«Родбариды»

Александр Александрович Мееров Родбариды

КОЧАН КАПУСТЫ

Вилла Ченснеппа, не совсем удачно, хотя звучно, названная Пропилеями, не походила ни на одну из загородных вилл столицы. Обычай строить для себя загородные виллы появился у богатых людей еще во времена Юлия Цезаря. С тех пор немало вилл перестали служить своим хозяевам загородными домами и стали музеями. Что же касается виллы Ченснеппа, то она никогда не служила ему загородным домом, а была задумана и строилась как своеобразный музей.

Ченснепп слыл человеком, не лишенным оригинальности, и, пожалуй, не без оснований. Однако оригиналом он был лишь в той мере, в какой из этого можно было извлечь выгоду. Сооружение Пропилеев он затеял в тридцатые годы, именно в то время, когда после невиданного «процветания» деловой мир охватила небывалая депрессия. Расчет незаурядного предпринимателя оказался правильным: вилла строилась как нечто единственное в своем роде, стоимость ее сразу бросалась в глаза, и ни у кого не могло возникнуть подозрений, что Ченснепп именно в это время,как никогда, был близок к разорению.Уже одно то,что виллу строил знаменитый Антонио Ульмаро, говорило о неограниченных возможностях богатого заказчика.

Архитектор и превосходный скульптор, Ульмаро много лет носился со своей идеей создания Анфилады Искусств, не находя человека, который мог бы по достоинству оценить эту идею, а главное, захотел бы затратить громадные средства для воплощения ее в камень, мрамор, гипс. Встреча с Ченснеппом решила дело, и вскоре неподалеку от города, в низине, заросшей тополями, буком и светлым ясенем, сотни рабочих стали возводить сооружения, которые должны были принести славу архитектору и упрочить кредитоспособность дельца.

Начались работы успешно, но по мере того, как укреплялось финансовое положение Ченснеппа, исчезала надежда на славу у Антонио Ульмаро. Разговоры о необычайном сооружении постепенно стали стихать, строительство затянулось на добрый десяток лет, Ченснепп с каждым годом все меньше и меньше отпускал средств. С началом второй мировой войны работы вовсе прекратились, и Ульмаро погиб в безвестности.

Пропилеи Ченснепп считал довольно обременительным приобретением. Огромные деньги, вложенные в их постройку, не приносили дохода, продать недостроенное сооружение было невозможно,да и не имело смысла, так как репутации одного из богатейших людей страны факт обладания оригинальной виллой-музеем ущерба отнюдь не наносил. В дни, когда голова Ченснеппа бывала занята каким-нибудь важным, требующим особой проницательности делом, он ненадолго заезжал в Пропилеи, бродил по величественным залам, хранившим традиции возвышенного творчества прошедших времен, и здесь, в тишине, обретал покой и сосредоточенность, так необходимые в предстоящем деловом сражении.

Изредка в Пропилеях появлялась шумная толпа друзей дочери Ченснеппа, и тогда римский атриум оживал, наполнялся запахом роз, пряных яств и звуками джазовой музыки, никак не гармонировавшей с античным духом того, что создал гений Ульмаро. Но как только пиршество стихало и уезжали в город автомобили, привозившие в Пропилеи молодых людей и припасы, вилла погружалась в тишину, и снова ее единственным обитателем оставался Ритам.

Поль Ритам, скульптор, искусствовед, человек, всю жизнь проживший в искусстве и для искусства,как никто другой подходил для управления и надзора за Пропилеями. С тех пор как в голову Ченснеппа, ворочавшего большими делами и никогда не допускавшего расточительности в малом, пришла мысль назначить калеку Ритама на эту должность, он мог больше не беспокоиться о своей вилле-музее. Ритам любил Пропилеи. Он знал в них все, начиная с самой дешевенькой геммы в глиптотеке и кончая монументальными статуями, высеченными великими мастерами.

В последние годы жизни знаменитого архитектора Поль Ритам работал под его началом, и это давало ему возможность считать себя «учеником самого Антонио Ульмаро». Ритам ничего не создал в искусстве, оставаясь неудачником и мечтателем.Будучи дилетантом, он хотел стать творцом, будучи бесталанным, он стремился к славе и подвигу в искусстве, не понимая и не имея мужества понять, что, кроме мечты о творчестве, у него нет ничего творческого. Война отняла у него руку и ногу и этим примирила его с самим собой- ему оставалось утешение, что, не случись этого, он смог бы стать Праксителем современности, но сейчас… сейчас он живет в прошлом искусства,охраняя это прошлое, талантливо воспроизведенное в Пропилеях.

Каждое утро в половине восьмого Поль Ритам аккуратнейшим образом появляется у массивных ворот Пропилеев. Дружески поприветствовав привратника, он всякий раз сокрушается о том, что металлическая ограда, охватывающая огромную территорию усадьбы, ржавеет, и очень подробно излагает привратнику, как именно он намерен уговорить господина Ченснеппа раскошелиться.

Привратник наизусть знает всю историю уникальной ограды, с заученным интересом выслушивает скульптора, сокрушается вместе с ним, оживленно поддерживает разговор- ведь это его единственное развлечение на протяжении всего скучного дня- и удаляется в привратницкую не раньше, чем Ритам исчезает за купой деревьев, отделяющих ворота от виллы-дворца. Так Поль Ритам начинает свой утренний обход.

Каждый раз, пройдя буковую ограду и очутившись перед Анфиладой Искусств, восторженный искусствовед замирает на несколько минут, никогда не уставая восхищаться созданием Ульмаро. Отсюда, от буковой рощицы, лучше всего видна Анфилада, постепенно спускающаяся к самому низкому месту усадьбы, где громоздится мрачное сооружение, названное архитектором Средневековье. Отсюда же начинается широкая, мощенная огромными плитами Дорога сфинксов. По обеим ее сторонам правильными, унылыми рядами тянутся цоколи из красного песчаника, на которых лежат львы с человеческими головами. Однообразные, бесстрастно загадочные, они как бы символизируют вереницу веков, полных тайн я непознанного, веков, предшествовавших наибольшему расцвету искусства египтян.

Медленно, скрежеща металлической ногой по каменным плитам Дороги молчания, Ритам проходит мимо сфинксов, приближаясь к массивному каменному строению с косыми срезами стен.

Дорога заканчивается широкой площадкой, на которой Ульмаро установил иглу обелиска, иссеченную иероглифами, и колоссальную сидячую фигуру, превосходно гармонирующую с общим спокойствием архитектурных линий постройки. Вход в египетские залы представляет собой две совершенно одинаковые грузные башни с косыми стенами - пилоны, связанные между собой портиками, с небольшой, сравнительно, дверью, придавленной массивностью постройки.

Затворив за собой тяжелую бронзовую дверь, Ритам, словно с помощью машины времени, переносится в глубь веков, в царство величавой неподвижности египетских статуй, множества одинаковых колонн, в мир искусства скупого, прямоугольного, застывшего и зловеще угрюмого.

