиллой.

— Правильно, — фыркнул Намур, — Теперь и я припоминаю, все так и было, как говорит Арлес.

— Все это происходит вскоре после окончания фантасмагории, поэтому Арлес, так же как и Намур вычеркивается из списков подозреваемых.

— И что мы имеем? Дерзкие Львы появляются то там, то тут. Кеди храбро марширует в одиночку, патрулируя вдоль забора. Намур, уйдя из «Старого дерева» танцует павану со Спанчеттой, Арлес, надувшись, пьянствует в «Старом дереве». Пока я два месяца сидел в гробнице Заб Зонка, я думал о многом. И вот одна мысль показалась мне тогда интересной и удивительной. Тогда мы внимательно проверили все записи. Когда мы нашли изображение Арлеса, то не стали смотреть дальше. В то время нам казалось, что этого вполне достаточно. Это была первая трещина в расследовании. Мы попытались длинную историю сделать покороче. Но вернувшись на станцию Араминта, я посмотрел записи дальше. Я обнаружил еще одну крадущуюся тень. Она поспешно появляется из-за «Орфея» за несколько минут до полуночи и почти убегает по проспекту Венсей. Он должен успеть на патрулирование до того, как появится смена. Флорест тоже подстегнул мою память, когда вспоминал про свою труппу. Он упомянул, что Кеди сходил с ума по Сессили. Сессили не хотела иметь никакого дела ни с Арлесом, ни с Кеди. А как же быть с патрулем? Мне пришло на память, как Кеди заявил, что он не подчиняется приказам, которые считает дурацкими и бесполезными. Кеди очень высоко себя ставил, он считал себя уникальным и полагал, что обычные правила и законы написаны не для него. Приказ патрулировать вокруг общежития йипи он считал дурацким и бесполезным. Как только Арлес ушел, Кеди тоже решил уйти. Он последовал за Арлесом в гардероб труппы и взял второй костюм первобытного человека, теперь он был свободен! Он беспрепятственно мог идти куда хотел. А больше всего он хотел посчитаться с Сессили, показать ей свою могучую страсть и наказать за невнимание! Идея показалась ему привлекательной и он последовал ей. Это был самый великий момент его жизни.

Глауен сделал паузу. Все искоса поглядывали на Кеди, который сидел с каменным выражением лица.

— Все это очень хорошо, — резко сказал Намур, — я к этому не имею никакого отношения, но где же ваши доказательства?

— Они на видеозаписи, — сказал Глауен, — Он спешит скорее попасть на место патрулирования и здесь допускает ошибку. Мы видим, как он бежит вдоль проспекта Венсей своем костюме первобытного человека, и в том, что это он нет никаких сомнений.

— Это все ложь, — заявил Кеди, — Здесь лживо каждое слово.

— Значит ты ничего из сказанного не признаешь? — поинтересовался Бодвин Вук.

— Я не могу признать ложь.

— И ты до конца находился в патруле?

— Конечно. Глауен всегда ревниво относился ко мне, так как я тот, кто есть, настоящий Вук, в то время, как он какая-то полукровка.

— Ларк Диффин, — без всякого выражения сказал Бодвин Вук, — выйдете вперед, пожалуйста.

— Если вы со мной закончили, — жалобно простонал Намур, — так может я могу откланяться.

Бодвин Вук взглянул на Глауена.

— У тебя есть еще вопросы к Намуру?

— В данный момент — нет.

— Тогда можешь идти.

Ни говоря ни слова, Намур вылетел из комнаты. Айзель Лаверти выждал некоторое время и последовал за ним. А тем вперед вышел Ларк Диффин; высокий молодой блондин с приятными манерами и любезным выражением лица.

Бодвин Вук обратился к собравшимся.

— Все присутствующие, несомненно, знакомы с Ларком Диффином, лейтенантом милиции. Он должен был заступить в патрулирование сразу же после Кеди и Арлеса. Лейтенант, повторите, пожалуйста, то, что вы уже рассказывали мне.

Ларк Диффин подул в усы и смущенно посмотрел в сторону Кеди.

