Рэй Брэдбери Их ничто не возмущало
Каждую ночь приходила новенькая. Он протягивал к ней руки, чтобы пощупать и поцеловать в грудь. Они отплясывали для него непристойные танцы, и он злостно отшлёпывал их по самым чувствительным местам и вопил:
— Тащите выпивку! Выпивку сюда, чёрт побери!
Иногда заявлялись полненькие рыженькие, иногда худенькие брюнеточки, которые, деликатно откашлявшись, не показывали ему, что они прячут в носовых платках после того, как они прикладывали их ко рту. Иногда приходили крикливые блондинки, благоухавшие дешёвыми духами и своим ремеслом. Его спальня содрогалась от их визитов и визга.
Разумеется, эти сцены разыгрывались в темноте. Когда он возвращался вечером домой после долгого знойного дня, проведённого за перелопачиванием всякого мусора, он принимал ванну, горланя обрывки песен и нещадно измочаливая себе спину. После обильного орошения подмышек квартой одеколона он облачался в халат, и не успевал он выключить свет, как в тёмную комнату безмолвно входила одна из них. Даже во тьме он отличал блондинку от брюнетки или рыжей. Он не задавался вопросом, откуда ему это известно. Он просто знал и всё.
Он кричал:
— Привет, блондиночка!
Или:
— Привет, рыжик! Присаживайся, тяпни огненной водички!
— Ещё как тяпну! — кричал в ответ пронзительный женский голос.
— Угощайся, детка, угощайся! — громыхал он.
— Спасибочки.
В темноте позвякивал стакан.
— До дна?
— До дна! — ответствовало сопрано.
— А-а-х, — смаковали его губы. — Хорошо пошла! — промолвил он с вожделением.
Он ощущал, как напряжение отпускает его тело. Он лёг на диван и предложил:
— Ещё по одной?
— Не возражаю!
Сегодня ночью он опять лёг на диван. В комнате царила тьма и безмолвие. Дверь приоткрылась и захлопнулась, и, глядя в потолок и не включая света, он сказал?
— Привет, рыжая!
Ибо он знал, какой масти гостья пришла на этот раз. В темноте он чуял её приближение, ощущал её тепло и дыхание на своих щеках, и простёр к ней руки:
— Выпьем, подружка!
Далеко, в недрах доходного дома кто-то включил воду. В затемнённом квадрате комнаты, где он возлежал на тахте, послышался голос пришелицы:
— Отчего ж не выпить, Джо!
И вновь старый, милый сердцу перезвон: влага вслепую разливается по стаканам, губы еле слышно шевелятся в предвкушении глотка.
— Ах! — вздыхает один голос.
— Ах, — вторит ему другой.
— Отлично, малютка!
— Лучше некуда, Джо.
— Ты — рыжая, так ведь?
— Угадал с первого раза, красавчик Джо.
— Так я и думал. Как здорово, что ты здесь! Старина Джо ужасно одинок. Вкалывает весь день до седьмого пота.
— Бедолага Джо, мой бедненький работяга Джо.
— Прижмись ко мне, крошка, согрей, а то холодно стало. Я совсем один, друзей у меня нет!
— Сейчас, Джо, сейчас!
Потом настала пора оценивать и переосмысливать части её тела. Привычные, налитые тёплые груди и истончённые ноги — не слишком тучные, не слишком худые. Она стояла рядом с ним в темноте, жаркая как печка в полуночной комнате, излучая слабый свет и тепло. Обнажённая и прекрасная.
— Распусти волосы, — сказал он, проливая выпивку на халат. — Я люблю, когда они спадают вниз.
— Да, конечно, Джо! — произнёс высокий голос в комнате.
— И приляг рядом, — велел он.
— Твоё желание — закон, Джо.
Они всегда повиновались. Их ничто не возмущало. Они исполняли все его прихоти. Никогда не жаловались. До чего же они были послушные!
— Обними меня за голову, — сказал он.
— Возьми меня за руки, — велел он.
— Потрогай меня тут, — попросил он, — и тут.
— Давай опрокинем ещё по стаканчику, прежде чем ты меня поцелуешь, — сказал он наконец. — Чёрт возьми, нужно откупорить ещё одну бутылку.
— Я откупорю, Джо.
В темноте что-то зашевелилось. Откупорилась бутылка.
