«Рыцари здравого смысла»

РЫЦАРИ ЗДРАВОГО СМЫСЛА

– Усиление тенденций волюнтаризации определенной части социума и ответной деструктивной психологизации мультимедиа представляется априорно опасным, так как даже гипотетическая виктимность гуманизма, как основной парадигмы прошлого миллениума…

Обаятельная девчушка, которая вещала с инфор-экрана, сама скривилась от последних слов, запнулась, помолчала секундочку и выпалила:

– Господи! Какая чушь! Вы хоть немного догоняете? Я не догнала. Но так выражаются наши умники из Академии. А если по-простому, по-нашему, компешник – тот же чел, не грузи его, пока не приперло, и все будет классно.

Я не любил подобных передач, просто мне понравилась новая ведущая, но теперь и она утомила, так что, покидая шумный перекресток, я небрежно вдавил кнопку на пульте, промахнулся и случайно, вместо другого ТВ-канала, врубил круговой обзор. Но, как выяснилось, вовремя.

Именно в этот момент камера смотрела назад, и я не пропустил эффектного и достаточно редкого зрелища. Прямо за моей спиной, в поток автомобилей на огромной скорости въехал допотопного вида грузовик, и, прежде чем его остановили внешние полицейские антигравы, корявый монстр успел изрядно помять добрый десяток машин. Воздух над площадью наполнился сначала страшным скрежетом, грохотом, хлопками и сигналами клаксонов, а затем ужасающим писком, воем и улюлюканьем разноголосых сирен. Тут и там едкими сизыми облачками зависли испарения мгновенно сработавших антифайров, разумеется, образовалась пробка, но поток машин не замер вовсе, а продолжал двигаться в прежнем темпе, обтекая возникшее препятствие.

До сих пор аварийные акты я видел только по ТВ, хотя, как рассказывали, за последний год число авактов резко возросло. И вот сегодня мне посчастливилось повстречать на улице живого ручника. Ручники, если вы не знаете, это такие странные ребята, которые садятся в доисторические машины с ручным управлением и специально совершают авакты. А может, и не специально – не знаю, все по-разному говорят. Так вот, сегодня я точно своими глазами увижу настоящего ручника. Павлуха и Горячкин просто обзавидуются, а Валька наверняка не поверит, она сделает круглые глаза и будет слушать, приоткрыв рот и не дыша. Я так четко представил себе эту картину, аж под ложечкой заныло от предвкушения моего будущего торжества. Ну и конечно, выбрался из машины на улицу – уж очень хотелось побольше запомнить подробностей.

Я знал, что при этом грубо нарушаю общегражданскую инструкцию: на остановку посреди потока имеют право только машины, непосредственно пострадавшие в ходе ДТП, а за праздное любопытство грозит немалый штраф. Но – коц мою плешь! – что-то подсказывало мне: на этот раз пронесет. Не один же я такой в самом деле! Событие-то и впрямь редкостное.

А ручник попался крутой: на ржавом КАМАЗе явно двадцатого века он сумел переколотить тринадцать легковушек и три микрушника – не хило! Об этом на всех каналах расскажут. Я пересчитал покореженные машины еще раз и с удивлением обнаружил, что других зевак, кроме меня, на всей площади больше нет. Черт, не пора ли сматываться? Пять минут максимум – и полицейская леталка будет здесь.

Но уж очень близко к злополучному КАМАЗу оказалась моя машина, и я не смог не заметить приоткрывшуюся смятую дверцу и безжизненно свисавшую из нее руку, по которой стекала кровь. Шаг, другой, и вот уже я стою совсем рядом. А не помочь пострадавшему – это пункт общегражданской инструкции, куда более серьезный, чем все правила дорожного кодекса вместе взятые…

Слава Богу, человек оказался жив, но сплющенная кабина грузовика была обильно залита кровью. Ноги несчастного зажало между сиденьем и щитком, не приходилось сомневаться, что травмы там множественные, а кроме того бросалась в глаза разбитая голова, открытый перелом руки и крайне затрудненное дыхание – не иначе и ребра у бедняги потрещали.

– Помогите, – прохрипел этот полутруп.

– Вы скорую вызвали? – глупо спросил я, в ту же секунду вспоминая, с кем имею дело и торопливо нажимая третью кнопку на своем БТ.

Всем же известно: ручники – народ абсолютно чокнутый, они демонстративно не пользуются никакими благами цивилизации, в том числе и браслет-телефонами.

– Аптечку, – прохрипел ручник.

«Интересно, кто прилетит раньше: полиция или скорая», – думал я, нервно рыская по карманам в поисках вдруг запропавшей куда-то универсальной аптечки. Наконец нашел и замер в нерешительности, словно забыв, что именно следует колоть в подобной ситуации: все-таки не каждый день общаешься с людьми, которые копыта откидывают. И правильно замер.

