«Остров Протея»

Темнокожий маори, сидевший на носу лодки, повернулся к Карверу и покачал головой.

— Табу! — воскликнул он. — Табу! Остин — табу!

Карвер поднял голову и посмотрел на остров. Проа[2] скользила по зеленым волнам, потом начала резко отклоняться от курса. Карвер рассвирепел.

— Маллоа! Правь! Да правьте же вы, свиньи шоколадные! Правьте, слышите вы?

Остров Остин был необитаем, его нанесли на карту совсем недавно. Местные жители не считали его священным, но почему-то боялись. Карвер заметил папоротниковые леса, такие же, как в Новой Зеландии, сосну Каури и даммару, темные поросшие лесом холмы, изгиб белого песчаного берега, а на нем — движущуюся точку.

«Apterix mantelli, — подумал Карвер, — птица киви».

Проа осторожно приближалась к берегу.

— Табу, — продолжал шепотом повторять Маллоа. — Он много баньип[3].

— Надеюсь, что так, — буркнул белый. — Мне стыдно будет возвращаться в Маккуэри без баньипа или хотя бы нескольких фей. — Он усмехнулся. — «Bunyip Carveris» — баньип Карвера. Недурно, а? Будет неплохо смотреться в учебниках по естественной истории.

Киви спешил к лесу — если это вообще был киви. Он выглядел как-то странно, и Карвер скосил глаза, следя за ним. Конечно, это должен быть apteix; фауна на новозеландских островах слишком бедна. Одна разновидность собаки, один вид крысы да два вида летучей мыши, кошки, свиньи и кролики — вот и все.

Суденышко причалило. Колу, сидевший на носу, спрыгнул на берег и потянул лодку на песок. Карвер хотел последовать за ним, но его остановил крик Маллоа.

— Смотрите! Вахи! Деревья баньипа!

Карвер осмотрелся. Деревья — ну и что в них такого? Вон они, за береговой полосой, точно так же они окаймляют пески в Маккуэри и в Окленде. Затем он нахмурился. Он не ботаник, это поле деятельности Хэл-бертона, который остался с Джеймсоном и с «Фортуной» на острове Маккуэри. И все же в этих деревьях, даже на взгляд дилетанта, было что-то странное. Сосны Каури чем-то отличались от настоящих каури, да и папоротники не походили на те, что он видел на Окленде и Маккуэри. Конечно, те острова находились на много миль севернее, но все-таки…

— Мутанты, — пробормотал он, нахмурившись. — Стремятся подтвердить дарвиновские теории изоляции. Надо будет взять парочку образцов для Хэлбертона.

— Вахи! — нервно напомнил Колу. — Мы назад теперь идти?

— Еще что! — взорвался Карвер. — Мы только что сюда попали! Ты что думаешь — мы проехали весь путь от Маккуэри, только чтобы зачерпнуть горсть песка с берега? Мы здесь останемся на день — два, чтобы я имел возможность понаблюдать за здешними животными. Да в чем дело-то?

— Деревья, вахи, — заныл Маллоа. — Баньип! Гуляющие деревья, говорящие деревья!

— Да ну? Гуляющие и говорящие, так? — Он схватил камешек с усыпанного галькой пляжа и швырнул его в ближайшие зеленые заросли. — Тогда давайте послушаем, как они ругаются!

Вращаясь в полете, камешек упал на плотный полог зеленой листвы. И тут же из кустов кто-то вылетел. Создание было величиной с воробушка, но с перепончатыми крыльями летучей мыши. В довершение ко всему это странное существо украшал двенадцатидюймовый хвост толщиной с карандаш, каких не бывает у добропорядочных летучих мышей.

Пару секунд эта птицемышь висела над кустами, помахивая своим странным хвостом и пронзительно крича: «Ви-и-ир! В-и-ир!» Затем она снова нырнула в сумерки леса, откуда вспугнул ее камень.

— Что за черт! — произнес Карвер.

В Новой Зеландии и прилегающих островах водятся только два вида рукокрылых, а эта тварь не принадлежит ни к тем, ни к другим! Ни у одной летучей мыши не бывает такого хвоста.

Колу с Маллоа подвывали дуэтом.

— Заткнитесь! — рявкнул зоолог. — Сегодня вечером мы поймаем этого парня или одного из его кузенов. Мне понадобится образчик его племени. Ставлю доллар, что это какой-то новый вид Rhimolophidae. Разбивайте лагерь, а я поищу ручей.

Маллоа и Колу начали перешептываться, как только он отвернулся.

Перед Карвером простиралось побережье, белое в свете послеполуденного солнца, слева катил свои синие волны Тихий океан, а справа шумел тропический лес. К своему изумлению, Карвер не смог найти ни одного знакомого растения.

Во всяком случае, на отдаленных островах часто попадаются уникальные образцы флоры и фауны. Посмотрите-ка на остров Маврикий и его птицу додо; на галапагосских черепах, на новозеландских киви или на гигантских вымерших моа. «И все же, — Карвер нахмурился при мысли об этом, — никто еще не обнаружил острова, на котором росли бы только уникальные растения. Ветер, птицы или люди обязательно приносят семена с других островов».

Кроме того, такой опытный наблюдатель, как Моусон, в 1911 году непременно упомянул бы в рапорте об этой особенности острова Остин. Он этого не сделал; китобойные суда, которые время от времени заглядывали сюда, направляясь в Антарктику, тоже никогда не упоминали об этом в своих донесениях.

Вскоре Карвер набрел на глубокий ручей, вытекающий из джунглей. Он нагнулся и зачерпнуло воду ладонью. Она была темноватой, но свежей. Большая удача! Едва ли на острове в семь миль длиной и в три шириной есть большой водный бассейн. Карвер проследил за ручьем вверх по течению, и какое-то едва заметное движение привлекло его внимание.

