В попытке объяснить, понять, представить окружающую нас Вселенную, люди делают, выносят и выдвигают предположения. Затем, в попытках истолковать сформулированные предположения, человек прибегает к тем инструментам и процедурам, которые возникали и формировались в течение относительной эволюции, в проявленном определённом многообразии человеческой жизни. Фундаментальная последовательность пространства наук – математики, физики, химии, философии, астрономии, географии, экологии, биологии – сходится к познанию природы явлений. Сопоставление с реальностью происходит через цифру, цвет, формулу, фигуру, весы, циркуль, наугольник. Мы же предлагаем мысль, опосредованную через букву, слово, предложение и, наконец, эту книгу. Эксперимент над образцом: Что мы? Для чего мы? Что вокруг нас? Из чего всё? Зачем так, а не иначе?
БУРКИН ДМИТРИЙ
ПРЕДИСЛОВИЕ
А всегда ли, та искренняя правда, которую мы говорим, эта та правда, на которую мы способны?
Если Вы, чего-то здесь не обнаружили, это не значит, что здесь этого не хватает…
Умеренность в подходе, может быть только, если есть другая альтернатива.
Тот, кто не знает «истины» – того, «истина» оставит там, где её нет.
Ведь этот разговор о таинственном «прошлом», где вообще-то люди тоже говорили о загадочном «прошлом», где также люди говорили о неизвестном «прошлом» – ожесточённо продолжается на всех дискуссионных площадках.
К сожалению, «правда прошлого» будет такой, о которой скажут завтра, потому, что «завтра» возможность говорить будет у того, кто не умер вчера
Незнание большинства освобождает от ответственности знающее меньшинство
Иногда цена «слова» настолько велика, что не хватит в мире важных «поступков», уровнять его на весах.
Поражённые умы, поддались слабости «стадного рефлекса», первоинстинкта – «вырваться на свободу», забыв, что только невежество позволяет чувствовать «себя» безвольным.
Нет ничего страшнее, чем узнать о своей «свободе».
Русским может стать любой добрый и честный человек, но самое трагичное для русского, что «им» можно прекратить быть навсегда – лишь однажды поправ честь и правду.
На круглой земле нет первых и вторых, есть только «Тот», кто раньше или «Тот», кто позже…
Что может не случиться в мире, который, уже случился?
Ты правдив в мире, где, у правды есть возможность выбрать сторону, а это уникально…
От того, что ты настолько бесполезен, ты настолько бесценен!
Глава I: НАЧАЛО, ТАК ИЛИ ИНАЧЕ
В этой истории есть сказка
Часть 1. Происхождение Вселенной
Какой-то старый хриплый «Голос» пытается вызвать «Вас» на разговор, он словно скребётся в закрытую дверь. «Голос», который «Вы» слышите, находится где-то рядом. Неожиданно «Вас» озаряет удивительная мысль: оказывается, «Вы» не можете отказаться его слушать. Оглянувшись по сторонам, «Вы» обнаруживаете, что у голоса нет рассказчика. Подумав ещё секунду, «Вы» начинаете понимать, что странный и непонятно о чём говорящий «Голос», оказывается, принадлежит «Вам»:
‑ Вселенная представляет собой необъятное пространство, которое невозможно вообразить, нарисовать, увидеть, почувствовать, понять посредством нашего материального естества.
«Голос» становится всё громче. «Вы» с нескрываемым интересом вслушиваетесь и пытаетесь понять, что ему от «Вас» нужно?
‑ Как ты представляешь себя в этом пространстве? Какова твоя роль в этой бесконечности? В чём смысл твоего существования?
«Голос» вновь и вновь пытается вызвать «Вас» на разговор, задавая бессмысленные, на первый взгляд, вопросы. Эти безжалостные попытки, ждущие ответа, для «Вас» не имеют никакого смысла. «Вы» не знаете ответ. У «Вас» нет права отвечать за то, чем «Вы» не являетесь.
‑ Кто ты? Кто я? Зачем ты здесь? Эти вопросы заведомо вызывают у «Вас» раздражение.
«Вы» начинаете дергаться. Проходит несколько секунд. Всего лишь несколько секунд… А ведь это то самое время, в момент которого «Вы» «попытались»! Это то время, когда «Вы» смогли задать правильные вопросы, это то время, когда вопрос имеет смысл… Вопрос не имеет смысла, когда на него есть ответ, являющийся причиной вопроса.
‑ Стоп! Я ‑ это я! Что за глупости? Какова моя роль?.. Как это, кто я? После этих бессмысленных секундных рассуждений «Вам» на помощь приходят собственная личность, жизненный опыт и воспоминания, позволяющие обрести патент на тот ответ, который позволен. Последние химические реакции детерминируют миропонимание, сидящее в «Вас», на генном уровне, и проявляющееся в каждом вздохе, в каждом пойманном взглядом оттенке цвета, в каждом съеденном продукте, в каждом естественном прикосновении к объективности, называемой реальностью. Познание дает право выбора, делает жизнь непредсказуемой, безропотно по каким-то немыслимым причинам осуществляет процесс получения действительности. Но так ли это очевидно? «Ваше» право на ответ заканчивается там, где начинается претензия на правильный вопрос, ‑ в этом и есть суть смысла вашей жизни. После нескольких мучительных мгновений правды Вы начинаете думать: «Так именно в этом заключается суть неправды и поиска ответов на вопросы, задаваемые якобы объективно-познаваемой реальностью?». И тут мозг вновь начинает сводить воедино несчётное количество жизненных факторов, влияющих на формирование вашей личности, рождая ответы на поставленные вопросы. «Рыба не может увидеть то, что видит орёл; черепаха не может бежать как зебра – «рождённый ползать ‑ летать не может». А человек не может подумать о том, чего не видел; не может бежать быстрее своих возможностей; не может думать о том, чего не знает. Человек может думать только с позиции своего «Я». Но вот зависит ли «возможность» от индивида? Является ли «знание» человеческим продуктом? Своим «бегом» мы хоть что-нибудь вокруг вынуждаем дать нам вероятность причины? Вдруг рассудок не в нас? А предоставление «возможности» что-то знать лишь провоцирует нас понимать…
Мы все думаем по-разному. Попытайтесь представить размышления по интересующим нас вопросам с позиции разных, но в целом одинаково разносторонних людей. Нас интересует ответ человека, считающего себя умнее тех, кто был до него; умнее тех, кто будет; умнее тех, кто есть сейчас…
Итак, перед нами «скептик» средних лет, где-то до сорока, проживший сложный период нашей истории, возможно, атеист, ну, или верующий в меру своей духовности, работающий в некрупной по размеру фирме по продаже мебели. Он второй помощник первого зама директора, обеспечивающий стабильный документооборот. Он трудится, не сказать, чтоб и много, но и не мало. В его семье несколько детей разного возраста и жена, которая работает в продуктовом магазине. Планы на жизнь этого человека могут быть разнообразны. В основном они сводятся либо к зарабатыванию денег для обеспечения своего благосостояния, либо к продвижению по карьерной лестнице, в зависимости от того, насколько достала его эта работа. Но главным всё равно остаются деньги. Для чего они ему нужны? Казалось бы, глупый вопрос, но мы рассмотрим его поподробнее. Это позволит нам прочувствовать сегмент человеческой встроенности в искусственный коридор, якобы не выдуманной модели поведения.
Деньги нужны для покупки еды и горячительных напитков; для оплаты коммуникаций; для обустройства жилища; для приобретения квартиры, дома, машины, одежды; для покупки туров на отдых, подарков своим близким; для оплаты телевидения, интернета, телефона; для подати, будь то в религиозные учреждения или на улице нуждающимся.
Итак, за деньги этот скептик старается приобрести уважение, оказывая помощь детям, нуждающимся в операции, давая взаймы, жертвуя в благотворительные фонды. Таким образом, получается, что деньги настолько интегрированы в жизнь «2-го помощника 1-го зама», что дают ему чувство комфорта и эмоциональной стабильности в окружающей реальности, обеспечивают нигилисту избранность и открывают путь развития с безусловным вкусом жизни. Можно сказать, что деньги похожи на «соль». Мы можем кушать множество разных продуктов, предвкушая разновкусие, но без соли они не имеют своих вкусовых особенностей. Соль дает продуктам их неповторимость, соль – это тот связующий элемент, который дает нам возможность насладиться той или иной едой. Вот так и деньги дают нашему герою возможность почувствовать себя самым умным, они дают ему даже веру в то, что за подати он получит слова искренней благодарности. Да что там вера! Наш реалист-скептик считает, что за деньги он в определённой мере получает любовь. Весь внутренний мир такого человека чётко выстраивает и прививает рамки его Вселенной. Мозг детерминирует представления о ней и специфицирует значимое место нахождения, тем самым вычерчивает суть обычной человеческой жизни.
И тут мы возвращаемся к нашему вопросу и задаём его внутреннему голосу такого человека:
«…Как понять, какая она Вселенная? Что мы в ней?..»
Ответы такого «самого умного» человека могут быть разными, и в то же время примерно одинаковыми:
«…Зачем ты меня спрашиваешь об этих глупостях, если сам не знаешь?»
«Тебе больше не о чем подумать?»
«Пойди лучше и займись делом! Чем-нибудь нужным»
«Бог создал всё!»
«Блин, в машине масло нужно поменять!»
«Спустись с небес на землю!»
«Займись чем-нибудь реальным!»
«У интернета спроси!»
«Любой поисковик знает всё!»
«Ну, с точки зрения теории…»
«Наука в скором времени разберётся!» ‑ и так далее…
Таких ответов может быть гораздо больше, и они будут всегда разными, а, по сути, сводятся к тому, что человек не может выпрыгнуть из себя и вообразить то, что неподвластно его органам чувств и представлениям.
Человек есть порождение себя. Его суть – это выбор при действиях. Нет ни обстоятельств, ни случайностей, нет разности происходящего в нас. Есть совершенно справедливый мир для всех. Если мы что-то ищем, чувствуем, видим, едим, слушаем ‑ это значит, что мы этого захотели, нет никакой случайности в наших действиях. Если мы делаем «это» – значит нам «это» нужно. Всё остальное ‑ предсуществующее и последующее нашему пониманию ‑ лишь попытки оправдать себя. На самом деле мы не познаём, а ежесекундно создаём нашу реальность из квинтэссенции возможного опыта, созданного как вынужденный ресурс. Познают и отражают мир рецепторы и мозг, а наши потребности «интересуются», насколько это хорошо или плохо, сладко или горько, холодно или жарко, больно или не больно, приятно или неприятно и так далее.
Мы можем брать абсолютно разных людей и задавать им те же самые вопросы, их ответ не удивит нас. Но прежде чем ваш внутренний голос погрузится в мир, сотворённый в этой истории, нам необходимо понять одну вещь: «Вы» не можете понять то, что не укладывается в «Ваше» естество, и тут главное ‑ «Вы». «Вы» транслятор. Если «Вы» не подумаете о чём-либо, этого не произойдёт. И наконец, из этого следует феноменальный вопрос: «Если бы «Вы» не отражали реальность, существовала бы она?»…
Первичен тот, кто об «этом» подумал: абсолют нужен там, где бесконечность причин ‑ ловушка лишь для того, кто хочет остаться в поле условий свободы.
Время демона начнётся тогда,
когда все всё понимают,
а сделать ничего не могут.
Великое событие, произошедшее до времени, до расстояний, до объёмов, до планет, до галактик, до света, до тьмы, до окраски миров в разные цвета, до радости, до боли, до белого и чёрного. Произошло то, что это впервые представил Инродверг ‑ Великий Разум. Невообразимое количество совершенно невероятных мыслей в одно мгновение обуревали им, тем самым создавая то, что он представлял. Это было похоже на безумие, но источником был он. Не было никого, но уже была возможность для всех…
Ещё один таинственный и незакономерный случай, произошедший в начале времен, обусловил ход течения всех удивительных событий, происходивших в дальнейшем на бесконечном и всё время расширяющемся пространстве Вселенной. Этот так называемый «случай двух противоположностей» предопределил ту ситуацию, когда всё во Вселенной получило свой антипод: «хорошо» держало за руку «плохо», «белое» не было бы видно без «чёрного», «добро» не нашло бы смысл без «зла»; звук не был бы слышен без тишины. Этот случай был словно насмешка Великого разума, который тем самым вложил смысл в то, что он создал. Но как мы знаем, каждый случай есть обратная сторона закономерности. Множественность, разность и большая противоположность сотворённой Инродвергом жизни, разбросанной им же на бесконечной территории космоса, привела к единственному на тот период виду взаимоотношений, называемых «войной». Нежелание слушать друг друга, а зачастую простое стремление защититься, обезопаситься, убрав тех, кто считались опасными, непонятными, чьи устои несли угрозу для выживания другой противоположности, приводили к жесточайшему противостоянию.
Страшным истребительным войнам до полного уничтожения не было видно конца. «Белый мир», ведомый пятью Праотцами пяти основных этносов «Доброго мира», видел правоту своего мира во всём. По легенде, первым сотворённым во Вселенной «белым существом» был Генрорд, являя собой первейшее дыхание Инродверга. Его мудрость и старшинство никем и никогда не оспаривались, он правил миром Аквиума. Его братья – Праотцы ‑ также были сотворены «Всеобъемлющим взором». Все они имели противоположности среди представителей «чёрного мира», и эти семь прасуществ именовали себя «Чёрными богами».
Шла третья вселенская ночь от сотворения мира… Пространство расширялось, рождались новые молодые миры, которые со временем принимали одну из сторон праэтносов или уничтожались. Губительные поступки эталонных неразумных творений Великого разума привели к событиям, которые кардинально повлияли на весь ход истории мира, сотворённого Инродвергом.
Дэмо
Часть 2. Рождение легенды
Сектор Ксар-Ксар, планета Плиам, седьмое утро от сотворения Вселенной Великим Разумом.
Этот спокойный кусок пространства, образованный в постоянно расширяющейся Вселенной, был тихой заводью, до которого ещё не докатилось эхо большого побоища – первородно-плазменного пролития, которое словно быстро распространяющаяся эпидемия захватывала здоровые части одного единого организма, созданного Инродвергом.
Теплая, небольшая, но очень красивая планета Плиам беспечно кружила по чёрной бездне космического пространства, являя ему свою красоту. Этот яркий аметист представлял собой удивительную экосистему, в которой сосуществовало множество живых организмов. Жизнь на Плиаме всецело зависела от наделения и насыщения планеты светом от Рио. Яркий фиолетовый свет от объекта, напоминающего наше Солнце, был умеренный, создавая тем самым необычно отраженное свечение Плиама. Большой светящийся гигант на фоне небольшой планеты, на первый взгляд, являлся главной проблемой для жизни на ней. Но совершенно непонятные свойства Рио давали Плиаму не только подходящую среду для обитания, но и способствовали быстрой эволюции единственных разумных существ, обитающих там. Плиамцы были очень похожи на землян. Единственное отличие ‑ радужная оболочка глаз: она была расширена и имела сиреневый оттенок, такой же, как у светила Рио. Глаза отражали свет, который они видели при рождении. Каждый плиамец не только душой принадлежал своей планете, но и был ей обязан своим взором. Этот народ, безусловно, принадлежал «белому миру» и относился к светлой стороне разделённой Вселенной. Их мышление вплеталось в единый клубок неотделимых ниточек, составляющих природу планеты, которая награждала Плиамцев невероятно красивыми видами окружающей среды, способствуя развитию их высокой духовности и позволяя мирно сосуществовать друг с другом. Эта гармония создавала особые благоприятные условия для жизни. Моря и океаны имели вид крупных разбросанных капель, которые словно после слепого дождя раскинулись по всей территории планеты. Удивительное восхищение вызывала прозрачно-сиреневая окраска воды. Многообразие животного мира на Плиаме естественным образом раскрашивало эту планету, раскрывая её целостное чудесное наполнение…
Но самыми яркими и уникальными из всех обитателей были птицы Шио – существа, принадлежащие светилу Рио. Поражал их размер, а красота восхищала взор. Величина такой птицы была под стать земному африканскому слону. По виду они напоминали цаплю с розово-сиреневым окрасом перьев, заряжающихся светом Рио. Их чудо-оперение обладало огромной силой. Плиамцы глубоко почитали Шио, считая их необъяснимые качества священными и уникальными. Этим птицам приписывались неординарные магические свойства: их появление в любом уголке планеты было предзнаменованием большой удачи. Само это слово «Шио» было окутано большим количеством мифов и легенд. Климат на этом сиреневом свете везде был одинаковым. Цикличности времён года не наблюдалось, зато на выпадение осадков в виде снега или дождя влияли птицы Шио. Смена погодных условий целиком и полностью зависела только от перемещения крупных стай этих птиц. Сильные плео-магнитные поля, исходящие от их крыльев, искажали пространство и вызывали изменения климата. Каждый плиамец отождествлял появление перелётных вестников с изменениями настроения души Рио. При этом никто никогда не мог понять, какую же погоду они принесут…
Равнина Ама широко раскинула свои владения по всей территории государства Амея, где преобладало большинство двух родов, рождённых под знаком Рио. Город Авео, улица Кирта, дом 24. Совершенно обычное строение, как и все остальные на этой улице, напоминающее полумесяц молочного цвета, прогнутый в сторону улицы. Лицевая сторона дома была полностью застеклена, крыша отсвечивала тёмно-зелёный глубокий оттенок и напоминала снежные сугробы, свисающие с гор. Фасадный газон был густо усеян пурпурной, коротко стриженой травой. Интерес вызывал и тот факт, что все дома, стоявшие по правой стороне улицы, где и находился интересующий нас дом, не имели между собой отгородок в виде заборов. Данное обстоятельство указывало на незапамятное происхождение квартала, а вновь переселяющиеся соседи сразу отгораживались невысоким забором. Из этого следует, что правая сторона улицы Кирта была заселена только старинными жителями, поселившимися там с момента её основания. В целом эти дома отличались только цветом крыш и ландшафтным дизайном. Окинув взглядом прилегающие окрестности, становится очевиден значимый философский принцип отличий между сторонами улиц ‑ каждый незаселённый дом на левой стороне не имел крыши, а был накрыт обычным материалом, напоминающим брезент.
Авео ‑ небольшой город, представляющий собой стационарную перевалочную базу. Нужно отметить, что почти все плиамские населённые пункты были небольшими и представляли собой родовые селения. Все жители планеты рождались под определёнными знаками общественной стратификации и были сильно привязаны к месту жизнедеятельности своего рода. Они искренне верили в то, что каждый род был сотворён для определённой цели. Такая, на первый взгляд, незамысловатая система содержала в себе чёткую неотъемлемую закономерность, проявляющуюся в наследственной предрасположенности к определённой деятельности. Рождённый под знаком труда плиамец мог в дальнейшем стать только тружеником и поселиться только в этих родовых общинах. В основном, большая часть населения этой планеты была рождена именно под знаком труда, который давал труженикам большой выбор разных рабочих профессий, и обычно дети выбирали мастерство своего отца. Но в случае рождения девочки вступал в силу древний традиционный порядок, понимание которого заставляет нас вспомнить о разном цвете крыш домов, которые, как мы помним, у каждой семьи разные. Всё дело в том, что плиамцы верили в Рио, наделявшее их жизненной силой. У появлявшихся на сиреневый свет мальчиков сила была спрятана очень глубоко, и поэтому оттенок ногтей у них был одного прозрачно-фиолетового тона. Девочки же рождались с разноцветным и ярким оттенком ногтей, демонстрирующим открытое проявление полной жизненной силы планеты Плиам в той или иной девушке.
Эти незамысловатые особенности проявления фенотипических признаков раскрывали философские значения течения жизни на этой планете, заключающиеся в том, что мальчики имели силу Рио, а девочки были в полной гармонии и равновесии с Плиамом. И вот для того чтобы каждый юноша полностью гармонизировался со своей планетой и обрёл свою полноценность, ему было жизненно необходимо найти свою девушку ‑ свою половинку. По традиции, в качестве свадебного подарка молодой муж должен был сделать крышу семейного дома цветом оттенка ногтей своей суженой. Этот ритуал сигнализировал Рио о том, что жизненные силы новоиспечённого главы семейства стали полноценными, и он обрёл родство на этой планете в подаренном ему ещё одном цвете, ради которого нужно жить.
Свет Рио пробирался по улице Кирта ‑ это рождался новый день. Необыкновенно наполненный и заряженный жизненной силой воздух крался по старому кварталу вместе со светом восходящего Рио. Он отвоевывал у уходящей ночи всё новые и новые территории проявляющегося пространства. Это прекрасное по своей красоте событие ознаменовало собой приход утра…
Вдруг непонятный громкий крик прорезал кристальную чистоту:
‑ Смэк! Смэк!
В этом возгласе чувствовалась раздражительность:
‑ Где ты? Просыпайся! ‑ опять прокричал плиамец, стоявший у газона дома № 24.
Выглядел он внушительно: широкоплечий, рослый, с фактурным лицом, коротко стриженный. Весь его вид излучал встревоженность. Вступив босыми ногами на пурпурный газон, он небыстрой походкой направился к двери дома, лениво протирая заспанные глаза. Он явно только что проснулся. Смешные, приспущенные до бёдер тёмно-синие штаны с лямочками на ступнях указывали на спешку и острую необходимость кому-то что-то высказать. При передвижении его живот напоминал энергично колышущееся желе, подчёркивая неуклюжесть и нелепость всей ситуации. Хромой шаг свидетельствовал о травме, полученной недавно.
‑ Смэк! Ты слышишь меня? Смэк! Я не дам тебе спокойной жизни после вчерашнего! ‑ орал сильно раздражённый плиамец. Но угрюмое лицо и нахмуренные рыжие брови делали его совершенно смешным. Приближаясь к дому соседа, он мысленно долбил в закрытую дверь и всё чаще бормотал себе под нос:
‑ Сейчас он узнает! Я ему всё скажу! Случайность?! Да какая это случайность!
До цели оставался один шаг… Вдруг дверь неожиданно распахнулась и прямо перед его носом как ни в чём не бывало появился Смэк. Мужчина являл собой само спокойствие, его будто бы вообще не волновала раздражённость соседа. Статная трудовая фигура хозяина дома всегда излучала силу и уверенность. В его могучей руке было блюдце с печеньками, по форме напоминающими птичек Шио. Печеньки издавали удивительный запах земной ванили с тонким вкраплением парного молока и тёртых лесных орешков. Кончиками огромных пальцев левой руки он очень аккуратно, чтобы не раздавить, держал почти доеденный крохотный кусочек этого лакомства. Очевидно, что сладость была изготовлена не для него, а для кого-то поменьше. Безумно приятный аромат этой выпечки, вырывавшийся из открытых дверей дома № 24, разлетелся практически на пол-улицы. Увидев Смэка, ворчащий плиамец стал раздражаться ещё сильнее, что незамедлительно отразилось на его угрюмом ощетиненном лице в виде непроизвольного подёргивания мимических лицевых мышц левого глаза. И, тем не менее, эта усугубляющаяся гримаса приобретала всё более потешный вид, так как изумительный запах печений, которые так любил наш разгневанный плиамец, способствовал тому, что мгновенно из его памяти улетучились раздражительность и тревога. Больше того, этот запах напрочь выбил из его головы весь набор жёстких фраз, приготовленных для хозяина дома, ‑ все нелицеприятные обороты стремительно улетучились. В этот момент и без того комичное выражение лица непрошенного гостя стало похоже на умиляющуюся мордочку пятилетнего мальчика, увидевшего в магазине невообразимо бесчисленное множество самых разных удивительных, желаемых игрушек…
‑ Будешь печенько, Крамс? ‑ с небольшой иронией в голосе произнёс Смэк, пытаясь придать ситуации абсолютную обыденность.
Оцепенение Крамса сменилось огромным желанием вкусить лакомство и насладиться ароматом восхитительно пахнувших печений. Пока в голове Крамса бурлил котёл с эмоциями, переживаниями, связанными с болью в ноге и попыткой вспомнить, что же он хотел сказать, крепкая рука Смэка приблизила тарелку с лакомством к его носу. В результате у совершенно обалдевшего плиамца окончательно смешались и запутались все мысли о предстоящей отместке и претензии к соседу. В этот неуловимый миг рука Крамса, повинуясь инстинкту, схватила печенье. Дальнейшие слова Смэка окончательно сняли напряжённость в запутанной ситуации:
‑ Заходи в дом, Крамс, там, на кухне, твой любимый свежевыжатый априксный сок. С этими печеньями вкус будет просто восхитительный.
И теперь уже совершенно удовлетворённый Крамс, жующий такое желанное печенье, покорно топал за Смэком.
Дом Смэка представлял собой полумесяц. По всей длине строения растянулся замысловато-изогнутый коридор, левый край которого врезался в кухню, правый венчала лестница-затейница, а по центру расположилась массивная двухстворчатая дверь, стерегущая вход в огромный гармонично стремящийся к кухне зал. В интерьере в основном преобладали изумрудные оттенки и даже раскинувшийся в коридоре ковёр напоминал зелёную шахматную доску. Любого вошедшего сюда больше всего восхищали поразительные витриноподобные стены, увешанные дорогими эксклюзивными мечами, щитами и декоративными подсвечниками. Эта своеобразная экспозиция свидетельствовала о том, что хозяин дома славился мастерством в работе с материалами, напоминающими земные металлы. Смэк своими руками творил разные удивительные вещицы. Процесс изготовления плиамских шедевров кузнечного искусства кардинально отличался от земных способов обработки. На Земле огнедышащая печь является главной героиней в процессе переговоров с металлом, а на Плиаме доменную функцию выполняет холод, под воздействием которого плиамские металлы становятся гибкими и позволяют себя преобразовывать.
Смэк неторопливым шагом направился в сторону зала, по дороге дожевывая последние печеньки и мурлыкая какую-то незаурядную мелодию. За ним молча плёлся обиженный сосед. По мере их приближения к кухне Крамс всё отчётливее понимал, что в ней кто-то что-то готовит. В то же время с другой стороны дома ‑ со стороны лестницы-затейницы ‑ донёсся сильный грохот. Обернувшись, он заметил быстро передвигающиеся маленькие стопы ребёнка, и сию секунду раздался громкий детский возглас:
‑ Дядя Крэмс! Дядя Крэмс! Привет!
Этот писклявый голосок сразу же развеселил Крэмса. Прошло ещё мгновение, и перед ним появилась прекрасная девочка-придумщица с невообразимой улыбкой и радужными, ярко светящимися от счастья глазками тёмно-сиреневого цвета. Распахнув свои объятия, ребёнок готовился прыгнуть к нему на руки.
‑ Мика, ты растёшь на глазах! Папа доделал тебе твой шатёр? ‑ успел произнести Крэмс во время прыжка Мики в его объятия. Девочка в ту же секунду нахмурилась.
‑ Папа говорит, что ему некогда и что он доделает на следующей неделе.
Из кухни донёсся очень приятный женский голос:
‑ Этот папа может только всё ломать и делать больно, играя в свой любимый Стрижлог!
В тот же момент из зала раздался голос Смэка:
‑ Я всё слышу!
После этой словесной перепалки в проёме кухни появилась женщина с длинными русыми волосами. Она вытирала руки какой-то кухонной тряпкой и явно была чем-то встревожена.
‑ Здравствуй, Крэмс.
‑ Привет, Аайя.
‑ Как ты себя чувствуешь после вчерашнего матча? ‑ с каким-то недвусмысленным сожалением спросила милая женщина.
‑ Было бы лучше, если бы не твой муж! ‑ с явным негодованием, покачав головой, ответил Крэмс.
Аайя направилась в зал, проходя мимо Крэмса, который держал в руках ещё немного сонную, но радостную от встречи с дядей Крэмом Мику. Зайдя в зал, рассудительная мать, нахмурив брови, стала ещё более недовольной, увидев сидящего в кресле Смэка. Её муж со свойственным ему изяществом, закинув ноги на стол, медленно пролистывал свой любимый постер о рыбалке и с глубоким чувством удовлетворения поедал печеньки Шио. Такая нерукотворная сцена происходила практически каждое новое утро общей совместной жизни Аайи и Смэка, вызывая у неё уже даже не раздражение и не желание призвать Смэка к совести, а простую естественную инстинктивную реакцию ‑ треснуть его чем-нибудь тяжёлым по голове, чтоб наконец-то его мозг усвоил – эти печеньки для всей семьи, и их надо кушать всем вместе. После этих гневных мыслей Аайя постаралась взять себя в руки. Тем не менее, её не покидал один забавный вопрос: «Как удается мужу каждое утро совершенно незаметно уводить у неё из-под носа этот поднос с невероятно вкусно пахнущей выпечкой?».
‑ Тебе не стыдно каждую неделю калечить своего лучшего друга, играя в этот бессмысленный, идиотский Стрижлог?!
Смэк безмолвствовал. Он делал вид, будто вообще ничего не услышал.
‑ Родной, я тебе говорю… Как тебе не стыдно?! Ведь ты хорошо знаешь, что эта нога у Крэмса и так больная!
Понимая, что Смэк начал прикидываться идиотом и делать отрешённый вид, изображая увлеченность чтением журнала, жена собралась демонстративно удалиться, но тут Смэк неожиданно заговорил:
‑ Любимая, я не могу найти свой носок. Ты не знаешь, где он?
Это был ещё один глупый и детский способ Смэка перевести стрелки. Аайя развернулась и пошла в кухню прямо к плите, где дозревала вторая порция печенья Шио. Крэмс с Микой последовали за ней.
Посередине кухни расположился воздушный прямоугольный стол с элегантными, вьющимися в разных направлениях ножками, придавая интерьеру особую лёгкость и утончённость. На этом шедевре дизайнерского изыска очень удобно расположился графин, наполненный свежим априксным соком. Всё это совершенно соответствовало чертам характера хозяйки дома, в которой сочетались тонкость, нежность, свежесть, лёгкость, благоразумие, изящество и чистота белого тона.
‑ Крэмс, подожди чуть-чуть, сейчас спустятся мальчики и мы все вместе будем завтракать.
В этот же момент из зала раздался крик Смэка:
‑ Свет мой, Рио! Где мой носок?
После чего он тут же добавил:
‑ Аайя, милая, почему печенки какие-то странно-кислые? Ты что, готовишь их по новому рецепту?
Медленно, доставая новую порцию выпечки из духовки, Аайя неприметно улыбнулась и с довольной интонацией в голосе ответила мужу:
‑ Любимый, эти необычные на вкус, но съеденные тобой столь хамским образом печеньки приведут тебя к твоему носку, находящемуся в туалете, и научат тебя терпению и уважению семейных традиций.
В ту же секунду кухню оглушил громкий смех Крэмса и тоненькое похихикивание Мики. Поставив поднос с благоухающим лакомством на стол, Аайя как ни в чём не бывало взяла из шкафчика лопатку и принялась выкладывать печеньки на тарелочки. Громкий крик и шумный топот предзнаменовал скорое появление старших детей. Словно торнадо, они неслись по лестнице, попутно успевая одеваться. Их спешка была обусловлена спором: кто какие места займёт за обеденным столом. Отталкивая брата, первым в кухню вбежал старший сын, а ему вослед летел крик младшего:
‑ Дэмо, папа обещал мне, что я сегодня буду сидеть посередине!
Промчавшись мимо Крэмса, Дэмо приплиамился на стул, который стоял посередине прямоугольного стола. С этого места через большую стеклянную стену открывался восхитительный обзор на улицу. В этот же миг парень поздоровался с Крэмсом:
‑ Здравствуйте, дядя Крэмс! Как ваше здоровье? Как нога?
Вопрос молодого плиамца заставил Крэмса задуматься о том, что Смэк каждую новую игру в Стрижлог, наверное, не случайно, применяет жесткие приемы в отношении него, дабы потом рассказать всем домашним и друзьям, как смешно корчится от боли Крэм. Он ещё не успел дать ответ на заданный вопрос, как Дэмо схватил графин со свежим априксным соком, наполнил стакан и осушил его до дна. После чего с такой же интенсивностью спросил у Аайи:
‑ Мам, почему папа так нахмуренно идёт к туалету?
Аайя продолжала расставлять по столу тарелки с печеньем. Крэм, держащий на руках ещё не вполне проснувшуюся, но мило улыбающуюся Мику, развернулся к двери. Вошёл младший сын с явно обиженным выражением лица, держась правой рукой за левое плечо.
‑ Знаешь, Тойй, если Дэмо продолжит хватать со стола еду раньше, чем ему разрешит мама, то его лицо с утра будет как у твоего папы.
Слова Крэма явно улучшили настроение Тойя.
Аайя уже заканчивала накрывать на стол и пригласила всех присаживаться, кому куда нравится. Единственной, у кого не было возможности выбрать себе отдельное место, была маленькая Мика. Её взяла на колени Аайя. Все принялись уплетать свежеиспеченные печеньки Шио и запивать утренним априксным соком. Спокойное вкушение кулинарного шедевра прервал громкий возглас Смэка, поднимающегося по лестнице:
‑ Аайя, где моя рабочая майка?
Промолчав, Аайя продолжила кормить Мику. Крэм взглянул на Дэмо каким-то оценивающим взглядом и сказал, повернув голову в сторону Аайи:
‑ Аайя, какой сильный парень вырос в вашей семье! Замечательный наследник фамилии Виндели-Корум.
Подумав секунду и снова посмотрев на Дэмо, он продолжил:
‑ Демо, когда тебе исполнится восемнадцать, у тебя будет возможность пройти отбор в основную команду «Пурпурной травы».
Эти слова были очень значимы для Дэмо, а такая неслучайная фраза Крэма представлялась актуальной для дальнейшего выбора судьбы юноши. Больше того, Дэмо четыре года ждал момента, когда ему исполнится восемнадцать, чтобы не быть заложником возрастных ограничений в лиге стрижлога, и, наконец, попытаться пробиться в команду, любимую отцом. Смэк являлся большим фанатом «Пурпурной травы», а если бы Дэмо попал туда, то для отца это было бы несказанным счастьем. Всё это крайне негативно воспринималось Аайей. Её немного насторожили слова Крэма и она сразу же вступила в диалог:
‑ Крэм, ваша глупая игра и постоянные мысли о ней моего сына мешают ему сосредоточиться на главном!..
В это время сверху спустился Смэк, одетый в рабочую форму. Сосед поблагодарил Аайю за вкуснейший завтрак и направился в коридор, где хозяин дома со свойственной ему рассеянностью что-то искал. Дэмо резко выскочил из-за стола и побежал за ним в коридор. Он успел услышать, как дядя Крэм говорит отцу:
‑ Смэк, у тебя прекрасный старший сын, он отлично сложен и ловок. Ты всю жизнь готовил его к тому, чтобы он стал отличным защитником своей семьи. Вы с Ааей воспитали сильного и доброго парня. Я видел его в деле ‑ на тренировке школьной команды. Он отлично, нет, он превосходно бегает. Мальчик проворен и просто создан для большой игры. Его ждёт грандиозное и яркое будущее. Дай его мне! В конце второго круга Шио я еду в Аквидук. Как раз в это время «Пурпурная трава» будет проводить там подготовительный сбор к сезону. А ты знаешь, что тренер по физподготовке в команде ‑ мой троюродный брат? Он может устроить Дэмо просмотр. Дай мальчику шанс. Дай. У него талант!
Лицо Смэка выразило всю массу чувств и мыслей, которые возникли в его голове. Как отец, он желал сыну счастья, понимая, что мальчик талантлив, но боялся отпустить. Кузнечных дел мастер любил своего первенца и лично тренировал ребёнка с самого раннего детства, стараясь развить в нём творчество, мудрость и особое понимания мира. Смэк по крупицам, без остатка передавал наследнику знания, делясь изюминками навыка родовой профессии.
В отце боролись разные желания: с одной стороны, он хотел, чтобы Дэмо пошёл по проторённому пути, с другой ‑ понимал, что его сын – талантливый игрок в стрижлог. Играя в самую популярную игру высочайшего уровня, сын кузнеца мог навсегда изменить свой жизненный ареал обитания, так как в полюсе Трогера, где базировалась команда «Пурпурной травы», могли проживать только высокоодарённые и гениальные плиамцы.
Выбежав из кухни, Дэмо понял контекст слов дяди Крэма и очень вдохновился сказанным. Ведь это было главной мечтой юноши ‑ играть в любимую игру, в любимой команде своего отца, стать узнаваемым не только в своём родном городе, но и по всей Амеи. Он дёрнулся к отцу: «Папа, пожалуйста, я очень хочу играть!».
Смэк отвернулся к двери, а Крэм, положив руку на плечо Дэмо, произнёс:
‑ Увидимся на работе, Смэк!
‑ Дэмо, не переживай так, и не думай об этом, просто больше тренируйся… Я думаю, что твой отец сделает правильный выбор. Жизнь не может давать неправильный путь…
Выйдя в дверь, всё так же неловко ковыляя и напевая какую-то быструю мелодию, он отправился к себе.
Смэк понимал, что пришло время для серьёзного разговора с сыном. До отъезда Крэма в Аквидук времени оставалось мало ‑ всего девять Рио-дней. А через три Рио-дня наступало совершеннолетие Дэмо. Все эти события явно указывали на неотвратимость судьбоносного разговора. Смэк надел кепку и начал обуваться, будто не замечая стоящего рядом и изнывающего от нетерпения старшего сына. Обувшись, глава семьи сделал несколько шагов в направлении двери. Парень ловил взглядом каждое движение отца, надеясь получить от него хоть какие-нибудь объяснения. Пульс юноши учащался с каждым шагом кузнеца Смэка к двери. Наконец глава семейства остановился перед самой дверью и, не поворачивая головы, неуловимым движением скосив глаза в сторону Дэмо, произнёс:
‑ Сын, вечером нас ждёт серьёзный разговор.
Смэк вышел во двор и подошёл к своей машине. На планете Плиам автомобили были не быстроходны и работали от перьев птиц Шио, точнее от их нескончаемой энергии. Оперение птиц было своего рода вечным двигателем этой планеты, так как Шио регулярно насыщались энергией самого Рио. Естественно, плиамцы не убивали птиц ради энергии, а собирали перья этих великанов во время перелётов из одного места обитания в другое. В эти моменты Шио сбрасывали часть оперения. Перемещение больших стай происходило довольно редко ‑ один раз в два годовых цикла. Из каждого пера плиамцы вытачивали цилиндрические энергетические стержни для моторов к собственным машинам. Естественная чистая энергия позволяла плиамцам жить в полной гармонии с природой, не нарушая ее целостности, оставаясь любимыми детьми своей планеты.
Дэмо с довольной улыбкой прибежал обратно на кухню. Аайя без слов всё поняла. От радости и улыбки на лице сына у неё защемило сердце. Тойй огорчился ещё больше, потому что хорошее настроение Дэмо порождало изящнейшие подколки в сторону брата. Обеспокоенная мать собрала со стола оставшееся печенье Шио в отдельные пакетики для сыновей, которые вот-вот должны были отправиться в школу. Тойй побежал наверх за учебниками. Дэмо прокричал ему вслед: «Возьми и мои!».
Тойй всегда воспринимал слова Дэмо как приказ. Его раздражала вредная лень старшего брата, который частенько пытался спихнуть любые мелкие дела Тоййю. Поэтому младшему брату всегда казалось, что любая мелкая просьба Дэмо была издёвкой над ним и несла в себе унизительный план притеснения. Но противостоять точечному глумлению он не мог, так как очень хотел попасть во взрослую команду школы по стрижлогу, где Дэмо был капитаном и обладал решающим голосом при выборе кандидатов в состав сборной.
На кухне назревал напряжённый разговор Дэмо с матерью, которая была очень недовольна желаниями сына. И тут совершенно бессознательно у Дэмо вырвалось:
‑ Мам, напротив достроили дом… Ты не знаешь, кто туда переезжает?
Переключившись с ноток нервных мыслей о Дэмо, Аайя посмотрела в сторону соседского дома напротив и произнесла:
‑ Вечером у нас появятся новые соседи. Но, судя по стремлениям твоей души, ты будешь знаком с ними совсем недолго.
Этот тонкий намек матери заставил Дэмо задуматься не только о себе, но и о своих близких. В его голове промелькнули тяжёлые мысли: «Как они будут справляться без него?». В эту секунду он почувствовал, что не сможет уехать без одобрения близких и родительского благословления. С уст юноши сорвалась только одна тревожная фраза:
‑ Мам, всё будет хорошо…
В кухню вбежал Тойй:
‑ Ну, что? Идём? А то опоздаем.
Дэмо развернулся в сторону Тоййя и направился в коридор, попутно успевая задеть брата за живое:
‑ Трусов и тех, кто боится чего-то, во взрослую команду по стрижлогу не берут… После этих слов, надменно усмехнувшись, Дэмо направился к выходу.
Это недвузначное замечание по поводу детской боязни спать одному было частым инструментом издёвок Дэмо. У Тоййя опять началась жёсткая непереносимость старшего братца, что мгновенно отразилось через стук в висках. Аайя, естественно, всё понимала. Она наблюдала эти подколы изо дня в день. Нежно обняв своего младшего сына, заботливая мать отдала ему пакетик с печеньем Шио и сказала:
‑ Тойй, твой брат любит тебя. Он всегда слишком торопится, не успевая заметить самого главного. Ты и он поймёте это позже. Беги, а то опоздаешь! Но сначала поцелуй Мику и передай нашему сорванцу этот пакет.
Мальчик любя поцеловал в лоб маленькую Мику и отправился вслед за Дэмо в школу, которая находилась недалеко от их дома ‑ в конце улицы.
По пути к дому знаний Дэмо как обычно встретил своего лучшего друга детства, одноклассника и собрата по команде.
‑ Как ты, Скай? ‑ прокричал Дэмо, виднеющемуся вдалеке парню, озорно подкидывающему круглый мяч для игры в стрижлог.
Позёвывая на месте, он ждал приближения Дэмо и Тоййя.
‑ Нормально, ‑ более тихим голосом ответил темнокожий приятель уже практически подошедшему Дэмо.
Поприветствовав друг друга объятиями, они двинулись дальше в направлении школы, попутно подшучивая над Тоййем и обсуждая последние события.
‑ Дэмо, наша последняя игра за кубок школ региона снится мне во всех деталях, ‑ с огромным эмоциональным всплеском говорил Скай.
‑ Да! Эту последнюю попытку я буду помнить всю жизнь, ‑ так, общаясь и улыбаясь, юноши обменивались эмоциональными мнениями о недавно прошедшей финальной игре сезона.
Тойй с большим уважением и мизерной доброй завистью слушал разговор Дэмо и Скайя. Он хорошо понимал, что его брат навечно вписал своё имя в школьную историю, так как до него ни одна сборная прошлых времён не добивалась таких успехов, как нынешняя команда во главе с Дэмо.
Дальнейшие разговоры добрых друзей о предстоящем выпускном Тоййю были совсем неинтересны, поэтому он живо рванул вперед, чтобы не терять времени и не слушать престарелой болтовни.
‑ Дэмо, до выпускного осталось три дня. Пока ты тянешь с выбором, все девушки ждут, и это очень мешает другим парням пригласить хоть кого-нибудь.
‑ Ой, Скай! Да прекрати! ‑ немного улыбнувшись, засмущался Дэмо.
‑ Нет-нет, друг! Ты же сам прекрасно знаешь, что девушки отписывают отвороты всем парням. Они будут это делать до тех пор, пока ты не определишься, с кем из них пойдёшь на выпускной?
Они оба начали смеяться, Дэмо кинул мяч в Скайя.
‑ Скай, ты преувеличиваешь.
‑ Это я-то преувеличиваю? Ты – звезда школы! Да и не только школы. Ты -самый завидный парень в нашем городе. Вспомни, когда ты занес победный мяч на финальной игре… В этот момент как минимумполстадиона девушек впали в эйфорию. Так что, поверь, все ждут, когда ты выберешь себе девушку.
‑ Ладно, Скай, всё будет. Обещаю.
Школы Амеи были немногочисленны и, по большому счёту, напоминали семьи, где все знали друг друга и учились поколение за поколением.
В родной школе Дэмо оставалось пережить ещё несколько счастливых событий, которые имели для него огромное эмоциональное значение. Уроков у выпускников уже почти не было, хотя младшие классы, отдавая дань формальностям, занимались по расписанию. В целом, дом знаний к этому моменту жил подготовкой к праздничному окончанию учебного цикла и выпускному балу.
Белые холодные колонны, стоявшие в ряд по обе стороны входа в школу, украшались учащимися среднего возраста нарядной мишурой разных цветов. По всем традициям, сложившимся у плиамцев Амеи, все школы в конце каждого цикла обучения кардинально меняли свой облик. Обитель знаний замирала в ожидании какого-то архиважного праздника, вскормленного в генах каждого ученика, воспитывающегося в школе.
Год за годом каждый ученик, начиная с самого маленького возраста, принимал участие в сотворении этой сказки. Не важно, большим или маленьким был его вклад ‑ будь-то подрезание ленточек, подборка музыки, либо то, что совершил Дэмо с командой. Для каждого прощальный бал становился чем-то святым. Ученик с самого первого цикла своего обучения ждал своего часа, ждал своего выпускного. И лишь выпускники, словно короли бала, ничего не делали в последние шесть дней и семь ночей подготовки к балу. Они изо дня в день наслаждались своей значимостью в этом событии. Возвышенные эмоции оставались в памяти каждого из них на всю жизнь и передавались следующим поколениям детей. Школа для каждого плиамца ассоциировалась с родным домом, который был наполнен хорошими и позитивными эмоциями, питавшими добром всю будущую жизнь выпускника.
На волне всех этих благоприятных эмоций, общения с друзьями и учителями Дэмо было как-то немного не по себе. Он и так был слишком знаменит, а тут ещё его чрезмерная популярность, связанная с большими успехами в спорте ‑ первой в истории существования школы победой в кубке регионов по стрижлогу. Всё это приводило молодого плиамца к немного неприятным чувствам, так как всеобщий праздник немыслимым образом превращался в день торжества вокруг одного. Естественно, такое передёргивание очень смущало скромного героя.
Подходил вечер. Шумные приготовления сходили на нет, и почти все ученики уже покинули школу. Оставались лишь некоторые выпускники с учителями, ответственными за проведение праздника. Суета последовательно сменялась особым шармом полутёмных коридоров школы. Только Дэмо не изменял своим правилам: он как всегда совершал последнюю пробежку по пустому и насыщенному свежим воздухом школьному стадиону. Эти последние дни в родной школе ярче обычного разукрашивали все эмоции юноши.
Сладкий воздух вечернего стадиона во время пробежки всегда помогал Дэмо лучше размышлять. Все мысли на тот момент были направлены на решение вопроса о том, с кем пойти на выпускной? Прокручивая в голове разные варианты, наматывая по стадиону один круг за другим, он настолько погрузился в себя и в свои мысли, что даже перестал чувствовать биение сердца, а ноги несли его без устали.
Парень был очень популярен не только в школе, но и во всём городе. Его внешние данные, смазливость строения черт лица, стеклянный уверенный взгляд вызывали симпатии. Ни одна из молодых девушек не оставалась равнодушной к нему. Вдобавок Дэмо был очень смел, напорист, всегда добивался, чего хотел. И только одна проблема вытекала из всех плюсов: Дэмо не был влюблён. Он ещё не встретил ту единственную, в которую бы по-настоящему влюбился и захотел остаться с ней раз и навсегда. Но времени найти ту самую у него не было. До бала оставались считанные дни. В принципе, он худо или бедно знал в городе всех девушек своего возраста либо имел определённо косвенное представление о той или иной леди.
‑ Кого же выбрать? Кого? Кого? Увы, я не знаю. Какая-то странная традиция! Ну почему именно парень должен кого-то приглашать? В моём случае было бы проще, чтобы за меня этот выбор сделал кто-нибудь другой. А если бы меня никто не пригласил, было бы ещё лучше… Может быть, позвать Майю?.. Нет-нет, мы с ней с первого цикла дружим! Это все равно, что позвать Скайя… Нет! Да и она это не так поймёт… А, может быть, позвать Ойрук?.. И что я ей скажу?.. Ойрук, пойдём со мной на выпускной, так как мне тяжело определиться. Ты мне, в принципе, безразлична, просто побудь со мной на выпускном, чтобы мои родители были довольны. Ты вроде с виду ничего так… Нет, это полный бред!.. А может дочка дяди Крэма – Залала? Точно, тогда папа будет очень доволен! Но тут простым походом на выпускной не обойдётся! Придётся жениться!.. Даааа, дела!..
Ничего толком не решив, Дэмо направился в душ, чтобы искупаться и смыть с себя бремя выбора. По пути ему встретился Скай с двумя одноклассниками. Они были веселы и очень живо беседовали. Их радость была обусловлена подготовкой к выпускному.
‑ Дэмо, ты идёшь домой? – улыбаясь, спросил Скай, положив руку на плечо другу.
‑ Нет, я ещё хочу принять душ.
‑ Ну, мы тебя подождём.
‑ Скай, мне надо подумать. А чтобы лучше поразмыслить, мне необходимо побыть одному. ‑ Без обид! Ладно?
‑ О чём речь, мужик! Тебе действительно надо хорошо подумать!
Друг и не думал обижаться, он знал, какие мысли гложут Дэмо. В отличие от лучшего игрока школы, у Скайя с этим вопросом было всё в порядке ‑ у него была любимая девушка, с которой он дружил уже два года и, судя по всему, их отношения должны были перейти в брак.
‑ Всё нормально, Дэмо, увидимся вечером, ну или завтра на сборе команды, где будем отбирать молодых игроков, которым предстоит продолжать наши традиции. Кстати, там будет пробоваться твой брат.
‑ Да, знаю, ‑ опёршись на стенку рукой, ответил Дэмо.
‑ У тебя есть последний день поуправлять им и поприкалывться. Я не сомневаюсь: он обязательно попадёт в состав сборной. Паренёк по потенциалу не уступает тебе. Это у вас семейное.
Ребята заулыбались. Хитро прищурившись, с довольной улыбкой Скай рванул за одноклассниками. Дэмо знал, что брат хорошо играет, ведь они с отцом нещадно, не жалея сил, интенсивно тренировали Тоййя. Но со своим чувством юмора Дэмо ничего не мог поделать.
Рио плавно закатывалось за горизонт. Собрав свои вещи, Дэмо прощался со стенами школы, отдавая ей дань своего уважения. Беспечная прогулка по спокойным темным коридорам вызывала колоссальный эмоциональный всплеск воспоминаний обо всех прошедших циклах наивного школьного времени. Парень вышел из стен храма знаний, захватив с собой из спортзала мяч для стрижлога. После хорошей пробежки и горячего душа знаменитый выпускник чувствовал себя как на крыльях. Не спеша прогуливаясь в направлении дома, он со свойственной ему неформальностью изо всех сил подкидывал и подбивал мяч, попутно что-то пританцовывая. Не хотевший взрослеть юноша, подходя к дому, увидел, что в соседний недавно достроенный дом заканчивают заселяться какие-то плиамцы. Грузчики заносили последние предметы обихода. По мере приближения молодой плиамец наблюдал занятную картину знакомства Аайи с новыми соседями. Мать стояла посередине улицы с подносом своей фирменной выпечки, рядом с какой-то женщиной примерно такого же возраста. Они довольно оживлённо беседовали и негромко похихикивали. Из нового дома к ним направлялся какой-то мужчина, доедающий печенье Аайи. В целом картина указывала на то, что знакомство состоялось.
По всем гостеприимным действиям мамы Дэмо сразу понял, что это их новые соседи. Затем мысли о выборе спутницы на выпускной нахлынули с новой силой. С витающим выражением лица он направился к Аайи, чтобы поздороваться с новосёлами. Но маленькая Мика обнаружила его раньше, и с криком, похожим на писк, босиком по отцовскому пурпурному газону бросилась в объятия брата. Дэмо находился на расстоянии кивка и не успел открыть рот, чтобы произнести слова приветствия. В этот момент Аайя, развернувшись полубоком, жестом протянутой руки, словно приглашая его, произнесла:
‑ Вир, Орса, это мой старший сын Дэмо.
Витающий в своих фантазиях Дэмо с абсолютным безразличием и некой отрешённостью поприветствовал новых соседей.
Вир, на первый взгляд, показался Дэмо довольно забавным ‑ он постоянно шутил. Его достаточно корректный юмор был всегда по делу. Это чувство такта выдавало в нём здравомыслящего плиамца с чистым сердцем и светлыми помыслами. От Орсы веяло прямотой ее взора, женственностью и глубоким уважением к каждому, с кем она хоть на секунду была знакома. Сквозь бесконечную тоску Дэмо все-таки нашёл в себе силы и смог здраво оценить новых соседей как очень добропорядочных людей. Он почувствовал единство между Виром и Орсой, которое создавало в этой семье особую тёплую атмосферу. Неожиданно для всех, включая и Дэмо, Вир предложил Аайи вечерний ужин у них дома, чтобы поближе познакомиться и лучше узнать друг друга. Предложение Вира было обусловлено и тем, что они не были знакомы со Смэком, который ещё не вернулся с работы.
‑ Аайя, мы всё равно к вечеру будем готовить праздничный ужин и, естественно, будем вас ждать.
Таким образом Вир давал соседям время на раздумье и, чтобы при положительном их решении успеть неспешно собраться к праздничному ужину. По озадаченному лицу Дэмо сосед понял, что юношу что-то гложет изнутри и это отталкивает его идти в гости. Не зная семьи Виндели-Корум и не понимая всех нюансов взаимоотношений, Вир не хотел давить на Аайю и тем более на Дэмо.
Парень очень хотел вечером поговорить с отцом о своём будущем. Он с нетерпением ждал положительного решения. Да и вопрос с девушкой на выпускной всё еще оставался открытым. Из-за этого в его мыслях был полный сумбур. Конечно, Дэмо как очень уважительный молодой плиамец не хотел отказывать такому добродушному соседу, как Вир лишь потому, что в этот момент в его личной жизни было слишком много вопросов. Аайя поблагодарила Вира за приглашение, пообещав обсудить со Смэком возможность посещения праздничного ужина у соседей.
Следующий эпизод, произошедший с Дэмо сразу после слов Аайи, полностью перевернул его заблудившиеся эмоции и мысли. Томная, сдерживающая уста горечь, которая не давала вымолвить ему ни слова, принялась отступать. Он мгновенно почувствовал легкость и уверенность в том, что одна из его задач была решена ‑ желанная избранница найдена… Дэмо впервые влюбился.
Юноша с уверенностью мог сказать, что эта любовь была с первого взгляда, с первого момента. Время будто бы остановилось, когда он увидел выбежавшую из двери дома новых соседей молодую девушку. Старший сын Аайи запомнил этот миг во всех деталях, он отпечатался в его глазах словно самая лучшая фотография. Лёгкие жесты хрупкой, но такой уверенной руки девушки подарили ему надежду. Ее интересные жгучие волосы были чернее самой тёмной ночи, которую когда-либо видел Дэмо на Плиаме. По мере более детального «разглядывания» прекрасной молодой девушки ошеломительные волны впечатлений почти полностью захлестнули растерявшегося парня.
Её глаза очаровывали. В них бил бесконечный источник молодости и задора, они излучали жизненное счастье, а в простоте ощущалась глубокая рассудительность. Она пленила его радужным и нежным взглядом. Не успев опомниться, он услышал её голос:
‑ Тётя Аайя, Ваши печеньки восхитительны! Вы бы не могли поделиться своим секретом их приготовления.
При этом она продолжала приближаться к ним. Голос этой волнующей незнакомки, словно воздух, наполнял Дэмо жизненной силой. Аайя заметила обескураженность сына и его явную заинтересованность незнакомкой. Глубокие материнские инстинкты сразу подсказали ей, как можно обыграть появление этой девушки в свою пользу.
‑ Конечно, Лика, приходи ко мне почаще. У меня много кулинарных находок. Я буду очень рада поделиться ими с тобой.
Лика вприпрыжку подбежала к Аайи. Вир, приобняв дочь, представил её Дэмо:
‑ Знакомься, это Лика, моя дочь.
Опешивший, Дэмо поздоровался только секунд через двадцать. Орса тоже уловила трепетное дыхание юноши к своей дочери. Она была умной, мудрой женщиной и хорошо разбиралась в плиамцах. Её сканирующий взгляд сразу же распознал в Дэмо хорошую партию для её Лики.
‑ Аайя, постарайтесь прийти сегодня. Лика приготовит свой фирменный торт и вы сможете оценить её кулинарные способности.
Дочка с недоумением посмотрела на Орсу. Судя по всему, торта от Лики никто не ждал, да и фирменного лакомства она никогда не готовила. Атмосферу напряжённости и недопонимания между Ликой и Орсой разредил Вир, который в свойственной ему манере сказал:
‑ Итак, нам пора! Нам нужно заканчивать расстановку! Ждём вас вечером.
Вечер постепенно вступал в свои права и затягивал улицы Кирта тёмной пеленой. Домой вернулся Смэк. Он был немного уставшим, но не от работы, а от постоянных раздумий о том, как правильней и адекватней поговорить с сыном. В его голове уже было сформулировано мнение и готов ответ для Дэмо. Отец решил, что отпустит сына, но об этом ещё надо было сообщить Аайи и выстроить этот разговор так, чтобы любящая мать не сильно расстроилась. Её мнение и реакция могли повлиять на дальнейшие действия их ребёнка. Войдя в дом, Смэк не увидел спокойной и рассудительной обстановки, которая должна была преобладать в преддверии судьбоносных действий и решений. Окружающая атмосфера явно не способствовала серьёзному разговору. Глава семьи наблюдал очень сильное оживление. Все домашние суетились, бегали и полностью игнорировали его появление. Из всего этого Смэк понял, что его домочадцы куда-то собираются.
‑ Аайя, вы куда-то идёте?
Очевидно, решение идти в гости семьёй было уже сделано. Аайя спускалась вниз по лестнице с определённым планом в своей голове. Она чётко осознавала и понимала, что если Дэмо обретёт любовь возле родного дома, то его мысли о далёких краях, о бездуховном проживании в чужом роде, об игре в бесполезную, по её мнению, игру испарятся сами собой. Аайя приближалась к Смэку, который, словно незаметный призрак, пробравшись на кухню, пытался что-нибудь поесть. Она обняла мужа и попыталась объяснить, куда собирается его семья.
‑ Привет, любимый! У нас сегодня появились новые соседи, они пригласили нас в гости, и мы приняли их приглашение. Переодевайся, приходи в себя, мы скоро выходим.
Смэк был удивлён таким напором и решимостью своей супруги. Она очень редко брала на себя какие-либо полномочия по решению вопросов без обсуждения их со Смэком. Но всё же, если Аайя примерно в такой же форме брала на себя груз ответственности, то эти твёрдые намерения всегда носили судьбоносный характер.
Для Смэка этот поход в гости был определённо на руку в связи с тем, что разговор с сыном отодвигался на некоторый рассудительный срок. Он быстро отправился одеваться, но так, чтобы не сойтись с Дэмо. По пути ему встретился только младший, которому этот поход в гости был не по душе. Тойй, наверное, был единственным, кому этот «светский раут» был сильно «до фонаря». Больше всех радовалась маленькая Мика, которая просто обожала такого рода праздничную суету. Её любимое занятие в такие моменты заключалось в том, чтобы всячески всем мешать и крутиться перед зеркалом, надевая на себя всё, что можно было достать из маминого шкафа. Детское позёрство и примеривание уймы вещей доставляло потешной крохотульке невообразимое удовольствие.
Тойй был сам не свой от непонимания ситуации с Дэмо. Он, естественно, был в курсе влюблённости брата, который мигом превратился в утопичного романтика. Потенциальный кандидат в команду школы даже не понимал, какого Дэмо ему сложнее переносить: который постоянно над ним издевается и заставляет делать даже то, что отец самому ему говорил сделать «сто лет назад», или же «слюнявого» и витающего в облаках романтика. Он не знал, как скажется влюблённость Дэмо на его завтрашнем отборе. Вся непредсказуемость заключалась в том, что на «прошлого» брата можно было сколько угодно обижаться, но он бы не сделал слабый выбор и по-любому отобрал бы его. А новый ‑ восторженный, припудренный любовной увлечённостью мечтатель – мог просто забыть и не прийти.
Аайя, маленькая Мика, Тойй и Дэмо уже выходили из дома, так как не смели опаздывать к новым соседям. Громкий крик Аайи оповестил Смэка, находящегося в доме, о том, что ему стоит поторопиться и догонять всех. Не спеша, будто имея задние мысли об отстающем Смэке, процессия двигалась к дому новых соседей. На пороге их уже встречал Вир. Они поздоровались и опять обнялись.
‑ Аайя, а где Смэк?
‑ Да он сейчас. Чуть-чуть мешкает, но это не порок ‑ он всегда такой.
Сосед-юморист тут же предложил дождаться мужа Аайи, развлекая всех довольно-таки своеобразными, но смешными шуткам. Через несколько мгновений появился Смэк. Он быстрым шагом приближался к дому Вира, где все ждали только его. Вир помахал ему рукой, словно налаживая позитивные отношения между ними.
Дэмо трепетал перед новой встречей с Ликой. Хозяин предложил гостям войти в дом. Здесь их встречали дочери Орсы. Одну звали Сая ‑ она была младше Лики и немногим моложе Тоййя. После состоявшегося знакомства Смэка с новыми соседями все были приглашены к богатому столу. Взгляд Дэмо неуклонно следовал за Ликой.
После непродолжительного праздничного ужина началось рекреативное общение. У Аайи с Орсой, как оказалось, было много похожих интересов. Вир очень быстро нашёл общий язык со Смэком. Мать предложила Лике показать Дэмо свою комнату, сделав это настолько неуловимо, что даже не дала им почувствовать себя неловко.
‑ Ну, пойдём! Комната… она там, ‑ старшая дочь Орсы робким голосом пригласила Дэмо наверх.
Этот застенчивый голос отозвался в душе юноши неудержимой покорностью. Дэмо никогда и ничего не боялся, а тут, кроткий тихий голосок хрупкой и, безусловно, великолепной от природы девушки заставлял его коленки трястись от страха. Он шёл за ней не от уверенности, а от страха желания. Этой ситуацией не преминул воспользоваться Тойй. Видимо, в нём взыграли гены, плюс желание отомстить брату за все его многочисленные подколы:
‑ Дэмо, она такая красивая, что за ней идти страшно!
После этой, бьющей в самую цель, реплики Тойй громко рассмеялся и удрал в комнату, где Смэк и Вир увлечённо болтали о рыбалке.
Немногочисленные слова, изящные жесты, нежный голос и несравненная улыбка Лики казались Дэмо лучшими на всём Рио-свете. Такой приятный холодок посетил его впервые за всю жизнь. Следуя за ней по порожкам, он постоянно спотыкался. Во всех движениях молодого плиамца просматривалась растерянность, порождающая неуклюжесть. Лика потихоньку хихикала, а Дэмо при этом улыбался, сам не понимая почему, и этим ещё больше радовал её. В очередной раз, неловко споткнувшись о порожек, он ввалился в комнату Лики, чем вызвал очередное беспокойство хозяйки о здоровье гостя.
Оглядываясь по сторонам, он обратил внимание на преобладающие молочные тона окружающего помещения. Здесь было много мягких игрушек, которые органично сочетались с большим количеством книг. Весь этот интерьер указывал парню на то, что Лика – натура мягкая и умная. Неловкое молчание прервала ещё одна нелепая непроизвольная выходка Дэмо, возникшая после того, как он увидел интересную статуэтку, стоящую на тумбочке. Это была изящно выточенная птичка Шио, сделанная из хрупкого оперения таинственных вестников погоды. Желая хоть как-нибудь начать разговор, неудачным движением он попытался взять её и произнести речь о том, что эта фигурка похожа на те печеньки, что делает его мама. Не успев даже открыть рот, он услышал остережение. Лика быстро вскочила с кресла со словами:
‑ Нет! Не трогай! Положи! Она очень хрупкая!
Дэмо обронил фигурку на пол. В тот же миг она раскололась на две части. Жуткий страх повис в воздухе. По реакции Лики он сразу понял, что эта вещица была ей очень дорога. Резко нагнувшись, он хотел поднять обе части, но не успел. Ему досталась только одна половинка, другую подняла девушка. Юноша, задыхаясь, пытался оправдаться, но только и успел сказать:
‑ Прости, прости, пожалуйста! Я починю и она будет как новая.
Перебив и без того напуганного и зажатого Дэмо, Лика взяла себя в руки и со свойственной ей благородной мудростью, доставшейся от матери, сказала:
‑ Дэмо, не дёргайся, успокойся! Она уже разбилась. Оставь эту половинку себе. В нашей жизни нет места случайностям, если это случилось, так тому и быть. Мы были здесь вместе и в этом виноват не только ты. Оставь эту половинку себе как мой подарок. Она будет напоминать тебе о том, что мы каждую секунду несём ответственность не только за нас, но и за окружающий нас мир. А самое главное, она будет напоминать тебе обо мне. Она ещё раз улыбнулась.
После этих слов они стали лучше понимать друг друга. Девушка уже не казалась молодому плиамцу такой наивной и застенчивой. Не по годам развитая рассудительность и тактичность даже в такой ситуации характеризовали её с самой лучшей стороны. Дэмо осознал, что тоже нравится Лике. Его закрепощённость вмиг исчезла, по его телу пробежала дрожь надежды. Тут же они оба засмеялись, фиксируя взгляд друг на друге. Та искра и то стопроцентное чувство единения и наслаждения от простого присутствия друг друга назывались на Плиаме «восторг в родном взоре». Теперь их души объединились. Дэмо снова стал естественным. Он без умолку рассказывал понравившейся девушке о своих увлечениях, о том, как они выиграли кубок по стрижлогу, о том, что Тойй хочет попасть в сборную команду и как из-за этого над ним подшучивают. Девушка с большим увлечением слушала его, ей все больше и больше нравился этот молодой плиамец. А Дэмо, в свою очередь, понимал, как Лика дополняет его.
Время для них летело незаметно. Их увлекательная беседа была перебита Аайей:
‑ Дэмо, собирайся, пора домой.
Этот голос поймал его во время прыжков по дивану Лики. Выразительно жестикулируя, он демонстрировал, как поймал победный мяч сезона, а обворожительная плиамка громко смеялась. В этот момент совершенно спонтанно, просто от сильного желания Дэмо пригласил Лику на свой выпускной в качестве своей спутницы.
‑ Слушай, Лика, пойдём со мной на школьный бал?
Этот вопрос застал её врасплох. Юноша и сам не понял, что сказал это так, будто эти слова были криком его души. Ему опять стало страшно и неловко от вырвавшихся изнутри слов. Выражение его лица стало опять глупым и до боли забавным, что опять рассмешило Лику. Её смех немного облегчил тяжёлую ношу ожидания ответа. К счастью, Лика не стала долго медлить и сказала:
‑ Да, Дэмо, я пойду с тобой, ну как я могу упустить такой шанс посмеяться над тобой.
Эти слова подарили ему крылья. То, что он почувствовал в этот момент невозможно описать словами, да это и не нужно. Яркие краски жизни были просты в объяснении. Миг совершенного ответа «Да», полученого от существа, взаимность которого наделяла тебя смыслом жизни, легко раскрывал суть, которая тебе необходима. Оказывается, она кроется в том существе, от которого ты ждал этого «Да».
Чувства переполняли Дэмо. В этот миг парню хотелось только одного: «бежать, бежать и не останавливаться, бежать со своим счастьем». Он спрыгнул с дивана и был похож на забавного маленького мальчика, которому подарили самый желанный подарок. Повторный крик Смэка поторапливал Дэмо. Уходить он не хотел. В спешке, опять споткнувшись, он попрощался с Ликой, которая тоже очень хотела, чтобы он остался. Выбежав в коридор, парень опять вернулся, чтобы сказать:
‑ Лика, я завтра зайду к тебе после школы, чтобы поговорить с твоим отцом и официально пригласить тебя на мой выпускной.
На что Лика одобрительно кивнула. Эти мгновения замерли в сердце Дэмо. Каким-то немыслимым образом ему удалось привести себя в чувства и быстрым полубегом рвануть вниз. У выхода уже стояли одетые в верхние одежды родители, маленькая Мика на руках у Тойя и хозяева дома, которые, судя по теплому объятию, явно сдружились и сошлись характерами. Особенно это было заметно по разговору отцов. Смэк прибывал немного в туманном состоянии и все время без умолку твердил более адекватному Виру о том, что они поедут на самое рыбное место в окрестностях Кирта и что только он знает, как ловить там «миру», и на что она клюёт, а ради их большого зарождающегося братства он научит гостеприимного соседа своим хитростям. Мать и Орса были обрадованы благоподобным выражением лица Дэмо. Эта очевидность наталкивала их на определённые позитивные мысли.
Они все вместе вышли на улицу и тут выяснилось, что Вир хочет засеять фасадный газон у дома пурпурной травой. Эти слова означали, что Вир тоже болеет за «Пурпурную траву». Радости Смэка не было предела, и без того понравившийся ему новый приятель оказался ещё и собратом по фанатским убеждениям. Смэк сразу отреагировал на это громким возгласом в сторону Вира:
‑ Брат мой, я тоже болею за «Пурпурную траву»!
Этот позитивный, удачный вечер превратился для Смэка в обретение собрата по оружию на этой улице. Вир и Смэк ещё раз обнялись. Слова Вира о посеве «Пурпурной травы» были не случайны. В момент переезда он, естественно, видел, чем усеян газон Смэка, и понял, что они болеют за одну и ту же команду, поэтому приберёг сообщение о «Пурпурной траве» на прощание, чтобы еще больше усилить хорошее впечатление от удачного вечера.
Оказавшись дома, Смэк весь вечер без перерыва твердил Аайи, как ему понравился Вир и как у них много общего, и что их души родственны. Аайя тоже была в хорошем настроении. Её радовал появившийся огонёк в глазах Дэмо. Это были искренние материнские чувства и простое желание матери видеть своих детей счастливыми. Теперь она не боялась отпускать сына куда угодно, зная наверняка, что её мальчик обрёл правильный смысл жизни плиамца. Она осознано понимала и чувствовала, что Дэмо больше никогда не сделает глупость, так как в нём появилась счастливая любовь. А для матери высшая ценность ‑ знать то, что её ребёнок обрёл счастье. И теперь её даже не напрягало постоянное жужжание Смэка о своём новом брате.
То, что творилось с Дэмо, было просто необъяснимо. В нём бушевал ураган страстей, торнадо из мыслей, желаний и чувств. Каждую минуту он хотел что-то сделать для Лики. Эмоции переполняли и пестрили красками. Это были чистые непорочные чувства первой юношеской влюблённости, которые позволяли парню думать только о следующей встрече с Ликой, о том, как им будет хорошо от робкого прикосновения рук, легкого и простого объятия. Казалось, что он понимает её без слов. Дэмо был уверен, что их сердца уже соединились и ему хотелось находиться рядом с ней, быть с ней каждую у-минуту. Эмоциональные цунами накрывали его с головой. В эти моменты он хотел выпрыгнуть из окна и бежать к ней. Молодой плиамец чувствовал, что она не нуждается в том, чтобы он покорял для неё горы, в её честь переплывал океаны, называл её именем свои победы, как этого обычно хотели все другие девушки. В её глазах он прочитал совсем другую историю, которая сверкала чистотой и бесконечной симпатией к нему. Эта искренность подкупала, и он всё больше и больше влюблялся.
Рио ознаменовало собой новый день, его лучи проникали во все сновидения каждого плиамца.
Обычно в доме Виндели-Корум раньше всех вставала Аайя, но в этот раз её разбудило непонятное шуршание на кухне. Она посмотрела на Смэка, но тот спал без задних ног.
‑ А кто же там на кухне в такую рань? ‑ подумала Аайя.
Она направилась вниз, попутно зайдя в комнату Микки, погладила её по голове. Убедившись, что ребёнок крепко спит, хозяйка пошла дальше. В кухне бегал Дэмо, который, к удивлению матери, с удовольствием и радостной улыбкой на лице готовил завтрак на всю семью. Мать отлично помнила, что за всю свою жизнь Дэмо готовил завтрак только два раза, и каждый случай был обусловлен тем, что он проказничал и ломал отцовский инструмент, когда тот уезжал на рыбалку. Следовавший за этими событиями утренний гастрономический подвиг в его исполнении как бы означал детское извинение. А тут, абсолютно бескорыстное приготовление еды для всех и даже для Тоййя. Дэмо заметил маму и предложил ей попробовать его стряпню. Аайя села за стол, а сын, словно робот, продолжал крутиться у плиты. Как бы невзначай Аайя спросила у него о вчерашнем знакомстве с Ликой. Этот вопрос заставил его немножко замешкаться, но, сумев быстро собраться, он ответил:
‑ Мам, вечером я хочу попросить у Вира разрешения пригласить Лику на мой выпускной в качестве своей спутницы.
Аайя улыбнулась и одобрительно покивала головой, попутно добавив:
‑ Лика мне тоже понравилась.
Дэмо был обрадован таким отношением матери. Пока спавшие домочадцы досматривали утренние сны, Дэмо уже отправился в школу, чтобы побросать мячик и хоть как-то скоротать время ожидания встречи с любимой девушкой. Проснувшийся Смэк спустился в кухню, где привычно суетилась Аайя.
‑ Аайя, а где Дэмо? Я заглянул во все детские комнаты, но его нигде нет?!
Аайя не смогла скрывать от него те заметные чувства, которые испытывал их ребёнок к Лике, и всё ему рассказала. Нельзя было сказать, что Смэк вчера этого не заметил, но он уж точно не подозревал, что всё настолько серьёзно.
Для Дэмо школьный день пролетел незаметно, промелькнувшие дела и множество общений не имели для него никакого смысла. Он полностью находился сам в себе, но для остальных он был тот самый Дэмо. Это была лишь оболочка, внутрь которой он был погружён мыслями о Лике. Всё быстрее и быстрее приближалось время, когда парню предстояло идти в дом Вира. Сковывающие мысли о том, что будет, если отец Лики ему откажет, почему-то кружились в голове. Хотя такой ответ для сильного духом и волей Дэмо был бы только небольшой помехой на пути к своему счастью, но не смог бы его остановить. Юноша был готов к любому развитию ситуации, тем более что Лика ответила ему взаимностью. Идя к дому Вира, он в последние разы подбадривал свою решимость мыслями о той уверенности, что и Лика влюбилась в него, а их взаимному чувству ничто не помешает.
Приблизившись к двери дома Лики, он уже был готов постучать в неё, но, предвосхищая его действия, дверь открыла Орса. Её дружелюбное приветствие и поистине радушное приглашение войти немного успокоило Дэмо. В зале сидел Вир, который напомнил ему родного отца ‑ тот также закидывал ноги на стол и читал свой любимый журнал о рыбалке. Подойдя к Виру, Дэмо крепким рукопожатием поздоровался с ним. Вир был приятно удивлён приходу Дэмо. Сразу же после приветствия хозяин дома отпустил шутку в своём репертуаре по поводу вчерашнего знакомства с его семьей и они оба улыбнулись. В это время в комнату вошла Орса с подносом холодных напитков. Вир предложил присесть. Дэмо не хотел затягивать разговор, болтая «обо всём и ни о чём», поэтому сразу перешёл к делу:
‑ Вир, мне очень понравилась ваша дочь Лика. Я прошу у Вас разрешения пригласить её на свой выпускной.
Эти простые слова дались молодому плиамцу очень нелегко, но они были сказаны чётко и уверенно, в них не было ни капли сомнения. Такое глубочайшее уважение и смелость молодого парня приятно удивили Вира. Орса, выходя из комнаты, покивала супругу головой в знак её одобрения. Вир после недолгого обдумывания своего решения улыбнулся и сказал:
‑ Дэмо, я и Орса не против вашей дружбы, но мы не вправе указывать ей. Лика должна решить сама, захочет ли она пойти с тобой на выпускной или нет.
Эти слова были для Дэмо очень хорошим знаком и ещё больше подкрепили его уверенность.
‑ Орса, позови сюда Лику, ‑ попросил Вир.
Через несколько томительных минут ожидания в комнате появились Лика и Орса. Их появление не разрядило наэлектризованный воздух в комнате. Лика побаивалась отца, но всё-таки поздоровалась с Дэмо. Мужчины встали. После чего отец сделал серьёзное лицо и объяснил всем присутствующим свою позицию по этой ситуации:
‑ Орса, Лика… Мне нравится этот молодой плиамец. У него хорошая достойная семья. Я доверяю этому парню и со своей стороны не вижу ни одной родительской преграды, чтобы препятствовать вашему общению, а также для того, чтобы пойти на выпускной бал с этим достойным юношей.
Это, безусловно, был аванс, выданный Дэмо Виром. После сказанной одобрительной речи он посмотрел на Лику и добавил:
‑ Я не могу указывать тебе, с кем дружить, но если ты согласишься, я не буду против.
Лика была жизнерадостной дочерью Плиама и не могла скрывать свои эмоции под каменой маской на лице. В ту же секунду она застенчиво улыбнулась и плавно обворожительным взглядом выразила своё согласие. Все облегчённо выдохнули.
‑ Дочка, может быть, вы пойдёте прогуляться? Ты же хотела посмотреть здешние достопримечательности. Я думаю, что именно сейчас самый хороший момент для этого. Мы доверяем этому юноше, он сможет быстро приобщить тебя к местным реалиям. Конечно, если у Дэмо сейчас есть время, ‑ сказал Вир.
Для молодой пары эти слова были даже не чудом, а огромным подарком судьбы, так как услышанное давало ребятам возможность провести время вместе, хотя бы до вечера.
‑ Да-да! Конечно! Я и сам хотел предложить это, но вы опередили меня – обрадовано и восторженно добавил Дэмо.
Лика, не теряя ни секунды, бросилась одеваться. А у Дэмо сразу же возникла идея: показать ей знаковую возвышенность, с которой открывался наикрасивейший пейзаж Кирта, запомнившийся ему с детства. Сюда он часто приходил в разные моменты своей жизни. По большому счёту, рельефный ландшафт этого места не представлял из себя ничего особенного. Обычная возвышенность, которая находилась за двором школы, напоминающая холм. Но во время закатов и восхода Рио с неё открывался отличный вид на весь город. Не успел Дэмо склеить в своей голове все детали маршрута предстоящей прогулки, а Лика уже была готова. Дэмо пообещал Виру вернуться вовремя и не гулять допоздна.
Ребята вышли из дома и отправились в сторону дома знаний. По пути трогательная, сердобольная Лика задавала массу вопросов, интересуясь и историей города, и тем, куда они идут. Дэмо с радостью отвечал на все вопросы, кроме одного: «куда они держали путь?», создавая интригу пути их следования и придавая загадочность своей персоне. Многие горожане хорошо знали Дэмо и Лике приходилось прям на ходу приобретать новых знакомых. Смеясь и толкая друг друга, на холм они взбирались бегом, словно в каждом их действии томилась искра игрушечного полёта, перерастающего в нескрываемое заигрывание. Молодая пара незаметно очутилась на вершине в тот самый момент, когда «Рио-светило» закатывалось за горизонт. В эти моменты его лучи становились отчётливой формы и хорошо просматривались, не доставляя боли глазам. Фиолетовый свет пока ещё освещал всё вокруг, но уже не обжигал. Лика резко остановилась, увидев всё это великолепие. Замешкавшись, Дэмо сбил её с ног, не успев среагировать на её торможение. Он виртуозно изловчился и упал так, чтобы Лика оказалась на нём и не ушиблась. В этом ему помогла сноровка топового игрока. Вместе они оказались на мягкой траве родной планеты и громко засмеялись. Их чувства и ощущения были одинаковыми, их тепло друг к другу было равноценным и порождало огромный пожар единения.
Время замерло на их глазах… Лежа на траве почти нос к носу, они стремительно летели друг к другу взглядом. Этот момент был создан для их первого поцелуя, время пришло… и он не заставил себя ждать. Сладкий момент соединил их навсегда. Они увидели друг в друге самых родных плиамцев, которые проживут долгую счастливую жизнь, везде крепко держась за руки. Потом они ещё долго сидели на траве, обнявшись, наблюдая, как Рио отправляется ко сну и дарит всем угасающий свет в виде нежной прохлады.
Влюблённые шли домой, держась за руки. Они прогуливались тихо и спокойно, словно упиваясь друг другом. Теперь в их поведении уже не было резвости и игры. Подойдя к дому, юноша, не торопясь и нехотя отпустил руку своей избранницы ‑ тяжело было расставаться. Лика, не желая заставлять родителей переживать, более трезво оценивала ситуацию. Она без всяких сомнений чувствовала, что Дэмо любит её всем сердцем и что у них ещё будет уйма времени, и они всегда будут вместе. Девушка чмокнула влюблённого без памяти парня в губы и, вырвавшись из его объятий, побежала домой. Он провожал её ждущими глазами.
Не прошло и ветреного мгновения, а Лика уже скучала. Входя в дом, она обернулась, и ещё раз многообещающе улыбнулась. Неожиданно, даже для себя, Дэмо воскликнул:
‑ Я люблю тебя!
В ответ родная планета встрепенулась вместе со своими детьми, и юноша почувствовал пронзительный ответ:
‑ И я тебя, любимый.
Дэмо отправился домой, окрылённый эмоциями, нёсшими его по воздуху. В родной обители молодого плиамца все отдыхали. Отец с матерью пили травяной отвар на кухне. Вернувшийся сын сразу подошёл к ним и самым неожиданным образом, практически с ходу, заявил:
‑ Мама, папа, я уже никуда не хочу ехать! Я нашел свою суженую! Я влюбился и хочу быть только с ней!
Такого поворота никто не ожидал. Да, и Аайя, и Смэк подозревали, догадывались, что так может случиться, но они не думали, что всё произойдёт в экспресс-ритме стремительного темпа жизни.
После таких слов Смэк не стал затягивать с рассказом о своём решении. Дэмо даже в таком влюблённом пространственном состоянии был очень рад, что мать и отец готовы отпустить его самого. Это известие ещё больше улучшило ему настроение, и он тоже не хотел медлить с ответом, поэтому тут же сказал им:
‑ Мам, пап, ещё позавчера я бы уехал не раздумывая и не сомневаясь, но теперь всё изменилось. Теперь мне просто необходимо поговорить с Ликой.
Получив одобрение на принятое решение, Дэмо отправился в свою комнату. По дороге он встретил Тоййя, который очень переживал по поводу отбора и старался не попадаться брату на глаза. Нелепая жалкая попытка притвориться предметом интерьера не удалась.
‑ Мелкий, иди сюда!
Ожидая новых искушённых подколов, скривившись, Тойй подошёл к старшему брату и, положив руку ему на плечо, сказал:
‑ Ты принят в команду.
Тойй не поверил и тут же заподозрил корыстный замысел. «Наверное, это новый способ меня подразнить». Но, взглянув в ясные глаза лучшего игрока, понял, что это правда. Глаза Дэмо не умели врать, и Тойй хорошо знал об этом. Обескураженный радостной новостью, младший брат судорожно подбирал слова, пытаясь уточнить: «Что это было?», «Или, может быть, непобедимый капитан школьной сборной по стрижлогу заболел?». В это время Дэмо уже зашёл в свою комнату и закрыл дверь.
Прошло несколько дней. За этот животрепещущий период состоялись разные грандиозные и знаковые события. На выпускном балу Дэмо сделал Лике предложение, попросив её руки у Вира. Отец девушки с радостью благословил молодых и Лика была представлена родителям Дэмо в качестве невесты их старшего сына. Также было принято компромиссное решение о том, что Дэмо всё-таки поедет на сбор команды «Пурпурной травы», но по окончании сразу вернётся, чтобы либо забрать свою суженую в Трогеру, либо остаться с ней в родной обители предков.
Перед днём отъезда помолвку праздновала вся улица. Для обеих семей этот день превратился в один большой праздник. Сладкие мгновения значимых событий в жизни Дэмо накануне отъезда одарили его крыльями. Несказанно счастливый плиамец никак не мог поверить в то, что жизнь мгновенно дала ему всё, о чём только мог мечтать юноша на свете Рио.
Наступил тот самый день отъезда. Утро было свежим, прекрасным и светлым. Дядя Крэм заводил свою машину и укладывал вещи в багажник. Дэмо прощался с родителями, со своей новой семьей, с будущей супругой Ликой и маленькой Микой, которая всегда вызывала у него особые эмоции тепла и любви. Он отправился в Аквидуки.
Город постепенно скрывался и уходил вдаль. У путешественников было великолепное настроение, они много смеялись, обсуждая вчерашнюю вечеринку. Крэм говорил Дэмо о том, что юноше несказанно повезло, и что встреча молодых плиамцев была предназначена судьбой. Абсолютно искренние слова Крэма весьма точно передавали то великолепие новой великой любви, которая вспыхнула и сияла, как свет Рио.
‑ Дэмо, вы подходите друг другу. Вы словно созданы друг для друга.
Крэм вообще был очень разговорчивым, он постоянно болтал. Все его рассказы и сравнительные истории были наполнены огромным позитивом.
‑ Знаешь, парень, ваша помолвка навеяла воспоминания о далёких временах моей молодости. Такие события навсегда остаются в памяти любого плиамца. Ты тоже будешь мысленно возвращаться к своему празднику всякий раз, когда будешь присутствовать на такого рода событиях…
Внезапно, в самый разгар доброго весёлого и задушевного разговора свет Рио стал тускнеть. Дэмо тут же поднял голову к небу. Его озадаченности не было предела. Ничего подобного он раньше не видел. Целая россыпь висящих в воздухе огромных предметов, издали напоминающих огромные столбы со странными головами, вызвала у Дэмо и Крэма оцепенение. Обескураженные путники, истинные дети планеты Плиам даже не могли вообразить себе что-то подобное. Тем временем количество непонятных объектов на светло-фиолетовом небосводе их мира всё увеличивалось и увеличивалось, и через несколько минут весь видимый чертог был заполонён.
Крэм невольно спросил у Дэмо:
‑ Что это?
Юноша молча вышел из машины и сделал пару шагов вперёд. Не отрываясь, он смотрел вверх, наблюдая за перемещениями этих явно рукотворных объектов. Невообразимые чудеса в небе Плиама вызывали в нём холодно-смешанные чувства, помноженные на глубокую тревогу. Дэмо был сыном своей планеты, и как истинный плиамец хорошо чувствовал страх и дрожь родной планеты.
Висящие в воздухе цилиндры открывали свои «пасти», из которых вылетали огромнейшие предметы, отдалённо напоминающие местных птиц. Эти металлические сооружения двигались скопом на очень высокой скорости. Несметные тучи плотных металлических объектов выписывали непонятные воздушные пируэты, словно ожидая остальных. В конце концов, этот ужасный рой окружил всё видимое околоплиамское пространство. Свет Рио уже практически не просачивался через таинственные стаи. Они приближались всё ближе и ближе к поверхности планеты.
Крэм оставался в машине. Громкий гул приближающихся металлических птиц довлел остерегающим опасением над Дэмо. Время замерло. И, словно во сне, он увидел, как из огромных серых цилиндров посыпался град чёрных лучей на бренную поверхность его планеты. Колоссальные взрывы начали озарять горизонт и всё вокруг. Ужас, творящийся вокруг Дэмо, не укладывался в его голове. Молодой плиамец был бессилен, он ничего не мог с этим поделать. Безудержное желание остановить непрошенное вторжение обжигало искреннюю душу пониманием безысходности. Внутри свербило от боли, томная боль врезалась в сердце.
Взрывы были повсюду, но ни один из них не касался Дэмо. Это было безумным и самым строгим наказанием, когда ему, словно стороннему наблюдателю, приходилось смотреть на безжалостное уничтожение смерившейся планеты. Но и его время пришло. Обернувшись на дядю Крэма, который созерцал этот ужас из машины и беспомощно плакал из-за творящегося вокруг мрака, парень увидел, что одна из металлических птиц извергнула чёрный огонь в машину дяди Крэма. Взрыв откинул молодого плиамца от разлетевшегося транспортного средства далеко в сторону. Дэмо лежал не подавая ни одного внятного сигнала жизни на измученной поверхности родной планеты, ввергнутой неизвестными существами в хаос. На глазах истинного сына убиваемой планеты показались сиреневые скупые слезы, после чего он выключил сознание.
Жёсткое, грубое, безжалостное и вероломное вторжение за несколько мгновений практически уничтожило разумную жизнь. Эхо Вселенской войны докатилось до маленькой беззащитной планеты. Её учесть была предрешена в мгновение ока. Плиаму ‑ планете, относящейся к белой стороне жизни и стоящей на пути продвижения сил зла, выпала горькая доля. Бесконечная Вселенная жила по простым, эгоистично-циничным правилам, иногда казалось, что в природе «чистопородных» были одни свирепые инстинкты. Если бы первыми до Плиама добрались силы добра, то всё бы было по-другому. Ужас пропитывал каждый момент этой трагедии. Омерзительнее всего было то, что беззащитные жители крохотной планеты вообще ничего не знали ни про великую войну, которая началась с начала времен, ни о сторонах этой войны, ни о степени её свирепости, ни о количестве загубленной «жизненной плазмы». Никто не объяснил добрым жителям причину, по которой всё это было совершено по отношению к ним.
На самом деле до Плиама добрались одни из самых древних и таинственных сил тьмы, которые несли знамя бога Адвирга. В честь своего повелителя они распространяли боль во все края Вселенной ради самой боли. Безжалостность действий этой армии не имела пределов. Эти потаённые силы зародились в самом центре Вселенной и являли собой один из семи этносов семей «прасуществ» ужаса, имеющих в своей сущности сакральный мрак ‑ основу зла. Но Вселенские законы распространялись и на столь могущественных существ. Каждое их действие имело последствие.
Плиамцы были убиты в этот скорбный час. Выжил один… Тем самым умирающая планета будто вдохнула последние силы своей природной предрасположенности в Дэмо, чтобы изменить ход всей истории Вселенских войн, изменить всё то, что в умах Вселенских старейшин было единственным способом жизни во Вселенной…
В минуты своего бессознательного состояния Дэмо был со своей семьёй, с Ликой, со своими друзьями, с маленькой Микой и они были счастливы в этом мире грёз. Но вдруг какая-то невиданная сила вернула его в бренное тело.
Время пришло… Вселенная огласила свой вердикт этому безумию. А началось всё с пробуждения маленького светлого существа ‑ сына погибшей планеты Плиам. Дэмо очнулся и открыл глаза. Гнев вместе со смолистыми запахами окружающего пожара через жадные вдохи впитался в каждую живую клетку его организма. Парень с трудом поднялся с твёрдой почвы. Его слух был практически парализован, отдалённые остаточные взрывы казались тихими и медленными, зрение тоже восстанавливалось постепенно. Оглядываясь, он видел только мутные силуэты горящего повсюду мира. В тот момент, когда к Дэмо начинали возвращаться зрение и слух, он снова хотел ослепнуть и оглохнуть. Вокруг не было ничего, что напоминало бы ему о светлой, яркой, тёплой и родной планете. Теперь на Плиаме правил только яростный и всеразрушающий огонь. Пошатываясь, юноша начал делать первые неуверенные шаги к своей новой, наполненной ненавистью жизни. Приходя в себя, единственный выживший старался двигаться в сторону родного и не существующего уже города, стремясь попасть на свою родную улицу Кирта. Он бежал, бежал всё сильнее, вкладывая неиссякаемый гнев в каждый шаг, заставляющий чернеть и слепнуть сердце, которое становилось похожим на израненный Плиам, с каждым вздохом, приближаясь к тому моменту, когда оно сможет стучать только в кромешной темноте «чёрного мира». Здравый смысл подменялся единственным чувством, о котором чистейшее создание сокровенного «белого мира» даже и не подозревало:
‑ Месть! Месть! Месть! И ещё раз… И много раз… Месть!..
Это был крик израненной души. Природа не вкладывала ни в одного плиамца такого чувства, оно им было неведомо и несвойственно. Но Дэмо стал первым из них, кто познал его, и последним, в ком оно должно было умереть.
Он подбегал к родному городу. По окраинам и внутри улиц сидели те самые металлические птицы на каких-то больших металлических ящиках, напоминающих огромные контейнеры для перевозки чего-либо. В мутном от дыма небе висели существа странного вида, их материальность вызывала массу вопросов. Сильное искажение пространства вокруг делало их мерцающе прозрачными, это искривлённое поле имело чёрные оттенки. Дэмо попытался рассмотреть одного из них: из-под красного капюшона светились рассеянные лучи алого цвета, а при повороте головы этого создания в сторону парня стало понятно, что свет исходит непосредственно из глаз монстра. Существа двигались по воздуху очень быстро, оставляя за собой при каждом перемещении тёмное искажённое пространство, которое не сразу возвращалось в нормальное состояние. По шлейфам можно было проследить недавние перемещения каждого из них. Чёрные следы напоминали Дэмо полосы тумана, которые с течением времени медленно рассеивались. Парень чувствовал исходящую от них невероятную, необъяснимую мощь. Немного оглядевшись и продумав своё дальнейшее передвижение, юноша, прячась, пробрался в город. Он двигался очень тихо и скрытно, пытаясь пробраться к родной улице. Видя полуразрушенные дома, его обуревало безумное желание встретить хоть кого-нибудь из своих знакомых. Вместе с тем творящаяся вокруг жёсткость переламывала и полностью рассеивала тщетные надежды найти живыми своих родных. Вся эта неприятная картина усугублялась усиливающимся гулом металлических предметов, летающих высоко в небе. Этот шум напоминал ему рёв боли.
Перебарывая в себе неприятные ощущения, Дэмо вплотную приблизился к центру Авео. Там его ждала картина, которая вызывала в нём ещё большую отвратную ненависть к безжалостным существам. В самом сердце его родного города под невыносимо противные звуки маршировали странные существа из шкура-кожи и плоти красного цвета, с ярко-жёлтыми глазами. Они были одеты как под копирку и закованны в тяжёлые металлические латы чёрно-серого цвета. Несмотря на видимую грузность доспехов, двигались они довольно быстро и энергично, что свидетельствовало об их хорошем и крепком физическом здоровье. Во главе перемещающихся шеренг с жёлтыми штандартами маршировали пугающие до онемения командиры, ряженые в массивные шлемы, доукреплённые огромными красным гребнями, помещёнными между острыми и вытянутыми к небу показными рогами. Разрозненные группы «существ-солдат» складывали бездыханные тела плиамцев в кучу, словно какие-то мусорные мешки для вывоза или утилизации. Этот цепенящий «суть-плазмы» вид заставлял парня всё скорее двигаться к своей улице. Вступив на дорогу Кирта, очерневший сердцем, молодой парень ничего не узнавал. Без страха и в полном отчаянье он бросился к своему дому, который был погребён под руинами. Обернувшись к дому Лики, он обнаружил только огромную груду строительного мусора. В ужасе и неутешном горе он упал на колени, упёршись кулаками в плоть Плиама. И тут, в стороне школы, он увидел, как страшенное и могущественное существо держало за горло бездыханное тело Лики и высасывало из неё душу.
Эта тварь была в три раза больше любого плиамца. Из-за его спины выглядывали крылья непонятной формы, заострённые и сверкающие по всему периметру. Казалось, что они были сделаны из черного смога и не имели устойчивой формы, постоянно окутывая и беспорядочно облегая хозяйское тело. Голова существа, покрытая тёмно-синим капюшоном, окаймлённым странными вихревыми узорами, вышитыми золочёной нитью поверх ткани, была увенчана тонкой золотой короной. Поразительной красоты латы были словно продолжением демонического организма, добавляя внушительности и без того массивной фигуре чудовища. Обезображенное и искаженное пространство вокруг мерзкой твари создавало для него ореол ‑ купола собственного мира безнаказанности. Излучая дыхание чёрной стороны Вселенной, весь его вид напоминал всё самое древнее, что только могло быть в окружающем мире. Вместе с тем в нём чувствовалась невероятная сила, которая была больше любой планеты, больше силы Рио, больше силы звёзд, которые видел Дэмо. Все окружающие автоматически ощущали великую степень его закалённости в битвах с такими же могучими существами.
Находясь совсем близко к этому жуткому созданию, Дэмо ощущал то, как тяжело приходилось самой планете переносить присутствие этой твари. Только огромная леденящая ненависть «суть-плазмы», захваченного мраком сердца, позволила парню кинутся на это сверхсущество. Схватив какой-то обломок дерева, юноша неистово бежал с одной мыслью ‑ пронзить рельефную плоть захватчика. Существо тут же обернулось в сторону бегущего Дэмо. В одно мгновение, очутившись в воздухе, полностью беззащитный сын погибшей планеты не мог даже пошевелиться. Пронзительный смех пропитал Дэмо насквозь. Вдруг он услышал родную речь, исходящую из этого до ужаса безукоризненного творенья. Уста монстра не шевелились, но парень отчётливо слышал голос, который был похож на разговор самой Вселенной. Мозг уставшего жить юноши с трудом выдерживал бездонно-глубокие и громкие слова:
‑ Живой плиамец! Последний! Я уже сожалел, что вас полностью перебили! В твоём сердце ненависть?! Как странно! Обычно такая мерзость, как ты, безропотно мирится с выпавшей долей. Благословенная участь приемлема для Вас! В сердце абсолютно белого и доброго от природной принадлежности создания забралась тьма! Я вижу, как по тебе крадётся боль… Твоё сердце полностью стало чёрным. Хммм… Я дам тебе шанс убить меня. Ты ведь хочешь этого? Мы сразимся завтра, исход этого сражения ясен нам обоим. Но по нашим законам, последнего из рода покорённых должен убить поработитель.
‑ Ты никого здесь не покорил! Ни один плиамец не покорился тебе! ‑ прокричал Дэмо.
‑ Ты будешь первым и последним! А пока, спи… Это будет твоя последняя ночь плиамца на Плиаме, ‑ ответил пришелец.
Дэмо опять отключился. Ему снились родители, которые постоянно по очереди, появляясь из уголков подсознания, без умолку твердили: «Дэмо, всё будет хорошо! Всё будет хорошо!». Он обнимал, целовал их, и не хотел покидать сновидений. Просыпаясь на мгновение, он успевал подумать только о том, чтобы поскорее оказаться рядом с ними. Последний выживший сын Плиама очень хотел умереть. Ему снилась улыбающаяся Лика, которая изо всех сил кричала:
‑ Я люблю тебя, Дэмо! Люблю! – и вновь исчезала в тёмных коридорах его небытия.
Только маленькая Мика являлась непривычно грустной и вообще неулыбающейся. Дэмо безумно хотелось попасть к ним. Он мечтал остаться со своими родными навечно, но или судьба, или упрямая закономерность имели на него другие планы. Огромный мир, приготовленный ветрами безжалостных закономерностей, был готов открыться для Дэмо. Много испытаний выпало ему… Вселенная сделала свой выбор. Но до этих событий необходимо было пережить ещё один день ‑ день плиамца. Всё, что было уготовано в дальнейшем, он должен был узнать после этого временного отрезка…
Пробуждению способствовал громкий рёв, напоминающий финальный матч по стрижлогу, ‑ в тот день трибуны издавали такой же неистовый ор. Но даже тот гул гремящей арены не был таким, как слышимый сейчас. Очень пыльное и тусклое место, где находился парень, напоминало подвальное помещение огромного строения, на секторах которого находилось колоссальное количество захватчиков. Предстоящее мероприятие напоминало линч беспомощного, оставленного последним в своём роде могущественным существом с неограниченными возможностями. Древняя неистовая сила первородного зверя позволяла без особого труда потушить звезду Рио. В комнату, напоминающую тюремную камеру, где приходил в себя непокорённый, но истощённый плиамец, отворив скрипучую металлическую клетку, зашли очень странные существа, которые выглядели приблизительно как он, только в них отсутствовало родство ‑ их глаза не имели сиреневого оттенка. Они принесли ему поесть, и, видимо, хотели что-то объяснить. Растерянный юноша не хотел брать пищу, видя в пришельцах угрозу, совершенно не доверяя чужим незнакомцам, пресыщенным страхом. Внезапно одни заговорили по-плиамски, пытаясь объяснить произошедшее. Их рассказ был недолгим, но очень ёмким и понятным.
‑ Мы являемся слугами с других планет, похожих на твой мир. Мы были порабощены: кто-то пленён, остальные безжалостно уничтожены «прачёрными существами».
‑ Они уничтожают миры тысячами. Ими движет единственная и понятная только им претензия на победу в великой войне, которая началась практически сразу от сотворения Вселенной.
Пленники рассказали Дэмо о том, какие правила существуют в армиях исконного зла, захватывающего и уничтожающего очередную планету.
‑ Того, с кем тебе предстоит встретиться в последнем бою, зовут Циаксар. Он восьмой сын Адвирга и главнокомандующий седьмой армией покоренных и перевоплощённых с других планет. Те существа, которые летали в воздухе, являются коренными «прасозданиями чёрного мира», представляя собой дикую охрану Циаксара. Есть и этносы из «белого мира», которых они захватывают, порабощают и заставляют служить в своих войсках, используя по своему усмотрению.
Существа по очереди продолжали рассказ:
‑ Но есть миры как Плиам, который не поддаётся порабощению. Их без всякой жалости уничтожают под корень, если, конечно, успевают добраться до таких миров раньше «белых прасуществ», которые берут под свою защиту родственные, но молодые миры, вновь сотворённые расширяющейся Вселенной. Но те миры, которые ещё пока не развились до момента самостоятельного отпора интервенции зла – тёмной силы, страдают соразмерно от отчаянной боли друг друга.
Дэмо неторопливо придвинул к себе еду, что ему дали, при этом внимательно слушал пленников.
‑ Вот-вот, ты исполнишь главную роль в показательной казни. Для этого на Плиаме было сооружено гигантское строение ‑ огромная арена, вмещающая почти всю армию Циаксара. На твою планету прибыли шесть могучих и знаменитых существ чёрного первородного творения с разных сторон «праэтносов».
‑ А зачем? Мой дом и так уже уничтожен! Зачем прибыли эти грандиозные создания? Неужели моё убийство вызвало такой Вселенский интерес?
‑ Их пригласил сам Циаксар в честь покорения и уничтожения шестнадцатого мира во славу своего отца Адвирга. Тот в свою очередь обещал сыну после исполнения определённых условий отдать под его командование элитные первородные полчища и вручить своё знамя для покорения одного из пяти первородных этносов добра.
Дэмо слушал это с каким-то странным интересом. Ему было омерзительно осознавать, что мир его планеты был разрушен, и в то же время рассказы пленных существ не вызывали наплевательских чувств.
‑ А откуда вам известны такие подробности? И почему вы об этом мне рассказываете? Для чего мне, потенциальному трупу, знать об этих великих событиях и невероятных Вселенских побоищах.
‑ Так нам велел сам главнокомандующий поработителей. Просим, выслушай до конца, а иначе нас и наши семьи ждёт та же учесть, что и твой народ.
Дэмо был озадачен таким ответом, но другого выбора у него не было.
‑ Для крупномасштабного вторжения Адвиргу нужен был хорошо обученный, закалённый в боях генерал. Амбиции Циаксара были давно известны отцу. Молодой первородный очень хотел возвыситься и стать не менее знаменитым, чем его старший брат ‑ первый сын Адвирга – в этот момент он воюет на другом конце Вселенной. Старший сын «чёрного бога» со своими экспедиционными легионами зашёл так далеко, что его имя в мире зла является синонимом победы и триумфа, а битвы с самыми дикими и неразумными животными примитивных миров порождают восторг и вдохновляют каждое чёрное сердце. Именно из-за своей гордыни Циаксару просто необходимо добиться от отца привилегий на управление несметными единородными полчищами для своего восхваления и в попытке превзойти, затмить значимость своего брата.
Дэмо, несомненно, понимал каждое слово из доносимых ему странных интриг далёких миров, но всё же мысли были о другом:
‑ Про эгоистичного полководца я всё понял, но при чём тут я?
‑ Если бы у начинающего воеводы что-нибудь пошло не так с уничтожением «белого праэтноса», Чёрному Принцу было бы необходимо заручиться поддержкой других чистопородных. Поэтому сегодня Циаксар пригласил этих влиятельных родственничков, чтобы убедить их в чрезвычайной ситуации вступиться за него. Продемонстрировав свою грандиозную силу перед высокими первородными гостями, он не оставит сомнений в том, что сможет воплотить в «явь» план своего бога-отца и, наконец, исполнит самую желанную мечту «чёрного мира» ‑ погубит один из пяти «белых миров». Паритет будет разрушен. В итоге во Вселенной останется только один оттенок миропонимания.
Из всего сказанного Дэмо делал свои выводы, которые почему-то никуда не выводили, а, наоборот, вели в тупик.
‑Зачем всесильному Циаксару показывать силу на столь слабом, как я, создании?
‑ Циаксар предложит тебе покориться. Порабощение воли последнего плиамца будет очень эффектным подтверждением твёрдости и значимости Циаксара.
И тут в разговор вступил самый молчаливый пленник, расставив многое по местам:
‑ Сделав с твоей планетой кошмарные вещи, не поддающиеся никаким объяснениям, кроме дикого порыва, на глазах высосав всё сущее из твоей суженой, Циаксар попытается заставить тебя, видевшего всю эту жуть, гордого по духу и по творению природы, непокоренного покориться. Для всего «чёрного мира» это станет великим подтверждением вседозволенности, всевластия и неотвратимости намерений самолюбца-единоличника. Твоё унизительное подчинение даст ему возможность насладиться наивысшим чувством «чёрного мира» и вечная тьма воспоёт его…
Дэмо был ещё больше деморализован от этого. К юноше поступила информация, в которую просто не хотелось верить. Пленные создания сказали, что им пора идти, а час парня вот-вот настанет. Окончательно угнетённый плиамец поднялся со скамейки, на которой провёл ночь. Вместе со слугами он вышел в длинный коридор, где шум и гул целой армии завоевателей был слышен ещё сильнее. Двигаясь по мрачному коридору с очень высокими потолками, группа словно поднималась на пригорок. Сырость и запах дрянного гниения обливали сердце Дэмо нестерпимо большим горем. Молодой сын своего рода находился в смятении. Без тени сомнений он неистово желал только одного ‑ отомстить, разорвав на части богоподобную плоть бессмертного Принца и всех тех, кто уничтожал не только его мир, но и множество подобных планет. В крайних захлёстах ненависти присутствовало омерзительное понимание того, что шансов нет. Он осознавал свою безнадёжность, но противней и отвратительней всего являлась игра Циаксара, в которой Дэмо не был даже пешкой.
Огромные двери, напоминающие наспех слепленные ворота, со скрипом отворились… Слепящие лучи ещё непогашенного Рио озарили родной сиреневый взор. Поначалу единственный выживший плиамец не мог ничего разглядеть и только успевал закрывать рукой свои сильно прищуренные глаза, идя вперёд на ощупь. Со временем, когда усталые очи адаптировались к яркому, но до боли родному милому свету, проявилась величественная арена, полностью заполненная чёрными и отвратительно уродливыми существами. Громкий разрозненный гул сменился гробовым молчанием. Дэмо огляделся. На него пристально смотрело огромное полчище тех, кого он больше всего на свете ненавидел, а его вид напоминал гордое, но чересчур слабое животное, ждавшее своей участи. Внезапно он начал ощущать громадную силу. Его естество подсказывало приближение Циаксара. Это была та же энергия, которая ощущалась при первой их встрече. Становилось всё тревожнее и тревожнее.
Вдруг из ниоткуда в центре арены появился огромный выброс неукротимо полыхающего и переливающегося синими оттенками пламени, чистопородный, словно рождаясь из пылающего жерла, оставлял позади жар бушующего огня. Присутствие «всевольного» сразу исказило пространство вокруг. Покинув горение, он воспарил над бренной поверхностью Плиама. Армия начала приветствовать своего предводителя. Развернувшись к приглашённым первородным «прасуществам», сидящим на главной трибуне, младший наследник Адвирга приветственно качнул головой, отдавая дань уважения их присутствию. Зная о высокомерности предстоящей речи Циаксара, Дэмо был готов ответить. И в это время пронзительный голос Чёрного Принца оглушил парня. Если даже с помощью немой речи чистопородный мог одержать победу над сыном Плиама, то о каком сражении с таким великим существом могла идти речь…
‑ Плиамец, стань на колени и покорись мне! Тогда я ‑ бог мира Адвирга, Циаксар, первородный Чёрный Принц страха, сын самого прародителя Зла, одного из шести богов нашего «чёрного мира», оставлю тебя в живых.
С нескрываемым высокомерием и пренебрежением ко всему сущему «великий Чёрный» парил в небе в ожидании ответа. Вся арена замерла. Дэмо достал из кармана половинку статуэтки Шио, той самой фигурки, расколовшейся на две части, которую подарила ему Лика. В ладони светлого юноши теплилась частичка символизма «белой жизни». Из насыщенных сиреневых очей стойкого и отважного парня катились горькие скупые слезы. Времени переживать, попросту, не было…
Собрав последнюю волю в кулак, он посмотрел прямо в глаза «всеобъемлющей тьме». Первородный принц повторил своё предложение ещё громче. От этого звука содрогнулась родная планета. Дэмо посмотрел на Рио в последний раз. Казалось, что этот мир он видит последние у-секунды:
‑ Я убью тебя чудовище! Либо здесь, либо в другом мире!
Неожиданно «пропускающий сквозь себя мрак» засмеялся и тут же спросил:
‑ Плиамец! Что ты знаешь о другом мире?
И не ожидая ответа, он продолжил:
‑ Твои слова плиамец были самыми храбрыми, которые мне доводилось слышать за долгую первородную жизнь. Я обещаю тебе быструю смерть за проявленную отвагу.
В тот же момент первородный Чёрный Принц из ничего сотворил себе меч. Клинок был будто из тумана, в котором, словно в клетке, страдали сражённые лица, обречённые на вечность заточения под свой истошный звук ужаса. Собрав в него всю мощь мрачного естества, он посмотрел на храбреца. Время для Дэмо тянулось как никогда медленно… Он видел шар безмерной энергии, который, рассекая пространство, мчался к нему. Юноша только успел бросить взгляд на половинку дорогой ему статуэтки, как в этот сжигающий нетерпением миг шар достиг цели.
На этом история жизни последнего жителя планеты Плиам могла закончиться и погрузиться в забвение. Безмолвие стало бы синонимом как самого Дэмо, так и родного для него Плиама, но этого не произошло. Почему? Всему виной стала банальная случайность, но всякая случайность ‑ есть обратная сторона закономерности.
Всё дело в том, что странные ветра, создающие огромную массу непредсказуемости в любом, даже самом продуманном событии, распорядились так, чтобы арена, построенная ордой прихвостней Циаксара, находилась на останках огромной стаи птиц Шио, которые даже после смерти не теряли удивительных свойств. Оперенья птиц служили плиамцам неиссякаемым, вечным источником энергии.
Эти загадочные птицы, как мы помним, своим присутствием меняли природу и времена года. Они были неразрывно связаны с естеством силы Плиама. Оно черпалось от великосветлого Рио и всего его пространства, к которому принадлежало огромное количество разных планет. Эта связь напоминала цепочку перехода энергий единого белого организма. Фактически в руке у Дэмо находился фрагмент пера ‑ этот крошечный аргумент и стал препятствием на пути всеразрушающей силы Чёрного богообразного Принца. Желая поразить собратьев своим могуществом и невероятной мощью первородного естества, Циаксар черпнул и выплеснул всю свою силу, всю энергию в один удар. Это на некоторое время обессилило блуждающего в сумерках Циаксара. А колоссальный взрыв разлетелся от приготовившегося к смерти юноши на невероятное расстояние и содрогнул Плиам, при этом стерев с лица планеты многое, оказавшееся на пути. Прахом стали почти все полчища пришельцев. Но самое главное, наследник «печати тьмы» был практически на грани уничтожения. Он лежал без сознания на презренной и ненавистной ему, истерзанной поверхности Плиама.
Для уцелевшего парня произошли совершенно непонятные события. Он видел вокруг полуразрушенную арену, теперь органично сочетающуюся с пейзажами повсеместной разрухи, и несметное количество умерших пришлых завоевателей, получивших хлёсткую пощёчину к финалу шестнадцатого победоносного похода. Что-то внутри говорило юноше:
‑ Убей его, убей, убей быстрей, пока он не очнулся!
Впопыхах, не веря происходящему, Дэмо приблизился к тому, чьё присутствие затмевало галактики. Молодого плимца сильно трясло. Его глаза изголодались от несвойственной жажды мести. Кости трещали от готовности распорядиться якобы бессмертной участью того, кто мог отказаться стареть. Он с трепетом смотрел на смиренно лежащего Циаксара, который был беззащитнее букашки.
Юноша с трудом поднял огромный меч, принадлежащий «трактующему мир по-своему». Тяжёлый булат ропотно остыл, превратившись в сухой, бессмысленный кусок металла. Сияния и туманные языки пламени, в которых горели поражённые души, больше не окутывали грузный клинок. Очевидно, меч, находясь вне контроля сына Адвирга, не имел былых чудесных свойств.
Взмахнув им над шеей первородного Принца, Дэмо на мгновение замер. Ему хотелось, чтобы богообразный очнулся и воочию увидел, кто лишит его жизни! Время опять застыло… Оставшиеся в живых существа вторгнувшейся армии увидели, как гордый юнец занёс меч над хозяином захваченных миров. Невообразимый истошный стон прокатился в рядах обезумевших монстров, кинувшихся к своему хозяину. Веки Циаксара с трудом начали открываться. Он начинал смутно понимать происходящее. Чёрный первородный, глава экспедиционных армий мира Адвирга кинул последний взгляд на гордого, но обессиленного плиамца. В момент рубящего удара юноша, испытывавший сладость отмщения, произнёс:
‑ Я убью тебя здесь и ещё раз на том свете! Ты ведь знаешь, что это…
Жизнь величайшего поработителя оборвалась. Дэмо отомстил. Молодого плиамца уже не интересовало будущее. С полным безразличием он относился даже к тому, что его плоть безжалостно разорвут оставшиеся стервятники…. Сил на следующий подъём меча у него уже не было.
Но законы Вселенной были совершенно неведомы отважному плиамцу, не знающему, что любая сила, особенно такая огромная, как у сына первородного правителя, не исчезает в никуда. Если вдруг происходит именно так, то, априори, появляется дисбаланс стабильности и устойчивости, в дальнейшем приводящий к изменению сути происходящего. Сотворённый мир в данный момент не имел возможности на такой процесс. Вырвавшаяся из Циаксара невероятной мощи чёрная энергия должна была найти другой сосуд для существования. Стоящий рядом Дэмо как раз подходил на эту роль. Его сердце переполняла вторгшаяся болезненная тьма. Мрак поглотил сиреневый оттенок глаз, мысли захлёстывались местью, душа подавлялась тяжестью содеянного. Сопротивляться присутствию истинного зла было некому. Чёрная энергия, вырвавшись из Циаксара, как ураган подкинула парня в небо…
Это был чёрный день страшного события для последнего, оставшегося в живых плиамца. Безудержная правда тьмы играла с душой и эмоциями Дэмо свою дикую партию. Теперь волею проведения «темнеющий» юноша не мог отказаться от зла, которое становилось его естеством. На мгновение сын Плиама потерял сознание.
Дэмо очнулся на том же месте, где низверг первородного. К нему попрежнему неслись остатки армии захватчиков. Но гордый сын своей планеты уже был другим существом. Тот ураган правды, те шторма ощущений, которые он теперь мог переживать, описать невозможно…
Как будто через прибор для выслушивания шумов внутренних органов, слыша стук сердца самого Инродверга, перевоплотившийся плиамец знал всё! С ресниц капали слёзы. Ему не надо было ничего ни у кого спрашивать. Знания были совершенны, они черпались из самого сердца Вселенной. Мироздание просматривалось насквозь. Бывший ослепительный свет Рио теперь напоминал обычную слабо горящую свечку, которую можно затушить в любой момент легким дуновением. Превозмогающий отчаянье юноша обратился всемогущим. Чувство, определяющее сердцебиение рвавшихся и одуревших монстров, давало Дэмо возможность уничтожить их просто одним своим словом ‑ страх был исчерпан. Эта сила захлёстывала. Простое желание могло ослабить ход времени. В том, который уничтожил, аннулировал, стёр одного из сыновей Адвирга, бушевала ярость. Двигаясь невероятно быстро, пополнившийся тёмной силой, но «светлый» от рождения плиамец голыми руками за относительные секунды уничтожал всех безжалостных тварей. Вслед за этим он отчётливо почувствовал необычно огромную силу, которая была под стать ему и даже выше.
Это приближались шесть приглашённых первородных собратьев. Становилось понятно, что этносы «чёрного мира» сочтут за честь отомстить молодому плиамцу, а вкравшееся могущество мёртвого Циаксара недостаточно для противостояния. Гордец смотрел на величественных царственных существ, выстроившихся подле него. Он осознавал свою равность им, но не всем вместе. По силам и возможностям он был подобен каждому в отдельности. И дело заключалось не только во внутренней силе и энергии. Их вещи: доспехи, кольца, мечи, щиты, короны, шлемы, насыщенные кодами вскрытия их творения, придавали чистопородным хозяевам дополнительную мощь. Вновь испечённое могучее существо – Дэмо ‑ будто на генетическом уровне ощущал энергию этих предметов, которые создавали целостную сущность в сочетании с их владельцами. Понимание того, что каждый колдовской предмет первородных чёрных придавал им добавочные специфические возможности, заставляло насторожиться. Всё говорило о том, что исчадья тёмного мира будут действовать согласованно. Богоподобные имели уникальный шанс заполучить и поделить манящую суть самого Циаксара. Весь чёрный мир чувствовал смерть сына Адвирга. Вопросом времени было только одно: кто и когда сразится с изменившимся плиамцем.
Дэмо рассматривал странных и удивительных чистопородных. Первое из существ походило на нематериальный призрак: почти прозрачный, неопределённого цвета, в виде сине-серых бликов. Юноша на каком-то телепатическом уровне понимал, к какому из чёрных миров относится то или иное существо. Полупрозрачный дух представлял внематериальный мир и мог находиться сразу в нескольких пространствах, имея доступ к смерти, возможность заглядывать за пределы жизни.
Взглянув на второго первородного, уцелевший плиамец увидел маняще красивое женское изначальное создание. Полуодежда неистово привлекала желания. Детали гардероба были скроены из шкур разных сакральных древних животных. Высокие сапоги, созданные из невиданных птиц, обитающих только где-то в далёких туманностях космоса, служили ей пьедесталом. Суть полубогини состояла из безупречной грации, помноженной на хищный звериный нрав. Ее глаза, темнее самой глубокой ночи, переполняла безжалостная ненависть. Молодой новообретённый чувствовал, что эта бестия без труда превращается в грандиозных первозданных животных, которых она покоряла, пополняя свою коллекцию тряпок. Дэмо, словно картинки, рассмотрел хищников, доступных её перевоплощениям.
Оболочкой третьего мерзкого создания были все природные стихии, источающие энергию бедствий, аномалий, разрушительных катаклизмов. Бушующая окружающая среда, сметающая, сжигающая, топящая, сотрясающая, грохочущая, разъяренная, бурлящая природа, непогода ‑ вот его вотчины.
Четвертое приглашённое ‑ шипящее тёмное первородное ‑ источало буйство эмоций, страх, ненависть, ужас, боль и агрессию. Оно становилось сильнее, впитывая в себя злую сторону любого творения. Сущность этой тёмной нечисти могла ввергнуть окружающих в жуткий ужас и страшнейшие переживания, а доспехи усиливали эффект в несколько раз.
Скверность свойств пятого прасущества состояла в безнравственном стремлении к поглощению плазмы и плоти живых организмов для собственного выживания. Пожирая плоть и высасывая «суть-плазму» других существ, эта мерзость тут же перенимала физические возможности поглощаемого создания. Убивая, он становился сильнее, заимствуя возможности своих жертв. Этот богоподобный с лёгкостью подчинял себе любое сознательное творение. Питание иногда представлялось ему заманчивым глумлением над неумеющими сопротивляться. Вкушать «потерявших волю» было незабываемым деликатесом для этой скверны.
Шестой гость представлял собой громоздкое бесполое создание. Огромное, раза в два выше Дэмо существо венчали закруглённые рога, от плеч объятые сияющим зелёным пламенем. Полузвериное явление, очень похожее на монстра, захватившего и уничтожившего Плиам, соединяло в себе две природы – мир Адвирга и примитивное «черное животное».
Вот такая первородная мрачно-разношёрстная, алчная публика очень медленно и сообща двигалась навстречу юноше. Перерождённый плиамец схватил меч убитого Циаксара, лежавший подле сражённого «чёрного». Оружие добавило ему могущества ‑ они словно слились в один организм и стали едины. Артефакт имел индивидуальный числовой код к открытию своего сегмента огромной энергии. Меч сразу изменился в размерах и подстроился под своего нового хозяина. Теперь предмет стал его второй сущностью допуска к свойству первородного мрака. Существа общались без слов и не позволяли Дэмо подслушать их мысли. Он ощущал блокировку, но сделать ничего не мог. Богоподобные всё-таки немного находились в сомнении из-за того, что им довелось видеть смерть нетленного Циаксара и нетипичный переход «сути обретения всемогущества» от «чёрного» к «белому».
Но роковой момент настал. Переглянувшись, первородные объединили свои сокрушительные возможности для уничтожительного удара. Совместный взмах оружием ознаменовал сбор силы. Общий радиус энергетики был невообразим. Грандиозность происходящего плавила пространство.
Вперед проследовало явление двух природ ‑ примитивного животного и мира «павшего бога». Направив свой трезубец в сторону Дэмо, первородный тотчас принял переходящую энергию своих собратьев, которая сиюсекундно опустошила и ослабила «черпающих кромешную тьму». Рогатому выпала доля нанесения карающего удара. Его сильно трясло от возросшей мощи трезубца. Юноша не питал иллюзий по поводу своего выживания. Именно этому чёрному первородному выпала честь сыграть роль палача, так как он ближе всего подходил по «сути-вскрытия» к почившему Циаксару. Всякая тёмная энергия имела основной сосуд, который составлял сущность первичных носителей. Это определяло столбовую принадлежность чёрной породы.
Творящее начало чаши мрака имело и смежные оттенки виденья природы бытия. Как раз различия и отражались в семи «чёрных этносах». Крупнорогому предстояло наложить вскрывающую печать и вобрать в себя творящий мрак. В это время плиамский парень, словно по волшебству, читал открытую для него книгу: «толкование сегментов пустоты, подчинённой воли богоподобных тьмы» – существовавших и творящих трактовку манипуляции во Вселенной. Бешеная энергия шести первородных направлялась на уничтожение выжившего загадочным образом сына маленькой планеты. Но случилось то же самое, что и с Циаксаром.
Дэмо открыл глаза. Вокруг царила полная разруха. Даже никаких напоминаний об арене вообще не осталось. Все чистопородные лежали без сознания, напоминая недавно поверженного сына Адвирга. Очерневший сердцем разжал кулак и посмотрел на родной кусочек статуэтки Шио. С высоты своего нового миропонимания он начинал чувствовать оттенки толкования мглы. Его творящий нутро мрак помогал осознать роковые моменты его жизни. Всё начинало проясняться… Именно эта хрупкая половинка оградила его от смерти. И всё-таки сущность этого абсолютно иного толкования «образующих штрихов» при сочинении окружающего мира выжившему плиамцу принять не удавалось, тем более после двойной безнадёжной ситуации верной гибели. Потихоньку противоположные лоскутные откровения безупречного добра выстраивали неподдающиеся исправлению пустоты для злого начала. Чистая и откровенная любовь, творящая целые Вселенные, родившаяся в день знакомства Лики и Дэмо, проявила свойства жертвенности и помогла юноше выжить. Обретший «таинственный очерк» уже многое понимал и мог видеть течение всеобъемлющего беспристрастного секрета правды.