— Я расскажу только факты, потому что факты есть факты, и мой рассказ их не изменит. В последний день Парильи, я вышел на патрулирование на десять минут раньше, чтобы случайно не опоздать. На патрульном посту я не нашел ни Кеди, ни Арлеса; но к своему удивлению, я нашел, что все записи уже заполнены заранее, что, конечно, строго запрещено правилами. Записи говорили о том, что все обходы были совершены вовремя, в то время как последний обход, явно еще не производился. Через несколько минут появился Кеди, он был одет с нарушением формы, точнее на нем был костюм, который здесь называют костюмом первобытного человека. Он мне сказал, что только что отошел в гардероб труппы, чтобы переодеться в костюм, так как не хотел после смены терять время. По его словам, Арлес сделал тоже самое. Я как можно строже, указал им на то, что оба они и Кеди и Арлес, фальсифицировали роспись обходов, что являлось вопиющим нарушением правил. Я сказал, что мне надо бы было написать рапорт по поводу этого нарушения, но так как ничего страшного не произошло и все прошло гладко, то я этого делать не буду. Вот так все и было, я больше об этом не вспоминал до тех пор, пока Глауен не начал задавать мне вопросы. Теперь, когда я вспоминаю ту ночь, то могу с уверенностью сказать, что Кеди пришел ни со стороны гардероба, а со стороны проспекта Венсей.

Глауен взглянул на Кеди:

— Ну что, Кеди? Опять все ложь?

— Я ничего больше не скажу. Я сам пройду своей дорогой. Всегда весь мир был против меня.

— На сегодня все, — резко сказал Бодвин Вук, — Это не формальное слушание и тебе пока не предъявлено никакого обвинения. И все же, не вздумай покинуть станцию. Я проконсультируюсь с моими помощниками и мы решим что нам делать дальше. Полагаю, что ты найдешь адвоката, который будет представлять твои интересы.

8

Глауен в одиночестве пообедал в «Старом дереве», и не найдя лучшего занятия спокойно сидел и допивал оставшееся в графине вино, в то время как Сирена медленно ползла по небу. Время перевалило за полдень и Глауен уже не мог больше ждать. Он пошел в тюрьму, где его без всяких вопросов Маркус Диффин сразу же провел в камеру. Флорест сидел за столом и писал черными чернилами на оранжевой бумаге. Он взглянул на Глауена и коротко кивнул.

— Я только что закончил.

Он вложил бумаги в плотный конверт, на котором сверху написал: «Не вскрывать до захода солнца!».

Он заклеил конверт и бросил его Глауену.

— Я выполнил свои обязательство. Но ты должен выполнить мое указание.

— Я не понимаю его смысла, но сделаю так, как ты велел.

Глауен аккуратно засунул конверт в карман.

— Завтра, или даже раньше, — по волчьи оскалился Флорест, — мои мотивы будут вам известны. Наш договор с моей стороны теперь выполнен, и ты должен отказаться от своих претензий.

— Все зависит от того, что находится в этом конверте. Если там ничего, кроме очередной болтовни, то я заберу все твои деньги до последнего динкета. Так что подумай хорошо, Флорест, и если надо, то внеси пока не поздно исправления.

— Мне нет смысла надувать тебя, — грустно покачал головой Флорест, — Я кое-что знаю о твоем характере. Ты безжалостен!

— В этом ты не прав. Но я сделаю все, что угодно, лишь бы помочь отцу.

— Не могу осуждать тебя за такую преданность, — сказал Флорест, — Я бы хотел почувствовать такое же отношение в тех, кому я доверил представлять мои интересы, — он вскочил на ноги и заметался взад-вперед по камере, — Скажу откровенно: я в очень затруднительном положении. Меня интересует, действительно ли мои соратники так верны моим целям, как они то утверждают, — он остановился около стола, — Я должен следовать логике. Могу ли я полностью доверять Намуру? Пренебрежет ли он собственными интересами ради верности моим?

— Ответ, похоже, отрицательный, — заметил Глауен.

— Вынужден с вами согласиться, — кивнул Флорест, — А что касается Смонни, то она тоже уверяет, что разделяет мои взгляды, но когда посмотришь на Йипи-Таун, то в это трудно верится. Когда она думает «Араминта», она думает «отмщение. И опять таки, давайте будем грубыми реалистами: если она получит доступ к моим деньгам, будет ли она строить новый „Орфей“, или станет покупать на них флаеры и оружие? Каково ваше мнение?

