Роберт Шекли Самое дорогое
Хадуэлл разглядывал проносящуюся под ним планету. Дрожь восторга пробегала по телу. Он видел прекрасный мир зеленых равнин, красных гор и беспокойных серо-синих океанов. Приборы звездолета проанализировали собранную информацию и вынесли заключение: идеальные условия для обитания человека. Хадуэлл ввел в компьютер программу посадки и раскрыл блокнот.
Из-под пера Хадуэлла уже вышло несколько книг – «Белые тени пояса астероидов», «Сага глубокого космоса», «Приключения межпланетного бродяги» и «Терри – планета-загадка».
Хадуэлл записал: «Новая планета дыбилась подо мной, влекущая и таинственная, будоражащая воображение! Что я найду там, пришелец со звезд? Что прячется под зеленым покровом? Опасность? Любовь? Исполнение желания? Ждет ли покой истомленного путника?»
Высокий, стройный, рыжеволосый, Ричард Хадуэлл унаследовал от отца приличное состояние и купил космическую шхуну класса СС. На этой почтенного возраста посудине он шесть лет путешествовал по просторам Вселенной и писал восторженные книги об увиденных им мирах. Но, честно говоря, восторг был притворным, так как далекие планеты не приносили ничего, кроме разочарования.
Их обитателей Хадуэлл находил исключительно глупыми и удивительно уродливыми. Желудок не принимал местной пищи, глаза – манер туземцев. Тем не менее Хадуэлл сочинял романтические истории и надеялся, что когда-нибудь одна из них выпадет и на его долю.
И вот новая планета, не изъеденная язвами городов, прекрасная. Для посадки он выбрал местечко неподалеку от маленькой деревеньки с крытыми тростником хижинами.
– Может, здесь я найду любовь, – вздохнул Хадуэлл, когда шхуна пошла на снижение.
Ранним утром Катага и его дочь Меле, оставив позади свитый из лиан мост, направились к Известняковой горе, чтобы набрать лепестки фрэга. На всю Игати славился аромат растущего там фрэга. Да иного и не могло быть, ибо на Известняковой горе жил Тангукари, бог улыбки.
Днем к ним присоединился Брог, вечно надутый юноша, которого никогда и никому не ставили в пример.
Меле чувствовала, что этим днем должно произойти какое-то очень важное событие. Гибкая, как тростинка, она, словно зачарованная, переходила от цветка к цветку, ветер играл ее длинными черными волосами.
Знакомые предметы приобрели необычную четкость и значимость. Она смотрела на деревню, хижины которой рассыпались по противоположному берегу реки, на возвышающуюся над ней Островерхую гору, где вершились брачные церемонии, на синеющее вдали море.
Даже старый жрец признавал, что на Игати нет девушки красивей Меле. Но один монотонный день сменялся другим, и оставалось лишь собирать лепестки фрэга под жаркими лучами двух солнц.
Ее отец что-то напевал. Он представлял себе, как собранные лепестки будут бродить в большом чане. Лэг, жрец, пробормочет над бражкой какие-то нужные слова, выльет полную чашу перед образом Тангукари. А по завершении ритуала вся деревня, включая собак, вволю напьется чудесного напитка.
От таких мыслей работа спорилась. Кроме того, Катага обдумывал сложный и опасный план, реализация которого могла упрочить его репутацию в деревне.
Брог выпрямился, промакнул лицо концом набедренной повязки, взглянул на небо в ожидании дождя.
– Эй! – внезапно воскликнул он. Катага и Меле подняли головы.
– Там! – указал Брог. – Смотрите туда!
Серебряная искорка в ореоле красного и зеленого пламени спускалась с неба, увеличиваясь с каждой секундой, превращаясь в блестящую сферу.
– Пророчество! – истово прошептал Катага. – Наконец-то… через столько веков ожидания.
– Давайте сообщим в деревню! – воскликнула Меле.
