«Высшая степень адаптации»

Итак. Он начал поиски насекомого с самой высокой степенью адаптации. И кто бы вы думали это оказался?

Темные глаза Даниеля Скотта светились энтузиазмом, когда он бросил взгляд на город, вернее, на ту его часть, которую было видно из окна кабинета доктора Германа Баха в госпитале «Гран Мерси». На некоторое время воцарилась тишина, старый доктор снисходительно улыбался.

— Рассказывайте дальше, коллега, — сказал он. — Вы остановились на том, что пришли к мысли, будто выздоравливание после болезни или ранения является не более чем своеобразной формой адаптации организма. А дальше… что?

— Затем, — продолжал Скотт, — я начал искать живые организмы с наиболее высокой степенью адаптации. И кто бы вы думали привлек мое внимание? Разумеется, насекомые. Если у насекомого отрезать крыло, то на его месте вырастет новое. Если голову одного насекомого пересадить другому, то она прирастет. Вы, конечно же, спросите, коллега, в чем секрет такой высокой степени адаптации?

Доктор Бах пожал плечами:

— Ну, и в чем же?

Лицо Скотта неожиданно стало угрюмым.

— Я и сам точно не знаю, — пробормотал он. — Несомненно, все зависит от работы желез. Всеми процессами в организме управляют гормоны. — Лицо его снова просветлело. — Однако я отклоняюсь от темы.

— Mуравьи? — высказал предположение доктор Бах. — Пчелы? Термиты?

— Нет. Они наиболее высокоразвитые из насекомых и не обладают большими способностями к адап тапнн. Но сеть насекомое, известное своей способностью совершать наибольшее число мутаций, чем любое другое. Именно его применял доктор Морган в своих исследованиях влияния рентгеновских лучей на наследственность. Это самая обыкновенная фруктовая муха-дрозофила. Глаза у ней имеют красноватый оттенок, однако после длительного облучения рентгеновскими лучами она производит на свет белоглазое потомство. Причем это самая настоящая мутация, поскольку белый цвет глаз передается по наследству и дальше. Принято считать, что приобретенные свойства не передаются потомству, но белые глаза дрозофилы передавались. Поэтому…

— Я знаю, — перебил его доктор Бах.