«Рассказы»

Рассказы (fb2) - Рассказы 1570K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алексей Викторович Лебедев

Лебедев Алексей РАССКАЗЫ

АВТОБИОГРАФИЯ

Я, Лебедев Алексей Викторович, родился в 1971 году в г. Москве. В 1988 году закончил среднюю школу N 1121 г. Москвы с серебряной медалью.

В 1988-89 годах работал в Научно-Исследовательском Вычислительном Центре МГУ. В 1989 году поступил на механико-математический факультет МГУ (отделение математики) и в 1994 окончил его с красным дипломом. В 1994 году поступил в аспирантуру (кафедра теории вероятностей), где и учусь в настоящее время. В 1995-96 годах параллельно преподавал в Московском Институте-Интернате для инвалидов.

Фантастику люблю с детства. Писать начал в младших классах, потом сделал перерыв. Снова начал в выпускных.

Рассылал свои творения в разные журналы, но безрезультатно.

В 1992 году мы с друзьями-писателями основали Ассоциацию Молодых Писателей «Румата». С тех пор выпустили несколько сборников нашего творчества (за свой счет, тиражами в 100–200 экземпляров). В силу нерыночного вида большинство из них пылится у меня дома.

ИНТЕРВЬЮ С АЛЕКСЕЕМ ЛЕБЕДЕВЫМ

— Алексей, наши читатели знают тебя и как главного редактора Ассоциации «Румата», и как писателя. Я бы хотел разделить интервью на две части и поговорить с тобой сначала о твоем творчестве. Поэтому задам первый вопрос: когда ты начал писать, и почему?

— Можно сказать, что я начал писать еще в дошкольном возрасте. Это было нечто вроде комиксов. До сих пор сохранились альбомы с рисунками, в основном на фантастические темы. Где-то во втором-третьем классе я стал писать свои первые произведения, сопровождая их иллюстрациями. Конечно, все это было очень примитивно, но, как я теперь понимаю, это был необходимый этап в развитии моего творчества. А достаточно серьезные, с моей нынешней точки зрения, произведения я начал писать позже, уже после школы.

— А с чем связано твое увлечение именно фантастикой?

— Нравится мне она с детства. Это трудный вопрос. Так уж, наверное, мозги устроены.

— Что ты хочешь выразить своими произведениями?

— Большинство моих произведений проблемные и нерадостные.

Лучшие мне удаются, когда я пребываю в состоянии депрессии или разочарования. Они имеют в себе зерно катарсиса, чтобы вызвать у читателя какое-то движение в душе. Проблемы раскрываются в довольно мрачных тонах. Это направление гиперболизации действительности и попытки ее осмысления в таком виде.

— Маленькая деталь: большая часть твоих произведений затрагивает политику.

— Политика задевает какие-то струны в моей душе, входит в воспринимаемый мною мир существенной деталью и является постоянным источником напряжения, какой-то боли духовной, и это проявляется в моих рассказах. Основную роль играет страх перед государством, перед политикой.

— Тогда что для тебя идеальное государство?

— Это очень сложный вопрос. Не знаю, осуществим ли идеальный общественный строй. Утопий никогда не писал и не собираюсь. Просто есть такая древняя народная мудрость: не в силе Бог, а в правде. Вот этой правды очень не хватает нашему государству и до сих пор. Очень много лжи, не то что бы изощренной, но настолько всеобъемлющей, совершенно абсурдной и очевидной, и тем не менее существующей на государственном уровне. Я думаю, что нужно больше правды, больше честности в политике, какого-то благородства, духовности, может быть.

Политика может и должна быть нравственной, а иначе это ни к чему хорошему привести не может. По-моему, лозунг «Цель оправдывает средства» неправильный — есть средства, которые дескредитируют любую цель.

— Тогда, раз уж мы затронули политическую тему, хочу поинтересоваться: есть ли у тебя среди политиков свои кумиры?

— Пожалуй, что и нет.

— Ну, а среди поэтов, писателей? Есть такие великие люди, мнение которых важно для тебя?

— Я думаю, Стругацкие. И как писатели, и как люди.

Духовно они все равно присутствуют как часть культуры. Ну, а из классиков могу назвать Достоевского, Гоголя…

— Борис Стругацкий в свое время писал, что фантастическое произведение написано хорошо, если выполнены два условия: а) оно достаточно правдоподобно, и б) если реальность скрашена долей фантастики.

— Мне кажется, что мои произведения в чем-то удовлетворяют этим двум условиям. Если объективно посмотреть, то выяснится, что я мало что придумываю. Дело в тех ситуациях, которые возникают в моих произведениях, в тех проблемах, которые решают мои герои, а они никогда не бывают абстрактными, высосанными из пальца. Отечественный читатель вполне может увидеть в моих рассказах некие параллели с действительностью.

Можно провести такую аналогию: некую записку разрывают на две части, одна часть находится у одного человека, а другая — у другого, и только соединив половинки, они могут ее прочитать. Я всегда пишу одну половинку, а вторая находится в сознании читателя.

— А если твои произведения прочтут через сто лет? Сможет ли тогда читатель понять их без долгого копания в справочниках?

— Не знаю, может быть, и нет. Я пишу для современников, живущих в моей стране, которые знают то же, что и я, видят то же, что и я. Может, в этом я и не прав, и какие-то моменты надо описывать подробнее, но я не люблю разжевывать.

— Ты задумывался о том, что будешь известен и после смерти?

— Нет. Время покажет. Я о таком величии как-то не думал.

— Тогда давай перейдем непосредственно к твоим произведениям. Начнем с серии рассказов о Льве Ивине. Кто он для тебя?

— Лев Ивин — это образ, который реализует определенные качества, которыми не обладаю я. Он более умный, чем я, более смелый, чем я, более практичный, чем я. Кроме того, в чисто литературном смысле это герой, который не только видит проблему, и эта проблема вызывает у него некую духовную боль, но он еще и способен определенные проблемы решать. И в этом смысле он также реализует качества, которыми не обладаю я.

— Но какое-то сходство между вами существует?

— Я не думаю, что наделял его специально какими-то собственными личностными качествами. Когда я пишу что-то от его имени, то я пишу это и от себя. Но нельзя сказать, что Лев Ивин

— это я. Это герой достаточно идеальный и, может быть, несколько абстрактный.

— Видишь ли ты в нем прообраз того героя, который должен разрешить проблемы нашего сегодняшнего общества?

— Я не думаю, что Лев Ивин один в состоянии разрешить все проблемы. Он же не супермен!

— В твоих детективах всегда прослеживается политическая подоплека происходящего. Да обычно и сам сюжет не является чисто детективным.

— Да, конечно. Для меня писать детективы как нечто самодостаточное несвойственно. Следует говорить о детективной форме изложения материала.

— Тогда почему именно детектив?

— Детектив реализует в современной литературе очень древний архетип борьбы Добра и Зла — этим он мне близок.

— Еще один интересный аспект твоих произведений: многие герои в них имеют русские фамилии. С чем это связано?

— Может быть, это связано с моей подсознательной верой в то, что со временем русский человек займет подобающее ему место в реальности будущего. Все народы должны, как ни банально это звучит, мирно сосуществовать, и каждый сможет занять свое место.

На Земле должен установиться мир, в котором каждый вносит свой вклад в общее дело.

— Хорошо. Мы поговорили об одной твоей ипостаси — писательской, а теперь, я думаю, надо поговорить о тебе как об издателе сборника Ассоциации «Румата». Как в тебе родилась идея опубликоваться?

— Это давняя мечта. В школьные годы я еще достаточно стереотипно мыслил и занимался рассылкой своих произведений в разные журналы типа «Юный техник», «Техника-молодежи»… У меня сохранилась достаточно забавная переписка, точнее, их ответы. Она длилась в течение нескольких лет. В это время я оттачивал свой стиль, а они присылали разгромные рецензии.

— Как у тебя появилась идея создать свой журнал?

— В конце 91 года я послал в «Комсомолку» письмо, где пригласил переписываться со мной молодых и непризнанных писателей-фантастов. С чего мне это пришло в голову, сейчас я не могу уже точно сказать, но, думаю, это было связано с моим ощущением одиночества в этом качестве. С другой стороны, у меня был интерес узнать, что же пишут такие, как я.

— И что же?

— Пришло много ответов со всей страны. В Москве тоже нашлось несколько человек, которые ответили на письмо. В их числе был Михаил Марченко, который предложил создать свою писательскую организацию, при ней журнал, и выпускать его чуть ли не ежемесячно. Я тогда довольно скептически отнесся к этой идее, но суть мне понравилась. В январе 92 года москвичи собрались у меня: пришли Марченко, Екатерина Корнюхина и еще две девушки, которые потом отошли от дел. Тогда мы действительно были полны решимости создать такую организацию, я даже написал ее устав, который впоследствии никогда не исполнялся. Тогда же на собрании меня выбрали главным редактором, а Корнюхину — президентом Ассоциации. Журнал мы издали, конечно, позже, когда первоначальные планы пошли прахом, поскольку зарегистрировать организацию не удалось. Формально это был даже не журнал, а полиграфическая услуга.

— И тем не менее он выдержал четыре издания за три года.

— Думаю, тут сыграло роль мое упрямство, нежелание сдаваться и мой принцип — не залетать мыслью слишком высоко, а делать то, что возможно.

— Кроме «Руматы» ты где-нибудь еще печатался?

— Да, в «Зеленоградской газете» и в газете клуба «Полином» были опубликованы два моих маленьких рассказика. В дальнейшем эта практика не продолжилась из-за закрытия обеих газет. Но есть надежда, что меня в будущем будут печатать.

— Вообще говоря, для тебя «Румата» значит чрезвычайно много.

— Да это жизнь моя, если так можно сказать!

— Но кроме нее ты еще чем-то занимаешься?

— Конечно. В настоящее время я учусь в аспирантуре механико-математического факультета МГУ и работаю в НИВЦ МГУ.

Это не приносит мне большого дохода, то делает довольно насыщенной мою жизнь.

— Чем ты занимаешься в свободное время, кроме писательства?

— Кроме писательства? Читательством, разумеется. Мои увлечения относятся к духовной сфере. Я пытаюсь не только прочитать, но и осмыслить, может, с чем-то поспорить, выработать свою точку зрения. Конечно, я не служу примером здорового образа жизни. Когда человек посреди лета и прекрасной погоды сидит дома, читает книжки и смотрит телевизор… но вот есть это у меня. Вообще, я домосед.

— Какое у тебя отношение к руматовцам?

— Если человек может написать что-то такое, чтобы брало за душу, чтобы это можно было читать и проникнуться, — вот это всегда я ощущаю как великую тайну, как что-то мистическое, причем мистически прекрасное.

— А по отношению к себе?

— Само событие, когда в голову приходит некая идея, есть нечто сокровенное. Она постепенно обрастает какими-то подробностями, другими моментами. Иногда вдруг работа заходит в тупик, и нужно следующее озарение.

— Как ты пишешь? Вот тебя озарило…

— Я ношу идею некоторое время в голове. Она должна взрасти, оформиться в нечто целостное. Не со всеми идеями это бывает, иногда я в них разочаровываюсь. Но рассказ обязательно должен созреть, и только после этого я переношу его на бумагу.

Если речь идет о достаточно большом произведении, то для него нужны другие второстепенные идеи или образы, и работа над ним продолжается от озарения к озарению. После написания следует редактирование, то есть подбор более подходящих слов, предложений, или исключение лишних деталей. Но это гораздо менее одухотворенная работа.

— Ты пишешь свои рассказы сначала от руки, а затем печатаешь, или…

— Нет, я сперва все пишу от руки, и прежде чем они дойдут до машинки, они могут претерпевать значительные изменения, а некоторые так и остаются в черновиках.

— А почему так?

— Наверное, все дело в чувстве ответственности. Когда я печатаю на машинке, то возникает ощущение официоза. Может быть, это связано вообще с моим почтением к печатному слову.

— Есть ли у тебя «недоношенные» произведения, которые тебе нравятся, но ты никак не можешь воплотить их в жизнь?

— Конечно, есть. Например, я не могу придумать для них нужных подробностей. Это может быть связано с ограниченностью моего жизненного опыта…

— Что ж, будем надеяться на лучшее, а сейчас я заканчиваю интервью с Алексеем Лебедевым.

Беседу вел К.Воронцов, 1995.

P.S. Что изменилось с тех пор? Немногое.

Нормальных публикаций так и нет — если не считать рассказ «Последний легион», опубликованный в альманахе «Космический век» не только с сокращениями (на что я давал согласие), но и с совершенно бездарными добавлениями, а редактура местами изменила смысл на противоположный. Так что если хотите знать, как все было на самом деле, спросите лучше у меня.

По поводу моих рассказов в журнале «Если» было заявлено, что у меня отсутствует писательский талант даже в зачаточном состоянии.

Кому повезло, так это Катерине Корнюхиной — у нее в 1996-ом вышло четыре книжки в издательстве «Армада». Как только это началось, она самоустранилась от дел «Руматы», а недавно уехала с семьей в Америку. Так что президентом теперь я.

Еще я до некоторой степени освоил компьютер (благодаря чему вы читаете эти строки и, я надеюсь, прочтете все остальное), и новые произведения набиваю сразу на клавиатуре, без черновиков.

Это гораздо приятней, чем на пишущей машинке.

Из старых произведений я еще далеко не все перевел в файлы (честно говоря, это довольно скучное занятие), но со временем, наверное, сделаю. То же предстоит сделать и в отношении архивов «Руматы».

Очень надеюсь, что за этой порцией текстов последуют новые.

Так что проверяйте время от времени, договорились?

Всем привет!

Алексей Лебедев 17.04.97

ВЫСОКОЕ ИСКУССТВО

— Это было, пожалуй, одно из самых странных моих дел, — говорил Лев Ивин, странствующий детектив. Его слушали капитан Шторм и техник Хилл. Их маленький звездолет дрейфовал в просторах Галактики. — Оно заставило меня вспомнить одну древнюю поговорку… Но об этом после. А началось все на космической станции «Эпсилон-2», вращающейся вокруг таинственной планеты Муг.

— Я категорически возражаю против присутствия постороннего на станции! Вы меня весьма удивили, госпожа Вэй. Я немедленно поставлю руководство в известность о вашем безответственном поведении… — и первый секретарь посланника Содружества господин Клавдиус Файлер вылетел из отсека, захлопнув за собой люк.

Госпожа Дайана Вэй, второй секретарь посланника Содружества, проводила коллегу невозмутимым взглядом, а затем перевела свой жгучий взор на Ивина:

— Не обращайте внимания. В последнее время мы все на нервах.

— Что тут у вас произошло?

— Пойдемте, покажу…

За прозрачной перегородкой под белой простыней лежал немолодой человек, опутанный проводами и трубками. Над ним с тихим жужжанием колдовали роботы. Это был сам посланник Содружества. Звали его Альфред Кениг.

— Уже двое суток он в коме, — сказала Вэй. — И состояние его не меняется. Переговоры практически сорваны.

— Как это случилось?

— Никто не знает. Кенига нашли в таком состоянии в его же спальном отсеке. Никаких следов насилия или отравления.

— Но вы подозреваете покушение на убийство?

— Да. Женская интуиция.

— Вы введете меня в курс дела?

Они прошли в кабинет-отсек второго секретаря. На взгляд Ивина там было довольно уютно, хоть и тесновато. Дайана одела очки и уткнулась в свои записи. Ивин расположился в кресле.

— Как вы, наверное, знаете, планета Муг была открыта пять лет назад автоматическим зондом-разведчиком. Потом здесь работала группа наблюдателей на станции «Эпсилон-1». Отзыв о здешней цивилизации они дали относительно благоприятный, что и способствовало переходу контакта во вторую фазу — дипломатическую. Галактическое Содружество представляли мы, а империю Муг — Его Сиятельство князь Тар Афого.

— Возникли какие-нибудь осложнения при переговорах?

— О, нет! Альфред, Клавдиус и Тар — эта троица прекрасно спелась. Все шло прекрасно.

— А вы?

— А я оказалась за кадром. Его Сиятельство возражал против участия самки в переговорах.

— Вы были этим оскорблены?

— Не слишком. В конце концов, он продукт своей культуры. А вот то, что наши мужчины приняли его требование как вполне разумное — это меня действительно разозлило.

— Поэтому вы и обратились ко мне через голову Файлера?

Хотели отомстить?

— Вы догадливы. Но я не настолько мелочна. Просто решила совместить приятное с полезным.

— Чего я действительно не могу понять, так это почему болезнь Кенига ведет к срыву переговоров. Я, конечно, не в курсе всех дипломатических тонкостей, но по-моему в данном случае все полномочия переходят к первому секретарю.

— Так оно и есть. Вот уже два дня Клавдиус шлет радиограммы и уговаривает мугиан не останавливаться на достигнутом.

Безрезультатно. Оттого он и нервничает.

— Неужели им так полюбился Кениг, что они не хотят говорить ни с кем другим?

— Они этого не утверждают. Более того, полномочия Файлера официально признаны. Но что толку? Дело-то стоит. Тар Афого не появляется. Ответы с Муга поступают уклончивые. Ждем неизвестно чего.

Лев Ивин нахмурился.

— Послушайте, — сказал он. — Не хотите ли вы сказать, что мугиане подозревают здесь покушение на убийство, поэтому и не идут на контакт?

— Вот видите, вам тоже пришла в голову эта мысль.

На лице сыщика отразилось раздумье.

— Однако, — возразил он, — мы все же люди, а не мугиане.

Думать за них рискованно: у них может быть совсем иная логика.

— Знаете, я тоже не зря получила диплом ксенопсихолога. На уровне здравого смысла гуманоиды мало отличаются друг от друга.

— Но кто, по-вашему, мог устроить покушение?

— А это уж вы разберитесь, кто. Я, со своей стороны, готова предоставить вам все имеющиеся у меня факты.

— Скажите честно: вы подозреваете Файлера? Может быть, он только хотел вывести Кенига из строя, чтобы самому пожать лавры дипломатических успехов?

— Звучит логично, не правда ли? Но тогда он здорово просчитался. И, честно говоря, для подобной акции надо быть порядочным авантюристом, а за Клавдиусом я такого не замечала.

Он бюрократ.

— А не думаете ли вы, что здесь замешаны сами мугиане?

Может, в последнее время обсуждались какие-нибудь щекотливые вопросы?

— Вовсе нет. Я же вам говорю — они прекрасно спелись. Почти все уже было решено, и встречи приобрели почти неофициальный характер. На последней Альфред научил князя играть в шахматы, а тот подарил ему записи великих композиторов Муга.

— Интересно было бы послушать… А чем закончилась игра в шахматы?

— Афого проиграл четыре партии. Кениг дал ему учебник.

- Неужели князь решил отомстить? — перебил рассказчика Хилл.

Капитан Шторм фыркнул от возмущения. Лев Ивин улыбнулся:

— Это была одна из множества безумных идей, которые тогда вертелись у меня в голове. В подозреваемых и мотивах недостатка не было, однако возможные причины казались несоразмерны последствиям. Дело могло обернуться войной…

- Я связался с руководством, — заявил Клавдиус Файлер, — и меня заверили, что на вас можно положиться. Они не возражают против вашего присутствия на станции и надеются на ваше содействие благоприятному исходу переговоров.

— Я тоже надеюсь, — кивнул Ивин. — Однако меня пригласили сюда для расследования инцидента с вашим непосредственным начальником. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Прежде всего, никакого инцидента нет и не было. Госпожа Вэй совершенно неверно истолковала факты. В принципе, можно только одобрить ее преданность делу, однако в данном случае она действовала сгоряча. Да, господин посланник болен, но это не повод для нелепых подозрений и поиска врагов.

— И все же в этом есть нечто странное, вы не находите?

Господин Кениг заболел, его полномочия переходят к вам, а Муг вдруг идет на попятный.

— Поверьте, меня это задевает куда больше, чем вас. Однако в дипломатической практике бывает и не такое. Если вы действительно хотите знать мое мнение, то приостановка контактов, вероятнее всего, связана с событиями на Муге, а не здесь.

Ивину такая мысль не приходила в голову.

— Вы полагаете, там произошел дворцовый переворот или что-нибудь в этом роде?

— Никаких видимых признаков не наблюдается, однако подобный вариант не исключен. Речь, конечно, идет не о насильственных действиях, а об изменении в соотношении политических сил. Всегда необходимо учитывать, что есть сторонники и есть противники контакта.

— Что вы вообще можете рассказать о мугианах?

— Это весьма перспективная раса. У них богатые традиции и высоко развитое чувство собственного достоинства. Мы убедились, что их не прельщает материальное изобилие, которое сулят им современные технологии Содружества. Элита империи ориентирована на духовные ценности…

— Например, шахматы.

— Вижу, госпожа Вэй уже просветила вас на этот счет.

— Да, но я предпочел бы получить информацию из первых рук.

Ведь вы лично присутствовали на встречах. Скажите, при каких обстоятельствах Тар Афого сделал свой подарок — по собственной инициативе или по просьбе посланника?

— Видите ли, после обсуждения вопросов политики, экономики, науки и техники разговор зашел об искусстве. Оказалось, что в этой сфере у наших цивилизаций много общего. У них также существуют литература, живопись, музыка… Поскольку социальная структура их общества довольно жесткая, то имеется четкая граница между массовой культурой и искусством элиты — Высоким Искусством. Похоже, последнее имеет некую мистическую окраску.

Вполне естественно, что господин посланник решил ознакомиться с шедеврами искусства Муга, и князь Афого пошел ему навстречу. В дальнейшем мы планировали продолжить культурный обмен.

— Как вы думаете, господин Кениг успел прослушать записи?

Клавдиус Файлер задумался.

— Когда мы вошли в его отсек, огонек проигрывателя горел, — сказал он наконец. — Альфред забыл его выключить.

После беседы с Файлером Ивин отправился в медицинский отсек, чтобы поговорить с врачом. Необходимо было проверить некоторые догадки.

— Скажите, может ли состояние больного быть следствием отравления или какого-либо иного воздействия?

— Вы хотите сказать: есть ли здесь состав преступления? Не думаю. Судя по всему, причина комы — чисто психологическая.

Грубо говоря, будучи не в силах перенести некоторое душевное переживание, мозг полностью отгораживается от реальности.

— Можете не объяснять. Но разве это не лечится?

— Лечится, и довольно просто, путем электромагнитного стимулирования. Однако в данном случае есть риск для здоровья больного, обусловленный его возрастом. Поэтому лучше положиться на естественный ход событий. Уверяю вас, господину Кенигу ничто не угрожает.

— Сколько он еще пробудет в коме — дни, месяцы, годы?

— Трудно сказать. Возможно, следует вызвать специалиста из Центра. Я предлагал это господину Файлеру.

— Но он этого не сделал. Почему, как вы думаете?

— Может быть, он боится скандала? Или сложившаяся ситуация его устраивает больше?

— Нет, уже не устраивает. Вы знаете, что мугиане отказываются идти на контакт?

— Слышал.

— Вы не думаете, что они каким-то образом причастны к тяжелому психологическому состоянию посланника?

— Разве что косвенно. Хотя это маловероятно… Не знаю.

— Хорошо, я спрошу более определенно: могла ли их музыка оказать такое воздействие?

Врач усмехнулся и покачал головой:

— Не слышал ни о чем подобном. А вы слушали их музыку?

— Я — нет. И, возможно, благодаря этому не лежу в коме, а разговариваю здесь с вами.

— Конечно, интересно было бы проверить, — задумчиво пробормотал врач, — с медицинской точки зрения… Но кто будет добровольцем?

— И вы пошли на это? — восхищенно спросил Ивина Хилл.

— Должен разочаровать вас: нет. Мы удовольствовались грубой вычислительной моделью человеческого мозга, которую с трудом удалось впихнуть в бортовой компьютер. Когда мы ввели последовательность сигналов, соответствующих музыкальному произведению, которое прослушал Кениг, то на выходе получили жуткую депрессию.

— Значит, все-таки Афого покушался на посланника?

— Все не так просто. Позже, когда мы потребовали от мугиан объяснений — в довольно жесткой форме — и они вынуждены были возобновить переговоры, все разъяснилось. Однако истина оказалась весьма причудливой.

Можете ли вы представить, что музыка на Муге когда-то была оружием? Ведь Высокое Искусство — это боевое искусство! С тех пор многое изменилось, остались лишь ритуальные поединки. Это одно из самых любимых и уважаемых занятий представителей элиты.

Задача в том, чтобы создавать все более убийственные мелодии, и в том, чтобы силой воли противостоять внушению. В общем, как говорится, искусство требует жертв — эту поговорку я и имел в виду. Мугиане понимают ее буквально.

— А много ли там желающих умирать? Или их не спрашивают?

— Желающих более чем достаточно, поэтому существуют специальные законы, ограничивающие поединки. Они охотно идут на риск ради славы. К счастью, мы, люди, не столь привержены духовным ценностям. Так же, как и рядовые мугиане.

— Но почему Тар Афого не предупредил Кенига об опасности?

— Ему это и в голову не пришло. Он полагал, что под Высоким Искусством они имеют в виду одно и то же. Идущий на дуэль не должен удивляться, если его пристрелят.

— Неужели Кениг погиб?

— Нет, для него все кончилась хорошо. Он поправился и вновь приступил к работе. У него оказалась достаточно устойчивая психика. Мугиане гораздо более чувствительны…

— А почему они временно прервали переговоры?

— Ну, их тоже можно понять, — усмехнулся Лев Ивин. — Видите ли, наш посланник был в каком-то смысле отомщен, хоть мы и не сразу узнали об этом. Дело в том, что Его Сиятельство князь Тар Афого сошел с ума, пытаясь решить шахматную задачу.

ЗОВ САЛАМАНДРЫ

За мной следили уже неделю.

И это было не столько страшно, сколько странно и непонятно.

Конечно, будь я гангстером или детективом, шпионом или секретным агентом, в этом не было бы ничего удивительного — возможно, я принял бы это как должное. Но в моем случае я не видел решительно никакого повода. Забавно, но только это странное все продолжающееся приключение заставило меня задуматься, какое же я ничтожество.

Стоит ли говорить, что я никогда не имел отношения ни к каким важным секретам и тайнам; коммерческие наши тайны я сюда не отношу — по большому счету, это такая чепуха… Наша фирма пока не разорилась, хотя уже перешагнула срок жизни, отпущенный ей статистикой, но и не процветает, а скорее держится на плаву.

Мелкие радости, мелкие неприятности — это своего рода игра, имеющая значение только для тебя и еще нескольких человек.

Средний класс — фундамент стабильности и благосостояния (кажется, из речи Президента).

Есть еще вариант — фатальный. Конечно, много лет прошло с тех пор, как пал режим Нилтаса, и правительство у нас самое демократическое, и страшные полумистические органы давно расформированы, переформированы и реформированы в цивилизованные структуры, откуда можно даже потребовать свое досье; ну а вдруг снова? По привычке начинаешь думать, что, когда, кому и где сказал — и холодная лихорадка страха ползет по телу, потому что да, говорил всякое; учили нас демократии — и выучили, что же теперь делать? Так каждого можно брать, не только меня.

И последний вариант — не было ничего. Ну что удивительного в том, что кто-то едет тем же маршрутом, что и ты? Или что человек идет той же дорогой позади тебя? И действительно ли это один и тот же человек? Я мог и обознаться по близорукости.

Память предательски подсовывает сегодняшний эпизод в кафе: я ловлю на себе пристальный взгляд человека в сером плаще. Он хитро улыбается и кивает. Меня охватывает озноб, я медленно отворачиваюсь и ухожу… Может, его вообще не было? Наверное, это безумие, мания преследования, и мне надо обратиться к психиатру — и меня вылечат. Но, может быть, тогда я больше не увижу Ее?

Так я размышлял, пока машина везла меня из шумного мигающего разноцветными огнями центра на окраину, в район, справедливо именуемый спальным.

Улица была пуста. Ночь вступила в свои права, мертвенный свет фонарей и оранжевые квадраты окон были только иллюзией человеческой власти. В который раз я почувствовал себя словно в подводной лодке — окруженным невидимой, но враждебной средой.

Воды я боялся с детства — с тех пор, как чуть не утонул в море, когда мама зазевалась. Почему нашим поведением управляют такие мелочи? Жалкие мы существа…

Машина остановилась и загудела, уведомляя меня о завершении программы. Это было не совсем верно, потому что припарковалась она метрах в двадцати от дома, но сколько я не нажимал кнопку выполнения, машина только гудела и с места не двигалась.

Очевидно, в ее электронных мозгах произошел какой-то заскок, но разбираться в этом сейчас не было ни времени, ни сил. Переборов инстинктивный страх, я открыл дверцу и вылез из машины.

Идти мне было всего ничего, но влияние ночи сразу обрушилось на меня. Стояла удивительная тишина, слышны были только мои шаги. Около дома я увидел неровные сполохи света — горел костер, вокруг него копошился маленький человечек; он лепетал что-то и подбрасывал в огонь подобранный на улице мусор.

Это был Арсен, безвредный дурачок, живущий в нашем доме в каморке под лестницей. Я подошел поближе — языки пламени завораживали меня, обещали встречу с Той, единственной…

Человечек обернулся, и вновь меня передернуло: на мгновение мне показалось, что я вижу лицо человека из кафе, моего преследователя, его хитрую усмешку. Я зажмурил глаза, а когда вновь открыл их, передо мной был Арсен — он неловко, по-китайски, кланялся — это была его обычная форма приветствия.

Я кивнул ему и вошел в дом.

Поднявшись на второй этаж и открыв дверь ключом, я щелкнул выключателем, надеясь включить свет в прихожей. Света почему-то не было. Конечно, лампочка могла перегореть. Я закрыл за собой дверь и прошел в комнату, чтобы включить свет там. Этого не произошло. Я стоял посреди пустой квартиры, и это больше не была моя территория — это были владения тьмы. В какое-то мгновение меня объял жуткий, панический страх, несравнимый по силе с прежним, и тогда я выхватил из кармана спичечный коробок, дрожащими пальцами взял сразу несколько спичек и резко чиркнул ими, словно вспоров себе вены. Огонь вспыхнул неожиданно ярко, на сетчатке запечатлелся огненный шар, а потом я увидел Ее.

Она являлась мне за пеленой огня, но с каждым разом я видел Ее все лучше. Ее обнаженное тело было блестящим, словно жидкая ртуть, а ярко-рыжие густые волосы словно составляли единое целое с ласкающими их языками пламени. Она стояла, опустив голову, но я знал — когда-нибудь Она покажет мне свое лицо, посмотрит мне прямо в глаза и тогда… Что произойдет тогда? Должно быть, я окончательно сойду с ума.

Я очнулся лежащим на полу. Видимо, я упал; хорошо, что у меня такой мягкий ковер. Весь свет горел. Я поднялся с пола, умылся и, прежде чем лечь спать, принял несколько таблеток успокоительного.

Мне снился какой-то вязкий кошмар, а когда я наконец выкарабкался из него, в нос ударил резкий запах гари. Я сел на кровати и увидел, как горят мои любимые занавески. Огонь охватил уже половину комнаты. «Черт! Этот урод все-таки поджег дом», — подумал я и бросился действовать. Вернее, попытался, потому что все движения мои были заторможены, а в голове шумело. Телефон стоял рядом с кроватью, я поднял трубку и услышал тишину. Тогда я отбросил ее и стал спасать то, что казалось мне самым важным.

Схватив все в охапку и накинув плащ, я бросился к двери. Замок не открывался. Завыв от беспомощности, я подергал ручку и понял, что остается только окно.

Выпрыгнув, я ударился и довольно больно — удивительно, что вообще остался цел. Потом я каким-то образом оказался в машине, где, наконец, смог собраться с мыслями. Конечно, здесь же я мог и переночевать, но мне хотелось комфорта и человеческого участия. Поэтому я набрал адрес одного моего друга, совсем не задумываясь о последствиях.

Он открыл не сразу, потом появился, запахнувшись в халат с драконами и сонно хлопая глазами.

— Ты? Что случилось?

— Извини…

— Ты знаешь, который час?!

— Не знаю, — я действительно не знал. — Погорел я…

— На чем? — в деловитости ему было не отказать.

— Да ни на чем! Пожар у меня, дом сгорел…

— Ну, проходи.

Я прошел в комнату и сел на диван. Он встал в дверях и некоторое время смотрел на меня. Его звали Филипп Вронски, или просто Фил. Мы когда-то учились вместе.

— Да, Джек, ну и видок у тебя, — сказал он наконец.

— А ты думал! — вскинулся я.

— Хорошо, хорошо. Барахло свое можешь положить на стол, — он подошел к бару и налил в бокал что-то шипучее: — На-ка, выпей.

— Это что, пепси-кола? А покрепче ничего нет?

— Ты и так как пьяный, тебе надо прочистить мозги.

Я выпил шипучую освежающую жидкость, и через несколько минут почувствовал себя гораздо лучше: вернулось нормальное ощущение действительности. Я сидел на мягком диване, обутый в шлепанцы, в плаще, накинутом на пижаму. Слева от меня в кресле сидел Фил. На стене, напротив меня, висела картина — без очков я не видел, что на ней изображено, только оранжевый цвет. Мне вдруг стало стыдно.

— Ну, рассказывай, — произнес Фил, затягиваясь сигарой.

Не зная, как отделить реальность от фантазии, я стал рассказывать все подряд, словно пересказывая длинный страшный сон. Только закончив, я поднял глаза. Фил смотрел на меня как-то странно.

— Думаешь, я сумасшедший?

— Нет. Я думаю совсем о другом, — он нервно погасил сигару.

— Послушай, ведь ты с детства боялся двух вещей: воды и темноты.

— Да.

— А огонь всегда любил. И до того, как начались видения.

— Да. Есть в нем что-то…

— …созвучное твоей душе. Но почему же ты бежал от него?

— Как? — я удивленно воззрился на приятеля.

— Почему ты бежал от огня?

— Ну, мне не хотелось сгореть заживо.

— Ты запросто мог сломать шею, выпрыгивая из окна. Мог попасть в аварию. И в ванне можно утонуть.

Я, должно быть, не совсем еще пришел в себя, потому что никак не мог понять Фила, но чувствовал, что какая-то логика в его словах была.

— Огонь — это прекрасно, — сказал он, мечтательно глядя вдаль. — Но тебе все-таки надо отдохнуть. Снимай свой дурацкий плащ и ложись на диван. Укроешься пледом.

Я лег и закрыл глаза. Мне было хорошо, очень хорошо.

Пожалуй, такую безмятежность я испытывал только в раннем детстве. Сквозь сон я слышал, как Фил чем-то шуршит в соседней комнате, потом раздался мелодичный сигнал телефона.

— Да, — сказал Фил. — Да, он здесь. Спит. Да. Уже начал. Не надо? Хорошо. Приезжайте.

Я улыбнулся, ничего не поняв. Мысль текла медленно-медленно, прошла целая вечность, прежде чем она достигла нужного уровня сознания и опалила мозг: Фил был с ними заодно! Они хотят меня убить! Я вскочил с дивана — от резкого движения перед глазами поплыли радужные круги, в ушах зашумело.

Я помотал головой и услышал, как открывается дверь в квартиру.

Послышались голоса — о чем они говорили, я не разобрал. Потом раздались шаги, и в комнату вошел человек в сером плаще. Он посмотрел на меня, и на лице его появилась знакомая усмешка.

— Здравствуй, брат, — сказал он.

Видимо, напиток, данный мне Филом, прояснил не только мозги, но и все остальное. А может, сработала ассоциация со шпионскими боевиками. Только я вскочил и быстрым движением ударил его, так что он врезался головой в косяк и застонал, сползая; дорогу мне преградил Фил, я отшвырнул его и ринулся к двери.

Я набрал код ближайшего полицейского отделения и поставил скорость на максимум. Перед самыми дверями машину занесло. За мной с интересом наблюдала жующая физиономия дежурного. Должно быть, я был колоритной фигурой.

— Эй, чего тебе?

— Меня зовут Джек Браун. Я должен дать показания. Меня преследуют.

— А! — выражение его лица изменилось. Я зашел и сел в кресло для посетителей. При ярком свете, сидя в пижаме, я чувствовал себя идиотом. Полицейский говорил что-то в телефонную трубку, потом повесил ее и обернулся ко мне:

— Сейчас вами займутся.

— Кто?

— Оттуда, — он показал пальцем в потолок.

Мне стало вдруг холодно, но в то же время пришла какая-то успокоенность и покорность судьбе.

— Кофе хотите? — дружелюбно спросил полицейский.

Я пил кофе и ел бутерброды, когда стеклянная дверь открылась и перед нами появился человек в штатском. Его холодный взгляд скользнул по мне, на губах промелькнула улыбка вежливости.

— Ключи, — бросил он поднявшемуся при виде него дежурному.

— Пойдемте, — сказал он мне, и мы прошли вглубь здания.

Ключами он открыл кабинет — явно не свой, смахнул со стола бумаги. — Садитесь, — указал мне на кресло, а сам уселся за стол и, словно спохватившись, показал мне красную книжечку. Я кивнул.

— Рассказывайте.

Я рассказал все факты. Лицо его оставалось непроницаемым, разве что на последнем эпизоде моего бегства по нему прошла тень удивления. Выслушав меня, он положил на стол кейс, пошуровал в нем и вытащил несколько фотографий.

— Вы знаете этих людей?

Я взглянул, и меня пробрал озноб: это были все действующие лица моего детектива. Здесь был мой преследователь, человек из кафе, здесь был Фил, здесь был даже Арсен. Кроме того, здесь было несколько незнакомых мне людей. Я сказал. Он кивнул и достал еще одну фотографию.

— Вам знакома эта картина?

— Кажется, она висела в квартире Фила. Но я не могу сказать точно. Мне запомнился только цвет…

Это была сцена из средневековой жизни. На переднем плане была толпа, одетая по-старинному, но большую часть картины занимал костер. В его бушующем пламени стояла женщина, руки ее были воздеты к небу, она то ли плакала, то ли смеялась.

Ярко-рыжие волосы сливались с огнем. У меня закружилась голова: неужели это была Она?

— Ознакомьтесь, — он передал мне лист бумаги. Это была фотокопия какого-то старинного документа, написанного от руки:

«В лето… Господа нашего Иисуса Христа трудами Святой инквизиции и милостию Божьей были схвачены и осуждены на казнь три ведьмы: Сесилия, Джулия и Элиза; и в нужный срок были преданы огню, и народ, собравшийся на площади и видевший это, ликовал, восхваляя Всевышнего и слуг его. Но увидели вдруг: горит одежда Элизы, но телу ее не причиняет огонь вреда. И сгорела одежда и путы, которыми привязана она была к столбу, и освободилась Элиза, и стояла в пламени во всей дьявольской красоте наготы своей. И смеялась она над людьми, а потом стала призывать Отца своего. И явился дракон, и обрушил на город огонь и серу…»

На этом страница кончалась.

— Вам это говорит о чем-нибудь?

— Нет, — солгал я.

— Хорошо, — сказал он, о чем-то задумавшись. — Кстати, почему после пожара вы решили отправиться к Филиппу Вронски?

— Он мой друг, — ответил я и вдруг сам понял странность своего поступка: ведь я не встречался с Филом почти год, мы только иногда перезванивались. Кроме него, была масса вариантов.

Почему именно он?

— Я не знаю, почему поехал к нему, — честно признался я. — Как-то вдруг пришло в голову.

— Понятно.

Мы вышли из отделения и сели в его машину. По дороге я стал мысленно прокручивать последние эпизоды моего приключения и сделал некоторые выводы. Во-первых, дежурный полицейский среагировал на мое имя; видимо, у него была инструкция сразу позвонить человеку в штатском. У того, в свою очередь, уже были материалы по моему… нет, вообще, по некоему делу, в которое я, сам не зная как, ввязался и теперь, видимо, прохожу как свидетель. И теперь меня везут для более подробной дачи показаний.

— Выгнали меня из органов, — вдруг сказал человек в штатском. — Как любителя страшных сказок. Этот дурак ничего не знает. Мы едем ко мне домой. Надо поговорить.

Мысли мои, собравшиеся было, снова разлетелись мелкими осколками. Могу ли я ему доверять? Но, похоже, у меня нет выхода. Мы без приключений добрались до его квартиры. Вдруг он остановил меня и подобрал листок бумаги, валявшийся перед дверью. Он прочитал и дал мне:

— Взгляните.

Текст был какой-то странный. Вверху листа было написано слово «Откровение» и стояли какие-то цифры.

— Это из Евангелия, — сказал он. — Откровение Иоанна Богослова или Апокалипсис. Вырвана страница.

Один из стихов был обведен красными чернилами. «И если кто захочет их обидеть, то огонь выйдет из уст их и пожрет врагов их; если кто захочет их обидеть, тому надлежит быть убиту», — прочел я вслух.

— Дешевка, — процедил сквозь зубы человек в штатском, открыл дверь и щелкнул выключателем. На нас обрушилась лавина огня. Он действительно был прекрасен.

Когда я очнулся, вокруг трещал огонь. Из-за дыма было трудно дышать, слезились глаза. Пытаясь встать, я перевернулся на спину и сел. Рядом со мной лежал почерневший, обугленный труп человека. Это зрелище почему-то не вызвало у меня никаких чувств, кроме легкого сожаления. Я перевел взгляд на себя и тут только увидел, что одежда моя горит. Машинально я стал сбивать пламя, а потом понял, что оно не обжигает меня. Языки пламени лизали мою кожу, давая приятное ощущение тепла. Я погрузил руку в огонь и увидел проступающий ртутный блеск. Потом я почувствовал Ее присутствие.

Она явилась, но не как обморочное видение, а как призрак, проступающий сквозь реальность. Она подняла голову, небрежным движением откинув назад волну огненно-рыжих волос и взглянула мне прямо в глаза.

— Кто ты? — услышал я свои слова.

— Я Саламандра, — раздался нечеловеческий чарующий голос. — И ты будешь моим. Ты придешь ко мне.

— Как?

— Ищи своих братьев. Они приведут тебя. Я жду.

Она исчезла. Я встал с пола и огляделся: надо было выбираться отсюда. Раздался шум, что-то упало. В дверном проеме появился человек в сером плаще. Это был мой брат по огню — и я шагнул ему навстречу, я нуждался в нем.

— Ну, наконец-то, — проворчал он. — Задал ты нам работы.

Давай, вылезай. Надо сматываться, пока народ не набежал.

Он накинул на меня свой плащ, мы выбрались из горящего здания и сели в машину. Мой спутник сам сел за руль — видимо, маршрут не был предусмотрен программой. Мы сидели рядом, и я чувствовал мощный поток тепла, идущий от него, по которому я и узнал в нем брата.

— Ты прости, что напугал тебя, — говорил он. — Я-то ведь тебя чувствовал. Смотрю и думаю: наш ты уже или не наш?

Накладочка вышла. Это ведь у каждого по-своему происходит. Я вот многое в жизни испытал — ни к чему душа не лежала. Когда не везло, думал: «А, гори оно все синим пламенем!» — он рассмеялся.

— Меня Билл зовут.

— Джек. А куда мы едем?

— В одно тихое место, а оттуда — прямо в пекло.

В тихом месте даже фонари не горели. Мы вылезли из машины и отошли на несколько шагов. Билл задрал голову к небу и что-то зашептал. В воздухе зазвенело. Прямо над нами возник смерч гудящего фиолетового пламени. Он медленно опускался, пока не поглотил нас. И время остановилось. Потом был сильный толчок — я едва устоял на ногах. Огненный вихрь исчез, мы с Биллом находились в небольшом круглом помещении, сужающемся кверху и освещенном колеблющимся светом из бокового проема.

— Видишь дырку в потолке? Мы с тобой как ведьмы — через трубу.

Ступая по каменному крошеву, мы вышли в коридор, освещенный светом факелов, и остановились перед массивной металлической дверью.

— Сначала пойду я, — сказал Билл. — Доложу об успехе операции.

— А что там?

— Там — Повелитель Огня. А тебе, небось, к Саламандре не терпится?

Он подмигнул и вошел внутрь. Я бессмысленно переминался с ноги на ногу. Потом вдруг дверь сама открылась передо мной, и я вошел. Это был обыкновенный кабинет, правда, без окон и тоже освещенный светом факелов. За письменным столом сидел человек.

Он тоже был моим братом по огню — но братом старшим. Над столом висело изображение дракона. Билла нигде не было видно.

— Садись, — сказал Повелитель Огня. Я сел в кресло. — Скоро ты пройдешь посвящение и познаешь истину чувствами. Но прежде ты должен познать ее разумом. Поэтому спрашивай, и я отвечу.

— Кто мы? — Повелитель улыбнулся: это был правильный вопрос.

— Мы люди огня, великое Братство. Это наше наследие, наша кровь, наш дар, ниспосланный свыше.

— А дракон?

— Это символ нашего Бога. Саламандра — дочь Его на Земле.

Она явилась в мир, чтобы объединить нас и дать нам силу.

Огонь — великая Сила. Он создал человека, отделив его от вековечной Тьмы, осветил ему путь, дал начало цивилизации. Так был пройден первый Огненный Порог, и не переступившие его сгинули без следа. Но приходит время для следующего шага.

Цивилизация движется к гибели. Человеку не дано управлять высшими энергиями — он делает это не как мудрец, но как безумный тиран, и падение его неминуемо. Неподвластная ему энергия послужит лишь всеобщему разрушению. Только мы, люди огня, сможем пройти второй Огненный Порог, обрести высшее знание и высшую власть для борьбы с великой Тьмой. А теперь — вперед.

Повелитель поднял руку, и стена напротив разошлась в стороны, а из середины дохнуло жаром. Я сбросил одежду и шагнул в потоки яростно ревущего пламени. Они не причиняли мне вреда, а только согревали теплом, проникающим в самые глубины моего существа. Я шел сквозь огонь, сначала оранжевый, потом желтый, миновал слой зеленого огня и вступил в фиолетовый. Здесь мне стало по-настоящему горячо. Но это было горение страсти.

Казалось, кровь бурлит в жилах. Сквозь пелену огня я увидел Саламандру — на этот раз во плоти. Немыслимо гибкое тело извивалось, глаза горели, как звезды. Она была единым целым с бушующим вокруг огнем, это она ласкала меня языками пламени, возбуждая, даруя неописуемое наслаждение. Я сделал еще один шаг, и мы слились в экстазе огненного ритуала…

Послесловие автора. Этот рассказ был задуман как первый в серии о Братстве Огня во главе с Саламандрой. Через некоторое время после его написания в Москве появились листовки Белого Братства во главе с некоей Марией Дэви Христос. Я увидел здесь аналогию, и она меня изрядно позабавила: поистине, наша жизнь фантастичнее любой выдумки. Однако после трагических событий и разоблачения Белого Братства я сильно засомневался: хорошо ли воспевать мистические секты и тайные общества (даже с самыми благими намерениями)? Мой энтузиазм в этом плане пошел на убыль, и в целом сериал не получил достойного развития.

СУДЬБА КАЛИФОРНИИ

Стены моей палаты цвета морской волны.

Они мягкие и упругие, чтоб я не смог причинить себе вреда.

Я лежал на своей койке и думал о судьбе Калифорнии.

Меня прервали. Послышалось гудение, щелчок — и тяжелая дверь отворилась. На пороге возник военный с хмурым лицом и погонами генерала, а вслед за ним — испуганный врач.

— Встать! — по-военному грубо рявкнул генерал.

Я нехотя встал и улыбнулся ему.

— Весело тебе, придурок? Это ты здесь заливал про покушение на президента?

Видно было, что он не хочет произносить слово «убийство».

— Я предсказал это событие.

— Ага! И что оно произойдет сегодня. Где, когда и как?

— Этого я, к сожалению, не знаю.

— Самый умный, да? Ничего, мы и не таких раскалывали. Кто твои дружки на воле — фамилии, адреса, явки? Как они собираются убрать президента Кэпвелла?

— У меня нет друзей. И нет желания объяснять мои методы.

Пусть док объяснит вам…

— Это правда, сэр, — пробормотал врач. — У этого пациента нет связей с внешним миром. Мы тщательно следим за этим. Но его ясновидение мы контролировать не можем.

— Ясновидение? Чушь!

— Экстрасенсорные способности данного пациента официально признаны независимыми экспертами Калтэка. Если вы ознакомитесь с соответствующими документами, сэр…

— Плевать мне на ваши бумажки! Я — боевой генерал, а не канцелярская крыса. И если вы мне морочите голову, парни, вам не поздоровится…

— Уверяю вас, сэр…

Я лежал на своей койке и думал о судьбе Калифорнии. Вы, существа из неведомых далей Континуума, сканирующие мой мозг, понимаете ли вы, о чем идет речь? Или для вас это — пустой звук, непостижимое понятие из варварских миров?

Мы знаем, что когда-то (не так уж давно) на просторах Северной Америки существовала великая держава, самая великая в мире. Мы знаем, что она пала, как пали Вавилон и Рим. Почему это произошло — мы спорим до сих пор. Одни говорят о предательстве, другие — о социальных проблемах, третьи — о каре Господней. Но так началась история Свободной Республики Калифорния. История, которая должна была стать славным примером другим, а стала нашим позором. Имя ему — Раскол.

Война между Севером и Югом растянулась на десятилетия. Мой отец погиб в боях за Лос-Анжелес. Город ангелов превратился в ад.

Разве не парадокс? Мы живем на руинах былого величия. Это — наш мир, мир ненависти и насилия, подозрений и лжи, печали и скорби.

Впрочем, в нем немало и тех, кто чувствует себя здесь как рыба в воде. Не следует недооценивать способностей человека к адаптации.

Запомните это, мои неведомые друзья-наблюдатели!

Сейчас у нас мир. В смысле — перемирие. Холодная война. Обе стороны зализывают раны и лелеют планы мести. Они живут этим. И этот «боевой генерал» (наш вице-президент по совместительству) — тоже. Им это надо.

А мне хотелось бы поговорить с людьми о другом. Например, о Великом Пламени. Я знаю, оно существует. Возможно, божественное, а возможно, дьявольское. Возможно, из него мы приходим сюда, а возможно, в него уходим. Возможно, из него возник наш мир, а возможно, в нем он погибнет. Я знаю, что во мне горит это пламя.

Но в крысах и тараканах, штурмующих мусорную кучу власти, этого пламени нет. Мы говорим на разных языках…

Я слышу шум ветра и странные голоса. Стены моей палаты теряют плотность и исчезают. Мне открываются бездны мерцающего света, и призраки кружат вокруг нескончаемым хороводом. Настанет день, когда я останусь там навсегда.

Он вернулся после полдника, довольный, как кот от сметаны.

— Ну, парень, ты выиграл это пари. Только не слишком зазнавайся. Пока ты здесь прохлаждался, мы накрыли всю группу.

Вот они, голубчики. Мексиканские ублюдки! Все тут, — он бросил мне пачку фотографий. Я взял одну и посмотрел в лицо человеку латиноамериканской внешности с горящими от ненависти глазами. Он хотел убить президента Кэпвелла.

— Поздравляю.

— Спасибо! Может, предскажешь еще что-нибудь?

— День еще не кончился, — заметил я.

— Что? Ты разве не этих имел в виду? Или мы не всех взяли?

— Я не знаю, кто убьет президента. Может быть, даже вы.

— А ты остряк!

Я промолчал.

— Слушай, — сказал вдруг генерал другим тоном. — Ну, давай предположим, что его убьют. Что будет дальше? Ты это видишь?

— Будет война. Будет хаос и смерть. Города обратятся в руины, смрад пожарищ закроет небо, смерть пожнет небывалую жатву и пресытится, души людей будут носиться над землей в неизбывном ужасе и отчаянии, и демоны будут хохотать в преисподней…

— Да ты пацифист, приятель! Твое счастье, что сумасшедший.

Где тебе, штатскому, понять, что такое необходимые и вынужденные потери. Ну ладно, нам жарко придется, а потом? Калифорния будет единой? И не надо мне заливать про демонов — только «да» или «нет»!

— Да, — устало сказал я. Мне нельзя лгать: это разрушает карму. Да и какой смысл?

Утром мне вовремя не принесли завтрака. Чуть позже пришел возбужденный санитар и рассказал, что президент Кэпвелл убит врагами народа, а бывший вице объявил всеобщую мобилизацию.

Я лежал на своей койке и думал о судьбе Калифорнии.

Я думал о том, что генерал — человек решительный и привык брать быка за рога. Он погубит многих и погибнет сам в борьбе за свою мечту, но не доживет до ее осуществления. Может быть, это и к лучшему.

Да, настанет день, когда Калифорния станет единой… под властью японского императора Мицухито. И под пятой Империи Восходящего Солнца старые враги объединятся против новых угнетателей и встанут на борьбу — до последней капли крови, которая, к сожалению, никогда не бывает последней.

Будущее тонет в кровавом тумане…

Господи, почему ты оставил нас?

ПРОВАЛ

Это произошло уже после того, как Ивин купил фирму «Шторм и Ко», связав воедино три судьбы, три мира и три характера.

На корабле был вечер. В иллюминаторе сверкали звезды — впрочем, как и в любое другое время суток. Трое собрались в кают-кампании. Капитан Фридрих Шторм возился со звездными картами и судовыми документами, временами бурча что-то себе под нос; техник Даниэль Хилл листал комиксы; Лев Ивин, странствующий детектив, расслабился в кресле: в ушах блестели бусинки кристаллофона, он наслаждался музыкой ушедших столетий.

Независимо от занятия, все трое испытывали чувство глубокого удовлетворения от очередного удачно завершенного дела. Хилл дочитал комиксы, поднял глаза, зевнул, а потом сказал осторожно:

— Неплохо было бы отметить… наш успех. А?

Ивин улыбнулся и вынул бусинки из ушей. Капитан бросил на техника суровый взгляд, но возражать не стал.

Вскоре появился душистый венерианский чай. Шторм достал из тайника три плитки шоколада… Праздник удался на славу. И все же чего-то недоставало. Первым это почувствовал опять-таки Хилл.

Желая завести умный разговор, он сказал:

— Знаете, Лев, я вот думаю: как нам повезло работать с вами. У вас поразительный талант. Вы всегда добиваетесь успеха.

Ивин отхлебнул чаю:

— Ну, положим, не всегда. У меня бывали и неудачи.

— Наверное, какие-нибудь пустяки.

— Да нет, — произнес Ивин, глядя в чашку, — бывали и крупные неудачи. Большие ошибки. Упущенные возможности…

— Не может быть!

— Если хотите, я могу рассказать один случай.

— Лев, — забеспокоился Шторм, — если вы не …

— Ничего-ничего.

— Это было много лет назад, — начал Ивин. — Я был еще совсем мальчишкой, но несколько крупных дел уже принесло мне славу. В один прекрасный день ко мне обратился за помощью Ким Ерофеев.

— О! — сказал Шторм, и лицо его выразило благоговение.

— А кто это? — спросил Хилл с любопытством.

— Ерофеев — один из самых богатых представителей человеческой расы, — объяснил Ивин. — Он миллиардер. Его родовое поместье находится на Земле. Говорят, оно основано еще в дозвездную эпоху. Так вот, он попросил меня разыскать своего племянника… Это довольно интересная история. Дело в том, что после смерти отца все наследство перешло к старшему брату, Атону. Но Атон с детства был со странностями. Он был совершенно лишен предпринимательских талантов, поэтому отказался от наследства в пользу младшего брата, Кима, а сам ушел в свободные исследователи.

Он годами пропадал где-то в Космосе, разыскивая новые планеты, исследуя недавно открытые. Связь между братьями поддерживалась крайне нерегулярно. Последний раз Атон сообщил, что женился и у него родился сын Виталий. Тогда же Ким завещал племяннику все свое состояние: своих детей у него быть не могло, а отдавать все, что собрано воедино за долгие годы, на растерзание Совету Директоров он не хотел. С тех пор прошло двадцать лет.

— У меня было много вопросов, — продолжал Ивин, — но я оставил их на потом. Только от одного не удержался: почему Ким решил обратиться именно ко мне? Он ответил, что мы оба русские.

— Что значит «русские»? — спросил Хилл.

— Это один из древних народов Земли, — возмутился невежеству капитан. — Русские первыми построили космические корабли и вышли в Космос.

— Да, — кивнул Ивин. — Кроме того, в дозвездную эпоху они прославились смелыми социальными экспериментами, поставившими под угрозу само их существование. Но это все история. Мы с Ерофеевым действительно принадлежим к потомкам этого древнего народа. Так или иначе, Ким обещал мне миллион в случае успеха, и я согласился.

— Насколько я понимаю, — сказал капитан Шторм, — Атон Ерофеев пропал без вести, а в Космосе это почти всегда означает смерть. Какие у Кима были основания считать, что Атон или его сын живы?

— Абсолютно никаких, — ответил Лев Ивин. — Начинать пришлось с нуля. К счастью, у Кима Ерофеева сохранились записи их разговоров с Атоном — видимо, он ими дорожил. Удалось установить, что перед исчезновением Атон путешествовал в районе Северной Границы. Однако последняя запись озадачила меня.

Передача велась с планеты Содружества. Но эти передатчики специально запрограммированы, чтобы вместе с информационным сигналом передавать регистрационный код планеты. В данном случае этого дополнения не было.

Я предположил, что передача велась из молодой колонии, не успевшей пройти официальную регистрацию. А такое состояние продолжается, как правило, недолго: год — два, от силы лет пять.

Я обратился к Энциклопедии и получил список из полутора десятков кандидатов: что поделаешь, Граница… Количество вариантов меня не устраивало, поэтому я стал решать очень интересную задачу: по параметрам сигнала попытался определить точку Галактики, откуда он был послан.

— Разве это возможно? — удивился Хилл.

— С некоторой точностью, — ответил Ивин. — Пришлось использовать большой объем данных по физике и космографии. Общий алгоритм я потом продал Федеральному правительству. В конце концов, в списке осталось всего три планеты, что было вполне приемлемо.

И я пустился в путь. В то время у меня был свой космический корабль типа «Метеор» — маленький, но очень быстрый.

— Их выпускают в Новой Японии, — заметил капитан.

— Совершенно верно. Я решил пройти маршрутом Атона, посетить некоторые из планет, на которых он точно останавливался. В конце концов, все мои предположения и умозаключения могли оказаться ложными.

К сожалению, мне не удалось узнать ничего нового до тех пор, пока я не добрался до последней планеты в списке. По-моему, она называлась Лайонес или что-то в этом роде. Там хорошо помнили Атона Ерофеева, там он женился на местной красавице Мэри-Энн, там родился Виталий.

Однако колонисты пребывали в полной уверенности, что молодые уже двадцать лет живут на Земле в мире и согласии, потому что как раз тогда Атон решил оставить свои исследования и вернуться домой. Он летел на Землю и не долетел.

Лев Ивин сделал многозначительную паузу.

— Таким образом, Атон пропал где-то по дороге, — продолжал он. — Когда я понял это, то попытался смоделировать его обратный маршрут — кратчайший путь к Солнцу. Единственным сомнительным участком этого пути было неисследованное звездное скопление.

Любой другой обогнул бы его, сделал бы крюк, но только не Ерофеев, насколько я смог его узнать.

Обшаривать звездное скопление на «Метеоре» — занятие довольно утомительное. Интерес представляли прежде всего звезды с планетами, пригодными для жизни. С помощью бортовой аппаратуры я собрал необходимые данные и подверг их многофакторному анализу. В результате у меня получился список из шести звезд в порядке убывания вероятности. Очевидно, теперь мне больше ничего не оставалось, как действовать перебором…

На подходе к системе красной звезды я услышал слабый сигнал «SOS» по каналу гиперсвязи и понял, что близок к цели. Попытался связаться с терпящими бедствие, но на мой запрос никто не ответил. Однако само по себе это ничего не значило.

Войдя в систему, я довольно быстро нашел нужную планету, и здесь меня ожидал неприятный сюрприз: технологическая цивилизация в фазе второго кризиса. Проще говоря, там шла мировая война — к счастью, без применения атомного или фотонного оружия, но на фоне обширной деградации биосферы. Правилами космической навигации запрещено не только садиться на такие планеты, но даже близко приближаться к ним, да никто в здравом уме этого делать и не будет. Однако я решился.

Капитан Шторм шумно выразил свое неодобрение. У Хилла, напротив, заблестели глаза.

— Да, — продолжал Лев Ивин. — Отчасти я утешал себя мыслью, что до меня это уже сделал Атон Ерофеев. Кроме того, у меня и моего корабля были новейшие средства защиты. Я взял пеленг и успешно приземлился.

Это был довольно пустынный район, и я не встретил там ни одного человека. Зато довольно быстро нашел останки корабля.

Странно, но за двадцать лет их никто не потревожил. Впрочем, там валялось столько металлолома…

В общем, передатчик пережил своего хозяина. Энергии вакуумного распада хватило бы еще на много лет. Я нашел бортжурнал и для пользы дела вынужден был его прочитать, хотя там было очень много личного: Атон действительно был очень странным человеком. Затем я вооружился до зубов всей своей техникой и направился в сторону цивилизации.

Лев Ивин задумался.

— Возможно, я вел себя не лучшим образом, — сказал он. — Но мне нужна была информация, и я получил ее. Когда погибли Атон и его жена, Виталию был всего год. Его усыновили какие-то местные жители. Они называли его Тали. Потом Тали вырос и пошел воевать вместе со всеми.

Я все-таки нашел его посреди этого ада, рассказал ему все; в доказательство продемонстрировал несколько фокусов, рекомендуемых в общении с аборигенами. Он поверил мне, но…

Купол небес содрогался от рева металлических драконов.

Бомбы лавиной неслись к земле, пронзительный вой и грохот разрывов сливались воедино. Рушились дома, полыхали пожары. То, что было создано за долгие годы, в мгновение ока обращалось в прах.

Под мерцающим куполом силового поля всего этого было не видно и не слышно. Лев Ивин был еще не рассержен, но уже возбужден, потому что столкнулся с препятствием самого неожиданного рода.

— Мне надо подумать, — сказал Тали.

— О чем вы собираетесь думать?

— Все это так неожиданно. Я никогда не воспринимал всерьез теорию обитаемости иных миров… И вдруг являетесь вы, с чудесами вашей техники, словно ангел Господень, и хотите забрать меня на небо. Чем я заслужил это? Почему я попаду в ваш космический рай, а многие другие люди, более достойные — люди, которых я знаю и люблю, — останутся здесь, в мире смерти и хаоса? Разве это справедливо?

— Справедливость тут не причем. В том, что вы вернетесь домой, заслуга моя, а не ваша. Я нашел вас и хочу получить за это награду.

— Мой дом здесь. А награда… Неужели и на небесах правит желтый дьявол?

— Деньги — такое же древнее изобретение, как колесо или электричество. У вашего дяди — миллиарды, и вы — единственный наследник. С таким состоянием вы действительно сможете жить как в раю… Даже больше: вы сможете купить планету и оборудовать себе рай по собственному разумению. Каждый человек имеет право на счастье, а вам еще и крупно повезло. Я не понимаю ваших сомнений.

— О своем происхождении я впервые услышал от вас. Всю жизнь я прожил в этом мире, считая его единственной реальностью. Здесь я проливал свою кровь, здесь погибли мои родители — и я не могу думать об этих людях, как о чужих, они вырастили меня, дали мне все, что могли. Здесь я нашел друзей, здесь я нашел и потерял свою любовь… Вам, наверное, трудно меня понять.

— Да. Мой дом — Галактика, я не испытываю такой привязанности ни к одной из планет. Значит, все дело в патриотизме? Но я уже объяснил: ваша настоящая родина — Земля.

— Нет. Как вообще можно чувствовать себя счастливым, если знаешь, что где-то кто-то несчастлив, что где-то гибнут люди… или живут в муках и безысходности, что иногда хуже смерти? Как можно забыть об этом?

— Но это абсурд! — поразился Ивин. — Как вы сказали: «Нельзя быть счастливым, пока кто-то где-то несчастлив»? Неужели вы это серьезно? В Галактике тысячи обитаемых миров, в том числе таких, о которых мы еще ничего не знаем. Везде есть какие-то проблемы. Немало мест, где разумные существа страдают от несовершенства своих политических, социальных, экономических систем. Ну и что? Нельзя принять на себя всю боль мира, человеку это не под силу.

— Я очень мало знаю о вашем мире, — сказал Тали, — но он нравится мне все меньше. И все-таки, я думаю, вы просто не хотите понять меня, боитесь признать внутреннюю правду.

— Какую правду?! — Ивин наконец рассердился. — Ваш мир действительно безумен, и вы вместе с ним. Вы действительно хотите туда, — он махнул рукой в сторону купола, — под бомбежку и обстрел? Или в темные, вонючие норы к себе подобным, где так здорово страдать вместе?

— Не оскорбляйте…

— Буду! А впрочем, весь этот разговор ни к чему. Я должен доставить вас на Землю, и сделаю это. Хотя бы и силой!

Лев Ивин мягко улыбнулся своим воспоминаниям.

— Я тогда погорячился. Сам не знаю, что на меня нашло. У этой планеты была какая-то странная атмосфера. Что-то витало в воздухе…

— Ядовитый газ? — предположил капитан Шторм.

— Нет. Скорее, отрицательная энергетика. Души умерших… Не знаю, да это уже и неважно. В общем, я погорячился. Между нами произошла довольно странная схватка: я был тренированнее, а он — искреннее, а может, и опытнее. Вам, капитан, доводилось видеть крысиные бои на Фомальгауте-4? Представьте, что дикую крысу выпустили против дрессированной.

Шторм нахмурился.

— Кто-то из нас задел генератор силового поля, и купол исчез, — продолжал Ивин. — Через мгновение рядом с нами взорвалась бомба. Помню сильный удар, боль, потом я потерял сознание…

Лев Ивин прервал свой рассказ. Невидящие глаза смотрели куда-то вдаль. Он словно не понимал, что остановился на самом интересном месте, и слушатели с нетерпением ждут продолжения.

Наконец Ивин хмыкнул и сказал:

— Когда я очнулся, было темно. Слышался какой-то шорох, шепот, звук капающей воды. Воняло действительно отвратительно. Я был в подземной части города, в катакомбах, которые назвал норами. Потом я услышал голос Тали.

Он спас мне жизнь, и не один раз. Аптечка с чудесами космической медицины была утеряна, и Тали лечил меня своими варварскими методами. Все это время около нас были другие люди; мы с Тали договорились молчать, кто я и откуда, но им, похоже, было все равно: они приняли меня как своего. Всего я провел там несколько недель, но они показались мне вечностью. Можно было бы многое рассказать, но это тяжело. Скажу только, что когда я поправился, Тали помог мне добраться до корабля.

Лев Ивин опять замолчал и надолго.

— Может быть, я совершил ошибку, — вымолвил наконец он, — не знаю. Но он спас мне жизнь, и я не мог не уважать его выбор.

Я покинул эту странную безымянную планету, и через месяц мой «Метеор» достиг Земли.

Я не сказал Ерофееву правды. Я сказал, что не справился с заданием и не нашел его племянника. Видели бы вы его глаза! Как он смотрел на меня — я до сих пор помню этот взгляд. Но я вернул аванс — все, до копейки (пришлось продать «Метеор»), и крыть ему было нечем. Так я провалил дело Виталия Ерофеева.

В кают-кампаний воцарилась тишина. Ивин улыбался, Шторм хмурился, Хилл недоуменно поджал губы. В иллюминаторе сверкали бесчисленные россыпи звезд, словно миллиарды человеческих судеб, каждая из которых единственна и неповторима.

ОДЕРЖИМЫЙ

Это рассказ о моем друге — человеке, одержимом фантастикой.

Буду называть его просто «он».

Еще ребенком он бредил «Туманностью Андромеды» Ефремова — сначала фильмом, а потом книгой. Это увлечение имело свою оборотную сторону — оно принесло страх перед темнотой, внушенный образом чудовищных медуз Железной Звезды, скрывающихся во мраке.

Вероятно, он так и не избавился от этого страха до конца.

Далее следовали Стругацкие. Я помню, как горько он оплакивал смерть Льва Абалкина — «Жука в муравейнике» (эту повесть тогда печатали в журнале «Знание-сила» с продолжением).

В более зрелом возрасте он прочел «Властелина Колец» Толкина и даже осилил «Сильмариллион». С тех пор в трудных ситуациях от него можно было услышать «О Элберет Гилтониэль» — там, где нормальный человек сказал бы «Господи, помоги» или что-нибудь в этом роде.

Многие достойные люди останавливались на этом увлечении, а некоторые, вроде Ника Перумова, даже продолжили эстафету великого сказочника. Но он не мог остановиться.

Он прочел «Хроники Амбера» Желязны — пять книг, а затем и все десять. Не знаю, были ли его рассказы о путешествиях в Отражения чистой выдумкой или галлюцинацией. К счастью, далеко зайти ему не удавалось (не будучи посвященным Лабиринта), и Амбера он так и не увидел.

Последним его увлечением был «Твин Пикс». Не знаю, чем его поразил этот далеко не высокохудожественный сериал — может быть, максимальным приближением к действительности, попыткой соединить фантастику и реальность? Так или иначе, время от пятницы до четверга казалось ему бессмысленно потерянным. Финал его сильно разочаровал: добро должно побеждать если не в жизни, то хоть на экране (с этим и я был согласен).

Потом на берегу Нижнего пруда нашли труп, завернутый в полиэтиленовую пленку, какой благонамеренные граждане покрывают теплицы. Тело принадлежало Лере Пальцевой, ученице девятого класса местной школы.

Милиция сначала забрала Яшу Кузнецова, приятеля Лены, одного из мотоциклистов, что любят гонять по Верхней улице и Лиственничной аллее. Из наших знакомых никто не верил в его виновность. И, как ни странно, Яшу скоро выпустили. Правда, к тому времени развелось столько слухов и сплетен о нем, что парню пришлось уехать к родственникам в Санкт-Петербург.

Дело превратилось в «висяк» (на милицейском жаргоне). Все решила таинственная анонимка, в которой обвинялся отец Леры. На первом же допросе папаша раскололся, признавшись, что совершил убийство в состоянии сильного алкогольного опьянения. Таким образом, дело было закрыто.

Но мой приятель не успокоился. Как-то, зайдя поболтать, я увидел, что весь его письменный стол завален странными чертежами и вычерченными от руки картами местности. Из его путаных рассуждений я запомнил только, что две наши серые 14-этажки вполне соответствуют «двум пикам», и лесопилка у нас тоже была поблизости — правда, ее уже лет десять, как снесли. Я понял, что он ищет путь в Вигвам.

На нашем поле (принадлежащем конно-спортивной базе), где гуляют лошади и собаки, есть место, которое действительно можно назвать нехорошим. Много лет сюда приезжали машины с песком, но никак не могли засыпать болото, каждый год проступавшее из земли.

Там его и нашли.

Врачи диагностировали сотрясение мозга и частичную потерю памяти. Из больницы он вышел совсем другим человеком — перестал верить во всякую чепуху и занялся бизнесом.

Наши отношения с ним прекратились.

Честно говоря, я его боюсь.

Кто знает, не скрывается ли за дежурной улыбкой дьявольский оскал порождения Тьмы?

ФЭНТЕЗИ (рассказ-шутка)

В автобусе было жарко и душно, стоящий в проходе народ нависал над сидящими, дорога была не слишком ровной, и всех качало из стороны в сторону. Однако для Славы и Андрея, как и для большинства советских, а впоследствии русских людей это было привычно. Несколько раздражали только монотонная безостановочность движения да мелькание деревьев за окном.

Между друзьями происходил важный разговор о высоких материях — дело в том, что Слава был начинающим писателем, а Андрей — его читателем и критиком.

— Слушай, я не понимаю, что с тобой происходит, — говорил Андрей. — Раньше у тебя все было ясно: космонавты, ракеты, инопланетяне… А теперь пошла какая-то сказка сплошная. Замки, волшебники, рыцари… Ты в детство впал, что ли?

— Сам ты впал. Это же «фэнтези», самый сейчас модный жанр.

Ты вон по прилавкам посмотри.

— Ну, не знаю. Но ты бы хоть писал про людей. А то у тебя еще куча каких-то непонятных.

— Кто, например?

— Скажем, эльфы. Я так помню, это из «Дюймовочки» — вроде маленьких человечков с крылышками. А у тебя получается что-то другое.

— Вспомнил, тоже — «Дюймовочку»! Тут не в размерах дело.

Эльфы — это прекрасные и светлые существа.

— Ты уверен? Ну ладно, а тролли кто такие?

— Это такие злые и страшные, вроде чертей.

— А гоблины?

— Гоблины тоже страшные, но не обязательно злые. И еще они любят эль.

— Что за эль?

— Ну, это такое старинное английское пиво.

— Так бы и сказал.

— Они его сами варят. Это хорошо у Саймака описано.

— В общем, команда самогонщиков.

— С кем я связался! — всплеснул руками Слава. — С каким отсталым человеком!

— Может, я и отстал — тогда мне лучше видно, куда тебя заносит.

— Тебе Толкина читать надо.

— Ну видал я твоего Толкина за пятьсот рэ. Подумал и купил детективчик за полтинник.

— Куда мы идем!

— Ладно, ладно. Ты вот мне скажи: Толкин твой — англичанин?

— Ну.

— Ну и остальные тоже иностранцы. Они по своим народным сказкам и пишут. А ты с какой стати это делаешь? У нас и своей нечисти достаточно. И сказок своих полно.

— Что ж мне, про Бабу Ягу писать? Похоже, это ты в детство впал. Не смеши. Наши сказки слишком глупые.

— Эх ты, Слава КПСС!

— Молчи уж, Андрей Первозванный!

После этого обмена обзывательствами беседа могла бы принять неконструктивный характер с непредсказуемыми последствиями, но в этот момент автобус неуклюже вырулил и остановился.

Пансионат «Зеленый дол» производил дикое впечатление. В первую минуту могло показаться, что некая волшебная сила выдернула современный многоэтажный дом из района московских новостроек, перенесла его по воздуху и поставила здесь, прямо в чистом поле. Метрах в двухстах темнел лес.

В вестибюле было довольно красиво. Помимо прочего, там стояли четыре игральных автомата, один из которых даже работал.

Выстояв очередь, друзья получили ключи и поднялись на лифте в свою комнату. Комната представляла собой вполне комфортабельный гостиничный номер. За стеной раздавался шум: похоже, туда въехала семья с маленьким ребенком.

— Едешь на природу, а попадаешь опять в муравейник, — недовольно проворчал Слава.

— Зато кормят на убой, — сказал Андрей.

— Только и разницы, — кивнул Слава и завалился с ногами на кровать. За окном ярко светило солнце, и ничего не хотелось делать.

В лес они вышли только во второй половине дня. Но и здесь было довольно людно.

— Тоже мне лес! Тут, наверное, и нет ничего — все вытоптали.

— Надо просто пройти глубже.

— А назад-то вернемся? Заведешь, как Сусанин.

— Да разве здесь заблудишься?

Самоуверенность Андрея в какой-то степени оправдала себя: где-то в чащобе они наткнулись на потрясающий малинник и там затормозили надолго. Слава сказал, что это он наколдовал и стал излагать Андрею теорию заклинаний по новейшим западным источникам. Андрей не слушал. Малину он собирал преимущественно в рот. В лесу пели птицы.

Слава первым заметил, что стало темнеть. Это его несколько удивило. Он посмотрел на часы: секундная стрелка была неподвижна.

— Эй, сколько на твоих? — крикнул он Андрею.

Тот чертыхнулся:

— Батарейки сели.

— А мои встали.

— Значит, мы без времени. Может, будем обратно выбираться?

— Ну, пошли.

Андрей уверенно зашагал вперед, Слава шел сзади. Его вдруг охватило неприятное чувство: не могли они столько времени провести у малинника, что-то не так. «Нет, слишком богатое у меня воображение», — одернул он себя. Андрей остановился.

— Так. Где-то здесь мы свернули с тропинки. Справа было корявое дерево — вот оно, а слева было видно ЛЭП… Что-то не видно.

— Да стемнело уже. И елки загораживают.

— Не помню я этих елок.

— Так, может, не здесь?

— Да здесь, вот же дерево. Черт! Ладно, на тропинку вышли, ну и потопали.

Топали они не меньше часа. Под конец уже и Андрею стало не по себе. Порой ему казалось, что кто-то недобрый наблюдает за ними из-за деревьев. Раз или два он слышал, как хрустели ветки где-то в стороне, что-то пыхтело. Было уже совсем темно — может быть, виноваты в этом были тучи, наползающие на небо — когда друзья опять оказались у корявого дерева.

Слава охнул. Андрей выругался. В ответ ему вдруг раздался низкий утробный хохот, переходящий в глухое ворчание. В кустах захрустело, на мгновение показалась большая туша неясных очертаний, и снова все замерло и затихло.

— Медведь, — сказал Андрей.

— Сам ты медведь, — пробурчал Слава. — Разве медведи смеются?

— Может, это так сова кричала.

— Ладно, — кивнул Слава. — Я тебе раскрою один маленький профессиональный секрет: писатель-фантаст не должен верить в то, что пишет. Иначе это плохо кончится.

— К чему это ты?

— Да так.

— Кончай трепаться. Что делать-то будем?

— А чего? Ночевать придется, — Слава истерически захихикал.

— Ну что ж, утро вечера мудренее, — согласился Андрей. — Думаю, звери нас не съедят. Они людей боятся.

— Нет, я не смогу, — простонал Слава. — Проклятое воображение! Я с ума сойду. Неужели здесь нигде поблизости жилья нет?

— С какой стати?

— Ну, может, деревня какая. Колхоз. Что-нибудь.

— Может, и есть. Кто-то ж эту чертову тропинку протоптал.

— Да перестань ты черта поминать!

Андрей замолчал, и в зловещей тишине было слышно, как Слава бормочет свои заклинания.

«Не поможет, — подумал Андрей. — Здесь тебе не Англия.»

— Ну заявимся мы, — сказал он вслух, — в твой колхоз. Ты уверен, что нас пустят переночевать? Народ сейчас недоверчивый.

В связи с ростом преступности.

— Думаешь? Слушай, я бы сейчас все отдал…

— Да чего б ты отдал? Малину?

— Я б им свой роман новый рассказал, — сказал Слава, — еще не написанный. С замками, волшебниками и рыцарями. И с эльфами и гоблинами. Длинный. Только чтоб пустили.

Андрей засмеялся. И вдруг заметил огонек — далеко, за деревьями. Не говоря ни слова, он схватил Славу за руку, и через мгновение они оба почти бежали, спотыкаясь о кочки, задевая за ветки и шумя на весь лес. Огонек оказался даже не костром, а окном одинокой избушки. Друзья обошли ее кругом и постучали в дверь.

Дверь открылась почти сразу, как будто их ждали. На пороге показалась старушка в платочке.

— Здравствуйте, бабушка, — вежливо сказал Слава.

— Здорово, коли не шутишь, — не по возрасту бодро ответила старушка скрипучим голосом.

— Мы в лесу заблудились, — продолжил разговор Андрей. — Пустите переночевать.

— Ну, заходите, добры молодцы. Я вас накормлю, напою и спать уложу, — старушка повернулась и ушла в избу.

— Чокнутая, — сказал Слава.

— Юморная, — возразил Андрей. — Не бери в голову.

Внутри было хорошо и уютно. В настоящей русской печке как раз поспели пирожки — вкусные и горячие. Запивали парным молочком. Было еще много вкусных вещей. Гости были очень довольны. Одно было странно: бабка как будто все время ждала от них чего-то, но, видимо, не дождавшись, проводила на ночлег.

Слава заснул моментально, а Андрей, не успев сделать этого раньше, вынужден был терпеть Славин храп и вздохи. Сквозь сон ему послышались голоса. Говорили, вроде бы, под окном.

— Наобещал с три короба, — ворчал низкий голос. — Хорош врать. Дайте, я с ним потолкую.

— Не кипятись, — возражал скрипучий голос. — Хлопцы-то городские, непривычные. Устали, вишь, сморило их.

— Сам же их водил! — возмущался тонкий девичий голосок. — Шутки твои дурацкие, шкура ты толстокожая.

Послышался глухой рев, журчание воды, потом кошачье мяуканье — и все стихло в порыве ветра. «Бред», — подумал Андрей, переворачиваясь на другой бок и погружаясь в сладкие сны.

Проснулись друзья поздно. В окно било солнце. Андрей встал первым.

— Надо спросить дорогу в пансионат, — сказал он.

Но изба оказалась пуста: старушки не было. Хотя было накрыто на стол — маслянистые блины еще не успели остыть.

Большая черная кошка посмотрела на Андрея зелеными глазами и выпрыгнула в окно.

— Бабки нет, — сообщил Андрей, возвращаясь в комнату. — Наверное, пошла за продуктами.

— Куда?

— Черт ее знает. Может, в деревню. У нее ж хозяйства совсем нет — дом на поляне.

— А нас в пансионате не хватятся?

— Разве что в столовой. А вообще, может, мы в Москву уехали по срочному делу. Или ушли в поход с ночевкой.

— Так оно и есть.

Друзья перекусили, умылись, потом Андрей пошел купаться на речку (она как раз протекала метрах в пятидесяти, на другом конце поляны), а Слава только обошел вокруг дома, потянулся и сказал, что будет творить.

Речка была достаточно широкая и глубокая, чтобы в ней интересно было плавать. Она неторопливо несла свои воды из неизвестности в неизвестность, а по другую сторону был лес. По эту был довольно приличный естественный пляж.

Андрей плавал и загорал в свое удовольствие. Ему пришло в голову, что здесь не хуже, чем в пансионате, а народу совсем нет.

Он загорал, лежа на спине и закрыв лицо рубашкой от солнца, когда почувствовал чей-то взгляд. Или ему только показалось?

Андрей сел и огляделся по сторонам. Слева от него, там, где берег был круче и нависал над водой сухими корнями деревьев, сидела девушка. Тело ее было совсем белым — видимо, она тоже прибыла сюда недавно и не успела загореть. У девушки были длинные густые волосы темно-зеленого, как тина, цвета. Она смотрела на Андрея и улыбалась.

— Эй, ты чего, панкуешь? — окликнул ее Андрей.

— Чиво? — раздался тонкий голосок.

— Я говорю, покрасилась классно. Вода твою химию не смоет?

— тема казалась удачной для завязывания знакомства, но, видимо, только ему. Девушка рассмеялась и гибким движением нырнула в воду, совсем не подняв брызг. Андрей стал смотреть, когда она вынырнет — и прождал несколько минут, пока до него не дошло, что человек не может так долго находиться под водой. С другой стороны, трудно было поверить, что вот так, прямо на глазах, можно утонуть. Андрей сам нырнул несколько раз в том месте, но ничего не нашел, хотя вода была довольно прозрачной. Не зная, что и думать, он оделся и вернулся в дом.

— Померещилось тебе, — сказал Слава. — По Фрейду.

— Думаешь, я спятил?

— Ладно, ладно. Да просто она проплыла под водой мимо тебя, вылезла ниже по течению — и привет.

Андрей поджал губы: такая простая мысль не пришла ему в голову. Чтение детективов не пошло на пользу.

Скрипнула дверь, и в дом вошла хозяйка. Было слышно, как она возится на кухне. Потом она прошла мимо двери в их комнату.

— Бабушка! — позвал Слава.

— Что, милок?

— Вы не знаете, тут поблизости девушка крашеная живет?

Андрей ее видел на реке.

— Так это ж русалка, — удивилась вопросу бабка и вышла из дому.

— Точно чокнутая, — прокомментировал Слава. Андрей промолчал. Через некоторое время Слава сказал, что пойдет проверит, и ушел. Вернулся в задумчивости.

— Там она, — нехотя сообщил он. — Плескается. Никакая не русалка — вполне нормальные ноги.

— Это у западных русалок хвост, — сказал Андрей. — А у наших необязательно. Как бы они тогда хороводы водили?

— Так ты лучше меня все знаешь.

День пролетел незаметно. Время здесь шло как-то слишком быстро. Андрей снова никак не мог заснуть. Он вдруг подумал, как неестественно происходящее с ними: они второй день живут у незнакомой полусумасшедшей старухи, которая их кормит и поит, как будто так и надо; за весь день они так и не спросили дорогу обратно, в пансионат. И вновь за окном послышались голоса.

— Опять не рассказал, — жаловался тонкий голосок. — А так хочется послушать. Про эльфов и рыцарей… Ведь от тебя, старый черт, кроме похабщины, ничего и не дождешься.

— Да наврал он все, — отозвался хриплый бас. — Говорил я вам. Знаешь, старуха, кончай с ними возиться. В печку их — и все дела.

— Такие симпатичные мальчики, — возражал девичий голос. — Жалко. Надо просто напомнить. Раз обещали…

— Ага, обещали, — в скрипучем голосе послышалась ирония. — Проста ты, девка. Простота хуже воровства. Кому они обещали?

Где? Когда? Да ежели до них дойдет…

Наступило молчание, потом послышались шаги. Андрей заснул.

Утро следующего дня было таким же, как и предыдущее. Только Андрей словно встал с левой ноги — его одолевали нехорошие предчувствия. Конечно, разговоры под окном ему приснились. Но все же было что-то странное в происходящем. Однако он боялся словом или делом выдать это свое понимание, хотя не очень понимал, чего конкретно он боится.

Ближе к вечеру он стал просить Славу все-таки рассказать свой роман хозяйке в качестве компенсации, хотя самой ее не было дома и только черная кошка гуляла по комнатам. Но Слава был не в духе, оттого что вчерашняя девушка больше не появилась, и сказал, что все это ерунда, а когда Андрей завел разговор об обещаниях, поднял его на смех. Некоторое время после этого они сердито молчали, пока не почувствовали, какой зловещей стала тишина. Казалось, вокруг них сжимается невидимое кольцо. Андрей нервно кашлянул:

— Слушай, пойдем отсюда.

— Куда?

— Куда-нибудь. Дорогу поищем.

— Ты с ума сошел? Опять заблудимся.

— Уходите, ребятки, — раздался громкий шепот. Друзья обернулись и увидели нечто, что окончательно вывело их из плена реальности. На печке сидело существо размером с собаку, оно было покрыто прилизанным каштановым мехом, имело большой пушистый хвост и почти человеческое лицо.

— Инопланетянин, — сказал Слава упавшим голосом.

— Домовой я, — объяснило невозможное существо. — Уходить вам надо. Съедят и косточек не оставят.

— Кто?

— Баба Яга и леший. Может, и кикимор позовут. Русалка против, да что она может…

— А ты?

— А я сам по себе. Да и мяса-то не ем — мне бы плошку молока да кусочек хлебца. Уходите, ребята, уходите.

Упрашивать долго не пришлось. Друзья рванулись к двери, но та оказалась закрыта. Это было тем более странно, что замка на ней не было. Слава пробормотал заклинание, открывающее двери, но ничего не произошло.

— Произношение у тебя ни к черту, — сказал Андрей. — Еще со школы. Давай в окно.

Они успели разбить начавшее уплотняться стекло и кувырком выкатились из дома. Позади раздалось злобное мяуканье. Вокруг стремительно темнело. Слава заорал и кинулся бежать, не разбирая дороги. Андрей обернулся и тоже увидел огромную мохнатую тушу, надвигающуюся на них. Раздался жуткий нечеловеческий хохот. Ноги понесли сами.

Сучья цеплялись за одежду, ветки хлестали по лицу. Под ногами захлюпало болото, забулькали пузыри.

— Стой! — закричал Андрей. — Увязнем.

Слава остановился. Он озирался, как затравленный зверь.

Рядом зачавкало. Что-то поднималось из глубины. Видимо, страх сделал свое дело — в глазах Славы блеснул безумный блеск, он воздел руки к небу и, обратившись лицом на запад, в сторону заходящего солнца, громко и отчетливо произнес заклинание.

На этот раз произношение не подвело, ибо друзей сразу же сшибло ударом грома. Между землей и небом прошла трещина, из которой брызнули потоки ослепительного света. В радужном сиянии возникла женщина необычайной красоты. На лице ее было написано удивление.

— Хэлп! — заорал Слава. Женщина кивнула и протянула ему руку, тот судорожно схватился за нее, а Андрей вцепился в Славу.

Через мгновение обоих закрутил вихрь магических энергий.

Когда Слава очнулся и открыл глаза, то увидел, как что-то красное качается на голубом фоне. Потом он понял: это малина.

Рядом стоял Андрей и смотрел на часы. Вид у него был помятый.

— Время, — сказал он. — Потопали.

МИР ФУРБЛОВ

Фурблы у вас дома

Это случилось в самый обычный день.

Мы с женой пили утренний кофе, когда Лайза вдруг закашлялась, и я заботливо похлопал ее по спине. Раздался булькающий звук, и на стол вывалился ком бесцветной студенистой массы. Когда я понял, что это, меня пробрал озноб. Вот так оно и бывает… Главное — не психовать.

— У тебя фурбл, — сказал я, стараясь держать себя в руках.

— Нет! Не может быть! — возмущенно откликнулась жена.

Я промолчал, ожидая, когда правда дойдет до ее сознания.

— О Господи! — тихо прошептала она чуть погодя.

— Позвони на работу, отмени все встречи и сходи к врачу.

— К врачу? Ведь это не лечится, Майкл!

— Надо зарегистрироваться, тогда за тобой сохранят рабочее место. Ты же не хочешь быть нелегальным фурблом?

— Не хочу… Не знаю… Господи, ну почему именно я? Почему именно сейчас? Все шло так хорошо!

Я вполне разделял ее чувства, но на эти вопросы у меня не было ответов, как и ни у кого другого на нашей маленькой планете. Я просто взял салфетку, вытер ею клейковину и выбросил в утилизатор.

— Мы только что заключили контракт с японцами, — рыдала Лайза. — Знаешь, скольких трудов это стоило?! Скольких нервов!

Я знал, по крайней мере — с ее слов. Последний месяц она только и говорила о своих новых разработках в сфере виртуального дизайна и переговорах их фирмы с зарубежными партнерами. Жена была настоящим трудоголиком, и с этим приходилось мириться.

— Ты переболеешь и вернешься к работе, — уверенно заявил я.

— Думаешь… я смогу? Когда стану… мартышкой… или ящерицей… или жуком каким-нибудь?

— Для меня ты навсегда останешься моей любимой Лайзой.

— Спасибо, утешил! Ты всегда хотел, чтобы я была твоей комнатной собачкой!

— Сейчас не время для ссор! Ты должна успокоиться, иначе сама себе повредишь. Все будет хорошо, поняла?

— Поняла, — вздохнула она. — Все будет хорошо.

Придя на работу, я сразу же подал заявление на двухнедельный отпуск. Неудивительно, что вскоре после этого меня вызвали в кабинет босса. Когда я вошел, он так и впился в меня своим пронзительным взглядом.

— Это странно, мистер Сван, вы не находите? Лунный проект на стадии завершения, заказчики ждут результатов, вы — один из ведущих сотрудников лаборатории и вдруг… Вот я и спрашиваю: что это — безответственность или саботаж?

— У моей жены фурбл, — с трудом выговорил я.

— Такими вещами не шутят, мистер Сван, — из приоткрытого рта босса на мгновение высунулся раздвоенный язык, а щели зрачков чуть расширились. — Надеюсь, вы не обманываете меня?

— Сегодня же она пойдет к врачу и зарегистрируется.

— Мы могли бы оплатить ее лечение в частной клинике. За ней там будет квалифицированный уход, а вас ничто не будет отрывать от работы.

— Простите, но тогда я просто не смогу работать. Разрешите подать заявление об уходе?

— Это крайности, мистер Сван. А вам сейчас, как никогда, нужны хладнокровие и выдержка. Ладно, я дам вам отпуск.

Ухаживайте за женой, но отнеситесь к этому ответственно… Может быть, мне поговорить с ней — подготовить, так сказать, к переменам?

— Спасибо, — сказал я, ощутив странный укол ревности. — Но это лишнее. Мы справимся.

— Удачи, Майкл!

Когда я вернулся домой, жена сидела перед телевизором и смотрела какую-то мыльную оперу. Вокруг громоздилась грязная посуда, а сама Лайза доедала вчерашнюю пиццу, которую утром собиралась выбросить. Взгляд у жены был слегка виноватый.

— Слушай, — полусонным голосом сказала она, — я все съела.

Тебе, наверное, ничего не осталось. Извини…

— Ничего, все правильно.

— Аппетит жуткий разыгрался. Это от фурбла, да?

— Да. Ты была у врача?

В ответ она помахала медицинской пластиковой карточкой.

Я проверил холодильник и убедился в его леденящей пустоте.

Пришлось идти в магазин. На всякий случай, я набрал столько продуктов, сколько смог унести, и, сопровождаемый недоуменными и сочувствующими взглядами, вернулся домой с несколькими огромными пакетами в охапку.

Лайза заснула прямо в кресле. Я выгрузил еду в холодильник, выключил болтающий ерунду телевизор и отправился в свой кабинет, где у нас стоял терминал Сети. Нужно было освежить и пополнить мои весьма поверхностные знания о фурблах.

Я вошел в Библиотеку и очутился между полками, полными книг, уходящими в зеленоватый туман бесконечности — влево и вправо, вверх и вниз. Разумеется, это была лишь иллюзия в стиле «Борхес». Я привык к нему, хотя Лайза вечно ругала меня за консерватизм. Мимо проплывали образы пользователей. Большинство выглядело так же, как и в жизни, но некоторые любители занимались украшательством или прятались за псевдонимами геометрических фигур и сюрреалистических созданий. Однако сейчас мне было не до них.

К сожалению, информация о фурблах занимала куда более обширную область киберпространства, чем я предполагал. Самому разобраться в ней не представлялось возможным — пришлось звать эльфа-библиотекаря. Это компьютерное существо посоветовало мне популярную брошюру Рэя Сайруса «Фурблы у вас дома». Захватив еще несколько файлов наугад, я вышел из Сети.

Лайза по-прежнему спала.

Я приступил к чтению.

Нет двух одинаковых фурблов, заявлял автор брошюры, как нет и двух одинаковых людей, однако различия между фурблами гораздо больше. Прежде всего, они различаются по квазиэволюционным типам: от насекомо- до человекоподобных. Как правило, все они приспособлены к жизни на суше, так что здесь беспокоиться не о чем (единичные случаи, когда на свет появлялись рыбообразные фурблы, объясняются тем, что окукливание происходило в воде).

Фурблы могут иметь четыре или более (четное число) конечностей.

Кроме того, даже человекоподобные фурблы могут существенно различаться ростом, весом, конституцией и цветом кожи (чешуи, шерсти).

В процессе фурбализации, писал Сайрус, с телом человека могут происходить самые причудливые изменения, однако личность при этом сохраняется. Таким образом, вышедший из кокона остается (в душе) вашим близким — отцом или матерью, сыном или дочерью, женой или мужем, любимым или возлюбленной, и относиться к нему надо соответственно. При этом следует, к сожалению, признать, что уровень интеллекта фурбла может снижаться (особенно при переходе к низкоорганизованным типам), а память — ухудшаться.

Однако подобные проблемы возникают, например, и с лицами пожилого возраста без всякого фурбла.

Я посмотрел на Лайзу. Неужели она действительно может стать комнатной собачкой? Я вспомнил тетушку Марджори с ее близнецами

— Джоном и Патриком. Фурбл поразил их одновременно, через пару недель после пятого дня рождения. Сами они бы, конечно, ничего не поняли — болезнь для ребенка дело привычное и в чем-то даже приятное: все носятся вокруг, проявляют внимание. Помню, у моей матери был серьезный разговор с сестрой (на повышенных тонах), после которого каждая осталась при своем мнении.

Тщательно подбирая слова, Марджори рассказала близнецам, что их ждет. Они даже не испугались. Перспектива превращения в «неведомых зверушек» показалась им забавной и увлекательной. А скоро в углу детской висели два маленьких кокона…

Вот мое детское воспоминание: тетя играет со своими фурблами. Одного из них она зовет Джоном, а другого — Патриком, хотя различить их так же трудно, как и в прошлой жизни. Они запрыгивают ей на колени, лижут руки и лицо, носятся друг за другом по комнате — два веселых четвероногих существа, покрытых фиолетовой шерстью, с пушистыми хвостами и почти человеческими лицами. Жаль, прожили они недолго — лет десять, кажется. Врач сказал, что близнецы умерли от старости. В последние годы жизни шерсть на них совершенно поседела…

Хотя есть ведь и обратный пример — мой босс. Хоть он и стал ящером, но деловой хватки не потерял. Интеллект тоже не слишком пострадал, зато хладнокровия прибавилось. И какой срок ему отпущен — неизвестно. Говорят, рептилии могут протянуть и триста лет, так что он, пожалуй, еще всех нас переживет.

Физиология фурблов различна, читал я дальше, но большинство из них всеядны. Однако в случаях, когда организм фурбла отторгает предложенную ему пищу, следует проконсультироваться с врачом относительно возможной диеты. Продолжительность жизни фурблов колеблется в очень широких границах — приблизительную оценку можно сделать по сходным биологическим формам (если они существуют). То же можно сказать и о признаках старения.

Фурблы не представляют собой иные (по сравнению с человеком) биологические виды, поскольку возникают только из людей и не способны к размножению. Однако они могут иметь половые органы и вести полноценную половую жизнь. Сохранение отношений с супругом-фурблом является важным фактором его психологической реабилитации и поддержания гармонии в семье.

Я остановился и представил Лайзу в виде ящерицы. У нее нежная прохладная кожа (зеленая, в коричневую крапинку), гибкое тело, изящный хвостик, огромные желтые глаза и тонкий подвижный язык… Меня передернуло: эта картина пугала и притягивала одновременно. В любом случае, бросать жену я не собирался. Это было бы жестоко и бесчестно. Утвердившись в своем благородстве, я перешел к самому важному (в моей ситуации) разделу книги.

Вы не можете знать, писал Рэй Сайрус, какого вида фурбл появится из кокона, но вы можете и должны сделать все, чтобы он остался духовно близким вам существом и достойным членом общества. Для этого необходимо создать ему благоприятные условия.

Важнейшим фактором при фурбализации является питание. Оно должно быть обильным, калорийным и богатым витаминами. Следует знать, что потребность больного в пище может в несколько раз превышать его потребность до начала процесса. Недостаточное или неправильное питание ведут к интеллектуальной и эмоциональной деградации фурбла!

Другим важным фактором является психологическая среда, в которой протекает фурбализация. Всякий стресс может негативно повлиять на развитие фурбла. Поэтому необходимо с первых же дней окружить больного любовью и заботой.

Я вздохнул и пошел на кухню…

Сколько помню, Лайза вечно критиковала мои кулинарные таланты. Сейчас же она уплетала все подряд, за обе щеки, с таким удовольствием, что мне становилось страшно. Поев, она почти сразу засыпала, иногда даже не успев добраться до кровати. По негласному соглашению мы теперь спали в разных комнатах…

Иногда у Лайзы шла горлом клейковина, от которой пока не было никакого толку. Однако это один из самых верных симптомов.

На третий день появилась сыпь. Я прочитал в брошюре, что такова аллергия на специфические вещества, появляющиеся в крови больного фурблом. Все шло, как полагается. Только Лайза теперь не только ела за троих, но и чесалась при этом. Хорошо хоть, во сне эта аллергия ей не мешала.

Я был рядом и мучился ожиданием. Даже из магазина можно было заказать продукты с доставкой, но я предпочитал сэкономить на этом, лишь бы делать хоть что-то. Работать я тоже не мог. А месячный бюджет таял, как весенний снег.

Дочитав опус Р.Сайруса, я перешел к другим файлам. Вторым мне попался научный талмуд, предназначенный для специалистов, под названием «Фурблы: факты и гипотезы» некоего Джереми Клюга.

Я пролистал книгу — фактов и гипотез там действительно хватало. К сожалению, первые были слишком разнообразны и даже курьезны, так что вторые не находили себе ни однозначного подтверждения, ни опровержения. В заключение автор признавал, что науке пока неизвестны причины глобальной фурбализации, хотя в принципе таковые причины должны существовать и иметь, опять-таки, глобальный характер. Впрочем, согласно данным статистики, в нашей стране произошла определенная стабилизация: процент фурблов перестал расти, что является хорошим признаком.

На пятый день у Лайзы поднялась температура. Есть она уже не хотела, в основном спала. Я не мешал естественному ходу событий, зная, что перед окукливанием еще будет просветление. С работы мне звонил босс и подробно расспрашивал, как продвигается дело. Разговаривать об ЭТОМ мне было неловко, хотя с кем же еще поговорить, как не с существом, испытавшем метаморфозу на собственной шкуре? Впрочем, за ним тогда ухаживал целый штат врачей и медсестер…

Третья книга, «Фурблы во тьме веков» Стивена Тайлера, была посвящена литературно-художественному исследованию проблемы. Мне она показалась самой спорной.

Автор доказывал, что напрасно мы ограничиваем проблему фурблов во времени — последними десятилетиями или даже всем XXI веком. Да и есть ли что-то новое под Луной или это только хорошо забытое старое?

Конечно, Тайлер не обошел внимания классический рассказ Кафки, в котором герой становится насекомоподобным фурблом.

Особой похвалы заслужила постановка психологических проблем фурбализации, столь актуальных сейчас, но вряд ли понятных людям прошлых веков. Был отмечен и рассказ Брэдбери, где описано превращение в суперфурбла, внешне неотличимого от человека, но обладающего сверхчеловеческими способностями. До сих пор подобное явление не наблюдалось, писал Тайлер, но кто знает, не исполнится ли пророчество в будущем?

Углубляясь «во тьму веков», автор переходил от литературы к мифам и легендам. В сказках многих народов мира рассказывается о превращении людей в животных — кто знает, не проявляется ли таким образом память о древних культурах, когда-то столкнувшихся с процессом фурбализации и научившихся управлять им? Может быть, легенды об оборотнях помогут сделать фурбализацию обратимой?

«Какая чушь!» — подумал я и услышал голос Лайзы.

Она решила окуклиться в дальнем углу нашей спальни. Я был не против. В таких вещах фурбла ведет инстинкт.

И вот она забилась в угол, обнаженная, обхватив колени руками, уставившись в неведомую даль. Я сел на кровати. Мы ждали последнего приступа.

— Тебе не холодно? — спросил я.

— Нет. Жарко… изнутри.

— Что-нибудь нужно?

— Нет. Ты… встретишь меня?

— Конечно, малыш.

— Хорошо.

Тело ее содрогнулось, из всех отверстий хлынула жидкая клейковина. Я знал, что с этого момента сознание полностью отключается. Руки и ноги зажили своей странной жизнью. Лайза механическими движениями стала собирать клейковину и расклеивать вокруг дрожащие полупрозрачные нити.

Смотреть на это было так жутко, что я убежал из дому в ближайший бар, где и напился безбожно. Как возвращался — не помню, но утром увидел рядом с собой неподвижный законченный кокон. Где-то внутри превращалась моя жена.

Последний, четвертый файл содержал виртуальную дискуссию какого-то уфологического клуба. Я сначала решил, что он попал в раздел о фурблах по ошибке, — но нет! Друзья-уфологи нисколько не сомневались в том, что фурбализация — дело рук инопланетян.

Однако в вопросе о том, зачем же это инопланетянам понадобилось, возникли принципиальные разногласия.

Одни говорили, что фурбализация должна, наконец, излечить человечество от ксенофобии и подготовить к вступлению в галактическое сообщество. Привыкнув к фурблам, люди с радостью и без отвращения пожмут пришельцам руки (щупальца, жвалы).

Другие возражали, что фурбализация — прекрасная дымовая завеса для вторжения. И если раньше, возможно, у пришельцев были проблемы с маскировкой под людей, то теперь и маскироваться не надо. Возможно, под видом фурблов они давно уже живут среди нас.

Мне стало неловко за взрослых людей, верящих в подобную ерунду. Я закрыл этот файл и стер его.

Я жил с коконом. В этом были свои преимущества. Кокону не нужно ни еды, ни питья (расходы мои, наконец, сократились); за ним не нужно убирать и присматривать; он неподвижен. Все, что можно с ним делать, — это смотреть на него. Срок превращения мог колебаться в пределах нескольких дней (в зависимости от того, по какому типу развивается фурбл). Я ждал.

Ночью меня часто мучили кошмары. Иногда мне казалось, что это я сам сижу внутри, не в силах вздохнуть или пошевелиться.

Или я вылезал из кокона, и вдруг оказывалось, что у меня нет ни рук, ни ног, ни даже глаз, а сам я — огромный дождевой червь.

Я просыпался и понимал, что все мои кошмары — отражение подсознательных страхов и тревог. Я смотрел на зеленоватое свечение кокона и думал о разных вещах.

Например, о том, какое нам с Лайзой выпало счастье жить в цивилизованной, свободной стране, где фурблы сохраняют свои гражданские права и рабочие места (надо только пройти медицинскую комиссию), где всякая дискриминация запрещена законом. Самый последний нищий имеет право на бесплатное питание и уход в государственной клинике на все время фурбализации. Кто знает, если так пойдет дальше, может быть, когда-нибудь у нас будет фурбл-президент!

А ведь есть на Земле страны, где фурблы объявлены вне закона. Там голодные и озлобленные люди превращаются в голодных и злобных монстров-людоедов. Там между людьми и фурблами идет кровавая война на истребление. Наше правительство не раз выражало свой протест и взывало к гуманизму, но тщетно.

Подумать только, сколько наши предки ломали головы над проблемой перенаселения развивающихся стран, но никто не мог предположить, что они решатся столь чудовищным образом. Трудно поверить, что это происходит в нашем мире и в наше время…

Однажды ночью я проснулся от странного треска. Включив свет, я увидел, что кокон лопнул. Через некоторое время оттуда появилась рука — вполне человеческая — и слабыми, но уверенными движениями начала отламывать куски белой хрупкой массы. Я стоял рядом в растерянности — не зная, следует ли помогать, или все должно произойти само собой. От волнения я забыл, что по этому поводу было сказано у Сайруса. Тем временем отверстие стало шире

— внутри что-то двигалось и шуршало.

Она выбралась из кокона в едином рывке гибкого тела и встала передо мной. Нельзя передать, какое облегчение и радость я испытал. Конечно, Лайза изменилась, но стала по-своему еще прекрасней. Нежная розовая кожа блестела в свете ночника.

— Здравствуй, мой ангел.

Ее крылья затрепетали от волнения. Я сделал шаг и обнял ее.

— Милый, — прошептала жена.

Потом мы легли в постель и я долго ласкал, привыкая, ее чувствительные антенны, упругий яйцеклад и шесть очаровательных маленьких грудей.

Товарищ фурбл

Я помню, как он появился в нашем бараке — тщедушный, но гордый в своем мученичестве. Помню его первую фразу:

— Добрый день, господа.

Ответом ему был смех: какие из нас господа! Господа теперь в Париже… или в Нью-Йорке… или на Канарах. В общем, далеко — те, кто успел вовремя смыться из медвежьих объятий Родины.

— Здорово, мил человек, — начал знакомство Борода в обычной своей манере. — Как тебя звать-величать?

— Муравьев Николай Иванович.

— Ну, Муравьем будешь. А меня вот Бородой кличут. Давай к нам, расскажи, за что попал сюда.

— За правду, — блеснул глазами новичок.

— За правду! — хохотнул Борода. — Правда-то, брат, она у каждого своя. Газета ведь тоже «Правдой» зовется, да только не всякий ею подотрется. Ты конкретно расскажи, что да как. Не боись, мы здесь все политические.

Новичок с подозрением глядел на Бороду. Честно говоря, тот был не слишком похож на политического. По общему негласному мнению нашего барака, он действительно попал сюда по ошибке.

— Товарищ Первый — фурбл! — выпалил Муравей.

— Это почему же?

— Есть свидетели… И потом, разве может человек сотворить такое со своей страной? Со своим народом?

— Старая песня, — вздохнул Борода. — Этак у нас всю дорогу одни фурблы и были. Вот при Бориске было: свобода! Товару густо, а в кармане пусто. И Сашка потом чего накуролесил… Да ты тогда еще под стол пешком ходил, не помнишь ни фига… Скучная у тебя правда.

— Вот Второй — точно фурбл, — вступил в разговор Соловей с одной из своих любимых баек. Он полагал, что найдет благодарного слушателя. — Ростом маленький, без волос, а зубищи — во! Приводят, значит, к нему на допрос врага народа. Второй рычит: «Колись, гнида, а то съем!» Тот не верит. Тогда этот гад ему палец — ать! И хрумкает. Второй — ать! Все на левой руке, чтобы, значит, правой-то враг признание мог подписывать. А ежели этот крокодил разойдется, то и всю руку до плеча откусит, потом за ноги принимается. Кровища вокруг течет, а он: гы-гу-га! Смеется не по-человечески. Или вот приводят к нему бабу…

Меня заранее перекосило от предстоящего описания интимной жизни Второго, которая была якобы известна Соловью во всех тошнотворных подробностях, но тут вмешался Борода:

— Насчет фурблов тебе лучше Рабинович расскажет. Он жид ученый, с ними жил и мед-пиво пил.

Я заскрипел зубами.

— Ну, что молчишь, убийца в белом халате? Расскажи, как ты советских людей фурблом заражал!

— Это правда? — спросил Муравей, глядя на меня с опаской.

— Во-первых, — сказал я, садясь на нарах, — моя настоящая фамилия — Рябинин, и я даже не еврей. Во-вторых, я действительно занимался изучением фурбла в одном «ящике». В том числе проводил опыты на смертниках, которых нам поставляла Контора. В-третьих, можете быть спокойны: заразить так никого и не удалось. Фурбл не заразен. К сожалению…

— Почему — к сожалению?

— Потому что иначе мы бы нашли возбудителя и сделали бы вакцину. Или, по крайней мере, нашли бы способ предохраняться…

Борода хохотнул.

— Значит, никакого лекарства нет? Даже у американцев?

— Вы про «секретные лаборатории ЦРУ»? Когда-то и СПИД так объясняли. Нет, фурбл — не дело рук человеческих. И лекарства от него нет. Может быть, потому, что это вообще не болезнь.

