«Ежедневник»

Юлия Вересова

Ежедневник

11 июня

Позвонить Великанову по поводу заключения контракта с А.П.

В 12.00 - встреча с ребятами из "Ар-са".

В 16.30 - совещание у шефа.

Выяснить, куда пропали документы по "Ст. фор.".

Купить новый органайзер.

14 июня

В 10.00 - планерка.

Целесообразность размещения рекламы в "Обозревателе" - ???

До обеда связаться с Гуниным.

Отменить все встречи на завтра с 12 до 14.

Позвонить Людмилке.

16 июня

Купить дискеты.

Настучать по башке Сидорову (опять пропали док-ты по "С. ф.").

Выдержать головомойку от шефа.

Не забыть о договоренности с А.П.

Уволить домработницу (чашк. и микс. не на месте).

Выяснить о старике на углу.

* * *

- ДЕВУШКА, ПАЧКУ "МАЛЬБОРО ЛАЙТС", ПОЖАЛУЙСТА.

* * *

23 июня

Настроить Windows-98.

Уточнить, в чем претензии "Ар-са".

Найти, наконец, новую домработницу.

Насчет старика - ???

(Пожалуй, стоит подробно записать, чтобы разобраться.)

Итак, что мы имеем?

а) Неизвестный старик, ошивающийся около "Рем. обуви". Ошивается недели 2. Смотрит пристально, не враждебно. Именно на меня. Идет следом два квартала, потом отстает, теряется из виду. На вопросы не отвечает, но и не уходит. Милостыню не просит. На бомжа не похож. На сумасшедшего - тоже.

б) Юрка З. - выяснить о нем ничего не смог (!!!). Наблюдение результатов не дает, в "Рем. об." ничего не знают, фотопленки неизменно оказываются засвеченными, на видеок-тах непонятный "снег". Человек-невидимка?

в) Вчера забыл купить свежие газеты, вытер лицо полотенцем для рук и оставил невычищенными ботинки.

г) Забыл позвонить А.П.

д) Начали сниться сны.

Итак?

28 июня

Отремонтировать телефон.

Не забыть о планерке.

Старик определенно начал мешать. Не знаю, каким образом, но влияет на мысли и поведение. М.б. конкуренты подослали гипнотизера (маловероят.). Или - родственник, о котором забыл и не помогаю деньгами. Хочет пристыдить? Более вероятно, но - не то. Начал забывать элементарные вещи (крем для бритья, туалетная бумага; выключить на ночь телевизор и т. п.). Два раза ловил себя на желании надеть старые джинсы, кроссовки, майку и бесцельно бродить по городу. Отвлекаюсь во время работы. Раздражает запах любимого одеколона. Кстати, лицо старика кажется смутно знакомым. Где я мог его видеть7

Попросить Ю.З. сделать еще одну попытку.

Пораньше лечь спать.

29 июня

Заплатить за квартиру.

Запросить социологов о б.д.г.т.

Созвониться с рекл. службой "Обозревателя".

Завести отдельный блокнот для записи всяких мелочей.

Старик:

Ю.З. выяснил, наконец, его адрес (дом, куда он уходит каждый вечер). Безрезультатно. Эта развалюха идет на слом, и там давно никто не живет. Раньше жил некто Никонов Павел Семенович 1920 г.р., но переехал к племяннице. Внешне ничего общего с "моим" не имеет. Ребята обещают проникнуть в дом и узнать все окончательно.

Чем меня так притягивают глаза этого старика? Карие, небольшие, немного слезятся. Как будто иголками протыкают. Я его точно где-то видел, но очень давно. Обязательно надо будет вспомнить - как только освобожусь немножко по работе и появится свободное время.

Сегодня удивительно красивый закат. Одновременно золотистый и оранжевый. Особенно потрясающие блики - на перламутровой чашечке в серванте. Не буду включать свет до того, как окончательно сядет солнце. Или даже сходить прогуляться?