Новое невероятное создание стояло на коленях выше по течению ручья и шумно хлебало воду.

Дикие желтые глаза, сверкнув, уставились на Карвера, и существо выпрямилось. Оно стояло на двух ногах, достигая при этом не более двенадцати дюймов в высоту. Маленькие когтистые пальцы вцепились в ползучие растения, тело было покрыто клочками серого меха. Существо забило хвостом и злобно, по-кошачьи зашипело, обнажая множество острых как иголки зубов.

Карвер за свою жизнь много времени провел в ненаселенных местах планеты, поэтому при первом угрожающем жесте существа он, не раздумывая, выстрелил. Пуля пробила лист и оцарапала щеку зверя. В последний раз сверкнув желтым пламенем своих глаз, он прыгнул в заросли и исчез.

Карвер присвистнул.

— Во имя неба, — пробормотал он, — что это было?

Но времени на размышления у него оказалось мало: солнце тонуло в океане, и вот-вот должна была наступить непроглядная тропическая ночь. Зоолог поспешил назад, к лодке, как вдруг из-за низкого кораллового выступа, скрывавшего проа, до него донесся отчаянный крик!

Он побежал, вспрыгнул на вершину выступа и глянул вниз. На песке валялся ящик с инструментами, но само суденышко исчезло.

И тут Карвер увидел его — уже на расстоянии полудюжины кабельтов от берега, в заливе. Маллоа скорчился на корме. Кола правил лодкой, быстро и уверенно уводя ее в открытое море. Карвер закричал, но тут же понял, что беглецы уже находятся за пределами слышимости. Он трижды выстрелил из пистолета, но маори даже не оглянулись.

В дикой ярости он смотрел вслед дезертирам, пока белый парус не исчез из виду. Наступила полная тьма. На юго-востоке засверкал великолепный Южный Крест, а на юге — таинственное Магелланово Облако. Но Карвер был не в состоянии любоваться ими.

Он размышлял. Во-первых, он вооружен. Во-вторых, на этих крошечных островках к югу от Оклендских не водятся хищники, да и в самой Новой Зеландии опасность представляет только человек.

Без сомнения, Маллоа и Колу отчаянно перепугались, но ведь так мало требуется, чтобы разбудить суеверные страхи полинезийца. В открытом море к ним еще может вернуться храбрость, и тогда они приплывут назад. Если нет, то они могут добраться до острова Маккуэри и до «Фортуны». Даже если они вместо этого доплывут до Оклендских островов, а там к себе на родину, на Чатамские острова, — все-таки Джеймсон начнет волноваться и через какие-нибудь три-четыре дня и организует поиски.

Опасности нет, говорил он себе, беспокоиться нечего. Самое лучшее, что можно предпринять, — это приняться за работу. К счастью, ящик, на котором Карвер сидел, был именно тот, где находились морилка для насекомых, сети, ловушки и капканы. Он может приступить к работе по своему плану, с одной лишь оговоркой — часть времени придется потратить на охоту и приготовление пищи.

Карвер раскурил трубку, устроил костер из плавника, лег возле пламени и приготовился заснуть.

Когда семь часов и пятьдесят минут спустя край солнца выглянул из-за горизонта, Карвер готов был признать, что ночь выдалась не такая уж удачная. Он не был чувствителен к укусам крошечных песчаных блох — его кожа давно уже загрубела. Но все же он не мог заснуть.

Почему? Он не был новичком. Много ночей Алан Карвер провел в диких и безлюдных местах, и тем не менее сегодня ночные звуки держали его в постоянном напряжении. Много раз за ночь он вздрагивал и просыпался, покрываясь нервным потом. Почему?

Карвер прекрасно знал, какие звуки может принести с собой ночь, ему был знаком любой птичий крик, любой писк летучей мыши. Но здешние шумы были незнакомыми и… как бы это сказать поточнее… слишком разнообразными!

Тем не менее к утру он проголодался и решил подстрелить какую-нибудь птицу себе на завтрак. Если дела пойдут плохо, можно будет подумать о крысах, собаках или летучих мышах. Этим исчерпывалась фауна острова. И тут Карвер нахмурился, вспомнив дикого желтоглазого чертенка, который скалился на него с берега ручья. Уж это всяко была не летучая мышь, не крыса и не собака. Кто же это был?

Все еще хмурясь, Карвер нащупал свой пистолет и убедился в его исправности. Он продолжал думать, что маори напугало их собственное воображение. Но то существо у ручья сложно было назвать плодом суеверия. Да и хвостатая летучая мышь, коль скоро он видел ее собственными глазами, не была фантазией туземцев.

Карвер решительно зашагал к папоротниковому лесу. Предположим, остров Остин действительно приютил нескольких мутантов, уродцев и редких образцов животных. Что из этого? Тем лучше: этот факт оправдывал экспедицию «Фортуны». Это может добавить еще кое-что к славе некоего Алана Карвера, зоолога, если он окажется первым, кто объявит об этом странном замкнутом мире. И все-таки — так странно, что Моусон не сказал об этом ни слова, да и китобои тоже.

На краю леса Карвер остановился. До него внезапно дошло, из-за чего этот лес выглядел так странно. Он понял, что имел в виду Маллоа, когда показывал на деревья. Карвер уставился недоверчивым взглядом, переводя взгляд с дерева на дерево. Действительно, среди них не было родственных видов. Не было даже двух схожих между собой деревьев. Каждое отличалось от других формой листьев, цветом коры, размерами ствола.

Но это же невозможно! Пусть Карвер не ботаник, но он понимал, что количество видов на острове должно быть ограничено самой интенсивностью конкуренции. Должно быть!