– А раз я увидел первым, – повторил Брог, – следовательно, оказал деревне важную услугу. Не кажется ли вам, что я имею право на…
Собственно, Брог просил о том, к чему стремился, о чем молился, ради чего интеллигентный человек вроде Катаги строил искусные планы. Но назвать желанное вслух считалось неприличным. Впрочем, Меле и Катага и так все поняли.
– Как по-твоему? – спросил Катага.
– Полагаю, он что-то заслужил, – ответила Меле. – Однако решать должен жрец.
– Пожалуйста, – взмолился Брог. – Лэг заявит, что я не готов! Пожалуйста, Катага! Сделай все сам!
Катага искоса взглянул на закаменевшее лицо дочери и вздохнул.
– Извини, Брог. Если б мы были одни… Но Меле не терпит никаких отклонений от общепринятого. Пусть решает жрец.
Брог кивнул, признавая поражение. А блестящая сфера опускалась все ниже, к плоской равнине вблизи деревни. Трое игатийцев подхватили мешки с лепестками фрэга и заспешили домой.
Они подошли к мосту из лиан, висящему над бурной рекой. Катага послал Брога первым, затем – Меле, и последовал за ними, достав из набедренной повязки маленький ножик.
Как он и рассчитывал, Меле и Брог ни разу не оглянулись. Они думали лишь о том, как бы сохранить равновесие на легком качающемся мосту. На середине Катага провел пальцами по главной несущей лиане. Нащупал поврежденные волокна, обнаруженные им несколько дней назад. Чуть больше надпилил их ножом. Волокна разошлись. Еще немного, и мост рухнет под тяжестью человека. Довольный собой, Катага спрятал нож и поспешил за Брогом и Меле.
Известия о прибытии гостя переполошили деревню. Мужчины и женщины не могли говорить ни о чем другом, как об этом важном событии, и вскоре перед святилищем Инструмента начались пляски. Прекратившиеся, правда, как только из храма Тангукари вышел старый жрец.
За долгие годы Лэг, высокий сухощавый старик, внешне стал похож на своего улыбающегося благодушного бога. На его облысевшей голове топорщилась перышками корона жреческой касты, он тяжело опирался на священную черную булаву.
– Дети мои, – начал Лэг, – сбылось древнее пророчество Игати. Великая сверкающая сфера упала с неба, как и предрекали старые легенды. Из сферы выйдет существо, похожее на нас, посланное к нам Тангукари. Посланец будет творить добро. Он, как никто другой, облегчит нашу жизнь. А закончив работу и объявив, что должен отдохнуть, он будет ждать награды, – голос Лэга упал до шепота. – Награда эта – предел мечтаний и молитв каждого игатийца. Тангукари жалует ее только тем, кто хорошо служит ему и всей деревне.
Жрец повернулся к Брогу.
– Ты, Брог, стал первым, кто увидел посланца. Ты хорошо послужил деревне. – Жрец поднял руки. – Друзья? Считаете ли вы, что Брог должен получить награду, которую он ждет?
Большинство утвердительно закивали, но тут вперед выступил Вэсси, богатый купец.
– Это несправедливо. Мы трудимся ради этого мига всю жизнь и приносим в храм богатые подарки. Брог не сделал ничего такого, чтобы получить самую обычную награду.
– Твои рассуждения не лишены здравого смысла, – признал жрец, и Брог застонал от разочарования. – Но Танкугари щедр не только к высокородным. Каждый, кто верно служит ему, может рассчитывать на его благоволение. Если Брог не будет вознагражден, не потеряют ли остальные надежду? На колени, Брог. – Лицо жреца лучилось добротой и любовью.
Брог преклонил колени. Все затаили дыхание.
Лэг поднял тяжелую булаву и со всей силой ударил по голове Брога. Тот упал на землю, дернулся и затих. На его губах застыла блаженная улыбка.
– Какая прелесть, – завистливо пробормотал Катага. Меле сжала его руку.
– Не волнуйся, отец. Придет день, и ты получишь свою награду.