Кажется, у меня начал портиться почерк.

1 июля

Юркины ребята отказываются работать со стариком. Вернули задаток. Ничего не объясняя. С этим надо что-то делать!

5 июля

Объяснить шефу причины задержки подписания договора. Предоставить А.П. необходимые документы. Поздравить Людмилку с днем рождения. Прекратить поиски новой домработницы (пока что справляюсь).

СТАРИК:

Сам сходил по тому адресу, который раздобыли ребята. Глухо. Если там кто и живет - так только привидения. Стоял с биноклем в подъезде пятиэтажки напротив. В дом никто не заходил и оттуда не выходил. Свет ни в одном окне не загорался. Подошел к этой лачуге, убедился, что двери заперты (по-моему, даже заколочены изнутри). Окна закрашены. Выбить стекло не решился. Плюнул и ушел домой.

Сегодня на улице не выдержал - схватил старика за грудки и потребовал объяснений. До сих пор стыдно. Дедуля стоит как пень, молчит и смотрит немигающими глазами. Кто-то из прохожих хотел вызвать милицию. Плюнул и пошел на работу. Может быть, он правда сумасшедший?

Вечером нарвал для Людмилки тюльпанов на городской клумбе. Почему не купил? Самому непонятно. Стоят в старом графине и пахнут на всю квартиру.

Хочется перед сном перечитать Гумилева.

7 июля

Извиниться перед шефом за ошибки в документации.

Отложить подписание контракта.

Взять в библиотеке что-нибудь из прозы "Серебряного века".

СТ-К:

После того инцидента подошел к нему, извинился и попросил не мешать в работе (идиотизм!). Он улыбнулся, развернулся и ушел. На следующий день почему-то стало страшно, что не застану его утром на прежнем месте. Привык я уже к нему, что ли? Нет, стоял, как всегда. И до работы проводил. Определенно, сумасшедший. Пусть ходит, мне не жалко. Главное, что не буйный.

На выходные поеду за город - с Людмилкой или один. Надо будет попросить у Сани палатку. Надоело сидеть в четырех стенах! Уже лет пять не вижу и не знаю ничего, кроме своей работы, так и у самого, глядишь, крыша съедет. Хочется просто в траве полежать, птиц послушать, ночью у костра посидеть... Не знаю, чего хочется, но поеду - это точно!

* * *

- ДЕВУШКА, ПАЧКУ "БОНДА", ПОЖАЛУЙСТА.

* * *

12 июля

Объясниться с шефом за сорвавшийся контракт с А.П. Найти для Сидорова пропавшие результаты социологических опросов.

Вымыть накопившуюся грязную посуду.

СТ-К:

Я начинаю что-то вспоминать, но это так смешно... По-моему, я видел это же лицо на картинке в книжке, которую читал классе в третьем. А потом он мне снился два или три раза. Может быть, с него ту картинку и рисовали? Или с его папаши - книжка вроде была старая. Подойти спросить? Так ведь за идиота примет! Хотя сам-то он... А что за персонаж там, интересно, был изображен? Вот этого уже точно не вспомню!

На работе - сплошные заморочки. Чувствую, не могу больше сидеть за компьютером, кому-то названивать, что-то высчитывать, носить этот чертов костюм. И отпуск - только в середине августа! Завтра приду в контору в джинсах и майке, пусть думают, что хотят.

Электрический чайник сломался. Залез на антресоли, нашел старый обычный - весь закопченный. Кипячу воду на газовой плите. Смотрю на синеватое пламя и не могу оторваться. Господи, сколько лет этому чайнику?! Кажется, я еще маленьким был, когда мать его купила. Или похожий? Вот розочка на боку. С зелененьким листиком. Едва видна под слоем сажи. Надо будет помыть и рассмотреть повнимательнее.

А закат сегодня совершенно другой. Ярко-вишневый. Помню вишни у бабушки в саду на Украине. Местами небо - точь-в-точь такое же. Хочется подобраться к облакам и лизнуть языком. Наверное, они на вкус кисло-сладкие. Чуть терпкие.