Умирающий ручник сумел выдавить из себя еще одну фразу, и в голосе его даже сквозь хрип слышался неподдельный ужас:

– Нет! Мою…

И он показал глазами на нагрудный карман куртки.

Странная аптечка оказалась у этого ручника. Не аптечка, а полный калич. Я таких никогда и не видел: вместо стандартной панели – одна единственная кнопка, с какой стороны жало – и не поймешь. Потом я, наконец, догнал: это же та еще аптечка – обыкновенный баллон с наркотой! Если б еще хоть раз в жизни я держал эту плешь в руках. Ну, видел по ТВ разок-другой, а как им пользоваться – фиг разберешь… А ведь придется. Ручники, это известно, частенько бывают наркошами. Мне рассказывали одну голимую историю, как вот такого же после авакта привезли в больничку и начали резать, наркоз на него не действовал, ему доза была нужна, а эскулапы стормозили, вот парень и окачурился от болевого шока пополам с ломкой.

Я тупо вертел в руках плоскую черную коробочку с серебристой кнопкой, а драгоценные секунды безжалостно утекали. Ручник по-рыбьи хватал ртом воздух и отчаянно закатывал глаза. Наконец, он напыжился и сумел сказать главное:

– Кнопочку нажмите пальцем.

Ну, я сдуру эту кнопочку и нажал, как последний лох, некогда мне было думать.

Резкая боль прошила палец, я вскрикнул, но уже в следующую секунду новое незнакомое ощущение накрыло меня словно колпаком: видно, наркотик начал действовать. А я никак не мог въехать, специально он подсунул мне эту голимую штуку или я сам такой фофан, что нажал не ту кнопку, но удивительнее всего было другое: после укола, который я сделал себе, а не ему, ручник мой расслабился, заулыбался и затих, и я видел, что если он даже умрет теперь, то умрет вполне счастливый, и мне было хорошо, то есть я понимал, что все сделал правильно, что сделал даже чуточку больше, чем мог, что теперь можно уходить, точнее, нужно уходить, да, да, обязательно, нужно просто дергать отсюда, на полном трафике, ведь из-за крыш ближайшего квартала элитных сот уже послышался вой сирен, а я не хотел, совсем не хотел встречаться не только с полицией, но и с врачами скорой…

В последний раз я оглядел поле боя, теперь уже совсем другими глазами. Шестнадцать замерших машин разной степени покореженности так и стояли в прежних позах, ни одна не дернулась, шестнадцать пользователей сидели в них, как истуканы, в ожидании полиции. И пользователи, и даже их пассажиры сидели тихо, как мыши, ни одна сволочь не выскочила помочь несчастному умирающему человеку. Ну, правильно, разве это человек – это же ручник, а мы сидим и просто соблюдаем общегражданскую инструкцию. Уроды! Вас-то не зацепило! Ни на ком ни одной царапины в ваших сверхзащищенных скорлупках, а парень переломался вдребезги. Эх, вы, уроды!..

Боже, какие странные мысли посетили меня! Да еще промчались в голове с такой ураганной скоростью, что я едва успевал расшифровывать их смысл, будто это и не я сам думал, а кто-то внутри меня…

Но никакие мысли не помешали мне в два скачка вернуться к собственной машине и увидать через распахнутую дверцу спокойно мерцавший в слипинговом режиме экран дисплея. Машина ждала своего пользователя, ей было пополам, что у хозяина съехала крыша.

Я плюхнулся в кресло и от легкого толчка дисплей ожил, напоминая мне, что мы находимся в главном меню. Одним нажатием мышки я выбрал возврат домой по наикратчайшей траектории с максимальной скоростью, а левой рукой тут же вдавил кнопку ввода. Никогда я так раньше не делал: все нормальные люди стартуют той же мышью, а кнопка «ВВОД» предназначена совершенно для других режимов, но мне вдруг показалось, что управлять машиной с двух рук – это круто! Слово-то какое – «управлять»! Так в старину говорили. И еще говорили «водить машину». Была такая профессия – водитель. Странно, что я вспомнил об этом. Впрочем, ничего странного: ручники – они и есть водители. Свалился же он сегодня на мою голову!

А живу я в элитных сотах на шестнадцатом этаже. Называется комплекс «Поднебесье». У нас и первый этаж – двадцать пять метров над землей, шестнадцатый, сами понимаете, где. А здоровенные столбы внизу только для лифтов и прочих коммуникаций.

Ну, взлетаю я на свой предпоследний ярус (последний, семнадцатый – это уже пентхаус со стеклянной крышей), выхожу из лифта и звоню в дверь. Тут каждый по своему придумывает: ключи всех видов, кодовые замки, идентификаторы разные (фото, видео, аудио, одоро, то бишь по запаху, тактильные, есть даже такие, что по радужке глаза хозяина узнают), ну а я себе выбрал традиционный звонок и разговор с компом типа «пароль – отзыв». Звоню в дверь. А компешник отвечает мне голосом Вальки:

– Приветик, Чижов!