— А что же?

— Кара Господня! — прохрипел из своего угла Пророк. — Ибо сказано в Откровении: «Из дыма вышла саранча на землю… И волосы у ней — как волосы у женщин, а зубы у ней как у львов… шум крыльев ее — как стук от колесниц… и в хвостах ее были жала, как у скорпионов… Царем над собою имела она ангела бездны…» Грядет Армагеддон, война последняя!

— Сколько их уже было — последних! — возразил Борода.

Пророк заткнулся. Он уже давно понял, что наши души ему не спасти, да, наверное, и не стоит.

— Так что же это такое — фурбл? — продолжал допытываться Муравей. Вероятно, этот вопрос мучил его еще на свободе.

— Давай лекцию, Рабинович! — подзадоривал меня Борода. Я понимал, что мои рассказы наряду с байками Соловья составляли одно из немногих интеллектуальных развлечений обитателей барака.

Большинство попало сюда потому, что ругало власть, но собравшись вместе, скоро выяснило, что это довольно скучное занятие.

— В общем, есть одна гипотеза, — задумчиво проговорил я. — Представьте себе текст, описывающий, допустим, рыбу. Потом он редактируется: что-то вычеркивается, что-то дописывается.

Получается текст, описывающий, скажем, лягушку. Он тоже редактируется… И так далее, пока не дойдем до человека. Так же действует и эволюция. Девять десятых человеческой ДНК — это мусор, зачеркнутый текст. Но он все еще в нас! Теперь вдруг приходит писатель-формалист (враг народа, в натуре), которому человеческие страницы не больно-то интересны. А лезет он в старые тексты, выхватывает оттуда куски как попало и соединяет, зараза, по всем правилам языка. Рифма есть, а смысла нет. Вот так фурблы и получаются.

— Расстрелять его, гада, — подвел итог Борода. — Нечего народ формализдить! Верно я говорю?

— Я не понял, — признался Муравей. — Кто этот формалист?

— Кабы знать! Может Бог, может, Природа-матушка…

— Господь наш Иисус, — не выдержал Пророк, — смерть на кресте принял за грехи человеческие. Забыли люди Господа и во зверей обратились и нежить проклятую. Грядет Апокалипсис!

Все сделали вид, что ничего не слышали.

Во искупление вины перед Родиной мы должны быть рыть здоровенную канаву поперек просторов вышеупомянутой Родины.

Назначение канавы представляло собой государственную тайну, которую, похоже не знал (или слишком хорошо притворялся) сам начальник лагеря. Слухи ходили разные, но большинство полагало, что работа наша имеет отношение к проекту поворота северных рек, свернутому в прошлом веке тогдашними врагами народа и ныне реанимированному лично товарищем Первым. Правда, один бывший математик подсчитал, что такими темпами нам предстоит копать еще добрых сто лет, однако это почему-то никого не смущало. Работа была столь же бессмысленной, как и вся наша жизнь…

Мы копали рядом с Муравьем, грязные и отупевшие, когда он вдруг закашлялся и выплюнул студенистый комок, который тут же смешался с землей. Сам Муравей не обратил на это никакого внимания, а у меня аж ноги подкосились. Мне ли не знать подобных симптомов! Сомнений не было — это фурбл!

Руки продолжали механические движения, а в голове галопом неслись мысли. Я знал, что несколько дней он будет испытывать мучительный голод, затем появятся сыпь и температура, и тогда он неизбежно попадет в лагерную больницу, а тамошний врач (даже с очень средним образованием) быстро поставит диагноз и примет меры. Инструкция на этот счет проста: выстрел в голову и кремация трупа (поскольку иногда превращение продолжается и после смерти). Да, лагерь — не слишком подходящее место для фурбализации. Муравью оставалось жить совсем недолго. Что я мог сделать?

За обедом и ужином я отдал ему свой паек. Муравей слопал все за милую душу, даже не удивившись. Болезнь уже начала действовать на психику. А потом меня отловил Борода и зашептал тревожным шепотом в ухо:

— Колись, Рабинович, что с Муравьем?

— То самое. Фурбл.

— … твою мать! — воскликнул наш лидер. — Накаркали! Что делать будем, морда ученая?

— Не знаю.

— Ты хоть ему сказал?

— Нет. Будет только хуже.

— Да уж, …

Мы задумались.

— Бежать надо, — сказал вдруг Борода.

— Куда?

— На кудыкину гору! Подальше отседова. В лесу схоронитесь, вдвоем не пропадете.

— Вдвоем — со мной, что ли?!

— Один Муравей не справится. А ты вроде мужик крепкий, и в делах этих нелюдских сечешь.

— Ну, спасибо! Чего бы тогда всем вместе ноги не сделать?

— Извини, браток, — похлопал меня по плечу Борода. — Я здесь останусь. Мне лагерь — как дом родной… А побег я вам сделаю — как огурчик! Завтра вечером, понял? И дай Бог, чтоб про Муравья никто, кроме нас, не допер…

Он оставил меня в самых растрепанных чувствах.

С одной стороны, побег для зэка — дело самое натуральное, вполне в духе блатной романтики. Так можно и авторитет заработать. С другой стороны, я слабо представлял себе вольную жизнь в бегах. Я никогда не жил так. В лагере хоть кормят…

Внезапно вся моя жизнь, весь наш мир показались мне одним большим лагерем. И неважно, как фамилия Первого и каковы повадки Второго. Все мы за пайку хлеба продали душу дьяволу, имя которому — государство.

Но судьба вновь дает мне шанс: спасти жизнь человеческую — и разорвать подписанный кровью договор. Когда-то я такой шанс упустил. Что будет теперь?

Ночью меня мучили кошмары. Всколыхнулись воспоминания из прошлой жизни. И не был я больше зэком номер такой-то по кличке Рабинович, а был я Сергеем Аркадьевичем Рябининым, доктором медицинских наук, старшим научным сотрудником лаборатории «Ф».

То, что изучать фурблов опасно, я знал с самого начала. И убеждал себя, что готов на подвиг ради советской науки. Но лишь впоследствии понял, что опасно по-настоящему, — знание, идущее в разрез со стереотипами. Знание, разрушающее легенды о злобных монстрах из передовицы «Правды». Нет, слишком много в них было человеческого, в искалеченных душах и нечеловеческих телах…

На первый взгляд Алиса была классической русалкой. Правда, хвост у нее был не рыбий, а дельфиний, да и волос, которые можно было бы расчесывать, сидя на прибрежных скалях, не имелось в наличии. Но разве это главное?

О ее человеческой ипостаси я знал очень мало — из сухих строк досье, присланного Конторой. Алиса Камышова, дочь врага народа Камышова (узбекский шпион и диверсант), сама враг народа, входила в антисоветский молодежный кружок (читали Солженицына и Кабакова, пели Высоцкого и Цоя), во время следствия заболела фурблом, передана Институту для экспериментальных исследований.

Мне никогда не забыть этот кошмар — мерное гудение мотора, опускающего клетку в бассейн, и нечеловеческий визг, доносящийся изнутри. Она билась о прутья, глодала их зубами, а сама уже начала извергать потоки клейковины — не менее прочной в воде, чем на воздухе. Эти минуты мне показались вечностью.

Конечно, она должна была ненавидеть нас. Мы заслужили это.

Но по дьявольской прихоти Природы ненависть обернулась любовью — и прежде всего ко мне, главному ее мучителю. Возможно, прав был покойный академик Раппопорт (враг народа, вредитель и жидомасон)

— фурблы приспосабливаются к окружающей среде. А чтобы выжить в нашей советской действительности, надо стать либо совершенным чудовищем, либо совершенной жертвой. Алиса склонялась ко второму варианту.

Я ставил над ней эксперименты, о которых вам лучше не знать. «Потерпи, — говорил я. — Будет совсем не больно.» Она улыбалась в ответ. А было больно. И очень больно. Нечеловечески больно. Иногда мне хотелось, чтобы она умерла и этот кошмар прекратился. Но она жила. И я писал в отчетах о невероятных способностях фурблов к регенерации.

В свободное время мы часто переглядывались через стекло, и время от времени я, не в силах побороть искушение, входил в ее маленький мирок, залезал в бассейн, и мы с упоением занимались тем, что многие называют любовью.

Я тешил себя пошлой мыслью, что невероятное наслаждение, испытываемое Алисой при наших свиданиях (благодаря особенностям ее физиологии), хоть как-то искупает мою вину.

Но всему приходит конец. Директора Института разоблачили как эстонского националиста и агента ЦРУ, и в нашем учреждении началась большая чистка. Словно из прорвавшейся канализации хлынули доносы. Советские ученые шли в ногу с эпохой!

Однажды меня вызвали на ковер. В кабинете директора наряду с его бывшим заместителем, дорвавшимся наконец до власти, молчаливо присутствовали двое в штатском из Конторы. В том, кто здесь режиссер, не было никаких сомнений.

— Ты что же это, …, - кричал на меня, брызгая слюной, новый директор, — змею на груди пригрел? С фурблихой спутался?!

Родину советскую на … променял!

Меня даже не уволили. Я ходил по коридорам Института, и люди шарахались от меня как от чумного. К Алисе больше не пускали. А через несколько дней я увидел ее изуродованный труп на свалке. Рядом стояли двое Конторских и разговаривали:

— Ну что, успел попользоваться?

— Ага. Страстная была, стерва.

Не помня себя, я бросился на них…

Ночь взорвалась хаосом звуков и огней. Возвращаясь из кошмара снов в кошмар реальности, я не сразу смог отличить одно от другого.

— Что происходит?

— А … его знает!

Треск автоматных очередей, дикие крики и ругань, гаснущие в огненных искрах прожектора, мятущиеся тени, топот ног… Побег?

Восстание? Война? Нет! Из темноты раздавался многоголосый вой — и я узнал эти звуки, не человеческие и не звериные. Кому, как не мне, знать их? Разве не этот вой разносился по подземным этажам Института, напоминая закоренелым атеистам о вечных муках Ада? Но тогда в этих звуках были боль и страдание, а сейчас — торжество и ярость.

Фурбл вошел в наш барак и остановился, принюхиваясь. Густая шерсть серебрилась в лучах Луны, глаза светились зеленым огнем, над головой торчали два выроста — уши? рога? а может, щупальца?

Мне он сразу напомнил Анубиса, египетского бога смерти.

В наступившей от ужаса тишине раздавался хрип Пророка:

— Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него — как у медведя, а пасть у него — как пасть у льва; и дал ему дракон силу свою…

— Заткнись, мясо! — неожиданно глубоким басом рявкнул фурбл и добавил ни к селу ни к городу: — Страна рабов. Снизу доверху — все рабы…

Мы согласно молчали.

— Отдавайте нашего, — приказал гость.

— Да, забирайте, пожалуйста, гражданин начальник! — вдруг залебезил Борода. — Мы о нем заботились, никому не выдали, для вас берегли. Пусть растет большой и сильный, как вы… Вот он, друг любезный, как огурчик…

Фурбл презрительно фыркнул, легко подхватил лежащего без чувств Муравья на руки и ушел, не оглядываясь…

Наутро к лагерю подтянулись воинские подразделения Конторы.

Вновь намотали колючую проволоку, поставили новые прожектора и новых охранников, собрали и захоронили обглоданные трупы. Во избежание волнений провели политинформацию. И жизнь наша вернулась в привычную колею…

Спасибо товарищу Первому!

Фурбл, выходящий из моря

Я проснулся, зевнул во всю ширину зубастой пасти и поднялся с кровати. Начинался новый день.

Знали бы вы, сколько мелких неприятностей и неожиданных проблем подстерегает фурбла в быту! Куда, например, девать хвост, когда садишься; как не царапать когтями паркет и не драть обивку кресел? Да мало ли… Однако со временем все проблемы решаются и постчеловеческая жизнь входит в рамки обыденности.

Меня зовут Фрэнсис Гордон. Я был актером. Не великим, конечно, но подающим надежды. Карьера моя шла в гору, будущее рисовалось в самом радужном свете, пока вдруг, прямо на съемках не грянуло… Слава Богу, хоть успел заработать на жизнь. Но это теперь я рассуждаю так прагматично, а тогда был в жуткой депрессии. Чуть не озверел совсем…

Да, в таком виде ничего хорошего не сыграешь. Пожалуй, в прошлом веке я мог бы сниматься без грима для фильмов ужасов. Но сейчас они непопулярны, более того — осуждены. Теперь людей учат НЕ бояться монстров. Цель благородная, но вот осуществимая ли до конца — это большой вопрос. Обычная реакция людей на меня страх, а затем смущение по поводу страха. Я привык и даже сочувствую.

У одетого с иголочки молодого человека, позвонившего в мою дверь этим прекрасным летним утром, реакция была совершенно не типичная. На лице его отразились восхищение и радость. Впрочем, следующей фразой он все испортил:

— Здравствуйте. У меня есть предложение, от которого вы не сможете отказаться.

— Я ничего не покупаю, — грозно прорычал я. — Хватит с меня говорящих пылесосов и мыслящих унитазов.

— Вы не так поняли, — терпеливо улыбнулся гость. — Я ничего не продаю. Я не коммивояжер.

— А кто же?

— Представитель корпорации «Сакура» Питер Смит. Мы хотим предложить вам роль в новом японском фильме.

Предложение действительно было заманчивым, но пока слишком неопределенным.

— Ладно, заходите… Хотите пива?

— Благодарю.

Я достал из холодильника две банки, и мы сели в гостиной.

— Что за фильм? Надеюсь, не порнография?

— Ну, что вы, как можно! Напротив, речь идет о возрождении национальных традиций. Вам предлагается роль Годзиллы.

Это имя вызвало у меня лишь смутные воспоминания. А ведь когда-то я всерьез занимался историей искусства! Память стала ни к черту…

— Вы не могли бы рассказать подробнее? Я что-то подзабыл.

— Да, разумеется. Годзилла — это первобытное чудовище, вроде динозавра, которое появляется из океана и сеет смерть и разрушение по всей Японии. Возможно, вы не знаете, но в свое время Годзилла был одним из популярнейших персонажей японской массовой культуры. Да и американской отчасти тоже…

— Теперь припоминаю. А Общество защиты прав фурблов в курсе?

— Мы провели пока неофициальные переговоры — они не против. Годзилла не может считаться фурблом. Ни один фурбл не может быть ростом с небоскреб, а тем более — извергать пламя.

— Съемки все равно будут комбинированными. Вы могли бы обойтись компьютерной анимацией.

— Нет! — покачал головой Смит. — Понимаете, можно создать сколь угодно совершенные картинки, вписать их в реальность, заставить двигаться, но все равно зритель до конца в них не поверит. Живой Годзилла — дело другое. Реальное существо, с естественными для него движениями, полная правда жизни…

— Ясно, ясно…

— Кстати, вы не могли бы раздеться?

— Это зачем еще?!

— Мне нужно вас осмотреть. Что касается морды… простите, лица, я полностью удовлетворен, но ведь вам предстоит показывать все тело. Есть некоторые нюансы…

— Так мне предстоит сниматься голым?

— Ну, разумеется! — всплеснул руками Смит. — Как же иначе? Годзилла не может ходить в джинсах и рубашке. Это просто смешно!

Он тут же осекся.

— Ладно, доставлю вам такое удовольствие, — сказал я, раздеваясь, — но только учтите: температура воздуха должна быть не ниже тридцати градусов. Иначе я замерзну, заболею и, чего доброго, помру. Такова специфика хладнокровных существ. Видите, я все время ношу белье с электрическим подогревом.

— Разумеется, это будет учтено в контракте, — заверил меня Смит. Его явно не смущал мой стриптиз. Он стал осматривать меня под разными углами зрения.

— Наружных половых органов нет, — сказал я, чтобы внести ясность. — Вы это хотели знать?

— Да, в том числе и это. Мы надеемся, что фильм привлечет широкие массы детей и юношества, так что подобные требования вполне естественны.

Его забота о морали была просто трогательной!

— Ну, что, нравлюсь я вам?

— Уверяю вас, мистер Гордон, из вас получится изумительный Годзилла! Соглашайтесь, не пожалеете.

— Мне надо подумать.

— Хорошо. Я оставлю вам проект контракта… А это, — он дал мне кассету, — старые фильмы с Годзиллой. Посмотрите на досуге.

Я сидел в своем любимом кресле перед телевизором и вживался в образ. На экране огромный и неуклюжий Годзилла методично громил Токио. Зрелище было довольно занудное.

За окном послышался шум крыльев, и в дверь позвонили.

На пороге стоял Гарри Хантер. Он был похож на сфинкса.

Точнее говоря, Гарри мог бы сыграть сфинкса (в каком-нибудь фильме из древнегреческой жизни), будь он актером. Но актером Гарри отродясь не был. Он был хозяином местной закусочной на развилке дорог. Его прямой и грубоватый нрав удивительно не вязался с таинственной внешностью.

— Привет, Фрэнк. Как делишки?

— О'кей, заходи. Только ноги вытри. Все четыре, пожалуйста.

Гарри фыркнул: это была наша старая шутка.

— Ну, Фрэнк, — сказал он чуть погодя, развалясь на диване и потягивая мое пиво. — Говорят, тебя японцы купили?

— Еще нет, но все к тому идет. А ты откуда знаешь?

— Этот парень, который на них работает, растрепал у меня в баре. Все хвастался, какого классного он нашел Годзиллу и как его отметит за это начальство.

— Ну и пусть. Тебе-то что?

— Ох, Фрэнк, — поерзал на диване Гарри. — Душа болит. Чертовы япошки! Зря мы их не добили сто лет назад. А теперь и не знаешь, кто победитель. Без ножа режут. Скоро всю Америку скупят по кусочку. Города наши, земли, дороги… А ведь это все потом и кровью досталось — предкам-то нашим. Молодежь об этом не думает. Девчонки глаза растягивают, мальчишки в самураев играют. Вот дела-то какие!

— Смешно, — сказал я. — И кто это говорит? Сфинкс. И кому он это говорит? Человеку-аллигатору, потенциальному Годзилле.

— Ничего тут нет смешного! Да, я фурбл, и не стыжусь этого. А кто будет стыдить — дам по морде. У меня лапа тяжелая! Пусть я не человек больше, но я американец! И ты американец, хоть и крокодил. И флаг наш американский, звездно-полосатый, а не какое-то там красное пятно на простыне.

— Ты что, хочешь, чтобы я отказался?

— Хочу, Фрэнк. Пошли японцев в задницу.

— Иди-ка ты сам! В кои-то веки у меня есть шанс заработать лишний доллар, и я его не упущу! Это по-американски…

Сердито урча и взрыкивая, Гарри покинул мой дом, а я сел досматривать фильм. Настроение у меня было самое поганое.

На следующий день ко мне заехал мой адвокат Эрл Скиннер.

Вас, может быть, удивляет, почему все заходят ко мне, а не наоборот. Но после того как я стал фурблом, у меня и привычки поменялись: не люблю бывать на людях — к чему народ пугать, да еще бесплатно? К тому же Эрл — мой бывший одноклассник и старый друг.

Я решил продемонстрировать ему свои успехи: угрожающе поднял передние лапы, оскалил пасть и весьма натурально заревел.

— Недурно, Фрэнк, совсем недурно, — мне так и не удалось согнать с лица Эрла его обычную снисходительную улыбку. Помню, она бесила меня еще в школе. — Ну, что тут у нас?

Мы сели изучать контракт.

— Слушай, — сказал вдруг Эрл, наморщив лоб. — А этот Смит не сказал, как вышел на тебя?

— Нет. Что ты имеешь в виду?

— Не стучался же он во все двери, верно?

— Наверное, нет. Он знал, куда шел. Знал, как меня зовут. Может быть, его навел кто-нибудь из моих бывших коллег-актеров?

— Тогда он бы наверняка сослался на них, чтобы завоевать твое доверие. Скорее всего, Смит или его хозяева воспользовались Национальной картотекой фурблов. Интересно, кто их туда пустил…

— Мне совсем не интересно. К чему ты это все?

— Да так… Как ты думаешь, Фрэнк, сколько в стране фурблов твоего типа?

— Ну, наверное, немало. Разные есть…

— А сколько среди них актеров?

— Черт его знает! Не думал об этом.

— Возможно, ты один такой, Фрэнк. Один-единственный. Если это так, мы можем запросить гораздо больше.

— Стоит ли искушать судьбу, Эрл? Неблагодарное это дело!

— Ну, как хочешь…

Хотя дело двигалось к счастливому финалу, странная тревога не давала мне покоя — были тому виной брюзжание Гарри или намеки Эрла. Да и Смиту я почему-то никак не мог дозвониться.

И вот, как-то ночью мне привиделся довольно жуткий сон.

Я был Зверем, выходящим из моря. Я поднялся из темных глубин, чтобы уничтожить солнечный мир ненавистного мне острова.

Он раскинулся передо мной во всю ширь, обреченный мне в жертву, и я взревел торжествующе, благодаря за это богов Ада.

Я пошел, сметая на своем пути игрушечные коробки домов, паутину электрических линий, все хитроумные творения ненавистных людишек. Понастроили тут!

Я пнул какую-то штуку, и она взорвалась. По-моему, это была атомная электростанция.

Небоскребы вставали у меня на пути, и я крушил их направо и налево, словно трухлявые деревья, в которых копошились букашками люди. Ради смеха я хватал их и давил, как спелые красные ягоды.

Толпа хрустела у меня под ногами, превращаясь в кровавое месиво. Крики ужаса и боли тешили мой слух.

Для полноты картины я заливал города огнем — он весело бушевал на руинах.

Я заревел — мне было весело тоже…

К чему пересказывать? Вы такие вещи видели. Не с Годзиллой, так с кем-нибудь еще. Но смотреть — это одно, а пережить совсем другое. Пусть даже во сне. Не каждому удается заглянуть в себя и ужаснуться увиденному. Можете считать меня идиотом, но я сказал себе: нет, это не для тебя!

И потом мне стало обидно за человечество. Как притягивают нас Смерть и Насилие! Мы готовы поклоняться им снова и снова, не жалея времени и денег. Нашими кумирами становятся чудовища. Мы ужасаемся, но втайне восхищаемся ими. Мы завидуем их адской мощи и жестокости. Мы щедро питаем Зверя в глубинах души — а потом удивляемся, когда он выходит на поверхность красноречивой статистикой пороков и преступлений.

Черт, кажется, это из какой-то роли…

В общем, я наконец дозвонился Питеру Смиту, а он говорит:

— Я очень сожалею, мистер Гордон, но корпорация снимает свое предложение.

— Это почему еще?

— Насколько мне известно, на данную роль нашли актера-японца.

— Он что, больше похож? Или дело в «национальных традициях»?

— Ничего не могу сказать по этому поводу.

— Ну и ладно. Я сам хотел отказаться. Всего хорошего!

Я бросил трубку и послал японцев в задницу. Потом подумал и послал туда же некоторых наших деятелей. Догадываетесь, кого?

Глупая история, конечно, но для меня она не прошла даром. Я словно вновь вылез из кокона — на этот раз невидимого, из комплексов и амбиций. Давно пора было выйти в свет!

Я развлекаю детвору, фотографируюсь с туристами и спорю с Гарри о политике. Живу полнокровной жизнью.

Иногда удается заработать лишний доллар. Это по-американски!

Крылья фурбла

— Можно? — спросил я, высовываясь из-за балконной двери.

— Нужно! — рявкнул в ответ шеф.

Я прошел в кабинет, стараясь не ронять перья на ковер, и встал с независимым видом, уставившись поверх головы шефа на красочную эмблему нашей фирмы, висящую на стене.

— Что ты там новое углядел? — продолжал ворчать шеф. — Не можешь в глаза смотреть? Правильно! Опять ты у нас отличился. Ох, лопнет мое терпение, и пошлю я тебя ко всем чертям…

Я непокорно молчал. А что такого страшного случилось? Ну, пролетая мимо одного из окон многоквартирного дома, я заметил там дамочку, взявшую моду ходить в неглиже, а она, на мое несчастье, заметила меня. Ну, подняла она шум, а я от избытка чувств спикировал вниз, на тротуар, где прохожие не замедлили также выразить мне свое неодобрение.

Не пошлет он меня никуда. Не так уж много выходит из кокона крылатых фурблов, а тех, кто может нормально летать, еще меньше. Поругает, премии лишит, а не уволит. В одной лодке сидим.

— Ты позор фирмы. Мы «Орлиные крылья» или что?

Я невольно хмыкнул. Дело в том, что мой шеф, мистер Дуглас Игл, был единственным живым существом в нашей компании (не считая секретарши и кактуса), не имевшим крыльев. Так что само название казалось мне шуткой. К сожалению, сам Игл относился ко всему весьма серьезно.

— Смеешься? Как бы плакать не пришлось! Ладно, прощаю, но в последний раз. Получи у Мэри задание и лети. Да смотри, чтоб без фокусов. Глаза б мои тебя не видели!

Меня зовут Кен Веттер. Мне двадцать лет. Четыре года назад я стал фурблом. Кто знает, как сложилась бы моя жизнь, будь все иначе? Вообще-то я был (и остаюсь) порядочным разгильдяем. Вряд ли бы я окончил колледж и стал примерным членом общества. Скорее всего, стал бы одним из «одиноких странников», бродящих по стране в поисках цели и смысла бытия.

А смыслом моей жизни стал полет. Не сразу я оценил щедрый дар судьбы, но когда осознал — возрадовался. Нет, не случайно мне даны были крылья, есть в этом что-то созвучное моей мятежной душе. Детские сны воплотились в жизнь. Теперь сочетаю приятное с полезным.

Я поднимаюсь над городом и парю. Вот то, что мне нужно, простор и свобода. Здесь, наверху, все звуки сливаются в один мерный рокот большого города. Мой путь лежит между зеркальными монолитами небоскребов. Кажется невероятным, что их возвели те маленькие козявки-людишки, которые бесконечным потоком бегут по улицам или давятся в автомобильных пробках. Летают, правда, вертолеты, но не так уж их много. Слишком дорогое удовольствие для бескрылых.

Что ни говори, а самые быстрые, надежные и дешевые курьеры в городе — это мы, «Орлиные крылья». Так, по крайней мере, утверждает наш шеф, понося при этом конкурентов — «Небесных драконов» Хван Чанга.

Я встретил ее на одной из своих любимых посадочных площадок.

Собственно, никакие это не посадочные площадки, а просто достаточно широкие карнизы, крыши или другие архитектурные детали, на которые не претендуют люди, и которые могут использовать для передышки в полете такие существа, как я.

Она блестела фиолетово-черной чешуей, покрывавшей ее тело словно цирковое трико. Очевидно, по этой причине, она не считала нужным носить другой одежды. Обтянутую гладкой темной кожей голову венчал костяной гребень. За спиной виднелись перепончатые крылья рептилии.

— Привет! — сказал я, приземляясь рядом. — Вы здесь часто бываете?

— Привет, — улыбнулась она. — Вообще-то я здесь случайно.

— Кен Веттер, — представился я.

— Синтия Дрейк.

Мы пригляделись друг к другу. Судя по фирменной сумке на боку, она поднялась в воздух не ради забавы.

— Ты из «драконов»? — прямо спросил я.

— А ты, наверное, из «орлов»? — догадалась она.

Мы представляли враждебные организации. Это возбуждало.

— Давно летаешь? — деловито спросил я.

— Год и три месяца.

Я покровительственно ухмыльнулся: мой стаж был куда больше. Эта реакция не ускользнула от ее огромных золотистых глаз. Она вызывающе посмотрела на меня:

— Давай, кто быстрее до того купола?

— Давай.

На моей стороне было эволюционное преимущество птиц, да и опыт в полетах. Я без труда обогнал ее, не задумываясь о том, что теряю время (которое — деньги). Однако Синтия не унималась.

— А так сможешь?

Она сделала в воздухе трехкратное сальто-мортале. Видимо, это был самый крутой из ее трюков. Бедняжка! Я без труда повторил его.

На последнем витке из моей неплотно закрытой сумки выпал пакет и, недолго думая, камнем рухнул вниз. Я сложил крылья и спикировал следом. Мне удалось поймать свою поклажу в нескольких футах над головами ошарашенных прохожих. Испуганно заплакал чей-то ребенок.

Когда я вернулся на высоту, Синтии уже и след простыл. А вернувшись с задания, я получил очередной разнос от шефа.

Я вспоминал эти воздушные свидания, пытаясь выяснить для себя важный вопрос: действительно ли мисс Дрейк подставляет меня, провоцируя на неподобающие серьезному и ответственному «орлу» поступки, или у меня развивается паранойя? Ведь тот первый раз был отнюдь не последним. Она была всегда мила со мной, но почему-то вечно я оставался в дураках.

Тем временем крылья несли меня в сторону от привычных путей. Не нравился мне этот адрес… Внизу показались городские трущобы. Говорят, в таких местах опасно. Это «слепое пятно» города: местные жители, упорно не желая внимания властей к своим сомнительным делишкам, постоянно разбивают или откручивают полицейские телекамеры. Копы, конечно, ставят новые, но все повторяется сначала…

Я опустился на темную замусоренную улочку между двумя развалинами, озираясь в поисках нумерации домов. Мне было очень неуютно. В ноздри бил запах плесени и экскрементов.

За спиной послышался шорох. Я быстро повернул голову на сто восемьдесят градусов, но это оказалось излишним.

Они обступили меня со всех сторон: парни моего возраста, а то и помладше. Просто молодые подонки. В руках у них были ножи и куски арматуры. Выражение их лиц не сулило ничего хорошего.

Предводителем у них был тощий паренек со светлыми волосами и голубыми глазами — просто ангелочек, если бы не дьявольская ухмылка на обкусанных губах. По модной одежке он не был похож на трущобного жителя.

— Попался, грязный фурбл! — прошипел он.

— В чем дело? — спокойно спросил я.

— «В чем дело?» — издевательски переспросил он. — А в том, мерзкий фурбл, что ты оскверняешь землю людей. И поплатишься за это, как и все ваше поганое племя.

— Извините, ребята, не захватил с собой наличных.

— Нет, не этим! — торжественно взвизгнул главарь. — Ты расстанешься с тем, что тебе очень дорого, но иметь не положено. Ибо сказано: Бог создал человека по образу и подобию своему, а вы, фурблы — сатанинское извращение.

— Что за проповеди? Чего вы от меня хотите?

— Отрежем тебе крылышки и ощипаем, как курицу.

Бандиты глумливо заржали. Я предпринял отчаянную попытку взлететь, но они накинулись на меня с разных сторон и повалили на грязный асфальт. Я увидел скалящего белые зубы негритенка и подумал, что лет сто назад он мог бы оказаться на моем месте…

Очнулся я в больнице. Должно быть, подключенная ко мне аппаратура чутко среагировала на изменение состояния, потому что через пару минут в палату вошел врач, похожий на старого Эйнштейна.

— Ну-с, как мы себя чувствуем?

— Погано. Слабость какая-то.

— Это от лекарств.

— Понятно. Доктор, а я жить-то буду?

— Жить-то будешь, — задумчиво произнес док, запуская пальцы в свою шевелюру. — Кстати, как тебя зовут?

— Кен Веттер.

— Правильно. А меня — Росс Милтон. Что произошло, помнишь?

— Да. Какие-то подонки хотели меня ощипать, как…

Я запнулся. Милтон соболезнующе кивнул головой.

— А крылья, док? — холодея от ужаса, спросил я. — Они их…

— Увы, мой мальчик, увы.

— Чертовы ублюдки!

— Не дергайся, тебе вредно. А паниковать — рано. Слышал про регенерацию? Недаром говорят: заживает, как на фурбле.

— Значит, крылья вырастут снова?

— Я врач, а не ясновидящий. Посмотрим. Раз ты вышел из комы, теперь мы сможем провести более подробные исследования. А теперь с тобой хочет поговорить полиция.

— Детектив Барнет, — представился вошедший. — Могу я задать вам несколько вопросов?

— Конечно.

— Вы видели нападавших на вас?

— Разумеется.

— Сможете их опознать?

— Наверное.

— Среди них были несовершеннолетние?

— Да. Дико, правда?

— Они хотели ограбить вас?

— Нет.

— Но чем-то они мотивировали свои действия?

— Тем, что я мерзкий фурбл. Бог, знаете ли, создал человека по образу и подобию своему, а такие, как я — извращение.

— Чушь! — возмутился присутствовавший при разговоре доктор. — Нельзя же понимать религию так буквально. Иначе получится, что у Бога тоже есть и прямая кишка, и мочевой пузырь, и семенники…

— Ну, одного-то ребенка он сделал, — выдавил я из себя улыбку. Ко мне возвращалось чувство юмора.

— Не будем отклоняться от темы, господа, — холодно произнес полицейский. — Скажите, мистер Веттер, зачем вы полетели в тот район?

— Это моя работа. Я же курьер. Мне надо было доставить пакет… Что, кстати, с ним?

— Он на экспертизе. Вы знали человека, которому должны были передать его? Вы когда-нибудь раньше летали по этому адресу?

— Нет, а что?

— Внутри были только чистые листы бумаги.

— О! — выдохнул я, понимая. — Значит, это была ловушка?

— Похоже на то.

— Но зачем?…

Барнет только головой покачал.

— Многое пока неясно. Ваш случай отнюдь не единичен, есть и другие. Ту банду мы взяли и надеемся получить некоторые ответы. Спасибо вашей подружке!

— Какой подружке?

— Мисс Синтии Дрейк. Это ведь она вызвала полицию и «скорую помощь». Ну, поправляйтесь…

Когда она вошла в палату, я встретил ее долгим оценивающим взглядом. Неужели она как-то причастна к этому беспределу?

— Слава Богу, Кен, с тобой все в порядке!

— Не совсем. Скажи-ка лучше, что ты делала в том квартале?

— Ладно, — она вздохнула. — Это все мой шеф, Хван Чанг. Он прослышал о твоем разгильдяйстве и решил, что ты — самое слабое звено в «Орлиных крыльях». Он послал меня следить за тобой и всячески сбивать с пути истинного. Вот я и следила…

— Нападение организовал тоже он?

— Ты что, с какой стати?! Знаешь, как он испуган всем этим делом? Он ведь из рода азиатских эмигрантов, на них когда-то тоже были гонения.

— Когда-то…

— Он говорит, все может вернуться.

— Типун ему на язык!

Мы рассмеялись, чтобы развеять грустные мысли. Я совсем не сердился на нее. Ведь если бы не ее задание, мы бы могли никогда и не встретиться.

Прошло несколько дней. Ободранные перья быстро отрастали, от чего меня охватывал порой ужасный зуд. На спине образовались два твердых выроста, дарившие мне сладкую надежду. Несколько раз меня подвергали сканированию, но результатов не сообщали, пока однажды доктор Милтон не навестил в меня в таком задумчивом настроении, что я сразу заподозрил неладное.

— В чем дело, док?

— Я должен сообщить тебе результаты сканирования. А они неважные. Боюсь, что крылья тебе восстановить не удастся.

— Но они же растут!

— Все, что у тебя вырастет, — это два горба. Извини, сынок, но не в моих правилах скрывать правду. Поражены зоны роста…

Он еще что-то говорил, осыпая меня медицинскими терминами, а я уже совсем не слышал его, только шум в ушах. Темное отчаяние овладевало мной.

— Я никогда больше не буду летать, — прошептал я.

— И что? — резко спросил док. — Это еще не конец света!

— Вы не понимаете…

— Наверное. Я ведь никогда не летал. У меня никогда не было крыльев. Как и у большинства людей, да и фурблов, кстати, тоже. Это не мешает нам жить и работать, и радоваться этому. У тебя был необычный дар, ты его утратил, но ты не стал калекой, ты просто будешь теперь как все. Начнешь новую жизнь…

— Мне не нужна жизнь без полетов.

— Выкинь эти мысли из головы! Крылья — у тебя в душе. Не опускай их, лети дальше. Ты должен найти свой путь.

Я обреченно молчал.

Меня навестил шеф. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Его неловкая жалость резала мне сердце.

— Слушай, насчет денег ты не беспокойся… Оплатим как производственную травму… И лечение — отдельно… Ну, и можешь остаться на фирме…

— Кем? Уборщиком? Вахтером?

— Не надо психовать, Кен, что-нибудь придумаем.

— Спасибо, мистер Игл, но мне ничего не нужно…

Потом появилась Синтия — тоже решила поддержать меня.

— Я тебя не оставлю, Кен. Мы ведь друзья, верно?

— Не знаю.

— Ты сам на себя не похож. Нельзя же так!

— Почему нет? Все кончено.

— Ничего не кончено! Соберись с силами, Кен. Я понимаю, как тебе тяжело. Но ты выдержишь, я верю. Ты можешь!

Я горько усмехнулся ее невольному каламбуру.

Возможно, я действительно покончил бы с собой. Лежа на больничной койке, я перебирал в уме различные способы прощания с жизнью — более или менее отвратительные и болезненные. Наконец я остановился на том, чтобы спрыгнуть с моей любимой посадочной площадки вниз. Говорят, люди, падающие с большой высоты, умирают еще в воздухе — от разрыва сердца. Не знаю, относится ли это к фурблам, но по крайней мере последние мгновения я проведу в полете. Сделав это важное решение, я расслабился.

И заснул.

Мне снился странный сон: я вновь летел над городом, но уже как человек, без крыльев, словно в детских мечтах. Неведомая сила влекла меня все выше и выше… И вот уже исчезла куда-то земля, кругом лишь бездонная синева и причудливая игра облаков. Солнца я тоже не видел, но вокруг разливался серебристый свет.

Неожиданно я понял, что не один здесь. Прямо передо мной из тумана появилось огромное пернатое существо. Возможно, это был фурбл, но ничего подобного я в жизни не видел. Существо имело шесть крыльев, неторопливо двигающихся в едином ритме, при этом перья переливались всеми цветами радуги. У существа было штук двенадцать глаз, и все они смотрели на меня.

— Ты не сделаешь того, что задумал, — сказало оно. — Ты не имеешь такого права. Не для этого тебе даны были крылья.

— Но я потерял их!

— Это только видимость. Надо смотреть глубже. Открой свой разум и постарайся понять: крылья — внутри тебя.

— То же говорил док. Но это все слова! Что мне делать?

— Учить других. Учить летать…

Голос существа становился все тише и неразборчивей. Оно растворялось в сияющем тумане облаков. Я больше ничего не видел.

И проснулся.

Было три часа ночи. Сон больше не шел. Я лежал и думал.

Скрипнула дверь, и в палату вошел зевающий док. В мятом белом халате и с непричесанной шевелюрой он выглядел совсем по-домашнему.

— Как дела, Кен?

— Все в порядке.

— Бессонница мучает?

— Слегка. Мне кое-что приснилось, док, не знаю, как понять.

— Ну, расскажи.

Я стал пересказывать свой сон, мучительно подбирая слова, а когда закончил, решил, что зря это сделал: док Милтон смотрел на меня с явным интересом — должно быть, решил, что я спятил.

— Ты никогда не был особенно религиозен, Кен? — спросил он.

— Да нет.

— А твои родители, бабушки, дедушки?

— К чему это вы клоните?

— «И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лицо, как человек, и четвертое животное подобно орлу летящему. И каждое из четырех животных имело по шести крыл вокруг, а внутри они исполнены очей; и ни днем, ни ночью не имеют покоя…»

Похоже, ты видел серафима, приятель. Одного из четырех. Того, что смахивает на орла.

— Это из Библии, что ли?

— Угу. Откровение Иоанна Богослова.

— И что же это может значить?

— Кто знает? Может, просто шутки подсознания, которое вдруг решило дать тебе совет в сложной ситуации.

— Насчет «учить летать»?

— А почему бы и нет? Кому же еще этим заняться, как не тебе?

Я промолчал.

— Ладно, спи, — буркнул Милтон. — Утро вечера мудренее.

На другой день специально приглашенные Дуглас Игл и Хван Чанг встретились у дверей моей палаты, а войдя, застали нас с Синтией воркующими, как голубки.

— Не доверяй этим людям! — тут же заявил шеф. — Они только и думают, как бы воткнуть нам нож в спину.

— Я удивлен не меньше вашего, мистер Игл, — церемонно ответил Чанг. — Но, уверяю вас, мои мысли имеют сейчас совсем иное направление. Думаю, мы можем поговорить как цивилизованные люди, не опускаясь до варварской склоки.

— Хорошо, — буркнул шеф. — Но я требую объяснений, Кен.

— Конечно, — улыбнулся я. — Мы с мисс Дрейк открываем школу.

— Какую еще школу?

— Школу полетов. Для крылатых фурблов.

— Интересная мысль, — заметил Чанг.

— Чушь! — тут же заявил Игл. — Кому это надо?

— Вам, господа. Мы будем готовить вам кадры.

— Извини, Кен, но раньше я как-то обходился без этого.

— Напрасно. Вы думаете, летать — это так просто? Думаете, это умение дается вместе с крыльями? Вовсе нет. Даже птицы учат своих птенцов летать, а у них инстинктов побольше. Мы с Синтией всему научились сами, набивая себе шишки, учась на ошибках. Для этого нужны сильное желание и воля, не говоря уже о времени. А как быть тем, кому их не хватает? Многие крылатые фурблы так и не решаются по-настоящему использовать свои крылья, и те остаются лишь декоративными придатками. Поэтому мы, научившиеся, должны научить других, поделиться опытом, открыть им небо. Ну, и заработать на этом не помешает.

— Я готов инвестировать этот проект, — быстро сказал Чанг.

— Черт побери, почему вы вечно лезете первым? Я тоже готов! — проворчал Игл. — И зачем ты только позвал его, Кен?

— Я за здоровую конкуренцию.

— Спасибо, док, — я пожимал руку доктору Милтону.

— Не за что. Это моя работа.

— Если бы вы не объяснили мне тогда… Ну, про серафима…

— Какого еще серафима? Ты что-то путаешь.

— Ладно, неважно. Спасибо вам большое. Прощайте!

— Будь здоров!

Я вышел из стен больницы и посмотрел в далекое голубое небо с редкими облаками. Потом перевел взгляд пониже.

Меня ждала Синтия.

ЧУЖИЕ РУКИ

1. Коридоры власти

Лев Ивин сидел перед мертвым экраном видеофона и неторопливо пил чай. Вот уже два часа прошло, как он опустился на Фонтау, а местное начальство никак не могло решить, что с ним делать. Впрочем, сыщик знал, что эти часы ему будут оплачены.

И вот на экране появилась физиономия чиновника, отягощеннного сознанием своей ответственности:

— Господин Ивин! Карантинная служба космопорта уведомляет вас, что ваше транспортное средство, ваш багаж и ваше тело будут стерилизованы…

— В каком смысле?

Чиновник тупо посмотрел на Ивина и закончил фразу:

— … с соблюдением межпланетных норм радиационной и химической безопасности.

Такой оборот событий не был для Ивина большой неожиданностью. Он знал, что жители Фонтау, грубо говоря, помешаны на медицине, а их страх перед болезнями служил пищей для анекдотов. По этой же причине фонтайцы редко покидали свою планету и практически не участвовали в жизни Галактического Содружества.

Еще час ушел на общение с неразговорчивыми роботами-дезинфекторами, а затем Ивин попал под конвой чуть более разговорчивых охранников, вооруженных парализаторами.

В коридоре пахло озоном, вдоль стен висели матовые диски, издающие чуть слышное потрескивание.

— Что это? — спросил сыщик у охранника.

— Генераторы Твибела, — неохотно ответил тот.

— Великий вейрский ученый Твибел открыл излучение, убивающее все болезнетворные формы жизни и безвредное для человека. Генераторы Твибела — гарантия вашей безопасности!

— скороговоркой отрапортовал второй охранник.

Ивин задумчиво кивнул. Его провели в совершенно пустое помещение и оставили одного. Через минуту одна из стен раскрылась, и вошел человек. Ивин безошибочно распознал в нем высокопоставленное лицо. Человек остановился метрах в двух от гостя и поприветствовал его кивком головы.

— Господин Ивин! Я не подхожу к вам ближе и не подаю вам руки — у нас это не принято, имейте в виду.

— Я посетил много планет и научился уважать местные обычаи.

— Это не только обычай, но и санитарная норма, — заметил чиновник. — Прошу садиться.

Он щелкнул пальцами, и два кресла выросли прямо из пола. На Льва Ивина этот трюк не произвел впечатления.

— Вам незачем знать мое имя, звание и должность. Вы можете звать меня Мьор.

— Лев.

— Ваша миссия на Фонтау также весьма секретна. Мы не хотим скандала.

— Я тоже.

— Прекрасно. Желаете отдохнуть, или сразу приступим к делу?

— К делу.

— Ладно, — Мьор вздохнул. — Значит, так: из секретной лаборатории похищен штамм смертельно опасного вируса.

— Не понимаю, — вежливо удивился Ивин. — Разве генераторы Твибела — не гарантия от подобных неприятностей?

— Дело в том, — медленно произнес Мьор, — что этот вирус устойчив к облучению. — Выдержав паузу, он продолжил:

— Я должен объяснить вам ситуацию. Мы знаем, что вся Галактика смеется над нами. И лишь немногим известно, что наши страхи более чем оправданы: естественная сопротивляемость болезням у вейров на два порядка ниже, чем у жителей иных миров или наших же далеких предков.

— Но почему?

— Вырождение имунной системы, — с горечью сообщил Мьор.

— Это необратимо. Излучение Твибела казалось панацеей. Со временем выяснилось, что это не так. Многие ранее смертельные болезни не исчезли, а перешли в вялотекущие формы. Появились и новые штаммы, менее чувствительные к облучению. Вдобавок оказалось, что излучение не вполне безвредно: растет число нервных заболеваний, а рождаемость падает.

— Зачем вы мне это говорите? — Ивину вдруг стало неуютно.

— Лучше вы услышите правду от меня, чем самые невероятные слухи — от других.

— О'кей. Только правду, и ничего, кроме правды… Так что же произошло?

— Видите ли, мы прекрасно понимаем, что загнали себя в ловушку, но не прекращаем попыток выбраться оттуда. Восемьдесят процентов бюджетных ассигнований по науке идет на медицинские исследования. В том числе были выделены средства для профессора Дьорка — на проверку его смелых теорий. Через некоторое время правительство запретило его опыты, прекратило ассигнования, и лаборатория Дьорка была переведена на другую тематику. Тем не менее профессор продолжал свои опасные эксперименты. Когда об этом узнали, было принято решение об аресте. За ним пришли прямо в лабораторию, чтобы взять с поличным… Вслед за этим произошло нечто ужасное. В результате все находившиеся в лаборатории погибли.

— И Дьорк?

— Точно это неизвестно.

— Как, неизвестно?

— Все трупы были обезображены болезнью и разлагались прямо на глазах. Изображение передавали роботы. Они же сообщили о пропаже штамма.

— Возможно, в момент ареста Дьорк разбил пробирку и вирус вырвался на свободу …

— Эффектная версия, — усмехнулся Мьор. — Только это была не пробирка, а весьма прочный контейнер. Конечно, в день ареста он был вскрыт — что и вызвало катастрофу — но куда он делся потом?

— Единственными, кто покинул лабораторию после ЧП, были роботы?

— Они ее не покидали. Мы оставили их там, не будучи уверенными в обычных средствах дезинфекции.

— Лаборатория опечатана?

— Она уничтожена. Атомная дезинтеграция — это вполне надежно.

— Да, весьма радикальное решение, — Лев Ивин подавил в себе желание спросить, сколько стоило уничтоженное оборудование: это был бы крайне бестактный вопрос.

— К сожалению, не окончательное, — покачал головой Мьор.

— Давайте отвлечемся от проблемы, кто и как украл контейнер, а подумаем — зачем он это сделал? — предложил Ивин.

— Шантаж, — спокойно ответил чиновник. — Неограниченные возможности для давления на правительство.

— Вы подозреваете кого-то из оппозиции?

— Возможно, в иных мирах это в порядке вещей, но у нас весьма умеренная оппозиция.

— Экстремисты, революционеры?

— У нас их нет. Или, по крайней мере, не было. Все с детства приучаются беречь свою жизнь и здоровье.

— А ведь это самоубийственый шантаж! — продолжил мысль сыщик. — Любые уступки правительства окажутся бессмысленными, если планету охватит пандемия. Судя по тому, что вы мне рассказали…

— Да, если похитители не имеют соответствующих средств защиты или вакцины от вируса.

Лев Ивин задумался.

— Вы не думаете, что это дело рук вражеских агентов? — вдруг спросил он.

— Чьих? — поднял брови Мьор.

— Агентов Тьюрии.

— А что вы знаете о тьюрах? — с явной иронией спросил Мьор.

— Они отрицают технический прогресс.

— Вы прочли об этом в Энциклопедии?

— Да, — Ивин прекрасно помнил это место. В результате системного кризиса цивилизации Фонтау произошел раскол на партии вейров — апологетов научно-технического прогресса и тьюров — их противников. После восьмилетней гражданской войны был проведен раздел территорий: вейрам достался северный материк, а тьюрам — южный.

— Информация неверна?

— Она неполна, точнее — устарела. Тьюры не только отвергли наш прогресс, но и создали свой жизненный уклад. Время фанатиков прошло. Мы поддерживаем контакты со многими тьюрскими князьями — это вполне здравомыслящие люди. Просто мы осуществляем свою власть по-своему, а они — по-своему.

— Так вы исключаете причастность тьюров?

— Нет, — возразил Мьор. — Потому что мы не знаем точно, что творится в Тьюрии. Тьюры сами этого не знают. У нас разные представления о власти. Какой-нибудь князь говорит, что контролирует определенную территорию, если ему удается пару раз собрать с нее дань. Но он не может нести ответственности за поведение своих подданных.

— А много эмигрантов оттуда?

— Около десятка человек в год.

— Так мало?

— Они боятся. Наша цивилизация вызывает у них шок. Те, кто не возвращается обратно, навсегда остаются людьми второго сорта. Это неизбежно.

— Кстати, как в Тьюрии решают проблему болезней?

— Никак! — развел руками Мьор. — Они мрут, как мухи.

Все покрывает высокая рождаемость. У них идет естественный отбор, поэтому сопротивляемость выше. Но человеческая жизнь там ничего не стоит. Медицина у них на первобытном уровне — чистое шаманство.

— К чему же мы пришли?

— Ни к чему. Похищение может быть делом рук сумасшедшего или фанатика, вздумавшего погубить Вейрию или весь мир.

— Либо жаждущего власти интеллектуала.

— Вы о Дьорке?

— Возможно.

Мьор пожал плечами и вызвал охранников. Они проводили Ивина до его аппартаментов, пользуясь при этом лифтами, которые, судя по толчкам, перемещались не только в вертикальном направлении.

Топология гигантского дома-города была довольно сложной.

Оставшись один, Ивин осмотрелся. В его распоряжении были две комнаты, мебель стояла самая обыкновенная, без фокусов.

Сыщик обнаружил в стене телевизор и решил пощелкать каналами, чтобы составить общее впечатление. К сожалению, канал работал всего один — государственный, и по нему крутили какой-то телесериал.

В центре внимания находилась вполне здоровая семья и ее слуги — люди с явными физическими отклонениями. Идея фильма заключалась в том, что выродки — тоже люди, они тоже могут понимать, чувствовать и любить, а иногда даже помочь своим хозяевам решить некоторые семейные проблемы. Для непонятливых эту мысль время от времени повторял некий заботливый чиновник, друг семьи. Главной героиней, по имени которой назывался сериал, была карлица-гидроцефалка Ользи, неизменно вызывающая симпатии у всех положительных героев.

Сериал прерывался рекламой: рекламировались всевозможные лекарства и различные искусственные части человеческого организма. Глядя на все это, Лев Ивин пожалел, что никто еще не изобрел искусственных мозгов.

Телегерои ели прямоугольные плитки из разноцветных пакетов и пили минеральную воду. Ивин понял, что это предстоит и ему, обнаружив на столе аналогичные пакеты. Осторожно продегустировав, он с приятным удивлением обнаружил, что вкус плиток совсем не плох, а плотность субстанции дает достаточно работы для зубов. Разумеется, пища была синтетической — никакой иной в Вейрии быть не могло.

Перед тем, как лечь спать, Ивин еще раз обошел свои владения и, убедившись в отсутствии генераторов Твибела, уснул сном праведника.

На следующее утро его навестил Мьор. Они позавтракали вместе — каждый в своем углу комнаты — и выпили по бокалу воды за здоровье друг друга.

— Признаться, я в затруднении, — сказал сыщик. — Осмотр места преступления обычно играет большую роль в расследовании. Но в данном случае это невозможно. Вы по крайней мере дадите мне ознакомиться с материалами следствия?

— Да, разумеется. Вас проведут в комнату, где вы сможете работать с ними.

Когда за Ивиным пришли охранники, он заметил, что более разговорчивого заменили. Постоянный конвой начал раздражать сыщика: он ничего не имел бы против проводника, ибо нисколько не ориентировался в местной географии, но в компании хмурых охранников он чувствовал себя заключенным. Кроме того, за все время они не встретили ни одного постороннего человека.

Там, куда его привели, стоял терминал компьютера, в память которого, по словам Мьора, были введены все текстовые и видеодокументы. База данных оказалась самой примитивной, и Лев Ивин быстро разобрался с управлением. Он нашел материалы как по исчезновению контейнера, так и по делу Дьорка. Сюда же попало несколько документов, касающихся самого сыщика: предложение о его приглашении и вялая бюрократическая переписка, завершившаяся согласием «под ответственность предлагающего». Хотя адресат не был указан, Ивин сразу догадался, кто это.

Из документов по делу Дьорка следовало, что тот был талантливым ученым и деятельным экспериментатором, но никак не честным человеком. В своих докладных записках он рапортовал об успехах и брал повышенные обязательства — у Ивина даже возникло впечатление, что профессор издевается, — а сам занимался чем-то совсем другим. Кроме того, как установила правительственная комиссия, он допустил «неоправданный перерасход человеческого материала». Лев Ивин содрогнулся: да, здесь ставили эксперименты на людях. Чему удивляться, если речь идет о выживании целой расы… Последний свой опыт Дьорк произвел в день неудачного ареста. Преодолевая отвращение, Ивин вновь и вновь прокручивал кадры, снятые в лаборатории: ужасные метаморфозы, происходившие с людьми за несколько минут. Его не оставляло чувство, что смыслом их была не смерть, а что-то иное.

Ивин связался с Мьором:

— Мне нужен эксперт. Желательно, знакомый с работами Дьорка.

— Такой человек есть. Это бывший ассистент профессора Ларв. Думаю, он согласится работать с нами.

Ларв оказался нервным мужчиной с недоверчивым взглядом.

Впрочем, его можно было понять: он впервые общался с инопланетянином.

— Вы действительно со звезд?

— Мне посоветовали не распространяться об этом.

— Ну, ясное дело, — вздохнул Ларв. — Как же иначе…

— Вы были ассистентом Дьорка?

— Увы. Из-за этого я потерял работу.

— Насколько мне известно, вы ушли по собственному желанию.

— Да, потому что знал, чем все это кончится.

— Знали?

— Подозревал. Старина Дьорк был из тех, кто всегда все доводит до конца.

— Правильно ли я понял идею его исследований: она состояла в том, чтобы одни болезни лечить за счет других?

— Так он сформулировал ее перед начальством — и оно согласилось, потому что в прошлом уже были подобные прецеденты.

На самом деле идея была куда шире: превратить болезнетворные микроорганизмы из врагов в союзников.

— В чем же разница?

— В формулировках. Последняя совершенно неприемлема — она противоречит официальной идеологии: болезни — это зло. А вот когда из двух зол выбирают меньшее — это нормально.

— Неужели новый вирус считался меньшим злом?

— Это была другая разработка, следующий этап. Видите ли, вирус — идеальный медицинский инструмент. Кто лучше него проникнет во все части человеческого тела?

— Но в чем смысл такого проникновения?

— Любой вирус внедряет в клетки свой генетический код.

Идея состояла в том, чтобы сделать его орудием генной инженерии.

Тогда можно делать операции сразу на всем организме. На взрослом организме, а не на оплодотворенной яйцеклетке, как это делалось до сих пор.

— Значит, цель — мутация, превращение, а не смерть?

— Разумеется. Мы же врачи, а не убийцы.

— Но вы убиваете людей! Я имею в виду даже не само ЧП, а ваши эксперименты на людях…

— Вам это кажется дикостью? — усмехнулся Ларв. — Видно, что вы нездешний. Мы используем только выродков.

— А вы смотрите «Ользи»?

— Моя жена смотрит. Но я понял ваш намек. Видите ли, Ользи по крайней мере ходит и разговаривает. А нам поставляют в основном безнадежных идиотов, ведущих растительный образ жизни.

Наоборот, мутация может вернуть им разум.

— Пока что она отняла жизнь у вполне здоровых людей.

— Видимо, процесс не контролировался.

— Это все, что вы можете сказать?

— Я больше ничего не знаю!

— Как вы думаете, Дьорк мог сбежать с контейнером?

— Да, если у него была такая возможность. Он один знал о новом вирусе все и мог как-то защититься.

— Вы оправдываете его?

— Его открытие могло спасти нашу расу от вырождения.

— Но оно же может ее погубить.

— Так всегда бывает с великими открытиями! — в глазах Ларва зажегся огонь фанатизма настоящего ученого, преданного своему делу.

После разговора с ассистентом профессора Ивин вновь углубился в документы. Собственно, вся черновая работа была выполнена, но следствие, идущее традиционными путями, зашло в тупик. Число трупов после катастрофы соответствовало числу людей, которые должны были находиться в лаборатории, включая агентов тайной полиции. Никто из них оттуда не вернулся. Тем не менее был объявлен розыск на Дьорка, нескольких его сотрудников, знавших шифр сейфа с контейнером, а сотрудники, по каким-то причинам отсутствовавшие в лаборатории, были самым строгим образом допрошены. Результаты оказались нулевыми.

— Где может скрываться Дьорк, если он жив? — спросил сыщик у Мьора.

— На нижних этажах или в аварийных секторах, где не работает автоматическая система слежения. Но в таком случае ему не позавидуешь.

— Да?

— Там скапливаются отбросы общества: дикие выродки и преступники. Они ведут борьбу за существование не менее жестокую, чем в Тьюрии. Время от времени мы устраиваем на них облавы, но полностью уничтожить этих крыс не удается.

— У вас нет среди них информаторов?

— Есть, но очень мало. Их часто убивают. Никто ничего не сообщал.

— Жаль. А какие еще есть возможности?

— Бегство в Тьюрию. Но это не так-то просто.

— Расскажите подробнее.

— Вы знаете, что материки разделены проливом. Море там довольно бурное. На обоих берегах — пограничные посты, сверху

— спутники слежения. Пересечь границу нелегально практически невозможно. Более того, даже легальные эмигранты из Вейрии часто не добираются до другого берега, а те, кто добирается, сразу же заболевают. Поскольку их никто не лечит, многие умирают, а выживших продают в рабство.

— Зачем же они туда едут?

— Бегство от цивилизации!

Честно говоря, Льву Ивину цивилизация Вейрии тоже не нравилась. Но слишком уж небогатый выбор был у несчастных.

— Возможно, Дьорк уже мертв, а контейнер в руках подонков из канализации или на дне моря, — предположил сыщик.

— Это ужасно, — помолчав, вымолвил Мьор. — Тогда рано или поздно, но катастрофа неминуема. С профессором хоть можно было договориться…

— Вы стали бы с ним договариваться?

Мьор цинично улыбнулся.

— Вот именно, — кивнул Ивин. — Не забывайте, Дьорк хитер. Он уже два раза перехитрил вас. Думаете, он попался бы на ваши уловки?

— Попробовать стоило. На карту поставлена судьба нашего мира.

— Если бы вы не дезинтегрировали лабораторию, у вас остались бы образцы вируса — можно было бы попытаться найти противоядие.

Лицо Мьора стало жестким:

— Мы пригласили вас не для того, чтобы вы обсуждали решения руководства. Нам нужен сыщик, а не критик.

— Извините.

— Ладно. Могу сказать только, что работы по противоядию ведутся.

— Это замечательно. Вы надеетесь на успех?

— А что нам остается? — буркнул Мьор и ушел, оставив Ивина в глубоком раздумье.

Тот начал снова просматривать кадры, снятые роботами при подсчете погибших. Их действительно невозможно было опознать.

Все были в первоначально белых халатах, теперь залитых кровью и слизистыми выделениями. Некоторые в судорогах рвали на себе одежду с нечеловеческой силой, превращая ее в лохмотья. Черты лица искажались, глаза лопались и вытекали, кожа меняла цвет и пузырилась. Ивину пришла в голову идейка насчет золотых зубов, цепочек или колец, но он тут же с сожалением отбросил ее: искусственные зубы здесь делали неотличимыми от настоящих, а носить украшения на теле считалось вредным для здоровья. К тому же трупы давно уничтожены. Решающий эксперимент Дьорка провалился, мутация не удалась. А может, и теория была неверна?

Впрочем, теперь это уже не имеет значения.

Ночью Ивина мучили кошмары. Несколько раз он просыпался с ощущением разгадки, но каждый раз она ускользала от него, оставляя лишь смутные воспоминания. Лишь под утро сон стал ясным и осмысленным.

— Смотрите, — говорил он на следующий день Мьору. — Эти два снимка сделаны с разных точек зрения и с интервалом в минуту, но изображают одно и то же место. Мы видим открытый сейф и двух мертвецов с парализаторами — очевидно, это ваши агенты.

В чем разница?

— Третий… — прошептал Мьор.

— Вот именно. На одном снимке он есть, а на другом нет.

Поскольку труп не мог уползти или испариться, значит, кто-то его перенес. Тому есть еще одно доказательство: все трупы безобразны, но каждый по-своему. Посмотрите, вот этот один и тот же — его посчитали два раза.

— Значит, вы полагаете, что кто-то остался в живых. Во время осмотра он находился в лаборатории…

— Разумеется.

— … и ни разу не попал в поле зрения роботов?

— Ничего невозможного в этом нет. Я заметил, что они довольно медлительны.

— Допустим. В таком случае контейнер…

— Все время находился у оставшегося в живых.

— Поскольку из лаборатории никто не вышел, то мы уничтожили его вместе с ней, и опасности больше нет.

— Совершенно верно.

— Прекрасная версия! — с сомнением произнес Мьор. — Я думаю, многих она устроила бы. Очень многих…

— А чем она вас не устраивает?

— Видите ли, — сказал Мьор, задумчиво глядя на Ивина.

— У каждого настоящего чиновника есть некое шестое чувство — чувство опасности, связанной с его деятельностью. Так вот, я чувствую: опасность есть!

— У всякого настоящего сыщика также есть подобное чувство, — возразил Ивин. — И мне оно ни о чем не говорит.

— Потому что опасность угрожает не вам! Вы здесь гость, наемник. Вы сообщите вашу версию правительству, на радостях вам ее щедро оплатят, и вы покинете наш странный мир. А мы останемся жить в страхе и ожидании конца…

— Против ваших страхов я бессилен. Я всего лишь частная ищейка. Вам нужен психотерапевт.

— В докладе я назову наше сотрудничество плодотворным, — сухо ответил Мьор.

От этого разговора у Ивина на душе остался неприятный осадок. Весь день перед отлетом он провел в тягостных раздумьях, вновь и вновь прокручивая в уме цепь рассуждений. Не было ничего удивительного в том, что создатель вируса знал, как от него уберечься, и избежал ужасной участи своих коллег. Также понятно, почему он пытался скрыться от электронных глаз роботов и инсценировать свою смерть, стараясь запутать следствие.

Профессор проявил немалую ловкость и изобретательность, но все оказалось напрасно: он был расщеплен на атомы вместе со своим смертоносным творением и его жертвами. Единственным недостатком версии было полное отсутствие вещественных доказательств. В таких случаях остается уповать на чистую логику!

В ночь перед отлетом сыщику приснился странный сон. Он находился в месте, ничуть не похожем на бесконечные тоннели Вейрии. Это был лес, а в лесу, среди древовидных папортников и прочей зелени, стояла хижина. Из хижины вышел человек в набедренной повязке и приветственно помахал Ивину. Лицо его показалось сыщику странно знакомым.

— Кто ты?

— Я тот, кого ты искал.

Ивин наконец понял, что незнакомец похож на Дьорка. Но выглядел он лет на двадцать моложе. Скорее его можно было принять за сына профессора…

— Нет, — покачал головой человек. — Я и есть Дьорк.

Точнее был им до того, как изменился. Как видишь, я жив и здоров. Твоя версия оказалась неверна — впрочем, меня она вполне устраивает.

— Но ведь это все сон, — пробормотал Ивин.

— А разве ты не веришь в сны? Я знаю, веришь.

— Ладно, — сказал сыщик. — Допустим, ты жив и находишься в Тьюрии. В таком случае я остаюсь на Фонтау и продолжаю поиски.

— Зачем?

— Мне за это платят.

— Тебе заплатят и так. Чего же еще?

— Я должен поймать тебя. Ты вор и убийца!

— Разве? — удивился Дьорк. — И что же я украл?

— Контейнер с вирусом, что же еще?!

— Но вирус — мое творение! У кого я украл его — у государства, которое многие годы присваивало мой труд, а теперь вдруг решило меня уничтожить? Я создатель вируса, и он принадлежит только мне.

— В этом, возможно, ты и прав. Но как быть с людьми, которых ты убил? Найдешь ли ты и этому оправдание?

— Так же можно сказать, что я убил себя, — улыбнулся профессор. — Мы все были в равном положении. Только они испугались того, что с ними происходит, и страх убил их. Мутации нельзя бояться, ее надо принять с верой и радостью, тогда она дает не боль и смерть, а наслаждение и могущество.

— Так ты — мутант?! — ошеломленно пробормотал Ивин.

— Я бог! Я создатель, ибо создал новую форму жизни; я спаситель, явившийся в мир спасти человечество от вырождения; я творю чудеса и управляю силами, недоступными простым смертным.

— А ты, значит, бессмертен?

— Возможно, рано еще говорить об этом, — пожал плечами Дьорк. — Подождем лет пятьсот, а там посмотрим…

— Как ты все-таки попал в Тьюрию? — устало спросил Ивин.

— Не думай, я не прятался от роботов под столом или в вытяжном шкафу, — с иронией ответил мутант. — Я просто исчез, а потом перенесся сюда. Мне здесь хорошо. Конечно, я бог, но время моего Завета еще не пришло: я должен обдумать свои действия, ведь в моей власти целая планета.

— Зачем ты говоришь мне это?

— Я наблюдал за тобой. Ты мне симпатичен. Я решил, что ты достоин знать правду. А теперь — прошай!

Проснувшись, Ивин оказался в сложном положении. Он действительно верил в сны — они часто помогали ему разрешать самые головоломные загадки. Проанализировав содержание своей беседы с Дьорком, сыщик решил, что ничего невероятного в услышанном нет. Действительно, такой сложный и быстропротекающий процесс, как вирусная мутация, должен быть очень чувствителен к внутреннему состоянию организма, которое, в свою очередь, сильно зависит от эмоций человека. И страх вполне может быть разрушительным фактором. Дьорк, как врач, разумеется, хотел создать существо, неподверженное болезням и старению, а заодно, пытаясь полностью раскрыть биологический потенциал человека, приобрел способности к телепатии и телекинезу. Но имеет ли смысл преследовать такое существо? Можно ли поймать и привлечь к уголовной ответственности бога? А может, весь этот сон — всего лишь игра воображения?

— Нет, — сказал Мьор за завтраком. — Это не простой сон. Видите ли, в вашем номере установлена аппаратура, следящая за состоянием вашего здоровья. Так вот: прошлой ночью приборы зафиксировали аномальные потенциалы мозга, характерные для телепатических контактов. Это вполне можно считать вещественным доказательством.

— Вы по-прежнему хотите поймать Дьорка и вернуть штамм?

— Такие дела нельзя пускать на самотек. Вы же понимаете…

— Я никогда не ловил богов.

— Он не бог, а преступник с дьявольским самомнением. Сам выдал себя — потрясающая наглость!

— Это еще и демонстрация силы.

— Никто, — сказал Мьор, глядя Ивину прямо в глаза, — никто не смеет разговаривать с нами с позиции силы.

— На то вы и власть, — кивнул тот. — Поэтому я хочу расставить все точки над «и». Каким вам видится окончательное решение проблемы?

— Физическое уничтожение, — без тени смущения заявил Мьор.

— Так я и думал! — воскликнул Ивин. — Неужели вам не хочется хотя бы увидеть его, исследовать, понять, что же произошло? Ведь речь идет не только о преступлении, но и о величайшем достижении науки. До сих пор в Галактике не было ничего подобного.

— Мы предпочли бы иметь приоритет в более безобидной области исследований, — заметил Мьор. — Между прочим, Дьорк представляет собой опасность не только для нашей планеты, но и для иных миров. Знаете, аппетит приходит во время еды: проглотив Фонтау, он замахнется на большее.

— Это только ваши предположения и, по-моему, ничем не обоснованные. Мы слишком мало знаем о мутанте. Возможно, его психика отличается от человеческой. Собственно, это уже не профессор Дьорк, а совсем иное существо.

— Тем он опаснее: тогда его поведение непредсказуемо.

— Получается замкнутый круг.

— Да, и выход из этого круга только один.

— Лев Ивин никогда не был наемным убийцей!

— Так вы отказываетесь работать на нас?

— Мне надо подумать.

— Пожалуйста, сколько угодно.

Льву Ивину было о чем подумать. Несколько тысячелетий назад при загадочных обстоятельствах на свет появился человек, в возрасте тридцати лет объявивший себя богом. Он ходил по Земле, проповедовал и творил чудеса. Его распяли, посчитав опасным для общества и государства… Конечно, история не повторяется, и масштаб не тот, и Дьорк — далеко не Иисус, но все же — так страшно ошибиться, не отличив вовремя света от тьмы! Что-то подсказывало Ивину, что на Фонтау творятся великие дела, имеющие значение для всего человечества, рассеянного меж звезд. Отсюда начинается новая эпоха. Так может, лучше бежать со всех ног, пока не затоптала История?

Наконец, Лев Ивин принял решение.

2. Дикий Юг

По крыше стучали крупные капли дождя. Ненастный вечер стоял на дворе. Для двух людей, мужчины и женщины, весь мир сузился до размеров детской кроватки. Их дочь умирала от сиреневой лихорадки: лоб горел, на щеках проступали зловещие пятна, и никто не мог поручиться, что она доживет до рассвета.

— Господи! — тихо причитала мать. — За что нам такое, за какие грехи? Оставь ее, Господи, не забирай! Не будь так жесток, смилуйся над нами… Или жрецы лгут, и ты Бог немилосердный и немилостивый?

Муж хотел было ее остановить, но передумал: пусть выговорится, все равно никто не слышит.

— Твои слуги говорят нам о грехе, но разве не грех — отнимать дитя у матери? Я больше не верю в тебя! Лучше продам душу дьяволу, но спасу мою дочь.

— Заткнись, дура! — испугался мужчина. — Нельзя так говорить, еще беду накличешь.

Глаза женщины лихорадочно заблестели:

— Я слышу, слышу…

— Это в дверь стучат. Наверное, постоялец. Из тех, кто не знает о нашей напасти. Надо впустить.

— Впустить?

— Конечно! У нас постоялый двор или что? Или нам деньги больше не нужны?

Хозяин спустился по скрипучей лестнице вниз и отворил дверь. Из проема пахнуло сыростью и грозой. На пороге стоял человек, завернутый с ног до головы в черный плащ. Он не был похож ни на княжеского слугу, ни на бродячего торговца, ни на кого-либо еще из типичных клиентов.

— Пустите на ночлег, добрые люди.

— А ты кто таков?

— Странник.

— Откуда путь держишь?

— С севера.

— Ах, с севера… А ну, покажи руки!

Незнакомец привычным жестом показал: клейма не было.

— Ладно. А деньги-то у тебя есть?

Человек запустил руку под плащ и извлек оттуда пригоршню новеньких золотых.

— Ага… Милости просим, господин хороший, проходите пожалуйста. Я вот Тьом, а это жена моя, Кемма… Вы уж не обессудьте, мало ли народу по дорогам шляется.

— Я никого не встретил, — сообщил гость. — И ваш двор, похоже, пустует.

— Да это так… случайность.

— Возможно.

Странник повесил свой плащ на крючок и сел у камина. Он оказался молодым человеком симпатичной наружности с пронзительным взглядом.

— Чего желает господин?

— Дайте горячего молока.

— Сию минуту, — поклонился хозяин.

— Странный он какой-то, — говорил он жене, пересчитывая и пряча деньги. — Но, видать, из благородных. Голубых кровей…

— Голубых? — безумно хихикнула Кемма. — Неужто не видишь: не голубых он кровей, а черных!

— Тьфу ты! — плюнул в сердцах Тьом. — Брось болтать, отнеси лучше заказ.

Кемма, как завороженная, вошла в гостиную, поставила поднос и вдруг бросилась на колени перед постояльцем:

— Помоги, спаси мою дочь… душу отдам, все сделаю.

— Да ты что, рехнулась? — рявкнул Тьом. — Вы простите ее, господин: совсем ум помутился от горя, вот и приняла вас за демона.

— А почему не за ангела? — спокойно спросил гость. — Или ангелам полагается быть в белом? Но ведь белое быстрее пачкается! Так что у вас случилось — болен ребенок?

— Да, господин.

— Лечить пробовали?

— Так ведь грех! Мы молились…

— Будем считать, что Бог откликнулся на ваши молитвы. Я помогу вам. Пойдемте, — хлебнув молока, странник поднялся на ноги. — Посмотрим, что можно сделать.

Он вошел в детскую и склонился над горящим телом ребенка.

Родители встали рядом — им было уже все равно, кто их посетил, демон или ангел.

— Сиреневая лихорадка, — пробормотал гость. — Должно получиться. Я прошу вас, добрые люди, выйти из комнаты.

— Как это? — воскликнул Тьом. — Мы имеем право видеть все. Вдруг вы хотите забрать нашу дочь!

— Ладно, я предупредил, — вздохнул таинственный незнакомец. Он расстегнул рубашку и снял с шеи странный круглый предмет на цепочке. — Сила талисмана велика!

Лев Ивин (а это был он) щелкнул выключателем и запустил миниатюрный генератор Твибела. Он медленно поводил им над спящей девочкой, потом облучил комнату вместе с изумленными родителями.

— Я изгнал отсюда злых духов, — объяснил Ивин. — К утру девочке должно стать лучше. Но имейте в виду: болезнь может вернуться. Поэтому кипятите воду и молоко, совершайте омовения рук и тела, ешьте больше зелени…

— Ты колдун, — сказал Тьом.

— Может, и так, но я помогаю людям, когда другие этого не делают. Нет греха в милосердии.

— Воистину так! — снова рухнула на колени Кемма. — Спасибо тебе, святой человек!

— Мы люди бедные, господин, — проговорил Тьом. — Нам нечем вас отблагодарить…

— Деньги у меня есть. Мне нужна информация. Я разыскиваю других колдунов, но пуще всего — одного из них, по имени Дьорк. Он обладает большой силой и потому возомнил себя богом.

— Нет, господин, — испуганно пробормотал хозяин. — Мы ничего не слышали о таком. Но говорят, что колдуны живут в Голубом лесу у Зеленого озера. Простому человеку не пройти туда.

— Но попробовать стоит.

Утром жар у девочки спал, она казалась совсем здоровой, но была еще очень слаба. Мать напоила ее отваром из трав. Она прямо-таки сияла от счастья.

— Как же зовут тебя, странник? Кого поминать нам в своих молитвах?

— Мое имя — Лев, — сказал сыщик. — Молитесь, чтоб мне повезло.

Путь к Зеленому озеру оказался неблизким. В дороге Ивин пользовался гостеприимством местного населения, помогая людям по мере сил и желания. Он был осторожен, избегая слуг власти небесной и земной, как и всякий колдун. К тому времени, как он добрался до места, он был уже знаменит, хотя и не знал об этом.

В Зеленом озере не было ничего необычного: цвет его, по-видимому, объяснялся большим количеством микроскопических водорослей. Голубой лес был куда интересней. Растительность здесь принимала странные формы и имела характерный голубой оттенок. У Ивина создалось впечатление, что все здесь — результат некого давнего биологического эксперимента. В лес он вошел без затруднений, ориентируясь по солнцу, но в какой-то момент почувствовал слабость и головокружение. Сыщик счел за благо вернуться, но деревья вдруг ожили, ветви зашевелились и стали хватать за одежду. Это была ловушка…

Ивин пришел в себя сразу и вдруг. Он лежал на полу пещеры, залитой фосфорическим сиянием. Рядом с ним стояло несколько мужчин — длинные бороды и умные глаза придавали им вид настоящих колдунов из сказок.

— Приветствуем тебя, брат, — проговорил самый старый.

— Здравствуйте, — Ивин сел на полу и помотал головой.

— До нас дошли вести о твоих деяниях, — сообщил колдун.

— Нам ведомо также, что ты лишен волшебной силы и лечишь с помощью вейрской техники. Мы полагаем, что ты тайный агент Вейрии. Однако ты не вейр и вообще не нашей крови. Кто же ты и чего ищешь в нашей земле?

— Ладно, я все расскажу, — согласился Ивин. — Но обещайте и вы ответить на мои вопросы.

Колдуны переглянулись.

— Обещаем, брат Лев. Наше слово — закон.

— Я действительно агент Вейрии, но родом не оттуда. Я прилетел к вам со звезд…

Сыщик старался изложить свою историю кратко и логично, не вдаваясь в подробности. Ему было важно, чтобы ему поверили — тогда он мог надеяться на сотрудничество.

— … Поэтому я здесь, — закончил он.

— Так ты разыскиваешь Дьорка, чтобы убить? — с неодобрением спросил один из колдунов.

— Этого хотят вейры, я же хочу понять, что он такое, несет он добро или зло. Если он представляет собой опасность для планеты, то, возможно, его придется уничтожить.

— Нам понятны твои намерения, — кивнул старый колдун.

— Вспомните, братья, что случилось с братом Вельмом. Он нарушил наши законы и решил сделаться королем Тьюрии, употребляя свою силу в неправедных целях.

— Пришлось его остановить.

— Вот именно.

— Теперь, когда вы все знаете обо мне, могу я спросить?

— подал голос Ивин. — Кто вы такие — колдуны, и в чем ваша сила? Знаете ли вы, где найти Дьорка?

— Мне двести лет, — ответил главный колдун. — Я сражался в Восьмилетней войне за свободу Тьюрии. В те времена мы были молоды и искали свой путь — не в совершенствовании техники, как вейры, а в познании тайн человеческого мозга. Но когда мы достигли результата и развили в себе удивительные способности, оказалось, что они никому не нужны. Власть имущие отвернулись от нас, а жрецы дружно прокляли. Теперь лишь изредка мы выходим в мир помогать людям и каждый раз рискуем попасть на костер.

— Печальная история.

— Увы, другой у нас нет. А на вопрос о Дьорке отвечу: да, мы слышали о нем, хотя и не знали его имени и сущности. Его называют Призраком Темной реки. Под его властью уже находится несколько деревень. Слухи об этом самые противоречивые: по одним, жители тех мест стали вдруг необычайно здоровы и счастливы и почитают его как бога; по другим, он заколодовал их и превратил в своих рабов. Призраком же его называют потому, что он может исчезать и появляться, где хочет, а этого даже мы не умеем. Князь Харат послал против него отряд воинов, но никто не вернулся…

— А сами вы не пробовали связаться с Призраком?

Вместо ответа младшие колдуны смущенно опустили глаза.

— Стыдиться нам нечего, — заметив это, проговорил старший. — Да, мы пытались призвать его силой мысли. Но сила Призрака оказалась больше — ведь он не человек — и теперь он знает о нас все, а мы о нем — почти ничего.

— Неважное положение, — посочувствовал Ивин. — Но ведь вы этого так не оставите? Я хочу сказать — вам ведь не все равно, что будет с Тьюрией и ее народом?

— Иначе мы не были бы теми, кто мы есть.

— Так вы поможете мне?

— Поможем. Только надо решить, как…

Посовещавшись, колдуны решили:

— С тобой пойдет брат Тальф. Он покажет дорогу и поможет в пути.

Подстриженный и облаченный в соответствующие одежды, Тальф вполне мог сойти за обычного тьюра. На вид ему было лет тридцать, на самом деле — под шестьдесят: это был один из молодых колдунов-учеников.

Тальф оказался большим специалистом по грибам и ягодам, а кроме того, умел приманивать кроликов. Лев Ивин заметил, что вкусная еда немало скрашивает путешествие. Каждый день перед сном колдун впадал в транс и передавал своим коллегам новости, которых, впрочем было немного. Странники старались избегать людных мест. Так они пришли во владения князя Харата.

— Как его сиятельство относится к колдунам? — спросил Ивин у Тальфа.

— До сих пор он не сделал нам ничего плохого.

— Тогда, может, попросим у него защиты? Это в наших общих интересах.

Чтобы добиться аудиенции, пришлось пожертвовать несколькими золотыми. Путников проводили в хоромы пред светлые очи князя.

— Странные дела творятся в моих владениях, — без удовольствия заметил Харат. — Вот и колдуны стали открыто являться ко мне. Говорите же дело, если не хотите попасть на костер.

— О великий князь! — начал Ивин. — Нам стало известно, что за Темной рекой объявился некто, оспаривающий твою власть на земле и власть Господа нашего — на небе.

— Слухами земля полнится, — проворчал князь. — А не ваш ли это брат колдун?

— У нас, колдунов, есть закон: не служить никакой власти и не стремиться к ней, — объяснил Тальф. — Нарушивший закон не найдет нашей поддержки.

— Кроме того, он действительно не наш брат, а беглый вейр, — сообщил Ивин. Откуда он сам родом, сыщик решил умолчать.

— В любом случае, ему здесь не место, — подвел черту Харат. — Так в чем ваша просьба?

— Мы отправляемся за Темную реку и просим у тебя охрану.

Можем заплатить золотом.

— Я сам могу отнять у вас ваше золото, но оно не воскресит мертвых! Из-за реки еще никто не возвращался.

— Но, великий князь, откуда ты знаешь, что твои воины погибли? Возможно, они находятся в плену…

— Мои воины не из тех, кто сдается в плен!

— Их могли оплести чарами. Возможно, мы сумеем расколдовать их.

— Возможно! — буркнул Харат. — Я не хочу рисковать дружиной — иначе не быть мне князем. Но я знаю человека, который охотно пойдет с вами.

Воина звали Рам. Среди пропавших без вести ратников был его брат Риф, и Рам давно рвался за реку, чтобы освободить брата живого или отомстить за брата мертвого — так он объяснил свое желание князю и странникам. Соглашение было достигнуто.

Рам отправился готовить снаряжение, Тальф сел медитировать, а Лев Ивин стал размышлять. Он не знал, что их ждет. Во всяком случае, ни оружие воина, ни экстрасенсорика колдуна не могли сравниться с мощью мутанта — так что диктовать ему условия не получится. Придется вступать в переговоры — Ивин уже знал, что это возможно: похоже, Дьорк не прочь поболтать, тем более с симпатичным ему человеком, но воспринимает ли он собеседника всерьез, или это просто еще один способ утвердить свое превосходство? Да и о чем с ним договариваться — чтоб не конфликтовал с властями, ушел от мира? Но как тогда быть с программой спасения человечества, в чем бы она не заключалась?

Вообще-то, Ивину интересно было взглянуть на «спасенных». Нельзя выбирать позицию без информации. Но что если по пересечении границы «царства божия» странники будут немедленно уничтожены?

Впрочем, это могло быть сделано и раньше. Сыщик почти не сомневался, что Дьорку известно об их приближении, и он мог подготовиться так, как считал нужным.

Ни Рам, ни Тальф, похоже, об этом не думали. В поход выступили на следующий день. Воин ехал на коне, бряцая оружием; колдун шел рядом, держась за стремя.

— Не думал, что придется сотрудничать с колдунами, — сказал Рам.

— А что ты против нас имеешь? — поднял голову Тальф.

— Да ничего. Только все вас боятся. Говорят, вы никому не подчиняетесь.

— Кому нам подчиняться? Князья приходят и уходят, а мы живем долго. Остается земля, и ей мы верны.

— Говорят еще, что вы не почитаете нашего Бога.

— Почитаем, но по-другому. Для вас религия — строгий закон, для нас — постижение истины и любовь к людям.

— В чем же разница?

— Например, в понимании греха. Для вас грех — это преступление против Бога, нарушение закона. Для вас Бог — просто еще один князь, только Его не видно. Мы же знаем, что грех есть преступление против самого себя, саморазрушение, шаг во тьму…

— Если вы считаете свою веру правой, почему не проповедуете ее?

— Большинство наших братьев сгорело не за магию, а за длинный язык.

Ивин слушал их беседу краем уха. Так, в разговорах и без приключений, они достигли Темной реки. Зрелище им открылось зловещее, хотя и совершенно безобидное: черными воды реки были от того, что несли в себе торф из дальних болот.

— Не хотелось бы здесь искупаться, — пробормотал сыщик.

Лес по обе стороны был одинаковый: весело зеленеющий, наполненный пением птиц и запахом грибов. Через реку был перекинут прочный деревянный мост. Пограничников вокруг не наблюдалось.

— Здесь все по-прежнему? — спросил Ивин вполголоса.

— Да, — сказал Рам, осмотревшись. — Все спокойно.

— Тогда поехали.

На середине моста Ивин почувствовал легкое головокружение: казалось, Вселенная повернулась вокруг своей оси, но новый мир пока ничем не отличался от старого.

Однако не прошли они и полусотни шагов, как из лесу бесшумно появился отряд всадников. При виде них Рам схватился за меч, но тут же остановился, узнав своих.

— Парни, вы живы! Что с вами случилось?

Ратники молчали. На лицах застыло выражение полной безмятежности, совершенно не свойственное их профессии.

— Риф, ты не узнаешь меня? Я твой брат Рам.

— Нет братьев, кроме спасенных. Следуйте за нами в землю живого бога, — нараспев произнес воин.

— Что с тобой, Риф? Тальф, расколдуй его сейчас же!

Колдун встрепенулся и устремил на Рифа свой магнетический взгляд. Лицо его отразило растущее напряжение, затем удивление, и, наконец, безнадежность.

— Душа под камнем, — прошептал он. — Я бессилен против того, что впечатано в плоть.

— Что ты говоришь?!

— Говорю: у тебя нет больше брата — ни живого, ни мертвого. Теперь он не нашей крови.

«Мутация продолжается», — подумал Ивин. Какие еще фокусы готовит Дьорк? Похоже, он не прекратил экспериментировать.

— Следуйте за нами в землю живого бога, — повторил Риф.

— Пойдемте, друзья, — поддержал предложение сыщик. — Все равно у нас нет выбора.

Так, под конвоем всадников, растерянный Рам, подавленный Тальф и заинтересованный Лев Ивин вступили во владения мутанта.

Здешние места вполне могли сойти за землю обетованную: за лесом начинались поля, сады, огороды, симпатичные деревянные домики.

Странники видели работающих людей — похоже, работа была им в радость. На проезжающих всадников никто не обращал внимания.

Путь их лежал к дальнему холму, на вершине которого возвышалось некое сооружение безумной архитектуры, срубленное из больших бревен. Казалось чудом, что оно не рассыпается.

— Что это? — спросил сыщик, показав пальцем.

— Храм живого бога.

— Ничего себе домишко. Он там и живет?

— Живой бог всегда с нами.

— Конечно, конечно…

Отряд въехал на холм и остановился у ворот.

— Пусть тот, кто первым отправился в путь, войдет сюда первым, — торжественно произнес Рам.

— Видимо, это я, — кивнул Ивин. — Ну, ладно.

С опаской посматривая на нависающие бревна, сыщик вступил в полумрак храма. Обстановка там была довольно аскетичная.

Возможно, новоявленный бог не успел продумать вопросы символики и дизайна. Ивин остановился перед алтарем и постучал по нему пальцем:

— Есть кто живой?

— Живой, — прямо перед ним материализовался мутант. — Живой бог, дарующий жизнь вечную! — Он по-прежнему был в набедренной повязке и неплохо загорел под южным солнцем.

— Оставь свои фокусы для крестьян, — брезгливо произнес Ивин. — Мне бы хотелось получить некоторые разъяснения по поводу твоей деятельности. Она многих не устраивает.

— Не все видят свет истины.

— Я пока тоже не вижу. Что ты сделал с людьми?

— Спас.

— Конкретней, пожалуйста.

— Как ты уже догадался, я продолжил эксперименты с вирусом. Мне думалось, что более закаленные тьюры легче перенесут мутацию. Но страх опять все портил. Тогда я решил проводить ее под гипнозом, чтобы исключить эмоциональный фактор.

И тела мутировали вполне успешно. Теперь они ничем не болеют, не умирают, их сила и выносливость во много раз превосходят показатели обычного человека. Этот храм они построили за три дня.

— Ты сказал: тела…

— Да. С мозгами сложнее. Новые способности не просыпаются. Происходит частичное запечатление гипнотического состояния.

— Так ты навязал им психику рабов!

— У них достаточно здоровая психика, чтобы жить и радоваться жизни. Посмотри: они счастливы и благодарны мне.

— И что дальше? Будешь расширять свои владения?

— Пока нет. Я ведь продолжаю исследования. Сейчас меня интересует, наследуются ли приобретенные признаки, устойчива ли мутация. А для этого, как ты сам понимаешь, придется подождать несколько месяцев, пока не появятся первые новорожденные мутанты…

Лев Ивин содрогнулся:

— По-моему, ты не ведаешь, что творишь.

— А по-моему, все логично. Подумай над этим. Сейчас я хочу поговорить с твоими спутниками.

— Будешь промывать мозги?

— Нет, поговорю по душам. Не бойся, ничего с вами не случится.

Несмотря на дружелюбный тон Дьорка, Ивин почувствовал себя униженным, как мальчишка. Хмурым вышел он из храма и махнул рукой Тальфу:

— Твоя очередь.

— Ты говорил с Призраком? — настороженно спросил Ивина Рам, когда они остались вдвоем (замерших в почетном карауле воинов можно было не считать).

— Говорил, — вздохнул сыщик. — Он совсем не злой.

Просто он думает, что его магия — путь ко всеобщему счастью.

— Меня он не обманет своими лживыми речами! — заявил воин.

Ивин только покачал головой. Мутант вовсе не лгал: он был вполне откровенен и говорил правду — как он ее понимал. Это и было самое страшное.

Вышел грустный колдун. Рам сразу же рванул внутрь.

— Что скажешь, брат Тальф?

— Он достиг того, к чему мы, колдуны, идем сотни лет. Он предлагал мне мутацию без гипноза, на равных. Но я должен был посоветоваться с братьями, а они сказали «нет».

Вскоре вернулся Рам. В руке его был окровавленный меч.

— Ты что там делал?!

— Я рассек его тело надвое. Но плоть срослась, а кровь высохла. И он простил меня. Его нельзя убить.

— Во всяком случае, мечом, — уточнил Ивин.

Странников поселили в доме у подножия холма. Хозяева были людьми радушными, но общаться с ними было жутковато, как и со всеми «спасенными». После этого Дьорк, казалось, забыл о своих пленниках.

3. Сумерки богов

В ту ночь Ивин проснулся словно от удара электрическим током. В странном фиолетовом свете, льющемся из окна, сыщик увидел, что постель колдуна пуста. Ивин поднялся с лавки и вышел во двор. Стояла глубокая ночь. В небе сияли тысячи звезд. Холм возвышался черным великаном. Пульсирующий свет шел сверху, из храма. Сыщик побрел туда…

Запыхавшись, Ивин остановился у распахнутых дверей и увидел, что единственным источником фиолетового сияния было обнаженное тело «живого бога».

— Где Тальф?

— Его больше нет, — ответил голос Дьорка.

— Ты убил его?

— Он не выдержал мутации. Мне очень жаль.

— Но ты искушал его!

— Он знал, на что шел. И подвел меня.

Сияние вдруг погасло, но затем вспыхнуло снова.

— Лев, — вновь раздался голос. — Что-то происходит.

Время истекает. Ты должен прийти ко мне.

— Я и так здесь.

— Ты должен мутировать. Ты умный и смелый человек. Вместе мы победим. Прими мою кровь.

В руках Призрака появилась золотая чаша с мерцающей жидкостью. Ивин взял ее, но в этот момент какая-то сила выдернула его из реальности в леденящий холод и тьму…

Когда он очнулся, то понял, что лежит и не может пошевелиться. Открыв глаза, Ивин увидел Мьора, но не в привычных костюме и галстуке, а в зелено-пятнистом камуфляже. Комната покачивалась и гудела.

— Где я? — прошептал сыщик.

— Летающая база «Вихрь», Вооруженные Силы Вейрии.

— Что случилось?

— Все мутанты уничтожены, — сообщил чиновник. — Дьорк тоже.

— Все?! — прохрипел Ивин. — Их же сотни…

— Они больше не были людьми. Теперь там только выжженная земля в радиусе пяти километров и облако пыли. Пыль осядет на поля и даст хороший урожай.

— Как я оказался здесь?

— Вас вывезли на вертолете перед началом операции.

— Как вы вообще нашли меня?

— Мы поддерживали связь с Харатом.

— Нет, — подумав, сказал Ивин. — Это ложь. Вы все лжете!

Мьор только усмехнулся.

— Что с моими руками? — продолжал спрашивать Ивин. — Я их не чувствую.

— У вас ампутированы кисти рук. Но не беспокойтесь: вам сделают искусственные по самой высокой технологии. Все за государственный счет, разумеется.

— О боже! — прошептал сыщик.

— Что, сын мой?

Лев Ивин недоуменно посмотрел на Мьора и вдруг окаменел перед открывшейся ему бездной. Мьор улыбался:

— Нехорошо, когда много богов. Просто язычество какое-то.

Бог должен быть один. Неправда ли? Благодарю за прекрасно проделанную работу.

ЧУЖИЕ РУКИ-2

0

«В год седьмой правления князя Харата, да упокоится он в мире, явился во владения его человек незнаемый. И был человек сей колдун великий, превзошедший иных в искусстве своем и гордыне без меры. А явился он из страны Севера и поселился за Темной рекой, рече: „Я — бог, и здесь царствие мое“. Жителей же тех мест оплел он чарами, дав им здоровье и силу многую, но лишив души человеческой. И работали они без устали по велению его. Он же рек: „Сие есть спасение и жизнь вечная“.

Разгневался князь Харат и послал ратников, но полонил их колдун. Тогда явились пред очи князевы два странника, а были они колдуны мирные, и рекли: „Он нарушил законы наши“. И князь дал им одного из воинов своих, именем Рам, и пошли они за реку, и сгинули без следа. А народ пребывал во страхе и смятении великом.

Но в ночь едину были великий гром и землетрясение, и стало светло, как днем. А на утро другое пошли смотреть и узрели: нет более царствия бога ложного, нет и слуг его, одна лишь земля, от огня черная. Так поразил колдуна гнев Господень…»

В южном полушарии планеты Фонтау у полуразрушенного моста через Темную реку замер в раздумьях юноша, терзаемый неясными предчувствиями и странными грезами. Он был очень похож на своего отца, но не знал об этом. А сказать было некому.

В северном полушарии планеты Земля на веранде своего загородного дома стоял человек с седыми висками и, заслонившись ладонью от солнца, смотрел, как из бездонной синевы неба черно-зеленой птицей падает флаер Службы Безопасности. Мирной передышке пришел конец.

1

Дух прошлого, казалось, навсегда вселился в эти серые каменные стены. От высоких лепных потолков и узких, словно бойницы, окон веяло холодом власти. Как ни пытались нынешние обитатели здания придать помещениям современный вид, все попытки дизайнеров оказывались тщетными и неуместными. Столь же неуместным здесь казался маленький пухлощекий человечек в форме полковника, выходящий из-за массивного дубового стола, чтобы пожать Ивину руку.

— Роман Синицын.

— Лев Ивин.

— Очень приятно. Присаживайтесь, пожалуйста.

Ивин сел в кресло и перевел любопытный взгляд на мерцающую разноцветными искрами карту Галактики, висящую над столом.

Зрелище впечатляло.

— Вы догадываетесь, зачем мы вас пригласили?

— Понятия не имею. Кстати, зачем было посылать за мной ваших агентов? Можно было связаться по видеофону. Что за игры в конспирацию?

— Это не игры, господин Ивин, совсем не игры. Дело очень серьезное, и нам необходимо соблюдать определенные меры предосторожности.

— Ради Бога. Так в чем проблема?

— Что вам известно о событиях на Фонтау?

— Только то, что было в газетах.

— Хорошо, — сказал полковник, бросая на Ивина оценивающий взгляд. — Я все же напомню.

Правительство Вейрии арестовано. Президент Ялаан бежал. Вся власть находится в руках Радикал-оптимистической партии, ратующей за чистоту расы и национальное возрождение. Что это означает на практике, вы сами понимаете. Опаснейший прецедент. В этой связи федеральное правительство выражает серьезную озабоченность происходящим.

— Это так теперь называется?

— Простите?

— Сообщение появилось в печати две недели назад. Времени более чем достаточно, чтобы разобраться с кучкой зарвавшихся фашистов. Судя по вашим словам, ничего не сделано. Где же наш героический флот, где наши славные спецслужбы?

— Все не так просто, — поскучнел Синицын. — Прошли те времена, когда жизнь Галактики на сотни парсек контролировалась имперской канцелярией. Империя потому и рухнула, что не смогла удержать свою власть силой. Теперь у нас Содружество. «Живи сам и дай жить другим» — вот его основной принцип.

— А я почему-то думал, что наши главные принципы — это демократия и права человека.

— Все не так просто, — повторил полковник.

Наступило молчание. Мигала огнями карта.

— Так что же вы все-таки от меня хотите? — не выдержал Ивин.

Вместо ответа Синицын бросил на стол блестящую пластинку голограммы:

— Радикал-оптимистическую партию возглавляет некто товарищ Мьор. Ваш старый знакомый.

На мгновение Ивину стало по-настоящему страшно. Он взял пластинку и долго, бесконечно долго всматривался в нее и одновременно — в собственное прошлое.

— Да, — тихо сказал сыщик. — Он ничуть не изменился.

— Странно, правда? — оживился полковник. — А ведь сколько лет прошло!

— Немало…

— Я разыскал в архиве ваш отчет по тому делу. Честно говоря, мне он показался неполным. Возможно, теперь вы могли бы предоставить нам недостающую информацию?

— Во-первых, — медленно произнес Лев Ивин, изо всех сил стараясь держать себя в руках, — я никогда не состоял на службе у вашей организации. То, что вы называете отчетом, было написано мной по личной просьбе полковника Дятлова, одного из ваших предшественников и моего старого друга. Не думал, что на этом основании меня зачислят в осведомители.

Во-вторых, я был тогда всего лишь пешкой в большой игре, подробности которой мне не известны до сих пор. Меня просто использовали любители загребать жар чужими руками.

— Извините, — круглое лицо Синицына выражало искреннее сожаление. — Не знал, что вы к этому так относитесь… В таком случае не смею вас больше задерживать. Придется послать на Фонтау кого-нибудь другого. Хотя лучшей кандидатуры, чем вы, все равно не найти. Конечно, это наши проблемы…

— Постойте, — вскочил с кресла сыщик. — Давайте разберемся.

Вы хотели послать меня туда? Чтобы я в одиночку расправился со всеми злодеями и навел конституционный порядок?

— Вовсе нет, — возмутился Синицын. — Речь шла только о представительстве.

— И кого я должен был представлять? Службу Безопасности?

Землю? Содружество?

— Все прогрессивное человечество, — серьезно сказал полковник.

— Так и будет написано в сопроводительных документах?

— Никаких документов! Вы летите исключительно как частное лицо к частному лицу.

— Да, это очень удобно с точки зрения межзвездной политики.

Если что — вы не при чем. Понятно. Вы также полагаете, что Мьор примет меня с распростертыми объятиями, по старой дружбе выложит все свои планы и секреты, а потом я стану уговаривать его отдать власть законному правительству и президенту, он заплачет у меня на плече и согласится.

Лицо полковника стало каменным.

— Я готов еще раз извиниться перед вами. Должно быть, у нас сложилось неверное представление о легендарном Льве Ивине. Мне очень жаль.

— Да погодите вы жалеть! Лучшей кандидатуры вам действительно не найти… Ладно, я согласен.

2

Юноша угрюмо брел по дороге через деревню, а позади в безопасном отдалении плелась стайка жестоких мальчишек:

— Ведьмин сын! Чертов сын! Хонст, Хонст, покажи хвост!

Он старался не обращать внимания, тем более что и хвоста-то никакого не было. Он такой же как все, ничем не хуже. На него даже девушки заглядываются. Но не больше: водиться с сыном ведьмы запрещено. Даже дразнят его на расстоянии. Уйти бы куда-нибудь, где никто его не знает…

Из ближайшей избы вышла женщина в крестьянском платье.

— А ну, брысь, пострелята! Совсем человека затравили.

Мальчишки замолчали, но не ушли, рассредоточившись вдоль забора с независимым видом, готовые вновь начать преследование в любой момент.

Хонст тоже остановился и посмотрел на свою заступницу.

Женщина быстро отвела глаза и проговорила нарочито грубо:

— А ты что бродишь здесь, душа неприкаянная? Мать помирает, а он шляется невесть где.

Хонст вздохнул и пошел дальше, к дому на краю леса, в стороне от других. С тягостным чувством переступил он порог, тихо прошел в комнату и вздрогнул, попав под пронзительный взгляд черных глаз.

Мать не спала. Приближающаяся смерть удивительным образом преобразила ее черты; полубезумный взор прояснился.

— Как ты похож на него! — раздался хриплый шепот. — Подойди, я расскажу тебе о твоем отце.

Сердце тяжело забилось в груди Хонста. Наконец он узнает тайну своего происхождения! Сколько раз он грезил об отце — в ослепительно прекрасных мечтах и невыносимых кошмарах.

— Его называли колдуном, демоном, призраком… — шептала мать. — Не верь! Он был богом. Я поняла это, едва увидев его.

Я была дряхлой старухой и ждала смерти, а он дал мне жизнь, вторую молодость и любовь! Я любила его и ничего не боялась. Те, кто боялись, умерли… Он знал, что уйдет. Враги убили его, но остался ты. Я выносила тебя и выкормила. Теперь — твое время.

Когда я умру, иди за реку, на запретный холм — там стояло его святилище. Сила придет к тебе…

Мать закашлялась. Изо рта брызнула кровь.

— Любимый, иду к тебе! — лицо ведьмы осветилось невыразимой радостью и счастьем, да так и застыло навсегда. Хонст закрыл ей глаза.

Словно в тумане, вышел он из дому. Невдалеке собирался народ, в основном почему-то мужчины. Некоторые держали в руках факелы. Был здесь и жрец в черной рясе, с позолоченным крестом. Увидев юношу, толпа затихла и молча подошла ближе.

— Ну что, ублюдок, проводил мать в пекло? — спросил один из мужчин, со свирепым взглядом и черной бородой.

Хонст кивнул, не в силах вымолвить ни слова. На глаза наворачивались слезы.

— Да будет сие гнездо зла очищено огнем! — провозгласил жрец, нервно сжимая крест в вытянутой руке. — Да покинут нас демоны, да будут низвергнуты в бездну!

— Слышь, парень, — перевел все тот же бородач. — Иди в дом.

Отправим тебя в ад вместе с матушкой.

Хонст наконец понял, что происходит: его хотят сжечь заживо. Бежать? Но враги обступили со всех сторон. Его могут забить до смерти. Потихоньку пятясь назад, Хонст прошмыгнул в дом и запер дверь на задвижку. Родные стены давали ложное ощущение безопасности. Под окнами слышались молитвы жреца и ругань мужиков. Запахло дымом. Дом горел — никаких сомнений.

Кашляя, Хонст бесцельно бродил по избе. Ему вдруг пришло в голову, что все происходящее — только кошмар, одна из грез, посетивших его в любимом месте уединения у Темной реки. Надо проснуться!

У него получилось. В лицо ударил ветер. Солнце клонилось к западу. Отдышавшись немного, Хонст оглянулся и увидел горящий дом своей матери. Вокруг бесновалась толпа. «Иди за реку, на запретный холм…» Похоже, ничего другого не оставалось.

3

Ивин решил ознакомиться с материалами, переданными ему Синицыным, по дороге на Фонтау. Нескольких дней полета для этого было более чем достаточно. Не без усмешки сыщик отметил, что данные разведки в основном сводились к обзорам прессы, а аналитические разработки отличались не столько глубиной, сколь глубокомыслием. Люди старательно отрабатывали свой хлеб.

Сложившуюся за последние сто лет политическую систему Вейрии следовало бы охарактеризовать как полуторапартийную.

Правящая партия консерваторов бессменно стояла у кормила власти, поддерживая статус-кво. Остальные партии по-настоящему не претендовали на власть, ограничиваясь достаточно беззубой критикой, и служили скорее для удовлетворения амбиций своих лидеров. Шла игра в политику, плелись мелкие интриги, поднимались бури в стакане воды.

Радикал-оптимистическая партия казалась совершенно новым явлением. Не будучи официально зарегистрированной, не участвуя в выборах и не стремясь к этому, эта организация за несколько лет создала себе имидж таинственной и грозной силы. О ней говорили со страхом и восхищением. Неуклюжая правительственная пропаганда играла только на руку радикал-оптимистам, а безуспешность попыток органов госбезопасности пресечь деятельность экстремистов вызывала молчаливое одобрение населения, не питавшего теплых чувств к спецслужбам. Массовое сознание изнывало от скуки и пустоты жизни; обыватель жаждал острых ощущений — и он получил их сполна.

Государственный переворот превратился в захватывающий спектакль, непрекращающееся грандиозное шоу. Продолжались аресты, разоблачались все новые факты коррупции и злоупотреблений, выносились на всеобщее обсуждение подробности общественной и личной жизни членов партии и правительства.

Параллельно строились самые радужные планы и грандиозные проекты, создавались новые рабочие места, шли митинги в поддержку нового порядка. Сам товарищ Мьор регулярно появлялся на экранах телевизоров, внушая народу идеалы радикал-оптимизма и разъясняя политику партии. Все происходящее было в какой-то степени продолжением прежнего балагана, только теперь в нем лилась кровь, а не клюквенный сок.

Ивин понял, что имел в виду полковник, говоря об «опаснейшем прецеденте». Перебирая в уме известные ему миры, сыщик сразу выделил несколько, где подобная постановка была бы возможна — при талантливых режиссерах. Впрочем, Синицын ошибался в одном: он недооценивал Мьора. А Мьор был исключением во многих отношениях. По-настоящему неясными оставались мотивы его поведения; очевидность здесь только мешала. Возможно, мотивы эти лежали вообще за гранью человеческого понимания и логики.

В последней своей речи Мьор коснулся двух специфических для Фонтау проблем. Выражая глубокую озабоченность продолжающимся вырождением вейров, он возвестил новую государственную программу «Здоровье нации». Всем гражданам надлежало пройти обязательное медицинское обследование и получить генетические паспорта. Вейры со здоровыми генами должны были занять в обществе привилегированное положение. Сосуществование нормальных граждан и выродков признавалось противоестественным и вредным для здоровья нации, а проводимая прежним правительством политика терпимости и согласия — преступной. Выродков ждали гетто, лагеря и эфтаназия — в особо тяжелых случаях. Готовился закон об уничтожении неполноценных детей и превентивных абортах.

Вторым пунктом стояла война с Тьюрией. Впрочем, войной ее никто не называл. Речь шла о санитарно-гигиенической операции по ликвидации очага эпидемий, анархии и варварства. Иммигранты из Запроливья объявлялись вредителями и шпионами. Тьюры представали опасными врагами цивилизации и прогресса. Цитировались дышащие ненавистью тексты времен Восьмилетней войны. Договор о разделе планеты признавался недействительным — какие могут быть договора с дикарями-фанатиками?

4

Земли за Темной рекой считались запретными. Но запрет этот никогда не исполнялся строго. Немало нашлось смельчаков, отважившихся проникнуть в ближний лес и вернуться оттуда с ворохом небылиц. Там якобы видели отряд воинов Харата, ищущих дорогу домой, но не способных вырваться из магического плена.

Видели и самого Призрака Темной реки, хоть ни одно описание и не сходилось с другим. Еще в том лесу росли невероятной величины грибы и ягоды, но почему-то совершенно безвкусные, и это было единственным фактом, поддающимся проверке.

За лесом открывалось пустое пространство, поросшее высокой жесткой травой и цепким кустарником. Дальше возвышался запретный холм. Здесь уже много лет не бывал никто из живых.

Хонст добрался до вершины и в изнеможении упал на землю.

Ему стало хорошо и спокойно. Он снова был один, вдали от злых и безумных людей, наедине с вечностью…

Разверзлось небо, и пала с него звезда, ударилась оземь и обрела человеческий облик. Сердце Хонста бешено забилось: в мужественных и благородных чертах незнакомца он увидел свое отражение. Глаза пришельца светились любовью и нежностью.

— Ну, здравствуй, сынок.

— Папа!

Хонст ринулся к отцу, но израненые руки обняли лишь пустоту. Призрак печально покачал головой:

— Мне пришлось покинуть эту реальность. Это произошло еще до твоего рождения. Но я знал: ты будешь жить. Ты — мое продолжение. Мои расчеты подтвердились: мутация оказалась рецессивной. Ты был таким же, как все… до поры. Стресс активизировал программу. Спящие гены пробуждаются.

Хонст не понимал и половины слов отца — тем более мощными заклинаниями они ему казались. Призрак почувствовал это, и светлый лик его омрачился. Через столько лет сказались профессорские замашки, а говорить-то следовало по существу.

— Ты обретешь Силу, — сказал он. — Не трать ее по мелочам.