Как не хочется включать яркий свет. Завтра обязательно куплю настольную лампу.

14 июля

Взять отпуск за свой счет!!!

18 июля

Приходила Людмилка. Сказала, что я становлюсь каким-то не таким. Что ей нравятся сильные и властные мужчины, а я раскис в последнее время - вот-вот стихи начну сочинять или картины писать. Смешно, но когда она стояла перед зеркалом, а солнечные лучи из окна падали прямо на нее, я в самом деле жалел, что я не художник и не могу запечатлеть это чудо на холсте. Ручки тоненькие, как у двенадцатилетней девочки, ноготки розовые, продолговатые (хорошо, что она их не красит), платиновые вьющиеся волосы (хорошо, что она их красит). Тонкие солнечные лучики играют с тонкими женскими волосами и, запутавшись в них, не находя выхода, свивают себе гнездышки среди крупных, спиральками, завитков. Волшебная девочка.

Кажется, ушла недовольная.

Валяюсь на диване, курю прямо в комнате, пепел стряхиваю в пустую мятую пачку.

Как, оказывается, здорово - ничегошеньки не делать! Совсем ничего! Лежать и смотреть в окно, за которым только молочно-голубое небо без единого облачка. В детстве - на каникулах - я проводил так долгие-долгие часы. Одна только разница: тогда получалось ни о чем не думать. Просто смотреть. И слушать равномерное тиканье часов. А сейчас мысли лезут сами собой. Пусть даже не о работе. Все равно. Хоть какие-то мысли да есть. О том же небе, о том же тиканье, о той же Людмилке перед зеркалом...

Тогда мама на кухне варила варенье, чтобы на зиму закатать его в большие трехлитровые банки, и по всей квартире разносился сладкий ягодно-сахарный запах. Когда я, вспотевший, набегавшийся, возвращался с прогулки домой, этот запах встречал уже в подъезде - на третьем этаже. А жили тогда на пятом. И бежишь по лестнице со всех ног, представляя себе вкусные малинные пенки в глубокой тарелке с голубым ободком, которые можно будет съесть прямо сейчас, запивая сладким горячим чаем или ледяным молоком из бело-сине-красного треугольного пакета.

А ведь до сих пор иногда заходишь в подъезд и ощущаешь тот же самый запах. Неудивительно. Варенье варят и сейчас. И компоты. И закатывают их на зиму в трехлитровые банки, которые, наверное, уже не покажутся такими большими. Просто я давно их не видел. И давно не ел варенья. Только немецкий апельсиновый джем из маленьких 200-граммовых баночек с яркими этикетками.

И запиваю я тосты с джемом молоком из "тетрапаков".

Пачка уже полна окурков.

Нет, я не буду вставать.

Я пока что сделаю пепельницу из чайного блюдечка.

А потом его вымою.

19 июля

Сегодня нашел на улице слепого щенка. Иду мимо стройки и слышу: где-то что-то пищит. Присмотрелся - лежит, бедняжка, завернутый в грязную тряпку, и тыкается носиком в разные стороны. Пришлось взять с собой. Сейчас лежит в прихожей на старой меховой куртке и пищит не менее жалобно - жрать просит. Пробовал в блюдце носом тыкать, но куда ему! Ничего еще не соображает, чудик. Завтра соску куплю. А сегодня, видимо, придется из старого шприца кормить. Иголку сниму, молочка наберу и прямо в ротик буду брызгать. Надо будет узнать, можно ли их обыкновенным коровьим молоком кормить. Пока что больше ничего не остается.