– Зайти можно? – спрашиваю.

– Можно, только осторожно. И ноги вытереть не забудь.

– А я ботинки перед дверью оставлю.

Вот такой ни к чему не обязывающий треп. Каждый раз разный. И кроме нас с компом, никто не знает, о чем мы с утра договорились.

И тут случается первая странность: дверь уползает в стену медленно-медленно, и пока я смотрю через растущую щель внутрь своей соты, зачем-то и впрямь снимаю башмаки и оставляю их на лестничной площадке…

Ну, все, шагаю в квартиру (это так раньше соту называли, а я люблю повыпендриваться со старинными словечками) и решаю всякую ерунду из головы выкинуть. На ближайшей клаве набираю заказ, жрать охота – сил нет, да и вообще устал, но тут-то и происходит вторая странность.

Я чувствую, что в комнате душновато, но вместо того, чтобы нормально, по-людски сказать: «Хочу, чтоб было посвежее», я иду к окну и пытаюсь его открыть руками(!). Ничего, конечно, не получается, и я, словно проснувшись, грубо так командую:

– Окно открой!

Вообще окна открывать не запрещается, но это считается чудачеством. Вот например, Чудила Дэн, тот даже зимой окон не закрывает, но он-то вообще отвязанный – живет в лесу, в покосившейся деревянной избушке, топит печь дровами и в город ходит пешком, потому что машины у него вовсе нет. И как это возможно?

Есть такая поговорка: как о дураке вспомнишь… Впрочем, появился не сам Дэн, появился его почтовый голубь, влетел в окно, сел на спинку кресла и терпеливо ждал, пока я отвяжу скрученную в трубочку мессагу. Вот такой он, Чудила Дэн: по мылу бросить мессагу ему в лом, и телефона в доме не держит.

А текст на бумажке был очень короткий: «Чижов, приезжай скорее. Есть разговор». В другой раз я бы сразу к нему и поехал, тем более, что день выходной, пожрал бы, да и поехал. Но тут мне стремно стало. Крыша-то от голимого наркотика едет капитально. В общем, я подумал еще немного и, уже начав жевать за столом, решил связаться с Виктором Журовым. Это мой друг со школы, а сейчас он в ЦАПе работает. Сам Бог велел с ним советоваться. А уже явно было пора: мои собственные мысли все больше и больше мне не нравились.

Думал я, например, о том, как мы дошли до жизни такой, и хорошо ли это, когда дома и машины вместо тебя соображают, и еще мне пришло в голову, что ручники – это самые нормальные люди, потому что не хотят становиться рабами вещей. От последней формулировки меня аж перекосило, как ту чувиху в телевизоре от «парадигмы миллениума». Вот тут я и вызвал Вика. Он откликнулся практически сразу:

– Центральный аппарат планеты. Журов.

– Привет, Вик. У меня какая-то лажа случилась. Видел на улице авакт и с живым ручником познакомился, ну, то есть, он уже не совсем живой был…

Я замолчал, как тормоз, ведь я и хотел и стремался рассказывать о самом главном.

– Короче, после этого я хожу, как полный фофан, потому что…

– Все! Стоп! Больше не говори ничего, – перебил Вик, едва не крича. – Я сейчас буду у тебя.

Ну, ни хрена себе! Я даже есть перестал. Если Вик бросает свою работу в ЦАПе и едет сюда… Страшно было подумать, что это может значить. И я подумал о другом, уже почти не удивляясь странности своих мыслей: «Мы разучились нормально говорить, перезабыли половину слов, а вместо них употребляем универсальные и почти бессмысленные. Вот почему мы не понимаем академиков. Нам даже не интересно, чем они там занимаются. Мы разучились думать!»

Последняя мысль показалась мне самой важной, ее хотелось додумать поглубже и поподробнее, но тут компешник и сообщил, что ко мне притащились гости. Неужели это Вик так быстро примчался? Впрочем, если он был в двух кварталах отсюда и взял служебную леталку…

Однако нет, в соту мою ввалились уж веселые по случаю выходного Горячкин и Павлуха. Они, конечно, притащили большой бурдюк с мерцающей сиреневой шипучкой, в которой ровно двенадцать процентов алкоголя, тут же плюхнули на стол, проткнули трубочками с двух сторон и мне третью вручили. Они знали, что я мерцающую больше всего люблю, да и после обеда шипучки выпить – самое оно, вот только я боялся мешать это дело с наркотой, и начал вяло отнекиваться. Но Павлуха заявил, что у него большой праздник, и не выпить я просто не имею права. Павлуха продал свою прежнюю лачугу и купил новую, намного круче в престижном районе у кольцевой дороги.

