«Кладбище сердца»

Они танцевали:

— на Балу Столетия, на Балу Тысячелетия, на Балу Балов,

— в своей и во всеобщей реальности,

— и он желал сокрушить ее, разорвать на части…

Мур не видел павильона, через который они двигались в танце, не смотрел на скользящие вокруг сотни безликих теней. Он не обращал внимания на цветные светящиеся шары, плывущие на высоте в качестве почетного эскорта.

Он замечал присутствие этих вещей, — но не было нужды и заботы вдыхать дикий аромат вечнозеленого рождественского символа, что медленно вращался в центре на разукрашенном пьедестале, роняя пожаробезопасные иголки и блестки традиций шесть дней спустя после ритуала.

Все эти вещи были просчитаны и отставлены, вобраны внутрь и разложены по полочкам…

Оставалось несколько минут до наступления Двухтысячного.

Леота (урожденная Лилитnote 1) трепетала в изгибе его руки, как послушная стрела, пока он размышлял — переломить ее или послать в полет (он только не знал куда), чтобы сломить ее волю, чтобы изгнать самадхи (или близорукость, или что там еще) из ее серо-зеленых глаз. Время от времени, раз за разом, она наклонялась к нему и что-то шептала по-французски — на языке, которого он еще не знал. Он танцевал неумело, но она безупречно угадывала его движения, и он почти ощущал, как она читает мысли в его голове.

Было хуже всего, когда она склонялась к его уху и ее дыхание касалось шеи, обволакивало и прокрадывалось под пиджак, как невидимая инфекция. Тогда он бормотал — «C'est vrai"note 2, или «Дьявол!», или то и другое сразу, его руки стремились смять ее невинную белизну (оттененную чернотой кружев), и она снова превращалась в стрелу. Но она с ним танцевала — а это, бесспорно, был шаг вперед в сравнении с его прошлым годом /ее вчерашним днем.

До Двухтысячного оставались секунды.

Наконец…

Музыка рассыпалась на отдельные звуки — и снова взлетела фонтаном, когда шары засияли светом дня. Минувших дней любовь, — напомнили ему,

— не стоит с ней шутить.

Он чуть не рассмеялся, но через секунду свет погас, и его внимание переключилось.

Рядом с ним, рядом с каждым в зале, негромкий голос провозгласил:

— Двухтысячный наступил. С Новым годом!

Он стиснул ее в объятиях.