Старик переместился к овощному магазину. Ну конечно, я же сейчас на работу не хожу, маршрут другой, у обувной мастерской меня больше не поймаешь. Так же стоит на углу и так же смотрит без всякого выражения. Сегодня хотел его в шутку домой пригласить - чайку попить с домашним вареньем. Утром выпросил у соседки с шестого этажа. По запаху учуял. Тетя Клава соседку, оказывается, зовут, а я думал - тетей Клав уже и не осталось, только в детстве были. Варенье клубничное, свежее, прямо с пенкой, еще не снятой. Уже почти подошел к дедульке, а он вдруг так посмотрел, что волосы на затылке зашевелились. Нет, не для того он там стоит, чтоб я его в гости звал. Он там так просто стоит. И на меня смотрит. Смотрит, зараза, своими карими слезящимися глазами. Иголками протыкает. Из-за него я, что ли... Ерунда. Просто устал всерьез. На этой сумасшедшей работе.

А может, и я уже? Немножко - того? На этой работе?

Перечитал последние записи. По-моему, мой ежедневник уже превратился в дневник. Смешно до чертиков. Никогда дневников не вел, даже в пятнадцать лет. Девчоночье это дело. Да нет, не дневник. И слово- то мне это не нравится. Просто мысли в голову приходят, и хочется их записывать. И не старик здесь виноват. Сам я дошел. До критической точки. Устал на сумасшедшей работе.

Правда, смешно стало, когда перечитал. Оказывается, я и писать умею. Не в смысле орфографии и пунктуации (с этим-то проблем никогда не было), а в смысле стиля, что ли. Жаль, что, кроме меня, никто не прочитает. Забавно было бы, наверное.

А вот почерк у меня действительно испортился. С детства был материнский - каллиграфический, а стал отцовский - курица лапой. С чего бы это?

22 июля

Я все вспомнил! Боже, я все вспомнил! Я был совсем маленький. В школу еще не ходил. Он жил тогда рядом. А может, и не жил рядом. Просто сидел на скамеечке у нас во дворе. Под старыми тополями. Сколько я себя помню - всегда сидел. На одном и том же месте. И был такой же старый. Ведь старый же был? Старый, клянусь. Чуть ли не тридцать лет с того времени прошло. Ничуть не изменился. Мы в песочнице города строили, а потом в "хали-хало" играли, в "стрелки", в "казаки-разбойники". А девчонки рядом - в "колечко". Правда, в "стрелки" и они с нами играли. И в "хали-хало". И даже в "казаки-разбойники". А мы с ними... Не в "колечко", конечно. Но в "испорченный телефон" играли. И в "сантики-сантики" играли. Один раз даже в "свадьбу" (я папой невесты был, а Лешка Знаменцев - женихом). Вообще, все игры тогда были общими - не так, как в четвертом классе. В седьмом опять объединились. В "дурака" в подъездах - так, чтобы взрослые не увидели. Но тогда старика уже не было. А когда я недавно телефон чинил, и те разноцветные проволочки мне что-то напомнили... Что-то до боли... Конечно, из таких проволочек девчонки себе колечки сплетали. Как там у них? "Колечко-колечко, выйди на крылечко". Потом та, у которой колечко оказалось между ладонями, уходит с водящей в подъезд и загадывают разные виды одной и той же одежды (у одной платье синее в бабочках, а у второй - платье золотистое с кружевами и с оборками), а следующее "колечко" выбирает, какое ей больше нравится. И уходит в подъезд шептаться - с той, чье выбрала. Что-то новое загадывают - для следующей. А мальчишки... Мальчишки в песочнице города строили. И в "казаки-разбойники" играли. И тогда старик еще был.

Он с нами не разговаривал. И конфетами не угощал. А мы его больше всех любили. Натка из третьего подъезда всем на ушко творила, что он добрый волшебник. И как будто бы следит, чтобы злая колдунья детей не украла. А потом Натка, делая страшные глаза, говорила, что колдунья все равно тебя украдет - когда в школу пойдешь. А кого-то - позже. В двенадцать лет. Или в четырнадцать. Но украдет обязательно. А взамен оставит куклу, похожую на тебя. И почти все взрослые - такие куклы. Но если тебя волшебник заметит и полюбит, то найдет даже через много лет и спасет. Но это очень редко бывает. Натка это все говорила таким страшным голосом, что девчонки визжали, а мальчишки смеялись, но на самом деле пугались не меньше девчонок. И потом все, даже те, кто не верил, старались на глаза этому старичку попасться. Улыбались ему. Песок со своих коленок счищали. Старались показаться примерными мальчиками и девочками - такими, какими хотели их видеть родители. Чтобы волшебник их увидел такими, запомнил и полюбил.

