«SOD. Проект Фрактал»

SOD. Проект Фрактал (fb2) - SOD. Проект Фрактал (Фрактал - 1) 1279K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Екатерина Витальевна Белецкая

SOD Проект Фрактал Екатерина Белецкая

Посвящается тем,

кто верит

в черных и рыжих.

© Екатерина Белецкая, 2016

© Екатерина Витальевна Белецкая, иллюстрации, 2016

ISBN 978-5-4483-4629-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Снег

Ветер разочарованно свистнул из-за двери подъезда, но дверь уже была закрыта, и Скрипач уже вовсю стучал ногой по стене, стряхивая с ботинка налипшие снежные комья. Ит снял шапку, тоже от души тряханул – во все стороны полетели водяные капли. В рюкзаке что-то предательски звякнуло.

– Ты что взял? – вкрадчиво поинтересовался Скрипач.

– Подозреваю, то же, что и ты, – отмахнулся Ит. – А еще картошки, морковки, горошка, огурчиков… селедочки, и банку каперсов. Не считая остального, по мелочи.

– Угу, по мелочи, – рыжий покосился на свой рюкзак, размерами превосходящий итский. – Яйца, небось, не взял?

– Не взял, – подтвердил Ит.

– И лимоны не взял. Ладно, не парься. Я взял.

– Славно.

– Еще бы не славно. Ладно, пошли. Взял он…

До третьего этажа поднимались молча, в рюкзаках позвякивало столь красноречиво, что в разговорах, кажется, не было необходимости. Двери, по большей части железные, без обивки, обшарпанные стены, исписанные похабщиной, запахи – щи, жареная курица, что-то жирное, что-то горелое… На своей площадки, у двери угловой квартиры, рыжий чуть замешкался, ключи провалились в карман. Ит обошел его, махнул рукой, открывая дверь – что, мол, возишься? – и скрылся в темной прихожей.

– Замок сломаешь, – проворчал Скрипач, входя следом.

– Да что ему сделается, – отмахнулся Ит. Он уже был на кухне, и вытаскивал из рюкзака, стоящего на шаткой табуретке, первую порцию «кое-чего». Алюминиевую пробку с бутылки он сорвал двумя пальцами, и отхлебнул прямо из горлышка.

– Я так понимаю, завтра мы ходим пешком, – заметил Скрипач, стаскивая ботинки. – Ты разуться не хочешь?

– Хочу. И раздеться тоже, – невозмутимо сообщил Ит с кухни. – А где огурцы?

– Ты же сказал, что взял.

– Черт, действительно… Блин, ну ё-моё, до чего идиотский рюкзак. Ничего найти невозможно.

– Иди, раздевайся. И пол протри, посмотри, чего получилось.

На полу, тут и там, виднелись грязные лужицы, оставшиеся от растаявшего снега.

– Развел срач, – сердито произнес рыжий. – Неймется, что ли?

– Неймется, точно, – ответил Ит, снова отхлебывая из бутылки. – Сигареты где?

– Телепат хренов, сигареты ему. В моем рюкзаке. А рюкзак в комнате. Иди и разденься уже… нет, ну что это такое! Полбутылки выхлебал!.. А пожрать приготовить – я что, один должен?!

– А может, ну его, готовить? И так обойдемся?

Скрипач задумался.

– Картошку пожарю, – решил он, наконец. – С огурчиками и колбасой будет весьма достойно.

– И каперсы, – добавил Ит.

– Жарить каперсы? Ну ты извращенец.

– Не жарить, а жрать. Будешь? Солененькие.

– Будешь, будешь. Вот интересно, быстро мы без Фэба с Киром сопьемся? – задумчиво спросил Скрипач в пространство.

– Месяца за три, – пожал плечами Ит. – Знаешь, скажу тебе по секрету, но мне кажется, что они сейчас там тоже пьют. На троих.

– Или на двоих, – хмыкнул Скрипач. – Если Берта решила идти в третий поиск с Джесс и гением.

– Только с Джесс, я думаю, – Ит дернул шнурок на ботинке. Шнурок намок, и развязываться не хотел категорически. – Там всё сложно.

– А где оно не сложно, – Скрипач зевнул. – Иди, разбирай манатки, а я пошел жарить картошку. И не пей мне, смотри!..

– Вообще? – возмутился Ит.

– Один!

– А, тогда ладно. Бросаю пить на ближайшие десять минут.

***

Вторая ноль пять пошла уже помедленнее, чем первая – первую они приговорили почти сразу. Точнее, пока Ит возился с рюкзаками, эту самую первую допил Скрипач, под жарку картошки. По уму, рюкзаки нужно было разобрать, и вещи тоже, и аппаратуру заодно, вот только, что уж греха таить, разбирать и что-то делать ни одному, ни второму не хотелось абсолютно. Тем более что никакой необходимости куда-то спешить не было от слова «совсем».

Не лимитированный срок.

Более чем достаточное количество местных денег.

Свободный вариант работы.

Красный код.

Практически никакой отчетности – разве только что-то действительно важное.

Привилегированный статус – исследовательская группа высшего класса.

Свой транспорт – хорошие корабли выбил Ри, более чем. Не «Ветер», ясное дело, но – очень достойно. Яхта называлась «Горизонт», и… и лучше было не думать, сколько она стоила. А уж сколько стоило ее вооружение…

Оплата. Причем с авансом шестьдесят процентов.

Дружественный статус.

Добро пожаловать обратно в Официальную Службу.

Если уж носить ошейник, так пусть он будет из чистого золота.

– …нет смысла заканчивать всю эту дребедень, как мне кажется, – сообщил Скрипач, подцепляя на вилку кусок колбасы. – На мета-портал можно положить с большим прибором, и мы им заниматься не будем.

– И чем же ты хочешь заниматься? – спросил Ит, хотя, конечно, ответ лежал на поверхности.

Ничем.

– Осмотримся для начала, – предложил Скрипач. – Как в старые добрые времена.

– «Осмотримся» в нашем исполнении будет – «не просыхая пару недель», – усмехнулся Ит. – Хорошо-то как…

– Ой, не то слово, как хорошо, – закивал Скрипач. – Вон ту баночку мне дай, пожалуйста… слушай, селедка просто божественная. Сто лет не ел такой селедки.

– Сильно подозреваю, что в обычном магазине такой селедки и нет, – пожал плечами Ит. – Мы с тобой ходили в элитную хренотень. В которой весь набор, и даже сигареты не отдельно от всего.

– Значит, будем ходить в элитную хренотень, – констатировал рыжий. – Обычные магазины как-то не вызывают у меня желания их посещать.

– Да уж, – согласился Ит. – Запаршивел Сод. Как-то совсем тут грустно стало, не находишь?

– Пока что не нахожу, завтра посмотрим, – Скрипач зевнул. – Слушай, надо будет всё-таки завтра купить машину.

– С бодуна? – Ит поморщился.

– А какая разница? И потом, мы с тобой кто вообще? Неужели с бодуном не правимся?

– Ну, допустим, справимся, но меня пока что не греет перспектива куда-то тащиться с самого ранья, – Ит вытащил из банки огурец, понюхал. – Так себе огурцы.

– Сойдет. Запусти ноут, давай тачки посмотрим.

Тачки смотрели больше часа, остановились на трех вариантах, и договорились о просмотре назавтра. Все три машины были двухлетками, по словам хозяев – не битыми, все – повышенной проходимости, и все, на удивление, стоили вполне пристойно. Новая машина им была не нужна, пока обкатка, пока то, пока сё, а вот подержанный свежак, уже обкатанный и с вылеченными болезнями (если таковые были) вполне годился. Да и всякие дополнительные ништяки, типа усовершенствованной печки, хорошей музыки, дополнительной лебедки лишними никогда не будут.

– Люси, – довольно констатировал Скрипач, разглядывая машины. – Ит, давай жахнем за колесики. Как же я соскучился по машинам нормальным, ты бы знал!..

– Ну, я-то знаю, – хмыкнул Ит, разливая очередную порцию водки по мутным рюмкам. – Ты каждый раз облизываешься на грузовики, стоит мимо просто проехать грузовику.

– На себя бы посмотрел, – Скрипач скорчил презрительную рожу. – Кто пол Сибири рвался за руль и разругался со всеми вдрызг, когда ему БЛЗ не дали? А? Уж не ты ли?

– Ну я, я, – поморщился Ит. – И что с того?

– Ничего. Завтра покатаемся…

Вторую ноль пять приговорили под картошку, потом рыжий предложил открыть третью, а Ит предложил переложить чаем, причем, желательно, с чем-то вредно-сладким. Из вредно-сладкого нашлось только сухое печенье, причем отвратительного вкуса, поэтому печенье отложили «для птичек», а чай в результате закусывали селедкой. Странноватое сочетание, но сойдет. За чаем последовала третья ноль пять, под которую доели каперсы, и нашли в сети еще одну машину, лучше трех предыдущих. Выпили за потенциальную новую Люсю, после чего Скрипач вызвался жарить колбасу на закусь под четвертую ноль пять, но не нашел спички и не смог зажечь плиту – спички куда-то провалились. Ит отогнал его от плиты, отобрал нож, заявив, что Скрипач пьян, и наломал колбасу руками – ничего, сойдет и так. Сошло. Съели за милую душу. После колбасы Ит заявил, что в него «уже не лезет» ни водка, ни закуска, и что он хочет кофе. Кофе пришлось заваривать горячей водой из-под крана, потому что спички так и не нашлись, а воспользоваться зажигалкой, чтобы зажечь плиту, ни одному, ни другому не пришло в голову. Последнее, что Ит запомнил – это то, как Скрипач укладывается спать на пол в кухне, положив под голову пустой рюкзак, а сам он понимает, что надо бы добраться до комнаты, но идти нет никаких сил, а рыжий, между прочим, мог бы и сам подвинуться, потому что до табуретки еще вон сколько места…

***

Ит проснулся первым, и долго соображал, почему:

а) темно

б) жестко

в) голова раскалывается

г) во рту словно кошки насрали

д) под головой рюкзак, в котором булькает шестая ноль пять

е) как же, сука, холодно!

– Эй, – позвал он в пространство. – Ты там живой?..

– Не уверен, – отозвался Скрипач. – О, а вот и спички. Нашлись.

– Где? – недоуменно спросил Ит.

– За плитой валяются, – сообщил Скрипач. – Сейчас мы это… кофейку…

– Кретин, у нас три зажигалки. Блин, это ж надо было так надраться! – Ит кое-как сел. В голове, судя по ощущениям, перекатывалась пара свинцовых шаров. – Рыжий, сегодня мы не пьем.

– Не-не-не, ни в коем случае, – заверил Скрипач. – Пойди, что-нибудь для бодрости духа намешай.

– Боевой коктейль сейчас намешаю, – пообещал Ит, с трудом вставая на ноги. – Восьмерку. Ершик для мозгов. Кофе сделай.

…Кофе пили на разоренной кухне, которую Скрипач вознамерился было убрать, но решил ограничиться тем, что засунул не пригодившуюся часть закусок в холодильник, а пустые бутылки запихал в мусорное ведро. За окном снова стояла снежная муть, почти такая же, как и вчера, но, к радости Ита, вскоре снегопад стал немного поменьше – а это значит, что машину можно будет осмотреть без помех, да и по городу пробно покататься.

После боевого коктейля им быстро полегчало; Скрипач первым оккупировал душ, а Ит принялся перебирать вещи – в любом случае, надо будет кое-что докупить, куртки хорошие, например, обувь подходящую. В центре города, как он понял, работало несколько больших магазинов, в которых продавалось то, что им требовалось, а вот в обычные магазины можно было и не соваться, они таким хабаром не торговали.

К десяти утра с банно-кофейными процедурами было покончено, состояние «после вчерашнего» испарилось, и они были готовы к дальнейшим действиям. В первую очередь, конечно, машина. Потом экипировка. А потом посмотрим.

…Утро выдалось темное – Сод есть Сод, зима есть зима. Рассвета раньше одиннадцати ждать не приходилось. Оделись потеплее, прихватили рюкзаки, и направились к выходу. Скрипач предложил после просмотра Люсь всё-таки заглянуть в магазин «на всякий случай», но Ит заявил, что никаких до завтра «всяких случаев», этак и спиться недолго.

– И волосами особо не размахивай, – попросил он, когда они выходили из подъезда. – Заметил, как тут теперь мужики ходят?

– Ой, да ладно. Фигня, – отмахнулся Скрипач. – Может, я из духовенства.

– Из духовенства? – ехидно спросил Ит. – А борода тогда где? Не говори ерунды, рыжий. Просто убери волосы под шарф, пожалуйста.

– Да убрал уже, убрал, – проворчал рыжий.

– Вот и умница.

Они вышли из подъезда, повернули налево – сейчас предстояло пройти по узкой подъездной дороге, и только потом выйти через дворы на дорогу пошире.

– Простите, вы мне не поможете? – раздался откуда-то сбоку женский голос.

Ит обернулся. Рядом с одной из припаркованных машин стояла женщина средних лет, низенькая, толстенькая, закутанная в платок. Из-под пальто виднелась неизменная, длинная, в пол, юбка – сейчас тут почти все женщины ходили именно так.

– Если сможем, поможем. А что сделать надо? – спросил Ит, подходя к ней.

– Да аккумулятор поднять, – она опустила голову и махнула куда-то в сторону варежкой. – До машины дотащила кое-как, а поднять не могу. Тяжелый слишком.

– Поможем, конечно, – улыбнулся Ит. – Капот откройте, пожалуйста.

Женщина коротко взглянула на него, обошла машину – что-то старое, но, кажется, вполне крепкое, и явно не импорт – повозилась в кабине. Щелкнул замок, Ит поднял крышку капота, поставил аккумулятор на площадку и накинул клеммы.

– Ключ на десять дать? – спросила женщина.

– Не надо, – обе гайки Ит подтянул руками без проблем. – Разряжается быстро? Может, вам проще новый купить?

– Нет, я сама снимаю и подзаряжаю, – ответила женщина. – Редко езжу.

– Попробуйте завести, – предложил Скрипач. – Если что, подтолкнем.

Мотор, однако, оказался живым, и батарейка тоже не подвела – машина завелась практически сразу.

– Ну, удачной вам дороги, – улыбнулся Ит.

– Спасибо, – тихо произнесла женщина, не глядя на него. – Большое спасибо.

– За что? Подумаешь, ерунда какая, – махнул рукой Ит.

– Всего доброго, – кивнул Скрипач.

Когда они проходили через двор, Скрипач задумчиво сказал:

– Какая-то она странная.

– Мне тоже так показалось, – подтвердил Ит. – Что-то с ней не то.

– Официальская засланка? – полушутливо спросил рыжий.

– Не похоже. Она вела себя необычно, я потому и обратил внимание. Смотрела постоянно вниз куда-то, отворачивалась.

– Может, религиозная? – предположил Скрипач. – Мало ли, какие там тараканы в голове? Вот и отворачивалась. А если ей на чужих мужчин даже смотреть нельзя?

– Не сходится. Были бы у нее свои мужчины, не таскала бы сама двадцатикилограммовый аккумулятор, – справедливо предположил Ит. – Так что я больше склонен думать, что она слегка того.

– Какой содержательный диагноз, – покачал головой Скрипач. – Ладно, фиг с ней. Куда мы сначала?

– Поехали ту Люсю посмотрим, которая ближе, – предложил Ит. – А потом ту, которая больше понравилась.

– Остальные будем смотреть?

– Не хочется, – поморщился Ит. – Ограничимся двумя.

– И то правда. Нам же еще за шмотками надо будет, и город посмотреть.

***

Покупать было решено Люсю номер два – потому что Люся номер один оказалась вроде бы живой, но с дико ушатанным салоном. В процессе разговора с хозяином выяснилось, что у хозяина семеро детей, и что чистку салона, покупку чехлов, и ремонт кресел и обивки он считает напрасной тратой денег.

– Ну и покоцанный слегка, ну и ладно, – уверял хозяин. – Ну, починил бы я, и зачем? Ваши детишки всё равно за неделю ухойдакают. Тряпкой протер, и нормально. Хороший салон-то, не прокуренный. Чистый.

– Чистый? – со странным выражением спросил Скрипач.

– Чистый, чистый, – стал заверять хозяин. – Подумаешь, детки ножками повозили.

– По потолку? – уточнил Ит.

– Ой, ну они играются, они же дети.

– Ясно. Хорошо, уважаемый, мы подумаем, – пообещал Скрипач. – Скажите, в квартире у вас тоже детишки играются?

Хозяин расплылся в улыбке.

– Ну а как же, – развел он руками. – Играются, да.

– А это не ваше окно на втором этаже? Которое липкой лентой заклеено? – уточнил Скрипач.

– Моё. А как вы угадали?

…Вторая машина была гораздо приятнее. Детей у продававшей ее семейной пары было всего двое, и за машиной явно следили – тут салон действительно был чистым, расходники поменяны, ничего не болталось и не отваливалось. Причиной продажи оказался отъезд семейства – сначала хозяин сказал, что они уезжают в другой город, но потом выяснилось, что город этот находится в Германии.

– Мы не можем тут больше, – говорил он, пока оформляли передачу задатка и подписывали предварительный договор. – Вы вроде бы нормальные… да? Вы ведь не из этих?

– Видимо, не из этих, – осторожно ответил Скрипач.

– У вас нет бород, от вас не воняет, и вы не торгуетесь, рассказывая о том, как вам плохо с пятью отпрысками, – мужчина устало вздохнул. – Знаете, даже если бы вы торговались… я бы снизил цену.

– Почему? – спросил Ит.

– Потому что я не хочу, чтобы машину, которая три года исправно возила мою семью, загаживала очередная нечисть. Вы мне понравились. Значит, я беру талон на завтрашний вечер, и мы оформляем, да?

– Конечно, – улыбнулся Скрипач. – Но немного странно. Чем именно понравились?

– Я и сам не знаю, – пожал плечами мужчина. – Вот как-то так.

– А дети у вас большие? – спросил Ит.

– Восемь и десять. Мальчишки. Поймите меня правильно – я на самом деле терпеть не могу Германию, да и немцев тоже. Языка не знаю, перспектив никаких. Но я готов пойти на что угодно, лишь бы у мальчишек не были промыты мозги. А сейчас… нет, не надо. Что-то меня заносит. Вы, наверное, и сами всё знаете.

– Ну, кое-что знаем, но мало, – пожал плечами Ит. – В школах неладно, да?

– А где здесь сейчас ладно, – мужчина разнял договор на две части. – В общем, завтра, в семь вечера, в отделении. Только, умоляю, не опаздывайте, у них сейчас с опозданиями очень строго.

***

То, о чем говорил мужчина, они поняли, когда попали в город и принялись бродить по улицам, осматриваясь.

Сод не просто запаршивел, как показалось вчера Иту, нет.

Сод изменился разительно, и впечатление он теперь производил тягостное.

Маленькие магазинчики, клубы, кафешки, рестораны – то, чего было тут в изобилии в их прежний приезд – всё исчезло. Город из цветного и праздничного превратился в серый и унылый. Скоро Новый Год, но окошки, которые, как оба помнили, всегда украшались ярко, теперь выглядели бедно и скудно. Вместо праздничных арок – пара скрещенных веток, иногда с гирляндами, иногда – с тусклыми лампочками. Свет в городе тоже изменился – теплые лампы накаливания заменили диоды или какие-то другие сберегайки. Холодный снег и этот ледяной призрачный свет…

Магазинов стало меньше, а жителей – много больше, поэтому у «дешевок» (а такие магазины тут теперь называли именно так) толклось много самого разнообразного люда. В толпе при входе, оказывается, под шумок, из-под полы кое-где продавали водку и сигареты – дело это каралось, если наезжал патруль, но, видимо, нелегальных торговцев было слишком много, чтобы всех ловить. Да и подторговывали в основном бабки, причем весьма преклонного возраста.

«Табачки» и «бухарики» – магазины с табаком и спиртным – располагались в неприметных местах, и не имели вывесок, но определить, где находится искомый заветный магазин, было несложным: рядом с таким магазином тоже всегда имелась небольшая толпа, в которой спешно выпивали и закусывали. Тут патрули тоже устраивали охоту, но поймать алкашей было еще сложнее, чем бабок – они были весьма ушлые, да и районы свои, видать, знали неплохо.

Набродившись по окраинам, Ит и Скрипач всё-таки прикупили одну ноль семь, на этот раз горькую, на клюкве, и поехали в центр, искать магазины с одеждой. Та одежда, которая продавалась на окраине, была настолько низкого качества, что смысла ее брать не имело. Во время первой же вылазки развалится. Да и холодная.

– Надо будет поподробнее почитать, что тут случилось, – предположил Ит. – Ведь случилось же. И это ни фига не официалка постаралась, это сами местные… ну или с минимальной помощью официалки.

– Что бы тут ни случилось, выглядит этот, как ужасная гадость, – подтвердил Скрипач. – И многие, кажется, это понимают. Как тот мужик с машиной.

– Первый или второй?

– Издеваешься? Второй, конечно. Не из каждого человека можно сделать… ну вот это всё, – Ит махнул рукой куда-то в сторону.

– Мне больше интересно, что у них с деньгами случилось, – заметил Скрипач. – Они же были если не богатые, то хотя бы при достатке. А сейчас они нищие. Затюканные, тупые, и при этом еще и нищие.

– Узнаем, – Ит задумался. – Я больше другого боюсь. Что это всё может как-то помешать работать.

– Чем именно? – удивился Скрипач.

– Черт его знает, – покачал головой Ит. – Я и сам не пойму. Какое-то липкое странное ощущение. Это не щелчок, как в прежних отработках, не опасность… что-то еще. С миром что-то не то. Совсем не то. И я не могу объяснить, что именно. Потому что это не вписывается в наши схемы, рыжий. Ни в «Зеркало». Ни в «Мишень». Ни в «Азимут». Ни во что.

– Официалов тут, как собак нерезаных, – заметил Скрипач. – Нас ни о чем не предупреждали, ты заметил?

– Еще бы не заметил. Скинули условия мира пребывания…

– Я насторожился еще когда читал, – вставил Скрипач.

– Я тоже, – кивнул Ит. – Но нам до этого, в принципе, никакого дела толком нет! У нас геофизика. И минимум всего остального. А ощущение с каждой минутой всё сильнее.

– Поехали за шмотками, – решительно сказал Скрипач. – Ощущения ощущениями, а в поле нам ехать придется. И знаешь, я не хочу дергать лишний раз официалку, чтобы выклянчить что-нибудь, с помощью чего можно не морозить себе жопу.

– Поехали, – согласился Ит. – Действительно, и правда…

***

Снег, который днем вроде бы стих, к вечеру снова усилился, повалил крупными хлопьями. Кажется, немного потеплело, но лучше от этого не стало – дороги в Москве теперь убирали из рук вон плохо, поэтому даже в центре, чтобы добраться до нужного магазина, пришлось от души помесить ногами снежную кашу, приправленную, судя по всему, каким-то ядреным реагентом. Народу по Тверской шло много, поэтому каша была еще та, да и снег, кажется, не думал прекращаться.

В магазине, против ожидания, почти никого не было – судя по всему, местных отпугивали космические цены. Редкие покупатели, кажется, больше смотрели, чем покупали. Но хорошие зимние комбинезоны, термобелье, перчатки в продаже были, и это не могло не радовать. Поскольку задерживаться в магазине лишнего не хотелось, они споро выбрали себе по лыжному комбинезону (оба взяли неприметных темных расцветок), прикупили белья, хорошие шапки, перчатки, обувь. Скрипач обратил внимание – на вещах стоял год выпуска, и этот год был либо прошлым, либо позапрошлым.

– Не берут? – спросил он продавщицу.

– Не очень, – покачала та головой. Кажется, факт отсутствия продаж ее не расстраивал. – Это же грешно. Вот и не берут.

– Что грешно, простите? – нахмурился Ит.

– Да баловство это. Лыжи, коньки, – пояснила продавщица спокойно. – Это только деткам играть, взрослым надо другими делами заниматься.

Она посмотрела на Скрипача – тот же спокойный взгляд, но уже с тенью осуждения.

– А нам вообще-то это для работы надо, – пожал плечами Скрипач. – А не кататься. Так что можете так на меня не смотреть.

– Для работы? – кажется, она слегка удивилась. – Это что же за работа такая?

– Геодезия, – объяснил Скрипач. – Слыхали?

– Воду, что ли искать?

– Воду? – Скрипач слегка опешил. – Нет… впрочем, неважно. В лесу работа, в общем. Долго, на холоде. Исследовать… ну, почву, местность. Как дороги прокладывать, и всё такое.

Лицо продавщицы посветлело. Дороги прокладывать – это она понимала. Это, видимо, было правильное и достойное занятие для взрослого человека. Когда покупки укладывали в пакеты (самые простые, без названия магазина, без маркировки), она стала помогать, сама, и явно с охотой. Видимо, прониклась серьезностью задачи.

***

– Пиндык, – мрачно констатировал Скрипач, когда они вышли из магазина. – Хрена себе. На лыжах кататься – грешно, оказывается. Интересно, что теперь не грешно?

– Оглянись вокруг, – галантно предложил Ит. – Догадаться, видимо, не трудно.

– Оглянулся уже, – проворчал Скрипач. – Апрей-два. Только без Морока.

– Не Апрей, – покачал головой Ит. – На Апрее, если ты помнишь, не было ни этой мрачности и обреченности, ни религии в таком количестве. Это что-то совсем ненормальное. Где мы с тобой только ни были, но проповеди в спортивном магазине нам читают впервые. Я даже растерялся слегка.

– Давай включаться в режим уже, что ли? – предложил Скрипач. – А то ходим, как два лоха.

– Давай, – согласился Ит. – Только давай сначала кофе где-нибудь выпьем? Если, конечно, это вообще в принципе возможно.

…Кафе они нашли после часа блужданий по центру – судя по всему, оно каким-то чудом сохранилось в подвале старого дома, и предназначалось в первую очередь для туристов, а вовсе не для местных. Высокие цены, странноватый набор. Алкоголя нет, как класса; молоко для кофе рекомендуют взять постное, соевое; из закусок – либо печенье, фабричное, в крошечных пачках, либо картофельные чипсы, больше ничего нет. Сахар есть, но за отдельную плату, не за плату дают заменитель, по вкусу больше всего напоминающий незабвенный сахарин военного времени. А еще – в кафе не было музыки, вообще никакой. Ни живой, ни радио. Люди, ощущавшие эту звуковую яму, поневоле начинали говорить приглушенно, словно бы таясь.

– Странное место, – в полголоса заметил Ит. – Но кофе вроде бы ничего.

– За такие деньги был бы он «чего», – проворчал Скрипач. – А вот соевое молоко – гадость. Я попросил нормального, и…

– И тебе опять прочли проповедь, – подсказал Ит.

– И мне сказали, что его нет, потому что пост, – развел руками Скрипач. – Печенье тоже постное, между прочим. Морковное.

– Жрать можно, – пожал плечами Ит. – Давай дожрем, и поехали домой.

– Ага, значит, тебе тоже тут не нравится, – победно улыбнулся Скрипач.

– Феноменальная догадливость, – заметил Ит. – Как это у тебя получается?

– Сам себе удивляюсь, – хмыкнул Скрипач. – Ну чего? Пошли уже отсюда?

1. Газ

Дорога, против ожидания, растянулась почти на два часа – не потому что они поехали кружным путем, как изначально собирались, а потому что в метро что-то сломалось, и пришлось тащиться под усилившимся снегом до станции другой линии, причем со скоростью толпы таких же точно страдальцев – станция, на которую им было нужно, оказалась закрыта для входа. Судя по разговорам в толпе, метро ломалось теперь систематически (когда они последний раз были на Соде, метро работало исправно), и подобные прогулки стали для местных в порядке вещей.

Когда пришли на станцию, выяснилось, что «поезда следуют с увеличенными интервалами», причем интервалы эти увеличены до пятнадцати минут. В первый поезд сесть не рискнули из-за давки. Второй не шел до нужной станции. В третий снова была давка, но в этот уже влезли, причем с риском остаться без пакетов с вещами.

– Хочу Люсю, – простонал зажатый в угол Скрипач. Ит ответил ему полным скорби взглядом.

– Хоти. Но вспомни, какие в городе пробки.

– Плевать! В пробке ты не душишься в толпе, а сидишь в мягком кресле и слушаешь музыку, – возразил Скрипач. – Последний раз так едем!..

– Ну, вообще да, – приглушенно отозвался Ит, который в этот момент пытался вытащить один из пакетов из щели между двумя тучными женскими телами. – А еще там не пахнет.

В вагоне, надо сказать, пахло, и еще как. Прелью, дрянью, мокрой одеждой… и чем-то вроде безысходности. Ит представил себе, чем будет вонять в такой давке летом, и поежился. Хорошо, что сейчас зима. А еще лучше, что до лета мы тут точно не задержимся.

Проехав пять остановок, вышли на пересадку. Еще шесть остановок, переполненный автобус, затем трамвай, и, о чудо! наконец-то нужный район, нужная улица, нужный дом. По сравнению с центром тут была тишь и гладь. И даже снег уже не казался таким враждебным. Ветер успокоился, и снег сейчас падал медленно и торжественно. Подсвеченное городскими огнями низкое небо и словно по волшебству спускающиеся с него легионы снежинок.

– Они что, каждый день так ездят? – в пространство поинтересовался Скрипач, когда они шли через двор. – Охренеть. Психушка.

– А между поездками еще и работа, – напомнил Ит. – Ты, помнится, Терру-ноль ругал за то, что катера редко ходят. Вспомни, сколько там места на катерах, и сравни… вот с этим всем.

Скрипач вздохнул.

– Да уж, – хмыкнул он. – Знаешь, я бы сказал, что хорошо там, где нас нету, но…

– Но не скажешь. И я не скажу, – Ит поправил сползшую лямку рюкзака. – Потому что даже если тут и есть слежка, ее в разы меньше, чем было там. Да, здесь стало… стало весьма дерьмово, но я всё равно рад, что мы – здесь.

Скрипач кивнул.

– Согласен, – сказал он, хотя особой радости в его голосе и не прозвучало. – А еще тут можно пить. Как там поживает наша горькая?

– В порядке, – заверил Ит. – Не изволь сомневаться. Берег, как зеницу ока. И сберег. Слышишь, булькает?

– Слышу, слышу. Сейчас мы ее под гренки с колбасой. Сыру бы, ну так ведь нет тут теперь хорошего сыру…

Дверь подъезда открылась не сразу, поэтому Скрипач от души долбанул по домофону кулаком. Сработало, что-то хрустнуло, и дверь поддалась. Ит прошел первым, Скрипач за ним следом. Сделав пару шагов, Ит вдруг остановился и принюхался.

– Ты чего? – спросил Скрипач.

– Подожди… Газ.

– Слушай, точно. Где?

Первый этаж, второй, вот уже их – третий. Запах газа усилился.

– Так, это на нашем, – Ит стоял у лестницы. – Рыжий, отнеси сумки, скорее. Только осторожней с замком! Это, кажется, вон там…

– Да не кажется, а точно!

Соседская дверь, обитая искусственной кожей, была слегка приоткрыта.

– Рыжий, осторожно! – еще раз сказал Ит. – Не щелкни, смотри!

– Я похож на идиота? – Скрипач приоткрыл дверь, швырнул сумки в темный коридор. – Куда?! Один не входи! Да подожди ты!..

Темная прихожая, ни зги не видно, под ногами какие-то тряпки, запах газа становится нестерпимым, больше полминуты тут находиться нельзя, где тут кухня?.. вот черт, до чего же коридор узкий, и темно; ничего, мы в темноте нормально видим, это люди бы блуждали тут черти сколько, а мы быстро… кухня, настежь распахнутая духовка, и человеческое тело, лежащее рядом с плитой на полу… Скрипач, перекрывающий газ… тело – на руки, и бегом, скорее, вон отсюда, сами не потравимся, но на хрен оно нужно…

Пустой коридор – но всё равно, рывком, в ускоренном, до своей двери, и плотно прикрыть соседскую… и молиться про себя, чтобы пронесло, потому что если не пронесет, то добром это явно не кончится… свою дверь – аккуратно, на замок, дальше – в комнату, тело на пол, окно настежь, и боевой комплект; да где этот чертов кофр, и на хрена мы вчера пили вместо того, чтобы разбирать вещи?

– Живая? – резко спрашивает Скрипач.

– Отчасти… нитевидный пульс есть, не дышит. Рыжий, дай блок…

– Слушай, это ж та самая, которая утром была. С аккумулятором.

– Я заметил, – неудобно говорить и работать одновременно, особенно, когда пациент стремительно сваливает на низкую единицу.

– Ого, так она еще и таблеток нажравшись! – с восхищением констатировал Скрипач. – Видимо, для гарантии. Вот тебе и попили водочки.

– Доставай второй комплект, – вздохнул Ит. – Водочка откладывается на неопределенный срок.

***

Ситуация складывалась – нарочно не придумаешь.

Сейчас, впрочем, думать было особенно и некогда: не до того. Задача упрощалась до следующих составляющих:

1. Бледная, как простыня, женщина на полу, состояние по Санкт-Рене – 1/6, но потенциально вывести можно.

2. Адская вонь газа в коридоре.

3. Закон, гласящий, что им следует соблюдать «условия мира пребывания».

4. Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец.

– Рыжий, работай, я проверю квартиру еще раз, – предложил Ит. – И не жалей стимуляторы, пожалуйста. Знаю я тебя.

– Иди, я ей как раз пока что поддержку воткну, – кивнул Скрипач. – Чего-то она какая-то худая. Утром вроде толще была. Ит, закрой окно, у меня руки окоченели уже.

– Кислород заведи сначала, тогда и закрою, – пожал плечами Ит. – Был бы тут Илюха, дал бы он тебе по шее. Медленно работаешь.

– Закрой окно, – огрызнулся Скрипач. – Поставил уже, чего ты разорался?

– Угу. Так, я быстро.

Открывать окно в кухне было пока что нельзя, поэтому в соседской квартире Ит пробыл недолго. Кухню он закрыл, а вот форточки в комнатах пооткрывал – быстрее вытянет. Рискованно, конечно, но в такой ситуации лучше рискнуть.

На лестничной площадке обнаружилась дородная молодая баба, которая, само собой, запах газа тут же унюхала.

– Арина! – крикнула она. – Аринка, это у тебя газом прет?! Ах ты сука наркоманская, ты ж детей мне потравишь!..

– Это у нас газом пахнет, – спокойно ответил Ит, выходя ей навстречу. – Это не от соседки. Ее и дома нет.

– А вы кто? – нахмурилась баба. – И чего это ее дома нет? Вон, машина ее стоит, – баба махнула рукой в сторону окна.

– Нет никакой машины, ошиблись вы, – покачал головой Ит. На самом деле машина женщины, та самая, стояла под окном, и была прекрасно видна, но… Ит вдруг почувствовал, что лучше бы этот факт скрыть. Почему? Он и сам не понял. Надо, и всё тут.

– И правда, нету, – согласилась женщина. – Обозналась я, видимо. Так это от вас газом воняет?

– Мы квартиру снимаем, работать приехали, – объяснил Ит. – Меня ругайте, я виноват. От нас, да. На духовке кран сорвал, а общий за шкафом оказался. Пока с братом шкаф двигали, провоняло всё. Так что моя вина, и с меня печенье, – он улыбнулся. – Ладно? Или детям что?

Женщина в ответ тоже заулыбалась – Ит угадал верно.

– Пряников лучше, – попросила она. – Пряники мягкие. А меня мал мала меньше.

– Вот и договорились, – снова улыбнулся Ит. – Ладно, пойду. Шкаф надо на место поставить.

Вернувшись в квартиру, он первым делом произнес:

– Рыжий, давай сменю. Пойди, переставь ее машину.

– Ты ей что-то вводил? – спросил Скрипач.

– Сверх схемы? – удивился Ит. – Нет. Зачем?

– Пойди сюда, – странным голосом приказал Скрипач.

– Секунду… – Ит решил, что можно уже и раздеться, в куртке же неудобно. – Что у тебя там? Дышит?

– Дышит, дышит, сейчас промывать будем… попробуем, – уточнил Скрипач всё тем же странным голосом. – Ит, ты вот это видишь?

Ит непонимающим взглядом смотрел на странный предмет, который Скрипач держал в руках. Предмет этот напоминал белый шнурок, измочаленный на кончике.

– Это… – начал Ит растерянно.

– Это биощуп, да, – подтвердил Скрипач. – Я хотел пульс снизить, стал заводить корректировщик. Он растворился сразу, а щуп я вывел вот в таком виде. Ну, как тебе?

– Что это такое?..

Они смотрели друг на друга, совершенно не понимая, что происходит.

– Растворился? – дошло до Ита. – А система?

– Как видишь, стоит. И препараты действуют относительно корректно. Но… С ней что-то не то, – нервно хмыкнул Скрипач. – Когда ты начал работать, было то. Норма. Ответы в норме. Глянь сам. Но две минуты назад она начала дышать, и…

– Понял, – Ит всё еще смотрел на Скрипача.

Комментарии были излишни.

Или – или – или.

Или – вызывать местную «скорую». Ага, конечно. На теле куча следов нашей работы, два блока на подключичке, и обе руки – Скрипач времени даром не терял. Если вызвать… хороший будет подарок этой женщине. Попытка самоубийства – это либо тюрьма, либо психушка. И то, и другое – пожизненно. Ах, да. Еще анафема, ну разумеется. Законы они прочли, как и положено. В курсе.

Или – вызывать медиков-официалов. И сделать им в лице этой женщины отличный подарок, потому что ну очень интересно: что же у нее в крови такое забавное, растворяющее наши приборы, и превращающее в мочалку биощупы? Как вообще можно измочалить зивовский биощуп?! Он пять тонн выдерживает, проверяли; его порвать невозможно, а уж превратить в лохмотья… невообразимое что-то. И, да, разумеется – из отделения официальной женщина уже не выйдет. Никуда и никогда. Кем бы она ни была.

Или – попытаться справиться самим. Если слежки нет, то, может быть, и сработает. Они пока что не успели сделать ничего, что можно было бы засечь и как-то им инкриминировать. Если слежки нет, конечно. Если есть, то смотри вариант номер два. Но… попробуем? Мы всё-таки попробуем?

– Пойду, машину переставлю, – констатировал Скрипач очевидное. – А то не набегаешься всем глаза отводить.

***

Первые часы женщина «плавала» – то поднималась до двоечки, то снова сваливалась в единицу. Пару раз показатели падали настолько сильно, но Ит и Скрипач уже практически решали, что без дополнительной помощи не обойтись: с собой у них были полевые комплекты, на длительную терапию не рассчитанные, и появлялся страх – а ну как не получится справиться? Однако к исходу четвертого часа все более ли менее наладилось: и схему они подобрали оптимальную, и показатели пошли вверх (уже точно твердая двойка, без ухудшений), и с дальнейшей тактикой они определились.

– Судя по всему, она последний раз ела вчера, – заметил Ит. – Или даже позавчера. Смотри, сколько ресурсов система тянет. Сейчас поставим второй порт, и накормим. А то мы ее до второго пришествия так лечить будем.

– Ну так ставь, в чем вопрос-то. Боевых поддержек у нас два десятка есть, так что на здоровье, – Скрипач как раз вернули после очередного похода в квартиру женщины – ходил открывать окна и проветривать, сейчас это было уже безопасно. – Плохо то, что она себе желудок все-таки пожгла, идиотка. Это до какой степени надо ненавидеть себя, чтобы сожрать горсть таблеток, и окружающих, чтобы совать голову в духовку!..

– Желудок вылечим, а на счет окружающих – не знаю, – покачал головой Ит. – Документы смотрел?

– Смотрел. Арина Дерзкова, пятьдесят восемь лет, москвичка, русская, не замужем, детей нет. Судя по квартире, вообще никого нет. А под толстуху она, по всей видимости, маскируется. Шмотки в три слоя, юбка, пальто, платок, и толстуха готова.

– Пятьдесят восемь? – удивился Ит. – Никогда бы не подумал.

– Хочешь, фокус покажу? – хитро улыбнулся Скрипач. – В основной раздел выйди.

Налобники, разумеется, они давно уже надели – ситуация нешуточная, уж какое там. Основной раздел – это всего лишь первичные данные пациента, не более того. Раса, пол, возраст, рост, вес, кровь – всего лишь данные принадлежности, и не более. Честно говоря, в этот самый раздел вообще никто и никогда обычно не заходил. Но тут…

– Любуйся, – предложил Скрипач. – Ты такое когда-нибудь видел?

– Охренеть, – покачал головой Ит. – Ну ничего себе!

Возраст – это всегда постоянная цифра. Всегда. С учетом того же геронто, к примеру, цифр будет две – истинный возраст, и биологический. Но сейчас в графе «возраст» стандартной таблицы творилось что-то невообразимое. Цифра, неизменная цифра, менялась! 29, 45, 34, 65, 31, 52, 28, 64, 30…

– Круто, да? – ухмыльнулся Скрипач.

Ит нахмурился.

– Интересно, почему такое происходит, – он прикусил губу. – Но если подумать… На пятьдесят восемь она явно не тянет. Вообще непонятно внешне, сколько ей лет. От тридцати до пятидесяти. Хотя…

Он посмотрел на женщину, всё еще лежащую на полу, и нахмурился еще сильнее.

Вроде бы ничего особенного. На первый взгляд. Маленького роста – примерно как Берта, может, даже еще ниже – темноволосая. Хотя нет, седая, это краска. Да, чем-то похожа на Берту, пожалуй, но Берта… Ит задумался. Берта – она выглядит иначе, потому что внешность ее гармонична, а эта… почему я сравниваю ее с Бертой? подумалось Иту.

Потому что они немного похожи, пожалуй. Но. Но, но, но. У этой – и близко нет красивого, высокого Бертиного лба, лоб самый обычный, даже низковат, пожалуй; лицо уже, глаза ближе посажены, брови гуще, и прямые, е Берты тоньше, и очень красивой формы. Фигура… какая-то никакая. На пятьдесят восемь не тянет, что-то от тридцати пяти до сорока пяти. Тело выглядит не изношенным, но если детей у нее не было, то почему бы и нет? Не сказать, что очень худая, так, середнячок. Серединка на половинку. Живот весь в рубцах, но рубцы очень и очень старые – система пишет, что им от тридцати пяти до сорока лет. Что ж, келоидная ткань врать не умеет, так что рубцы эта женщина получила явно не сейчас. Да, украшение для и так невзрачной внешности так себе…

Невзрачная, понял Ит. Именно что невзрачная. Никакая. Ни о чем. Бывают женщины даже и некрасивые, но внешность их привлекает к себе внимание, а мимо такой, как эта, можно пройти и не заметить – была она, не было ее. Ничего отталкивающего, но и ничего привлекательного.

Но – истерзанный биощуп.

Но – меняющийся в постоянной графе возраст.

– Давай ее на диван переложим, что ли, – предложил Ит. – Рыжий, последи, я постелю. Холодно на полу, из-под двери дует.

– Давай, – согласился Скрипач. – И кресло тоже разложи тогда. По очереди следить будем. Я спать хочу.

***

Часам к пяти утра женщина, кажется, вознамерилась было очнуться, но приходить в себя Ит ей не позволил: он сейчас заканчивал восстанавливать слизистую желудка, и ему нужно было, чтобы пациентка еще хотя бы пару часов проспала. Участки с изъязвлениями он закрыл гелем, а гелю надо было дать время, чтобы начать работать – с сознанием это лучше не сочетать. Пусть спит.

Они уже поняли – организм женщины реагирует таким странным образом только на технику относительно высокой градации, причем при введении этой техники в полости или сосуды. Биощупы, кардиоводители, различные помощники – всё это исчезало практически сразу. А вот на такие мелочи, как системы поддержки, организму было плевать. Стоит система? Очень хорошо, будем пользоваться. Лекарства работают нормально, как им и положено. Глюкозы дали, белков докинули? Отлично, пустим в дело. Очень избирательно, и очень странно.

Первичные анализы тоже оказались странноватыми. Здоровой женщину назвать не рискнул бы даже самый смелый, но, тем не менее, она каким-то образом оставалась всё-таки относительно стабильной, не смотря на кучу проблем, которую они обнаружили даже на предварительной диагностике. Три очага онкологии. Бронхи с обструкцией. Какие-то дикие спаечные процессы. Вирусная нагрузка, с которой решили разобраться позже, потому что, кажется, это и не вирусы вовсе. Плохой имунный ответ. Но при этом, например – относительно адекватное сердце, которое по непонятной причине не затронуто, что совершенно нелогично и даже абсурдно при обструкции бронхов. Не организм, а оксюморон какой-то.

Но ведь работает.

– Она еще и курит! – восхищался Скрипач. – Ну, спасибо, что хоть в духовке не закурила. А ведь могла.

– Ты, вроде, спать хотел, – напомнил в который раз Ит. – Вот будешь дежурить, и восхищайся дальше на здоровье.

– Было бы чем.

– Ну так ты найди.

– Найду, найду, – пообещал Скрипач, падая на кресло-кровать, и накрываясь с головой одеялом. – Вот проснусь через пару часов, и первым делом.

…К семи утра женщина, наконец, дала показатель, которого Ит ждал уже давно – высокую тройку. Сначала 3/2, а потом долгожданные 3/3. Выбралась, понял Ит, и про себя вздохнул с облегчением. По крайней мере, части неприятностей мы избежали. Хотя бы части, это уже немало. Смерть на нас уже не повесят при любом раскладе. Что бы дальше ни было.

Теперь предстоит разбираться с самым сложным вопросом – а именно, с этой женщиной. Как там ее… Арина Дерзкова? Потому что теперь, хотим мы того или не хотим, мы уже с ногами влезли в то, что обычно на отработке называют нештатной ситуацией.

***

– На заре ты ее не буди, – пропрел Скрипач. – И не на заре не буди.

– Почему? – удивился Ит. – Уже девять, между прочим. Показатели хорошие, динамика тоже.

– На фиг, – раздельно произнес Скрипач. – Нам еще за машиной ехать, ты не забыл? Чтобы она, пока мы ездим, снова влезла башкой в духовку, только теперь уже тут? Ну уж нет, спасибо. Повторения я не хочу.

– И что? До вечера на сне держать? – Иту идея не очень понравилась. – Не перебор, случаем?

– Не перебор, – твердо ответил Скрипач. – Как раз желудок полностью долечим, легкие в порядок приведем, кровь поправим, и заодно разберемся хотя бы с частью херни, которая нам тут подвалила. Потому что, как я понимаю, то, что выглядит в вирусной схеме как герпес 2G на самом деле никакой не герпес, а самоорганизующиеся прионные колонии, с нехилым закосом под герпес. Подозреваю, что именно они закусили нашим биощупом.

– Похоже на то, – Ит задумался. – Слушай, давай тогда так. Съездим вместе, но я сразу обратно. А то, понимаешь, это она сейчас тут спокойно лежит, но мало ли что в голову долбанет этим недоприонам?

– Ит, регистрацию на машину надо сделать на двоих, – напомнил Скрипач. – Официалке мы обещали, что будем вести себя хорошо.

– В договоре с официалкой не было ничего про газ, женщин, и духовки, – пожал плечами Ит. – Ладно. Но я обратно сразу. И там ждать не будем.

…Против ожиданий, с перерегистрацией новой Люси управились за полтора часа – бюрократическая машина работала безукоризненно. Да и народу было немного. Раньше, помнится, очереди стояли на полдня, а теперь всё изменилось, причем явно в лучшую сторону. Хотя о том, лучшая ли это сторона, можно было поспорить. На самом деле, как по дороге домой заметил Скрипач, покупающих и продающих машины людей стало на порядок меньше.

Домой вернулись быстро, Ит первым делом, даже не раздевшись, прошел в комнату – проверить. Женщина спала, точно так же, как и тогда, когда они уходили. Ит поправил ей одеяло, и пошел раздеваться.

– Ну что? – поинтересовался Скрипач.

– Спит. Будим?

– Давай сначала чаю выпьем и пожрем, – предложил Скрипач.

– Может, позже? – Ит стащил с себя куртку. – И так уже лишние шесть часов держим. Непорядочно.

– Чего непорядочно-то? – сварливо возразил Скрипач. – Я бы до завтра продержал. Во-первых, она слабая. Во-вторых, с кровью до сих пор не всё по норме. В-третьих…

– В-третьих, мы сделали, что было в наших силах, и не сможем держать ее в таком виде до бесконечности, – возразил Ит. – Рыжий, если ты про то, что мы с тобой не знаем, чего с ней делать…

– Да, мы не знаем, чего с ней делать, а еще я жрать хочу! Иди, убирай с глаз долой наши прибамбасы, чтобы не увидела лишнего, как проснется, а я пойду яичницу поджарю, – подвел итог разговору Скрипач.

– Не буду я ничего убирать. Память потом можно просто подкорректировать, – справедливо заметил Ит.

– Ой, да делай ты, что хочешь. Сколько сейчас?

– 3/7, через несколько дней будет в норме, – Ит сунул ботинки под табурет, стоящий возле двери. – Слушай, ну ее, яичницу эту. Сделай омлет с колбасой, а? Чего-то я тоже есть захотел.

***

Квартира, которую они снимали, была в этот раз двухкомнатная, а дом оказался отнюдь не современной постройки, кирпичный, основательный. Старый – и старость эта ощущалась во всем, буквально во всем. Например, эта самая квартира. Вроде бы ее недавно отремонтировали, поклеили новые чистые обои, переложили кафель в ванной и туалете, постелили новые полы – но под этим всем угадывалось то, что было в квартире раньше. Двери, например, остались прежние, пусть и свежепокрашенные. Тяжелые, массивные, и ручки не простые, а с керамическими вставками. На потолках – розетки, лепнина. Дубовые листья, узоры, цветы. Да, под слоем побелки, да сохранилась эта лепнина не везде – но всё же она была, как напоминание, как весточка… о чем? Возможно, привет из дома, там ведь тоже сохранилась лепнина. Правда, только в маленькой квартире. Но сейчас это не важно.

С мебелью тоже был полный порядок: диван, два кресла-кровати, раскладной стол, пять стульев, причем из одного гарнитура, комод, большой современный телевизор; в меньшей комнате стоял крепкий шкаф, трюмо, и еще один диван. Стоила эта квартира весьма недешево, но поскольку официальная платит, то почему бы и нет? Квартиру им, между прочим, позволили выбрать самостоятельно – в некотором смысле реверанс, попустительство. Ну и выбрали.

Кто же знал, что всё так обернется?

…Когда Скрипач снял систему, женщина сперва никак не отреагировала – видимо, действительно была слабовата, и организм всё еще пытался добрать своё. Рыжий предложил форсировать, Ит отказался – он небезосновательно считал, что в таких случаях лучше немного выждать.

Выжидали в результате полчаса, потом женщина стала потихоньку просыпаться. Она слабо шевельнулась, пытаясь лечь удобнее, приоткрыла глаза, и почти минуту лежала, глядя в пространство перед собой – видимо, пыталась сообразить, где находится, но голова у нее после пережитого работала явно неважнецки.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Ит. Он сейчас сидел на стуле рядом с кроватью, и следил за показателями, которые налобник транслировал не в визуальном, а в скрытом режиме. Во избежание.

Женщина медленно повернула голову.

– Вы? – хриплым шепотом переспросила она. – Вы?..

– Я спросил, как вы себя чувствуете? – повторил Ит.

Глаза.

Неожиданно.

Это было действительно неожиданно.

Лицо самое обычное, даже некрасивое, но глаза – просто поразительные. Нестыковка, полная нестыковка, несоответствие – удивительно молодые глаза, и беззащитный, совершенно детский взгляд.

Разочарование и… отчаяние?

– У вас болит что-нибудь? – спросил Ит.

Женщина вдруг заплакала. Беззвучно, только слёзы градом из глаз, которые тут же покраснели – она потянула на себя одеяло, и, кажется, попробовала отодвинуться максимально, к стене, словно пытаясь спрятаться.

– Почему вы плачете? – Ит нахмурился.

– Вы? – снова спросила она сквозь душившие её слёзы. – Вы?.. Я стала… такая старая, что вы… вы меня не узнали, да?..

– Мы – не узнали? – Ит опешил. – Простите, но мы не знаем вас. И никогда не знали. Скорее всего, вы ошиблись, мы не знакомы.

– Я не могу… ошибиться… за что вы обманываете меня?.. Зачем вы… спасли меня?.. – теперь она уже рыдала в голос. – Чтобы… вот так… поиздеваться?.. Для чего?.. За что?.. Что я опять не так… сделала?..

– Слушай, ты, неведомая ебанина! – взорвался Скрипач, вскакивая с кресла. – Мы – поиздеваться?! Не так сделала?! Да ты чуть подлома на тот свет не отправила!!! А если бы кто-то закурил, или дверь закрыл резко?! Да тут на воздух взлетели бы все!..

– Рыжий, не ори, – приказал Ит. – Умерь эмоции. Арина, простите, но…

Женщина плакала. Она сидела, сжавшись, в самом углу, упираясь спиной в диванную спинку, и прижимая к лицу край одеяла.

– Арина, вы меня слышите? – позвал Ит.

– Эри, – она, наконец, отняла уголок одеяла от лица. – Мне никто из своих не называл… Ариной… я терпеть не могу это имя. Свои меня всегда звали – Эри. И вы – тоже.

Скрипач недоуменно посмотрел на Ита. Тот пожал плечами.

– То есть вы нас знаете? – недоуменно спросил он.

Она кивнула.

– И как нас зовут? – прищурился Скрипач.

– У вас не было имен, – она всхлипнула. – Черный и Рыжий. Но… вы сейчас почему-то… почему-то стали моложе, чем были…

– Были – когда? – оторопев, спросив Ит.

– Как – когда? Сорок лет назад, когда вы приходили. Волосы были седые совсем… не, не совсем, как у меня сейчас… примерно, – она всхлипнула. – Но я… я не могу перепутать!

– Почему? – осторожно спросил Скрипач.

– Запах, – она, кажется, улыбнулась сквозь слезы. – Я потом всю жизнь… искала этот запах…

– И кто мы такие, по-вашему? – Ита кольнуло нехорошее предчувствие.

– Как это кто? Вы – Контроль. Я точно знаю.

– Откуда?

Что это такое? Подстава? Провокация? Что происходит?

– Вы сами говорили… но почему сейчас… – она снова заплакала, – почему сейчас… вы сделали вид, что… что не знаете меня?..

– Так вы из-за этого сунули голову в духовку? – ледяным голосом уточнил Скрипач.

– Да.

– Подождите, – Ит встал. – Вы нас увидели, на улице, так?

Она кивнула.

– Не совсем. Сначала я услышала этот запах… только потом увидела…

– Попросили нас поставить аккумулятор, да?

– Да… я… я надеялась, что вы узнаете меня, а вы… вы просто ушли… и тогда я…

– Тогда вы вернулись в квартиру, и открыли газ? – голос Скрипача был сейчас лишен каких бы то ни было эмоций.

– Нет, не так. Я сначала поехала… днем есть маршруты, где нет пробок… я ездила, за город… ездила долго… я думала… потом вернулась, и…

– Плохо думали, – отрезал Скрипач. – Вы ошиблись… Эри. Мы не те, за кого вы нас приняли. Мы врачи, приехали работать по контракту. Из Питера, в Москву. В частную клинику. Вы нас просто с кем-то перепутали.

Воздействие.

Вот только, кажется, что-то снова идет сейчас не так, как должно быть… потому что на воздействие она не реагирует.

Ничего себе…

– Кого вы хотите обмануть? – спросила Эри, подняв голову. – Себя или меня?

– Никого, – Ит прикусил губу. – Эри, это правда. Мы действительно врачи – простите, но иначе мы не смогли бы вам помочь в этой ситуации. И мы действительно не знаем вас.

– А еще вы не знаете, что такое Контроль, конечно. И вы, безусловно, родом с этой чудесной планеты, – хмыкнула она. – Черный, ты совершенно не умеешь врать. Никогда не умел.

– Ну почему же, – усмехнулся Ит. – Умею. Хотите проверить?

– Не хочу, – она опустила голову. – Значит… значит, вот так. Значит, меня и вправду не существует… больше… простите, что так получилось. Можно, я пойду?

– Куда? – Ит нахмурился. – Снова совать голову в духовку?

– Зачем же. Есть способы лучше. С духовкой я действительно была не права, – призналась она. Всхлипнула. – Кто я такая, чтобы судить окружающее дерьмо, и уж тем более – его взрывать? В следующий раз я придумаю что-то другое. Извините, что… что побеспокоила.

– Никуда вы не пойдете, – вздохнул Ит. – Ложитесь, вам нужно отдыхать. Ложитесь, я сказал. Хотите чаю?

– Можно хотя бы называть меня на «ты»? – попросила она.

– Можно, – вымученно согласился Ит. – Повторяю вопрос. Чаю ты хочешь?

– Хочет, – сообщил Скрипач, возвращаясь в комнату. – Пей чай и ложись спать, идиотка. Придумает она, видали? Терпеть не могу суицидников!

– За что? – Эри повернулась к нему.

– За малодушие, – отрезал Скрипач. – Вот чай, пей. Да пей, он не горячий. И ложись. И таблетку эту тоже выпей.

– Зачем? – с подозрением спросила она.

– Затем, что после сеанса газотерапии и ударной дозы анальгина, который ты сожрала, дура глупая, тебе еще трое суток в себя приходить придется. Выпила таблетку, и легла. Спокойной ночи.

***

– Рыжий, это бред какой-то, – Ит сидел за столом, запустив руки в волосы, и закрыв глаза. – Идиотизм. Давай еще раз посчитаем. Она сказала, что общалась с Контролем тут, на Соде, сорок лет назад. Я правильно понял?

– Правильно, – подтвердил Скрипач. – Окосеть можно. Мы тут были… чего-то я запутался.

– В чем запутался? В том, сколько Киру с Фэбом лет по новому? Им сорок. Проверяем? Два года на Окисте после возвращения как раз отсюда, так?

– Так.

– Три года – это когда Джесс забеременела Ромкой, и нас занесло на Апрей, так?

– Ну.

– На Землю-n мы попали, когда Ромке было двенадцать, так?

– Ну да, так. Получается уже пятнадцать, верно?

Считать приходилось именно что по «своим» годам – увы, издержки житья и работы в других мирах.

– Верно. Плюс почти три года на той Земле.

– Восемнадцать.

– Плюс двадцать по Терре-ноль.

– Тридцать восемь. Тридцать девять почти. А, нет.

– По Соду – сорок лет, по нам – тоже, – подвел итог Ит. – А теперь внимание, вопрос. Срок совпадает, но – я готов поклясться, что никакой Арины или Эри мы тут не встречали, ни с кем не общались…

– Кроме твоих вывертов с Сихес, – вставил рыжий.

– …и уж точно никому не могли представиться Контролем, – закончил Ит. – Вопрос, собственно. С кем она общалась и встречалась?!

– Ит, очнись. Какое там «с кем». Сам подумай – нас бы пустили в этот мир одновременно с Контролем? – Скрипач усмехнулся. – Он тут вообще мог быть, в принципе?

Ит открыл глаза.

– Не мог. Нам тогда было сказано, что мир вывели из Индиго, и готовят тут… нечто вроде плацдарма1. Тут физически не могло быть никакого Контроля, как класса. Да его тут и не было!

– Может быть, ей кто-то задурил голову… – начал Скрипач, но Ит его тут же перебил:

– Какую голову, и кто? Она узнала – нас!!!

– Не ори, разбудишь еще, – поморщился Скрипач.

– Ты ей снотворное скормил, до завтра не проснется, – отмахнулся Ит. – Причем узнала по запаху. Рыжий, я ничего не понимаю. Вообще.

– Ит, тут не могло быть Контроля, – Скрипач посерьезнел. – Вспомни: тут работала группа Маден. Если бы тут был хотя бы намек на контролирующих, мы бы про это узнали первыми.

– Ну вот теперь мы и узнали первыми… что-то, – Ит покачал головой. – Мы сидим с тобой на Соде, а в соседней комнате спит… вот это нечто, которое не имеет фиксированного возраста, чей организм умеет жрать биощупы, и которое общалось сорок лет назад с Контролем тут, на Соде. Причем с Контролем в нашем лице, заметь. И в своем убеждении она тверда настолько, что, не раздумывая, сунула голову в духовку из-за того, что мы ее не узнали.

– Вот на счет организма ты прав, – кивнул Скрипач, соглашаясь. – Про задуренную голову – это я погорячился, пожалуй. Голову-то можно любому задурить, но с телом у нее что, спрашивается? Ведь не сама же она с собой такое сделала?

– Я хочу посмотреть, как такое вообще можно сделать, – Ит зябко передернул плечами. – И, главное, что именно? Рыжий, ее от себя отпускать ни в коем случае нельзя, – твердо сказал он. – Надо разобраться, что к чему.

– Причем как-то так разобраться, чтобы ее официалы не умыкнули в процессе, – добавил Скрипач. – Для них такая волшебная тётенька была бы отличным подарком…

– Не напоминай, – попросил Ит. – Хорошо хоть снотворное на нее действует. Пойду-ка я поставлю систему обратно. А то уж очень она бледно до сих пор выглядит. И показатели ни к черту.

– Пошли, – согласился Скрипач, вставая. – И давай эту ночь тоже последим. Так, на всякий случай.

***

Ночь, против ожидания, прошла абсолютно спокойно – Скрипач, как выяснилось, угадал со схемой снотворного, поэтому под утро Ит, вызвавшийся сидеть, тоже пошел спать, поняв, что в сидении нет никакой необходимости. Состояние Эри система оценивала как высокую четверку. Это значит, что кровь очищена полностью, органы, пострадавшие от газа, восстанавливаются, а желудок, пожженный таблетками, уже вполне может работать без каких бы то ни было неприятных последствий для хозяйки. В общем, пусть досыпает, а дальше видно будет.

Скрипач встал первым, осуждающе покачал головой, глядя на образовавшееся в квартире сонное царство, и пошел варить на всех овсянку – утро, прожитое без тарелки овсянки, он считал несостоявшимся. Поставив на плиту воду, Скрипач отправился в квартиру Эри – он справедливо рассудил, что человек, проснувшись, захочет одеться, а одеться-то и не во что. Надо отдать Эри должное: к вопросу самоубийства она отнеслась серьезно. Из одежды на ней была только старая черная майка, да простецкие хлопчатобумажные трусики, тоже черные. Видимо, не хотела портить вещи… и, кстати, сильно облегчила им двоим задачу, из-за этой свободной и весьма ветхой майки систему они поставили за рекордно короткий срок – майка сдалась в секунду, и без боя.

Шкаф Скрипач нашел быстро, но с выбором одежды слегка подзавис – и вот почему. Одежда, сложенная в шкафу, была четко поделена на две категории. В одну входили бесформенные кофты, блузки, юбки, платки, причем не простые, а особым образом подшитые, в другой – старые, сто раз чиненные джинсы и множество черных и темно-серых маек.

– Вот оно как, – задумчиво произнес Скрипач. – Интересно…

Подумав минуту, он прихватил пару джинсов, три майки с длинными рукавами, и домашние тапочки, которые валялись рядом с узкой кроватью. К майкам, подумав, добавил одну из кофт – на улице, кажется, изрядно похолодало, так что кофта явно лишней не будет.

…Каша в этот раз была задумана сладкая, с изюмом, сливочным маслом, и сгущенкой. Кофе Скрипач заварил тоже щедро – крепкий, с корицей (сколько стоила эта корица, лучше было не вспоминать), и с изрядной порцией сахара. На запах кофе в кухню минут через десять приполз сонный Ит, зябко кутающийся в халат, с которого он забыл оторвать бирку. Халаты они тоже купили позавчера, но Скрипач про то, что купили, совершенно позабыл.

– Рыжий, слушай, что делать будем? – поинтересовался Ит, оставляя чашку. – Нам сегодня на точку надо бы выехать. Но как быть с Эри, не представляю.

– С собой возьмем, как, – пожал плечами Скрипач. – Пусть сидит в машине. Оставлять ее дома одну мне лично пока что страшно.

– Мне вот тоже, – признался Ит. – Но сидеть в машине… не слишком подходящий вариант. Ей вообще-то лежать надо.

– Значит, пусть лежит в машине, – предложил Скрипач. – Ит, нельзя не выехать. Ну надо, ну хоть ты тресни. Сам понимаешь.

– Да понимаю я.

Эри пришла на кухню минут через десять. С кофтой Скрипач угадал, кофта оказалась очень кстати – кажется, женщину познабливало. Выглядела она неважно. Бледная, под глазами синяки. Сейчас, в утреннем свете, она показалась им старше, чем ночью – что-то между сорока и пятьюдесятью, но всё равно – моложе, чем указано в документах. Ит приглашающее похлопал по свободной табуретке – садись, мол. Она покорно села, сложив руки на коленях. Стесняется? Очень на то похоже.

– Кашу хочешь? – как ни в чем ни бывало спросил Скрипач. – Ты вообще ешь сладкую кашу?

– Нет, я обычно на воде… прости, хочу, конечно.

– Кофе?

– Спасибо. Да не стоило, наверное.

– Не стоило газом травиться, – наставительно заметил Скрипач, ставя перед Эри чашку. – А остальное очень даже стоило. То есть стоит.

– Спасибо…

– Рыжий, как всегда, с сахаром перестарался, – подсказал Ит. – Молока долить? А то кофе слишком сладкий.

– Молока? Не надо, это дорого, – покачала она головой. – Лучше водой развести.

– Молоко – дорого? – нахмурился Ит.

– Ну да. Я сухое покупаю, ничуть не хуже, – Эри пожала плечами. – И хранится хорошо.

– Что хранится, согласен, – Ит кивнул. – Мы в свое время тоже покупали… ладно, неважно. Как самочувствие?

– Нормально, – она опустила голову. – Примерно как всегда.

– А как всегда – это как? – уточнил Ит.

– Ну… – она замялась. – Так… серединка на половинку. Я же старая уже.

– Пятьдесят восемь лет – это не старая, – покачал головой Скрипач, ставя перед Эри тарелку с кашей. – Хорошо, давай уж начистоту. Мы действительно не с этой планеты, мы действительно сюда приехали работать, мы действительно врачи…

– И мы действительно не Контроль, – закончил Ит. – Эри, это какое-то совпадение, правда. Мы не врем. И не меньше твоего теперь хотим разобраться, что тут произошло, и что с тобой случилось.

– Я вам верю, – едва слышно ответила она. – Я… попробую объяснить. Но не сейчас. Хорошо? У меня голова… как бы это так сказать… я же не нормальная. Ну, не псих, конечно, – она усмехнулась. – В общем, у меня с головой плохо.

– В смысле? – не понял Ит.

– У меня в год было воспаление легких, я чуть не умерла. Врачи сказали… ну, тогда тут еще были нормальные врачи… что у меня что-то с мозгом произошло. Кислорода долго не хватало. И я… ну, в общем, я действительно с головой не дружу. Учиться так и не сумела толком, школу с трудом кончила… я дура, – она вздохнула. – Не потому что не хотела быть умной, а потому что так получилось с головой. Но это мне лет в тридцать объяснили, а до этого я думала, что просто дура. Меня немножко оправдали.

Возможно, понял Ит. Да, это возможно – если была длительная гипоксия, и были повреждены структуры мозга. Теоретически, это можно компенсировать – барокамера, процедуры, реабилитация. Вот только, кажется, никто этой девочкой особо не занимался. На «Горизонте» есть хороший сканер шестого уровня – можно было бы разобраться, что и как. Вот только нужно ли?

– Я когда буду себя получше чувствовать, я расскажу, можно? – попросила Эри. – Не так, как сейчас. Ладно?

– Ладно, – согласился Ит. – Ешь кашу.

Эри зачерпнула ложкой каши, положила в рот – и замерла, во все глаза уставившись на Скрипача. Тот ответил недоуменным взглядом.

– Чего такое? – спросил он.

– Вкусно как… как крем для торта! Нет, такое каждый день есть нельзя, – она покачала головой.

