Андрей Щупов
Стихи
Снеговика усталым взором,
С гримасой красного вождя,
Заботя череп взрослым вздором,
Смотрел вчера я на дитя.
Я со скамьи, он из коляски,
Он, улыбаясь, я -- грустя,
Я из реалий, он из сказки,
Я -- здешний монстр, а он дитя.
Два дуэлянта безоружных
На берегах немой реки
Друг другу нужных и ненужных,
Сближенных судьбам вопреки.
Он постигал меня, как небо,
Как ветер пыльный, как ландшафт,
Он это МОГ, он БЫЛ, я НЕ БЫЛ,
Такой вот скучный брудершафт.
Явилась няня, он поплыл
В коляске-лодке-корабле,
Но взгляд его прикован был
Не к погремушкам, а ко мне.
И, показалось, он рукой
Чуть помахал, мне все простя,
Он это МОГ, он в жизнь вплывал,
Любовью мачты золотя...
x x x
Капельки зла
Уходили в ресницы,
Как партизаны в леса,
И одинокая плавала птица,
Падая в небеса.
Снег ослеплял и сыпал напрасно,
Видели мы сквозь туман,
Мир был ненастным и мир был несчастным
От ран, забытья и нирван.
Воздух искрился от телеканалов,
В поисках тишины
За город мы выбирались устало
Серп созерцать Луны.
Только и здесь слуха касался
Вой озябших волков,
Космос над нами беззвучно смеялся,
Стайкой смущенных мальков
Мы возвращались в свои катакомбы,
Мы погружались в дела,
Небо лепило градины-бомбы,
Знойно метель мела.
x x x
Испить испитое, как рассказать избитое...
Зачем тогда нужны поэты? Кому они нужны?
С прицелом вдаль бьем из коротышек-минометов,
И минам несть числа, как нет числа желаньям.
Быть может, кто-нибудь из нас да переплюнет
Увесисто из века в век?
Или как голубь клювом по асфальту
Нам каменное время не пробить?
Зачем тогда потеть? Водить пером гусиным?
Что проку в рукотворных кипах,
Растимых автором в надежде на потомков?
Воистину мы не жалеем наших внуков,
О детях их не думаем совсем.
Внук внука -- враг нам, судя по тому,
Что мы творим за скорые шесть-семь десятилетий.
Глупцу, должно быть, мало современья,
Рифмованной строкой швыряет он, как камнем,
И невдомек ему, что сель словесный
Из года в год все тяжелей и набирает силу,
А в мутной глубине грозит сокрыть
Последние жемчужины вселенной...
Смешно от резвости людской,
От гибкости бесстрашной:
Ногами встать на собственные плечи -
И топтаться!..
Такое может в ум прийти лишь нам -
В наследие оставить разоренный дом
И гору завещаний!
Однако же зачем тогда придумано перо?
Зачем столь гладко скользит оно
По клеточкам тетради,
Своей чужую глупость умножая
И радость доставляя, как ни странно,
Стрелку и жертве обоюдно?..
Зачем? Кто сможет объяснить,
Тому готов я отослать
Полфунта репчатого лука.
Лук в холодильнике,
Я жду...
x x x
Ночь мягкой жабой улеглась на землю,
И бородавки звездные, лучась,
Дразнили светом, обведенным чернью,
Плодя, как сыпь, бугорчатых внучат.
И под огромным темно-теплым брюхом
Земля, проглоченная тьмой, спала,
И тишина, расправившая ухо,
Цикадами в полет ночной звала.
Толкал я шар земной в прыжке ногами,
И континентов улетало вдаль круженье,
Бодал планету острыми рогами
Трехдневка месяц, рвущийся в сраженье.
x x x
Завидная и горькая судьба
Всех согревать последними часами,
Будь это свадьба, смерть или гульба,
Каприз игры с Верховными Весами.
Цветы я покупаю с сожаленьем,
Их светлый аромат почти задушен,
И именинников приветствуют рожденье
Безмолвно отходящие их души.
x x x
Вы живете незадумчиво,
Быстротечно и печально,
Не желая переучивать
"Я", возникшее случайно.
Страшно вам остановиться,
Чтоб в настигшей тишине
Пред незримым повиниться
И расплакаться втуне.
Вы живете все в движенье,
Мчась в бесцелье, как в загон.
Жизнь проходит в погруженьи,
Вас засасывает сон.
В хоре голоса не слышно,
И немею, видя как
Образ ваш далекий, пышный
Обрамляет ватный мрак.
Я молчу, лишенный силы
После хриплого надрыва,
Времени тупые пилы
Вас склоняют над обрывом.
Больно, что не докричаться
До сердец, плывущих вдаль,
Мне с потерей долго мчаться
В край, где плещется печаль.