И только он (то есть я, конечно! Что это я, художественное произведение начал писать, что ли?!)... И только я этого не делал. А ведь правда, не делал! Во-первых, не верил, а во-вторых... наверное, я и тогда уже был слишком гордым.

А ведь это действительно тот самый старик. Он, он, он тогда сидел на скамеечке. Про него Натка сочиняла сказки. А теперь он стоит на углу у овощного магазина. И смотрит на меня, не отрываясь, своими карими слезящимися глазами. Но как же он мог за тридцать лет нисколечко не измениться?! Или это правда был его папа?

А на картинке в книжке? Или мне эта картинка просто привиделась? Детство... Волшебник... Сказки... Возникла в воображении картинка из книжки - как замещение реальных воспоминаний...

Позвонить матери. Позвонить и спросить, кем был тот старик на лавочке. Она не может не знать. Она была уже взрослой женщиной!

Позвонить? Кому-то еще надо позвонить. Что-то важное.

Ах да! Шеф просил позвонить. Через соседей на меня вышел. Говорит, важное дело. Знаем мы, что это за важное дело. На работу выходить с завтрашнего дня. Некем меня, видите ли, заменить. Пошел он в задницу! Я отпуск взял на три недели. И телефон, значит, не зря отключил.

Надо покормить Феликса. Пусть пока будет Феликсом, потом, может быть, и переименую, если перестанет быть на Феликса похожим. Что, впрочем, вряд ли. Ой, какая большая со бака вырастет! Ничего, как-нибудь справимся. А пока - такой лапушка, на одной ладони умещается. Связался с Рындиным, он говорит: щенков не выкармливал, но котенка слепого приходилось, молоко водой надо разводить. Так пока и будем делать.

До чего же мягкие подушечки на лапках у щенков, пока они ходить не начинают!

23 июля

Мать плачет в телефонную трубку. Ничего толком не говорит. Бормочет что-то о Михал Иваныче из 74-й квартиры. А что тот Михал Иваныч? Можно подумать, я помню!

25 июля

Грациозно танцуют изящные цапли,

Голенастые ноги подняв над водой.

С тонких клювов спадают блестящие капли,

Нарушая кувшинок беспечный покой.

А под ними, в глуби, молчаливые рыбы,

Улыбаясь своим примитивным мечтам,

Повторяют телами речные изгибы,

Чтоб добраться быстрей к безопасным местам.

Но укрыться от острого взгляда непросто,

И уже никуда невозможно свернуть.

То одна, то другая взлетают на воздух,

Обрывая в желудках стремительный путь.

Предо мною встает незатейливый выбор:

Выбирай, если можешь, судьбу по плечу.

Не желаю я быть перепуганной рыбой,

И безжалостной цаплей я быть не хочу.

А кувшинки сверкают росой в отдаленье

И сулят безупречный беспечный покой...

Но меня никогда не прельщали растенья...

И стою я в раздумье над быстрой рекой.

28 июля

Почти неделю разбирался в старых бумагах. Сколько их, оказывается, накопилось! Журналы "Пионер". Тетрадки еще с первого класса. Анкета Любки Калиновой, которую она мне дала заполнять, как и всем, в шестом классе, а я потерял. "Прошу на все вопросы отвечать, ни одного из них не пропускать!" "Твой любимый цвет?" - "Желтый". "Красный". "Бордовый". "Всякие", - "Твой любимый литературный герой?" - "Тимур". "Динка". "Ромео и Джульетта". - "Что такое счастье?" - "Счастье - это любовь". "Счастье - это счастье". "Счастье - это все!!!". "Зачем задавать такие глупые вопросы?" Только девчонки отвечали. Мне первому из парней дала. А я так и не ответил. И потерял.