– Почему? – Скрипач усмехнулся. Наложил каши себе, Иту, и тоже сел за стол. – Вполне можно. Каша как каша.

– Сгущенка, масло… нет, нельзя. Будешь такое каждый день есть, через месяц перестанешь проходить в дверь, – покачала головой Эри.

– Смотря какие нагрузки, – возразил Ит. – Если сидеть дома целый день, то да. Если впахивать на полевой работе, то можно. А вообще, рыжий просто готовит очень хорошо. У него всё и всегда получается вкусно. Вот если бы кашу готовил я, ты бы сейчас плевалась, поверь.

– Это всё потому, что ты рукожоп, – невозмутимо сообщил Скрипач. – Например, он бы сгущенку бухнул в кашу во время варки. И сначала каша бы у него подгорела, а потом бы сбежала.

– Это точно, – кивнул Ит.

– Я редко из дома выхожу, мне точно нельзя.

– Насколько редко? – уточнил Ит.

– Раз в несколько дней. Сигареты, сахарин, чай купить. За продуктами где-то раз в десять дней езжу, уже на машине. Или реже, если мороз сильный, – Эри зачерпнула еще каши. – Мне там особенно и делать нечего, на улице.

– А что из продуктов берешь? – с интересом спросил Скрипач.

– Ну… тоже кашу, только не такую. Макароны. Иногда масло растительное, – она задумалась. – Творог, если дешевый попадается. Молоко сухое. Кофе, чай. Яичный порошок. Морковку, капусту. Как получится.

– А посущественнее что-нибудь? – Скрипач нахмурился.

– Что? – не поняла она.

– Мясо, например. Рыбу. Что-то вкусное.

– У меня пенсия маленькая, и надо на лето еще откладывать, – пожала плечами Эри. – Нет, я покупаю конфеты иногда, просто не очень хочется, если честно. Да и растолстеть боюсь.

Равнодушие, вдруг понял Ит. Полнейшее равнодушие. Между прочим, не самый хороший признак – вот такое равнодушие к еде. Она не голодает, но удовольствия от еды не получает никакого, да и не стремится получать. Видимо, классическая каша от Скрипача (рецепт «слипнись, попа») поэтому её так и удивила – от ежедневной еды она никакого вкуса просто не ожидала. И растерялась.

– Есть надо то, что нравится, – наставительно сказал Скрипач. – Уж поверь, но в этом я кое-что понимаю. А духовка предназначена для того…

– Рыжий, прекрати, – попросил Ит. – Ну хватит уже.

– …предназначена для того, чтобы в ней запечь курочку, например. Или мясо. Или пирог. А не для сования в нее головы. Так, ладно. Проехали. Давайте доедайте, и надо собираться.

– Куда? – Эри недоуменно посмотрела на Скрипача.

– Работать, – сообщил тот.

– Мы вообще-то работать приехали, – пояснил Ит. – И сидеть тут каждый день безвылазно не имеем права. Эри, у тебя теплая одежда есть?

– А… а мне что, с вами?.. – она, кажется, растерялась еще больше.

– С нами, – кивнул Ит. – Одну мы тебя оставить не сможем. Прости. Придется тебе потерпеть.

– Я не могу, – кажется, она испугалась. – Я… мне нехорошо до сих пор. Я лучше дома.

– Понимаю, – вздохнул Ит. – Но у нас нет другого выхода. Оставить тебя одну мы не можем. Боимся. Остаться тут, с тобой – тоже не можем. Работа.

– Но я не буду ничего делать! Я не полезу в духовку, правда!.. И таблетки…

– Нет, Эри, извини, но тебе придется поехать с нами, – твердо сказал Ит. – Да, мы боимся. И повторной попытки суицида, и ухудшения состояния. Тебе ничего не нужно делать. Ты просто посидишь в машине, подремлешь, кино посмотришь с планшета. Заодно и воздухом подышишь, точка в лесу в этот раз. В шесть, ну в семь вечера мы уже вернемся. Так что доедай, иди к себе, переодевайся, и выезжаем. Нам по этой точке сегодня отчитываться.

***

Одежда у Эри действительно была, но от того, как она выглядела, Ита передернуло. Если хочешь сделать из женщины старую бабку, то такая одежда просто идеально для этого подходит. Длинная юбка (тут сейчас женщины старше тридцати почти все в таких, кстати), платок, причем, кажется, не один, а целых два, первый поверх второго; пальто, мешковатое, темно-серое, на крупных пуговицах, и сапоги типа «дутики», из прорезиненной ткани. Тихий ужас. Даже на Арпее, и то так женщины не ходили. Потом что даже Морок, и тот, кажется, соображал, что всему есть пределы.

– Мы тебе одеяло взяли и подушку, – Скрипач первым справился с эмоциями, и даже сумел воздержаться от комментариев на счет того, как выглядит Эри. – Забирайся на заднее сиденье, устраивайся. Сейчас машину прогреем и поедем.

– Ух ты, да это же «Аляска»! – восхищенно сказала Эри, подходя к машине. – «Форд Аляска тревл»!.. С ума сойти. Никогда не думала, что внутрь попаду.

– Почему? – не понял Ит.

– Потому что он стоит, как моя пенсия за двадцать лет, – Эри засмеялась. – Если не за тридцать. Коробка автомат?

– Ручка, – ухмыльнулся Скрипач. – Автомат… скажешь тоже. Обижаешь, сударыня.

– Еще лучше, – кивнула Эри. В платках она выглядела нелепо, и еще нелепее выглядел, пожалуй, сейчас весь этот разговор.

Бабкам не положено разбираться в дорогих машинах. И вообще в машинах. Им положено нечто совсем другое…

– Любишь машины? – спросил Ит.

– Очень, – ей пришлось развернуться, чтобы видеть собеседника. – Ну, не такие, конечно. Но мой «Кедр» тоже неплохой, не подумайте. Старый, правда.

– А сколько ему лет? – поинтересовался Ит, открывая Эри дверь.

– Много, уже не помню, сколько. Они по тридцать лет ходят, крепкие. Ломается, конечно, но не сильно. Главное, что движки у них долго ходят. По полмиллиона без переборки. А мой пока что еще трехсот тысяч не прошел.

– Понятно, – кивнул Ит. – Садись. Рыжий, кто катается?

– Давай я, – ответил тот, забираясь в кабину. – Опробуем Люсю в деле.

– Кого? – удивилась Эри.

– Рыжий у нас все машины называет Люсями, – пояснил Ит, открывая заднюю дверь. – Эри, ты сядешь или нет?

Она замялась.

– В чем дело? – спросил Ит.

– Ну… а можно я сначала одеяло подстелю? – попросила она.

– Зачем? – не понял Ит.

– Салон совсем новый, вдруг испачкаю случайно.

– Госссссподи, – Ит закатил глаза. – Да плевать три раза на этот салон. Садись уже!

– Чего вы там возитесь? – стекло пассажирской передней двери поехало вниз. – Застряли, что ли?

– Типа того, – Ит рассердился. – Так, быстро внутрь. Рыжий, где щетка? Снег почистить надо.

– Да ну его, так сдует, – отмахнулся Скрипач, включая дворники. – Сейчас, стекло прогрею… Эри, как там? Удобно?

– Ага, – ответила та. – Только…

– Только она боится испохабить салон, – объяснил Ит. – Нашла, чего бояться.

– Но машина совсем новая, и очень дорогая, – возразила Эри. – Жалко.

– Не жалко, – отмахнулся Скрипач. – Ты же не собираешься драть кожу на сиденьях, разрисовывать потолок ногами, и бить стекла? Вот видишь, нет. А все остальное – это просто разумное использование. Так что давай без крайностей.

Машина с легкостью перевалила через низкий снежный нанос, Скрипач крутанул рулем – и вскоре черная Люся, выбравшись из заснеженного двора, слилась с утренним потоком других машин.

2. Осколок

– Сними платок, – попросил Ит. – Тебе же неудобно.

– Лучше не надо, – возразила Эри.

– Почему? – с любопытством спросил Скрипач.

– Слушайте, вы правда совсем-совсем ничего не знаете? – удивилась она. – Вы же говорили, что были в городе вчера. Неужели не заметили?

– Не заметили – что? – не понял Ит.

– На улицу с непокрытой головой выходить нельзя, – объяснила Эри. – Если я буду сидеть в машине как есть, могут и стекло разбить, и бросить чем-нибудь.

– Да ладно, – хмыкнул Скрипач. Хмыкнуть-то хмыкнул, но призадумался. А ведь правда, понял он. Нас сбило с толку то, что сейчас зима – поэтому головы покрыты у всех, что у мужчин, что у женщин. Вот только в магазине…

– Рыжий, Эри права, – кивнул Ит. – В магазине у продавщиц были косынки. В кафе женщин почти не было, а те, что были – были в платках. Или в шапках. Черт, мы с тобой два лоха! Где файл с условиями?

– Везде, – дернул плечом Скрипач. – Каюсь, грешен. Не прочел раздел.

– Я тоже, – мрачно кивнул Ит. – Надо как-то собирать лапы в кучу.

– О чем вы? – удивилась Эри.

– О том, что мы должны были прочесть информацию по миру, прежде чем сюда соваться. А мы сфилонили и не прочли, – признался Ит. – Очень стыдно. Но про платки – это настолько серьезно?

– И про юбки тоже. Ненавижу юбки! Летом, у себя на участке, я в джинсах хожу, – призналась она. – Очень боюсь потолстеть. Новые джинсы теперь не купишь, а если я не смогу влезть в старые, будет плохо. Хотя почему – не смогу? Уже и не смогу. Так что теперь всё равно.

– Почему? – нахмурился Ит.

– Ну… Мне пятьдесят восемь исполнилось, – объяснила она. – Так что…

– В смысле? – Ит повернулся к ней.

– Мне обещали, что я умру в пятьдесят восемь, – спокойно объяснила она. – И, кажется, не соврали.

– Так, – Ит вдруг почувствовал какой-то неприятный холодок. – Слушай, давай поступим следующим образом. Ты нам про себя рассказать можешь? Кто ты такая, как ты познакомилась с контролирующими?

– Я не знакомилась, я всегда про них знала, – пожала плечами Эри. – Мне очень долго было удивительно, что другие не знают…

***

Когда Эри появилась на свет, семья ее была еще полной – мама, папа, и маленькая девочка, которую, как выяснилось позже, мать решила родить, чтобы сохранить брак. К сожалению, Эри брак не спасла, она, наоборот, стала одной из причин его быстрого распада.

…Семья жила тогда в центре Москвы, в хорошей добротной квартире, принадлежавшей бабушке и дедушке Эри. После появления девочки всё пошло наперекосяк: бабушка и дедушка не хотели тратить свое время и силы на орущего младенца, отец Эри не жаждал обеспечивать увеличившуюся семью, а мать, поняв, что вместо вожделенного мужа получила на шею лишь новую веригу, обозлилась до крайности.

Вскоре они уехали – в другой район, в худший дом, да еще и на холодный первый этаж. После переезда маленькая Арина начала болеть, и в результате у нее случилась та самая пневмония, в результате которой годовалая девочка провела две недели в реанимации, чудом оставшись в живых. После пневмонии папа Эри собрал свои вещи, и, под крики мамы, ретировался к одной из своих любовниц.

– Я его почти не помню, – пояснила Эри. – Так, обрывки. Слишком много лет прошло. Он появлялся иногда, привозил маме деньги, они ругались. И всё. Он почти не общался со мной, а маме так и вообще сказал, что я не от него, а от кого-то еще. Не знаю… был, и не стало.

– А когда он умер? – спросил Ит. Спросил просто так, ради того, чтобы спросить.

– Понятия не имею, – покачала головой та. – Наверное, давно. А может, вообще не умер. Мне это не интересно.

– Почему?

– Он мне никто. Мне нет до него дела.

…Еще в детском саду Арина стала проявлять некоторые качества и особенности, которые сильно не понравились воспитателям, да и маме тоже.

Девочкам положено играть в куклы – а вместо этого Аришка или катает машинки с мальчишками, или таскает с собой парочку пластмассовых буденовцев, найденных в игрушечном ящике на улице, на групповой площадке. Причем тащит их в группу, дурочка, а если отбираешь, ревет белугой. Мол, на улице они замерзнут. Пупсов игнорирует. Красивых импортных кукол-доченек тоже. Суп из песка не варит, в платье норовит залезть на дерево, да еще и с памятью нелады: на занятиях отвлекается, то в окошко смотрит, то рисует что-то… причем еще бы хорошо рисовала, рисует-то плохо совсем.

– Я, например, знала, что санки могут ехать сами, – со смехом рассказывала она. – Даже подговаривала детей из группы.

– В смысле – подговаривала? – Ит не совсем понял. – И как санки могут сами поехать? С горки?

– Нет, не с горки. Если сесть на санки, закрыть глаза, и сильно-сильно думать, что санки едут, они поедут по-настоящему, – пояснила Эри. – До сих пор помню. Двор сада, весь в снегу, несколько санок на расчищенной площадке, и мы сидим на санках… сидим и думаем. Я и еще несколько детей. Мне до сих пор кажется, что мои санки всё-таки совсем чуть-чуть, но ехали.

– Или это ехала крыша, – галантно подсказал Скрипач.

– Или крыша, – легко согласилась Эри. – На крышу действительно больше похоже, правда?

– К сожалению, правда, – кивнул Ит. – Хотя, знаешь ли, у меня тоже есть в загашнике парочка историй про то, как можно воздействовать на реальность.

– Ит, сейчас не твой бенефис, а Эри, – напомнил Скрипач. – Так, санки. Понятно. А что еще было?

– Ой, очень много всего. Например, летающая тарелка под фонарем…

…Вечером, поздним зимним вечером, мама вела Эри из садика домой. Идти предстояло по неширокой подъездной дорожке, тянущейся мимо ряда одинаковых низких домов. Вдоль дорожки стояли заметенные снегом кусты, и ряд фонарей, часть из которых работала, а часть нет. Пройдя темный участок, они стали приближаться к работающему фонарю, и маленькая Арина остановилась, чтобы полюбоваться, как поблескивает под лучом света падающий снег.

– Сначала я ее не разглядела, но потом увидела, – рассказывала Эри. – Свет был очень яркий, он мешал. А дальше – я увидела в небе, под тучами, какую-то сверкающую штуку. Словно там был еще один фонарь… ну или не фонарь, я не знаю, как правильно объяснить. И эта штука стала приближаться.

Дети не знают слово «перспектива», и когда рисуют на листе бумаги дом, маму, цветочки, и кошку – эти объекты будут лишь примерно пропорциональны. Совсем примерно. Дом и мама одного размера, кошка маме по пояс, а цветочки размером с треть дома. Но…

– Она летела к нам, и я как-то поняла, не знаю, как, что она большая, и что она должна по мере приближения к нам увеличиваться. Самолет в небе ведь тоже кажется маленьким, верно? Но она приближалась, и оставалась при этом одного размера. С большую кастрюлю, наверное, – Эри пожала плечами. – Словно… как бы правильно сказать…

– Словно она двигалась в каком-то ином измерении, – медленно произнес Ит. – Так?

– Не совсем. Словно она приближалась и удалялась одновременно. А потом…

…Потом тарелку заметили еще несколько прохожих, остановились, стали кричать, показывать пальцами – гляди, мол, гляди, какая штука. И тут тарелка, которая так и осталась размером кастрюлю, прошла на хорошей скорости под фонарем, над головами смотрящих. Сверкнули в луче света ее бока, словно бы из жидкой ртути, тарелка сделала зигзаг, уходя в небо, и через мгновение пропала, словно и не было. Только люди остались стоять, недоумевая, что же они такое сейчас видели…

– Мы тогда еще встречались с отцом, я спросила у него, что это такое, а он ответил, что это свет фонаря так отразился от снега, что нам почудилось. Только я знаю, что ничего нам не чудилось. Она на самом деле была, эта тарелка, хотите, верьте, хотите, нет.

– Не хотел бы, но почему-то верю, – заметил Скрипач. – Вообще, такие вещи, их обычно видят люди, которые потом попадают в Контроль. К примеру.

– Не только, – Ит задумался. – Эрсай тоже. Палачи. Да много кто. Хотя, нет. Видят, но не такое. Эри, а что-нибудь еще ты видела?

– Конечно. Например, танк во дворе школы неподалеку.

– Танк? – немного растерялся Ит.

– Ну да, или что-то типа танка. Мы в этот двор бегали играть летом, с другими девчонками. Я тогда еще как-то общалась… то есть мы были слишком маленькими, наверное, и они еще не разобрались.

– Не разобрались – в чем именно? – спросил Ит.

– В том, что я не такая, как они. Неважно. В общем, двор был большой и довольно запущенный. Кусты, деревья высокие. Нет, там была спортивная площадка, и плац большой, для парадов и линеек, но школа была очень старая, и двор у нее был огромный. Как сад или лес…

…Они играли в прятки в этом огромном дворе, и Эри выпала очередь водить. Искать подружек можно было очень долго, но Эри знала, что, например, Маруська обязательно пойдет к забору, в дальней части «леса», а Юлька попробует спрятаться неподалеку от спортивных снарядов, точнее, от площадки, на которой установлена пара ржавых турников, лестница, и сломанные качели…

– Я пошла по тропинке, а потом решила, что обману Юльку, застану ее врасплох. И полезла через кусты сирени, там густющие были кусты, их никто никогда не стриг. И…

И когда она вылезла на небольшую прогалину, ее словно остановила невидимая рука. Остановила, и заставила попятиться назад, обратно, в сирень. А потом кусты на другой стороне прогалины зашевелились, затрещали, и на прогалину медленно выехала огромная машина. Черная, с длинным дырчатым дулом, и со светящимися красным крошечными окошками на низкой плоской башне. Машина поводила дулом вправо-влево, и стала сдавать назад, обратно. Вскоре она скрылась в кустах. Эри долго стояла, не в силах сдвинуться с места – воздух до сих пор пах горячим металлом, маслом, и чем-то незнакомым, но очень неприятным.

– Чем-то похоже на запах сгнивших груш или яблок, и, кажется какой-то мясной гнили, – объясняла она. – Но я понимала, что это не яблоки. И не мясо. Это что-то живое так пахло. Какое-то существо. Очень недоброе. И сильное. Наверное, оно было в той машине, но я никого не видела. Только запах почувствовала, и ничего больше. Я потом долго боялась играть в этом дворе, рядом со школой. Боялась, что снова появится эта машина, и тот, кто в ней, вылезет наружу.

«Форд Аляска тревл» стоял в бесконечной пробке на выезде из города.

Скрипач дернул ручник, и повернулся к Иту – тот покачал головой.

Не может быть.

Запах… запах гниющих фруктов и гноя – это запах нэгаши, и они слишком хорошо знали, что это за раса, и чем могла бы закончиться для маленькой девочки-человека подобная встреча.

Но!!! Это же Сод!!! Какие нэгаши – тут? Откуда? Москва, школьный двор, и – танк третьего уровня с живыми нэгаши внутри? Как такое возможно?

– Сирень там была сильно поломана, – продолжала Эри. – На этом месте, где стояла машина. Я туда рискнула забраться только через месяц, или даже больше – и увидела эти сломанные ветки, много. Целый куст оказался раздавлен, а кусты там были ого какие. А чего вы молчите?.. Я что-то не то сказала?

– Прости, мы слегка охренели, – отозвался Ит после почти минутной паузы. – Рыжий, поехали, нам сигналят уже.

Машина тронулась.

– Больше ты этого танка не видела? – уточнил Скрипач.

– Нет. Но видела другое.

– Извини, что перебиваю, но ты… – Ит замялся. – Ты что, наблюдала нечто подобное часто?

– Не то, чтобы очень часто, – пожала плечами Эри. – И я не только видела, чувствовала тоже. Но я никому не могла нормально объяснить, что я вижу, и чего боюсь. Например, что-то было в стенном шкафу в моей комнате…

– Это почти у всех детей есть, – хихикнул Скрипач. – И у некоторых сильно пьющих взрослых. У детей бабайка, а у взрослых перепейка.

– Про бабайку не знаю, а то, что иногда оказывалось в шкафу, было как черный шар, размером с теннисный мяч. Или несколько таких штук. Вот тебе смешно, рыжий, а они всю дверцу изнутри изодрали однажды. Повсюду были щепки. А мама наказала меня. Она решила, что я взяла нож с кухни, и испоганила дверь. Глупо. Зачем бы мне это нужно было делать?

– Черные штуки? – с интересом спросил Ит. – Именно как шар?

– Да, гладкий черный шар. Не знаю, чем они драли дверь. Может быть, у них были когти или зубы. Когда тебе пять лет, тебе не захочется проверять, чего у них там есть, – справедливо заметила Эри. – Мне было страшно. Я от них пряталась под одеялом.

– Даже не знаю, что сказать. Странно. Очень странно, – Ит вздохнул. – Но ведь было что-то еще, верно? Это всё – тарелка, танк, шары – было побочным. Так?

– Так, – согласилась Эри. – Верно. Было еще и другое. Главное. Я тогда не умела еще молчать и скрываться, поэтому говорила о том, что понимала, с другими людьми. То есть пыталась говорить. Получалось плохо.

– И что было главным? – поинтересовался Скрипач, выруливая на трассу. Они тут что, совсем дороги не чистят, интересно? Больше семидесяти по такой трассе ехать – самоубийство. Мало того, что яма на яме, так еще и снега чуть не по колено.

– Двое, про которых я знала, что они есть.

…Эри знала про Двоих, и, как любой ребенок, она искала визуализацию своему знанию. Ей приходилось сложно – к пяти годам она верила в то, чего не существовало в информационном и предметном пространстве там, где она находилась.

Вера всегда нуждается в объекте.

Религиозный человек вешает себе на стену икону или вырезает из дерева скульптуру. Влюбленная в артиста женщина ставит на столик рамку с его портретом. Маленькая девочка просить мать купить ей куклу-принцессу или куклу-малышку. Объект обожания может быть недосягаем, поэтому его материальное существование подтверждает некий предмет, фетиш, символ – назвать можно как угодно, суть от этого не меняется. И маленькая Эри искала этот символ, и всё-таки, пусть и с трудом, нашла его.

– Я не знала тогда, кто такие те… ну, те. Даже не знала точно, мужчины они или женщины. Если мужчины, то не похожие на наших мужчин. Если женщины, то совсем не такие, как наши женщины. Я не могла описать, не могла выразить словами, не могла нарисовать… но тосковала я уже тогда. Тосковала и искала. И нашла.

…Двоих пластмассовых буденовцев Эри со слезами отбила в своей детсадовской группе. Они, за небольшую мзду, заплаченную мамой, переехали в результате к ним домой, и поселились в кроватке Эри. Кем только Эри после этого не стала – в глазах что мамы, что по мнению общественности!.. И дебилка, и тупая, и придурошная, и тряхонутая, и чокнутая, и поехавшая.

– Нормальные девочки в куклы играют, а эта себе солдат пластмассовых в кровать тащит, – сокрушалась мама. – И если бы хоть хороших каких, так ведь нет, два болвана уродских!

Буденовцы, надо сказать, были весьма условны – грубая отливка, выцветшая пластмасса, бывшая вначале красной, а теперь грязно-розовая. Они, после общения с детсадовцами, были все в царапинах и серых пятнах: мама долго терла их щеткой, но пятна так до конца и не отошли. В первые месяцы мать еще как-то пыталась бороться с увлечением дочери, но Эри была неумолима – любая попытка спрятать «солдатиков» заканчивалась истерикой и грандиозным скандалом, поэтому мама, в конце концов, махнула рукой, и «солдатики» стали полноценными членами небольшого игрушечного сообщества, принадлежавшего Эри.

– Только для меня они были не игрушки, – Эри задумчиво смотрела в окно. – Они были для меня словно живые. Я всегда брала их с собой, куда бы мы ни ехали, и они всегда спали со мной рядом. Почему-то, когда они появились, в шкафу навсегда перестали безобразничать черные шары, а то, что я видела… ну, оно стало немножко другим.

– Каким? – с интересом спросил Ит.

– Безопасным, – подумав, ответила Эри. – Нет, не совсем, конечно, но все-таки менее опасным. Черный, я не знаю.

– Называй меня лучше Итом, – попросил Ит. – Всего две буквы. Ит. Не сложно запомнить, правда?

– Я попробую, – серьезно ответила Эри. – Но могу случайно назвать, как привыкла.

– А меня можно рыжим, – милостиво разрешил Скрипач. – Еще можно Скрипачом, а еще меня зовут Файри. По документам. Но так никто в жизни никогда не называл.

– Ладно, – Эри улыбнулась. – А почему – Скрипач?

– Долгая история, как-нибудь потом расскажем, – пообещал рыжий. – Значит, после буденовцев стало получше?

– Да. Оно, собственно, и было неплохо, но когда они появились, я стала видеть и кое-что красивое… иногда.

…Они с мамой поехали на Юг, к морю – каким-то чудом маме достались две путевки. Место было довольно прозаическое, равнинное, но Эри почти каждый вечер видела по дороге с пляжа, когда они шли в корпус пансионата, одну и ту же картину: ущелье, поросшее хвойным лесом, горные вершины в белых снеговых шапках, а там, дальше, за ущельем – огромное и спокойное море, с золотой солнечной дорожкой в самом центре.

– Я рассказывала про эти горы маме, а она смеялась, и говорила, что я фантазерка. Потому что там не было никаких гор. Евпатория, какие горы? Отродясь их там не было. А я видела. Очень красивая картина, и каждый раз чуть иная, то есть она… как бы это сказать… она была живой, понимаете? Не фотография, не изображение. И всегда на одном и том же месте. Мама утверждала, что там степь, и что море вообще с другой стороны. А я видела… ну, вот это всё. Странно, правда?

– Да, странно, – согласился Ит. – И удивительно. Ущелье, высокие горы, хвойный лес?

Эри кивнула.

– На Окисте таких пейзажей полно, – заметил Скрипач. – Там этих гор, причем свежих, интервентами не грызенных, завались.

– Кем не грызенных? – не поняла Эри.

– Да есть такие конклавы, которые в мирах низкого уровня добычу устраивают, – объяснил Скрипач. – Прилетают армадой, загоняют технику, и добывают. А потом по тем местам – то моря мелкие, то пустыни, то впадины, то еще черти что. С ними борются, конечно, с этими добытчиками, но за всеми не уследишь.

– А кто борется? – с интересом спросила Эри.

– Официальная служба. У вас, как мне кажется, тоже добывали что-то. Обычно на карте хорошо видно, где были участки работ, – пояснил Ит. – Рудный комплекс, или комплекс для добычи редкоземельных элементов, он с хороший город размером бывает. А то и с несколько городов. Технологии достаточно примитивные, планету они калечат, но…

– Не увлекайся, – попросил Скрипач. Ит согласно кивнул. – Значит, ты видела горы и море. Там, где их не было.

– Ага.

– А что еще? – Ит снова повернулся к ней.

– Сны. Очень яркие сны, совершенно реальные. Только… Ит, можно, я потом расскажу? – попросила она. – Просто я боюсь…

– Чего боишься? – удивился Ит.

– Я не хочу плакать, – Эри опустила взгляд. – Почему-то, когда я говорю про это вслух, я иногда плачу. Когда пишу или просто думаю – нет. А когда проговариваю – да. Не знаю, почему так получается. Но можно я не буду пока что рассказывать?

– Хорошо, конечно, – Ит улыбнулся. – Тем более что мы почти приехали.

***

Точка, на которой предстояло снимать данные, представляла собой небольшую поляну в лесочке, неподалеку от дачного поселка. Дорога оказалась на удивление хорошо расчищенной (не иначе, как тут недавно прошел трактор), поэтому доехали хорошо и быстро. Выгрузили аппаратуру, выдали Эри планшет с фильмами, которые Скрипач скачал утром за немалые деньги из местной сети, и отправились работать – шестьдесят четыре датчика, центровая консоль, и полтора часа, а то и больше, по пояс в снегу.

– Ит, слушай, а она не врет, – задумчиво сообщил Скрипач, когда они отошли от машины на порядочное расстояние.

– И не думает даже, – подтвердил тот. – Она, по-моему, вообще врать не умеет.

– Очень похоже на то, – кивнул рыжий. – Это-то меня и пугает.

– Ты не одинок. Что же она такое, а? – Ит остановился.

– Вообще себе не представляю, – покачал головой Скрипач. – Я пытался сравнивать ее с Бертой…

– Я тоже, – вставил Ит.

– …так вот, ничего общего. Берта – летописец, ведь так?

– Ну, так.

– И она говорила, что тоже нас узнала, верно?

– Рыжий, это верно, но Берта никогда не общалась до нас ни с кем подобным. А Эри общалась. И если она общалась с какой-то из инкарнаций, то это ставит под большой вопрос все наши исследования и изыскания, – Ит сбросил с плеч рюкзак. – Пришли, давай тут расставлять.

– Ставит под вопрос? – повторил Скрипач. – Как бы ни так. Это херит на хрен вообще все наши изыскания и теории. И не только наши. Все. И сопротивления, и официалки, и даже то, что плели Эрсай – всё превращается в полную чушь. Это что-то принципиально новое. Совсем.

– Совсем… заладил, – Ит скривился. – Ты тут не один такой умный. Но ты прав в одном: я действительно выразился слишком мягко. Да и ты тоже, если вдуматься. На проекте «Зеркало» можно уже сейчас ставить большой и жирный крест. Отработаем его для проформы, а дальше – не знаю. Ей богу, не знаю.

– Может, мы ее зря из духовки вытащили? – Скрипач почесал переносицу перчаткой. – Может, лучше бы она там и осталась, а, ититская сила? Что скажешь?

– Дошутишься сейчас, – погрозил ему кулаком Ит. – Давай работать.

…Данные сняли за полтора часа, как и планировали – причем схема, отработанная еще на Терре-ноль, в этот раз прошла без сучка и без зазоринки. Идеально, можно сказать. Ни одного сбоя, ни одной осечки. Все согласно расчетам, причем еще и в соответствии с предварительными данным. Сод давал именно ту вибрационную модель, которую прогнозировала группа Берты и Ри – блестящий результат. Всегда бы так.

– Бертик и гений были совершенно правы, – констатировал Скрипач, когда они, собрав аппаратуру, шли обратно к машине. – Всё работает. Всё как по нотам. И стопроцентное соответствие с моделью Терры-ноль.

– Вот это-то меня и удивляет, – заметил Ит. – Какой-то он слишком уж идеальный, этот результат.

– В смысле? – не понял Скрипач.

– В прямом, – пожал плечами Ит. – У нас полностью совпала сетка отражения… тебя это не настораживает?

– Почему меня это должно настораживать? – нахмурился Скрипач. – Сетку считали четыре года Берта, Ри, и еще с десяток очень умных голов. В чем вопрос?

– В погрешностях, – Ит потер озябшие руки. – Не может не быть искажений, рыжий.

– Хорошо, давай перепроверим эту точку, – предложил Скрипач. – А почему ты не допускаешь мысли, что они высчитали всё так, что погрешности…

– Рыжий, у нас за сотни лет работы такого результата не было! – потерял терпение Ит. – Никогда! Очнись! А у нас сейчас тут – точное совпадение с Змеиным островом, стопроцентное. Ты данные не помнишь, что ли?

– Да помню я, – Скрипач растерялся. – Ладно. Отчитаемся, как есть, но скажем, что хотим провести дополнительную проверку. Ладно?

– Ладно, – махнул рукой Ит. – Не сегодня, понятное дело. Через пару недель еще раз сюда съездим. Интересно, что скажет гений, когда эти результаты увидит.

– Не знаю. Что-нибудь скажет, наверное, – Скрипач вздохнул. – Возможно, что мы намудрили с аппаратурой.

– Угу, конечно. С опечатанной и опломбированной официалкой. На три защиты. С этим набором невозможно намудрить, не хуже меня ты это знаешь.

– Ну, тогда… тогда он скажет, что мы ошиблись с наладкой, – пожал плечами Скрипач. – В общем, в любом случае, будем проверять. Чего-то я замерз, – пожаловался он. – Пошли скорее в машину, греться.

***

– Ты зачем движок заглушила? – возмущению Скрипача не было предела. – Зачем в холоде сидела два часа?! Совсем дура, что ли? Тебя для чего с собой взяли, спрашивается?! Чтобы ты жопу себе отморозила?

– Я подумала, что бензин жечь зря не нужно… ну простите, пожалуйста, – лепетала Эри. Казалось, она снова собирается расплакаться. – У меня же одеяло было, я не замерзла.

– Идиотка, – в сердцах произнес Ит. Сел на водительское место, завел машину. – Вот честно, вот не хотел я этого говорить, но идиотка же! Ну кто так делает?

– Я же не знала, сколько вас не будет, – Эри выглядела совершенно убитой и подавленной. – Думала, что придется долго ждать. А если долго, то бензина уйдет много.

– Мы тебе сказали, что нас не будет два часа, – зло произнес Скрипач, плюхаясь на пассажирское сиденье рядом с Итом. – Трудно запомнить?

– Наверное, я прослушала, – кажется, она всё-таки заплакала. – Простите…

– Сильно замерзла? – Ит понял, что пора сменить гнев на милость. Да почему-то и не хотелось ему больше злиться. – Ты вообще там как?

– Не сильно. Нормально, – она всхлипнула. – Только ноги.

– А кофе почему не выпила? – Скрипач вытащил из рюкзака полный термос.

– Я думала, вам… вы же замерзшие придете…

Ит только покачал головой, но ничего не сказал. Однако в этот момент у него на какой-то крошечный миг появилось странное ощущение тревоги – и он услышал тихий, едва слышный щелчок. Или треск сломавшейся сухой ветки. Слишком слабый звук, не разобрать, но почему-то (это он знал в тот момент точно) звук был важен. Что это?

– Рыжий, ты слышал? – спросил он.

– Слышал что? – не понял Скрипач.

– Что-то щелкнуло, кажется, – неуверенно ответил Ит.

– Я ничего не слышал. Эри, ты слышала?

– Нет, – покачала та головой. – Вы пейте кофе. Вы замерзли.

– Сама пей, мы потом, – Скрипач вытащил сигареты, закурил. Ит отобрал у него пачку и закурил тоже.

– А можно мне? – попросила Эри.

– Сигарету? – прищурился Скрипач. Эри кивнула. – Ага, сейчас. Шнурки только поглажу. Какую тебе сейчас сигарету, после такого отравления? Нельзя пока. Ит, включи кондей, чтобы дым вытянуло, кстати.

– А долго еще будет нельзя? – спросила Эри жалобно.

– Дня три, как минимум, – ответил Ит. Затянулся еще раз, приоткрыл окно, и выкинул недокуренную сигарету в снег. – Рыжий, хватит ее травить. Дома покурим. Всё, поехали, прогрелась уже вроде.

– Сколько там?.. Тридцать пять? Поехали, да. Люся молодцом, сейчас тепло уже будет.

***

– Поскольку ездить придется часто, давай ты запомнишь главное правило, – Скрипач сидел в полоборота, повернувшись к Эри. – Тебе должно быть комфортно, поняла? Не надо мерзнуть, экономить кофе, бояться высадить батарейку на планшете, и так далее. Кстати, мобильный у тебя есть?

– Мне не положено.

– Почему? – удивился Скрипач.

– Ну, считается, что если человек старше пятидесяти пяти, то ему телефон не нужен. Мне просто не продадут, – объяснила Эри. – Считается, что городского вполне хватит. Я еще хорошо устроилась, у меня сеть есть, договорилась, заплатила, и мне не обрезали. А могли.

– Подожди, не понял, – помотал головой Скрипач. – То есть как – обрезали?

– Считается, что в этом возрасте уже надо готовиться к царствию небесному, поэтому всякие греховные вещи из жизни пора исключать. В том числе сеть, – объяснила Эри. – Это уже лет десять как практикуется почти везде, а началось еще раньше. Так что телефон у меня только городской, а в сети я притворяюсь женщиной помоложе. Поскольку не провоцирую никого, ко мне не приходят.

– С этим мы потом разберемся, – Ит сейчас вел машину, и тихо ругался про себя: снегопад усилился, и Люсе приходилось несладко. – Телефон купим. Сейчас заедем куда-нибудь, и купим.

– Не продадут, – помотала головой Эри.

– Продадут, – ухмыльнулся Скрипач. – Покажем тебе веселый фокус. Поверь, нам – продадут.

– Ну, не знаю, – Эри задумалась. – Они же ко всему прочему еще и дорогие очень. Да и регистрация сложная, там целая процедура. Номер привязан к данным владельца, и…

– И по фиг, – отмахнулся Скрипач. – Эри, мы не только врачи. И не только исследователи.

– А кто вы еще? – с интересом спросила Эри.

– Мы агенты. Какое-то время не практиковали, но сейчас полностью восстановили форму, – объяснил Скрипач. – Так что такие фокусы в порядке вещей. Не думай, что у вас тут всё настолько плохо. Бывают миры, в которых условия гораздо более жесткие. Но даже там мы способны обойти те идиотизмы, которые придумывают власти. Мы не один год этому учились. Так что сейчас купим тебе телефон, на первое время, а потом…

– А потом придумаем еще что-нибудь, – с нажимом закончил Ит, про себя обозвав Скрипача придурком. Точнее, хвастливым придурком. Заигрался, идиот.

Разумеется, «Горизонт» запросто мог им выдать коммуникаторы. Как нечего делать. И связь они бы тоже осуществляли через яхту: сейчас «Горизонт» шел по заданной орбите, на высоте восемьсот километров над поверхностью планеты (загнали повыше, чтобы избежать встреч с местной техникой), и связываться через него было бы легко и приятно, но… но, во-первых, у них все-таки подписан договор с официалами, и, во-вторых, там есть пункт об ограничении использования аппаратных средств. А, в-третьих, за ними следят, и, само собой, поинтересуются, кому понадобился еще один коммуникатор.

Теоретически оправдать присутствие Эри для них не составит труда. Тут подойдут разные варианты: и «старая знакомая», и «мы два извращенца», и «жалость», и «прикрытие». Что угодно. Подобные контакты с местными официалку в свете их работы не интересуют. Ну, спасли случайно тетку. Ну, пожалели. Ну, таскают временно с собой. Пока ситуация не выходит за рамки регламента, всё спокойно. Официалка, скорее всего, уже проверила Эри – вот только Арина Дерзкова не представляет для официалки никакого интереса.

Потому что кроме как про газ, они ни про что больше не знают.

По крайней мере, пока.

– Так где у вас тут телефоны продаются? – спросил Ит. Машина уже находилась в черте города. – Подскажи, куда рулить. И что сейчас народ покупает?

***

Разнообразием в салоне связи и не пахло. Ит и Скрипач походили рядом с витринами (Эри всё это время робко стояла у входа, не решаясь пройти дальше), и сделали неутешительный вывод – да, проблем в мире больше, чем им казалось.

– Странно, что мы так легко купили планшет с картой, – тихо заметил Ит. – И еще более странно, что планшеты теперь продаются отдельно.

– Мы были в очередной лавке для богатых, – подсказал Скрипач. – Вспомни, сколько стоил планшет. А этот магазин – обычный, для средних и нищих. Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку. Но какой разброс! Пропасть.

– Бездонная, – согласился Ит. – Так… молодой человек, телефоны нам продайте. Вот эту модель, я думаю.

«Модель» была явно местного производства – угловатая, тяжелая даже на вид. Однако Ит, у которого чутье на технику было отличное, понял – да, телефон, пусть и корявый, будет работать исправно, и не сломается в самый неподходящий момент. Да и аккумуляторы серьезные, по четыре тысячи ампер часов. На трое суток хватит спокойно, а то и на большее время. Сойдет. Вполне сойдет.

– Телефоны? – переспросил продавец, подходя к ним. – Два?

– Три, – поправил Ит.

Цена такой покупки, видимо, слегка напугала продавца.

– Дорого выйдет, – покачал он головой.

– Ну что ж, значит – дорого, – развел руками Ит. – Так у вас есть три аппарата, или нет?

– Сейчас посмотрю, – продавец вытащил из кармана связку ключей, открыл шкаф, расположенный под витриной, и залез в него. – Так… есть, да. Белый, синий, и красный. А, еще есть черный.

– Кому какой? – спросил Ит. – Эри, ты какого цвета хочешь телефон?

– Черный или белый, – тихо ответила Эри.

– Значит, красный, – решил Ит. – Девочковый.

– Но я не люблю красный цвет.

– Тогда белый. Или синий?

– Синий тоже не люблю.

– А черного еще одного нет? – спросил Скрипач.

– Нет, к сожалению. Будете брать? Тогда пройдемте на стенд для оформления, – предложил продавец. Ит украдкой рассматривал его: невысокого роста, рукава форменной рубашки явно длинноваты, да и штаны подвернуты; лицо простецкое, черты словно слегка смазаны – между прочим, один из признаков деградации; волосы выглядят плохо, линялые, тусклые – плохая еда, недостаток витаминов… хреновые дела творятся в этом мире, ой, хреновые… хочется верить, что в других странах не так… может, и не так, но какая разница? В России уж точно не так…

– Пройдемте, да, – согласился Скрипач. – Эри, иди сюда.

Она покорно подошла, и встала рядом со Скрипачом, привычно опустив голову.

– Документы ваши попрошу. Нет, вам, женщина, не смогу продать, наверное. Вам сколько?

– Пятьдесят, – скинула себе возраст Эри, поднимая голову.

– Все равно не могу. Я продам, а меня потом накажут. Вдруг вам больше.

– А если она покажет паспорт и метрику? – с интересом спросил Ит.

– Ну и покажет, ну и что? Сейчас проект идет, чтобы до пятидесяти продавать, – объяснил продавец. – А ей уже есть.

– Теперь посмотри сюда, – предложил Ит. Продавец повернулся к нему.

Воздействие.

– Сейчас ты возьмешь деньги, дашь нам телефоны и карты, и запишешь покупку на документы своих коллег по салону, – ровным голосом сказал Ит. Продавец кивнул. – На себя не пиши, так уж и быть. Кто тебе больше всего не нравится, на тех и напиши. Понял? Квитанции распечатай, и распишись за директора. И сразу убери все квитанции в архив. Пусть тебя похвалят за усердие.

Продавец радостно закивал.

– Не надо, – вдруг сказала Эри. – Ит, не надо! Его же накажут, если прочтут.

– Нет, не думаю, – возразил Ит. – Они даже не проверяют эти вещи, пойми. Как я понимаю, они и не в состоянии их проверить.

– Почему?

– Им просто всё равно. Сейчас ему главное – сделать продажу, получить процент, и пойди домой. Кушать и телек смотреть. Эй, парень, как там тебя?

– Игорь, – ответил тот.

– Картошечку любишь? – ласково спросил Ит. – Будешь сегодня кушать картошку?

Парень радостно закивал.

– Ну, вот видишь? – улыбнулся Ит. – Не переживай. Я уже понял, что тут происходит. Так что ты можешь не волноваться. Все в полном порядке.

– Даже не знаю, – Эри покачала головой. – Все равно, неудобно как-то.

– Слушай, а если этот вот парень, например, увидит тебя на улице без платка, что он сделает? – вкрадчиво поинтересовался Скрипач.

– Обматерит, скорее всего. Может быть, ударит. Толкнет, – Эри покачала головой. – А, была, не была! В конце концов, от него и вправду не убудет.

***

Дома Эри ушла к себе, сказав, что придет обратно к ужину – надо помыться, привести себя в порядок, сунуть в стиралку вещи. Ит с большой неохотой ее отпустил, поняв, что, видимо, дело не только в вещах и стиралке. Ладно, пусть часок позанимается своими делами. Тем более что еду еще надо приготовить.

Скрипач, разумеется, принялся за картошку: жареную картошку он более чем уважал. К картошке он решил нажарить еще и оладьев, но выяснилось, что дома нет ни муки, ни сметаны, ни кефира, ни варенья. Поэтому Иту была вручена сумка, и дан наказ – что и где следует купить.

– Одна нога здесь, другая тоже здесь, – напутствовал Скрипач. – Можешь растительное масло еще взять.

– Так купили же.

– Ну, мало ли, купили… еще не открывали, вдруг гадость какая окажется.

– А ты думаешь, что в этом районе я сумею купить не гадость?

– Иди, иди уже, – проворчал Скрипач. – На обратной дороге зайти за Эри. А то она застесняется и картошку пропустит.

…С покупками, против ожидания, Ит управился быстро – видимо, работающие подтянутся в магазин позже, а пока ни очередей, ни толпы. Он быстро покидал в корзину то, что велел Скрипач, добавил от себя банку баклажанной икры (в самый раз к картошке будет) и пакет с шоколадными конфетами (вдруг Эри любит конфеты?), расплатился, перекинувшись парой слов о холодной погоде со скучающей кассиршей, и направился домой.

Конечно, дверь в квартиру Эри он мог бы открыть с легкостью, но делать этого не хотелось, не корректно – Ит постучал тихонько, и стал ждать ответа. Эри открыла через пару минут. На носу у нее сидели тяжелые роговые очки, даже по виду очень старые, а в руках она держала иголку с вдетой ниткой.

– Уже пора идти? – спросила она.

– Ну вообще-то да, картошка остынет, – ответил Ит, входя в прихожую ее квартиры. – А еще рыжий обещает оладьи, и заслал меня в магазин за мукой. Хочешь конфету?

– Ой, какие классные… хочу, конечно, но только не сейчас, – помотала головой Эри. – Ит, две минуты. Я дошью, и тут же приду.

– А что ты шьешь такое? – с интересом спросил Ит.

– Для телефона чехол, – объяснила она.

– Зачем? – удивился Ит.

– Потому что я рукожоп, – вздохнув, сообщила Эри. – И у меня всё из рук валится. Боюсь, что уроню и разобью, а он же дорогой очень.

– Тебе делать нечего? – недоуменно спросил Ит. – Эри, это всего лишь телефон. Кусок пластика и микросхема. И матрица. И всё. И ничего больше. И если ты его кокнешь, мы просто пойдем и купим новый. Или сопрем.

– Так нельзя делать, – возразила она.

– Тебе нельзя. А нам можно, – упрямо ответил Ит. – Мы на отработке… потом расскажу, что это такое… в общем, мы на отработке, и такие мелочи нам делать действительно можно. И вообще, я последние годы был исключительно честным человеком, и мне это слегка надоело.

– Надоело быть честным? – удивилась она.

– Не совсем правильно сказал, – тут же поправил себя Ит. – Надоело быть зависимым.

– А воровать телефоны – признак независимости? – прищурилась Эри.

– Нет. Воровать телефоны – это признак работы, – отрезал Ит. – Всё, к черту моральные устои. Пошли ужинать.

– Я всё-таки дошью, – решительно сказала она.

– Ну, хорошо, – сдался Ит. – Но сразу приходи, ждем.

***

Ужин Скрипач приготовил явно не в расчете на троих – поэтому его было решено частично оставить на завтрак. После картошки с баклажанной икрой и огурчиками, да еще и со сладкими оладьями на десерт все несколько осоловели, поэтому чай решили попить в комнате, а заодно разобраться с купленными телефонами.

– Слушай, ты меня, конечно, извини, но давай всё-таки уясним с духовкой, – попросил Скрипач. – Ты голову сунула из-за того, что мы тебя не узнали?

– Ну да, – кивнула Эри. – Так и есть.

– А подойти и спросить религия не позволила, или внутренние предубеждения? – поинтересовался Скрипач. Ит в это время поснимал крышки со всех трех аппаратов, и теперь прикидывал, как бы тут слегка всё переделать. Интерес чисто спортивный, конечно, но слегка повыбешивать местные власти – это мы завсегда…

– Мне это даже в голову не пришло, – призналась Эри. Она сидела в кресле с чашкой чая в одной руке, и с конфетой в другой. – Я решила, что… что – всё. Что я износилась так, что меня уже не считают кем-то… чем-то… чем-то, на что нужно обращать внимание. Ну и…

– Понятно. То есть ты даже не допускала возможность ошибки? – поинтересовался Ит.

Она помотала головой.

– В тот момент – не допускала. Уже потом, когда вы… ну, когда мы как-то объяснились… – было видно, что Эри трудно подбирать слова, – то есть я поняла, что мой поступок противоречит самой моей теории. И что я едва не сделала очень большую глупость.

– Ну, глупость-то ты сделала, – подсказал Скрипач, отбирая у Ита один из аппаратов. – Нет, ититская сила, так не пойдет.

– Сам вижу. Модуль оставим, только слегка переучим.

– Ну так переучивай, чего ты его выковыриваешь-то?.. А что за теория, Эри?

Она замялась.

– Ну… Рыжий, я очень плохо объясняю.

– А ты попробуй.

– Мы все – как осколки голограммы, – ответила Эри. – Кусочки. Какой-то больше, какой-то меньше. И я такой осколок, и вы. Но в любом осколке же будет голограмма, а не что-то другое, вне зависимости от его размера, и от того, куда он улетел, когда голограмму разбили?2

– Не совсем так, но в общих чертах понятно, – кивнул Ит. – То есть ты хочешь сказать, что ты встречалась с другим осколком голограммы, который… который как мы? Верно?

– Да, примерно так, – согласилась она. – А вы… ваша жена, она ведь тоже, получается…

– У нас на этот счет была другая теория, – осторожно начал Ит. – Зеркала, отражения. Про голограммы мы тоже думали, но в несколько ином ключе. Неважно. В общем, ты для себя поняла, что это мы, но при этом – не мы?

– Не они, – поправила Эри. – Вы в любом случае будете – вы. Я… не знаю. Наверное, тоже. Просто я очень плохой осколок. Даже не осколок, а так, осколочек. Есть и другие.

Ит снова ощутил между лопаток неприятный холодок.

– Кто – другие? – поинтересовался он.

– Осколки, которые еще меньше, – объяснила Эри. – Например, я помню вас… ну или их… неважно… а другие не помнят, или просто ощущают, или помнят, но совсем мало. Я встречала таких людей. Мы все с ними немножко похожи чем-то.

– Тем, что понимаете, что ваше знание – правда?

– Ага. Только ни мне, ни им никогда не верят те, кто… ну, кто не осколки. Ит, а почему кто-то помнит, а кто-то нет? – спросила она.

– Если брать за основу твоей теории именно голограмму, то учти – изначальную голограмму нельзя дробить до бесконечности. В совсем маленьких кусочках изображения не будет. Я тебе потом покажу на примере, как это выглядит.

– Ага, – она покивала. – Но ведь кусочек всё равно часть голограммы, так? Верно?

– Верно, – согласился Ит. – Но изображение…

– Изображение пропадет, я поняла. Но часть всё равно останется частью.

– Конечно, останется, – проворчал Скрипач. – Куда она денется.

– Эри, а люди, которые такие же, как ты – кого-нибудь еще можешь показать? – с интересом спросил Ит.

– Уже не могу.

– Почему? – нахмурился Скрипач.

– Потому что вся эта система… ну, весь наш мир… он, кажется, задумал нас, вот таких, уничтожить. Простите, я путано говорю, наверное, – Эри, кажется, покраснела. – Уже несколько лет прошло с тех пор, как умер последний человек, который мне верил. Да их и было немного, около десятка. По крайней мере, тех, кого я сумела разыскать. Может быть, где-то есть еще. Я не знаю.

Холодок всё никак не проходил. Ит передернул плечами.

– Осколки, значит, – пробормотал он. – Ты осколок, мы осколки… угу… А что же случилось с самой голограммой, в таком случае? Что произошло, почему появились осколки?

– Не знаю, – Эри пожала плечами. – Что-то случилось, наверное. Но голограмма теперь разбита. И каждый что-то помнит, как я. Каждый, кто был раньше частью этой голограммы.

– Это надо подумать, – Ит кивнул. – Это слишком серьезно, чтобы решить вот так, с налету, за один вечер.

– Сейчас доделаем телефоны, и спать, – пообещал Скрипач. – Я лично с ног валюсь.

3. Реалии

Утро началось творчески – проснулся Скрипач от громкого и требовательного стука в соседскую дверь. Кажется, стучали ногами. И параллельно звонили в звонок. И что-то кричали. Скрипач прислушался.

– Арина, открывай! – требовал мужской голос. – Негоже меня держать на пороге!

– Открой отцу святому, родимая, – запричитал второй голос, на этот раз женский. – Не бери грех на душу! Мы тебе подарочки принесли, всем приходом собирали. Смотри, какая корзинка!.. Открывай, Ариночка, слышишь?

– Что там происходит? – недовольно спросил сонный Ит.

– Спи, я сам, – отмахнулся Скрипач, которого разбирало любопытство.

– Не выеживайся только, ради бога.

– И не думал даже, – Скрипач накинул халат. – А ну-ка…

Через глазок на лестничной клетке можно было разглядеть следующую картину. У двери топтался крупный, дородный священник, толстый, отдышливый, в теплой куртке, накинутой поверх длинной рясы. Рядом с ним толклись две бабки, которых Скрипач тут же определил ДЭП-ницами с хорошим стажем и богатой практикой. В руках одной из бабок была корзинка, явно не новая, сувенирная, с несуразно длинной ручкой, перемотанной синей изолентой.

– Открывай, Арина, нам надобно квартиру посмотреть, – требовали бабки. – Чего молчишь, бесстыжая? У людей дети малые плачут, а ты расселась в двух комнатах, сычиха! Совсем совести нет?

– Арина, откройте, – басил священник. – Какой вы пример подаете молодым? Во грехе упорствуете? Мы же по-хорошему просим! Не перечьте батюшке!

Мысленно обругав себя последними словами за то, что Эри разрешили ночевать дома, Скрипач прошел в комнату, быстро оделся, перехватил волосы резинкой, и снова пошел в прихожую.

В коридоре бубнили всё так же.

Скрипач демонстративно громко щелкнул замком, привлекая внимание, и вышел в коридор.

– Что тут происходит? – ласково поинтересовался он, хотя, конечно, уже сообразил – что. – Вы кто такие?

– Мы с прихода! – загомонили бабки. – Это вы кто такой?

– Что в имени тебе моем? – риторически провозгласил Скрипач. – И зачем вы долбите в дверь? Спать мешаете!

– Девятый час утра, кто ж в такое время спит? – удивились бабки. Священник пока что молчал, он буравил Скрипача недовольным взглядом – видно было, что публике батюшка совсем не рад. Их программа должна была идти исключительно соло, а тут на тебе. Еще один зритель появился.

– Мы спим, – пожал плечами Скрипач. – Может, мы ночью работали? Чего вы шумите? И что вам надо от этой женщины?

– От женщины надо? – повторил священник. – Нет, милый человек, не нам от женщины надо. Это женщине надо – от нас. Спасение ей надо, очищение от греха, покаяние, и молитвы. А она, вместо того, чтобы готовиться к скорой встрече с отцом нашим небесным, юродствует, в штанах ходит, волосы красит, и в храме не появляется.

– А с чего вы взяли, что у нее вскоре будет встреча с отцом? – поинтересовался Скрипач. Он услышал – Ит тоже встал, оделся, и сейчас стоит у двери в комнату. Слушает.

– А потому что диагноз ей в поликлинике поставлен, – развел руками батюшка. – Страшный диагноз. Рак. И скоро предстанет она перед всевышним, на суде, и что ее ждет…

– Так, стоп, – Скрипач поднял вверх ладонь. – Давайте разберемся. С отцом или с всевышним? И почему суд? Если отец, то за что ему дочь судить? За штаны?

– Не юродствуйте, – голос священника потяжелел. – Раскольник, да? Атеист, поди? Или дарвинист? Погрязши в своей ереси, возомнивший о себе…

Ит аккуратно отодвинул Скрипача от двери, и тоже вышел в коридор.

– Про возомнивших – позже, – тихо произнес он. – Один момент. Я чего-то недопонял про плачущих детей и две комнаты. Поясните, пожалуйста.

Воздействие. Совсем крошечное, едва-едва. Этакий вариант наркотика правды – на полщелчка. Чуть-чуть.

– У нее квартира в две комнаты, и кухня, и санузел раздельный. Она должна в обитель социальную для старцев пойти, и там почить, отписав прежде квартиру приходу. А квартиру приход за небольшую цену передаст нуждающимся. Женщине с малыми детьми, если точно. Уже трое записались на ее квартиру, будут жребий тянуть, кому повезет. Думали мы до возраста дождаться с ней, до шестидесяти, да повезло – из поликлиники позвонили, сообщили про ее скорбный диагноз. То есть она скоро преставится. И ей забота нужна и опора. Мы уже который месяц ходим, а она упорствует, дверь не отпирает, комнаты посмотреть не дает, собраться ей помочь не позволяет. Один раз только и открыла… – священник замялся.

– И чего? – с интересом спросил Скрипач.

– И водой нас облила холодной, – мрачно сообщили бабки.

Скрипач начал смеяться, Ит тоже.

– Ну охуеть теперь, – констатировал, отсмеявшись, Скрипач. – Так, вы, святая троица. Ноги в руки и вперед отсюда. Корзинку оставь, даже интересно стало, какую отраву, и куда именно вы насовали. Поставь, сказал! – рявкнул он, увидев, что одна из бабок примеряется взять корзинку с собой.

– Еще раз вас здесь увижу – переломаю ноги. Или шеи, как получится, – ровным голосом сообщил бабкам и священнику Ит. – Если попробуете привести полицию или еще кого подобного, переломаю им тоже.

– Не посмеешь, хиляк, – огрызнулся священник, отступая к лестнице. – И не сумеешь. Кишка тонка.

Ит сделал неуловимое движение – и священника с размаху впечатало жирной спиной в лестничные перила. Бабки охнули.

– Посмею, еще как посмею, – Ит сделал шаг вперед. – И не стоит рассчитывать, что нас не будет дома. Квартирами они чужими подторговывают, сволочи. Видали? Две комнаты и кухня… так, блядь, вы еще здесь? Вон!!!

Бабок и попа сдуло. Только дробный топот по лестнице, писк домофона, и холодный ветер, пронесшийся по подъезду.

– Эри, открывай, – позвал Скрипач, постучав по дверному косяку. – Концерт окончен.

Дверь открылась – Эри стояла на пороге. Бледная, губы трясутся, в руке – цельнолитой металлический молоток для отбивки мяса.

– Они ушли? – голос ее дрожал и срывался. – Вот так, просто? Ушли?

– Ушли, ушли, – подтвердил Ит. – И часто к тебе так приходят?

– Пару раз в неделю. Давайте, скорее, внутрь заходите, а то они еще вернутся, а дверь нараспашку, – попросила Эри.

– Не вернутся, не бойся, – покачал головой Ит. – Я этого жирдяя неплохо приложил.

– Они вернутся, – покачала головой Эри. – С казаками. Когда я водой его полила, они вернулись с казаками. Я три дня не могла из дома выйти, они на лестнице сидели.

– И чем дело кончилось?

Эри вдруг засмеялась.

– Полицией… казаки-то не церковь. Они же не просто так сидели, они курили трубки, пиво пили, говорили громко. Кто-то вызвал полицию, и их прогнали. Это еще осенью было, три месяца назад. До сих пор смешно.

– Как-то не очень смешно, – признался Скрипач. – А сколько было казаков?

– Трое, пятеро. Когда как.

– Ерунда, – поморщился Ит. – Если будет нужно, разберемся с казаками. Ну что, пошли к нам? Недоеденные оладьи вопиют об отмщении. Надо доесть.

– Сейчас приду, – пообещала Эри. – Только умоюсь.

***

В корзинке нашлись следующие предметы:

– коробка шоколадных конфет, относительно свежая, вскрытая; конфеты вроде бы в сахарной пудре

– коробка клюквы в сахарной… правильно, в сахарной пудре, ну, разумеется

– пакет сахара, вскрытый, но аккуратно заклеенный по шву

– кусок мыла, ювелирно распиленный напополам, и потом тоже склеенный

– пакет самых дешевых макарон (Скрипач даже удивился, не найдя сахарную пудру)

– игрушечная фигурка младенчика в люльке, размером с сигаретную пачку, аляповатая, китчевая; этакий голенький херувимчик в пеленке, поросячье-розового цвета, с бессмысленным взглядом… и со слегка расходящимся косоглазием

– молитвослов в мягкой обложке, испещренный закладками

– головной женский платок, который, как показалось Иту, сшит из старой наволочки

Да уж, шикарные подношения за двухкомнатную квартиру.

– И чего там такое? – с интересом спросила Эри, разглядывая дары.

– Сейчас посмотрим, – пробормотал Скрипач, надевая налобник. Эри, кажется, не удивилась, словно она ожидала чего-то подобного. – О, старые знакомые. Сердечные гликозиды, причем в количестве.

– Чего нашел? – спросил Ит с кухни.

– Дигоксин ровным слоем, почти везде, – отозвался Скрипач. – Им посыпали конфеты, клюкву, добавили в сахар. В мыле… в мыле ртуть, но немного. В платке тоже ртуть.

– Где именно? – с интересом спросил Ит.

– Там, где швы потолще. Вот придурки, она же вытечет. Так… книжка и фигурка чистые. На удивление. Макароны тоже слегка с дигоксином. Видимо, политы раствором.

– И что бы со мной было, если бы я это съела? – полюбопытствовала Эри.

– Передозировка. Либо сразу, если бы ты съела много, либо постепенно, если бы растянула удовольствие, – ответил, входя в комнату, Ит. – Больше всего это было бы похоже на сердечный приступ. С большой долей вероятности, тебя бы забрала «скорая», и…

– И домой бы я уже не вернулась, – Эри поежилась.

– Почему? – нахмурился Скрипач.

– Потому что из больницы меня бы отвезли в этот их Дом Старчества, – Эри отвела взгляд. – А там, наверное, еще бы накормили этой дрянью. И еще. И еще…

Ит неподвижно, не отрываясь, смотрел на нее.

Вот эту женщину – в Дом Старчества?

Сейчас, в этот момент, Эри можно было бы дать лет тридцать пять, если не меньше. Она сидела в кресле, опустив голову, и сцепив руки в замок – видимо, чтобы не дрожали. Темные волосы, светлая, ровная, совершенно не возрастная кожа, морщин самый минимум: мимические, куда от них деваться, да «гусиные лапки» у глаз. Легкий, не искаженный возрастом овал лица – у многих здешних женщин он к тридцати хуже.

Вот ее – в Дом Старчества? Невероятно.

– Пожалуй, я испытываю настоятельное желание прогуляться в их этот дом, – предложил Ит. – Рыжий, компанию составишь?

– Да без вопросов, – Скрипач осклабился. – Опять же, корзинку надо занести.

– Эри, сувениры оставим? Фигурку, книжечку? – подмигнул Ит.

– Оставим, – вдруг сказала Эри, поднимая голову. – Если… если вы обещали мне… брать меня с собой, то мне будет из чего развести костерок, пока я вас жду.

– Умница, – похвалил Скрипач. – Так где находится этот дом?

***

В холодном холле, застеленном продранным линолеумом, на самом сквозняке, подле входной двери, дрались две старухи, одетые в потасканные, засаленные халаты. Дрались они молча, не издавая ни звука, одна вцепилась другой в жидкие седые волосы, а вторая в это время пыталась пнуть соперницу ногой. Беззвучная эта драка сопровождалась разве что напряженным сопением противниц, да шарканьем тапок по полу.

Наконец, одна из них, та, что держала другую за волосы, решила, видимо, что одержала победу. С силой толкнув противницу в лоб, она торжествующе сунула ей под нос кукиш, плюнула на рукав халата, и гордо пошла по коридору прочь, подволакивая левую ногу. Проигравшая стёрла ладонью плевок, шмыгнула распухшим носом, и отправилась в другую сторону.

– Мило, – одобрил Скрипач. – Интригует.

– Да уж, – кивнул Ит. – Что это было, интересно?

– Женские бои без правил, как я думаю, – пожал плечами Скрипач. – Пошли дальше?

– Идем. Мы сюда не ставки на бабок делать пришли, – заметил Ит. – Кстати, ты заметил, какие они крупные?

– Да, не то слово. Эри по сравнению с этими лосями – воробушек, – Скрипач нахмурился. – Слушай, а ведь эти обе были рожавшими. Я почему-то подумал, что сюда только одиноких…

– Видимо, не только, – Ит поморщился. – А то в других мирах такого уровня в богадельни сдают только одиноких стариков, конечно. Большую часть как раз и привозят отпрыски. Будто сам не знаешь.

– Знаю, – Скрипач досадливо махнул рукой. – Ладно, пойдем, поищем святого отца.

…Искомый субъект обнаружился в дальней комнате закрытого крыла, видимо, там в Доме Старчества располагался офис. Здесь было тепло, сухо, пахло свежезаваренным чаем, гречневой кашей, и, кажется, сдобой. Скрипач принюхался. Точно, булочки. Да еще и с корицей.

– На обратной дороге купим, – предложил Ит. – И не делай такое несчастное лицо, рыжий. Создается впечатление, что ты булок три года не видел.

– Ну, видел, – проворчал Скрипач в ответ. – Но вкусно же.

– Обжора ты, вкусно, – передразнил Ит. – О, вон же он. Слышишь, хлюпает? Чаи, видать, гоняет, пока подопечные руками машут.

В дверь даже стучаться не стали, Ит просто открыл ее, и вошел первым, а Скрипач последовал за ним. Действительно, за большим столом, покрытым бордового цвета плюшевой скатертью, сидел давешний священник. Перед ним на расписном подносике стояла большая фарфоровая чашка с чаем, и тарелка с булочками.

– А мы вам конфеток принесли, – радостно сообщил Скрипач, прикрывая за собой дверь. – Говорят, мучного много есть вредно. Хотите конфеток?

– Опять вы? – возмущенно спросил священник.

– Как видите, – пожал плечами Ит. Порылся в сумке, вытащил конфеты, открыл коробку, и поставил на стол рядом с булочками. – Угощайтесь. Свежайшие.

– Издеваетесь? – глаза у священника нехорошо сузились.

– Конечно, – кивнул Ит. – Не нравится?

– Чего ты дуру с себя корчишь? – рявкнул священник. – Не умерла бы она от этих конфет! А ей пора уже! Засиделась!.. Была бы трешка, так еще в пятьдесят пять перевели, и так три года лишних площадь занимает!

– Ну-ка, ну-ка, – подбодрил его Скрипач. – С этого места подробнее, пожалуйста.

– Чего ты заладил – «подробнее», – передразнил его священник. – Мы в ваши дела не лезем. И вы в наши не лезьте. По уговору.

– Так. Стоп. Кто в чьи дела не лезет? – нахмурился Ит.

– Ой, не могу… – священник рассмеялся. – А то я не знаю, кто вы.

– Ну и кто мы? – спокойно поинтересовался Скрипач. Даже как-то излишне спокойно.

– Служба эта, как ее там. Видел я таких, как вы. Инопланетных. Сто раз. Вас чего, не предупредили, что ли?

– Насчет церковников – нет, не предупредили, – покачал головой Ит. – Только о местных властях. Поименно. У нас полузакрытый проект, нам не нужны внутренние контакты.

– Так если тебе не нужны внутренние контакты, то хрена ты лезешь-то? – вскинулся священник. Стукнул по столу кулаком, чашка подпрыгнула, жалобно звякнуло блюдечко. – Твоё какое дело?

– Если об этом зашла речь, то поясню про дело, – Ит спокойно ответил Ит. – Во-первых, мы действительно много работаем, и хотим полноценно отдыхать. В тишине, а не под стуки и крики. Во-вторых, нам не нравится, когда кто-то пытается прикончить наших знакомых.

– Это Аринку-то?

– Да, это Аринку-то. Мы ее знали сорок лет назад, обрадовались, встретив сейчас, а тут – такое. И это называется – священник, – Ит сейчас играл, и, кажется, получалось неплохо. – С каких пор убивать перестало быть грехом?

– Детей без жилья оставлять – грех! Со священством спорить – грех! Юродствовать! В ереси жить! В прелести! А окоротить такого человека, на путь поставить – не грех!!! Не грех, слышал!!!

– Не орите, – поморщился Ит досадливо. – Между прочим, я священник. С действующим саном. И врач. Это дополнительные специальности. Но как священник я вам могу сказать – вы перегнули. Причем настолько, что ни на том свете, ни на этом прощения вам не будет.