Внутренний египетский дворик архитектор выполнил так, что в любую погоду в нем ощущалось солнце Египта: умело замаскированные источники света посылали лучи через верхние отверстия, расположенные над бассейном, - все же это не уменьшало чувства придавленности. Его не рассеивали ни пестрая роспись золотом, синью, ярко-красной краской, столь же загадочная, как иероглифы, и заполнявшая все стены, колонны, карнизы; ни зелень пальм, столпившихся у бассейна; ни голубизна прохладной воды.

Египетская часть Анфилады всегда навевала тоску на Ритама.

«Искусство мертвое, искусство для мертвых, - часто думал он, рассматривая застывшие изображения барельефной живописи. - Искусство, порожденное страхом перед превратностями загробного мира, созданное для потусторонней жизни, призванное умилостивить богов небытия. Отсюда и поиски форм абсолютного покоя, таинственность, мрачность».

Ритам, как всегда, старается пройти египетский дворик поскорее, спеша в залы одухотворенного искусства Эллады, но его частенько задерживает крокодильчик.

Крокодильчик, греясь на отмели глубокого бассейна, не подавал никаких признаков жизни, часами лежал бревном, как и подобает этим милым животным, и ничем, собственно, не обременял Ритама. Но одного только присутствия в храме искусств этого существа было достаточно, чтобы натура художника бунтовала. Крокодильчик был водворен в Анфиладу волею самого Ченснеппа - это был его единственный «творческий» вклад в дело создания Пропилеев, и Поль Ритам не уставал негодовать при мысли о том, как был бы огорчен этим Ульмаро. Неужели недостаточно передал он самый дух глубокой древности? Неужели от каждого камня, колонны, фрески недостаточно веет подлинным искусством Египта, чтобы еще требовалось вселять сюда это мерзкое творение? Блажь! Прихоть собственника, не умеющего ценить настоящее искусство, большой талант. С какой силой и достоверностью переданы колорит и рисунок, применявшиеся зодчими древнего Египта, как поражает величавая неподвижность в позах статуй, строгое спокойствие линий, так характерное для египтян, стремившихся в своем искусстве к выражению абсолютного покоя!… Покоя?

«А может быть, все же прав Ченснепп?»

Ритам с трудом, долго устраивая свою металлическую ногу, присел у края бассейна и начал пристально рассматривать плоскую голову с длинным рылом, со вздутыми краями ноздрей, с характерно изогнутым, словно улыбающимся во сне разрезом рта. Крокодил был мертвенно-застывшим, совершенно неподвижным, хотя чем-то неуловимым давал понять, что он жив.

Крокодил олицетворял собой покой!

Может быть, именно поэтому египтяне поклонялись живым крокодилам и бальзамировали мертвых?

«Неприятное животное все-таки», - заключил Ритам и поспешил в залы Эллады.

Здесь все было светлым, жизнерадостным. Ульмаро, стремясь полнее передать сущность искусства древней Греции, сумел удивительно тонко примирить разнородность стилей.

Все было сооружено на разных высотах, без всякого признака симметрии, и в то же время все было гармонично, как гармонична сама весьма несимметричная природа. Ульмаро сделал все, чтобы воскресить чудесную красоту, некогда воплощенную греками в Акрополе. Весь свой талант он отдал тому, чтобы и теперь, спустя два тысячелетия, люди могли воспринимать эллинское зодчество так же свежо, ясно, как древний эллин, так же чувствовать его поражающую прелесть.

С залами Эллады Ритам всегда расставался с грустью. Пройдя римский атриум, он спускался по лестнице, представлявшей собой полукруглую колоннаду, проходил площадку с установленной на ней статуей Августа и останавливался у пустыря. В самой низине участка обширное пространство заросло бурьяном, мелким кустарником вереска и было усеяно замшелыми камнями. По замыслу Ульмаро это место должно было олицетворять века, последовавшие за падением Рима. Он велел не убирать камни, не планировать площадку, все оставить в смутном хаосе, в котором в эти века застыли все эстетические стремления, и только посреди пустыря воздвиг Средневековье - павильон, в миниатюре напоминавший и мрачный рыцарский замок, и тяжелый угрюмый храм только что находившего себя искусства ранней эпохи христианства.

В четверг 26 августа Ритам, как обычно, совершал свой обход Пропилеев. В то время как он стоял над крокодильчиком, решая очень важный вопрос: необходимо ли это отвратительное животное в египетском дворике, и в сотый раз пытался представить себе, как бы отнесся к этому старик Антонио, привратник прислал за ним: подъехал автофургон и шофер требует управляющего. Он привез какую-то зверушку, Это по распоряжению самого Ченснеппа.

«Как, еще один крокодил?!»

Поль Ритам поспешил к привратницкой, где его встретил шофер автофургона.

- Здравствуйте, господин управляющий. Я привез железный ящик, в котором какая-то зверушка. Кажется, черепаха.

- Черепаха? - недоуменно переспросил Ритам.

- Ну да, черепаха. Что же это еще может быть? - Шофер вдруг смутился и, стараясь скрыть, что по дороге в Пропилеи был излишне любопытен, понес изрядную чепуху, выпаливая слова с огромной скоростью.

- Подождите минутку. Вы говорите слишком быстро. Расскажите толком: откуда вы, кто вас послал и зачем эта черепаха, и говорите, пожалуйста, помедленней.

Шофер довольно подробно рассказал, что какой-то худющий, быстрый человек с желтым лицом, наняв его в Таркоре, велел немедленно отвезти на виллу Ченснеппа этот железный ящик.

- Он чертовски тяжел, - закончил шофер, - хотя и сделан из тоненького железа. Прямо невероятно, неужели черепаха может так много весить?

- Ладно. Мне все совершенно ясно. Вернее, ясно, что вы толком ничего не знаете. Вспомните, что еще вам сказал этот, как вы его называете, «быстрый человек»?

- Он сказал, что отвезти сюда ящик со зверушкой велел сам господин Ченснепп.

- Вот как? Превосходно. Давайте посмотрим черепаху.

Ритам не мог считать себя знатоком, но то, что лежало на дне ящика, никак не походило на зеленую черепаху, столь необходимую на торжественных обедах. Да, очевидно, господин Ченснепп не собирался баловать своих гостей лакомым блюдом, а имел в виду какую-то другую цель. Ну что же, хозяин знает лучше. Черепаха так черепаха… Вот только куда ее девать? Ритам еще раз заглянул в темноту ящика, где лежала большая, диаметром около полуметра, черепаха, и обратил внимание, что чуть овальный черно-коричневый ее панцирь был как бы сварен из мелких шестигранных,словно кованых щитков. Животное было неподвижно.Очевидно,оно втянуло в свою броню голову и конечности.Черт знает, что такое! К заботам о крокодильчике прибавились заботы об этом застывшем в страхе создании. Еще одно олицетворение покоя!

- Сгружайте ее.