Альбомы с фотографиями. Почетные грамоты. Песенник - тоже явно принадлежал кому-то из девчонок, даже не помню, как он ко мне попал.

Ворох бумаг пришлось собрать в аккуратненькие стопки (иначе ходить было невозможно), но обратно на пыльные полки я их не положу. Жалко. Не там их место. К тому же одна из полок мне позавчера сказала... Нет, то есть я, конечно, совсем не то хотел написать! Мне просто показалось. Или приснилось? Полнейшая бессмыслица. Уж если писать дневник - так записывать в него только те вещи, за которые хотя бы перед собой не стыдно. Забудем эту белиберду.

Кстати. Страничка из какой-то детской книжки. Картинка, а на ней тот самый старик. Точно - он. И текста - ни слова.

Недавно приходила Людмилка. Жаловалась, что давно уже в ресторане не были. Туманно намекала на какого-то Вовчика. Я попытался прочитать ей свои последние стихи, но она не стала слушать, захлопнула снаружи дверь и убежала вниз по лестнице, не вызывая лифта. Жаль.

У щенка открылись глазки. Начал самостоятельно вылезать из коробки. Растет не по дням, а по часам.

Старик, сошедший с пожелтевшей странички из детской книжки, каждое утро встречает меня у овощного магазина.

* * *

- ДЕВУШКА, ПАЧКУ "СТЮАРДЕССЫ", ПОЖАЛУЙСТА.

* * *

31 июля

Лежу на диване, стряхивая пепел в банку из-под соуса "Тысяча островов", и смотрю, как колышутся от дуновения ветерка легкие ярко-желтые занавески. Наконец-то у меня начало получаться то самое. Как в детстве. Лежать и не думать совсем-совсем ни о чем. Это сейчас я возвратил все мысли - когда начал описывать свои ощущения. А до этого их (мыслей) точно не было. И это я сам их прогнал. Получилось. Как только мысли вернулись, занавески сразу стали менее желтыми. И небо менее голубым. И облака слегка сероватыми. Ничего, это правильно. Это так и надо. Нельзя же постоянно находиться в таком состоянии. Когда был маленьким, оно тоже было не всегда. Просто умел вызывать это состояние, когда захочется. И сейчас, кажется, научился. Ну-ка, немножко сосредоточиться и - р-р-раз! Получилось. Почти пять минут ни о чем не думал. Занавеска сразу ожила. Она состояла из маленьких, ничем не соединенных между собой цветов. На какое-то мгновение. Потом опять стала сама собой. А облака сложились и дорожку, по которой было бы так здорово бежать и бежать - туда, наверх, в синеву. А синева вдруг зазвучала, запела, позвала к себе.

Сколько малюсеньких крапинок, оказывается, на полированной поверхности книжного шкафа. Ничуть не меньше, чем было на том, что стоял тридцать лет назад у меня в детской. И каждая крапинка имеет какое-то свое, особое значение. Но разгадать это невозможно. А может быть, теперь - возможно?

Заходил шеф. На этот раз - сам. И не было шанса сделать вид, что меня нет дома. Принес тысячу баксов и целую гору бумаг. Я с ними поработал часок - и решил практически все проблемы, возникшие за время моего отсутствия. Сам себе удивился, до такой степени простым оказалось все то, над чем я раньше размышлял целыми сутками, а то и неделями. Но на работу я все же не выйду. И с бумагами пусть больше ко мне не приходят. Меня от них тошнит. И мой отпуск еще не закончился. И баксы мне не нужны.

Как колышется занавеска. Хочется просто лежать и смотреть на нее, не отрывая глаз. А цветок посередине так похож на сказочную царевну в кокошнике!