Глауену потребовались большие усилия, чтобы скрыть свое изумление. Действительно ли Флорест сказал, то что он только что услышал?

— Я, как и вы, в этом сомневаюсь, — выдавил из себя Глауен.

Флорест, не обращая внимания на Глауена, продолжал метаться взад и вперед.

— Возможно, я был слишком доверчив. На моем счету в Банке Мирсеи лежат не только лично мои деньги, но и деньги, относящиеся к Огмо Энтерпрайсис. Смонни использовала этот счет в своих целях и в последнее время положила на него депозит на крупную сумму. Твой иск в мой адрес, конечно, заморозил счет и отрезал ее от этих денег, что вызвало с ее стороны большое беспокойство. Намур заставил меня написать завещание в пользу Смонни, он убедил меня оставить все мое достояние ей, а она потом переведет мои личные деньги на счет Комитета Изящных искусств, и вот тут-то у меня начали возникать подозрения. Действительно ли она сделает это?

— Подозреваю, что вряд ли, — высказался Глауен.

— Я склонен к такому же выводу. Планы в отношении моего нового «Орфея» могут быть реализованы только с учетом сложившейся ситуации. Интересно…, — Флорест уставился на другой конец стола, — Может быть еще не поздно сделать небольшие изменения.

— Почему же нет? Позовите Намура и потребуйте обратно свое завещание.

Флорест только иронично хихикнул.

— Тебе что, не ясно? Но ладно, это не играет роли. Меня трогает только результат и сейчас мне надо найти способ обезопасить мои планы. Из чистого любопытства, как ты умудрился так много узнать про Смонни? Это считалось великим секретом. Тебе, конечно же, сказала Заа, но почему?

В данном случае, ложь была проще и правдоподобней, чем правда.

— Заа планировала убить меня после того, как я обслужу достаточное количество ее женщин. Она получала какое-то извращенное удовольствие от того, что рассказывала мне все это.

— Ага! «Извращенное» — это вполне подходящее слово для Заа. Я связи с этим я мог бы рассказать сотню удивительных истории. Это Заа придумала экскурсии на остров Турбен, чтобы научить своих увальней зубенитов размножаться. По крайней мере, подоплека была такая. Сибила разрабатывала тактику, а так как у нее в природе была заложена патологическая ненависть к красивым девушкам, то она с усердием принялась за дело. А Смонни поставляла девушек, судьба которых никого не трогала. А я? Я не обращал внимания на все это мероприятие, и закрывал глаза не детали, до тех пор, пока мне за это платили, хотя после того как Смонни забирала свою долю мне оставалось не так уж и много. А вот нынешняя ситуация довольно парадоксальна, не так ли? Все деньги находятся на моем счету, а Смонни не сумеет даже покрыть свои расходы.

— Да, судьба сыграла со Смонни хорошую шутку, — согласился Глауен.

— Так оно и есть. Хотя у нее совершенно отсутствует чувство юмора.

— Как она добилась своего нынешнего положения? Заа об этом ничего мне не говорила.

— Смонни вышла замуж за богатого фермера, некого Титуса Зигони из мира Розалия. Для набора рабочих, они однажды посетили Йипи-Таун. Старый Калайактус был тогда Умфау. Каким-то образом они убедили Калайактуса посетить их на Розалии. Больше о бедном Калайактусе никто ничего не слышал. Смонни и Титус вернулись в Йипи-Таун. Титус начал называть себя Титусом Помпо. Но у него не было никакого интереса к власти, поэтому настоящим Умфау стала Смонни, такое положение вещей доставляло ей несказанное удовольствие. Каким-то образом в этом деле оказался замешан и Намур, возможно просто как любовник Смонни. Кто знает как это произошло? Намур — человек железной дисциплины и ни в коей мере не отягощен никакими принципами: очень опасная смесь. Вот все, что я знаю.

Какое-то время Флорест продолжал молча вышагивать взад и вперед.

— Наш договор выполнен и теперь…, — начал было Глауен.

— Еще не совсем! — сделал нетерпеливый жест Флорест, — Удели мне еще несколько минут.

— Конечно, как вам будет угодно.

— Многие годы я обладал видением, мой взор пронзал горизонты, а сейчас я не увидел земли у себя под ногами. Сейчас, в мои последние часы, я должен кое-что поменять.