– Без вас разберусь, будет или не будет. У меня план, – кивок в сторону объемистого дубового шкафа, стоящего в углу. – По приходу план, по жилью. Мне в епархии отчитываться. А вы…

– А мы сломали вам всю фишку, – подсказал Скрипач. – И сейчас доломаем ее окончательно. Говорите, что про официальную знаете? И про то, кто мы? Маловато, видать, знаете. Коммуникатор где?

– А вам зачем? – священник, судя по всему, почуял неладное.

– Поговорить кое с кем хочу, – миролюбиво пожал плечами Скрипач. – И с вами чтобы поговорили. Только уже не на уровне тычков и конфет с дигоксином, а нормально. План у него, видите ли. Ща будет тебе план, сальная морда…

Куратор ответил практически сразу, Ит (говорил сейчас он) тут же по коду перешел выше – вся эта фигня с кодами была исключительно для местных, на самом деле приоритетный статус их команды был подтвержден мгновенно, как только произошло включение. В это раз куратор был из своих, хорошо знакомых, человек, с забавным именем Карин. Нормальный парень, кстати, с ним успели несколько лет поработать на Терре-ноль. Да, ясное дело, официал, да, понятно, что на самом деле это слежка чистой воды, но на этот раз присутствие Карина было только на руку.

– Слушай, у нас тут проблемы, – не здороваясь, начал Ит. – Мы, понимаешь ли, встретили давнюю приятельницу, а к ней, понимаешь ли, шляется данный субъект, – кивок в сторону священника, – и прижимает на предмет отъема квартиры.

– Дерзкова, что ли? – уточнил Карин. – Которая газом травилась? Ит, а почему она травилась, кстати?

Вот это называется – тонкий лед. Ничего, мы не первый раз так ходим, нам не привыкать.

– Онкология, диагноз поставили недавно, – пояснил Ит спокойно. – С медициной тут швах, боялась болей. Нам по старой памяти лекарств для нее не жалко…

– Это еще с той отработки, когда линзу делали? – Карин задумался. – Подожди, так другой район вроде.

– Ри учеников брал по объявлениям, она к нему ходила заниматься математикой, – подсказал Скрипач. Ит кивнул. – На первом курсе была, восемнадцать лет. Вроде бы у них там даже получился какой-то романчик…

– А Джессика? – хмыкнул Карин.

– А Джессика тогда был на том свете, – напомнил Ит. – Не воссоздали на тот момент еще Джессику. В общем, не суть важно. Она нас узнала, мы ее. Понимаешь, она слегка с простинкой в голове, и таких людей мне вот чисто по-человечески всегда жалко. Ей не так долго осталось, пусть хоть доживет нормально. Карин, можно ли сделать так, чтобы они туда больше не шлялись, и чтобы мы утром могли выспаться без долбежки в соседскую дверь и крика?

– Можно, конечно, – пожал плечами Карин. – Дай-ка сюда этого доброго человека. Сейчас я ему всё доступно объясню.

***

– Слежки, значит, нет, говоришь, – ворчал Ит, когда они шли к машине. – Кому мы нужны, говоришь…

– Слежка выборочная и частичная, – возразил Скрипач. – Была бы постоянная, не сошлось бы. Сейчас, кстати, они ее подснимут.

– Должны, – кивнул Ит. – У них задергались усы, когда они увидели контакт, но контакт с их точки зрения «чистый», Ри слишком далеко, чтобы проверить, а мы… а мы с тобой, кажется, попадем в разряд геронтофилов. Ну и фиг бы с этим. Главное, чтобы они не поняли другого.

– Вот это да, вот это верно. С Эри надо будет разобраться самим, – кивнул Скрипач. – И только самим.

– Если серьезно, то мне совершенно не нравится то, что получается по власти сейчас. Власть-то у церкви, заметь.

– Уже вижу, – кивнул Скрипач. – Дай покататься, куда на водительское полез?

– Катайся, мне лень, там же пробка опять будет… Да, как приедем домой, сядем читать. Всё подряд.

– Только сначала успокоим Эри, – заметил Скрипач. – Давай, Люся, давай. Заводись. Дел, оказывается, невпроворот.

***

Первую остановку сделали у какого-то большого магазина. Забрались в самый дальний угол необъятной стоянки, заблокировали машину, и снова вызвали Карина. Потому как над некоторыми «i» точки необходимо было расставить сразу. По внешней слежке и по провеске их квартиры – это первая. По доступу к «Горизонту» – это вторая. По взаимодействию с властями – третья.

– Мужики, ну чего еще-то? – раздраженно спросил Карин, когда Скрипач бросил ему вызов.

– Сейчас перечислю, – сердито ответил Скрипач. – Причем ультимативным порядком. Либо ты снимаешь наружку и слежку с квартиры, либо мы пакуем манатки, и отчаливаем домой. Ты нас сколько лет знаешь?

– Допустим, десять. И что с того?

– Выслужиться решил? – вкрадчиво поинтересовался Ит. – Слушай, имей совесть! Мы и так под колпаком последние четверть века, а то и больше. И деваться нам некуда, сам знаешь. Мы хоть нажраться без ваших комментариев имеем право, а?

– Нажирайся на здоровье, кто тебе мешает? – удивился Карин. – Мы не в Сибири, и Фэба тут нет. Запрещать некому.

– Да ты мне мешаешь, ты! – заорал Скрипач. – И мне мешаешь, и ему мешаешь! Потому что, прости, нам на Терре с женой пойти потрахаться стремно было – всё из-за вас, параноики хуевы! Достали уже ваши гляделки! Хоть тут, хоть на пару месяцев можно нас в покое оставить?! Куда мы отсюда денемся? Нет, вот ты мне возьми, и расскажи, куда, и, главное, как?!

– Чего – как? – не понял Карин. Кажется, он слега растерялся от их напора.

– Того – «как», – передразни Скрипач. – Ты хороший мужик, Карь, но приделы тоже есть…

…Карин работал с их семьей последние десять лет – содействие научной группе, архивация бесконечных данных, которые группа копила годами. Собственно, он из себя ученого изображать не стал. Через месяц после знакомства честно признался, что он приставлен за ними следить, и… в общем, не обессудьте, но работу свою выполнять он будет, и точка. Никто, собственно, и не спорил. Ни Берта, ни Фэб, ни Ит с рыжим. Немного повозмущался было Кир, но Кира быстро приструнил тогда Фэб – который первым понял, что из двух зол лучше сразу выбрать меньшее. За первый год Карин честно выучился архивации (в доступном объеме, конечно), и стал спокойно ездить с группой на равных правах – когда один, а когда с помощниками. Например, в экспедицию по Сибири Карин прихватил с собой троих агентов, весьма дельных ребят – и этих агентов в результате Берта с видимым удовольствием стала нагружать какой попало черновой работой. В назидание.

Сейчас Карин прохлаждался на базе, которую лет шестьдесят назад выстроил еще Карающий Молот на луне Сода. Планета ему категорически не нравилась. Карин был метисом, темнокожим, и лучше всего ему, было, пожалуй, на Терре-ноль, на которой всегда тепло. Сод – другое дело. На Сод он совершенно не рвался. Холодно. Разумеется, он приставил к «своим подопечным» парочку невидимок, но сейчас, как выяснилось, подопечные решили взять реванш за годы непрерывной слежки.

Да, парень, дилемма. Психанут – и сорвется проект. Сорвется проект – будут пусть не очень большие, но неприятности. Ясно, что дело не только и не столько в пьянке – просто подопечным хочется свободы, независимости… их тоже можно понять… а деваться им и вправду некуда.

Ит курил, спокойно смотрел на призадумавшегося Карина, и ждал. Скрипач тоже ждал, постукивая костяшками пальцев по пластиковой обивке дверцы машины.

– Ну? – осведомился Ит, прерывая затянувшееся молчание.

– Что – «ну»? – раздраженно спросил в ответ Карин. Было видно, что он рассержен – и без того смуглое лицо потемнело от прилившей крови, брови строго сведены, а ноздри как раздувает… любо-дорого глядеть.

– Так и будешь пялиться на пьяных нас дальше? – уточнил Скрипач.

– Мне сейчас и трезвых вас хватает… Хорошо, я сниму обе слежки, – сдался Карин. – На улице будут приглядывать. Иногда.

– Если будут приглядывать, то пусть делают это на Терре-ноль, – решительно сообщил Ит. – Или снимаешь полностью, или мы пошли.

– Ладно, сниму полностью. Так, что еще?

– Нам нужен доступ на «Горизонт» в любое время, – Скрипач зевнул.

– Он у вас и так есть, – пожал плечами Карин.

– Доступ – без идиотских вопросов, типа «зачем вам это», – уточнил Ит.

– А зачем вам это? – опомнился Карин.

– Как я уже говорил, у нашей старинной приятельницы рак. Лечить мы ее не будем, но минимум сделаем. Обезболивание и поддержка. На корабле есть операционная и нормальный, не полевой, диагностический блок, – объяснил Скрипач. – Пару-тройку раз мы собираемся сгонять с ней на корабль. Сначала поставить систему, потом две корректировки. Опционально.

– А потом? – Карин нахмурился.

– А потом она умрет, – пожал плечами Скрипач. – А мы улетим.

– Может, стоит попробовать вылечить? – предложил Карин.

– Нет, мы посмотрим, конечно, но… – Ит замялся. – Куда ее девать? Сам подумай. Оставить здесь? Ее так и так прикончат, лечи или не лечи. По возрасту. С собой? Вот спасибо! Берта как обрадуется. И особенно обрадуется Джессика, когда Ри ей представить пусть бывшую, но заместительницу. Карь, если всех баб, своих и чужих, тягать за собой, получится гарем, который не прокормишь. Кроме того, у меня сильное подозрение, что лечить там уже поздновато.

– Да ладно, – усомнился Карин. – Рак? Поздновато?

– Денег на лечение дашь? – предложил Скрипач. – Это нехилая сумма. Ты в курсе. При самом хорошем раскладе ей будут нужны новые легкие, почки, кишечник, и наблюдение на пару лет. Мы это оплатить не в состоянии, мы девкам на учебу еле наскребли. То, что мы относимся к ней по старой памяти хорошо, не означает, что мы готовы вбухивать в постороннего человека такие суммы. На счет «Горизонта» не волнуйся, память мы ей потом замоем. Хотя можно и не замывать, ей всё равно никто не поверит, начни она болтать.

– Ну… ну, хорошо, – согласился Карин. – Вообще, мы тут ее посмотрели, и она странноватая такая. Не от мира сего.

– Есть немного, – согласился Ит.

Тревожный звоночек. Но, может, еще пронесет.

– Сначала подумали, что эмпат, – продолжил Карин, – но потом поняли, что нет. Просто слегка с приветом… в общем, как я понял, у докторишек взыграло ретивое? Всякие клятвы и прочие благоглупости?

– Типа того, – кивнул Скрипач. – Ну не по-человечески это, Карь…

– Сказал рауф, – поддел Карин.

– А что, есть разница? – пожал плечами Ит. – Люди, рауф. Жить все хотят. И чтобы больно не было, хотят. Мы можем ей немного помочь. Совсем немного, и это не затратно. Вот как бы ты поступил на нашем месте?

– Связался бы с начальством и доложил.

– А мы что делаем? – хмыкнул Скрипач. – Ау, начальство! Можно мы тётеньке обезболивающее поставим по схеме? Или для этой процедуры теперь требуется разрешение начальника кластера?

– Рыжий, да иди ты в жопу, – проворчал Карин, явно сдаваясь. – Ладно уж, делайте. Гуманисты хреновы. Только не в рабочее время, пожалуйста.

– Тогда на той неделе, – предложил Ит. – А потом по мере надобности. Не волнуйся, мы тебе каждый раз докладывать можем. А можем даже результаты скинуть, если надо.

– Зачем мне оно надо?.. Впрочем, как хотите. Так, что-то еще?

– Ага, и еще какое «еще», – едко отозвался Скрипач. – Ты почему про церковников ничего не сказал? Тут что, уже низовые в курсе, кто, чего, и куда?

– В курсе. И, между прочим, в архиве всё есть. Только кое-кто, вместо того, чтобы читать архив, бухал, – проворчал Карин. – И возился с тетеньками. Что это за работа такая, а? Распустились, как черти что, и еще меня упрекают. В общем, таких, как этот, сегодняшний, спокойно гоняйте. У них реальной власти нет, больше выпендриваются. А вот с тем, что повыше, будьте предельно осторожны и внимательны. Мы, честно говоря, сами слегка в замешательстве от того, что тут творится. Оно как-то уж очень ловко стало выходить за схемы. Да еще и Контроль мир не держит… в общем, ребят, вы, может, и распиздяи, но за эти десять лет я к вам как-то привязался, – Карин вдруг улыбнулся. – Давайте впредь поосторожней, и лучше без таких вот, как сегодня, эксцессов. Договорились?

– Договорились, – кивнул Скрипач.

– Согласен, – тоже кивнул Ит. – Эксцессов мы тоже не любим. Но, блин, устали вчера, как собаки, а тут с самого ранья – стуки, крики, маты. Спать-то хочется.

– Ну вот и отсыпайтесь на здоровье. Сейчас езжайте домой, и посидите часок-другой у этой своей знакомой. Я пришлю людей, они вычистят вашу квартиру. Только часто не пейте, и курите поменьше, а то Фэб потом поймет, чем вы тут занимались.

***

Эри открыла не сразу, и, войдя, они тут же поняли, почему – кажется, за время их отсутствия он выкурила пачку, а то и полторы. На кухне, не смотря на открытое окно, можно было в буквальном смысле вешать топор, и даже в коридоре плавал слоями густой табачный дым.

– Соседи пожарных не вызвали пока? – поинтересовался Скрипач, входя.

– Эри, я же сказал, что курить нельзя, – напомнил Ит. – Еще хотя бы двое суток.

– Я как-то машинально, – ответила она, закрывая за ними дверь. – Нечаянно вышло.

– За нечаянно бьют отчаянно, – заметил Скрипач. – Давай кофе пить, мы плюшки привезли. С корицей.

– Он из меня всю душу вынул с этими плюшками, – пожаловался Ит. – В обычных магазинах их нет, так мы потащились в центр, в какую-то особую булочную, где они продаются. Хочешь плюшек?

– Не знаю, – пожала плечами Эри. – Как вы съездили?

– Отлично съездили, – заверил Скрипач. – Можешь больше не бояться. Потому что никто к тебе больше не сунется.

Эри посмотрела на Скрипача недоверчивым взглядом.

– Почему? – спросила она.

– Потому что мы кое с кем связались, и решили эту ситуацию, – объяснил Ит. – Полностью. Никто тебя больше не тронет. По крайней мере, пока мы здесь.

Эри горько усмехнулась.

– Пока вы здесь, – повторила она. – Это верно. А потом… и вас не будет, и меня не будет.

– Вот про это нужно отдельно поговорить. Если, конечно, ты не против, – предложил Ит.

– О чем именно? – уточнила Эри.

– У нас есть пара предложений, и для начала ты их просто выслушай, хорошо? Только давай сперва кофе. Блин, как же тут всё-таки холодно, – пожаловался Скрипач. – Я уже и забыл, что так холодно бывает.

***

Это происходило повсеместно, исключение составляли, пожалуй, только какие-то глухие деревни, но в этих деревнях люди и сами редко доживали до шестидесяти – непосильная работа и почти полное отсутствие медпомощи убивало их еще раньше. Да, одинокий человек от пятидесяти пяти лишался своего жилья, и отправлялся в богадельню, а его жилье местный приход продавал нуждающимся. Чаще всего такая продажа осуществлялась в кредит, потому что у многодетных (а жилье, конечно, доставалось им) деньги обычно не водились.

Эри еще долго держалась. Подкатывать на предмет отъема квартиры к ней начали уже года три как, но она, вопреки ожиданиям отъемщиков, не сдавалась; мало того, ум ее оказался горазд на хитрости и выдумки.

– Например, я же на лето уезжаю отсюда, – объясняла она. – Ну и прошлым летом я заварила дверь холодной сваркой. Еле достала, ее трудно купить. Так что вы думаете? Они не стали ломать дверь! И знаете, почему? У свиноматки, которая хотела в эту квартиру, не было денег на новую, – со смехом рассказывала Эри. – И она попросила подождать, пока я приеду, и сама всё вскрою. Бред, да?

– А почему – свиноматка? – спросил Скрипач.

– Потому что свиньи, рыжий, рождают свиней. Потому и свиноматка, – голос Эри зазвучал вдруг отчужденно и холодно.

– И ты их за это не любишь, – подсказал Скрипач. Эри кивнула. – Детей в том числе.

– Только не говори про детей, – попросила она. – Дети, дети… кругом эти чертовы дети… все разговоры про них… а на самом деле никакие это не дети.

– А кто? – прищурился Ит.

Эри молча встала, вышла в прихожую. Вернулась, неся в кулаке фигурку младенчика из утренней корзинки. Оглянулась, сняла с подвеса в углу тяжелый цельнолитой молоток для отбивки мяса. Положила фигурку на стол, и со всей силы долбанула по ней молотком – веером брызнули во все стороны осколки черного, едко пахнущего пластика. Эри швырнула молоток в мойку, и подняла с пола осколок покрупнее. С одной стороны осколок был розовым – краска, которой была покрашена фигурка, держалась крепко.

– Как-то так, примерно, – ровным голосом сказала Эри. – Снаружи оно всё такое розовенькое и миленькое, а внутри – дерьмо. В точности, как вот эта дрянь. Я понятно объяснила?

Ит задумчиво смотрел на нее, разминая в пальцах сигарету.

Весь ужас заключался в том, что в этот момент Эри была права. Совершенно права, вот только признать очевидное – означало изменить целому ряду своих принципов, причем весьма немалому. Длинному такому ряду, за горизонт уходящему, почти бесконечному…

– Они пожирают этот мир, – продолжала Эри, словно не замечая его взгляда. – Пожирают всё подряд: землю, ресурсы, других людей. Что я им сделала? Почему я должна им отдать свое жилье, а потом не иметь даже могилы?

– В смысле – не иметь могилы? – не понял Скрипач.

– Так они кладбища упразднили, оставили только крематории и колумбарии, – объяснила Эри. – На всех московских кладбищах теперь жилые дома. В которых растет и пухнет это дерьмо. Мне не так много осталось, но почему я из-за них не имею права дожить эти месяцы дома и умереть в своей квартире?!

– Имеешь, – ответил Ит. – А теперь давай подметем эту дрянь, допьем кофе, и поедем покупать тебе одежду нормальную.

– Какую нормальную одежду? – удивилась Эри.

– Ну, ты же будешь ездить с нами по работе, – объяснил Скрипач. – Нужен комбинезон, ботинки, удобная куртка. Не бойся, если ты про то, что это запрещено, то к тебе данные запреты больше отношения не имеют.

– И на счет того, сколько осталось, – добавил Ит. – У нас к тебе будет парочка интересных предложений. Разрешение есть, и…

– Ничего не понимаю, – призналась Эри.

– Иди за веником, – приказал Скрипач. – Пока мы об это дерьмо ноги себе не порезали. Действительно, какая-то фигня. Причем вонючая, как я не знаю что.

– Нам разрешили тебе немного помочь, – объяснил Ит. – Этим надо пользоваться. Поэтому кроме выездов мы еще кое-куда прогуляемся. Ты не против?

Эри пожала плечами. Ушла, вскоре вернулась с весьма редким веником и треснутым пластиковым совком.

– У вас в квартире кто-то ходит, – сообщила она. – И дверь хлопнула только что.

– Всё нормально, – заверил Скрипач. – Правильно ходят. Про это мы тебе тоже потом объясним. Нет, ну какие плюшки вкусные, а! Умеют же, заразы, когда хотят. Ит, а помнишь, какие тут торты раньше были? Объедение. А картошку какую привозили…

– Не обращай на него внимания, – попросил Ит. – Он у нас большой любитель пожрать. Вкусно и много. Непонятно только, куда это всё идет. Жрет за двоих, а худой, как дрищ.

– На себя посмотри, – хмыкнул Скрипач.

– Я столько не ем. А ты уже третью плюшку наворчиваешь, – заметил Ит.

– Правда, очень вкусные, – Эри, кажется, успокоилась. – Никогда таких не пробовала даже. И где вы их только нашли?

– Ты в пакете поройся, – подсказал Ит. – Там еще были с кремом. Рыжий полприлавка снес, народ обалдел, когда сумму заказа нам озвучили.

– А еще больше они обалдели, когда мы спокойно расплатились и отчалили, – засмеялся Скрипач. – Потому что кто-то, кажется, уже собирался вызывать полицию. Чтобы ловить воров. Ну, то есть нас.

– Вот-вот, – кивнул Ит. – Всё, допиваем, доедаем, и поехали.

***

В давешнем магазине со спортивной одеждой продавщица сегодня была другая, и в результате эту самую продавщицу пришлось слегка жахнуть воздействием – потому что, в отличие от предыдущей, эта готова была читать морали бесконечно. И жаловаться на жизнь – что приходится из-за пятерых детей в таком поганом месте работать. И про одежду, которую приходится продавать – что она греховная, противно в руки брать. И про посетителей – которые едва ли не дьявольские слуги, потому что только черти могут такую одежду носить. А уж сколько подобных и даже худших слов выпало на долю Эри… за десять минут продавщица достала всех, поэтому Скрипач, с молчаливого согласия Ита, шибанул по ней воздействием, и через минуту продавщица рысью побежала на склад: в зале нужных размеров не оказалось, это они уже успели понять сами.

– Подростковую возьмем, – объяснил Ит. – Ты маленькая, тебе будет впору. Так, сейчас она комбинезон принесет и жилет. Еще куртку надо, перчатки, шапку…

– Ботинки, пару штук штанов на поддевку, термобелье, нормальные носки, – продолжил Скрипач. – Эри, чего молчишь?

– Господи, сколько же это стоит? – Эри в полной растерянности стояла рядом с вешалкой, глядя на ценник. – Ит, рыжий, пойдемте отсюда, – попросила она. – Пожалуйста! Не надо ничего покупать. И потом, эта баба отвратительная… нет, я не против узнать о себе что-то новое, но не в таких объемах, как сейчас.

– Понимаю, почему ты их ненавидишь, – вздохнул рыжий. – С фигуркой и молотком ты нас несколько огорошила, признаться. Но теперь понимаю. Ты не переживай, эта баба тебе больше ничего не скажет. Ну хочешь, она сейчас стойку на руках сделает или польку-бабочку посреди зала спляшет?

– Пусть она лучше всю жизнь думает, что в юбках ходить плохо, в брюках хорошо, а платок носят только старухи, – пробормотала Эри беззвучно. – Нет, ничего не надо. Совсем ничего. И пойдемте отсюда побыстрее.

– Не раньше, чем купим вещи, – твердо ответил Ит. – Эри, это не акт благотворительности, это обычный рабочий момент. В том, что есть у тебя, в лесу нельзя находиться. В этой одежде – можно.

– Именно поэтому вы купили одну из самых дорогих машин? – уточнила Эри.

– Именно так, – кивнул Ит. – Это работа. Себе, на свои деньги, мы бы такую не купили. Потому что это действительно дорого. Потому что это не рационально, уж очень этот «Форд Аляска тревл» жручий. Но сейчас он дает нам то преимущество, которое требуется для дела. С одеждой ровно то же самое. О, а вот и красота наша пилит. Смотри-ка, нашла, – удивился Ит. – А я думал, что она там потерялась уже, на складе.

В примерочную притащили ворох вещей, и первой загнали туда продавщицу, велев ей нацепить на себя поверх обычной одежды лиф от купальника, и походить так часок по залу. Потом в примерочную чуть не силой затащили упирающуюся Эри – и вскоре поняли, что все даже лучше, чем предполагалось вначале.

– Может, на размер поменьше? – робко спрашивала Эри, высовываясь из кабинки в очередной примеряемой вещи. – Болтается.

– Не-не-не, это как раз нормально, – возражал Скрипач. – Ты подумай. Ты же еще свитер подденешь, кофту, толстовку. Будет в самый раз. Эти вещи не должны быть тесными, их и надо брать на один, а то и на два размера больше. Ну-ка, дай посмотреть… ага, хорошо. Ит, чего скажешь?

– Чего? Нормально, берем, – кивал Ит. – Так, теперь жилетку и куртку. Рыжий, пойди, посмотри ботинки.

…Из отдела они вышли через час, нагруженные тремя объемистыми пакетами, которые находчивый Скрипач предложил превратить в два. Пока они оба, тихо ругаясь, засовывали вещи то туда, то сюда, Эри отошла в сторонку и принялась рассматривать витрину магазина, расположенного напротив.

Ит посмотрел, что же ее заинтересовало.

Белье. Вроде бы самое что ни на есть обычное белье, ничего особенного. Весьма целомудренно выглядели эти комплекты – хлопчатобумажные трусики спокойных неярких цветов, и в пару к ним – разноцветные же маечки, некоторые с рукавами, некоторые без. Лифчиков в этом магазине в продаже не имелось, вместо них на стойках висели так называемые боди – по сути дела та же маечка, только укороченная. Часть боди была снабжена спереди застежкой – плоские крючки или пуговки.

Ит подошел к Эри и тихонько спросил:

– Нравится что-то?

– Нет… то есть да, но…

– Пойди и купи, – Ит вынул из кармана ворох бумажных денег.

– Я не смогу, – покачала головой Эри. – Спасибо, конечно, но…

Но она боится и стесняется, понял Ит. Она не зайдет в этот магазин, и не заходила никогда в жизни – слишком велик диссонанс. Да, если сравнивать, он и впрямь несоразмерен. Жалкая тётка в платочке и обносках, и бельевой бутик. Несовместимо. Невозможно.

– Ты не сможешь, а я смогу, – решительно ответил Ит. – Что нравится? Впрочем, можешь не говорить, я уже понял.

Вернулся Ит минут через десять, с парой небольших пакетов, которые молча сунул в один из больших. Скрипач согласно кивнул. Эри стояла красная, как вареный рак, опустив глаза.

– Они поняли, что это ты мне покупал, – едва слышно произнесла она. – Зачем? Не надо было.

– Им нет никакого дела, кто, кому, и что покупает, – негромко, но решительно произнес Ит. – Скажи, на магазине висит табличка «Эри белье покупать запрещено»?

– Нет.

– А «Иту белье покупать запрещено»?

– Тоже нет, но…

– Вопрос снят, – заключил Ит. – Ну что, пошли? Я его-то есть хочу. Одними плюшками сыт не будешь. Сумбурный день какой-то получился, а всё из-за этого святого отца.

– Нет худа без добра, – пожал плечами Скрипач. – Зато и плюшек поели, и комбинезон с курткой хорошие купили. Да и разобрались кое в чем, что тоже немаловажно.

***

– Ит, по-моему, мы ее напугали, – заметил Скрипач, когда Эри после ужина ушла, наконец, к себе домой, разбирать покупки. – Сначала телефон, потом шмотки. Надо сбавить обороты, не думаешь? Она к такому напору, мягко говоря, не привыкла.

– Что не привыкла, понимаю, но я почему-то чувствую себя перед ней виноватым, – признался Ит. – Умом я понимаю, что это были не мы… да и не могли быть мы… но… и потом, черти что просто! Допустим, она действительно встречалась с Сэфес. Так?

– Ну, так, – кивнул Скрипач. – Не совсем понимаю, к чему ты клонишь?

– К тому, что Сэфес – существа, мягко говоря, не бедные. Гипотетически я допускаю, что это именно они так намудрили с телом… – Ит замялся. – Но почему им было не оставить ей хотя бы эквивалент местных денег, в любом виде?

– Ты думаешь, она бы взяла? – недоверчиво спросил Скрипач.

– Может быть, и взяла бы. Телефон и вещи она взяла, – напомнил Ит.

– Телефон и вещи – это не пять-шесть кило золота или камней, – возразил Скрипач.

– Не думаю, что ей это предлагали, – Ит покачал головой. – А разговорить ее сложно. Не очень она хочет говорить. Но надо пробовать, иначе мы ничего не узнаем.

– Согласен, – кивнул Скрипач. – Мне ее тоже, кстати, жалко. Я сначала обалдел, когда она эту фигурку расшибла, а потом разобрался. Действительно, защитная реакция. Это не прямая агрессия, ответная. Когда тебя колотят годами, начинаешь бить на упреждение. Бертик, кстати, сколько лет фыркал про детей, и во что это вылилось, – он улыбнулся. – Может быть, сложись у Эри жизнь иначе, она бы так себя не вела.

– Возможно, – согласился Ит. – Но тут дело не в Эри. Мне категорически не нравится сам процесс, который тут происходит. Совсем не нравится. Раньше здесь и близко такого не было. И если уж Карин говорит, чтобы мы с высшим составом местных церковников держали ухо востро, то это повод сильно задуматься… во что мы на самом деле ввязались в этот раз.

4. На «Горизонте»

– Ты, главное, ничего не бойся, – напутствовал Скрипач. – Мы сейчас доедем до поля, поставим машину куда-нибудь, а потом корабль скинет нам модуль. Мы никуда не полетим, тут повисим, над землей. Метром двести, примерно. На корабле здорово, тебе понравится. И сними ты этот дурацкий платок. Тут тебя точно никто не увидит.

Вел сейчас Ит. Эри явно нервничала, поэтому Скрипач пересел к ней, на заднее сиденье, и развлекал, как мог – но на его подколки и шутки Эри почти не реагировала. Видно было, что она боится, что ей не по себе. Никакой радости от того, что предстояло, она не испытывала. Наоборот, ей, судя по всему, делалось все страшнее и страшнее.

Ит, конечно, это понял. Когда доехали до места предполагаемой посадки, он остановил машину, заглушил мотор, и сказал:

– Эри, если так страшно, то, может, не надо? Хочешь, поедем обратно? Потом, как с духом соберешься, съездим.

Эри колебалась – но, видимо, решение она приняла.

– А что вы все-таки будете делать? – в который уж раз за сегодня спросила она.

– Ни-че-го, – в сотый же раз ответил Скрипач. – Только смотреть. Это не больно, не страшно, не стыдно, и не обидно. Если ты разрешишь, и если это будет возможно, мы поставим небольшую поддержку. Но совсем не факт, что это получится.

Про сожранный биощуп они Эри пока что не говорили.

Потому что это было бы слишком.

– А… – начала было Эри, но Ит тут же ее перебил.

– Так, решаем, – строго сказал он. – Либо я завожу, разворачиваюсь, и мы едем домой, либо я вызываю модуль.

– Или я, – встрял Скрипач.

– Или ты, – согласился Ит. – Эри, дело только за тобой. Ну?

– Вызывай, – кивнула Эри. – Я… потерплю.

– Терпеть не придется, – пообещал Ит. – Ладно, пошли. Метров сто надо пройти по снегу, не хочу сажать на дорогу.

…Модуль, разумеется, находился в невидимом режиме, равно как и сам «Горизонт», который неподвижно висел сейчас над зимним лесом. Посадил модуль Ит аккуратно, не сломав наста, на узкую прогалину между деревьями. Скрипач запрыгнул на невидимую платформу первым – странное это было зрелище, человек, стоящий над снегом, хотя остальные вязли выше, чем по колено – и протянул руку Эри. Та, секунду помедлив, взяла его за руку, и тоже шагнула на платформу.

– Ты бы хоть подсветил, – проворчал Ит, забираясь следом. – Так, поехали. Эри, не переживай, он уже закрылся, не упадешь.

Эри стояла сейчас, вцепившись в руку Скрипача, и с ужасом глядя перед собой – невидимый лифт стремительно возносился между промерзшими, черными древесными стволами. Ит сделал шаг вперед, становясь между Эри и невидимой стенкой, и взял Эри за вторую руку – не бойся, мол, если что, вдвоем удержим. Рука дрожала, то ли от волнения, то ли от страха.

«Она всего лишь на тридцать пять лет старше Дашки, – вдруг подумал Ит. – А к Фэбу я ходил с „синей смертью“ в кармане, когда мне было сто. А работать по сложным программам мы с рыжим начали, когда были на два года старше, чем она сейчас. А с Бертой мы поженились, когда ей было чуть за восемьдесят. А… черт бы подрал эти цивилизации детей, которые так любят считать себя умудренными стариками. Ведь на самом деле она совсем еще молодая женщина, которая только-только входит в самое начало зрелости, причем очень долгой зрелости – по нормальным, не местным меркам. Никогда я к этому не привыкну. И нигде. Ни на Терре-ноль, ни тут, ни где бы то ни было еще. Особенно, когда сталкиваешься с вот такими случаями, как этот».

– Все, приехали, – сообщил Скрипач. Стенки модуля мутнели, а перед ними возникла, и стала стремительно расширяться зона выхода. – Видишь, ничего страшного.

– Это как лифт? – сообразила, наконец, Эри.

– Примерно, – кивнул Скрипач. – Разве что с помощью корабля этот лифт тебя до стратосферы дотащить способен, а то и выше. Пошли, чего ты стоишь? Да идем, говорю, никто тебя не укусит.

«Горизонт» внутри был довольно таки компактным, зато имел совершенно чумовой запас хода, и нес на себе три комплекта вооружения, делавших его эквивалентом полноценного боевого саппорта. Ри над этими двумя кораблями, «Горизонтом» и «Рассветом», поработал на славу. До его собственного «Ветра» они, разумеется, не дотягивали, были классом пониже, и конструктивно они тоже оказались попроще (трехлинейка Мосина, ворчал Ри, дорабатывая проекты, за эти деньги получается только трехлинейка Мосина), но Ита и Скрипача «Горизонт» более чем устраивал.

– Так, раздеваемся, и пошли, – приказал Ит, стаскивая куртку. – Можно прямо на пол бросить. Эри, бросай, он сам уберет.

– Кто уберет? – не поняла она.

– Корабль уберет. Бросай, бросай. Ну что, сначала на экскурсию, а потом обследоваться?

Эри кивнула, правда, без особой уверенности.

– Ит, иди, блок готовь, а мы пока прогуляемся, – предложил Скрипач. – И скажи корыту, чтобы чая сварганило. Разбаловали мы эту Люсю, сил нет. Эй, Люся! – позвал он. – Активируй рубку, гостинку, и спальню одну, для примера. И медблок.

– Уже сделано, – отозвался из ниоткуда мягкий степенный баритон. – Прошу вас.

– А почему корабль Люся? – удивилась Эри. – Голос вроде бы мужской.

– У рыжего вся техника – это одна большая глобальная Люся, – развел руками Ит. – Идите, но чтобы недолго. Времени не так много.

***

Корабль Эри понравился. Она, видимо, ожидала увидеть что-то техногенное и брутальное, а вместо этого она увидела тесные коридорчики с мягко и неброско оформленными стенам; небольшую, человек на шесть, гостиную, она же кают-компания, и спальню с двухъярусными неширокими кроватями. Все помещения были исполнены в одном стиле: от пола к потолку поднимался плавный градиент цвета, от темного оттенка к светлому. Везде цвета были разными, но неяркими, приглушенными.

Пока рыжий и Эри гуляли по кораблю, Ит спешно приводил медблок в «пристойный вид» – он справедливо рассудил, что Эри и так боится, незачем пугать ее еще больше. Реанимационную зону он закрыл, выведя часть стены, «карусель» с шестью капсулами для гибера тоже спрятал, потом велел «Горизонту» поставить на сканер кресло. Сканер в «Горизонте» стоял знатный, по верхней границе шестого уровня. Это вам не полевой набор. Это уже серьезно.

Закончил он вовремя – вернулись Эри и Скрипач.

– …думала, что тут всё… ну, несколько больше. А оно маленькое такое. И каюты, и рубка.

– Рубка – это чисто номинально, управлять кораблем можно из любой точки, – объяснял Скрипач. – А маленькое… он на шесть человек рассчитан, и на долгосрочные забросы. Сам он тоже не очень большой, двести пятьдесят метров.

– Ничего себе, небольшой! – Эри удивилась. – Двести пятьдесят, это же много.

– Ох, не скажи. Тут одной воды двадцать тонн, запас. Не считая горючки для разных двигателей, систем защиты, и кое-каких еще мелких поручений, – Скрипач, конечно, не стал уточнять, что под мелкими поручениями он имел в виду «оборудование двойного назначения»… проще говоря, вооружение «Горизонта», которое было весьма серьезное. Планету, конечно, не сожжешь, но пару континентов можно выжечь запросто. И не только выжечь.

– Все равно, очень тесно, – покачала головой Эри. – Мне казалось, что будет просторнее.

– Просторнее не нужно, этого вполне хватит. При долгих маршрутах никто не бодрствует, все в гибер ложатся, – объяснил Ит. – Так, Эри, смотри. Нужно будет сесть вот сюда, и… да и всё. Заниматься можешь, чем душа пожелает. Чай пить, читать, кино смотреть – что угодно. Главное, просиди в этом кресле где-то около часа. Ну, может, чуть больше.

Кресло, стоящее посреди небольшой комнаты, выглядело вполне мирно.

– А раздеваться надо? – с подозрением спросила Эри.

– Если под комбезом есть штаны и майка, то комбез можешь снять. Просто чтобы не было жарко, – пожал плечами Ит. – Как хочешь. Можешь не снимать, это не имеет значения. Корабль под тебя подстроится, так что, думаю, можно оставить.

– Я сниму, я же джинсы надела. А вы будете тут?

Этого вопроса Ит ждал.

– Нет, мы будем в соседнем помещении, – ответил он. – Просто чтобы наши разговоры тебя не смущали. И чтобы ты не пыталась сказанное нами трактовать по-своему, не пугалась, не выдумывала лишнего. Если что-то надо спросить – спрашивай, мы тебя услышим и ответим.

– А делать точно можно все, что угодно?

– Разумеется. Даже лечь спать, если спать хочется, – улыбнулся Ит. – Располагайся, а мы пошли. Зови, если что.

***

Через час они сидели, уставившись друг на друга, и пытались привести в порядок разбегающиеся мысли. И как-то уложить информацию в голове. Потому что информации было – через край. Совершенно невообразимой информации. Невозможной.

– Вот смотри. Это геронто, и оно идет со сбоем, видишь? – Скрипач тыкал пальцем в строки данных, которые система снимала в живом времени. – Вот он, этот скачущий возраст, который мы тогда заметили. Причем, что интересно – скелетных возрастных изменений нет в принципе, только тканевые, и то как-то странно. Я обратил внимание, что у нее и внешность погуливает – сначала ей можно дать хороший полтинник с хвостиком, а через полчаса – тридцатник.

– Скелетных нет, а хрящевые – есть, – Ит вывел несколько строк. – В разных участках тела возраст разный, в одной клеточной группе – несколько сотен разных показателей. Черти что… И ни одного своего зуба. Причем уже давно. Между прочим, для двойки у нее отлично отреставрированы зубы, заметил?

– Помню я, как тебе после Колымы зубы вставляли, – вздохнул Скрипач. – Результат был поначалу хуже, чем у нее. Это ведь импланты, весьма недурные… а зубы – это всегда большие деньги. Значит, где-то она эти деньги сумела достать. А до этого каким-то образом потеряла зубы. Сильно подозреваю, что это следствие онкологии, той, давней. Надо будет уточнить…

– Рыжий, мы тут имеем три конфликтующих, взаимоисключающих системы, – Ит задумался. – Первая – геронто. Вторая – та херня, с которой нам еще разбираться и разбираться. Третья…

– Ее собственное тело, которое конфликтует с пунктами один и два.

– Верно. Но хуже всего другое. Хуже всего то, что помочь ей мы не сможем. Сам видишь.

Скрипач кивнул. Задумался.

– Нет, ну по мелочи сможем, я думаю.

– Ага, по мелочи. Сделаем ровно то, что обещали Карину. Ей ведь больно. Заметил? Постоянно больно. Но она на эту боль просто не обращает внимания. Ладно, с этим поработаем, – Ит задумался. – А вот остальное… прионные группы, которые косят под герпес, конечно, никакой не герпес. Вообще не понимаю, что это за система, и как она устроена. И, главное, зачем встраивать в организм агрессивную среду?

– Вопросов больше, чем ответов, – покивал Скрипач. – Вот, например, рак. Точнее, три вида рака, три очага. Маленькая проблема, что эти три рака – взаимоисключающие. Ими нельзя болеть одновременно.

– Видимо, это следствие конфликта геронто и этой системы. Геронто увеличивает цикл деления клетки, в первую очередь. Перепрограммирует ДНК. Очень избирательно. За счет этого происходит увеличение продолжительности жизни. Все остальное – косметика чистой воды, если вдуматься. Ну, не совсем, конечно, но близко к тому. А тут что? Рыжий, надо посчитать, но, как мне кажется, рак ей дало как раз это самое сбитое геронто. Как оно вообще у нее оказалось?

– Так же, как эта странная среда, сожравшая биощуп, – пожал плечами Скрипач. – Источник, видимо, один. Но пока она сама ничего не объяснит, мы ничего не узнаем.

– Значит, придется спрашивать, – подтвердил Ит. – Так, теперь к делу. Давай отработаем то, что обещали Карину. Но для начала… Эри! – позвал он. – Ты там как?

– Нормально, – тут же ответила она.

– Чего делаешь?

– Читаю.

– А что читаешь? – с интересом спросил Скрипач.

– Я попросила дать мне почитать что-нибудь легкое, и появилась такая штука… – Эри задумалась. – Как блокнот из одного листа. Почему-то в клеточку. Я так поняла, что это книжка.

– И какая? – с интересом спросил Ит.

– «Насмешники» какие-то. Забавно, – Ит открыл было рот, но Скрипач тут же показал ему кулак. – Я такое не очень люблю, но читать вполне можно.

– Ясно, – Ит вздохнул. – Эри, скажи, у тебя когда-нибудь брали кровь? Из пальца, из вены – не важно.

– Сто раз брали, – она вдруг засмеялась.

– И чего смешного? – полюбопытствовал Скрипач, одновременно выводя из ниши за спиной Эри блок.

– Да просто подумала… меня похитили инопланетяне, затащили на тарелку, и исследуют, – объяснила Эри. – Нет, ну правда же. Так и есть.

– В некотором смысле да, верно, – согласился Ит. – Вытяни руку, пожалуйста.

– Какую?

– Любую. Не волнуйся, это не больно, ничего не почувствуешь. Ага, всё, – блок и анализатор беззвучно ушли в стену. – Надо потом будет еще пару проб взять, но не в этот раз.

– Как – всё? – изумилась Эри. – А… но ведь…

– Ну вот так, всё, – хмыкнул Скрипач. – Слушай, такой вопрос. Если мы правильно понимаем, то… ммм… Контролирующие, с которыми ты общалась, тебе что-то давали?

Теперь пришла очередь Ита показывать рыжему кулак, но тот лишь отмахнулся.

– Да, – ответила Эри. – Давали. А что?

– Это было как-то связано с возрастом? – осторожно спросил Ит.

– Да, было. И еще кое с чем было, но я лучше потом расскажу, – попросила она. – Просто это так сразу не объяснишь.

– Я запомнил… – Ит замялся. – Ты сказала, что должна прожить пятьдесят восемь лет. С этим связано, да?

– Ну… да. Да, связано. Но я сейчас не могу объяснить, как именно.

– Потом сможешь? – спросил Ит. – Эри, это важно. Когда ты соберешься с мыслями, и решишь, что можешь рассказать – ты расскажешь?

С минуту она молчала. Видимо, в голове у нее в тот момент происходила какая-то внутренняя борьба, но вот что с чем боролось, ни Ит, ни Скрипач не могли догадаться.

– Наверное, – неуверенно ответила она. – Я попробую.

– Хорошо. Тогда посиди еще минут десять, и делаем перерыв, – предложил Ит. – Сейчас мы снимем оставшиеся данные, а потом поговорим.

***

– Эри, скажи, а как ты попала на эти операции? Что именно произошло? Прости, но мы не могли не видеть твой живот, поэтому вопросы вполне закономерны, – Ит как можно более осторожно подбирал слова. – Хотя бы в общих чертах можешь объяснить?

Эри опустила голову, вздохнула. Видно было, что тема эта была ей неприятна. Не хочет говорить. А ответ нужен. Для того чтобы хоть как-то связать элементы в подобие целого.

– Ну, в общем, когда я предпоследний раз виделась с вами… то есть с ними… я сказала, что… что если они больше не придут, то я не хочу жить. Это очень долго рассказывать, Ит, мы тогда поссорились, сильно, ну и, в общем… после того, как они ушли, я сильно заболела. Сперва было что-то вроде ангины, я лежала две недели, ужасно плохо было, а потом стал болеть живот. Год болел. Никто не мог понять, почему. Потом оказалось, что это были опухоли. Несколько. Ну, их и вырезали. Не сразу, я несколько месяцев лечилась. Почти год. То одна больница, то другая.

– Понятно, – кивнул Ит. – А откуда взялась цифра пятьдесят восемь?

– Это я сама предложила, – пожала плечами Эри. – Попросила. Не в первую встречу. Не помню точно, в какую. Кажется, все-таки в предпоследнюю. Но сама, да. На самом деле я их заставила. Они не хотели.

– До операций? Ты общалась с ними до того, как это всё с тобой произошло? – уточнил Скрипач. Эри закивала.

– Где-то за год. Мне было восемнадцать. А еще я сказала, что не хочу превратиться в старуху, и… ну и…

– Эри, это очень важно, – голос Ита стал строгим – именно таким голосом он зачастую общался с серьезными и проблемными пациентами. – Подробностей не прошу, но ответь на следующий вопрос. Тебе что-то давали? Ты же сказала, что давали, – она кивнула. – Что это было? Какие-то необычные предметы, лекарства, приборы?

– Допустим, давали, – Эри прищурилась. – Но не приборы. А можно встречный вопрос?

– Можно, – кивнул Ит.

– Почему ты про это спрашиваешь? Со мной что-то… не так?

– Да, – Ит решил, что врать и юлить не имеет смысла. – Когда мы помогали тебе впервые, мы обратили внимание на то, что один из базовых показателей у тебя не стабилен. Базовые показатели – это раса, пол, группа крови, возраст.

– И какой у меня не стабилен? – поинтересовалась Эри.

– Возраст. Он у тебя меняется. Становится то больше, то меньше, – уточнять Ит не стал, незачем. – И второй момент. В твоем организме есть… ммм… некий привнесенный компонент, который, скажем так, ведет себя несколько странно. Он распознает наше оборудование, и не дает его использовать. Мы не смогли помочь тебе в том объеме, в котором планировали, потому что этот компонент наши приборы просто уничтожал. Сразу же. Кардиоводитель, например, избирательные средства доставки. Нет, он не трогал, по счастью, такие вещи, как активный гель, с помощью которого лечат язвы, он не реагировал на лекарства, которые мы использовали. Только на технику высокой градации.

Скрипач исподтишка наблюдал за Эри – интересно, удивится или нет? Удивленной Эри не выглядела. Напуганной тоже. Значит, она в курсе про это «не так». Или же…

– Ну да, все правильно, – пожала плечами Эри. – Именно об этом я их и просила.

– О том, что ты не хочешь стареть? – спросил Ит. – Или о такой системе?

– О том, что я хочу умереть в пятьдесят восемь.

Ит задумался. Скрипач тоже.

– Эри, я сейчас попрошу тебя кое-что сделать, только не удивляйся. Ты можешь разуться? – Ит нахмурился. – Даже не обе ноги, одну.

– А зачем? – удивилась Эри.

– Надо, – дернул плечом Ит.

– Верно, – поддержал Скрипач. – Согласен. И руку покажи. Тоже любую.

Один из признаков геронто «в ходу», причем исключительно для женщин, с мужчинами это не работает, является изменение ногтевого ложа, или так называемый «детский ноготь». И вот, пожалуйста – оно и есть. В полный рост – сама ступня маленькая, пальцы как у четырнадцатилетней девочки, и, разумеется, тонкая и слабая ногтевая пластина. На руках, впрочем, это тоже заметно, но не так выражено. Ноги – всегда более надежный показатель.

– Спасибо, можешь обуваться, – кивнул Ит. – Значит, тебе было восемнадцать, когда ты… попросила их – вот об этих двух вещах?

– Ит, я уже сто раз сказала – да, – кажется, Эри рассердилась.

– Та система, из-за которой у тебя сбоит возраст, называется «геронто», – объяснил Скрипач. – Проблема в том, гм, что в восемнадцать лет эту систему никто не использует. Никогда. Это нелогично, и это опасно. Боюсь, что твои опухоли – следствие использования этой системы, вернее, бесконтрольного ее применения в столь юном возрасте. И те, что есть сейчас, и другие, которые вырезали еще давно.

– Да? – Эри задумалась. – Но почему?.. Он же сказал, что это… ну, оно просто замедляет старение…

– Кто сказал? – терпеливо спросил Ит.

– Черный.

– Понятно, – Ит почувствовал вдруг страшную усталость. – Эри, ты хоть понимаешь механизм действия этой системы? Они тебе хоть что-то объяснили?

– Нет. Но я и не просила.

– А как выглядело то, что они тебе дали? – нахмурился Скрипач.

– Как таблетка, самая обычная, и как две пластинки маленькие, с монету размером. Пластинки надо было приложить к руке, и подождать, чтобы они растворились, а потом принять таблетку. Это всё.

Действительно, всё. Это и в самом деле запуск геронто программы, вот только последующие десять дней разумный, который проходит геронто, находится под постоянным наблюдением как минимум трех врачей, и программу постоянно корректируют. Ах да, до начала работы с программой разумного пролечивают, от и до. И, конечно, обследуют. Тоже от и до.

Но тут случай явно не такой.

– Эри, до того, как ты получила эти пластинки и таблетку, тебя кто-нибудь хотя бы осматривал? – спросил Ит, уже понимая, каким будет ответ.

– Нет, – покачала головой Эри.

Что и требовалось доказать.

Каким надо быть придурком, чтобы дать восемнадцатилетней девчонке вводные геронто, не сделав предварительно ни одного анализа?! Не пролечив, не выстроив прогноз. Просто взять и дать. И будь, что будет.

Оно и было – что было. Опухоли, которые, возможно, и не развились бы, дернули в рост, потом, по всей видимости, была химия, и не одна – прощайте, зубы и волосы… волосы, впрочем, отросли, а вот зубы, конечно, нет. И, разумеется, прощай здоровье, навсегда и бесповоротно.

А геронто, запущенное, и не остановленное, и по сей день резвится в теле, как хочет – судя по новым опухолям и «детскому ногтю». Геронто в работе.

Параллельно со второй системой… которая должна каким-то образом убить свою носительницу в пятьдесят восемь лет, и которая распознает то, что используем мы, и не дает помочь носительнице. Зашибись…

– Это какой гадюкой надо быть, чтобы такое сделать, – пробормотал Скрипач.

– Ты о чем? – не поняла Эри.

– О своем, о девичьем. Эри, то, что с тобой сделали, это просто подло, – Скрипач досадливо поморщился. – Тот, кто это сделал, не имел понятия ни о физиологии, ни о медицине, не об элементарной безопасности. И едва тебя не убил. Но искалечил – точно. Причина всех твоих бед – эти пластинки и таблетка. Прости, но это так.

– А какая теперь разница? – дернула плечом Эри. – Для меня все уже позади. Да, первые двадцать лет было трудно, но человек ко всему привыкает. Рыжий, ты извини, но я не могу их обвинять в чем бы то ни было. Они ведь хотели, как лучше. Мало того, это не они предложили, это я настояла.

– Но почему? – спросил Ит.

– Да потому что смысла без них жить я не видела. И… – Эри осеклась, опустила взгляд. – Я не знаю. Не знаю, как сказать.

– То, что мы появились тут, что-то изменило? – в лоб спросил Ит.

Она молчала. Теребила пальцем нитку на залатанной коленке стареньких джинсов, и молчала.

Изменило, понял Ит.

Изменило, целиком и полностью.

Вот только вслух про это сказать – нереально.

– Прости, – он встал. Скрипач тоже. – Давай тогда по делу, хорошо?

– Хорошо, – кивнула Эри. Она так и не подняла голову. – По делу, так по делу.

– Сначала ты послушай, а потом реши, хочешь ты то, что мы предложим, или нет, – Скрипач решил немножко разрядить обстановку. – Эй, ау. Девушка, вы тут? Эри, ну хватит этого минора. Мы уже поняли всё. Больше так плохо вести себя не будем.

Она, наконец, выпрямилась – глаза покраснели.

– Не надо меня про это всё спрашивать, – попросила она. – Пожалуйста! И не надо ругать черного и рыжего. Они правда были не виноваты. Мне кажется, они и сами не знали… про то, что мне дают. А вторая эта… штука… это какой-то яд, да?

– Нет, это не яд. Мы не знаем, что это. Попробуем, если позволишь, разобраться. Точнее, сделаем попытку разобраться, – пообещал Ит, понимая, что обещание выглядит не очень обнадеживающе. – Это какая-то очень мудреная штуковина. Так, ладно. Эри, скажи, ты ощущаешь какие-то боли? Если прислушаться к себе, что-то болит? И еще какие-нибудь жалобы есть?

Она снова задумалась.

– Наверное, есть, – особой уверенности в голосе Эри не прозвучало. – Я сплю плохо. По пять-шесть раз за ночь просыпаюсь. Курю, чай пью, читаю. Снова засыпаю, а через час опять подъем.

– А почему? – спросил Скрипач. – Народ, пойдемте в медблок, там проще будет… так почему просыпаешься?

– Дышать тяжело, когда лежишь. А сидя спать я не умею, – Эри вздохнула. – Пробовала. Нет, не получается.

– А на счет болей что? – поинтересовался Ит. – Садись обратно в кресло, пожалуйста.

– Ну… боли есть, наверное, но я их не особенно различаю, – призналась Эри. – Не сильно болит. Чуть-чуть.

– Вес теряла? – Скрипач выкатил блок, точнее, выдвинул его из стены. Эри посмотрела на блок с опаской.

– Нет, не теряла.

– Если бы у тебя была одна онкология, ее можно было бы вылечить за год полностью, – заметил Ит. – Там лечить особо нечего. Так, теперь смотри, что мы предлагаем. Видишь эту штуковину?

Он вытащил из блока один из универсальных манжетов – очень удобная штука для длительных лекарственных схем.

– Похожа на рукав, – заметила Эри.

– Именно так и есть. Эту штуку действительно носят на руке, но предварительно в нее вводятся лекарства, и она передает их твоему телу по определенной схеме. Ничего сложного. Мы можем сейчас составить схему, а потом ты будешь ходить с рукавом, а мы – раз в день корректировать схему, в зависимости от того, как поведет себя твой организм.

– Поскольку он располагается в районе плеча, под одеждой его не видно, – продолжил Скрипач. – Это не больно, ощущений вообще никаких. Ну так что?

– Вы можете торговать этими рукавами, оптом и в розницу. С такой рекламой их у вас оторвут только так, – усмехнулась Эри.

– Еще момент. Есть такая штука, называется поддержка, – продолжил Ит. – Ее носить несколько более напряжно. И мы тебе ее не предлагаем.

– Из-за того, что носить неудобно?

– Из-за того, что твой организм ее не воспримет. Точнее, та система, с которой предстоит разбираться, – объяснил Ит. – Ну так что? Ты согласна на рукав?

– Да, наверное, – Эри нахмурилась. – Вообще… это все странно как-то. Вы столько для меня делаете… вы ведь не должны.

– Мы делаем ровно то, что считаем нужным делать, – твердо ответил ей Ит. – И, знаешь, у нас есть одно общее ощущение, которое мы испытываем по отношению к тебе.

– Какое?

– Мы… – Ит посмотрел на рыжего, тот кивнул. – Мы почему-то чувствуем, что перед тобой виноваты. И что мы должны хотя бы попытаться как-то это всё исправить.

– Но в чем вы виноваты? – удивилась Эри.

– Ты сама говорила про осколки, – заметил Скрипач. – И если мы – в какой-то мере они, то почему бы нам виноватыми не быть. Давай хотя бы попробуем, что ли? Ага?

– Ага, – в голосе Эри до сих пор слышались неуверенные нотки. – Хорошо, я согласна.

– Тем более что это совсем не сложно, – заверил Скрипач. – Сейчас загоним в манжет первую схему, потом тебе надо будет полчасика полежать, а потом будем пить чай и дополнять препараты. А потом поедем домой.

***

С чаем Скрипач расстарался. Благо что «Горизонт» это более чем позволял. К чаю рыжий заказал тех самых булочек с корицей, пару тортиков, конфеты, полный аналог трюфелей с Терры-ноль, и три вида варенья – земляничное, смородиновое, и яблочное. Конечно, это был синтез, но о таком синтезе те же врачи из той же Санкт-Рены во время долгих забросов могли только мечтать. Там таких разносолов не предполагалось.

Пили чай, разумеется, в кают-компании.

– Варенье очень вкусное, – искренне хвалила Эри. – А чай такой я только в детстве пила. Давным-давно. Сейчас сплошная химия продается, настоящего чая совсем не осталось.

– Это тоже химия, – отмахивался Скрипач. – Синтез. Рецепты, правда, я сам делал, поэтому синтез довольно удачный, как мне кажется.

– Не скромничай, – хмыкнул Ит. – Эри, попроси у него жаренной картошки сделать. Рыжий, у тебя тут сколько рецептов картошки прошито, кстати?

– Около трехсот, – скромно опустил глаза Скрипач.

– Нищеброды хреновы, – развел руками Ит. – Триста рецептов картошки. Нормально?

– Триста? – не поверила Эри. – Да, и впрямь что-то много.

– Когда годами питаешься картошкой и макаронами, поневоле учишься маскировать и то, и другое под что-то нетривиальное, – пожал плечами Скрипач. – Не думай, что мы очень уж хорошо жили. Бывали времена, когда картошка или хлеб с маргарином для нас оказывались теми еще деликатесами. А уж кофе…

– Даже боюсь спрашивать, что с вами было, – Эри задумалась. – Вообще, черный и рыжий мне тоже про себя не очень много рассказывали. Ну, в смысле, сами не рассказывали. Я… я просто знала.

– Что именно ты знала? – не понял Ит. Он поставил чашку на стол и выжидательно посмотрел на Эри.

– Ну, про них знала. Про их жизнь. Они говорили, что я знаю даже больше, чем они сами.

Вот так.

Ого!

Скрипач прищурился, с интересом посмотрел на Эри. Та потупилась, отвела взгляд.

– И что же такое ты про них знала? – с интересом спросил Скрипач.

– Как они появились на свет, где жили, что с ними случилось, как они попали в Контроль, ну и… и еще кое-что, – Эри стушевалась, но Скрипач, кажется, решил перейти в наступление.

– Так что же? – требовательно спросил он.

– Я знала, сколько они проживут, и как умрут, – Эри говорила едва слышно. – Где, как именно. В каком возрасте. Почему…

– А как ты это узнала? – спросил Ит.

– Ну… я просто знала, и всё. Нет… я неправильно говорю… – Эри запнулась. – Сначала я как бы знала, но не всё… а потом я попросила у них… ну, считки. Есть такое слово?

– Есть, – кивнул Ит, ощущая, как его мороз продирает по коже. – Еще как есть.

– В общем, я попросила считки, а потом в один день поняла, что это… ну, как бы сказать… такой словно бы стеллаж в голове. Много-много тонких металлических полочек, на которых словно бы лежат разноцветные папки. Некоторые серые, это которые тайные и закрытые. Есть черные. А потом я поняла, что их стеллаж – он меньше, чем мой. Просто пока мне не объяснили, я не понимала, что это такое, и не умела этим пользоваться.

Ит прикусил губу.

Она говорила всё совершенно правильно.

Да, одна из форм визуализации именно так и выглядела – бесконечные ряды «папок», которые можно прокручивать вверх-вниз. Слепки чужой памяти, которые система разбила на фрагменты. К сожалению, с датировками в считках всегда беда. Мозг – очень интересная штуковина, и разобраться с датировками сможет только специалист уровня Романа Нар ки Торка, сына Ри Нар ки Торка и Джессики Пейли… господи, время, что же ты делаешь… не потому ли Ромка, милый Ромка, маленький Ромка решил посвятить свою жизнь этой области… как знать… но да. Да, да, да, Эри сейчас права – а это значит, что в голове у нее – архив чужой памяти, мало того, памяти Контролирующих Мадженты, Сэфес; мало того, есть еще один архив, полная запись жизни пары-дубля, их пары-дубля, и…

И, кажется, они с рыжим попали так, как никогда в жизни еще не попадали.

– И что же ты делала с этими стеллажами? – спросил Скрипач.

– Записывала то, что могла посмотреть, – она пожала плечами, словно сказала нечто само собой разумеющееся. – Я плохо пишу, поэтому записывала так, как могла. Как получалось. Довольно много записала.

– Много – это сколько? – осторожно спросил Ит.

– Два шкафа.

Гм.

– И… где эти записи? – полюбопытствовал Скрипач. Полюбопытствовал вполне невинным тоном, но Ит видел – Скрипача трясет. Точно так же, как и его самого.

– Дома, конечно. У меня, в квартире. В шкафах, я же сказала только что.

Два дебила…

– А ты это кому-то показывала? – еще осторожнее спросил Ит.

– Пыталась когда-то, но надо мной смеялись, – ей, видать, было тогда не смешно, но теперь стало всё равно. – Или говорили гадости всякие. В общем, я что могу, то записываю, и просто прячу. И всё. Даже не перечитывала ни разу. Да и зачем мне? Я и так помню. У меня же папки эти есть.

– А нам покажешь? – Ит попробовал улыбнуться, но, видимо, с улыбкой вышло не очень – Эри, почувствовав фальшь, нахмурилась.

– Зачем? – спросила она с подозрением.

– Ну, интересно, – пожал плечами Ит. – Все-таки это в некотором смысле мы. Хотелось бы знать.

– Ит, я плохо пишу, – принялась оправдываться Эри. – И почерк у меня ужасный. Там половину слов разобрать невозможно.

– Ничего, мы врачи, и разберем, – Скрипач улыбнулся. В отличие от Ита, у него с улыбкой все было нормально. – Мы сами умеем писать так, что нормальному человеку разобрать не удастся.

– Ладно, я потом покажу, – пообещала она. – Рыжий, я хотела спросить. Про этот манжет, который рукав.

– Спрашивай, конечно.

– Он не давит? И неважно, на какую руку ставить его?

Скрипач вздохнул с явным облегчением – информации об архивах на сегодня явно было достаточно.

– Обычно на левую ставят. И не давит совершенно, так что не волнуйся. Ит, ты чай допил?

– Допил, – кивнул тот, вставая. – Пойдемте. Мы сейчас данные дополнительно снимем, рукав поставим, и домой. А то темнеет совсем рано.

***

– Знаешь, что самое плохое? – спросил Ит, когда они, отправив Эри в ее квартиру, завалились, не раздеваясь на диван.

– И что же? – спросил равнодушно Скрипач.

– Она нам – верит. Точно так же, как поверила тогда… тем вторым нам, – Ит, кажется, был расстроен. – С ней говорить или делать что-то просто страшно. Она же как ребенок! Геронто – без проблем, примем и запустим. Пластинки какие-то? Не вопрос, пусть работают. Мы что-то предлагаем – она тоже согласна. Мне кажется, она от нас стакан с цианидом бы взяла, и выпила бы тут же, залпом. Просто потому что этот стакан ей дали – мы.

– Верно, – кивнул Скрипач. – Согласен. Ты прав, это и впрямь тихий ужас.

– Так и я про что, – Ит зевнул. – Сумасшедший дом какой-то. А теперь еще и эти записи…

– Что делать будем? – резонно спросил Скрипач. – Я как подумаю о том, что там за стенкой, мне дурно становится.

– Мне тоже, – мрачно кивнул Ит.

– Что делать будем? – Скрипач сел. – Ит, мы в полной жопе.

– Это ты мягко выразился, – возразил Ит, тоже садясь. – Мы в одном шаге от катастрофы. Как только официалка сообразит, что у нас с этим контактом есть нечто большее, чем старая встреча, про которую мы втерли Карину, они тут же накроют и нас, и Эри, и все ее записи. Мгновенно. Я больше чем уверен, что сейчас Карин уже знает, что с Эри мы тогда не встречались, и никакой Ри с ней, конечно, не спал. Проверить такую информацию – дело нескольких часов. Тем более что мы тогда были под почти стопроцентным наблюдением.

– Он снял наружку и слежку с квартиры, – возразил Скрипач, правда, без особой уверенности в голосе.

– Не смеши, – мрачно ответил Ит. – Да, квартиру снял. Но город и наружку? Ты бы снял?

– Конечно, не снял, – хмыкнул Скрипач.

– Вот и я о том же, – Ит задумался. – Будем тянуть время и пытаться решить, что делать дальше.

– Как думаешь, «Горизонт» они уже распотрошили? – Скрипач нахмурился.

– Его не так просто распотрошить, но, думаю, как только им представится возможность, они ею воспользуются, – Ит вздохнул. – Ну да, ну да, мы все потерли, кроме поддержки и лекарств. Но время!.. Мы пробыли там втрое дольше, чем нужно для того, что мы сделали.

– И, главное, совершенно непонятно, что дальше, – Скрипач ожесточенно потер виски. – Хватать и ее и бежать? Как? Куда?

– А ты ее спросить не хочешь, согласна ли она бежать? – возразил Ит. – Мы с тобой вообще не знаем, чего она хочет, и хочет ли вообще. Знаешь, что самое печальное?

– И что же? – Скрипач с интересом повернулся к Иту.

– Да то, что она ничего не понимает! Ни то, какую опасность она представляет для нас, ни то, что за бомба находится у нее в голове и дома, в этих самых шкафах, ни то, что она самим фактом своего существования полностью перечеркнула всё то, над чем мы работали большую часть жизни! Она не понимает этого, рыжий, а мы даже не можем ей ничего толком объяснить.

– Вообще да, действительно, – кивнул Скрипач. – Нет, что-то она определенно понимает, вот только то, что ей доступно, оно… как бы так сказать… оно не имеет отношения к тому, о чем говорил сейчас ты.

– Вот именно, – припечатал Ит. – Именно что не имеет. В общем, подводя неутешительный итог: продолжаем работать, как работали, тянем время, и пытаемся вызнать у нее по максимуму. А потом – по обстоятельствам. Как получится.

– Ну да, ничего другого все равно не остается. Эй, ты слышишь? – Скрипач нахмурился. – Она там что, опять плачет?

Ит прислушался. Точно, рыжий прав.

– Интересно, по какому поводу, – проворчал он. – Хотя поводов у нее предостаточно.

– Не ерничай, – скривился Скрипач. – Пойду, поговорю. А то у тебя, кажется, настроение такое, что лучше дома остаться.

– И то верно, – вздохнул Ит. Снова лег на диван, подпихнул под голову подушку. – Настроение у меня действительно ни к черту.

***

Звонить рыжий не стал – замок на двери в соседскую квартиру для него препятствием не являлся, а трезвонить и беспокоить соседей в его планы не входило. Он тихо закрыл за собой дверь, и очутился в темном коридоре. Из дальней комнаты, дверь в которую была чуть приоткрыта, пробивалась слабая полоска света, значит, Эри находилась именно там.

И точно. Когда Скрипач вошел в комнату, он увидел, что заплаканная Эри сидит на кровати, прижимая к груди какую-то тетрадку в синей потрепанной обложке.

– Ты чего ревешь? – с упреком спросил Скрипач.

– Ты как сюда вошел? – испуганно спросила Эри.

– Пешком. Через дверь, – констатировал очевидное Скрипач. – Эри, что случилось? Почему опять глаза на мокром месте?

Эри всхлипнула, подняла взгляд – на лице ее было виноватое, пристыженное выражение.

– Я не думала, что вы услышите, – проговорила она тихо. – Я больше так не буду.

– Будешь или нет – это дело десятое, – возразил Скрипач. – Сейчас-то чего? Что случилось?

– Ничего не случилось, просто… просто вы… вы так со мной возитесь, и еще Ит сказал, что вы чувствуете себя виноватыми… но на самом-то деле… на самом деле всё не так, – она снова заплакала. – Я не хорошая, рыжий. Я совсем даже не хорошая, я та еще тварь, если честно, и я…

– Чего – «я»? В чем ты таком нехорошая? Убила кого-нибудь, что ли? Обманула? Обворовала? В чем нехорошесть заключается?

