«Орнитоптер»

М.Шулькин

Орнитоптер

История, которую я собираюсь рассказать, произошла ли она наяву? Или это был сон? Сейчас мне кажется, что это был просто сон. Но почему же теперь в газетах, по радио и телевидению пишут и говорят о новом способе воздушного передвижения, который я увидел тогда? И почему, если это был сон, я так отчетливо помню каждую деталь, каждый штришок того, что произошло?

Было утро. Раннее июльское утро, которое хранит ночную затаенность и прохладу, а воздух кажется густым, как мед, и звонким, как песня.

"Чик-чик", "чирик-чик-чик", - почти не смолкая, перекликались воробьи, галки, грачи и еще невесть какие птицы, и мне почему-то казалось, что я понимаю их язык, все эти "чик-чирик". Потому что все-таки необычное было утро! Я и сам думал на каком-то птичьем языке, и все во мне чик-чирикало, и сейчас даже не верится, что я мог быть таким беззаботным и легкомысленным.

И все-таки это было. Пионерский лагерь, наполовину состоящий из брезентовых палаток - легковушек, как сначала называли их лагерные остряки, а потом и все остальные, включая начальника лагеря. И лес, вдоль которого тянулся дощатый лагерный забор. И эта встреча, похожая на сон...

Как я уже сказал, было очень рано, часов пять утра. Я сразу это почувствовал и прежде, несомненно, повернулся бы на другой бок или на живот и ткнулся бы головой в подушку. Но тут меня что-то как подтолкнуло. Я вскочил, быстренько натянул спортивный костюм и вылез из палатки.

Какое было утро и то, как я помню каждую мелочь вокруг, я уже говорил. Но главное - странное ощущение, которое больше никогда не повторялось. Я шел, не зная куда, повинуясь ногам, и то же время точно знал, что скоро, вот-вот, произойдет что-то необычное, какая-то неожиданная встреча, которую я запомню на всю жизнь.

Лагерь наш был большой, и выходов из него было целых три, и еще в заборе, примыкающем к лесу, было несколько дыр, но я пролез именно через эту и сразу попал на узенькую тропинку с чуть примятой травой, потому что по ней редко ходили.

Я шел по тропинке, иногда наступая на сухую опавшую шишку, и тогда раздавался треск, похожий на потрескивание горящих в костре сучьев. Птицы на секунду смолкали, прислушиваясь, и мой молчаливый разговор с ними обрывался.