Помни: у нас есть могущественный враг. Скоро его легионы будут здесь. Останови их! Ты должен защитить свою страну и свой народ

— он достоин этого, ибо из него была твоя мать. Я благословил эту землю, когда пришел сюда, — не дай свершиться ее поруганию.

Ты разобьешь врага и станешь королем Тьюрии. Возможно, мы не увидимся больше, но помни: я с тобой. Время истекает. Прощай…

Небо распахнулось и приняло в себя звезду. Хонст тихо заплакал. Кругом воцарилась тишина южной ночи.

5

В холле государственной поликлиники пахло лекарствами.

Электрический свет придавал лицам людей неестественно-бледный оттенок, делая их похожими на мертвецов. У входных дверей стоял охранник в камуфляже и что-то лениво жевал.

В стороне от всех, в углу за искусственной пальмой сидела женщина маленького роста, похожая на ребенка, с непомерно большой головой и грустными синими глазами. Совсем недавно эти глаза сводили поклонников с ума.

Она родилась выродком. Родители отказались от нее и сдали в приют — это все, что она о них знала. Всеми законами природы ей предопределено было стать человеком второго сорта. Так и было, пока Фортуна не повернулась к уродливой девушке лицом. Сначала маленькие, иногда комические роли, а потом — неслыханный успех.

Да, успех и счастье быть нужной людям. По вечерам их было не оторвать от телевизоров. Казалось, вся страна плачет и смеется вместе с ней. Но вновь повернулось колесо судьбы: кому-то понадобилось свернуть сериал. В прессе появились злобные, язвительные отклики. Бывшие друзья перестали здороваться. Стало ясно, что за показной любовью скрывалась тайная ненависть, а за терпимостью — лицемерие. Так проходит мирская слава…

Напротив расположилась пара: муж пытался читать газету, а жена донимала его болтовней. Видя, что ее внимание не ценят, супруга начала озираться по сторонам, и взгляд ее случайно упал на маленькую женщину. Простоватое лицо выразило удивление, а затем восхищение.

— Дорогой, — зашептала она. — Смотри, это же Ользи!

— Какая еще Ользи?

— Ну, какая может быть Ользи, глупенький! Из сериала, конечно.

— А… — Муж снова углубился в газету. Жена состроила удрученную мину, вздохнула и направилась к обладательнице грустных синих глаз.

— Скажите, вы ведь Ользи, правда?

— Теперь уже нет.

— Ах, извините, какая же я глупая! Ользи — это ваша героиня, а по-настоящему вас зовут Вьорна. Вьорна Као, верно?

— Верно.

— А меня — Сина Птар. Мы здесь с мужем.

— Очень приятно.

— Вы знаете, я с таким удовольствием смотрела ваш сериал…

Так жаль, что он кончился!

— Мне тоже.

— Ох, когда ваша героиня умерла, я даже заплакала! Ну зачем они это сделали, а? Пусть бы жила со своим возлюбленным.

— Да, конечно.

— Скажите, а вы сейчас где-нибудь снимаетесь? Будут еще фильмы с вашим участием?

— Не знаю, — хмуро ответила Вьорна и закрыла глаза.

— Ах, извините меня, пожалуйста.

— Ничего, все в порядке.

— Простите, а вы не могли бы дать автограф? У меня есть ваша фотография, я все время ее ношу с собой в сумочке… И ручка есть.

— Пожалуйста.

Вьорна аккуратно взяла ручку своей шестипалой лапкой и крупным детским почерком вывела: «Сине Птар на память о бедняжке Ользи». Поклонница довольно закудахтала и вернулась на место — показать мужу трофей.

— Номер шестьдесят семь, — раздался металлический голос свыше.

— Кто это — шестьдесят семь? Это не мы, дорогой?

— Нет, это она.

Вьорна Као неловко слезла с кресла и проковыляла в кабинет.

— Ах, не волнуйтесь, дорогая, у вас все будет хорошо.

Прошло минут пятнадцать.

Двери открылись. Двое санитаров выкатили тележку с мешком из черного пластика. Один из них показал переставшему жевать охраннику какую-то бумажку и негромко пояснил:

— В морг.

Тишину расколол истерический крик обладательницы последнего автографа «бедняжки Ользи».

6

Ивина встречали. Не успел он спуститься по трапу звездолета, как попал под скрещенные лучи прожекторов. Зазвучала музыка: невидимый оркестр, жутко фальшивя, играл «Марш Земли».

От трапа протянулась мерцающая ковровая дорожка. Ивин шел по ней, чувствуя себя полным идиотом. Вся затея насчет неофициального визита пошла насмарку.

Навстречу, радостно улыбаясь, топал Мьор. Позади шумела толпа, сдерживаемая кольцами оцепления. В воздухе с тихим жужжанием парили телекамеры: вся сцена непрерывно снималась с различных ракурсов.

Мьор подошел и протянул Ивину руку. Ивин рефлекторно поднял свою, но тут же опустил. Мьор едва заметно хмыкнул и махнул рукой, приглашая следовать за ним. Под приветственные крики толпы они молча прошли по мерцающей дорожке и сели в черный правительственный электромобиль.

Здесь можно было поговорить.

— А вы постарели, господин Ивин.

— Зато вы ничуть не изменились, товарищ Мьор.

— Приятно слышать. Говорят, я немного располнел.

— Ну, это не помешает вам вести страну к сияющим вершинам.

— Конечно, не помешает.

— У вас тут большие перемены, я смотрю.

— Радикальные.

— Для чего же вы все это затеяли?

— Долгая история.

— Расскажите, мне интересно.

— Кончайте валять дурака, Лев. Сейчас вас отвезут в гостиницу, там вы сможете отдохнуть с дороги. Потом я организую встречу. Договорились?

— Разве у меня есть выбор?

Электромобиль въехал в какие-то ворота и остановился. Двое охранников выросли словно из-под земли, готовые сопровождать Ивина куда угодно. Это было сыщику не в новинку, пока он не обратил внимания на глаза парней в камуфляже. Они были совершенно пустыми. Такое он тоже видел, только совсем в другом месте, хоть и при подобных обстоятельствах. Похоже, произошел обмен опытом.

Войдя в свою комнату, Ивин почувствовал, как оживает память. Словно и не было долгих лет скитаний и поисков, словно только сейчас его озадачили историей о смертоносном вирусе и преступном профессоре Дьорке.

Почувствовав голод, Ивин пожевал знакомые пищевые плитки и запил стаканом воды. То ли подводила память, то ли вкус стал хуже, а вода явно отдавала какой-то химией. Отметив про себя эти факты, сыщик завалился спать. По опыту он знал, что на новом месте — это самое лучшее…

Ивин шел по тропинке через поля. Кругом стояла удивительная тишина, нарушаемая лишь пением птиц и стрекотом кузнечиков.

Солнце сияло с голубого безоблачного неба; начинало припекать.

Впереди, за березовой рощицей, виднелся дом — двухэтажный резной теремок со спутниковой антенной на макушке. Это было исполнение мечты, тихая обитель, убежище от космических бурь, надежда на спокойную старость. Здесь он будет пить чай на веранде и вспоминать о былом. Возможно, напишет мемуары о похождениях знаменитого сыщика.

Небо вдруг потемнело, наполняясь быстро движущимися багровыми тучами. В глубине их что-то рычало и выло. Ивин побежал к дому, пытаясь спрятаться от грозы. Но тут хлынул ливень. Пространство заполнили красноватые нити. Горячие соленые капли слепили глаза, текли по лицу. Это была кровь…

Ивин проснулся, но знакомый вкус не исчез: во сне сыщик прикусил губу. Поняв это, он выругался, но спать снова не лег, а сделав несколько дыхательных упражнений для концентрации энергии и успокоения нервов, включил телевизор. Шла программа новостей.

Экран заполнился трупами.

— …новые жертвы экстремистов, — сообщил диктор. — Дикая Зона, это уродливое образование, возникшее благодаря откровенному попустительству насквозь прогнившего режима, ныне превратилась в оплот реакции и вырождения. Антинародные силы не оставляют попыток утопить нашу великую революцию в крови. Всюду рассылают они своих боевиков и шпионов. Но им не сломить нашу волю к победе, наш дух истинного радикал-оптимизма. Наши славные мальчики гибнут с улыбками на устах, исполняя священный долг перед Родиной. Спите спокойно: никто не забыт и ничто не забыто…

Как Ивин ни старался, никаких улыбок ему заметить не удалось. А вот из остального текста можно было почерпнуть немало ценной информации.

Прежде всего, Дикая Зона. Помнится, и в прошлый раз они с Мьором говорили о чем-то подобном, обсуждая вопрос о возможных путях бегства Дьорка. Аварийные сектора, неконтролируемые территории, заброшенные города, старые подземные коммуникации.

Тоже своего рода государство в государстве. Теперь там окопались «антинародные силы», то есть силы, верные прежнему правительству и президенту. Местонахождение последнего неизвестно, но с планеты он бежать не успел — а значит, скорее всего, тоже там — руководит «реакцией». Выродки, естественно, на его стороне.

Фактически, в стране идет гражданская война. Да, если бы законное правительство обратилось к Содружеству за помощью, у Службы Безопасности оказались бы развязаны руки…

Между тем кадры на экране сменились. В сиянии прожекторов товарищ Мьор приветствовал дорогого гостя, большого друга вейрийского народа, господина Льва Ивина.

7

Он возник сияющим призраком в Круге Сосредоточения, в самом сердце тайной обители последних колдунов Тьюрии. Медитировавшие старцы тут же вышли из транса и начали торопливо плести заклинания, но сила, исходящая от пришельца, рассеяла их колдовство.

— Я пришел с миром, — раздался звонкий голос.

— Вот как? — недоверчиво произнес старший колдун. — Но ты ворвался в наше святилище незваным гостем. Кто же ты, юноша?

— Хонст, сын Дьорка.

— Призрака Темной реки? Так значит, это существо оставило сына. Если бы мы знали о тебе, то уничтожили бы во чреве. Теперь уже слишком поздно. Чего ты хочешь от нас?

— Мира и сотрудничества. Мы вместе должны победить врага, грядущего с Севера.

— Да, звезды предсказывают войну. Близятся великие испытания, и мы не намерены оставаться в стороне. Но можно ли доверять тебе? Ты лишь наполовину тьюр. В тебе течет кровь существа, чуждого земле и небу. Твой отец превращал живых людей в говорящие и движущиеся вещи. Он убил нашего брата Тальфа. Он навлек на нашу землю небесный огонь вейров.

— Не по злому умыслу! Отец хотел дать людям силу, но плоть поглотила разум. А ваш брат Тальф сам избрал свою участь, нарушив запрет Круга.

— Да рассудит нас Господь, — молвил колдун. — Мы стары, а ты слишком молод. Мы не можем принять твою силу, а ты не нуждаешься в нашей. Пусть каждый идет своей дорогой.

Хонст вздохнул и исчез.

8

Ивина повели на встречу. Настроение у сыщика было мрачное.

На долгом жизненном пути его подставляли не раз, но этот случай был просто из ряда вон. Мьор превзошел самого себя во лжи и коварстве, навязав сыщику роль друга в своем политическом спектакле. Публичный отказ от этой роли выглядел бы вероломным предательством и черной неблагодарностью. Но никто не помешает Льву Ивину высказать свое мнение прямо в лицо главному радикал-оптимисту, оставшись с ним наедине.

Черный электромобиль двигался в центр мегаполиса. Ехать на нем при других обстоятельствах было бы сплошным удовольствием: остальные машины дружно уступали дорогу.

Они вошли в большое приземистое здание со служебного входа.

Охранники молча подвели Ивина к автоматически раскрывшейся перед ним двери в темное помещение. Пройдя вперед по узкому тускло освещенному коридору, Ивин наткнулся на какую-то занавеску. А когда он откинул ее, в глаза вдруг ударил яркий электрический свет, а в уши — звук фанфар. Сыщик оказался в огромном круглом зале, заполненном гомонящей толпой. Ряды вздымались амфитеатром, а в центре зала располагалась круглая площадка с двумя креслами.

С противоположной от Ивина стороны появился улыбающийся Мьор. Он помахал сыщику рукой и сделал приглашающий жест. Зрители разразились аплодисментами. Отступать в подобной ситуации было бы смешно и нелепо.

Двое сошлись в середине зала и уселись в свои кресла.

— Товарищи! — сказал Мьор, и звук его голоса, многократно усиленный скрытой аппаратурой, разнесся вокруг, заставив толпу мгновенно утихнуть. — Сегодня мы приветствуем здесь необычного гостя. Его зовут Лев Ивин. Он — человек с Земли, далекой от нас планеты на краю Млечного Пути. Что привело его к нам? Не праздное любопытство, но живейший интерес к переменам, происходящим в нашей стране. Сегодня мы постараемся ответить нашему дорогому гостю на интересующие его вопросы, а сами попробуем взглянуть на свои проблемы со стороны. Думаю, что выражу общее мнение: наша дискуссия обещает быть плодотворной.

Вновь раздались аплодисменты. В дальнейшем Ивин убедился, что каждая реплика Мьора вызывает такую реакцию.

— Итак, господин Ивин, — белозубо улыбаясь, обратился к сыщику вождь революции. — Нам прежде всего хотелось бы знать, как оценивают нашу победу в мирах Содружества и что вы сами думаете по этому поводу.

— Вашу победу оценивают резко отрицательно, — сообщил Ивин.

— Прежде всего, никто не считает это революцией. Речь идет о государственном перевороте, совершенном экстремистами. На смену законной власти пришли беззаконие и произвол. Нарушаются права человека. В результате — гражданская война, гибель людей.

— Весьма прискорбно слышать подобные оценки, — покачал головой Мьор. — Очевидно, не хватает информации, нет понимания происходящего. Поверьте, мы готовы к самому широкому диалогу с федеральными властями, а встречаем лишь настороженное молчание.

Теперь понятно, чем оно вызвано.

Вы говорите — переворот? Посмотрите вокруг, и вы увидите: радикал-оптимистическое движение нашло в широких народных массах самую горячую и искреннюю поддержку. Без нее мы не смогли бы прийти к власти, не могли бы осуществлять наши реформы. Даже сейчас вы видите, что мы проводим нашу дискуссию в обстановке полной открытости. Разве такое возможно, когда у власти заговорщики-экстремисты? Так скорее следует назвать наших противников, которые тайно точат свои ножи, дабы вонзить их в спину революции.

— Почему же тогда вы не пришли к власти парламентским путем, при вашей-то всенародной поддержке?

— Там все было куплено! Вы не представляете, насколько уродлив был прежний режим. Все демократические процедуры он превратил в формальность, в ширму, за которой обделывались самые грязные дела. Мы не могли участвовать в этом балагане. Это значило бы запятнать честь истинного оптимиста.

— И тем не менее, вы преступили закон и Конституцию.

— Нет смысла отрицать. Но когда приходит время исторических решений, когда в обществе назревает необходимость радикальных перемен, когда наступает час великого выбора — тогда ветхие законы старого мира должны отступить. Остается один закон — воля народа, пробивающего себе дорогу к достойной жизни, к светлому будущему.

— Замечательно. Но действительно ли была необходимость в столь радикальных переменах? Вейрия всегда считалась весьма благополучной и процветающей страной.

— Во многом такое впечатление было ложным, созданным пропагандой консерваторов. Но ведь даже самый благополучный и обеспеченный человек может заболеть от неправильного образа жизни. И тогда, чтобы исцелиться, ему необходимо пройти курс лечения — иногда неприятного и даже болезненного, но жизненно важного. Наши методы могут показаться вам грубыми и жестокими, но мы вынуждены действовать так — слишком уж запущенный больной нам попался.

И нет никакой гражданской войны. Налицо лишь жалкая кучка клевретов старого режима, стремящихся вернуть свои привилегии.

Они озлоблены так потому, что знают: им не уйти от суда истории.

Им не остановить наше движение вперед по пути реформ.

— Какова будет участь экс-президента и его правительства?

— Президент Ялаан находится в бегах. Я лично выражаю ему свое сочувствие. Это старый больной человек, которого консерваторы избирали три раза подряд. В свой последний срок он правил страной, не покидая стен правительственного госпиталя.

Президент стал игрушкой в руках своего окружения. Он подписывал любые бумаги, которые ему приносили, полагая, что этим исполняет свой долг перед народом. От имени всех радикал-оптимистов я заявляю: ему ничто не грозит, он может вернуться в любую минуту.

Мы обеспечим ему достойную старость.

А тех чиновников из государственного аппарата, что погрязли в коррупции и разврате, ждет суровая, но справедливая кара. Весь вейрийский народ сможет увидеть на экранах телевизоров, как будут казнены эти уголовники и разложенцы, как прольется их гнилая кровь. И пусть это послужит уроком для всех, кто стремится ухватить власть грязными руками.

— Если еще не решены проблемы внутри страны, зачем затевать войну с Тьюрией?

— Какая война? Да разве она возможна? Речь идет об операции по наведению порядка на планете. Что такое Тьюрия? Недоразумение и анахронизм. Тьюрия формально даже не является государством, у нее нет центрального правительства. Ее территория контролируется вооруженными группировками, лидеры которых гордо именуют себя князьями. Им выгодно держать народ в нищете и невежестве. Люди там не имеют представления об элементарных благах цивилизации.

Тьюрия — рассадник всяческой заразы. Мы не можем больше мириться с этим. Настало время решительных действий.

— Похоже, у вас на все есть ответ. Но должен предупредить: сейчас на федеральном уровне решается вопрос о дальнейшей политике в отношении Вейрии. В силу имеющихся договоренностей Центр должен поддерживать законное правительство всеми доступными мерами вплоть до насильственных. А многое из того, что вы творите здесь, — не в вашу пользу. Никогда не помешает вовремя остановиться. Одна планета не может противостоять мощи Содружества.

— Жаль, что наверху придерживаются такой точки зрения. Мы не хотим конфронтации. Но если будет нужно, не кучка мятежников, а весь вейрийский народ поднимется на защиту своих завоеваний и в едином порыве отдаст жизнь за свободу нашей Родины. Однако я верю в мудрость федеральных властей, верю в коллективный разум Содружества. Я верю в то, что будет принято правильное решение.

Я верю в вас, Лев. История возложила на вас великую миссию и великую ответственность. Вы должны убедить ваших друзей и коллег в необходимости диалога и мирного решения всех проблем. Я знаю: вы сделаете это. Спасибо вам!

Ивин хотел ответить, но голос его потонул в аккордах торжественного марша и буре аплодисментов. Встреча была окончена.

9

Звездный час для тех, кто много лет ждал настоящего дела.

Праздник огня и металла. Торжество бессмысленного разрушения.

В тот злосчастный день тысячи тьюров по городам и селам узрели, как небо разверзлось сверкающими дисками воздушных кораблей Вейрии. С крепостных стен навстречу им поднялись тучи стрел, заговорили старинные пушки, стреляющие каменными ядрами.

В эфире раздался хохот.

Первые удары лучеметов разнесли дворцы и храмы. Последующие были не столь избирательны. Корабли опускались на землю и лопались ручейками солдат. Черные боевые скафандры делали их похожими на диких муравьев, безликих и беспощадных.

Мечущиеся в панике люди падали под беззвучными выстрелами парализаторов. Улицы заполнились грудами неподвижных тел. Их выборочно складывали на летающие платформы, чтобы потом загрузить в трюмы кораблей. Победителей интересовали прежде всего женщины и дети: по плану великого стратега им суждено было влить свежую кровь в дряхлеющее тело вейрийской нации.

Вождь революции не бросал слов на ветер: за несколько часов власть князей и жрецов пала. Остатки населения в ужасе бежали в леса. Потом их травили с воздуха, как вредных насекомых.

На главном терминале возникла картинка, переданная со спутников: все северное побережье Тьюрии мерцало, охваченное пожарами. Над морем протянулся грязный шлейф дыма. Довольная ухмылка не сходила с лица режиссера.

10

Ивин бродил по своим роскошным апартаментам, словно раненый тигр в клетке. С него хватит! Он сыт всем этим по горло.

Задание он провалил, но заложником и марионеткой Мьора быть не собирается. Надо возвращаться на Землю, и пусть будет, что будет. Каждый должен возделывать свой сад. Сколько можно решать чужие проблемы? Нельзя принять на себя всю боль человечества.

Помнится, он объяснял это Тали. Но Тали сделал свой выбор, отказавшись от миллиардного наследства и продолжив борьбу за свободу своей второй родины на безымянной планете красного солнца. Может, он был просто болен войной?

Нет, это малодушие — закрывать глаза на опасность, как будто ее и нет. Кто знает, сколько проживет Мьор? Когда-нибудь ему надоест издеваться над сопланетниками, захочется чего-то большего. Например, создать свою Галактическую Империю. Да он ведь и сам говорил об этом, когда речь шла о возможных планах Дьорка.

Это существо следовало уничтожить сразу, а не затевать с ним тайные переговоры. Полковник Синицын еще мог питать какие-то иллюзии, не зная всей правды, но Ивин-то должен был понимать, с кем имеет дело. Надо было тогда все-таки пожать ему руку, а заодно пропустить заряд в тысячу вольт. Впрочем, повредило ли бы это Мьору, или он рассмеялся бы сыщику в лицо?

Неожиданно раздался грохот. Здание затряслось, задребезжали стекла. Где-то зазвучала сирена. Ивин бросился к двери, которая вдруг распахнулась перед ним. Сыщик успел увидеть пятнистый комбинезон и злое девичье лицо в боевой раскраске. Потом все погрузилось во тьму…

Когда он пришел в себя, то увидел, что находится в маленькой комнатушке, освещенной тусклым оранжевым светом.

Капала вода с потолка. Было холодно и сыро. Помещение здорово напоминало тюремную камеру. Неужели его посадили как врага народа?

За обитой металлом дверью раздался лязг. Вошла все та же девушка в комбинезоне, а с ней — два выродка с мощными бицепсами и маленькими головами. Амазонка презрительно посмотрела на Ивина и процедила какое-то местное ругательство.

— Извините, не понимаю.

Выродки заржали.

— Тихо! — прикрикнула на них дева-воительница. — Я вам все объясню, господин Ивин, мало не покажется. Вы знаете, кто я?

— Нет.

— Меня зовут Иштра Ялаан. Я дочь законно избранного президента Вейрии Орма Ялаана.

— Очень приятно. Лев Ивин.

— Очень сомневаюсь, что вам приятно. Особенно после всего, что вы натворили. Знаете, как мне хочется задушить вас — прямо здесь, голыми руками? Но я должна исполнять приказы отца. Он хотел поговорить с вами. Пошли.

Ивина вновь повели, словно преступника. Мрачные, плохо освещенные коридоры, проржавевшие металлические ступени и плесень на стенах красноречиво говорили о том, что сыщик попал в Дикую Зону. Здесь могло происходить все, что угодно…

— Предатель! — было первым словом, вырвавшимся из обмотанного шарфом горла старика, сидящего в инвалидном кресле.

Не оставляя сомнений в адресате, загудел сервопривод, поднимающий руку, и дрожащий палец указал на Ивина.

— Мы так ждали! Мы ждали, когда на орбите появится победоносный флот Содружества. Сколько было красивых слов и обещаний! Мы ждали, что звезды отомстят за нас, железной рукой сметут власть проклятых мятежников. Потом мы решили: там, наверху, не хотят большой крови. Ладно, пускай. Но кто-то должен был прийти и помочь нам. И вот пришли вы…

На губах старика запузырилась слюна. Возможно, он хотел плюнуть, но не смог. Стоявшая рядом Иштра тут же вытерла слюну платочком. Теперь она выглядела уже не амазонкой, а заботливой дочерью-паинькой.

— Думайте, что хотите, но я никого не предавал, — сказал Ивин. — В любом случае, Центр на вашей стороне. Но там не знают соотношения сил; не знают даже, живы вы или нет. Если вы выступите с официальным заявлением и просьбой о помощи, она не заставит себя ждать.

— Каким образом? — насмешливо спросила Иштра. — Враг контролирует все гиперпередатчики. Единственный способ послать сообщение — через вас. Но у вас ведь иная «великая миссия» — оправдать вашего друга Мьора и его подельщиков перед «коллективным разумом Содружества». Мы здесь тоже смотрим телевизор.

— Плевать я хотел на Мьора с его миссией! — рассердился сыщик. — Да, я дурак, что позволил себя втянуть в политическое шоу. Но вы видели, что я ни слова не сказал в его поддержку. Под конец мне просто заткнули рот. Когда меня посылали на вашу планету, то сказали, что я буду представлять здесь «все прогрессивное человечество». От имени этого человечества я сам готов задушить Мьора и тоже — голыми руками. Жаль, что ничего не получится. Его не так-то просто убить. А потом, что делать с массами, которые его поддерживают?

— Без него все развалится. Массы — это наша забота, — холодно сказала Иштра. — Толпа любит плеть. Мы утолим ее жажду.

Старик издал какой-то звук: то ли довольно усмехнулся, то ли просто срыгнул. Ивину стало тошно.

— Вы останетесь здесь, — проговорил экс-президент. — Мьор не сможет больше использовать вас. Да вы ему больше и не нужны.

Теперь вы наш… друг. Хе-хе!

11

Главный режиссер был недоволен. Дела на Юге шли все хуже и хуже. Казалось, сама природа взбунтовалась против захватчиков.

Неизвестно откуда взявшиеся ураганы раскидывали эскадры воздушных кораблей и топили их в море. Наводнения и смерчи обрушивались на только что выстроенные военные базы. Вождь приказал расстрелять синоптиков, но это не помогло.

Пошли слухи о демонах и вампирах. Стали поступать сообщения о чудовищах, диких и неуязвимых: гигантские пауки выходили из лесов, исполинские черви выкапывались из земли, огнедышащие драконы атаковали с воздуха. Железные легионы бесследно исчезали в дебрях южного материка. Все это было совершенно невероятно, а потому строго засекречено.

В безумии, охватившем его армию, Мьор явственно ощущал присутствие иной, враждебной ему Силы. Но лик этой Силы был скрыт от него.

Кто он, таинственный рыцарь на белом коне из донесений разведки, неуловимый, как призрак, появляющийся то здесь, то там и объединяющий людей? Он разгоняет страх и внушает тьюрам веру в победу. Трусливые дикари превращаются в храбрых воинов, а настоящие воины сходят с ума.

Великие планы трещали по швам. Будущее погружалось во мрак неизвестности. Хаос дышал в лицо.

12

Лев Ивин впал в депрессию. Нахлынуло чувство полнейшей бессмысленности бытия и собственной полной беспомощности. Какая разница, кто победит — все суета и томление духа. Ему не дано вылечить этот мир, очистить от зла и скверны. Всю жизнь он строил из себя супергероя, а был всего лишь частной ищейкой, наемником, «чужими руками» для тугих кошельков. Но вот время его истекло. Старый лев мышей не ловит…

Обращались с пленником неплохо. Ел он то же, что и все, не задумываясь, из чего приготовлена пища. Выродки им мало интересовались, видимо, не очень понимая, кто он такой. Рядовые повстанцы с Ивиным не разговаривали, подчиняясь приказу.

Оставалась компания Ялаанов, да единственный здесь черно-белый телевизор, казавшийся окном в совершенно нереальный мир. В подземельях терялось ощущение времени.

Иштра несколько раз вызывала сыщика на допрос. Но постепенно эти допросы превратились в беседы за кружкой безвкусного чая. Дочери президента хотелось побольше узнать о жизни в иных мирах. Интересовалась она и прошлым Ивина.

— Это правда, что много лет назад вы помогали Мьору в расследовании, связанном с государственной безопасностью?

— Правда. Думаю, ваш отец должен знать об этом.

— Он не хочет об этом говорить. Старики так упрямы…

— Я тоже не хочу. Просто случилось так, что я помог одному злу победить другое. Существовала опасность для всей планеты — она не исчезла, но стала иной. И, в конце концов, реализовалась.

— Вы имеете в виду переворот?

— В том числе. Но многое мне остается неясным. Я помню Мьора тех лет: это был человек системы, как рыба в воде. Я знаю такой тип людей — они осуществляют свою власть тайно, не выходя за рамки неписаных правил аппаратных игр. Что произошло? Как из чиновника-бюрократа он превратился в экстремиста, вождя кровавой революции?

— Я знаю, — потупилась Иштра. — Все произошло из-за меня.

— Из-за вас?!

— Этот грязный тип хотел переспать со мной, когда я была еще совсем девчонкой. А я, естественно, отказала ему. Тогда он и решил отомстить нашей семье.

— Ему нужно было ваше согласие? — поднял брови Ивин.

— Вы не такой дурак, каким кажетесь. Да, у Мьора есть дар внушения, но на меня его гипноз не действует. Я сама могу манипулировать людьми. Иначе мы с отцом не смогли бы выжить здесь, а тем более сколотить целую армию добровольцев.

— Как давно у вас эти способности?

— С детства. Я не знаю, откуда это. Отец знает, но молчит.

Подозреваю, что кто-то похимичил с моими генами. Я ведь ребенок из пробирки…

Иштра вздохнула.

— Иногда я сама не понимаю, что со мной происходит. В последнее время мне все чаще снится какой-то рыцарь. Вы не знаете, кто бы это мог быть?

13

Однажды Ивин вернулся в свой кошмар.

Кровавый дождь кончился. Смрадный туман плыл над землей.

Ивин подошел к дому, но, отворив калитку, оказался вдруг в знакомом круглом зале. Зрительские ряды были пусты, свет притушен. Стояла мертвая тишина.

Послышался тихий скрип шагов, и в круге света возникла человеческая фигура.

— Это я, — раздался голос Мьора. — Надо поговорить.

— Нам не о чем разговаривать.

— Неужели? Тебя больше не интересуют мои мотивы?

— Мне их уже объяснили.

— Эта маленькая негодница Иштра? У нее мания величия, впрочем, как и у всех нас. Так ты хочешь узнать правду?

— Правду — от тебя?!

— Не хами! Лишь немногих избранных боги удостаивают такой милости. Поверь, я способен испытывать благодарность.

— Верю. Говори.

— Как-то мне принесли на подпись проект учебника по новейшей истории для государственных школ. Чистая формальность, но я от нечего делать пролистал. И понял — там ничего нет! Одни торжественные съезды партии и постановления правительства о мерах по дальнейшему развитию, углублению, расширению… Цифры экономических показателей, неуклонный рост благосостояния граждан… Пустота. Ноль. Самодовольство и тупость застоя. Нас постигла большая беда, которой никто не заметил; имя ей — конец истории. Это состояние устойчивого равновесия, минимум социальной энергии. Дальше — только разложение и гибель.

— И ты решил все изменить?

— Да. Если законы истории завели нас в тупик, то вывести из него может только беззаконие. Не разум, а безумие. Не логика, но абсурд. Ты думаешь, я стремился решить какие-то проблемы? Я только создавал их! Я расколол общество; я заварил такую кашу, которую надеюсь, будут расхлебывать долго. Конец истории — прекрасная возможность написать ее заново.

— Ты пишешь кровью.

— А чем еще, по-твоему, пишется история? Сахарной водичкой?

Конечно, обо мне будут спорить. Для одних я буду святым, для других — исчадием ада. Историки назовут меня противоречивой фигурой. Ну, ты знаешь, как это бывает.

— Представляю. Но с чего вдруг этот разговор?

— А с того, Лев, что у меня возникли проблемы.

— Ты же сам их создавал.

— Речь не об этом. Похоже, Дьорк жив…

— Что?! Это невозможно.

— Откуда смертному знать, что возможно, а что нет, когда сие неведомо богам? На Юге что-то происходит. Я чувствую, что должен быть там. Пора расставить все точки над «и». Поэтому я и пришел попрощаться — на всякий случай.

— Значит, снова битва богов?

— Да. И не ломай себе голову, как это происходит. Я слишком обжился в этой реальности, но игра идет на другом поле. Здесь — только отголоски. Прощай…

В ту ночь над запретными землями бушевала гроза. Спутники фиксировали вспышки невероятной энергии.

В ту ночь непокорные тьюры в тайных убежищах молились за своего предводителя. Небеса отзывались раскатами грома.

Хонст вернулся с победой и стал королем.

Так исполнилось предсказание.

14

Бесследное исчезновение харизматического лидера нанесло серьезный удар по радикал-оптимистическому движению. Вчерашние шестерки быстро перешли от состояния растерянности к выяснению отношений и дележу власти. Каждый клялся в беззаветной любви к Родине и утверждал, что только он один знает, как вывести страну из кризиса. Партия раскололась на фракции, которые тут же передрались между собой. Глядя на это безобразие, обыватель быстро протрезвел и начал тосковать по старому режиму, в котором было столько хорошего. Через пару недель «новый порядок» пал под ударами добровольческой армии, выходящей из подполья. Народ встречал освободителей с искусственными цветами в руках.

Законный президент вернулся в свою больничную палату и подписал указ о публичной казни мятежников. Публика была в восторге.

15

Они шли навстречу друг другу по звездному мосту — прекрасная амазонка и доблестный рыцарь — по другую сторону мироздания, в ином континууме, куда влекла их судьба, дабы вручить ключи от Грядущего. Юные боги смотрели друг на друга сначала настороженно, а потом с интересом. Она сняла свой армейский комбинезон, он — сверкающие доспехи. Время войны прошло. Настала пора любви.

16

Лев Ивин без лишнего шума вернулся на Землю и занялся огородом.

ЧУЖИЕ РУКИ-3

На белом песке под жарким солнцем лежали два смуглых тела, утомленных любовью. Ничто не нарушало одиночества этой пары на берегу безымянного островка. Даже спутникам-шпионам, пролетающим где-то далеко в черной выси, не дано было видеть их.

Девушка села и устремила свой взор в синюю даль океана.

— Я хочу ребенка, — задумчиво сказала она.

— Не начинай, — буркнул юноша, не оборачиваясь. — Тебе же объяснили. Ты же знаешь, что это невозможно.

— Да, знаю. Ну и что? Ты слишком рационален. Что же это за мир, в котором даже боги не верят в чудеса?

— В этом мире нашим детям не нашлось бы места.

— Не смей так говорить! Слышишь, не смей!

— Ладно, молчу.

Холодный ветер пронесся над песками — и вот уже нет никого.

Только волны лижут пустынный берег…

Молодой король читал «Основы генной инженерии», уединившись в тишине внутренних покоев замка. Если честно, быть королем ему уже порядком надоело. Упоение могуществом прошло, и Хонст вполне ощутил тяжесть государственных забот. В глубине души ему хотелось идти по стопам отца, проникая в тайны природы. Вместо этого приходилось разгребать завалы истории.

В дверь деликатно постучали, и на пороге появился первый советник. Он имел право беспокоить короля в любое время.

— А, это ты, — вздохнул Хонст, откладывая книгу. — Что слышно в королевстве? Как продвигается строительство Храма Отца моего?

— Оно идет полным ходом, сир. Пожертвования поступают со всех концов страны.

— А что говорят жрецы?

— Они лояльны к вам, сир. На последнем соборе Иерархия постановила, что сила вашего Отца была от Бога.

— Я в курсе. Тогда последняя наша проблема: что поделывают колдуны? У них вроде намечался какой-то праздник…

— Именно так, сир. Летнее солнцестояние. Много колдунов собралось в Голубом Лесу. Жители окрестных деревень слышали песнопения и видели странный свет… А сегодня утром ко двору явился посланец Круга и просит принять его.

— Давай его сюда.

Впервые Хонст встретил взгляд этих бледно-зеленых, в красных прожилках глаз, когда волна Силы вынесла его в центр сосредоточения магии. Это случилось накануне великой войны в трех планах бытия… После войны наступил мир, и с тех пор сыну безумного профессора нечасто приходилось использовать свои паранормальные способности по делу (если не считать тайных свиданий с подружкой — дочерью экс-президента Вейрии).

— Я послан к тебе с вестью, сын Призрака, — проговорил старейшина колдунов Аорхас.

— Значит, так? А ты не слишком учтив. В этой стране все называют меня королем. Даже князья в седьмом колене признали мою власть. Только вы, колдуны, упрямитесь. Вспомни, старик, это я первый протянул вам руку дружбы. Это я сделал так, что вас больше не преследуют и вы можете свободно проводить свои сборища… Ладно, что ты хочешь мне сообщить?

— Близится Грань Тысячелетий. Пробуждаются Драконы Времени.

Вновь разгорается Великое Пламя, которое может согреть Вселенную или уничтожить ее.

— Слова, слова, слова… Как вы их любите! Поверь, я тоже чувствую кое-что и кое-что знаю. Но не мог бы ты выражаться яснее? В предсказаниях я ценю четкость.

— Хорошо, — голосом, не предвещающим ничего хорошего, заговорил Аорхас. — Знай: где-то на звездах есть человек — мертвый, но не умерший. Он жаждет твоей крови. Но прежде, чем отнять твою жизнь, он отнимет твою любовь.

— Забавно, — усмехнулся Хонст после недолгого молчания. — Ты вздумал пугать меня? И чем — сказкой о вампирах! Не забывай, в последнюю войну я сам наводил мороки и кошмары на вейрийских солдат. Придумал бы что-нибудь поинтересней.

— Моя миссия — предупредить тебя, — возразил старик. — И я еще не закончил. Если ты победишь своего врага, победит и любовь твоя. Две силы соединятся и дадут начало третьей. Так гласит предсказание, что получили мы в день Солнца у Зеленых вод.

Хонст сделал усилие над собой, чтобы не выдать волнения.

— Спасибо, о мудрейший из магов, — сказал он. — Пусть мы и не друзья, но и не враги. Вместе мы служим одной земле. Иди же с миром и передай привет остальным.

— Прощай, сын Призрака.

Флаер падал вертикально вниз, прямо на грядку с помидорами, но в последний момент развернулся, и Лев Ивин с шумом перевел дыхание. Однако ему тут же пришло в голову, что иметь дело с человеком, который водит машину подобным образом, значит нарываться на неприятности. Но уже поздно было идти на попятный.

Экс-сыщик терпеливо ждал, пока из флаера не выберется стройная фигурка в спортивном комбинезоне и не допрыгает по кочкам до калитки. Начинал накрапывать дождь.

— Господин Ивин?

— Угу. А вы, значит, Сибил Уильямс из «Солнечного ветра»?

— Для друзей просто Вилли.

— Гм… Ладно, проходите в дом. Будете чай с вареньем?

Внутри было тепло и уютно. В печке весело шумел огонь.

— А у вас довольно мило, — согревшись, заметила журналистка. — Словно в историческом фильме. Вы пантеист или неоязычник?

— Скорее агностик. Почему вы спросили?

— И те, и другие проповедуют жизнь в гармонии с природой. Я недавно делала репортаж о коммуне неоязычников. Они поклоняются богам лесов, полей и рек…

Лев Ивин промолчал: с богами у него были свои счеты.

— …тогда, значит, вы — корневик.

— Разве есть такое слово?

— Да. Это тот, кто стремится к своим корням, к истокам…

Ваши предки были родом из этих мест?

— Да, из Центральной России. «Корневик» — надо же! Как вы любите наклеивать ярлыки…

— Это наша работа.

— Ладно, пишите: Лев Ивин — корневик, ходит в лаптях и поклоняется Перуну. Что дальше?

— Не сердитесь. Вообще-то я хотела поговорить с вами совсем о другом. Интервью — это только предлог.

— Вот как?

— Дело в том, что я начала одно расследование, а когда поняла, чем там пахнет, отступать было поздно. Теперь это дело жизни и смерти. Возможно, речь идет о безопасности всего Содружества.

— Громкие слова. Я больше не практикую.

— У меня все равно нет денег, чтобы нанять вас. Вы должны взяться за это дело ради всего человечества.

— Обратитесь в Службу Галактической Безопасности. Такие дела по их части. За это мы платим налоги.

— О, я обращалась! — Вилли вскочила с лавки, и ее длинные черные волосы разлетелись по плечам. — Они были очень вежливы со мной, обещали разобраться. Но я чувствую, что мне никто не верит. Это как глухая стена… Слава Богу, я вспомнила о вас.

— Отрадно, конечно, что меня помнят. Но чем я могу помочь?

— Слушайте… Это только детали головоломки, и то не все.

Но поверьте моему журналистскому чутью: что-то в этом есть, что-то страшное. Это связано с планетой Фонтау…

Ивин вздрогнул. Господи, неужели опять?

— Я знаю, вы дважды побывали там. В первый раз — в связи с катастрофой при испытании нового биологического оружия. Второй раз — в дни мятежа, который вдруг прекратился самым невероятным образом. На оба этих дела наложен гриф «абсолютно секретно». Но вы-то знаете все!

— Я действительно кое-что знаю, но в оценке событий вы ошибаетесь. В любом случае, сенсации вам из этого не сделать.

— Боже, да я и не собираюсь! Дело совсем в другом. Вы что-нибудь слышали о корпорации «ОверФонд»?

— Не припомню.

— Конечно! Они стараются не привлекать к себе внимания, а сами ворочают миллиардами от сомнительных сделок. Но главное направление их деятельности — собирание новых технологий.

— Этим многие занимаются.

— Да, по-отдельности все выглядит вполне безобидно. Но эти люди — опасные фанатики. Мне удалось установить, что руководство «ОверФонда» исповедует тайные культы, в которые посвящают лишь избранных. Их религия пророчит им власть над Галактикой — и ради этой цели все средства хороши. Еще они верят, что основатель их корпорации Джозеф Овертон, скончавшийся сорок лет назад, на самом деле не умер, а лишь перешел в иное состояние. Он является им, чтобы давать советы, а когда все будет готово — вернется и станет повелителем Вселенной.

— Типичный мессианский культ. Не первый и не последний. Но причем тут Фонтау?

— «ОверФонд» проявляет к этой планете большой интерес. Даже неожиданный, я бы сказала. В конце концов, это захолустная планета, которая и принадлежит-то к Содружеству чисто формально.

Спрашивается: что им там понадобилось?

— А какова официальная версия?

— О, самая благородная. Сотрудничество в области медицины и биологии. «ОверФонд» собирается поставлять туда новые вакцины и лекарства от хронического иммунодефицита, которым страдает большая часть населения планеты. Для вейров это будет как манна небесная.

— Да, скорее всего, — Лев Ивин задумался. Из этого состояния его вывел раскат грома за окном. Начиналась гроза.

— По вашей версии, «ОверФонд» собирается разжиться на Фонтау новым биологическим оружием, чтобы с его помощью захватить власть над миром? — спросил бывший сыщик.

— Понимаю, это звучит пошло. И тем не менее, вам тоже пришла в голову такая мысль.

— Нет, это невозможно. Вы располагаете неполной информацией и делаете неверные выводы. Так называемое «оружие» давно уничтожено, все люди, причастные к его созданию, — тоже.

Технология утрачена, и вряд ли «ОверФонду» удастся тут что-нибудь раскопать, будь он хоть семи пядей во лбу.

— Вы меня успокаиваете. Я понимаю: вы дали слово молчать…

— Молчать — да, но не лгать. Если вы мне не верите, к чему наш разговор?

— Потому что я уверена: вы не оставите это дело просто так.

Хотя бы в память о ваших предках, которые всегда стремились жить по совести…

— …а не по закону. Да уж, чего скрывать. Ладно, я попробую что-нибудь выяснить по своим каналам. А вы прекращайте свое расследование и возьмите отпуск. Так для всех будет лучше.

— Вы правы. В последнее время я вся на нервах. Спасибо, что выслушали. Я пойду.

— Куда, в такую погоду?

— Погода меня не пугает. У меня еще есть дела в редакции.

— Ну, как знаете. Проводить вас до машины?

И флаер взлетел в хмурое осеннее небо, моросящее дождем, чтобы не вернуться уже никогда.

Они явились утром. Это было прекрасное осеннее утро: ночью ветер разогнал облака, купол небес сиял первозданной синевой, а лес словно решил стать иллюстрацией к стихам Пушкина. Тем не менее, вид полицейской машины сразу заронил в душу Ивина нехорошие предчувствия.

Посетителей было двое: один в полицейской форме, другой в штатском.

— Лейтенант Севастьянов, — лихо козырнул первый. — Можно задать вам несколько вопросов?

— Конечно. Проходите.

Пока лейтенант задавал свои вопросы, штатский неторопливо осматривал помещение. Чувствовался профессиональный интерес.

— Где вы были вчера вечером?

— Здесь, дома.

— Кто-нибудь был с вами?

— Гм… Да, некая Сибил Уильямс, журналистка.

— Так, — лицо полицейского выразило явное облегчение. — Значит, она была у вас и… что-то произошло?

— В каком смысле?

— Она пила что-нибудь, принимала наркотики?

— Нет. Только чай.

— Она была чем-нибудь расстроена?

— Поначалу — да. Но к концу нашей беседы она почти совсем успокоилась. Что же все-таки случилось?

— Флаер, зарегистрированный на имя Сибил Уильямс, потерпел аварию в пятнадцати километрах к северу отсюда, — неожиданно подал голос штатский.

— Боже мой! Она жива? С ней все все в порядке? — Ивин ощутил болезненный укол совести: не надо было отпускать ее в такую погоду, одну…

— Среди обломков тело не найдено, — сообщил Севастьянов.

— А «черный ящик»?

Посетители переглянулись.

— Также не найден, — проговорил штатский. — Странно, что вы спросили.

— Ничего странного. Я сам как-то вел расследование при аналогичных обстоятельствах.

— Так вы тот самый Лев Ивин? — искренне удивился лейтенант.

На второго гостя этот факт не произвел большого впечатления:

— Перед законом все равны. Так что вы можете нам сообщить?

— Ничего, кроме того, что Сибил Уильямс покинула мой дом в здравом уме и твердой памяти. Я предлагал ей переждать грозу, но она отказалась.

— Ну, это вы так говорите…

— Послушайте! — рассердился экс-детектив. — Мне доверяли правительства дюжины планет. Моими клиентами были лорды и магнаты…

— Положим, с Ерофеевым у вас вышла не слишком приятная история, — заметил штатский с ехидной усмешкой.

— Не вам об этом судить! Если хотите, поговорите обо мне с вашим начальством. Да я сам могу сейчас набрать код и вызвать вашего Синицина, пусть посмотрит на рвение своих сотрудников.

— Не шумите, Лев Николаевич, — улыбнулся агент СГБ. — Никто вас ни в чем не обвиняет. Пока. Мы вас только нижайше просим временно не покидать места жительства. Это в ваших же интересах.

— А если мне нужно будет покинуть?

— Обо всех перемещениях сообщайте в местное отделение полиции, — официальным тоном пробурчал лейтенант Севастьянов. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

На том и распрощались.

День был необратимо испорчен.

После ухода незваных гостей Ивин хотел сразу же позвонить Синицину, но гордость остановила его. На таких типов, как допрашивавший его агент, не стоит обращать внимания. Дело прежде всего!

Но с Ерофеевым действительно вышла неприятная история.

Скрытая когда-то (из самых благородных побуждений) правда спустя десятилетия обернулась вторжением в Солнечную Систему боевого флота Республики Та-Гер. К счастью, этот флот состоял всего из трех кораблей с допотопным вооружением, да и с адмиралом его быстро удалось договориться (при непосредственном участии того же Ивина). Впрочем, это совсем другая история… А единственная мораль в ней — та, что все тайное становится явным.

Что же случилось с Вилли? По-человечески важно лишь, жива она или нет. Не зная масштабов аварии, об этом судить трудно.

Если Вилли осталась жива, то, наверное, вылезла из машины, забрала с собой «ящик» (зачем?) и пошла… но куда?

Ивин сел за терминал и вызвал на экран карту местности. Что там говорил этот тип? Пятнадцать километров к северу… Но ведь это территория заповедника! Там живут только берендеи. Эти друзья природы не приветствуют вторжения техники в свои владения. Однако раз Вилли уже общалась с какими-то неоязычниками, она и с этими может найти общий язык.

Хуже всего, если Вилли не найдут — ни живой, ни мертвой. С большой вероятностью это будет означать второе. И тогда о несчастном случае говорить не приходится. Кто-то должен был подстроить аварию, вывезти труп с места преступления… Для этого нужно было следить за ней, знать, куда она полетит.

Впрочем, это нетрудно вычислить: Вилли летела на север, в сторону Москвы. Очевидно, для возвращения в Америку она собиралась воспользоваться Московским порталом.

«Постой, — вдруг сказал Ивин сам себе. — Ты, значит, уже приступил к расследованию, как в старые добрые времена? Но тебя никто не нанимал. Делом Вилли занимаются полиция и спецслужбы. И ты, как благонамеренный обыватель, должен доверять им и не соваться, куда не просят.»

«Нет, — возразил он. — Ты никогда и не был благонамеренным обывателем. Ты всегда был одним из тех, кому больше всех надо, у кого шило в одном месте и так далее. В каждом деле ты пытался защитить добро от зла, жизнь от смерти, созидание от разрушения.

Не твоя вина, что реальность часто оборачивалась неприглядной стороной. Если есть принципы, следуй им до конца. По крайней мере, совесть не загрызет.»

Лев Ивин невесело усмехнулся и стал набирать программу поиска по сети. Его интересовало все: биография Сибил Уильямс, бизнес «ОверФонда», верования берендеев и последние новости с Фонтау. Удастся ли выжать из этой мешанины хоть каплю смысла?

После того, как вейрийский народ постигла невосполнимая утрата в лице горячо любимого президента Орма Ялаана, мирно скончавшегося в своей больничной палате, дочь президента Иштра удалилась в добровольное изгнание. Надоело славословие в честь героини Сопротивления, замучили бесконечные поклонники и наглые журналисты. Тем более, Иштра не понаслышке знала, с какой легкостью любовь толпы сменяется ненавистью, а превозносимое до небес начинают топтать ногами. Новое правительство консерваторов пошло ей навстречу, выделив одну из бывших загородных вилл экс-президента.

Однако отшельничество Иштры было лишь видимостью. Используя дар телепортации, она облетела всю планету: охотилась в лесах Тьюрии, пугая суеверных туземцев; любовалась мрачным величием отравленных пустынь и заброшенных городов Вейрии; загорала на островах теплых морей. И, естественно, встречалась со своим рыцарем. Впечатлений хватало, но временами накатывала тоска…

В один из таких дней раздался звонок видеофона. Накинув халат и машинально поправив прическу, Иштра пошла отвечать. На экране появился мужчина, лицо которого показалось ей знакомым.

— Госпожа Ялаан? Добрый день, меня зовут Карлос Франко. Я представитель корпорации «ОверФонд» на вашей планете.

— Привет. Я видела вас по телевизору. Как успехи?

— О, превосходно. С вашим правительством подписан контракт о поставках медикаментов на сумму…

— Ладно, но я-то здесь при чем?

— Извините, — осекся Франко. — Я прежде всего хотел выразить вам свое почтение. Не только как дочери экс-президента Вейрии, но и как герою Сопротивления. Ведь именно вам удалось поднять народ на борьбу с мятежниками и одержать столь славную победу.

— Знаете, — скривилась Иштра. — Меня уже тошнит от всех этих слов. Лучше не распространяйтесь на подобные темы в моем присутствии. Ни хрена вы не знаете. Если бы этот маньяк Мьор не смылся куда-то ко всем чертям и не бросил своих прихвостней на произвол судьбы, вы бы сегодня заключали контракт с ним.

— Возможно, я действительно не слишком осведомлен, — дипломатично ответил Франко. — Еще раз прошу прощения.

— Так чего вы хотите?

— Мне хотелось встретиться с вами лично. Я уполномочен сделать вам подарок от имени фирмы.

— Что еще за подарок?

— О, небольшой сувенир в знак признания ваших заслуг.

Иштра еще раз окинула критическим взглядом физиономию на экране. Темноглазый брюнет, белозубая улыбка. Наверняка, его любят и женщины, и начальство. Почему бы и не скоротать вечерок?

— Ладно, — сказала она. — Приезжайте.

Лев Ивин с головой ушел в работу — совсем как в прежние времена. В такие периоды внешнее пространство-время сжималось, исчезало, уступая место внутреннему континууму, наполнявшемуся логическими цепочками, догадками и предположении. Поэтому Ивин не сразу ответил на звонок и не сразу вернулся к реальности.

Звонил сам генерал Синицин.

— Здравствуйте, Лев Николаевич.

— Привет. Что-то еще случилось?

— Прежде всего хочу лично принести вам извинения за поведение моего сотрудника.

— Спасибо. Это большая честь! Может быть, вы окажете мне еще одну любезность и расскажете, как продвигается дело Уильямс?

— Дело закрыто.

— Ну?! Только не говорите, что за отсутствием улик…

— Нет, за отсутствием состава преступления.

— И то хорошо. Так где же Вилли?

— Ее нашли и выходили берендеи.

— Как мило с их стороны! Но почему же они не сообщили об этом раньше?

— Боялись сглаза, как мне объяснили. Ее поразили стрелы Перуна. Мисс Уильямс была на грани жизни и смерти, боги решали ее судьбу — в такие моменты неосторожное вмешательство может все испортить.

— Ничего себя теория. И что это за «стрелы» такие?

— Попросту говоря, во флаер попала молния.

— Допустим. А что говорит сама мисс Уильямс? Она вообще может давать показания?

— Да. Но она ничего не помнит. Ретроградная амнезия…

— Она помнит, по крайней мере, какое вела расследование?

— Нет. Из памяти стерты события последних месяцев.

— Как раз столько, сколько ушло на «ОверФонд», — пробормотал сыщик. Вся эта история казалась ему просто вызывающе неправдоподобной — конечно, если объяснять ее стечением обстоятельств, а не чьим-то дьявольским замыслом.

— «Черный ящик» нашли?

— Нет. Скорее всего, он угодил в болото. Дальнейшие поиски признаны нецелесообразными.

— Вы намерены расследовать деятельность «ОверФонда»? — спросил Ивин без особой надежды на успех.

— А что тут расследовать? Конечно, эта корпорация находится под надзором отдела Экономической Безопасности, как и другие крупные фирмы. Информация о различных нарушениях закона собирается, анализируется, и в конце концов принимаются должные меры. Однако те факты, которые нам сообщила Сибил Уильямс, давно известны и не несут в себе состава преступления. Мы не можем осуждать оверфондовцев за их деловую активность на рынке высоких технологий — это естественно и не противозаконно. Мы не можем преследовать их за убеждения, как бы необычны они ни были, пока это не ведет к преступлению. Тем более мы не можем ставить палки в колеса их благотворительной миссии на Фонтау, каковы бы ни были ее истинные причины. Что касается пресловутого «секретного оружия», то вы об этом осведомлены даже лучше меня.

— Значит, вы все-таки вели расследование! — усмехнувшись, сделал вывод сыщик.

Генерал помрачнел, но потом тоже улыбнулся кончиками губ.

— От вас ничего не скроешь, господин Ивин. Да, вели. Если вас так занимает этот вопрос, я организую вам встречу с одним сотрудником… Он, как и вы, сейчас на покое.

Бывший сотрудник Экономической Безопасности майор Пичугин не производил впечатления суперагента. Это был жизнерадостный бодрячок, большой любитель хорошо поесть и выпить. По этой причине встреча происходила в одном из московских ресторанов.

Звучала легкая электронная музыка.

— Опять «ОверФонд»! — проговорил Пичугин, дожевывая очередной кусок. — Говорил я: это кость в горле, от которой мы долго не откашляемся. Помню, хотели их подвести под закон о монополиях, да не вышло. Люди там оч-чень предусмотрительные.

— С претензиями на мировое господство?

— Так за претензии не сажают! Чай, не в Империи живем.

— Ну да… А насчет всей этой истории с призраками и воскрешениями удалось что-нибудь выяснить?

— Это — да! Мы ведь тоже сначала не знали, что и думать, а дело-то оказалось проще пареной репы. Никакой мистикой там и не пахнет.

— Так объясните, пожалуйста.

— Дело в том, что перед смертью психоматрица Джеймса Овертона была скопирована в память суперкомпьютера. Услугами этой машины оверфондовцы пользуются до сих пор. Верят, что в ней живет дух Основателя (так они Овертона называют).

— Возможно, в каком-то смысле это действительно так. Если его разум продолжает функционировать в машине…

— Нет. Мы обращались к специалистам, и они в один голос заявили: это невозможно. Сохранить, запомнить личность — это еще куда ни шло, но жить в компьютере никто не сможет. Что-то там с психотопологией… В общем, даже если они и вселили своего Основателя в машину, то он давно распался на биты. Не дай нам Бог кончить так же!

За это выпили.

— Что он был за человек, этот Овертон? — спросил Ивин. — Я понимаю, что это вопрос скорее истории, чем права, но все же…

— Да, мы тоже изучили этот вопрос. Человек он был незаурядный. Из аристократического рода, но со средой своей порвал и ушел в подполье. Принадлежал к секте азимовцев. Эти деятели верили в то, что писания Азимова обладают пророческой силой и пришла пора воплотить их в жизнь. После краха Империи и образования Содружества секта распалась: кто-то ушел в политику, кто-то — в бизнес. Овертон из числа последних.

— Значит, он решил воплотить свои идеи в одной отдельно взятой фирме…

— Вроде того. Но я еще раз скажу: никакой мистики. Просто псевдорелигиозная болтовня и фокусы с голографией для поднятия корпоративного духа. Производительность труда от этого растет…

Бизнес есть бизнес, все как водится.

— Спасибо за разъяснения.

— Пожалуйста. Ну, за встречу…

Спустя некоторое время Ивин счел возможным задать вопрос:

— Как вы думаете, если я раскопаю что-нибудь против «ОверФонда», ваш генерал будет рад или пошлет куда подальше?

— Синицин-то? Конечно, обрадуется. Но для виду может и послать. Он такой, себе на уме.

Живьем Карлос Франко выглядел еще лучше, чем на экране.

Кроме того, гость был сама любезность и очарование. Пил мало и со вкусом; говорил много, но не надоедал. Казалось, у Франко в запасе сколько угодно историй о космических приключениях, связанных с его работой: загадочных, опасных или смешных. Рядом с ним Иштра чувствовала себя наивной провинциалкой. Она начинала сожалеть о том, что никогда не решалась покинуть пределы родной планеты, следуя вековым предрассудкам своего народа. А там, на звездах, столько интересного… Хонст просто параноик с его предупреждениями против инопланетян, а предсказания колдунов — чушь собачья! Карлос так мил…

— А что насчет подарка? — протянула слегка захмелевшая Иштра. — Или это вы и есть?

— О, извините, — спохватился пришелец. — Я совсем забыл, за разговором. Мне поручено передать вам это колье…

Он достал из дипломата небольшую черную коробку и открыл ее. У Иштры захватило дыхание: огромные камни необычной огранки переливались радужным сиянием, идущим откуда-то изнутри. Их игра завораживала, тянула в сладкую бездну миражей…

— Вы разрешите мне надеть его вам? — проговорил Франко.

— Так и быть, разрешаю, — кокетливо отвечала богиня.

Они подошли к зеркалу. Карлос осторожным движением застегнул колье на шее Иштры. Лицо его, прежде сиявшее улыбкой, стало холодным и сосредоточенным. Иштра так и не успела понять смысла этой перемены. Она падала в воронку радужного сияния, и падение это было бесконечным…

— Лев? — человек на экране был явно удивлен.

— Да, это я, капитан. Как ваши дела?

— Нормально.

Фридрих Шторм, капитан звездолета «Тензор», мало изменился за прошедшие годы. Разве что волосы стали совсем седыми. После того, как Ивин оставил практику странствующего детектива, команда «Тензора» вернулась к обычному для таких судов бизнесу: мелким торговым и туристическим перевозкам. Больших прибылей это не приносило, но помогало держаться на плаву. В глубине души Ивин испытывал чувство вины за то, что когда-то ворвался в жизнь этих людей, сделав ее обеспеченной и увлекательной, а затем бросил на произвол судьбы, в тяжкие объятия серых будней. Хотя если бы об этом узнали сами звездоплаватели, они сильно бы удивились: ни капитану Шторму, ни технику Дэниэлу Хиллу никогда и в голову не приходило в чем-либо обвинять своего бывшего шефа.

— Я хотел попросить вас об услуге, — сказал Ивин. — Мне нужно совершить один рейс в пределах Солнечной Системы частным порядком. Узнал, что вы здесь, и решил обратиться…

— О чем речь, Лев. Мы готовы. Куда лететь?

— На Харон.

Капитан пожевал усы. На лице его читалось сомнение.

— Это гиблое место. К тому же там окопалась какая-то межзвездная корпорация. Вы едете к ним в гости?

— В некотором смысле. Если хотите, я заплачу по особому тарифу — за риск.

— Дело не в деньгах. Мы и так вам многим обязаны. Ладно, я поговорю с Дэниэлом.

Ивин вновь ощутил угрызения совести. После разговора с капитаном ему не сразу удалось взять себя в руки и продолжить думать о деле, ключ к разгадке которого он надеялся найти на спутнике Плутона.

Да, Харон был куплен «ОверФондом» со всеми потрохами. На первый взгляд это казалось странным — ведь недвижимость в окрестностях Солнца всегда стоила немалых денег. Но система Плутона относилась к разряду бросовых земель. Холодные и темные миры, скованные метановыми ледниками, наводили на мысли о Дантовом аде. К тому же там не нашли никаких полезных ископаемых, а навигация была затруднена близостью компонентов системы, образующих двойную планету. Так что когда оверфондовцы подали заявку, других претендентов не было, и Харон был продан за гроши. Именно там, в царстве вечной ночи, по информации Ивина, творились странные дела и исполнялись экзотические культы. Там, внутри объекта, именуемого в секретных документах «Мавзолеем», был установлен суперкомпьютер, в логических цепях которого когда-то растворился Джозеф Овертон. Там же покоились его замороженные останки в ожидании грядущего воскрешения.

Ивин невесело усмехнулся: если и не удастся сокрушить неприятельскую крепость, то хоть в двери постучаться стоит.

Том Стокер, адепт первой ступени, чувствовал, что теряет веру. Веру не в Силу, которой он служит, но в ее благость. Еще недавно причастность к тайнам предназначения и великому делу вызывала благоговение и священный трепет. Ныне же все чаще душа наполнялась безотчетной тоской и страхом.

Должно быть, Синклит ошибся, доверив ему работу хранителя Мавзолея — даже как временную работу. День за днем Стокер следил за приборами, не зная, кто кого контролирует, бродил по залитым электрическим светом пустым залам, прислушиваясь к гудению машин, в котором ему слышались голоса, или растворялся взглядом в сером мерцании ледника под черно-звездным небом. От всего этого можно было свихнуться. Эх, дождаться бы сменщика…

Когда на орбите появился звездолет «ОверФонда» Том принял это как избавление, но ожидания его были обмануты. Затевалось новая авантюра, и руководил ею Карлос Франко, адепт третьей ступени, человек ловкий и беспощадный. Прибыл он не один. С восхищением Том рассматривал ту, которую сразу же окрестил про себя Спящей Красавицей.

— Нравится? — плотоядно ухмыльнулся Франко. — Закончим операцию, потом решим, что с ней делать. А пока она послужит наживкой. Самой сладкой наживкой на свете, для одной большой, но глупой рыбы.

— Какой рыбы? — не понял Стокер.

— Мутант, — выплюнул слово Карлос. — Божок-недоучка. Такие, как он, опасны для нашего дела. И потому должны быть уничтожены.

Но прежде этот ублюдок должен послужить Основанию, поэтому нужно взять его живым.

На Тома Стокера вновь нахлынули страхи и сомнения. Он предпочел не углубляться в детали. Лучше оставаться простым исполнителем, ничего не ведающим и ни за что не отвечающим.

Жаль, не всегда это удается.

После того, как пленницу поместили в кокон силового поля под надзор автоматики, Карлос развил бурную деятельность в сфере противокосмической обороны. Насколько Стокер мог судить, он активировал коллаптическую ловушку и настроил ее на любое тело небольшой массы, движущееся к Харону через гиперпространство.

Охота на бога началась.

Замок жужжал, как встревоженный улей: шептались придворные, но никто не знал ничего определенного. По загадочной причине король пребывал в самом мрачном расположении духа. Говорили, что здесь не обошлось без сглаза или колдовского заклятья.

Хонст не мог простить себе, что в тот роковой день был слишком занят государственными делами, чтобы воспринять слабые телепатические импульсы; но в ночь, последовавшую за этим днем, его посетило ужасное видение: Иштра в сверкающем ожерелье, камни которого превращаются в злобные кровавые глаза. Воспряв ото сна, Хонст привычным усилием воли попытался вступить в контакт с подругой, но его импульс рассеялся в пустоту. Он больше не ощущал ее присутствия в астрале. Это могло означать только одно: Иштра похищена инопланетянами. Первое предсказание колдуна сбылось.

Тайно проникнув в опустевшую виллу дочери экс-президента, Хонст тщетно искал какие-либо зацепки. Наконец, подключившись через домашний терминал Иштры к информационной сети Вейрии, он выяснил, что единственным звездолетом, покинувшим Фонтау за последние дни, был корабль «Благословенный», принадлежащий корпорации «ОверФонд» и направляющийся в Солнечную Систему. О том, где это и как туда добраться, король тьюров имел весьма слабое представление. Теперь приобщаться к цивилизации было уже поздно.

Единственным разумным решением казалось использовать дар телепортации, но для этого нужно было сперва запеленговать сигнал… Да и хватит ли у него сил перепрыгнуть космическую бездну? В глубине души Хонст оставался простым деревенским парнем, и мысль о безграничных просторах Вселенной пугала его.

Насколько уютней представление о небесном своде!

В душевных муках Хонст все больше впадал в уныние, но однажды ночью его посетило новое видение: Иштра, словно букашка в куске янтаря, вмороженная в холодный прозрачный лед, беззвучным криком, застывшим на устах, молила его о помощи. А где-то рядом притаился чудовищный кровавый глаз, неотступно следящий за своей добычей. Теперь Хонст знал, куда лететь, и даже готов был вступить в неравную схватку с неведомым врагом.

Но в видении вдруг возник новый персонаж — человеческая фигура в фиолетовом сиянии, и знакомый голос произнес:

— Не спеши, сынок! Я помогу тебе…

— Приближаемся к системе Плутона, — сообщил капитан Шторм.

Всем находящимся на корабле было немного не по себе. Что ждет их в этом царстве вечного мрака, в стороне от звездных трасс и космических маяков, на территории противника? Чем больше Ивин над этим думал, тем большим безумием ему казалась вся эта затея. Однако мысль об отступлении казалась еще более невыносимой.

Неожиданно корабль тряхнуло, и вслед за этим истерично взвыла сирена тревоги.

— Ах, черт! — крикнул Хилл, оглядываясь в поисках пробоины.

Капитан впился глазами в приборную панель.

— Обшивка не повреждена. Все системы функционируют нормально, — пробормотал он.

— Так в чем же дело?

— Увеличение массы на семьдесят килограмм. У нас гости.

Сирена смолкла, и в наступившей тишине раздались чьи-то неуверенные шаги. Затем люк в рубку отворился, и на пороге возник молодой человек слегка очумевшего вида в странном одеянии.

— Дьорк? — прошептал Ивин, не веря своим глазам.

— Меня зовут Хонст, — выдохнул гость. — Дьорк — мой отец.

Том Стокер вновь пребывал в расстроенных чувствах. По ночам его мучили кошмары. Огненный ветер сметал города, цветущие края превращались в пустыни. Основатель шествовал по Млечному Пути, и под его тяжелой поступью взрывались и гасли звезды. Неведомый голос шептал: одумайся, ты можешь это остановить! Неизвестная сила вела борьбу за душу хранителя…

Том вызвал на экран изображение Спящей Красавицы. Какое-то время он любовался ее нечеловеческой красотой и предавался грезам. Затем мысли его приняли более практическое направление.

Ведь он может отключить силовое поле и прервать искусственный сон! Для этого достаточно нажать несколько кнопок. Интересно, сумеет ли пленница справиться с Франко? Ведь она — тоже мутант, хоть и не такой сильный, как тот, что должен прийти за ней.

Шансы есть у обеих сторон, но не пострадать бы самому в этой схватке! Карлос голову оторвет, если узнает…

— О чем задумался, брат? — раздался голос из-за спины.

Стокер вздрогнул и обернулся. Рядом стоял Франко, а в руке его поблескивал жезл пси-контроля. Предательские мысли Тома отразились в красном мерцании индикатора лояльности. Показания были резко отрицательными.

— Ай-ай-ай, как нехорошо! И это — хранитель Мавзолея! Но ничего, твой добрый наставник промоет тебе мозги…

Стокер увидел направленный на него жезл, и что-то вдруг перевернулось в нем. Все произошло в какие-то доли секунды: не помня себя, он бросился на Карлоса, пытаясь вырвать из рук того дьявольский аппарат, и, должно быть, нажал что-то не то. Франко мешком свалился на пол.

Тяжело дыша, Стокер поднялся на ноги. Это конец, обреченно подумал он. Адепт, поднявший руку на старшего по званию, подлежит стиранию личности. А он, похоже, прикончил Карлоса.

Что дальше? Разбудить Спящую? Но что, если она обратит свой божественный гнев против него? А если оставить все как есть, что он скажет Синклиту? Они казнят его, точно. Бежать? Но куда?

Вырвавшись из-под психического контроля «ОверФонда», Том переживал ужасные муки самостоятельного решения. Не в силах вынести их, он впал в прострацию.

Из этого состояния его вывел звуковой сигнал. Система внешнего наблюдения обнаружила звездолет, приближающийся к Харону. Том вспомнил, что забыл отключить ловушку, установленную Карлосом. Но она все равно не сработала: ведь корабль шел в обычном пространстве, да и масса у него была немалая. Однако это не был и звездолет «ОверФонда». Вариантов было два: атаковать или вступить в переговоры, и Стокер выбрал второе.

На экране возникло лицо человека немолодого, но полного решимости:

— Меня зовут Лев Ивин. Я расследую факты преступной деятельности корпорации «ОверФонд». Вы являетесь представителем этой организации на данной планете?

— Да, но…

— В вашем лице я предъявляю корпорации обвинения в покушении на жизнь журналистки Сибил Уильямс и похищении дочери экс-президента Вейрии Иштры Ялаан. Я также обвиняю вас в незаконных махинациях на рынке высоких технологий и в подготовке к насильственному захвату власти в Содружестве.

Ивин блефовал, как никогда. Впрочем, его вдохновляло на это выражение лица Стокера.

— Ч-что вы хотите?

— Прежде всего, включите маяк и обеспечьте нам мягкую посадку. И без глупостей, не то пожалеете!

— Да, сэр.

— Вы освободите госпожу Ялаан. Надеюсь, она жива и здорова?

— Да, конечно…

— Прекрасно. Затем я хотел бы поговорить с вашим главным. С самим Основателем. Пусть явится хоть с того света!

Тома Стокера перекосило.

Металлические двери медленно разошлись в стороны, открывая путь в небольшой зал с многогранным мерцающим потолком — словно кристалл изнутри. Ивин сделал шаг вовнутрь. В то же мгновение пространство заполнилось тихим гудением невидимых машин. Прямо перед сыщиком вспыхнуло багровое сияние, быстро сформировавшееся в образ гигантского человеческого глаза. Глаз смотрел на Ивина.

— Фокусы с голографией, — пробормотал тот.

— Да, — ответил ему низкий голос, идущий со всех сторон. — И все же это я, Джозеф Овертон, говорю с тобой.

— Ты просто машина, которую запрограммировали так отвечать.

— Ты тоже — просто белковая машина, запрограммированная прошлым, средой и инстинктами. Но разница между нами есть — ты жив, а я нет. Мое тело заморожено, а разум заключен в сплетения микросхем. Тебя это не слишком шокирует?

— Эксперты сказали, что такая операция невозможна. Личность человека не может нормально функционировать в машине.

— Они правы. Вот уже сорок лет я схожу с ума — медленно, но верно. Мое сознание разрушается. Я замедлил этот процесс, погружаясь в сон на годы. Но время от времени мне приходится просыпаться. Я не могу оставить дело своей жизни на произвол судьбы.

— «ОверФонд»?

— «ОверФонд» — это только зародыш, клетка нового мира. Пока она растет и учится контролировать окружающую среду. Но у нее великое будущее, и я хочу увидеть его.

— Тебе нужно тело?

— Мне нужно только МОЕ тело. Пересадка в любое другое обернется шизофренией. А владыка Галактики должен быть здоров.

— Так за чем же дело стало? Твои приспешники не могут тебя разморозить и оживить? Или не хотят?

Послышался странный звук — то ли вздох, то ли смешок.

— Ты ничего не знаешь. Ты не знаешь, почему я отдал приказ сделать с собой ТАКОЕ. Так знай: я умирал от лихорадки кан-фаг.

Лев Ивин не сразу вспомнил, о чем идет речь.

— Лихорадка кан-фаг? Если не ошибаюсь, это болезнь диких аборигенов Зерры. Вы-то как могли ею заразиться?

— Так же, как и туземцы, — поедая мозг своих жертв.

Ивина пробрал озноб от ужаса и отвращения.

— Да, — продолжал чудовищный глаз. — Прежде, чем стать революционером, я принадлежал к «золотой молодежи». Думаешь, рассказы о пороках высшего света Империи — пустая болтовня? Нет, мы развлекались вовсю. И получили за это сполна… Проклятая зараза выжидала десятилетиями, чтобы потом нанести внезапный удар. Кан-фаг поражает нервную систему. Судороги, паралич, галлюцинации, безумие — все тридцать три удовольствия. Знаешь, если бы не наши детские шалости, Империя бы так просто не рухнула… Пока мое тело в ледяном сне, спит и болезнь, но если меня оживить, она быстро наверстает упущенное.

— А лекарства от кан-фаг не существует?

— Не существовало. Пока Дьорк не создал свой супервирус.

У Ивина возникло неприятное ощущение, что он пребывает в бесконечном кошмарном сне и никак не может проснуться.

— Ты удивлен? Да, я в курсе. «ОверФонд» наблюдал за Фонтау многие годы. В обществе массового иммунодефицита медицина должна развиваться наиболее интенсивно. Излучение Твибела в свое время было большим шагом вперед, но, как выяснилось, оно не убивает кан-фаг. Я возлагал большие надежды на проект вирусной мутации.

Однако меня предали. Люди, которые должны были помочь моему воскрешению, возомнили себя богами.

— Теперь уже ничего не поделаешь.

— Неправда. Король Тьюрии — сын Дьорка. В его жилах течет кровь мутанта. Если сделать переливание, я обрету новую жизнь и вечную молодость. С проклятием кан-фаг будет покончено.

— И что потом?

— Потом я поведу человечество вперед, к светлому будущему.

Больше это сделать некому. Ведь ваше Содружество — одно большое недоразумение, историческая случайность. Я предвижу великие войны, но через них придется пройти, чтобы достичь великой цели.

— Что же это за цель, которая требует таких жертв?

— Вторая Империя! — торжественно провозгласил людоед. — Она предсказана нам свыше. Она грядет. И каждый, кто встанет на ее пути, будет раздавлен колесом истории.

— Посмотрим, — улыбнулся сыщик.

— Уж не думаешь ли ты как-то помешать мне, человечек?

— Пока ты спал, один из твоих приспешников убил другого и сорвал всю операцию по захвату Хонста. Иштра освобождена.

Кстати, ты давно проверял температурный режим своих останков?

Ответом ему был нечеловеческий рев. Ивин усмехнулся про себя: Том старался вовсю — соскучился по приказам! Экстренное размораживание должно было привести к необратимым последствиям.

— Ты труп, Овертон.

— Ты сам скоро станешь трупом!

— Не понимаю, как это машина может испытывать такие эмоции!

Наступила гудящая тишина.

— Ты прав, — ответил совершенно невыразительный голос. — Я не могу позволить себе тратить остатки человечности на бесполезные переживания. На мне лежит ответственность за будущее Галактики. А ваши жизни ничего не стоят. Убирайтесь с моей планеты! Я погружаюсь в сон…

Голограмма задрожала и растворилась в воздухе. Шум машин стал стихать. Лев Ивин пожал плечами, повернулся и вышел из зала. Металлические двери закрылись за ним.

Над ступенчатой пирамидой Мавзолея холодно сияли звезды.

Самой яркой среди них было далекое Солнце.

— Куда теперь? — спросил капитан Шторм.

— Сначала на Землю, — задумчиво проговорил Лев Ивин. — Надо уладить некоторые формальности… А затем подбросим наших друзей на Фонтау. Или вы — своим ходом?

— Извини, Лев, — сказал Хонст, держа Иштру за руку, — но у нас другие планы.

— Какие?

— Мы уходим в иной мир. Туда, где родится наш ребенок. Отец откроет нам путь. Так исполнится предсказание.

— Что ж, — вымолвил Ивин, справившись с удивлением, — желаю счастья!

— Спасибо.

Наверху творилось что-то странное: звезды разбегались в стороны. Небеса разверзлись над Хароном, и царство мрака наполнилось светом. Люди почувствовали прикосновение чужого разума — могущественного, но не враждебного, взиравшего на них с теплотой и любовью. А когда все встало на свои места, они остались одни перед лицом Вечности.

Но это уже совсем другая история.

УРАГАН

Вот факт, который узнали все: рано утром ураган разрушил город Губерт. Это произошло 6 июня 99 года.

Вот факт, который не знал никто: Надежда Мира возродилась в городе Локус, и в тот же миг были воздвигнуты Незримые Стены.

Это произошло 1 мая 92 года.

Когда Девятый вошел в кабинет, там уже были двое (если не считать обязательного портрета Первого над столом): Третий терзал Тринадцатого. Казалось, никто не обратил внимания на вошедшего, и он уселся в стороне с независимым видом, положив ногу на ногу.

Тринадцатому вечно не везло. Его пересаживали из кресла в кресло, на этот раз доверили уж казалось бы совсем безобидное дело — руководить синоптиками, но и тут ему удалось проштрафиться. Впрочем, на самом деле, он был, разумеется, ни в чем не виноват.

Третьего Девятый не любил, но в последнее время приходилось иметь дело именно с ним, потому что Первый был вечно занят (как-никак Президент), а Второй мотался по заграницам, выпрашивая помощь и кредиты у могущественного Этленда.

Третий выглядел как колобок и вызывал гастрономические ассоциации. Обычно Девятому хотелось нарезать Третьего мелкими ломтиками и поджарить, он даже представлял себе кипящий жир на сковородке. На этот раз ему пришла в голову мысль, что неплохо бы принести Третьего в жертву Темным силам вместо черного козла и таким образом успокоить стихию.

— Что же это, а? — говорил Третий. — Как же это ты так? Да, не оправдал ты нашего доверия, не оправдал… На тебя было возложено! Сам Первый… — значительный взгляд на портрет. — Что же у тебя там за люди, а? Как же они так работают? Распустил небось… Проглядели. Компьютеры, понимаешь ли, техника… Опять же средства. Куда народные деньги идут, а?

Большинство вопросов были чисто риторическими. Что именно говорил Третий, было абсолютно неважно. На счастье Тринадцатого он внезапно переключился на Девятого:

— Ну, а ты? Ладно, наука у нас подкачала. Научные, значит, исследования. А как с антинаучными? Что там говорят твои эти… предсказатели, астрологи, шарлатаны твои?

— Будут большие землетрясения по местам, и глады и моры, и ужасные явления и великие знамения с неба. И море восшумит и возмутится. Люди будут гибнуть от страха и ожидания бедствий, грядущих на Вселенную, ибо силы небесные поколеблются, — с серьезным видом сказал Девятый. На лице Третьего застыло выражение растерянности, но потом так же быстро исчезло.

«Вспомнил, — подумал Девятый. — Еще бы!» Некоторое время назад, по случаю принятия Государственной Религии, Первый заставил всех изучать Священное Писание. Экзамены принимал сам.

— Ты вот, я смотрю, шутишь, — недовольно заговорил Третий.

— Шутник ты у нас… А ведь дошутишься. Ведь то же самое! Народ, понимаешь, ждет результатов, а где они?

— Как же? — притворно изумился Девятый. — Все было предсказано еще год назад. Помнится, я лично докладывал Первому, и господин Президент выразил глубокую озабоченность.

— Да? Ну, может быть… Посмотрим. И ты у себя посмотри.

Сейчас что важно? — Третий хлопнул ладонью о стол. — Ну, восстановление там, спасение — этим займутся. А вот чтобы такое не повторилось. Ты изучи этот вопрос. Вообще, со всякими этими… явлениями природы.

— Будет исполнено, — Девятый встал и слегка поклонился. Он оставался в таком положении, пока Третий не покинул кабинет.

Тогда он разогнулся и, подойдя к Тринадцатому, пожал тому руку.

— Будем работать вместе, — сказал Девятый. — Для начала передашь моим людям всю необходимую документацию…

Говоря о предсказании годичной давности, Девятый блефовал.

Впрочем, он нисколько не сомневался, что при желании всегда можно будет найти что-то похожее: предсказания были столь многочисленны и разнообразны, что правительство давно махнуло на них рукой и практически не принимало всерьез. Девятого волновало другое. Большие надежды он возлагал на группу Ариля, и сейчас почти любовался этим человеком, с легкой завистью сознавая, что перед ним — настоящий энтузиаст своего дела.

— Ураган пришел с Западного моря, — говорил Ариль, двигая указкой по карте, — вот из этого района.

— Чья это акватория, наша?

— Нет, это воды Этленда.

— Хорошо, продолжай.

— Это совершенно пустой район, ни единого островка. Среди моряков пользуется дурной славой. Здесь бесследно исчезло несколько этлендских кораблей, а во времена Оккупации — ассорская подводная лодка.

— Интересно. Впрочем, вряд ли это имеет отношение к делу.

— Да. Вот снимки, сделанные со спутников. По ним можно восстановить всю картину происшедшего. Смотрите, вот снимок от 4 июня. Картина облачности довольно обыкновенная. Над морем — циклон. Вот 5 июня: картина меняется, причем довольно странным образом — возникает некая структура…

Девятый ничем не выдал своих чувств, но внутренне содрогнулся, потому что узнал магический знак. Неужели все возвращается? Нет, это просто совпадение.

— И вот утро 6-го. Процесс развивается с необычайной скоростью — всего за несколько часов. Формируется компактное возмущение с четкой спиральной структурой, оно движется на восток. Вот спираль разворачивается, образуется фронт. Вот он обрушивается на Губерт. Далее картина довольно хаотическая…

Вот еще странное обстоятельство: уже позднее был зафиксирован встречный воздушный поток — с востока на запад. Это видно и на фотографиях: вот это завихрение и это…

— Ну что ж, — задумчиво сказал Девятый. — Ты хорошо поработал. Теперь скажи мне: могло ли Метеобюро предсказать Ураган вчера или позавчера на основе имевшейся тогда информации?

— Нет, — решительно заявил Ариль. — Это было совершенно непредсказуемое, аномальное явление. Синоптики не виноваты. По их расчетам получается спокойная теплая погода с переменной облачностью и слабым ветром.

— Думаю, стоит выделить это отдельным пунктом, — сказал Девятый, — а то беднягу Тринадцатого совсем заклевали… Ладно.

Теперь вот что: может ли все это повториться?

— Крайне маловероятно.

— Нам нужно знать точно.

Когда Ариль ушел, Девятый вызвал Джею. Это была еще нестарая женщина южной внешности.

— Послушай, — сказал Девятый. — Обычно мы с тобой разыскиваем людей, но теперь другой случай. Это снимки Урагана, разрушившего сегодня утром Губерт. Попробуй извлечь из них информацию. Это очень важно.

— Я попробую, — сказала Джея. Она закрыла глаза, вздохнула, и ее тонкие пальцы затрепетали над глянцевой поверхностью фотографий. Вот она коснулась их, и через мгновение дыхание ее пресеклось.

— О, Боже! — прошептала она.

— В чем дело?

— Не понимаю. Ведь это просто облако, пар, ветер?

— Конечно.

— Нет, тогда это что-то другое.

— Что?

— Человек… Нет, не человек. У него все другое. Но он живой, не мертвый. У него есть душа, есть воля… Ужасно: он хочет убивать. Нет, разрушать…

— Продолжай, — сухо сказал Девятый. Пальцы Джеи затрепетали над очередной фотографией. Она не успела ее коснуться, как вдруг вскрикнула, точно от сильной боли.

— Ужасно! — воскликнула она. — Этот город… Люди…

Страдания, боль — невыносимо. Он причинил им зло.

— Дальше, — сказал Девятый. Остались последние снимки, где Урагана уже не было видно.

— Он ушел, — с облегчением сказала Джея. — Ушел обратно.

— Рассеялся? Умер?

— Нет, он жив. Он устал и ушел обратно, в море. Он радуется, что разрушил город…

Девятый уже не слушал. Он понял все. Он сидел в оцепенении и смотрел на Джею невидящими глазами. «Да, — думал он. — Это не конец, а только начало.»

Шоссе текло навстречу как река. Солнце светило прямо в глаза, но темный щиток превращал его просто в круглое пятно.

Снаружи было жарко и душно, а внутри — свежо и прохладно. Можно было расслабиться и отдохнуть, но Девятому мешали мысли. Он почему-то стал думать о предшественниках — они ездили на этих же машинах, ходили по тем же коридорам, сидели в тех же креслах.

Они были ставленниками Ассора и вызывали жгучую ненависть тогда еще юных членов Организации. Впрочем и тогда, в подполье, Первый уже был Первым, а Третий — Третьим… Девятый задремал, а когда проснулся, они уже подъезжали к Губерту или, вернее, к тому, что от него осталось.

Здесь Девятому вдруг стало плохо: он почувствовал, как по краю его сознания прошла тень, и испугался, потому что чувство это было ему хорошо знакомо. Было ли это безумие или влияние какой-то реальной силы, он не знал, но чувствовал чужую, нечеловеческую волю, пытавшуюся подчинить его себе. Это началось давно, еще тогда, когда молодой исследователь вышел за грань науки и с юношеским азартом вторгся в область запретного знания, тем самым, быть может, навсегда погубив свою бессмертную душу…

Тень покружила вокруг и ушла в глубины подсознания. Девятый положил под язык валидол, поднял голову и начал смотреть по сторонам: начинался Губерт.

Только здесь он понял весь масштаб катастрофы. Информация начала поступать только через несколько часов после происшедшего, и этого времени хватило Четвертому, чтобы взять прессу под контроль. Было сделано все, чтобы представить это как событие хотя и трагическое, но рядовое.

Президент выступил по радио и телевидению: его слушали прямо на развалинах. Он скорбел, соболезновал и обещал. Девятый с удивлением понял, что чувства Первого во многом искренни.

На руинах бурлила жизнь. С большим энтузиазмом работали добровольческие спасательные отряды из Этленда, мелькали их яркие куртки, производя скорее праздничное впечатление. Кроме трупов, было много раненых и просто пострадавших. Когда к вышедшему осмотреться Девятому подошел очередной оборванец с безумными глазами и что-то залепетал, тот брезгливо оттолкнул его и решил заняться делом. Он вернулся в машину, где его ждали Ариль, Джея и еще Юос — молодой человек, альбинос со слезящимися глазами.

— Итак, за работу, — сказал Девятый. — Юос, мы на месте происшествия. Ты готов?

— Мне страшно, — ответил Юос.

— Послушай, — проникновенно заговорил Девятый. — Это очень важно. Речь идет о жизни людей. Это твой долг.

— Хорошо, — сказал Юос. — Но тогда надо ехать в другое место.

Другое место оказалось на площади перед развалинами церкви.

Это была одна из свежепостроенных церквей, воздвигнутых на волне Духовного Возрождения, но из весьма некачественных материалов.

«Воры», — умилился Девятый. Он полюбовался на руины, а потом сказал Юосу: — Начинай.

Юос закрыл глаза и сделал несколько неверных шагов по растрескавшимся плитам. Он делал странные движения руками и как будто что-то напевал. Девятый напряженно следил за ним. Разум Юоса должен был уйти в прошлое и установить контакт с Ураганом.

Внезапно Юос закричал, нет — заплакал, как маленький ребенок. Его плач эхом отозвался в разрушенных стенах. Потом Юос упал и забился в конвульсиях. Джея поспешила ему на помощь. Она обняла его, прижала голову к груди и зашептала молитву. Юос утих.

— Он в шоке, — сказал Девятый. — Ариль, помоги перенести его в машину. Джея, приведи его в чувство. Мне нужна информация.

Дело шло к вечеру. Солнце садилось в багровую дымку, ветер принес с моря прохладу и свежесть. Приближающаяся ночь смягчала людскую боль. Юос заговорил:

— Это было ужасно. Я был там. Я видел Ураган. Я поймал его в паутину. Я знаю, что будет дальше.

— Что?

— Он ушел в море, чтобы восстановить силы. Скоро он придет снова. Он будет идти на восток — все дальше и дальше с каждым разом.

— Какие города на очереди?

— Барна, Сантис, потом Унев… — сказала Джея. — Мы выяснили это по карте.

— Но главная его цель — Локус, — с волнением произнес Юос.

Повисла тишина. Потому что Локус был центром, столицей Независимого Государства, его душой, его сердцем.

Девятый молча вылез из машины и подошел к Арилю. Тот сидел на бетонном обломке и курил.

— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил Девятый.

— Обыкновенная грозовая туча содержит в себе энергию двух-трех атомных бомб, — Ариль стряхнул пепел, — и в этом нет ничего удивительного. Но здесь… я впервые вижу, чтобы энергия была израсходована так целенаправленно.

— Джея говорит, что Ураган живой, и у него есть душа.

— Вы знаете, — хмыкнул Ариль, — что в мистике я ничего не понимаю. Моя область — атмосфера. Должен вам сказать, что это тоже бездна тайн. Да, могут существовать сложные самоорганизующиеся структуры… В каком-то смысле они живые, хотя это, пожалуй, слишком сильно сказано.

— Может ли такая структура целенаправленно уничтожать города?

— Да, если в этом состоит жизненный цикл Урагана: зарядка — разрядка.

— Не понимаю.

— Люди время от времени принимают пищу, и с ней — энергию, а потом разряжаются — и в этом состоит их жизненный цикл. Ураган заряжается в море и разряжается на суше.

— Почему бы ему не разрядиться в горах, в лесу или в степи?

— Возможно, это дело вкуса.

Девятый не стал уточнять, что имел в виду Ариль. Он тоже закурил, и минут пять прошло в молчании. Потом Девятый сказал:

— Юос утверждает, что Ураган хочет уничтожить Локус.

— Вот как? Тогда у него ничего не выйдет.

— Почему?

— Потому что Локус окружают Незримые Стены.

— А еще говорил, что не мистик! — рассердился Девятый.

— Это не мистика, — возразил Ариль. — Незримые Стены существуют. У нас есть аппаратура, которая их регистрирует.

Другое дело, что природа Стен неясна.

— Ты объясни сначала, что это такое.

— Незримые Стены защищают Локус от любых стихийных бедствий, мало того — даже от геофизических возмущений гораздо меньших амплитуд. Их энергия либо отражается, либо уходит в Космос. Так что нам бояться нечего.

— Третий будет доволен, — пробормотал Девятый.

Последним обстоятельством Третий действительно был доволен.

— Молодец, да, молодец, — приговаривал он. — Хорошо поработал, я Первому доложу…

— Вероятно, следует принять некоторые меры по защите городов из представленного мной списка, — кротко сказал Девятый.

— Да. Барна… как неудачно! Самый сезон, туристы… Что же делать-то, а?

— Осмелюсь предложить использование атомных бомбоубежищ.

— Ну… не слишком ли? — протянул Третий, но Пятый, который присутствовал при разговоре (еще был Тринадцатый, но его только обрадовали реабилитацией и отпустили), и в течение доклада молча смотрел на Девятого металлически-серыми глазами, вдруг произнес:

— Да, мы тоже думали об этом, — затем встал и продолжил: — У меня к тебе два вопроса. Во-первых, не может ли быть так, что Ураган — это новое оружие?

— Оружие? — удивился Девятый. — Чье?

— Во всяком случае, не наше, — вздохнул Пятый. — Ладно.

Во-вторых, можно ли уничтожить Ураган?

— Боюсь, это не в наших силах.

— Ну, а если ядерным зарядом?

Наступила тишина. Все представили себе эту картину.

— Возможно, — неуверенно сказал Девятый. — Но, может быть, сбросив бомбу на Ураган, мы породим еще более страшное чудовище.

Кроме того, радиоактивное заражение… Мы получим вторую Полынь.

— Ладно, — сказал Третий. — Ты иди, а мы еще обсудим.

Девятый вышел из кабинета и пошел по коридору. «Локусу ничего не грозит, — думал он. — Мы все будем отсиживаться здесь, пусть вся страна обратится в пустыню.» Он представил себе город

— страшный мегаполис, древний динозавр, уродливый спрут, захватывающий все новые территории. Город, где не рождаются здоровые дети, куда люди со всей страны съезжаются умирать.

Ядовитое чудовище со смертоносным дыханием. Кто и зачем охраняет тебя? Тут Девятый вновь почувствовал тень на краю сознания и понял, что близок к разгадке.

В этот момент перед ним неизвестно откуда возник Пятый.

Глядя прямо в глаза, он спросил:

— У тебя есть еще соображения по части гражданской обороны?

— Да, — сказал Девятый. — Но, боюсь, вам не понравится.

Надо рисовать вот это, — и он вычертил пальцем в воздухе пятиконечную Звезду Ассора.

Пятый кивнул и исчез.

Предсказания Юоса сбывались с поразительной точностью.

Благодаря принятым мерам число человеческих жертв значительно сократилось, но материальный ущерб от Урагана рос с каждым днем, и конца этому не предвиделось. Казалось, в стране идет война, в которой Независимое Государство терпит одно поражение за другим.

Девятый собрал свою команду. Он был зол — перед глазами все еще маячила сердитая физиономия Третьего: «Это надо прекратить, да!» Девятый и сам понимал, что надо, но как?

— Итак, — сказал он, — перед нами поставлена задача прекратить… деятельность Урагана. В случае необходимости, нам будет предоставлена материальная и техническая помощь, — последние слова он произнес скептически. — Есть предложения?

Ответом было молчание.

— Ариль!

— Не знаю. Надо его разрушить. Может, попросить у Этленда пару ракет — говорят, у них остались…

— Нет. Это опасно для нас.

— Тогда химическим путем. Можно попробовать его засеять…

Ассорцы в свое время проводили такие эксперименты.

— Хорошо, я доложу Пятому.

— Бесполезно, — покачала головой Джея. — Это явление иного порядка.

— Он не успокоится, пока не разрушит Локус, — сказал Юос.

— Да, но Локус ему не взять, — возразил Ариль.

— Хотите сказать, что он будет ходить вокруг да около?

— Да.

Девятый вздохнул. Потом он сказал:

— Необходимо выяснить, что такое Незримые Стены, и найти способ управлять ими. Другого пути победить Ураган я не вижу.

— Вы хотите установить их везде? — удивился Ариль.

— Работайте, — жестко сказал Девятый и вышел из кабинета.

В тот же день он узнал, что два боевых самолета, посланных применить против Урагана химическое оружие, не вернулись на базу. Они бесследно исчезли в серой клубящейся мгле.

А кончилось все так же быстро, как и началось. Мелодия была сыграна, но на последнем аккорде лопнула струна.

— Все мы смертники, — говорил Девятый. — Мы — те, кто идет в неизвестное, не оглядываясь назад. Так же в свое время химики травились ядовитыми газами, а физики зарабатывали лучевую болезнь. Для нас не существует техники безопасности, а только жажда знания и веление долга…

Девятый говорил это над постелью Юоса — и говорил так хорошо, что тот заплакал, а потом заснул. Юос умирал. Болезнь его была неизвестна науке, она была уделом немногих избранных, ходивших запретными тропами невидимого мира. За знание пришлось заплатить страшную цену.

Место на карте было обозначено красным крестиком.

— Здесь живет Надежда Мира, — сказала Джея. — Вот ее точный адрес, — она подала Девятому бумажку.

— Что такое эта Надежда Мира?

— Мы не знаем. Мы узнали только ее имя, зато настоящее. Это она держит Незримые Стены, никто другой не имеет над ними власти. На ладонь Девятого лег небольшой кристалл. — Это талисман, он должен принести удачу, — сказала Джея. — Я зарядила его для вас.

Юос проснулся и позвал Девятого. Тот подошел и удивился выражению глаз больного: он смотрел недоверчиво-восхищенно, как будто только что узнал про Девятого что-то удивительное.

— Возьмите… Там… Нож…

Может быть, кому-то Девятый и мешал жить, но умирать он не мешал никому. Поэтому он выполнил просьбу. Дрожащими пальцами Юос взял нож, проверил остроту лезвия и зашептал что-то одними губами. Потом он сказал:

— Возьмите его с собой… Вы должны… — и замолчал.

Его завод кончился.

С момента, когда он обрел талисман, Девятый чувствовал, что тот даст ему больше, чем думала Джея. Но процесс пошел, и Девятый уже ничего не мог сделать. Неведомая сила поднималась из глубины его «я», и все ярче горел неземной свет в глубине кристалла. И миг настал: Девятый утратил одиночество и обрел единство. Его больше не волновал вопрос, раб он Бога или Дьявола, или же стоит принять теорию, по которой Высшие силы имеют свои, высшие интересы, несводимые к добру или злу в человеческом понимании. Теперь он был звеном в бесконечной цепи, узлом космической паутины. В нужном месте и в нужное время он снова стал человеком, но уже не надолго.

Девятый умел располагать к себе. Это «начальство» явно было добрым, и старуха-привратница разговорилась:

— Уж така она и родилась. Мать-то ее пьяница была — упокой, Господи, ее душу. Отец на заводе работал… Така и родилась. Не говорит, не ходит… А только смотрит. Жалостливо так, аж за душу берет. Ну, смотрим за ней. Когда чего и покушать принесут… Свет не без добрых людей.

— Мы это так не оставим, — говорил правильные слова Девятый, пытаясь сосредоточить свое внимание на той, что лежала перед ним: полудевочке-полустарушке в лохмотьях, со сморщенным личиком.

Они остались одни. Он долго смотрел на ее неподвижное, скрюченное тело, из которого сияли ясные голубые глаза, и ощущение чудовищного противоречия захватило его.

— Почему?.. — пробормотал он. — Почему?

Ответ пришел, как дуновение ветра: произошла ошибка. И Надежда Мира вошла в тело, что было убито еще до рождения. И город был недостоин стать Градом Надежды, ибо он совершил это, и не было ему прощения.

— Сейчас, — сказал Девятый. — Сейчас я освобожу тебя.

В руке его блеснул нож. Он легко вошел в мягкую плоть.

Последний раз вспыхнули и погасли голубые глаза.

Некоторое время Девятый стоял и смотрел, пока не понял, что перед ним уже не живое существо, а лишь сгусток материи, для которого остановилось время, чтобы потом пойти вспять — вплоть до распада на атомы и слияния с вечностью.

Его поразило также, что как будто ничего не изменилось в мире, но пришло знание: да, Надежда покинула его, чтобы возродиться в другом месте и в другое время, а пока Незримые Стены пали, и ничто не мешает свершиться Каре Небес.

Девятый поднял глаза и увидел, как стремительно темнеет небо на западе. Тогда он закричал. Он кричал до хрипоты, и небо отзывалось раскатами грома.

— Иди! Иди… Возьми меня!.. Вот я…

Ему дано было увидеть все: как развернулась черная спираль, как надвигался бездонно-серый, бешено клубящийся фронт, как сверкали белые молнии, как чудовище выпускало щупальца и шарило ими по вскипевшей земле, и дома рушились, как детские кубики. И только когда воздух вдруг стал так плотен, что невозможно было дышать, он издал свой последний хрип и, хватаясь бледной рукой за воротник, упал в лужу чужой крови.

В этот день Ураган уничтожил Локус — Город Несбывшихся Надежд.

ПОСЛЕДНИЙ ЛЕГИОН

Безымянный сидел на пригорке и развлекался бросанием камешков, взметавших маленькие фонтанчики лунной пыли. Он прошел долгий путь и немного устал.

— Одумайся, — раздался голос за спиной.

— А, это ты, — произнес Безымянный. — Иди сюда, нечего изображать глас судьбы.

Неизвестный ничего не ответил и не появился.

— Ну, как хочешь, — пожал плечами Безымянный. — Что скажешь новенького?

— Отступись. Луна слишком велика для тебя: ты не найдешь того, что ищешь, и за тысячу лет.

— Мне некуда спешить, — усмехнулся Безымянный. — Я ведь бессмертен — этого вы не смогли у меня отнять.

— Мы верны заветам Древних.

— Вы просто слабы.

Неизвестный смолчал, переваривая оскорбление, потом заметил:

— Ткач покинул нас, и Круг разомкнут.

— Ах, покинул! — иронически протянул Безымянный. — Нет, я убил его. Вы никак не хотите этого признать. Он был негодным Ткачом — иначе как бы я смог его убить? И я знаю, почему вы не хотите оставить меня в покое: вам не хватает силы, вам не хватает меня. Вам нужен новый Ткач, имеющий волю к великим свершениям. Что ж, признайте мою победу — и я вернусь.

— Никогда! — возмутился голос. — Ты останешься изгоем, лишенным имени. Вина твоя чудовищна — ты передал людям запретные знания и развязал мировую войну.

— Я хотел возродить цивилизацию моих предков.

— Не стоило ворошить ее прах. За это ты проклят Кругом.

— Разомкнутым?

— Мы достаточно сильны. Мы смогли остановить вторую мировую войну и предотвратить третью.

— Вызвав десятки мелких? Без Ткача у вас все идет вкривь и вкось. Так что подумайте над моим предложением — я вас не тороплю.

— Никогда! — повторил голос. — Никогда!

Безымянный расхохотался.

Сэм Бронштейн смотрел на змеящиеся по экрану кривые и испытывал крайне неприятное ощущение — неясной тревоги и полной беспомощности. Хотя, казалось бы, ничего страшного не произошло: просто изменились параметры пульсаций.

Еще в прошлом веке, пролетая над Морем Дождей, космические аппараты зарегистрировали гравитационную аномалию.

Предположительно, она была вызвана залежами вещества повышенной плотности, которые были названы масконами. В новом столетии, когда вопрос об освоении Луны переместился из области фантастики в сферу жизненных интересов, о масконах вспомнили снова. Разгоряченному воображению мерещились горы урана — фантастическое богатство.

Повторные исследования повергли научную общественность в шок: гравитация не только была повышенной, но имела ярко выраженную колебательную составляющую со спектром от нескольких часов до нескольких секунд. Этого не могла объяснить ни одна из существующих теорий Луны.

Сэм Бронштейн потратил несколько лет на изучение феномена пульсаций, он добился участия в проекте «Эльдорадо», он предавался безудержному научному фантазированию, но ни одна из его безумных идей не была достаточно безумной, чтобы дать объяснение происходящему.

А теперь параметры пульсаций изменились. Сэм почувствовал, как бьется сердце, словно пытаясь вырваться из грудной клетки.

«Спокойно, — сказал он самому себе. — Еще ничего не произошло.»

В голову неожиданно пришла дикая мысль: Луна тоже волнуется, поэтому ее сердце забилось чаще. Бред какой-то!

Сэм плавным движением поднялся из кресла и уже привычными осторожными шагами (дабы не врезаться в потолок) направился вдоль по коридору, освещенному лампами дневного света. Он добрался до нужной двери и постучал:

— Герр Вейль, можно к вам?

— Заходите, коллега.

На экране, занимавшем половину стены, среди россыпи звезд в черноте мирового пространства сиял огромный голубой шар Земли.

Это было не только красиво, но и очень удобно: профессор Отто Вейль занимался метеорологическими наблюдениями.

— Скажите, вы не наблюдали в последнее время каких-то необычных явлений?

— Нет, — Вейль оторвался от бумаг и близоруко сощурился на вошедшего, — а в чем дело?

— Резко изменился характер гравитационных колебаний.

— Когда?

— Сегодня. Час назад.

Профессор вынул из кармана очки, протер их и нацепил на нос.

— Знаете, коллега, в последнее время я убедился, что между Землей и Луной существует куда более тесная связь, чем думали раньше. Приливы и отливы — только верхушка айсберга; имеют место и куда более тонкие волновые эффекты, энергетику которых я пытаюсь понять. Возможно, со временем сегодняшние события действительно как-то скажутся на динамике земной атмосферы — я не исключаю такой возможности. Спасибо, что предупредили.

— Не стоит, — махнул рукой Сэм. — Знаете, Вейль, мне как-то не себе. Для физика эта пульсация сама по себе большая чертовщина. Но к ней уже привыкли. А теперь что-то происходит, и невозможно понять, что именно.

— Что говорит по этому поводу теория?

— Нет никакой теории! Одни гипотезы. Самая простая — колебание подлунных масс. Но какая сила это делает? Другая гипотеза — трансформация тепловой или электромагнитной энергии в гравитационную. Но каков механизм?

Профессор понимающе кивал головой.

— Ладно, — вздохнул Сэм. — Простите, что побеспокоил.

Он хотел еще зайти в лабораторию Хито Кимуры — маленький японец занимался изучением солнечной активности, но передумал и направился в рубку. Там его встретила ослепительная улыбка Нгоро Мбонга — жизнерадостный негр сидел за пультом управления.

— Как дела, Сэм?

— Так себе, — буркнул тот. — Что там с бурилкой?

— Да все так же: базальт, — Нгоро ткнул пальцем в показания приборов. Лазерный бур давно прошел предполагаемую отметку. — Похоже, нет здесь никакого урана. Кому-то это сильно не понравится.

— Твои хозяева с тебя шкуру спустит, — пошутил Сэм.

— Поживем — увидим.

— А что наш русский друг-художник?

— Все гуляет. Любуется пейзажем, — Нгоро кивнул на один из экранов, по которому медленно ползла светящаяся точка. — Интересно, почему русские такие чудаки?

Море Дождей — местность совершенно сухая. Это равнина в северной части видимой стороны Луны, кое-где пересеченная трещинами, змеевидными гребнями давно застывшей лавы и полуразрушенными горками мелких кратеров. На одну из таких горок потихоньку взбирался Георгий Васнецов, русский художник.

Здесь, на станции «Эльдорадо», его прозвали Джо, а дома звали Гошей. Да и возраст не тот, чтобы величать Георгием Павловичем. Когда-нибудь потом, когда он станет знаменитостью…

А нужно ли ему это? Не ради славы и не ради денег избрал он свой путь. Только здесь, вдали от дома, он ясно понял: всю жизнь его вела непонятная сила; неведомый голос внушал: ты должен что-то сделать.

Ты должен что-то вспомнить — нашептывал он теперь. Художник жил как во сне. Восхищение лунным пейзажем, с его резкими переходами от света к тени, странными цветами и звездной бездной над головой, сменилось чувством: все это уже было когда-то. Но когда? Георгий перебрался через горку и увидел нечто странное.

Это был самолет, наполовину зарывшийся в рыхлый лунный грунт и слегка присыпанный сверху пылью. Казалось, он потерпел аварию только вчера. На серебристом крыле жирным пауком чернела свастика.

На мгновение художнику показалось, что свет померк, и черный паук увеличивается в размерах, пытаясь своими четырьмя лапами влезть в его мозг. Потом наваждение спало, и только кровь глухо стучала в висках. Остались простые человеческие мысли: самолеты ведь вроде не летают в безвоздушном пространстве, как же этот попал сюда? Когда и как потерпел аварию? И какая сволочь посмела украсить его фашистским знаком в наш просвещенный XXI век?

Любопытство оказалось сильнее отвращения, и Георгий подошел поближе. На корпусе самолета можно было различить замысловатые готические буквы, складывающиеся в надпись по-немецки: «Зеленый дракон». Художник усмехнулся про себя: вот сюжет для картины — Георгий и дракон. Правда, трактовка очень уж отличается от классической.

Какая там кнопка связи? Кажется, третья справа. Вот. Через пару секунд в наушниках раздался голос Нгоро:

— Слушаю тебя, Джо.

— Привет. Я тут нашел кое-что.

— Уран?

— Нет, самолет.

— С тобой все в порядке?

— Не веришь? Смотри, сейчас я включу изображение. — Вслед за щелчком последовали удивленные возгласы со станции.

— Ладно, ребята, — сказал Георгий. — Я возвращаюсь.

Все пятеро обитателей «Эльдорадо» собрались в рубке.

Реакция на находку была разной: Нгоро и Сэм были заинтригованы, Отто Вейль почему-то нервничал и без конца протирал очки. Кимура был невозмутим, как всегда.

— Не могут самолеты летать в Космосе, — доказывал художник.

— Конечно, Джо, если это не маскировка для ракеты.

— Какой смысл в такой маскировке? И почему мы ничего не слышали об аварии? Не так уж много лунных экспедиций.

— Вы исходите из неверной предпосылки, — подал голос Вейль, — что самолет потерпел аварию недавно. Я полагаю, что он лежит там уже около ста лет, а точнее — с сороковых годов двадцатого столетия.

— Значит, это действительно фашистский самолет? — удивился Сэм. — Но ведь у Гитлера не было космонавтики! Разве что «Фау-2», да и то…

— Я только высказал свое мнение, — вздохнул профессор. — На этот счет существуют некоторые легенды… Впрочем, ничего определенного. Думаю, возраст самолета легко определить по состоянию его поверхности: какое-то время она подвергалась микрометеоритной эрозии.

— Хорошая мысль, — кивнул Нгоро. — Но сначала следует сообщить о находке на Землю.

Отто Вейль помрачнел еще больше, поднялся и ни на кого не глядя, вышел из рубки.

— Что это с ним? — удивился негр.

— Все-таки речь идет о его предках, — заметил Сэм. Ему тоже стало не по себе: он вспомнил о судьбе своих предков.

— Вы должны открыть люк, извлечь контейнер и перенести на станцию, после чего получите дальнейшие инструкции.

— Да кто вы такой, чтобы нам приказывать? — проворчал Нгоро.

— Я специальный уполномоченный Совета Безопасности ООН. Моя фамилия Сиверс. Вы должны точно выполнять мои инструкции.

Все было не так в этом сеансе связи: после сообщения о «Зеленом драконе» и переданных видеокадров связь вдруг прервалась, а потом на экране появился неприятный тип с холодным гипнотизирующим взглядом и начал командовать.

