«Американская дуэль»

Джером Биксби

Американская дуэль

Джо Дуллин меня зовут. Присматривал я за коровами старого Фэррела, что возле Лэйзи Эф, за Ручьем. Клеймить коров да напиваться в день получки вот и все, что было стоящего в моей жизни, пока я не увидел, как молодой Бак Тэррэнт вытаскивает из кобуры револьвер.

Вообще-то Бак всегда стрелял будь здоров. К примеру, на сотню футов он мог двенадцать раз подряд влепить пулю всего лишь в дюйме от цели. Но, видит бог, его ухлопали бы, пока он вытаскивал револьвер.

Я видел пару раз еще до этого, как он тренировался на Ручье. Выберет дерево, согнется в дугу, и, сдается мне, это он представляет, что перед ним Билли Кид или еще кто, да тут же хвать за кобуру, вцепится корявыми пальцами в рукоять, дернет, как черт, и уж револьвер выскакивает из кобуры, а Бак целится и бьет без промаха. Но все это занимало у него около полутора секунд, и, к примеру, Билли Кид или шериф Бен Рэндольф из города, да хоть даже и я, Джо Дуллин, могли срезать его всего за полсекунды. Так вот, в тот раз, когда я ехал вдоль Ручья и увидел Бака под деревьями, я только ухмыльнулся, да и все.

Он стоял лицом к старому вязу, к которому прибил игральную карту на высоте четырех футов, аккурат там, где у человека сердце. Краешком глаза я видел, как он согнулся.

Выстрел раздался, когда каменистый склон разделял нас. Я опять ухмыльнулся, представив себе неуклюжую повадку Бака.

Несчастный он был парень. Другого слова и не подберешь. Несчастный, и все тут. Костлявый недомерок лет восемнадцати, пучеглазый, рот до ушей. Свое прозвище он получил из-за золотых зубов, а не из-за того, что был богат [Buck - на разговорном языке означает "доллар", "щеголь"]. Он неплохо дрался и любил раздавать подзатыльники парням, когда в точности знал, что может поколотить их. Его отец умер года два назад, и он жил с матерью на маленькой ферме возле Ручья. Ферма была захудалая. Бак, бывало, и пальцем не пошевелит, чтоб сделать чего-нибудь по хозяйству. Изгороди повалились, двор весь зарос, дом разваливался, а Бак знай себе слоняется по городу, норовя сцепиться с кем-нибудь в салуне "Еще разок", да разъезжает по округе, или валяется под деревьями на берегу Ручья, или вот как сегодня - тренируется в стрельбе, сокрушая деревья и камни.

Похоже на то, что ему всегда хотелось стать самым сильным в округе. Он и ходить-то старался так и - уж потом мы узнали - только и думал, когда валялся на траве, как бы ему всех одолеть.

Таким вот и был Бак Тэррэнт - низкорослый злобный паренек, опасный, как гадюка, и всегда мечтавший стать над всеми.

Никогда он таким не стал бы и за миллион лет - вот что самое смешное, да и вроде жалость он вызывал. Не было в нем настоящей силы, только трусливая злоба, и все. А она-то может научить лишь одному - как побыстрей управляться с оружием. Вот Бак и стал мерзким крысенком, готовым пробиться в жизни любым способом, лишь бы пробиться. Он ограбил бы вас тут же, стоило зазеваться.

Я услыхал еще один выстрел и выехал на открытое место. Я был уже так близко, что видел десятку бубен, в которой Бак просверливал пулями одно отверстие за другим. Стрелял он будь здоров, я уже говорил.

Потом заметил меня и вышел из-за дерева - револьвер в кобуре, рука спереди на поясе. Я придержал лошадь в десяти футах от него и стал ждать, что будет дальше.

Ох и смешон же он был в своих мешковатых штанах, в грязной клетчатой рубахе, с большим револьвером на бедре!

- Кого это ты собираешься испугать, Бак? - спросил я, окинул его взглядом с ног до головы и хмыкнул. - Ты выглядишь так же грозно, как, к примеру, жена пастуха.

- А ты сукин сын, - сказал он.

Я весь подобрался и выпятил челюсть.

- Поосторожней, ты, ублюдок, не то получишь по зубам и будешь валяться у меня в ногах.

- А разве ты не сукин сын? - злобно сказал он.

И тут, дьявол меня забери, я чуть не выпал из седла! Клянусь, я даже не заметил, как он двинул рукой - так быстро он это проделал! Револьвер просто возник невесть откуда.

- Разве нет? - спросил он снова, и блестевшее от смазки отверстие дула показалось мне воротами в преисподнюю.