2 августа

Одна старая дворняжка на улице сказала мне, что Феликса уже пора кормить из блюдечка - овсянкой, куриным бульоном и даже тертой морковкой. Я так и поступил. Феликс ходит довольный.

Они смирились с тем, что раньше оговоренного срока я на работу не выйду, но теперь звонят мне по три раза в день и напоминают, что этот срок вот-вот истечет. Им мало, что по телефону я за несколько минут решаю все их глупые смешные проблемы! Они хотят, чтобы я находился на рабочем месте с 9.00 до 17.00. Этого я больше не хочу. Этого я не вынесу. Если они будут настаивать, я подам заявление об уходе. И дело не в том, что такому специалисту, как я, найти работу - раз плюнуть! Нет, я не буду искать новую работу. Я никогда больше не буду сидеть за компьютером. Я никогда больше не буду вести скучные разговоры и однообразные подсчеты. Я никогда больше не надену в разгар лета теплый пиджак и рубашку с жестким неудобным воротничком. Если мне нечего будет есть, я устроюсь дворником. Или ночным сторожем. Или гардеробщиком в библиотеку. Мне не так уж много надо. А все остальное время я буду смотреть на звезды. Или на облака, пронизанные солнечными лучами. Или гладить кончиками пальцев глянцевые черно-белые фотографии, на которых я так смешно улыбаюсь в окружении детсадовских друзей и подруг. Или вдыхать земляничный аромат старой маминой помады, найденной на антресолях вместе с закопченным чайником. Я буду ходить в рваных джинсах и старых кроссовках по незнакомым улицам родного города. Я буду часами лежать на заросших зеленой травой газонах, покуривая дешевые сигареты. Я буду разговаривать со старыми вислоухими дворняжками. Я буду свободен. И никому ничем не обязан.

3 августа

И я буду летать.

Ура, я буду летать!

Сегодня я в первый раз полетел.

Наверное, на самом деле я оставался в своей кровати.

Но мне казалось, что я летаю по-настоящему. Таким, какой я есть. Из плоти и крови.

Сначала я кружился по комнате. Кружился и смеялся. Заглянул за шкаф. Ничего интересного - только толстенный слой пыли и паутина. Облетел всю квартиру, заглядывая в самые потаенные уголки. Подразнил забавного паучка за книжным шкафом. Нашел свой любимый маркер, закатившийся далеко под диван. Только что проверил - он и правда там оказался. Хотя тогда мне это было абсолютно безразлично. Да и сейчас, пожалуй, тоже...

А потом я долго-долго летал под звездным небом - совсем не таким, каким оно мне виделось раньше. На самом деле оно расцвечено всеми цветами радуги. Оно искрится, мерцает, переливается. В него можно нырнуть, как в озеро. Нырнуть... и вынырнуть - счастливым.

"Что такое счастье?"

А потом меня взял за руку тот самый старик. Старик на углу. Старик у обувной мастерской. Старик у овощного магазина. Он не для того там стоял, чтобы я приглашал его в гости. Он там стоял для того, чтобы пригласить в гости меня. Теперь я знаю, как его зовут, но никому об этом не скажу. И даже не напишу в этом бывшем ежедневнике, где давно уже зачеркиваю жирными крестами отпечатанные типографским способом даты, а взамен шариковой ручкой вписываю новые. Потому что мои записи слишком длинные. И я обгоняю этот календарь. Календарь за мной не успевает. А имя старика на углу я все же не напишу. Даже в этом сошедшем с ума ежедневнике. Потому что все-таки нельзя исключать, что он когда-нибудь попадет в чужие руки.

Разве это важно - его имя?

Все мы знаем его - с двухлетнего возраста.

Только потом почему-то забываем.

А я побывал у него в гостях. Побывал в том мире, который снится нам - тоже с двухлетнего возраста. И который мы тоже с возрастом забываем.