— Такова жизнь, — сказал он, смеясь с зажмуренными глазами. — Комната, бутылка, женщина. Ведомо ли тебе, как одиноко в большом городе, где никого не знаешь? Нет. Очень мило, что ты с девочками заглядываешь ко мне на огонёк. Скажи, ягодка, как тебя зовут?
— Может, не стоит, — сказала она.
— Да ладно тебе. Как твоё имя?
— Зови как хочешь.
— Элен?
— Можно и Элен.
— Знавал я когда-то одну Элен. В чём-то она была похожа на тебя: рыжеволосая, но ко мне не прикасалась. Я раз попытался поцеловать её, но, наверное, я не был для неё достаточно хорош, и она отвесила мне оплеуху.
— Я бы так не поступила, Джо.
— Ну, ты другое дело, ты ей не чета.
Она призадумалась, обливаясь потом.
— А может, тебя зовут Энн? Я знал одну польку по имени Энн. Она была Анной, но сменила имя на Энн. Она была блондинка, почти как та блондинка вчера вечером. Ты знаешь эту блондинку, милая?
— Да. — И не ревнуешь?
— Нет.
— Странная ты женщина. Не ревнивая. А почему?
— Я знаю, Джо.
— Что знаешь?
— Тебя знаю. Знаю тебя. Понимаю тебя. Поэтому и не ревную.
— Где я остановился?
Он почувствовал стакан в своих пальцах и на своих губах.
— Энн тоже была отменной девушкой. Но вышла замуж за моряка. Представляешь, за чёртова матроса? А не за меня! Чёрт! Так что, может, я буду звать тебя Энн.
— Энн — хорошее имя.
— Но ты лучше, чем Энн. Ты добра к одинокому старине Джо. Ты обращаешься с ним по-людски. Да. А может, я буду звать тебя Леотой. Я знал одну девушку, наполовину испанку, брюнетку по имени Леота.
— Зови меня как тебе угодно, дружок.
— Ладно, кончай разговоры. Давай просто пить и целоваться, хорошо, крохотуля?
— Замётано, Джо.
— Сделай одолжение, солнышко. Сними с меня халат.
И в темноте разливалось тепло, дружелюбие, свечение и печальная нежность. Иногда они распевали песни, и по его щекам катились слёзы.
— Ах, как же хорошо, что ты здесь, — сказал он. — Блондинка-брюнеточка, не покидай меня. Обещаешь?
— Я буду с тобой каждую ночь, Джо.
— Отлично, просто замечательно. Теперь ложись рядом и целуй меня.
Воцарилось долгое молчание, а за ним что-то вроде всхлипов и рыданий. Они становились всё громче. Сначала его голос, потом её. Послышалось какое-то шевеление, ласковый шлепок.
— Ах, ты неотразима! — восклицал Джо. — Бесподобна!
— И ты, Джо, и ты!
— Я люблю тебя, ах, боже, как я тебя люблю!
— И я тебя люблю, Джо!
Вдруг кто-то замолотил в дверь.
— Открывайте там!!! — кричал домохозяин.
— А!!! — раздался вопль.
Дверь распахнулась настежь. Включили свет. Домохозяин стоял, положив руку на выключатель.
— Я больше не потерплю здесь никаких женщин! — вопил он. — Три недели я с этим мирился! Но моё терпение лопнуло! Убирайтесь и прихватите с собой своих женщин!
Домохозяин оглядывался по сторонам. Он застыл на месте. В комнате было четыре стены, никаких шкафов. Только немного мебели. Тахта, одно окно, один стул, один стол. Спрятаться негде.
На тахте лежал Джо, голый, ослеплённый светом, и, моргая, глядел на домохозяина.
В комнате больше никого не было.
На полу валялись две пустые бутылки. Стакан выпал из руки Джо, пролившись на вечернюю газету.
Домохозяин посмотрел на распростёртого голышом Джо. После долгой тягостной минуты он процедил сквозь зубы:
— Отсюда никуда.
Выключил свет, захлопнул дверь и запер на ключ снаружи.
— О, боже, боже, боже! — простонал Джо в темноте.
Из коридора было слышно, как домохозяин звонит в полицию.
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Их ничто не возмущало», Рэй Брэдбери
Всего 0 комментариев