Что же это значит? Каково происхождение этого множества видов и семейств? Как любые из этих бесчисленных форм воспроизводят себя, если тут нет других, родственных, чтобы их оплодотворять?

Однако вскоре желудок напомнил о себе. Карвер заметил просеку, или тропинку, или, может быть, просто узкий проход в зарослях, и через минуту он уже пробирался сквозь сплетения ветвей, внимательно выискивая какую-нибудь птицу или плод.

На многих деревьях росли шарообразные или овальные фрукты разной величины, но Карвер не знал, съедобны ли они. Одно небо ведало, какие смертельные алкалоиды могли таиться в этих незнакомых плодах.

Птицы порхали и кричали в ветвях, но пока что Карвер не видел ни одной достаточно крупной, чтобы тратить на нее пулю. Кроме того, еще одна странность привлекла его внимание: он заметил, что чем дальше он продвигался от моря, тем более необычными становились формы лесных деревьев. На берегу он мог, по крайней мере, причислить растение к его семейству, если не роду, но здесь даже этих различий было не разглядеть.

Он понял причину:

— Прибрежная растительность скрещивается с семенами с других островов, — пробормотал он.

Что-то большое и тяжелое перепорхнуло с одного дерева на другое. Птица? Если так, то она куда крупнее всех прежних. Карвер осторожно поднял пистолет и выстрелил.

Лес отозвался эхом. Кто-то крупный обрушился вниз с долгим странным криком, немного побился в траве подлеска и затих. Карвер поспешно подошел — и в недоумении уставился на свою жертву.

Это была не птица, а какое-то ползающее создание, вооруженное острыми когтями и острыми зубами. Оно сильно напоминало небольшую собачку — если можно вообразить себе собачку, лазающую по деревьям.

Но существо это не было собакой. Втягивающиеся когти, заостренные зубы, желтые глаза… Это была не собака, но кошка!

Карвер перестал ощущать голод. Любопытство зоолога заглушило все первобытные инстинкты. Кошачья тушка была не пищей, а редким образцом. Карверу необходимо добраться до берега и сделать все, чтобы сохранить необычный экземпляр. Несомненно, этого зверя назовут в его честь: Felis Carveri, кошка Карвера.

Какой-то звук за спиной заставил его внезапно остановиться. Он осторожно поглядел назад. За ним следили. Кто-то крался через лесные дебри. Карвер ускорил шаг. Тени скользили и пробирались за ним, слева от него в лесной чаще послышался негромкий крик и вой, и тут же на этот крик ответили справа.

Карвер не осмелился побежать, понимая, что страх может вызвать агрессию у животного или у дикаря. Он просто зашагал быстро, как только мог, не проявляя при этом признаков паники, и наконец увидел песчаный берег. Здесь, на открытом месте, он, по крайней мере, увидит своих преследователей, если они захотят напасть.

Но они не захотели. Его никто не преследовал. И все же — там кто-то был. Рано или поздно Карверу придется заснуть, и тогда… Уж лучше вызвать их на поединок.

Карвер поднял пистолет, прицелился в быстро двигавшуюся тень и выстрелил. Раздался вой, остальные ответили ему. Карвер побежал к кустам.

Не меньше дюжины тварей выскочили из подлеска на песок. Стая отдаленно напоминала собак, но это не были охотничьи собаки Новой Зеландии или австралийские динго. И главное — они ничуть не походили друг на друга!

Стая двинулась вперед. У некоторых особей, похожих на псов, были длинные задние и короткие передние лапы. Один был вылитый волк-оборотень. Другой, величиной с крысу, вопил резким пронзительным голосом. Третий — могучий зверь с выпуклой грудью — стоял на задних лапах, а передними едва касался земли, как орангутанг.

Карвер снова выстрелил. Пуля размозжила череп одного из псов. Когда эхо от выстрела раскатилось между западными и восточными холмами, окаймляющими Остин, стая ответила угрожающим воем. Они сначала быстро отпрянули назад от тела своего товарища, а потом пошли вперед.

И снова Карвер выстрелил. Еще один труп упал на песок. В рядах нападающих произошло смятение.

Именно в этот момент брошенный с большой силой камень угодил человеку в плечо.

Карвер пошатнулся. Послышался еще один крик, как будто кто-то подбадривал псов, приказывая им идти в атаку, и второй камень просвистел мимо самого уха Карвера. Но на этот раз Карвер заметил чье-то движение на вершине утеса и тотчас выстрелил. Фигура, похожая на человеческую, со сдавленным криком скатилась с утеса в густой подлесок. Псы замерли, как будто вся их смелость испарилась. Точно тени, они помчались к лесу.

Карвер нахмурился, выждал секунду, затем побежал следом.

Фигура, без сомнения, казалась человеческой — но может ли это быть? Здесь, на этом безумном острове, какие угодно виды могли принимать любую форму. Карвер наклонился над павшим врагом, затем перевернул тело. И отказался верить своим глазам.

Это была девушка. Ее лицо, молодое и прекрасное, как у статуэтки из венецианской бронзы, поражало своими тонкими чертами. Она несомненно принадлежала к белой расе, хотя кожа ее загорела на солнце почти до золотого оттенка. Одеянием ей служила пятнистая, как у леопарда, шкура.

Неужели Карвер ее убил? Он начал искать рану — и нашел ее: слабо кровоточащая царапина над правым коленом. На виске алел большой кровоподтек. Но она была жива. Карвер поспешно взял ее на руки и понес к своему лагерю. Он встряхнул свою почти пустую флягу, потом запрокинул голову девушки и влил ей в рот несколько капель коньяка. Вскоре она открыла глаза, и минуту недоумевающе смотрела на Карвера. Зоолога поразили ее глаза — янтарные, почти золотые, и неистовые, настоящие очи вакханки. Ее рука сжимала рукоять деревянного ножа, висевшего на поясе.