Он подошел к столу и уселся, потом взял ручку и бумагу и с большой тщательностью написал какой-то короткий документ. Покончив с этим делом, он поднял голову и прислушался.

— Кто там в конторе?

— Маркус Диффин, как полагаю.

— С ним там кто-то еще. Попроси обоих придти сюда.

Глауен постучал в дверь. И вскоре в смотровой глазок заглянул Маркус Диффин.

— Что надо?

— Кто там с тобой еще?

— Бодвин Вук.

— Флорест хочет, чтобы вы оба ненадолго зашли к нему в камеру.

Дверь открылась и в камеру вошли Маркус Диффин и Бодвин Вук.

Флорест встал.

— Я пришел к важному решению. Оно может многим из находящихся здесь показаться странным, но я считаю, что оно правильно и верно, и таким образом я спокойно смогу покинуть этот мир, — он указал на документ, который только что написал, — Это мое завещание. На нем стоят точные дата и время этого момента. Я прочитаю его вам:

«Всем заинтересованным лицам:

Это мое последнее и окончательное желание, написанное в день, предшествующий моей смерти. Я нахожусь в здравом уме и твердой памяти, что могут подтвердить находящиеся здесь свидетели. Это завещание аннулирует все мои предыдущие завещания, особенно то, в котором все мое имущество завещается Симонетте вне-Клаттук Зигони: это завещание объявляется здесь не действительным во всех его пунктах. Сейчас, по собственной воле и после долгих размышлений, я завещаю, все что после меня останется, включая деньги, банковские счета, предметы положенные на депозит в банковские сейфы в Банке Мирсеи в Соумджиане, все ценные предметы искусства, недвижимость и личные вещи, а так же прочую мою собственность капитану Глауену Клаттуку, в надежде, что он использует все это в дорогих для меня целях, а именно: построит «Новый Орфей» на станции Араминта. Я подписал это завещание в присутствии независимых свидетелей».

Флорест взял ручку и подписал документ, затем протянул ручку Маркусу Диффину:

— Подпишите.

Маркус Диффин подписал.

Флорест протянул ручку Бодвину Вуку.

— Подпишите.

Бодвин Вук сделал то, о чем его попросили.

Флорест сложил бумагу и вручил ее Бодвину Вуку.

— Я передаю ее вам на сохранение. Проследите за его точным выполнением! Последуют большие возмущения, так как на этих счетах лежат и деньги, которые Симонетта считает своими. Сейчас Намур находится по пути на Соумджиану, чтобы привести в действие мое предыдущее завещание.

— Так вот почему Намур так не хотел являться на утреннее собрание. Корабль вылетает сегодня?

— Сегодня, — подтвердил Флорест, — Это «Карессимус». Намур, должно быть, находится уже на его борту.

Бодвин Вук выбежал из камеры, чтобы воспользоваться телефоном в кабинете Маркуса Диффина.

— Ну вот и все, — сказал Флорест Глауену, — Ты можешь быть свободен, а я буду сидеть здесь и размышлять о тех неизведанных землях, по которым я буду завтра бродить.

— Не хочешь ли бутылку вина, чтобы приободрить свои мысли?

— Какого еще вина? — с подозрением поинтересовался Флорест, — То, которое ты приносил перед этим, было настоящей отравой.

— Маркус принесет тебе хорошего Зеленого Цоквеля.

— Это пойдет.

— Я постараюсь, чтобы твои деньги были использованы по назначению.

— На этот счет я уже не беспокоюсь. Наконец-то я обрел покой.

Глауен вышел из камеры.

— Я пообещал Флоресту бутылку Зеленого Цоквеля, — сказал он Маркусу, — Позаботишься об этом?

— Непременно.

От телефона медленно отошел Бодвин Вук.

— «Карессимус» вылетел более часа назад. Намур был на борту. Каким-то образом он сумел ускользнуть от моих людей. Сейчас Айзель Лаверти разыскивает их.

— Когда Намур прибудет в Соумджиану… что станется с деньгами Флореста?

— Они в полной безопасности. Во-первых, они еще находятся под арестом в связи с твоим иском, который еще не отозван. Во-вторых, такие дела делают очень тщательно. Завещание будет проверено, подняты соответствующие записи, потребуется свидетельство о смерти Флореста. Этот процесс может занять от месяца до трех. А тем временем последнее завещание будет востребовано здесь, для чего потребуется гораздо меньше времени. Собственность Флореста в полной безопасности.