Во рту у меня пересохло, я сидел в седле и прикидывал, когда он меня прикончит. Я держал руки так, чтоб он их все время видел, и старался выглядеть как можно дружелюбнее: в самом деле, я ведь никогда не ссорился с Баком, разве что дразнил его изредка, да ведь не больше, чем другие. Не было у него особых причин убивать меня.

Но лицо Бака было таким злобным и жестоким, как у парней вроде него, когда они вдруг сообразят, что в их руках жизнь и смерть.

И вот еще почему я струхнул.

Однажды я видел, как выхватывает револьвер Бэт Мэстерсон. Он это проделывал за полсекунды, может чуть больше. Вы вряд ли увидели бы движение его руки, только услышали бы шлепок по рукояти и через мгновение - выстрел. Это требует длительной тренировки: вмиг выхватить револьвер, прицелиться и выстрелить. Тренировка и умение начать первым - вот что делает меткого стрелка. И сдается мне, такие, как Бак Тэррэнт, всегда стремятся стать меткими стрелками.

Так вот, дуэль Мэстерсона с Джеффом Стюардом в Эбилине выглядела так: шлепок, выстрел - и у Стюарда появился третий глаз. Одно движение, быстрое, как молния. Но когда Бак Тэррэнт навел на меня револьвер у Ручья, я ничего не увидел, совсем ничего. Он только согнулся, и тут же на меня глянуло дуло револьвера. Это могло произойти только в миллионную долю секунды, если секунду удалось бы разделить на миллион частей.

Это было самое быстрое выхватывание револьвера, которое я видел в своей жизни. Нет, не может рука человека с такой скоростью добраться до кобуры, ухватить и поднять тяжелый "писмейкер" ["Peacemaker" - марка револьвера, в переводе на русский означает "миротворец"] по двухфутовой дуге.

Это было ну никак невозможно - и все-таки произошло. И револьвер был направлен на меня.

Я не произнес ни слова. Сидел себе в седле да думал обо всех этих вещах, а моя лошадь тихо брела по склону, пока не остановилась пощипать травы. И все это время Бак Тэррэнт стоял в той же позе, дикое злорадство горело в его глазах. Он знал, что может убить меня в любой момент и что я об этом знаю. Когда он заговорил, голос его дрожал, будто от сдерживаемого смеха - да только недобрым был этот смех.

- Что скажешь, Дуллин? - спросил он. - Достаточно быстро, а?

- Да, Бак, достаточно быстро, - ответил я.

Мой голос тоже здорово дрожал, но уж не от желания посмеяться.

Бак сплюнул, с презрением глядя на меня. Он стоял на высоком месте, и наши головы находились на одном уровне. Но я-то чувствовал себя гораздо ниже ростом.

- Достаточно быстро! - фыркнул он. - Быстрей, чем кто-нибудь еще может!

- Верно, это так, - сказал я.

- Знаешь, как я это делаю?

- Нет.

- _Я думаю_, Дуллин. _Я думаю, что мой револьвер у меня в руке_. Как тебе это нравится, а?

- Чертовски быстро, Бак.

- Я только думаю - и он у меня в руке. Неплохое выхватывание!

- Неплохое.

- Ты чертовски прав, Дуллин. Быстрее всех!

Я тогда не знал, что он хотел сказать, когда говорил: "Думаю, что мой револьвер у меня в руке", но, будьте уверены, у меня и мысли не было спросить его об этом. Глаза его горели так, что, казалось, вот-вот прожгут дырки в ближайшем дереве.

Бак снова сплюнул и оглядел меня.

- Знаешь, Дуллин, можешь убираться к дьяволу. Ты вшивый, богом проклятый, трусливый сукин сын. - Он холодно усмехнулся.

Он не оскорблял меня - просто нагло издевался. Я, бывало, бил по морде за меньшее: могу постоять за себя, если меня затронут. Но сейчас я начисто забыл об этом.

Он заметил, что я взбешен, стоял и наблюдал.

- Да, это очень быстро, Бак, - сказал я, - я и не думаю с тобой соревноваться. Ты хочешь убить меня, что ж, не могу препятствовать в этом и не подумаю вытаскивать револьвер. Нет, сэр, это уж точно.

- Душа в пятки ушла, - ощерился он.

- Может, и так, - согласился я. - Встань на мое место и спроси себя, что бы ты, черт побери, сделал.

- Трусливая душонка! - прорычал он, тараща на меня свои наглые глаза.

У меня плечи свело, а рука так и потянулась к револьверу. Ничего подобного никогда я еще не выслушивал.

- Не буду я доставать револьвер, - сказал я. - Поеду-ка дальше, если ты не против.