Карвер жестом предложил ей флягу, но девушка отпрянула от его протянутой руки. Он потряс сосуд, и при звуке булькающей жидкости его пленница оживилась, взяла флягу, капнула себе на ладонь, а затем, к удивлению Карвера, понюхала капельку, и ее изящные ноздри раздулись так широко, насколько это позволял ее маленький вздернутый носик. Через секунду она уже пила из сложенных чашечкой ладоней, налила еще порцию и выпила и ее. Однако, очевидно, ей и в голову не пришло, что можно пить из фляги.

Ее сознание прояснялось. Она увидела двух убитых тварей и что-то печально пробормотала. Затем она с ужасом уставилась на запекшуюся кровь на своем колене.

— Камо? — прошептала она.

Карвер понял, что этот звук напоминал английское come on, хотя весьма отдаленно.

— Куда? — улыбнулся он. Девушка покачала головой.

— Бу-у-рррум! — произнесла она. — Зуу-ззз!

Карвер понял. Она пыталась подражать звуку его выстрела и жужжанию пули. Он похлопал по стволу пистолета.

— Колдовство! — произнес он предостерегающе. — Лучше будь хорошей девочкой, поняла? — Было совершенно очевидно, что она ничего не поняла. — Thurubi? — попытался он спросить. — Ты маори?

Она молчала.

— Ладно, — буркнул Карвер. — Тогда — sprechen Sie Deuhsch? Или канака? Или — что за черт? Это все, что я знаю, — Latinum intelligisne[4]?

— Камо? — спросила девушка слабым голосом, устремив взгляд на пистолет. Она потерла царапину на своей ноге и кровоподтек на виске, очевидно, приписывая все это его оружию.

— Хорошо, — хмуро согласился Карвер. — Я тебе покажу. Смотри.

Он прицелился в сухую ветку, которая торчала из поваленного ветром бревна в конце коралловой косы. Ветка была толщиной с его руку, но, должно быть, здорово прогнила, потому что вместо того, чтобы отстрелить кусочек коры, пуля раздробила дерево в труху.

— О-о-о! — с силой выдохнула девушка, зажимая уши руками. Она была в настоящей панике.

— Нет, не надо! — воскликнул через мгновение Карвер.

Девушка вскинула руку с зажатым в ней кинжалом. Карвер поймал ее за запястье. Ее мускулы были стальными. Она отчаянно сопротивлялась, но потом разом обмякла, словно подумала: «Какой смысл бороться с богом?»

Карвер отпустил ее руку.

— Сядь! — рявкнул он.

Она подчинилась.

— Где твой народ? — спросил Карвер резко, показывая пальцем на нее, а затем махнув рукой в сторону леса.

Она недоуменно уставилась на него.

— Тогда — где твой дом? — он изобразил пантомимой, как человек спит.

Никакого результата.

— Да какого же дьявола, — пробормотал Карвер. — У тебя же есть имя — или нет? Имя! Смотри! — Он похлопал себя по груди. — Алан. Поняла? Алан. Алан.

Это она поняла тотчас же:

— Алан, — повторила она с благоговением, глядя на него снизу вверх.

Но когда он попытался добиться от нее, чтобы она сообщила свое имя, то потерпел полную неудачу.

Наконец девушка неуверенно поднялась на ноги и издала странный, низкий, печальный крик. На него моментально ответили из подлеска, и Карвер мгновенно выхватил пистолет, так как из кустов снова выскочила стая мутантов.

Девушка с отчаянным воем бросилась между ним и тварями с распростертыми руками, как будто желая защитить дикую компанию.

Карвер уставился на нее удивленно.

— О’кей, — решил он наконец. — Что значит парочка редких образчиков на острове, который ими так и кишит? Отошли их прочь.

Девушка, по-видимому, догадалась, что он сказал. Сверхъестественные существа беззвучно скрылась в лесу, а девушка отступила в сторону, как бы желая последовать за ними.

Карвер снова вспомнил, что в той части Остина, которую он обошел, он еще не видел двух одинаковых существ. Была ли эта девушка тоже мутанткой, существом какого-то иного вида, просто по какой-то случайности принявшим человеческую форму? Или она являлась единственной представительницей человеческого племени, Евой до появления Адама? Была ведь женщина до Адама, вспомнил он.

— Назовем тебя Лилит, — произнес он задумчиво.

Это имя подходило к ее глазам цвета пламени. Лилит, таинственное существо, которое Адам обнаружил в раю еще до того, как создали Еву.

— Лилит, — повторил он. — Алан — Лилит. Поняла?

Она повторила и звуки, и жесты. Без единого вопроса она приняла имя, которое он ей дал.

Карвер вытащил трубку, набил ее, потом чиркнул спичкой и зажег. Он вздрогнул от тихого возгласа Лилит и, подняв голову, увидел ее протянутую руку. Сначала он не мог уразуметь, к чему она тянется, но тут же ее пальцы сомкнулись вокруг брошенной на песок спички! Она пыталась схватить пламя, как человек хватается за кусок трепещущей материи!

Девушка вскрикнула от боли и страха. Тотчас же несколько мутантов показались на опушке, гневно рыча, но Лилит, оправившись от неожиданности, произнесла несколько звуков и заставила стаю убраться прочь. Она пососала обожженные пальцы и удивленно посмотрела на Карвера. И он понял, что девушка не знает, что такое огонь!

Зоолог обработал спиртом ожог и царапину Лилит и призадумался.

— Ну, а теперь, — спросил Карвер, дымя трубкой, — что мне с тобой делать?

Лилит доверчиво смотрела на него.