— Теперь мы знаем, почему Флорест настаивал на том, чтобы написать свою информацию.

— Почему?

— Ты готов к шоку?

— К этому я всегда готов.

— Как ты думаешь, почему Титус Помпо так старательно скрывает свое лицо и старается остаться в неизвестности?

— Меня всегда это удивляло.

Глауен объяснил ему сложившееся положение вещей.

Наконец, Бодвин Вук обрел дар речи.

— Это, возможно, было главной причиной такого поспешного отъезда Намура. На данный момент он продемонстрировал, что является, по крайней мере, пассивным соучастником в делах Огмо Энтерпрайсис и экскурсиях на остров Турбен, и теперь ему не уйти от сурового наказания. Ему грозит минимум двадцать лет работ на мысе Джоурнал. Больше мы его на станции Араминта не увидим. А сейчас, извини меня пожалуйста, мне надо подготовиться к предстоящей казни Флореста.

— По крайней мере, когда в камеру Флореста поступит газ, он будет пить хорошее вино.

— Есть более страшные способы смерти. Ты получил свою информацию?

— Мне не позволено смотреть ее до захода солнца.

— Теперь это уже не играет роли. Намур выскочил из капкана.

— И все же, я уважаю последнюю волю Флореста. В противном случае, у меня останется неприятный осадок.

— Глауен, ты или чересчур сентиментален, или чересчур доверчив, и может то и другое вместе взятое… Но, если подумать, то может быть именно в этом и заключается понятие «честь».

— В этом отношении, я ничего не могу сказать.

Глауен развернулся и вышел из тюрьмы.

9

Глауен медленно брел вдоль проспекта Венсей. Солнечные лучи пробивались сквозь кроны деревьев, растущих вдоль берега реки и отбрасывали на дорогу длинные розовые тени. Глауен оглянулся через плечо. Сирена висела над западными холмами. До заката оставался еще час.

Глауен остановился, чтобы заглянуть в «Старое дерево». Вечерний воздух был наполнен негромкими голосами и приглушенным смехом, что никак не соответствовало нынешнему настроению Глауена. В дальнем углу сидел Кеди, уставившись невидящими глазами в пространство.

У Глауена не было никакого желания встречаться с Кеди и он побрел дальше по проспекту Венсей, направляясь к Дому Вуков, потом он свернул на Вторую улицу и вышел к Дому Ведеров, а затем и к Дому Клаттуков. Глауен остановился и посмотрел на знакомый фасад. Завтра надо будет заглянуть сюда и убедиться, что работа делается как положено, без каких-либо импровизаций, упрощений и халтуры, так как Спанчетта, определенно, предпримет такие попытки.

Его мысли обратились к Спанчетте. Насколько она была вовлечена в махинации Симонетты? Как много, на самом дел, она знала? Она, естественно, с благородным видом будет все отрицать. На данный момент Глауен решил об этом не задумываться. Он опять взглянул на Сирену. Оранжевый шар еще так и не коснулся вершины холмов. Юноша потрогал конверт, лежащий у него в кармане куртки и продолжил свой путь по проспекту Венсей. Прошел мимо Лицея, который сейчас был тих и спокоен, взглянул на другой берег реки, где по проекту Флореста будет построен «Новый Орфей». Счет Флореста в банке Мирсеи вобрал в себя и суммы Огмо Энтерпрайсис, и Глауен, вспомнив об этом, громко рассмеялся. Новость о последнем изменении завещания Флореста вызовет в Йипи-Тауне переполох.

Проспект Венсей вывел его на Прибрежную дорогу. Глауен пересек дорогу и пошел вдоль берега. Сегодня прибой был довольно сильным, шторм в открытом море породил высокие волны, которые одна за другой накатывались на берег, и с грохотом рассыпались в пену.

Глауен остановился там, где полоса шипящих пузырьков почти касалась его ног. Конверт оттягивал его карман. Юноша достал его, внимательно рассмотрел с обоих сторон и еще раз прочитал инструкцию. Конверт был высокого качества, из плотного глянцевого пергамента, подкрашенного бежевой и серой краской, такой, в которых обычно хранят официальные документы. Хотел ли Флорест этим подчеркнуть важность лежащего внутри документа? Вряд ли, подумал Глауен. Скоре всего, Флорест просто играл очередную роль в своей последней драме. А, может быть, это был просто единственный конверт, который попался ему под руку.