Я осторожно взял поводья, повернул лошадь и стал спускаться по склону. Я чувствовал на себе его взгляд и все ждал пулю в спину. Да ее все не было. Потом Бак Тэррэнт крикнул:

- Дуллин!

Я повернул голову.

- Ну?

Он стоял все в той же позе. Чем-то напоминал он мне сбесившегося койота: и глаза желтоватые, и слишком уж рот разевал, выплевывая слова, и его большие кривые зубы блестели на солнце. Думается, его бешеное желание грубить шло от одного: он теперь поступал, как хотелось ему всегда, нагло, безбоязненно, подло, и только потому, что выхватывал револьвер быстрее всех. Это прямо-таки сочилось из него, как яд.

- Дуллин, - сказал он. - Часа в три я буду в городе. Передай от меня Бену Рэндольфу, что он сукин сын. Скажи ему, что он хоть и шериф, а башка его навозом набита. Скажи ему, пусть на глаза мне не попадается, когда я буду в городе, лучше пусть убирается, совсем убирается отсюда. Передашь?

- Передам, Бак.

- Зови меня мистер Тэррэнт, ты, ирландский ублюдок.

- Хорошо... мистер Тэррэнт, - сказал я и, спустившись со склона, направился к дороге, идущей вдоль Ручья. Проехав с сотню ярдов, я обернулся: Бак снова тренировался - согнулся, как по волшебству, револьвер очутился в его руке, выстрелял...

Я ехал в город, чтобы сказать Бену Рэндольфу, что он должен либо уехать, либо умереть.

Бен был долговязым, тощим техасцем. Он приехал в город с севера лет десять назад, прижился в аризонском климате да так и остался. Он был хорошим шерифом - достаточно твердым, чтобы держать в руках большинство, и достаточно мягким, чтобы управляться с остальными. За годы службы он стал еще более живым и проворным, чем раньше.

Когда я рассказал ему о Баке, он сгорбился в своем кресле и начал раскуривать трубку: зажег спичку, и она горела, пока не обожгла пальцы, табака огонь и не коснулся.

- Это точно, Джо? - спросил он.

- Бен, я видел это четыре раза. Поначалу я глазам своим не верил. Да, скажу я вам, он делает это быстро. Быстрее, чем вы, или Хиккок, или я, или кто еще. Дьявол его знает, откуда это у него.

- Но, - сказал Бен Рэндольф, зажигая другую спичку, - не может это у него так получаться. - Его голос звучал почти умоляюще: - Такая сноровка вырабатывается медленно, очень медленно. Вы же знаете. Как он мог этому выучиться за несколько дней? - Он сделал паузу, попыхивая трубкой. - Вы уверены, Джо? - спросил он снова из-за клубов дыма.

- Да.

- И он хочет иметь дело со мной?

- Так он сказал.

Бен Рэндольф вздохнул.

- Он несчастный малый, Джо, просто несчастный. Если бы не умер отец, я думаю, он не был бы таким. Мать не в состоянии направить его по верному пути.

- Вы ведь отбирали у него револьвер раза два, а, Бен?

- Угу. И из города его выгонял, когда он становился слишком уж опасен. Говорил ему, чтоб немедленно убирался домой и помогал матери.

- Думаю, потому он и вызывает вас.

- Да. И еще потому, что я шериф. Я лучше всех управляюсь с револьвером в округе, и он не хочет начинать с конца, это не но нему. Сразу хочет стать первым.

- Он это может, Бен.

Шериф снова вздохнул.

- Понимаю. Если то, что вы сказали, правда, мне и в самом деле плохо придется. И все же я должен идти к нему. Вы же знаете, я не могу оставить город.

Я поглядел на его руку, что лежала на коленях, - пальцы дрожали. Он сжал пальцы в кулак - и кулак дрожал.

- Вам надо бы уехать, Вен, - сказал я.

- Да, конечно, - мрачно ответил он. - Но я не могу. Что будет с этим городом, если я сбегу? Разве кто-нибудь еще может держать его в руках? Нет, черт побери. И вы это знаете.

- Таких сумасшедших опасных негодяев, как он, надо бы убивать. - Я помялся. - И... может, выстрелить ему в спину, если уж нельзя подстрелить спереди?

- Верно, - сказал Бен Рэндольф. - Рано или поздно это произойдет. Но что случится за это время? Сколько людей будет убито? Это и есть моя работа, Джо, люди, которые могут погибнуть... Я должен встать между Баком и ими, понимаете?

Я встал.

- Да, Бен, понимаю, но хочу, чтобы вы не делали этого.

Он выпустил клуб дыма.

- У вас есть какие-нибудь соображения насчет того, что он "думает" о револьвере в руке?

- Прямо ума не приложу. Может, он совсем рехнулся?

Еще один клуб дыма.