— По крайней мере, — заключил он, — ты должна знать, что годится в пищу на этом безумном острове. Ты ведь ешь — или нет? — он изобразил процесс еды.

Девушка моментально поняла. Она встала, шагнула к тому месту, где лежала убитая кошка, и тщательно обнюхала ее. Потом сняла с пояса деревянный нож, отрезала сочный кусок мяса и протянула Карверу. Затем отхватила второй кусок и вонзила в него свои белоснежные зубы. Однако такой завтрак не устраивал Карвера.

— Фрукты, — сказал он. — Мясо с деревьев. Поняла?

Он повторил движения человека, который ест.

И снова девушка моментально догадалась, о чем идет речь, вскарабкалась на осыпающийся берег и исчезла среди листвы.

— Лилит! — громко закричал Карвер, взобравшись на скалу.

Она тут же вынырнула из джунглей, перед самым его носом и указала вверх. Над ними раздваивалась какая-то невиданная лоза, вся увешанная зеленовато-белыми плодами, размером и формой напоминающими куриные яйца. Лилит сорвала один, разделила его пополам, тщательно обнюхала, пофыркала, затем отшвырнула прочь.

— Пабо, — объявила она, с отвращением сморщив нос.

Потом она отыскала странный невзрачный плод, состоящий из пяти напоминающих пальцы выступов, растущих из волокнистых дисков, так что все это в целом напоминало крупную, плохо сформированную кисть руки. Лилит обнюхала этот плод так же тщательно, как и предыдущий, потом улыбнулась Карверу.

— Бо! — произнесла она, протягивая ему плод.

Карвер колебался. В конце концов, и часа не прошло с тех пор, как эта девушка пыталась его убить. Разве так уж невозможно, чтобы она теперь преследовала ту же цель, предлагая ему ядовитый плод?

— Бо! — повторила Лилит, а затем отломила кусочек и засунула себе в рот.

Карвер последовал ее примеру. Плод оказался куда приятнее на вкус, чем на вид. Карвер ел, пока не утолил голод.

Из-за встречи с Лилит и ее дикой свитой он и думать забыл о своей миссии. Шагая назад к побережью, он нахмурился, вспоминая о своих тщеславных мечтах. Он здесь, чтобы классифицировать и собирать образцы, — но что ему делать на безумном острове, где каждое создание принадлежит к неизвестному виду? Здесь нет никакой возможности для классификации, потому что отсутствуют сами классы.

Вместо того, чтобы приниматься за заведомо бессмысленный труд, Карвер стал размышлять. Где-то на Остине скрывается ключ ко всем его тайнам. Он будет исследовать остров. Здесь должен найтись какой-то непонятный вулканический газ, рассуждал он, или залежи радиоактивных руд. Или — или что-нибудь еще.

— Пойдем, Лилит, — приказал он и направился к западу, туда, где равнинный берег постепенно превращался в гряду холмов.

Девушка последовала за ним, в ее глазах цвета меда была странная смесь страха, удивления и, вероятно, зарождающегося огонька поклонения.

Идти через лес было легко: это все-таки был лес, а не джунгли. Безумный лес, это правда, зато почти без подлеска.

Мелькнула тень, за ней другая. Но первая была всего лишь голубем королевской породы с гордым прямым хохолком из перьев, а вторая — попугаем-совой. Похоже, птицы на Остине не отличались от своих сородичей с других островов. Впрочем, в этом не было ничего удивительного — они просто перелетают с острова на остров — или их заносит буря.

Был как раз полдень, когда Карвер достиг вершины самой высокой горы на острове, где на поверхность выходил пласт черного базальта. Карвер взобрался по выветренному склону и стоял рядом с Лилит, глядя на центральную долину острова Остин.

Внизу простирался дикий лес, далеко, в самом центре долины, сверкал водоем, над которым парила какая-то птица. Оттуда, сообразил Карвер, должно быть, вытекает ручей, возле которого он уже побывал. Но нигде он не видел следов присутствия человека — ни дымка, ни расчищенной просеки, — ничего.

Девушка робко дотронулась до его руки и указала на холм с противоположной стороны.

— Пабо, — сказала она трепещущим голосом. — Р-р-р-р! Пабо, лешать. — Она снова указала на восток.

Карвер сощурился, пристально вглядываясь в восточные холмы, потом вздрогнул. Он разглядел что-то у самой воды.

Не веря своим глазам, он потянулся за биноклем. Казалось, перед ним какая-то полуземлянка, увитая лозой. Но это могли быть и стены развалившегося домика.

Солнце клонилось к западу. Слишком поздно начинать исследование сегодня, но можно сделать это завтра. Карвер отметил в памяти местонахождение странного жилища, потом стал спускаться с горы.

По мере приближения темноты Лилит старалась отклониться к западу, упрямо повторяя «Нет, нет!», упираясь, иногда робко таща его за руку.

Карвер снова проголодался, несмотря на плоды, которые Лилит то и дело срывала для него. На берегу он подстрелил великолепного Cygnus Atratus, черного австралийского лебедя. Затем он собрал плавник и, как только на остров опустилась тьма, разжег костер.

Лилит прошептала почтительно: «О-о-о!», обошла костер, присела на корточки позади Карвера и с любопытством наблюдала за тем, как пришелец пронзил лебедя деревянным шампуром и начал его жарить. Ее чувствительные ноздри задергались, вдыхая ароматы горящего дерева и поджаристого мяса.

Когда блюдо было готово, Карвер отрезал ей кусок мяса, плотного и жирного, точно жареный гусь, и опять улыбнулся, видя ее растерянность. Лилит ела предложенный кусок, но крайне осторожно: не оставалось никаких сомнений, что она предпочла бы сырое и кровоточащее мясо. Кончив есть, она тщательно соскребла жир с пальцев мокрым песком и сполоснула их в оставшейся от прилива луже.