— Мы хотели бы получить разъяснения, — заявил Сэм Бронштейн. — Что это за самолет и что за контейнер?

— Это секретная информация. Делайте то, что вам говорят.

— О'кей, — сказал негр и выключил экран. — Кто пойдет за контейнером?

— Я могу показать дорогу, — предложил Георгий.

— Спасибо, Джо, — кивнул Сэм. — Пойдем вместе: мне жутко интересно.

Через некоторое время он стоял рядом с самолетом и осторожно водил рукой по обшивке.

— Похоже, старик прав. Здорово разъело.

— Не нравится мне этот «Дракон».

— Мне тоже, — Сэм прицелился и выпалил из бластера. В то же мгновение люк распахнулся изнутри, выпуская облако изморози.

Внутри было темно. Сэм залез первым, включив лобовой фонарь, и вскоре в эфире прозвучало: — Принимай груз.

Большой металлический куб медленно вывалился из чрева «Зеленого дракона» и неторопливо начал свое падение. Георгий подхватил его. Следом вывалился Сэм.

— Тут полно, каких-то знаков. Тебе это ни о чем не говорит?

— Нет.

— Ладно, понесли. Что там еще скажет этот Сивере…

На станции их ждали.

— Вот он, голубчик, — сказал Сэм, опуская куб посреди комнаты. — Какие там дальнейшие инструкции?

— Никаких, — развел руками Нгоро. — Связь снова прервалась.

— Над Флоридой сильная гроза, — сообщил метеоролог.

— Думаете, поэтому? Ладно, подождем. А пока посмотрите: кто-нибудь может разобрать эти знаки?

Контейнер был покрыт в несколько рядов выгравированными на поверхности символами и изображениями фантастических животных.

Сверху, на крышке, был всего один знак, похожий на букву «А», только вместо перекладины была стрелка, идущая от основания правой ножки к середине левой.

— Это магия, — глаза Мбонга сузились. — Древняя магия.

Японец улыбнулся, но не произнес ни слова.

— Чушь! — воскликнул физик. — Я спрашиваю серьезно.

— Аненербе, — тихо сказал Вейль. Все обернулись к нему, так странно прозвучал голос профессора. — Это руны Аненербе. Легенды подтверждаются.

— Что такое Аненербе? — спросил художник.

— Долго рассказывать. При Гитлере они занимались оккультными исследованиями и черной магией. Значит, им удалось отправить самолет на Луну…

— Чушь! — повторил Сэм уже не так уверенно.

— Что там может быть внутри?

— Возможно, чаша святого Грааля, — Отто Вейль подошел к загадочному контейнеру и медленно провел пальцем по стрелке.

Ничего не произошло.

— Давайте, я попробую, — предложил Георгий. Он проделал те же самые манипуляции, и на мгновение знак вспыхнул зеленоватым огнем. В наступившей тишине, заполненной лишь гулом машин, художник снял крышку.

— Чаши здесь нет, — отметил Сэм. — Только старая книга и коробка с солдатиками. Что вы на это скажете?

— Закройте! — прохрипел вдруг старый профессор. — Ради всего святого!

— Почему, герр Вейль?

— Закройте. Проведите по стрелке… в обратную сторону.

Георгий выполнил эту несложную операцию, но крышка не закрылась.

— Это конец, — обреченно сказал метеоролог. — Как, вы говорите, звали того человека? Сиверс? Ну конечно… — и он удалился шаркающей походкой, бормоча себе под нос что-то по-немецки.

— Немного того, а? — негр покрутил пальцем у виска. Никто ему не ответил.

В ночь, наступившую за днем, полным событий, художнику снились странные сны. Он видел места и людей, которых прежде не знал. Он видел вечные снега высоких гор, выжженные солнцем пустыни и влажные джунгли, скрывающие развалины храмов. В последнем своем сне он видел станцию «Эльдорадо» — по коридорам двигалась тень, она вошла в рубку, склонилась над раскрытым контейнером и вытащила древнюю книгу. Негромкий голос начал читать заклинание, и с каждым словом к нему прибывала мощь, а комната заполнялась призрачным зеленоватым светом.

Когда Георгия разбудили, он решил, что это продолжение сна.

Потому что над ним склонились два скелета в черной форме СС.

— Подымайся, — сказал один из них, тыча в лицо дулом автомата. — Пошел, русская свинья!

В рубке стало тесно: по углам стояли скелеты-автоматчики, держа под прицелом пятерых ошеломленных людей, а появившийся неизвестно откуда шестой презрительно смеялся. Это был высокий мужчина в зеленом плаще и с рогатой шапкой викинга на голове.

Голубые глаза горели холодным огнем.

— Убогие материалисты! — сказал человек, отсмеявшись. — Вы, конечно, пытаетесь сейчас придумать какое-либо рациональное объяснение происходящему? Не напрягайтесь, все равно ничего не выйдет.

— Я ждал этого, — произнес Вейль.

— Ну, разумеется, профессор! Вы сами открыли дорогу Силе и моим солдатам. Объясните это вашим друзьям.

— Существует легенда, — хрипло заговорил немец. — После разгрома фашистов последний легион во главе с фюрером переместился на Луну — мистическую родину арийцев. Он вернется в конце времен, чтобы принять участие в последней битве.

— Все верно, — кивнул пришелец. — Но на этот раз я сам возглавлю его. Их недоумок-фюрер не оправдал моих надежд. И во-вторых: я не потерплю на своей земле черномазых и жидов. — В то же мгновение прозвучали две автоматные очереди. Сэм и Нгоро упали к ногам захватчика и обагрили его плащ кровью.

— Хорошее начало, — облизнулся пришелец. — А остальных я призываю присоединиться к моему воинству.

— Проклятый фашист! — с ненавистью выдавил из себя Георгий.

— Мои предки сражались с твоими легионами и победили их!

— Ну да! — развеселился «викинг». — За Родину, за Сталина!

Художник побагровел и бросился на него, но неизвестная сила отшвырнула его на пол.

— Я хотел бы побеседовать с вами, уважаемый господин, — вежливо поклонился Кимура. — Мы ведь даже не знаем вашего имени.

— Я Высший Неизвестный. Я взял себе имя Зигфрид — зовите меня так.

— В чем цель вашего великого похода? И зачем вам мы, ничтожные смертные?

— Я буду править миром. Моя цивилизация возродится. А вы мне поможете. Я осмотрел тот хлам, что вы называете техникой, — здесь есть все, что нужно. Я начну осуществлять свою власть над Землей отсюда. Для начала устрою небольшой потоп. Ураганы, цунами, тайфуны — все пойдет в ход.

— Профессор, что он говорит? Это действительно возможно? — в ужасе проговорил Георгий.

— Да, Джо, это так.

— Вы поможете мне собрать установку, Отто. Покажите себя настоящим арийцем, и вам откроется путь в Вальхаллу, где пируют боги и герои.

— Потоп, — бормотал художник. — Снова потоп…

— Святой учитель Махаяма сказал: «Море дождей прольется на Землю», — сообщил японец.

— Вот как? — заинтересовался Зигфрид. — Пожалуй, мне стоит с ним познакомиться.

— Святой учитель Махаяма покинул этот мир.

— Для меня это неважно.

— Святой учитель Махаяма ушел в Нирвану, а вас ждет мир голодных демонов.

— Ты так считаешь, узкоглазый? Ладно. Отто, вы пойдете со мной, а этих двоих постерегут мои воины. Потом я решу, что с вами делать.

Их оставили в одном из отсеков, заперев с помощью магии.

Художник нервно шагал из угла в угол, словно тигр в клетке.

Японец сидел на полу и беззвучно шептал молитвы.

— Что вы там бормочете, Кимура? — неприязненно спросил Георгий.

— Я взываю к Сияющим Небесам и святому учителю Махаяме.

— Черт бы побрал вашего учителя с его предсказаниями!

— Святой учитель Махаяма сказал: «Остановите демона, иначе Море Дождей прольется на Землю».

Георгий остановился, словно налетев на невидимую преграду:

— Извини, я не знал.

Кимура закрыл глаза.

— Мой зов услышан. Помощь идет.

— Какая помощь?

— Не знаю. Таков ответ.

Время тянулось невыносимо медленно. Георгий сел рядом с Хито. Его снова одолевали странные грезы. Ты должен что-то вспомнить… Раздался грохот, пол задрожал, погас и вновь вспыхнул свет.

— Что это?

— Профессор Вейль уничтожил установку.

Георгий даже не спросил, откуда Кимура это знает.

— Как он решился?

— Святой учитель Махаяма сказал: «Совершая поступок, разрушаешь тело, не совершая его, разрушаешь душу». Я тоже должен действовать. На эту дверь наложено заклятье, но я открою ее силой Сияющих Небес.

Японец поднялся, подошел к двери и возложил на нее руки.

Потом он заговорил — по периметру забегали золотые искры. Его прервала автоматная очередь. Кимура упал, а сияние погасло.

Дверь отворилась, и на пороге показался охранник.

— Он нарушил волю Хозяина, — проскрипел скелет. — Каждого, кто нарушит волю Хозяина, ждет смерть.

Георгий остался наедине с мертвым Хито Кимурой. На лице японца сохранилось прежнее невозмутимое выражение. Ты должен что-то сделать…

Прошло время — минута или час, и в воздухе стала ощущаться странная вибрация. Художник почувствовал приближение мощи: нечто двигалось в пространстве и во времени, а возможно и в других измерениях. И вот оно явилось.

— Безымянный! — прогремел хор из множества голосов. — Круг зовет тебя.

— Вы признаете меня своим властелином? — раздался наглый голос Зигфрида.

— Круг вызывает тебя на бой.

— Ах вот как! Что ж, я готов.

И наступила тишина — станция опустела, Силы покинули ее.

Георгий осторожно открыл дверь, в лицо ему дохнуло холодом. У дверей лежали охранники: Зигфрид забрал всю энергию себе, и воины обратились во прах. Где-то за стенами «Эльдорадо» шел бой.

Ты должен что-то сделать..

Художник отправился в шлюзовой отсек, одел скафандр и вышел на поверхность Луны.

На равнине зажглись огни. Маленькие солнца скрывали в себе человеческие фигуры. Восемь лучей били в одну точку и, ударяясь о невидимую преграду, растекались огненным кольцом. В центре стоял Зигфрид: он беззвучно смеялся. Причина была ясна: кольцо мерцало, завихрялось, но не хотело смыкаться. Энергии не хватало.

Круг оказался бессилен. Неужели все напрасно? С этим невозможно было смириться! Ты должен что-то вспомнить… Ты должен что-то сделать… Горячая волна опалила мозг, и Георгий вспомнил. И сделал. Ударил девятый луч. Огненное кольцо сомкнулось и начало сжиматься. Задрожала земля.

— Круг замкнулся! — торжественно произнес хор. — Ткач вернулся!

Величественная фигура Зигфрида стала таять, теряя свои атрибуты. В кругу света бесновался уродливый карлик — он плевался зелеными молниями, визжал, и наконец исчез. С Безымянным было покончено. Но многое еще предстояло сделать…

Ткач вздохнул.

Сэм пошевелился и удивленно захлопал глазами. Рядом с ним очнулся ничего не понимающий Нгоро. На обоих были пижамы, испачканные чем-то вроде бурой краски. На пульте мигал индикатор вызова, надрывался зуммер. Нгоро щелкнул переключателем.

— Эльдорадо, Эльдорадо, я — Земля! — ворвался в рубку встревоженный голос. — Что там у вас происходит?

На этот вопрос никто не смог дать ответа.

МИССИЯ

Не знаю с чего начать, а времени осталось совсем мало.

Фиолетовое небо наливается пурпуром. Близится красный час.

В тот же час, но, кажется, сотни циклов назад, я смотрело, как сгущается туман над Кругом Рождения и, сложив крылья, молилось Единому за всех приходящих в мир.

А когда туман рассеялся, и крики новорожденных разорвали тревожное молчание, двое из семерых оказались уродами. У одного крылья вывернуты под невозможным углом, у другого — неправильной формы голова свернута набок, а вместо ножек болтаются культи.

Единое не откликнулось на наши молитвы, предоставляя нам действовать самим. И, возможно, подвергая народ лоо самому страшному испытанию с древних времен.

Легенды и мифы повествовали о битвах с чудовищами и пришельцами из иных миров. Мы хранили память предков, хотя сами давно изменились. Мы сохранили древнее оружие и знание, не веря, что ими придется воспользоваться.

Но как победить врага, который незрим и неведом? Болезнь охватила наш мир. Она отнимала его у нас. Бескрылые никогда не поднимутся ввысь и не познают пряного аромата верхних ветров; слепые не увидят семи цветов неба, а глухие не услышат пения священных рощ; калеки никогда не закружатся в ритуальном танце.

Наши прекрасные города превратились в больницы, обители боли и страданий. Науки и искусства приходят в упадок. Никто не знает, чего ждать завтра; многие ожидают только худшего.

Цикл за циклом мы искали причины бедствий в нашем мире, но не нашли. Ибо причиной оказалась Темная Волна, пришедшая из-за его пределов. Наши магические экраны не смогли остановить ее.

Лучшие медиумы сжигали свой разум, ища источник Волны в запредельных безднах Континуума. Многие пали на этом пути, и мы храним о них память в наших сердцах.

Но когда мир, откуда пришла к нам погибель, был найден, мы были потрясены увиденным, так он был непохож на наш.

Мы узнали, что время там разделено на день и ночь.

Что цветы и деревья там не поют.

Что хозяева того мира бескрылы и отвратительны на вид.

Что рождаются они из чрева матери.

Что отвернулись они от Единого и погрязли во тьме безумия.

Что они ненавидят и убивают друг друга, и этому нет конца.

Что ужасной жизнью и мучительной смертью своей порождают они Темную Волну, губительницу миров.

И тогда раздались голоса, призывавшие снять Печати Древних и освободить Силы, способные к разрушению (ибо сами лоо давно к этому не способны). Нужно уничтожить мир Тьмы, говорили они, ибо он недостоин существования. Неужели позволим мы проклятым чудовищам утащить нас в бездну Небытия? Пора вспомнить опыт великих предков.

Они могли бы преуспеть, но совершено было новое открытие.

Оно потрясло нас больше, чем все предыдущие. И мы возблагодарили Единое за то, что удержало нас от ужасной ошибки.

Ибо переплетение астральных нитей, связывающих наши миры, оказалось причудливей, чем казалось. Ведь это души погибших людей обретали плоть в Кругах Рождения и становились новыми лоо!

Им, блуждающим во Тьме, мы были обязаны своим существованием. А возможно, все мы лишь звенья великого Хоровода Миров.

Тогда и был начат проект, ныне близкий к успеху.

И я было избрано для этого.

Вот я стою в Круге Рождения, чтобы исчезнуть, ибо великие маги лоо нашли способ обратить процесс вспять.

Я приду в тот мир и попытаюсь изменить его.

Я должно научить людей любви и милосердию.

Я расскажу им о будущей жизни, пока она еще существует.

Справлюсь ли я? То ведомо лишь Единому.

Но если нет, за мной придут другие.

Да не сойдется Тьма!

КТО СЛЕДУЮЩИЙ?

Под мерный стрекот вертолета внизу проплывали руины некогда великого города.

Где-то природа уже взяла свое, заполнив пространство буйной зеленью, чему немало способствовало потепление климата. Другие места были странно безжизненны; многие кварталы лежали в развалинах, обглоданные пожарами, — память былых сражений, в которых все проиграли.

Наконец, показалась стена, прошедшая вдоль Садового кольца.

С внешней стороны она была размалевана разными надписями и рисунками; попадались и лозунги политического содержания.

Вертолет пролетел над стеной и пошел на посадку.

Когда шум винтов затих, советник Юрьев распахнул дверцу и неловко спрыгнул на землю. Его уже ждала черная «Волга».

— Через полчаса у вас совещание с представителями Золотого Кольца, — напомнил секретарь, когда машина вырулила на шоссе.

— Знаю.

— Ваш гость уже прибыл, — сказал секретарь тоном ниже.

— Хорошо, — задумчиво кивнул Юрьев.

Золотое Кольцо представляло собой политический и экономический союз городов-государств, связанных общей историей и общими проблемами.

Юрьев оглядел знакомые до отвращения лица советников, перевел взгляд на свои руки, сцепленные в замок, и начал:

— Господа! Мы собрались здесь для того, чтобы обсудить вопросы дальнейшего развития наших государств на путях взаимовыгодного сотрудничества и интеграции.

— По-моему, с этим все ясно, — поморщился представитель Костромы. — Давайте перейдем к текущим вопросам.

— Да, — поддержал его представитель Владимира Еремин. — Я предлагаю обсудить недавнее ограбление нашего товарного поезда.

Правительство Владимира уполномочило меня выразить в этой связи официальный протест.

— Мне не совсем ясна ваша позиция, — вежливо заметил Юрьев.

— Ограбление произошло на территории Московской республики, в районе Балашихи. И это уже не первый раз. Если так пойдет и дальше, мы вынуждены будем прервать все отношения с Москвой и искать иные каналы.

— Не хочет ли господин Еремин сказать, что правительство Москвы причастно к ограблению? — ледяным тоном уточнил Юрьев.

Еремин промолчал, но по его лицу было видно, что он не исключает такой возможности.

— Действительно, подобные ограбления и разбойные нападения происходят в последнее время довольно часто, — признал Юрьев. — И не только в Москве. Это серьезная проблема всего Кольца.

Однако силы самообороны каждой из республик недостаточны, чтобы в одиночку бороться с преступными группировками. Только вместе мы сможем решить эту проблему.

— На нас не рассчитывайте, — заявил представитель Рязани. — Наши силы заняты отражением постоянных набегов с юга. Или сначала помогите нам разобраться с южанами, а там видно будет.

— А вот у нас все спокойно, — заметил представитель Сергиева Посада. — Сам Господь Бог оберегает нас.

На лицах остальных появились иронические улыбки.

— Да, — продолжал тот. — Ибо мы воспитываем народ в духе истинной православной веры.

— Да мы, в общем-то, тоже, — приветливо сказал Юрьев. — Но что вы предлагаете — послать к разбойникам миссионеров? Может, у вас и добровольцы найдутся?

— Весьма возможно.

Юрьев обреченно вздохнул.

— А я хотел бы вернуться к повестке дня, — вновь подал голос владимирец. — Я имею в виду интеграцию. Что господин Юрьев понимает под этим нерусским словом? Может быть, восстановление Московской империи? Свободный народ Владимира никогда на это не согласится.

— Да бросьте, Еремин, — протянул представитель Ярославля. — Вы прекрасно знаете, что ни о чем таком речи не идет. В конце концов, все мы — наследники Великой России.

— А кто ее развалил? Москва! Исторический выбор оказался неверным. Наши ученые и философы считают, что именно Владимиру суждено стать новым центром объединения. В самом названии его заключена мистическая сила. Владимир Красное Солнышко крестил Русь, Владимир Ленин устроил революцию…

— Вот только революций нам и не хватало! — возразил представитель Ростова.

Начинался обычный базар…

Когда совещание закончилось, так и не придя к чему-либо путному, и представители Золотого Кольца разошлись, Юрьев встал и, превозмогая головную боль, направился в угол кабинета, где была потайная дверь. Открыв ее, он оказался в небольшой комнате.

Там его ждал человек в черных очках и темном костюме странного покроя.

История народа полынников началась в апреле 1986 года, в день Чернобыльской катастрофы. Люди XX века уже подозревали о связях между солнечной активностью, движением планет и ходом исторического процесса. Но они не поняли во-время значения столь мощной «вспышки» на своей собственной планете, ограничившись посильной помощью пострадавшим.

Последствия сказались в третьем поколении. Кроме летальных мутаций и генетических болезней выделился вдруг устойчивый набор признаков: серый оттенок кожи, голубоватые волосы, желтые с оранжевым отливом глаза плюс несравненно более важные, но скрытые изменения в физиологии.

Пока полынников было мало, они считались уродами. Им приходилось белить лица, красить волосы и носить темные очки или контактные линзы. Но вскоре среди них объявились лидеры, способные организовать свой народ и возглавить борьбу за место под солнцем. Конечно, не обошлось без эксцессов, но неистощимая энергия и сверхчеловеческие способности сделали свое дело.

Государство Полыния росло, поглощая все новые территории, некогда принадлежавшие России и Украине. Люди покорялись, кто с ворчанием, кто с фанатизмом принимая новые правила игры.

И хотя Полынию и Золотое Кольцо разделяла почти тысяча километров, следовало подумать о будущем.

Юрьев сел напротив своего гостя. У него были заготовлены привычные фразы о взаимовыгодном сотрудничестве и мирном сосуществовании, но в этот раз все слова вылетели из головы.

Боль тоже прошла. К полыннику невозможно было относиться как к обычному человеку: это был пришелец из иного мира.

— Да, — произнес гость со странным акцентом. — Мы очень разные.

— Вы читаете мысли? — прошептал Юрьев.

— Не совсем, — улыбнулся собеседник. — Скорее, улавливаю настроение. И вижу, что с вами можно разговаривать. В вас нет ненависти к нам.

— Да, — кивнул Юрьев. — Может быть, и зря. Но меня заботит будущее Московии и всего Кольца. И я думаю, вы нас похороните.

— Похоронить можно мертвого.

— Россия мертва. Жизнь теплится на обломках. Но это единственная реальность, которую знает наше поколение.

— Возможно, есть иные миры, где Россия осталась великой державой, и власть Москвы простирается на весь континент.

Возможно, там не было и Чернобыля.

— Интересная мысль. Но меня она не радует. Потому что чем выше мы забрались там, тем больнее придется падать.

— А придется ли?

— Думаю, да. Рано или поздно. Потому что время уходит.

— И приходит время других. Вы поразительно умны для человека — вижу, что не ошибся в вас.

— Спасибо, — горько усмехнулся Юрьев. — Но я чувствую себя предателем.

— Не стоит, — покачал головой полынник. — Мне все же хотелось бы услышать ваш главный вопрос.

— Да, — кивнул советник, и лицо его стало серьезным. — Скажите, останется хоть что-нибудь после нас, кроме развалин?

— Конечно! — воскликнул гость. — Больше, чем вы думаете.

Видите ли, мы ведь очень молодая раса. У нас нет еще своих великих ученых, писателей, художников. Мы строим свой мир из обломков старого. Мы интегрируем обрывки культуры и знания, оставшиеся от прошлых эпох. Понимайте это как эстафету: когда один из бегущих выдыхается, факел подхватывает другой, полный сил.

— Может, и так, — задумчиво кивнул Юрьев. — Только вот туда ли вы бежите?

— А вы? Это уж одному Богу известно, — развел руками полынник.

Юрьев кивнул. Ему в голову вдруг пришла новая мысль: когда-нибудь и Полыния придет в упадок, чтобы освободить место иным, еще не рожденным, силам.

Кто следующий?

ПОСЛЕДНИЙ ФИЛОСОФ

Они назвали эту планету Мечтой. Этот холодный и безжизненный мир высохших океанов и безбрежных пустынь казался им раем. И действительно, об этом можно было только мечтать трем молодым исследователям, на свой страх и риск отправившимся в неизведанную область Галактики, — сразу же найти останки древней цивилизации. И не какие-нибудь глиняные черепки или консервные банки, нет. Серые волны песка в бессилии разбивались о стены неприступных цитаделей. Ступенчатые пирамиды и купола, казалось, возвышаются над самим Временем, исполненные гордого покоя и величия.

Звездолет опустился у подножия одного из громадных зданий, и трое людей замерли в немом восхищении перед экраном обзора.

— Здорово, — наконец, выдохнул Фил Томсон. — Да, ребята, так везет только раз в жизни.

— А тебе, небось, уже мерещатся сокровища, — сыронизировал Эдвин Кент. — Не терпится запустить в них свои жадные руки.

— А почему бы и нет? ИМ-то теперь уже ничего не нужно.

— Кто знает. Возможно, и мертвые, они стоят на страже своей культуры. Проклятие падет на осквернителей гробниц…

— Ой, Эдвин, кончай, — воскликнула Джейн Ламонт, третий участник экспедиции. — Мне прямо страшно стало.

Кент расхохотался.

Работы здесь хватило бы на сотни лет, но от нашей троицы этого не требовалось: в любом случае они были первооткрывателями. Необходимо было собрать хотя бы поверхностную информацию о здешней культуре, чтобы провести классификацию и выбрать методику дальнейших исследований.

Через пару дней трое собрались в кают-компании обменяться мнениями.

— Сокровищ здесь нет, — сказал Фил. — Ни золота, ни драгоценностей. Ничего, что бы радовало глаз. Похоже, они жили весьма аскетично. Это довольно странно, учитывая их уровень развития.

— Материалист! — укоризненно произнес Эдвин. — Тебе бы их уровень. Они-то понимали, что не в деньгах счастье. И оставили после себя истинные сокровища — книги. В них заключена вся мудрость Мечты за тысячи, а может, и миллионы лет.

— Да уж, этого добра навалом, — кивнул Фил. — Похоже, чтобы прочитать их, тоже потребуется не одна тысяча лет. Меня больше интересует сплав, из которого сделаны страницы, — очень легкий и прочный, не подверженный коррозии. Его можно было бы использовать для обшивки космических кораблей.

— И слушать не хочу! — притворно ужаснулся Эдвин. — Джейн, а как твои дела? Как продвигается расшифровка?

— Пока удается только выделить формальные знаковые структуры, — сообщила Джейн. — Их язык не похож на известные нам. Отсюда следует, что Мечта не была колонизирована ни одной из известных нам разумных рас. Здесь развилась совершенно самостоятельная цивилизация.

— От которой не осталось ни одного живого существа, с которым можно было бы поговорить, — заметил Фил. — Как же ты собираешься связать знаки с понятиями? Разве что где-нибудь найдется азбука с картинками.

— Если бы я знала, где искать, Фил, — грустно заметила Джейн. — То, что мы нашли, похоже, библиотека серьезных книг, без картинок. В них, должно быть, полно абстракций. Например, вот этот знак.

— Похоже на планету с кольцом, — сказал Фил. — Например, на Сатурн. Может, они прилетели с такой планеты.

— Нет никаких оснований считать, что им были известны космические перелеты, — возразил Эдвин. — Кстати, таким знаком древние математики Земли обозначали пустое множество.

— И ты полагаешь, они контактировали?

— Нет. В принципе, это может означать все, что угодно.

Например, Вселенную или Бога…

— Тогда, значит, они поминали имя Господа своего всуе, — усмехнулся Фил. — Оттого и вымерли.

Осмотр периферии здания показал высокую степень симметрии в расположении помещений. Должен был быть некий геометрический центр, возможно, таящий в себе нечто важное для понимания цивилизации Мечты. И Эдвин Кент решил проникнуть в этот центр.

Он не поленился пройти пару километров по извилистым коридорам и достиг своей цели.

Входя в огромный пустой зал, Эдвин в который раз испытал чувство благоговения перед наследием давно ушедших мастеров.

Стены зала были покрыты прекрасно сохранившимися фресками, изображающими гуманоидов. Одни предавались медитации, другие просто бродили в задумчивости, третьи собирались в группы и о чем-то спорили или слушали учителей. Пол был выложен концентрическими кругами черного и белого мрамора.

Что это было: храм? Место общественных собраний и церемоний? Что-то еще, неизвестное человечеству? Эдвин заметил, что зал в целом имеет формулу параболоида, пересеченного плоскостью пола. Фокус параболоида, вероятно, находился в центре зала. Это должно было приводить к интересному акустическому эффекту: собиранию там всех звуков, и чтобы проверить свою догадку, Эдвин вступил в самую сердцевину мраморных кругов.

И тут же потерял сознание.

Так же внезапно он пришел в себя. Не сразу сообразив, в чем дело, он все же посмотрел на часы. Оказалось, что почти три часа он был в отключке. Поднимаясь на ноги, Эдвин испытал легкое головокружение, которое, впрочем, быстро прошло. Осталось иное ощущение — какой-то странной связи с окружающим, словно он вдруг духовно сроднился с вымершими обитателями планеты. И наоборот — когда он вернулся на корабль, в первый момент все там показалось ему незнакомым.

О своем обмороке и необычных ощущениях Эдвин никому не рассказал. Не до болячек — главное, что он может и хочет продолжать работу. Друзья же не слишком удивились его долгой отлучке, ведь им и самим доводилось так заработаться, забывая о времени и обо всем на свете.

Вечером Эдвин вышел покурить и познал Истину. Это было мгновенное и необъяснимое озарение; он понял, что означает таинственный символ: мир, разделенный надвое. Добро и Зло, Свет и Тьма, вечная борьба между ними — вот суть бытия. Глядя в небо, на незнакомые звезды, Эдвин проникся священным трепетом от открывшейся ему грандиозной картины: Вселенная словно словно гигантская шахматная доска, расчерченная на миллиарды клеток — черных и белых. Черные и белые фигуры движутся своими путями, вступая в схватки, сражаясь и погибая. Иногда это участь целых миров и цивилизаций — но исчезая физически, они возрождаются духовно, передавая эстафету другим. А что может маленькая белая пешка? Ну, кое-что может…

Фил еще не ложился, просматривая свои записи, когда в дверь его каюты постучали. На пороге стоял Эдвин. Глаза его необычно блестели.

— Ты есть зло, — сказал он. — Я уничтожу тебя.

— Знаешь, Эд, а ты ведь тоже не сахар. Но я же не выступаю так. Давай поговорим спокойно. Какие у тебя претензии?

— Ты всегда ловчил на экзаменах, — с угрюмой серьезностью заявил Эдвин. — Твой разум изощрялся во лжи и обмане.

— Да уж, — усмехнулся Фил. — Было дело. А кто не ловчил? Не всем же быть, как ты, отличниками. Надо как-то изощряться.

— Ты всегда стремился к обладанию материальными благами, а они суть зло. Ты осквернил святилища древних народов своими нечистыми помыслами и деяниями.

— Ну, стремился… Да, к материальному… И небезуспешно.

Это, к твоему сведению, называется коммерческой жилкой. Надо уметь жить. А если ты имеешь в виду ту историю на Веге III… Да, я продал часть безделушек налево — все так делают! Иначе бы нам вовек не собрать денег на эту экспедицию, и мы не нашли бы Мечту.

— Твои оправдания бесполезны, — покачал головой Эдвин. — Я уничтожу тебя.

— Как, интересно? — вновь усмехнулся Фил.

— А вот так, — Эдвин описал рукой в воздухе круг и перечеркнул его. Так не стало Филипа Томсона.

Дверь в каюту Джейн была приоткрыта. Эдвин вошел без стука.

Навстречу ему раздался вздох.

— Я знала, что ты придешь, Эд, — прошептала девушка. — Я ждала…

— Ты есть зло, — холодно произнес Эдвин. — Я уничтожу тебя.

— О чем ты? Если про Фила, то у нас с ним ничего не было.

— Силы Тьмы дали тебе красоту, дабы смущать разум и разжигать низменные инстинкты. Твоя внешность вводит во искушение и отвращает от путей Света.

— Боже мой, Эд, я же не виновата, что такой родилась!

— Это можно исправить, — сказал Эдвин, вычерчивая магический знак. Так не стало Джейн Ламонт.

Утром Эдвин проснулся и вспомнил все. Он не испытывал жалости или угрызений совести. Было только чувство исполненного долга. Он прислушался к тишине и решил не вставать.

Весь день Эдвин провел в постели, и хотя тело его было неподвижно, мысль не прекращала своего движения ни на минуту.

Только к вечеру он поднялся на ноги, кое-как оделся и нетвердой походкой вышел из корабля. Там он сел на ступеньку трапа и стал смотреть, как в сером океане пустыни тонет багровое солнце.

Он понял: мир не разделен, а зачеркнут. «Ничего нет» — вот истинный смысл знака. Нет ни Добра ни Зла; ни Света, ни Тьмы.

Бытие иллюзорно, и ничто в нем имеет значения. Живые существа борются за существование, разумные — стремятся к познанию и власти над Вселенной, но все это лишь бессмысленная суета, бесконечная пьеса абсурда, бег по кругу в погоне за призраками, блуждание в зеркальном лабиринте. Есть только один способ вырваться из него…

Эдвин поднял руку и ленивым движением зачеркнул сам себя.

Так не стало никого.

Когда зашло солнце, подул ветер. Струи песка зашуршали по обшивке звездолета. Корабль медленно погружался в пучину мертвого океана планеты Мечта.

ТОЧКА ОТСЧЕТА

Я захлопнул люк и уставился на красный огонек таймера, отсчитывающего время до запуска. Секунды тянулись невыносимо медленно…

Другого выхода не оставалось. Они решили наложить на проект свою грязную лапу. Федеральная безопасность, звездно-полосатый флаг и все такое прочее. На что мы надеялись? В каждой башне из слоновой кости найдется достаточно «жучков» и стукачей. В таком мире мы живем. Но теперь не видать им машины времени как своих ушей. Только бы не успели отключить питание!

Таймер высветил «ноль», и тут же началась вибрация.

Закружилась голова, вещи вокруг стали менять цвет и форму… И вдруг все индикаторы погасли. Наступила тишина. Они все-таки вырубили ток. Но странные явления не прекращались. Энергии хватило на то, чтобы запустить темпоральный генератор, но теперь реакция в нем стала неуправляемой. Тахионный вихрь уносил меня в прошлое, к началу времен…

Я стоял в центре Морской Звезды, вычерченной на прибрежном песке, и смотрел, как разгораются фосфорическим светом ее линии и магические знаки. Повелитель смотрел на меня. Его чешуя блестела в свете трех лун, а хвост подрагивал от нетерпения.

Нельзя было заставлять его ждать.

У меня не было выбора. Воля повелителя — закон. Даже безумная и злобная воля. Как такая могла взрасти в мире света, под ярким Солнцем? Пусть боги ответят на этот вопрос, нам же, смертным, остается повиноваться.

Я стал читать заклинание. Язык плохо слушался меня, а вокруг становилось все темнее и холоднее. Наконец, Звезда вспыхнула холодным огнем, и я провалился во тьму…

Я очнулся на холодном каменном полу в огромном пустом зале.

С лепного потолка скалились химеры и прочая мифологическая нежить. Осмотревшись вокруг, я понял, что не одинок: в другом углу сидел, завернувшись в темный плащ, человек и, кажется смотрел в мою сторону. Я помахал ему рукой, он вяло отозвался.

Проглотив комок в горле, я спросил:

— Эй, вы меня слышите?

— Да.

— Где мы находимся?

— Не знаю. Должно быть, в аду.

— Разве похоже? — я встал и, продолжая осматриваться, подошел к нему. Он испытующе посмотрел на меня и тоже поднялся с пола. Видок у него был странный, какой-то средневековый.

— Как вы сюда попали? — решил уточнить я.

— А вы? — буркнул он.

Я не знал, что ответить. Пусть мы с правительством и испытываем друг к другу взаимную неприязнь, но выдавать тайну врагам не хотелось бы. Все-таки я люблю свое многострадальное Отечество. Он, похоже, терзался аналогичными сомнениями. Однако вполне можно было обменяться несекретной информацией.

— Меня зовут Адам Свенсон.

— Глог Джарл.

Вот и познакомились. Но что за имечко! Из какой же он страны?

— С какого вы острова? — спросил он.

— Я — с материка, — такой ответ ничем не грозил.

— Но материк необитаем! — удивился он. — Или вы из совсем иного времени?

— Вероятно, — пожал плечами я.

— Мне кажется, вы знаете больше меня, — заявил он. — Вы совсем не боитесь.

— А я вообще не из пугливых.

— Но вы знаете, где мы находимся?

— Могу только догадываться. По-моему, это ловушка.

Специальная ловушка для путешественников во времени.

— Возможно. Но какой маг или демон установил ее?

Не успел я удивиться вопросу, как в зале потемнело. Глаза моего собеседника наполнились ужасом. Я обернулся и увидел, как сверху спускается черное облако, обретая подобие человеческой фигуры. Похоже, это действительно был демон, хоть я никогда в них и не верил.

— Приветствую вас, людишки, — пророкотал его голос. — Добро пожаловать во Тьму.

Глог пал на колени и забормотал молитву. Обращался он к богу Солнца и духам четырех стихий. Но это не помогло.

— Бесполезно! — заявил демон. — Твое Солнце еще не родилось. Ваша Вселенная еще не возникла и не возникнет никогда.

Об этом я позабочусь.

— Простите, но как тогда объяснить наше существование? — осмелился возразить я.

— Флуктуации. Волны хаоса. Они оставляют после себя души разумных существ из виртуальных миров. Вот как вы, например.

— Мы — души?

— Ну, разумеется. Не думаешь ли ты, человечек, что присутствуешь здесь во плоти? Тут нет ничего, принадлежащего материальному миру. Все, что ты видишь вокруг, лишь твои представления, оставшиеся от прошлой жизни. Спроси своего собрата по несчастью — ему мерещатся темные воды и мангровые заросли. Ведь он совсем из другого мира. А вот, что вас ждет…

По мановению руки демона стены стали прозрачными, и сквозь них стало видно залы, заполненные существами в белых халатах.

Они сидели вдоль стен, уставившись в темные экраны и бесконечные ряды индикаторов. На всех горела одна цифра — «ноль».

— Такова ваша участь. Когда барьеры сознания падут, а иллюзии растают, вы познаете Великое Ничто и присоединитесь к армии моих слуг. Счастливо оставаться!

И демон испарился.

— Я был прав, — сказал Глог. — Мы в аду, во власти Владыки Глубин. И нет нам спасения.

— Это еще как посмотреть, — возразил я. — У нас этого типа называют иначе. Князь Тьмы, например. Он же Отец Лжи. Не думаю, что ему можно верить на слово.

— Неужели? — горько вздохнул маг. — Зачем ему лгать?

— Чтобы сломить наше сопротивление.

— О каком сопротивлении ты говоришь?

— Да о том самом барьере сознания, который он упоминал.

Пока мы видим то, что видим, а не это самое Великое Ничто, до тех пор мы не в его власти. Надо держаться своих представлений, вот и все.

— Но что толку? Нам никогда не покинуть стен этого замка.

— Надо дождаться Большого Взрыва.

— Чего?

— Я думаю, мы проскочили точку Большого Взрыва и попали в область отрицательного времени. Значит, надо ждать. Вселенная должна возникнуть, что бы он там ни говорил.

— А, так ты говоришь о Сотворении… Но что тогда будет с нами? Сумеем ли мы пережить этот миг или сгинем вместе с адскими полчищами?

— Не знаю. Но, вроде бы, души бессмертны…

Время в Вечности тянулось невыносимо медленно. Ни есть, ни спать не хотелось. От нечего делать мы стали рассказывать друг другу о своих мирах.

Насколько я понял, народ Джарла принадлежал к земноводным, а их повелители — к пресмыкающимся. Цивилизация развилась на бесчисленных островах теплого океана. Единственный на планете материк был скован льдами и непригоден для жизни. В этом мире науку заменила магия, достаточно действенная, судя по нашей встрече.

Глог был был молодым придворным магом у повелителя своего острова. Тот приказал ему найти способ управлять временем, чтобы разорить гнездо повелителя соседнего острова до того, как он появится из яйца. Выслушав эту историю, я горько усмехнулся.

Неужели таков закон природы, что разум служит насилию и смерти?

Не хотелось бы в это верить.

Думаю, собеседнику мои рассказы были менее понятны, ведь ничего подобного человеку в его мире не существовало.

— Я восхищаюсь тобой, — сказал он. — Ты совершил смелый поступок, выступив против своих повелителей.

— Не забывай, что мои начальнички — существа одного со мной вида.

— Ну и что? Да, нашим повелителям не нужна влажность моря, они не боятся Солнца и живут триста лет. Но такова их природа.

Теперь я понял. Дело вовсе не в заслугах предков.

— Что ж, вернешься — устроишь революцию.

— А что это такое?

Я стал объяснять, вспоминая жаркие студенческие денечки…

Как-то я посмотрел на потолок и увидел в нем здоровенную черную дыру. Картина эта мне здорово не понравилась. Я закрыл глаза и представил, как все было раньше. Затем открыл и глянул снова — дыра затянулась. Но, похоже, мой барьер начал давать сбои. Я предупредил Глога, и не зря: его иллюзорный мир тоже начал проваливаться в небытие. Ситуация становилась напряженной.

То и дело приходилось штопать иллюзии усилием воли, и конца этому не было видно.

Но однажды в нашу тюрьму проникло странное сияние. Стены вновь стали прозрачными, и я увидел, как суетятся за своими пультами пропащие души, как мерцают экраны и бешено мигают индикаторы. Должно быть, произошла какая-то авария.

— Нет! — раздался разъяренный голос демона. — Никогда!

Океан света обрушился на его замок. Все вокруг шаталось и рушилось. Мир сворачивался ураганом красок, унося меня в неизвестность.

И увидел я новое небо и новую землю.

НЕОГРАНИЧЕННЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ (сценарий)

На черном фоне — паспорт гражданина Советского Союза.

Звучит гимн; постепенно мелодия искажается, затухает. Становится слышен шелест, шепот множества голосов. Паспорт светится: его сияние багровое, как и обложка. Он открывается: на первой странице можно прочесть — «Ковалев Александр Платонович».

Страница переворачивается: там, где должна быть фотография, вклеен кусок серой пленки. Шепот становится громче. Появляется рука, пальцы ее дрожат. Наконец, указательный палец касается серого прямоугольника. Пространство на миг заполняется багровым светом, потом он пропадает; наступает тишина. На фотографии — четкое изображение человека. Он одет в черный пиджак и галстук.

Взгляд его полон усталости и презрения.

Экран телевизора. Программа новостей: диктор увлеченно рассказывает о чем-то. Его не слышно — звук отключен. Следует прогноз погоды, а потом — реклама. Рука включает звук. На экране — горы, белый снег на черных скалах. На фоне гор — текст. Голос диктора читает его вслух: «Дистанционное воздействие по фотографии на алкоголиков, наркоманов, трудных подростков и лиц, нуждающихся в коррекции поведения. Александр Ковалев — это неограниченные возможности, это способность изменить мир!»

Магнитофон. Крутится кассета. Голос: «Вы думаете, это дар?

Нет, это проклятие… Не знаю. Думаете, я сам понимаю? Нет, писем не читаю. Это не важно, о чем меня просят. Происходит не то, что кому-то хочется — им или мне, а то, что должно произойти.

Я только посредник. Шестерка, по вашему…»

Монитор компьютера. На экране — изображение полушарий головного мозга человека. Разными цветами показан уровень электромагнитной активности. Цвета медленно меняются — меняются и зеленые цифры в углу. Перед монитором сидит девица в форме и красит губы.

Комната, похожая на больничную палату; без окон. Белые стены. Лампа дневного света. Голубоватый разряд неустойчив — мерцает. На койке лежит человек. Это Ковалев, на этот раз он в серой больничной пижаме. Крупным планом — его лицо. Глаза закрыты. Раздается звонок. Ковалев болезненно морщится. Звонок становится громче. Ковалев стонет.

Московская кухня. Ковалев в тренировочном костюме моет посуду. Звонок в дверь. Ковалев заворачивает кран, вытирает руки и идет открывать. Он открывает дверь на цепочке. За дверью двое в штатском. Один из них показывает удостоверение.

Магнитофон: «Думаете, отличаюсь? По-моему, нет. У каждого есть свое предназначение. Одни это понимают, другие — нет… Да, как в песне: кто-то должен стать дверью, а кто-то замком… А я тот самый ключ от замка. Нет, это не смешно… Если не буду делать? Не знаю. Все равно. Не я, так другой. Это судьба.»

Монитор. Полушария мозга. Девица в форме подводит тушью ресницы.

Московская кухня. Кипит чайник. Ковалев нервно курит.

Говорит один из гостей: «Все мы обеспокоены той непростой ситуацией, которая складывается в нашей стране. Реформаторская деятельность президента и правительства встречает со стороны реакционно настроенного парламента ожесточенное сопротивление.

Налицо паралич власти, ее раскол. Это ставит под угрозу будущее демократических процессов в России…» Второй гость со скучающим видом кивает.

Ковалев на больничной койке. Глаза его широко раскрыты.

Дыхание тяжелое. В лампе бьется голубой огонь.

Говоривший открывает кейс и передает Ковалеву две фотографии: «Это господин президент, а это… контр-президент.

Так его называют. Они, конечно, не наркоманы, но повлиять на них надо. И прежде всего — на президента. В нынешней ситуации он должен действовать решительней.»

Монитор. Полушария мозга. Цвета меняются: меньше становится голубого, зеленого и желтого; все больше красного.

Ковалев на больничной койке. Звенит звонок. Ковалев закрывает глаза и затыкает уши. Звонок становится громче.

Ковалев у себя дома, в тренировочном костюме. Снимает трубку звонящего телефона. Голос в трубке: «Поздравляю. Вы не смотрите телевизор? Включайте скорей — президент делает заявление. Наконец-то он достал эту бумажку из сейфа. Думал, мы не знаем… В общем, поздравляю с успехом. Мы сработаемся.»

Магнитофон: «Свобода воли? А нет ее. Классики же сказали: осознанная необходимость… Ах, у вас деидеологизация? Ну ладно.

Примите, как есть. Происходит то, что должно произойти. Не я решаю и не вы… Хотя вы можете думать, что решаете».

Монитор. Полушария мозга. Девица в форме мечтает о чем-то, не замечая происходящих на экране изменений.

Ковалев на больничной койке. Он сидит, обхватив голову руками и медленно качается из стороны в сторону. Звонок.

Ковалев у себя дома, снимает телефонную трубку. Голос в трубке звучит неразборчиво. «Вы думаете? — нерешительно говорит Ковалев. — Вроде, идут переговоры… Ладно, как знаете.» Вешает трубку. Берет вторую фотографию.

Монитор. Полушария мозга. Девица смотрит на экран. Что-то ей не нравится — она хмурится.

Ковалев встает с койки. Он бредет куда-то и упирается в стену. Выхода нет. Звонок.

Экран телевизора. Диктор говорит что-то, но его не слышно.

Изображение пропадает. Экран пуст: вещание по первому каналу прекращено. Искаженный голос в телефонной трубке: «Что ты наделал, падла! Что ты наделал!»

Монитор. Девица встает и быстро уходит.

В багровом сиянии — паспортная фотография Ковалева.

Слышится шелест и шепот. Дрожащий палец касается фотографии, и изображение на ней расплывается в серое пятно.

Магнитофон: «А может быть, я вообще ничего не делаю…»

Щелчок — пленка кончилась.

РИТУАЛЫ РО

— Считаю своим долгом предупредить, — официальным тоном заявил капитан Шторм, — что планета Ро не принадлежит к Содружеству, а ваша лицензия недействительна на Внешних Мирах.

— Я никого не собираюсь арестовывать, — возразил Лев Ивин.

— Мне только нужна информация. Так что будем считать это небольшой прогулкой.

— Прогулка… на другой конец Галактики, — проворчал капитан.

— А почему бы и нет? — воскликнул техник Хилл и подмигнул Ивину: — Какое-нибудь новое расследование?

— Нет, Дэн, очень старое…

Планета Ро была открыта недавно. Первая же разведывательная экспедиция обнаружила там примитивную гуманоидную цивилизацию, и с тех пор планета перешла в полное распоряжение ученых-этнологов.

Один из них встречал Ивина и его команду. Это был молодой человек по имени Алан Торби.

— Рад приветствовать знаменитого сыщика, — сказал он, пожимая Ивину руку, — что привело вас в наши края?

— Мне бы хотелось ознакомиться с результатами ваших исследований, если возможно.

— Разумеется, возможно. Хотя в научном мире сейчас большая конкуренция, вам я вполне доверяю. Пойдемте.

Исследовательская станция не была приспособлена к приему гостей — здесь не было ничего лишнего, да и сами обитатели не слишком ценили комфорт. Просмотровый зал, куда этнолог привел гостей, был невелик; одна его стена представляла собой голографический экран, кресла стояли в беспорядке, низкий столик был завален распечатками, вокруг валялись окурки и пепел сигарет.

— Извините за беспорядок, — рассеяно сказал Торби.

— Ничего, — улыбнулся Ивин. — Скажите, сколько человек здесь работает?

— Трое вместе со мной. Остальные сейчас отдыхают, а я дежурю.

— И вы втроем исследуете целую планету? Простите, но мне мало известно о современных методах вашей работы.

— Да, — кивнул Торби. — Сбор информации происходит автоматически. Съемка местности производится со спутников, мобильные роботы доставляют следящие устройства в места обитания аборигенов. Нам остается только анализировать данные и планировать новые наблюдения.

— Вы могли бы показать нам что-нибудь? На ваш вкус.

— Да, конечно, — Алан Торби открыл шкаф и достал оттуда кристалл с записью. — Думаю, вам это будет интересно: ритуалы религии кум, господствующей на планете.

Экран просветлел, и зрителям открылся вид на деревню — несколько вросших в землю длинных деревянных бараков. Утреннее солнце золотило верхушки деревьев. Прозвучал низкий звук трубы, и из бараков показались люди. Они были одеты одинаково — в серые штаны и рубахи — мужчины, женщины, дети и старики. Выйдя на деревенскую площадь — утоптанную площадку, где ничего не росло, — они сделали попытку построиться вокруг деревянного помоста.

Немного погодя появился человек в красной мантии.

— Жрец, — пояснил Торби. Изображение приблизилось, и все увидели, как жрец взошел на помост и преклонил колени перед двумя идолами — черным и белым.

— Белый сделан из глины, — сказал этнолог. — Это Ленн, символ мудрости. Этимология его имени неизвестна. Имя другого приблизительно переводится как Железный Человек — это олицетворение силы и власти.

Жрец подошел к длинной жерди, торчащей посреди помоста, и под монотонные удары барабанов стал перебирать руками, поднимая на веревке кусок материи ржавого цвета.

— Эта часть обряда — символическое изображение восхода солнца, — объяснил Торби. — Каждое утро они поднимают этот фетиш, а вечером опускают. А вот то, что будет дальше, происходит далеко не каждый день.

Жрец замер между идолами, а затем начал медленно поворачиваться. В какой-то момент он поднял руку, и его указательный палец оказался нацелен на молодую женщину с ребенком. Та, не выказав ни малейшего удивления, подошла и отдала ребенка жрецу. Жрец положил его рядом с собой и, вновь преклонив колени, забормотал что-то.

— Я переведу, — спохватился Торби. — О Железный Человек!..

Великий и могучий… прими нашу жертву… как принял ты тысячи жертв… и тысячи тысяч. И когда твоя священная жажда… будет утолена… ты вернешься к нам… и поведешь в великий поход… в последнюю битву… за прекрасное Завтра…

Ребенок даже не плакал. Под звук барабанов жрец взмахнул ритуальным ножом, и кровь брызнула на его руки, одежду, деревянный алтарь и железного идола, застывшего в зловещей ухмылке. Жрец встал с колен, повернулся к народу и распростер омытые кровью руки в благословляющем жесте. Толпа ответила ему нестройным «ура». Мать кричала вместе со всеми.

— Белому идолу достанутся мозги, — проинформировал этнолог.

— Прекратите! — вдруг рявкнул Лев Ивин. Алан Торби тут же выключил экран и уставился на сыщика удивленным взглядом. Лицо Ивина выражало неподдельную боль и страдание. Однако он быстро взял себя в руки.

— Извините, — сухо сказал он. — Все это слишком напоминает плохой приключенческий фильм. Чем они еще занимаются?

— Ну, — пожал плечами Торби, — жители средней полосы — земледельцы. Обрабатывают землю сообща примитивными орудиями и получают довольно скудный урожай. Северные племена живут в основном охотой. Южнее кочевники пасут скот в степях. Вообще, население немногочисленно. Все исповедуют религию кум в бесчисленных вариантах. Иногда племена воюют между собой с подачи жрецов, но дерутся они вяло и бестолково — так же, как и работают. Еще мы нашли развалины нескольких городов, но там давно уже никто не живет…

— И каковы ваши выводы?

— Они очевидны, — развел руками этнолог. — Полный упадок цивилизации. Остается только узнать, с чего все началось.

Генетический код местных жителей мало отличается от человеческого, а это значит, что они — потомки колонистов-людей, высадившихся здесь тысячи лет назад. Интересно выяснить, кто они были и откуда.

— Я разрешу вашу загадку, — сказал Ивин. — Я знаю, кто они и откуда. Я даже знаю их язык, хоть он и изменился со временем.

— Вот как? — вежливо удивился Алан.

— Они мои братья, — медленно произнес Лев Ивин. Мысли его были далеко — в далеком прошлом: он пытался представить себе, как это все было…

Звездолет стоял подобно древней крепости, неприступной для всякого зла. На его борту были те, кто не мог поступиться принципами, кто не захотел смириться с поражением, кто среди хаоса и разложения сохранил веру в высокие идеалы и преданность идее — величайшей в истории человечества.

«Мы вернемся,» — думал командир, объявляя старт. Заработали двигатели. В лучах утреннего солнца золотом сверкнула надпись на броне. Звездолет «Ленин» уходил к звездам, навстречу прекрасному Завтра.

ТЕНИ АСГАРДА

Вокруг нас существуют таинства зла, как существуют и таинства добра, а наша жизнь и все наши действия протекают, я думаю, в мире, о котором мы не подозреваем, полном пещер, теней и обитателей мрака.

Артур Мэйчен

0. Предисловие

Эта книга возникла в результате прискорбной утечки информации из архивов НАСА. Речь идет о материалах комиссии Райана, расследовавшей серию загадочных событий на лунных станциях и поселениях в последней четверти XXI века. Работа комиссии велась в обстановке полной секретности и не была доведена до конца в связи с известными политическими обстояельствами.

Материалы следствия были переданы заинтересованными лицами в руки двух молодых литераторов. Эти двое провели художественную реконструкцию некоторых событий, опираясь на свидетельские показания и результаты психозондирования их участников и заполняя информационные пробелы при помощи своей богатой фантазии. По понятным причинам имена действующих лиц изменены, а место действия не названо.

Первое издание книги появилось в начале XXII века и сразу же стало бестселлером — главным образом, благодаря резкой опровержениям со стороны научных и правительственных кругов.

Авторы скрылись от судебного разбирательства и дальнейшая их судьба неизвестна: по одной версии — бежали в Южную Америку, по другой — стали жертвами спецслужб.

Теперь, спустя много лет, мы можем более трезво и критически отнестись к этому произведению, что однако нисколько не умаляет его художественной и исторической ценности. Будем помнить древнюю истину: тот, кто не извлекает уроков из истории, обречен пережить все вновь.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ТАЙНЫ ЛУНЫ

1. Номер Тринадцатый (Джедай Аккерман)

Я старый больной человек. Для непосвященного такое утверждение может показаться странным. Действительно, ведь мой последний земной путь я не прошел и до половины. Однако в преисподней уже побывал. В одной из прошлых жизней я был узником нацистского концлагеря. Там на мне ставили опыты. Весело, правда? Страшная штука — память. Особенно — память веков.

Я мог и не решиться вступить на эту тропу. Был бы здоровым и счастливым обывателем, обитателем плоскости, не знающим иных измерений. Но я решился. И теперь уже не стану прежним.

Я хожу среди людей чужим. Нас разделяет время. Их светлый и радостный мир кажется мне иллюзией. За яркими красками дня я вижу непроглядную тьму. И холодно становится на душе.

Иногда тени прошлого оживают. Мертвецы одевают маски. Тогда я бываю нужен. Меня зовут. Меня используют — и затем выбрасывают

— обратно, в руки врачей.

Бедный доктор Сондерс! Единственный человек, который желал мне добра. Сколько сил он потратил, не понимая: я неизлечим.

Знал бы он, чем обернется наша последняя затея!

Во время одного из наших традиционных чаепитий я в шутку заметил, что неплохо бы сбежать от всех проблем на Луну.

— А что, Джедай, — воскликнул доктор. — Это мысль.

Оказалось, в одном из лунных санаториев работает его ученик, и вполне можно меня туда устроить. Я не сопротивлялся.

Остальное было делом техники. Через неделю я уже любовался лунными пейзажами из окна моей палаты и наслаждался пониженной гравитацией. Недаром говорят, что она продлевает жизнь (впрочем, это мне совсем не нужно). Должно быть, именно в этот период я был ближе всего к «выздоровлению». Потом сработал инстинкт смерти: я включил телевизор. И все началось снова.

Знаете ли вы, как это происходит? Мир словно останавливается, краски его тускнеют. Перед внутренним взором возникает черная точка. Она растет, обретает форму, не прекращая своего вращательного движения. Кровожадная четырехлапая тварь!

Она разрывает мне мозг!

Ее называют свастикой. Люди брезгливо морщатся, когда я говорю им об этом. Банально! Старо! Они не знают, что символы не подвластны времени. Не знают и закона обратной связи. Возможно, когда-то свастика была мирным знаком Солнца, дающим силу древним ариям. Но с тех пор много чего произошло. Этот источник навеки осквернен. Ибо этот знак впитал в себя все зло носивших его людей и их ужасных, недоступных человеческому пониманию дел.

Такого объяснения достаточно?

Итак, тварь вновь ожила. Но, слава Богу, я уже умею с ней бороться — по крайней мере, в собственной голове. Помог аутотренинг. Через несколько минут я пришел в свое обычное состояние — мир по-прежнему был тускл, но видения заблокированы.

Остается душевное напряжение, которое не спадает, пока не исчезнет вызвавшая его причина. А для этого ее нужно найти.

Передача называлась «Тайны Луны». Собственно, ничего удивительного в подобных передачах нет. Людей всегда притягивает все таинственное и непознанное. Тем более, когда накапливается слишком иного необъясненных фактов.

Я впервые услышал легенду об Асгарде — судя по всему, пользующуюся у местного населения большой популярностью.

Асгардом здесь называли таинственный город на Луне, в котором якобы обитали не менее загадочные селениты. Город этот видели многие, но о месте его расположения мнения расходились, из чего делался вывод: город существует в ином измерении, и лишь иногда появляется в нашем. Обитатели города также иногда появлялись, оставляя следы босых ног в лунной пыли и наскальные рисунки.

Также деятельностью селенитов объяснялись «огненные диски» над Луной и прочие феномены.

Легенда была не хуже прочих. Меня задело другое.

Оказывается, селениты в родстве с людьми: то ли когда-то спускались на Землю, то ли наоборот, эмигрировали на Луну из Атлантиды. Самое интересное, что каждый человек может стать селенитом, если пройдет определенный путь духовного развития.

Тогда он сможет покинуть тесные купола поселений и выйти на лунные просторы. Ему не понадобится скафандр или другие технические приспособления. Ему не будут нужны ни воздух, ни пища, ни одежда… Были также слухи о том, что такие люди уже есть. Назывались имена без вести пропавших.

Сомнений у меня не возникло: это старая песня. Я слышал ее еще в начале прошлого века. Высшие Неизвестные, Великие Древние, Тайные Владыки… У меня с ними давние счеты! Очень давние.

2. Шериф Кеннеди

Неладно что-то в датском королевстве, как говаривал старина Купер, мой покойный предшественник и непосредственный начальник.

Под родным куполом творятся такие дела, а ты сидишь, как дурак, и ничего сделать не можешь.

Наш дорогой мэр Майкл Петрович как-то хотел меня похвалить и сказал: «Новая метла хорошо метет». Оказывается, есть такая русская поговорка. Что ж, метла так метла. Только вот объявилась вдруг еще одна, черт знает откуда. Прутья у нее стальные, и метет она без правил.

Когда начали убивать проституток, мы думали: маньяк. Вроде Джека Потрошителя. Но наш Джек этим не ограничился. Стали гибнуть наркоманы — почерк тот же. А кто, интересно, догадался потом добавлять в наркотики медленный яд? Как будто крыс травили.

Понизу прошлись — и наверх завернули. Что я, не знал всех этих сутенеров, торговцев, гангстеров, мафиози доморощенных?

Знал. Но одно дело — знать, а другое — поймать и доказать. Да и то, всех не пересажаешь — места не хватит. А вот Джеку ни доказательств, ни тюрем не надо — нет человека, и проблемы нет.

Признаюсь честно: не осуждал я его поначалу, а только завидовал.

Потом, слава Богу, опомнился.

Это когда до Перейры очередь дошла. Ну не был он преступником. Да, глотку драть любил и митинги устраивал. За это его свои и выбрали — защищать их интересы. Недолго он их защищал. Видно, Стальной Метле демократия наша не по вкусу.

Тогда и подумал я: чем черт не шутит, могут и до меня добраться.

И вообще до любого человека под этим чертовым куполом. Вот жуть-то! Ведь у Джека нашего явно полно змей в голове.

Не знаю, чего и ждать. Старею, наверное. А тут еще этот странный тип, Джедай Аккерман…

Он вошел и посмотрел на меня. Глаза мне его не понравились: старые-старые. И как будто повидал он такого, что лучше и не знать, а то крыша поедет. Я тогда решил, что он наркоман. Не из той шпаны, что травку курит и колется, а из этих, новых, которые с электроникой химичат. У них, говорят, год за десять идет.

— Здравствуйте, господин Аккерман, — сказал вежливо я. — Чем могу помочь?

— Наоборот, — вяло ответил он. — Это я могу вам помочь.

Да неужели? Что, новый Шерлок Холмс родился?

— Насколько я понимаю, вы друг доктора Флетчера. Он просил меня принять вас…

— Нет, — покачал головой этот Джедай. — Я не друг доктора Флетчера. Я его пациент.

Час от часу не легче! Не только наркоман, но и псих. Зачем же его выпустили? Это что, новый метод лечения?

— Да, — сказал он. — Я старый больной человек. В миру известен как Номер Тринадцатый. Может, слышали?

Я аж рот открыл. Еще бы не слышал! Дело «Оборотней», тайны «Сверкающего Мрака», разоблачение Огневика — и так далее, в том же духе. Но действительно ли это он?

— Это я. Вот документы, — он вынул из кармана куртки удостоверение вместе с какими-то бумагами и не глядя бросил на мой стол. Я посмотрел — все было верно.

— Так вы частный сыщик?

— Нет. Я мистик.

Ладно, мистик так мистик. Замнем для ясности. Хотя по-моему, если кто-то крякает как утка и плавает как утка, то это и есть утка. А Номер Тринадцатый ловит преступников. Так в чем же дело?

— Скажите, шериф, не происходит ли в последнее время чего-нибудь странного в ваших владениях?

Да мне его сам Бог послал! Впрочем, лучше повременю…

— Что вы имеете в виду?

— Например, немотивированные самоубийства, исчезновения?

Тут он меня сбил с толку. Попал пальцем в небо, решил я, а потом вдруг вспомнил: да, было такое! Видно, мы на дело с разных сторон смотрим.

В последнее время появилась вдруг мода на прогулки по Луне.

А чем плохо, если за свои деньги? Достал скафандр, купил дыхательную смесь — и гуляй, сколько влезет. Один или с друзьями. Я сам иногда хожу, чтобы развеяться.

И вдруг — самоубийства, одно за другим. Конечно, чего проще

— расстегнул скафандр, и привет! Но почему, отчего — так и не дознались. Люди в основном благополучные, культурные, все у них было о'кей. Как будто помешательство какое-то.

Ввели тогда ограничения на индивидуальные прогулки, обязательную регистрацию выходов — хотя вой, конечно, поднялся… Случаев таких стало меньше, слава Богу. Но ведь это не все.

Как правило, самоубийц мы находили. Другие же, бывало, исчезали насовсем. Как корова языком слизала, говорил тогда Майкл Петрович. Это такой русский черный юмор.

Я рассказал Номеру Тринадцатому все без утайки — и про убийства и про самоубийства. Интересно было на него смотреть.

Конечно, все это ему жутко не нравилось, даже больше, чем мне, а с другой стороны — ничуть не удивляло. У меня возникла идейка насчет того, что все эта чертовщина — дело рук преступников, по следу которых он идет уже давно. За этим он, наверное, и прилетел на Луну, а лечение — только прикрытие.

— Вы не смотрите передачу «Тайны Луны»? — вдруг спросил он.

— Нет, — удивился я.

Тут он мне и выдал историю о селенитах.

— Вы в это верите? — осторожно спросил я. — В Асгард и прочее?

— Асгард — это мир асов, то есть богов, в древнескандинавской мифологии. Но дело не в названии. Очевидно, что наши самоубийцы верили в селенитов, верили в то, что могут стать селенитами и готовы ими стать: снять тяжелые, ненужные больше скафандры и пройтись босиком по Луне. Вы правы: у этих людей было все, им не хватало только безумной мечты.

Этот мистик был чертовски убедителен!

— Тогда надо действовать, — сказал я. — Сначала прижмем парней с телевидения — пусть думают, что говорят. Потом надо пригласить парочку профессоров, чтобы дали научное опровержение всем этим небылицам.

— Возможно, этого от нас и ждут, — мрачно заметил Джедай. — Прежде всего надо понять, что происходит, шериф, а потом уже действовать.

— А вы понимаете?

— Думаю, да. Вы верите в дьявола?

— Ну, не буквально…

— Можно и не буквально. По крайней мере, с терминологией вы знакомы… То, что происходит — это искушение. Страшный соблазн

— не тела, но духа. Представьте себе, что вы играете в шахматы: партия тянется невыносимо медленно, вам кажется, что вы проигрываете… В какой-то момент хочется смахнуть фигуры с доски и начать все заново. Мы осваиваем планеты, открываем иные миры, но играем по старым правилам: мораль, законность, демократия и так далее. От этого устают не только люди, но и народы. Тогда приходит искушение: отряхнуть с ног прах старого мира, погрязшего… неважно, в чем: лицемерии, разврате, коррупции, — и построить новый мир, установить новый порядок с новыми правилами игры. Тысячелетний рейх или Утопия — дело опять-таки не в названии. А что происходит здесь, под куполом?

Здравый смысл уже дал трещину, достаточную для того, чтобы гибли люди. Мораль и законность под вопросом. Стальная Метла устанавливает власть террора, и многим это нравится. Даже у вас, шериф, были сомнения. Вы исполняете свой долг, но не слишком рветесь поймать своего Джека Потрошителя — боитесь, что вас неправильно поймут. Демократия тоже под угрозой. Насколько я понимаю, Перейра представлял цветное население. Раз есть расовые проблемы, на них тоже будут играть…

Далее, в администрации купола наверняка есть нечистые на руку люди — этого может быть достаточно для расправы. А те, кто придет вслед за ними, будут брать уже не долларами, а человеческими головами. Я понятно объясняю, шериф?

Я промолчал. Все-таки он псих, параноик. Ну не может все быть так плохо! Мой здравый смысл еще цел.

— Ладно, — он поднялся с кресла, — мне пора на процедуры. Я еще зайду к вам… Всего хорошего, шериф.

3. Доктор Флетчер

Мне сообщили, что пациент из шестьдесят шестой палаты хочет говорить со мной, и я решил не откладывать это дело.

Случай был по-своему уникальный. Август Троммель был одним из тех, кто ушел из-под купола и не вернулся. Его нашли через сутки в бессознательном состоянии. Дыхательный ресурс скафандра был давно исчерпан, и непонятно, каким образом Троммелю удалось остаться в живых. Должно быть, вследствие отравления углекислым газом в условиях пониженной гравитации все жизненные процессы у него остановились.

Так или иначе, но выйдя из комы и полностью восстановив физическое здоровье, больной обнаружил обширную потерю памяти.

Вскоре память в основном также восстановилась, оставались загадкой лишь события, непосредственно относящиеся к несчастному случаю. При других обстоятельствах это могло показаться неважным, но сам Троммель почему-то придавал происшедшему большое значение. Он хотел вспомнить.

И это ему, наконец, удалось. Только лучше бы этого не случилось! То, что он рассказал, мне очень не понравилось. Я решил, что выпускать его пока рано; более того, все откладывается на неопределенное время.

— Но почему? — спрашивал он удивленно. — Доктор, я же все вспомнил! Я ведь здоров, правда?

А я смотрел в его ясные голубые глаза и умело скрывал свои чувства.

Плохо, когда человек чего-то не помнит, но еще хуже, когда он помнит не то, что было. В какой-то степени это присуще нам всем: мы, например, иногда помним свои сны, однако не теряем чувства реальности. Здесь случай другой: слишком яркие фантазии заполняют пробелы, и выгнать их оттуда гораздо труднее, чем восстановить настоящую память.

— Мне надо идти, — продолжал Троммель. — Я должен поговорить с Джеймсом Хэрришом. Они приказали мне сделать это.

Как вы думаете, он меня примет?

Упоминание о Хэррише в этом контексте мне понравилось еще меньше. Его телевизионные выступления я всегда смотрю с профессиональным интересом. Удивительно, как этому типу удается проходить необходимые психологические тесты. Впрочем, совершенно здоровый человек в политику и не пойдет. В мэры Хэрришу выйти, к счастью, не удалось, но в Совет он пролез и в первый же день поцапался с Энрико Перейрой, обозвав того «грязным латиносом».

Это был не последний скандал с его участием…

Я настоял на том, что Троммелю надо еще подлечиться, а заодно он может обстоятельно продумать свою речь. На этом он, казалось, успокоился.

Однако на следующий день ко мне заявилась группа из трех человек — две полные женщины лет за сорок и один очень элегантно одетый мужчина. Все они носили значки с изображением рогатого серпа Луны, перечеркнутого зигзагами молний. Что-то мне это напоминало, но я так и не вспомнил, что.

— Мы представляем общество «Лунная жизнь», — сказал мужчина, одаривая меня визитной карточкой. — Нам стало известно, что у вас содержится один из членов нашего общества, Август Троммель.

Мне пришлось признать этот факт.

— Однако его психическое здоровье еще не вполне восстановилось, — заметил я.

— Из чего вы делаете такой вывод? Вероятно, он рассказал вам нечто, что противоречит данным официальной науки, закосневшей в предрассудках? А во всем остальном он вполне здоров, не так ли? В таком случае вы не имеете права держать его здесь против его воли, воли его семьи и близких. Не забывайте: мы можем обратиться в суд и потребовать независимой экспертизы!

И я малодушно уступил, подумав: одним психом больше, одним меньше в нашем безумном мире… всех не перелечишь.

4. Джеймс Херриш

Троммель прочно обосновался у меня в кабинете и, видимо, не собирался уходить до тех пор, пока не выскажется полностью или не вылакает весь глинтвейн, заботливо приготовленный моей секретаршей Лаурой (для меня, между прочим!). Каждый раз, когда он ставил стакан на стол, я думал, что повествование вновь продолжится, и мне станет наконец ясна цель его визита. Но вытерев роскошные рыжие усы тыльной стороной ладони, Август снова брал в руки стакан и делал новый глоток. В итоге я не выдержал и, достав сигару из стоящего на столе ящичка в виде пирамиды, блаженно затянулся. Едва табачный дым проник в мои легкие, как Троммель осушил стакан и неосторожным движением поставив его на поднос, смахнул со стола китайского болванчика.

Я вздрогнул и поперхнулся.

— Прошу прощения, — пробормотал он, неловко съезжая на край кресла и пытаясь собрать остатки статуэтки.

— Ладно, оставь… — прохрипел я сквозь душащий кашель. По счастью, Троммель догадался плеснуть в мой опустевший стакан живительной влаги. Кашель понемногу стал стихать.

Вечно от этого типа одни неприятности! Помню еще по университету, где нас угораздило учиться вместе. Ну, меня-то оттуда выгнали за политику, а он выучился и заучился окончательно. С тех пор мы не виделись, хотя я пару раз слышал о нем: известный археолог, бросил вызов джунглям Южной Америки, чуть не погиб в пустыне Гоби, проник в самое сердце Африки… И везде чего-то раскапывал, какие-то древние города. Но, сказать по совести, разве это занятие для мужчины — копаться в земле? А теперь вот он свалился мне как снег на голову.

— Извини, — снова начал Троммель. По опыту я знал, что за этой фразой последует длинный монолог, не относящийся к теме нашей беседы, и поспешил его прервать.

— Ладно, забудем. Оставь в покое останки этого китайского придурка. Нет, лучше выброси, чтоб я их больше не видел. Значит, мы остановились на том, что…

— Да-да, — подхватил Троммель. Глаза его заблестели, как у ребенка, решившего поведать друзьям о достоинствах новой игрушки. — Я, кажется, остановился на том, что пещера, найденная мною, имела совершенно незаметный боковой проход почти у самого дна, ведущий куда-то вдаль.

Я механически кивнул Августу, радуясь, что как минимум четверть часа из его рассказа было пропущенно.

— Я включил фонарь и довольно резво двинулся во мрак.

Спускаться было легко, под ногами почти не встречалось камней.

На всякий случай я обратил внимание на датчик дыхательной смеси.

Гелия для дыхания оставалось еще часов на шесть, так что поворачивать назад не было необходимости. Так что я пошел вперед, почти побежал.

Внезапно я налетел на стену. Да, это действительно был тупик. Фонарь высветил мощный пласт базальта, перегородивший мне дорогу. Столь неожиданно упершись в него, я растерялся и первые несколько минут лихорадочно вертел головой, в надежде увидеть продолжение прохода. Однако ничего такого не было видно. Не знаю, с чего это вдруг, но мне пришла в голову мысль посмотреть камни в инфракрасном диапазоне. Удача снова повернулась лицом ко мне. Неожиданно я обнаружил странное свечение. Температура камня была почти комнатной, это на лунном-то морозе!

Признаться, я находился в полном недоумении. Стоял столбом несколько минут, соображая, в чем дело. Как современный человек, попытался объяснить эту аномалию с научной точки зрения. Ну, вулканическая деятельность, упавший метеорит и так далее. В самом деле, мало ли что на Луне случиться может. Но когда я поточнее определил источник излучения, то чуть не рухнул в обморок. Потому что он находился у меня над головой.

Представляешь? Совсем рядом, буквально руку протяни, что, кстати, я тут же и сделал…

Убаюканный монотонным голосом рассказчика, я не заметил, как задремал. Разбудил меня неожиданно повысившийся голос Троммеля. Он уже привстал в кресле и размахивал рукой, очевидно, показывая мне, что с ним приключилось. Я снова стал вслушиваться в повествование. Да, старина Август рассказал значительную часть своей истории.

— Их было пятеро, — продолжал он бесконечный монолог. — Внешне они так походили на людей, что встреть я их в другом месте — в жизни не заподозрил бы в них пришельцев. Но встретить здесь, на Луне, людей, которые спокойно расхаживают по поверхности без скафандров! Это по меньшей мере жутко.

Признаюсь, Джеймс, я здорово перепугался. Но бежать не смог.

Они словно притягивали меня к себе, иначе это и не назовешь.

Когда один из них подошел ко мне почти вплотную, я почувствовал его дыхание на лице. Ты можешь это себе представить? Дыхание через скафандр!

Я кивнул и снова провалился в сон. Однако мысль о том, что рассказ Троммеля потихоньку начинает меня интересовать, случайно промелькнула в голове, отчего я проснулся и по собственной воле.

— Совершенно не помню, как мы расстались. Последними вспоминаются их лица, глаза… А затем я уже стою у моего лунокара со включенным фонарем. И вот между этими событиями — провал. Но это уже не важное. Главное-то я вспомнил…

— Кстати, а что они сообщили о себе, эти пришельцы? — от скуки поинтересовался я. Не очень-то верилось во всю эту тягомотину.

— Да, о себе. Довольно немного, но обстоятельно. Они именуют себя селенитами, а то место, куда я попал, называется Асгард. Город асов. Высших существ, то есть.

— Ну, конечно, — фыркнул я.

— Не смейся, Джеймс. Я думаю, что нашел то, что искал много лет. Наконец, удается связать воедино древние легенды и мифы…

В Северной Европе их звали асами, в Индии — асурами, в Греции — титанами, в Южной Америке… Да что говорить!

Они достигли совершенства. Как я уже говорил, энергию для поддержания жизни селениты получают отовсюду, будь то солнечная энергия, тепло недр Луны или просто упавший метеорит. Они контролируют длительность своей жизни и могут умереть, а затем воскреснуть, когда им заблагорассудится и сколько угодно раз.

Кстати, они бесполы. Точнее, наоборот: селениты могут становиться мужчинами или женщинами по собственной прихоти. Не думаю, что им так нравится любовные игры в бесконечных вариациях, но некоторые исполняемые ими ритуалы требуют разделения полов. Да-да, не смейся, у них тоже имеется религия.

Законы ее совершенно непонятны нормальному человеку, и понятными, я думаю, не станут никогда. Но цель ясна с самого начала.

Селенитам предназначено стать Хозяевами Вселенной. Но их для этого слишком мало и заняться такой грандиозной задачей им пока не под силу. В некотором смысле они прокляты — селениты лишены способности к размножению. И поэтому единственной возможностью для увеличения их числа является вербовка человеческих существ в свои ряды. Человек может стать сверхчеловеком, если пройдет некоторые метаморфозы. Это долгий и тяжелый процесс, немногие сыны человечества достойны пройти его и обрести невероятные способности. Необходима изначальная чистота крови и стремление души, чтобы трансформация завершилась успешно. Прецеденты, кстати, уже были.

Я только пожал плечами и заметил, что сигара, которую я положил на краешек пепельницы, дотлела почти до конца.

Раскуривать новую не хотелось, поскольку один вид Троммеля отбивал всякую охоту к маленьким удовольствиям.

— Так вот, к чему я клоню. У человечества появился реальный шанс стать хозяином своей судьбы. Неограниченные возможности.

Бесконечная жизнь. Смерть, словно сон.

— За что, интересно, они были прокляты, — меланхолически произнес я, не ставя, впрочем, вопросительного знака в конце фразы, а скорее смакуя ее.

— Неважно, — отмел мои возражения Август и продолжил свои восторженные речи. Но в этот момент мои размягчающиеся мозги озарило:

— Знаешь, тебе надо на телевидение. Есть там такая передача

— «Тайны Луны». Попадешь в самую точку. Обратись к ведущей, как ее там… Да, Магдала Ларсен.

Я задумался, вспоминая. Аппетитная, надо сказать, штучка эта Ларсен, хоть и не первой молодости. Шведка, кажется.

Короткая стрижка, голубые глазки, решительное лицо. Губит себя работой, а сколько, наверное, нерастраченных сил… Уж я бы растратил. Хотел познакомиться, да как-то все было некогда. Ну, может, сойдемся на троммелевской почве.

По счастью, Троммель в одиночку не дошел до моего гениального предложения (о телевидении). А потому ухватился за него, как утопающий за соломинку.

— Послушай, Август, — не выдержал я, — да не теряй ты драгоценного времени. Послезавтра эфир. Опоздаешь — и они поставят что-нибудь совсем другое.

— Верно, старина. Спасибо, что напомнил, а то у меня из головы вон. Мне действительно надо бежать. А после записи обязательно зайду, расскажу, что и как было.

Я тяжело вздохнул, предчувствуя еще один тяжелый день на этой неделе, но тут же нацепил на себя дежурную улыбку и пошел провожать незваного гостя. У самых дверей он вдруг остановился:

— Только ты не мог бы связаться с компанией? Ну, знаешь, намекнуть на мой визит и заверить их, что дело стоящее. Все-таки меня здесь совсем не знают.

— Ладно, попробую…

Он обрадованно затряс мою руку и спешно вылетел из кабинета. Я же с трудом добрел до кресла и рухнул в него.

Слушать бредни этого чудака я был не в состоянии. Чего он прицепился ко мне со своими селенитами?

На звук упавшего тела из коридора вошла Лаура.

Соблазнительно покачивая бедрами, она подошла к столу.

— Я устала ждать, пока этот противный человек уйдет, — пожаловалась она.

— А я тем более.

Она провела пальчиком по краешку стакана.

— Глинтвейн уже остыл. Может, сделать еще?

— Не стоит, — я поманил ее, и Лаура с удовольствием залезла ко мне на колени. — Мы вполне можем обойтись и без него.

— Конечно, Джем. Я только хотела узнать, о чем вы так долго беседовали. Что-нибудь важное?

— Да нет, чушь какая-то. Как всегда у него, про высшую расу. У старины Августа с детства такие бредни, не стоит обращать на них внимания. Всех знакомых уже доканал, только я остался.

— Ты ужасно устал, милый, — сказала мне Лаура. — Может, сделаешь перерыв?

Ради приличия я взглянул на часы. До приема времени было — вагон и маленькая тележка.

— Против тебя трудно устоять, — Лаура ослепительно улыбнулась, представив моему взору ряд белоснежных зубов, а я почувствовал, что уже освобожден от пиджака и галстука.

И мы приступили к нашему ритуалу.

5. Магдала Ларсен

Когда ко мне в гримерную ворвалась Жаклин, я подумала, что наступил конец света. Ну, в крайнем случае, муж застукал ее с каким-нибудь очередным «увлечением». По крайней мере, именно так можно было истолковать ее красноречивые жесты в сторону двери и удивительную бледность лица.

Не отворачиваясь от зеркала, я поинтересовалась:

— Что там с тобой опять приключилось?

Жаклин рухнула в стоящее рядом кресло. Я обернулась и посмотрела на нее в упор. Очевидно, мое недовольное лицо, на которое я еще не успела наложить косметику, произвело отрезвляющее действие на мою подругу. Она собралась с духом и выпалила:

— В студии псих.

— Если ты о Мике Ольсене, то я этому не удивляюсь. Он и меня порядком достал. В конце-концов, я еще…

— Да нет же. Я совершенно не шучу, — на лице Жаклин появилась гримаска отчаяния. — Сюда кто-то пропустил одного чокнутого, который с пеной у рта клянется, что хочет передать послание от пришельцев.

— Ну, конечно, — раздельно произнесла я, — только такие к нам и обращаются. А он что, действительно не в себе?

— Откуда я знаю? — возмутилась Жаклин. — Я что, по твоему, у каждого обязана спрашивать справку от психиатра? Впрочем, этому она и не нужна, с первого взгляда видно, где его держали.

— Ладно, что еще он успел тебе наплести?

— Ничего, кроме этого. С ним сейчас разбираются охранники.

Непонятно, куда они смотрели, когда он прошел сюда. По-моему, чтобы пропустить такого чокнутого, нужно редкое умение занимать не свое место!

— Слушай, — не выдержала я, — а не могла бы ты объяснить все еще раз и поподробнее?

— Могу.

— Ну, так давай.

— Я столкнулась с ним в коридоре. Он появился прямо передо мной, словно из-под земли вырос. И сразу пристал с вопросом, где может найти тебя, то бишь ведущую «Тайн Луны». Да, я прекрасно знаю, кто тебя может навестить, и только хотела дать ему от ворот поворот, как он тут же насел на меня со своим идиотским требованием устроить ему встречу. Начал орать что-то про свободу слова, про свое важное сообщение и тому подобную галиматью. Типа, по страшному секрету поведал мне, зачем же он таки сюда явился. Меня смех бы разобрал, если бы этот шизофреник не висел на моей новой кофте. В этот момент на наш общий ор вломилась охрана и моментально отцепила меня от него. Видишь, какая после этого у меня измятая кофта. Едва спаслась. А больного потащили успокаивать в студию компьютерной анимации.

Только он и слышать ничего не хочет; дай ему с тобой повидаться и баста. Там интересуются, вызвать тебя или врачей. Как решишь?

— Не вижу пока необходимости во врачах. — Я тем временем взвешивала все «за» и «против». Конечно, рисковать не из-за чего тоже смысла не имеет. Ну, охрана его потрясла на предмет оружия, это понятно. Неизвестно, что он без него может выкинуть.

С другой стороны, если его бред окажется стоящим, то послезавтрашняя передача…

— Ладно, — медленно произнесла я. — Схожу посмотрю на твоего психа. Вдруг что интересное скажет, тогда наш следующий выпуск заимеет хоть какой-то смысл.

— Ты так думаешь? — Жаклин с сомнением посмотрела на меня, будто проверяя, не заразилась ли я случайно тем же самым.

— Ох, прекрати ты свои истерики по любому поводу. — Решимости во мне стало, хоть отбавляй. Вероятно, не последнюю роль сыграла неуверенность подруги. — Не хочешь, так сиди здесь.

Насильно никто тебя не тянит.

— Подожди, Магда. Конечно, я же не говорю, что он так на тебя и набросится, дело скорее в другом.

— А в чем же?

— Честно говоря, у меня плохое предчувствие.

Я с изумлением уставилась на дизайнера.

— Ты это о чем? О перекройке выпуска?

— И да, и нет. Мы можем здорово вляпаться в какую-нибудь грязную историю. Ну, знаешь, военные секреты, государственные тайны…

— Я об этом слышала тысячу раз. Плевать я хотела на все эти игры патриотов! У нас, в конце концов, независимый телеканал.

Выйдя в коридор, я резко хлопнула дверью прямо перед носом Жаклин. Догонять меня она не стала — наверное, обиделась всерьез. Может быть, она опять окажется права. В любом случае, надо будет попросить у нее прощения.

Человека, столь рьяно искавшего меня, найти не составило труда. Сейчас, когда он уже отошел от первоначального беспокойства, то выглядел вполне нормальным. Обычный бюргер с обязательным брюшком. Одет по последней моде — правда, еще земной — скорее всего, прибыл к нам недавно, вот и не успел перестроиться. Меня сразу же очаровали его пышные рыжеватые усы, придающие лицу какую-то неожиданную привлекательность.

Подбежав ко мне с неестественной быстротой, он с горячностью пожал протянутую мною руку и представился. Я предложила ему сесть. Не успев принять сидячее положение, Август Вильгельм Троммель начал свое повествование.

Сперва все то, о чем он рассказывал, казалось мне сплошным бредом, лишенным даже намека на смысл. Однако первое впечатление постепенно прошло. Я заинтересовалась историей. В конце концов, она была значительно инереснее той, что мы намечали поместить в послезавтрашнюю передачу. Даже если это и плод его больного воображения, то весьма привлекательный для неискушенной публики.

Такое они любят. Шеф, наверное, останется недоволен: ему нравятся обстоятельные программы, наподобие той, которая должна пойти следующей в расписании. Да уж, материала там собрано дай Боже, а что касается остроты восприятия… С этим значительно хуже. Впрочем, если постараться, то и его можно будет убедить.

А если можно, значит, нужно.

— Ага, это вы, Ларсен! Добро пожаловать! — плотоядно ухмыльнулся шеф. Я насторожилась: такой прием не предвещал ничего хорошего. — Угадайте, кто меня посетил сегодня утром?

— Селениты, — выдохнул Троммель.

— Нет! Это были полицейские. И приходили они, между прочим, по вашу душу.

— По мою? — я сделала большие глаза.

— Именно. Шерифу Кеннеди не нравятся ваши передачи. Он полагает, что вы ответственны за все самоубийства, происходящие вне купола.

— Но почему?

— Было сказано, что любой может стать селенитом.

Естественно, нашлись желающие попробовать. Конечно, ни один суд не признает это подстрекательством, так что тюрьма вам не грозит. Однако я вынужден был прослушать лекцию об ответственности журналиста, и теперь вы у меня в долгу, Мэг.

Я расслабилась и сделала игривое выражение лица. Очень удобно, когда кто-то думает, что ты у него в долгу.

— Что там у вас планируется в следующем выпуске?

— Неопознанные летающие объекты.

— Прекрасно. Но никаких селенитов!

— Мы как раз хотели сделать новую запись, — возразила я. — Вот этот человек лично общался с ними!

Шеф перевел свирепый взгляд на рыжие усы Троммеля.

— Вы, наверное, большой любитель баварского пива? — вдруг спросил он.

— Да, — растерянно ответил Троммель.

— А с розовыми слонами вы не общались?

Троммель, естественно, обиделся:

— Я говорил с самим Джеймсом Хэрришем — он выслушал меня и посоветовал обратиться к вам. Я думал, что у вас независимый канал, а оказывается, мнение полиции для вас дороже истины.

Шеф промолчал, закусив губу и бесцельно вертя в руках электронный карандаш.

— Доказательства! — наконец воскликнул он. — Вы можете предъявить вещественные доказательства? Предметы, аудио- или видеозаписи?

— Контакт произошел в пещере неподалеку от купола, — заявила я, не давая Троммелю открыть рот. — Мы можем поехать туда и все там заснять. Наверняка мы найдем следы пребывания этих существ.

— Прекрасно! — взмахнул руками шеф. — Поезжайте. Но без доказательств не возвращайтесь. Иначе ничего не будет, ясно?

— Ясно, — поддакнула я.

— Тогда вперед!

6. Майкл Петрович

Господи, ну когда же это кончится? Как же я устал от всего этого! Иногда думаю: зачем полез в политику? Сказали бы мне лет пять назад, что я, Смирнов Михаил Петрович, стану мэром лунного городка — не поверил бы. Должно быть, бес попутал. Впрочем, такая формулировка больше подходит для этого шута Хэрриша.

Скажем по-другому: кого Бог любит, того и наказывает. Я не реформатор. Больше всего на свете ценю мир и покой. Кто за меня голосовал? Люди, которые хотят того же. Тогда их было большинство. Сейчас — не знаю.

Я стоял и смотрел, как догорает новый Культурный центр.

Вокруг суетились роботы-пожарные, похожие на больших пауков, обдавая здание пенными струями. Поодаль собирался народ. Мне сообщили, что никто не пострадал, но вряд ли что-нибудь удастся спасти.

Больше всего мне было больно за библиотеку. Конечно, электроника — это хорошо, но в нашей семье всегда любили настоящие книги. Их бережно передавали из поколения в поколение

— некоторым было более ста лет. Я взял их сюда, на Луну, а потом отдал часть городу.

Тому, кто не понимает, вряд ли объяснишь: нельзя жечь книги. Они как дети — прекрасны и беззащитны. Это прошлое, без которого невозможно будущее.

Под куполом любой пожар — страшная опасность, не то что на Земле. Выгорает драгоценный кислород, ядовитые продукты сгорания и частицы дыма могут нарушить хрупкое экологическое равновесие.

И к виновникам пожаров здесь относятся соответственно. В прежние времена, говорят, доходило до линчевания.

Если раньше еще были какие-то сомнения относительно поджога, то теперь для них не осталось места — поперек стены красными каракулями было выведено: «Помни Перейру». Скрыть эту улику было невозможно. Теперь все пойдет вразнос. Не исключено, что завтра белые начнут ловить цветных на улицах, а потом двинут на «цветные» кварталы, а кто кого побьет — это еще вопрос.

Точнее, нет никакого вопроса: в таких конфликтах победителей не бывает, зато жертв сколько угодно. Одна надежда на нашу доблестную полицию во главе с бравым Ником Кеннеди. Впрочем, вид у него на этот раз был совсем не бравый, а не по должности задумчивый. Последними раз у него был такой вид, когда он сообщил мне (строго конфиденциально) о Джеке Стальная Метла. Или он называл его как-то иначе? Я сразу понял: дело это не уголовное, а политическое. Замечательный способ дискредитации власти: показать, что кто-то может делать ее работу лучше нее.

Таинственный супергерой, например. Он же кровавый маньяк по совместительству. Все в лучших традициях…

На этот раз Ник сбивчиво рассказал мне о встрече с неким Джедаем, который возвестил нашему тихому городку новый Апокалипсис, и в, частности, предупреждал о расовых волнениях и о том, что их будут использовать некие темные силы. Для такого предположения, впрочем, не надо быть семи пядей во лбу. Я даже могу назвать этого дьявола по имени — Джеймс Хэрриш. Не его ли люди устроили провокацию?

Да нет, какой он дьявол! Скорее мелкий бес. И тогда есть два варианта: либо он не ведает, что творит, либо за него это делают другие, а сам он — лишь пешка в большой игре. Возможно, игра выходит за рамки нашего купола и за грань нашей реальности вообще… Я тоже могу быть мистиком!

7. Номер Тринадцатый

В ту ночь мне снился огонь. Красный зверь, выходящий из-под земли, хищный и всепожирающий. Горели дома и люди; все, что создано человечеством, обращалось во прах.

Этот сон был мне знаком. Ночные кошмары — одна из нитей, связывающих все известные мне жизни. «Огненный сон» впервые посетил меня перед тем, как нацисты подожгли рейхстаг. Ничего хорошего он не предвещал.

Проснувшись, я почувствовал, как изменилась атмосфера. Не в прямом смысле, конечно. Но волны тревоги, страха и ненависти докатывались и сюда. Наверняка это скажется на состоянии больных. Доктору Флетчеру, лучшему ученику доктора Сондерса, придется повозиться.

Пожар показали в утренних новостях. По моим меркам, он был мелковат, но здесь это, конечно, было событие номер один.

Событие, способное разорвать купол пополам.

Поэтому я не очень удивился, когда ко мне явился доктор Флетчер самолично и передал, что в моем обществе срочно нуждаются отцы города. Он также высказал мне все, что думает о моем увлечении политикой и о том, как пагубно это может отразиться на моем здоровьи. Похоже, он обещал своему любимому учителю пыль с меня сдувать, а я подложил такую свинью!

Я, в свою очередь, обещал после того, как исполню свой гражданский долг, обратно стать паинькой и исполнять все предписания врачей. Флетчер обреченно покачал головой и дал «добро». Так я во второй раз выбрался из этого санатория.

В городе было неспокойно. По улицам расхаживали патрули.

Однако чувствовалось, что и полицейские не в своей тарелке. По этой причине они были неестественно суровы, разгоняя народ, имевший тенденцию собираться в группы и обсуждать происходящее.

Так я узнал, что в поджоге обвиняют людей Перейры — якобы есть улики, которые власти пытаются замолчать.

У мэрии выставили охрану, которая не хотела меня пускать без письменного разрешения. Пришлось позвонить наверх, и через несколько минут я уже находился в кабинете Майкла Петровича.

Здесь же присутствовал мой знакомый шериф Кеннеди. Настроение у обоих было мрачное.

Мэр встал из-за стола и пожал мне руку:

— Добрый день, господин Аккерман. Мне передали, что вы готовы предоставить городу свою помощь. Город, в свою очередь, готов принять ее от вас, какой бы необычной она ни была. При нынешних обстоятельствах мы готовы рассмотреть любые ваши условия…

— Оплатите мое лечение, — сказал я. — Больше ничего не нужно. Я не зарабатываю деньги, я борюсь со злом.

Шериф посмотрел на меня с явным одобрением.

— Давайте к делу, — продолжил я, усаживаясь в кресло. — Что за улики вы скрываете?

Оказывается, они не то что бы скрывали, а просто решили не заострять внимание по официальным каналам. Независимые средства массовой информации вправе были сообщать все факты, хотя им это было не рекомендовано. Это напомнило мне кое-что.

— Шериф, вы помните, мы говорили о Джеке Потрошителе — не о нынешнем, а из позапрошлого века. Вы не знакомились специально с материалами того дела, нет? Помнится, после всех этих убийств на одном из лондонских домов появилась надпись: «Евреи — не те, кого можно обвинять безнаказанно». По приказу инспектора Скотланд-Ярда она была уничтожена. К счастью, до погромов тогда дело не дошло… Нет, господин мэр, я не был Шерлоком Холмсом. В той жизни я был католическим священником.

Майкл Петрович понял, что я прочел его мысли, и посмотрел на меня с благоговейным ужасом. Это не входило в мои планы.

— Не беспокойтесь, мои скромные способности будут служить только на благо города. Так вот, в обоих случаях мы имеем дело с провокацией. Просто замечательно, что вы на нее не поддались.

Теперь хорошо бы найти истинного виновника.

— Да, хорошо бы, — пробормотал Кеннеди.

— В этом я попробую вам помочь, и даже не советом. Если вы не возражаете, господин мэр, мы сейчас съездим на место преступления.

Мэр не возражал…

Миновав оцепление, мы прошли на пепелище. Пресловутую надпись почти не было видно из-за грязно-серых потеков высохшей пены. Мои надежды оправдались: духи огня еще не покинули это место. Они очень неохотно отпускают свою добычу. Я устроил поудобнее свое тело среди мусора и вступил в контакт.

Я попал в хоровод разноцветных искр. «Кто открыл вам путь? - беззвучно взывал я к ним. — Кто зажег огонь?» Они пытались увлечь меня в хоровод — в этом случае мое тело сгорело бы заживо

— но я был непреклонен. Моя настойчивость возымела действие: на мгновение передо мной развернулась картина чужого разума.

Ухватившись за эту нить, я пошел по ментальному следу, пока не дошел до конца.

Когда я открыл глаза, рядом со мной стояли озабоченные полицейские, один из которых тыкал в меня дубинкой, проверяя, жив ли я еще.

— Все в порядке, парни, — сказал я. — Я нашел его.

8. Шериф Кеннеди

Слышал я о таких вещах, но думал — байки. А для него это, похоже, обычное дело. Наверное, так он и Огневика поймал. В общем, дал он нам полное описание этого типа и рассказал, где его найти. Я поехал с ребятами, чтобы лично взять зверя в его берлоге.

Местечко, я вам скажу, было еще то. Вся конура разрисована какими-то жуткими рожами, глазами, пятиконечными звездами и фашистскими крестами. Всяких надписей там тоже хватало. Самого хозяина мы нашли сидящим посреди изорванных в клочья книг и пустых банок из-под пива. Он пел по-немецки про какого-то Хорста Весселя, а нас в упор не видел.

Когда его доставили в участок и привели в чувство, он тут же раскололся и признался в поджоге. Похоже, на себя ему было наплевать. Но показания его окончательно выбили меня из колеи. Я уже стал сомневаться, на каком мы свете.

Оказывается, все преступление спланировали Высшие Силы, а сам он был лишь простым исполнителем. Ему приказал Голос. Я подумал, что этот псих мог быть и Стальной Метлой, задал ему несколько наводящих вопросов. Похоже, он ничего об этом не знал, но сразу же высказал предположение, что он не единственный проводник воли Хозяев. Я понял, что с ним лучше разберется Джедай, а пока что у нас был арестованный преступник, чистосердечное признание и куча вещественных доказательств из этой помойки.

— Значит, маньяк, — задумчиво проговорил Майкл Петрович, меряя шагами свой кабинет. — Надо же, как некстати!

— А вы думали, это человек Хэрриша? — спросил Аккерман.

— Это вполне могло быть!

— Помню дело лондонского вампира, — произнес Джедай. — Он убивал своих друзей, выпивал их кровь, а трупы растворял в кислоте — шел в ногу с эпохой. Было это уже где-то в середине прошлого века… Так вот, он тоже ссылался на Высшие Силы, но суд не принял это во внимание.

— Вы ему покажите на всякий случай фотографии — вдруг он признает своего Хозяина.

— Хозяева не выступают по телевидению и не участвуют в выборах, — возразил Номер Тринадцатый. — Они обычно в тени.

— Вы заразите нас всех своей паранойей!

— На этот случай всем рекомендую доктора Флетчера.

В этот момент запиликал телефон. Мэр снял трубку и лицо его скривилось:

— Господа, наш мелкий бес выступает по второму каналу. Ник, включайте телевизор.

9. Джеймс Хэрриш

Никогда не верил в байки о Христе. На мой взгляд, он был натуральный хиппи, из тех, кто косил от армии, когда настоящие американские парни сражались за справедливость во Вьетнаме. Ну, две классные штуки он отмочил: когда превратил воду в вино и когда накормил пятью тостами ораву поклонников. Мог бы стать президентом Иудеи, а кончил, как дешевка. Апостолы его здорово приняли на поминках, отсюда и все «воскресение».

Но кто-то есть там, наверху, кто дергает за ниточки. У этого типа есть на меня виды. В это я верю твердо.

Когда мне было двадцать лет, я написал книгу, в которой доказал, что все происходящее с Америкой — результат заговора и совместных действий японской, русской и латиноамериканской мафий. Ни одна сволочь-редактор не захотела ее печатать! Потом было уже поздно. Под разговоры о «мирном конституционном процессе» начался развал Соединенных Штатов, величайшей державы мира. Я понял — это конец, пора сваливать куда подальше. Так и попал на Луну, думал, тут будет чисто. Как бы не так! С этого, пожалуй, и начну…

Я сел перед камерой, размял губы (очень подходит для этого выражение «Фак ю» — не вслух, конечно) и дал знак оператору.

— Хай! С вами Джеймс Хэрриш, ваш любимый депутат. Давно не виделись. Честно скажу вам, ребята, в нашем доме воняет! Чем? Не чем, а кем! Я предупреждал: они размножаются! Они плодятся как кролики и расползаются как черви! Они загадили всю Землю, а теперь добрались до нас. У этих поганцев нет ничего святого. Они сожгли Культурный центр, мстительные ублюдки! Они украли наш воздух. Задохнемся или зажаримся — хороша перспективка? Я спрашиваю вас, братья и сестры, сколько мы будем это терпеть?

Мы не дикари. У нас демократия. Мы выбрали людей, которых посчитали достойными, и вручили им власть. Мы вправе спросить с них. Мы вправе задать вопрос: куда смотрит наш уважаемый мэр Майкл Петрович? Кстати, вы помните, что его фамилия — Смирнов?

Ха-ха! Комментарии излишни. Мы вправе спросить нашего бравого шерифа Кеннеди: как идет борьба с преступностью? Может быть, найдутся те, кто справится с этим делом лучше? Иначе, шериф, вы рискуете разделить судьбу вашего легендарного однофамильца.

Я призываю вас к спокойствию, братья и сестры. Не поддавайтесь на провокации! Я обещаю вам, что на ближайшем заседании городского Совета поставлю вопрос о перевыборах мэра.

Придите поддержать меня. Помните — наша сила в единстве! Мы сменим всю администрацию и очистим наш город. Мы наведем здесь порядок, достойный честных тружеников — покорителей Космоса. Я жду вас, дорогие мои! С вами был Джеймс Хэрриш, ваш будущий мэр.

Оператор показал большой палец: снято. Я вытер пот со лба и закурил. Что на меня находит во время этих выступлений, сам понять не могу. Попросят повторить — не сумею. Но получается, говорят, здорово. Ладно, надо расслабиться. Я достал радиотелефон и стал звонить Лауре…

10. Шериф Кеннеди

— Что вы об этом думаете? — спросил Номер Тринадцатый.

Майкл Петрович ответил по-русски, вероятно, ругательством.

— Ну, зачем же так! — улыбнулся Джедай. — Это еще не конец света, а, напротив, его отсрочка. Я очень доволен. Похоже, за последние сто лет демократия достигла больших успехов. Ведь дело могло обернуться гражданской войной или массовыми репрессиями, а все свелось к досрочным перевыборам мэра. Мы все еще играем по старым правилам — и мы должны постараться выиграть. Готовьтесь к предвыборной кампании, господа. Только умоляю: не перенимайте методы и лозунги у оппозиции, будьте самими собой. На вашей стороне — здравый смысл и добрые традиции. Впрочем, что я вас буду учить — это не моя сфера. Скажу о другом. Шериф, помните, мы говорили о самоубийствах?

— Да, конечно. Я уже принял необходимые меры. Больше не будет никакой пропаганды селенитов.

— Хотелось бы. Однако остаются пропавшие без вести. Не дай Бог, они начнут возвращаться. Возможно, это уже происходит. Эти люди должны быть по возможности изолированы. Прежде всего, от общественной жизни города.

Откуда же они могут вернуться, тоскливо подумал я. Неужто с того света? Но теперь уже я верил: Номер Тринадцатый слов на ветер не бросает — значит, надо проверять. Работы на всех хватит. Наш пророк отправился обратно в свою психушку, Майкл Петрович сел писать ответную речь, а я пошел проконтролировать работу над сенсационным репортажен о поимке опасного маньяка-поджигателя силами правопорядка.

11. Магдала Ларсен

Никогда не чувствовала себя такой дурой…

Мне удалось быстро собрать съемочную группу, и мы поехали.

Настроение у всех было приподнятое. Дорогу показывал сам Троммель. Мы нашли следы его лунокара и отпечатки его сапог у входа в пещеру. Однако через несколько минут уперлись в тупик: лучи прожекторов высветили ровную поверхность базальтовой стены.

Троммель принялся шарить по ней руками, но безрезультатно.

Никаких источников тепла не было, а портативный эхозонд не обнаружил за стеной никаких пустот — сплошной камень в пределах видимости.

— Ну, что скажете? — обратилась я к Троммелю.

Он молчал. Я не могла видеть выражение его лица за щитком гермошлема.

— Это неважно, — наконец вымолвил он.

— Как, неважно?! — рассердилась я.

— Вы не понимаете. Здесь могло не быть и пещеры, и моих следов. Это не наш мир, а их. Здесь они всемогущи. Они могут открыть путь и могут закрыть его. Не всякому дано увидеть их и говорить с ними…

Он еще что-то молол в том же духе, но я не слушала. Мысль была только одна: все, передачи не будет. Купилась, как дура. А этот псих все испортил! Все мечты разлетелись вдребезги.

— Мы возвращаемся, — сухо сказала я, повернулась и зашагала по осыпающимся камням, не оглядываясь назад. За мной потянулись остальные.

Придя домой, я уткнулась носом в подушку и разрыдалась, как девчонка. Так я сама не заметила, как заснула.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ТАНЕЦ ПРИВИДЕНИЙ

12. Шериф Кеннеди

Было начало второго — я как раз принялся за сэндвичи, заботливо приготовленные женой — когда позвонил начальник охраны мэрии и сообщил, что здание атаковано группой журналистов, причем всем почему-то нужен заместитель мэра Сэм Кашин. Там все еще сохранялся режим пропусков. Атмосфера в городе пока оставалась тревожной, хотя напряжение постепенно спадало. Не все поверили, что мы нашли настоящего поджигателя, а другим было все равно, лишь бы побузить. При других обстоятельствах я приказал бы пропустить прессу или, наоборот, послал бы наряд в подкрепление, рискуя навлечь на себя обвинения в нарушении закона об информации. Теперь же я решил лично разобраться, в чем дело — пусть видят, что полиция не дремлет.

Я взял пару своих парней, и мы поехали. У входа в здание мэрии действительно ошивалась стайка журналистов и вяло переругивалась с не пускавшей их внутрь охраной. Заметив нас, самые бойкие переключили свое внимание на меня:

— Эй, шериф, что происходит?

— Это я у вас хотел спросить. И если не получу удовлетворительного ответа, то немедленно арестую всех за нарушение общественного порядка. Вы меня знаете!

Мне тут же наперебой стали рассказывать одну и ту же историю в разных вариациях. Оказывается, несколько редакций газет и телевидения получили анонимные послания. В них говорилось, что сегодня в тринадцать ноль-ноль будет казнен за коррупцию Сэм Кашин, заместитель Майкла Петровича.

Я посмотрел на часы, потом решил, что хуже не будет, и приказал охране пропустить нас вместе с журналистами.

Вся процессия со мной во главе, сопровождаемая удивленными взглядами муниципальных служащих, поднялась на второй этаж и с трудом вместилась в приемную. Навстречу нам поднялась испуганная секретарша — блондинистая девица в мини-юбке:

— Господин Кашин обедает!

— У себя в кабинете?

— Да, он не выносит есть на людях. Его нельзя беспокоить.

— Ничего, переживет. Позвоните ему.

Девица несколько раз нажала кнопку селектора, но безрезультатно. Дверь в кабинет была заперта изнутри.

— У вас есть ключ?

— Да, — пролепетала секретарша и под хихиканье журналистов стала рыться в своем декольте. Наконец, ключ был извлечен на свет, я приложил его к замку, и дверь отворилась. Оттуда вдруг вылетел порыв невесть откуда взявшегося холодного ветра, а потом нашим взглядам предстало довольно жуткое зрелище.

Заместитель лежал на полу, совершенно голый, в луже крови.

Голова его была свернута на сторону, глаза выпучены, в зубах застрял недоеденный бутерброд. Кисть левой руки была отрублена и лежала на животе, сжимая какие-то бумаги. На ладони правой руки лежало сердце, вынутое из проломленной грудной клетки. В первый момент мне показалось, что оно еще бьется.

Наступившее молчание было прервано истеричным воплем секретарши. Журналисты, опомнившись, защелкали аппаратами и зажужжали камерами.

— Всем очистить помещение! — рявкнул я. — Вы получили, что хотели, парни, а теперь выметайтесь. Здесь работа для полиции.

Когда захлебывающуюся в истерике секретаршу увели, я позвонил из приемной, чтоб прислали экспертов, а сам в ожидании принялся осматривать место преступления, вспоминая то время, когда был простым патрульным. Всякого тогда повидал… Но чем больше я думал, тем больше склонялся к выводу, что неизвестный убийца — не кто иной, как наш старый знакомый Стальная Метла.

Его стиль. Пророчества Джедая продолжают сбываться. Но как некстати!

Следственная группа уже работала, когда явился сам Майкл Петрович — он только вернулся с обеденного перерыва и при взгляде на труп его чуть не вырвало. Мы вышли в приемную и выпили уже остывший чай, оставшийся от секретарши.

— Ты знал, что он вор? — спросил я.

— Подозревал, — пробурчал мэр.

— Так надо было гнать пинком под зад!

— А я, видишь, держал его — для пользы дела. Деловой был человек, почти все хозяйственные вопросы на нем. Проекты мои, исполнение — его. Очень было удобно. Я теперь без него, как без рук.

Я тут же вспомнил о зажатых в отрубленной руке документах.

Оказывается, они обличали Кашина в присвоении средств города и махинациях с подрядами — в частности, при строительстве ныне сгоревшего Культурного центра. Как это все связано?

— Тебе нужна охрана, — сказал я.

— Толку-то, — покачал головой Майкл Петрович. — Все равно недолго мне осталось быть мэром. А без меня — пусть делают, что хотят. Улечу на Землю, вернусь в Россию-матушку. Там у меня дом в деревне…

Очень мне не понравились его слова, но я решил, что когда человек так расстроен, лучше его не доставать — со временем уляжется. Поэтому я приказал одному из своих парней отвезти мэра домой и постеречь его там незаметно, а сам вернулся к следственным действиям.