- Вы считаете, что я покойник, Джо, а?

- Похоже, что так.

В четыре пополудни Бак въехал в город с таким видом, словно был его полным хозяином. Он сидел в своем потрепанном старом седле, как раджа на слоне: правая рука низко на бедре и чуть отставлена. В своей обвисшей шляпе, лихо надетой набекрень, с вытаращенными глазами, он при своей костлявой фигуре выглядел как огородное пугало, пытающееся походить на человека, на сильного человека. Но ведь он и в самом деле был сильным человеком. Все в городе знали об этом от меня.

Никто не произнес ни слова, пока он ехал по улице до коновязи перед салуном. Да и разговаривать-то особенно было некому. Почти все попрятались по домам, можно было заметить лишь легкое движение за окнами да колыхание занавесок.

Только несколько человек сидели в креслах на верандах. Кое-кто стоял, прислонившись к стене. Они быстро глянули на Бака и тут же отвернулись.

Я находился неподалеку, когда Бак привязывал лошадь. Он с важным видом направился к салуну: правая рука на поясе, глаза горят адским пламенем.

- Ты передал ему? - спросил он.

Я кивнул.

- Он придет к тебе, как ты сказал.

Бак коротко рассмеялся.

- Не нравится мне этот долговязый ублюдок. Я подожду. Сдается мне, я в два счета покончу с ним.

Он глядел на меня, а лицо его приняло выражение, какое он считал подобающим его грубому, ворчливому тону. Чудно, но почему-то можно было с уверенностью сказать, что внутри он не такой. Не было в нем настоящей твердости и силы. Вся его грубость, вся жестокость умещалась в кобуре, ну а остальное в нем подлаживалось к этому.

- Вот что, - сказал он. - Что-то не нравишься ты мне, ирлашка. Может, мне и тебя придется прикончить. Что мне стоит, а?

Так вот, единственно, почему я стою сейчас живой у дверей своего дома, - это то, что я сообразил: раз уж Бак имел шанс пристрелить меня, да не сделал этого, я должен спастись, должен - и все тут. И еще я подумал: вдруг, когда придет время выложить козыри, я смогу что-нибудь сделать для Бена Рэндольфа, если только сам господь бог мне поможет!

Ничего я так не желал тогда, как находиться в комнате у окошка и смотреть, как Бак Тэррэнт собирается прикончить кого-то другого.

- Нет, не сделаю я этого, - говорит Бак, мерзко ухмыляясь. - Ты сходил и сказал шерифу, как я велел тебе, проклятому ирлашке, овечьему пастуху с заячьей душонкой. Сказал ведь?

Я кивнул, а у меня прямо челюсти свело от злости, да так, что кожа на лице чуть не лопнула.

Он ждал, что я пойду впереди него. И когда увидел, что я не двигаюсь, расхохотался и пнул ногой дверь салуна.

- Входи, ирлашка, - бросил он через плечо. - Я поставлю тебе самую лучшую выпивку.

Я вошел вслед за ним, и он, тяжело ступая, направился прямо к стойке, взглянул старому Меннеру в глаза и сказал:

- Дай-ка мне бутылку самой лучшей отравы, что есть в твоем заведении.

Меннер глядел на сопляка, которого вышвыривал отсюда раз двадцать, и лицо его стало прямо белым. Он повернулся, взял с полки бутылку и поставил на стойку.

- Два стакана, - сказал Бак Тэррэнт.

Меннер осторожно поставил два стакана.

- Чистых.

Меннер отполировал два других стакана полотенцем, поставил их на стойку.

- Ты ведь не возьмешь денег за выпивку, а, Меннер? - спросил Бак.

- Нет, сэр.

- И впрямь, что бы ты с ними делал? Отнес бы домой и потратил на эту толстую телку, свою жену, да на свое отродье, этих двух недоумков. А?

Меннер кивнул.

- Черт побери! Они не стоят такого беспокойства, верно?

- Нет, сэр.

Бак заржал, взял стаканы, протянув один мне. Он оглядел салун и увидел, что там почти пусто: Меннер за стойкой, в конце зала пьяница, уснувший за столом, уронив голову на руки, да маленький человечек в шикарном городском костюме, сидевший со стаканом в руке у окна и глазевший на улицу.

- Где все? - спросил Бак у Меннера.

- Да ведь, сэр, похоже, они дома. Почти все по домам сидят, - сказал Меннер. - Жаркий сегодня денек. Вот и все и...

- Бьюсь об заклад, он будет еще жарчей, - резко бросил Бак.

- Да, сэр.

- Сдается мне, им это будет не по нутру, если день будет жарчей. А?

- Да, сэр.