— Тебе пора спать, — дружелюбно сказал зоолог. — Я бы хотел, чтобы ты устроилась где-то поблизости, но я не настаиваю на этом.

Девушка улыбнулась, но ничего не сказала. Карвер растянулся на песке и вскоре уснул.

Спустя час или два он проснулся и увидел, что Лилит неотрывно смотрит на угасающие угольки костра. Он уснул и вскоре снова проснулся; теперь огонь совсем погас, а Лилит стояла. Он наблюдал за ней, а она тем временем повернулась к лесу. У него упало сердце: она уходила.

Но она остановилась, склонившись над чем-то темным — телом одного из убитых им созданий. Попыталась его поднять, но, обнаружив, что зверь слишком тяжел, поволокла его к кромке прибоя и столкнула в море.

Она медленно вернулась, подняла меньший труп, понесла его в руках, опустила в волны и неподвижно стояла в течение нескольких долгих минут над черной водой. Возвращаясь, Лилит на мгновение повернулась лицом к поднимающейся луне, и Карвер видел, как в глазах ее блеснули слезы. Он понял, что стал свидетелем похоронного обряда.

В тишине он наблюдал за ней. Лилит села на песок недалеко от черной кучки золы и замерла, вслушиваясь в звуки ночи. Не отрываясь, она глядела на восток. После недолгого раздумья она вскочила на ноги и устремилась к деревьям.

Карвер насторожился и вскоре понял, что слышит из-за деревьев слабое потявкиванье. Лилит собрала свою стаю. Карвер тихонько вытащил пистолет и приподнялся на одной руке.

Снова появилась Лилит. У нее за спиной крались дикие животные, и рука Карвера крепче сжала пистолет.

Но нападения не последовало. Девушка произнесла какую-то тихую команду, и звери исчезли, а она одна вернулась к своему месту на песке.

Только теперь она легла на землю и безмятежно заснула. И Карвер неожиданно понял: она собрала свою стаю для того, чтобы они охраняли ее от той опасности, которая грозила им с востока.

Разбудил Карвера рассвет. Лилит все еще спала, скорчившись на песке, точно ребенок, и некоторое время он постоял, разглядывая ее. Она была очень красива, и теперь, когда он не видел ее янтарных глаз, она уже не казалась островной нимфой или дриадой, но просто очаровательной дикаркой. Но если его подозрения были справедливы, он мог бы с таким же успехом влюбиться в сфинкса, или в русалку, или в кентавра. Он не хотел додумывать эту мысль до конца.

— Лилит! — позвал он резко.

Она проснулась, вздрогнув от ужаса, и с минуту она смотрела на Карвера с откровенной паникой в глазах; потом вспомнила, вздохнула и робко улыбнулась.

От звериной свиты Лилит не осталось и следа, хотя Карвер подозревал, что она находится где-то поблизости. Позавтракал он плодами, сорванными для него девушкой, затем еще раз осмотрел свой пистолет и зашагал в восточном направлении. Лилит тут же запротестовала. Она схватила его за руку и потащила назад, испуганно всхлипывая и повторяя:

— Нет, нет, нет! Лешать!

— Гм-м-м, — проворчал Карвер. — Не бойся, милая, у меня достаточно патронов…

Он пошел по течению ручья в глубь леса. Лилит застыла на месте, не решаясь следовать за ним. Он обернулся, еще раз окинул взглядом ее изящную стройную фигуру, потом помахал ей рукой и зашагал дальше. Лучше уж ей оставаться там, где она стояла. Лучше уж ему никогда не видеть ее больше, потому что она была слишком прекрасна.

Но Лилит испуганно закричала:

— Алан! А-алан!

Он повернулся, удивленный, что она запомнила его имя, и обнаружил, что девушка подбежала к нему и идет рядом. Она побледнела и выглядела здорово перепуганной, но не пожелала отпустить его.

Пока он не замечал никаких признаков опасности. Здесь было то же самое безумное множество разных видов растительности, те же самые не поддающиеся классификации листья, плоды и цветы. Только — или ему это показалось? — здесь было меньше птиц.

Одно обстоятельство затрудняло их продвижение. Временами восточный берег речушки казался более открытым, чем тот, по которому они шли, но Лилит упорно отказывалась дать ему перейти туда. Как только он пытался это сделать, она так отчаянно и с такой силой вцеплялась в него, что Карвер наконец смирился. Казалось, ручей был разделительной линией, рубежом или — он нахмурился — границей.

К полудню они вышли к виденной им накануне хижине. Бревенчатые стены все еще держались прочно, а тростниковая крыша давным-давно обрушилась. Но что в первую очередь поразило Карвера, так это то, что хижина не была туземной. Это был домик белого человека, очевидно, трехкомнатный.

Он стоял на восточном берегу, но теперь ручей сузился до небольшой канавки, на дне которой журчали крошечные потоки воды. Карвер перескочил на ту сторону, невзирая на испуганный вскрик Лилит. Но, поглядев ей в лицо, он остановился. Ее щеки побелели от страха, а губы вытянулись в напряженную тонкую линию, выражая мрачную решимость. Она выглядела так, как должен был выглядеть мученик на арене со львами, когда нехотя перешла за Карвером. Она как будто бы говорила: «Если уж тебе суждено умереть, так я умру рядом с тобой».

Однако в хижине не нашлось ничего такого, что могло бы внушить страх. Там не было никаких животных, кроме крошечного крысоподобного существа, которое обратилось в бегство, как только появились люди. Карвер хотел подойти к окну, но внезапно споткнулся обо что-то. Он посмотрел вниз и увидел человеческий череп и человеческую бедренную кость. А затем обнаружились и другие кости, в беспорядке разбросанные по полу. Должно быть, после того как этот человек умер, над его останками пировали какие-то хищники.

