«Моя бабушка»

Бабушку мой папа вывел из какой-то личинки, чтобы было кому со мной сидеть. Наверное, личинка находилась в неблагоприятных условиях, потому что старушка получилась допотопная. Целыми днями сидит на камне и сказки рассказывает. Про лису. Она говорит, что лиса в лесу водилась. Ну лес я знаю: десять лет назад последний отключили, когда кислородный синтезатор достроили, а про лису услышал впервые в так и не смог ее себе представить.

Бабушка говорит, что у лисы была рыжая шерсть и хвост. У бабушки тоже рыжие косы на голове, во свое сходство с лисой она отрицает. Вот я на лису не похож: никаких волос. И головы, кстати, тоже нет. Это бабушка так говорит. Еще она говорит: «Ум хорошо, а два лучше». Я посчитал. Примерно в то же время, из которого моя бабушка, водились двух-, трех- и так далее головые Змеи Горынычи. (В сказках, конечно, живые передохли давно.) И все глупые. Поэтому я не стал головы отращивать, как когда-то собирался.

Папа у меня профессор. Он изучает ПОСЛЕДСТВИЯ, и потому знает больше всех. Папа считает бабушку научным фантастом. Он говорит, что раньше такая литература была. Папа мне объяснил, что такое литература. Но бабушка писать не умеет, и мы решили, что она большой мастер научно-фантастического устного творчества.

У меня нет ни братьев, ни сестер. Папа произвел меня на свет почкованием — отрезал кусок себя и положил в аквариум. Через три дня я появился. Но мама упала в обморок, и папа больше так не делает. Теперь он диссертацию пишет.

А все-таки бабушка плохо получилась. Иногда в ней что-то заедает, и она начинает рассказывать о своей прежней жизни. Бабушка, оказывается, жила в доме, и было у нее трое детей, и она ходила с ними гулять на пруд. И деревья тогда были зеленые, и в пруду лилии цвели. Когда она про это вспоминает, начинает ритмично и членораздельно говорить — стихи читает. Я слышал, что бабушку скоро заберут в папин НИИ — изучать.

Однажды бабушка с папой поругалась. Она кричала, что у нас нет ни литературы, ни искусства, мы лишены чувства прекрасного. Папа ответил: «Мы можем помнить, но не можем творить». Папа долго сердился: у нас не принято говорить об этом. А я… я захотел стать человеком, но это невозможно.