«Дети хлебных времен»

Ползком добравшись до края лощины, Согомак некоторое время прислушивался к звенящей тишине. А может, и не звенела она вовсе, — такая уж жизнь пошла, с гулом да стоном. Так что тягучий звон вполне мог поселиться в голове навечно. Покойный Зум тоже что-то рассказывал про такое. То ли мелодию какую-то вечно слышал, то ли голоса… Согомак встряхнулся и чуть привстал. Так или иначе, но опасности он не чувствовал. Точнее, опасность была и ушла, оставив за собой смрадный рассыпающийся шлейф. Тем и отличались проводники от простых смертных — кто-то умел ощущать опасность, а кто-то нет. Если бы сам Согомак не владел даром прозорливости, давно бы сгинул в каком-нибудь из походов. Не столь уж много тараков осмеливалось покидать Пещеры, выходя на открытое пространство. А он выходил — и очень часто не в одиночку. Водил с собой группы и умудрялся сохранять всем жизнь. То есть — почти всем, потому что ВСЕХ приводить обратно не удавалось еще никому. Кто-то обязательно должен был погибнуть. Согласно жестоким правилам этого мира. Вечно голодное Пространство требовало жертв, и с этим проводник почти смирился, тем более, что счет его был не таким уж плохим. В худшем случае Согомак терял каждого третьего, другие не возвращались вовсе.

Собравшись с духом, он перемахнул через барьер, одним броском пересек поросшую пыльником лощину. К телу немедленно присосался здоровущий клещ, но Согомак даже не взглянул на него. Все чувства были обострены до предела, любое шевеление воздуха могло означать возвращение опасности.

Он остановился на стыке двух скал и замер перед останками тарака.