Не мешкая ни вероятной секунды, он успел отрубить головы четырём первородным. А сильно ошарашенный Рогатый в порывах отчаянья, ползком успел отбить только три яростных удара. Выполняющего роль палача Дэмо захлёстывала ненависть. Его глаза были темнее ночи, сиреневый взор доброты Плиама погас. Вонзив меч в создание, издающее тусклое горение, и, взметнувшись ввысь, беспощадно мстящий плиамец раскрутил мерзкую тварь в небе и обрушил его бездыханное тело на поверхность своей выжженной и истерзанной планеты.
С высоты птичьего полёта юноша обнаружил последнего гада-гостя ‑ поглотителя плоти. Азарт переполнял «свирепо воздающего», тьма свидетельствовала схождению хохота с языка его. Улыбающемуся молодому плиамцу нравилось быть охотником, предвкушая лёгкую расправу над бледнокожим созданием, которое было очень дезориентированно, подобно настоящему ястребу, он бросился на первородного. Успев отскочить, клыкастый резко обернулся в сторону Дэмо, оскалив свою злобную натуру, но в той стороне уже никого не было. Смерть остервенелым сиреневым взглядом жадно дышала в спину любителю полакомиться плотью. В одно мгновенье уцелевший плиамец отсёк голову стоявшему на одном колене первородному…
«Вобравшему тьму» очень нравилось быть всемогущим богом, заставлять трепетать сердца таких могущественных чистопородных и вершить судьбы тех, кто сотворил начало начал. Понимая, что их грандиозная чёрная «печать-вскрытия» не может быть уничтожена и что она будет искать новые сосуды или же иные формы для воплощения своей сути, в мгновенье ока, настраивая под себя клавир непроглядного мрака, «перевоплотившийся» начал отрывать трофейные куски от доспехов поверженных «прасуществ».
Каждый предмет от шести доспехов первородных соединялся с одним куском лат Циаксара. Сделав из этих двух вещей кольца для своего «сегмента мыслеобразного отражения пустоты» и сути одного из шести первородных, заточая туда их доступ к мгле. После сотворения шести колец ‑ цилиндрических прообразов силы – он надел их на пальцы. Сумрак стал его дверью к прочтению безумной истины. Он вкушал саморождение Вселенной, осознавая изюминку сути «чёрной жизни». В этот момент плиамец превратился в существо, которого ещё никогда не было. Это было первое и предпоследнее явление, которое по своему рождению было «белым», но стало «чернее чёрного». Произошло рождение чего-то нового. До этого ни одно злое создание тёмного мира не могло даже помыслить о том, что чувствовал Дэмо. Он мог даровать вседозволеность…
Вселенная как категоричный дуальный мир прекратила своё существование. Объемлющее знание, которое породило «белое» и «чёрное», вдохнуло материю, явило бесконечность, время, вечность, законы, все сущее тканевой субстанции космического пространства ‑ перестало быть чудом. Система разума, создавшая «Вселенского дракона» как саму сущность тёмной необъяснимой материи, творящей элементы нового в невынужденном мире, где условия не могли заставить, а технология существования была индивидуальным выбором, теперь, касаясь этого явного мира, становилась своеобразным обходным путём любого правила. Она была во всех проявлениях пустоты «проявленного мира» и пронизывала всё сотворённое, давая её обладателю понимание самого естества Инродверга, позволяя её владельцу управлять противоположностью субстанции ‑ быть вне закона, вне разума, взяв в свои перста ключи к пониманию анти-материи, открыв возможность смотреть на вселенский мир глазами его создателя.
По большому счёту эту исключительность нельзя отнести к творящему доступу «явного мира», её вообще нельзя относить к «явному миру», сотворенному Великим Разумом. Интегративная атрибуция проявлялась только через драконоподобного проводника, который существовал везде и нигде. Он был сотворён для охраны химерных врат и позволял черпнуть суть погружения за ту сторону творца. Но даже все эти ингредиенты не могли синтезировать подобие «великого разума». Компоненты представляли лишь творческую путаницу взаимодействия бесчисленных частей этого запланированного образа.
Дэмо породил собой ошибку Вселенной. Незапланированный элемент внезапно стал предвидеть себя. В спонтанном нарушении симметрии обнажилась частичка Апокалипсиса, которая сразу проявилась во «всей» сущей модели, во «всём», что сотворил «Великий Разум». Неподвластность «всем» явным творящим сосудам и тёмной материи была обусловлена непредусмотренностью этого явления при сотворении «всего». Вирусный характер частицы позволял полностью поработить и уничтожить «всё», что имеет определённое значение. Эта эпидемия имела возможность стать «тем», кто обо «всём» подумал. Она могла стать контр-подсознанием Инродверга и погрузить «всё» во «всё». Но это означало бы стать «тем», кто увидел свет раньше, чем свет увидел «его», погрузив «всё» в бесконечный хаос, в котором есть «всё» и нет ничего.
После того как Дэмо испытал колоссальную боль и массу всевозможных, рвущих на части переживаний, во все, даже в самые глубокие уголки его большого сердца, закралось понимание мира «зла». «Зло» подменило добрые качества на злые, добродетель стала ненавистью, жалось ‑ злобой, отвага ‑ местью. Именно в этот момент произошла ошибка. Что-то, называемое нами частичкой Апокалипсиса, увидело в добре «зло», а во «зле» ‑ добро. «Того», чего не может быть, нашло место «там», где абсурд имел возможность. Стало очевидно: «при убийстве ребёнка происходит «зло», но ребенок мог вырасти и убить ещё больше детей…». В любой благодетели стала видна зависть тех, кому блага не достались. Появилась вечность противоречий. Вирус дал возможность обмана «себя» и предложил «правде» ложь. Становилось очевидным, что у образующихся новых сознательных существ во всерасширяющейся Вселенной теперь не будет чёткой «пранаправленности», злой или доброй истины. Новые миры станут почвой для взращивания «жизни ошибки». Все вехи существования Вселенной, весь её сложный, многогранный мир, всё, что двигалось и насыщало её, стало пространством для распространения заражения. Сотворённые немоментальным желанием совершенного «Я» Инродверга: Вселенная, время, законы, энергии, материи, частицы, явный мир, который должен был творить что-то новое в пределах рамок своего рождения, стали вместилищем безнадёжно замкнутой агонии Апокалипсиса в поисках своей природы. «Частицы бессмыслицы» истолковали творения явного мира в виде ростков свободы, которые не могут действовать с позиции совершенства «великого разума». Это позволило прийти к неминуемой «ошибке». Каждое несовершенное существо совершает «ошибку». Несовершенные существа в нашем мире – это те, кто сотворены не мыслью того, кто абсолютен и не может совершить «ошибку» в силу того, что любая «ошибка» будет его творением и, следовательно, не будет «ошибкой». Мир, которому не хватало шага, ступеньки, одного маленького пустого кусочка до совершенства, которому не был дан полный «абсолют» при удачном стечении обретений самой сути совершенного создателя, мог стать ещё одним создателем. Эта маленькая ступенька, шажок, небольшая пустота позволили произойти чуду, имя которому Апокалипсис. «Ошибка» смогла произойти только из-за этой небольшой пустоты, созданной для недопущения явного мира в мир совершенства творения, в мир Инродверга. Она породила сама себя в сотворённом совершенством несовершенном мире, на стыке энергий, сотворённых первородным добром и злом. Эта «ошибка» поставила между ними знак равенства и обрекла добро на зло, а зло на добро.
Дэмо чувствовал огромную силу самого творения в его бездонных сосудах артефактов. Пульсируя от нетерпения, билась неудержимая энергия всех шести первородных «праэтносов». Окружающий мир стал крошечным. Неукрощённому плиамцу будто бы не хватало пространства, но замки были сорваны, печати поставлены, книга читалась между строк. К парню приходило осознание того, что за ним началась охота как со стороны провозгласивших себя «богами чёрных», так и со стороны надменных «чистоплотных белых». И для одних, и для других он был чужим, так как без выбора изменил свою сущность. Юношу обуревали страшные желания уничтожить всех, кто разрушил его светлую жизнью, кто в зародыше задушил его грёзы. Приобретённая мудрость, помноженная на хитрость «чёрной стороны», давала ему грандиозно-бесчисленное количество планов применения своего всевластия.
Надвигалась буря, в которой ему предстояло выжить или же умереть в третий раз. В открытом бою не было шансов устоять против собирающихся в один могучий кулак чёрных орд «зла». Нужен был стратегический план дальнейших действий…. По возможности скрываться и прятаться в разных уголках Вселенной, тратя свою невообразимую природу на бегство, он не собирался. Трусливый вариант по духу, пусть и «чёрному сердцем» плиамцу, был омерзителен. Дэмо решил дать энергии выплеснуться и с дополнительным гневом обрушиться на всё то, что было ему так ненавистно, на разрушение тех, кого он больше всего ненавидел. Приобретённые «чёрные» инстинктивные желания давали ему возможность понять намерения несметных полчищ бесцеремонно уничтоживших светлый Рио-мир. Для тёмных Плиам был слабой планетой и кроме угрозы дальнейшего развития не представлял больше никакого интереса. С каждой минутой Дэмо углублялся в бездну тьмы, переставая ценить других. Главной задачей игры становилось только собственное выживание, а яростное уничтожение тех, чья сила и мощь была в нём, должна была способствовать его самосохранению.
Дэмо ощущал преимущество своего нахождения на Плиаме. У него по-прежнему оставался осколок от могучей силы любви белой стороны. Но спасительная половинка, подаренная Ликой, находилась в очень хрупком состоянии и была на грани разрушения. По сути, его испепелённая планета должна была стать общей могилой для огромного количества братского первородного «зла». Иное ощущение процессов пространства позволяло новообретённому заглядывать на «Тот свет», где были видны оттенки любимых, заставляющие становится влажными его насыщенные гневом тёмно-сиреневые глаза. Мгновеньями ему казалось, что потустороннюю грань можно подчинить себе либо одним движением стереть туманную линию, которая казалась последним рубежом между ними. Мерещилось, что можно ступить на ту загробную почву, чтобы вырвать близких в проявленный мир. Дурман потерянного счастья сводил его с ума, помешательство давало надежду на воскрешение родных. Обезумевшему новому сверхсуществу думалось, что он сможет даже время развернуть вспять. Этот замысел быстро овладел им и превратился в главную цель выживания.
Барабаны возмездия уязвлённой «чёрной сути» уже били сбор. С особой лёгкостью, переполненный чувствами безграничной свободы, простирающейся дальше, чем локоть любого существа, напитанный изначальной возможностью ходить по безмерному простору космоса, Дэмо вслушивался в зов адских горнов, трубящих по его душу. Словно орёл, зависший над степью и ищущий свою жертву, плиамец решительно кружил над своей планетой. Чем больше Дэмо пользовался своими новыми силами, тем более стремительно и кардинально он менялся. Гордо обозначая своё присутствие, он высматривал место для боя со спешащими колесницами сметающей тёмной мощи. На его уничтожение были брошены колоссальные силы. Вторые и третьи сыны «первых богов» всех тёмных этносов спешили к Плиаму. Также туда направлялись несметные полчища под командованием второго сына Адвирга – Грога ‑ брата Циаксара.
Дэмо чувствовал их приближение, стоя на том же месте, где поверг Циаксара. Перед его взором стали появляться существа очень могучие по своей природе. Их становилось всё больше и больше. Не прошло и нескольких условных минут как на Плиам прибыли легионы Адвирга. Дэмо своей новой неограниченной волей спешно поднял остатки тел армии Циаксара и призвал себе на помощь величественных, могучих животных Вселенной. Разлив талые реки и протянув истошный зов, к нему на помощь пришли армии восставших из мира духов. Всё было готово к битве, которой еще никогда не было. «Чёрная сила» должна была столкнуться с «чёрной силой». Не медля ни условной секунды, Грог расписался о начале бойни. Свора началась.
Битва была долгой. Выдерживая чудовищные удары нападавших, парень убивал их. Со всей яростью своего существа каждый хотел растерзать противника. Зло впивалось во зло. Крылатые рычащие хищники разрывали солдат из полчища Адвирга. На планету, как из рога изобилия, выплёскивались самые гнусные отребья Вселенной. Тёмные титаны ‑ воплощения одних из великих первородных – вступали в безжалостную рубку со стаями умерших. По мере схватки плиамец обезглавливал великих первородных, что кардинально меняло ситуацию. Преимущество переходило на сторону Дэмо. Не понимая причины живучести юноши, оставшиеся три чистопородных «чёрного мира» были сильно напуганы столь лёгкой расправой над всесильными сородичами. Дэмо тоже был обессилен.
Битва подошла к своей кульминации. Слякоть от первородной плазмы и останки разных существ усеивали огромное безжизненное пространство Плиама. Смрад и душераздирающие стоны подвели вехи этого дня. Половинка статуэтки Шио тоже была разрушена. Силы были не рассчитаны, возможности исчерпаны, ему не хватало совсем чуть-чуть. Всё решалось между волей оставшихся четырёх. В глазах парня читалась гнетущая усталость. Пар при каждом выдохе указывал на жар в его груди. Картина раздавленного черепа чёрного чистопородного в руке гордого юноши усилила страх оставшихся первородных. Недолго думая, они пустились в бегство. Обессилено выдохнув, Дэмо не стал ждать. Взмыв к небесам и вытянув руку над жестокой сечью, он принялся собирать немыслимое могущество, думая, что это поможет ему повернуть время вспять и вернуть своих любимых, свою Лику…
Став «не имеющим равных среди равных», он понял суть создания мироздания Вселенной, его существо осознало невозможность бытия выше закона создателя. Дэмо впервые почувствовал и тёмную материю, и дыхание Вселенной, понял при этом, что не сможет вернуть своих почивших родных или воротить время вспять, какой бы силой он не обладал.
Ни миры белого этноса, ни миры черного, ни Вселенский Дракон не заметили в буйстве явного пространства, в котором был «смысл», данный самим Инродвергом, порождения бессмыслицы, которая всем своим существом, хотела «выбраться» из мира, в котором не видела смысла, так как не подчинялась никому и не была в системе законов, сотворённых совершенством создателя. Для «обретения смысла» частичкам Апокалипсиса было просто необходимо поглотить всё, что было сотворено «Вселенским разумом» Инродверга. Эти творения имели чёткие названия: два мира яви ‑ добро и зло, вселенная, время, законы, тёмная материя Вселенского Дракона. Тогда, включая саму себя, она – бессмыслица ‑ сможет стать разумом Инродверга, подменив его. Всё это привело бы к его своеобразной смерти, а смерть того, кто обо всём подумал и своей мыслью сотворил всё сущее, привела бы к неизбежному исчезновению того, о чём он подумал, а это наш мир во всех его проявлениях.
Увидим ли мы свет, если всюду будет он?
Увидим ли мы тьму, если всюду будет она?
Увидим ли мы правду, если всюду будет она?
Или если она, «правда», будет повсюду…
Глава II: Превосходство предрешено
Превзойти убеждение
Часть 1. Орион
Великое множество всякого необъяснимого происходит на неограниченных просторах Вселенной. Постоянно расширяющийся космос даёт возможность для рождения чего-либо нового. Уже давольно длительный срок мироздание было сильно встревожено появлением Дэмо, который обрёл немыслимую силу «чёрного мира», его дальнейшие шаги никто не мог предугадать. Эта тревога распространялась не только на «чёрных прапервородных», но и на «белых изначальных». Затянувшееся седьмое утро от сотворения Инродвергом всего и вся.
«Свирг-дом» мира Аквиума – это одна из самых древних планет пригодной предрасположенности для жизни стихий природы и существ из плоти материального проявления. Именно здесь впервые расселились «прапервородные существа», принадлежащие к миру старейшего правителя, царствующего отца – Генрорда. Аквиамцы, жившие на этой планете, имели очень сильное могущество «первородной сути-плазмы». Данное небесное тело являлось одним из центров пяти белых «миров праэтносов». Аквиамцы были противоположны миру Адвирга.
Зал королевского двора первейшего Свирга. Между пятью Отцами белого мира идёт бурное обсуждение вопроса о том, как же всё-таки противостоять довлеющей угрозе в лице Дэмо.
‑ Градвирг, не надо нагнетать ситуацию, небольшие стычки с чёрными первородными идут по всей Вселенной. После появления Дэмо мы оказались даже в более выгодной ситуации, чем были раньше. «Чёрный прамир» лишился огромного количества своих главных детей, а Дэмо исчез, забрав их силы, и не принимает участие в боях на их стороне.
‑ Стролин, твои доводы абсолютно понятны. Но мы все, братья мои, чувствуем, как что-то необъяснимое пытается пробраться в наш мир. Сама Вселенная встревожена. Этот трепет уловим даже в самых отдалённых её уголках. Да, Дэмо сейчас непонятно где, и никоим образом нам не мешает, а даже, напротив, помогает. Но мы не знаем самого главного ‑ какая невероятно чёрная энергия сосредоточена в нём? Как распечатанные откровения влияют на его будущие планы действий? Мы все понимаем, что произошедшее с ним вообще невозможно! Но это случилось… И теперь Вселенная как никем непонятая упорядоченность случайности находится под угрозой. Уж не знаю, влияет ли на этот процесс Дэмо, но к нам идет буря, которая изменит представления о бесконечности нашего существования.
Разговоры о «вновь приобретённом» в кругу «белых первородных» возникали очень часто, но эти беседы, обычно, ни к чему не приводили. Дискуссия была оживлённой. «Белому миру» был необходим противовес как некая гарантия сохранения паритета. Внезапно в диалог вступил самый старый царствующий «первородный отец» ‑ Генрорд.
‑ Братья мои! Помните лучезарную легенду о светлых доспехах и силе Кайна, который был самым могущественным воином «белого мира»? Не остыли ещё воспоминания о том, как он отстоял наш мир в древней битве во времена «Второй вселенской ночи». Мы стояли на грани поражения, но его жертвенность спасла всех. Самое главное заключалось в том, что у него с рождения был удивительный дар объединять и концентрировать энергию разных «белых этносов». Таким даром может обладать только «белое первородное существо». Сейчас доспехи, в которых заключена огромная энергия Кайна, бережно хранятся нашим трепетным взором…
И тут в разговор вмешался Градвирг:
‑ Генрорд, чем нам могут помочь эти артефакты глубоко минувших дней? К чему ты ведёшь?!
‑ Градвирг, я хочу сказать, что в моём мире после долгих вселенских дней родился младенец, который обладает таким же даром. Если мы воспитаем его правильно, он сможет объединить в себе доспехи великого первородного. Ведь пока их никто не мог надеть, а ему доступно возвратить в своей сути великую силу, так как созвездие этого младенца зародилось вокруг звезды Кайна.
Несмотря на то, что в этих словах был заложен большой смысл и все знаки Вселенной указывали на судьбоносность этого рождения, беседа не престала быть жаркой. Некоторые «Отцы» сомневались в необходимости сотворения ещё одного сверхмогущественного существа. Они также не были исполнены надеждой на возвращение «создающего знамение», который мог и не выдержать такой чистой энергии. Многие также понимали опасность нарушения баланса, что могло сплотить Дэмо с «чёрными праэтносами». Но, несмотря на все минусы, это было мудрое предложение, носившее жизненное значение для будущего развития вселенной. Тогда был вынесен вердикт ‑ воспитывать мальчика, рождённого в мире старейших волшебников, воспевающих служение удивительно славному миру, наделённому бесконечной любовью, верой и мужеством, поочерёдно.
Родители ребёнка были очень знамениты в «белом мире». Мать малыша звали Вернига ‑ чрезвычайно могучая первородная, обладающая максимальными навыками в управлении стихиями. Отче был командующим третьей армии чистоплотных магов служителей. Генрорд объявил Верниге о решении совета первоотцов и о том, что ребёнка заберут из семьи, спрятав прошлое и сведения о его родителях. Большую часть времени избранника будут воспитывать на планете Сириусс, которая для всех пяти первородных этносов является источником и базой для обучения. Там находится пять школ «белых первородных», с помощью которых, по словам Генрорда, «баловень судьбы» получит все возможные знания и овладеет максимальными умениями, слагающими идеально-индивидуальную траекторию дальнейшего жизненного мира. Единственное, что было позволено ‑ разрешить матери дать имя ребёнку. И оно прозвучало: «Орион».
В честь мальчика назвали созвездие. Там же сосредоточили его венценосные сосуды вскрытия и символизмы, определяющие индивидуальность выбора в записи грандиозного будущего, интегрированного в ткань бесконечных определений и заполнений пустоты. Воспитывать ребёнка должен был древнейший из «первородных прасуществ» Хронос. На него была возложена очень серьёзная миссия ‑ скрывать от ребёнка правду и направлять его по выбранному пути.
Орион был очень красивым светлым голубоглазым существом. Время шло, битвы не прекращались, лилось много «чистой плазмы», духовные первородные массы теряли свою связь с основной Вселенной и уходили вслед за первородными из плоти. В этой войне гибли все. Никто не мог сопротивляться закону смерти ‑ интегралу трёх причин, свойств и моментов. Ни у кого во Вселенной не было трёх мгновений жизни.
Момент всегда есть и он всегда разный. Но когда он происходит, то становится судьбой, дабы не стать пустотой, которую можно изменить новым запоминанием. У всех живущих существ было всего лишь две предпосылки, две секунды, два деления, два момента и один выбор, один случай длиною в пустоту выбора индивидуальности, которую можно понять, если у тебя есть три определяющих точки в этом судьбоносном мире. Такая данность Вселенной преподносила то малое, что становилось бесконечным для каждого: законность существования в мире, где простота имела больше силы, чем знания «всего».
Хронос прекрасно справлялся со своими обязанностями «названного отца». Орион превращался в великолепно обученного всем пяти силам праэтносов воина. Время приближалось к первому обретению и это был меч Кайна, который хранился в Токадском мире. Орион должен был совершить подвиг, подобный прошлому, и заслужить меч «Великого созерцателя славы». Планета Белдур, на которой обитали очень сильные хищники, магические скитальцы космоса, «Белые Драконы», имеющие два воплощения: форму обычных существ, немногим отличающуюся от прасозданий мира Аквиума, и непосредственно естественно-хищную – очень подходили для организации процедуры инициации.
Час Ориона пришёл именно тогда, когда начался его главный этап обретения того величайшего статуса, который был уготован правом рождения. Он справлялся со своими заданиями, словно так и должно было быть. Ему не было равных среди равных. Он был «дитя света». Его истина была, по праву, «истоком».
Потом Вселенная сложила много легенд о подвигах избранника. По мере сбора доспехов его дух крепчал, он превращался в сильного сердцем защитника «белого света». За успехами юноши наблюдали Царствующие Отцы и искренне радовались за него. Постепенно светлый мир обретал надежду на защиту от возможных посягательств «чёрного мира» в лице Дэмо.
Шли годы. Время Вселенной неумолимо приближалось к «восьмой вселенской ночи», которая подразумевала собой естественную активизацию чёрной стороны. Орион после долгих и продолжительных сражений по всей Вселенной и мечтательного воспитательного процесса со стороны Хроноса по обретению великой мудрости собрал все части знаменитых доспехов предшественника. Последний артефакт величайшего познания всех пяти сторон «белого мира» был добыт в нейтральном царстве духов. Кольцо потустороннего мира, завоёванное у царя этих не знающих горизонтов земель, ознаменовало великий звёздный час молодого человека перед наступлением «восьмой вселенской ночи».
Орион был призван в святая-святых родного мира ‑ в город Артакрил, где Инродверг под великой завесой таинства сотворил Всеобъемлющих Отцов «белого мира» ‑ в зал рождения. Там должен был состояться последний этап восхождения великого юноши к немыслимой и ещё не существовавшей в светлом мире силе. Здесь каждый из пяти Отцов должен был одарить Ориона своей прапервородной частичкой ‑ духа того, кто мог вдохнуть без обстоятельств.
И вот этот момент наступил… Последний мерцающий лучик света обратился за грань разбросанных листов мозаики «вселенской яви». Пепельная ночь вот-вот собиралась заполнить собой вселенскую действительность. Все самые могущественные первородные «белого мира» были приглашены в Артакрил. Они с нетерпением ждали рождения самого великого и самого сильного доброго среди них.
Такой всплеск белого первородного естества полностью улавливал «чёрный мир». В одном из самых далёко-дальних уголков космоса полностью поражённый своей ненавистью, разрывая свою душу на части, страждущий поневоле странник чувствовал обретение могущества, равного ему. Но это никак не повлияло на самоистязание Дэмо. Тонкость вселенского мира, связывающая лоскуты индивидуальных пустот, не давала плиамцу возможности отлучиться от происходящего вокруг. Его боль была настолько велика, что ничто другое не делало его выживание хуже. Он мог только одно ‑ быть тем, кого больше никто не увидит.
Город Артакрил напоминал висящий в космическом тумане огромный кусок суши, не подчиняющийся ни одному явному закону реальной физики существования, да и любому другому. Этот тонкий в своей сути город сам был законом. Вопреки всему, святой город «белого мира» имел атмосферу.
Образующиеся в небе облака и тучи, словно живые, постоянно формировали разные узоры, отражая на светлом небосводе настроения, витающие в Артакриле. Пролетающие «ни далеко ни близко» большие и малые светила, словно перематывали времена года и контуры погоды в этом странном месте. Сбоку город напоминал глубокое блюдце, покрытое вытянутой сферо-образной, полупрозрачной крышей насыщенного вещества для «прана-дыхания». Эта прозрачность сама по себе была немного золотистого оттенка. Любая точка при нахождении в данном граде, который был дополнительным обходным пристанищем, давала абсолютно любой вектор полюса Вселенной. Все пути божественного города вели к вершине зелёного холма, верхушка которого была немного поката у краёв, напоминая большую площадку, где по центру, усыпанному зелёной травой, стоял безумно красивый «Храм Рождения». Здесь Инродверг сотворил «белый мир добра».
Направления Артакрила сливались в немного вытоптанный зелёный путь на самой вершине, переходящий в дорогу, которая образовалась из «Слёз Инродверга» в тот момент, когда бесконечное счастье от «сотворённого» обуяло его суть. Слёзы из мира, который не имел «вынужденности существования», упали на пол, обернувшись «Справедливостью» и проложили путь, дарующий Вселенной направления, длину, время, размер, величину. Это была тропа «сути навигации жизни».
Инродверг не мог касаться сотворённого им мира, дабы ничего не нарушить своим божественным прикосновением и не вогнать это творение в хаос. Пролитые, совсем не горькие слёзы были использованы им как твердь для своего я. Так появилась удивительно-сказочная по своим свойствам «Все-сотворённая тропа», на которую мог становиться «Великий Разум Вселенной». Эта слеза позволила стать нашему миру особенным, где сам создатель мог почувствовать его грани, которые позволили нам стать бесконечными в своих замыслах. Эта поверхностность была прозрачная, но цвета глубочайшего бездонного океана фантазий.
По идеально ровной «гладко-слёзной» тропе стелился тёплый туман, похожий на немного парящую, лёгкую прослойку всемогущей энергии, которая сохранилась от прикосновения Инродверга. Так оставшаяся эктодуховная абсурдная правда, словно живой дым, перемещалась по поверхности «вселенской тропы», направляясь в огромные ворота «Храма рождения». От начала «векторной действительной передачи манипуляционного случайного, реализующего структуры материала» стороны зелёного холма, где обретала свой конец «Вселенская тропа», по направлению дороги из слёз творца с обеих сторон стояли величественные статуи могущественных первородных, старцев, воинов, духов, драконов хранителей белых миров. Длинный прямоугольный, с полукруглыми выпуклостями посередине храм парил над землёй, словно невесомый. Он имел округлые формы, его стены были настолько белыми, что при первом взгляде на него резало глаза. Их величественность и цельность достигалась значимостью куска белой горы, доставленного с планеты Неровайла – «свирг-дома» хранителей светлого камня. По всему периметру были выточены такие же прямоугольные окна, только расположены они были по-вертикали. Окна не имели стёкол, их свойством был ветер, который периодически искажался, но при этом они сохраняли глубокий тёмно-зелёный тон. Врата храма имели уникальные свойства, не присущие для любых других дверей во Вселенной. Они представляли собой две цельные половины из пород волшебного дерева Реворна, растущего только на Артакриле. Деревья представляли собой могучих исполинов, имели громадные стволы тепло-бордового цвета, их макушки стремились высоко к небесному своду. У основания ствола, словно по венам, протекала необыкновенная густая энергия ‑ силы этого главного города белого мира. Деревья служили проводником энергии, которая постоянно проходила очищение и насыщение как на небе, так и на земле. Та светлая энергия, которая поднималась от земли к небу, имела бело-золотой цвет, а та энергия, которая шла сверху вниз ‑ бело-серебряного цвета. Это был цикл жизни через постоянное вдохновение всей «сути белого мира».
При первом взгляде на врата сразу бросалась их величина и форма, напоминающая сильно вытянутую кверху радугу со створками непроницаемого бордового цвета. Вблизи можно было рассмотреть выделяющиеся, словно нарезанные лоскуты, энергетические каналы: на левой стороне они были бело-золотого оттенка и плавно устремлялись к основанию путей правой бело-серебряной стороны. Это взаимодействие энергетического холотропного единства чудо-створ порождает необычный эффект целостного прохода и проникновения «Великой правды». В этом состоянии они проявляли настоящий мир «Храма рождения». В распахнутом положении там можно было увидеть только голые стены и дорогу, созданную слезами блаженства. Проход через закрытые врата открывал взору изысканные убранства храма, поистине царственные виды, заставляющие находиться в «реальной нереальности». Именно тогда и только тогда можно было войти в храм через закрытые створы чудо-врат.
Внутри храм жил собственной вседуховной жизнью. Повсюду в непроизвольном порядке на небольших островках росли плакучие от счастья деревья, огибаемые тоненькими весело бегущими ручейками, разрезающими всю территорию храма на небольшие кусочки суши. Площадки из теснённого камня грязно-морковного цвета, образованные будто бы в хаотичном и в то же время шахматном порядке по всему храмовому пространству, представляли собой островки отдыха с лавочками грёз из реворного дерева. Эти клочки каменных островков соединялись небольшими прозрачными воздушными мостиками, которые образовывал туман там, где возникала необходимость перейти ручеёк. Сладкие пения множества неведомых и дивных птиц в огромном помещении создавали удивительное эхо. В середине храма возвышалась площадка, обрамлённая изысканно-резными колоннами. Это и было то самое место ‑ место сотворения «белого мира».
Орион был сильно впечатлён такой холотропной реальностью, интегрирующей живые системы и холодные монументальные архитектурные сооружения. Пять Царствующих Отцов ждали юного избранника в центре впечатляющего храма на его главной площадке. Хронос вёл его по игривым облачным мостикам, чем ещё более удивлял Ориона.
‑ Мальчик мой! Это великий день для всего нашего Мира ‑ с гордостью в глазах произнёс Хронос. Для молодого первородного эти слова значили очень много. С рождения он жил именно для этого момента. Слова названного родителя, который с момента своего первого воспоминания вкладывал в него всё, будто бы ставили точку в том предназначенном пути.
‑ Да отец! Это наша победа ‑ ответил Орион, ожидая, что после церемонии он принесёт мир всему «белому» сообществу и будет гарантом превосходства в силе перед ослабленным злом.
Проходя по воздушным мостам храма, которые непременно вели его к центру творения, он отдавался на откуп моменту. Множество приглашённых видели того, на которого была возложена немыслимая честь. Окидывая некоторых гостей беглым взглядом, Орион видел большое счастье на лицах и неоспоримую веру в его твёрдую силу.
‑ Отец? – шёпотом, слегка наклонясь в сторону Хроноса, сказал молодой избранный.
‑ Да, Орион! ‑ отвечал Хронос, абсолютно не смотря на сына. Он стоял с гордо приподнятым подбородком, приветствуя знакомых ему гостей, кивая и улыбаясь им.
‑ Отче, я вижу в глазах наших собратьев огромную надежду, которую они связывают со мной ‑ немного встревожено сказал юноша из-под капюшона мантии тёмно-сиреневого цвета.
Оставались считанные относительные минуты до начала церемонии. Вдруг пред Орионом появилось удивительное создание Вселенной. В одно мгновение он почувствовал жар, холод, тепло и мороз. Сердце стало биться чаще трепета организма, словно поддаваясь чарующей музыке, вызывающей желание стать родным этому творению чистоты, защитить его, укрыть, прикоснутся к нему. Сию секунду, «без мгновения» избранный понял, что дальнейшая бессмертная жизнь без этой девушки немыслима. Могущество, которое он приобрёл, совершая невообразимые подвиги, и даже величайшее предназначение он готов был променять на один единственный взгляд, наполненный чистейшей невинностью, вдохновляющий на новую жизнь, пробуждающий желания, наделяющий мужеством, требующий уважения, подбрасывающий в облака, воспламеняющий «суть-плазму». В его сердце родилась та самая первородная любовь избранного юноши, на котором лежала ответственность за спокойствие собратьев, к застенчивой от своего умиления девушке. Тёмно-русая чудо-краса с хрупкими очертаниями, робко улыбающаяся, с милыми ямочками на щеках впечаталась в сознание молодого миссии. Больше и чище этих чувств не могло быть на этом свете.
Не успев опомнится, он оказался в центре круга творения, где пять Царствующих Отцов уже проводили церемонию, а его доспехи обретали последнюю стадию могущества каждого из пяти первородных этносов «белого мира». Инициация прошла совершенно незаметно, притом что ждал он этого момента каждый вздох своей жизни. Но теперь все его мысли были с той милой незнакомкой. Конец обретения венчали слова Генрорда:
‑ Братья! Я обращаюсь к четырём Царствующим отцам ‑ обернувшись, произнёс он. ‑ Дети наши! Мы много испытали за те семь циклов, прошедших со дня сотворения этой Вселенной «Великим Разумом Инродверга». Венценосное событие осталось в памяти далеко минувших дней. Мы пережили огромное количество битв с «чёрным миром». Со дня творения не было не единого мига, когда бы мы не противостояли нашему вечному врагу до последнего «Я». Много великих, светлых, лучезарных братьев пало в этом извечном противостоянии.
И далее совершенно стихшим голосом Генрорд произнёс, наверное, самую желанную фразу, которую все хотели услышать:
‑ Наступил тот самый момент… Мы все долго ждали и трепетно верили....
После чего все приглашённые гости, как по сигналу, синхронно начали аплодировать. Их радость была совершенно искренней.
Генрорд развернулся полубоком к Ориону и пригласил к себе. Шаги парня были робкими, в движениях чувствовалось стеснение. Не слишком уверенной походкой он всё же вошёл в центр, над которым не было довлеющей высоты. Старейший Отец тут же крепко обнял его, похлопывая по спине и негромко приговаривая:
‑ Свершилось! Свершилось!
Зал залился аплодисментами.
Естественным образом приближалось время пира, который должен был состояться в замке Архсу, где «Высеченный зал Собраний» был полностью готов к приёму гостей и венчанию грандиозного события ‑ посвящения Ориона.
В центр круга творения вышел Градвирг:
‑ Друзья мои! Мы рады пригласить всех на дальнейшее празднование в наш первый дом Архсу, который уже готов встретить нас, обеспечивая эксклюзивную возможность широкой и индивидуальной коммуникации с избранным.
Замок Архсу был не менее восхитителен, чем «Храм Рождения». Прежде всего вызывала восторг целостность конструкции, вырезанной из сплошной скалы тёмно-янтарного цвета. Монолитные стены завораживали и поражали восхитительным оттенком приторно-жёлтого цвета, вызывая неповторимую яркость в глазах, смотревших на них. Сияющий, светящийся замок настраивал любое существо, находящееся рядом, на душевное равновесие и спокойствие, заставляя проникнуться величием первоосновы «белого мира». В целом сооружение имело форму полумесяца. От горы в центре находилось огромное пространство высеченного «зала Собраний», которое своим зернисто-оранжевым цветом подчёркивало законченную структуру замка. В торце грандиозного помещения стоял единый трон с пятью «десницами пристанищ». Изваяние походило на ладонь «левой пятерни», сложенную в виде чаши, с расставленными по кругу перстами, где и располагались Царствующие Отцы. Отсюда просматривался весь зал.
Итак, всё было готово для начала праздника. Яркие бальные наряды женщин придавали шарм праздничному событию, а мужские строгие военные мундиры подчёркивали статус мероприятия. Звуки фанфар возвестили о выходе пяти Царствующих Отцов, которые заняли место на огромных тронах.
Бал должен был начинать Орион с танца уважения ‑ «Ламинас». Хронос вывел его в центр зала, оставил в середине и медленно удалился на достаточное расстояние. Так же поступили и все присутствующие особы мужского пола. Вблизи молодого первородного остались только молодые девушки, ожидающие приглашения на танец избранным существом «белого мира». Орион быстро огляделся. Тут же его взгляд, словно заворожённый, остановился на той незнакомке, чья жизнь была дороже собственной. Величественный воин, избранник пяти Царств, обречённый играть главенствующую роль в любом сражении, совершивший множество неповторимых подвигов, не задумываясь рисковавший своим бессмертием ради спасения других, не ведающий страха в своём взоре, воздействующий своим энергетическим полем так, что трепетали «Драконы обилия» повелители стихий всех природных элементов, принцы и цари разных миров; вселявший ужас во всех своих соперников, приручивший «чёрных демонов», убивавший духов «иззакрая», теперь боялся, да, боялся подойти к хрупкой, немножко неловкой девушке.
К ней его подталкивало не мужество, а неловкая ситуация ожидания окружающих. Он долго и упёрто смотрел на неё и все уже расступились перед его взором. Сделав несколько шагов в её направлении и протягивая руку, Орион произнёс дрожащим голосом с комом в горле:
‑ Окажите мне честь?
‑ Я буду рада, – тонким и игривым голоском ответила незнакомка, поклонившись и подав ему руку.
Огромный торжественный зал, наполненный великими существами, затаив дыхание наблюдал за этой порхающей парой. Искорку между повзрослевшими детьми, наверное, почувствовали все, и даже старый Генрорд, который притворялся то слабовидящим, то слабослышащим. Бесспорно, готовясь к «Великому сну», он намеривался понянчить правнуков. Старейший праотец не упускал случая упомянуть об этом каждому встретившемуся на пути бедолаге, и, конечно, Генрорд был доволен выбором Ориона. Эта прекрасная незнакомка, в которую неотвратимо влюбился молодой избранный, была его внучкой. «Непослушная девочка Лели», ‑ так называл Великий дед шкодливую девчонку. Он очень любил это дитя и желал ей только добра.
Повзрослевшая Лели объявила своему роду о том, что хочет связать свою жизнь со служением в храме Инродверга, и посвятить этому своё вечное существование. Такое заявление очень огорчило Генрорда, который непременно хотел видеть свою любимую внучку счастливой и шкодной как сейчас. Также дедушка хотел поиграть со своими правнуками до того момента, как уснёт на «пять циклов».
В то время когда Орион и Леля делали свои первые шаги под небесно ритмичную музыку, танцуя «Ламинас», на лице Великого дедушки сияла улыбка. Постоянно чопорный, всегда рассудительный старик начал вести себя как маленький ребёнок, покачивая головой в разные стороны, и хлопая в ладоши под ритм музыки. Он и сам чуть было не пустился в пляс.
Это зрелище заставило всех четырёх собратьев, сидевших в гордых позах с непоколебимыми взглядами, медленно развернуться в сторону старшего брата и с большим удовольствием и интересом наблюдать за ожившим стариком. Они все были практически одного «дня-события» с начала творения «белого мира». Но Генрорд как самый старший из братьев обычно вёл себя сдержанно и серьёзно, и тем страннее выглядела его оживлённость для остальных Праотцов. Это событие задало тон дальнейшему прохождению праздника. Четыре «Отца», переглянувшись между собой, недолго думая, рассмеялись. Конечно же, они понимали, почему так счастлив и весел Царствующий в своём королевстве.
Кружась в танце и восхищаясь Лели, Орион почти не дышал. Девушка в ослепительно белом платье грациозно передвигалась, периодически непроизвольно касаясь лица юного избранного шелковистыми, мягкими локонами, что приводило его в беспамятное состояние. Приятный аромат от первородной девушки дурманил мысли молодого «миссии». А в те моменты, когда Лели начинала непроизвольно улыбаться, видя опустошённое лицо «великого» – вводили его в окончательный транс. От этого безвластного состояния безмятежности мимика взрослого, сильного «Изначального», который всегда был серьёзен и всячески старался привести себя в состояние «великой равностности», выглядела по-детски наивной.
Музыка остановилась, и Орион наконец-то смог привести себя в свойственную ему норму. Он осмелился и невнятно произнес:
‑ Как твоё имя?
Он ждал ответа с искренностью ребёнка.
‑ Лели, ‑ улыбаясь, ответила она.
Прошло несколько «условных минут», а праздник набирал обороты. Все пришедшие гости зарядились положительными эмоциями от Праотцов и продолжали танцевать. Одурманенный юноша никак не мог сформулировать внятный, и как ему казалось, обязательно нужный вопрос к прекрасной особе. В его мыслях было опасение отпугнуть её каким-нибудь ненужным словом, и тем самым попасть в группу назойливых парней. Причудливый вид Ориона вызывал неподдельную радость у «первопричинной красотки».
‑ Лели, давай выйдем на лестничную площадку, я покажу тебе твою звезду, ‑ с трудом вымолвил Орион.
‑ Мою звезду?!
‑ Да. При рождении любого «первородного существа» Вселенная будто делает в космосе метку в знак великой радости.
Она очень заинтересовалась тем, что сказал названный «миссия».
‑ Да. Пойдёмте скорей!
Двигаясь вместе к лестничной площадке, они всё больше радовали Генрорда, который, не пряча довольной улыбки, словно гусь, высоко вытянул шею над торжественным залом. Сверкая густой серебристой бородой, он провожал их пристальным взглядом. Движению пары постоянно мешали возникающие на их пути гости, которые всячески пытались познакомиться с Орионом лично. Великий дедушка, видя эту картину и понимая, что у ребят возникает сложность с уединением, совершенно изменился в лице. Его густые брови приняли привычный сдвинуто напряжённый вид. В его взгляде сгустились тучи. Он тут же нахмурено посмотрел в сторону, где стоял начальник легиона охраны города Артакрила ‑ сердитый и строгий, но верный как цепной пёс пяти Праотцам ‑ Стражил. Заметив призывный взор, он подбежал к Генрорду. Став на левое колено, обратился к раздражённому, но чересчур любящему дедушке:
‑ Да, мой Отец!
‑ Стражил, посмотри в зал. Видишь, Орион с моей внучкой пытается пробраться через ряды пристающих приглашённых гостей к лестничной площадке? А им всячески мешают! Сделай так, чтобы они беспрепятственно дошли, куда им хочется, не заметив твоей помощи! И пусть ни одна первородная душа не помешает их общению!
Ещё в тот момент, когда Генрорд насупил брови и напряг мужественные скулы, многие сразу всё поняли. Пропавшая улыбка Великого деда являлась сигналом для бдительных гостей, знающих о суровости его нравов. Они сразу поняли, что пора отстать от нарождающейся пары. Конечно, некоторые отчаянные, проигнорировавшие хмурые брови ревнивого деда, не записались в самоубийцы, и среагировали на ухудшающиеся гримасы неумолимо нещадного лиходея Стражила, который стал чернее тучи от недобрых нашёптываний Праотца. Все отлично знали деспотичный нрав начальника легиона охраны Артакрила и не хотели лишний раз доводить ситуацию до общения с ним, тем более, понимая, что он предпочитал пользоваться грубой силой в процессе общения. Таким образом роковая судьба не смогла свести Стражила хоть с одним из замешкавшихся гостей. В одно мгновенье все потенциальные жертвы необязательных тяжких обстоятельств отстали от Ориона и продолжили веселиться, а пара быстро добралась до лестничной площадки на свежий воздух.
Как только двое покинули зал, суровый и понимающий только себя Стражил мгновенно закрыл за ними двери, с серьёзным и напряжённым видом, скрестив на груди руки, закрыл собой единственный проход. Приглашённые осознали, что уйти с бала ни у кого не получится, так как цепной пёс Генрорда был совершенно невосприимчив к любым доводам, жалобам, молению, панике или отчаянью. Уединение Ориона с Лели опять положительно повлияло на настроение первородного деда, который, словно по мановению волшебной палочки, опять энергично задвигался и начал улыбаться.
Тем временем наша пара удобно расположилась на уютной и великолепной, как и весь Артакрил, площадке. В глазах Лели читалось безусловное любопытство. Они подошли к невысокой ограде, которая по кругу обрамляла открытое пространство. Девушка, будто бы порхнув, легко приблизилась к узорчатому парапету и также неощутимо с вопросительным видом на лице в полоборота развернулась к очарованному парню.
От этого места с двух сторон вниз текли две мелкие речушки. Их лоно напоминало лестницу для спуска и подъема. Проход по мягко плещущимся ручейкам можно было осуществить только босиком. Внизу они впадали в песочную россыпь, которая была постоянно тёплой. При спуске вниз ноги наступали на золотистые сыпучие песчинки, которые обладали удивительными свойствами – не прилипали к мокрым ступням. Эти две природные лестницы своим журчанием создавали проникновенный шум, обрамляющий изысканной огранкой замечательный пейзаж, открывающийся каждому, кто находился там.
Орион тихо подошёл к Лели. Взгляд его был загадочный и вызывал у неё дрожь.
‑ Смотри, ‑ произнёс Орион.
Его кулак был сжат, от него исходило лучистое сине-белое свечение. Заинтригованная красавица посмотрела вверх. Вокруг неё было тёмно-сизое налитое небо, усеянное, будто бы неаккуратным художником, звёздным бисером. Такой ночной небосвод можно было увидеть только на Артакриле. Орион открыл ладошку и в этот момент начали происходить фантастические вещи…
Лели не могла поверить своим глазам: все звёзды начали увеличиваться, а космос стал приближаться. Оставаясь на месте, парочка совершала головокружительный космический полёт. Они всё быстрее и быстрее мчали по необъятным просторам бесконечности. Их скорость была невероятна, они очень близко проносились мимо огненных гигантов, которые были на удивление холодны. Этот памятно-завораживающий сон творился наяву. Она немного пугалась такой близости с мега-планетами и манёвренности между астероидами ‑ до этого её глаза ничего подобного не видели. Поверить в такое было очень сложно даже для простых бессмертных.
Страх и любопытство рисовали на застенчивом личике довольно комичную картину. Не выдерживая такой экстремальной гонки, очаровательная девушка обняла Ориона. Он одним взмахом своей руки невозмутимо и твёрдо крутил целую Вселенную вокруг них.
‑ Не бойся! ‑ твёрдым голосом вымолвил он.
Девушка приподняла голову и посмотрела в его невозмутимое лицо. В ту же секунду она почувствовала безграничную уверенность, будто природный родник бил из картинного избранного, она успокоилась, перестала смотреть вверх, потупила взор, попутно о чём-то задумавшись.
Тихонько выпустив свой затяжной и тревожный вдох, она перестала бояться и прижалась к Ориону ещё сильнее.
‑ Вот, смотри! ‑ опустив голову, с нескрываемой радостью обратился благообразный избранный к сопящей в его грудь красавице.
Она пыталась поднять голову вверх, но сильный зелёно-синий цвет, словно яркое зерцало, бросал на неё свои лучи, будто бы стыдливо пробуя открыть её взору своё великолепие. Лели щурясь, привыкала к этому свету, тем самым постепенно выстраивала образную картину планеты, которая родилась в её честь. Вскоре её взору открылось чудо ‑ великолепная планета, с виду напоминавшая огромный изумруд. Она с восторгом подняла свои руки к лицу и несколько раз пыталась что-то сказать, но у неё ничего не получалось.
‑ Орион, это великолепно! Это чудо! Она безупречна! Какой красивый цвет! ‑ всё-таки выплеснулись слова из утончённой девы.
‑ Это всё не прекраснее твоих глаз, – произнёс мужественный чистопородный, смотря на Лели. Ей было очень приятно услышать такие слова.
В ходе непринуждённого общения время для влюбленных пролетало незаметно. Тем временем королевский вечер продолжался. Все беспечно танцевали, отдыхали, общались, всё шло своим чередом. Между молодыми улетучилось молчаливое напряжение. Тот барьер во взаимоотношениях, который обычно бывает при первой встрече между влюбленными, сам собой исчез. Неотразимый миссия всё сильнее хотел понравиться зеленоглазой чаровнице, которой, в свою очередь, импонировала компания молодого благообразного и милый Орион был ей по сердцу.
Они разговаривали об её увлечениях. Из её слов парень понимал, что Лели, на вид хрупкая и нежная девушка, имеет среди других своих качеств бунтарский дух и сильный характер. Ей безумно нравились волнующие умопомрачительные вещи, и в то же время первородная была очень скромна. Она никак не могла назвать подкупающего взглядом Ориона на «Ты», во многом почтительно обращаясь к нему на «Вы». С каждой яркой вспышкой смеха пара приближалась к доверительному чувству. Они прогуливались по обширной лестничной площадке и незаметно приблизились к спускающемуся ручейку.
‑ Лели, ты видела «Сад Богов»? ‑ спросил храбрый Орион.
‑ Нет, но мой дедушка много рассказывал о нём. Там любила гулять моя мама, когда была маленькой.
‑Я тоже никогда там не был. Мой учитель, Хронос, тоже часто упоминал о нем. Он говорил, что это просто потрясающее место. Побывавший там однажды никогда не забудет это место.
‑ Да-да-да, ‑ вторила ему мягкая, как тёплый день, девушка.
‑ Моя мама говорила, что в этом саду водятся волшебные зверьки Нукли, которых мало кто видел. С начала времён все спорят об их существовании. По слухам, увидеть зверьков может только тот, кто их поймает, а это по плечу только очень могущественному существу, сила которого практически безгранична. ‑ Фактически это никому никогда не удавалось кроме нескольких созданий, ‑ произнесла Леля, чем вызвала большой интерес у парня. Он тоже знал об их существовании из сказок Хроноса.
‑ Кто же эти создания, сумевшие поймать Нукли? ‑ с большим интересом спросил он.
‑ Первым, кому удалось поймать зверька, был мой дедушка Генрорд.
И тут Орион понял, что Лели внучка первородного Праотца.
‑ Вторым был Градвирг, тем самым он выиграл право возглавить Царствующих братьев. Во времена третьего утра он стал главнокомандующим всех объединённых войск «белого мира», и как ты знаешь, по сей день им и является.
В этот же миг юноша чётко осознал, что Нукли таили в себе очень значимые события для всего светлого прошлого и будущего.
‑ Кто ещё? Был ли ещё кто-нибудь, кто ловил Нукли?
С юношеских пор Орион мечтал стать знаменитым, великим и всячески хотел утвердиться, да так, чтобы это мгновенно стало событием для всех. Но даже все совершённые известные подвиги не уменьшали его постоянных высоких требований к себе.
‑ Да. Был и ещё один, кто поймал это…
‑ Кто? Кто? Говори! Не томи! ‑ вопрошал любопытный избранный.
‑ Кайн! Кайн поймал Нукли, и тем самым подтвердил свою великую силу. Множество могучих существ пытались поймать это создание голыми руками, но никому не удалось. Больше того, вообще очень мало тех, кто мог попасть в «Сад Богов», а сейчас это совершить невозможно…
‑ Да, Хронос рассказывал мне, что сад по кругу охраняют лучшие войны Стражила, а истошные вопли смерти отправят любого к упокоению сырой твердью. Ворота можно открыть только ключом, который он хранит как зеницу ока…
Между тем, они уже стояли у начала левой ручейковой лестницы. Орион предложил Лели спуститься вниз и посмотреть на столь восхитительные виды великого Артакрила.
‑ Но я замочу ноги и мне неудобно снимать туфельки, а осквернять великие лестницы хождением по ним в обуви мне совсем не хочется, ‑ произнесла Лели.
‑ Это единственная причина, из-за которой ты не можешь идти со мной? – улыбнувшись спросил Орион.
‑ Да, конечно, я бы с радостью прогулялась по узким улочкам, о которых мне столько рассказывала мама. Но мне действительно не с руки разуваться.
Орион быстро скинул со своих ног вязанные из кожи высокие парадные башмаки, переливающиеся золотым светом, с кисточками на носах, и в одно движение, приблизившись к шикарной девушке, подхватил её на руки, словно пушинку.
‑ Что это?! ‑ с огромным удивлением от таких действий видного парня, воскликнула Лели.
‑ Не бойся, я держу.
‑ Да я и не боюсь. Сломаешь, будешь долго и бессмысленно объясняться с моим дедушкой, ‑ так недвусмысленно пошутила хрупкая особа. Двигающийся вниз Орион качнулся в бок, в шутку, будто бы подвернул ногу. Девушка громко вскрикнула и крепко обняла избранного. Он начал громко хохотать.
‑ Так всё-таки боишься? Не доверяешь мне? ‑ сказал юноша, опуская её на песок, вспоминая о том, как чистопородная только что всем видом пыталась показать ему свою самостоятельность и храбрость. От этого Орион расплывался в улыбке.
‑ Доверяй, но проверяй, ‑ сказала Лели, сложив гримасу, понимая из-за чего «лыбится» симпатичный, но напыщенный самолюбием Орион.
‑ Ну, прости, я не хотел тебя обидеть. Прощаешь? ‑ мило улыбнувшись произнёс избранный.
‑ Нет! ‑ ответила порядочная непоседа, ехидно прищурив ярко сверкающие глазки, будто что-то задумала и, играя на чувствах парня как на тонкострунном инструменте, произнесла:
‑ Ну, это же просто шутка…
Простодушный и честный Орион не подозревал о существовании на-смешливого женского коварства. Он ещё раз повторил:
‑ Ну, что ты! Шучу я! Ты самая смелая…
В характере первородной проскакивало то, что она ничего никому не прощает в свой адрес, даже самые мелкие зацепы. В ней текла царская, божественная «сути-жизни-плазма». Она чётко осознавала свой статус и свою величину. Всё это и острый ум накладывало отпечаток на её характер.
‑ Глупо и мелко пошутить, а потом быстро извиниться может каждый. Словом, извиниться мастаки все, и только по-настоящему достойные могут извиниться не только словом, но и делом.
Этим она задела самолюбие Ориона, для которого такие понятия, как «Честь», «Совесть», «Сила», «Отвага», «Доблесть», «Воля», «Мужество», «Величие», «Традиции» были очень значимы. Лели в своей речи косвенно употребила все эти термины, она даже умудрилась задеть гордость парня.
‑ Скажи что, и я всё сделаю. Нет такого во Вселенной, чего я не смогу! ‑ без доли сомнения, с огнём в глазах уже просто требовал «новопредназначеный».
Его решимость очень нравилась неугомонной девчушке. Конечно же, она хотела поиграть с ним, и поставить роскошного златовласого юношу на место. Благо, что её первородное благочестие и природный ум давали такую возможность.
‑ Ладно, уже! Хватит! Пойдём! ‑ переводя тему и делая быстрые шаги в сторону протоптанных тропинок, говорила девушка. Он тут же метнулся за ней, не понимая, почему она так быстро увильнула от ответа, не назначив выкуп за прощение.
‑ Ты ничего мне не сказала. Скажи. Что я должен сделать? Не существует того, чего я не смогу! Орион неистово требовал ответа.
‑ Ничто не властно над нами, да, Орион? Для всей нынешней, прошлой и будущей Вселенной мы самые великие и могущественные существа. Другие создания по-разному относятся к нам. Некоторые боготворят, некоторые боятся, но все они едины в своём трепете к нам. Никто из них и близко не может представить грани нашей силы просто потому, что считают её неограниченной. Они ловят каждое слово, произнесённое первородным, каждый наш взгляд. Любое наше появление считается пророческим. А знаешь, что самое интересное? Нам это нравится! Нас захлёстывают эти эмоциональные, восхваляющие богов оды, молитвы и дифирамбы. Нам нравится быть милосердными, карающими, наделяющими, мудрыми, высокопарными, всевластными, яркими, безошибочными. Даже мы поверили в реальность своей безупречности. Неужели «Ты», великий Орион, и впрямь считаешь, что можешь всё? Помни, эти слова ты произносишь подобному, кто на самом деле знает грани первородной силы, кто понимает уровень безупречности только лишь как собственную выдумку, ‑ с глубоким осмыслением произнесла Лели. В них крылись довольно долгие терзания «белых первородных» о том, что же всё-таки делать дальше. Существовать в ареале своей божественной сути, наблюдая за корневыми схемами жизни во Вселенной, либо сделать попытку остановить бесконечно рождающиеся поползновения пустоты, возобладать над их границами первородной сути.
‑ Что ты хочешь этим сказать? Как ты думаешь, какого цвета моя первородная плазма? ‑ он немножко протянул паузу. ‑ У неё один цвет, который для всего разный. Мы те, кто владеет словом. Мы произносим, и «Те» становятся теми, кем должны стать. Мы те, кто владеет светом. Мы показываем, и «Те» идут туда, куда нужно. Наши позиции изначальны, наша сторона ‑ исток, мы не ошибаемся, мы создаём возможности, мы – над причиной, мы – первопричина, мы – произведения истинного повода. Мы видим саму суть, видим Вселенную насквозь, мы даже можем объять её. Мы знаем истинные названия, позволяющие управлять. Мы чувствуем то полотно, из которого сшита материя, мы видим холст создателя, мы понимаем «всё во всем». И именно это открывает нам нашу волю создавать ноты причин. Мы те, кто дарует выбор инструментов надежды. Мы говорим: «Играйте!». И «Те» играют. У них по-разному получается: у кого лучше, у кого хуже, но они играют. Мелодия льётся и каждый из «Тех» счастлив, думая, что эти прекрасные звуки и есть уникальность жизни. Но на самом деле никто из них не может сыграть то, что будет чем-то новым для Вселенной…
‑ А ты, значит, уверен, что мы можем сыграть что-то новое, то, чего не было здесь, и при этом находиться, здесь же?..
‑ Я, ты – мы все первородные видим то, что не видит и больше никогда не сможет увидеть произошедший «Тот». Мы видим и чувствуем ту, до ужаса противную справедливость, из которой сделана непредвзятость «вселенской яви».
‑ И всё же… Ты не ответил…
‑ Где бы я не оказался, куда бы не попал, я везде смогу спроецировать реальность под себя. Мы можем создавать из полной пустоты. Нас нельзя поставить в тупик выживания, мы не ограничены гранью бытия для созданных бытием. Назвав цифру цифрой, я не ограничу её узкой формой науки, которая будет обречена на вечность догматических скитаний вокруг того, что на самом деле лишь продукт неправильных свойств, нужный лишь для того, чтобы кто-то назвал это цифрой.
‑ Не надо, Орион! Не надо этой пустой попытки, заводящей нас в смешные рассуждения низших созданий о философских воззваниях к насущным вопросам. Ты разговариваешь с равным себе. Для меня не существует вопроса о том, как обычное слово, с заложенными в нём определёнными компонентами для передачи информации, вращает вокруг себя миллионы заблуждений. Назвав квадрат сферой, я изменю слово, но не закрою вопрос о его форме. Лишь для себя я изменю его суть. Дай камню возможность спросить себя, почему он камень, так через мгновенье он заговорит о своей индивидуальности, ‑ хитро протянула она и продолжила идти.
Орион никак не мог угомониться. Все эти рассуждения лишь подстёгивали его:
‑ Скажи мне, Леля, что не сможет такой первородный как я?
‑ А ты сможешь прекратить войну?!
Задетый за живое, «миссия» задумался.
‑ А ты сможешь влюбить меня в себя?
Орион понял, что Лели очень хитра и говорит о таких вещах, которые не подвластны никому. Её легкая каверзность может позволить потребовать то, что оставит от него лишь разочарование.
‑ Ну вот, всемогущий избранный, оказывается не всё в твоих силах! Да? ‑ явно надсмеиваясь, говорила Лели. Заметив, что Орион погрустнел, она перестала давить на него и перевела тему в нейтральное русло:
‑ В какой стороне «Сад Богов»?
‑ Ну, вообще, мы правильно идём, ‑ ответил юноша.
Она изначально знала, где находится этот сад, и шла к нему не просто ради праздного интереса. Непринуждённо болтая, они подошли к огромной зелёной холмистой лужайке, посередине которой стояло большое, обнесённое по кругу золотым забором строение, очень сильно похожее на беседку. Узоры этого забора были украшены орнаментом характерных видов «Сада Богов». Возле входных ворот стояли два громадных воина из охраны Стражила. Строение за великолепным забором напоминало небольшую площадочку, приподнятую над землёй четырёхступенчатыми винтовыми лестницами. По краю обозначенного круга возвышались восемь изогнуто резных серых колонн, на которые опиралась круглая, похожая на щит, куполообразная коричневая крышка. По внешним признакам это строение напоминало давно заброшенную старинную беседку-павильон, со всех сторон окутанную цветущими растениями. Оно разительно отличалось от ярко сияющего золотой ковкой забора.
‑ Но тут же ничего нет, только зелёный холм с заброшенной ретро-беседкой, ‑ удивлялся Орион.
‑ Не забывай, мы в Артакриле ‑ самом таинственном месте. Чтобы попасть в сад, надо зайти в беседку, сесть на лавочку, и ты в одно мгновение окажешься там, ‑ быстро проговорила Леля и добавила, ‑ трудно не только поймать Нукли, но также сложно попасть в сад.
‑ Скажи-ка, а поймай я зверька, тянуло бы это на поступок, который соразмерим с гордым извинением?
‑ Такое не стыдно принять, ‑ будто шутя, сказала остроумная милочка. Но этой шутки Ориону хватило сполна. Он схватил её за руку и уверенно двинулся к охране.
‑ Ты куда? Они нас не пустят! Все знают указ Генрорда, запрещающий даже приближаться к воротам, не говоря уже о том, что в сад вообще запрещено входить! ‑ щебетала Лели.
Юноша шёл твёрдо, без колебаний и тащил за собой Лели, которой действительно было страшно. Она также хорошо знала о строго пресекающем запрете на использование первородной силы в Артакриле.
‑ Если дедушка узнает, что мы пытались проникнуть за ограду вопреки неоспоримому приказу, нас накажут.
‑ А когда запреты тебя останавливали? ‑ не задумываясь, однозначно ответил первородный парень.
Девушка уже была не рада тому, что зацепила его своими словами. Они вплотную приблизились к охранникам. Он отпустил Лели.
‑ Добра желаю Вам, наш Царствующий Отец Генрорд, ‑ так, неожиданно для девушки, охранник поздоровался с Орионом.
‑ Стража, вы свободны! Прогуляйтесь, пока мы со Стражилом посетим «Сад Богов», ‑ утвердительно указал им Орион в роли Царствующего Отца.
‑ Первородный Отец, но мы не можем покинуть пост до прихода смены. Это беспрекословный приказ главнокомандующего! ‑ мгновенно ратник искоса посмотрел на Лели, которая в роли Стражила тут же вмешалась в диалог.
‑ Воин, перед тобой великий Генрорд! Как ты можешь оспаривать его решения? Вам было сказано прогуляться, подышать воздухом. Да вам и впрямь нужен кислород для головы, чтобы у вас не возникало в дальнейшем желания спорить с великим Отцом. Такого рода пререкания дают мне повод пересмотреть ваши кандидатуры в списках охранников Артакрила.
Ничего не понимая, зная только, что уже очень-очень давно сад никто не посещал, войны, переглянувшись между собой, погрузились в неловкое молчание. Быстро вжившаяся в образ, расторопная девушка разрядила обстановку:
‑ Бегом! Давай! Давай!
Охранники сломя голову бросились в направлении казарм.
‑ И что теперь? От этих недоумков мы избавилась. Опять же, ненадолго. Через какое-то время они додумаются доложить об этом начальнику смены и потом это дойдёт до Стражила. Вот тогда здесь будет целый легион охраны города и ближайшая светлая армия во главе с каким-нибудь ужаленным, одиозным генералом. После чего нам влетит! Влетит?! Это, это вообще не то слово для нас в данном случае… Ты же должен был знать, что нельзя пользоваться первородной сутью в городе? ‑ пессимистично подвела итог Леля.
‑ К тому же нам туда никогда не пройти без ключа. Эти ворота имеют сильный волевой барьер «белого мира». Знаешь, даже с помощью твоей первородной «сути-плазмы», которая связывает нас и даёт видеть законы Великого разума, не поможет ‑ добавила уже испуганная внучка Герорда. Тем самым подбадривая себя и перебивая сомнения самоутешением.
Орион только улыбнулся в ответ и взял её за руку. В следующую секунду он шагнул сквозь ворота, чем привёл изысканную девушку в полный восторг. Лели абсолютно не поняла, как они очутились внутри ограждения.
‑ Как ты это сделал? ‑ ощущая колоссальное могущество силы Ориона от таких поступков, спросила она.
‑ Я читаю книгу юный фокусник, ‑ уже не скрывая смеха, шутил избранный. Они приблизились к скамейке.
‑ Всё равно здесь скоро будет огромное количество головорезов нашего доброго Стражила.
‑ Я не думал, что ты такая трусиха. Если хочешь, я могу отвести тебя обратно на бал, где тебе будет комфортней, и тогда ты никогда, в отличие от твоей мамы, не увидишь Нукли.
Лели, как бы не веря, засмеялась, но этот смех скорее носил характер правды:
‑ Ты что, правда, думаешь, что сможешь поймать Нукли? ‑ желание лицезреть фиаско избранного умника творило в ней буйство эмоций.
‑ Ты не оговорился? Теперь меня не остановить. Я очень хочу посмотреть на твоё разочарованное лицо, когда ты поймёшь немощность своего желания. Все знают, что Нукли ‑ это лишь красивая сказка для детей, в ней не больше правды, чем в мифах.
Осмелев, Лели схватила его за руку и села на скамейку. В один миг они оказались сидя на той же лавочке, но уже совсем в другом месте ‑ очень ярком, тёплом и светлом. Вокруг них цвело большое количество деревьев молочного и белого цвета с небольшими вкраплениями серого. От каждого дерева исходило яркое сияние. По большому счёту, их можно было назвать внушительными светильниками в мире без внешнего света и тьмы, ведь только от них исходил отблеск в этот мир непонятного. Трава здесь была длинной и тонкой, глубокого зелёного цвета, но кажущаяся хрупкость не мешала ей тянуться вверх. Всё воздушное пространство вокруг было насыщенно непонятными пушинками разных цветов, похожими на шерстяные шарики. Симфонические переливы птичьих трелей и шелест листвы создавали изумительно-ошеломительные мелодии, задевая глубинные струны души и создавая невероятную атмосферу наполненности всего всем. Этот мир был похож на реальность, только находящуюся где-то рядом и с чем-то другим. Времяпрепровождение там создавало впечатление, что даже воздух имеет светло-молочный цвет, который выше к небу становится всё более и более густым, как туман.
Происходящее вызывало у молодёжи большой восторг. Первые
«у-минуты» первородные дети находились в оцепенении от происходящего. Сидя на лавочке, они просто озирались по сторонам и старались запечатлеть в своей памяти как можно больше завораживающих моментов.
‑ Какая удивительная простота, ‑ очень тихо прошептала Лели.
‑ Да, красиво! Подобного я нигде не видел, ‑ вторил ей Орион.
Тут девушка опомнилась:
‑ У нас мало времени. Ну и как ты собираешься ловить то, чего, скорее всего, нет?
Избранный понимал, что никаких сил ему не хватит поймать то, что почти никто и никогда не видел ‑ единственное, что у него было из правды, это слово «почти». В его голову пришла мысль: «Нукли, по легендам, ловили Генрорд, Градвирг и Кайн». И тут же в его голове блеснула идея. Он встал со скамейки и сделал пару шагов вперёд. В один миг всё вокруг затихло, словно этот сад был одним живым организмом. На любые движения он реагировал испугом. После того как Орион присел обратно на скамейку и провёл там несколько «у-секунд», место опять ожило.
‑ Ну что же ты не ловишь? ‑ подстёгивала первородная хитрюга.
‑ Тихо!
В голове Ориона зрел грандиозный план. Он опять вспомнил тех троих, кто ловил сказочное создание. Он знал, что всех тех древнейших объединяло одно умение ‑ искажать пространство, двигаться сквозь любые препятствия. Он понимал, что любое прикосновение с этим местом тут же обнаружит его. Чтобы избежать ненужного касания, необходимо было воспользоваться этим навыком.
‑ Ну, и что ты сидишь? Может, ты ждёшь, что это существо само к нам придёт? Тогда надо было взять какую-нибудь приманку для этого, ‑ шельмочка Лели опять пыталась подстрекать юношу.
На момент отвернувшись, чтобы оглядеться и насладиться проникновенными видами сада, и повернувшись обратно к Ориону, дабы посмеяться над ним снова, она с удивлением обнаружила его исчезновение. Прилагая усилия, девушка никак не могла понять, что произошло. Ведь он только что был рядом с ней и в один миг загадочно исчез.
А тем временем юноша с немыслимой скоростью передвигался по саду в состоянии искажения пространства, не касаясь даже неделимой порции любой величины. Внезапно, под одним из деревьев, похожим на плачущую девушку, тонкие и ломкие ветви которого, словно слезы, падали на траву и гладь пруда с водой тёмно-синего цвета, он обнаружил свёрнутый комочек шерсти светло-розового оттенка, обвитого длинным пушистым хвостом.
Это было существо странное и непонятное. Орион стремительно приблизился к определённому значению пропорции, свойство которой противопоставлялось непрерывному состоянию. Он вспомнил, что говорил ему Хронос про несуществующих Нукли, когда после сказок названного родителя избранный малыш спрашивал его об этом загадочном создании.
‑ Папа, как можно узнать Нукли, если его никто не видел?
‑ Сын, по легенде, эти творения отражают внутренний мир того, кто их видит. Запечатлев его, сразу чувствуешь, что это то самое существо, которое полностью отражает твой внутренний мир. Увидев его, ты сразу найдешь в нём родное для себя создание. В приданиях говорится, что каждый увидевший Нукли почувствует в нём свои самые лучшие качества. Они постоянно изменяют формы, принимая облик первого подсознания того, кто их увидел. Хотя достоверно об этом неизвестно. Может быть, они рождаются от великого чувства радости, захлёстывающей первородного, находящегося в саду.
‑ Отец Хронос, а я смогу поймать Нукли?
‑ Орион, мальчик мой, его не надо ловить, оно не будет от тебя убегать. К нему просто нужно подойти на расстояние вытянутой руки либо увидеть его, ведь это творение – отражение тебя, оно имеет столько же первородной воли. Это существо ‑ ты сам, воплощение тебя в «Саду Богов». Только достойнейший может увидеть там своё воплощение.
Орион был очарован этим волшебным мягким комочком, который безмятежно спал и не казался ему таким уж неуловимым. Это был забавный зверёк и Орион боялся его будить. Вдруг, это маленькое создание, лёжа в мягкой траве, потягиваясь и издавая при этом какие-то электрически протяжённые мурлыкания, развернулось. Эти странные звуки ещё больше располагали к забавной «плюшевой игрушке», напоминающей маленького кенгурёнка с кошачьей мордочкой и очень крупными выразительными глазами тёмно-бордового цвета. Миссия не решался дотронуться до него.
‑ Эй, маленький, иди ко мне, ‑ манил Орион существо, раскрывая объятия как в замедленном повторе. Это создание, словно неловкий драгоценный ребёнок с заспанными глазами, облокотившись на свой длинный пушистый хвост, прыгнуло в руки избранного и опять, свернувшись клубочком, уснуло у него на груди.
Лели потихоньку начинала паниковать. Она уже хотела возвращаться обратно, как вдруг увидела медленно выходящего из сада Ориона, который, как заботливый отец, трепетно и нежно держал в руках божественное создание. Манящий преобразователь информации приближался к девушке, которая потеряла дар речи от увиденного.
‑ Теперь я прощён? ‑ с глубоким мужественным и гордым взглядом спросил лишённый греха от истока. Леля молча, с умилением покивала головой, поглаживая «несуществующее» Нукли рукой. Эти сладкие мгновения были нарушены внезапной сосредоточенной настороженностью юноши, который моментально почувствовал близкое присутствие невероятно сильного и свирепого существа. Он не мог понять, где оно находится, но он чувствовал, что оно их видит. Орион пару раз огляделся…
‑ Что происходит? ‑ видя мгновенно изменившееся состояние юноши, забеспокоилась и Лели. Избранный дозорным неба понимал, что ещё какое-то мгновенье и этот зверь нападёт.
‑ Надо уходить! Скорей!
Резким движением он схватил её и вместе с ней присел на лавочку. Они оказались в беседке. Вокруг забора стояло огромное количество ратников и могучих первородных воинов, которые были явно не обрадованы прекращением праздника в замке. Там же присутствовал и Стражил со всеми пятью Царствующими Отцами. Орион с Лели обескураженно смотрели на огромное количество всяких светлых существ, вот-вот готовых броситься в бой по первому приказу. Все были удивлены, обнаружив в беседке за закрытыми воротами сладкую парочку. Стражил посмотрел на Генрорда, который был очень встревожен этой ситуацией. Он осуждающе смотрел на ребят и неодобрительно покачивал головой.
‑ Стражил! Все свободны! Распускай воинов, а охранники пусть займут свои посты. Сегодняшний праздник окончен!
Генрорд говорил стоя, с чуть приподнятой рукой, которую с выбросом напряжения бросил вниз. Внучка понимала, что этот жест таил в себе большое разочарование.
Руевит с Трогряном, души которого следовали за ним по пятам, тут же попрощались со своими Царствующими братьями, понимая, что их помощь в наказании ребят просто не имеет смысла. Оставив ситуацию на разбирательство Генрорда, Градвирга и Стролина, они отправились к своим «этно-планетам».
‑ Стражил, открой ворота, я хочу посмотреть поближе на эти два недоразумения.
После чего старейшие прародители двинулись к ним. Ребята были встревожены тем, что их будут ругать, а это очень утомительно и долго. Впридачу ко всему, они вытащили оттуда Нукли, которое беззаботно спало у Ориона на руках. А Орион был взволнован еще и тем, что почувствовал что-то угрожающее в саду.
Генрорд не успел начать читать лекцию об ответственности, преимущественно о том, что сделанный проступок очень серьёзен, и за это ребята будут подвергнуты острастке, когда он и его братья увидели в руках «миссии» божественное Нукли. Наступила волнительная пауза. Из-за очевидного ступора Царствующих Отцов последний даже забыл то, о чём хотел говорить. После сравнительно минутного заворожённого наблюдения за чудесным созданием Генрорд всё-таки взял себя в руки.
‑ Помимо всего, что вы натворили, так еще и вытащили святого Нукли из «Сада Богов». Его надо быстро вернуть обратно! ‑ как всегда нравоучительно произнёс дедушка.
‑ Отец мой, мы не можем вернуть его назад! ‑ с опаской в речи произнёс Орион.
‑ Значит, поймать и вытащить ты смог, а вернуть ты не можешь. Что же тебе мешает?
‑ Отец мой, в саду я почувствовал огромную необъяснимую и непонятную мощь, которая была неудержима. Ей не нравилось, что мы находились там.
Генрорд пересёкся взглядами с Градвиргом и Стролином, после чего с тревогой в голосе, произнёс:
– А как вы думаете, почему четыре утра и пять вселенских ночей назад «Сад Богов» был закрыт? ‑ совершенно в сердцах сказал старейший из братьев.
‑ Дедушка, что там? ‑ Лели в пылу обратилась к любимому предку.
‑ Мы не имеем право и не обязаны рассказывать о том, что происходит там. Больше того, если не обойдётся, всему «белому миру» придётся отвечать за то, что святой Нукли был перемещён в мир «первородной сути» ‑ ответил рассерженный Стролин.
Эти слова были всплеском того раздражающего негатива, который окутал всех Царствующих Отцов. Они с трудом сдерживали себя, понимая гораздо больше, чем молодая сладкая парочка, и видя возможные колоссально отрицательные последствия этой выходки.
‑ Лели, я же тебе не просто так запрещал даже задавать вопросы о саде. Теперь вы знаете, что надо слушать то, о чём вам говорят. Там ты нашёл беспристрастную праведность, которая отразилась от искупления самого тебя. Есть явившееся свидетельствование, изречённое самим Инродвергом: «Нельзя передать больше праведной воли, чем есть у тебя». Сейчас ты явил грядущему царству призыв к распределению справедливости независимо от объёма свободы. Изъятие божественного Нукли из сада может привести к необратимым и немыслимым последствиям для всего нашего мира. А пока это действие очень оскорбило… ‑ Генрорд не стал договаривать свою мысль и непонятным образом остановил свою речь на самом интригующем моменте.
‑ Генрорд, но как теперь вернуть Нукли? ‑ ещё грубее вопросил Градвирг, уже без капли терпения. Срываясь на чистые глаза Ориона, он сердито нахмурил брови, стиснул зубы, тем самым заставляя шевелиться свои скулы. Взял Нукли в свои руки. Это создание было единственным, что улучшало всем настроение. С каждой минутой всем начинало казаться, что вымышленный зверёк из мира грёз начинает стягивать на себя взоры. Это создание, словно наркотик, с каждым новым взглядом притягивало всё сильней.
‑ Идите в замок и ждите нас там, пока мы с братьями будем решать этот вопрос!
‑ Я не могу позволить вам пойти туда! Извините меня за мою дерзость, первородные Отцы, но там неведомая огромная сила, бьющаяся в агонии страстей. Я даже не могу понять её природу.
Орион тревожился за них и не хотел из-за своей глупости подвергать опасности Царствующих Отцов.
‑ Я же сказал вам, домой! Хотя бы здесь вы можете послушаться! Стражил отведёт вас. Это всё! ‑ резко и в последний раз отрезал Генрорд.
Ребята в смешанных чувствах отправились за Стражилом в замок, где от банкета уже не осталось и следа. Беспокойство Лели было очень сильным, ведь она теперь поняла, какой силой обладал Орион. Если он о чем-то волновался, значит, это неспроста. Они прошли практически весь путь молча. Каждый думал о том, что же всё-таки было в саду ещё? И что будут делать дальше Праотцы?
‑ Орион, что же там произошло?
‑ Лели, я сам толком не понимаю. Я чувствовал угрожающую опасность. Мне казалось, что чем больше мы там находимся и держим у себя Нукли, тем меньше я мог владеть своей первородной сутью. Я чувствовал, как огромные потоки моего разума начинают потихоньку таять. Этот процесс был абсолютно неподвластен мне. Это так странно, словно ты теряешь постоянный миг своего широчайшего виденья. Ты вроде остаёшься тем же, но вот огромное количество моей сути, понимания, ощущений начинает теряться в странных глубинах сознания, которое словно отказывается давать тебе права на их возврат. И самое ужасное это то, что я ощущаю сейчас, оказавшись в своей среде. Я словно не могу надышаться. Всё вокруг обрело краски, вкус, жизнь. Сейчас мне даже кажется, что я почувствовал что-то такое, что хуже смерти. Я будто бы погружался в ограниченное забвение, в котором мог остаться собой, но забыть, зачем мне быть.
‑ Как же дедушка вернёт обратно это существо?
‑ Я думаю, что они знают о происходящем в «Саду Богов». Они не могут объяснить это нам. Думаю, всё будет хорошо…
В замке Стражил передал провинившуюся парочку Хроносу, который также был недоволен поступком своего воспитанника и Лели.
‑ Хронос, передаю их под твою ответственность.
Развернувшись, Стражил поспешил обратно.
‑ Орион, твой поступок был безответственным и таил в себе большую опасность, – сказал названный отец, отведя взор, и резким движением одёрнул грузный плащ.
‑ Простите, учитель, мне просто хотелось поймать Нукли и доказать, что я достоин тех надежд, которые на меня возлагают все вокруг.
‑ Орион, ничто не может оправдать твою безответственность. Ты же должен был понимать, что запрет на вход в «Сад Богов» носил под собой более глубокий характер, чем просто нежелание первородных отцов.
Понурив голову, провинившийся и поддавшийся задору молодости Орион внимал каждому слову Хроноса.
‑ Я всё понимаю учитель. Но может быть сейчас нам стоит помочь Праотцам? В саду их ждёт нечто необъяснимое, с мыслями похожими на дикого зверя. Это существо или животное необъяснимо сильное. Я прочитал в его неуправляемых мыслях неординарную и неукротимую ярость ко всему.
‑ Орион, ты так и не понял… Ты не всё знаешь. И то, что тебе приказывают или запрещают, есть нечто большее, несущее в себе более глубокий смысл, который ты не в силах понять и объять. Может быть, после того как ты исполнишь или выполнишь то или иное поручение более мудрых существ, ты поймёшь глубинный смысл и общую картину всего происходящего. Пойми, только лишь выполнив функции винтика, можно почувствовать, как работает весь механизм. Генрорд старше всех Праотцов. Другой вопрос, насколько раньше он появился, чем все остальные? Сколь помнят легенды, он произошёл в тот момент, когда Великий Разум мчался во все стороны пустоты и, словно портной, кроил видимую пелену окружающего мира. Обработка походила на плетения игры. Смысл изделия ткался либо долго, либо скоротечно, а Генрорд был тем сторонним наблюдателем, который имел честь лицезреть «великое чудо творения». Не знаю, у-секунду ли, у-минуту ли, вечность ли он созерцал в своём ропотном обличии безумную правду истиной воли без обстоятельств, но он знает больше всех! И если он тебе что-то сказал сделать, то просто выполни. В дальнейшем ты увидишь полную картину, определяющую его решение.
После этих слов Хронос с задумчивым видом несколько раз прошёлся туда-сюда по коридору.
‑ Пока что нам просто надо их дождаться. И ещё, мой мальчик, как бы я тебя не любил, а ты знаешь, я бы жизнь отдал за тебя, решения Царствующих Отцов о твоём наказании я не смогу оспорить…
Слова Хроноса о том, что Ориону будет вынесена строгая расплата, испугали Лели. Она слышала каждое слово, так как находилась поблизости.
‑ Это я попросила Ориона провести меня в «Сад Богов» и поймать мне Нукли.
‑ Девушка, твоей вины здесь не меньше чем его, но ‑ Хронос указал своим перстом в сторону парня, понурившего голову, ‑ сегодня этот молодой человек стал избранным. На его плечи была возложена большая ответственность и огромные надежды, которые он с этого дня должен был подтверждать не только подвигами, но и своими рассудительными поступками.
Орион всё сильнее и сильнее чувствовал свою центральность во всём, что он делал и будет делать. Очевидно, любовь вскружила ему голову. Он хотел показать зацепившей его девушке, какой он сильный, смелый. Ко всему прочему, он очень желал стать четвёртым, поймавшим неведомого зверька, показав тем самым свою уровневую значимость равности, что он соответствует великим, которые сделали это прежде.
В момент, когда накалённая обстановка начала спадать, в проходах коридоров замка раздался громкий голос Генрорда, который что-то выговаривал Стражилу по поводу охраны всё тех же ворот сада. Эти голоса услышали Лели, Хронос и Орион. Они очень обрадовались приближению встревоженных Царствующих Отцов. Они были живыми и невредимыми ‑ это было самым главным. В момент, когда Лели стояла у окна одного из залов замка, предвкушая появление дедушки и всех остальных, двери зала отворились и в них вошли первородные предки вместе с отруганным и взлохмаченным Стражилом. Внучка, не медлив ни мгновенья, бросилась в объятия дедушки.
‑ Орион, Хронос, прошу пройти в зал заседаний первородных отцов, мы будем ждать вас там, ‑ такой строгий тон Стролина давал понять всем и в особенности Ориону, что в отношении него будут сделаны серьёзные выводы.
‑ Дедушка, это я рассказала Ориону, как важна поимка Нукли для всего нашего мира. Дедушка, это моя вина, что он провёл меня в сад, ‑ тихонько хныча, прошептала Лели.
По этому откровенному признанию Генрорд понял, что ей очень дорог молодой новоизбранный. Ведь раньше Лели не признавала себя виновной ни в какой, даже маломальской шалости. Эти слова внучки вселяли в старика надежду на то, что у этих ребят всё получится и сложится благополучное будущее. Великому дедушке очень нравился Орион. Генрорд видел юношу насквозь и понимал, что в избранном нет ничего плохого и все поступки, совершаемые им, исходили только от одних его убеждений о честности, совести, мужестве, духе, вере, воли, отваге. А слёзы хлюпающей Лели всегда растапливали сердце Генрорда, который мечтал о том, что до своего великого сна увидит правнуков. Но и не наказывать оплошавшего парня за этот бездумный поступок, он тоже не мог.
‑ Лели, нам нужно идти, а ты отправляйся домой.
Нежно взяв её за плечо, Генрорд отодвинул её от себя, при этом шёпотом добавил так, чтобы их не услышали:
‑ Никто твоего Ориона казнить не будет. Я думаю, что вместо великих дел избранного, он некоторое время побудет простым стражником, а охранять он будет тебя. Это ему в назидание. Ведь когда ты будешь предлагать очередную безумную глупость и пытаться играть на его гордыне, он будет учиться, вспоминая сегодняшний день, – улыбнувшись, закончил Генрорд.
Следующая реакция чистопородной щебечущей птички для всех была совершенно непонятной. Девушка, секунду назад плакавшая и переживающая за Ориона и за дедушку, вдруг воссияла улыбкой. Глаза чистопородной шалуньи заискрились счастьем.
‑ Спасибо дедушка, ‑ она обняла Генрорда и тут же быстрыми шагами понеслась к выходу, лишь немного сверкнув взглядом в сторону Ориона.
Все, кто там был, в этот момент поняли, что теперь Орион находится не только под защитой Хроноса, но и Лели, которая своим жалобным видом могла выпросить у царствующего дедушки всё, что угодно. Хронос же подметил, что Генрорд видит Ориона избранником для своей внучки. Только повергнутый в пучину эмоций провинившийся юноша не мог понять реакцию Лели, да и думать об этом не представлялось возможным, так как первородные отцы уже устремились к залу заседаний.
‑ Орион, пойдём, нам пора, ‑ несильно помахивая кистью, звал Хронос.
Новоизбранный никогда не видел зал заседаний первородных отцов. Длиннейший янтарно-изумрудный коридор замка Архсу, по направлению, где «пустота делилась медленней заполняющегося смысла», упирался в крыло зала заседаний. Учитель-отец был задумчив, в отличие от простодушного ученика. Орион с любопытством рассматривал светлые расписанные стены, в которые были врезаны изумрудно-золотые портреты многих знаменитостей «белого мира». Массивные и величественные врата зала заседаний были приоткрыты. Создавалось впечатление, что их вообще никто не сможет сдвинуть с места. Вообще, проходя сквозь это грандиозное сооружение, парень ощутил могущество неприкосновенности этого места. Изначально появилось ощущение того, что зал был чересчур тёмным, будто в нём не было окон. Мгла поглощала все зрительные образы на расстоянии вытянутой руки и очень явно контрастировала со светлым и многооконным коридором
Архсу. Свет, озарявший небольшое пространство внутри зала, проникал через незакрытый проём врат.
Хронос продвигался вглубь скрываемого пространства и не обращал внимания на пропитывающую всё вокруг сумрачную таинственность. Орион по пятам следовал за своим отцом-наставником, погружаясь во мрак, хранивший образ этого места как зеницу ока. Почти исчезнувший во тьме наставник внезапно остановился. В этот момент засияли настенные пирамидальные энергетические фонари. Тьма, словно расщепляясь в свете, рассеялась, и взору открылся призмообразный зал. Орион, наконец-то, смог осмотреться и понять, что представляет собой это пятиугольное помещение.
Строго по центру биссектрис углов вписанной в пятиугольник пентаграммы стояло пять громоздких колонн, устремлённых к потолку. На некоторых из них стояли три царствующих отца, а в месте пересечения этих лучей ‑ посередине зала ‑ висела центральная точка круга «непредвзятой пустоты для всепроникающего беспристрастного рассмотрения». Две боковые стороны пятиугольника были изрезаны длинными узкими окнами, завешенными бархатисто-парчовыми шторами. Зал своим видом напоминал старый запылённый сундук, который давно никто не открывал. Орион наблюдал за Праотцами, стоявшими на высоких возвышениях.
‑ Хронос, проходите в центр, ‑ пригласил их Градвирг.
Заняв свои места, они ждали рассмотрения вопроса. Неожиданно Генрорд медленно провёл рукой в воздухе так, будто бы толкнул дверь. Невероятно громоздкие врата, будто бы ничего не весили, не издавая ни малейшего скрипа, без скрежета и хруста плавно и плотно закрылись. Далее другой рукой Генрорд начал поднимать круглый кусок пола, на котором стоял Орион и Хронос до уровня высоты нахождения Праотцов. Пол под учителем и избранным постепенно превратился в высокий цилиндр под «непредвзятой пустотой», готовой к выполнению своих уравновешивающих функций.
‑ Орион, сегодня на тебя была возложена огромная ответственность. Мы всё думали, что ты созрел для обретения той мощи, которую ты получил после церемонии обретения в «Храме Рождения». Наши поспешные решения даровали тебе возможности Кайна. Мы исходили из тех обстоятельств, что в «чёрном мире» появился очень могущественный и доселе небывалый воин – Демо. Он бесконтролен и пока не несёт для нас никакой угрозы. Но «чёрный мир» коварен. Они могут настроить его против нас. Это положение дел заставило нас выбрать мальчика, и не просто мальчика, а с великим даром – и это ты. Выбор Вселенной пал на тебя. Мы подтвердили его и сделали шаг.
По нашему мнению, ты мог сделать то, что нам было нужно, а именно: иногда называемое «судьбой» ты смог осуществить с помощью усилия, превратив весь путь объединения в себе сил пяти первородных этносов «белого мира» в своё незримое свойство, и стать защитником, обеспечивая нам спокойную седьмую вселенскую ночь и дальнейшие циклы, ‑ произнёс Градвирг и сразу посмотрел на Генрорда, словно передавая ему право на слово.
‑ Сегодняшним поступком ты поставил под сомнение наш и без того нелёгкий выбор, заставив пересматривать поспешное решение, ‑ закончив Генрорд, взглянул на Стролина.
‑ Мы постановили забрать у тебя доспехи Кайна и заключённые в них частички духа самого Инродверга.
Орион ещё не успел опомниться, а из его энергетического и духовного подчинения были извлечены доспехи. На его глазах они были собраны в статую и поставлены на подтянутую колонну.
‑ Теперь предметы будут храниться в этом зале до того момента, пока мы не будем уверены в том, что ты всё-таки тот, кто был нам нужен, ‑ закончив, Стролин опять передал слово Генрорду.
‑ Но это ещё не всё… Мы приняли решение о твоём наказании. Ты отдохнёшь от подвигов, великих дел и великих глупостей, охраняя Лели. Это будет хорошим уроком для тебя, так как именно там ты либо приобретёшь ответственность, предостерегая её от постоянных глупостей, из-за которых тебе и пришлось пострадать, или же ты в очередной раз поддашься на её уговоры и сделаешь ещё что-нибудь запрещённое, лишь подтвердив наш сегодняшний вывод. Завтра ты должен прибыть на планету Ксео, где живёт Лели и её мать Ламира. Мы уже сообщили всем о твоём прибытии. Ты будешь числиться в штате охраны дворца, не имея никаких привилегий среди других стражил. Теперь ты не избранный, а обычный охранник капризной, со сложным характером, взбалмошной, озорливой, но очень умной девчонки. Хронос переместит тебя со всем необходимым.
Орион был очень расстроен от того, что всех подвёл, но он ничего не мог поделать. Не в его положении было спорить с решениями Царствующих Отцов.
Эти события были лишь увертюрой грандиозных событий, которые ждали проявленную Вселенную. Решения, принятые Праотцами, в скором времени должны были измениться. Война, длившаяся с момента сотворения Вселенной Инродвергом, по сравнению с тем событием, что уже вот-вот должно было случиться, превращалась в пустяк, в шуточный момент. Механизм этого события был запущен непредусмотренным появлением Дэмо. В целом его действия привели к «вселенской ошибке» и появлению частички Апокалипсиса, которая с момента своего проявления начала искать пути к всепоглощению, пытаясь вырваться за все грани «вселенского разума» и написать себе понятный мир. До появления Апокалипсиса, по меркам «вселенского хронографа», оставались считанные мгновения, а пока Орион спокойно прибыл на Ксео, где с этого момента должен был нести свою службу. Хроносу предстояло представить парня Ламире ‑ матери Лели.
Это очень сильная и могущественная женщина, принадлежащая к миру Аквиума и имеющая возможность оказывать большое влияние на все важнейшие решения. Её женский ум происходил от природного «начала», который, в отличие от мужского «начала», имел в своём истоке логику научения. О знаниях этой женщины слагались легенды. Она видела всех прапервородных насквозь, очевидно, это передалось ей от Генрорда. Умея предвидеть развитие многих ситуаций, она, дабы не повредить естественному ходу вещей, старалась не лезть в политическую жизнь Аквиума и «белого мира» в целом. Умнейшая женщина любила проводить время на Ксео. Отдалённость этой планеты от всех политических центров и военных действий превращала её в тихую заводь космического масштаба.
Хронос совсем не хотел оставлять сына-ученика одного в силу особых переживаний за него. Но он также понимал, что Ксео ‑ одно из самых безопасных мест Аквиума, а Орион уже был далеко не маленьким светленьким ребёнком с лазурными глазами. Сейчас юноша обладал ошеломительной силой даже и без энергии доспехов Кайна. Они шли на встречу с привилегированными особами по цветочному мосту. Это был единственный путь через рыбный пруд к зелёной лужайке, где в сетчатых полукреслах под тенью шелкового шатра отдыхали царствующие представительницы прекрасного первородного пола.
Хронос представил великой женщине Ориона в тот момент, когда она вместе с Лели отдыхала в саду:
‑ Здравствуй, Ламира, ‑ как-то неожиданно тепло поздоровался Хронос.
Когда Орион первый раз увидел Ламиру, то сразу понял, что Лели её дочь. Об этом свидетельствовало их удивительное внешнее сходство. Она выглядела очень молодо, а серые глаза, по сути, были самым большим признаком различия с дочерью.
‑ Здравствуй Хронос, ‑ улыбнувшись и не отводя глаз от взора черноглазого утончённого мужчины в изящном одеянии, поприветствовала его Ламира. Орион сразу же почувствовал, что между ними что-то есть. Они точно хорошо знают друг друга.
‑ А этот скромный юноша и есть великий Орион? ‑ первой же фразой Ламира заставила его смущаться.
‑ Здравствуйте, ‑ в силу своей скромности, тихо и вежливо поздоровался парень.
‑ Наслышана, наслышана, как ты начудил в день, когда умудрённые старцы решили представить тебя как их избранника.
Он опять потупил взор, чувствуя свою глубокую вину. Вообще, это жалобное движение было основным после его проступка. Ламире очень понравился вид застенчивого молодого, хорошо сложенного юноши, от которого исходила только доброта. Она, естественно, чувствовала его огромную внутреннюю энергию. Это сочетание силы, скромности и доброты души сразу же позволило сложить о нём благоприятное впечатление.
‑ Также дошли слухи о том, что во вчерашнем фейерверке был виноват не только ты. Оказывается, посильный вклад в это безобразие внесла и моя дочь.
‑ Во вчерашнем виноват только я, ‑ твёрдо ответил юноша и опять опустил взгляд.
‑ Знаешь, я никогда не видела, чтобы моя дочь брала вину на себя, даже в самой небольшой проказе. В данном случае был совершенин поступок, за который её могли сильно наказать, и не помогло бы даже жалобное личико перед Генрордом. А тут я вижу эпидемию взятия вины на себя. Ну, если длинные ресницы Ориона могут являться поводом для признания Лели, то скажите, пожалуйста, что движет тобой? ‑ с иронией в голосе, посмотрев на закипающую дочь, произнесла мать.
‑ Ламира, Орион послан сюда Генрордом, чтобы нести своё наказание.
‑ Я уже всё знаю. Пусть размещается в одной из гостевых комнат замка.
‑ Извините, Ламира, но мне велели жить вместе со стражниками, ‑ растерявшись, произнёс Орион.
‑ Да, да всё понятно. Но приходится вносить некоторые коррективы в имеющиеся условия во исполнение всех волеизъявлений Царствующих Отцов. Я не могу позволить, чтобы кто-либо нёс наказание без вины. Лели сказала мне, что не ты был виноват ‑ значит так и есть, и я ей верю. Тем более, охрана замка никогда не посещает нашу внутреннюю территорию. Как я понимаю, Генрорд приказал тебе бдительно присматривать за Лели. Поэтому мои распоряжения устроят всех.
‑ Орион, я покидаю тебя. Ситуация в галактике Туа обостряется и мне надо срочно быть там. Я обязательно вернусь к тебе через неделю, чтобы проверить твои дела, – сказал Хронос, спешно попрощался и покинул Ксео.
‑ Лели, проводи нашего охранника в его комнату. Орион, после того как ты освоишься, спускайся к ужину. Познакомимся поближе, расскажешь о своих подвигах. Не каждый вечный день получается поговорить с тем, на кого в будущем без повода престарелые отцы возлагают такие надежды.
Ламира, видя неловкость первородного паренька, понимала, о чём он думал: «Я здесь для того, чтобы отбывать наказание, а не проводить время в приятных светских беседах и рассказах о том, где был и что видел».
‑ Орион, отказа не приму. Так как я сейчас являюсь твоим начальником, считай, что это приказ, и прошу в кротчайший срок прибыть к летней столовой с правой стороны дворца, вход с улицы.
Ламира указала на неё рукой, чтобы он знал, куда идти.
Орион с Лели отправились в воздушную по своей архитектуре усадьбу, нежно посматривая друг на друга.
‑ Лели, мне показалось, что Хронос хорошо знает твою мать.
‑ Да, они знают друг друга с очень давнего времени. Я не ведаю всех деталей их отношений, но мне кажется, что мама не захотела присутствовать на твоём посвящении именно из-за него, ‑ мило поведя бровями, ответила Лели.
‑ Когда мы «прыгнули» на Ксео к вашим замкам и усадьбам, Хронос был необычно встревожен, да и очень переживал при встрече с ней, ‑ размышлял вслух Орион о заинтересовавшей его ситуации, направляясь к своей комнате. Лели очень не нравились его думки. Она хотела, чтобы он думал только о ней и ни о чём другом.
‑ Всемогущий «миссия», ты слишком много размышляешь. А ведь должен сосредоточиться на другом и смотреть, чтобы я не выкинула какую-нибудь глупость. Вдруг со мной может что-то случиться в этом страшном мире.
Орион не понимал, на что намекает проворная в хитрости первопричинная.
‑ Да я просто размышляю об отношениях Хроноса и Ламиры. Знаешь, до этого он таким никогда не был, ‑ это интригует.
‑ Значит отношения твоего учителя и моей мамы важнее меня и моей безопасности. Тебе было приказано оберегать меня.
‑ Сейчас мне приказали быстро разложиться и прибыть на светский раут.
‑ Ах, так! Да ты грубиян! А если я возьму и сейчас же выпаду из окна?!
Лели была избалованной и взбалмошной девчонкой. Она вообще не хотела ничего терпеть. Ей очень нравилось быть сосредоточением всеобщего внимания. Она всегда получала то, что хотела. И теперь неистово желала получить внимание со стороны Ориона.
‑ Но ты априори не сможешь выпасть из окна! Этого никогда не произойдёт, ‑ простодушный и честный Орион никак не мог понять, чего она добивается.
‑ Да?! Априори?! Не смогу?! ‑ смотря в глаза Ориону и сжав губы в гармошку, Лели спиной начала медленно двигаться к окну. Парень совершенно недоумевал, что может выкинуть эта девчонка? А она всё также медленно и спокойно с прищуренными глазками приблизилась к огромному, открытому нараспашку окну третьего этажа. Теперь вдобавок к скрученным губкам ехидство нарисовало ямочки напряжения на её белоснежных щёчках. Покачивая головой из стороны в сторону, шевеля онемевшими губами, она повторяла:
‑ Априори?! Не смогу?! Никогда?!
Сделав ещё шаг назад, она полетела вниз. Изумлению Ориона не было предела. Таких номеров он никогда не видел. Резко переместившись к месту падения и поймав её, он всем своим существом пытался подобрать слова для оправдания или объяснения этой невероятной глупости. А Лели было всё нипочем, так как она прекрасно знала о возможностях могущественного юноши. Она вообще и не думала причинить себе какой-нибудь вред, так как очень сильно обожала себя.
‑ Да ты с ума сошла! Да ты!.. Ты!.. Что с тобой? ‑ восклицал Орион, держа Лели в крепких объятиях, пытаясь реагировать адекватно.
Она же именно этого и добивалась – внимания юноши. Её совершенно не интересовала задумчивость избранного. Она нежно прижалась к нему, но в тот же миг решительно оттолкнула парня. Встав на ноги, тут же отошла от него, резко отряхнулась со свойственной ей обиженностью и обвинительной интонацией сказала: «Понял! Никогда не говори “никогда”!» – фыркнув, подметила Лели. Быстро повернувшись к нему спиной и уходя спешным шагом, добавила: «Странно, что ты вообще поймал меня. Мне уже казалось, что ты положился на мой дар бессмертия: помучилась бы немного. Ну и что! Да Орион?! У тебя полчаса! Ты уже знаешь, где твоя комната! Располагайся!» – сухо и резко произнесла Лели.
Орион продолжал удивляться таким перепадам. В его мыслях были одни противоречия: «Да кто она такая?! Как она вообще себя ведёт? Это хамство! Избалованная девчонка! Я её спас, а она ещё и обвиняет меня! Да я ей сейчас! Как она смеет так со мной разговаривать?! Я Орион! Да как это так?!». Пребывая в состоянии фрустрации, Орион совершал движения руками: брал себя за голову, сжимал кулаки, проворачивался вокруг себя. Но после этого относительно-минутного бешенства он вмиг осознал, что очень сильно её любит.
Усевшись на мягкий приусадебный газон, он понял, что счастлив. Ему нравилась эта эксцентричность первородного характера Лели, её понимание самой себя. Она была породной принцессой великого рода и эти хитрые штуки с капризными акцентами уже просто смешили его. Он ещё никогда не встречал такую. Она была единственной и это давало ей право на всё. С этим чувством он еще полчаса провалялся на траве, после чего с хорошим настроением отправился на ужин в летнюю столовую. Там он снова увидел любимую, которая в свою очередь не поняла озорного и радостного взора. От этого улыбка улетучилась с её лица. Естественно, она рассчитывала немного на другую реакцию юноши. С её точки зрения, он должен был терзаться мыслями, что она не замечает его величия. Орион же, напротив, светился счастьем, а не раздражённостью. Это погрузило первородную «рисоваку» в глубокие раздумья.
‑ Орион, я вижу, тебе у нас нравится?! – спросила Ламира.
‑ Да, мне здесь очень комфортно. Ваши дворцовые просторы насыщены удивительными и неожиданными вещами, а я очень люблю неожиданности…
‑ Я как хозяйка рада, что тебе у нас уютно.
Она пригласила всех к столу. Ужин затянулся. Ламира и Орион мило беседовали, постоянно находя общие темы для великосветских разговоров. Сначала расплывающийся в улыбке избранный рассказывал о том, как он добывал доспехи Кайна, как это было захватывающе, как он много раз был на краю гибели, как Хронос сопровождал его в некоторых походах и учил постоянной чопорной осторожности. Ламира знала, что для Хроноса это свойственно ‑ осторожность у него всегда была на первом месте. Их долгая и оживлённая беседа всё больше раздражала Лели, которая и сама не совсем понимала, от чего злится. Она сидела молча, обнявшись с подушкой, словно наблюдая из засады. Каждая положительная эмоция Ориона раздражала её пуще прежней. После нескольких часов этой сентиментальной беседы, обворожительная егоза-позёрша не выдержала:
‑ Мам, я к себе! Очень устала, пойду, отдохну.
И со свойственной ей эксцентричностью, резко хмыкнув и зыркнув прищуром на Ориона, девушка удалилась. Ламира хорошо знала и понимала дочь. Она уже знала, что та влюбилась в этого юношу. Но пока женщина ещё не совсем понимала отношение со стороны спокойного, очаровывающего тактом, новоизбранного, взаимны ли их чувства. Тем временем, придя в комнату, Лели бросилась на диван. Её чувства были взбудоражены: «Он что думает! Он один такой?! Сидит там, улыбается! Пьёт нектар. Если бы не я! Сейчас бы на Вею рудники копал! На меня даже ни разу не посмотрел. Я ‑ то! Я ‑ это! Я ‑ так, я – этак… отрубил голову дракону! Противно слушать… Да еще этот игривый взгляд… Прямо непобедимый воин… Сам за собой смотреть не может!».
Перестав злиться и погрузившись в томление, Лели думала уже совершенно по-другому: «И этот игривый взгляд! Он такой на самом деле беспомощный! А он ведь спас меня. Да, таких как он ‑ просто нет». Будто в замедленном темпе у неё крутилась бело-розовая картинка образа соблазнительного Ориона. Он уже мило улыбался и был смешным и сильным, так геройски отрубал головы монстрам, был смелым и мужественным. В этот момент она поняла, что любит его. Тут же слетев с дивана, она отправилась назад.
‑ Лели, ты что уже отдохнула? – спросила Ламира.
‑ Да мам, мне уже лучше. Вам налить ещё нектара?
Превратившись из злой и угрюмой буки в самую послушную и заботливую девушку, Лели налила им нектар.
‑ Орион, мне надо ненадолго отлучиться, подожди меня здесь, я очень хочу дослушать рассказ, каким ты видел «Сад Богов». Лели пока расскажет тебе об этой планете.
Ламира спешно удалилась. Молодые люди остались наедине. Они вели себя так, будто бы только что встретились. Буйство захлёстывающих эмоций сошло на нет. Осталась только чистая любовь, вымытая всевозможными потоками своей природы. Они сидели и смотрели друг на друга, не отводя взгляд.
‑ Я сильно испугался за тебя сегодня, ‑ тихим, бархатным голосом, не отводя взора, произнёс Орион.
‑ Я знаю, ‑ также шёпотом, не отводя своих прекрасных изумрудных глаз, ответила влюблённая до умопомрачения Лели.
‑ Ты мне очень дорога, ‑ всё тише для мира, но громче для неё говорил несравненный Орион.
‑ Я знаю.
В этот момент их сердца начали биться в один такт. Одномоментно этот миг остановил их. Он отпечатался в зерцалах их душ. Они были немногословны потому, что не понимали происходящего? Что же это? Как это? Почему сердце пытается стучать сильнее, а жизненная плазма? Плазма воспламенялась и выдавала их через искры глаз. Сжигающий стыд их зримых прикосновений творил ту связующую сущность любви предназначенных друг для друга. Они пристально смотрели в глаза уже без всякой гордости. Что это за сила такая, которая тянула всю их первородную сущность? Это было то самое всеобъемлющее сияние сердец, которое творило танец любви. Сама Вселенная связала лёгкий узелок из трепета их жизней.
‑ Если бы с тобой что-то случилось, я бы не смог жить без тебя, ‑ с нежностью в глазах прошептал юноша.
‑ Я знаю, – ответила Лели.
‑ Ты для меня всё, ‑ коснувшись этой застенчивой хитрушки, совершенно наполненный любовью Орион хотел говорить и шептать ей всё, что происходило с ним. Остановившаяся косвенная у-секунда не давала им дышать.
‑ Я знаю, ‑ дрожавшим голосом и с бурлящим сердцем отвечала Лели.
‑ Я люблю тебя, – произнес Орион.
‑ И я тебя, – ответила Лели.
Эти слова стали венцом открытости и честности их чувств. После того как их губы потеряли чувства друг в друге, поцелуй стал коротким, как вечность. Лели долго не могла открыть глаза. Ей хотелось, чтобы этот момент счастья, губами срывающий с небес облака, ещё немного задержался в их сердцах. Она стремилась запечатлеть это мгновение во всех красках. Орион, будто тёплый морской ветер, нежно прикоснулся к щеке Лели. Они сидели и молчали… Слушая тишину, наслаждались вспыхнувшим чувством родства и родившейся любви, которая играла в сердцах одну мелодию и только для них. Это был единственный эгоизм, дарующий жизнь новому.
Ламира долго не задержалась, но уже застала их в абсолютной тишине, нежно улыбающимися друг другу. Она поняла, что за время её отсутствия между ними зародилось чувство той искренней, чистой, изначальной, искромётной, как Вселенная, величайшей любви первородных созданий. Такая любовь порождала галактики, планеты, новую жизнь. Ламира подошла и села на тот же стул, где и пребывала ранее. Только после этого они её заметили. Обмануть её было невозможно, так же как и скрыть что-либо, поэтому Орион и Лели даже не пытались скрывать своих чувств.
‑ Дети мои, идите спать каждый в свою комнату. Утро вечера мудренее – сказала Ламира. ‑ Я понимаю, что вам этого совсем не хочется…
Это немного разрядило обстановку.
…После нескольких сказочных дней удивительного общения, стыдливых поцелуев, постоянных ухаживаний, бесконечных разговоров обо всём и ни о чём, ночных проникновений Ориона к Лели в спальню, чтобы пожелать спокойной ночи, огромного счастья и веселья от обоюдного присутствия, Орион сделал Лели предложение руки и сердца. Он переживал и волновался, какой ответ даст Лели, но ответ был один ‑ это был крик «Да!». После чего он напрямую признался в своих чувствах к Лели её матери и попросил благословить их. Ламира, видя такое безумное счастье двух беспечных существ, благословила их.
Это было время красивых фотографий. Каждый последующий день для них был счастливей предыдущего. Каждую у-минуту, каждую секунду, они жили друг другом....
Прошла счастливая неделя. Орион и Лели лежали в обнимку на старой лужайке за усадьбой вблизи тихого озера, под тенью старого, нахмурившегося дерева. Они разговаривали и строили планы на вечное будущее, держась за руки и утопая в нежности.
…И вот настал тот день ‑ тот самый день, когда до наступления вселенской ночи оставалось совсем немного. Это день произошедшего на Ксео, вошёл в историю первородного мира как день Апокалипсиса. Та ошибка проявила себя в мире «яви», созданном Инродвергом, в качестве существа без лица, без эмоций, без страха, без ненависти, без всего того, что было в этом мире. Это явление – «обратная сторона создания, противоположность созданного» – было за пределами всех мироплоскостей, будь то «чёрный» или «белый мир» ‑ оно постепенно поглощало их. Это отклонение находило себя в тревожном молчании безысходности выбора «всего остального». В этот день рассеянность проявила свою пародоксальность миру «яви».
В материальном мире в своем первом воплощении это было бестелесное существо вирусной энергии, которое просто поглощало все вокруг, не прилагая к этому никаких усилий. Поглощение было сутью этого вируса. Оно приобретало очертания постепенно, по мере «сжирания» миров, планет, окружающей материи. Это привило его к единственному, по его мнению, совершенно правильному виду – «существу без лица» в тёмном, похожим на дым, не имеющим постоянной формы длинном облачном балахоне смолянистого цвета. В этом безликом обличии ему было суждено зваться Апокалипсисом, ‑ тушить свет и поглощать тьму. Именно эту личину в первый раз увидел Орион.
Внезапно Лели с Орионом ощутили какой-то нетипичный для этого времени года на Ксео холодный ветер. Яркий, согревающий все вокруг свет начал необъяснимым образом тухнуть, словно его что-то засасывало. Ветер усиливался и со старого дерева начали грустно опадать листья на порябевшую гладь озера. Влюблённые почувствовали, как к ним в душу закрадывается непонятное бесчувствие. Это туманило их разум, становилось как-то не по себе, неприятное чувство безнадёжной безысходности постоянно брало верх над изначальной возможностью продуцировать жизнь. Серость тушила их первородное горение, забирала кислород у мира, которому он был жизненно необходим.
Орион вскочил на ноги и начал оглядываться. Всей своей волей, энергией и силой он старался найти источник этой беды. Ему никак не удавалось понять свойств этой рассеивающей печали, тоски и безысходности. Через мгновение всё вокруг погрузилось в темноту, бушевал сильный ветер и тут смутившийся избранный увидел Апокалипсиса. В момент его появления всё вокруг затаилось: стало ни темно ни светло, мир вокруг померк, как будто бы прекратил своё существование. Держались только влюблённые первородные, но и их естество было на пределе. Периодически оно пыталось вырваться и сбежать. Орион с трудом мог удерживать себя, а Лели было совсем плохо.
‑ Кто ты такой?! ‑ в порыве гнева выкрикнул Орион.
‑ Я не знаю, кто я, но я знаю, зачем я, – ответил Апокалипсис.
‑ Что ты здесь делаешь?
‑ Пытаюсь понять.
‑ Что понять?
‑ Зачем вы здесь! Зачем вы нужны. Кто вы?
Орион совсем не понимал, что происходит. А тем временем тишина всё громче довлела над ним. Куда бы не смотрел растерянный «миссия», везде было скомканное, бесцветное, теряющее себя пространство.
‑ Кто вы? Все вы, кто населяют эту «явь», эту Вселенную. Или как вы её называете? – уточнило существо.
‑ Мы создания Инродверга. Всё во Вселенной сотворено его Великим Разумом и мы, первородные, в том числе.
‑ Не всё и не все.
‑ Всё, что находится в нашей Вселенной, вся материя и любая энергия, находящаяся за пределами нашего понимания, была либо сотворена, либо дарована им. Нет ничего, что было бы не от его воли.
‑ Нет, нет, нет ничего! И только в этих словах я вижу смысл, ‑ этот вирус словно на ходу только учился говорить словами первородных. ‑ Великий Орион, запомни этот момент, когда ты увидел впервые и навсегда то, что не сотворил Инродверг.
Самолюбие Ориона было задето этим изречением. Он, скорее был напуган бессмыслием, отравляющим душу. Всё его естество говорило о том, что этого не может быть. Но после каждой попытки внутренней сути первородного вырваться из поглощающего плена и нестись туда, где не было этого сумасшествия, его «Я», неразрывно связанное со взором Творца, кричало ему о том, что проявляющийся Апокалипсис не имеет ничего общего с Великим Разумом, сотворившим всё вокруг и в кругу.
‑ Нет. Нет! Этого не может быть. Ты погубил бы всё, будь это так! ‑ кричал Орион, не верящий в безумие происходящего.
‑ Так не бывает! Это противоестественно сути Инродверга! Это невозможно для самого тебя! ‑ опять и несколько раз повторил молодой воин света:
‑ Что тебе нужно здесь от нас?
‑ Здесь! Что мне нужно здесь?! Хороший вопрос, если бы знать, что такое «хорошо». Всё, что есть во мне, всё, что я могу назвать собой, не имеет ничего общего со всем, что окружает меня. Я есть то, что не предусмотрено. Можно сказать, что я ‑ это настоящее, что есть в этом мире. Ваши жизни, судьбы, случаи, тела, эмоции, течения времени, переживания, радость, времена года, старость, молодость, доля, участь, жребий, мышление, суждение, размышление, обдумывание, сравнение, сопоставление, воображение, измерение ‑ это не по-настоящему, это кем-то задумано. Всё, что создано вокруг вас: от песчинки до планет, от планет до космических систем, от систем до галактик, от галактик до бесконечности, от бесконечности до вечности в песчинке, все миры, которые существуют рядом с вами, являются неотъемлемым механизмом одного целого ‑ всё это вымысел, технология вашего существования. А я, я единственная правда здесь. Радуйся Орион, ты видишь истину причины. Всё, что здесь есть, мне не нужно. Чтобы делать свой мир ‑ нужно поглотить ваш, объяв правдой. И чтобы быстрее это сделать, мне надо было найти тебя и Дэмо. Вы вляетесь единственными уникальными все-совершенными представителями двух первородных дуальных систем, на которых был сотворён этот, давящий на меня, сжимающийся мир. Ваша могучая энергия позволит мне быстрее понять и поглотить весь явный окружающий мирок. С каждым мгновением нахождения здесь я понимаю, что единственный настоящий мир для вас ‑ это Хаос. А создать Хаос могу только я – Апокалипсис. И имя мне «Погибель».
Орион был подавлен и обескуражен всем, что услышал. Времени вокруг просто не было. Задыхаясь от нехватки окружающего пространства, он не мог сделать так, чтобы сотворить его для себя и для Лели, которая держалась только посредством сильных эмоций испуга и страха. Он чувствовал, что его внутренний мир потерял цвет и свой смысл. Дух Ориона отторгался от изменений Апокалипсиса, но сломить его крепость не могла даже смерть. В глазах юноши разразилась бешеная ярость. Его мужеству не было предела: «сути-плазма» кипела сильнее тысячи солнц, сердце было храбрее тигрицы, защищающей своих детёнышей, отвага была равна пламени, которое видело перед собой бесконечные поля сухого камыша. Это был Орион ‑ избранный, за спиной которого целый мир и он должен его сохранить.
‑ Ты ничего общего не имеешь с нашей Вселенной, поэтому этот день и этот час будут для тебя последними. О тебе никто никогда не узнает. Твоё существование, и правда, бессмысленно и не нужно. Ты отправишься в Хаос, о котором так мечтаешь…
Орион кинулся в бой с чистым сердцем. Он двигался быстрее ветра, его перемещения были тише безмолвия водных глубин.
…Он жёг огнём, морозил льдом, ‑
Всё это было нипочём.
На помощь молнии призвав
и электричеством стегав,
в великой битве проиграв.
Вся планета содрогалась от усилий молодого светлого воина. Совсем обессиленный, он стоял на одном колене, с совершенно разбросанными мыслями, смутно понимая, что происходит, но отчётливо слыша только громкий, пронизывавший до пят, смех «безликого».
‑ Орион, как ты не можешь понять: ни ты и никто другой не сможет уничтожить то, что не было сотворено вашим любимым Инродвергом. Даже сейчас он не может ничего сделать, хотя знает, что скоро я доберусь и до него. Хотел бы я видеть этого умельца-творца…
Апокалипсис приблизился к Ориону на расстояние своего внетворённого дыхания, желая поглотить избранного и осознать все грани «белого мира». Но в это время с правой стороны от обессиленного избранного в ярком свечении появился Хронос, который сильными всплесками чистой первородной энергии вступил в бой. Держа одной рукой энергетический щит, он отогнал вирус и уберег Ориона от сотни неистовых попыток Апокалипсиса прорваться к всепоглощению. Одним из древнейших заклинаний Хронос создал огромных и яростных псов войны, которые бросились на всепоглощающего агрессора. Тем временем он и Лели успешно подбежали к Ориону.
‑ Ты слышишь меня? ‑ спросил учитель своего названного сына.
Молодой воин «белого мира» был словно оглушён, но утвердительно покачал головой.
‑ Уходите, я открою портал в Артакрил. Там собрался военный совет! Ламира уже там, бегите! – приказал Хронос.
Учитель ловким движением открыл портал в святая-святых «белого мира». Девушка, поспешая и поддерживая Ориона, ввалилась в проход, после чего Хронос быстро закрыл его.
1998
Часть 2. Вселенский Дракон
Холодный ветер одной большой ошибки, словно сквозняк из открывшейся двери, протянулся по всей Вселенной. Этот «ветер» нёс в себе запах больших перемен. Чтобы избежать этих судьбоносных изменений, всем живущим во Вселенной существам нужно было просто закрыть дверь, из которой дул этот стремительный «ветер» изменений. Но его порывы были уже настолько велики, что к этой двери можно было подобраться лишь совершив невероятный подвиг всех без исключения существ Вселенной Инродверга.
Как только проявился Апокалипсис, он сразу принялся поглощать всё сущее. Простое пожирание миров не давало ему той сути Инродверга этого мира, которая была ему нужна для развития своего вирусного организма. Постоянное пожирание пресных, пустых, тоскливых пространств могло быть бесконечным из-за вечного и великого расширения необъятной Вселенной, что привело бы к его естественной гибели. Апокалипсис мог заблудиться в этой пустоте, которая неконтролируемым образом могла стать его сутью. Он это прекрасно осознавал. Его бесцельная паразитирующая сущность могла столкнуться с шуткой абстракции, насмешкой вселенского «Я». Чтобы запустить свою неотвратимую сущность в фазу невозврата во все стороны объёма и анти-объёма грандиозной Вселенной, предстояло осуществить точечное заражение. Этому поглощению должны были подвергнуться самые могущественные и сильные существа вместе с мирами, наделёнными первородной праэнергией самого «сиг-сотворяющего» и «миг-ведающего».
Обессиленный Орион с Лели ввалились в один из углов зала собраний, который был наполнен напуганными существами всех пяти белых этносов. Шло бурное, оживлённое обсуждение происходящего. В зале стоял галдёж. Царствующие Отцы были растеряны не меньше остальных. Они также не понимали природу событий, стремительно произошедших за одни земные сутки.
‑ Лели! Орион! Вы живы! Слава Инродвергу! Что произошло? ‑ громкий крик Ламиры поверг в тишину большой зал и акцентировал внимание всех на полуживом избранном.
Встревоженная мать быстро подбежала к ним с группой охранников, которые подхватили Ориона под руки. Вид полуживого молодого избранного война, который никак не мог прийти в себя, проник холодным ужасом в сердце каждого, кто присутствовал в зале, в том числе и первородных Праотцов. Великого Ориона подвели к Праотцам, которые поспешили ему навстречу.
‑ Что произошло? Что ты видел? ‑ первым задал вопрос Стролин. Все ждали ответа.
‑ Апокалипсис!.. Там остался Хронос. Мне нужно вернуться, ‑ смутно понимая, что происходит вокруг, теряя сознание, вымолвил разбитый отрок.
‑ Что? Что ты сказал? Какой Апокалипсис?!
Градвирг не мог понять, о чём сказал лучший воитель «светлого мира».
‑ Тише, всем тихо, ему нужна реанимационная помощь. Сейчас не тот момент, когда нужно задавать вопросы. Исцелить его организм незамедлительно. Всех, кроме членов совета, прошу покинуть зал. Мы созываем экстренный военный «Зов»!
Генрорду хотелось больше расспросить Ориона, но он понимал, что сейчас юноше нужен покой и отдых. В данный момент сложившаяся ситуация с исчезновением за одни артакрильские сутки нескольких «белых миров», энергия и первородная суть которых принадлежали этносу Генрорда, а также потеря десятка связующих планет, к которым относилась и Ксео, не давала ему права поддаваться эмоциям и терять время. Его мысли искали решение: «И слава Инродвергу, что они остались живы! Но куда подевался Хронос? Как я понял из неразборчивых слов парня, что в момент происшествия событий он находился на Ксео».
Сводя воедино все имеющиеся факты, старейшие думали о том, что же делать? Совет был созван в считанные у-минуты. Все полководцы с разных концов Вселенной, даже те, которые находились в передовых ударных армиях, пренебрегая всеми правилами перемещения, прибыли в Артакрил. Участники совета были возмущены, напуганы и не понимали, что происходит. Они ждали разъяснений от Царствующих Отцов, которые, в свою очередь, тоже не владели ни ситуацией, ни информацией.
Вдруг в зале засияла такая же вспышка света, как и при появлении спасающейся влюблённой пары. Через это свечение, весь дымясь, с полыхающими белым светом глазами, появился Хронос. Все снова замолчали.
‑ Отче! Отче! ‑ промолвил великий воспитатель, проходя быстрым шагом ближе к правящим старцам. Упав на одно колено и опустив глаза и голову в пол, он продолжил:
‑ Беда пришла в «явный мир»! Наш мир!..
‑ Какая беда? Откуда пришла?! Хронос, прошу, объяснись! – грозно нахмурив светлые густые брови, требуя ответа, произнёс коричневокожый Руевит.
‑ Трагедия немыслимая! Имя ей – Апокалипсис!..
Хронос постарался поведать всем окружающим об этом бесцеремонном вирусе, которым движет лишь одно ‑ поглотить всё вокруг в «яви» и вне её.