– Надеюсь, – вздохнул Катага, – но как знать наверняка? Вспомни Рии. Милейший человек, набожный! Бедняга, всю жизнь работал и молился о мучительной смерти. А что произошло? Он умер во сне, в собственной постели!
– Не стоит волноваться об этом, отец. Я уверена, ты умрешь прекрасно. Как Брог.
– Да, да… но, если подумать, смерть Брога весьма тривиальна. – Его глаза сверкнули. – Я хочу что-то действительно запоминающееся, болезненное, долгое и чудесное…
– Тебя обуревает гордыня, отец.
– Ты права, права, – вздохнул Катага. – Но когда-нибудь… – Он улыбнулся. Его день еще придет!
Мысль о надрезанной лиане согревала сердце. Как хорошо, что он так и не научился плавать.
– Пойдем встречать посланца, – Меле дернула отца за руку.
Ричард Хадуэлл откинулся в кресле пилота и вытер со лба пот. Последние туземцы только что покинули его корабль, и он слышал, как они пели и смеялись, возвращаясь в деревню в вечерних сумерках.
Хадуэлл улыбнулся, достал блокнот.
«Живут здесь мирные гуманоиды, со светло-коричневой кожей, грациозные и красивые. Они встретили меня цветами и танцами, многообразными проявлениями радости и любви. Гипнопрепараты позволили быстро освоить их язык, и скоро мне стало казаться, что я родился и вырос в этой деревне. Добродушные и смешливые, нежные и вежливые, они живут в полном согласии с природой. Какой урок преподнесен Цивилизованному человеку!
Туземцы и их улыбающийся бог, Тангукари, вызывают только добрые чувства. Остается надеяться, что Цивилизованный человек с его стремлением к уничтожению и неистовым образом жизни не доберется сюда, чтобы сбить их с тропы счастливой умеренности. Тут есть девушка, ее зовут Меле, которая… – Он зачеркнул строку. – Черноволосая девушка по имени Меле, несравненно прекрасная, подошла и заглянула мне прямо в душу…» – Хадуэлл зачеркнул и это.
Закрыв блокнот, Хадуэлл долго смотрел на далекую деревню, освещенную факелами.
Следующим днем Хадуэлл начал творить добро. Он заметил, что многие игатийцы страдают болезнями, переносчиками которых являлись кровососущие насекомые. Подбирая соответствующие антибиотики, он вылечил всех, за исключением самых запущенных случаев.
При врачебных обходах его всегда сопровождала Меле. Прекрасная игатийка быстро приобрела навык ухода за больными, и вскоре Хадуэлл уже не мог обходиться без нее.
Наконец, в деревне не осталось тяжело больных, и Хадуэлл проводил все больше времени в залитой солнечными лучами роще. Там он отдыхал и работал над книгой.
Заметив изменение распорядка дня Хадузлла, жрец тут же собрал жителей деревни, чтобы обсудить дальнейшие действия.
– Друзья, – обратился к собравшимся Лэг, – наш благодетель, Хадуэлл, оказал деревне неоценимые услуги. Но Хадуэлл устал и отдыхает, нежась в солнечных лучах. То есть наступает час награды.
– Посланец заслужил награду, – согласно кивнул Вэсси, купец. – Полагаю, что жрец должен взять булаву, пойти в рощу и…
– С чего такая скаредность? – удивился Джул, готовящийся стать жрецом.
– Ты прав, – с неохотой признал Вэсси. – Я предлагаю вогнать ему под ногти ядовитые шипы легенбюри.
– Может, шипы достаточны для купца, – возразил Тгара, каменотес, – но не для Хадуэлла. Он заслуживает смерти вождя! Я предлагаю привязать его к дереву и разжечь под пятками небольшой костерок…
– Подождите, – оборвал его Лэг. – Хадуэлл достоин смерти мученика. Отнесем его к ближайшему гигантскому муравейнику и погрузим в него по шею.
Предложение жреца встретили с восторгом.