Эри отвернулась.

– Ну? – настойчиво спросил Скрипач.

– Я плохая, – упрямо повторила она. – Я… недостойна, чтобы ко мне так относились… лечили, помогали, защищали…

– Почему?

– Ну, потому что… потому что я ничего хорошего в жизни не сделала, ничего не создала, не… не… помогла никому…

– Слушай, а ты много людей знаешь, которые создали или помогли? – вкрадчиво поинтересовался Скрипач, присаживаясь рядом с Эри на кровать. – Из твоих знакомых многие могут похвастаться этим?

– Немногие, наверно. Но… они хотя бы честно жили, а я… Рыжий, я же врала. Я столько врала…

– А нам врала? – с интересом спросил Скрипач.

– Вам нет, – она покачала головой. – Вам-то зачем… другим врала, и ужасно много… до сих пор вспоминать стыдно.

– И про что же ты врала? – Скрипач вытащил из кармана ленту налобника. – Ты говори, говори. Я хочу схему посмотреть.

– С лекарствами?

– Угу. Так кому ты врала-то?

– Всем. Учителям, маме, одноклассникам… вот видишь, тетрадка?

Скрипач покивал. Ну да, тетрадка и тетрадка, самая обычная, в клеточку. Сколько он таких тетрадок перепроверял, когда девчонки учились в школе – страшно представить. Дашины тетради, следует признать, были всегда в образцовом порядке – ну, тут понятно, у трех таких педантов, как Берта, Фэб, и Ит ребенок другим получиться и не мог. Зато Верины тетради были с большим вкусом разрисованы в самых неожиданных местах – причина многолетних скандалов с классной руководительницей юной художницы… сейчас, правда, подавшейся в совершенно другую область.

– Она наполовину пустая, – объяснила Эри. – Потому что я не училась ни черта.

– Ну, правильно, – рыжий вывел визуал. – Если не учиться, она и получится пустая. И что с того?

– Можно я потом расскажу? – кажется, Эри смутилась.

– Мне кажется, что это у тебя рефрен такой получается, – заметил Скрипач. – «Потом расскажу». Про одно потом расскажу, про другое… Так, вот только не надо глаза опять того, опухнешь же к чертовой матери к утру, а нам на точку ехать надо. Эри, кому говорю, прекрати рыдать! Ну сколько можно?

– Мне стыдно, – призналась она. – Стыдно, что я… вот такая…

– Какая – такая? – уточнил Скрипач.

– Что я такая дура… и врушка… – Эри снова всхлипнула. – Надо было сразу вам рассказать… может, вы бы и не стали со мной… так… Рыжий, правда, честно! Я действительно недостойна, чтобы… ну, чтобы…

– Слушай, успокойся, а? – попросил Скрипач. – Давай так. Если тебе хочется исповедаться на тему того, что ты кого-то там по молодости обманула, ты это сделаешь завтра, ладно? Выспишься, а потом соберешься с духом, и расскажешь. Хорошо? Кем бы ты себя не считала, сейчас тебе лучше лечь спать. Состояние у тебя не очень, ты устала за день, показатели низковаты. Давай по чашке чаю выпьем, и на боковую?

– А почему вы так любите чай? – спросила Эри.

– Мы не чай любим, – поправил Скрипач. – На самом деле мы любим лхус, и чаще всего именно его завариваем, но сейчас, тут, на Соде, лучше чай – это нечто вроде обычая.

– Лхус – это который из маленьких зеленых ягодок, и пахнет, как французские духи? – Эри вдруг улыбнулась. – Я пробовала. Очень вкусно. Только мне показалось, что не сладко, а черный потом сказал, что забыл положить сахар.

– Врешь, небось, – поддел Скрипач, хотя видел, что Эри и не думает врать. Да и описала она лхус совершенно правильно, причем именно что дикого сбора: ягоды с одомашненных кустов чаще всего после сушки становились бурыми, а вот некоторые сорта дикого рибира давали интересные ягоды, сохранявшие даже сухими глубокий изумрудный цвет.

– Не вру, – помотала головой Эри.

– Ладно, ладно, не врешь. Если хочешь, лхус потом заварим как-нибудь, – пообещал Скрипач. – С полкило у нас с собой есть. Я же запасливый.

– Они тоже. Ну, то есть рыжий брал с собой… я потом…

– Ну конечно, ты потом расскажешь, – покивал Скрипач. – Эри, голова болит сейчас? Слева точка боли есть?

– Есть, – кивнула она. – А как ты понял?

– Я же смотрю, что с тобой. Ты доплакалась до спазма, – Скрипач поморщился. – Ложись, я скорректирую схему, чтобы голова перестала болеть. Ложись, я сказал, сейчас закружится башка, и рухнешь тут мне еще.

– Но раздеваться… рыжий, я не хочу, чтобы…

– Можешь не раздеваться, сойдет и так, – махнул рукой Скрипач. – Хотя если ты думаешь что я, буду дважды женатым, никогда не видел голых тетенек, ты сильно ошибаешься. А если вспомнить, в каком виде ты совала голову в духовку…

В стену несильно, но весьма выразительно постучали – разумеется, Ит все отлично слышал.

– Отвянь, – сердито сказал Скрипач в сторону стены. – Защитник оскорбленных и униженных, тоже мне.

– А он что, нас слышит? – удивилась Эри.

– А то нет, – хмыкнул Скрипач. – Он у нас как горная коза. Отлично слышит, далеко видит, и быстро бегает. Я, впрочем, тоже. Эри, ты ляжешь сегодня, или мы так и будем тут до утра турусы на колесах разводить? Всё, спокойной ночи.

– Но как ты выйдешь? – с тревогой спросила Эри. – Надо закрыть…

– Выйду точно так же, как и вошел. Пешком и через дверь. Да не волнуйся ты, закрою. Всё, спокойной ночи. До завтра.

5. Плохая девочка

– По-моему, я никогда в жизни так не спала. Нет, правда! Я уже не помню, чтобы так хорошо, и не просыпаясь. Спасибо вам огромное.

– Да не за что, – пожал плечами Ит. – Выспалась, и хорошо. Ребят, давайте доедайте, и поехали. А то Карин голову оторвет, если мы собьемся с плана.

– Не собьемся, – Скрипач откусил половину бутерброда. – Моам мы впокойна похавтракать?..

– Можешь ты не говорить с набитым ртом? – рассердился Ит.

Скрипач, наконец, проглотил свои полбутерброда.

– Можешь ты жрать побыстрее? – так же сердито спросил он. – Что это за медитации по полчаса над тарелкой? Доел быстро, и пошли! Вон, даже Эри, и та уже доедает, а у тебя как было, так и есть.

Ит в это утро и впрямь был излишне задумчив и, кажется, расстроен. А еще, по мнению Скрипача, он нещадно тормозил, и постоянно что-то забывал. Сначала оставил включенной воду в ванной, потом пошел к машине в домашних тапочках, когда грузили оборудование – тапочки эти в минус двадцать пять смотрелись просто великолепно, что говорить – потом завис над тарелкой овсянки, причем сам кашу не доел, и начал торопить остальных, чтобы ели поскорей.

– Могу, – смиренно отозвался Ит. В два счета выскреб овсянку, и поставил тарелку в мойку.

– Смотри-ка, и правда, может, – удовлетворенно заметил Скрипач. – Эри, дуй переодеваться, и поскакали. Возьми телефон с собой на всякий случай. А то нам в этот раз по лесу долго шататься придется. Мало ли что, вдруг что понадобиться.

Эри кивнула.

– Возьму, конечно. Я же еще шнурок к чехлу пришила, так что запросто. Не потеряю.

– Чего его терять, лопату эту, – проворчал Ит, включая воду. – Рыжий, ты кофе с собой возьмешь?

– Сейчас заварю. И бутербродов надо тоже, мы ведь надолго…

***

На выезде из города, разумеется, влипли в пробку – судя по сообщениям какой-то радиостанции, передававшей дорожную обстановку, больше похожую на сводку с фронтов, предстояло больше часа наслаждаться видом заснеженных машин, и дышать выхлопными газами.

– Так про что ты хотела вчера рассказать? – поинтересовался Скрипач. – Времени у нас вагон и маленькая тележка. Делать нечего.

– Про школу, – вздохнула Эри. – Ит, ты, наверное, не всё вчера слышал…

– Всё, – сообщил Ит. – Прости, но стены достаточно тонкие. По крайней мере, для меня.

– В общем, в школе получилось хреново, – Эри покачала головой, явно осуждая себя. – Я сама виновата. Надо было как-то не так, наверное.

– Не так – что именно? – уточнил Скрипач. На этот раз вел машину именно он, но сейчас машина стояла, поэтому Скрипач повернулся к Эри и с интересом на нее посмотрел.

– Да всё, если честно.

…В младших классах она училась неплохо, вот только дружить с ней никто не хотел. Вернее, дети сначала охотно принимали ее в свои компании, но потом – Эри принималась рассказывать про Двоих, и через пару дней ее объявляли врушкой и чокнутой фантазеркой. А еще через пару дней начинали издеваться и гнать.

– Я не понимала, что я делаю неправильно, – говорила она. – Мне тогда казалось… ну, я думала, что про этих Двоих все знают. Или что у каждого есть такие двое. Ну или один. Когда девочки из класса рассказывали, что они ждут Прекрасного Принца, я всегда радовалась, потому что думала, что они говорят… ну, про то же, про что и я. А потом они показывали картинку в анкетах, знаете, такие тетрадки бывают у девчонок, и на картинке всегда был или актер из фильма, или из мультика какой-нибудь герой… в общем, кто-то ненастоящий.

– А двое, значит, были настоящими? – уточнил Скрипач.

– Ну да. Мне трудно объяснить, но я всегда знала, что Двое – есть, что они существуют, просто сейчас они где-то еще, не здесь. Но они не придуманные, как персонажи мультфильмов, или как роли, которые играют актеры. И еще… эти девочки… мы ведь тогда были еще маленькими, ну что такое первый или второй класс? Так вот, эти девочки фантазировали, какая у них будет жизнь после встречи с Принцем. Что у них будет квартира или дом, обязательно богатый. Что будет машина, бассейн свой, или еще что-то такое же идиотское. И что Принц на них женится, и у них тут же будут дети. Причем много. Четыре, пять… они придумывали имена этим детям, они их рисовали, смешно так, потому что рисовали они конвертики с ленточками, голубыми или розовыми, мальчик или девочка… вот этого я совсем не понимала. Я про это вообще не думала.

– А про что ты думала? – с интересом спросил Ит. Интерес был неподдельным, самым что ни на есть настоящим.

– Я думала только про одно – как мне найти Двоих. Причем в любом виде. Если они болеют, то вылечить… мне почему-то казалось, что они не здоровые, и я даже какое-то время носила с собой бинтик и йодный фломастер… глупо, да? Потом оказалось, что не так уж я была и не права, но бинтик с фломастером вряд ли кому-то сумели бы помочь… я не думала о том, что будет дальше, и я очень сильно удивлялась, почему никто меня не понимает, совсем.

Пробка чуть сдвинулась, и машины снова замерли. Скрипач чертыхнулся себе под нос, и снова поднял опущенный было ручник.

– А ты пыталась про это с кем-то говорить? – спросил он. – Зачем?

– Я искала себе подобных, не понимая, что именно ищу, – Эри вздохнула. – Ит, можно мне сигарету?

– Можно, – отозвался тот. – Что еще ты делала?

– В смысле?

– Ну, кроме того, что рассказывала?

– Я пыталась понять, как они выглядят. Я их рисовала, лепила, вырезала из всего подряд.

– Это как? – с опаской поинтересовался Скрипач. Пробка снова поехала. – Из чего и кого ты вырезала?

Эри засмеялась.

– Силуэты, – объяснила она. – Знаете, как вырезают силуэт по тени? Ну, обычно они как профиль из черной бумаги, в овальчике?

Ит кивнул.

– Я пыталась сделать то же самое, и хорошо, что эти уроды не сохранились, мама всё выкинула.

– Эри, а ты понимала, что пытаешься изобразить… ну, не людей? – осторожно спросил Ит. Действительно важный вопрос, если вдуматься.

– Нет. Тогда – точно нет. Мне казалось, что двое – люди, только какие-то не такие. Говорю же, я долго не могла даже понять, мальчики они или девочки, потому что с полом ну никак не складывалось. А потом я решила, что они всё-таки мальчики, и…

– И? – подбодрил Скрипач.

– И я оказалась права, потому что они были именно мальчиками.

– Не совсем, – покачал головой Ит. – По отношению к тебе да, мальчики. А так вообще-то в нашей расе три пола, если что.

– Я знаю, – кивнула Эри буднично. – Но это я годам к тридцати разобралась, когда научилась пользоваться архивом. А тогда я просто решила, что они мальчики, но не совсем такие, как обычные. Я, правда, не совсем понимаю, как это работает, потому что про это в архиве очень мало. Есть несколько откровенных сцен, но я их не смотрела.

– Совсем? – удивился Ит.

– Совсем. Открывала, и ту же закрывала, не досматривала. Это же личное, это нельзя было смотреть, как мне кажется.

– Эри, а с кем были эти сцены? – уточнил Ит.

– Пару раз с женщинами, пару раз с… ну, это мужчины такие, которые высокие, и с такими красивыми руками… как бы сказать… впрочем, неважно. Я не про это сейчас. Про то, что в школе зря начала говорить. К третьему классу я стала отщепенкой, и принялась врать. И прогуливать. Лишь бы не быть там, и не видеть этих рыл с их Прекрасными Принцами, конвертиками, и не слушать, что говорили учителя.

– А что с учителями было не так? – поинтересовался Ит.

– Они постоянно врали, – поморщилась в ответ Эри. – А когда не врали, рассказывали непонятно и путано. Нет, теперь-то я знаю, что рассказывали они нормально, это со мной неладно. Потому что нельзя было отдавать меня в простую школу, надо было в коррекционную. Которая для дураков.

– Что ты говоришь такое, – рассердился Скрипач. – Ты нормальная совершенно, уж это-то мы выяснили. Да, с кровообращением есть проблемы, но не криминальные. Даже здешними средствами всё можно было исправить за пару месяцев. Раз и навсегда.

Рыжий, разумеется, сейчас слегка привирал – исключительно для того, чтобы успокоить Эри. И ободрить. Проблемы у нее и впрямь имелись, но на данном этапе эти застарелые, весьма застарелые проблемы пришлось бы неспешно лечить год. Даже по шестому уровню…

– В общем, неважно, – махнула рукой Эри. – Важно то, что я действительно превратилась в записную врушку. Говорила маме, что иду в школу, выходила, а вместо школы шла шататься по городу. Или, если деньги были, ехала в какой-нибудь другой район. А в школе говорила, что мама заболела, или бабушка, или дедушка. И что я ездила к ним. Иногда меня ловили, наказывали, маму постоянно вызывали в школу, но я все равно продолжала врать. И убегала точно так же, причем чем старше я становилась, тем изощреннее врала, и тем хуже училась.

– Да, фиговая ситуация, – покивал Скрипач. Пробка снова поехала, но, увы, счастье длилось не долго – проехав метров двести, машины опять встали. – Но я не совсем понимаю, почему ты убегала? В школе было настолько плохо?

– Ужасно. Когда я пыталась объяснить, что я не понимаю что-то, на меня принимались орать. Когда я заговаривала про двоих, меня поднимали на смех. Мальчишки били, девчонки обзывали, кляузничали. Тогда я не понимала, что это я была во всем виновата, тогда мне казалось, что виноваты они… а я – права. Хотя на деле всё наоборот.

Ит посмотрел на нее с сочувствием – сейчас он сидел на заднем сиденье, рядом с Эри, и проверял датчики для новой точки.

– Ну, практика показывает, что не настолько уж ты оказалась неправа, – заметил он. – Может быть, ты преувеличиваешь?

– Если бы, – вздохнула Эри. – Я жила тогда, как на вокзале. На чемоданах. Такое ощущение, знаете… что вот-вот придет твой поезд, и ты уедешь. А тебя вместо поезда заставляют делать всякие ненужные и глупые вещи. Учить какие-то уроки, выполнять какие-то задания. Зачем? Для чего? Ведь поезд вот-вот окажется тут, и начнется другая жизнь, твоя, настоящая. Это много позже я поняла, что я тут застряла… навсегда. А тогда, в детстве, мне всё то, про что я говорила раньше, казалось совершенно очевидным.

– А куда ты убегала? – спросил Ит. – И что делала?

– Ждала, – она пожала плечами. – Бродила по городу, грелась, где придется – в метро, в фойе кинотеатров, в магазинах. Когда было потеплее, выбиралась в парк гулять, там днем безлюдно тогда было, и… – она смущенно замолчала. – Я лепила. Из снега.

– Двоих? – догадался Ит.

– Ну да. Или кого-то одного из двоих. Пыталась вспомнить руками то, что не помнила голова. Лица, позы. Хорошо, что никто не видел, меня бы, наверное, напрочь засмеяли. Скульптор из меня еще худший, чем писатель.

– Эри, прости, но ты слегка на себя наговариваешь, – Ит задумался. – У тебя правильная речь, ты адекватно мыслишь. То, что ты записывала, мы не читали, но почему-то кажется, что это будет вполне нормально.

– Зря кажется, – усмехнулась Эри. – Ит, поверь, хорошо, что вы этого не читали. Я покажу потом что-нибудь.

– Когда наберешься смелости, – закончил за нее Скрипач. Пробка снова поехала. – Или хорошо выспишься.

– Я же говорила, что прекрасно выспалась, – возразила Эри.

Сегодня она и впрямь выглядела гораздо лучше, чем в прежние дни. Возраст – где-то тридцать пять – тридцать семь, тени под глазами стали значительно меньше, лицо разгладилось. Вот что значит грамотное обезболивание, правильно подобранная дозировка по компенсации, и поддержка. Ни тебе отеков, ни вынужденных поз, ни бесконечных пробуждений. Как знать, может быть, начни они подобную программу раньше, результат подарил бы Эри пару лет жизни, даже с учетом второй программы… понять бы еще, что это вообще такое.

– Хорошо выглядишь, – улыбнулся Ит. – И вообще, что бы ты ни говорила про себя, ты молодец. Ведь ты же справилась тогда, правильно? Ты дождалась… их?

Эри вздохнула.

– Это не совсем так, – возразила она. – «Дождалась» неправильное слово. Мне кажется, что я заставила их придти.

– Экипаж Контроля заставить придти весьма проблематично, – справедливо заметил Скрипач. – Если бы их можно было так заставлять…

– Можно, – перебил Ит. – И ты прекрасно знаешь, как это делается.

Скрипач в ответ тяжело вздохнул.

– Тут явно не тот случай, – покачал он головой. – Ей нечем было их шантажировать. Ведь так, Эри? Шантажа с твоей стороны не было?

Она задумалась. Машины снова тронулись с места, и сейчас Эри рассеянно смотрела в окно, на медленно проплывающий мимо заснеженный город.

– Не знаю, какой шантаж ты имеешь в виду, но, как мне кажется, он был, – медленно произнесла Эри. – Мне до сих пор кажется, что я вынудила их придти. Заставила. Или…

– Или? – не понял Ит.

– Я до сих пор не уверена, что это они приходили, – Эри прикусила губу. – Мне порой кажется, что это я приходила. Туда, к ним.

***

Точку сняли в рекордно короткий срок – да два с половиной часа. Потом сидели в машине, отогревались кофе, жевали бутерброды, и ждали, когда же поутихнет снег. Снегопад разошелся не на шутку, температура упала еще сильнее, почти минус тридцать, и это днем.

– Завтра потеплеет, – хорошо знающая местную погоду Эри охотно делилась своими наблюдениям. – Если снег сильный, то точно потеплеет. Раньше снегопад обычно вместе с теплом начинался, а сейчас немножко иначе стало.

– Нелогично, – возражал Скрипач. – Одновременно должно быть.

– Было. А теперь почему-то вот так.

– Действительно, странно, – покивал Ит. – Впрочем, неважно. Эри, слушай, а ты можешь еще рассказать про школу, раз уж начала?

Эри тяжко вздохнула, и поставила термос обратно в держак. Видимо, тема ей не очень нравилась, и она уже сама не радовалась тому, что тема эта оказалась поднятой. Однако Ит чувствовал, что это важно.

Да и вообще, всё, что окружает Эри, и всё, что с ней происходило – важно. Архи-важно.

– Одиночество, – вдруг произнесла Эри. – Ужасное одиночество. Я была изгоем в этой проклятой школе, меня ненавидели все, я ненавидела всех. Ит, ты просишь рассказать… а ты понимаешь, что просишь рассказать про пытку? Вот если бы тебя попросили о таком, ты сам как бы поступил, а?

Ит нахмурился.

– Их было трое, этих тюремных санитаров, – почти неслышно проговорил он. – Трое, и все они были садистами. Знаешь, когда ты изуродован, переломан, на аппарате; когда ты привязан к койке, и загибаешься от боли и голода, а тебя еще пару-тройку раз в день бьют… да, про такие пытки тяжело рассказывать, это верно. Я о подобных эпизодах своей жизни тоже обычно не часто распространяюсь.

Эри смотрела на него с немым ужасом.

– Что с тобой случилось? – шепотом спросила она.

– Расстреляли. Во время не очень удачного прохода через систему порталов, о которой ты, я думаю, не имеешь представления, – пожал плечами Ит. – Расстреляли, а потом я три месяца гнил заживо в тюремной больнице.

– И никто не мог помочь?..

– Не мог, – молчавший доселе Скрипач вздохнул. – Потому что мы с остальной частью семьи сидели тогда по одиночным камерам в этой же самой тюрьме. И до последнего момента не знали, удастся нам оттуда выйти, или нет. Мы даже не знали, жив ли он. Про это в твоем архиве, Эри, тоже ни слова.

– Видишь руку? – Ит поднял левую руку, и продемонстрировал ее Эри. Та с опаской кивнула. – А вот хрен там. Это только отчасти моя рука. Здесь нет ни одной настоящей кости. Это эндопротез… правда, мясо свое, – он усмехнулся, – но некоторые вещи даже на шестерке не лечатся. Боюсь, что на счет пыток наш маленький коллектив запросто мог бы заткнуть тебя за пояс, но… отчасти ты права. Притчу про крест помнишь?

– Который для каждого своего размера? – уточнила Эри. – Еще бы. Помню. Она мне не нравится.

– Мне тоже, но сейчас речь о другом. Если тебе тяжело вспоминать про школу, не рассказывай. Пойми, мы пытаемся сейчас понять, кто ты такая, и… и что на самом деле тогда произошло, – Ит вытащил из держака термос, отхлебнул кофе. – К сожалению, это очень важно. Очень.

– Почему? – нахмурилась Эри.

– Потому что, как выясняется, от твоего рассказа может зависеть наша жизнь, – невозмутимо сообщил Ит. У Эри вытянулось лицо. – Да, да, да, у нас рожи были точно такими же в тот момент, когда мы сами это поняли. Все серьезнее и хуже, чем мы подумали в первый момент.

– Из-за чего? – она с испугом смотрела на Ита.

– Про это потом и отдельно. Разговор предстоит долгий. Так что на счет школы? Расскажешь или нет?

***

…Она оказалась самая некрасивая в классе, и это только подлило масла в разгорающийся огонь. Самая некрасивая, самая бедная, самая глупая… самая лживая. В восьмом с ней даже никто не хотел садиться рядом, поэтому половину уроков она стояла в конце прохода, прижимая к себе портфель, который пытались вырвать из рук и выкинуть в окно одноклассники.

Конечно, она уже давно никому ничего не рассказывала. Как известно, розовые очки имеют тенденцию биться стеклами внутрь, а уж про это Эри было известно не понаслышке. К пятнадцати годам она превратилась в настоящего волчонка, озлобленного, изворотливого, вечно ожидающего нападения веселых охотников; и зверь, который в ней тогда проснулся, был отнюдь не добрым.

– А чудеса с тобой происходили? Что-то типа тех, из детства? – поинтересовался Скрипач.

– Да, только они были совсем другого рода, – Эри прикусила губу. – Не совсем чудеса, пожалуй. У меня словно образовались две жизни. В первой я пыталась как-то отбиться от своего окружения, а во второй… во второй я ждала. Верила и ждала. В ней, в этой второй жизни, я была хорошей. Терпеливой, доброй. Но этого никто не видел, потому что я никому этого не показывала.

– Даже маме? – прищурился Ит.

– Особенно – маме, – поправила его Эри. – С мамой тоже вышло нехорошо. Мама меня возненавидела, и заслуженно. Нет, я понимала, что надо как-то исправиться, надо что-то изменить, но я не представляла, как. Да и что я могла изменить, наворотив столько глупостей?..

– А что, на твой взгляд, ты могла бы изменить? – спросил Ит.

– Надо было научиться… ну, притворяться. Обманывать. Но на старом месте, в той школе, я никого не смогла бы обмануть. Они же знали, какая я на самом деле. И поэтому… поэтому я попросила маму перевести меня в другую школу.

– И? – с интересом спросил Скрипач.

– И это помогло. Правда, я сама удивилась даже. Там оказались совсем другие дети, вернее, подростки, и там я познакомилась с первой девочкой, которая стала потом моей подругой. Мы много лет дружили, общались.

– А где она сейчас? – Ит подтянул к себе поближе пакет с бутербродами, вернее, с остатками бутербродов.

– Уехала за границу, давно уже. И лет десять, как перестала писать, – Эри вдруг улыбнулась. – Но я уверена, что у нее все хорошо. Она очень добрая. И трудолюбивая. И умная. Я тогда так удивилась, когда она… ну, когда она впервые предложила мне погулять. До того момента никто не предлагал.

– Эри, а что за чудеса, и что за часть жизни, в которой ты была хорошей? – Скрипач решил, что не стоит зацикливаться на подругах – ему было интересно не это.

– Ну… – Эри замялась. – Было несколько мест в Москве, в которые я приходила чаще всего. В новой школе я тоже иногда убегала с уроков, но так… редко, гораздо реже, чем раньше. И приходила в эти места.

– Зачем? – Ит вынул из пакета бутерброд, протянул его Эри – та отрицательно покачала головой, мол, не хочу.

– Ждала. Я эти места называла точками наибольшей вероятности, – объяснила она.

– Вероятности – чего? – не понял Скрипач.

– Того, что там что-то произойдет. И там действительно происходило что-то. Обязательно. Каждый раз.

– Но не то, чего ты ждала? – уточнил Ит.

– Не то, но… как бы сказать… происходило то, что я хотела… ну, то есть не то, чтобы хотела, а… – Эри нахмурилась. – Например, в прошлой школе был один мерзкий тип, который бил меня чаще других. И вот я сижу в одной своей точке, и тут выходит на дорожку этот самый тип, а на него набрасываются хулиганы, и дают ему по шее, – она засмеялась. – Или учительница была одна злющая, Циля Исааковна, так вот у этой Цили в другом месте на моих глазах сломался каблук, и она упала в грязную лужу.

– Подожди, – Ит задумался. – А где находились эти твои места?

– В городе, в парках, – Эри погрустнела. – Одно – напротив микрорайона в Битце, в лесу, второе – в Нагатинской пойме, на аллее, третье – в Парке Культуры, на набережной, четвертое – на Баррикадной, на площади, пятое – во дворе дома на Котельнической…

– Высотки? – уточнил Скрипач странным голосом.

– Да, высотки, – пожала плечами Эри. – А что?

– Да ничего, – Ит хмыкнул. – То есть ты убегала из школы и ехала туда? В учебное время?

– Ну да.

– И там происходили эти случаи? На твоих глазах?

Эри кивнула.

– А тебя не смущает, что, например, учительница там оказалась в разгар своего рабочего дня? – заметил Скрипач.

– Может, у нее больничный был. Или выходной. Нет, не смущает, – однако, Эри, кажется, все-таки задумалась. – Да, совпадений многовато… но там ведь не только такие случаи были. Там, например, оказывались люди, с которыми мне хотелось поговорить, и которых я не знала. Просто так подсаживались, и мы говорили, причем подолгу. Самые разные люди. Незнакомые. И хорошие. Или там происходило что-то, в чем я могла помочь.

– Что именно? – заинтересовался Скрипач.

– Всякое. Бабушку через дорогу перевести, кошку снять с дерева, одолжить рубль, помочь малышу с домашкой… ну, всякое. Небольшие такие события, но они мне душу грели почему-то. Мне тогда казалось, что я не просто так живу, не просто так жду…

Ит задумчиво смотрел на нее, не отрываясь.

– А сейчас? – спросил он.

– Что сейчас? – не поняла Эри.

– Сейчас тебе кажется иначе?

Эри отвернулась.

Снег, кажется, и не думал прекращаться, снегопад усилился – да, придется ехать шестьдесят, максимум, и вытаскивать тяжеленную Люсю из сугробов.

– Я всю жизнь прожила просто так, – тихо сказала Эри. – Вся моя жизнь была одно ожидание. Четыре встречи… тогда… и дальше сорок лет пустоты, в которой я не ждала уже ничего, кроме смерти.

– Врешь, – покачал головой Скрипач.

– Вру, – согласилась Эри. – Я сама себе не могла признаться, что все эти сорок лет – ждала. Их.

– А дождалась нас, – беззвучно заметил Ит.

Эри повернулась к нему.

– Не знаю, – взгляд ее был сейчас тяжелым и темным. – Я теперь вообще ничего не знаю, Ит. Я просто благодарна мирозданию, что я сейчас сижу в этой машине, и вижу… вас… Это всё, наверное. Мне больше ничего не надо.

Мало мы знаем о пытках, подумалось Иту. Мало. Потому что с таким и он сам, и Скрипач, сталкивались впервые. Сорок лет – это кем надо быть, чтобы вот так эти сорок лет выдержать? Ведь все эти годы она ни на секунду не выпускала из мыслей тех, кого ждала. И без колебаний сунула голову в духовку из-за того, что ее – не узнали.

– По этому поводу надо выпить кофе, – решил как-то разрядить обстановку Скрипач.

– Кофе кончился, – сообщил Ит. – Заводи, и поехали. А то сейчас нас занесет уже окончательно.

***

Дома Эри отправилась к себе, переодеваться и принимать душ, а Ит со Скрипачом сели за расшифровку. Точнее, за констатацию столько же идеального результата, как и предыдущий. Это походило уже не на странные совпадения или случайные ошибки, это напоминало в большей степени фарс или комедию.

Таких результатов в природе не бывает.

И как только это дойдет до Карина, который умом не блещет, но рано или поздно разберется… в общем, как только до него дойдет, у них начнутся неприятности. Потому что сюда, для начала, припрется с десяток ученых официалки, а это уже не игрушки, тут просто так не отобьешься.

Результаты, тем не менее, скинули, датчики и основной блок разложили обратно в кофры, и принялись за готовку – в этот раз Скрипач решил, что надо сварганить плов, благо, что на «Горизонте» он заказал грамотных специй, и специи эти просились в дело.

Через час, видимо, на запах зирвака, пришла Эри – и, посмотрев на бардак, который они развели, пакуя датчики, принялась за уборку. Еще через сорок минут их спальня приобрела цивильный вид, грязные вещи вовсю крутились в стиральной машинке, а чистые Эри аккуратно раскладывала в шкаф, на полки.

– Я когда-то была ужасной неряхой, – сообщила она в ответ на вопрос Ита: на фига это делать? – И долго с собой боролась, чтобы это преодолеть.

– Получилось?

– Еще как получилось, – Эри сдула со лба прядку волос. – Годам к сорока пяти я привела в порядок не только квартиру, но и дачу. Представляешь, сколько лет у меня ушло на то, чтобы превратиться в педантичную зануду?

Ит засмеялся.

– Да уж, – покачал он головой. – Долго старалась, что верно, то верно. Ты молодец. Рыжий вон так и не одолел эту науку. Он у нас главный по организации бардаков.

– Договоришься сейчас, – сообщил голос с кухни. – Продолжишь в том же духе – плова не получишь. Будешь бутерброды есть с сохлой колбасой.

– Ладно, ладно, прекратил, – заверил Ит. – Слушай, а у нас же настойка эта лежит. Которая горькая. Может, уговорим? Не пропадать же добру… Эри, ты как к алкоголю относишься?

– Редко, но отношусь, – пожала плечами Эри. – Был период, когда я пыталась пить. Чтобы как-то это всё забыть и отодвинуть. Но пьяницы из меня не вышло.

– Почему?

– Это слишком скучно, и голова потом, как чужая. А у меня и так с головой нелады. Но против настойки я ничего не имею. Ой, я только домой сбегаю, хорошо? – вдруг спросила она. – У меня тоже кое-что вкусное есть, я принесу. К настойке в самый раз будет.

Вернулась она минут через десять, держа в руках банку с солеными помидорами и огурцами. Банка была явно домашняя, соленья самодельные, и Ит ощутил, как внутри у него что-то сжалось – Борки, конечно, любимые Борки, и бесчисленные банки, которые крутили Скрипач и Берта, а еще Фэб, которому было велено отнести в катер неподъемную сумку, берет эту сумку за ручки, и распрямляется с ручками в руках, а сумка остается стоять на полу, потому что в ней слишком много банок, и ручки не выдерживают… и Фэб стоит, как идиот, с этими ручками, а Даша с Верой, которым чуть больше десяти лет, заливаются смехом…

– Ты сама солила? – спросил он.

– Ага, – кивнула Эри в ответ. – Я по чуть-чуть делаю каждое лето. Шесть таких баночек, шесть варенья, шесть смородины с сахаром. Точнее, делала. В этот раз по три сделала. На поминки мамы, на свой День Рождения, и на Новый Год, если доживу до него.

– Эри, а когда у тебя День рождения? – вдруг дошло до Ита.

Угадал?

Или…

– В тот день, когда вы появились… – Эри опустила голову. – Я собиралась… ну, в магазин… а, ладно, я не хочу про это. Пожалуйста.

Кретин, обругал себя Ит.

Она ведь несколько раз говорила – пусть намеками и полунамеками. Но говорила: и про пятьдесят восемь, и про смерть, и…

– У тебя в тот день был День рождения? – переспросил он. Эри кивнула. – Тогда прости нас еще раз. Мы и так сплоховали, но я не думал, что до такой степени.

– Да ничего, – она попыталась улыбнуться. – Ерунда.

– Не ерунда, – отрезал Ит. – Да уж, хорош получился подарочек. В общем, у нас, получается, есть двойной повод выпить. За двойной День рождения в том числе. Не вытащи мы тебя из духовки, это твое предсказание и впрямь бы сбылось.

– Оно сбудется, – покачала головой Эри.

– Но уж точно не так, – возразил Ит. – И не сейчас. Ладно, хватит рефлексии. Пошли, поможем нашему шеф-повару. Только дай я сначала схему скорректирую, чтобы у тебя утром голова не болела.

***

Сидели в результате за полночь.

Сначала, пока готовился плов, Скрипач послал Ита в магазин «за тортиком», потом забраковал принесенный тортик, и снова отправил Ита все в тот же магазин – потому что решил печь пирог сам. Параллельно с ингредиентами для пирога Иту было велено купить еще две по ноль семь, но водку Ит принес «неправильную», поэтому третий и последний заход в магазин осуществлялся уже под руководством Эри, которая по телефону рассказывала, куда пойти, и что купить. К возвращению Ита плов был готов, огурцы с помидорами переложены в тарелочку, колбаса нарезана, а горькая настойка извлечена из морозилки, где прозябала до того почти полтора часа, и дошла до нужной кондиции. Сначала решили «немножко посидеть», и только потом заниматься пирогом – к пирогу Скрипач пообещал «припахать» всю имеющуюся в наличии рабочую силу в лице Ита и Эри.

– Потому что нечего филонить, – объяснил он. – Я вам не кухарка.

Плов, разумеется, получился выше всяческих похвал, горькая тоже оказалась ничего, а огурчики и помидоры, которые принесла Эри, пошли «на ура» – Скрипач, понимающий толк в домашней консервации, сообщил, что так вкусно даже у него не получалось. Стали выяснять, что там, в банке, помимо овощей, и на полчаса углубились в тему маринадов, солений, и варений.

– Самое лучшее – это цедра, – говорил Скрипач, пытаясь незаметно вытащить из тарелочки последний огурец. – Когда варю яблоки, всегда добавляю лимонную цедру. Или ваниль, но немного. Верка еще любит, чтобы изюм был в яблоках, но изюм надо сначала проспиртовать хорошенько…

– А для чего? – удивлялась Эри. – Никогда так не варила, с изюмом.

– Чтобы банки не взорвались. Домашнее вино не пробовала делать? В брагу всегда изюм добавляют. Я, пока не понял про это, так с десяток взрывающихся банок закрутил. Мне только потом объяснили, что с изюмом можно варить, но надо его на ночь в водке замачивать.

– Интересно. Никогда про такое не слышала. Я в яблоки корицу добавляю обычно. И сахара побольше. У меня на участке две яблони, но у нас же зима в сентябре начинается, яблоки незрелыми снимаем, они кислые. А дозревают плохо, портятся, поэтому я обычно варенье…

– Как ты умудряешься вообще выращивать помидоры? – удивлялся Ит. – Нам в прошлый раз показалось, что тут вообще ничего вырастить невозможно.

– Рассадой, на подоконнике сначала, потом в землю, под пленку или под рамы старые. Их очень мало получается, болеют, я зелеными снимаю. Вообще, все снимают зелеными, помидоры как раз хорошо в доме дозревают, быстро. А потом вот так, солить. Огурцы неплохо растут, но тоже только рассадой. И только под стеклом.

– Понятно, – протянул Скрипач. – Да, у нас с этим проще. Я как-то под яблоню выкинул перезревший огурец в июне…

– А июне? – удивилась Эри.

– Ну да, я их сажал в начале апреля. Так потом там десяток таких плетей вымахало, что мама не горюй, – Скрипач засмеялся. – Девчонки с яблони огурцы собирали. Ит, помнишь?

– Помню, – улыбнулся тот. – Над нами, по-моему, весь поселок ржал.

– Я всего лишь хотел удобрить дерево, – проворчал Скрипач. – И просто порубал под него этот огурец. И на тебе.

– У вас так тепло? – удивилась Эри. – Огурцы так рано? В апреле?

– Ну да, – кивнул Скрипач. – Это же Терра-ноль. Там зимы толком не бывает. Нет, ну то есть бывает, конечно, но там зимой плюс пять на улице обычно. За сто лет один раз зимой снег выпадал на нашей памяти.

– Какое там за сто, больше, – покачал головой Ит. – Это в тот Новый год, когда Дашка родилась. Ни до, ни после – не было снега.

– Здорово, – в голосе Эри чувствовалось искреннее восхищение. – Я люблю, когда тепло. Когда лето, солнышко. У нас лето короткое совсем, в августе уже заморозки бывают, в сентябре белые мухи чаще всего… такая долгая зима… от нее устаешь, она ужасно выматывает. На улице всё замерзшее, и ты сам словно тоже замерзаешь где-то внутри. Всегда ждала весну, каждый год. Просыпаешься утром, и понимаешь – она еще на день ближе. Всю жизнь думала, что мне всю жизнь холодно. Сколько себя помню, мне всегда хотелось согреться. Вы же у меня дома были? – Скрипач покивал. – Я даже кровать у батареи поставила. Чтобы потеплее.

– Понимаю, – согласился Ит. – На Терре-ноль с этим действительно хорошо. Там замерзнуть сложно.

– У тебя получалось, – поддел Скрипач.

– Это когда это? – нахмурился Ит.

– А когда мы туда впервые попали, кто зимой пневмонию отхватил? – вопросил Скрипач. – Вот и молчи.

– Ну, знаешь, это не проблема как раз. Помнишь поговорку, что утонуть можно и в тарелке с супом?

– Помню, помню. Свинья грязь найдет. Эри, у меня есть тост, – сообщил Скрипач. – За тепло! Чтобы всем, кому хочется тепла, досталось этого самого тепла столько, сколько нужно. По первому требованию.

– Прозит, – Ит усмехнулся. – Чего-то эта горькая настойка уже какая-то совсем горькая.

– Зато от нее тепло, – заметила Эри. – Как здорово, что мы вот так…

– Да, хорошо сидим, – подтвердил Скрипач. – Однако грядет пирог, поэтому подъем. Ит, не делай такое лицо. Раз я сказал подъем, то будет подъем, сколько не кривись и не изображай вселенскую скорбь.

…Пирог Скрипач задумал соленый, в самый раз под водку. Продукты были так себе, но Скрипач, хоть и отмахивался от того, что он таки «кухарка», умел из самых тривиальных продуктов изобразить нечто нетривиальное, поэтому пирог тоже получился выше всяческих похвал – с жареным луком, картошкой, он имел две части: рыбную и мясную, каждую по-особому приправленную. Пирог Скрипач сотворил с противень размером – привычка готовить на большую семью давала о себе знать.

– А кроме тепла, о чем ты еще мечтала? – невзначай спросил Ит после второго куска пирога.

– О том, чтобы меня кто-то выслушал и понял, наверное, – Эри уже захмелела, но не настолько, чтобы перестать соображать. – И еще… о том, чтобы за мной пришли. Нет, я поняла, что не придут, но мечтать от этого ведь не перестанешь.

– Но тебя кто-то слушал?

– Почти нет. В сети находились люди, мы говорили, я понимала, что они тоже осколки… но потом они либо исчезали, либо превращались вот в этих всех, – Эри махнула рукой в сторону ближайшей стены. – Обычно мое общение с ними прекращалось в момент появления у них ребенка. Ребенок, он же важнее. Важнее, чем всё на свете. Чем знания, чем истина. Родился – всё! Уступите место Его Величеству Ребенку. И неважно, что из него потом вырастает обычно то еще дерьмо.

– Не всегда, – возразил Ит.

– Да, не всегда. Но на десять «не всегда» приходится тысяча «всегда», – пожала плечами Эри. – Почему-то. Ладно, не надо про это. У вас ведь хорошие дочки, верно?

– Очень, – кивнул Ит. – Замечательные.

– Ну и вот, – Эри развела руками. – Значит, вы исключение из правил. А другие не исключения.

Ит понял, что Эри сейчас пойдет в разнос, и решил сменить тему.

– Слушай, а как тебя было с мальчиками в новой школе? – спросил он. – В старой, понятно, одни враги. Но в новой? Ты говорила про подругу. А что мальчишки?

– Ит, из-за того, что я перешла в новую школу, в красавицу я не превратилась, – усмехнулась Эри. – Нет, меня не шпыняли и не били больше, но если ты имеешь в виду какие-то увлечения, то их не было. Да и не могло быть. Страхолюдин не жалуют.

– Чушь ты городишь, прости, феерическую, – проворчал Скрипач. – С чего ты взяла, что ты страхолюдина? Ты симпатичная, у тебя глаза очень красивые. Фигурка хорошая.

– В пятьдесят восемь? – хмыкнула Эри. – Забавно. Вот только не надо мне говорить комплименты, обойдусь как-нибудь.

– Я не комплименты говорю, а констатирую факт, – твердо ответил Скрипач. – Ты, может, и не красавица, но ты хорошенькая. И на пятьдесят восемь не выглядишь вовсе.

– А на сколько выгляжу? – поинтересовалась Эри, и Ит понял, что она, пожалуй, все-таки уже пьяна. Пусть и не сильно.

– В данный момент – на тридцать с хвостиком. Когда тебе нехорошо – на сорок пять – пятьдесят. Но не шестьдесят уж точно. Так почему у тебя не было кавалеров?

Эри поморщилась.

– Ну… в общем, это уже тогда началось… вся эта родильная мания, – неохотно ответила она. – А я… я ведь из неполной семьи… на меня из-за этого смотрели косо. Мало ли что? Может, мать скандальная, злая, и я окажусь такой же? Знаете, я до сих пор не понимаю, что тогда сломалось у людей в головах. Но ведь сломалось же, причем массово. Религия эта полезла отовсюду в большом количестве, детей все принялись рожать пачками… и ведь ничего хорошего не вышло из этого, а они всё продолжают и продолжают!

– А еще почему? – Ит, кажется, уже научился различать, когда она говорит правду, а когда слегка лукавит. – Мало ли у кого какая семья. Идеальных людей не бывает.

– Потому что я сама не хотела, – Эри повернулась к нему. – Потому что я ждала, что за мной придут. И как бы я могла… Я бы просто не смогла, понимаешь?

А вот сейчас – не лукавит и не врет. Сейчас она говорит правду, понял Ит, и тут же его кольнула догадка, о которой он решил до поры помолчать.

– Понимаю, – кивнул Ит. – Сама не хотела, ясно. Но относились они к тебе нормально?

– Даже хорошо. Слушайте, а давайте выпьем за тех, кто к нам хорошо относится? – предложила Эри. – Ведь на самом деле таких людей очень мало. Пусть у них всё будет замечательно!

– Давайте, – согласился Скрипач. – На самом деле их не так уж и мало, но я лично совсем не против того, чтобы все у них было замечательно.

***

Эри домой не отпустили – Скрипач постелил ей в большой комнате на диване, и, для верности, добавил в схему снотворного. Выпила Эри немного, но ей, по его мнению, было более чем достаточно. Потом убрали и помыли посуду, отправили недоеденный пирог в холодильник, допили открытую ноль семь, и поплелись спать. Шел уже второй час ночи.

– Хорошо, что завтра никуда ехать не надо, – пробормотал Скрипач, забираясь на свое коронное место, к стенке. – Благодать. Часов до десяти утра придавить можно запросто. Да, это тебе не полевой госпиталь в режиме. Сплошная расслабуха.

– Не то слово, – подтвердил Ит. – И, о чудо, это не кремлевка со стукачами, и не экспедиции с Карином в роли цербера.

– А квартиру он и впрямь с наблюдения снял, – заметил Скрипач. —Отлично, просто отлично…

– Подвинься, опять две трети кровати занял, – проворчал Ит. – Да подвинься ты, жадина!

– Не могу, там дальше стена. Слушай, а у нее и впрямь красивые глаза, – заметил Скрипач. – Да и вообще, она интересная такая… необычная очень.

– Согласен, – подтвердил Ит, вытаскивая из-под головы Скрипача свою подушку. – Глаза меня в первый момент, признаться, поразили. Нездешние глаза. Совершенно. С такими глазами в кино сниматься можно, зрители оценят.

– Причем даже в немом кино, – подтвердил Скрипач. – Как зыркнет, аж мороз по коже. Только, кажется, она сама этого не понимает. Не пользовалась она глазами, чтобы в кого-то так зыркать.

– По-моему, она вообще мало что понимает – и о произошедшем с ней, и о себе самой. Или понимает, но очень по-своему. Рыжий, слово «эри» с японского переводится как «мир». Случайностей, как ты помнишь, не бывает…

– К чему ты клонишь?

– Я больше чем уверен, например, что она сама не знает, как это слово переводится. Поверь, не знает. Она просто сократила своё имя, Арина, не более того. Арина – Ари – Эри. Вот и всё. Она не ищет смысла, – Ит говорил медленно, опьянение все-таки давало о себе знать, не смотря на обилие закуски. – Она просто делает. Понимаешь? Делает, не осознавая, что именно, и как. Она выстраивала какие-то процессы в реальности, когда хотела, чтобы обидчики были наказаны, например. Точнее, этого хотела не сама Эри, этого хотело ее подсознание. Она приводила в эти свои точки… откуда она взяла название, кстати? – нахмурился Ит. – Это из проникающих книг, но я что-то туплю сегодня.

– Вадим Шефнер, «Человек с пятью не», – подсказал Скрипач. Ит кивнул.

– Точно. Так вот, она приводила в эти свои точки вероятности тех, с кем ее подсознание хотело быть – и они приходили. Ей ведь не хотелось быть плохой девочкой, ей хотелось быть хорошей и доброй. Она говорит – и я вижу, что ей до сих пор отвратительна та ложь, те события.

– Да, да, верно, – согласился Скрипач. – Она там, в этих местах, была… просто хорошей. Такой, какой хотела быть.

– Только это работало не всегда, судя по всему. Черт, у меня такое ощущение… – Ит зажмурился. – У меня ощущение, что мы стоим на пороге чего-то такого, что…

– Магия? – задумался Скрипач. – Нет, ни хрена не магия. Это не компенсируемые процессы, и не целевые. Она ведь управляет неосознанно. Но вот только чем?

– Надо будет у нее самой спросить, – предложил Ит.

– Ты же сам сказал, что она не понимает.

– Я предположил, что часть вещей она не понимает, – поправил Ит. – Но я могу и ошибаться. Что-то она понимает… надеюсь. Только совсем не так, как это делаем мы.

– Дура она, – сердито произнес Скрипач, садясь на кровати. – Одеяло отдай… нет, она всё-таки дура. И она красивая. Я сейчас лежал, думал… она ничуть не хуже Берты. Если ее в порядок привести, будет вообще… гм… запущена – да. Замучена – да. Больна – да. Некрасивая? Нет. Ит, а, Ит? А можно я ее завтра постригу по-человечески?

– Ты у меня это спрашиваешь? Совсем того? – с подозрением спросил Ит. – Ты у нее спроси, хочет она стричься или не хочет.

– Хочет, – зевнул Скрипач. – Иначе на фига она себя обкарнывает ножницами вкривь и вкось? Так что пошлю-ка я тебя завтра утром за ножницами, пожалуй.

– Вот уж хрен, – рассердился Ит. – Сам иди. Я уже сегодня набегался так, что мало не покажется. И то тебе не то, и это не это… не пойду я никуда.

– Ну, значит, сам, – согласился Скрипач.

– Это всё ерунда, – Ит задумался. – Рассказывает она про себя неохотно, но, кажется, мы уже вплотную подобрались к главному.

– Сэфес?

– Верно. Я не хотел бы ее спугнуть, потому что, как ты догадываешься, эта часть рассказа для нас принципиальна. Поэтому… рыжий, вот чего. Ты сильно пьяный? – Ит сел.

– Да вроде бы не сильно, а что? – ответил Скрипач, тоже садясь.

– Нам нужен «Горизонт», прямо сюда, и нам нужен наш архив по считкам. За период… ммм… от двухсот до четырехсот пятидесяти примерно. Нам надо поднять максимум того, что есть у нас, чтобы мы имели возможность сравнить и сопоставить с тем, что расскажет она, – Ит почувствовал, что стремительно трезвеет – не первый раз с ним такое происходило. Молодец, поймал идею за хвост, теперь главное – не выпустить.

– Карин нас убьет, – мрачно заметил Скрипач.

– Ну вот еще. Соврем что-нибудь, – отмахнулся Ит. – Надо ему нас убивать… И свари-ка кофе. За час-полтора управимся, главное, иметь раскрытый архив в секундном доступе. И с точной датировкой.

6. Эри и Сэфес, первая встреча

– Рыжий, не надо слишком коротко, – попросила Эри.

– Не боись, я только подровняю. Чтобы с тобой можно было появиться в приличном обществе, – заверил Скрипач. – А вообще, мировая практика показывает, что сам себя ровно человек подстричь не может. Не переживай, говорю, я не буду ничего менять, просто сделаю поаккуратнее, и всё.

– А ты часто кого-то стрижешь? – с любопытством спросила Эри.

– Ну, не то, чтобы часто, но раз в пару месяцев – да, стригу. Берту и Кира. Они любят короткие волосы. Ит и Фэб – пожизненная лохмата, им раз в год концы волос отстрижешь, которые посеклись, и всё.

– А Кир – это…

– Это мой скъ`хара. Муж. Старший. Муж не совсем правильно, но у слова «скъ`хара» не существует корректного перевода, потому что нет соответствующего понятия в человеческих языках, – объяснил Скрипач, щелкая ножницами.

– А тебя кто стрижет?

– Меня Фэб. Это скъ`хара Ита. Но меня тоже нечасто стричь приходится, раз в полгода где-то.

Ит, всё это время сидевший за столом над чашкой чая, вдруг усмехнулся.

– Вообще, по штату рыжему тоже положено носить длинные волосы, – заметил он. – Но рыжий у нас в медицине распустился, и начал модничать. Если по уму, то стричься ему нельзя.

– Это почему? – удивилась Эри.

– Потому что агенту нашей градации положены длинные, – объяснил Ит. – Это оружие, это дополнительный вес для метаморфозы, это тайник, это, по сути дела, инструмент. По форме, например, плетется коса, и в косе принято носить стилет. Церемониальный, конечно, не рабочий. То есть положено нам, именно по личному уставу. Некоторым наоборот рекомендуется стрижка покороче. А у нас с ним рабочая форма была прописана именно такая. С косой.

– Интересно, – протянула Эри. Сейчас она сидела, зажмурившись – Скрипач как раз стриг ей челку и, видимо, Эри боялась, что волосы попадут в глаза. – То есть устав, получается, для каждого свой?

– Индивидуальная форма, – поправил Ит. – Да, они под каждого делаются. Одежда парадная у всех одинаковая. Различается только «летопись» на рукаве. По выслуге.

– У нас были красивые рукава, – гордо произнес Скрипач. – Потому что поработать мы успели немало.

– А летопись – это как? – не поняла Эри.

– Ну, что-то вроде цветных нашивок на рукаве. Каждый участок – это отчет о задании, которое проходил агент. Иногда бывает, что на каком-то совещании встречаешь кого-то такого серенького, неприметненького, а потом смотришь – батюшки, да там рукав от плеча до кисти разноцветный, причем задания наисложнейшие.

– Здорово. Нет, правда, здорово. Столько всего нового, – Эри, не открывая глаз, улыбнулась. – Так интересно. Вот бы увидеть…

– Ну, что-то, может, и увидишь, – туманно пообещал Ит. – Слушай, а когда ты встречалась с Сэфес, у них волосы какие были? Не запомнила?

Эри ответила не сразу. Словно прогоняла что-то в памяти, уточняла.

– Почему – не запомнила? Запомнила. Во-первых, они были седые, почти полностью. Это очень странно выглядело – молодые лица, брови темные, и такая седина. Причем… вот знаете, обычно, когда человек седеет, у него волосы словно бы легче становятся, да? А у них нет. У них седина была тяжелая, и волосы тонкими не выглядели.

– Подозреваю, что это из-за использования какой-нибудь фигни для мытья, – справедливо предположил Скрипач. – Сэфес, не Сэфес, а голову все моют. И средства эти, если имеется в виду шестерка или семерка, как раз запросто такой эффект способны дать. Впрочем, и на двойке таких средств полно.

– А что такое эти двойки, шестерки, семерки? – не поняла Эри. – Вы не первый раз говорите про это, а я не понимаю. Простите, что спрашиваю…

– Это уровень развития планеты. Самый опрощенный способ ранжирования, – объяснил Ит. Долил себе заварки из чайника, и стал накладывать в чашку сахар. – Первый уровень самый низкий, второй… ну, примерно как у вас, третий – это немного выше, по технологиям в том числе, на четвертом начинаются первые контакты, осознанные, на пятом уже вовсю работает смежная торговля и туризм, технологии не только свои, а уже покупные есть; шестерка – мы как раз работаем и живем по шестерке – это уже серьезнее, но режим достаточно вольный. Семерка – технологии круче, но и Контроль, и официалка начинают таким мирам закручивать гайки, на восьмерке гайки закручены уже всерьез, миры сильно ограничены в контактах, а девятки… ну и десятки… из тех, с кем мы общались, в этих мирах никто и никогда даже не был.

– Почему?

– Во-первых, их мало, редко кто доходит до такой стадии развития. Во-вторых, нам, простым смертным, им даже нечего предложить на обмен. В-третьих, по слухам, они к чему-то готовятся чаще всего, и сами исключают контакты. В-четвертых…

– В-четвертых, по слухам, ничем хорошим для контактирующих эти контакты не заканчивались, – закончил за Ита Скрипач. – Эти миры… они, скажем так, не совсем здесь. Они готовятся уйти… куда-то дальше. Их очень бережет Контроль, по крайней мере, раньше берег, сейчас не знаю. Примерно так, Эри. Про волосы стало понятнее?

– Ну… да, наверное, – особой уверенности в голосе Эри не прозвучало. – Значит, у них волосы так выглядели просто потому, что они их чем-то мыли?

– Видимо, да, – пожал плечами Ит. – А как они были одеты?

– Да как мы. Рубашки, джинсы. Это поздняя весна была, день теплый…

***

В этот теплый весенний день Эри проснулась очень рано, не было еще шести утра. Проснулась с предчувствием – сегодня что-то произойдет. Что-то хорошее. Очень хорошее. Несколько минут она лежала под одеялом, пытаясь вникнуть в это ощущение, потом встала, и пошла на кухню, пить кофе. Мама еще спала, и в квартире пока что царила утренняя расслабленная тишина.

В чем же дело? думала Эри. Откуда это чувство? До окончания школы еще почти три недели, и оно, наверное, со школой вовсе не связано – но откуда тогда это предвкушение, волнение, трепет? Даже руки дрожат… кажется, такое же ощущение появлялось у нее в раннем детстве, когда она просыпалась в свой День рождения в ожидании подарков.

Но сегодня – что-то особенное. Совсем особенное. Она чувствовала, что внутри у нее словно горит бенгальский огонь, яркий, белый; горит, рассыпая колючие звезды-искры, и это огонь заставлял ее в тот день бежать, торопиться, спешить.

Бутерброд, кофе, короткое «пока», брошенное сонной маме, вышедшей в халате на кухню – и она выскочила из подъезда, закинув за спину тощую школьную сумку с тремя учебниками и двумя тетрадками, и побежала, именно что побежала – конечно, не в школу.

До школы ли было ей в этот день…

Она поехала в Парк культуры, но в сам парк не пошла, а отправилась на набережную – там, в дальней части, было одно из ее мест. В это место она приходила нечасто: слишком далеко ехать, да и дорога стоила денег. Но сегодня (Эри это чувствовала) следовало придти именно сюда, и она пришла, и села на каменный высокий бордюр в тени раскидистого куста.

И принялась ждать.

– И они пришли? – спросил Ит.

– Да, представь себе. Даже быстрее, чем я успела соскучиться.

…Они пришли, совершенно обычно – просто подошли к ней по дороге, той же самой, по которой она шла к своему месту получасом раньше. Все происходящее было настолько буднично и тривиально, что никто, идущий мимо, не догадался бы о том, что тут сейчас происходит на самом деле.

Правда, прохожих почему-то не было. Совсем не было.

Но Эри в тот момент про прохожих не думала.

– Привет, – буднично поздоровался рыжий. – Сидишь?

– Сижу, – кивнула Эри. Кивнула, и улыбнулась. – А вы? Гуляете?

– Гуляем, – согласился черный. – Пройдемся?

– Давайте, – она соскочила с бордюра, повесила на плечо сумку. – Куда мы пойдем?

– Можно на Ленинские горы, – предложил черный. – Отсюда совсем недалеко.

– Да, близко, – кивнула Эри. – Вон до того моста.

И они пошли – как-то так получилось, что оба они шли по обеим сторонам, а Эри оказалась в центре.

– Может быть, не стоит так делать? – ни с того, ни с сего вдруг спросил рыжий.

– Как делать? – не поняла Эри.

– Ну, вот так, как делаешь ты, – объяснил он. Эри не поняла, о чем речь, но ощутила в словах рыжего некий вызов.

– Я ничего такого не делала, – ответила она.

– Ой ли, – покачал головой черный. – А откуда тогда мы здесь?

– Вы разве не сами появились? – удивилась она.

Черный и рыжий переглянулись. Рыжий пожал плечами, как показалось Эри – недоуменно.

– Ну, вообще-то, ты нас в некотором смысле вызывала, – объяснил рыжий. – Точнее, ты открыла нам дорогу, и мы…

– Подожди, – черный нахмурился. – Эри, кто мы такие?

Этот вопрос застал Эри врасплох – потому что ответа на вопрос, кто они такие, для нее просто не существовало. Точнее, ответ был, но, видимо, не такой, какой требовался черному.

– Вы – Двое, – немного растерянно сказала она, останавливаясь. – Двое, про которых я знаю. Всю жизнь знаю.

– Что именно ты знаешь? – черный тоже остановился, повернулся к ней.

– Что вы – есть, – Эри вдруг почувствовала, что ей страшно.

– Это замечательно, – лишенным эмоций голосом ответил черный, – но я хотел бы услышать…

– Не надо, – вдруг произнес рыжий. – Зачем это всё?

– Надо, потому что мы должны понять, откуда вообще взялась эта связка, и почему это всё происходит, – раздраженно ответил черный. – Айк тут явно ни при чем, равно как и ее наказание. Потому что она, – кивок в сторону Эри, – не Айк, и никак с ней не связана. А по версии Айк – вот эта девушка является вместилищем, наказанием, и… прости, но это ни разу не так, и я теперь вообще ничего не понимаю.

– Эри, откуда ты про нас знаешь? – спросил рыжий.

– Не знаю. Отовсюду. Всегда знала, – залепетала Эри. – Я не нарочно.

– Что не нарочно, понятно. Еще не хватало, чтобы нарочно. Когда ты первый раз поняла, осознала, что…

– Всегда! – выкрикнула Эри, теряя терпение. – Просто – всегда! Всегда понимала!..

Рыжий, видимо, первый понял, что они все несколько переборщили, поэтому поднял руки, то ли сдаваясь, то ли призывая к порядку, и миролюбиво произнес.

– Давайте тогда без истерики, товарищи. Потихоньку спокойно разберемся, хорошо? Для начала в общих чертах. И начнем с этого момента. Эри, сколько тебе сейчас лет?

– Семнадцать. Восемнадцать будет в этом году.

– Ты учишься?

– Школу заканчиваю.

– Точнее, прогуливаешь, – поддел рыжий.

– Ну…. Да. Да, прогуливаю.

– А почему? – прищурился рыжий.

– Потому что учусь плохо, и мне там не интересно, – выпалила Эри, и тут же прикусила язык.

– Что тебе интересно? – спросил черный.

Эри не знала, что ответить.

– А все-таки? – настаивал черный.

– Быть тут. С вами…

Черный и рыжий снова переглянулись.

– Ну, тогда пошли гулять дальше, – пожал плечами рыжий. – Гулять и говорить. Надо ведь как-то разобраться, что к чему.

…Они выглядели именно так, как представляла Эри, и сейчас, украдкой поглядывая на них, она словно вспоминала те детали, которые были ей недоступны по какой-то непонятной причине раньше. Например, у них были вертикальные зрачки, и совершенно потрясающие глаза – время от времени ей начинало казаться, что они словно говорят – глазами. А руки!.. Удивительные руки, такие красивые – тонкие запястья, узкая ладонь, длинные пальцы. Волосы и у одного, и у второго были густыми, прямыми, и с очень сильной сединой, но почему-то седина их не старила. Диссонанс – молодые лица, и эти волосы, которые трепал теплый весенний ветер с реки.

– Эри, а всё-таки, ты не знаешь, кто мы такие? – осторожно спросил черный. – Может быть, попробуешь порыться в памяти, и вспомнить?

Эри задумалась.

– Вы… ммм… вы делаете какую-то работу, очень сложную, – начала она, не понимая в тот момент, откуда берутся слова. – Тяжелую. От этой работы вам больно, но не делать ее вы не можете.

– Почему? – вкрадчиво поинтересовался рыжий.

– Потому что без этой работы вы умрете, – ответила Эри, и ту же испугалась своих слов.

– Верно, – кивнул рыжий. – Точнее не скажешь. Не знаешь, как она называется?

– Как-то на «с», – неуверенно произнесла она. – Какое-то зеркальное слово.

– Правильно, – кивнул черный. – Это слово «сэфес». Оно тебе ни о чем не говорит?

Эри вдруг остановилась. Сэфес? Да! Совершенно верно! Откуда-то, из какой-то доселе неведомой ей глубины в ее голове сейчас словно поднималась волна, огромная, как цунами – и волна эта состояла из слов, понятий, информационных пластов, которые она, Эри, всегда знала, но почему-то не помнила. Но – она помнила слова, не зная, что они такое.

– Сэфес – Контролирующие, – медленно произнесла она. – Вы работаете над соединением планетарных систем в образования, которые называются… сиуры?

Черный кивнул.

– Я знаю эти слова… откуда-то… но я не знаю, что они значат, – убито произнесла Эри.

– Это плохо, – в голосе черного зазвучала грусть. – Может быть, стоит попробовать еще порыться в памяти, чтобы понять, что к чему?

– Я попробую, – пообещала Эри. – Это надо сделать сейчас?

– Не обязательно, – улыбнулся рыжий. – К следующей встрече. Слушайте, а пойдемте есть мороженое? Эри, там, наверху, на смотровой, мороженое продают?

– Не знаю, – пожала плечами Эри. – Наверное.

Она не заметила, что за разговором они дошли уже до моста, и перед ними, по левую руку, поднимались Ленинские горы. Подняться, насколько она знала, можно было либо на канатке (дорого и страшно), либо пешком (тяжело и долго). До смотровой в гору было пилить и пилить.

Разумеется, они пошли пешком – по словам рыжего трудности придуманы для того, чтобы их преодолевать. По мере подъема лицо у черного становилось все мрачнее и мрачнее, а на самом верху он извинился, и отошел в сторону, к парапету, остановился возле него, и принялся смотреть куда-то – то ли вниз, то ли на город, Эри так и не разобрала.

– Не подходи к нему и не трогай, – предупредил рыжий. – Для него это место кое с чем связано. Пусть постоит. Пойдем лучше, мороженое поищем. Он потом сам придет.

Рыжий оказался прав. Когда они купили мороженое, и сели на лавочку, в тени старых лип, растущих на аллее, черный пришел – выглядел он мрачным и подавленным.

– Простите, – произнес он совершенно убитым голосом. – Рыжий, я, кажется, опять слетел с катушек. Устал. Надо держать себя в руках, а я…

– Забей, – предложил рыжий, протягивая ему вафельный стаканчик с пломбиром. – Война фигня.

– И рад бы забить, да не получается. Чертова Голгофа, опять…

– Тебе тут было больно? – с сочувствием спросила Эри. Черный кивнул. – Давно?

– Да уже порядочно. Триста с лишним лет прошло, а всё равно хреново почему-то. Не физически больно, нет. Иначе.

– Триста с лишним? – удивилась Эри. – А сколько вам лет?!

– Триста шестьдесят два и триста шестьдесят три, – пожал плечами рыжий. – Это общих. Если сетевые не считать, то меньше.

– Сетевые – это когда вы работаете? – догадалась Эри. Черный покивал, рыжий тоже. – А сейчас у вас… что-то типа отпуска?

– Почему – что-то типа? Отпуск и есть, – улыбнулся рыжий. Он вообще улыбался гораздо чаще, чем черный.

Эри задумалась.

– А он надолго? – спросила она с тревогой. У матери отпуск был всегда месяц, а то и меньше. Вдруг у них тоже? Вдруг они совсем скоро уйдут?

– Еще два месяца осталось, – успокоил рыжий. – Так что еще встретимся. Ну что, кто первый рассказывать будет? Ты или мы?

– Пусть лучше она сначала расскажет, – предложил черный. – Хотя бы немножко. В общих чертах, про себя. А потом мы, тоже немного. Мне кажется, надо поискать какие-то точки соответствия. Ни о каком совпадении не может идти и речи, поэтому нужно пробовать сопоставить некоторые вещи – для начала. А там посмотрим…

***

– То есть в тот раз вы просто сидели и разговаривали? – уточнил Ит.

– Мы каждый раз просто сидели и разговаривали, – пожала плечами Эри. – Или гуляли и разговаривали. Ко второму разу я уже кое-что сумела вспомнить, и они… ну, они дали мне несколько считок. Я догадывалась, что они приходили в те места не просто так. У них были причины. Но тогда я не знала, какие. Потом узнала, когда добралась до своих папок с помощью их папок.

– Архива, – поправил Скрипач. Эри кивнула.

– Да, архива, – согласилась она. – Это только в предпоследний раз они поняли, что мой архив больше.

– А всего было четыре встречи, – подсказал Ит.