По словам секретарши, Кашин заперся без пяти час, а в двадцать минут второго мы нашли его еще не остывшим — таким образом, время соответствовало объявленному. Дверь в кабинет вела только одна, окна были герметично закрыты, кондиционеры работали исправно. Если преступник мог войти и до перерыва, то совершенно непонятно было, как и когда он вышел. Орудия преступления не нашли — если оно, конечно, вообще было. Похоже, Кашину сначала свернули шею, а остальные повреждения нанесли позже. Кисть и ребра казались просто сломанными и оторванными — трудно представить, какую силу для этого пришлось приложить.

Дело снова пахло чертовщиной.

Можно, конечно, было вновь обратиться к нашему другу Номеру Тринадцатому. Я уже собрался звонить доктору Флетчеру, но передумал. Получается, что благополучие города зависит от одного человека, который, при всех его талантах, все-таки с приветом. Я решил подождать и посмотреть, как пойдет расследование. Но помощнички мои, похоже, думали совсем о другом: в тот же день ко мне на стол легло несколько объяснительных с прошениями об отставке: «грязные полицейские» каялись во всех своих прегрешениях. При других обстоятельствах я бы этому только порадовался, но не сейчас. На следующий день лихорадка охватила весь город.

Прежние преступления Стальной Метлы мало кого волновали, кроме полиции. Вроде это разборки мафии и тому подобное. А теперь пресса расписала убийство Кашина так, что каждый клерк принял его на свой счет — подобными впечатлениями у нас народ не избалован. Вот и побежали, как тараканы: одни сдаваться, другие

— в космопорт и на Землю. Нескольких мы словили прямо в очереди на посадку. Но и без них забот прибавилось выше крыши. Я все вспоминал слова Джедая: «те, кто придет им на смену, будут брать уже не долларами, а человеческими головами». Тут он, конечно, загнул, но действительно, эта кадровая чехарда могла преподнести в будущем много сюрпризов. А как это все скажется на предвыборной кампании, и сказать нельзя. Может все пойти вразнос. Впрочем, если наш дорогой Майкл Петрович не придет в чувство, то и говорить не о чем.

Так я думал тогда. Я кое-что забыл, а напомнить мне было некому. Дело в том, что после нашего последнего разговора с Номером Тринадцатым я дал полицейскому компьютеру одно задание, которое, естественно, было выполнено через некоторое время. Но составленный список затерялся среди множества других файлов, и в суматохе свалившихся нам на голову дел я так и не вспомнил о нем. Жаль, все могло быть иначе.

13. Журналист Белкин

Толпа, собравшаяся у здания Совета, насчитывала уже не менее тысячи человек, и число их с каждой минутой все увеличивалось. Некоторые (наиболее предусмотрительные) демонстранты захватили с собой кроме на скорую руку сделанных плакатов еще и спиртное. Крики с каждой минутой становились все громче и яростней. Самого зачинщика мероприятия, Джеймса Хэрриша, видно не было. Скорее всего, он должен был появиться в последний момент. Впрочем, как бы то ни было, его успех гарантирован мощной поддержкой снаружи. Не думаю, что Совет сможет долго противостоять такому натиску. Сдастся при первом же удобном случае, сделав хорошую мину при плохой игре. Господин мэр уже проходил по живому коридору как на казнь. Его отовсюду встречали свистом и насмешками, а то и откровенными издевательствами. По счастью, никто не решился остановить его.

Иначе потасовки было бы не избежать.

Неожиданно со стороны магистрали раздался крик — его тут же подхватили стоящие рядом. Машина Хэрриша выехала из-за поворота, сопровождаемая эскортом мотоциклистов и бегущих людей. Рев толпы усилился чрезвычайно, еще немного — и не выдержали бы барабанные перепонки. С визгом и ревом мотоциклисты остановились у кромки поля. Толпа нехотя подалась назад. Машина медленно подъехала к тротуару и остановилась. Людская масса на мгновение стихла, чтобы затем разразиться восторженными воплями при виде кумира.

Хэрриш неторопливо, как бы с ленцой, вышел из авто.

Остановившись на мгновение, помахал рукой, и, услышав ответный рев, прошел в здание. На пороге снова обернулся, что-то крикнул собравшимся людям. Те подхватили его слова, прокричали их как лозунг. Хэрриш, более не останавливаясь, прошел внутрь.

Толпа постепенно стала стихать. Ожидание могло быть продолжительным, поэтому некоторые из собравшихся попросту разошлись по ближайшим забегаловкам. Остались только самые преданные. И через сорок минут их верность была вознаграждена.

Хэрриш все той же победной походкой вышел из здания и остановился на его пороге. Помедлил немного, чувствуя на себе взволнованные взгляды собравшихся, и неожиданно выбросил вверх руку с растопыренными двумя пальцами: виктория!

Умолкшая было людская масса восторженно заорала. Хэрриш попросил тишины. Было видно, как он доволен.

— Друзья мои, — начал он, — братья и сестры! Большущее вам спасибо за поддержку! Ну что бы я делал без вас, ребята? Ваш голос был услышан. Это — голос народа. Они, — он показал рукой назад, — поняли все. И более не станут препятствовать нам. Мы победили. Только что, буквально десять минут назад, я поставил вопрос об перевыборах мэра. Те, кто смотрел в окно во время моего выступления, убедились в том, что я говорю не один. Со мной были вы, друзья. Счастлив сообщить, что решение было принято положительное. У вас будет новый мэр! Готовьтесь голосовать за меня!

Ликованию толпы не было предела. Правда, большая ее часть кричала из-за самого желания разрядиться как следует. Однако и фанатов Хэрриша здесь хватало. Сам победитель под восторженные вопли сошел с импровизированного подиума и двинулся к машине.

Его тут же окружили журналисты. Первой на пути оказалась Магдала Ларсен, известная телеведущая. Что она здесь делала — оставалось загадкой. Однако то, что женщина не была вооружена микрофоном, говорило о конфиденциальной беседе.

Как говорится, рыбак рыбака…

14. Номер Тринадцатый

«…еще не получили царства, но примут власть со зверем, как цари, на один час; они имеют одни мысли и передадут силу и власть свою зверю…» Когда-то я знал Апокалипсис наизусть, хоть и не все мне там нравится.

Я сидел в больничном холле и смотрел телевизор. В этот час никто не нарушал моего гордого одиночества. Остальные психи обычно сбегались только на телесериалы. Считалось, что это им даже полезно, дабы отвлечься от собственных проблем.

Телевидение, радио и газеты — вот истинные боги постиндустриальной цивилизации. Их безличная власть больше, чем мы думаем. Они примитивны и жестоки, но не злы, пока кто-нибудь не вложит в них свою злую волю и изощренный разум.

Доктор Флетчер подошел и встал рядом. Я почувствовал излучаемое им неодобрение, но не подал вида. Шел репортаж с митинга на Центральной площади. Это заставило меня задуматься, воспользовался ли шериф моим последним советом. Похоже, что нет.

Камера выхватывала из толпы отдельные лица — их можно было читать, как раскрытую книгу. На мгновение экран заполнила чья-то полная усатая физиономия. Я услышал удивленный возглас доктора, но в этот момент меня вдруг скрутило.

Я слышал свой нечеловеческий вой: мир угасал и распадался, черный паук вновь терзал мой мозг…

— Я предупреждал! — назидательно говорил Флетчер, отпаивая меня какой-то сладковатой дрянью из пластмассового стаканчика. — Вот, у вас опять был приступ.

— Кто он? — шепотом спросил я.

— Август Троммель, — не удивился вопросу доктор. — Лежал у меня в другом крыле. Вы знакомы?

— Нет. Что с ним?

— Несчастный случай вне купола. Амнезия с конфабуляцией.

Бредит селенитами.

— Почему его выпустили?

— Вы слишком устали, — недовольно заявил Флетчер. — Вам надо поспать.

Скоро я погрузился в сон — долгий и пустой, без сновидений.

Когда я проснулся, то почувствовал себя лучше и с удовольствием съел запоздавший обед. Потом ко мне зашел доктор, удостоверился, что со иной все в порядке, но не ушел.

— Что-нибудь случилось?

— Вам звонили из мэрии, но я сказал, что вы спите.

— Ладно.

— Еще пришел посетитель.

— Кто?

— Журналист. Хочет взять у вас интервью.

— Как он, на ваш взгляд?

— На мой взгляд — нормален. Будете говорить с ним?

— Буду.

— Хорошо. Даю пять минут в моем присутствии.

— Договорились.

Я был готов к худшему, но у этого симпатичного лопоухого парня не чувствовалось никакой враждебной ауры. Я решил, что он станет моим союзником. Мне они нужны.

— Игорь Белкин, «Лунная радуга», — представился он.

— Это так газета называется?

— Да. Вы не читали?

— Я не читаю газет. Мне и телевизор смотреть вредно — вот, доктор подтвердит.

Флетчер состроил недовольную мину.

— Ладно, — Белкин посмотрел на часы. — Вас зовут Джедай Аккерман, не так ли? Это ваше настоящее имя?

— Это имя я получил от родителей. Если хотите знать, я был зачат на заднем сиденьи автомобиля во время киносеанса «Звездных войн». Им очень нравился этот фильм.

— О! — вымолвил Белкин. — Тогда следующий вопрос: почему вы называете себя Номером Тринадцатым?

— Потому что я несчастлив.

— А почему вы несчастливы?

— По Экклезиасту. Знание умножает скорбь, читали?

— Ага, — с умным видом кивнул Белкин.

Я был уверен, что Экклезиаста он не читал, но постарается теперь сделать это при первой возможности.

— Видите ли, — продолжал я. — Я прожил не одну, а много жизней. Я помню только последние пять, но этого более чем достаточно. Я — живая история: викторианская Англия, Первая мировая война, нацистская Германия, Советская Россия, Вторая Культурная революция в Китае и освобождение Тибета, наконец — разъединенные Штаты.

— Это, должно быть, очень интересно, — заметил Белкин, — и может представлять большую ценность для историков и социологов.

Почему же вы подались в частные сыщики?

— Я не частный сыщик, сколько можно повторять. Я борюсь со злом, а не с преступностью. Меня интересуют не тени, а то, что их отбрасывает. За деревьями я вижу лес. Впрочем, доктор вам скажет, что это просто параномия.

— Но вы оказывали помощь нашей полиции в поимке маньяка-поджигателя?

— По-моему, об этом нигде не сообщалось.

— Да, — кивнул Белкин. — Но у нас есть свои каналы.

— Прекрасно! Ладно, действительно, это я поймал его. И не сомневайтесь: больше никто здесь не замешан. Из людей, я имею в виду.

— Угу. А что вы можете сказать об убийстве заместителя мэра Кашина? Вы не собираетесь принять участие в расследовании?

— Я предупреждал, что такие вещи будут происходить. Ведь террор начался не вчера, были загадочные убийства и раньше. Об этом можете поговорить с шерифом Кеннеди.

— Он не слишком жалует прессу.

— Значит, вы должны сами искать информацию, анализировать факты. Например, вы что-нибудь слышали об Августе Троммеле?

— Да, — спокойно сказал журналист. — На днях он устраивает пресс-конференцию. Наша редакция уже получила приглашение.

— Что?! — воскликнул доктор Флетчер, до этого молчавший, как рыба. Он даже забыл, что установленное время вышло. — Но этот человек болен! У него конфабуляция. Он не может отличить вымысел от реальности.

— Да? — в свою очередь удивился Белкин. — Вам, наверное, видней. Было сказано, что он известный археолог и хочет поделиться своими новыми открытиями. Пресс-конференцию организует общество «Лунная жизнь».

— Они-то и забрали его отсюда, — мрачно кивал Флетчер. — Угрожали судебным разбирательством. Шарлатаны чертовы!

— Это первый случай в вашей практике? — поинтересовался я.

— Первый и, надеюсь, последний!

— Я хотел спросить, как часто несчастные случаи за пределами купола приводят людей в заведения, подобные вашему.

— Бывает, — пожал плечами Флетчер. — Вообще-то не так уж много происходит несчастных случаев. Но посудите сами, какое это испытание для психики — оказаться затерянным в абсолютно чуждом человеку мире, где вас окружают только сумерки, холод и космический вакуум, а с неба смотрят мириады звезд… Есть от чего прийти в ужас. Тогда разум отказывает, и человек попадает под власть бессознательного.

— Говорят, что ужас сменяется эйфорией, сопровождаемой видениями, — как бы невзначай заметил Белкин.

— Это зависит и от личности пострадавшего, от тонкостей его душевной организации.

— Кстати, — сказал Белкин, поворачиваясь ко мне: по лицу было видно, что у него наготове сюрприз, — ваш поджигатель работал водителем грузовика, занимался перевозками от купола к куполу. По официальной версии, попал под метеорит, заработал сотрясение мозга и получил инвалидность.

Я вежливо улыбнулся: для меня это была не новость.

— Вы полагаете, эти люди опасны для города? — допытывался журналист. Я поморщился: еще не хватало мне стать инициатором очередной «охоты на ведьм». Странные шутки играет судьба…

— Все мы опасны, и каждый по-своему. Меру вины определить трудно, почти невозможно. Скажем по-другому: на город надвигается болезнь — называйте ее космической чумой или как хотите. Мы должны выделить группы риска. Этим людям нужно помочь.

— Вы говорите о психиатрической помощи? Намекаете, что возможны рецидивы? — уточнил доктор Флетчер.

— Можно и так сказать, — вздохнул я. Вот люди: как трудно им выйти из плоскости! Приходится объяснять все на уровне проекций.

— Но что прикажете делать с Троммелем? Они его так просто не отдадут. Он весь город сведет с ума!

— Не отчаивайтесь, доктор. А вы, Игорь, в детстве любили подшучивать над приятелями?

— Не понимаю, какое это имеет отношение…

— Увидите!

15. Игорь Белкин

На Луне я недавно. Не за длинным рублем погнался, а за романтикой. Зачитывался в детстве советской фантастикой. Думал писать о трудовых подвигах отважных космопроходцев. А тут вся романтика если и была, то кончилась еще до моего рождения. Есть, конечно, и космопроходцы, но гробят они себя исключительно за большие деньги. Есть ученые: астрономы, физики — они, конечно, делают свои открытия, от которых никому ни тепло, ни холодно.

Остальная масса — обычные земные люди, живущие в почти земном городе, а что вокруг — их мало заботит. Может, так и должно быть?

Коллеги мои — люди симпатичные, но недалекие. Любят быть в гуще событий, ловить «жареные факты», распускать сплетни. Есть у нас и пара аналитиков, пользующихся большим уважением, хотя весь их анализ — компьютерный. Нет полета мысли!

Меня в редакции считают чудаком и философом. Вот и решили, что с Аккерманом я найду общий язык. А уж Троммеля послушать сам Бог велел. Возражений с моей стороны не было.

Честно говоря, я и сам чувствовал: что-то неладное творится под куполом, все как-то вышло из равновесия. Но ведь предчувствия в компьютер не заложишь! Теперь Номер Тринадцатый их только усилил. Он знает больше, чем говорит. Может, потому, что никому до конца не доверяет, или у него просто нет понятных нам слов. Шутка его, конечно, дикая и о состоянии психики свидетельствует, но что тогда сказать обо мне, исполнителе?

Для пресс-конференции «лунатики» арендовали помещение старого кинотеатра «Полярис». В фойе продавалась обычная для подобных мероприятий литература: гороскопы, книги по уфологии и оккультизму. Как все-таки живучи суеверия! Большая часть этой ерунды была написана более ста лет назад, а ее заботливо переиздают и оформляют, используя все достижения современного дизайна. Значит, кому-то это нужно, верно?

Публика была разная: из солидных изданий, которые честно купились на «археологическую сенсацию»; были странные типы не от мира сего, которые попали в родную стихию; были и обычные проныры-журналисты вроде меня.

Наконец, все началось. В президиуме сидели несколько женщин бальзаковского возраста, пара благообразных старичков, один весьма элегантный господин с прилизанными волосами и сам Троммель, то и дело подкручивающий свои усы. На столе стояла пластмассовая бутыль с водой — этикеткой наружу, чтобы все могли видеть фирменный знак спонсора.

Встал элегантный господин и начал речь. Прежде всего он поблагодарил всех, благодаря кому эта конференция стала возможна, и туманно упомянул о неких недоброжелателях. Затем он начал перечислять научные заслуги Августа Вильгельма Троммеля, бесстрашного и свободно мыслящего исследователя, беззаветно преданного своему делу. Заслуги эти сводились к участию в экспедициях по раскапыванию каких-то древних поселений с непроизносимыми названиями. Но главным было не это, а смелая теория о существовании цивилизации Великих Древних, следы которой он неоднократно находил в своих раскопках. Окончательное подтверждение он нашел здесь, на Луне.

Во время речи бесстрашный исследователь глушил воду стаканами, так что у меня возникли сомнения, не произойдет ли задуманное раньше времени — тогда шутка не удастся.

К тому времени, когда Троммель получил слово, зал уже был изрядно заинтригован. Оратор зачем-то встал, уперся руками в стол и обвел собравшихся холодным взглядом голубых глаз.

Наступила тишина, в воздухе повеяло средневековой жутью. Должно быть, это был обман чувств, но только Троммель весь как-то переменился — не бюргер стоял перед нами, а рыцарь, хоть и без доспехов. Голос у него стал таким низким, что шел словно из-под земли:

— Внимание, люди! С вами говорят Высшие Неизвестные, наследники Великих Древних. Наш мир погиб, но вместе мы сможем возродить его. Вы достигли Луны, обители богов, но путь откроется только избранным. Тех, кто пойдет с нами, ждет великое будущее. Вы станете владыками звезд, повелителями миров. А тот, кто отринет нас, падет во прах и исчезнет без следа. Пламя Асгарда очистит мир от скверны…

Последние слова Троммель вымолвил с явным трудом — его аж скрючило, глаза лезли из орбит, но неведомая сила не хотела отпускать его, пока вдруг все тело не свело судорогой, изо рта брызнула жидкая рвота — на стол и на сидящих в первом ряду.

После этого Август Вильгельм в бессилии опустился поперек стола, закатил глаза и уже нисколько не интересовался царящей вокруг суматохой. К нему спешили санитары; председатель попытался было им что-то втолковать, но это было бесполезно. Шутка удалась на славу.

16. Шериф Кеннеди

Настроение у меня было скверное, а хлопот прибавлялось с каждым днем.

Во-первых, не давали покоя штурмовики Хэрриша. Назвал их так не я, а Майкл Петрович, который все видел в еще худшем свете. Народ, конечно, собрался разный, что и говорить. Всех объединило желание навести порядок — кто как его понимал. Был организован штаб, но никто его по-настоящему не слушался, а там и не настаивали. В результате получилась куча народу, которая шаталась по городу, встревала во все дела, цапалась с полицией и задирала всех, кто им не нравился. Хорошо еще, что им не дали серьезного оружия — хотя у многих, видимо, было свое. Официально нам предписывалось сотрудничать, а по сути мы вынуждены были контролировать эту ораву и далеко не всегда успешно. Вместо обещанного порядка получался дополнительный беспорядок.

Участились драки на почве расовой вражды. При невыясненных обстоятельствах было ранено несколько человек. Виновники оставались безнаказанными, прячась под крылышком Хэрриша.

Ситуация становилась все более взрывоопасной.

Во-вторых, расследование дела Кашина зашло в тупик, как и прежние дела о преступлениях Стальной Метлы. Сразу можно было предположить, что так будет, но общественность это никак не устраивало. Оппозиция начала разговоры о «русской мафии» и ее разборках. Гадали о степени причастности мэра к преступлениям его заместителя. Относительно личности убийцы делались самые дикие предположения — вплоть до кары Господней или происков дьявола.

В один из этих сумасшедших дней мне передали, что со мной хочет встретиться журналист Игорь Белкин. Я подумал, что раз он русский, то вряд ли из оппозиции. Не думайте, что я уж так политизирован — шериф должен охранять закон при любой власти. Но не при такой, которая сама устраивает беспредел!

Я думал, он хочет взять у меня очередное интервью, но дело было в другом. С заговорщическим видом Белкин достал из-за пазухи фотографию и положил на мой стол. Я вгляделся и понял, что сделан снимок во время моего проникновения в кабинет Кашина

— был виден труп, однако его почему-то загораживал чей-то темный силуэт. Не понятно, кому он мог принадлежать, — не мне, точно, но больше никто в кабинет тогда не вошел.

— Кто это? — спросил я.

— А вы как думаете? — усмехнулся Белкин.

— Там никого не было! Должно быть, это фотомонтаж.

— Нет. Если бы я не был в этом уверен, то не пришел бы к вам. Дело серьезное.

— Вы хотите сказать, что на фотографии — убийца?

— Разумеется.

— Послушайте, там был я и еще человек десять репортеров — все отлично видели, что кабинет пуст.

— Да, и у большинства оказалась потом засвечена пленка, а видеокассеты размагничены. Вы не знали об этом?

— Нет. Не интересовался.

— Жаль. Этот снимок — единственный, на котором видно, с чем мы имеем дело. Когда фотограф понял это, то хотел его уничтожить. Я отговорил.

— Почему бы вам тогда его не опубликовать? Будет сенсация: человек-невидимка на Луне! Мало нам было селенитов…

— Потому и не публикуем. Представьте себе, что начнется, — массовая истерия. Все будут искать невидимку у себя под кроватью. А за порядок в городе отвечаете вы, даже за молодчиков Хэрриша. Так что считайте это проявлением гражданской сознательности и доброй воли с нашей стороны.

— Вы действительно верите в невидимку?

— Это не так уж невероятно. Вам не приходилось часами искать какую-нибудь вещь или бумагу, которая все это время была у вас под носом? Можете не отвечать: это риторический вопрос. Мы часто смотрим, но не видим. А учитывая достижения современной психологии, и говорить не о чем. Ходят слухи, что это входит в практику некоторых спецслужб, но почему тогда не воспользоваться и преступнику, верно? Снимок я оставляю вам. Могу достать и негатив, если это поможет в расследовании.

— А с чего вы решили нам помогать?

— Потому что под этим куполом есть еще люди, которым небезразлично, когда все катится в пропасть. Кстати, вам привет от Номера Тринадцатого. Он просил передать: вы кое-что забыли.

17. Номер Тринадцатый

Я сидел у кровати мирно спящего Августа Троммеля и думал о разных вещах. Глядя на него, трудно было поверить, что пару часов назад он запросто рвал металлические скобы, которыми мы пытались его удержать, и нечеловеческим голосом сулил нам страшные кары и бедствия. Доктору удалось вколоть ему какой-то наркотик, и больной затих. Но лишь на время.

Я сидел и думал о том, готов ли перейти к активным действиям вместо подсказок. Последний раз я занимался экзорцизмом лет двести назад. Правда, можно вспомнить и тибетскую практику незадолго до моей последней смерти… Что делать, если моя чувствительность — оборотная сторона силы и знания, а каждый приступ отнимает их? Похоже, ничего не остается, как рискнуть.

— Я все устроил, — сказал Флетчер, входя в палату. — Он наш. А «лунатиков» я теперь и на порог не пущу. Хотят судиться

— пусть попробуют. Правда на нашей стороне.

— Не волнуйтесь, доктор. В случае чего, можете все списать на заговор кровожадного безумца и продажного журналиста.

— Вы не безумец, Джедай! Вы больной, но не безумец.

— Спасибо за комплимент.

— Вы были правы насчет рецидивов — они наблюдаются.

Несколько человек госпитализировано. Еще несколько подались в бега. Надеюсь, они еще где-то под куполом. Я предупредил моих коллег — к сожалению, не все мне поверили. Я говорил с психоаналитиками: они говорят, что многие жалуются на сны о Луне

— с ними несчастные случаи происходят во сне, представляете?

Похоже на психическую эпидемию, если такая возможна. Вы знаете об этом больше нас, Джедай, вы должны нам помочь.

— Всем я что-то должен. Не сомневайтесь, доктор, я не собираюсь отступать. Пожалуйста, достаньте мне мел.

— Мел? Зачем?!

— Чертить магический круг. Что, никогда в кино не видели?

Сумерки сгустились над Лондоном. Густой туман рассеивал тусклый свет газовых фонарей. Каждая улица казалась дорогой в бездну, а город — обителью привидений. Но Церковь мою не сокрушат и врата адовы…

Я вошел в исповедальню, сел, привычным движением поправив сутану, и приготовился слушать.

— Благослови, отче, ибо я согрешил, — раздался голос. Было в нем что-то пугающее, нездешнее…

— Слушаю тебя, сын мой.

— Я убил всех тех женщин.

— К-каких?

— Разве вы не слышали об этом, святой отец? Весь город только и говорит обо мне. Называют меня Джеком, а настоящего имени не знают.

— Джек Потрошитель?!

— Он самый, святой отец. Только зачем же так грубо? Я ведь не мясник. Я сделал все так, как приказал мне Хозяин. А это целое искусство!

— Кто приказал тебе? Кто твой хозяин?!

— А вы как думаете, святой отец? Вы должны его знать.

И я понял, о ком он говорит. Ужас охватил меня и в то же время — непреодолимое искушение взглянуть в лицо врагу рода человеческого. Я нагнулся к окошку, разделявшему нас. В лицо мне брызнул пучок тонких серых щупалец. Они опутали мою голову: одни лезли в уши и ноздри, причиняя дикую боль, другие пытались выдавить глаза и пролезть сквозь сомкнутые челюсти в рот, третьи холодным кольцом сжимали шею. Я терял сознание от боли и удушья, душа моя была охвачена невыносимым ужасом. Ад шел по земле!

И тогда меня постигло озарение. Я вспомнил все и понял, что происходит: Сила, избравшая Троммеля своим проводником, играла на поле моей памяти. Поняв это, я усилием воли разрушил кошмар и перешел на следующий уровень.

Я лежал в зловонной луже, истекая гноем и сукровицей, на металлическом полу моей камеры, изнемогая от адской боли и моля Господа о смерти. Но смерть забыла меня.

Открылась тяжелая дверь и вошел человек. Раньше я не видел его. Он был без защитного костюма, в новенькой форме СС. Лицо вошедшего перекосила омерзительная усмешка:

— Привет, Светлячок.

Так прозвали меня мои палачи. В темноте я действительно испускал тусклое зеленоватое сияние — это светилась моя кровь, насыщенная радиоактивными изотопами. Атомный огонь пожирал мою плоть. Экспериментаторов интересовало, сколько я проживу. Они даже делали ставки. Каждый день кто-нибудь проигрывал.

Человек подошел ко мне и пнул сапогом:

— Ты можешь говорить?

— Да, — прохрипел я и удивился: этот звук не было похож на человеческий голос.

— Хорошо, — вновь усмехнулся он. — Поговорим. Но сначала…

Он небрежно взмахнул рукой, и камера моя преобразилась: стены и потолок разошлись куда-то вдаль, все переменилось.

Теперь я лежал на полу в каменном подземелье, освещенном багровым светом факелов. Кругом происходило какое-то движение, слышались звуки шагов, шелест одежды и гул голосов. Рядом с человеком в эсэсовской форме появились три ведьмы в полупрозрачных одеяниях. Повинуясь движению его руки, они подошли ко мне и, вонзив свои острые зубки в мое разлагающееся тело, стали отсасывать радиоактивную кровь — так, во всяком случае, мне казалось. Боль уходила, я чувствовал невыразимое облегчение. Раны стремительно заживали, силы возвращались ко мне. Через пару минут я уже смог встать.

— Хорошо, — повторил мой «спаситель», — я хочу заключить с тобой договор. Я дам тебе здоровье и долгую жизнь, полную наслаждений. Я щедр к моим слугам. А после смерти ты отправишься в мой мир. Поверь, он прекрасен. Ваша Земля — лишь жалкий его отблеск. Там люди равны богам.

— Я не верю тебе.

— Почему же?

— Я знаю тебя.

— Ничтожество! Никто не знает меня. Я отправлю тебя обратно

— гнить заживо. Ты боишься попасть в ад? Для тебя есть ад на Земле. Твоя агония будет длиться вечно!

Стены вокруг начали сжиматься, и в этот миг перехода я смог разорвать цепи мучительных иллюзий. Еще один шаг был сделан.

Сверху сыпалась мелкая водяная пыль. Казалось, небо падает на землю. Ночь царила в городе и в стране. В оранжевом свете фонарей мы забывали о времени. О нас скажут потом: они пришли защитить демократию, парламент, Президента… Плоские газетные слова! Я пришел потому, что устал бояться. Я пришел, чтобы спасти свою душу от надвигающейся тьмы и безумия. Я был частицей живого кольца. Я ждал свой Армагеддон.

Они возвестили о себе гулом, подобным гулу землетрясения.

Но чем ближе, тем отчетливей были слышны зловещий скрежет и рев бронированных чудовищ. Я стоял посреди пустой улицы — у них на пути. Они появились из-под моста как из преисподней, готовые нести смерть и разрушение. Так сбывались кошмары и пророчества.

Нельзя бояться! Страх — оружие тьмы. Я шел навстречу ревущим машинам. Я знал: смерти нет. Металл гусениц проскрежетал по моим костям и кровь смешалась с дождем на мокром асфальте…

Я очутился на вершине мира. Нас было трое посреди вечных льдов: я, мой враг и Огненный Камень — Сокровище Гор. Враг подошел ближе. В сиянии Камня я увидел его лицо. Некогда этот человек был моим другом, но с тех пор осталась лишь оболочка.

Существо, стоящее передо иной, убило нашего Учителя. Хранителем Камня стал я. На моих плечах отныне лежала судьба человечества.

Голос мой нарушил тишину вечности:

— Как посмел ты войти в Святилище? Душа твоя черна.

Запятнавший белизну снегов должен покинуть Шамбалу.

— Вошел в роль, брат? — ответил мне насмешливый голос. — Настоящий Хранитель — аж мороз по коже. Быстро ты занял место Учителя, прилежный ученик! А ведь, пожалуй, я больше достоин править миром. Впрочем, можно и на пару с тобой, не возражаю.

Твои знания, моя сила воли — что еще нужно? Поверь, Земля станет веселым местечком…

— Не лги Хранителю, враг! Ты не получишь Сокровище Гор.

Камень не подчинится тебе.

— Да? А мы посмотрим. Я за свободную конкуренцию.

Я собрал все свои силы для ментального удара, и он сделал то же самое. Наши импульсы сошлись в центре Камня и вызвали ослепительную вспышку. Далее все напоминало перетягивание каната — это была битва сил. Секунды растекались в века. И вот я понял, что мой контроль слабеет. Тьма наступала. Настал миг последнего решения. Мой враг понял это, и злорадный восторг его сменился испугом и отчаянием:

— Ты не сделаешь этого!

Но я сделал. Камень на миг утратил сияние, а затем брызнул струями жидкого огня. Содрогнулись земля и небо. Так не стало Сокровища Гор.

Я оказался между миров — это дало мне возможность собраться с мыслями и вспомнить, как все было на самом деле.

На самом деле мы погибли тогда оба, а Камень остался целехонек. Лежит себе на Тибете и ждет Того, Кто придет в конце времен. Я проверял.

У Белого Дома я действительно был. Стоял в «живом кольце», подхватил воспаление легких, но под танк не бросался.

Светлячок сгнил заживо без всяких фокусов.

А человек, назвавшийся Джеком Потрошителем, двинул мне в глаз и сбежал самым банальным образом.

Препятствий больше не было.

Выйдя из каменной стены, я увидел невдалеке свет — это Троммель спускался в свою пещеру — словно мышь на запах сыра, не зная, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Мне оставалось только остановить его. Затем я взял великого археолога на руки, как ребенка, и отнес к лунокару. Там я взглянул на небо, где среди немигающих звезд сиял голубой шар Земли и, почерпнув из этой картины достаточно вдохновения, сказал:

— Оставь мертвецов в покое, приятель, иначе они сожрут тебя. Все погибшие цивилизации заслужили свою погибель. Зачем повторять чужие ошибки? Важно не делать своих. Думай о жизни, Троммель. Жизнь прекрасна и удивительна.

Потом я медленно и с наслаждением вернулся в реальность, которую люди считают единственной.

18. Доктор Флетчер

Я нарушил все инструкции. Я стал пособником опасного сумасшедшего. Кто-нибудь из моих коллег наверняка уже успел сообщить об этом, а значит, меня ждут большие неприятности. Но я ни о чем не жалел. Потому что я верил ему. И верил в него.

Он пытался объяснить мне вещи, которых я так и не понял до конца. Получалось так, что город подвергается психической атаке неких сил, пытающихся превратить нас в своих рабов. И дело не в физических границах купола, а в духовных границах человеческого бытия. Всякий выходящий за эти границы подвергается смертельной опасности.

Что делает человека уязвимым? Страх, боль, одиночество и отчаяние, а равно и неуемный восторг. Когда затуманен разум и ослаблена воля, человека можно превратить в игрушку Тьмы.

Многое из того, о чем он говорил, было мне знакомо. Пара веков после Фрейда не прошла даром: психология глубоко проникла в тайны человеческой природы, и иногда она может быть не менее опасна, чем физика. Но все же мы никогда не признавали существования души, а тем более боялись думать о том, откуда она берется и куда уходит. Для него, напротив, все было ясно.

Точнее, его вопросы и проблемы лежали дальше, за пределами нашего познания. Оставалось только верить.

Он сказал: «Костер горит. Искры гаснут во тьме…»

И еще он сказал: «Если я не смогу выйти из круга, пристрелите меня. Цельтесь в голову. Это лучшее, что вы сможете сделать, и да поможет вам Бог!»

Но он смог и вышел, скорее — выполз, стирая меловую линию.

Открыл синюшные глаза и улыбнулся мне:

— Вы принесли поесть? Я голоден, как волк.

Потом он жадно хлебал бульон и грыз сухари.

— Сколько времени я отсутствовал?

— Отсутствовал?

— Ну хорошо, был в трансе.

— Около двух часов.

— Надо же! Это рекорд.

— Вы, должно быть, потеряли много сил. Вам надо отдохнуть.

— Совсем наоборот. Поймите: я выиграл!

— Душу Троммеля?

— Нет. Игра шла на мою душу, и я выиграл себя. Открываются новые пути, новые возможности… Уже выиграв, я освободил Троммеля. Скоро я смогу освободить всех, кого вам удалось поймать, доктор. Это хорошая новость.

— А что, есть и плохая?

— Да. Меня должны убить.

— Боже мой, почему?!

— Я раскрыл себя. Теперь они знают, что у них здесь есть противник — не достаточно сильный, чтобы их победить, но способный сорвать им победу. Духовно уничтожить меня они не смогли, значит, попробуют сделать это физически. У них есть основания предполагать, что тогда я не смогу помешать их планам.

Это логично.

— Но как они могут убить вас?

— Послав убийцу. Ведь они действуют руками своих слуг.

— Так же, как убили Сэма Кашина?

— Стальная Метла — слишком ценный агент, хотя возможно, пошлют и его. Поймите: я не боюсь физической смерти, мне жалко вас, живущих здесь. И в следующем воплощении мне придется иметь дело с более могущественным злом. Нет, это никуда не годится!

— Что вы собираетесь делать?

— Как это ни прискорбно, доктор, но я вынужден буду вас покинуть. Я становлюсь опасным соседом. Все более и более опасным…

19. Майкл Петрович

После смерти Кашина и этого злосчастного митинга у меня наступила жуткая депрессия. На работу ходил, как автомат, подписывал какие-то бумаги не глядя, пугал своим видом подчиненных. Знаю, они шептались за моей спиной, но мне было все равно. Все потеряло смысл.

Я стал тосковать по Земле, по России. Взыграла запоздалая ностальгия. Предательница память! Там, в прошлом, меня ждало не успокоение, а ловушка — моя несчастная любовь, как ни банально это прозвучит. Но соперником моим был не человек.

В нашей семье всегда с уважением относились к религии, но по-настоящему верующих людей среди нас не было. Должно быть, меня настигла расплата — или испытание. Сила земной любви проиграла иной, высшей силе. Попросту говоря, моя невеста ушла в монастырь и стала невестой Христовой. Я видел ее последний раз в черном одеянии и черном платке, скрывавшем ее чудные золотистые волосы. Ее лицо светилось каким-то неземным счастьем и вечным покоем. Она нашла свой путь, а я — нет.

Я так и не смог с этим смириться. С головой ушел в работу, а когда появилась возможность — улетел на Луну. Думал, что не будет здесь земных печалей, что утоплю я в заботах свою тоску.

Вроде получалось до недавних пор. А теперь вдруг вспомнилось. Но кому это интересно?

Говорят, в те дни многих в городе мучили кошмары. Мне тоже приснился странный сон. Я говорю так потому, что именно он вывел меня из депрессии и заставил активно действовать. И хотя время было потеряно, кое-что сделать все же удалось.

Мне снился город, лежащий в руинах, и я двигался через него. Кое-где попадались надписи на немецком языке. Развалины не мешали моему движению: в этом мире я был призраком, и у меня была какая-то цель. Наконец, я увидел человека, одиноко сидящего на развалинах. Он был одет в солдатскую форму времен Последней Мировой и курил папиросы. Лицо его показалось мне знакомым. Он тоже увидел меня:

— Ну, здравствуй, сынок.

— Здравствуйте. А вы кто?

— Не узнаешь? Верно, забыл. Смирнов я, Иван Евсеевич, твой прапра… черт его знает, сколько раз, дедушка.

Теперь я вспомнил, где я его видел: сохранились старые фотографии, плоские и черно-белые. Иван Евсеевич погиб на войне, защищая нашу Родину.

— Что это за место?

— Берлин, туды его мать. Всю войну прошел, и перед самой Победой… В общем, убили меня. Так с тех пор и сижу здесь, курю. О вас думаю, о живых. Как ты, Петрович? Говорят, на Луну залез, большим начальником стал.

— Стал, — вздохнул я, присаживаясь рядом с ним. — Да видно, кончились мои светлые денечки.

— Что так?

— Обложили меня, батя. Со всех сторон. Кругом виноват.

— Э, завел! Давай-ка рассказывай, только все по-порядку.

Глядишь, и придумаем что-нибудь.

Я стал рассказывать: сначала неуверенно, подбирая слова, а потом даже увлекся. Когда я закончил, в воздухе повисла тишина.

Потом Иван Евсеевич смачно сплюнул, и его плевок прошел точно сквозь мои призрачные ботинки.

— Экая же ты сопля, сынок! А с виду — взрослый мужик. Да, видать, измельчали Смирновы. Выродились, как яблочки…

Я не знал, что ответить.

— Ты знаешь, дурачина, что такое война? А что такое лагеря, знаешь? Что ты повидал-то на своем веку? Щенок!

— У нас нет больше ни войн, ни лагерей.

— Будут, туды их мать! Как пить дать, будут, ежели ты руки опустишь. Страдалец хренов! Дело надо делать, вот что.

— Какое дело?

— Свое дело! Ты начальник, ты за все и ответчик. Город надо спасать. А то будут у вас такие дела — мало не покажется. Ты мне тут про Хэрриша рассказывал. Что он есть? Щенок, как и ты. Да ведь из такого щенка волк может вырасти! Что мы, не знаем таких крикунов? Был вот один, и чем кончилось, — предок кивнул на окружающие нас руины. — Вот и думай.

— Что тебе плакаться? — продолжал он. — Жив, здоров, на свободе, руки-ноги на месте, голова тоже. Бороться надо! Мало ли что говорят — злые языки всегда найдутся, туды их всех, а ты не дрейфь! Хоть и разный там у тебя народ, а все ж не дурак. К выборам своим готовься. А проиграешь — невелика беда. Это еще не конец света. Будешь дело делать — отыграешься. Всех за пояс заткнешь. Так-то, сынок!

Помню, меня покоробила его грубость. Я думал о том, что он ничего не знает о нашем мире и его законах. Но грубая правда его слов запала мне в душу. Хотя на самом деле это, наверное, был разговор с самим собой, игра подсознания, открывшая для меня второе дыхание. Но с тех пор я не раз вспоминал Ивана Евсеевича, и мне уже было не все равно.

20. Джеймс Хэрриш

С некоторых пор мне стали сниться чудные сны. О них я не рассказывал даже моему психоаналитику. Мне вдруг пришло в голову, что он продаст меня врагам, а они могут сорвать мне выборы и даже запрятать в психушку, как Троммеля.

Другой лакомый для них кусочек — личная секретарша. Кто лучше нее знает своего шефа и все его слабые места? Я стал с подозрением относиться к Лауре; она, в свою очередь, строила из себя оскорбленную невинность, и наши отношения окончательно испортились. Вместе с тем меня тянуло к Магдале. Чувство наше оказалось взаимным, но было в нем что-то странное: словно Судьба задела нас одним крылом.

Так вот, о снах. Чтобы сказать проще, это были сны о власти и могуществе. Где все происходило, не знаю, — может, в ином времени или на другой планете. Я никогда не видел таких городов и стран. Хотя я, конечно, многого не видел…

Я стоял на вершине ступенчатой пирамиды и смотрел на плещущееся внизу море голов. Это был мой народ. Я говорил с ним, и голос мой был подобен грому. В мою речь я умело вплетал магические слова и жесты. Толпа становилась моим телом, а я — ее душой. В других снах я видел, как маршируют мимо меня мои легионы. Звучала музыка — было в ней что-то варварское и непобедимое. Движение колонн не прекращалось не на минуту.

Казалось, ничто не может их остановить. Даже мертвые, они будут маршировать в вечность. Но что-то все же произошло — великий город опустел, зарастая джунглями, и по ночам его оглашал вой неведомых тварей.

Сны становились все страньше и страньше — кажется, так говорила Алиса в Стране Чудес. В одних я был драконом, летящим над городами и селами, улавливая исходящие от них волны ужаса и с мрачным весельем предавая их огню. В других я был ни больше ни меньше, как богом: то деревянным идолом, пьющим кровь ритуальных жертв, то каменным гигантом, лицезреющим мистические танцы прекрасных жриц.

Но то, что произошло у нас в ту ночь с Магдалой, перекрыло все предыдущие фокусы. Помню, мы легли в постель и принялись за дело, как вдруг нас сморило.

Я висел в космическом пространстве, в центре звездного вихря, на пересечении энергетических потоков. Я видел Магдалу.

Мы летели навстречу друг другу. И чем ближе мы были, тем быстрее меняли облик. Она была прекрасна — человеческое тело неспособно достигнуть такого совершенства, это была красота богини. Мы соединились и предались экстазу божественной любви. Тела наши светились, вокруг сверкали молнии. Но это не принесло нам полного удовлетворения.

Тогда мы превратились в драконов. Моя подруга была прекрасна с ее холодной чешуйчатой кожей, большими перепончатыми крыльями, когтистыми лапами, клыкастой бородавчатой мордой и черным раздвоенным языком. Мы предавались первобытной страсти, в упоении хлопая крыльями, кусая друг друга за шеи и царапая когтями. Но и это был не конец.

Мы стали гигантскими слизнями и слились в сладострастном объятии двойной спиралью. Невероятная чувствительность тонкой, покрытой слизью кожи дарила неописуемое наслаждение. Мы больше не были мужчиной и женщиной, самцом и самкой. Слизни — гермафродиты. Потом я прочел об этом в книжке, а сначала испытал на собственном опыте. Там, во сне, я сознавал, что это моя истинная сущность. Но когда мы выпустили из голов голубоватые трубки половых органов, когда они сплелись венчиками щупалец, мое человеческое «я» не выдержало. Сила отвращения выбросила меня из этого эротического кошмара.

Мы лежали с Магдалой обнаженные, вцепившись друг в друга до боли. Наши глаза были пусты и безумны. Я опомнился первым и выпустил ее из объятий. Она отстранилась и взгляд ее стал более осмысленным:

— Что это было?

— Откуда я знаю?

— Мне снилось, что мы были… улитками, что ли.

— Мне тоже.

Она посмотрела на меня с подозрением, как будто это я все подстроил. Я тупо глядел на нее — она мне нравилась.

— Не смотри на меня! — наконец, не выдержала она. — Я ухожу. Это кошмар какой-то…

— Куда, в такой час? На улицах опасно.

— Ладно, тогда я лягу в гостиной, на диване.

— Давай, я — на диван. Здесь тебе будет удобней.

— Нет, здесь я не останусь!

Я пожал плечами и завернулся в одеяло. Мне снились боевые марши. Стальные легионы двигались в вечность.

21. Доктор Флетчер

Он уходил. Мог ли я остановить его? Мог, конечно, запретить, запереть, поставить специальную охрану… Но это означало предать его, посадить в ловушку, на блюдечке преподнести его силам, которые желали его смерти. Я все равно не смог бы их остановить. Он решил уйти, не говоря куда, и, возможно, даже сам этого не зная, полагаясь только на интуицию.

Перед уходом он захотел попрощаться с Игорем Белкиным. Я позвонил ему, и тот сразу примчался — с диктофоном. Нашел время для интервью! Но Джедай не возражал, его это забавляло.

— Говорите! — то и дело умолял его журналист.

— Что говорить-то?

— Все, что знаете. Все, что думаете. Все, что хотите.

Джедай смеялся и говорил. Многое из того, что он рассказал, было вполне правдоподобно, многое — просто невероятно. Я впервые узнал, с какими ужасами сопряжены его странствия по невидимому миру, и благословил свою судьбу за то, что она избавила меня от этого дара.

Я нервничал. Я боялся, мелочно боялся того, что смерть настигнет его здесь, в моих владениях. Как будто если это произойдет за порогом, то я буду не при чем. Как будто вообще можно быть не при чем в нашем безумном мире! Наконец, он сказал:

— Пора.

— Куда вы? — в последний раз спросили мы его.

— В путь.

— Как с вами связаться?

— Лучше со мной не связываться.

Он ушел ночью и исчез во мраке. Я снял очки и закрыл лицо, чтобы не были видны слезы. Белкин дружески взял меня за локоть:

— Помните, доктор, — тихо произнес он. — «Свет во тьме светит, и Тьма не объяла его…» Я верю, все у него получится.

22. Агент «Ястреб»

Моим заданием было убить Невидимку.

Это был совершенно секретный проект. Неудивительно, что он оброс столькими слухами и сплетнями.

Конечно, человеческое тело нельзя сделать невидимым так, как об этом писал Герберт Уэллс. Но один человек может внушить другому, чтоб тот его не видел. Для применения этой технологии необходимо довести такое внушение до автоматизма. Невидимок делали из самых обычных людей. Разумеется, для присмотра за ними понадобились люди, нечувствительные к гипнозу. Я оказался в их числе.

Испытуемый под номером «шесть» сначала показывал хорошие результаты, его способности быстро прогрессировали, однако затем появились симптомы шизофрении: он утверждал, что слышит какие-то голоса. Проще всего было уничтожить его еще тогда, но вместо этого экспериментаторы попытались что-то исправить у него в мозгу, и неудачно. Невидимка сбежал, зверски расправившись с охраной, и мы надолго потеряли его след.

Позже Аналитический отдел заинтересовался событиями на Луне. Возникло мнение, что там проходят какие-то испытания, но кто и что испытывает, не удавалось выяснить даже в первом приближении. Наконец, они пришли к выводу, что серия загадочных убийств, о которых сообщалось, — дело рук нашего подопечного.

Я был послан его убрать. Но прежде всего необходимо было убедиться, что он там. Для этого я был снабжен специальной аппаратурой. На Земле эта предосторожность нам не помогла, но здесь, под куполом, на экране радара сразу возникла мерцающая точка.

Я решил не пороть горячку, а понаблюдать за действиями Невидимки. Однако он в течение нескольких дней не покидал своего логова. Вряд ли он догадывался о моем существовании.

Но вот однажды ночью зеленая точка сдвинулась с места и начала быстрое движение к границам города. Я почему-то решил, что он удирает. В любом случае не хотелось упускать его из виду.

Труп смотрителя шлюза со свернутой шеей подтвердил мою правоту.

У внешней границы купола лунная поверхность перетоптана, и различить на ней нужные следы невозможно. Стараясь не терять сигнал, я двигался в направлении его источника, и вскоре передо мной уже было только два неровных следа от лунокаров, идущие по целине. Не надо было быть большим специалистом, чтобы понять: это погоня.

Либо Невидимка гнался за своей жертвой, которая уже проявила удивительную изобретательность или поразительное везение, избегнув непосредственной встречи, либо кто-то гнался за Невидимкой, а тот удирал, и непонятно, кто бы это мог быть — разве что секретный агент конкурирующей разведки, желающий знать, как работает механизм невидимости. Вообще-то, если рассуждать логически, загадочные события должны были привлечь внимание не только нашего аналитического отдела.

Неожиданный толчок выбросил меня из лунокара. Следующий помешал мне подняться на ноги. Телом я ощутил глухой глубинный гул. Это было лунотрясение — явление, как мне говорили, очень редкое. Впереди по ходу моего движения я вдруг увидел багровый свет, идущий из-под земли. Этот свет играл на поднятой пыли, которая не образовывала облака, как на Земле, а опадала веером.

Это было очень красиво, но тогда я об этом не думал. Потому что свет померк, а зеленая точка на моем экране исчезла.

Не теряя времени, я двинулся на место происшествия. Мой лунокар остановился на самом краю жуткой пропасти, которая разверзлась, можно сказать, на моих глазах. В глубине уже было совершенно темно. Следы тех, за кем я гнался, кончались здесь.

Это был конец пути. Можно было возвращаться домой.

23. Номер Тринадцатый

Смерть — конец и начало пути. Точка отсчета. Виток судьбы.

Я разрываю оковы мучительных снов. Грядет пробуждение. Я открываю глаза и вижу свет…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: ВИТОК СУДЬБЫ

24. Майкл Петрович

Невозможно поверить, что это продолжается всего месяц. Я все еще исполнял обязанности мэра. Решил держаться до конца, пока не выкинут из кресла.

Дела шли неважно. Атмосфера в городе оставалось прежней. Не знаю, Хэрриш ли запалил этот костер, или мы стали жертвами цепи несчастных случайностей, но этот тип сделал все, чтобы огонь не погас. Напряженность стала нормой. Что-то происходило и с простыми жителями города: они стали хуже работать и больше злиться. Я не философ, но позволю себе одно обобщение: люди словно отпадали от реальности, меньше стали уделять внимания повседневным заботам, все как бы искали и в то же время боялись чего-то иного. Главным настроением стало тревожное ожидание — то ли выборов, то ли конца света, то ли пришествия селенитов. А чтобы избавиться от тревоги и неуверенности, все средства казались хороши. Никого уже не удивляли случаи вандализма и хулиганства, грабежи и драки. Не последнюю роль во всем этом, конечно, играли штурмовики, вовсю реализующие свои идеалы порядка и справедливости.

Но зачем обвинять других? Я, как мэр, видел, что мое хозяйство тоже приходит в упадок. Городские службы работали все хуже. Административные меры вели только к озлоблению и скрытому саботажу. После смерти Кашина в моем аппарате появилось много новых людей, и было неизвестно, на кого они в действительности работают. Все это относилось и к моей предвыборной кампании.

Один дурак не придумал ничего лучше, как развесить плакаты с моей физиономией по всему городу, а другие дураки тут же с радостью стали вносить коррективы, пририсовывая мне то усы, то рога, то звезды на лбу. Ругательных надписей тоже хватало.

Решив в оставшееся время сделать для города все, что можно, я организовал людей на восстановление Культурного центра. Хэрриш тут же обозвал это показухой (первоочередной задачей, по его мнению, была борьба с преступностью), но работа пошла. Я впервые увидел, какие замечательные люди есть у нас — казалось, их совершенно не коснулось общее поветрие. Это давало повод для оптимизма. Но в каждой бочке меда есть своя ложка дегтя: у стройки начали регулярно собираться какие-то подозрительные личности и провоцировать скандалы. Я не сомневался в том, кто за этим стоит.

Что еще сказать? Я держал связь со всеми, кто оказался причастен к загадочным событиям. Джедай Аккерман исчез или, может быть, точнее будет сказать — скрылся, опасаясь за свою жизнь. После его исчезновения доктор Флетчер лишился работы и даже лицензии на занятия врачебной деятельностью. Насколько я знаю, появившееся свободное время он посвятил работе над книгой, которая должна была явить миру некую истину с большой буквы.

Игорь Белкин вовсю делал карьеру на гневных и язвительных статьях против партии Хэрриша, проводя смелые исторические параллели. В общем, я числил его в союзниках. Ник Кеннеди оставался на своем боевом посту и на компромисс с руководством штурмовиков не шел, хотя ему делали разные предложения. Наконец, выплыл на свет Божий список людей, по мнению Аккермана, представлявших собой «группу риска». Часть из них уже находилась под врачебным присмотром, а другая попряталась. Это тоже стало приметой времени: таинственные исчезновения, словно город медленно проваливался в небытие. Слава Богу, Стальная Метла больше не объявлялся, и мы имели дело только с его жалкими последователями, которых полиция ловила без труда.

Подводя итог, скажу: если мы правильно поняли предсказания Номера Тринадцатого об «эпидемии», то он оказался прав. Мы не смогли предотвратить ее, разве что немного сбить температуру.

Что делать дальше, мы по большому счету не знали. Всеобщее ожидание заразило и нас.

25. Номер Тринадцатый

Я открываю глаза и вижу свет… Свет от лампы на столе следователя бьет в лицо.

— Ваше имя?

— Джедай Рональд Аккерман.

— Год рождения?

— …

— Год смерти?

— …

— Хорошо, — я услышал шелест бумаг. — Господин Аккерман, вы обвиняетесь в неоднократном и умышленном нарушении границ между мирами, а также в активных действиях на приграничной территории.

Вы признаете эти факты?

— Да.

— Что можете сказать в свое оправдание?

— Я действовал по велению совести и в интересах сил Света.

— Позвольте нам самим определять наши интересы. Действия таких дилетантов, как вы, представляют угрозу стабильности метафизического континуума.

— Но я пытался остановить вторжение демонов! Какая уж там стабильность…

— Это только ваша оценка ситуации.

— А ваша?

— Я пока не уполномочен обсуждать этот вопрос. Но заверяю вас, что суд примет во внимание все обстоятельства дела, включая ваши прежние заслуги перед Светом.

— Премного благодарен.

— Не стоит.

Он вызвал конвой: двое ангелов подхватили меня под руки, унося в мир предварительного заключения.

26. Джеймс Хэрриш

Говорят, время движется по спирали. Кажется, совсем недавно старина Август, размахивая руками и захлебываясь моим глинтвейном, плел здесь свои небылицы. У его последователя, напротив, манеры были безукоризненны. Высокий голубоглазый блондин с прилизанными волосами, в модном сером костюме и с ослепительной улыбкой — таким предстал передо мной Курт Менге, сопредседатель общества «Лунная жизнь», эмиссар Высших Сил Луны (как значилось в его визитной карточке).

— Так кого вы все-таки представляете? — неприязненно спросил я. — Селенитов, что ли?

— Если вам будет угодно так их называть.

— Угу, — кивнул я, намереваясь сказать какую-нибудь вежливую гадость, но, как назло, ничего не приходило в голову.

— Кажется, совсем недавно, — продолжал гость. — В этом кресле сидел Август Вильгельм Троммель, знаменитый археолог, почетный член нашего общества, ваш старый друг. Он пришел к вам с миссией, но вы отвергли его. Тогда он обратился на телевидение. Но духовный опыт нельзя снять на пленку! Мы организовали пресс-конференцию, но она была сорвана. Троммель пал жертвой подлого русско-еврейского заговора — его засадили в психушку, промыли мозги и отправили на Землю. Теперь он потерян для нас.

— Ну хорошо, хорошо… — пробормотал я. Напоминание об этой истории было мне весьма неприятно. Этот тип знал, чем меня задеть.

— Я знаю, вы пока не верите в селенитов. Возможно, вы считаете меня психом или мошенником, или и тем и другим сразу.

Что ж, пусть. Тогда почему бы двум психам и мошенникам не договориться между собой?

— Логично, — ухмыльнулся я. — Так что вы хотите?

— Я пришел сказать вам, что вы избраны — не толпой, которая от века жаждет лишь хлеба и зрелищ, но Высшими Силами, чья непобедимая воля вершит судьбы людей и направляет мир к великой цели.

«Неплохо сказано», — с завистью подумал я, а вслух сказал:

— Вы предлагаете мне оставить политику и вступить в вашу секту?

— Вовсе нет. Я предлагаю сотрудничество. Мы поможем друг другу.

— Каким образом?

— Вы стремитесь к власти — и это правильно, ибо только так может исполниться предназначенное свыше. Но вы не видите верного пути, размениваясь на мелочи. Ваша энергия расходуется впустую.

Ваши приверженцы без толку буянят на улицах. У вас нет положительной идеи. Мы дадим ее вам.

Избиратели сейчас охвачены тревогой и страхом, неуверенностью в завтрашнем дне. Им нужна вера и мечта. Пусть почувствуют себя не сборищем неудачников, а народом избранным!

— А я, стало быть, сыграю роль Моисея?

— В каком-то смысле. Наши цели близки. Многое вы чувствуете интуитивно, и это поистине достойно восхищения.

Да, современная цивилизация движется к упадку. Демократия вырождается. Культура загнивает. Общество захлестывает волна преступности. Грядут хаос и анархия, сумерки богов… Мы должны основать новую цивилизацию, установить новый порядок. Мы создадим общество, совершенное как кристалл. Мы покончим с войнами, преступностью и развратом. Нам не нужна оппозиция — ни политическая, ни генетическая. Наш путь прямой, как стрела.

Нужно отсечь все лишнее, слишком человеческое.

Конечно, мы встретим ожесточенное сопротивление со стороны старого мира, прежде всего — со стороны гниющей заживо Земли.

Поэтому уже сейчас нам нужна независимость — не только политическая, но и духовная. Нужно привить народу новые идеалы…

Он говорил еще многое в том же духе. Нельзя сказать, чтобы я со всем был согласен, да и не привык я, чтобы мной командовали, пусть даже боги, хотя, с другой стороны, быть избранником богов не так уж плохо! Глядишь, твоим противникам во-время упадет на голову кирпич. Мало ли что… Вряд ли в их «совершенном обществе» выживет нормальный человек, ну да и черт с ним! Я-то свое возьму в переходный период. А награда — хоть и туманна, но соблазнительна: сверхчеловеческие способности, божественные наслаждения, бессмертие… Войду в историю — не мэром лунного городка, а отцом-основателем. Обо мне еще песни слагать будут!

27. Номер Тринадцатый

Миры, в которые человек попадает после смерти, являются, в некотором смысле, отражениями его души, воплощением его тайных страхов или надежд. Так, во всяком случае, говорят. Но связь эту проследить бывает достаточно трудно, и проще не забивать себе голову метафизикой.

Я очнулся лежащим на жесткой черной траве под тусклым красноватым солнцем. Лежать было неудобно, я встал и осмотрелся.

Вокруг простиралась холмистая черная равнина. Невдалеке виднелись руины довольно мрачного вида — то ли это когда-то была большая крепость, то ли небольшой город в средневековом стиле.

Делать было нечего, и я побрел туда…

Город казался пустым, вымершим. Большинство зданий было разрушено, все поросло травой и мелкими корявыми деревцами.

Возможно, это был рай для археологов, в который я попал по ошибке. Блуждать в лабиринте пустых улиц было скучно, пока я не вспомнил, что здесь могу летать.

Поднявшись на высоту птичьего полета, я парил в холодном и неподвижном воздухе сумеречного мира, размышляя о вечном. И вдруг увидел далеко внизу маленький трепещущий огонек. Это был, несомненно, костер, и кто-то его разжег! Двигаясь по снижающейся спирали, я опустился на землю и вышел из темноты к сидящим у огня.

При виде меня они всполошились и похватались за оружие. Это были маленькие человечки, темнокожие и большеглазые, ростом мне по колено, а оружием им служили заточенные деревянные колья. Я дал им время рассмотреть меня получше, улыбаясь и не делая резких движений. Вид мой их, конечно, удивил, но некоторых почему-то обрадовал — они стали что-то горячо втолковывать остальным. Похоже, им это удалось. Все разом замолчали, а один из человечков — видимо, самый авторитетный из собравшихся — жестами предложил мне разделить с ними трапезу.

Еда, пекшаяся на углях, была почти безвкусной для меня, но я съел несколько кусочков и выразил свое одобрение. Этого оказалось достаточно для установления дружеских отношений.

После ужина меня торжественно проводили в большое полуразрушенное здание, некогда служившее, вероятно, дворцом или храмом. Там, в просторном зале и анфиладах комнат, словно цыгане табором, расположилось целое гномье племя. Они так и кишели у меня под ногами, я все время боялся на кого-нибудь наступить. Меня провели к их вождю.

Вождь (или король?) восседал на возвышении, примерно на уровне моей груди, так что, глядя друг на друга, мы были как бы на равных. Он осмотрел меня без страха, даже с некоторым высокомерием, а затем обратился ко мне с речью. Скоро выяснилось, что я не понимаю ни одного слова. Тогда он вздохнул и крикнул своим приближенным, чтоб помогли спуститься.

Спустившись, он махнул мне рукой и зашагал вперед, куда-то вглубь здания. Я двинулся следом, стараясь не наступить на его мантию из серых шкурок; замыкали шествие стражники с кольями.

Мы пришли в необитаемую, почти нетронутую разрушением часть здания. Я увидел на стенах барельефы, изображающие людей — не гномьего, а моего роста. Очевидно, это было своего рода повествование о жизни некогда обитавшего здесь народа. Местами стены были покрыты неизвестными письменами, похожими на древние руны. Если бы я мог их прочесть! По-моему, это был великий и прекрасный народ. Конечно, эти люди построили город (не гномы же!), но время их ушло. Может быть, меня приняли за пришельца из прошлого?

Наконец, король гномов привел меня к нужной картинке и горделиво приосанился, обернувшись ко мне. Мы стояли перед изображением человека, который некогда был повелителем этого города или страны. Человек восседал на троне, в одной руке у него был меч, в другой — шар Земли, над головой Солнце. Гном, очевидно, намекал на преемственность власти, а может быть даже… на сходство? Внезапное озарение посетило меня: да, этот человечек — потомок великих королей прошлого. Его убогий народец, ютящийся в развалинах, ведет свое происхождение от сильных и мудрых строителей города. Значит, этот сумеречный мир постигло вырождение.

Гномы, однако, не комплексовали по этому поводу. Должно быть, они считали, что им послало меня само Небо (и это действительно было так), и что я призван их защищать. Из неведомых тайников был извлечен меч (не знаю, сколько веков назад его выковали, но сталь блестела так, как будто это произошло вчера) и в весьма торжественной обстановке вручен мне.

Я по обычаю склонил колено перед «троном» и король гномов посвятил меня в рыцари.

Мне показалось, что на небесах в это время кто-то от души посмеялся.

28. Игорь Белкин

Коллеги прозвали меня «охотником за вампирами». По рукам ходила карикатура (или дружеский шарж, как мне объяснили): я, со зверской ухмылкой, собираюсь загнать осиновый кол в сердце скалящегося из гроба Хэрриша. И хотя все свелось к шутке, над которой я посмеялся вместе с остальными, некоторая прохлада в отношениях осталась.

Я решил, что это естественное неприятие со стороны тех, кто скользит по поверхности жизни, ко всему, что напоминает о ее мрачных глубинах. Я почему-то считал, что после исчезновения Номера Тринадцатого мой моральный долг — продолжить его борьбу доступными мне средствами. После каждой разоблачительной статьи ходил гордый, как индюк, снисходительно принимая похвалы от начальства. Я не понимал тогда, что веду бой с тенью, что вся моя деятельность давно просчитана и учтена в чьих-то дьявольских планах, и мне милостиво разрешено изливать свою пассионарность на бумаге.

Тем временем Джеймс Хэрриш из неразборчивого в средствах политикана, демагога и шута горохового превращался в харизматического лидера. Превращение это прошло для всех как-то незаметно, но настал момент, когда нас ткнули носом в факты.

В один прекрасный день по всему городу оказались расклеены плакаты, которые проще увидеть, чем описать. Текст был прост: «С Хэрришем — в будущее!» Был на плакате и сам кандидат в мэры, но удивительным образом преображенный: и лицо, и фигура сочетали в себе силу, красоту, мудрость и благородство, тем не менее сохраняя высокую степень сходства с оригиналом. Человек на плакате простирал руку над миром — точнее, над серебристой лунной равниной. На равнине стоял город — фантастический, с арками, куполами и башнями — по-видимому, олицетворяющий светлое будущее. Подпись готическим стилем гласила: «Новый Асгард».

Стало быть, что-то вроде священного града Китежа в местной мифологии.

Увидев такой плакат по дороге из дому на работу, а затем еще один, и еще (кто-то здорово потрудился за ночь) я испытал острое чувство вины (накаркал!) и бессилия (навоевался!). Может быть, зря я тревожил в своих статьях зловещие тени прошлого — они взяли и приняли вызов!

И что же я нашел в редакции? Полный штиль. К новому этапу предвыборной кампании здешняя публика отнеслась равнодушно.

Обсуждали богемные новости, в частности — выход на сцену новой музыкальной группы «Белые Братья» местного производства. Их клипы, оказывается, в последние несколько дней без конца крутили по телевидению. Знатоки глубокомысленно рассуждали о неопостмодернизме.

Ради интереса я решил выяснить, о чем идет речь, и зашел к двум чудакам, которые вели рубрику «Музыкальный привет» — и сами они были с приветом; один ходил с длинными, до плеч, волосами, а другой брил голову наголо. Вообще-то они были друзьями неразлей-вода, но в этот раз готовы были вцепиться друг другу в физиономии. Спор шел, как ни странно, опять-таки о «Белых Братьях». Бритый твердил, что это круто, а волосатый визжал, что это фуфло. Ко взаимному удовольствию я взял на себя роль третейского судьи, и мне дали просмотреть все клипы.

Не берусь хвастаться, что дар Джедая каким-то образом перешел ко мне, но очень скоро я почувствовал себя нехорошо.

Ритмичная музыка и череда быстро сменяющихся кадров оказывали гипнотическое воздействие. Зрителя словно затягивало в некий космический водоворот, внушая чувства ужаса и восторга одновременно. Подбор кадров тоже был примечательный: новейшие компьютерные спецэффекты и черно-белая хроника времен Второй Мировой, картины стихийных бедствий и загадочные лунные пейзажи.

Мне не понравилось, как часто мелькает на экране свастика — впрочем, в череде других мистических знаков: от египетского креста до советских звезд.

— Да, — сказал я наконец. — Это не фуфло. Это гораздо хуже, — и посоветовал устроить покадровый просмотр. Интуиция не подвела: в клипах было полно «невидимых» кадров — тех, что влияют на подсознание. Язык, на котором вещали «Белые Братья», не был нам вполне понятен — тут требовалась консультация специалиста — но при желании их можно было привлечь за пропаганду сомнительных идей. Интересно, что в общий калейдоскоп попал и знакомый плакат с Хэрришем. Можно было, конечно, заняться немедленным разоблачением, но у меня тогда возникли сомнения: кто тут и за чей счет решает свои проблемы?

Ответы на них давала сама жизнь. В тот же день Хэрриш провел очередной митинг (люди уже ходили на них, как на работу)

— и на нем вместо обычных «Нет — коррупции», «Очистим наши улицы» и «Долой русскую мафию» прозвучали заклинания о светлом будущем и Новом Асгарде, а равно о разлагающем влиянии Земли и особом пути селенитов. Народ, похоже, был не против. Однако позднее один из моих информаторов в движении Хэрриша сообщил, что новые веяния вызвали в верхушке серьезные разногласия. Дело чуть не дошло до раскола, но чудесным образом все как-то утряслось.

Скоро я выяснил, откуда ветер дует. Тем более, что люди, которые были к этому причастны, оказались старыми знакомыми. Да, свою руку к политическим событиям приложили «лунатики». Они и не скрывали этого. Я беседовал с главным «лунатиком» по фамилии Менге, который запомнился мне еще по троммелевской конференции, и он с приятной улыбкой ответил на все мои вопросы. Да, художник, рисовавший плакат, принадлежит к его организации. У них есть также композиторы, поэты и скульпторы, в прошлом — самые заурядные люди, чей талант открылся в служении Высшим.

Нет, они работают не за плату, а по велению долга. Да, мы поддерживаем Хэрриша и его движение, поскольку их победа станет шагом на пути к Новому Асгарду. Нет, это не политическое, а мистическое понятие. Читайте нашу литературу, там все написано.

Да, «Белых Братьев» мы тоже поддерживаем. Замечательные ребята, талантливые. Кстати, все родились здесь, на Луне. Новое поколение — задумайтесь об этом!

И в самом конце нашей беседы, когда я убрал диктофон и собирался откланяться, он вдруг посмотрел на меня. Этот взгляд я никогда не забуду — разве что отгремит Армагеддон. Он показал мне, что все знает о моих проделках, но не хочет марать руки. Я почувствовал себя ничтожным насекомым, докучливым, но безвредным, которое в любой момент можно уничтожить одним хлопком. Это было ужасное ощущение.

Пробормотав что-то прощальное, я как в тумане вышел на улицу, не помню как дошел до дома, а в себя пришел только после третьей чашки кофе. Теперь я уже сомневался, было ли вообще все это, даже — встречался ли я с Куртом Менге. Запись на диктофоне оказалась стерта.

29. Номер Тринадцатый

По приказу короля для меня была сшита подстилка из шкур и положена рядом с «троном», заставив потесниться остальных придворных. Здесь я и должен был нести свою службу.

Сначала я, разумеется, не знал, от кого мне придется защищать этих человечков. Во всяком случае, охрана правопорядка не входила в мои обязанности: большинство конфликтов решалось в спорах и драках, а королю это зрелище доставляло только удовольствие. На его авторитет никто не покушался: местная иерархия соблюдалась строго.

Но вот однажды ночью меня разбудил пронзительный гномий писк. Я вскочил, ничего не соображая, и в тусклом свете факелов увидел посреди залы что-то большое, белое и двигающееся. Это было существо, похожее на змею, но со щупальцами на морде, как у полипа. Змея медленно заглатывала схваченного ею гнома, как тот ни трепыхался. Не долго думая, я выхватил свой меч и бросился на змею. Она тут же выплюнула свою добычу и поднялась на хвосте почти до моего роста, шипя и брызгая слизью. Жгучие капли попали мне прямо в лицо — боясь ослепнуть, я зажмурился и наугад взмахнул мечом. Дело было сделано.

Открыв глаза, я увидел, что жирное белое тело извивается у моих ног в последних судорогах, а голова цепляется щупальцами за мои ботинки. Я с омерзением раздавил ее.

Кругом нарастал шум голосов. Сонные гномы поднимались со своих постелей, расталкивали соседей и рассказывали друг другу, что произошло. Вокруг меня образовалось кольцо зевак, некоторые с удовольствием пинали мертвое тело змеи, другие маленькими ручонками старались прикоснуться к моей одежде и мечу. Возникла давка, которую прекратил только громкий возглас короля. Он поманил меня пальцем со своего насеста — я подошел, стараясь ни на кого не наступить.

Король с благодушным выражением лица протянул мне руку. Я в ответ протянул свою. Но это оказался неверный ход: король вновь вздохнул о моей непонятливости, подозвал одного из придворных и протянул руку ему. Тот, пыхтя от оказанной чести, прикоснулся к царственной длани губами, но получил по зубам: не заслужил.

За мой подвиг король оказал мне великую милость: мне пришлось поцеловать этому ничтожеству руку! Церемония сопровождалась радостным писком подданных.

30. Джеймс Хэрриш

Большая игра продолжалась. Древние боги Луны поставили на меня — что ж, господа, будьте уверены, не подведу. Я свое дело знаю туго, только дайте развернуться. Вас ждет неплохое шоу здесь, внизу — животики надорвете!

Я был словно под кайфом. Сила, дремавшая внутри меня и лишь изредка высовывавшая свои рожки, теперь переполняла меня, даря ощущения власти и могущества, как во сне. Значит, пришло время снам сбываться.

Магдала улыбалась мне — должно быть, чувствовала то же самое. На экране пошла заставка: быстро растущий серп Луны в кольце зеленых молний. Круто у них получается, у этих очкариков, свихнувшихся на виртуальной реальности.

— Добрый день. С вами вновь «Тайны Луны». Сегодня у нас в гостях необычный гость — это известный политик, депутат городского совета; человек, чье имя стало символом бескомпромиссной борьбы за нашу безопасность и процветание. Это Джеймс Хэрриш!

— Всем привет. Знаю, некоторые сейчас морщатся, словно у них живот схватило — опять этот тип со своей пропагандой! Вы, конечно, можете выключить телевизор, братья и сестры, только тогда не услышите чего-то очень важного. Потом будете ходить и переспрашивать у знакомых. Кому это надо?

Сегодня я не буду говорить о выборах. Ну их побоку! У кого глаза открыты, тот видит, за кого надо голосовать, а другим, может, суждено всю жизнь блуждать в потемках. Помолимся за них на досуге. Сегодня я не буду вас агитировать. Сегодня я открою вам тайну. Настоящую тайну Луны.

Братья и сестры! Вас обманули. Вас обманывали всю жизнь.

Всю жизнь вам внушали, что Луна — холодный и безжизненный мир, где нет ничего интересного. Это ложь! А тем, кто говорил правду, приходилось туго. Сотни лет длится этот заговор, но мы положим ему конец.

Вы верите в селенитов, друзья мои? Может быть, да, а может, и нет. Вы не хотите, чтобы над вами смеялись. Вы не хотите, чтоб вас засадили в психушку. Иногда вы боитесь признаться даже себе.

Хватит! Пришла пора раскрыть карты.

Я верю в селенитов. Они существуют. Они здесь, рядом с нами. Наша Луна — не мертвая пустыня, а обитель древней и мудрой расы. Эти существа намного обогнали нас в развитии, они обладают невероятными возможностями. Хотят ли они завоевать нас? Нет, им это не нужно. Они не такие дикари, как мы. Подумаем лучше, кому выгодно запугивать нас кровожадными пришельцами. Конечно, тем, кто не хочет контакта. Тем, кто хочет украсть у нас будущее.

С нами готовы поделиться всем — опытом, знаниями и возможностями. Сбудется то, о чем вы мечтали, друзья. Не станет больше войн, болезней, старости. Живите вечно, братья и сестры!

Вы увидите своих правнуков и отдаленных потомков. До звезд будет подать рукой, Млечный Путь покорно ляжет вам под ноги. Не желаете прогуляться? Новый человек станет повелителем Вселенной.

Но готовы ли мы к контакту? Посмотрим вокруг. Сначала надо навести порядок в своем доме. Надо навести порядок и в умах, остановить разброд и шатания. Задумаемся: способны ли мы взмыть в небо, способны ли оторваться от Земли, преодолеть ее жуткую силу тяжести.

Там, на Земле, миллиарды жалких людишек размножаются, грызутся из-за пустяков и отравляют все, к чему прикасаются их грязные руки. Нам удалось вырваться из этого кошмара. Мы забрались на небо и можем теперь смотреть оттуда сверху. И нас уже ненавидят за это!

Пусть каждый спросит себя: как я попал сюда? Что это было — случай? Я не верю в случайности. Это судьба. Это воля небес. Нам дали шанс, так не упустим его!

Мы — люди великой судьбы. Нам нужно небо. Нам нужны звезды.

Нам нужна вечность. И мы получим это! Мы отвоюем себе место под солнцем. Мы построим новый прекрасный мир. Мир мечты, мир волшебных сказок и фантастических снов. Я вижу его!

А тем, кто не видит, говорю: смотрите! Восходит звезда новой эры. Те, кому нужны доказательства, скоро их получат.

31. Профессор Коллинз

Честно говоря, раньше я никогда не интересовался местной политикой, а имя Джеймса Хэрриша было для меня пустым звуком. В выборах я не участвовал, полагая это мероприятие бессмысленной тратой времени и денег. Мышиная возня, и больше ничего.

Позволю себе напомнить историю вопроса. Первоначально колония создавалась для нормального жизнеобеспечения научно-исследовательских станций. Это потом сюда понаехало множество сомнительных личностей и просто случайных людей, которые развернули здесь свой бизнес и принялись делить сферы влияния. Мотивы были, вероятно, самые разные, но корень у всех один — лень и бездарность, неумение или нежелание наладить свою жизнь там, на Земле. Разве могли эти люди понять всю ценность и значимость ведущихся здесь научных исследований? Увы. После распада последней сверхдержавы мир погряз в мелочных склоках, и никто не думает о будущем; все меньше уделяется внимания фундаментальной науке — ее место занимают культы и суеверия. А наше поколение уже слишком старо, чтобы противостоять этому безумию.

Та знаменательная ночь ничем не отличалась от предыдущих.

Нет, я не ждал появления Звезды, примкнув глазом к окуляру телескопа. Современная астрономия опирается прежде всего на компьютерные технологии. Вся информация собирается и обрабатывается автоматически, а затем выводится на мониторы.

Даже дежурство — простая формальность. Настоящая работа заключается в интерпретации полученных данных…

Итак, в четыре утра локального времени сработала программа регистрации Сверхновых, и аппаратура переключилась в особый режим. Здесь нам действительно пришлось посуетиться. Как всегда в подобных ситуациях выявился ряд недоработок и просто откровенной халтуры. В общем, нам удалось замерить спектры электромагнитной, гравитационной и нейтринной волн, возникающих при коллапсе. Более подробная информация, боюсь, будет непонятна неспециалистам.

Спать мне в ту ночь почти не пришлось, а утром лаборант сообщил, что со мной хочет поговорить какой-то журналист по поводу Сверхновой.

Я был рад лишний раз привлечь внимание общественности к научным проблемам. Полагаю, даже закоренелому обывателю иногда полезно обратить свой взор к небу. Тем более, надо думать и о молодежи, которая придет нам на смену.

Журналист оказался прилично одетым, но несколько развязным молодым человеком. Я попытался изложить ему современные взгляды на строение и эволюцию звезд, но оказалось, что мы говорим на разных языках. Его вопросы весьма удивили меня.

Он спросил, как я оцениваю факт сбывшегося предсказания Хэрриша и какое влияние может оказать вспышка на исход предстоящих выборов. Разумеется, я ответил, что ни о каких предсказаниях мне ничего не известно, и что не следует путать астрономию с астрологией. Взрыв Сверхновой за сотни парсек от Солнечной Системы ничем нам не грозит.

Журналист, в свою очередь, также был удивлен моей неосведомленностью в местных интригах. Узнав, что я не имею привычки смотреть телевизор и читаю только специальную литературу, он начал снисходительно разъяснять мне ситуацию, и чем больше он рассказывал, тем большим безумием это казалось. Я поспешил откланяться, сославшись на усталость…

А ведь он оказался прав. В тот день весь город говорил о «Звезде Хэрриша». «Взошла звезда новой эры!» — трубили средства массовой информации. Общественные обсерватории, ранее посещаемые только туристами, заполнились народом, жаждущим увидеть чудо.

Другие граждане толпами бродили по Луне, задрав головы к небу и распевая молитвы. Через несколько дней сияние стало угасать, но исход выборов был уже предрешен.

32. Номер Тринадцатый

— Да уберите вы эту чертову лампу!

— Пожалуйста. Только лампа эта — ваша. Все, что вы здесь видите, почерпнуто из ваших личных представлений.

— Знаю, я ведь не новичок… в ваших краях.

— Тогда, возможно, пребывание в мире гномов навело вас на некоторые мысли, и мы сможем более конструктивно продолжить нашу беседу.

— Возможно. «Не мечите бисера перед свиньями» — это вы хотели сказать? По-моему, слишком жестоко для Света. Значит, я всю жизнь занимался никому не нужным делом, спасая людей, недостойных спасения? Думал, что служу силам добра, а сам играл в игрушки и тешил свое самолюбие?

— Вы ничего не поняли, жаль. Попытаюсь объяснить. Речь идет не о ваших деяниях, а о вашей душе. Ваше первое, человеческое «я» — карлик в руинах былого величия. Ваше второе «я» — рыцарь-защитник всех карликов. Благородно, конечно, но для наших целей недостаточно. Ни в первой, ни во второй ипостасях вы нам не нужны. По закону вас следует вернуть в Колесо Жизни, причем на более низкий уровень. И все начнется сначала.

— Значит, все уже решено?

— Не совсем. У вас есть выбор.

— Какой?

— Третья ипостась. Вы должны найти ее в себе. Станьте тем, кто построил город и начертал руны. Верните себе былое могущество. Иначе ваша борьба бессмысленна.

— Сколько у меня времени?

— Вся вечность. Но у ваших друзей на Луне его осталось не так уж много, а вы ведь хотите им помочь, верно?

33. Игорь Белкин

В очередной раз я плюнул против ветра.

Получив информацию из первых рук, быстренько обработал ее, выделив наиболее важные моменты, и получилась прекрасная статья

— гимн современной науке и отповедь суевериям.

Честно говоря, мне просто не хотелось, чтобы «Лунная радуга» — газета, которой я отдал несколько лет жизни, участвовала в общем мракобесии. По этому поводу редактор устроил мне нагоняй. Оказывается, по данным социологических опросов, наука народу не нужна, а излишнее умствование может нанести травму чувствительной душе обывателя.

Что ж, пускай. Я не стал спорить. Механически вернулся на свое рабочее место и уставился в темную пустоту монитора, словно в окно в грядущее. Мысли были разные. Первая и наиболее легко осуществимая — бросить все и вернуться на Землю. Там, конечно, тоже не сахар, но тем не менее… А здесь нас все равно разгонят к чертовой матери или заставят писать какой-нибудь бред. Уже сейчас куча желающих этим заниматься. Жаль, редактор этого не понимает. Уж больно прост, одно слово — американец. Целая страна не заметила, как развалилась. Мы-то это сто лет назад прошли…

Однако собирать вещи я не спешил, а вместо этого взялся за свою картотеку. Речь шла о письмах читателей, небезразличных к моим статьям. Письма, конечно, были разные — одни за здравие, другие за упокой. Судя по последним, я давно уже попал в «черный список» тех, кому при новой власти придется несладко. А те, что поддерживали меня, могли пригодиться. Не письма, конечно, а люди.

Не занимающие никаких постов, не вошедшие ни в какие партии, разобщенные, смутно ощущающие приближение беды и ищущие, с кем поделиться. Молодые и старики, рабочие и служащие, бизнесмены и интеллектуалы…

У меня захватило дух: я понял, что можно сделать. И вместе с тем это означало перейти невидимый Рубикон, из пленника истории стать ее творцом. Но разве не об этом я мечтал всю жизнь?

34. Шериф Кеннеди

— Нет, — сказал я. — Никаких незаконных вооруженных формирований. Иначе будете иметь дело с полицией. Даже не думайте.

Я стоял лицом к окну, чтобы не смотреть Белкину в глаза.

Стыдно сказать, но я дошел до того, что в каждом встречном видел тайного агента и все время ожидал каких-то провокаций. Когда психопаты правят бал, и сам потихоньку становишься с приветом.

— Но почему? Не будьте бюрократом, — в голосе журналиста звучала досада. — Если плохие парни хорошо организованы, всем хорошим парням тоже надо объединиться, — помолчав немного, он добавил: — Это не я сказал, а Лев Толстой.

— Неужели? А я решил, что вы боевиков насмотрелись.

— Послушайте, люди Хэрриша наглеют с каждым днем. Против этих «вооруженных формирований» вы ничего не имеете?

— Они вполне законны.

— Да бросьте! Вы прекрасно знаете, какое давление было оказано на Совет. Это просто насмешка над демократией.

— Закон есть закон.

В этот момент я, должно быть выглядел тупым самодовольным кретином. Собственно, многие меня таким и считают. Иногда это даже бывало полезно, но не сейчас.

— Скажу вам только одно. Пока я шериф, я буду защищать закон — даже от вас.

Журналист неожиданно улыбнулся.

— А если вы не будете шерифом?

— Тогда и поговорим.

— Заметано! — Белкин заговорщицки подмигнул мне.

— Вон! — прорычал я. Терпеть не могу фамильярностей от малознакомых людей.

Хотя кое-какие мысли он во мне посеял. Я не слишком обольщался на свой счет в случае победы оппозиции, но полагал, что до конца исполню свой долг. Теперь я видел, что конец этот может легко перейти в начало. Там, вероятно, соберется кучка романтиков-идеалистов, не знающих, с какого конца держать излучатель. Человек с моим опытом будет просто необходим.

Пожалуй, Лев Толстой был прав.

35. Майкл Петрович

Вот и настал он — последний день, когда ничего уже нельзя изменить. Когда изнурительная гонка должна смениться тоскливым ожиданием. Еще вчера ты вновь и вновь пытался достучаться до чужих умов и сердец, а сегодня у тебя связаны руки. Осталось выполнить свой — возможно, последний — гражданский долг.

Помнится, в прошлый раз я сомневался, этично ли голосовать за самого себя. Но в глубине души, должно быть, лукавил. Теперь вопрос уже не стоял. Потому что решалась не моя личная судьба, а судьба всего этого маленького мирка, что стал нам так дорог.

Под утро мне снились кошмары. Когда я вынырнул из их темной круговерти, обратно возвращаться уже не хотелось. Я поднялся с постели, привел себя в порядок, выпил две чашки черного кофе для бодрости и отправился на окружной избирательный участок.

Народу на улице было немного: воскресным утром большинство предпочитало поспать. Редкие прохожие узнавали меня — одни приветливо улыбались и здоровались, другие хмурились исподлобья и бормотали что-то нелицеприятное. На подходе к участку меня словила съемочная бригада — молодые, симпатичные ребята, готовившие репортаж о выборах. Несмотря на их живой интерес, мне показалось, что они не воспринимают ситуацию всерьез. Для них политика была частью индустрии развлечений. Что ж, иногда и мне представлялось, что мы все участвуем в бесконечной пьесе абсурда на потеху неведомым зрителям.

Обстановка вокруг участка была напряженной. Что-то недоброе витало в воздухе. Меня пробрал озноб. Весело болтавшие репортеры притихли. Представшая нашим взорам картина не предвещала ничего хорошего.

Во-первых, здесь были штурмовики. В этот день по приказу Хэрриша они занимались «охраной правопорядка» на всех избирательных участках «в целях защиты свобод граждан и во избежание провокаций». Эти, судя по всему, с удовольствием выполняли возложенную на них миссию, поигрывая бейсбольными битами и железными цепями, посасывая пиво из банок и распугивая слабонервных избирателей.

Во-вторых, здесь были несколько темных личностей, в которых по нелепым балахонам и рогатому знаку Луны легко было узнать адептов секты «Лунная жизнь». Нечасто они одевали в миру свою парадную форму, разве что по большим праздникам своего странного культа. Я знал, что «лунатики» тоже на стороне Хэрриша, что это они подкинули ему идейку о Новом Асгарде. Но формально придраться было, как всегда, не к чему. «Наблюдатели от общественных организаций» пользовались своими неотъемлемыми Должно быть, они торжествовали, но, в отличие от штурмовиков, молча.

Я увидел, как трое парней преградили дорогу маленькому, но гордому японцу и вступили с ним в дискуссию. Как оказалось впоследствии, ему объясняли, что узкоглазым макакам голосовать не положено; японец в ответ цитировал Декларацию прав человека на безупречном английском.

— Что здесь происходит? — начальственным тоном спросил я, полагая, что во главе свиты из репортеров и приставших по дороге сторонников выгляжу достаточно внушительно. В конце концов, я все еще был мэром. Но этим глумливым физиономиям было, похоже, все равно, лишь бы покуражиться.

— Кто это? Никак, господин мэр!

— Какой мэр? Не видишь, что ли, это русский медведь.

— Эй, медведь, катись в свою Москву.

— Пожалуй, не стоит пускать его в участок.

— Он там нагадит. Эти русские везде гадят.

— Смотрите, какая рожа — сейчас зарычит…

— Дорогу! — рявкнул я.

Штурмовики неохотно расступились, пропуская нас.

— Мы еще поохотимся на тебя! — злобно шептали мне вслед.

Я прошел внутрь и направился прямиком к столику за бюллетенем…

У клерка из комиссии было что-то с лицом: оно гнило прямо на глазах. Белесые черви копошились в чернеющем мясе, и обнажались желтые кости черепа. Сама Смерть смотрела на меня.

Мне не было страшно — кто в наши дни не знает, что такое наведенная галлюцинация? — но стало невыносимо противно и жалко себя. Почему именно я должен противостоять силам Тьмы? Я закрыл глаза, чтобы не видеть ничего, но омерзительное видение все еще стояло перед глазами, а в воздухе пахло гниющим мясом и серой.

И тогда вдруг мое сознание провалилось куда-то в иной мир.

Я оказался под сумрачными сводами храма. Горели свечи. Невидимый хор пел осанну. Рядом стояла она — моя последняя любовь — светлые волосы убраны под черный платок, а голубые глаза сияют как прежде. Она смотрела на меня, улыбаясь, но видела дальше.

Тонкие губы шевелились, и нежный голос звучал в моей душе повторяя слова молитвы. И сила Того, Кому она служила, освободила меня.

Должно быть, это продолжалось всего мгновение. Когда я открыл глаза, злобный морок уже испарился. Кто-то держал меня под руку, сочувственный голос произнес:

— Что с вами, Майкл Петрович? Вам плохо?

— Ничего, все в порядке. Голова закружилась.

— Может, присядете? Принести лекарство?

— Нет, не нужно. Я буду голосовать…

Сделав то, что я должен был сделать, я вышел из участка и, не обращая внимания на происходящее вокруг, добрел до дому. В тот день я больше никуда не ходил и ни с кем не разговаривал, отключив телефон — возможно, зря. Время от времени включал телевизор, чтобы посмотреть новости о ходе выборов. Сообщения эти только больше вгоняли меня в тоску.

Где-то к полуночи стали известны результаты голосования.

Кого выбрали, вы сами знаете. С горя я напился, как свинья. А проснулся уже в совсем другом месте.

36. Шериф Кеннеди

Отправившись с утра на работу, я встретил около полицейского управления толпу оборванцев, выкрикивающих мое имя.

«Долой копов! Кеннеди в отставку!» — кричали они. Не знаю, по каким притонам их собрал Хэрриш, но дело свое эти подонки знали.

Однако инструкции нападать на меня у них не было. Не так это делается.

Внутри меня встретила моя команда. Похоже, увидев меня живым и невредимым, все испытали заметное облегчение. Ребята здорово нервничали, но держались молодцом. Они ждали моих приказаний, искренне веря, что я вытащу их из любой переделки.

Хотелось бы мне тогда так верить хоть во что-нибудь! Я сказал не поддаваться на провокации и усилить охрану здания, потом прошел в свой кабинет.

Зазвонил телефон. Мне сообщили, что со мной будет говорить мэр. Я надеялся услышать голос Майкла. Может, вместе мы что-нибудь придумаем? Но в ухо полился ядовитый шепот Хэрриша:

— Вы еще здесь, мистер Кеннеди? Я просто решил проверить.

Похоже, вы не прислушиваетесь к голосу народа. Это очень, очень плохо. Какой же вы после этого демократ!

— Что вы хотите?

— Отставку! Кеннеди в отставку! Готов принять ее прямо по телефону. Формальности нам ни к чему.

— Не дождетесь.

— В таком случае, я увольняю вас. И все ваше поганое управление. Сдавайте значки.

— Вы не можете этого сделать.

— А кто мне запретит?

— Закон…

— Можете подтереться вашим законом. Вы мастодонт, Кеннеди, осколок прошлого. Объясняю для дураков: здесь больше нет закона.

Есть только моя несокрушимая воля. Боги на моей стороне. Прочь с дороги. У вас есть шанс, пока я добрый.

— Господин Хэрриш…

— Зовите меня Зигфридом!

Я понял, что он окончательно спятил, и повесил трубку.

Затем приказал не соединять ни с кем. Мне нужна была тишина, чтобы немного подумать.

Наконец я решился. Собственно, сделать это следовало уже давно. Я нащупал в кармане пластинку электронного ключа, вынул ее, полюбовался кричаще-красной наклейкой — знаком опасности, поднялся из-за стола и, буркнув помощнику: «Я в подвал», направился прямиком к заветной двери. Давненько я здесь не был…

За этой дверью находился терминал спецсвязи с Землей.

Несколько раз мне пришлось набрать код экстренного вызова, пока на экране не возникло лицо — к сожалению, мне не знакомое.

Какой-то пижон в штатском.

— Слушаю вас, шериф.

— Мне нужно срочно переговорить с генералом Свенсоном.

— Вы будете говорить со мной.

— Хорошо. Слушайте: город во власти экстремистов. Наш новый мэр — сумасшедший…

— Вы имеете в виду Джеймса Хэрриша?

— Так вы знаете?

— Мы знаем все, что необходимо.

— Тогда вот вам последняя информация: он только что уволил меня и распустил полицейское управление. Все, что он делает, противозаконно. Ситуация чрезвычайная. Нам необходима помощь.

— Выполняйте приказ.

— Что?!

— Выполняйте приказ вашего мэра.

— Оставить город безумцам? Но что будет со всеми нами?

— Мы вышлем следственную комиссию.

— Нам нужна не комиссия, а спецназ!

— Вы забываетесь, господин Кеннеди. Всего хорошего и спасибо за сотрудничество.

— А пошел ты!.. — я действительно жутко рассердился. Да и терять мне было уже нечего. Но экран погас, и тот в штатском меня не услышал.

Пару минут я тупо сидел перед терминалом. Давно меня так не подставляли… А затем пришло озарение: о чем речь, теперь я свободен!

37. Номер Тринадцатый

Я решил выяснить, откуда все-таки приползают змеи (гномы, очевидно, не задавались этим вопросом) и заодно исследовать здание. Так я нашел мрачные сырые подземелья и заплесневелые ступени, ведущие Бог знает куда.

Уничтожив несколько змеиных гнезд и вручив королю связку отрубленных голов — пусть порадуется напоследок — я отправился в путь. Я блуждал в бредовом лабиринте подземелий, по бесконечным темным коридорам, спускаясь все глубже и глубже — к основанию этого мира, к истокам моей загубленной души. Путь шел сквозь толщу земли и напластования памяти. По дороге мне приходилось сражаться с отвратительными чудовищами и давно умершими врагами, со страхами и сомнениями.

И когда прежняя жизнь стала казаться сном, а мой путь — единственной реальностью, передо мной открылись Врата.

Я вошел в склеп и остановился перед каменной гробницей. Это был конец пути. Мой меч зашевелился в руке, по клинку забегали молнии — он жаждал действия, и я с размаху опустил его на могильную плиту. Та разлетелась тысячей осколков. И я увидел человека, лежащего внутри, скованного чарами тысячелетнего сна; и человек этот был — я!

Настала пора пробуждения. Затрепетали веки, открылись глаза

— стены моей темницы рухнули в грохоте и сверкании молний, и слышен стал хор далеких голосов, поющих осанну.

«И увидел я новое небо и новую землю…»

Это — Свет Иерусалима.

Это — Начало бытия, Источник жизни.

Тот, кого люди называют Богом.

Маленькими искорками мы купались в лучах Его любви, и так могло продолжаться вечно — мы хотели этого — а Он отталкивал нас

— мягко, но настойчиво, и приходило знание: нам придется покинуть Его, чтобы вернуться. Ибо мы сотворены воинами для великих битв в новом витке Армагеддона, и силой Его мы должны сразиться с силами Тьмы, освобождая людей от ее дьявольской власти во множестве миров и времен.

Я вернулся на тропу, с которой свернул.

Я нашел себя и вернулся к себе.

Я знал теперь, что делать дальше.

38. Майкл Петрович

Я приходил в себя постепенно. И не сразу понял, что сон уже кончился, а то, что я вижу — реальность. Но это было именно так.

Я лежал на каком-то тюфяке в комнате, судя по всему, недавно приспособленной под жилье. Напротив меня сидел Белкин, неторопливо и вдумчиво собирая из деталей металлическую штуковину, здорово смахивающую на оружие. При этом он мурлыкал себе под нос что-то классическое. «Попробуй спеть вместе со мной, Вставай рядом со мной…» Кажется, Цой.

Увидев, что я проснулся, он кивнул мне.

— Добрый вечер, Михаил Петрович.

— Почему «вечер»?

— По часам. Иначе теперь не разберешь — наш великий вождь отменил времена суток. Вот и жжет электричество напропалую. Это называется Великий Полдень. В общем, времени больше не будет, как и было сказано.

— Бред какой-то…

— Угу. Доктор Флетчер того же мнения.

Я сел и попытался собраться с мыслями. Голова гудела.

— Как я попал сюда?

— Мы вас эвакуировали. Правда, пришлось выломать дверь…

Зато очень вовремя: как раз перед приходом штурмовиков. Они очень злились… Даже хорошо, что вы этого не видели. В квартире придется делать ремонт.

— А что вы здесь делаете?

— Защищаю демократию. Здорово, правда? Сбылась мечта идиота.

— Вы ведь журналист. Четвертая власть. Сейчас самое время говорить с народом, сказать ему правду…

— Увы, Михаил Петрович! — развел руками Игорь. — Я больше не журналист. И вы не мэр. А наш общий знакомый Кеннеди — не шериф. Такая вот перемена в судьбе. Теперь все мы — подпольщики.

В прямом и переносном смысле.

— Что с Ником?

— Жив, здоров. Тренирует новобранцев. За вас беспокоился.

Да все в порядке, прорвемся. Главное — не падать духом.

Меня покоробило его легкомыслие.

— Надо срочно связаться с Землей.

— Уже.

— Когда прибудет помощь?

— Прибудет комиссия.

— Какая, к черту, комиссия?!

— Следственная. Ну что вы так смотрите? Я их понимаю. В принципе, они правы. Зачем устраивать мясорубку раньше времени?

Надо сначала разобраться. Мы же не в двадцатом веке живем.

— Так что же делать?

— Вам надо прийти в себя. Вы — наш лидер. Придется сказать пару речей, наметить план мероприятий, назначить ответственных за исполнение… Да что я вам рассказываю, вы же на этом собаку съели!..

Сначала мне было тошно, как будто я действительно съел собаку. Но потом втянулся и словно помолодел лет на двадцать.

Люди верили в меня. Может быть, даже больше, чем я того заслуживал.

39. Номер Тринадцатый

Сила лунных недр выбросила меня в край ночи. Я оказался на серой равнине под звездным небом. Я видел, как Они прорастают из праха цветами зла и смерти, принимая облик поглощенных Ими людей, доводя его до совершенства. На мгновение я залюбовался Их нечеловеческой холодной красотой, а Они почувствовали это и стали обволакивать меня невидимой паутиной чар и иллюзий.

Звучала прекрасная музыка, нежные голоса звали меня, обещая неземные радости и могущество бога.

Усилием воли я разорвал колдовские сети и плюнул в Них огнем. Опаленная полупрозрачная масса, завывая и корчась от боли, стала свиваться в темные жгуты, собираясь для нового удара в новом чудовищном облике. Гигантский черный паук вырос передо мной, сверкая девятью парами безумных человеческих глаз. На то, чтобы подбить их все, понадобилось бы немало времени.

Я сражался с пауком врукопашную: огонь его не брал, а обнажать меч раньше срока не следовало. Зрелище было не из приятных. Оторванные конечности дергались вокруг, стараясь как-нибудь зацепить меня. Потоки густеющей слизи затмевали глаза и сковывали движения. Тогда я сжигал ее, превращаясь в живой факел, и вновь крушил все подряд.

Вдруг оказалось, что я сражаюсь с пустотой. Тело чудовища растаяло, превратившись в мерцающее эктоплазменное облако. Оно вырастало до небес, обретая свою последнюю и окончательную форму.

Нимб мертвого света воссиял над увенчанным рогами черепом, скалящем зубы в зловещей ухмылке. Окаменевшие кости гиганта вновь сомкнулись, послушные нечеловеческой воле. По черной броне доспехов заструились молнии. Когтистая рука вынула из ножен меч, исчерченный рунами разрушения и гибели. Он стоял передо мной — великий воин Зла, страж Тьмы, хранитель Асгарда. Шутки кончились. Настал час битвы.

40. Джеймс Хэрриш

Что-то произошло. Я словно проснулся, и это было далеко не приятное пробуждение. Я стоял на балконе какого-то здания, а площадь внизу была запружена толпой, жадно ловящей мои слова.

Только слов больше не было. Я забыл их, как забывают сон — он словно утекает в небытие, и ты бессилен удержать его. Да, я помнил, как говорил что-то — должно быть, важное, а толпа одобрительно стонала в ответ, и я упивался своей властью над ней. Но это все вдруг разом кончилось. Со все большим ужасом я осознавал, что не помню темы и повода своей речи, не помню даже, выбрали меня уже мэром или нет.

В растерянности я посмотрел вокруг, словно ища чьей-нибудь поддержки, и наткнулся на испуганный взгляд Магдалы Ларсен. Как же она изменилась! Нездоровый цвет лица, морщины, покрасневшие глаза, растрескавшиеся губы — все разом бросилось мне в глаза.

Неужели это моя богиня? Через мгновение я вдруг понял, что она испытывает точно такие же чувства, глядя на меня. Что-то было не в порядке.

Рядом раздался сдавленный стон. «Лунатики», стоявшие на балконе вместе с нами, были неподвижны как статуи — вероятно, поэтому я сначала вообще не заметил их. Но они были здесь, застывшие в ужасной судороге, и только глаза горели невыразимой болью и бешеной злобой. Потом один из них упал и забился в припадке, словно сражаясь с невидимым врагом; за ним последовали остальные. Один вдруг поднялся на ноги, что-то ища перед собой руками, будто слепой, и вывалился вниз через перила.

Магдала жалась ко мне, истерично вскрикивая, а я, оторвав взгляд от ужасного зрелища, перевел его на толпу внизу и как-то отстраненно подумал, что это конец моей политической карьеры.

Но внизу тоже происходило нечто странное. Толпа бесшумно опадала. Я видел, как люди медленно опускаются на асфальт, валясь друг на друга, устраиваясь поудобнее, сворачиваясь калачиком или заваливаясь на спину. Картина при всей своей безумности была на редкость мирной. Народ засыпал. Должно быть, для того, чтобы проснуться с ясными головами и отвергнуть прежнее свое бытие как ночной кошмар. Кто-то переписывал историю, и мне это не предвещало ничего хорошего. Неужели мы с Магдалой останемся одни? Впрочем, так даже лучше: больше шансов на спасение.

— Пошли, — сказал я самым решительным тоном.

— Куда?

— В Асгард.

— Что?!

— Ты знаешь, где Врата. Будешь показывать дорогу.

— Но там ничего нет… Ничего!

— Нам они откроются. Так было обещано, помнишь? Не зря же мы старались, черт побери! Нам причитается.

По опустевшим коридорам и лестницам мы вышли из здания мэрии, преодолели завалы недвижных тел, стараясь не наступать на спящих, и наконец вырвались на оперативный простор.

Оказалось, что и город я помню плохо. Прошлое словно затянула пелена. На очередном повороте мы увидели вдруг впереди группу вооруженных людей. Сначала мне показалось, что это мои штурмовички — но тогда почему не в форме? Они тоже увидели меня и среагировали однозначно, направив в мою сторону раструбы излучателей. К счастью, стреляли они плохо. Не знаю, сколько зарядов рассеялось в пространстве, но в нас они не попали. Мы с боевой подругой бросились в ближайший переулок. Переждав некоторое время под прилавком какой-то лавчонки рядом с храпящим продавцом, продолжили свой путь в небеса.

Некоторые опасения у меня вызывал шлюз — сумеем ли мы благополучно справиться с ним и покинуть пределы купола? Я как-то раньше не интересовался этим вопросом. И нужно было еще угнать лунокар…

Зря я боялся: там все оказалось на автоматике. За что только платят деньги смотрителям! Как только мы выехали под звезды, настроение у меня сразу улучшилось.

Теперь пришла очередь Магдалы вести нас к желанной цели. Ей не сразу удавалось вспомнить маршрут, и тогда она начинала ныть и причитать, что мы заблудимся и никто нас не найдет. Мне приходилось использовать всю оставшуюся силу внушения, чтобы привести ее в чувство.

Наконец она радостно воскликнула, углядев знакомые скалы.

Мы проехали туда точно по колее, оставленной Троммелем. У меня мурашки бежали по телу от предчувствий, да и Магдала как-то нервно дышала в микрофон. Осторожно мы начали спускаться в пещеру. Впереди мерцал свет…

41. Игорь Белкин

Их искали и в конце концов нашли. Два обезображенных трупа в пещере Троммеля. Там все началось, там и закончилось. Их разорвало давлением и тут же заморозило космическим холодом.

Экспертиза установила, что они сами сняли шлемы своих скафандров, а значит, речь идет о самоубийстве.

Мои собратья по перу не преминули провести параллель с гибелью Адольфа Гитлера и Евы Браун. Но на мой взгляд, если здесь и есть аналогия, то лежит она гораздо глубже.

То, что обычный человек совершает от отчаяния и малодушия, подавленный грузом своих проблем, для этих людей диктуется совсем иными мотивами. Смерть для них — ритуал. Они верят, что уходят в лучший мир, где их служение Хозяевам будет оценено по достоинству. И, возможно, они получат новое задание…

Нам трудно судить об этом. Надеюсь, они ошибаются.

МОЛЧАНИЕ БЕЛОГО ТИГРА

По мотивам произведений Эдгара Алана По, Артура Конан Дойла и Урсулы Ле Гуин

И Белый Тигр молчит, И Синий Дракон поет…

Он вылечит

Тех, Кто Слышит, И, может быть, Тех, Кто Умен.

И он расскажет

Тем, Кто Хочет Все Знать

Историю светлых времен.

Б.Гребенщиков, «Иван Бодхидхарма»

Пролог. Вызов на дом

Космограмма была короткой: «ПРИГЛАШАЮ ВАЖНОМУ ДЕЛУ. ЛОРД АШЕР. ЛИГЕЙЯ.»

— Забавно, — сказал Лев Ивин. Он что-то вспомнил и улыбнулся.

— Позвольте, — капитан Шторм взял у него бланк и, подойдя к терминалу, стал нажимать кнопки, обращаясь к Энциклопедии.

Компьютер принял команду и начал поиск информации.

— Забавно, — повторил Ивин. — Так назвать планету… А впрочем, где же еще жить лорду Ашеру?

— Вы что-нибудь слышали о нем? — заинтересовался Хилл.

— Нет. Разве что о его далеких предках… Ага, посмотрим, что тут есть, — по экрану побежал текст, Ивин поднялся из кресла и встал рядом со Штормом.

— Лигейя, единственная обитаемая планета в системе… В настоящее время переживает ледниковый период, по оценкам экспертов (Гм! Двухсотлетней давности) он продлится еще две-три тысячи лет. Единственный пригодный для жизни район — Теплые Земли в тропическом поясе. Благодаря сочетанию геологических, климатических и географических факторов… (Ну, это нам не интересно). Общественный строй — феодализм. Теплые Земли — владения лорда Ашера, титул наследственный. Промышленность неразвита, население занимается преимущественно сельским хозяйством и ремеслами. Систематические экспорт и импорт отсутствуют…

— Ну и дыра! — высказался Хилл.

— Общество, изолированное от мира, — пробормотал Ивин. — Что же там могло случиться? Дворцовый переворот? Кража фамильных драгоценностей? Ладно. Капитан, готовьте корабль. Мы летим.

1. Сонное царство

Прием был холодным во всех смыслах. На недавно расчищенную посадочную площадку (по сторонам были видны огромные сугробы, а кое-где и люди с лопатами) падал мелкий снег. Ивин и Шторм были одеты соответственно, а у Хилла зуб на зуб не попадал: из теплых вещей на нем был только шарф. Теперь он раскаивался в своем легкомыслии, но сбегать обратно на корабль не было возможности: их встречали. Взметая снежную пыль, к космодрому приближалось прямоугольное сооружение, влекомое двумя крупными животными, похожими на лошадей.

— Для тех, кто не знает: это карета, — сказал Ивин в пространство.

Карета подъехала поближе, и из нее выскочил человек в длинном плаще и со шпагой. Подойдя к пришельцам на расстояние трех шагов, он согнулся в изящном поклоне, как-то хитро помахав перед собой шляпой.

Капитан и техник стояли столбами — с подобным этикетом они встретились впервые. Ивин важно и с достоинством кивнул, и это, по-видимому, произвело хорошее впечатление.

— Господа! Лорд Ашер, Властелин Теплых Земель, приветствует вас и просит пожаловать во дворец. Мне приказано сопровождать вас, — и вновь изящный поклон.

— Благодарю вас, офицер, — небрежно бросил Ивин. — Мы едем немедленно. — После чего вся команда забралась в карету.

Дорога была длинной и неровной. Сначала путь лежал по покрытому снегом плоскогорью, потом повозка петляла между скал, громыхая по камням. Какая-то часть пути пролегала над крутым обрывом. Хилл выглядывал в окно, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь внизу, но все скрывала густая облачность. Спускаясь, они проехали через полосу тумана, а потом в глаза вдруг ударило солнце, и у путешественников захватило дух.

Это был поистине прекрасный, благословенный край. Они проезжали через изумрудные леса, мимо цветущих лугов, возделанных полей. Казалось, этому не будет конца.

Дворец стоял на холме. Это было весьма величественное здание, однако вблизи становились отчетливо видны признаки разрушения: пятьсот лет со дня основания не прошли даром.

Лифт из темного дерева гудел, поднимая путешественников на самый верх. Потом их провели по анфиладам комнат: «Лорд Ашер примет вас».

И наконец появился он — человек в странной одежде с маской холодного высокомерия на лице. Лорд Ашер встретился взглядом с Ивиным, и выражение его лица вдруг медленно начало меняться.

Радость и изумление…

— Так я и думал, — прошептал Лев Ивин. — Ну, здравствуй, Джон.

- Кто бы мог подумать? Через столько лет… — лорд покачал головой.

— Не так уж много, чтобы забывать старых друзей, — ворчливо откликнулся сыщик.

Они остались наедине в просторном светлом зале; окна были распахнуты, внизу простиралась зеленая равнина, а на горизонте белели горы. Ашер стоял у окна, и легкий ветер шевелил его длинные золотистые волосы. Ивин расположился в кресле.

