«Сумасшедший электромеханик»

Исаак Милькин СУМАСШЕДШИЙ ЭЛЕКТРОМЕХАНИК

«В Нью-Йорке арестован человек, который выманивал деньги у невежественных и легковерных людей, якобы на постройку аппарата для передачи человеческого голоса по металлической проволоке».

Я питаю слабость к изобретателям. И если мне случается столкнуться с кем-нибудь из них, я прямо-таки благоговею, а они в недоумении шарахаются.

Нет, не подумайте только… Я, конечно, целиком согласен, что в наши дни движение научной мысли или какое-нибудь открытие может произойти лишь в серьезном, глубоко специализированном коллективе ученых, а времена гениальных одиночек давно прошли. Это, разумеется, так. Но я все равно ничего не могу с собой поделать. Да и что можно сделать, если…

В середине обычного редакционного дня, когда собирался спуститься в буфет перекусить, на моем вдруг зазвонил телефон: — Алёу!

Звонила Орлова из промышленного отдела.

— Ты у себя? Слушай, к тебе сейчас идет шедший изобретатель…

— Подожди, товарищ Орлова, а почему ты считаешь, что наш отдел более подходящее место для изобретателей, чем отдел промышленности?

— Потому что у него финка, а я здесь одна, все ушли питаться. А он…

Продолжать разговор было бессмысленно. Скрипнула моя — незапертая дверь. Я положил трубку.

«Сумасшедший изобретатель», действительно, очень напоминал сумасшедшего изобретателя, то есть я их никогда до этого не видел, но примерно такими себе и представлял. Конечно, действительность внесла некоторые свои поправки в этот образ. Морской пиджак-«банкетка» с якорями на пуговицах, линялая флотская фуражка. В остальном же все было, как полагается, — явное отсутствие какого-либо белья под пиджаком, небритые, ввалившиеся щеки, зябко повязанный шарф, глаза… самое главное — глаза. В сущности, они были вполне нормальными, только… В общем, такие глаза были бы у большой обезьяны, если бы ей подарили разум и забыли подарить дар речи — «Знаю, а сказать не могу».

Или вернее… Впрочем, описывать глаза — дело безнадежное.

— Здравствуйте. — Он протянул мне большую костлявую руку. — Электромеханик Коц.

— Очень приятно. Присаживайтесь. Курите?

Я протянул ему папиросы, поднес спичку.

Он сел, закинул ногу на ногу.

— Вы знаете, что такое электричество?

— Электричество? — я улыбнулся и, не задумываясь, ткнул в настольную лампу. — Вот.

Изобретатель нетерпеливо скривил твердый тонкогубый рот.

— Да, и это тоже. Ну, а понятие, физический смысл, — что такое электричество?

И вцепился (других слов не подберешь), в меня своими глазами.

Я переставил пресс-папье, осмотрел и положил на место карандаш. В голове крутилось: «Поток, виток, ток». Нет, не то.

Я развел руками.

— Забыл.

Коц откинулся на спинку стула, захохотал.

— Какая потеря для науки, а? Подумайте только, один человек знал, да и тот забыл. — Он поднял палец. — Никто никогда не знал и не знает, что такое электричество.

Посмотрел на меня и опять хохотнул.

Я разозлился. Разозлился настолько, что даже перестал бояться его.

— А вы знаете?

Коц стал серьезным.

— Нет, не знаю.

— А как насчет «вечного двигателя» или «философского камня»?

И вот тогда появилась финка — узкая, злая, длина клинка примерно полторы ладони. Вполне хватит…

Я вскочил, схватил стул.

— Поставь стул, гнида газетная!

— Убирайся отсюда, ты… — в общем, я тоже не остался в долгу.

Он встал.

Я замахнулся.

Вдруг опять задребезжал телефон.

Долго держать стул навесу неудобно, тяжело. Я грохнул его на пол.

— Да. Кто говорит?

— Это я, Орлова, — некоторое время в трубке только учащенное дыхание, наконец: — Как там у тебя? Ничего?

— Все в порядке.

Я дал отбой.

Коц уже уселся.

— Ладно, давай поговорим спокойно.

Я хотел сказать, что не хочу с ним разговаривать, но почему-то сказал: — Давай!

Он придвинулся поближе к столу, снял Фуражку.

— Кто знает, что такое электричество? Никто. Два противоположно заряженных тела притягиваются. До Фарадея зто называлось «дальнодействием». Мы назвали «полем» И успокоились. Электромоторы крутятся, провода висят, ну и ладно. Правильно?

Я кивнул.

— Правильно.

— Неправильно! — Коц хлопнул рукой по столу. — Мир никак не может излечиться от механистических взглядов.

Хотим из земного притяжения вырваться, другие планетные системы собираемся посетить — и тоже механическим путем.