В край пустынный, бесприютный,
Где не будет наших встреч,
Где в церквушках голых, мутных
Я зажгу Вас в виде свеч.
x x x
Зрачок от солнца гонит в тень,
Ему моргнуть, должно быть, лень,
Таращится он целый день,
Каля затылки.
Раскрытый неба страшный глаз
Не смотрит, -- косится на нас,
И му, уставши от проказ,
Стремимся в ночь.
Но свет с утра нас обжигает,
Трещит земля, изнемогает
И во вращеньи убегает
От злых лучей.
Когда же небо плачет тихо,
Снега ли, дождь, иное лихо, -
От кашля корчимся, от чиха
И ждем тепла.
Вот так вся жизнь в смешном движеньи,
С жарой ли, холодом сраженье,
Нас всех до головокруженья
Доводит небо.
x x x
Небесная живительная влага,
Рождая радугу,
На землю пролилась,
А здесь ушла в подполье,
В каналы и миазмы водостоков.
Последние из капель,
Сползая вниз по моему окну,
Как по щеке отвергнутой,
В десятый раз с тоскою
Вопрошали:
Зачем все это нам?
Зачем вообще мы были?
x x x
В моем саду среди других
Есть хризантемы, розы, орхидеи,
Их поливают бабушка и мама,
А я из лепестков варю варенье, -
С чаем -- оно прекрасно,
Без -- терпимо...
В моем саду среди других
Есть Каменный Цветок -
Огромный и ужасный.
Он ненавистен мне,
Но оттого
Цветет лишь с более улыбчивым упорством.
Он неподвластен засухам, поскольку
Его питают
Реки лютого ненастья...
С вареньем из орхидей
Он горек,
Без варенья -- яд.
x x x
Чуть оторвался, воспарил,
Покинув скорченное тело,
Я столько в жизни натворил,
Что справился и с этим делом.
Диагноз, химия, врачи -
Все позади, вернее, снизу,
Других, мой друг, теперь лечи,
А я прошел уж по карнизу.
Теперь по ветру я растерян
Туманным пеплом, дождь-душой,
И под могилку уж отмерян
Земной квадратик небольшой.
И все иначе... Как-то пусто,
Как не бывало на Земле,
Но ни письмом тебе, ни устно
Не передать того уж мне.
x x x
Скучнее не было б счастливого Ромео,
Сочувствуют, увы, погибшим,
И умерев, он сделал верный ход,
Сманив к местам событий
Два полчища зевак,
Болельщиков игры: "Монтекки-Капулетти".
А был бы жив -- и был бы скучен,
Не выжав ни слезинки.
Слеза идет на зов сестры, на зов крови и горя.
Да он и сам бы нам не стал кричать.
Зачем? Его Джульетта рядом.
Должно быть, счастье -- это заткнутые уши,
По-рыбьи ускользнувшая душа,
Ушедшая в свой маленький мирок,
Что вдруг назвался раем.
Все прочее вдали. Стучи -- не достучишься.
Итак... Свеча Надежды -- горит наедине с собой,
Поленья, хворост ей не нужны,
Как не нужно дыханье ветра.
Она лишь дразнит лепестком тепла и гаснет,
Едва мы объявляемся вблизи.
Так, описав словами чувство,
Мы лепкой форму искажаем,
А, искажая, губим. Человек,
Коль скоро мы ему подправить профиль
попробуем, -- не выдержит и сгинет...
И напоследок без морали:
Оркестр, занавес и публике на выход
Пора бы, но сидит...
Седой конферансье чуть удивлен:
Уснули все до одного? Или мертвы?
Такая смерть и скука -- эти пьесы!..
x x x
Как я устал от смертей и наездов
Вечно родных и внезапных гостей,
Скучных экранов, томительных съездов,
Схожести фраз и печальных вестей.
Выспаться б вволю, залечь на неделю,
Выпив всю чашу единым глотком,
Кончить постылый забег на пределе
И позабыть всех, с кем просто знаком.
С хрустом в тайгу, что еще может где-то,
В джунгли лианные, полные змей,
Ждущих так тщетно тепла и привета,
Чтобы не стать сволочнее и злей.
Мыслям своим сшить из нерва упряжку,
Кнут засвистит, погоняя гурьбу,
С воем помчат и со злобой за ляжку
Будут кусать хромоножку-судьбу.
x x x
В лесу, удрав от городских хлопот,
Платил я кровью за свободу,
Кормя слепней и комаров,
Моргая солнцу,
Растянувшись
Усталой ветвью на поляне.
Я жить мечтал и раствориться
В пейзаже, что казался мне
Природой.
Растроганный, я думал,
Если их не гнать,
Они отстанут. Сами.
И воздух надо мной пищал
От жадного многоголосья.
Промчалось утро, день прошел,
И капля крови, что была последней,
Меня оставила с последним
Из летунов.
Я все еще не верил,
Не понимал, что вот и сбылось
Мое желанье -- раствориться средь всего...
x x x
Антенны махом об колено,
А провода -- на гибкий лук,
Нацелим каверзные стрелы
На сердце -- средоточье мук.
Я потерял свою весну,
Свои зеленые глаза,
Нырнула зелень в глубину,
Не воротить ее назад.
Я -- одуванчик на ветру,
Лист под ногой у пешехода,
Слуга унылому перу,
Замерзший след средь ледохода.
Кровь загустела от кручин,
Душа -- бесформенный комок,
Лицо устало от личин,
Всего привычнее -- зевок.
x x x
В искристом тумане ресниц -- силуэт,
И в парке ерошит метла -- твой след,
И в память вплывают слова -- твои,
А сердце устало опять -- сбоит.
Снег, хрустко сминаясь, уходит -- под снег,
Трусцой, разгоняясь, бежит -- человек,
Удобное место здесь -- для него,
Деревья, могилы и -- никого...
Я чуть не в себе, я сейчас -- далеко,
И вот потому мне идти -- нелегко,
Бреду по сугробам и в мыслях -- бреду,
А тропку свою все никак не найду.
Кресты гулким лесом маячат -- кругом,
Но мысли мои совсем -- о другом,
С тобой я молчу, с тобой -- о тебе,
И кажется, правда, чуть-чуть -- не в себе.
Дошел... У ворот я прощаюсь -- с тобой,
А дальше один, с городскою -- толпой,
Ты там, за оградкой, а здесь же -- обман,
И воздух исчез, я вдыхаю -- туман.
x x x
Осыпается лето, пора умирать,
Отчего остановка чужая?
Человек по алее бредет, но не сам,
Это ноги его бредут.
Ветер -- голос невидимых певчих,
Тех, что с неба -- лица голубого.
Гололед -- это месть, гололед -- это кость,
Расщепленная сеточкой трещин.
Сын не спорит с отцом, исходящим в недуге,
Он бы лег в колыбель, если б смог,
А свободу -- цепочку блестящих оков
Подарил бы врагам в знак прощенья.
x x x
Увяли за ночку глаза,
Мышонком стала гюрза,
Сгустились морщины, похоже,
С глазами сменилась и кожа.
И я был бы рад, но из рук
Вдруг выплыл спасательный круг,
И в лапах больших якорей
На дно чужестранных морей,
Утратив желанья и голос,
Цепляясь за тоненький волос,
Мы тихо и грустно спустилсь
И в пару мальков превратились...
x x x
В этот день, окутанный печалью,
Хочется того, чего не будет,
Чтоб меня, как вздох не замечали,
Глупо? Но желания не судят.
Чтобы память не считала безвременья,
Чтобы мозг не сокрушался зря,
С высоты смотря на поколенье
Глазом чудо-небогатыря,
Чтобы не было тортов и славословий,
От чего так тянет убежать,
Подарите мне молчанье без условий,
Отпустите, не пытаясь удержать.
x x x
Стакан, как маленький колодец,
Стоячий омуток из льда,
И чудный, звучный колоколец
Рождают с ложечкой вода.
Таракан склонился над крошкой,
Старый черт, как он жаден и лыс!
Мышь таращит глазенки на кошку
Писком дразнит: "Эй, дура, кыс-кыс!"
Равновесие сна и желудка,
Не споткнется же посох веков,
Глупость тешится мерой рассудка
Да рифмованной пеной стихов.
x x x
Я -- березовой кожи пергамент
Разгорюсь, только ты подыши,
Положи на ладони воробышком
И уста к нему приложи.
Метраномом мне стать не пришлось,
На прикладе моем нет зазубрин,
Мне себя хоронить довелось,
Порывая с морозами будней.
Отчего я чужой, не пойму,
Мне б глядеть на листочек в прожилках,
И беду, и суму, и тюрьму,
Если б можно, то никому...
Ту тропу, что грустит под ногами,
Некто в прошлом уже протоптал,
Превращаясь в дорогу веками,
Вьется ввысь за Большой Перевал.
Повернуть бы обратно, но сзади
Чащи мгла голубая и бездны,
Кто-то дышит и мнется в засаде
Для судьбы и законов полезный.
Где же ты, обостренная воля,
Где слепые роднятся с мечтою,
Где наш сон -- твоя вечная доля,
Где навеки со мной и с тобою?..
Я из времени сделаю шаг,
Поселившись однажды в обратном,
И заветное скажет мне маг
Добрый маг будет он, вероятно...
x x x
Стерео в ушах,
Мозг в тумане звука,
Перед матом шах
Объявляет скука.
Сердцу наплевать -
Колокольчик затхлый,
Надо бы поспать,
Прыгнуть в сон, как в шахту,
Мыслям вопреки
Мыслями сную,
Бомбу без чеки
Молотом кую.
Легкая рука
Давит комара,
Горькое "пока!"
Слышал я вчера.
У стены тепло,
С краешку верней,
За окном светло,
Утро фонарей
Открывает мгла,
Та, что день лихой
Сожрала до тла,
Даровав покой.
Сон стучит в висок
Стареньким наганом,
Всадник невысок,
Дышит перегаром.
Дать ему бы волю,
Он бы всех нас кончил,
Раскатав по полю,
Усыпив бы к ночи.
Пуля от бессонниц -
Лучшее лекарство,
Только сколько ж конниц
Примет наше царство?
Посчитай баранов,
Скажет мне иной,
И быть может, прав он,
Пред людьми не ной.
Но опять капель
Кухонного крана,
Улицы свирель,
Забытая рана.
Мыслям вопреки
Мыслями сную,
Бомбу без чеки
Молотом кую...
x x x
Темный слон ступил на паркет
Моего Хрустального Дома,
А вчера принесли мне пакет
От седого дядюшки Гнома.
Между строк -- пожелтевшие кляксы,
В строках -- нервные срывы пера,
Я с душой, перепачканной ваксой,
Выхожу подышать в вечера.
А с утра мне опять на Охоту,
Отдохнувший скакун подо мной,
Я ловлю не зверей, не кого-то,
Я крадусь за ничьей Тишиной.
x x x
Отчего во сне так сладко
Все в душе растворено?
Все, что днем жило украдкой,
Прорубает в мир окно.
Я любим, как я любим!
Наяву такое блажь,
Я чудовищно терпим,
Глуп и нежен мой мираж.
Воздух нотами ласкает,
Сердце властвует над всем,
Мозг покорно замолкает,
Он уснул. Уснул совсем.
ОДА ДИВАНУ
Знакомьтесь, старый друг-диван,
Почти жена, но не ревнует,
Не злится -- пьян я иль не пьян,
Не подведет и не надует.
На нем взлетаю я во сне,
Сквозь стены, явь и облака,
На нем, как будто на коне,
Хоть до утра и до пока.
Чего ж скрипишь? Ведь я хвалю!
Будь горд, осанкой удиви,
Вот так, за это и люблю,
Ну ладно-ладно, не реви.
Мой друг-диван сентиментален,
Он стар, как я и потому
Любой исход для нас летален,
Нам не прожить по одному.
x x x
Рассыпанная средь подруг,
Незримая средь бытия,
Вы мой ошейниковй круг
Свинцово-горького литья.
По стянутому в нерв, по мне
Вы поцарапанной рукой,
Как медиатром по струне,
Касаясь, рушите покой.
Гарсон, задорное лицо
И голос с вызовом -- кому?
Вино пока еще винцо,
А волос в нитяном дыму.
Смеетесь, прерывая плач,
И все не рядом, хоть со мной,
Мышонок мой и мой палач,
Меня вы сделали совой.
Но филин ваш, увы, бескрыл,
Так оказалось, уж поверь,
Что он невольно вдруг открыл,
Что он не хищник и не зверь.
СМУТНОМУ ГОДУ ЛОШАДИ
Журавли пусть остаются журавлями,
Мы силки поставим на синиц
И помчимся резвыми конями
За лошадками, за годом кобылиц.
Пусть завидуют нам вороны-кликуши,
Подавившись предсказаньем слов,
Мы заткнем от будущего уши
И от вещих отгородимся от снов.
Мозг из черепа, как лишнюю причуду!
Душу вон, чтоб долго-долго жить!
Совесть -- эту гнусную зануду
Панцирем костистым окружить.
Жрать до треска кожного покрова,
Наслаждаться избиеньем дураков,
Талисманом -- ржавую подкову
На запястье вместо сброшенных оков.
x x x
Лес в спину дышал, а над лесом
Взмутненным из ваты навесом,
Как йог на верхушечках елей
Не знающее колыбелей
Лежало уснувшее небо,
И с корочкой мерзлого хлеба
Я стыл на скорлупке из наста,
Пытаясь учиться напрасно
Шагать по обману из хруста,
Опору искать там, где пусто,
И падал с вершин наважденья,
Мой шаг начинался с рожденья,
Ползком выбираясь на сушу,
Я видел, что слаб, что я трушу,
Что жалкую, зыбкую долю
Лес с легкостью выправит в поле,
И следа неровную цепь
Окутает дальняя степь,
И взрежут мечту на закате,
Заглохнут грома на раскате,
И шашкой рассеченный надвое
На нас небосвод упадет.
НЕМНОГО ЖЕЛЧИ
Мы -- путанники в вестибюле
Среди блуждающих дверей,
Мы -- пыль средь брошек в ридикюле,
Свои меж братьев упырей.
Всегда слабы пропитым телом,
Блуждаем в поиске опор
И, прислоняясь между делом,
Вникаем с вежливостью в спор.
Изображая умиленье,
Восторг и гнев или тоску,
Мы по ничейному веленью
К чужому тянемся куску
И бродим с краской от скамеек
На вечно согнутых горбах,
Хлебая дождь из детских леек,
Изображая на гербах
Личину воли и бессердья,
Чтоб дрогнул всяк сторонний взор,
Потея гнилью от усердья
Другим на смех, себе в позор.
И наша вечная погода -
Зима и осень, грязь и снег,
Мы празднуем всего полгода,
Но каждый век, но каждый век.
Когда одних средь нас неярких
Сжигают с воем на кострах,
Всем прочим выдают по чарке,
Перерождая детский страх,
И мы смиреем, как крольчата,
Мычим с доверием коров
И в скользких, липнущих перчатках
Сгоревших стаскиваем в ров.
x x x
Жизнь моя страницы -- вырванные дни,
Корочки-границы... Почему я сник?
Вычитано мало, край еще далек,
Но души запала стлел уж уголек.
Не рисуют кисти, высохли глаза,
Память не очистить -- "пролистнув" назад.
В середине книги я -- глубокий старец,
И мои вериги -- все, что мне осталось.
Замереть бы буквой в задушевной строчке,
Чтобы сын и внук мой не желали точки.
Пусть читают фразу, проникаясь чувством,
Не пытаясь сходу постигать искусство.
Пусть страничный шелест будет, как гаданье,
Смыслом жизни станет чудо без названья.
x x x
Правя шлюпку на закаты,
Подбирая снов дукаты,
В паруса ловя пассаты,
Мы несемся в небесах.
Ничего никто не ищет,
Лишь в снастях ветрище свищет,
Скучно смерть под килем рыщет,
Жизнь песком струится ввысь...
Сколь нас много -- одиноких,
Гордых, мудрых и двуногих,
Почему же мы пороги
Отираем не свои?
Я любил ее, не грея,
Через силу и болея
Той болезнью, что милее
Всех здоровых моих лет.
Вирус грянул, как эпоха,
Распалив с лихого вздоха,
И звезда, такая кроха,
Разгорелась надо мной.
Но здоровье и природа
Излечили все ж урода,
В представителя народа
Вновь меня оборотив...
x x x
Туманный свет, в толчках дорога,
Рубаху ветром пузырит,
На месяц дальний недотрогу
Скрипуче воют упыри.
Глаза, как в изморози окна,
И сердце стянуто кольцом,
Плюется дождь, и тихо мокнет
Мое унылое лицо.
Тень под ногами ходит валко,
От фонарей качая тьму,
Сухую, длинную, как палку,
Ее стопами тяжко мну.
Мне четвертной, душе столетье -
Такая разница времен,
Но как в дешевой оперетте
Финалом умиротворен.
Пусть не любил -- и не любили,
Кого-то бил -- бывал избит,
Хамил -- и мне в ответ хамили,
В итоге вычеркнут, забыт.
И жизнь крученою тропинкой,
Столь напетлявши на пути,
Вдруг перед тонкой паутинкой
Остановилась -- не пройти.
На перекур дают минуту,
На дымное мое "прости",
Чтоб по неслышному салюту
Поднять себя и подвести,
Перешагнуть, порвать и птицей
Поверх мерцающих лампад
С гвоздикой ссохшейся в петлице
Нырнуть в последний водопад.
ВОИТЕЛЯМ
Мысли -- тени суетливые,
Липкий снег в ночной буран,
К холоду неприхотливые,
Вас сомнет слепой уран.
Вы замрете в жутком хороводе,
Вытолкнув вперед одну из вас -
Ту, которой меньше б верховодить,
Ту, что жаркий страх мне передаст.
Так в последнем плавном, смертном танце
Ненавидящих, немых теней
Накалится злобой костный панцирь
К тем, кто доказал, что был сильней.
x x x
Крепко лишь то, что с детства нам дают,
Где милостивейший приют
Для всякой свежей мысли,
А Сименон, Ладлэм и Пристли
Читаются легко, весьма легко,
И чахнет в нас невзросшее древко
Без цвета, без коры, без листьев,
Одни безъягодные кисти
Чуть шелестят под мерзлым ветерком,
Грустя о чем или о ком,
Не существуя -- прозябая
И все ж при этом назидая,
Что слишком мало прорасти
Зерном рассыпанной горсти,
Еще и кем-то надо быть,
Стараясь как-то не забыть,
Что горсть другая подле ног
И ты отнюдь не одинок,
И смерть твоя лишь озачала б
Для них свободное начало.
РОДНОМУ ВАГОНЧИКУ
Ржавым клеем прихваченный к рельсам,
В мелкотравье ушедший по оси,
Он стоит, и сколь глазом не целься,
Он не тронется и не попросит.
И о чем? Он свое отгремел давно,
Отслужил в заарканенном строе,
Колесил там, гда все было выгодно,
И по времени вывалил втрое...
Ветераном он цокал на стрелках
И наверное, понял не сразу,
Что работает в "пристарелках"
И уж списан давно по приказу.
В тупичок, словно в холмик могилки
Врылся сточенными ободами,
Спрятав трещины под опилки,
Не пятная вокруг следами.
Мир, споткнувшись, застыл перед ним,
Все движение -- в днях и ночах,
И свое -- лишь с собою одним
При далеких вокзальных свечах.
ПОЖЕЛАНИЕ
Бабочкой, не самолетом -
Пусть звучит по-девичьи,
Воробьишкой-махолетом -
Милый, славный перечень!
Не гидравликой, а сердцем,
Не бензином, а душой,
И чтоб мог ты опереться,
Чтобы был нам не чужой.
Чтобы ЗАВТРА -- рядом жило,
Чтобы мигом все года,
И не жаль их, пусть бы было
ЧТО-ТО в них хоть иногда.
x x x
Палящие дали, морозные дни,
Не знаю... Едва ли -- увидим огни,
Как до, так и после не сменим одежды,
Мир -- злобненький ослик, пустые надежды.
Чугунные выси -- отливки веков
В жабо из когда-то замерзших снегов,
Для спин альпинистов готовы хрящи,
Как вертел насадят, ищи не ищи.
Теснящихся пиков ликующий ряд,
Туманное небо, космический взгляд,
Ты взял не вершину, -- ты влез на себя,
Усталостью выбив: "Вы все -- это Я"...
x x x
Женщина настоящая,
С грудью, с глазами блестящими,
Часто усталая, грозная,
Милая и бесхозная.
Я у тебя с ладошки
Слизывал хлебные крошки,
Падая в глубь зрачков
Мимо ресничных пучков
Дна никогда не касался,
Просто сгорал, растворялся
В жарком течении встречном
Женщины моей вечной.
НЕРИФМОВАННОЕ
Клавиш белых поля,
Черные блестки лака,
С чувством благоговенья
Пальцы кладу на них,
Недвижно сижу и сижу.
x x x
Готовую на свалку рухлядь
Неосторожно взялся перебрать,
Но с памятью ожившей все оставил,
Пусть выбросят потом,
После меня...
x x x
Мне нынче легче,
Словно ржавь с души убрали;
Тишайший лес, хвоя ковром,
А из газет
Леплю кораблики.
x x x
Часы -- на семь,
Чтобы проснуться в девять,
Пообещать
И не прийти
И самого себя стыдиться.
x x x
Я за машинкой, лампа слева,
Бра надо мной и солнце бьет в затылок.
Чудно, но тени нет.
Возможно,
Я -- бестелесен в час, когда пишу.
x x x
Тротилом рельсы рвали,
Вдруг...
Увидел оглушенную листву,
Устлавшую, как саваном, поляны,
И голые от грохота деревья.
x x x
Я в грустном настроении
Устало
На скамью присел,
И тотчас подхромал ко мне
Седой подбитый голубь.
x x x
После ссоры -
Хлопотные мысли:
Завтра будет у меня седая прядь,
Прядь седая
Завтра будет у меня.
x x x
Он так трудился, так шутил,
И так все ладно
Выходило у него,
Что я не выдержал
И попросил лопату.
x x x
Я что-то говорил
И откровенно любовался речью,
Но лишь в конце заметил:
Слушают
Другого.
x x x
Вся наша жизнь -
Лилово-приторный коктейль
С соломинкой,
Увенчанной
Губами дьявола.
x x x
Бумажный сморщенный комок в углу
Личиной старичка
С укором наблюдает,
Как меряю
Я комнату шагами.
x x x
Причуды памяти... Мне многое забыть бы,
А многое наоборот оставить,
Просеять все сквозь сито милосердья.
Но нет его, а есть всего лишь
Причуды памяти...
x x x
Я весь комок
Сопротивленья холоду и ветру,
Застывши в изумлении, взирал
На краснощеких, малолетних
Довольных игроков в снегу.
x x x
Я наклонился, чтобы срезать гриб,
Но вдруг увидел муравьев,
Пережидавших дождь под шляпкой,
И тотчас, спрятав нож,
Я отошел в сторонку.
x x x
Иные, знаю, плачут,
Забившись в ванну,
Заглушая слезы
Рокочущей водой
Из крана.
x x x
Забытая в пыли
Игрушка среди хлама
Легла в ладонь
И ожила вдруг, -
Пальцы вмиг ее узнали.
x x x
Стол скрипнул старчески,
Исторгнув кашель,
И в первый раз
Прислушался, застыв,
К нему.
x x x
Увидев вспоротый ростком асфальт,
Я вдруг представил
Город без людей
Лет черех десять
Съеденный природой.
x x x
Какая пустота и боль,
Когда разрушен в пыль
Твой лучший из миров -
Хромой и зыбкий, злой,
Чудной, неповторимый.
x x x
Как старый лист, как блеклый лепесток,
Жизнь выцвела с годами,
И наши солнечные яхты
Уплыли вдаль за горизонт
Иль утонули в бурю.
x x x
Я не заметил, как забрел сюда,
В случайную забытую аллею,
На шорох листьев, в тополиные стволы,
И забрезжило что-то, хоть не помню,
Но что-то было здесь же и со мной.
x x x
Самое горькое зло
Самые близкие люди
С самым благим побужденьем
К нам
На ладонях несут.
x x x
Светлый квадрат на полу,
Я пяткой его прижимаю,
Тепло проникает мне в кровь
И детством проходит по сердцу...
Какой же ты грустный, зайчик.
x x x
Есть люди,
На лице которых
Я вижу не глаза,
А как у статуй
Лишь глазницы.
x x x
Мы воем по жизни,
Мы воем по песням, -
Мы -- правнуки серых
Волков.
x x x
Бежать бы по склону,
Чуть-чуть не лететь,
Не чувствуя тела и лет,
И тут же, упав на колени,
Рыдать над сбитою мошкой.
x x x
Тушь медленно стекает по щекам,
Дрожат и голосок и губы.
Он рядом, здесь, и нет его...
Холодный, скучный,
Дорогой.
x x x
Бедные, бедные женщины!
Бабушки, мамы и сестры...
Произнося комплимент,
Я говорю непотребное:
Бедные, бедные женщины!..
x x x
Он дочь ударил сгоряча,
А через пять минут
Еще со следом на щеке
Она к нему ручонками тянулась...
Ему хотелось задушить себя.
x x x
Все свои десять пальцев
Спьяну я целовал,
Горько моля о прощеньи
За пилы, за финки, за тысячу
Подлых и жутких вещей.
x x x
Для прохожих -- шарил по дороге,
Будто что-то потерял на ней,
Но, дрожа всем телом словно вор,
Из чужого растворенного оконца
Слушал дивную мелодию.
x x x
Мой бранный смех,
Когда чужую кровь я с кулака стирал,
Мне жаром щеки опалил
При виде матери его
Усталой женщины с авоськой.
x x x
Сухи капризные глаза,
Им даже в горе
Нужен тихий и безлюдный уголок,
Чтобы расплакаться
По-человечьи.
x x x
С тех горьких пор
Мне в каждой женщине седой
Родной и близкий образ
Чудится
Ушедший в безвременье.
x x x
Как сладко быть песчинкой средь толпы!
И вместе с ней метать и рвать
Себе подобных,
Тех, кто успел остановиться,
Увидев среди жертв самих себя.
x x x
Приятель заметил впереди,
Почуял скуку
Предстоящей встречи,
И ноги сами повели
На дальний тротуар.
x x x
О, сколько вас живет
По тусклым комнаткам
И тусклым жизням
В неярких оболочках ярких душ,
Судьбой обязанных лишь злой судьбе!
x x x
Красноголовый музыкант
Меня увидел,
В смущеньи спрятался за ствол,
Чтоб понял я,
Что он не просто дятел...
x x x
Как изменился этот лес,
Лишившись сосен, птиц, вороньих гнезд,
Травы и листьев,
Щитом укрывшись от людей
И превратившись в площадь.
x x x
Мой детский двор, вселенная когда-то,
И маленький до слез теперь.
Его, как снег,
Умяли в ком
И отпустили в небо.
x x x
Я заказал здороваться с глупцами
И никому из них
Руки не подаю.
Вчера подумал,
Может, это мне не подают?
x x x
Я опоздал во все года
Своей летящей жизни,
И утешеньем мне
Являлся огонек
Последнего и уходящего вагона.
x x x
Перо к бумаге -- есть контакт!
И прорва электричества,
Что за ночь накопилась,
Искрясь,
Сжигает лист.
x x x
Лишь пять у звезды лучей,
Пять троп в заповедные дали,
Но может быть, только одна
Стремится
В сторону Рая.
x x x
Мне б однажды проснуться без грусти,
Ощутить на лице губы солнца,
Улыбнуться нечаянно сразу
И с восторгом понять:
Это утро!..
x x x
Разрывая природные узы,
Разучаемся слушать с годами
Голос звезд и мечты. Из детей
Превращаясь зловеще
В кого-то.
x x x
В захлебе
Рассказал ему, что знал.
Едва дождавшись,
Повел он разговор,
Мне стало скучно.
x x x
Какое мужество порой
Необходимо,
Чтоб только их произнести
Всего-то:
"Да" и "нет".
x x x
Его заметили,
Как только
Он начал свой волнующий рассказ.
Курносый, маленький -
Он словно вырос.
x x x
Странные улыбки, бормотанье,
Взгляды устремленные в себя -
С каждым годом
Я ИХ встречаю
Чаще.
x x x
После стен, переживая робость,
Шалунишкою испуганным петлял,
Спотыкаясь об отсутствие преграды,
К синеве без тучного покрова
Неумелый, удивленный взгляд.
x x x
Чудный цвет
Именинных роз
Подметаем с чужого ковра,
Что вчера под ударник топтали
Каблуки опьяненных гостей.
x x x
Унылый зной...