Уточнив последние мелочи, они назначили время празднества. Деревня пребывала в религиозном экстазе. Хижины украсились цветами. Только Меле, непонятно по какой причине, было не по себе. Низко склонив голову, она пересекла деревню и направилась к роще, где отдыхал Хадуэлл.
Раздевшись по пояс, тот загорал под двумя солнцами.
– Привет, Меле, – помахал он рукой. – Я слышу барабаны.
– У нас будет праздник. – Меле села рядом.
– Отлично. Можно мне поучаствовать?
Меле, не сводя с него глаз, медленно кивнула. Ее сердце таяло при виде истинного мужества. Посланец свято соблюдал древний кодекс, согласно которому мужчина должен притворяться, будто праздник его смерти не имеет к нему никакого отношения. В ее деревне никому не удавалось казаться столь безучастным. Но, разумеется, посланец Тангукари лучше других знает, как нужно вести себя в столь ответственный момент.
– Скоро начнется праздник? – спросил Хадуэлл.
– Через час, – ответила Меле. Еще недавно ей было легко и свободно рядом с Хадуэллом, а теперь словно что-то сдавило сердце. Объяснения она не находила. Застенчиво взглянула Меле на яркую одежду посланца, его рыжие волосы.
– Хадуэлл мог бы сделать что-нибудь еще для деревни? Что угодно! Мы оценили бы твою доброту.
– Конечно мог бы. Но я подумал, что сначала можно и отдохнуть, а потом, не спеша…
– Нет! Пожалуйста! – взмолилась Меле. – Эти ирригационные каналы, о которых ты говорил. Ты можешь приступить к ним немедленно?
– Если ты хочешь, я готов. Но…
– О, дорогой! – Хадуэлл протянул к ней руки, но Меле отступила на шаг. – Нет времени! Я должна вернуться и оповестить деревню.
Меле примчалась в деревню и нашла жреца в храме Меле рассказала ему о новых планах посланца Тангукари.
– Тогда церемонию следует отложить. Но скажи, дочь моя, чем вызвана твоя заинтересованность?
Меле покраснела и промолчала. Жрец улыбнулся, но затем лицо его посуровело.
– Я понимаю. Послушай меня, девочка. Не позволяй любви отвлечь тебя от истинного служения Тангукари, не отходя от древних обычаев нашей деревни.
– У меня и в мыслях не было такого! – возмутилась Меле – Я просто чувствовала, что смерть мученика – недостаточная награда Хадуэллу. Он заслуживает большего. Он заслуживает Абсолюта.
– За последние шестьсот лет никто не удостаивался Абсолюта, – возразил Лэг. – С той поры, как герой и полубог В'ктат спас игатийцев от ужасных гуилвийских чудовищ.
– Но Хадуэлл тоже герой! – настаивала Меле. – Дай ему время, он проявит себя! Покажет, на что способен.
Старый жрец повозил по полу булаву, глубоко задумался. Тут в храм вбежал Вэсси, купец.
– Пойдемте скорее! – воскликнул он. – Несчастье с Иглаи, землепашцем. Он обошел табу!
Толстый веселый землепашец умер ужасной смертью. Он шел обычным путем от своей хижины к центру деревни мимо старого колючего дерева. Внезапно дерево рухнуло на него. Сотни шипов вонзились в его тело. Очевидцы свидетельствовали, что Иглаи больше часа стонал и метался, прежде чем отошел в мир иной.
Но умер он со счастливой улыбкой на лице.
Жрец оглядел толпу, собравшуюся вокруг тела Иглаи. Кое-кто прятал ухмылку. Лэг подошел к колючему дереву, осмотрел его. Увидел едва заметные следы надпилов, замаскированные высохшей глиной. Повернулся к толпе.
– Часто ли Иглаи подходил к этому дереву?
– Конечно, – ответил другой землепашец. – Он всегда обедал под ним.
Люди улыбались, уже не таясь, гордые подвигом Иглаи. Все заговорили разом.
– А я-то думал, почему он тут ест?