— В отличие от тебя, — продолжил он, — я никогда не скрывал своего имени. Правда, в Университете его обычно произносили как Ли Ивнинг, а я не возражал. Древняя русская пословица гласит: «Хоть горшком назови…

— … только в печку не ставь», — улыбнулся Ашер. — Я все вспомнил. Мне тоже некоторое время пришлось побыть Джоном Смитом. Даже такой великий сыщик, как ты, не смог бы догадаться.

— Я догадался, — возразил Лев Ивин. — В Университете ты был довольно таинственной личностью. Сначала тебя приняли без экзаменов, потом твои странные отношения с администрацией…

— Право наследника Ашера учиться в Галактическом Университете — одно из условий, на которых Лигейя вступила в Содружество.

— Вот-вот. А еще тебя видели в компании людей, словно вышедших из дозвездной эпохи. И ты сам иногда проговаривался, рассказывал о своей родине, о благодатной стране, окруженной вечными снегами. Догадка переросла в уверенность, когда я прибыл сюда.

— Ну, поздравляю, — Джон Ашер отвесил шутовской поклон. — Конечно, мое инкогнито было глупостью, но того требовали государственные интересы.

— Да, — понимающе кивнул Ивин. — Но теперь, я смотрю, ты неплохо здесь устроился. По-моему, это райский уголок. Не возражаешь, если я погощу тут у тебя месяц-другой?

— Ох! — тяжело вздохнул лорд Ашер: слова Ивина задели его.

— Ты не понимаешь. Да и где тебе. Надо действительно пожить здесь, чтобы понять. Мне, правителю этой страны, стыдно: мы самая отсталая планета в Содружестве.

— Ну что ты! — удивился Лев Ивин. — Уверяю тебя, есть и гораздо хуже. Да что там говорить, по-моему, вы процветаете.

Поля колосятся, сады плодоносят, народ сыт, одет, вроде доволен.

Или мое первое впечатление ошибочно?

— Все так. Они довольны. Я недоволен. Вернее, был недоволен. Где-то люди осваивают Галактику, терпят лишения, преодолевают трудности, совершают подвиги. Кто-то проникает в тайны мироздания, кто-то изобретает фантастические машины. А здесь, в Теплых Землях, никогда ничего не меняется, все идет по раз и навсегда установленному порядку. О мой несчастный народ! — Ашер сделал жест рукой, словно пытаясь объять свои владения. — Они живут так же, как жили поколения их предков, и не знают ничего другого.

Когда я вернулся сюда из Центра, то твердо решил все здесь изменить, провести реформы… Меня убедили этого не делать. Мы живем натуральным хозяйством: наша экономическая система стабильна, самодостаточна и обеспечивает благосостояние народа, — он явно цитировал кого-то из своих советников, — и нам не с чем выйти на внешний рынок: нам нечего продать. На планете нет ничего ценного.

Тогда я решил хотя бы искоренить невежество. Ведь эти несчастные считают Лигейю плоской, небо — твердым, а остатки былой цивилизации магией. Про мой замок здесь ходят легенды…

Меня отговаривали, но я был тверд. Из соседних звездных систем я пригласил учителей. Это были настоящие энтузиасты, некоторые приехали с семьями…

Ашер тяжело вздохнул, лицо его выражало боль.

— Их выжили, — сказал он наконец. — Это ужасная сила — сила земли, тупая и жестокая. Я лишь соприкоснулся с этим, им же пришлось пережить такое давление… Я не смог их защитить. Это было самое тяжелое мое поражение. После этого я смирился. Со временем даже научился получать удовольствие от процесса поддержания равновесия — во всем и везде.

Лорд Ашер надолго замолчал.

— Каждому — свое, — философски заметил Лев Ивин. — Есть обстоятельства, которые сильнее нас. Но вот чего я не пойму: ты вызвал к себе великого сыщика, чтобы пожаловаться на судьбу?

— Нет, — Джон Ашер закрыл окно и сел рядом с Ивиным. — Тебе найдется работа. Речь идет об убийстве.

— Это уже дело, — Ивин был весь внимание.

— Месяц назад умерла Марго. Маргарет, моя кузина. Мы были дружны с детства, и хотя любви между нами не было, именно она должна была стать леди Ашер. Может быть, вместе мы смогли бы всколыхнуть наше сонное царство… Но она умерла. Я не верю, что это была просто болезнь. Она рассказывала мне странные вещи: о голосах, каких-то шагах и тенях, прикосновениях невидимых рук; одно время она бредила кровью, видела ее везде, пару раз она пыталась мне показать что-то в доказательство своих слов, но там уже ничего не было. Я все списывал на ее болезнь, говорил, что все пройдет, а потом ее смерть — внезапная и непонятная. Врач сказал, что у нее просто остановилось сердце. Просто!

— Так ты подозреваешь убийство? Но почему ты не вызвал меня раньше?

— Я был в растерянности. До тех пор, пока это не началось со мной.

— Что?!

— Да. Правда, я пока здоров — по крайней мере телом. Но все остальное… Голоса говорили со мной, и теперь я имею по крайней мере одно объяснение: проклятие руулов.

— Чье проклятие?

— Руулов, аборигенов Лигейи.

— В Энциклопедии об этом ничего нет.

— Конечно. Официально их никогда и не существовало. Они были полностью уничтожены еще Рональдом Ашером, основателем нашей династии. Между колонистами и аборигенами произошла война за Теплые Земли, а что могли стрелы и копья против бластеров и дезинтеграторов? Только вот напоследок Верховный Маг Руулов проклял наш род, и с тех пор произошло немало необъяснимых событий.

— И ты веришь в это? — Лев Ивин внимательно посмотрел на старого друга.

— Я не знаю! — взмахнул руками Ашер. — Я человек галактической цивилизации, я видел победоносное шествие науки и техники; и в то же время я — феодальный правитель невежественных крестьян, наместник Бога на земле. Помоги мне, Лев, помоги!

— По мере своих скромных сил я борюсь со злом, но выступать против самого прародителя зла было бы несколько самонадеянно с моей стороны, — сказал Лев Ивин. В глазах его заблестели искорки азарта. — И все же я попробую. Тебе повезло: я атеист. А теперь пойдем, ты расскажешь мне все подробнее: где и что произошло.

Его бодрый тон благотворно подействовал на лорда Ашера: в глазах затеплилась надежда. Снова гудел лифт — осколок машинной магии. «На планете нет ничего ценного», — шептал Лев Ивин.

Ничего…

2. Осмотр на месте

— Взгляни сюда! — лорд Ашер широким жестом распахнул огромные, тяжелые двери. — Это парадная столовая.

— Место преступления? — деловито спросил Ивин, сразу оценив обширность пространства и слабость освещения. Здесь могло произойти все, что угодно.

Лорд Ашер поморщился, услышав банальность.

— В последний раз, когда мы обедали здесь вдвоем с Марго, я был вынужден отойти, а когда вернулся, нашел ее лежащей на полу без сознания. Когда она пришла в себя, то стала рассказывать странные вещи — что оживали портреты, подходили к ней, звали с собой…

Лев Ивин медленно шагал вдоль длинного стола из темного дерева, разглядывая величественные картины, висевшие на стенах.

— Это все твои предки?

— Да. Вся династия Ашеров представлена здесь. Вот Рональд Основатель, — лорд указал на самый дальний портрет, изображавший крупного мужчину с героическим выражением костистого лица. — А вот мои родители…

— Леди Маргарет тоже здесь?

— Нет, — глухо произнес Джон. — Художник не успел закончить работу…

— Тогда кто это?

С портрета в золоченой раме на друзей смотрела молодая женщина, которую можно было бы назвать красивой, если б не горькая складка у губ и недобрый огонек в зеленых, как у кошки, глазах. На ней было ярко-красное платье, расшитое черным жемчугом.

— Это Ровена, — произнес Ашер, глядя на портрет, как зачарованный.

— Кто? — переспросил Ивин, выводя друга из столбняка.

— Извини, — смутился тот. — Это Ровена, младшая сестра моей матери. Она… обладала странной властью над людьми.

— Гм… И что же с ней случилось?

— Ее убили, — тихо ответил Ашер.

— Сердце?

— Нет, убили по-настоящему. Закололи кинжалом.

— Ничего себе, тихая планетка! — пробормотал Ивин.

— Мне было тогда всего шестнадцать, — продолжал лорд. — На меня эта смерть произвела очень тяжелое впечатление.

Ивину показалось, что Ашер оправдывается в чем-то.

— Но ты говорил об обеде? — напомнил он, меняя тему.

— Да-да, — встряхнулся Ашер. — Так вот. Марго утверждала, что именно леди Ровена подходила к ней и даже касалась ее.

— Погоди, — озадаченно перебил Ивин. — А разве Марго — не дочь Ровены? Она же твоя кузина!

— По линии отца. Марго — дочь его старшего, рано умершего брата.

— Понятно.

— На девятый день, — продолжил свой рассказ лорд Ашер, — Ровена вновь сошла с портрета. Я сидел на том конце стола, мне прислуживал Дженкинс — мой личный лакей; горели свечи. И вдруг я заметил, что тени на картине как-то странно двигаются. Я спросил Дженкинса, не замечает ли он чего-либо странного, но он ответил, что нет. Потом он ушел за кофе, и тут Ровена сошла…

— Как сошла? — быстро спросил Ивин. — Спрыгнула?

— Нет. Не знаю, как объяснить. Я вдруг увидел, что она стоит и улыбается мне. Затем она пошла… Клянусь, Лев, я слышал шелест платья и звук шагов. Это был не сон!

— Я верю, — кивнул Ивин. — И что дальше?

— Она подошла ко мне, протянула руку и погладила меня по щеке. Я чувствовал запах ее духов, и рука была теплая! Не выдержав, я закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Тогда она рассмеялась — она всегда так смеялась: тихо и хрипловато — и сказала: «Не бойся меня, Джон! Пойдем со мной…» Потом я услышал стук двери и звук шагов. Когда я открыл глаза, ее уже не было — ко мне шел Дженкинс с кофе.

— И что ты обо всем этом думаешь?

— Она звала меня, — вздохнул Ашер. — Должно быть, скоро мы будем вместе.

— Она звала! — передразнил его сыщик, внимательно осматривая портрет и стену за ним. — Теперь послушай меня: просто кто-то умело промывает тебе мозги. Здесь явный заговор.

— Может, и так, — нахмурился Ашер.

— Джон, ты единственный обладатель титула и поместий, и у тебя нет наследника. Если ты умрешь, твой титул канет в Лету, а планета достанется кому-то другому.

— Кому?

— Узнаем.

Ивин задумался.

— Кстати, ты знаком с герцогом Алькорским? — вдруг спросил он.

— Да, встречался с ним пару раз в Центре — правда, очень давно. Он даже, кажется, какой-то мой дальний родственник… А что?

— У герцога есть дочь Фиона. Ей сейчас лет восемнадцать.

Предлагаю немедленно дать космограмму, чтобы она прилетела к тебе в гости.

— Зачем? — не понял Ашер.

— Жениться.

Высоко взметнулись длинные ресницы. В темно-карих, как у всех Ашеров, глазах лорда застыло недоумение.

— Лев, ты шутить!

— Предпочитаю шутить сейчас, а не на твоих похоронах. Твои враги уверены, что между ними и властью остался один ты. Так мы спутаем им все карты. К тому же, нам нужен наследник.

— Лев, ни одна знатная дама не согласится на такой брак!

— Ну, всего ей знать необязательно… Я думаю, что согласится. Во всяком случае, ее отец будет на нашей стороне.

Жизнь в эмиграции не так уж сладка.

— Что ты имеешь в виду?

— У герцога остались только титул и дочь — после победы Алькорского Народного Фронта.

— Боже мой, а я и не знал, — растеряно пробормотал Ашер.

— Такие дела, — кивнул Ивин.

— Хорошо, — согласился лорд. — В конце концов, мы, родовая аристократия, должны держаться вместе в трудные времена. Но если речь идет о заговоре, можно ли подвергать бедную девушку такой опасности?

— Пока она — не твоя жена, ей ничего не грозит. Ее, конечно, попытаются удалить отсюда, но за этим я послежу. Так что займись космограммой — отошли ее сам и в соответствующих выражениях.

На этом друзья расстались.

Лорд Ашер, все еще вздыхая, пошел отправлять приглашение Фионе, а Лев Ивин, разыскав капитана Шторма и техника Хилла, вкратце обрисовал им ситуацию.

— Дела! — присвистнул Хилл. — И что дальше?

— Дальше, Дэн, мне потребуются лишние глаза и уши в замке.

Сообщайте обо всем подозрительном, что увидите или услышите.

Пообщайтесь с прислугой, к важным шишкам не лезьте — сдается мне, это люди умные и опасные. Попытайтесь разузнать о Ровене — не видел ли ее еще кто-нибудь, а также о руулах и их проклятии — не исключено, что доля правды в этом есть… На меня не ссылайтесь: мы с вами не друзья, просто я арендую у вас ракету, и вы обо мне почти ничего не знаете. Ясно?

Появился лакей Дженкинс, о котором упоминал Ашер, — высокий человек с бледным невыразительным лицом.

— Господин Ивин! Не угодно ли будет вам побеседовать с главным советником Донованом?

— Угодно, еще как угодно! — встрепенулся Ивин.

— Господин Донован ждет вас в библиотеке. Я провожу.

Главный советник был — на взгляд Ивина — того же возраста, что и сам лорд Ашер. Свой пост он, видимо, также получил по наследству. Но на этом сходство заканчивалось: Донован был ниже среднего роста, у него были иссиня-черные волосы и ярко-синие глаза, взгляд которых, казалось, пронзал насквозь. На безымянном пальце левой руки кроваво сиял большой рубин.

Сыщику хватило одного взгляда, чтобы оценить противника по достоинству. Поэтому он широко улыбнулся и приготовился ко всему.

— Присядьте, господин Ивин, — сказал советник, немного картавя. — Надеюсь, вы не откажетесь побеседовать со мной. У нас так редки гости!

— К вашим услугам, — кивнул Ивин.

Они сидели в старинных креслах, разделенные маленьким столиком, глядя друг на друга сквозь пламя свечей.

— Мне передали, что вы старый друг милорда.

— Совершенно верно.

— Могу ли я спросить, где вы познакомились?

Ивин рассказал про Университет, опустив лишь собственный юридический факультет. На протяжении рассказа выражение лица советника не менялось — казалось, он думает о чем-то своем.

— И какова же цель вашего визита? — спросил он вдруг.

— Джон пригласил меня в гости, и я с удовольствием принял его приглашение. Мне давно хотелось побывать на вашей прекрасной планете.

— А известно ли вам о состоянии здоровья милорда?

Ивин сделал невинные глаза:

— Да, он жаловался мне на легкое недомогание. И еще какие-то руулы… Вы не могли бы рассказать об этом подробнее? Ведь я, в некотором роде, историк!

Глаза Донована блеснули.

— У нас не принято обсуждать эту тему. Но если вам так интересно… Руулы жили здесь очень давно, потом их не стало. От них остались только легенды и руины. Говорят, есть целый подземный город…

— Где?

— Его никто не видел, — покачал головой советник.

3. Тайны дома Ашеров

Посадка на планету, многочасовая тряска по ухабам в карете и, наконец, беседы с высокопоставленными особами утомили Ивина, поэтому он был рад, когда его провели в отведенную ему комнату и оставили в покое. Высокий потолок, узкие окна, старинная мебель, кровать с горой подушек…

— Неплохо, — сказал великий сыщик. Не раздеваясь, он завалился на это мягкое сооружение и блаженно потянулся.

Несколько минут он лежал, закрыв глаза, потом открыл их и увидел разводы на потолке. По углам отстала и висела клочьями штукатурка.

— Древность, — вздохнул Лев Ивин, слез с кровати и стал распаковывать багаж, стоявший рядом.

И сразу почувствовал: что-то не так. В его вещах явно кто-то рылся, хотя сделано это было довольно профессионально, то есть малозаметно. Однако тайный обыск ничего не значил в сравнении с тем, во что превратилась вся техника — многочисленные хитроумные аппараты, собранные Ивиным по всей Галактике, и так помогавшие ему в работе. Табло индикаторов были разбиты, антенны погнуты, схемы превращены в крошево. Для тех, кто это сделал, это было всего лишь мерой предосторожности. Они не знали, в какой степени человек технологической цивилизации может быть привязан к железкам. Для Ивина же это было объявлением войны.

Нечасто Льва Ивина можно было увидеть злым, но сейчас был именно такой момент. Впрочем, он скоро прошел, и на лице застыла маска высокомерия: необходимо было выполнить некоторые формальности. Ивин нажал кнопку вызова.

Мажордом — пожилой тучный человек — долго и многословно оправдывался. Да, господин, такое большое хозяйство, рук не хватает, а эти молодые слуги — они из крестьян, болваны неотесанные, вот и Глен, ему было поручено, уж как я сожалею, господин, если б я знал; он, лентяй, решил использовать автоматическую тележку, а они ведь с норовом, к ним подход нужен, а этот болван все уронил, уж как я сожалею… Ивин слушал с непроницаемым видом, а в заключение посоветовал выпороть мерзавца. Мажордом сокрушенно развел руками и выразил сожаление по поводу того, что телесные наказания отменены еще дедом ныне здравствующего лорда Ашера, благородным Эдмоном Ашером, упокой Господи его душу.

— Жаль, — сказал высокий гость.

Когда спектакль закончился, и дверь за старым лжецом закрылась, Ивин перевел дух и улыбнулся. Но это не была та светлая благость, которую привыкли видеть Шторм и Хилл, это было нечто совсем другое. Во всяком случае, врагам Льва Ивина эта улыбка не предвещала ничего хорошего. Если они думали, что оставили его безоружным, то сильно ошибались: было еще кое-что, и это кое-что можно было уничтожить только вместе с самим Львом Ивиным. Правда, не следовало спешить пускать это в ход.

Ближе к вечеру был дан ужин в честь гостей. Присутствовал чуть ли не весь двор. Церемонимейстер выкликал имена одно за другим; Ивин боялся, что церемония будет нарушена отсутствием у него и его спутников каких бы то ни было титулов, однако слова «странствующий детектив» и «капитан звездолета» произвели необычайное впечатление, а «техник» прозвучало почти как «волшебник».

За столом председательствовал лорд Ашер. Он был в состоянии какого-то лихорадочного веселья — такой перепад настроений Ивину совсем не понравился. Джон Ашер провозглашал тосты, острил, а под конец стал рассказывать о своих совместных с Ивиным приключениях в бытность их студентами. Рассказы эти абсолютному большинству слушателей были совершенно непонятны, но, по всей видимости, придавали Ивину и его команде дополнительные очки.

Странствующий детектив между тем изучал публику. Прямо напротив него, по правую руку от Ашера, сидел Донован. С лица его не сходила ироническая ухмылка, глаза не выражали ничего, но каждый раз, когда их с Ивиным взгляды встречались, обоих словно било током. Остальные придворные выглядели так, как и положено выглядеть придворным. Правда, некоторые быстро отводили глаза, а дамы закрывались веерами.

В самый разгар веселья невзрачный человек в серой форме подошел к Доновану и что-то зашептал ему на ухо. Тот в свою очередь наклонился к Ашеру, и лицо лорда помрачнело.

— Плохие новости, Лев. Сейчас передали по радио: с гор сошла лавина и задела космодром. Ангар поврежден. Видимо, твоим людям придется отправиться туда — посмотреть, что с кораблем.

Лицо Ивина стало задумчивым.

— Да, пожалуй. Но это не мои проблемы: я плачу, чтоб все было в порядке. Шторм, вы отправитесь туда утром.

— Слушаюсь, сэр.

Лев Ивин лежал на подушках и невидящими глазами смотрел в потолок. Было уже темно, горели свечи, язычки пламени трепетали от еле заметного сквозняка. В дверь постучали, Ивин сел на кровати.

— Войдите.

Вошел сухонький старичок, одетый в белую с узорами мантию.

Это был Либих, придворный лекарь. В нем не было заметно хитрости или коварства. Пожалуй, главной его чертой была самоуверенность.

— Простите, молодой человек, но мне надо поговорить с вами об очень важном деле.

— Пожалуйста.

— Речь идет о весьма печальном обстоятельстве: болезни вашего друга и нашего лорда, сэра Джона Ашера.

— А он болен?

— Да, я смею утверждать это. Это наследственный недуг.

Поверьте, мои выводы основаны на изучении исторических документов за пятьсот лет. Имеются три стадии в развитии этого безумия: сначала бред реформаторства…

— Вы считаете реформаторство бредом?

— Эх, молодой человек! Я тоже слышал о «прогрессе» и «вечном поиске», но согласитесь, пусть ищет тот, кто не нашел — мы же нашли. У Лигейи свой путь.

— Вы говорите как политик, а не как врач.

— Я прежде всего патриот!

На это Ивин не нашел, что ответить, и Либих продолжал:

— Вторая фаза переходная: чувство вины и воля к смерти сопровождаются галлюцинациями, связанными с эротической сферой.

Ивин кивнул.

— И наконец, последняя стадия — паранойя, мания преследования. Это, безусловно, самое опасное. И в этом все дело. Я вполне понимаю ваши чувства, господин Ивин, и ваше желание помочь другу, но если вы и дальше будете внушать лорду мысли о каких-то заговорах, о врагах, желающих убить его или свергнуть с престола, то, боюсь, это весьма гибельно скажется на его психике. Как вы думаете?

— Я думаю, — сказал Ивин, вежливо улыбаясь, — что медицина Теплых Земель отстала на пятьсот лет, а то и на всю тысячу.

По-моему, стоило бы пригласить на консилиум врача из Центра.

— Не возражаю, — тряхнул головой лекарь. — Пусть прилетает.

Только такие вещи полагается согласовывать.

— С советником Донованом?

— А? И с ним тоже. А я не возражаю! — и Либих удалился.

«Откуда он, черт побери, узнал? — подумал сыщик, оставшись один. — Да здесь, пожалуй, стоит следить за своими словами!

Может быть, у меня тоже паранойя, ну да береженого Бог бережет.»

И он незаметно щелкнул пальцами.

Человек спускался по винтовой лестнице, освещая себе дорогу свечой. Путь его привел к обитой мятым железом двери, которая с омерзительным скрипом раскрылась и обнаружила за собой маленькую комнатку, освещенную неверным светом монитора.

— А, это ты. Фил, — человек на табуретке повернулся к вошедшему. — Молодец, что пришел сменить. Я уж тут все глаза проглядел на этого умника. — Он ткнул пальцем в черно-белое изображение великого сыщика. — Зачем это надо, и так все на ленту пишется.

— Не выступай, Крис. Главному виднее.

— Оно так. А только зря он тормозит.

Крис встал с сиденья, уступая место Филу, и в этот момент экран покрылся серой непроницаемой рябью.

— Вот черт!

— Перегорело.

— Это не здесь, а там.

— Да ясно. Проклятое старье… Пойдем, скажем.

Вторым гостем Ивина в этот вечер был Хилл. Техник был навеселе и чрезвычайно словоохотлив.

— Слушай, я там пообщался с ребятами из обслуги — парни свои в доску, а Глен совсем не виноват, это все спецстража, контора у них такая…

— Ясно. Еще узнал что-нибудь?

— Ага. Про этих… уу! Про руулов. Они тут вроде чертей, про них страшные истории рассказывают, я тут наслушался — на триллер наберется.

— Что это за истории? Люди видели живых руулов?

— Нет, в живых они не верят, только в мертвых. Они, понимаешь, с того света являются и мстят.

— Как они хоть выглядят?

— Ну… Вроде как дерево корявое или пень. И еще они кричат страшно!

— Ладно, иди. Спокойной ночи, — Ивин выставил техника за дверь, и замок огласил вопль пьяного руула.

Последним гостем был сам лорд Ашер. На него было страшно смотреть. Лицо было измазано слезами.

— Я не хочу идти спать туда. Там голоса…

— Ровена?

— Нет, голоса призраков. Они являются каждый третий день.

Сегодня как раз.

— Что они говорят?

— Многое. Я всего не помню. А потом все колышется, и багровое от крови…

— Это я уже слышал. Так что ты хочешь?

— Хочу остаться у тебя. Спаси меня. Лев.

— Ты представляешь, что о нас подумают?!

— Мне все равно.

Было без десяти двенадцать, когда Ивин осторожно поднялся с кровати, прислушиваясь к сопению Ашера, неслышно оделся и выскользнул в коридор: следовало разобраться с голосами.

У планеты Лигейя не было своей Луны. Ее роль здесь играла Ночная Звезда, второй компонент звездной системы, удаленный от планеты на девять астрономических единиц. Коридор был залит призрачным зеленоватым свечением. Полосы света и тьмы чередовались, разрушая единое пространство, рассекая его на части. Лев Ивин замер в этом призрачном мире — на сером фоне стены он явственно различил черную тень. Человек стоял согнувшись и что-то делал рядом с дверью в покои лорда Ашера.

Ивин услышал электронный писк, человек разогнулся и вошел в полосу света. Ивин подумал, что сейчас увидит его лицо, но в этот момент неизвестный тоже увидел сыщика, резко шагнул во тьму и побежал по коридору. Двигался он совершенно беззвучно, как привидение. Ивин рванул следом.

Погоня продолжалась недолго — черная тень исчезла в совершенно темном боковом ответвлении. Ивин на мгновение замер — он не знал, что ждет его во тьме. Мысль об уничтоженном приборе тепловидения разозлила его, и он шагнул в темноту, держась рукой за стену. Так он прошел шагов десять, как вдруг холодная шершавая поверхность стены исчезла. Ивин осторожно повернул и почувствовал слабый ветерок, доносивший запах теплой затхлости.

Ивин двигался очень медленно, пока его нога не зависла над пустотой. Здесь был колодец.

Он осторожно опустился на четвереньки и попробовал заглянуть вниз. Далеко внизу он увидел пятно света и одновременно почувствовал сильное головокружение. Ивин отшатнулся, потом осторожно провел ладонью над пустотой — рука ничего не весила. Это был антигравитационный колодец — сила тяжести в нем была скомпенсирована, здесь была невесомость, позволяющая передвигаться вверх и вниз без затрат энергии. Ивин оттолкнулся от края и стал медленно опускаться в шахту.

Свет становился все сильнее, блестящее покрытие стен ползло вверх. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Ивин «выпал» из колодца и встал на ноги.

Он находился в бесконечно длинном подземелье или туннеле с низким потолком и гладкими белыми стенами, ровное однообразие которых нигде и ничем не прерывалось. На всем протяжении не было видно ни выхода, ни каких-либо источников света, однако все подземелье заливал поток ярких лучей, придавая ему какое-то жуткое великолепие.

Ситуация опять ударила Ивину по нервам: если раньше вокруг ничего не было видно, то теперь все просматривалось из конца в конец. А также простреливалось. Но отступать было поздно. Вдали мелькнула черная тень, и Ивин побежал — он тоже умел это делать быстро и бесшумно. Белые стены подавляли представление о расстоянии, пока на них не появились замаскированные нишами двери. Все они были закрыты, все в какой-то степени покрыты ржавчиной или каким-то белым налетом; судя по всему, их не открывали веками. Но Ивин прошел еще метров двадцать и увидел приоткрытую дверь.

Он собрался и резким движением распахнул ее, но это был только вход в другое подземелье, куда более соответствующее местному феодальному колориту, чем фантастический белый туннель.

Здесь было сыро и мрачно, стены поросли белесой шевелящейся слизью, щеки Ивина коснулись холодные нити — он резко оборвал неизвестное существо и огляделся по сторонам. Что-то было странное в здешней архитектуре; через мгновение он понял: это строили не люди. Людям было бы неудобно подниматься по этим ступеням: они были слишком узки.

Ивин все же сделал несколько шагов вверх по лестнице, как вдруг услышал глухое ворчание. Из темноты на него надвигалось странное существо: тело, похожее на толстое бревно, тонкие костлявые руки и ноги, нечесаные серые волосы закрывали лицо.

Существо заухало, угрожающе задвигало конечностями. Ивин замер, в глубине его души происходила борьба, но совсем не та, о которой могли подумать враги. В отличие от местных жителей он никогда не испытывал панического суеверного страха перед руулами. Когда существо наконец дотронулось до него, он резким движением бросил его на камни. Эффект был поразительным — заросшая гривой волос голова вдруг отвалилась и покатилась с грохотом упавшей кастрюли. На месте разлома явственно блеснул металл.

«Робот», — успел подумать Ивин, как вдруг из темноты на него обрушился бластерный заряд. Сыщика спасли какие-то сантиметры. Мгновенно сработал рефлекс — Ивин дернулся и, непрерывно двигаясь всем телом, стал отступать к двери, не давая противнику прицелиться. У самых дверей он не смог побороть искушения: с детства он привык давать сдачи.

Ивин выстрелил. Стрелял он из пальца. Это, разумеется, было для противника полной неожиданностью. Послышались возгласы, стон, а Ивин продолжал палить во тьму, пока вдруг не почувствовал, что пол дрожит. Еле заметная вибрация быстро переросла в громовые раскаты, воздух наполнился пылью и какими-то хлопьями. Подземелье рушилось. Рядом с Ивиным стали падать обломки, и он предпочел уйти, плотно прикрыв за собой дверь.

— Плохие новости, господин, — сказал утром молодой лакей, наливая кофе. — Рухнула Башня.

— Какая башня? — удивился Лев Ивин.

— С которой его светлость лорд Ашер мог говорить со звездами. Ги… Гиперсвязь, — это слово далось лакею с трудом.

Ивин сжал губы: еще одна нить, связывающая Лигейю с внешним миром, была порвана.

4. Кровь руулов

Вокруг обвалившейся башни стояла стража и никого не пускала. Ивин решил не связываться и отправился прогуляться в окрестностях замка.

Свежий воздух, напоенный терпким запахом листвы, немного приподнял его настроение… Тенистые аллеи, изумрудные луга, уютные маленькие беседки — все, казалось дышало миром и спокойствием.

Ивин уселся в одной из таких беседок и попытался собраться с мыслями, разложить все по полочкам. Однако факты были слишком разрознены и противоречивы, а с выводами спешить не хотелось.

Припоминая курс истории, прослушанный много лет назад, Ивин решил, что может быть как минимум три причины, по которым кто-то хочет убрать лорда Ашера. Первая — конкурент из той же династии, считающий, что его обделили. Но все родственники Ашера мертвы.

Правда, остается Ровена… Могла ли она быть просто галлюцинацией? Вторая причина — оппозиционная политическая группировка, вроде той, с которой пришлось столкнуться герцогу Алькорскому. Однако если на Лигейе и была оппозиция, то пребывала она в очень глубоком подполье. Третьей причиной могли быть так называемые «интересы извне». Ивин знал по опыту, на что могут пойти трансгалактические корпорации ради захвата ценных ресурсов. Но что здесь могло так цениться?

За спиной хрустнула ветка. Ивин напрягся, но почти сразу же раздался веселый приветственный свист.

— О-ля-ля! Я вижу землянина, или мои глаза начали мне врать?

Делать было нечего — сыщик повернулся и увидел рослого загорелого парня с ослепительной улыбкой ровных белых зубов.

Парень легко перемахнул через бортик и сразу же протянул Ивину руку:

— Очень рад встрече! Соскучился по землякам. Жан Матье.

— Лев Ивин.

Жан уселся рядом и вдохнул воздух с удовольствием истинно юного существа, радующемуся самому факту существования.

— Давно с Земли? — поинтересовался Жан.

— Давненько.

— Работа, я понимаю, — сочувственно вздохнул Жан. — Не знаю, как вы, а я скучаю вдали от родной планеты.

Ивин не скучал: собственно, он считал себя гражданином Галактики, но рассуждать на эту тему в данный момент сыщик счел неуместным.

— И что же вы, молодой человек, тогда делаете на Лигейе?

— А! — Жан с притворным отчаянием махнул рукой. — Вообще-то я безработный. Оказался на мели. А моя невеста сказала, чтобы без солидного счета в банке я не показывался ей на глаза!

— Хороша невеста, — пробормотал Ивин.

— Нет-нет, ты не прав! — горячо возразил Жан. — Она правильно делает, что заставляет меня работать. Но я изрядный шалопай. И вместо того, чтобы завербоваться на расчистку диких планет, вот — пользуюсь благосклонностью лорда Ашера.

— И давно ты здесь?

— Год.

— Наверное, вдоволь наслушался сказок про руулов?

Жан пожал плечами.

— Тут недалеко есть «заколдованное место» — такая ложбина и в ней развалины. Говорят, по ночам там являются духи руулов.

Местные крестьяне страшно боятся их, и никогда не ходят в развалины.

— А ты ходил? — спросил Ивин, тщательно скрывая свой интерес.

— Ходил, — кивнул Жан. — Ничего там нет. Просто старые камни.

— Любопытно. С исторической точки зрения.

— Хотите, я вас туда отведу?

— В другой раз, — осторожно отказался Ивин.

Жан кивнул.

— А вы — друг лорда? — вдруг спросил он.

— Да. Мы знакомы очень давно. Правда, давно и не виделись.

— Понятно, — задумчиво протянул Матье. — Значит, он начал созывать друзей, чтоб они подтвердили, что он здоров. Нет, он, конечно, хороший парень, но довольно странный…

— А тебе никогда не являлись покойники? — сухо спросил Лев Ивин.

— Бог миловал, — шутливо перекрестился Жан.

— Что ты думаешь об окружении лорда? — сменил тему сыщик.

— Я с ними мало общаюсь. Мне не нравится в замке — предпочитаю жить на природе.

— И все-таки?

— Мелкие людишки. Подхалимы и интриганы. Одно слово — придворные.

— А Донован? — быстро спросил Ивин.

— Нет, Донован — это человек! Он твердо знает, чего хочет.

Сыщик промолчал.

— Хочешь добрый совет? — сказал Матье. — Не вмешивайся в придворные дела, а то вылетишь отсюда в два счета.

— Не очень-то отсюда вылетишь! — буркнул Ивин.

— Ха! Подозреваю, в чем дело. Это у них называется «лавина сошла с гор». Я угадал?

Ивин озадаченно кивнул.

Жан весело блеснул зубами:

— Одно из средств устрашения. Поверь, едва ты засобираешься домой, как все лавины вернутся обратно.

— Что, лавины не было? — уточнил Ивин.

— Была, самая натуральная. Только вот кто ей помог сойти…

Ивин задумался.

— Ладно, — сказал он, поднимаясь. — Рад был познакомиться.

Надеюсь, мы еще встретимся.

— Я тоже, — улыбнулся Жан.

Шагая по направлению к замку, сыщик размышлял о своем новом знакомом. Какова его роль во всей этой истории? Был ли Жан Матье тем, за кого себя выдавал, — простым рубахой-парнем, или за его разговорчивостью стоит нечто иное? Наболтал он с три короба, но что-то мог и пропустить…

Ивин остановился и обругал себя: нельзя же в каждом встречном видеть скрытого врага. Так недолго попасть в пациенты доктора Либиха.

В коридоре замка сыщику попался Донован.

Ивин не стал особо раздумывать, случайна ли эта встреча, а с ходу спросил:

— Господин советник, могу я вам задать несколько вопросов, как самому компетентному здесь человеку?

— Да, разумеется, — вежливо отозвался Донован.

— Это правда, что неподалеку есть место, где являются духи руулов?

— Так говорят крестьяне. Они очень суеверны.

— В парке я встретил землянина по имени Жан Матье. Кто он такой?

— Бездельник, — неодобрительно отозвался советник. — Пользуется добротой милорда.

— Он мешает?

— Он дурно влияет на молодежь.

— И последний вопрос, господин советник, — возможно, довольно щекотливый. Какие ценности есть на планете?

— Самое ценное, что у нас есть, — это мир и покой, — Ивин понял, что советник не шутит.

— Полностью согласен. Но я имел в виду нечто более материальное, что можно захватить, украсть…

Донован нахмурился.

— Да, у нас украли один из камней Власти.

Он поднял руку и показал Ивину красный камень в перстне.

— Это рубин?

— Нет, «кровь руулов» — очень редкий камень. Их известно всего три за всю историю Лигейи. Один из них ношу я, как главный советник.

— А два других?

— По традиции лорд Ашер дарит перстень своей невесте в день помолвки. Милорд подарил его леди Маргарет, своей кузине. Вскоре после этого, когда она летала на Дворянское собрание в Центр, этот камень пропал. Последний из них находится в усыпальнице леди Элизабет, матери милорда.

— Возможно, я испытываю ваше терпение и нарушаю приличия, — вздохнул сыщик, — но мне бы хотелось посмотреть на этот третий камень.

Ни слова не говоря, советник повернулся и направился в какой-то боковой коридор. Следуя за ним, Ивин размышлял над загадкой этого человека. «Он твердо знает, чего хочет», — звучали в его ушах слова утреннего собеседника. Ивину очень хотелось знать, чего же именно хочет главный советник Донован.

Тем временем они проделали изрядный путь по лестницам и коридорам — такой, что Ивин почти потерял представление о том, в какой части замка они находятся. Наконец, Донован остановился перед большой матово-белой дверью из материала, похожего на пластмассу. Советник прикоснулся к ней левой рукой, и дверь бесшумно уехала в сторону.

Двое вошли в длинный, сумрачный зал.

У Ивина по спине прополз холодок: вдоль стен, слева и справа, неподвижно лежали тела, разодетые с невозможной роскошью и выглядевшие, как живые.

Донован молча подошел к одной из мумий. Женщина, казалось, спокойно спала, положив голову на узорчатую подушку и скрестив руки на груди. Лицо советника отразило сначала недоумение, а затем ярость:

— Камень пропал! Но кто мог решиться ограбить мертвую?!

— Когда вы были здесь в последний раз? — тихо спросил сыщик.

— Это не место для прогулок! — рявкнул Донован. — Я был на похоронах леди Элизабет.

Ивин вздохнул. Он, конечно, разделял негодование советника, но у него было много других нерешенных вопросов.

— Прошу прощения, господин советник… Надеюсь, что камень будет найден. Но раз уж мы оказались здесь, не могли бы вы показать мне леди Ровену?

— Ее здесь нет, — отрывисто проговорил Донован.

— Как? — удивился Ивин.

Советник посмотрел на него, с видимым усилием отвлекаясь от собственных мыслей.

— Она только сестра леди Элизабет, и не дворянской крови.

Кроме того, характер смерти исключал возможность бальзамирования.

— Понятно, — кивнул Ивин. — И где же ее похоронили?

— Внизу, в склепе.

— Я должен поставить в известность милорда, — сказал Донован, когда они очутились в той части замка, где Ивин вполне ориентировался. — Вора надо немедленно найти и покарать. Это неслыханное преступление для Лигейи — похитить камень из усыпальницы!

— Совершенно с вами согласен.

Сыщик вернулся в свою комнату, завалился на кровать и, закинув руки за голову, принялся размышлять. Ему пришло в голову, что если все дело в камушках, то охота должна вестись не за лордом, а за его главным советником. Но додумать эту мысль до конца ему не дали: процесс размышлений был прерван самим лордом Ашером.

Тот влетел в комнату, как будто за ним гнались все привидения замка.

— Лев, это ужасно! Я отказываюсь понимать… Наверное, вы плохо смотрели — ведь камень мог упасть!

Ивин, как ни хотел утешить друга, лишь покачал головой.

Ашер с размаху упал в кресло и запустил пальцы в свои золотистые волосы.

— Одно за другим, — пробормотал он. — Это действует проклятие руулов!

— По-твоему, руулы взяли камень?

Ашер, казалось, ничего не слышал.

В дверь постучали.

— Кто там еще? — раздраженно крикнул лорд.

— Ваша светлость! — дверь приоткрылась, и показалась пухлая физиономия мажордома. — Прибыла дама и настаивает на встрече с вами.

— Какая дама? — Ашер помотал головой. — Какая может быть дама, когда украдена фамильная драгоценность моей матери?

Ивин повернулся к мажордому:

— Дама назвалась?

— Да. Леди Фиона Алькорская.

5. Принцесса на горошине

Лорд пробормотал что-то неразборчивое, и сыщик воспользовался этим:

— Проводите принцессу в аудиенц-зал. Пусть слуги исполняют все ее приказания. Лорд Ашер примет ее, как только покончит с важными государственными делами, — все это было сказано таким повелительным тоном, что мажордом мгновенно исчез, и друзья снова остались вдвоем.

— Ну, — произнес Ивин бодро. — теперь возьми себя в руки, соберись и — вперед. Будь мужчиной. Именно это от тебя сейчас требуется.

— Почему ты назвал ее принцессой?

— Для важности.

Ашер вздохнул.

— Да, неважный из тебя жених, — стал дразнить его Ивин. В то же время у него мелькнула мысль, что даже если бы лорд был старым, больным и уродливым, по большому счету это не имело бы значения, когда речь идет о дворянских титулах и государственных интересах. — Ну, хочешь, я пойду и поговорю с ней? А ты пока приведешь себя в порядок. Не будь тряпкой, не доставляй ИМ такого удовольствия.

Ивин бесшумно проскользнул в огромную залу, полную роскоши и былого величия, и с порога оглядел ее, но никого не увидел. Он сделал еще шаг, и с новой точки зрения ему открылась интересная картина: две голые ножки, в меру длинные и в меру полные, обутые в блестящие изумрудом туфельки — ноги эти высовывались из-под дивана старинной работы, убранного красным бархатом. Под диваном происходило какое-то движение, и сыщик решил подождать, чем оно кончится.

Ждать ему пришлось недолго. Лев Ивин судорожно сглотнул.

Перед ним предстало прелестнейшее создание. Таковым оно было с головы до ног: от пышных светлых волос, больших голубых глаз, носика пуговкой и ямочек на розовых щечках, ну и до… Куколка была одета в короткое белое платье. Она производила впечатление невинной девочки, школьницы, и это при том, что сексуальность из нее так и перла — все вместе выглядело чертовски соблазнительно.

— Привет! — сказала леди Фиона. — Это вы лорд Ашер? — тут ясная пустота ее глаз затуманилась, и она попыталась изобразить какие-то ритуальные телодвижения, которым ее, видимо, пытались научить, после чего с обворожительной улыбкой протянула руку для поцелуя. Ивин с удовольствием поцеловал нежную кожу руки, отметив про себя длинные красные ногти, и, выпрямившись, сказал:

— Прошу прощения, миледи. Я не лорд Ашер, мое имя Лев Ивин, Улыбка погасла.

— Я его близкий друг и доверенное лицо, — Ивин сел на диван с важным видом и закинул ногу на ногу. — Возможно, вам мое имя ничего не говорит, но, поверьте, оно хорошо известно в самых высших сферах, — Ивин небрежно взмахнул рукой в воздухе. — Мои услуги были весьма высоко оценены самыми знатными семьями Галактики. Мне предлагали деньги и титул, но я не ищу славы. Я всегда готов помочь моим друзьям. Мой друг Джон Ашер всегда прислушивается к моим советам.

Улыбка вернулась на прелестное личико; Фиона села на диван, придвинувшись к Ивину почти вплотную. Комплексами она явно не страдала.

— Скажите, дитя мое, — продолжал сыщик, — хотя, может быть, этот вопрос покажется вам неделикатным: что вы делали под диваном, которому ныне оказали честь… э…

— А! — Фиона засмеялась. — У меня выпал кристалл из уха. — И она показала Ивину шарик кристаллофона. — Новые записи Джинг-Джонга. Хотите послушать?

— Предпочитаю классику, — весомо сказал Ивин. — Кстати, как вы долетели? Надеюсь, путешествие было не слишком утомительным?

— Да нет. Только вот я не смогла запеленговать маяк и приземлилась прямо здесь.

— Где? — удивился сыщик.

— Да там! — махнула рукой Фиона. Ивин поднялся с дивана и подошел к окну. Прямо под окнами дворца, на лужайке, стояло металлическое сооружение обтекаемой формы. Вокруг суетился народ, привлеченный необычным зрелищем.

— Катер-антиграв типа «Метеор++», новейшая модель, — пробормотал Ивин. Картина вызвала у него неприятные воспоминания. — Он принадлежит вам?

Куколка потупилась:

— Это подарок.

— Я понимаю, дитя мое, — сыщик опять вошел в роль, — жизнь полна соблазнов, но рано или поздно мы должны решить, что для нас важнее всего, и тогда, выбрав цель, устремиться к ней и достичь ее.

Фиона кивнула с видом прилежной ученицы.

— Вам известно, с какой целью лорд Ашер пригласил вас сюда?

— Ага, — хихикнула Фиона. — Только вот не знаю, где он мог меня видеть? — и в голосе промелькнула озабоченность.

— А где он мог вас видеть? — медленно произнес сыщик, вдруг заподозрив неладное.

— Ну…

— На обложке журнала? — вкрадчиво опросил Ивин. — В видеофильмах?

— Да, — красавица сжала губки с видом глубокого раскаяния.

— Не волнуйтесь, дитя мое, — улыбнулся Ивин. — Лорд живет довольно замкнуто, почти не имея контактов с цивилизацией; вряд ли он вообще когда-либо мог видеть вас — поэтому для него будут весьма приятным сюрпризом ваши… э…

— Тогда я не понимаю.

— Это я посоветовал ему жениться. Видите ли, Джон очень страдает от неустроенности личной жизни. А тут еще бремя власти, дворцовые интриги… По-моему, вы будете прекрасной парой. Кроме того, нам нужен наследник, — и куколка вновь смутилась под оценивающим взглядом сыщика.

— Итак, миледи, — продолжал Ивин, поднявшись с дивана и зашагав по мягким коврам, не в силах более переносить голых розовых коленок у себя под носом, — я полагаю, общими усилиями мы добьемся своего. Но вы должны знать: у лорда есть враги.

Возможно, они попытаются отнять его у вас. Поэтому изо всех сил старайтесь удержать его!

Во-первых, не оставляйте его одного, насколько это возможно. Пустите в ход все ваши чары, — про себя Ивин подумал, что этот совет лишний. — Пусть он думает только о вас, день и ночь. Сейчас он утомлен делами, но когда-то это был веселый, неунывающий студент Галактического Университета. Заставьте его вспомнить об этом. Дайте ему послушать ваши записи, расскажите о том, что происходит в мире, как сейчас развлекается молодежь и так далее. Враги распускают слух, что лорд — сумасшедший, на самом же деле у него только немного расшатаны нервы, и под вашим благотворным влиянием он быстро поправится.

Во-вторых: не давайте никому командовать вами, а сами командуйте всеми. Ваши приказания должны выполняться беспрекословно, вы — невеста лорда, и воля ваша священна.

Поставьте ИХ на место!

В-третьих: должен предупредить, у вас есть соперница. Ее имя Ровена, и она изображает из себя привидение. Берегите лорда от нее. Если он начнет говорить о чем-то таком — пресекайте в корне. Он не должен даже вспоминать о ней. Ровена — опасная женщина, но, по-моему, вы тоже можете быть опасны.

Вы хорошо поняли меня, миледи?

— Да.

— Тогда я покину вас, с вашего разрешения, — и он снова поцеловал ей руку со всей возможной галантностью, после чего быстро зашагал прочь.

— А! — вдруг окликнула его Фиона, и Ивин обернулся. — Нельзя ли послать космограмму папочке, что я долетела благополучно? А то он будет волноваться.

Ивин вспомнил, что произошло, и нахмурился.

— Миледи, на вашем катере есть передатчик?

— Да.

— Тогда лучше это сделать с него…

В коридоре раздались быстрые шаги, и в зал влетел Донован.

— Что это? — спросил он грозно.

— Леди Фиона, — скучающим голосом обратился Ивин в пространство, — перед вами главный советник Донован. Весьма достойный человек. Неизменно ставит общественные интересы выше личных и печется о благе страны.

Фиона холодно улыбнулась.

— Что здесь происходит? — повторил советник.

— Донован, ведите себя прилично. Перед вами — леди Фиона, дочь герцога Алькорского.

— Что?! Эта девка — герцогиня?

— Выбирайте выражения.

— Я не поверю, пока не увижу верительные грамоты. Я не допущу, чтобы всякая…

— Советник Донован! — присутствующие не сразу поняли, чей это голос, и замерли в недоумении. — Вы оскорбляете мою невесту!

Красавица широко открыла голубые глаза. Лев Ивин усмехнулся про себя. Донован прикусил губу. Потому что перед ними предстал лорд Ашер, властелин Теплых Земель, наместник Бога на земле или сам живой бог. Вся его фигура, лицо, осанка — все было исполнено спокойного величия и сознания своей силы. Это был великий войн и мудрый правитель. За ним стояли тени предков и память веков.

Средневековая одежда естественно смотрелась на Ашере, и даже шпага из молибденовой стали была на месте.

Донован сориентировался первым:

— Нижайше прошу прощения, милорд и миледи, — согнулся он. — Поверьте, я забочусь только о благе страны и моего лорда.

Необходимо соблюсти некоторые формальности…

— Это ваши проблемы, советник, — бросил Ашер брезгливо. — Дорогая, мы простим его?

— Да, — сказала красавица, вся сияя.

— Донован, вы свободны!

Советник сжал и разжал кулаки, бросил быстрый взгляд на Ивина и исчез. Ивин, незаметно подмигнув своей ученице — она слегка кивнула, вышел через другую дверь. Отойдя на достаточное расстояние, он прислонился к стене и расхохотался. Веселый и искренний его смех разносился по замку, отражаясь от лестничных пролетов, превращаясь в таинственные звуки, пугающие суеверных обитателей. Противостояние вступало в новую фазу.

Войдя к себе в кабинет, Донован сел за стол и стал быстро перекладывать бумаги и письменные принадлежности слева направо и справа налево — это помогало ему успокоиться. В кабинете всегда стоял полумрак из-за плотно занавешенных красных штор: хозяин не любил солнечного света и работал при свечах день и ночь — вернее, он не признавал такого деления времени, и по мере необходимости мог созвать совещание и в час дня, и в час ночи.

Его боялись, ненавидели, презирали. Но никто не хотел понять: он искренне верит во все, что говорит. Донован выдвинул ящик стола и достал оттуда бумагу — документ, способный изменить судьбы целого мира. Он смотрел на выписанные каллиграфическим почерком строки и вновь испытывал душевную муку, столь же острую, как и в первый раз. На лбу его выступил холодный пот.

«Нет, — прошептал Донован. — Еще не время.» Он убрал документ в ящик стола и щелкнул селектором.

— Советник Хьюз!

— Господин советник на объекте, — раздался томный голос фрейлин-секретарши. — Что передать?

— Немедленно ко мне с докладом! — и новый щелчок: — Отдел внешних сношений, информацию по герцогу Алькорскому и его дочери, срочно, — немного подумав, еще один щелчок: — Усилить посты, — и Донован впал в транс.

Прошли минуты или часы — он не знал, как вдруг послышался легкий шорох, и в сумраке кабинета появился высокий человек в серой форме. Советник поднял на него измученные глаза:

— Спасибо, что пришел. Слушай, это дело я могу поручить только тебе. Из усыпальницы похищен камень Власти. Я не могу допустить, чтобы этим занималась полиция.

— Чудовищное кощунство!

— Для нас. Только для нас, теперь я понял это. А для них, там, — он ткнул пальцем в потолок, — нет ничего святого!

Проклятые чужаки… Кстати, что об Ивине?

— Ничего.

— Как?!

— Там, где он появляется, аппаратура перегорает, а пленка засвечивается. Вчера кто-то воспользовался секретным колодцем, двое моих людей убито, башня гиперсвязи взорвана.

— Дьявол! — прошептал Донован, тяжело дыша. — Как он мог это сделать? Один и без оружия! Невозможно. Проверьте еще раз.

— Слушаюсь.

— Что об остальных?

— Люди Ивина утром покинули дворец в сопровождении моих людей. Матье, как всегда, бездельничает.

— Это кто-то из них. Ни один лигейянин не решился бы на такое. Проверьте тщательно: камень не мог уйти, он еще на Лигейе. Ах, да! Нужно обыскать прибывший катер, все документы — ко мне. За девчонкой следить. Что еще?

— Его милость лорд Ашер провел эту ночь не у себя в спальне.

Донован пожевал губами.

— Хорошо, ступай, — бросил он наконец. — Ну?

Серый человек исчез. Советник вновь выдвинул ящик стола, как вдруг раздался стук в дверь. Это был советник Хьюз, лично присутствовавший при обследовании развалин башни. С архитектурной точки зрения повреждения были невелики, но вся аппаратура пришла в негодность. В заключении экспертов было сказано о «саморазрушении строительных материалов в результате выветривания и подземных толчков». Ни слова не говоря, главный советник разорвал бумагу на глазах у удивленного Хьюза и молча указал на дверь.

После этого на стол ему легло исследование о герцоге Алькорском. Основную его часть составляло генеалогическое древо, и хотя оно не имело никакого отношения к делу, Донован внимательно изучил его и сделал два очевидных вывода: во-первых, это был род не менее знатный, чем Ашеры, во-вторых, родство было достаточно дальним. Потом были сведения о нынешнем герцоге Алькорском — советник скривился — и дата рождения дочери. И еще к этому был приложен конверт без надписи. Донован открыл его, вытряхнул содержимое и замер, уставившись на яркую цветную голограмму. Она не оставляла места для сомнений. Правда, неизвестно еще, что было хуже.

Донован все еще рассматривал снимок, когда в кабинете вновь появился человек в сером.

— На катер не пробиться: какое-то защитное поле. Прикажете применить излучатели?

— Нет, не надо. Это она. Леди Фиона Алькорская, — и Донован спрятал конверт с голограммой в ящик стола. Ему было нехорошо.

Полагая, что оставил друга в надежных руках, Лев Ивин позволил себе расслабиться и вернулся к прерванным размышлениям.

Фактов было более чем достаточно — они беспорядочно роились в мозгу, выстраиваясь во всевозможные версии, требующие для своей проверки самых разнообразных действий. Так, у сыщика были дела в замке, в его окрестностях и дальше. Надо было как-то организоваться, иначе получилось бы, что, желая поставить врагов в тупик, он попал туда сам.

Прилет Фионы развеял иллюзию изолированности Теплых Земель.

А поскольку в здешнем хозяйстве не было системы противовоздушной обороны или чего-нибудь подобного, по Лигейе могли безнаказанно разгуливать толпы пришельцев. Они, правда, столкнулись бы с проблемой адаптации: человек космического века неизбежно окажется «белой вороной» в примитивном замкнутом обществе с остановившимся историческим временем. Но в принципе это возможно. И тогда… Тогда имеется естественная логическая цепочка: похищение первого камня — получение информации — десант

— похищение второго… Вот только при чем здесь наш дорогой лорд Ашер?

Кража — это явление довольно-таки банальное. Убийство — дело другое. Правда, если бы Джона хотели просто убить, это можно было бы сделать давным-давно. Удар кинжалом и… но тут играют по каким-то сложным правилам, и, по-видимому, дело политическое. Хотя не будем сбрасывать со счетов и руулов.

Лев Ивин встал и решительно направился в сторону библиотеки. Открыв тяжелую дверь, он вошел под сумрачные своды и вновь испытал необъяснимое чувство благоговения. Здесь лежала тишина — глубокая, как вечные снега Лигейи. Разрушить ее казалось просто немыслимым, но Ивин сделал это.

— Эй! — позвал он. — Есть кто живой?

Раздалось шуршание, и на свет Божий появился маленький старичок, такой же ветхий и пыльный, как и окружавшие его фолианты. Он поклонился:

— Добрый день, господин Ивин. Чем могу быть полезен?

— Мне нужна информация о руулах.

Седые брови удивленно взметнулись.

— Простите великодушно: я правильно понял, что вам нужны сказки?

— Мне нужна правда.

— Я не понимаю вас, господин.

— А я вас, — терпеливо кивнул Ивин. — Начнем с начала. Я хочу получить сведения о руулах: все, что о них известно. Еще я хочу просмотреть хроники времен колонизации — историю войны с аборигенами. И так далее.

— Простите, но ведь все это сказки. Мифы, легенды…

Никаких руулов никогда не было. И, благодарение небесам, на Лигейе никогда не было войн.

Сыщик вздохнул.

— Это официальная версия, не так ли?

— Это правда, господин.

— Хорошо, а как же древние развалины?

— Я, право же, не знаю. Возможно, когда-то здесь жили люди

— другой народ, но это было очень давно, еще до Рональда Основателя. Никто никогда их не видел.

— Могу я посмотреть хроники?

— Очень сожалею, но это невозможно. Архивы той эпохи сгорели во время пожара.

— Вот как! И когда это произошло?

— Пятьдесят лет назад. Тогда здесь работал мой отец. Мы вместе пытались спасти бумаги из огня, но… Много ценных рукописей погибло.

— Весьма прискорбно, — сказал Ивин. Он видел: старичок не лжет. Но вот какое интересное совпадение: как раз пятьдесят лет назад Лигейя вступала в Содружество. Документы этой эпохи были в полном порядке. И сыщик засел за бумаги.

Жених и невеста тем временем катались на лифте: Фиона находила это забавным и, конечно, куда менее утомительным, чем хождение по винтовым лестницам, где недолго и шею сломать.

Таинственное гудение, колебания силы тяжести, движение теней производили сильное впечатление.

Под рядами кнопок с номерами этажей были еще несколько без каких-либо обозначений. И цвет был другой: серо-зеленый, как будто они поросли плесенью. Но и до них дошла очередь.

— Это что?

— Подземелье, — мрачно сказал Джон Ашер. — Туда лучше не ходить. Бывает, что оттуда не возвращаются.

— Как интересно! — пискнула девушка и тут же нажала одну из зеленых кнопок. Лифт дернулся, завыл и полетел вниз. В шахте замелькали тусклые огни. Торможение было ужасным, и Фиона едва устояла на ногах. Потом дверь медленно открылась, и из темноты пахнуло холодом и сыростью. Девушка прижалась к своему повелителю.

— Там что? — тихо спросила она.

— Ровена.

Фиона фыркнула и отстранилась от Ашера. Тот посмотрел на нее с удивлением:

— А что ты знаешь об этом?

— Я все знаю! Лев сказал, что она моя соперница, и чтоб я не позволяла тебе говорить о ней.

— Вздор! — возмутился Ашер. — Ровена умерла пятнадцать лет назад. Там — ее склеп.

— Но ты любил ее?

— Ну, — замялся лорд, — я был еще совсем мальчишкой…

— Пойдем, — решительно сказала Фиона Алькорская. — Я хочу посмотреть на ее труп. Где тут включается свет?

Лорд Ашер вздохнул, перешагивая порог лифта. Пока дверь была открыта, свет изнутри освещал часть коридора. Много лет здесь не был никто из живых. Но новая жизнь, вторгаясь в старый мир, разрушала привычный порядок вещей. Джон пошарил по холодной каменной стене и, нащупав рубильник, дернул его. Пространство заполнилось фосфорическим светом. Раздался лязг металла — дверь лифта позади закрылась. Лорд зашагал вперед, невеста — следом.

Идти было совсем недолго — коридор кончался тупиком: матовой, словно пластмассовой поверхностью.

— Это вход в склеп, — сказал Ашер. Ему было не по себе, как он ни пытался скрыть этого.

— А как он открывается?

— Слушай, тебе действительно это нужно? Представляешь, как выглядит труп через пятнадцать лет…

— Ничего страшного. Я и не такое видела.

— В фильмах ужасов? Но это реальность!

— Если ты сейчас же не откроешь, я все брошу и улечу обратно!

Джон Ашер чуть было не ответил: «Ну и катись», но передумал. В конце концов, это дело чести — неужели он трусливее этой девчонки? Лорд встал перед дверью и медленно провел ладонью, пересекая невидимые лучи фоторецепторов. Матовая плита дрогнула и ушла в стену.

В первый момент Ашер не понял, что он видит перед собой, а когда до него дошло, из груди вырвался глухой вскрик. Склеп был пуст, и внутри царил полный разгром. Мраморная крышка саркофага, возвышающегося на постаменте, была сброшена и расколота какой-то нечеловеческой силой. Погребальный саван был изорван в клочья и забрызган блеклыми бурыми пятнами, похожими на кровь. Такие же пятна были вокруг. Ритуальные искусственные цветы были растоптаны, вазы разбиты.

— Где-то я уже это видела, — сказала леди Фиона.

Лорд Ашер застонал. Он увидел на гробнице надпись неровными кровавыми буквами: «Я ИДУ К ТЕБЕ, ДЖОН».

6. Игры патриотов

Дверь распахнулась, и на пороге появился взмыленный слуга.

Лев Ивин быстро поднял глаза от бумаг.

— Там вас требуют… срочно… — прохрипел лакей.

— Ну, побежали, — сыщик сразу понял: произошло нечто экстраординарное.

Предчувствие его не обмануло. В тронном зале было полно народу, и в воздухе стоял приглушенный ропот. Толпа неохотно расступилась перед Ивиным, и через мгновение он оказался в центре событий.

На троне восседал лорд Ашер. Но куда подевалась его горделивая осанка? С опущенными плечами, потухшим бессмысленным взглядом это был совсем другой человек. Похоже, он совершенно не замечал происходящего вокруг. У подножия трона стояла Фиона в напряженной позе — Ивин понял, чего ей не хватает: многозарядного бластера. Взгляд ее метался по враждебно настроенной толпе придворных. Рядом стоял Либих, сокрушенно покачивая головой над осколками стекла и мокрым пятном на ковре, а чуть поодаль, скрестив руки на груди, стоял Донован. Глаза его горели недобрым огнем.

— Лев! — бросилась Фиона к Ивину. — Сделай же что-нибудь!

— Спокойно! — сыщик схватил ее за плечи и грубо встряхнул.

— Что здесь происходит?

— Мы ходили смотреть склеп Ровены. Ему стало плохо. А теперь он совсем отключился. Эти люди, они так смотрят…

Старикашка в белом давал какое-то питье, а я разбила: вдруг отравит? Лев, я боюсь.

— Спокойно, — повторил Ивин, и тут раздался голос Донована

— от волнения он сильно картавил:

— Вот настали последние времена! Чужаки пришли на нашу священную землю. Обманом и колдовством оплели они нашего лорда и лишили его разума. Вот они: антихрист и блудница, исчадия ада.

Но не поклонимся мы Зверю. С нами Бог!

— Назад! — крикнул сыщик. С пальцев его сорвались фиолетовые молнии, и наступающая толпа отшатнулась. Кто-то с криками бросился к двери. Донован замолчал.

Лев Ивин обвел взглядом притихших от страха людей и повернулся к трону. Посмотрев в безжизненные глаза друга, он прошептал что-то, а затем прикоснулся к правому виску Ашера. Тот вздрогнул, моргнул, и взгляд его чудесным образом прояснился. На троне сидел совершенно здоровый человек, разве что очень удивленный.

— Лев, что случилось?

— Это я у тебя хотел спросить.

— Мы с Фионой были в подземелье. Там какой-то беспорядок…

— Потом она притащила тебя сюда.

— Ничего не помню.

— Выясним это позже. А пока разберись со своими подданными.

Ивин отступил на шаг, встав рядом с Фионой, а лорд орлиным взором оглядел собравшихся.

— Так что же здесь происходит?

— Я обвиняю этих людей в заговоре, милорд, — Донован подошел к трону и поклонился. — Ваш бывший друг колдун или оборотень. Он проник в секретные подземелья замка, убил двоих стражников, обрушил Башню Связи — чтобы вы не могли позвать на помощь, милорд. В поношение славного рода Ашеров он хотел женить вас на шлюхе! Все это, чтобы нарушить покой Теплых Земель и установить власть антихриста.

— Это серьезные обвинения, советник, — спокойно заметил Ашер. — Вы можете доказать хоть одно из них?

— Настанет время, и камни заговорят, — заявил Донован, — но и я скажу свое слово. — И он достал из-за пазухи блестящий прямоугольник голограммы. Лорд взял снимок и стал его с интересом рассматривать. Наконец, он улыбнулся и как-то странно посмотрел на Фиону, которая наблюдала за ним в тревоге и под взглядом его вспыхнула, как роза.

— Мне нравится, — сказал Джон Ашер. — Мое решение остается неизменным. А остальное — вздор. Все колдовство моего друга — продукт космической технологии. Мир ушел далеко вперед, в то время как мы погрязли в невежестве…

— Но, милорд!

— Хватит. Лев, у тебя есть, что сказать?

— У меня всегда есть, что сказать, — сыщик повысил голос. — Господа! Главный советник Донован обвинил меня в заговоре. О, в этом он большой специалист. И я могу представить в доказательство весьма убедительные документы, — с этими словами он вытащил из кармана сложенную вчетверо стопку бумаг и с поклоном вручил лорду Ашеру.

Тот стал читать и нахмурился.

— Что это?

— Черновики. Обращение к народу, декреты… Я нашел их в библиотеке. Довольно неосторожно было использовать их в качестве закладок. Впрочем, господин главный советник, вероятно, считает библиотеку своей вотчиной.

— «…Горе пришло на нашу священную землю. Тяжелая болезнь поразила нашего лорда, и закатилась его звезда. Но мы, преданные слуги его и верные сыны Отечества, встанем все как один, и да не сойдется Тьма…» — прочитал Ашер вслух.

— Слишком высокопарно, — заметил Ивин. — К народу можно было и попроще. Я недооценил вас, советник: я знал, что у вас много талантов, но о таланте демагога не подозревал.

— Я не потерплю оскорблений от безродного чужака! Сотни лет мои предки служили на благо Лигейи, ради мира и спокойствия…

— Да, Кейн, не ждал я этого от тебя, — тихо произнес Джон Ашер, и присутствующие не сразу поняли, кого он имеет в виду: так редко называли советника Донована по имени. Тот замолчал, только на щеках выступили красные пятна.

— Кто еще участвует в вашем заговоре патриотов?

— Ну, еще одного патриота я знаю, — сказал Ивин, бросая взгляд на придворного лекаря. Либих поспешно отступил в толпу.

— Ничего не скажу, — хриплым голосом заявил Кейн Донован. — Не предам правое дело. Готов принять смерть, ибо знаю: вспомнят еще обо мне.

— Хорошо, что готов, — кивнул лорд, — Стража, взять его.

— Джон, остановись, — зашептал сыщик, теребя друга за рукав.

— Извини, Лев, но теперь это уже мое дело.

— Донован нам пригодится еще живым. А потом, эти стражники, можно ли им доверять?

— Это моя личная гвардия! Они преданы мне.

— Возможно. Но есть еще спецстража. А она, похоже, по другую сторону баррикад. И вооружена бластерами.

— Что? — изумился лорд Ашер. — Но это нарушение закона о Небесном Огне! «Горячее» оружие запрещено.

— В свое время мы с этим разберемся. А пока что мне просто не хочется гражданской войны в замке — он и так уже разваливается.

В этот момент послышался какой-то шум, и в дверях показались люди в серой форме. Со словами «Ну вот, начинается».

Ивин заслонил собой Ашера, угрожающе подняв руку; невеста, взвизгнув, прижалась к жениху; гвардейцы схватились за шпаги, а дамы начали падать в обморок.

Но спецстража так и не перешла в атаку. Боевики рассредоточились вдоль стен, двое встали у дверей, и на мгновение воцарилась жуткая тишина. Потом раздались быстрые шаги, и в зал вошел высокий человек в маске. Увидев его, Донован издал торжествующий крик, но человек не обратил на него ни малейшего внимания и предстал перед очами лорда в полном соответствии с этикетом.

— Капитан Грей, — обратился Ашер к вошедшему; в голосе его был лед, — что означает ваш столь странный визит?

— Простите мою смелость, милорд, — раздался неживой шипящий голос, — но дело не терпит отлагательства. Я пришел, чтобы сообщить вам о кознях советника Донована и предотвратить ужасные злодеяния…

— Предатель! — выкрикнул арестованный советник.

— Вы были с ним в заговоре? — быстро спросил лорд.

— Я лишь исполнял приказы, милорд, — поклонился человек в маске. — Но верность милорду превыше всего. Я не мог более повиноваться преступной воле Донована.

— Конечно, когда его уже разоблачили, — пробормотал Ивин.

— Я прощаю вас, — царственно произнес лорд Ашер. — Но вы должны еще завоевать мое доверие. Правда ли, что в нарушение закона ваши люди вооружены бластерами?

— Да, милорд, по приказу Донована мы изучали наследие предков. И в подземельях нашли много старинных вещей…

Ашер вопросительно посмотрел на Ивина. Сыщик молча пожал плечами. Это могло быть правдой, а могло и не быть.

— Вы сдадите все, что нашли, и расскажете обо всем, что узнали, — решил лорд. — В доме Ашеров не должно быть больше тайн. Кстати, что же все-таки произошло прошлой ночью? Взрывы, убийства…

— Землетрясение, милорд, — развел руками серый капитан. — Двое моих людей погибло — их завалило камнями в подвале. Мне очень жаль.

— Ах, так! — снова подал голос Донован. Лорд Ашер перевел свой взгляд на него и как будто что-то вспомнил.

— Кейн, — сказал он, — сними кольцо и дай его мне.

Низложенный советник злобно сорвал перстень с пальца и бросил на пол. Стражник тут же поднял его и с поклоном передал лорду. Ашер повертел кольцо в руках, любуясь рубиновым сиянием камня, а затем вручил ошеломленному Ивину.

— Он будет моим главным советником. Повинуйтесь ему, как повинуетесь мне.

Позже сыщик внимательно рассмотрел подарок. К сожалению, не было аппаратуры для изучения вещества и структуры камня. Что касается оправы, то Ивина заинтересовала надпись, выгравированная на внутренней стороне кольца: «Знание — сила».

Но поскольку сделана она была на древнем английском, прочесть ее можно было и по-другому: «Знание — власть».

Было уже далеко за полночь, когда Лев Ивин дотащился до своей спальни и рухнул на подушки. «Еще один такой денек сведет меня в могилу», — подумал он. Память услужливо подсказывала: бывало всякое, но никогда еще великому сыщику не доводилось заниматься политикой.

По настоянию Ивина бывший советник Донован был заточен не в темницу, а под домашний арест. Охраняли его несколько человек, верных лорду. Немного погодя к арестованному добровольно присоединился Либих. Несмотря на хорошее обращение, оба молчали как партизаны.

Капитан Грей, напротив, поведал о многом. Старинное оружие

— несколько потускневших от времени бластеров и пистолетов — было сдано, следящая аппаратура отключена, секретные помещения опечатаны. Впервые были получены планы подземных коммуникаций — правда, далеко не полные, и тем не менее, последовавший за этим конфиденциальный разговор был сплошной игрой на нервах.

Начальник спецстражи говорил много правды, больше правды, чем от него ожидали, но не всю правду. Ивин тоже ничего не рассказал о своих ночных похождениях и полученных результатах. Он все еще не мог простить поломку оборудования, твердо решив включить это в счет.

По словам серого капитана, к многочисленным таинственным происшествиям его служба не имела никакого отношения. Со своей стороны он выразил готовность помочь в расследовании. Лорду Ашеру же, напротив, все было ясно. Рассуждая здраво, как никогда, он заявил, что мистика — вздор, и во всем виноват Донован — надо только заставить его говорить. Ивин вовсе не был в этом уверен. С тревогой наблюдал он за другом, пребывающем в состоянии деловитой эйфории, — только он один знал, что тот в любой момент может сорваться: временная психоблокада рухнет, и черные потоки страхов и тревог вновь затопят рассудок. К счастью, все обошлось.

Была и еще одна причина для беспокойства: от Шторма и Хилла по-прежнему не было вестей. Впрочем, Ивин но опыту знал, что они могут за себя постоять.

Встали поздно. Завтракали втроем. Лорд Ашер был в прекрасном расположении духа. Он разворачивал перед восхищенной невестой грандиозные планы, осуществлению которых отныне никто не будет мешать. Видя, какими глазами Фиона смотрит на Джона, Ивин чувствовал легкие уколы зависти. Весь завтрак он промолчал, а потом попросил Фиону оставить их с Ашером наедине для важного разговора.

— Да, Лев, нам надо обсудить…

— …мою отставку, — твердо сказал Ивин.

— Ты шутишь?

— Ничуть. Пойми, тебе нужны специалисты: историки, экономисты, социологи. А я всего лишь сыщик. Мое дело — найти вора и убийцу.

— Но мы его уже нашли!

— Донован не хотел твоей смерти.

— Ну да, он только ждал, когда я окончательно свихнусь от его штучек!

— Это еще не ясно.

— Да все ясно, как Божий день. Лев, я удивляюсь на тебя.

Неужели ты оставишь меня в такой момент?

— Момент действительно трудный, и я постараюсь помочь. Но не слишком обольщайся на мой счет. Помни: Вселенная велика, а я не нянька тебе. Предпочитаю работать по специальности.

— И на том спасибо. Так о чем же вы хотели поговорить со мной, господин сыщик?

— Я хотел спросить о Матье. Кто он и откуда взялся? Ты ни разу не упоминал о нем.

— А! Я забыл. Давно его не видел. Понимаешь, Лев, мне было очень одиноко в моем сонном царстве, а с ним хоть можно поболтать. Одно время мы с ним близко сошлись, но потом я понял

— это не тот человек, который мне нужен.

— Как он попал на Лигейю?

— У него кончалось горючее, и он запросил посадку. Я разрешил.

— Почему бы ему не заправиться и не лететь дальше? Или ты не захотел открывать ему кредит?

— Нет, просто обычное горючее не подходит к его кораблю.

Нужно что-то особенное.

— Откуда у него такой особенный корабль?

— Не знаю.

— А тебе не кажется все это подозрительным?

— Нет, не кажется. У тебя есть еще вопросы? А то меня девушка ждет, — намек был очевиден, но Ивин не отставал.

— Вчера, как тебе известно, я был в библиотеке. То, что я обнаружил там компромат на Донована, — чистая случайность. Я изучал официальные документы — и там нет ни единого упоминания о руулах. Твой библиотекарь вообще не верит в них.

— Ты ведь тоже не веришь.

— Я не верю в колдовство, а о руулах знаю только с твоих слов.

— Сомневаешься в моих словах? Все, что я рассказал, — правда. Но к нашему делу это не имеет отношения.

— Не знаю.

— Неужели ты поверил в действенность проклятия?

— Есть вещи и похуже.

— Что может быть хуже, чем грехи отцов, падающие на детей?

— Грех — это если ты переспишь со своей служанкой, — заявил Ивин. — А речь идет о преступлении. Тотальный геноцид — вот как это называется. Твой добрый дедушка Эдмон прекрасно это понимал и замел все следы. Только он забыл завещать внукам держать язык за зубами.

— Допустим, — процедил Ашер. — Но какое это теперь имеет значение?

— Большое. Потому что военные преступления не имеют срока давности. И если информация поступит в Центр, у тебя могут быть большие неприятности.

— При чем тут я? Все было так давно…

— А разве с тех пор на Лигейе что-нибудь изменилось?

Лорд сжал губы.

— Надеюсь, ты не предашь меня?

Ивин посмотрел на Ашера с удивлением и жалостью. Тот не смог вынести этого взгляда и быстро вышел из комнаты: его ждала Фиона.

Через полчаса, когда сыщик уже сожалел о происшедшем разговоре, в голове у него что-то щелкнуло, и мозги наполнились шумом помех. Техническая реализация телепатии была далека от совершенства.

— Лев, Лев, ты меня слышишь? — донесся хриплый голос Хилла.

— Да, слышу.

— С тобой все в порядке?

— Да.

— А нас тут арестовали — сразу, как приехали. Только недавно выпустили. Сказали, по приказу лорда Ашера.

— Джон тут не при чем. Я догадываюсь, чьи это штучки. С вами хоть хорошо обращались?

— Да, они незлые ребята. Правда, сначала обыскали — такой им был приказ по радио. Мы ночь провели на маяке; там тепло. Мы с капитаном спали, а они нас караулили.

— «Они» из спецстражи?

— Ага. Парни в сером.

— Ясно. А что с кораблем?

— Ничего страшного, просто слегка снегом завалило. Ну, мы залезли через верхний люк. Внутри все о'кей.

Раздалось какое-то пыхтение, а потом ударил гром, отозвавшийся головной болью — это Хилл чихнул прямо в микрофон.

Сыщик обругал его и потребовал Шторма.

— Капитан, сколько кораблей стоит в ангаре?

— Три: наш «Тензор», старый «Конкистадор» с гербом и новый «Орион».

— «Конкистадор»-то местный, а вот «Орион»… Правда ли, что к нему не подходит обычное горючее? Один человек из-за этого не может покинуть Лигейю.

— Не подходит, — в голосе Шторма прозвучало недоумение.

— У вас есть сомнения, капитан?

— Видите ли, Лев, для кораблей этого типа в качестве горючего используется жидкость под названием «уоль». Что в переводе на человеческий означает — вода. А уж воды на этой планете предостаточно.

В последующие часы все попытки найти Жана Матье ни к чему не привели. В ближайших деревнях его не оказалось; впрочем, как свободный человек, он вполне мог отправиться путешествовать по стране, занимающей около тысячи квадратных километров. При нынешнем положении вещей в Теплых Землях скрыться от правосудия (что бы не подразумевалось под этим словом) не представляло большого труда. Обо всем этом с грустью поведал Ивину капитан гвардейцев Марк — рыжеволосый плечистый парень с открытым лицом.

Он был похож на крестьянина, а не на придворного. Так оно и оказалось. Марк принадлежал к поколению, омытому недолгой волной просвещения. После того, как она сошла на нет, крестьянский сын, не в силах вынести прежнее существование, отправился в замок, дабы послужить своему лорду, которого он боготворил. Несмотря на многие трудности и разочарования, Марку удалось сделать карьеру благодаря своим недюжинным природным данным.

— И что, доволен ты службой?

— Какое там! Среди этих лакеев да интриганов… Чуть было они нашего лорда не извели. Если бы мечом, а то все хитростью, и ничего не поделаешь: дисциплина. Теперь только все начинается…

— Какие у вас отношения со спецстражей?

— Никакие. А если честно, не нравится мне их контора.

Развели всяких тайн. Вот наследие предков — дело хорошее, а только нас так учили: узнаешь что-то сам — поделись с другими.

— А они, значит, все скрывали?

— Скрывали. И вообще, неизвестно, какими они темными делами занимались. Честному человеку скрывать нечего. А капитан их вечно в маске, зачем это? Неизвестно даже, кто он. Вы бы заставили его маску снять.

— Я говорил с ним об этом, — неохотно сообщил Ивин. — Грей сказал, что дело не в секретности: просто был несчастный случай, сильно его обезобразивший, — поэтому он и не показывает никому свое лицо.

— Может, и так. Может, после этого он и сдвинулся…

Сыщик решил сменить тему.

— А воровство у вас было здесь раньше?

— Как не быть. Эти людишки в замке все крадут — каждый на своем посту. Вы поваров видели?

— Это все естественно. Я говорю о фамильных драгоценностях из усыпальницы.

— Такого не было, — покачал головой капитан.

— Надо расставить там посты, — решил Ивин. — И снаружи, и внутри. Не испугаются твои люди?

— А чего бояться? Если человек умер, так уж умер.

Лев Ивин думал обратиться к Ашеру, чтоб тот открыл матовую дверь, но оказалось, что это не нужно: такое право давало и владение красным камнем, издревле считавшемся символом власти.

Когда Ивин с четырьмя гвардейцами вошел в усыпальницу и стал осматривать мумии на предмет кражи драгоценностей, его ожидал сюрприз: все было на месте, и более того — камень леди Элизабет таинственным образом вернулся к своей владелице. Нельзя сказать, чтобы это сильно обрадовало сыщика — он только понял, что имеет дело не с обычным вором. Неужели здесь тоже замешана политика?

Двое гвардейцев остались внутри, двое снаружи. Еще одного Ивин послал с докладом к лорду — самому идти не хотелось.

Блуждая по уже знакомому лабиринту коридоров, сыщик спустился к парадной столовой. Помнится, именно она была первым источником неприятностей. Дверь оказалась открыта, и внутри мельтешило несколько слуг.

— Что вы здесь делаете? — нарочито грозно спросил Ивин.

— Прибираемся, господин, — ответил старший из лакеев.

— Зачем?

— Так повелел милорд: сегодня он обедает здесь с леди Фионой.

— Хорошо, — произнес Ивин и подумал, что со стороны Джона это смелый ход. — Только снимите портрет Ровены.

— Леди уже распорядилась, господин.

— Угу, — удовлетворенно кивнул сыщик. — Ну что ж, продолжайте работать.

Выйдя из столовой, он усмехнулся: в глазах все еще стояло испуганное выражение лиц слуг. Какое значение здесь имеет власть! Или его все-таки считают антихристом?

Ивин вышел в сад и неторопливо прошелся до беседки, где впервые встретился с Жаном Матье. Казалось, вот-вот из-за деревьев раздастся залихватский свист. Сыщик сел и задумался.

Жан солгал — но само по себе это не преступление. Жан исчез — но это может быть совпадением. Жан вполне мог быть вором: у него хватило бы сил и ловкости забраться в усыпальницу, у него был для этого очевидный мотив; будучи пришельцем, он вполне мог быть причиной исчезновения и самого первого камня, принадлежавшего леди Маргарет. В таком случае, рано или поздно он должен выйти на самого Ивина, как владельца последней капли «крови руулов».

Только одно «но»: с чего бы ему возвращать камень на место? Для простого вора совершенно не логично. Другое дело, если таким образом кто-то пытается обострить обстановку в замке. И нельзя сказать, чтобы это не удалось. Донован вышел из себя… Сыщик вздрогнул: задним числом он увидел у бывшего главного советника те же симптомы, что и у лорда — быструю смену настроений, истеричность… Черт побери, неужели кто-то манипулирует всеми ими? Кошмар какой-то!

Лев Ивин встал и нервно зашагал вглубь сада, туда, где был пруд с огромными белыми цветами. На полпути дорогу ему преградил знакомый гвардеец:

— Прошу прощения, господин, но милорд просил его не беспокоить.

— Вот как? — сухо спросил Ивин и остановился, прислушиваясь.

Где-то невдалеке раздавался звонкий девичий смех.

«Дай Бог, чтобы это пошло ему на пользу», — думал сыщик, возвращаясь на исходные позиции. Время приближалось к обеду.

7. Яд и корона

Спасаясь от жары и палящих лучей солнца, двое ступили под своды старинного замка, в прохладу и полумрак. Оба были в прекрасном настроении. Парадная столовая ждала гостей.

— А здесь довольно мило, — заметила Фиона Алькорская, хозяйским взглядом окидывая помещение. — Но кое-что мы переделаем. Правда, дорогой? Вот тут поставим пальму…

— Думаю, ей здесь не хватит света.

— Окна надо сделать пошире. Эти щели под потолком никуда не годятся. Зачем жечь свечи посреди дня?

— Так уж заведено. Традиции надо чтить. Здесь обедали многие поколения моих предков на протяжении сотен лет. Они и теперь с нами — смотрят с портретов. Вот она, память веков…

— А я думала, мы одни, — капризно протянула девушка.

Лорд Ашер тем временем пробежал глазами по веренице предков, и взгляд его остановился на бледном прямоугольном пятне.

— А где же?.. — произнес он упавшим голосом.

— Я велела снять, — холодно ответила Фиона.

Ашер облегченно вздохнул.

— Ты, я смотрю, не теряешься.

Красавица лучезарно улыбнулась.

— Послушай, — продолжал лорд наставническим тоном. — Я надеюсь, нам предстоит долгая совместная жизнь. Ты должна привыкнуть к здешним порядкам и понять, что и для капризов есть границы. Существуют приличия, а то, что ты сделала, граничит с кощунством…

— Ты уверен? — перебила его невеста. — В том, что нам предстоит? Я — нет. Если тебе так дорог порядок, выпусти Донована и живи с ним. Будете прекрасной парой.

Лорд покраснел, но все же взял себя в руки. В этот момент вошел Дженкинс, направляя самодвижущуюся тележку с кушаньями.

Ссориться при лакее было неудобно, и жених с невестой уткнулись каждый в свою тарелку. Сделав свое дело, Дженкинс остановился, как бы в нерешительности.

— Что еще? — буркнул лорд.

— Прошу прощения, — поклонился лакей. — Там корабль миледи…

— И что с ним? — подняла глаза та.

— Он светится, миледи. Искрит. Собрался народ…

— Пойдем, посмотрим, — Джон встал, но Фиона остановила его:

— Не беспокойся, дорогой, я сама. У тебя свои заботы, а у меня свои.

Она поднялась из-за стола и царственной походкой вышла из зала. Дженкинс было остался, но лорд отослал его небрежным жестом руки.

И остался один. Прошло несколько минут. Свечи горели на столе, их желтое пламя притягивало взгляд. Ашеру вдруг начало казаться, что воздух как-то странно колеблется, а предметы теряют свои очертания. Он невольно перевел глаза на портреты, и встретил холодные взгляды предков. Казалось, они осуждают его.

Откуда-то повеяло могильной сыростью. Лорд попытался стряхнуть с себя охватывающее его оцепенение, но не смог пошевелиться.

Неожиданно чьи-то руки закрыли ему глаза.

— Фиона? — спросил он, не веря.

В ответ раздался хриплый женский смех, от которого по телу прошла леденящая дрожь. Смех леди Ровены.

— Джон, дурачок, неужели ты думал, что эта девчонка поможет тебе забыть меня? Неужели ты думал, я позволю кому-то встать между нами?

Неожиданно привидение оказалось перед ним: Ровена была в точности как на портрете — красивое злое лицо, горящие глаза, возбуждающе-красное платье в россыпи жемчугов. Она облизнулась.

— Эта девка недостойна тебя. Ты — лорд. Тебе уготована высшая участь. Знай: я шла дорогою смертной тени, там стала я королевой руулов. Пойдем со мной, и будем править вечно в мире Тьмы — живые среди мертвых.

Душа Джона Ашера была охвачена ужасом, но в то же время сладостные картины прошлого всплывали из глубин памяти.

Мальчишеское увлечение… тенистые поляны… мягкая трава…

Почему бы и нет? Да, тетушка. Да, племянничек… Пальцы рук сплелись, но в этот момент…

— Ах ты дрянь! — негодующий возглас звонким эхом отозвался в древних сводах. Все еще под влиянием наваждения, лорд Ашер не сразу понял, что происходит.

А происходил раунд женской борьбы, причем в довольно жестком стиле. Стороны пускали в ход ноги, руки, ногти и зубы.

Зрелище было на взгляд приходящего в себя лорда безобразное, а на взгляд вбежавшего в зал Ивина — забавное. Леди Ровене сильно мешало длинное платье, одежда леди Фионы куда менее стесняла движения. Победила молодость. И пяти минут не прошло, как исцарапанная в кровь Ровена была повержена и только тихо рычала, а Фиона, восседая на сопернице, победно улыбалась.

— Браво, браво! — похлопал великий сыщик своей ученице. Та послала ему воздушный поцелуй. Ивин подошел к Ашеру и хлопнул друга по плечу:

— Поздравляю, еще с одним кошмаром покончено.

— Но она…

— Живая, как ты или я. Никакая не покойница. Привидений не существует.

— Ее же убили!

— Значит, выжила. И неплохо сохранилась. Сколько ей теперь должно быть, лет сорок?

— Не знаю. Лев, я как во сне…

— Да, и зрачки расширены… Ничего, бывает. Фи, давай поменяемся: я займусь тетушкой, а ты — племянником.

— Идет, — Фиона осторожно отпустила свою жертву. Та села на полу, сверкая глазами и прикрываясь разорванным платьем.

Жемчужины разбежались вокруг. Неожиданно мнимая покойница расхохоталась, быстрым движением укусила воротник и в конвульсиях рухнула на спину. Сыщик выругался и опустился на колени, щупая пульс. Наконец, ему удалось словить пару ударов в минуту.

— Жива, но в коме, — повернулся он к подступившим Джону и Фионе. — Похоже, эта леди со смертью запанибрата.

— Лев, ты можешь привести ее в чувство?

— С той же вероятностью я могу убить ее. А мне еще хочется задать ей пару вопросов. Сейчас бы Либих не помешал, хоть он и шарлатан. Дженкинс, — обратился сыщик к подошедшему лакею, — сбегайте за лекарем. Скажите, я велел.

Увидев вернувшуюся с того света Ровену, испуганный Либих долго не в силах был подойти и неистово крестился, пока его не убедили в том, что она жива. Тогда он осмотрел ее и заявил, что все в руках Божьих и медицина здесь бессильна. За это он удостоился нескольких язвительных замечаний и был отправлен обратно под арест.

Леди Ровену поместили в одном из покоев замка и окружили охраной. Ивин собрал с платья остатки яда, чтобы произвести потом химический анализ. Стоя над телом, он вновь глубоко задумался. Ровена не выглядела на свои сорок; казалось, пятнадцать лет с момента мнимой смерти она провела в лучшем мире. Как и когда она выбралась из из склепа и была ли она там вообще? В том, что разгром в склепе — мистификация, сыщик нисколько не сомневался. Непохоже, чтобы Ровена билась о стены, истекая кровью, и царапала ногтями каменный пол, пытаясь вырваться на свободу. Что же все-таки произошло?

Сыщик не забыл и о странных явлениях вокруг катера Фионы — правда, быстро прекратившихся. Такой эффект могли бы произвести самые разные факторы: накопленное статическое электричество, неполадки в цепи генератора защитного паля, но так же это могло быть следствием микроволнового облучения. Кто мог этим заниматься? Ведь Донован сидит, а Ровена в то время была с Джоном. Сколько же сил действует в замке? «В последний раз, когда мы обедали здесь вдвоем, я был вынужден отойти… нашел Марго лежащей на полу без сознания… начала рассказывать странные вещи…» Да, сценарий тот же, только роли распределены по-другому.

Когда Ивин вошел в комнату, заговорщики горячо обсуждали что-то, но при виде него замолкли. Либих недовольно уставился в пол, изучая узор на ковре, а Донован, напротив, поднял глаза и встретился взглядом с Ивиным. Сыщик отметил, что бывший главный советник сильно изменился. Лицо его не было больше непроницаемой маской, а выражало обычные человеческие чувства, главным из которых было любопытство.

— Господа! Могу я обсудить с вами некоторые важные для Лигейи вопросы?

— Да, — коротко ответил Кейн, все еще глядя в глаза.

— Хорошо, — Ивин сел в кресло. — Вы знали, что леди Ровена жива?

— Нет. И до сих пор не могу поверить.

— К счастью, это так…

Донован вопросительно поднял брови.

— …потому что многое объясняет. Все таинственные случаи — с Джоном и с Марго. Вы по-прежнему считаете лорда сумасшедшим?

— Не знаю, — Донован отвел глаза, — мне надо это осмыслить.

— А вы? — обратился сыщик к лекарю.

— Я всего лишь провел научное исследование и выявил некоторые тенденции, — заявил Либих. — Я врач, а не политик.

— Вы прежде всего патриот, — напомнил Ивин.

— Я всегда хотел только добра, — заговорил вдруг Донован. — И ему, и стране. Я предупреждал его от опрометчивых шагов. Все шло хорошо. Он должен был жениться на Марго. Но потом пошла вся эта чертовщина… Все разладилось, а он изменился — я видел, ему было все хуже, и ничего нельзя было сделать. Я не мог больше положиться на него. Тогда я решил, что это судьба…

— Судьба давала вам в руки власть, — тихо сказал Ивин.

— Что вы знаете о власти? Вы, прибывший из хаоса! Власть — это и райское наслаждение, и адская мука. Вы еще узнаете ее вкус. А я… впервые за много лет спал спокойно. Вы убьете меня?

— большие, яркосиние глаза смотрели на Ивина в упор.

— Я сыщик, — медленно сказал тот, — а не убийца. Я прибыл на Лигейю, чтобы защитить вашего лорда от врагов, угрожавших его жизни и здоровью, — этим я до сих пор и занимался.

Я ничего не взрывал и стрелял, только обороняясь. Никакого колдовства в этом нет — только действие электричества, с которым вы знакомы, и немного электроники, вмонтированной в организм. А Фиона — вполне порядочная девушка, хотя ее понятия о приличиях и расходятся с вашими.

Все, что между нами произошло, — недоразумение, которое я готов забыть. Мы дети разных миров. То, что вы называете хаосом, — звездное небо над головой — не беспорядок и бессмыслица, а множественность и разнообразие. И если вы скажете: «У Лигейи свой путь», я соглашусь, потому что и у каждого из нас — свой путь. Но в жизни каждого человека бывают моменты, когда он спрашивает себя, той ли дорогой идет. И люди меняются. Не меняются только мертвые камни.

— Вы не сыщик, — серьезно сказал Донован. — Вы пророк.

Ивину стало неловко: он не думал, что его импровизация будет оценена так высоко.

— Мне говорили, — заметил он, — что советник Донован всегда твердо знает, чего хочет.

— Я скажу вам, — вдруг широко улыбнулся Донован: это было совершенно поразительное явление. — Я хочу растить хлеб и кормить людей. Это просто и ясно. И еще хочу завести семью — я устал от одиночества. Не подыщете ли вы мне невесту?

— Уверен, в вашей стране немало хороших девушек, — улыбнулся в ответ Ивин и перевел взгляд на Либиха: — А наш доктор, похоже, решил, что у него появился еще один пациент. Как там у вас с родословной, Кейн?

Вернулись Шторм и Хилл и сразу ощутили происшедшие во дворце перемены. Замок гудел, как улей, обсуждая последние события. Шторм отнесся ко всему спокойно: хорошо зная Ивина, он и не сомневался, что тому удастся навести здесь порядок. Больше всего он заинтересовался кораблем Фионы, как последней моделью данного типа.

Хилл был, напротив, раздосадован, что все произошло без него. Сам он мог похвастаться только тем, что, играя всю ночь в карты с охранником на запорошенном снегом маяке, выиграл пригоршню медных монет. Смысла в этом, конечно, не было никакого.

Ивин остаток дня провел в химической лаборатории. Она с самого начала произвела на него курьезное впечатление — оборудование было на уровне дозвездной эпохи, а если и были здесь когда-то автоматические мини-анализаторы, то давно уже вышли из строя или были разобраны на запчасти. Тем не менее, сыщик не терял надежды, уповая на мудрость предков. Помогал ему Либих.

Из-за ничтожно малого количества вещества полностью его состав расшифровать не удалось, тем более, что препарат был довольно «грязным». Врач достал труды ученых-естествоиспытателей Лигейи, и вместе с Ивиным они пришли к выводу, что яд сварен здесь, в Теплых Землях, из местных трав и кореньев. Зелье погружало человека в летаргический сон, затормаживая ход жизненных процессов в сотни раз. Вполне вероятно, что существовало противоядие, выводящее из комы, но найти его в обозримом будущем эмпирическим путем не представлялось возможным. Тем не менее, сам факт имел огромное значение для следствия, отсекая — в данном случае — версию вмешательства извне. Но могла ли Ровена действовать в одиночку? Вряд ли. И значит, поединок еще не кончился.

Чудовище надвигалось, омерзительно хрюкая. Вот оно раскрыло пасть и выпустило щупальца. Словно огромные змеи, они стали оплетать тело Ивина. «Все было не так!» — мысленно крикнул он, но не в силах был пошевелиться. Упругое и холодное сдавило шею, перед глазами поплыли радужные круги и…

Ивин перешел на иной уровень. Он открыл глаза: светило красное солнце. Сыщик лежал на потрескавшемся асфальте, среди мусора и обломков. Он встал и увидел город руин: стены потемнели от копоти, в ненужных окнах розовело небо. Из-за кучи щебня выбежала крыса о шести лапках и понюхала воздух. Пахло гарью.

Где-то далеко звякнул металл. Крыса исчезла, а звук повторился.

Кто-то стучал по железу, долго и надсадно. Потом так же неожиданно перестал, и в наступившей тишине стал слышен отдаленный гул. Лев Ивин наконец понял, что происходит, и стал озираться в поисках укрытия. Память подсказывала ему, что где-то рядом должен быть замаскированный вход в бомбоубежище. Гул стремительно нарастал, тени заслонили солнце. Страх парализовал волю, и осталось только одно желание: исчезнуть, слиться с землей, стать прахом у ног. Раздирающий душу свист разорвал пространство и время…

Ивин путешествовал по мирам своей памяти. Но все они представали в какой-то искаженной перспективе, и вырваться из цепких объятий смертельных иллюзий не было никакой возможности.

Наконец, сыщик оказался на Лигейе. Он стоял посреди цветущего сада, пышная зелень была покорна легким порывам ветра. Но ветер не принес свежести: веяло сладковатым запахом гнили, а гибкие ветви деревьев теряли цвет, превращаясь в белесые тонкие нити, паутиной оплетающие мир. И по этой паутине, безобразно переступая конечностями, приближался огромный серый паук с человеческой головой. Лицо его было скрыто маской. Тогда Ивин вдруг стал расти — он легко порвал паутину и вырвался на простор, но оказался на дне огромной зеленой чаши, а вокруг стремительно сжимались белые зубы гор. Они должны были сомкнуться на шее, и Ивин уже чувствовал их леденящий холод, но в это время над головой вспыхнул ослепительный свет. Он поднял глаза и увидел, как в небе кружат два солнца. Потом их стало пять, десять… Все исчезло, Ивин плыл в потоках тепла и света.

Течение закрутило его и выбросило в реальность. Лев Ивин проснулся. Некоторое время он тупо смотрел на желтое пламя свечи, горевшей прямо перед носом. Она уже совершенно утратила форму, превратившись в маленького осьминога. Болела голова.

Сыщик, кряхтя, сел на кровати. Должно быть, он прилег, чтобы немного поразмышлять, но задремал. В воздухе стоял какой-то странный аромат, тяжелый и неприятный. Он казался знакомым, Ивин уже слышал его в замке. Надо было открыть окно, но при подъеме перед глазами поплыли радужные пятна. Давно уже Ивин не чувствовал себя так погано. Он все же открыл окно и, впустив порыв свежего воздуха, погасил свечу, кое-как разобрал постель и забылся сном без сновидений.

Он проснулся в пять утра. Голова была совершенно ясной. И в ней сидела одна-единственная мысль: «Отравленные свечи!»

Солнце позолотило верхушки гор. Это было прекрасное, мирное зрелище — так же как и весь утренний мир, еще не запятнанный человеческими грехами, — но Ивин содрогнулся от кошмарных воспоминаний. В коридоре было пусто, только у двери в покои лорда Ашера стояли два сонных гвардейца. Сыщик приложил палец к губам и сделал знак, чтобы его пропустили.

Джон Ашер разметался на кровати: казалось, во сне он сражался с одеялом как с каким-то чудовищем. Чуткое обоняние сыщика уловило знакомый запах. Правда, он был гораздо слабее: ведь здесь свечи не горели ночью. Окна были закрыты — Ивин открыл их и растолкал друга. Тот с трудом открыл глаза.

— Что случилось?

— Ничего особенного. Просто нас травят, как крыс.

— Еще кто-нибудь умер? — резко вскочил на кровати Ашер.

— Пока нет, — сказал Ивин, усаживаясь рядом. — Скажи мне, пожалуйста, почему ты спишь с закрытыми окнами? Ведь лето же, тепло.

— Так принято. Лев, давай не будем о ерунде.

— Будем. Скажи, кто приносит в комнаты свечи?

— Слуги, лично мне — Дженкинс. А что?

— Где они их берут? И кто их производит?

— Производит такой маленький заводик в дальнем крыле, потом их складывают в кладовку, оттуда берут слуги.

— Из общей кучи?

— Нет, по отделам — так лучше для отчетности. Но я все-таки не понимаю, какое это имеет отношение…

— Ох, Джон, самое прямое. Вот здесь, — Ивин щелкнул пальцем по подсвечнику, — все твои духи, стоны и реки крови. А теперь и мои вдобавок. Я возьму по кусочку на экспертизу, но в результатах уже не сомневаюсь.

— По-моему, главному советнику полагаются те же свечи, что и лорду, — задумчиво пробормотал Ашер. — У нас полно глупых традиций. Надо спросить у мажордома, — и он протянул руку к звонку.

— Не надо, — холодно сказал сыщик.

— Ты его подозреваешь? — в недоумении спросил лорд.

— Не знаю.

— Лев, если никому не доверять, можно сойти с ума.

— То же мне говорил Либих, — усмехнулся Ивин.

Друзья помолчали.

— По-моему, все-таки надо выяснить, кто подменил свечи, — подал голос Ашер. — В конце концов, я здесь хозяин.

— Ну да, опять скандал, — кивнул Ивин. — В последнее время в Теплых Землях стала очень интересная жизнь… Скандал за скандалом, одно разоблачение за другим… А опасность не уменьшается. Мы по-прежнему ничего не понимаем.

— И это говорит знаменитый Лев Ивин!

— У меня впечатление, что кто-то сдает свои фигуры — довольно щедро — при этом создавая себе все более выигрышную позицию.

— И кто же главный подозреваемый?

— Капитан Грей, — выдохнул сыщик.

— Почему? Он же открыл нам все свои карты! По-моему, он на нашей стороне.

Лев Ивин вовсе не был уверен в своих подозрениях. Он все еще находился в расстроенных чувствах после ночного кошмара. Его рациональный ум не знал, можно ли считать наркотический сон вещим. Информация пришла из подсознания, но правильно ли он расшифровал ее?

— Начальник спецстражи, — сказал наконец сыщик, — дал нам то, что захотел дать. То, что он решил бы оставить при себе, осталось бы при нем, и мы ничего бы не узнали. Он знает больше нас, а знание — это власть.

— Сплошные догадки и ни одного доказательства, — хмуро прокомментировал Ашер. — А свечи — это реальность. Улика, которая даст нам нить…

— Потянешь за нить — позовешь паука, — непонятно сказал Ивин. — Чтобы поймать его, надо вырваться из паутины.

— Что ты предлагаешь?

Утром по замку поползли неясные слухи. Еще бы: лорд Ашер исчез самым таинственным образом вместе с леди Фионой; исчез и космический корабль миледи, кто-то видел его летящим в небе.

Слуги, узнававшие обо всем первыми, на этот раз ничего не знали, и только гвардейцы ходили с важным и загадочным видом.

Неуверенность, переходящая в легкую панику, достигла своего апогея в полдень, когда Ивин собрал Совет и передал высокому собранию пакет, в котором лорд Ашер, Властелин Теплых Земель, собственноручно выразил свою волю. Он вместе с невестой отправляется на Новые Гавайи; на время его отсутствия власть переходит к главному советнику Доновану, которого следует немедленно освободить из-под стражи; приказы Льва Ивина, как почетного гостя, по-прежнему подлежат неукоснительному исполнению. Креме того, был поставлен ряд хозяйственных задач, в частности, переход на электрическое освещение и переоборудование секретных помещений в кладовые.

В заключение собрания состоялась церемония передачи власти: Ивин снял с пальца драгоценный перстень и передал освобожденному Доновану. Оба понимающе посмотрели друг на друга; в какой-то момент они были похожи на заговорщиков, но на лицо главного советника быстро легла прежняя маска. Потом он перевел суровый взгляд на коллег, и те привычно съежились, в глубине души вздохнув от облегчения.

А сыщик ради разнообразия решил заняться проблемой руулов, по-прежнему остававшихся неизвестной величиной в его расчетах.

Для этого он отправился в деревню, где не без труда удалось разговорить недоверчивых поселян. Наконец, ему поведали жуткую историю о леснике, едва не свихнувшемся от звуков, доносившихся по ночам с «заколдованного места». С тех пор избушка лесника пустовала, а тропинка к ней заросла бурьяном — но все вместе служило достаточно надежным ориентиром на пути в преисподнюю.

Идти туда днем не имело смысла, и сыщик дождался вечера. Его проводили сочувственными взглядами.

8. Ночь откровений

«Даже если ничего и не случится, я здесь в полной безопасности», — подумал Лев Ивин. Местные жители вот уже несколько столетий не решались ступить на эту «заколдованную» землю, а местные хищники не выносили даже запаха человека.

Спускаясь с холма в ложбину, Ивин увидел какие-то развалины, а подойдя поближе, понял, что это мегалитическое кольцо, какие находили на Земле и на других планетах с древними гуманоидными цивилизациями. Одно время их считали доисторическими обсерваториями, но тайна их так и не была раскрыта до конца. Древние камни угрюмо стояли, подобно колоннам, поддерживающим невидимый свод. Пройдя через каменные ворота, Ивин испытал очень странное чувство, как будто всколыхнулись пласты даже не личной, а генетической памяти. Он медленно прошел к центру кольца и сел там на обломок камня, ожидая развития событий.

День угасал. Солнце постепенно исчезало за верхушками гор — вот оно скрылось совсем, и небо стало меркнуть, пока вдруг к густеющему мраку не добавился зеленоватый отсвет — взошла Ночная Звезда. Дневной мир прекратил свое существование, на смену ему пришел ночной мир призраков и теней. Зловеще чернели мегалиты; бледные облачка тумана возникали из небытия, подобно привидениям.

Ивин дождался. От ночной тьмы отделилась тень и приблизилась к нему. Сыщик почувствовал, что перед ним действительно нечеловеческое существо.

— Мир тебе, пришелец со звезд, — раздался тихий голос.

— И тебе мир, — ответил Ивин. — А кто ты?

— Я руул, сын этой земли.

— Значит, вы все-таки существуете. Тогда какое вы имеете отношение к тому, что происходит во дворце и вообще в Теплых Землях?

— Никакого. Мы давно уже не вмешиваемся в жизнь людей.

— А раньше вмешивались?

Руул издал звук, похожий на вздох.

— Ты многого не знаешь, пришелец. Я расскажу тебе.

И тень заговорила нараспев, а заунывный вой, внушавший ужас, был всего лишь припевом этой странной песни.

Было это в те далекие времена, когда всем войнам и распрям был положен конец, и племена Теплых Земель объединились под властью ЛерТора, Вождя Всех Руулов. Тогда в лесах было много дичи, в реках много рыбы, а деревья алхэ плодоносили дважды в год. И казалось, так будет всегда.

Но как-то раз, встав ото сна, ЛерТор призвал Мудрых, и когда явились они, то увидели: лик его мрачен и задумчив. И сказал ЛерТор, Великий Вождь:

— Видел я сон: упала с неба звезда и сожгла лес, упала другая — и замутила воды, упала третья — и вышли из дыма Неведомые; были они одеты в шкуры зверя Ирт, а в руках держали громы и молнии. Кто из вас объяснит мой сон? Ибо чувствую я, что грядут большие перемены и великие бедствия.

И Мудрые согласились с ним, и думали они день и ночь, когда же пришло время дать ответ, вышел один из них и сказал:

— О ЛерТор, Вождь Всех Руулов! Мы не знаем, что означает твой сон. Но на севере твоей страны, на горе Айн, среди вечных снегов, живет великий мудрец и волшебник по имени МарНел — он в союзе с Духами Света; на юге, в пещерах Тхе, живет другой волшебник, имя его ИнЯл, и он в союзе с Духами Тьмы. Вопроси же Свет и Тьму, о Великий Вождь, и ты получишь ответ.

— Да будет так! — сказал ЛерТор. И призвал он волшебников, и явились они. МарНел был стар и сед, и мех его был бел, как снег; ИнЯл выглядел молодым, мех его был темен, а взгляд подобен свету Ночной Звезды. И ЛерТор поведал им свой сон.

— Воистину, сон твой вещий, — изрек МарНел. — Ибо Духи Света открыли мне: явятся демоны Ночи, жители звезд, дабы отнять твои земли, опустошить угодья и истребить народ твой. А посему готовься к войне, Великий Вождь, времени Тишины приходит конец: вновь запоют трубы, засвистят стрелы и раздастся звон мечей.

И блеснули глаза у ЛерТора, Вождя Всех Руулов, ибо соскучился он по сражениям и походам. МарНел продолжал:

— Знаю я средство, как помочь тебе и твоим воинам. Я могу внушить врагам страх и ужас, чтобы боялись они нас, как женщины и дети боятся лесных духов — и тогда побегут они и будут побеждены, мы же захватим богатства их и оружие, привезенные со звезд.

И улыбнулся ЛерТор, Великий Вождь, ибо такая мысль согрела его сердце. Но поднялся ИнЯл, волшебник Юга, и молвил:

— О Вождь! Не вечен день, ночь приходит ему на смену. Велик ты и сильны твои воины, но не сможете вы удержать Солнце на небе. Также нельзя победить Пришельцев, ибо они в союзе с Небесным Огнем; сила же его такова, что горит он от начала мира и до конца времен. И сгорят твои стрелы, и растают мечи, а Теплые Земли огласятся стонами смерти.

Посему не вступай в войну. Посеявший страх пожнет ненависть. Средство, о котором сказал брат мой МарНел, можно употребить по-другому: пусть любовь к нам войдет в сердца жителей звезд, и станут они нашими лучшими друзьями.

Нахмурился ЛерТор, но не сказал ничего; МарНел же рассмеялся, и смех его был подобен крику птицы Кау.

— Что слышу я? — воскликнул он. — Воистину наступили странные времена. Как можем мы дружить с демонами Ночи, чудовищами и убийцами? Неужели дадим мы им осквернить нашу землю черными следами, а воздух наш — нечистым дыханием? Неужто слава великих воинов обратится во прах?

И ЛерТор, Вождь Всех Руулов, стал мрачен, подобно грозовой туче, но молния еще не блеснула из нее.

— За летом приходит осень, за осенью — зима, — молвил ИнЯл.

— И все великие воины не остановят ее холодных ветров. Знал я, что не захочешь ты дружбы с Пришельцами, но есть и другой путь.

Зверь Ирт выходит на охоту в полночь: свет Ночной Звезды играет на его чешуе, но горе тому, кого зачарует эта игра, ибо смертелен удар зверя Ирт. Птица Кау вылетает на охоту в полдень, но горе тому, кто залюбуется радугой ее крыльев, ибо смертелен удар птицы Кау. Если бы встретились они, то столкнулись бы две смерти, и бились бы день и ночь, и победил бы сильнейший; но не встретятся они никогда, ибо принадлежат разным мирам.