Раз из точки А нужно попасть в точку Б, значит — при через пространство напролом? Ну, если от А до Б два километра. — это имеет смысл. А если десятки световых лет? Никто же не станет современное судно разрезать надвое с помощью слесарной ножовки. Улавливаешь?

Меня очень тянуло опять кивнуть, мол, «улавливаю». Я сделал над собою усилие.

— Не очень…

Коц посмотрел на меня с каким-то презрительным сожалением, потом взъерошил свои и без того достаточно непричесанные волосы.

— Добро. Надо с начала. Я работал тогда дежурным энергетиком на электростанции. Думал прилипнуть на суше, надоело болтаться по морю. Сижу я однажды на дежурстве, читаю что-то. Вдруг вижу, стрелки дернулись. Приборы «землю» показывают. Утечка где-то на линии. Это может во время дождя быть. Но я получил прогноз — ясная погода. Да и откуда может быть летом, в такую жару, дождь? Ну, стрелки покачались, и опять на место возвратились. А мне чего-то не по себе стало. Растолкал я дежурного шофера: — готовь машину.

И поехали Мы по линии, от опоры к опоре. Тишина, горячий воздух дрожит, все время кажется, будто впереди озеро и дальние опоры прямо в воде стоят.

Отъехали уже километров с двадцать, видим — отара овец. Мы бы проехали дальше, — чабан кричать стал, остановились. И он рассказал нам.

Оказывается, подпасок его, молодой парень, пребывая в телячьем восторге — то ли он женился недавно, то ли собирался жениться, — я не очень понял, в общем, этот удалец решил преподнести своей любимой парочку изоляторов, а может, и целую гирлянду.

Изоляторы стеклянные, играют, переливаются на солнце, Ну, он и полез их сбивать.

Удивляешься? Я тоже удивлялся. Неужели он не слыхал никогда, что нельзя этого делать?

Не знаю.

Есть, оказывается, еще и такие на нашем шарике.

Взять хотя бы старика-чабана. Он видел смерть от ножа, от болезней, от старости. А эта история казалось ему фокусом. Был человек, и вдруг не стало человека. Телогрейка упала, папаха тоже, а человека нет. И пепла не видно. — Коц уставился на меня. — Так куда же он делся?

— Куда? — повторил я, и не голове у меня зашевелились волосы. Потом мне удалось засмеяться и выдавить из себя: — Убило током, сгорел!

— Пепла нет, — повторил Коц, продолжая давить меня взглядом. Допустим, пепла нет. Тогда что?

Я молчал.

— Ладно, — он жестко улыбнулся, — пепел я нашел. Очень мало, но нашел. Дело не в этом. Старик смотрел на нас с надеждой. По-моему, он бы не удивился, если бы я сделал что-то, и из моего кармана вдруг появился его подпасок. Кажется, эта первобытная вера в чудеса и заразила меня тогда. Дай папиросу.

Две-три глубоких затяжки, клубы дыма. Коц доверительно придвинулся, разогнал дым ладонью.

— Почему бы не предположить, подумал я тогда, что под действием ста десяти тысяч вольт произошла переорганизация материи? Ведь, если вдуматься, старый чабан как-то по-своему прав. Человек же не проволока, чтобы просто перегореть. Человек живой. У него уйма энергии. Он бегает, любит, строит. Куда все это делось? По-моему, живая материя тем и отличается от неживой, что она энергетична. А энергия ведь не должна сгореть.

— Идеализм! — пригрозил я.

— Почему идеализм? — Коц поморщился. — Человек-вещество превращается в человека-поле. А материя никуда не исчезла, она просто видоизменилась.

— А пепел? — уцепился я. — Ты же нашел пепел.

Он остался спокойным.

— Ну что ж, превращений без потерь не бывает. Какую-то дань платить всегда приходится. Человек-поле — этакое туманное облако с очертаниями человека — быстро скользит над проводами — я представил себе это, и попробовал спрятаться под теплое одеяло общеизвестного, небеспокойного.

— Просто убивает током, сгорают — и все. Почему раньше никто не замечал этого твоего… — я сделал неопределенное движение рукой, превращения?

Коц пожал плечами.

— Потому что никакого превращения не было. Люди, действительно, сгорали — и все. Просто схватиться за провода- этого еще мало. Но преобразование возможно. Для этого надо иметь…

Он полез за пазуху. Я думал — сейчас появится какой-нибудь приборчик, или вообще черт его знает что, но Коц вытащил до странности чистенькую тетрадку, раскрыл ее, сунул мне под нос. — Вот, смотри…

Восьмерки, лежащие на боку, какие-то закорючки, вон та, кажется, лямбда или сигма.

Я обалдело хлопал глазами. Наверное, у меня был очень глупый вид. Коц вздохнул, отобрал тетрадку.