Некоторые считают, что любая лачуга круче соты. Но это неправда, может быть, в старину так и было, тогда, говорят, лишь очень богатые люди имели собственные дома, остальные жили в многоквартирных. Но сегодня есть соты покруче любой лачуги. Если у тебя компешник пятнадцатого покола, уровень виртуального уюта будет одинаково высокий, поселись ты хоть в пещеру в скале, хоть в дупло баобаба. Все это я и выдал ребятам, опережая их наезды на мое жилище.

– И все равно соты – полный отстой, – заявил Павлуха. – Жить надо в лачуге. Представляешь, у меня там все стены светятся, а днем могут делаться прозрачными. И еще унитаз вырастает из пола за три секунды.

Ну, за такой сверхскоростной толчок нельзя было не выпить, и я таки присосался к любимому напитку. В голове сразу зашумело, но мысли, которые меня мучили, никуда не пропали, и встречей своей с ручником хвастаться совершенно не хотелось. В общем, я понял, что от приятелей надо избавляться.

– Народ, – сказал я им. – Спасибо за ханку, но мне надо дергать прямо сейчас.

И показал записку Чудилы Дэна.

– Фишка, – констатировал Павлуха.

– Дэн – прикольный чел, – покивал Горячкин. – Поехали вместе.

– Нет, он ждет одного меня.

– Но хоть из дома вместе выйдем, – предложил Павлуха.

– Нет, мужики, мне еще надо покалякать со своей Валькой.

– Ладно, зануда, отдохни от нас, – великодушно разрешил Горячкин, и оба свалили.

Слава Богу, Вик заявился минуты через две, они не видели друг друга. И почему я решил, что это так важно?

– Рассказывай, – распорядился Журов с порога.

Я рассказал. Он слушал очень внимательно, ни на что не отвлекаясь: ни на птичек за окном; ни на ящик с вырубленным звуком, который по заданной схеме перелистывал каналы; ни на стол, включенный мною в режим утилизации. Я забыл убрать недопитый бурдюк, и он теперь растворялся в столешнице вместе с грязной посудой.

– Плохо, – резюмировал Вик.

– Что плохо? Меня будет искать полиция?

– Вряд ли, – пожал плечами Вик, и добавил две загадочных фразы. – Какой им смысл искать, если тебя уже нашел я. Начинается совсем новая жизнь, а ты даже не понимаешь этого.

– Кое-что понимаю. Я буду теперь наркоманом?

– Ну, правильнее сказать, ты уже стал им.

– А разве это не лечится?

– Это – не лечится.

– ?!

Я просто дар речи потерял, язык проглотил. А он глянул на часы и добавил:

– Не успею сейчас объяснить всего. Запомни главное. Во-первых, очень хорошо, что ты выпил. Выпей еще. Это просто необходимо, чтобы сразу не сойти с ума. Во-вторых, никуда не ходи. В-третьих, меньше разговаривай, лучше посмотри какую-нибудь развлекалку и вообще оторвись по полной. Валька твоя где?

– Она только к ночи освободится, – вздохнул я.

– Тогда так. Поезжай ко мне прямо сейчас. Сам-то я до дома часа через два доберусь, но у меня там полный расколбас сегодня, элитная туса гуляет. Ты многих знаешь. До моего приезда не соскучишься. Но только обязательно – слышишь, обязательно! – дождись меня.

– А можно Вальку к тебе пригласить?

– Нет, – сказал он холодно и жестко. – У нас будет серьезный разговор, а она ничего не должна знать об этом. Если ты не хочешь попасть по-крупному, никто ничего не должен знать. Пока. Ты понял?

И тут у него запел БТ, нехорошо так запел, экстренно. Журов ни слова не сказал в телефон, видно не мог при мне. Он торопливо пожал мою руку, потом сунул в нее какой-то диск и бросил на ходу:

– Посмотри вот это. И умоляю, без глупостей!

После чего буквально вылетел из соты.

Я с трудом нашарил в редко открываемом баре недопитый пузырик с коньяком и быстро оглоушил плескавшиеся на донышке граммов сто. Больше ничего не было, я не держу в доме спиртного. А этот аппаратчик навороченный – тоже чудак-человек: не ходи, говорит, никуда, но выпей обязательно…

От коньяка стало полегче. Я вспомнил про диск, воткнул его в ближайший флоп и сел перед экраном. Что ж, оторвемся по полной. Но развлекалка оказалась странной. Больше похожа на учебник истории, в котором все переврано. Впрочем, я быстро увлекся. Потому что там были ответы на многие из возникших у меня сегодня вопросов.