Карвер украдкой посмотрел на Лилит, но она не заметила костей, а если и заметила, они для нее ничего не значили.

Карвер пошарил в бывшем посудном шкафу и наткнулся на что-то твердое и круглое — на этот раз это был не череп, но обыкновенный кувшин.

Карвер поднял его. Сосуд был запечатан, и пробка, покрытая пылью и грязью, намертво застряла в горлышке. Карвер разбил кувшин о бревно. То, что он вытащил из обломков, оказалось записной книжкой, пожелтевшей по краям и ломкой от времени. Он тихонько выругался, когда несколько страниц рассыпались у него в руке, но те, что остались, оказались крепче. Карвер присел на бревно и проглядел записи, сделанные несмываемыми чернилами.

Там стояла дата — и имя. Амброз Каллан, 25 октября 1921 года. Карвер нахмурился. В 1921 году, пятнадцать лет назад он учился в начальной школе, но имя Амброза Каллана он уже где-то слышал.

Он прочел еще несколько выцветших строк и вспомнил об экспедиции Каллана. Профессор Амброз Каллан из Северного университета…

Он встрепенулся — Лилит дергала его за руку и стонала:

— Алан, лешать!

Он проследил за ее взглядом, но ничего не увидел. Ее зрение, безусловно, острее, чем его, но все же… Вот! Что-то двигалось в глубоких послеполуденных лесных тенях. На какую-то секунду он ясно увидел это существо — того злобного пигмея с кошачьими глазами, которого он едва не подстрелил в первый день. Кто-то похожий на то существо? Нет, это тот самый, ведь здесь, на Остине, ни одно создание не напоминает другое.

Тварь исчезла, прежде чем Карвер успел вытащить оружие, но следом крались другие. Карвер выстрелил, и тварь пронзительно завизжала.

Не мешкая, Карвер сунул записную книжку в карман, ухватил Лилит за руку и потащил ее к выходу из хижины.

— Лешать! — захныкала Лилит, а потом отчаянно завыла, призывая свою стаю.

До конца своих дней не мог забыть Карвер эту фантастическую битву. Их с Лилит должны были убить немедленно, если бы не вмешательство ее телохранителей. Нападающие по-кошачьи подвывали и норовили вскочить на загривок защитникам людей. Те, по-собачьи лязгая зубами, стояли кольцом вокруг Карвера и Лилит. Зоолог выстрелами расчищал себе дорогу, отступая к побережью. Они уже выскочили на песок, когда у него кончились патроны. Теперь вся надежда была лишь на войско Лилит, но и оно редело на глазах. Карвер схватил бесполезный теперь пистолет за ствол, намереваясь использовать его в последней схватке как дубинку. И вдруг, когда он уже потерял надежду, кошки внезапно обратились в бегство. Они отступили прочь — к деревьям!

Карвер перевел дух. В глаза ему бросился слабый мерцающий отсвет на листьях ближайших деревьев. Он обернулся. Ему не почудилось! На берегу, там, где зоолог оставил свой ящик с припасами, горел костер, а на фоне огня виднелись человеческие фигуры. Так это огонь отпугнул нападающих! Карвер вгляделся как следует. В море, на фоне догорающего заката, виднелся знакомый силуэт. «Фортуна»!

— Лилит, — позвал он, задыхаясь, — посмотри туда! Пойдем!

Девушка стояла, опустив голову. Псы-мутанты отпрянули в укрытие за коралловой грядой, подальше от ужасного огня. Алан Карвер внезапно осознал, что оказался перед труднейшей задачей, которую ему когда-либо задавала жизнь.

Он мог оставить ее здесь. И, вне всякого сомнения, это было лучшее, что можно было сделать, потому что он не мог на ней жениться. Никто не мог бы на ней жениться, а она была слишком красивой, чтобы взять ее туда, где она будет среди мужчин. Дети! Что за детей родит Лилит?

Ни один порядочный мужчина не отважится проверить, не тяготеет ли над Лилит проклятие острова Остин.

Он сделал шаг, второй по направлению к костру. Потом вернулся.

— Пойдем, Лилит, — позвал он нежно. — Многие люди поженились, жили и умерли, не родив детей. Наверное, мы тоже так сможем.

«Фортуна» скользила по зеленым волнам к северу, к Новой Зеландии. Хэлбертон с тоской смотрел на тонкую полоску за кормой, в которую превратился остров Остин.

— Бесполезно, Вэнс, — усмехнулся Карвер. — Вы не смогли бы классифицировать эту флору и за сотню лет, а если бы и смогли, какой в том смысл? В любом случае, там по одному экземпляру каждого вида.

— Я бы отдал два больших пальца и один средний за возможность попробовать, — возразил Хэлбертон. — У тебя было целых три дня, а могло быть и больше, если бы ты не ранил Маллоа. Они бы ушли прямехонько домой на Чатамы, но из-за раны им пришлось повернуть на Маккуэри.

— Значит, удачный был выстрел. Ваш костер отпугнул всех кошек.

— Ты все-таки называешь их кошками?

— Конечно. И если ты как следует задумаешься над моим рассказом, ты поймешь почему. Поначалу весь остров казался мне безумным. Ни одного устойчивого вида — лишь единичные экземпляры. Я пребывал в недоумении, пока не встретил Лилит. Тут я заметил, что она отличает по запаху съедобные плоды от ядовитых. Кошкообразного зверя, которого я подстрелил, она обнюхала и решила съесть, потому что он — враг, но собачьих, которых я убил, она не тронула, потому что они были из ее стаи.

— Так что же? — нахмурился Хэлбертон.