– Должно быть, он все время пилил дерево.
– Многие месяцы. Древесина-то крепкая.
– Молодец, Иглаи, ничего не скажешь.
– Подумать только! Он всего лишь землепашец и не так уж истово поклонялся богу. А устроил себе такую прекрасную смерть.
– Слушайте, добрые люди! – вскричал Лэг. – Иглаи совершил святотатство. Только жрец может разрешить насильственную смерть.
– Не пойман – не вор, – донеслось из толпы.
Жрец печально склонил голову. На этот раз он проиграл. Если бы он поймал Иглаи за руку, то назначил бы тому суровое наказание. Иглаи никогда не решился бы еще на одну попытку самоубийства и скорее всего умер бы в собственной постели от старости. Но он опоздал. Землепашец добился своего, и крылья смерти уже принесли его к Рукечанги. Просить бога наказать Иглаи после смерти бесполезно, ибо тот сам разберется с землепашцем.
Неделю спустя Хадуэлл записал в дневнике:
«Нет ни одного народа, похожего на игатийцев. Я жил среди них, ел и пил с ними, изучал их образ жизни. И то, что открылось мне, поражает воображение.
Дело в том, что у игатийцев нет такого понятия, как война.
Вдумайся в это, Цивилизованный человек! За всю их историю не было ни одной войны. Они и представить не могут, что это такое. Поясню вышесказанное на примере.
Я пытался объяснить, что такое война, Катаге, отцу моей несравненной Меле. Тот почесал затылок и спросил: „Ты говоришь, многие убивают многих? Это и есть война?“
– Только часть ее, – ответил я. – Все гораздо сложнее.
– Значит, многие умирают в одно и то же время и одинаковым образом?
– Совершенно верно, – кивнул я.
Катага долго думал, затем взглянул на меня.
– Плохо, когда много людей умирает одновременно и одинаково. Не приносит удовлетворения. Каждый должен умирать по-своему.
Только представь, Цивилизованный человек, невероятную наивность последней фразы. И в то же время, не истина ли лежит в основе этой наивности, истина, которую еще предстоит нам осознать?
Более того, туземцы никогда не ссорятся, не дерутся между собой, не знают преступлений, убийств.
И вот к какому выводу я пришел: насильственная смерть незнакома этому народу, за исключением, естественно, несчастных случаев.
Ужасно, конечно, что несчастные случаи не так уж редки, и почти всегда исход их фатален. Но последнее я отношу к суровости природы и какой-то детской беззаботности туземцев. И надо отметить, что случаи эти не остаются незамеченными. Жрец, с которым у меня установились теплые, дружеские отношения, очень озабочен их частотой и постоянно призывает жителей деревни к осторожности.
А теперь перехожу к главному (тут Хадуэлл улыбнулся).
Меле согласилась стать моей женой! Церемония бракосочетания состоится сегодня. Уже готовится праздничное пиршество. Я считаю себя самым счастливым из смертных, ибо Меле прекрасна, прекрасна и удивительна.
У нее развитое общественное сознание. Возможно, чересчур развитое. Она постоянно убеждает меня сделать еще что-нибудь для деревни. И я потрудился на славу. Закончил ирригационную систему, ввел в севооборот несколько быстросозревающих злаков, научил игатийцев основам металлообработки и многому, многому другому. Она, однако, хочет большего.
Но тут я поставил точку. Я имею право на отдых.
Только Меле не хочет меня понять. Она твердит, что я должен работать и работать. И упоминает о каком-то ритуале, связанном с Абсолютом (если я перевел правильно).
Но с меня хватит. Я отказался делать что-то еще, во всяком случае, в ближайшие год-два.
Абсолют состоится сразу же после нашей свадьбы. Полагаю, речь идет о почестях, которые хотят воздать мне жители деревни. Я выразил согласие их принять».