— Речи твои темны, как подземелья Тхе, — сказал ЛерТор. — Я не понимаю их.

— Только во Тьме познаешь Свет, — ответствовал ИнЯл. — Знай: Духом Ночной Звезды дана мне власть открыть Врата Ночи и провести народ мой сквозь Тьму в иной мир, где увидят они новое небо и новую землю.

Удивился ЛерТор, ибо впервые слышал об этом, и спросил совета у МарНела. Волшебник Севера вновь рассмеялся и сказал:

— О Вождь Всех Руулов! Не верь этим сказкам, ибо нет пути через Тьму. Брат мой ИнЯл хочет отдать народ твой на растерзание демонам Ночи. Устами его говорит сам Дух Зла. Он предатель.

И поднялся ЛерТор, и изрек:

— Вот суд мой: назначаю МарНела Верховным Магом Руулов, и да будет он главным из Мудрых. А ИнЯл, вестник Тьмы, да будет схвачен и принесен в жертву Солнцу.

Но когда стражники приступили к волшебнику Юга, то скрылось вдруг Солнце и наступила ночь, а когда колдовство кончилось, ИнЯла уже не было среди них.

— А что было дальше? — спросил Лев Ивин.

— Ты сам знаешь.

— Только в самых общих чертах.

— Явились Пришельцы, началась война. ЛерТор был убит, и единству руулов пришел конец. Не помогло и волшебство МарНела. И многие руулы погибли от Небесного Огня. Тогда вновь явился ИнЯл и увел оставшихся под иное небо. А Пришельцам внушил: все руулы умерли, и нет их больше.

— А на самом деле вы живы? Прости, но я не понимаю, где грань между сказкой и правдой. Значит, ваш народ еще существует.

Вы прячетесь под землей, в пещерах?

Раздался негромкий смех.

— Не ломай над этим голову, человек. Никому не дается власть над всем миром, но только над частью его и на время. Как мне никогда не достичь звезд, так и тебе никогда не пройти сквозь Тьму. Знай: мы ушли отсюда и живем не здесь и не сейчас.

Возвращаться же не собираемся.

— Ладно, — сказал Ивин. — Скажем, что вы эвакуировались.

Это сразу снимает все проблемы. Не было тотального геноцида, а только ограниченный конфликт; теперь руулы живут и процветают.

Но планета свободна, и, значит, люди могут остаться здесь навсегда. А ты сможешь засвидетельствовать это?

— Пусть Мудрые со звезд приходят, я буду говорить с ними.

— Прекрасно. А как насчет проклятия?

— То была не сила МарНела, а его слабость. Проклятие Мага Руулов не имеет силы против людей. Силу имеют страх и невежество.

— Ты прав, — Ивин вздохнул.

— Человек! — голос руула зазвучал как-то иначе. — Мы говорили о прошлом, но будущее стучится в дверь. Оно подобно утренней заре.

— Вот как?

— Знай: Дух Ночной Звезды вновь говорит со мной. Я вижу новое Солнце — лучи его горячи, как подземные воды Тхе. Я вижу, как тают льды и снега, что лежали от начала мира. Я вижу, как освобождается земля и наполняется новой жизнью. И свершится это волею твоей и друга твоего, Вождя Людей.

Лев Ивин медленно переваривал сказанное.

— Разве всем руулам дано предсказывать будущее? — спросил он наконец. В ответ вновь раздался смех:

— Нет, человек, не всем. Это говорит тебе ИнЯл, волшебник Юга. А теперь прощай: я возвращаюсь во Тьму.

Ивин медленно выплыл из забытья и с трудом открыл глаза.

Видимо, он уснул, сидя на камне. Теперь болела спина, кругом было холодно и сыро. Ивин поднялся с камня, потянулся и начал взбираться вверх по склону холма, по колено утопая в мокрой от росы траве. Стояла жуткая тишина, словно в этот предутренний час мир еще не был вполне уверен в собственном существовании.

— Стоять, не двигаться! — резкий окрик заставил сыщика вздрогнуть, он поднял глаза и увидел нацеленный на себя бластер.

Оружие держал в руках Жан Матье. Ивин остановился и без страха посмотрел противнику в глаза:

— Слушай, парень, я думаю, мы договоримся.

— Еще бы! — рассмеялся тот. — Сейчас ты мне все выложишь, как миленький. Что ОН тебе сказал?

— Сначала убери пушку. Я этого не люблю.

— Потерпишь. Здесь я ставлю условия.

— Ты так думаешь?

Голубая искра ударила в металл бластера, и Матье с проклятиями выпустил оружие из рук.

— Как ты, черт побери, это делаешь? — прошипел он, разминая скрюченные судорогой пальцы. — Похоже, ты вообще не человек!

— Я человек, — возразил Ивин, — и ничто человеческое мне не чуждо. Имей это в виду.

— О'кей, — кивнул Матье. — Пардон, месье.

— Поговорим как цивилизованные люди?

— Да. Только сначала обсохнем маленько. Думаешь, приятно было караулить тебя всю ночь?

Сырые дрова долго не хотели разгораться, но наконец вспыхнули. Ивин смотрел на огонь и думал, что здесь он такой же, как на Земле и во множестве иных миров. Правда, кое-где его живое пламя стали забывать в потоке синтетических чудес.

Жан достал из-за пояса фляжку:

— Не хочешь глотнуть?

— Спасибо, — покачал головой Ивин, — еще отравишь…

— Да брось ты! Я же тебе не враг.

— А кто? Сначала набивается в друзья, дает советы; потом исчезает, легенда трещит по швам; наконец, появляется в самый неожиданный момент и берет на мушку. Что я должен думать?

— Ты, между прочим, тоже весьма таинственная личность, — улыбнулся Жан. — Помнится, я первым задал вопрос.

— И не один.

— Что он тебе сказал?

— Он сказал, что руулы не имеют претензий к людям.

— Скверно, — пробормотал Матье.

— Так кто-то хотел разыграть эту карту?

— В том числе и эту.

— На кого ты работаешь?

— Сейчас — на себя.

— С момента нашей последней встречи ты очень изменился, — заметил сыщик. — Стал гораздо менее разговорчивым. Но мы, по-моему, договорились не применять силу, чтобы развязать друг другу языки.

— Сила-то как раз на твоей стороне, — усмехнулся Жан. — Я не знаю, чего еще от тебя можно ожидать. Но кто не рискует, тот не пьет шампанского. Я работал на «Андромеда компани».

— И что случилось?

— Ты. Когда они узнали, что ты здесь, велели уйти в подполье и не светиться. Я разозлился: какого черта? И не послушался. Решил выяснить, что ты за фрукт.

— Лимон, — сообщил сыщик. — Бываю очень полезен, но многие от меня кривятся. Так значит, ты нарушил инструкции? Ну и порядочки у вас в «Андромеде»!

— Думаешь, я их лакей? — возмутился Жан. — Как бы не так! Я свободный искатель приключений.

— Похоже, ты продал свою свободу, парень.

Жан тихо выругался по-французски.

— Дело было так, — начал он, — все началось с того банкета, когда я увел камушек у леди Маргарет. Признаюсь, что поступил бесчестно: девушка прилетела с Богом забытой планеты, впервые вышла в свет, а свет ее так встретил… В общем, я подарил этот камушек Мари — моей невесте, и жили мы тогда душа в душу. Потом нам понадобились деньги, и я попросил одного знакомого, чтоб оценил камень. Обычно он меня не подводил. А тут раз — и пропал на неделю. Потом заявляются ко мне двое в шляпах: один — громила, а другой — вежливый… И взяли меня в оборот, — Матье снова выругался.

— Камень из гробницы тоже ты взял?

— А кто же еще? Но я положил на место.

— Почему?

— Я только проверил, что он такой же. Зачем он мне? Один, два или три — это все равно.

— Но их же всего три!

— Так не бывает! Раз есть камушки — должно быть месторождение. За этим меня сюда и послали.

— Ясно, — протянул Ивин, поняв наконец, в чем дело. — Вот «Андромеда» губы и раскатала… И что, нашел ты свою золотую жилу?

— Нет пока, — вздохнул Матье. — Я думал, призрак откроет тебе эту тайну. Со мной он не захотел разговаривать.

— А мы с ним говорили о другом. И вообще, твои хозяева могут ошибаться: камней может быть и всего три, если они искусственные.

— Не морочь мне голову! Это камни с короны руульского вождя. Рональд Ашер собственноручно выломал их. Тоже был джентльмен удачи. Теперь таких нет… Но черт его дернул заселить эту планету!

— У тебя и к планете претензии?

— Скука смертная. Раньше нравилось, а теперь… Даже девушки все на одно лицо. И горы эти на горизонте — как забор.

Вроде и свободен, а как будто заперли…

Бестолковые жалобы Матье вызвали в душе Ивина какие-то смутные отголоски, вызревали некоторые идеи, но обдумать их можно было и позже.

— Это все? — спросил сыщик.

— Что?

— Все, чем ты здесь занимался?

— Ну, почти.

— Ах, почти! Слушай, мне ведь наплевать на все твои махинации и на махинации «Андромеда компани». Меня интересует происходящее в замке. Кто убил Марго? Кто травит Джона? Кто по-настоящему правит на Лигейе?

— Да не знаю я, — Жан выглядел растерянным. — Вроде, Донован готовил переворот.

— Ты общался с ним лично?

— Нет, через его человека, капитана Грея — того, что в маске.

— «Андромеда» была заинтересована в перевороте?

— Да. Грей обещал сотрудничество и исключительные права на разработку месторождения. Взамен просил научную и техническую информацию, а после дела — поддержку в Совете Содружества.

— С какой стати? Лигейя находится в исключительной собственности рода Ашеров. Договор подписан тоже с ними. В случае необходимости вся мощь Содружества должна встать на защиту интересов последнего лорда Ашера.

— Грей предложил пустить в ход эту грязную историю с геноцидом и подчисткой документов. К тому же все должно было выглядеть, как восстание против «антинародного феодального режима» и «кровавой династии параноиков». Те, кто протирает штаны в Совете и ничего не видит своими глазами, вполне могли бы поверить.

— Ну, а ты-то как себя чувствуешь в этом дерьме? — зло спросил сыщик.

— Дерьмово, — согласился Жан Матье. — Но я человек маленький. Джон действительно стал совсем плох с этими своими видениями, а Донован — голова. И Грей — человек надежный. Все могло пройти тихо-мирно, без убийств и прочих ужасов. А теперь я не знаю, что будет.

— Я принял необходимые меры, — процедил Ивин. — Скажи мне честно: ты знал, что Джона травят наркотиками, а все случаи, свидетельствующие о его безумии, подстроены? Ты знал, что Ровена, которая являлась ему, жива?

— Ничего не понимаю. Ты не шутишь?

— Не шучу. И тебе не советую. Имей в виду: если дело дойдет до драки, ты у меня сухим из воды не выйдешь.

Жан с притворной грустью вздохнул и тут же лукаво улыбнулся:

— По-моему, теперь моя очередь задавать вопросы.

Солнце поднялось уже довольно высоко, и становилось жарко, когда Ивин закончил свой рассказ:

— Кейн Донован — человек умный, но по-своему ограниченный.

Он потомственный чиновник. Я знаком с его программой. Ее смысл — контроль ради стабильности. Это дальнейшая бюрократизация общества, укрепление дисциплины и изоляционизм во внешней политике. В его планы никак не входила революция во главе с тайной полицией и какие-либо сделки со «звездными демонами». Тем более он никогда не решился бы выносить сор из избы. Значит, прикрываясь именем главного советника, Грей вел собственную игру. Поэтому он с такой легкостью подставил своего начальника.

Играя роль второго лица, исполнителя чужой воли, он одурачил всех. Ни перед кем он не раскрылся до конца, и никто не знает, какие еще сюрпризы у него припасены.

— Что же теперь делать?

— Я предлагаю точно выполнить инструкции. Исчезни и не вступай в контакт ни с кем — ни с Греем, ни с Донованом, ни с «Андромедой». Когда все кончится, я найду тебя и мы поговорим еще раз.

Авантюрист поморщился, как от зубной боли: ему явно надоело прятаться от жизни; разумеется, он предпочел бы побегать и пострелять. Но в конце концов он согласился на предложение сыщика.

А тот, пробираясь обратно к замку, думал над вопросом: почему компания не послала на Лигейю своего агента, подготовленного и квалифицированного, разбирающегося в политике, социологии и, наконец, в геологии, а вместо этого воспользовалась услугами мальчишки — искателя приключений. Ответ был довольно ясен: чтобы в любой момент можно было сдать его и откреститься от всей своей деятельности в Теплых Землях — руководство компании прекрасно понимало ее противозаконность.

Люди там сидели осторожные, и вряд ли от них стоило ожидать решительных действий. Скорее всего, они будут выжидать…

Рассуждая так, Ивин вышел из леса и к огромному своему удивлению увидел нечто вроде цыганского табора. Как оказалось, это был лагерь беженцев — из замка. Мелькали знакомые лица придворных и слуг, они выражали преимущественно растерянность; многие были неодеты, пышные туалеты других превратились в бесформенные тряпки. В общем хаосе на Ивина сначала не обратили внимания, потом кто-то узнал его и вскрикнул, словно увидев выходца с того света. Убедившись же в материальности сыщика, люди обступили его как рыцаря-спасителя. Ивину стоило большого труда выбраться из толпы и уединиться в одной из самодельных палаток с мажордомом, чтобы выслушать его не слишком внятный рассказ.

Оказывается, ночью произошло нашествие руулов. Они вышли из-под земли и захватили замок. Похоже, главным их оружием был панический страх — замок превратился в ад, придворные бежали кто в чем, несколько человек сошли с ума. Слуги проявили немного больше выдержки, сумев вынести все необходимое. Сколько было захватчиков и каковы были их цели, осталось невыясненным, но появлялись они неожиданно и в самых неожиданных местах, достигая максимального психологического эффекта.

К этому сообщению Ивин отнесся довольно скептически: он верил словам ИнЯла, к тому же встреча в белом коридоре не выходила у него из головы.

— Я хочу поговорить с Донованом и с Марком. Они здесь?

— Увы, нет, — горестно покачал головой мажордом. — Они остались там. Гвардейцы доблестно сражались, и господин советник тоже взял шпагу, но руулы обрушили на них свою магию, против которой человек бессилен. Только Небесный Огонь мог бы помочь.

— А что же капитан Грей?

— Не знаю. В эту ночь никто не видел его, и людей его тоже.

Может быть, руулы расправились с ними в первую очередь, еще в подземелье.

Сыщик помолчал, стараясь взять себя в руки.

— А не поселиться ли вам пока в деревне? По-моему, здесь не очень-то уютно.

— Некоторые пошли туда, — скорбно сообщил мажордом. — Те, у кого нет чувства собственного достоинства. Как можно жить с грязными крестьянами?

Ивин пожал плечами и направился к замку.

9. День разрушений

В то утро огромное серое здание выглядело особенно зловеще.

Нигде не было заметно ни малейшего движения, замок казался мертвым, и даже птицы не пели. Неприступная крепость была взята, но не силой, а страхом, и не снаружи, а изнутри. Словно вдруг материализовались кошмары рода Ашеров на протяжении пяти столетий.

Но Лев Ивин знал, что это не так, и за угнетающей разум мистикой скрыта злая человеческая воля. И еще он знал, что за серыми стенами находятся дорогие ему люди — живые или мертвые.

Отступать было нельзя. Сыщик без труда нашел подземный ход, которым только вчера тайно уходили Джон и Фиона, и уверенно шагнул во тьму. Через четверть часа он был в замке.

Внутри все было так же безжизненно, как и снаружи. Коридоры были пусты, кое-где валялись брошенные впопыхах вещи и неизвестного происхождения металлические обломки. На ступенях лестницы Ивин наткнулся на мертвое тело гвардейца. Осторожно он перевернул его, но не заметил ни малейших признаков насилия.

Очевидно, у того просто остановилось сердце — таково действие микроволнового пистолета. Еще через несколько шагов лежал мертвый боевик из спецстражи — в широко открытых глазах застыло изумление. На разрешение этой загадки не было времени — сыщик пробирался в темницу, не без оснований предполагая, что его друзья окажутся там. В любую минуту он готов был дать отпор, но никто не остановил его.

В темнице горели свечи — это было странно. Тусклый свет озарял два полуобнаженных тела, подвешенных между полом и потолком. Раны на телах кровоточили, и кровь, казавшаяся черной, медленно капала, заливая пол. Один из людей открыл глаза и, увидев Ивина, прохрипел:

— Лев, ты пришел…

Быстрым движением сыщик отодвинул решетку и бросился к раненым. Это были Марк и Кейн — последний уже терял сознание от потери крови.

— Что здесь произошло? — спросил Ивин, сняв пленников с деревянных перекладин и оказав им первую помощь.

— Это Грей, — проворчал капитан гвардии, — совсем спятил.

Сначала устроил заваруху, потом перестрелял своих. Перед нами похвалялся, что владеет тайнами жизни и смерти, ублюдок…

— А нашествие руулов?

— Какие, к черту, руулы! Это же роботы, куклы железные, чтобы народ напугать. Я сразу понял. Еще были его люди — переодетые. С пистолетами. Сволочи, сколько они наших положили..

Кейн Донован открыл глаза и улыбнулся:

— Лев, ты… помнишь, я хотел… не пришлось…

— Надеюсь еще погулять на твоей свадьбе, — возразил Ивин. — Знаете, господа, вам надо выбираться отсюда.

— Да, черт побери, — проговорил Марк, поднимаясь на ноги. — Я пойду, а вот господина советника придется нести.

— Лев, — снова прошептал тот. — Я должен сказать: Грей в лаборатории, он собирается оживлять Ровену. Это займет время…

— Охрана?

— Никого больше нет. Возьми мой перстень. Камень Власти откроет все двери…

— Так Грей не взял его?

— Ему он не нужен, ведь он… — Донован закрыл глаза и умолк.

Мертвенно-белое тело леди Ровены неподвижно лежало на столе. Свечи горели вокруг, распространяя дурманящий аромат; поблескивали вонзенные в бледную плоть золотые иглы электродов.

Гудел огонь в печи, человек в серой форме спецстражи колдовал над пробирками и ретортами. Оружия при нем не было, и Ивин вышел из своего укрытия. Человек не заметил его: он стоял спиной к двери, а когда повернулся, сыщик замер от удивления — на него смотрело лицо лакея Дженкинса.

— Сгинь! — раздался свистящий шепот. — Исчезни, призрак.

Знаешь ли ты, кто я? — человек в сером яростно вцепился себе в лицо, которое через мгновение оказалось всего лишь резиновой маской.

Истинный лик стоявшего перед Ивиным был ужасен: костистое лицо, покрытое червеобразными рубцами. Карие глаза горели безумным огнем. Несмотря на уродство, сыщик сразу узнал его — достаточно было вспомнить картинную галерею — и понял последние слова Донована: ему не нужен красный камень, ведь он…

— Ашер! — выдохнул сыщик.

— Да, я Ашер. Я властвую здесь по праву крови. Я повелитель мира. Все существующее повинуется моей воле: будет лишь то, чего я хочу, а чего не хочу — не будет. Исчезни, призрак, я не хочу тебя!

— Я не призрак, — возразил Ивин. Он уже понял, что имеет дело с сумасшедшим, но ублажать противника не собирался. — И ты не повелитель мира. Смотри, я стою и не исчезаю.

— О, моя голова! — Грей схватился за голову обеими руками, и стал медленно оседать на пол, скорчившись, словно от невыносимой боли. Секунду спустя в руке у него был пистолет. И тут же в него ударила молния.

— Дьявол! — вскричал безумец. — Только ты можешь оспорить мою власть. Но ты просчитался: сейчас я умру, и мой мир исчезнет. Она не достанется никому, — он бросил рассеянный взгляд на Ровену, а затем молниеносным движением схватил пробирку с пенящейся жидкостью и опрокинул ее в безгубый рот.

Тело упало на пол, как мешок, и в то же мгновение пространство вокруг наполнилось отчетливым тиканьем.

Гром прогрохотал среди ясного неба, и лица людей — тревожные, ждущие — повернулись в сторону серых стен, заслоняющих солнце. Потом раздался звук, похожий на шелест — дом оседал медленно-медленно, падая внутрь себя, обваливаясь, испуская облака пыли. Чуть заметные трещины стали черными молниями, скрежещущими и ветвящимися. В неподвижном воздухе растекался, входя в силу и порождая эхо, торжествующий грохот лавины, сметающей прошлое. А потом сквозь хаос обвала брызнули ослепительно-яркие лучи света.

Спустя несколько минут над густой травой появилась взлохмаченная голова, а затем и весь Лев Ивин — в грязи и копоти. Он вылез из подземного хода и, прикрывшись ладонью от солнца, прошептал что-то, глядя на представшие перед ним руины дома Ашеров.

10. Выгодный заказ

Джон возлежал в шезлонге, спрятав глаза под черными очками, потягивая через соломинку содержимое ярко размалеванной банки и наблюдал за тем, как плещется в прозрачной воде бассейна загорелое тело Фионы. Над ухом запиликало.

— К вам господин Лев Ивин, — раздался механический голос.

— Впусти, я сейчас буду.

— Не понимаю тебя, Лев, — говорил Джон Ашер, уже в голубом мерцающем халате, прохаживаясь по перламутровой гостиной в форме раковины. — Зачем так официально? Прислал мне отчет, вместо того, чтобы прийти и самому все рассказать.

— Я пришел, — возразил Ивин из кресла, сделанного в виде двустворчатого моллюска. — Просто мне надо было подумать.

— Похоже, ты неудовлетворен результатами расследования.

— Да, неудовлетворен. Мы так ничего и не знаем. Кто такой Грей, откуда он взялся, какими секретами владел? Какие у них были отношения с леди Ровеной?

— Зачем копаться в грязном белье? — поморщился Ашер. — С этим ублюдком покончено. Цель достигнута, остальное неважно.

— Под целью ты понимаешь спасение своей жизни? Я чуть было не заплатил за нее жизнями своих друзей, не говоря уж о своей собственной.

— Это профессиональный риск.

— Да, — кивнул сыщик. — Невеселая у меня профессия. Но она имеет иногда свои преимущества. Одно из них — право говорить людям правду в глаза.

— Какую правду я от тебя еще не слышал?

— Правду о твоем великом предке, Рональде Ашере. Он был больным человеком.

Я долго не мог понять, что заставило его колонизировать Лигейю, этот жалкий клочок земли среди вечных снегов. Потом понял: жажда власти, неприятие действительности и желание уйти в мир своих грез. И его безумная воля воплотила этот замысел в жизнь — ценой большой крови. Те, кто пришел с ним, тоже нашли свой идеал: бездумное существование ради куска хлеба. Таково наследство рода Ашеров.

Ты меньше Ашер, чем Грей — тот был истинным потомком Основателя, хотя и незаконнорожденным. Болезнь тлела пять веков, чтобы вдруг вспыхнуть и положить предел всему. Но я не врач, чтобы обсуждать это.

Скажу о другом. Как Рональд Ашер нашел Лигейю, так и Лигейя нашла его. Жизнь в Теплых Землях губительна для человеческого разума. Это не место для человека. Ты должен снять проклятие Лигейи.

— Как?

— Растопив ее ледник.

— Да ты сам сошел с ума! Это невозможно.

— Почему? Я знаю несколько компаний, занимающихся перестройкой климата, — голос Ивина стал сух и официален.

— Они размораживают планеты?

— Обычно их заказы помельче: превратить пустыни в сады, а тундру в курорт. Если хочешь, я могу переговорить кое с кем.

— Не надо! Все это чушь.

— Когда ты возвращаешься?

— На развалины? Не знаю, — буркнул Ашер. — Мне и здесь хорошо.

Сыщик бросил на него презрительный взгляд. Он мог бы сказать еще многое, но решил не тратить времени понапрасну.

Через несколько часов во временной резиденции лорда Ашера раздался сигнал видеофонного вызова. Индикатор показывал прямую гиперсвязь, что, без сомнения, стоило звонившему немалых денег за каждую секунду.

— С вами будет говорить полномочный представитель «Климат лимитед» господин Петр Строганов, — пробурчал робот-секретарь, экран покрылся разноцветной рябью, а потом на нем появилось немолодое, располагающее к себе лицо человека в белой рубашке и пестром галстуке.

— Здравствуйте, милорд, — сказал он, чуть наклонив голову.

— Пожалуйста, без церемоний, — поморщился лорд Ашер. — Чем могу быть полезен?

— О, напротив, полагаю, что это я могу быть вам полезен.

Мне передали ваше предложение, мы посовещались с коллегами и, я думаю, мы справимся с этим делом.

— С каким делом?

— Вывод планеты из ледникового периода. Предварительные расчеты уже сделаны. А может быть, вас интересует техническая сторона? В последнее время мы отказались от использования фотонных бомб, теперь мы применяем гелиоустановки и планетарные излучатели, мощность которых позволяет…

— Все это очень мило, — перебил Строганова Ашер. — Но, по всей видимости, потребует миллиардных расходов. Вы, вероятно, не в курсе: я неплатежеспособен.

— Насколько я знаю, сэр, — вежливо возразил собеседник, — вы являетесь законным владельцем всей планеты. Таким образом, вам принадлежат все ее минеральные ресурсы, несомненно скрытые под ледниковым панцирем — планета земного типа не может их не иметь; вам так же принадлежат обширные площади материков, которые после соответствующей обработки вы сможете использовать для сельского хозяйства. Вы можете также привлечь капиталы, развивая туризм или продавая земли колонистам из других миров.

Таким образом, даже не имея в настоящее время достаточных средств, вы обретете их в дальнейшем. Но и в противном случае мы приняли бы ваш заказ.

— Почему?

— Да потому что это вызов всем нам, — воскликнул Строганов.

— И вызов человеческому могуществу вообще. Какая грандиозная задача! Это вам не ветерок для отдыхающих. А какая реклама для наших технологий! Конкуренты локти будут кусать от зависти.

— Да, — только и смог сказать лорд Ашер. — Спасибо.

Эпилог. Песня Синего Дракона

Сто миллионов лет назад, когда Лигейя была моложе, и в недрах ее бурлил огонь, великие силы земли воздвигли эту скалу.

Гордо стояла она, но и скалы не вечны: ветер, вода и солнце разрушили ее. Так появился на свет этот камень.

Были и лучшие времена в его жизни, но пришел ледник и похоронил его под собой, в белом безмолвии. Так прошло сто веков, десять тысяч лет.

И вновь солнечные лучи согрели камень. А потом его коснулась человеческая рука.

Джон Ашер провел ладонью по шершавой поверхности валуна, стирая мелкие капли воды. Он стоял на берегу стремительного ручья; талая вода искрилась и звенела; прохладный весенний ветер трепал золотистые волосы властелина Теплых Земель. На лице лорда застыло удивительное выражение: он словно выздоравливал после долгой болезни.

— Хорошо! — раздался знакомый голос за спиной.

Джон обернулся: рядом с ним стоял Лев Ивин. Он улыбался, щурясь от теплых лучей, и вообще был очень доволен собой.

— Вот и конец, — сказал он. — Конец зиме, конец страшным сказкам.

— Это начало, — прошептал Джон Ашер.

Потому что настали новые времена.

И в этом — воля, не ведающая смерти.

СИМБИ первый рассказ о Льве Ивине

«Тензор» шел курсом Эрена — Галион. До цели оставалось всего несколько световых лет, когда полетел синхронизатор, и корабль вывалился в обычное пространство-время. Это произошло, когда по корабельному времени была ночь. Техник Даниэль Хилл только простонал во сне и повернулся на другой бок, но капитан Шторм быстро растолкал его, и они пошли в машинное отделение.

— Ну что? — спросил капитан через час.

— Дело дрянь, — сказал техник, вылезая из недр машины и вытирая руки ветошью. — Слушай, нам лучше бы сесть куда-нибудь.

— Зачем?

— Там не только синхронизатор. Сгорел четвертый блок противометеоритного комплекса. Нас в любой момент может долбануть.

— Да, — сказал капитан, — это неприятно.

Они перешли в рубку. Пальцы капитана забегали по клавишам, по экрану побежали буквы и цифры.

— Тут ничего нет поблизости, — сказал наконец капитан. — Этот район не исследован.

— Да, влипли, — сказал техник. — И зачем мы только согласились на этот полет? С нашей-то старой посудиной…

— Он заплатил нам неплохие деньги. Я думаю, теперь нам даже хватит на капитальный ремонт.

— Если доберемся.

— К тому же возить такого человека — само по себе большая честь для нас. А мы не оправдали доверия. Ладно, хватит болтовни. Вот эта звезда, — капитан ткнул пальцем в экран обзора, — как будто ближе остальных. По-моему, это…

— Е-15, не так ли? Доброе утро, господа.

Они обернулись. Перед ними стоял улыбающийся молодой человек — знаменитый Лев Ивин, единственный пассажир «Тензора».

Капитан Шторм кашлянул и официальным голосом начал:

— Господин Ивин! От своего имени и от имени всей нашей фирмы, — тут он бросил гневный взгляд на Хилла, который сидел с независимым видом, — я приношу вам глубокие извинения за непредвиденную задержку.

— Ну что вы, капитан, — замахал руками Ивин, — не стоит.

Лучше подумаем, — как нам быть дальше. Насколько я понял, у вас сломался синхронизатор и еще что-то из противометеоритной защиты. Теперь, чтобы сделать ремонт, нам надо куда-нибудь сесть.

— Да, — кивнул Шторм. — А что вы можете сказать о Е-15?

— Ничего особенного. Звезда как звезда. Собственно, этот район не исследован. Но астрономы Эрены предполагают наличие у Е-15 планетной системы. Так что мы можем попытать счастья.

— Все равно это риск, — сказал капитан. — Садиться на неисследованную планету, которой нет в Энциклопедии… Да мы и не уполномочены.

— Капитан! — воскликнул Лев Ивин. — Волею судьбы мы оказались прямо-таки выброшены на неизведанный берег, и нам больше ничего не остается, как ступить на него. К тому же ваше имя навсегда будет увековечено в Энциклопедии как имя первооткрывателя этих новых миров!

Невозможно, было понять, говорит он серьезно или шутит.

Хилл хмыкнул. Шторм нервно забарабанил пальцами по серебристой поверхности пульта.

— Ладно, — наконец сказал он. — Поехали.

Вторая планета показалась им подходящей. Капитан придирчиво просмотрел показания приборов, а затем посадил корабль на опушке инопланетного леса. Через час, после детальной проверки состава атмосферы, радиационного фона и тому подобного, все трое вышли из корабля под золотистые лучи Е-15 и вдохнули воздух неизвестной планеты.

— Хорошо, — сказал Хилл, — только прохладно.

— Ничего, — ответил Шторм, — ты у меня еще вспотеешь.

Сейчас же принимайся за работу.

Техник вздохнул и пошел за инструментами. Шторм и Ивин остались вдвоем.

— Я хочу надеяться, — осторожно сказал капитан, — эта задержка не очень повредит вашим делам? Думаю, Дэн управится с ремонтом дня за три.

— Не беспокойтесь, капитан, — сказал Ивин. — Собственно, на Галионе меня не ждут. А без таких неожиданных случайностей мир был бы скучен, вы не находите?

Шторм промолчал. У него было другое мнение.

— Я думаю прогуляться, — сказал Ивин погодя. — Надо бы осмотреть окрестности.

— Хорошо. Только возьмите бластер.

Но в этот раз прогуляться ему не пришлось. Едва он отошел от корабля на несколько шагов, как заметил на краю леса какое-то движение и остановился. Из леса, одно за другим, вышли несколько странных существ. Формой тела они напоминали не слишком упитанных свиней, но головы их были приподняты на коротких шеях.

Существа имели одну пару больших черных глаз и две пары ротовых щупалец. Кроме того, у каждого на загривке торчал пучок каких-то не то щупалец, не то трубок. Кожа их была светло-коричневого цвета. Вид у них был странный, но не отвратительный, а, напротив, забавный.

— Какие симпатяги! — воскликнул Хилл, высовываясь из люка.

Шторм держал руку на бластере. Ивин стоял неподвижно и с интересом смотрел на приближающееся стадо. Во главе стада шел вожак — он был крупнее остальных и имел более темную окраску.

Подойдя на расстояние метров десяти, существа остановились, а вожак подошел еще ближе и сказал:

— Привет.

Капитан подумал, что спит.

— Привет, — как ни в чем не бывало ответил Ивин.

— Я — вожак. Мы — симби. Мы друзья, — прохрюкало существо.

— Мы очень рады встретить друзей, — сказал Ивин. — Скажи, пожалуйста, кто вас научил говорить?

— Люди. Такие, как вы. Они прилететь. Большой дом прилететь. Они учить говорить. Они кормить нас.

— Понятно. А где же они теперь?

— Они улететь, — сказал вожак.

— Ну вот, все ясно, — обращаясь к Шторму и Хиллу, сказал Ивин, Но, капитан, значит, вы — не первый. Здесь уже побывал кто-то до нас.

— Но планеты нет в Энциклопедии, — возразил капитан.

— Да, это странно. Впрочем, не стоит придумывать этому хитроумных объяснений. Всему виной наша межпланетная бюрократия.

Пока информация дойдет до Центра… Ну что ж, мы рады встретить друзей, — повторил он, обращаясь к вожаку симби. — Мы пробудем на вашей планете несколько дней. Вы не против?

— Хорошо, — сказал вожак. — Хорошо. Мы — симби, так нас назвать люди. Они кормить, мы их поить. Вы кормить?

— Ну, вот еще, друзья навязались: целое стадо нахлебников, — вполголоса проворчал Шторм.

— Вы сказали «поить»? — заинтересовался Ивин. — Чем? Что это значит?

— Нектар, — сказал вожак.

Он дернулся, и из трубок на загривке брызнули струйки прозрачной жидкости.

— Пожалуй, надо попробовать, — высказался Хилл.

— Для начала неплохо бы сделать химический анализ, — возразил капитан.

— Согласен, — кивнул Ивин. — Хилл, будьте добры, сходите за стаканом. Со стаканом Ивин подошел к вожаку симби и попросил:

— Налей.

Симби замялся. Он с подозрением смотрел на стакан.

— Друг! — обратился к нему Ивин снова. — Мы впервые здесь, в незнакомом месте. Мы осторожны, мы хотим проверить. Не обижайся.

— Проверить? — хрюкнул вожак. — Хорошо. Мы друзья. Мы — симби.

В стакан потекла прозрачная, маслянистая, искрящаяся в солнечных лучах жидкость…

Когда через двадцать минут Ивин вышел из корабля, Шторм и Хилл спорили.

— У нас полный трюм консервов! — говорил техник.

— Они там не просто так. Мы их везем на Галион.

— По-моему, здесь они нужнее. Все-таки первый контакт. А на Галионе пусть радуются, что мы привезли им Ивина.

— Техник Хилл! — рассердился Шторм. — Вы выходите за рамки своей компетенции.

— Виноват, капитан.

В этот момент они заметили Ивина.

— Все чисто, — сказал тот. — Нет никаких вредных веществ.

— Можно было и не проверять, — сказал Хилл. — Ведь те, что тут были до нас, наверняка тоже проверяли, и пили, и ничего с ними не стало.

Наступил вечер. Фиолетовая растительность источала слабые ароматы. Хилл и Ивин сидели на ступенях трала. Хилл отдыхал после трудового дня, любуясь закатом. Ивин был погружен в свои мысли. Вдруг он тихо засмеялся. Хилл вопросительно посмотрел на него.

— Симби! — сказал Ивин. — Симби — это от слова «симбиоз», симбионты.

— А что это значит?

— Ну, как вам объяснить… Это когда два вида живых существ заключают между собой взаимовыгодную сделку. Скажем, каждый из них производит продукт, необходимый другому. Так, например, обстоит дело с лишайниками: это симбиоз гриба и водоросли. Или вот муравьи кормят тлей, а те поят их сладкими выделениями.

— Похоже!

— Ну, есть и более близкие примеры. Возьмите домашних животных. Классический пример: корова. За ней ухаживают, кормят ее сеном, а она дает молоко. Правда, — нахмурился Ивин, — это не совсем то: ведь человек тогда — хозяин, он может распоряжаться своими животными как хочет, может продать, а может и убить.

— С симби это не пройдет, — сказал Хилл. — Ведь они — разумные существа. Вы согласны?

— Да, конечно. Они разумны, хотя и не создали цивилизации.

С человеческой точки зрения симби находятся на довольно низкой ступени развития, но ведь и эта ступень имеет свои преимущества.

— Да, — вздохнул техник. — Что ж, по-моему, нашему симбиозу положено неплохое начало.

Он кивнул в сторону контейнера с пустыми банками из-под консервов. Лев Ивин покачал головой:

— Знаете, Хилл, на вашем месте я бы все-таки не пил столько нектара. Эта жидкость обладает тонизирующим действием, но мы не знаем, какова может быть реакция.

— А! — отмахнулся техник.

На следующее утро Ивин отправился на разведку. Вернулся он к обеду, вид у него был усталый, но довольный.

— Я нашел заброшенный город.

— Что? — насторожился Шторм.

— Да, город, весь зарос джунглями.

— Вы думаете, это земная колония?

— Нет, это были местные жители. Пока мне удалось установить немногое: это были гуманоиды, их цивилизация была раннетехнологической, город вымер лет двадцать-тридцать назад.

— Так недавно?

— Не могу утверждать наверняка. Оценка зависит от активности здешней растительности и от прочности материалов.

Многие дома деревянные, некоторые каменные или кирпичные…

Вижу, что вас интересует, капитан: нет, в Космос они не вышли.

— Как жалко! — сказал Хилл. — Прилети мы чуть раньше…

— Да, — согласился Ивин. — Что такое двадцать лет?

Содружество существует тысячелетия.

— От чего же они погибли? — спросил Шторм.

— Трудно сказать. Во всяком случае, не от ядерной войны и не от экологического кризиса. По-видимому, вымирание происходило постепенно: я не нашел ни одного трупа.

— Может быть, они просто ушли отсюда?

— Не думаю. Вы же помните: с орбиты мы не видели никаких следов цивилизации. Ушли в леса? Об этом должны были бы знать наши друзья симби. Я говорил с ними. Вожак сказал, что давным-давно здесь жили люди, но не такие, как мы. Тогда симби дружили с ними. Потом людей не стало. Совсем. Что с ними произошло, симби затрудняются ответить. Да и что с них взять?

Хилл вздохнул. Шторм нахмурился.

— В одном из домов, — продолжал Ивин, — я нашел кучу бумаг, что-то вроде архива. Они пользовались знаковой системой, и я думаю, что смогу расшифровать их письмена с помощью компьютера.

Может быть, удастся пролить свет на эту загадку. Я думаю начать прямо сейчас, пока мы на планете.

— Где вы возьмете компьютер? — спросил Шторм.

— В моем багаже.

— Но у вас один чемоданчик!

— Он там. Мы всегда работаем вместе. Кстати, Хилл, как ваш ремонт?

— Думаю, вы успеете — беззаботно ответил техник.

Шторм зарычал.

В тот же день произошла довольно неприятная сцена. Шторм нашел Хилла валяющимся в тени открытой внешней панели корабля (так технику было легче добраться до нужных узлов машины) и начал расталкивать его, но тот, что называется, лыка не вязал.

— Дэн! — громовым голосом сказал капитан. — Да ты пьян, скотина!

— Я не пьян, — пробормотал Хилл. — Понюхай.

Он дыхнул. Залах был сладковатым.

— Я пил только нектар. Симби — молодцы…

Капитан схватился за голову и не придумал ничего лучше, как позвать Ивина.

— Да. Я предупреждал, — сказал тот.

— Что же нам делать? — спросил Шторм.

— Надо договориться с симби, чтоб они не поили его больше.

Пожалуй, следует объяснить им ситуацию: ведь так мы не взлетим никогда.

— Вы правы. Я сам пойду к вожаку.

— Хорошо.

Оставшись наедине с Хиллом, Ивин наклонился над ним. Его внимание привлекла кровь на руке техника — видимо, тот чем-то порезался.

— Угораздило же тебя! Не больно?

— Нет, — сказал сонный техник.

— Неужели еще и обезболивающее? — пробормотал Лев Ивин.

Скоро вернулся капитан. Вид у него был слегка обескураженный.

— Я договорился с вожаком.

— Прекрасно.

— Но это не все. Как вы и посоветовали, я объяснил ему всю ситуацию, и теперь он хочет лететь с нами на Галион!

— Вот как! Вы, наверное, сказали ему, что там много людей?

— Да, примерно так.

— Ну что ж, с его стороны это логично. Симбиоз надо расширять. А как же он бросит стадо?

— Он сказал, что все будет хорошо. А потом он стал делать что-то странное… Я не мог смотреть. Он и сейчас…

— Я вам объясню: он делится.

— Как это?

— На два. Один вожак останется здесь, а другой полетит с вами. Понимаете, он никому не хочет уступать эту честь.

— Да, — пробормотал капитан. — Это понятно.

Косые лучи солнца падали на каменные ступени. Ивин расположился на веранде когда-то роскошной загородной виллы. Его окружали кипы бумаг, частично пострадавших от времени. Рядом лежал микрокомпьютер. Лев Ивин был погружен в работу.

Послышался хруст, и из зарослей вышел Шторм.

Ивин поднял глаза:

— А, это вы, капитан. Идите сюда, Шторм поднялся к Ивину и спросил:

— Как ваши успехи? Удалось что-нибудь расшифровать?

— Да, это просто замечательно. В начале я полагал, что будут большие трудности, но оказалось, что их язык близок к цефейскому. Конечно, многое еще не понятно, но… здесь есть интереснейшие документы. Вот это, — он показал, — что-то вроде газет. Несколько статей посвящено делу об Инкубаторе.

— Инкубаторе?

— Да, они ведь были яйцекладущими, как цефеяне. Так вот, из Инкубатора стали систематически пропадать дети. Пишут также о росте количества без вести пропавших граждан.

— Простите, неужели вы собираетесь расследовать это дело? — удивился капитан.

— Да. Здешние гуманоиды мне, конечно, не заплатят, — засмеялся Ивин, — но очень уж оно меня заинтересовало. Кстати, капитан, как там продвигается ремонт?

— Я как раз хотел сказать, что Дэн заканчивает. Через пару часов сможем лететь.

— Жаль. Мне бы хотелось еще поработать. Мне кажется, я уже близок к разгадке. Капитан, вы не могли бы лететь без меня?

— Оставить вас здесь?

— Да, если я не успею, летите без меня. Оставьте только немного еды. Да, капитан, когда прибудете на Галион, зайдите в Научно-исследовательский центр, в химическую лабораторию. Пусть там еще раз сделают анализ нектара симби. Там же, в центре, вы найдете профессора Антонова. Пусть срочно пошлет исследовательскую группу сюда. Заодно они и меня заберут.

— Хорошо, — сказал капитан, — надеюсь, вы знаете, что делаете.

И он ушел. Ивин остался один.

Текло время. Медленно двигалось в небе солнце. Лев Ивин вчитывался в тексты, неторопливо перекладывал бумаги, время от времени нажимал на клавиши компьютера и смотрел результат.

Выражение его лица менялось, губы шевелились. Иногда он смотрел невидящими глазами куда-то вдаль.

К дому подошел поросенок-симби и уставился на человека своими маленькими черными глазками. Скоро Ивин заметил его.

— Эй, ты! — сказал он. — Дай-ка попить.

— Что? — спросил поросенок.

— Как что, нектар.

— Какой? Могу нектар для пить, для спать, для думать.

— Разный нектар? — медленно проговорил Ивин.

— Да, — сказал поросенок. — Я уже уметь! — похоже, он этим гордился.

— Для думать, — сказал Ивин.

Немного погодя Ивин попросил провести его к вожаку.

Вернулся он довольно скоро, вытирая губы рукавом и насвистывая какую-то песенку. Он снова сел за бумаги, но скоро движения его стали неровными, замедленными, и, наконец, сон сморил его.

— Принести, — сказал вожак.

Один из поросят подобострастно хрюкнул и углубился в фиолетовые заросли. Скоро он вернулся, волоча за собой тело Ивина, и положил его перед вожакам. Вожак обошел вокруг, обнюхивая тело, удовлетворенно фыркнул и раскрыл ротовой аппарат. Щупальца его подрагивали.

— Очистить, — сказал он.

Поросята начали тянуть с Ивина куртку, но тот вдруг раскрыл глаза и сказал:

— Ну что ж, пожалуй, хватит. Все ясно.

Небо Галиона было очень похоже на земное. В необъятной голубизне плыли редкие облака. Говорил Лев Ивин:

— С самого начала мы недооценили симби. Ставшее очевидным после случая с Хиллом наркотическое действие нектара противоречило первоначальному химическому анализу. Я полагал, что это связано с присутствием каких-то неизвестных веществ в очень малых концентрациях или же с совместным действием компонентов. Дело оказалось в другом: жидкость, которую вожак дал нам на исследование, была совсем не той, от которой впоследствии опьянел Хилл. Симби способны по своему желанию производить нектар самого разного химического состава. Вожак сознательно скрыл это от нас.

— Почему?

— В этом вся суть симби. Чем глубже я погружался в жизнь погибшей цивилизации, тем больше я начинал понимать. Из документов следовало, что симби, будучи, вроде бы, домашними животными, в то же время занимали привилегированное положение, так что их интересы порой ставились выше интересов самих гуманоидов. Что касается дела об Инкубаторе — наиболее вопиющем из ряда аналогичных, то меня удивила терпимость к этому населения. Кроме того, из газетных статей у меня сложилось впечатление, что все они что-то знали, но не договаривали. Хилл помнит наш с ним разговор о симбиозе. Я тогда сказал, что по отношению к домашним животным человек — хозяин, а не симбионт.

Но в данном случае вышло наоборот: хозяевами стали симби. Они держали гуманоидов в наркотической зависимости. С помощью различных химических веществ они могли управлять их поведением.

Те даже смирились с похищением своих детей, которых симби пожирали. Но в конце концов симби сами пострадали от своей жадности и недальновидности. Гуманоиды вымерли.

Сделав такие выводы, я отправился к вожаку и нарочно завел с ним разговор об Инкубаторе, о вымерших гуманоидах и тому подобном, чтобы он почувствовал, как я опасно близок к истине.

Он не сказал мне ничего определенного, но напоил меня нектаром.

И это могло кончиться для меня весьма плачевно.

— Как же вы спаслись?

Ивин достал из кармана маленький блестящий шарик и показал присутствующим:

— Это мне подарили жители четвертой планеты Тау Кита в благодарность за одно небольшое расследование. Не буду вдаваться в подробности, но этот аппарат полностью нейтрализовал действие нектара, при этом по спектру его излучения я установил, что на этот раз жидкость содержала в больших концентрациях снотворные и обезболивающие вещества. Симби съели бы меня заживо, если бы я не предусмотрел такой возможности заранее. Кстати, я думаю, что именно такова была судьба предыдущей экспедиции. Может быть, удастся даже найти останки их корабля. Только разговор с капитаном Штормом навел вожака на мысль изменить тактику, чтобы расширить сферу деятельности. История с погибшей цивилизацией могла бы повториться.

— Страшно подумать! А как вы оцениваете ситуацию сейчас?

Ивин усмехнулся.

— Вожак был очень удивлен, что его средство не подействовало. Ведь на этом строилась вся их политика. Я думаю, теперь симби будут избегать контактов с людьми.

— Благодаря вам человечество спаслось от страшной опасности.

— Да, нам надо быть осторожнее, — невпопад сказал Лев Ивин.

Было видно, что у него уже появилась какая-то новая мысль.

ИСТОЧНИК

«Откуда идешь ты? Из вечного пламени…»

Толпа впихнула его в вагон метро и припечатала к стенке, обдавая вонью и перегаром.

«Куда направляешься? В вечное пламя…»

Он стоял, не в силах пошевельнуться, маленький человечек с неприметным лицом, в легком пальтишке и смешной облезлой шапке.

«И когда пойду дорогою смертной тени, не убоюсь я зла: Твой жезл и Твой посох охраняют меня…»

Поезд тронулся, в окнах заплясали змеи кабелей. Вед закрыл слезящиеся, в красных прожилках, глаза и открыл третий, выходя на тропу Невидимого мира.

Люди вокруг него были больны. Большинство не знало об этом, некоторые знали; иные знали, но им было все равно.

Энергетический баланс был нарушен, жизненные функции подавлены.

Вед приступил к обычному курсу лечения: модулированные последовательности импульсов пробуждали скрытые силы организма, давали команду на исцеление.

Сделав все, что было возможно, с телами, Вед перешел на следующий уровень и занялся душами. Ему было дано видеть их подобными другим человеческим органам. Зрелище было страшнее прежнего. Здесь были души покалеченные, изуродованные, гниющие заживо, сморщенные и ссохшиеся — типичная картина для большого города конца XX века. На работу с ними требовалось куда больше сил и мастерства, и к концу сеанса Вед чувствовал себя совсем опустошенным.

Когда толпа вынесла его из вагона и постепенно протолкнула к эскалатору, Вед ощутил вдруг прикосновение чужого разума.

Сомнений не было: предстоял контакт с Маром — старым другом, превратившимся в старого врага.

— Все лечишь? И никто тебе спасибо не скажет.

— Мне и не надо.

— А что тогда? Зачем их латать — они же смертны, все равно развалятся. Им один путь — на помойку.

— По-моему, ты прямо оттуда.

— Ага, с Юга. Подкормился малость.

На Веда вдруг обрушились смутные, словно из кошмарного сна, картины: город, лежащий в руинах, трупы людей на улицах, обглоданные собаками, смрадный дым пожарищ, и над всем этим — холодная аура страха, ненависти и отчаяния.

— Там происходит огромное рассеяние энергии, — продолжал Мар. — Очень советую.

— Стервятник, — с отвращением ответил Вед.

— У меня же нет дармовой кормушки!

Вед знал, что к этому придет. Что бы Мар не говорил, целью было одно — получить доступ к Источнику.

— Ага, верно мыслишь. Так что, поделимся тайной?

— Нет, и еще раз нет.

— Свинья ты после этого!

— Послушай меня внимательно. Во-первых, энергия Источника имеет знак, противоположный твоему. Ты не сможешь ею воспользоваться — она уничтожит тебя. Во-вторых, она дается не даром. Я плачу за нее всем, что делаю, — жизнью своей.

— Чепуха! Интеллигентские бредни. Энергия — это сила.

Рожденный повелевать возьмет Источник под контроль, не опасаясь обратной связи.

— С тобой бессмысленно спорить.

— Верно! Я же знаю, что прав.

Эскалатор вынес Веда на свет Божий. Толкнув стеклянную дверь, он вышел из метро и вдохнул холодный сырой воздух, несущий запахи разложения. Земной путь Веда пролегал среди старушек, торгующих сигаретами, деревянных ящиков, коммерческих ларьков и гниющих ошметков.

— Ладно, — услышал он голос Мара. — Мы пойдем другим путем.

Смотри, вон человек бежит через дорогу. Спешит — а куда, спрашивается? За смертью…

Бегущий человек вдруг поскользнулся и упал прямо под колеса приближающимся машинам. Собрав энергию в тонкий пучок, Вед отбросил упавшего с проезжей части на тротуар. Человек поднялся, отряхиваясь и матерясь, и продолжил свой путь.

— Что ж, тогда продолжим. Вон бабка сумки тащит — больше нее самой. На толкучку, видать. Нет, голубушка, не в твоем возрасте бизнесом заниматься…

Третьим глазом Вед увидел, как игла холода вонзилась в усталое сердце. Старушка охнула, опустила сумки и начала медленно валиться на них. Ответным импульсом Вед заставил сердце биться снова.

— Чего ты добиваешься?

— Играю на истощение.

— Не думал, что ты докатишься до убийства… Помни: тебе придется отвечать по законам Невидимого мира.

— Справлюсь. Да ведь и не умер никто. Ты же у нас добренький, всех спасаешь. Но энергия твоя на исходе. Ты должен открыть Источник. Если ты этого не сделаешь, то ослабнешь настолько, что я сам прочту путь к нему в твоей душе. Выбирай.

— Выбора нет. Ты долго обдумывал свой план?

— Да нет, как-то вдруг пришло в голову. Там, на Юге.

— Ладно, сдаюсь. Но помни, о чем я тебя предупреждал.

Усилием воли Вед вырвался из тела и вышел в астрал. Через мгновение за ним последовал Мар. Они остановились перед началом пути, подобные двум звездам: тускло-белой и кроваво-красной.

Затем Вед ринулся вперед…

Достигнув нужной точки, он остановился. Еще можно было повернуть назад. Но кровавая звезда, излучавшая нетерпение, не оставляла шансов. И Вед открыл Источник.

Врата открылись как никогда широко, и оттуда хлынул поток ослепительно-белого света. Этот свет проник в самую глубину Ведовой души, напитав и очистив ее от земных страданий. Рядом беззвучно кричал Мар, теряя силы в плену огненных лучей. Через мгновение его затянуло в сияющий круг Врат, за пределы этого мира. Веду показалось, что он узрел лик Восседающего на престоле, но свет вдруг померк: Источник закрылся. Время переступить черту еще не пришло.

Вед очнулся лежащим на земле, в уличной грязи и гнилье. Люди обходили его. Никому не было дела до маленького человека с неприметным лицом, в легком пальтишке и смешной облезлой шапке, да к тому же еще и пьяного. Вед улыбнулся, поднялся на ноги и побрел навстречу судьбе.

ТОМАС

Долгожданная встреча в верхах состоялась. Был заключен договор о дружбе и взаимопомощи. Договор был скреплен брачными узами между принцем этой страны и принцессой соседней. По такому случаю королевским указом была объявлена неделя празднеств, и казнь Томаса отложили.

Это была его последняя неделя, но, как ни странно, о смерти не думалось. Еще семь дней, еще шесть, еще пять… Он заполнял их на свой вкус, придумывая множество дел, больших и маленьких.

Пользуясь своими привилегиями дворянина, он перечитал еще раз все свои любимые книги, с каждой переживая целую жизнь, непохожую на другие, что недоступно простому человеку. Так он попрощался со своими друзьями.

Томас заполнил время работой мысли. Ум его был ясен, как никогда. Он продолжил свои занятия математикой, работая с хрусталем логических форм, играя абстракциями, которые никогда не лгали. Он создавал новые теории — призрачные деревья в мире идей, которым суждено было бесследно исчезнуть, чтобы возродиться через века. Только теперь, сидя в башне, Томас понял, что именно математике суждено объять мир, но вот принять его или не принять, приспособиться к нему или попытаться изменить — с этим вопросом каждый навсегда останется один на один.

Сквозь прутья решетки Томасу было видно, как внизу веселится пестрая толпа. Он улыбался, разделяя радость людей, имеющих повод быть счастливыми здесь и сейчас — в ведь никак иначе и нельзя. Он радовался за жениха и невесту, а иногда и жалел их, как всегда жалел детей, в своих беззаботных играх не знающих, сколько грязи, боли и страданий готово обрушиться на них.

Праздник продолжался. Видимо, власти решили, что веселье угаснет, если будет слишком беспредметным. На улицы выкатили бочки с вином. Их встретили восторженным ревом люди, никогда не умевшие ни радоваться, ни огорчаться другим способом, и которым уже не суждено было научиться. Веселье вспыхнуло с новой силой, но постепенно стало превращаться в хаос. Позже были слышны только пьяные вопли и мат. Чернь возвращалась в скотское состояние.

Был мрачный и душный вечер, когда Томас впервые за эти дни задумался о своей судьбе. Память предательски выстраивала картины минувшего в последовательность ударов — сильных и слабых, но всегда коварных и подлых. Зло было беспощадно и всеобъемлюще, почти тождественно миру, в котором он жил. И вот самый большой удар, и потому последний — смертный приговор.

Его обвинили в колдовстве, и были совершенно правы. И все же была в этом горькая насмешка судьбы, но объяснять было бесполезно; разве могли эти серые благополучные людишки понять его? Его, в своих скитаниях ходившего запретными тропами, стучавшего во врата Ада, искавшего Первичное Зло, но нашедшего Истину: там ничего нет! И значит, нет Великой Тьмы, полной ужасов и тайн, а есть только грязная лужа мелкой человеческой мерзости посреди равнодушной Вселенной.

Есть множество способов убить человека на плахе, но городской суд оказался довольно консервативен. Томаса решили не сжигать на костре, ибо прошел слух, что колдуны заодно со стихией огня; ему решили не рубить голову — это больше подходит для уголовников; его решили повесить — самый чистый и экономичный способ. Томас долго думал, какая из этих смертей страшней и отвратительней, и был момент, когда волна животного ужаса захлестнула его, хотелось кричать… Впрочем, все бесполезно.

Позже Томас понял, что его судьба ничем не отличается от судеб других людей. Стоит бояться смерти существу, что может жить вечно. Человек же смертен, и каждому от рождения вынесен смертный приговор, а отсрочка — дело случая. Кроме того, боль и кровь — все это жизнь, а не смерть, и последний миг немногим отличается от прошедших лет.

С этой мыслью Томас заснул. А следующее утро было последним. Ночью прошел дождь и вымыл город. Небо стало ослепительно голубым, ярко светило солнце.

Томас прислонился лицом к холодным прутьям, чтобы вдохнуть ветер, и увидел цветок, растущий в трещине каменной плиты. Да, башня была старой, как и город внизу. А цветок был невзрачным — все силы его ушли на борьбу с камнем — и очень одиноким.

Жестокий случай занес его сюда. Томас смотрел, и воображение рисовало странные картины: город пустеет, дома покрываются мхом, камень растрескивается, рушится под прямыми лучами солнца, и вот уже город погребен навеки, остались только зеленые цветущие холмы под бездонно-голубым небом.

Случилось то, что могло произойти: Томас увидел, как над одиноким цветком порхает маленькая нежно-розовая бабочка.

Движение вверх, чуть в сторону — и вот она внутри камеры, трепещет крылышками под мрачными сводами незнакомого мира. Томас неотрывно следил за ее полетом, в глубине души желая, чтобы она подольше не нашла пути назад — те несколько минут, что они провели вместе, были самыми счастливыми в его жизни.

Когда восторг кончился, и жизнь вновь почернела, он постиг великую истину: история мира — не история борьбы Добра и Зла, ибо они существуют по-разному. Случайно залетевшая во мрак бабочка не может повлиять на его судьбу, но и сам смертный приговор не может отменить эти мгновения счастья. С этой истиной Томас обрел покой, и уже до конца.

В нужное время он отказался от причастия, ответив молчанием на настойчивость священника, и в молчании проделал свой последний путь.

Томас взошел на эшафот — доски скрипели, петля легла ему на шею. «Не думай о том, что уходит, — сказал он себе. — Думай о том, что остается». Он думал об одиноком цветке, о бабочке, о зеленых холмах и ласковом солнце. Потом пришла боль, и тело повисло тряпичной куклой под одобрительный рев толпы.

ПИСАТЕЛЬ ГОДА

Дэвид Брокман, писатель года, вынул лист из пишущей машинки, скомкал его и бросил, не глядя, в корзину для бумаг. Не то, все не то… Раздался звонок в дверь. Кого еще принесла нелегкая?

На пороге стоял молодой человек, одетый с иголочки и улыбающийся во все тридцать два зуба:

— Здравствуйте. Я — Люк Патерсон. Мы с вами договаривались об интервью.

— Да, помню. Проходите… — Дэвид вяло махнул рукой, и они вместе прошли в гостиную. — Выпьете чего-нибудь?

— Не откажусь.

Беседа шла по накатанной дорожке. Когда-то Брокмана удивляло, почему журналисты всегда задают одни и те же вопросы.

Что это: скудость ума или воображения? Или они действительно лишь исполняют волю толпы, которая во все века хотела одного и того же — хлеба и зрелищ… А потом он стал замечать, что и сам говорит штампами, когда-то придуманными и заученными фразами.

Похоже, это всех устраивало. Да и с какой стати ему быть откровенным с чужими и недалекими людьми?

Однако в этот раз все было как-то иначе. Каждый раз, бросая взгляд на собеседника, Дэвид не мог избавиться от странного ощущения. «Дежа вю» — «Уже было». Но когда? Он не мог вспомнить.

Словно старый-старый сон, давно растаявший в глубинах памяти, но вновь оживающий и томящий душу.

— Вы у меня раньше не брали интервью? — вдруг спросил он.

— Да вроде нет.

— Извините, вспомнилось что-то…

— Неужели?

— Так, ничего страшного. Что вы еще хотели узнать?

— Есть одна подробность вашей биографии, которая будет небезынтересна нашим читателям. Правда ли, что тринадцать лет назад вы пытались покончить жизнь самоубийством?

Дэвид вздрогнул, сжал губы, но взял себя в руки. Какой смысл отрицать то, что можно проверить?

— Да, это чистая правда. Надеюсь, она не слишком шокирует читателей.

— Ну, после ваших романов их вряд ли чем-то можно шокировать! — улыбнулся Патерсон.

Брокман нервно усмехнулся.

— Чем же была вызвана ваша попытка?

— Отчаянием. Я был молод и честолюбив, считал себя непризнанным гением, искал славы и уважения. А мои рукописи никто не хотел печатать. В общем, банальная история. К счастью, меня спасли, и слава пришла с годами. Может быть, стоит написать об этом в качестве урока начинающим писателям?

— Да, это будет им полезно. Вы сказали, что вас спасли.

Однако несколько минут вы находились в состоянии клинической смерти.

— Тоже верно. Неужели вам дали рыться в медицинских архивах?

— У нас, журналистов, свои источники. Не обижайтесь.

— Ладно. Но к чему вы клоните?

— Вы знаете, давно обсуждается вопрос о жизни после смерти.

Люди, которые, подобно вам, вернулись из небытия, рассказывают интересные вещи. А вы видели что-нибудь, пока были мертвы?

— Ну, когда я умер, то видел свое тело со стороны — зрелище было не слишком приятное. А потом попал в длинный туннель.

Впереди горел яркий свет, и я летел туда, но вдруг меня вернули назад врачи-реаниматоры. Устроит вас такая история?

— Вполне, — кивнул довольный Люк.

В этот момент зазвонил телефон.

— Извините, — сказал Дэвид Брокман, поднимаясь с дивана. Он прошел в свой кабинет и взял трубку. На проводе был Фред Адамс, редактор модного еженедельника и старый друг Дэвида.

— Как поживаешь?

— Все о'кей.

— Как работа над романом?

— Продвигается.

— Ждем шедевра.

— Спасибо. Слушай, тут у меня сидит твой человек и задает неприятные вопросы. С чего бы это?

— Какой человек?

— Люк Патерсон. Разве ты его не посылал?

На другом конце линии наступило молчание.

— Извини, Дэвид, — вымолвил наконец редактор. — Но этого никак не может быть. Люк Патерсон умер вчера вечером. Погиб в автомобильной катастрофе. Тот, кто задает тебе вопросы, — наглый самозванец.

Из телефонной трубки словно дохнуло могильным холодом.

— Ладно, Фред, спасибо. Учту.

Дэвид вернулся в гостиную и уставился на гостя оценивающим взглядом. Тот вопросительно поднял брови:

— Что случилось?

— Вы солгали мне. Вы — не Люк Патерсон. Прошу немедленно покинуть мой дом. Иначе я вызову полицию.

— Вы тоже солгали, — покачал головой самозванец. — Вы никак не могли видеть свет в конце тоннеля. Там была лишь тьма, непроглядная тьма…

Дэвида прошиб холодный пот. Он не мог оторвать взгляда от огромных черных глаз незнакомца и его хищной улыбки. Старый сон воплощался в реальность.

— Вспоминаете? Да, мы виделись там, по ту сторону жизни и смерти. Я сам занимался вашим делом. Вы заявили, что принесете больше пользы в качестве агента, а не бессмысленной жертвы. Вы подписали договор, и все эти годы честно исполняли его условия.

Но срок истекает.

— Нет! Не может быть…

— Вы прекрасно служили делу Великого Разрушения. Вашими героями стали люди, отрицающие все ценности и условности, еще сохранившиеся в человеческом обществе. Они последовательно и безнаказанно реализуют свои желания и фантазии, даже самые безумные и изощренные, достигая в этом поистине демонических высот. Какой замечательный пример юношеству! Их противников вы выставили жалкими идиотами и лицемерными ханжами. Как вы сумели утереть нос критикам! Толпа всецело на вашей стороне. Недаром вы получили премию за утверждение идеала свободы слова. Вы сумели воспеть самые отвратительные пороки. Да, тринадцать лет вы служили нам, не покладая рук. Мы довольны вашими трудами.

— Погодите… — в голове у Дэвида шумело, он пытался собраться с мыслями. Должен быть какой-то выход. — Нельзя ли продлить договор? Я буду служить и дальше…

— А вам не откажешь в здравом смысле. Что значит коммерческая жилка! Однако вынужден вас разочаровать: такое предложение было рассмотрено, но отклонено. Во-первых, ваше материальное тело уже слишком изношено, активность головного мозга угасает. Проще говоря, вы стареете. Вам трудно будет продолжать в том же духе. Во-вторых, мы уже нашли вам замену.

Теренс Файер — вам о чем-нибудь говорит это имя?

— Нет. Не помню…

— Странно. А ведь это его рукопись лежит в левом ящике вашего стола. Именно она послужила основой вашего бестселлера «Ночь без конца», который принес вам несколько миллионов.

Правда, некоторые, самые лучшие на наш взгляд, места вы опустили

— потому, что не поняли. Теренс пойдет дальше вас…

— Но он ведь совсем мальчишка!

— Да, наивный мальчишка. Он принес вам свои творения как учителю. Ему хотелось услышать слово мастера. А вы попросту украли его труд. Несчастный молодой человек пытался покончить с собой…

— Боже мой!

— Не говорите чепухи. Вы давно убили Бога в себе.

Приготовьтесь к переходу. Добро пожаловать в ад!

— Нет, я не хочу…

Дэвид хотел бежать, но ноги не слушались. Гость воздел руки в жесте концентрации мощи. В голосе его уже не было ничего человеческого:

— О Князь мой, Повелитель Миров, отверзни уста Твои и прими душу раба Твоего! Зазас, Сатанадас…

Дэвид Брокман чувствовал, как с каждым словом заклинания когтистая лапа все крепче сжимает его бьющееся в ужасе сердце.

Перед глазами плыли темные круги, нечем стало дышать…

Тело мешком свалилось на пол гостиной. Гость молча стоял над ним какое-то время, потом брезгливо пнул труп и вышел из дома. Его ждали машина и ее водитель — молодой человек в темных очках:

— Ну, как он?

— Готов.

— Я же говорил, все будет о'кей.

— Да, Теренс, ты молодец.

— Ты тоже — парень не промах.

Друзья обнялись и весело расхохотались.

Ярко светило солнце.

Ад шел по земле.

БОГИ СИНТЕОСА

1. Александр

Гигантский металлический краб медленно полз по изменчивым просторам Нового Мира. Восемь членистых ног двигались в едином ритме, четыре телескопических глаза таращились в белый свет. Он двигался по выжженной плазменными эмиттерами дороге, которая уже начала зарастать травой-хамелеоном, встречавшей незваного гостя ядовито-красным цветом ненависти и боли. Подвижные стебли жадно набрасывались на металл, и их выдирало с корнем.

Так, шаг за шагом, я возвращался на Базу.

Кругом клубился фосфоресцирующий туман.

Видимость была неважная, но сигнал маяка шел четко.

Внезапно прямо передо мной земля выплюнула белый неуклюжий росток в полметра толщиной, который тут же разросся в такое же мертвенно-белое дерево. На нем вырастали безволосые человеческие головы, заходящиеся нечеловеческим воем огромных ртов, плюющихся слизью. Когтистые руки росли и ветвились, обшаривая пространство вокруг. Вытянулись и задергались толстые обрубки ног с венчиками извивающихся щупалец на культях.

Омерзительно-завораживающее зрелище, словно ожившие (очень некстати) картины Сальвадора Дали…

В наушниках раздался искаженный помехами девичий голос:

— Краб, я База, как слышите меня? Прием!

— База, я Краб. Слышу нормально. Возвращаюсь.

— Краб, я База. Что-нибудь нашли?

Остатки надежды в голосе. Жаль разочаровывать…

— Ничего хорошего.

— А почему остановился?

— Здесь дерево ужасов выросло, прямо на дороге.

— Нужна помощь?

Господи, ну какая там помощь! Сам справлюсь. Интересно, она действительно беспокоится лично за меня или это чувство долга? И если я ее беспокою, то в каком качестве? Проклятые мысли!

Я даю залп по адскому дереву, и обращаю его мерзкую плоть в жирный черный пепел. Просто и быстро.

— Все в порядке. Иду по пеленгу.

— Вас понял. Продолжайте движение.

Как трогательно у нее получаются эти казенные фразы!

Пытаясь отвлечься, размышляю об увиденном.

Похоже, протоплазма пытается имитировать человеческое тело.

Только получается у нее плохо. Зачем ей это вообще надо — хочет войти в доверие или издевается? Я усмехаюсь про себя: во мне еще жив ученый, который хочет изучать неведомое, а не палить в него из плазменных пушек. Но как быть, если объект изучения съел твой родной мир?

Вот и База. Так мы зовем теперь это место.

Голубоватое мерцание энергетического купола, а под ним — родное здание Института, недовытоптанный газон, асфальтовые дорожки да чахлые деревца (настоящие!).

Все, что у нас есть. Все, что осталось с прежних времен.

Мой краб-вездеход проходит очищение сверкающим холодным огнем. Купол впускает его, и вот я дома. Не снимая мой легкий скафандр (мне почему-то кажется, что в нем я лучше смотрюсь), я топаю на пост наблюдения.

И вижу Ванду. Как она хороша в этой форме цвета хаки, пусть даже и не по размеру! А ее светло-русые волосы, короткая стрижка «под мальчика»… О, моя хрупкая амазонка!

— Ну что? — Ванда смотрит на меня своими огромными глазами цвета морской волны. Как мне угадать, что таится в их глубине?

— Ничего хорошего, — повторяю я. — Везде такой же бардак.

— Ясно, — вздыхает она. Мне так ее жалко!

Господи, как я хочу ее! Просто взять за руку, поцеловать в щечку, усадить на коленки, обнять, прижать к себе, почувствовать ее тепло, ее запах, слышать биение ее сердечка. Ванда, Вандочка моя, девочка… Хорошая моя… Сколько во мне скопилось нежности к тебе! Я чувствую, как увлажняются мои глаза. Не хватало еще разреветься — она решит, что я совсем спятил.

— Ладно, пока, — бурчу я угрюмо и отворачиваюсь к двери. — Кстати, где остальные?

— Игорь в библиотеке, а Марина обед готовит.

— Угу, — киваю я и закрываю за собой дверь.

Шаги моих сапогов одиноко раздаются в опустевших коридорах Института. Одиночество — страшная штука…

2. Игорь

Признаться, за чтением я совсем забыл о времени. До чего же увлекательно порой пишет старушка Агата! Жаль, что ее нет здесь, с нами. Дело в романе явно шло к концу — месье Пуаро, подкрутив свои усы, уже собрал всех подозреваемых вместе и начал капать им на мозги. Хотя я бы на его месте сразу сказал бы, кто убийца, а не мучил народ базаром.

Скрипнула дверь, я поднял глаза и увидел Марину. В новом розовом фартуке она выглядела чертовски аппетитно. Ее прекрасные рыжие волосы были живописно растрепаны.

— Игорек, — томно позвала Марина.

— Что?

— Пошли обедать.

— Ну, пошли. А Сашка вернулся?

— Вернулся, все тебя ждут.

— Ну, раз ждут…

Я притворно вздохнул, отложил книжку, опустил ноги со стола и пошел вслед за Мариной. Она неосторожно повернулась ко мне спиной, и я обнял ее, положив одну руку на грудь, а другую — на живот. Под фартуком у нее был свитер, и довольно кусачий.

— Ну, ты что?! — вывернулась Маринка. — Совсем стал маньяк!

До вечера подождать не можешь?

— Не могу!

— Что люди скажут?

— Какие люди? Сашка с Вандой тоже друг другу глазки строят.

— У них еще ничего не было.

— А ты откуда знаешь?

— Мне Ванда сказала.

— Ну, если сказала…

Мы пришли в столовую.

Сашка, по своему обыкновению, был мрачен и с подозрением ковырялся у себя в тарелке. Ванда ела без всяких задних мыслей.

Почему-то они сидели за разными столиками. Поругались, что ли?

Марина без разговоров подсела к Ванде и они начали о чем-то шушукаться. Я сначала хотел тоже к ним, но передумал и подсел к Сашке. Все-таки мужская дружба важнее.

— Привет, старик. Какие проблемы?

Он уставился на меня из-под своих мощных линз.

— Никаких, — произнес он холодно. — Все в порядке. Все к худшему в этом худшем из миров. Мы — последние люди на Земле.

— Старик, мы уже обсуждали эту тему. Пора бы привыкнуть.

— Я привыкаю, привыкаю… Кстати, ты что-нибудь вычитал?

— В каком смысле?

— В смысле, что бы помогло нам спасти мир.

— А… да нет.

— Ты не пробовал проанализировать результаты Чао и Маклеона с точки зрения девятого уравнения Федорова?

— Да нет, знаешь ли, как-то было не в кайф… Зато раскрыл парочку преступлений вместе с Пуаро. Ну и головастый он мужик!

Сашка не оценил мою шутку. Выражение его лица, вероятно, должно было означать бесконечные скорбь и упрек. По-видимому, я должен был пасть на колени и горько раскаяться. Но по правде, в такие минуты мой друг выглядел довольно жалко и смешно. Я отвел глаза, но это движение было неверно истолковано.

— То есть ты хочешь сказать, — зловеще-ледяным тоном громко произнес он, — что пока я там, — он махнул рукой в сторону окна, где мерцали зеленоватые сполохи, — рисковал жизнью, исполняя свой долг, ты здесь детективчики почитывал?

Вот вечно он так: пытается привить мне чувство вины. До сих пор безуспешно. Но сейчас он еще и работал на эффект у девчонок.

По-моему, это низко. Ладно, ответим.

— Брось, старик! Хватит уже демагогии. Ничем ты не рисковал и долга никакого нет. Спасать некого, и нас никто не собирается спасать. Мы сами себя спасем! Вот шарик наш научный дойдет до кондиции, тогда и свалим все вместе отсюда. А там — молочные реки, кисельные берега сделаем, все тип-топ. Или берега лучше шоколадные, как по-вашему, девочки?

Девочки промолчали, а Сашка, закусив губу и пробуравив меня напоследок взглядом, вышел из столовой. Все-таки жалко парня.

Хорошо бы уже у них с Вандой все наладилось.

3. Александр

Я лежал в своей комнате и злился. Впрочем, это не то слово.

Мысли и чувства водили в моей голове хороводы и отплясывали на моих бедных мозгах. Надо принять что-нибудь из аптечки…

Вот — Игорь. Что он вообще такое? Может, мой личный демон?

Мы дружили с ним еще со школы. Помню, класса до седьмого он еще бил меня. Однажды разбил мои очки, да так, что осколки чуть не покалечили мне глаза. Потом все списали на несчастный случай.

Я обижался, а потом прощал его. Все прощал! Сам не понимаю, как это было возможно?

Потом он перестал меня бить. Может, мы повзрослели? А может быть, он просто понял, как я могу ему быть полезен? Конечно! Кто даст списать домашнее задание? Сашка. Кто решит оба варианта на контрольной? Сашка. Кто подскажет у доски? Сашка.

В Институт он поступил чудом. То есть это мне тогда так казалось. Повезло на вопрос, который выучил накануне, на доброго экзаменатора, вытянувшего его с тройки на четверку… Тогда я не знал, что для Игоря это не случайность, а закономерность.

Ему везет. Почему ему всегда везет, а мне — никогда? В том, чего добился я, везения не видно ни грамма: только вечный труд и беспокойство, постоянные усилия и напряжение, от которых сам результат теряет смысл. Но я верил — так надо. Я верил в порядок и справедливость. А он всегда подрывал мою веру.

Конечно, на экзамен всегда можно протащить учебник. А если нет учебника, то есть у кого спросить. А если и спросить не у кого, тогда — вперед, прорвемся на халяву!

Все учишься, Сашок? Зачем? Надо бабки зашибать! Клево: как студент, налогов не платишь. Все тип-топ…

Он и сейчас такой же. Приспособился. Привык. Плевать ему на все. Есть пожрать и выпить, есть девчонки, а начальников никаких нету. Впереди маячит самая большая халява на свете — могущество богов Синтеоса. То есть, наверное, так он воспринимает это. Его не мучают вопросы морали. Какая мораль, старик, мы не в детском саду! Все будет нормально, все тип-топ.

И Маринка его хороша — грудастая и длинноногая кобыла. Кой черт понес ее в науку? Ей бы в секретарши, фотомодели или шлюхи.

Там она была бы при деле. А в Институте ей всегда было скучно.

Зато теперь весело. Что я, не знаю про их с Игорем шуры-муры? Да они почти и не скрывают. Страшно подумать, как эта сладкая парочка развернется в Синтеосе!

Чтобы развеяться, я залезаю в тумбочку и достаю вырезки из «Плейбоя», стащенные из комнаты охранников. Некоторое время тупо рассматриваю их. Но почему-то вид этих шлюх не приносит мне радости. Улыбаются, стервы… Сдохли давно все. А не сдохли бы — ради спасения от кошмаров Нового Мира прибежали бы, легли бы в любую постель и бесплатно, так же улыбаясь, если хозяин велит.

Сволочи! Я бросаю картинки, достаю аптечку, вытряхиваю пригоршню разноцветных таблеток и погружаюсь в забытье…

4. Ванда

Какими сумасшедшими глазами на меня сегодня смотрел Саша!

Может, не стоит отпускать его одного?

Я правда беспокоюсь, когда он уходит туда, в Новый Мир. Он говорит, что пытается найти остатки цивилизации и других людей.

Это было бы здорово! Признаться, очень странно чувствовать себя последними представителями человеческой расы. В конце концов, мы не самые удачные экземпляры. А с тех пор, как от нас ушел Иван Аркадьевич, мы и вовсе осиротели. Его авторитет как-то сплачивал нас. Теперь все не так. Саша и Игорь все время ссорятся — просто больно смотреть! Мне кажется, что это плохо кончится. Все как-то неправильно, нехорошо. Я чувствую это, но объяснить не могу…

Сегодня я задумалась, насколько мы искренни. Правда ли Саша отправляется на поиски людей, или он ищет что-то совсем другое?

Быть может, какие-то неизвестные силы с той стороны воздействуют на его разум, заманивают в ловушку? А я потакаю этому безумию!

Правда ли Игорь воспринимает все как должное? Это странно.

Я и раньше знала, что он самовлюбленный эгоист — на месте Марины ни за что бы с ним не связалась! — но не думала, до какой степени. Как он может так спокойно говорить о том, что нас ждет?

Игорь действительно собирается принести целую Вселенную в жертву своим прихотям! Он не шутит. По-моему, это ужасно…

Марина в последнее время ведет себя просто неприлично. Я не считаю себя ярой феминисткой, но по-моему, ее метод решения всех проблем путем окручивания мужиков несколько устарел. Да, все мы боимся неизвестности, но это не значит, что надо вешаться на шею кому попало. Надо же и гордость девичью иметь! Она, похоже, уже считает себя замужем. И очень счастлива. Интересно только, Игорь разделяет ее представления или просто пользуется? Скорее всего, второе. Боюсь, Мариночка, тебя ждут большие разочарования…

Неужели мне первой пришло в голову, что ТАМ нам гораздо труднее будет ужиться, чем здесь? Мы же все такие разные, что не сможем ни о чем договориться! Во что превратится Синтеос? Разве что нам удастся разорвать его на четыре части и потом научиться не вмешиваться в дела соседей. Ну, положим, я бы пошла на это.

Постаралась бы быть доброй и мудрой богиней. А наши мальчишки?

Они вполне могут устроить Армагеддон!

Я заглядываю в комнату Саши, чтобы поговорить об этом, но он спит. Опять принимал снотворное! Он когда-нибудь отравится…

А пока будет спать до вечера, а ночью проснется и пойдет бродить по Институту. Что же с ним делать?

Я прекрасно знаю, что нравлюсь ему, хоть он никогда и не говорил об этом и не скажет, наверное, даже под страхом смертной казни. Такой уж он человек. Честно говоря, мне он тоже нравится, но не в моих принципах действовать первой. К тому же это может испортить мою репутацию в его же глазах. Не хватало еще, чтобы он считал меня такой же давалкой, как Марина. Хотя, может, все это пустяки, и моя подруга права, следуя инстинктам? Может, это единственный способ выжить и не сойти с ума? Я уже сомневаюсь…

С сомнением смотрю на спящего Сашу, заботливо поправляю его одеяло, вздыхаю и ухожу. Как медленно тянется время!

5. Александр

Я спускаюсь по лестнице — вниз, по выщербленным ступеням, которые уже никто никогда не починит. Я спускаюсь в подвал. В нашу Лабораторию. Я открываю массивную металлическую дверь, и вхожу в пространство, залитое таинственным колдовским светом…

Там, на пьедестале из мигающей разноцветными огоньками электронной аппаратуры, заключенный в пять концентрических прозрачных сфер, висит неподвижно шар ярко-голубого цвета. По его зыбкой поверхности беззвучно ползают ветвистые молнии.

Итак, господа экскурсанты, он перед вами — Синтеос, то есть синтетический Космос, искусственный мир, результат многолетних исследований выдающегося ученого нашей эпохи, академика Ивана Аркадьевича Федорова, и его учеников…

Руками ничего не трогать! Молодой человек, я вам говорю!

Итак, господа, что же представляет собой этот Синтеос?

Ничто иное, как аналогово-цифровую вакуумно-резонансную машину, создание которой стало возможно благодаря открытиям в области обобщенной теории относительности, сделанным нашим замечательным ученым, академиком Федоровым…

Девушка, немедленно подберите фантик от «Сникерса»! Дома у себя будете сорить. Вот народ, честное слово!

Некоторые зарубежные ученые, господа экскурсанты, отрицали возможность создания реальностно-адекватного Синтеоса, оценивая его порядок сложности как практически недостижимый. Однако это препятствие не остановило наших отечественных ученых во главе с академиком…

Молодой человек, не подсказывайте! Здесь вам не цирк!

Итак, благодаря разработанной Иваном Аркадьевичем и его учениками программе Становления, наш Синтеос представляет собой самоорганизующуюся и самообучающуюся систему. Можно сказать, что он последовательно обучается моделировать мертвую, а затем и живую материю в ее поступательном развитии, вплоть до высшей формы — мыслящей материи в лице человека…

Девушки, прекратите болтать! Вам что, не интересно? Ну так и выйдете отсюда, не мешайте остальным слушать.

Однако, господа, в Синтеосе мы видим поразительное явление: исчезают различия между моделированием и бытием. Так, в силу уравнений обобщенной теории относительности, стирается грань между реальностью и виртуальностью…

Молодой человек, уберите банку из-под пива! Вы что, в кабак пришли? Сейчас в охрану позвоню, вас живо выведут.

Синтеос, господа экскурсанты, в процессе своего Становления может быть охарактеризован множеством как макроскопических, так и микроскопических величин. Однако важнейшим для нас является безразмерный параметр, именуемый Индексом Реальности. Как вы можете видеть на электронном табло, несмотря на незначительные случайные колебания, этот показатель неуклонно растет…

Что смешного? Ничего? Это последнее предупреждение!

Согласно теории академика Федорова, когда Индекс Реальности Синтеоса достигнет значения «единица», Синтеос станет полностью реальностно-адекватным. Это означает, прежде всего, возможность адекватного переноса материальных объектов из нашего мира в мир Синтеоса и наоборот. Также станет возможным так называемое разделение реальностей, при котором Синтеос выходит за горизонт событий нашей Вселенной, при этом продолжая автономное существование как отдельная Вселенная со своими законами…

Вопросы есть? Переходим в следующий зал.

Я вздыхаю и отвожу глаза от сияющего голубого шара — долго смотреть на него вредно. Меня он просто гипнотизирует!

Сажусь за компьютер. А мысли не отпускают…

Четыре человека. Не самые лучшие. Не самые умные. Не самые красивые. Не самые честные. Не самые богатые и не самые бедные.

Просто самые последние. Случайные, по большому счету. Однако есть то, что нас объединяет — Учитель. Эх, Иван Аркадьевич!

Это был человек старой закалки… Не любил бюрократической волокиты и хозяйственных вопросов. Не умел писать «правильные» отчеты и выбивать деньги, заполнять заявки и составлять сметы.

Зато у него была светлая голова и золотые руки!

Мы обязаны ему всем.

Мы были самыми молодыми его учениками. Он почему-то верил в нас. И надеялся, что мы станем настоящими учеными, достойными продолжателями его дела, составим славу российской науки…

Теперь нет ни науки, ни России.

Впрочем, вряд ли бы из нас вышло что хорошее. Если есть хоть какой-то смысл в утверждении, что наука есть удовлетворение личного любопытства за казенный счет, то во мне это любопытство постепенно умирало. Агонизировало, можно сказать. А таких, как Игорь, интересовал только сам «счет». Желательно — валютный. Что касается девушек, то их мне трудно судить.

Что же спасло нас от гибели? Только таинственное излучение Синтеоса. Энергия, которой Иван Аркадьевич научил нас управлять.

А когда мы окончательно поняли, что попали в ловушку, исход в виртуальный мир стал казаться единственным выходом. Синтеос был перепрограммирован так, чтобы при «переселении» мы обрели полный контроль над ситуацией — ничто внутри не могло бы причинить нам вреда, а реальность пластично изменялась бы по нашей воле. То есть, мы станем там богами. Остается только ждать…

Но наш Учитель не дождался. В последнее время у него было плохо с сердцем. Он боялся умереть. Нет, неправда, смерти он не боялся. Он боялся умереть ЗРЯ. Поэтому однажды ночью он вошел в кабину сканера и исчез навсегда. В своей записке он сообщил, что собирается «подготовить почву» к нашему Сошествию.

Поскольку Индекс еще не достиг единицы, результат переноса был непредсказуем. Однако следующим утром по показаниям приборов мы установили, что он выжил, хоть и не обрел атрибутов божества.

Он прожил примерно пять лет по времени Синтеоса, что составило около пятнадцати минут по нашему времени.

Итак, какой мир ждет нас? В точности мы этого не знаем.

Отчасти это связано с низкой разрешающей способностью приборов и эффектом квантовой неопределенности. Но главная проблема — слишком большой объем информации, которую трудно упорядочить и интерпретировать. Особенно, если кроме меня этим никто не хочет заниматься…

6. Игорь

Я проснулся — сам не знаю, от чего. Может быть, от вспышек за окном. Так и не привык я к этим фокусам.

Рядом уютно посапывала Маринка.

Я встал потихоньку и прошлепал к окну. Там опять творилась какая-то чертовщина. Прямо по курсу собирались волокна зеленого свечения, образуя подобие огромного уродливого лица с пустыми темными глазницами и перекошенным ртом. Конечно, это была только иллюзия, совершенно безвредная. Мы же за экраном!

Пока я смотрел на нее, то слегка замерз. Захотелось отлить.

Сделав дело, я вернулся на место. Но сна уже не было.

Я решил навестить Сашку и показать ему эту заоконную штуку.

Он ведь большой любитель всяких феноменов. Ему чудовища разные ближе старых друзей. Вот он и выдумал патрулировать окрестности.

А ведь еще Иван Аркадьевич говорил, что это без толку. Может, человек смерти ищет? Причем не простой смерти, а героической. У него это пунктик. Вечно геройствует — вплоть до мелочей, так что случайный человек не то, что не поймет, и не заметит даже. Я вот сколько знаю его, все равно никак не пойму. Наверное, он у нас мазохист. Не сексуальный, а по жизни. Не знаю, как это еще можно назвать.

Но Сашки в его комнате не оказалось.

Я постоял немного, размышляя.

«Куда подевался второй носок? А куда бы делся ты?»

Неужели свершилось знаменательное событие в житии богов?

Неужели произошло наконец это слияние двух лун?

Нет. Ванда была одна. У нее горел свет. Она была в халате и читала книжку — кажется, какой-то любовный роман. Действительно, чем еще утешиться, когда нет своей личной жизни?

— Что случилось? — спросила она, хлопая глазами. Они у нее были совсем красными.

— Ничего. Ты случайно не знаешь, где Сашка?

— Случайно не знаю, — фыркнула она в ответ.

— Ну ладно. Спокойной ночи…

Все-таки надо ею заняться.

Конечно, Сашка мне друг, но он сам виноват. Сколько можно тянуть? Или у него непорядок с этим делом? А ведь ей это нужно.

Всем девчонкам это нужно. Так они генетически запрограммированы.

Если Сашка окончательно отвянет, меня хватит и на двоих. По боку моногамию. Боги не подчиняются правилам. Они их устанавливают!

В своих поисках я был неправ с самого начала: надо было пользоваться не своей логикой, а Сашкиной, извращенной. Подумав немного о том, где бы мне совсем не хотелось быть в данное время и при данных обстоятельствах, я решительно направился в подвал.

Он был там: голова нечесана, спина колесом, линзы упираются в экран монитора. Ну просто мученик науки!

— Привет, — сказал я. — Как успехи?

— Что ты имеешь в виду? — с подозрением осведомился он.

— Светлое будущее рассчитываем?

— До него еще дожить надо! — Сашка был в своем репертуаре.

— Не боись, доживем.

— Может, уже бы дожили, если бы не некоторые…

— А что? Какие претензии?

— Зачем тебе надо было тогда вмешиваться в эволюцию? Зачем ты истребил динозавров?

— Так они сами никак вымирать не хотели! А ты что, хотел бы править разумными ящерами? Мне человечки как-то ближе.

— Ты заодно наплодил там всякой нечисти. Мутантов…

— Так интереснее! Вспомни, Иван Аркадьевич не был против.

— Иван Аркадьевич был человеком добрым и терпеливым. Даже, я бы сказал, ОЧЕНЬ добрым и СЛИШКОМ терпеливым. Вот и позволил тебе уронить Индекс на целых пять пунктов. К тому же тогда речь еще шла о научном эксперименте, а не о нашем выживании.

— Вот именно! И нечего гнать волну. По-твоему, я должен был предвидеть, в каком мы окажемся дерьме? Этого никто не мог знать.

Даже Иван Аркадьевич…

— Хватит склонять Ивана Аркадьевича! Такие, как ты, мизинца его не стоят.

— Ну, конечно, где уж нам!

И я ушел, хлопнув дверью. Хрен ему, а не морду за окном.

Как же он меня достал! Что же с ним делать?

7. Александр

Одна мысль никак не оставляет меня.

Мне кажется, что Изменение напрямую связано с обобщенной теорией относительности. И если мы поймем, что такое Новый Мир, как он возник и чем отличается от старого, то все можно будет вернуть обратно. Недаром же Синтеос сохраняет для нас частичку прежней реальности. На границе Вселенных не действуют физические законы, что дает нам неисчерпаемый источник энергии — лишь бы хватило ума ею воспользоваться.

Так думаю я, пробираясь на крабе через заросли поющих лиан.

Внезапно передо мной открывается большая круглая поляна с озером посередине. Вокруг озера торчат огромные столбы — метров по пять высотой. Такое впечатление, что они вылеплены из снега, а это очень странно, учитывая температуру воздуха за бортом.

Чтобы проверить, я касаюсь манипулятором одного из столбов.

Эффект потрясающий — весь «снег» тут же приходит в движение и рассыпается множеством мелких бесформенных созданий, в панике скачущих по направлению к озеру. Обнажается черная поверхность монолита, на которой ярко-красным мерцают неведомые письмена!

Я потрясен этим свидетельством наличия разума в Новом Мире, но иллюзия вновь разрушается — странные иероглифы расползаются тонкими светящимися змейками, и вот уже нет ничего.

Озеро начинает бурлить. Из него поднимается что-то большое и округлое — сначала это напоминает спину доисторического ящера, а затем я вижу огромные гибкие ноги-щупальца и понимаю, что это нечто вроде гигантского спрута.

Бородавчатый шар встает над озером, опираясь десятком ног о неглубокое дно. Серая кожа его неожиданно расходится в стороны, и я вижу, что это огромный глаз. Он глядит на меня!

Кажется, сам Новый Мир смотрит на меня, пытаясь понять, что за чужеродная букашка вмешивается в его безумные сны наяву. Этот нечеловеческий взгляд проникает в меня глубоко, в самые темные уголки души, отыскивая родственные ему кошмары.

И тогда, не в силах вынести этой пытки, я палю по огромному глазу из плазменных орудий, и он оглушительно лопается, затопляя все вокруг потоками зеленоватой слизи…

Я просыпаюсь. Чувствую, что меня трясут за плечо. Резко оборачиваюсь и вижу хмурое лицо Игоря. Он явно не в духе.

— Что случилось?

— Одевайся и пойдем, — говорит он. — У нас ЧП.

8. Марина

Когда вернулся Игорь с Сашей, моя истерика уже прошла. Я просто сидела рядом с постелью Ванды и тихо плакала. Потому что больше ничего поделать было нельзя.

— Что с Вандой? — отрывисто спросил Саша. — Она заболела?

— Нет, старик, — озабоченно ответил Игорь. — Она умерла.

Саша медленно опустился на колени у изголовья, всматриваясь в безмятежное лицо своей подруги. Казалось, она просто спит.

— Нет! — выдохнул он.

— Да. Можешь пощупать пульс.

Саша осторожно взял холодную руку Ванды, выбившуюся из-под одеяла, но пульс проверять не стал, а только нежно поцеловал ее.

Это было так трогательно, что я снова заревела.

— Заткнись, — бросил мне Игорь. — Успеешь еще.

— Это судьба! — прошептал Саша. — Но почему она первая?

— Что ты имеешь в виду?

— Есть силы, которые могущественнее нас. Наверное, нам всем суждено здесь погибнуть. И наш план Сошествия — самонадеянная иллюзия. Мы не достойны спасения. И потому обречены. Новый Мир забрал ее душу…

— Нет, старик, с этой философией тебе лучше завязать. Ванда умерла от вполне материальных причин.

— Каких?

— Скорее всего, передозировка снотворного, — Игорь показал Саше пустой пузырек. — Это, кстати, не твое?

— Мое, — удивился Саша.

— Ты ей дал?

— Нет.

— Тогда как это попало к ней?

— Откуда я знаю?

— Угу, — Игорь напустил на себя умный вид. — Кстати, когда ты последний раз видел Ванду живой?

— Вчера днем.

— Снотворное тогда было на месте?

— Да. Я его принимал.

— Там много еще оставалось?

— Не помню. Вроде бы…

— А ночью?

— Что — ночью?

— Ночью ты к Ванде не заходил?

— Не суди по себе! — возмутился Саша, вставая с колен. Он обернулся к Игорю — глаза его горели недобрым светом.

— Ну, хорошо… — протянул Игорь. — Потому что я-то как раз заходил.

— Что-о?!

— Да ничего такого! Просто тебя искал. Выяснил, что тебя там нет, и пошел в Лабораторию. Ванда была еще жива. Читала муть какую-то любовную…

— А почему я должен тебе верить? — прорычал Саша. — Может быть, это ты убил ее!

— Да с какой стати?!

— Когда она отвергла твои грязные домогательства!

— Ну, знаешь ли, это чересчур! У тебя давно крыша едет. Я тоже могу предположить, что ее убил ты. Скажем, задушил подушкой во сне, а потом подкинул пустой пузырек из-под лекарства — типа, мы не догадаемся, не врачи же!

Ни слова не говоря, Саша бросился на Игоря. Я завизжала.

— Ребята! Перестаньте! Это я последняя видела Ванду…

Они обернулись ко мне с одинаковым выражением удивления на лице. Саша поправил очки.

— Когда?

— Ночью. Ну, я вдруг проснулась, а Игоря нет. Тогда я пошла к Ванде…

— Зачем? — спросил Игорь.

— А неясно? — зло усмехнулся Саша. — Тебя искать!

— И что дальше?

— Она еще не спала, читала. Сказала, что Игорь у нее искал Сашу. Ругалась на вас обоих. Потом сказала, что примет лекарство от бессонницы и будет спать.

— Где она взяла снотворное?

— Сказала, что у Саши, пока он спал. Сказала, что он такой хороший, когда спит… — я всхлипнула.

У Саши заблестели глаза от непролитых слез. Игорь вздохнул.

— Ладно, теперь все ясно. Надо ее похоронить. Пошли искать лопаты, старик, — он хлопнул Сашу по плечу и вышел.

Саша еще раз бросил на Ванду взгляд, полный неразделенной любви и нежности. Потом он нахмурился и как-то дико посмотрел на меня, так что мороз пробежал по коже.

— А ведь ты тоже могла ее убить, — прошептал он.

От изумления я не нашлась, что ответить.

9. Александр

Мы копали могилу в жуткой тишине и безветрии.

Не в силах справиться со своими переживаниями, я едва ковырял землю, чем заслужил неодобрительные взгляды Игоря. Сам он взялся за работу с таким жаром, что скоро ему пришлось снять рубашку. Вид его обнаженного торса вызывал во мне отвращение.

Я думал о том, что все совсем не ясно. Он вполне мог зайти к Ванде и второй раз, после нашего разговора, зная, что меня там нет и не будет. И вполне мог ее убить — именно так, как сказал!

Не исключено также, что в этом замешана Марина, и вся истерика была показной. В конце концов, кто может подтвердить ее слова? Очевидно, никто. Алиби нет ни у кого. Даже у меня…

Тело Ванды лежало рядом, укрытое простыней. Моя бы воля, я бы вообще не стал хоронить ее. Оставил бы лежать в постели, как спящую, а сам приходил бы смотреть на нее. Мысль о том, что на это ангельское личико, эти светлые волосы, эту нежную кожу лягут мокрые грязные комья земли, приводила меня в отчаяние.

— Глубже копай! — прикрикнул на меня Игорь.

В ответ я бросил лопату и побрел прочь, в сторону купола.

Вслед мне понеслись ругательства, но я не слушал.

По ту сторону из тумана вырастала смутная тень. Она здорово напоминала нашего краба, только цвета была черного и вся покрыта какими-то шипами и выростами, которые мерзко шевелились. Неужели этот демон пришел принять нашу жертву?

— О господи, нет! Сашенька, остановись! — услышал я рядом с собой голос Марины. Ее крашеные ногти впились мне в руку.

— Что? — с раздражением обернулся я к Марине.

— Сашенька, не надо! Не губи себя!

Похоже, она подумала, что я решил покончить с собой в пасти неведомого монстра. Даже жаль разочаровывать.

— Все в порядке. Иди лучше помоги Игорю. Я не могу…

— Хорошо, хорошо. А ты иди лучше домой, ладно?

— Ладно, — буркнул я и пошел к себе.

Пусть все происходит без меня.

10. Игорь

Наверное, в такие минуты надо думать о душе, о Боге.

Я же злился на Сашку. Это по-свински: сваливать на друзей священный долг по закапыванию возлюбленной. Можно подумать, мне не жалко Ванду! Конечно, жалко, но дело прежде всего. Нечего тут нюни распускать…

Наконец, могила была закончена: я посмотрел и решил, что это хорошо. Теперь следовало загрузить тело.

— Надо молитву прочитать, — вдруг заявила Маринка. — Я это в фильме видела.

— А слова не запомнила? Ну, ладно…

Я откашлялся и устремил взор к пасмурному зеленому небу.

— Господи, иже еси на небеси… Да святится имя Твое и все такое… Прими душу рабы Твоей Ванды… если, конечно, у Тебя там еще остались свободные места… Прости ей грехи, вольные и невольные. Наша Ванда всегда была хорошей девочкой, училась и работала прилежно, уважала старших, не гуляла с парнями, не пила и даже не курила… Правда, при жизни не верила она в Тебя, Господи, но это не она виновата, а большевики, которые церкви порушили и атеизм ввели. В общем, пусть земля ей будет пухом и небо в кайф. Аминь!

Маринка истерически всхлипнула.

— Можно еще поцеловать покойную в лоб, — предложил я. — Ты хочешь?

Маринка помотала головой.

— И я не хочу. Вот Сашка, наверное, захотел бы, но он ушел.

Сам виноват. Ладно… Раз-два, взяли!

Мы закопали Ванду. И глядя на прямоугольник рыхлой земли, я окончательно осознал, что теперь нас осталось трое…

Кое-как симпровизировали поминки. Настроение было поганое.

Пришел Сашка, бледный как привидение, сел и стал не глядя совать еду в рот. Вокруг хлопотала Маринка. Наконец, и она села вместе с нами.

— Продукты кончаются, — озабоченно сообщила Марина.

— Ничего, — пробурчал Сашка. — Уже скоро.

— Что?

— Скоро Индекс станет равен единице. Завтра или, в крайнем случае, послезавтра.

— Ты уверен?

— Так следует из моих расчетов.

— Но это же замечательно! — обрадовался я.

— Угу, — Сашка обреченно ковырялся в тарелке.

— Ванда что-то такое говорила… — нахмурилась Марина, — про то, как нам трудно будет ТАМ ужиться. Типа, мы все разные, и не сможем договориться между собой.

— Она была умница, — сказал Сашка и косо посмотрел на меня.

— Ничего, все будет тип-топ, — примирительно сказал я. — Там всем места хватит.

Сашка презрительно усмехнулся и ничего не ответил.

11. Александр

Утро следующего дня началось для меня довольно странно.

В ушах стоял пронзительный женский визг.

Я очнулся почему-то в комнате Ванды, на полу. Не помню, как попал туда, наверное, вчера перебрал с непривычки. Какого черта Игорю понадобилось меня спаивать!

Подняв свое разбитое тело, я выглянул в коридор. Нетрудно понять, что кроме Марины так визжать было некому. Из комнаты, где она жила с Игорем, теперь доносились какие-то завывания. Я с трудом добрел туда, и взору моему представилось ужасное зрелище.

Посреди комнаты висело обнаженное тело Игоря. Повешен он был на ремне от брюк. На кровати, завернувшись в простыню, выла Маринка. Когда я вошел, она опять взвизгнула.

— Не ори, это я.

— Сашенька, миленький, — заныла она. — Что же это такое?!

— Это я у тебя хотел спросить.

— Убери его, пожалуйста, я не могу больше!

Преодолевая отвращение, я стал вынимать Игоря из петли. Не удержал и уронил с глухим стуком на пол. Маринка снова взвыла.

— Заткнись и оденься, — прикрикнул я на нее.

— Сейчас, сейчас… — она суетливо стала собирать вокруг свои шмотки и натягивать на себя. Мне она была противна.

Я укрыл тело Игоря простыней и задумался.

Неужели он мертв? Мне казалось это невозможным. Я почему-то привык к мысли, что он будет преследовать меня всю жизнь, словно Мефистофель Фауста, словно Ворон Эдгара По. Долгими ночами я думал о том, что скажу ему, какие гневные и правильные слова, которыми он будет наконец посрамлен, а правда восторжествует! Но приходил день, и слова ускользали, теряли смысл, однако я верил: моя победа впереди. И вот он мертв — с кем теперь спорить?!

— Как это произошло? — спросил я.

— Не знаю, — прохныкала Марина. — Я проснулась и увидела…

— То есть ты хочешь сказать, что он встал посреди ночи и ни с того ни с сего повесился, а ты даже ничего не заметила?

— Ну да! Я хорошо спала…

— Он тебя оттрахал напоследок?

На щеках Марины выступил румянец. Я и не думал, что она еще способна краснеть. Очевидно, ответ был положительным.

— И как по-твоему, почему он повесился?

— Он вчера что-то говорил про лицо… с той стороны.

— Какое лицо?

— Зеленое…

— Ты хочешь сказать, что нечто извне заставило его?

— Я не знаю! — всплеснула руками Марина. — Ничего не знаю!

— Может быть, — сказал я. — А может быть, это ты его убила.

Как перед этим убила Ванду.

— Ты что!

— Посуди сама, ситуация классическая: было четыре человека, осталось двое. Из этих двоих один — я, и я знаю, что никого не убивал. Методом исключения получаем, что это сделала ты.

— Сашка, ты сумасшедший! Ты посмотри на себя. У тебя взгляд бывает совершенно дикий! Ты же сам не понимаешь, что говоришь или делаешь. Мне страшно от этого…

— Думаешь, я всех убил и сам не знаю об этом?!

— Так бывает. Я видела в каком-то фильме…

— «Сердце Ангела», что ли? Да, интересная версия, — меньше всего я рассчитывал услышать такое от Марины. Оказывается, и у нее голова работает! Кстати, та же версия применима к ней.

— До сих пор при свете дня никто не умирал, — заметил я. — Надеюсь, так будет и впредь. Примем это как рабочую гипотезу.

— Хорошо…

— Тогда давай позавтракаем и пойдем хоронить Игоря.

Так мы и сделали.

12. Марина

В этот раз Саша не отлынивал от работы.

Наоборот, он взялся за дело с необычайной энергией.

В глазах его я снова заметила этот дикий блеск, который так пугал меня. Он не просто хоронил друга (или врага?), это было что-то гораздо более личное. Как будто он хоронил часть себя.

Я вновь заикнулась о молитве. Честно говоря, я сомневалась, что в прошлый раз, с Вандой, мы все сделали правильно. Конечно, Игорь говорил от души, но как-то не слишком серьезно…

На мое предложение Саша неожиданно зло рассмеялся.

— Это бесполезно. Он попадет прямо в Ад!

— Не смей так говорить! Игорь был хороший…

— Кому как.

— За что ты его так не любишь?

— Это долгая история. Ты не поймешь.

— По-твоему, я такая дура? Ты всегда ему завидовал. Он был веселый, а ты — мрачный. Он был красивый, а ты — нет. У него было много друзей, а ты на всех смотрел косо. У него были модные вещи, а ты ходил Бог знает в чем. У него была я, а у тебя никого не было. Ванда, бедная, все ждала, когда ты ей скажешь хоть одно доброе слово. Она ведь любила тебя, дурак!

— Откуда ты знаешь?!

— Да от нее же!

— Я не знаю… — пробормотал Саша, выпуская из рук лопату и садясь на свежую землю. — Можно ли тебе верить? Можно ли вообще еще верить хоть во что-нибудь? А Бог, есть ли он там, наверху? И если даже он был там раньше, то не исчез ли вместе со всем нашим прежним миром? Может быть, здесь теперь правят иные боги?

Ладно, я кое-что помню, как это ни странно. Слушай!

«Скажи мне, Господи, кончину мою и число дней моих, какое оно, дабы я знал, каков век мой.

Вот, Ты дал мне дни, как пяди, и век мой, как ничто пред Тобою. Подлинно, совершенная суета всякий человек живущий.

Подлинно, человек ходит подобно призраку: напрасно он суетится, собирает и не знает, кому достанется то.

И ныне чего ожидать мне, Господи? Надежда моя на Тебя.

От всех беззаконий избавь меня, не предавай на поругание безумному.»

— Это не совсем то, — неуверенно сказала я.

— Выбирать не приходится, — усмехнулся Саша. — Вот подумай: совсем недавно он строил планы мирового господства, а теперь его будут есть черви. Или подумай о человечках Синтеоса: для них мы бессмертны. Только по плечу ли нам бессмертие?

— Ну, там видно будет…

— Верно! Верно, черт побери. Поживем — увидим. Помоги-ка…

Мы опустили тело Игоря в могилу и закопали.

— Как ты думаешь, он не встанет? — вдруг спросил Саша.

— Как это — встанет? — у меня мурашки побежали по коже.

— Не знаю. Как вампир.

— Сам ты вампир! Говоришь с тобой, а все без толку…

— Ладно, ладно. Пошли домой.

13. Александр

В последнюю ночь меня терзали кошмары.

Мне снилось, что я прихожу в Институт и попадаю на экзамен.

Ужас в том, что к экзамену я совершенно не готов. На самом деле такого не бывало никогда, но в этом кошмаре по какому-то невероятному, противоестественному стечению обстоятельств я зря потратил время, отпущенное на зубрежку, и совсем не помню — как.

Я не помню даже, какой предмет надо сдавать.

Но поворачивать назад поздно: я вхожу в аудиторию.

За длинным столом у доски сидит экзаменатор. Это наш Иван Аркадьевич. Он дружески улыбается мне и жестом приглашает брать билет. Как не хотелось бы разочаровать его!

Мне выпадает билет номер один с одним-единственным вопросом

— «Ванда». Я поднимаю глаза и вижу мертвое тело Ванды, лежащее на столе. Она совершенно голая, я могу видеть ее упругую грудь и животик, и это возбуждает во мне сильное желание.

Теперь я понимаю, что от меня требуется.

Я раздеваюсь донага, залезаю на стол, раздвигаю ее холодные изящные ножки и приступаю к делу. Сквозь шум крови в ушах мне слышится стук мела по доске.

Когда я кончаю, из зала раздаются аплодисменты.

Опустошенный, я неловко поднимаюсь и вижу экзаменатора, одобрительно кивающего мне. Только это вовсе не Иван Аркадьевич.

Это — Игорь! В руке он держит указку, обращенную к доске, на которой ярко-белым по черному выписаны математические формулы. В этот последний миг сна они впечатываются в мое больное сознание огненными письменами.

Я просыпаюсь весь мокрый.

Смысл формул мне ясен, и ничего ужаснее быть не может.

Но это не избавляет меня от необходимости переодеться.

Сменив белье и натянув брюки, я подхожу к окну. За пределом купола продолжается тайная жизнь Нового Мира. Однако теперь мне все видится в ином свете. Я сделал свое последнее открытие…

Звонок выводит меня из транса. Как давно я не слышал этого звука! Почему он вдруг зазвонил? Пара минут требуется мне, чтобы вспомнить. Конечно, мы же сами собрали эту схему! Звонок должен был включиться тогда, когда Индекс Реальности достигнет единицы.