Бурное обсуждение Совета по вопросу о том, что же делать дальше, прервалось ещё одним ураганным известием: «Армия третьего сына Генрорда, находившаяся вблизи с Ксео, полностью уничтожена вместе с Грагоном». Царствующий Отец был подавлен. Зал опять погрузился в тишину, все скорбно молчали. Трагические события мощной лавиной поглотили всех присутствующих. Это были сильнейшие удары по «миру белой правды». Новости долетали быстрее, чем свет звёзд распространялся по космосу.
Вбежавший посланник разведки сообщил об исчезновении огромной армии «чёрного мира». Это говорило о том, что первичный соперник смутно понимал суть происходящего. Дальнейшее обсуждение ситуации и постоянное ухудшение обстановки на всех направлениях привело Совет к неожиданному решению: встретиться со своими извечными врагами ‑ главными первородными богами «чёрного мира».
Вселенную сотрясало от хаотичного ужаса. Ответ не заставил себя ждать. Встречу договорились провести подальше от событий, связанных с Апокалипсисом, ‑ в безжизненной туманности Проксо, на одной из комлексных звезд. Такого события просто априори не могло произойти. Эти существа были полностью противоположны друг другу, их могущество и величие тревожило всё окружающее пространство. На пустынный плоский астероид, медленно плывущий в космическом безгласии, прибывали достославные породные существа. Разговор начал Генрорд.
‑ В данный момент в нашей Вселенной происходят непонятные действия для наших миров. Имя этому необъяснимому и угрожающему событию ‑ Апокалипсис.
Внезапно речь яркосияющего Генрорда перебил тихий, шипяще едкий, еле связный голос, змееподобного первородного бога Кагрея из мира поглощения и вкушения чувств.
‑ Хтоссс такькёййй, Апекалипссийссс? Пёссмеевщий прёссить визовь чёрнёй страани?
‑ Если Вы не будете меня перебивать, я постараюсь быстро и в доступной Вам форме изложить то, что нам известно по этому поводу.
Эти слова задевали всех «чёрных богов», но критическое положение, сложившееся за последние земные сутки, способствовало взаимотерпению. Тёмные армии терпели поражения на всех фронтах, сталкиваясь с неизвестным самосозданием, которое могло присутствовать сразу на нескольких битвах.
‑ Генрорд, мы были, есть и будем вечными врагами, но это не влияет на наше уважение к тебе и твоим братьям. Пожалуйста, продолжай, мы внимательно слушаем тебя, ‑ с глубоким почтением попросил продолжить Адвирг.
Дальнейший основательный и проникновенный рассказ заставлял всех присутствующих на этой, несомненно, судьбоносной встрече, погрузиться в томные раздумья. Генрорд старался быть лаконичным, его рассказ сопровождался и определёнными выводами. По окончании этой речи никто не знал, что сказать, спросить и добавить. Такие явные и неоспоримые враги искали друг в друге надежду на решение этой тяжёлой проблемы, ценою в Вечность.
‑ Щщщтоо щее наамь типпеерь диеалть? ‑ будто в пустоту, почти неуловимым голосом прошипел Когрей.
‑ Есть один способ, о котором мы уже думали, ‑ словно провозглашая надежду на будущее, произнёс Градвирг.
‑ Какой способ? ‑ требуя ответа, проговорила Мармета.
Этот способ родился у Царствующих Отцов при закрытом обсуждении, выдвинул идею Хронос. Он видел спасение только в этом. Ему одному удалось уйти непоглощённым от «безликого».
Время вернулось на несколько часов назад ‑ за полчаса до отправления прастарейших на встречу в бесконечном вакууме с «чёрными богами».
‑ Отцы наши, ‑ обратился к праотцам Хронос. ‑ Апокалипсису нужно быстро поглотить как можно больше чистой первородной энергии как «белого», так и «чёрного мира». Его появление именно сейчас, и в том месте было не случайно. Он долго ждал тех событий, которые произошли. Он не имел возможности появиться сразу в центре нашей святыни – Артакриле ‑ из-за того, что в мире «тёмной» и «светлой» материи, которая воплощена во Вселенском Драконе, было лишь небольшое место во вновь образующемся пространстве. Как мы знаем, он не может поглощать пустоты пространства из-за угрозы своему существованию. Вот почему вирус точечно распространяет себя туда, где есть большие скопления первородной сути. Он нестабилен и тает, ему не удаётся посчитать себя, его лихорадит от сжимающегося пространства, ему тяжело даётся присутствие здесь. Я выжил только из-за того, что постоянно перемещался в «дальние дали». Его суть ‑ поглощение и пожирание, но, появляясь там, где суть ‑ это пустота, он обрекает себя на смерть ‑ «безвыходность, давшая ему случайность, может стать и его могилой, сделав его иллюзией и заблуждением самосоздания». Он полностью перестанет понимать себя. Чем больше «ошибка» будет поглощать полезной энергии, тем дальше он сможет продвигаться, идя к своей цели. Перемещаясь на большие расстояния, он отрывается от очага, это рискованный и губительный процесс для него. Он и появился вблизи Ксео потому, что в тот момент там находился Орион ‑ единственное существо, обладающее огромной силой и энергией «белого мира». Его ставка была сделана на быстрое обретение через поглощение новообретённого, который был ключом к расширению места и быстрому поглощению вас и Артакрила. Это порок его сущности. Он паразит, который заражает только то, что есть в его сути, а его сущность ‑ это бессмыслие существования того, что вокруг нас. То есть он просто бессмысленен к себе. Таким образом всё, что отражается в его безликости, становится им. Ему нужен ключ к вашим частичкам и нашему общему дому. Да, у него не получилось заполучить Ориона, но безумно думать, что он остановится. Самообольщение приведёт нас к краху. Сейчас он неистово ищет первородные миры и, когда он сложит конструктор всех праэтносов, ключ ему уже не будет нужен. Он просто сломает дверь и придёт сюда к нам…
‑ К чему ты клонишь, Хронос? – произнёс совсем запутавшийся в его мыслях и логике Трогрян.
‑ Первородные Отцы, я понимаю, что об этом нельзя говорить вслух… Но сейчас экстренный случай. Я считаю и твёрдо уверен в том, что у нас есть один способ спасти драгоценный дар Инродверга и это требует большой спешки. Тут Хронос резко замолчал, понимая, что его дальнейшие слова введут в ужас Праотцов.
‑ Хронос, сейчас же говори! Сейчас нет ничего такого, что может сравниться с бедой, представшей в безличии Апокалипсиса!
Глубоко вздохнув, Хронос продолжил:
‑ Я знаю, что в «Саду Богов» есть ещё один выход, который служит Вселенскому Дракону дорогой для проникновения в сад. То, что почувствовал Орион в саду лишь подтверждает это.
Нахмурившись и затаив дыхание, Царствующие Отцы переглянулись.
‑ Продолжай, Хронос! Сейчас вопрос: «Откуда ты это узнал?» ‑ не имеет смысла, ‑ сказал Генрорд. Мудрый учитель немного расслабился, понимая, что его дальнейшие выводы не вызовут жёсткого осуждения.
‑ Вселенский Дракон обладает неведомой нам природой. Он существует в «подмире», пространстве, которое лоскутными нитками вышивает наш и все потусторонние ведомые нам миры. Дракон является переходом к мастерской Создателя, из которой любому существу позволено видеть наш мир глазами Инродверга и обрести силу, немыслимую для всего сущего. Проследовав туда однажды, обретший сможет в вечности иметь к нему ключ, а может быть, даже не захочет вернуться.
‑ Хронос, ты с ума сошел! Тебе действительно сначала нужно было подумать, а потом говорить. В твоих словах можно увидеть смысл Апокалипсиса! ‑ с нескрываемой яростью высказал Хроносу Руевит.
‑ Руевит, брат мой, тссс! Сегодня нет места любым закостенелым моралям. Ещё чуть-чуть и наш мир перестанет существовать и здесь вообще ничего не останется. С противником, который хочет обрести невозможное, надо бороться невозможным. Инродверг создал этот мир со всевозможными запретами на некоторые вещи, о которых нам даже думать нельзя. Некоторое «нечто» даже мы не можем понять. Но когда всё стоит на грани уничтожения, а Инродверг не хочет или не может нам помочь, мы должны воспользоваться всеми средствами, спасая и отстаивая наш мир.
‑ Продолжай, Хронос, оставь все сантименты и говори, что думаешь, не бойся, ‑ уверенно и твёрдо сказал Генрорд. На что Руевит ничего не мог противопоставить, а все остальные первородные отцы одобрительно поддержали мнение Генрорда.
‑ Я думаю, что в нашей Вселенной сейчас есть сила, которая сможет победить Вселенского Дракона и, забрав, распределить его энергию, понять её и даже удерживать. Взять на себя покровительство над неизмеряемыми процессами. Можно сказать, что это уникальный для нас момент, именно сейчас, как ни странно, у нас есть тот, кто может это осуществить.
‑ Хронос, Орион не справится с Вселенским Драконом. А если и справится, то энергия, которую держит под охраной это создание, выявится, и никто не знает, чем это закончится. Орион сможет сдерживать и творить только «светлую материю», а «тёмная материя» просто выйдет наружу! Это ли не безумие? ‑ добавил к сказанному Градвирг.
‑ А кто сказал, что это должен сделать только Орион? Ведь совсем недавно мы решили дать шанс этому мальчику ‑ достичь огромного могущества только для того, чтобы он смог стать антиподом Демо.
‑ Дэмо! Это существо держало нас в страхе с момента появления. Дэмо непредсказуем. Он принадлежит «чёрному миру». Орион и должен был противостоять ему. Мы даже не знаем, где он находится. Да и зачем ему помогать нам? ‑ уже более чётко понимая, к чему ведёт Хронос, отвечал Трогрян.
‑ Дэмо изначально был порождением «белого мира». Мы не знаем всех событий произошедших с ним, мы не ведаем, что им движет. Сейчас мы понятия не имеем, как ему удалось победить столь могущественных «чёрных» существ и обрести их силы, но мы можем догадываться о том, что если он после этих всех событий и обретений через воплощение в себе такой энергии предпочёл исчезнуть, значит, в нём есть что-то, на чём можно сыграть в диалоге с ним ‑ он согласится нам помочь. Он не станет разговаривать ни с одним «чёрным существом», а с нами вполне возможно.
Тут же в разговор вступил мудрый и разбирающийся в делах такого рода Генрорд:
‑ Говоришь, понять чего он хочет? Это совсем не сложно. Он жил на светлой планете в «белом мире». Им всегда двигала любовь и добрые намерения. В один ужасный миг пришли неведомые для него создания и самым жестоким образом уничтожили всех, кого он любил. Ему нужно предложить вернуть то, что он потерял…
‑ Генрорд, но это невозможно! Никто не сможет вернуть то, чего уже нет. Даже наших сил не хватит сделать это. У нас нет права возвращать «стёртое» обратно. Даже энергия Вселенского Дракона не поможет ему, хотя мы и сами не можем в полной мере осознать все её свойства. Гипотетически, можно сказать, что, обговорив встраивание исчезнувших шифров со всеми аспектами «явного мира», можно воссоздать прошлые наборы качеств, но это будет только объект, без конструкции и связи с прошлым, чей процесс жизни будет вторичен, а то и троичен в сравнении со всеми остальными. К сожалению, система Великого Разума будет постоянно запускать его самоликвидацию. Это будет мгновенная дикая агония.
‑ Мы и не будем обманывать его. Орион при встрече с ним объяснит то, что мы знаем, и скажет, что та энергия, которую при условии победы они получат, вполне вероятно даст ему и нам возможность вернуть то, что он потерял, ‑ ответил Генрорд.
‑ Даже если у нас получится договориться с Демо, который согласится помочь одолеть Вселенского Дракона, а также приручить «тёмную» и «светлую материю, творящую суть», даже тогда мы не сможем осуществить обещанное. Поняв, что его опять обманули, нам не удастся уговорить его осуществить тот план, о котором сказал Хронос ‑ вступить в бой с Апокалипсисом? ‑ задумчиво вопрошал Руевит.
На это ему отвечал сам Хронос:
‑ Нам нужно, чтобы Демо отвлёк Апокалипсиса на себя. Заставил бы его почувствовать себя на огромном расстоянии от того места, где он проявился в нашем мире. А мы должны будем всеми нашими силами сокрыть Ориона до тех пор, пока наступит рискованный момент нападения Апокалипсиса на Демо. Он должен будет уничтожить источник его появления здесь, то есть закрыть ему дверь. А чтобы Демо не отказал в помощи, ему не стоит рассказывать о нашем плане, а сказать, что Апокалипсис является последней ступенькой к его мечте о потерянной любви. Таким образом, его уже не придётся сдерживать. Чёрные чувства ярости, гнева, злости, искушения и тёмная материя возьмут своё. Понадобится просто указать место, где он найдёт Апокалипсиса. Место, нужное нам…
‑ Мы не знаем, что будет происходить дальше. Всё это невообразимо и неизвестно. Как будут вести себя сочетания этих абсолютных энергий ‑ это непросчитываемые варианты возможных последствий, к тому же огромный риск. И даже если у нас всё получится, что потом делать с Демо? ‑ спросил Руевит.
‑ Тут ещё проще. Дэмо будет обессилен и потрёпан после битвы с Апокалипсисом. В этот момент мы вместе с Орионом уничтожим его, и тем самым одержим полную и окончательную победу в нашей извечной войне с «чёрным миром», ‑ добавил Хронос с нескрываемой верой в этот план.
‑ Слишком хорошо, чтобы стать правдой. Что же будет с силой Демо? Куда эта энергия денется? Нам не понятны до конца свойства «тёмной материи»? ‑ задал уже последний вопрос Руевит к авантюрному и рискованному плану Хроноса.
‑ Нашу Вселенную может уничтожить только Апокалипсис или же сам Инродверг. Всё другое есть суть нашего мира. Энергия Дэмо никуда не денется. Вполне возможно, что никто и никогда больше не сможет открыть дверь к «тёмной материи», доступ к её ключу будет утерян, оковы сомкнутся навсегда. Или же она может остаться вместе с его силой в нашем мире «яви» и попытается спрятаться до того момента, когда наш живой организм Вселенной не восстановится от этих потрясений. Она найдёт себе место покоя до прихода того, кого она сама выберет. И в этот момент мы должны будем проконтролировать, куда она направится и где она проявится. Наша основная задача предполагается в том, чтобы её никто никогда не обрёл, ‑ резко отрезал Генрорд.
Этот план был изложен и «чёрным богам» в безобидном формате. Им было сказано, что вся чёрная энергия Демо как и его ключ к «тёмной материи» будут распределёны между ними, чтобы не разрушать паритета. План действий был одобрен всеми. От Чёрных Богов требовалось определить место расположения могущественного отшельника. Его скрываемая сила была учуяна Адвиргом, с огромным трудом и неимоверными усилиями этого бога, в отдалённой туманности, на одной из мёртвых планет. Дальнейшие действия должны были исходить от Ориона. Первородные отцы и «чёрные боги» договорились о перемирии и обещали держать друг друга в курсе всех передвижений чумы по имени Апокалипсис.
«Космические часы» тикали. Время шло то ли быстро, то ли медленно. Генрорд в зале приёмов ждал скорейшего восстановления Ориона, над которым колдовали лучшие лекари «белого мира». Лели тоже сильно переживала, но ей не разрешалось подходить к нему. В зале витало большое напряжение. Хроносу была поставлена задача ‑ разъяснить названному сыну роль в этой игре. Наконец, томному ожиданию в зале приёмов пришёл конец. В него вошел избранный. Он был ещё слаб, но его силы быстро восстанавливались. Он сразу же захотел объяснить Генрорду, что с ним случилось, но Хронос предстал на его пути.
‑ Учитель, вы живы? Но как? Что там произошло? ‑ несказанно обрадованный Орион крепко обнял родного наставника.
‑ Не время мой мальчик. Сейчас просто выслушай и хорошо всё запомни! ‑ пытаясь привести его в чувства и ввести в курс дела, сказал Хронос.
‑ Учитель, мне надо рассказать Царствующим Отцам об Апокалипсисе, какое это чудовище! ‑ парень всё порывался к Генрорду.
‑ Мой мальчик, успокойся, мы уже и так всё знаем. За время твоего бессознательного состояния Праотцы нашли способ победить его.
Он был безмерно обрадован этим словам.
‑ Как они это сделали?
Хронос с каким-то горьким привкусом в голосе рассказал ему о тех решениях, которые были приняты первородными отцами.
‑ Я готов, я всё сделаю.
Он по-отечески обнял молодого новообретённого так крепко и так сильно, что Ориону даже стало не по себе. По щеке Хроноса прокатилась слеза. Он смотрел на него так, будто это был последний раз.
‑ Сын, ты должен уговорить Демо ‑ это наш единственный шанс. Дальше вы прибудете на Артакрил в «Сад Богов». Вход будет открыт. То, что ты почувствовал в первый раз там ‑ это и есть Вселенский Дракон, которого вы должны найти по остаткам этих чувств, силы, энергии. Найти второй вход в «Саду Богов» и он приведёт вас в обитель зла.
Ещё раз наставник по-отечески обнял славного и волевого мальчишку. Последнее, о чём он ему поведал, было то, что это возможность повторного обретения, изъятых у него доспехов, на что Царствующие Отцы дали своё благословение. Светлый избранный воин был воодушевлён этим.
‑ Орион, у тебя есть несколько у-минут попрощаться с Лели.
Из-за спин охраны, по указке Хроноса, в зал вбежала Лели.
‑ Любимый, что происходит? Они мне ничего не говорят. Не пускают к тебе. Я очень боюсь за тебя.
‑ Не бойся, моя милая, это пустяковое дело. У наших Праотцов есть решение для победы над Апокалипсисом. Я отлучусь ненадолго, ты даже и глазом не успеешь моргнуть.
‑ Милый, я знаю своего дедушку. Он редко бывает таким. Я вижу по нему, то что он просит тебя сделать – это очень сложно. Он ведь даже не смотрит мне в глаза, игнорирует меня.
‑ Дорогая, все хорошо, у него такое состояние из-за происходящего. Установка ‑ держать всё под контролем ‑ не даёт ему расслабиться. Всё, любимая, у нас уже нет времени! Запомни: ты и я ‑ мы навсегда! Я побежал!
Орион быстро рванул к Стражилу. Взмахом руки превратил доспехи в невидимую энергию и притянул их к себе. Лели, молча плакала и смотрела вслед убегавшему возлюбленному. Это прощание видел не только Хронос и Генрорд, но и Ламира. Глядя на отца, она чувствовала, что задуманный план с простодушным избранным имеет плачевный характер. Она тут же растолкала охрану и подошла к неприступному родителю, который даже не хотел смотреть в её сторону.
‑ Ты видел эти слёзы?! ‑ Ламира указала рукой на Лели.
‑ Тебе это ничего не напоминает. Вспомни, отче. Вселенское утро, в момент его самого жаркого часа. Когда ты со своим большим умом, видя всё наперёд, прочитывая всё и вся, отправил моего мужа в яростную атаку по центру передовых полков противника. Вспомни, отец, что Кровнир был молод и горяч. Он выполнил тогда твою задачу ‑ стянуть в центр значительную часть врагов ‑ и принял удар на себя. Он дрался отчаянно, без толики страха, до последнего вздоха. В тот победный для нас, и главное для тебя, день, твои глаза были такими же. Если Орион не вернётся, эта девочка не простит тебе никогда, как не простила тебе я!
Всегда спокойный, уверенный, уравновешенный Генрорд вскочил с
трона:
‑ Да как ты смеешь! ‑ в сердцах вскрикнул Генрорд.
Ламира в последний раз молча взглянула ему в глаза и удалилась.
Стролин открыл портал к Демо. Это был вход в неизвестное. Орион без капли сомнения вошёл в него. Все в зале почувствовали прыжок хранителя честного слова. Тут же Хронос перекинулся взглядом с Генрордом, они явно что-то скрывали от всех.
Время перенеслось в прошлое. Воспоминания Хроноса за пять минут до встречи Царствующих Отцов с Чёрными Богами.
Четыре первородных отца направились в портал, а названный учитель и Генрорд остались наедине:
‑ Царствующий Отец, сила Апокалипсиса невероятна, его невозможно убить или закрыть, он рассеивается, где угодно. Мы не можем понять источник его энергии, так как он порождение самого себя, он ‑ «ошибка», которой не должно быть. Даже если Орион и Демо полностью выполнят план, они не смогут закрыть или уничтожить его. Это никому не по силам, даже Инродверг не может его уничтожить! Как он сотрёт то, что не создавал? Наш мир пропитывается Апокалипсисом, он превращается в неотъемлемую часть его порождения, где только он – «Закон». Он не изменяет, не создаёт, не разрушает, он расширяет себя тем, что использует вокруг. Его физическое опровержение приведёт к краху всего сущего.
‑ Хронос, его никто не будет аннулировать или закрывать.
‑ Как это? А наш план?
‑ Этот план для всех. Когда Орион и Дэмо уничтожат Вселенского Дракона, произойдёт следующее ‑ у этого творения есть проклятие, оно гласит: «Убить Вселенского Дракона может только достойный его силы, но истребивший его в сражении будет и сам скоротечно лишён жизни», а вся сила этих существ навеки будет спрятана там, где её никто не найдёт. Она проявит себя лишь тогда, когда появится существо, наделённое дыханием самого Инродверга. А есть или будут ли такие существа? Но даже если это произойдёт, мы уничтожим его. Если это произойдёт ещё раз, мы уничтожим его ещё раз, и так будет всегда. Мы обречем эту силу на свой цикл. А когда Апокалипсис поймёт, что ему никогда не заразить и не получить то, что хочет, мы вылечим его бессмыслием, которое произойдёт после смерти этих двоих. Мы создадим ещё одно бессмыслие в нём. «Тёмная» и «светлая материя» навсегда потеряют свои проявления в «явном мире». Сейчас безликий слеп, а после смерти Вселенского Дракона всё так и останется навсегда. Непрерывная цепь, которая нужна ему, оборвётся. Он просто перестанет существовать. Мы не дадим ему ни вздохнуть, ни вкусить того, что он жаждет.
‑ Отец, но ведь мы пожертвуем Орионом.
‑ Хронос, я люблю этого мальчика не меньше тебя, но Вселенная, дарованная нам Инродвергом, бесценна и отвечать за неё мне.
‑ Генрорд, если бы мы сказали об этом Ориону, он бы без тени сомнения пожертвовал собой, – сказал Хронос.
‑ О, да! А Демо? Ведь парень должен убедить его, а врать он не умеет.
‑ Хронос, вопрос закрыт, мне пора, – сказал Генрорд.
Время вернулось назад в замок.
Отец отправил сына на смерть за несчитанные жизни всей прошлой, настоящей и будущей Вселенной. Хронос отвел глаза от взгляда Генрорда и опустил их вниз. Они поняли друг друга без слов.
Орион вступил на безжизненную чёрную, расслоённую холмами сушу, куда перенёс его портал. Вокруг холодной каменной пустыни сверкали сильные разряды молний. Свет ни одной из звёзд не проникал сквозь чёрную мглу этого мира. Всё вокруг напоминало унылую вечно играющую мелодию. Орион выглядел ярко на этом сухом сером фоне: бело-золотые латы с символикой мира Аквиума освещали пространство вокруг на много километров. Он оглядывался по сторонам, чтобы найти хоть какое-нибудь разумное существо. Вдалеке виднелся неяркий огонёк искусственного происхождения. Его это очень удивило и насторожило, ведь секундой раньше он смотрел на то же место, и там ничего не было. Могучим золотым вихрем, разгоняя темно-сизые тучи, словно совершая гигантский прыжок, как солнце по небосводу, он скакнул к противоестественному мельканию. Через мгновение увешанный грузными доспехами, насыщенными живой энергией «белого мира», светлый избранный был там, при этом вмиг обнажив свой меч из окружающего пространства для атаки. Но к его удивлению, он увидел спокойно сидящее, непонятное создание, похожее на нищего, одетого в какие-то лохмотья и совершенно чумазого. Всем своим видом он полностью сливался с местным пейзажем. Орион, не почувствовав в нём чёрной силы и какой-либо агрессии, спрятал меч в ножны.
‑ Кто ты? ‑ твёрдым и богоподобным голосом, сотрясая всё вокруг, спросил избранный.
‑ Я тот, кого ты видишь перед собой, не больше и не меньше.
Такой ответ удивил Ориона, но время на диалоги у него не было.
‑ Скажи, здесь есть ещё какие-нибудь разумные, живые существа?
‑ Я никогда, никого здесь не видел. А ты кого-то ищешь?
‑ Да, ты прав, мне срочно нужно найти очень могущественное существо, его зовут Демо.
После этих слов Орион и странник о чём-то задумались. При этом первородный юноша повернул голову в сторону безмолвной каменной пустыни, словно ища что-то взглядом.
‑ Я много времени провёл здесь. Тут никогда ничего не меняется, тут нет времени, да оно здесь и не нужно.
‑ Стоп, подожди, странник, я не хочу слушать не нужную мне информацию, я не хочу знать, кто ты, что видел и что здесь происходит. У меня нет времени слушать твои философские воззрения. Мне нужен Демо. Говорят, что он очень силён. Но если это так, то почему я не ощущаю его присутствие? Я не ощущаю его не только на этой планете, но и на большом расстоянии от неё. Меня не могли обмануть о его местонахождении, ‑ резко перебил странника Орион.
‑ Не гневайся, создание «белого мира». Я просто долгое время был тут один, и мне не с кем было поговорить. Я вижу, что ты очень одарён убедительностью, а твоя энергия очень велика. Но могу я узнать, зачем тебе этот Демо? Ты хочешь убить его?
‑ Скиталец, ты очень странный, мне доводилось видеть таких, как ты – пустых теней Вселенной. Вы бесполезные надуманные сомнения этого мира. Я не вижу в тебе никакой силы, больше того, я вообще не пойму, к какой стороне ты относишься, и у меня нет времени на разговоры с тобой. Мне нужен Демо, с ним связан вопрос жизни и смерти всего сущего.
Орион совершенно не хотел зацикливаться на непонятном существе, сидящем возле него. Взглядом поймав вдалеке какие-то скалы, он уже хотел направляться туда.
‑ Ты думаешь, Демо сможет тебе помочь?
‑ Сможет, странник, сможет. И раз уж ты ничего не знаешь, мне нечего здесь делать!
С большим разочарованием Орион махнул рукой и собрался перемещаться к заинтересовавшему его утёсу, помышляя облазить каждый уголок этой планеты, как вдруг:
– Стой воин добра! ‑ каким-то другим и непонятным голосом, внушающим трепет, сказал странник.
Орион развернулся к нему с нескрываемым удивлением. Уставший бродяга поднял голову, скинул затёртый и грязный капюшон с головы и посмотрел в глаза доблестному Ориону. В этом взоре первородный избранник увидел силу и великое могущество. Его очи были ярко-сиреневого цвета, его взор был наполнен смыслом. Этот цвет был глубок и мутен, он отсвечивал тёртым светом боли. Орион не мог понять, чего в нём больше ‑ злобы, разочарованного добра, ярости или гнева.
‑ Посмотри, воин! ‑ странник обратил внимание по правую и левую сторону от себя. Пустое пространство начало мемикрировать, и будто из ниоткуда, серой густой пустоты, словно из тумана, на глазах Ориона появились два внушительных диких зверя. Они издавали яростные дикие рыки, глаза их были ярко-красными, свирепый оскал с испариной ‑ это выглядело безжалостно. Они обходили Ориона вокруг, жадно скалясь. Он чувствовал в них невероятную мощь, которая была сопоставима с Демо и даже больше. Молодой ратиборец света воплотил меч в своей руке и уже хотел вступить в бой.
‑ Это звери тьмы и упорядоченного Хаоса. Одного зовут Страх, другого ‑ Ужас. Они питаются чёрной энергией, их суть «бескромешная тьма». Чем больше вокруг них ненависти, злобы, отчаянья, боли, мести, тем сильнее они становятся, – с нескрываемым спокойствием произнёс странник.
В это же мгновение, облаченный в доспехи «чёрного мира», с мечом Циаксара, он предстал перед Орионом…
‑ Не торопись биться воин, если не знаешь, с кем имеешь дело. Я тот, кто тебе нужен. Я Демо.
Орион опустил меч, находясь в явном удивлении от всего происходящего. Он никак не мог понять, почему ему не удалось почувствовать энергию силы вблизи себя.
‑ Что с тобой воитель? Ты же так не хотел говорить! У тебя же не было времени! Ты так торопился! А сейчас я вижу в твоих глазах непонимание происходящего. И как это ты не почуял такую угрозу?
Орион был ещё больше озадачен проницательностью Демо.
‑ У тебя глупый и растерянный вид. Ты так молод, горяч и самоуверен. Слишком веришь в свою непобедимость, бездумно кидаешься в бой, конечно же, с самыми благими намерениями, слепо веруешь в свои безграничные добрые силы. Ты думаешь, что первородная белая энергия в тебе непобедима? Ты глубоко ошибаешься, юнец. В нашей Вселенной не всё так однозначно. В ней гораздо больше вещей, о которых ты даже не догадываешься. Твой «белый мир» не такой уж и вездесущий и не такой уж непобедимый, как тебе кажется. А самое нелепое то, что его покровительство распространяется не на всех. Я кратко поведаю тебе одну небольшую историю…
В момент, когда Демо прервался, Орион наконец-то опомнился и произнес:
‑ Демо, у нас нет времени, мне надо тебе кое-что рассказать, это вопрос жизни и смерти.
‑ Вопрос жизни или смерти! А что ты вообще об этом знаешь! ‑ Демо громко рассмеялся. Ориона явно раздражало заносчивое поведение могучего чёрного.
‑ Мальчик, это звери первозданного Хаоса. Зарождаясь в бесформенности, они обрели смятение, а крадущийся мрак закрался в них «смыслом», но только мне удалось упорядочить их. В каждом из них силы больше, чем в нас обоих. Трое долгих вселенских суток – утра, переходящие в ночи, они поглощали мою боль, мою ненависть, мою месть, мою гордость. Долгое время они скрывали меня от всех существ во Вселенной. Стоит мне лишь щёлкнуть пальцами и от тебя останутся одни воспоминания.
‑ Если ты будешь ещё столько же болтать, то не только от меня, но и от тебя, и от всего вокруг останется только воспоминание, а, может, и этого не останется, – дерзко ответил Орион.
Демо очень удивился такому ответу и той искренности, с которой это было сказано.
‑ Ты бредишь мальчик. Меня никто не может победить, ты не представляешь, что я могу? Весь «чёрный мир» трясётся в ужасе от моего имени. Я Демо!
‑ Нет, вот тут ты ошибаешься. Твоя воля имеет силу только в отсутствии «обоснованного сомнения», которое называется Апокалипсисом.
Орион вкратце постарался объяснить об угрозе, которая непонятным и необъяснимым образом несет погибель всему сущему.
‑ То есть вам нужна моя помощь! А где был вот такой красивый, весь в сияющих массивных доспехах добрый воин, который мог спасти всё, что мне было дорого. Почему мне никто не пришел на помощь?
Демо был в бешенстве. Он бегло и в ярких красках рассказал свою душещипательную историю, которая вызвала чувство сожаления. По щеке избранного прокатились непритворные слёзы. Он не мог поверить, что никто не заступился и не спас мир Плиама.
Эти искренние эмоции заставили Демо успокоиться и задуматься. Он не ожидал подобной доброты и сожаления. Было видно, что Орион пропустил эту боль через себя.
‑ Послушай, первородный юноша, вижу, в тебе есть нечто большее, чем чистопородный безупречный цинизм, но я не буду помогать тем, кто уничтожил всё, что для меня являлось смыслом жизни, я не буду помогать тем, кто сделал из меня это создание. Я давно хотел умереть, если этому суждено случиться, то пусть будет так, ‑ степенно, без надрыва произнёс он. После чего махнул рукой в сторону зверей и они опять также таинственно исчезли. Вмиг он превратился в грязного усталого странника и снова сел греть руки возле костра.
‑ Демо, тогда помоги тем, кто также беспомощен, помоги тем, кто хочет жить! Ведь для чего-то ты остался?! Помоги мне, а я помогу тебе. Я знаю, как это сделать.
Орион подошел к Демо и рассказал то, о чём ему поведал Хронос. Если они победят Вселенского Дракона, у них будет доступ к мастерской Инродверга и им отворится великая сила. У них будет ключ к всевидению, к неисчерпаемой силе, которая позволит им творить то, что за гранью любого воображения.
Честность и откровенность Ориона давала Демо шанс. Он чувствовал ложь за версту, но неподдельная искренность, честность и вера Ориона в то, что он говорил, была безусловной.
‑ Ладно, я помогу тебе.
Рассказав, где им искать Вселенского Дракона, они тут же совершили прыжок на Артакрил, где их уже ждал Стражил, который взялся проводить диковинный тандем к вратам «Сада Богов». Артакрил не был похож сам на себя. Тёмно-серое небо с тусклыми бликами хмурилось всё сильнее. В некоторых местах срывался дождь. Лёгкий протяжный ветерок, словно пытался охладить напряжённость, висящую в воздухе. Они шли нога в ногу за необычно встревоженным Стражилом. Орион постоянно смотрел по сторонам и никак не мог узнать тот город, в котором буквально совсем недавно, всё было по-другому. Но теперь от блаженного умиротворения остались лишь одни воспоминания. Подойдя к открытым нараспашку золотым воротам, внезапно, прямо перед их взором, высоко в небе проблеснула молния. Через некоторое время сильный раскат грома оглушил их и весь напуганный Артакрил.
‑ Здесь никогда не сверкали разряды, ‑ будто в пустоту пробурчал себе под нос Стражил. Обречённые на вечную молодость, ребята переглянулись:
‑ Как-то хмуро тут у вас. Я ожидал другого, ‑ произнёс Демо.
‑ Город Артакрил полностью отражает всё, что происходит с «белым миром». Все, что мы видим вокруг, работает как зеркало ‑ этот город наша душа. Это всё является чётким свидетельством, что Апокалипсис всё ближе. Нам надо торопиться, пока действует прикрытие Царствующих Отцов и Чёрных Богов. Если смертоносный вирус узнает, что мы вместе находимся здесь и какой у нас план, то он в ту же секунду появится здесь ‑ он рискнёт, мы все это знаем!
‑ Не бойся, ведь, как ты сам говоришь, Царствующие Отцы и эти, как их там, Чёрные Боги прикрывают нас, ‑ сказал Дэмо, хлопнув по плечу Ориона и саркастично улыбнувшись. Они вошли в беседку. Стражил закрыл за ними золотые ворота. В этот же момент возле него из ниоткуда стали появляться белые войны и стражи города. Их лица были каменные, они стояли вместе на охране ворот.
‑ Быстрее отправляйтесь в сад! ‑ дёргаясь после каждого выстрела молний, которые участились и все ярче озаряли уже грязно-тёмное небо, произнёс Стражил. Демо и в особенности Орион смотрели на эту картину с удручённым сердцем.
‑ Знаешь, не сочти меня неделикатным, ну там… Ты веришь в тот план, который тебе рассказали твои святые старейшие отцы и всё такое? У меня предчувствие, что они вряд ли собираются вообще когда-нибудь открыть их. Посмотри на настрой этого, ну как там его, ну у которого лицо необременённое интеллектом. Смотри, как он настроен, он даже смотрит на нас уже как на врагов. Не, ну ладно я, а вот ты?
Демо произнёс эти слова совсем искренне, он даже посмотрел слепо верующему эпичному «миссии» в глаза. Поведение Демо было немного своеобразным, он постоянно крутился по сторонам, непрерывно наклонялся и будто что-то искал.
‑ Орион, а где мы будем разыскивать в саду это животное, как там ты говорил, Вселенского Дракона?
‑ Демо, я уже один раз сталкивался с ним, я чувствовал его. Хронос ‑ мой учитель, наставник и отец ‑ сказал мне, что в саду есть ещё один вход и выход. Только он один во Вселенной может привести к логову Вселенского Дракона. Я почувствую его свирепство и силу, которая укажет нам путь.
‑ Что-то я сомневаюсь. А если его там не будет?
‑ Мой названый отец и наставник говорил мне, что в саду постоянно обитает животное, воплощающее одну из сути Вселенского Дракона, оно находится там всегда, уравновешивая себя, убаюкивая свой свирепый нрав.
‑ А, теперь понятно, что ничего не понятно, какое ещё второе или ещё одно воплощение?
‑ Слушай, всё, что я знаю, я тебе сказал. Я вообще узнал о нём немногим раньше тебя, и у меня не было времени прочитать о нём!
‑ Эй, Орион, ну давай! Как там тут! Где рычаг? Или, может, какое-то заклинание нужно, чтобы туда попасть. Тут вообще одна лавочка, где сад, и хватит грузиться!
Демо опять дёрнул Ориона за плечо:
‑ Ну, и!..
‑ Да тут всё просто, присаживайся, давай!
‑ В тот раз тут всё было по-другому, ‑ с небольшой растерянностью произнёс избранный.
‑ Ну и что, ты что-нибудь чувствуешь? По-моему, тут вообще вряд ли что-то можно найти. Единственный плюс в том, что тут очень красиво, может, это нам поможет?! Но надо признать, здесь я чувствую себя по-особенному, не могу понять, разобраться, как… А, вот, то самое слово – «поганенько»!
Плиамец, проведший слишком много времени наедине с собой, опять с нескрываемым сарказмом посеял небольшую панику в Орионе, который пытался что-то придумать. Демо решил шагнуть вперёд, но резкое движение руки Ориона преградило ему путь.
‑ Что? Что на этот раз? Ты что так и собираешься здесь стоять? Давай сходим на разведку! ‑ Демо очень не нравилось бездействие Ориона и его задумчивость.
‑ Видишь, всё окружающее пространство усеяно какими-то летающими пушинками.
‑ Вижу, и что? Орион, если ты с детства боишься мягких маленьких пушистых предметов, которые мило кружат в воздухе, то сейчас не лучшее время впадать в истерику и пытаться этим пугать меня, – он явно пытался заставить рассудительного война света действовать.
‑ Слушай, все вокруг, да и весь этот сад – один живой организм, любое прикосновение, без разницы к чему, и всё здесь оцепенеет.
‑ Ну, а нам до этого какое дело, может, как раз и обратим на себя внимание!
‑ А если наоборот, этим мы спугнём это существо. Его реакция может быть аналогичной саду, а как я понимаю, найти здесь что-то после остолбенения просто вообще невозможно, он как будто закрывает свой настоящий мир.
‑ Тогда что ты предлагаешь, умник?
‑ В прошлый раз я почувствовал его совсем близко. Это было, когда я поймал Нукли и принёс его Лели. Точно, эти создания как-то связаны!
Демо задумался и, совсем потеряв все смысловые нити, уставился на Ориона.
‑ М-м-м! Лели?! А Нукли, кто это? И зачем ты его ловил? И почему ты думаешь, что оно снова появится?
Орион ничего не хотел рассказывать, он только несильно покачал головой.
‑ Демо, я потом тебе обо всём расскажу. А пока, ты можешь не задавать глупых вопросов?
‑ Это мои-то вопросы глупые?! Откуда ты знаешь, что он появится и отведёт нас к входу, а? – возмутился Демо.
‑ Я же тебе уже говорил, что я знаю не больше твоего, но если один раз получилось, то лучше попробовать ещё раз. В тот раз я чувствовал, что ему не нравится наше присутствие, и он хотел напасть. И ещё, Нукли практически никто никогда не мог розыскать. Если его поймать, он начинает притягивать к себе всё живое, от него практически невозможно оторвать глаз, особенно это проявляется здесь.
Демо совсем ничего не понял, но делать было нечего. Он, конечно, хотел задать Ориону последний животрепещущей вопрос.
‑ Подожди, подожди, кажется, я всё понял, кроме одной маленькой детали, ‑ в один миг Демо сделал задумчивое и хитрое лицо.
‑ Если его никто не может поймать, то как ты это сделаешь? ‑ с небольшим истерическим «прикриком» произнёс он.
‑ Я поймаю его!
‑ А, ну тогда ладно, тогда всё понятно.
Демо закрыл рукой глаза.
‑ Слушай, я же сказал, что почти никто. Я один раз делал это, сделаю и ещё раз. Если животное появится здесь, я буду чувствовать его, то оно уже никогда не уйдёт от меня. Если Вселенский Дракон нападёт ‑ будем сражаться. Победим ‑ будем считать, что ползадачи уже выполнено. Тогда приступим к поиску входа, а там, может, ещё какая-нибудь тайна всплывёт. Ведь не только для меня странно нахождение тут… А, Дэмо?
Орион уже было решил превратиться в бестелесную форму и с огромной скоростью путешествовать по саду в поисках Нукли, как вдруг его опять остановил друг по несчастью:
‑ Если тебя долго не будет, я тут же отправляюсь за тобой или же разнесу тут всё на забаву. Тогда я точно кого-нибудь да разбужу.
‑ Я скоро буду, через три… ‑ сказал Орион.
Орион парил по саду в единственном и неизвестном ему направлении ‑ другого пути не было. Мимо него проносилось большое количество восхитительных по красоте природных мест, но сейчас ему некогда было любоваться божественным садом. Через мгновение впереди себя он увидел то же самое дерево, стоящее на небольшой возвышенности у лазурного пруда. Там прыгало то самое создание. Оно беззаботно резвилось в мягкой и тонкой траве, которая была больше похожа на мягкий волосяной матрас, служащий исключительно для удобства сна. Ориону некогда было наслаждаться детской потешностью Нукли. Конечно, непосредственность этого творения завораживала, но медлить было нельзя. Светлый воитель подлетел с невероятной скоростью к Нукли, потянулся, чтобы взять его, но произошло неожиданное ‑ зверушка резко развернулась к нему и мило заулыбалась, будто узнала его. Глазки Нукли светились радостью от встречи и милая мордашка снова ввела его в ступор. В одно мгновение животное само прыгнуло в его объятия.
‑ Эй, дружок, ну как дела? ‑ сказал Орион, заботливо поглаживая зверька и уже думая, что нужно срочно возвращаться к Демо.
‑ Ну, наконец-то! Не прошло и полгода! Я уже думал, что ты заблудился и собирался разжечь сигнальный костёр из вот этих деревьев, да и выгулять тут зверей Хаоса, ну и так… понежиться в травке, ввести сумятицу, поделиться сумбуром, а то они засиделись без дела.
‑ Демо, твои идеи как всегда «прекрасны», ‑ иронично подметил Орион.
‑ Да, я всегда это знал. Это авторские мысли. Ты знаешь, четверо вселенских суток назад я прибыл на богом забытую планету, и меня как раз посетила муза. Но тогда некуда было записывать свои мысли. Представь, сколько книжек я смог бы написать.
‑ Ты слишком много говоришь, Демо.
‑ А, ну, прости. А что мне ещё делать? Пялиться на какой-то комок меха и ждать осуществления твоего гениального плана?
‑ Ты пугаешь Нукли, ‑ ответил Орион, который никак не мог оторвать от него глаз.
‑ Да ну! Правда?! Я его пугаю?! Знаешь, его шкурка подошла бы для обрамления моего венценосного шлема из плоти расплавленного металлического полупервородного короля, которого я однажды сгоряча разорвал голыми руками.
Плиамец был раздражён, а спокойствие Ориона ещё больше бесило его. Казалось, что он сейчас начнёт разносить всё вокруг, как вдруг воздух и всё окружающее пространство пронзил странный шум, будто какое-то крупное создание напролом, на большой скорости двигалось на них, не замечая преград.
‑ Демо, твой зверь? – тихо спросил Орион.
‑ Нет, – ответил Демо.
‑ Тогда это то самое… Сейчас оно будет здесь.
Орион одной рукой прижал к груди Нукли, а другой оголил меч.
‑Да, признаю, план удался. Готов?! – спросил Демо.
Они приготовились к отражению атаки, но это существо внезапно остановилось вне зоны их видимости.
‑ Что происходит? Почему оно остановилось? Я его не вижу. Орион, надо атаковать!
‑ Демо, ты слышишь его мысли? Слышишь, он знает, что мы сильнее. Он это чувствует. Он в смятении. Он чувствует, что мы не боимся. Что же это за существо? Его естество яростно хочет наброситься на нас, но что-то останавливает его порывы. О нет, ему что-то приказало отступать.
‑ Естественно, он испуган, ведь здесь я. Он знает, с кем имеет дело, ‑ как всегда с большой долей высокомерия, проглотив комок испуга, произнёс Дэмо.
‑ Хватит болтать, за мной!
Орион в одну секунду кинулся за таинственным созданием. Демо бросился за ним. Через несколько стремительных мгновений они остановились на небольшой опушке. В полукруглых каменных воротах, которые стояли на небольшой возвышенности, исчез огромный красный хвост.
‑ Орион, признаюсь, ты был прав. План удался. Очевидно, мы видим вход, ну, или выход. Наверное, это ведёт туда, где есть то, что может быть без всего! Но ты видел размер этого хвоста, который заполз за огромным телом!
‑ Неужели великий и могучий Дэмо испугался хвоста?! ‑ перехватив инициативу иронии, уже Орион надсмехался над Дэмо.
‑ Да нет, что ты? Чтоб я и испугался хвоста?! ‑ угрюмо бравировал Дэмо.
‑ Давай! Вперёд! К неизвестному! ‑ решительно произнёс Орион.
‑ Но ведь у хвоста есть продолжение? – без энтузиазма сказал Дэмо.
После этих тихих слов, сплотившиеся перед лицом опасности, величайшие войны Вселенной вошли во врата. Они очутились в странном месте. Под ними постепенно расстилался пол стеклянно-белого цвета, под которым на небольшой высоте парил белый туман, а над головами виднелся беспредельный космос, который имел причудливый облик. Орион с Дэмо смотрели на Вселенную как будто с самой высокой горы. Это необъятное пространство было у них как на ладони.
‑ Никогда не мог подумать, что можно так отдалиться от пространства мироздания. Смотри, это целые галактики, и я их могу взять в руку, ‑ с удивлением заметил плиамец.
‑ Дэмо, расстояние не имеет смысла. Конца нет как внутри, так и снаружи. Мы сейчас находимся в том месте, где Инродверг бросил последний прощальный, но осторожный взгляд на наш мир.
‑ То есть, мы сейчас смотрим на мир глазами того, кто увидел свет раньше, чем свет увидел его? Потрясающе!
Опустив глаза, воины впереди себя увидели большой красный трон, похожий на трёхступенчатую лестницу. Он стоял посередине белого клочка тверди, находящегося не понятно где. На этом лестничном пантеоне, напоминающем универсум восхождения, у первой ступени сидело непонятное создание, облокотившись на одну сторону, опиралось на перекладину лестницы. Одна его нога стояла на белой тверди, а вторая, выгнутая в колене, стояла на первой ступени. Правая рука, также согнутая в локте, облокачивалась на сложенное колено, ладонь согнутой руки подпирала склонённую голову, кистью поддерживая подбородок.
‑ Что за философская поза у этого одетого в облегающее красное платье?
‑ Дэмо, это он!
‑ Кто он?
‑ Это Вселенский Дракон. Мы сейчас видим самое могущественное существо, созданное прямым прикосновением Инродверга. Он оставил его обитать здесь. Эта тварь видела творца.
‑ А-а-а! А что это за трон, на котором он сидит?
‑ Это не трон, а вход в мастерскую Инродверга. Там он сотворил наш мир.
‑ Как всё просто! Теперь дело за малым. Нам просто надо его убить. А я ещё думал, что если это Вселенский Дракон, то он будет выглядеть, ну, как-нибудь иначе, чем мы.
‑ Я же тебе говорил, что у него два воплощения, очевидно, второе ‑ это то, что мы видели в саду.
Они всё ближе и ближе подходили к нему.
‑ Тогда нам надо ждать прихода этого «хвоста».
‑ Что тебе так запомнился этот хвост?!
‑ Вы, двое! Вы всегда так много болтаете? Кто вы и зачем тревожите моё второе «Я»? У меня с Праотцами был договор, что никто и никогда не придёт в сад, а вы даже посмели войти сюда. Они клялись мне собственными жизнями. И что я вижу перед собой? Нелепые, непонятные создания!
Это существо было вытянутым, а конечности худы и удлинены. Кисти являлись продолжением руки, практически не было заметно запястий. Такие же худые и тонкие пальцы были увенчаны наточенными, как лезвие, когтями, при их движении стонало от ужаса всё вокруг. Его тело напоминало ярко-алый сгусток прорезиненной чешуйчатой плоти. Весь его вид заставлял цепенеть, а плавные движения и подтянутая фигура просто выбивались из геометрических сутей жизни. Микс удлинённой шеи и вытянутой челюсти дополнялся жутким острым языком.
‑ Слушай, «о непонятных созданиях», это он о нас? ‑ шёпотом спросил Дэмо у Ориона.
‑ Да я вижу, вы любите пошутить. Как такие глупые невежественные особи были допущены якобы Царствующими Отцами, которые обязаны собственными жизнями Инродвергу.
‑ Скоро будет не перед кем и некому держать свои обязательства, ‑ произнёс Орион.
‑ Как ты смеешь?! Вообще разговаривать здесь со мной! Да ещё говорить о том, чего тебе никогда не понять. Как можно объяснить что-то тому, у кого просто не хватает того, что может это принять. А теперь сейчас же объяснись, что ты тут пропищал?!
‑ Орион, зачем нам вообще с ним разговаривать?
‑ Может, он знает то, что нам поможет, ‑ Орион рассказал Вселенскому Дракону о нависшей угрозе всему, что существует, и даже существованию Инродверга.
‑ Вы говорите об абсурдных вещах. В этом мире не может быть ничего, что находилось бы без контроля Инродверга и все есть его творение. Теперь уходите! За вашу дерзость ответят Царствующие Отцы.
Его голова была также продолговата телу. Растянутые черты лица с выпирающими клыками из-под смазанных губ делали его оскал неприятно ужасным.
‑ Ну, я же сказал, меньше слов – больше действий. Мне уже порядком надоел этот выскочка, ‑ Дэмо лёгким взмахом руки воплотил в ладони меч Тьмы, они были готовы напасть.
‑ Вы, жалкие создания… Вы что, хотите биться со мной? Вы осквернили всё сущее. За эту дерзость нет пощады вам и всем подобным. Я «Экстракт тёмной материи», меня не одолеть.
Громкий пронзительный смех задевал за живое, он напоминал насмешку над убогими. Он встал с трона на ноги, его красные доспехи стали ещё ярче. По ним, словно по жилам, сильным ярким светом засияли какие-то золотые полосы, они напоминали венозную систему. В его руке появился шлем, напоминающий голову дракона с длинными острыми ушами с закрытой пастью. Как только он его надел пасть раскрылась и оголила острые зелёные клыки. Оскал стал звериным. В тот же миг золотые вены плотских доспехов соединились со шлемом и он ожил. Его глаза вспыхнули золотым сиянием, доспехи были собраны, он стал ещё ярче и напоминал чешую дракона. В его правой руке появился вселенский меч. Странная и непонятная сущность стала обволакивать Вселенского Дракона и большое расстояние вокруг него. Это было похоже на какой-то управляемый дым тёмно-алого цвета. Начало он брал от воротника Дракона, словно был его продолжением, как неуправляемый плащ. Единственное, что имело постоянную форму в этой накидке, это был дерзкий заострённый к глазам воротник. Всё остальное будто было не материально, а только видимо. Дальнейшей его улетучиваемости что-то мешало. Плащ обвивал то, что стояло на его пути и напоминал пламя, которое то тает, то воспламеняется с новой силой.
‑ Очень эффектно! ‑ опять подметил Дэмо.
‑ Да, и вправду! А в руке он держит самый могущественный меч во Вселенной, которому обязаны подчиняться все короли Драконов!
‑ Один из трёх самых могущественных, второй ‑ у меня, а третий ‑ у тебя! Так что, наши шансы равны.
Яркий свет на мгновение заставил Ориона и Дэмо прикрыть лицо руками. После чего они, наконец-то, увидели, за кем гнались в саду. Громкий и оглушительный рык, вырвался из свирепой пасти яростного рубинового ящера с длинным туловищем и громадными заострённо-вытянутыми крыльями.
‑ А вот и хвост!
‑ Дэмо, а теперь шансы тоже равны?
‑ Не бойся, малыш! Мои звери Хаоса с ним разберутся! – плиамец тут же призвал одних из самых безжалостных созданий «чёрного мира».
‑ Знаешь, я тут тоже могу помочь.
Только лишь взглядом Орион воплотил одно из самых редких сокровенно-энергетических созданий – это была кошка.
‑ В своё время это творение наделало много шума, разрушив до основания пару галактик. И если бы не Хронос, который смог приручить его, ещё много безумного произошло бы. Его ничто не может остановить. Я называю его губительной шуткой космоса. Хронос подарил мне его. Его зовут «Зарево!». Он король всех животных, причастных к электрической энергии и просто белой энергии. Он, конечно, несильно мне подвластен, надеюсь, что сегодня у него хорошее настроение.
‑ Эй, ты не напугал! У нас тоже есть чем ответить. Они разорвут твоего зверька в один миг. Но у тебя есть шанс ‑ просто убей себя сам, ‑ Дэмо посмотрел на Ориона и добавил:
‑ Как думаешь, согласится?
Всё было готово для великой схватки, которой еще никогда не было. Напряжение сторон стремилось к апогею. Несопоставимая сила и мощь существ достигла предела. Если бы бой начался в пределах Вселенной, то от избытка разрушительной мощи погибло бы много невинных миров. Все ждали, кто сделает первый шаг? Атаку начал Дэмо, который одним, малоуловимым движением взгляда отправил «Ужас» на Ящера. Стеклянный пол содрогался от бежавшего в яростную атаку зверя тьмы. Его горячее дыхание, вырывающееся при каждом выдохе, сжигало всё, что можно было вдохнуть. Момент настал ‑ зверь в прыжке хотел впиться в шею Ящера, чтобы насладится его ужасом от неминуемой смерти, но произошло совсем другое. Ящер одним взмахом крыла, ударив безжалостного хищника, отбросил его, как пушинку, далеко в сторону. Все сосредоточились. Дэмо не ожидал такого исхода. Ситуация нуждалась в резком изменении. Орион тут же жестом пальцев приказал «Зареву» самым безжалостным образом атаковать Ящера. Он, словно электрический шар, подобно молнии, быстрее света ударился во враждебную тварь, которая не успела защититься и с громким криком отлетела в сторону.
‑ А вот тебе, получай!
‑ Тихо, Дэмо. «Зарево» этим ударом мог разнести в щепки целую планету.
С этого момента началась битва, отголоски которой были и будут слышны во всех легендах и мифах существующих миров бесконечной Вселенной.
Ящер взметнул в космос, а за ним кинулся «Страх». Ослепительные вспышки озаряли все окружающее пространство. Драка была свирепой, громкие безумные крики этих созданий могли просто свести с ума. Дэмо и Орион не отводили взглядов от Дракона, ещё мгновенье и кто-то должен был напасть. Сражение началось с удара Дэмо, который был самым нетерпеливым. Мечи скрестились, скорость перемещения была неподвластна воображению, она была быстрее мысли. В этой схватке на помощь Ориону приходил холод, лёд, пламя, свет, чистая энергия «белого мира». Моментами казалось, что никто не может победить в бойне ‑ силы были равны. В чрезмерном напряжении от сумасшедшей концентрации Дэмо уловил вверху застывшего Ящера, который переводил дух. В этот момент он тут же призвал «тени безмолвия», которые целой армией бросились на Дракона. Эти бестелесные очертания были из мира духов. Их задача заключалась в том, чтобы выиграть время.
Плиамец шёл на риск. Он воплотил в своей руке «копье отчаянья», в которое перенёс «зверя хаоса». Теперь отчаянье несло в себе неистовый «Ужас». Убирать из драки столь могущественное существо было безумно рискованно. Если бы он промазал, исход битвы был бы предрешён в пользу Дракона. У него было всего лишь несколько мгновений. Он вложил в это копьё большую часть своей энергии. Этот бросок поверг Вселенную в совершенно новую суть и всё изменилось. Копьё летело с такой скоростью, которой ещё никогда не было. Отчаянный крик Дэмо предал ему ещё большее ускорение. Время застыло для всех с того момента, когда остриё пронзило Ящера. Это место позволило всей Вселенной запечатлеть взгляд Вселенского Дракона, который вопреки всей своей силе и мощи никак не смог предотвратить смерть Ящера ‑ своего второго «Я». Громкий предсмертный крик навсегда остался эхом и будет вечно блуждать во Вселенной. Дэмо обессилено упал на одно колено. Жизнь всесильного Ящера была прервана безжалостностью «Страха», который в один миг растерзал его плоть на куски. Это зрелище привело в необъяснимую истерику Вселенского Дракона, у которого оставался лишь один единственный шанс на спасение. Время заморозило его в броске мести на обессиленного плиамца. Он шёл ва-банк ‑ вся его мощь была собрана в меч. Ярость подогревалась концом бессмертной жизни, а золотая плазма была горяча словно в последний раз. Не отводя взора, он прожигал спину Дэмо. Доля мгновения… Его меч летел рассекающим ударом в спину жертвы. Но в последний момент громкий перезвон оставил Дэмо жизнь. Это был Орион, который в последний момент своим клинком преградил дорогу удару Дракона. Плиамец отскочил в сторону и в этот же момент клинок Дракона вонзился в стеклянный покров пола и разбил его. Для Вселенского Змея всё было кончено. Он вложил много сил в этот удар и уже не мог сопротивляться. Неминуемый миг настал ‑ аспид был окружён и практически повержен.
‑ Вы, глупые существа, вы не можете убить меня ‑ произнёс приговорённый.
‑ Орион, он что шутит? Поверь, мой «зверь хаоса» такой кудесник! Не переживай, он сможет, ‑ иронизируя в его сторону, сказал сиреневоглазый воин.
– Надо быстрей покончить с ним, пока он не восстановился и не выкинул ещё какой-нибудь фокус. Кто знает, какие у него есть ещё свойства?
‑ Если вы меня убьёте, то погибните вместе со мной…
‑ Что? Что ты несёшь?
‑ Орион, да он нам зубы заговаривает. Хоть умри с честью.
‑ А, бесполезные твари, очевидно, вас не предупреждали, что Инродверг сильно посмеялся над всеми попытками овладеть моей сутью и попасть в его мастерскую. Мою смерть держит за руку проклятие смерти того, кто убьёт меня. Этот переход умрёт в месте со мной.
Это известие повергло Ориона в шок.
‑ Да, вот ещё одно ‑ ваши святые первородные Царствующие Отцы знали об этом. Вы думаете, они бы не попытались уничтожить меня, если бы это было возможно? Вы думаете, они бы не захотели победить в вашей бессмысленной войне? Да они ещё хуже Апокалипсиса! Вы все почти ничего не знаете, а ваша слепая вера делает вас глупцами.
‑ Странно, но этот свитый говорит правду. Да, Орион, ты такой наивный! Твои чистенькие и белые, являвшиеся самой сутью добра Первородные Отцы, расписали такой грандиозный план со счастливым концом, да? Но только не сказали, что этот конец будет уже без тебя. Да, сразу было видно, что они вряд ли ждали нас обратно.
Орион никак не мог поверить в это. Его терзали сомнения. Но все сопоставляемые факты указывали на то, что Змей сказал правду. Юноша понял, что отцы решили пожертвовать им, а все тайны должны навсегда остаться здесь. По щеке молодого первородного прокатилась слеза. Он вспомнил Лели и то, что Хронос подло отправил его на смерть. Он думал, что если бы ему сказали, он и так бы отдал жизнь. Ему казалось, что Хронос и отцы считали его бесчестным.
‑ Да, Орион, вот так бывает обидно… Тебя предали!
Орион вытер ладонью слезу ‑ в его взгляде читалась «жертва».
‑ Дэмо, получается, что всё сказанное мной тебе ‑ это ложь! Ты не увидишь своих близких. Прости! Я не могу требовать от тебя жертвы здесь. Если хочешь, уходи. Видит Инродверг, я бы не обманул тебя, если бы знал правду!
Орион заострил меч и сделал шаг для последнего удара в своей жизни. Но Дэмо остановил его.
‑ Постой, брат, мы сделаем это вместе. Я был счастлив и горд, что знал тебя!
Этот момент был недолгим… Вонзившиеся в плоть Дракона мечи обрушили его на белую и стеклянную твердь. Они спокойно сели на пол, переглянулись, ожидая своей участи. Дэмо казалось, что он впервые за такое долгое время обрёл покой, а Орион вспомнил время, проведённое на Ксео с Лели. Из тела низвергнутого Змея вырвался огромный, состоящий из энергии ярко-белого цвета, сверченный дух. Они поднялись на ноги и смотрели на него, ожидая часа успокоения.
‑ Красивый! Да, Орион? Словно вестник всеобъемлющего разума. Это наш апогей. Не знал, что смерть такая красивая…
‑ Он похож на посланника Инродверга.
Плоть Дракона исчезла в тумане пола. Белое волокно начало окутывать Дэмо и впитывать его энергию. Бездыханное молодое тело упало на пол, на его лице сияла улыбка. Вслед веселящая погибель зависла над Орионом. Свет ударил и в него. Два могучих существа исполнили свою легенду и медленно исчезли в ярко-белёсом тумане мира, который создал тот, кто увидел свет раньше, чем свет увидел его.
Всё что имеет смысл ‑ есть бессмыслица. Ответ «нет» ‑ тоже ответ. Каждый ищущий не стоит на месте. Неправильное направление есть начало нового пути, любое действие есть причина чьего-то бездействия и не надо искать смысл ради смысла. Вечные вопросы «Кто я?», « Зачем я?», «Что вокруг меня?» находят легкий ответ в том, кто его задал. Вечный вопрос «Кто раньше – курица или яйцо» находит лёгкий ответ ‑ раньше тот, кто об этом подумал!
Истина открывается тому, кто в ней нуждается, а нуждается в ней тот ‑ кто ищет. Ищущий ответа «да» не остановится на «нет». Тот, кто в чём-то нуждается, не будет стоять на месте. Идущий в неправильном направлении найдёт истину, а любое действие ищущего отталкивается от бездействия нашедшего. Смысл нуждается в поиске ‑ кто осуществляет поиск, не может найти ту истину, которой не может быть.
Большое горе держало за руку огромное счастье всей Вселенной. Восьмое вселенское утро, перекатывающееся в ночь, являлось оговоренными сутками конца и начала чего-то нового, что до конца дней останется в памяти Вселенной. Всё сущее было причастно к событию, произошедшему в том месте, о котором подумал Инродверг и смотрел оттуда на «неправильность».
С этого момента Вселенная окончательно и бесповоротно навсегда изменилась. Беспощадные воины, проливающие большое количество первородной плазмы потихоньку прекратились. Встречи Царствующих Отцов с Чёрными Богами положили начало новому миру, названному Вселенской конфедерацией первых первородных этносов «белого» и «чёрного мира». Последующие возникающие разногласия стали решаться во вселенском суде. Был создан свод «Не писанных, а сказанных и повторённых каждым Царствующим Отцом и Чёрным Богом правил». Они были жёсткими, но справедливыми, для них не было исключения. Созданный независимый отряд «Воли закона» смотрел за их исполнением. Весь универсум вздохнул спокойно после исчезновения обрекающего меча Апокалипсиса, который загадочным образом исчез в тот момент, когда пропала сила и могучая энергия трёх самых великих созданий во Вселенной. По завету Инродверга, она была спрятана. Он заговором обезопасил всё созданное им же в начале времён и готовил Вселенную, постоянно расширяющуюся с невероятной скоростью, к ещё большим испытаниям. Исчезновение Апокалипсиса породило слухи о его смерти. Никто не знал, куда он делся. Он испарился также внезапно, как и появился. Со временем все забыли о нём, будто его никогда и не было. Но одно изменение с его появлением всё же было сотворено.
Все следующие обитаемые миры, и прежде всего разумные, появлявшиеся в расширяющейся Вселенной, уже не принадлежали тому или иному этносу добра или зла. Появление «ошибки» покончило с чистотой «белого» или «чёрного мира». Последующие миры были смешанными и некоторые из них рождались с частичкой вируса Апокалипсиса, влача бессмысленное существование. Вновь появляющиеся первородные миры ‑ «белые» и «чёрные» – считались мерзкими. Миры добра и зла, порождённые до восьмых Вселенских суток, считались чистопородными. Остальные становились разменной монетой в войне, которая продолжалась «руками» так называемых опороченных рас.
Бесконечное противостояние добра и зла продолжилось. Некоторые новые миры удостоились чести стать членами вселенского конгресса и обрести независимость и самостоятельность от чистопородных этносов. Время шло и казалось, что космос уже начал начисто забывать столь далёкие, но действительно запечатлённые в оговоренных веках события. Отдалённое эхо гибели всего сущего тихим шёпотом всё-таки решило напомнить о себе. Земной «Час» пробил!
Глава III: Явление
Обретение
Часть 1. Земля, экспедиция
Шестой вселенский год от сотворения Вселенной Инродвергом и наш «Голос»…
Наш «Голос» очень быстро несётся по бесконечным просторам Вселенной, будто бы знает, куда путешествует: «Земля! Земля! Земля!».
Движение всё ускоряется. Мы несёмся вслед за ним. Скорость просто невероятная, всё вокруг сливается в одно целое…
‑ Мы прибыли.
Останавливаясь, всё медленней и медленней, сменяя стремительность осторожным движением в пределах солнечной системы, нашему взору открывается голубой шар. Степенно облетая вокруг него, вслушиваясь в громкие стоны, исходящие от этой планеты, мы осознаём близость от восприятия речи землян. Нашему «Голосу» очень знакомы творящиеся здесь страсти.
Итак, год 2019, двадцать третье сентября. Северная Пальмира – культурная столица Российской Конфедерации. Государственный Петроградский университет, международная конференция «Солидарное сотрудничество народов – путь к миру на Земле».
Актовый зал центрального корпуса университета. Время – час по полудню. Пленарное заседание к докладу по теме: «Если мы знаем, кто мы ‑ тогда какое будущее ждёт нас?»
Приглашается докладчик по теме Сафронов Юрий Николаевич, доктор исторических наук, профессор, старейший сотрудник кафедры политологии, и, по совместительству, главная интрига дня…
В зале раздались не слишком громкие аплодисменты, более того в огромной аудитории повисло сильное напряжение. Человек преклонных лет, в классическом мужском костюме старомодного фасона из прошлого века, держа в правой руке затёртый чемоданчик, очень уверенно прошёл к трибуне и окинул взором помещение, переполненное людьми, пришедшими послушать именно его выступление. Множество прогрессивных значимых научных умов в сфере политологии с нетерпением ждали его выступления. Юрий Николаевич опустил свой кейс на пол, достал из него какие-то бумажки и начал неловко похлопывать руками по карманам штанов и пиджака. После непродолжительного поиска он обратил внимание на трибуну и с удивлением обнаружил чехол с очками. Одобрительно улыбнувшись, не спеша, со свойственной ему медлительностью при любом движении, трясущимися руками, достав из чехла старинные очки неловким движением, оттопырив мизинец, профессор водрузил их на свой нос и приступил к раскладыванию своих бумажек. Начало выступления затягивалось. В зале была тишина, и лишь негромкие разговорчики на родном языке лёгким бормотанием нарушали её.
‑ Юрий Николаевич верен себе. Своей медлительностью он натягивает нервы присутствующим до предела.
‑ Очевидно, его очередное выступление опять будет такое же скандальное. Смотри, сколько народу собралось, журналисты, камеры! Небывалый ажиотаж.
‑ Да! Что же на этот раз приготовил наш умудрённый дедушка?
‑ Всё, о чём он говорит, нередко компрометирует официальную историю и науку.
‑ Но ему всегда всё сходит с рук. Наверное, потому, что выступает редко, радикально и метко, при этом он умеет обходить острые углы в своих заявлениях, подтверждая свои высказывания множеством грамотных выводов, с которыми непросто спорить.
‑ Вообще, конечно, грамотный дядька, ну вот бывает, зашкаливает его. Наверное, из-за огромного объёма переполняющих его знаний.
‑ Слушай, Игорь, даже если его зашкаливает в этой крайности, то всё равно присутствует рациональное зерно.
‑ Я с этим и не спорю. Смотри, сколько людей привлекает экскурс по лабиринтам прошлого. А его прямая речь нередко расходится на цитаты.
Громкий механический шум микрофона заставил всех присутствующих сконцентрировать своё внимание на Сафронове, который был готов говорить.
‑ Дороги друзья, коллеги и все те, кому по тем или иным причинам пришлось или посчастливилось присутствовать на моём выступлении, ‑ здравствуйте! Я всегда рад всех вас видеть.
Тихим, монотонным голосом Сафронов, словно смакуя то, о чём ему предстоит рассказать окружающим, начинал свой монолог…
‑ Мой настоящий доклад широк и объёмен. Чтобы уместить его в регламент основных докладчиков конференции, мне просто не представилось бы даже приступить к раскрытию своей темы, но Совет организаторов откликнулся на мою просьбу и расширил временные рамки для предстоящего доклада. В связи с этим сегодня я затрону содержание, которое меня интригует больше всего. По всей вероятности, этот вопрос интересует и большинство людей на Земле. В этом выступлении я не буду давать точные ответы, делать сенсационные разоблачения, вдаваться в трактовку деятельности личностей, конкретизировать даты, оспаривать или подтверждать то или иное учение и научные факты, создавать интригу, блистать невероятными знаниями в области точных дат или имён, раскрывать вам тонкости той или иной археологической работы, соединять воедино хронологию, археологию, астрономию, астрологию, математику, физику, химию, биологию, теологию, геронтологию, философию и множество других разных наук, которые нужны для современного и качественного поиска истины в истории.
Обретение смысла для каждого живущего на Земле человека есть самое главное. Всякий из нас хочет знать правду о нашем прошлом, о том, кто мы есть, о том, откуда мы, являемся ли мы великим творением чего-то большего, чем обычная случайность вселенского гармоничного безмолвия? В конечном итоге любой желает знать истинный смысл своего рождения и пытается понять, для чего он нужен на этой планете. Правда о нашем происхождении, несомненно, ответит на фундаментальную суть грызущих нас вопросов. Если бы мы знали её, ‑ было бы проще. Наверное, мы перестали бы ошибаться, мы не играли бы в мировую глобализацию, навязанную нам неизвестно кем, неизвестно зачем, неизвестно почему. Если бы мы знали хоть толику той изначальной истины, то никогда не стали бы винтиками мирового апартеида, который искусственно создан нашим умом: знание ‑ свет, а незнание, в которое мы всё глубже погружаемся, ‑ тьма. Мы редко задумываемся над вопросами, в которых отсутствует возможность доказательного ответа.
Вообще, поразмыслить получается лишь тогда, когда жизненные обстоятельства сталкивают нас с неординарными ситуациями, а внешняя оболочка приобретает неловкую, некомфортную позу, которая выбивается из гладкой и удобной повседневной обыденности. Именно в этот момент мы понимаем, что что-то не так. Но «что»? Химические реакции мозга, опосредуя его продукты деятельности, начинают ставить всевозможные немыслимые вопросы, на которые мы не можем ответить. Например, «Если есть «вопрос», значит есть «ответ»?». И вроде бы правильный вопрос, но мы не знаем ответ. А если и знаем, то он не даёт нам того ощущения дрожи в организме, как сам «вопрос». Значит, вопрос не верен! И тут мы начинаем думать о правильности постановки вопроса.
«Вопрос» ‑ это правда, а «ответ» не всегда содержит правду. А может ли «ответ» вообще быть правдой? Такие скитания по «тёмной комнате» нас ни к чему не приводят! Но почему? В своей речи я не буду давать «ответов», но постараюсь дать правильные «слова» и «задачи». «Слово» будет иметь больше правды, чем молчание знающего…
Сафронов перевёл дыхание глотком воды. Сегодня у него была большая площадка, заполненная прогрессивными умами, которые внимали каждому его слову. Он не мог упустить ничего, ни одной мысли, которую хотел донести.
‑ Дорогие друзья! В мои руки попал некий древнейший документ. Он очень объёмен по содержанию. Я готов поделиться им с любым желающим. Мне не составляет сложности открыть и его содержание. Сейчас я хотел бы зачитать лишь маленький кусочек, который мы постарались перевести как можно точнее и приблизить к оригиналу.
Профессор взял в руку какой-то странный прозрачный футляр, в котором находился потёрто-жёлтый листок, напоминающий свиток папируса. Очень аккуратно и демонстративно трепетно, положив этот осколок древности рядом, он принялся читать:
«Дополнительный протокол процесса (IC – 007327)
Время 26:78. Предел равностояния
‑ Национальная коллегия судей: «Вы, признаёте себя виновным?».
‑ Нет.
‑ Национальная коллегия судей: «Вы, были лидером и идейным вдохновителем поддавшихся Вашему влиянию сотен миллионов?».
‑ Нет.
‑ Национальная коллегия судей: «Какова была Ваша цель?».
‑ Подумать. Осмыслить. Сказать. Ответить. Правда. Истина. Найти способ жить, а не существовать или выживать.
‑ Национальная коллегия судей: «Что Вы можете сказать о пункте IV, главы I вашего послания «Бессмысленное существование всех остальных»?».
‑ Невозможность существования без властных структур – это ложь! Доказательством является население, которое не может жить без регулирующих органов, ‑ это ложь! Всё, к чему приводят такие формы управления и заложенная в них суть, а именно дикость населения, якобы, без их управления – это и есть постоянное, планомерное обесценивание каждой жизни, как таковой. Что в свою очередь порождает отсталость, обмельчание, малоразвитость, косность, дикость, дикарство, несознательность, примитивность. Одним из формальных смыслов этих слов является неспособность понять и представить начало нашего происхождения, где и была совершена «ошибка». Эти формы слов делают существующую обыденность нормой жизни. При такой норме убийство, кража, воровство, обман, шельмовство является неотъемлемым элементом выживания. Эти же слова не позволяют остановиться и сказать: «Хватит!». Всегда проще и легче сделать сразу, нежели оставить на потом. К сожалению, это «Потом» уже многие тысячелетия тянет население к полному безволию выживания.
‑ Национальная коллегия судий: «Вы согласны с тем, что это именно ваши слова: «Помните, что Вы все находитесь на обочине даже этого существования. Система и прогресс в скором времени обезличат Вас совсем. Так легко сгибать ценности, которые изначально лживы во всех своих проявлениях. В лучшем случае этого сценария у Вас будет «Цена!», а ваше выживание превратится в забавный вопрос: “Как так, произошло?..”.».
Время 26:28… Рябиновой ночи»
Сафронов несильно вздохнул, окинув иcподлобным взглядом реакцию зала.
‑ На сегодняшний день мы имеем некоторое демократическое правовое государство с некоторой конфедеративной формой правления и это действительно так. Даже несмотря на то, что формы демократического устройства фактически ежемоментно были внедрены в сформированное социалистическое мышление, на данном этапе наша страна может считаться эталонной демократией. Мы настолько коллективно влияем на принятие решения, что эти решения настолько ограничивают злоупотребление властью, что в итоге вся равность – это чересчур равная и определённо произвольная для каждого. Что на самом деле в большей степени повлияло на нашу самобытность выбора при решении задач, которые неизбежно рождались с течением времени. Для нашего корневого полиэтнического жизненного пути, в котором правда, справедливость, истина, свобода, ответственность являются фундаментом народного этноса, принцип демократии – «власть народа существует для коллективного принятия решений с равным воздействием участников на исход процесса ради общего блага, равенства и права на самоопределение», в котором равноправие ради общего блага не может быть из-за того, что общее исключает власть, – стал некой загвоздкой в поиске путей существования. Власть не может быть общей. Власть индивидуальна и всегда стремится к упорядоченной конструкции, структура которой всегда «от большинства ‑ к одному». Власть народа может быть только договорной для общего. Но договорная, компромиссная форма правления посредством власти не может быть справедливой. А раз нет справедливости, значит единственная форма существования народа в такой власти ‑ это подчинение общим нормам только под угрозой наказания.
И вот здравый смысл нашего поликультурного этноса говорит следующее: «Зачем сосуществовать при власти, где истина, равноправие, справедливость, равенство заключается только в «наказании»?». И даже те права, которые существуют у человека при такой форме правления, тоже договорные, и в конечном итоге такие «свободы» не больше чем выдумка, чтобы помнить о неотвратимости «наказания». К сожалению, другие формы управления также не могут похвастаться здравым смыслом. Немного странно и то, что за довольно большой отрезок сознательной жизни человек не смог разобраться, как ему жить. Единственное, что ему удалось ‑ это крайне небрежно, с полным абсурдом в терминологии слов, мыслей и идей сформулировать и сконструировать термины «власть» и «истина», где право каждого на правду несправедливо для общего, а равенство и свобода есть только в праве на неотвратимое наказание, где незнание большинства освобождает от ответственности знающее меньшинство.
Конечно, профессор затягивал своё выступление, но его вели мысли, отвернуться от которых означало бы принять дарованное и, тем не менее, он продолжил:
‑ Чтобы постигнуть правильность своего существования в жизни, нужно понять: кто мы, откуда мы, кто наш Создатель. Да, на это есть много ответов, и даже несколько основных, которых придерживается большинство. Но, зная эти ответы, мы почему-то живём не лучше. Мы не стали сильнее уважать друг друга, не уменьшилось и количество смертей, а, наоборот, в этой тусклой комнате от таких ответов становится всё темнее и темнее.
Задумайтесь, нашей планете четыре с половиной миллиарда лет. По меркам Вселенной, она ещё дитя. Людям трудно даже вообразить себе такую цифру. Нашему прогрессивному человечеству всего лишь пятьдесят лет. Семьсот лет назад мы всерьёз думали, что Земля плоская. Спустя века, приобретая некоторые представления, наш разум не постиг истины, а обзавёлся лишь множеством тайн, загадок, мистики, дилемм, ребусов и постоянных споров учёных о том, кто, куда и зачем? Сейчас на дворе две тысячи девятнадцатый год, а наш мир всё глубже погружается в постоянные войны, нехватку ресурсов и борьбу за них. Утопия без первопричины затягивает нас и заставляет вязнуть в дебрях абсурдных уточнений. Включив «теле-ящик», мы постоянно убеждаемся в нашем невежестве. Революции, бунты, мятежи и военные перевороты будоражат наше мировоззрение, делая рейтинги вечерним новостям. Словно крупицы риса, «известия» рассыпаются по планете, складывая ощущение о том, что это и есть бесконечный процесс человеческой культуры. Но за сухими формулировками новостных выпусков скрываются огромные трагические события целых государств и народов. От нехватки воды в мире страдают более полутора миллиардов человек. Различные катаклизмы с каждым годом учащаются и становятся всё более глобальными. Наш дом превращается в целостную антропогенную катастрофу.
Ещё вчера терроризм был уделом разрозненных бандформирований, которые оправдывали свои бесчеловечные выходки непонятными для них же самих идеалами. Но уже завтра терроризм может стать единственным уделом выражения своей воли тем, кто потерял смысл и последние просветы, заложенные в нас с рождения. Безразличие каждого к каждому приведёт людей к насилию, рождённому от бессмыслия существования. Наше выживание может превратиться в агонию. «Жизнь каждого предназначена для радости и земных удовольствий, а если их нет ‑ есть страх и ложь, то она хуже смерти».
Беззаконие становится нормой жизни ‑ всё покупается и продаётся. По началу мы протестуем против этого и наш протест или приносит какой-то результат, а, в частности, такого рода протесты называют демократическими, или не приносит никакого результата, что приводит к переходу преступления на сторону государства и тогда оно перестаёт быть преступлением. Но так как мы с вами живём в разных странах, государствах, территориальных образованиях, в нас присутствуют совершенно разные представления о морали, которые отличаются только потому, что государства похожи на живых людей, которые рождаются, живут и умирают.
Все они нуждаются в жизненно важных потребностях: еде, воде, ресурсах, тепле, а мораль начинает складываться тогда, когда потребности или удовлетворяются границами дома, государства, или нет. Человек постоянно находится перед простым выбором ‑ удовлетворить свой аппетит или ограничиться тем, что есть. Но и здесь требуется понимание того, что один человек может поднять один камень, а сто человек смогут гораздо больше.
Я не буду углубляться в необъятные дебри этого вопроса и просто подчеркну: необходимо научиться слышать наших соседей, надо перестать быть эгоистами. Но как это сделать, если у каждого есть своя правда, если каждый из нас может сказать: «Ну, так исторически сложилось! Почему мы должны что-то и кому-то? Мы воевали за наши идеалы, мы их отстояли и сейчас нам без разницы все остальные!». Но друзья мои, не забывайте, что жизнь на то и жизнь, чтобы меняться. Мы продолжение своих поступков и не надо забывать, что единожды сказав нет, мы об этом больше не услышим. Всегда, во все времена в большой политике, в общении между народами, между соседями, друзьями, родственниками было лишь одно, что имело смысл ‑ «соперничество». Оно породило все остальное ‑ гордыню, эго, хитрость, скрытность или философию, юриспруденцию, экономику, политику. «Соперничество» давало и даёт толчок всем войнам, желаниям, мыслям. «Соперничество» ‑ это первый из двух кодов нашего ДНК, который, к сожалению для нас, взял шествие над нами. А чтобы обрести второй и вспомнить его, нам не нужно всматриваться в потёмки комнаты цвета Аспида, а вернуться ко входу. Но как это сделать? Как вернуться к двери, которую уже не видно? Как вернуться, если комната очень длинная и невообразимо большая, а ты уже зашёл слишком далеко? Как вернуться? Было много дверей. По очереди открывая их, не надо было входить в пустые, чтобы не создать там что-то своё, «что-то?», «своё?»! Вот теперь так и получается, везде создано «что-то?», «своё?». Так как же нам найти в лоне истории правильные ступеньки, которые приведут нас к первородной почве истины. Ведь этот разговор о «прошлом», в котором «прошлое» было вообще забыто, ожесточённо продолжается на всех дискуссионных площадках. Как можно найти правду, которая была десять тысяч лет назад, двадцать, сорок и так далее? Как можно разобраться в прошлом, которое имеет отражение человека той эпохи ‑ той кривой ступеньки, тех или иных идеалов, того или иного государства? Мы спорим о том, «что было вчера?», не говоря уже о том: «что было тысячу лет назад?». Историю пишут победители. Много веков назад определённые люди поняли, что картина прошлого ‑ это инструмент политики. С тех самых пор почти была потеряна надежда на правду. К сожалению, «правда прошлого» будет такой, о которой скажут завтра. А говорить «завтра» будет возможность у того, кто не умер вчера.
Сафронов с нескрываемым рвением пытался не упустить ту суть, которую хотел донести слушателям. Он торопливо сделал глоток воды и, переведя дух, перешел к самому главному:
‑ Друзья мои, я пересказываю вам эти события в совокупности и очень кратко только для того, чтобы подвести вас к той волне, которая мне нужна. Сейчас я хочу перейти к главной мысли, которая меня часто посещала. Дорогие мои, а не кажется ли вам, именно вам ‑ людям, что мы не сами открыли неверную дверь и активировали наш паразитирующий вид деятельности, свойственный человеку, – «соперничество», которое в дальнейшем перетекло в состязательность, а в последние пару тысяч лет оно превратилось в конкуренцию, а завтра оно станет бескомпромиссным противостоянием? Не кажется ли вам, что эту дверь открыли за «нас», но для «нас»? Не кажется ли вам, что «нас» обманули и заведомо пустили по пути, в котором нет правды, нет хорошего или плохого? Этот навязанный нам мир не имеет первородного начала. Он не имеет истока, но имеет истину тех, кто подтолкнул или грубо указал направление пути. Тогда получается, что в нашем прошлом и не стоит искать справедливость! Да её там и нет, но тоненькая ниточка всё же осталась.
Друзья, я не хочу сильно раскачивать лодку, которую пока не смогу удержать. Просто выскажу мысль, а для чего она ‑ решать вам! Давайте вспомним, сколько мифов, легенд, святых и не очень писаний существует о великих богах, о существах, которые имели колоссальные возможности и управляли силами природы, жили вечно? Но самое интересное во всех этих источниках, так сказать, не имеющих научной обоснованности, что высшие существа правили людьми в той или иной степени. Мы люди называли их богами, пророками, ангелами, демонами, посланниками неба или земли. Сколько было тех, кого почитали, боялись, страшились, для кого возводились храмы, кому приносились жертвы, воспевались молитвы? Их было великое множество! Причем выстроить хронологически последовательную целостную зависимость или преемственную иерархию этих сверхсущностей в данный момент не представляется возможным. Кто они? Боги Фреции, Боги Лигипта, Индрии, Шитая, народов Россколании, Скандрилавии, народов Африканской пустыни, Северной и Южной Америки? Сколько существует историй об Атлане, о которой упоминал Пуатон? Сколько идёт пересудов о Эипербории? Сколько мы видим умопомрачительных баталий в сетях интернета о существовании или не существовании континента Стимурия, о гигантских существах, о расах, обитавших на нашей планете? Об этом можно спорить вечно и бессмысленно. Утверждать и опровергать, по-разному трактовать, просто потому, что все эти существа мифологичны, легендарны и имеют разные источники, разную степень веры и разные культурные слои. Но самое главное то, что нам людям никогда не позволит посмотреть и объективно осмыслить все эти факты наше соперничество, наше главенство, наше эго: «Да как так, мы – гордые жители странны «Х», будем соотносить наших великих богов с их-ними!», «Как так, нашу великую и самую старую культуру мы будем ставить вровень с их-ней», «Наша культура была не первая? Что вы!», «Наше Учение ‑ вот истина!», «Наше право от Бога!», «Наши идеалы ‑ вот свобода совести!».
Но свобода совести невозможна, когда её провозглашают, тут же появляется глобализация, а навязываемые идеи и технологии невообразимо сужают каждого отдельного человека, бросая индивида в примитивный смертельный бой, где отстаивается провозглашённое достоинство. Но когда вы отстаиваете провозглашённые идеалы, вы боретесь за принципы того, кто их провозгласил. Тем самым вы устанавливаете контроль, забывая даже про компромисс. Всё упрётся в исключительность! Больно смотреть на людей, которых жизнь заставляет оправдываться. А ведь жизнь должна быть для каждого как фактор заявить о себе. Не быть как все, но быть счастливым от понимания того, что вокруг тебя созидают по максимуму, где нет провозглашённой возможности делать это. Я хочу сказать лишь о том, что мы спорим друг с другом об истине с того места во времени, где мы сейчас находимся. И дело не в теории заговора. Просто набравший обороты глобальный хаос – это полное безрассудство! Быть может, это не наша вина? Предполагаю, что сейчас меня обвинят в том, что, оправдывая поступки людей, мы опираемся на какие-то мистические факторы. Но нет… ответственности с человека снимать нельзя. И всё же вы просто задумайтесь и представьте, если бы мы изначально жили вечно, осознавая и зная, что наша сущность будет оставаться живой только до тех пор, пока творит добро. Естественно, творя сердечные дела, долголетие человека не исчислялось бы полувековым существованием. В нашей повседневности не было бы тех мировых потрясений, которые существуют сейчас. Жизнь зависела бы от помощи ближним. Постоянная гармония и сказочное развитие было бы нашей комнатой.
Такая же ситуация и с миром зла. Мы были бы тщеславными, грубыми, молчаливыми. Наше групповое сознание зависело бы только от корыстных целей. Мы должны были бы созидать во зло, нападать и разрушать. Знание о том, что нам точно нужно, не оставило бы вопросов. Но пока из всего получается, что мы какие-то экспериментальные, половинчатые, полукровки, которые каким-то образом всё-таки являются местными жителями Земли. Нас нельзя так просто обратить в одну или в другую сторону или просто уничтожить. Нужно отметить, что наша планета может являться, своего рода, целью. Для чего? Ответить сложно. Зачем? Есть только одни догадки. То, что мы ничего не знаем, а можем только догадываться, указывает нам на большую игру. Мы в ней лишь пешки, но почему-то пешки, наделённые какими-то правами и возможностями. Наше несовершенство и ограниченность косвенно подтверждают существование совершенного и значительно лучшего. В заключении хочу вам сказать: человек не может представить того, чего нет! Спасибо!»
После выступления профессора настроение в зале стало неоднозначным…
Престольный град, двадцать пятое сентября, один из компьютерных классов географического факультета Высшего Государственного Университета, время – пять вечера.
‑ Саш, заканчивай со своим видеохостингом. Смотри, новые сводки. Там опять дождь, но наш квадрат опять сухой.
Два студента примкнули к одному экрану компьютера.
‑ Юра, это удивительно, мы четыре месяца наблюдаем за этим районом. Я уверен, там находится какая-то загадка, тайна или может даже НЛО! ‑ сказал Саша с нескрываемым энтузиазмом. Он соскочил со стула и в эйфории неизведанности взялся за голову.
‑ Саша, успокойся, конечно, это и правда удивительно, но это ещё ни о чём не говорит.
‑ Что! Что это ещё ничего не значит?! Мы четыре месяца наблюдаем за квадратом площадью в километр. Там, будто в маленьком оазисе, никогда нет ни дождя, ни снега. Мы собрали кучу снимков из космоса благодаря твоему другу Джону, который и на самом деле славный хакер. Представляет нам такую высококачественную информацию. А этот доступ ко всем метео-службам мира восхитителен. Прекрасно и то, что сюда ещё не ворвались спецслужбы и не ткнули нас носом в пол, с криками: «Вы подозреваетесь в незаконном использовании государственных сведений и сетевом проникновении во всяческую секретную хрень». Нам как минимум надают по «попе». Поэтому я и говорю, что он действительно хороший хакер.
На пару минут они замолчали, смотря на экран в тёмном компьютерном кабинете.
‑ Саш, а что ты предлагаешь, поехать туда? И что мы там будем делать? Что мы там найдём? А если что-то и найдём, то те же спецы, тогда уж точно, дадут нам по мягкому месту ещё сильнее. Хуже того, если там и правда что-то есть, нас вообще надолго закроют. Мы даже не успеем об этом вякнуть. Крепкие ребята в чёрном с надписью «Омега», «Сокол», «Щит», отбивающие охоту ко всему таинственному, будут говорить нетипично разборчиво в наши проломленные головы что-то типа: «Малейший твой писк по этому поводу и тогда мы снова увидимся, а следующая встреча уже не будет такой вежливой и добродушной». И в подтверждение своих слов, держа меня одной ручищей за горло, другой рукой долбанёт в живот. Смысл нам от этой тайны? Только одни проблемы! Мы же не такие, как твой любимчик Сафронов. Он несёт всё, что угодно, и ему никто рот не закрывает. Мы не такие! У меня при виде людей в масках с угрожающими надписями начинается амнезия.
Они опять замолчали, но в один миг лицо Саши налилось радостью.
‑ У меня идея! Давай возьмём Сафронова с нами. Ты же сам сказал, что ему «рот никто не закроет», да и, судя по всему, его очень интересуют тайны.
‑ Ну, ты и придумал! Такой простой! Как мы его с собой возьмём? Мы его вообще не знаем. Придём и типа скажем: «Юрий Николаевич, мы тут кое-что нашли, пока сами не знаем что, но это точно аномально. Вообще, такого просто не может быть! У нас очень «кое-что» чешется от нетерпения узнать, «что там?». Мы боимся, что если там действительно «что-то» есть, нас отправят на плаху, чтобы мы ничего не рассказали. Поэтому, было решено подписать Вас в эту тему, чтобы, если «что», спихнуть всё на Вас. Вас и так все считают немного «тронутым», а мы тоже подтвердим, что Вы ненормальный и нас отпустят. Вам-то уже всё равно, Вы уже своё пожили! Поехали, а?!
‑ А-ха-ха, как смешно!.. – усмехнулся Саша. – Мы приедем и всё ему покажем ‑ все собранные данные, продемонстрируем этот километровый курган. Покажем, что сильные циклоны движутся в его направлении и, словно по волшебству, огибают этот место. Скажем ему, что в этой зоне вообще не выпадают осадки и всегда одинаковая погода, он согласится. По-любому, он любит загадки. На нашем «шарике» осталось не так много белых пятен, чтобы игнорировать их…
‑ Ладно, Саш! Хорошо! Когда отправляемся?
‑ Завтра?!
‑ Ты что, с ума сошёл, только начался учебный год. Уедем ‑ нам влетит! Надо хотя бы с месяц отучиться и потом ехать!..
‑ Юра, какой месяц!!! Через месяц у нас уже не будет денег! Пока у нас есть какие-то сбережения, заработанные летом, надо ехать! Нам как раз хватает. А через месяц я позвоню маме и спрошу, как сварить суп из воды и соли! Юра, вспомни прошлый год! Это Престольный град, а мы ‑ типичные социальные студенты.
‑ Да! Ладно! Хорошо Саш! Надо собрать необходимые вещи…
В этот момент сработал сигнальный звук компьютера, за которым сидел Саша и просматривал видео с Сафроновым.
‑ Что это?!
‑ Да это сообщение с моей странички из соцсети.
Молодой человек резко подбежал к компьютеру и начал что-то читать.
‑ Саш, я пойду, соберу приборы для проведения там некоторых измерений. Посмотрю, что смогу взять. Может, если открыта лаборатория смогу достать геодатчик, датчик давления, прибор по измерению электромагнитного излучения, эклиметр, дальномер, анемометр.
‑ Хорошо, я тут. Только, давай быстрее, надо ещё успеть заехать домой, собраться и заказать билеты в Петроград.
Саша торопливо ответил и продолжил что-то увлечённо строчить на клавиатуре. Юра открыл дверь класса и собрался выйти в коридор. На мгновение его что-то затормозило:
‑ Саша, а если его не будет в северной столице, тогда что?
‑ Кого не будет?!
‑ Сафронова твоего!
‑ Будет! Видео, которое я смотрел, было с их международной конференции. Она продлится три дня, а он является руководителем одной из секций! Не бойся, найдём, – ответил Саша и продолжил что-то интенсивно печатать.
Прошло полчаса. Юра вернулся с полными пакетами оборудования. Он застал Сашу за общением с жидкокристаллическим дисплеем и с довольной улыбкой на лице. Юре показалось подозрительным и нетипичным поведение друга. Он только что был увлечён идеей о путешествии, а тут, ни с того ни с сего, оживлённо общался с кем-то по интернету. Это было не похоже на него.
‑ Слушай, что ты пишешь? ‑ с нескрываемым интересом спросил Юра, подойдя ближе к экрану.
‑ Э-э-э! Да это же мой профиль!
Юра выхватил мышку из ладони Саши. Одним кликом он зашёл в сообщения, которые поразили его. Саша всё также тупо улыбался.
‑ Ну, ты и гад! Зачем ты общался с Джоном? Зачем ты ему всё рассказал?
‑ Да, рассказал! Ха!.. Он даже ответил, что поедет с нами…
‑ Саша, ты что, с ума сошёл?! Джон живёт на туманном Альбионе, а мы уже завтра должны быть в культурной столице. Да и как ты посмел от моего имени с ним общаться. Выложил ему всё!
‑ Слушай, когда я у тебя спрашивал: «Ты знаешь какого-нибудь хорошего хакера?» и спрашивал я это из-за того, что ещё на первом курсе, ты мне рассказывал о том, что до универа ты тусовался с крутыми читерами и знал их лично. Ты мне ответил: «Саша, не беспокойся, поиск такого человека я беру на себя! Кто же лучше меня это сделает?». Ты мне сказал, что знаешь самых крутых программеров! На следующий день ты нашёл Джона! Как выяснилось к данному моменту парень действительно хорош! Четыре месяца назад, я у тебя спросил: «Кто он? Что за программист? Откуда ты его знаешь? Как вы познакомились? Откуда ты вообще знаешь хакера-иностранца, говорящего по-нашему?». Ты с важным видом секретного агента сказал, что-то типа о законе чести, скрытности, конфиденциальности, которых не знают непосвящённые. А именно я! Ты связан клятвенным словом и не мог обмолвиться об этом даже самым близким людям, а если кто-то узнает, что ты выдал кого-то из их братства, можно даже умереть.
Вся эта пыль была принята мною за чистую монету! Я схавал это! Проникся твоей важностью. А что в итоге? Хакер действительно приносил нам нужную информацию, он ловко давал нам то, что было необходимо! Мне стало очень интересно узнать о нём, и тогда я решил взломать твою почту. Что оказалась проще, чем… Элементарней, чем… Да легче этого вообще ничего нет. Твой пароль ‑ это дата твоего рождения. И вот, я на твоей страничке обнаружил интересный статус такого содержания: «Ребята, помогите, нужен хакер, работу оплачиваю». Не спорю, я поступил плохо, но такая выходка у тебя получилась только из-за того, что меня нет на этом сайте. Это так ты нашёл верного человека?! «Друга твоего», как ты говорил? Ты сливал информацию человеку, которого вообще даже не знаешь, и ты сейчас меня в чем-то обвиняешь?
Юра поник, он не знал, что сказать.
‑ Саш, ну, мы не знаем, кто это, а ты зовёшь его с нами.
‑ Слушай, Юра! Если бы он был какой-нибудь подставой, нас бы уже давно накрыли! А так он подтвердил, что ему можно доверять! Он едет с нами! Тем более, если нас всё-таки поймают федералы, мы сможем всю ответственность свалить на этого дурака. Типа, это он нас втянул во все тяжкие вместе с Сафроновым. Да и посмотрим, кто он? Что он? Как выглядит?
‑ Да, а это хорошая идея, ‑ положительно покивал подельник адских замыслов Юрец.
Настроение у азартных друзей-авантюристов опять воспряло.
…
Высокоскоростной поезд Престольный град – Северная Пальмира, 26 сентября, время – 5:30 утра.
‑ Саш! Саша, ты спишь?
‑ Да, пытаюсь.
‑ Слушай, как я понял, Джон возьмёт первый же билет на самолёт в Петроград. Да? К вечеру будет уже там?
Саша очень хотел спать, а пустая болтовня ему мешала.
‑ Да, Юр! Ты правильно всё понял…
‑ А мы пока постараемся найти Юрия Николаевича и поговорить с ним?
‑ Ну да! Да! Да! Что тебе надо? Давай хоть чуть-чуть подремлем!
‑ Неее, это я всё понял… А как мы узнаем, каким рейсом и в какой аэропорт прибудет Джон?
‑ Юра, ты достал! Он, как только возьмёт билет, сообщит нам, во сколько и куда прибудет! Всё?! Теперь я могу погрузиться, в пока ещё не испорченные тобой сновидения?
Саша, свернувшись калачиком, отвернулся от Юры и закрыл глаза. Но через пять минут…
‑ Саш, Саш, а как мы его узнаем? Мы же его в лицо никогда не видели?
‑ Юра, я тебя убью! Да, мы не знаем, как он выглядит, но он-то знает, как выглядим мы. Благодаря тому, что ты регулярно, несмотря на мои протесты, загружаешь на свою страничку соцсети совместные фотки и подписываешь их: «Это Я и мой друг Саша». Не переживай, не пройдём мимо друг друга. Встретим его на месте прибытия рейса. Тогда он точно вряд ли пройдёт мимо наших милых лиц. Ну а теперь я предугадываю твой следующий вопрос о том, что если он всё-таки пройдёт. Отвечаю: «Если пройдёт, у нас есть интернет, через который мы точно найдём друг друга. Понял?». Ну, вот тебе сразу и ещё один ответ о том, как мы найдём Сафронова? Отвечаю: «Я зашёл на сайт конференции и посмотрел программу её проведения. У Сафронова Юрия Николаевича в корпусе на Университетской набережной 7/41 в час тридцать по Престольному граду, в кабинете 337 будет проходить круглый стол под его председательством!». Всё? Теперь ты спокоен? Мы попробуем приехать пораньше и, если он будет там, попытаемся поговорить. Если же нет, то дождёмся окончания круглого стола и тогда уже точно обсудим наше предложение. Теперь больше никаких вопросов, потому что их просто не может быть! Всё! Спать!
Саша опять отвернулся. Он был чрезвычайно взвинчен, да и вряд ли мог сейчас заснуть с таким-то сердцебиением. Он вытерпел ещё минут десять…
‑ Юра, Юра, ты взял тёплые носки?
В ответ он услышал тихий сап крепко спящего Юры.
‑ А ведь тёплые носки нам понадобятся в центральной Сибири. Там может быть очень холодно сейчас. Но в нашем-то месте точно тепло… ‑ размышлял неугомонный Саша.
Время 12:30. Друзья уже стоят возле кабинета № 337, где идут последние приготовления к научной дискуссии. Большинство участников уже находились в аудитории. Некоторые из них проводили время в групповых беседах, бродя по коридору рядом с кабинетом, общаясь на разные темы. Юра нёс вахту, пока Саша дремал на одном из коридорных кресел. Вдруг дозорный увидел старика, который неторопливо шёл в их сторону.
‑ Саша! Саша! Проснись! По-моему, это он! Смотри!
Спящий парень резко пришёл в себя. Одной рукой потирая левый глаз, правым он пристально смотрел в направлении старика.
‑ Ну, что, это он?
‑ Да я видел-то его только на видео в интернете. Ну, вроде, похож!
‑ Блин, давай быстрее, вспоминай!
Вдруг выражение сонного лица сменилось на широкую улыбку.
‑ Да, это он! Я узнал его портфель! Он при каждой возможности выпячивает его напоказ. Повезло нам, один идёт и время есть поговорить. Всё, я пошёл, а ты готовь ноутбук: там фото, ну и все наши доказательства…
Саша был одет неопрятно ‑ в неглаженную майку застиранного цвета.
‑ Юрий Николаевич, здравствуйте! ‑ неловко, с большой осторожностью пытался завязать разговор на вид юный Александр.
‑ Здравствуйте, молодой человек.
Ответ и интонация Сафронова показались парню очень дружелюбными и никак не отталкивающими.
‑ Юрий Николаевич, меня зовут Саша, а вон там мой друг Юра. Мы студенты старших курсов из ВГУ, ‑ Саша указал рукой на приятеля.
‑ Странно?! Я смотрел список участников круглого стола, но там не было никаких студентов из ВГУ?
‑ Нет, нет, Юрий Николаевич, мы не участники вашего заседания.
Сафронов удивлённо остановился. Саша остановился вместе с ним.
‑ А кто вы тогда?
‑ Юрий Николаевич, мы обычные студенты из Престольного Града, с географического факультета ВГУ. Мы очень сильно интересуемся наукой. У вас есть минутка? Мы хотели бы кое-что Вам показать и рассказать.
‑ Послушайте, Александр… Я сейчас очень занят, и, если честно, меня с географией почти ничего не связывает. Давайте, мы в другой раз поговорим, я Вас послушаю как-нибудь позже.
‑ Юрий Николаевич, я и не надеялся, что Вы сразу захотите с нами общаться. Но послушайте, то, что мы с факультета, изучающего оболочку Земли, не говорит только о том, что наши интересы заканчиваются границами географии. Мне посчастливилось прочесть все ваши труды. Я изучил все ваши статьи, монографии, посмотрел все ваши видео. Я полностью разделяю ваше видение сложившейся ситуации в мире. Пришли мы к вам из-за того, что Вы не стесняетесь браться за фантастические вопросы и находить там рациональное зерно. Вы единственный, кто не боится стать в оппозицию официальной науке. Вы тот, кто ищет истину в разных источниках и соединяет её в тонкие нити справедливости. Но я также знаю, как над вами смеются, подвергают постоянной обструкции. Я читал много обидных сообщений, посвящённых Вам, от людей, которые сидят на стуле и палец о палец не могут ударить. Они только и делают, что ищут хоть что-нибудь, обливающее грязью трудоёмкую работу. Мы все знаем, что найти правду в истории, как минимум, непросто, и поэтому нынешняя молодёжь просто говорит: «Ну, так если в книгах написана неправда, то зачем их вообще читать». У меня иногда складывается впечатление, что эти люди ждут прихода «миссии» с огромными золотыми папирусами, в заголовках которых будет написано такими же большими и золотыми буквами «ИСТОРИЯ ‑ ПРАВДА!». Тогда они начнут её изучать и будут счастливы.
В конце вашей книги «Хронология среднеазиатских культур», в разделе «от автора» написано: «Если бы люди научились слушать друг друга, мир бы выглядел по-другому». Выслушайте же меня! Дайте только ваших драгоценных пять минут!
Сафронов был явно удивлён. Его выражение лица было задумчивым. Он явно не ожидал от этого молодого человека такой прыти в выражении своих мыслей. Начитанность этого студента делала ему честь.
‑ Ладно, Александр, Вы правы, людям нужны слова, а не палки! Давайте, что Вы там хотели?
Они подошли к Юре, который до конца не верил в успех и слегка опешил.
‑ Друг, очнись! Закрой рот и поздоровайся! Это Юрий Николаевич.
‑ Здравствуйте! ‑ с нескрываемым торможением сказал Юрка.
Саша стал быстро и настойчиво показывать и рассказывать профессору то, над чем они работали четыре месяца. Он старался быть очень убедительным, добавляя к речи интенсивную жестикуляцию. Время шло и вместо пяти минут молодой человек говорил уже сорок. Юрий Николаевич был явно заинтригован этой темой. Ведь по-настоящему таинственных вещей в его жизни было не так уж и много. Разбрасываться ими было бы кощунственно. В определённый момент Сафронов остановил парня, задав единственный интересующий его вопрос:
‑ Я верю вам. Это действительно удивительно и невероятно. Меня это очень заинтересовало. Но почему вы решили открыть всё это мне? Что вы от меня хотите? Чем я могу вам помочь?
Тем временем уже было без пятнадцати два. Сафронов также не торопился идти в кабинет № 337, где его ждали все участники научной дискуссии. Попытки поторопить его пресекались самым жестким образом, очевидно, Сафронов не любил, когда ему указывают. Саша смекнул, что ему нужен очень весомый довод, чтобы уговорить профессора ехать с ними в Сибирь прямо сейчас.
‑ Юрий Николаевич, мы здесь и сейчас, как вы видите, в очень помятом виде, с разными рюкзаками и походными сумками. Это говорит о том, что нам надо торопиться и на это есть веская причина.
‑ Да?! И какая же? ‑ поинтересовался Сафронов.
В этот момент глаза Юры расширились и он растерянно посмотрел на Сашу, помня истинную причину спешки: «Ими двигала жажда приключений и жёсткий лимит финансов, которые должны были вскоре кончиться, и они никуда бы не поехали». Юра думал о том, что неужели Саша скажет Сафронову эту хрень.
‑ Юрий Николаевич, буду говорить начистоту, – ответил и ещё раз подчеркнул значимость дальнейшего вывода Саша.
‑ Это связанно с тем, что нашу переписку между программистом, который добывал нам информацию, и нами кто-то взломал и поэтому у нас есть все основания полагать, что информация уже не только наша. Теперь «кто-то» может опередить нас. А Ваша популярность и значимость в обществе только поможет громко заявить об этом открытии. Если об этом расскажем мы, нас вряд ли кто будет слушать! Всё будет так, как с тем человеком, из-за которого мы и наткнулись на этот объект. Я просто лазал по одному из видеохостингов и просматривал разную бредятину, касаемую УФО или каких-нибудь рисунков на полях, ну, вы понимаете. Короче, ничего толкового – просто прожигал время. И вот, перещёлкивая одно видео за другим, я наткнулся на странный комментарий к одниму очередному ролику примерно такого содержания:
«Здравствуйте, я, также как и вы, разочаровываюсь такими бесполезными роликами, которые полностью фальшивы и абсурдны. Раньше я вообще не верил ни во что сверхестественное и во всякие необъяснимые вещи. Я так же, как и вы, видел что-то странное и необъяснимое только в интернете. Но, прочитывая порочившие комментарии к этим видео, принимал позицию атеистического большинства. В один прекрасный день я столкнулся с тем, что не смог ничем объяснить то, что увидел своими глазами.
Сам я из Краснокамского края, города Кемеро. Моё любимое хобби ‑ охота. У нас в Сибири удивительные места, красивая природа, много диких зверей. Мне часто приходится путешествовать по лесным просторам. Я родился здесь и очень хорошо знаю эти обширные территории. Мой отец был егерем Сибирского заповедника. Он научил меня ориентироваться на местности. В тёплые месяцы года эти умения дали мне возможность путешествовать в самые отдалённые и нетронутые уголки необъятного раздолья.
То, что случилось 29 мая 2019 года, я запомнил на всю жизнь. Именно это событие заставило меня интенсивней прыгать по ссылкам видео и пересматривать множество всякой информации, которая была бы похожа на ту, что открылась мне тогда.
26 мая я готовился к охоте, тщательно продумывая свой боевой маршрут. Собирался пойти туда, где ещё не ступала нога человека. Мне всегда хотелось побывать там, где цивилизация меньше всего коснулась окружающей среды. Мною прорабатывалось всё до мелочей, включая и погодные условия. Я должен был точно знать, в какое время и где я буду, когда мне нужно возвращаться, когда я прибуду назад, и на какого зверя я рассчитываю охотиться. В тот раз мой маршрут лежал в квадрат «Z» ‑ не хочу здесь указывать координаты того места. Могу только сказать, что это было в двухстах километрах от «Мирного». Я прибыл в назначенный квадрат 28 мая к 12:00. С собой у меня было современное оборудование для определения местонахождения в любой точке мира. Были и все средства связи: спутниковый телефон и спутниковое наведение. К трём часам, подстрелив кабана, я выполнил поставленную цель. К этому моменту я достиг крайней точки своего маршрута.
Виды окрестных пейзажей поражали воображение. Могучие кедры Сибири заставляли задуматься о древних этапах земной жизни. Вообще, такого видового разнообразия в ландшафтах, которые есть в нашем краю, нет ни в каком другом месте мира. Кристально чистые озёра и реки насыщали меня силой. Берёзы сменялись ивами, которые плакали от счастья вблизи маленьких и больших прудов. Звуки природы постоянно заставляли понимать – человек, прежде всего, порождение природы. Здесь я становился «коренным родственником» этому целостному живому миру. В таком позитивном расположении духа я приготовился к ночлегу.
Место было прекрасно! С холма открывалась неописуемая картина на обширную долину, усеянную хвойными деревьями. Спокойный тихий вечер с огромной луной, освещающей эту долину, очень хорошо передавал ощущения правды. Глубокие виды космического пространства отражали единство двух миров.
Я разжёг костёр. Он был одинокой крошкой прогрессивного мира человека в этом чистом, насыщенном родниковой водой организме жизни ‑ мира истины. Сидя у костра и наслаждаясь видами простирающегося хвойного леса, под треск горящих дровишек, мой взгляд упал на середину долины, в которой, словно рукотворным образом, был вырезан и очищен от деревьев квадрат почвы примерно в один километр. Была ночь и я подумал, что этот вид отсвечивает или искажает лунный свет, поэтому не придал большого значения увиденному. Перед сном я решил проверить работу своих приборов обнаружения и был крайне удивлён ‑ они вообще не работали и даже не включались. Что я только не перепробовал, чтобы хоть как-то активировать их. Причина их поломки была совершенно непонятна. Промучившись два часа, мне так и не удалось их включить. Я лег спать.
Проснулся к десяти утра. Погода резко изменилась – ветер, не типичный для этих мест, нес с востока тёмно-сизые градовые тучи. Оглушительные раскаты грома, словно были обращены ко мне, как будто моё присутствие здесь было нежелательно. Я в спешке кинулся к сумке, где и произошло ещё более неприятное происшествие. На небольшом, коварно выпирающем из почвы камне я подвернул ногу. Эйфория от вчерашних сказочных видов прекрасной природы сменилась беспомощной паникой перед её силой. Тем временем ветер дул всё сильнее, дождик начинал накрапывать, чёрная мгла с неба почти достигла меня. Дальше идти я не мог, по всем признакам был сильный вывих. Всё моё разумное естество подсказывало необходимость поиска укромного местечка ‑ ущелья в холме или любого естественного и сухого укрытия. Мне требовалось наложить компресс для снятия отёка, нанести мазь для обезболивания. Еды, включая мясо кабана, у меня на пять дней. Этого времени было достаточно, чтобы нога прошла, и я бы смог спокойно вернуться домой. Связь по-прежнему отсутствовала. Для меня было несколько вариантов выбора в сложившейся ситуации.
Все мои размышления изменились в тот момент, когда, поднявшись на ноги и окинув взором долину, я обнаружил несомненное чудо. Тот необычно пустой, ровный квадрат, который ночью мне показался странным, был ещё противоестественней. Всё вокруг было затянуто чёрными тучами, била гроза, порывы ветра наклоняли деревья, а над тем загадочным местом, будто по волшебству, светило солнце, а небеса сияли яркими лучами света. К моему несказанному удивлению, грозовые тучи, мчавшиеся от сильного ветра по небесному своду, как ретивые кони, в этом месте сталкивались с невидимым барьером. Вся сила стихии свежего буйного ветра, насыщенного чистым кислородом, необъяснимым образом не могла пробиться туда. Понимая, что этого не может быть, я даже боялся верить своим глазам.
До квадрата было «рукой подать». Там я смог бы укрыться. Но в моих мыслях был сумбур и смятение: «А если это какой-то галлюциногенный обман? Я туда дойду, но мне уже будет нелегко вернуться обратно». Здравый смысл говорил мне: «Не ходи туда! Не стоит!». Но пытливость человеческого ума взяла верх.
В один момент я, как смог, укрепил ногу лангеткой и, быстро ковыляя, направился к странному природному явлению. Проходя через кедровый лес и видя согнувшиеся поседевшие деревья, которые никак не заканчивались, мне начинало казаться, что я нахожусь на краю гибели. Тучи полностью окутали небесный купол, было темно как ночью. Двигаясь вперёд, пренебрегая всеми мерами предосторожности, о которых ещё очень давно поведал мне отец, я старался передвигаться быстрее. Страх гнал меня вперёд, боль усиливала панику, лес представлялся бесконечным.
Вдруг, словно по велению руки жизни, передо мной появилось яркое солнечное свечение, лучи которого пробивались через густую мглу тайги. Хромой бег и тяжёлые вздохи несли меня к этому свету. Следующий момент навечно запечатлелся в моей памяти. Я будто бы вырвался из оков холодной морозящей тьмы и попал в мягкий теплый мир. Мне казалось, что происходящее вокруг ‑ это просто иллюзия или обман зрения, совершенно неподдающийся логическому объяснению.
Время сменило ход и играло с моим воображением, подшучивая и останавливая временной континуум. Находясь в светлом мире грёз, я будто заворожённый смотрел на ужасающий разгул стихии из аквариума спокойствия. Мне казалась, что в мире просто нет места безопасней, чем это. Сюда не попадали струи проливного дождя, ливень заканчивался по периметру квадрата, ветра не было, бабочки беззаботно порхали. Во мне тоже царила внутренняя гармония и лёгкость, как взмахи крыльев Психеи.
Попривыкнув к увиденному, я присел на мягкую траву. Моё внимание привлёк ещё один удивительный компонент этого места. Посередине этого спокойствия находился какой-то холм, размером около четырёхсот квадратных метров, похожий на военный ангар почти идеальной формы, аккуратно обсыпанный землей. Насыпь за давностью лет довольно уплотнилась и представляла собой единый зеленый вал. Мне почему-то очень не хотелось идти к нему, я боялся двинуться с места. Казалась, что любой шорох спугнёт это удивительное укрытие. По каким-то странным причинам я чувствовал сонливость, мне внезапно сильно захотелось спать. Последнее воспоминание перед тем, как моё сознание погрузилось в мир сновидений, было связанно с тигром, который, как тень, мелькал между деревьями. Он шёл очень медленно и, не отводя взора, смотрел на меня. Складывалось ощущение, что вход сюда ему был воспрещён. Дикая кошка могла только наблюдать за этим миром «из вне». Затем я отключился.
После пробуждения моему изумлению не было предела. Нога нормализовалась, опухоль полностью сошла! Да и вообще было такое чувство, что голеностоп и не подворачивался. После произошедшего я стал искать об этом какую-нибудь информацию в интернете, в книгах, в газетах, в журналах, что-нибудь похожее, но ничего не обнаружил. Поделившись этой историей со всеми неравнодушными, надеюсь найти того, кто сможет всё это объяснить», ‑ немного выдохнув и уперев руки в бока, закончил Саша.
‑ Вот такая история Юрий Николаевич. Как вы понимаете, «коменты» были не самые лицеприятные. Типа: «Парень, что ты куришь?!», «Слишком много букв!», «Хватит пить?!», «Это не ты «постишь» эти тупые видео?!», «Автор, ты должен мне три минуты моей жизни», «Слушай, предупреждать надо, что ты пьяный!» и всё в таком роде. Поэтому нам не хочется обвинений во лжи и стеба. Нас не примут всерьёз, как и того сибиряка, нашедшего это место. Нам хочется заявить во всеуслышание об этом открытии! Для этого нам нужны Вы. Тот, кто сможет собрать площадку из тех, кому не безразлично. А самое главное, я верю Вам.
‑ Когда вы хотите ехать?
‑ Сегодня или завтра!
‑ Так, понятно, а откуда у вас точные координаты этого места?
‑ Юра по соцсети списался с автором сообщения. Ну, сначала мы нашли его по мейлу, а потом, когда он понял, что мы действительно заинтересованы в его истории и не хотим быть очередными шутниками над ним, указал точное расположение объекта.
Сафронов был полностью поглощён темой. Рассказ пытливых студентов был очень правдоподобен. В силу своего возраста он не хотел упускать такую возможность. Профессор вообще имел оригинальную черту личности: «Не отказываться от возможностей постичь…» ‑ это качество никогда не приводило к ложному восприятию жизни.
‑ У вас есть проводник по Сибири!
‑ Нет… ‑ ответил Александр.
‑ А как вы хотели дойти туда? Ладно! Я отправляюсь с вами! Парни, вам опять несказанно повезло! Наверное, вы созданы найти то, о чём многие и не мечтают! Где вы говорите это место? Не далеко от «Мирного»? Так… Понятно… ‑ протянул заинтригованный учёный, и продолжил:
‑ Мы быстро можем добраться до аэропорта Енисейска, а там нас встретит мой друг Игорь. Он знатный проводник по этим широтам, приведёт туда, куда нужно. Решено… Затягивать не будем, отправляемся завтра!
‑ Юрий Николаевич, с нами будет ещё один человек, ‑ с трудом промолвил от такого стремительного развития ситуации Саша.
‑ Кто?
‑ Джон… Хакер, который очень помог нам! Без него у нас бы не получилось следить за объектом. Нам пригодятся его навыки работы с разного рода компьютерами и техникой. Не сомневайтесь, он нам поможет! Как
мы понимаем, там может испортиться любое оборудование. Ему можно доверять.
‑ Ладно. Хорошо. Только больше никого! Мне нужен ваш телефон. Все приготовления к поездке я беру на себя. Сегодня вечером я созвонюсь с Игорем, проработаю наш маршрут и закажу билеты. Скорее всего к вечеру мне понадобятся ваши паспортные данные. Созвонимся после вашей встречи с Джоном, чтобы я смог заказать билеты.
‑ Да, Юрий Николаевич. Как только мы его встретим, сразу снимаем квартиру на сутки и набираем Вас.
Попрощавшись, Саша и Юра отправились на улицу. Переводя дух, сидя на лавочке, они проверили сообщения. Джон писал, что прибывает в Шоссейный-Овоклуп к восьми часам прямым рейсом из Уортих-Роу. Они договорились сойтись в зоне для встречающих.
‑ Саш, у нас ещё есть несколько часов, давай зайдём куда-нибудь поедим. От этого разговора я очень проголодался.
‑ Да, конечно, зайдём!
Саша, как и Юра, был потрясен разговором с профессором. Он даже теперь не верил тому, что им с наскоку удалось привлечь великого мэтра в своё авантюрное путешествие.
Время 17:45, находясь где-то рядом с аэропортом, друзья уплетали аппетитные блинчики. Саша был очень задумчив:
‑ Юр, а как может выглядеть этот Джон?
Молодой человек был удивлён такой постановкой вопроса, но сильно заморачиваться по поводу внешности хакера ему не хотелось. Запихиваясь едой, он старался быстрее утолить голод. С набитым ртом парень пытался невнятно описать Джона.
‑ Ну, я думаю, что он похож на хилого ботаника в очках, которому всю жизнь не везло с девушками, а в силу большого количества времени ему удалось добиться высоких результатов в программировании… Определённо у него есть прыщи. Думаю, именно страх подтолкнул его к тому, чтобы принять наше приглашение и прилететь сюда. Явно, этот мужик слабо подумал. Но как только он поймёт, что наше государство – это не один большой, покрытый серым туманом остров, и куда мы отправляемся ‑ это не Багамы и не сладкий курорт, а дикая и живая природа, он сразу… Он сразу, придумав какой-нибудь абсурдно подходящий повод, купит билет домой, ‑ продолжая трапезу и пережёвывая пищу, выразил свою мысль Юра.
‑ Ну, мужик! Когда ты ешь, у меня складывается ощущение, что ты армейский срочник, у которого всего тридцать секунд налопаться на месяц вперёд! Блин, у меня аппетит пропал!
Набитым ртом Юрка пытался что-то возразить.
‑ Саш, ну я очень голодный…
‑ Ты постоянно голодный!
Минутку подумав, Саша высказал своё мнение:
‑ Знаешь, а мне кажется, что он похож на такого типичного чопорного англичанина, джентльмена. Ему лет тридцать. Он работает в крупной компании, достаточен и обеспечен. Просто надоела обыденность вечерней Темзы, он жаждет чего-то по-настоящему экстремального, путешествий в реальный мир. Скорее всего, не женат или разведён. Посмотри, как он согласился ехать с нами и оперативно собрался лететь сюда… Он такой же, как и мы, жаждущий увидеть что-то удивительное, не боясь познать то, что выходит за рамки массового зомбированния мира, отдыхающего на большой перине трехсотлетней кровати, которая вот-вот скатится в пропасть.
‑ Не… Он просто батан!
‑ Братишка! Ты хочешь поспорить?
‑ Да, давай! На что?
‑ Юра, заключать пари – не твоё. Помнишь, чем окончилось твоё пари на пять тысяч деревянных на втором курсе? Вспомни?! Тебе хотели отрезать мизинец!
Саша не мог остановиться. Эти воспоминания заставляли его дико хохотать.
‑ Поддатые ребята с пятого корпуса… Они вломились к нам в комнату с ножом!
Александр продолжал ржать, вспоминая события того дня. Воображение не давало ему сделать перерыв между смехом.
‑ Ну, помнишь, Юр?! Что ты нахмурился, а? Они уже собрались резать тебе палец, зафиксировав тебя в неподвижной позе, и мне пришлось отдать им деньги. А ты вместо того, чтобы поблагодарить, начал пихать мне: «Почему ты раньше не занял мне пять тысяч?!». А что ты хотел?! Я же не знал, что они будут такими решительными. Мне показалось, что отморозки просто ограничатся отпечатками ботинок на твоём лице. Брат, не хмурься! Я дождался критической точки. Всё было под контролем! Когда стало понятно, что решительность отморозков реальна, вот тогда я и отдал им деньги! Ну а так, прикинь, если бы они блефовали, а я отдал бы свои последние пять тысяч на этот месяц? Ну, согласись?!
‑ Да?! Ты дождался критического момента и отдал им деньги?! А если бы они отрезали мне палец в коридоре, в лифте, в переулке или ещё где-нибудь?! Это хорошо, что дуболомы вломились в нашу комнату и ты был там! А вдруг всё было бы по-другому? Что тогда? А?! Рассчитал он…
Саша ржал ещё сильнее, пытаясь попивать через трубочку сок.
‑ Да, вот этого я не учёл… Слушай, ну я же не думал, что они такие беспредельщики и за пять тысяч решатся на такое. Ты когда спорил, тебе хотелось выпендриться перед девушкой. Вспомни! А? Как её там звали?! Анастасия? Да точно, Анастасия! Смотри, ты опять скривился как и тогда… Неужели припоминаешь?! Это было в столовой. Тогда эта компания спортсменов, в которой тусовалась Анастасия, вела себя шумно. По глазам вижу, держишь в памяти. Болваны громко гоготали и всячески выпячивали себя, мы проходили мимо них.