Примерно такая получалась феня, то есть концепция: якобы лет сорок назад, ну, примерно когда я родился, все люди на Земле жили так же убого, как Чудила Дэн в своем лесу: компы у всех примитивные, машины с ручным управлением, а в сотах и лачугах все нужно делать своими руками, даже посуду мыть и мусор убирать. А еще вся планета поделена была на много-много разных государств, и они между собой вели войны. Война – это такая массовая драка с применением сложной техники, которая за один день может убить тысячи и даже миллионы людей. Полный бред. В школе нам рассказывали про средние века, про всякие древние ужасы, но ведь потом – и не сорок лет назад, а больше ста! – изобрели компы, и они взяли людей под свой контроль и не позволили больше воевать. Вот и все, а современные машины и дома появлялись постепенно по ходу технического прогресса. Но в развлекалке, которую я смотрел, пели совсем другие песни. Якобы лет сорок назад случился Технологический Скачок (первый раз слышу про такой), и мир преобразился в одночасье. И люди все стали другими. Забавно, но глупо как-то.

На связь вышел Вик:

– Ты еще не уехал?

– Нет. Я развлекалку твою смотрю.

– Про Технологический Скачок? Это не развлекалка, а исторический документ. Прервись и лучше поезжай.

– Хорошо, – согласился я в полном обалдении.

Поверить ему было почти невозможно, но с другой стороны Вик никогда не врал мне. Да и зачем?

Перед отъездом связался с Валькой. Застал ее в ванной и попросил:

– Включи камеру. Я очень хочу видеть тебя прямо сейчас.

– У тебя с головой-то как? – засмеялась Валька.

– Но я тут один, и на винт картинку сбрасывать не буду, честное слово. Ты меня, что ли, стесняешься.

– Чижов, ты забыл, в какой соте я живу. У меня нет камеры в ванной.

– Тогда вылезай из воды. Мне, правда, надо тебя видеть.

И что это на меня нашло? Вдруг причудилось, что я не на тусняк к приятелю уезжаю, а черт знает в какую даль и навсегда. Поэтому попрощаться надо по-хорошему.

– Ты сумасшедший, Чижов, но я люблю тебя, дурака.

И Валька, наконец, возникла на моем экране. Я задал голографический режим, увеличил ее до натурального размера и поставил посреди комнаты. Голая, мокрая, с веселыми глазами, в игривой позе она была очумительно хороша, я просто задохнулся от восторга. Наговорил ей кучу комплиментов – серьезных и смешных, – а потом добавил после паузы:

– Прощай.

– Прощай, Чижов! – она улыбалась и ровным счетом ничего не понимала.

Все получилось, как велел Вик. А значит, правильно.

У старины Журова лачуга наикрутейшая: три этажа вверх, два вниз и все навороты, какие известны на сегодняшний день. Круче я видел только у министра, к которому однажды попал в гости года два назад. Так вот, компешник Вика опознал меня еще за три квартала, и сразу вступил в разговор, уточняя мои гастрономические и прочие вкусы. Ну и дальше все было супер: машину загнали в подземный гараж, а меня от самого низа и до гостиной в третьем этаже несла бегущая по спирали дорожка и сопровождала настоящая симфония звуков, красок и запахов, подобранных в полном соответствии с моими пристрастиями. Стол, уставленный экзотическими винами и закусками, не мог не поразить, и компания вкруг него сидела необычайно милая. Я это все видел и понимал умом, а вот в душе радости не было. Странно.

Ну, ладно. Выпили, перезнакомился с теми, кого не знал. Попробовал принять участие в разговоре. Потом вспомнил, что говорить надо меньше, и просто сидел и слушал. Ну, до чего же тупые разговоры!

– А у нас шторы из живой ткани: подрастают за ночь, и их утром надо подстригать – прикольно…

– Раздвижные окна между комнатами – это фишка!..

– Я только вчера из Парижа. Знаете, какая у них последняя феня? Одежда, которую не снимают, а смывают под душем со специальным раствором…

– Вы смотрите программу «Видеобобики для взрослых»?

– Не прикалывает. От обычных «Видеобобиков» у нас пацанов конкретно прет. А сами фанатеем от шоу «Наша семья». Это – супер…

– Слыхали, министр по делам автомобилей предлагает все машины покрасить в зеленый цвет?

– Что за фуфло?

– Вовсе не фуфло. Оттенки могут быть разными, но вообще зеленый – самый экологичный цвет, и для глаз полезен.

– А я бы перекрасила всех в красный и розовый цвета. Не экологично, зато эротично…

– Кто о чем…

– Нет, ну погодите. Вот ваша машина, она кто: девочка или мальчик?

– Не понял.

– Ну, вот мой автомобиль, это точно мужик: мощный, крутой, зажигает…

– Ага, у Соньки и джойстик в виде фаллоса.

– Вранье!