Ритам распорядился поместить черепаху в средневековом гроте. В нем прохладно и сыровато. Впрочем, они, кажется, как и крокодилы, любят выползать на отмели и греться на солнышке. Но черепахи бывают разные. Эта вообще ни на какую не похожа. Неприязнь к непрошеному гостю, однако, не мешала Ритаму заботиться о нем. Ритам был в сущности очень добрым человеком и прежде всего подумал, что живое существо следует накормить. Он отправился в библиотеку, раскопал там все, что только можно было вычитать о черепахах, и это окончательно сбило его с толку. Одни виды черепах были плотоядными, хищными, другие питались исключительно растительной пищей. К какому виду принадлежала присланная Ченснеппом, он решительно не мог разобраться и распорядился бросить в ящик и лягушку, и кочан капусты.

Если бы он знал, к чему это приведет!

В течение всего остатка дня он тщетно пробовал связаться с Ченснеппом. Секретари неизменно отвечали, что шеф в отъезде.

Перед уходом домой управляющий хотел было наведаться в Средневековье, но после утомительного бестолкового дня не нашел в себе силы ковылять в такую даль и поздно вечером отправился отдыхать.

На следующее утро к ежедневному разговору с привратником об ограде прибавился еще разговор о черепахе. Обсуждение длилось несколько дольше обычного.

Когда художник прошел буковую рощицу и, как всегда, окинул взглядом всю Анфиладу, его охватил ужас. Средневековье исчезло. Даже отсюда, издалека, было видно, что на его месте стоит стройное, блестящее на солнце сооружение.

С тех пор как Ритам потерял ногу, он никогда не передвигался с такой скоростью. Всю Анфиладу, а это не меньше двухсот метров, он пробежал, если можно назвать бегом ускоренное до предела ковыляние на металлической ноге, и через несколько минут очутился перед пустырем. Да, у него не помутилось сознание, он не грезил. Средневековья не было. На его месте возвышалась изумительной красоты постройка, как бы выделанная из превосходного перламутра, переливавшаяся нежными полутонами всех цветов радуги. В теневой стороне постройки стены мягко светились. Впрочем, это были даже не стены. Скорее, это было скопление колонн, составленных вплотную друг к другу. Коротких и более длинных. Колонн большего и меньшего диаметра, колонн стройных и величавых в своей непонятности.

Только тот, кто в ясном небе видел сверкание молний, кто видел, как вода превращается в песок, а камни в хлеб, может понять состояние Ритама. Он не мог даже вскрикнуть, не говоря о том, чтобы пошевелиться или, тем более, предпринять что-либо.

Из охватившего его оцепенения вывела черепаха. Только теперь, немного придя в себя, он обратил внимание, что от сияющей постройки шла дорога. Там, где еще вчера были навалены камни и буйно разрастался чертополох, репейник и вереск, теперь сверкала, как стекло, гладкая, углубленная в землю полоса. В конце этой полосы, поближе к тому месту, где стоял Ритам, виднелся полутораметровый холмик, который медленно двигался, приближаясь к римской балюстраде. Позади него, как позади дождевого червя, проползшего по мокрой земле, оставалась блестящая на солнце дорожка. От холмика, как от трансформатора, исходило гудение, вся поверхность его тела пульсировала, и весь он, как гигантская, сплющенная под своей тяжестью капля ртути, перекатывался, приближаясь к тому месту, где стоял художник.

«Черепаха» выросла до таких размеров за одну ночь!

Чем ближе она подвигалась к Ритаму, тем яснее он мог различить шестиугольные маленькие щитки, или выпуклости, на ее теле, тем лучше мог ее рассмотреть. Ни головы, ни конечностей не было видно. Чудовище передвигалось всей массой, очевидно, обладая способностью перемещать центр тяжести внутри своего тела. По мере его приближения Ритам, как загипнотизированный не в силах оторвать глаз от невиданного, отступал по выложенной полированными плитами площадке.

Как только «черепаха» оставила позади себя пустырь в передним краем своего огромного тела, напоминавшего круто замешенный ком теста, коснулась гранитных плит, она стала двигаться быстрее. Расстояние от пустыря до статуи Августа она прошла минуты за две. Ритам, отступая, приблизился к ступеням балюстрады, споткнулся о них, упал и продолжал лежать, не в силах шевельнуться.

А тем временем «черепаха», встретив на своем прямолинейном пути препятствие в виде постамента статуи Августа, стала вытягиваться. Из овального холмика она превратилась в длинную колбасу, один конец которой стал огибать постамент. Другой конец некоторое время оставался в покое, но вот тоже зашевелился и быстро сомкнулся с первым. Не прошло и полминуты, как холм-черепаха превратился в бублик, окруживший творение великого скульптора. Гул усилился. Увеличилось самосвечение все время вибрирующего кольца, и оно стало расти. Оно все плотнее смыкалось вокруг статуи, утончалось и за счет этого тянулось вверх,превращаясь в огромный стакан. В две-три минуты постамент и статуя были окружены выросшей вокруг них какой-то непрозрачной пленкой и уже стали невидимы все еще лежавшему на ступенях Ритаму.

Гудение усилилось до нестерпимо пронзительной, давящей ноты и мгновенно стихло. Завеса, только что закрывавшая статую, опустилась, и статуи не стало.

Груда тонкого порошка возвышалась на том месте, где еще несколько минут назад стояла высеченная в прошлом тысячелетии фигура Августа.

Ритам закричал- дико, неистово. Закричал так, как кричит насмерть испуганный зверь.

ПЕРВЫЕ ЖЕРТВЫ

Через несколько минут после того, как машина доставила Ченснеппа и Фурна к Пропилеям, туда же стали прибывать автобусы, грузовики, автомобили и мотоциклы, заполненные служащими контор и заводов Ченснеппа. Фурн подсказал Ченснеппу, в каком духе следовало бы, по его мнению, объяснить людям создавшееся положение, и тот, став на подножку своей машины, произнес проникновенную речь, призывая всех своих сотрудников «принять посильное участие в деле, которое может сослужить огромную службу науке».

- Сегодня, - продолжал Ченснепп, - мы внезапно столкнулись с явлением, до сих пор совершенно неизвестным науке. Объяснять вам, дорогие соотечественники, в чем суть этого явления, еще преждевременно, как потому, что мы сами слишком мало знаем о нем, так и потому, что непременно найдутся люди, готовые посеять панику и недоумение среди честных тружеников нашего славного города.

Ченснепп не лишен был дара слова и умел, когда это требовалось, говорить много, не сказав ничего, а когда нужно было, то в нескольких словах выразить многое. Он упомянул, что от бдительности, с какой служащие станут охранять Пропилеи, будет зависеть благополучие и спокойствие их самих, населения столицы, а может быть, и всей страны. Сообщил также, что немедленно выезжает в город, чтобы побыстрее вернуться с виднейшими представителями Национального научного общества.

Ченснепп действительно тотчас же уехал,но не к ученым, как об этом заявил, а в военное министерство.