Вдруг в столовую вошёл декан факультета. Кто-то из этой компании показал ему в спину средний палец, да ещё впридачу тихо оскорбил его. Этим он как бы поднял себя в своей быдло-компании. И тут ты решил обратить на себя внимание Насти! Рыцарь. Блин!..
Саша не мог себя сдерживать, он просто вылезал наизнанку от смеха, вспоминая эти события.
‑ Ты остановился перед ними и понес несусветную, пафосную хрень, типа этого: «Если бы ты был мужиком, то сказал и показал бы ему всё это в лицо! А не за спиной!». Именно тут! Собственно, здесь я понял, что сейчас тебе на голову наденут столовый поднос.
Отдавая должное твоей трусости, нужно отметить и смелость бравого поступка. Ты промолвил что-то типа: «Мне он тоже не нравится, но я бы не побоялся сказать всё, что о нём думаю в лицо!». Но недоносок не растерялся и предложил тебе пари на пять штук, что ты сейчас декану в лицо ничего не скажешь. Во-во, именно с таким выражением смертника ты тогда посмотрел на Настю – «предел твоих мечтаний!». Знаешь, мне кажется, ты знал, что облажаешься! Ты всегда лажал! И тогда точно знал, что струсишь! Но тобой руководило чувство «Павлина»! Ты распустил хвост и хотел быть героем в глазах этой полуледи, хотя бы на мгновение и поэтому согласился! Мужик, ну ты меня тогда удивил! Но больше, конечно, развеселил… ‑ смеявшийся Алекс, как тогда, похлопал Юрца по плечу.
‑ Слушай, Саш, хватит ржать… На нас уже все смотрят!
‑ Да, да, конечно, ‑ переводя дух, произнёс Саша.
‑ Ну, а итог, мы помним! Да? Мне даже кажется, они так безжалостно обходились с тобой не потому, что ты им был должен пять штук, у них была личная неприязнь… ‑ продолжая смеяться, сказал Саша. А Юра ещё больше нахмурился.
‑ Всё! Спорим? Кто проиграет, тот будет целый год делать победителю все курсовые, самостоятельные, проекты, тесты, задаваемые в университете.
‑ Спорим! Только, если ты проиграешь и откажешься выполнять условия, я передам свой выигрыш ребятам из пятого корпуса! ‑ Саша продолжил обхохатываться.
‑ Ладно, всё! Пойдём! Нам ещё надо найти Джона!
Время ровно восемь часов. Из зоны прибытия начинают выходить пассажиры. Приятели нервно ловят любые взгляды прибывающих. Внезапно происходит событие, заставляющее их забыть о своём споре и вообще обо всём на свете. Их взоры упираются в двух пассажирок этого рейса. Они в мгновение ока завораживают их своей красотой. Яркие особы очень сильно выделяются на фоне выходящих пассажиров.
Взгляд Юры был притянут к юной девушке в зелёных, плотно облегающих джинсах. Каждое её прикосновение к своим длинным чёрным, шёлковым, парящим и извивающимся волосам заставляло его сердце учащённо биться. Её фигура была лучше великолепной. Бело-прозрачный кружевной топ лёгкого покроя чётко подчёркивал правильные изгибы её осанки, переходящие в идеально утончённую талию. От лёгких, будто выстреливающих шагов незнакомки у Юры темнело в глазах, а рот бессознательно открывался всё шире и шире.
В свою очередь Саша, заворожённый другой пассажиркой, отчаянно пытался вспомнить о своей первоочередной задаче. Но на фоне этой белокурой девушки меркла даже безупречность новорождённого месяца. Её улыбка не оставляла равнодушной саму природу мужского начала. Бесконечная радость неиссякаемым родником била из этой статной гордячки и манила за собой, как наркотик. Яркая одежда подчёркивала и отражала её солнечный характер. Казалось, что девушка была порождением нашей звезды, без которой земля покрылась бы льдом. Ярко-жёлтые укороченные леггинсы подчеркивали её любовь к спорту. Короткая апельсиновая куртка, похожая на шкуру убитого ягуара, выдавала в ней охотницу с диким нравом необузданной натуры.
‑ Саш, мне это снится? ‑ провожая девушек жадным взглядом, спросил Юра.
‑ А-а-а… Что?
В этот момент Саша переключился на пассажиров, которые уже проследовали мимо них, а Юра продолжал смотреть вслед незнакомкам.
‑ Ты видел, они на нас смотрели!.. Блин, они потрясающие!.. Я не думал, что в мире есть такие совершенства!.. ‑ Юра произнес всё это с большими паузами между предложениями, словно пытался словами дотянуться до этих молодых особ.
‑ Ну, ты!.. Очнись! Они, конечно, потрясающие, чудесные, великолепные, забавные, в конце концов, у них бешеная харизма. Но пока, потеряв разум, мы пялились на них, все прибывшие этим рейсом пассажиры прошли мимо. Теперь надо доставать средства связи и по интернету спрашивать, куда делся наш британец?
‑ Посмотри сам, наверное, он уже в сети и ждёт ответа.
Передавая ноут Саше, Юра пребывал в эйфории и, не поворачивая головы с той стороны, куда прошли эти леди, произнёс:
‑ Мужик! Ну, ведь они тоже смотрели на нас. Может быть, попробовать их догнать! Познакомиться! Я даже рад, что мы не встретили этого Джона, бог дал нам увидеть такие сладкие и завёрнутые в яркую упаковку витаминки счастья!
‑ Если ты не перестанешь нести ерунду, я тебя ударю!
Саша что-то рыскал в интернете! Вся его мимика на лице демонстрировала полное непонимание.
‑ Чепуха какая-то! Я вообще ничего не понимаю?
Тем временем Юрий всё никак не мог вспомнить, зачем они здесь находятся. Его эйфория потихоньку начинала переходить в грусть и отчаянье. Видя всё это, Александр не выдержал: «Дружище очнись, ты гонишься за недосягаемым. В этом случае лучше вообще представить, что это был мираж, который далёк от правды. Ты вечно гонишься за заоблачными целями! Так это было и с Настей!».
Оскорбившись этим, Юра торопливо искал, что ответить: «Причём тут Настя! Ты хочешь сказать, что я третьесортный человек, и кроме как пересечься взглядами с такими девушками, мне больше ничего не светит? Что ты хочешь сказать?!».
Приятель понял, что сильно обидел друга. Обстановка накалилась до предела, с этим надо было что-то делать. И без этих скандалов на пустом месте проблем хватало.
‑ Слушай, брат, ты меня не так понял! Я не это имел в виду! Ну, вспомни их! Ну, как ты думаешь? Что у таких красавиц никого нет? Они явно приехали сюда на какой-нибудь форум моделей! Ты думаешь, что они будут знакомиться в аэропорту?! Ну, это бред! Посмотри, как мы сейчас выглядим? По виду наш социальный статус можно охарактеризовать одним словом ‑ «Дно!». Давай забудем и сосредоточимся на деле! Прости, мужик, ладно?!
‑ Да, ты прав, Саш… Хватит мечтать! Да ещё из-за баб сориться, это не по-мужски! Элементарно, зашкалило… Что там у нас?
‑ Да, немудрено от таких-то нимф!
Немного посмеявшись, Саша объяснил Юре, что Джон не выходит на связь, и он не знает, что им делать. Подождав минут двадцать и, в конце концов, вовсе потеряв всякую надежду, не дождавшись никаких сообщений, они решили оставить затею с Джоном. Было решено начать поиски квартиры и сразу после этого звонить Юрию Николаевичу. Пребывая в смешанных чувствах, спускаясь по эскалатору к основному залу аэропорта, они мирно смеялись, обсуждая, куда всё-таки делся невидимый англичанин. Внезапно, возле одного из киосков с водой они опять заметили двух прекрасных девушек, которые несколькими минутами назад так воспламенили их сердца. Юра тут же замолчал. Саша моментально заметил боевой настрой приятеля, он понимал, что друг может сейчас же броситься к ним. И каким-нибудь глупым способом начать невнятное мычание с глянцевыми моделями.
‑ Юра, нет! Не надо! Я знаю, что ты хочешь!
‑ Саша, я смогу! Это судьба! Они смотрят на нас!
Одурманенный заморским шармом, парень быстрым шагом бросился к ним, что вызвало в воображении Александра коллаж пощёчин, которые светили другу. Его красноречие при любом раскладе могло привести максимум к негрубым насмешкам. Алексу не хотелось потом целый год утешать уязвлённое самолюбие приятеля тем, что на самом-то деле это они его недостойны, а не он их! Его быстрый шаг постепенно перешёл в бег. Саша бросился за ним, но было уже поздно. Юрка приблизился к сияющим от улыбки и блеска своих зубов девушкам. В момент, когда продавец отдавал им маленькие бутылки с водой, Юрино появление было, как всегда, эффектно нелепо. Он подвернул ногу и ввалился в рамки их жизненного пространства, а точнее, он воткнулся в них на полной скорости. Каким-то чудом, уткнувшись в стойку, за которой стоял продавец, ему удалось сохранить равновесие. Это сумасшедшее, бездарное, изначально пугающее появление не могло не удивить девушек. Торговец вообще впал в панику от безумия Юры, явно не ожидая такого. Саша закрыл глаза руками и хотел сделать вид, что этот придурок ему вообще не знаком.
‑ Девушки, а могу я угостить вас водой? – неловко опираясь на стойку локтём и пытаясь сделать вид, что у него всё рассчитано и под контролем, спросил Юрий. Девушки переглянулись между собой и немного похихикали. Одна из них с заокеанским акцентом и тонким вкусом в одежде, где преобладал зелёный цвет, сладострастно придыхая, ответила: «Да, конечно!».
Этот голос был для Юры самым сладким. Он впитывал его всем своим существом. Её ответ затормозил пространство вокруг него. Заторможенность в общении с противоположным полом была нормальной для парня.
‑ Ну, кто платить будет? С вас 78 рублей! ‑ этой фразой продавец привёл его в чувства.
Юра, как всегда мешкая, суетливо шарил по карманам в поисках наличных. Его неловкость очень веселила девушек и продавец понял, что парень – полный идиот. Немного расслабившись, он спокойно наблюдал за молодым человеком, который вывернул все карманы и, наконец, вытащил несколько крепко сжатых и скомканных некрупных купюр. Его негодование быстро сменилось кретинской улыбкой.
‑ Сейчас, сейчас! ‑ передав деньги продавцу, как смятые фантики, Юра очередной раз нелепо улыбнулся. Эта… эээ… улыбка во всё лицо была по-детски откровенна.
‑ Девушки, а как вас зовут? ‑ перейдя в наступление, Юрка с каждой новой секундой ставил свой личный рекорд в длительности отношений с противоположным полом.
Знойные особы опять переглянулись и радостно засияли ему в ответ, ничего при этом не говоря. Юрец был на коне, чувствуя прилив сил! Ему всерьёз казалось, что он уже как минимум «Мачо!». Но молчание этих прекрасных, надушенных легкими ароматами весенних цветов дам Юру никак не волновало. Растянутая до ушей улыбка не сходила с его лица. В этот момент успеху друга дивился даже Саша, который осторожно и не спеша подходил к сложившемуся эпизоду. Он с непосредственным видом уверенного в себе гангстера-романтика взял Юру за плечо и томительно элегантно поздоровался.
‑ Здравствуйте, девушки! Это мой друг, вы извините его… Он немного не в себе. Сумасшедший!
На это Юра просто кивнул головой. Его слюна из… эээ… улыбающегося рта подтверждала слова приятеля.
‑ Неее, чё…! Я не сумасшедший! ‑ скидывая руки Саши со своих плеч и всячески упираясь, произнес уже недовольный Юрий.
‑ Девушки, меня Юра зовут, а это мой уже не друг Саша! Давайте знакомиться.
Саша опять приложил ладонь ко лбу.
‑ А мы, наверное, знакомы, ‑ ответила одна из девушек.
Её акцент чуть-чуть отличался от акцента другой. Он был более английским. Такой ответ поразил незадачливых студентов. Полное непонимание услышанной формулировки реплики заставило Сашу переспросить:
‑ Это как? Мы знакомы?!
Девушка в зелёных лайкровых джинсах представилась:
‑ Меня зовут Джон.
Вслед за ней, вторая леди, которая была одета в жёлтых тонах, добавила:
‑ И меня зовут Джон!
Парни были ошарашены такими ответами. В их мыслях было полнейшее смятение, тут же выразившееся на их неотягощённых лицах. Они переглянулись и опять вылупились на девушек.
‑ То есть как?! Вы – это и есть Джон? Тот Джон, который нам помогал?! ‑ Юра дрожащим голосом спрашивал и думал, не сниться ли ему это.
‑ Да! Всё это время общались с вами и помогали, по мере наших возможностей, мы, ‑ ответила черноволосая красавица.
‑ А мы вас? Ну, то есть Джона, по-другому представляли! Мы не ожидали, что Джон такой! Да и ещё его двое… – Саша даже не знал, что ещё им сказать. В его мыслях витали тысячи вариантов сказочных эпизодов, в главной роли с сидевшим напротив него белокурым лебедем, очи которого напоминали глубокую бездну Тихого океана. Продолжая жадно пожирать её глазами, Алекс никак не хотел спускаться с небес.
‑ А какой такой? Да ещё и двое?! Мы что, не оправдали ваши ожидания? А мы так старались предстать перед вами в лучшем свете, – с удивленным сарказмом в голосе, но не совсем искренне, переспросила чернобровая, с волосами цвета ночи чаровница.
Юрины глаза блистали светом счастья. Он никак не мог насладиться мимикой этой смазливой особы, которая сдвигала длинные утончённые бровки и сжимала губки, создавая впечатление рассерженного раскаяния. Этот процесс делал её одновременно и слабой, и сильной за счёт слабости сильного к слабому.
‑ Нет! Нет! Он не это имел в виду! Вы полностью оправдали наши ожидания, полностью! ‑ добавил Юрка.
Они все переглянулись и громко засмеялись, глядя на Юрку, который никак не выходил из образа взрослого ребёнка.
‑ А почему вы сразу не подошли к нам? Мы ведь стояли на виду, да и вы, по-моему, видели нас?
‑ Кстати, меня зовут Надя. Ну, понимаете, Александр, хоть мы были и уверены, что вы действительно делитесь с нами стоящей и ценной информацией, но всё-таки сомневались и проявляли осторожность. Вы нас простите, но нам нужно было убедиться, что вы не спецслужбы, отслеживающие хакеров. Мы прошли мимо, осмотрелись, увидели, что вы обычные ребята и за вами нет хвоста, тем более, нам не пришлось самим подходить к вам. Люди во время задания не знакомятся с девушками, ну только если они не «мачо-агент 008».
‑ Надя ‑ это же русское имя? Да и говоришь ты по-русски довольно уверенно, хоть и с акцентом! ‑ никак не успокаивался Саша. Ему хотелось побыстрее сблизиться с красавицами. Пытливый ум разрывался вопросами, как это скорей сделать.
‑ Я и есть наполовину русская, как и моя подруга Амелия. Наши семьи иммигрировали из России в лихие нулевые. Мои ‑ в королевский туманный Альбион, а Амелии ‑ в новый свет. Наши мамы уже много лет лучшие подруги. Так получилось, что мы тоже стали близкими подругами, плюс ко всему, нас объединило общее пристрастие к программированию, ‑ ответила Надя.
‑ Мы очень рады знакомству с вами лично, а также мы приятно удивлены тем, что Джон оказался двумя просто безупречными созданиями.
После этих слов Сашка, в знак знакомства и дружбы, протянул им руку и поздоровался. То же самое сделал Юрец, только со своеобразным поцелуем руки.
Повисшая тишина могла затянуться. Надя не хотела долго ждать. Она понимала, что им нужно было знать дальнейший план действий или уточнить истинное положение дел.
‑ Саша, какой у нас план? Конечно, твое сообщение о том, что вы в ближайшие дни собираетесь в это загадочное место, обескуражило нас! Вдобавок твоё предложение «Джону» отправиться вместе с вами ещё больше поразило! В тот момент, когда сообщение поступило на страничку соцсети Джона, Амелия гостила у меня, и мы прочли его вместе. Решение о том, чтобы лететь сюда, а потом в центральную Сибирь, где нет людей в радиусе трехсот-четырехсот километров и где хозяева жизни ‑ снежные барсы и бурые медведи ‑ далось нам непросто! Скажем честно – поступок рискованный! Конечно, чудо, которое мы вместе с вами наблюдали почти четыре месяца, перекрывало все риски и опасения.
‑ Надя, мы собираемся отправиться завтра. С нами будет ещё один человек ‑ Сафронов Юрий Николаевич…
Дальше Саша объяснил девушкам, для чего они берут с собой профессора. Он рассказал и об отличном проводнике. Надя с Амелией были даже рады присутствию в группе взрослого попутчика ‑ учёного, с устоями советского человека. Зато Юра уже не был этому рад. Он, наоборот, хотел путешествовать с этими восхитительными птичками наедине.
‑ А где мы будем сегодня ночевать? ‑ спросила Амелия и тут же добавила:
‑ А как зовут того проводника?
Почему-то проводник вызвал у неё не праздный интерес…
‑ Ну, сейчас через инет найдём какое-нибудь жильё в гостинице. По прибытии «Джона» мы обещали отзвониться Юрию Николаевичу, чтобы он заказал билеты и скорректировал маршрут по кротчайшей, ‑ ответил Юра и достал ноутбук.
‑ Так что за проводник там? ‑ опять переспросила Амелия.
Странно, но её очень интересовал этот вопрос и по ней это было особенно заметно. Юра, копаясь в ноуте, успевал отвечать:
‑ Да, не бойтесь, какой-то однокурсник Юрия Николаевича. Его, по-моему, Игорь зовут ‑ это его старый товарищ. Он сказал, что свяжется по соцсети и они договорятся о встрече. Вот, нашёл гостиницу! Здесь, прямо совсем недалеко!».
Юра схватил телефон и начал набирать номер отеля, при этом почему-то отойдя от ребят. Все с непониманием посмотрели на него. Молодой человек пару минут очень оживлённо общался по телефону. Его мимика не давала чёткого понимания того, чего он добивается от собеседника в трубке. Голова Юры то задумчиво кивала, то разочарованно клонилась набок. Всё это сопровождалось постоянными взглядами в сторону Шурика и девушек. В конце концов, закончив оживлённую болтовню, Юра, ухмыльнувшись, подошёл обратно и стал последовательно объяснять:
‑ Да, я, это… Отошёл! Ну, просто здесь шумно, а там потише. Связь какая-то не очень. В общем, эта гостиница находится здесь рядом. До неё минут пятнадцать ходьбы и не надо никуда ехать. Скорее всего, завтра мы будем отправляться из этого же аэропорта. Вся проблема в том, что сейчас в городе туристический сезон…
Сашка косо посмотрел на Юру с вырисованным на лице вопросом: «Какой ещё, к чёрту, туристический сезон?!».
‑ И поэтому, ‑ продолжал Юра, ‑ почти все места в гостинице заняты. Но, как мне сказал оператор, в других гостиницах обстановка ещё хуже.
Глаза Саши расширялись всё сильнее от той ахинеи, которую нёс друг.
‑ В общем, у них остались только двухкомнатные номера на четверых, ‑ в конце концов, выпалил Юра.
И тут Саша понял, к чему клонит приятель. Затея ему очень понравилась. Затем оба студента вопросительно посмотрели на девчонок, которые, в свою очередь, задумчиво переглянулись.
‑ Ну, если двухместных номеров нет! ‑ протянула предложение Амелия.
‑ Нет! Нет! Не, нету! Вообще нет… Туристы, так сказать, ‑ в один голос судорожно повторили ребята и опять выпучились на красоток. В этот момент их физиономии были похожи на морды собак, ждущих лакомый кусочек в руке большого и сильного хозяина, которому животные безукоризненно подчинялись, опасаясь наказания. Незатейливые студенты ждали ответа, как собаки, которые не ели три дня и видели большой сочный стэйк перед своими мокрыми носами, настойчиво пытаясь выслужиться, чтобы получить в награду сытный кусок мяса.
‑ Ну, если уж других вариантов нет, ‑ поддерживая Надю, говорила Амелия…
‑ Да ну! Какие варианты… Их нет! Нету вообще! Не, ну, если бы были, мы бы в лепёшку разбились! Ну, а так, нету! Нету, ‑ опять, практически синхронно, перебив Амелию, дёргаясь, изрекли неопытные ухажёры.
‑ Ладно, тогда идём. Но, чур, вы тащите наши чемоданы. Они небольшие и нетяжелые. Вы не пугайтесь, если что, мы завтра оставим их в камере хранения и возьмём только походные портфели. Они у нас уже сложены! Там есть всё необходимое, ‑ ответила Надя.
Не медля ни секунды, сластолюбивые простаки схватили вещи девушек и поспешили к гостинице.
Они шли по одному из самых красивых городов мира, к архитектуре которого причастны творения великих зодчих. Прямые улицы, мощёные каменки, сети каналов ‑ в этом городе скрещивались разные стили многих эпох великой страны, заложенные изначально мудростью народа. Так называемый стиль Петровского барокко сменялся преобладанием классицизма. Несмотря на то, что культурный город переживал величайшие, не знакомые многим другим городам потрясения, он всё же, вопреки всему, сохранил свой неповторимый шарм. Каждый уголок, любая улица, и даже небольшое местечко в этом Имперском Граде отражали величественность, судьбоносность, значимость и монументальность. Самая главная суть этой портовой крепости выражалась в силе воли и духе людей, которые бережно на протяжении веков хранили эту драгоценную жемчужину для своих потомков. Этот необъяснимый шарм, настраивающий на романтические беседы, способствовал свободному общению новых знакомых. Их диалоги часто перебивались заигрывающим смехом. Они быстро нашли общий язык.
Проходя мимо продуктового магазина, Саша зарядил какую-то смешную тему про сибирских комаров в это время года, а сам неуловимым движением глаз маякнул Юре, чтобы тот замедлил ход. Алекс хотел перекинуться с ним некоторой информацией, которая возникла у него в голове. Девчонки прошли чуть-чуть вперед и продолжали мило беседовать, обращая внимание на разные мелочи, происходящие вокруг. Ребята, немного отстав от девушек, тесно приблизились друг к другу. Александр, дабы исключить прослушку, тихо сказал:
‑ Юра, ничего прекраснее я ещё не видел.
‑ Это точно, они просто великолепны, я готов следовать за ними, хоть на Северный полюс.
Издавая глубокие вздохи, друзья шли за порхающими девушками, бесстыдно пялясь в область их пятой точки.
‑ Юра, они не идут, они плывут!
‑ Блин, Шурик, чувствую себя животным.
Саша непонимающе посмотрел на Юру, который тут же добавил:
‑ Но счастливым животным!
Их лица немножко просияли.
‑ Мужик, кажется, я влюбляюсь…
‑ Да, Юрка, я теперь действительно понимаю, как это влюбиться с первого взгляда! Ну, или со второго! Или с третьего! ‑ при этом Саша открывал и закрывал глаза, чуть-чуть посмеиваясь.
‑ Юра, я будто вернулся в школу, в класс восьмой, у меня всё смешалось! Скажи? Мы как сопливые, но откровенные школьники! Я именно с таким чувством нёс портфель Светке Синицыной…
‑ Да, брат, любовь?! Что она делает с мужчиной?! А я носил портфель Катьке Шадриной.
Их опять накрыл эмоциональный всплеск. Славные моменты школьного безрассудства и искренность делали их ещё более счастливыми.
‑ Друг, так что ты мне хотел сказать?
‑ Юр, нам нужно зайти в магазин и купить там чего-нибудь, чтобы отметить наше знакомство?! Ну, не знаю, например, Мартини!
‑ Думаешь, они согласятся? А они не подумают, что мы их клеим самым бессовестным образом?! ‑ засомневался приятель.
‑ Ты чего?! Ты боишься?! Я тебе говорю, не бойся! Будь мужиком! Думаешь, они не поняли в аэропорту, что ты нагло врёшь по поводу нехватки мест в отеле?! Даже самый умственно отсталый смекнул бы, что ты хочешь более тесного общения?
Юра чуть-чуть призадумался и будто затупил:
Ничего я не придумывал! Там правда!.. В отеле остался вот этот один номер, других не было?
Это объявление огорошило Александра, глаза которого говорили только об одном: «Какой идиот! Какой же ты баран! Но везучий, олень!».
‑ Так, сейчас им предложим накрыть небольшой стол для знакомства! Продолжаем нести чушь про, якобы, устоявшиеся традиции! При знакомстве надо выпить, люди так всегда делают! Типа, они нас сильно обидят, если откажутся! Ну, есть такой обычай: за день до какого-нибудь путешествия обязательно надо пропустить стаканчик другой, устроить небольшой банкет, застолье с теми, с кем будешь путешествовать. Понимаешь, короче?! Давим на все точки: жалость, обязательность, даже на магический успех в путешествии. Можно сказать, что если они тоже наши, то пусть приобщаются к своей культуре. В общем, гони любой расклад, придумывай, что угодно, лишь бы добиться своего! Пора из тебя делать мужика! Запомни, мужчина всегда добивается того, чего он хочет!
‑ А почему из меня делать?! Тебя я вообще никогда с девушкой не видел?!
‑ У меня много девушек, я просто тщательно их скрываю! Тебя не хочется расстраивать! Для меня наша дружба всегда на первом месте…
Вся физиономия Юрчика говорила Саше о том, что тот сам не верил в то, что говорил.
‑ Вообще, родной, ты понял, да?! Врём по полной и поддакиваем друг-другу во всём!
‑ Да, да, и придумываем, что угодно, лишь бы добиться своего. Говорим о том, что в этом государстве людям принято доверять как самому себе. Это как объединение душ…
Саша заулыбался. Ход мыслей Юры в этот раз был ему по душе.
‑ А ты не совсем безнадёжен, как кажется, мой друг! Всё, пойдём!
Они с нескрываемым удовольствием приблизились к благоухающим дамам без всякого намёка на своё коварство. Аккуратно влившись в диалог, с энтузиазмом продолжал рассказывать о достопримечательностях великолепного, без преувеличения, города и белых ночей. Юра ждал первых решительных шагов от приятеля. По идее, Шурик должен был первым перевести диалог к вопросу о том, чтобы отметить их знакомство.
‑ Девушки! ‑ начал Саша, ‑ у меня есть предложение, ну, можно сказать, что это и не предложение, а старое неписаное правило…
Надя и Амелия перекинулись взглядами:
‑ О чём ты, Алекс? ‑ с хитринкой в интонации переспросила Надя немного замявшегося начинающего ухажёра.
‑ Ну, знаете, это традиционный обряд. Вот если люди знакомятся, здесь у нас, они должны выпить за встречу. Это как-то укрепляет отношения и способствует долгой и крепкой дружбе!
‑ А-а-а, способствует! Да? И что, без алкоголя никак нельзя?! ‑ продолжила с издёвкой в голосе Надя.
‑ Нет, никак! Не-не, никак! Определённо никак! ‑ с одновременно отрицательным покачиванием головы произнесли новобранцы соблазнения.
‑ Ребят, нам же необходимо многое обсудить, проработать всякие нюансы и мелочи поездки. Всё надо успеть до завтра, ведь нет времени, чтобы устраивать праздник. Мы думали, что вы поделитесь с нами новой информацией и расскажите о чём-нибудь ещё… ‑ Надя была настроена скептически, но категоричности в её доводах не было. Это внушало оптимизм в раненых Амуром приятелей по поводу успеха их несуразных замыслов.
‑ Надя, мы же не собираемся напиваться до умопомрачения. Предлагается взять одну-две бутылочки шампанского или легкого вина, немного экзотических фруктов и в такой приятной эстетической обстановке поговорить об интересующей всех нас дилемме. Так будет намного комфортнее, снимет неловкость между нами и позволит установить более тесные контакты. Это даст возможность соблюсти ещё одну традицию ‑ перед дальней дорогой надо выпить, так сказать, обмыть путь! Ну что?! Вы как?! Согласны?! ‑ в дополнение к убедительным словам и невинным помыслам Юра добавил нелепую улыбку, что окончательно переломило решение девушек в пользу ребят.
‑ Мы, конечно, хотим узнать вас получше, да и нарушать традиции тоже не хочется. Но давайте соблюдать субординацию в той «тесноте», о которой вы говорите… ‑ тем самым Амелия согласилась с предложением парней.
Оставив девушек на улице, ребята с удвоенной скоростью бросились в первый попавшийся гастроном. По прибытии в гостиницу носильщик проводил их в заказанный номер. Забавный, немного шепелявый консьерж, с невнятными намёками на то, что шумные праздники в номере не приветствуются в отеле, провёл им полный экскурс по номеру. Он отдал ключи и, пожелав доброй ночи, покинул номер. Между ребятами тут же образовалась неловкая тишина, которую прервал Шурик, вышедший на балкон:
‑ Эй, сюда!
Все вышли… И, вау! Перед ними открылась удивительная панорама красивейшего города. Большая чайка с громким криком, словно обращаясь к компании, пролетела в синем небе.
‑ Это хороший знак… ‑ немного заперев дыхание в своей груди, произнёс Саша.
Разместившись по комнатам, они стали раскладывать вещи. Тем временем Саша связался с Юрием Николаевичем и объяснил ему сложившуюся ситуацию. Между тем Сафронов уже всё распланировал и был готов к отправлению. Оставалось заказать билеты, и он собирался сделать это в ближайшее время.
‑ Саша, я отзвонюсь тебе в обозримые часы и сообщу о подробностях отправления.
‑ Всё, Юрий Николаевич, жду звонка!
‑ Саша, а вы точно доверяете этому «программисту»? – с усмешкой спросил Юрий Николаевич, узнав, кто такой на самом деле «Джон».
‑ Да, Юрий Николаевич, мы их прощупали, они безопасны! Даже сами напуганы и всего опасаются! У нас всё под контролем, ‑ с пафосом в голосе ответил Александр.
‑ Давай, до созвона!
Пока Саша болтал по телефону, Юра соорудил импровизированный праздничный стол.
‑ Где девчонки? ‑ закончив общение по телефону, спросил Шурик.
‑ Были в ванной, а сейчас заперлись у себя в комнате, вот-вот должны выйти.
‑ Юра, нам тоже надо быстро принять душ.
Саша начал нервно копаться в сумке, ища полотенце и мыло. Юра также поспешно рванул к чемодану за всем необходимым для купания. Они практически одновременно подбежали к двери ванной. Разом схватившись за ручку двери, парни начали толкать друг друга, выяснив, что силой тут дело не решить, Алекс сказал:
‑ Юра, они сейчас выйдут и подумают, что мы идём в душ вместе. Как ты думаешь, за кого они нас примут? А если они о нас так подумают, то никакая выпивка и всё наше красноречие не помогут сблизиться с ними на то расстояние, о котором ты мечтаешь!
Юра отпустил ручку и на секунду задумался.
‑ А почему только я мечтаю об этом расстоянии? Это на что ты намекаешь? Что они подумают? Что мы сладкие?
В этот момент Алекс уже проскочил в ванну и практически захлопнул дверь.
‑ Нет, ну, не прям так! Единственное на кого они так могут подумать, так это ты!
Эти слова затормозивший приятель услышал уже после того, как Саша захлопнул дверь и начал громко смеяться. Никаких других вариантов, как ждать, пока Саша под народные песни принимал душ, и тем самым пытался ещё больше разозлить Юру, не осталось. К счастью, девушки тоже затягивали со своим появлением.
Из комнаты красоток доносилась иностранная речь. Это немного настораживало парня и заставляло приблизиться к двери, чтобы попытаться понять суть диалога. Но ему мешал шум работающего фена для сушки волос.
Наконец, дверь в ванную отворилась. Из неё хлынул горячий воздух, который быстро соприкоснулся с лёгким и прохладным сквозняком, ворвавшимся в номер из открытой двери балкона. На пороге появился разгорячённый и похожий на сваренного рака Саша, который тут же обратил внимание на странное поведение друга возле двери девушек.
‑ Мужик, имей совесть! Прекрати подглядывать! Ненасытный, похотливый гад! Я, конечно, все понимаю, что ты сильно разгорячён, но держи себя в руках, ‑ с усмешкой произнёс Саша.
Юра тут же жестом руки подозвал его к себе:
‑ Нет, брат, мне, конечно, тоже не терпится увидеть их без всяких деталей гардероба, но я предпочитаю добиться этого более достойными методами.
Юра отлип от двери и быстро, на носочках, подскочил к недоумевающему приятелю и прошептал ему на ухо:
‑ Ты называешь «достойным методом» напоить их? Да, это очень подобающе!
‑ Да, брат, ты прав, именно этим «достойным способом»! Поверь, если бы я им не понравился, у тебя не было ни единого шанса! ‑ сказал Шурик, продолжая вытирать голову полотенцем.
‑ Друг, я слышал, как они что-то там обсуждали на инглише и ещё кому-то звонили. Тебе не кажется это странным? Ведь они хорошо говорят по-русски?
‑ Юра, я думал, что всё знаю про тебя, но ты снова удивляешь меня новыми сторонами своей личности! Помимо того, что ты раздражительный, пунктуальный педант, так ты ещё и параноик! Буквально в аэропорту ты был готов «лечь под поезд» ради красивой девушки, пусть и незнакомой. А теперь тебе уже что-то не так! Знаешь, а давай сейчас вместо того, чтобы постараться провести удивительный вечер с этими великолепными, божественными девушками, о которых мы, то есть ты, даже и мечтать не могли, войдём да и предъявим им ничем не обоснованную претензию?
Это будет выглядеть примерно так: «Девушки, мы тут, ну, совершенно случайно, услышали, что вы общаетесь между собой на английском языке, и подумали, что это странно!». Да? Так ты себе это представляешь? После этого у нас уже точно не будет ни прекрасного вечера, ни прекрасных попутчиц в безлюдных просторах матушки Сибири. Но зачем нам заморачиваться? У нас же будет разменявший шестой десяток Юрий Николаевич и его друг молодости ‑ проводник Игорь. Это равноценная замена.
Юра был озадачен такой перспективой и не стал спорить с логичным другом, который почти уже насухо протёр голову и отправился в комнату. Молодой человек в задумчивом состоянии отворил дверь в ванную:
‑ Говорила мне мама, учи лучше иностранный! Учи инглиш!, ‑ и захлопнул за собой дверь.
А тем временем в комнате девушек происходило следующее:
‑ Мы работаем над ними уже четыре месяца, нам просто необходимо отправляться с ними туда? – спрашивала подругу Амелия, сидя возле зеркала и элегантно укладывая волосы.
‑ Да, всё пошло наперекосяк, когда им взбрело в голову, ни с того ни с сего, отправиться в зону сейчас. Да!.. И ещё они умудрились рассказать об этом какому-то одиозному учёному, пригласив его в поездку!
‑ Наша ошибка была в том, что мы тянули с докладом о них руководству.
‑ Не говори, мать! Надо было сразу отчитаться по этим ботаникам! Доложить о том, что обнаружили эти мальчики. Сейчас нам бы не пришлось ехать сюда и рассекречиваться перед этими сопляками. Да и ещё этот профессор!
‑ Надя, нам надо быстрее одеваться и выходить, а то они что-нибудь заподозрят. По ним же видно, что они замкнутые параноики-геймеры с зашкаливающими приступами подозрительности.
‑ Да ничего! Робкие ребята… Не заподозрят! Они от нас с ума сходят. Помнишь, как те два арабских шейха. Они, даже когда очнулись на допросе в помещении дознания, не верили, что такие ангелы, как мы, могли их подставить. Помнишь, они первые часы спрашивали: «С вами всё хорошо?!». Так то были арабские шейхи-магнаты. У них в охране было полсотни ближневосточных наёмников. А здесь два глупых ботаника, истёкшие слюной, с невероятно нелепыми подкатами. Слушай, неужели они думают, что мы не видим их глупость?! Феерические простаки! ‑ девушки громко рассмеялись.
‑ Да, да особенно прикольно звучало, это, как там: «Наши традиции!», «Выпить на хорошую дорогу…», ‑ сквозь громкий смех до слез сказала
Амелия.
‑ Амелия, как ты думаешь, на что рассчитывают эти парни, общение которых с женским полом ограничивалось максимум тремя минутами диалога?
‑ Ну, они сейчас думают о том, как им несказанно повезло! Подай расчёску…
Немного успокоившись, они продолжили одеваться.
‑ Подруга, сейчас нам нужно узнать от них по максимуму. О проводнике профессора необходимо уточнить! Этой ночью мы должны передать информацию связному. Я думаю, что к нашему прибытию на место встречи руководство должно будет обеспечить нам своего проводника. Эти ребята должны сильно напиться и отключиться пораньше! Нам нужно беспрепятственно встретиться со связным.
‑ Надь, они рассчитывают на то, что мы напьёмся!
‑ Ну, так подыграем им! По ним же видно, их развезёт только от одного запаха алкоголя.
После этих слов девушки приступили к последним приготовлениям перед эффектным выходом. Всё было готово. Амелия последним пшиком духов создала ароматное облако и подвела черту их долгого приготовления.
‑ А знаешь, Надь, они мне кажутся забавными после того количества алчных, похотливых, жирных, мерзких, грязно мысливших мужиков с седеющими, продуманными взглядами. Эти мальчики легки и искренни. Их хитрость читается как открытая книга. Это больше походит на честность. Они просто пытаются спрятать свою искренность за тупые мужские стереотипы. Мне кажется, на них сильно влияет общественное мнение – мужчина тире охотник, – тут же по-девчачьи она продемонстрировала дикого, хищно рычащего леопарда.
‑ Амелия, прекрати! Эта наша работа! Мы профессионалы. Чувства не для нас! Это слабость ‑ ей нельзя поддаваться. Всё, пойдём!
Вечеринка длилась недолго. Как Надя и предполагала, зелёные салаги вообще не умели пить. Они во всех отношениях «мало что умели». Их бессмысленные движения походили на ясельный возраст. После выпитого шампанского и четырёхсот граммов водки парни уже находились на грани отключения. Саша, как маленький ребёнок, прижался к Наде, которая постоянно переглядывалась с подругой и ждала сигнала о полном завершении сегодняшнего вечера налитием ещё одной рюмки водки. Но младшая подруга медлила, питая надежду узнать ещё что-нибудь стоящее. Она находилась в неловкой ситуации из-за Юры, который всё время не оставлял попыток крепко обнять её. Пьяным, невнятным, очень забавным голосом и мало что понимая, Юрка, будто бы очнувшись, сказал Амелии:
‑ Я хочу, показать тебе кое-что!
Это предложение Амелия оценила как последнюю каплю безобразия. Она начала наливать в рюмку «беленькую», а Юра продолжал бормотать:
‑ Амелия, какое прекрасное, нет великолепное, нет, нет, восхитительное имя! Знаешь, так как мы стали совсем близки, я хочу рассказать и показать, что мы с Алексом обнаружили и из-за чего мы так резко сорвались в это авантюрное путешествие.
Амелия тут же прекратила наливать «огненную воду», а он, естественно, тянулся за спиртным напитком, но у Амелии получалось его останавливать несложным давлением на болевую точку руки ‑ она легко его контролировала.
‑Ну, давай, показывай! Эй, не засыпай, ‑ она бодрила паренька как могла.
‑ Там, в сумке, возьми компьютер…
Амелия молниеносно схватила ноутбук из сумки и подошла обратно.
‑ Пойдём, родной! Давай! ‑ она подняла его тело с дивана.
‑ Куда мы идём? Куда ты меня тащишь? ‑ практически неразбираемыми словами спрашивал неподготовленный к алкоголю юнец. Эту картину также наблюдала и Надя, которая скрытными вопросительными движениями головы требовала ответа от подруги. Та лишь губами проговорила: «Всё хорошо, парень созрел! Хочет со мной поделиться».
Надя также неуловимо подняла вверх большой палец.
Юра никак не мог понять, куда его тащат. К слову, он вообще мало что осознавал.
‑ Пойдём! Мы идём к нам в комнату.
На это Юра отреагировал громкой насмешкой и, погрозив пальцем, произнёс:
‑ Хм, миледи, я не такой! Хоть я и пьяный, я парень порядочный!
Такой ответ заставил Амелию почувствовать себя некомфортно. Юра веселил её своим поведением и странноватой реакцией. Толкнув его в направлении их комнаты и поправив ноут под своей рукой, она быстро кинулась за ним, чтобы парень раньше времени не получил какой-нибудь ушиб мозга.
‑ Давай, порядочный! Заходи, давай!
Ей самой уже было смешно от того, какими путями она хотела получить у забавного молодого человека информацию. К тому же он был похож на плюшевого мишку. Он упал на диван, словно подкошенный, когда девица отвлеклась, включая ноутбук.
‑ Э-э-э! Эй, не спи, Юр, очнись, давай! ‑ Амелия присела рядом и начала бить его по щекам.
‑ Хмм, я же сказал, что я не такой, ‑ с трудом очнувшись, теряя вербальную коммуникацию, промямлил Юрка.
‑ Давай, давай! Садись! Вот, ‑ Юрка тяжело закинул руку на шею красна девице.
‑ Ладно, уж, облокотись на меня, пьяное чудовище.
Сидя на диване, он опёрся головой на мягкое плечико Амелии и вцепился двумя руками в её запястье.
‑ Ну до чего забавное чудовище! ‑ добавила хитрая незнакомка.
Она старалась привести в чувства не умеющего пить чудика. Постепенно ей удалось усадить его перед включённым ноутбуком, лежащим у неё на коленях. Соловелые глаза парня были очень приятными, а плавность движений говорила о его славном характере, да ещё этот хриплый, приглушенный, будто из глубины, голос был очень просящим и вежливым.
‑ Ну, Юра! Показывай! Что ты там хотел? ‑ сказала Амелия, ткнув его носом в экран ноутбука.
Хмельной парень как-то таинственно посмотрел на неё и тут же принялся медленно и не всегда правильно показывать ей разные фотки того места.
‑ Вот смотри, это разные ракурсы. Видишь? ‑ немного путаясь в словах, тыкая в экран рукой, лирически мямлил он.
‑ Ну и что? Мы эти снимки уже видели.
Ей начинало казаться, что это всё пьяный бред и у него не было ничего нового.
Юрка тем временем свалился набок и, глядя на Амелию, произнёс:
‑ Знаешь, ты такая красивая! Ты просто умопомрачительная! Я никогда лучше в жизни не видел. Твои глаза украли моё сердце, – стихающей интонацией к концу предложения, с большими паузами в словах сказал молодой человек. Амелии были приятны эти комплементы, тем более она чувствовала в них искренность. Парень был сильно пьян, но она с невероятным трудом всё-таки подняла его в положение сидя.
‑ Ну, Юр! Это всё, конечно, прекрасно и спасибо тебе за эти слова… Хотя ты даже не понимаешь, о чём говоришь!
Девушка будто бы говорила это сама себе. Безумно было бы ждать адекватности от Юрца.
‑ Нет! Нет, Амелия, ты действительно восхитительная. Когда я тебя увидел в аэропорту, мне показалась, что я заглянул в Эдем и увидел настоящего живого ангела! Всю жизнь жалел бы, если бы не познакомился с тобой. Ты такая милая, добрая, хорошая, ты видишь мир в своём прекрасном цвете и даришь это видение тем, кто рядом с тобой. Ты меняешь людей в лучшую сторону. Ты самый лучший человек на свете! С первого взгляда ты вознесла меня к небесам…
После этих слов он опять брякнулся набок и, устроившись поуютней в кровати, принял позу калача. Амелия улыбнулась. В её мыслях было много смуты. Она видела в Юре простого парня, у которого не было миллионов, дорогих машин, большой власти, супер-эго. У него были только простота и искренность. Они делали его глаза необычайно красивыми, чистыми и слегка наивными. Детская непосредственность ботаника заставила её задуматься о себе: «Кто она такая?». От этого ей стало немного мерзко. Но сейчас не было времени на поэтические отчуждения. Она, прежде всего, была солдатом и выполняла свою работу. Чувства всегда уходили на второй план и ни в коем случае не переплетались со службой. В этом и был залог успеха операций.
‑ Эх, мальчик! Ты меня совсем не знаешь! Давай, поднимайся! ‑ с горечью произнесла девица и взяла себя в руки.
‑ Не спорь со мной! Я хорошо разбираюсь в людях и всегда вижу в человеке плохое. Мама говорила мне, что я умею разбираться в девушках. Вот ты действительно чистая и уникальная, ты особенная! ‑ после этого Юра увеличил несколько фотографий в компьютере.
‑ Вот, видишь! Вот! Это холм посередине этого квадрата, он практически не виден сверху, но когда солнце находится в определённой точке, как здесь, то мы можем разглядеть тень от этого холма ‑ природного происхождения! Но он как минимум рукотворный, а может даже…
В этот момент голова умного мальчишки опустилась на плечо «фальшивой» девушки и он заключил её в свои сонные объятия, как плюшевую игрушку:
‑ А! Ну, да ладно…
Она хотела грубым толчком оттолкнуть спящего парнишку, но потом, якобы сама для себя, решила, что не хочет будить молодого человека и опять выслушивать его пьяную несусветицу. Девушка продолжила рассматривать фотки и те схемы, которые открыл забавно дремавший умник.
Тем временем Надя пыталась раскрутить Сашу. Он находился в крайне нестабильном состоянии и в любой момент мог отключиться и превратиться в нетранспортабельный груз. Но будучи в таком состоянии он не оставлял попыток притереться к девушке. Эти поползновения всегда упирались в жесточайший контроль ситуации с Надиной стороны, которая постоянно, с изрядной долей терпения, обрезала их на корню.
‑ Хмм! Хмм, ну-у-у! ‑ издавая уйму невнятных звуков, не добившись близости и чуть ли не плача, Саша встал и сделал пару шагов навстречу дивану. Затем, приблизившись на математическое расстояние удачной посадки, рухнул на одну из его половин. Девушка не могла допустить такого пустого результата от вечера и поэтому проследовала за ним, усевшись на другую сторону. Наклонившись к лежавшему на пузе «антителу», она толкнула его в бок со словами:
‑ Эй, мужичина! Так куда мы там завтра вылетаем?
Саша еле шевелил губами:
‑ Ну, Сафронов сказал, что мы завтра в одиннадцать должны вылететь из Шоссейного-Овоклуп и прибыть в аэропорт Енисейска. Там нас и встретит его друг детства ‑ ну, этот Игорь! ‑ произнёс Александр, уткнувшись носом в кровать.
Для Нади это была уже хоть какая-то информация.
‑ Знаешь, я вообще редко доверяю кому-нибудь. Но когда Юра сказал мне, что вы там, в комнате, шептались на иностранном языке, и ему это показалось подозрительным, я сразу вспомнил историю, которая случилась со мной.
Он на секунду замолчал. Надя прочитала в его глазах какую-то тоску и сугубо личную печаль. Его карие очи в один момент намокли, и из них выкатилась скупая горькая слеза, след от которой он вытер внешней стороной кисти.
‑ Пойми, моя история похожа на множество, но в то же время отличная от всех. Этот рассказ одного момента жизни ‑ одна страничка из моего дневника. Это та страница, которую хочется вырвать и забыть, но, вспоминая, хочется прочитывать снова и снова. Поверь, каждый человек подвергался такому чувству. Я испытал его после окончания школы. Неразделённая любовь, потеря того, что и так не твоё! Знаешь, со временем я стал меньше понимать эту ситуацию. В первые моменты мной двигали химические реакции чувств «чокнутого алхимика», а сейчас я предполагаю, что она меня тоже любила. В конце концов, между любовью и материальным благополучием она выбрала второе. Я очень сильно желал быть с ней, но в тот момент я не мог обеспечить ей то, что она заслуживает! Как это всегда бывает, появился тот, кто мог… ‑ на этих словах из зажмуренных очей выпившего парня появилась ещё одна слеза…
Наступила глубокая ночь. Лежа на животе рядом с Сашей, Надя всматривалась в юношу, которого так хорошо понимала. Можно сказать, что история неразделённой любви Александра была очень похожа на её жизненную ситуацию. Глядя на него, девушка прокручивала в своих мыслях те моменты, когда обожглась и она.
‑ После того, как мы расстались, я долго искал себя. Моя душа никак не могла обрести покой. Я постоянно и много думал! Свободная минутка превращалась в мозговую пытку, которую я устраивал себе сам. Все мои мысли были обречены на постоянные скитания в замкнутом пространстве. У них не было постоянства, а только горький привкус отчаянного скитания из одной крайности в другую. После расставания, любя её, я желал ей счастья с другим, я хотел, чтобы у неё все получилось. Потом появилось абсурдное негодование. В конечном итоге ненависть взяла верх! Ещё через некоторое время жизнь полностью потеряла все цветные краски. Я стал безразличным. Вокруг царил бессмысленный хаос, в котором нет ничего, кроме одного: «это не закон, не правило, не прощение; это не позиции, которые мы занимаем; это не случай, не судьба; это не чувства, которые мы испытываем; это не ответ». Все мои стенания типа: «Почему так произошло? А если бы было иначе? Всё могло быть по-другому» растворялись в тёмной бездне и не находили ни света, ни цифры, ни буквы, ни слова. Суровый путь самоотрешения и самоистязания привёл к новому рождению «Я» ‑ в обретении понятия «Возможность» ‑ это то единственное, что на самом деле даёт начало всем и всему в жизни.
После этих откровений Шурик закрыл глаза и мило погрузился в негу сна. Красивая, но лукавая незнакомка смотрела на него с нескрываемым интересом и удивлением. Что-то заставило её задуматься над рассказом юного разума. В этот момент в комнату зашла Амелия и включила свет.
‑ О-о-о, подруга, вижу у вас всё хорошо! А твои слова о том, что на работе надо быть профессионалом не пустой звук! ‑ Амелия слегка хихикнула.
Подскочив с дивана и пряча взгляд, чтобы скрыть погружение в свой мир, Надя произнесла:
‑ Так, мать! Сейчас мы должны позвонить связному и узнать, когда и где мы встречаемся?
‑ Мы встречаемся через пятнадцать минут в ночном кафе этой гостиницы! Я уже связалась с ним, пока ты мило мурлыкала с «ботаником». Интересные мальчики, правда? ‑ Амелия не упускала возможность подстегнуть подругу.
‑ Я добывала информацию, ‑ оправдывалась Надя.
‑ Ну, ну, ладно, об этом мы потом поговорим, а сейчас нам пора идти! Да, кстати, на встрече будет Шеф!
‑ Что? Шеф?! ‑ испуганно вскрикнула Надя.
‑ Очевидно, наши подопечные «горе-мачо» на самом деле докопались до чего-то весомого! Нам предстоит серьёзный разговор со скрупулёзной проработкой наших дальнейших действий, ‑ пояснила Амелия.
Прихватив с собой все вновь приобретённые сведения, девушки прибыли в кафе. В зале играла медленная и приглушённая музыка, насыщенная блюзовыми нотами. Оглядеться в пространстве помещения мешали тёмно-бордовые тона интерьера. Полумрак не способствовал хорошей идентификации всех присутствующих. Появление у входа заведения очаровательных девушек не вызвало никаких изменений в движении контингента этого места.
‑ Слушай, Амелия, ты точно всё поняла? Залысину нашего Шефа я узнаю и определю в любом месте и на любом расстоянии. Здесь его точно нет! Кто связной, какой пароль? ‑ настойчиво полюбопытствовала Надя.
‑ Всё точно! Без пятнадцати два велено прибыть в ночное кафе «Зависимость», которое находится в этом отеле. Здесь же больше нет ночных кафе с названием «Зависимость»? ‑ перепроверила себя вслух Амелия.
‑ Блин, я начинаю нервничать. Что-то здесь не так! Это ненормально!
Внезапно, без единого звука, совершенно неожиданно, кто-то подойдя сзади, приобнял подруг за талии и прошептал:
‑ Раньше это кафе называлось «Завершение неоконченных путей».
Эта знакомая ехидно-пискливая речь вызвала у девушек яростное негодование. У Амелии сразу сложилась гримаса искушённой улыбки, возникающей всякий раз, когда её кто-то бесил. Сквозь сильное напряжение малиновых губ сногсшибательная леди ответила странному незнакомцу:
‑ В глубине всегда есть неоконченное начало.
После этого ответа мужчина сильнее прижал девушек к себе, сказав:
‑ Амелия, что ты хмуришься! Девчонки, вы что, не рады меня видеть? Вы обиделись на то, что я застал вас врасплох?! Ну, не обижайтесь! Что я могу поделать, у меня дар скрытности. А вы?.. Вы должны больше тренироваться, чтобы в один прекрасный момент на моём месте не оказался враг.
В этот миг ловким движением заправского спортсмена-дзюдоиста Амелия заломила нахалу руку так, что у парня слетели округлённые очки. Удерживая его в состоянии боли, приблизившись губами к уху недомерка, она произнесла:
‑ Валера, ты слизняк! Никогда не смей больше до меня дотрагиваться!
Девушка ещё сильнее скрутила ему кисть, что заставило выскочку практически стать на носочки и сильно стиснуть зубы, чтобы не заорать от боли.
‑ Ты всё понял? Или всё-таки сломать тебе руку? Но тогда у тебя останется только одна подруга. Не знаю, может, так будет даже лучше!
В этот момент Надя ударила хлесткий подзатыльник скрюченному Валере, добавив:
‑ Сморчок, ты что, совсем туго стал думать? Неужели жизнь ничему тебя не научила. Тебя внятно спросили? Ты всё понял? Отвечай! Разведчик хренов! Мастер скрытности!
‑ Да, Надь, Валера у нас мастер прятаться, как только в воздухе начинает пахнуть серьёзным делом, его уже никто не может найти!
Стиснув зубы, Валера произнёс скрипящим фальцетом:
‑ Да понял я! Понял! Я же пошутил!
Отпустив руку неповзрослевшего мужчины, который, всё ещё корчась от боли, глубоко вздыхал, опасные девицы без сожаления наблюдали за происходящим. Его поза напоминала уставшего легкоатлета марафонца, который только что пробежал дистанцию. Он упёрся руками в колени и не мог вымолвить ни слова.
‑ Валера, не заставляй нас ждать! Где Шеф?! Где мы должны встретиться? И прекрати кряхтеть! ‑ жёстким тоном спросила Надя.
‑ Да ладно, друзья, вы что, не рады меня видеть? ‑ противным визжащим голосом спросил он.
‑ Ну и упырь! Валера, я хотела задушить тебя сразу после операции в столице моды, духов и вина. Твой бесконечный идиотизм чуть не привёл нас к гибели! Тебя спасло в тот день твое резкое исчезновение! Сегодня мне ничего не может помешать исполнить своё желание! Прямо сейчас! Сейчас!
Сурово-красивый обезоруживающий вид Амелии сильно пугал Валерку.
‑ Надя, ну скажи ей! Я же объяснял. Я просто кофе на себя пролил. Всего на секунду отвлёкся!
Его несуразную отмазку тут же пресекла Надя.
‑ О Боже, Валера, заткнись! Или говори по существу!
‑ Так, идите за мной!
Немного прихрамывая и выглядя слегка нелепо, он вёл их по коридору гостиничного комплекса, постоянно сотрясая тишину пустословием. Амелия терпела его с трудом. Поднявшись в лифте на последний этаж, недоагент продолжал нести несусветицу о своей значимости для «берлоги» и о том, что он знает о деле девушек:
‑ Понимаете, сначала ваши первые сообщения в бюро никто не принимал всерьёз, а после тщательной проверки специалистами из техлаборатории большое удивление сменилось быстрым реагированием. Ну и шуму вы наделали в «берлоге»!
После этих слов они приблизились к верхнему пентхаусу 568. Дверь отворилась, увиденное очень сильно удивило подруг. Их взору открылся большой полукруглый зал. В полумрачном центре первого уровня, вокруг большого стеклянного стола стояли удлинённые кожаные диваны, на которых разместился весь аппарат отдела РВБМХ, во главе с Генерал-аншефом. Такое количество агентов и начальников отделов, собравшихся на встрече, вызвало у них сильную озабоченность. Подойдя ближе ко всем присутствующим, девушки обозначили своё прибытие громким приветствием.
‑ С нами бог! – выразив тем самым уважение светлейшим и рассеяв тишину ожидания этого зала.
Все светлейшие, расположившиеся на диванах, одновременно встали, поправляя при этом дорогие мужские костюмы. К девушкам неспешным вдумчивым шагом, подошёл глава военного отдела РВБМХ.
Надя с Амелией приветствовали его громким возгласом: «Вера и честь Генерал-аншеф!».
После этого статный мужчина массивных габаритов, походящий на антресольный шкаф, угрюмо сгустив выразительно напыщенные брови, сердитым взглядом пробежался по взорам девушек. Это действие вызвало у них чувство сожаления. Они, конечно, даже и не знали, в чем раскаиваются, но такое ощущение возникало всегда, когда этот мудрый, вдумчивый, практически добрый и рассудительный Шеф так смотрел на них.
‑ Обер-офицер девятого ранга, Надежда Властимировна, постарайтесь объяснить мне и всем присутствующим здесь, почему Вы так поздно сообщили в бюро о наработанной Вами информации по объектам?
Зал осветил мягкий притушенный свет, а генерал жестом пригласил девушек подойти поближе к столу.
Слово взяла Амелия:
‑ Уважаемый Генерал-аншеф, Действительный тайный советник, Канцлер! Мы действительно не понимаем значимости сегодняшнего столь высокого собрания. Отвечая на Ваш вопрос, мы можем сказать, что проработка объектов началась четыре месяца назад. Как известно, о результатах мы доложили недавно, считая полученную информацию неинтересной и мало касающейся области курирования нашего бюро…
В этот момент один из мужчин, сидящий на левом диване, рассудительно произнёс:
‑ Капитан седьмого ранга, ревизор Амелия Всеславна, Вы не уполномочены оценивать «достоинства и значимость» той или иной информации, заслуживающей нашего внимания. Я Вам советую освежить в памяти пункты позиций «Устава РВБМХ» от «Регентского Положения», касающиеся вашей компетенции.
‑ Ваше высокопревосходительство Канцлер, Григорий Алексеевич, наша нерасторопность будет исправлена. Такого больше не повторится…
Следом в разговор вступил ещё один привставший почтенный мужчина:
‑ Поздно исправляться! Не надо исправлять ошибки, за ними неизбежно появляются другие. Ошибки не нужно исправлять ‑ их нужно предотвращать. Мы хотим услышать обстоятельный отчёт и последнюю информацию по этому делу. Далее, необходимо будет принять коллективно продуманное решение по поводу ваших дальнейших действий. Стремительность развития ситуации требует от нас высокой концентрации и консолидации усилий.
‑ С нами бог, Действительный тайный советник! ‑ ответила ему Амелия.
После этого Владимир Дмитриевич пригласил девушек-солдат присесть на диван. Повернувшись ко всем лицом, излучающим мудрость и богатый жизненный опыт, сделав характерную мантру пяти пальцев одной руки к пяти пальцам другой, и создав тем самым некую образную свечу, он заговорил.
‑ В связи со сложившейся ситуацией, опираясь на проверенную нашими проскурами информацию, мы должны со всей серьёзностью отнестись к этому делу. Два молодых человека из университета ВГУ действительно вели наблюдения за значимо-необъяснимым явлением в центральной Сибири. Ситуация осложнилась внезапным стремлением группы «объектов» подарить истину человечеству. Подарить, не разобравшись в последствиях. Сегодня наша задача ‑ подключить силы стабилизации обстановки, не уничтожая группы «объектов» нашими рейдовыми отрядами, которые сиюминутно подключить к данной операции очень проблематично и фактически невозможно. Формально, логика «зашиты стабильности моментальных отношений» требует жёстких решений. «Группу объектов» нужно уничтожить, но это приведёт нас к развитию непостоянства обстановки. Мы упустим инициативу, что может вызвать эффект разорвавшейся бомбы, породившей больше минусов, нежели плюсов.
Мой план дальнейших действий таков: пусть они едут в Сибирь! Наш отдел сообщит местным службам безопасности об этом объекте и заставит спецслужбы объявить это место сферой своего влияния. Повесив на него кучу ярлыков, грифов секретности, отправив туда свои большие штаты служащих, которые прибудут туда примерно сразу же после «группы объектов». Таким образом, мы добьемся достижения таких целей, как: профессору официально будет запрещено говорить о явлении публично, а студентов обескуражит новость о секретности места. Они также будут вынуждены молчать в силу стабилизирующего социального фактора!
В овальной гостиной повисла тишина, очевидно, вещи, произнесённые шефом, расписывали ситуацию очень грамотно. Тем не менее членам совета РВБМХ не удавалось продумать всё до мелочей в связи с тем, что неведомая сила аномального объекта в Сибири была фактически не изучена.
Слово взял Канцлер:
– Ваше сиятельство, Генерал-аншеф, не буду скрывать, Ваше видение ситуации вполне объективно. Нет смысла изощряться и крутить проблему дальше. Мы достоверно не знаем, с чем там столкнёмся. Вполне возможно, что специфические явления вызваны неизвестными свойствами нашей планеты: аномалиями атмосферы, магнитными полями, смещением земной коры, сдвигами полюсов или же там находится неизвестное нам «нечто». Мы не должны гадать. Там определённо что-то есть. В любом случае, наша задача заключается в установлении полного контроля над объектом. Необходимо скрыть его от средств массовой информации и не допустить открытия истины для большого количества обычного населения планеты. Исходя из цели, стоит задуматься, чтобы эксклюзивная информация, влияющая на переключение внимания народа, была полностью изолирована и не повлияла на массовое сознание людей, отвлекая их от основных трудовых обязанностей. Что в конечном итоге может привести к провокациям, дезориентации, потере духовности, к процессам самоорганизации, к закономерным проявлениям универсальной теории эволюции, к отходу от традиционных ценностей, к хаосу бифуркационной революции как естественному поведению человека, движущей силой которого является абсурдология, заключенная в оковы дуализма и сведённая в единственный выход из сложившейся ситуации через разрушение существующих явлений как определённых состояний».
Канцлер на секунду замолчал и глубоко вздохнул.
‑ Да… Нам жизненно необходимо засекретить этот объект! А обстоятельства складываются не в нашу пользу. Сейчас нет возможностей сделать всё своими силами. Поэтому придётся прямыми указаниями через аппарат Президента привлекать к этой операции государственные службы, при этом им следует дать минимум информации об объекте. Таким образом они как всегда выполнят чисто технические функции оградительного и официально-запретительного характера. На данный момент в операции будут задействованы три наших прямых агента.
В этот момент Канцлера неожиданно перебил его Действительный тайный советник.
‑ Канцлер, вы сказали «три»? Но ведь в операции задействованы два агента Надя и Амелия?
‑ Пока задействованы двое «своих среди чужих», но нам срочно необходимо исключить друга профессора из похода. Для этого необходимо срочно отправить небольшую группу в Енисейск, наделив её красной степенью второго уровня секретности, для координации работы местных органов спецслужб по устранению мешающего нам проводника. А на роль сопровождающего поставим своего сотрудника. Главой всей операции мы назначаем майора второго ранга Валерия Ефимова. С ним отправятся два штабс-офицера проскура по техническим оснащениям и капитан квартирмейстер Владислав Петров, который выполнит функции проводника и заменит друга профессора. Я надеюсь, со мной все согласны?
Оглядываясь по сторонам, Канцлер собрал одобрительные жесты всех присутствующих.
‑ Значит, план утверждён! Надеюсь, все были внимательны, повтора не будет! Этот экстренный сбор и так отвлёк от не менее важных дел и забрал много времени…
Выслушав этот напряжённый монолог, главные лица «берлоги» покинули место встречи. В пентхаузе остались только девушки и участники операции. Валера был несказанно рад такой расстановке сил и не скрывал своих чувств, растянувшись в улыбке до ушей. Он, словно желе, расплылся по дивану и продолжал умиляться своей персоной.
‑ Кретин! Если бы он не был сыном генерал-аудитора, ему ничего не сошло бы с рук. Я его точно прибью когда-нибудь! ‑ этими словами, произнесёнными будто бы в никуда, а именно себе под нос, но так чтобы их услышала Надя, Амелия выразила все свои эмоции.
‑ Друзья, вы не рады? Мы снова вместе! Помните, как тогда в Токамаккио?!
‑ Всё, не могу! У меня уже слов нет! Как его назвать? Вспомнил Токамаккио?! Да если бы не ты, Надь, его бы уже не было! А теперь он будет курировать и эту операцию?! ‑ огрызнулась Амелия.
‑ Амелия, ну здесь же ничего сложного нет. От него вообще ничего не зависит. Нашим жизням ничего не угрожает. Ему выделили чисто координационные функции, а это единственное, что у него хорошо получается. Было бы хуже, если бы он пошёл с нами, ‑ попытался утихомирить Амелию Владислав Петров.
‑ Так, ладно, не хотите разговаривать, ну и не надо! Всё равно я здесь главный, и вы будете выполнять мои приказы. Вы слышали, что сказал Канцлер! Попрошу вас отправиться назад и дальше играть свои роли. Теперь увидимся только через два дня на объекте, ‑ попытался важно сумничать Валера.
Девушки пришли в номер к восходу солнца в очень задумчивом настроении. Их настораживала оперативность большого количества высокопоставленных лиц и присутствие Шефа «бюро-берлоги». Такого ещё никогда не было.
‑ Амелия, нам, как обычно, что-то недосказали, даже не попросили отчитаться. Они всё знают про проводника! Тебе не кажется это странным?
Упав в кресло, Амелия глубоко вздохнула от усталости и нервного напряжения.
‑ Там всё было странно. Они очень быстро сложили все имеющиеся у них факты в единую картинку. Скорее всего, обсуждение состоялось до нашего прихода. Но самое странное ‑ это прибытие Канцлера. Он же вообще считает себя небожителем и никогда дальше заседаний в отделе, где руководит, не выходит. А тут он по всем вопросам единодушен с Шефом! Всё, конечно, очень странно?!
‑ Ладно, многое станет ясно послезавтра. Мне кажется, что этот объект больше чем важный, и они уже что-то о нём знают. Своим присутствием старейшины указали на высочайшую серьёзность ситуации и необходимость не только держать нос по ветру, но и ушки навострить!
‑ Ладно-ладно, обер-офицер девятого ранга, не будем гадать. Давай отдохнём. А на обоих диванах спят парни?
‑ Ну, ничего, капитан седьмого ранга «надзирающий ревизор», ты иди к Юре, а я пойду к дрыхнущему Саше. Когда мужички проснутся, подумают, что мы тоже напились и рухнули спать одновременно…
Утро было пасмурным. Густым туманом Петроград провожал группу разных людей, объединённых одной целью, ‑ добраться до заветного места. Каждый из них хотел обрести и увидеть там что-то своё. Время перелёта промчалось очень быстро.
Приземлившись в аэропорту Енисейска, группа «объектов» с нетерпением вышла на улицу и почувствовала сильный контраст глубины и сладости Сибирского воздуха. Величественные и могучие леса этих мест словно меняли мировоззрение путешественников. Каждый из них выражал своё удивлённое восхищение окружающей природой. Только Сафронов постоянно крутил головой, зрительно разыскивая своего друга, но его нигде не было. Эту суетливость профессора заметил Саша.
‑ Юрий Николаевич! Ну и где ваш друг? Может быть, что-то случилось?
‑ Не знаю! Я его пока не вижу!
‑ Юрий Николаевич, вы же давно не виделись, и может, не узнаете друг друга?
‑ Такого быть не может. Такого как он больше нет. Я бы его распознал даже через сто лет! Да и он меня тоже…
Внезапно к ним подошёл какой-то крепко сложенный человек с большим походным рюкзаком за спиной. Всем видом, вселяя серьезность в окружающих, произнёс: «Юрий Николаевич? Сафронов? Здравствуйте!».
Это приветствие естественно удивило ребят.
‑ Да, я Юрий Николаевич, а вы кто? ‑ переспросил профессор.
‑ Простите, вы меня, конечно, не знаете. Я племянник вашего друга – меня зовут Миша! Игорь Никифорович сильно захворал, у него неожиданно поднялась высокая температура и поэтому по просьбе заболевшего дяди сопровождать вас к нужному месту буду я…
Такое заявление, принесенное неизвестным человеком, посеяло в Сафронове сомнение. Профессор явно не верил словам незнакомца Миши.
‑ Михаил, да?! Можно я сначала позвоню Игорю?!
‑ Да, конечно, и вообще в подтверждение своих слов я хотел первым предложить Вам это сделать.
В этот момент Юрий Николаевич переглянулся с парнями, всем видом показывая, что он вообще не доверяет незнакомцу. Сафронов нервно, как всегда в своём репертуаре, начал похлопывать по карманам, ища свой телефон. Наконец, расстегнув джинсовую куртку, он его обнаружил. С присущей неаккуратностью и спешкой, уткнувшись в телефон, начал разыскивать номер друга. Минутное замешательство и на лице профессора воссияла улыбка – ему, наконец-таки, удалось найти столь желанный номер. Сафронов поднял голову, продемонстрировав ожидание ответа на звонок, приложив трубку к уху и важно уперев руку в бок. Все кроме профессора и девушек были спокойны.
Квартира Игоря Никифоровича в Енисейске. Звонок мобильного телефона рассеял тишину комнаты, где находился сам хозяин и пять малознакомых ему людей, включая Валеру. Все были очень напряжены. Звонок шёл уже несколько секунд, но хозяин медлил с ответом.
‑ Игорь Никифорович, сейчас же отвечайте и скажите в трубку то, о чём мы Вас просили. Иначе большие неприятности настигнут многих. Хотя мы и сами можем поговорить по телефону Вашим голосом, ‑ произнёс Валера, стоявший рядом с несостоявшимся, напуганным, сидящим в кресле проводником профессора. Майор второго ранга наклонился, чтобы взять лежавший на декоративном столике телефон и тут нервы сибирского богатыря не выдержали. Он резким движением руки опередил незнакомого агента и ответил на звонок.
‑ Да, Юра, здравствуй дорогой!
Через громкую связь присутствующие слушали разговор.
‑ Игорёк, привет! Я надеялся, что ты сегодня нас встретишь.
‑ Юр, всё так неловко получилось. У меня неожиданно взлетела температура, странный кашель, в общем, какие-то непонятные симптомы. Я отправил к вам своего племянника Михаила, он очень хорошо знает Сибирские просторы. Проводник – что надо! Хорошо ориентируется на местности, я ему доверяю как себе. Дружище, на него можно положиться полностью! Отведёт и приведёт в целости и сохранности, а там, может быть, и мне полегчает, тогда и встретимся!
Этот ответ немного успокоил Сафронова. Он полностью доверял Игорю и, тем не менее, какие-то подозрения всё равно остались. Профессор опять покосился на Михаила и ребят, но делать было нечего ‑ нужен был толковый проводник.
‑ Ладно, Игорёк, я всё понял! Выздоравливай скорей. На обратной дороге я обязательно заскочу к тебе.
Эти слова вызвали одобрительные эмоции у всех, кто находился в квартире Игоря Никифоровича. Валера жестами указал на необходимость продолжения разговора.
‑ Юр, хорошо! Спасибо! Хочу тебя предупредить, ну об этом знает и Михаил, я ему сказал, через четыре дня на большей части территории центральной Сибири обещают резкое похолодание и ухудшение погоды, так что советую вам поторопиться!
‑ Ладно, Игорёк, хорошо, я всё понял, до встречи! ‑ Сафронов отключил связь и направился к ребятам.
Валера молниеносно забрал трубку у Игоря и характерным жестом своей руки, напоминающим закругление, указал проскуру-технику на необходимость быстрого сворачивания всей аппаратуры.
‑ Вот видите, Игорь Никифорович, всё очень просто и хорошо. Вы только зря испытывали наше терпение.
‑ Я оставляю Вас сотрудникам спецслужб. Они объяснят Вам серьёзность сложившейся ситуации, ‑ после чего Валера отправился к двери, за ним с двумя чемоданами секретной аппаратуры бежал проскур.
Поговорив с Игорем и направляясь к ребятам, Сафронов всё ещё думал о тех сомнениях, которые терроризировали его мозг.
‑ Ну, что, Юрий Николаевич, теперь у Вас нет сомнений на мой счёт. Может быть, показать паспорт?
Немного помолчав, профессор ответил:
‑ Нет, Миш, не надо, всё нормально, просто странно, Игорёк за всю жизнь ни разу не болел! У него богатырское здоровье!
Миша тут же ответил:
‑ Юрий Николаевич, ну вы же грамотный человек! Профессор! Вы должны понимать, что ничто не вечно. Мой дядя тоже стареет, климат меняется. Да и всякие рукотворные или эволюционные вирусы постоянно портят род человеческий, ‑ в завершение сказанного Михаил вопросительно улыбнулся.
‑ Да, да, конечно. Ладно, знакомьтесь, это Саша, Юра, Надя и Амелия.
Познакомив Михаила с ребятами, Сафронов перешёл к делу, показав новому проводнику, куда точно им нужно попасть. После нескольких минут конструктивного обсуждения Михаил показался Сафронову человеком дела. Молодой человек быстро все впитывал и не задавал глупых вопросов. Выслушав всё до конца, он подробно объяснил своё видение вопроса.
‑ Юрий Николаевич! Ребята! Всё целиком и полностью понятно. Медлить нам нельзя в связи с ухудшением погодных условий в ближайшие дни. Добраться до места можно очень быстро. Оно находится близко к некоторым притокам Енисея. На моей лодке мы спустимся вниз по течению до деревни Мирное. И оттуда практически впритык подойдём к месту, которое Вам нужно.
Обрадовав этими словами ребят, Михаил резко вскочил и предложил всем двигаться за ним.
‑ Миша, а откуда у тебя лодка?
Остановившись, Михаил опять улыбнулся:
‑ Я же говорю, Юрий Николаевич, что Вы мне не доверяете. Постараюсь доступно и кратко объяснить. Вот вы живёте в культурном мегаполисе, используете либо машину, либо метро для быстроты перемещения. Вот так же и я. Краснокамский край ‑ огромный! Моя работа егеря в нескольких крупных заповедниках и заказниках требует скорого передвижения по малодоступной территории. Да и что греха таить, метро там ещё не построили, вот и приходится мне подыскивать приемлемые и максимально удобные виды транспорта. И сейчас, видите, очень удобно иметь лодку… Ещё в моем распоряжении есть вертолёт и два полноценно укомплектованных экипажа. Государство нас сейчас очень хорошо обеспечивает. Грех жаловаться.
‑ Всё, всё, извини меня, дорогой! Это последний раз…
‑ Да ничего, я думаю, что очень скоро вы будете доверять мне, как себе. Ну, что пойдём? ‑ поманив рукой всех за собой, сказал Михаил.
Группа «объектов» отправились к речному причалу. Всю дорогу к реке Саша пытался выяснить у нового проводника модель его лодки, но тот с таинственной улыбкой ловко уклонялся от ответа. По вопросам Михаил понял, что молодой человек неплохо разбирается в речном судоходстве. Несомненно, кораблестроение было страстью Шурика. Поняв, что от Михаила ничего не добьёшься, Алекс переключился на друга, который мило беседовал с Амелией.
‑ Юр, Юр, слышь, ‑ ну, как ты думаешь, какая у него лодка?
Приятель явно не хотел отвлекаться от куда более приятного занятия в пользу параноидальной любви Саши к лодкам.
‑ Саш, минут через десять ты об этом точно узнаешь! Да ещё и увидишь!
Молчание Александра после этого ответа было недолгим.
‑ Юр, мне кажется, у него неплохая лодка. Наверное, иностранного производства, судя по маленькой продолжительности предполагаемого времени на весь путь. А ведь это не меньше шестисот километров. Да, лодка, точно, скоростная! Посмотри, как он экипирован! Какие у него часы, да и джип не из дешевых. Он явно не беден! Наверное, правда, наше государство хорошо их оснащает…
Юра совершенно не слушал болтовню Сашки и тот нехотя замолчал. Через пятнадцать минут Михаил привёз всех к реке. Первым из машины выбежал неугомонный говорун и сразу бросился к причалу. Громкий восторженный крик немного напугал всех остальных, сонно-вываливающихся из машины.
– О, Боже! Боже! Этого не может быть! У-у-у! Вау! Крутотень! Какая красота!
Профессор тут же поинтересовался у Михаила, что так восхитило и без того падкого на всякие блестящие штуки Сашу.
‑ Юрий Николаевич, я мало знаком с этим парнем, но мне кажется, что он чересчур впечатлительный!
Все спускались к причалу под шум неутихающих воплей восхищения Саши. Увиденное поразило всех. Закончив «расцеловывать» лодку, Шурик обратился ко всем:
‑ Друзья! Это… Да, вы знаете, что это? Это так называемая «Серебряная Сигарета» от Мерина! О, Боже! Я даже не представлял себе! Не мог даже подумать, что увижу это чудо вживую! Эту лодку представили в две тысячи семнадцатом году! Их выпустили очень ограниченное количество! Откуда она у Вас?!
Этот же вопрос интересовал не только позитивного студента, но и всех остальных. В одно мгновение все посмотрели на Михаила, который пожимая плечами, попытался ответить Алексу и остальным:
‑ Поверь, парень, это даже не то базовое чудо! Судно доработано моими знакомыми корабелами. Это больше, чем экстра-класс ‑ вечный двигатель! –
Продвинутый проводник посмотрел на профессора:
‑ Юрий Николаевич, вы же обещали больше не задавать мне провокационных вопросов. Я, конечно, могу рассказать о богатом дедушке! И что, вы мне поверите?
Засмеявшись, путники начали грузиться в лодку. Больше всех радовался Саша. Ему не терпелось всё пощупать и с ветерком прокатиться на этом чуде инженерной мысли. Наконец, все заняли свои места. Изначально Саша уселся за штурвал, но только Надя смогла пересадить его к себе манящими словами.
Лодка ножом рассекала масленую гладь воды и мчала группу «объектов» по Енисею. Окрестности реки восхищали своим великолепием. Изгибы, сужения, расширения, большие и маленькие заводи имели вдохновенно проникновенный вид. Огромная скорость мешала животрепещущему желанию людей степенно наслаждаться красотами милой глазу природы. Пассажиры, преодолевая естественное стремление, заворожено любовались постоянно меняющимися видами центральной части нашей необъятной родины. Саша был счастлив вдвойне и хотел, чтобы Михаил выжал из лодки все её возможности.
‑ Юр, смотри, смотри, вон там медведица с тремя медвежатами! Из густоты леса выходит! Это просто невообразимо!
У Амелии по ходу путешествия складывалось особое мировосприятие бескрайнего государства. Она всем естеством проникновенно ощущала здесь первородную природу и противилась никчемности искусственного порождения всех благ цивилизационного развития планеты. Примерно так же думали все те, кто в отчаянном безумии, абсолютно незапланированно пустились в путешествие и оказались рядом с ней. Каждый индивидуально и по-своему воспринимал тот пракод, который тонким сигналом заставлял учащённо биться сердце, видеть больше, чувствовать объяснимо, внимать правильно. Изменение вокруг давало чувство правильности и вечности момента. Сворачивая с основного русла реки в её приток, Михаил скомандовал: «Начинайте готовиться! До высадки осталось двадцать-тридцать минут. Нечего не забудьте, чтобы потом не сокрушаться и не сожалеть».
Обещание Михаила о быстром прибытии к заветному месту выглядело вполне правдивым после двухчасового путешествия по кедровникам и березнякам. Выйдя на опушку, они увидели долину, о которой рассказывалось в интернет-послании очевидца.
‑ Нет слов! Нет слов! ‑ воскликнул профессор, что подтвердили и все ребята, увидевшие рай своими глазами. Они наблюдали идеальный квадрат, зияющий посередине колыхающегося соснового бора.
‑ Пойдём, у нас мало времени! Нам надо двигаться! ‑ опять подогнал всех проводник. Его постоянные тычки держали в тонусе всю команду пытливых путешественников и не позволяли забыть о главной цели.
Заворожённая сказочным лесом группа «объектов» двигалась сквозь кедры. Стволы деревьев были необъятны, а высота была не меньше многоэтажных домов. Эта непросматриваемая чаща вековых деревьев создавала особую климатическую зону. Лучи солнца практически не проникали сквозь густые иглистые короны, поэтому у ребят, передвигающихся по этой диковинной местности, присутствовало ощущение сильного холода, а инстинкты подстёгивали к ускорению шага. Света становилось всё меньше по мере продвижения. Сафронов на миг остановился и осмотрелся по сторонам, остальные путники тоже замедлили шаг.
‑ Вы слышали? Там! В той стороне! Как будто кто-то есть?
‑ Профессор, Вы опять переживаете на пустом месте. Здесь нет никого из людей, кроме нас. Ну, может быть, какое-нибудь животное? ‑ быстро среагировал Михаил.
Никто уже не удивлялся мнительности Сафронова. Таинственный экспедитор взял его под руку и продолжил двигаться дальше. Наконец, группа вышла из тьмы. Яркий свет ударил в лицо, и люди испытали загадочность острого чувства от мгновенного перехода из мрачной холодной ночи в яркое тёплое утро. Это добавляло некий щекотливый штрих откровения к огромным эмоциональным переживаниям. Им понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя и осмотреться.
Погода была ясной и не позволяла в полной мере ощутить свойства особенностей заветного места. Но всё-таки некоторые из них, связанные с порывами ветра, удавалось почувствовать. В моменты, когда ретивый ветер мчался по макушкам деревьев и приближался к границе квадратной зоны, он как будто переставал дуть и попросту огибал её. Недолго думая, все двинулись к центральному холму, который, особенно для Саши и Юры, представлял самый большой интерес. Приблизившись вплотную к мистическому сооружению, путешественники увидели идеально ровные формы объекта. У профессора сложилось впечатление о том, что это вовсе не холм, а какой-то большой предмет, засыпанный землёй.
‑ Саша, иди сюда, ‑ Сафронов позвал Шурика, который вместе с Юрой уже почти обошёл странную возвышенность с одной стороны.
‑ Да, Юрий Николаевич! – подбегая, ответил юноша.
‑ Саш, тут и невооружённым взглядом видно, что под этой насыпью что-то есть. Вполне возможно, что это будет величайшим открытием. Какие измерительные приборы вы взяли с собой? Нам необходимо произвести первые несложные замеры.
И прежде чем молодой человек успел ответить профессору, раздался громкий и немного ужасающий своей интонацией крик Юры:
– Ребята! Друзья! Все сюда! Быстрее! ‑ доносилось с северной стороны холма. Саша стремительно бросился к другу, за ним последовали остальные.
Юра, не отрывая взгляда, упёрто и сконцентрированно смотрел на мягкий склон холма. Саша не понимал, куда таращится друг? Но, подбежав вплотную, тоже удивленно застыл на месте…
‑ Парни! Что случилось? – прокричала выбежавшая из-за угла Амелия. Ребята молчали. Жестом руки, не поворачивая головы, Александр подозвал девушек. Приблизившиеся подруги вмиг оцепенели. Они молча смотрели на боковую поверхность холма. Все застыли, собравшись возле этого места, и вглядывались в поверхность неестественной возвышенности. Каждый из них не верил своим глазам. Они не могли подобрать слов, чтобы объяснить невообразимое. Атмосфера таинственного места создавала собственную среду, которая преобладала над каждым. Первым попытался собраться с мыслями и разобраться с эмоциями любитель кораблей. Это поползновение ‑ задать вопрос ‑ поставило всех в ещё больший тупик.
‑ Слушайте, это похоже на очень странную дверь, смотрящую в новом направлении света!
После этих слов все одновременно перевели взор на Александра, но конструктивного диалога не получилось. Каждый пытался высказать своё мнение, не прислушиваясь к другим.
‑ За всю свою жизнь я не видел ничего подобного! В своих работах и выступлениях я пытался говорить о труднообъяснимых вещах. Но то, что вижу сейчас просто немыслимо, и вообще не поддаётся объяснению!
‑ Профессор, мне кажется это вход. Но куда он ведет? Дверь сделана из металла, похожего на титан, но почему она переливается жёлто-белыми бликами? А эти узоры… как исчезающие и появляющиеся картинки! Они глубокие… А мы все, словно по очереди, уходим внутрь, ‑ парень потянулся пальцем.
‑ Стой! Нет! Юр, мне кажется это не холм, а какой-то цельный бункер. Вот такого же прозрачно-мерцающего цвета. Он просто сверху обсыпан слоем земли и со временем эта насыпь обросла травой, тем самым имитируя естественный ландшафт холма.
‑ О, мой бог! Что бы это ни было, но по площади оно огромно! ‑ эти слова Саши заставили всех посмотреть на размеры объекта.
‑ Да, Саш! Точно! И размер этого прохода довольно внушителен. Сюда белаз войдёт!
‑ Не только размер Юр. Здесь всё восхищает! Смотрите, там, как будто что-то плывёт! Профессор, может это какое-то секретное хранилище доблестных военных?
‑ Мне кажется, мы все видим разное… Хранилище, говоришь? Не думаю! Если бы об этом месте знал кто-нибудь ещё, а именно любые военные структуры, тогда нас бы и на милю сюда не подпустили. А так, Миш, о нём знаем только мы и писатель из интернета.
‑ Если это какие-то странные ворота, тогда что это? Юра указал пальцем на странный объект цельного свойства, немного выпирающий сбоку от входа, походивший на круглый плоский диск, на который можно что-то положить или поставить.
‑ Это напоминает странный жертвенник или подставку для цветка, ну, или туда надо что-то наливать. Посмотрите, он как будто вылит из боковой части этого ангара! Металл словно живой… ‑ Юре явно не хватало слов для объяснения того, что он видел.
‑ Похоже на подставку, ‑ внезапно добавил свой комментарий Михаил.
Саша хлопнул себя по плечу и сильно взвизгнул:
‑ Блин, комар, смотри, какой жирный! Напился моей крови!
Кровососущий, взлетая неспешно, уклонился от взмахов рук парня, но далеко отлететь не смог из-за тяжести наполненного брюшка. Сделав пару виражей в воздухе, насекомое присело как раз на середину сияющей подставки. Увлечённый кровной местью Алекс сделал два быстрых шага в сторону обидчика, занеся руку возмездия.
‑ Саша, нет! Не надо! Что ты делаешь?! – раздались громкие крики ребят. Но они не успели остановить уже метнувшуюся руку Шурика.
Размазав двукрылого по этой платформе, он с улыбкой развернулся к орущим товарищам. В этот момент необъяснимый энергетический всплеск откинул горе-исследователей на несколько метров назад, повергнув их в бессознательное состояние. Минут через пятнадцать первым пришел в себя Юра. Его бренное тело не понимало, что с ним происходит. Молодой человек лежал на земле и всеми силами пытался открыть глаза. Ему казалось, что организм не хочет выполнять те задачи, которые ставит перед ним мозг. Сильно оглушённый, он потихоньку смог подняться на корточки и открыть очи. Увидев вокруг белую пелену, Юра непроизвольно начал сильно раскрывать рот, при этом периодически прикладывая ладони к ушам. Ещё через пару мгновений он стал слышать происходящее вокруг. После услышанной непонятной речи сумбур парализовал его голову ещё больше.
‑ Олег, подними тех двоих! Давай!
Слух и зрение Юры постепенно улучшались. Наблюдаемая картина обескураживала сильнее, чем всплеск необъяснимой энергии.
‑ Давай, давай! Быстрей! Вон, тот, по-моему, оклемался!
Юра озирался по сторонам вокруг себя. Необитаемая долина за считанные минуты кардинальным образом изменила свой облик. Кругом в хаотичном порядке бегали люди в военной форме. В небе барражировали вертолёты. Прямо перед ним стоял человек в чёрном классическом костюме и, показывая на него пальцем, что-то громко кричал. В тот же миг Юру подхватили два крепких спецназовца и поволокли в сторону одного из вертолётов.
‑ Кто вы? Что вы здесь делаете? Отпустите меня!
Юра заметил, как к вертушке тянут и недотёпу Сашку.
‑ Что вам надо?
‑ Тихо, малец! Здесь мы задаём вопросы! Скоро тебе расскажут всё, что положено! Лучше подумай, что будешь отвечать, а пока сиди молча! ‑ грубым и, несомненно, серьёзным голосом ответил здоровый и крепкий мужчина в зелёной камуфлированной форме с характерным логотипом на спине. Парень сидел на земле рядом с вертолётом и отчаянно пытался понять происходящее. Зачем здесь столько военных и спецслужб. В это время какой-то человек в камуфляже с красным крестом на рукаве подошел к Юре со словами: «На! Это нашатырь! Нюхай его…», ‑ и сунул ему под нос вонючую ватку. Это сразу немного отрезвило молодого человека.
Скоротечность происходящего заставила военного врача переключиться на приходившего в себя Сашу. А Юра стал рыскать глазами, пытаясь найти всех остальных. Вдали, возле откуда-то появившейся зелёной палатки стоял Юрий Николаевич, пытавшийся беседовать с человеком в чёрном классическом костюме. Молодой человек никак не мог обнаружить девушек. Шаря глазами между солдатами, он наткнулся на интересную картину, немного проясняющую некоторые моменты. Возле груды зелёных грузовых ящиков стоял Михаил в окружении нескольких солдат в масках и мило беседовал с ними, держа в руках автомат Калашникова.
‑ Юр, Юра, что здесь происходит? ‑ хриплым голосом спросил Саша, понемногу приходящий в себя.
‑ Знаешь, Алекс, кажется, наши опасения сбылись! Мы попали! Или нас предали! Осталось только держаться, мужик! – произнес Юрка, опустив взгляд, тупо уставившись на траву. Друг, моргая глазами, смотрел в сторону таинственной двери.
‑ Брат, смотри, видишь возле входа, ну, или выхода, ну, короче говоря, там! Смотри, стоят четыре человека, такие важные, и что-то обсуждают!
Юра поднял глаза и прищурился, после чего, глубоко вздохнув, сказал:
– Видимо, теперь это место находится под их контролем. Наверное, теперь и патентное право будет принадлежать им…
Юра продолжал искать глазами Надю и Амелию, но их нигде не было.
‑ Генерал-аншеф, мне кажется, что мы стоим у входа в новый мир.
‑ Дорогой Канцлер, Ваше чутьё никогда не подводило. Мы будем надеяться на то, что находящееся за этой дверью принесёт нам пользу, а не наоборот…
‑ Владимир Дмитриевич, нам никуда не надо торопиться. Потихоньку разберёмся… А уже потом поймем ‑ нужно ли открывать эту дверь или нет?
‑ Странно слышать от Вас эти слова, Канцлер. Ещё до прилёта сюда мне доложили, что Вы пытаетесь выпросить у Святейшего Регента контроль над этим объектом. Мне также стало известно о том, что Вы отдали приказ любыми путями открыть эту дверь!
‑ Генерал-аншеф, неужели Вы этому верите?!
‑ Нет. Конечно, нет, главный Канцлер! Не будем вдаваться в демагогию по этому поводу. Давайте лучше будем заниматься делами!
‑ Да, я полностью согласен. Вы, как всегда, правы.
‑ Тогда надо объявить эту территорию зоной отчуждения. Скроем все упоминания об этом месте и создадим здесь сверхсекретный научный центр, о котором никто не будет знать. Вы согласны, Канцлер?
‑ Наверное, так будет правильно. Я согласен.
После этих слов Канцлер с Действительным тайным советником направились к вертолёту, продолжая рассуждать, но уже без Генерала:
‑ Генерал-аншеф не совсем понимает важность объекта. Надо действовать более решительно, добиться благосклонности Святейшего Регента и взять под контроль этот объект. Я как раз отправляюсь к нему и мне необходима Ваша поддержка в этом вопросе. Действительный тайный советник, Вы согласны дать её мне?
‑ Да, главный Канцлер. Я полностью с Вами согласен. Мой совещательный голос принадлежит Вашему сиятельству!
Сев в вертолёт, лопасти которого подняли столбы пыли, они стремительно покинули территорию.
‑ Владимир Дмитриевич, нам нужно торопиться. Вы что, не понимаете, Канцлер сейчас отправился в Кремль к Святейшему Регенту, чтобы добиться контроля над этим сооружением.
‑ Тихо, тихо, Генерал-аудитор, не будем суетиться. У нас всё равно не получится ему помешать. Не нам погружаться в болото интриг главного Канцлера. Он уже заручился поддержкой Действительного тайного советника, который грезит побыстрее обрести тайные знания. Да и Святейший совет большей своей частью на его стороне. Так что, Сергей Константинович, пока нам не тягаться с Канцлером в стихии подковёрной игры по данной проблеме.
‑ Тогда что нам делать? Отступить?
‑ Нет, конечно! Пусть ему принадлежит контроль за объектом, но не за агентами, которые будут здесь служить. Они все находятся в моём полном подчинении. Пусть потешит своё самолюбие. «Король умер, да здравствует Король!..»
Часть 2. Уратмир
Одной тёплой и мягкой осенью прошлого тысячелетия, а именно в первой половине девяностых годов, на стыке многих глобальных перемен, в огромном количестве всяких разных эпохальных событий, родился я. Моё появление на свете произошло в самой огромной стране на планете Земля, которая называлась Союз Советских Социалистических Республик. Но сознательно пожить в этом государстве мне не удалось. С момента изданного мною первого крика страна советов просуществовала, де-факто, ещё несколько месяцев. Огромные потрясения, произошедшие с многочисленным и многонациональным населением этой гигантской страны, не могли не сказаться на бытовой жизни каждого человека, жившего в одном из пятнадцати государств, образовавшихся после распада Союза. Позже, я понял, что распад социалистического государства не принёс ежемоментного счастья бывшим республикам, получившим независимость от обдуманной зависимости. Подвергаясь ловкому подкупу, словам о сладкой жизни без братьев и сестёр, пошедших на поводу у лживых и льстивых шипящих языков, давших ложную надежду на счастливое будущее и «правду» в жизни, не стало лучше и великой «матери народов» ‑ многонациональной России. Сами того не подозревая, чужеземцы разгадали самую загадочную душу. Комичность загадки русской души вовсе не в самой загадке, а в до смешного простом, но драгоценном слове ‑ «правда». Превратная ахинея, пропетая внешними доброжелателями, была настолько изысканной, что оказалась непоколебимо «правдива». А уморительность ситуации в том, что «Русским может стать любой добрый и честный человек, но самое трагичное для русского, что «им» можно прекратить быть навсегда, лишь однажды поправ честь и правду».
К сожалению, никто не успел задуматься о шансах и о последствиях, никто не заглянул на шаг вперёд и на два назад, чтобы на самом деле понять, какое будущее нас ждёт. «Поражённые умы поддались слабости «стадного рефлекса», первоинстинкта – «вырваться на свободу», забыв, что только невежество позволяет чувствовать «себя» безвольным». Резкий упадок ценностей, безработица, инфляция, удорожание бесплатного, отсутствие жизненно необходимых товаров, бандитизм как единственный способ реализовать себя, полная безответственность, подача огромного количества разлагающей информации из-за предельного рубежа под абсолютно циничные доводы, которые оправдывают неизбежность этой химеры поведения развитостью человека – сделали своё гиблое дело. Вмиг к нам пришло страшное понимание, что обман был до нас, он с нами и будет после нас. Посредством этого коллапса солидарный человек Советского Союза был загнан в экономическую клетку. Ту клетку, которую не было видно, не было слышно – самую страшную клетку «свободы выбора потребления». «Нет ничего страшнее, чем узнать о своей «свободе».
В этот тяжёлый период проходило моё детство, но именно тогда было моё несказанное время. Я рос в замечательном городе, краевой столице Кавказского уединённого плоскогорья, в южном плодородном сельскохозяйственном регионе новой страны. Здесь не было жесточайших криминальных разборок с большим количеством убитых, постоянно пополняющих кладбища молодыми парнями, с бурлящей кровью и огромным желанием оторвать свой кусок, разбогатев любой ценой. Причина некоторого спокойствия, несомненно, заключалась в малочисленности населения моего родного уездного городка, а также в большом количестве межродовых связей и тесной дружбе среди многочисленных знакомств большей части людей нашей тихой заводи в нестабильной молодой стране. Устойчивые традиции сельскохозяйственного региона и благоприятный климат не позволили территории скатиться к полному развалу. Напротив и вопреки неизбежному краху, мы были процветающим поселением с трудолюбивым населением. По большому счёту, город состоял из малоэтажного частного сектора, который занимал доминантную площадь всей его территории. В одном из таких районов ‑ старинного частного сектора ‑ я проводил своё беззаботное детство.
Моя семья на тот неоднозначный исторический момент считалась довольно обеспеченной и имела полутораэтажный коттедж возле леса. Наша улица была довольно удобной для жизни, всё домики, присоседившись, расположились напротив старого лесного массива. Между дремучим бузинно-дубовым лесом и постройками расположилась только полутораполосная насыпь, представляющая собой дорогу из строительного песка вперемешку с камнями. Это была рубежная черта между миром природы и цивилизацией людей, служившая своеобразной бороздой, указывающей на околицу предместья. Сказочность этой тихой, одиннадцатидомовой улочке придавала её отчуждённость от основных переулков «прилесного» района и тупиковость положения.
Родители дали мне довольно странное имя для того времени. Оно сильно отличалось от популярных. Но было как было и ничего другого быть не могло ‑ меня нарекли Уратмир. А для своих я всегда был Уратиком, независимо от степени проделок, шалостей или непослушаний, что доставляло мне огромное удовольствие. Честно говоря, я был довольно озорным ребёнком и не все многочисленные родственники могли выдерживать мои постоянные «перлы». Только любимый дедушка обладал стальными нервами и терпел любые выходки маленького непоседы. Многим, кто его знал, казалось, что отец моей мамы вообще не может злиться. В любых ситуациях дед всегда оставался спокойным, уравновешенным и никогда не повышал голос. Нечеловеческое терпение и лаконичные речи делали его немного философом. Старший мужчина в нашей семье очень любил рассуждать, но иногда эти умосоображения приводили мою бабушку в бешенство, которая была полярной противоположностью деда, но никакая экспрессия не могла помешать «бабо» быть хорошей и справедливой.
Конечно, она не умела сдерживать себя как дедушка или мама в те моменты, когда я, несознательно, по-детски игриво, выкидывал ту или иную озорную шутку, и только она могла привести меня в чувства. Баловался я, конечно, много. Ну, что тут можно сказать, если с двух до восьми лет моё любимое выражение звучало так: «Сьюкьки вьсе!». Не знаю и не помню, откуда взялось это высказывание, но на всех больших и малых семейных праздниках, где собиралось большое количество разных гостей, двоюродных и троюродных родственников, где царила эйфория праздника, счастья, улыбок, веселья, звонких тостов и сладких речей, я с огромным азартом, с ярко горящими глазами залетал в центр зала, запрыгивал на стул, привлекая таким образом внимание и стараясь получить свою публику, с детской непосредственной искренностью широко улыбался, а потом очень громко, чтобы все слышали, кричал: «Сьюкьки вьсе… Сьюкьки!».
Пока все присутствующие изумлялись «жёсткой правде», пролитой из уст младенца, я с диким визгом громадного удовлетворения удирал в безопасное место, где никто не мог меня достать. Это укрытие находилось под родительской кроватью. Громоздкая, огромная и несдвигаемая мебель, служила мне островком безнаказанности. Я залезал под неё и никто не пытался меня оттуда достать. А если кто и пробовал извлечь меня оттуда, то тут же получал порцию моей правды: «Сьюкьки! Сьюкьки вьсе!».
Наверное, родителям всегда после таких концертов, конечно, было очень стыдно. Их большие старания в деле моего воспитания, по идее, должны были привести к проявлениям уважения и мудрости. От них никто и даже я никогда не слышали ни одного плохого слова, и тем более, оскорбления. Конечно же, я и сам не помнил, откуда, где и когда мне удалось обогатиться таким деликатно острым сочетанием, смысл которого я даже не понимал.
Но вот, кого я помню точно, так это моего убойного дядю Андрея. Который был шаблонным авторитетом крутых девяностых. Он всем сердцем любил меня. И только он всегда был в восторге от моего коронного вывода. Пока гармония и идиллия в моей большой и дружной семье нарушалась, а праздник заполнялся тишиной, мой любимый, гармонизированный с тем временем дядя ржал так, что многим становилось не по себе. Даже где-то закрадывалась мыслишка, что это именно он ознакомил меня с таким жизненным откровением. Да, конечно, он не делал это специально, стоя возле моей коляски. Скорее всего, это были его всплески непонимания и негодования того экстремального времени, тонко подмеченные и скопированные мной. Мне кажется, что Андрюха стремился к краткости и непомерной ёмкости в своей речи. Тем более что устойчивость в подборе слов по отношению к окружающим его прямоходящим людям была не самой сильной чертой. Он любил категоричные, краткие слова. И чем меньше букв он употреблял в своих выводах о том или ином событии либо об окружающих его «персонажах!», тем круче он становился в моих глазах. Кульминация наступала тогда, когда дядя приходил к корню из трёх букв. Андрюхины так называемые «мысли вслух» с употреблением лишь «этого» одного корня, да добавления к нему только приставок, суффиксов, окончаний и эмоций делали его волшебником в оценке происходящего. Обычно, когда дядя доходил или его вынуждали становиться «гуру» краткости, маленького меня срочно и стремительно старались изолировать. Но такая отменная черта Эндрю, как «спонтанность» иногда давала мне шанс хоть немного узнать о загадочных «Лохах, разводимых на раз…».
Моя «жизнь» вряд ли отличалась от жизни других людей. Может быть, в ней были отдельные яркие моменты, которых не было у остальных, а может быть, моя «жизнь», как раз таки, и была особенной. Ведь то, что произошло со мной на двадцать седьмом году моего существования, было настолько неожиданно и нереально, что позволило мне, будучи уже довольно взрослым, но только по годам, человеком, поверить в чудеса. Но до этого часа оставалось ещё двадцать два года.
Моё пятилетие. Как всегда тёплый, ярко-жёлтый солнечный день. Я смотрел из окна кухни в сторону леса, который напоминал золотую чащу. Каждый листик, опавший с озолочённых деревьев по малейшему дуновению ветра, напоминал лучик солнца. Между тем на наших часах в коридоре прокуковала кукушка четыре часа после полудня. Гости начинали стекаться на празднование моего очередного года жизни. Во дворе прибывающих встречали папа и «золотой» дедушка. Все норовили обниматься и приветственно чмокаться. Бабушки, тёти, сёстры, братья и разные гости считали своим долгом потискать меня, всячески обцеловать и сказать родителям о том, какой у них замечательный, прелестный и красивый ребёнок. Я всё это терпел из-за традиционных даров. На мой детский взгляд, самые никчёмные и дурацкие подарки приносил семнадцатилетний коллекционер-нумизмат ‑ двоюродный дядя Вова. В тот день рождения он притащил мне ‑ пятилетнему ребёнку – какую-то раритетную монетку иностранного государства, которую через два дня забрал, обменяв на конфету, и всё равно он был моим любимым эгоистичным дядей. На протяжении всей жизни, выкидывая всякие бредовые штуки, поступая по-идиотски, сначала что-то делая, а потом думая, он следовал своему жизненному кредо, а, может, и не «кредо», а просто два слова: «Главное ‑ начать», которые произносил при любом удобном, да и неудобном случае. Размышляя над крылатыми выражениями Вовы, я старался понять их серьёзность или же шутливость. В любом деле мой дядя-единоличник советовался только с одним чувством, которое никогда не подводило его и не создавало проблем ‑ это «Лень». Она же диктовала одинаковый ответ на любые призывы действовать. Ну, например, я просил:
‑ Вов, ну давай построим шалаш…?
После тридцати секунд раздумья или неразумья этот не обделённый силой детина говорил:
‑ Главное… начать!
После этих крылатых слов, таивших загадку души дяди, Вова обычно куда-то испарялся. Когда же я его находил и повторял своё предложение, Вовчик пускал в ход другой взгляд на вещи, который звучал примерно так: «А… зачем?!».
Таким образом, я, да и все другие попадали в философский капкан, из которого никак не мог выбраться мой любимый, не утруждающий себя делами, с пудовыми кулаками дядя Вова.
День рождения продолжался уже четыре часа. У меня складывалось впечатление, что все собравшиеся взрослые, пришли не совсем на мой праздник. Было очевидно, что им интересней общаться между собой. А моя персона была даже не на третьем плане. И чем больше они выпивали, тем меньше обращали внимания на именинника. По логике взрослых, я должен был играть с детьми, распаковывая подаренные подарки, но это быстро надоело. Испытывая тоску, я вскоре стал искать своего обожаемого деда, который в это время был занят какими-то взрослыми беседами с отцом и двумя приятелями. Обнаружив его в гостиной за оживлённым и, по моему мнению, ненужным разговором, я начал тянуть его за руки, и при этом каждую секунду повторять: «Дед! Дед, ну дед! Деда. Дедь! Деда!».
Но он будто не слышал, и на все мои попытки хоть как-нибудь привлечь его внимание отвечал: «Да, да! Уратик! Да!». При ответе «да» он даже не смотрел на меня.
Вскочив на большой гостевой диван, я начал высоко прыгать, дотягиваясь до уровня взгляда взрослых, чтобы они увидели и услышали мольбы ребёнка. Должного эффекта не последовало. На меня по-прежнему никто не обращал внимания. И вот в такие моменты я начинал действовать по наитию. Мной как будто кто-то начинал управлять. В голову приходили не самые лучшие идеи выхода из сложившейся неприемлемой ситуаций. Недовольно дуя губы и прыгнув с дивана, я отправился в детскую покопаться в груде подаренных мне коробок. И наконец…. Вот оно! Я радостно по-ребячьи захихикал. В моих руках был подарок моего родного дяди Андрея! В отличие от Вовы, дядя Андрей дарил самые убойные и нужные подарки. Но, к сожалению или к счастью, наверное, больше к счастью, в этот раз это был детский дробовик. С «малышовой» точки зрения, он был огромен и пугающе шикарен. Вдобавок ко всему стрелял маленькими пластмассовыми пульками. Мои глаза блестели счастьем, а сердце трепетало от удовольствия! Ловким движениям я засыпал целую пачку шариков в обойму. С огромным трудом, оперев дробовик о пол, перезарядил его. Энтузиазм направил меня в гостиную, где мирно беседовали папа, мыслитель-дедушка и много разных гостей. Взобравшись на диван, я опять начал прыгать, только на этот раз в моих руках был весомый аргумент в виде дробовика, пусть и игрушечного.
‑ Дед. Дед! ‑ пару раз и не так громко повторил я. В моей интонации уже не звучало жалкого детского лепета, на который никто не обращал внимания. Я произнёс это с явным предупреждением. Но и сейчас «старый», как иногда называла его бабушка, не реагировал. Я перестал прыгать и громким пищащим, игривым ребячьим голосом прокричал свою любимую фразу: «Сьюкьки вьсе!».
Тут же все, кто был в гостиной комнате, замолчали и уставились на меня, но было уже поздно. Мушка карающего дробовика была наведена на дедову босую ногу. Все вокруг будто замерли. Я спустил курок…
Убегая из комнаты, я слышал много удивлённо-возмущённых фраз: «О боже! Коля, с тобой всё нармально? Кошмар, так напухло, пульку надо вытаскивать! Уратмир! Лови его! Как тебе не стыдно?! Коля, скажи хоть что-нибудь внятное…». Ну и всякое такое «бла, бла, бла», взывающее к моей совести.
Да, блин, мне было пять лет и это было игрушечное ружьё. Я же не знал, что оно пробивает плотный картон. Но громче всех ‑ от боли ‑ орал дед. Очевидно, он-то больше всех был удивлён и озадачен тем, что это случилось. Я же бежал в единственное место, где никто не мог меня достать ‑ под родительскую кровать. Так сказать, уйти от ответственности. За мной гнались многие, но, увы, не успели! Я юрко заскочил в своё убежище и оттуда спокойно слушал рассуждения о том, каким образом меня надо извлечь и сурово наказать. Стопроцентная уверенность в безопасности этого убежища пошатнулась, после того как в комнату протиснулся дядюшка Вова с предложением «медвежьей услуги» ‑ извлечь меня из-под кровати. Получив единодушное одобрение взрослых, Вовик с нескрываемой гордостью в лице и видом репрессора миссии начал свою попытку по моей ликвидации. Наверное, именно в тот момент, когда каратель стал на колени и засунул свою ехидно улыбающуюся морду под кровать, стало понятно, что этот недоросль воспользовался своим первым любимым убеждением: «Главное… начать!». Всё резко изменилось после того, как несказанно противная улыбка добровольца в глубине подкроватья столкнулась не только с моим взглядом, но и с дулом двустволки.
Я хорошо помню это растерянное лицо недоумевающего идиота, неожиданно понявшего, что героем сегодня ему не быть. Его физиономия сменила маску с довольной собой на плачевно просящую. Естественно, Вова понимал, что не успеет вытащить голову до того момента, как я спущу курок, – выстрел превратит его морду в давленую гранату; не думаю, что горе-соперник искал здесь плюсы, вроде тех, что шрамы украшают мужчину. В это время жаждущие расправы надо мной взрослые не понимали задержки результативности со стороны отважного рыцаря, который попытался вырыть яму другому. Через одно мгновение все уяснили, почему замер мститель, не лезший дальше. Последнюю надежду на лучшее убил мой возглас: «Сьюкьа Вовка!».
После этого я спустил курок… Громкий хлопок и визг Вовчика, который вылетел из-под кровати, как чёрт из табакерки, и обескуражил всех. Дядя в ярости потирал темечко. Очевидно, именно тогда он придумал новую, ну, или дополнительную идеологию: «А… зачем!» и философский капкан замкнулся. Жаль, что Вован не придумал этих слов до того, как полез за мной под кровать. Шибко весёлая мимика взрослых, предвкушавших «нашлёпывание моей непрекосаемой мягкой ткани в области попы», так же разбавилась огорчением из-за провала раненого рядового волонтёра.
Утренник моего первого Нового Года в школе. Мне шесть. Это было очень важное событие. Первая учительница сказала, что настоящий Дед Мороз будет сам дарить детям подарки и все должны одеться в сказочные наряды или костюмы. Я был очень вдохновлён этим известием. Недавно посмотрев сильно понравившейся мне фильм про Зорро, я во всём стремился ему подражать ‑ чертил везде знак «Z», постоянно делал попытки сделать себе такой же наряд, и понятно, что с выбором новогоднего костюма проблем у меня не было. На празднике перед всеми предстанет «борец за правду и справедливость – Зорро»! Естественно, этим желанием я поставил в тяжёлое положение маму, которая, в отличие от меня, понимала сложность реализации данной идеи. На помощь, как обычно, пришёл мой любимый дедушка Коля, который был мастером на все руки… Иногда мне казалось, что дед своими руками может сделать всё. Отчасти, это была чистая правда, и он действительно был творческим человеком, да и как оказалась потом, ему было по плечу сделать и шляпу могучего Зорро и его чёрный, как ночь, плащ.
Родные трудились над этим костюмом несколько суток, вышивая и склеивая разные детали. В результате к назначенному дню всё было готово. Всё получилось замечательно, и я никак не мог наглядеться на себя в зеркало. В этот вечер кот Мурзик подвергался грандиозным спасениям из критических и безвыходных ситуаций. Странно, но почему-то именно в тот день беды сыпались на него, как из рога изобилия, судьба водила его по самому лезвию. Но я-то знал, что бедняге нечего бояться, мне почти всегда удавалось выручать кота. В тот же вечер к нам пришёл мамин брат Андрей, который постоянно дарил мне всякие классно-забойные подарки. Как выяснилось позже, его появление было судьбоносным. После того как первая эйфория от моего внешнего вида прошла, я вдруг понял, что Зорро не хватает шпаги. Это требование было тут же озвучено родным. И действительно все они, и мой дядя Андрей, сошлись во мнении, что «Зорро без шпаги ‑ это как машина без руля!». Мама с дедушкой ещё не успели подумать о том, как и из чего сделать эту шпагу, а дядя, с присущим ему даром стопроцентного убеждения, начал вспоминать о бурной юности, о занятиях фехтованием на рапирах, и само собой, предложил свой тренировочный снаряд молодости для завершения образа. Мои ещё не успели встретить это предложение в штыки, а дядя продолжил лаконично сыпать утвердительными доводами в пользу своего предложения. Он говорил о том, что любая палка ‑ это несерьёзно! Настоящий мужчина, такой как я, должен иметь реальный кинжал, то есть его рапиру, и что если уж делать, то «внатуре!», «по-пацански сердито!».
У меня светились глаза от «реальных» жестикуляций «лихих нулевых» моего дяди. Доводы мамы о тяжести снаряда он отмёл сразу, предъявив конкретно серьёзный аргумент в свою пользу о том, что рапира легче сабли и шпаги. Дядя ловко демонстрировал словесно все плюсы: «Даже со стандартной рапирой тренируются девушки! А вес снаряда не позволит часто поднимать рапиру и утвердительно махать ей, как какой-нибудь лёгкой палкой, которая как минимум обязательно оставит тучу синяков у тех, кто окажется на стороне зла!». Меня немного расстраивало заявление Андрея по поводу того, что рапира будет в кожаном чехле, да ещё и с каким-то хитрым замочком на рукоятке. К концу своих убедительных выражений крутых сгибающих лохов девяностых: «Да ты чё!», «Гну, согну и выгну», «Всё реально!», «Если чё, решим любой вопрос!», Андрюха добавил: «Ну, и мы строго настрого запретим Уратику доставать её…».
Последняя фраза смазала всю убедительность представленных весомых аргументов и рассмешила не только меня, но и маму с дедом. Тут Андрей понял, что сказал глупость. Немного посмеявшись, они согласились с вариантом дяди.
На следующий день я с нетерпением ждал холодного безмолвного «клинка правды», карающего «злые силы». И вот, наконец, вечером в правую руку Эндрю была вложена «мстительная ярость моего решительного и бескомпромиссного пути борьбы со злом». Он никак не хотел отдавать её мне, а я был готов бороться за неё до конца. Всеми силами пытался забрать это чудо у Андрюхи, но у меня ничего не получалось.
В момент разгара детских капризов подошла мама и хлёстким поставленным хлопком ладони по моей попе быстро, но на время, отбила моё доблестное желание вонзить этот клинок в какие-нибудь, по моему необъективно избирательному мнению, тёмные силы. Сложив губки коробочкой, я с жалобным и ищущим виновных лицом ретировался в свою комнату. Пока мои родные осматривали на кухне клинок, я ждал своего часа.
И вот он настал. Ко мне в комнату зашёл дядя с мечтой в руках. Я, естественно, был обижен и старался не обращать на него внимания. Подойдя к кровати, Андрей ловким движением двух пальцев, расстегнув замочек, вытащил рапиру. Этот славный и такой сладкий звук жгучей стали тут же убил во мне всю обиду. Мы долго рассматривали эту дивную вещицу. На свой страх и риск дядя даже разрешил ею помахать. Я тут же констатировал, что держать рапиру действительно было нелегко. Кое-как мне удавалось носить её двумя руками, но это ничего не меняло ‑ чувство удовлетворения переполняло меня. В детских руках было могучее оружие для борьбы за справедливость.
Пришло время праздника. Костюмы одноклассников ‑ лисичек, зайчиков, медведей, докторов, военных лётчиков – меркли на фоне грозной персоны «Реального отпора силам зла». Я видел их слабость, чувствовал испуг при виде чёрного мстителя в маске, защитника слабых и обиженных. Я шёл гордо и уверенно. Мой плащ таил в себе загадочность, шляпа приманивала взгляды, но больше всего внимание всех привлекала рапира, которая таинственно и осторожно волочилась по полу. Оксана Николаевна беспокоилась больше других. Она видела в этом предмете недобрый знак. Вообще, она часто ругала «борца за справедливость», который в свою очередь подозревал её в заговоре с тёмными силами. Это нередко заставляло меня выходить на тропу войны. И только к концу начальной школы я понял, что она просто хотела защитить себя и детей.
Классная тут же бросилась к моей маме, которая каждый год была Снегурочкой. Она действительно была Снегурочкой, по крайней мере я так думал до того момента, пока верил в Деда Мороза. После того как мама уверила Оксану Николаевну в безопасности рапиры, было получено добро на проведение праздника и близкое общение детей с Зорро.
Всё было замечательно, праздник шёл на «Ура!». Нам было очень весело и хорошо, мне удалось на время забыть о своём оружии, которое вместе с поясом осталось лежать в коридоре на скамейке, рядом с ёлкой. Я был бдителен, но «шайтана», как иногда выражался мой дядя, пока не замечал. Единственное, что меня смущало в этом празднике, так это подозрение на подлинность Деда Мороза, который мало того, что долго где-то «лазал» и мы целых полчаса хором звали его, так он ещё и обладал поразительным сходством с нашим физруком, Виктором Петровичем, которого я всегда причислял к вурдалакам.
Мы беззаботно бегали возле ёлки, всё было прекрасно. Пришло время получать подарки. После стандартной процедуры вопросов к каждому из нас: «хорошо ли мы вели себя весь год?», когда все, естественно, отвечали «да!», мне показалось, что как минимум многие лукавили или же жёстко обманывали праздничного деда. Ну, может быть, кроме Маши, та точно была святой, её родители были из религиозной семьи. Предстоящий вопрос «морозного старика», конечно, тревожил меня. В голове всплывали возможные «косяки». Надежда была лишь на то, что родители прощали меня, а мама должна была договориться с «волшебным старцем», ведь она была Снегурочкой и всегда дарила мне подарки. Как говорил дядя: «Коны были налажены», а «мазы базар фильтровать не было». У меня был ещё один козырь ‑ я выучил стишок, который, как я знал на тот момент, был непробиваемой картой в вопросе о подарке. Но случилось худшее…
Дедушка Мороз не то что не задал мне вопрос, не говоря уже о стихе, песенке, танце или частушке, он даже не подошёл ко мне. Я не получил вожделенную награду.
Все были с подарками и радовались, а я в шоке от произошедшего шёл к скамейке, на которой лежали мои вещи и холодное оружие. Время для меня текло медленно. Я был подавлен и обескуражен таким коварством. Какой-то омерзительный визг «радостного зайки», больше похожего на дохлого, ну, или обезумевшего от бешенства кролика, заставил меня обернуться. Увиденное расставило всё на свои места. Я заметил наклонившегося псевдодеда, который ковырялся в своём мешке. Наибольший интерес представляли штаны ненастоящего Лжемороза, проглядывавшие из-под разреза шубы. Сомнений не было ‑ это явно были спортивные трико Виктора Петровича с неприятным белым пятном внизу правой штанины, приросшие к нему с рождения ‑ он всегда в них ходил. «Всё!.. Ясно!..» ‑ это был заговор. Я был обманут. Казалось, что и мою маму тоже обманули. Святой гнев и жажда справедливости помогли мне вспомнить, как дядя открывал рапиру. Моментально я взял её двумя руками и стал похож на средневекового рыцаря, участвующего в рыцарских турнирах на конях, с прижатым копьём под мышкой. После того как край рапиры был нацелен мной в область мягких тканей физрука, я начал разбег. Воткнув рапиру в ягодицу Виктора Петровича, тем самым заставив его разогнуться и немыслимо заорать, я громко произнес своё любимое выражение «победителя злых сил»: «Сьюкькьи! Вьсе!».
Праздник, естественно, был испорчен. Приезд скорой и волнительные кривляния Виктора Петровича с торчащей рапирой из его «причинного» места навевали тоску. Ну и откуда ребёнок мог знать, что ему, несомненно, подарят подарок и даже лучше, чем у других, просто чуть позже ‑ после прочитанного стиха на бис…
Лето текущего года. Семнадцатое июня. Жаркий, добрый и светлый день. Вкусный запах бисквитного пирога пробудил меня от глубокого сна. Отправившись на кухню, надеясь вкусить фирменную шарлотку мамы, я был разочарован. Сладкого с утра не разрешили и заставили есть окрошку. Если бы знал об этом раньше, спал бы дальше. Пока я ел, к нам пришли соседки ‑ мамины подруги. Они оживлённо обсуждали какую-то странную тему о том, что по нашей тихой лесной улочке зачастили ходить очень подозрительные мужчины. Одна мамина подруга называла их цыганами, жившими аж на другой стороне леса и промышлявшими сбором металлолома, а другая считала их обычными пьяницами без определённого места жительства. Выглядели они подчёркнуто подозрительно. Незамысловатые рассуждения сходились в одном: эти часто появляющиеся люди были непривычны для нашего тупикового места.
Естественно, я стремился быстрее доесть эту ненавистную окрошку и поскорее выйти во двор, где меня ждал самый лучший друг Радул. Выбежав в передний двор, я громко закричал: «Радуль! Радуль, ко мне! Где ти?!».
Через пару секунд преданный пёс мчал ко мне с искренне радостной мордой. Я обожал его, а он любил меня ещё больше. Радул напоминал мне огромного бурого медведя, как рисованного в азбуке в картинках. Помню, когда папа принёс его домой ещё совсем маленьким щенком, он уже тогда был больше нашего кота Мурзика. Отец всегда хвастался нашей собакой, говоря о том, что Радул ‑ кавказская овчарка чистейших кровей и редкого окраса. В этих словах папы заключалась абсолютная правда. Ко всему прочему, по специальной методике папы, в рацион питания обязательно входило свежее ароматное мясо. Хороший уход и любовь к животному взрастили красивого и до неприличия огромного пса. Становясь на задние лапы, Радул был на голову выше довольно высокого отца. Дикий и ужасающий вид скрывал очень добрый нрав, поэтому никто из соседей не боялся его. Послушный и воспитанный пёс никогда не ел из чужих рук. Радул брал корм только из моих или папиных рук.
Во время праздников и вечеринок отец любил устраивать цирковые представления с участием собаки. Обычно гости выходили во двор и папа открывал вольер Радула, конечно же, те, кто был у нас впервые, впадали в панику. Но после нескольких секунд отчаянья люди видели, что спокойный и отрешённый Радул и не собирался выходить из открытого вольера, оставаясь индифферентным к происходящему. Через мгновение этого безразличия у гостей менялись чувства ‑ с ужаса на радость и смех, а ещё через секунду люди оживлённо начинали спрашивать: «Почему пёс так спокойно сидит в вольере и не пытается выйти?». В ответ папа подзывал Радула, привыкшего к такого рода представлениям. Пёс без особого энтузиазма, не обращая внимание на приглашённых, с огромной уверенностью, важной неспешной походкой подходил к отцу и безукоризненно выполнял все возможные команды.
Под восхищённые вздохи и ахи папа с Радулом исполняли свой коронный трюк: отец бросал огромный, вкусный, сочный стэйк мяса на асфальт прям под нос собаке, при этом не давая ей никаких команд, и предлагал гостям зайти домой для продолжения веселья. Через полчаса все опять выходили во двор и, к несказанному удивлению гостей, мясо, как ни в чём не бывало, лежало на том самом месте, куда бросил его отец. Радул беспечно ходил по двору, будто бы этого вкусного куска вообще не существовало. Отец гордо улыбался…
Затем отец окончательно сражал гостей тем, что предлагал кому-нибудь взять этот кусок с пола и предложить лакомство домашнему питомцу. Как правило, никто из новеньких, даже за мешок зелёных бумажек и после всяческих убедительных уверений отца о полной безопасности, не решались на принудительно-добровольную экзекуцию. Отец опять подзывал к себе гигантского пса и кивком головы с подтверждающим словом: «Возьми!», разрешал собаке поглотить сочное лакомство.
Но вернёмся в сейчас. Моё ласковое утро после навязанной окрошки.
Подбежав ко мне, пёс кинулся «лизаться», но, к счастью, сразу выполнил команду: «Фу! Сидеть…».