— Запах — результат деятельности специальных секреторных желез. Именно тогда я начал подозревать, что физиология всех живых организмов на острове Остин такова же, какова она повсюду. Изменена всего лишь внешняя форма. Понятно?

— Ничуть.

— Сейчас поймешь. Ты, разумеется, помнишь, что такое хромосомы? Это носители наследственности. Человек имеет сорок восемь хромосом, которые получает по двадцать четыре от каждого родителя.

— Столько же, — вставил Хэлбертон, — и у помидора.

— Да, но сорок восемь хромосом помидора несут другую наследственность, иначе можно было бы скрестить человека с помидором. Но в хромосомах заложен не только «генеральный план» организма, но и все индивидуальные вариации. Например, за цвет глаз отвечает один из генов в третьей паре хромосом.

— Все это мне известно. Переходи прямо к Амброзу Каллану и его записной книжке.

— К этому я и веду. Набор этих вариаций довольно ограничен. Никто, например, никогда не видел человека, обладающего волосами небесно-голубого цвета.

— Никто такого и не хочет! — воскликнул Хэлбертон.

— И это потому, — продолжал Карвер, — что в человеческих хромосомах отсутствуют детерминанты, несущие небесно-голубую окраску волос. Но — и вот тут-то мы подходим к идее Каллана — предположим, мы могли бы увеличить количество хромосом. Что тогда? У человека ли, у помидора ли, вместо сорока восьми было бы четыреста восемьдесят, а возможное число вариаций выросло бы в десять раз. Например, рост может достигать двадцати пяти футов! А по форме человек может напоминать все, что угодно. То есть почти все в пределах класса млекопитающих. А уж по интеллекту… — он задумчиво умолк.

— Но каким образом, — вставил Хэлбертон, — Каллан предлагал оснастить организм лишними хромосомами?

— Не знаю как, — серьезно ответил Карвер. — Часть его записок рассыпались в прах, и описание эксперимента, должно быть, пропало вместе с этими страницами. Морган использует сильную радиацию, но у него совершенно иные и цель, и результат. Он не меняет количество хромосом. Все, что мне известно, — это что Каллан с женой прожили на Остине четыре или пять лет. Эта часть его записок достаточно ясна. Он начал опыты с растениями возле своей лачуги, а нескольких кошек и собак привез с собой. А потом он открыл, что эти изменения распространяются, как болезнь.

— Распространяются, — эхом отозвался Хэлбертон.

— Разумеется. Каждое дерево, над которым он поработил, разбрасывало на ветер многохромосомную пыльцу, а что касается кошек… Так или иначе, вскоре аномалии переполнили остров, вытесняя нормальные растения и животных. Мутировали также крысы и летучие мыши. Остин стал островом уродов, где ни один детеныш не походил на своих родителей.

— И что же случилось с самим Калланом?

— Ну, Каллан ведь был биологом, а не специалистом по радиации. Не знаю уж в точности, что случилось. Когда человек долгое время подвергается воздействию Х-лучей, это приводит к ожогам, язвам, к злокачественным опухолям. Возможно, Каллан не предпринял достаточно предосторожностей, или, возможно, он работал с недопустимо высокой дозой радиации. Во всяком случае, его жена заболела первой — у нее начала расти злокачественная опухоль. У Калланов был радиопередатчик, и они вызвали шлюп с Чатамских островов. Судно разбилось о коралловый риф, Каллан впал в отчаяние и умудрился каким-то образом сломать свой передатчик. Когда умерла его жена, он ее похоронил, но, когда умер он сам, похоронить его было некому. О нем позаботились потомки его кошек.

— Да? А как насчет Лилит?

— С Лилит все в порядке, — улыбнулся Карвер. — Она дочь капитана шлюпа, и Каллан спас ее, когда судно погибло у кораллового рифа. Ей было тогда пять лет — получается, что сейчас ей около двадцати. А что до ее языка — ну, следовало бы мне, наверное, разобрать те по-детски искаженные слова, которые она произносила. Например, я считал, что она говорит «пошли» — «come on» — по-английски, а это было французское слово «comment». А «пабо» означало просто «pas bon» — «нехорошо». Она повторяла это, когда находила ядовитые плоды. А «лешать», которое я принял за «лежать», было французским «les chats» — кошки. За пятнадцать лет вокруг нее собирались мутированные собаки — ведь, несмотря на их внешний вид, они были, в конечном счете, собачьей природы и преданы своей хозяйке. А между двумя группами шла постоянная война.

— Но вы уверены, что Лилит избежала облучения?

— Ее зовут Люсьенн, — мечтательно произнес Карвер, — но я, кажется, предпочитаю имя Лилит. — Он улыбнулся стройной девушке, одетой в брюки Джеймсона и в его собственную рубашку; она стояла на корме и смотрела назад, на Остин. — Да, я в этом уверен. Когда она попала на этот остров, Каллан уже успел разрушить свое оборудование, которое убило его жену и почти убило его самого. Он полностью уничтожил всю аппаратуру, зная, что с течением времени те аномалии, которые он создал, обречены на вымирание.

— Обречены?

— Да. Нормальная наследственность, стабилизированная эволюцией, сильнее. Нормальные особи уже появляются на окраинах острова, и в один прекрасный день окажется, что на Остине не больше аномалий, чем на любом другом отдаленном изолированном острове. Природа всегда настаивает на своем.

Примечания

1

Протей — морское божество в греческой мифологии, наделенное даром превращаться в разных животных, в деревья, в огонь и воду (прим. перев.).

2

Проа — полинезийская лодка с противовесом, ассиметричный катамаран.

3

Баньип — сказочное существо из фольклора австралийских аборигенов, злой урод с вывернутыми назад ступнями (прим. перев.).

4

Латинский понимаешь? (лат.) (прим. верстальщика).

Оглавление