- Ну а я все же собираюсь его подогреть, слышишь ты, старый ублюдок, да так, что все это почувствуют.

- Раз вы сказали, сэр, значит, так и будет.

- Может, и для тебя будет слишком жарко. Ну да, так и будет. Что ты думаешь об этом?

- Я... я...

- Ты ведь выгонял меня отсюда. Помнишь?

- Д-да... но я...

- Гляди сюда! - Бак только сказал - и револьвер появился у него в руке, тут как тут, а сам и рукой не шевельнул, ни на дюйм.

Я смотрел на Бака: рука его лежала на стойке у стакана, и вдруг револьвер очутился в ней, нацеленный прямо в живот Меннера.

- Понимаешь, - сказал Бак, ухмыляясь и глядя на искаженное страхом лицо Меннера, - я могу влепить пулю, куда захочу. Показать?

Его револьвер рявкнул, пламя сверкнуло над стойкой, и на зеркале за стойкой появилась черная дырка с паутиной трещин.

Меннер стоял, а кровь стекала ему на шею с разорванной мочки уха.

Револьвер Бака снова рявкнул - и другая мочка Меннера окрасилась кровью. А револьвер Бака был уже в кобуре - он попал туда с той же скоростью, как и выскочил.

- Ну, пока хватит, - сказал Бак. - Выпивка хороша, и, сдается мне, должен же кто-то мне подавать ее, а ты, старый осел, больше всего годишься для такой работы.

Он больше и не глянул на Меннера. Старик, весь дрожа, прислонился к полке за стойкой, две красные струйки стекали ему на шею, заливая воротник рубашки. Я видел, как ему хочется дотронуться до пораненных мест, узнать, что там и как, но он боялся поднять руку.

Бак уставился на маленького человечка в городском костюме, сидевшего у окна. Тот повернулся на звук выстрелов и сидел, глядя прямо на Бака. Стол перед ним был мокрым: видно, резко повернувшись, незнакомец разлил свою выпивку.

Бак оглядел шикарный костюм парня, его маленькие усики и ухмыльнулся.

- Пошли, - сказал он мне, взял стакан и слез с табуретки у стойки. Узнаем, что это за франт.

Бак пододвинул стул и сел лицом к входной двери, да и окно он мог так видеть.

Я взял другой стул и тоже подсел к незнакомцу.

- Хорошая стрельба, верно? - спросил Бак у маленького франта.

- Да, - сказал тот. - Отличная стрельба. Признаюсь, она меня просто поразила.

Бак грубо захохотал.

- Она и старое чучело поразила, - он повысил голос: - Скажи, Меннер, ведь ты поражен?

- Да, сэр, - полным боли голосом ответил Меннер из-за стойки.

Бак с ног до головы оглядел парня. Его наглые глаза шныряли вниз и вверх: по шикарному жилету, полоске галстука, острому личику с узким ртом, усиками и черными глазами. Он долго-долго смотрел ему в глаза, а тот, казалось, ничуть не испугался.

Бак глядел на маленького франта, а маленький франт глядел на Бака. Так оно продолжалось некоторое время, а потом Бак опустил глаза. Он пытался держаться - как и до этого - с наглой настороженностью. Да только плохо ему это удавалось.

- Ты кто, мистер? - хмуро и злобно спросил он. - Никогда не видел тебя в здешних местах.

- Меня зовут Джэкоб Прэтт, сэр. Я направляюсь в Сан-Франциско и дожидаюсь здесь вечернего поезда.

- Торговец?

- Простите?

Лицо Бака вмиг стало угрожающим.

- Ты слышал меня, мистер. Ты торговец?

- Я слышал вас, молодой человек, но я ничего не понимаю. Вы хотите знать, не музыкант ли я, играющий на барабане? [drummer - барабанщик, в разговорном языке - коммивояжер, торговец]

- Нет же, проклятый осел! Я хочу знать, чем ты торгуешь? Ядовитыми снадобьями? Выпивкой? Мылом?

- Что вы... Я ничем не торгую. Я профессор, сэр.

- Ну и ну, будь я проклят! - Бак поглядел на него с некоторой опаской. - Перфессор, а? И чего же?

- Психологии, сэр.

- Чего это?

- Это наука о поведении человека, о причинах, толкающих его на те или иные поступки.

Бак прямо заржал, и снова в его голосе появилось рычание.

- Ну, перфессор, ты попал туда, куда надо. Я покажу тебе самую настоящую причину, почему люди поступают так или иначе! Перво-наперво, я и есть та главная причина в этом городе... Ха-ха!

Его рука лежала на столе - и вдруг "писмейкер" очутился в ней, нацеленный прямехонько в четвертую пуговицу профессорова жилета.

- Ну, понял?