– Да. В третий раз мы поссорились…

– Эри, давай на сегодня ограничимся первым разом, – попросил Скрипач. – Кстати, всё. Иди в прихожую к зеркалу, и зацени причесон.

Скрипач расстарался не на шутку, и стрижка вышла что надо. Очень сдержанно, очень интеллигентно – но в то же время стрижка сильно молодила Эри, и сейчас, даже если она будет чувствовать себя нехорошо, больше сорока ей никто не даст. Симпатично и аккуратно. С претензией на стиль.

– Здорово… – восхищенно протянула Эри, разглядывая себя в зеркале. На отражение она смотрела с недоверием, узнавая и не узнавая себя. – Как такое получилось?

– Ловкость рук, и никакого мошенства, – рассмеялся рыжий. – Да элементарно это, господи. Тоже мне, большая наука.

– А жену ты так же стрижешь?

– Нет, ее иначе, – покачал головой Скрипач. – У Берты, понимаешь ли, есть такая штука, как институт. И там она должна косить под синего чулка. Поэтому там такая стрижка не прокатит, там строго нужно. Если честно, мне не очень эта строгость нравится, но что поделать?

– Ей тоже не нравится, – добавил Ит. – Она просто любит короткие волосы. Без официоза. А в институте у нас сплошной официоз. Я, например, хожу прилизанный, с хвостом. Рыжий с ободком и хвостиком. Фэб с косой. И только Кир шляется, как последний охламон, но у него волос почти нет, так, ежик.

– Не будем о грустном, – попросил Скрипач. – Эри, слушай, а вторая встреча… вы договорились тогда заранее, или как?

– Не совсем. Они сказали, что я, как почувствую, шла куда-нибудь сама, а они потом подойдут. Ну, так и вышло – я пришла, и они через двадцать минут пришли.

– И где вы второй раз встречались? – с любопытством спросил Ит.

– В Чертаново, у парка. Там, где сейчас дома построили. Простите меня, пожалуйста, но можно я пойду в душ? – вдруг попросила она. – Очень колет спину и шею. Сто лет так не стриглась.

– Иди, конечно, – рассмеялся Скрипач. – Смывай волосы, и приходи потом к нам. Ужинать будем.

– Ладно, подойду. Только попозже немножко, можно? Я тут просто кое-что хотела сделать, и забыла.

Ит кивнул. Сделать так сделать, надо так надо. Тем более что им тоже надо было кое-что сделать. И совсем не факт, что они успели бы за два часа.

***

– Ит, гляди. 362 и 363 года, они погодки. Совпадает. Отпуск в этом году у них фиксирован, был. Тоже совпало.

– Уже вижу. Секунду…

Эти годы они детально не просматривали – просто потому, что этот временной период для экипажа 785 ключевым не являлся. Он был из разряда «никаких», время относительно ровной жизни этой пары Сэфес, и сейчас оба они со стыдом понимали, что пропустили в жизни экипажа нечто настолько важное, что… что… что способно было объяснить некую нелогичность того, что происходило с экипажем потом.

Нужный год нашелся почему-то не в основной части базы, а в закрытом разделе, причем разделе «верха». «Верхом» они во время работы с архивом стали называть последние годы жизни Сэфес, а «низом» являлось ее начало. Раздел они уже вскрывали, но до данной части архива пока что не доходил никто.

Семьсот лет чужой жизни. Это замечательно, но совершенно невозможно прожить самостоятельно ее всю. Хотя бы потому что для этого надо иметь семьсот лет.

Архив нашли, после трех неудачных попыток вскрыли.

Так, а ну-ка, зачем паре Сэфес нужно было так тщательно прятать обычный полугодовой отпуск? И где он тут вообще, отпуск этот?

Дальше начались сюрпризы.

Отпуск оказался снова закрытым, причем сложнее, чем предыдущая ветка. Не имей они оба подобранного еще Ри ключа к архиву, его «разморозка» заняла бы год, а то и больше. С ключом на это ушло десять минут, и…

И – следующий сюрприз.

Когда просматривали отпуск, наткнулись на оборванный фрагмент разговора, причем в разделе Лина. Очень странный фрагмент, всего лишь несколько фраз. Но этих фраз накатывал какой-то совершенно безнадежный ужас.

– Ты предлагаешь идти? – спрашивал Лин Пятого. – Серьезно? Тебе это мороженое поперек горла не встанет?

– Это единственный шанс снова оказаться там, ты же знаешь, – в голосе Пятого звучала отчаянная просьба, и это было настолько нехарактерно для него, что становилось страшно.

– Это незаконно! – кричал Лин.

– Это законно, потому что это «там» – не оно! – возражал Пятый.

– Какое оно – не оно, когда это оно в полный рост!!! – не соглашался Лин.

– Это другая ветка! Прошу тебя, пойдем!!! – кажется, Пятый уже не просил – он умолял.

– Это та же самая ветка, кретин, и мы должны понять, что вообще происходит! Она сказала, что знает, как мы умрем – ты хочешь просветиться? – Лин прямо таки излучал ехидство. – Мы должны понять, прежде чем идти!

– А если она позовет завтра? Рыжий, я на море. Не хочу сейчас быть рядом с ними, – голос Пятого помертвел. – Я просто посижу один, хорошо? Мне нужно подумать и попробовать понять.

– Один, как же, – проворчал Лин, явно сдаваясь. – Подожди, я катер возьму, и пожрать что-нибудь. А то от Реджинальда вони не оберешься. Да и от Тон тоже.

– С каких пор он стал для тебя Реджинальдом?

– С тех самых пор, как превратился в говно.

– Но не по отношению к тебе.

– Хватит и к тебе… отношения. Полетели, ты правильно сказал. Я тоже хочу разобраться…

Казалось бы, разговор ни о чем – но если вспомнить то, что говорила Эри, все вставало на свои места.

Ведь это после встречи с ней они впали в совершенно неадекватное состояние.

Ведь это после встречи с ней Лин снова подсел на наркоту, причем очень плотно.

Ведь это после встречи с ней Пятый начал пить, причем так, как не пил до того никогда в жизни.

Ведь это после встречи с ней они с каждым разом выходили из Сети всё труднее и хуже, вызывая всё большее и большее раздражение у Встречающих, контакт с которым разрушался просто на глазах.

Ведь это после встречи с ней они и вовсе ушли от своих Встречающих, и какое-то время были отстранены от работы – лишь через несколько лет они стали работать с другими встречающими, мужской парой, рауф, и постепенно начали приходить в себя.

Ведь это после встречи с ней… да, именно после встречи с ней их жизнь кардинально изменилась, потому что они, как сейчас становилось понятно, начали… начали искать? Искать – что именно? Ответов? Выхода?

Ведь это после встречи с ней они…

Да.

Они приняли решение проделать этот фокус со своим генетическим материалом, в результате которого их тела по сей день ищет Официальная служба, и результатом которого стало их собственное, Ри, Ита, и Скрипача, появление на свет, причем очень странным и запутанным способом3.

Именно так.

Вот только маленькая деталь – события с Сэфес происходили семь тысяч лет назад. А Эри, живая Эри, принимает сейчас душ в соседней квартире, и слышно, как за стенкой ее ванной льется вода, и она, кажется, даже что-то этакое напевает…

– Ит, мне чего-то нехорошо, – произнес Скрипач сдавленным голосом. – У нас водовки не осталось?

– Грамм двести в холодильнике есть, – таким же голосом отозвался Ит.

– Налей, – попросил рыжий. – И побыстрее, пожалуйста.

– Сейчас. Надо посмотреть архив дальше, но с такими трясущимися руками это просто невозможно.

…Встреча Сэфес и Эри в архиве была. Точнее, она была в под-архиве, спрятанном в основном архиве, и если бы они не знали, что нужно искать, они бы эту встречу никогда не нашли. Но они знали, и через двадцать минут уже просматривали нужную считку. Правда, с купюрами, которые, вне всякого сомнения, вставили в эту считку Лин и Пятый.

Вместо Эри в считке было размытое цветовое пятно, а вместо звука – сплошные искажения. Зато пейзажи оказались вполне узнаваемы: да, вне всякого сомнения, это был Сод, именно Сод, а не другой осколок Сонма; Сод, как говорится, во всей красе – от бледного северного неба, до очень специфического света, присущего именно этому миру… долго объяснять, но любой эксперт признал бы Сод со стопроцентной уверенностью.

Вот только сами события слегка подкачали – возможно, из-за того, что вместо третьего человека, девушки, было это чертово цветовое пятно. Можно было различить вопросы про подъем на канатке, и про мороженное, но вот ответов Эри слышно не было – их тщательно, предельно тщательно вычищали.

Вычищали, дотошно и долго – в трижды закрытом архиве, доступном лишь троим живым существам во Вселенной, неизвестно, сумеющим ли вообще, в принципе, добраться до этого архива, и открыть его.

Безумие.

Это до какой же степени нужно испугаться, чтобы пойти на такие меры?! Причем испугался не абы кто, а «великие и ужасные всемогущие Сэфес, которые целым планетам и конклавам головы могут откусить, которые кровожадные и беспощадные, и которые страха не ведают, потому что бояться им этом мире просто нечего».

– Ни хрена себе они зассали, – резюмировал их общее с Итом мнение Скрипач. – Что-то они поняли такое, что зассали просто по самое небалуйся, и даже хуже.

– Они? Не мы? – с горечью уточнил Ит, отхлебывая водку, как воду. – Ты сам-то как? Не боишься?

– А то ты не видишь, – Скрипач одним махом осушил стакан. – Ты как хочешь, а я тебя посылаю за добавкой. Немедленно.

– Сопьемся, – ехидно предупредил Ит.

– Ну и хрен с ним. Ты хочешь сидеть трезвым, и трястись дальше? Если нет, то ноги в руки, и бегом. А я пожрать приготовлю. Быстренько.

– Рыжий, а макароны по-флотски можешь? – с надеждой спросил Ит, которому вдруг очень захотелось макарон по-флотски.

– Не могу, – с сожалением отозвался тот. – Мяса нет.

– А с сыром в духовке?

– Макароны? Ну, можно, – Скрипач задумался. – Если ты притащишь сыр. Иди, иди, нам еще анализ закончить надо.

***

На их счастье, Эри пришла не в семь, а в восемь, поэтому сделать то, что нужно, они успели. В частности, им удалось в точности разобраться с привязкой к датам, и выделить еще три скрытых фрагмента – те встречи, про которые говорила Эри.

И, что самое главное, они сумели засечь моменты перехода из мира в мир – таких переходов они вообще никогда и нигде не встречали, и про что подобное не слышали. Нет, то есть слышали, но это была магия в чистом виде. И, конечно, к данной ситуации никакая магия отношения не имела.

Все выглядело предельно просто.

Катер поднимался в воздух в одном небе, и шел на посадку в другом.

Это всё.

Момент перехода уловить было невозможно – только что под катером плыл неспешно один пейзаж, в трех случаях из четырех это была более чем хорошо знакомая степь на Орине, где они сами много лет работали и жили, и он тут же сменялся другим – доля секунды, и под катером уже была Москва, причем именно летняя Москва Сода. В последнюю встречу катер шел над морем, но переход был точно таким же. Секунда, и другой пейзаж.

Словно катер кто-то неведомый просто переключал, вынимая из одной реальности, и вставляя в иную.

– Рыжий, не совпадает, – произнес Ит.

– Что не совпадает? – не понял Скрипач.

– Время. Мы были на Соде раньше, чем Эри встретила Сэфес. Мы ушли весной, верно? В марте.

– Ну да, – кивнул Скрипач.

– А она встретилась с ними через два месяца, в мае. Ведь так?

– Видимо, так. Но это всё равно ничего не меняет. По крайней мере, для нас.

– Ну, вообще, да… – Ит задумался. – Действительно, не меняет.

– Слушай, тебе страшно? – полюбопытствовал Скрипач, разливая водку по стаканам.

– Да, – кивнул Ит. – Мне действительно страшно. И я еще, кажется, не до конца осознал, насколько. Если серьезно – вспомни, сколько тогда на планете было официалов и Карающего Молота? Тысячи! Мы метались, прячась от агентов, месяц, и у нас постоянно кто-то был на хвосте. Нас не оставляли в покое ни на минуту4. Не думаю, что после нашего ухода они тоже разбежались отсюда. Тут было полно работы. И они тут – были. И ни одна живая душа не заметила присутствия экипажа. Четыре раза!!! Экипаж уровня Энриас!!! Его никто не увидел!.. Одно их присутствие долбануло бы по эгрегору планеты так, что тут места живого бы не осталось!

– Не ори, – попросил Скрипач. – Я это тоже понимаю.

– Извини, наверное, это водка, – Ит потряс головой, словно отгоняя дурные мысли. – Надо чаем переложить. Или кофе. И вообще, Эри скоро придет, надо как-то собраться, что ли.

– Я уже собрался, – меланхолично сообщил Скрипач. Он встал, и принялся помешивать макароны в кастрюле, стоящей на плите. – Или, если быть честным, я перевел свой ужас из разряда громкого в разряд тихого. Достань кофе, пожалуйста. И сыр мне дай. Сам же просил макароны с сыром.

***

Эри пришла, когда оба они уже сумели относительно успокоиться и привести мысли в порядок. По крайней мере, руки ни у кого больше не тряслись, чашки никто не ронял, а водку до поры решено было спрятать в холодильник.

То, что они пили, Эри, конечно, заметила, и не сказать, что ей это очень понравилось. Кажется, она расстроилась.

– Это же вредно, если так часто, – стала она упрекать Скрипача. Почему именно его, оставалось загадкой. – Зачем?

– Чтобы слегка расслабиться, – объяснил Скрипач. – А то, понимаешь, чего-то мы сильно напряглись.

– Из-за моего рассказа? – догадалась Эри.

– К сожалению, да. Отчасти, – тут же поправился Ит. – Слушай, а ты до какого места смотрела эти считки?

– Которые у меня есть? До конца. Но не все, я выбирала. Там очень много, всё просмотреть невозможно, – объяснила Эри очевидное. – А почему ты спрашиваешь?

– Эри, попробуй ответить на вопрос, это важно, – Ит осторожно подбирал слова, он понял, что от правильности формулировки сейчас будет зависеть ее ответ. – Там, в самом конце, шла речь о том, что они хотят что-то спрятать, или о том, что они хотят что-то куда-то отправить? Неважно, что. Важны сами темы. Всего лишь две темы.

…Про их собственный материал вопрос до сих пор оставался невыясненным. То есть невыясненным до конца – момент про распределение они как раз открывали, мало того, это был первый момент, который они втроем – Ри, Скрипач, Ит – открыли, причем тогда, когда получали архивы…

– У меня записано, – Эри задумалась. – Своими словами трудно, я лучше тетрадку принесу.

– Давайте поедим сначала, – предложил Скрипач. – А потом тетрадку. Хорошо? А то остынет всё.

***

Подчерк у Эри и впрямь оказался не ахти какой, но читать было вполне можно. Впрочем, Эри решила читать сама, вслух. Сказала, что так будет проще.

– Я, правда, не очень поняла, про что они там говорили, – пояснила она, открывая тетрадь. – И с кем. То есть они похожи на Эрасай, сопровождающих, но в то же время вроде и не они.

– Не «Эрасай», а «Эрсай», – поправил Скрипач. – Выбирающие путь, один из переводов. Эрсай, без «а» в серединке.

– Мне показалось, что там есть «а»… ну, это неважно, наверное. Прочесть, что я записала?

– Валяй, – разрешил Скрипач.

«…стал спрашивать о подробностях. В частности, о том, какие горные породы находятся на этом участке, и какая у них плавкость. Глупо и смешно, особенно если учесть, что мир внецикличный»…

– Эри, подожди. Это чей материал? – уточнил Ит.

– Черного, – ответила Эри.

– Имен снова нет?

– У меня нет.

– Очень странно, – заметил Скрипач. – Во всех считках?

– Да, они называют друг друга так же. Черный и рыжий. А что?

– Да то, что были у них имена, просто почему-то они тебе их не дали, – объяснил Ит. – Ни они сами, ни те, кто предоставил тебе основной архив. Это странно, но пусть будет, как будет. Это его считки, хорошо. Давай, продолжай.

«…и найти его, ориентируясь на базальты и граниты, просто невозможно. Потом он стал ругаться, и мы с рыжим чуть со смеху не умерли до срока, слушая его увещевания и колкости. Неужели он всерьез считает, что мы выдадим ему свою точку? Наивно и глупо. Как бы ни так.

Пробы отправили дальше, по месту хранения, с большим скандалом. Рыжий, разумеется, дуется на меня по сей день, а еще он зачем-то искалечил свой материал. Какие же мы стали старые – я даже не поинтересовался у него, что именно он сделал, а он, само собой, отказался мне про это говорить. Господи, какая разница? Ну какая мне теперь разница? Бард, кстати, не промах – попросил «стабильной судьбы», и не извольте сомневаться, он ее получит, обязательно получит…

Что осталось нам троим? Степной ветер, да костер, который мы зажигаем иногда по вечерам. Зажигаем, и сонно сидим у огня, глядя на него. Где-то над нами звезды, где-то рядом гуляет ветер в траве, а настоящее так быстро становится прошлым, что уже даже не страшно. Мы устали. Мы очень устали. Мы устали так, что чаще всего просто засыпаем, сидя у огня, и просыпаемся с рассветом, не ощущая ничего – ни холода, ни жажды. Когда-то, неимоверно далеко по нашей временной оси, один врач, рауф, рассказывал мне про старых Сэфес, которым всё равно, и я тогда не поверил ему, а теперь понимаю, что он был прав. Нам действительно всё равно. Или почти всё равно. Я не хочу, чтобы тому, кто будет дальше, было вот так не холодно – потому что это неправильно. Так не должно быть. Это пустое угасание даже не смерть, это переход в не-жизнь, и не более того. Я не хотел так умереть. Впрочем, я и умру не так. Они не всё решили за нас.

Почему-то им не дает покоя это наше самовольное решение, почему-то они едва ли ни каждый день являются к нам троим, и заводят пространные разговоры – о корабле, который теперь непонятно кому достанется, о секторальной станции Барда, которая непонятно кому уйдет, и о том, чтобы мы одумались и прекратили делать это всё. Мы не спорим и не дискутируем. Мы просто молчим в ответ, ожидая своего срока, той немой команды, которая позволит нам доделать то, что мы решили доделать.

Самое смешное, что они не умеют верить в простые ответы. Заяц должен быть в лисе, в зайце утка, в утке яйцо, в яйце иголка, а на кончике иголки Кощеева смерть, ну конечно. Тоже мне, мудрецы. Я не просто так почти всю жизнь моделировал сиуры высокой градации, чтобы настолько сильно опошлить такое изящное решение. Да и подсказка нам была дана настолько недвусмысленная, что я теперь ни секунды не сомневаюсь в том, что решение мы приняли верное. Этот раунд будет за нами. Мы дождемся, я уверен, мы дождемся, и они не в силах переиграть нас на этот раз, никто не в силах…»

– А дальше? – спросил Ит.

– А дальше там черная папка, у которой перепутаны завязки, – пожала плечами Эри. – Я не стала открывать. Потому что там, наверное, про то, как они умерли. И мне… не хотелось…

Перепутаны завязки – это, видимо, так Эри видела кодировку. Ничего себе визуализация! Развяжи шнурок, и найди ключ к коду. Не слабо.

– Но ты сумеешь ее открыть? – спросил Скрипач.

Эри задумалась.

– Наверное. А надо?

– Не обязательно. Хотя было бы неплохо.

– Я тогда завтра открою, – пообещала она. – Сегодня не хочу. Можно?

– Конечно, можно, – заверил Ит. – Слушай, мы того, слегка под впечатлением, поэтому давай я твою схему откорректирую пока мы трезвые. А то еще хватим лишнего, а ты спать нормально не сможешь. Ага?

– Ну, ага, – согласилась Эри, впрочем, без особой уверенности.

***

– Знаешь, а я догадался, – произнес Скрипач в темноту.

– О чем? – полюбопытствовал Ит, ложась удобнее, и со вкусом зевая – странно, но этот день, в общем и целом не тяжелый, и даже какой-то пустой, утомил его.

– О том, для чего они воткнули ей эту штуку.

– В смысле – систему, разрушающую тело? – Ит повернулся к рыжему. Тот кивнул.

– Ага, её самую. Запроси отчет «Горизонта», там очень интересно…

– Уже читал, – хмыкнул Ит. – Это девятка.

– Это очень непростая девятка, – покачал головой Скрипач. – Бедный корабль пыхтел над этой девяткой больше суток, пока решился на ответ. Потому что такие ответы у него не предусмотрены никем. Даже Ри, и тот про такое не мог подумать.

– Ну да, – покивал Ит. – Они ей это дали, чтобы ее убить. Они испугались настолько сильно, что решили ее убить – и до смерти не могли простить себе то, что приняли это решение. Оттуда и наркотики, и пьянство, и всё прочее. Они погубили свой билет в один конец. Но – так ли они были неправы, ведь их нет, а Эри… в некотором смысле жива до сих пор, даже не смотря на эту систему. Кто был вне времени – она или они? Кто сейчас вне времени?

– Точно не мы, – быстро ответил Скрипач. – Если бы мы были вне, мы не смогли бы связываться с Карином, работать одновременно с группой на Терре-ноль, и…

– Оптимист ты, сил никаких нет, – поморщился Ит. – В тот момент, когда Эри встречалась с ними, время и для них, и для неё было синхронизировано. Расхождение началось уже потом, верно?

– И что с того?

– Только то, что сейчас, в данный момент, можно быть уверенными – со временем ничего не происходит.

– Это безумно радует, – деревянным голосом заметил Скрипач. – Еще игр со временем нам не хватало.

– Рыжий, мне сейчас не до времени, – признался после почти минутного молчания Ит. – Больше всего меня напрягает, что мы не можем помочь. Вообще. Совсем. Эта штука, она нашим методам не поддастся. То, что можно принять за герпес, это «сторожа», которые ко всему прочему управляют самим процессом. И ведь реально будет выглядеть, как естественная смерть, от естественной причины: сначала сердечная недостаточность, потом легочная, потом по нарастающей… если не знать, что это такое на самом деле, в жизни не догадаешься, из-за чего это происходит. Ну, живет себе не очень здоровая и не молодая женщина. Ну, стало ей плохо. Ну, умерла. Значит, болела. И на вскрытии всё будет замечательно, всё по классике. Органы с характерными повреждениями и поражениями, сосуды расширенные, тромбы, отечности, где положено… черти что!

– Как-то ловко у них всё сошлось, – недовольно заметил Скрипач. – Встречи, системы, Сэфес, и всё прочее.

– А мы не ловко на это вышли? – резонно спросил Ит в ответ.

– Ловко. Вот только я теперь не уверен, что это вообще были мы, – Скрипач тяжело вздохнул.

– А кто? – с интересом спросил Ит. У него уже появился ответ.

– Если бы я знал… бог, мироздание, случай…

– Может быть, это сама Эри? – произнес Ит.

– Может быть, – без особой уверенности ответил Скрипач.

Да нет, думал Ит позже, лежа рядом с уснувшим Скрипачом, и слушая зимний ветер за окнами. Не «может быть». Это и есть сама Эри. Никак иначе.

Сорок лет. Сорок лет беспросветного одиночества, про которые она еще не говорила, но он уже понял, всё понял. Сорок лет – это ведь целая жизнь. За эти годы они успели стать медиками, причем весьма неплохими, пройти через множество испытаний, родить и вырастить прекрасных детей, восстановить себя и мир вокруг буквально из руин…

…и все эти годы она – ждала. Если вдуматься, она и не жила толком. Надо будет, кстати, спросить, как она прожила, точнее, просуществовала, эти сорок лет; может, расскажет. Ему почему-то очень хотелось сравнить эти две жизни, свою и чужую. Почему-то ему казалось, что это важно. Не может быть неважно.

Например, Сод. Когда они с рыжим стали задумываться о том, что неплохо бы вернуться на Сод, чтобы отдохнуть от вечного лета Терры-ноль? Лет пять назад, наверное. И почему, собственно, Сод? Потому что про него говорила старшая дочь, Маден? Да, она говорила, но в совершенно ином контексте, в свете проектов, затрагивающих работу с порталами, но ни о каких Эри и Сэфес речи не шло, да и не могло идти.

Почему – Сод?

Причем несколько лет подряд. Они работали в госпиталях и больницах, они учили девчонок, они ездили в экспедиции; он писал свои смешные и немного неуклюжие истории про команду Насмешников, Берта трудилась над новым проектом, «Зеркало», Кир и Фэб существенно продвинулись по своим карьерным лестницам, а Даша с Верой закончили университет, и отправились учиться дальше, уже во внешку…

…а она ждала. Совершенно одна (теперь уже в том сомневаться не приходилось), без всякой надежды, на холодном и совсем недружелюбном Соде; без малейшего шанса дождаться, она продолжала ждать.

И, видимо, звать. Подсознательно, не понимая, что зовет.

Вот только маленькая ремарка – тех, кого она звала, уже не было на этом свете – и поэтому она сумела как-то докричаться… до нас. До их продолжения, до тех, кто сумел её услышать, сам не понимая, что именно он слышит.

Это же абсурдно. Нет, серьезно, это абсурдно, потому что существует множество куда более интересных и перспективных для работы миров, тот же Апрей, та же Утопия, тот же Анлион… но нет! Нас словно черти тащили в этот промерзший и превращающийся черти во что мирок, единственное достояние которого – огромный неработающий портал, имеющий смычку с Террой-ноль, да призраки, которые, видимо, с этим порталом действительно связаны. Просто потому, что такой портал – это гигантская дыра незнамо куда, и через эту дыру чего только не лезет. Господи, да даже Земля-n, на которой они прожили несколько лет, и то интереснее, недаром официалка так отчаянно рубилась там с сопротивлением за главенство над порталами, рубилась несколько лет, рубилась насмерть и до победного.

Господи, во что мы ввязались…

И, главное, кто (или что?) спит сейчас за стенкой, в соседней квартире?

«Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», вспомнилось ему. Да, есть. Действительно. Банально, да.

И страшно.

В принципе, страшно.

Ведь она дозвалась, если вдуматься. Докричалась. Мы пришли. Последним подарком, невероятным, в последний (что уж тут увиливать) её День рождения, в последние месяцы ее жизни – мы пришли. Не понимая даже, к кому и зачем мы идем. Уж точно не возиться с исследованиями, которые – опять же, чего скрывать? – были лишь предлогом.

Тут уже нечего исследовать. По крайней мере, в контексте Бертиного проекта «Зеркало». Не-че-го. Потому что появился совершенно новый фактор, меняющий картину от и до.

– Базальты и граниты, значит, – пробормотал Ит, натягивая одеяло повыше. – Базальты и граниты. И пропавший корабль. И Ариан, в бога душу его мать, который там все-таки был… зря мы спорили про датировки, был он там, был, вот только считок, которые есть у Эри, у нас-то нет, выходит дело… Так, всё. Надо успокоиться. Успокоиться и спать.

Спать не хотелось абсолютно.

Ит встал, набросил халат, и отправился на кухню, пить чай с яблочным вареньем и остатками макарон с сыром.

Уснуть ему удалось только ближе к утру.

7. Фрактал

– По-моему, не я больше спрашивала, а они сами, – Эри сняла шапку и сунула ее в карман на кресле. – Или, если быть более точной, мы примерно поровну спрашивали. И они, и я.

– Выходит, их интересовало то, что знаешь ты? – переспросил Ит.

Эри кивнула.

– Так и есть, – подтвердила она. – Просто во вторую встречу я попросила у них считки, ну, их считки, и они… ну, словно бы что-то стронули у меня в голове. Как лавина, которую какой-то один камешек держал, его убрали, и понеслось.

– А где вы встречались второй раз? – как бы невзначай спросил Скрипач.

Последняя проверка достоверности. Интересно, совпадет или нет?

– Возле высотного дома на Котельнической набережной. Сидели во дворе, там лавочки такие стояли тогда, зеленые, возле дорожек, в углублениях, очень уютно. Потом поехали на Пресню, там другая высотка была, которая рядом с зоопарком. Но мы в зоопарк не пошли, сначала мороженое ели, а зачем-то пошли в парк Павлика Морозова… нет, то есть теперь я знаю, зачем, но тогда я удивилась, помню, почему черный жалел, что снега нет. Я же тогда не знала, что они в этом парке в снежки играли.

Всё.

Стопроцентное совпадение.

– Эри, а что было во время второй встречи? – спросил Ит.

– Во время второй ничего особенного, – пожала она плечами. – Они словно нащупывали что-то, для них важное, и рассматривали меня.

Она погрустнела, опустила голову.

Рассматривали? Ит удивился. Интересно, в каком смысле – рассматривали? Для чего?

– Они поняли, что у меня с головой не то, – честно призналась Эри. – Что я… не такая, да, но я испорченный экземпляр. Видимо, они решили, что я им не подхожу.

– Для чего? – удивился Скрипач.

– Не знаю, – кажется, она расстроилась еще больше. – Чтобы быть с ними, наверное. Может быть, стать их Встречающей. Или просто быть… хоть кем-то… я уже тогда поняла, что ждать мне нечего.

– То есть ты хотела, чтобы они забрали тебя с собой? – напрямую спросил Ит. Эри через силу кивнула.

Вера. Это чудовищная слепая вера – в чудо. В настоящее чудо… которое так и не сбылось.

– Эри, ты не подумала, может быть, для них это было невозможно? – осторожно спросил Скрипач.

– Я не спрашивала. Сама поняла, что невозможно… поэтому в третью встречу и попросила у них то, что они могли мне дать. Не стать старой, и умереть в пятьдесят восемь. Я целую ночь думала про возраст, и поняла, что это самое лучшее. Уже вроде бы пожила, но еще не старуха. То есть не совсем старуха, просто…

– Понятно, не продолжай, – Ит закрыл глаза ладонью. – И во время третьей встречи ты им это всё выдала?

– Да.

– И они согласились?

– Не сразу. Сначала черный на меня страшно ругался и орал. Просто страшно. Что никто не вправе принимать такие решения, что свой крест нужно нести до конца…

– С тех пор ты эту притчу и ненавидишь? – уточнил Ит.

– Ну да. Что я малодушная, что боюсь жить, и ставить себе достижимые маленькие цели… черт, как я тогда разозлилась! Маленькие цели?! Какие маленькие цели, когда у меня всю жизнь была только одна цель – они!!! Гнать меня от себя, и превратить в какую-то букашку с какими-то маленькими целями… вот спасибо!.. Хорошо хоть детей не посоветовал завести… а я тогда уже этих считок наоткрывала, из тех, что у меня были, и спросила – а что же вы сами не переключились на маленькие цели? После такого-то, такого-то, и такого-то случаев вполне можно переключиться, напугавшись.

– И? – Скрипач подался вперед.

– И тут я обнаруживаю, что они какие-то слегка оба серые стали, – Эри ухмыльнулась. – А потом черный спросил: откуда я это знаю? Отсюда, ответила я, и постучала себя пальцем по лбу. Я о вас многое знаю. А он отвечает – похоже, ты знаешь про нас больше, чем мы сами.

– Вот даже как, – Ит прищурился. – А что за случаи ты привела в пример?

– Мы в третий раз были на Балаклавском проспекте, в лесу, рядом с дорогой. И я рассказала, что знаю о том, что с ним произошло на этой дороге. Когда они бежали, их поймали, и он бросился под автобус.

– Да, такое есть, – кивнул Ит. – В нашем архиве это тоже есть, но, боюсь, твой архив полнее.

– А у вас откуда этот архив? – запоздало спохватилась вдруг Эри.

– В наследство достался. От черного и рыжего. Эри, это очень долгая история. Если кратко, то архив нам отдали те, кто его хранил, при нашей инициации. До того, как мы получили эти данные, мы жили совсем другими жизнями.

– А Бард? – заинтересовалась Эри. – Бард тоже… как вы?

– Даже лучше. В этой жизни Бард, которого зовут Ри, ученый – математик, теоретик многоуровневых систем, тополог. Он очень умный, во много раз умнее, чем мы оба, вместе взятые, и он, скажем так, один из создателей проекта, благодаря которому мы сейчас здесь, – объяснил Ит. – Мне жаль, что его сейчас здесь нет. Он бы понял в том, о чем ты говоришь, гораздо больше нашего.

– Мне почему-то так не кажется, – Эри задумалась. – Он бы понял что-то своё, и не так. У него ведь есть своя… – она осеклась. – Ну, своя женщина. Особенная. Таких я тоже встречала.

– Каких именно? – уточнил Скрипач.

– Которые знают именно про Барда, – пожала плечами Эри. – Как мне кажется, кстати, их больше.

– Больше чем кого? – Ит, признаться, уже слегка устал от того, что Эри имеет привычку недоговаривать, а сегодня она недоговаривала буквально каждую фразу.

– Больше, чем таких осколков, как я. Которые знают про черных и рыжих, – пояснила Эри. – Ит, прости, у меня опять плохо работает голова почему-то.

Ит вздохнул. Кажется, кто-то лукавит. Потому что, согласно идущим на его налобник данным, голова у Эри работает совершенно нормально. Даже лучше обычного, спасибо лекарствам. Просто говорить ей не очень хочется. Или не так. Говорить ей хочется, но она то ли стесняется, то ли боится.

…Машина сейчас стояла на очередной заснеженной опушке, но в лес они идти не торопились: до начала работы оставалось больше часа. Решили поговорить в машине – все-таки квартире доверия не было, а «Аляску» они худо-бедно, но проверили. Вроде бы без сюрпризов. По крайней мере, без сюрпризов ожидаемых. Черт ее знает, официалку. За всеми новинками не уследишь при всем желании…

– Значит, во время второй встречи вы были в центре, да? – подсказал Скрипач. Эри кивнула. – Сначала одна высотка, потом вторая. Кстати, а как они тебе объяснили первую высотку? Ту, что на Котельнической?

– Никак. Она с ними не связана, – равнодушно ответила Эри. – Она со мной связана. Это было моё место. Не их. С ними связана та высотка, которая на Пресне…

…Ага, подумал Ит. Конечно. Высотка, которая появляется в воспоминаниях Пятого аж дважды – первый раз во время спонтанного выхода по координатам в центр города, конкретно – во Вспольный переулок, и второй раз, когда они в последний, считай, год бродили с Лином поблизости. Вот только «место Эри» связано напрямую с ним самим, потому что на Терре-ноль высотка стоит на огромном скрытом портале, про который, слава мирозданию и всем богам, пока что никто не знает. А вы «высотке Пятого» сейчас квартира его дочери, Даши. Интересно, считает ли Эри главное здание МГУ знаковым? Надо бы потом спросить.

– Эри, ты можешь рассказать про вторую и третью встречи? – попросил Скрипач. – У нас час времени. Сумеешь?

– Можно, – Эри покивала. – Тем более что рассказывать особенно нечего. Вот последняя встреча да, она была… ну как бы более значительной, что ли. А эти… Вторая еще ничего, а третья совсем короткая. Потому что мы поругались…

***

Ко второй встрече она подготовилась основательно, тем более, что радость от того, что она снова их увидит, сменилась страхом, что увидит она их второй и последний раз в жизни.

Вообще, ей было очень страшно в те дни. Ужасно страшно. Она стала открывать считки – и с головой погрузилась во все кошмары чужой памяти, потому открывать стала не сначала, а по какой-то неведомой злой прихоти – с тех моментов, где им двоим… в общем, где им пришлось очень и очень плохо. Годами позже она поняла – открой она первыми считки из их юности, открой она что-то из относительно счастливых лет, когда они уже были Сэфес – всё получилось бы иначе. Но нет, ее по несчастной случайности занесло в самую жуткую и болезненную часть архива. Причем более полного, несравнимо более полного, чем тот, что дали ей они.

Все эти дни, от первой встречи до второй, она думала.

О том, что же делать дальше.

Как жить? Как упросить их… она сама не понимала, о чем хочет просить, но просить требовалось отчаянно, потому что если не упросишь… считай, жизнь кончена. Настроение ее летало, как на огромных качелях – от пика радости, до темной пропасти уныния и горя. И в день, когда она пришла и села на лавочку у Котельнической высотки, настроение ее летало точно так же. И не было от этого никакого спасения.

Да и погода в тот день была под стать настроению. Что такое короткое, северное лето Москвы, той Москвы, что на Соде? День тепло, неделя дождь и холод. Дождя в тот день, правда, не было, но вот холод был, и облака тянулись по небу низкие, серые…

***

– Эри, прости, что перебиваю, но у меня есть один важный вопрос. Скажи, то, что в твоем архиве плохое… где оно, по твоему мнению, происходило с ними? Тут, на Соде? Или где-то еще? – Ит говорил максимально осторожно. – На этой планете?

Эри задумалась.

– А что такое – эта планета? – вдруг спросила она. – Ит, прости, но мне кажется, что эта самая планета отражена бесчисленное количество раз, она вроде бы как одна, а вроде бы как их миллиарды.

– Русский Сонм, – кивнул Ит. – И Терра-ноль, главное звено.

– Нет, главным ничего быть не может, – уверенно сказала Эри. – Ну то есть оно есть, это главное, но оно… оно не материально. Как формула фрактала, например.

Ит подался вперед.

– Как ты сказала? – изумился он.

– Ну, формула, – Эри смущенно улыбнулась. – Я ни черта не понимаю в формулах, но формула, она же не материальный объект, правильно? Не камень, не дерево. Но она все-таки существует. Так и здесь получается. Фрактал строится по формуле. Она не материальна. Если что-то материально, то оно точно не формула. Просто… ну, может быть, первое построение по этой формуле, или как там правильно? Я не знаю. Сначала формула, а потом получается красивая такая картинка. Примерно так как-то.

– И это она нам говорит, что у нее плохо работает голова, – пробормотал Скрипач. – Прости. Продолжай, пожалуйста.

Ит сидел неподвижно, глядя куда-то сквозь Эри, и пытаясь осознать, что она только что сказала. Потому что сказала она то, что он и сам уже довольно давно чувствовал, но произнести вслух не мог.

Фрактал – развивается.

А формула – исходник – остается такой же, как была.

Не я ли снял с исходника первую матрицу, и «включил» Терру-ноль в общую систему мироздания, открыв первый портал, ведущий в нее?

Не потому ли тысячи лет остававшаяся неизменной удивительная Терра-ноль превращается сейчас… в один из миров Русского Сонма, и не более того? Да, пожалуй, не стоило тратить столько сил на то, чтобы предотвратить поиск этой планеты на физическом уровне. Потому что даже если ее найдут, не будет ничего. Ни-че-го. Уже – ничего.

Потому что Терра-ноль давно уже не ноль. Один, может быть. Или два.

Но она действительно больше не исходник.

***

Так вот, Эри сидела на лавочке, зябко кутаясь в ветровку, и ждала. Сегодня она снова прогуливала школу, но на это ей было абсолютно наплевать. О какой школе может идти речь, когда такое происходит?

На момент появления черного и рыжего настроение у нее снова рухнуло в самую глубокую из всех возможных пропастей, и потому сил не хватило даже на самую маленькую улыбку.

А у них, наоборот, настроение, кажется, было хорошее. Они словно чему-то радовались.

– Привет, – произнес рыжий, присаживаясь рядом с ней на лавочку. – Хочешь мороженого?

– Не хочу, – помотала головой Эри. – Какое мороженое, холодно же.

– Ну, не так уж и холодно, – заметил черный, тоже усаживаясь рядом.

– Если сравнивать с той считкой, где вы зимой в Москву по дороге шли, то да, не холодно, – хмыкнула Эри.

Черный прищурился.

– Это когда же такое было? – спросил он.

– А когда вас потом на машине надсмотрщик подбирал, когда вот он, – Эри кивнула в сторону рыжего, – ногу подвернул и в трубе под дорогой прятался.

Рыжий кашлянул.

Черный нахмурился.

– Мы тебе не давали этой считки, – произнес он.

– Спасибо, у меня свои, – парировала она в ответ.

– И много?

Эри слегка растерялась.

– Ну… да, много, – ответила она.

– Насколько много? – черный нахмурился еще сильнее.

– Я не знаю, – Эри испугалась. Зря, ох и зря она сказала, что много. Теперь и вовсе непонятно, что делать. – Как такой огромный шкаф, что ли.

– Шкаф? – оторопело произнес черный. Эри поняла, что сравнение, видимо, неудачное. Считки на самом деле выглядели не как шкаф, просто она не могла подобрать другого слова.

– Ну, или не шкаф, – поправилась она. – Много, в общем.

– Ты можешь описать, как ты видишь этот архив? – попросил рыжий.

Эри принялась рассказывать, исподтишка наблюдая, как меняются их лица – сначала непонимание, потом, всё сильнее и сильнее, на лицах стала проступать тревога. Она постоянно сбивалась, останавливалась, но пришлось договаривать. Сказала «а», скажи и «б»…

– Пусть это будет шутка, пожалуйста, – произнес черный каким-то странным голосом. – Рыжий, скажи, что это всё неправда.

– Ага, уже сказал, – рыжий нервно хмыкнул. – Девочка, милая, а забыть ты это всё – никак?

Эри помотала головой. Разве такое забудешь?

– Плохо, – констатировал черный. – Ладно, проехали. Как вы относитесь к идее прогуляться?

– И мороженое, – оживился рыжий. – Эри, где тут дают хорошее мороженое? Давай, рассказывай.

Про хорошее мороженое Эри знала – правда, самой ей пробовать это хорошее мороженое не доводилось. Существовала одна иностранная фирма, тогда они еще в Москве водились, «Баскет айскрим», кафешки которой находились в десятке мест в центре. Арбат, ГУМ, Китай-город, Маяковская, Пресня, Сокольники, Красные Ворота. Цены эта фирма держала запредельные, и мама Эри, конечно, не могла выделить дочери денег на поход в такое местечко. А вот одноклассники ходили, и очень хвалили – и черничное мороженое, и ореховое, и кофейное, и с изюмом, и манговое, и бабановое…

– На Пресне? – переспросил рыжий. – Отлично. Поехали, прокатимся.

– У меня денег нет, – призналась Эри. Денег и в самом деле у нее было ровно на обратную дорогу. Сюда, на Котельническую, она приезжала редко – два транспорта туда, два обратно. Метро и трамвай. На те деньги, которые давала мама, особенно не покатаешься. – Не получится с вами поехать.

Уедут сейчас, поняла она. Уедут за этим проклятым мороженым! И, скорее всего, никогда не вернутся. Зачем она только рассказала?

– Ну, на дорогу и мороженое у нас, я думаю, деньги найдутся, – усмехнулся рыжий. – Так что не переживай. Заодно в метро погреемся, какой-то день и впрямь прохладный выдался.

…Мороженого они наелись, как показалось Эри, на год вперед. Мало того, черный прихватил три «алкогольных» сорта – ромовое, коньячное, и бейлис. После съеденного пятого шарика Эри поняла, что к вечеру у нее, скорее всего, разболится горло. Мороженое и впрямь было вкусное, такое вкусное, что не передать – никогда, ни до, ни после, она такого мороженого не пробовала. И, разумеется, больше она никогда в жизни в «баскеты» не ходила, да и позакрывали их все лет через пять, потому что есть импортное мороженое, оказывается, не патриотично…

После мороженого решили пройтись, да и погода, утром пасмурная, на удивление разгулялась. Даже солнце нет-нет, да выглядывало из-за туч. Они вышли из кафе, прошли через площадь, мимо зоопарка, перешли дорогу, и дворами отправились к парку Павлика Морозова. Парк этот был совсем крошечный, Эри проходила через него пару раз когда-то, и в парке этом у нее каждый раз возникало неприятное ощущение, она сама не понимала, почему. Просто хотелось поскорее уйти. Уйти, и всё. Просто уйти. Не быть там.

А им, наоборот, в парке захотелось посидеть. Они отыскали свободную лавочку, и сидели на ней с полчаса; сидели, курили, и говорили – обо всем и ни о чем. Потом рыжий сходил куда-то, и вернулся с тремя бутылками кваса, и с пакетом отвратительных картофельных чипсов «с теткой», такой коричневый пакет, на котором нарисована кудрявая тетка с чипсиной в руке… почему он купил эту дрянь, когда рядом продавались отличные чипсы других марок, для Эри тогда осталось загадкой, это только потом она узнала, что он просто хотел их попробовать, потому что сто раз видел, а не пробовал никогда.

Странная это получилась встреча. Странная и тревожная. Эри так и не отважилась задать вопрос, который мучил ее всё время, а они, хоть и понимали, что ей очень нужно спросить, к вопросу так и не подошли… могли, но почему-то не сделали этого.

Только в самом конце, когда они шли к метро, она решилась.

– Вы еще придете? – спросила она.

– Постараемся, – обтекаемо ответил черный. – А ты хочешь, чтобы мы пришли?

Она кивнула.

– Но для чего? – спросил черный.

Она не ответила.

То, чем она жила, не могло в тот момент облечься в слова.

Потому что это дико трудно, это практически невозможно – произнести первой «потому что я не могу без вас жить», «потому что единственные, кого я жду в мире, это вы», «потому что я люблю вас».

***

– Блядь, ну какая сссука, – с чувством произнес Скрипач, когда они с Итом шли от машины в сторону леса. – Гребанная поганая тварь!..

– Ты на кого ругаешься? – опешил Ит.

– Да на себя в той инкарнации!!! Это какой сукой надо быть, чтобы так поступить с девчонкой!!! Мороженым накормили, ипать вас обоих в сраку!!!

– Прекрати орать, – попросил Ит. – Рыжий, перестань! Что им, по-твоему, еще оставалось делать?

– И ты туда же?! – взвился Скрипач. – Сейчас чего, тоже мороженым накормим, и бросим – как они? Или изобразим вселенское знание, и смоемся от греха? Или…

– Солнце, стоп, – приказал Ит. Солнцем он называл Скрипача исчезающее редко, только тогда, когда надо было напомнить тому про существование Кира, и про то, что за некие вольности от Кира вполне могло прилететь. Ну есть у Скрипача ассоциация. Если Солнце, то можно и огрести. – Во-первых, никто никого не бросает, и не собирается. Во-вторых, у нас есть проблемы покруче, как ты сам понимаешь, и сейчас возмущаться событиями сорокалетней давности просто глупо. В-третьих, мы еще не разобрались окончательно, что тут к чему. И, в-четвертых…

– В-четвертых, отвянь, – огрызнулся Скрипач. – Если тебе не стыдно, то мне – стыдно. Понимаешь ты это?

– Понимаю, – печально покивал головой Ит. – Еще как понимаю. Последняя ее фраза меня так и вообще уничтожила. Наповал. Она ведь действительно… она их просто любила. Как умела, как могла. И даже сказать про это не отважилась.

– Мы еще про две следующие встречи не слышали, – напомнил Скрипач. – Может, и отважилась.

– Даже если и отважилось, это ее не спасло, – Ит остановился. – Рыжий, это же ужас какой-то. Это же бесчеловечно! И это мы – вот так поступили? Кем бы она ни была, но вот так… нет, я понимаю, мы не Сэфес, мыслим сейчас иначе, но у меня с трудом в голове укладывается, что я в той жизни мог так сделать с кем-то.

– Ты пробовал так сделать, – поддел Скрипач. – Бросить всех и свалить.

– Это совсем другое, – разозлился Ит. – Для спасения их жизней…

– Очень благородно, – поддел Скрипач. – Молодец. Может, в тот раз тоже речь шла о спасении чьих-то жизней?

– Хрен там. Ты не забыл, что они ее, по сути дела, убили? – прищурился Ит. – Она умирает, рыжий, ау. Их заботами.

– Бери приборы и пошли, – приказал Скрипач. – Время! Еще же расставиться надо.

***

Сидя через два часа в машине, и отогреваясь горячим кофе, Ит в пол уха слушал болтовню Эри и Скрипача, и думал. О том, что Эри рассказала двумя часами раньше.

Значит, фрактал. Вот только кто тут есть кто? В голову закрадывались самые нехорошие подозрения. Ведь кое-что Эри понимает, более чем понимает; мало того, вещи, которые она не в состоянии объяснить, она ощущает интуитивно.

Так кто же в этом уравнении – она сама?

Неужели… неужели она и есть – неподвижная точка?

Она понимает, что Русского Сонма много, но в то же время убеждена, что он – один. Она понимает, что в ее архиве полная жизнь экипажа, но совершенно не задумывается о том, как она сумела общаться с живым экипажем, зная, когда и как он умрет. Она понимает, что были они не на этой конкретно планете, но совершенно не задумывается о том, где же они всё-таки были, и каким образом ее реальность сомкнулась тогда с их реальностью – ведь реальности это совершенно разные, они разнесены весьма основательно в пространстве и во времени.

…Могилы предыдущих воплощений находили даже не в этой галактике. Могилу воплощения, с которым общалась Эри, не нашли вообще. Это так, цветочки. Что такое расстояние или время, если Русский Сонм – один?

«С ума можно сойти, – подумал Ит, украдкой поглядывая на Эри. – Черт, впервые в жизни жалею, что я не Сэфес. Надо посмотреть, что они между собой говорили про это… хотя какой смысл? Что они говорили – Эри, вне всякого сомнения, знает. Но она, кажется, не связала превратности их дальнейшей жизни, после встречи с ней, с собой. Она вообще не умеет ничего связывать с собой. Разве что места, да и то – только в связи с ними».

– …а Кир делает невинные глаза, и начинает вопрошать – как это такое вышло? Дорогие, вы чего, перевернули «стрелу», приложили раненых по голове для гарантии еще пару раз, и везете обратно к нам? – Ит понял, что рыжий решил посмешить Эри парочкой историй из богатой госпитальной практики. – А вас не смущает то, что вы должны быть час как на базе? Чего вы опять приперлись в полевой госпиталь?

– А раненые что?

– А они сидят в капсулах, и оба ржут, как ненормальные. Это же учебная база, они ж только изображают, что раненые… солдатня там веселилась, во время учений этих – не передать. Санкт-Рена вообще горазда на маразмы, если дело доходит до формальностей, но в тот раз всё вышло просто шоколадно. В общем, скидывает им новые вводные, выдает раненым новую порцию краски, чтобы изображать кровь, и велит разыграть всю сцену по новой. А Зараза в это время втихую влезает в управление «стрелой», и угадай, кого мы видим через час?.. правильно. База вся уже лежит, массово. Условный противник тоже. Те, кто якобы подстрелил этих самых раненых, пришли из поля к нам, чтобы лично посмотреть, какого цвета будут лица у этих двух остолопов. В общем, Илья их с задания в результате снял, прочитав предварительно лекцию про порчу оборудования и непредвиденные обстоятельства, а Зараза схлопотал выговор и штраф, а затем – личную премию от Кира, которому они, по его словам, доставили большое удовольствие.

– Весело у вас там, – Эри всё еще смеялась. – А такое часто бывает?

– Ну, на учебе – да, случается. Особенно если Зараза работает, – ответил Скрипач.

– Или ты, – поддел Ит. – Он у нас тоже добрый до безобразия, и подколоть кого-нибудь всегда не прочь. Но если Зарзи обычно издевается над чужими, то у нас от рыжего чаще всего достается своим. В частности, мне.

– Ой, ладно. Тебе. Тоже мне, ромашка, – скривился Скрипач. – Кто поведет? Ты?

– Нет, давай лучше ты, – Ит зевнул. – Парадоксальная реакция. Меня, кажется, развезло от кофе.

– Тебя уже и от кофе развозит? – поразился Скрипач. – Ну ни фига себе. Может, стоит завязывать с пьянством?

– Не знаю, – пожал плечами Ит. – Эри, а там еще кофе не осталось?

– Нет, уже кончился, – Эри потрясла пустой термос. – Ты спать хочешь?

– Ну, те то, чтобы очень, я больше придуриваюсь, – признался Ит. – Но машину не поведу.

– Лентяй, – проворчал Скрипач, перебираясь за руль. До этого он сидел на пассажирском переднем сиденье. – Сюда я, обратно я… всё, это последний раз. Завтра твоя очередь.

– Ну моя, так моя, – согласился Ит и снова зевнул. – Ребят, я окошко приоткрою. Заодно и покурю.

***

На обратной дороге, к сожалению, снова начался снегопад, который утром вроде бы прекратился, и рыжий, ворча и ругаясь, снова был вынужден сбросить скорость до семидесяти. Нет, конечно, он бы мог ехать быстрее, но, во-первых, для этого пришлось бы маневрировать в медленно идущем потоке, а, во-вторых, он успел заметить, что высокой скорости Эри пугается. Вида не подает, но пугается – однозначно. Зачем мучить человека? Незачем. Вот и поедем потихоньку.

– Эри, а что на счет третьей встречи? – спросил Ит. Он не особенно рассчитывал на рассказ. Сейчас, к вечеру, Эри устала – уставала она быстро, много быстрее, чем они – и маловероятно, что она захочет говорить. Но всё-таки. Попытка не пытка.

– Третий раз был дней через десять, – охотно отозвалась Эри. – И эти десять дней я думала. Знаешь, я понимала, что нельзя вот так, как в первый и второй разы. Что надо продумать, что говорить.

– И что ты надумала?

– Я записала себе вопросы, которые хочу им задать, – Эри подняла голову. В ее детских беззащитных глазах мелькнула вдруг отчаянная решимость – тень той, что, видимо, была с ней в тот памятный ей день. – Я поняла, что я должна буду спросить.

– О чем? – полюбопытствовал Скрипач, выруливая на поворотную полосу.

– Я эгоистка, – Эри вздохнула. – А тогда была еще и молодой эгоисткой. Я не понимала того, что понимаю сейчас. Думала о себе. Идиотка…

– Так о чем ты их спросила? – Ит повернулся к ней.

– Ит, а можно листок бумаги и ручку? – попросила вдруг она.

Ит открыл рюкзак, вытащил из бокового кармана блокнот – обычно в этом блокноте они делали для себя кроки и какие-то почеркушки по расстановке приборов.

– Держи, – он отдал блокнот Эри.

– Спасибо. Я взяла тетрадку, и нарисовала две веточки. Как схему, – принялась объяснять Эри. – Вернее, две схемы. В первой было…

Она начертила вверху листа прямоугольничек и написала в нем несколько слов.

– «Можете ли вы взять меня с собой», – прочла она. – Если бы ответ был «да», то следующий вопрос «Куда мы отправимся?», а потом «Можно ли взять с собой маму?».

Ит почувствовал вдруг, как к лицу приливает удушливый жар. Ребенок. Это был просто ребенок; наивный, доверчивый ребенок, у которого была своя тайна, и который жаждал только одного – чтобы эта тайна его не отвергла. Даже Даша, чудесная Даша, любимая Даша, солнечный зайчик, даже Даша никогда не была настолько наивной…

– А если бы ответ был «нет»? – Ит старался говорить ровно, и, кажется, ему это удалось.

– Второй лист. «Если вы не можете взять меня с собой, я смогу вас дождаться?».

– И если ответ «нет»? – Ит покосился на блокнот.

– Сначала было «да», и тогда «сколько придется ждать». А если «нет»… – Эри вздохнула, и на секунду прикрыла глаза, словно собираясь с силами. – Если «нет», то «можно ли сделать так, чтобы я не постарела и умерла в пятьдесят восемь лет».

– А если и здесь будет «нет»? – Скрипач кашлянул.

– Сумеют ли они придти на мои похороны, когда я покончу с собой.

Ит отвернулся.

Господи, как же глупо! Как нелепо и глупо!.. Но если вдуматься, если поставить себя на место этого ребенка… а что еще она могла спросить? О чем – просить? Во что – верить?

– Дура, да? – Эри слабо усмехнулась. – Но ведь сработало.

Да, действительно.

Сработало.

Почему?

Да потому что Сэфес – это те же дети, с глазами, очень похожими на глаза Эри – беззащитными и наивными. Это не мы, пожившие, прожженные циники, по локоть в чужой крови; это не мы, очерствевшие, оскотинившиеся, равнодушные; это существа без кожи, ткни пальцем, и кровь потечет.

Встретились три одиночества, подумалось ему. Три одиночества, дошедшие до крайней степени отчаяния – от тоски, от несбывшегося, от невозможности… невозможности – чего? Счастья? А ведь это еще более наивно, потому что счастье – всегда проходящий момент. Оно непостоянно. Ведь было же оно, счастье, а сейчас они сидят в этой машине, на Соде… Счастье, оно всегда разное, вот только не объяснить Эри, что счастье – это и ребенка своего на руках держать, только что родившегося, и обнимать любимую женщину ночью, и напиваться в хлам в компании лучшего друга, и вести гигантскую машину по континентальной дамбе под палящим солнцем Терры-ноль, и видеть, что ты вытащил безнадежного пациента, в клочья в бою разорванного. Счастье, оно не постоянно, и именно этим хорошо. Счастье – это жизнь и движение; а высшее счастье – это уметь чувствовать всей душой волшебство этих моментов, а потом помнить их, хранить в себе, и суметь, когда нужно, вытащить из души этот кусочек счастья, и греться возле него, как греется путник у крохотного костерка, разведенного в бесконечной холодной степи…

Эри смотрела на него своими удивительными глазами, ожидая ответа.

– Да, сработало, – подтвердил Ит. – Ты добилась своего. Тебе пятьдесят восемь, в душе ты – всё та же девочка, какой была, а настоящего возраста у тебя, считай, и нет. И – ты умираешь. Вот только делает ли это тебя счастливой?

– А при чем тут счастье? – недоуменно спросила она. – Я была счастлива.

– Когда? – горько спросил Ит.

– Четыре раза в жизни. Когда приходили… они. Хотя я вру. Уже не четыре, – она вдруг улыбнулась. – Ведь вы же здесь. Вы ведь пришли.

Ит только и смог, что покачать головой.

***

…В тот раз они встретились на Балаклавском, в лесочке, неподалеку от проспекта. Эри почти час сидела на полусгнившей – того и гляди, развалится – лавочке, курила (тогда она курила мало, разве что разволнуется очень), и ждала. Она ждала, что они придут от проспекта, но они почему-то подошли со стороны леса – как позже выяснилось, рыжий заявил, что «шагу не ступит на эту дорогой больше никогда в жизни». Она уже знала, почему. Посмотрела эту считку, нашла ее очень легко – поняла, что архиву можно задавать вопросы, и он тогда подсказывает, где искать. От того, что находилось в считке, ей до сих пор было дурно, до тошноты, до черных мушек в глазах. Все предыдущие кошмары меркли перед этим, а особенно ужасным оказался хруст ломающихся костей; она никогда не думала, что они ломаются с таким жутким звуком, ей почему-то казалось, что они как-то тихо должны, они же внутри, ткани должны глушить звук… наверное…

Черный был мрачнее туч, которых в тот день на небе имелось, к сожалению, в изобилии. Не смотря на пасмурную погоду, он сегодня почему-то пришел в темных очках, здоровенных, на пол лица, и очки эти почти не снимал – разве что на какие-то секунды, протереть стекла.

На вопросы Эри решилась не сразу. Полчаса они говорили о каких-то мелочах, про какие-то подмосковные электрички, про какие-то дачные поселки, но разговор не клеился, потому что Эри про эти поселки ничего не знала, и получалось так, что они больше говорили друг с другом, чем с ней, а ей это было обидно. И, наконец, она решилась.

Более тяжелого разговора в ее жизни до сих пор не было.

– Но почему вы не можете взять меня? – ее душили слезы, а со слезами надо было бороться – стоит разреветься, и мать потом догадается, что она ревела. А поскольку Эри ревела исключительно из-за школьных проблем, могли возникнуть ненужные вопросы – проблем на тот момент у нее хватало.

– Потому что это невозможно, – в сотый раз повторял черный. – Мы никому не сумеем объяснить твое присутствие.

– Это из-за того, что я плохая? Из-за того, что дура? Да? Из-за того, что у меня проблемы с головой? – про проблемы она слышала от мамы, но до того дня значения ее словам не предавала. Да и мама говорила, скорее всего, про ее, Эри, плохую память. По крайней мере, ей в тот момент казалось именно так. – Из-за этого?

– Нет, не из-за этого.

– Тогда из-за чего? Я вам не подхожу? Я что-то не так сделала?

– Ты ничего не сделала! – рявкнул вдруг рыжий. Голос его звучал рассерженно. – Мы просто не можем тебя взять! Понимаешь? Ну не можем! Потому что если мы это сделаем, будет плохо – для всех! И в первую очередь – для тебя!!!

– А что для меня может быть плохого? Меня там убьют, что ли? – отчаянно спросила Эри.

– Никто тебя не убьет, конечно, – вздохнул черный. – Но добром для тебя это всё не кончится. Мы там не одни живем, пойми ты, наконец!

– И эти, которые с вами живут, они что, вам приказывают? Эти ваши Встречающие, да?

– Никакие Встречающие нам ничего не в состоянии приказать!!! – заорал вдруг черный. Так заорал, что она испугалась. – Чтобы понять причину, тебе придется пролезть весь этот твой шкаф, или как ты его называешь, и только тогда ты, может быть, в чем-то разберешься! Для начала в том, что мы – не люди! Понятно тебе?!

– И что с того?..

– С того то, что мы, не смотря на то, что Сэфес, даже полноценными не считаемся, ты знаешь про это? И дело не в приказах, а в подходе! Ты что, думаешь, тебя к нам подпустят? Как у Сэфес, у нас не ограниченные права – это да, это есть. Но как у простых смертных… юридически мы там никто, – черный вытащил сигарету из пачки, у него тряслись руки, сигарета сломалась, он отшвырнул ее куда-то в кусты, и потянул из пачки новую. – Ты хочешь оказаться в ловушке на Орине, и остаться там навечно, что ли? Ты этого хочешь?

– А тут я не в ловушке навечно? – слёзы куда-то подевались. Вместо них пришло пустое и ледяное спокойствие. Спокойствие поражения, полного и безоговорочного.

– Не знаю, – черный отвернулся.

– А я знаю, – горько произнесла Эри в ответ. – Я тут в ловушке. Но я не хочу быть в ловушке, и поэтому… вы можете кое-что сделать тогда?

– Что, например? – безнадежно спросил рыжий.

– Приходить… еще.

– Только один раз.

Один.

Раз.

Она так и знала…

– Тогда… тогда у меня будет к вам две просьбы, – Эри встала, лавочка жалобно скрипнула. – Раз вы меня тут бросаете… навсегда… я не хочу жить. Вы можете выполнить две мои просьбы?

– Выкладывай, – предложил рыжий.

Эри объяснила. И про возраст. И про пятьдесят восемь лет. И про то, что без них она жить не хочет и не будет.

– А луну с неба тебе не достать? – свистящим шепотом произнес черный, когда она, наконец, замолчала. – Или, может, лучше пару звезд грохнуть, со всеми планетами и населением, чтобы не так обидно было? Ты рехнулась?!

– Нет, я не рехнулась, – спокойно ответила Эри. – Или так, или я просто покончу с собой, после того, как вы уйдете. Думаете, с крыши прыгнуть сложно? Уж куда проще, чем кидаться под автобус.

Черный вскинул голову так, словно Эри врезала ему кулаком в подбородок. Он судорожно сглотнул, и отвернулся – Эри поняла, что случайно не просто попала в цель, нет, она сейчас сделала ему больно, настолько больно, насколько было возможно.

– Прости, – шепотом произнесла она. – Черный, прости меня, пожалуйста. Я не хотела.

– Больнее всего получается делать тому, кого любишь, – черный, наконец, закурил, руки у него всё еще тряслись. – Неожиданно, да? – он повернулся к рыжему. Тот стоял молча, опустив взгляд. – Неожиданно… и ожидаемо. Чудес не бывает, помнишь?

– Больше не бывает, – согласился невесть с чем рыжий. – То есть больше не будет. Эри, а почему в пятьдесят восемь лет?

– Потому что это еще не совсем старость, как мне кажется. Ну то есть старость, но…

– Пятьдесят восемь, так пятьдесят восемь, – вдруг согласился черный. – И не стареть, да? Ну, не стареть, как все? Ты про это говорила?

Эри кивнула.

– Попробуем. Только я тебе всё-таки очень попрошу – подумай еще раз, – попросил черный. – Ты уверена?

– Да.

– Я спрошу еще раз, – предупредил черный. – Учти, я обязательно спрошу еще раз, и очень надеюсь, что ты ответишь отрицательно.

– Ну, спроси, – отчаяние придало ей смелости. – Спорим, что я отвечу – да?

– О чем спорить? – горько спросил черный. – О чем тут вообще можно спорить? Безумие какое-то…

– Пойдем, – вдруг сказал рыжий. – Эри, извини, но нам лучше уйти сейчас. Правда. Поверь, так будет проще… для всех.

– Когда и где мы встретимся? – Эри вдруг испугалась, что они ее сейчас обманывают, и больше не появятся.

– Нагатинская пойма, через неделю, – пообещал черный. Рыжий согласно кивнул. – И не вздумай что-нибудь с собой сделать! Кто бы что ни говорил, это страшный грех. А еще это омерзительный и малодушный поступок… и это очень больно. Даже больнее, чем те слова, которые ты мне сказала. Сто крат больнее, поверь.

– Я тебе верю. Прости меня, пожалуйста! – Эри не сдержалась, и всё-таки заплакала. – Я случайно…

– Я тебя не виню, – покачал головой черный. – Думаешь, нам не больно от того, что всё получается – вот так? Но иначе быть не может. Ну не может, как бы сильно мы ни хотели чего-то другого.

***

– Да, сходится, – покивал Скрипач, когда они по второму кругу прошли найденную скрытую считку. – Кстати, интересный момент. Они в тот момент уже боялись, заметил? Сокращают перемещения. Если в первые два раза они шатались по всему городу, то третий и четвертый раз – перемещения на пятьсот метров максимум, и встречи гораздо короче.

– Ну, еще бы, – хмыкнул Ит. – Мир только что выведен из Индиго, в нем полно невесть кого, да еще и этот экземплярчик, от которого оторопь берет. В буквальном смысле этого слова. Конечно, боялись. Они боялись всех подряд. И тех, кто мог оказаться здесь. И своих же Встречающих на Орине, которые могли заподозрить, что отлучки не очень простые. И других Сэфес, гораздо более благонадежных, чем они сами. Поводов бояться у них было более чем достаточно.

– А тут еще и гениальный план Эри по самоуничтожению, – Скрипач скривился. – Знала бы она на тот момент, что делала… по сути, она их заставила себя убить – их, для которых убийство невозможно в принципе. Сэфес, которые кого-то грохнули – это то же самое, что… что я не знаю, что. Но самое скверное, что для них ее смерть действительно была единственным выходом. В этом они совпали. Потому что вот такое, то, что у нее есть, можно скрыть только смертью. Ничем иным.

– Неужели они не поняли про фрактал? – вслух подумал Ит. – Они-то? Что-то не верится.

– Они поняли нечто иное, по всей видимости… посмотрим считки, попробуем выяснить, – предложил Скрипач. Ит согласно кивнул. – Если они вообще потом говорили на эту тему.

– В чем я сильно сомневаюсь, – Ит тяжело вздохнул. – Как же мне жалко Эри, рыжий, не передать. Ей ведь по сей день больно. Точно так же, как тогда, когда это всё происходило. Уму непостижимо, как она сумела пережить это. Нас с тобой вспомни – мозги улетали от меньшего.

– Ну, когда что-то происходило с кем-то из наших… – Скрипач виновато вздохнул. – Фэб умер, ты слетел с катушек. Кир умер, я поехал мозгами. Не сказал бы, что это меньшее.

– Это совсем другое, – возразил Ит. – Вот если бы убил Кира своими собственными руками из-за того, что он попросил бы тебя убить себя? Или – ты вынужден был бы просить Кира прикончить себя? Причем оба вы понимали бы, что иного выхода нет.

– Типун тебе на язык, – с отвращением произнес Скрипач. – Даже думать про такое не хочу. И не буду. И тебе не советую.

– А ей пришлось, – Ит покачал головой. – И им пришлось. А ведь могла и с крыши шагнуть, как обещала. Спасибо, хоть не шагнула.