Теперь я спокойно мог вытереться и придумать совместную игру. Единственное, кого Радул не мог терпеть, так это пьяных незнакомых людей. Вообще запах спиртного вызывал у него отвращение. Пёс никогда не подпускал к себе выпившего или любого воняющего алкоголем.
Прошла неделя. Тихий субботний вечер. Я вернулся домой после уличных прогулок. Мне в глаза бросилась такая картина: в зале было много соседей, опять обсуждающих вопрос о каких-то странных зачастивших на нашу улицу «пришлых». Собравшиеся были очень встревожены. Сосед дядя Женя говорил, что в районе за последний месяц обокрали два дома и это, конечно, настораживало наш импровизированный совет улицы. В конечном итоге после дружного голосования было решено: «Срочно вызвать милиционеров при очередном появлении в нашем оазисе загадочной тележки для проверки находящихся в ней подозрительных личностей». Но даже после собрания «Совета домов» опасений меньше не стало. Следующий день получился странным и скомканным. Мои родители целое утро готовились к закрутке банок томата на зиму. Отец собрал крутильный прибор – ну, это такое хитрое изобретение, состоящее из дрели, ручной мясорубки советского времени и пластмассовой бутылки, обрезанной определённым образом, и приготовился к переработке помидоров в томат. Мама вышла во двор и с недовольным видом «напихала» папе за недокупленные ингредиенты к купорке. Эта оплошность ставила под угрозу срыва грандиозную работу. Сначала было решено поехать за недостающими ингредиентами, но потом вспомнили, что дом оставлять нельзя, а я, как охранник, был ещё мал. Да и ещё в тот день стоял нетерпимый зной и, как говорила мама: «Ребёнку в машине может напечь голову и возить малыша по такой жаре нельзя!». Ко всему прочему отец вынес во двор много дорогостоящих вещей, а заносить их обратно было делом очень хлопотным. Один он ехать отказывался, так как уже провалил первую попытку, приобретя не то, что нужно. Ну, можно сказать, нужного он вообще не купил. И тут на стыке нереальности найти правильное решение этой проблемы, к нам пришёл мой дядя Вова. На тот момент он встречался с Кристиной ‑ одной из дочерей наших соседей через три дома слева от нас. Естественно об этом никто не знал: ни мои родители, ни бабушка, ни дедушка ‑ отец Вовы, ни, конечно же, близкие Кристины. Эта была тайная любовь, но об этом знал я! Частые пришествия Вовы к нам не были обусловлены чрезмерным желанием проведать нашу семью. Это были чёткие, тайно выверенные шаги «инкогнито-ухажёра» к тихим и бесшумным встречам с пределом своих желаний. Конспирация обуславливалась тем, что девушка была очень приличной, из культурной семьи очень хорошего боксёра дяди Гены. Кстати, братьев Кристины, старших своих сыновей ‑ Олега, Дмитрия и Никиту, дядя Гена тоже приучил к боксу с детского возраста. Стараниями Геннадия Сергеевича из них выросли отличные спортсмены: сильные и крепкие ребята, которые очень любили свою сестру и никогда никого к ней не подпускали на расстояние выстрела. Ну, был один парень, попытавшийся в открытую познакомиться с привлекательной Кристиной, но всё закончилось печально ‑ реанимация, полная амнезия и девушка забыта. Тот разговор братьев с парнем-неудачником состоялся на нашей улице. Я стал невольным свидетелем этого короткого, но интеллигентного и корректного общения. Никита толкнул этого беднягу в плечо и сказал: «Ты сейчас же забудешь мою сестру! Понял!».
Паренёк не растерялся и отважно ответил: «Я не смогу забыть Кристину!».
Ответ был неверен. И когда парень очнулся в травматологии, он не только забыл Кристину, он даже забыл Никиту и всех тех, кто оттачивал свои навыки бокса на нём. Вова, естественно, знал об этих нюансах встреч с заманчивой особой и о трепетной ревности, перетекающей в болевые ощущения. Но, как мы помним, у Вовы был лозунг: «Главное… начать!». А в этом случае, ко всему прочему, им двигали зашкаливающие гормоны любови. И, действительно, дядя перед каждой встречей с дамой сердца старался всё хорошо продумывать. Сначала он звонил ей из дома и согласовывал мелкие нюансы, именуемые Олегом, Дмитрием и Никитой, на момент их встречи. Затем он приходил к нам домой и уже непосредственно вблизи от объекта ждал последнего сигнала «Дом пуст». После этого осторожный донжуан «рвал когти» к ней. Если честно, я не совсем понимал, чего так боится мамин младший брат, который был гораздо больше её братьев, да и силой Бог его не обделил. Тем более, совсем недавно мой дядя в дружеском поединке выиграл в одну калитку нокаутом у одного из Кристининых братцев. Весь наш огромный район, по пацанским меркам, ставил Вовчика достаточно высоко. Но, наверное, парень всё-таки опасался гнева дяди Гены – как-никак, мой выстрел чему-то научил его.
Не понимая всей предыстории корыстных посещений, мой отец, увидев кузена, сиюминутно изрёк гениальную идею ‑ предложил родственнику часок присмотреть за мной и домом. Естественно, дядя согласился. Складывалось такое ощущение, что он даже не понял, о чём его попросил мой папа. Вован просто тупо согласился и быстро прошёл в дом, чтобы телефонным звонком предупредить Кристину о том, что он уже на старте и ждёт её отмашку. Я всегда знал, что голова у него находится на уровне тазобедренных суставов и даже как-то заменяли друг друга, да что там ‑ он этим местом всегда думал.
Мои родители радостно и быстро собрались. Перед отправлением они пару раз крикнули Вове, что уезжают. Это была жалкая попытка призвать дядю к ответственности. Отец всё-таки получил какой-то скомканный отрешённый ответ через горячее сопение: «Ага!». Сейчас Вовкой руководил окситоцин, а его мысли уже давно были в объятиях благоухающей «мадмуазели». Буквально через несколько минут после отъезда родителей истекающий слюнями парень, получив долгожданный условный знак от Крис, выбежал со двора, захлопнув за собой калитку. Через пару секунд, задыхаясь, он примчался назад. Как оказалось, для невнятного и тихого наказа: «Ну, ты, тут давай! Никуда! Ну, ты понял, не баловаться!». Несвязные слова, очевидно, были для дяди платой собственной, и так слепой, совести.
Я походил по двору. Делать мне было нечего. Услышав томное завывание моего Радульчика, я тут же рванул к вольеру. Пёс был несказанно счастлив своему освобождению. Ну, наконец-то, мне перестало быть скучно и страшно. Нескольких минут хватило на любимую игру в камазовскую покрышку, которую он так любил швырять, разрывать и тягать по двору. Через пять минут покрышка была разорвана в клочья, которые валялись по всему двору. Папа, конечно, поднимет бучу и крик по этому поводу, но не на меня ‑ виноваты будут Вовка и Радул, а поэтому можно было спокойно, от души веселиться и громко смеяться, наблюдая, как Радул ловко управляется с огромным колесом. Неожиданный громкий стук по забору и в калитку заинтриговал меня. Радул насторожил уши и направился за мной к воротам. По мере приближения всё чётче слышались какие-то незнакомые хриплые мужские голоса. Тихо подойдя впритык к добротной изгороди, окружающей наш дом, я громко спросил: «Кьтё там?!».
Незнакомый голос взрослого мужика осипшей интонацией ответил: «Ребёнок! Позови родителей!».
Продольно глубокая речь тревожила и пугала меня, насмешки, доносящиеся снаружи, мне также очень не нравились. Дома никого не было, и я ответил, сказав правду: «А никого дома неть, родители уехали».
Минутку пошептавшись, люди за воротами стали пытаться заглянуть к нам сверху, но забор был очень высок и им это никак не удавалось. Такие быдлячие действия явно удивляли Радула, который с непробиваемым спокойствием наблюдал за этим беспределом. В его глазах читалось недоумение.
‑ Мальчик, нам нужна вода, мы хотим пить! Дай нам, пожалуйста, воды. Или открой калитку, чтобы мы сами воды набрали!
Я вопросительно посмотрел на Радула, будто спрашивая: «Можно или нет?». В морде пса не было ответа на мой вопрос. Он был совершенно спокоен. Очевидно, от него мне передалась уверенность, и я ответил: «А калитка открыта!».
После этих слов люди за забором бросились её открывать. Странно и то, что Радул также рьяно бросился в ту же сторону. Я заметил небольшую странность в поведении Радульчика. Обычно, когда к нам кто-то приходил, он, подбегая к калитке, вилял хвостом, а здесь Радул тихо и ужасно рычал, скаля свои огромные и острые клыки. Не знаю, может быть, эти непрошеные, испытывающие жажду гости были пьяными? После того как наша калитка отворилась, какой-то дядя неприятной наружности удивлённо упёрся в огромную физиономию недовольного и озлобленного пса. Именно в этот момент мне стало понятно, что наш любимый питомец не такой уж ласковый и нежный зверь. В голове всплыли слова дяди Андрея, который называл нашу собаку: «Лютой машиной для убийства». Да, и теперь мне стало понятно, зачем папа сделал «милому Радульчику» такую массивную клетку из длинных железных труб, как у белых медведей в нашем городском зоопарке. Громкий крик незнакомого противного мужика напоминал панику, множимую на истерику. Радул трепал его как камазовское колесо. Моментами мне казалось, что происходящее ‑ это спецэффекты из фантастического фильма про Зорро. Два других непрошеных гостя бросились на повозку. Заметив это, Радул рванул за ними, издавая дико-рыкающие тигриные звуки. Я вышел на улицу, чтобы посмотреть на того дядьку, с которым играл Радул, но он, как мог, быстро улепётывал прямо по улице на одной ноге, держа другую в руке, а может, это был просто ботинок со штаниной.
Радул, в свою очередь, ударом головы перевернул повозку, тем самым подбросив вверх двух оставшихся бедолаг. После чего он принялся за мужика с осипшим голосом, который, кстати, не мог громко кричать и прикольно шипел. Видя этот хаос, лошадь с перевёрнутой телегой бросилась в лес, а я первый раз наблюдал наше домашнее животное на фоне лошади. Не знаю, может, это была не кобыла, а пони, но в сравнении с ней наш пёс казался весьма внушительным. Пока Радульчик трепал «сиплого», другой «гость», понимая неотвратимость своей участи, пытался упросить меня отозвать этого зверюгу. Этот дядя был похож на ненавистного мне физрука и даже прихрамывал также. Поэтому я произнёс свои любимые слова: «Сьюкьки вьсе! Радьдюль фась!».
Этот человек был сильно удивлён моей детской недружелюбностью. Через несколько минут, после того как внушительный пёс окончательно вселил страх и ужас в этих дядек и вытрепал из них весь дух, а неуспевший за лошадью стал карабкаться на дерево, я, наконец-то, отозвал собаку: «Пойдём, Радуль, нам туть не рады!».
Он сразу же принял команду к сведению и с довольным видом отправился во двор. Папа мог поругать нашего спасителя, ведь псу было запрещенно выходить на улицу без взрослого хозяина, поэтому мы зашли вместе. Через пятнадцать минут, как ни в чём не бывало, пришёл Вова, «довольный до соплей». Зайдя домой, он сразу же направился в кухню, спросив между прочим: «Что за куски хлама валяются на улице?». А я ответил, выгораживая обожаемого питомца: «Там всё так и было, просто ты был так занят, что даже не заметил». Конечно, Вова согласился с этим достоверным утверждением. После нескольких недель, прошедших с момента этого события, мама, будто невзначай, спросила у папы: «Слушай, помнишь, после нашего сбора по поводу этих странных незнакомцев, которые уже так всех пугали. По-моему, их и след простыл?».
На что отец пошутил: «Если они ещё раз появятся, я им Радула покажу!».
Эти слова сначала вызвали смех у меня, а потом и у моих близких.
Весна следующего года. Сладкий аромат фиалок, усеявших всю площадь видимого леса, возбуждал память и естественным образом заставлял двигаться: выходить гулять, танцевать, бегать, просыпаться от зимней спячки. В один из таких прекрасных дней, под несмолкаемое разноголосье птиц, постоянно перемещающихся по лесной расцветающей зелёной гуще, моя родня готовилась к проведению шестидесятилетнего юбилея всеми любимого дедушки Коли. Всё было прекрасно! Погода шептала нам о своей благосклонности, мама с бабушкой убирались в доме и заботливо накрывали праздничный стол. До прихода гостей у них было полно времени. Размеренно текущая работа с ровным ритмом приготовления создавала массу позитива.
Время шло… Я гулял со своими друзьями, но, естественно, все мои мысли были о вечернем празднике и, самое главное, о том торте, который бабушка принесла утром. Всё подходило к тому, что вот-вот начнут собираться гости. Мы с друзьями сидели в лесу на пеньках. Это своеобразное место сбора всей многочисленной молодёжи нашей улицы. Почти каждая семья, живущая в «прилесных» домах, имела не меньше трёх детей. Исключением были только мои родители в силу своей молодости. Так что у меня было много разновозрастных знакомых.
Нас, дружащей ребятни, было человек пятнадцать, из них девять девчонок и шесть мальчишек, включая и меня. В этот яркий день, сидя на пеньках, мы как обычно играли в «Имена». Внезапно старшие братья Марины испортили нам это смешное времяпрепровождение. Появление этих здоровяков с товарищами, естественно, принудило нас перебазироваться на лавочки возле дома Наташи. Ну, и как обычно, скорее даже буднично, за старшими братьями Марины на нашу уютную, любимую полуполянку набежало большое количество молодых людей от шестнадцати до двадцати лет. Это совершенно чётко указало нам, «мелким», что туда уже не вернуться.
Громкий рык мотора «Мерса» моего двоюродного дедушки Александра заставил всех, кто был на нашей улице, посмотреть в ту сторону. Сначала из-за поворота показался яркий насыщенный синий свет фар, а затем с небольшими пробуксовками выкатил дедушкин «мерен». В то время такой аппарат, укомплектованный чёрным кожаным салоном и оборудованный спутниковым телефоном, был сравним с летающей тарелкой. Мобильных телефонов в ту пору вообще почти ни у кого не было, а если и были, то их вид напоминал кирпич, да и функции у них были схожи ‑ такой прибор был не только для связи, но и годился для самообороны. Таким образом, эта машина была просто «космос» или роскошная колесница, приковывающая к себе взгляды.
По-видимому, как я понимал, за рулём сидел не дедушка Александр, а мой дядя Вован ‑ его сын. Об этом свидетельствовали резкие, привлекающие к себе внимание всплески ревущей мощи мотора от судорожных нажатий на педаль газа. Когда Вовке разрешали покататься на этой «тачке», он становился как минимум князем, подтверждая своё благородное происхождение лучшими вещами своего гардероба, напяленными на себя. В такие моменты Вовино вождение отличалось удивительной медленностью передвижения по любой дороге. Он не ехал ‑ он катился с высоко поднятым подбородком и постоянными экстремальными нажатиями педали газа впустую ‑ ради «понта». И вот они, наконец, докатились до нашего двора. Из машины вышли дедушка с бабушкой, а Вова специально немного задерживался. Он был одет только в чёрно-белые тона: кристально натёртые туфли, отглаженные брюки, белую рубашку, кожаный с огромной бляхой пояс, шахматный в тёмных тонах галстук, чёрный крокодиловый пиджак. Создавалось ощущение, что Вова возглавляет бандитский клан.
Я подбежал к дедушке Саше. Он поднял меня на руки и поцеловал. Тут же на встречу вышел мой папа и любимый деда Коля. Они обнялись, посмеялись и потом папа пригласил их в дом, а Вова должен был зайти за Кристиной. Кстати, к тому времени он уже официально встречался с ней и был её бойфрендом или «бойбрендом». Я тем временем побежал обратно к детям ещё немного погулять. Вовик воздушной криминальной походкой направлялся к большой группе молодых ребят. Разинув рты, они с удивлением смотрели сначала на машину, а потом на дядю, потом опять на машину, а потом на ключи, которые Вован, не выпендриваясь и, тем не менее, выглядя нескромно, нёс на указательном пальце будто потому, что просто элементарно забыл положить их в карман. Завидев «Великолепного Вовчика», к нему навстречу из толпы открытых ртов сразу же выбежал самый большой подхалим нашего района Павлик. Он остановил моего дядю, поздоровался и, играя на публику, говорил ему всякие псевдосмешные вещи, с которых сам же и смеялся. «Высокомерному гангстеру» было параллельно как на Павлика, так и на его нелепые попытки продемонстрировать дружеские отношения с ним. Вова искал способ избежать близкого контакта с представителями знакомой группы молодёжи, каким-то образом пройти мимо, без крепких рукопожатий с каждым из них. На лице дяди было написано: «Блин, такая толпа, да я замучаюсь с ними со всеми здороваться и костюм помну», но тут его лицо изменилось. В один миг пафосным жестом, скрестив руки в замок над головой, он произнёс: «Привет всем!». На что в ответ услышал разобщённые: «Привет!». В этой лени, выпяченной «фельдеперсовости», пренебрежении к окружающим был весь Вова. Он даже не хотел тратить свои бесценные секунды на приветствия. Павлуша пытался ещё что-то договорить, но «Крёстный отец» неуклонно, подчёркнуто значимо приближался к калитке Кристины, и та не заставила себя ждать. Буквально в одно мгновенье она впорхнула в объятия «главного бандита» района. Дядя опять посмотрел на вмиг замолчавшую толпу приятелей и явно, чтобы потом ни с кем не прощаться, произнёс: «Не прощаемся!».
Потихоньку все собрались. День рождения набирал обороты. Я прибежал домой. Увиденное в прихожей мне очень понравилось: рядом с пиджаком Вована висела кобура с пистолетом. Мне даже не пришлось подумать: «Откуда он взял ствол?». Это было то самое оружие, за которое королю понта и так сильно влетело. Спасло его тогда только то, что это был травмат, а «Хамста» интерпретировал его как невинную игрушку. Но особо зацикливаться мне на нём было некогда, так как очень хотелось попробовать праздничного торта. По моему мнению, я пришёл именно к тому моменту, когда его уже должны были разрезать, но, увы, чай и сладкое ещё не подавали… Попытки выклянчить у взрослых кусочек кулинарного шедевра заканчивались ничем. В лучшем случае я получал ответ в виде: «Подожди, сладкое будет чуть-чуть позже». Меня, естественно, это не устраивало, и чем больше ответов «нет» я получал, тем сильнее меня это бесило.
Хамское и наплевательское отношение всех к моим желаниям невообразимо раздражало детскую личность. Зайдя в гостевую спальню, я обнаружил своего любимого дедушку, который мило беседовал с друзьями и на все мои просьбы: «Деда, торт. Деда!», он в лучшем случае что-то лебезил. В этих невнятных наборах звуков угадывался «отвод меня на второй план». Больше всего сердило то, что игнорировались мои интересы. Это были последние капли моего терпения. В особенности я не переносил, когда мои требования пропускал мимо ушей любимый деда Коля, пусть и не по своей вине. Упёртые взрослые даже не хотели смягчить свои категоричные отказы. Они вовсе не пытались сблизить со мной свои позиции для точного понимания дальнейших действий: «Когда будем есть торт!», «Хватит ли его всем!», «Буду ли я первым его пробовать!», «Я хочу сейчас!», «Почему нельзя сейчас!». Неприемлемость, отсутствие гибкости, неясность, дремучесть, пищерность выводов – всё это приближало фатальность моего дальнейшего поведения.
Ситуация приближалась к апогею. Меня уже начали раздражать все звуки, слышащиеся в нашем доме, а их, к сожалению, было очень много. Громкий неистовый смех моей троюродной тёти Зины напоминал лошадиный ржач, причём явно бешеной, больной, в порывах предсмертной агонии кобылы. Народные напевы, которые исполнял на кухне дедушкин друг с мукомольного завода, Геннадий Петрович, напоминали мартовские мотивы кота Мурзика. Всё это великолепие вскипятило мою детскую психику «донельзя». Я целенаправленно, с ярко светящимися глазками, с громадным азартом, предвкушая будущие потрясения, шёл в прихожую, где висел интерпретированный Вовой игрушечный ствол. К слову сказать, это была последняя халатность взрослых в отношении моей персоны. В дальнейшем даже пластмассовая вилка в моих детских руках считалась «оружием массового поражения». Пока мистер крутой, закрывшись в одной из детских спален, мило обнимался с Кристиной, я уже проходил мимо этой комнаты с «пушкой» в руке. Двери нашего дома были сделаны из непрозрачного тёмно-коричневого рябого стекла, поэтому Вова смог увидеть проходящую маленькую тень с пистолетом в руке. Естественно, он выглянул в коридор, но увидев мои пламенно-шаловливые глаза, тут же решил не связываться с неоднозначной ситуацией. На вопрос Кристины: «Что случилось?», Вова, захлопнув дверь, сказал: «Да, показалось!». Здесь дядя воспользовался своим вторым жизненным кредо: «А… зачем!».
Забежав в гостиную, я произвёл ожидаемый фурор на всех присутствующих. На этот раз все явно понимали, чем могло кончиться жуткое сочетание меня с пистолетом. Я же был счастлив!… Наконец-то, эмоциональная, с перебором, тётя Зина прекратила громко ржать и на её лице уже не было бессмысленной улыбки. Теперь в нём превалировали тревога и разумные мысли о сохранности своей целостности и здоровья. Сначала именно она огорчала меня сильнее всех. Но в момент, когда я сильно жмурился и трясущимися руками водил пистолетом из одной стороны зала в другую, громкий, пронзительный, неприятный возглас Геннадия Петровича словно бросил вызов моему пистолету и поманил меня к себе. С криком: «Сьюкьки вьсе!», ‑ с ещё большим азартом во взоре рванул в кухню.
Никто из гостиной не успел даже выбежать в коридор, они только успели услышать мою речёвку о правде происходящего. Громкий выстрел и хриплый крик мартовского кота, плюс некоторым удалось заметить мальца, забегающего в родительскую спальню.
Я как обычно укрылся в своём любимом убежище. И в этот раз уже никто не пытался доставать меня оттуда. Наученный горьким опытом дядя Вова, присутствуя в толпе, собравшейся у родительской кровати, сразу высказал свою мысль: «Ну, вы чё! Туда лезть – это просто самоубийство! Лучше вообще отсюда выйти, там ещё целая обойма! Сам потом вылезет!». Помню, после этих событий я целый месяц сидел дома. Ну, а в конечном итоге торта я так и не получил.
Вышеописанные события свидетельствуют о том, что я рос очень озорным и активным ребёнком. Все мои шальные выходки являлись следствием простой гиперреактивности, ‑ как говорил маме невролог. Но, несмотря на всё, я был очень добрым.
Время шло… Интересным был тот факт, что до самых моих четырнадцати лет я имел практически братские, родственные отношения со всеми девушками как на нашей улице, так и во всём нашем районе. Наверное, это было связанно с тем, что, по мнению большинства особ противоположного пола, я был похож на девчонку. Все они находили во мне сходство с плюшевым медвежонком. Согласиться с такой постановкой вопроса было невозможно, но мне это никак не мешало. Поэтому я без особого энтузиазма отбивался от их всевозможных сюсюканий. Они всегда возились со мной как с маленьким. В моём кругу общения были девчонки повзрослее меня на три ‑ четыре года. На нашей улице почти все соседи были очень дружны. Это позволяло мне иногда ночевать у подружек, устраивавших девчачьи вечера.
Вся наша улица была практически одной семьёй. Кстати, я был единственным парнем, который мог находиться на законной территории девчонок и быть полноправным участником весёлых поночёвок. Знаете, я даже был этакой гарантией в вопросе проведения такого рода посиделок. Не знаю почему, но родители любой из моих подруг или в шутку, или всерьёз, давая девочкам согласие на их очередную сходку, всегда спрашивали: «А с вами Уратик будет?». У меня было двоякое впечатление от этих «ночёвок». В первом случае мне это напоминало пресно-ванильную сходку с листанием всяких журналов, обсуждением и промыванием костей всех молодых парней предсвадебного возраста по нашему району. Именно из-за таких посиделок я стал обращать внимание на то, какие ногти у Андрея, правда ли они обкусанные. Или же, правда, что кривые и жёлтые зубы Артура отпугивают людей, и есть ли шансы у Ванечки, о котором без умолку целых полгода трындычала Вика. Из её рассказов о том, как они друг другу подходят и какие у него волосы, зубки, глазки, ушки, ножки, бархатные ручки, я чётко понимал, что шансов на Ванечку у Вики нет! Мне приходилось слушать о многих вещах, о которых я даже не задумывался. Например, от Кристины я узнал, что ноги моего дяди Вовы неприятно воняют, а Лигас, когда улыбается, похож на кролика. Несмотря на кучу минусов, в «ночёвках» были и несомненные плюсы, влияющие на моё второе мнение. Оставаясь дома без родителей, девчонки пекли тучу сладких блюд. В такие минутки моя персона была центром всеобщего внимания ‑ я изображал знающего эксперта, снимая пробу первым.
В общем, с ними было весело. Мы могли делать котам причёски. Особенно от наших дизайнерских идей пострадал кот Ксюши – Барсик. Ему вообще пришлось пережить перекраску из белого в синий цвет. В дальнейшем это каким-то странным образом сказалось на его самооценке, ну, по крайней мере, так говорила Крис. Мы часто бились подушками, играли в прятки, салки ‑ так что с девчонками всегда было интересно.
Такая близкая дружба с противоположным полом давала мне особые условия в общении с пацанами-старшаками, которые были гораздо взрослее меня. Ребята видели, что я часто проводил время в кругу девчонок, так сказать, «на выданье», и многие ребята хотели получать от меня сведения о своих объектах воздыхания. Самые большие дивиденды от такого рода разведки выпадали ближе к моим тринадцати годам, когда особая дружба с ребятами постарше ставила мою школьную личность в особые условия, заключающиеся в хорошей защите как в доме знаний, так и в любых вопросах на улице. Если честно, приоткрою тайну ‑ все рассказы «горе-рыцарям» о том, что слышно в кругу «красна девиц», были как минимум полной неправдой. Ну, а что я должен был говорить, например Кириллу, когда такой безумно влюблённый, крупный мордоворот, с бедовыми кулаками, с честными и искренними глазами поджидает тебя с отвисшим подбородком. Он ждёт, чтобы получить ответ, ну, на такой, прямо скажем, не особо сформулированный вопрос, типа: «Э-эй, малый! Иди сюда! Тэ-э, это! Ну, там, Свету знаешь? Ну, в общем. Это… Может, там…».
Обрывая его, и не давая Кириллу особо напрягаться в таком пикантном и деликатно тревожном вопросе, видя, что ему легче кого-нибудь просто задушить сейчас, чем выдавить из себя ещё хоть несколько слов, я, естественно, спасая свою жизнь, опытом понимания сути желаний не только Кири, но и всех ему подобных «горе-кавалеров», отвечаю: «Киря, всё понятно! Я узнаю, как она относится к тебе, и что она о тебе говорит…».
Этим ответом я снимаю напряжение не только с костолома, но и сохраняю себе здоровье. А дальше происходило вот что: я должен был перефразировать мало разумному, но крепко бьющему здоровяку прямую речь Светы: «Блин, Наташ, ну какой Кирилл? Я вообще не уверена, что он умеет говорить. Единственное, знаю точно ‑ он понимает язык обезьян. У него даже выражение лица, как у гориллы, ‑ никогда не поймёшь: радуется он или ему плохо. А руки?! Это не руки! Это лапы медведя. Нет! Даже если бы он был последним оставшимся парнем на Земле, всё равно нет!».
Ну, вот примерно такая точка зрения была на тот момент у Светы. Мне же предстояло сказать влюблённому гиббону что-нибудь позитивное и, естественно, я нагло врал: «Кирилл, знаешь, всё хорошо! У тебя есть все шансы!».
После моих недвусмысленных слов он был счастлив как ребёнок, а я оставался целым и невредимым. Примерно также приходилось врать и всем остальным горе-воздыхателям. После моих «обнадеживающих слов» ребята типа Кирилла делали тупые провальные попытки глупейших подкатов. Было смешно смотреть, как их жёстко и в грубой форме отшивали молодые особы. А многие даже после моего, в кавычках «положительного расклада», всё равно боялись и не делали никаких попыток сблизиться с объектом обожания. В действительности же те, кто совершал феерические попытки признаться в чём-либо, проваливаясь, хотели надавать по моей брехливой заднице. Даже Кирилл понял, что моя хитрая попа его культурно подставила и у него было естественное, дикое желание открутить мне ухо, ну, или оба.
Но, слава Богу, никакие ужасные мысли о мести не находили воплощения. Все знали моих дядей и старших двоюродных братьев, которые имели вес и авторитет в нашем районе. Дядя Вова, входивший в ту же компанию, однажды, раз и навсегда, показал всем, что будет с тем, кто меня хоть пальцем тронет.
Это простое и незамысловатое действо произошло летом, в мои полные десять лет. Я с другом Игорем трудился над строительством песочных замков в насыпной куче песка возле его дома. Наши постройки были внушительными, мы старались с утра до вечера, бережно смешивая песок и воду, и возвели, поистине, впечатляющий квартал. Эту идеальную и масштабную стройку нагло разрушили «старшики» Стас и Леха. Эти два товарища были неразлучными друзьями. Они подъехали к нам на спортивных велосипедах. В то время такие эксклюзивные «байки» были только у них. Стас прикатил на жёлтом, а Лёха ‑ на красном. Эти наглые рокеры с явным удовольствием, несколько раз, с пробуксовками проехались по постройкам, которые мы создавали целый день, превратив произведения детского искусства в кашу. Разрушительное действо привело их в полный восторг. Громко смеясь, они укатили на соседнюю улицу. Нас же обуревали прямопротиво-пропорциональные чувства ‑ мы громко рыдали. Игорёк, ничего не сказав, вытерев рукавом слюни, пошёл домой. Жёсткий мир сломил его. Я же хотел мести!
Мой путь лежал на соседнюю верхнюю улицу в дом дяди Вовы, которому тогда было лет девятнадцать. Истекая слезами, я отворил калитку. Каштанка ‑ маленький двор-терьер дедушки Александра – встретила меня громким приветственным лаем. Дедушки Саши и бабушки Лиды скорее всего дома не было ‑ это было понятно по косвенным признакам ‑ из открытых дверей доносилась музыка самой мальчиковой и отвязанной группы того времени «Мальчишник». Я шёл на звук брани и практически нецензурной лексики.
Обогащённый «ничем», заблудившийся философ вовсе не ожидал увидеть меня. Крокодиловы слёзы слегка прекратились после того, как я увидел неловкий танец в семейных цветастых трусах со смешными движениями тазом взад-вперёд под громкие звуки кассетного бумбокса дяди Вовы. Такое хорошее настроение дяди было обусловлено ожиданием вечернего свидания и зижделось на том, что его вечером ждала Кристина, а может быть, ещё кто-то. Пар от пыхчащего утюжка, стоящего на гладильной доске, видимо, ждавшего глажки чёрных штанов, которые сильно помятые висели на дверце шкафа, наталкивала только на одну мысль – Вован явно куда-то намыливался. Увидев меня, дядя бегом бросился выключать «мафон», после чего обратился ко мне с вопросами, которые действительно интересовали его: «Малой, ты что здесь?! Что случилось?».
Я, само собой разумеется, держал мхатовскую паузу, супя нос и дуя губы. «Доблестный богатырь» трижды пытался переспросить меня о том, что же всё-таки происходит? Дабы не переигрывать, я дал довольно полный ответ, искусно приукрасив безжалостный сюжет. Мой полусопливый рассказ сильно исказил лицо дяди, он стал похож на сваренного рака. По всем внешним признакам было понятно, что я добился от дядюшки нужной химической реакции и ядовитой злобы, которые должны были покарать Стаса и Лёху. Слабоумие и отвага были его убойной фишкой. Недолго думая и не надевая штаны, покрасневший и раздувшийся в размерах дядя выбежал на улицу. Я рванул за ним.
Безусловно, экспрессия была нужна. Но в какой степени цивилизованности она будет выражена Вовой? Это был «вопрос вопросов». Разъярённый монстр вышел на перекрёсток двух улиц, одна из которых вела вниз к лесу, а другая ‑ в сторону моего дома. Именно на этом направлении пути была обнаружена первая «жертва» в виде Стаса, который, видимо, каким-то образом разъехался с Лёхой. Его беспечное питьё воды из уличной колонки напоминало водопой травоядного, явно уверенного в своей безопасности, наслаждающегося утолением жажды. Вова в этот момент думал по-другому. Стасова беспечность была подарком агнца господнего.
Натуральное расстояние от нас до «еды в пищевой цепи» было приличным, чтобы дядя успел догнать гонщика-разрушителя, но как оказалось, я сильно недооценивал Вована. Его бег был похож на несущегося быка – та же мощь, та же сила, только с грацией хищного ягуара. Эта внезапность нападения подтверждалась запоздалой реакцией Стаса, который слишком поздно понял, что его хотят «убить» – возмездие было слишком обескураживающим. Судорожные, наполненные ужасом действия успели усадить тело Стасела на сидушку велосипеда, где его спину догнал сорок девятый размер ноги Вовы.
Знамо дело, вы понимаете, что получается после того, как масса в сто двадцать семь килограммов на большой скорости вкладывает всю свою инерцию через выпрямленную, напряжённую ногу в спину тела, весом не более шестидесяти килограммов. Знаете, именно в тот момент я поверил, что удар ногами, как в «Теккене», действительно существует, и он имеет такой же разрушительный эффект, как и в самой компьютерной игре. Кстати, Стас очень любил эту игру и неплохо врывался в неё, даже часто демонстрировал почерпнутые навыки пустому пространству, выстреливая ногами в воздух. Мне кажется, что во время полёта в деревянный кольчатый декоративный забор бабы Шуры он тоже вспомнил «Теккен 3».
После того как бывший «байкер», выполнявший функцию шара для боулинга, выбив «страйк» своим телом, снес целиком такой аккуратный заборчик, дядя приступил к вымещению ярости на его велосипеде. Если бы кто-то раньше мне сказал, что у спортивного байка голыми руками можно оторвать от рамы колесо, я бы точно не поверил. А «Великолепный Вова» сделал это с необычной лёгкостью, лишь немного рыкнув. В дальнейшем расчленение велосипеда на части было лишь вопросом времени.
После того как рассерженный медведеподобный дядя попрыгал на ведущем колесе и сделал из него ответ на вопрос: «Какие формы деформации может принять обруч?», он незамедлительно отправил эту бесформенную вещь далеко за забор, на огород ни в чём неповинной бабы Шуры. Немного другая участь постигла заднее колесо. Первым делом крепыш-философ хотел надеть его Стасу на голову, но, увидев расфокусированный взгляд, явно искренне просящий прощения даже за то, что тот когда-то надменно перестал верить в Деда Мороза, Вовчик отправил колесо в долгий путь. В тот момент, когда дядя держал одну половину рамы в левой руке, а другую – в правой, мой взор уловил появление следующего «растительноядного Лёхи». Он увидел, как я заворожённо наблюдал за чем-то. Его наглая улыбка уже вовсе не раздражала меня так, как часом ранее. Его радостная морда, скорее, вызывала жалость и сочувствие. Лёха сначала не понял моей спокойной и умиротворённой реакции, но яростный ор Вовы в мгновение ока сложил целостную картину происходящего в его пустой и бестолковой голове. Безрадужность и безнадёжность ситуации побудили велосипедиста драпать без оглядки с огромными пробуксовками в сторону лесной чащи. Велосипедный лихач не хотел, чтобы сегодня его жизнь дала трещину. А мне так хотелось, ну хоть чем-нибудь помочь, и я крикнул ему вслед: «Крути, Лёха! Крути!».
Больше ничего умного и полезного на мой сварливый детский ум не пришло.
Раздухарённый Вова целеустремлённо бежал за ним вслед. Жалкие попытки удрать в лес были совершенно безнадёжны ‑ это абсолютная тактико-техническая ошибка. На пересечённой местности животные навыки Вовы давали ему полное преимущество инстинктивной охоты. Я уже не увидел, догнал ли, вообще, дядя Лёху. Могу только сказать, что он успел заехать в лес и Вова через пять секунд забежал туда же. А вот на следующее утро я точно понял: «Вова всё-таки настиг Лёху».
Было так. Рано утром по маминой просьбе я шёл за хлебом и встретил «всадников разрушения», сидящих на лавочке возле дома Алексея. В глаза издалека сразу бросался светящийся фингал под глазом Алёши. Он был так выразителен, что практически затмевал летнее солнце. Я немного побаивался их реакции в свою сторону. Об этом можно было гадать на кофейной гуще, я был настроен на отплату по счетам той же монетой, которой им выплатилось ранее. Но их реакция удивила меня и была прямо противоположной. Порывы Стаса напоминали испарение, а Лёха и того больше принял вид фонарного столба. После этого незамысловатого происшествия весь район знал, что будет с тем, кто посягнёт на мою неприкасаемую персону. По-своему понимал это и долго думающий Кирилл…
Время шло… Превращаясь в юношу, я не становился взрослым даже в тот невероятный период, когда произошло то, что трудно не вообразить, легко не поверить, но интересно представить.
В четырнадцать лет я стал сильно увлекаться спортом. В частности, всё свободное время я играл в футбол и плавал. Если до этого возраста я коротал время в компаниях старших парней ‑ своих братьев и ближайших дядей, вследствие чего я не курил в школе и не пил во дворе, как некоторые сверстники, то спорт дал мне свой круг общения по интересам. Кстати, бич алкоголя и сигарет поломал много судеб моим одногодкам. В моём случае такой исход был невозможен потому, что я очень хорошо запомнил одно мудрейшее выражение, насыщенное истиной. Тринадцатилетнему подростку в угрожающей форме и очень утвердительно сказал дядя Вова: «Малой, увижу с «сигай», можешь считать, что минздрав будет пропагандировать вред курения твоей фотографией!». Ну, там ещё текст был…
В это время незамысловатый романтик, непереносивший пререканий со своим исключительным мнением, начинал самостоятельный путь в собственной квартире. Мне удавалось частенько приходить к нему, чтобы поиграть в комп. На тот момент у него был современный персональный компьютер с большим экраном, многоканальной системой звука и огромным количеством разных компьютерных игр. Но был и один минус ‑ каждодневный отвязанный образ жизни студента Вовы. Круглосуточная вакханалия, постоянная куча разношерстного народа с большим количеством «особей» женского пола, за исключением двух пожизненных дружбанов дяди ‑ Кота и Бакса. Одним единственным различием этих игрищ было лишь полное и постоянное изменение текстур и декораций. Я всегда поражался полёту их фантазии из крайности в крайность. То это индейский вигвам посередине зала и стоящая в коридоре каноэ на четырёх человек, то вид командного пункта НАСА с макетом «Шатла». А Кот всегда произносил безумно банальную, но как ему казалась, топовую фразу с постоянным идиотским выражением лица: «Хьюстон, у нас проблемы!».
До поры до времени всё это меня никак не касалось. Приходя к «тусеру» в «край отбившегося от реальности» и ловко перескакивая через пьяные тела гостей, я, по обыкновению, юрко проникал в комнату, где стоял комп, чтобы спокойно наиграться во всё, что было угодно детской душе в эру расцвета персонального компьютера.
Продолжительное время мне удавалось быть счастливым. Но как-то раз в это священное игровое пространство, с вопросом: «Вова, ты тут?», вторглась далеко нетрезвая леди со слегка опустошённой бутылкой водки. Ей было всё равно с кем пить и мой возраст здесь был не в счёт. На тот момент я не имел опыта общения с такого рода особами, и в связи с этим просто молча продолжал «рубиться». Она налила два полных бокала жгучего напитка и предложила «на брудершафт». Вообще пить ледяную водку из бокала, да ещё «на брудершафт», могут только люди, отчаявшиеся и находящиеся в душевной агонии, ищущие искреннего драйва в особях противоположного пола. Естественно, это действо должно было подойти к финальной точке кипения и мне бы пришлось как-нибудь реагировать. Моё сердце стучало как у воробья. Слава Богу, именно в тот момент в дверях появился Вован, запечатлевший весь этот «холст». Понятное дело, что картина в его глазах была превратна. Ему показалось, что я хотел «бухнуть» с этой мадам, в связи с этим он избрал радикальные меры по борьбе с детским алкоголизмом: вышвырнув, как тряпку, эту «штучку» из комнаты, проникнувшись чувствами отцовства, лаконично, с достаточным количеством правильных примеров, очень доходчиво, с подчёркнутой степенностью педагога высшей школы, у которого за плечами как минимум лет двадцать живой практики, объяснил, что мне можно, а что нельзя:
‑ Слышь, малой! Ты что, охренел?! Блин! Узнаю, что ты хоть раз прикоснёшься к алкоголю или сигаретам… Башку отобью! Понял?!
Знаете, в эту же секунду я осознал, что дядя сильнейший педагог и психолог, умевший объяснять свою правоту так, как никто другой. Я сразу поверил ему, тем более повода сомневаться в его словах у меня не было, особенно после воспитательного процесса над Стасом и Лёхой.
Уратмир, ты будешь прыгать?
Этот вопрос одного из моих шутливых друзей сильно пугал меня. Время три часа ночи. Я стою на самом краюшке длинного зловещего мостика практически в центре одного из пяти прудов в техническом районе. Точнее, это третий пруд первого заброшенного завода тяжёлой промышленности.
Мне семнадцать… каждый новый день был охарактеризован постоянным поиском экстрима. Меня тянуло в те места, где можно было хоть чуть-чуть почувствовать риск. Жажда этого чувства, конечно, не имела психопатического свойства. Вот и в этот момент шаткого стояния на узком, поржавевшем, покосившемся, «на ладан дышащем мостике» я ещё не почувствовал тончайшего и вожделенного вкуса адреналина, ещё не успел пережить жизненный прилив случайности. Жажда превосходства над обстоятельствами пока ещё была увязана с пониманием хрупкости человеческого тела при мгновенном преобладании над собой, над одинаковой и спокойной жизнью. Сейчас меня переполнял только сковывающий страх. Мне безумно хотелось быть вне обстоятельств. Заглядывая с края моста в тёмную и таинственную бездну, я мало что знал о пугающих свойствах этой природной загадочной дремучести простирающейся подо мной воды:
‑ Говорят, в этом пруду водятся мутанты от той химии, что сюда сбрасывал этот завод.
‑ Там всё дно усыпано острыми кусками металла и техническим мусором.
‑ Там водится огромная рыба, которая может выползать на сушу, чтобы питаться бродячими собаками и кошками. Она больше похожа на змею с руками.
‑ Там неимоверная глубина. А ещё там из-за каких-то необъяснимых обстоятельств постоянно образуются затягивающие течения, уволакивающие в бездну. Выплыть оттуда нельзя!
Эти факты излагала вся наша «весёлая» компания минут за десять до того, как я оказался на этом мостике, уходящем в неизвестность. В момент перед шагом в неизбежность я трезво мыслил, чётко понимая, что ночная гулянка с друзьями не должна была привести меня сюда, и тем более не должно было случиться так, что, приехав к озеру, я самым идиотским образом выпендрюсь перед понравившейся мне девушкой. После всех пересказов сплетен и предрассудков, которые мы плели друг другу за несколько минут до моего отчаянного прыжка в тёмную воду, всем и так уже было жутко и слишком страшно.
Моё сердце учащённо стучало, яркая луна, отражающаяся от стеклянной воды, поджигала мой страх ещё сильнее. Я обернулся и посмотрел на ребят, которые стояли возле машин и с нетерпением ждали развязки. В особенности этого желала Ульяна, фраза которой и толкнула меня на этот подвиг:
‑ Интересно, есть ли на свете смельчак, который смог бы туда прыгнуть?
В то время хитрые постановки женских фраз были мне неведомы и, естественно, единственный смельчак сразу нашёлся:
‑ А что тут такого? Туда прыгнуть?! Я даже сейчас смогу это сделать!
После этих слов мной были пойманы заинтригованный блеск глаз Ульяны и негодующие «охи» и «ахи» компании. Решительно и вмиг, скинув с себя всё кроме трусов, я ступил на вышеописанный, жутко скрежещущий и дряхло болтыхающийся мостик. Перед соприкосновением с водой я успел услышать крики ребят:
‑ О, Боже! Он прыгнул!!!
‑ Что делать?
‑ Смотри!
‑ Вау!
‑ Не может быть! Он рехнулся!..
Всё было довольно странно, необычно рассеянно, и в то же время собственная мысль неслась с безумным осмыслением окружающего меня мгновения. Я чувствовал свой момент ‑ тот, который длинною в жизнь. Казалось, что любое, даже самое незначительное и мелкое по своей природе действие, моё действие, имеет ту же величину, что и кажущиеся грандиозными события. Меня никак не покидало ощущение объективного взгляда, которое в секунды сменялось страхом непонимания собственной природы. Всё больше и больше захлёстываясь этим «не нуждающимся в осмыслении мигом», подобно тому, как дарующий не является нуждающимся, я понимал, что каждый отдельный случай ‑ есть «Наше всё» в исходном моменте познания блика наших собственных лет.
Я был лишь тем, кем был, и всё вокруг было лишь достойным меня, и никак по-другому. Постепенно во мне проявлялось чувство улыбающегося удовольствия от понимания того, что проще сделать поступок сразу, чем отодвинуть его за обстоятельства. Все линии сводили меня к «чертовской» справедливости нашего бытия. По крупицам ко мне приходило понимание того, «что ответ может держать только тот, кто понимает вопрос». Неведующий, незнающий был бессмысленным слепцом, который не мог совершить «пользу», а значит и призывать его к ответу за деяние не имело никакого смысла. А это означало, что он ещё и был нем, так как «жизни» не был нужен его «ответ».
Я был как будто в другом мире ‑ полная тишина и спокойствие окутали мой разум. Там я видел звук времени, там не было ничего, но там можно было произнести «всё». Первые секунды показались вечностью, мне стал понятен бесконечный путь ‑ без начала и конца. Открыв глаза, я увидел насколько прозрачна золотая вода вокруг, хотя сверху она казалась устрашающе серой. Там я менял свою кровь! Но было ещё что-то… Взгляд! Взгляд, имеющий ярко-красный оттенок, быстро проносился вокруг меня, он просто смотрел на молодое тело… Коснувшись ногами жёлтого песчаного дна, я очнулся.
После этого события мной обуревал постоянный поиск таких же ощущений, такого же чувства. Жизнь была насыщена розыском этого состояния. Я нырял в каналы водосбросов огромных озёр и во всевозможные водные объекты; бросался с парашютом; прыгал с двадцатиметровых выступов скал в море; парил с «тарзанки» над пропастью – но, увы… Ничто уже не могло повторить то, что я ощутил там. Мне никак не удавалось восполнить себя и я стал другим.
Я стал тем, который не ищет стены там, где их нет. Тем, который понимает, что упираясь куда-либо ‑ упираешься всего лишь в то препятствие, которое нашёл сам. Тем, кто не вгибает потому, что где-то что-то выгнет. Даже обида потеряла для меня смысл, так как обидеться мог только тот, кто хотел вообразить её. Но при всём при этом мне не хватало того сказочного момента «правды», которое я испытал на техническом пруду. Не найдя ни в чём похожего удивительного и манящего ощущения, я, наконец, остепенился и успокоился.
Мой дальнейший выбор пал на боевые единоборства. Я не работал вплоть до двадцати семи лет и имел достаточное количество времени заниматься тем, чем хотел. В общем, ваш покорный полиглот увлекался изучением языков, коих знал несколько, наукой и единоборствами. Мне довелось много читать и познавать. Как выяснилось, во мне стали гармонично сочетаться учёба и спорт. Это было странно, ведь в школе и на первых курсах университета я ненавидел учёбу и только к концу четвёртого курса одна из областей знаний действительно стала мне по душе.
В дальнейшем обучение давало мне большое количество свободного времени на поиск интересной, действительно моей, истины. Жизнь складывалась как по маслу. Только две вещи заставляли останавливаться и задумываться. Первая – это «неизбежное» чувство, породившее во мне небольшую, но такую важную пустоту, изменив моё ДНК в тот сладкий момент, когда я вылез из заброшенного водоёма. Внешне я был прежним, но моя кровь навсегда поменяла цвет – она стала ярче, очистив тело. Воспринимаемое пространство стало тесным и неуютным, будто чего-то не хватало. Хотелось напитаться… Но чем? Я этого не понимал. Мне до безумия требовался разговор, но не с легионом своих «Я», создающих разность вариаций выбора, а с тем, кто мог быть разумным и объективным. Я чётко осознавал: чтобы быть умным ‑ нужно много знать, а чтобы быть справедливым ‑ нужно просто родиться.
Но что нужно сделать, чтобы не остаться с этой пустотой до конца моего исчисляемого годами «момента», я не знал. Желалось наполнить свои клеточки тем, чего не хватало. Хотелось увидеть по-другому! Но как можно было увидеть то, что находилось «там», а не «тут»? Со временем, после глубоких и неглубоких поисков, после отчаянных скитаний в глубинах своего разума, после безумных прыжков на месте, после прохождения огромных расстояний пути в понимании того, что я всё-таки стою на месте, стою там, где можно стоять, и то, что «всё» ‑ это лишь слово без «образа», я пришёл к выводу, что всё это время я искал только одну правду ‑ маленькую, небольшую правду. И у этой правды не было «образа». Её невозможно увидеть, пощупать, понюхать. Эта правда была априори. Она пряталась за улыбающейся маской «всего», что может представить человек.
Вторая вещь, которая заставляла меня осмотреться, была более приземлённой и решаемой. В мои двадцать четыре года я никак не мог найти себе девушку. И дело здесь было не в моей застенчивости или непривлекательности, а как раз наоборот. Я был образованным, весёлым, интересовался всеми нужными и ненужным вещами, любил живое общение. Много раз обычные уличные фотографы ‑ искатели простых и красивых вещей просили разрешения запечатлеть мой образ на фото. На мой вопрос к ним: «зачем вам это надо», я получал довольно льстивый, но, безусловно, приятный ответ о моей внешности. Во мне не было ни капли высокомерия, наоборот, нравились обыкновенные вещи: простая одежда, особенно спортивного стиля, была в моём вкусе. Ещё я никогда не понимал парней, которые гнались за брендовыми коллекциями шмоток, покупали майки стоимостью в несколько десятков спасённых жизней изнывающих от жажды детей Африки. Просто тех сумм, которые тратили люди нашего города на бессмысленные логотипы мировых производителей, хватило бы на спасение миллионов бесценных жизней, на постройку сотен комфортных детдомов, на лечение больных детей. В общем, я любил ходить с бородой и быть брутальным. Считал, что гладко выглаженные вещи не такая уж прям и нужная вещь. Такой атрибут, как расчёска казался просто неуместным. Подстригался я только в двух случаях: когда волосы начинали падать на глаза и приходилось стричь их почти полностью или когда хотелось носить совсем короткую причёску. Брился машинкой, делая это исключительно в домашних условиях перед зеркалом. Все мои «мужицкие» повадки не имели ничего общего с каким-то протестом. Очень сильно уважая чистоту, я терпеть не мог грязные вещи, обожая свежую выстиранную одежду. Таким образом, моя легкая внешняя неухоженность очень гармонично сочеталась с чистоплюйством.
Естественно, девушки замечали эту неопрятность. Практически каждая, после недлительного периода нашего знакомства, считала своим долгом привести меня в порядок всеми способами и на своё усмотрение. Безусловно, такие действия тут же отдаляли нас. Друзья постоянно говорили, что настоящая любовь внесёт свои коррективы и я перестану быть таким придирчивым, полностью изменюсь, став сговорчивей. Но, увы! Даже в двадцать семь «любовь» я так и не встретил. Иногда казалось, что этим чувством меня вообще обделили. Даже поиск привязанности приводил к тем недостающим чувствам, о которых я всегда думал после судьбоносного прыжка в пруд.
В конечном итоге пришёл вывод: жизнь сама столкнёт меня с моей су-тью женского пола и подарит любовь. Я точно знал, что сразу почувствую ту, которая предназначена только мне, и чем больше времени проходило, тем меньше я напрягался и обращал внимание на постоянные разговоры моих близких: «Ну, когда же ты, наконец, начнёшь серьёзно встречаться?!».
Больше всего эта тема, как ни странно, интересовала Вову, который всё время бесил меня подколками и раздражающим стёбом при каждой встрече. Он связывал мою одинокую жизнь с небритостью и помятостью.
Но однажды у меня получилось раз и навсегда избавиться от дядиного зашкаливающего самолюбия, выпендрёжа, глупых шуток, его восхваления себя, о материальной достаточности и состоятельности, об опрятности, чисто выбритости, надушености, строгости костюмов. По его мнению, если я буду следовать его наставлениям, то сразу же найдётся «та самая» девушка, с которой я узаконю отношения. Ну, или они будут «сыпаться пачками» и я превращусь в ловеласа, как он.
Дядя при этом не учитывал тот факт, что деньги изначально принадлежали его отцу ‑ дедушке Александру, которые он передал по-наследству своему сыну Вове. Он не брал в учёт и то, что я и вовсе не хотел быть как он ‑ знакомиться с каждой девушкой, попадавшейся на моем жизненном пути. При этом мне удавалось осознавать, что мой жизненный путь ‑ есть моё отражение. Я искал «ту», которая коснётся моего сердца своим дыханием, и чей взгляд будет означать вечную жизнь; «ту», с которой я останусь самим собой и для которой я рад быть должником, «ту», которая оставит мне моё сердце потому, что будет верить мне. Но Вова, как всегда, видел не дальше своего собственного носа. Он не мог понять, что у меня сейчас не может быть таких денег хотя бы потому, что я ещё учусь, и в свои двадцать четыре года я освоил четыре высших образования и защитил кандидатскую диссертацию…
Его последняя вдохновлённая речь, которая исчерпала чашу моего терпения, состоялась в ресторане «Родник». Это престижное заведение было одним из его любимых мест. Оно находилось поблизости от моего тренировочного зала, где я занимался дзюдо. Дядя иногда забирал меня и подвозил домой, при этом он почти каждый раз предлагал мне поужинать в «Роднике». До этого момента у меня хватало ума не соглашаться, но именно в этот день отговорки закончились.
Выйдя из зала, я увидел спортивный кабриолет и широко улыбающегося дядю, который подпикивал каждой, мало-мальски разукрашенной, мимо проходящей девушке.
‑ Уратмир, смотри, вон твой дядя. Тебя ждёт. Какая у него крутая тачка!
Я поправил тренировочную сумку, свисающую с плеча:
‑ Да, Тём, крутая… Ну всё, давайте, до воскресенья. Рыжий, как бросок? Ты так и «на стране» улетел. Не, не, ну, я знаю – ты просто поддаёшься. Ладно, всем пока! Будут обижать ‑ не обижайтесь!
После прощания с друзьями я живо поспешил к самолюбивому и вульгарно цепляющему каждую проходящую юбку Вове.
‑ Здорово, мелкий! Смотрю, уставший весь?
‑ Привет! Опять пораньше освободился?
‑ Да, документы все подписал, кое-кого отчитал для профилактики, дежурно уволил кого-то, ну, в общем как обычно…
‑ Ну, в общем, у тебя всё как обычно! Да?! ‑ поправляя сумку под ногами, с нескрываемым сарказмом и простотой в лице произнёс я.
‑ Ну, да, вот только есть хочется.
Я сразу же понял, к чему он клонит.
‑ Уратик, ты есть не хочешь? Только честно! ‑ вот эта добавка «честно» связала мне все руки:
‑ Ну, Вов, хочу! Но ты же ешь только в дорогих ресторанах, а я смотри как одет. Вот видишь, у меня даже поверх штанов охил бинтами перевязан. У меня мокрые волосы после душа, всё лицо в ссадинах, да и вообще, видон полувыстиранный, просто не айс… Понимаешь?!
‑ Чё?! Выглядишь ты не так?! Да ты никогда по-другому и не выглядел!
Не сильно усмехнувшись, он тронулся в сторону «Родника». Откровенно говоря, я и на самом деле лучше никогда не выглядел. Ресторан был действительно фильдеперсовым, напоминая помещения зимнего дворца дореволюционной России. Высокий потолок главного зала действительно удивлял. Его тонкий декоративный орнамент успешно дополняли восьмиметровые люстры, свисающие, как капли воды, подчёркивая величие убранства этого места. Я до этого момента ни разу там не был. А все восхищённые отклики богатеев об этом заведении считал данью моде. Шествуя по красному ковру из натуральной шерсти, усыпанному знаками родовой геральдики, я ощущал спёртый запах традиций, о которых указывали все предметы в этом ресторане. Мне действительно было как-то не по себе, именно этого и добивался Вова, когда так настырно звал меня сюда.
Нас сразу же пригласили к лучшему столику. По дружелюбности официанта ощущалось, что «Лакшери-Вовик» здесь частый и почётный гость. После неявных намёков дяди о развитости цивилизованного человека, и что этот стабильный и размеренный мир считающих себя сливками этой жизни людей представляет то настоящее, что нужно любому человеку, и что, оказывается, это всё нужно именно мне, я всё больше убеждался в обратном.
‑ Уратик, давай я сделаю тебя моим заместителем? ‑ пафосно, так как только умел он, с фактически оттренированной ухмылкой вседозволенности, развалившись в бархатном, ярко-красном кресле, произнёс Вованэ. Эти слова были не новы, поэтому я молча продолжал жевать, зная, что теперь он не остановится:
‑ Мелкий, я предлагаю тебе всё! Всё это! Ты умный, трудолюбивый, волевой парень и самое главное ‑ ты мой самый любимый племяш. Блин, Уратик, ну заканчивай ты с этим пустым времяпрепровождением в своей этой тренировке. Что ты и кому доказываешь, а? Ну, уже не маленький! Хватит, Уратик, хватит! Пора, пора, парень, становиться взрослым. Давай, стань уже нормальным мужиком! Мы – семья, нужно чтить традиции, ты должен занять своё место. Побрейся, подстригись, приведи себя в порядок. Я буду платить тебе кучу бабла! Жизнь одна, посмотри вокруг, какие огромные усилия прикладывают люди, чтобы достичь того, что тебе дано с рождения. Да, хочешь, вот, держи ключи! На! Эта машина твоя, только соглашайся! – так же элегантно, с абсолютно пустым пониманием себя и окружающих он бросил ключи на стол.
В этой речи дяди слышались нотки настройки и моей мамы.
‑ Вов, а что тебе даёт вот это «всё»: деньги, эта машина, твой статус? Чё там ещё? А! Шмотки эти? Ответь мне?
Очевидно, Вова сначала не понял, о чём речь? Для него это вообще не звучало как вопрос. Но секунду помешкав, он нашёл что ответить:
‑ Да, всё! Ты чё? Да, абсолютно большую часть благ. Да, посмотри, сколько у меня девушек!
Да! Женщин у него и вправду было много. Я тут же вспомнил постоянное хвастовство фотками тех мнимых «стиляжек», которых он покорил. Это была его любимая тема ‑ хвалиться побитым рекордом Казановы. Любовные похождения дядя рассказывал в деталях и смешных жестах, подкрепляя всё это всякого рода видео– или фотоматериалами. Уже предвкушая, что он опять начинает заводить эту дебильную и абсолютно неинтересную мне тему, я сказал:
‑ Девушки, говоришь?! ‑ я тут же огляделся по сторонам.
Слева от нас, на три стола дальше сидела восхитительная молодая блондинка. Ярко-красное облегающее платье тонко подчёркивало её фигуру, неотвратимо притягивающую взгляды мужчин. Дорогие «цацки» на тонкой белоснежной шее чётко указывали на то, что в деньгах она не нуждается. Высокомерно приподнятый подбородок подтверждал престижный статус в том обществе стабильности, о котором постоянно тараторил мой родственник. Таинственное одиночество указывало на заносчивость и ум. Но при всём этом её яркий наряд бросал вызов всем сидящим в этом заведении мужчинам.
‑ Вов, ты всегда утверждал, что деньги и дорогие безделушки позволяют тебе заполучить любую? ‑ в моей интонации слегка прослеживалась хитринка.
Дядя лощено расплылся в улыбке, кивая головой.
‑ А можешь мне это доказать прямо сейчас?
‑ Да не вопрос. Прямо сейчас? Пошли!
‑ Нет, подожди, только ту девушку, которую я тебе покажу!
Вова уже не мог сидеть на стуле, ему не терпелось, хоть раз, вживую, понтануться передо мной.
‑ Да не вопрос, любую, на которую ты покажешь пальцем! Но только чтобы она была красивая и молодая…
Я добился, чего хотел. Теперь мне только оставалось правильно сыграть эту партию, чтобы получить побольше бонусных призов.
‑ Вон ту! Смотри! ‑ я указал взглядом на влюблённую только в себя знойную блондинку. Она была полностью пропитана той жизнью, о которой твердил Вован. По её виду было понятно, что она совсем не нуждалась в том, чем покорял девушек «мастер Казанова».
‑ Что?! София?! ‑ лицо напыщенного фазана изменилось, рвение сменилось ровным сидением на пятой точке.
‑ Малой, да ты хоть знаешь, кто она?!
‑ Нет, не знаю. Но я думал тебе всё равно?
Он явно суетился и не знал, как от меня отмазаться, не потеряв лица мачо, по которому все девчонки плачут.
‑ Это София Георгиевна! Дочь одного из самых богатых людей нашего федерального округа! У меня с ней даже ничего общего нет! Её интересы в корне расходятся с моими. Она, вообще, такая заносчивая. Строит из себя праведную «донельзя»! Увлекается философией, науками там разными, музыкой, меценатством. Помогает Георгию Сергеевичу скосить налоги посредством помощи бедным деткам. Мне кажется, что она и на самом деле думает, что папа из-за чистой любви и благих побуждений к бездомным даёт ей средства на пожертвования! Нее, это не мой уровень, да и, по-любому, она грезит каким-нибудь датским принцем!
Скрестив руки у себя на груди, он добавил:
‑ Вот и сидит одна из-за высоких запросов!
Мне сразу стало понятно, что все мужчины этой напыщенной стабильности мыслят одинаково, как мой стереотипный дядя.
‑ Давай, ты выберешь что-нибудь подвластное человеку!
‑ А-а-а! Так значит ты всё-таки обычный человек?! Знаешь, я хочу с тобой поспорить!
Интрига была создана. Шаг конём я уже сделал.
‑ О каком споре ты толкуешь?
‑ Всё просто. Я сейчас встаю, иду к этой девушке, которую зовут София, знакомлюсь с ней, угощаю её, чем она захочет, естественно, ты всё оплатишь, и через десять минут нашей милой беседы я беру у неё номер телефона…
Выражение лица Вовы было похоже на то выражение, когда единственным решением всех проблем, которые возникали в его голове, было «бить или бить сильнее?».
‑ Малой, ты, видимо, на своей тренировке слишком часто бьёшься головой?! Нам не кушать надо было ехать, а в больницу. И сразу туда, где совсем тяжёлые лежат!
‑ Я серьёзно, Вов! Если я так не сделаю или у меня не получится выполнить хоть один из вышеперечисленных пунктов, я стану тем, кем хочешь ты и все мои родные: подстригусь, побреюсь, приоденусь по твоей указке и пойду к тебе на работу, ‑ я протянул ему свою руку, дабы закрепить наш спор.
‑ Хм! Ты себя-то видел? Нас сюда пустили только потому, что меня тут все знают!
‑ Ну, чё, мужик, чего тебе боятся?
Дядя с каким-то опасением, перестав кичиться, протянул мне руку.
‑ Но если я выиграю спор, то ты, Вова, больше никогда не заикнёшься о своих предложениях и моих вкусовых предпочтениях!
‑ По рукам, малой! Мне даже стало интересно посмотреть на этот твой провал! Ничего! Минута позора и ты будешь нормальным. Смотри только, чтобы она не стала убегать от тебя, а мне потом не пришлось отмазывать тебя от полиции.
Поднявшись и уверенно направляясь к ней, я уже краем уха услышал, что Вова сказал себе под нос: «Ну, вот и отлично! А я пока позвоню сестре и сообщу, что, наконец-то, у нас получилось призвать его к нормальной жизни!».
Я ощущал некоторый дискомфорт, но на кону стояло слишком много всего. Каждый шаг к этой обворожительной девушке заставлял меня учащённо трепетать, а по телу разливались абсолютно непонятные мурашки. Но, несмотря на всё это, мои ноги сами шли к ней. Я чётко понимал, что обязан быть предельно собранным и держать эмоции в стальном кулаке. Принять вызов такой восхитительной женственности было непросто. У меня «был» один шанс на бесконечность, но беда этой бесконечности «заключалась» в том, что бесконечность уже «существавала» в одном шансе.
Приблизившись, я ощутил шарм этого падшего ангела, отвергнутого небесами, от безумной чувственной какофонии, присутствия в безупречности ещё одного совершенства. Не имея никакого плана и ничего не продумав, не зная даже о чём с ней говорить, я понимал, что это вовсе не в минус, а как раз таки, наоборот, моё преимущество, мой секретный подарок «Закрая». Так я называл то, что не мог выразить словами, увидеть глазами, почувствовать руками, вкусить губами и вдохнуть устами. Мне всегда приходило на ум что-нибудь в самые критические моменты жизни. Поэтому всякий раз я знал, «что и где» сказать.
‑ Простите, ради бога! Здравствуйте…
Зеленоглазая леди окинула меня очень удивлённым взглядом. Этот лукавый момент её взгляда в мою сторону определил тягу к этому существу. Моментально через призму моего и присущего только мне осмысления происходящего в ней начала я тут же ощутил восторг, яркость, всплеск радости от её существования. Окружающий мир словно боролся за её взор. Мне без сомнения казалось, что сама природа от рождения наградила её «уловкой-загадкой», которая заключалась во вдыхании интереса ко всему. Своим вниманием ей удавалось любого подкинуть к небесам. Её «суть» была в том, чтобы дарить «суть». Она искрилась счастьем, она была настоящей, только увидев её, можно было понять, что тебе нужно, какие отношения тебе требуются, и, наконец, ответить на вопрос: «Зачем во все времена мужчины делали безумнейшие поступки, превращались из всевластных, всемогущих королей в нелепое подобие, которое и двух слов вымолвить не могло?». Это была та самая особь, ради которой мужчина мог броситься на любой подвиг, победить любое существо, взобраться, прыгнуть, пробежать, побороть, подчиниться, найти всё, что угодно. Только встретив такую девушку, можно понять, как ты не властен над собой. Видя её в первый раз, я сразу понял: «Она, и только она!».
Её явно удивлял лохматый, причёсанный полотенцем парень с видом фаната-хулигана, который по всем внешним признакам побывал в эпицентре своего жизненного ареала, оспаривая право на утверждение своего мнения с такими же костоломами, как и он сам…
‑ Здравствуйте! ‑ ответила она мне не из-за того, что хотела соблюсти меры приличия. Это был рефлекторный ответ её естественного состояния на приветствие того, кто мог нести ей угрозу.
‑ Извините ещё раз! Я буду краток. Видел Вас на разных меценатских мероприятиях в помощь беспризорным детям и всегда Вы с огромной искренностью и с чистыми помыслами говорили о пожертвованиях и о помощи обездоленным. Ваши выступления наполнены несгибаемой решимостью помочь всем, кто нуждается в помощи. Ведь так?
‑ Вы правы. Но я помогаю обездоленным детям, а вы явно уже не ребёнок, хотя и молодо выглядите. А обездоленным можете и быть.
‑ Вы совершенно правы, я хочу попросить Вас помочь, но не мне, а как раз таки очень большому количеству беспризорных детишек. Если Вы дадите мне всего лишь пять минут и выслушаете, я уверяю Вас, как минимум полсотни несчастных детей станут жить гораздо лучше…
Мои глаза были наполнены театральной искренностью. Видимо, потому, что я сам верил в то, о чём говорил, да и вид у меня был подобающим.
‑ Что? Всего лишь пять минут моего времени кому-то помогут?
‑ Время дано нам для «жизни», время даёт «жизнь». «Жизни» нет без времени, поделиться временем – значит поделится «жизнью», ‑ после этой фразы в её глазах читался интерес, но не мной, а этими словами. Мне показалось, что в её понимании никак не сочетались мой вид и адекватный диалог.
‑ Ладно. Присаживайтесь. Только пять минут. У Вас только пять минут и сразу хочу добавить, что те деньги, которые я жертвую на помощь нуждающимся, не мои, а моего отца. Так что, если Вы таким изящным и коварным способом хотите обмануть и вытянуть средства – знайте, это невозможно.
После того как я сел напротив Софии, глаза Вовы увеличились в три, а то и в четыре раза. Он явно не понимал, что происходит? Легко похлопав себя по щекам, он убедился, что не спит. «Улыбка зазнайки» покинула его совсем. Я же очень радовался происходящему. Мне вспомнился момент из детства, когда я пустил ему пластмассовую пулю в лоб. Вот такое же выражение лица Вова скорчил и сейчас.
‑ Эй, молодой человек, Вы или по делу, либо до свидания!
Так меня ещё никто не одёргивал.
‑ Да, конечно. Значит, ситуация выглядит так… Сбоку от Вас, за VIP-столиком возле окна сидит, на первый взгляд, малоприятный человек. Видите?
Она сразу же посмотрела в сторону дяди. Этот момент практически заставил его залезть под стол. Не знаю почему, но он тут же схватил бутылку шампанского из ведёрка и начал что-то вдумчиво читать на этикетке.
‑ Ну, вижу! И что? Обычный зазнавшийся пижон. Здесь таких много. Получил в наследство большое состояние и теперь видит смысл жизни только в трате денег! ‑ с небольшим остервенением и сладким оскалом произнесла София.
Я же в свою очередь бесцеремонно, нахально взял у неё из тарелки кусочек зажаренной курицы. Это наглое действие тут же зацепило её.
‑ Вы голодны?!
Пережёвывая и улыбаясь набитым ртом, я ответил:
‑ Да! А как вы догадались?
‑ Не сложно было.
После чего она протянула мне тарелку с поджаренными кусочками курицы, при этом отвернувшись в сторону.
‑ Слушайте, Вы будете говорить, о чем хотели, или так и продолжите молча есть мою пищу?!
‑ Полагаю, мне некуда торопится, у меня ещё четыре минуты.
‑ А, ну тогда ладно! ‑ она посмотрела на наручные часы, как бы засекая время, и затем скрестила руки на груди.
‑ Кстати, Вы абсолютно правы, рассуждая о том человеке. Вы хорошо разбираетесь в людях.
‑ Спасибо, но тут не сложно догадаться. В этом ресторане все такие, как он.
‑ Не все…
‑ А, ну, да! Вы особый экземпляр, каких мало. Ваше невежество шагает впереди Вас…
‑ Беру свои слова обратно. Вы совсем не разбираетесь в людях…
‑ Я же говорю, Вы ещё и грубиян.
‑ Так вот, тот человек, на которого я Вам указал, ‑ мой дядя.
‑ Очень полезная информация. Сочувствую, хотя, очевидно, Вы этого заслуживаете.
‑ Я поспорил с ним на Вас…
‑ Что?! Что ты несёшь?! ‑ вспылила она, явно не ожидая такого откровения от усердно пережёвывающего её еду незнакомого человека.
‑ Отлично, мы уже на «ты»! Значит, расклад такой! Мы сидим с тобой здесь минут десять, заказываем, что ты пожелаешь, потом я беру у тебя номер мобильного, ты демонстративно целуешь меня, счастливо улыбаешься, а я на волне успеха иду обратно…
Пока София обалдевала от выданного мною, подбирая хоть какие-нибудь адекватные фразы, я добил её окончательно.
‑ Если всё случится по моему сценарию, тогда вон тот толстый, как ты сказала, мешок с деньгами или что-то в этом роде, хоть раз в своей жизни действительно поможет нуждающимся, а в частности, отвалит пять миллионов деревянных городскому Детскому дому.
‑ Да, ты псих! Зачем тебе это надо?
‑ Сейчас речь не обо мне, а о тебе. Именно сейчас твой шанс взаправду помочь нуждающимся, а не только помогать своему папе отлынивать от налогов с помощью мерзких подачек детям. Неужели тебе не хочется развести этого эгоиста на деньги?! Тем более на самые благие цели.
‑ Ну, я не знаю? ‑ с непередаваемым удивлением в глазах протянула девица.
Вытерев рот салфеткой, я произнёс финальную фразу.
‑ Значит, я ошибся в тебе. Твои жизненные приоритеты, твой статус ‑ всё это пафос! Этот стеклянный мир для тебя так же дорог, как и для моего дяди, и для всех сидящих в этом зале. Борьба за справедливость и равноправие оказались лишь хрупкой маской, за которой скрывается папина дочка, неспособная поступиться своим положением ради реальности. Я так и думал! Твои представления о бедной жизни основаны на глянцевых журналах!
Выданный мною монолог действительно зацепил её самолюбие. Всё, что она считала жизненными ориентирами, было поставлено под сомнение простым незатейливым парнем как раз из того мира, неведомого ей. Я уже опёрся о стол, чтобы встать, как меня остановили её слова.
‑ Стой! Подожди! Очевидно, это ты плохо разбираешься в людях. Сядь! Пожалуйста…
Сильное напряжение говорило о том, что она сама не понимает, почему ей вдруг захотелось пойти на поводу у моих слов. Озадаченность и чрезмерная зажатость открывали её в другом свете. Я видел растерянную молодую девушку, которая четыре минуты назад была предельно собрана и, как ей казалось, полностью контролировала все возможные ситуации. Теперь же предо мной открылся беззащитный ребёнок, не знавший что и как сейчас делать. От этого она становилась ещё прекрасней. Её незатейливый вид мог заполнить улыбкой любую пустоту.
‑ Улыбайся… ‑ произнёс я сквозь аппетитное утоление голода.
‑ Что? ‑ с явным недоумением тихо переспросила она.
‑ Улыбайся, говорю… А то наш не такой уж и бесполезный меценат не поверит в мою, и что более важно, в твою искренность.
Эти слова перебили её безудержные мозговые попытки найти хоть что-нибудь адекватное и стали единственным, показавшимся для неё правильным. Передёрнувшись и оглянувшись на Вову, она застенчиво и с видом типа: «А! Ну, да! Да…», с присущей ей естественной таинственностью, нехитро растянула губы. Этот застенчивый, немного растерянный блеск в её глазках открывал прозрачно-искренний характер этой миссис.
‑ Знаешь, с такого рода улыбкой моему дяде будет легче поверить в то, что я угрожал тебе убийством. Либо страшным запугиванием взял тебя в заложники. Мне кажется, что он рассматривает только этот вариант.
‑ Да, хорошо, я постараюсь!
Просидев полторы минуты с идиотской, но безумно веселящей меня мордашкой, её мозговой процессор созрел для вопроса.
‑ А как тебя зовут?
‑ Уратмир.
‑ Очень приятно, а меня София.
‑ Знаешь, София, а ты меня действительно удивила. В тебе присутствует дух протеста ‑ бунта… Оказывается, ты можешь делать решительные поступки, не позвонив папе!
‑ Да уж! Невысокого ты был обо мне мнения! А вот когда я увидела тебя, мне стало как-то не по себе.
‑ Да? А сейчас?
‑ А сейчас я поняла почему…
‑ Шутишь! Это хорошо! Это очень хорошо! Вот скажи мне честно, чего больше в твоём согласии на моё предложение, ‑ показать свою независимость, помощь детям, боязнь не ответить на вызов? Ведь очевидно – не в твоих правилах отступать. Изобразить независимость? Показать то, что ты совсем не такая, как все здесь сидящие?
Разговор потихоньку завязывался. Я попадал в самую точку.
‑ Знаешь, твои вопросы содержат ответ на мои вопросы. Именно об этом я думала после того, как попросила тебя присесть обратно. Я сразу поняла, что ты умеешь ловко манипулировать человеческими желаниями. В моём решении было всего понемногу, но в большей степени две вещи ‑ помощь детям за счёт одного из богатеньких мешков, и вторая ‑ понять такого, как ты.
Такой ответ мне очень понравился. Её решимость заинтриговывала меня, а эмоциональные рефлекторные зажимания и разжимания «коготков» выдавали в ней грациозность хищницы. Я смотрел прямо ей в глаза, не моргая, пытаясь найти хоть какую-нибудь слабинку. Но видел только нежность, изящество и постепенно тонущего себя в зелёном омуте её глаз. С каждой новой минутой, проведённой с ней, мне казалось, что она всегда разная. Каждую секунду она была удивительно другой и неповторимой. Прищурившись, я не мог отвести от неё взгляд. Взор незнакомки был также неотвратим.
Это проявлялась игра воли, которой не могло быть без этого плена. Мне всё сильнее и сильнее хотелось проверить её решимость и до конца понять: что она из себя представляет и насколько это бесценно. На тот момент я точно знал только одно: мне до стона в венах хотелось побольше времени провести с ней здесь и сейчас. Она не была той, от которой нужно что-то скрывать, прятать, не показывать. Ей нужна была только правда о том, какой ты на самом деле; чего ты стоишь в первый миг, до того как просчитаешь несчётные варианты, пытаясь выстроить себя для показа.
‑ Хочешь прямо сейчас сильно ударить по кошельку моего дяди и тем самым накормить множество голодных ребятишек? Тогда прямо сейчас доверься незнакомцу, который обещает тебе сегодня вечером положить к твоим ногам весь город.
‑ Да, ты действительно странный и непредсказуемый! Я ещё не успела прийти в себя от твоего первого безвыходного предложения, а теперь второе убеждает меня ещё больше в том, что ты – полный псих!
‑ Не веришь мне?
‑ На это у меня есть основания?
‑ Нет, ты просто боишься, что я могу сделать то, что не может сделать ни один человек ни в этом зале, да и ни в любом другом! Ты испугалась, что я могу показать тебе то, что является большей ценностью, чем деньги. Ты боишься влюбиться!
‑ В кого?!
‑ Хоу, детка! Пожалуйста, свет на меня!
‑ Сядь! Прошу, сядь! Ну, а если я соглашусь? Как ты это всё сделаешь?
‑ Тебе не нужно знать! Тебе просто нужно знать меня!
Мои эксцентричные действия, полное удовлетворение собой и шутки с завышенным высокомерием немного рассмешили её.
‑ Ты полный, полный, полный обезбашеный, весь в ссадинах парень!.. ‑ она так симпатично дула щёки.
‑ Сколько сейчас время?
‑ Зачем тебе?
‑ Не задавай вопросы, отвечай чётко.
‑ Половина восьмого.
‑ Хорошо, у нас есть три часа.
‑ До чего?!
Резко подскочив с места и направляясь к Вове, попутно в полоборота, с ухмылкой парня, у которого всё под контролем, я успевал ответить:
‑ До того как стемнеет. Жди здесь! Я сейчас.
Дядя явно был обескуражен моим напористым приближением к нему.
‑ Но ты ещё не выполнил оставшиеся пункты спора! Где номер?
‑ Вова, ключи от машины. Быстро!
‑ Что? Какие ключи? Я вообще ничего не понимаю!
Он растерянно вложил их мне в руку. Практически все посетители вместе с дядей смотрели на меня недоумёнными глазами. Буквально за секунду я вытряхнул содержимое своей тренировочной сумки в салон авто, затем также быстро, но уже с пустой сумкой шёл обратно.
‑ Уратик, а ключи?
‑ Вот они! ‑ я положил их ему на стол.
‑ Зачем тебе сумка? Что ты вообще собираешься делать?
‑ Вов, ты забыл ещё про один пункт нашего соглашения и сейчас я иду выполнять план до конца.
Сев к столику с огромной открытой сумкой в руке, щелчком пальцев и громко присвистнув, я подозвал официанта. Такие экстремально незаурядные действия вызвали огромную радость у Софии, которая молча удивлялась и ждала, что же будет дальше.
Подошёл «гарсон» и с поклоном произнёс:
– Здравствуйте, меня зовут Евгений. Чем я могу вам помочь?
‑ Очень приятно, бедолага. Скажите, пожалуйста, уважаемый, а есть ли у Вас в данный момент готовая еда? Желательно подороже.
‑ Простите, я не понимаю, о чем Вы? Что Вы имеете в виду?
‑ Евгений, мне нужно знать, какие у вас в ресторане есть сейчас готовые блюда или которые могут быть сделаны в кротчайшие сроки? Так понятно?
‑ А… Я понимаю… Ну, чтобы прям быстро… Мы можем предложить Вам бутербродики в ассортименте, салаты на Ваш вкус, горячие супы разных традиций… Вот меню… Я Вас правильно понял? Да?
Тупость и глупость горемыки Евгения отбирали у меня время, поэтому я решил пойти другим путём и объясниться с не совсем искренним официантом на языке, к которому он привык. На всё это уже с нескрываемым удивлением, сплетя пальцы рук и поднеся их к подбородку, взирала сеньорита. Её вид напоминал молящегося в храме.
‑ Значит так, Евгений. Девизом вашего ресторана является: «Великолепный сервис и полное удовлетворение претензий клиента за его деньги». Так? Записывайте заказ! Я хочу две килограммовые банки чёрной икры…
‑ Что, простите?! Банки?!
‑ Да! Банки! Упаковки, пакеты, ёмкости, контейнеры, термо-упаковки ‑ мне всё равно, куда вы её утрамбуете! Полтора килограмма трюфелей, десять подкопчённых осетров, четыре бутылки красного и белого вина, годов, эдак, Французской революции…
‑ Простите, Вы не могли бы выбрать из меню?
‑ Ты что, не понимаешь, страдалец? У меня нет времени. Давай там на свой вкус, постарше да подороже. Дружище, ты что, меня так и не узнал?!
‑ Нет, простите, Сэр, но если Вы представитесь…
‑ Слушай, я тот, о ком каждый новый год в журнале Форбс пишут: «Охренительно богатый человек Урала». Тот, о ком экстренные выпуски новостей всех стран выходят с заголовком: «Спаси нас Господь, этот человек хочет купить весь воздух!». И вот когда я его куплю, то первое, что я сделаю ‑ запрещу дышать таким вот нерасторопным официантам.
‑ Я всё понял, Сэр! Я быстро записываю!
‑ Семь батонов мягкой французской булки! Ну, или какой у вас там есть хлеб? Насыпьте в пакет килограмма три самых дорогих конфет. И давай бегом, у тебя три минуты! Да, и ещё одно: вон, видишь, сидит опрятно одетый мужчина, ‑ я указал на Вову рукой, который идиотски улыбался и помахал нам. – Вон, видишь, машет нам. Помаши ему тоже.
Помахав руками вместе с Евгением, я добавил:
‑ Этот человек за всё заплатит, ведь он не такой глупый, как ты. Он понимает, что когда весь воздух будет принадлежать мне, дышать смогут только избранные мною люди.
Весь вид официанта говорил о том, что Вову он, мягко говоря, считал дебилом, который должен был отвалить кучу бабла. Не знаю почему, но как только парняга ушёл, мы расхохотались. Все наши отчаянные попытки вести себя прилично и не ржать во всё горло приводили к повторению истерического смеха.
‑ Объясни, зачем тебе всё это, да ещё и в такой форме?!
‑ Скоро всё поймёшь! Подожди немного.
И действительно, скорость и качество обслуживания в этом ресторане оказались на высоте. Буквально через две минуты четыре официанта, включая Евгения, вынесли нам наш заказ в экзотической упаковке. Две закупоренные банки чёрной икры по килограмму, трюфели в целлофановом пакете, обвязанном какой-то тёмно-синей ленточкой, с подписью поставщика на французском языке. Очевидно, это были эмоции восхищения: «Ну, ничего себе! Эх, хотел бы я взглянуть в те честные глаза, которые это купят!». Подкопчённая осетрина, которую я тут же обвернул в салфетки, лежащие на столе, хлеб и хрустящие итальянские конфеты, больше напоминающие длинненькие ароматные булочки, зажатые в два бумажных пакета – всё это я мигом загрузил в свою сумку и сверху плотно придавил тремя бутылками вина, а четвёртую взял под мышку.
‑ Ну, что? Готова?
Увидев одобрительный кивок ошеломлённой Софии, я подскочил из-за стола.
‑ Ну, а теперь, ты должна выполнить ещё два пункта. Помнишь их?
Она была втянута в ситуацию, которой предавалась даже больше, чем я. Её интерес был заметен по постоянному отблеску глаз. Я тянул Софию за руку к столику Вовы, который был в предынфарктном состоянии от содержимого сумки. Приблизившись вплотную к нему, я легко поддёрнул к себе идущую сзади Софию, чтобы предстать в том качественном ракурсе перед дядей.
‑ Вова, это София. София, это Вова!
После чего я моментально достал из кармана свой телефон, а не растерявшаяся, изящная прелестница смело продиктовала свой номер: «–0 892 33144–».
Но на этом добивание зазнавшегося ловеласа не заканчивалось. По законам жанра, мне предстоял страстный поцелуй. Решительные поступки, предшествующие грядущему финальному лобызанию, выглядели очень естественными, будто мне заранее было известно, что произойдёт в конце. Но сейчас я мог сфальшивить, усматривая полное неведение того, что будет дальше. Это не так уж и просто ‑ взять поцеловать в губы!
Действительно, это был непредугадываемый подвиг. В финальные секунды этого момента в голове прокручивалась тысяча возможных вариантов апофеоза. Ещё ни разу не прикоснувшись к ней в своих мечтах, я уже получил сотню пощёчин в мыслях. Тянуть было некуда. Её хитрый, азартный прищурившийся взгляд ставил меня в положение: «А, ну-ка… Попробуй!». Я же не мог сделать это, не будучи уверенным в себе на сто процентов. И если бы мой поцелуй содержал хоть немного блефа или проигрышной трусости, а не мужского страха своей силы, она сразу почувствовала бы это. Но то, что она хотела проверить, отсутствовало во мне с рождения. Любые мои действия и решения всегда отталкивались от силы, чести, мужества, отваги, воли духа. И этим я каждую секунду пытался себя утешить.
Чистая, как вода из святого источника, девица смотрела на парня, который стремился быть сильным, смелым, отважным, мудрым, справедливым, честным. Это настоящее было только наше – оно было для «нас» и ради «нас». Смертность наших тел делала это мгновение бесценным – неповторимым ни вчера, ни сегодня, а исключительно сейчас. Было так, как заслуживали мы, и для «нас» по-другому и быть не могло. Её манящий хрупкий вид обострил чувства, сфокусировал зрачки и направил меня к ней.
Протянув руку с телефоном к её плечу, не отводя глаз, я немного резко приблизил к себе тайну. Наши губы оказались на расстоянии вдоха. В ней читалось покорение моменту. Пробежавшее электричество свидетельствовало о жажде ответа. Мои напряжённые губы, словно «брёвна», тупо столкнулись с её насыщенными устами. Как бы я не был уверен в себе, как бы не подбадривал себя, всё равно, получилось хуже, чем можно было представить. Мой каменный поцелуй напоминал времена Брежнева. Да, что там! Даже поцелуй нашего генсека ‑ это высший пилотаж по сравнению с моим.
‑ Не убедил! Это не ты… ‑ с этими словами в моё сморщенное лицо с левой стороны влетела жгучая и неприятная затрещина. В эту временную отсечку все мысли из моей головы вылетели. Я очень удивлённо взбодрился и посмотрел на расчудесницу. Этот хлопок по моей щеке привлёк внимание всех посетителей ресторана. Ещё секунда, и пока я не пришёл в себя, обворожительная красотка вцепилась в мои обмякшие губы своими. Время относительно меня перестало существовать. Голова кружилась…Манящий запах лилии, вкус корицы, страстные впивания «коготков» в затылок подбрасывали меня в небо и опять сокрушали на бренную землю. Я не чувствовал рук и не мог пошевелиться, а она была тверда в своих намерениях. Нежный поцелуй становился всё напористей. Я чувствовал страстный жар её тела.
Вовина нижняя губа отвисала до самого пола. Диковинная обольстительница потихоньку отрывалась от меня, прикусывая мою нижнюю губу, чем ещё чётче подчёркивала свой спесивый нрав.
‑ Аууу! Зачем ты ударила меня?
‑ Ну, я же должна узнать правду!
‑ А пощёчина зачем?
‑ Чтобы целовать тебя, а не комок неконтролируемых нервов.
‑ Ну, что? Всё выяснила?
‑ Я ‑ да, а ты?
‑ Я тоже… Тогда идём?
‑ Да, идём!
‑ Надеюсь, ты на машине?
От увиденного Вова впал в пространное состояние. Я поставил на его стол бутылку вина и спешно бросился на улицу вместе с Софией.
‑ Ммм… «Ламба»! Жёлтая?
‑Да! Нравится?
‑ Хороший авто! Один мой знакомый постоянно говорит, когда видит подобную машину: «Блин, за такую тачку я бы женился!».
‑ Значит, чтобы выйти замуж надо просто иметь «Ламбу»?
‑ Нет, не только. Ещё можно иметь «Азирати», «Феррари», «Настон Муэртин»!
После этого поцелуя мы стали довольно близки. Видя, как она смеётся, мне казалось, что мы знакомы всю жизнь и, как ни странно, это не отталкивало, а, наоборот, безумно нравилось.
‑ Знаешь, но такой брак будет не очень искренним!
‑ Зато он будет! ‑ ответил я.
‑ Куда едем? ‑ спросила София.
‑ Нам очень быстро надо добраться в одно место. Дорогу я буду показывать по ходу движения.
‑ Даже сейчас у тебя тайны?!
‑ Это не тайна. Это интрига!
‑ Ну, тогда ладно! Что медлишь? Садись, поехали!
Резко стартонув с места, мы рванули туда, где я весь город мог положить к её ногам. Резвое, но филигранное вождение затрудняло мою штурманскую деятельность.
‑ Что? Страшно?
‑ Нет, просто хочется завтра проснуться дома, а не в больнице.
‑ Скажи, а ты тоже бы женился за «Ламбу»?
Этот вопрос был из разряда «Рыба утонула!». Мы с улыбкой переглянулись.
‑ Только если цвет будет синий!
До места мы домчали за пятнадцать минут. Выйдя на улицу, я почувствовал будоражащий запах леса. Это было мое родное место, которое я чувствовал совершенно на другом эмоциональном уровне. Теплота и шарм родных просторов всегда насыщали радостью.
‑ Ты что, хочешь повести меня в густой лес?!
Скрупулёзный взгляд явно ожидал какого-то подвоха с моей стороны.
‑ Я поняла ‑ ты маньяк!
‑ Ты именно это хотела выяснить при поцелуе?
‑ Слушай, ну, ты что, серьёзно? А моя машина? Здесь через пять минут от неё только колёса останутся, в лучшем случае!
Софии действительно было как-то не по себе от моей задумки.
‑ Вон, видишь, небольшая насыпная дорога, которая тянется вдоль леса? Справа!
Девушка развернулась в ту сторону, куда я акцентировал её внимание.
‑ Смотри! Видишь, к нам бежит тринадцатилетний мальчик. Его зовут Артём.
‑ Откуда ты его знаешь?
‑ Тёма ‑ один из тех детей, которым ты так стараешься помочь, жертвуя собой…
Артёмка с открытой и искренней улыбкой подбежал к нам.
‑ Здорово, Уратмир!
‑ Здорова, Тёма! Ну, как тут на районе? Всё спокойно?
‑ Конечно. Уратмир, что ты сегодня принёс?!
Тёма настойчиво пытался забраться в сумку, которую я держал.
‑ Тёма, ты сегодня один что ли? Где остальные?
‑ Нет, нас сегодня семеро. Да и ты тоже не один! Это твоя машина?
С пареньком было тяжело разговаривать в силу его отчётливо цепкого интереса к сумке.
‑ А почему они нас не встречают?
‑ Ну, они вон там! Смотри! Видишь? Устанавливают важное бревно нашего укрытия. Сейчас все прибегут…
‑ Тёма, ты забыл первую заповедь «шалашей»! Тайные укрытия, о которых я тебе говорил, никогда нельзя делать на видном месте. Укрытие должно быть скрыто от любых глаз и противник должен очень постараться, чтобы его обнаружить, а ещё лучше, если его вообще никто не найдёт. Эх, вы! Почему вы не сделаете его где-нибудь в лесу?
Этот уместный аргумент зацепил маленького хулигана и заставил его хоть чуть-чуть прекратить носиться вокруг меня.
‑ Уратмир, да, я знаю! Мы и сами не рады такой постановке. Но бабушка Зина не разрешает нам заходить в лес и гулять там. Она говорит, что сейчас много нехороших людей, а она за нас отвечает.
‑ Ладно, Тём, беги быстрей, скажи бабе Зине, что я приехал.
Юнец рванул в угловой дом возле леса.
‑ Баба Зина? Тёма? Тайное укрытие? Ты хоть что-нибудь мне расскажешь? – недоумевая, произнесла София.
Мы медленно направились к калитке, в которую забежал мальчишка.
‑ Не переживай, скоро ты всё узнаешь. За машину вообще не тревожься. Тёма тут весь район контролирует. У него детдомовская хватка. От этого взгляда ничто не ускользнёт. Цепкий парень!
‑ Да уж! Доверять детдомовцу! – повествовательно произнесла девушка.
Сказанные тихо, но услышанные мною слова, просто воткнули нож в сердце. Это было омерзительно неприятно и, что совсем плохо, произнесла их та, в которой я души не чаял. Вмиг я прекратил идти. Мои скулы начали напрягаться.
‑ Говоришь, детдомовским нельзя доверять?! Да! Это вполне в вашем светском духе!
‑ Ну, ты меня не так понял.
‑ А ты знаешь, что слово, данное детдомовцем, стоит больше, чем любое другое! И знаешь почему? Нет? Не знаешь? Потому что каждый их день, каждая прожитая минута пропитана суровой правдой жизни. В их времени нет места пафосу и гламуру, нет забот и переживаний о близких, нет иллюзий о добре и зле. Они видят мир без преград пристрастий к своему праву выбора. До восемнадцати лет они смотрят на мир через высокий решётчатый забор детдомовской площадки. Каждая секунда их существования превращается в сражение с реалиями нашей демократии. Именно в детдоме можно увидеть всю зрелость нашего общества. Именно там эти дети перестают пытаться испытывать пустые иллюзии. И вот изо дня в день, выживая в таких неприглядных условиях, они начинают ценить две вещи. Первое ‑ это «Правду», а второе ‑ сделанное для них «Добро». Из этого следует, что слово, данное детдомовцем человеку, сделавшему ему добро, содержит две вещи. Первое это ‑ «Правду», второе ‑ «Искренность», воспитанную на двух началах ‑ «будешь ты жить или нет».
Мои слова не на шутку зацепили Софию Премудрую, которая была подавлена.
‑ Нет-нет! Ты меня неправильно понял! Я не то хотела сказать… Прости!
Я знал, что её чувства искренние ‑ без фальши. Она честна, прежде всего сама перед собой. Ведь представления о беспризорниках складывались из понятий, стереотипов того мира, в котором она воспитывалась. «Правда» и «Искренность» имели там другие значения. Её мир жил на лицемерных условиях. Если ты говорил «Правду», значит, тобой можно пользоваться и применять твою откровенность в корыстных целях. А «Искренность» приравнивалась к слабости и тебя втаптывали в землю. А высказывание Софии о доверии детдомовским, скорее свидетельствовало о недоверии ко мне, поэтому, улыбнувшись, я произнёс: «Не доверяешь мне?».
‑ Знаешь, есть из-за чего! ‑ надув губы, произнесла София.
‑ Сейчас ты будешь доверять мне как себе. Вон, смотри, бабушка Зина.
Мы ещё не успели дойти до калитки, а к нам навстречу семенящими шажками в вековых «лаптях» торопливо приближалась энергичная старушка, обладающая неутомимым и весёлым нравом.
‑ Внучек! Внучек! Здравствуй, внучек! Ну, дай бабушка тебя поцелует, ‑ она потянула меня за ухо, обняла и поцеловала в щёку.
‑ Ой, вымахал! Уже взрослый парень, а бегал такой маленький, все время шалил, кукольный был, как девочка! Ну, знакомь бабушку с твоей невестой!
Бабушка Зина всегда умела заставить меня краснеть. Я резко посмотрел на мою спутницу, названную бабулей «суженой», и снова на бабушку, но никак не мог найти слов.
‑ Меня зовут София…
Этими словами она прямо камень с моих плеч сняла. Но баба Зина не упускала момент.
‑ А что, ты, внучек, так переволновался. Что, забыл, как зовут невесту.
Это был не вопрос… Баба Зина разговаривала в пустоту.
‑ Ну, внученька, не переживай! Уратик всегда был очень застенчивым с девушками. Ладно, пойдёмте в дом…
Бабушка взяла Софу под руку и, оставив меня позади, продолжала рассказывать ей о моей жизни в деталях, начиная с того момента, как я ещё не начал ходить на горшок. Самое поразительное было в том, что между прерывистым смехом и многозначительным хихиканьем Софийка поближе накланялась к бабе Зине и издевательски перешёптывалась с ней, тем самым демонстрируя объединение их мнений в отношении моей персоны. Общий язык был найден мгновенно.
‑ Баб Зин, я тут продукты кое-какие принёс. Вытряхну их на кухонный стол?
Тут же в кухню вбежало много детей.
‑ Вау! Круто! Что это?
‑ Тёма, это то, что вы сегодня будете кушать…
‑ И пить это вино? ‑ удивлённо произнёс малец с явно выраженным беспокойством в огромных голубых глазах.
‑ Нет, вино вам ещё рано…
Бутылки я сложил обратно. Баба Зина принялась накрывать на стол.
‑ Ба, не надо… У нас мало времени… Мы сейчас уходим…
‑ А что так?! Ты не хочешь побыть немного у любимой бабушки?
‑ Хочу ба, но я обещал Софии, что кое-куда отведу её. А чтобы успеть до темноты нам надо идти сейчас.
‑ Понимаю, понимаю, внучек! Ну, давай, я вам хоть бутербродов нарежу, да положу своих фирменных пирожков с картошкой. Хорошо?..
Ну, даже если бы я сказал нет, то это не сыграло бы никакой роли для «Ба». Она всё равно собрала бы нам в дорогу чего-нибудь перекусить. Баба Зина не знала, что можно поесть не только то, что приготовлено дома и взято с собой, а ещё можно перекусить, например, в «фаст-фудах». Но такое слово для неё вообще не существовало, да и никакой «фаст-фуд» не мог сравниться с заманчиво пахнувшими пирожками «бабо».
‑ Блин, Баа, прости! Я без подарка! У меня совсем вылетело из головы, что у тебя день рождения!
Я действительно вспомнил об этом событии только сейчас. И тут, как показалось на первый взгляд, меня попыталась выручитьСофия. Она сняла со своего запястья драгоценный браслет и протянула его мне. Я, естественно, не понял, что это значит.
‑ Ой, внучек, не переживай! Зачем мне подарки! Старушка уже сотый десяток разменяла! Хватит мне подарков.
‑ Бабушка Зина, Уратмир пошутил, мы принесли Вам подарок!
‑ Что ты делаешь София?
«Ба» обрадованно развернулась к нам. Браслет был в руке Софии и делать было уже нечего. Я, натужно улыбаясь, стоял рядом. «Бабо» вытерла руки о свой милионнолетний фартук. Прищурившись и подойдя к нам, она опустила взор на браслет. В отличие от Софии, которая глупо улыбалась, я понимал, что это не лучшая идея.
‑ Поздравляем, поздравляем! ‑ громким и радостным голосом произнесла София. Баба Зина взяла безделушку в руку. Все «мелкие» собрались вокруг нас, ожидая вердикта «Ба».
‑ Очень красивая вещичка… На, Уратмир, положи её в моей спальне к остальным. Внучек, я думала, что ты мне сделаешь что-нибудь своими руками, как во все прошлые годы. Помнишь, в десять лет ты выковырял тигра, больше похожего на круглого слона. Я храню эту драгоценность в тайном месте и никому не даю с ней играть.
Малыши, выдохнув, разбежались обратно по своим местам.
‑ Хорошо, Бабо! София, пойдём!
Озадаченности Софии не было предела. Вообще ничего не понимая, выйдя в коридор, девушка не сдержалась:
– Что?! Безделушка! Безделушка? Да знаешь, сколько она стоит?! Значит, какой-то кусок деревяшки, вырезанный тобой в десять лет, для неё «драгоценность!», а браслет с бриллиантами безделушка?!
Мне нечего было сказать. Я открыл дверь в комнату Бабо и взмахом руки предложил войти. Мы сразу упёрлись в трюмо. Содержимое, находящееся на нём, смогло быстро успокоить взвинченность «голубой крови». Более того, София оторопела и с трудом выговаривала слова.
‑ Прости! Что это?
‑ Где?
Мы подошли к захламлённому трюмо.
‑ Не может быть, да это же, это!..
Забыв о своём браслете, она тут же с упоением и восторгом знатока провела руками по огромному количеству небрежно разбросанных дорогих «безделушек!».
‑ Боже, это то, что я думаю?!
‑ Да! Это ‑ то самое! ‑ и я кинул её браслет в шкатулку с кучей всяких баснословно дорогих украшений, стоящую здесь же. А София никак не могла отвести взгляд от золотого яйца с часами.
‑ Послушай, ведь это Карл Густавович! Это то самое яйцо, которое утеряно?! А оно здесь! Этого не может быть! Это, наверное, подделка?! Да?!
После сказанного, с женским азартом к прекрасному, она обратила внимание на остальные предметы, которые находились в тусклой, надушенной томной горчинкой кипариса, с вкраплением лёгкой прохлады, пропитанной духом горделивой старины, комнате бабули.
‑ Я что, попала в какое-то тайное хранилище безумно дорогих вещей? Да здесь каждый предмет составляет мировую ценность! А все драгоценности, что лежат на трюмо ‑ сплошь знаменитые брэнды прошлого, да и настоящего!
‑ Теперь ты понимаешь, почему твой подарок обозвали безделушкой?
‑ Теперь, конечно, да! Но откуда это всё здесь? В этом доме?!
‑ Понимаешь, это немного сложно… И в двух словах вряд ли можно рассказать довольно ёмкую и мозаичную историю жизни. Баба Зина является представительницей одной из тех семей, которые жили здесь с момента основания нашего города. Она очень благородного дворянского происхождения. Все представители рода Бабо – самые достойные люди. Среди них и учёные, и врачи, ну, и тому подобное. Бабо сохранила их наследство до сих пор.
‑ А почему она не продаст это всё и не заживёт красиво?
‑ Вот так может думать только наше поколение. Она живёт традициями. Ценит нажитое и переданное ей предками. Если ты заметила, по меркам Бабо, она живёт очень даже зажиточно.
‑ Шутишь?
‑ Нет, не шучу. О, пропащее поколение! Ну, смотри! Бабо девяносто четыре года. Родилась она, ну, где-то в середине тридцатых годов прошлого века в дворянской семье с древней родословной с устойчивыми традициями. На всё это ещё наложила свой отпечаток «Красная революция», вырубая под корень буржуев и имея под постоянным прицелом абсолютное большинство дворян, госслужащих, помещиков, купцов, промышлеников, ну, всех, кто хоть мало-мальски что-то имел.
‑ Так вот… После масштабного подрезания, срезания и выравнивания огромной массы большого количества народа, жившего в Российской Империи, получился «справедливо» одинаковый мир, где каждый имел то, что осталось на обломках пустой, разорённой земли. И как ты понимаешь, критерием нормального советского человека в этом генезисе стал голый, нищий, недоедающий, с огнестрельным запретом на культурный слой прошлого, но искренне верующий в лозунг: «Пролетарии всех стран объединяйтесь!» человек…
‑ Ты хочешь сказать, что если бы в тот момент, после бессмысленного и глупого кровопролития у «выигравшего красного солдата» в его стране осталось бы больше чем «ничего», то и критерии у кричавшего: «Власть народу!», ‑ были бы другие?
Такой острый и схватывающий ум был мне по сердцу. Но я сделал чрезвычайно удивлённый вид и уточнил:
‑ Ты имеешь в виду ту власть, которая подчиняет чужую волю своей и борется за свою свободу, уничтожая чужую?
‑ Ну, а что? Есть другая власть, другая свобода?
Мы тут же оба улыбнулись.
‑ Оуу! Погоди-ка! Дай мне сначала закончить о Бабо. А потом, конечно, если ты захочешь, мы по дороге поговорим об антагонизмах воли и власти.
‑ Хорошо… Мальчик!
‑ Так вот… Бабо всё время пыталась жить так, как по своей природе не могла: носить одежду, которая была ей не по статусу; жить там, где ей было совсем некомфортно; питаться тем, что было; читать то, что можно; любить то, что нелюбимо. Это всё исходило из общего положения народа. Не она одна ничего не имела ‑ так было везде. Но тут сразу возникают вопросы: «Везде ли? Всегда ли?». Нет! Так было возможно только в первые тридцать лет построения социализма.
После войны коллективизм наступил на те же грабли, что и индивидуализм дворянства Российской Империи. Странно, но в насыщенном дорожном потоке пристегнулись те, кто управлял танком. Что это дало людям? Небольшой, но глоток «воздуха». Он полностью выразился в Бабо. Посмотри на дом, который во время его постройки считался запредельно шиковым: в нём высокий фундамент, дорогая древесина, цокольный этаж, высокие потолки. Но заметь, нет излишеств, нет красивых узоров. Этот дом по тем временам, на нашем сленге, можно было охарактеризовать как: «Строго, дёшево, но сердито…». Посмотри и на саму Бабо! Она ходит в «лаптях», в старом разноцветном фартуке, в косынке времён а-ля «бабушки, вечер, лавочки, сплетни, гармонист дядя Гена».
Но на самом деле Бабо не просто богата! Она сказочно богата! Она миллионерша, у которой по комнате сплошь разбросаны антикварные драгоценности уровня мирового наследия. Она умна, образована, знает несколько языков и все это прячет за маской простоты. Её огромное сердце не имеет предела доброты и скрывается за ширмой вульгарной пыли. Она смотрит на все эти годы, сохраняя горделивую осанку своей чести. Это придаёт ей почёт и вызывает огромное уважение. Такие, как Бабо смогли донести до лучших времён наследие предков, пусть и храня их не совсем аккуратно. Бабо является одним из последних представителей искорёженной, но оставшейся интеллигенции «России» прошлого века.
После этого красноречивого монолога я ожидал от Софии любого вопроса, ответа, ну, или вообще пустого пожимания плечами, но ошибся.
‑ Ммм, значит ты знатного рода? Может, даже граф? ‑ серьёзно сказала она.
‑ Я граф? Нет! Мы с Бабо дальние родственники. Она мне двоюродная прабабушка. Это довольно весомое расстояние в родстве.
‑ Уратик, где вы? ‑ позвала нас Бабо.
‑ Пойдём быстрее, мы уже выбиваемся из графика, ‑ сказал я.
‑ У меня всё готово. Я всё сложила тебе в сумку, – проговорила Бабо.
Бабо очень хорошо знала цену времени и, если она слышала фразу о том, что надо поторопиться, она действительно не теряла ни минуты, и делала всё очень живо.
‑ Стой, Уратмир! А как же драгоценности? Они что, так и будут храниться здесь? Это же целое состояние! Бабулю точно кто-нибудь ограбит!
‑ Успокойся. Они тут уже сто лет лежат и ещё столько же пролежат.
‑ Бабо! А что ты тут собрала? Ну, я же не в поход собираюсь! Ладно! Ба, а где у тебя фонарик? Мне он может понадобиться.
‑ Уратик, он у меня в сарае, сразу, как дверь откроешь, справа на гвоздике висит.
Я выскочил за ним.
‑ Да, эту дверь всё же надо починить, ‑ подумал я, отворяя с трудом или, другими словами, переставляя старую дубовую дверь на чугунных петлях.
‑ Надо срочно починить или вообще поменять её…
Взяв фонарик, я тут же рванул обратно и увидел картину, которая не удивила моё и так разгневанное самолюбие: Бабо опять что-то рассказывала Софии про меня.
‑ Всё! «Ба», мы пошли!
Я схватил сумку и пошёл к калитке. София спешно выбежала за мной. На улице бабушка Зина принялась нас расцеловывать.
‑ Ну, ба! Ну, хватит! Ну, всё!
‑ Уратик никогда не любил целоваться, ‑ этими словами Бабо опять заставила меня смущённо суетиться.
‑ Ба, ну такими темпами Тёма истечёт слюной или начнёт есть рукава. Не заставляй детей ждать. Они и так ходили, как коты, вокруг стола, пока ты с нами возилась.
‑ Ой, да они сытые! Я их только покормила!
‑ Ну, одно дело, когда ты их кормишь обычной едой, а другое дело ‑ икра… Всё! Мы пошли!
Мне думалось о том, как София поняла слова Бабы Зины: «Уратик не любит целоваться!». Не выдержав, я перебил пустую тишину своими словами:
– Слушай, ты это, не думай, мне нравится целоваться…
‑ Верю!
Тишина рассыпалась нашим смехом. Мы зашли в лес, который для меня был вторым домом. Здесь, даже после стольких лет взрослой и отлучённой жизни, я опять чувствовал себя беззаботным мальчиком одиннадцати лет.
‑ Знаешь, в наше время никто из родителей, дети которых жили в этом районе, даже не могли подумать о том, что отпускать детей в лес поиграть, побегать, покататься – это опасно…. Лес был моим жизненным ареалом! А теперь что? Бабо даже не даёт им сделать шалаш в лесной чаще. Я знаю каждое дерево, каждую тропинку, каждый пенёк. Знаю, где здесь гнёзда белок и орлов… И сейчас особенно, до боли, всё стало знакомо.
Я присел на корточки и взял тростинку… Перед глазами расстелились три тропинки. Одна вела через яр к большим родникам и красивым пологим водопадам, другая ‑ стремилась прямо к «светлой роще» ‑ так в детстве мы называли большое оголенное бездревесное пространство, находящееся в глубине лесной чащи. Это местечко было очень интересным и загадочным с точки зрения его вида и расположения. Я и мой друг Рома наткнулись на него примерно в десятилетнем возрасте во время очередной, наверное, тысячной экспедиции по исследованию нашей лесной зоны и нахождению с ней взаимопонимания. Обнаруженное нами просторное место сразу же превратилось в районный стадион для игры в футбол. Большинство парней, прознавших про лесную площадку, приходили туда играть и весело проводить время в жаркую летнюю пору. В двух шагах находилась небольшая родниковая заводь с очень чистой и проточной водой в тени лесного массива. А третья тропа, которая изначально выходила к просеке между трёх водопадов, была нужным нам сегодня направлением. Итак, наш загадочный путь лежал к пяти старым дубам.
‑ Уратмир, а что за дети, которые сейчас находятся у бабы Зины? Кто они? Откуда?
Я поднялся на ноги. В моей голове уже сложился невероятный по красоте путь к заветному месту в этом сказочном лесу с учётом ограниченности временных рамок и отдалённости последнего момента посещения этого лесного мира. Тем более что уже при входе в чащу были заметны особенности долгого и полного отсутствия здесь даже случайных людей.
‑ Это дети из районного реабилитационного центра для сирот и оставшихся без попечения родителей. Бабо проработала там всю жизнь врачом. После наступления пенсионного возраста её вытурили на заслуженный отдых. А она всё-таки решила остаться там на миссионерской основе ‑ уборщицей. Ну, а так как ей уже не надо было платить зарплату, они и не стали возражать. Теперь каждые выходные Бабо берёт пятерых, а то и семерых детей к себе ‑ это похоже на попечительство. И самое интересное, чтобы брать к себе ребят, она должна каждые полгода проходить обследование на дееспособность.
‑ Понятно… Слушай, ты точно знаешь, куда идти? У тебя такое задумчивое лицо…
‑ Я думал, что после того как Бабо вывернула меня перед тобой наизнанку, ты станешь мне доверять?
‑ Да, после бабы Зины тебе бы доверял и Иван Сусанин. Я просто не уверена, помнишь ли ты дорогу. И вообще, нам куда?
‑ Всё под контролем, ты сейчас находишься в руках Маугли этой дикой природы.
‑ Оооо! Как нескромно! Прямо так и Маугли?! Этот лес огромен! Да, и судя по заросшим травой тропинкам, люди здесь ‑ не частые гости!
‑ Это правда. Дорога предстоит непростая. В моё время нам было бы проще дойти до двугорья, но оттуда всё равно пару километров пришлось бы пробираться через малопроходимые дебри.
‑ Да, но тут даже эти старые тропы завалены упавшими деревьями, мягкой и густой травой, здесь полно сухого хвороста. Я даже не хочу думать про место, о котором ты говоришь. Если в то время там было тяжело пройти, то что же теперь?
‑ Вот поэтому надо быстрее идти и меньше разговаривать! Поверь, не всё так сложно под луной. Я научу тебя быстро передвигаться по затерянным направлениям. Минут через пятнадцать ты будешь таким же «Маугли-человеком» только женского пола.
‑ Ну, тогда идём, и не болтай больше!
Толкнув меня в плечо, она двинулась вперёд.
‑ Эй, постой, воин в платье!
‑ Ну, что опять?
‑ Сними туфли и дай их мне.
‑ Что? Зачем?
‑ Давай быстрей!
Взяв туфли, я сломал им каблуки.
‑ Что ты делаешь?
‑ Делаю тебе удобную обувь. Теперь оборви себе платье чуть выше колена. Я взял у Бабо кеды на случай, если будет совсем неудобно, но они совсем не лакшери…
‑ Ты что, рехнулся! Ты уже испортил туфли за десять тысяч долларов, а теперь хочешь, чтобы я порвала платье за сорок?
‑ Давай, рви быстрей, тебе неудобно будет передвигаться в столь длинном одеянии.
‑ Да оно и не очень длинное! У меня сил не хватит! Рви ты. Да я и не знаю, какая у него должна быть длина, чтобы мне было сподручней!
Подойдя к Софии, я бегло оценил длину.
‑ Ну, что? Рассчитал?
‑ Да! Вот так надо. Но мне нравится так!
Не успев ничего сказать, молодая девушка уже стояла в оборванном платье, которое лёгким движением руки превратилось из длинного в коктейльное.
‑ Теперь хорошо?
‑ Нет, ещё пару штрихов. Стой пока. Неужели тебе не нравится ощущать босыми ногами мягкую травушку-муравушку?
Я разорвал надвое тот кусок платья, который был у меня в руках.
‑ А это зачем?
‑ Много вопросов. Пора уже начать соображать. Сядь на это дерево и выставь мне ногу.
Обмотав ей стопы по типу портянок для устойчивости, я надел на неё спортивный вариант модельных туфелек.
‑ Так, теперь они будут сидеть плотно и щиколотка никуда не подвернётся. Хорошо, что твоя обувь больше похожа на полусапожки. Ты в них как амазонка. Спортвариант…
Пройдя пару сотен метров и преодолев несколько старых упавших деревьев, я всё-таки задал ей вопрос, который крутился у меня на языке:
‑ София, скажи, неужели ты и правда хотела идти в лес в том виде, который у тебя был?
Прочитав на моем лице неосторожный флюид как явный намёк на её глупость, она нашла достойный ответ:
‑ Слушай, а неужели ты не мог взять у бабы Зины какие-нибудь штаны?
Моя улыбка напоминала оскал, как после пощёчины, а её оголённые клыки были острыми, как и её язык.
‑ Нет, такие божественные ноги нельзя прятать от моих глаз в штаны! Тем более в те штаны, что есть у бабы Зины!
Секунду помолчав, я добавил:
– Если честно, я не мог отказать себе в желании увидеть твои ноги…
‑ Ах, ты! Да ты и впрямь маньяк! Стой!
Смеясь, она бросилась за мной. Игриво убегая и догоняя друг друга, искренне радуясь, мы зашли вглубь леса. Внезапно София остановилась и замолчала. Её взор был устремлен вдаль. В её глазах было божественное удивление окружающим спокойствием. Я медленно подошёл к ней и мне стало понятно, отчего она так переменилась.
‑ Знаешь, Уратмир, это чудесно!
‑ А почему шёпотом?
‑ Ты слышишь, как тут тихо? Это восхитительно! Здешнее спокойствие имеет странный привкус. Я пока что не могу понять его. Удивительно ‑ здесь можно расслышать биение сердца!
Она рефлекторно приложила свою руку к моей груди.
‑ Мне кажется, что всё вокруг происходящее ‑ это есть чья-то тайна!
‑ Почему тайна, София?
Наших голосов практически не было слышно. Все звуки поглощала тишина.
‑ Ты привёл меня в сказку. Я не могла себе представить, что в мире ещё существует волшебство. Последнее чудо, в которое я верила, умерло вместе с развеянным мифом про Деда Мороза.
Улыбнувшись, я ответил:
‑ Да, мне тоже это знакомо…
‑ Сам посуди, только волшебство могло привести нас сюда. Ведь три часа назад мы даже не знали о существовании друг друга. Как «великие уста жизни», рассказывающие наши судьбы, могли заговорить друг с другом? А сейчас я иду за тобой в самую неведомую глубину густого леса и, как ни странно, мне совсем не страшно. Здесь, с тобой, я чувствую себя как никогда спокойно. У меня такое чувство, что тут вообще нет времени. О нём нам напоминает только беспокойная кукушка.
‑ Я знаю, чья это тайна, София!
‑ Я тоже. Она наша. Мы, два взрослых человека, обнявшись и не думая о завтрашнем дне, с абсолютно разными судьбами, жизнями, стоим здесь, в этом бегущем мире, без гудков, стопов и светофоров, где ни при каких условиях не могли оказаться.
‑ Да, София, это чудесно! Но нам надо идти, уже темнеет, а нам ещё минут двадцать плестись.
‑ А ты говорил: «долго идти»…
‑ Я еще говорил, что время тут идёт за временем ощущения. Не зная, я не веду за собой незнающего. Так и время не берет своих попутчиков, которые не знают его ценность.
‑ Этого ты не говорил.
‑ Говорил, но не тебе.
‑ Что?! Так-так, значит это хорошо продуманный маршрут по завоеванию девушек? Сколько раз в неделю ты тут занимаешься романтическими экскурсиями и давишь на жалость? А-ну, иди сюда, здесь тебя никто не найдёт!
‑ Ммм, милая, да ты уже ревнуешь?
Так же смеясь, и уже довольно быстро, не замечая расстояния остававшегося пути, мы добежали до заветного места.
‑ Ну, всё-всё! Я пошутил! Что ты? Вон, смотри!
‑ Там лес заканчивается. Я думала он больше…
‑ Конечно, нет! Тут начинается крутой склон, глубокий перепад, там дальше обрыв.
‑ Ну, и куда нам теперь?
‑ Пойдём, ‑ и я потащил её за собой.
До места оставались считанные метры. Я не меньше Софии очень хотел увидеть заветный уголок. Мой пульс учащался с каждым шагом. И вот показался крутой и очень узкий спуск, полностью заросший бузиной. Он встретил меня несколькими ударами по лицу ветками кустарника. Прикрывая собой Софию, я пробрался к месту. Увиденное потрясло нас. Моему счастью не было предела ‑ здесь всё осталось таким же, как раньше.
‑ Уратмир, разве такое возможно?!
‑ Я нашёл это место случайно, когда подвернул ногу и начал падать в этот обрывистый проём. Тогда казалось, что я лечу с обрыва вниз, а оказалось ‑ в рай…
‑ Это похоже на врезанную в скалу, площадку для отдыха с бассейном у края…
‑ Да, я назвал это место комнатой «У-ра»…
‑ Комнатой?! Нет! Это пентхауз! Если бы мне кто-то рассказал о существовании такого чуда, я бы ни за что не поверила…
‑ Теперь ты понимаешь? Я не мог поведать тебе о нём. При всём своём желании мне бы не удалось сделать это…
‑ Разве может природа создать такое?
‑ Только живая природа и могла сотворить чудо. Пойдём ближе. Я тебе всё покажу.
‑ Какая странная заводь! Она напоминает огромную ванну-джакузи. Посмотри, насколько прозрачна здесь вода. Откуда она взялась?
‑ Первое время я тоже не мог понять откуда здесь этот мини-прудик с кристальной водой, но потом… Дотронься до глади…
София не хотела нарушать абсолютную красоту своим прикосновением.
‑ Ну, я не знаю?!
‑ София, это место существует, чтобы им любоваться, и поверь, если одно безупречное существо коснётся другого ‑ плохого не произойдёт.
Она медленно протянула руку к воде и лишь слегка провела по ней кончиками пальцев.
‑ О, боже! Она тёплая! Да нет, она даже очень тёплая! Ближе к горячей! Как это возможно?
‑ Это родник. Гейзеры. Вода здесь бьёт из-под земли. Где-то посередине выходит горячий напор. Всё дно и бока этой заводи состоят из какого-то бело-голубого мягкого, но плотного вещества. Скорее всего, это приятный на ощупь минерал.
‑ Наверное, поэтому вода такого ярко-бирюзового цвета?!
Пока мы восхищались этим великолепием в реальном мире, темнота вступила в свои права. Яркий свет луны отразился от ровной зеркальной глади. Время пришло.
‑ Раздевайся!
Я начал скидывать с себя одежду.
‑ Уратмир, что ты делаешь?
‑ Раздеваюсь…
‑ Ты что, хочешь туда прыгнуть?
‑ Конечно, но прыгать туда я тебе не советую. Там не очень глубоко, в середине ‑ где-то по подбородок. Советую спокойно зайти…
‑ Но зачем?
‑ Я не вижу другого способа добраться, вон до того кусочка суши, который является краем этого обрыва.
‑ Я всё равно не понимаю, зачем нам туда лезть?
‑ Слушай, я хочу выполнить своё обещание. Давай! В воду марш!
В прудике по моей коже прокатились мурашки ‑ это была дрожь воспоминаний. Постепенно погружаясь в плен тиши, я предавался воспоминаниям обо всех предыдущих купаниях. Я помнил эти моменты настолько хорошо, словно происходило это вчера. София не торопясь начала снимать с себя плотно надетые туфли.
‑ Давай, быстрей! Тут на ближайшие пять-десять километров вокруг нет ни одной души.
Она не спеша подошла ко мне. По мягкому и очень приятному дну мы устремились к противоположному краю. Из-за больших старых ив, росших по бокам этого диковинного полукруглого места, похожего на полость ракушки, мы пока не видели того, что я хотел показать. Подойдя ближе и сумев зайти за эти плакучие ветви, я вылез на клочок мягкой минеральной суши, через которую постоянно падающая вода, медленно, будто из разбитого стеклянного стакана, сливалась с обрыва вниз. Вытащив Софию к себе, я открыл её взору наш ночной город со стороны птичьего полёта.
Она же хватко вцепилась в меня как в спасательный круг. Лёгкий ветерок пошатнул нас, чем добавил незабываемых ощущений. Мы слышали одинаковую музыку, которую играла нам сама природа, будто приглушённые мотивы плачущего саксофона.
‑ О-е-ей…! Весь город как будто у наших ног.
‑ Да, в таком ракурсе наш город видели всего лишь восемь человек, ‑ держа в объятиях Софию, задумчиво, и смотря просто вперед, произнёс я.
‑ Восемь?
‑ Потом расскажу. Любуйся…
‑ Мне кажется, что я стою на воде. Повернись, посмотри быстрей! Смотри на воду.
Водная гладь, как зеркало, отражала нас.
‑ Как красиво, Уратмир! Это похоже на огромное зерцало! Я хочу запомнить нас такими.
‑ А я напишу дату!
Мы наклонились к воде. Я лёгкими жестами указательного пальца написал время, день, месяц, год нашего момента на глади прудика.
‑ Это волшебное зеркало… Даже если мы никогда больше не встретимся, не увидимся, это место всегда будет хранить этот момент. Это будет «наш» секрет, «наша» сказка, «наше» чудо, София.
‑ А если кто-то из нас захочет снова вспомнить «нас», просто нужно будет написать на воде время, дату, месяц и год. Да?
Оказавшись на краю неба, мы очутились в том месте, где человек может стоять на воде, ловить облака руками, а смотря вниз, лицезреть огни города.
