Ганс Бёш БЕЗУПРЕЧНОСТЬ
Мы подъехали к перекрестку. Пикап, который шел впереди, замедлил ход и остановился на мощеном съезде. Широкие тротуары по обе стороны шоссе вопреки правилам были забиты грузовиками и автофургонами; по боковым улицам осторожно маневрировали автокары. Метрах в ста пятидесяти стояли полицейская машина с громкоговорителем и «Скорая помощь». Мы высмотрели местечко перед палисадником, еле пробрались туда и вылезли из машины.
Застекленные лестничные клетки домов до самых крыш были забиты любопытными. Из окон офиса высовывались ученицы школы профессионального обучения. Они причесывались и прихорашивались, поглядывая в свои зеркальца, кивали и улыбались полицейским. Захрипел громкоговоритель.
«Девять минут», — сообщил он. Потом: «Еще семь»…
Мы протиснулись вперед, минуя скопища служащих и толпы школьников, пришедших сюда целыми классами. Они коротали время, гнусаво распевая церковные гимны. Около указателя перед перекрестком нас остановил дряхлый старик. Он подставил к столбу деревянный складной стульчик со спинкой и пытался на него взобраться. Мы помогли ему и спросили, что тут, собственно, происходит.
— В 15:23 при левом повороте, — прошамкал старик, — здесь должна произойти катастрофа. Сейчас 15:20.
Школьники младших классов уселись на обочине. Мастеровые и гимназисты вышли из тени подъездов, покинули навесы киоска и сколоченной наспех будки с мороженым и встали плотными рядами за школьниками.
— Вот почему хорошо жить на пенсии, — разглагольствовал возвышавшийся над нами старик, — всегда можно заранее занять удобное местечко!
И правда, перекресток был от него не более чем в пятнадцати шагах. Громкоговорители скрежетали; мы отчетливо видели сидящего в машине полицейского, разевавшего пасть над микрофоном.
«Осталось две минуты», — напомнил он. — «Просим не мешать санитарам и подчиняться распоряжениям полиции. Выход на проезжую часть после транспортировки раненых запрещен». И уже без всякой необходимости добавил: «Просим публику сохранять порядок. Спасибо за внимание».
Наш знакомый старик, стоявший на спинке стула, потребовал свой колпак, который он свернул из газеты и в спешке забыл на сиденье. Мы подали ему колпак. Не отрывая взгляда от перекрестка, он нахлобучил его на голову. Шоссе теперь было пусто, словно выметено, — сверкающая лента, зажатая густыми рядами любопытных. Запоздавшие автомобили еще пытались прижаться к тротуарам. Люди вылезали из них и стекались к перекрестку. За полторы минуты до назначенного срока полицейский призвал всех к спокойствию.
— Так не делают, — забубнил старик. — Это далеко не безупречно по отношению к автомату, попросту подвох. Всякое вмешательство нарушает предпосылки, на которые опирались вычисления. Тем самым искажается и результат. Я бы не удивился, — продолжал старик, — если в последний момент вычислительный автомат попросту отменит свое предсказание.
Конечно, старик знал толк в деле, понимал, на что способна такая машина. Наверно, прежде он занимался страхованием от несчастных случаев или служил, где-нибудь в метеорологическом бюро. Но у нас не было времени, чтобы это выяснять.
Со стороны Зофингена приближался большой транспорт. Похоже, это была нефтяная цистерна с прицепом. Мотор ревел. Этот рев, сильный и монотонный и все-таки мягкий, бархатный, неподвижно висел в белой прозрачной тишине. Разносчицы, сновавшие в толпе с подносами, молча получали свои деньги. Их шеф, наладивший под Чивесом торговлю мороженым, увидев, что покупателей все меньше, залез на тележку и всматривался в даль. Мальчишки-газетчики, только что размахивавшие специальными выпусками с предсказаниями экспертов о подробностях катастрофы, умолкли и пробрались, потеснив детей, на обочину шоссе. Они встали рядом с полицейскими, которые жмурились от солнца и неотрывно следили за приближавшимся транспортом, крепко зажав в зубах свистки.