– Хорошо, что я машину вел, пока она рассказывала, – Скрипач усмехнулся. – Хитрый я, да? Ловко устроился.

– Я твои глаза в зеркало заднего вида наблюдал. И были они, как у пьяного вельша, – поддел Ит. – Если бы нас остановили на каком-нибудь посту…

– Мне пришлось бы ловить полицая на внушение, – подсказал Скрипач. – Между прочим, Эри не спит. Непорядок. Кто пойдет ловить лузлы в этот раз?

– Давай я схожу, – Ит встал из-за стола. – Я недолго. Слушай, сделай чаю покрепче, а? У меня тут кое-какие мысли появились, хочу прикинуть кой-чего.

– Чего именно? – уточнил Скрипач, тоже вставая.

– Почему бы нам не проверить точки, о которых она говорила? Тем более что эти точки нам давно известны. Вот только… – Ит замялся. – Нам нужна другая аппаратная база. Не вибрационка, и не синхронизаторы. Нам нужно посмотреть движение, а поэтому надо будет добыть аналог той старой аппаратуры, которую мы использовали сорок лет назад.

– Думаешь, там могут быть спирали? – заинтересовался Скрипач. – Как на тех точках?

– Именно. Мы тогда сочли их побочными, а сейчас мне кажется, что это – основное явление. Просто мы тогда не знали, откуда они берутся.

– И откуда они? – нахмурился Скрипач.

– А оттуда же, откуда приплывала ванна, – улыбнулся Ит. – Это след Сети. Опосредованный, да. И еще – нам нужен доступ к базе по работе с Сэфес во время отпусков.

– Ты выдашь нас с головой! С ума сошел?

– Отнюдь. Для отводки глаз возьмем такую же про Бардов. Мир-то выведен из Индиго, забыл? А ну как тут лет шестьдесят назад гуляли либо Сэфес, либо Барды, и прогулками этими исказили нам всю картину? – Ит прищурился. – Мало того. Мы еще и обнаглеем. Мы возьмем с собой Эри.

– Куда? – опешил Скрипач.

– На лунную станцию, к Карину в гости, – спокойно ответил Ит. – Наглость всегда была моим вторым счастьем, это раз. Два – я хочу, чтобы Карин думал, что мы на ладони, и ничего не скрываем.

– И – три? – безнадежно спросил Скрипач.

– А я ее хочу прокатить на корабле, – улыбнулся Ит. – Ты имеешь что-то против?

– Ну, вообще, идея стремная… но… – Скрипач задумался. – Надо будет только предварительно обучить ее грамотно врать. Чтобы аппаратно не засекли.

– Она говорила, что врать умеет, – напомнил Ит.

– Может, разучилась… ладно. Это я беру на себя, – Скрипач встал, потянулся. – Ты хотел проверить? Вот и иди. А я пока по чаю. Эх, жаль, облепихи нет. Чего-то мне так хочется облепихового чаю… надо будет на «Горизонте» сварганить, и с собой прихватить.

– Сварганишь. И прихватишь, – пообещал Ит. – Тем более что завтра-послезавтра тебе точно представится такая возможность.

8. Обратная сторона Луны

– Ты поняла, что нужно будет говорить?

– Примерно. Но я ведь знаю, как и что называется, и они сразу поймут, что я вру! – Эри явно нервничала, но Скрипач поспешил ее успокоить.

– Не поймут, если ты будешь делать всё правильно. Да, ты знаешь название – на русском языке. Но ты представления не имеешь, как оно звучит правильно, это название. Как будет звучать «безумный бард» на каком-нибудь наречии того же Анлиона?

– Не знаю, – растерянно ответила Эри.

– Вот о том и речь. Именно что не знаешь. Поэтому с чистой совестью ты говоришь и думаешь одно и то же – не знаю. Ну и мы с ититской силой кое-что подкорректируем, – усмехнулся Скрипач. – Подумаешь, Карин. И не таких обманывали.

– По-моему, лучше меня всё-таки не брать, – Эри всё еще сомневалась.

– Если мы тебя не возьмем, вопросов будет еще больше. Пойми, за нами следят. И лучше тебя показать, чтобы они не думали, что мы тебя прячем. То, что не ценят, не прячут, сама понимаешь. А то, что считают важным, стараются скрыть. Знаешь, как лучше всего прятать что-то важное? Класть там, где лучше всего видно. У нас в доме случай был. Генеральшу одну обнесли. Знатно. Магнитофон, телевизор, пальто кожаное модное, столовое серебро… полквартиры вынесли. Вот только не тронули гору золота и бриллиантов, которые эта дура складывала в большую тарелку под зеркалом, у всех на виду. Они справедливо рассудили, что так золото никто не будет класть, что это дерьмо лежит какое-то, бижутерия. И не тронули. Тут – точно то же самое.

– А я, значит… как то золото на тарелке? – нахмурилась Эри.

– Ты еще лучше, – улыбнулся Скрипач. – Ты вообще чудо. Но, опять же, чудо положено скрывать, а то, что не скрывается, то мало привлекает внимание. Так что не беспокойся, прорвемся.

– А вы меня там не бросите? – Эри повернулась к Иту.

– Мы тебя вообще никогда не бросим, – пообещал Ит. Он осторожно взял Эри за руку, тоже улыбнулся – и Эри улыбнулась в ответ. – Клянусь. Чем хочешь. Действительно, не бойся.

– Правда-правда, – поддержал Скрипач. – Просто слушайся нас, и всё получится, вот увидишь.

– Но там же все телепаты, наверное, – Эри нахмурилась. – Они сразу поймут, что я вру.

– А ты не ври, – твердо произнес Ит. – Телепатия тут ни при чем, то, что человек говорит неправду, можно понять тысячью других способов. Но ты всё равно не ври, потому что ложь действительно не сработает. Не ври, но и не говори всего.

– А как понять, что говорить, а что нет? – кажется, Эри растерялась окончательно.

– Все очень просто. Говори только то, что не касается твоей души. Твоего отношения к тому, что с тобой происходило. Ну и, конечно, не стоит говорить про Двоих – о том, что ты знаешь про них с самого рождения.

– Про встречи говорить можно?

– Нужно, – заверил Ит. – Обязательно нужно. Скорее всего, Карин как раз за это уцепится, и на этом можно будет сыграть.

– Но как? – Эри прищурилась.

– Не скажем, – покачал головой Скрипач. – Если ты будешь знать, как, ты начнешь пробовать подыгрывать, а это даст неестественную реакцию, которая тут же их заинтересует. Так что для начала скажи правду: в возрасте семнадцати лет я впервые встретилась с двумя людьми, которые назвали себя Сэфес. Да, гуляли по городу. Да, если мороженое. Да, они ушли и больше не появлялись. Да, внешность не очень помнишь, много лет прошло. Нет, больше не виделась. Ответишь спокойно на вопросы Карина, мы заберем аппаратуру, и отправимся обратно.

– Точно? – с надеждой спросила Эри.

– Точно, – кивнул Ит. – Увидишь.

***

План этот между собой они окрестили «Тонкий лед», вот только по факту правильнее было бы назвать этот план «Прогулка по воде». Последние дни они ощущали всё усиливающуюся слежку – интуиция, как всегда, работала, и сейчас просто вопила об опасности. Скрывать Эри дальше они уже не могли, но могли попробовать сделать кое-что другое.

Дать ложное направление.

Причем дать максимально прозрачно, максимально открыто.

Вводные почти правильные, вот только выводы – будут ошибочны. Просто потому, что части вводных они не дадут, и сумеют, пусть и на короткий срок, пустить группу Карина по ложному следу.

Иллюзий они не строили, время иллюзий для них давно уже прошло.

Максимум – месяц, а то и меньше… собственно, примерно столько, по их данным, оставалось жить Эри.

Дальше…

Они пока что старались не размышлять о том, что же будет дальше.

Карин. Аппаратура. Точки Эри.

Пока что это всё, об остальном думать недосуг.

…К Луне специально шли медленно, чтобы дать Эри насладиться зрелищем – когда человек попадает в пространство впервые, впечатления незабываемые, так зачем же гнать, если можно покататься минут сорок, и дать Эри полюбоваться и родной планетой, и Луной, и прекрасным звездным небом? Пусть радуется. Скрипач по связи ругался с Карином, который их торопил, потому что опаздывал по каким-то своим делам, а Ит в это время сидел рядом с Эри и улыбался потихоньку, слушая ее восторженные слова о том, как же тут, оказывается, красиво. То есть улыбался Ит снаружи, а внутри ругал на все корки уродский экипаж, который вполне мог бы прокатить девчонку на катере, но из-за трусости этого не сделал, а шатался вместе с ней по городу, который она и так видела каждый день.

База, на которую шли, находилась на обратной стороне луны, и с планеты была не видна ни при каких раскладах: официалы, когда им нужно, знают толк в конспирации более чем хорошо. База была некрупная, на полтысячи разумных, и не самого высокого класса – по большей части она использовалась как перевалочный пункт, обычно персонал там дольше нескольких суток не находился. Исключение составляли единицы – тот же Карин, который сидел на базе ровно столько, сколько они работали на Соде, да несколько официалов рангом поменьше, причем часть из них никакого отношения к Соду вовсе не имела. Они на этой базе просто ждали новые назначения. Научные группы находились на планете, группы сопровождения и агенты – тоже.

– А где эта база? – с любопытством спросила Эри, вглядываясь в черноту за панорамным окном, которое Ит сделал исключительно ради нее. Никаких окон на «Горизонте», само собой, не предполагалось, но сейчас визуализация выглядела, как большой иллюминатор, чтобы Эри было привычнее.

– Пока не сядем, не увидишь, – ухмыльнулся Скрипач. – Спрятана она, база. Надежно.

– Под поверхностью?

– Нет, это долго и накладно, – покачал головой Ит. – На поверхности. Но сделана под рельеф, даже если на нее корабль местных сядет, всё равно никто ничего не поймет. Хорошая, качественная имитация рельефа, и некоторое количество местных артефактов, разложенных по ее поверхности. Это же времянка, по сути, просто корабль, который тут когда-то оставили. Когда будет надо, стартует, и только его и видели.

– А он большой, корабль этот? – Эри всё еще смотрела в окно, но разглядеть что бы то ни было не представлялось возможным.

– Километра два, может, чуть больше, – дернул плечом Скрипач. – Средний. И тоска там смертная. Не знаю, кем надо быть, чтобы получать удовольствие от пребывания в таком гадюшнике.

– Ну, Карин себе развлечение найдет, – заверил Ит. – Уж кто, а ты-то знаешь.

Карин коллекционировал то, что называл «экзотикой». Он был неравнодушен к оригинальному подходу к сексу, и поэтому его коллекция считок, визуализаций, «переживалок», и прочей порнографии насчитывала не один десяток тысяч экспонатов из самых разных миров. Так что развлечься у Карина и правда были все возможности. И даже сверх того. Как-то раз Скрипач полюбопытствовал – не хочет ли Карин завести отношения с живой женщиной. Карин вяло пожал плечами, и ответил, что с живыми ему не интересно. Скрипач напомнил про лояльность и семейность. Карин пожал плечами еще раз, и сказал, что лояльность лояльности рознь. Чтобы удержать кого-то на пути истинном, совершенно не обязательно шантажировать этого кого-нибудь женой и детьми. Не все же такие правильные, как вы, объяснил тогда Карин. Да и вообще, официалка сейчас экспериментирует с новым подходом к сотрудникам, так что ему, Карину, ситуация даже в чем-то нравится. В чем – Скрипач тогда так и не понял, но неприятный осадок от того разговора держался больше года. Правда, к чести Карина следует признать, что к теме он больше не возвращался довольно длительное время.

– Эри, смотри, вот она, база, – позвал Скрипач. – Видишь?

– Нет, – помотала та головой.

– А если вот так?

Псевдо-окно слабо засветилось, и Эри вскрикнула от неожиданности – «Горизонт» сейчас шел вертикально вниз по каменной шахте, которая, конечно, на самом деле не имела ничего общего с камнем. Посадочный блок, в который сейчас опускался их корабль, внизу расширялся, стены разошлись в стороны, и через секунду корабль оказался в огромном зале со слабо светящимся потолком.

– Приехали, – констатировал Ит. – Пошли в вошегонку.

– Куда? – не поняла Эри.

– Надо прибить флору планеты, которую мы притащили с собой, – объяснил Скрипач. – И переодеться. Тут такие правила.

– Почему? – удивилась Эри.

– Потому что по документам это госпитальный корабль, – пожал плечами Скрипач. – Экономят, сволочи. Его дешевле содержать, да и комфорту побольше, чем на военном саппорте или исследовательской станции. А ты как думала? Вся вселенная построена на том, что кто-то хитрый крутит какие-то свои дела. Ладно, пошли. Раньше начнем, раньше закончим…

***

– Это какая-то чушь, – Карин сидел за столом, изображающим термитник, в своем кабинете, изображающем тропический лес. – Что она несет? Какие Сэфес? На Соде отродясь не было никаких Сэфес, и быть не могло!

– За что купили, за то и продаем, – пожал плечами Скрипач. – Она не врет, сам видишь. Мы, признаться, тоже слегка обалдели.

– Может, это и не Сэфес, но с кем-то, имеющим отношение к Сети, она встречалась, – твердо сказал Ит. Покосился на стол – и наткнулся взглядом на крупного белого термита с синими полосками на брюшке, ползущего к руке Карина. С трудом подавил инстинктивное желание смахнуть насекомое, и продолжил. – Мы просто хотим проверить. Убедиться. Пока она жива.

– Это ненадолго, – Карин задумался. – Сэфес… нет, ну какая чушь…

– Может быть, это какие-то аферисты? – с сомнением в голосе спросил Скрипач. – Нет, Карин, ну правда? Будь тут Сэфес…

– Будь тут Сэфес, тут был бы такой пробой в поле, что планете пришел бы конец за сутки, – проворчал Карин. – После вывода мира из системы путь Контролю в любом виде сюда заказан. Мир существует отдельно. Уже больше пятидесяти лет. У него нулевой статус, это даже не Белая зона, это…

– Карин, избавь нас от подробностей ваших плясок с Контролем, – попросил Ит. – Давай поступим проще. Давай мы возьмем аппаратуру, и проверим места, про которые она говорила. Мне кажется, что она и впрямь могла что-то видеть… но это что-то сродни тем призракам, которые в изобилии тут появлялись сорок лет назад. Их тогда кто только не видел! Но – в контакт никто не вступал. А вдруг она вступила? Вдруг это призраки представились ей Контролем?

– Типа как та ванна, про которую тогда все говорили?

Ит кивнул.

– Или как белая дама, – согласился он. – Или…

– Неважно, – прервал его Карин. – Допустим, это были призраки. И что с того? Что это может нам дать в плане исследований?

– Знаешь, – Ит прищурился, и едва заметно улыбнулся. – Когда Берта на Терре-ноль впервые озвучила свои идеи касательно сиуров, над ней откровенно смеялись. И вспомни, во что это вылилось в итоге. В любом случае, то, что она рассказывает, интересно.

– Ну, проверьте… кстати, эта фигня с якобы Сэфес с ней приключилась до встречи с нашим гением, или после? – нахмурился вдруг Карин.

Этого вопроса Ит ждал.

– Через пару месяцев после того, как мы ушли, – спокойно ответил он. – Думаю, если бы это произошло до нашей с ней встречи, она бы нам тут же разболтала про всё. Сам видишь, с головой у нее не ахти.

– Да, это есть, – покивал Карин. – Речь бедновата, эмоции через край, боится… почему вы ее не подготовили нормально? – упрекнул он.

– Подготовили как раз, – возразил Скрипач. – Когда мы ее попросили слетать с нами, она вообще чуть в истерику не впала. Два часа объясняли, что ты не кусаешься и в заточении ее держать не намерен.

– Зачем бы мне это могло понадобиться, – поморщился Карин. – Кстати, выглядит она для смертельно больной неплохо. Никогда не дал бы ей пятьдесят девять…

– Пятьдесят восемь, – поправил Скрипач. – А за комплимент спасибо. Нашими заботами.

– Вы ей воткнули геронто?

– А то ты не заметил. Ой, Карин, да ладно тебе, – махнул рукой Ит. – Пусть порадуется напоследок. Ей в жизни не сладко пришлось, как ты успел заметить, так пусть хоть сейчас побудет хоть немного счастливой.

– Делать вам нечего. Хорошо, давайте так. Прокатитесь по этим местам, поглядите. Что там, кстати?

– А вот тут интересно, – оживился Скрипач. – Балаклавка в списке есть. Интригует, да?

– Вообще, да, – Карин нахмурился. – Что еще?

– Красная Пресня, Пойма в Нагатино, Парк культуры.

– Не совпадает, – с сожалением произнес Карин. – Ничего там нет. Сами знаете.

– По нашему проекту – нет, – уточнил Ит. – А вдруг?

– Что искать хотите?

– По старой программе. Призраков. Точнее, артефакты призраков, – уточнил Скрипач. – Слушай, открой архив… нет, не этот кластер, следующий. По спиралевидным структурам, ага. Вот что-то подобное мы и хотим поискать. Если там это будет, то, вероятно, она действительно контактировала с призраками.

– А если нет, то она контактировала с какой-то группой, которую мы тогда упустили, – подсказал Карин. – А это гораздо хуже. И что-то мне подсказывает, что призраки – полная туфта, а вот кто-то левый – это вполне себе реальность, и реальность эта мне не нравится категорически.

– Карин, ну ты и понабрался выражансов на Терре, – засмеялся Скрипач. – Левый, правый… самому не смешно?

– Мне не смешно. Совсем, особенно если мы пропустили утечку. Да еще и такую странную. Если это нечто типа кинестетиков вроде Блэки, которые для чего-то обманывали тут эту девчонку…

– А для чего они могли ее обманывать? – резонно спросил Ит. – Да и Блэки, насколько я знаю, перебили практически всех, причем давно. Как непосредственные участники тех событий…

– Всех перебить всё равно невозможно, а вот сделать из девки нового пророка кое-кто мог попробовать, – Карин задумался. – Она на эту роль вполне годится. Глуповата, доверчива, фанатична.

– Карь, чушь порешь, – хмыкнул Скрипач. По столу пробежал еще один термит, на этот раз серый с красным брюшком. Скрипач отодвинул руку. – Из нее пророк, как из меня балерина.

– Ты не социолог, – отмахнулся Карин. – Про это я на досуге подумаю еще, но дело тут явно не чисто. Так, последний вопрос, и вы свободны.

– Давай, – согласился Скрипач. – Курить хочется, сил нет.

– Киру расскажу, – пообещал Карин мстительно.

– А то он сам не курит. Так что за вопрос?

– Сколько она еще протянет?

– Месяц, полтора, – пожал плечами Ит. – Если удастся помочь, то два. Но в этом я сомневаюсь. Отягощающих факторов слишком много.

– Пролечить вы не смогли? – уточнил Карин.

– Нет, – отрицательно покачал головой Скрипач. – Посмотри отчет «Горизонта». Для вакцины поздно, вывозить… она не хочет, чтобы ее вывозили. Здесь не вылечим. Даже если притащим сюда еще бригаду врачей, ничего сделать не удастся. А почему ты спрашиваешь?

– Интересный случай, – Карин задумался. – Что-то в ней есть необычное, недаром Ри, как я сейчас понимаю, рискнул связаться с малолеткой, и недаром та вторая группа хотела ее как-то использовать. А вы с ней… ммм?

Он вопросительно посмотрел на Скрипача. Скрипач выразительно покрутил пальцем у виска. Ит закрыл глаза ладонью.

– Да что вы сразу, – Карин смущенно ухмыльнулся. – Я в коллекцию хотел считку попросить, у меня с онкобольными на последних стадиях точно ничего нет.

– Сука ты, Карин, редкостная, – огрызнулся Скрипач, вставая. Припечатал по ходу термита, который продолжал ползать по столу, брезгливо скривился. – Сам такие считки снимай.

– Вы просто жадные, – упрекнул Карин. – С женой не дадим, с мужьями не дадим, с этой дурочкой – тоже.

– Кто тебе сказал, что мы с ней спим? – рявкнул Скрипач.

– Она и сказала, – усмехнулся Карин. – Что, съел? Ладно, идите. До встречи.

***

– Слушай, ну вот зачем, а? – недоумевал Ит.

– Я хотела проверить, телепат он или нет, – оправдывалась Эри.

– Он не телепат! Он извращенец чертов! – заорал Скрипач. – Так вот, он тебе поверил, чтобы ты знала, и вывернул нам все мозги.

– Зачем вывернул? – удивилась Эри.

– А затем, что он хочет себе в коллекцию секс – с тобой! – рявкнул Ит. – Как тебе такая идея?

– Со мной? Для чего?! – опешила Эри.

– Сказал же, он извращенец, подонок, которого развлекают такие вещи, – проворчал Скрипач. – Ты бы хоть думала, прежде чем врать.

– Я не думала, что он мне поверит. Я его проверить хотела.

– Проверила. И в результате подставила нас. Вот спасибо, – сардонически усмехнулся Скрипач. – Здорово получилось.

– А нельзя проверить, что я… ну, что я никогда вообще… я же никогда сексом не занималась, – лицо Эри залила краска. – Этого разве не видно?

– Ты когда-нибудь слышала такое слово – «этика»? – вопросом на вопрос ответил Скрипач. – Да, мы тебе помогли после духовки и когда ставили систему – но это не повод лезть в твою личную жизнь. Мы и не лезли. И никакой другой врач Санкт-Рены не полез бы, поверь. Потому что есть тайна личности, есть негласные правила, которые нарушаются исчезающе редко и чаще всего – случайно. С Киром так, например, получилось – но, во-первых, врач, который его оперировал, дал нам эту информацию лишь после того, как понял, что… ну, что мы планируем дальнейшую совместную жизнь. А, во-вторых, не имей к нам Кир на тот момент никакого отношения, эта информация ушла бы с этим врачом в могилу. И никак иначе.

– А для чего он вам ее дал?

– Чтобы я сгоряча дел не наделал, – хмыкнул Скрипач. – Эри, долго рассказывать, но, поверь, там всё было сложно5.

– В общем, мы не лезли не в своё дело, – подвел итог речи рыжего Ит, который понял, что если Скрипача не остановить насильно, тот самостоятельно не остановится. – Но почему ты не?.. гм… уж прости, но ты сама первая подняла эту тему.

– По многим причинам, – Эри отвернулась. В «окне» плыла медленно удаляющаяся Луна, «Горизонт» шел сейчас неспешно обратно, к Соду. – Сначала… я ждала. Потом заболела. После болезни на меня стали смотреть, как на прокаженную, но это, наверное, было даже к лучшему – мне перестали мешать ждать. К тому же я не могу иметь детей, а зачем это всё вообще нужно, если детей быть не может?

– Для удовольствия, для разрядки, для проявления нежности и доброго отношения… если угодно, любви, – принялся перечислять Скрипач.

– К кому? – пожала плечами Эри. – Любви – к кому? Это было бы вранье, а в моей жизни и так хватало вранья. Хорошо хоть в этом врать не пришлось.

– Ты не стала встречаться ни с кем из-за экипажа? Зная о том, что они не вернутся? – спросил Ит. Эри кивнула. – Ты думала…

– Я ни о чем не думала, – возразила она. – Просто ждала, и всё. И потом, вот ты, рыжий, сказал, что для удовольствия, а в сети другое пишут. Они там соревнуются, кто быстрее.

– Не понял, – нахмурился Скрипач.

– Зайди на какую-нибудь болталку для мам, – подсказала Эри. – Там, где много молодых женщин. И почитай, что там пишут. «Укол дольше сделать», «сунул-вынул, и малышка на руках», «рекорд – десять секунд», и прочее. Может, когда-то и было иначе, у кого-то, но сейчас вот так. Ну, не сейчас, лет двадцать или двадцать пять даже. Одна писала, что у нее есть детячий шкаф. Мол, если муж ее хочет пошпилить, так она упрется руками в шкаф, и наутро готово дело, беременна. На шестом ребенке муж вознамерился шкаф вытащить и выкинуть, так она истерику закатила – седьмого хочет. И это при том, что в других темах она же интересуется, как вывести у детей вшей, а из матрасов клопов. Они ей интересны, пока они лялчки, а как подрастет, им до своего потомства тупо дела нет. Да и не интересно уже, слишком большой…

– Эри, про твое отношение к младенцам и матерям мы уже в курсе, – остановил ее Ит. – Сейчас другое. Ты хочешь сказать, что они соревнуются в том, кто быстрее… закончит все дела?

– Ну да, – кивнула Эри. – И хвастаются этим. Мол, выполняют своё главное предназначение.

– Главное – это рожать? – уточнил Скрипач.

– Угу. Любовь нужна только для деторождения. Для чадородия, – добавила она. – Все прочее приравнивается к извращениям и давно уже под запретом. Когда они узнают, что у кого-то нет детей… да и быть не может, как у меня… они словно с цепи срываются. Орут, бесятся, пишут, что пора устраивать очищающий ночной огонь, чтобы убрать с земли «ненормальных» и освободить место для «правильных», к которым они причисляют себя.

– То есть правильность, как я понимаю, это наличие здоровой матки и придатков, и возможность иметь потомство? – Ит хмыкнул. – Знакомая тема. Не они первые, не они последние. Достаточно распространенное явление. Но, конечно, до такого абсурда, как у вас, доходит редко.

– Если бы везде было, как у нас, то вся вселенная, наверное, превратилась бы в непрерывно плодящийся детский сад, – усмехнулась Эри. – Тупой, безмозглый, злобный, плодящийся детский сад. В биомассу, которой всё больше и больше, с каждым днем.

– Ужасная картина, – покачал головой Ит. – Но не волнуйся, такого не будет. То, о чем ты говоришь, чаще всего происходит, когда система идет вразнос, находясь в тупике. Или когда этой системой кто-то управляет, и увеличение количества населения, прямо пропорциональное снижению общего уровня этого населения, кратное уменьшению продолжительности жизни, кому-то выгодно. Для чего-то.

– Но для чего и кому? – удивилась Эри. – Знаешь, мне всегда почему-то казалось, что мир был бы лучше, если бы дети появлялись у тех, кому они действительно нужны и интересны. Причем не только в младенчестве, как живая кукла. Я же помню себя и маленькой, и подростком… если бы я была по-настоящему нужна маме, всё, наверное, вышло бы иначе. Нет, то есть я ей была нужна, но она, чтобы прокормить нас обеих, всё время работала, день и ночь, а денег всё равно не хватало. Ей просто было не до меня. Вот я и выросла такая – глупая, бестолковая, на всех обиженная.

– Не неси ерунду, – поморщился Скрипач. – Итские родители вон тоже не особо с ним возились…

– Ой, не скажи, – Ит задумался. – Возились, и еще как.

– Подожди, – попросила Эри. – То есть у тебя, – она повернулась к Иту, – была семья? А у тебя, – кивок Скрипачу, – ее не было?

– Приемная семья, – уточнил Ит. – До тридцати трех лет я понятия не имел, что она приемная. Меня воспитывали очень строго, как я сейчас понимаю, но при этом достойно и справедливо. И обделенным я себя не ощущал. Два раза в год мы обязательно куда-то ездили, раз в месяц куда-то выходили все вместе; читать я имел право всё, что находилось в доме, ходить мог тоже куда угодно, единственное, что было нельзя – это трогать папину собаку, но это потому, что собака была страшно дорогим удовольствием, да и признавала она только отца, и никого больше. Даже мама, и та ее никогда не трогала. И даже не кормила. Только отец. А на счет строгости… понимаешь, отец выстроил всё наше с братьями воспитание так, что мы с самых ранних лет сами себя прекрасно ограничивали. Потому что понимали, что можно, а что нельзя…

– Ага-ага, – поддел Скрипач. – И знаешь, как это по факту выглядело? Зашуганное, забитое, гипер-интеллигентное чмо, которое от своей тени отшатывалось, и при удобном и неудобном случае блеяло «простите-извините». Преподаватель, священник, волосы в два цвета покрашены, глазки в пол, и постоянная боязнь наступить кому-то на ногу.

– Молчи уже, городской сумасшедший. Знаешь, где мы его нашли в свое время? – спросил Ит Эри. – Не поверишь. На городской свалке, с поехавшей крышей, и в женском платье. А еще он постоянно хотел жрать, и жрал он преимущественно жареную картошку. Потому что быстро научился ее выклянчивать у той техники, которой мы были вынуждены тогда пользоваться6. В общем, сплошные плоды просвещения. В детстве его, правда, пытались определять в детские дома, но он через неделю снова оказывался на свалке, потому что ему не нравилось, когда его воспитывают.

– Настало время очешутительных историй, – проворчал Скрипач. – Эри, забей на это всё. Старые мы, иногда хочется потрепаться про то, что было.

– Подождите, – вдруг попросила Эри, которая, кажется, уже забыла, с чего начался этот разговор. – Та считка, которую мы смотрели… и вы смотрели, и я. Там, где они старые, и говорят про…

– Твоя считка, да? Вот это: «Пробы отправили дальше, по месту хранения, с большим скандалом. Рыжий, разумеется, дуется на меня по сей день, а еще он зачем-то искалечил свой материал. Какие же мы стали старые – я даже не поинтересовался у него, что именно он сделал, а он, само собой, отказался мне про это говорить», – процитировал Ит. Эри закивала, мол, верно. – Оно?

– Ну да. Значит, он что-то испортил в материале, который они кому-то отдали, и ты в результате стал сумасшедшим? – Эри повернулась к Скрипачу.

– Примерно так, – согласился тот.

– А как ты выздоровел?

– Через Сеть. Долгая история, – отмахнулся Скрипач. – Но ты права.

– В чем права? – не поняла Эри.

– В том, что дети должны быть желанными и нужными своим родителям, иначе толку не выйдет. И счастливым такому ребенку стать очень сложно. Мы это тоже в свое время поняли, и своим детям постарались дать то, что нужно было дать… кажется, у нас получилось. И Маден, и Дарья, и Вера – выросли достойными разумными, как нам кажется.

– Достойными, достойными, – согласился Ит. – Не сомневайся. А уж Маден так и вообще мудрее нас с тобой, вместе взятых, раз в десять. А если вспомнить, каким получился Фэйт… это внук рыжего по линии Маден, если что… то вопросы нужности и воспитания отпадают сами собой. Только так и должно быть.

– Ну вот видите, – обрадовалась Эри. – Значит, не так уж я и не права?

– Ты права, но что в этом толку, – Ит тяжело вздохнул. – Надо будет почитать, что у вас тут делается. Про секс ты Карину и впрямь ляпнула совершенно зря, но сама по себе тема показательна. Это маркер. Сигнал о том, что в мире идут какие-то процессы, и далеко не самые хорошие.

***

– Охренеть. Ит, слушай, они действительно трахаются на скорость, – Скрипач пролистывал какую-то очередную болталку. – А еще они как доказательство выкладывают видео. Пиндык. Просто пиндык.

– А что религия про это думает? – поинтересовался Ит. – В лице ее ожиревших представителей?

– Одобряет, – Скрипач с отвращением закрыл одну болталку, и открыл следующую. – Зачесть откровения представителя?

– Зачти, – кивнул Ит. – Охреневать, так вместе.

– Итак, зачитываю. «Чадолюбие и многоплодие есть главная добродетель женщины. Плотских же утех следует избегать, и для плодения выбирать способы самые быстрые и надежные. Садовник, насаждая посадки, не возится с семенем, он кидает его в гряду быстро и точно, в назначенный срок, и дальше занимается садом, а семя в это время дает росток. Так и вам следует избирать правильный срок, кидать семя, и ждать благих всходов, а не развратничать, получая наслаждение от процесса зачатия. Кроме того, следует помнить, что женщина при плодении удовольствие получить неспособна, радость ей может доставить лишь дитя, лежащее у ее груди, но никак не процесс привнесения семени в ее лоно».

– Блядь, он мне мозг сломал, – Ит зажмурился. – Это серьезно?

– Это серьезно, – подтвердил Скрипач, поворачивая планшет к Иту. Тот поморщился. – Это пишет благостный ожиревший представитель, у которого куча последователей.

– Не завидую я местным мужикам, – пробормотал Ит. – Жалко мне их что-то.

– А мне не жалко, – отозвался Скрипач. – Дуню Кулакову никто не отменял, да и мужики, надо сказать, этого представителя более чем поддерживают. Значит, их ситуация устраивает.

– Но это же маразм, – возразил Ит. – Нет, рыжий, я всё понимаю, мы с тобой и хуже видели, но…

– Но не в Сонме, – уточнил Скрипач. Ит кивнул. – И не в таких объемах.

Сейчас они сидели на кухне, и ждали, когда вернется Эри. Скрипач сообразил ужин «на скорую руку», который доходил до готовности в двух объемистых кастрюлях, а Ит в это время решил привести в порядок их вещи – снова они, торопливо собираясь утром, всё раскидали, а ему бардак не нравился категорически. Уборка плавно переместилась из комнаты в коридор. Ит домывал пол, а Скрипач зачитывал ему то, что успел нарыть в местной сети, выбирая самое, по его словам, «вкусненькое». Вкусненького оказалось в переизбытке.

– Про любовь никакой речи не идет, – сообщил Скрипач следующую истину, почерпнутую из сети. – Любовь может быть только к маленьким детям и к богу. Мужа и родителей положено почитать, причем родителей в последнюю очередь, они уже своё отжили, им на покой пора. С маленьким дитём можно сюсюкаться, это одобряется. Вся женская доля – это кормежка семьи, стирка, уборка, и роды без отхода от плиты. Да, конечно, развлекаться тоже можно, и даже нужно – телевизор тут в избытке, и всякие места, где можно поразвлечься, тоже. Но только для семейных, с детьми. А точнее, для тупых. Для тех, кто по уровню развития от этих бесчисленных детей далеко не ушел. Аттракционы, кино…

– Теперь я начинаю понимать Эри, – заключил Ит, выходя из ванной и вытирая мокрые руки полотенцем. – Видеть это каждый день и терпеть давление постоянно… любой бы сорвался рано или поздно, наверно. Мало того, что никто не понимает, так еще и это всё. Безысходный тупик какой-то.

– Мягко сказано. Кстати, что интересно, – Скрипач оживился. – Вся эта детная публика очень агрессивна. Если ты не согласен с рядом догм, которые они исповедуют, в тебя тут же прилетает много всего этакого.

– Ты уже успел набросить говна на вентилятор? – упрекнул Ит. Скрипач ухмыльнулся. – Понятно. А чем так вкусно пахнет?

– Фрикадельками, – похвастался рыжий. – И рисом со сливочным маслом. Ну и облепиховым чаем, соответственно.

– А водкой у нас не пахнет? – осторожно спросил Ит.

– Бери деньги, и сходи, купи. Только не водку. Давай что-то повкуснее, что ли. У нас замечательный повод, Эри сегодня впервые в жизни в пространстве побывала. Надо отметить.

– У нас каждый день повод, – пожал плечами Ит. – Рыжий, мы нервничаем. И по старой памяти полезли в бутылку. И, да. Да, да, да, я сейчас сам начал. Вижу и признаю. Последний раз, ага? Мне не хочется говорить сегодня на серьезные темы, мне не хочется думать про то, что потом… всё равно ведь придется, так давай хоть не сегодня, что ли.

– Давай, – печально кивнул Скрипач. – Завтра. Или послезавтра.

– Завтра. Послезавтра не получится, счет уже пошел на дни – во всех смыслах и по всем направлениям. А еще… на счет Эри… – Ит осекся. – Знаешь, мне кажется, я понял, почему она сказала Карину про нас… вот такое.

– И почему же? – прищурился Скрипач.

– Потому что ей нравится так думать. Хочется так думать. Кем бы она ни была, она женщина, рыжий, и экипаж она любила. А любовь, как ты понимаешь, подразумевает…

– Заткнись уже, аналитик хренов. Будто я без тебя этого не понял, – Скрипач отвернулся. – Но я не решусь, наверное. А ты?

– Нет, – покачал головой Ит. – Хотя бы потому, что ждала она вовсе не нас с тобой, рыжий. Это было бы просто нечестно. И по отношению к нашим, и по отношению к ней.

Рыжий не ответил. Он смотрел в вечернюю мглу за окном, не произнося не звука, словно забыв, что они с Итом только что говорили.

Ит принялся молча натягивать куртку, избегая даже поворачиваться в сторону кухни.

Так – они еще никогда в жизни не лгали друг другу. Оба лгали, оба знали об этом, и оба молчали. Потому что сказать то, что следовало сказать, было просто физически невозможно.

***

– Ну и как тебе поездка, в общем и целом? – полюбопытствовал Скрипач, зачерпывая половником увесистую порцию фрикаделек в соусе, и отправляя эти фрикадельки на тарелку Эри.

– Здорово. Ой, зачем так много, я же не съем столько, – запротестовала она.

– Еще как съешь, – заверил Ит. – Тебе сейчас надо есть побольше и получше.

– Зачем? – нахмурилась Эри.

Ит не ответил. Молча пододвинул тарелку Эри – ешь, мол, хватит болтать.

– Фрикадельки вкусные получились, – спокойно объяснил Скрипач. – Попробуй. А что до еды – то что ж плохого в том, чтобы наесться от души?

– Да ничего, наверное, – Эри подцепила на вилку первую фрикадельку. – Мама похоже делала… только она делала с рисом, потому что мясо уже тогда было дорогим удовольствием.

– А, это знакомый прием, – согласился рыжий. – Я тоже так делал. И с картошкой делал, и с кабачками, и с морковкой, и с рисом, и даже с пшенкой.

– И это всё мы были вынуждены есть, потому что другой еды в наличии не имелось, – поддел его Ит. – Хотя, следует признать, голодными мы даже в самые плохие времена не ходили. Его заботами. Значит, в пространстве тебе понравилось?

– Не то слово, как понравилось. Я не думала, что небо там такое красивое. Оно словно… не пустота, а что-то такое… – Эри задумалась. – Как бархат. Как черный бархат. А звезды… как жалко, что еще раз там побывать не получится.

– Ну почему – не получится? – удивился Скрипач. – Да хоть завтра! Хочешь?

– Завтра не выйдет, нам на точку, – с сожалением напомнил Ит. – Послезавтра если только. Или через пару дней. Уж кататься, так кататься, почему бы и нет?

– А этот ваш Карин ничего не скажет? – Эри откусила от фрикадельки половину.

– Что он может сказать? – пожал плечами Скрипач. И довольно ухмыльнулся – под разговор Эри уже съела больше половины положенных ей фрикаделек. – Корабль наш собственный, мы ничего не нарушаем. Скажем, что решили тебе еще немножко полечить, и покатаемся. Слушай, а эти, черный и рыжий, они тебе прокатиться не предлагали?

Эри отрицательно покачала головой.

– Нет, не предлагали. Я сначала хотела им сказать про это, но потом поняла, что они не согласятся.

– Почему? – спросил Ит. У него в тарелке фрикадельки уже кончились, и теперь он размышлял, как бы напроситься на добавку.

– А зачем я им там? Вдруг откажусь выходить обратно, например, или еще что-то такое же придумаю. Они, наверное, решили не рисковать. Да и вообще, мы про это даже не говорили, – призналась она. – Про другое.

– Про самоубийства и про то, что они тебя не могу взять с собой, – подсказал Скрипач. – И про мороженое. Вообще, с их стороны это было непорядочно, как мне кажется. Они нехорошо поступили с тобой, Эри.

– Хорошо, – возразила она. – Правильно поступили. Большего я и не заслуживаю.

– Сеанс психотерапии для поднятия твоей самооценки предлагаю продолжить под ликер, – предложил Ит. – Я тут купил кое-чего, выбирайте, что первое откроем.

На стол он последовательно выставил: две бутылки вина, две бутылки ягодного ликера, бутылку какого-то местного коньяку, и объемный пузатый глиняный кувшин с какой-то настойкой. После этого место на столе кончилось.

– Обалдеть, – потрясено произнесла Эри. – У нас сегодня Новый год, что ли?

– Не, он через две недели, но это неважно, мы еще купим, – успокоил Ит. – Так, ты в этом должна лучше разбираться. Что тут что, просвещай.

– Я в таком вообще не разбираюсь, это всё дорогое очень, я никогда такого не пила, – смущенно призналась Эри. – Может, это на праздник оставить, а сейчас лучше чаю?

– Нет, у тебя сегодня тоже праздник. Первый раз небо увидела, – улыбнулся Скрипач. – Так что давай, выбирай.

– Ну, давайте с ягодами тогда, наверное, – Эри показала на самую неприметную бутылку. – А остальные спрячем.

– Вот еще, – возмутился Ит. – И не подумаем даже. Спрячем, сказала тоже. Давай сюда эти ягоды, а ты, рыжий, тащи рюмки.

– Откуда я их должен тащить? – удивился Скрипач.

– А из серванта во второй комнате. Там что-то стояло, я точно помню. Не из стаканов же пить этот ликер…

***

Маленькие рюмки со сложной огранкой пришлись весьма кстати – ликер, который выбрала Эри, оказался сладким и тягучим, пить его большими порциями действительно было бы невозможно. Ликер отлично пошел под кисловатый облепиховый чай, закуской к нему Скрипач определил печенье, которое он пару дней назад прихватил в магазине, и печенье отлично к ликеру подошло. Ит подумал, что, имея деньги, можно очень неплохо существовать даже на нынешнем Соде, но потом осадил себя – нет, уже невозможно, потому что даже те, у кого эти деньги есть, всё равно не смогут вот так, вольготно, не думая ни о чем, пить этот самый ликер, запивая его чаем, вприкуску со сдобным печеньем… Почему? Да потому что в головах у них уже нет ничего ни про покой, ни про ликер, ни про чай. Готовы их заняты чем-то совершенно другим. Совсем другим.

– …слежка, понимаешь? – объяснял Скрипач. Эри кивала, соглашаясь. – Учти, что следят за нами постоянно.

– Даже сейчас?

– Скорее всего, даже сейчас. То, что мы не нашли следящие системы, не означает, что следящих систем нет. Мы неплохо подготовлены, но у нас давно не было полевой практики, и, боюсь, класс мы подрастеряли. Эри, при всем желании мы не можем сказать, что будет дальше, и во что выльется эта ситуация.

– Они вас поймают? – со страхом спросила Эри.

Ит присмотрелся – в ее глазах стоял сейчас неподдельный испуг. Выражение… так пугаются маленькие дети и доверчивые животные. Совершенно особенный испуг. И абсолютно невообразимые глаза…

– А что нас ловить? – пожал плечами Скрипач. – Мы и так тут. Как на ладони.

– Но меня-то они поймать не смогут… наверное, – неуверенно ответила она. – Может, я умру раньше?

– А ты точно хочешь умирать? – прищурился Ит. – Ты уверена в том, что хочешь этого? До сих пор?

– Но у меня ведь нет другого выхода, правда? – Эри поставила чашку с чаем обратно на блюдечко, и положила рядом с ней недоеденное печенье. – Даже если я скажу, что нет, не хочу, это ведь ничего не изменит.

– А если я тебе в ответ скажу, что мы с рыжим можем попробовать подумать о том, как тебя спасти, что ты на это ответишь?

Эри вдохнула.

– Уже поздно что-то решать, наверное. И думать. Вы и так для меня столько сделали… не передать, как я вам благодарна за это… и потом… я правда не знаю… – она встала из-за стола, подошла к окну. На подоконнике лежали сигареты, Эри прикурила, и осталась стоять у окна, глядя куда-то в зимнюю подступающую ночь. – Сумею ли я вообще что-то решить… Вся моя жизнь, она прошла здесь, и мне порой кажется, что я настолько сильно вросла в это место, насколько это было возможно. Я как дерево, старое-старое дерево. Такие деревья не пересаживают, потому что они никогда не сумеют на новом месте прижиться. Если бы тогда, когда мне было восемнадцать… но сейчас? Ит, правда, я не могу ответить – так, как ты хочешь, чтобы я ответила. Вы рассказывали про Терру-ноль, про место, где всегда тепло – думаете, я не хотела бы там побывать? Я ведь так люблю тепло. Когда деревья зеленые, когда листочки, когда дождь идет. Когда не надо, чтобы выйти на улицу, надевать на себя сто одежек. Когда нет этого проклятого холода. И море… я всего дважды в жизни была на море, и, конечно, я бы очень хотела попасть туда еще раз. Но я опоздала везде, и уже нельзя ничего изменить. Когда-то, когда я была еще относительно молодой дурой, я написала стихотворение. Сейчас вспомню… видимо то, что я говорю, я поняла уже тогда, но почувствовала правильно только сейчас.

Знаешь, мне кажется,

Что если сильно-сильно зажмуриться

Я смогу увидеть тебя

На сверкающей летней тропинке.

Солнце.

Деревья.

Две рельсы.

Осинки.

Поезд.

Усталость.

Вода из бутылки.

Мокрые спички.

Две электрички.

Скачут по веткам

птички-синички…

Нет, не сумею.

Слишком устала.

Всё упустила.

Везде опоздала.

Ит молчал. Скрипач тоже. Эри постояла еще с полминуты, потом подошла к столу, взяла свою рюмку, и залпом допила остававшийся на донышке ликер.

– Вот так, – сказала она. – Была молодая дура, а стала старая.

– Ты – не дура, – твердо ответил Ит. – И не старая. Хватит наговаривать на себя всякую чушь. Тебе самой не надоело?

– Не знаю. Черт, какой-то этот ликер пьяный, – Эри невесело усмехнулась. – Так что теперь я еще и пьяная старая дура.

Ит тоже встал, подошел к Эри и взял ее за плечи.

– Вот что я тебе скажу, – начал он. – Относительно нас ты еще более чем молодая дура, это раз. Два – мы задали тебе вопрос, и нормального ответа так и не услышали. Три – сейчас вместо ликера ты пьешь кофе… в ближайшие полчаса, а там посмотрим. Четыре – с мазохизмом в виде стихов мы пока что заканчиваем.

– Хорошие стихи, – вмешался Скрипач. – Вот только уж очень грустные.

– Может, всё-таки ответишь? – Ит всё еще держал Эри за плечи. Она подняла голову. В детских глазах стояла печаль и немой вопрос, но Ит, вопреки собственным ожиданиям, сумел выдержать ее взгляд.

– Наверное, хочу, – неуверенно произнесла она. – Но мне надо знать, для чего это нужно вам. Почему вы это делаете? Из-за того, что у меня есть архив, да?

– Нет, – ответил Ит. – Не только поэтому.

– Только поэтому, – покачала она головой. – У вас есть всё. Жена, дети, старшие – ведь так? Мне в вашей жизни делать нечего, и я не настолько глупа, чтобы этого не понимать…

– Ну, пошло-поехало, – пробормотал Скрипач.

– Всё, что у меня есть – это невесть как ко мне попавшие чужие воспоминания, которые вам интересны, и ничего больше. И поэтому…

– Можно, я откушу ей нос? – в пространство спросил Ит. – Или лучше будет принести ремень и надавать им по попе? Слушай, в твою глупую голову никогда не приходило, что если кто-то что-то тебе предлагает, он, этот кто-то, может предлагать не потому, что ему от тебя что-то надо, не потому, что у тебя что-то есть, а по совсем другой причине? Может быть, ты этому кому-то просто нравишься? Может, этот кто-то тебе сочувствует, жалеет тебя? Может, он тебя понял, и не хочет проходить мимо твоей беды, и хочет попробовать вместе с тобой найти из нее выход? А еще у этого кого-то могут оказаться общие с тобой беды и мысли… не дошло еще? Мне продолжать?

– Правда? – шепотом спросила Эри. – Из-за этого?

– И из-за этого тоже, – кивнул Ит. – Рыжий, давай по кофе. Действительно, ужасно пьяный ликер. Зря мы его столько выпили.

9. История лузера

С местами, в которые хотели съездить, чтобы провести проверку, пришлось обождать – Карин невесть зачем потребовал повторные отчеты по пройденным ранее точкам, и двое суток они убили, сидя дома и перепроверяя результаты. Вернее, перепроверял их в большей степени расчетный комплекс, созданный Ри, а они втроем маялись бездельем, изнывая от скуки. И рассказывая друг другу обо всем подряд.

Собственно, ни Ит, ни Скрипач рассказывать не особенно стремились, но оба быстро поняли – чтобы добиться рассказа от Эри, придется сначала рассказать о себе первыми. Почему? Да хотя бы потому, что она, кажется, ищет те же точки соприкосновения, что и они сами. Она пытается состыковать ту, известную ей жизнь, с жизнью, которой живут они, с жизнью нынешней. Поэтому пришлось говорить. Много говорить – и всё равно, впихнуть то, что они успели пережить в короткие рассказы никак не получалось. Рассказывать пришлось эпизодами, выборочно. Ну, всё-таки лучше, чем ничего.

Эри на эти рассказы реагировала совсем не так, как оба они ожидали – почему-то история Скрипача, прожившего до тридцати трех лет на городской свалке, испугала ее. А вот тот факт, что Ит, спасая команду, провел катер Сэфес через секторальную станцию Бардов, Эри совершенно не удивил, это показалось ей само собой разумеющимся поступком. Попытки объяснить, что Ит на тот момент понятия не имел, кто они все такие, и действовал чисто по наитию, вызвали у нее лишь недоумение. Ну как же, он же был в прошлой жизни Сэфес, и такие вещи, наверное, должен помнить. О том, что помнят они далеко не всё из прошлого, она тоже не догадывалась, и пришлось пару часов убить на то, чтобы до Эри дошло, что такое «возвратный круг».

Ита удивило, что Эри, оказывается, давным-давно смирилась с тем фактом, что экипаж мертв. Это ее совершенно не удивляло и не смущало. Он долго не мог понять, как такое возможно – знать, что их больше нет, и при этом – продолжать ждать и звать. Абсурд. Полное отсутствие логики.

Но не для Эри.

И не для фрактала…

Больше всего Эри удивило то, что оба они, да и Ри в придачу, длительное время не прикасались к имевшимся у них считкам. Просто потому, что не хотели этого делать. Как же так! Почему?..

– Да потому, что мы хотели жить собственной жизнью, пойми ты это, – втолковывал по десятому кругу Скрипач. – Нам и так с нашими мордами нелегко пришлось, а если к мордам приплюсовать чужую память, так это вообще не жизнь была бы, а черти что…

Разговор этот происходил на кухни в квартире Ита и Скрипача – неизменный чай с печеньем, паршивый покупной джем, и бесконечная череда вопросов. День выдался очень холодным, поэтому Скрипач зажег газ: пусть хоть плита погреет. Ну не замерзать же?

– А что с мордами неправильно? – непонимающе спрашивала Эри.

– Это для тебя всё так, а для посторонних… что для людей, что для рауф… понимаешь, мы не совсем нормально выглядим. С точки зрения людей – не в каноне. Бороды нет, усов нет, фигура не мужская, разве что у молодых людей такие бывают, зрелые люди выглядят иначе. Думаешь, это поднимало наш рейтинг? Как бы ни так.

– Угу, верно, – соглашался Ит. – Сидишь ты, понимаешь, на работе, тебе за четыре сотни лет уже, семья, положение определенное – и очередная вновь пришедшая мадам принимает тебя либо за студента, либо за ординатора, либо… – он досадливо махнул рукой. – С физической силой, опять же… не каждому удается объяснить, что мы более чем подготовленные, и у нас всё в порядке, и даже сверх того. Нет, обязательно кто-нибудь что-нибудь скажет.

– Ага, точно, – Скрипач рассмеялся. – Когда на Терру-ноль попали, я долго доказывал, что я такое. Приходилось фокусничать и выпендриваться, чтобы начали хоть как-то принимать всерьез. И монеты пальцами гнул, и вес поднимал на спор, и пули ловил, и чего только не делал.

– А ты можешь ловить пули? – округлила глаза Эри.

– Ага, может, – мрачно подтвердил Ит. – Одну ты в легкое поймал, вторую… а куда вторую, кстати?

– Я тебе не слон, чтобы всё помнить, – огрызнулся Скрипач.

– Он едва дуба не дал, еле спасли, – едко ухмыльнулся Ит. – А вообще да, в некоторых случаях пулю действительно можно поймать, Эри, но далеко не всегда, и далеко не из любого оружия выпущенную. И вообще, это всё позерство. Ерунда. Дело не в этом. Дело в том, что мы и с точки зрения людей, и с точки зрения рауф – не стандарт.

– А рауф… они что говорили?

– Самое мягкое – что мы модификаты, – пожал плечами Скрипач. – Модификат – это нормальный гермо, который сделал пластику, чтобы приблизить вид рожи к человеческой, понимаешь? Адаптация для работы с людьми. Но ты учти, что адаптации, они для разных целей делаются.

– Не поняла, – призналась Эри.

– Чаще всего адаптации такого рода делают проститутки, – пояснил Ит спокойно. – Редко кто решается на такие процедуры, чтобы работать в какой-то другой области. Это сложно, это дорого, это не везде законно… мы видели модификатов, настоящих модификатов, и чаще всего они работают женские воплощения. Модификация, чтобы выглядеть, как мужчина… да нет, мы не видели таких вообще. Ты можешь догадаться, какое отношение способен вызвать модификат в принципе. Ничего хорошего.

– Ну, не везде, – поправил Скрипач. – Вот у Илюхи в госпитале было нормально. Там плевать всем, какая у тебя рожа. Там если ты пашешь, то ты молодец. А если не пашешь, то Илюша поправит тебе рожу на своё усмотрение, не взирая на расу, пол, или возраст.

– О, это да, – покивал Ит. – Кстати, что интересно, в военных госпиталях у нас проблем не было. Ни разу. В гражданских – были. Постоянно. В военных нет.

– Потому что в военных народ делом занят, ему некогда глупости придумывать, – пояснил Скрипач. – А на гражданке да, вольница. И глупости.

– Но все-таки, почему вы не смотрели считки?

– Да потому, что мы не хотели этого делать! Не хотели! – Скрипач досадливо хмыкнул. – Мы еще в самом начале решили, что не будем. Решили просто быть собой, а дальше – как пойдет. Поступили учиться…

– На халяву нас взяли учиться, – подсказал Ит. – Ты на момент поступления читать умел, но…

– Хватит меня позорить, – зло ответил Скрипач. – Да! Да, мне пришлось догонять. Это у вас с гением по два высших образования имелось, а я…

– А нечего было себя калечить! – рявкнул Ит. – Он, Эри, у нас вообще мастер художественного самоубийства. У него отлично получается красиво подставиться.

– Молчи уже, – проворчал Скрипач. – Кто бы говорил…

– Мне кажется, или ваша жизнь… – Эри задумалась. – Что она длиннее, чем у них – не смотря на то, что вы младше?

– Не кажется, – покачал головой Скрипач. – Всё правильно. Сэфес и Барды, они на самом деле мало живут. Лет по сто двадцать, а то и меньше. Почти как обычные смертные, причем невысокого уровня. Для цивилизаций от пятерки и выше умереть в сто двадцать – примерно то же самое, что для вашего уровня – умереть в двадцать. То есть человек только-только вышел из подросткового возраста. Он еще очень и очень молод. Человек еще молод, а Сеть его уже почти полностью съела.

– Я примерно так и думала, – призналась Эри после почти минутного молчания. – Может быть, поэтому они… ведь, наверное, можно было бы всё решить иначе.

– В ситуации с тобой? – уточнил Ит. Эри кивнула. – И когда ты поняла, что это можно было сделать не так?

– Лет в сорок, наверное. До этого я про такие вещи просто не задумывалась. Мне казалось, что всё так и должно было быть.

– А сейчас тебе что кажется? – требовательно спросил Скрипач, оставляя в сторону опустевшую чашку. – Ты сто раз говорила, что они были правы. Значит, ты все-таки сомневаешься в этом?

– Не совсем так, – Эри тоже отставила чашку. – Сейчас попробую объяснить…

***

По словам Эри, последняя встреча с экипажем словно бы разрезала ее жизнь, разделила – на «до» и «после». Как она не старалась, ни себе, ни Скрипачу с Итом она не сумела объяснить суть этого разделения, но факт оставался фактом.

До и после, и никак иначе.

…Последняя встреча, по их просьбе, произошла в Нагатинской пойме, на вечно пустой аллее, засаженной рябинами с золотистыми стволами. Рябины тогда цвели, и Эри на всю жизнь запомнила этот странный, ни на что не похожий запах – раньше она не обращала на него внимания, но после встречи запах въелся в память, как кислота в металл.

Они пришли пешком, причем шли явно от станции метро, от старой Автозаводской; в этот раз никаких очков на черном не было, зато у рыжего имелась легкая поясная сумка, совсем маленькая. В такую, при большом желании, можно запихнуть сигаретную пачку, зажигалку, да ключи от квартиры, и то при условии, что связка маленькая.

– Ну так что? – спросил рыжий, когда они поравнялись с лавочкой, на которой сидела Эри. – Пойдем куда-то, или здесь посидим?

Идти Эри никуда не хотелось.

– Давайте здесь, – решительно сказала она. Кажется, черный вздохнул с явным облегчением. Ему тоже не хотелось уходить с этой аллеи, и Эри это каким-то образом сумела почувствовать.

Безлюдье. Светлое летнее небо, и ни одной живой души, только слабый ветер гладит листья рябин. Абсолютной тишины тут не было, да и быть не могло, аллея соседствовала с шумным и оживленным проспектом, но деревья и кусты глушили звуки, они терялись в листве, становились далекими и смазанными. Словно тут, на этой аллее, они трое оказались в какой-то иной реальности, связанной с внешним миром весьма опосредовано и зыбко.

– Ты не передумала? – черный сел рядом с ней на лавочку. Рыжий пока что стоял и теребил в руках сорванный с рябины ажурный лист.

– Нет, – покачала головой Эри.

Она пыталась.

Она честно пыталась передумать, и в мыслях выстраивала свою жизнь – такой, какой бы она стала, если бы… если бы их не было. Совсем не было. От мыслей этих ей становилось настолько тоскливо и тошно, что хотелось выть. Все эти накатанные дороги и проторенные пути, и даже мысли о подобных дорогах и путях, вызывали у Эри инфернальный ужас и полное непонимание. Как можно так жить? Как можно этому всему радоваться? Что в этом хорошего – быть как все? Выйти замуж – за кого? За какого-нибудь потного, вонючего, самовлюбленного козла с вечно пахнущими прелью ногами и потными подмышками; каждый день стоять у плиты, чтобы его накормить, а ночью терпеть его прикосновения? Да еще и рожать ему в год по ребенку? Тогда уже пошла мода на трёх, а то и четырех детей в семье, преподаватели в школе наперебой трещали о женском предназначении и семейном счастье, вот только у Эри эти речи вызывали одно лишь стойкое отвращение, и не более того. Она не знала, какой она хотела бы видеть свою жизнь; на тот момент она четко знала только одно – жить вот так, «как все», «не хуже других», и так далее – для нее невозможно, лучше умереть сразу.

Были ли это в тот момент юношеский протест, максимализм, бунт? Нет и нет, и еще раз нет. На бунтовщика и максималиста Эри просто не тянула. Совсем не тот склад характера, не те стремления… собственно, стремление было тогда только одно. Да оно одно и осталось в результате.

– Ты подумала на счет маленьких целей, которые по силам? – спросил черный. – Не ставь перед собой сверх-задач, лучше…

– Лучше отдайте мне то, о чем я попросила, – перебила его Эри. – Если, конечно, вы что-то принесли. Если нет… я проверила. На нашу крышу попасть очень даже просто, чердак не закрывается. Так что надолго я не задержусь.

Черный опустил голову. Рыжий тоже сел на лавочку, продолжая крутить в пальцах рябиновый листик.

– Ты не хочешь хотя бы попробовать? – спросил он осторожно. – Поверь, это не так плохо, как тебе сейчас кажется.

– Я не буду пробовать, – покачала она головой в ответ. – Если я не могу быть с вами, зачем мне быть вообще?

– Это жестоко, – заметил черный. – И это шантаж.

– Ну да, – кивнула Эри, которая и сама давно всё поняла. – А то, что вы делаете, не жестоко, и не шантаж. Если вы знали, что всё… что всё вот так получится, то зачем вы вообще пришли?

Они беспомощно переглянулись.

– Не могу ответить, – черный отвернулся. – Пришли… знаешь, когда ты посмотришь свой архив, ты, наверное, поймешь, почему мы пришли. Будь ты на нашем месте, ты бы тоже пришла, наверное. Хотя как знать…

***

– Ты поняла потом, почему они приходили? – спросил Ит.

– Угу, – кивнула Эри. – Они тосковали. У них была на самом деле паршивая жизнь, наверное, даже хуже, чем моя. И они ужасно тосковали.

– По чему именно? – уточнил Скрипач.

– По свободе. Все мы, как позже выяснилось, тосковали по свободе. Ладно, давайте дорасскажу, совсем немножко осталось.

***

Пластинка просто растворилась у нее в ладони, а безвкусную таблетку пришлось проглотить. Она ничего в тот момент не почувствовала, лишь дома, к вечеру, у нее разболелась голова – но Эри никак не связала эту боль с пластинкой и таблеткой, она решила, что голова болит из-за внезапно наступившего тепла. Тем более что голова болела и раньше. Эка невидаль…

– Ты проживешь пятьдесят восемь лет, как и просила, – голос черного стал глух и невыразителен. – Если, конечно, ничего не произойдет. Знаешь, иногда на человека может упасть кирпич, или бандиты нападут, или еще что-то приключится… всякое бывает, сама понимаешь. Стареть ты, к сожалению, немножко все-таки будешь, но нам обещали, что не так сильно, как другие тут, у вас.

– А как именно? – почему-то в тот момент этот вопрос показался Эри важным. Дурочка, дурочка, совсем не об этом нужно было думать…

– Изменишься, но не так, как твои ровесники. Морщин в большом количестве не появится, скелет не осядет, потому что с хрящами ситуация будет лучше… – черный задумался. – Говорили что-то про хрупкость костей и про кальций, но я не запомнил. В общем, тело будет меняться минимально. К сожалению, волосы поседеют.

– Ерунда. Их и покрасить можно, – усмехнулась Эри.

…Старость в тот момент была далеко, очень далеко.

Близко было нечто другое.

– Я хотела спросить, – решилась она, наконец.

– Валяй, – пожал плечами рыжий.

– Скажите, а то, что я… что я люблю вас, что вы для меня самое важное, что может быть в мире – это ничего не значит? – Эри повернулась к нему.

– Для кого? – спросил он. – Для нас? Значит. Правда, значит. Но это ничего не способно изменить.

– Совсем? – убито спросила она.

– Совсем, – подтвердил рыжий. – Только не думай, что ты в чем-то виновата. Это… не из-за тебя.

– Правда, – поддержал черный. – Детка, это правда не из-за тебя. И даже не из-за нас. Я не просто так говорил про эти маленькие цели, поверь. Лучше прожить жизнь здесь, и добиться хоть чего-то, чем…

Он недоговорил.

– Да иди ты на хрен со своими маленькими целями! – выпалила Эри. – Я не хочу никаких целей! Я хочу быть с вами!!! Но если это нельзя… совсем нельзя… тогда я буду…

– Что ты будешь? – безнадежно спросил черный.

– Я буду про вас рассказывать. Чтобы в вас поверили. Потому что вы… вы ведь хорошие, вы… – она тоже осеклась.

Слов не было.

Совсем не было.

Слова на тот момент кончились, и остались только слёзы, и ничего больше. Она сидела, прижимая к груди самошитую сумку из парусины, и плакала – горько и безнадежно, от безысходности, от подступающей тоски. А они просто сидели рядом, не зная, что предпринять, что сказать. Наконец, черный решился.

– Эри, пойми, то, о чем мы говорим – это не игра, не прихоть, не наше желание сделать тебе больно или обидеть тебя как-то. Правда, брать с собой тебя для нас – это равносильно приговору. Причем, прежде всего, для тебя самой. Мы не желаем тебе зла! Мы хотим, чтобы ты осталась жива, чтобы у тебя всё было хорошо…

– Мне не надо хорошо… и ничего не будет хорошо, потому что… потому что вас не будет…

– Мы и так уже сделали больше, чем имели права, – рыжий бросил, наконец, листок на землю, и встал. – Я с трудом себе представляю, как мы будет отбиваться… неважно от кого. Эри, если бы это было возможно, мы бы забрали тебя. Правда. Честно. Но от нас в данном случае ничего не зависит, поверь.

Она верила. Не до конца, не полностью, но верила – хотя верить не хотелось совершенно. Но еще больше она верила (и всю жизнь продолжала верить) в них – да так, что редкий верующий сумел бы так же поверить в своего бога. Для нее ситуация выглядела сейчас следующим образом. Бог сидел рядом с нею на простой деревянной лавке, в окружении замерших рябин; её бог, в которого она верила с детства; её любимый бог, для которого она была готова на всё – по углям босяком бежать, землю есть, с крыши прыгнуть. Живой и осязаемый бог, с болью во взгляде, с самыми прекрасными на свете глазами и руками, с великой тайной; бог, которому она была готова в любой момент отдать всё, и тело, и душу.

И бог этот говорил – ты мне не нужна.

Я уйду, говорил бог, а ты останешься здесь, потому что это жизнь.

Я не смогу вернуться к тебе, потому что нельзя.

Ты хорошая, говорил бог, но этого недостаточно для того, чтобы тебе дозволено было находиться рядом со мной.

Она чувствовала – что-то неведомое объединяет их троих в этот момент, что-то, чему нет названия или имени, но на те краткие мгновения они словно бы стали едины, и были одним целым. Она по сей день не могла понять, испытывали ли они к ней хоть какие-то чувства, но сама она тогда ощущала, как душа ее разрывается, в буквальном смысле разрывается – боль душевная стала больше, чем любая физическая…

Они сидели, почти не разговаривая, еще почти час – и за этот час на аллее так и не появилось ни одного человека. Постепенно слёзы Эри высохли; черный закурил сам и предложил остальным, а рыжий сорвал себе с рябины новый лист и невесть зачем пристроил в волосы черному.

– Хватит кукситься, – заявил он. – Хватит уже плохого на сегодня. Давайте запомним друг друга если не веселыми, так хотя бы не мрачными, а? Ну Эри, ну улыбнись, ну пожалуйста… Черный, в ближайшем обозримом будущем похорон не предвидится, чего такую морду лица скроил? Мы же знали, что так будет. Так что ж теперь-то?

– Теперь ничего, – ответил ему черный. – Просто всё очень скверно, если ты не заметил.

– Заметил, – вздохнул рыжий. – Да, скверно. И самое скверное то, что мы так ничего не поняли. Но в то же время… Эри, ты не представляешь себе, какой подарок ты нам сделала.

– Подарок? – не поняла она. – Ты о чем?

– О том, что ты… ну, в общем, о том, что мы попали сюда, побывали в городе, с тобой пообщались. Мороженого поели, – рыжий хмыкнул.

– Спасибо. Правда, спасибо, – черный поднялся с лавочки, и Эри поняла, что – всё. Сейчас они уйдут. Навсегда. – Рыжий совершенно прав. То, что произошло – это действительно подарок для нас. Очень важный и нужный. Если бы всё могло быть иначе, мы бы никогда не отказались от него… так, как приходится отказываться. Эри, не старайся сейчас понять то, о чем я говорю. Я и сам понимаю далеко не всё. И… опять я про то, что тебе не нравится, про маленькие цели. Ну хотя бы самую маленькую себе поставь и ее добейся.

– Я уже поставила, – Эри тоже встала, перекинула ремень сумки через плечо. – Я буду помнить вас постоянно, и попробую сделать так, чтобы про вас узнали те, кому это тоже сможет помочь. Мне ведь помогло. Когда веришь… вот так… это же помогает. Может, кто-то еще в вас поверит, хоть кто-то, и… и для него что-то сумеет измениться. Как-то так, я, наверное, плохо говорю.

– Тебе никто не поверит. Равно как и в нас, – покачал головой черный. – В то, что Сэфес существуют, часто не верят даже в более чем продвинутых мирах. Не надо делать этого, пожалуйста. Тем более что это может быть опасно.

– Если никто не поверит, то что же опасного? – пожала она плечами.