«Если внутри лежат действительно ценные факты, то ждать не имеет смысла» — решил Глауен. Но тут же прогнал из головы эти мысли, положил конверт обратно во внутренний карман куртки и аккуратно застегнул клапан. Он снова взглянул на Сирену, которая теперь уже почти врезалась в холмы. На краю дороги стоял человек и наблюдал за ним. Глауен, глядя против солнца, прищурился и его сердце сильно забилось. Эту угрюмую фигуру, он не мог спутать ни с какой другой. Это был Кеди, который очевидно, следовал за ним от самого «Старого дерева».

Кеди спустился по обочине дороги и, не на секунду не спуская с Глауена глаз, зашагал по песку. Сегодня он был во всем черном: черные бриджи, невысокие черные сапоги, черная рубашка с длинными рукавами и широкополая черная шляпа. Его розовое лицо было неподвижным, голубые фарфоровые глаза — пустыми, как у большой дохлой рыбы.

Глауен посмотрел по сторонам. Никого поблизости не было. Они с Кеди были одни.

Глауен прикинул свои шансы. Самое разумное было бы уйти или, если возникнет такая необходимость, убежать. От конфронтации с Кеди он ничего не выигрывал, но многое мог потерять. Глауен пошел вдоль берега, Кеди изменил направление движения так, чтобы отрезать Глауену пути к отступлению, тем самым выдавая свои намерения. А намерения эти явно были зловещими.

Кеди приближался ровным шагом. Глауен медленно отступил, туда где почва была тверже. Кеди сделал рывок, чтобы отсечь ему пути отступления. Казалось, что Кеди улыбается.

Глауен остановился. За его спиной огромные волны с грохотом обрушивались на берег, оставляя за собой пенный след. Глауен часто играл между волнорезами и поэтому прибоя не боялся. Однако, Кеди был плохим пловцом. Вскоре он должен бы устать от этой игры и удалиться, получив хоть какое-то удовольствие от того, что загнал Глауена в полосу прибоя.

Как завороженный Глауен наблюдал за подергиванием мышц на щеках у Кеди. Определенно, Кеди должен бы развернуться и уйти, вместо того, чтобы приближаться к опасной глубокой воде.

Кеди и впрямь остановился и уставился на море. Его челюсть опустилась, а улыбка покинула лицо. Набежавшая пена намочила ноги Глауена. Кеди опасливо отступил. Пена откатилась назад, оставив за собой полоску влажного песка, которую Кеди посчитал непреодолимой. Но лишь на несколько секунд. Вдруг, забыв об осторожности, Кеди бросился вперед, выстави руки, чтобы схватить Глауена и вытащить его туда, где с ним можно было бы легко разделаться.

Глауен отскочил назад и остановился, наблюдая, как пена омывает голени Кеди. Кеди с отвращением сморщился, но тем не мене, продолжал прыжками пробираться вперед, надеясь, что в конце концов загонит Глауена туда, откуда тот уже не рискнет отступать дальше. Глауену надо бы было теперь вступить в переговоры с Кеди или попросить передышки. На самом деле это было бы забавно!

Но Глауен пока не собирался просить пощады. Кеди метнулся вперед, но Глауен продолжал отступать шаг за шагом, теперь пена омывала его бедра. Неужели Кеди так никогда и не остановится?

Глауен понимал, что теперь отступать было уже некуда! Здесь начинался пятиметровый обрыв дно которого было услано вязким илом. Один неосторожный шаг — и твое тело никогда не найдут.

Кеди все так же молча продвигался вперед.

Новая волна прибоя прокатилась мимо Кеди и замочила его до пояса. Тот резко остановился. Глауен, стоящий всего лишь в трех шагах от обрыва, плеснул в лицо Кеди водой. Кеди заморгал и яростно затряс головой.

Налетела новая волна прибоя, заставив противников сделать несколько шагов в направлении берега. Вода начала откатываться; Глауен стоял совсем рядом и Кеди, обезумев, сделал неосторожный рывок вперед. Глауен увернулся; Кеди удержал равновесие, но лишился шляпы.