– А я вам чисто конкретно скажу: все машины – женщины, а дома – мужчины. Такова их компьютерная ментальность.

– Ой, не умничай, Петюня! По-моему все наоборот. Машина, въезжающая в гараж, – что напоминает? И кто тут папа, а кто мама?

– А чел, влезающий в машину? То же самое.

– Между прочим, компы пятнадцатого покола конкретно способны влюбляться друг в друга. Об этом пишут на полном серьезе. Машина по натуре западает на дом или на другую машину.

– А дом может западать на дом? – это спросил я, безумно уставший слушать всю их ахинею.

– Вряд ли. Как они будут общаться?

– Не знаю, не знаю, – усомнился тот, кого звали Петюней, – соты общаются между собой весьма плотно… Ладно, пойдемте танцевать.

Я горячо поддержал предложение Петюни, потому что не только устал сидеть, но и набрал уже должный градус.

Музыка зазвучала громче, стол и стулья медленно скрылись в полу, в полумраке закружились разноцветные дымные вихри, а с потолка как снежинки полетели маленькие золотые звездочки. Я давно уже наметил себе партнершу – яркую фигуристую брюнетку Соню, абсолютно не похожую на мою рыженькую Вальку. Соня не могла не заметить, как я пожираю ее глазами. И результат превзошел ожидания: она сама подошла ко мне и обняла за шею.

– Хочешь со мной танцевать?

– Да.

– Пошли.

Танцевала она классно, и проявляла такую активность, что уже через минуту мы целовались, а когда сделали паузу для глубокого вдоха, Соня шепнула:

– Пошли наверх. Я знаю, где у Вика стоит шикарный водяной диван.

Тогда я отпустил ее и сказал:

– Нет. У меня есть Валька, и я люблю ее.

– Она сейчас здесь? – деловито поинтересовалась Соня.

– Нет.

– Тогда при чем здесь Валька?

– Не знаю, – растерялся я от такого прямого вопроса.

– Ты что, ручник отвязанный? Или просто псих? Я живу с Виком уже два месяца. Мы тоже любим друг друга, иногда по три раза в день. Ну и что? Сейчас я хочу тебя. А разве ты меня не хочешь?

– Не знаю, – тупо повторил я.

Тогда Соня потрогала ладошкой мой «джойстик», и ответ сразу стал более определенным.

В комнате наверху был не только водяной диван, там была еще прорва умопомрачительных напитков, фруктов, конфет, и мы их по очереди дегустировали и до, и после, и во время…Было сказочно здорово. Но когда и как мы заснули, я абсолютно не помню.

Зато хорошо помню, как проснулся, кажется среди ночи или очень рано утром от дикой жажды и головной боли. Стены незнакомой комнаты выглядели ужасно странно, какие-то бесконечные стеллажи с дисками (или с чем?), вдобавок у меня двоилось в глазах. Но склонившегося надо мной Виктора я все-таки разглядел.

– На, выпей вот это, – он протянул мне высокий бокал с золотистой жидкостью.

Я влил ее в себя, не думая. В тот момент мне было все равно, что пить. А эффект оказался фантастическим: ни жажды, ни боли, ни тошноты, ни двоения в глазах и полная ясность в мыслях. Вик прочел это у меня на лице и приготовился рассказывать все по порядку, но я таки успел влезть с вопросом:

– А вот это у тебя по всем полкам – как их? – кассеты, да?

– Нет, это книги. Настоящие бумажные книги. Только не торопись, Чижов. Меня послушай. Пока ты спал, я провел сеанс гипнопедии и ввинтил в твои мозги добрый гигабайт полезной информации. Надеюсь, всеобщую историю до 2020 года по открытым источникам ты теперь знаешь хорошо?

Я задумался на секундочку, понял, что это действительно так, и молча кивнул.

– А теперь послушай ту часть истории, которая доступна лишь избранным.

– Я – избранный?! – трудно было удержаться от вопроса.

– Так точно. Формально я должен провести еще один тест, но уже не сомневаюсь в ответе.

– Должен – проводи.

– Хорошо, ты только не спеши с ответом. Подумай. И говори честно. Врать нелепо: ты все равно не знаешь, чего я жду. Итак: внимание, вопрос. Сегодня, сейчас ты любишь свою Валентину так же, как и раньше?

Вот уж не ожидал, что он спросит об этом! Но думать мне было ни к чему. И врать совершенно не хотелось.

– Конечно, нет, – сказал я, смакуя производимое впечатление. – Теперь я люблю ее намного сильнее.

– Поздравляю, – радостно улыбнулся Вик. – Считай себя принятым в наш коллектив.

И Журов, наконец, рассказал мне, как мы дошли до жизни такой.