‑ Знаешь, мы стоим в самом странном и неведомом месте, полуголые. Тёплая вода ласково касается и греет нам стопы, мягкая суша создает ощущение небесной тучки, звук падающей воды возбуждает воображение, весь город со своими огнями находится у нас на ладони, плачущие ивы, будто смущаясь, закрылись своими ветками. Если мы поцелуемся, это не испортит момент?
После этих слов я опять ждал пощечины, но мне удалось увидеть лишь воздушную улыбку загадочно-прелестной девушки.
‑ О, небеса! Бабушка Зина была права! Ты очень скромный!
‑ Это плохо? ‑ спросил я и стиснул зубы, уже ожидая удара. Поэтому поцелуй стал ещё неожиданней и желанней.
‑ Ты немного дрожишь, ‑ спустя волшебное мгновение, сказал я.
‑ Да. Мне немного прохладно.
‑ Пойдём, я сейчас разожгу костёр.
Мы опустились в воду и пошли к месту, где оставили вещи.
‑ Знаешь, может быть, я пока постою в воде.
‑ Нет-нет, выходи!
Одев её в свои вещи и укрыв плечи спортивной кофтой, я предложил ей присесть на лавочку.
‑ Интересная скамейка. Ты сделал?
‑ Да, я и те шесть человек, которые помимо нас были здесь.
‑ А где ты сейчас будешь искать дрова? Где возьмешь спички?
‑ Спокойно, мы же в лесу!
‑ Да, но сейчас темно! Это здесь наш оазис освещает луна…
‑ Не переживай, мы с Владом всегда отставляли впрок дров, брёвен, хвороста… Тайник там! Единственное, я не думал, что наши заготовки будут настолько уж далёкое будущее – так долго ждать своей востребованности…
Подойдя к левому краю земляного скоса, я наклонился.
‑ Ну, что-нибудь там есть? Знаешь, вообще-то такое место можно было сделать с помощью большого экскаватора с огромным ковшом, только он мог так выгрызть края этого обрыва и разровнять такую открытую площадку, ‑ это были мысли вслух из уст изящной девицы.
‑ Ура! У нас есть дрова для розжига костра и зажигалка, даже три. Знаешь, когда я впервые позвал сюда пятерых своих лучших друзей, мне было тринадцать. Увидев это место, они в один голос сказали то же самое, что и ты.
Тем временем, я сложил щепочки в шалашик и развёл костёр.
‑ Значит, это вы сделали лавочку и немного тут обустроились?
‑ Да, мы. Самое интересное то, что судя по всему, мне удалось побывать здесь последним. Чёрт! Здесь целых тринадцать лет никого не было…
‑ С чего ты взял?
‑ Понимаешь, будь сейчас немного светлее, ты бы обратила внимание и заметила, что наверху у края обрыва растёт ива, очень удобно прикрывающая открытое пространство. Под ней стоит массивная палка, выполняющая функцию огромной балки, которая поддерживает перекрытие и не даёт верхней земле ссыпаться или сползти. Пойдём, покажу.
Костёр потихоньку разгорался. Мы с Софией подошли к свисающим веткам ивы. Я аккуратно раздвинул их рукой, и мы вошли в ещё одну тайну этого Эдема.
‑ Послушай, сколько здесь ещё секретов? Как вам удалось сделать такое?
‑ Мы были «профи» во всём, что касается постройки тайных укрытий.
‑ Да это же целая большая полуземлянка, полушалаш, находящийся на большой высоте! Как у вас только фантазии хватило соорудить нечто подобное?!
‑ Это место навивает только чудесные идеи! Если честно, нам на ум сразу пришла такая мыслишка. Этот укромный уголок и так был незаметным, он был спрятан самой природой. Приложив фантазию и небольшие усилия, мы достигли абсолютной скрытности. Ничего сложного нет! Конечно, пришлось попотеть. Когда мы копали это убежище, наша работа напоминала поедание яблока червём, только с риском обвала потолка. Поэтому в четырёх углах мы поставили крупные деревянные балки. Видишь, мы покрыли их лаком, чтобы они не портились. Но я даже не ожидал, что настолько хорошо всё сохранится, в том числе и стены.
‑ Да! У вас хорошо получилось! Комната всего из двух стен и вид отсюда потрясающий! Великолепно! Но, на мой взгляд, вы не всё продумали.
‑ Да? И что же?
‑ Облиственные ветки ивы мешают хорошему обзору, они как естественные жалюзи закрывают вид на город…
‑ Ну, да! Ну, да! Но в этом есть свой плюс! Такое дерево неплохо прячет это чудо-место.
‑ Слушай, здесь даже есть какой-то шарм. Всё так грамотно обито древесиной, даже не похоже на то, что ты находишься в шалаше. Одно только странно ‑ почему здесь некуда сесть? Просто пустое место вокруг, а пол ‑ голая древесина.
‑ У-у-у! Эту фишку придумал Серёга, ‑ я тут же бросился в дальний тёмный угол укрытия.
‑ Что там?
В моей руке был большой, плотно запакованный пакет.
‑ Смотри!
Я вытащил из него гигантский мягкий плюшевый плед молочного цвета.
‑ Да, вы основательно подготовились.
Я расстелил его на весь пол
‑ Это что? Шкура убитого медведя?
‑ Нет, но очень-очень похоже, правда?!
Все эти вещи вызывали во мне самые приятные воспоминания. Каждый вдох возвращал в далёкое и сладостное прошлое, к мироощущениям тринадцатилетнего мальчика.
‑ Теперь нам будет, где переночевать. Слушай, меня не покидает ощущение, что здесь таится ещё много чудес, которые могут удивить меня…
Я огляделся по сторонам.
‑ Да есть, если сейчас же не подкинуть пару брёвен в костёр он потухнет, и это удивит нас обоих.
Я вышел из убежища и подошёл к трещащему костру. София тоже подошла и села на лавочку. Вечер плавно перетекал в глубокую ночь и был насыщен свежим воздухом, пропитанным серебряной пылью лунного света. Лишь только искрящиеся окалины с характерным треском напоминали нам о реальности происходящего.
‑ О, что это? ‑ её рука водила по лавочке.
‑ Где?
‑ Вот тут! Что-то вырезано?
София взяла из костра горящую палку и осветила лавочку.
‑ Тут, видимо, ножом вырезано?
Я продолжал подкидывать дрова в ярко горящий костёр.
‑ Там вырезаны наши имена.
‑ Да, и правда, имена: Олег, Серёга, Женя, Уратмир, Арсений, Иван. Постой, но ты сказал, что об этом месте знает восемь человек, включая меня, а кто ещё один?
Сейчас мне не хотелось рассказывать историю о своей первой любви, но вопрос уже прозвучал:
‑ Ещё одного человека звали Марьяна…
‑ Ой, какой вздох! Ты с таким придыханием произнёс это имя!
В глазах Софии читался неподдельный интерес и из этого следовало, что мне опять придётся погрузиться не в самые счастливые, но яркие воспоминания.
‑ Нет, я тебя не заставляю, просто расскажи, как она оказалась здесь?
Набрав воздуха в грудь, я начал свой рассказ.
‑ Это была яркая девочка, моя одногодка. На тот момент мне стукнуло четырнадцать. Сначала это был обычный друг, просто хороший друг. Но как это бывает, по всем законам жанра слащавых романов, дружба переросла в нечто большее. Во что? Я и сам не понял!
Все произошло довольно банально. Скрипучей зимой, в школьные морозные каникулы я, как обычно, после обеда вышел на улицу. В это время моя компания уже была в полном сборе. Там были и те, имена которых выцарапаны на этой лавочке. Вообще в нашей большой команде подростков все были знакомы с пелёнок. В тот день яркое солнце слепило глаза, эффект усиливался белоснежным снегом, кристаллики которого на сильном морозе не таяли от лучей небесного светила, а просто отражали его. Изо дня в день беспечных каникул мы беззаботно катались на санях, кидались снежками и отчаянно, до коликов в животе от смеха, намыливали друг друга.
Этот день не был исключением. Наташа предложила сыграть в «Казаков-разбойников» ‑ это игра с множеством участников. Суть заключается в том, что все делятся на две группы: «казаки» ‑ которые ловят, и «разбойники» ‑ которые убегают и прячутся. У нас это действо приобрело некоторый местный колорит: парни и девушки всегда находились в разных командах. Это были своеобразные касты непримиримого соперничества. А ещё «разбойники» должны были придумать пароль и ни в коем случае не выдавать его «казакам». Чтобы выиграть, ловцы должны были любым способом выпытать заветное слово у пойманных «разбойников», либо найти и поймать всех участников, что было сложнее, чем выбить пароль. В мороз получить ключевое слово было проще простого ‑ потёр лицо пойманного снежком, запихал снег куда непопадя – и готово!
У нас, у парней были такие… В частности, Женя! Ему даже не надо было ничего влепливать, можно было просто показать горсть сыпучего снега, выражая свои коварные намерения, и он сразу же всё разбалтывал. А когда его ловили девчонки!.. О-о-о! Несмотря на чистосердечные признания, Женю всё равно натирали и засыпали ему полную «авоську» снега за шиворот. Я спрашивал у Вики: «Ну, зачем вы его засыпаете с ног до головы? Ведь он и так всё сразу выкладывает?», ‑ а она честно отвечала: «Да он так прикольно визжит, а потом бежит к маме». Если откровенно, я был полностью с ней согласен. Поэтому, если Женя участвовал в игре за «разбойников», то обычно Саша или Арсений брали его с собой в бегство, таская за собой по пятам. А в те моменты, когда он начинал тупить, ему отвешивали приводящий в чувство подзатыльник. Обычно игра была на время и выигравшие получали хороший приз. Например, зимой проигравшие катали победителей на санях.
В предложении Наташи поиграть не было ничего неожиданного, хотя в этот день парней было меньше, чем девчонок, гораздо меньше ‑ раза в два. Для них это был практически стопроцентный вариант выиграть, тем более что даже в равноценные дни у девчонок было преимущество ‑ нашим минусом всегда был Женёк, он и сейчас был с нами.
Естественно, мы с парнями обсудили это предложение и сошлись на том, что всё равно холодно, и чем просто мёрзнуть и лепить очередную снежную бабу, лучше немного побегать. Женя же был оживлён как никогда и рвался в бой – что радовало и обнадёживало всех «разбойников». В связи с погодными условиями мы сговорились значительно уменьшить продолжительность поисковых действий игры, включая и семиминутный «гандикап форы». По нашим расчётам, тридцати минут нам должно было хватить, чтобы неплохо спрятаться и затащить Женю поближе к какой-нибудь пограничной точке игры. Все эти договорённости и бодрость духа Женька давали нам хороший шанс вечером от души накататься на санях. После заключённого соглашения мы в быстром темпе разбрелись по лесу, при этом, естественно, глубина перемещения была давно оговорена и всех устраивала. Несмотря на то, что все старались поверить в Женю, ему всё же был назначен сопровождающий. Вместе с ним бежал Арсений. Но даже присутствие и контроль со стороны Арсения не давали нам стопроцентной уверенности.
Громкий крик Насти ознаменовал конец семи минут форы и начало их охоты. Мы остановились на том месте, куда успели добежать по глубоким сугробам. Наши следы, оставленные в утопающем «холодном песке», никак не могли помочь казакам потому, что весь лес и так был изрезан бесконечными дорожками постоянных перемещений нашей ребятни. В этот момент мы старались быстренько окопаться и не шевелиться. Оборудовать себе укрытие каждый из нас старался на своё усмотрение: кто-то обсыпал себя снегом, кто-то пытался залезть в дупло дерева ‑ в самом прямом смысле, да-да. Но это действо в последнее время было не очень популярным, так как накануне группа взрослых с помощью бензопилы и нескольких подручных инструментов извлекала из одного такого вероломного дупла хитро впихнувшегося туда Женю.
Так получилось, что возглас Насти о начале охоты застиг меня, Арсена и Женю на расстоянии видимости. С точки зрения доктрины тактики и стратегии игрового процесса, такое расположение было невыгодным, но куда-либо рыпаться было уже поздно. Пролежав минут десять-пятнадцать, нам оставалось продержатся ещё столько же, тем более, что пока вокруг было всё тихо. Голос беспристрастного судьи, избранного коллективно до начала игры, который должен был фиксировать победу или поражение, тоже молчал.
Но как только я подумал о хорошем, тут же где-то рядом раздались радостные возгласы и подшучивания группы девчонок. Через секунду появились четыре «казака», которые неторопливо шли в направлении Арсения и Жени. Естественно, это не означало, что они видят беглецов. Девчонки в любой момент могли изменить своё направление. Хотя, они громко кричали о том, что видят нас и идут по следам. Эта был блеф, обычная примитивная ложь для того, чтобы заставить кого-нибудь нервничать, покинуть укрытие и, сломя голову, пуститься в бегство.
Да, это был обман. И на эту дешёвую провокацию никто не вёлся, кроме… И тут я посмотрел в сторону затаившихся разбойников. Джексон был на взводе. Арсений невероятными усилиями пытался его сдерживать. Я на сто процентов знал, что щебещущий Женя сейчас говорит и чувствует. Его витиеватые телодвижения, испуганные черты лица лемура говорили сами за себя: «Всё! Мы попали! Нас обнаружили! Они видят нас! Сейчас обойдут! Сейчас подтянутся все остальные и нам уже точно не спастись! Ещё чуть-чуть и мы даже не успеем подняться!». Про паническое состояние неудачника и слабака Жени знали и девчонки, поэтому они без зазрения совести пользовались этим. Прошло ещё мгновение, и паникёр выдал себя, рванув в «тупом» направлении. Здесь можно поставить справедливый вопрос: «Как это в тупом направлении?». Честно, понятия не имею! Не знаю, как это и куда, но это направление всегда было у Жени основным.
Настя уже раскованно и громко закричала о главной новости, чтобы было слышно остальным группам казаков: «Это «Плакса»! Все сюда!». Для одних это означало близость победы и поэтому, кто искал разбойников, бросали всё и мчали на этот крик, а для других это означало ‑ Женин синдром и близость поражения.
В этот момент я посмотрел на Арсения. На его лице отразилась печаль, разочарование и негодование. Не знаю, что сподвигло меня схватиться за соломинку спасения. Выдав себя, я крикнул: «Эй, вот он я! Сюда!». Я хотел каким-то образом оттянуть внимание на свою персону. Хотя для девчонок эта выходка была даже несмешной. Ну, зачем им было бегать за тем, кого сложно поймать и у кого выпытать пароль практически невозможно. Ведь у них есть тот, который истерит как девочка, который может поймать себя сам. А вопрос о пароле для него ‑ это даже не вопрос ‑ это необходимая очевидность для капитуляции.
Вдруг сбоку в меня кто-то влетел и сбил с ног, словно хороший защитник регби. Для меня это было полной неожиданностью. Через секунду после слов: «Ну, что, попался! Месть!», ‑ я всё понял. Это была Марьяна. Она хотела отплатить мне за прошлую неделю. За то, что я самым хамским образом впечатал горсть снега в её лицо и растёр его, не обращая никакого внимания на её просьбы: «Не делай этого! Не надо. Пожалуйста! Ну, Уратмир, будь человеком!». Теперь я чётко осознавал ‑ пощады не будет. Чуть-чуть развернувшись, я пытался помешать ей занять более удобную позицию, чтобы атаковать меня по максимуму. И это у меня почти получилось! Но из-за дикого смеха, который безжалостно лишал меня сил, перевернуться на спину было очень сложно. Ситуация начала напоминать патовую. Выбраться и убежать из хватких объятий девочки было непросто. Мы от души смеялись в процессе силовой игры на белоснежном покрове.
Каким-то необъяснимым образом, через уйму положительных эмоций, я посмотрел в её счастливые глаза. Не знаю, что тогда произошло, но почему-то бежать и сопротивляться я уже не хотел. В моих мыслях были только одни вопросы без ответов. Я словно провалился в её дружеский озорной взгляд, в её бессмысленную, вызванную честными бескорыстными эмоциями улыбку, таящую замысел, ‑ залепить мне снегом в лицо, а ещё лучше понапихивать его под мою куртку. Радость творила во мне эмоцию за эмоцией, вопрос за вопросом: «Что происходит? Она? Она мой друг! Мы с детства дружим! Сколько раз мы ночевали вместе? Этого не может быть?! Я не могу понять, что происходит?! Но зачем? Какие глаза! Почему она так маняще улыбается? Что делают со мной её волосы, кончики которых похлёстывают меня по лицу? Зачем она так мило жмурится? А как ярко сверкают её тёмно-синие глаза, когда она их щурит! Я не могу сопротивляться! Почему силы покидают меня?». Все это сделало моё лицо, с немного приоткрытым ртом, по-детски задумчивым и внимательным. Я не мог отвести от неё взор и даже не мог подумать, что буду пялиться! Ну, да, я пялился на неё, при этом во мне не было животного желания. Было просто легко и тепло. Стало понятно ‑ я люблю любоваться ею. Как мастер, восхищающийся своим величайшим творением.
В это мгновенье сердце мальчишки практически перестало биться, кровь застыла в тёплом льду, руки начали слабеть. Марьяшка сразу почувствовала это. Ее улыбка дьяволёнка сменилась на какую-то потерянную застенчивость, не позволяющую натереть моё лицо снегом. Произошло то, чего я меньше всего ожидал. Её рука со снегом просто упала на мою грудь и она спросила: «Что с тобой? Почему ты так смотришь на меня?». Не зная, что ответить, я просто брякнул: «А ты почему?». Улыбнувшись и сняв зубами варежку, Марьяна схитрила и ответила детской отговоркой: «Я первая спросила».
Чтобы как-то выкрутиться, пришлось отшутиться: «Я пытаюсь скопировать морду твоего кота Ерошки. Это защитит от бодрящего снежка?». Я надеялся на то, что эта девочка вспомнит, как сравнивая меня со своим котом, часто говорила: «Всеми повадками ты похож на моего лежебоку Ерошку. Также прижимаешься, когда грозит тапок и также подлизываешься, когда что-то выпрашиваешь».
‑ Да, и у тебя это получилось!», ‑ она громко рассмеялась. Но смех был краток, ведь я по-прежнему не отводил от неё глаз. Мой первый поцелуй должен был состояться именно в этот момент! Наши губы были на том расстоянии, где любое слово означало «шаг в тайну».
Но Женя был безжалостен к нам. Его громкий крик мог остановить даже самоубийцу, которому до смерти остаётся всего «три этажа полёта». Этот визг означал, что «поросёнок» был загнан и пойман. Естественно, это тут же рассмешило нас. Марьяна моментально отодвинулась от меня и встала на одно колено, сказав: «Ты, видимо, сильно ударился при падении!».
Я же про себя подумал, что это падение было лучшим за всю мою жизнь, а эмоции слаще тех, которые я испытал, наблюдая за тем, как дубовый Кирилл отметелил трёх имбецилов, бессовестно пристававших к Свете ‑ возлюбленной его жизни. Ещё смешнее было то, что девушка тут же изменила своё мнение в отношении «Дуболома Кирилла» и в одно мгновение «недоразвитый орангутанг» превратился в «малыша, ребёночка, «Кирюшу-Пусечку» и т. д. и т. п.
Поправив волосы голой рукой, Марьяна помогла мне подняться. Её слова немного разрядили обстановку.
Визгливый крик плаксы очень веселил нас, а слова ставили разбойников в разряд проигравших: «Нет, Настя! Не надо! Я всё скажу! Пароль – “Чемодан!”». Естественно, пароль уже несильно интересовал охотниц – больше всего им нравились вопли Джона: «Ну, нет! Я же всё сказал! А-а-а-а!», ‑ орал Женя с мокрым, пышущим от жара лицом и сыплющимся из-под куртки бодрящим, но таким холодным снегом. В тот раз растяпа помешал нам.
София, заинтригованная моим рассказом, проявляла к этой истории искренний интерес, а её искрящиеся глаза бесстыдно шантажировали меня.
‑ И что? Вы так и не поцеловались в тот день?
Подкинув в костёр несколько брёвен, я продолжил.
‑ Нет. После игры мы тщательно пытались избегать друг друга при каждом пересекающемся взгляде, шарахаясь в разные стороны. Я совсем не понимал, что происходит и что произошло. Общение с друзьями, естественно, приглушало мои ощущения мучений и стенаний.
Но пришло время, когда я остался наедине с собой. Ночь манила в кровать, а сон бессовестно покинул меня. Вот тут-то я и ощутил гром и ярость, из-за которых сам себя пытаешься разорвать на части, не то что заснуть. Невозможно усидеть на месте. Только держишь свою голову руками, будто бы причина в ней, будто бы это поможет сконцентрироваться. Но, нет! С каждой новой долей времени мне становилось всё жарче. В конце концов, тело прошиб озноб, и тут же, как будто наяву, позвала «Она»! Слыша реальный голос, я оглянулся. Но никого нигде не было. Кое-как, завалившись на кровать, я боролся с незакрывающимися глазами, в полубредовом состоянии. В моём сознании, будто со старого фильмоскопа в чёрно-белом тоне, медленно всплывали кадры: её улыбки, её прищуривания и всё это сопровождалось какой-то странной тонко льющейся нотой, которая трогала меня до глубины души, словно перетянутая струна. Вся ночь мучений была одним замедленным кадром. Перед моими глазами всплывал образ Марьяны с нежной музыкой надежды и веры на тепло и взаимность. К утру я понял, что это не может так оставаться и мне надо срочно с ней поговорить, иначе я сойду с ума…
‑ Почему ты замолчал? Ну, что было дальше?
‑ Тише! ‑ я поднёс палец к губам. Это насторожило Софию.
‑ Что? Что ты услышал? ‑ обеспокоенно, шёпотом спросила она.
‑ Ничего! Давай насладимся тишиной!
‑ Эй! Ну, хватит прикалываться! Давай, рассказывай! Что там было дальше?
Я же продолжал слушать музыку небес, которая звучала в моём сердце, всплесками касаясь моей памяти, предавая ей намного больше чувств и эмоций. Со временем воспоминания не только не угасли, а наоборот, превратились в буйство красок жизни прошлого. Прошло столько времени, а я даже не то что вспоминал, я словно смотрел на эту будоражащую видеозапись, как вживую, так, как будто это происходит сейчас.
‑ Ну, а дальше… Дальше был следующий день… Я попытался хоть что-то выяснить для себя. Каждая попытка уединиться с Марьяной жёстко пресекалась тупостью направленных проявлений Жени. У него была поразительная способность появляться там, где ему меньше всего рады. Он умудрялся каким-нибудь немыслимым образом подловить нас в самые ответственные моменты.
Так продолжалось несколько дней. Я начинал верить в неотвратимость судьбы. Хотя не очень хотелось думать о том, что всё заранее проиграно и записано, особенно не хотелось осознавать Женину судьбоносность, ну, или то, что судьбу пишет он же. Хотя, тогда некоторые несправедливые моменты жизни можно было бы легко объяснить.
Наташа была немного постарше нас и первой заметила наши флюиды. Очевидно, ей стало понятно, что нам необходимо поговорить и объясниться. Желая помочь, она предложила сходить на «Двугорье» ‑ это было наше излюбленное место для катания на санях, которое находилось неподалёку отсюда. Естественно, мы понимали, что без «нюни» пойти не получится, так как он обожал «Двугорье» и никогда бы не допустил такого кидалова. Старшая подруга дала мне понять, что возьмёт рёву на себя, позволив нам незаметно потеряться. В общем, план был неплох – людей немного, Женя на контроле у Наташи, тихое, красивое, романтическое место в тон нашему разговору… И в принципе, всё могло получиться.
‑ И ты привёл её сюда?
‑ Да. Мы сидели точно так же, как сейчас с тобой. Только была зима, украшающая это место неповторимыми красками, превращая его в сказочное, бело-облачное королевство матушки зимы.
‑ И что ты ей сказал?
‑ Ни-че-го…
‑ Как это? Почему?
‑ Хотел сказать… Но, как только я начинал на неё смотреть, из моей головы тут же улетучивались все умности. Нас просто тянуло друг к другу. Не знаю, но, глядя на это забавное создание, мне хотелось просто взять её за руку и обменяться теплом.
До нашего первого поцелуя оставались мгновения, но омерзительно знакомый голос прорезал морозную тишину пространства. И тут я понял, что Женя всё-таки существовал не бесцельно, а был создан именно для этого момента. В мгновение ока чудо-человек очутился между нами со словами: «Я нашёл! Я нашёл! Это жёлудь!». Его лицо было насыщено счастьем, а в руке он держал грязный жёлудь, который был ему нужен для какой-то поделки на трудах в школе. Именно в этот момент я пожалел, что показал этому чудику сказочное место. Вот так здесь побывала Марьяна.
‑ Ну, это я поняла, а что было дальше?
‑ Хорошее вино, мы, лес, икра, трюфели, ночь, костёр, прудик, удивительный вид и сверхаппетитные домашние пирожки с тушёной капустой Бабо, ‑ Уратмир технично сместил акцент. ‑ Ты же хотела знать, как она здесь побывала? А я и так рассказал тебе больше, чем ты просила.
‑ Ну, не будь букой. Расскажи!
Секунду помолчав, глядя на прижавшуюся ко мне Софию, я сказал то, что она хотела знать.
‑ Дальше ничего не было. Ни поцелуя, ни разговора, ни любви… Если вообще это была она?
‑ Но это невозможно! Как так?
‑ Вспоминая о прошлом, мы понимаем, что заранее всегда есть более правильный и лучший выход минувшего события. Я самым исчерпывающим образом дал тебе ответ на твой вопрос. На этом всё.
Мой ответ поверг Софию в водопад сомнений. Эта ситуация была ей абсолютно непонятна. Но самое печальное было в том, что этот момент был непонятен и мне самому. Вспомнив Марьяну, я невольно превратился в мальчишку, который с чистыми глазами, добрыми помыслами и абсолютной верой в добро и справедливость попал в водоворот бесконечных ласковых чувств игривой, дружелюбной, смешной, наивной, отзывчивой и по-детски кроткой девчушки. София, видя томительную грусть и недоумение моих глаз, довольно ловко переключила меня на себя.
‑ Ну, окей! Так что ты там говорил про место романтическое?
‑ Да. Ты запоминаешь самое важное…
Я схватил её на руки и понёс в шалаш. Под громкие визги и вялые удары кулаками по моей спине она опрокинулась на плед.
‑ А теперь ещё один сюрприз. Ты говорила, что неплохо было бы сделать так, чтобы эти ветки, похожие на висячие жалюзи, не мешали потрясающему обзору. Смотри! Если, конечно, эта штука ещё работает?
Я потянул за спрятанную в темноте верёвку и нашему взору открылся город, сияющие огни которого напоминали шкатулку с драгоценными камнями.
‑ Да-а-а! Красота! А укрытие похоже на шатёр! У тебя ещё много козырей в рукаве?
Не знаю, что произошло со мной в тот момент. Я абсолютно не хотел врать ей и утаивать хоть какую-нибудь правду. Опрокинувшись на спину рядом с ней, я перенёс взор на бесконечное звёздное небо.
‑ Знаешь, это место не очень счастливое для меня…
‑ Почему?
‑ Я теряю здесь тех, кого люблю.
‑ Ну-ну, продолжай…
‑ Я обманул тебя.
‑ Когда ты успел?
‑ Там в кафе, я соврал тебе. Нет, пари, конечно, было, но не на помощь детям. Я поспорил с Вовой на то, что он, наконец, отвяжется от меня, если я с тобой познакомлюсь…
В эту секунду после этих слов я ждал всего: ударов, истерик, слёз, «все мужики козлы!», «как ты мог играть на чувствах обездоленных детей», «ты бессовестный, да тебя убить мало». И я не ошибся, началось что-то вроде того. София немного приподнялась и села, взялась за голову, потом посмотрела на меня карающим взором и закричала:
‑ Ах, ты, смазливый змей-искуситель! Да как ты мог?! Мерзавец!
Она опрокинулась на спину и начала громко хохотать. Что творилось в её мыслях ‑ непостижимая загадка. Это и было проявление извечного вопроса: «О чём думают женщины?». Так же дико смеясь, она добавила вторую:
‑ Ты ждал от меня такой реакции?
‑ Ну, не знаю. Думал, что ты расстроишься, ну, или что-то в этом духе.
Немного успокоившись, она постаралась объяснить, насколько я наивен, что для меня было полным откровением.
‑ Знаешь, ты совсем не умеешь врать. Тебя наградил этим Бог. Как только ты ко мне подошёл и начал на ходу придумывать слова, у меня в голове возникли только три вопроса: «Насколько это будет оригинально?», «Насколько это будет забавно?» и «Насколько это будет разумно?». К сожалению или к счастью, Уратмир, но ты всегда правдив…
Теперь мне захотелось истерически засмеяться. От таких откровений я начал зажимать губы. У меня было такое чувство, что ещё одних откровений я не выдержу. Уже определённо казалось, что жертва ‑ это я. Также было очевидно и то, что София читала меня как открытую книгу ‑ я не был загадкой для неё, но я был ответом на все её вопросы.
‑ Ну, не надувай щёчки, они у тебя такие миленькие. Послушай, через секунду взглянув в твои глаза, мне уже совсем не хотелось думать о тех первоначальных вопросах.
С таким же насупившимся видом я переспросил:
‑ Да! И почему же?
‑ Всё просто, я увидела в тебе жизнь, много жизни, больше чем много и не ошиблась…
Слова этой сногсшибательной загорелой девушки вернули меня на облака.
‑ Знаешь, а ты не обманул меня! Я знаю, ты обязательно поможешь детям. И знаешь почему? Потому что ты человек слова! Ты всегда добиваешься того, чего хочешь.
И действительно, она была права… У меня давненько уже были мысли о том, как выбить из Вовы деньги для детей. В этом не было и нет ничего сложного. Просто нужно было напомнить ему о секрете, который я долго хранил. Наверное, пора было освежить память дяде, напомнив про обещание выполнить любую мою просьбу.
Полежав несколько минут в абсолютной тишине, София сказала ещё одну космическую фразу:
‑ Помнишь, в нашем детстве была такая пословица: «С милым рай и в шалаше».
‑ Да, было.
С каждым новым словом София всё больше потворствовала моему эго, хотя за ласковыми словами следовала какая-нибудь шутка или подкол. Так было и в этот раз. И мне это очень нравилось.
‑ Вообще-то у меня, Уратмир, эта поговорка состояла из двух частей и звучала так: «С милым рай и в шалаше, если милый на Порше».
‑ Ах, вот так? Да?!
‑ Нет, нет! Ну, подожди! Сейчас, находясь здесь, с тобой, мне просто рай! Просто с тобой…
‑ Знаешь, ты потрясающая девушка, таких, как ты, больше нет. Красивая, умная, у тебя цепкий ум, кротко-острый нрав. Ты знаешь себе цену, которая составляет ровно столько, сколько нужно для рая в шалаше, ты не боишься сильных поступков, добиваясь того, что задумала. Знаешь, говорят: «Сколько людей, столько и миров» ‑ это не про тебя! Все другие миры заканчиваются там, где начинается твой. Твой мир один, и он для всех ‑ твой. Мне тоже хорошо с тобой. Просто, хо-ро-шо…
Не успев закончить фразы, я услышал:
‑ Да-а-а!.. Как тебе повезло! Да?
‑ Всегда считал, что люди, которые ищут любовь, просто не понимают, что творят. Мне точно известно, кто знает про нас всю правду, всю истину, от кого невозможно скрыть то, что хочется скрыть. Это мы сами! Каждый знает про себя всю правду, но, как ни странно, даже такое откровение перед самим собой не приводит человека к истинным поступкам. Наверное, потому, что люди стремятся достичь благ самым лёгким способом, который, к сожалению, называется «Обман». Никто не стремится выбирать сложный путь, забывая о том, что ему предстоит идти одному, не толкаясь в толпе. В такой ситуации «поиск» своей половины становится «поиском» ради «поиска». Неизбежность придуманных случайностей, звучащих в общем как «соблазнение», приводит к непониманию самого себя. Забывается самое главное ‑ вокруг тебя то, что есть «Ты». Игра с применением факторов «Обмана» приводит лишь к отдалению от того, кто наделён любовью. Хочу сказать, что происходящее со мной сейчас – божественно! Я нашёл девушку, наделённую целостным миром любви…
‑ Как прекрасно, правда? Мы оба молодцы, раз заслужили происходящее! – по-детски, ангельски улыбнувшись, сказала она.
Мы опять замолчали и наслаждались тем, что мы есть сейчас, тем, что мы нашли реальное место в нереальном мире. Здесь мы рады быть сами собой. Тут полностью открытые мы насыщались присутствием друг друга. Эта встреча была настоящей, в которой нет «Если», «Может» и «Как бы». Я был истинно рад её присутствию рядом, а эта ночь была для меня самой честной.
‑ Уратмир, что с тобой? Ты что, дрожишь? Тебе холодно?
‑ Есть немного. Укрываться ведь нечем. Ты в моих вещах. Твоя «супер-одежда» на меня не налезет и особо не согреет.
Будто издеваясь, София с явным подвохом произнесла:
‑ С этим надо что-то делать…
‑ Да! Что правда ‑ то правда. Может, начать как-то двигаться или пробежаться? Знаешь ли ты основы выживания в походных условиях? Откуда тебе знать, что здесь и сейчас надо делать! ‑ сказал я, понимая, что её подколы мне порядком надоели. Я крепко обнял её, сковывая любые движения.
‑ Ну, я думаю, что бегать нам не придётся, а вот так ‑ уже теплее. Теперь, наверное, надо подвигаться?
Её зелёные глаза сводили меня с ума.
‑ Ну, да! Наверное! Но это только ради того, чтобы выжить. Только для жизни… Улыбнувшись, мы скрепили нашу страсть поцелуем.
Следующий день для меня оказался очень странным. Где бы я ни был и чтобы ни делал – всё валилось из рук. Я летал в облаках, моя постоянная заторможенность раздражала многих. Но впереди предстояла встреча с Вовой, который находился в полном шоковом недоумении от увиденного в ресторане и его раздирало бешеное любопытство и нетерпение. Я бы, конечно, постарался избежать этой ненужной для меня встречи с пристрастными высказываниями Вовы типа: «Наверное, я ещё сплю или, может быть, сошёл с ума, или то, что произошло вчера в ресторане, мне вероятно приснилось на почве излишнего алкогольного опьянения…», и так далее и так далее… Но увы, предстояло выжать из него обещанные Софии средства для детей-сирот.
Дядя прибыл ко мне вечером и в жгучих красках вещал о том, что он одурел от моей выходки и что этот поступок был самым безумным, который он когда-либо видел. Ну, конечно, дядя лукавил. На самом деле он ждал подробного рассказа о продолжении романа после ресторана.
‑ Ну, Уратмир, давай, малой, колись! Ну, пожалуйста, ты же не можешь оставить родного дядю без подробностей!! А-а-а?! Ну, малой! Ну, прекрати! Ты вчера просто сотворил чудо. Ты украл самую заносчивую и непреступную девушку. Тут и слова подобрать сложно. Ты знаешь, сколько бравых ухажёров пыталось хотя бы заговорить, а не то что подкатить к ней?! Она только унижала претендентов, чем заработала себе безупречную неприкосновенную репутацию бесчувственной, почти железной леди с аналитическим складом ума. Парни из высшего общества даже смотреть на неё боятся, стараясь не оказаться в мире её жёсткого розыгрыша и интеллектуального стёба.
Красноречивая речь меня заинтриговала.
‑ Интересно, а вчера этого не слышалось?! Подожди, всё, что ты мне рассказал о ней, очень отличается от сегодняшнего нетерпеливого подскакивающего щебетания. Ах, ты, дядя, дядя! Ты вчера жаждал моего позорного фиаско?! Да?!
Вова недолго раскаивался и не затягивал с ответом.
‑ Да! Да, хотел! Ну, пожалуйста, расскажи… Ты вчера укротил самую загадочную и желанную девушку нашего края и не хочешь рассказать любимому дяде об этом обезбашенном подвиге. Я никому не расскажу… Правда…
Я, естественно, понимал, что любое моё неаккуратное, да даже и аккуратное, слово к вечеру будет перефразировано и интерпретировано в его кругах так, что весть о пришельцах померкнет, не успев даже разгореться. Мне надо было любым способом отбить у Вовы весь интерес к этой истории. Это был прекрасный момент припомнить дядюшке должок и выдавить из него помощь обездоленным детям.
‑ Вов, помнишь лето две тысячи шестого года, а точнее семнадцатое июня?
‑ И что! Зачем это ты сейчас об этом?
‑ Всё просто. Я не могу забыть твоих слов до сих пор: «Малой, спасибо тебе. Ты спас мою шкуру, я этого никогда не забуду и всё для тебя сделаю, всё, что попросишь». Как мы оба знаем, я так ничего и не попросил…
Владимир всегда чувствовал «пятой точкой» те моменты, когда он на что-то должен был попасть, поэтому его мимика говорила за него и выдавала всё, о чем он думал. А думал он о своём любимом способе уйти от проблем, точнее, о единственном способе, который звучал так: «А… зачем?!». И это был не вопрос, а мировоззрение. Также он иногда пользовался словосочетанием: «Нет человека ‑ нет проблемы!», но так как я был его любимым племянником, то просто избавиться от меня он не мог, поэтому вынужденно «смирился» с условным состоявшимся моментом.
‑ Ну, и-и-и!… ‑ протянул Вовик с лицом думающей панды.
‑ Так вот, сейчас я хочу воспользоваться имеющимся правом на своё желание. Звучит оно так: «Ты положишь пять миллионов рублей на счёт городского детского дома…».
Да-а-а! Это надо было видеть! Вова вообще не имел ни малейшего понятия о детском доме. Как минимум ему казалось, что это такой парк развлечений, где все весело катаются на радуге, пьют сироп и счастливо улыбаются. Ну, и вообще, он не хотел и не любил разговаривать со своей совестью, а тем более серьёзно задумываться о тяжёлом и жалком положении детей-сирот. В силу небольшого ума, а именно этот «ум» был лучшим компромиссом между его сутью и этой ситуацией, Вова мог позволить себе соответствовать выражениям типа: «Отвечать будет тот, кто видит и понимает!», а тот, кто не видит и не понимает ‑ «С того и взятки гладки!». С другой стороны, дядюшка очень хорошо понимал, что такое пять миллионов и куда их можно потратить. В частности, на них можно было бы неплохо провести вечер и где-нибудь посидеть, развлечься, отдохнуть. В своих суждениях дядя был абсолютно категоричен: деньги надо правильно тратить ‑ хорошо провести время.
‑ Малой, ты не заболел?! ‑ произнёс он. Уткнувшись в телефон, он начал уверенно двигаться к выходу. В этот момент я сразу подумал о том, что один вопрос уже решён и нужно срочно добивать второй.
‑ Знаешь, Вов, наверное, в тот день мне тоже следовало развернуться и пойти домой. Хорошая картина осталась? Да? Ты стоишь вусмерть пьяный рядом с белым «Мерседесом» дедушки Саши, торчащим в дереве палисадника тёти Гали, а рядом на лавочке валяется Кристина, которую я вытащил из дымящейся машины. И тут приезжает дедушка Александр. Тем более, что ты и так был лишён машины за предшествующие косяки… Напомни-ка мне, дядя, зачем я пожалел тебя и сказал дедушке, что это я попросил у тебя прокатиться? А Кристина, которая была старше меня на четыре года, вмиг превратилась в мою девушку. Странно, что твой отец вообще поверил в эту чушь, которую нёс пятнадцатилетний мальчишка. Даже тогда мне показалось странным, что такой мудрый человек, как он, поверил в ахинею, придуманную мной на ходу.
Поверил в то, что я пришёл к тебе, а ты сидел и учился ‑ грыз гранит науки. Но мне было плевать и я заставил тебя дать мне ключи от машины, дабы покататься. Ой, как это было подозрительно! Ты же, как заботливый дядя, и якобы, для контроля, конечно же, поехал со мной. А выпить тебе пришлось из-за случайной остановки возле твоего друга Артёма, у которого как раз был день рождения. Там же я посадил уже пьянючую Кристину в машину и погнал! Затем влетел к тёте Гале в палисадник, выпендриваясь перед этой… Даже нет слов, чтобы выразить то, как звали Кристину за её репутацию на нашем районе, кстати, после того как ты начал с ней встречаться. Вот как ты думаешь, как мог умный и разумный дедушка Саша поверить в мои россказни?
Мой внешний вид говорил совсем о другом. На мне была мокрая и потная майка, а на сиденье лежал футбольный мяч. Наверное, он подумал, что внук вспотел от лихой езды. Да, Вов?
Я знал, что «многодум» даже будучи сильно пьяным очень хорошо помнил эту знаменательную ситуацию. Тот день ставил под вопрос его обязательный поход в армию и лишение наследства.
‑ Ну, малой, хватит! Я всё помню. Сколько там надо и куда?
Всё получилось в лучшем виде. Но его согласие не означало, что Вовик начнёт сгорать от стыда и сейчас же покинет меня, как раз наоборот, теперь он мог остаться и продолжить парить мне мозги. Поэтому надо было что-то с этим делать и усилить нажим. И это было несложно, так как дядюшка с перебором фестивалил и кутил, а я всегда спасал его шкуру.
‑ А-а-а, Вов, вот еще что!.. Помнишь, апрель две тысячи седьмого года?
В ответ я услышал хлопок двери и Вовино негромкое:
‑ Малой, я позвоню.
Все последующие дни были заполнены мечтами и мыслями о Софии. Я не знал ее адреса и почему-то меня одолевало неявное сомнение ‑ вдруг произошедшее было просто миражом. В ту ночь мы расстались на страстном поцелуе, без каких-либо обещаний, безо всяких обязательств, словно тот день на самом деле был просто сон. Я никак не мог понять, что мне дальше делать. Искать её, страдать в бездействии или же принять всё, как есть? Сумятица в мыслях не давала мне твёрдо решить, на чём остановить свой выбор. Самым правильным я счёл поход на тренировку, чтобы дать встряску организму и немного отвлечься.
Но в этом потерянном состоянии мне удалось только «наполучать». Меня швыряли даже те, кто умел только падать. Мою растерянность, естественно, заметили все, и это сразу же привело к множеству ненужных мне тогда вопросов. Тактичные, но бессмысленные ответы из моей кладовой невероятных сочетаний бесполезных идей и ненужных слов, в общем-то, привели к желаемому результату, все, наконец-таки, отстали. После горячего восстанавливающего душа думалось только об одном, чтобы у входа меня не ждал Володя. Такая надежда могла стать единственным позитивным моментом сегодняшнего дня.
Выйдя на воздух, я получил неожиданный, но, надо сказать, очень приятный сюрприз. У входа в тренировочный зал, там, где обычно ставил свою машину заносчивый дядюшка, стоял жёлтый спорткар Софии. Машина привлекла внимание всех моих друзей с тренировки.
‑ Э-э-э, Уратмир, смотри, какое ведро с болтами! Вау! Да?!
В самый разгар облизывающихся, слюнявых высказываний парней открылась дверь «Ламбы» и из неё эффектно появилась девушка моих грёз. После этого началось такое… Тюремный жаргон можно было бы считать светской беседой по сравнению с тем, что несли ребята. Не могу сказать, от чего больше они находились в восторге ‑ от машины или от девушки, которая из неё вышла. Подытожил ситуацию Саша, тряся меня руками: «Уратмир! Уратмир! Я сплю?! Парни, я сплю? Разве такие бывают?! О, Господи! Она так прекрасна, что мне плакать хочется…».
Но самое большое безумство началось после того, как София помахала мне рукой. Наша обезьянья компания в один момент стала счастливей на шесть приматов.
‑ Она что, мне помахала?! Чёрт! Бог есть! Бог есть! ‑ Саша был красноречив.
После мини-драки и смеха, вперемешку с толканием друг друга, София, не жалея никого, расставила все точки над «И»: «Уратмир, привет!».
Не знаю почему, но мне в одно мгновение стало как-то не по себе от молчаливых взглядов парней, которые явно такого не ожидали. А через пару секунд они начали вгонять меня в краску гулом, беспорядочным мычанием, а Саша ещё и подсвистыванием. Естественно, им удалось сильно смутить меня, поэтому в ответ я невнятно промямлил: «Ну, «чё» Вы, парни? «Чё» такого?».
Это были нелучшие слова, смех был ещё сильнее. В условиях чрезмерно громкого гогота началось прощание. Конечно, каждый не упустил момент задеть меня за живое, но самая точная фраза была у Миши. Он сделал каменное лицо и с невозмутимым видом сказал: «Что ты сделал для этого?».
Смеху стало ещё больше. После того как я пережил прощание со всеми под дикий крик: «Еха!», «Аоу!», «Ммм!», «Уффф!», я побежал к ней.
‑ Привет, как ты?
‑ Хорошо. Не ожидал меня здесь увидеть?
‑ Ожидал, но не тебя…
Следующие четыре дня мы полностью провели в компании друг друга. Каждая совместная минута таила в себе уйму приключений. Мы не останавливались ни на мгновение. Нас тянуло в путь, на покорение всех самых удивительных мест нашего края, а их было очень много. Мы всё время двигались просто туда, куда вели нас глаза.
‑ Уратмир, я даже не думала, что в нашем городе и в нашем крае столько красивых мест, ‑ повторяла каждый раз София, как только мы прибывали в очередное заповедное место. Нас вели наши чувства. Эти дни были похожи на один момент страсти. Казалось, что мы были в мире, где радость ‑ это и есть жизнь. Ощущение времени было полностью утеряно. Наше сознание находилось в одном мире, созданном сладким забвением счастья.
Вечер субботы мы проводили в шёлковых простынях у неё дома, утопая в пламенных поцелуях. В эти моменты слова были не нужны. Нужно было самое ненужное молчание, дававшее бесконечность сладких объятий. Мягкий бриз ветерка из открытого окна подталкивал нас в сумасшедшее небытие наших губ, завершающееся вихревым закручиванием наших тел в пылу игры при падении в бездну бесконечности страстей и неостывших желаний, что становилось лишь обманом замершего времени.
‑ Уратмир, что будет с нами?
Этот вопрос стал первым за четыре дня. Я даже не знал, что ответить. В тот момент этот вопрос был похож на: «А как далеко? А дальше, чем далеко, это далеко? А дальше чем дальше, это далеко?..». Где-то из глубины сладостных событий наших дней я попытался ответить:
‑ София. Забвению предавшись, как любви. Не оставляя чувства позади, мы обретаем по пути, запоминая силу той любви, упоминанья сути – впереди.
‑ Знаешь, твой ответ так же бессмысленен, как и мой вопрос. Но мне кажется, что наше будущее немногословно: либо «да», либо «нет».
Задумавшись, мы не перестали упиваться сладкими днями, дурманившими наш рассудок. Мне было безумно сладко с ней. Эта девушка была мягка, а её ласка согревала теплом чувства к ней. Она именно грела, а не разжигала. Это то самое чувство, когда ты всё время наслаждаешься летним морским закатом. Её сердце было такое же большое, как и бесконечно скатывающееся за горизонт солнце.
‑ А знаешь, у меня послезавтра день рождения…
Мгновение, ещё мгновение, и меня насквозь пронзила сумасшедшая мысль ‑ сделать этот день рождения самым лучшим и незабываемым в её жизни. Это было даже не раздумье. Я просто хотел делать её жизнь особенной, ежемоментно, ежесекундно.
На следующий день была придумана причина, по которой нам не удастся с ней встретиться до её праздника. У меня были сутки на разработку сценария космической мелодрамы. К счастью, с выдумкой всё было в порядке, да и ресурсов хватало, чтобы воплотить в жизнь любую, даже самую безумную идею. Мне очень хотелось совершить это сумасшествие. Мне было уже двадцать шесть лет, и я первый раз по-настоящему влюбился. Это чувство дарило моим мечтам крылья, на которых они врывались в реальность.
Чувствуя в себе мужчину, мне хотелось дать возможность Софии почувствовать себя моей женщиной. Вообще, такие шаги делают наше существование «Жизнью». Мы каждый день, изо дня в день проживаем в мире, где можем творить чудеса, без магии, можем строить счастье своими руками вокруг нас. Да и мы сами то, что мы делаем. Хоть раз, воплотив сказочные мысли в реальность, человек делает шаг к созданию мира счастья, и каждый из нас осознаёт: «Мы то, что мы понимаем ежесекундно». Но обычно мы живём однообразием, притянутым из оскудевшей рутины, и даже не можем помыслить о том, что чудо начинается с нас, а его воплощение не такой уж и сложный процесс. Диво происходит лишь тогда, когда ты его даришь. Даришь абсолютно бескорыстно и спонтанно, даришь тому, кто в нём нуждается, и, как показывают современные реалии, оно нужно всем.
Девять ноль-ноль. Утро дня икс-рождения. София только проснулась. За ней наблюдает группа «А» и держит под контролем все её действия. Группа «Б» в течение часа должна любым способом уговорить её самую лучшую подругу Ларису подыграть нам и выполнять ту роль, которая отведена ей. Так же в группу «Б» входят «силовики», которые должны будут выполнить функцию кражи Лары, если она вдруг откажется сотрудничать. В этих двух группах находились лучшие мастера слежки, кражи, запугивания, похищения нашего города, к слову сказать, эти люди больше ничего не умели. Они являлись отголосками моего предшествующего насыщенного жизненного пути. Отдавая мне дань уважения, они с радостью согласились поучаствовать в этой авантюре.
В плане, который я составил на тот день, было задействовано большое количество людей и, естественно, без них воплотить в жизнь эту грандиозную задумку было бы невозможно. Спасибо им за это…
‑ Гнездо канарейки «А», штаб канарейки «А».
Я взял рацию.
‑ Да. Канарейка «А». Гнездо слушает.
‑ Время – девять тридцать утра. Объект «Ласточка» под полным контролем. Ждем подтверждения об успешном выполнении Соловьем «Б» своей задачи.
‑ Гнездо Канарейки «А». Пока ждите, задача выполняется. На связи через пять минут.
У меня в квартире находилась целая толпа. Кого здесь только не было: ребята из разных тренировочных залов района, университета. Им предстояло выполнить сверхсложное поручение, оставаясь при этом совершенно невидимыми. Задача заключалась в том, чтобы к полуночи оцепить и блокировать огромную территорию центра города. Все шансы на успех в большей степени зависели от помощи органов исполнительной власти. По моей просьбе, к операции должны были примкнуть два десятка служивых людей из городского ОМОНа, во главе с их руководителем Вадимом, которого я очень хорошо знал и полностью доверял. Только он мог организовать всю работу по блокированию центра на короткое время.
‑ Миша! Почему мы выходим из графика? Почему группа «Б» ещё не выполнила свою задачу? ‑ сказал я, находясь в своей комнате и начиная немножко нервничать.
‑ Уратмир, да успокойся, у них трудная задача! Им ведь надо уговорить не просто человека, а девушку, да ещё и проконтролировать её приезд сюда.
‑ Ещё пару минут и сам туда поеду! ‑ выкрикнул я.
‑ Гнездо! Гнездо, ответь Соловью «Б»!
Я тут же схватил рацию:
‑ Да, Соловей, докладывай!
‑ Задача выполнена. Гнездо, как слышите, повторяю, задача выполнена.
‑ Да, слышу, слышу! Почему так долго, Соловей?!
‑ Объект долго не поддавался убеждению. Фактически, мы почти решились на силовой захват. Нас неожиданно спасло деструктивное обстоятельство, в виде кого ‑ не скажу! Объект дословно выразился так: «Симпатичный мальчик и глаза «Вау!». А он с вами?!». После чего объект согласился сотрудничать, но не с нами, а с «симпотяшкой». Мы уже едем в гнездо.
После этого сообщения громкий заливистый смех окатил всю комнату.
‑ Так, тихо всем! Хватит!
Миша пытался всех успокоить, но это ему удалось лишь ненадолго.
‑ Принял, Соловей «Б», ‑ секунду помедлив и приложив рацию ко лбу, я переспросил, ‑ Соловей, а если не секрет, как зовут нашего привлекательного спасителя?
И после этого вопроса в комнате стало темно дышать от звука, а из рации доносился ответ: «Саша! Как принял?! Гнездо?! Саша! Повторяю, как приняли?».
Но принимать было уже не кому. Ржали все и я в том числе.
Честно сказать, Александр славился забавностью поступков. Казалось, что его глупость шла впереди него. Конечно, странно, но исходя из истории жизни Саши, у меня, да и многих знающих его людей, складывалось впечатление, что голова этого парня притягивает металлические предметы. Конечно, этот феномен не подтверждался серьёзными исследованиями, но, тем не менее, не было ни одного года, чтобы я не навещал его в больничной палате, наполненной людьми с сотрясениями мозга. Дело в том, что мой гипнотически заговорённый на неприятности друг был тем, кто придумал нам эти забавные рации и дурацкие конспиративные пароли. Конечно, тут может возникнуть справедливый вопрос: «Зачем мы согласились?». Ответ прост: «Смешно и незамысловато, придавало атмосферу игры и хоть немного разряжало накал страстей».
Хохот не утихал. А Миша, поддавая жару, начал показывать типичные случаи знакомства Саши с любой особой женского пола: «Привет, я Саша, у тебя красивые, красивое… Ну, это самое ‑ голова!». После чего следовал довольно стандартный, но ответ: «Пошёл ты, придурок!». Или «Очень приятно, а ты, наверное, принимаешь в неё пищу!».
Немного придя в себя после истеричного смеха, я ответил по рации:
‑ Да, принял, принял, Соловей!».
Наступал момент следующего шага операции под названием «Контроль полёта ласточки». Группе Канарейки «А» предстояло осуществлять полный надзор за Софией – «Ласточкой», и незаметно управлять её действиями с помощью Ларисы, которая, по нашей просьбе, должна была погонять её из одного конца города в другой, чтобы «Ласточка» побольше времени провела в разъездах. Моя же задача казалась самой тяжёлой: потеряться от неё до полуночи, не брать телефон и оставаться полностью вне общения с ней. Не правда ли, тяжелейшая задача ‑ не брать трубку, когда тебе звонит любимая? Мысленно говорить играющему мелодию мобильнику: «Прости!». Да, это бессовестное кощунство с моей стороны ‑ в её день рождения даже не позвонить. Да что там позвонить, просто, взять трубку. Когда мобильник играл заунылую мелодию в четвёртый раз, ребята держали меня всей толпой.
‑ Гнездо! Запрашивает Канарейка «А»! Приём, Гнездо?
Я резко подхватил рацию:
‑ Докладывай Канарейка, Гнездо слушает.
‑ У нас «Ласточка» начала движение.
‑ Подробнее?
‑ Докладываю. Сейчас одиннадцать ноль-ноль. «Птичка», явно опечаленная, вышла во двор и решительно куда-то собирается ехать.
Наш диалог был прерван ехидной усмешкой Ларисы. Она высмеивала названия, пароли и явки. Да, они были смешными и немного нелепыми, но это не повод для злой иронии. Мы всё же делали очень непростую вещь, в которой должно было сойтись множество «если». Каждый, кто сидел в моей комнате, с общим недоумением заострился на ней. Все, кроме Саши, который с таким же недоумением, крепко обнимая Ларису, посмотрел на остальных. Держа в руке рацию, я не сразу мог выразить общее мнение и спросить у неё: «Ты чё, смеёшься?».
Такой твёрдый и грубовато-прямой вопрос не застал её врасплох.
‑ Ну, а разве не смешно? «Канарейки», «Гнездо», «Соловьи» всякие! Что за тупая конспирация? Интересно, что за лицо, обделённое интеллектом, могло придумать такие шифры и такую глупость?
В этот момент я перевёл глаза на Сашу, который был похож на верблюда, высыхающего от жажды. Нет, скорее, он был похож на себя самого, но понимающего, что от моего ответа зависит его предстоящий удачный вечер с реально бодрой сеньоритой.
‑ Это придумал… ‑ немного потянув время и окинув взглядом друзей, я сказал, ‑ Миша!
Михаил тут же хотел рассказать всю правду во всех красках и с полными подробностями, но взгляд искренней нежности от Саши, который Михаил читал по-своему и видел в нем десять, а то и двадцать тысяч рублей, не позволил ему отказаться от перспективы нахаляву приобрести горный велосипед, поэтому он просто надулся и промолчал. Лариса же, не успокоившись, подарила Мише ещё пять, а то и десять тысяч рублей сверху первых.
‑ Да! Я так сразу и подумала, что именно этот неотёсанный абориген придумал такую глупость.
Истерически хихикал только Саша. Лариса своей заносчивостью выкопала ему долговую яму.
‑ Канарейка, продолжайте вести объект. Мы начинаем. Сообщим о дальнейших действиях через полчаса.
Пришло время «гламурной фифы» с острым языком. Нужно позвонить Софии, поздравить её с икс-рождением и пригласить на праздник в салон красоты, который находился в самом далёком районе города. В этот момент Соловью «Б» вместе с дорожниками предстояло создать нереальную пробку на пути её следования к месту расположения салона. Такую задачу могли решить только дорожные службы. Ведь пробки – это их профиль, стиль и образ жизни. А вот просить их о помощи пришлось долго. В результате сошлись на трёх ящиках водки, одном ящике вина и одном ящике шампанского. Не понимаю только, зачем им вино и шампанское? Единственной загвоздкой оставалась угроза, исходящая от разозлившихся водителей, которым по вине автодорожников предстояло стоять в пробке. Но на этот случай к заданию запланировали прикрепить силовую группу Соловей «Б» и таким образом окончательное согласие было получено.
‑ Привет, дорогая.
‑ Привет, Ларис.
И дальше Лара, не стесняясь, начала перемывать мои кости, указывая на то, какой я бессовестный и сердца у меня нет, и т.д., и т.п. Тем временем, мы скоординировали действия и сообщили Соловью «А» о необходимости перемещения в квадрат, где надлежало блокировать автомобиль Софии. Конечно, я не хотел испоганить ей целый день, наоборот, в нём должно было быть только добро и волшебство. Тем более, что все эти томительные стояния в пробках, постоянные подставы для её близких, да и многое другое, только усилили бы то, что её ожидало в конце дня. Закончив разговор, Лариса подошла ко мне.
‑ Ну, что? Куда ты её позвала? Только коротко и точно!
‑ Знаешь, Уратмир, ты подлец! Ну, как ты можешь быть таким каменным?
Да, такого я уж точно не ожидал. Мне начинало казаться, что Лара живёт в каком-то другом мире. Её ничто не могло удивить либо смутить, её собственный внутренний мир был непредсказуем.
‑ Но всё же ты молодец, ты очень удивительный парень. Мало кто смог бы осуществить такое.
В моей голове по этому поводу была только одна мысль: «Женщины! Кто их разберёт?», а Ларису так тем более…
‑ Как её подруга, я полностью на её стороне, но и как её подруга, я ей завидую.
«Да! Да! Женщины, женщины! Кто их разберёт?», ‑ ещё раз подумал я и произнёс вслух:
‑ Ну, не тяни. Нашим группам нужно выдвигаться на место. У Софии под капотом V-образный, 12-цилиндровый силовой агрегат, а не военный грузовик, и водит она не хуже штатного пилота формулы, поэтому надо поторопиться.
‑ Ладно! Ладно! Она едет в салон красоты «Филини», в резервный район города. Поверь, я ещё её уговорила. Вообще-то, она собиралась начать поиск твоей персоны.
‑ Миша, всё слышал! Резервный квартал города. Сообщи Канарейке «А», пусть начинают играть на нервах у водителей…
Миша с рацией пошёл в другую комнату с довольным видом от того, что он теперь Гнездо и держит всё под контролем.
‑ И как же тебе удалось её уговорить? ‑ мне действительно было это очень интересно.
‑ Сказала, что будет правильней найти тебя после посещения салона. Лучше сначала получить там все мыслимые и немыслимые процедуры, привести себя в идеальный вид. А вот потом мы вместе найдём тебя и ты тогда поплатишься. Тогда ты всё поймёшь! Какое нежное создание ты обидел! Тогда ты сполна выпьешь её чашу! Ты всё сделаешь, чтобы с её очей не падали слёзы! Ты ослепнешь от её блеска. Она заставит тебя полностью понять слово: «Поздно!».
Какая замечательная подруга! Лара своим тоном пугала меня. Даже показалось, что она и вправду хочет заставить меня страдать.
‑ Так, ладно, ладно. Я понял! Хватит! Не горячись! ‑ произнёс я, а про себя подумал: «Да! Женщины, женщины! Кто их поймёт?».
‑ Да… и кстати, хорошая идея, ‑ продолжил говорить вслух, с лёгким ужасом в глазах и попыткой выскользнуть из всё еще нарастающего, довлеющего взгляда слегка стервозной демоницы.
Ход событий шёл как по маслу. Пробка была колоссальной, плюс не самая лучшая дорога нового района делала своё дело. Мишаня сообщил о том, что моя «Летиция» почти добралась до места, где девушки наводят марафет. Дальше Лариса должна была отменить этот чудо-салон и любыми путями позвать «мою радость» в центр города. Да, это было сложно, но глупость и безмятежность аккредитованной эгоистки должны были сработать. Я с нетерпением ждал…
‑ Привет, лапуля.
После этих приветственных слов они опять закатили перемыв моих, и так уже белых, костей. Затем Лариса ошарашила Софию известием о том, что этот салон не совсем то, что нужно. Поэтому моя любимая должна была ехать в центр, где уже якобы находилась Лариса. После таких сообщений любой другой «разумный человек» давно бы уже послал очень далеко другого «разумного человека».
Здесь было всё по-другому: один «разумный человек» разговаривал с «Ларисой» и, так как они были лучшими подругами, София как никто понимала экстремально-парадоксальный мозг подруги, поэтому она тактично начала открещиваться от новых координат путешествия. В этот момент я всеми мыслимыми и немыслимыми способами стал сигнализировать Ларе о том, что она обязательно должна заставить свою любимую подругу приехать именно туда. Тогда жгучая блондинка продемонстрировала всю свою ненависть ко мне через поразительную смекалку:
‑ Софи! Софи! Подожди, мон-амур! Ой! Я вижу Уратмира? Да! Да! Это точно был он! Возле того самого тренировочного зала, о котором ты говорила. Вот скотина! Такой весёлый прошёл. По-моему, он даже был с какой-то мымрой…
Да, решение было хорошим, но не во всём. Теперь я был ещё и козлом, ну, тем, который скотина. По дикому крику, донёсшемуся из трубки Ларисы, всё стало понятно. Что это значит для меня? Тут всё просто. Теперь она уже не хотела сразить меня своей красотой и заставить в дикой истерике рыдать от созерцания её великолепия. Теперь она хотела просто сразить меня самым простым ударом справа или слева и заставить рыдать после применения грубой силы.
‑ Миша! Миша! Ты где? ‑ прокричал я.
Вид Миши поразил ещё больше, чем идея Ларисы. Он вошёл в комнату в моём кимоно и остальной амуниции ‑ боксёрском шлеме и перчатках, напяленном прям поверх одежды.
‑ Господи! Надо было ещё мои лыжи надеть! Ты теперь непобедим!
‑ Уратмир, ну, скучно! Мы с ребятами уже воем от безделья…
Да, им было скучно, и я это хорошо понимал. Коротая время, они хоть немного отвлекались и фоткались «вприкол».
‑ Да, у него не только идеи плохие! Выходки, вообще, как у психбольного!
Эти слова Ларисы обошлись Саше ещё десяткой. По его виду мы понимали, что эксцентричная особа обходилась молодому человеку неподъёмной ипотекой, и тут, скорее всего, без перекредитования не обойтись, хотя выплаты будут явно непропорциональны трудовым затратам. Такие суммы гарантировали Саше полную выработку своего трудового возраста.
‑ Так, Миша, где рация?
Мне надо было скоординировать последние задачи Соловья и Канарейки.
‑ Канарейка, ответь Гнезду.
‑ Канарейка на связи.
‑ Молодцы, хорошо справляетесь! Ставлю следующую задачу.
‑ Спасибо. Слушаем задачу…
‑ По нашим расчётам разгневанная «Ласточка» вашими стараниями прибудет в центр к 19:00–19:30. Доводите объект до «полицейского ареста». Потом выдвигаемся к месту основного сбора за городской Думой. Как принял?
‑ Принял… Гнездо! Слава богу, этот кошмар закончится.
‑ Что? Всё настолько плохо?
‑ Гнездо, здесь царство Аида! Оскорбления сыплют на нас как из рога изобилия!
‑ Канарейка, старайтесь обходиться без стычек?
‑ Конечно! Благодаря дипломатическим талантам наших крепких, но таких деликатных дзюдоистов. Они просто само очарование ‑ своими продуманными действиями и накаченными шеями вдохновляют даже самых отчаянных задуматься о хорошем и впасть в философский вывод о том, что одна голова хорошо, а её отсутствие вряд ли ускорит работу дорожников.
‑ Ладно, принял! Отбой.
Мой план выходил на финальную стадию. Следующие действия выглядели немного рискованными, но с такими парнями, как в группе Соловья «Б» всё должно было получиться. Пришло время звонить Геннадию Семёновичу, без помощи которого заключительная фаза плана была бы уголовно наказуема или вообще невыполнима.
‑ Товарищ полковник, здравствуйте.
‑ Здравствуй, здравствуй, Уратмир!
‑ Геннадий Семёнович, Ваше время наступает примерно через полтора‑два часа, жёлтая «Ламборджини».
‑ Хорошо, Уратмир! Сделаем в лучшем виде, как договаривались.
‑ Тогда отбой.
‑ Всё, хорошо, отбой.
Почему-то я был очень задумчивым.
‑ Миш, ты где? Иди сюда.
Он спешно прибежал в комнату.
‑ Ну что?
‑ Предупреди Соловья о том, что им пора выдвигаться в центр – туда, где Геннадий Семёнович будет останавливать Софию.
Михаил тут же рванул к ребятам.
‑ Миш, подожди, и ты тоже отправляйся с ними, проконтролируй. Дело-то наисложнейшее.
Из другой комнаты я услышал уверенный возглас:
‑ Уратмир, не суетись! Как можно сомневаться в отточенных умениях Ловкача и Жулика?
Да, и правда, о чём это я. Для Ловкача украсть какую-то вещь ‑ дело совершенно несложное, даже забавное. Жулик и не только «Ламбу» угонял.
Я посмотрел на часы. Прошло два часа. Настала пора объявлять всем об их вступлении в кульминационную часть реализуемого плана действий.
‑ Внимание! Послушайте! Пожалуйста, прошу всех послушать! Сейчас наступает ваше время! Все выдвигаемся к городской Думе. Там находится Вадим с двумя десятками бойцов ОМОНа. Очень прошу совершенно серьёзно отнестись к его словам и точно выполнять указания. Ну, всё, в путь! Давайте, давайте! Соберитесь! И покорректнее с гражданскими. Хорошо!
Масса людей, находившаяся у меня дома, медленно, но с сильным гулом, начала движение. Я не очень надеялся на культурность этих парней и их уважительное поведение с людьми, которые вечером, ближе к одиннадцати, будут находиться в районе площади «Святого героя» и «Красноармейца». Эта задача облегчалась двумя обстоятельствами. Во-первых, ближе к полуночи в центре города прогуливающихся жителей совсем мало, а во-вторых, в составе групп, которым предстояло осуществлять дипломатические беседы с прохожими, уговаривая их покинуть нужные нам улицы, входили абсолютно уравновешенные и адекватные ребята: Вадим, Миша, Артур, Саша и Арсений. В это время полиции во главе с Геннадием Семёновичем предстояло блокировать все входы в интересующий нас квартал. Да, такая затея казалась очень сложной и практически невыполнимой. Но вопреки всему, получилось так, как было задумано.
‑ Саш! Лариса! Подождите!
Они, чуть-чуть погодя, тоже собрались покинуть мою городскую квартиру.
‑ Лара, солнце, по моим подсчётам и по данным Канарейки, Софию сейчас должен остановить Геннадий Семёнович. Позвони ей и скажи, что твою машину где-то с полчаса назад забрал эвакуатор, а ты теперь пытаешься её вернуть. Это нужно для того, чтобы она не заупрямилась и не начала выискивать тебя глазами.
Лариса тут же позвонила Софии, которая практически уже выезжала на центральный проспект.
‑ Дорогая, слушай, у меня проблемка.
‑ Что на этот раз, Лара?!
‑ Мою машину увёз эвакуатор, а я отправилась за ней.
‑ Подруга, сегодня и так худший день в моей жизни, который прямо с утра не задался, и ты ещё меня убиваешь.
По Ларисе было понятно, что София пребывала в совершенно подавленном состоянии. Скорее всего, она была совершенно подавлена. В этот момент я ужасно переживал и каждой клеткой ощущал всё то, что чувствовала моя любимая.
‑ Софи! Софи, успокойся! Я скоро! ‑ вдруг Риска прервалась, её перебила София, ‑ подожди, Лар, сегодня день хуже некуда. Тут полицейский машет, чтобы я остановилась.
‑ Ало! Ало! Софи! Софи! А-у! ‑ с французским вкраплением и немного натягивая слово «Софи» произносила Лара.
‑ Что там? ‑ спросил я, понимая, что именно сейчас Геннадий Семёнович тормозит «Ламбу».
‑ Ну, она сказала, что её какой-то полицейский остановил.
Всё шло по плану. Я сразу же схватил рацию.
‑ Лариса, положи трубку! Положи, я сказал!
Мне было необходимо срочно связаться с группой.
‑ Канарейка! На связь Гнезду! Канарейка, на связь!
‑ Канарейка на связи.
‑ Миша, что там?
‑ Гнездо, это Канарейка!
‑ Миша, хватит! У меня уже нервов нет! Она уже там? Вы готовы?
‑ Уратмир, остынь! Всё нормально! Сделаем в лучшем виде.
‑ Надеюсь…
‑ Что? Прости, не понял?
‑ Да ничего. Всё! Отбой! Я на вас полагаюсь!
Тишина… Только тишина звенела в моём доме. Теперь многое зависело не от меня. Очень хотелось, чтобы всё получилось…
‑ Полковник Андреев Геннадий Семёнович, почему нарушаем?
‑ Да… Сегодня явно не мой день. Здравствуйте.
‑ Такая красивая девушка, на таком симпатичном авто, а правила не соблюдаем. Ваши документы, пожалуйста.
София с полным отчаянием достала документы и отдала их Геннадию Семёновичу.
‑ София Александровна, чем Вы так расстроены? Вы, наверное, переживаете, что оказались несознательным гражданином и говорили по телефону за рулём?
София говорила таким голосом, будто сама с собой:
‑ По-моему, ужасней со мной уже ничего не может случиться. Знаете, у меня складывается такое впечатление, что Вы всё равно бы меня остановили с телефоном или без него.
‑ Будьте любезны, откройте капот, где тут у вас двигатель? Мне надо посмотреть.
Глубоко вдохнув, София вылезла из машины и подошла к заслуженному офицеру, который сверял передние номера с документами.
‑ Ну, послушайте, товарищ полицейский, ну, что Вам от меня надо? У меня и так сегодня день неожиданностей, пренеприятных неожиданностей, а тут ещё Вы! Ну, какой двигатель? Что Вы там увидите? Ну, я же не украла эту машину! Все документы в порядке, что ещё?
‑ Знаете, я, конечно же, не думаю, что Вы могли угнать такую машину. Это, наверное, вообще нелепо. Но вот именно сегодня ушёл точно такой же аппарат, а нам поступили ориентировки. Знаете, обычно такие девушки, как Вы, сразу же звонят своим папам или родственникам, чтобы те каким-нибудь образом оказали содействие.
В тот же момент, когда сотрудник с высокими погонами произносил речь, Ловкач делал ноги с мобильником, вытащенным из машины Софии.
‑ Эй, эй, что это такое?! Смотрите! Вы это видите? Ну, и что Вы стоите? София не знала, как реагировать и что делать ‑ или бежать за наглым похитителем её телефона, или же внимать к полицейскому, который смотрел на это так, якобы был абсолютно готов к такой ситуации.
‑ Ну, что Вы стоите? ‑ девушка трясла его руками, ‑ он же внаглую утянул мой телефон!
Но ответ Геннадия Семёновича был абсолютно космическим и никак не относился к решению вопроса о мобильнике девицы.
‑ Без решения суда этого человека нельзя назвать вором! А такое понятие, как «жертва преступления» в нашей правовой действительности весьма опосредованно.
‑ Стреляйте! Стреляйте!
‑ В кого? ‑ удивлённо переспросил полковник. София даже попыталась вытащить у него пистолет.
‑ Гражданка! Гражданка! Успокойтесь! Уймитесь!
‑ Ну, вот, он убежал! Да что ж такое?! В моей голове бардак. Я абсолютно ничего не понимаю?
Она отчаянно искала глазами Ларису возле салона красоты, но через пару мгновений вспомнила, что та при странных обстоятельствах отправилась за своей эвакуированной машиной. В момент, когда девушка уже думала, что максимальная из невозможных случайностей уже произошла, в дело вступил несговорчивый Геннадий Семёнович.
‑ София Александровна, мне придётся попросить Вас проехать со мной в отдел до выяснения кое-каких деталей.
‑ Что? Зачем?! Как это понимать?
‑ Гражданочка, это лишь формальность, она не займёт много времени. В отделе есть телефон, там вы сможете связаться со своими близкими.
‑ Да что сегодня со всеми? Вы что, меня задерживаете? У меня только что на Ваших и моих глазах украли телефон. Преступник самым бесстыдным образом убежал, а Вы меня тащите в отдел?!
‑ София Александровна, отдел здесь совсем близко, буквально в ста метрах отсюда. Там Вы сможете помочь нам составить фоторобот. Это будет содействовать органам внутренних дел, являющимся частью единой системы исполнительной власти, поможет быстрее расследовать и в конечном итоге задержать причастное лицо к этому противоправному деянию.
‑ Если бы Вы в него выстрелили, мой телефон был бы у меня. Так, ладно, это очевидно, я не смогу никак и ничего вам доказать, да и дать показания по этому вопиющему случаю, я просто обязана! Скажите только, что мне делать с машиной?
‑ Да просто закройте авто и всё. Здесь, в принципе, парковочное место. Не думаете ли Вы, что у Вас и машину украдут?
Шутку Геннадия Семёновича София не оценила, ему пришлось посмеяться над ней самому. Они сели в его служебный автомобиль. Затем «тертый калач-полковник» включил проблесковые маячки.
‑ Скажите, а давно ли люди с такими звёздами на погонах исполняют роль обычных постовых? Раньше мне не приходилось встречать лиц предгенеральских должностей, стоящих на дороге и проверяющих документы.
Геннадий Семёнович был озадачен таким вопросом и начал бурчать всякую ерунду, пришедшую ему на ум:
‑ Да, вот, ситуация… Так сложилась, что грипп в городе… Многие заболели и взяли больничный… А другие все в патрулях… А случай серьёзный… Вот, пришлось самому выйти в патруль. А что, полковник уже не полицейский? Или я так старо выгляжу? Офицер ‑ до конца жизни офицер…
Девушка сразу поняла, что задела чувства честно несущего свою службу полицейского.
‑ Нет, Вы меня не так поняли! С Вами всё в порядке. Просто у меня крайне неудачный день, ‑ произнося это, она невзначай взглянула в боковое зеркало, где обнаружила свои уставшие и немного намокшие глаза.
‑ Почему?
‑ Наверное, потому, что сегодня мой день рождения…
‑ О! Так у Вас праздник! Поздравляю!
Тем временем они въехали на территорию центрального отдела полиции.
‑ Спасибо, Вы первый, кто поздравил меня сегодня лично.
‑ Не может быть! Такая восхитительная девушка! И что? Вас некому поздравить?
‑ Очевидно так, ‑ она была очень зажата, а её лоб был упёрт в боковое стекло, которое слегка запотело вокруг.
‑ Ну, а как же родители?
‑ Только отец, но его поздравления я жду меньше всего. Он всегда очень занят и это его главное оправдание.
Они поднимались в кабинет Геннадия Семёновича.
‑ А друзья? В конце концов, я не вижу кольца на Вашем пальце. Простите за личный вопрос, но у Вас же должен быть любимый человек, парень, который просто обязан Вас поздравить?!
София сначала просто промолчала, но потом эмоционально выдохнула и промолвила: «Парень обидел меня сильнее всех!».
Зайдя в кабинет, полковник повесил китель на вешалку и предложил огорчённой миловидной девушке присесть на стул.
‑ Знаете, София… Я же могу Вас так называть?
‑ Да, да, конечно.
‑ Так вот, мне кажется, что к концу этого изматывающего дня Вы будете самой счастливой девушкой на Земле.
Она посчитала слова старого полковника, который напоминал ей заслуженного боевого генерала войны 1812 года, воочию видевшего смерть, боль, ужас, радость победы, и взвалившего на плечи поручительство за каждого юного солдата империи, простым оптимистичным подбадриванием. На них она просто усмехнулась.
‑ Может быть, чаю?
Кабинет офицера напоминал красавице чулан, в котором было множество нужных вещей из прошлого, покрытых толстым слоем пыли. Эта творческая захламлённость обстановки кабинета придавала неповторимый шарм умудрённости Геннадия Семёновича.
‑ Нет, спасибо… Могу ли я позвонить?
‑ Папе, наверное?
Слова полковника напрочь отбили у Софии желание куда-либо обращаться и тем более к отцу. Она была подавлена, у неё совсем опустились руки.
‑ Одну минуту, подождите. Посмотрю, работает ли телефон и приду.
Этот странный усатый полковник почему-то начинал вызывать у волшебной девушки симпатию. Она чувствовала исходящее от него тепло и доброту. Старая военная выправка делала этого колобка немного забавным.
Геннадий Семёнович вышел из кабинета и захлопнул дверь. Теперь ему нужно было тянуть время. Но вся эта затея нравилась ему всё меньше и меньше. И только пламенная речь Уратмира о том, что он любит Софию и что это лишь маленькая необходимая капля грусти в их вечной совместной счастливой жизни, заставляла старого полковника так поступать с этим чистым ребенком.
‑ Ну, Уратмир, если к полуночи она не превратится в Золушку, я тебя лично привлеку к общественным работам по уборке туалетов парка, ‑ пробурчал себе под нос Геннадий Семёнович и интенсивно рванул по кабинетам.
Моя комната.
Рация, зашипев, подстегнула мои худшие опасения…
‑ Уратмир! На связь, это Миша! У нас проблема!
Если честно, я так и знал! Не могло всё задуманное идти как по маслу. Как оказалось, ситуация была не совсем сложной, и благодаря умению Михаила ‑ физически заставить людей активизировать свою умственную деятельность ‑ всё успешно разрешилось. Обо всём по порядку. А дело было так…
‑ Да что там у вас, Миша?!
‑ Уратмир, тут этот Жулик, гад, облажался… На «мокрое» меня толкает.
‑ Как это облажался? Он же лучший угонщик? Сам всегда и так хвастался!
‑ Да если бы я понимал? Копается тут и говорит какими-то заумными словами. Говорит, что он не может открыть эту версию машины! Типа, такой пакет прошивки этого концепт-кара, ему ещё не встречался…
‑ Миша, мне всё равно, делай с ним что хочешь, но через три минуты он должен придумать, как это сделать!
Прошло менее минуты, а Мишаня снова вышел на связь:
‑ Уратмир, всё нормально, он сообразил.
Никогда не сомневался в умении моего сильного и духовитого друга добиваться успешного результата.
‑ Миш, пусть Софии отнесут телефон, только симку оттуда вытащите и отдайте его Геннадию Семёновичу! Да, и машину нужно доставить к консерватории, понял?
‑ Всё понял! Уратмир, а тебе не интересно, как мы решили вопрос с тачкой?
‑ Миш, мозга у этого плута хватило бы только на вызов эвакуатора, который и отвезёт её куда надо. Только проследи, чтобы всё было в норме с дорогостоящим средством передвижения. Короче, сделайте всё очень аккуратно, в вашем распоряжении целый пустой центр города.
‑ Уратмир, а ты не мог сразу сказать об этой идее, мне бы не пришлось прикладываться к этому прохиндею.
‑ Миш, поверь, ему это было просто необходимо. Да и заслужил. С тобой всё! Спасибо…
‑ Да, ты прав, отбой…
Геннадий Семёнович вернулся в кабинет. На его старом скрипучем диване, свернувшись калачиком, дремала София. Полковник на цыпочках, как любящий отец, накрыл её своим кителем и положил её мобильный телефон на стол.
Время неумолимо шло. Постоянные доклады всех групп не давали мне повода расстроиться. К одиннадцати вечера центр был пуст, а я стоял у начала главной авеню и шептал ободряющие слова высокому, белоснежному, орловскому рысаку. До этого дня я очень редко ездил верхом. А тут мне предстояло скакать на этой великолепной лошади целые сто пятьдесят метров.
Вообще, ретивый конь восхищал меня. За массивными, но грациозными формами читалась лёгкость и стремительность его нрава. В этом уникальном представителе великой породы текла кровь азартного победителя. Наездник рысака предупредил меня о том, что горделивый красавец позволит себя оседлать только тому, кто ему нравится.
Я не искал лёгкого пути… Мне очень хотелось появиться перед Софией на достойном, молодом, дерзком скакуне. К счастью, наши пылкие души были родственны. Чудесное творение природы так же, как и я, без капли сомнения рвалось в бой. Ему так же, как и мне, не терпелось обуять свою волю.
Геннадий Семёнович бродил по практически пустому отделу… И вдруг ему позвонил я.
‑ Товарищ полковник, пора!
‑ Ну, Уратмир, обидишь такую девушку ещё раз, не знаю, что с тобой сделаю!
‑ Рад стараться не обижать, товарищ полковник! ‑ ответил я.
Полковник тут же рванул к себе в кабинет, и не спеша подошёл к своему столу. Взяв свою бриаровую трубку и сев за стол, Геннадий Семёнович включил старую настольную лампу. Тускло-зелёный свет придавал этому кабинету особый шарм эпохи чёрных сюртуков и коптящих свечей. Негромкие потягивания трубки стародавним офицером пробудили Софию.
‑ Сколько время?
‑ Где-то начало двенадцатого.
Свежий аромат древесины дурманил сознание. Эти дымные ароматы не давали молодой девушке сразу сосредоточиться.
‑ Товарищ полковник, извините, я заснула.
‑ Ничего-ничего. Пока ты спала, мы нашли твой телефон. Вот он!
Это известие и лежавший мобильник перед её глазами немного ускорили мыслительные процессы в её голове.
‑ Да?! Большое спасибо. Вот это неожиданно! Извините меня ещё раз за недоверие органам внутренних дел, Вы настоящий профессионал.
‑ Да, ну? Что Вы? Кстати, вот Ваши документы. Всё в порядке, спасибо за содействие. Вы можете идти.
Девушка не спеша взяла телефон и направилась к выходу. Только по пути повесила китель Геннадия Семёновича назад на вешалку.
‑ София Александровна, может, Вас довезти или сопроводить до машины.
‑ Нет-нет, не надо, тут пять минут ходьбы. И, вообще, я хочу чуть-чуть подышать свежим воздухом, чтобы совсем проснуться. Прощайте…
Выйдя из отдела, девушка не заметила, что улицы пусты и безлюдны. Сжавшись от ночной прохлады, София медленно двигалась к площади. Пройдя несколько шагов, она обнаружила, что ее машина исчезла. «Ласточка» стала оглядываться вокруг себя с вопрошающим взглядом, но вокруг были только огни декоративного города и яркая подсветка витрин. По её щеке катилась слеза. Сняв туфли, она оперлась на клумбу, преграждающую проезд на площадь. И вот, настал момент моего выхода.
Громкий стук копыт рысака облетел пустой центр и заставил юную, поникшую от безысходности особу обратить на это внимание. Я старался подъехать к ней как можно быстрее. Боже, что творилось у неё в душе! Я спрыгнул с рысака и увидел в её наполненных слезами глазах гнев и ярость. В тот же миг свободолюбивая, темпераментная и, несомненно, настойчивая девушка с отчаяньем бросила свои туфли в сторону.
‑ Гад! Сволочь! Где ты был?! Где ты был?! Где ты был…
Я нежно прижал её к своей груди. Горькие слёзы полились водопадом и намочили мою рубашку.
‑ Тише, тише, успокойся…
‑ Ты хоть знаешь, как я тебя ждала?
‑ Знаю, малыш, знаю. Поехали.
‑ Куда? Зачем? На нём?
Я приподнял её и посадил на лошадь. Она вцепилась в меня, а её носик уперся мне в грудь:
‑ Куда мы едем? ‑ спросила она, не поднимая глаз и пошмыгивая носом.
‑ Мы едем отмечать твой день рождения.
‑ Знаешь, я никогда не ездила верхом.
‑ Если честно, я тоже сижу как в первый раз.
‑ Но у тебя хорошо получается.
С каждой секундой я всё больше понимал, как она мне дорога. Какого ангела подарила мне жизнь.
‑ Солнышко, ты даже не хочешь посмотреть по сторонам. Оглянись, посмотри, какая прекрасная ночь! Вокруг ни единой души, и этот полумесяц светит только для тебя.
Она только муркнула и ещё крепче упёрлась в меня холодным и мокрым носом.
‑ Ну, что ты, лапа? Что ты?
‑ Не хочу никуда смотреть, не нужна мне эта ночь, мне вообще ничего не нужно, кроме тебя. Ты мне нужен! Ты мой воздух, ты моя ночь, ты моя жизнь!
Сколько должно быть у человека сил, чтобы сказать такое. Я в очередной раз убеждался, что со мной был особенный человек для особенной жизни. Она произнесла эти слова тихим хлюпающим голосом, разорвавшим все оковы, позволив моей душе воспарить в небеса. Мы подъехали к статуе «Красногвардейца», там нас ждали все самые близкие друзья Софии, которых спешно вызвала Лариса. К слову, их было всего пару человек. После подаренных подарков и поздравлений та, в ком я души не чаял, немного пришла в себя и начинала улыбаться. С этого места открывался замечательный вид на один из районов города.
‑ Софи, иди сюда и, пожалуйста, позови всех.
Ребята разместились у края обрыва, устремив взгляды на старый город.
‑ Смотрите! ‑ я указал пальцем в сторону горизонта…
‑ Куда смотреть?
Неожиданно всех нас оглушил громкий залп орудий. Высоко в небо полетела ракета. Взмыв в чистое ночное поднебесье, она разорвалась огромным ослепительным зелёным шаром. Это был салют в честь дня рождения. Пока они, затаив дыхание, с перерывами на бурю эмоций смотрели на красочный салют, я уже ждал подъезда последнего чуда. Как только красочное действо было закончено, София со счастливыми глазами стала выискивать меня. Развернувшись, милая девушка увидела карету и застыла в полном изумлении.
‑ Уратмир, что это?
Я не спеша подошёл к ней. Она закрывала руками лицо, пытаясь понять, где явь, а где сон.
‑ Эта карета привезёт нас прямо к подарку, который я тебе приготовил.
Действительно, этот экипаж был похож на ярко-синее облако, прицепленное золотыми цепями к сказочным единорогам, с яркими пушистыми синеватыми хохолками. Абсолютно воздушный экипаж напоминал озорное облако, спустившееся с небес.
‑ Мы поедем в ней?
‑ Мы в ней полетим.
Азарт возбуждал желание солнечной девушки. Для неё все эти вещи были в новинку. Но по сиянию её глаз я понимал, что попал в самую точку загаданных желаний моей принцессы. Паж открыл нам дверь и пригласил в продолжение сказки. Тёмно-синий бархатный интерьер яркой кареты уносил нас во времена королевской Франции.
‑ Уратмир, куда мы едем? Боже!
‑ Потерпи немного! Дай мне побыть таинственным!
Она покивала головой и опять прижалась ко мне. Мы ехали молча, не желая нарушать сладкий перезвон ударов копыт. Эти звуки будто бы переносили нас во времена французских речей и пышных балов. Мы оба хотели насладиться этим мгновением. Ведь наша жизнь, прошлая жизнь, вообще не подразумевала таких необыкновенных событий. Вдруг карета остановилась. Паж открыл легкую в своих узорах дверь.
‑ Послушай, это же наша филармония! Что мы здесь делаем?
‑ Опять вопросы?
‑ Прости, это простое любопытство.
‑ Ну, идём! Скорей! Утолим твоё любопытство.
Каждый раз, как только я смотрел в её сияющие глаза, моя грудь наливалась странным теплом, от которого хотелось творить чудеса. Держась за руки, словно дети, мы бросились по порожкам к открытой двери.
‑ А почему филармония открыта ночью?
Не отвечая на этот вопрос, я экспромтом поцеловал её на бегу и опять потащил за собой. Вбежав в центральный зал, мы сразу же почувствовали изыскано-благородный аромат этого места. Приглушенный свет, напоминал нам о том, что мы находимся в загадочном мире звуков, где искусство одурманивает с каждым своим вздохом. Весь интерьер: от ярко-красных стульев партера до высоких потолков с громоздкими узорчатыми люстрами, был пропитан тонким чувством музыки. Я пробежал вперёд по центральному проходу к сцене и, развернувшись к ней, сказал:
‑ Слышишь?
‑ Нет. Что?
‑ Аплодисменты, которые приглашают тебя на сцену.
Мои громкие хлопки прогнали меланхоличную досаду. В этот момент огромный красный занавес распахнул нам тёмную, выдающуюся сцену, где в неуловимых бликах света парили пылинки.
‑ Выступает София Александровна! Просим! Просим!
Несколько прожекторов осветили одиноко стоящий хрустальный пюпитр с нотами и изящную редчайшую скрипку. Жестом невербального общения я старался пригласить её подняться на сценическую площадку.
‑ Уратмир, я же тебе говорила, что боюсь играть на сцене, именно поэтому я не стала скрипачкой.
Тут же, подбежав к ней и взяв за руку, я прошептал:
– Знаешь, что я хочу подарить тебе? ‑ в этот момент мы неспешно поднимались по ступенькам.
‑ Знаешь, самое большое счастье для музыканта ‑ это то, чтобы его услышали как можно больше людей. Каждый артист хочет донести людям свою любовь, своё умение и, подарив счастье, погрузить человека в гармонию истины. Но самое печальное заключается в том, что эту музыку слушают только те, кто и так находится в «согласии». Эти люди слышат любовь и живут в любви, а некоторые эту любовь никогда не слышали и они не могут понять суть музыки жизни. Они никогда не придут на концерт и не познают высочайшую гармонию сфер. У тебя же есть возможность подарить свою любовь мне. У тебя есть возможность сыграть для человека, который хочет услышать твою любовь и пустить её в своё сердце. Я тот самый человек, для которого ты можешь сыграть. Поверь, я пойму твою живую суть. Только я могу насладиться этой истиной. Ничего не бойся, играй мне, играй для меня, только я смогу услышать в твоей музыке правду этой жизни.
Эти мгновения как для меня, так и для неё изменили очень многое. Это был таинственный момент. Пространство исказилось настолько, что казалось виднелась суть правды сладкогласия для нас.
Она взяла скрипку, словно хрупкое стекло. Её застенчивые жесты таили много пылающих ответов на все мои вопросы. Тонкий звук уставшей скрипки пронзил моё представление о прекрасном. Я слушал, не отводя глаз, и понимал, и чувствовал её откровенные ответы. Извлекаемое из скрипки благозвучие рождалось сгустком ярких эмоций, которые дарились только тому, кто мог их услышать. По окончании исполнения произведения глаза Софии светились чем-то новым, нужным и важным именно для неё. И тут сверху посыпались конфетти, а я подарил ей огромный букет белых роз.
‑ Спасибо, Уратмир, спасибо за счастье!
‑ Теперь, дорогая, ты имеешь собственное право выбора, и никто, даже твой отец, не сможет навязать тебе своё представление. Ты свободна! И любима!.. Мной любима! ‑ мы снова поцеловались.
‑ Ты ‑ мой выбор. Ты! Я хочу, чтобы все это услышали. Только ты! ‑ громко прокричал я. Мы тут же залились счастливым смехом от того, что мы есть, что есть наша любовь.
‑ Поехали домой?
‑ Так это ты украл мою машину?
‑ Сознаюсь, всё я! И не только это. Мне даже удалось освободить центр города и всё для тебя.
‑ Ты сумасшедший!
‑ Я сошёл с ума от любви к тебе. И готов всем сказать об этом.
‑ Уратмир, тогда поехали быстрей, а то чем дольше мы здесь, тем хуже людям, которые просто хотели погулять ночью.
‑ Да, поехали, я тоже так думаю. Но не забывай: я люблю тебя, моя девочка!.. Очень! Очень! ‑ я снова прокричал это.
Этот день и его ночь начинались так по-разному, но закончились нашей любовью.
Я проснулся раньше, чем София. Её нежное тело было мягче шёлкового одеяла. Мне хотелось просто смотреть на неё и не спугнуть сновидения. Лучи утреннего солнца, проникающие в комнату, не могли сравниться с бархатным загаром моей милой красавицы. Мне безумно хотелось что-нибудь для неё сделать. Моей фантазии хватило максимум на банально простой завтрак в постель, состоящий из яичницы, гренок, салата из помидоров со сметаной и крепкого кофе. Мой выбор пал на эти блюда неслучайно, не умея готовить и являясь плохим поваром, для неё и ради неё нужны были простые, вкусные и быстрые в приготовлении яства. Прибежав на кухню, я сразу заметил, что масса продуктов к моим задумкам в холодильнике отсутствует… Единственным выходом из этой ситуации становилась быстрая пробежка в ближайший гастроном, который, к счастью, находился неподалёку от её дома.
Надев только штаны и схватив свой бумажник, я рванул в магазин. Захлопнув калитку, мои глаза почему-то заметили большой чёрный фургон, напоминавший мини-автобус. Такие обычно используют спецслужбы в своих операциях. Где-то в подсознании мелькнула мысль: «Это за мной. Из-за того, что я устроил в центре». Но, увлечённый другим, не предавая интуиции сильного значения, бросился закупаться. Я лихо управлялся с тележкой в безлюдном магазине и буквально в считанные минуты набрал всё, что было необходимо. На кассе девушка была очень удивлена моим помятым от подушек видом и голым торсом. Но ещё больше её удивляли двое крепких мужчин в чёрных классических костюмах и таких же дурацких чёрных очках. Она постоянно косилась то на меня, то на этих двоих, державших в руках только жвачку. Мне тоже эта пара показались очень странной, ну, хотя бы потому, что они пристроились в очередь за мной, а ещё три кассы, работающие рядом были абсолютно свободными?
‑ С Вас шестьсот десять рублей, – отчеканила кассир.
‑ Вот, возьмите, сдачи не надо.
Схватив пакет, я бросился к выходу. Но за дверями дорогу мне перегородил ещё один человек со странной тонировкой на глазах.
‑ Уратмир Ярославович? ‑ грубым басом задал мне вопрос «Тонировка».
‑ Да. А Вы кто?
Я торопился и этот вопрос задал по инерции, вовсе не желая знать ответ. Меня удерживала его рука, а эти двое со жвачкой технично преградили мне путь.
‑ Уратмир Ярославович, Вы сдавали кровь 09.07.2018 года в восточном районном донорском центре?
‑ Послушайте, что за вопрос? Мне некогда! Отойдите или это всё плачевно для вас закончится.
Я всегда старался придерживаться поговорки: «Лучше худой мир, чем хорошая война», но сейчас решился припугнуть. И тут прямо мне под нос вылетела гранатовая корочка секретных спецслужб.
‑ Уратмир Ярославович, мы Вас долго не задержим. Ответьте нам на заданный вопрос и можете быть свободны.
Тогда я так торопился, что мне не показалось странным, что в семь утра трое в тонировке тычут документами; не показалось странным, что им просто нужно знать, сдавал ли я кровь икс какого-то числа; не показался странным вопрос содержавший фразу: «Мы вас отпустим». Хотя, мягко говоря, это было из ряда вон…
‑ Послушайте, ну, я не помню. Я регулярно сдаю кровь! Ну, да! Наверное. Да! По-моему, да! Да, да, точно, сдавал. Ну что всё?
‑ Да, Уратмир Ярославович, Вы правы. Всё!
Странная колющая боль пронизала моё плечо. Сознание стало терять реальность этого мира. Сумка с продуктами упала на асфальт.
«Что же появилось первым? Кто был первым? Что мы? Кто мы? Кто нас создал? Парадокс?», «Кто это спрашивает? Отвечай». Смех, только смех в пустоте, вдалеке, вблизи, смех везде…
‑ Кто это смеётся? Выходи…
‑ Куда выходить?
‑ На свет!
‑ А как он выглядит?
‑ Зачем ты смеёшься надо мной?
‑ Я смеюсь над собой…
‑ А зачем ты смеёшься над собой?
‑ Просто я знаю ответы на твои вопросы…
‑ Ты знаешь ответ на вопрос: «Что было до того, когда ничего не было?»…
‑ Да, знаю…
‑ Ты не можешь этого знать…
Смех, смех, опять этот смех…
‑ А зачем ты спрашиваешь то, чего, по-твоему, никто не может знать?
‑ Я хочу это знать, чтобы понять, зачем это «всё». «Всё» вокруг нас и в нас…
Опять смех…
‑ Меня зовут Парадокс…
‑ Какое странное имя, кто тебе его дал?
…Смех, смех, какой пронзительный смех…
‑ Мне дал его ты…
‑ Но как? Когда?
‑ Тогда, когда ничего не было…
‑ Но ведь тогда ничего не было?
…Смех, громкий смех…
‑ Тогда был наш разговор…
‑ Какой разговор?
‑ Твой, этот!
…Смех…
‑ Да где же ты? Кто ты? Покажись!
Уратмир пробудился и открыл глаза.
Глава IV: Амбиции
Часть 1. Известие из будущего: «Откровение»
‑ Великий Канцлер, мне кажется, что мы сильно спешим…
‑ Анатолий Александрович, я Вас понимаю. Конечно, в обязанности действительного советника нашего великого Регентства Волей Божьей Мир Хранящего входит помощь всем важным механизмам, но и Вы также должны знать о том, что ваши «советы» должны иметь глубокое обдуманное понимание любого вопроса. А иначе, как Вы знаете, у Великого Канцлера есть возможность поставить вопрос о соответствии занимаемой должности действительного тайного советника! ‑ Канцлер был очень взвинчен.
‑ Простите мне поспешность в изложении важнейших доводов, Великий Канцлер.
‑ Разрешаю Вам перейти на имена, ‑ при этом одобрительно кивнул головой.
‑ Спасибо, Григорий Алексеевич. Позвольте мне объяснить свою позицию по этому вопросу.
‑ Говори, Анатолий Александрович, только думай…
‑ Мы находимся здесь всего лишь полгода. Нашим лучшим умам и светлым учёным уже многое удалось выяснить.
‑ Что, например?
‑ Например? Мы знаем, что это место создано искусственно. Оно похоже на большой кокон из непонятного вещества, которое нельзя разбить, расколоть, разрезать, распилить. Также узнали, что у этого объекта есть дверь.
‑ Это какая такая дверь?
‑Дверь наружу.
‑ Шутить изволите?
‑ Нет! Никак нет. Перечисляю то, что мы точно знаем. Также этот объект никак и ничем не сканируется. Абсолютно все, имеющиеся в нашем распоряжении современные технологии и даже опережающие время средства, не позволяют понять, что там внутри. Единственное, о чём мы знаем наверняка, так это то, что он реагирует на человеческую кровь.
‑ Анатолий Александрович хватит! В том то и дело! Мы находимся тут уже больше чем полгода, а точнее, семь месяцев, восемнадцать дней и пятнадцать часов, ‑ в этот момент Канцлер посмотрел на наручные часы и продолжил.
‑ Тридцать три минуты. А-а-а, нет ‑ четыре! А мы ещё ничего не знаем об этом объекте. Информация отсутствует! Наш долг хранить мир Божьей волей в правлении Святейшего Регента в этом подлунном цикле. У нас же, прямо в сердце государства, какой-то не понятный и чересчур таинственный объект! Я знал обо всех секретных вещах и явлениях, творившихся на нашем голубом шарике до того дня, как услышал об этом месте. Так вот, Анатолий Александрович, чтобы обеспечить дальнейшее спокойное проживание честных душ ‑ венца творчества на нашей планете, мне необходимо разобраться, что это за объект и что у него внутри?
‑ В том-то и дело, Григорий Алексеевич! А если за этой дверью то, что нам неподвластно? И оно будет недружелюбно к нам настроено? Ведь не зря этот объект заперт! А если то неведомое просто хочет, чтобы его не тревожили?
‑ Знаете, советник, для нашего регентства нет закрытых дверей. Мы хранители мира, свободы, истины, воли. А если что-то пытается скрыться от истинной справедливости, Волей Божьей Мир Хранящей, значит с этим надо разобраться раз и навсегда! На мне лежит огромная ответственность перед всеми существовавшими, существующими и которые будут существовать. Но, может быть, и наоборот. Там находится то, что поможет нам улучшить технологии борьбы с теми, кто постоянно пытается расшатать наш хрупкий мир!
Канцлер задумчиво приложил одну руку к губам.
‑ Подумай, Анатолий Александрович! Эта дверь, а за ней кто-то или что-то! Вспомни, как мы догадались, что капсула реагирует на кровь? Тогда один из наших незаурядных ботаников, а именно Саша, треснул рукой по комару, умудрившемуся сесть на «чудо-сооружение». И что произошло? Всплеск необъяснимой энергии откинул их всех в сторону… Вспомни, сколько мы пытались понять, что же такого сделали эти чудаки, вызвав энергетический импульс. Нам даже пришлось оставить их здесь в экстренно построенном исследовательском центре. Хотя пользы от них, как от кота, никакой! Да и этого Сафронова тоже пришлось допустить к объекту, чтобы соблюсти режим полной секретности. Я до сих пор думаю, что их вообще надо было ликвидировать. Да, этот профессор! Чёрт его побери! Тогда в его словах многие увидят символизм… Ну ладно, это не главное! Суть в том, что мы провели колоссальную работу, перепробовав кровь почти триллиона людей, и нашли ту, которая привела нас к потрясающему результату.
‑ Григорий Алексеевич, ну не так уж они и бесполезны… Именно их предложение начать эксперимент по подбору подходящей человеческой крови в дальнейшем дало эффект. Вспомните, как Вы лично сдали пробу. Вот именно поэтому я и предложил подождать. Ведь именно сейчас, когда мы нашли нужный образец, который не был отторгнут капсулой в виде очередного всплеска, именно сейчас мы немного продвинулись и нашли новую реакцию. А теперь необходимо понаблюдать и получше понять, чем она вызвана, а не рубить с плеча и тянуть сюда этого парня самым грубым образом. Такими действиями мы нарушаем множество директив Высшего Совета. Я не говорю уже о соображениях секретности. За последнее время слишком много «обитающих душ» узнали о нашем существовании. Этот маховик в скором времени повлечёт неконтролируемое следствие.
‑ Нет! Нет! Вот именно поэтому! Как раз поэтому! Из-за того, что эта капля заставила ворота сначала посинеть, а потом мигать с небольшой периодичностью, нам нужно срочно привести его сюда. Мы в кротчайшие сроки создали вокруг «Ч-объекта» огромный засекреченный центр. Думаете, этого никто не заметил? Данные космической разведки постоянно фиксируют постоянно увеличивающееся количество так называемых метеоспутников «дорогих соседей и партнёров» над нашим объектом. Задумайтесь, почему других так заинтересовала погода именно в этом квадрате? Вы полагаете, они не регистрируют исходящие отсюда энергетические импульсы необъяснимой природы и свойств? А тут такой прогресс произошёл! Эта мерцающая дверь как будто ждёт человека с этой кровью! Мы не знаем, как долго она будет так мигать. А вдруг «Ч-объект» опять начнёт выплёскивать энергию? И что тогда? А? Поздно, батенька! Мы уже растревожили это место! «Наши друзья» пока ещё не задают нам каверзных вопросов: «Что, вообще, происходит?». Но скоро они поступятся своей этической скромностью и потребуют разъяснений! Вот такое неудобное развитие событий, как раз таки, может привести к «непредсказуемому следствию»! Именно поэтому нужно в максимально короткий срок выяснить всё до конца…
Канцлер с нетерпением ожидал прибытия положительно реагирующего носителя, связывая с ним огромные надежды.
‑ Всё, Анатолий Александрович! На этом всё! Идите! И незамедлительно доложите о прибытии положительного носителя. Да, и ещё, про наши успехи прознал Генерал-аншеф. Он, конечно, не захочет пропустить такое событие. Мы ждём его с минуты на минуту. Прошу Вас, предупредите меня о его приближении к зоне объекта.
‑ Слушаюсь!
Действительный тайный советник удалился. Оставшись наедине с собой, Великий Канцлер подошёл к огромной прозрачной стене своего кабинета. Отсюда можно было наблюдать за ходом колоссальных работ вокруг «Ч-объекта», который теперь находился внутри огромного крытого здания. Все его мысли были устремлены только туда.
«Где я? На моих глазах повязка, что происходит? Куда мы летим? О, этот шум винтов меня просто убивает. Страшно болит голова! Она просто раскалывается…», ‑ только эти мысли были в голове Уратмира. Он вообще ничего не понимал. Ему было очень холодно, так как из одежды на нём были только штаны и какая-то странная куртка, накинутая на плечи.
‑ Эй, где я?! Что происходит?
‑ Не кричи, мы скоро прибудем на место, ‑ эти слова произнёс какой-то грубый голос.
Уратмир почувствовал в нём отчётливые нотки военной строгости и армейской точности.
‑ Эй! Отпустите меня! Кто вы? Что вам нужно?
Тут же другой баритон заставил его прекратить кричать:
‑ Послушай, если ты не заткнёшься, я вколю тебе ещё один «укол счастья», который заставит тебя замолчать, а после него твоя голова будет лопаться ещё сильнее, чем сейчас. Так что в твоих интересах вести себя тихо.
Парень сразу понял, что это железный аргумент.
‑ Я всё понимаю, но мне холодно.
‑ Терпи!
«Да, эти ребята просто ассы давать правильные советы. Да и логика у них была на все случаи жизни – своя, тупая…», ‑ подумал Уратмир.
Прошло минут двадцать и кто-то из присутствующих прокричал: «Приготовьтесь, сейчас будем садиться!».
В кабинет канцлера вбежал Действительный тайный советник.
‑ Великий Канцлер, меня поздно оповестили, но Генерал-аншеф уже на базе центра. Он спешно идёт сюда! Да, и наш парень вот-вот будет здесь!
Новость о появлении Генерал-аншефа не вызвала той эмоциональной реакции Канцлера, которую ждал Анатолий Александрович. Георгий Алексеевич отреагировал совершенно спокойно.
‑ Анатолий, Вы свободны.
Действительный тайный советник тут же вышел из кабинета, а Канцлер говорил сам с собой: «Всё, здесь все предатели. Что мне дало решение Божьей Волей Регента Мир Хранящего о том, что я буду главным на этом объекте? Ничего! Все действующие агенты подчиняются ему напрямую! Здесь все без исключения его глаза и уши. Но ему не удастся замедлить ход исследований, это полностью в моей воле!».
Дверь в кабинет главного Канцлера распахнулась, и в помещение вошёл Генерал-аншеф, который был не в лучшем расположении духа.
‑ Ваше сиятельство, Генерал-аншеф, я рад Вас видеть! Что заставило Вас так неожиданно прибыть ко мне, Вы соскучились?
‑ Ваше Святейшество, Великий Канцлер Регентства Волей Божьей Мир Хранящий, моя спешка вызвана вашим необсуждаемым решением.
‑ Ой, Владимир Дмитриевич, ну прекратите, давайте без столь официальных обращений. Друг мой, может чаю? ‑ Канцлер явно не хотел прямого разговора. Он просто старался как можно мягче вывести Генерала из скандального поля ведения диалога.
‑ Григорий Алексеевич, я даже и толики Ваших регалий и родовых династийных принадлежностей не назвал. Но, так как Вы ещё не «Эрцканслер», простите, то объясните мне, почему Вы даёте такие компрометирующие задачи моим рейдовым отрядам, пусть и находящимся под Вашей юрисдикцией только здесь!
В кабинет внесли чай. Канцлер жестом руки предложил генералу присоединиться к чайной церемонии.
‑ Но, так как Вы тоже ещё не Гефюрстетер Ландграф, поэтому о каких компрометирующих фактах вы говорите, Владимир Дмитриевич?
‑ Всё просто! Почему моя группа самым безнаказанным способом похищает законного Волей Божьей человека нашего Святого Регентства?
‑ Я не давал приказа похищать его! Я говорил, что его нужно в ближайшее время доставить сюда. И чем быстрее, тем лучше! Я же не мог знать, что Ваши группы действуют так жёстко и так буквально всё понимают!
‑ Вы хотите обвинить меня в Ваших приказах?
‑ Нет, Владимир Дмитриевич! Я принял это решение и мне за него отвечать. Данное действие продиктовано законными интересами моей работы здесь. Парень, которого везут сюда, имеет очень большое значение для объективного понимания исследуемого «Ч-объекта».
‑ Знаете, Георгий Алексеевич, я бы больше знал о том, что тут творится, если бы Вы чаще, а точнее, хотя бы один раз, после того как это место было обнаружено, появились или почтили своим присутствием Святейший Совет, председателем которого Вы, кстати, являетесь! Но Вы безвыездно находитесь здесь и это настораживает! А временно назначенный Вами же председатель, Ваш Действительный тайный советник мало что рассказывает о том, чем Вы занимаетесь! Он больше походит на Ваши уши и глаза в Совете!
‑ Не Вам обвинять меня в слежке, Владимир Дмитриевич! Да, я безвылазно нахожусь здесь! И буду сидеть здесь столько времени, сколько нужно! Потому что данный «Ч-объект» имеет огромнейшую ценность для нашей ассоциации, требуя пристального внимания. А так как Великий Регент возложил на меня эту ответственную миссию, я не могу отнестись к этому спустя рукава. И ещё, Владимир Дмитриевич, раз уж вы здесь, и как я понимаю по причине негодования задержания законного Волей Божьей человека, прошу Вас стать участником нашего прорыва. Думаю, Вы всё поймёте сами и не будете критиковать отданный мной приказ. А если будете, то оставим «Владетельному консулу» «назначительное правосудие».
Уратмир почувствовал мягкое приземление вертолёта, но дальнейшие движения были для него совершенно неожиданные и непонятные.
‑ Мы вертолёт в лифт посадили? Эу! Это очень опасно!
Следом за этими словами изрядно подмёрзший паренёк понял, что его похитители явно пожалели о том, что не вкололи ему обещанный укол. После остановки был слышен громкий звук компрессора, открывавший что-то наподобие ворот.
‑ Вытаскивай его!
Мне казалось, что для них я был не больше, чем мешок с картошкой. Мы шли по какой-то гладкой поверхности. Меня постоянно тыкали руками эти нелицеприятные люди то с одной, то с другой стороны, жёстко поторапливая. Через несколько минут некомфортного шествия по цокающему полу и сильного желания застегнуть эту непонятную куртку, которая неудобно держалась на мне, мы, наконец-то, зашли в тёплый и довольно комфортный лифт. На фоне озноба, который прошибал моё тело, любой мало-мальский тёплый подвал показался бы уютным помещением. Быстро поднявшись вверх на несколько этажей, мы зашли в не менее тёплое место, пол которого был похож на шерстяной ковёр, да и звуки ангарного помещения сменились на глухую тишину какого-то кабинета.
‑ Ребята, мы что, прилетели кататься на лифтах? Сначала вниз, а потом опять вверх? Признаю, до этого дня ни разу не катался на лифте, сидя в вертолёте. Но, если вы хотите удивить меня этим ещё раз, то у вас это вряд ли получится!
Следом за этим ко мне прилетел неприятный удар в область печени.
‑ Заткнись!
Выдохнув и почувствовав всю прелесть профессионального удара успокоения, который был не меньшим аргументом, чем таинственный укол, я, на свой страх и риск, но скорее всего в силу любви к поиску неприятностей, произнес: «Не, ну ребята, я же не знал, что это вам так нравится. Знаете, я уже пересмотрел своё мнение по этому поводу и оно полностью совпадает с вашим! Кататься, значит кататься! Всё-таки, наверное, я со второго раза пойму, почему вы это так любите». И уже был готов к более чувствительным аргументам парня, с детства имеющего проблемы с чувством юмора, всего лишь из-за того, что при рождении его упустили дважды или трижды… И вот, парень вырос сильным, но глупым, а я из-за этого страдаю.
‑ Снимите с его глаз повязку и застегните куртку, ‑ произнёс незнакомый, но галантный голос.
После этого приказа, я, наконец-то, увидел окружающее пространство, пресловутую куртку, и сразу понял, кто из четырёх людей в масках и черной спецодежде с неизвестными нашивками и отличительными знаками непонятно каких войск так больно врезал мне минуту назад.
– Уратмир Ярославович? ‑ произнёс тот же голос.
Я тут же хитро посмотрел по сторонам. Затем поближе наклонился к хорошо и лощено одетому человеку, который своим приказом, в кавычках, освободил меня.
‑ Знаете, этот вопрос у меня вызывает какое-то странное подёргивание правого глаза. Больше того, я чувствую дежавю.
По реакции зализанного мэна в деловом чёрном костюме я понял, кто будет меня сейчас бить. Большая радость сверкнула в бычьем взгляде рекрута, смотревшего на меня из-под маски, с крепким успокоительным ударом. Наклонившись ещё ближе к высокомерному голубоглазому мужчине, который всем своим видом выпученности говорил: «Сынок, ты знаешь, с кем разговариваешь?».
‑ Извините ещё раз! А вы случайно не родственники вот с этим в маске, ну, у которого вся роговица глаз напоминает один сплошной лопнувший сосуд? Нее! Нее! Наверное, нет! У Вас более глубокий взгляд…
‑ Уратмир Ярославович, хватит паясничать! Отвечайте на вопрос прямо!
‑ А я имею право на один звонок адвокату? А то там, может быть, ну, всякое бывает в нашем государстве! Поменяли «чё-нибудь» там, не успев предупредить большинство, и теперь это такой вопрос-рулетка: «Вы, Уратмир Ярославович?», «Да, я!». Бам-Бам ‑ и через два дня непонятно где, непонятно зачем. А всё из-за банального времени обдумывания. Ну, сократим время на обдумывание вопросов задаваемых полицией, спецслужбами, управлениями над всеми управлениями, а, может, вы террористы? Откуда мне знать! Может вы из ЖКХ, сначала представьтесь?!
Я пытался говорить обо всём и ни о чём, чтобы подольше оставаться с открытыми глазами и запомнить как можно больше о том месте, где находился. На террористическое убежище этот кабинет, конечно же, был не похож. Скорее, он напоминал секретарскую комнату какого-то важного государственного учреждения. На это указывали атрибуты нашей государственности: герб и флаг, да и дорогой интерьер тоже указывал на обратное. Но мне от этого не было легче. Я понятия не имел, кто они, и что у них на уме? Поэтому чётко решил – ничего никому не говорить. Разве что, если тот, с пудовыми кулаками и «с высшим образованием в хирургическом познании анатомии», с огромной практикой и исключительно без наркоза, попросит ‑ ему я вряд ли откажу.
‑ Мы не террористы. Последний раз повторяю, Вы Уратмир Ярославович? ‑ раздражался лощённый. Да, конечно, мной был выбран не самый разумный вариант залезть всем под кожу. Ну, а что мне ещё оставалось.
Я опять приблизился к нему.
‑ Знаете, а Вам не кажется, что меня похитили? И я знаю, кто это заделал! Если мы с вами поторопимся и сейчас же позвоним в полицию, мы поймаем их с поличным. Это они смотрите!
Подмигивая тёмненькому человеку, напоминающему своей причёской графов Петровской России, я тихонько указывал пальцем на «обделённого чувством юмора». Не прошло и мгновения, как я почувствовал тот же искусный удар «моего друга», только уже «поддых».
‑ Ладно, тащите его к Канцлеру. От него мы всё равно ничего не добьёмся!
Мне же казалось наоборот ‑ добить меня у них бы получилось, особенно у того, с кем я «сошёлся характером», уж очень хорош был его подлый удар исподтишка.
Большая каштановая дверь распахнулась. Скрюченного меня слабым пинком впихнул «бычиный взгляд» в тёмно-синий кабинет. Сизый ковёр был увенчан каким-то золотым геральдическим щитом ‑ это первое, что я заметил, отходя от крепкого справедливого удара моего «хорошего знакомого». Сквозь хрипоту в горле я все-таки успел ответить оставшемуся в двери, талантливому «ни в чём», бычьему взору: «Знаешь, очевидно, ты мне завидуешь, у меня есть ярко-оранжевая куртка, а у тебя только чёрная обтягивающая спецодежда».
Подняв голову, я увидел двух людей, одетых в классические мужские костюмы, спокойно пивших какой-то напиток. По контрастному запаху стало понятно, что это чай с чабрецом, шалфеем и мятой. Один из них что-то сказал другому и спешно подошёл ко мне. К этому моменту я почти выпрямился, но слёзы ещё текли из глаз.
‑ Уратмир Ярославович?
Этот вопрос заставлял меня истерически подсмеиваться.
‑ Кто я? Послушайте, извините, конечно, но я не буду вам отвечать ни на один вопрос, даже если вот тот сильно, со свойственной только ему деликатностью, меня попросит. Пока Вы не скажете, кто Вы, и хоть чем-нибудь это подтвердите…
По хитрому взгляду и быстро бегающим глазкам этого мужчины я понял, что он исключительный дипломат и очень сильно любит решать всё разговором.
‑ Выйдите все!
Его быстрые жесты рукой, словно он погнал гусей, заставили мой эскорт вместе с графской причёской выйти из кабинета и закрыть за собой дверь с внешней стороны.
‑ Ты хочешь знать, кто мы? ‑ таинственным и интригующим голосом произнёс человек с залысиной у темечка и запахом резких духов.
‑ Ну, не знаю! Мне будет достаточно знать, кто Вы? И ещё я хочу стакан воды.
Он тут же подошёл к своему большому столу и нажал кнопку вызова.
‑ Оу, оу! Подождите! Я хочу, чтобы воду принёс, ну, тот, который «вопнул» меня сюда! Мы же оба знаем, что он и вся эта группа на взводе и при малейшем знаке готова ворваться сюда и оторвать мне голову.
‑ А вы юморист. Это хорошо. А если он принесёт воду ‑ это поспособствует вашей разговорчивости?
‑ А Вы искусный дипломат. Это плохо. Ну, и чёрт с ним, поспособствует! Ну, уж очень хочется ещё раз посмотреть на моего закадычного доброжелателя. Мы уже столько пережили вместе. Не могу, так хочется его увидеть!
‑ Да, Великий Канцлер?
‑ Валерия, попроси Стасика поднести нашему гостю стакан воды.
Про себя я дико смеялся. Стасик! Его зовут Стасик! Эту детину зовут Стасик! Даже этот умудрённый важностью человек с нежной интонацией в голосе назвал его Стасик! Меня всегда смешили и грели теплом простые незаурядные вещи, искренние, безобидные шутки детства, без осечек греющие теплом. Теперь понятно, отчего он не любит короткие шутки и рифмы со словами унитаз. С подносом, на котором стоял стакан с водой, вошёл Стасик. Посмотрев на него, я просто не мог себя сдерживать. Он, конечно, понимал, что я уже знаю, как его зовут ‑ его выдавал поднос, который трясся в руках. Подойдя ко мне, Стасик, молча и с гневом в глазах, протянул мне весь прибор. Я же уже не мог терпеть. Моя шутка была заряжена: «Нет, спасибо, Стасик, я уже не хочу!».
Мои нежные слова вытянули «бычий взгляд» в струнку от перенапряжения. Мой подкол понравился и тем таинственным людям, которых я ещё не знал. Стасик начал неспешно удаляться. Очевидно, его останавливало колоссальное желание выбить из меня все шутки. В момент закрытия им двери я опять не сдержался, вспомнив, как мы в детстве шутили над нашим Стасиком, произнёся ему в след: «Стас-унитаз!».
Я сказал это, будто адресовал не ему, а в пустоту комнаты. Легкомысленность моего поведения придавала моменту уморительный изыск.
Дверь остановилась почти у самого конца своего движения, в кабинете повисла тишина, и как только он справился со своим стрессом и захлопнул дверь, вместе со мной засмеялись и эти два взрослых человека.
‑ Ты хотел знать, «кто я»? И кто мы? Меня зовут Григорий Алексеевич, я Великий Канцлер Регентства Волей Божьей Мир Хранящей.
‑ Стоп! Стоп! Какой Канцлер? Какого регентства?
‑ Мы самый древний правящий клан, существующий с начала начал…
‑ Оу! Постойте! По-моему, я ошибся! Я уже не хочу ничего о вас знать! И как Вы там сказали, и про кланы, про ордена, и про прочую мистику…
‑ Разве видимый антураж похож на мистику? А мы не существуем?
‑ А на первый взгляд Вы здоровые люди…
Канцлер медленно налил мне чай. Ну, кроме меня и таинственного человека, прячущего свой лик в тени угла, в этом кабинете никого не было, а может быть, я не заметил фантомов, которых видел он.
‑ Знаешь, Уратмир Ярославович…
‑ Э-э-э, это ещё не доказано…
‑ Ну и всё же. Вам действительно не надо знать всех тонкостей нашей организации, созданной на базе родового клана, поэтому я просто представлю Вам моего друга.
Канцлер указал рукой на Генерал-аншефа, сидящего в тёмном полумраке этого кабинета, и поэтому его силуэт был малоочевидным.
‑ Владимир Дмитриевич.
‑ Что? Просто Владимир Дмитриевич? Без званий? Без приставок, типа «лорд»? Слава Богу! Хоть кто-то здесь нормальный!
‑ Владимир Дмитриевич носит много званий. Например: Ваше Сиятельство, Генерал-аншеф Регентства Волей Божьей мир Хранящий, Князь ранней династической линии Меруш, Великий потомок царей Авилиона, Прямой потомок Ксафета, Потомок предков своих Ромских императоров.
‑ Оу! Ну, я же сказал, с вами всё понятно, нормальных тут нет! Здесь все князья, лорды, графы! Но как вы связаны с нашим государством? Я не слышал про такие должности, как Канцлер или Генерал-аншеф?
‑ Разве тебе кажется дикостью помнить своих предков? Знать, кто ты? Кому ты обязан положением? Молодой человек, Вы не похожи на того, кто делает скоропалительные пещерные выводы. Все, кто является членами нашего Регентства, имеют далёкую потомственность и обладают титулами, переданными им по наследству. Мы являемся тайной структурой, хранящей её законные интересы.
‑ Слушайте, я вообще ничего не могу понять? То вы Регентство, то вы клан, то вы организация, то вы структуры? Вы хоть сами понимаете, кто Вы? Единственное, что я понял, так это, что вы тут имеете наследственность, звание, титулы, но об этом я сразу догадался, когда впервые увидел Стасика ‑ истинный баран! Ой, Барон, точно!
Канцлер поднёс мне кружку с прекрасно пахнувшим чаем и спокойным тоном продолжил.
‑ Мы Регентство, основывающееся на династийном клане, имеющее специальную организацию, в которую входят секретные структуры для защиты нашей культуры и глубоких традиций. Перейдём к делу. Я ответил на Ваш вопрос, теперь Вы ответьте на мой.
‑ Слушайте, из всего того, что вы тут опять сказали, я только и понял, что Стасик ‑ Барон!
‑ Уратмир, мы, а точнее наша организация, действуем в интересах нашей страны и доставили Вас сюда только лишь в интересах безопасности государства.
‑ Погодите. Да, чай очень вкусный. У Вас, видимо, есть титул Мастера чайной церемонии?