Набежала огромная волна; Кеди ужаснулся и растерялся. Вода накатилась на Глауена, но тот расставил ноги и удержался. Волна вернулась со стороны берега и вместе с ней бежал Кеди. Издав рычанье, он повалил Глауена и попытался встать ему коленями на горло. Глауен глотнул смеси морской воды и песка. Кеди всем весом наваливался на него. Глауен подтянул к груди ноги, собираясь ударить ими Кеди в живот. Кеди отпрянул назад и был захвачен откатывающейся волной, которая сразу же утащила его под ближайший волнорез. Глауен вскочил на ноги и побежал к берегу. К этому времени Кеди уже попал в подводное течение, которое утащило его за первую линию волнорезов.

Глауен расстегнул карман, вытащил конверт и осмотрел его. Прочный пергамент нисколько не пострадал от недолгого соприкосновения с соленой водой, содержимое конверта было в сохранности.

От холода и усталости Глауена бросило в дрожь. Где Кеди? Волнорезы уходили далеко в море. Где-то там был сейчас Кеди, плавал в воде и удивлялся, как случилось так, что он оказался далеко в океане, когда еще час назад спокойно сидел в «Старом дереве».

Глауен выбрался на берег. Он не испытывал никаких эмоций: ни триумфа, ни удовольствия. Он подумал о происшедшем, и сказал себе: «Какая разница так или этак? Я доволен, что его больше нет».

Юноша выбрался на дорогу и повернулся в сторону океана, ему показалось, что он видел как далеко в море промелькнула рука в черной перчатке и на мгновение появилось розовое лицо. Но когда он вновь взглянул на море, там были только тяжелые волны.

Дрожа от холода Глауен взглянул на западный край неба. Над холмами еще можно было увидеть половину красно-оранжевого круга Сирены.

В том месте, где Прибрежная дорога выходила на проспект Венсей, стояла скамейка. Подойдя к скамейке, Глауен снова взглянул на запад. Деревья закрывали холмы, но свет почти погас, и он пришел к выводу, что Сирена, наконец-то скрылась. Закат наступил.

Глауен сел на скамейку. Стуча зубами, он достал конверт, с усилием разорвал пергамент, вытащил листки оранжевой бумаги и принялся читать. Он быстро просмотрел три страницы, затем вернулся к началу, которое было кратким и сжатым, но в котором говорилось то, что он так хотел узнать.

Для сведения Глауена Клаттука:

Шард Клаттук, так мне сказали и я этому верю, сейчас пленник в необычном и труднодоступном месте. Почему с ним обошлись так жестоко? Я могу только догадываться.

Ветер трепал мокрую одежду Глауена и заставлял его стучать зубами от холода. Юноша сложил бумаги, запихал их обратно в конверт и сунул в карман куртки. Он снова взглянул в сторону океана, но так ничего и не увидел. Глауен развернулся и поспешил обратно вдоль по проспекту Венсей.

Примечания

1

Почти любая девушка йипи за подходящее вознаграждение с готовностью согласится предоставить сексуальные услуги. (Но в связи с их апатичностью такое мероприятие считалось пустой тратой денег) В Йипи-Тауне, во Дворце Кошечки, основанном для увеселения туристов, девушки (и юноши) проходили обучение для того чтобы научиться симулировать хотя бы элементарное возбуждение и тем самым оправдывать полученные деньги.

(обратно)

2

ИПКЦ: Интернациональный полицейский координационный центр, раньше был частным концерном, но теперь стал полуофициальной полицейской организацией, действующей по всей Сфере Гаеана.

(обратно)

3

В своей монографии «Багровые ползуны Тассадеро» биолог Деннис Смит пользуется более прямыми выражениями: «Они издают вонь, которую без всяких преувеличений можно отнести к разряду эпических явлений. Официальные туристические издания не упоминают об одном интересном побочном явлении этого запаха: он пропитывает волосы и кожу как изысканных леди так и уважаемых джентльменов в равной степени и не может быть ни выветрен, ни смыт, ни перебит. Запах держится месяцами».

(обратно)

Оглавление

Фрагменты и выдержки, которые можно прочитать, если возникнет такое желание

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ . . . .

Реклама на сайте