В конце двадцатого века на планете появился СПИД. Лекарство от этой смертельной болезни ученые искали долго. И конечно, нашли. Но они не нашли другого – причину возникновения эпидемии. Только уже в середине 90-х кто-то сообразил, что СПИД был не более, чем отвлекающим маневром. Чьим? Вопрос. Но главной диверсией стала другая эпидемия, не столь заметная поначалу, но куда более массовая. Вирус передавался прямо по воздуху, а действовал непосредственно на мозги. Человечество катастрофически глупело. Ученые посчитали: лет пятнадцать, максимум двадцать, и – миллиарды дебилов выпустят из-под контроля все. Вариантов конца света предлагалось на выбор десятка три. Но поскольку отупели еще не все, здоровые ученые успели найти лекарство и для этого случая.

Однако лечение и даже вакцинация оказались сложными, дорогими процессами. Удостоились избранные. И все это – в строжайшем секрете, никакой утечки в прессу. Наконец, примерно на рубеже тысячелетий находят другой, предельно дешевый препарат и в порядке эксперимента запускают его прямо в водопровод в нескольких странах. Массовое излечение от «дебилизации» вызывает совершенно неожиданный эффект – всплеск агрессивности. Люди, вновь начавшие думать, направляют мысли исключительно на уничтожение себе подобных. Однозначно подтвердить такую гипотезу на конкретных персонажах не удается, но корреляция слишком явная. Волна террора прокатывается по многим странам. Наконец, знаменитый манхаттанский теракт 11 сентября 2001 года заставляет прекратить эксперименты и заняться анализом случившегося.

Лишь через несколько лет делается вторая попытка, что приводит к еще более страшным последствиям – к ядерной войне в Юго-Восточной Азии. Вот тогда люди, реально управляющие планетой, и принимают окончательное решение. Единственный способ сохранить цивилизацию – это разделить человечество на миллиарды вполне адекватных, неагрессивных, довольных жизнью и даже способных трудиться дебилов и – сотни тысяч (не больше!) интеллектуалов, контролирующих экономику, правопорядок, компьютерные сети, развитие науки и все прочее.

Мир, наконец, приходит в равновесие. Перед угрозой всеобщей гибели двести тысяч человек из всех стран объединяются, создают ЦАП, и обнаруживают, что фундаментальная наука за долгие годы стагнации вовсе не стояла на месте. Бывшие враги, соединив недостающие звенья, мгновенно покоряют казавшиеся ранее недоступными вершины: антигравитацию, управляемый термоядерный синтез, практическое бессмертие и многое другое. Так и происходит технологический скачок 2020 года. За один год цивилизация преодолевает дистанцию, равную веку.

Постепенно выясняется, что так называемые дебилы дальше не глупеют, они просто идеальные потребители, пользователи – для разработчиков и производителей. А для самих себя они идеально счастливые люди. Хуже обстоит дело с думающим меньшинством. Ученые занимаются делом, им некогда страдать о ерунде. А вот сотрудники ЦАПа – их слишком много – попадаются разные. Не все готовы служить на благо планеты. Некоторые мечтают опять взорвать мир.

Те, кто думает, вынуждены создать мощную разветвленную структуру – службу внутренней безопасности. Со временем она превращается в самую тривиальную спецслужбу, призванную не допустить объединения беглых представителей высшей касты в партии, тайные общества и любые другие организации, способные учинить массовое «излечение» человечества. А отдельных бунтарей, именующих себя ручниками, просто ловят и сажают в тюрьмы. Другого выхода нет.

– Вот такая у нас работа, Чижов, – подытожил Виктор. – И ты теперь вместе с нами, потому что вколол себе никакой не наркотик, а ту самую вакцину, действие которой принципиально необратимо.

– Я теперь вместе с вами, – повторил я его слова. И добавил раздумчиво: – Или с ручниками.

– Правильно. Выбор у тебя есть. Миленький такой выбор: престижная, хорошо оплачиваемая работа, гордость за себя и свою планету – или вечный страх несвободы и смерти, уголовная романтика, бег по лесам и помойкам до первого полицейского.

– Дешевый прием, Вик. Ты же прекрасно понимаешь, что все намного сложнее. «Во всяком государстве вне закона два класса правящий и уголовный. Во время революции они меняются местами…» Это Максимилиан Волошин. Начало двадцатого века.

– Я помню, – буркнул Вик. – Ты хочешь новой революции?

– Возможно. Ты еще не убедил меня ни в чем. За сорок лет прошедших после Скачка, кто-нибудь пробовал вновь применить массовое лечение?

– Нет, мир слишком совершенен сегодня, чтобы ставить над ним такие опасные эксперименты.

– Но ручники считают иначе. И я их понимаю. Массовое неумение думать, утрата нормального любопытства, забвение собственного прошлого, молодежный сленг в зрелом возрасте, не меняющийся уже полвека… Сомнительное совершенство.