— Все равно, не поймешь… Но ты слушай, слушай и запомни. Ты запомнишь…

Он словно гипнотизировал меня.

— Преобразованию подлежит только живая материя. И главную роль здесь играет не столько электричество, сколько его магнитные свойства.

Кажется, Коц перестарался. Я видел только его глаза, странные, бешено-напряженные. Они вбирали, растворяли меня.

Он что-то говорил.

— …Экраном может служить… Очень важно, чтобы совпало в системе…

Но слова доносились как сквозь вату. Кружилась голова, в память стучались гордые стихи о том, что если бы солнце потухло, то «мир осветила бы мысль безумца какого-нибудь».

Потом я будто проснулся. Коц задумчиво теребил свой хрящеватый нос.

— Детрансформация — обратное превращение человека-поля в человека. — Он помолчал и честно признался. — Кое-что мне здесь не совсем ясно. Главным образом, потери. Какая-то часть теряется при первом переходе, какая-то при обратном. Как это будет выглядеть? Окажется ли человек просто похудевшим, или потеряет энное количество лет жизни? В общем, нужен опыт.

Я всем своим видом выразил удивление: так в чем же, мол, дело?

Коц понял меня.

— Не-е, настольный опыт тут не пойдет. Этот процесс не моделируется. А для настоящего опыта мне нужно, — он почесал в затылке, — нужно, чтобы город на какое-то время отдал мне свою электроэнергию.

«Всего-навсего»!

— Один раз я пробовал, — Коц смущенно, по-мальчишески, безоружно улыбнулся. — С кошкой пробовал. Ну, опыт был преждевременный… Меня тогда выгнали с работы, чуть вредительство не пришили.

Он надолго умолк.

— Слушай, а ты не пробовал поговорить с кем-нибудь, кто тебя поймет?

— Пробовал. — У него дернулась щека.

— М-да, — протянул я и подумал, что привычка хвататься за финку, видимо, появилась у него неслучайно.

— И что, это у тебя первая… — я поискал слово, — первая идея, или раньше тоже бывало?

— Было. — Коц опять весь засветился. — Еще когда я плавал, мне пришло в голову — это же неразумно.

— Что неразумно? — не понял я.

— Да плавать в воде неразумно — две трети судна под водой, а у танкера даже четыре пятых. Сопротивление воды огромное.

— А что же делать?

— Летать. По воде надо летать.

Я чуть не схватился за голову. Час от часу не легче!..

— Летают по воздуху, — как можно спокойнее сказал я.

— А по воде — тем более. — Коц прямо подскочил на стуле. — Ведь вода в восемьсот раз плотнее воздуха. Жалко, у меня нет с собой той тетради… Дай бумагу!

Через минуту на листе появилась какая-то диковинная штука. Она опиралась на четыре разлапых ноги странного вида. Рисунок скорее напоминал белого медведя, чем корабль.

Я встал.

— Слушай, я берусь организовать тебе консультацию.

Кажется, это получилось у меня слишком торжественно.

— Ладно. — Коц тоже поднялся. — Только я не для того пришел. Просто, чтобы знал кто-нибудь…

Я не совсем понял его, но кивнул.

— Запиши мне свой телефон, — продолжал Коц, — звонить буду тебе, а то так ходить, — он показал на свой пиджак, — люди пугаются. Полтора года не работаю…. Ты не одолжишь тридцатку?

И сразу будто что-то рухнуло и разбилось.

— Сейчас, сейчас…

Я лихорадочно шарил по карманам, хотя отлично знал, что, кроме мелочи, там ничего нет.

— Подождите… Я сейчас…

Тридцатку я достал в машбюро под твердое обещание вернуть в день получки.

Конечно, я не ждал никакого звонка, и был очень удивлен, когда услыхал в трубке резкий, нетерпеливый голос Коца. Я сразу узнал его.

— Ну, как, говорил с кем-нибудь? — начал он без всякого предисловия.

— Да нет, знаете…

— Ладно, черт с ним, я сам. — И гудки отбоя.

— А ведь у меня была возможность. На днях я брал интервью у одного крупного физика. Правда, он не носил профессорскую шапочку, однако был такой ученистый, строгий…

И все равно, я бы решился, заговорил бы с ним об этом сумасшедшем деле. Но тридцатка…

Дня через два, утром, по дороге в редакцию, я купил в киоске газету (я не отказывал себе в удовольствии подойти к киоску и на общих основаниях купить газету). В троллейбусе я развернул ее и в отделе хроники споткнулся о коротенькое сообщение: «Вчера неизвестный сумасшедший, пробравшись к главному щиту городской ГЭС, взялся за клеммы».

С тех пор прошло двадцать четыре года. Я давно уже заместитель редактора. Но в этом-то ничего выдающегося нет.

Просто лейтенант стал подполковником.

А вот корабли на подводцых крыльях, а?