– Ну, мало ли, – черный на секунду задумался. – Психов всяких много, смотри, чтобы никто не обидел.

– Меня теперь трудно будет обидеть, – отозвалась Эри. Эх, знала бы она… но тогда ей казалось, что всё самое трудное уже произошло, а дальше всё будет… уже неважно, как.

– Я так не думаю, – покачал головой черный. – Впрочем, сейчас про это думать рано. Наверное.

И вдруг улыбнулся. Слабо, едва заметно. Улыбнулся, сделал шаг вперед, и прикоснулся губами к ее лбу – на одно мгновение.

– Прости нас. Прости нас, пожалуйста, – попросил он. – Если сможешь…

…Она долго смотрела, как они уходили – всё дальше и дальше по пустой аллее между двумя ровными рядами цветущих рябин. Смотрела сквозь слёзы, которые не могла удержать, да и не пыталась. Потом, когда они ушли, она еще долго, очень долго сидела на этой лавочке, не замечая, что на аллее появились, наконец, люди, что начал накрапывать мелкий дождь, что стало темнеть. А она всё сидела, прикасаясь пальцами к дереву, к доскам – вот тут была спина, вот сюда черный положил руку, а вот рябиновый листик, который уронил рыжий. Листик она забрала с собой, и хранила лет двадцать засушенным, между страницами одной хорошей книги. А от лавочки она сумела в тот день отломать щепку, тонкую, занозистую, но вот щепка почему-то пропала раньше, лет через пятнадцать, и это была настоящая трагедия, потому что смириться с потерей крошечного кусочка дерева для нее оказалось, пожалуй, на порядок труднее, чем смириться со всей своей жизнью…

***

– Вот, собственно, и всё, – закончила Эри. – А дальше… это уже была не жизнь.

– И что же это было, если не жизнь? – спросил Скрипач. Спросил просто ради того, чтобы хоть что-то спросить. Чтобы не висело на кухне сейчас тягостное, пустое молчание.

– Не знаю, – вяло пожала плечами Эри. – Нечто неважное, наверное. Как назвать, когда ничего не важно, и всё время больно?

– А что было дальше? – Ит взял заварочный чайник, заглянул внутрь. Конечно, пусто, они за рассказом всё выпили. Впрочем, ерунда. Можно кипятка долить в эту заварку, и сойдет.

– А дальше я заболела, – вздохнула Эри. – Простудилась, наверное. Ходила под дождем, вот и простыла.

…Две недели она шаталась по городу, не зная, куда себя девать от тоски. Дождь ли, солнце – с самого утра она выходила, и просто шла, куда глаза глядят. Денег на поездки не было, да и необходимости в них тоже: ей некуда было теперь идти в этом совершенно пустом городе. Некуда и незачем. Душа все эти дни пыталась принять как данность то, что ломало сейчас Эри, как буря дерево. Их больше нет. И никогда больше не будет. Останется только память, да стопки бесполезных архивов в голове, и ничего больше. А через две недели…

– Ужасно, просто ужасно, – вспоминала Эри. – Мне в жизни не было так плохо! Всё тело болело, горло, голова, я дней пять лежала пластом, до туалета кое-как доползала, и всё. Кошмар. Такое ощущение, что я поймала одновременно грипп, ангину, и бронхит. Если не что-то еще более сильное.

Конфликт геронто, понял Ит. Программа пыталась встроиться в молодое тело, и вызвала иммунный ответ – который выглядел вот так. По сути, программа геронто на тот момент стала для Эри привнесенным аутоиммунным заболеванием, она вроде бы становилась частью организма, но в то же время организм начинал с ней бороться. Чудовищная глупость. И вполне ожидаемый результат. Особенно если учесть полное отсутствие врачей, способных понять происходящее, в пределах досягаемости. Понять и помочь.

Температура трепала ее в общей сложности две недели, а потом стала потихоньку сходить на нет. Зато, вот незадача, начал отчаянно болеть живот. То справа, то слева. Несколько раз мама даже вызывала «скорую», но они кололи анальгин и но-шпу, и тут же уезжали. А живот, гад такой, продолжал болеет. Сначала три раза в неделю, потом четыре, а потом…

– В общем, меня забрали в больницу, и там сказали, что я уже не жилец, – Эри говорила спокойно, даже как-то отстраненно, словно описываемые события происходили вовсе не с ней, а с кем-то другим. – Это было уже следующей зимой, после Нового года. Денег у нас не было, поэтому оперировали меня бесплатно… да по мне и так было видно, что можно особо не стараться. Год с лишним это всё продолжалось. Опухоль, операция, химия, и так по кругу. Я тогда думала, что это, наверное, расплата.

– За что? – нахмурился Скрипач.

– За то, что я верила вот так… в них… или за то, что я что-то сделала неправильно тогда. Не знаю.

Это была никакая не расплата, конечно, это вступила в действие вторая система, понял Ит. И вступила в конфликт с геронто. И они начали соревноваться друг с другом, кто кого. И каким-то чудом за год с лишним пришли в состояние равновесия, параллельно изувечив многократно тело, в котором находились.

Скрипач, по всей видимости, понял то же самое.

– Потом ты перестала болеть, да? – уточнил он.

– Да, – согласилась Эри. – Так всё и вышло. Как-то постепенно эти болячки сами сошли на нет. Не знаю, почему.

– Мы догадываемся, почему, – проворчал Скрипач. – Впрочем, это неважно. Очень больно было?

Эри вяло пожала плечами.

– Тогда не очень. Потом – очень. Они какую-то инфекцию занесли, началась спаечная болезнь… у меня всегда живот болит на погоду, заранее знаю, снег пойдет, дождь, или будет ясно. Тянет и болит.

– Это продолжалось год? – уточнил Ит.

– Почти два, – поправила Эри.

– А потом?

– А потом начался ад.

***

Здоровый человек никогда не поймет, что испытывает больной. Можно сколь угодно долго лучиться сочувствием и изображать мировую скорбь, но если у тебя две ноги, а у оппонента одна – ты даже представить себя не сможешь на его месте, не говоря уже о понимании. Впрочем, в случае Эри никто сочувствием не лучился, и представлять ничего не собирался. Наоборот, в глазах окружения Эри превратилась в биологический мусор, в отбросы, в отрепье, в инвалидку, не способную к главной женской функции: производить на свет потомство.

Это было чудовищным, поистине чудовищным открытием – до того, как это всё началось, Эри и представить себе не могла, что это такое, жить неполноценной. Причем неполноценной не открыто, а скрыто. Ту же отрезанную ногу гораздо проще объяснить, чем то, почему во время дождя тебя скручивает от боли, а к двадцати двум годам рядом с тобой не имеется парочки сопляков, которые должны являться предметом твоей особой гордости. Ты обязана быть Счастливой Женой и Мамой, всё прочее – ненужный хлам, а если ты не можешь ею быть, лучше побыстрее убей себя, чтобы освободить место на земле для наших здоровых деточек. Да и вообще, таких, как ты, надо убивать прямо на операционном столе. Ага, если становится ясно, что детей быть не может, надо сразу придушивать, ибо не фига небо коптить, неполноценная недоженщина.

…Эри рассказывала про всю эту омерзительную и унизительную глупость с абсолютным спокойствием и равнодушием в голосе, но и Скрипач, и Ит понимали – спокойствие это просто наиграно годами. Эпизод с молотком они помнили более чем хорошо, а теперь стали понимать, откуда идут корни этой ненависти. Ведь ненавидеть Эри умела, ох, как умела. Правда, такая ненависть из воздуха не берется. Ей нужно долго и последовательно учиться.

– А почему тебе приходилось говорить про это? – спросил Скрипач.

– Как не говорить? – удивилась Эри. – А на работе? А во дворе? Видно же, что я постоянно одна, что детей нет, что вообще никого, кроме мамы и кота, нет. И не было никогда. Это я в школе была чудная, а потом-то уже не почудишь. Если не работать, то есть будет нечего. Вот так примерно. Вот и говорила…

– А кем ты работала, когда могла работать? – спросил Ит.

– По большей части продавцом.

– Продукты?

– Нет, что ты, – она усмехнулась. – В палатках сидела, с газетами, потом в магазине канцтоваров. Мне тяжести поднимать нельзя, как ты понимаешь, но я всё равно поднимала, конечно… но таскать продукты меня просто никто не брал. Туда только сильных баб принимают, а я-то дохляк, куда мне. Но и на этих работах было паршиво…

Больше всего Эри нравилось работать в палатках – надзора нет. Можно высунуться в дверь, чтобы покурить, можно почитать или что-то записать, если нет покупателей. Холодно, конечно, и из окошка дует, но всё-таки хоть какая-то свобода, не то, что в магазине. Там хоть и тепло, но хуже. Почему? Да потому, что надо общаться с «коллегами», которые, разумеется, обожают сплетни и женские темы для разговоров. Семейные, само собой. На их фоне Эри смотрелась, как белая ворона – и, конечно, за человека ее не считали. Мало что больная и бездетная, так еще и внешность…

– А что со внешностью не так? – уточнил Скрипач.

– В тридцать пять выглядеть на двадцать пять – это, оказывается, опасно, – усмехнулась Эри в ответ. – Меня из-за этого уволили из магазина, рыжий. Потому что я своей внешностью, оказывается, издевалась над настоящими женщинами-труженицами, мамочками и хозяйками.

– Это как? – опешил Ит.

– Ну, у меня нет детей, и я априори бездельница – в их глазах, – пожала плечами Эри. – Мне платили меньше всех, мои премии переписывали на детных, мне давали втрое сокращенный отпуск, всего две недели в году, и то зимой – и всё равно, я была хуже всех, и презирали меня все, кто только мог.

– Бред какой-то, – покачал головой Скрипач.

– Здесь это не бред. Это реальность. В общем, я с трудом, но нашла себе работу в палатке, в чужом районе, два через два, денег было мало, конечно, но я была довольна. Очень.

…А потом, когда Эри исполнилось сорок пять, палатки принялись сносить. Массово. Во-первых, местная планетарная информационка буквально съела бумажную периодическую прессу. Ее почти перестали читать, равно как и книги, собственно, книги уже давно были не в чести. Палатки либо ломали, либо перепрофилировали в церковные киоски, но в таком киоске Эри, конечно, работать бы никогда не согласилась. Почему? Да потому что уже тогда к светской травле таких, как она, подключилась церковь – а это было уже из рук вон плохо. Одно дело – разговоры кумушек, шушуканье и карканье, а другое – прямые призывы к «освобождению жизненного пространства» от тех, кто не может «продолжить род». Женщина низводилась до уровня тупой обслуги, родильной машины, недочеловека, неспособного ни к принятию решений, ни к созиданию, ни к действиям. Ты баба? Твоя задача – рожать, готовить жрать, ублажать по ночам, и молчать. Это всё. Не думай даже, что существует в этой жизни что-то иное. И скажи спасибо, что тебе с товарками общаться дозволено и в развлекухи раз в месяц ходить – рассердишь мужа, запретит и это. Постепенно стала меняться одежда, возник определенный дресскод, и поведение окружающих стало тоже меняться: выросло полностью зомбированное поколение, с тотально промытым мозгом. Поколение это умело плодиться, развлекаться (о, про развлечения отдельная тема), жрать что попроще, и, самое главное, оно полностью разучилось думать и выстраивать причинно-следственные связи. Что, собственно, от него и требовалось.

– Хм, – Ит задумался. – Судя по тому, что я успел прочесть, этот процесс идет по всему миру. Ведь так? – Эри закивала. – Это не политический процесс, он вообще ничем не обусловлен. Я имею в виду – ничем разумным. Такой глобальный регресс, он ведь не выгоден цивилизации. Наоборот, он ее деструктурирует и ослабляет. Мужик, продавший нам машину, увез свою семью в Германию – но на самом деле в Германии ровно то же самое, правда, чуть под другим углом, но суть такая же. Белокурые фрау должны исправно рожать минимум по четыре ребенка, быть худой – это чуть ли не уродство, фрау должна быть кровь с молоком, а не доска; ходить следует в юбке и в переднике, а если ты не в переднике, то это ты либо в кирху идешь, либо бездельница, потому что хозяйка обязана быть безвылазно при доме. Да, там жизнь чуть побогаче, но явно не надолго. Планета не способна качественно прокормить такую прорву народу… Эри, сколько сейчас населения?

– Учтенного – девять миллиардов. Или уже десять? А на деле больше, я думаю. Индия, Китай, там ведь не всех можно сосчитать. Да и у нас тоже.

– Где-то десять миллиардов, я думаю, – протянул Скрипач. – И оно продолжает увеличиваться. Причем с каждым годом всё больше и больше.

– Ну да, – согласилась Эри. – Но я сейчас не про то…

Так вот, она снова осталась без работы – и теперь уже без перспектив куда-то устроиться в принципе. Ей исполнилось сорок пять, на руках была умирающая мама, впавшая в глубокий маразм, да и у самой Эри со здоровьем становилось всё хуже и хуже. Единственной радостью, если это можно вообще назвать радостью, стал архив, который она всё еще записывала, неизвестно для чего, да поездки на крошечный дачный участок с домушкой-сараюшкой, в два летних месяца. Жили они в тот период на пенсию мамы – самой Эри, конечно, не полагалось ни пенсии, ни пособия. Для пенсии еще слишком молода, пособия не получить, потому что работа в палатках была сдельной, и стажа никакого Эри не наработала.

А потом…

– Потом случилось настоящее чудо. Нет, сначала мама умерла, я думала, что следом отправлюсь, настолько было плохо, но потом появился этот человек…

Человек нашел ее в сети, и на три года Эри попала, по ее мнению, в настоящую сказку. Это оказался пожилой директор одного крупного государственного предприятия, он искал архивариуса, надомника, за скромную плату, и без претензий и требований. Эри подошла ему идеально.

Он дал ей работу: перепечатывать рукописные тексты, архив, и какую-то старую деловую переписку. Организация, поставки, ничего особенного – но, как он объяснил, эти данные положено хранить восемьдесят лет, а бумага уже сейчас рассыпается и портится. Поэтому надо перевести ее в электронный вид. Бумаги следовало под расписку забирать из архива, отвозить домой, печатать, а потом отвозить обратно, на сверку. Огромные кипы документов, пачки, связки… несколько раз Эри приезжала за ними на метро, а потом случилось еще одно чудо – этот человек, директор, подарил ей машину. Чтобы не таскала слабая женщина неподъемные бумажные папки.

– Вот эту твою? – поинтересовался Скрипач.

– Ага, эту, – подтвердила Эри. – Причем совсем новую, три года всего…

Эри буквально молилась на доброго директора. Так хорошо с ней никто раньше не поступал – не платил исправно, не дарил ничего, не требовал сверх меры. Она же добросовестно работала, раз в две недели привозила готовый материал, и забирала всё новые и новые папки, которым, кажется, не было ни конца, ни края. Это был период просвета, когда не нужно было думать про то, что завтра окажешься без еды и на улице, это была пусть и скоромная, но стабильность, и ей в те годы даже стало казаться, что она учится, пусть и немножко, верить в людей, и в то, что они способны на доброту. И в то, что ей тоже есть пусть и не самое лучшее, но всё же место в этом мире…

А потом добрый директор умер. Нелепо и странно. На него напали в подъезде подростки, и проломили ему голову – чтобы отнять сумку. А сумке было…

– Батон хлеба и кулек ирисок для внучки. Его убили за батон хлеба и кулек ирисок. Уже тогда выросли первые из многодетных… они же бедные все, не сказать, нищие, вот и воруют постоянно… решили, раз директор, то уважаемый человек, при деньгах… а у него и денег с собой обычно никаких не было, он очень расчетливый был, никогда не брал с собой копейки лишней. Подростков этих поймали, а потом отпустили.

– Почему? – удивился Ит.

– Потому что четырнадцати еще не было. Дети. Детей не наказывают.

– Ясно…

Новый директор, конечно, тут же уволили архивариуса. А старый архив просто сжег. Хорошо, хоть машину не отняли – со здоровьем у Эри к тому моменту стало плохо, и без машины она уже просто не справилась бы даже с элементарными домашними делами.

В сорок девять она снова осталась один на один с реальностью, без всяческой поддержки и помощи. Три года как-то перекантовывалась, сдавая комнату в квартире командировочным, и безостановочно ругаясь с милицией, а потом командировочных стало совсем мало, но, о чудо, Эри наконец-то сумела добиться инвалидности – и пенсии. Маленькой, но всё-таки пенсии.

– Мне много и не нужно, – рассказывала она спокойно. – Одежду я редко покупаю, и всегда в комиссионке, ем два раза в день. Никуда не хожу. Летом уезжаю на дачу, там, правда, холодно, но зато можно вырастить немножко овощей, чтобы зимой что-то вкусное съесть… я уже привыкла так, мне нормально.

– А волосы? – вдруг с интересом спросил Скрипач.

– Что – волосы? – не поняла Эри.

– Ты же красишь волосы, да? Зачем? Краска ведь дорого стоит?

Эри замялась.

– Ну… да, крашу, – кивнула она. – И джинсы тоже… сейчас уже почти не продают, у меня из старых.

– Так зачем?

– Наверное, потому что я все-таки верила, что они вернутся, – Эри прикусила губу. – Хотела быть максимально похожей на себя…. Какой была тогда, когда мы виделись. Рыжий, не надо, не говори, что я идиотка, я это и сама знаю. Просто я не хотела, чтобы они увидели седую старуху. Я, когда работала, даже сумела на зубы накопить и поставить – недоедала, но зубы сделала, – она улыбнулась. – Да, идиотка. Мне почему-то казалось…

– Да нет, ты права, – твердо сказал Ит. – Это просто желание остаться собой, верно?

– Верно, – согласилась она. – Может, я и неполноценная, но всё-таки женщина.

…Пара лет прошла относительно спокойно, но когда Эри исполнилось пятьдесят четыре, начались атаки – уже на ее квартиру, со стороны местного прихода. Сначала робкие, осторожные, но с каждым годом – всё наглее и нахрапистее. Жилья в городе отчаянно не хватало, многодетные ютились в коммуналках, работать они не спешили, а жилья, которое для них строилось, было слишком мало, и очереди растягивались на долгие годы. Конечно, квартира Эри стала лакомым куском, а сама она – объектом для вытравливания. Надо сказать, Эри еще долго продержалась. Может быть, из-за этой своей веры, может, из-за того, что была агрессивной и не давала спуску… как знать.

– У меня была подруга, – рассказывала Эри. – Давно еще. Тоже бездетная, мы, собственно, на этом сначала и сошлись. Так вот, ее довели. Просто довели. И она… она покончила с собой. Она была немножко старше, чем я, и квартира у нее была побольше – так ей даже из дома выйти не давали, годами, телефон прослушивали, названивали среди ночи, письма в почтовый ящик какие-то совали, бумагу под дверью жгли, чтобы выманить, молебны на лестнице устраивали. Безумие полное… На меня так не давят, квартира обычная, а там самый центр, да еще и четыре комнаты, пусть маленькие. В общем, она повесилась…

– Когда это было?

– Пять лет назад. Больше я ни с кем не дружила уже, нормальных людей, как мне кажется, почти не осталось, и найти их сложно.

– А твой архив? Ты кому-то давала его читать? – с интересом спросил Ит.

– Давала, конечно. Только они все решили, что я пишу рассказы, – объяснила Эри. – Даже те, которые нормальные были, они не поверили ни во что. Черный правильно сказал тогда – не поверят. Но читали, и даже хвалили, хоть и не верили. Это тоже было давно. Теперь я никому ничего не даю, и не собираюсь. Ни мне, ни остальным это уже не нужно. Не нужная дура, не нужные рассказы про тех, которые тоже никому не нужны. Такая жизнь, что поделать. Я привыкла.

Ит молча покачал головой.

Правильно, конечно, не нужно.

И не будет нужно – потому что в опрощенном, урезанном, низведенным до двух знаменателей мире нет места ни крыльям, ни чудесам, ни искренности. Та великая вера, которую Эри носила в себе, может вызвать разве что недоумение да глупые смешки. Вот дура, да на хрена это? Пожрать посытнее, потрахаться получше, поспать подольше… желательно при этом не работать, ну так если есть потомство, то зачем работать-то? Потомство же, всё и так положено, без работы.

…Он помнил, как Берта, после рождения девочек, рвалась работать. Рвалась, и при этом обожала своих двоих бесконечно любимых малышек. Два с лишним года, не смотря на то, что девчонки-погодки были еще совсем крошками, она работала дома – до сих пор перед глазами Ита нет-нет, да вставала эта картина. Ранее утро, на плите кипит каша, Дарья сидит у мамы на одной коленке, Вера на другой, а мама в этот момент одной рукой пытается открыть банку с вареньем, которое к каше, а второй – листать толстенный отчет, который вчера принес из института Фэб. Ни о каком безделье, обрастании жирами, объявлении себя героиней или королевой, почетной матерью, и речи не шло, равно как и о халяве в любых видах. Они всё поднимали сами. Всё. И квартиру, и дом, и участок – да, помощь от соседей была, но потом, как только дела выправились, они сами стали помогать всем, кому только могли. Никакими героями никто себя не мнил. Даже не думал про это. Родили девчонок? Родили. Молодцы. А теперь, будьте любезны, сделайте всё, что обязаны сделать родители. Воспитание, образование, жилье. Можно было бы и без жилья, в принципе, но Фэб и Кир про такое и слышать не хотели – девочки ведь. Были бы мальчики, можно было бы и без жилья – сам построит. А вот девочкам, с точки зрения рауф, жилье должны предоставить родители. Мало ли как жизнь повернется? Девочек надо беречь, заботиться о них, и отнюдь не из-за того, что они потенциальные матери – сама решит, чего от жизни хочет. Просто она – девочка, и этим всё сказано. Поэтому…

Две двухкомнатные квартиры, в хороших местах, обстановка, оплаченный университет и дополнительный блок, на их выбор, после окончания основной учебы. Двойное гражданство, неплохие стартовые счета, поездки, закрепленный за девчонками курортный съемный домик в Санкт-Рене, в одном из миров, предназначенных для отдыха; в богатой благополучной Санкт-Рене есть и не такое. Да, пришлось для этого изрядно потрудиться, покататься по миссиям, поработать на износ – но зато теперь душа не болит за собственных детей. Можно с уверенностью сказать, что такая жизнь, какая досталась Эри, их никогда не коснется. Может, она будет и непростой, и не совсем благополучной, но ни Даша, ни Вера не останутся один на один с крайней степенью нищеты, они не будут голодать, и веру в чужую доброту, скорее всего, никогда не потеряют. И привыкать к «такой жизни» им не придется…

– Кажется, я и не жила никогда толком, – усмехнулась вдруг Эри. – Тогда, давно, и вот сейчас. А между этим «тогда» и «сейчас» было какое-то огромное пустое ожидание, и ничего больше. Знаете, ребята, а ведь приятно иногда быть кусочком голограммы, который нашелся. Пусть ненадолго, но ведь нашелся же.

– Наверное, ты права, – кивнул Скрипач.

Ит промолчал. Слишком о многом он думал в тот момент, и мысли были совсем не веселые – еще один повод не произносить вслух то, что таилось внутри.

10. Места Эри

– Не надо туда ехать.

– Надо.

– Ит, это бесполезно, – Эри, сидящая напротив за столом, нервно теребила старое кухонное полотенце. – Там ничего не осталось.

– Мы договорились с Карином, что снимем показатели с этих мест, и завезли аппаратуру, – объяснил Ит. – Поэтому мы должны туда доехать, понимаешь? И вообще, ты последний раз в этих местах когда была?

– Лет десять назад. И не была, а мимо проезжала.

– Почему?

– Потому что там… Ит, господи, ну пожалуйста, ну не надо туда ехать! – взмолилась Эри. – Там… там сейчас…

– Эри, надо. У нас нет другого выхода. Понимаешь? Мы все под слежкой. Ты этого не видишь, мы видим. Проект, который мы делали раньше, остановлен. Полностью. Или мы тянем время и едем, или…

– Или что? – с ужасом спросила она.

– Не спрашивай. Ничего хорошего.

– Это из-за меня? – жалобно спросила Эри.

– Да, – не стал лукавить Ит. – Да, это из-за тебя.

– Почему?

– Потому что ты – уникальное явление. Увы, не одни мы это поняли. Просто тут есть один момент… – Ит замялся. – Они пока что считают, что смогут воздействовать на тебя через нас, потому что мы хорошо контактируем. Это пока, обрати внимание. Как только они поймут, что мы на твоей стороне, а не на их… – он не договорил.

Эри неподвижно смотрела на него – в детских глазах плескался сейчас безотчетный ужас.

– Они вас убьют? – наконец спросила она.

Ит улыбнулся.

– Нет, – покачал он головой. – Надеюсь, что нет.

Надеяться – это хорошо, а вот на самом деле… хрен его знает, может, и убьют. Когда разберутся окончательно в том, что такое Эри. В том, что она способна, например, совершенно неведомым образом проводить экипаж через время и пространство, а то и проходить сама неведомо куда, или… или, страшно подумать, создавать дубль-пространства – эту версию они с рыжим придумали вчера, чтобы как-то объяснить для себя присутствие экипажа на Соде с отсутствием фиксации факта этого присутствия.

Она сама не понимает, кто она такая, или что она такое.

Она произносит слова, совершает действия, и при этом – умудряется не верить в собственные способности и возможности.

Но самое плохое в данной ситуации то, что официалка, кажется, уже сумела сделать то, что не сумела сама Эри. Официалка – поверила. Поэтому – будем придерживаться плана.

Неделя.

Максимум.

Эх, жаль, пропал Новый год…

– Ты сегодня очень красивая, – улыбнулся Ит, – нет, правда. Четно-честно.

– Зачем ты про это говоришь? – удивилась она.

– Потому что мне нравится про это говорить, – пожал плечами Ит. – Знаешь, всё ведь совсем не так, как тебе кажется. Можно видеть, как эти все, вон там, на улице, а можно – совершенно иначе. Я думал про наш вчерашний разговор, про то, что ты говорила о своей жизни…

– Ваша была много хуже, – покачала головой Эри.

– Ничего подобного, – не согласился Ит. – Наша была лучше. Не знаю, как ты это всё выдержала – одна. Поверь мне, если бы рядом с тобой хоть кто-то был, а еще лучше – не кто-то, всё сложилось бы совсем иначе.

– Но вас и ранили, и в тюрьму сажали, и…

– Ну и что с того? – пожал плечами Ит. – Да, было. Но даже когда это было, мы не теряли веру, потому что знали, во что верим. И мы никогда не были одни. Никогда, понимаешь? Никто из нас. Даже в смерти! А ты… как же сложно это всё, чертовски сложно. Я уже тебе обещал, что ты никогда не будешь одна?

Они кивнула.

– Ну, значит, еще раз пообещаю. В общем, вот что получается. Мы тут с рыжим ночь не спали, но кое-что продумали. Сегодня смотаемся в твои места, а вечером надо будет серьезно поговорить. Скорее всего, тут, или, может быть, в твоей квартире. Посмотрим. Иди, одевайся, и выезжаем. На всякий случай накинь этот твой платок. Всё-таки город, сама понимаешь.

– Да, понимаю, – грустно кивнула она. – Не бойся. Я тот еще мастер маскировки.

***

Начать решили с Котельнической, это показалось логично. Сначала Котельническая, потом Парк культуры, а потом перемещаемся на окраины, смотрим Чертаново и Пойму. Почему? А чтобы меньше тратить времени на дороги, разумеется. Расстояния средние, но город большую часть времени стоит, не двигаясь, поэтому целесообразно подобрать маршруты так, чтобы стоять минимально.

Приборы – десяток датчиков и неизменный «дирижер» – забросили в багажник, уселись в заранее прогретую машину, и тронулись. Эри, невзирая на протесты Скрипача, снова нацепила свое дурацкое безразмерное пальто, и повязала платок; позже оказалось, что она совершенно права, в таком виде она действительно не привлекала внимания. А что было бы, одень она удобный комбинезон, лучше не думать.

По дороге на Котельническую Скрипач обратил внимание, что их, сменяясь, «ведут» две неприметные машины. Подмигнул Иту, тот пожал плечами в ответ. Ну да, есть такое дело. А ты что, мол, сомневался? Конечно, Скрипач и не думал сомневаться. Подпустил одну из машин поближе, чтобы рассмотреть сидящих в ней агентов, и досадливо скривился – разумеется, личины. Две средневозрастные тетки, коих в городе миллионы. Содрали с кого-то, и пользуются… впрочем, сами они поступили бы точно так же. Ну, спасибо, хотя бы не метаморфы. Хотя кто их разберет, агентов этих. Вторую машину тоже посмотрели, потом Скрипач, смеха ради, оторвался от преследователей, поплутав по дворам в районе Павелецкой, чем изрядно их напугал – как только вышли на основную дорогу, обе машины тут же пристроились следом.

– Вот пидорасы, – пробормотал Скрипач. – Прилипли, как банный лист к жопе.

– Кто? – не поняла Эри.

– Почетный эскорт от Карина, – объяснил Ит. – Видишь вон ту серую колымагу? И вот ту, зеленую?

– Ну, вижу.

– Это наше сопровождение. Хорошо бы понять, сколько их на самом деле.

– Двое в одной, и двое в другой, – Эри присмотрелась. – Значит, четверо.

– Это те, которых мы видим, – «успокоил» Ит. – На деле больше.

– Намного больше?

– Думаю, их с десяток, – вздохнул Ит. – Это странно.

– Почему? – удивилась Эри.

– Потому что мы не бежим, и вообще никуда не движемся сверх маршрута. Рыжий, притормози где-нибудь, где можно, – попросил он. – Эри, посиди тихонько.

Рыжий остановил машину на ближайшей парковке (конечно, платной), Ит вызвал Карина, и они приняли друг на друга орать – хорошо еще, что не на русском, а то у Эри, сидящей рядом с Итом, мигом завяли бы уши. Ит требовал прекратить «это представление», Карин возражал, что это «для их же безопасности», на что Скрипач, не выдержав, поинтересовался, от кого безопасность. Потом Ит начал орать про грязную работу и дилетантов, и про то, что эти придурки напугают «объект», а если «объект» напугать, она ничего не покажет, и работы не получится. В общем, ругались они минут десять, а потом обе машины слежки, стоявшие неподалеку, в минуту разъехались в разные стороны. Демонстративно.

– Так, часа полтора у нас есть, – удовлетворенно заметил Ит. – Рыжий, давай к высотке. Соскучился я что-то…

– Федот, да не тот, – проворчал Скрипач. – Хотя дом сам по себе хороший, конечно.

– Был хороший, – вдруг поправила Эри. – Сейчас… впрочем, сами увидите.

***

Увидели.

Лучше бы не видели.

Высотку, всю высотку, сейчас опоясывал забор из колючей проволоки. То есть сам забор был из толстой сетки, а поверху шла проволока, в два ряда. В заборе имелись ворота, расположенные напротив главного входа в здание, а на воротах имелась, во-первых, будка охраны, а, во-вторых, табличка. Подошли поближе, прочитали.

«Дом образцовой семейности, улучшенного содержания. Вход по пропускам».

– От пяти детей, и больше. И только из высоких чинов, либо светских, либо церковных, – пояснила Эри. – Я наблюдала, как тут это происходило. Сперва повышибали всех старых жильцов. Бабушек там всяких, бывших актрис и балерин, военных. Тут такие сцены были! Чуть не топиться люди шли в реку. Представляете, заслуженная артистка какая-нибудь, которая тут полвека прожила, и которой говорят – убирайтесь вон за неделю? Ужас.

– И вышибли? – спросил Скрипач.

– Конечно, вышибли. Потом в сети стали статьи всякие появляться, что, мол, дом передают особо нуждающимся в улучшении условий. И фотографии – семьи с кучей детей. Знаете, что самое смешное?

– И что же? – полюбопытствовал Ит, разглядывая забор.

– А то, что самых первых, которые сюда торжественно въехали, уже тоже выкинули. Как только дети выросли. Этот дом, его теперь как пример держат. Как плакат или агитку. Иностранцы, например, приедут, так сюда могут и на автобусе привезти, показать. Вот, мол, как мы для своих граждан стараемся. Впрочем, – поправила себя Эри, – у иностранцев то же самое. Особенно у китайцев каких-нибудь. Или у французов.

– Да, старики никому не нужны, – подтвердил Ит. – Старики – это некрасиво. Они не резвятся, не бегают, не смеются. Они дурно пахнут, и имеют по большей части скверные характеры. Они медленно ходят, постоянно болеют, и вечно всем недовольны. Нет, руины порой бывают живописны, но в большинстве случаев они, увы, превращаются в помойки.

– Это верно, – вздохнула Эри. – Пошли, с другой стороны посмотрим?

– Пошли, – согласно кивнул Скрипач. – У нас дома там приятный парк, и пара площадок, спортивная и детская. А у вас?

– А у нас в квартире газ, – развела руками Эри. – Мне не хочется идти, но раз мы приехали, то надо.

– Почему не хочется? – поинтересовался Ит.

– Сейчас покажу.

…Парка не было. Точнее, от него осталась пара старых тополей, основательно запиленых, чтобы не упали, да пара дорожек. Все остальное пространство занимала гигантская детская площадка.

Детская площадка за забором с колючей проволокой по верху.

Ит и Скрипач всмотрелись.

Чего тут только не было! Горки, качели, лазилки – но всё рассчитано на самых маленьких, ребенок постарше быстро бы заскучал. Впрочем, детей старше пяти лет тут и не наблюдалось. А детей, да и матерей, тут находилось в избытке, не смотря на мороз. Воздух, казалось, звенел от криков и визгов, дети носились по площадке, как ненормальные, а между ними, тут и там, торчали, как истуканы, мамаши – все, как на подбор, дородные, не сказать толстые, все в бесформенных длинных пальто, в юбках, и в завязанных ниже бровей платках. Возле забора в дальней части площадки снег, как поняли Ит Скрипач, отличался по цвету – и тут же стало ясно, почему. Просто на этот снег – ссали. Ссали сами мамаши, и давали ссать детям – чтобы не тратить время, и не вести ребенка домой. На глазах у всех одна из истуканш степенно подошла к этому самому участку, грузно присела, и…

– Обезьянник, – пробормотал Скрипач. – Эри, это что, норма?

– Ну, тут, видимо, норма, – Эри отвернулась. – Обычно сами они не ссут. Ну, не все. Обычно они детей… по крайней мере, у нас в районе. Может, это новая мода. Не знаю. Я же говорила, что редко выхожу из дома.

– Н-да, – протянул Ит. – Собственно, всё логично. Чего от них и ждать. Эри, где стояла лавочка, на которой вы тогда сидели?

Эри задумалась. Подошла к забору, стала всматриваться.

– Вон там, кажется. Где комплекс стоит, красный.

– Ага, – Ит прищурился. Тоже подошел к Эри. – Точно или примерно?

– Точно… да, точно. Вон там, дальше, дорожка с лестницей, которая ведет во двор.

– У нас такая же, – заметил Скрипач.

– Видимо, да. А дальше шла дорожка, направо, и в ней были такие как бы карманы, в которых стояли лавочки. За кустами.

– Угу, ясно. Рыжий, чем бы их пугануть отсюда, чтобы посмотреть? – задумался Ит.

– Ничем, – отрезал рыжий. – Весь дом пуганешь? Окна никто не отменял, мы тут будем как на ладони. Ит, нереально. Можно пройти, там походить, поглядеть, но… дети. Воздействие и дети… пусть даже и такие… мне бы не хотелось.

– Чего это вы тут пялитесь?! – отмерзла вдруг одна из истуканш. – Чего на детей пялитесь, говорю?!

– А что, нельзя? – спросила Эри. – Мы, может, любуемся.

– Ща я тебе полюбуюсь, ведьма! А ну пошли вон!!!

– Заткнись, куча, – ласково приказал Скрипач. – Итак, на чем мы остановились?

– На том, что данные снять невозможно, – сообщил Ит. – Вообще, ты прав. Невозможно. По крайней мере, днем. Можно, конечно, прогуляться сюда ночью, вариантов много, но… время. Мы сильно ограничены во времени.

– И что ты предлагаешь? – рыжий прищурился.

– Проверить другие точки для начала. Если с этой полный швах, то, может, в других местах будет получше. Эри, что скажешь?

– Скажу, что не будет, – Эри отвернулась. – Я же с самого начала предупредила, что не надо ехать. Бесполезно.

– Ну, это мы еще посмотрим, – решительно сказал Скрипач. – Что там дальше? Парк?

– Парк, парк, – подтвердил Ит. – Ладно, пошли отсюда. А то как-то тягостно.

– Не то слово, – кивнула Эри.

***

Парк, как выяснилось, давно перестал быть Парком культуры.

Это теперь был Парк Благодати.

– Что это за на хрен? – оторопело произнес Скрипач, прочитав табличку на воротах. – Эри, мы не смотрели в сети, честно. Что это такое?

– А это церковь парк выкупила. Это теперь ее развлекательный комплекс, – объяснила Эри. – Их таких везде много. Тут всё вместе. И храмы, и карусели, и молельни. Можно даже мини-машинку или сани взять, парк-то большой, пешком не везде дойдешь. Только не вздумайте тут курить! Они пить разрешают, а курить ни-ни. Не понимаю, почему они так боятся курящих…

– А вот на этот вопрос у меня ответ есть, – торжественно возвестил Скрипач. – Курящих они боятся, потому что курящий, он думает. И он спокойный. Его трудно разозлить, и у него всегда есть пять минут в запасе для принятия решения. Когда некурящий уже несется куда-то, очертя голову, курящий спокойно курит, взвешивает все «за» и «против», и с решением у него обычно получается как-то лучше. Понятно, что это не ко всем курящим относится, но процентов семьдесят именно такие. Опасные люди, надо сказать. Тот, который думает, он всегда опасен.

– Нечто похожее приходило мне в голову, – призналась Эри. – Но мне казалось, что чуть не так. Что их бесит сам факт того, что у человека может быть какой-то выбор. Пусть и плохой, но личный. Это ведь тоже свобода. Кстати, черный и рыжий дымили оба. И много, как в последний раз.

– Охотно верю, – усмехнулся Скрипач. – Мы тут тоже… гм… отрываемся.

В парк пришлось покупать билеты, дорогие, дающие право на одну поездку электромашинкой в дальнюю часть парка, на «большие катки», и право прокатиться на одном аттракционе из списка. «Златые врата», «Райский сад», «Благодать», «Купельки», «Колокольчики».

– Как-то очень приторно, – скривился Ит. – Что такое «Купельки»?

– Понятия не имею, – дернула плечом Эри. – Говорю же, я тут сто лет не была, и не собиралась сюда.

– А как же твое место?

– Тут больше нет моего места…

Эри оказалась права – места больше не было. Точнее, на участке набережной стоял теперь длинное, узкое, и мрачное на вид здание, надпись на входе гласила, что тут находит «Молельный дом», при котором можно «испить горячих ароматных напитков» и «откушать сладостей». «Кушать сладости» в таком месте, по мнению Скрипача, можно было разве что из мазохизма. Но, тем не менее, зашли. Надо же было как-то проверить…

Дом поражал, прежде всего, пустынностью. У короткой стоечки с «ароматными напитками» куковали две тетки, очень похожие на давешних агентов, в самом молельном заведении не было вообще никого, видимо, из-за холода. Прошлись, осмотрелись.

– Эри, пойди, выпей там пока что чего-нибудь, мы быстро, – приказал Скрипач.

– А тетки?

– Их я беру на себя, – ухмыльнулся рыжий в ответ. – Да не бойся ты, это не агенты. Просто какие-то две левые дуры.

Для теток даже воздействие не пригодилось – Скрипач просто отдал им билеты с купонами на покатушки, и веселые тетки тут же отправились к аттракционам, расположенным ближе к входу в парк. Бармена Эри погнала за каким-то редким «напием благодейственным на диких травах», и он исчез минут на десять – как раз хватило времени бросить пару датчиков, снять результат, обалдеть от него, и к возвращению бармена убрать датчики обратно.

Да, результат был.

И еще какой.

Спиральных структур было… двенадцать. Не одна, как в прошлый раз, не две встречные. Двенадцать, и это только тех, что поддавались анализу. Возможно, их было больше. Много больше. Впрочем, думать сейчас при веем желании было бы некогда – Эри забрала с собой «напий», они вышли из под сени угнетающих стен «Молельного дома», и отправились к выходу из парка.

– Ну что, там есть что-то? – с интересом спросила Эри, отправляя «напий» в ближайшую урну. – Как же гадостно воняет эта штука…

– Есть, – подтвердил Ит. – Еще как есть. Двенадцать спиралевидных «рукавов», и плавающий центр, то есть мы не фиксировали локацию явления, а сумели увидеть только круги на воде, если можно так выразиться.

– Они считают, что это сделала я? – с тревогой спросила Эри.

– Да. И мы тоже так считаем. Ладно, поехали дальше.

***

Когда приехали в Чертаново, не по себе стало уже Иту – увиденное основательно выбило его из колеи.

Проспект – был. То есть не просто был, он стоял, как вкопанный. А вот леса на другой стороне дороги уже не было. Вместо него высились стройными рядами бесконечные однотипные дома. И ни деревца. Унылая картина: снежная пустыня с понатыканными тут и там панельными дешевыми строениями. До горизонта.

– Давно это всё построили? – спросил Скрипач.

– Лет двадцать, наверное. Не помню точно, – Эри задумалась. – Я тут проезжала десять лет назад, они уже стояли. Стараюсь не ездить больше.

– Почему? – Ит повернулся к ней.

– Потому что мне больно, – Эри опустила голову и вытерла варежкой глаза. – Потому что когда я это вижу, у меня ощущение такое… как будто тут было кладбище, а на месте могил сделали ну вот это всё. Ведь так же нельзя, верно? Для меня эти места были… не знаю… очень важными. И мне больно их такими видеть. Но тут еще ничего. Хуже всего в Пойме.

– В Пойме? – переспросил Скрипач.

Эри кивнула.

– Вы сами увидите. За что? Я же не оскверняла их храмы, за что же они осквернили мои? Всё то, что было для меня важно, всё то, что я любила, всё – разрушено и растоптано. А лес? Они ведь вырубили лес, сволочи! Чтобы напихать своих этих… – она сплюнула. – Деточек… Деревья корчевали, бульдозеры нагнали сюда… это еще давно, лет двадцать назад, может, больше. Я приехала, как всегда, а тут – вот такое. Сплошная стройка, всё перекопано. Ну и перестала ездить. А десять лет назад мимо надо было проехать, ну и вот… вот это всё… тут еще ипподром был, так его тоже снесли, лошадей увезли куда-то. Там теперь торговый центр, видите? А сколько тут птиц погибло! Они отсюда по всему городу разлетелись, и мы потом долго видели их на улицах мертвыми. Белые дятлы, синицы, снегири, клесты… Я тогда еще дружила с Надей, она была жива, и мы ходили по улицам, и видели этих птиц. Мертвых птиц, у которых отобрали дом.

А у тебя отобрали часть души, подумалось Иту. Именно поэтому ты сейчас стоишь тут, и плачешь. От бессилия и обиды. Те крохи, которые у тебя оставались, которые ты хранила, берегла, как зеницу ока, у тебя отняли – еще бы, не было бы тебе больно после этого. Он вспомнил себя – когда они, тогда еще не полной семьей, попали в заложники на Терре-ноль, и он при всем желании никак не мог попасть на могилу тогда еще мертвого Фэба. А если бы могилу тогда кто-то тронул, да еще и вот так? Это же можно сойти с ума – от боли. От безысходности и боли…

– Поехали отсюда, – приказал он. – Не будем мы тут ничего проверять. Скажи только, место было… вон там? Где самый первый дом?

Эри кивнула и снова вытерла глаза варежкой.

– Да, именно там. Примерно где подъезд.

– Пошли в машину, – вздохнул Скрипач. – Варварство какое-то.

***

Истинную степень варварства они увидели, когда приехали в Пойму.

На самом деле, никакой Поймы на этом месте не было, а был огромный развлекательный комплекс: гигантский паркинг, подземный и надземный (поехали вниз, потому что наверху не было мест), нелепые аляпистые здания, сплошь в зазывной рекламе, в которой непосредственность граничила уже с откровенной глупостью, крытые переходы между ними, и толпы людей – разумеется, с детьми.

– «Парк мечты», – мрачно сообщила Эри, когда они, оставив машину, отправились наверх. – Бесподобный день для всей семьи. Качели, карусели, крутилки и вертелки, а чтобы гарантированно остаться без мозгов, еще и благочестивое кино.

– Это как? – хмыкнул Скрипач.

– А это благие сюжеты, сделанные в виде фильмов, – пояснила Эри. – Про потоп, например. Про Снежного праведника. Про приключения Чудесной Мамы Девы мультфильм… Да, точно, мультфильм, «Чудесная Мама Дева», которая, если вдуматься, была обычной блядью. Ну откуда у девы может быть десять детей, причем все дети разные? Десять детей, мужа нет, но она вся такая благочестивая и чудесная, потому что их родила.

– Вообще да, действительно, блядь, – согласился Ит. – Что, дети совсем разные?

– Ну да. Даже черные есть и китайцы. Там сюжет такой… она с этими детьми попадает в плен к каким-то нечестивцам, и изнутри с помощью детей этих нечестивцев разносит по кирпичикам. Героиня, в общем. Всех победила.

– А рябины? – спросил Ит, и тут же пожалел, что спросил. Зря.

– Нет тут больше никаких рябин. Там теперь коридор, он к переходу ведет, к зданию с кафе. Тут вообще больше ничего нет. Из реки даже рыба ушла. Впрочем, я ее понимаю, эту рыбу.

Когда поднялись наверх, пару секунд стояли, обалдев, под лавиной обрушившихся на них звуков. Первой ассоциацией Скрипача было – пожар в дурдоме, а первой ассоциацией Ита – филиал ада.

Громкая, излишне громкая музыка, примитивная, лялякающая и нянякающая; перезвон множества колокольчиков, исходящих, как потом стало понятно, от помпезной безвкусной карусели с золочеными конями; визг, ор, крик, плач тысяч детей, окрики взрослых; еще один источник шума – автодром с крошечными разноцветными машинками; чья-то ругань, чей-то плач, и снова, и снова – крики, писки, визги, ор…

А уж запахи!.. Тонкое обоняние гермо давно не подвергалось таким ударам, даже запах горелой плоти во время работы с ранеными, и тот был ничего, если вдуматься. Нет, тоже плохо, но можно хотя бы отойти в сторону, когда операция закончена, а тут…

Запах дешевого алкоголя, пота, дерьма, мочи, какой-то еды, явно жаренной в большом количестве несвежего прогорклого масла; запах ног, запах прели от влажной одежды, и откуда-то – острый кислый запах свежей блевотины. Видимо, кому-то карусели впрок не пошли.

– Это еще ничего, – заметила Эри, увидев, что они принюхиваются и невольно морщатся. – В гипермаркете, в который я езжу за едой, есть зона кафе и аттракционов. Вот там вонища – не передать. Там когда щи в меню, тошнит, по-моему, даже поваров. А уж общий фон – закачаешься. Кислая капуста, тухлая, мясо, тухлое, морковка, гнилая, и памперсы, которым все столы и стулья завалены.

– Почему завалены? – удивился Ит. – А в помойку отнести?

– А это не царское дело. Она же мать, она же героиня, а героиня не обязана памперсы в помойку носить, ты чего, – засмеялась Эри. – Нет уж, лучше дома сидеть, чем в такие места попадать. Разве что по большой необходимости.

– Как же твое отношение к детям изменить? – в пространство поинтересовался Скрипач. – Ну я понимаю, что это всё раздражает, но тут не дети виноваты, а взрослые…

– Которые получились из детей, и которые так же воспитывают этих самых детей, когда те у них появляются, – отрезала Эри. – Пошли. Ребята, правда, я не хочу тут находиться долго. Мне уже сейчас дурно. Идемте.

Ит был вынужден признать, что да, дурно. Более чем дурно. Ассоциация, которая появилась у него раньше – кладбище, вместо которого появился развлекательный центр – сейчас лишь окрепла, она и не подумала пропадать.

А центр, нужно сказать, просто бесил.

И те, кто в нем «отдыхали», бесили тоже.

Раньше, передвигаясь по городу по своим делам, они не обращали внимания на царящее вокруг скотство и хамство, но тут скотство и хамство под елейной маской можно было рассмотреть в подробностях.

Это – люди?..

Это – дети?..

Два пацана, вцепившиеся друг другу в волосы, и две матери, дерущиеся рядом – делят игрушку, которую один из пацанов вытянул в игровом автомате, и ее тут же возжелал второй. Молодая женщина с дебелым лицом меланхолично переодевает младенца, кладет обгаженный подгузник рядом с собой, сует младенца в нагрудный слинг-карман, и уходит, оставляя подгузник лежать и вонять там, где она сидела. Два пузатых мужика, посмеиваясь, тянут из пластмассовых стаканов неимоверно вонючее пиво, и наблюдают, как другая молодая мать кормит грудью – причем обсуждают они форму этой самой груди, ни много, ни мало. Семейство с тремя отпрысками прокладывает себе дорогу сквозь толпу, попутно отдавливая всем ноги, причем матерятся даже дети, ничуть не уступая родителям. Женщина средних лет отчаянно ругается с продавщицей игрушек, сидящей в крошечном киоске, требуя скидку чуть не пятьдесят процентов, а рядом стоит довольно большая девочка, и меланхолично ковыряет в носу. И так далее.

– Эри, а тут нормальные бывают вообще? – с опаской спросил Ит.

– Вообще бывают. Но не тут, конечно, – Эри передернуло. – Тут сливки общества быдла вульгарис.

– Ясно. Пошли дальше.

Шли медленно. Идти быстро не получилось бы при всем желании, приходилось подстраиваться к скорости толпы. А толпа не спешила, она тащилась по коридору, направляясь к разветвителю, увешанному множеством стрелок-указателей, и там дробилась, разделяясь на более мелкие человеческие потоки.

Ит украдкой оглядывался. Скрипач тоже.

Да, ведут.

И еще как ведут.

Агентов они вычислили практически сразу. Двоих. Потом еще двоих. Потом еще одного. И еще. И еще. Ничего себе! Семь человек. Зачем? Карин боится, что мы смоемся через портал?.. Но тут нет никакого портала, и никогда не было! А он всё же боится, и, видимо, страхуется.

– Это где-то тут было, – пробормотала Эри, останавливаясь. Сзади на нее налетела какая-то тетка, выругалась, но Скрипач отодвинул тетку плечом, а Ит вдобавок незаметно отвесил ей пинка. – Где-то тут…

– Давайте отойдем к стене, – предложил Скрипач. – Может, хоть один прибор удастся завести.

– Слишком много людей, – возразил Ит. – Начнем отсекать – зашевелятся агенты.

– Кто? – испуганно спросила Эри.

– Агенты. Их уже восемь. Мы в кольце, – ответил спокойно Ит. Улыбнулся. – Да не бойся, они ничего не сделают… если мы ничего не сделаем. Рыжий, давай, по быстрому.

Глупо. Они даже не знали точного места, и не могли его вычислить – стены коридора были глухие, без окон, и датчик, конечно, оказался бесполезен. Просто нейтральный общий фон, и потоки возмущений от проходящих людей. Система в таких условия работать не могла.

– Мы можем сворачиваться, – сказал Ит через минуту, убирая датчик в рюкзак. – Бесполезно.

– Но вы же не посмотрели…

– Это уже неважно. Тебя начали работать по полной, да и нас заодно, – Ит тяжело вздохнул. – Счет пошел на дни, если не часы, ребята. Во всех смыслах. Тянуть больше нельзя. И единственная возможность поговорить – это на ходу, в машине.

– Ит, они провесили машину, – напомнил Скрипач. – Сто процентов.

– Смотря какую, – усмехнулся Ит. – Ту, что я заприметил на стоянке, или ту, на которой мы приехали?

– Ты собираешься угнать машину? – удивилась Эри.

– Ага, – подтвердил Ит. – Да не бойся, мы через пару часов приедем на ней же обратно. Не думаю, что они вернутся за два часа.

– Кто вернется? – удивилась Эри.

– Семейство, которое катается на этом микроавтобусе. У них пять человек детей, и мне почему-то кажется, что раньше вечера они отсюда никуда не поедут. Эри, не бойся. Мы прокатимся на этой машине по городу, приедем, поставим ее обратно, и уедем на своей.

– Но они же сейчас видят, что мы уезжаем.

– А вот это уже наша с рыжим забота, – наставительно ответил Ит. – Иди тихонечко к паркингу, причем той же дорогой, которой мы пришли. Это принципиально. Спокойно, не торопись, не привлекай внимания. Потом сядь или встань где-то рядом с въездом, и дождись нас. Мы быстро.

– На въезде камера, – напомнила Эри.

– Камера – это ерунда, – заверил Скрипач. – Там кое-что покруче камер имеется, больше чем уверен. Эх, жаль, не повелся Карин… слишком всё быстро, слишком. Я надеялся, что у нас хоть какой-то запас будет. Ан нет.

– Но как…

– Эри, мы тебе сказали, как. Стой у входа на паркинг. Просто стой, и всё.

***

Когда они вывели чужую машину, Эри сперва не поняла, что нужно делать – поэтому Ит просто схватил ее за руку и втянул в салон, а Скрипач тут же дал по газам.

– Так, у нас полтора часа, – объяснил Ит. – Времени не очень много, но достаточно для того, чтобы решить ряд вопросов.

– Каких вопросов? – растерялась Эри.

– Что делать дальше, – Ит вздохнул, собираясь с мыслями, и, наконец, решился. – Эри, о том, что ты умираешь, ты в курсе. Несколько дней назад мы предложили тебе… попробовать тебя спасти. Ты согласилась. Скажи, ты сейчас не отказываешься от своего решения?

– Нет, – испуганно ответила она. – Но почему у тебя такой голос?

– Потому что нам придется… в общем, для того, чтобы тебя спасти, нам придется тебя убить, – произнес Ит. – Никак иначе. Мы не сможем тебя отсюда вывезти, понимаешь? Мы не справимся с системой, мы можем только облегчить немного твои страдания, и это всё. Даже если мы чудом тебя отсюда вывезем в живом виде, ты умрешь в дороге, сама, и уже окончательно.

– Не понимаю, – прошептала она.

– Сейчас объясним, – Скрипач слегка сбросил скорость. – Когда ты пыталась покончить с собой, а мы тебя стали вытаскивать, мы случайно обнаружили то, что я назвал лазейкой. Крошечной лазейкой, которую, как мне кажется, оставил тот, кто отдал двум Сэфес эту систему. Этот кто-то понимал, что для Сэфес стать убийцей – хуже смерти, и поэтому…

– Поэтому, если с тобой что-то происходит, система выключается, и дает возможность организму самому… завершить начатое, – продолжил за него Ит. – Когда ты отравилась газом, ты умирала. И система в этот момент не работала. Причем довольно долго, почти полчаса. Твои показатели были стандартными, реакции нормальными. А потом, когда она заработала снова, начались странности… про которые я сейчас говорить не хочу и не буду. Да и некогда. В общем, получается, что если мы… если мы что-то сделаем с тобой, то она выключится снова, и мы сможем попробовать тебя вывезти.

– На «Горизонте»? – Ит кивнул. – А они его не собьют? Ведь вас же будут ловить.

– Они попробуют. И велик шанс, что и вправду собьют, – согласился Ит. – Но у нас тоже есть кое-что, про что они не знают. Так что примерно пятьдесят на пятьдесят.

– А это очень больно? – спросила вдруг Эри.

– Нет, – покачал головой Ит. – Мы можем ввести тебя в гибер. Для системы он выглядит, как биологическая смерть. И это совсем не больно, правда. Мы сами сто раз были в гибере, и, как видишь, ничего с нами не случилось.

Ит сейчас лгал, и очень старался, чтобы Эри ему поверила. Очень. Конечно, система не примет гибер за биологическую смерть. Она примет за смерть только саму смерть, никак иначе. Но… но смерть можно существенно продлить – эту методику они часто использовали с ранеными, безнадежными, у которых в «смертном приказе» стояла пометка «прощание с близкими, по возможности». То, что убито, можно на ограниченный срок оживить – как раз хватит времени на последнее «прощай» родным и друзьям.

– А куда вы меня повезете? – спросила она дрожащим голосом.

– Не знаем, – покачал головой Скрипач. – Попробуем найти мир, где тебя можно будет починить. К сожалению, это не так просто сделать. Таких миров немного, и они, по большей части, закрыты. Помнишь, мы рассказывали? Впрочем, во вселенной нет ничего невозможного.

– И сколько мне осталось? Только честно! – взмолилась она. – Я же вижу, я чувствую… что-то не так…

– Несколько дней, – Ит отвернулся. – Мы тоже видим. То, что ты так хорошо держишься – это исключительно наша заслуга. Если бы не система, ты бы уже лежала, не вставая.

– Господи, что же делать… но мой архив, машина… квартира… – Эри всхлипнула. – Надо же что-то сделать… кому-то отдать… как-то…

– Архив мы заберем с собой, – пообещал Ит. – Это не сложно. Сложно сейчас другое.

– И что же?

– Спасти тебя от Карина и компании. Поверь, отпускать они нас не хотят. Совершенно, – Скрипач усмехнулся. – Сейчас они не приперлись всем коллективом к тебе в гости только по одной причине.

– По какой?

– Мы, – просто ответил Ит. – Карин думает. Он думает, что нас еще возможно как-то шантажировать. Думает он туго, собственно, он всегда думал туго, так что ничего удивительного. Он пока что боится. Размышляет. Прикидывает. У него с мыслительным процессом всегда были нелады.

– Но… Ит, погоди, – попросила Эри. – Ты хочешь сказать, что они придут и… и увезут меня с собой?

– Именно так.

– Но зачем?

– Чтобы тебя использовать, конечно, – пожал плечами Ит. – Проблема только в том, что ты умрешь у них на руках. Практически сразу. И они, не зная того, что знаем мы, помочь тебе не сумеют. Не успеют, если быть точным, – поправил он сам себя. – Помочь они попробуют, им твоя смерть тоже не выгодна. Вот только работать они будут максимум по седьмому уровню. А тебе нужен девятый. Как минимум. Лучше десятый, но они про это не знают. А мы знаем.

– А если вы им про это скажете? – нахмурилась Эри.

– Они будут проверять, и упустят время.

– Но если без проверки…

– Как – без проверки? – хмыкнул Скрипач. – Эри, это официалка. Там без проверки не бывает. Поверь. Там бюрократы, и подобные вопросы редко решаются с нужной скоростью. Нет, раньше там было иначе, но… но сейчас всё несколько изменилось.

– Ой, ладно тебе, «раньше было иначе», – передразнил Ит. – Не было это всё иначе никогда! Да, работали подвижники, типа того же Фэба или покойной Эдри Васцес, но это когда всё было-то… И потом, ни куратора, ни заместителя за такое по головам не гладили. Онипрею забыл? Анлион? Квинту? Сколько талдычили, сколько отчетов слали – «аналитический отдел не завершил свою работу, ожидайте», – Ит скривился. – Мы не можем так рисковать… в твоем случае. Просто не имеем права.

– Просто потому, что хотите мне помочь? – кажется, к Эри вернулась ее старая подозрительность. – Или…

– Или, – твердо ответил Ит. – Знала бы ты, до какой степени «или». Впрочем, про это сейчас не надо. Но не только из благотворительности, поверь.

Эри тихо вздохнула в ответ.

– Помочь мы хотим по разным причинам, – начал Скрипач. – Во-первых, мы хотим исправить то, что сделали предшественники. Вернуть тебе твою жизнь. Во-вторых, у нас тоже есть кое-какие мысли о том, о чем ты говорила…

– Про фрактал и голограмму?

– Конечно. Понимаешь, если это всё дойдет до официалки… – Ит зажмурился. – Пожалуй, стоит пояснить немного то, что мы успели понять – про черного и рыжего. Они действительно не могли взять тебя с собой. Никак. Потому что тебя тут же забрала бы Служба, и даже Сэфес не сумели бы тебя спасти. Не обвиняй ни себя, ни их.

– Про службу в архиве есть, – Эри задумалась. – И немало. Но я думала, что она занимается другим.

– Чем же? – с интересом спросил Скрипач.

– Ну… распределяет какие-то спорные миры, помогает Сэфес во время отпуска, охраняет какие-то планеты, которым требуется защита, – принялась перечислять Эри.

– Ага-ага, – покивал Ит. – Верно. А так же она воюет, держит огромный штат шпионов, рулит транспортными потоками, строит или разрушает дипломатические альянсы, и следит за соблюдением законности… которую нарушает сама при каждом удобном случае. Просто Сэфес с этой структурой связаны мало и опосредованно, но и они понимали, в какой опасности ты бы оказалась, если бы попала в поле зрения официалки. Именно поэтому они и сбежали – оставив тебя тут. У них был простой выбор: либо сдать тебя службе, либо оставить доживать в родном мире. Что хуже, я не знаю.

– А меня что, убили бы? – Эри прикусила губу.

– Как бы ни так, убили, – покачал головой Ит. – Нет, никто тебя убивать бы не стал. Но на свободу ты бы уже не вышла никогда. Скорее всего, тебя бы заперли на всю жизнь. В достаточно комфортных условиях, если бы ты согласилась сотрудничать, и в аду, если нет. Поверь, ад они умеют устраивать. Я думаю, что ситуация развивалась бы по следующему сценарию. Сначала тебя бы довольно успешно и довольно долго обманывали. Потом, постепенно, ты бы стала прозревать – и, по молодости, тут же начала бы бунтовать… с вполне ясными последствиями. Хитрить по-настоящему, врать по-настоящему, и ждать – ты не сумела бы. Ты слишком прямой и открытый человек для этого, и ты не продержалась бы долго. А потом…

– Потом был бы тот самый ад, – продолжил Скрипач. – Я в аду был. Мне трех месяцев хватило на всю оставшуюся жизнь. Что такое тюрьма официалки для своих же сотрудников, рассказывать долго, но, поверь, туда лучше не попадать.

– А ты потом сбежал? – с интересом спросила Эри.

– Сбежал? – Скрипач рассмеялся. – Как бы ни так. Выпустили. Сами выпустили. Блин, до сих пор помню, как до кабинета вели, и как я потом полчаса сидел с этой несчастной чашкой кофе в обнимку. Сидел, и чувствовал, как оживаю, в буквальном смысле этого слова. Там куча фокусов, чтобы довести человека или не человека до состояния полутрупа. Температура, например. Эти чертовы шестнадцать градусов. Тебе всё время холодно, понимаешь? То есть вроде бы и не холодно, но ты не согреваешься. Если ты адаптирован к этой температуре, поставят ниже. И будут смотреть на то, как ты реагируешь. Тебе не дают нормально спать, нормально есть, даже нормально сходить в туалет. Тебя выламывают постепенно, последовательно, и… Эри, они знали про это, и они не хотели для тебя вот такого. Как это ни парадоксально звучит, оставляя тебя здесь, они спасали тебе жизнь. Прости, что я говорю про это, но представляешь, какую боль ты причинила им просьбой себя убить? Они ведь рисковали, приходя туда, куда ты их звала. И не только из-за этого мира, так похожего на тот, в котором они были когда-то. Они приходили из-за тебя, Эри, из-за живого чуда, которое они так боялись потерять. Мне кажется, они любили тебя, вот только Сэфес и нормальные чувства – вещи почти несовместимые.

– Это верно, – согласно кивнул Ит. – Они и сказать об этом толком не могли. Может быть, хотели попытаться, но для того, чтобы об этом говорить, надо хотя бы знать, что ты умеешь чувствовать сам… а они уже не умели. Потому и сидели с тобой рядом, молча. Просто не знали, как и что сказать. И даже от самих же себя, то есть от нас, они спрятали эту часть архива. Мы ведь ее не нашли, Эри. Мы разбирали архив, но твоих эпизодов в нем не было. Если бы мы не знали, что именно и когда именно надо искать – мы бы так ничего и не узнали. Как думаешь, стал бы кто-то так тщательно прятать и оберегать того, кто ему безразличен?

– Я не знаю, – прошептала Эри. – Так вот почему это всё… что же я сделала… господи, что я сделала… и зачем я это сделала…

– Постараемся исправить то, что сделано, – твердо ответил Ит. – Хотя бы попытаемся. Сейчас предстоит сложная часть. Сложная, но интересная.

– Это какая же? – удивилась Эри.

– Импровизация. Ни ты, ни мы не знаем, что будет происходить дальше. То есть знаем в общих чертах, но не знаем, когда и как именно. Это самое главное, пойми. Нет четкого плана – нет способа его узнать. Как камень, который летит с горы, понимаешь? Понятно, что он прилети вниз, к подножью, но попробуй угадать траекторию. Тут – точно так же. Действуем по обстоятельствам, и никак иначе.

– Ясно, – кивнула Эри.

– Не надо бояться, – попросил Ит. – Не надо. Не делай им такого подарка. Как говорится, слишком много чести для них.

– Я не буду, – пообещала Эри. Подняла голову и посмотрела Иту в глаза. И вдруг улыбнулась. – Клянусь. Что бы ни происходило дальше, я не буду.

***

Обратно, в «Парк мечты», за своей машиной, они вернулись минут через сорок. Эри было приказано снова стоять на входе, пока Ит и Скрипач обманывают следящие системы, и она покорно стояла, где сказали. Вскоре они подошли – Скрипач, со стаканом белого кваса, и Ит, с парой твердокаменных бубликов, покрытых ядовито-розовой глазурью.

– Предлагаю пройтись, – сказал Скрипач, отдавая квас Эри. – Квас, кстати, вполне ничего.

– Ну, давайте, – пожала плечами Эри. – Вроде бы народу поменьше стало.

Время сейчас было около девяти вечера, и семейные потянулись на выход. Молодежи, правда, хватало, но всё равно, людей уже не столько, сколько было днем.

– Отвратительное место, – констатировал Ит, когда они добрались до главного сооружения парка – помпезного аляповатого здания, изображающего из себя то ли дворец, то ли терем, и носившего название «Хоромы спящей царевны». – Такого количества дурновкусия и аляпистости я в жизни не видел. Или видел, но явно не в такой концентрации. Что там дальше, интересно?

– Разрисованный бетонный забор, и река, как я думаю, – проговорил Скрипач, оглядываясь. – Эри, а что это такое? – он указал на плакатик, криво наклеенный на ближайшую к ним стену.

Странный плакатик. Совсем маленький, формата А5, напечатанный в одну краску. В центре – изображение какого-то то ли человека, то ли не человека, простирающего руки в стороны, а вокруг – коленопреклоненные фигуры, толстые, приземистые. Но самым странным было то, что вместо ног у этого простирающего руки человека были какие-то полосы, больше всего напоминающие солнечные лучи, примитивные, такими их часто рисуют дети…

– А это бог, собственной персоной, – равнодушно произнесла Эри. – Он вроде как нас всех любит и осеняет благодатью. Сто раз видела такие плакаты, их везде полно.

– И кто их клеит? – задумчиво спросил Ит. Плакат показался ему смутно знакомым, но он не мог сейчас вспомнить, где и когда видел подобное изображение. Или не подобное, просто похожее.

– Не знаю, – пожала плечами Эри. – Кто-то клеит. Мало ли идиотов? Поехали домой, а? Пожалуйста. Что-то я устала совсем, и чаю очень хочется. Какой-то этот квас слишком кислый.

– Традиционный, – заметил Скрипач.

– Ну да, традиционный. Но кислый. И не вкусный совсем. Поехали домой.

11. Последний шанс

Домой они вернулись около одиннадцати, и уже в подъезде Ит понял, что в их отсутствие Карин даром времени не терял. Во-первых, в холле ощущался слабый, но вполне узнаваемый запах – кажется, один из «гостей» был нэгаши. Во-вторых, первую провеску они засекли еще в общем коридоре, следующая оказалась над лестницей, и еще две стояли над входами в обе квартиры.

– Ну, это уже беспредел, – пробормотал Скрипач.