Все население деревни, во главе со жрецом, проследовало к Островерхой горе. Мужчины – украшенные перьями экзотических птиц, женщины – в ожерельях из ракушек и блестящих камней. В центре процессии четверо здоровяков несли какой-то странный агрегат. Хадуэлл лишь мельком взглянул на него, но знал, что агрегат этот с почтением вытащили из хижины, крытой черным тростником.
Гуськом, по одному прошли они по мосту из лиан. Катага, замыкающий колонну, улыбаясь про себя, еще раз полоснул ножом по уже надрезанной лиане.
Островерхая гора, узкий черный пик, возвышалась над морем. Хадуэлл и Меле стояли над самым обрывом, лицом к жрецу. Шум стих, едва Лэг поднял руки.
– О, великий Тангукари! – воскликнул жрец. – Благослови этого мужчину, твоего посланца, который пришел к нам с небес в сверкающей сфере и сделал для Игати больше, чем кто бы то ни было. И благослови твою дочь Меле. Научи ее любить память своего мужа… и укрепи в вере предков. А теперь я объявляю вас мужем и женой!
Хадуэлл заключил Меле в объятия и поцеловал. Радостные крики огласили морской берег. Катага застенчиво улыбался.
– Хочу порадовать тебя, Хадуэлл, – продолжил жрец. – Мы тут посовещались и решили, что ты достоин Абсолюта!
Жрец махнул рукой. Четверо мужчин подтащили странный агрегат, который Хадуэлл видел лишь издали. Теперь он разглядел, что это платформа размером с большую кровать, вырубленная из черного дерева. Колючки, крюки, заостренные раковины, грозные шипы. Выемки, похожие на чаши.
– Впервые за шестьсот лет Инструмент покинул святилище, в котором хранился, – возвестил жрец. – С тех пор, как В'ктат, герой-полубог, спас игатийцев от уничтожения. Но его вынесли ради тебя, Хадуэлл.
– О, я недостоин, – потупился тот.
Скромность Хадуэлла произвела самое благоприятное впечатление.
– Поверь мне, – с жаром возразил Лэг, – ты достоин. Согласен ли ты на Абсолют, Хадуэлл?
Тот взглянул на Меле. Но не смог прочитать выражение ее прекрасного лица. Повернулся к жрецу. Бесстрастная маска. Толпа замерла. Хадуэлл покосился на Инструмент. Малоприятное зрелище. В его душу закралось сомнение.
Может, он ошибся в суждениях об этом народе? Инструмент, похоже, предназначался для пыток. Эти колючки и крючки… да и все остальное… Хадуэллу представилось, как их можно использовать, и по его телу пробежала дрожь. Перед ним – густая толпа, за спиной – обрыв в тысячу футов. Хадуэлл вновь взглянул на Меле.
И прочел на ее лице лишь любовь и обожание.
– Так чего волноваться? – подумал Хадуэлл. – Они никогда не причинят ему вреда, особенно после того, что он для них сделал.
Несомненно, Инструмент используется лишь символически.
– Я согласен, – ответил Хадуэлл.
Последовал взрыв восторга, игатийцы окружили Хадуэлла, улыбаясь, пожимая руки.
– Церемонию проведем немедленно, – решил Лэг. – В деревне, перед статуей Тангукари.
Тут же они тронулись в обратный путь, во главе со жрецом. Хадуэлл и Меле переместились в середину процессии. После бракосочетания Меле не произнесла ни слова.
В молчании перешли они качающийся мост. Игатийцы сгрудились вокруг Хадуэлла.
А жрец спешил к алтарю Тангукари.
Внезапно раздался громкий крик. Все повернулись и бросились к реке. Добежав до берега, Хадуэлл увидел, что произошло. Катага, отец Меле, замыкал шествие. Когда он добрался до середины моста, неожиданно лопнула главная несущая лиана. Катаге удалось схватиться за боковую лиану, и он завис над рекой. Но ненадолго. У всех на глазах его пальцы разжались, и он рухнул в воду.
Хадуэлл оцепенел. Как в замедленном кино, прокручивалось перед ним падение Катаги, торжествующая улыбка на его лице, ревущая река, торчащие из воды скалы ниже по течению.