Я не знаю, что со мной будет дальше, но точно знаю одно: я никогда больше не буду вести скучные деловые переговоры, никогда больше не буду приходить на работу к 9.00 и никогда (никогда!) больше не буду носить рубашки с жесткими накрахмаленными воротничками.

Только что приходила Людмилка. Устроила истерику. Прости меня, волшебная девочка. Прости и прощай.

5 августа

Пришлось все-таки подать заявление об уходе. В овощном магазине подрабатывает уборщицей десятиклассница по имени Надя. У нее тусклые бесцветные волосы, выпирающие ключицы и крупные грубоватые руки. Но она знает его имя. И она умеет летать.

* * *

- ДЕВУШКА, ПАЧКУ "ПРИМЫ", ПОЖАЛУЙСТА.

* * *

10 августа

Я лежу на заросшем зеленой травой газоне, одетый в заношенные джинсы, вытертую майку и грязные кроссовки. Одной рукой я обнимаю Надю, другой время от времени заношу разрозненные записи - то в блокнот для всяких мелочей,, то в бывший ежедневник бывшего незаменимого служащего престижнейшей фирмы. Эти две тетрадочки теперь для меня равнозначны. То, чего нет в одной, обнаружится в другой. И сейчас, перечитывая все, что я написал за последние два месяца, я ловлю себя на мысли, что был бы, пожалуй, не против, если бы кто-то еще это прочитал. Хочется оставить этот ежедневник прямо в густой зеленой траве - чтобы его случайно нашел какой-нибудь незаменимый служащий какой-нибудь престижной фирмы. Может быть, он что-то поймет.

Хочется. Но Надя не позволит. Она неисправимая эгоистка. А возможно, я на нее клевещу. Возможно, она просто знает намного больше меня. Ведь она же... Ее же... Ее не пришлось спасать. Ее не смогли похитить. Ни в семь лет, ни в двенадцать, ни в четырнадцать. И летать она умела всегда.

Нет, конечно, я возьму этот ежедневник с собой. И блокнот тоже. Я возьму с собой все свои записи. И никогда не покажу их ни одному человеку. Ни одному взрослому человеку.

Мы придем домой, покормим Феликса тертой морковкой. А может быть, уже и отварным мясом... Собаки на улице говорят... Наверное, уже можно. Мы найдем парочку чистых чашек, вскипятим воду в старом закопченном чайнике с розочкой на боку и будем, сидя на полу, пить чай и перечитывать старые, двадцатилетней давности, заметки из журнала "Пионер". Потом мы задернем шторы, скинем потертые джинсы и будем тут же, на полу - до одури заниматься любовью. А потом мы будем летать. И мы отправимся в гости к тому сумасшедшему старику, который так долго меня караулил на углу у обувной мастерской, а потом у овощного магазина. И который на самом деле вовсе не сумасшедший. И, оказывается, вовсе не старик...

Они хотят вернуть меня. Они ходят за мной по пятам. Они звонят моим соседям и заявляются ко мне домой. Они подослали ко мне Юру З. с его ублюдками. Они хотят сделать меня таким, как раньше. Чтобы меня опять похитили. Чтобы меня уже невозможно было спасти.

Но у них ничего не получится.

12 августа

Они пришли.

Они колотят в дверь.

Уговаривают.

Но я им не открою.

Я не хочу обратно. Я не дам им запретить мне летать. Я никогда больше не буду дни и ночи сидеть за компьютером. Я никогда больше...

Они ломают дверь.

Мне с ними не справиться!

Если бы я умел летать по-настоящему!

Если бы меня защитил тот старик, настоящего имени которого я не скажу и теперь... Особенно - теперь...

Они уже здесь.

* * *

- ДЕВУШКА, ПАЧКУ "МАЛЬБОРО ЛАЙТС", ПОЖАЛУЙСТА.

* * *

15 сентября

Подготовить док-ты для Л.К.

Поздравить шефа с днем рождения.

Не забыть покормить Феликса.

Найти домработницу.

Купить новый ежедневник.