– Запах знакомый, – поморщилась Эри. – Как в детстве, тогда…

– Танк в кустах сирени? – уточнил Ит. Эри кивнула. – Угу, верно. Это оно самое и есть.

– Что такое «оно самое»?

– Нэгаши. Это такая раса. Ящеры. Люди-ящеры. Нет, рыжий, ты прав, это действительно беспредел наглости, – Ит легко запрыгнул на лестничные перила, и сдернул замеченную провеску, которая выглядела, как прозрачный тонкий волос, практически незаметный. – Мало того, что придти, так еще и навонять, как у себя дома. Они и не думают скрываться.

– А что это такое? – Эри кивнула на «волос», который Ит всё еще держал в пальцах.

– Это система, которая умеет подглядывать и подслушивать, – объяснил Ит. – Еще она умеет ползать, куда прикажут, и становиться практически невидимой. Можешь помахать ручкой, и сказать «привет, Карин». Эй, Карин, привет, слышишь? Тебе объяснить, куда и как запихнуть это дерьмо, или сам разберешься? – весело произнес Ит. Произнес, и смял волос в пальцах, превращая в труху. – Сейчас, Эри. Подожди секунду…

К большому удивлению, в их с рыжим в квартире было чисто, туда никто не заходил, но вот в квартире Эри явно кто-то похозяйничал. Запах нэгаши ощущался там гораздо сильнее, чем на лестнице, а еще какая-то наглая тварь, забрасывая провеску, не постеснялась встать ногами на обеденный стол, чтобы дотянуться до потолка, и одна из ножек старенького стола треснула. В центре стола виднелся отпечаток подошвы.

– Поймаю – убью, – сообщил в пространство Ит. Эри открыла рот, чтобы что-то сказать, но Ит тут же прижал палец к губам – тихо, мол. Она и сидела тихо, пока он метался по квартире, выдираю отовсюду системы, общим числом полтора десятка. Рыжий в это время «чистил» лестницу и холл, ругаясь про себя, а потом спустился к машине Эри: там, судя по всему, тоже не обошлось без подарочка.

– Вот теперь тут можно говорить, – сообщил Ит, когда последняя система отправилась на раскаленную сковородку, которую он поставил на плиту десятью минутами раньше. – Точно можно, точно. Спрашивай, ты же хотела.

Эри, всё это время сидевшая в пальто за столом, и искусавшая себе до крови губы, расплакалась. Скинула пальто, и побежала, бегом побежала в комнату. Ит пошел следом.

– Мой архив, – бормотала Эри, открывая шкафы. – Я не могу понять, они трогали архив или нет…

– Сейчас разберемся, – пообещал Ит. Подошел к открытому шкафу, заполненному рядами папок (ничего себе, объем!), присмотрелся, принюхался. – Нет, не трогали. Видимо, обыск в их задачи не входил. Или они решили, что там нет ничего ценного. Скорее всего, просто посветили, и ушли.

– Посветили – это как? – удивилась Эри.

– Сканировали наспех всё подряд, чтобы не рыться в вещах, и не стали разбираться с бумагами. При желании они, конечно, могли бы сделать копии, но для этого нужен приказ, а Карин слишком туп, чтобы понять сразу, что в бумагах может быть что-то личное. Вероятно, он решил, что там твоя работа. Это ему не интересно. Я его слишком много лет знаю, он отнюдь не мастер поспешных решений. Эри, если бы они прочли, что у тебя в шкафу, мы бы сейчас тут не стояли. Мы были бы уже очень далеко. И содержимое шкафа тоже.

Эри всё еще плакала. Стояла, бессильно опустив руки, рядом с распахнутым шкафом, и плакала. Ит подошел к ней, после секундного колебания обнял – и тут его словно что-то ударило изнутри. Несильно, но ощутимо – словно в тот момент он перешагнул некую грань, незримую, нереальную, но, тем не менее, существующую.

– Ну что ты… – тихо прошептал Ит. – Не плачь, не надо. Ну, подумаешь, квартиру провесили… это ерунда, я всё снял и сжег… Ну успокойся, пожалуйста… большая девочка, а плачешь, как маленькая… ну ничего страшного ведь не произошло…

Но она всё еще продолжала плакать, уткнувшись лицом в его плечо.

– Я не из-за этого… – разобрал Ит. – Я из-за другого…

– А из-за чего? – Ит немного отстранился, и участливо заглянул ей в лицо.

– Всё летит куда-то, – беззвучно ответила Эри. – Всё рушится. Даже то, что оставалось, и это рушится. И я сама… я словно стою на зыбучем песке, и… может быть, я решусь…

– На что? – удивился Ит.

Она глубоко вздохнула. Провела по глазам ладонью, и посмотрела на Ита – да так, что тот на секунду опешил. Такого взгляда он не ждал.

Раньше в ее глазах стояла всегда смесь робости, надежды, и старого-старого горя, но сейчас в глазах появилась решимость вперемешку со страхом. Сумасшедшая какая-то решимость. Отчаянная. И вместе с ней – ужас.

– Так, – Ит покачал головой. – Эри…

– А что – «Эри»? – спросила она. – Ну что – «Эри»? Ты мысли ведь умеешь читать, правда?

– Немного, и не всегда, – признался Ит. – Но тут и читать ничего не нужно. Мы – это всё-таки не они, и не уверен, что это вообще правомерно в принципе…

– А какая разница? – она нервно усмехнулась. – Я же всё равно умру, Ит. Очень скоро, ты же сам знаешь. Так почему… почему – нет? Почему неправомерно? Что это может изменить?

– Это может окончательно сбить геронто, – Ит растерялся. – И ты…

– И что? Умру раньше? Ит, я уже умерла, тогда, когда они исчезли! Не надо было меня спасать… им, тогда… и вам, сейчас… не надо… вы сегодня всё правильно говорили, но что вся эта правильность, когда… я не хочу, как правильно! Ну можно же хотя бы попробовать?

Ит пристально смотрел на неё. В последние дни она всё больше и больше уходила под влияние геронто, и сейчас рядом с ним стояла женщина максимум лет тридцати, а то меньше. Блестящие, молодые, яркие карие глаза, светлая, почти не знавшая солнца кожа, короткие, едва до плеч, темные волосы; нет, Эри вовсе не была красавицей, но в этот момент Ит ощутил то, что уже не в силах бороться с тем, с чем он старался бороться последние полторы недели. В ней было что-то такое, что притягивало их, как магнит притягивает железо. И его, и Скрипача. Нечто абсолютно иррациональное, не поддающееся логике и правилам. А еще он понял, что сейчас, тут, в этой комнате, перестали почему-то действовать все запреты и ограничения; и даже совесть куда-то подевалась, даже мысли про эту самую совесть.

Невозможно…

– Что же ты со мной делаешь, – прошептал Ит.

– Ничего, – шепнула она в ответ.

– Да как же, – криво усмехнулся Ит. – Я не монах-бенедиктинец. Вот только не говори про благотворительность! Это уже не я, это ты…

– Ит, но… я не умею, – кажется, она сама ужаснулась собственной смелости. – Совсем не умею.

– И боишься, – кивнул Ит.

– И боюсь, – согласилась она.

– Тогда у меня будет предложение. Давай просто поваляемся рядом, и поговорим. Даже раздеваться не будем, хорошо?

Эри с явным облегчением кивнула.

– Но может быть, всё-таки… – робко начала она, но Ит тут же ее перебил.

– Только если ты сама решишь, что хочешь этого.

– Я хочу, но мне страшно.

– Вот поэтому давай сделаем так, как я сказал.

***

– Всегда тепло? – переспросила она.

– Почти. Зимой прохладно, – Ит лежал рядом с Эри, и тихонько гладил ее по волосам. – Плюс пять, ну, десять. Днем. И дожди. Зимой много дождей.

– А снег?

– Очень редко бывает. Терра-ноль, она вообще теплая планета. И добрая… то есть была добрая, – поправился он. – Сейчас не очень.

– Почему?

– Потому что там идет несколько войн. Ну, так получилось, долго рассказывать… мы работали последние полтора десятка лет в миссиях, врачами. От конклава-наблюдателя. Зарабатывали на приданое дочкам.

– Заработали? – Эри чуть-чуть придвинулась к нему.

– А как же, – улыбнулся Ит темноте. – Обязательно. Они сейчас в университете учатся, межмировом. То есть уже доучиваются… Они взрослые, у них теперь своя жизнь.

Лежать вот так, в одежде, на узкой кровати, было странно и непривычно, но в то же время почему-то бесконечно уютно. За окном, задернутым старой шторой, сейчас шел снег, и поднялся ночной ветер – было слышно, как он бросает в стекло пригоршни сухих колких снежинок. Мороз. Сильный мороз, градусов тридцать, не меньше – и снегопад. Что же случилось с погодой на Соде?.. Сошла с ума? Ну никакой логики. Впрочем, сейчас без разницы.

– А ты их любишь?

– Конечно.

– А жену?

– Ты уже спрашивала, – напомнил Ит. – Да. Но иначе, не так, как в первые годы.

– А в чем разница? – требовательно спросила Эри.

– Не знаю, зачем тебе это, но если ты просишь, попробую объяснить, – Ит повернулся на бок, чтобы лучше видеть ее лицо. – Люди и не люди, они врастают друг в друга, понимаешь? Врастают, как дерево в скалу, пускают корни, становятся одним целым. Любит ли дерево скалу? А скала дерево? Очень часто они уже не могут друг без друга, дерево держит рассыпающуюся скалу корнями, а скала не дает дереву упасть в пропасть. Любовь ли это? Как ты думаешь?

– Я не знаю, – прошептала Эри.

– И никто не знает, – отозвался Ит. – Если ты имеешь в виду внешние проявления любви, такие, как поцелуи, секс, или что-то в этом роде, то это всё, конечно, есть. Обязательно. Не очень часто, потому что мы много работаем, но есть.

– Понимаю… – Эри задумалась. – Может быть, не совсем правильно понимаю, но… остроты нет, ведь так? Знаешь, вот сейчас… просто потому, что ты рядом, у меня ощущение… словно я босая стою на снегу. Ит, я неправильно, наверное, говорю…

– Правильно, – кивнул Ит. – Ты всё правильно говоришь, но пойми, это закономерно. Это у всех происходит, исключений нет. Это время.

«А вот на счет босиком на снегу, это она права, – подумалось ему. – Не только босиком. Еще и без одежды. Совсем. И на ветру».

– То есть если бы они… они остались со мной, это тоже потом получилось бы так же, как у вас в семье, да? Или нет?

– У нас в семье всё несколько иначе, – обтекаемо ответил Ит. – Я бы не сказал, что ощущение остроты мы совсем потеряли… просто испытываем его значительно реже, чем раньше.

– А я? – робко спросила Эри. – Что ты чувствуешь сейчас… ко мне?

Ит замялся. Сказать вслух то, что он сейчас чувствовал, он не решился бы никогда и никому. По одной простой причине: он в жизни не умел говорить настолько откровенно. Поэтому, подумав с полминуты, он осторожно ответил. Максимально осторожно и деликатно, и при этом – максимально честно.

– Меня к тебе тянет, и мне хочется быть с тобой. С одной стороны, я понимаю, что это неправильно – из-за семьи, из-за того, что это, по сути, измена. С другой – я ничего не могу с собой поделать. И я не понимаю, почему это происходит. До твоего появления такого со мной никогда не происходило.

– Я тебя загнала в угол?

– По сути дела, да, – Ит снова провел ладонью по ее волосам. – Но я ничего не имею против. А еще мне почему-то кажется, что мы поступаем правильно. Что так и должно быть.

– А если мы ошибаемся?

– У всех есть право на ошибку, – пожал плечами Ит. – В общем, ты как хочешь, а я сниму хотя бы свитер. А то в свитере под одеялом мне уже жарко.

***

Полностью они так и не разделись – Ит поймал себя на мысли, что, во-первых, он впервые в жизни пытается заниматься сексом в майке, и, во-вторых, он пытается заниматься сексом с девушкой, у которой до этого секса никогда не было. Хоровод мыслей, что всё бывает в первый раз, истерических мыслей, идущих в раздрай мыслей, никак не унимался; Эри, видимо, ощущала нечто похожее, поэтому первые полчаса ушли на то, чтобы дать ей понять – не нужно вздрагивать от каждого прикосновения, да и вообще, бояться нечего. А ведь я сам был еще хуже, думал Ит, и бедный Фэб, сколько же терпения ему потребовалось, и сколько выдержки… ему ведь тоже тогда хотелось, и ничуть не меньше, чем мне сейчас, а я, кретин, тогда вообще про него не думал, я же только про себя думал, эгоист тупой, а он терпел, и мои выкрутасы терпел, и рыжего… Куда там Эри до нас! Господи, да он святой, Фэб…

У нее оказалась чудесная кожа, нежная, бархатная на ощупь, и лежать с ней рядом, обнимая, гладя, и шепча всякие глупости, тоже было очень приятно, и постепенно она перестала бояться, или почти перестала, и он, наконец, шепнул:

– Давай попробуем… только учти, в первый раз нормально не получится… ни у кого не получается…

– А когда получается?..

– Во второй раз, в третий… у кого как… не бойся, клянусь, я не сделаю тебе больно… если будет больно, то сразу остановимся…

…Он не ожидал от себя такой реакции. В жизни такого раньше никогда не происходило, ни с кем. Это были не просто какие-то приятные ощущения, давно выверенные и знакомые, нет, ощущение оказалось совершенно новым, невероятным. Падение в бездну и взлет одновременно, но дальше нельзя, надо замереть и ждать, и как же это невообразимо трудно, и в то же время – невообразимо прекрасно. В первую минуту он пытался как-то совладать с бешено колотящимся сердцем, а потом всё-таки как-то сумел спросить:

– Не больно? Эри, тебе не больно?

Она ответила не сразу.

– Нет, кажется нет… очень странное… чувство…

– Надо привыкнуть… – прошептал Ит. – Просто полежать и привыкнуть…

– А потом?.. – прошептала Эри в ответ.

– А потом мы выпьем по рюмке, и попробуем уже по-настоящему, – шепотом ответил Ит. Сердце, наконец, стало успокаиваться. Ну, так. Слегка. Немножко.

– Слушай, а чего мы шепотом говорим?.. – спросила Эри.

Ит не выдержал, и рассмеялся.

– Не знаю, – ответил он. Уже не шепотом, просто понизив голос. – Убей, не знаю. Просто так?

– Наверное. Ит, мне правда не больно. Теперь уже совсем не больно. А почему у тебя руки такие горячие?

– Это всегда так, когда… ну, в общем, просто у меня температура в такие моменты поднимается. Почему-то. Никто не знает, почему… ерунда. Будем пробовать по-настоящему?

– Еще как будем.

***

– Ну, про то, что ты охренел, я знал давно. Но я не думал, что ты охренел до такой степени, – констатировал Скрипач. – Ты хоть что-то соображаешь вообще? У тебя в голове хоть одна извилина осталась? И почему тебя, позволь узнать, так штормит?..

Ит стоял в дверях, держась за косяк, и молча внимал речи рассерженного Скрипача. Молча, потому что сил отвечать у него не осталось. На часах сейчас было шесть утра, рыжий, конечно, мог отлично слышать всё происходящее за стенкой, но, видимо, проявил тактичность, и ушел спать в другую комнату, поэтому не слышал.

Может, оно и к лучшему. Будет сюрприз, в некотором роде. Нет, сказать-то можно, но рыжий не поверит.

Потому что такого не бывает.

– Замок, – ответил Ит.

– Чего? – не понял Скрипач.

– Я теперь понял, почему Фэба так колбасило после меня. Замок, рыжий. Я впервые в жизни попал в замок. Какими же всё-таки кретинами были наши предшественники.

– Ты хочешь сказать, что она… как гермо? – Скрипач удивленно посмотрел на Ита. Тот кивнул.

– Ну, не совсем, но очень похоже. И… рыжий, меня впервые в жизни не отпихнули по завершении. Ты же помнишь, я говорил.

Мелочь. Крошечная мелочь – всего-то пять минут на то, чтобы войти в обычный ритм, но эти пять минут ни Берта, ни Фэб ему почему-то никогда не давали. Один-единственный раз он рискнул признаться в этом Скрипачу, на что получил логичный ответ – так ты возьми, и попроси. Но ему почему-то не хотелось просить, а хотелось, чтобы поняли сами… но почему-то не поняли. Это было очень давно, и вскоре Ит сам забыл про эти несчастные пять минут. А сейчас они неожиданно вернулись – вот так. Да, мелочь. Но как же она много, оказывается, значила.

– Выпей чаю с сахаром, и ложись спать, – приказал Скрипач. – Это вообще чья инициатива была? Твоя?

– Нет, её, – покачал головой Ит.

– История имеет склонность к повторению, – хмыкнул Скрипач. – Сука ты всё-таки. С Бертой первый ты, с Фэбом ты, с Эри ты…

– А с Киром ты, – напомнил Ит.

– Три – один в твою пользу. Поэтому и говорю, что сука. Бесстыжая.

– Я не нарочно. Тогда я за сахаром пошел, как ты помнишь.

– Ага, тогда за сахаром. А сейчас квартиру чистить. Ловко устроился.

– Рыжий, перестань, – взмолился Ит. – Я сейчас упаду, кажется…

– Я тебе упаду. А ну садись, давай. Садись, я хоть посмотрю. Хрена ты себе гликолиз устроил! Это как же так умудриться-то надо?

– Говорю тебе, замок. Фэб всегда первым делом или на кухню бежал, или вообще рядом с кроватью лхус сладкий ставил… ох… потому что Фэб опытный, а я кретин… но я не ожидал такого…

– Ладно, с тобой-то всё нормально будет, а она там как? – с тревогой спросил Скрипач.

– Она как раз в полном порядке, – заверил Ит. – У нее система стоит, поэтому я просто подправил кое-что. И ей, между прочим, понравилось.

– То, как ты систему подправлял? – ехидно поинтересовался Скрипач.

– Нет. Всё остальное.

– Ложись спать, – приказал Скрипач. – Через часок зайду к ней, проверю.

– Дай ей лучше выспаться, – попросил Ит.

– Ложись, сказал. Без тебя разберемся.

***

Ит проснулся уже вечером. Стемнело, за окнами снова бушевала непогода. Он прислушался. В их квартире царила тишина, в соседней, впрочем, тоже. Интересно… Он встал, оделся, прошел на кухню. На столе, придавленная сахарницей, обнаружилась записка, поражавшая своей нахальной лаконичностью. Большой лист белой альбомной бумаги украшала собой рожица-смайлик, с высунутым языком и прищуренным глазом, и краткая подпись «Мы катаемся». Ит выглянул во двор – обе машины стояли на местах, основательно заметенные снегом. Ну и на чем они катаются? Неужели на «Горизонте»? Хотя со Скрипача станется. Скрипач тот еще затейник.

Ощущение ирреальности происходящего всё никак не проходило. Ит задумался. Да, оно появилось, это ощущение, после первого «настоящего» раза, когда он минут двадцать всё никак не мог придти в себя – это он-то… Кажется, Эри испугалась, и потом пришлось ей объяснять, что всё не плохо, а, наоборот, хорошо, даже слишком хорошо. Про то, что так не бывает, он ей сказать не рискнул, только спросил – почему не оттолкнула? А надо было? удивилась она. Нет, не надо, просто всегда отталкивали почему-то. Все. Но не она. Больше всего его волновало, хорошо ли было ей, но для того, чтобы понять, что хорошо, оказалось достаточно просто включить свет – и увидеть ее лицо. Совершенно счастливое, молодое, с каким-то новым, незнакомым выражением – он, как ни старался, не смог для себя его никак определить. Кажется, она что-то поняла для себя, что-то бесконечно важное – и приняла какое-то решение. Какое – он так и не спросил.

…Чайник, стоящий на плите, закипел – глупо вечером пить кофе, но надо же будет дождаться, когда эти двое явятся домой. Или лечь поспать? Но спать не хочется. Непонятно, чего хочется, и откуда эта ревность к Скрипачу, скажите на милость? Катаются они, понимаете ли…

А ведь она этого хотела. Она этого очень хотела, и она отлично осознает, что это для нее действительно последний шанс – получить то, что она и не мечтала никогда получить. Заслужила? Глупое слово. Смотреть, как разрушают твой мир, болеть, плакать, жить без надежды – это называется «заслужить»? Бред. Идиотизм. И жестокость. Никто ничего не заслуживал, просто близость – это один из самых верных способов доказать что-то, неважно что, себе, или партнеру. Она не заслужила, потому что не служила никому и никогда (директор с архивом не в счет), она просто ждала – и дождалась. Может быть, ей эту близость и раньше предлагали… конечно, она не договаривает, и даже придуривается немножко, лукавит, когда говорит о себе; предлагали – но она не согласилась. «На ее месте я, наверное, тоже бы не согласился, – подумал Ит, вспоминая местных мужиков – вонючих, жирных, потных, неопрятных. И ведь все, как на подбор, женатые, значит, это никого не смущает и не отвращает. Всем всё нравится. – Ну ведь правда, ну тошнотворное же зрелище». Она просто ждала… и, хочется верить, не разочарована в своих ожиданиях.

Отвратительный кофе, но, чтобы проснуться окончательно, пришлось выпить две чашки – однако ощущение ирреальности всё равно никуда не пропало. Он еще немного посидел на кухне, покурил, глядя на снег за окном, и пошел в комнату – нужно было собрать и упаковать ненужные больше датчики. Однако датчики ему собрать не дали – как только Ит разложил на полу кофры, ожила связь.

– Что у вас там происходит?! – металлическим от гнева голосом спросил Карин. Судя по всему, он был взбешен, но Иту на него было наплевать с высокой колокольни.

– У меня? – спокойно спросил он. – Да ничего. Аппаратуру собираю, как видишь.

– Ит, прекрати ломать комедию! Я не про аппаратуру! Что это за полеты черти куда, и с какой радости модуль вы сажаете на крышу жилого дома?!

Ах, вот в чем дело, подумал Ит. Молодец, рыжий.

Заодно и потренировался.

– Понятия не имею, что за полеты, и куда, и про модуль я не знал, – Ит сунул первую пару датчиков в кофр. – Я спал вообще-то.

– Днём?! Что вы там делаете?! Что там творится?!

– Стихами скоро заговоришь, – пообещал Ит. – А чего, мы все следилки сняли? – удивился он запоздало. Удивился вполне искренне, потому что на полное снятие провески он даже не рассчитывал. – Ни одной не осталось?

– Ит… – угрожающе начал Карин.

– Чего Ит-то? Чего сразу Ит?

– Ты чем ночью занимался?

– Вот же блин, а! – Ит выпрямился, кинул датчик на диван. – Сам догадаться не можешь? Тра-хал-ся. Тебе в деталях рассказать, как это делается? Или сам сумеешь вспомнить, что к чему?

– Вы для этого ей поставили геронто? Значит, она тогда не врала? На станции?

– Какая догадливость, – хмыкнул Ит. – Да, для этого. Это ты у нас непорочный любитель виртуальной порнухи, а мы, понимаешь, предпочитаем по старинке. Законом это вроде бы не запрещено.

– Но она же…

– Ну да, через пару дней умрет, судя по всему, – подтвердил Ит. – Так пусть оттянется напоследок.

– Вот что, – голос Карина стал сух и спокоен. – Прекратите ломать комедию. Хватит. Игрушки закончились, Соградо, и теперь вы будете четко следовать моим указаниям. А иначе – расспроси Скрипача, каково ему было в той камере. Я легко это вам устрою, не сомневайся. Женщину завтра или послезавтра мы заберем, это раз. Никто не умрет, само собой. Вы – отправляетесь на Терру-ноль, и там ждете семью, это два. Сообщать ли Берте с Фэбом и Киром про ваши художества, я еще подумаю, это три. И – сюда уже выходит дополнительная группа, разбираться со спиральными образованиями. Это четыре. Всё понял?

Ит покорно кивнул.

– Понял, – со вздохом подтвердил он. – Только один момент, Карин. Точнее, просьба. Женщина хотела умереть дома, в своей квартире. Давай мы сделаем ей такой маленький подарок – введем её в гибер прямо тут, а потом – как ты сказал. Гибер – это та же смерть. Она всё равно ничего не поймет. Ну, какое-то время. Наплетем ей что-нибудь про лечение на другой планете… ну или что-то типа того. Тут всё-таки родные стены, и всё такое…

– Зачем? – нахмурился Карин.

– Тебе жалко? Сутки жалко? Карин, ты, конечно, та еще скотина, особенно это сильно в Сибири было заметно, когда ты две банки тушенки, которые были на четверых, сожрал в одно горло, и не поперхнулся, но в этот-то раз прояви хоть немного человечности! Мы же не месяц у тебя просим, день всего лишь. От кого убудет, если мы так сделаем? Группа приходит через сколько?

– Через пять дней, – мрачно ответил Карин.

– Ну и вот, – обрадовался Ит. – Ну даже не сутки, давай меньше. Ну просил человек кони двинуть дома, и…

– Она будет про вас всё отлично помнить, – справедливо заметил Карин.

– Ой, прекрати. Ничего она не будет помнить, память затрем, и всех дел, – отмахнулся Ит. – Мы на нее не претендуем, если ты об этом.

– Уговорил, ладно уж. Как хоть потрахался-то? – поинтересовался Карин.

– Очень хорошо, – ответил Ит. – Отлично. Давай переключайся на живых людей уже, стеснительный скромняга.

– Считку дашь?

– Ты опять?! Хотя… я тоже подумаю, – хмыкнул Ит. – Можно так. Мы тебе считки, а ты – будешь держать язык за зубами, когда вернутся Берта и Фэб. Ага?

– А Кир? – с интересом спросил Карин.

– И, разумеется, Кир. У него рука тяжелая.

– Веселая у вас семейка, – хмыкнул Карин. – И вот еще чего. Этому любителю покататься скажи, чтобы корабль потом, как покатается, отправил обратно.

– Не выйдет, – развел руками Ит. – Оборудование для гибера на корабле. Как работать прикажешь?

– Я пришлю наш транспорт.

– Это корыто? – возмутился Ит. – Слушай, перестань. С какой радости мы должны будем работать да дерьме по пятому уровню, когда у нас на «Горизонте» почти семерка стоит? Ты издеваешься?

– Нет, не издеваюсь, – процедил Карин. – Просто веры у меня вам нет, и никогда не было.

– Ну, конечно, – сардонически усмехнулся Ит. – Совсем кретин, да? Мы, значит, будем рисковать Бертой, Фэбом, Киром, Джесс, Ри, детьми, наконец – из-за чего? Весьма сомнительных историй Эри, или каких-то гипотетических спиральных систем, которые, небось, еще и не подтвердятся? Там же чертовщина получилась, по первому результату, ты же видел. Прекрати. Не смешно даже. В общем, мы оставляем тут «Горизонт», и делаем всё нормально и качественно. Это моё последнее слово. Иначе…

– Ну и чего будет, если иначе?

– Иначе они сюда сядут на этом корыте, мы ей всё расскажем, как есть, и отчалим, а вы потом сами с ней разбирайтесь. Лечите, на разговоры раскачивайте. И совсем не факт, что она даже со смытой памятью начнет с вами сотрудничать. У нее интуиция развита – хоть куда, и понять, что вы та еще козлятина, она отлично сумеет. А так… мы, так уж и быть, ее для вас предварительно подготовим немножко. Вам же потом будет на порядок проще.

– И не таких обламывали, – проворчал Карин. Но призадумался. – Слушай, а ведь это романтично, Ит. Я только сейчас понял.

– Что именно? – удивился Ит.

– Умереть дома, – мечтательно произнес Карин. – Но ничего. Мы ее планы слегка нарушим. Интересная тётенька, и как вы только догадались… и ведь почти обвели меня вокруг пальца, паршивцы. Так и умерла бы.

– Не проведешь тебя, ты слишком опытный, – проворчал Ит. – Не вышло. Переиграл. Ладно, давай там торжествуй, а я буду дальше аппаратуру собирать.

– Собирай, собирай, – покивал Карин. – И без фокусов. Учти, к «Горизонту» уже вышел конвой, и попробуйте мне только…

– Мы не будем ничего пробовать. Отвяжись, Карь, а то я запутаюсь, а мне потом группа голову оторвет.

***

Паутина лжи, которая окутывала их эти недели, сейчас разлеталась, рассыпалась, истончалась. Все карты – сданы. Партия – разыграна. Обманы и подставы – раскрыты. У всех шулеров вывернуты рукава, да и сидят теперь шулеры за прозрачным стеклянным столом – ничего не спрячешь. Нечего уже прятать.

Интересно, думалось Иту, за что зацепились аналитики? За нас, за точки, которые не было никакой возможности скрыть, за саму Эри? Или еще за что-то, что мы пропустили? Впрочем, какая сейчас разница… Стол стеклянный, и рукава у всех закатаны по локоть. Вот только…

Ит отложил полный кофр в угол, где уже лежали его собратья, и снова посмотрел в окно.

Ненависть. Сейчас его переполняла черная, глухая ненависть. К чему, к кому? Что он чувствовал в этот момент?

Парк.

Пойма.

Тихая аллея с рябинами, деревянные лавочки.

Плачущая Эри с завядшим листиком в руке…

Мы ведь были в секунде от тайны, в шаге от тайны!!! Если бы не это кричащее, орущее, воняющее стадо, мы бы, наверное, сделали этот шаг – и ведь Карин, хоть и тупица, но догадался, потому и послал за нами такой эскорт, потому что и гонялся за нами по всему городу.

Один шаг – который оказалось невозможно сделать.

Портал? Или что-то еще? Мы не сумели узнать этого. Потому что…

«Парк мечты», вашу мать… ненависть Эри, которая сейчас прорастала в его собственную ненависть; ведь это, в некотором смысле, и моя жизнь тоже, и какое право у вас есть топтать эту мою жизнь своими грязными ногами, плевать в нее, ссать в нее, блевать в нее, визжать, орать, и кривляться?

Если бы она могла, она бы, наверное, стерла этот парк с лица земли.

И не только его.

Но его – в первую очередь.

Даже в Чертаново не было такого отвращения и безнадежности. Даже молельный дом не вызывал такого отторжения. Даже огороженная колючкой родная высотка. Там, в этом парке, получилось что-то несоизмеримо большее…

Сихес, вдруг вспомнилось ему. Не там, не в этой аллее, но неподалеку. Да, неподалеку, ближе к реке. Мы туда не дошли, но, интересно, что сейчас находится на месте, которое бесконечно важно для меня самого? Общественный сортир? Кофе для визгунов, с видом на замерзшую реку? Там сидят дебелые самки, и кормят грудью такое же дебелое потомство, а мужики плотоядно пожирают их глазами? Или там аттракционы с благочестивыми названиями? Или что? Это было моё место, моё, я стоял там, на зимнем ветру, и впервые увидел то, что действительно почти не соотносилось с нашей реальностью…

Сод.

Тайна.

Эри.

Мир.

Мир, находящийся в тайне, подумал он. Тайный мир. Скрытый мир. Мир, который многое бы мог дать выяснить, но который почему-то отдан сейчас на растерзание толпе уродов и ублюдков, и даже не ублюдков, а выблядков, неважно, взрослых или мелких, это всё равно, потому что всё это – одно и то же. Какая-то глобальная самокастрация, отупение, добровольное превращение в свиное стадо, в котором и голову поднять от корыта уже зазорно.

Не дети причиной, понял Ит. Эри на самом деле ненавидит не детей, дети вообще ни при чем. Она не принимает, и никогда не сможет принять всю эту грязь и пакость, в которой оказалась, для нее это невозможно, невообразимо – с ее-то верой, с ее убежденностью.

Один шаг.

Всего один шаг – и что-то бы произошло, ведь точно, произошло, сейчас он это понимал так же, как сама Эри. И она это тоже чувствовала, хоть и не сказала ни слова. Она знала про этот шаг. И знала, что он, вероятно, возможен… с ними. Одной – не получилось бы. А с ними…

То, что мы собираемся сделать…

Ит горько усмехнулся про себя.

Мы ведь довершим начатое экипажем, которым мы были в прошлой жизни. Да, как это ни парадоксально звучит, но мы действительно довершим начатое ими, а именно…

Мы убьем Эри.

Для того чтобы попробовать ее спасти, нам потребуется попробовать её убить. То есть даже не попробовать, а просто – убить.

И…

И неизвестность.

Ит замер с датчиком в руках.

Сейчас даже думать нельзя про то, что будет дальше – бедный Скрипач, он, наверное, догадывается, но всё-таки еще не поверил до конца. Он думает, что я… что я придумал что-то еще. А на самом деле никакого «еще» не существует в природе, потому что его нет, этого «еще», и…

Дыхание на секунду перехватило.

Страшно?

Конечно.

Очень страшно.

Но другого выхода нет.

Карин понял многое, но, по счастью, еще не полностью. Он не осознал масштаб. И рыжий, кажется, еще не осознал. А я осознал – тогда, когда мы летали на базу, за приборами. Осознал и ужаснулся, потому что я знаю: когда происходит нечто подобное, все отходит на второй план. Вообще всё. Карин сперва подумал, что в этой игре мы ставим по сотке, потом поднял ставки до тысячи, но он еще не понял, что на самом деле на кону – миллиард. Или десять миллиардов. Или сто.

Кто ты такая, Эри…

Кто же ты такая…

Мягкие руки, удивительно нежная кожа, детские беззащитные глаза… нет, не то, всё не то, это всего лишь тело. То, что я ощутил – было больше, чем то, что возможно ощутить во время даже самого распрекрасного секса… потому что к сексу это уже не имело отношения. Кажется, на эти минуты ты пустила меня к себе, в тот мир, который пока что даже не научилась осознавать; ты старательно пыталась быть человеком, на самом деле человеком не являясь.

Ты говорила, что вас много. В той или иной степени – много. Что вы осколки. И что ты тоже осколок, самый маленький и невзрачный. Вот только в этом ты ошибаешься.

И Карин ошибается.

Хоть бы он ошибался подольше.

Ну хотя бы сутки. А лучше двое.

Какое там.

Часы.

Счет идет на часы, на минуты, на секунды.

И где носит эту сладкую парочку, раздраженно подумал Ит, ну сколько можно, я же так с ума сойду!

***

– И где вы были?

– Мороженое есть летали, – ехидно заявил Скрипач. – С ромом. И с изюмом. В роме. В штаты. А что?

– Ты кретин с изюмом в роме!!! Рыжий, время! Тут Карин уже извел меня подчистую, а ты…

– Что, всё так плохо? – нахмурился Скрипач.

– Сейчас я тебя просвещу, – пообещал Ит. – Давай датчики соберем, и буду я тебя просвещать в срочном порядке.

– Сколько у нас осталось?

– Двенадцать часов. Как тебе, кстати… гм…

– Космос, – емко ответил Скрипач. – У меня было больше женщин, чем у тебя, и тут – это невообразимое что-то. Ты прав. В жизни никогда такого не было.

– Ага, дошло, – улыбнулся Ит. – Правильно. И я понял, почему.

– И почему?

– Про это потом. Всё потом. Давай срочно работать, рыжий. Срочно! Эри у себя?

– Ну да, у себя. Пошла отдохнуть.

– Отдыхать, к сожалению, некогда, – покачал головой Ит. – Давай, подводи модуль, и будем грузиться. Начнем с архива.

– Что, сразу? – опешил Скрипач.

– Да, поэтому я пошел к Эри, а ты, герой-любовник, не таращись на меня, а подведи этот чертов модуль сюда уже сегодня!!!

***

– Так быстро? – Эри замерла. – Ит, утром?

– Завтра утром, – твердо сказал он. – Это крайний срок.

– Но почему?..

– Потому что иначе тебя убьет официальная. Точнее, попробует вывезти, и случайно убьет в процессе. Не нарочно. О решении тебя срочно вывезти мне сообщил Карин, полтора часа назад. Я уговорил его выждать сутки. Наплел всего подряд, сказал, что мы обманем тебя, сотрем тебе память, подготовим, и всё такое. И что ты очень просила дать тебе умереть дома. Эри, я даже повторять не хочу этот бред, в котором противоречие на противоречии, я просто говорю – у нас есть двенадцать часов. Максимум. На самом деле времени у тебя больше, где-то трое суток, но у нас, увы, временной лимит кончился. Поэтому придется… сделать то, что мы решили. Срочным порядком.

– Господи… – растерянно произнесла она. – Но я же… я ничего не успела! Ит, а это больно?

– Не больнее, чем заснуть, – пожал плечами Ит. – Совсем не больно. Ты же не боишься спать?

– Вроде нет, – нерешительно ответила она. – Только когда кошмары снятся.

– Ну и хорошо, – улыбнулся Ит. – Сейчас… у тебя есть сумки какие-нибудь? Или коробки? Или простыни? Много. Чем больше, тем лучше.

– Простыни есть. Но для чего?

– Отправим твои записи на «Горизонт». Можно не только записи, если хочешь, еще что-то захватим…

Пустяки – отличный способ отвлечь, успокоить, заставить поверить в то, что ситуация будничная, обычная, не экстренная. Ничего особенного, просто ты собираешься, например, в путешествие. Неважно, что всех нас могут убить в процессе, важно то, что с собой ты можешь захватить любимую чашку и пару интересных книг. И серебряную ложечку, которая придает кофе особый вкус. Куда же без ложечки.

– Взять с собой? – она растерялась еще больше. – Вещи… но они не нужны, наверное. Можно мамину шкатулку с украшениями?

– Можно, конечно, – рассмеялся Ит.

– А картину? Или две?

– Тоже.

– А…

– Эри, если это влезет в узел из простыни и в модуль – можно брать всё, что угодно. Кстати, где вы были?

– Во Флориде, – она улыбнулась. – Смотрели на океан и ели мороженое… рыжий такой хороший! Я никогда в жизни не видела океан, это удивительно красиво. Жаль, что совсем недолго там пробыли. А потом… – она замялась и покраснела.

– Ну и кто из нас больше тебе понравился? – отважился задать мучивший его вопрос Ит.

– Больше? – она растерялась. – Не больше… не знаю… Ит, но вы же мне оба нравитесь! Очень! Одинаково… Как может быть, чтобы кто-то больше, а кто-то меньше?

– Спасибо, – улыбнулся Ит в ответ. – Иди скорее собираться. Время.

– Ит, а машина?

– А что с машиной? – удивился он.

– Надо отдать кому-нибудь. Оформить.

– Некогда, – развел руками Ит.

– Можно я тогда схожу к нему, попрощаюсь? Он столько лет меня возил, и почти не ломался. Жалко, что вот так с ним получается.

Вернулась она минут через двадцать – с сияющими глазами, очень довольная. Ит к тому времени уже успел уложить примерно половину ее записей в узлы из простыней, и теперь прикидывал, сколько еще простыней понадобится.

– Отдала! – с порога сообщила Эри. – По рукописной доверенности, отдала! Дядьке одному пожилому из соседнего подъезда. Он собирается из города в деревню перебраться, детей у него нет, жена умерла, тоже эти, из казаков, к нему подбирались. Сам понимаешь. Так он на моем «Кедре» и уедет. А в деревне всё равно, какая доверенность, там никто проверять не будет. Он так обрадовался! Сказал, что я с ума сошла, на Новый год такие подарки делать. А я сказала, что не сошла… что за мной родичи приехали, в другой город уезжаю, и машина мне не нужна. Вроде бы поверил.

– Вот и славно, – рассеянно отозвался Ит. – Так, ты продолжай укладывать папки, а я пойду совершать первую операцию по тайному забросу простыней в модуль.

***

Дело провернули без сучка и без задоринки, благо, что кофры для аппаратуры были более чем объемистыми. Сначала потихоньку перетаскали узлы с записями в свою квартиру, а потом показным порядком (слежку с улицы никто не отменял), принялись переносить кофры – якобы с датчиками. На всё про всё ушло около часа, и никто, из следивших за модулем с улицы с помощью аппаратуры, ничего не понял. Ну таскают свои чемоданы, и таскают. Всё штатно.

Потом решили отдохнуть, потому что Эри, хоть и храбрилась, явно устала. В результате ей велели лежать на диване, а сами расположились рядом в креслах – с чаем и кое-чем покрепче. Эри покрепче тоже налили, не смотря на то, что делать этого, по хорошему, не следовало бы: через несколько часов ее нужно будет вводить в режим, а «покрепче» в этом процессе не самый лучший помощник. Наконец, Эри уснула, а они перешли на кухню – обговорить всякие мелочи.

Ит нервничал. С каждым часом всё больше и больше. Скрипач это, конечно, заметил, но приставать с расспросами не спешил – видел, что причин явно не одна, что не стоит пока что Ита дергать, себе дороже выйдет.

– Значит, Карин решил ее вывезти, – заключил Скрипач, когда Ит закончил рассказывать о своем разговоре с куратором. – Не сказал, куда?

– Ну что ты. Нет, конечно. Скажет он нам, как же.

– Мило, – хмыкнул Скрипач. – А про… ну… про нас, и… он что-то говорил?

– Бартер, – Ит налил себе в чашку с остывшим чаем изрядную порцию настойки, отхлебнул, поморщился. – Мы дарим ему считки с сексом, а он не сдает нас Берте, Фэбу, и Киру. Как тебе предложение?

– Мило вдвойне. Восхитительно, – одобрил Скрипач. – Но – нет. Нет, нет, и нет. Даже если бы мне предлагали за это много больше, всё равно было бы – нет. Знаешь, родной, а я тебе завидую. Ты у нее оказался так и вообще первым. Так что да, завидую. Белой завистью, конечно, но всё же.

– Тебе понравилось? – Ит вытащил из пачки десятую по счету за эти посиделки сигарету.

– Понравилось? – переспросил Скрипач. – Идиотское слово, Ит. Но да, понравилось. Только… это не секс. Это что-то другое. Знаешь, я же люблю еще и обставить всё красиво, – он усмехнулся. – И я предложил в «Горизонте», под звездами… угадал. Я не могу даже описать то, что чувствовал. У меня нет ни одного подходящего слова. Хотя… можно попробовать так. Тебя будто выворачивают наизнанку, телом внутрь, душой наружу, и тебе от этого становится бесконечно хорошо. Нет. Не хорошо. Хорошо – не подходит. Прекрасно. Удивительно. Волшебно… Черт, Ит, нет! Опять всё не то.

– Теперь ты понял, почему меня штормило? – мирно поинтересовался Ит.

– Понял. Еще бы не понял. Это какая-то другая реальность, что ли… – Скрипач задумался, тоже вытянул сигарету, закурил. – Я был не здесь, когда мы занимались с ней любовью. Кажется, она тоже.

– Вот и мне так показалось, – согласился Ит. – Рыжий, знаешь… я тебя хотел попросить…

– О чем?

– Что бы ни происходило завтра, слушайся меня. Пожалуйста.

– Почему? – нахмурился Скрипач.

– Потому что я так сказал, – Ит отвел взгляд.

– Темнишь.

– Темню. Не то слово, как темню, но, поверь, просто так я такие вещи не говорю.

– Знаю, – со вздохом признал очевидное Скрипач. – Ладно. Хорошо, договорились. Командуй, что дальше делаем.

– Ты спать хочешь? – спросил Ит.

– Сам-то как думаешь, – усмехнулся Скрипач. – Хочу. И еще как. Ты-то молодец, выспался, успел. Эри на стимуляторах. А я…

– Ну если хочешь, то давай так. Ты ложись на пару часов, а я пошел на корабль, снимать аппаратуру. Учти, с аппаратурой придется, видимо, проститься навсегда.

– Ну и хрен с ней, – зевнул в ответ Скрипач. – Сколько там комплектов? Двадцать? Не обеднеем. Справишься сам?

– Справлюсь, конечно, – махнул рукой Ит. – Не в первый раз.

– Где работать будем? – Скрипач встал, зевнул еще раз.

– У Эри дома, как и обещали. Поэтому я сразу туда, видимо. Поставлю капсулу и заливки во вторую комнату, чтобы ее не напугать, а мелочь сразу занесу к ней. Мелочь, она не страшная. А вот всё остальное ей лучше не видеть.

– Это да, это верно, – согласился Скрипач. – Ит, а можно я там же прилягу, на диване, с ней? Не обидишься? Просто так, поспасть.

Ит улыбнулся.

– На тебя? Или на нее? Не говори глупости, иди, ложись. Отдохни, сам понимаешь, что завтра предстоит.

– Ты тоже ляжешь?

– Обязательно. Приду к вам третьим, диван широкий, – пообещал Ит. – Я ведь тоже не железный, сам понимаешь.

– Ты местами искусственный, – напомнил Скрипач. – Но это незаметно. Ит, а Ит… вот скажи, вот почему мы не можем вытащить с «Горизонта» хоть какую-нибудь несчастную пукалку? Вот хоть какой-нибудь совсем мелкий прибамбас?

– С кем ты воевать собрался? – строго спросил Ит. – Мы действуем законно, понял? В крайнем случае, будем отмахиваться биощупами из набора. Двенадцатым номером, самыми крупными. Как дубиной можно жахнуть, если что.

– Нет, тогда лучше «нитку» взять, номер два, – возразил Скрипач. – И как рояльной струной…

– Тьфу на тебя! Всё, пошел спать, кому говорю. Маньяк-душитель, посмотрите на него, выискался. Пошел, говорю! Ты еще здесь?

12. Нулевая точка

К утру снегопад совсем прекратился, тучи разошлись, но в восемь, когда начали, было еще совсем темно. Сложнее всего было хоть как-то успокоить Эри, которая, разумеется, перепугалась заново (Ит и не сомневался в том, что она начнет бояться – любой на ее месте начал бы нервничать), и при этом – суметь держать себя в руках, не подавая вида, что ты знаешь о сути происходящего.

Всё хорошо.

Всё просто замечательно.

Пройтись по квартире? Да конечно, пойди, пройдись. Почему нет? Пока что ничего не чувствуешь? Так и должно быть. Почувствуешь… максимум – усталость и сонливость. И так чувствуешь? Нет, это пока не то. Это ты просто устала и не выспалась толком. Кофе? Не стоит, не нужно. Хоть один глоток? Ладно, один глоток – так и быть. Давай во вторую комнату заходить не будем, хорошо? Почему? А там стерильно уже, придется заново стерилизовать, время потеряем. Ну и ладно, ага? Кухней обойдемся.

– Они ведь попытаются нам помешать? Да? – спрашивала Эри.

– Не попытаются, – врал Ит. – Я договорился. Даже если они сюда войдут, они нам помешать не сумеют. Правда.

– Как ты договорился?

– Как надо. Не беспокойся, всё будет хорошо.

– А меня они… не увидят?

– Эри, капсула непрозрачная. Тебя никто не увидит, если я не разрешу. А я не разрешу, честно. Чем хочешь клянусь.

Час назад они ввели Эри первую комбинацию, и сейчас она уже начала работать – поэтому Эри было зябко и неуютно. Она стояла в коридоре, прислонившись к стене, в своих неизменных джинсах и черной майке, на плечи она десятью минутами накинула одну из уродских вязанных кофт, тяжелых и некрасивых, коих в ее шкафу было в избытке. Сейчас ее, конечно, не согревала даже кофта – Эри обхватила себя за плечи руками.

– Почему так холодно? – жалобно спросила она.

– Мороз на улице, – вздохнул Ит. – Пойдем, тебе лучше прилечь.

Скрипач уже сидел в комнате и спешно подстраивал первый блок – стандартный блок для гибера, малый комплект. «Сюрпризы» стояли в другой комнате, перед настежь распахнутым окном – чем холоднее, тем лучше. В первой комнате, однако, было пока что тепло – потому что дверь во вторую закрывала завеса, которую обычно использовали в операционных.

– Ну, чего? – поинтересовался он, когда Эри и Ит вошли. – Как настроение?

– Страшно, – призналась она. – И я замерзла.

– Не бойся, всё будет хорошо, – успокоил Скрипач. – Давай, ложись.

– Под одеяло можно?

– Нужно. Сейчас второй круг включим…

– И я сразу засну? – испугалась Эри.

– Нет, – покачал головой Ит. – Наоборот, согреешься. Заснешь ты не раньше, чем поймешь сама, что готова заснуть. Скажешь, хорошо?

– Ладно, – дрожащим голосом ответила Эри.

Второй круг, конечно, не согревал – наоборот, температура продолжала падать. Но – он немного обманывал мозг, поэтому собственные ледяные руки начинали казаться пациенту теплыми, а температура тела в тридцать три градуса – нормальной. Когда она дойдет до тридцати двух, мозг отключится, и вот тогда-то и начнется настоящая работа. Которую придется сделать за два часа, при стандарте – от трёх. Огромный риск, но другого выхода нет.

…На двадцатом соглядатае Ит перестал считать. Они окружили дом со всех сторон, мало того, рядом с «Горизонтом» висели сейчас два малых саппорта в боевом режиме; мало того, в их квартире (разумеется, туда они уже не вернутся) сидело сейчас двое агентов – вообще не скрываясь. И черт бы с ними со всеми! Мы слишком заняты, чтобы обращать внимание на пустяки…

– Голова кружится, – произнесла Эри. – Ит, почему она… так?..

– Так должно быть. Ляг поудобнее, хорошо? Тебе не холодно?

Тридцать два и шесть.

– Нет… спать хочется… это оно, да?

– Угу. Видишь, не страшно совсем. Правда? – Скрипач подсел к ней, взял за руку. Она улыбнулась.

– Такое вкусное мороженое… и такие звезды яркие… Ит, прости, что я в майке… я стесняюсь…

– Всё в порядке, – успокоил Ит. – Ты сейчас поспишь, и всё будет хорошо.

Глаза Эри закрылись.

– Минута, – произнес Скрипач.

– Хотя бы две, – возразил Ит.

– Сойдемся на полутора, и поехали.

***

Разумеется, один из сидевших в соседней квартире соглядатаев был врачом – конечно, Карин не мог не подстраховаться – но у врачей Санкт-Рены были свои методики, про которые врачи официальной могли и не знать. С точки зрения этого врача Ит и Скрипач работали сейчас строго по схеме гибера, но – он не мог полностью отслеживать химию составов, которые они взяли с «Горизонта». И сравнивать маркировки он тоже возможности не имел – просто потому, что маркировки Скрипач за утро просто сменил.

Конечно, он догадается, что они делают что-то иное.

Но догадается слишком поздно.

На это и был расчет.

– Ну отключайся же ты, – пробормотал Скрипач. – Ит, она до сих пор работает…

– Вижу, – отозвался Ит. – Рыжий, давай окно настежь. Такое ощущение, что самой малости не хватает.

Гибер, но уже не гибер – они ждали момента полного выключения второй системы, чтобы увести тело Эри еще дальше, под полную замену крови, под консервацию… Ит чувствовал, что они вдвоем сейчас делают что-то если не запретное, то очень страшное. Нельзя лечить своих, по всем канонам, по всем негласным правилам. Никогда нельзя лечить своих… она – своя? Да. Да, да, да, она именно своя, поэтому…

Лечить нельзя.

А то, что мы сейчас делаем – можно?

На всех крупных сосудах – двухуровневые блоки замещения, вены открыты, кровь на девяносто процентов эвакуирована и уведена в хранилище. Нет, Эри, в таком состоянии тебя никто, кроме нас, не увидит – а мы постараемся не вспоминать никогда, что видели тебя такой. Тело, как полупрозрачный белый мрамор, неподвижная маска вместо живого лица, и холодный ветер из открытого окна треплет твои короткие волосы…

– Есть, – хрипло произнес Скрипач. – Встала.

– Давай на первую заливку.

– Лучше ты, я за капсулой.

Надо переподключить блоки, и делать это придется вручную – не потому, что нельзя сделать механически, а чтобы спец в соседней квартире не догадался. Аппарат тут же вякнет. А надо, чтобы не вякнул…

– Ит, они там зашевелились, – вполголоса произнес Скрипач, подводя капсулу к кровати, на которой лежала Эри.

– Слышу, – отозвался тот. – Давай вторую.

Еще десять минут.

Какой же чертовски холодный ветер…

***

– Что вы делаете?

На пороге комнаты стояли два агента. Тех самых, из их квартиры. Люди. Достаточно молодые, видимо, по первой сотне. Тот, который сделал шаг вперед, видимо, и есть врач, понял Ит – второй явно не понимает, почему первый задал вопрос.

– Работаем, – пожал плечами Ит.

– Отдавайте тело, и уходите, – приказал первый агент. – Такая работа нам не нужна.

– А я думаю, что нужна, – миролюбиво отозвался Ит. Черт, чуть-чуть не успели. Еще бы пять минут.

– Это не гибернейт.

– Да, точно. Не гибернейт, – согласился Ит.

– Вы ее убиваете!

– Не совсем так. Мы ее уже убили, – Ит поднял голову. – Рыжий, смени меня.

Схватка агентов в ускоренном режиме – это очень скучно, потому что ничего невозможно понять. Через несколько секунд второй агент лежал в коридоре, оглушенный, а первый, врач, сидел в углу, скорчившись, с ужасом глядя на вывернутые кисти рук. Ит стоял над ним, тяжело дыша, прижимая ладонь к левому боку.

– Кретин, – зло произнес он. – Ты мне эндопротез сломал, чудила.

– Вы оба за это ответите, – процедил агент.

– Мы? – Ит рассмеялся. – Как бы ни так. Сколько тебе лет, идиот?

– Тебе какое дело?

– Ну так я сам отвечу. Максимум – сто двадцать. Знаешь, а ты плохо учился, – Ит отступил на шаг. – Хочешь расскажу, почему?

– Тут сейчас будут наши, – без всякого выражения ответил агент. Он уже собрался, лицо снова стало бесстрастным – как и положено.

– Идиот… – повторил Ит. – Будут, да. Но не раньше, чем я разрешу «Горизонту» снять защиту. Рыжий, ты там всё?

– Почти, – отозвался Скрипач.

– Хорошо.

– Мы возьмем всю вашу семью, если вы продолжите делать то, что делаете, – предупредил агент.

– Я так не думаю, – покачал головой Ит. – Какой же ты всё-таки еще молодой и глупый, парень. Ты меня шантажируешь сейчас? Семьей? Зря. Если ты не понял, то я поясню. Семья – это прекрасно, но все они были – переменными. А это… – Ит подошел к кровати, и прикоснулся к ледяной руке мертвой Эри. – Это – константа. Нулевая точка, если тебе угодно. Ты знаешь, что происходит с агентами, которые попадают в эпицентр таких заданий? Угадаешь сам, или тебе подсказать? Когда мы работали в этом всём, парень, за нами стоял руководитель кластера, ни много, ни мало, именно поэтому мы и сумели выйти живыми и относительно невредимыми оттуда, откуда других выносили с почетом… или же они, что бывало еще чаще, просто пропадали безвозвратно. Что-то мне подсказывает, что ты не настолько везучий, и не настолько блатной. Я ведь прав?

Агент смотрел на Ита всё еще неподвижно, но Ит уже заметил, как в его взгляде постепенно нарастает ужас. Понял. Он – понял. И – поверил, потому что, конечно, он читал их досье и знает выслугу.

– Но даже мы, – продолжил Ит, – даже мы от таких заданий чаще всего отказывались, потому что понимали, чем это может быть чревато для нас. Кстати, не думаю, что твоей жене дадут хорошую пенсию после твоей кончины. Потому что ты будешь казнен, скорее всего – за предательство или измену, и она благополучно пойдет по миру. Если ты не в курсе, эти ребята на редкость прижимисты, когда дело доходит до пенсий…

– Ит, всё, – сообщил Скрипач. Тело Эри уже лежало в капсуле.

– Угу. Ладно, парень, мы пошли. Счастливо оставаться.

– Подождите! – агент вдруг вскочил на ноги. – Что мне делать?!

– Ну, откуси себе язык, например, – пожал плечами Ит. – Из окна прыгать не советую, слишком низко, насмерть не разобьешься, там сугробы.

– Возьмите меня с собой!

– Чего? – безмерно удивился Скрипач. – Сдурел? Да нас собьют сейчас, сто против одного. Нет, извини, но твою кончину мы на свою совесть брать не собираемся. Поступай, как знаешь.

– Хоть руки вправьте! – взмолился агент. – Я сам…

Ит подошел к нему, взялся за правую кисть, дернул, повернул.

– Одной обойдешься, – строго сказал он. – И вот что. Если останешься в живых, придурок, и на свободе – беги из официалки со всех ног, и больше никогда туда не возвращайся. Понял?

Агент кивнул.

– Но кто она? Что это за женщина? – он посмотрел на капсулу.

– Мы не знаем, – развел руками Скрипач. – Нет, правда, не знаем. Наверное, мир. Или фрактал. Или еще что-то, что никто из нас не в состоянии объяснить.

– Не снимайте защиту. Дайте уйти, – снова взмолился агент. – Я же вам верю, честно…

– У тебя две минуты, – предупредил Ит. – Знаешь, нам иногда хватало и меньшего.

***

– «Горизонт», поднимитесь на семь километров, и выйдете из зоны города, – приказывал невидимый диспетчер. Ишь ты, сколько официоза! – Сопровождение, боевой порядок…

– Ты чего делаешь? – с тревогой спросил Скрипач, когда Ит, вместо того, чтобы хотя бы поставить себе обезболивающее, вывел панель управления кораблем перед своим креслом. – Эй, говорить разучился?

– Одно маленькое дельце, – пробормотал Ит. – Совсем крошечное дельце… я тебе вчера сказал, чтобы ты меня слушался?

– Сказал, – голосом, не предвещающим ничего хорошего, ответил Скрипач.

– Ну вот и слушайся. Возьми дубль, пожалуйста.

– Что ты делаешь?

– Собираюсь немного пострелять, – пожал плечами Ит, и тут же скривился – боль в боку усилилась.

– Ты… Ит, ты что! Они нас сейчас размажут!

– Не над городом, – возразил Ит. – Над городом они нас не размажут. Потому что если они тут нас размажут, они потом долго будут восстанавливать репутацию… а им это не надо. Совсем не надо. Да и вообще, нас не размажут. Увидишь.

– Почему?

– Потому что у нас на борту Эри.

Корабль пошел вверх, оба саппорта сопровождения тоже. Ит, судя по всему, решил изобразить послушание, вот только на километровой высоте «Горизонт» вдруг заложил вираж, и ухнул вниз.

***

Первый выстрел пришелся в основание аляповатого дворца, второй – куда-то в область крытого коридора, на месте которого раньше была аллея с рябинами, третий – достался кинозалу, стоявшему на берегу, а дальше Ит уже и сам не понимал, куда стреляет: внизу бушевал сейчас огненный ад.

Скрипач, зажав себе рот ладонью, молча смотрел на Ита, а тот, не обращая на него внимания, продолжал заливать огнем находящийся в трестах метрах под кораблем «Парк мечты». Скрипачу время, пока корабль находился над парком, показалось вечностью, но потом он понял, что для полного уничтожения парка Иту потребовать всего пятнадцать секунд.

– Ит, там ведь люди были, – шепотом произнес Скрипач.

– Не-а, не было, – отмахнулся Ит. – Ты новости пропустил. Там со вчерашнего дня карантин, там ботулизм и кишечную палочку нашли.

– Это ты сделал?

– Нет, дед Пихто, – усмехнулся Ит. – Я, конечно, сволочь, но не до такой степени, чтобы стрелять по людям. Даже если они не люди…

– А кто они, по твоему мнению?

– Да какая разница. Ну что, поехали?

– Куда и как?

– Увидишь. Блин, больно.

– Давай сделаю.

– Не сейчас, потом. Некогда.

«Горизонт» метнулся в сторону, уходя от саппортов, а потом рванул вверх. Саппорты, разумеется, кинулись следом. Еще один маневр, уклонение, разворот, подпустить саппорты поближе, снова оторваться… а хорошие пилоты, молодцы, не отстают… Впрочем, это неважно – пока на борту Эри, Карин приказ не отдаст, и атаковать они не будут. Только сопровождать.

Сами виноваты.

– Ит, куда ты идешь? – с тревогой спросил Скрипач, когда корабль вышел из стратосферы.

– Угадай, – отозвался Ит. – Готовься взять управление.

– Беру, – Скрипач вывел вторую панель. – Ну?

– Жди. Уже скоро.

– К порталам сети Ойтмана?! Но…

– Бери управление, – повторил Ит. – Люся!

– Слушаю, – откликнулся «Горизонт».

– Код 18/10, готовность. Запрос в портал два.

– Свободен.

– Запрос в портал три.

– Свободен.

– Возврат к порталу два, послать тройку, мой счет.

– Исполнено.

– 18/10!

– Есть.

– Портал три, свободный вектор, проход, полное списание, печать!

– Ит, у нас нет столько денег!!! – заорал Скрипач. – Нас не пропустят…

Полное списание и печать – это вывод всех средств со счета на счет сети Ойтмана, и, если денег хватит, уничтожение портала после прохода через него корабля. А свободный вектор – это неизвестная точка, которую выберет сама сеть. Корабль и его экипаж окажутся неизвестно где… и ни один из сотрудников сети Ойтмана никогда не сможет ответить, где этот корабль оказался. Сеть не отдает никому такие данные. Даже тем, кто на неё работает.

– У нас нет, – кивнул Ит. – Зато у Карина есть.

– Ты…

– Я пару недель назад взломал его счет, – спокойно объяснил Ит. – Смотри-ка, хватает. И даже останется чуть-чуть. Ладно, будет у мужика, на что запить горе.

– Что такое тройка?

«Горизонт» на огромной скорости шел сейчас в самый центр огненного кольца, которое при его приближении засияло нестерпимым белым светом.

– Что такое тройка, Ит?

– Я тебе попозже объясню.

Кольцо полыхнуло рубиновым – и оба саппорта, до сих пор сопровождавшие «Горизонт», снесло в стороны.

– Почему не сейчас?

– Потому что так надо.

– Ит…

– Так надо.

«Горизонт» вошел в сияющее огненное кольцо.

***

В другом рукаве галактики Трех спиралей, на перевалочной базе, принадлежавшей расе когни, перед Фэбом, мирно сидящим за столом в номере, и пьющим утренний лхус, мигнул воздух, и выплыла маленькая прозрачная панель – сообщение из сети Ойтмана.

Фэб всмотрелся.

Пустое пространство, в котором появилась точка, мгновенно разделившаяся на три – и эти три разошлись в разные стороны.

Панель исчезла.

Фэб аккуратно поставил чашку с недопитым лхусом на стол.

– Джесс, Кир, – позвал он. – Зайдите ко мне.

– Что-то случилось? – спросила Джессика из соседней комнаты.

– И да, и нет, – осторожно ответил Фэб. – Вы еще не разбирали сумки?

– Не успели, – сообщил Кир. – А чего?

– Придется нам взять вещи, и отнести в корабль.

– Зачем? – удивился Кир.

– Нужно кое-куда прокатиться.

– Куда? – нахмурилась Джессика.

– Я объясню по дороге. «Рассвет»!

Связь с кораблем у них, конечно, была – и Фэб, разумеется, имел приоритетный статус.

– Слушаю.

– Код 18/10, готовность…

***

В просторном холле университета Анлиона было сейчас многолюдно. Ри и Берта с трудом прокладывали себе дорогу сквозь толпу: добраться до нужного учебного кластера в этом человеческом муравейнике оказалось сложной задачей. Ри шел впереди, Берта – следом за ним.

Внезапно Ри остановился, да так неожиданно, что Берта, уже приноровившаяся к его быстрой походке, едва не налетела на него.

– Ты что? – удивилась она. – Гений, пойдем. Опоздаем.

– Не думаю, – покачал головой Ри. – Уже не опоздаем.

Перед ним висела в воздухе полупрозрачная информационная панель сети Ойтмана.

Пустая.

– «Ветер», – в пространство произнес Ри.

– Слушаю, – тут же отозвался корабль. Вокруг Ри и Берты тут же образовалась приватная зона.

– Код 18/10, готовность, – сказал Ри.

– Выполняю.

– Бертик, нам нужно на корабль, – Ри повернулся к Берте.

– Зачем? – удивилась она.

– Нужно. Придется кое-куда прокатиться, срочно.

Берта нахмурилась. Внимательно посмотрела Ри в глаза – и тот отвел взгляд.

– Что происходит? – беззвучно спросила она.

– Я объясню по дороге.

***

Даша сидела за столом в их с Веркой квартирке, которую они снимали во время учебы, и смотрела неподвижно на прозрачную панель вызова сети Ойтмана. В горле стоял ком, а глаза отчаянно щипало – но она знала, что сейчас не то, что заплакать, даже вида подать нельзя. И нельзя сказать вслух – ни о чем.

Надо делать так, как сказал папа.

Срочно.

– Верка, где сумка для кота, и где сам кот? – позвала она. – И ты сама где?

– Мы читаем, – отозвалась сестра. – Даш, чего такое?

– Нам нужно кое-куда слетать на недельку. Собери вещи, бери кота, и пошли.

– Что, сейчас? А…

– А он нас там уже ждет, – разумеется, Витька уже тоже получил вызов – Даша знала, что Ри говорил с ним. – Сюрприз, Вер… Вызов. Вить, ты готов?

– Готов. Фрахт сделал, 18/10 на старте. Вы скоро?

– Сейчас будем.

***

– Ит, ты ведь знал.

– Да, знал.

– И кто еще знал?

– Ри, Фэб, Даша, и Витька.

– А мы, значит, на вторых ролях, – проворчал Скрипач, явно сдаваясь.

– Не на вторых, – поправил Ит. – Как раз на первых. Хоть кто-то из нас должен был эти годы жить честно. И потом, ничего мы не знали на самом деле. Просто страховались, на всякий случай. Гений говорил, что, скорее всего, эта страховка и не понадобится.

– А она понадобилась.

– Ну да. Вот только я и предположить не мог, что она понадобится так скоро. И что именно мы с тобой налетим на то, из-за чего понадобится, – Ит устало вытянулся. – Слушай, пойдем, посидим в каюте, а? Не хочу в медблоке.

– Вот починю тебе ребра, и посидим, – пообещал Скрипач. – Сколько нам еще пилить через проход?

– Десять дней. Далеко же мы заберемся.

– Это да. Ит, но как мы потом найдем их? Или как они найдут нас?

Ит не ответил.

– Добился всё-таки своего, – констатировал Скрипач. – Спас, да?

– Да. Как мог. А найтись… найдемся. Вселенная, она же маленькая. Локтями всё время попадаешь в знакомых, – усмехнулся Ит.

Скрипач только и смог, что покачать головой.

– Находились же мы как-то раньше, – успокаивающе заметил Ит, садясь. – А сейчас… лучше быть живыми по отдельности, чем мертвыми, но вместе.

– В свете последних событий это прозвучало особенно оптимистично, – проворчал Скрипач. – Ладно, не будем раскисать. Это всё надо основательно запить и заесть. Предлагаю ввести новый обычай.

– Какой? – не понял Ит. – Заедать неприятности? Это придумали задолго до тебя, между прочим.

– Начинать любое путешествие с хорошего обеда. Отличная идея, а? Как считаешь?

Ит кивнул. Поломанные ребра больше не болели, вот только где-то очень-очень глубоко внутри подняла голову старая, полузабытая печаль, от присутствия которой делалось больно душе.

– Так ты согласен или нет? – спросил требовательно Скрипач.

– Согласен. А еще сегодня мы будем пить…

Конец первой книги Апрель – июль, Москва, 2016 г.

Примечания

1

События описаны в книге «Огонь и ветер».

(обратно)

2

Эри ошибается, потому что ничего не знает про искажения.

(обратно)

3

Об этом можно подробно прочесть в тетралогии «Время черных звезд».

(обратно)

4

Подробности в романе «Огонь и ветер».

(обратно)

5

Насколько всё было сложно, можно узнать из книги «Звездный колокол».

(обратно)

6

Про то, как познакомились Ри, Ит, и Скрипач можно прочесть в тетралогии «Время черных звезд».

(обратно)

Оглавление

Пролог

1. Газ

2. Осколок

3. Реалии

4. На «Горизонте»

5. Плохая девочка

6. Эри и Сэфес, первая встреча

7. Фрактал

8. Обратная сторона Луны

9. История лузера

10. Места Эри

11. Последний шанс

12. Нулевая точка Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg