«Беспроигрышное пари»

Вячеслав CABBOB

БЕСПРОИГРЫШНОЕ ПАРИ

"Шерлок Холмс - это я".

Артур Конан Дойл.

Из автобиографии

"Воспоминания и приключения".

НЕОБЫЧНЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ

Спор продолжался уже более получаса.

- Нет, нет и нет! - воскликнул высокий человек с залысинами, вислыми усами и добрыми проницательными глазами. Звали его Артур Конан Дойл. Сегодня ему исполнилось сорок два года.

- Но послушайте же, сэр Артур, - взмолился другой участник спора, бледный мужчина с черной клиновидной бородкой и тонкими беспокойными пальцами. Он упорно не называл себя, а представился как Изобретатель. Одно это слово, написанное с большой буквы, стояло даже на его визитной карточке. Собственно говоря, поэтому Конан Дойл и согласился принять очередного посетителя. Теперь писатель сожалел, что впустил его к себе в дом. Изобретатель казался банальным поклонником Шерлока Холмса и умолял продолжать писать о Холмсе. Сэру Артуру подобные разговоры смертельно надоели, он хотел только, чтобы посетитель поскорее ушел и не омрачал ему день рождения. Между тем Изобретатель не унимался:

- Разве вы не видите, что другие ваши книги не так успешны, как рассказы и повести о Холмсе! Ни "Родни Стоун", ни "Изгнанники", ни другие исторические или фантастические романы и мечтать не могут об известности ваших произведений детективного жанра.

- Ну и пусть, - отмахнулся писатель. - Это еще не значит, что другие хуже.

- Конечно, нет, - поспешно согласился Изобретатель, - но поймите - люди ждут возвращения Холмса.

- Так ведь это низкопробная литература. Вы знаете, почему я начал писать о Шерлоке? Сидя в пустой приемной в ожидании пациентов, которые не шли к молодому, никому не известному врачу, я решил написать исторический роман. Но, смекнув, что на это у меня уйдет года два, не меньше, я понял, что умру с голоду, так и не увидев своей книги. Тогда я стал писать детективы...

- Что вам блестяще удалось, - вставил Изобретатель.

- Не льстите,- недовольно нахмурился Конан Дойл. - Разве вы не читали Эдгара По! Холмс - это же чуть приближенный к жизни Дюпен. Та же трубка, тот же аскетизм и даже сходный метод расследования. Я только и сделал, что назвал его дедуктивным. Потом не раз совесть грызла меня. В конце концов от одного имени Холмса меня стало мутить, как от паштета из гусиной печенки, которым я в детстве объелся.