За тридцать секунд до срока уже можно было прочесть надписи над кабиной. Мы видели и шофера за рулем. Ему было под сорок; коричневое, круглое лицо, и сам скорее всего коренастый, крепкий. Закатав рукава и расстегнув ворот рубахи, он курил дешевую, заостренную на конце сигарку из тех, что курят тут почти все. Правое стекло кабины он опустил и иногда высовывался, прислушиваясь к погрохатывающему сзади прицепу. Скопление людей и машин вдоль шоссе его явно обеспокоило. Он выпрямился, окинул быстрым взглядом ряды полицейских и, покосившись на спидометр, прогрохотал мимо, окутанный горячим дыханием попутного ветра. Фотографы подняли свои аппараты. Камеры, установленные в кузове грузовичка, повернулись вслед.
Какая-то женщина торопливо шла через улицу, сутулая, седая, с двумя большими желтыми плетеными рыночными сумками. Чтобы лучше видеть, мы забрались на сиденье стула. Над нами что-то раздраженно бурчал старик, с сомнением тряся головой: женщина, мол, без труда успеет пересечь шоссе перед транспортом. Он оказался прав. Дети освободили место, чтобы пропустить ее на тротуар.
За женщиной бежала крохотная собачонка. Перед самым тротуаром она остановилась, покружилась на месте и повернула назад, вероятно испугавшись детской сутолоки или скрежета тормозов, которые нажал и тут же отпустил водитель. Собачонка отпрянула прямо под колеса машины. Маленькая девочка бросилась вперед и схватила ее. Доли секунды золотистая макушка еще сияла на солнце.
Напуганная собачонка добежала почти до нас. Раздались пронзительные свистки. Сопровождаемая ревом громкоговорителей, умчалась «Скорая помощь». Хозяин снова торговал своим мороженым.
— Надо еще учиться и учиться, — ехидно отметил старик. Крепко опираясь на нас, он слез со своего стула.
— Где же левый поворот, левый поворот где? Вы видели? — Он сложил стул и тут же добавил: — Я — нет. Не было никакой катастрофы при левом повороте. А ведь именно она и была предсказана. Время определено верно, даже абсолютно точно; но, господа, где же левый поворот?
И он торжествующе поглядел на нас:
— Обычная рядовая катастрофа при прямом наезде. Теперь изучат факты и должны будут еще раз пересмотреть и уточнить входные данные. Я всегда говорил, что детали, мелочи значат все. А кроме того, — заключил он, — необходимы еще кое-какие дополнительные меры. Вычислитель сбит с толку всем этим заранее организованным сборищем, всей этой бессмысленной публичностью, я утверждаю: он был сбит с толку, его бессовестно запутали. — По-прежнему ехидно ухмыляясь, старик удалился.
Подъезжая к Олтену, мы начали спорить о необходимости постановления, которое обеспечило бы в будущем абсолютную бесперебойность движения и тем самым гарантировало неискаженные вычисления. Мы хотели довести свои соображения до сведения властей еще на этой неделе. Однако в конце концов нам пришлось признать, что если в случаях, подобных происшедшему, устранить скопление людей, чтобы исключить из подсчета все возможные помехи, то в нужный момент на месте не окажется не только толпы любопытных, но среди них и ребенка — причины катастрофы. То есть катастрофа-то может и не произойти. Вспоминая случившееся, мы должны были признать, что ребенок появился там как раз благодаря публичности и скоплению народа. Таким образом, вычислитель явно учел все помехи такого рода.
А значит, решили мы, заключая логическую цепь наших подчас весьма сложных выкладок, значит, на него не повлияют ни наши постановления, ни наша личная безупречность.
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Безупречность», Ганс Беш
Всего 0 комментариев