‑ Я понимаю, что Вы никак не настроены с нами разговаривать, поэтому попрошу Вас только об одном…
‑ Только об одном? Заманчиво, но знаете, наверное, я отвечу «нет»! Обучить Стасика чувству юмора невозможно. Знаю, я Вас разочаровал, но иногда, вернее сразу, лучше рубить правду в лоб! Так сказать, «лучше горькая правда, чем сладкая ложь»…
Вдруг, меня обрубил громкий командирский голос Генерал-аншефа, который не выдержал и подскочил со стула:
‑ Хватит паясничать! ‑ прокричал он, перехватив слово у Канцлера.
‑ Уратмир, нам нужно, чтобы Вы мирно, без насилия, подошли и стали к одному месту.
‑ Просто подошёл и стал? К одному месту? А это случайно не главный реактор Чернобыля? Знаете, Вам лучше попросить об этом Стасика! Я слышал, что безумная радиация может поспособствовать развитию чувства юмора. Даже если он не будет смеяться, то с его трёх рук или пяти глаз точно большинство «поколения пепси» поухахатывается. Просто его появление будет коронкой, он даже в цирке сможет выступать, в жанре «Злой трёхрукий клоун!».
‑ Если Вы откажетесь, то мы отпустим Вас.
‑ Что? Просто отпустите?
‑ Да, слово Канцлера.
‑ Тогда я отказываюсь. Спасибо за чай, не просите Стасика меня провожать, я сам! Где тут выход?
‑ Но не забывайте о том, что мы находимся в центральной Сибири, и на семьсот километров от этого объекта нет ни единого человека. А комары тут просто монстры! Это будет забавная смерть ‑ от нехватки крови. Да, что там комары! Бурые медведи в это время очень голодны! И ночь в этой куртке Вы вряд ли переживёте.
‑ Знаете, Георгий Алексеевич, я подумываю остаться и согласиться на Ваше предложение.
‑ Вот и замечательно! Когда Вы поможете нам, мы гарантируем, что Вы будете доставлены домой в целости и сохранности.
‑ Как замечательно! Может, тогда скорее покончим с этим. Раньше начнём, раньше закончим.
Канцлер был вдохновлён моим естественно-саркастичным, но всё же рвением. Он азартно схватил со стола какой-то бэйджик и направился ко мне.
‑ Вот! Вот это подход! Не будем терять наше драгоценное время.
Попутно, он словно на другом языке, сказал то же самое и Генерал-аншефу. Выходя из кабинета, я положил руку на плечо Канцлеру, создавая вид близких и дружелюбных отношений.
‑ Стасик, там чай остался, если хочешь… Он с травами и очень полезен для ума!
Пройдя множество замысловатых коридоров и всяких лабораторий, мы спустились на лифте и вышли к странному месту. Это была большая пустая площадка с естественным грунтом под ногами. Я вышел будто бы на бровку крытого стадиона. Под ногами был грунт, а везде вокруг ‑ куполообразная бетонная полусфера.
‑ Григорий Алексеевич, а что это в центре за манеж и укрыт каким-то целлофаном?
‑ Слушай, тебе хочется быстрее домой, ведь так?
‑ Ну, да! Так!
‑ Тогда, молча сделай так, как тебя попросили. Молча!
‑ Оокааййй! Не вопрос…
Мы шли к какому-то входу в этот целлофан. Подойдя, канцлер провёл карточкой по замку двери, она отворилась и мы зашли туда втроём ‑ я и двое знатных вельмож. Нас обдало паром и мне это всё напоминало лабораторию, где производят сверхточное и сверхчистое оборудование – вспомнил это из какого-то фильма. Дальше нас ждала ещё одна дверь, которая была прозрачной, а за ней были металлические, сияющие синим светом ворота. Григорий Алексеевич подошёл и открыл стеклянную дверь.
‑ Входи.
‑ Ну, Вы первый?!
‑ Туда ты идёшь без нас. Вон, видишь ворота. Тебе надо подойти к ним вплотную.
‑ И всё? Так просто? Ну, тогда я пойду? Да?
‑ Да!
‑ Григорий Алексеевич, а куда они ведут?
‑ Тебе надо просто постоять вон там, и всё. Тебе не надо туда заходить. Уратмир, либо полная свобода на огромной территории дикой и нетронутой природы Сибири, либо ты нам помогаешь?
Зайдя в прозрачную дверь, мне тут же стало не по себе. Я сразу же оглянулся назад.
‑ Туда, иди туда.
Не слыша слов, Григория Алексеевича, но прочитав их по его губам, я осторожными шагами подошёл к двери и стал подле неё на расстоянии шага. Ничего не происходило, она всё так же мигала синими тонами. Эта дверь больше напоминала мне ворота. Я осмотрел её заглаженные, почти невидимые створы и опять развернулся к Канцлеру, который, затаив дыхание, явно ждал другой реакции. В более лучшем настроении пребывал Владимир Дмитриевич, с которого спало напряжение и взвинченность. В его мимике прослеживались нотки ироничной радости, особенно в те моменты, когда он посматривал на недоумевающего Канцлера. Я тоже перестал переживать за свою жизнь и даже, со свойственной моей натуре привычкой, начал паясничать. Я хорошо понимал, что был в руках людей с большими возможностями, рассказывающих мне какую-то ерунду. Расскажи я кому-то про это ‑ и меня признали бы психом. А по факту, не объяснили ни слова, да вдобавок, косвенно угрожая убийством, заставили стать, якобы, в неопасное место. И тем не менее я всё же начал пританцовывать, что ещё больше усугубило настроение «хитрого дипломата». Не выдержав, он губами и жестом, проведя рукой по горлу, сказал мне: «Всё, хватит, выходи!».
И позвал меня рукой. После чего вступил в живой диалог с Генерал-аншефом, который почему-то был несказанно рад такому раскладу.
‑ Ладно, дверь, ну, или ворота, странно всё, конечно, прикольно мерцаете, но мне пора! Гуд бай, в общем, до свидания! Хорошо, что всё так закончилось! ‑ после этих прощальных слов я хлопнул ладонью по одной из створок. Это действие повлекло за собой неожиданные для меня последствия. Всё вокруг, зашипев и загремев, пустило панику в моё сердце. Меня начало покачивать, а точнее, начала трястись земля. Первое, о чём я подумал, было довольно не тривиально, и звучало как лозунг прыгнувшего из самолёта парашютиста, забывшего надеть парашют: «Мне конец!». Как мог парашютист прыгнуть без парашюта? Да, так же, как я оказался здесь! Моя ситуация ничем не отличалась, я тоже не знал, что я тут делаю. Но я знал, что меня ждёт в итоге. Поддавшись панике, я бросился к стеклянной двери, прося Канцлера отворить её. Поняв, его интерес к тому, что произойдёт дальше, пришло осознание: «Дверь он не откроет!». Все мои глухие удары по стеклу привели к мысли, что стекляшка как минимум бронированная, а грохот и гул всё усиливался.
‑ Владимир Дмитриевич, ну хоть Вы, откройте дверь! Ну, Вы же потомок всяких древних! У Вас по этой логике должна была сохраниться совесть!
Не знаю, смог ли прочитать по губам мои слова Генерал-аншеф, но он не принял никаких действий. Пока я исполнял роль лабораторной мыши, в один момент весь шум и гам прекратился. Сложилось ощущение, что минутного землетрясения и не было. От моего сердца отлегло, и все худшие мысли не подтвердились. Канцлер тут же предложил:
‑ Иди ещё раз, тресни по ней рукой.
Я сделал вид, что ничего не слышу и не понимаю. Но он знал, что я всё секу… Особенно после его акцентированной жестикуляции руками и пальцами о том, что мне всё-таки надо это сделать.
‑ Иди быстро!
‑ Нет!
К этому немому «нет!» я добавил абсолютно уверенные покачивания головой. На что у Канцлера был свой железный аргументирующий жест ‑ зажатый кулак. Но мне было всё равно, я стал в ультимативную позу. Он подошёл к замку и приложил к нему свой электронный ключ, но дверь не открылась, больше всего по этому поводу расстроился именно я. Повторив попытки открыть дверь, Канцлер в недоумении посмотрел на Генерал-аншефа, который, наверное, мало понимал в электронике, а вот о сути моего пребывания здесь он знал очень много. В приступе отчаянья я стёк по прозрачному бронебойному стеклу. Приняв сидячую позу, я посмотрел на эти открытые ворота. Да, да, они были открыты. Не поверив, я потёр глаза руками, но они снова были открыты. Тут же подскочив, я начал тарабанить по прозрачной двери, за которой яростно о чём-то спорили Владимир Дмитриевич с Григорием Алексеевичем. Их сиятельства даже не заметили, как эти ворота распахнулись, а точнее они просто исчезли. Всё же достучавшись, мне удалось привлечь их отвлечённое внимание к явным изменениям, произошедшим с сооружением пару секунд назад, напоминавшим мерцающие синим светом ворота. Не знаю, что и почему, но меня безумно манила распахнувшаяся мрачная таинственность за той темнотой. Я уже не был напуган, мои мысли немного путались. Постепенно я стал делать шаги к неизвестности. Канцлер судорожно делал бессмысленные попытки протереть пластиковым ключом сломанный замок, при этом, успевая стучать по стеклу и попусту орать: «Стой! Куда пошёл! Стой! Не смей! Стой!».
Но я шёл туда и не чувствовал никакой угрозы в этой таинственной темноте. Обернувшись, у самого входа я видел огромную толпу техников в белых халатах, пытающихся справиться с упрямым устройством, видел и взбешённого Канцлера, который уже был готов взорвать эту дверь к чертям собачьим. Суета улетучилась, когда я сделал шаг в неизбежность. Будто по наитию я шёл вперёд. В моей походке не было неуверенности. Вокруг не стало ничего. Ступая по нежному полу, напоминающему песочный пляж тёплых морей, я чувствовал, что иду правильно ‑ по мягкому склону, но куда-то вверх.
Спускаясь непонятно к чему, я понимал, что этому «чему-то» непременно быть. Немного ощущалась прохлада, в голове абсолютно отсутствовали далеко идущие мысли, не хотелось думать даже о том, что случится дальше. Единственное, на чём получалось сосредоточиться, так это на странных ощущениях. Темнота казалась совершенно прозрачной, прекрасно всё видя и передвигаясь не на ощупь, я шёл через тьму, которая освещала светлее света от любой сильной лампы. Складывалось ощущение, что из этого пространства можно слепить, создать всё во всем. Ещё, мир вокруг, через раз, обретал ярко-жёлтый окрас, в котором, словно сплошной дождь, стремительно во всех направлениях рвалась ртуть. Всё словно становилось единой плоскостью.
Прекратив спускаться и ступив на ровную, такую же песочную поверхность, я совершенно не боялся идти дальше. Темнота давала мне возможность воспринимать по-другому: иначе видеть себя, видеть то, из чего на самом деле состоит мир. И это было, безусловно, прекрасно. Я мог взять в руку то, что раньше даже не мог увидеть. Оно «не находилось» далеко, но его и не было близко, оно оставалось ровно там, где его можно было увидеть. Я «ослеп» глазами, но в тот же самый момент я был зорче зрячего. Наконец, моё продвижение вперёд прекратилось. Несильный, тёплый ветерок вернул меня к иллюзорному виденью того мира, который мы познаем с помощью органов чувств. Мне тут же пришлось обрушиться в омут материалистического понимания. Всё вокруг снова выстроилось в грани моего мира. Вокруг стал проявляться огромный зал, в центре которого находился я. Взору открывалась занимательная архитектурно-археологическая картинка: огромные со стёртым ликом статуи указывали путь к двум, скорее всего, «Царям», восседающим на огромных тронах, обвиваемых телом Великого Дракона, сделанного из какого-то красного материала, больше похожего на цельный рубин, внутри которого текла голубая кровь. Это место напоминало древнюю гробницу, хотя доспехи «Царей» смотрелись ошеломительно фантастично и выглядели довольно современно, футуристично. Понимая, что древние авторы имели предрасположенность приукрашивать и даже обожествлять своих владык, я, по простоте душевной, воспринимал окружающее пространство как археологическую находку. Смущало только то, что этим местом с неистовым рвением интересовались странные и загадочные спецслужбы, считающие себя не бог весть кем. Хотя, и это, в общем-то, объяснимо, обеспечивая секретность, мне на всякий случай наплели сказок, чтобы меня приняли за психа, если вдруг начну везде и всем рассказывать о своем похищении. Странный эффект, который почувствовался при входе сюда, тоже можно объяснить: древние жители, оформляя гробницы своих правителей, часто прибегали к использованию дурманящих галлюциногенных снадобий в качестве отпугивающих и защищающих средств от тех, кто посмеет вторгнуться в святейшие усыпальницы.
Сложив все «за» и «против» мистического происхождения этого места, я вполне спокойно, с огромным чувством интереса, которое во мне всегда зашкаливало и брало верх над чувствами осторожности и опасности, стал приближаться к исполинским «Царям». Повернувшись к одной из безликих статуй, руки которой ладонями вверх были вытянуты вперёд, я обратил внимание на то, что объяснить, с точки зрения классической физики, было вообще невозможно. Над её ладонями сама по себе парила какая-то большая корона. Создавалось впечатление, что магическая сила, исходящая от стёртоликой скульптуры, держит её на весу, заставляя покачиваться и вращаться. Левитация, конечно, могла иметь и магнитный аспект, но тогда сомнения ситуативно вносили глобальные изменения в мою самоуспокаивающуюся интерпретацию происхождения этого места. Бросив взор на одного из каменных царей, сидящих ближе всего к стёртоликой статуе, я заметил сходство между парящей над ладонями короной и короной венчающей его голову. Размер совпадал, а разница была в том, что на каменном царе она была совершенно обесцвечена серым тоном, как и весь монумент, а та, парящая, была очень даже настоящей. Она легонько поблёскивала усеивающими её камнями. Разглядев все другие затёртолицие монументы, я понял, что у некоторых из них над ладонями в воздухе парили разные предметы гардероба и амуниции царей.
‑ Так! Это, наверное, опять какие-то дурманящие разум пары! Ещё не совсем выветрились! Сейчас всё пройдёт… ‑ подбодрил я себя вслух.
Внезапно пространство зала расширилось ещё больше и стало совершенно несоразмерным тому сооружению, которое я видел снаружи. За статуями со стёртыми ликами, там, где было темнее тёмного, открывались новые пространства.
‑ Вау, не слабо постарались строители этой усыпальницы! – не мог сдержаться я от удивления.
Стало отчётливо понятно, что каждое новое проявляющееся место раскрывало суть значимости каждого из царей, сидевших передо мной. Стоп-кадры разных эпизодов, моментов жизни грандиозных правителей, сказочных баталий с участием невообразимо огромных животных и различных фантастических существ появлялись в виде диаграммы или панорам. Из огромного количества, так сказать, скульптурных голографий состояла вновь и вновь открывавшаяся пустошь. Складывалось ощущение, что это были объёмные замёрзшие фотографии. С одной стороны я видел высоченного императора с четырьмя сверкающими разноцветными кольцами. С другой стороны стоял царь, подле которого находилось странное и очевидно выдуманное животное огромных размеров. Они оба смотрели куда-то вверх. Отдалённо этот зверь напоминал сияющую энергией дикую кошку. Такие замёрзшие моменты битв и схваток с участием исполинских «Царей», разительных животных напоминали картинки из волшебной детской книжки. У меня всё чаще возникало опасение, будто бы эти чудеса видны только мне, и странички этой «сказочной книги» могу листать исключительно я.
Подойдя совсем близко к восседавшим «их величествам», я увидел, что пол под ними ‑ внушительное зеркало, в которое они смотрели, склонив голову, не изменяя горделивой осанки. Истинная природа этого глубокого зерцала не поддавалась никакому эмпирическому пониманию. Подкравшись ещё ближе, чтобы заглянуть в него, я отчётливо увидел пробежавшую по поверхности дрожь, словно по спокойной водной глади тихого озера пробежала рябь, вызванная какими-то колебаниями пространства зала. Я оглянулся назад, подумав: «Наверное, Канцлер взрывает дверь?!». Но тут же, повернувшись обратно, не обнаружил на своём месте рубинового Красного Дракона, который мгновение назад спокойно лежал в виде абсолютно декоративного элемента, обвившись вокруг престолов.
‑ Так! Всё! Наверное, сильно надышался! Пора уходить! ‑ вслух подумал я. Сомнения внезапно нахлынули на меня. Где они были раньше, пока я не вступил в неизвестность.
И тут любопытство на мгновение покинуло меня. Опустив голову и посмотрев в глубину материи чистейшей воды бриллиантового зерцала, я сначала увидел только своё абсолютное отражение. Потом зеркало как будто поменяло свой вектор видимости, стали видны другие моменты: там отразились три лика и дышащий, трогающий душу облик нависшей надо мной огромной головы Красного Дракона ‑ этот главный элемент таинств мистерии закреплял намерение. Его глаза сверкнули бело-золотым цветом. Дальше всё смешалось в прозрачно-фиолетовом, со вспышками серебра тумане зазерцального и полуреального пространства.
‑ Что с ним? Вытаскивайте его оттуда! Скорей!
‑ Григорий Алексеевич, что же это за место такое?
‑ Если бы я знал, мой дорогой Владимир Дмитриевич, если бы?..
Спецназ быстро занял защитные позиции и, не торопясь, продолжил зачищать гробницу.
‑ Великий Канцлер, он жив! Пульс в норме! Зрачки реагируют! Он просто без сознания!
‑ Дорогой мой Афанасий Григорьевич, почему он без сознания? Почему?! Мы всего лишь семь минут пытались открыть эту чёртову дверь! Будь она неладна! Семь минут?! Мне надо знать, что здесь произошло? Куда делась эта дверь? Что это за место? Почему здесь пусто? Что здесь произошло? Проверьте воздух, среду, радиацию! Проведите спектральный анализ! Живо!
‑ Великий Канцлер, мы это уже сделали ещё до входа сюда рейдового отряда. Наши датчики на входе и специальная амуниция «спецуры» незамедлительно выводят полную картину окружающего пространства. Радиация в норме. Воздух абсолютно чистый и даже очень полезный для дыхания. Здесь нет ни одного угрожающего фактора для человека.
‑ Ну, тогда в чём дело?! Уратмира ‑ в лазарет, но под пристальный контроль! Как только очнётся, тут же сообщить мне! А пока наизнанку мне тут всё выверните! Я хочу знать всё! Если тут вообще что-то есть?!
‑ Слушаюсь!
Канцлер напряжённо скрестил руки на груди, оглядываясь по сторонам. Генерал-аншеф отправился к выходу.
‑ Я всё узнаю об этом ирреальном ларце! Ну, не может этого быть ‑ простой манеж внутри необъяснимого кокона… Что-то тут не так?! ‑ шмыгнув носом, сказал Канцлер и отправился к себе в кабинет в ожидании хоть каких-нибудь результатов. В дверях кабинета его остановил растерянный вид секретаря.
‑ Григорий Алексеевич, у нас ЧП!
‑ Что произошло? Говорите, живо!
‑ Ворота! Они опять появились!
‑ Что?
Через минуту Канцлер смотрел на вновь появившуюся дверь, вместе с Генерал-аншефом, который тоже находился в полном недоумении.
‑ Агент, кто был внутри?
‑ Два рейдовых отряда, врач и четыре техника плюс оборудование…
Генерал-аншеф вмешался в речь.
‑ Нам надо их вытащить! Не важно, как! Примените все средства! Плевать на скрытность!
‑ Владимир Дмитриевич, а можно у Вас спросить: «Как это сделать?». Если бы мы могли хоть кусочек отломать от этого чудо-манежа, было бы проще…
‑ Но, Канцлер, это же наши агенты!
Генерала перебил подбегающий подчинённый.
‑ Великий Канцлер, Святейший Генерал-аншеф, там за объектом!.. Та…Та… Там… Там! Быстрее…
Они выбежали на воздух зоны объекта.
‑ Да что же это творится? Ещё двадцать три человека без сознания?! Как они тут оказались?
‑ Григорий Алексеевич, главное, что они все живы, а как они тут оказались ‑ выясним у них, когда очнутся…
‑ Владимир Дмитриевич, мне кажется, что они вряд ли будут что-нибудь помнить. Ладно, их тоже всех в лазарет! Как только кто-то оклемается ‑ тут же доложить!
Опять этот смех! Смех! Этот пронзительный смех, я его уже слышал…
‑ Опять ты?
‑ Да, я! Узнал?
‑ Почему я опять тут?
‑ Лучше спроси, почему тебя нет там.
‑ Где там?
‑ Там, где тебя нет, где есть кто-то, а тебя нет.
‑ А там кто-то есть?
‑ Ну, если ты здесь, то там кто-то есть.
‑ А как кто-то может быть там, где меня нет?
‑ Но если есть там, значит, там кто-то должен быть.
Мне показалось, что я его знаю, оно пролетело надо мной в густой мгле.
‑ А ты знаешь, где это ‑ там?
‑ Там – это почти здесь, только без нас.
‑ А разве может быть там без нас?
‑ Нет.
‑ А где может быть без нас?
‑ Только там, где заканчивается начало.
‑ Значит, в конце тот, кто там?
‑ Ты можешь сделать шаг туда, где конец?
‑ То есть туда, где там без нас?
‑ То есть вперёд к тому, кто без нас.
‑ Если вперёд ‑ это тут, а там ‑ это за.
‑ Как может быть тут? Если за ‑ это там, где кто-то ещё есть?
‑ Ну, если ты в этом так уверен, делай шаг.
‑ Я сделал шаг.
Смех, громкий смех, смех…
‑ Ты обманул меня!
‑ Нет.
‑ Я сделал шаг туда, но тут никого нет.
‑ Если ты чего-то здесь не обнаружил, это значит, что здесь этого не хватает. Но здесь всё же есть кто-то…
‑ Кто?
‑ Ты…
‑ Но ты же сказал, что там кто-то есть кроме меня.
‑ А разве может быть там кто-нибудь без тебя?
‑ Это я у тебя спрашивал. Ты ничего не знаешь!
‑ Знаю, без тебя будет конец там.
‑ А здесь?
Очень тихо! Почему так тихо?
‑ Эй, ты где?! Эй?!
Что такое? Что происходит? Что это? Это я? В темноте, сквозь тусклый мрак я видел себя, разговаривающего непонятно с кем. Я повторял ровно то же самое, что говорил секундами ранее, пропавшему голосу. «О Боже, это же я!»
‑ Эй, я тут, смотри.
Я побежал к нему… К себе… Но расстояние не уменьшалось.
‑ Посмотри на меня, вот он я! Эй! Не ищи его, он пропал!
Но он не слышал меня. Через пару мгновений тот «я» увидел кого-то. Он бежит куда-то, он бежит ко мне, там ещё один я! В этот момент я обернулся и вдруг осознал, что на меня тоже смотрю «я».
‑ Понял, что там ‑ это не тут и это не впереди.
‑ Значит там ‑ это за, у моего носа.
Я сел на стеклянную твердь…
Палата «объекта-Ч». Спустя семь суток.
‑ Когда же он очнётся? Уже три дня лежит! Очень странно. Все показатели в норме ‑ говорила одна медсестра другой.
‑ Да, у меня вообще такое чувство, что он просто спит.
‑ Все те, кто был там же ‑ уже оклемались. Правда, ничего не помнят.
‑ Маш, где его карточка анализов!
Медсестра пошла за ширму к столику, рядом с которым лежал Уратмир.
‑ Слушай, интересное у него имя – Уратмир. Какое-то очень старинное.
‑ Давай, иди сюда. Канцлер с нетерпением ждёт, когда он очнётся. А нам нужно постоянно отчитываться, как у него дела, и вовремя брать все анализы.
Медсёстры не спеша убирались в палате, где пребывал Уратмир.
‑ Наташ, смотри, в три часа у него надо взять кровь. Сколько сейчас времени?
Сестра милосердия, убираясь в шкафчике с таблетками, ответила: «Без пяти три. Анастасия Петровна сейчас прейдёт. Я уже смотрела его больничную карту. Поверь, ему делают всё вовремя».
Пропиликал электронный замок, ручка массивной стольной двери отварилась, вошла Анастасия Петровна.
‑ Здравствуйте девушки, как наш спящий красавец?
‑ Без изменений.
Главврач была в хорошем расположении духа. Она напевала какую-то затёртую попсовую мелодию и внимательно смотрела больничную карту особого пациента.
‑ Анастасия Петровна, а что, правда, ни одна камера не зафиксировала, откуда появились те, которые остались внутри объекта?
‑ Так, Маша, Вы ‑ медсестра, а это ‑ закрытый секретный объект. Занимайтесь своим делом.
Вытянувшись по струнке возле Анастасии Петровны, девушка тут же замолчала. Весь интерес в её глазах быстро улетучился.
‑ Наташа, мне нужен комплект для забора крови.
Наташа поднесла все необходимые инструменты.
‑ Маша, придержи руку.
Опытнейший врач-лаборант привычными и отработанными движениями приступила к выполнению обычной процедуры ‑ забору биоматериала для очередного анализа.
‑ Так, ничего не пойму! Что происходит?
Кожа Уратмира сопротивлялась. Она несколько раз повторила попытки. У Анастасии Петровны тоже ничего не получалось. В палате повисло недоумение.
‑ Может быть, игла тупая?
‑ Маша, это ты тупая, держите руку вдвоём, крепко! ‑ стараясь проколоть хотя бы кожу парня, прокричала врач-лаборант. Но все усилия были тщетны.
‑ Так, всё! Я к Канцлеру, а вы ‑ тут!
‑ Не знаю, Наташа, либо иглы бракованные, либо его кожа крепче алмаза?
Маша подошла к Уратмиру и начала щупать его руку.
‑ Маша, не занимайся ерундой, брось его, а то нам влетит.
‑ Слушай, вроде кожа как кожа ‑ мягкая. Почему игла её не проколола?
‑ Наверное, Анастасия Петровна взяла с собой «горе-инструмент» неслучайно. Сейчас проверят его на ком-нибудь ещё…
Резкий визг подруги испугал Наташу, они обе отскочили в угол палаты, вцепившись вдруг в друга.
‑ Что случилось? – спросила Наташа.
‑ Он пошевелился…
‑ Что со мной? Где я? ‑ с гортанной хрипотой, вымолвил ценный пациент.
Мне было невероятно мерзко, я не понимал, где нахожусь. Постепенно мысли восстанавливались, память загружалась как при восстановлении файлов. Я был тем же Уратмиром: голова, руки, ноги, тело – всё было на месте. Но вот смысловые процессы, происходившие в моей голове, не давали повода расстраиваться. Что-то происходило с реакцией, немного рябило в глазах от яркости.
‑ Ой, он поднимается! Он встал, Маша!
Я видел, как две молодые девушки смотрели на меня выпученными глазёнками от страха, издавая дико неприятное визжание при каждой моей попытке движения.
‑ Ой, ну, не орите, девушки! Тише!
Моё голое тело только усилило визжание. После пары неуверенных шагов от койки я осознал, что на мне нет никакой одежды.
‑ Леди, простите!
Схватив простынь, я уже думал, как мне отсюда сбежать. Не знаю почему, но на уме у меня было только одно ‑ поскорее скрыться!
‑ Девушки, не скажете, где мои вещи?
Они робко указали на стоящий рядом со мной шкаф.
‑ Так, штаны на месте, всё свежее, чистое. Ой, тут даже майка и моя любимая стильная оранжевая куртка.
Спешно напялив шмотки, подбежав к массивной двери, я дёрнул пару раз ручку и тут выяснилось, что она открывается другим способом.
‑ Девушки, последняя просьба. Откройте, пожалуйста, дверь!
‑ Мы не можем, она открывается только снаружи. Если Вы хотите выйти, нужно нажать вон ту кнопку и попросить охранника открыть дверь…
Мой план побега закончился, не успев начаться.
‑ А-а-а, так там ещё и охрана?!
После этих слов я в сердцах двумя руками ударил в дверь. К всеобщему удивлению, она вылетела вместе с кусками армированной бетонной стены в другой конец коридора.
‑ Ох, ты! Что за…!
Один охранник справа лежал под некрупными кусками бетона без сознания, а вот другой смотрел то на меня, то на валяющуюся двухтонную дверь, потом опять на меня с выпученными глазами.
‑ Дружище, я удивлён не меньше тебя.
Охранник не оценил разговорчивость и бросился на меня с электрошоком.
‑ Эй, эй, оу! Подожди! Что ты!..
Мне казалось, что его движения медленнее улитки. Мгновенно отключив его аккуратным легким щелчком по лысине и, взяв только электронный ключ, я бросился прямо по коридору, как мне казалось, к желаемой свободе.
‑ Какой ужас! Я обокрал какого-то вояку, не понятно где, не понятно зачем.
Мои шансы на побег росли в геометрической прогрессии, но бегство по длинному закруглённому коридору продолжалось недолго. Громкий гул сирен объявил меня в розыск, а знакомый голос Канцлера вещал ещё громче.
‑ Не смейте повредить его! Он нужен мне целым и невредимым!
Мой обострившийся слух загадочным образом воспринимал весь диапазон звукового наполнения пространства. Даже за пределами помещения, в котором я находился, аккумулировал картину в целом, слухом самой природы: это были и слащавые нотки Канцлера и топот как минимум роты глубоко дышащих исполнителей – тех, кто должен был взять меня целым и невредимым. Слова «целым и невредимым», несомненно, радовали меня. Но одно дело говорить это разумным людям, а другое ‑ людям в берцах. У меня было глубокое убеждение, что там за дверью разъярённая толпа «Стасиков». Это заставило меня искать выход с другой стороны.
‑ Да что такое?! Зачем я вообще взял этот бессмысленный бэйджик?
Десяток неудачных попыток открыть дверь цивилизованно вынудили меня прибегнуть к физическому усилию, дающему результат. Сжав кулаки и зажмурившись, я двинул ими дверь. Эффект был просто поразительным ‑ в этот раз она летела ещё дальше. Осознание поражало – где-то ощущалось, что вибрация и давление вторичны. Номинально масса чувствовалась прикосновением, но я улавливал не вес, а сосредоточение определённых значений как побуждение ассоциативной связи – моё прикосновение делало эту цепочку условной, генерируя для меня первовозможность на рассеивание. И тут открылась удивительная картинка: яркий белый свет лаборатории, армия учёных, что-то делающих с какими-то пробирками, и толпа военных в масках, вбегающих со всех остальных входов и направляющихся в мою сторону.
‑ Ну, вот, я так и думал! Как же, интересно, они будут брать меня в целости и сохранности?
После того как атлеты почти полностью заполнили этот научный кабинет, я почувствовал себя в ловушке.
‑ Уратмир, деваться некуда. Лучше сдайся! Зачем тебе убегать? ‑ поправляя классический мужской костюм «парня, который в поряде», говорил появившийся и порядком надоевший мне потомственный дипломатичный хлыщ.
‑ Сдаются враги, Канцлер! А разве я вам враг? Вы обещали меня отпустить! Вы соврали! Вы даже в палате сделали только вход, а выхода нет! Это не внушает доверия к Вам!
‑ Уратмир, а ты что думал? Теперь я не могу ничего обещать, после того как ты зашёл туда, куда не должен был соваться?
‑ В том-то и дело, я вообще не понимаю, что вам нужно? Куда можно, а куда нельзя? Канцлер, там ничего интересного не было! Какая-то простая гробница и куча бесполезных статуй!
‑ Не знаю, Уратмир?! Тебе видней! Давай, успокойся, расскажешь нам всё поподробней, поговорим, только спокойно.
‑ Канцлер, а что нам обсуждать? Просто отпустите меня. Дверь открыта. Ищите, что вам там нужно!
Мне совсем не хотелось драпать, поджав хвост, но улепётывать, куда глаза глядят, несомненно, было неплохим вариантом.
‑ Уратмир, дверь закрыта. Всё, что мне там было нужно, теперь находится в тебе или связано с тобой, пока не знаю. Как ты уже мог догадаться, мы не археологи, а наш интерес не праздный ‑ не ради открытия. И это значит, что «ты» мне нужен.
Не знаю почему, но я чувствовал, что зазнавшийся щёголь ‑ любитель компромиссов ‑ говорит про дверь стопроцентную правду. Обмануть меня было невозможно. Вонючий запах лжи в данной ситуации не присутствовал.
‑ Георгий Алексеевич, давайте так, вы меня сейчас отпустите! Не важно, что там Сибирь. Просто укажите направление к населённому пункту и всё. Я преисполнен уверенности, что дойду, да и куртка у меня тёплая. Потом, когда я доберусь домой, Вы прилетите ко мне и мы спокойно, в любом многолюдном кафе поговорим обо всём, что Вам интересно. Я обещаю Вам, что не сбегу и буду сотрудничать.
‑ Уратмир! Неужели ты думаешь, что я отпущу того, кто несильным ударом выносит непробиваемые преграды, того, кто двигается вокруг охранника или, правильней сказать, специализированого агента, так, будто бы тот сонная муха. Такой скорости я ещё не видел! Браво! Браво! Порадовал!
‑ Значит уже видео посмотрели?! Ну, тогда вы должны понимать, что они меня не остановят! Я очень опасен!
Да, такой реакции я не ждал, попытавшись припугнуть, насмешил целую толпу «Стасиков». Вообще, я никогда не имел угрожающего вида и даже не любил сдвигать брови. Мои глаза всегда были ясные и источали задор.
‑ Ты сам не знаешь, что ты можешь. Да, ты хорош, но не переоценивай себя. Я вызвал сюда целую армию, которая будет здесь примерно через полтора часа, а пока эти ребята собьют с тебя спесь, ну, или схватят. Взять его!
Я швырял стокилограммовых спецагентов, будто бы они весили по десять килограммов. Это действо не скрадывало мой норов, оно, наоборот, только утирало нос не слишком огорчённому Канцлеру. В считанные минуты лаборатория была разрушена до основания, но продолжала усеиваться вновь прибывающими супергероями. Движения были быстры, точны, отточены и сильны настолько, насколько мне это было нужно. Чувствуя окружающее пространство спиной, моё тело становилось жёстким в нужные моменты. Казалось, что Канцлер просто наслаждался тем, что я демонстрировал, и поэтому мне не хотелось выступать в его игре в роли клоуна.
‑ Стоп! Хватит! Всем стоп! ‑ громкий крик вельможи остановил всех нас. Показалось, что он увидел то, что хотел.
‑ Замечательно! Восхитительно! Уратмир! Послушай, мне кажется, ты почувствуешь, что я говорю правду. У тебя нет выбора. Тебе надо подчиниться. Ты мне нужен. Наша структура является самой могущественной в современном мире, у нас есть такие полномочия… Да, что там… Мы сами создаём необходимые полномочия! У тебя есть близкие, родные, друзья… Если ты откажешься сотрудничать, мне не надо говорить, что с ними произойдёт?
‑ Не смей угрожать близким! Если с ними что-то случится, я сделаю с Вами то, после чего Вы будете умолять меня убить Вас!
‑ Ну! Уратмир, давай не будем ссориться! Зачем вдаваться в крайности! Я лишь прошу тебя служить нашему Регентству. Ну ведь ты сам подумай… Твоя сила… Откуда ты знаешь, что будет дальше? Кто будет тебя контролировать? А если ты сорвёшься? Ты же сам себя будешь винить. Помни, ты уже не сможешь жить прошлой жизнью. Как я могу отпустить хоть и потенциальную, но угрозу для людей. Я, конечно, верю тебе, но жизнь… ‑ она соблазняет возможностями, а в тебе их, по всей видимости, гораздо больше, чем у других обычных людей. Посуди сам, что мне делать, ведь я в ответе за будущее нашего мира? А так, мы будем тебя контролировать, твоя сила будет идти на пользу нашего Регентства, на помощь многим мирным людям. Неужели ты позволишь себе остаться молчаливым наблюдателем, при твоих-то способностях?
‑ Конечно, Вы правы, но если я и буду кому-нибудь служить, то это только моей стране, моему народу, моей Родине, моей Отчизне, моей совести, моей чести!
‑ Вот и отлично! Позволь подробней тебе объяснить, кто мы. «Мы» и есть твоя страна.
‑ Обещайте, что с близкими ничего не случится?!
‑ Уратмир! Мой мальчик! Я обещаю! Даю слово великого Канцлера! Мы даже придумаем легенду для тебя. Надо же будет как-то объяснять, куда ты пропадаешь. Подключим высоких чиновников, они лично посетят твоих родственников и сообщат о твоём отсутствии, связанном с важными делами. Поверь, здесь просто вообще нет проблемы. Всё будет в лучшем виде. Пойдём! Давай, давай пошли!
Делать было нечего. К тому же Канцлер не врал о своих возможностях и о том, что с моими близкими всё будет хорошо. Я сделал очень странный выбор при ещё более странных обстоятельствах. Мы вышли из полностью разрушенной лаборатории. Канцлер положил мне руку на плечо.
‑ Уратмир, это самое правильное решение, которое ты мог сделать. Тебе предстоит узнать столько, что придётся пересмотреть свои представления о нашем мире.
‑ А можно мне этого не знать?
‑ К сожалению, нет. Ты должен знать о своей будущей ответственности в этой жизни. Ты же не думал, что будешь каким-нибудь супергероем из комиксов, нести правосудие, скрываясь под маской!
‑Нет, таких планов у меня точно не было!
Престольный Град, Кром. Правительствующий Синклит. Две тысячи восемнадцатый год. Время – десять часов утра. Учащенное дыхание министра обороны, мчащегося по порожкам Султанской лестницы навстречу к Президенту, навевало какие-то тревожные нотки этому дню.
‑ Людочка, передай, что я прибыл, быстрее, пожалуйста!
‑ Александр Александрович, прибыл министр обороны. Да, поняла, да, хорошо.
‑ Дмитрий Олегович, он Вас ждёт, заходите.
Министр влетел в кабинет Президента, чуть не упав, захлёбываясь и вытирая пот, он пытался начать разговор.
‑ Дмитрий Олегович, голубчик, что с Вами? Тише. Успокойтесь! Что за срочность? Почему не по телефону?
Главнокомандующий был в хорошем расположении духа. Он прохаживался по кабинету с утренней газетой «Российская повседневность», стараясь понять, что могло так встревожить министра.
‑ Господин Президент, разрешите доложить…
‑ Дмитрий Олегович, да успокойтесь! Говорите. Может быть кофе?
‑ Некогда кофе пить, господин Президент! Беда, требующая Вашего незамедлительного вмешательства. Надо срочно созывать экстренный совет.
‑ Да что это такое! Может, Вы, в конце концов, скажете, в чём дело! Поспешишь ‑ людей насмешишь. И перестаньте метаться из одного угла в другой!
‑ Александр Александрович, в труднодоступных районах горной цепи Кавказа, практически на границе с Кахетией, находится большая группа хорошо подготовленных боевиков численностью более тысячи человек!
‑ Что! Как это возможно? Откуда они взялись? Откуда эта информация?
‑ Эта новость получена ещё месяц назад. Сведения были переданы нашими агентами с Ближнего Востока.
‑ Почему вы допустили вторжение на нашу территорию?! Их надо уничтожить! Эта прямая угроза нашим суверенным интересам. Истребить незамедлительно!
‑ Александр Александрович, помните, четыре месяца назад мы с вами утверждали особо секретный план под названием «Капкан».
‑ Да, конечно…
‑ Так вот, эти радикальные террористы с Ближнего Востока численностью более тысячи человек, как раз те, кого мы собирались поймать в «Капкан». По договорённости с нашими западными коллегами, мы должны были взять многих радикальных лидеров терроризма, которые в большом количестве, по данным разведки, должны были прибыть на Российский Кавказ, чтобы всеми силами попытаться дестабилизировать этот стабилизирующийся регион нашей страны.
‑ Стоп, Дмитрий Олегович! Зачем Вы пересказываете то, что я и так знаю? Этот план был утверждён генеральным штабом. По вашим словам и докладу, он был под полным нашим контролем! Но там не фигурировала цифра в тысячу человек! Суть была в том, чтобы нанести один из сокрушительных ударов по террористическим фанатикам, безжалостно убивающим мирных жителей по всему миру. Я и так знаю, что мы специально, совместно с лидерами региона, создали ситуацию для беспрепятственного проникновения на нашу территории этих нелюдей. И что дальше?
‑ Да, да! Всё правильно, Александр Александрович! Всё было под нашим полным контролем, но, как оказалось, нас подвели данные разведки западных коллег. Вся поступающая информация была очень тонкой, трудно проверяющейся. По совместным договорённостям, в этом коллективном плане они играли очень важную роль. Информация, полученная от соседних спецслужб, о перемещениях террористических лидеров оказалась значительно неправильной. Конечно, мы во всём страховались, но дезинформация к нам поступала колоссальным потоком. Теперь очевидно, что радикальными бандитами была разыграна крупная игра.
‑ Так, ладно, хватит, вечно Вам что-то или кто-то мешает. Перестаньте катить бочку на других. Что по факту?! Что мы имеем на данный момент?
Президент был настроен решительно, его глаза были полны желания защитить свой народ и всех мирных жителей, страдающих и потерявших своих близких по вине безжалостных бандитов. Он подошёл к телефону.
‑ Людмила Михайловна, срочно объявите о моём решении созвать экстренный военный совет в малом конгресс-зале к половине двенадцатого.
‑ Махнув рукой, он дал разрешение министру подробно изложить сложившуюся ситуацию.
‑ Александр Александрович, к данному моменту у нас находится более тысячи хорошо вооружённых головорезов. Можно сказать, что на территорию нашего государства пожаловали лучшие из лучших. Возглавляют эти бандформирования десять самых одиозных главарей террористических ячеек. Они хорошо и быстро передвигаются в труднодоступных районах высокогорья. Слаженность действий такой большой массы безжалостных убийц позволяет говорить о планомерной подготовке к полномасштабному и дерзкому вторжению. Такое вызывающее поведение, дерзость, рассчитанность действий, фанатическое бесстрашие и постоянное пребывание этих бандитов в наркотическом опьянении фактически периодически позволют им скрыться от нашего наблюдения. Также им в помощь играют несанкционированные переходы нашей границы. Можно сказать, что они ходят по лезвию ножа. Банда растянулась по территории высокогорного хребта, умело скрывая расположение главного командного пункта.
‑ Так, ну, в принципе, мы держим всё под контролем. В чём же сложность? Их необходимо просто уничтожить и всё!
‑ Сложность есть и очень большая!
Кром. Малый конференц-зал, экстренный военный совет. Время -двенадцать часов дня по Престол Граду.
Президент вошёл в зал, министры, поправляясь, вытянулись в струнку. «Господин Президент, Господин Президент», ‑ вторилось эхом по ходу движения первого лица. Он полностью контролировал ситуацию, но обстоятельства складывались не лучшим образом. От принимаемых решений зависел успех в разрешении сложнейшей ситуации.
‑ Здравствуйте, здравствуйте, ‑ учтиво отвечал Александр Александрович.
‑ Добрый день. Прошу, присаживайтесь. Я думаю, многие из вас в курсе произошедших пренеприятнейших событий. Надеюсь, министр обороны успел обрисовать некоторые моменты сложившейся ситуации. Предлагаю высказаться по этому поводу.
Первый сигнал о просьбе дать слово поступил от министра внутренних дел.
‑ Да, Валерий Семёнович, прошу Вас, говорите.
‑ Господин Президент, уважаемые члены Совета, я думаю, что эта ситуация очень выгодна для нас и даже полезна.
Все присутствующие были в некотором недоумении от такого высказывания.
‑ Валерий Семёнович, пожалуйста, потрудитесь пояснить Вашу позицию.
‑ Да, конечно, Александр Александрович. По моему мнению, сложившаяся обстановка очень благоприятна. По данным разведки, на территории нашего государства сейчас находятся основные лидеры терроризма и элитные ударные силы, сеющие панику не только на всём Ближнем Востоке, но и у нас, и на Западе. Сегодня одним росчерком пера господина Президента на приказе о применении грубой силы седьмой армии мы можем навсегда уничтожить это зло. Беспилотные дроны ежесекундно мониторят местность, наша авиация в считанные минуты разметает большую часть данной группы, вертолёты будут преследовать оставшихся боевиков даже ночью, а спецназ осуществит зачистку. Кого мы так боимся? Возможности наших военных технологий позволяют безо всяких потерь стереть их в порошок! Я, если честно, вообще не понимаю этих самоубийц!
Глава государства поднялся на ноги, вслед за ним и присутствующие. Валерий Семёнович тут же изменился в лице и, видимо, уже сожалел о своём выступлении.
‑ Сядьте, сядьте, господа. Пожалуйста. Из уверенного высказывания министра внутренних дел мне стало понятно, что не все из вас понимают главную сложность ситуации, которая связывает нас по рукам и ногам. Поэтому прошу всех внимательно выслушать министра обороны. Он обрисует роковой характер этого момента. Пожалуйста, Дмитрий Олегович.
‑ Спасибо, господин Президент, я постараюсь изложить всё лаконично и ёмко. Думаю, что все присутствующие знают Стивена Ларгоса?
В зале послышались надоумленные возгласы, сопровождаемые гулом негодования.
‑ Дмитрий Олегович, а причём тут Стивен Ларгос? Мы ничего не понимаем, ‑ громко подытожил министр внутренних дел.
Высказавшегося чиновника перебил Президент.
‑ Валерий Семёнович, попрошу Вас и всех присутствующих очень серьёзно отнестись к тому, что говорит Дмитрий Олегович, даже если кому-то кажется непонятной суть и логика изложения. Спасибо! Продолжаем.
‑ Итак, Стивен Ларгос, гражданин Океании, магнат, миллиардер, филантроп, меценат, глава центральных каналов, СМИ, популярных газет, журналов как в Средиземноморье, так и в Новом свете. К тому же он является ярым борцом с мировым терроризмом. Его телеканалы всегда насыщены жёсткой беспристрастной критикой терроризма, пропагандой против него. Контент, который создают его медиа, беспристрастно изобличает безжалостную подноготную террора и экстремизма. Фактически, он оригинально внедрил устойчивое клише о пагубности насилия, запугивания и устрашения гражданского общества. В связи с этим за голову Ларгоса лидеры террористических ячеек выставили круглую сумму денег. Также имеют место постоянные угрозы убийства. Он, как кость в горле, у преступных сообществ, скрывающих свою мерзкую деятельность за патриотическими лозунгами культурных различий и расовой несовместимости, занимающихся, к глубочайшему сожалению, массовым истреблением мирных граждан. К данному моменту Стивен Ларгос является иконой мировой гражданской позиции в отношении терроризма, что сделало его самой желанной фигурой для атаки. Теперь скажите мне, а кто знает Салли Ларгос?
Все в полном недоумении покачали головой, кроме министра внутренних дел.
‑ Ну, по логике, она или его дочь, или родственница?!
‑ Да, спасибо, Валерий Семёнович, ‑ это его дочь. Начинающая журналистка, ищущая сенсации, дабы выйти из тени своего отца. Бунтарка по духу. В общем, кому нужно, у нас есть полное досье на неё. Так вот, сейчас Салли Ларгос находится в заложниках у вторгшихся к нам безжалостных преступников.
‑ Но, как это возможно? Что за ерунда?
‑ Валерий Семёнович, успокойтесь! Обжегшись на молоке, Вы на воду так и не дуете. Сейчас Вы всё узнаете…
‑ Да, да, хорошо, господин Президент! Ну, просто! Ну, это, вообще…!
От возмущения министр никак не мог усидеть на своём месте.
‑ Кроме Салли Ларгос боевики захватили всю её съёмочную группу численностью восемь человек. Теперь о том, как она туда попала.
По оперативным данным наших агентов, мы определили: примерно неделю назад с ней на связь вышел некий мистер Боб Троули, проживающий в стране пирамид. Он обладает достоверной информацией о похищенных год назад журналистах в северной Месопотамии. В доказательство он предъявил видеозапись и потребовал у Салли выкуп за заложников в сумме трех миллионов республиканских долларов. К слову, подлинность записи наши специалисты подтвердили.
‑ А почему именно к ней они обратились? Явно чувствуется подвох!
‑ Валерий Семёнович, сейчас всё узнаете… Этот мистер Боб Троули обосновал своё предложение тем, что только Салли Ларгос как дочь одного из богатейших людей на планете может себе позволить выплатить такую суму. Из их переписки стало понятно, что Боб представлялся предводителем обычных бандитов, без фанатских домыслов и убеждений, совершивших этот поступок ради решения своих бытовых проблем, желающий по-быстрому сорвать куш. Также пообещал ей большое интервью с рассказом о главарях террористических ячеек и местных бандформирований. Всё это выставлялось как «интервью века». Боб дал понять, что готов для неё разыграть любой сценарий. Он до конца убедил её в полной безопасности и своей тупости, якобы, они чуть ли не за хлебом шли, и вдруг, случайно нашли этих четверых связанных репортёров. В силу своей молодости и желания спасти людей, сделать что-то стоящее, Салли Ларгос, естественно, решила сделать всё сама. Обговорив последние детали с Бобом, она собрала группу заинтересованных лиц из восьми человек и отправилась в Халифский Султанат, где должны были состояться обмен и обещанное интервью. Всё это случилось накануне проникновения к нам. Этот «стык в стык» по датам говорит о многом. И как вы понимаете, естественно, её вместе с группой также взяли в заложники. Таким образом террористы обеспечили себе надёжную защиту от любых наших действий. Они обещают убить её при первой же попытке наших вооружённых сил вмешаться и стереть их с лица земли.
В зале повисла тишина. Слово взял премьер-министр.
‑ Да, Григорий Анатольевич, прошу Вас, мы все Вас внимательно слушаем.
‑ Спасибо, Александр Александрович. Я замечаю, что уважаемые члены Совета в недоумении от действий Салли Ларгос. Многим кажется, что факты притянуты за уши. Но реальность, чаще всего, толкует наши действия гораздо банальнее. Даже великий Пушкин, творческий гений, которым восхищается весь мир, был убит на дуэли из-за крамольной гордости, а ведь мог совладать с эмоциями и не пойти на поводу у предвзятых ориентиров и установок. Мог жить, здравствовать и дарить свой талант. Но земля круглая, огонь обжигает, а человек совершает глупости! Уважаемые коллеги, из всего вышесказанного понятно, что ситуация очень сложная. Но могу предположить её дальнейшее усугубление. Скорее всего, маргиналистическое отребье всерьёз намерено убить Салли. А смерть человека такого статуса на нашей территории может сильно дискредитировать государственную власть. Я предполагаю у них всё готово для того, чтобы безжалостную казнь транслировать в деталях на целый мир. Думаю, не надо говорить о том, какой резонанс, шок, ужас у гражданского населения вызовет такое беспринципное линчевание. Сейчас, в ближайшее время они постараются заявить во всеуслышание о том, что Салли Ларгос находится у них в заложниках и наша странна несёт полную ответственность за её жизнь. Это наш крест, и от того, как мы его пронесём, будет зависеть наше лицо в мировом сообществе. Авторитет государства под угрозой. Злые языки уже готовы воспевать наш провал, даже в тех красках, которых нет. И ещё, промедление в решении данной проблемы позволит боевикам без особого труда влиться в местный социум для пропаганды идеологии экстремизма и подрывной работы. Для этого, как докладывает разведка, у них сосредоточено огромное количество наличных средств. Таким образом, на долгие десятилетия наше государство получит «раковый нарыв» радикального экстремизма на своей территории, который приведёт к огромным трагедиям и постоянным терактам по все стране. Да, ситуация критическая, несомненно, это целенаправленный удар по нашей многовековой государственности. Я думаю, мы обязательно должны любым способом освободить её из плена и самым жёстким способом вырезать эту опухоль.
Зал начал оживлённо обсуждать мысли премьера. Слово попросил глава разведывательного управления.
‑ Да, прошу Вас, Анатолий Николаевич.
‑ Спасибо, господин Президент. Уважаемые коллеги, ситуация действительно патовая. Все данные говорят о том, что Салли Ларгос будет казнена. Только когда? Вероятнее всего, это случится в течение трёх-четырёх дней. Сейчас они разделят заложников на группы, разместив их в разных местах для дезинформации. Когда к казни будет всё готово, мы уже никак не сможем влиять на ситуацию, и тогда они сделают свои заявления. Скорее всего, в ультиматумах будут содержаться требования об отводе войск, выдаче заключённых террористов, внесении изменений в конституцию и так далее… Это будет безжалостный шантаж по всевозможным направлениям. В общем, будет бал чертей на калёных камнях. Далее, через пару часов они обвинят нашу страну в невыполнении требований и на этой почве казнят заложников. Я надеюсь, все понимают, что это значит для всех нас?!
Эта речь убеждала всех присутствующих в том, что действовать нужно незамедлительно. Президент опять обратился к министру обороны.
‑ Дмитрий Олегович, доложите, какие мы имеем возможности для оперативного реагирования на нынешнюю угрозу, какими средствами мы обладаем, чтобы вытащить Салли Ларгос?
‑ Господин Президент, у нас есть несколько высокоспециализированных групп быстрого реагирования, такие как: спецназ «Сокол», «Ястреб», «Омега», «Щит» и еще группы специальных подразделений для действий в горах.
‑ Это всё хорошо. Но нам необходима более конкретная информация. Мы хотим знать, где они находятся в данное время, сколько времени нужно на подготовку к операции, каков процент успеха, какая из всех групп сработает эффективней?
‑ Александр Александрович, седьмая армия находится в равнинной местности, примерно в ста пятидесяти километрах от растянувшейся группы террористов. Батальон особого назначения «Прометей» аккуратным способом преследует бандформирования и не даёт им выскользнуть из-под нашего контроля. Группа спецназа «Сокол» сейчас базируется в расположении седьмой армии и ждёт Ваших распоряжений о начале активных действий. Для разработки операции ‑ свести данные разведки и выработать наиболее правильный ход, им необходимо время ‑ 24 часа. Предполагаемый результат – тридцать процентов успеха.
‑ Всё понятно. Спасибо, Дмитрий Олегович. Прошу членов экстренного Военного совета проголосовать. Кто за то, чтобы начать операцию по освобождению заложницы? Спасибо. Кто «против»? Кто «воздержался»? Спасибо.
Большинство присутствующих, включая министра обороны и министра внутренних дел, а также главу внутренней разведки – подтвердили своё согласие мандатами.
‑ Теперь по порядку. Павел Сергеевич, Вы проголосовали «против», поясните своё решение.
‑ Господин Президент, я «против» потому, что ситуация архисложная. Сорок спецназовцев, даже самых лучших в мире, при всех наших преимуществах в техническом оснащении, не смогут вытащить эту девушку живой из лап головорезов. Это невозможно! Им не хватит времени проверить всех заложников. Мне также смутно представляется бесшумное проникновение к хорошо обученным и поставившим всё на кон отморозкам. Малейший шум приведёт к её убийству. Поэтому процент их успеха ‑ ноль! У меня всё!
В зале царило сильное напряжение. Казалось, что вот-вот всё вокруг начнёт искриться. Президенту предстояло сложное решение.
‑ Владимир Дмитриевич, Вы воздержались, можно узнать Ваше мнение.
‑ Господин Президент, у меня есть другое решение данной проблемы, с гарантией в девяносто девять процентов успеха. Дабы продемонстрировать наши возможности, я готов прямо сейчас кое-что сделать и этим убедить всех присутствующих в правильности моего предложения. Рассеяв тем самым возможный скептицизм, даже самых прозорливых аналитиков.
‑ Да, да, конечно, Владимир Дмитриевич, прошу Вас, говорите. Мы Вас внимательно слушаем.
‑ Ещё раз спасибо, господин Президент. Наша особо специальная секретная служба тоже хорошо отслеживает ту ситуацию, в которой мы оказались, поэтому я могу предложить самый правильный вариант на этот момент. У нас есть человек, который в течение двух часов освободит интересующую нас персону – Салли Ларгос.
‑ Что! Один! Человек? Да Вы чушь несёте! Простите за грубое выражение, господин Президент. Секретность этой, так сказать службишки, всегда всех раздражает! Сейчас мы все голову ломаем, «что делать?». И тут ‑ на тебе! Началось! Разговоры о нереальном! Почему у них есть такие полномочия? Кто они вообще? Мы ничего о них не знаем! Их появление в любом месте сулит всем официальным властям сокращение полномочий или же вовсе отстранение от любого дела, которое, якобы, касается их юрисдикции. Вы понимаете, что сказал Владимир Дмитриевич? Один человек! Человек! Не терминатор, не экзо-скелет, не бог, а человек! Владимир Дмитриевич, Вы бредите?!
‑ Я, конечно, понимаю, что министр обороны очень взволнован. Также мне ясен и некий конфликт интересов ведомств. Может, у министра есть не совсем понятная личная неприязнь. Поэтому, зная, что он поставит под сомнение мои слова, я прямо здесь и сейчас хочу продемонстрировать настоящие возможности нашей службы. Я знаю то, о чём говорю, и полностью отдаю отчёт сказанному.
Президент покачал головой, продемонстрировав своё одобрение.
‑ Господин Президент, разрешите мне и Дмитрию Олеговичу включить телефон.
‑ Зачем мне включать телефон?! – в недоумении спросил Дмитрий Олегович.
‑ Дмитрий Олегович, прошу Вас делать всё, о чём просит Вас Владимир Дмитриевич.
‑ Хорошо, Александр Александрович! Ну, вот именно об этом я и говорил. Появляются они! Следует Ваш звонок с приказом: «Делать то, что они говорят!».
‑ Дмитрий Олегович, скажите, в Уральских горах есть секретная часть Министерства обороны, которая сделана специально для тренировок особых спецназовцев, именно тех, которые сейчас ждут Вашего приказа о начале операции в горах? Насколько нам известно, эта часть оборудована по последнему слову техники. Этот проект ‑ Ваше любимое детище. По нашим данным, Вы часто находитесь там и имеете личный кабинет. Это так?
Дмитрий Олегович был похож на вареного рака. Это сильно задевало его за живое. Он считал, что об этом объекте должны знать только он и Президент. Укоризненно посмотрев на Александра Александровича, и получив одобрительный знак, он нехотя выдавил из себя: «Да. Есть такая часть».
‑ Прекрасно. Как мы знаем, на этой засекреченной базе находятся две тысячи особо подготовленных спецназовцев. Теперь ещё один вопрос. Есть ли в том кабинете что-нибудь принадлежащее лично Вам?
‑ Странно, мне казалось, что Вы всё знаете! Да, есть. На моем рабочем столе стоит фотография моей семьи.
‑ А теперь, будьте любезны, позвоните туда и объявите максимальный уровень угрозы. Хорошо?
‑ Что Вы сейчас пытаетесь продемонстрировать?!
‑ Дмитрий Олегович, меньше слов. Делайте то, о чём Вас просят.
Министр нервно набрал шифрованный номер.
‑ Алло, Володя…
‑ Здравия желаю, господин министр обороны! ‑ это громкое приветствие слышал весь зал.
‑ Как там мои архаровцы? Да, отлично, хорошо. Володя, я объявляю боевую тревогу, введи в части гранатовый цвет угрозы, любые попытки проникновения в часть пресекать стрельбой на поражение!
‑ Спасибо. Отлично. Теперь я позвоню тому человеку, который, по словам Дмитрия Олеговича, никогда не сможет выполнить ту задачу, которую он думал поставить группе своих лучших людей. Заявляю Вам, что через пятнадцать минут фотография, находящаяся в кабинете министра обороны, будет в руках нашего человека. Он продемонстрирует это фото в онлайн-режиме, находясь уже в безопасности.
Владимир Дмитриевич набрал номер и ждал ответа.
‑ Вот именно сейчас мы увидим нелепость, ненужность и напыщенность Вашей службы! Вы просто «выскочка»! Никто, ни один человек не сможет сделать этого! Даже если мир постигнет участь мировой, ядерной войны, данная часть будет жить. Эти соколики даже после техногенной катастрофы смогут на корню пресечь восстание зомби. Мои «орлы» – лучшие на планете! Это я вам говорю! В части находятся две тысячи обученных суперпрофессионалов! Вся часть ‑ это объединенный в единую сеть военных участок с реализованным «сетецентрическим принципом». Там всё оборудовано по последнему слову техники. По периметру установлены теплодатчики. Детекторы движения просматривают местность в радиусе сорока километров. Постоянный спутниковый онлайн-контроль. Территория усеяна камерами. Системы «свой-чужой» определяют каждого в этой части. Ваш человек не сможет приблизиться к объекту даже на пятьдесят километров. Любой человек, нарушивший границу сорока километров, будет задержан.
‑ Агент У-р, план «М» активирован. Цель ‑ рамка с фотографией семьи министра обороны. Выполняйте!
Положив трубку, Владимир Дмитриевич посмотрел с ухмылкой на министра обороны и продолжил:
‑ Знаете, Дмитрий Олегович, мы прекрасно понимаем, что Вы самым тщательным образом контролируете перемещения в радиусе шестидесяти километров вокруг базы. Поэтому наш агент ждал приказ в восьмидесяти километрах от базы.
‑ Господин Президент, мы сейчас попусту тратим время, слушая бредни этих умалишённых.
Развернувшаяся сцена с участием министра обороны и загадочного Владимира Дмитриевича заставляла всех проникнуться разгорающимся спором и летевшими от их страстей искрами. Президент не был исключением. Он очень хотел узнать, чем закончится экстравагантное заявление Владимира Дмитриевича. Прошло девять минут натужного ожидания. В зале было очень тихо ‑ все с нетерпением ждали конца этих томительных пятнадцати минут. Внезапно театральную тишину перебил звук пиликающего телефона Владимира Дмитриевича. Ответив на звонок, он нескрываемо улыбался. Эти довольные эмоции вызывали совершенно противоположную реакцию у Дмитрия Олеговича.
‑ Господин Президент, разрешите подключиться к электронной панели для просмотра изображения?
‑ Да. Конечно.
Подключенный телефон тут же вывел на монитор изображение какой-то гористой местности, на фоне которой стоял молодой парень. Его лицо было прикрыто белым платком и никакого военного камуфляжа: белая облегающая рубашка и чёрные, чуть примятые джинсы. В его руках была рамка с фотографией семьи министра, которую он приближал к камере, чтобы все могли её видеть. По прищуренным глазам было понятно, что он широко улыбался и был очень доволен.
‑ Всем всё видно? Дмитрий Олегович, Вам видно? Эта фоторамка?
Министру сказать было нечего. Он судорожно начал звонить в часть.
‑ Благодарю за работу, агент! Конец связи!
Владимир Дмитриевич отключил видеосвязь и продолжил.
‑ Господин Президент, если мы сейчас вместе отправимся в расположение седьмой армии, то уже через три-четыре часа Салли Ларгос будет освобождена и Вы сможете без всякого риска отдать приказ на уничтожение бандитов.
Речь Владимира Дмитриевича перебил громкий крик министра обороны.
‑ Что?! Твою мать! Как это всё в порядке?! Как это без происшествий?! Где дела хорошо?! Всё хорошо, где тебя нет! Вова, ты уже лейтенант! Нет, ты сержант! Нет, ты рядовой! Ты никто и звать тебя никак! Нет, ты вечный уборщик туалетов!
После этих слов пурпурный министр отключил телефон. И Президент, и все присутствующие в зале не смогли сдержаться ‑ смех вырвался из них непроизвольно. Тревожность непростой ситуации куда-то испарилась.
‑ Так, прошу Владимира Дмитриевича и Дмитрия Олеговича проследовать за мной. Мы немедленно отправляемся на место операции. Коллеги, заседание экстренного военного совета объявляю закрытым.
Приэльбрусье. Минеральная долина Нарзанов. Половина второго по Престольному Граду. Палатка ставки седьмой армии.
‑ Ну, что? Готов послужить во благо нашей страны? Это задание имеет судьбоносный характер. Не подведи нас!
‑ Хорошо, Верховный главнокомандующий. Всё будет в лучшем виде: принцесса спасена, дракон убит, все счастливы и долго празднуют.
В палатку зашёл патрульный охранник.
‑ Товарищ главнокомандующий, прибыл командир батальона «Прометей». У него срочные новости. Он просит принять его.
‑ Зови…
В ставку зашёл запыхавшийся бородатый мужчина, на ходу приводящий в порядок свою форму. Было видно, что он только-только вышел из леса.
‑ Разрешите обратиться, господин Президент?
‑ Говори, Абдулла. Какие последние новости?
‑ Александр Александрович, первое ‑ группировка террористов растягивается, идут быстро и незаметно. Отслеживать и контролировать их очень тяжело; второе ‑ непонятна формулировка: «прекратить преследование». Простите, господин Президент, что это значит?
‑ Генерал, Ваша задача – выполнять то, что Вам говорят, и не задавать ненужные вопросы.
‑ Дмитрий Олегович, если сейчас мы потеряем контроль над ситуацией, то потом будет практически невозможно приблизиться к ним. Пока мы полностью контролируем все их перемещения, прекратить преследование ‑ это безумная ошибка. Они бесконтрольно разбредутся по региону и всё – ищи потом «иголку в стоге сена»!
‑ Так, тихо, всё! Абдулла, приказ о прекращении преследования очень обдуман. Мы не можем допустить, чтобы кого-то из батальона засекли. Сейчас нам нужны последние данные о расположении их сил и о том, где могут находиться заложники? ‑ ответил министр обороны.
‑ Значит, основная группа численностью около семисот человек движется в квадрате «Я», а с ними заложники. Семь групп по пятьдесят человек рассредоточены на двести километров по линии хребта, они в любой момент готовы совершить попытки прорыва в населённые пункты. В данный момент нам известно, что основные лидеры рассредоточились по этим семи группировкам. Основной блок с заложниками плохо контролируется двумя главарями в связи с тем, что они сильно растянулись. Периодически затягивающий туман и мелко моросящий дождь создаёт трудность в перемещении по скользким склонам. Также известно, что сейчас у них привал. Может, даже это будет длительная остановка, чтобы разобраться в бардаке со связью и перемещением, подготовить точки организации позиций.
‑ Абдулла! ‑ перебил Президент. ‑ Вот, это наш шанс. Они остановились – значит будут отдыхать. Уратмир, ты понял, где они находятся?
‑ Да, Александр Александрович.
‑ Господин Президент, простите. Я что-то не возьму в толк, кто это? Что значит: «Понял, где они находятся?»…
‑ Абдулла, это агент Уратмир. Он будет освобождать одного из заложников.
‑ Что? Освобождать? Кого? Заложника?! Один этот парень?! Вот он! Одетый в чёрный камуфляж спецназовца и держащий в руках чёрную маску? Господин Президент, там примерно восемьсот профессиональных головорезов ‑ озлобленных, в наркотическом опьянении, прошедших огонь и воду, участвовавших в разжиганиях конфликтов в Африке, междуречье, Ливии, Израиле, Палестине, Афганистане, Курдистане, Ираке и Персии, Судане, Тунисе, сеявших вражду и бессмысленную смерть среди мирных граждан. Это не люди ‑ это убийцы! Без принципов и морали. У них одна ценность – деньги. Им плевать, сколько погибнет людей! Вы хотите послать к ним молодого парня?! С чем? Да у него и оружия нет! А-а, вот вижу целых три связки пластиковых наручников. Он их просто задерживать будет?!
‑ Не-е, не три связки, у меня их целый портфель. Они, кстати, повышенной прочности…
Уратмир развернулся спиной и показал тонкий и компактный рюкзак, который был набит пластиковой шнуровкой.
‑ Господин Президент, разрешите удалиться. Как я понимаю, мне здесь делать нечего.
Абдулла вышел из палатки и пошёл к умывальнику, где хотел ополоснуть лицо водой. Сделав несколько шагов, он увидел, что из палатки вышел Уратмир. Абдулла спешно подозвал своего помощника, который перекусывал в передвижной столовой, находящейся на свежем воздухе.
‑ Ну, что там, господин Генерал?
‑ Нет времени рассказывать, Артур, вон видишь парня во всём чёрном?
‑ Да, Абдулла Абадаевич, вижу.
‑ Следуйте за ним по пятам, только так, чтобы вас не было видно. И если он попадёт в опасность, а он точно попадёт ‑ постарайтесь вытащить его.
‑ Понял!
Артур махнул остальным обедавшим в полевой кухне и спешно двинулся за Уратмиром. Боевой офицер подошёл к умывальнику, оплеснул лицо, глубоко вздохнул и сказал сам себе: «Здесь стоит целая армия, а они посылают зелёного юнца на верную смерть. Наверное, мне пора на пенсию…». И направился к палатке полевой столовой. Заказав себе куриных ножек, он присел на скамейку в ожидании блюда. Из ставки вышел министр обороны. Увидев задумчивого Абдуллу, он направился к нему.
‑ Генерал, для меня это затея так же кажется безумной, как и для тебя. Я вообще ничего не понимаю! Кто этот парень? Как он сможет претворить в жизнь невыполнимое.
‑ Дмитрий Олегович, знаете, я уже совсем не хочу ничего понимать. Парня жалко. Убьют ведь или же у них будет ещё один заложник.
‑ Что ты заказал из меню?
‑ Куриные ножки и гарнир какой есть…
Министр привстал с лавочки и показал рукой повару, что ему то же самое. Они молча сидели и ждали свой поздний обед. Вдруг уставший служивый увидел спешащего к нему Артура, впопыхах подбегавшего к нему.
‑ Здравия желаю, Дмитрий Олегович. Абдулла Абадаевич, он ушёл!
‑ Что значит «он ушёл»?
‑ Не знаю! Как только он вошёл в лес, мы тут же его потеряли! Он словно сквозь землю провалился.
‑ Кто может от тебя уйти?! Объясни, Артур?!
Абдулла расширенными глазами посмотрел на министра, который, выдохнув, махнул рукой.
‑ Пойдём, блюда готовы, ‑ похлопав бывалого, повидавшего виды вояку по спине, сказал министр и направился к повару…
Я двигался очень быстро, но при этом не терял бдительности. Через три минуты, прибыв к искомой оборонительно-укреплённой позиции террористов, вмиг взобрался на огромную сосну, с которой было хорошо видно их укрепление, сделанное явно на скорую руку. Погода была пасмурной, я внимательно прислушался. На слух их диалект был непонятен, но я знал, принимал и понимал, что они выражают друг другу, словно читая код их речи. Туман всё сильнее опускался по склону горы в радиусе сорока километров. Я ощущал большое скопление вооружённых людей. Всё это пространство было насыщено их пороками, грязным поведением, тревожностью, раздражительностью, угнетённостью помыслов. Для того чтобы они перестали меня видеть, мне предстояло весьма сосредоточиться и контролировать большое количество этих морально развращённых людей. Бессовестность делала их слабыми, пороки ‑ близорукими и податливыми моей сути, отнимая возможность сопротивляться. Их разложение давало мне право на другое запоминание их возможностей на попытки. Один из террористов ответил по рации, это была проверка его позиции, время пришло, пора было действовать.
‑ Эй, почём нынче революция?
Обезвредив и связав пластиковыми наручниками очень сильно обескураженных дозорных, я подсчитал, что время пошло на секунды. Моё обнаружение укладывалось максимум в шесть минут. Глубокое, напряжённое дыхание отсчитывало время. Пространство лагеря искрило от озлобленности этих размытых опороченных людей. Запах смерти вперемешку с пьянящим азартом щекотливости момента создавал для них только один путь – безжалостно убивать. Я понимал, что эти недоноски пойдут на смерть. Их мысли, одурманенные наркотическими средствами, определяли решительность в настроении выполнить задуманное ‑ убить побольше людей. Такой дикой ненависти я ещё никогда не ощущал. Как они ещё друг друга не позагрызли? Оказавшись в самом центре временного лагеря и оглядевшись, мне стало понятно, что найти Салли Ларгос в таком количестве палаток будет проблематично, а часы безжалостно тикали. Сосредоточившись, я попытался почувствовать страх и беспомощность напуганных заложников среди этих кровожадных нелюдей, сидящих на игле. Но не это привело меня к цели. Громкий крик вдалеке, слышный даже обычному человеку, привлёк моё внимание.
‑ Пожалуйста, не надо! Хватит!
Эти мольбы о помощи слышали и большинство убийц, но у них это вызывало лишь смех. Очень быстро ворвавшись в искомую палатку, где мне открылось очень омерзительно зрелище: забитая, оборванная молодая девушка беспомощно сопротивлялась абсолютно диким попыткам истерзать её. Я был рад только одному, что прибыл в начале этой вакханалии. В палатке стояли четыре крепких мужика, обнюхавшихся какой-то дрянью, и решали судьбу златовласой красавицы. От сокрушительных ударов забившееся в угол дитя, понимая, что через пару мгновений грязные мысли этих поддонков будут осуществлены над ней, просто тихо скулила. Мной обуревала ненависть. Я был взбешён, увидев загнанное в угол ангельское создание, полностью беспомощное и твердящее без умолку куда то в пустоту:
‑ Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
Непонятный диалект, прерываемый наглым смехом, разогревал мою кровь. Их жадные взгляды на эту девушку застилали мои глаза пеленой злобы к этим тварям. До этого момента я никогда никому ничего не ломал и не приносил сильных увечий умышленно, но шаг этого животного в сторону беззащитного ягнёнка раз и навсегда нарушил эту статистику. В одно мгновение, размолов ему все кости, я с той же ненавистью и озлобленностью сыграл в баскетбол с остальными ‑ на роль мяча они подошли только после того, как им была придана его форма. Я причинил им безумную боль, а у них даже не хватило времени истошно заорать.
‑ Салли Ларгос? Салли, это Вы?
Девушка была в не себе. Я даже не мог дотронуться до неё. Она боялась меня не меньше, чем этих зверей.
‑ Салли, я пришёл, чтобы вытащить Вас отсюда. Салли! Салли! Посмотрите на меня.
Её очень трясло. Она глубоко дышала через рот, периодически поглядывая на меня. Я чувствовал, что это она, и то что моя маска сильно пугает её. Времени почти не оставалось, ещё немного и весь этот улей будет искать того, кто вырубил постовых. Мне строго-настрого было запрещено снимать маску, но сейчас надо было действовать по обстоятельствам. Просканировав её физиологическое и биологическое состояние, я неутешительно выдохнул. Пульс сто тридцать, он просто зашкаливал. Сердце билось на пределе, удары, попавшие ей в голову, привели к сотрясению мозга, психическое состояние так же было на гране, любые мои жёсткие и необдуманные действия привели бы к её гибели. Я не мог схватить её силой, да и ещё двигаться с ней на такой скорости. Необходимо было привести её в чувства и хоть как-то заставить чуть-чуть мне помочь. Сорвав маску с лица, я опять обратился к ней: «Салли, посмотри мне в глаза! Смотри, разве я похож на этих зверей. Смотри на меня!».
По её грязной щеке потекла слеза. Она медленно отрицательно покачала головой.
‑ Нет, не похож.
‑ Я вытащу тебя отсюда, только доверься мне! Вставай, быстрее! Поднимайся…
‑ А мои друзья? Они тоже где-то здесь. Спаси их, ‑ она потеряно искала глазами свою группу, при этом из её глаз продолжали литься слёзы.
‑ Послушай, у нас нет времени, нам надо бежать.
Через шмыгающий нос она опять попросила меня:
‑ Пожалуйста, я вижу в твоих глазах, что тебе не всё равно. Если ты им не поможешь ‑ их убьют.
Без сомнения, зная, что её друзей точно убьют, я недолго боролся с уставом, который не позволял мне нарушать приказ. Знал, что моё «да» будет полным безумием, но мною это было сказано.
‑ Хорошо, только отнесу тебя на безопасное расстояние. Держись крепче.
Взяв её на руки, я перемещался так быстро, как только мог. Через минуту мы были довольно далеко.
‑ Дыши глубже. Дыши. Я понимаю, что тебя тошнит. Теперь жди здесь и никуда не рыпайся. Я за твоими друзьями. Ничего не бойся. Постараюсь быстро.
Она посмотрела мне вслед.
Штаб Седьмой армии. Ставка Президента. Вбежал встревоженный министр обороны.
‑ Господин Верховный Главнокомандующий, там война!
‑ Какая ещё война?
‑ В горах, буквально минуту назад раздались первые выстрелы, а сейчас там из гранатомётов стреляют! Вот! Слышите?
‑ Где?
Президент и Владимир Дмитриевич выбежали из палатки. Их взоры устремились в вековое величие Кавказского хребта. Какой раз их седое спокойствие омрачал шум автоматных очередей? Безмолвное эхо грузных выстрелов разгоняло тревожное ожидание.
‑ Да это же… да…! ‑ президент не мог выразить своего разочарования.
‑ Владимир Дмитриевич, Вы обещали, что всё произойдёт тихо?! А что там тогда происходит? Дмитрий Олегович, срочно поднимай вертушки, пехоту, спецназ! Всем туда! Быстро! Реагируем по плану «Б»!
Абдулла не спеша, но уверено подошёл к Владимиру Дмитриевичу. Складывалось впечатление, что его ничего не удивляет. И весь этот непрекращающийся глухой шум даже веселил служивого. Дожевывая какую-то корочку чёрного хлеба, он произнёс: «Знаете, всё это очень странно. Такое ощущение, что там две армии схлестнулись в безжалостную схватку. Беру свои слова обратно. Парень не так уж и беспомощен, как я думал».
Владимир Дмитриевич тут же покосился на улыбающегося Абдуллу.
Президент, переживая за жизнь Салли Ларгос, наводил дикую панику.
‑ Абдулла!
‑ Да, господин Президент!
‑ Срочно выдвигайтесь к объекту! По пути пресекайте любое сопротивление!
Абдулла опять посмотрел на Владимира Дмитриевича и сказал: «Я думаю, что через пять минут уже не будет тех, кого надо будет пресекать», – усмехнувшись, невозмутимый воин бросился к броневой боевой машине разведки.
Президент забежал в палатку. Он ждал новостей от объекта. Через три минуты ему доложили, что яростная стрельба стихает.
‑ Господин Президент, вертушки докладывают, что там всё тихо. Теплосканеры показывают большое скопление людей, но они не ведут никакого огня. Более того, складывается ощущение, что все они обездвижены…
‑ Объяснитесь, министр! Что там происходит?
‑ Александр Александрович, это самая первая информация.
‑ Через какое время туда высадится десант?
‑ Через минуту и при первой же возможности выйдут на видеосвязь.
Время тикало. Все были в полном недоумении, гадая, что же там могло произойти. Один Владимир Дмитриевич вообще не переживал и спокойно сидел на стуле. По всему его виду можно было понять, что как раз таки он хорошо себе представлял происходящее там. Капитан, сидящий за пультом управления связи, обратился к Президенту:
‑ Господин главнокомандующий, группа «Доставки страха», просит видеосвязь.
‑ Скорее выводи на экран.
‑ Здесь творится немыслимое. Каждое дерево напоминает праздничную ёлку, на которой висят связанные террористы. На земле валяется масса вырубленных подонков, некоторые ползут, как будто их избивали вручную, все переломанные, палатки разворочены, а некоторые деревья раскрошены. Смотрите сами.
Увиденное шокировало всех. Глава государства с лицом удивлённого ребёнка двух лет, расширенными глазами выразительно посмотрел на совершенно не удивляющегося Владимира Дмитриевича.
‑ Но тогда где же он?
Не успел Президент сказать ещё что-нибудь, как в палатку, неся на руках обессиленную Салли Ларгос, зашёл Уратмир.
Мой родной город, три дня спустя. Раннее, ранее утро, дом Софии. Войдя через балкон и наслаждаясь сладким сном моего ангела, который был для меня самой большой наградой, я размышлял о том, как объяснить любимой причину своего внезапного исчезновения. Спрыгнув с балкона и мигом сбегав в ближайший круглосуточный магазин, я спешил закончить тот завтрак, который хотел сделать в то заветное утро.
Восемь часов утра. Её будильник оповестил о приходе нового дня. Оставив поднос с яичницей и сметанным салатом из помидоров в опочивальне, я выскочил на улицу.
‑ О, Господи! Кто поставил будильник на восемь? Странно…
Я слышал, как она просыпается и ждал под балконом реакции на мой завтрак с прилагающимся к нему конвертом.
‑ Что это? ‑ проговорила София, проигнорировав чудесную сладко пахнущую, поджаренную яичницу. Она сначала взяла конверт и прочитала вслух: «Приятного аппетита! Как только позавтракаешь, пожалуйста, выйди на балкон!».
Прочитав это по слогам и отставив поднос с едой, она мигом выбежала на улицу. Я стоял внизу, широко улыбаясь, с распростёртыми руками, приглашая её в свои объятия. Но реакция на моё появление была, мягко говоря, «немного» другой, а точнее, совершенно противоположной.
‑ Сволочь! Подлец! Я убью тебя!
После этих радушных слов она бросилась ко мне вниз, продолжая проговаривать:
‑ Приятного аппетита?! Приятного аппетита?! Это и всё, что ты мне желаешь? Появляешься такой улыбающийся! Подаёшь завтрак! Да как ты вообще пробрался в дом? И приятного аппетита он мне желает? А? Ты смотри!..
Вся эта ругань сопровождалась её попытками посильней меня ударить. Даже при всех новых возможностях я с трудом уворачивался от неё.
‑ Где ты был?! Скажи мне, куда ты делся? Знаешь, что я пережила без тебя? Я была у твоих родителей, которые тоже первую неделю не знали, где ты. Чуть с ума не сошли! А потом, слава Богу, какой-то министр сообщил, что ты, якобы, находишься на каких-то особо актуальных и важных раскопках. А потом твой примитивный и лощёный дядя Вова поставил меня в известность, что ты уехал далеко и надолго, твой телефон выключен! За что? Объясни! Что я тебе сделала? Я выбрала тебя, понимаешь?!
Её речь переросла в громкое искреннее рыдание. Я прижал её к себе. Мне было очень плохо, но я не знал, что сказать.
‑ Прости!
‑ Ты обещаешь, что не заставишь меня больше плакать? Ты обещаешь?
Отказать моей восхитительной девушке было невозможно, тем более, если это зависело от меня.
В этот момент я хотел ей сказать единственное и самое главное: «София, я тебя очень люблю! Не было ни одного дня, ни одной минуты, чтобы я не думал о тебе, о твоём взгляде, о твоей любви, о твоём тепле».
Проглотив горький ком слёз, она немного успокаивалась. Мы долго стояли, обуреваемые друг другом, чувствуя гармоничное биение наших любящих сердец, поющих в унисон.
‑ Это счастье быть с тобой… Ты слышишь меня, София!
‑ Да, Уратмир… Но скажи мне, где ты был? Ты же не мог просто так взять и оставить меня?
Я любил этого человека и не мог врать, решив рассказать и показать всё по порядку. Попытавшись хотя бы чуть-чуть отодвинуть её от себя, и наткнувшись на ожесточённое сопротивление, пришлось сказать следующее:
– София, я хочу видеть твои глаза. Мне надо тебе кое-что показать.
‑ У-у! Нет! Говори так. Я тебя не отпущу! Насмотришься ещё на мои глаза. И вообще, они заспанные и заплаканные…
Эти мурчащие слова вызывали во мне чувство ответственности за неё. Улыбнувшись, мне пришлось перейти к аргументам, так как она и на самом деле не хотела меня отпускать.
‑ София, ты мне веришь?
‑ Да, но не отпущу!
‑ Слушай, со мной произошла удивительная история, которую описать словами очень сложно.
‑ Ну, не… Ничего страшного, у нас много времени. Я никуда не тороплюсь. Можешь начинать…
Она ещё сильнее вцепилась в меня. Казалось, что я её подушка, которую она прижимает, но в то же время эта горделивая, справедливая, властная, с тонкой осанкой девушка вызывала во мне только восхищение.
‑ София, это даже трудно показать, но я постараюсь сделать всё возможное и невозможное, если ты послушаешься меня. Я покажу тебе, из чего сделан наш мир! Я покажу тебе, что моя любовь к тебе вечна, как наша планета! А сейчас, пожалуйста, очень прошу, умоляю, сделай, как я тебе говорю ‑ отпусти меня.
Она посмотрела в мои глаза. Ей было тяжело, но она верила мне, даже после того, что я учудил.
‑ Хорошо. София, послушай, я сейчас уйду, но ровно через три часа я вернусь! Ты меня слышишь? Вернусь ровно через три часа. Ничто не помешает мне быть здесь через три часа! Хорошо?
‑ Но зачем тебе надо уйти?
‑ Я ещё не был у своих родителей. Да и тебе нужно время, чтобы собраться и одеться.
‑ Куда собраться? Куда одеться?
‑ Мы поедем туда, где я постараюсь объяснить, что сейчас мной движет.
‑ А что мне надеть?
‑ Что-нибудь потеплее, мы едем в сторону Домбая…
После этого я отправился к своим близким.
Город Кислые воды. Видовая площадка ‑ тысяча сто пятьдесят шесть метров над уровнем моря.
‑ Уратмир, зачем мы приехали сюда? Почему ты молчишь? Твои глаза изменились, они стали какими-то загадочными. Здесь, конечно, очень красиво, но я не пойму!
‑ Посмотри, видишь эти очертания Эльбруса, не правда ли, великолепное зрелище?
‑ Да, это величественная гора!
‑ София, только не бойся, цепляйся за меня сзади.
‑ Зачем? Ты говоришь как-то неясно, мистично!
‑ Так надо. Неужели, ты упустишь возможность покататься на мне?
Будничный день, площадка безлюдна и это всё, что мне было нужно.
Улыбнувшись, она будто играя, лихо обхватила меня за шею, повиснув рюкзачком на спине.
‑ А теперь крепко держись! Слышишь, крепко!
В одно мгновенье я взмыл в небо, совершив прыжок на пару километров вперёд. София громко кричала. Эмоции переполняли её. Прохладный ветер бил нам в лицо, а я начинал медленно парить вниз.
‑ О, Господи! Это что, правда?! Ты! Мы летим? Ты как? Ты это делаешь?
‑ Просто, держись!
Несколько прыжков и мы уже находились в зоне прямой отчётливой видимости Эльбруса. Взобравшись на вековое дерево, я давал ей возможность перевести дух и прийти в себя.
‑ Дыши глубже, нам немного осталось.
‑ Ты что, хочешь взобраться на Эльбрус? – удивленно спросила девушка.
– Да! А это что, проблема?
‑ Для человека, вообще-то, это стоит больших усилий и мужества. Но для тебя, я смотрю, не проблема.
‑ Я человек, да и это не проблема для любого. Человеку доступно всё, что он может представить!
‑ Уратмир, я знала, что ты не такой как все, но чтоб настолько! Может, объяснишь?
‑ София, смотри, видишь внизу медведь? Мишка, привет!
‑ Не кричи, а то он нас увидит! Я слышала, что они могут лазать по деревьям и бегают очень быстро!
‑ Ты боишься? Это интересно? Доверься мне.
Слетев к медведю под громкие вопли испуганной Софии, я медленно начал подходить к Михаилу Потаповичу.
‑ Уратмир, пожалуйста, я очень боюсь! Мне страшно! Давай упрыгаем отсюда, пока он тоже удивлён! Кинь ему шишку, которая у тебя в руке и всё, хватит!
‑ Да! Ну ты и трусиха?! Эй, Миша, лови!
Потапыч был обескуражен и отвлечён от своих дел нашим появлением. По его поведению казалось, что он обиделся, а мы в него ещё и шишками кидаемся.
‑ София, а зачем прыгать? Мы можем просто побежать!
Деревья сливались воедино. Через несколько мгновений мы были у подножия «Отца гор».
‑ Не правда ли, это подножие к высоким достижениям?
София сделала пару шагов вперёд. Её взор устремился к пику Эльбруса.
‑ Вот бы туда подняться!
‑ Я знал, что ты этого захочешь.
Подхватив её на руки, я задал лишь один вопрос:
‑ Как ты думаешь, может ли человек запрыгнуть на Эльбрус?
Это был самый высокий мой прыжок. Мы мчались к западной вершине. Порывы ветра усиливались с каждым метром нашего взлёта. Наконец, стала видна вершина и небольшая площадка. София уткнулась в меня носом, робко натянула на свои глаза забавную шапочку с бубоном, тем самым прячась от сильного порывистого ветра. Держа в своих руках одухотворяющего ангела, я медленно взошёл на горный предел.
‑ Что происходит? А где ветер? Странно!
Вокруг нас взмывали сильные вихри, они кружили столбы снега.
‑ Уратмир, как это получается? Почему мы как будто находимся под защитой невидимого поля?
Вьюга была сильной, но порывы то возникающего, то угасающего ледяного ветра никак нам не мешали.
‑ Это я сдерживаю проникновение ледяных вихрей…
София всё время смотрела по сторонам. Вокруг нас просматривались необъятные просторы долин, гор распростёртой природы. Я понимал, о чем она хочет спросить меня: «Что всё это значит и как мне удаётся делать такие удивительные вещи?».
‑ София, не тяни! Спрашивай, как есть!
‑А, ты ещё и мысли читаешь? Я не знаю, как правильно спросить? То, что я сейчас чувствую, не поддаётся объяснению. Мне даже сейчас кажется это сном. Ты удивляешь меня с первого дня нашей встречи и с каждым разом ты открываешься мне всё с более и более удивительной стороны. Может, ты инопланетянин? Или ты подвергся радиации и стал таким? Может, ты сказочный персонаж, который на самом деле существует? Или внеземные цивилизации проводили над тобой опыты и поэтому ты так умеешь? Я не знаю. Но тебе подходят все эти случаи! Ответь мне, кто ты?
‑ Я человек! Совершенно простой человек, который очень любит тебя. Знаешь, у меня складывается впечатление, что ты насмотрелась фантастики! Откуда такие идеи?
‑ Ну, знаешь… Нет. От человека тебя отличает множество умений. Что ты ещё можешь?
‑ Иногда мне кажется, что пули меня не берут… Что ты смеёшься?
‑ Это хорошее качество для нашего мира. А мысли читаешь?
‑ Мысли нет. Но я чувствую людей, они не могут меня обмануть. Я вижу их суть. Вижу их насквозь. Вижу любовь, ненависть, радость, любые эмоции, фальшь, которую они пытаются скрыть от меня. Вижу причину того или иного события. Вижу шлейф человеческих поступков, решений, которые ежесекундно складывают мгновенно наступающие события вокруг это индивида. Для меня перестаёт быть секретом человек, который не живёт, а пытается хитро играть ‑ его жизнь становится предсказуемой. Могу рассчитать на много ходов вперёд следствие, но самое интересное, что я могу воплотить суть в предмет, в явный объект, это на самом деле сказочное умение.
‑ Это как?
‑ Не знаю. Это необъяснимо. Вообще, это похоже на воду.
‑ На воду?
‑ Ну, да, на воду! Может быть, ты слышала, что вода по своей структуре имеет кристаллическую форму, так вот, они могут иметь разные: как красивые, так и ущербные формы. Эти кристаллы можно увидеть с помощью сильного микроскопа, а я могу видеть человеческую сущность, она, конечно, сложнее, чем вода, и во многом интереснее. Вообще, это как запись жизни: как думает, какие эмоции испытывает, что делает, какие поступки совершает – всё это сохраняется в человеческом естестве, этого не скрыть, это не обмануть, от этого не откреститься, это просто есть, оно следует за человеком всю жизнь. Это и делает человека таким, какой он есть. Я не могу её понять, я просто вижу эту суть и могу её выразить, проявить, показать на каком-нибудь предмете. Этот процесс я никак не контролирую, но могу активизировать.
‑ Покажи! Как это?
‑ Слушай, София, ты забегаешь вперёд и портишь весь мой сюрприз!
Я положил на снег небольшую боковую сумку, неспешно расстегнул её и, поднявшись, посмотрел на Софию.
‑ Сюрприз? Ещё сюрприз? Я уже переживаю! Что может удивить меня после всего этого?
‑ Тихо, не сбивай, дай сконцентрироваться!
‑ Вау! Как? Это что, телекинез?
Из сумки вылетел и повис перед нашим взором небольшой кусочек золота.
‑ Этот металл всегда напоминал мне солнце, в нашем мире его считают драгоценным. Из-за этого металла погибло много душ. Если его мало ‑ люди становятся злее, если его много ‑ люди становятся злее, он впитывает естество тех, кто на него смотрит. Я не хочу, чтобы ты расценивала его как ценность, а хочу, чтобы он символизировал наше солнце. Наше общее солнце!
‑ Куда ты его отправил?
Наши взгляды были устремлены в небо.
‑ Он отправился немного разогреться в атмосфере, сейчас вернётся…
Через пару мгновений размякший кусочек так же стремительно возвратился на прежнее место.
‑ Слушай, он что расплавленный?
‑ Да. Мне нужно, чтобы он был именно таким. Это первый кусочек золота, растопленный земной атмосферой. Я вкладываю в это символизм самой природы. Я хочу, чтобы то, что я сейчас делаю, было уникальным, и только для тебя. Сейчас наше солнце находится в стадии нашего творения.
‑ А это что?
‑ Это алмаз без огранки ‑ наша твердь. Он прозрачный и чистый, как слеза ребёнка. Этот самый крепкий камень на Земле символизирует твёрдость моих намерений, в нем закрепится наша любовь. А это вода, которая точит любой камень ‑ ею я придам огранку этому алмазу…
Сильный вихрь воды поглотил в себя кусочек алмаза и с невероятной мощью отбил неровности как обычную шелуху.
‑ София, вода во все времена была и будет для человека источником жизни, а для меня ты моя вода. А теперь, когда все компоненты готовы, пожалуйста, дай мне руку.
Взяв её ладонь в свою, я сделал невообразимое ‑ алмаз соединился с жидким золотом в слившийся духовный омут. Струя холодного ветра с многочисленными снежинками ворвалась в наше жидкое солнце. Сильное шипение, сопровождаемое испариной, на мгновение скрыло от нас это чудо.
‑ Закрой глаза!
Я взял сотворённое мной кольцо из сути Софии и попросил открыть глаза, хотя мне представлялось, что её сердце видит все зорче глаз.
‑ София, это кольцо я сделал для тебя. Его восхитительные тонкие грани взяты от тебя. Оно отражает тебя моим видением. Здесь, на вершине мира, только мы и наше солнце на твоём пальчике.
Это было грандиозно красиво. Она смотрела на меня, а я видел её. Ещё мгновенье и я произнёс то, что было нужно: «Я люблю тебя! Навсегда…».
Поцелуй счастья скрепил нашу любовь, свидетелем которой был целый мир.
Неделю спустя. Олонецкая губерния. Берег Белого моря. Лагерь по подготовке агентов РВБМХ.
Звук вертолётных винтов сообщил закрытому объекту о прибытии важных лиц.
‑ Григорий Алексеевич, Вы быстро отреагировали. Мы ждали Вас через неделю.
Канцлера провожали в главный корпус под звуки винтов.
‑ Обстоятельства изменились. Обстоятельства, майор! Срочно вызвать мне Уратмира!
Я уже знал о прибытии Григория Алексеевича и направлялся к главному зданию нашей базы после очередных испытаний.
‑ Уратмир, дорогой мой мальчик, как ты? Тебе здесь всё нравится? Как тренировки? Давай, рассказывай!
Канцлер был рад меня видеть, ну, в основном по нему было трудно определить, рад ли он вообще чему-нибудь, но в данную минуту чувствовалась искренность его посылов, помноженных на собственную выгоду.
‑ Великий канцлер… ‑ начал я, но он тут же перебил меня.
‑ Уратмир, помилуй Бог, не надо этих высоких обращений! Ты можешь называть меня просто ‑ Григорий Алексеевич…
Он улыбался, но это панибратство с действительно значимым человеком было мне как-то не по душе, но перечить в этот раз я не хотел, да и шутить здесь было неуместно.
‑ Григорий Алексеевич! Я глубоко убеждён, что мои интенсивные тренировки излишни. Мои умения используются не по назначению, я задыхаюсь тут!
В кабинет внесли любимый травяной чай Канцлера. Запах чабреца тут же навеял рассудительные нотки, располагая к беседе. У меня складывалось впечатление, что он специально заваривал или просил принести ему именно эти сорта горячего напитка, запах которого тут же склонял к позитивному душевному диалогу, это была его личная «фишка».
‑ Мой мальчик, ну, ты же сам видишь, что твои силы растут. Они всё время открываются нам с новой стороны. Мы пока не можем определить природу твоих способностей. Ты же сам знаешь, что та гробница больше не открывается от твоего присутствия. Да и вообще, ни на что не реагирует. Всё это тоже странно…
‑ Георгий Алексеевич, я хочу реальных дел, я хочу быть полезным.
‑ Ты пей, пей, а то весь промокший сразу ко мне прибежал. Заметь, какой восхитительный аромат?! Мелисса, мята, чабрец! Не правда ли?
Я присел на диван и насладился прекрасным вкусом крепко заваренного вязкого чая.
‑ Слушай, Уратмир, после твоей выходки на Кавказе, мне вообще с трудом удалось доказать Великому его Святейшеству Регенту Волей Божьей Мир Хранящему, что ты управляемый. А то, что там произошло ‑ это просто твой запоздалый юношеский максимализм и что ты обязательно научишься выполнять только поставленные задачи. Даже наоборот, это говорит о том, что ты настоящий человек с большим сердцем.
«Ну, прям бездушный глиняный Голем необработанной формы… Был…», ‑ мельком подумал я.
Канцлер так нагло врал, что казалось, он говорит причудливую правду, пытаясь заставить поверить в это самого себя. Конечно, в сгущении красок или раздувании проблемы ему не было равных.
‑ Григорий Алексеевич, я пообещал этой девушке! Иначе, она бы не пошла со мной!
Канцлер опять перебил меня.
‑ Знаю! Знаю! Ты это во всех деталях уже много раз рассказывал. И всё же ты должен понимать, что начальству многое не объяснишь и мне пришлось прикрыть тебя собой. Выгораживание ‑ не самое лучшее занятие.
‑ Странно, точно такие же слова три дня назад сказал мне Его Святейшество Генерал-аншеф Владимир Дмитриевич.
Моя фраза немного взбодрила дипломатичного старичка, дав понять, что не только один он, мог заниматься сводничеством. Нужно было пресечь его подкрадывание к моей шкуре. Я этого не любил и мне нужно было хоть как-то уйти от речей Канцлера, плавно заводящих человека в его сети. Он всегда тщательно старался сделать из меня своего должника, выполняя при этом роль спасителя. Его главный капитал был в людях, которых он держал подле себя. Лозунг такого человека может звучать как: «Отдам всего себя за людей, которые отдадут других людей за меня».
‑ Уратмир, ты смотрел зарубежные выпуски новостей?
И тут стало совершенно непонятно, куда он клонит.
‑ Нет! Как-то времени нет.
Он взял пульт от телевизора и вальяжно начал покачивать им.
‑ Слушай, именно сейчас мы можем посмотреть американские центральные новости «ТimeSA». Давай?
Мне становилось как-то не по себе.
‑ Давайте…
Канцлер включил телевизор и присел в кресло, словно что-то предвкушая.
‑ Здравствуйте, я Питер Кептен и это новости на «TimeSA». Мы продолжаем беседовать с экономическим аналитиком Джейком Митроу.
‑ Питер, это смешно. Какие пузыри, какие ошибки, какое потребление, какой спрос, какое предложение, какое первичное размещение, какие продажи, какое количество денежной массы, какой рынок, какой обмен, оборот, покупка, ликвидность, эмиссия, демпинг, какая, чёрт возьми, валюта? Что или кто из нас ‑ людей, может просчитать эти безумные механизмы, которые формировались на началах обмана, прибыли, дохода, власти, подавления, влияния, и только в последнюю очередь для каждого отдельного человека. Так почему мы все продолжаем находиться в этом цифровом хаосе, в этом безвольном существовании слов, в которых изначально нет свободы? Только агония, только порабощение. Более того, у нас самым бессовестным образом посредством лжеконструкций вымогают оставаться там, где невыгодные условия жизни. Механизм кредитов ‑ есть не что иное, как ширма «экономических свобод», созданная кабала в умах, глазах, сердцах, кошелках. А сговор, спекуляция, ростовщичество? Это лишь факт действия, так сказать, «выгодного события» на момент самого действия, которое заливает глаза мнимой прибылью и не позволяет понять, что так называемая предприимчивость ‑ это уже далёкое следствие тщедушного мошенничества, состоявшегося в момент сочинения правил, причём даже без этих кажущихся особо доверительно-деловитых людей.
По TV шёл выпуск новостей, в котором странный, взъерошено стриженный, немного сумасшедший аналитик-экономист с ярым остервенением доказывал свою правоту. Он явно забыл о том, что новости не предполагают глубокой аналитики.
– Я уже не знаю, как проще объяснить?! Читайте мою книгу, которую я анонсирую в ближайшие дни.
‑ Джейк, ваши экономические теории очень сложны. Многие подвергают ваши слова колоссальной критике, но есть и другая часть общества, которая Вас боготворит. А мир тем временем всё сильнее лихорадит. Человечество ищет выход из кризиса. Сейчас даже маломальской стабильностью не пахнет. Никто не знает, где и когда мы упрёмся в дно?
‑ Питер, ни дна, ни облаков нет! Ну, как яснее, я не знаю? Вот, смотрите! Что такое золото? Может быть, металл? Может быть, сырьё? Может быть, роскошь? Может быть, средство? Что определяет для золота ценность?
Да, сейчас этот металл и находит своё применение в технологиях, механизмах, высокотехнологичных производствах, и его малочисленность в сравнении с другими металлами, может, и приводит к его ценности. А что определяло сокровищу стоимость раньше? Хочу сказать, в первую очередь, ценность золоту определило человеческое отношение, то есть: красиво – некрасиво; нужно – не нужно; стоит – не стоит. В итоге, неопределённые свойства этого металла превратились в шкалу алчности. Но, вот странно, а как градуировать такую шкалу? Если она ментальная, значит, и цена имеет абсолютно пустые значения. Алчный человеческий взгляд завязал на золоте «власть». Желание пользоваться ею породило желание распространить избыток. Влияние через подчинение оказались по вкусу человеческой претензии на вожделенную власть. Кто-нибудь знает, вообще, сколько и, самое главное, где большая часть благородного металла? Да и это не самое главное. Важнее, сколько у каждого из нас этого самого золота? По факту, все остальные тонны для любого и каждого человека есть ненужный элемент. И, как ни странно, на этот элемент формируется цена. Получается, что это цена формальная, ментальная, дутая, ненужная, её почти не может быть. Но вот беда, в наших алчных головах эта шкала существует. Мы сами привязали этот металл к финансовой шкале, но, по факту, лишь определили себе цену для оплаты труда.
Итак, первое – мы с вами запомнили, что цена на золото складывается как минимум из тщеславия, зависти, корысти, красоты, азарта, желания, жадности, власти – чисто животных инстинктов о прекрасном, которые потом, помноженные на алчность, приобретают цифровые, электронные, бумажные, формы. И не важно, в каких валютах…
Не знаю, о чём этот безумец говорил, но доказывал он это с такими ударениями в словах, что казалось, это последний день в его жизни.
‑ Банковские системы, образующие современные, совершенные экономические отношения, просто сводят с ума! А для чего они вообще нужны?! Что является их фундаментом? Они нужны для сохранности финансов? Но задумайтесь, когда финансы нуждаются в защите? Может быть, когда происходит война, аннексия, революция, дефолт, кризис, эпидемия, голод, Армагеддон? Но какие гарантии в таких случаях может дать банк? Если война, то банки само собой поглощаются победителем, а все финансы, в лучшем случае, если они вообще существуют, отходят выигравшему.
Если революция, то банки просто уничтожаются и перестают существовать. В самом позитивном раскладе ‑ переорганизовываются, а все финансы достаются идеологам революции. Идея в секунду превращает всё, что было до неё, в пыль.
Если дефолт, национализация, кризис, то тут вообще банки – это самое уязвимое место для хранения средств. Здесь даже при жизнеспособном обществе и государстве ваши вклады находятся в безумной игре экономических факторов, фондовых бирж, колебаниях валют, политической конъюнктуре, рейтинговой утопии, где они постоянно, ежемоментно, всегда попадают под удар, находятся в терминологическом экономическом котле, где у них нет ни причины, ни следствия.
Если эпидемия, голод, террор, развал государства, чума, назовём проще ‑ «Армагеддон» или «Конец света», то банки, как и всё, разлетятся к чертям от ядерных взрывов. А может, финансы надо охранять тогда, когда их много?! Странно, но у глупого индивида не может быть много средств. А значит, если индивид неглупый, ну, или хотя бы жадный, то он не понесёт свои деньги туда, где им охраны нет. Он лучше сам сделает большой сейф и назовёт его банком. То есть состояние умного индивида обыкновенно и в большинстве случаев есть обычная собственность, любая: трудовая, интеллектуальная, движимая и недвижимая, недра, земля, люди, воздух, вода, заводы, корпорации, города, сёла, дороги, пути хоть железные, хоть воздушные, власть и т.д. Это позволяет таким индивидам торговать с собой. Такие люди хорошо понимают то, что нельзя вливать финансы в других людей, чтобы не дать им возможности увидеть весь бедлам того, что все называют экономикой. А может быть, финансы нужно охранять обычным трудягам, работягам и слегка миллионерам. Странно, а на что тогда нам государство, органы власти, ветви там всякие, политический строй, системы управления, в конце концов, сотрудники правопорядка? Неужели всё наше население настолько убого, что кроме носков у себя дома ничего больше не хранит?! А, может быть, банки ‑ это такое чудо, которое способно снизить преступность, связанную с мошенничеством, воровством, кражами, хищением, фальшивомонетничеством, грабежом, незаконными переводами финансов за рубеж, офшорами, терроризмом, коррупцией? Ведь для чего-то нужен банк индивиду, обществу, государству? Чтобы обезопаситься? Чтобы вокруг стало меньше преступности?! А может быть, финансы нужно охранять обычным бездарям, лентяям, биопотребителям? Но вот закономерность ‑ у них нет финансов (капитала). Они всё тратят на благо потребления. Но банки позволяют брать им кредиты, ссуды, рассрочки. В этих случаях уже должника, клиента кому-то надо охранять от банка! Тем более надо помнить, что разговаривать с человеком проще, когда он тебе должен.
Странно и то, что все крупнейшие банки представляют собой отростки гигантских компаний, корпораций: сырьевых, технологических, отраслевых и т.д. В этом случае на первом же этапе своего существования банк обладает неслабым капиталом и опорой в лице того или иного субъекта-гаранта. Что есть главный доход и прибыль банка? Этот вопрос слишком ёмкий. На это можно ответить ещё одним вопросом: «Где банки берут такую прибыль, профицит, чтобы постоянно процентировать, индексировать, капитализировать, превращать, не знаю, там, платить бонусы, привилегии и т.д.?». Успешный банк тот, который умело располагает своими ценными бумагами, акциями, всегда находит трендовые случаи, благополучно торгует, обменивает валюту, грамотно обслуживает своего гаранта, в общем, успешно ухищряется во всех аспектах экономической игры. Но вот слова «успешно», «умело», «грамотно» играть вашими финансами вас не настораживают? Банки помогают оптимально распорядиться денежными средствами, выгодно вложить, разумно потратить, оценить, провести экспертизу, сохранить ценности, осуществить операцию, платёж, начислять процент, банки – это такие помощники! По-моему, помогать нужно только больному, неполноценному, просящему. Здоровый будет учиться, воспитываться, образовываться, просвещаться, то есть усваивать, осваивать, перенимать, а самое главное, ‑ «Понимать», что он делает самостоятельно. Невежество, лень делает из человека «Прибор»! Невежество ‑ это тот порок, который делает человечество «податливым»! Невежество позволяет корыстолюбцам нам «Помогать!».
Второе – банки ‑ это одна из прокладок умных индивидов для торговли с собой и оставления своих финансов в руках своей власти. Для остальных банк ‑ это несуществующий корабль стабильности, плывущий в непросчитываемых цифровых случайностях.
Третье – золото, купоны, цифры, деньги, то есть котёл средств и ресурсов, фиктивно рождённых на запахе мелочного подчинения «рядом находящихся», уже давно живёт своей настоящей жизнью, в которой все попытки экономических игроков ‑ это чепуха, так как рождённая в поражённых умах ложь стала реальнее своих создателей. Единственная «правда», которая сохраняет неожиданно ставших иллюзорными «незрячих одноглазых сластолюбцев», звучит так: заставлять работать за средства, которых нет, а иначе ‑ «бесплатно».
Немного странный телеведущий, с присущей ему нарисованной улыбкой, перебил Джейка и, не дав горе-аналитику докричать свои мысли, используя фактор нехватки времени прямого эфира, перешёл, как оказалось, к теме, непосредственно касающейся меня.
‑ Дамы и господа! А теперь главная тема выпуска и последних недель ‑ чудесное освобождение Салли Ларгос из лап безжалостных террористов! В Российской Конфедерации были схвачены и обезврежены несколько банд одиозных террористов и их лидеров. Это невообразимо огромное государство нанесло мощнейший сокрушительный удар по мировому терроризму. Но мир ‑ миром, а вопросов меньше не стало! Сейчас к нам на прямую связь выйдет Дерек Зигирман ‑ ведущий аналитик РУШ, и попробует конкретизировать ажиотажную обстановку вокруг успешно закончившейся истории с арестом террористов Российской Конфедерацией. Здравствуйте, Дерек! Скажите, какое всё-таки чудо случилось в горах Большого Кавказа?
Я потихоньку начинал вдавливаться в диван.
‑ Здравствуйте, Питер! Ну, прежде всего мы должны поблагодарить могущественную Российскую Конфедерацию и её несравненную армию за столь успешную операцию. Что касается журналистских сенсаций, которые вы так ждёте, то всё будет! Прежде всего, они произойдут через три дня. Салли Ларгос даст большое интервью, в котором, скорее всего, расскажет о многих скрытых подробностях своего освобождения…
‑ Да, да, Дерек! Мы все с нетерпением ждём этого события! Но ответьте нам сейчас, ведь та ситуация, по данным малой Северо-Американской разведки, сулила Российскому многонациональному миру полное фиаско? И вдруг такое гладкое окончание безнадёжной проблемы?
‑ Конечно, это справедливый вопрос. Знаете, тут даже самый необъективный и не особо разумный человек может задаться простыми вопросами: «С помощью каких технологий, способов, методов? И как спецназ этого государства, пусть и один из лучших в мире, смог так ловко вытащить из лап хорошо подготовленных террористов Салли Ларгос? И ещё при этом спасти всех остальных заложников?».
Заметьте, всё происходило в труднодоступной местности, террористов около тысячи, хорошо продуманный план маршрута с расставленными пунктами контроля. При этом бандиты сразу после вторжения предупредили русских о присутствии у них ценного заложника, а это должно было держать армию страны на расстоянии. В противном случае, при любой попытке быстрой атаки со стороны крылатой армии Российской Конфедерации террористы должны были уничтожить заложников и перебраться через границу в Карфлию. Там их, конечно, контролировали бы сакартвельские войска и Тихоокеанский альянс независимых штатов. Хотя переход в Кахетию для боевиков был крайне не выгоден… Да, но сейчас не об этом! Как стало известно вам, журналистам, откуда ‑ не знаю… ‑ тут речь Дерека прервала хитрая ухмылка Питера. Аналитик тем временем продолжал:
‑ Ну, да, да! Вы же журналисты! Порой вы знаете о том, куда упадёт метеорит, раньше, чем он упадет…
Питер опять усмехнулся. Ему очень нравилась речь Дерека в отличие от меня. Я понимал, что ситуация надо мной сгущается и у Канцлера получается подсечь меня.
‑ Так вот Питер, не знаю, откуда у вас это видео, где вы показали обращение террористов к Президенту Российской Священной Конфедерации с требованиями беспрекословного соблюдения тридцатикилометровой зоны отчуждения Российских Крылатых войск. В этом же обращении выдвинут ультиматум: «При нарушении требований заложники незамедлительно будут уничтожены!» Таким образом, Вы представляете, какая ответственность легла на плечи Президента Священной Российской Конфедерации? Он бы не начал активных действий, если бы не был уверен в успехе операции на девяносто девять и девять десятых процентов. Он бы никогда не рискнул жизнями заложников. Поэтому возникает справедливый вопрос: «Почему он был так уверен в достаточно критической ситуации? Конечно, мы все знаем, что Александр Александрович очень мудрый и доблестный человек, и всё же… Откуда такая решимость?
‑ Да, Дерек, Вы правы! Всё очень странно… Возможно власть авторитетной страны что-то скрывает? Мы до сих пор не получаем официальных комментариев от её представителей. Это тоже странно. Почему такое молчание? Такой успех! Где эти террористы? Как можно молчать после такого? Весь мир ждёт подробностей!..
Канцлер вырубил телевизор. Он был доволен собой. Ему уже не надо было что-то говорить. Он с ленцой тихо потягивал чай и делал вид, что в кружке что-то есть, и ему действительно интересно таращиться туда.
‑ Григорий Алексеевич, а почему мы не успели отчитаться об успехе операции на весь мир? Неужели умы нашей разведки не могли просчитать эти вопросы? И что вы теперь хотите от меня?
‑ Нас не это беспокоит… Но всё равно, тебе полезно знать ситуацию… Меньше будешь самовольничать! Нас беспокоит другое… Что через три дня скажет Салли Ларгос ‑ прямой свидетель этих событий? Понимаешь, всю эту информацию выбросили в СМИ наши заокеанские заклятые коллеги. Думаешь, журналисты подняли бы такую бучу, если бы у них были хоть мало-мальские, но доказательства? Нет, конечно! Они из пальца высасывают вопросы. Наши «друзья» по международному сотрудничеству в области разведки были очень удивлены случившемуся. Они знают о произошедшем не больше, чем пресса. Предпринимая всяческие информационные действия в отношении нас, «доброжелатели» пытаются выбить из колеи наше нынешнее спокойное отношение. Если мы, не дай Бог, начнём оправдываться, то это будет прямой признак того, что тут на самом деле с нашей стороны что-то не чисто. К чему это приведёт? Да ни к чему… Нас начнут больше совать в эфир и с особым рвением пытаться помочь. В общем, как обычно.
Все террористы схвачены. Только мы знаем их реальную цифру. А сколько их: может, пятьдесят, может, и восемьсот, мы подтасуем, подстроим любые факты. Ты же сам понимаешь, у нас сейчас заключены более тысячи свидетелей для любого нашего заявления. Никто не может ни подтвердить, ни опровергнуть то, что там было! Это можем только мы! Но как я уже сказал, есть формальность в лице Салли Ларгос. Её слова, скорее всего, разлетятся на цитаты, а нам бы этого очень не хотелось. А вот теперь у меня к тебе главный вопрос!
Я видел удовлетворение Канцлера собой. Он оттягивал и смаковал этот момент. Я почти был у него на крючке.
‑ Ты всё нам рассказал?
Ну, как оказалась, вопрос был не таким и опасным.
‑ Да. Всё!
‑ Вот и замечательно. А сейчас слушай твоё новое задание. Ты летишь в Северную Америку как турист, чтобы решить три задачи. Прибыв в аэропорт «Большого Яблока тридцать пятого Президента», поселишься в гостиницу PaLaza…
‑ Вау, круто! PaLaza! Я буду там жить?
Настроение у меня улучшалось.
‑ Да. Ах, да, я не сказал… Ты будешь богатым туристом! И пробудешь в Северных Штатах четыре дня. Первые две задачи ты выполнишь в первые два дня. Все ориентировки тебе выдаст майор Алексеев. Задача номер один заключается в необходимости проникновения в дом к одному богатому человеку, проживающему на Пятой авеню. В его сейфе лежит жёсткий диск, купленный им. Тебе необходимо забрать эту вещь. Задача номер два: объект также будет находиться недалеко от тебя, по улице Манхэттен. Имя объекта ‑ Салли Ларгос!
Вот тут моё сердце снова вздрогнуло.
‑ Что? Вы же сказали, что всё нормально? Тогда, что я должен буду с ней делать?
‑ Да ничего такого. Тебе необходимо поговорить с ней и попросить ничего не говорить журналистам.
‑ И Вы думаете, она меня послушает?
‑ Ну, как-никак ты ей жизнь спас? Должна прислушаться. Слушай, странно, почему ты не спрашиваешь, как она тебя узнает?
И тут я понял, что данный вопрос зрел у Канцлера давно, но он ждал подходящего момента.
‑ Уратмир, если ты нам всё рассказал, то беспокоиться, в принципе, не о чем. Даже если она и будет что-то рассказывать о чудесном лесном эльфе в чёрной маске или о каком-нибудь чёрном ниндзя с другой планеты, или, как в один голос твердят испуганные до полусмерти тысяча террористов, называя тебя богом леса или духом. Ну, в общем, как-то так… Тогда мы легко сможем сказать, что девушка просто переволновалась и всё! Но если она опишет тебя, твоё лицо и по этим показаниям составят фоторобот, портрет… Нет! Этого не может быть! Она же не могла видеть тебя через чёрную маску. Прости, увлёкся. Зря тучи сгущаю…
Поговори, лишним не будет… Может, послушает и промолчит. Без её интервью будет гораздо спокойней, а это самый идеальный вариант для всех нас…
Я сидел так, как будто мне в рот воды налили. Канцлер всё-таки меня зацепил. Он не ждал от меня откровений, а просто пошёл к выходу.
‑ Григорий Алексеевич, а задача номер три?
Он остановился у самой двери.
‑ Ах, да! Забыл… Задача номер три… Ещё два дня погуляешь там по каменным джунглям, по паркам. Ну не знаю, отдохни, в общем. Побудь просто счастливым туристом.
Этот подарок от Канцлера меня почему-то не радовал.
Аэропорт тридцать пятого Президента, город небоскрёбов. Такси везло меня по дорогам чудесного архитектурного шедевра. Я наслаждался величием и размерами этого города. Прежде всего в глаза бросилось большое количество разных людей. Не меньше удивляла и многогранность этого Мега-Сити. Сюда тянулись разносторонние люди со всего мира, одержимые всевозможными делами. Кто-то хотел насладиться сутью Большого Яблока и почувствовать эту «ноту» на себе; кто-то рвался сюда из-за прекрасных неповторимых фотографий для чудесных воспоминаний своего момента здесь. Банкиры прибывали в ритуальный город, дабы вдохнуть запах больших денег. Город возможностей для невозможного. О его существовании знают многие жители планеты Земля. Такое же большинство из них никогда в нём не были, но, несомненно, все сойдутся во мнении о том, что этот город создан достойными людьми для достойных их достоинства. Вся суть нового света была собрана в этом месте. Грандиозные сооружения, которые я успел разглядеть из такси, поражали своей высотой. Особенные мотивы этой величины создавали ощущение неповторимого духа, присущего только этому месту. Страна, основанная переселенцами Старого Света, открылась мне с позиций славных традиций, пропитывающих каждую улицу, североамериканским народом. Такая недолгая история этого государства делала его молодой страной. Но то, что было создано за такой короткий срок своего существования, действительно вызывало восхищение. Складывалось впечатление, что североамериканцы сумели собрать со всего мира всё лучшее богатство и воплотить это в своём доме, называемом Северная Американская Республика.
‑ Сэр, мы приехали. С Вас пятьдесят долларов.
‑ Вот. Возьмите.
Я вышел на улицу из четырёхколёсного транспортного средства, меня пронзил шум этого бесконечного полиса. Здесь сливались воедино и радость влюблённых, гуляющих по парку; и смех белых воротничков, обсуждающих бытовые дела; и тревога пожарника, летящего под вой сирен на место вызова; и требования полицейских к зажатым в тиски, морально подавленным от безвыходности преступникам; и крики раздражённых таксистов, стоящих в вечных пробках, созданных по вине дорожных служб или нерасторопных водителей, поцеловавшихся бамперами; и голоса верующих, поющих во славу Господа; и возгласы строителей постоянной стройки в постоянно строящемся городе; и слова благодарности продавцов покупателям, оплатившим кредиткой купленный товар; и галдёж бесконечного количества деловых звонков на фондовых биржах. Присутствовало ощущение того, что это не город ‑ это макет мира. Здесь было всё: любовь, слёзы, доблесть, страх, деньги, дружба – и всё это самым невероятным образом сочеталось в громоздких каменных джунглях. Только тут, в городе невероятных мест и больших возможностей, человек мог жить одним днём, ходить одним маршрутом, работать в одном кабинете, обедать в одном месте, видеть только свой квадрат и не отступать ни на шаг от привычного и, на первый взгляд, комфортного образа жизни. И тут же он, плечом к плечу мог столкнуться с человеком, который каждый божий день находит в этом большом сити что-то новое: живёт по-разному, отрывается по полной и видит новые грани своих старых возможностей. Для ищущих людей этот город мог ни разу не повториться.
PaLaza. Час ночи. Номер люкс. Я приготовился выполнять первое задание. Вся информация была у меня на руках, но сосредоточиться на этом, как мне казалось, пустяковом поручении ‑ проникнуть в дом какого-то старичка и изъять приобретённую им ненужную информацию, не удавалось. Мои мысли бились о другую проблему: удастся ли уговорить Салли Ларгос помочь сохранить тайну. С тяжёлым сердцем, одетый в серый городской камуфляж, с маской на лице, я отправился на задание. В один прыжок оказавшись на необходимой крыше и проверив точность своего месторасположения по экрану, находящемуся на рукаве, я старался не попасть в ситуацию, которую потом надо будет исправлять. Под моим контролем была целая улица: камеры, люди, машины, животные. Осмотревшись, я пробрался к окну, через которое можно было попасть в дом.
‑ Странно! Почему оно открыто? Сигнализация отключена? ‑ проговорил я вслух, совершенно не ожидая такого поворота событий.
По моим данным в доме никого не должно было быть. Проникнув внутрь помещения, я очень быстро, чтобы ни на кого не наткнуться, добрался до кабинета, в котором находился сейф. Передвигаясь более чем тихо и прислушиваясь к каждому шороху многоэтажки, я старался почувствовать или услышать хоть кого-нибудь или что-нибудь неординарное. Просканировав все площади помещений, я ничего не обнаружил, да и угроза пришла совсем не оттуда.
‑ Вот блин, сейф открыт! Что за ерунда?! ‑ проговорил я, мигом просмотрев пустое пространство хранилища и, конечно, ничего там не обнаружил.
‑ Да что за…! Что со мной не так?! Моё второе задание, и опять косяк! Канцлер прибьёт меня! Буду вечно тренироваться! Максимум, буду пчеловодом – доверят собирать мёд для чая Канцлера…
Я тут же ощутил, что людей не надо искать по всему дому, необходимо уделить особое внимание именно кабинету. Но и тут я ничего не почувствовал. Хлёсткий удар летел мне в голову со спины. Метнувшись в сторону, я всё-таки попал под град профессиональных и ловких ударов. Если бы под эти умения угодил кто-то другой, он бы вряд ли остался живым. В первые секунды у меня сложилось впечатление, что это какой-то монах из древнего тибетского монастыря, отдавший всю жизнь боевым искусствам. Ловко увернувшись и оценив качество интенсивно-яростной атаки, я, словно в игре в салки, схватил нападающего сзади и тут меня ждал сюрприз.
‑ Тихо! Не дёргайся! Успокойся! Слушай, ты девушка?! Ты не похожа на хозяина этого дома?!
‑ Откуда ты знаешь? Может быть, я его родственница?
‑ Знаешь, для добродушного родственника ты слишком преступно одета. Да, и эта симпатичная маска настораживает. И ещё, вот эта удобная сумка на твоей спине с содержимым сейфа указывает на корыстность твоих намерений.
‑ Да! Откуда ты знаешь, что внутри этой сумки?
‑ Я же сзади, я всё чувствую! Там краденое содержимое!
‑ Ты прав!
Хлёстким ударом ноги в прямом шпагате она выиграла себе мою лёгкую растерянность. Вырвавшись, она резко развернулась, ей удалось достать пистолет.
Я никак не мог понять, откуда берётся её резкость и скрытность? Вроде бы обычная земная девушка, но реакция и ускорения движений, которые в ней были, заставляли задуматься.
‑ Оу! Прекрати! Положи оружие… Не усугубляй! Ты же не убийца!
‑ Кто ты? Что ты здесь делаешь? Говори! Либо убью.