Изнемогающий от пекла,
Я возмечтал вдруг
О промозглых днях,
О дрожи, о колючем снеге.
x x x
Еще один
Из сверстников моих
За просто так
Роскошно и бездумно
Нас сократил всех на чуть-чуть.
x x x
Сверканье ваз и пар
Над строем угощений,
В неловкой тишине
Торжественно жуют,
В семействе праздник.
x x x
Лопата, лом, мозоли на руках,
Сон беспробудный,
Зверский аппетит -
И не хотелось ни театра мне,
Ни книг...
x x x
Я лишь вчера узнал о том,
Что есть еще
Живые люди в нашем городке.
И вот спешу,
Пока живой, пока они живые.
x x x
Слепой старушкой
Бродит по лесам
Седая Мудрость,
Ставшая, как всякая старушка,
Ненужной людям.
x x x
Чтоб лучше влезла, ствол сломили,
И новогодняя царица
Легла на мусорное дно,
Последнюю иссохшую хвою
Роняя словно слезы.
x x x
Все веселы,
Сказать бы что-то тоже,
Но почему-то грустно среди них,
И от смеющихся
Иду в свой вечно темный угол.
x x x
Всякий раз
Вагон увозит вдаль
Только тело и тоску мою,
А со мною
Дом не расстается.
x x x
Я наблюдаю жизнь,
А он живет.
Не знаю до сих пор,
Что лучше?
x x x
Слова -- наборы шипа,
Но позднее
Научимся мы петь
И музыкой делиться
Ежедневно.
x x x
Да, это правда:
Сердца людские,
Как рыбешки,
На берег Жизни
Вылиты волной.
x x x
Из жара в снег
И как щенку резвиться,
Дивясь искристому восторгу тела
И в тайне от себя гадать,
Что есть такое мозг? И что в нем разум?
x x x
Сумею ли зажить?
Шепнул боец
И просквозившей грудью
Прижал к планете
Маленькую рану.
ТРЕХСТИШИЯ
Таганка, дождь, билетов нет,
Но приобщился тем уже,
Что постоял я подле.
Летать, как птице, -- вот полет!
Не глупо-ль о таком мечтать?
Не сны бы, я и не мечтал.
У тротуара на углу -- пустая урна,
Горсть окурков -
Рядом.
Я раньше с фонарем
Читал под одеялом,
А нынче под газетой сплю.
Мы уезжаем, чтоб понять,
Как хочется
Назад вернуться.
Ты загляни в глаза детей!
И подивись на нас,
На взрослых.
Лес сделался иным,
Лишь стоило
Мне позабыть ружьем.
Десятки известных фамилий
Записываю на листке
И с наслажденьем сжигаю.
Подпрыгнуть и смеяться бы от новостей твоей!
А я молчу,
А я лишь холодно киваю.
За разговором он вошел
И встал у двери,
И комнату обвил тончайший нерв.
Подобно многим,
Может быть, подобно всем
Я тоже -- чей-то тяжкий крест.
Я навестил старушку в выходные
И понял вдруг,
Что прожил их не зря.
С пустой душой, в пустом трамвае
Я по пустынным улицам ночным
Как будто плыл.
Он стар и впрямь,
В нем целый хор
Давно уж отзвучавших голосов.
Включили свет, и мысль ушла,
А в пустоте осталось
Одно лишь горькое недоуменье.
Я чуть сильней нажал,
И карандаш сломался.
И почему-то разозлился на соседа.
Когда-то он
Мне эту весть горчайшую принес,
И с той поры его я избегаю.
Набрякшее небо, как черная топкая тина,
Глотает сегодня
Нас всех.
Мне в тиканье часов порою слышится
Угроза смутная,
И хочется спешить.
Огромное творенье -- город,
Но обычный парк
Мне кажется оазисом в пустыне.
Смешна привычка одного,
Привычки общества
Не вызывают смех.
Тебя коснулся,
Холод замороженного тела
Как будто и в меня вошел.
Тайфун, политика, тревоги...
Сейчас пойду, наемся до отвала,
И бед не станет...
Напором слов его беспечный свист
Я уничтожил.
Желчь излив, и сам чуть засвистал себе под нос.
Вчера убрел за город, лег на землю
И может быть, впервые над собой
Увидел небо...
Дождь -- два часа!
Промокнувши до нитки,
Повеселел, -- зонт стал уже не нужен.
Я в детстве темноты боялся,
Я ЧТО-ТО видел в ней,
Теперь ОНО исчезло.
Поссорившись, я хлопнул дверью -
И я был прав, но мир угас в глазах...
Там может черт с ней -- с правдой?..
Комментарии к книге «Стихи», Андрей Щупов
Всего 0 комментариев