Фурн занялся обеспечением охраны Пропилеев. Он распорядился расставить прибывших цепочкой на расстоянии не более двух шагов друг от друга вдоль наружной стороны чугунной ограды, о плачевном состоянии которой так сокрушался заботливый Ритам. Фурн сам объехал на «виллисе» вокруг Пропилеев, сам проверил расстановку людей, выделил старших, связных, от имени Ченснеппа объявил о приличных наградах за точное выполнение инструкций и позаботился, чтобы охране были своевременно доставлены еда и питье. Августовский день выдался тихим, безоблачным, и, следовательно, не нужно было беспокоиться о каких-либо укрытиях для выставленных пикетов.

Одновременно со служащими к Пропилеям стали прибывать отряды полиции, вызванные Фурном еще из кабинета Ченснеппа. Вдоль ограды, но уже внутри ее, вытянулась вторая, более редкая цепочка из полицейских, которые посматривали за служащими Ченснеппа и за тем, чтобы к ограде не подошел никто из посторонних. Фурн рассчитывал на взаимное недоверие и не ошибся. Уже к двум часам дня полицейские задержали нескольких служащих, пытавшихся, оставив цепь охранения, перелезть через ограду, а служащие задержали двух корреспондентов, которые подкупили полицейских и стремились во что бы то ни стало проведать, что же творится в Пропилеях.

Вскоре к вилле Ченснеппа стали подходить войска. Они располагались на опушке букового леса-заповедника, примыкавшего к вилле с юго-востока; на севере, вблизи Асуарского аэродрома; на берегу озера Эно, вдоль шоссе, ведущего в город. На юго-западе, заняв ближайшие к Пропилеям холмы, спешно устанавливались артиллерийские батареи, а на юге, смыкаясь с частями, стоявшими у букового заповедника, располагались моточасти, оснащенные ракетным оружием ближнего действия, и специальные отряды министерства внутренних дел. Из города прибывали санитарные машины, пожарные части. Из Лонара приехали горноспасательные отряды, из порта были привезены водолазы с тяжелым снаряжением- Фурн понимал, что Ченснепп не теряет в городе время даром, посылая все новые и новые подкрепления. Сражение обещало быть интересным. Фурн ждал приезда Ченснеппа, волнуясь и вместе с тем сгорая от нетерпения снова лицом к лицу встретиться с питомцем Родбара. Страстный охотник, он руководил окружением Пропилеев с чувством особого подъема. Он вспоминал свои охотничьи похождения на островах Пуату и теперь видел, что эта облава не шла в сравнение ни с какими, даже самыми грандиозными охотами пуатуанских князей на властителей джунглей. Зверь был обложен.

Там, за уникальной оградой, сквозь густую зелень деревьев виднелись постройки Анфилады Искусств, и в них теперь хозяйничало вырвавшееся на свободу чудовище. Фурн прислушивался, стараясь уловить уже знакомое ему гудение, но ничего не услышал. Вокруг было настороженно тихо. Не верилось, что Пропилеи окружают тысячи людей. Чем больше людей прибывало сюда, тем тишина становилась глубже, тревожней - все понимали, что происходит нечто необычайное, и все приутихли, как солдаты перед решающим боем.

Около трех часов дня всеобщую тишину нарушил шум подъезжавших к воротам автомобилей. Вместе с Ченснеппом прибыл военный министр в сопровождении трех генералов.

Старшим офицерам, собравшимся у ворот, было приказано не впускать в Пропилеи ни одной живой души.

- Кроме господина Картера,- добавил Фурн таким не терпящим возражения тоном, что офицер, руководивший охраной, почтительно приложил руку к козырьку.

- Вы думаете, сюда приедет Картер?

- Я уверен в этом.

- Вы правы, Фурн.Господин Картер должен приехать, Что же, я буду рад, если и он посетит этот не совсем обычный раут. Войдем, господа. Ну, Ритам, принимайте гостей.- Ченснепп пробовал шутить, его побледневшее лицо даже улыбалось, однако улыбка была неестественной.

Ритам открыл калитку. Ченснепп жестом предложил ему пройти первым, и шествие, возглавляемое калекой, двинулось к Анфиладе. Фурн несколько раз пытался опередить ковылявшего впереди художника, но Ченснепп все время останавливал его, придерживая за руку.

Дорогу молчания прошли, не обронив ни слова, и только на площадке перед массивными египетскими пилонами началось обсуждение вопроса, как двигаться дальше. Все говорили отрывисто, явно нервничая, приглушая голос почти до шепота.

…Ритам оставил «черепаху» возле того места, где еще сегодня утром стояла статуя Августа. Как только искусствовед оправился от испуга, он сразу же бросился к телефону и больше не возвращался в Пропилеи. Решено было не входить в помещение, а попробовать по боковым аллеям, тянущимся вдоль Анфилады, приблизиться к римской балюстраде, то есть к тому месту, где в последний раз Ритам видел то, что упорно продолжал называть черепахой.

В аллеях, прогретых августовским солнцем, наполненных слегка пьянящим запахом зелени и беззаботным щебетом птичьей мелочи, было удивительно мирно. У всех участников этой своеобразной разведки стало немного спокойней на душе, и уже не верилось, что где-то здесь совсем близко, за несколькими рядами деревьев притаилось чудовище.

Аллея кончалась у пустыря, и Ритам молча указал на то место, где архитектором Ульмаро некогда было сооружено Средневековье. Теперь здесь таинственным и еще не познанным людьми архитектором-чудовищем было возведено строение, привлекавшее своей красотой и загадочностью.

- Начнем осмотр отсюда, господа, - нарушил молчание Фурн.

Из всех присутствующих он первым увидел силициевые существа и уже тогда, в мрачном зале вольеров, понял, что они обладают необычайными свойствами, невероятной живучестью, но только теперь узнал о их способности не только разрушать, но и созидать.

- Нам необходимо выяснить, господа, что же это такое. Посмотрите, какие великолепные стройные формы.Колонны,собранные в ликторский пучок! Но каковы колонны! Нет, господа, нам совершенно необходимо подойти поближе.

Энтузиазм Фурна не разделяли ни военный министр, ни его генералы. Ченснепп выглядывал из-за их плеч.Что касается Ритама,то он,ошеломленный свалившимися на него впечатлениями, стоял в стороне и довольно безучастно поглядывал то на ликующего Фурна, то на притихших военных.

- Я полагаю, - медленно начал министр, - что мы не имеем права рисковать. Мы должны всесторонне обсудить это малопонятное явление.

- С вашего разрешения, господин министр, - почтительно вступил в разговор старый артиллерийский генерал, - я бы считал необходимым направить на это сооружение несколько снарядов.

- Снаряды? Снаряды это, конечно, хорошо, очень хорошо, генерал, но мы не знаем, что последует за этим.

- Право, господа, мы преувеличиваем опасность,- не унимался Фурн. - Это практичное существо, попав на свободу, видимо, просто позаботилось об удобной квартире для себя, а вероятней всего, для своих детенышей. Постройка напоминает виденные мной в тропиках гигантские постройки термитов. Они, правда, возводят их не столь красивыми, как эта, но тут уже дело вкуса и способностей. Генерал, вы подали мне замечательную идею, - обратился Фурн к артиллеристу, вынул револьвер и, покинув тень аллеи, твердым и вместе с тем осторожным шагом бывалого охотника направился к постройке. Не дойдя до нее шагов пятьдесят, он прицелился и спустил курок.

По мере того как Фурн приближался к постройке, вся группа, исключая Ритама, который не сдвинулся с места, довольно быстро отходила от нее - мало ли что могло произойти! Ведь еще никому не известно, что таится в этом загадочном сооружении. Может быть, чудовище засело там и, потревоженное выстрелом Фурна, проявит свой крутой нрав. А может быть, оно просто находится неподалеку и, почуяв опасность для своего потомства, бросится его защищать. Может произойти что угодно, может…

Но ничего особенного не произошло.

Фурн выпустил еще несколько пуль, все время приближаясь к постройке, и осмелел настолько, что уже подошел к ней вплотную. Прошло несколько минут, а Фурн все еще был жив и вскоре ощупывал стены-колонны, жестами призывая оставшихся в аллее подойти поближе. «Разведчикам» пришлось последовать примеру Фурна. Он бегал вокруг постройки, не в силах произнести ни слова, и только указывал на те места, куда попали его пули. Пули оставили едва заметные следы в стекловидном, полупрозрачном и излучающем изнутри особенный свет материале. Казалось, постройка выполнена из какого-то чудесного сплава стали и стекла. Большинство пуль, особенно выпущенных первыми, вовсе не повредили гладких, как бы полированных искуснейшими мастерами колонн. Колонны вырастали прямо из земли. Они устремлялись вверх, нагроможденные друг на друга в каком-то удивительно гармоничном беспорядке. От постройки, направляясь к Анфиладе, шла прямая, шириной около полутора метров, полоса, немного углубленная в землю.

- Здесь прошла черепаха, - ни к кому не обращаясь, тихо проговорил Ритам.

Сразу же были забыты недавние опасения, и Ченснепп первым присел у края полосы, ощупывая гладкую, словно отлитую из черного стекла дорогу. Военный министр долбил подобранным возле дороги камнем чудесный материал. Все три генерала, кто кортиком, кто рукояткой пистолета, кто перочинным ножом, тщетно старались отколупнуть хотя бы кусочек плотной, как застывшая лава, крепкой дороги.

- И это сделано за одну ночь!

- Разрешите узнать, господа, что здесь происходит?

Ченснепп подскочил с необычайной легкостью для своей тучной фигуры. Министр и генералы, быстро и едва уловимо поправившие свои мундиры, были уже на ногах.

- А,господин Картер,- Ченснепп расплылся в ничего хорошего не предвещавшей гостю улыбке. - Я весьма рад, что вы пожаловали в мои владения. Здесь, мне кажется, все вам знакомы.

Присутствовавшие раскланялись.

- Господин Ченснепп,я был бы весьма доволен, если бы мне удалось, особенно в присутствии этих господ,- Картер слегка наклонил голову в сторону военных, - узнать,каким образом принадлежащее мне экспериментальное животное оказалось в пределах вашей усадьбы?

- Этот же самый вопрос я хотел предложить вам, господин Картер. Я весьма доволен, что вы признаете, особенно в присутствии этих господ,- теперь Ченснепп наклонил голову в сторону военных,- что чудовищное животное принадлежит вам.

- Да, я не собираюсь этого отрицать.

- Превосходно! Вы, очевидно, так же не сможете отрицать, что, выпустив это ужасное создание, вы подвергаете опасности спокойствие столицы, а может быть, и всей страны.

- Не будем заходить слишком далеко, господин Ченснепп.

- Как, вы намерены утверждать, что не способствовали бедствиям, которые нагрянули на нашу страну?

- Я хотел бы, господин Ченснепп,- Картер внешне оставался спокойным, но слова, услышанные им от конкурента, заставили его содрогнуться, - я хотел бы вести нашу беседу в более спокойных тонах. Мне ничего не известно, о каких бедствиях вы говорите.

- Гибель Пропилеев вы не считаете бедствием?

- Гибель?

- Да, уже разрушена значительная часть этого великолепного, имеющего огромную ценность произведения искусства, и мы еще не знаем, что последует дальше.

- Я готов, господин Ченснепп, дать вам обязательство возместить стоимость Пропилеев.

- Возместить стоимость?- Ченснепп почуял возможность сделать дело, о котором он не мог и мечтать: покрыть расходы по Пропилеям и ввергнуть своего исконного соперника в такие затраты, сделав которые, он уже никогда не сможет оправиться и вести конкурентную борьбу.

- Да,возместить стоимость,- повторил Картер, вынимая блокнот и авторучку, - но только при одном условии - вы должны немедленно покинуть Пропилеи и предоставить право мне одному руководить операцией.

Ченснепп посмотрел на дорогу, на возникшее за одну ночь сооружение и опустил руки в карманы.

- Мне кажется, господин Картер, что нам не стоит в такой ответственный для страны момент поднимать вопрос о стоимости Пропилеев. Нам необходимо объединить усилия и вместе постараться совладать с грозной и, кажется, многообещающей силой.

- В таком случае,- улыбнулся Картер,- не будем терять времени.

- Господин Картер,я как член правительства,-начал военный министр,- должен прежде всего напомнить вам о той ответственности, которая ляжет на вас в случае, если ваши существа причинят какие-либо бедствия или материальный ущерб населению. Вы приняли правильное решение, пойдя на уничтожение всего принадлежащего вам в Таркоре, и мы оказали содействие в этом. Мы готовы и здесь применить всю мощь нашего оружия и все средства уничтожения, которыми располагаем, лишь бы не вызвать бедствия, если не сказать, катастрофы.

- Прибегнуть к средствам уничтожения мы всегда успеем. Не так ли, господин Ченснепп?

- Совершенно верно.

- В Таркоре,господин министр,дело обстояло несколько сложнее. Эксперименты были в такой стадии, когда мы не имели возможности контролировать поведение этих существ. Мы держали их в законсервированном состоянии, но одно с умыслом выпущенное животное развило ужасающую энергию и начало высвобождать других. Очевидно, такова их природа- они неудержимо стремятся друг к другу. В Таркоре их было несколько,и мы не могли справиться с ними.Здесь, насколько мне известно, находится один экземпляр, и мы должны приложить все усилия, чтобы обуздать эту невероятную силу, попробовать справиться с ней с тем, чтобы постараться дать человечеству невиданное средство созидания, а если это понадобится, то и разрушения.

- Тогда начнем, господа, - согласился военный министр.

- С чего?

- Надо действовать, полагаясь на наш общежитейский опыт и разум.

- Я готов, господа,- воскликнул старый генерал-артиллерист,- я готов отдать распоряжение стрелять!

- Боюсь, господин генерал,- улыбнулся Ченснепп, - что начинать нужно будет не с этого.

- Совершенно верно. Если ничего не удастся поделать, то этим надо будет закончить операцию. Прежде всего необходимо разведать, где находится сейчас животное и что можно предпринять для его обуздания.

Так решено было начать необычайную охоту.

Пока генералы и промышленники пререкались, обсуждая, как можно овладеть столь заманчивой силой, Фурн действовал. Он успел пройти по пустырю вдоль стекловидной дорожки, проложенной таинственным животным, и дошел до места, где недавно стояла статуя Августа. Проследить дальнейший путь животного было нетрудно.Уничтожив статую, оно двигалось по прямой линии, не уклоняясь ни на миллиметр. Пройдя римскую балюстраду, оно, видимо, уперлось в стену атриума, но и тут, кажется, не задержалось надолго- в стене было прорезано отверстие диаметром около полутора метров. Совсем неподалеку от этого отверстия была широкая дверь-арка, ведущая в атриум, но животное не воспользовалось ею и проникло в помещение сквозь толстую каменную стену. Пройдя немного наискось весь атриум, оно снова просверлило стену, все также не меняя взятого направления, и очутилось в эллинском дворике.

Фурн смотрел через эти два отверстия, стараясь разглядеть, что делает животное. Оно лежало на мраморных плитах дворика, не подавая никаких признаков жизни. Фурн почти бегом бросился обратно к пустырю, спеша сообщить о виденном, но на средине пути остановился и снова окинул взглядом пройденный странным существом путь. Фурн стал на дорожку - он был первым человеком, вступившим на эту своеобразную мостовую, - и начал внимательно присматриваться к видневшимся отсюда отверстиям в римском здании. Далеко на горизонте, как раз на продолжении воображаемой линии, соединяющей оба отверстия, вздымался гигантский столб дыма.Там был Таркор. Стало ясно- животное стремилось на выручку себе подобных. Почему же оно остановилось и больше не продолжает свой, не знающий никаких преград путь? Закончилось уничтожение его собратьев в Таркоре, или оно почему-либо потеряло способность двигаться?

Фурн поспешил к серебристому строению, около которого все еще продолжалось обсуждение, и рассказал о своих наблюдениях.Пример Фурна заставил собравшихся направиться к эллинскому дворику. Животное действительно лежало неподвижно, и группа рискнула, наконец, приблизиться к нему настолько, чтобы рассмотреть хорошенько, пользуясь, разумеется, сильными биноклями. Биноклей было только два, и почтенные господа, забыв о чинах и субординации, вырывали их друг у друга, как мальчики, которым впервые в руки попал калейдоскоп.

- Да ведь оно совсем не страшное! - воскликнул министр.

- Совершенно верно, милое, безобидное существо,- сыронизировал Ченснепп, - которое уничтожает все попадающееся на его пути.

- А я согласен с господином министром,- уверенно проговорил Фурн.-Существо действительно не страшное, больше того, я убежден, что оно добродушно по природе своей и уничтожает только тогда, когда что-то мешает ему двигаться к цели.

Прежде всего было решено проверить, почему животное перестало двигаться. Может быть, оно уже мертво?!

Фурн счел возможным применить уже испытанный способ и снова двинулся вперед, вынув револьвер. Вся остальная компания довольно удобно устроилась за солидными колоннами, предпочитая находиться в большей безопасности. Ченснепп боялся, что Фурн может застрелить животное, погубить последнюю надежду сохранить выращенное профессором Родбаром существо, но он понимал, что другого выхода пока не было.

Пули, выпущенные Фурном, исчезали в теле чудовища, как камешки в воде. При каждом выстреле по телу пробегала волна судорог, немного увеличивалось самосвечение. Попытка Фурна не оказалась напрасной: животное подало признаки жизни, и это вдохновило участников охоты. Предложения посыпались одно за другим. Все они сводились к тому, что необходимо поместить животное в какой-нибудь загон. В этих предложениях сказывался тысячелетний опыт человека, еще в доисторические времена справлявшегося с огромными мамонтами, загоняя их в ямы, ловившего в сети и западни в десятки раз более сильных, чем он сам, зверей. Но что предпринять в данном случае? Никакие каменные помещения для этого не подходили - опыт уже имелся, было хорошо известно, что питомцы Родбара свободно проникают сквозь стены. Загнать животное в глубокий бассейн, находившийся в египетском дворике? Неизвестно, как оно будет себя чувствовать в воде. Если оно просто утонет, то какой смысл возиться с ним, рисковать людьми.Если оно может существовать в воде, то оно сумеет пробуравить каменные стены бассейна и выползти оттуда,откуда ему вздумается. Картер знал, что небольшие, законсервированные существа совершенно спокойно в течение полутора лет лежали у профессора Родбара в металлических ящиках, их можно было перетаскивать куда угодно. Но существо, уже получившее возможность двигаться,вышедшее из состояния своеобразного анабиоза благодаря полученной им органической углеродистой пище (роковой кочан капусты Ритама!), вряд ли будет укрощено.

Положение казалось безнадежным. Время шло. Было неизвестно, как поведет себя пока еще спокойно лежащее существо. Если оно будет продолжать путь в Таркор, стремясь на выручку себе подобных, то это может привести к огромным бедствиям - на прямой от Пропилеев до Таркора лежала густонаселенная промышленная часть города, и появление там чудовища не сулило ничего хорошего.

Какие бы то ни было попытки обуздать его можно было предпринимать только до тех пор,пока оно не покинуло территории виллы Ченснеппа. Здесь было подготовлено все к тому, чтобы в случае необходимости начать уничтожение, локализовать бедствие.

Из всех предложенных участниками охоты способов обуздать страшное животное мысль попробовать запутать его в стальных сетях показалась наиболее приемлемой. Фурн уже собрался выйти к воротам отдать распоряжение, чтобы из порта немедленно были доставлены сети, которыми пользуются при нагрузке судов, как животное вдруг зашевелилось. Как бы угадав намерение своих противников, оно прямым путем двинулось вдоль эллинского дворика и, встретив на своем пути высокие перила, густо уставленные балясинами, спокойно прошло сквозь них. Шарообразное, сплюснутое тело его растеклось на несколько ручейков, которые, как змеи, проползли между балясинами и уже по ту сторону перил собрались в сплошной ком.

- Господа! - воскликнул Фурн. - Это не одно животное, это целая колония животных, собранная в мощный коллектив и, как знать, может быть, наделенная разумом. Строение этого кома, его шестиугольные частицы - это элементарные родбаридики.

- Как вы сказали? Родбаридики?

- Ну да, как же их назовешь? Ведь их изобрел профессор Родбар!

- Изобрел!- Картер задумался. - Родбар сделал такое, оживив силициевые зародыши… Впрочем, сейчас не до этого. Сейчас надо во что бы то ни стало овладеть этим «изобретением», не важно, одно это существо или целая колония.

Поведение родбаридов навело на мысль, что их можно попробовать «влить» в какой-нибудь подходящий сосуд.Если срочно выкопать яму, поместить туда стальной котел, попробовать загнать туда это непонятное существо, то не исключено, что с ним будет легче управиться. Предложение всем показалось наиболее удачным. Решено было поспешить с его осуществлением.

Ченснепп распорядился немедленно доставить огромный, диаметром около трех метров,стальной котел с завода силиконовых каучуков и начать рытье котлована. Предстояло выбрать место для этого котлована с таким расчетом, чтобы с наименьшим трудом можно было загнать туда родбариды. Спор был коротким- всем понравилось предложение Фурна рыть яму на прямой, избранной могучим существом как направление на Таркор.

- Я думаю, господин министр, теперь нам понадобятся услуги капитана Феррана.

- Вы правы, господин Ченснепп. Надо вызвать сюда Феррана с его танком.

- Танк сюда, в Анфиладу Искусств!- с негодованием воскликнул Ритам, но на него никто не обратил внимания.

Фурн был предусмотрителен настолько, что при отъезде Ченснеппа к военному министру напомнил ему о капитане Ферране.Танкист,завзятый охотник, страстный любитель приключений, человек, побывавший в самых невероятных переделках, он с готовностью согласился принять участие в небывалой, еще никем не виданной охоте. Но, самое главное, Ферран был давно, еще на островах Пуату, знаком Фурну. Фурн считал, что на него можно вполне положиться, можно допустить в Пропилеи, не рискуя, что капитан разболтает о виденном. Не прошло и десяти минут, как, к великому ужасу Ритама, тяжелый танк Феррана появился в Пропилеях. Капитан уже около часа с нетерпением ждал, когда его пригласят принять участие в сражении,и не замедлил появиться вблизи эллинского дворика.

Сминая газоны, ряды штамбовых роз, искусно подстриженного букса, опрокидывая на своем пути постаменты с уникальными вазами, огромная, испускающая тепло машина остановилась у изящной колоннады, замыкающей дворик с юго-западной стороны. Из танка выпрыгнул поджарый военный, похожий на кузнечика, и откозырял высокому начальству. Военный министр в нескольких словах обрисовал Феррану обстановку, подчеркнул, что сражение с существом, совершенно неизученным, могучим, может оказаться опасным, но это, видимо, нисколько не смутило отважного капитана.

- Мы с лейтенантом Тавуром готовы помериться силами с этим чудовищем. Я понял вас, господин министр. Задача заключается в том, чтобы попробовать припугнуть его танком постараться заставить двигаться в нужном направлении. Превосходно! Будет выполнено. Господин Ченснепп, мой танк, к сожалению, не может пройти, не зацепив этой изящной колоннады.

- Действуйте, господин капитан, не считаясь не только с этой колоннадой, но и вообще со всем, что вам будет попадаться на пути.

Танк взревел, двинулся на колоннаду и через несколько секунд, обсыпанный ее обломками, уже выворачивал своими гусеницами прелестные мозаичные плиты эллинского дворика, направляясь к родбаридам.

Животное не двигалось.

Спокойно пульсировало его слабо люминисцирующее тело. Танк подошел на расстояние десяти метров и остановился.

Генерал, устроившийся у радиоприемника, запросил у Феррана, что он намерен делать дальше, и сразу получил ответ:

- Отступая наступать!

Танк попятился назад, снова придвинулся к животному и, немилосердно уродуя уникальные плиты, сшибая драгоценные статуи, приминая все еще струившие кристальную воду фонтанчики,наступал на него то с одной стороны, то с другой, как бы дразня, вызывая на бой.

- Ни в коем случае не подходите к нему слишком близко,- радировал генерал. - Не прикасайтесь к нему! Мы не знаем его свойств. Оно, быть может, способно выделять какие-нибудь излучения или электрические разряды!

Танк упорствовал в своем намерении непременно побудить животное к деятельности, наступая все более и более рьяно. В керосиновом перегаре, пыли обломков наблюдающим довольно смутно было видно, как протекает поединок. Но вот общий крик восторга вырвался у всех, за исключением Ритама,- животное сдвинулось с места, поползло прочь от танка. Первая победа была одержана. Маленькая, но уже дававшая надежду. Создавалось впечатление, что животное испугалось танка, уходит от него, а значит, можно было ожидать, что удастся направить его путь так, как это нужно человеку.

Танк ревел, скрежетал своими металлическими частями. В Ферране пробудился азарт охотника. Он продолжал наступление, стремясь загнать животное в проход между двумя постройками, выполненными в греческом стиле, за которыми была приготовлена ловушка. Казалось, что животное уже мечется, стремясь избежать встречи с металлическим громадным зверем, казалось, оно готово бежать, так оно ускорило свои, до тех пор медлительные движения, но вдруг остановилось. Остановился и танк. Животное стало светиться более интенсивно. Теперь даже сквозь рев мотора можно было услышать его гудение. Пульсация его тела увеличилась, оно сделалось более плоским и начало зарываться в землю.

Этого не ожидал никто.

Растерялся даже Ферран. Наступать он готов был на что угодно, и чем рискованней было наступление, тем неистовей он его вел, но тут… Нет, его танк не имеет никакой возможности преследовать под землей! Однако этого и не потребовалось. Через несколько минут животное, вобрав в себя массу грунта, увеличилось в размерах и само стало приближаться к танку, оставив за собой значительных размеров воронку.

Танк отступил. Животное ускорило свое наступление, Ферран увеличил заднюю скорость и вдруг смело бросил танк вперед.

Дальнейшее произошло с ужасающей быстротой. Каждый из наблюдавших эту сцену составил о ней свое собственное мнение, мало сходное с мнением других. Никто не мог толком разобрать, каким образом танк за какие-то несколько секунд был накрыт, как огромным одеялом, темной, чуть светящейся массой. Радиосвязь мгновенно прекратилась, замолкли моторы танка. Танк стоял неподвижно,скованный родбаридами, изменившими свою форму, из приплюснутого шара ставшими плоскими, как блин,залепивший весь танк густой массой. Гудение усилилось еще больше, и так как теперь, кроме него, ничего не было слышно, то казалось, что это гудение главенствует над всем, заполняет воздух чем-то плотным и страшным.

Как только танк Феррана вынужден был остановиться, пыль, поднятая его гусеницами, начала оседать, стало лучше видно, что делается на месте сражения.Картер первым обратил внимание ошеломленных наблюдателей на то, что родбариды продолжали двигаться по направлению к выходу из эллинского дворика, приближаясь к египетским залам.Охватив всю поверхность танка,остекловав его полупрозрачной и, очевидно, очень прочной массой, раз танк уже не имел возможности двигаться, животное уменьшилось почти до прежнего объема, снова приняло форму приплюснутого шара и преспокойно двигалось в нужном ему направлении. Теперь оно гудело едва слышно, светилось не так интенсивно, как несколько минут назад, ползло медленно, не то устав от содеянного, не то прикидывая, куда бы двинуться дальше.

Все наблюдавшие происшествие застыли как изваяния. Только Ритам, развив невероятную для него скорость, бросился к месту сражения. Спотыкаясь на обломках, падая, он спешил наперерез «черепахе». С него слетела шляпа, он потерял свою палку, двигаться ему было труднее, чем обычно, но он все же обогнал животное, подбежал к невысокой колонке, на которой стояла мраморная статуя, высеченная его учителем, Антонио Ульмаро, и уже прилагал все усилия, чтобы снять ее с возвышения.

- Остановите безумца. Ведь он погибнет!