Значит, этот счастливый момент настал. Я издаю безумный смешок, накидываю рубашку и бегу вниз…

14. Марина

Последние часы я провела, наблюдая, как выстраиваются в ряд «девятки» на электронном табло.

Настроение у меня было просто прекрасное.

Я думала о разных приятных вещах.

Например, о том, как меня всегда недооценивали и как ловко я всех провела. Поразительно, как много людей верит, что женский ум обратно пропорционален красоте. Очаровательная глупышка — это мое амплуа, мой имидж. Это маска, которую я одеваю на карнавал жизни. Мой способ выживания в безжалостном мире. А что прикажете делать бедной девушке? Конечно, порой бывает горько, больно и обидно. На такие случаи есть Память, которая ничего не прощает, и Судьба, что направляет события верной рукой. Эти две подружки никогда не предавали меня. Рано или поздно он приходит — миг торжества, когда все обиды и страдания окупаются.

Итак, я покончила с лучшей подругой и героем-любовником.

Остался один только Сашка. Надо быть справедливой: он мне ничего не сделал. То есть, наверное, считал Игоревой подстилкой, но это я сама постаралась… Так что к нему я испытываю только жалость и презрение. Ох уж этот Сашка! Наш закомплексованный святой, вечный отличник, фанатик науки…

Что такое их наука? Сухая книжная мудрость, бесплодная игра самодовольных мужчин, куда нас принимают в виде исключения. Я никогда не относилась к ней серьезно. И никогда не стеснялась смущенно хихикнуть, соблазнительно улыбнуться, показать коленки, чтобы вытянуть нужный балл. Разве не смешно: некоторые мнят себя покорителями Мироздания, а сами не могут справиться со змеями в собственной голове. Моя наука — совсем другая…

Итак, Сашке я ничего не сделаю. Я просто его не пущу. Нам все равно не составить приличную божественную пару. Мы не сможем править вместе. Он сломает весь кайф своим нытьем и проповедями.

Нет уж, лучше я буду Единственной!

С детства я любила сказки про принцесс. А однажды решила, что я и сама — принцесса, только никто этого не замечает. Может быть, я принадлежу иному, волшебному миру, за пределами видения этих жалких людишек, что окружают меня. И в один великий день за мной придут посланцы этого мира и призовут на трон.

Все получилось не совсем так, как я ожидала.

Но в конце концов — получилось!

Когда «девятки» сменились «нулями» и прозвенел звонок, я поморщилась: надо было, конечно, отключить цепь, да неохота руки марать. Наверняка Сашка сейчас прибежит, так хоть попрощаемся.

Я запустила программу, в которую заблаговременно внесла все необходимые изменения. Я ведь девушка предусмотрительная! Теперь мое Сошествие было делом нескольких минут.

Заскрипела дверь, и на пороге появился взмыленный Сашка.

Бедняжка! Конечно, он удивился, увидев меня в кабине сканера. По такому случаю я одела пятнистую форму, оставшуюся от охранников, а в руке у меня был зажат большой и острый кухонный нож — надо же девушке как-то защитить себя?

— Извини, Сашенька, — улыбнулась я. — Но место занято. Этот шарик слишком тесен для нас двоих. Так что не обижайся, но тебе туда дороги нет. Стой, где стоишь, и разойдемся по-хорошему.

Он смотрел на меня из-под своих очков, чуть наклонив набок голову. Должно быть, он уже понял все. А впрочем, какая разница?

— Слушай, — хрипло сказал он. — Я должен сказать одну вещь.

Ну, ты осталась одна, с кем я могу поделиться… В общем, весь этот бред там, — он махнул рукой в сторону, — и вся наша жизнь здесь… этого просто НЕ МОГЛО БЫТЬ! Понимаешь? Мы думали, что наш мир погиб, вместо него воцарился Новый… На самом деле, со старым миром все в порядке… Наверняка… Это МЫ погибли!

Да, уравнения Федорова имеют ВТОРОЕ решение. Это Синтеос-2, он вокруг нас и внутри нас, и мы — часть его, плоть от плоти. Мы гадали, на что похож виртуальный мир, но не поняли, что живем в нем. Не поняли потому, что мы тоже НЕНАСТОЯЩИЕ!..

Пока он трепался, программа инициализации завершилась.

Беготня огоньков прекратилась, зажегся зеленый свет.

— Ты все сказал? — продолжая улыбаться, спросила я Сашку.

Честно говоря, я была даже рада и благодарна ему, что он не испортил эту сцену бессмысленным насилием. Любой другой парень на его месте наверняка попробовал бы наброситься на меня, выбить нож, вытащить из кабины… Пролилось бы много крови, а зачем?

— Все! — выдохнул Сашка.

— Тогда прощай, — я кокетливо послала ему воздушный поцелуй и нажала кнопку переноса.

15. Александр

Это был взрыв — ослепительная вспышка и грохот!

А когда прошли радужные круги перед глазами и звон в ушах, я понял, что все кончено.

Синтеос исчез. Электричество вырубилось.

Темнота и тишина воцарились в подземелье.

Спотыкаясь в полумраке, я поднялся по лестнице — ноги едва слушались меня — и вышел наружу.

Энергетического купола больше не было. Вязкий туман Нового Мира медленно наползал на территорию Института, принося с собой пряный аромат и чуть слышное потрескивание. Все менялось.

У свежих могил меня ждали Игорь и Ванда — совсем бледные, с черными, без белков, глазами, в перепачканной землею одежде.

Им явно не помешал бы новый «Тайд».

Игорь взял меня за левую руку, Ванда — за правую.

— Пошли, — сказали они хором. — Пора.

Руки у них были почему-то очень холодные…

И мы пошли вперед, в клубящийся туман, откуда уже тянулись к нам белые тонкие щупальца протоплазмы.

НЕВИННАЯ ЖЕРТВА

0. Кошмар

Я стоял босиком в скользкой оранжевой траве.

Мир вокруг был скрыт клубящимся зеленым туманом.

Слева от меня из этой мглы проступал темный силуэт большого здания. Окна в нем не горели. И, казалось, кто-то смотрит из них.

Я стоял совершенно голый. Мне было холодно и жутко.

Земля вдруг вспучилась передо мной, выпуская бледный росток толщиной в человеческое тело. В процессе роста он разделился на три ветви, а на ветвях выросли плоды.

Это были головы — две мужские и одна женская. Разрывая путы слизи, они открыли глаза и рты, посмотрели на меня и заговорили.

— Вот он, — сказала холодно первая. На ней были очки.

— Симпатичный, — вздохнула вторая, женская.

— Скоро ОНА получит по заслугам, — усмехнулась третья.

— В путь! — произнесли они хором, и все исчезло…

1. Тревожное утро

Проснувшись, я ощутил холод и боль в спине.

Перед глазами опять была трава, но обычная, зеленая. Трудно описать, как это меня утешило. Да, все кошмары кончаются!

С трудом поднявшись, я увидел вокруг знакомую лужайку, но рядом… Рядом лежала Лида. Просто лежала и смотрела вверх со странным выражением лица.

— Эй! — позвал я.

Она не шелохнулась. Я вдруг понял, что человек не может так долго не моргать, если, конечно, с ним ничего не случилось.

Я взял ее за руку. Рука была холодная и твердая.

От пришедшего наконец понимания у меня подкосились ноги. Я сел в траву и попытался собраться с мыслями. Это было непросто — никогда раньше я не сталкивался со смертью так близко.

Итак, Лида мертва. Что же произошло?

Я начал восстанавливать в памяти события прошлой ночи.

Помню, как тихо я выскользнул из окна родного дома. Помню, как в луче моего фонарика мелькали кусты и деревья. Наш чахлый пригородный лесок тогда казался дремучим бором, полным нелюдей и змееклонов. Сердце мое было полно сладкого ужаса.

Помню, как наконец вышел на поляну, и в лицо мне ударил свет фонарика Лида. Сначала я не увидел ее, только услышал смех.

Потом она направила луч на себя. Ради нашего свидания она одела самое вызывающее из своих платьев.

Помню, мы держались за руки, может быть, целовались…

Нет, не помню. Дальше — не помню. Только яркий свет и тьма!

Я еще раз посмотрел на Лиду. По крайней мере, платье на ней было нетронуто. Что же, змей побери, произошло?!

А ведь если меня здесь увидят, наверняка решат, что ее убил я. От этой мысли меня прошиб холодный пот, и я еще раз огляделся по сторонам, словно затравленный зверь.

Никого не было. Стояло раннее утро. Солнце просвечивало меж деревьев, придавая им золотистый оттенок. Весело пели птицы. Вся природа приветствовала новый день, лишь я был изгоем на ее лоне.

Надо было сматываться отсюда, да поживее. Так я и поступил.

Хорошо, что наш дом рядом с лесом! Подтянувшись на руках, я влез в окно, закрыл его изнутри, быстро разделся и юркнул в свою постель. Скоро я почувствовал блаженное тепло, меня сморило, и я вновь погрузился в сон — на этот раз без сновидений.

Когда я проснулся, то сначала не понял, было ли мое ночное приключение реальностью или продолжением кошмара. Может, я и не ходил никуда? И Лида жива и здорова? К сожалению, с этой мыслью пришлось распрощаться, как только я увидел, во что превратилась моя одежда. Она более чем нуждалась в стирке. Значит, все, что я помню, правда. А улики против меня на виду!

Недолго думая, я затолкал все под кровать. Потом разберусь, когда страсти улягутся. Пока одену все новое. Порадую маму.

— Андрей, — раздался за дверью стук и голос папы Вали. — Доброе утро! Просыпайся, соня. Скоро будем завтракать.

— Доброе утро, — бодро крикнул я в ответ.

Надо было вести себя, как будто ничего не произошло.

Когда я вышел к завтраку, все уже собрались за столом — моя мама, папа Коля и папа Валя. На столе были мои любимые блинчики с сиропом, но сейчас они меня не прельщали.

— Сотворим молитву, — сказала мама.

Это было очень кстати. Пока остальные благодарили Богиню за хлеб насущный, я отчаянно молился Ани-Рам, чтоб защитила меня от неправедной людской кары. Это внесло в мою душу относительный покой и вернуло обычный аппетит.

— Можно добавки? — спросил я, облизывая пальцы.

— Хватит с тебя, растолстеешь, — буркнул папа Коля.

— Ничего, он же растет, — улыбнулся папа Валя.

— Можно, — решила мама.

Я принялся уплетать очередной блин, когда в дверь позвонили.

Папа Валя пошел открывать. Я услышал какие-то голоса, но не обратил внимания. А зря. В столовую внезапно ввалились стражники

— тетя Даша и ее помощник дядя Сема. Вид у них был грозный.

— Что случилось? — удивилась мама.

— Извините за беспокойство, сударыня, — козырнула ей тетя Даша, — дело очень серьезное, — тут она перевела взгляд на меня.

— Андрей Татьянович Волк, ты арестован. Именем, Знаком и Силой!

Звезда Стражи вспыхнула голубым светом на ее мощной груди.

— Да будет зло слов и дел твоих обращено против тебя, — закончила тетя Даша ритуальную формулу. Магия Стражи полностью овладела мной. Я выронил из рук недоеденный блин, словно сквозь сон слыша голоса моих родных, и послушно поплелся в участок.

Меня отпустило только в камере. Болела голова.

Сквозь прутья решетки я увидел дядю Сему, читающего какие-то бумаги и прихлебывающего кофе. На меня он не обращал внимания.

— Дядя Сема! — робко позвал я.

Он бросил на меня неприязненный взгляд:

— Кому Сема, а кому Семен Еленович. И вообще, разговаривать с тобой не положено. Вот Дарья Светлановна вернется, поговоришь тогда. Все расскажешь, как миленький!

— Семен Еленович, я невиновен. Честное слово!

— Не заливай! Думал, никто не узнает? А Лида-то в дневнике своем написала про свиданку вашу. Кому же еще быть, как не тебе?

— А может, я и не ходил туда.

— Не ври! Кто грязную одежду под кровать сунул?

Я почувствовал себя полным идиотом.

— Как же ты сотворил это? — продолжал рассуждать дядя Сема.

— На вид-то с девчонкой все в порядке. Докторша — и та ничего в толк не возьмет. Али ты нелюдь? Али тайный змееклон?

— Семен Еленович, вы же меня всю жизнь знаете.

— Знаем-знаем, — проворчал он. — Выходит, плохо знаем…

Он замолчал и снова сделал вид, что меня нет.

Время тянулось невыносимо медленно. Это сводило меня с ума.

От безделья и отчаяния я снова стал молиться Ани-Рам.

Я обещал, что буду хорошим мальчиком.

Я раскаивался во всех своих прегрешениях.

Я молил, чтобы поскорее нашли настоящего убийцу.

Самое удивительное, что мои молитвы были услышаны.

Послышались голоса и шаги. Дверь отворилась, и в помещение вошли две женщины. Одной из них была Дарья Светлановна. Ей явно было не по себе. Потому что вторая…

Меня поразило ее лицо. Могу ли я описать его? Выпуклый лоб, огромные серо-зеленые глаза, выступающие скулы, чуть вздернутый кверху носик, большой рот, искривленный в полуулыбке, маленький подбородок. Наверное, ни одна из этих черт не соответствовала эталонам красоты. Возможно, дело было вообще не в лице, а в его выражении. Необъяснимым образом в нем сочетались холод разума и огонь страсти. Оно намекало на бездны наслаждения и боли.

Или это только мне так казалось?

Одета она была в длинный темный плащ с откинутым капюшоном, расшитый священными рунами, какие носят жрицы Ани-Рам.

Собственно, она и была жрицей.

— Привет, малыш, — услышал я ласково-сладкий голос с легкой хрипотцой. — У тебя, похоже, неприятности?

— Да, — выдохнул я.

— Как тебя зовут?

— Андрей… Андрей Татьянович Волк.

— Как официально! А я Эмма. Сестра Эмма из Святой Обители.

Откуда-то из складок плаща жрица достала жезл, украшенный самоцветами, со Знаком Богини на конце, и направила на меня.

Ничего не произошло. Только почему-то зачесался лоб. То ли муха села, то ли опять прыщи лезут, подумал я и машинально поднял руку ко лбу. Мухи я там не нашел, а на пальцах остались маленькие язычки золотистого пламени, которое тут же погасло.

В недоумении я поднял глаза на присутствующих и увидел, как стражники смотрят на меня с благоговейным ужасом, открыв рты.

Сестра Эмма довольно улыбнулась:

— Этот мальчик невиновен. Он — Избранник Богини. На нем ее Знак. Я забираю его в Обитель.

Второй раз за это утро мир для меня перевернулся.

Что я знал о таких вещах?

В школе нас учили, что иногда Богиня избирает кого-нибудь из молодых людей и Силой своей делает героями или мудрецами.

От героев ребята фанатеют. В моем классе многие собирают коллекции их карточек. А в прошлом году, в День Пришествия, наша наставница привела на урок настоящего героя. Все обалдели, а на мой взгляд — ничего особенного, просто здоровый качок в доспехах со всякими полезными штучками. Он вовсю разошелся, описывая свои победы над нелюдьми и змееклонами. Потом от описания гражданских подвигов он перешел было к любовным, однако наставница вовремя остановила его — ко всеобщему сожалению.

Мудрецом быть, наверное, интересно. Это ведь они изобретают всякие полезные вещи. Благодаря им мы живем в уюте и комфорте, не как наши древние предки-дикари до Пришествия. Так что хотя о мудрецах и говорят меньше, это очень полезные обществу люди.

Ходили, правда, слухи, что не все Избранники оказываются истинными Избранниками. Что некоторые становятся просто рабами или любовниками жриц в храмах.

Но теперь даже эта возможность меня почему-то не пугала…

2. Начало пути

Открыв глаза, я не сразу понял, что вижу. Потом сообразил — это был потолок машины. Сам я полулежал в откинутом кресле рядом с сиденьем водителя.

Водителем была сестра Эмма. Расстегнув свой плащ и отбросив его на спинку сиденья, она оказалась в зеленом трико на молнии, плотно облегающим фигуру. Я охнул. Жрица бросила на меня быстрый взгляд и усмехнулась:

— Привет, малыш.

— Я спал?

— Ага. Это я тебя усыпила. Надо было снять напряжение. Кому нужен спятивший Избранник?

Я вспоминал, как мы, в сопровождении стражников, словно при почетном карауле, отправились из участка ко мне домой. Под охи и ахи родные собрали меня в дорогу. Поменьше вещей, говорила жрица, ТАМ у него будет все другое. У нее оказалась классная зеленая машина обтекаемой формы, с зеркальными стеклами. Половина класса рассталась бы со всеми своими «сокровищами», лишь бы прокатиться в такой тачке! Но судьба уготовила это мне. Сестра Эмма спросила, где я хочу ехать — на заднем сиденье или рядом с ней, и я без колебаний выбрал второе.

Я уставился на дорогу. Других машин не было видно. По бокам колосились поля, перемежавшиеся редкими рощами деревьев. В небе висело затененное стеклом солнце. Скоро мне стало скучно.

— Хочешь поговорить? — уловила мое желание жрица.

— Да, — вымолвил я. От ее голоса во мне как-то все замирало.

— Ладушки. Поиграем в вопросы и ответы. Сначала спрашиваю я.

— Да.

— Что ты знаешь о Мире и Богине? Чему вас в школе учили?

Я облегченно вздохнул: вопрос был знакомым.

— Прекрасная Ани-Рам создала Мир на благо людей.

Но явился Трехглавый Змей, чтобы пожрать творение Ее.

Ани-Рам билась со Змеем тысячу лет, и победила его.

Она послала в Мир Пророка, чтобы возвестить волю Свою.

Пророк написал священную Книгу и основал Обитель.

И приняли народы Мира волю Богини в ожидании Пришествия.

Закончив битву со Змеем, явилась Богиня в Мир.

С тех пор живем мы в Царствии Ее.

— Замечательно, — сказала жрица. — Так почему же тогда в Мире не все в порядке?

— Капли яда из пастей Змея попали в Мир. Так появилось зло.

Нелюди суть воплощения его. Змееклоны служат ему.

Пока существуют они, нет совершенства в Мире.

— Верно, все верно, — задумчиво пробормотала сестра Эмма, не отрывая глаз от дороги. — А ты сам-то как думаешь?

— Что? — я испугался, не подозревает ли она во мне тайного змееклона, как дядя Сема. Впрочем, он-то думал, что я убийца…

— Можно спросить? — робко сказал я.

— Валяй, твоя очередь.

— Выяснили, кто убил Лиду?

— Конечно. Это сделала Богиня. Она не любит, когда посягают на ее собственность.

— Но… — растерялся я, — ведь Лида же не знала! Надо было ее предупредить… — я осекся, испугавшись сказать что-то не то.

— А откуда ты знаешь, что Ани-Рам не предупредила ее? Не так, как это делают люди, а по-своему, конечно. Твоя же подружка не вняла этому предупреждению. Неужели ты и дальше собираешься вздыхать по ней? Эта твоя Лида была просто глупой похотливой девчонкой, каких тысячи. Мир не перевернулся от ее смерти.

Я задумался. В принципе, это было верно.

— Мы скоро приедем? — спросил я.

— Может, через пару дней. А может, через неделю.

— Но почему так долго? Вы же почти сразу приехали…

— Когда тебя арестовали? Наивный ты, малыш. Думал, Ани-Рам сразу откликнулась на твою молитву и прислала меня? Да ты кем, святым чудотворцем, что ли, себя считаешь?!

Я подавленно молчал, не зная, что и думать.

— На самом деле я выехала из Обители за три дня до этого, — объяснила наконец жрица. — Как только получила сообщение о новом Избраннике. К твоим приключениям это никакого отношения не имеет.

— Ясно, — вздохнул я.

— Ясно? — ехидно переспросила сестра Эмма. — Тогда, может, объяснишь, почему Богиня не перенесла тебя сразу, как выбрала, в Обитель, прямо по воздуху, а вместо этого мы теперь машину гоняем? А не скажешь ли, почему Она сама не расправится со всеми врагами рода человеческого? Или почему Она не снимет котенка с дерева, который туда залез и слезть не может?

— Ну, Ей видней, — буркнул я. Тема казалась скользкой.

— Это не ответ, — покачала головой жрица. — Неужели у тебя самого никогда не возникало подобных вопросов?

— Возникали, — признался я.

— И что?

— Я спрашивал наставницу. А она сказала, что если и дальше буду богохульствовать, у меня будут большие неприятности.

— Вот оно, хваленое религиозное образование! — усмехнулась сестра Эмма. — Консерваторы змеевы! На вопросы — угрозы. И еще удивляются, почему столько змееклонов развелось. Ладушки, этот разговор мы еще продолжим, но при других обстоятельствах. Более приятных.

3. Первая ночь

Смеркалось. С обоих сторон дорогу обступал темный лес.

Сестра Эмма почему-то не спешила зажигать фары, хотя я не слишком бы удивился, узнав, что она может видеть и в темноте. У служительниц Богини много удивительных способностей.

— Мы остановимся на ночь? — уточнил я на всякий случай.

— Конечно. И довольно скоро. А ты что думал?

— Я думал — почему вы фары не зажигаете?

— Чтоб враги нас не заметили.

— А здесь они есть?

— Нет, — сказала жрица, прислушавшись к каким-то внутренним ощущениям. — Конкретно здесь нет. И очень хорошо, потому что мы почти приехали.

Она вдруг резко завернула машину вправо, на заросшую лесную дорогу. Нас пару раз подбросило на кочках, прежде чем мы выехали на ровное место и остановились. Сестра Эмма достала свой жезл с самоцветами и махнула им в открытое окно.

Темнота вокруг нас озарилась зелеными огоньками.

Раздалось негромкое гудение, и машина погрузилась прямо в преисподнюю. Так, во всяком случае, мне сначала показалось.

Потом зажегся свет, и стало ясно, что мы просто в подземном гараже, хотя и довольно просторном.

— Выходим, — сказала сестра Эмма, открывая дверцу и вылезая из машины. Я последовал ее примеру.

В стене гаража открылась незаметная дверь — она привела нас в круглую комнату, где при нашем появлении сразу зажегся неяркий свет и заиграла приятная музыка. Пол здесь был устлан мягкими коврами, на которых валялись расшитые узорами подушки и одеяла.

Посреди залы был устроен небольшой бассейн с голубой прозрачной водой. Оставив обувь у порога, мы прошли внутрь.

— Наконец-то, — сказала сестра Эмма, расстегивая молнию и освобождаясь от своего трико, словно змея от старой кожи.

У меня перехватило дыхание — под трико у нее ничего не было, если не считать золотых колец на шее, запястьях рук и лодыжках.

Кожа у нее оказалась ровного, немного смуглого оттенка.

А фигура — само совершенство! Впадая в ересь, я подумал, что сама Прекрасная Ани-Рам не может быть прекрасней.

Вместе с тем, своим, даже затуманенным страстью, сознанием я понимал, что с высоты своего сана она просто не считает нужным стесняться меня, как я не стал бы стесняться, допустим, домашней кошки или собаки. Растерянно я стоял и смотрел на нее.

Жрица тем временем с очевидным удовольствием спустилась в воду, которая вдруг забурлила, подобно кипятку. Тут только она обратила свое внимание на меня:

— Что ты стоишь? Раздевайся и иди сюда. Места хватит.

Я стал нервно снимать с себя одежду. Пальцы не слушались.

Наконец, потупив глаза, я плюхнулся в воду со своей стороны бассейна. Вода оказалась прохладной, и мое возбуждение немного спало. Пузырьки приятно щекотали обнаженное тело. Веяло ароматом целебных трав и цветов.

— Хорошо ведь? — спросила сестра Эмма.

— Да, — подтвердил я.

— Ладушки, — она откинула голову назад и закрыла глаза.

Мы помолчали, предаваясь наслаждению этой изысканной ванны.

— Кстати, — вдруг сказала жрица. — Не пора ли вернуться к нашему разговору?

— Какому? — прошептал я. Мне ни о чем не хотелось говорить.

— О Богине, разумеется. Я же обещала продолжить его в более приятных обстоятельствах. Вот они и наступили.

— Угу, — безвольно согласился я.

— Тогда слушай.

Прекрасная Ани-Рам — Первая Сила нашего Мира.

Но не делает Она всего, что может сделать. Ибо так дает Она людям проявить себя, послужить Ей и обрести заслуги. Это великий дар Ее людям — дар смысла жизни. Только в служении Богине можно найти основу бытия человеку — вечную и непреложную.

Дать людям больше, чем они заслуживают, — значит развратить их. Исполняя желания и исправляя ошибки, Ани-Рам превратилась бы в рабыню, которую нельзя уважать и которой нельзя поклоняться. А человечество стало бы ленивым и капризным ребенком, не знающим цену труда и страдания. Напротив, чем реже вмешивается Богиня в людские дела, тем значительней кажутся людям эти вмешательства, и прирастает их вера.

Есть в Мире зло, но нет монополии на него. Ибо зло обитает в каждом из нас. И истребить его можно лишь вместе со всем родом людским. Поэтому существуют нелюди и змееклоны, как символы зла.

И каждый знает, во что может превратиться и кем стать. Если же он не отступит, то не придумает ничего нового и пойдет дорогой, на которой его уже ждут. И вечной будет эта борьба с врагами, ибо она — символ борьбы, что идет неслышно в душе человека, без звука труб и лязга мечей…

Ты не замерз?

— Немного, — признался я.

— Тогда вылезаем.

Мы вылезли из бассейна и вытерлись мягкими полотенцами.

Я потянулся было к своей одежде, но жрица остановила меня:

— Погоди. Мы еще не сделали самого главного.

Она достала пять золотых колец, подобных тем, что были на ней. Первое она одела на меня через голову — ее грудь оказалась на уровне моих глаз, и я заметил на ней несколько очаровательных родинок — после чего оно таинственным образом сжалось, плотно охватив шею, два других одела на руки, и два на ноги — для этого ей пришлось встать передо мной на колени.

Закончив эту странную процедуру, жрица отошла на несколько шагов, сделала серьезное лицо и произнесла торжественно:

— Избранник, прими Обручение! Именем, Знаком и Силой!

В то же мгновение все кольца на ней вспыхнули ярким светом, а мои резко впились в тело — все пять одновременно. Впрочем, это ощущение быстро прошло, после чего я уже совсем не чувствовал их на себе.

— Поздравляю, — улыбнулась сестра Эмма. — Теперь ты один из нас. В Обители тебя научат управлять этими талисманами, а пока они будут защищать тебя от всех напастей. Понял?

— Ага.

— Ладушки. А теперь — спать.

4. Вторая ночь

— Ты не заметил, как он нас пялился? — хмуро спросила жрица.

— Кто? — я оторвался от созерцания пробегавших за окном лесов и полей. Мысли мои были далеко.

— Тот парень в забегаловке.

— По-моему, там на нас все пялились, — подумав, сказал я.

Честно говоря, на месте сестры Эммы я бы не удивлялся такой реакции местного населения: не каждый день его посещают высокие гости вроде нас.

— Парень с серьгой в ухе, — напомнила сестра Эмма.

— В кожаной куртке? — уточнил я. — У нас в старших классах некоторые тоже так одеваются.

— Слушай, я ведь не какая-нибудь консервативная мамаша, — огрызнулась жрица. — Дело не в том, как человек одевается, а в том, что у него творится в голове. И у меня такое чувство, что у того парня там вовсю ползали змеи.

— То есть он тайный змееклон?

— Возможно. Если он сам по себе, это полбеды. Хуже, если он наведет своих товарищей на наш след.

— И что будет?

— Ну, скорее всего, они постараются отбить тебя у меня…

Жрица вдруг замолчала, прислушиваясь к внутреннему голосу.

— Так и есть, — горько усмехнулась она.

— Что?

— Шесть объектов. Похоже, мотоциклы. Преследуют нас.

— Что будем делать?

— Попробуем оторваться. Пристегни ремни.

Конечно, погоня — это очень увлекательно, когда читаешь об этом в книжке или смотришь фильм по волшебному шару. Участвовать в качестве преследуемого — совсем другое. Не говоря уже о том, как меня замутило от перлов вождения сестры Эммы.

— Змей! — воскликнула вдруг жрица. — Они со всех сторон!

Я сам увидел впереди фары мотоциклов и услышал их звериный рев. Сестра Эмма кричала непонятные слова — то ли заклинания, то ли ругательства, которые мне не дано было понять. Перед нами вдруг вспыхнула стена зеленого пламени, и мир для меня померк…

Очнувшись, я почувствовал холод и желание отлить.

Вокруг меня был лес, не очень густой, но мокрый и темный.

Я попытался вспомнить, как попал сюда, но безрезультатно: последнее, что я помнил, была магическая атака змееклонов на нас с сестрой Эммой. Чем она кончилась? Неужели их победой? И меня бросили где-то в глуши, откуда мне никогда не выбраться?

Невеселая перспективка…

Справив нужду, я вновь почувствовал себя человеком.

И огляделся по сторонам, пытаясь сориентироваться.

Однако меня ждало новое потрясение — взгляд мой наткнулся на несколько больших косматых фигур, неслышно обступивших меня со всех сторон. Это были нелюди. Целая стая.

Прежде мне никогда не доводилось видеть их — разве что на картинках. Внешне эти существа были похожи на людей, но это сходство делало их лишь более отвратительными. С ног до головы они были покрыты всклокоченной шерстью, с залысинами. Лица у них были какие-то сморщенные и перекошенные. А когда они заговорили между собой, их голоса оказались хриплыми и визгливыми.

— Смотрите: чужак пометил нашу территорию!

— Это наша территория! Смерть чужаку!

— Да он же человек, что они понимают…

— Что мы сделаем с ним?

— Съедим, конечно. Люди вкусные.

— На нем кольца. Он — Избранник Ведьмы!

— Мы не можем съесть Избранника!

— Ничего, — промурлыкала вдруг молодая самка. — Разве вы не знаете, что Ведьме нужны только девственники? Сейчас я сделаю с ним кое-что, а потом можно и поужинать. Ты получишь удовольствие перед смертью, мой безволосенький дружок!

Так, из уст мерзкой хищницы я узнал великую истину. Многое сразу встало на свои места. Включая гибель Лиды.

— Постойте, у вас ничего не выйдет… — прокричал я, но эта тварь навалилась на меня, обдавая запахом зверя. Одной лапой она зажала мне рот, а второй страстно схватила меня между ног.

В следующий момент я испытал сложную гамму ощущений.

Во-первых, я временно ослеп от яркого света.

Во-вторых, мне чем-то обожгло лоб.

В-третьих, нелюдь куда-то свалилась с меня, и я вновь смог вздохнуть полной грудью.

В-четвертых, я ощутил отвратительный запах паленой шерсти.

В-пятых, я услышал дикий нечеловеческий вой.

Когда я пришел в себя, рядом лежал обугленный труп напавшей на меня самки, а остальные нелюди, должно быть, разбежались.

Мне ничего не оставалось, как собраться с силами и поискать дорогу. Самое смешное, что я был от нее всего в десяти шагах.

Выйдя из леса, я увидел машину сестры Эммы, а рядом с ней — здоровенный серебристый мотоцикл. Столь же здоровенный мужик — по-видимому, хозяин мотоцикла — о чем-то любезничал со жрицей. С первого взгляда было ясно, что это герой. Я подошел к ним.

— Благодарение Богине, Избранник нашелся! — произнес герой.

— Где ты так перепачкался? — сдвинула брови сестра Эмма.

— На меня нелюди напали. Но Богиня защитила меня.

— Благодарение Богине! — повторил герой.

— Знакомьтесь, — вздохнула жрица. — Это Избранник Андрей. А это Тимофей Храбрый. Он спас нас от змееклонов.

— Очень приятно, — приветливо пожал мне руку Тимофей.

— Взаимно. Спасибо за помощь, — пробормотал я.

— Да! Когда я получил сигнал бедствия, то сразу же поспешил на выручку. И увидел я сударыню жрицу и вас, сударь, опутанных злыми чарами, и поганых змееклонов вокруг. Без сомнений, хотели они надругаться над вами, но поднял я высоко свой меч-кладенец и освободил вас.

— Где же трупы наших врагов? — поинтересовалась жрица.

— Увы, сударыня жрица, эти поклонники Змея не знают понятия чести. Они разбежались, словно крысы, и скрылись в темном лесу.

Вас, сударь Избранник, они взяли с собой и бросили по дороге. Я уже хотел отправиться на поиски, когда вы появились здесь.

— Ты давно ли в героях? — нахмурилась сестра Эмма.

— Недавно, моя сударыня, а что?

— Во-первых, ты должен был прежде всего спасать Избранника, а не меня. Во-вторых, ты должен был срубить хоть одну голову во славу Прекрасной Ани-Рам. Чему тебя только учили?

— Нижайше прошу прощения, моя сударыня. Когда я увидел вас в руках этих язычников, то ни о чем не мог думать больше.

— Льстец! — усмехнулась жрица. — Лучше помни уроки Обители, а то недолго тебе быть в героях, понял?

— Да, моя сударыня.

— Зови меня просто сестрой Эммой.

— Да, сестра Эмма.

— Ладушки. А теперь поехали искать ночлег.

Повинуясь какому-то неведомому чувству, сестра Эмма вывела нас на очередное подземное убежище. По реакции Тимофея я понял, что он не впервые в подобных местах. Во всяком случае, он безо всякого приглашения тут же снял с себя доспехи и исподнее. Вид его мощного тела вызвал у меня сильное чувство зависти, ревности и отвращения. Так же без приглашения он залез в бассейн. Жрица последовала его примеру. Я оказался последним.

Когда я погрузился в воду, она уже обняла его за шею одной рукой, а другой гладила могучие мускулы.

— Похоже, Богиня хорошо постаралась над тобой.

— Милость Ани-Рам беспредельна.

Я в отчаянии наблюдал, как рука сестры Эммы, лаская героя, опускается все ниже. Хотя на что я мог надеяться? Со мной дело иметь опасно, а с ним — в самый раз. Ничего, может, скоро я тоже стану героем, и тогда мне никто не откажет…

— Не хочет ли наш герой во славу Прекрасной Богини усладить плоть скромной служительницы Ее? — прямо спросила жрица.

— С радостью и удовольствием, моя сударыня! Но мы не одни здесь. Сударь Избранник…

— Ничего, пусть мальчик посмотрит и поучится. Верно, малыш?

— Как хотите, — пробурчал я.

Они вылезли из бассейна и приступили к делу.

Я решил не обращать на них внимания, но это оказалось выше моих сил. Так что интерес пересилил обиду, и я последовал совету сестры Эммы.

А наутро мы расстались с Тимофеем Храбрым.

Этот тип отправился на новые подвиги.

5. Конец пути

Это случилось на третью ночь нашего путешествия.

Я проснулся от чужого прикосновения и отшатнулся в страхе: во сне я вновь переживал свое первое свидание, пробирался через ночной лес к заветной поляне, где она уже ждала меня — нет, не Лида, а сестра Эмма. В луче моего фонарика она вылезла из своего трико и обняла меня, заваливая на землю, превращаясь в нелюдь…

— Не бойся, это я, — услышал я шепот жрицы и увидел изящный силуэт ее тела в полумраке ночного освещения — она присела рядом со мной. — Все хорошо.

— А! — отозвался я. — Мне тут кошмары снились.

— Бедный малыш, — она погладила меня по голове. — Столько всего на тебя вдруг свалилось… Знаешь, со мной происходит одна вещь, очень странная. Вообще-то, мы редко в чем себе отказываем.

Точнее — не в том, в чем отказывают себе обычные люди.

— Не понимаю.

— То, что ты меня хочешь, я знаю, и это нормально. Это так и полагается. Странно, что я хочу тебя. Даже в объятиях Тимофея я почему-то думала о тебе и получала удовольствие, представляя тебя со мной. Хотя он — герой, а ты — почти ребенок. Но, кажется, теперь я понимаю Ани-Рам. Слишком близко я подошла к ее тайнам.

— Мы все равно не можем. Вы же знаете! — на всякий случай предупредил я, не подавая вида, как обрадовало меня ее признание.

— Не факт, — задумчиво проговорила сестра Эмма. — Сила, что прикреплена к тебе Знаком, подобна домашней собаке: она охраняет тебя от чужих, а я — своя. Талисманы пока выполняют примитивные функции, ты еще не умеешь ставить свой код доступа — значит, на них стоит мой. Конечно, некоторые файлы придется отредактировать, и память об этих событиях — тоже. Замаскируем все под сон!

— Но… — она не дала мне договорить, зажав рукой рот.

Сначала я ждал ужасной вспышки света, но потом расслабился.

Все прошло чудесно.

Какое-то время после этого мы просто лежали, чувствуя тепло друг друга, как вдруг жрица издала яростный стон.

— Что? — испугался я.

В ответ она разразилась ругательствами в адрес змееклонов.

— Вспомни! — крикнула она на меня. — Вспоминай, придурок!

Я начал вспоминать, полагая, что мне это не удастся, как до сих пор не удавалось, но темные чары вдруг спали с меня, и я как в прорубь, окунулся в воспоминание…

Я оказался в ветхом сарае, на куче тряпья.

Прямо надо мной стоял мужик в кожаной куртке, с бородой и в черных очках. В руке он держал что-то вроде большой вилки с тремя острыми зубьями. Орудие это было направлено на меня.

Я хотел пошевелиться, но руки и ноги не слушались.

— О ничтожное создание, — обратился ко мне мужик басом. — Знаешь ли ты, что видишь перед собой?

— Вы меня этим есть будете? — предположил я.

— Невежда! — обиделся он. — Ты не знаешь даже Знака Тех, с кем твои хозяева ведут тысячелетнюю вражду. Не знаешь и слуг Их.

— Ага, вы змееклоны, — догадался я. — И эта вилка — символ Трехглавого Змея.

— Не кощунствуй, убогая жертва пропаганды! Ибо этим мерзким прозвищем прихвостни Рыжеволосой Ведьмы называют Трех Богов. Да ты, наверное, и не слышал ничего об Истинной Триаде?

— Нет, к сожалению, — сказал я, рассчитывая выиграть время.

— Знай: когда в Мир пришел Пророк, он возвестил Пришествие Четырех Богов, а не одной Ани-Рам. И долгие века предки наши провели в ожидании. Но явилась одна Ани-Рам, и запретила помнить Других, ибо Они якобы не достойны править Миром, и потому Силой Ее низвергнуты в Бездну. И жрецы, что превыше всего ставили свою власть, приняли новую веру. Мы же по-прежнему чтим Трех Богов и проклинаем Ани-Рам, что недостойна зваться Богиней, но лишь Беспутной Ведьмой, Губительницей Богов. Ясно ли это тебе, отрок?

— Ясно, — подтвердил я.

— Мы живем в ожидании Казни Губительницы. Ибо предсказано Великими Мастерами, что скоро явится в Мир Палач, Волк Сумерек, Меч Трех Богов и низвергнет Ведьму с ее престола.

— Интересно, — сказал я. — Не хочу показаться неучтивым, но что вы собираетесь делать лично со мной?

— Мы ничего не можем сделать с тобой, — вздохнул змееклон.

— Знак и талисманы защищают тебя. Но вот с твоей провожатой мы кое-что сделаем. Сделаем так, что она сама потом кое-что сделает с тобой. Это очень тонкие чары, их не уловит тупая сигнализация.

Да, ведь они не будут враждебны ее душе и телу, а только усилят и направят их движение в нужное русло… Счастливо поразвлечься!

Я заблокирую вам обоим память, но когда заклинание исполнится, вы вновь вспомните все и ужаснетесь. Но будет поздно. И передай тем, кто будет допрашивать вас: это сделал Мастер Фома!

— Змей! Змеиный змей, затраханный змеем на змее! — ругалась жрица, стеная и покачиваясь, сама словно змея перед фокусником.

— Ну и что, — попытался я утешить ее. — Неважно, почему мы сделали ЭТО, все обойдется!

— Как это — обойдется?!

— Но вы же говорили…

— Я была самонадеянной дурой, когда вздумала обмануть свою Богиню! Так действовало заклинание поганого змееклона. О Хозяйка моя, прости рабу Твою грешную, ничтожную! Оставь мне жалкую мою жизнь, дай искупить вину, не повергай в Бездну посмертия!

Я вздохнул. Сестра Эмма больше нравилась мне иной — гордой и властной, а не униженной и кающейся. Про себя я решил, что ни в чем не виноват: ведь я был соблазнен старшей по сану. Правда, героем мне теперь не быть, равно как и мудрецом. Что же дальше?

Наверное, придется вернуться в родной дом, в родную школу…

От этих мыслей мне стало жутко тоскливо.

Однако я рано настроился на такой лад.

В подземелье вдруг громыхнуло, вспыхнул яркий свет, стены и потолок куда-то исчезли, вокруг заклубился зеленый туман.

Сестра Эмма взвыла и стала биться головой о ковер.

Справа от нас из мглы возник гигантский призрак женщины с огненно-рыжими волосами, в зелено-пятнистом комбинезоне, с ножом из сверкающей стали в руке. Я понял, что это сама Ани-Рам.

— Я слышу твои молитвы, Эмма, — пророкотал Ее голос. — Кто обидел мою малютку?

— Мастер Фома!

— Ну что ж, вызовем его на ковер.

В нескольких шагах от нас появился бородач в кожаной куртке

— я сразу узнал Фому. Сначала он был слегка ошарашен, но поняв, на каком уровне ведется разборка, возгордился своей миссией:

— Увы Тебе, Рыжеволосая Ведьма! Я лишил тебя Избранника и совратил прислужницу Твою. Неплохо для смертного, а?

— Неплохо, — странно улыбнулась Богиня. — Теперь выслушаем и другую сторону.

Слева от нас из тумана возникло трехглавое белое дерево из моих снов. Вся Триада была явно не в духе.

— Наш план сорван, — констатировала первая голова.

— Ты хорошая ученица своей Хозяйки, Эмма, — ехидно заметила вторая голова. — Далеко пойдешь.

— Мастер Фома, ты идиот! — заорала третья. — Что ты там еще возомнил о себе, самовлюбленная задница?! Прежде чем наводить свои чары, ты должен был посоветоваться с нами!

— Увы мне! — перепугался змееклон. — В чем же я ошибся, о мои Боги? Чем провинился перед Вами?

— Ты испортил нам все дело!

— Ты заколдовал не ту жрицу!

— И она лишила невинности не того парня!

— Он должен был явиться в Обитель…

— … и войти в лоно Марины…

— … тогда ее власти пришел бы конец!

— Он был тем, кого вы ждали как Палача…

— … Волка Сумерек…

— … Меч Трех Богов…

— Но какой смысл теперь говорить об этом? Все кончено!

Пришла пора Фоме каяться и биться головой об пол.

За этим занятием он и исчез.

— Я прощена? — сестра Эмма подняла свои заплаканные глаза на призрак Богини.

— В принципе, да, — задумчиво протянула та. — Твоя заслуга очевидна, хоть и обретена по неведению. Да, не каждой моей жрице доводится принять на себя удар Меча Трех Богов и затупить его. С другой стороны, ты нагло нарушила запрет и соблазнила моего Избранника. В общем, ты останешься жить. Будешь жить богато и долго, об этом я позабочусь. Но жрицей моей больше не будешь.

— А что будет со мной? Я могу вернуться домой? — спросил я.

— Нет! Это может пошатнуть веру среди людей. Ты останешься с моей малюткой. Теперь ты принадлежишь ей. Такова моя воля.

Внезапно все сверхъестественное исчезло.

Вернулись стены и потолок, неяркий свет и тихая музыка.

Мы снова были наедине с теперь уже бывшей сестрой Эммой.

Она посмотрела на меня долгим оценивающим взглядом.

И тут мне стало по-настоящему страшно.

ГОЛОСА

Даже не знаю, имеет ли смысл рассказывать об этом.

Теперь, когда все кончено, и доказательств нет.

Если это действительно так, остается только ждать.

Ждать нашей общей судьбы — нашего Будущего, ужасного в своем парадоксальном сочетании неизбежности и непредсказуемости.

Для меня все началось в первый день отпуска (как я теперь понимаю, он был выбран неслучайно).

Проснувшись от лучей солнечного света, скользящих по моему лицу, я продрал глаза и посмотрел на часы. Было начало десятого.

Опоздал!!! Не слышал будильника или забыл завести? Впрочем, какая разница?! Я успел вскочить с постели — сердце забилось в груди, словно вечевой колокол — прежде чем вспомнил, что мне уже никуда не надо. И я могу спать хоть весь день… Если, конечно, не проголодаюсь.

Я встал, зашторил окно и улегся обратно, но сон не шел, как я ни ворочался, устраиваясь поудобнее. Наконец, мне это надоело. Решив, что не судьба, я все-таки поднялся с постели и начал этот незабываемый день обычными утренними делами.

— Кофе, — было первым словом, которое произнес Голос.

В тот момент, уже умяв пакетик йогурта со сдобной булкой, я лениво раздумывал, что мне сделать себе — чай или кофе. Услышав Голос — как мне показалось тогда, за спиной — я быстро обернулся и, естественно, никого не увидел. Переведя дух, я уже готов был поверить, что бессознательно заговорил сам с собой, но странное явление повторилось.

— Не бойся, — сказал Голос. — Это не сон и не галлюцинация. Я действительно существую, и ты меня слышишь. Лучше присядь.

Я покорно сел на табуретку, беспомощно озираясь по сторонам.

— Так ты меня не увидишь, — прокомментировал это Голос.

— А как? — глупо спросил я.

— Никак. Я звучу только в твоей голове.

— Ага, — кивнул я.

«А-ля-ля-ля-ля. А я сошла с ума! Какая досада!»

В то мгновение я очень посочувствовал фрекен Бок.

— Нет, ты не сумасшедший, — возразил Голос. — Иначе бы я и не связался с тобой, уж поверь.

— А разве сумасшедшие не слышат голоса?

— Не все, кто слышит голоса, сумасшедшие! Даже напротив… Может, ты все-таки сделаешь себе кофе, и мы поговорим спокойно?

Совет показался мне разумным. Я достал банку растворимого кофе, положил одну ложку в чашку, добавил пару ложек сахарного песку и залил кипятком. Неторопливо размешивая, вернулся к столу. В течение всего технологического процесса Голос молчал, видимо, не желая меня отвлекать.

— Ты еще здесь? — спросил я, прихлебывая горячую жидкость. — Я имею в виду, все еще у меня в голове?

— Да, конечно, — тут же откликнулся Голос. — Только не «в голове», а на связи. Видишь ли, мое тело находится очень далеко отсюда.

— Так ты, что же, дух?

— Некоторые люди так нас называют. До чего живучи суеверия! На самом деле мы — инопланетяне. Космическая цивилизация.

— Ясно…

— Вряд ли тебе все ясно, человек. Позволь мне объяснить.

— Валяй, — я уставился в темную гладь стола со множеством светлых крапинок, что делало его похожим на модель Млечного Пути.

— Мы вступили в контакт уже с несколькими разумными расами. Они называют нас Неподвижными. Мы действительно неподвижны, как ваши деревья или скалы… Это страшная ловушка для разума, но мы вышли из нее, развив в себе способности, которые здесь зовутся «экстрасенсорными» — телепатия, телекинез, ясновидение… Так мы научились общаться сначала в масштабах своей планеты, а потом и за ее пределами, пробивая метапространственные каналы к разумам иных миров.

— Здорово!

— Я надеюсь, наш контакт будет долгим и плодотворным.

— Возможно. Но что вам, собственно, здесь надо, на Земле?

— Нам просто интересно, как вы живете. Больше ничего…

— Понятно. А завоевывать нас вы не собираетесь?

Голос расхохотался:

— Да это физически невозможно! И никому не нужно!

— Спасибо, успокоил. — Я допил остывающий кофе. — Ну, и что от меня требуется?

— Абсолютно ничего! Живи, как жил. Просто я буду рад, если ты иногда согласишься со мной поболтать.

— Ладно, — пожал плечами я. Ситуация казалась мне дурацкой, но не слишком обременительной.

Другие неожиданные ее аспекты открылись для меня несколько позже. Когда мне понадобилось (да простят меня высококультурные критики за излишний натурализм!) в уборную. Я уже открыл дверь и зажег свет, как вдруг мне в голову пришла неприятная мысль.

— Эй, друг! — позвал я.

— Что? — тут же откликнулся Голос.

— Слушай, ты видишь все то же, что вижу я?

— Да.

— Тогда не мог бы ты отвернуться на минуточку?

— Зачем? Меня интересует жизнь во всех ее проявлениях.

— Да, но я-то не эксгибиционист!

— Это смешно, — заметил Голос. — Ты бы не стал стесняться собаки или кошки? Или, скажем, таракана, ползущего по стене? А ведь этот таракан — твой близкий родственник, по сравнению со мной. Я представляю совершенно чуждую земным форму жизни. Если же тебя заботят эстетические критерии, то позволь задать вопрос: тебе нравятся цветы? Нравится их запах?

— Да. Ну и что?

— А тебя никогда не смущало, что у растений цветы — это их половые органы?

— Нет, — пробормотал я, сраженный аналогией.

— Тогда не стой на пороге. Я ощущаю в средней части твоего тела опасные напряжения.

Слегка удивившись, я вновь послушался инопланетного совета.

— Как это получается? Контакт разумов я еще могу понять, но откуда ты знаешь, что происходит у меня в животе?

— Через мозг. Вся информация стекается туда. Но до сознания доходят лишь крохи. Так уж вы смешно устроены, люди.

— Слушай, — спросил я немного погодя. — Как к тебе все-таки обращаться? У тебя есть имя собственное?

— Есть ментальный код, но ты не сможешь с ним оперировать, — вздохнул Голос. — А звуковых имен у нас нет. Так что можешь звать меня просто Голосом.

— А выглядишь ты как? Ну, на своей планете.

— Возможно, это покажется тебе странным, — заметил Голос. Но мне трудно ответить на этот вопрос. Дело в том, что никто из тебе подобных на нашей планете не был и никого из нас не видел. Сами себя мы видим совершенно иначе. Могу показать один образ но он довольно символический.

— Давай попробуем!

В тот же миг все завертелось у меня перед глазами.

Я вдруг оказался на бескрайней равнине под пасмурным серым небом. Под ногами хлюпало, низкорослый темно-зеленый кустарник царапал ноги. Холодный и влажный ветер донес до меня сладковатый аромат — странный, но приятный. «Вересковые пустоши», неожиданно сообразил я. Сколько раз читал эти слова, и наконец-то знаю, что они значат!

Единственным объектом, выделяющимся на фоне пустошей, были темнеющие невдалеке руины, и я направился к ним, полагая, что в видении бояться мне нечего.

Вблизи я разглядел камни получше, и понял, что это вовсе не развалины, а так называемое мегалитическое кольцо, вроде хорошо известного Стоунхенджа. Камни действительно были здоровы, как их только притащили сюда! С любопытством озираясь, я прошел через ворота, образованные двумя камнями неправильной формы с лежащим сверху третьим, и побрел дальше, пока не оказался примерно в центре всего сооружения.

— Ну, — позвал я. — Ты где?

— Здесь, — теперь Голос уже раздавался отовсюду.

Мне показалось, что древние камни смотрят на меня.

В трещинах и щербинках, бликах и тенях мне вдруг почудились огромные нечеловеческие лица…

И тут все исчезло.

— Ну как? — участливо спросил Голос.

— Круто, — только и смог вымолвить я.

Честно говоря, я ничего не понял.

Но с глюками решил больше не экспериментировать.

По случаю отпуска я решил предаться одному из своих любимых занятий — завалился на диван и стал смотреть телевизор. Сначала прошла программа новостей, потом начался какой-то сериал.

— Зачем ты это делаешь? — вдруг проснулся Голос.

— Что именно?

— Смотришь в этот дурацкий ящик!

— Мне это нравится. Интересно же! Разве нет? Ты ведь хотел получить информацию о нашем мире. Ничего лучше телевизора здесь не придумаешь…

— По-твоему, это информация?

— А что по-твоему?

— Дезинформация. Интерпретация. Коллективная галлюцинация… Нет, в вашем языке нет подходящего слова для этого явления. Это, наверное, потому, что вы все находитесь под его влиянием.

— Очень может быть, — согласился я. — И что дальше?

— Ты, существо подвижное от природы, пытаешься вести себя как Неподвижный. Это не только нелепо, но и опасно для здоровья.

— Что ты от меня хочешь?

— Ты должен жить сам, а не наблюдать за жизнями других. Тем более, что это выдумки. Попробуй сделать собственную жизнь яркой и полнокровной. Это в наших общих интересах. Мне нужны реальные впечатления, а не примитивные движущиеся картинки.

— Извини, но я вряд ли подходящая кандидатура! Тебе бы надо было подключиться к какому-нибудь миллионеру, который разъезжает на роскошном автомобиле и крутит любовь с кучей красивых женщин. У нас где-то пол-страны смотрит такое кино, чтобы забыть о своих серых буднях.

— Ты не прав. Твоя жизнь тоже может измениться.

— Да неужели?

— И я это докажу. А пока тебе лучше пойти погулять в парк. Иначе через час у тебя заболит голова, и не пройдет до вечера.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Я сканирую состояние твоего тела лучше, чем ты сам. Все-таки вы, люди, странные создания!

Погуляв в парке, населенном в основном мамами с маленькими детьми, поглазев на обленившихся наглых уток, выпрашивающих еду у пруда, и обойдя стороной выпивающих мужиков, я пошел обратно.

По дороге Голос внезапно остановил меня. Мы как раз топали мимо мусорных баков.

— Достань пакет!

— Какой еще пакет?

— Пластиковый. С самкой вашего вида на картинке.

— Зачем?

— Узнаешь.

Из чистого любопытства я заглянул в бак, очень надеясь, что мне не придется там рыться. Но пакет лежал сверху. Изображена на нем была полуодетая девица со спортивным тренажером.

— Это, что ли?

— Да. Бери.

Я воровато вытащил из помойки пакет и побрел дальше с самым независимым видом. Внутри пакета болталась какая-то коробка.

— Что там?

— Сюрприз.

Дома я открыл коробку и обалдел: она была полна денег!

— Это что, мне?

— Тебе, конечно.

— Откуда? Вы их выращиваете, что ли?

Мне вспомнился рассказ Саймака о «денежных деревьях» — их вывели доброхоты-инопланетяне для своих друзей-людей. Проблема там оказалась в номерах: они совпадали на всех купюрах!

— Это самые настоящие деньги, — возразил Голос. — Если так можно назвать ваши рубли. Их пожертвовал один из представителей сословия, именуемого «новыми русскими».

— С чего это вдруг? — мне стало смешно. Анекдота о «новом русском», выбрасывающем деньги на помойку, да еще и в коробке из-под обуви, я пока не слышал.

— Его попросил другой Голос, с которым я договорился. Между прочим, этот человек был даже рад. Ему очень хотелось заплатить своему Голосу за услуги и не чувствовать себя в долгу.

— Какие услуги?

— Советы, консультации по разным вопросам…

— И как он принимал их от инопланетян?

— О нашей истинной природе ему знать незачем. Он полагает, что общается с духом одного погибшего «авторитета».

— И твоему коллеге удается косить под него?

— Да. Это не так уж сложно, если учесть, что раньше он был на связи с погибшим в течение нескольких лет.

— Вот как! Надеюсь, погиб он не в результате этих советов?

— Совсем напротив! — в Голосе прозвучали нотки обиды. — Он погиб, когда решил не послушаться.

— Угу, — задумался я над этой историей. — Так ты здесь не один? Вас много?

— Много.

— И давно вы на Земле?

— Давно.

— Почему же о вас никто не знает?

— Те, кто с нами общаются, знают. А другим не рассказывают.

— Логично.

Я пересчитал деньги. Их оказалось пять миллионов старыми. Я вспомнил свою фразу о миллионерах и покачал головой: видимо, мой Голос не очень разбирался в масштабе цен.

— Ты имел в виду доллары? — озабоченно переспросил тот. — Я могу устроить!

— Нет, мне пока хватит, — усмехнулся я. — Спасибочки.

В голове моей проносились разнообразные мысли о том, на что потратить столь неожиданный подарок. Можно было, конечно, купить красивые шмотки и вкусной еды, но эти цели казались мне слишком примитивными. Съездить, что ли, в какой-нибудь пансионат? А если попадутся неудачные соседи? Вообще не люблю толпы народу. Годик назад я бы купил компьютер, но с тех пор мне уже удалось достать списанный (и официально не существующий), что делало меня вполне счастливым по этой части.

Чем больше я думал, тем больше понимал, что мне не хочется тратить эти деньги. Приятно было просто обладать ими. Скажем, на черный день… Некоторое время пришлось потратить на объяснение Голосу, что такое «черный день», и чем тот отличается от полного солнечного затмения, которое будет в Москве не раньше 2126 года. Он понял, но заверил меня, что с ним у меня таких дней не будет.

Ближе к вечеру вопреки рекомендациям Голоса я вновь включил телевизор. Шел какой-то молодежный сериал. Главные герои как раз завалились в постель, обнимаясь и целуясь. Я сел смотреть.

— У тебя и с этим проблемы? — участливо заметил Голос.

— С чем? — недовольно откликнулся я.

— С половой жизнью.

— А тебя это касается? — огрызнулся я. — Ну, я сейчас один. Временно. Понятно тебе?

— Нет ничего более постоянного, чем временное, — ответил на это цитатой Голос. — Почему ты не хочешь признать, что контакт с противоположным полом у тебя не налаживается?

— Потому что не выбирал тебя своим психоаналитиком!

— Ты сердишься совершенно напрасно.

— Ну что ты хочешь от меня? Чтоб я пошел сейчас на улицу и набросился на первую попавшуюся девицу, тебе на потеху?

— Нет, это не лучший вариант, — серьезно ответил Голос. — Я подумаю и все организую.

— Давай, давай! — язвительно ответил я. — Ты действительно считаешь, что способен разобраться во всех моих проблемах? Ты чуждая форма жизни!

— Именно поэтому. Мы смотрим на вас со стороны и изнутри. Мы видим вас так, как вы сами себя не видите. Разве садовод не лучше разбирается в растениях, чем сами растения в себе?

— Я тебе не помидор! Заткнись и не мешай смотреть.

Голос заявил о себе через час, когда я немного задремал на своем диване. Грезы уносили меня далеко…

— Я все устроил, — сказал он.

— Что — все? — спросонья не понял я.

— Нашел тебе девушку.

— Как интересно! — сыронизировал я. — Ты что, обращался в телепатическое бюро знакомств?

— Можно и так сказать.

Я покачал головой. Интересно, знает ли мой Голос выражение «медвежья услуга»? И есть ли у Неподвижных чувство меры?

— Что за девушка? Я ее знаю?

— Пока нет.

— Угу. А как зовут?

— Маша.

— Очень оригинально! И как мне с ней связаться?

— Она живет в соседнем доме, в квартире номер…

— Надо же, и далеко ходить не надо! Так мне что, позвонить ей как-нибудь?

— В этом нет необходимости. Она ждет тебя. Иди.

— Что, прямо сейчас?!

— Да. Ты ничем не рискуешь. В любом случае, это лучше, чем валяться одному на диване и портить зрение глупыми фильмами.

Я сел, обхватив лицо руками, посидел так с минуту, а потом встал и пошел навстречу приключениям.

Был тихий летний вечер. В московском воздухе пахло гарью.

Поднявшись на лифте, я направился к заветной двери. Сердце опять колотилось как сумасшедшее. Наконец, ослабевшей от чувств рукой я дотронулся до звонка. Раздался мелодичный сигнал.

Дверь отворилась — и я ощутил фантастический аромат цветов и неведомых благовоний. На пороге стояла моя прекрасная фея. Она улыбнулась, обвила мою шею нежными тонкими руками, и наши губы слились в долгом поцелуе…

Нечасто мне доводилось проснуться в чужой постели.

Я лежал, прислушиваясь к свои ощущениям, и наконец пришел к выводу, что главным из них было чувство глубокого удовлетворения. Однако происшедшее виделось мне несколько смутно, как будто это происходило не со мной, или со мной, но в фантазиях или снах.

Осмотревшись вокруг, я углядел (наряду с узорчатым ковром и стульями с разбросанными по ним элементами одежды, серым меховым зайцем с оторванным ухом, сидящим на табуретке в углу, и зимним пейзажем на стене) книжный шкаф, забитый до отказа. Насколько я мог судить, его хозяйка собрала нехилую коллекцию «фэнтези» — от мэтра Толкина до отечественных эпигонов.

Кстати, пахло в квартире вполне обычно, как это и бывает в чужих квартирах: немного с кухни, немного из туалета, немного от мебели и белья, немного от самих хозяев.

Дверь отворилась, и вошла Маша.

Я сразу заметил, что она не так прекрасна, как мне казалось накануне. В частности, она носила очки с порядочными диоптриями (как, впрочем, и я). А когда она улыбнулась мне, стала очевидной нехватка одного переднего зуба. Цвет ее длинных, непричесанных с утра волос я затруднился определить.

Одно из двух: либо я дошел до хорошо известного состояния, когда шикарные женщины мерещатся даже в кубиках льда, либо Голос подкорректировал мое восприятие. Впрочем, и я ведь не Аполлон!

К остальным параметрам у меня претензий не было.

Одета моя фея была в розовый домашний халатик, а в руках у нее был поднос с чашками и блюдцами. Она принесла мне завтрак в постель! К сожалению, это романтическое действие ассоциировалось у меня только с болезненным детством и высокой температурой.

— Доброе утро, милорд. Хвала Ориулле!

— Привет. Кому хвала? — не понял я.

— Ориулле, Повелительнице Эльфов.

Мне пришлось признаться, что я не в курсе.

Маша тут же взялась просветить меня на сей счет.

— Тысячу лет мир и покой царили в Лесном Королевстве. Но однажды явился злой колдун Мордаг с полчищами своих орков, и миру пришел конец. В Битве Сил Мордаг применил Астральную Бурю, что разметала эльфов по Нижним Мирам. Многие из них попали в этот мир — Мир Холодного Железа, где воплотились в человеческих телах, но утратили память и Силу. И мы с тобой — тоже эльфы! Повелительница Ориулла помнит и заботится о нас. Так она привела тебя ко мне. Знай: я — леди Маира, а ты — лорд Аслейк! Когда над замком Ибис-Грал взойдет Голубая Луна, мы вместе вернемся в нашу прекрасную страну!

А ведь она чокнутая, подумал я. Впрочем, я-то чем лучше?

Она верит в своих эльфов, а я — в инопланетян. Неподвижных, в каком-то (недоступном мне) смысле похожих на стоячие камни. Я слышу Голос таинственного существа, которое наблюдает за мной и пытается изменить мою жизнь. Разве это не безумие?

С другой стороны, как объяснить коробку с миллионами и нашу ночь с любительницей «фэнтези»? Кто знает, какая версия ближе к истине? У меня появились серьезные сомнения.

В то утро мне все же удалось отвязаться от «леди Маиры» под предлогом, что надо съездить на работу — проверить деятельность моих подчиненных (которых у меня отродясь не было). Я вернулся домой, нарочно выпил чашку кофе и стал мысленно вызывать Голос. До этого он никак не проявлял себя — вероятно, был занят своими инопланетными делами.

— Привет! — вдруг отозвался он. — Какие проблемы?

— Ты не объяснишь мне, кто такая Ориулла?

— Под этим псевдонимом работает Голос, находящийся на связи с твоей новой партнершей.

— Ну да! И когда над замком Ибис-Грал взойдет Голубая Луна?

— Вероятно, это произойдет нескоро. И, возможно, леди Маира вернется в Лесное Королевство только в следующем воплощении…

— Хватит издеваться! Зачем вы морочите девчонке голову?

— Она заморочила ее себе сама. Ты же видел библиотеку.

— Разве это ответ?! Знаешь, только теперь я понял, что вы, Неподвижные, способны притворяться и лгать!

— Как и все разумные существа в Галактике. И не вам, людям, нас судить. Вы сами слишком много лжете друг другу, от того так и цените правду. У нас все иначе. А на твой вопрос я отвечу так: следование личным пристрастиям и особенностям мировоззрения есть одно из главных правил контакта. Отказ от него чреват тяжелейшим психологическим шоком у контактера.

— Да, — подумав, признал я. — В этом есть логика. Но кто же вы на самом деле — инопланетяне, мертвецы, эльфы? Это только три версии, а наверняка найдутся и еще. Где же правда?

— Мы существуем, — ответил Голос. — И это правда.

Мой странный роман с Машей продолжался неделю.

До того злосчастного телефонного звонка.

— Здравствуйте, — сказал незнакомый мужской голос. — Прошу вас, не вешайте трубку. Это дело жизни и смерти.

— Ладно, — с легким удивлением пробормотал я.

— Насколько мне известно, с некоторых пор вы слышите Голос.

— Не отрицай, — шепнул мне Голос. — Это интересно.

Похоже, он тоже был заинтригован. Человек на другой стороне провода его, естественно, не слышал. Я ответил утвердительно.

— Не знаю, кем или чем он представился вам, — это не важно. Важно то, что таким, как он, на Земле не место!

Эти твари втираются в доверие обманом и подчиняют нас своей нечеловеческой воле. Сначала они подглядывают за нами в замочную скважину, потом входят в дом и становятся в нем хозяевами.

Запугивая или соблазняя, грубо или изысканно, так или иначе они вторгаются в нашу жизнь. Да, они могут говорить о диалоге и сотрудничестве, но это — вмешательство и вторжение!

Они превращают нашу планету в площадку для игр, историю — в «мыльную оперу», духовный поиск — в исполнение чужих приказов.

Мы не можем с этим мириться. Мы должны дать им отпор!

В вас осталась еще хоть капля человеческого достоинства?

Тогда вы должны встретиться со мной!

— Соглашайся, — процедил Голос.

Я согласился. Неизвестный назначил время и место.

— Какая подлость! — прямо-таки взорвался Голос, когда я наконец повесил трубку. — Какая параноидальная демагогия! Какая наглая пропаганда! Кто на такое способен? Разве что Темные…

— Просто человек имеет свою точку зрения на ваши дела, — я уже сам был близок к тому, чтобы согласиться с незнакомцем.

— «Просто человек»? — язвительно переспросил Голос. — Да откуда «просто человеку» знать обо мне и тебе? Как он узнал этот номер телефона?

Я не нашелся, что сказать. Это действительно было странно.

— Ну, а если по существу, — задал вопрос я. — Что ты можешь ответить на предъявленные обвинения?

— Типичная человеческая демагогия. Манипуляция полуправдой. «Вмешательство», «вторжение» — слова, несущие сугубо негативный оттенок, они мешают контакту. Разумеется, мы их не употребляем.

Почему бы не сказать по-другому? Метафизический симбиоз, коэволюция, со-творчество. Мы со-творили вашу историю и пережили ее вместе с вами. Мы были рядом с вами тысячи лет! Да, мы были музами поэтов, озарениями ученых и философов, удачей полководцев и политиков. И после этого вы хотите «дать нам отпор»?

Меня словно мешком по голове ударили. Похоже, оправдываясь, Голос выдал мне куда более страшную тайну. Смогу ли я вынести ее бремя?

— Сократ, — подумав, сказал я. — Жанна д'Арк…

— Да, — просто ответил Голос.

— Христос. Будда…

— Да. Этот список гораздо длиннее, чем ты думаешь.

— А как насчет маньяков-убийц, кровавых диктаторов и прочих злодеев? Говорят, они тоже слышат Голоса.

— Это Темные.

— Что, Темные эльфы?

— Нет, Темные Неподвижные. Да, мы ведь тоже все разные. Как и вы, люди. Но в целом мы делаем куда больше добра, чем зла.

— Кто это измерит?

— Поверь на слово. А с тем человеком тебе обязательно надо встретиться. Необходимо выяснить, кто за ним стоит.

Я немного опоздал. Буквально, на пару минут.

Подбегая к месту встречи — старой голубятне на пустыре, я увидел в лучах заходящего солнца две темные фигуры и услышал:

— Отведай эльфийского клинка, проклятый орк!

Этот голос был мне слишком хорошо знаком. И оттого картина, представшая моему взору, казалась еще ужаснее.

Пожилой человек в черном спортивном костюме лежал на земле, скорчившись от боли, зажимая рукой кровоточащую рану в животе. А над ним стояла Маша — ее глаза фанатично блестели сквозь линзы очков. «Эльфийским клинком» оказался обыкновенный кухонный нож.

— Ч-что ты наделала?! — только и сумел вымолвить я.

В голове осталась только одна мысль: я сожалел — нет слов, как я сожалел — о том, что влип во всю эту историю. Может быть, лучше бы я умер в детстве?

— Я убила орка! — похвасталась «леди Маира».

— Орки не носят кроссовок, — обреченно возразил я.

— Он позвонил мне и стал возводить хулу на Повелительницу Ориуллу! Проклятый Мордаг и здесь строит свои козни!

— Ну да, конечно…

Я вновь посмотрел на убитого. Мне было тоскливо и тошно.

В этот момент очертания человека на земле вдруг расплылись в какое-то темное пятно, которое рассыпалось кричащей и хлопающей крыльями стаей черных ворон. Не причинив нам с Машей вреда, они покружили над пустырем и взяли курс на багровую полосу заката.

— Ничего себе! — внезапно проклюнулся Голос. Неужели все это время он спокойно наблюдал за происходящим?

— Ну, — спросил я. — И кто это был? Орк? Темный?

— Хуже, — в Голосе слышался страх. — Это Чужой.

— Из фильма, что ли?

— Не шути так. Чужие — это раса наших врагов. Когда-то мы общались с ними так же, как сейчас с вами. А потом они почему-то очень на нас обиделись и поклялись прекратить нашу деятельность.

— Они это могут?

— Мы надеемся, что нет. Но Чужие очень могущественны. Увы, мы сами сделали их такими.

На следующий день Голос заявил, что должен меня покинуть.

У них на планете объявили что-то вроде всеобщей мобилизации на войну с Чужими. Все Голоса покидали Землю и другие миры.

— Но вы собираетесь вернуться?

— Если победим. Нет — когда победим!

— Сколько это может занять времени?

— Не знаю. Возможно, у вас пройдут годы, возможно — века… Мы познакомились с тобой в неподходящее время, человек. Должно быть, у нас был самый короткий контакт на Земле. Ты огорчен?

— Да, — сказал я, хотя не был в этом уверен.

— Не грусти! Я постараюсь разыскать тебя после войны.

И он замолчал. Больше я не слышал его.

После ухода Голосов Маша впала в депрессию — она просто не могла жить без своей Ориуллы. Мне же надоело подыгрывать ей, и наши отношения вскоре испортились окончательно и бесповоротно.

Пять миллионов я положил в банк, который вскорости лопнул.

С тех пор прошло уже порядочно времени. Сейчас я почти не верю, что Голоса когда-нибудь вернутся. Остается только ждать.

Я смотрю новости и пытаюсь понять, что происходит в мире. Я ищу признаки — упадка нашей цивилизации без симбиоза с Голосами, или, напротив, ее чудесного возрождения без их вмешательства.

Пока сложно сказать что-нибудь определенное.

Да и кто я такой, чтобы это понять?

Просто капля воды в бурном потоке.

Когда я впервые узнал, что Голоса контролируют нашу жизнь, мне стало страшно. Но не страшнее, чем теперь, когда я знаю, что ее больше не контролирует никто!

ГОЛОСА-2

С изумлением и ужасом я наблюдал, как темноволосая магиня в черном одеянии рассыпалась стаей птиц над замерзшей сиреневой пустыней.

Умом я понимал, что это всего лишь видеотрюк.

По-настоящему удивительным было само превращение белобрысой попрыгуньи-стрекозы в таинственную повелительницу Ночи.

Непосвященный мог бы принять меня в эти минуты за отсталого фэна, сходящего с ума по своим кумирам. Но мне, в принципе, было все равно — Мадонна там или Алена Апина.

Просто с некоторых пор я был подвержен иной, более странной мании — выискивать в окружающей действительности таинственные изменения и свидетельства борьбы двух древних космических рас.

Не раз уже мне приходило в голову, что моя первоначальная оценка ситуации была неверна. Допустим, Неподвижные прекратили контакты с Землей, но что нам известно о Чужих? Ведь, в отличие от Голосов, эти неведомые существа присутствовали здесь во плоти!

И вот теперь кадры видеоклипа слишком явственно напомнили мне событие, происшедшее как-то вечером у нас на пустыре…

Но хватит об этом!

Было воскресное утро. Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, я решил сходить в магазин за продуктами.

Все шло чудесно, пока на обратном пути я не бросил взгляд на мусорный контейнер, который в той давней истории также сыграл определенную роль.

В мусоре рылся какой-то бомж. Не знаю, почему я остановился вдруг поглазеть на него. Может, хотелось узнать, не найдет ли он чего интересного? Однако он ничего такого не нашел и обернулся ко мне. Я заметил, как изменилось выражение его лица.

— Она! — прохрипел бомж. — Она, с-сука…

Он смотрел… да нет, не на меня, а куда-то ниже. Я опустил глаза, но не заметил ничего, к чему мог бы относиться подобный эпитет. Пользуясь моим замешательством, бомж выхватил у меня из рук сумку, быстро заглянул туда, уронил ее на асфальт и горько замычал от разочарования.

— Не та, блин… Ох, жизнь моя хреновая! Эх, Корявый… на кого ж ты меня бросил. Знал бы ты его! — неожиданно обратился он ко мне. — Какой был мужик! Хоть с того света, а все дела знал, в натуре. Да повязали его черти проклятые… Ах, блин!

Конечно, выражался он покруче, чем я здесь передаю.

Тем временем моя неожиданная догадка окончательно перешла в уверенность. Заочно я давно знал этого человека… И немудрено, что его привлекла моя пластиковая сумка с изображением полуголой девицы на спортивном тренажере. Именно в этой сумке когда-то я нашел пять миллионов. Деньги давно исчезли, а из вещей у меня в хозяйстве ничего не пропадает.

Я стал свидетелем настоящего изменения. Очевидно, что этот человек был тем самым «новым русским», моим неведомым дарителем.

А теперь, после утраты своего Голоса, работавшего под легендой о духе некоего «Корявого», все обернулось для него самым плачевным образом.

Вот она, человеческая трагедия. Вот она, гримаса Фортуны! А сколько еще народу в одночасье потеряло опору в жизни? Что же им остается — падать на дно или продолжать следовать указанным свыше путем, руководствуясь мифами и фантазиями? Или просто забыть обо всем и вернуться к прежней обыденной жизни, как это сделал я. Но каждому ли это удастся?

Тем временем бомж вернулся к своему прежнему занятию, а я вдруг заметил третьего безмолвного участника событий. Рядом со мной сидела большая черная собака — самка, судя по соскам, — и очень внимательно смотрела на меня. Мне показалось, что взгляд у нее какой-то не по-собачьи умный, почти человеческий…

Одернув себя за нелепые фантазии, я поспешил домой. Собака увязалась следом. Конечно, ее интересовал не я, а что-нибудь из моей сумки — что-нибудь вкусненькое и аппетитно пахнущее. Однако когда я наконец скрылся от ее преследования за железной дверью подъезда, меня прошиб пот от облегчения.

Больше в воскресенье я на улицу не выходил.

Ночью мне приснился кошмар. Я вновь оказался на вересковых пустошах, под сенью древних мегалитов.

Туманное небо озарялось багровыми сполохами. В нем, словно из ниоткуда, возникали бесформенные черные кляксы. Жидкая тьма извергала сонмы сказочных чудовищ — драконов, горгулий, химер…

На земле тоже было неспокойно. Стоунхендж полыхал голубым огнем, струи которого сплетались в человекоподобную фигуру со множеством гибких рук. Они находились в непрерывном движении, посылая в небо очереди шаровых молний. Судя по взрывам, молнии эти обладали большой разрушительной силой. Сверху доносились дьявольские вопли ярости и боли.

Однако некоторым пришельцам удавалось достичь земли, где они принимали облик огромных рогатых змей. Одна из таких тварей как раз направлялась в мою сторону, когда я имел счастье наконец проснуться.

Начиная с понедельника, на меня свалилась куча проблем.

Начальник лаборатории выдвинул очередной проект применения компьютерной техники в мирных целях, и не преминул подключить к нему меня.

Шумные и наглые студенты вымогали у меня зачеты и хорошие отметки, ссылаясь на командировки, болезни, семейные проблемы и тяжелое детство.

В поликлинике потеряли мою карту с диагнозами за последние десять лет, без которых Родина все еще имела возможность послать меня куда подальше.

В эти дни я не замечал ни бомжей, ни собак…

И странных снов тоже не видел.

Кое-как расправиться с важнейшими делами удалось только к пятнице. Впрочем, я прекрасно понимал, что это победа временная

— как всегда. Однако предпочел забыть об этом и расслабиться.

Завалившись на любимый диван, я решил почитать газету.

Прочел о взяточниках и казнокрадах в высших эшелонах власти (тюрьма по ним плачет!), о проблемах армии (упаси Господи!), о финансовой стабилизации (давно пора!), о новых веяниях в музыке и живописи (авангард, блин!) и прочих интересных вещах. Наконец, я дошел до криминальной хроники.

Вообще-то обычно я ее не читаю. Сам факт, что люди грабят и убивают друг друга, вместо того, чтобы жить в мире и согласии, всегда производил на меня удручающее впечатление и подрывал веру в человечество вообще. Но в этот раз я увидел нечто особенное.

Подпись сообщала о неопознанном трупе с рваными ранами на шее, груди и руках. А на фотографии был мой знакомый бомж.

Честно говоря, я испытал чувство жалости и даже вины.

И как его, беднягу, угораздило?

Я решил было позвонить по указанному в газете телефону, но вовремя вспомнил, что не знаю ни имени погибшего, ни адреса. Да и как я объясню, какое мы имеем друг к другу отношение?

Помимо воли мои мысли снова начали принимать тревожный характер. Хорошо, если это случайная смерть. Или месть прежних врагов за какие-то давние бандитско-коммерческие обиды. А что, если это сделали Чужие? Может, они решили уничтожить всю бывшую агентуру Неподвижных? Просто на всякий случай. Мой Голос как-то объяснял, что установить новый контакт в тысячу раз труднее, чем поддерживать старый… Я уже не мог понять, что говорит во мне — логика или паранойя.

Вечером неожиданно позвонила Маша.

Я не слышал ее сто лет, но узнал сразу.

— Да пребудет с тобою Сила, — поздоровалась она.

— И тебе того же, — осторожно пожелал я. — Что случилось?

— Дело жизни и смерти. Нам надо встретиться. Я приду.

— Ладно.

— Я приду не одна.

Больше ничего из нее вытянуть не удалось — Маша явно играла в конспирацию. Мы договорились только о времени встречи.

Маша действительно пришла не одна. С ней был высокий парень с несколько женственным лицом, длинными светлыми волосами, перетянутыми полоской ткани с неразборчивой надписью, и большими голубыми глазами. В общем, типичный эльф.

То, как они с Машей смотрели друг на друга, не оставляло ни малейших сомнений в их отношениях. Глядя на это, я испытал укол ревности — безусловно, запоздалой.

— Лиахим, — представился эльф.

Ни к селу ни к городу мне вдруг вспомнилось, что в детстве у меня был набор «Юный химик» производства фирмы «Реахим». Что же касается имени моего нового знакомого, то это было просто имя «Михаил» наоборот.

— Аслейк, — ответил я: так окрестила меня леди Маира.

— Очень приятно.

И мы пожали друг другу руки.

Я угостил всех чаем. Но гости сразу же заговорили о деле.

— Орки перешли в наступление, — сказала Маша. — Они хотят уничтожить всех, кого коснулось светоносная Сила эльфов.

— Мы должны отправиться в Замок Пяти Звезд, — авторитетно заявил Лиахим.

— Это что, гостиница?

— Нет, это загородный дом, — вновь подала голос Маша.

— А почему мы будем там в большей безопасности, чем здесь?

— Замок Пяти Звезд является астральной проекцией Священного Замка Ибис-Грал, — снисходительно объяснил Лиахим. — Он построен рядом с древним капищем Матери-Совы и надежно защищен от черной магии орков и самого Мордага, да будет имя его проклято вовек.

— Ну, так это просто замечательно! — с фальшивой радостью воскликнул я. — Тогда, конечно…

Покинувший меня Голос был во многом прав: жизнь моя — скука или нервотрепка. Так почему бы не отправиться со знакомыми за город на уик-энд? Свежий воздух, интересные разговоры… Хоть будет потом о чем вспомнить. Опять же, в чем-то они могут быть и правы.

— Подождите, я соберу вещи.

Лиахим пожал плечами: его такие мелочи не волновали.

Наш видавший виды «Запорожец» вырулил на шоссе и взял курс на север. За рулем сидел Лиахим, рядом с ним — Маша. Я же делил заднее сиденье с еще одним странным типом. Это был парень нашего возраста с вьющимися засаленными волосами и большим, прямо-таки лягушачьим, ртом. От него шел какой-то чудной, но не противный запах.

— Септимус, — сказал он вкрадчивым голосом, чуть наклонив голову в знак приветствия, но руки не подал.

— Аслейк, — ответил я.

— Хорошее имя! — улыбнулся он.

— Вы тоже слышали Голос? — спросил я немного погодя.

— В День Небесных Огней ко мне обратился сам ползучий хаос Ньярлатотеп, вестник Древних…

— Ага, — понимающе кивнул я. С ним было все ясно. — А как там Шуб-Ниггурат поживает? Надеюсь, он на нашей стороне?

— Да, — удовлетворенно отметил Септимус. — Я принес ему в жертву черного козла.

Мне захотелось спросить, во что обошлось это мероприятие, и вообще, насколько трудно сейчас в Москве достать черного козла для ритуальных целей, но я подавил в себе это желание. В конце концов, для увлеченного человека нет ничего невозможного. И мне не хотелось выглядеть в этой компании вульгарным материалистом.

— А как вы относитесь к эльфам? — спросил я вполголоса, кивая на сидящих впереди. Впрочем, Лиахим был слишком увлечен дорогой, а Маша, похоже, заснула.

— Не всем дано пройти тропой Неведомого и узреть ужасающий лик Истины, — снисходительно произнес Септимус. — Удел многих — довольствоваться ее бледными отражениями в зеркалах Бытия.

На этой ценной мысли мы полностью сошлись во мнениях.

Вероятно, я заснул или впал в бессознательное оцепенение, когда «я» растворяется в потоке внешних впечатлений, утрачивая осознание самого себя. Так или иначе, но из этого состояния меня вывели рытвины и ухабы проселочной дороги.

— Далеко еще? — зевая, спросил я.

— Близко, — кратко ответил Лиахим.

Минут через десять мы остановились.

Я открыл дверцу машины и сразу же наступил в жидкую грязь.

Забыл сказать, что пока мы ехали, ночь полностью вступила в свои права. Сквозь легкие облака светила Луна. В просветах сияли звезды. Посеребренная лунным светом трава чуть колыхалась и шелестела в порывах ночного ветра. Стрекотали кузнечики. Вовсю заливались соловьи. Мне такое поведение всегда казалось странным

— почему единственный талант этих птиц раскрывается только ночью?

Впрочем, на созерцание этой картины ушло немного времени. Я вытащил свой чемодан из багажника и направился с остальными в дом. Честно говоря, в темноте он выглядел довольно зловеще. Но внутри обнаружились все признаки цивилизации: электричество, водопровод и канализация, что меня лично весьма порадовало.

Наш неформальный лидер Лиахим выделил мне комнату на втором этаже. Мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись.

Утром я обнаружил на подушке и простыне пятна крови.

Причиной тому были, естественно, комары — не хитрые и чуткие городские, привередливо выбирающие посадочную площадку и взлетающие при малейшей опасности, а простодушные деревенские, берущие числом, а не уменьем. Но я все же надеялся, что не нанес местной экосистеме существенного вреда.

Поднявшись с постели и воспользовавшись удобствами, я пошел бродить по дому. Заглянув в несколько пустых комнат, я наконец наткнулся на Септимуса, медитирующего в центре нарисованной на полу мелом пентаграммы. Меня он не заметил, и я решил не мешать.

Дверь в комнату Лиахима и Маши была заперта — там еще спали.

Со смешанным чувством зависти и ревности я подумал, что накануне они, должно быть, занимались производством маленьких эльфят.

На кухне я не нашел ничего, кроме хлеба и консервов.

Перекусив кое-как и попив чаю, согретого на газовой плитке, я вышел во двор и прошелся взад-вперед по дорожке из мраморных плиток посреди грязи, сорной травы и строительного мусора.

Дачный поселок словно вымер, несмотря на субботний день.

Новые дома были большей частью недостроены, а старые совсем покосились и сгнили. Общее впечатление оставалось тягостное.

Что касается Замка Пяти Звезд, то он если и был проекцией чего-либо прекрасного и совершенного, то весьма отдаленной. По правде, так он выглядел как простой двухэтажный дом — типичный образчик массовой архитектуры постсоветского периода, вдобавок, выкрашенный в банальный светло-зеленый цвет.

Я колебался, пойти ли мне дальше на разведку, однако вдруг углядел неторопливо шествующую по главной улице Мэрилин Монро в ярком купальнике и сапогах.

Одно из двух — подумалось мне — либо я спятил, либо здесь и вправду творятся чудеса. Однако мой выдающийся интеллект быстро нашел и рациональное объяснение: наряд вполне соответствовал погодным условиям и характеру местности, а внешность — только результат игры генов и лишнее свидетельство тому, что наш народ еще не до конца выродился.

Тем временем девушка подошла ближе и заметила меня. На лице ее появилась наивно-приветливая улыбка. Она помахала мне рукой.

— Здравствуйте, — сказал я.

— Здравствуйте, — откликнулся звонкий голосок. — Вы здесь живете?

— Да. Приехал вчера… с друзьями, — я невольно оглянулся на дом. Кто знает, понравится ли господам фантазерам мое новое знакомство? Впрочем, какое их дело!

— А я вон там, — она махнула рукой куда-то назад. — Иду на пруд купаться. Там хорошо.

— Спасибо, что сказали. Буду знать, — сказал я. На окраине поселка действительно блестела какая-то вода.

— Да ладно! — она провела рукой по волосам.

— Слушайте, вам говорили, что вы похожи на Мэрилин Монро? — на всякий случай спросил я, чтобы проверить свое зрение.

— Говорили, — фыркнула девушка. — Некоторые даже пугаются…

Мою новую знакомую звали Валей. Она оказалась учительницей

— довольно редкое занятие для молодой женщины в наше время.

Мы искупались и очень мило побеседовали.

Наверное, впервые за несколько лет ко мне проявили уважение как к университетскому преподавателю и кандидату наук. Не думал также, что тема и результаты моей диссертации могут кому-то быть действительно интересны. Кроме того, мы пожаловались друг другу на подрастающее поколение, солидарно осудив его за отсутствие дисциплины и уважения к старшим. Рядом с Валей я просто отдыхал душой…

Как-то возник вопрос о том, служил ли я в армии, после чего разговор естественным образом перешел на мою больную спину. Валя предложила сделать массаж, а с моей стороны отказываться было бы глупо.

Это было совсем не так, как в районной поликлинике.

Тонкие пальчики Вали скользили вдоль моего позвоночника без нажима, вызывая странное покалывание, словно от электрических разрядов. Внутри себя я слышал легкое похрустывание — позвонки, должно быть, выстраивались на свои правильные места. Впрочем, я никогда не был силен в медицине.

Хоть я отсутствовал в Замке не больше часа, по возвращении меня ждал нагоняй. Особенно почему-то сердилась Маша:

— Где тебя носило?

— Да так… прошелся вокруг.

— Ты понимаешь, что рискуешь жизнью? И подвергаешь нас всех опасности?

— Нет, — честно признался я. — Не понимаю. И вообще, какой план? Если мы будем безвылазно сидеть в доме, то просто помрем с голоду. Вам это не приходило в голову, лучезарные мои?

— Не забывайся, Аслейк! — нахмурился Лиахим. — Ты многого не понимаешь. Но у нас еще будет время поговорить… Просто имей в виду — нам нельзя удаляться далеко от Замка и друг от друга.

— Но на пруд я могу ходить? И в лес?

— Да, но не более чем на тысячу шагов.

— Спасибочки! А как с едой?

— Чем меньше в нас земной материи, тем лучше. Пей чистую воду — в таком священном месте, как это, она должна обладать великой живительной силой.

— Непременно подумаю об этом, — обещал я, — когда буду спускать ее за собой в сортире. Что еще?

— Надеюсь, ты никому не раскрыл нашу тайну?

— Чтобы меня приняли за сумасшедшего? Не беспокойтесь!

Наверху меня поймал Септимус и завел к себе. Я заметил, что он уже обосновался — разложил какие-то магические атрибуты, типа птичьих перьев, мешочков с травами и кристаллов необычной формы.

— Я видел твою новую знакомую, — ухмыльнулся он. — Наблюдал за вами из окна.

— И что дальше?

— Вы уже занимались любовью?

— Нет, — сказал я, соображая, следует ли дать Септимусу по морде за подобные вопросы.

— Очень хорошо! — еще шире ухмыльнулся колдун, и кончики его губ при этом лишь чуть-чуть не достали до ушей. — А ты не в курсе, она — девственница?

— Знаешь, как-то не спросил, — фыркнул я. — Однако судя по тому, что она была замужем, а теперь в разводе — вряд ли.

— Жаль, — вздохнул Септимус.

— А ты что, хотел принести ее в жертву? — глупо пошутил я.

— Ага, — просто ответил он. — Обстоятельства самые удачные.

Место глухое… И Луна в нужной фазе.

— Ты серьезно? — пробормотал я. Мне стало очень не по себе.

Одно дело — общаться с милым чудаком, помешанным на Лавкрафте, и совсем другое — с хладнокровным убийцей. Следовало выяснить этот вопрос более подробно.

— Абсолютно, — подтвердил он.

— А ты… уже делал это?

— Пару раз. Довольно трудно в наше время достать приличную девственницу. Козла — и то проще.

— И тебе их не было жалко?

— Боги жаждут, — развел руками колдун. — Им нужна кровь и душа. Не нами писаны законы Мироздания.

— Ну, ясно. Предположим, что Валя оказалась бы… ну, кем тебе надо. И как бы отнеслись к твоей затее наши друзья-эльфы?

— Эти эфирные создания? Им незачем знать о таких вещах. Но я рад, что ты заговорил об этом. Маира для нас не представляет угрозы. К тому же, она когда-то была твоей любовницей. А Лиахим играет роль вождя, лишь чтобы произвести на нее впечатление. Я полагаю, в случае необходимости, мы с тобой сумеем поставить его на место. Или вовсе убрать. Как ты считаешь?

— Очень может быть, — сказал я, облизывая языком пересохшие от волнения губы. — Держи меня в курсе, ладно?

— Договорились, — Септимус пожал мне руку. Меня передернуло.

После обеда — хотя какой там обед, смех один! — вся наша безумная команда отправилась в лес, на капище Матери-Совы.

Я плелся последним, голодный и злой, то и дело натыкаясь на жесткие ветки деревьев. Под ногами хлюпало. К счастью, хоть идти было недалеко.

Мы вышли на круглую поляну, посреди которой возвышались три здоровенных камня. В душе у меня что-то шевельнулось — мегалиты из снов и видений вновь встали передо мной… Да нет, совсем и не похоже. Здесь мы имеем просто обычные булыжники. И кострище между ними. Надеюсь, никого сжигать не будем?

— Узрите эти древние камни, Перворожденные! — торжественно произнес Лиахим. — Особенно ты, Аслейк. Смири свою гордыню! Вот тайные руны, что были начертаны здесь Древними много тысяч лет назад, когда Светлое Знание еще не было утеряно, а Мордаг еще не родился.

«Сам же небось и нацарапал здесь всю эту ерунду», — подумал я. Честно говоря, у меня получилось бы лучше. Интересно, видел наш предводитель хоть раз в жизни живую сову?

Впрочем, сомнения пришлось оставить при себе. Мы развели костер, поводили вокруг него хоровод, бормоча заклинания, потом Септимус что-то бросил в огонь из своих мешочков, отчего вокруг разошелся странный запах, от которого у меня закружилась голова.

На обратной дороге я увидел черную собаку. Она наблюдала за нашей процессией издалека, затем развернулась и убежала. Но это, конечно, была совершенно другая, деревенская собака. Откуда бы здесь взяться той, городской?

По возвращении в Замок я свалился в постель и проспал пару часов. Мне снилась Валя, и это чуть не кончилось неприятностью.

Проснувшись, я решил сходить к ней в гости.

На мое счастье, все были заняты делами по своим комнатам, и мне удалось выйти из дому незаметно, избежав вопросов и нотаций.

У Вали оказалась очень миленькая дачка — не такие безликие хоромы, как у нас, а уютная одноэтажная избушка с огородом.

Мы сидели у костра, вдыхая терпкий запах дыма, и уписывали безумно вкусную похлебку, сваренную хозяйкой. Хотя, может быть, еда была самая обыкновенная, просто это я нагулял здесь волчий аппетит.

— А что ваши друзья? — вдруг спросила Валя.

— Что?

— Не зайдут? Посидели бы все вместе. Я так обрадовалась, что кто-то еще приехал. Скучно одной-то. И страшно иногда!

Я поглядел в ту сторону, где за покосившимися крышами домов виднелся наш дурдом. Знала бы эта милая девушка, что за существа там окопались. И я в том числе… А не послать ли их всех?

— Конечно, — согласился я. — Но мои друзья… Знаете, мне, наоборот, с ними бывает страшновато. И хорошо, что их нет здесь, с нами. Разве нам плохо вдвоем?

— Хорошо, — улыбнулась она.

И мы как-то незаметно поцеловались.

Я совсем разомлел в ее объятиях.

Из этого состояния меня вывели грохот и сотрясение почвы. Я обернулся и увидел, как полыхает взорванный Замок Пяти Звезд.

— Вот и все, — спокойно сказала Валя.

— Что?! — только и сумел выдавить из себя я.

— Не беспокойся, тебе ничего не угрожает, — улыбнулась Валя.

— Но почему…

— Сейчас я все объясню. Я — одна из тех, кто известен тебе под именем «Чужие». Это не слишком лестно. Почему бы не назвать нас Освободителями? Ведь мы пришли, чтобы освободить вас, людей.

Вы должны быть нам благодарны.

— Это за что же?

— Тысячелетиями Неподвижные играли вашей историей. Теперь мы все исправим.

— Убивая людей, с которыми они общались?

— Это детали, причем не самые важные. Масштаб проблемы куда больше. К сожалению, мы опоздали: искажения, внесенные Голосами, слишком велики. Поэтому вся нынешняя человеческая цивилизация, как продукт преступного эксперимента, должна быть уничтожена.

Вам придется вернуться к истокам, в каменный век, и снова пройти весь путь — уже самостоятельно, без чьей-либо указки. Мы дарим вам второй шанс.

— Уничтожение всей цивилизации? — пробормотал я, поглядывая в небо, словно ожидая, что оттуда сейчас посыплются бомбы.

— Нет, — с улыбкой покачала головой Валя. — Мы не применим столь грубую физическую силу. К тому же, необходимо сберечь ваш генофонд, который и так изрядно поврежден. Так что на наш проект может уйти жизнь не одного поколения, даже не одна сотня лет…

— Однако к моим друзьям вы силу применили. Почему оставили меня? Или я — следующий?!

— Разве они были тебе друзьями? Это конченые люди, больные своими безумными фантазиями, несчастные рабы Голосов. Они уже никому не были нужны — ни вам, ни нам. Ты — совсем другое дело!

У тебя хватило здравого смысла и самостоятельности мышления не попасть в сладкое рабство, сохранить критический взгляд на мир.

Такие люди нужны нам, нужны ради будущего человечества. И, конечно, мы позаботимся о своих добровольных помощниках. Наши возможности в этом плане почти неограничены.

— А если я откажусь?

— Жаль, если так случится. Мы сделаем свое дело с тобой или без тебя. Но подумай сам, нужно ли тебе это?

— Мне надо подумать, — в лихорадке страхов и сомнений я ухватился за эту пошлую мысль. Необходимо было сначала понять, кем мне предлагается стать — спасителем или предателем?

— Хорошо, — вздохнула Валя. — Думай, сколько хочешь… Да, вещи твои сложены в машине. Ничего не пострадало. Я могу отвезти тебя домой или подбросить до железнодорожной станции.

— Спасибо. Сам доберусь.

— Как хочешь. Пока!

Неуловимым движением Валя изменила свой облик. Теперь рядом со мной сидела большая черная собака. Она посмотрела на меня своими умными глазами, тявкнула и побежала куда-то в лес, по своим делам.

Послесловие автора.

Перечитав рассказ «Голоса-2», я подумал, что читателю могут понадобиться некоторые разъяснения.

Например, в начале речь идет о клипе Мадонны «Frozen». Там же фигурирует и черная собака (впрочем, собака такого же цвета, но совершенно другой породы действительно бродит около моего дома).

В разговоре Аслейка и Септимуса упоминаются Ньярлатотеп и Шуб-Ниггурат — это боги из мифологии, разработанной американским фантастом Г.Ф.Лавкрафтом (1890–1937).

Теперь по существу.

Если кто-то воспримет данный рассказ просто как «наезд» на поклонников «фэнтези» и мистики, то пожалуйста. Так спокойнее.

Только непонятно тогда, какое имеют отношение разговоры о судьбе человечества к кучке безумных фэнов, верящих в реальность магии и свою сверхъестественную природу.

Мы можем над ними смеяться или осуждать. Потому что сейчас

— не их время. Но лет тысячу назад они были бы на своем месте. И кто знает, как им удалось бы развернуться!

Впрочем, зачем заглядывать так далеко, если всего немногим более полувека назад посреди Европы рухнула цивилизация с такой же тайной доктриной, чтобы под конец столетия взойти ядовитыми всходами в теле своего героя-победителя?

Мне следовало бы написать о людях, верящих в государство, церковь, нации и классы. Самозабвенно играющих во все эти игры и заставляющие играть окружающих.

Но над ними пока не посмеешься.

Никто бы просто не понял, в чем прикол!

Так что придется подождать…

Может быть, тысячу лет.

БЕГСТВО ОТ ДЕМОНОВ

Его предвестником был холодный ветер, закруживший мусор на опустевших улочках древнего города.

Он вошел в этот город через Северные ворота.

Точнее, появился прямо в них из зыбкого марева Небытия.

Он выглядел светловолосым юношей с карими глазами, одетым в серебристое трико. В глазах его блестели искорки веселья.

Он выглядел совсем как человек, и все же был демоном.

Неторопливо он начал свой путь по брусчатой мостовой.

Дома, мимо которых он проходил, оглашались ужасными, дикими криками. Обитатели верхних этажей выпадали из окон прямо к его ногам, обагряя кровью мостовую. Это вызывало у демона усмешку.

Открывались двери — из них выходили люди: мужчины, женщины, старики и дети. В их глазах был такой же безумный блеск. Они срывали с себя одежды, словно забыв, как те снимаются.

Одни сплетали свои прекрасные и безобразные тела в клубки, содрогающиеся от извращенной страсти. Эта страсть превращалась в столь же яростную ненависть — тогда они убивали друг друга, душа и перегрызая горла, выдавливая глаза, разрывая на куски.

Другие следовали за демоном в омерзительном танце, в ритме собственных завываний и звериных криков удовольствия…

Ад шел по земле.

Под сводами Храма, под сенью величественной колоннады, люди в синих одеждах возносили молитвы Небесам, призывая Защитника в мир. Пятеро из них стояли по углам начертанной на мраморном полу пентаграммы, их взоры неотрывно были прикованы к расположенному в центре зала трону из грубого камня. Трон был пуст.

Зыбкое марево над ним вдруг уплотнилось, принимая смутный облик человека. Под ликующие возгласы и благодарственные молитвы из Небытия возник рыцарь в черных доспехах из блестящего металла с опущенным забралом шлема. Несколько мгновений он восседал на троне, с легким скрипом поворачивая голову из стороны в сторону, словно оценивая обстановку. Затем встал и сошел вниз. Вытащив из ножен сверкающий меч, он поднял его над головой. На мече голубым огнем вспыхнули магические руны.

— Итак, мистер Смит…

Доктор — человек неопределенного возраста, среднего роста, немного полноватый, с лысиной на затылке и добродушным лицом — неторопливо протер очки, прежде чем вновь обратить взор, полный понимания и сочувствия, на своего пациента.

— Итак, мистер Смит, в ваших снах вы играете роль героя, сражающегося с демонами в некоем сказочном городе.

— Да, — кивнул молодой человек в деловом костюме, ерзающий на кушетке. Ему было как-то неловко.

— Не волнуйтесь, стесняться здесь совершенно нечего. Уверяю вас, это одна из самых безобидных историй, которые я слышал.

— Да? — голос пациента немного повеселел.

— Да, мы непременно во всем разберемся… Скажите, а вообще вы человек религиозный?

— Ну, праздную Рождество, как все… А так — не очень.

— Понятно. А ваши родители?

— Я с ними давно не виделся. Они живут в Миннесоте.

— Я имею в виду обстановку, в которой вы росли. Вы ходили в церковь, изучали Библию, вас пугал образ Сатаны и его воинства?

— Нет, — фыркнул Смит. — Ничего такого не припомню.

— Ладно, оставим эту тему. Расскажите мне о своей работе.

— Да что рассказывать? Цифры, отчеты, ведомости, сводки…

Сплошная рутина.

— Ваша работа вам кажется бессмысленной? Бесполезной?

— Ну, — протянул пациент. — Не совсем. Все-таки мне платят за нее деньги. Я бы не хотел оказаться на улице.

— Однако когда вы приехали в Нью-Йорк, то мечтали о большем?

— Конечно, — вздохнул молодой человек. — Юношеские мечты, знаете ли. Хотелось стать великим, богатым, знаменитым…

— Вы тогда ставили на первый план личный успех?

— Нет. Хотелось быть нужным людям. Чтобы все меня любили и уважали. Смешно даже! — снова усмехнулся пациент.

— Напротив, возможно, именно в этом мы найдем разгадку…

Скажите, какие у вас отношения с коллегами?

— Нормальные.

— Дружеские?

— Да нет, не сказал бы. Мы общаемся только по работе, и мне этого более чем достаточно.

— А как с начальством? Оно ценит вас?

— Можно и так сказать. Примерно, как ветошь, которой можно при необходимости заткнуть пробоину в днище корабля.

— Весьма образное сравнение! А вы не пробовали заниматься искусством?

— Пробовал. Не напоминайте. Это сплошная мафия.

— Ладно. Эти ваши демоны… Насколько я понял, они выглядят как обычные люди. Никаких рогов, хвостов или копыт?

— Нет.

— Тогда откуда же вы знаете, что они — демоны?

— Там это как-то чувствуется… Понимаете, во сне я заранее знаю — как сражаться, с кем. А вы мне дайте сейчас этот меч — я ничего с ним толком и сделать не смогу!

— Понятно. Но я хочу вас спросить несколько о другом. Ваши демоны не напоминают никого из ваших знакомых, родственников или коллег?

— Нет, — подумав, сказал Смит. — Я бы заметил.

— Может быть, кинозвезды, певцы, политики?…

— Нет. Не думаю.

— Таким образом, вы сражаетесь не с кем-то лично, а со Злом вообще. Вы спасаете свой народ от врагов. Кроме вас, это некому сделать. Вы нужны там! Вас любят и уважают. Даже, по-видимому, боготворят. Налицо сверхкомпенсация вашей скучной и размеренной жизни без явного смысла и цели, фантастическая реализация во сне подавленных желаний и устремлений.

— Да, — тихо сказал молодой человек. — Наверное.

— Так в чем тогда проблема? Что вам не нравится?

— Видите ли, — вновь заерзал на кушетке пациент. — Мне это все уже надоело. И страшно как-то становится. С каждым разом эти кошмары все реальнее. Я боюсь, что скоро перестану понимать, на каком я свете. Я боюсь этих чертовых демонов — вдруг однажды не я их уничтожу, а они меня. И как-нибудь я просто не проснусь…

— Понимаю вас, — сочувственно покивал головой доктор. — А кстати, в ваших снах дается какое-либо рациональное объяснение ситуации? Что говорят, например, люди в синем — жрецы, которые вас вызывают?

— Да, — вздохнул Смит. — Они говорят, что когда-то я был их правителем, но потом умер. Им удается возвращать меня из царства мертвых, но ненадолго. Каждый раз они умоляют меня остаться…

— И этого вы тоже боитесь?

— Да.

— Понятно. Итак, теперь, когда мы установили причину вашего расстройства сна и определили ваше собственное желание от него избавиться, никаких препятствий на пути к исцелению я не вижу.

— Правда?

— Разумеется! Мы встретимся с вами через неделю, а пока я выпишу вам вот эти таблетки…

Месяц спустя в квартире мистера Смита раздавался женский смех, в котором ясно слышалась нотка облегчения. Право же, когда мужчина с таким серьезным видом говорит: «Я должен признаться тебе кое в чем, дорогая», то логичней ожидать гораздо худших вещей, нежели какая-то нелепая история с кошмарами.

— Ну, ты даешь! — отсмеявшись, сказала подружка.

— Тебе смешно? — шутливо обиделся Смит.

— Ладно, не сердись! Но теперь-то все прошло?

— Да. Уже давно не вижу этих демонов. Даже вспоминать о них не хочу. Сплю, как убитый.

— Ах ты мой герой-победитель! Сегодня я тебе спать не дам.

А ну, доставай свой меч, где он там у тебя?…

Под сводами Храма, под сенью величественной колоннады, люди в синем лежали навзничь по углам начертанной на мраморном полу пентаграммы. Они залили ее своей кровью. Холодный ветер гулял здесь, как хозяин. Факелы не горели. Из распахнутых врат Храма сюда доходил неровный багровый отсвет, слышались крики людей…

Раздались шаги. Демон вошел в зал и осмотрелся. На лице его гуляла безумная ухмылка. Он подошел к пустующему трону и сел в него. Больше не было смысла скрывать свой истинный облик.

Он стал пониже ростом, располнел, куда-то делись длинные светлые волосы, лицо стало заметно старше…

Демон устроился поудобнее и стал неторопливо протирать очки.

Оглавление

АВТОБИОГРАФИЯ

ИНТЕРВЬЮ С АЛЕКСЕЕМ ЛЕБЕДЕВЫМ

ВЫСОКОЕ ИСКУССТВО

ЗОВ САЛАМАНДРЫ

СУДЬБА КАЛИФОРНИИ

ПРОВАЛ

ОДЕРЖИМЫЙ

ФЭНТЕЗИ (рассказ-шутка)

МИР ФУРБЛОВ

  Фурблы у вас дома

  Товарищ фурбл

  Фурбл, выходящий из моря

  Крылья фурбла

ЧУЖИЕ РУКИ

  1. Коридоры власти

  2. Дикий Юг

  3. Сумерки богов

ЧУЖИЕ РУКИ-2

  0

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

ЧУЖИЕ РУКИ-3

УРАГАН

ПОСЛЕДНИЙ ЛЕГИОН

МИССИЯ

КТО СЛЕДУЮЩИЙ?

ПОСЛЕДНИЙ ФИЛОСОФ

ТОЧКА ОТСЧЕТА

НЕОГРАНИЧЕННЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ (сценарий)

РИТУАЛЫ РО

ТЕНИ АСГАРДА

  0. Предисловие

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ТАЙНЫ ЛУНЫ

    1. Номер Тринадцатый (Джедай Аккерман)

    2. Шериф Кеннеди

    3. Доктор Флетчер

    4. Джеймс Херриш

    5. Магдала Ларсен

    6. Майкл Петрович

    7. Номер Тринадцатый

    8. Шериф Кеннеди

    9. Джеймс Хэрриш

    10. Шериф Кеннеди

    11. Магдала Ларсен

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ТАНЕЦ ПРИВИДЕНИЙ

    12. Шериф Кеннеди

    13. Журналист Белкин

    14. Номер Тринадцатый

    15. Игорь Белкин

    16. Шериф Кеннеди

    17. Номер Тринадцатый

    18. Доктор Флетчер

    19. Майкл Петрович

    20. Джеймс Хэрриш

    21. Доктор Флетчер

    22. Агент «Ястреб»

    23. Номер Тринадцатый

  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: ВИТОК СУДЬБЫ

    24. Майкл Петрович

    25. Номер Тринадцатый

    26. Джеймс Хэрриш

    27. Номер Тринадцатый

    28. Игорь Белкин

    29. Номер Тринадцатый

    30. Джеймс Хэрриш

    31. Профессор Коллинз

    32. Номер Тринадцатый

    33. Игорь Белкин

    34. Шериф Кеннеди

    35. Майкл Петрович

    36. Шериф Кеннеди

    37. Номер Тринадцатый

    38. Майкл Петрович

    39. Номер Тринадцатый

    40. Джеймс Хэрриш

    41. Игорь Белкин

МОЛЧАНИЕ БЕЛОГО ТИГРА

  Пролог. Вызов на дом

  1. Сонное царство

  2. Осмотр на месте

  3. Тайны дома Ашеров

  4. Кровь руулов

  5. Принцесса на горошине

  6. Игры патриотов

  7. Яд и корона

  8. Ночь откровений

  9. День разрушений

  10. Выгодный заказ

  Эпилог. Песня Синего Дракона

СИМБИ первый рассказ о Льве Ивине

ИСТОЧНИК

ТОМАС

ПИСАТЕЛЬ ГОДА

БОГИ СИНТЕОСА

  1. Александр

  2. Игорь

  3. Александр

  4. Ванда

  5. Александр

  6. Игорь

  7. Александр

  8. Марина

  9. Александр

  10. Игорь

  11. Александр

  12. Марина

  13. Александр

  14. Марина

  15. Александр

НЕВИННАЯ ЖЕРТВА

  0. Кошмар

  1. Тревожное утро

  2. Начало пути

  3. Первая ночь

  4. Вторая ночь

  5. Конец пути

ГОЛОСА

ГОЛОСА-2

БЕГСТВО ОТ ДЕМОНОВ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg