«Изобретатель с улицы Проезжей»

Рышард Винярский

Изобретатель с улицы Проезжей

С самого утра у шефа было скверное настроение. Первыми это учуяли, как обычно, младшие научные сотрудники и лаборанты. "Профессор сегодня встал не с той ноги", - шептали в лабораториях и старались но попадаться ему на глаза. Поэтому не удивительно, что, как только часы пробили четыре, институт опустел и профессор остался один на один со своим настроением.

Он сидел, погрузившись в кресло, и не имел ни малейшего желания идти домой или приняться за дела. Следовало бы, конечно, прочитать несколько писем, но содержание одного из них он знал заранее, в остальных тоже наверняка не будет ничего нового. Коллеги сообщают об успехах и неудачах. Чаще - о неудачах. Какой интерес читать, что в Цюрихе провалился опыт, а выдвинутые в Белграде гипотезы оказались ошибочными?!

Когда Грей Уолтер в свое время с помощью чувствительных приборов обнаружил электрические токи в коре головного мозга, все казалось до смешного простым. Считалось, что стоит воздействовать слабыми токами на центральную нервную систему и вызывать "по заказу" рефлексы или создавать нужные логические связи - и решающий шаг на пути познания механизма мышления будет сделан. Но прошли десятилетия и тем не менее...

Опыты профессора Штрайба, с таким энтузиазмом встреченные ученым миром, оказались невольной мистификацией. Пациент, на котором проводились эксперименты, просто обладал... буйно развитым воображением. А ведь это был единственный значительный успех. Ежедневная почта приносит куда менее оптимистические сообщения.

И как явная насмешка, между цветными конвертами торчит этот голубой нахальный четырехугольник, в котором - профессор это знает совершенно точно - находится листок из тетради с неровными строчками бисерных буковок:

"Вельможный пан профессор!

Осмеливаюсь просить Вас навестить меня сегодня вечером после шести часов. Мне удалось сделать поразительное открытие, которое совершенно по-новому объясняет процесс мышления.

Убедительно прошу не разглашать содержание письма.

К.Бельский"

За долгие годы работы профессор получал немало подобных писем. Сколько раз к нему обращались с сообщениями о создании очередного "перпетуум-мобиле". И всегда это было "наилучшее и единственно возможное решение, увенчавшее многолетние поиски". Но даже после беглого знакомства неизменно оказывалось, что у изобретения нет и крупицы приписанных ему качеств, а его создатель не знает элементарнейших законов физики и математики. Встречаясь с такими людьми, профессор не мог понять, как это они путают эпохи, забыли, что в конце XX века прогрессу могут способствовать только солидные знания и коллективный труд.

Где-то внизу хлопнула дверь. Профессор взглянул на часы. Скоро семь. Самое время встать и покончить с этим делом раз и навсегда. Хотя бы для того, чтобы завтра не видеть на столе голубой конверт.

Улица встретила его вечерним холодом и мелким моросящим дождем. Но он даже не застегнул плаща: идти было недалеко.

Через пять минут профессор вошел в подъезд, над которым висела большая белая вывеска: АМБУЛАТОРИЯ, без труда отыскал на втором этаже дверь, облепленную целой коллекцией визитных карточек, и трижды нажал кнопку звонка. Звякнула дверная цепочка, в узкой щели блеснули маленькие недоверчивые глазки. Цепочка тут же упала.

Бельский, человек и без того мелковатый, казался еще меньше в чересчур просторном потертом пиджаке и неглаженых брюках. Скривившееся в улыбке лицо было удивительно знакомо профессору.

По коридору, заставленному сундуками и ящиками, они прошли в комнату с высоким, как обычно в старых домах, потолком. Ночник скупо освещал узкую кровать, стеллаж с книгами, два стола и кресло. Неудобно размещенные и заставленные чем попало, они, казалось, вели между собой нескончаемый бой за пространство в центре комнаты. Рядом с кухонной утварью валялись кипы исписанной бумаги. Книги - к ним профессор был особенно неравнодушен чувствовали себя на полу так же привычно, как и на стеллаже. Судя по толстому слою пыли на переплетах, их не открывали месяцами.

Хозяин быстрым движением сбросил с кресла кипу газет, а сам примостился на краю кровати.

Профессор присел с такой осторожностью, словно опасался, что кресло рухнет. Если б он мог придумать подходящий предлог, то немедленно выбрался бы отсюда.

- Ну-с, в чем дело? - сухо спросил он, лишь бы скорее начать неизбежный разговор.

- Простите, вы меня не помните? - хозяин явно волновался. - Хотя, пожалуй, нет, откуда же вам помнить всех сотрудников. Я был одним из них... Недолго. Всего несколько месяцев. Меня уволили; я, кажется, не подошел...

Профессор вспомнил. В памяти всплыло даже заседание ученого совета, на котором спорили о нем, Вольском. Это был своего рода феномен. Он буквально замучил всех рассуждениями о методах выплавки вольфрама или новых типах ракетного топлива, но не умел решить системы уравнений с двумя неизвестными. Заставить его интересоваться делами собственной лаборатории не удавалось никому. Трудно было понять, как он вообще попал в институт. Через полгода его пришлось уволить.

- Это было двенадцать лет назад, пан профессор, - Вольский говорил все свободнее. - А сейчас вот уже два месяца я размышляю над своим необычным открытием. Хотел даже отказаться от работы. После того как меня... м-да, после этого я устроился на одном заводике. Но теперь, когда у меня такая возможность... Простите, но об этом посещении никто не знает? Видите ли, теперь всюду охотятся на изобретателей. Такое время. Человек ищет, работает, а потом словно из-под земли появляются сотни соавторов. Поди установи, кто начал...

- Мне хотелось бы поближе познакомиться с вашим открытием, - в голосе гостя звучало с трудом сдерживаемое раздражение.

- Вот, - Вольский решительно, резким движением руки показал на прибор, стоящий на металлическом столе.

- Господи, какая древность! - удивился профессор. - Прибор для чтения вслух. Интересно, где вы его раздобыли? Насколько мне известно, подобные приборы получают бесплатно только слепые.

- Да, да, конечно. Я купил его три года назад у одного старичка. Пришлось заменить часть фотоэлементов, и он до сих пор прекрасно работает. Немного переделал подставку для книг. Теперь прибор сам переворачивает страницы.

- Ясно, ясно. Фотоэлементы, усилитель, коррегирующие устройства. Тут просто и не придумаешь ничего нового. Чего ради вам пришло в голову назвать это своим изобретением?

- Минуточку... Два месяца назад я заметил, что старый деревянный столик под прибором расшатался. Этот прибор, пан профессор, не читает предложенных ему текстов; во всяком случае, не всегда их читает. В определенные часы он придумывает сообщения.

Они подошли к прибору. Бельский протянул руку к ближайшей книге. Это была монография Леопольда Инфельда об Эйнштейне. Бельский раскрыл ее наугад и поместил перед аппаратом. Профессор быстро прочел первую фразу: "В 1955 году теории относительности сравнялось полвека". Спустя минуту из динамика послышался сухой треск, потом тихий звонок и, наконец, хрипловатый голос:

"В тысяча девятьсот пятьдесят пятом году... - и вдруг значительно быстрее: - Задумаемся же над этим. Если кому-либо придет в голову выйти из дома, чтобы достичь границы Земли, дойти до пункта, в котором он мог бы, скажем, схватить рукой звезду, он может ехать любым путем на восток или на запад, через Францию или Россию, Европу или Азию..."

- Ну, как? - торжествовал Бельский.

Профессор почувствовал, что по спине у него пробежал холодок. "Но это же невозможно", - мысленно проговорил он. Однако нервозность быстро уступила место любопытству.

- А вы не присоединили к аппарату никаких дополнительных систем?

- Упаси боже, профессор! Я сам удивлен и пригласил вас, так как вот уже два месяца никак не могу разобраться. Я даю ему самые различные тексты. Иногда он читает их, а иногда начинает выдавать какие-то отрывочные сведения, но всегда из области географии... Несколько архаичный язык я приписываю несовершенству коррегирующих устройств. Вообще-то он ни одного текста не читает как следует.

- Гм, - профессор был явно сконфужен. - А вы пытались найти какое-нибудь объяснение?

- Конечно! Оно напрашивается само собой. Прибор стал источником информации так же, как это бывает с мозгом. Ученые выдумали, что коль скоро мозг состоит из миллиардов нейронов, то и его модель должна быть не менее сложной. А между тем элементарное устройство, созданное мною, будучи установлено на металлическом столе, действует гораздо эффективнее, чем многие сложные машины. Природа человеческого мышления, пан профессор, гораздо проще, чем предполагают светила науки. И это обнаружил я! - Глаза Бельского возбужденно горели. - Прибор, стол - и больше ничего! Надо только как следует все изучить. Может, сделать какие-нибудь анализы... Вы, например...

Он неожиданно замолчал и выжидающе посмотрел на профессора. Тот, казалось, что-то прикидывал в уме.

- Ну, подумайте, а я пока... Хотите чаю?

- С удовольствием.

- Дома ничего нет. Я, право, и не надеялся... Будьте любезны, подождите минуточку. Магазин недалеко, за углом.

Как только Вольский вышел, профессор приподнял кожух и внимательно осмотрел аппарат. Внутри не было ни магнитофона, ни чего-либо в этом роде. Никаких новых деталей, никаких дополнительных соединений! Он машинально прошелся по комнате и замер, услышав какой-то странный шум. В полной тишине за стеной сначала послышались шаги, потом четкий мужской голос произнес: "Разденьтесь до пояса и по очереди подходите к аппарату..."

И тут его озарило: вывеска! Белая вывеска над подъездом: АМБУЛАТОРИЯ!

Профессор наклонился к стеллажу и принялся рассматривать книги. Он быстро нашел то, что искал - книгу, стоявшую не корешком, а обложкой к читателю. Осторожно сдув с переплета пыль, профессор не без труда прочел заглавие, вытисненное мелкими буквами: "Земля и ее жители". Он принялся листать и на пятой страница обнаружил нужный текст: "Задумаемся же над этим. Если..."

Ясно. Пучок лучей из работающего за стеной рентгеновского аппарата... Фотоэлементы, вероятно, очень чувствительны к его лучам, которые как бы просачиваются в книгу. А страница, с которой читается текст, случайность. Потому-то Бельский и говорил о различных текстах. И, конечно же, "чтец" интересуется географией только тогда, когда за стеной работает рентгенолог. А металлический стол - даже смешно - просто помог установить фотоэлементы аппарата напротив книги.

Профессор схватил первый попавшийся под руку том - "Искусственное мышление" Пьера де Латиля, и поставил его на полку, туда, где до этого стояла "Земля и ее жители".

"В тысяча девятьсот пятьдесят пятом году... - захрипел динамик "чтеца" и через минуту: - Регулятор - это орган, регулирующий механическое движение. Обобщим это утверждение. Вместо движе..."

Профессор быстро натянул плащ, вырвал из записной книжки листок и написал:

"Пан Вольский!

Ваш прибор запретил мне сотрудничать с Вами. Мы с ним договорились, что я буду влиять на его интересы и выбор тем для размышления. Отныне он, а не я будет заниматься вопросами искусственного мышления. Я же сажусь за регулирование и обратные связи. Это - мудрейший электронный мозг, и он не любит разговаривать с недоучками".

Уже закрывая за собой дверь, профессор услышал звук знакомых шагов. Он взбежал на третий этаж и переждал, пока Вольский войдет в квартиру. Едва захлопнулась дверь, как он, перескакивая через три ступеньки, спустился вниз и выскочил на улицу.

Лишь удивленный взгляд прохожего напомнил профессору, что плащ у него расстегнут, руки - в карманах пиджака и что в довершение всего он насвистывает синкопированный мотивчик какой-то старой песенки.