- Оно сейчас наползет на него и раздавит.

- Ритам, Ритам! Вернитесь, Ритам!

- Оставьте его, Ченснепп, мы еще не знаем… мы не знаем, как оно ведет себя при встрече с человеком.

Никто ничего не ответил Фурну, но никто уже больше и не звал Ритама.

Художник, напрягая все силы, все же стащил статую с колонки. Сумев взвалить ее на плечо, Ритам не удержался на одной ноге, потерял равновесие и упал. Не выпуская дорогое ему создание учителя, он безуспешно старался снова подняться на ноги.

Родбариды приближались. Не меняя взятого направления, они спокойно перекатывали свое темное, пульсирующее тело. Ритам понял, что встать ему не удастся, и пополз, волоча за собой статую.

Яркая вспышка.Резкий звук, с которым разряжается мощный конденсатор,- и Ритама вместе со статуей отбрасывает шагов на двадцать от родбаридов.

- Это ужасно! Господа, это…

Слова Ченснеппа покрыл орудийный выстрел.

Стрелял капитан Ферран.

Скованный стекловидной массой, как муха затвердевшим полупрозрачным клеем, его танк потерял способность двигаться, но капитан довольно быстро сообразил, что орудия могут стрелять.

После первого последовала целая серия выстрелов, сотрясавших танк. Вскоре сковывавшая его масса стала отпадать кусками. Ферран включил электромотор, башня пришла в движение, и капитан показался из люка. Выскочив из танка, он вприпрыжку, еще больше напоминая кузнечика, приблизился к министру и отрапортовал:

- Господин военный министр, по независящим от меня причинам танк вышел из строя. Готов продолжать сражение пешим порядком.

- Вы отважный человек, капитан. Вы будете представлены к награде.

- Рад стараться, ваше высокопревосходительство!

Сражение все же решено было продолжать. Собственно, это уже нельзя было назвать сражением. Всем стало ясно, что справиться с родбаридами, обуздать их пока нет никакой возможности. Оставалось только одно - следить за их действиями, изучать их повадки.

Животное оставило позади себя эллинский дворик и вошло в египетский зал. Здесь,круша на ходу частокол мрачных древних колонн, сминая пальмы и бамбук, окружавшие бассейн с крокодильчиком,оно двигалось все так же плавно,не меняя взятого направления. Приблизившись к воде, оно тоже не изменило скорости, не остановилось,а шлепнулось в воду и исчезло под ее поверхностью. Крокодильчик мгновенно вышел из своего дремотного состояния. С быстротой, на которую способны эти обычно малоподвижные и медлительные существа, когда бросаются на добычу, он метнулся в глубь бассейна. Через секунду его постигла участь Ритама: сопровождаемый целым водопадом брызг, крокодильчик со страшной силой был вышвырнут из бассейна.

Пройдя свой путь под водой, выбравшись из бассейна, родбариды направились к тяжелой бронзовой двери, ведущей в массивную, сложенную из огромных камней постройку, представлявшую собой вход в египетский двор.

- Закрыть, закрыть эти двери! - вскричал Ченснепп. - Там, с другой стороны здания, на входе, такие же двери. Они закрыты. Из этого здания нет никаких выходов. Чудовище будет взаперти.

Капитан Ферран, не задумываясь, не боясь, что может разделить участь Ритама и крокодильчика, поспешил к двери. Но Ферран был осторожен в такой же мере, как и отважен, выждал ровно столько времени, сколько, по его расчетам, потребовалось, чтобы животное продвинулось вперед на более безопасное расстояние.

Животное было заперто в помещении со стенами метровой толщины, но все понимали, что эта попытка последняя, вероятно, тоже безнадежная. Действительно, не прошло и тридцати минут, как до замерших в бездеятельном ожидании ловцов стал доноситься уже знакомый им гул. Было очевидно - родбариды пробуравят толстые каменные стены с таким же успехом, как и тонкие, и не преминут вскоре появиться там, где им это будет угодно.

И они появились. Теперь это уже был не один ком, а четыре. Получив необходимую для их деятельности обильную пищу, состоявшую из кремниевого содержания гранитных стен, они увеличились до такого состояния, при котором одна колония разделилась на четыре. Как каплю ртути нельзя увеличивать беспредельно,так как она непременно начнет распадаться на более мелкие капли,так,по-видимому,и колония родбаридов распалась на несколько совершенно автономных групп,и они теперь выползали на солнце, покинув убежище, которое на какое-то время показалось людям пригодным для того, чтобы удержать чудовище взаперти.

Родбариды расползались в разные стороны, как бы намереваясь заселить возможно большие просторы. На их пути будет попадаться немало строений, пригодных им в пищу, и они будут разделяться все дальше и дальше, снова расходиться и, не боясь никаких преград, не встречая сопротивления ни со стороны животных, ни со стороны человека, распространяться на все большие и большие пространства. Все это было осознано первыми свидетелями ужасного нашествия намного позже, но в тот момент, когда родбариды покинули здание, окруженное египетскими пилонами, никто из наблюдавших эту сцену не мог прийти в себя. Наиболее сметливым из них было ясно, что дальнейшие попытки обуздать чудовищных животных бесполезны и пора последовать совету старого генерала-артиллериста. Однако принять это решение и притом самым безотлагательным образом заставило нечто новое в поведении родбаридов.

Теперь они двигались несколько быстрее.Двое из них уже успели развалить на своем пути цоколи со сфинксами, смотревшими на родбаридов так же безучастно и спокойно, как и на людей, которые вот уже пять тысяч лет толкутся возле них, а двое родбаридов стали углубляться в каменные плиты, устилавшие Дорогу молчания.

- Они уйдут! - вскричал Картер. - Они исчезнут под землей и, прокладывая неведомые нам ходы, смогут…

- Бомбить!

- Уничтожать все немедленно!

Теперь, когда решено было действовать методами привычными и понятными, всеми овладело некоторое спокойствие. Фурн и Ферран вызвались не покидать район Пропилеев до последнего момента, стараясь проследить за дальнейшим поведением родбаридов. Ченснепп распорядился прежде всего снять охрану территории, состоявшую из служащих его контор и заводов.

Начали отходить отряды полицейских. Кольцо людей, окружавшее Пропилеи, становилось все более широким. Горноспасательные отряды были отосланы обратно в Лонар, отправлены в порт непонадобившиеся водолазы с их тяжелыми металлическими скафандрами, уехали в город почти все санитарные машины, а к позициям, занимаемым войсками, стали прибывать все новые и новые части, главным образом ракетные и артиллерийские.

Стало темнеть. Долгий августовский день подходил к концу. Подходили к концу и приготовления людей, намеревавшихся начать еще одно, такое же как в Таркоре, уничтожение существ так и не познанных, страшных и вместе с тем прельщающих неугомонного человека своей непонятной мощью и невиданной жизнеспособностью, существ, зародыши которых попали на Землю из далеких неведомых миров, существ, вновь вызванных к жизни гением и неутомимым трудом Куана Родбара и его помощников.

Оглавление