Маленький человечек глаза вытаращил.

- Да, да, - сказал он и уставился на револьвер, как загипнотизированный.

Чудно, да и только. Он ничуть не испугался, а только вроде как сгорал от любопытства.

Бак опять уставился на профессора с той же настороженностью, что и прежде. С минуту он сопел, кривя рот.

Потом сказал:

- Вы образованный человек, верно? Думаю, много выучили всего. Или не так?

- Да, я полагаю, что так.

- Ну вот...

И снова Бак вроде замялся. Револьвер в его руке опустился, и дуло уткнулось в стол...

- Вот что, - сказал он медленно, - может, вы скажете мне, как это, черт возьми...

Он умолк, и профессор сказал:

- Вы хотели сказать...

Бак глядел на профессора, его вытаращенные глаза сузились, глупая ухмылка бродила по зверской роже.

- Вы скажете мне, что тут правда, а что вранье, с моим револьвером?

- Но зачем здесь револьвер? Разве его присутствие меняет что-нибудь?

Бак постучал тяжелым стволом по столу.

- Эта штука меняет чертову уйму вещей. Будете спорить?

- Только не с револьвером, - спокойно сказал профессор. - Он всегда побеждает. Однако я намерен беседовать с вами, если только будете говорить вы, а не револьвер.

Я был прямо потрясен профессоровой храбростью: того и гляди, Бак потеряет терпение и начнет разбрасывать свинец.

Но тут вдруг револьвер Бака снова оказался в кобуре. Я заметил, что профессор опять словно удивился.

- Нервы у вас будь здоров, перфессор, - сказал Бак, блудливо ухмыляясь. - Может, вы как раз и знаете то, что мне нужно.

Как Бак ни пыжился, все равно было видно, что профессор снова побил его, словами - против револьвера, глазами - против глаз.

- Что же вы хотите знать? - спросил профессор.

- Это... ну, - сказал Бак, и опять револьвер очутился в его руке - и впервые при этом его лицо вместо того, чтобы стать жестоким и угрожающим, осталось нормальным - глуповатым и немного растерянным.

- Как... как я вот это делаю?

- Хорошо, я вам объясню, - сказал профессор, - но, может быть, вы сами ответите на свой вопрос, если расскажете все с самого начала.

- Я... - Бак покачал головой, - ну ладно, это получается тогда, когда я думаю о револьвере в моей руке. В первый раз такая штука случилась сегодня утром. Я стоял у Ручья, где всегда тренируюсь, и мне страсть как захотелось, чтобы я выхватывал револьвер быстрее всех на свете, прямо чтоб совсем ни секунды не проходило. И это случилось. Револьвер был в моей руке точь-в-точь, как сейчас. Я только протягивал руку вперед... и револьвер тут же оказывался в ней. Господи, я чуть не свалился наземь - так обалдел.

- Понимаю, - сказал профессор медленно. - Вы просто думаете, что револьвер в вашей руке?

- Ну да, вроде того.

- Вы не могли бы проделать это еще раз, если нетрудно, - и профессор наклонился вперед, чтобы видеть кобуру Бака.

Револьвер Бака появился в его руке.

Профессор глубоко вздохнул.

- Теперь подумайте, что он у вас в кобуре.

Так оно и случилось.

- Вы ни разу не двинули рукой, - сказал профессор.

- Точно так, - сказал Бак.

- Револьвер просто внезапно возникал в вашей руке. И затем таким же образом возвращался в кобуру.

- Верно.

- Телекинез, - торжественно сказал профессор.

- Теле... что?

- Телекинез, или перемещение материальных объектов мысленной энергией.

Профессор наклонился и внимательно осмотрел кобуру с револьвером.

- Да, это так. Трудно было поверить сразу, но теперь я убежден окончательно.

- Как вы сказали?

- Т-е-л-е-к-и-н-е-з.

- Ну, и как я это делаю?

- Ничего не могу вам ответить. Этого никто не знает. Проводилось довольно много опытов, отмечено немало фактов телекинеза. Но о таком поразительном случае, как ваш, я даже не слышал. - Профессор наклонился над столом. - А вы можете, молодой человек, проделывать это с другими предметами?

- С какими еще предметами?

- С бутылкой на стойке, например.

- Не пробовал.

- Попробуйте, прошу вас.

Бак уставился на бутылку. Она покачнулась, еле дрогнула и опять застыла. Бак пялился на нее изо всех сил, чуть глаза не вылезли. Бутылка задрожала.

- Черт, - сказал Бак. - Вроде не могу, не получается у меня думать о ней так, как думаю о револьвере.

- Попытайтесь переместить этот стакан на столе, - сказал профессор, он легче бутылки и расположен ближе.