– Он умеет плавать? – спросил Хадуэлл Меле.
– Нет, – ответила девушка. – Он не захотел учиться… Папа, как ты мог!
Бурный поток пугал Хадуэлла куда больше, чем бездонная пустота космоса. Но погибал отец его жены.
Хадуэлл бросился в ледяную воду.
Катага уже терял сознание, когда Хадуэлл схватил его за волосы и потащил к берегу. Но река не хотела расставаться с добычей. Водовороты кружили их и тянули ко дну. Силы убывали, но Хадуэлл не оставлял попыток выбраться из воды. Острый камень поцарапал ему бок. Катага приходил в себя, начал вырываться.
– Не сдавайся, старик, – подбадривал его Хадуэлл. До берега оставался какой-нибудь десяток футов, но поток вновь поволок их к середине.
Нечеловеческим усилием Хадуэллу удалось схватиться за склонившуюся над водой ветвь. Он не разжал пальцев, пока жители деревни, следуя указаниям жреца, не вытащили обоих на берег.
Их отнесли к храму Тангукари. Отдышавшись, Хадуэлл подмигнул Катаге.
– Негодяй! – тот плюнул в Хадуэлла и захромал прочь. Хадуэлл изумленно смотрел ему вслед.
– Должно быть, старик повредился умом. – Он повернулся к жрецу. – Ну так когда приступим к Абсолюту?
Угрожающие лица игатийцев надвинулись на него.
– Ха! Он хочет Абсолюта!
– Какой наглец?
– После того, как он вытащил бедного Катагу из реки, ему хватает совести…
– Спасти жизнь собственному тестю!
– Да откуда он свалился на нашу голову? – задал риторический вопрос Вэсси. – Смерть для него – слишком большая честь.
Хадуэлл никак не мог понять причину массового умопомешательства. Он обратился к жрецу:
– Что происходит?
– Оставь нас, лживый посланец, – сказал Лэг. – Уходи от нас, о, Хадуэлл. Ты недостоин даже смерти.
– Ладно! – терпение Хадуэлла лопнуло. – Ухожу! Не останусь ни за какие коврижки. Ухожу. Ты со мной, Меле?
Девушка вздрогнула, взглянула на Хадуэлла, затем – на Лэга. Повисла тяжелая тишина.
– Вспомни об отце, Меле, – молвил наконец жрец. – Вспомни о вере предков.
Меле гордо вскинула маленький подбородок.
– Я замужняя женщина. Пошли, Ричард.
– Молодец, – кивнул Хадуэлл, и они поспешили к звездолету.
– Меле! – в отчаянии вскричал жрец, но девушка даже не обернулась. Они поднялись по трапу, тот втянулся вовнутрь, люк захлопнулся, шхуна взлетела.
– Дорогая, мы летим на Землю – мою родную планету, – пояснил Хадуэлл. – Ты увидишь ее своими глазами.
– Обязательно. – Меле не отрывала глаз от россыпей звезд на черном бархате космоса.
Где-то среди них затерялся ее дом, куда ей уже не вернуться. Но другого выхода не было. Женщина всегда идет за мужчиной, которого любит. И если любит по-настоящему, никогда не теряет веры в него.
Под одеждой Меле нащупала миниатюрный, вставленный в ножны кинжал. Его кончик покрыл медленно действующий, вызывающий ужасные боли яд. Кинжал передавался по наследству из поколения в поколение.
– Теперь я не буду терять попусту время, – продолжал Хадуэлл. – Ты вдохновишь меня на великие дела. Ты будешь гордиться мною, дорогая.
Меле согласно кивала. Когда-нибудь, думала она, Хадуэлл искупит грех перед ее отцом. Возможно, уже в следующем году. И тогда он получит от нее самое дорогое, что может дать женщина своему мужчине.
Мучительную смерть.
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Самое дорогое», Роберт Шекли
Всего 0 комментариев