– Но на другой чаше весов – всеобщая гибель! Неужели ты не понял?! Виктор говорил с сердцем, и я видел, что он абсолютно искренен.

У него прямо руки дрожали, и тогда он достал из кармана небольшую белую палочку, взял ее в рот и запалил с одного конца специальным устройством, дающим открытое пламя. Моя обновленная память услужливо подсказала правильные слова: сигарета и зажигалка.

– Это запрещено? – догадался я.

– В моем положении – да. Вот получу звание генерала, тогда смогу курить, не стесняясь своих. А полковничьи погоны такого права еще не дают.

– Как у вас все сложно! – покачал я головой.

– Ты сбил меня с мысли, – пожаловался Вик. – Я говорил…

– Ты говорил о всеобщей гибели.

– Да! Ну вот. Самые светлые головы считают сегодня, что так называемая дебилизация не была болезнью – это просто естественная защитная реакция человечества на экологическую катастрофу. На продукты распада собственной цивилизации. А попытки бороться с естественными процессами могут привести только к гибели.

– Не уверен я в этом! Мне надо еще подумать. Ты-то с детства думаешь, а я только вчера начал.

– Золотые слова, Чижов! Кто из нас ближе к истине: тот, кто думал сорок лет, или тот, кто еще сорока часов не думал?

– Это опять демагогия. Лучше ответь мне: при чем здесь любовь?

– А ты еще не понял? Любить способны лишь думающие особи. Дебилы же только спариваются и довольные разбегаются.

– О какой совершенный мир!

– Зря иронизируешь, – пожурил Вик. – Так было во все времена. Любовь, наука, искусство, философия – все это нужно лишь единицам. Остальным необходима просто спокойная сытая жизнь. Но эти сумасшедшие единицы веками пытались навязать свои идеалы всем. Кроме кровавых побоищ ничего хорошего не получалось. Так может быть, хватит издеваться над здравым смыслом. Полвека без войн – это чего-нибудь да стоит?

Я не нашелся, что ответить, и он продолжил:

– Ты помнишь, кто такой Василий Морган?

– Да, конечно, изобретатель первого компьютерного дома.

– Правильно, некоторые тогда говорили, что это вообще не изобретение. Вроде как мобильный телефон не более, чем усовершенствованный аппарат Александра Белла, так и компьютерный дом – не более чем усовершенствованная ЭВМ Норберта Винера. Но это неправда. Когда Морган соединил, а точнее, связал органически компьютер и жилище, он, так же как и Винер, смотрел в самую суть вещей и сделал принципиальное открытие: всякий дом нуждается в контролирующем центре. Наша планета – тот же большой дом. А ЦАП – компьютер. Мы вместе – единое целое. Вот что ты должен понять. Мы не душегубы, а рыцари здравого смысла. Ручники – тоже не душегубы. Но они рыцари безумия. Наверно, без таких нельзя. Скучно станет жить на свете. Бог с ними, пусть существуют, пусть бесятся, но допускать безумцев к власти – преступление. Человечество наступало на эти грабли уже много раз. Вот только больше нельзя. Грабли стали другими, и этот раз станет последним. Уверяю тебя.

Он уже почти убедил меня, не хватало какой-то детали. Я вспомнил давно вертевшийся на языке вопрос:

– А твоя Соня, почему она так вела себя?

– Ты хочешь спросить, не дебилка ли она? Конечно, нет. У нее просто такой характер.

– И ты прощаешь ей измены?

– Чижов, я люблю ее, именно поэтому прощаю ей все.

Я помолчал, пытаясь ухватить за хвост очередную ускользающую мысль.

– А тот вчерашний ручник остался жив?

– Да. Он сейчас в тюремной больнице.

– Слава Богу! Я бы очень хотел поговорить с ним, хотя бы просто повидаться.

– Понимаю. У тебя будет такое право, – кивнул Вик.

Но и это не то, не то… Какой-то еще вопрос мучил меня… Вот он!

– А Чудила Дэн?

– Что конкретно тебя интересует?

– Как он живет вообще?

– Хорошо живет. Под его хибаркой четыре этажа вниз со всеми удобствами и компом шестнадцатого поколения. Поди, и не слышал о таком? Их на всю планету не больше сотни. Чудила Дэн – один из лучших наших агентов.

– Вот как… – только и произнес я.

Мне жутко захотелось выпить. И даже закурить, хотя я никогда не пробовал. И работать ужасно хотелось. И прочесть настоящую книгу, напечатанную на бумаге. А сильнее всего на свете я рвался увидеть как можно скорее мою славную рыжую Вальку. И я уже знал, что мне разрешат ее вакцинировать. Я даже спрашивать не стал.

А знаете, почему не стал? Наверно, потому, что я так и не понял, на чьей же я все-таки стороне.

Оглавление