Бак уставился на стакан. Тот немного проехался по столу, чуть-чуть. Бак взвыл, как собака, и, схватив стакан, швырнул его в угол.

- Видимо, - сказал профессор, подумав, - вы можете проделывать это только с вашим револьвером, ведь ваше желание очень велико. Оно освобождает или создает некие психические силы, они-то и позволяют совершать это действие. - Он помолчал, задумавшись. - Молодой человек, а вы не могли бы переместить ваше оружие, скажем, на тот конец стойки?

- Это еще зачем? - подозрительно спросил Бак.

- Мне бы хотелось установить, на какое расстояние действует ваш фактор.

- Нет, - злобно сказал Бак. - Черта с два я это сделаю. Я отправлю туда свой револьвер, а вы вдвоем на меня наброситесь. Не нужны мне такие фокусы. Спасибо.

- Как угодно, - сказал профессор спокойно. - Я предлагал это в виде научного опыта.

- Ну да, - сказал Бак. - Хватит с меня твоей науки, не то в проделаю другой опыт: узнаю, столько нужно дырок проделать в тебе, прежде чем ты загнешься.

Профессор откинулся на стуле и взглянул Баку прямо в глаза. Через минуту Бак отвел взгляд.

- Куда же запропастился этот поганый трусливый шериф? - рявкнул он, поглядев в окно, потом покосился на меня. - Ты передал ему, чтоб он пришел, а?

- Да.

Несколько минут мы сидели молча.

Профессор сказал:

- Молодой человек, вы не смогли бы поехать со мной в Сан-Франциско? Я и мои коллеги были бы весьма благодарны вам за возможность исследовать ваш столь необычный дар. Мы смогли бы даже оплатить вам то время...

Бак расхохотался.

- Пошел ты к черту, мистер. У меня есть идеи почище, настоящие большие идеи. Нет на свете человека, кто мог бы побить меня! Я доберусь до Билли Кида... Хиккока... До всех. Когда я буду входить в салун, они станут подавать мне выпивку. Вхожу в банк, мне уступают очередь. Ни один законник от Канады до Мексики не остановится в городе, где буду я. Ну, черт возьми, можете вы мне это дать, вы, поганый маленький франт?

Профессор пожал плечами.

- Ничем не могу помочь вам.

- То-то и оно.

Вдруг Бак взглянул в окно, вскочил со стула.

- Рэндольф идет! Вы оба оставайтесь здесь - может, я вас оставлю живыми. Перфессор, я хочу еще потолковать с тобой об этом телекинезе. Вдруг я смогу направлять и пули в полете. Оставайтесь здесь. Понятно?

Он повернулся и выскочил за дверь.

Профессор сказал:

- Он не сумасшедший?

- Рехнулся, как объевшийся ядовитой травы бычок, - ответил я. - Видно, этим он и кончит. Безобразная тварь, ненавидит всех, но теперь-то он в седле, и все остальные должны уступать ему дорогу.

Я с подозрением посмотрел на профессора.

- Послушайте, профессор. Вот вы говорили что-то о телекинезе. Это так и есть?

- Абсолютно точно.

- И он в самом деле думает о револьвере в своей руке?

- Именно.

- И быстрее всех выхватывает его?

- Невероятно, но так. Фактора времени практически не существует.

Я встал. Никогда я не чувствовал себя так скверно, как сейчас.

- Пошли, - сказал я. - Посмотрим, как там будет.

Будто у меня появились какие-то сомнения в способностях Бака. Мы вышли на веранду и приблизились к перилам. Возле нас появился Меннер. Он повязал голову полотенцем, на котором проступали красные пятна. Он смотрел на Бака, и ненависть была на его лице.

Улица была пуста. Только Бак стоял футах в двадцати от нас, да в конце ее шел шериф Бен Рэндольф, медленно ступая по густой пыли.

Несколько человек стояли на верандах, прижавшись к стенам и дверям. Никто не сидел - все понимали, что сейчас произойдет.

- Будь все проклято, - сказал я хрипло. - Бен слишком хороший человек, чтоб вот так его убивали. И кто его убьет? Какой-то псих, черт знает что делающий со своим револьвером.

Я почувствовал, что профессор смотрит на меня, и обернулся.

- Так почему же, - сказал он, - вы все не выступите против него? Десять человек вполне могли бы его окружить.

- Нет, это не годится, - сказал я. - Это не пройдет. Кто-то из нас должен выйти первым и остановить его. Каждый из нас должен выйти против Бака Тэррэнта, но всем сразу нельзя.

- Понимаю, - сказал профессор.

- Боже, - я в отчаянии сжал кулаки, - как бы мне хотелось, чтобы его револьвер вернулся в кобуру или провалился куда-нибудь!

Лен и Бак были футах в сорока друг от друга. Бен шел твердо, и рука его лежала на рукоятке револьвера. Думаю, он надеялся, что Бак не убьет его первым выстрелом, и он сможет ответить.

Профессор как-то чудно смотрел на Бака.

- Надо его остановить, - сказал он.

- Ну что же, остановите, - ядовито сказал я.

- Видите ли, - продолжал он, - у всех нас есть способность к телекинезу. Я полагаю, что ее можно привести в действие либо неистовой верой, либо сильнейшим желанием. Если исходить из этого положения...

- Черт вас побери, вы слишком много говорите, - со злостью сказал я.

- Это ведь ваша идея, - сказал профессор, продолжая глядеть на Бака. Помните, вы говорили, что вам хотелось бы, чтобы его револьвер очутился в кобуре. В конце концов, если мы вдвоем выступим против одного...

Я обернулся и посмотрел на профессора, будто видел его впервой.

- Верно! - сказал я. - Господи... неужели мы сможем это сделать?

- Мы можем попытаться, - сказал он. - Мы знаем, что это возможно, а это почти выигранная битва. Раз он может, значит это возможно и для других. Мы должны хотеть сильнее, чем он.

Бен и Бак были уже футах в двадцати друг от друга. Бен остановился.

У него был усталый голос, когда он сказал:

- К твоим услугам, Бак.

- Ты, поганый шериф! - завизжал Бак. - Вонючий подонок!

- Не нужно оскорблять меня, - сказал Бен. - Этим ты меня не заденешь. Я могу говорить с тобой оружием, если ты готов.

- Я всегда готов, бобовый ты стручок! - взревел Бак. - Может, ты выхватишь револьвер первым?

- Думайте о его оружии, - громко прошептал профессор. - Выбросьте все из головы и думайте, что он не может это сделать! Думайте! Думайте!

Бен Рэндольф схватился за кобуру, а в руке Бака уже был "писмейкер". Мы с профессором как статуи застыли на веранде, думали только о револьвере Бака, глядели на него, затаив дыхание.

Револьвер Бака заговорил. Пуля взбила пыль у ног Бена.

Бен уже наполовину выхватил револьвер.

Дуло револьвера Бака смотрело вниз, он изо всех сил старался поднять револьвер, так, что рука побелела. Он стрелял и стрелял, и пули взбивали пыль у ног Бена.

Бен выхватил револьвер и прицелился.

Бак продолжал буровить пыль под его ногами.

Потом Бен выстрелил. Бак вскрикнул, револьвер выпал из его руки. Бак пошатнулся и сел прямо в пыль, кровь хлестала у него из плеча. Мы подошли, чтобы поднять его.

Профессор и я рассказали Бену, как у нас все получилось. Больше никому мы не рассказывали. Думаю, он нам поверил.

Бак отсидел две недели в городской кутузке, а потом год в тюрьме штата за угрозы шерифу. Прошло уже шесть лет, как его не видно и не слышно. Никто не знает, что с ним, да и не очень-то стараются узнать.

Пока он сидел в городской тюрьме, профессор целыми днями толковал с ним, даже отложил свою поездку.

Как-то вечером он сказал мне:

- Тэррэнт больше этого никогда не повторит. Никогда - даже левой рукой. Выстрел окончательно разрушил его веру. Я разузнал у него все, что мог, и теперь моя работа окончена.

Профессор уехал в Сан-Франциско, там он занимался своими опытами. Он ими занимается и по сей день. Никак не может забыть, что случилось в тот день с Баком Тэррэнтом. Ничего подобного у него так и не получилось. Он писал мне, что ему не удалось больше проявить свою способность к телекинезу. Говорит, пробовал тыщу раз, даже и перышка не смог сдвинуть с места.

Вот он и думает, что, мол, мне одному удалось повлиять на револьвер Бака и спасти Бену жизнь.

Я частенько думал обо всех этих чудных штуках. Может, у профессора веры не хватает, слишком много он всего знает, сомневается - вот у него ничего и не выходит. Не верит по-настоящему даже тому, что видит собственными глазами.

Как там ни крути, в общем он хочет, чтобы я приехал в Сан-Франциско и чтобы он делал со мной опыты. Может, когда и соберусь. Но не похоже, что я найду когда-нибудь свободное время.

Дело в том, что у меня-то веры хватает, даже с избытком. Что вижу, в это и верю. Так вот, когда Бен в прошлом году ушел в отставку, я занял его пост - ведь у меня самый быстрый револьвер в здешних местах. А вернее, во всем мире. Может, если бы я не был таким смирным да миролюбивым, я бы стал знаменитостью.