‑ Слушай, я же вижу, что ты не способна убить! Ты просто воровка! Да, и поверь, этот пистолет тебе не поможет…
‑ Слушай, какой ты уверенный! Ты очень ловкий, но неужели ты думаешь, что увернёшься от пули?
‑ Я думаю, что ты не выстрелишь. Знаешь, забирай содержимое сейфа, только отдай мне жёсткий диск…
Очевидно, девушку взбесила моя недооценка её качеств.
‑ Ты думаешь, что я не выстрелю? – ухмыльнувшись, сказала она.
‑ Уверен, что да.
Секунду поколебавшись, она перевела пистолет в моё плечо и, зажмурив глаза, нажала на курок. Пуля угодила в какую-то вазу, после чего сработала сигнализация. Я увидел разлетающееся на мелкие кусочки произведение искусства.
‑ Ха, значит, ты не всё отключила.
Но передо мной уже никого не было. Она исчезла так же молниеносно. Мне показалась, что это уж слишком проворно.
‑ Ух ты! Шустро!
Я догнал её на крыше этого дома.
‑ Откуда ты? Ты не ранен?
Я появился перед её носом, дабы сократить расстояние до максимума. Я же не знал, может, у неё были ещё какие-нибудь штуки.
‑ Полегче, сударь.
Теперь мне удалось разглядеть кое-какие и, что самое интересное, благородно-отличительные черты её личика.
‑ Что? Маска, так… ‑ для того чтобы была?
‑ Нравится?
‑ Слишком мало от неё прока. Это всё равно, что надеть прозрачные очки.
‑ Да, а вот у тебя тряпочная.
‑ Я в отличие от тебя не преступник. После того что ты сделала, я не дам тебе уйти и сдам в полицию.
‑ Да, а кто же ты? Не преступник? По-моему, мы в одной упряжке.
‑ Нет, ты глубоко заблуждаешься. Я служу на благо народа и избранного им государства.
‑ По мне, так ты вор преступного государства.
‑ Государство не может быть преступным. Любое преступление, перешедшее на сторону государства, перестаёт быть преступлением. А вот тебя посадят ‑ я тебе обещаю!
‑ Какой ты жёсткий! Знаешь, хоть лицо твоё и закрыто, но всё же я вижу твои глаза и они очень пленящие. Я, может быть, и позволила бы себя арестовать.
Ну, так, к слову сказать, она была очень симпатичной преступницей, и мне на миг показалось, что её основное оружие ‑ это очарование красотой.
‑ Неужели я тебе не нравлюсь, бескорыстно справедливый защитник своего государства? Как тебя зовут?
‑ Знаешь, я уже догадываюсь, как ты пробралась в дом этого богатого старичка.
Девушка, не задумываясь, ответила:
‑ У тебя приятный голос. Пули тебя не берут, прямые комплименты смущают… Интересно? Ты вроде взрослый парень, но мне кажется, ты очень молодо выглядишь. В твоих глазах прослеживается юношеская озорливость и скромность перед противоположным полом. Ты слаб сердцем к слабому ‑ это интригует…
‑ Зачем ты крадёшь? Разве тебе нужны деньги? А эти часики… Они тоже краденые? Ты легко можешь найти состоятельного мужчину!
‑ А-а-а! Значит, я тебе понравилась? Знаешь, я не нуждаюсь в советах! Да, и нотации тебе не к лицу! А может, мне нравится то, что я делаю?!
К крыше приближались полицейские. Я почему-то плохо соображал. Кровь словно противилась моему разуму. Восхитительная, но коварная незнакомка смотрела мне в глаза, будто бы околдовывая. Этот взгляд был бездонным, а карие чары действовали безотказно. Внезапно она поцеловала меня, точнее, это был не поцелуй, а вызов, короткий и бьющий по самому слабому месту ‑ по сосредоточенности.
‑ Ты выиграл! Но только пока!
После этих слов домушница резко рванула к краю крыши, через секунду упорхнув из вида полицейских, которые как обычно передвигались как сонные мухи. Я не хотел догонять её. Сумка с диском и награбленным была у меня, да и эти мысли… Что же сейчас здесь произошло? Непонятные звуки полицейских, тыкающих пистолетами, ещё больше вводили в мой разум сумятицу. Пришлось на их изумлённых глазах испариться с этого места. По идее, я должен был наплевать на эту кареглазую воровку, но её остервенелый чмок в губы передал мне её первобытный, дикий грациозный нрав. Я почувствовал глубину её эмоций. Она знала и понимала вкус жизни, беря от неё всё, что хотела. В незнакомке были острые грани, которые кололи один раз и навсегда. Эта штучка своей прямолинейной вероломностью каждую секунду бросала вызов моему простодушному взгляду. Ей было мало простых, типичных эмоций. Играя в «режиме бога» и оставаясь человеком, в её вкусе чувствовалось что-то иное, что-то изначальное. В ней была тайна. Её не смущали взгляды людей, живущих в клетке общества. Она была над этим социумом. Единственная в своей дикой породе, в прямом умысле этого слова. Это была та самая бархатная терпкость, которую до одурения хотелось вкусить. Она не просила разрешения на любое дело, дело следовало за ней, как тень. Всё это передалось мне в коротком поцелуе. А что же могло таить в себе время с ней?
Я стоял с сумкой на краю Эмпайр-билдинг. Передо мной был яркий город грёз. Мои мысли были покрыты пеленой. В голове было легкое опьянение от насыщенных, выразительно розовых губ стройной, заносчивой, нетипичной для мира, незнакомки.
‑ Чёрт! Да что со мной? Почему я вообще о ней думаю? Откуда я вообще знаю столько волшебных слов, чтобы мысленно рисовать её?
Так, Уратмир, соберись! – проговорил я сам себе. Сумка у меня, диск на месте. Теперь мне к Салли Ларгос…
Её дом очень тщательно охранялся, вокруг кружило множество копов. Настораживало и то, что спецслужбы Республиканской Америки вели интенсивное наблюдение. Я должен был очень внимательно вычислить всех людей, контролирующих это место, и стать для них невидимым. Любая оплошность грозила большими проблемами как мне, так и позициям нашей страны. Вот было бы некстати попасть в разогретые до предела новости североамериканских каналов, и тогда заголовки самых читаемых газет мира выглядели бы так: «Неуловимый человек пытается проникнуть к Салли Ларгос накануне её большого интервью!», «Человек в маске пытался проникнуть к Салли!», «Кому мешает Салли Ларгос?», «Кому нужна чудом спасённая бывшая заложница?», «Что может сказать единственный свидетель террористической атаки века?», «Кто пытался убить свидетеля?» ‑ суровая перспектива вырисовывалась.
Через несколько минут, проникнув в открытую балконную дверь 67-го этажа, увидев мирно спящую Салли, я на цыпочках подкрался к ней.
‑ Да, что сегодня за ночь? Это уже вторая девушка, которой я мешаю: одной ‑ воровать, а другой ‑ спать. Видимо, на меня так влияет интенсивный Новый Йорк или мне начисто не везёт…
Мои метания возле кровати молодой вумен были обусловлены непониманием того, как её разбудить, чтобы она не начала орать? Ткнув в неё пальцем, я ожидал эффекта, но последнего не последовало. Проделав аналогичную операцию несколько раз, пришлось потрясти её двумя руками. Наконец, девушка пробудилась и, естественно, попыталась заорать. Мне ничего не оставалось, как закрыть ей рот рукой.
‑ Тихо, пожалуйста, это я… ‑ она немного утихомирилась.
‑ Ты не будешь кричать? Я тебе ничего не сделаю. Мне очень надо с тобой поговорить! Хорошо?
Она покивала головой. Отведя руку, я тут же услышал вполне разумный вопрос:
‑ Вы хотите меня убить?
‑ Нет, что ты! Я просто хочу поговорить.
‑ Кто вы?
‑ Я тот, кто вытащил тебя из рук не очень приятных людей.
‑ Докажи, что это ты.
‑ Как? Это я!
‑ Сними маску.
Да, и правда, ночь не задалась. Я уже у всех на крючке. Какой смысл обладать могучей силой, но быть беспомощнее кролика? Мне казалось, что единственный выход звучал так: беги, просто беги, и не возвращайся. Но тут сразу перед моими глазами возникал Канцлер. Да, убежать тоже не получится. Я стянул маску с лица. Глаза Салли загорелись радостью.
‑ Да, это, и правда, ты! Я мечтала тебя ещё хоть раз увидеть, и даже не думала, что это может произойти.
Она и вправду была счастлива. Это давало мне хорошие шансы на успех.
‑ А ты человек?
‑ Салли, послушай…
Но она уже точно не хотела слушать.
‑ А что ты ещё умеешь? – перебила она меня.
Я начинал понимать, что проблемы всё-таки будут.
‑ А с какой ты планеты?
‑ Да послушай ты, наконец! – грозно сказал я.
Но этот ребёнок не хотел ничего воспринимать. Она щупала меня за лицо, пощипывала, а я постоянно отступал, наши роли мгновенно поменялись ‑ теперь я был испуганной жертвой. Но постоянно ретироваться не представлялось возможным.
‑ Может, ты какой-нибудь эксперимент?
‑ Салли, Салли, погоди! Хватит! Успокойся! Сядь! Мне надо с тобой поговорить…
Но попытки усмирить ее были даже не тщетными, а скорее жалкими. Спотыкаясь и пятясь назад, я отбегал от неё. Это было непросто. Вумен была зациклена на мне. Такого я не ожидал.
‑ Может, ты подвергся радиации? А-а-а? Нет? Может, ты какое-нибудь сказочное божество? Ты вампир?!
О-о-о… Вот тут я понял, что вляпался. Ей по размышлениям и двадцати лет не было. Это был избалованный ребёнок, росший на кинофильмах фантастического жанра. Теперь я понимал, почему она так легко попала в лапы этих бандитов. Ей казалось, что весь мир розовый и главные герои не умирают, а она себя относила именно к ним. Сидя на высоком шкафу, я понимал, что наша разведка доложила о ней полную чушь. Не хотела она нигде и не перед кем выделиться. Мотивами выступали только жажда приключений, охота сыграть главную роль, спасти людей, и быть звездой обложек. Но мне от этого было не легче, надо было что-то с этим делать.
‑ Слушай, подари мне свою маску?
И вот она идея!
‑ Подарю, если ты меня выслушаешь.
И как выяснилось, она была не так уж проста. Видимо, гены проворного и успешного отца делали свое дело.
‑ Знаешь, а, может, это и не ты? Может, ты просто похож на того парня?
«К чему это она?» – подумал я.
‑ Что ты хочешь этим сказать?
‑ Докажи, что ты ‑ это ты ‑ мой спаситель.
‑ Но как? Я ‑ это я!
Сам себе в этот момент я говорил: «Ты же агент, мужчина. Чёрт, да возьми, наконец, всё в свои руки! Что с тобой парень?!». Но, смотря на Салли, я понимал, что вряд ли у меня получится здесь командовать. Она была ребенком избирательно, когда это было нужно ей. А ребёнок в её исполнении слышал только себя и свои желания.
‑ Пойдём.
Она повела меня на балкон, и тут я начал понимать, к чему она клонит.
‑ Я хочу попасть на остров Свободы.
‑ Стоп, стоп, стоп! Я тебе что – такси?! Я даже не знаю, где он находится.
‑ Ты что! Ты же в Мега-Сити! Ты не был на острове Свободы?
‑ Ну, вообще, я тут первый раз и ещё не успел осмотреть достопримечательности…
‑ Я покажу! Тут недалеко, особенно для тебя, если ты тот, кто меня спас?
Эти слова задели моё эго. Я понимал, что она специально давила на меня. Да, наверное, мужское эго одно из слабых мест, на которое можно надавить и подстегнуть.
‑ Ты вот так, в пижаме собираешься туда отправиться?
‑ А тебя это смущает? Ты боишься розового цвета и этих маленьких гномиков?
Я подхватил её на руки.
‑ Вау! Уже почти верю тебе! Сейчас нам надо добраться до вон тех высоких зданий…
‑ Какое именно?
‑ Ну, не важно. Нам оттуда по воде… Ты же можешь бегать по воде?
Да, она умела правильно говорить мужчине то, что ему нравилось.
‑ Во-первых, зачем бежать? Во-вторых, покажи пальцем на любое здание.
Не успев внятно указать, Салли на моих руках парила в облаках к Эмпайр-Стэйт. Мой прыжок был специально высоким.
‑ Что ты так вцепилась в меня?
‑ Держу пари, это твой коронный трюк! Страшно даже подумать, скольких девушек ты этим свёл с ума.
А она не такая уж и ванильная глупышка. У неё проблёскивает колючий ум и острое мышление, – подумал я.
‑ Теперь ты веришь мне?
‑ Подожди, дай в себя прийти.
Мы очутились на здании. Она по-прежнему находилась в моих руках.
‑ Вон там, вдали, видишь? Где прожекторы. Это он. Только под…
Не успела она договорить, а я опять взмыл к небесам. В этот раз она громко визжала и сильно жмурилась, впивая в мою спину острые ногти.
‑ Не кричи! Что ты хотела сказать?
‑ Я хотела сказать, что боюсь высоты.
‑ Со мной ничего не бойся.
‑ Я и не боюсь.
‑ Тогда почему кричишь?
‑ Для тебя гулять под небесами и вдыхать облака ‑ простая обыденность, а для нормального человека ‑ это невероятный аттракцион. Вон, посмотри, под нами вода, а мы плавно парим к обозначенному месту.
Мы стояли около великолепной статуи, символизирующей свободу достойного народа.
‑ Слушай, здесь очень красиво. Это ведь та самая статуя?
‑ Да, это она. Вижу, тебе здесь нравится.
‑ Да. Жаль. Я побуду здесь недолго и мало что увижу.
‑ Сколько?
‑ Ещё дня два. Салли, послушай, я хочу у тебя кое-что попросить.
‑ М-м-м, это уже интересно. Что может быть нужно такому суперсуществу от простой девушки? Говори!
‑ Прошу не выдавать меня и не рассказывать обо мне журналистам. И что случилось в тот день, лучше вообще много не говорить.
‑ И всё? Да это не проблема.
Мне тут же полегчало. Но, к сожалению, её предложение на этом не оканчивалось.
‑ Хотя, нет! Знаешь, конечно, я всё сделаю, как нужно, только позволь в оставшиеся дни быть твоим гидом по городу.
Конечно, препятствий к этому не было, да и выбора тоже.
‑ Хорошо. По рукам.
‑ Хочу заметить, тебе несказанно повезло с гидом. Я выросла здесь и всем сердцем люблю этот сити, знаю его наизусть. Слушай, у меня есть ещё одно дело к тебе.
Она подошла ко мне на опасное расстояние, нарушив моё личное пространство, и ни секунды не колеблясь, поцеловала меня.
‑ Спасибо за спасение. Меня бы там убили, ‑ немного промедлив, добавила, ‑ Извини…
Да-а-а, сегодняшняя ночь была наполнена спонтанными поцелуями и такими же несвязанными событиями. Уже по прибытии в отель я понял, что череда неудач этой ночи была ещё не закончена. Прибыв в номер, очень уставший и терзаемый множеством разных мыслей о событиях минувших часов, я утомлённо упал на диван. Салли Ларгос показалась мне открытой девушкой, с прекрасным игривым характером, естественно принимающей жизнь такой, какая она есть. Молодая милашка не нуждалась в постоянных напоминаниях о том, что «надо жить настоящим и создавать мир, который ты хочешь, там, где ты находишься», всё это и так было в ней заложено. Она не ждала и не зацикливалась, а брала и делала.
‑ Да… Что за ночь? Две встречи, после которых придётся поломать голову. Маску подарил. Что я теперь скажу Канцлеру? ‑ произнёс я в подушку, периодически вздыхая.
‑ Так! Не понял? Что происходит?
Мой телефон… Он был в заднем кармане штанов спецодежды закрытым липучкой. Теперь его нет.
‑ Этого не может быть!
Вскочив с дивана и пережив несколько топорных секунд, я судорожно анализировал, где и как я мог его потерять.
‑ Вот воровка! Да, как она!..
Мой нелегальный мобильник был у этой обворожительной преступницы.
‑ Да, что за невезенье!
Я был в отчаянии. Этот телефон вообще нельзя было брать на задание. В этом мобильнике был лишь один номер ‑ Софии. Я обещал ей быть на связи.
‑ Там ещё наша совместная фотография. Ну и косяк!
Я чертыхался вслух. Мне хотелось вылезти из себя, понимая, что она уже точно увидела мой портрет. И тут стало понятно ещё кое-что. Схватив другой телефон, я мгновенно набрал номер Софии.
‑ Привет любимая! Слушай, там случайно с моего номера тебе никто не дозванивался?
‑ Что-то такое было!
Это точно она ей звонила. Ситуация была критической.
‑ Ну, родная, ты бы не могла обрисовать мне ситуацию и сказать, кто это был?
‑ А ты не знаешь?!
‑ Нет.
‑ Да ладно?! Звонила какая-то леди со сладким голоском и нотками стервозности. Она прям наслаждалась тем, что делает. Да и ещё при этом общалась со мной на английском. Уратмир, у меня только два вопроса: где тебя носит, и какого чёрта тут происходит?
‑ София, любимая, долго объяснять. Да и по телефону не могу. Прости меня за мою оплошность.
‑ У меня складывается впечатление или, скорее даже убеждение, что оплошность ‑ это твоё второе имя!
‑ Софи, не переживай! Всё нормально!
‑ Да не вопрос! Так вообще без проблем! Я и так знаю, что у тебя всё нормально!
‑ Софи. Мне надо знать, что она сказала?
‑ А, вот это ещё интереснее. Эта леди сообщила, что ты потерял телефон, а она нашла его? Круто, да! Она нашла его! И ко всему назвала тебя «Растеряшей!». Теперь и я буду тебя так называть! Уратмир, где ты шляешься? Как ты мог что-то потерять? – почти кричала в трубку София.
‑ Дорогая, потом! Она ещё что-нибудь сказала?
‑ Она будет ждать тебя на своей работе в Республиканском Резервном банке Нового Йорка, тридцать три либерти стрит. Уратмир, как ты очутился в Новом Йорке?!
София начинала злиться не на шутку и это чувствовалось по её акцентированной интонации на каждую букву – Н-о-в-о-м Й-о-р-к-е.
‑ Когда?
‑ Ты уже опаздываешь на пять минут.
‑ Я скоро буду дома!
Бросив трубку, натянув тёмные джинсы и белую рубашку на выпуск, я вдруг понял, что мне срочно нужна маска. Я схватил белую простынь и, порвав её резким движением, сделал треугольную повязку из этого полотна. Получилось а-ля «тихий запад». Символично, что мне было необходимо попасть в Республиканский резервный банк, и одет я был как бандит-ковбой, грабивший дилижансы. Мне не хватало только большой шляпы, брутального пояса с головой быка на пряжке и двух револьверов с малахитовыми рукоятками в потёртой кобуре. Выдернув компьютерное наведение из рукава костюма и вбив координаты банка, через пару мгновений я был в назначенном на месте.
Влачилась глубокая ночь, по улицам передвигались немногочисленные полуночные такси. Всё было чересчур спокойно и тихо. Я не чувствовал никакой суеты. Неужели она с моей помощью решила ограбить Республиканский банк? За телефон? За угрозу моего разоблачения? Нет, здесь было что-то нечисто. Оглядев здание, я увидел на среднем этаже открытое окно.
‑ Нет, ну это слишком примитивно! Она что, приглашает меня в ловушку?
Я понимал, нет, скорее всего, чувствовал подставу. И на что я только надеялся, когда залезал в это окно? Очутившись в тёмном клерском кабинете, дверь из которого вела в освещённый коридор, я пошёл не торопясь, прислушиваясь к любому шуршанию. Как ни странно, складывалось ощущение, что это здание полностью спит, не ощущались даже охранники, которые, по логике, там, ну, просто обязаны были быть. Всё представлялось слишком спокойным. Светодиодные лампы вели меня всё дальше и дальше, пока я не упёрся в тупик, где свет прекратил указывать мне путь.
‑ Так, ну и что?
Это были знаковые слова, сей момент позади меня отворилась дверь такого же обычного кабинета «белого воротничка». Оттуда вышли три крепких мужчины, тем самым перегородив мне путь обратно. Лысые, чем-то похожие друг на друга, они были одеты в облегающие чёрные свитера с воротом под горло и чёрные лайкровые джинсы, заужено подчёркивающие их фактуры рельефных, бугрящихся мышц ног.
‑ Это подстава! Точно! ‑ произнеся это во всеуслышание, и подумав: «Кому я доверился? Она сдала меня копам! Как только выберусь, все силы потрачу, но найду её!».
‑ Ребята, ребята, всё нормально я просто заблукал! Может быть, я прямо-таки спокойно уйду, и забудем этот инцидент! Ни я вас не видел, ни вы меня?
Но их лица были каменные, никакой реакции на мои слова. Они были очень странными, я плохо их чувствовал.
‑ Крепыши, ну что вы? Я понимаю, что качалка убивает мозг, синтол, стероиды, анаболики, запрещённый белок, все дела… Но неужели вы потеряли способность к вербальной коммуникации?! Парни, так это первый, нет, первые три случая превращения человека в обезьяну!
Они по-прежнему молчали. Неужели они не понимали, что им говорят? Я же их дважды оскорбил… Вот это нервы! Нет, наверное, они из внутренней разведки!
‑ Слушайте, вы близнецы? Кто вы? Копы? Федералы? Спецслужбы? Разведка? Кто?!
Да это уже не смешно. Плохой знак. Я начинаю говорить сам с собой.
‑ Парни, поверьте, для вашего здоровья будет лучше, если вы просто уйдёте с моего пути. Знаете, есть такая поговорка: «На любой лом есть другой». Или такая, она мне очень нравится, как раз про вас: «Быков в банки консервируют!». Слушайте, вас всего трое, да на вашем фоне я чахлик, но поверьте, сейчас это не тот случай… Да, узкий коридор, и, как я понимаю, мы здесь одни. Ну, не искушайте судьбу, в гневе я страшен!
Мне оставалось ещё зарычать. Мои последние слова заставили их переглянуться, после чего они начали громко и, на первый взгляд, неестественно гоготать.
‑ Ну, вот! Вот! Значит, вас тоже что-то может рассмешить!
Их смех начинал переходить в громкий металлический ор ‑ так ни один человек не мог радоваться. Да, что там, такие звуки не могли воспроизвести связки человеческого горла, они даже начали меня оглушать. И вот тут стало понятно, что в гневе этих человекоподобных зверей я не напугаю, да и такого лома не найду!
‑ Э-э-э! Эу! Оу! Крепыши! Что это с вами? Да у вас когти начинают появляться? Что, когти?! И ещё вы растёте!
Какой-то фильм ужасов оживал на моих глазах, всё это ломало мою психику. Они тяжело дышали с периодическими вспышками, как при бешенстве.
Вдруг, один из них на каком-то странном и непонятном языке, похожем больше на передачу образов и музыкальных нот, сообщил что-то другому. Неестественный и трудно воспринимаемый для человеческого уха набор глубоких звуков заставил трепетать не только меня, но и стены здания. Их гогот всё больше насыщался моим ужасом. Происходящее всё больше способствовало их перевоплощению и они уже совсем не походили на людей.
‑ Послушайте, я пошутил. Вы не быки? А, нет, на быков вы похожи рогами. Да и эти копыта! О-о-оу, кошмар! Мне это снится? Да на вас уже и одежды нет! Видимо, дорого так оборачиваться? Да и больно, судя по вашим стонам сквозь смех? Знаете, этого не может быть! У вас дым из ноздрей и глаза полыхают! Чёрт! Чёрт! Это разве со мной происходит? Какие же вы огромные!
Я несколько раз ущипнул себя. Мне хотелось проснуться. Это явно не коренные жители Нового Йорка. Неужели крупный город так влияет на людей. Они уже упирались в потолок загнутыми рогами, разместившись во всю ширину коридора. Это были почти полулюди, полузвери. Я начинал искренне верить в рай и ад. Эти монстры были точно из преисподней. От их плеч и голов исходило пламя непонятного свойства и сущности, которое начинало плавить потолок и стены, чувствующаяся неистовая мощь могла потушить ядерный взрыв. Закончив мерзкое перевоплощение, с хрустом костей, обрастанием шерстью и пламенным шоу, один из них заговорил на земном языке.
‑ Помяни чёрта, а он тут как тут! Человек, тебе выпала великая честь.
Это уже радовало, может, они уже отказались от идеи съесть меня.
‑ Да? И какая же?
‑ Ты умрешь от рук первородных мира Гадвила.
Да уж, очень повезло ‑ не съедят, а просто убьют.
‑ Слушайте, ну зачем вам напрягаться? Я и так понимаю, что этот Гадвила ‑ это крутотень! И умереть от его рук ‑ это ещё круче. Но может быть, я всё-таки не заслуживаю такой чести. Поживу ещё пока, лет так восемьдесят, и поднаберусь крутости и тогда вы исполните свои угрозы.
Шутку они не оценили. Ещё мгновение и этот сгусток силы кинется на меня.
‑ Подождите. Стойте. Последний вопрос. Вы бесы?
Это их порадовало.
‑ Нет.
‑ Неужели лучше?
‑ Мы хуже…
Вмиг сильнейший удар полукопытом, полуногой, неуловимый даже моему взору, влетел в моё тело. Вследствие чего, я проломил бетонную стену и ещё три таких же, очутившись в главном холле банка. Удар был чудовищной силы, но что-то мне подсказывало, это была лёгкая разминка. Первый раз за уже довольно долгое время, я увидел свою кровь, хлынувшую изо рта. Времени на обдумывание действий у меня не было, так как одно из чудищ уже выпрыгнуло из целой стены, сделав ещё одну дырень. Куски бетонных блоков сыпались как пенопласт. Я понимал, что сейчас на кону стоит моя жизнь без всяких шуток – это было именно так. Убежать здесь не получится, тем более что два других монстра каким-то необъяснимым образом, пылая в огненных шарах, появились в зале. Они словно контролировали меня и выполняли роль беспристрастных судий этой казни. Не знаю почему, но я вспоминал одну пословицу моего хорошего друга, вряд ли она была его, скорее, он где-то её прочёл: «Бойся опасности, пока её нет, когда же опасность пришла, не бойся, а борись с ней». Эти слова ободрили меня, я встал на ноги, и обтёр рукавом кровь с губ. Странно, но два других беса, не вступали в моё растерзание, они просто смотрели. Я не успевал за сокрушительными ударами. Было совершенно непонятно, почему это здание ещё стоит и где, в конце концов, полиция…? Именно в тот момент, когда это озверевшее чудовище разматывало меня за одну ногу, явно пытаясь пробить мною пару-тройку оставшихся несущих стен, я мечтал о прибытии полиции.
Миг настал, монстр вытащил меня в центр основного холла, небрежно кинув на пол, словно кусок мяса, ни больше и ни меньше. Здесь должен был состояться конец почётной церемонии. Всё мое тело было изрублено, перемолото, избито и взбито. Не знаю, но я был рад концу этого истязания. Я смотрел сквозь кружащееся пространство в коричнево-горящие глаза монстра, мало что понимая. Его огромная лапа взмыла над моей головой. Я не хотел умирать. Моё полуживое тело обуяла ненависть. Я чувствовал разгорающийся костёр в своих жилах. Что-то происходило, время застыло и, наконец, из меня вырвалось холодное пламя, в глазах всё горело, и я видел, как какое-то странное существо с невероятными возможностями, в доспехах, напоминающих чешую дракона, голыми руками разорвало сначала того, кто хотел затоптать меня, а потом оторвало головы двум остальным. После, оно подошло ко мне и посмотрело в мои мутные глаза. Этот блеск я уже где-то видел.
‑ Кто ты?
‑ Ты.
Я видел этот блеск в молодости, тогда, на техническом пруду третьего завода, он же был и в гробнице. Силы покинули меня окончательно, я отключился.
‑ Огромный мир вокруг нас, что это?
Смех, опять этот смех.
‑ Ты хочешь сказать, что ты не знаешь, что это?
Эти пронзительные ноты радости были повсюду в этой пустоте.
‑ Нет.
‑ Как можно задать вопрос о том, чего не знаешь? Ты хочешь сказать, что тебе неведома причина мира?
‑ Я хочу знать, зачем он, зачем он нам дарован?
‑ Нам… Кому ещё?
‑ Нам, таким же, как я.
Опять игривый смех с привкусом значимости в незначимом.
‑ У других «Я» свой мир. Зачем им твой мир?
‑ Но как это? Мы же живём в одном мире…
‑ У каждого свой мир, каждый «не ты» отражается в нём по-своему.
Я никак не понимал, зачем мы встречаемся с этим голосом? Зачем я вообще задаю ему одни и те же вопросы? Что мне нужно от него? А самое главное, что ему нужно от меня?
‑ Как это по-своему, ведь мир один?
‑ Это сделано, чтобы «Ты» ‑ «Тот» не был одинок, один мир живёт рядом с другим, в каждом таком своём мире, и получает своё отражение в нём.
‑ То есть у каждого свой мир? Не ограниченный рамками других миров?
‑ Они соприкасаются при выборе, а любой выбор ‑ это дверь к возможности разума.
‑ Чьего разума?
‑ Разума, чьи разумы дарят ему разум.
‑ Опять непонятно. Почему, когда мы доходим до какого-то реального ответа, ты начинаешь говорить бессмыслицу?
‑ Породить можно, если для этого есть такая возможность. Возможность ‑ это выбор, выбор есть у «Разума». Разум ‑ это целый мир возможностей породить таких же, как я.
‑ Кто же тогда ты?
‑ «Ты», на «Вы», а умеренность в подходах может быть только, если есть другая альтернатива.
Громкие стуки в мой номер болезненно отзывались у меня в голове.
‑ Так, где я? Что это за место?
Я вообще ничего не понимал, осознавая только то, что мне было очень плохо. Организм был перемолот, и вообще, всё ныло и болело. Но больше всего удивляло и бодрило то, что я был жив. Неспешно переваливаясь с одной ноги на другую, пришлось телепать к двери.
‑ О боже! Что с тобой?! – проговорила Салли, врываясь в открытую мной дверь номера.
Её появление для меня было совершенно неожиданным. Опухшими губами я задал ей вопрос:
‑ Что ты здесь делаешь? Мы же договорились встретиться возле гостиницы в пять.
Мои слова летели ей вдогонку, а она уже набирала лёд из бара в какой-то кулёк.
‑ Знаешь, если ты не заметил, сейчас шесть. Я ждала тебя внизу. Иди сюда! Садись…
Она довела меня до кровати и приложила к голове лёд.
‑ Слушай, я вообще ничего не помню, и самое странное, как оказался здесь?
‑ Да уж, ты умеешь найти приключения. Так что случилось? Ты полез в клетку ко льву? Кто мог с тобой такое сделать? С-с-с-с, прости! Больно? Я осторожно…
После этих слов. Я тут же вспомнил этих нелицеприятных монстров.
‑ Ты веришь в демонов?
Этот тихий и во многом загадочный вопрос поймал её врасплох.
‑ Нет.
‑ Вот и я не верил до этого момента.
‑ Ну, после встречи с тобой, я могу поверить в любую, даже совершенно необъяснимую чушь. Прости, я не поняла, ты сказал «Демоны»?
Я потихоньку приходил в себя, так же неспешно ко мне возвращалась память. В подробностях вспоминая своё ночное приключение, вспоминался и исполинский рыцарь в красных чешуйчатых доспехах. В голове крутился только один вопрос ‑ кто он?
‑ Да, Салли, демоны, в самом худшем понимании этого слова, но самое страшное не это.
Мои слова очень интриговали девушку. Продолжая водить пакетом со льдом по моему истерзанному кровоподтёками и царапинами телу, девушка спросила:
‑ Ты меня пугаешь! Что может быть хуже?
‑ Хуже то, что у меня не хватило сил их остановить.
‑ Ты ведь смог вырваться и убежать? Ты же жив! Сейчас ты здесь, со мной.
‑ Нет. Ладно, не бери в голову. Мы собирались посмотреть город. Так ведь?
‑ Как можно куда-то идти, когда ты в таком состоянии?
‑ Я смогу, не переживай. Мне надо развеяться после вчерашней взбучки, да и есть очень хочется. Надо расслабиться, отпраздновать мой новый день рождения и просто всё обдумать.
Я встал и побрел в ванную комнату.
‑ А может быть, лучше к врачу сходить?
Я остановился перед дверью.
‑ Салли, можно попросить тебя?
‑ Да, конечно.
‑ Давай сменим тему, я не хочу сейчас об этом думать.
Закрыв дверь и посмотрев в зеркало, к своему удивлению, я обнаружил, что синяки и раны прямо на глазах интенсивно заживали…
Мы вышли из отеля.
‑ Молодой человек, мы общаемся уже почти сутки, ты спас мне жизнь, я даже целовала тебя, но до сих пор я не знаю твое имя. Как тебя зовут? Скажи, но только правду. Я не предам тебя.
‑ Моё имя Уратмир.
‑ Очень приятно, Уратмир. А меня зовут Салли.
Пожав друг другу руки, мы рассмеялись, хотя мне было больновато это делать.
‑ У тебя интересное имя, я никогда такого не слышала.
‑ Всё когда-то бывает впервые. Лучше объясни мне, как ты смогла выбраться из-под опеки копов, федералов и охраны папы? Я не чувствую за тобой слежки.
‑ У меня тоже есть таланты. Не только ты умеешь скрытно появляться и исчезать. Это умение и повлекло за собой ужасную ситуацию, которая со мной недавно случилась.
‑ Тайны! Везде тайны! Что за мир? Салли, куда мы пойдём?
‑ Сначала вон к той машине.
‑ Хороший кар. Любишь спортивные автомобили?
‑ Нет!
Она загадочно и явно на своей волне заулыбалась.
‑ Нет?!
‑ Я люблю красные авто с эмблемой гарцующего жеребца на жёлтом фоне!
‑ А, ну тогда понятно. Моя девушка любит спорткары.
Улыбка на её лице куда-то исчезла. Эти слова заставили её пристально смотреть в мои невозмутимые глаза.
‑ У тебя есть девушка? ‑ как бы невзначай спросила она.
‑ Да. Есть.
‑ Говоришь, любит спорткары? Да! У неё тоже «Феррари»?
‑ Нет. У неё жёлтая коллекционная «Ламба». Она говорила, что таких двадцать в мире. Ну, она вообще любит жёлтые тона.
Салли немного изменилась в поведении, став слегка задумчивой. Было понятно, что ей хочется у меня что-то спросить, но она не решалась. Тем временем мы подходили к машине.
‑ Слушай, Уратмир, а… ‑ она долго протянула это «а». ‑ А как её зовут?
‑ Салли, если это проблема…
‑ Да нет, я просто…
‑ Её имя София. Слушай, не парься, ты молодая красивая девушка, у тебя удивительные, выразительные глаза. Посмотри, как на тебя оглядываются парни, когда ты проходишь мимо. Твоё появление выбивает у них из головы все дела. Салли, ну я не знаю, ты просто классная молодая девушка, с уникальным характером, не зацикливайся ни на ком, не живи в прошлом, не надо грезить о будущем, делай сейчас. Поживи ещё, и ты обязательно найдёшь того, кто будет тебя достоин. Хорошо?
Мои слова немного засмущали её, но со свойственной молодой горячностью она быстро перевела тему.
‑ Да нет, Уратмир, просто пытаюсь узнать о тебе побольше. Садись, сейчас ты увидишь Новый Йорк моими глазами.
На её лице снова появилась беспечная улыбка. Находиться рядом с Салли было очень комфортно. Мы понимали друг друга с полуслова. Мне очень импонировала её отходчивость. Она не делала акцентов на своей персоне.
‑ Салли, а мы можем проехать к Центральному Резервному Республиканскому Банку?
Уж очень сильно хотелось посмотреть, что там сейчас происходит. Наверное, там большое количество специальных служб помощи, полицейских и разрушенное здание.
‑ Ты хочешь ограбить банк?
‑ Как ты догадалась?
‑ Тогда мне тридцать процентов с добычи!
‑ А ты не пропадёшь!
Мне казалось, что с ней можно говорить обо всём. В этой девушке чувствовалась твёрдая непоколебимость в решениях и наши доверительные отношения укреплялись с каждой новой минутой знакомства.
‑ А ты ловко водишь.
‑ Да?! А другие сильнее удивляются. По тебе видно, что ты привык к быстрой езде. Ты сам любишь погонять или София также быстро водит?
‑ Нет, я вообще не вожу, но ты права насчёт Софии. Она и в самом деле отлично ездит. Даже не знаю, кто бы из вас выиграл гран-при формулы?
Мы в три передачи добрались до Республиканского Банка.
‑ Ну, уж нет! Я не верю своим глазам. Нет?!
Мне никак не удавалась понять, почему всё вокруг было обыденным: ни суеты, ни спасателей, ни пожарных – ничего. Банк работал в штатном режиме.
‑ Что?! Не может быть! ‑ проговорил я ещё раз с пробравшим меня удивлением. ‑ Салли остановись! Мне нужно туда.
Выбежав из авто, и оглядевшись по сторонам, я отправился внутрь. Девушка семенящим шагом пошла за мной. Войдя в центральный зал, мне никак не удавалось поверить своим глазам ‑ ни дыр в стенах, ни сквозных пробоин, ни тонн бетона, ни погнутых свай, ни разрушенного пола, ни разбросанного хлама от интерьера, ни, в конце концов, уничтоженных и замаринованных чудовищ, убитых непонятным спасителем моей жизни.
‑ Этого не может быть! ‑ воскликнул я, вскинув руки и прокрутившись на месте несколько раз, чем вызвал акцентирование внимания на себе.
Салли понимала, что именно здесь произошло то, о чём я некоторое время назад не хотел вспоминать.
‑ Это было тут?
‑ Да…
‑ Как-то не похоже, что здесь было невероятное сражение.
‑ Ты права! Совсем не похоже, что несколько часов назад мной здесь осуществляли аварийный снос этого здания.
Немного постояв и подумав, что же это было, я не пришёл ни к одному, хотя бы мало-мальски логическому объяснению.
‑ Ладно, Салли, поехали. Скажи, в вашем Йорке есть место, где хорошо кормят? А то у меня от умотерзаний желудок требует пищи. Не знаю, конечно, как это связанно, но голод распространяется именно от головы…
‑ Есть! Поехали.
Салли очень сильно улыбалась, она, очевидно, что-то задумала.
‑ Что ты так подозрительно лыбишься? Светишься как новогодняя ёлка!
Она продолжала смущённо растягивать губы. Я чувствовал, что ей не терпится показать мне загадочную вещь. Пытаясь выяснить ещё что-нибудь, я добавил:
‑ Тебя не учили хоть небольшому солидарному состраданию. Если ближнему плохо, то радоваться его боли, это как минимум не прилично.
‑ Нет, я не поэтому поводу улыбаюсь. Я представляю твоё выражение лица, когда ты увидишь этот ресторан…
‑ Ха, меня придорожной пирожковой не удивить, в некоторых из них кормят лучше, чем в любом самом-самом дорогом ресторане.
‑ Пирожковая говоришь?!
Мы подъехали к каким-то огромным воротам, которые открывали обзор на колоссальный, средневековый замок. Вот уж неожиданно, откуда в новой Америке романский стиль?
‑ Я, и вправду, удивлён. Твоя красная фурия на колёсах каким-то странным образом вписывается в эту сердитую, серую роскошь.
‑ Ну, я же обещала удивлять тебя, к тому же это место подстать этой машине.
‑ Но ты не сказала, что это будет так дорого.
‑ Пойдём, Уратмир, я угощаю. Ты у меня в гостях. Хотя, если бы мы ограбили банк, у тебя была бы возможность угостить леди.
Нас проводили к столику.
Заведение было восхитительным, обстановка больше напоминала богатый средневековый бал с вкраплением джентельменских костюмов современности. Богатый ультрасовременный интерьер, хорошо подобранная роскошная мебель и приятное освещение диодных ламп как-то необычно гармонично превращало это место в образчик сочетания прошлого и будущего. Но скрыть отчётливый приторный запах снобизма и наигранную манерность под скорлупой аристократичности, при всём старании, не получалось.
‑ М-м-м, Салли, а тебя тут знают! Часто здесь бываешь?
‑ Иногда…
‑ Не боишься, что тебя кто-нибудь узнает и сообщит отцу о твоём побеге?
‑ Чувствуешь, здесь каждый видит только своё высокомерие. Единственное, что тут важно, так это запах денег, своих денег! Здесь он воняет ещё отчётливее! Тут никто ничего не замечает! Каждым движет похоть и услада своей персоной. Замечать в этом месте кого-нибудь – плохой тон. Каждый знает, зачем он здесь ‑ ни больше ни меньше.
‑ Скажи, а как тебе удалось вырасти в таких сказочно-прогнивших условиях заносчивости и остаться нормальной?
‑ Кто тебе сказал, что я нормальная? Я живу в этом сладко-приторном мире по его законам. Да, здесь есть и те, кому приходится жить по брэнду, но на самом деле их тоже раздражает пафос и эгоизм своего эго. Хотя, большинство здешних обитателей обыкновенные жирные коты, движимые своими пороками.
‑ Боже мой, это цена или сумма в валюте третьих стран?! Не могу сосчитать нули?
‑ Это в голубых долларах Республиканской Америки.
Сделав заказы, мы продолжили разговор.
‑ Салли, ну, если тебе всё это не нравится: этот зал, эти декоративные свечи, эта лаконичность наружной отделки, это основательное здание, которое просто рукой Господа вписано в окружающую рощу, эти серебряные вилки, ложки, строгие тона, сыроватость, тихая музыка, эти бриллианты, на шеях тех, кто видит в них свою жизнь. Неужели ты, при всех своих фантастических возможностях, не можешь куда-нибудь уехать и жить отдельно от этого глянцевого мира? Что тебя здесь держит? Мне даже кажется, что эти стены высасывают твою душу.
‑ Это не просто ресторан ‑ это наглядный мирок большой жизни. Здесь всё пропитано значимостью этих людей, их потомственностью. Это их культура. А, ладно!.. Уратмир, порой мне кажется, что ты наивней меня, и при всех своих возможностях, силе духа и мужественности остаёшься ребёнком и многого не понимаешь. Честно сказать, это клан, связанный культом денег. Данное сообщество пугает меня потому, что я начинаю видеть и себя как человека, интегрированного в этот мирок, в эту воронку. Я потихоньку превращаюсь в то, что меня окружает. Это тяжело объяснить, но мир денег выглядит вот так, как сейчас: он блестит, сверкает, он холодный, он берёт своё начало из глубины времён и несёт себя в будущее, он сохраняет своих детей и оберегает их наследственность, он трепетно дорожит теми, кто безвольно играет по его правилам, он манит своей стабильностью, околдовывает своей необходимостью. Но за всем этим следует обратная сторона ‑ страх потерять всё это. Они все боятся проснуться не имеющими надутой значимости и быть выброшенными из этой реки, оторванными от этого наркотика. Ими движет страх перед невозможностью оплатить свои пороки и держать ответ за это. В мире денег пороки правят балом. А почему? Да всё просто! Если у тебя есть деньги, ты можешь спрятать свои скелеты-секреты так далеко, что о них никто и никогда не узнает. Чего больше всего боятся все присутствующие здесь? Чтобы никогда не настал момент нехватки средств на откуп своей скверны, похоти, пакости, низости и погани. А самое смешное в том, что это особый драйв! Надо, якобы, чтобы существовала другая сила, которая держала бы их в страхе ‑ этакий, дамоклов меч. И вот оно! В один момент они понимают, что меча возмездия нет! Никто не властен над ними! «Безнаказанность» ‑ дитя этого мира! Это высшая эмоция чувств понимания для тех, кто здесь присутствует.
‑ Да, Салли, и это правда. Люди, имеющие много денег, и мыслят по-другому. Ну, неужели всё так однозначно?
‑ Это ещё не всё! Нет, если было бы всё так просто, то те люди, которые пытаются бороться со своими пороками, не вели бы себя так, как все.
‑ Что ты имеешь в виду?
Тем временем у нас на столе уже стоял вкусно пахнущий заказ.
‑ Ты спрашивал, почему я тоже веду себя так же, почему не могу уехать, ну, или делаю вид, что веду себя так же, почему не могу создать свой мир. Вот именно потому… Если я буду вести себя по-другому, большинство насторожится и ополчится против меня. В этом мире надо действовать как все. Если ты делаешь иначе, то ты уже угроза, которая может взбунтоваться порокам большинства. Порой мне кажется, что этот мир денег обладает своими неписанными законами, которые не должны нарушаться, если кто-нибудь смеет ослушаться, он тут же подвергается самому суровому наказанию.
‑ Смерти?
‑ Нет, хуже! Счастья сытости; Счастья потребления; Счастья безнаказанности; Счастья купить нужность; Счастья насыщаться завистью других; Счастья блестеть и манить, якобы, существующим смыслом жизни в килограммах денег…
Большинство людей всю свою сознательную жизнь стремятся приобрести блага бытовой жизни, и в связи с этим у них не хватает времени увидеть результат такого пути. А «Рич» не замечают своего грязного белья из-за того, что имеют счастливую возможность оплачивать свои мыслимые и немыслимые прихоти. Знаешь, их вопросы, жизненные ситуации, сложности имеют фаворитный статус. Ты никогда не задумывался, почему в мире столько бездомных и больных детей, которых можно приютить и вылечить? Почему они никому не нужны? Почему на нашей земле так много людей, нуждающихся в чём бы то ни было? Кому-то нужны деньги на операцию, кому-то на таблетки, кому-то на машину, кому-то на жильё, кому-то на одежду. В общем, наш мир дуален: есть большинство, которому что-то нужно, а есть и те одиночные лица, цифровые суммы которых зашкаливают миллиардами, триллионами. Так вот, Уратмир, не надо быть экономистом-эгоистом для осознания простой истины: средств на банковских счетах толстосумов, которые лежат без дела и подвергаются вымышленным законам инфляции, дефляции, индексации, накоплениям, отчислениям, ликвидности, процентам и другим лживым словам, с лихвой хватит на то, чтобы навсегда с избытком обеспечить всех без исключения людей нашей планеты. При этом сами «Рич» даже не почувствуют никаких убыточных угроз для своих капиталов. И вот тут вступает в силу закон денег ‑ невидимый, неслышимый, неосязаемый, давно сидящий в нашей голове. Он гласит следующее: «Мир рухнет и не будет тех, кто захочет работать, а также тех, кто захочет за это платить. Не будет спроса, не будет предложения. Мир охватит хаос. Все экономические законы рухнут. Даже не смей думать о том, чего не понимаешь! Всё, что тебе так дорого и так ценно провалится в тартарары. Зачем терять хотя бы это?».
И конечно, всё это ложь нездорового человека, лживая недомолвка непросчитываемых событий ‑ игра с твоими страхами, впитываемыми тобой с молоком матери. Этот вопрос очень простой, так как для тебя в нём нет решения. Современная политико-экономическая игра, якобы, не может быть просчитана, а на самом деле она уже давно сыграна. Если предположить, что произойдёт поголовное всеобеспечение благополучия, то весь мир осознает истинные возможности денег. Люди увидят, откуда идёт угроза для их существования, увидят корень порока и, самое главное, увидят, с кем надо бороться. И это ещё не всё.
Поначалу всем будет очень скверно. Новых многочисленных «Рич» захлестнут пороки денег, как и всех предыдущих малочисленных. Зависть, страх, алчность, желание наживы вмиг потеряют смысл: не будет тех, на ком можно мерзко и слащаво испытать своё распутство из-за отсутствия необходимости или возможности за это заплатить. Все поймут, что нет тех, кто умнее, кто проворнее, кому повезло, кто заслуживает больше, кто меньше ‑ все окажутся в равных условиях в своем земном чистилище, ‑ она проговаривала это с горчинкой в горле через хрипоту слов.
‑ Слушай, Салли, ты до ужаса прекрасно говоришь, у меня прям аппетит пропадает, тревожно ещё и потому, что, глядя на такую хрупкую и до этого беззаботную девушку, не веришь происходящему…
‑ Да, Уратмир, и именно в этот момент люди увидят собственный порок. В этот миг наступит промежуток времени, когда все мы остановимся, когда нам будет очень плохо. Именно тогда наше тело испытает смертный грех своего я. Каждый человек осудит себя сам. Это будет самый правильный суд с точки зрения отсутствия у индивида позиции необходимости что-либо скрывать. Все будут знать, что они грешники, имеющие одинаковые лукавые взгляды на то, чего уже нет. После этого мы станем людьми. Мы будем творить, а не строить. Мы оставим прошлое позади и попросим прощения друг у друга. Единственное, что нам останется…
Я не дал ей договорить:
‑ Тише, Салли, кушай, остынет, а то ты меня уже пугаешь.
В этот момент я машинально повернул голову и увидел то, чего не могло произойти:
‑ Да, ну?! Нет!
‑ Что? Кого ты увидел?
Очевидно, после огромных неудач, постигших меня в последнее время, пришла и моя счастливая полоса.
‑ Если мои глаза меня не обманывают, то я встретил ту, из-за которой меня чуть не убили.
‑ Вау! Уратмир, а ты времени зря не терял. Какая роковая девушка в богатом чёрном вечернем платье!
‑ Вот то, что она роковая ‑ так это точно!
‑ Не дурна! Не дурна! Только сидит с каким-то престарелым папиком. Очевидно, у него есть то, что ей нужно?
‑ Салли Ларгос, а Вы психолог. Как ты с такой головой угодила в плен?
‑ Я знала, что тебя там встречу.
‑ Ну-ну! После таких слов ты теряешь балы своего IQ.
‑ Слушай, а ты рассказываешь Софии про новые знакомства?
‑ Я, нет. А вот она ей сказала…
‑ Это как?
‑ У неё мой телефон, она украла его и незамедлительно позвонила Софии, сообщив о нашем знакомстве.
‑ Фу-у!.. Это кощунство с её стороны.
‑ Что-то ты не сильно сочувствуешь мне, или это такая женская солидарность?
Я продолжал пристально следить за незнакомкой. Никак нельзя было допустить, чтобы она ушла от меня и в этот раз.
‑ Ты говоришь, что она украла у тебя телефон? Что-то с трудом верится. Ну, хотя от её спортивных форм может потерять голову любой мужчина. Вон, посмотри, бедный шестидесятилетний старикан истёк слюной, его глаза уже не поднимаются в её. В таких условиях украсть телефон проще простого.
‑ Салли, а ты с пикантной горчинкой. Боюсь, тут телефоном не обойдётся. Она обчистит его до нитки. Мне нужно с ней поговорить. Если что-то случится ‑ начнётся стрельба, появятся какие-нибудь непонятные существа…
‑ Полицейские? – перебила Салли.
‑ И эти тоже. Сразу же уходи отсюда. Ты меня поняла?
‑ Да.
Она определенно обманывала, но времени на убеждения у меня не было. Требовалось быстро подойти к столу этой воровки, пока её жертва куда-то отклонилась. Незаметно подкравшись к ней сзади, я легко коснулся её плеча.
‑ Хм, интересно! Ты жив? Могла на всё поспорить, что больше не увижу тебя.
Я не спеша проследовал мимо неё и сел напротив.
‑ Тебе жаль? Знаешь, а ведь твоё сердечко ёкнуло от моего прикосновения. Или мне показалось, что оно затрепыхалось как раненая голубка? Только вот не пойму, с чем это связано? Либо из-за того, что ты испугалась и жаждала моей смерти, либо ты рада, что я жив?!
Она смотрела на меня очень интригующе, это была наша первая встреча без масок. Её сабельный взгляд разрубал любое мужское сердце.
‑ Прости. Ничего личного ‑ только бизнес. Ты помешал мне забрать то, что нужно тем, чьё могущество за пределами нашего понимания. Мне пришлось объяснить, почему и из-за кого мне не удалось это сделать.
‑ Неужели ты кого-то боишься? Кстати, это исключает то, что ты все же меня испугалась, следовательно, я тебе совершенно не по нраву или абсолютно наоборот!.. Я не поверю тебе, если ты скажешь, что на кого-то служишь. Ты оправдываешься великими и ужасными, а я думаю, тебе никто не указ или нет? Я считал, что ты берёшь то, что тебе хочется, но по всему получается, что ты, значит, являешься обычной разбойницей на побегушках…
В этот момент глаза незнакомки наполнились остервенением, придавшим ей сказочную выразительность. Ощущалось, что она вот-вот вопьётся в меня клыками.
‑ Ты не знаешь меня!! Ты не знаешь, через что мне пришлось пройти. Поверь, я никогда никому не служила! Всё, что я делаю, имеет отношение только к моей собственной выгоде. Если бы ты мог знать хотя бы немного от того, что знаю я, ты бы сейчас думал о том, как остаться живым в кардинально изменяющемся мире. Нас всех скоро ждут серьёзные потрясения, а я лишь хочу выжить после них. Видит Бог, если он, конечно, не отвернулся от нас, я не желала тебе смерти.
Мне стало не по себе от этих слов. После знаменательной встречи с монстрами в Республиканском Резервном Банке не доверять услышанному было сложно, ведь скверность вида и голоса чудовищ отравляли человеческую суть и душу.
‑ Мне часто приходилось слышать слова, связанные с несправедливостью нашего мира, сложностью жизни и нерешаемостью вопросов. Это всё ложь желающего верить в это. Все мы вдыхаем один воздух, видим цвета, слышим звуки, ходим по этой земле. Тебе не кажется, что условия для всех равные? Сложность в другом! В том, что мы все можем мечтать, хотеть, желать, воображать, а так как правила едины и мир эгоистично беспристрастен, то получается, что у нас у всех есть стопроцентная возможность воплотить наши грёзы в явь. Пространство реагирует мгновенно в зависимости от желания. На нас сыплются возможности, которые мы должны реализовать.
Как правило, каждый желает быть смелым, умным, крепким, важным, значимым, влиятельным, сильным и успешным. И «рычаги беспристрастности» даются в виде различных возможностей в форме учёбы, тренировок, творчества, самопознания, восприятия, встречи со значимыми людьми. И всё это только для того, чтобы привести нас к желаемой цели, о которой каждый из нас мечтает. Но обычно мы начинаем упускать одну возможность за другой, прикрываясь нехваткой времени, ленью, занятостью и, естественно, теряем те ежемоментные посылки, которые выстраивают нам путь к «установленному желаемому». Упуская даримые нам возможности, не важно под каким предлогом, будь то «сделаю в другой раз; посмотрю потом; это не так важно; это просто невозможно; я и так устал», мы мгновенно испытываем на себе другой инструмент разговора с нами ‑ через «рычаг беспристрастности», который выглядит как создание проблем, нуждающихся в незамедлительном решении. Проблемные задачи возникают мгновенно, в связи с тем что личную установочную мечту никто не изменял. Индивидуальный путь выстроен, а вы ему не соответствуете, и это, несомненно, создаёт всевозможные жизненные неурядицы, заставляющие трудиться и выполнять установки дьявольски справедливого мира, подводящие к желаемому результату.
Одна из самых больших коллизий происходит в тот момент, когда беспристрастность бытия понимает, что Вы, теряя моменты возможностей решения проблем и задач, уже просто не можете достичь нужной цели. Тогда следует наказание, которое часто ассоциируются с выражением: «Что Бог даёт ‑ всё к лучшему», провоцируя вас на борьбу, и тем самым меняя правила установок, давая возможность использовать новую попытку. Но ты вынужден «смириться» с условным состоявшимся моментом.
‑ Не тебе давать мне урок жизни. Та книга, из которой ты черпаешь знания, написана мной.
‑ Высокомерно, в твоём духе. Я бы хотел знать, как тебя зовут? Ведь ты, наверное, уже знаешь моё имя?
Она протянула мне руку.
‑ Меня зовут Аннабэлль, Уратмир.
‑ М-м-м, цепляет. Всё-таки ты не похоронила моё имя вместе с телом этой ночью?
‑ Я запомнила его потому, что раньше не слышала такого.
‑ Слушай, Аннабэлль, а этот старик тоже заказ?
‑ Вижу, Уратмир, ты всё-таки не понял до конца, насколько всё серьёзно.
‑ Если честно, то да. Может, расскажешь поподробней?
‑ Если ты узнаешь больше чем надо, то тогда те существа опять придут за тобой. Уж не знаю почему, но тебе выпал шанс остаться в живых. Не знаю, по каким причинам они оставили тебе жизнь, но если уж так случилось, воспользуйся своим шансом. Уходи сейчас. Забудь меня и не пытайся понять то, что не сможешь. Прошу, пожалуйста.
‑ Да, ладно! Это! Это вот настолько ты меня недооцениваешь?! Ну, ты вообще!.. Знаешь, у меня полно времени послушать твою скорбную историю о страшном. Я хорошо всё воспринимаю. И поверь, смогу понять то, что ты мне расскажешь…
‑ Сарказм! Какой ты упёртый!
Из туалета вернулся «Рич»-старик.
‑ Простите, сэр, но кто Вы? И что Вы здесь делаете?
Резко подорвавшись со стула, уступая ему место, я ответил:
‑ Разрешите пригласить Вашу даму на один танец?
Не дожидаясь ответа толстосума, я протянул руку Аннабэлль. Не услышав ответа и заметив лишь карающий взгляд, мы устремились в центр зала.
‑ Любишь рисковать? Ты знаешь, кто это? Его зовут Кош Валентин, у него охраны, как у малой страны ‑ целая армия.
‑ Ну, если я смог пережить твоих друзей, мне теперь никакая «гангстер-армия» не страшна. Да и престарелых бандитских донов-баронов я тоже не боюсь.
Мы скрепили руки. Играла тихая приятная музыка, вокруг всё было до безобразия шикарно и неповторимо. Мне, как и ей, нравилось играть с огнём. Мы словно пытались уколоть друг друга. Салли была очень удивлена, она явно не ожидала увидеть такое. Танец был таким же медленным, как и за-унылые звуки плачущей скрипки. Дыхание Аннабэлль было наполнено дурманом страсти. Она была какой-то иной, в ней было что-то очень глубокое. Её суть отличалась как от меня, так и от любого другого человека. Ночная воровка выглядела очень молодо, но во взгляде читался огромный, многосотлетний жизненный опыт.
‑ Я знаю, что ты работаешь на спецслужбы, но тебе ничего не даст моя поимка.
‑ Это как сказать? Как сказать?! А может, после того как ты всё расскажешь, у мира появится шанс?
‑ Ты будешь пытать меня?
У Аннабэлль был хорошо развит кругозор, она сразу же уловила неестественное напряжение пристально наблюдавшей за нами Салли. Она стала всё сильнее прижиматься ко мне. Конечно, обворожительная воровка угадала мою спутницу. Это дало мне возможность подстегнуть дерзкую натуру Аннабэлль. Я чувствовал, что она любит риск. Мне надо было зацепиться за него, перевести из внешнего плана действий во внутренний, чтобы уже не отпустить её след в лоскутах новых запоминаний, при выборе её дальнейших действий. В этой уверенной девушке в какой-то степени было и то, что тревожило меня. Кого могла бояться такая особь? Кто были эти создания?
‑ Смотри, дорогой мальчик. Мой забавный, но влиятельный старик Тафолеб Кош Валентин уже кому-то звонит. Наверное, по твою душу…
‑ Не надейся, тебе не удастся уйти от меня.
‑ Ну, ты же не будешь насильно задерживать меня здесь. Да, кстати, не один он нервничает из-за нашего сближения. Вон та симпатичная молодая особа тоже очень напряжена. А что будет, если я сделаю так?
Она опять самым бесстыдным образом поцеловала меня против моей воли, но на этот раз поцелуй имел другой характер. Он был продолжительным и желанным с её стороны.
‑ Ах, как сладко! Этот вкус! Всего один поцелуй может дать больше, чем целая попытка! Что может быть слаще, хоть и вымышленной, но неожиданности? О, как много значит это слово «Случайность»! Что происходит с нами в этот момент, а? Смотри, Валентин уже подскочил со стула… Вот теперь мне пора уходить. Извини, теперь тебя точно задержат его люди и попросят на джентльменский разговор. А эта молодая особа потребует объяснений!
‑ Мы просто друзья.
‑ Я бы так не сказала. И она точно так не думает. У меня впечатление, что она сейчас сожжёт меня глазами. Я не думаю, что друг будет так ревновать.
‑ Аннабэлль, пока не поздно, сдайся мирно, прошу. Я вижу, что ты сможешь нам помочь.
‑ Вам уже никто не поможет. Мир стоит на пороге закрытия. Посмотри вокруг… Все эти люди… Ты же видишь, Уратмир, они прогнили насквозь, погрязли в своём честолюбии и забыли о ближних. Движимые похотью эмоций, они хуже зверей. Даже звери не едят зверей ради удовольствия, а этим и повода не надо. Весь мир катится к чертям собачьим и это не остановить. Совсем скоро и они, и мы, и вообще все узнают, что творимое здесь зло ‑ лишь грустная шутка. Придут те, кто знает, что такое зло? Это и есть само зло, не жалеющее никого. Слабые умрут, а мир полетит в нескончаемую пропасть. Прости, Уратмир, я тебе не помощник. Прощай!
Она опять чмокнула меня и двинулась к выходу. Я быстро рванул к очень-очень недовольной Салли. Сказать, что она негодовала ‑ это значит ничего не сказать.
‑ Салли, пойдём быстрей!
‑ Ты наконец-таки вспомнил о моём существовании. Ну, ладно, о моём, а как же София?! Она вообще знает, что ты любитель жарких поцелуев с красивыми, знойными незнакомками?
‑ Эта мадам сама целовала меня. Это ничего не значит. Пойдём, она уходит.
Недовольная, но она всё-таки пошла за мной.
‑ Знаешь, я вот тут подумал над твоими словами о деньгах.
‑ Да? И когда же ты успел?! В перерывах между кружащими голову поцелуями? Или во время сладких речей этой, этой… Тьфу! А может быть, ты начинаешь лучше думать, когда пухлые и сочные губы девушки в вечернем платье, классно подчёркивающем её фигуру, шепчут тебе в ушко завораживающие слова. Тогда, наверное, ты успел подумать, а?!
‑ Салли, у тебя вечернее платье лучше, чем у неё!
‑ Спасибо…
Вот так, самым обычным комплиментом я смог изменить её настроение.
‑ Всё, о чём ты говорила ‑ это лишь одна сторона большой пирамиды. Понимая лишь одну сторону, один угол, приходит осознание безграничности и угла и стороны. Этому нет конца.
‑ Но Уратмир, ты не понимай меня буквально. Я пыталась рассмотреть только одну сторону вопроса, конечно, всё гораздо сложнее. Тем более что со счетов нельзя списывать чехарду в исторических процессах. Взять хотя бы государство как форму человеческого выражения. Это всего лишь живые территории тех людей, которые в них живут. Это ареал их мировосприятия ‑ с правилами, нормами, общими жизненными позициями, то есть своеобразный живой организм, в законах которого отражается круг пороков человека. Принципы и общеобязательные правила поведения нужны лишь для того, чтобы оправдать свою порочную суть, чтобы спрятать человека под маской морали. Животные инстинкты чужды человеку. Обличительные статьи, нормы, правила прописаны везде. Все их хорошо знают и живут в этом ареале, не замечая одного маленького нюанса: грязные слова мира статей и законов наглядно отражают неправильность нашей жизни. Это не что иное как вечная борьба с ядом, который мы сами же и вырабатываем.
Мы выбежали на улицу, там нас ждала группа крепких ребят, похожих на охранников президента с белыми микрофонами на ушах.
‑ Ребята, у меня нет времени. Я с девушкой. Вам не стыдно?
За нами следом выбежал Тафолеб Кош Валентин и быстро принял сторону бугаёв с каменными лицами. Он сто процентов был главой какого-нибудь из картелей либо синдиката.
‑ Она ушла из-за тебя. Ну, что, мачо? Сейчас ты выучишь правила этикета.
Гоп-старикан и «криминалити-компашка по предварительному сговору» сильно бесили меня. Со мной девушка, а их было десять! А если бы это был обычный молодой парень и его бы хотели научить этикету?
‑ Парни, проучите его как следует! ‑ с наглым видом правителя Вселенной, указывая на меня пальцем, сказал старый «Рич»-рэкетир.
‑ Да, Уратмир, тебе, и вправду, не везёт! Ты всегда переходишь дорогу важным людям?
‑ Он, вообще, мне спасибо должен сказать за то, что я спас его от неё!
Мной овладела жажда справедливости. Я смотрел на этих бесчувственных псов, которые охраняли алчные мысли этого «Рич»-толстосума. Мне захотелось выучить их раз и навсегда, чтобы они хоть немного слышали свою совесть. Аннабэлль уже прыгнула в свою машину и была готова скрыться. Я не мог допустить этого. Через тридцать секунд исчерпывающей боли, побоев, скорее тяжких, и криков «не надо!», всё было кончено. Я выместил на них всё, что хотел. Ошарашенный Кош Валентин не знал, что делать. Вокруг него не осталось тех, за чьими спинами он мог быть тем, кем себе казался. Он, наверное, никогда не видел такого краткосрочного, но грамотного избиения – с делом, с толком, с расстановкой. Я взял Салли за руку и подошёл к напуганному, презренному толстосуму. Посмотрев в его глаза, я увидел только деньги и неистовый страх труса, очень желающего жить. Мне показалась, что за всё своё существование этот человек впервые понял, кто он на самом деле…
‑ Подумай обо всём. Да, и вот эти ребята нужны тому, кому нечего охранять, и тому, кто ничего не может.
Машина Аннабэлль с пробуксовками промчалась мимо нас.
‑ Салли, ты догонишь её?
‑ Ты обижаешь меня этим вопросом…
Она была очень воинственно настроена. Во взгляде читалась непоколебимая уверенность. Мы устремились за Аннабэлль, я даже попытался пристегнуться, но, вспомнив о своих возможностях, оставил эту мысль.
‑ Уратмир, ведь ты мог и без этой машины её остановить и доставить, куда надо?
‑ Это правда, но я не могу применять силу к девушке. Она до конца не знает моих возможностей, хотя, наверное, о чём-то догадывается, но лучше пусть пока всё остаётся так, как есть.
Заходя в крутые повороты на безумной скорости, Салли умудрялась сохранять здравый смысл и задавать мне подстёгивавшие вопросы.
‑ Мне кажется, ты лукавишь. Ты не приближаешься к ней из-за страха потерять контроль над собой и попасть в чарующие сети её глаз?
‑ Если твои чары выдержал, то больше никакие не страшны. Она хладнокровна, как камень. У нее безупречный контроль над собой. Она понимает свои поступки на недосягаемом даже для меня понимании… Пойми, если эта мадам начнёт нервничать, то я почувствую след её адреналина, её эмоций и тогда она уже никуда никогда не денется и не спрячется от меня. После чего, я смогу дать координаты её точного местонахождения группе захвата и они без труда выполнят свою миссию.
Салли наступала на педаль газа практически на всю, вдавливая лапку до упора, и ещё умудрялась отвлекаться, спрашивая:
‑ Ну, что-нибудь чувствуешь уже?
‑ Немного, но этого мало. Она слишком спокойная. Не пойму, почему, но мне очень сложно её понимать. Заставь её понервничать…
Этого мне говорить не стоило. Мы и так мчались по лезвию ножа, а теперь мы летели по бритве.
‑ Всё, Салли, тормози, тормози, всё!
‑ А она неплохо водит. Уратмир, а тебе везёт на девушек, отлично пилотирующих крутые машины.
‑ Я тут ни причём, во всём виноваты звёзды.
Кром, вечер этого дня. Без спроса в кабинет Президента вбежал Владимир Дмитриевич.
‑ Подождите, Владимир Дмитриевич, что это такое? Генерал-аншеф, попытайтесь объяснить! ‑ попытался остановить его Президент.
Подбежав к большому экрану для видеосвязи, генерал произнёс:
‑ Простите, Великий Регент Волей Божьей Мир Хранящий, но наш мир под угрозой!
Владимир Дмитриевич нажал кнопку. На экране появились Президенты большой десятки. Все в такой же растерянности не понимали, что происходит? Внезапно на весь экран появилось странное существо на фоне огромного солнца. Оно лишь издали, двумя руками, спрятанными под жёлтые складки длинного балахона, напоминало человека. Подняв голову, существо тем самым скинуло с себя капюшон. В этот момент лидеры десятки увидели тёмные, густые зелёные глаза, в которых мутно отражалось окружающее помещение. Кожа существа была зернисто-бугристой и напоминала лягушачью, только бордового цвета. Это создание заговорило на каком-то странном языке, придыхая в каждом слышимом слове. Речь была краткой и обрывистой, словно насильно приказной. На экранах лидеров стран появился перевод:
‑ Вы земляне… Ваше время пришло… Ваш цикл свободы закончился… Надеюсь, вы не потратили его бесполезно… Я представитель Торговой Конфедерации великих первородных Богов Гадвила… Земля! Твоя игра начнётся через пять ваших дней, а пока у вас есть время выбрать своего «предвидящего»… Не ошибитесь!
Часть 2. Стадия турнира
Пятый вселенский год. Славное утро. Млечный путь. Солнечная система, недалеко от солнца. Флагманский дугообразный корабль Торговой Конфедерации, ходящий под знаменем чёрного мира первородных Гадвила. Главный зал стяга флотилии этого военного корабля.
‑ Глацентриан? Как наши дела?
‑ Всё отлично, хозяин, всё идёт по плану. Я передал землянам весть о начале турнира.
‑ Глацентриан, не надо играть со мной! Твой мир ещё жив потому, что вы мерзкие, лживые создания, и только поэтому вы нужны нам, но не забывай, что ваше место могут занять любые. Благольстивых и подлых ростовщиков сейчас в избытке ‑ не забывай об этом.
‑ У меня и в мыслях не было, Рэдивал. Мы долгие галактические годы и месяцы, их творящие, служили четырёхрогому идолу.
‑ Я думаю, тебе не стоит напоминать, что Земля очень важна для нас всех?
‑ Да, хозяин, всё под контролем.
‑ Тогда объясни мне, куда делись трое из шести моих войнов, посланных на Землю вслед последнему турниру. Они долгие четырнадцать тысяч земных лет умело и скрытно вели этих непокорных землян к краху. Скажи мне, Глацентриан, куда они исчезли? Буквально сутки назад по земному времени, в преддверии нашего решающего шага?
‑ Принц Рэдивал, я не знаю. Не-не думаю, что это как-то повлияет на исход общего плана и ваших обещаний.
‑Ты не знаешь?! Зато я знаю! Они мертвы! Ты только представь, кто мог убить моих элитных солдат на Земле? Скажи мне, кто? Это не под силу ни одному человеку! Это не под силу всему человечеству в их нынешнем заблудшем состоянии. И всё это случается накануне важнейшего события, а ты ничего не знаешь?!
‑ Господин, но ведь они не отчитывались о своей деятельности на Земле.
‑ Да кто ты такой, Глацентриан! Чтобы тебе отчитывались первородные! Не смеши меня.
‑ Простите, хозяин.
‑ Я думаю, тебе не надо объяснять, что земляне уже довольно давно учувствуют в турнирах. Больше того, они держатся дольше всех. Подобных им больше нет. Никому и никогда не удавалось поработить их, теперь у моего мира есть шанс захватить этот храбрый и несгибаемый мир. Овладеть их природой. Понять причины их эволюции. Разобраться, зачем они так хотят выживать в безрассудном сознании. Мои посланные воины тайно, целый цикл после последнего турнира вели разрушительную работу на Земле. К слову сказать, дабы тебе взять в толк, до нас другие делали то же самое, но ни у кого не получалось дожать их. А теперь мои сородичи убиты там кем-то и это всё не просто так. Я поручил оставшимся найти причину гибели трёх моих братьев ‑ плоть от плоти первородных. Ты же должен всеми возможными способами помочь им ‑ выполнишь всё, что они прикажут. Нам нельзя сейчас получить публичное разоблачение скрытой деятельности на Земле.
‑ Да, мой Повелитель, мы выполним всю грязную работу за них.
‑ Ты даже не понимаешь, Глацентриан, оттого, что ты настолько бесполезен, ты настолько бесценен!
Престольный Град, Кром, вечер объявления турнира. Президенты двадцати стран смотрели друг на друга и никак не могли поверить в то, что они только услышали. Никто не знал, с чего начать. Индский лидер поднял руку, попросив слово. На этот жест все остальные отреагировали робкими кивками.
‑ Господа, для всех нас это известие стало неожиданным. Я так же обескуражен, как и вы все. Более того, мне как-то не по себе от таких заявлений. Конечно, мы должны проверить эту информацию, но если наши глаза нам не врут, то положение очень серьёзное. Мы все, присутствующие здесь, отвечаем за наши страны, и это право, эту ответственность возложили на нас наши народы. Но сейчас такая ситуация, что каждый должен сохранить благоразумие, забыть все наши разногласия, сплотиться и выступить единым фронтом против беды, нависшей над родной планетой. В данный момент мы не президенты, не лидеры и не главы, сейчас у нас только один статус ‑ мы дети нашей планеты, мы земляне. Я прошу вас, нет, я приглашаю вас завтра всех прибыть ко мне для того, чтобы вместе, лик к лику, обсудить и решить, что делать дальше.
Все переглянулись и невербально согласились с индской стороной в лице его главы. Слово попросил генеральный секретарь Поднебесного государства.
‑ Товарищи, дабы избежать массовых беспорядков и не потерять контроль над ситуацией, нам необходимо сохранять секретность. Конечно, мы не можем скрывать от землян, от наших людей правду, но ради сохранения их жизни и во избежание паники, которая только помешает уравновешенному разбору проблемы, в этот трудный час мы должны взять всю ответственность на себя!
Напряжённые кивки президентов Нового Света и Российской Конфедерации подтвердили правильность позиции Поднебесной.
Слово попросил премьер Соединённого туманного королевства.
‑ Джентльмены, друзья! На мой взгляд, следует сегодня провести плодотворную работу. По прибытии в Индское государство у всех нас должны быть чёткие планы, видение решения проблемы. Прошу прибыть на место встречи с разработанными материалами. Это будет очень полезно и быстро продвинет нас к коллегиальному решению. Давайте не будем терять время.
Премьера Соединённого туманного королевства подхватил Президент Нового Света:
‑ Коллеги, у нас пока очень мало подробной информации. С переданным регламентом турнира ёмко работают специалисты. В нём, как я понимаю, и изложена вся суть. Поэтому для более конструктивного и концептуального диалога необходимо подробно изучить этот акт. Считаю необходимым привлечь к данному вопросу своих помощников и пригласить их принять участие в заседании. Конечно, эти люди должны быть эффективными и сведущими в большом спектре вопросов, их компетентность не должна вызывать сомнений.
Предложения Соединённого туманного королевства и Нового Света нашли полное понимание у всех остальных. Президент Российской Конфедерации попросил слово.
‑ Друзья, люди, земляне и, наконец, семья! Вот вам истинное понимание жизни на нашей планете. Именно сейчас мы это осознаём. В данную секунду, перед лицом неведомой беды, мы поняли, что только мы сами сможем себе помочь. Я желаю всем и всегда помнить об этом. И ещё, по-моему, мы немного упустили суть послания. Нам внятно было сказано, что наша планета должна выставить на турнир воина. Видимо, мы ещё не успели ознакомиться с правилами, но воин нужен уже к завтрашнему утру, и нам необходимо выдвинуть кандидатуры. Наши шаги должны быть взвешенные, гибкие, продуктивные, ясные, последовательные, нацеленные на результат. У меня всё. Спасибо.
Северная Америка, пригород Большого Яблока. Тот же вечер. В резко остановившейся машине Салли.
‑ Слушай, Уратмир, а если я разгонюсь и на полной скорости вылечу с трасы вон в тот обрыв, ты сможешь спасти меня?
‑ Хм, Салли, тобой движет риск?!
‑ Ну, сможешь?!
‑ Ну, не знаю. Наверное.
‑ А ты многих людей спас?
‑ Нет. Только красивых девушек.
‑ А ты выбираешь?
Мы немного рассмеялись. Виды были не хуже самого ярко сияющего Мега-Сити.
‑ Куда ты едешь?
‑ К берегу. Обожаю чувствовать вечерний океанский бриз.
Мы спустились к побережью. Песок был ещё теплым. Луна словно смотрела на себя в большое Атлантическое зеркало и ее отражение создавало эффект светлой ночи. Вокруг хорошо все было видно. Погода просто шептала о своём прекрасном настроении.
‑ А Софию ты тоже спас?
‑ Это другая история. Тут всё довольно сложно, но в то же время легко.
Мы шли босиком к мягким волнениям океанской воды. Через несколько шагов вступили в тёплый пенистый океан. Был полный штиль. Сама природа дарила нам сказку.
‑ Расскажи, как вы познакомились? Расскажи, какая она.
Но мне вовсе не хотелось говорить об этом.
‑ Салли, я кое-что вспомнил. Знаешь, я никогда не купался в океане в отличие от тебя.
‑ В отличие от меня? А я тоже фактически не купалась в нём.
‑ Да не может быть?
‑ Да, правда. Не знаю почему, но я боюсь открытой воды. Бездна меня пугает, забирая чувство защищённости. Океан такой большой! Да ещё акулы… Но не это главное. Суть в том, что дальше, чем по колено, я сюда не заходила.
‑ Сегодня тот самый вечер, когда мы запросто зайдём далеко.
Я озорно улыбался.
‑ Зайдём далеко? Это как?
Я начал скидывать с себя рубашку и брюки.
‑ Что ты делаешь?
‑ Снимай, снимай! Я тебе говорю! Оставь вещи на берегу.
‑ Но, Уратмир, я боюсь! Я не пойду! Сейчас уже темно…
‑ А кто сказал, что мы сейчас поплывём? Подними одну ногу из воды.
Салли вытащила её и послушно стояла как изящная цапля.
‑ А теперь медленно опускай на воду.
‑ О, Боже! Не может быть? Но как?
‑ Не могу объяснить. Сила мысли. Или телекинез! Да нет, конечно! Это ближе к правде разума. Ставь вторую ногу.
Салли радовалась, как ребёнок, она скакала, прыгала и шлёпала ногами ‑ её счастью не было предела.
‑ Уратмир, смотри, я бегу по воде, прям как по луже! Смотри, только брызги из-под ног! Вау! Я даже могу лечь на неё! А можно побежать туда?
Я подошёл к ней. Мне тоже было хорошо, но не от фокусов на воде, а от её искреннего ребячества, от её подлинного счастья. Тут я задумался, как мало нужно человеку, чтобы быть счастливым… Просто ходить по воде…
‑ И что мы теперь побежим по океану?! Я готова! Туда или туда?
‑ Нет.
‑ Нет?
Она очень удивилась. Но желание узнать, что же будет дальше, не зацикливали её ни на чём. Салли молча ждала продолжения. А мне весьма импонировали её азарт и кривляния мимики, вопросительные мордочки, которые она меняла на радостные всплески в растянутой улыбке.
‑ Повернись к луне, стой ровно, смотри вдаль этой синей бесконечности.
Я стал немного позади и лёгонько, кончиками пальцев, придерживал ее за осиную талию, словно направляя.
‑ Ничего не бойся, прекрати вздрагивать, дай мне управлять. А теперь закрой глаза.
‑ Закрыть глаза? Уратмир, у меня уже мурашки по коже. Слушай, я закрою глаза, если ты скажешь, что так ты ещё ни с кем не делал.
Я слегка подул на её волосы, чтобы прошептать: «Клянусь этим вечером и этой луной ‑ это первый и единственный раз. Это останется только нашим воспоминанием».
Конечно же, она понимала, что это была неправда, но от такой лжи не отказываются, она была благом, ложью во спасение этого момента. Выдохнув, девушка прикрыла глаза. Я стал рядом с ней и поддерживал за талию, как партнёршу в бальном танце.
‑ А теперь возьми мою руку.
Наши пальцы переплелись, её руки были очень нежны и ласковы. Через мгновение она прижалась ко мне. Ещё в раннем возрасте я понял, что нет ничего лучше, чем дарить людям счастье и любовь, а тем более добрым, славным, милым, ласковым, неповторимым девушкам. Та радость, которую тебе удаётся увидеть при творении счастья ближнему – бесценна. Именно её мы будем вспоминать ярче всего, именно она будет подпитывать подлинный смысл жизни. Салли была больше чем неповторимая, напоминая яркую звёздочку бескрайнего, холодного космоса. Она светила в нём вопреки всему, даря далёким галактикам и мирам свой свет, надежду на тепло для сотворения жизни. Эта звёздочка не знала тех, кого наделяла своей красотой, своим светом, своим теплом. Да это было и не важно, делая это бескорыстно, со свойственным ей открытым сердцем, эта девушка была сама собой.
‑ Открывай.
Мы на большой скорости скользили по океану, и только небольшие барашки, возникающие на водной глади, разбиваясь о наши стопы, превращались в приятные освежающие капли, летящие в счастливые лица, оставляли нас наяву. Салли обернулась назад, где увидела стремительно тающий берег и небесное зарево от большого города. Мы парили по водной глади, словно это был ледяной пол, и чувствовали, как вода с приятным звуком разбрызгивалась от наших отдыхающих ног. Мы смотрели друг на друга в головокружительном закручивании, которое уносило нас вдаль безбрежного океана.
‑ Знаешь, Уратмир, наблюдая за стремительно удаляющейся сушей Америки, я смогла представить, как сюда приплывали переселенцы из Старого Света. Ведь они тоже видели этот континент, может, даже с таких же ракурсов. Это очень впечатляет. А куда мы мчимся?
‑ Я кое-что ищу.
Просматривая воду насквозь, я, наконец, нашёл то, что искал. Мы остановились.
‑ И что же ты искал? – спросила Салли.
‑ Ты же хотела искупаться, но вдали от берега Атлантика очень холодная и глубокая. Поэтому я искал наиболее теплое течение и мелководное место, чтобы нам было комфортно нырять.
‑ Скажи, а есть то, чего ты не можешь? Или твоё второе имя «Мистер Оригинальность»?! Порой у меня складывается ощущение, что ты с одного огромного прыжка можешь коснуться Луны?
Мы стояли посередине бескрайней водной пустыни. Шум океана делал момент незабываемым. Мне казалось, что я попал в огромную ракушку, которую мы обычно прикладываем к уху, чтобы услышать гул гигантских водных просторов.
‑ Ну, из тучи могу дождь выжать!..
После этой фразы я наклонил голову вниз и сильно заулыбался, что выдавало моё смущение. Ведь бесстыдным зазнайкой я никогда не был. Но как бы ни звучала пафосная, хвастливая фраза, где-то в глубине себя мне казалось, что я сейчас сказал правду.
‑ Нет! Нет, конечно. Я даже не смогу выпрыгнуть из нашей атмосферы. Меня или сожжёт в её плотных слоях, или я задохнусь без воздуха в безмолвном вакууме космоса. Мои возможности ограничены. Я не умею летать, просто получается немного контролировать инерцию своего тела в воздухе, где-то даже слегка зависать. За счёт своей силы я могу далеко прыгнуть, а потом парить. Порой, настраиваясь на правильное понимание себя в окружающем пространстве, без ложных вопросов к самому себе, без того, что я называю совокупной чехардой земных представлений, я могу честно говорить с собой, не внося в себя ложность пониманий. И тогда мне начинает казаться, что всё дело в пустоте. Лишь пустота имеет правду потому, что в ней ничего нет, и всё что произойдёт ‑ будет правдой. А так как нас окружает много пустоты, которую я вижу, мне удаётся совсем немного вносить в неё свою правоту. Но вот с луной я могу провернуть один фокус. Закрой глаза.
‑ Снова?!
‑ Да, давай! Не бойся!
‑ По-моему, ты меня обманываешь на счёт своих возможностей? Скромничаешь.
Её вопрос и короткая фраза были, скорее от того, что девушка не надеялась на то, чтобы чему-то удивиться.
‑ Опусти голову! Теперь открывай.
‑ О нет, нет! Но как! Боже, как светло! Дно видно как утром. Но как, скажи?
‑ Я просто вежливо попросил луну светить немного ярче, а она согласилась.
Мы рассмеялись. Вечер плавно перетекал в таинственную ночь. Мы находились там, где не ступала нога человека. Всё вокруг напоминало сказочный водный мир от авторов-фантастов.
‑ А теперь, только не бойся…
Мы медленно начали погружаться в перину этого великого Атлантического бассейна. Салли схватилась за меня, как за спасательный круг. Немного поныряв и выплеснув друг на друга эмоции счастья, вместе с брызгами океанской водицы мы не спеша остановились и задумались о том, что же вокруг нас происходит, какой же мир вокруг нас. Сейчас нас окружала свобода от повседневной суматохи, нам было просто хорошо, мы моментами всматривались друг в друга, а затем вновь переводили отрешённый взгляд на безмятежность океанской тиши. Салли сидела там, где обычно курсируют гигантские круизные лайнеры, перекрестив ноги, словно отдыхая на бортике бассейна. Она бессмысленно водила кистью по смиренно рассекающейся от её пальцев воде. Я же смотрел на неё из спокойного океана, опираясь руками на невидимый кусочек тверди, разбавленный привкусом соли.
‑ Уратмир, скажи, что это для тебя?
‑ Что именно?
‑ Всё, что с нами происходит, вся забавная отрешённость от бренной суеты и великолепие, радующее наши глаза, и то, что сейчас насыщает наши сердца радостью. Всё это?
‑ По-моему, это прекрасно.
‑ Да, да это прекрасно. Чересчур великолепно, чтобы быть похожим на правду.
Я видел томительную грусть в её прекрасных глазках, мне очень не хотелось, чтобы в этот миг нашей памяти ворвалось ироничное разочарование.
‑ Подожди немного.
Я тут же нырнул.
‑ Ты куда?!
Салли пыталась разглядеть меня в совершенно прозрачной глубине, но я двигался очень быстро для того, чтобы меня заметить. Через несколько минут она занервничала, но это было ни к чему. Оттолкнувшись от дна, я рвался из бездны к сладкому воздуху. С громким криком счастья, выпрыгнув из пучины вод, я взмыл к небесам. Через мгновение очутился уже рядом с Салли вместе со своей находкой.
‑ Смотри, это раковина!
Раскрыв её, мы обнаружили в ней небольшую жемчужину.
‑ Это мой подарок тебе, от чистого сердца, я рад, что встретил тебя. Жизнь подарила мне счастье в твоей улыбке. Пожалуйста, прими этот спонтанный, скромный и символичный подарок. Если сможешь, сохрани её как воспоминание об этом дне, а эти кусочки раковины мы вернём обратно в океан, это как раз то, что нам не нужно забирать отсюда. Эти половинки небольшой горести, скрытых недомолвок. Ты знаешь, Салли, я терпеть не могу слова, но всё же, если бы всё сейчас было бы по-другому, может быть, этот мир был бы только для нас. Но сейчас этот мир твой и мой.
Салли, держа маленькую драгоценность в двух сомкнутых ладонях, перевела взгляд на меня:
‑ Уратмир, закрой глаза. Доверься мне…
Закрыв глаза, я знал, что должно было произойти. Но самое страшное – мне очень хотелось, чтобы это случилось. Я боялся, что могу пожалеть об этом, запомнив этот поцелуй навсегда. А как потом смотреть в глаза Софии? После этого реквиема по несуществующему счастью, которое останется здесь навсегда, мы не сказали друг другу ни слова. Не понимая причин этих секунд вечности, каждый из нас думал о любви, которой не суждено было случиться.
Подъехав к гостинице, мы боялись посмотреть друг на друга. Я только и думал о той грани, где была та черта – та невовремя родившаяся любовь? Почему слова «если бы раньше» не стали синонимами упоительной любви сейчас.
‑ Салли, знаешь…
‑ Да! Что?!
Я и она сильно нервничали. Нам не за что было просить прощения и не перед кем. Наш порыв был искренним. Ни я, ни она не знали, что сказать. Между нами был барьер непонятно непреодолеваемый.
‑ Салли, я хотел сказать…
‑ Да! Что…
‑ Прекрасной ночи тебе…
Эти долгие паузы между словами скапливали невыносимую ношу, которую нам предстояло испить сполна.
‑Да… Спасибо…
Грусть вступала в свои права. Немыслимый крик счастья, нашего счастья, был всего лишь вымыслом этой ночи. У нас на этом свете было всё, но, но, но… Я вышел из машины, какая-то душераздирающая музыка сжимала моё сердце. Горечь на губах, солёная слеза, прокатившаяся по её задорной ямочке на щеке, говорили больше любых слов о том, что с нами произошло, ранив моё сердце навсегда.
‑Уратмир, подожди!
Я почти захлопнул дверь.
‑ Да!..
‑ Не оставляй меня… прошу, пожалуйста…
Я отвернулся… Её просящий взгляд был для меня дороже всего на свете. Она шмыгала носом, а я не знал, что делать. Всё это длилось доли секунды: я не верил себе, не доверял своим мыслям, был обманут самим собой и знал только одно, если задержусь ещё на секунду, то останусь в этой ночи навсегда.
‑ Не оставлю… Никогда!..
Кивнув и захлопнув дверь, следующие слова Салли я уже не услышал из-за своих терзаний.
‑ Любимый…
Я шёл по роскошной лестнице великолепной гостиницы и пытался понять, что же это за слово: «Навсегда». Только за этот год я чувствовал его манящий, искренний обман несколько раз. Мне было безумно больно. Всё моё тело было словно пропитано чувством горя от потери безусловно дорогого человека. Покидая её пленительный взгляд, яркий, насыщенный полнотой жизни образ и застенчивую улыбку, я уходил от несметного количества счастливых моментов порывов искренней страсти. Снова и снова понимая, как скоротечно это «навсегда», я смотрел в честную корневину этого понимания и ни капельки не верил в него. В номере меня ждал сюрприз. Вся моя тоска и вагон терзавших мою душу эмоций сразу растворились в сердитом лице Канцлера.
‑ Григорий Алексеевич! Вы? Здравствуйте. А что? А что? Вы здесь делаете?
‑ Проверяю ход операции…!
Канцлер был сильно напряжён, а мне ещё предстояло рассказать ему о своих заокеанских провалах, больше напоминающих похождения неудачника.
‑ Григорий Алексеевич, у меня столько информации, я даже не знаю с чего начать?
Но мои слова почему-то не сильно его интересовали. Обычно, любые мои фразы, даже о том, какие формулы интегралов бывают, вызывали неподдельный интерес. А тут! У меня действительно были важные сведения, но Канцлер был индифферентен. Его действительно что-то гложило.
‑ Напишешь рапорт. А сейчас, давай, быстро, собирайся!
Не зная источника такого нейтрального отношения к моей персоне, я попытался зацепить его.
‑ Григорий Алексеевич, я потерял маску на задании и порвал костюм и ещё вместе с жёстким диском у меня оказались драгоценности из сейфа.
После этих слов я ожидал буйство эмоций и большой разнос. Но Канцлер молча стоял возле балкона и заглядывал за играющую на ветру шёлковую занавеску.
‑ Григорий Алексеевич, да вот, ещё одно, забыл сказать, у меня на задании был собственный телефон, который украла воровка.
Решив, что это чересур, я тут же немножечко реабилитировался:
‑ Но я нашёл разбойницу и знаю, где она сейчас.
‑ Уратмир, я же сказал, напишешь рапорт!
‑ А ещё я подружился с объектом, а ещё я попал в ловушку, да, и Салли Ларгос всё-таки меня видела.
И тут, наконец, Канцлер с выдохом развернулся ко мне.
‑ Уратмир, для меня не секрет, что ты самый умелый агент, чем ты меня хочешь удивить? Я и так всё знаю: и то, как ты посредине Атлантического океана удивлял девушку фантастическими трюками; и то, что ты вчера ночью сражался с неизвестными существами, которые, как тебе казалось, чуть не убили тебя; я знаю и кто такая Аннабэлль Евалион, которая водила тебя за нос. А сейчас, ты можешь побыстрее одеваться? Живей!
Такое откровение Канцлера поразило меня. Складывалось мнение, что РВБМХ играет в какую-то свою игру, где все вокруг просто пешки, играющие свои роли по уже давно написанным сценариям. Но они часто забывали, что без шахматной доски все фигуры равны. Наверное, именно это сейчас тревожило Канцлера. Я очень хотел увидеть Салли, для меня это было необходимо, нельзя вот так взять и просто уехать, оставив массу недомолвок.
‑ Сэр, но в чём дело? Ведь у меня ещё сутки, на отдых.
‑ А у Земли их пять! Уратмир, сейчас не то время, чтобы упираться. Сделай, как я тебе говорю. Пойми, планета и её мир в серьёзной опасности.
‑ Пять дней? Планета?!
‑ Да, планета! Все мы! Я буду ждать внизу. У тебя две минуты, и не надо бежать к этой красивой молодой зазнобе. Пожалуйста, не делай больше глупостей. Поверь, сейчас любая твоя ошибка может стать роковой и теперь уже для нас всех.
Канцлер, обуреваемый неспецифическим для себя испугом, отправился вниз. В тот момент я ещё не понимал, какая беда почтила своим присутствием наш хрупкий шарик.
Престольный Град, эти же сутки.
‑ Григорий Алексеевич, мы что, едем в Кром?
Канцлер всю дорогу молчал, его мысли были совсем в другом месте. Изменяющиеся пейзажи внутри стен Крома давали понять, что меня ведут к Президенту. От этого почему-то становилось не по себе. Видимо, ситуация была критической. В голове крутилась масса ситуаций, которые могли произойти, и где я мог быть нужен: от кражи террористами ядерного вооружения до контакта с инопланетянами – второе было обусловлено излишеством просмотров фантастических боевиков, но эти мысли хотя бы немного веселили меня. Мы шли по каким-то странным коридорам центра нашей столицы, сначала спускались по древним лестницам князей, царей, императоров, генсеков, потом мы шли уже по каким-то современным порожкам. Я чувствовал величие этих стен, коридоры были насыщены энергией громадных возможностей, судьбоносных решений, интриг, переворотов, было понятно: здесь вершились судьбы народов. Подойдя к какому-то лифту, я не сдержался и спросил: «Владимир Дмитриевич, что же всё-таки происходит?».
Чрезвычайно большой лифт, совершенно не соответствующий входной двери, с невероятной скоростью помчался вниз. Складывалось впечатление, что мы продвигаемся на другую сторону планеты или, как минимум, к её ядру. Наконец, он остановился, маленькие двери отворились, и моему взору открылся огромный, прекрасный, светлый коридор, выполненный в необычном стиле. Стены сияли сизым светом, высота полукруглых сводов была невообразима, человек напоминал тут муравья в готическом соборе. Странно, мне почему-то казалось, что мы находились не под землёй. Я вступал на синию, явно нерукотворного, скорее всего, внеземного производства дорожку, напоминающую бархатный ковёр. У меня был только один вопрос: «Кто мог сшить такое?». Не теряя ни минуты, чтобы полюбоваться этим архитектурным чудом, мы очень быстро следовали к таким же изумительно сказочным воротам, на створах которых была изображена какая-то серебряная девушка. По обеим сторонам коридора стояли удивительной красоты статуи, напоминающие людей, но с золотистой кожей. Именно кожу старательно пытался передать скульптор. Головы чудесных золотых людей венчали большие куполообразные короны, а тела были облечены в длинные тоги, свисающие даже с постаментов. Казалось, что они величественно, будто карающе смотрят на проходящих мимо. Странно, но при всей горделивости и золотистости глаза их были глубоко черны. Такой естественный взор явно оживлял величественные статуи. Подойдя ближе к вратам, я разглядел серебряную девушку. На правом створе она держала в руках какую-то галактику, а на другом ‑ она стояла напротив нашего земного шара. Но тут мне было кое-что непонятно: наша планета была окружена несколькими естественными спутниками. Либо это были глюки великого строителя, либо эта девушка и была великим архитектором. Её глаза были золотыми. Ворота отворились, и мы вошли в большой тёмно-зелёный зал, где вокруг овального молочного и чёрного шахматного стола разместилась вся верхушка РВБМХ и Президент. Генерал-аншеф остановился возле пустого кресла и попросил меня, обойдя стол, подойти к Президенту, кресло которого было немного поодаль от стола и заметно возвышалось над остальными. Он находился будто в ложе и напоминал достопочтенного мастера, сидящего в своём храме. Подходя к задумчивому Президенту, я услышал громкий голос великого Канцлера. Это тут же остановило меня в двух шагах от нашего руководителя.
‑ Прошу приветствовать Регента третьего рода, Александра Александровича мира совершенного, целого, тридцать третьего, Божьей Волей Мир Хранящего. Храни Боже!
После этого мне стало совсем не по себе. Я почувствовал свою персону частью чего-то большего, чем просто агент странной организации, но всё происходящее не меняло внутренних убеждений. Поднявшись из кресла, президент произнёс: «Уратмир, ты сейчас видишь то, что не должен, поэтому ты сейчас узнаешь, то, что избавит тебя от этого долга. Действительный тайный советник, прошу Вас, введите в курс дела этого молодого человека».
‑ Уратмир, мы те, кто хранит благодатный, святой огонь в наших сердцах. Вся наша жизнь посвящена служению. Мы отвечаем за жизни наших братьев и за всех людей. Наша главная цель – «Сияние». Мы боремся с бесформенностью, свитой до природы. Святой свет сходит отсюда, он поднимается в наше принятие и заполняет весь мир.
Мне никак не удавалось понять, что хочет сказать Действительный Тайный Советник, но я внимательно слушал, пытался сделать лицо поумнее. Больше всего удивляло то, как святой свет может сходить из-под земли. Видя моё недоумение, Президент прервал рассказ и предложил подойти немного ближе к нему жестом руки, концентрируя внимание.
‑ Посмотри на восток.
Уж не знаю, насколько там можно было определить стороны света, но я смотрел по направлению его пятерни. На стене висел огромный экран, на котором шла запись пресмыкающегося Глацентриана. Естественно, я воспринял сообщение как шутку, но окружающая обстановка не позволяла мне улыбаться. После просмотра видео действительный тайный советник снова заговорил:
‑ Уратмир, у нас нет времени подробно объясняться о том, где ты находишься, кто мы, кто ты? Нас вынудили обстоятельства показать тебе то, что может тебя смутить и не вжиться в твоё сформированное понимания мира. Скажу лишь одно: для нас наивысшая ценность ‑ это человеческая жизнь, а ты должен осознать свою ответственность перед миром. Понял?..
‑ А! Ну, так бы и сказали, что это постановка. Понятно! Да и не надо было так заморачиваться, мистики наводить, а то, наверное, много денег потратили, такое-то сделать! Честно, у вас получилось меня зацепить. Даже мурашки пробежали. Всё как по-настоящему. Слова такие странные. Да мы, наверное, и не на глубине вообще. А я то думаю, что у меня то чувства кричат от недоумения? Откуда под землёй мир? Ну не может же земля быть полой? Ну, уморили! Молодцы, удалось обмануть меня. Ха, прямо на лифте внутрь! Ну да. Ну, слава Богу, а то думал с ума сошёл…
‑ Уратмир, хватит! Земля не первый раз стоит на пороге вселенского турнира. Последний был четырнадцать тысяч лет назад. Девушка, которую ты видел на воротах «Мира-вскрытия», зовут Эльио-кхим, она была предпоследним воином, защищавшим наш очаг, орошаемый небесным дождём…
‑ Да, а кто же последний?!
‑ Ты, и надеюсь, что крайний, а не последний!
Все посмотрели на меня, будто я им был должен. Вот теперь я понял силу прецедента.
‑ Александр Александрович, друзья, я, конечно, рад такой чести и ответственности, но, наверное, я откажусь.
‑ Уратмир, у тебя нет права отказываться. Наша планета боролась за право выжить много миллионов лет.
‑ Что? Простите, господин Президент, но вы сейчас имеете ввиду мезозойскую эру динозавров?!
‑ Наша планета много пережила: войны, заговоры, упадки, подъёмы, страх, радость, правду, ложь, мы истребляли друг друга до основания, очень много раз – всё это было с нами. Скорее всего, Земля учавствовала в турнирах много раз, но, к сожалению, мы о них почти ничего не знаем. И только о двух прапрабитвах мы знаем лишь то, что они закончились не совсем удачно, и нашим далёким предкам пришлось выбирать себе протекторат из первородных, для которых существа Земли были низшими и недостойными особями. Та красивая молодая девушка, которую ты видел на вратах, подарила человеку свободу и радостную возможность свято чтить память о прошлом. Она победила в трёх боях, прославив расу серебряного человека и обеспечив абсолютную свободу земному миру.
‑ А кто эти? Ну, статуи золотые там стоят.
‑ Это первородные боги, правившие золотым человеком. Как нам известно, цикл их правления являлся чрезвычайно долгим, очевидно, это было связано со статусом вселенского турнира, в котором могла выступать Земля.
‑ Простите, статус?!
‑ Мы не знаем точно, что, кто и как? Но жившие на этой планете были нашими предками. Плохо ли, хорошо ли, но им удалось сохранить будущее развитие человека. Мы понимаем только то, что знаем, поэтому и разговариваем с тобой. Правление первородных «белого мира Аквиума» было выбрано шафрановым предком после двух побед канареечного воина. Правили они здесь около ста тысячи лет.
‑ Но, Вы же сказали, что с момента победы Эльио-кхим прошло четырнадцать тысяч лет?
‑ Вот именно поэтому нам известно, что земляне держат удар уже много миллионов лет и с каждым отбитым турниром статус Земли возрастает, и наша планета становится участницей особого уровня, где разыгрываются равноценные награды. Как мы понимаем, таких планет, как наша, очень мало и для организаторов всё сложнее подобрать достойный для нас турнир и приз. Эти сложные правила, якобы, должны приводить миры к полной свободе и равенству во Вселенной. Этакий беспристрастный шанс длиною в отвесную лестницу.
‑ Слушайте, всё это очень сложно и непонятно, а зачем нам вообще нужно учувствовать там?!
‑ Известно, что это компромиссное соглашение, преодолевающее разделение вселенского мира, между «белыми» и «чёрными» первородными.
‑ Я не понял. Если у нас правили «белые» первородные, то почему они изображены золотыми, безэмоциональными и с чёрными глазами?
‑ Когда шафрановый человек выбирал себе протекторат, он видел первородных Аквиума в этом цвете. Потом люди сполна поняли, что представления о добре у выбранных управляющих совсем другие. Их добро ничего не имеет общего с нашим, и как потом оказалось, эти первородные видели шафранового человека в цвете грязи. Это и отобразилось в их взоре.
‑ Послушайте, а если я не справлюсь?!
‑ У тебя нет на это права. Над нами уже много-много времени сгущались тучи. Только время не имеет конца, так как у него нет начала. После всего останется только оно и не важно, долгим оно будет или коротким, но оно будет. Попадаясь и не попадаясь на уловки алчных, высокомерных, холодных, презирающих, строгих первородных, мы всё-таки устояли. Вся их честность, правильность, чистота, кристальность – это лишь маска их интриг и интересов. Главное для лучезарных кумиров – своя первородность. Они с остервенением трепетно гордятся ею и готовы убить любого за своего. Ничто не прощая, они играют мирами, как мы в шахматы. Время для них идёт в другую сторону. Серебряный человек подарил нам глоток свободы, ты должен сделать то-же самое. Дай шанс нашему человеку стать золотым в глазах всей этой несправедливости.
Артакрил, Храм Рождения. Трое земных суток до турнира.
‑ Зимайн, я не понимаю твоей целеустремлённости выступить в турнире.
‑ Великий Отец Генрорд, первородные уже довольно давно не принимали участия в состязаниях, а если и выступали, то только там, где был важный приз и сильные позиции. Мне досконально известно, что именно в этом событии будет выступать Шаур.
Генрорд стоял на воздушном мостике и величественно смотрел по сторонам.
‑ Знаешь, Зимайн, Шаур могучий воин. Я понимаю, ты давно ждал встречи с ним, но у меня нет уверенности в том, что ты победишь его, а позорного отказа от боя тебе не простят. Наша Вселенная стремительно изменилась, если то огромное количество времени, вообще, можно соразмерить со стремительностью. Когда в начале времён с таким трудом был заключён мир с «Чёрными богами», мы ждали чего-то нового, чего-то стабильного и великого. Сейчас же для большинства вселенских созданий мы являемся чем-то мифическим. Любое наше появление потрясает воображение.
Перебив Генрорда, молодой Зимайн сказал:
‑ Великий Отец, так и должно быть. Нечего этим недостойным даже видеть Вас. Эти обыкновенные взгляды отребья просто унижают Ваше величие!
Генрорд искоса, с глубиной мысли, посмотрел на молодого первородного, одобрительно прикрывая глаза. И ничуть не удивляясь, продолжил:
‑ И именно сейчас ты хочешь потешить самолюбие этих полукровок. Пустяковые и непонятные создания уже четыре вселенских года и шестьдесят месяцев творят жалкое подобие мира. Мерзко копошатся, плетут интриги, пытаются заработать наше расположение, чтобы использовать его в диких играх на просторах космического масштаба. А ещё хуже то, что многие из них начинают считать себя равными нам и, горделиво, своими писклявыми голосочками, пытаются заявить об этом. На самом деле сейчас идёт безжалостная война, спрятанная под маску бесславных правил наших же негласных законов, которые мы с «Чёрными богами» произнесли. Но всё это лишь оправдание.
Царствующий отец будто заговорился и погрузился в себя. Он словно не мог объять то, что понимал. Даже для него это была неподъёмная ноша:
‑ Но отец! Генрорд, он убил моего брата, я не могу не отомстить!..
‑ Дослушай, пожалуйста. Ты молод и горяч. Послушай… После того как погибли три величайших существа, которых больше никогда не будет, мы потеряли возможность вернуться к истоку и стали развиваться, всё дальше и дальше отходя от изначального. Стоя на пороге гибели, мы получили шанс жить, но, как ни странно, именно в тот момент мы ближе всего подошли к пониманию мысли Инродверга. Погиб, канул, испарился, опустел, иссяк, мы точно не знаем, но его не стало ‑ этот Апокалипсис покинул нашу «явь», нашу твердь, он покинул все плоскости понимания. В тот момент, в такой внезапный «миг» вирус Апокалипсиса исчез там же, где его и не могло быть. Нас одурманивало счастье, радость была настолько великой, что два первородных мира, «белый» и «чёрный», договорились о перемирии. Казалось, наконец-то, безумному пролитию бесценной первородной «сути-плазмы» пришёл конец.
Но довольно скоро появилось понимание того, что Апокалипсис всё-таки оставил упоминание о себе, дав возможность вкрасться новым безумным мирам, мерзким презренным созданиям, наделённым не только жизнью, но и частичкой мира, созданного Инродвергом. Они множились с невероятной скоростью и заявляли о праве на жизнь в этом чертоге. Позволив им существовать в нашей Вселенной, с помощью турниров мы стали жёстко биться между собой за возможность управлять этими никчёмными ошибками, поражёнными программными продуктами нашей системы. А мироздание всё-таки уже было отравлено. Гоняясь за властью над этими «вариациями совокупных признаков», мы всё дальше и дальше удалялись от истока. Первое время, захватывая территории, овладевая ресурсами, энергиями недо-существ, мы беспощадно высасывали их суть. Наш разум был увлечён дипломатией. Занимаясь стратегированием, хвастались количеством порабощённых миров и собранной энергией. Беспредельно радуясь строительству новых коридоров мышления, поражённых сугубо неправильными просторами познания, мы тут же подчиняли и использовали их в своих нуждах. Бесформенность нашла своё отклонение в разновидности этих размытых попыток найти позиции, которые должны ужиться в симбиозе осмысления себя, окружающих, и в целом, всего, с чем она соприкасается.
Пришёл момент, когда убогих миров стало слишком много и контролировать это стало невозможно. К нам пришло осознание того, что дети хаоса подросли и перестали беспрекословно подчиняться приказам. В большинстве уголков Вселенной Великого Разума Инродверга не видевшие нас слепцы всё-таки знали и о силе первородных. Некоторые ущербные миры были уже хорошо развиты и стали думать, что могут вершить свою судьбу самостоятельно. Конечно, эти первые попытки полукровок стать независимыми от тех, кто уже не являлся истоком, были объяснимы. Ну, зачем подчиняться тем, кто не может дать Великого понимания Инродверга? Зачем унижаться перед скрывающими правду, абсолютно не богами? Да и как можно доверять тем, кто их считает недосозданиями? Зачем служить, если можно постараться убить? Они же видели на турнирах, как первородные яростно убивали подобных себе. Произошло то, что произошло. Мы всей своей мощью обрушились на несколько таких взбунтовавшихся ошибочно народившихся существ.
Наша ярость была велика. Первородные уничтожали и истребляли непокорных так, что вся Вселенная слышала это. Весь бесконечный мир Инродверга осознал, что чистопородные всего лишь избалованные дети в мире, созданном самим всегранным разумом. Великая сила и бесконечность «начала» стали нашими игрушками. Вечная жизнь не давала возможности повзрослеть, обрекая нас быть постоянными детьми отца Инродверга. В тот момент мы сделали то, что сделали, навсегда изменив всё сущее как для первородных, так и недосуществ. Этот момент был переломным. Первоисток нашей сути был утерян навсегда. И самое главное, весь огромный, необъятный, но вирусованный космический континуум тоже понял это.
Погибнув, отголосок Апокалипсиса всё же нанёс отчаянно губительный удар. Прямой контроль отсутствовал. Пришлось принимать меры для защиты первородных городов, планет и знаний. Нам удалось отстоять право на «негласные законы», удерживая страх перед собой и перед нашим словом. Конечно, страх ‑ это не уважение. Постаравшись исчезнуть из жизни недосуществ, осуществляя теневое управление по принципу «разделяй и властвуй», нам кое-что удалось. Как оказалось, это есть наилучший способ управления в стремительно растущей Вселенной. Мы дали им свободу, но с нашими правилами. Только у нас осталось «право» на «право»; владея словом, мы сохранили волю на обоснованное сомнение. Новые поколения «обделённых рядом вариационных признаков» были втянуты в идеи полярных миров. Принцип закономерности явлений легко впитался в вынужденность такой технологии жизни, она стала для них зависимостью. Немного осквернив себя и сказав о том, что они тоже относятся к нашим этносам, первородные выгадали себе гениальный рычаг властного положения, тем самым создав иерархию призрачной правды. Как ни странно, но эта эфемерная свобода и наши инстинкты безжалостной ненависти друг к другу пришлись им по вкусу. В этом плане обделённые существа даже превзошли нас, осуществляя яростную борьбу за идеи и веря в то, чего не существовало, пытались понять бессмыслицу. Массы новых миров, заражённых вирусом, нашли пустой смысл инстинктов, и это было прекрасно. Они считают этот турнир очень справедливым и безукоризненно следуют его идеям, создавая альянсы миров, вселенские советы общения, торговые конфедерации, армии для контроля интересов, придуманных инстинктивным желанием, нашим желанием уничтожить друг друга. Под громкие овации и нескрываемый смех, под абсурдность великих целей первородные молчаливо разрешили недоотродью пользоваться мнимыми свободами ‑ идей выбора только в исключительных случаях…
Время шло, чёткие законы и стороны дробились на более мелкие. Этот удобный бесконечный процесс продолжается и приводит этих изменяемых особей к полной потере цели, которой, по насмешливому замыслу Вселенной, у них и не могло быть изначально. Мы даже почувствовали себя спасителями, дающими цель, хотя и неизначальную, но обеспечивающую защиту от бессмыслия смерти вокруг. Вирус Апокалипсиса убивал бы недосуществ в момент перехода на осознанный уровень вселенского существования. Хотя, по большому счёту, чтобы понравиться нам, этим грязнопородным нужно просто исчезнуть. И именно сейчас ты хочешь явить себя, этим вконец потерянным, алчным, играющим в добро и зло тварям заблудшим. Они уже давно плетут свои собственные интриги, собирают силы и энергии, которыми никогда не смогут воспользоваться. Разыгрывают жизни новорождённых, таких же как и они, миров. Возвышаются и опускаются, считают себя великими, делают себе структурные расслоения. Ведут себя, как боги, перед такими же как они. И теперь ты хочешь явить свой величайший первородный вздох на потеху этим ничтожным..?
‑ Царствующий Отец, это не просто обычный турнир. На нём будет разыгрываться бесценный и в то же время странный приз.
‑ Не смеши меня, Зимайн, смеяться в этом священном месте нехорошо. Приз! Какой?..
‑ Кольцо Дэмо…! ‑ сказав это, великий молодой первородный, затаясь, выдохнул. ‑ Одно из колец Дэмо. Недаром в этом турнире выступит Шаур, он хочет завладеть им!..
‑ То есть, ты хочешь сказать, что это кольцо силы мира Гадвила. Зимайн! Не смей прятать свои корыстные интересы за именем того, из-за которого мы здесь стоим. Этого просто не может быть! Такие сенсации с упоминанием этого имени я слышал довольно давно. К сожалению, всё, что касается «Величайшего Упомянутого», было уничтожено в том месте, куда нет дороги, но туда может дойти каждый…
‑ Ещё раз простите меня, первородный Генрорд, но вы, первые Отцы, уже довольно далеко отошли и от политики, и от тех страстей, которые происходят, а мы ‑ новое молодое поколение, сейчас продолжаем ваше дело. Ещё раз извините. Во славу Вас мы живём. Всё, что мы делаем, направлено только на продолжение вашего чистейшего величия. Воистину мы пытаемся сохранить наш исток. Мы, молодые новорождённые, с вашего позволения пытаемся контролировать процессы, происходящие во Вселенной, в этом мире недосуществ. Сейчас нам необходимо сохранить вашу скрытность и обеспечить исполнение установленных законов, мы стараемся не допустить массового объединения этих не чистых.
‑ Зимайн, поверь, этот мир уже никто не контролирует. Им просто движет возможность получить ответ, которого нет!
Зимайн глубоко уважал великих первородных Отцов, но уже довольно давно именно новое поколение первородных как «белого мира», так и «чёрного», вели понуждающие бескомпромиссные игры в глобальной Вселенной. Эти молодые чистоплотные жаждали «сути-плазмы» своих вечных оппонентов, поэтому не разделяли мнения меньшинства древнейших, во главе с пятью Праотцами.
‑ Ваша правда, Отец. Мы, конечно, не знаем, откуда у гильдий торговцев появилось это кольцо, но достоверно известно, что «чёрный мир» Гадвила, несомненно, стремится заполучить его, как и многие другие сильные существа из древних миров первых рождений. На это событие слетаются все, слухи ходят уже по всей Вселенной и это не просто так. Говорят, что принц Рэдивал напрямую интересуется этим вопросом и заявляет о своих правах на интересную планету в одной из галактик на отшибе Вселенной.
‑ Что за планета?!
‑ Много мне о ней неизвестно, знаю только, что местные жители произносят её «Земля». Также эти люди очень храбры и мужествены. У них получается защищать свою планету уже довольно давно. Я не знаю ни одной другой такой планеты. Кстати, очень странно, ведь это сравнительно молодая планета, её жители очень хрупкие создания, можно сказать, что они больше забавные, чем ужасные. Совершенно не понятно, как они выдержали такое количество турниров. Зная извечные правила боёв, мы понимаем, что никто из представителей полукровных уровней не может устоять больше двух раз. Хотя и это не важно! Самое главное, мы не должны допустить, чтобы Шаур или кто-нибудь из «чёрного мира» завладел кольцом. Царствующий Отец, мы росли на понимании того, что энергия силы не может умереть, значит, у нас есть шанс, найти силу величайших и овладеть ею.
‑ Земля говоришь?.. Странно… ‑ Генрорд на секунду задумался и пристально посмотрел вперёд, затем продолжил:
‑ Зимайн, их сила не исчезла, ей некуда исчезать. Но, не так давно стало понятно, что наша Вселенная ‑ это вечный двигатель её производства. Да, таких могущественных существ уже не будет, но их энергия уже не так велика, как в изначальный период. Мальчик мой, ты пришёл просить совета, а не ждать приказа, так вот, я скажу тебе так: если бы существовало нечто, могущее делать всё, то оно было бы таким, которое не делает ничего. Только дурак сможет быть настолько умным, чтобы быть тем, который смог бы всё…
Зимайн совершенно ничего не понял, но знал что эти слова, были произнесены великим Отцом, а значит, имели смысл.
Прапланета бушующих вулканов Дригмар. Этот пепельный мир неистовствовал от жажды боли. Дворец тёмного Бога Адвирга.
‑ Принц Рэдивал, кольцо будет нашим, я обещаю, оно никогда не достанется «белому миру».
‑ Шаур, мой верный сын, лучший воин, ты должен понимать, насколько всё серьёзно!..
Восседавший на троне родителя, Рэдивал безумным тоном пугал даже Шаура. Его тяжёлый металлический гортанный рёв был громок и невероятно чувствителен для понимания.
‑ Мой Принц, поражённым и живым Вы меня не увидите!..
‑ Шаур, война во Вселенной никогда не прекращалась. Наши «Чёрные боги» и, в частности мой отец Гадвил, невероятно силён и могуч. Но он, как и его братья, дают слабину, согласившись довольно давно с лживой честностью и пустыми обещаниями «Белых отцов». Мы не должны поддаваться на льстивые заверения! Молодые первородные – последняя опора «чёрного мира». Ваше поколение ещё не одурманилось сладкими песнями о вечном перемирии. Как только прольётся первая невинная «плазма-сути» наших братьев, мы вступим в последний бой с извечным врагом и победим раз и навсегда. Но пока нужно подготовиться к этой победе, дыбы не пролить «первородную суть» впустую. Наша естество ‑ гнев, наша сила ‑ злость, наш смысл ‑ ненависть, наше выживание ‑ это первородный инстинкт, рвать, уничтожать, порабощать, ненавидеть. Останутся только те, кто успеет упасть перед нами на колени. Шаур, обязательно необходимо уничтожить всех. В первую очередь должны прекратить существование заражённые недосущества, которые уже довольно давно с нашего попустительства чувствуют себя вальяжно. Некоторые из них даже стали думать, что могут быть равными нам. Это омерзительно!.. Сейчас подошёл судьбоносный момент. Ты должен помнить, что это наш шанс овладеть кольцом Дэмо. Потом оно поможет найти все остальные и, наконец-то, поставить всех на колени рабства. Кольцо появилось именно сейчас, в этот самый судный момент, когда вместе с нами окрепшее молодое поколение первородных сынов семи этносов…
‑ Мой принц, я не подведу!..
‑ Шаур, не забывай, если ты выиграешь, мы овладеем восьмью мирами и один из них будет Земля. Эти мерзкие непокорные люди посмели убить трёх моих первородных воинов. Не понимаю, как им удалось это сделать? Ну да ладно, не важно!.. Даже если это сделал какой-нибудь «белый чистопородный», то это усугубляет ситуацию в нашу пользу ‑ мой гнев будет ещё безжалостней. Надо отдать им должное, ведь после стольких удачных турниров в их пользу, они являются центром развязки энергии их галактики, имея законные права на все ресурсы этой системы.
В этот момент на лице «Чёрного Принца» промелькнула какая-то хитрая мысль.
‑ Они даже не знают об этом, ‑ он опять усмехнулся. – Ну, как на такой важной планете могут жить такие смешные существа? В этот раз они не смогут устоять. Мы сделали всё, дабы как можно сильнее нагрузить их местными распрями и кажется, нам это полностью удалось!
‑ Рэдивал, но они могут выиграть два боя и выбрать себе протектора ещё на один цикл, а если им удастся выиграть три боя, то и вообще, целый новый цикл будут опять мирно сосуществовать.
Смех сидящего на троне живого полузверя с огромными пылающими рогами был ужасен.
‑ Они не смогут выиграть даже один бой. Я уже давно договорился с торговыми гильдиями самых больших и алчных конфедераций, пообещав им все ресурсы этой галактики и свою защиту, если это вскроется. Что может дать безнаказанность и грязное чувство желания овладеть и забрать? Эти алчные и бессовестные торговцы мигом купили все протоколы игр. Так что, у наших милых, отважных, гордых и смелых людей нет ни малейшего шанса выжить!
Земля, Индостан, Дели. Экстренный совет Мирового сообщества. Идёт довольно живое обсуждение тяжёлого, важного жизнеспасающего вопроса выживания человечества.
‑ Господа, господа, послушайте… Ведь это не правила, а некий ультиматум. Тут нет чётких определений! ‑ нервно пытался докричаться до всех премьер Пятой республики.
‑ А может, ответить отказом? Зачем нам вообще играть по правилам? Очевидно, что для нас они проигрышные? Да кто это вообще такие? Что вообще, известно об этих торговых гильдиях? Кто они? Цари, боги? Кто дал им право вершить судьбы?.. Мы сможем дать им отпор! Мы земляне!.. Мы можем объединиться, и тогда сам чёрт нам не страшен! Друзья, братья… Мы сейчас наблюдаем только один какой-то, пусть и большой, корабль, но мне кажется, мы можем победить их…
Я стоял в зале с Владимиром Дмитриевичем среди немногочисленных делегаций других стран. Речь незнакомого Президента мне очень понравилась. Он был решителен и не хотел играть не по каким-то внешним и чуждым правилам. Но я также помнил и тех, кто так легко выбивал из меня дух. Тут взял слово наш руководитель.
‑ Друзья, некоторые из нас знают, что этот корабль, который находится в пределах солнечной системы, ‑ ничто по сравнению с теми силами, которыми обладают вселенские конфедерации. Теперь для нас уже не секрет, что мы не одни, в бесконечном универсуме с нами соседствуют несчётное количество различных разумных форм жизни. Но и этот маленький, по меркам космоса, корабль может вмиг уничтожить наше Солнце, а вместе с ним неминуемо погибнет всё самое дорогое для нас ‑ воздух, голубое небо и океаны, и бескрайние луга, и, в конце концов, мы сами. Поверьте, Земля уже не первый раз стоит на пороге такого события. Всю сознательную жизнь наша планета противостояла этим угрозам. Сейчас у многих из вас произнесённые мною слова вызовут недоумение, всё, что я скажу ‑ это чистая правда и некоторые главы государств меня поймут. Не судите нас строго, ведь мы все всегда что-то друг от друга скрывали, но это никак не было связано с корыстным умыслом. Мы умалчивали немного более глубокую историю нашей планеты. Объясняется это старанием уберечь людей от разочарования в своём существовании, боясь, что вы, наши братья, не захотите плодотворно жить, быть искренними, любить, зная о дамокловом мече, очень давно весящем над нами.
Приходились и периоды, когда наши предки должны были подчиняться тем, кто считал нас заражённым телом, которое можно вылечить, только заменив его на другой организм. Волна ненависти в ваших сердцах могла погубить всех нас. Бессилие, бесцельность и лживое обвинение нас в грязнокровии исчерпало бы нашу суть, направляя по ложной дороге к пустой и бессмысленной смерти. Мы сами несли это понимание, взяв груз ненависти к ним на себя. Мы кротко терпели ту жёсткость, которая продолжается и сейчас. А теперь представьте, что эти неведомые существа, такие великие и могущественные, следующие непонятным для нас правилам, действуя тайно, умудряются ловко манипулировать нами и настраивать друг на друга, создавая по крупицам этот безумный мир. Конечно, с невероятным трудом мы смогли сохранить наши светлые ценности, такие как: любовь, мудрость, честь, достоинство, благородство, помощь ближнему. Если мы откажемся принимать участие в их игрищах, тогда им уже не понадобится тайно манипулировать из-за кулисья. Развязав им руки, у них будут все основаниях для уничтожения земного мира. Наш организм будет заменён другим. Давайте не будем пользоваться наивысшей глупостью и доказывать убийце ‑ что он убийца…
Речь Президента Российской Конфедерации была сложной, и больше напоминала попытку изъяснить необъяснимое. Но, как ни странно, его все понимали. Разговор перешёл в конструктивное русло и стал жарким. Все пытались понять, кто этот адекватный соперник, по каким критериям подбирались противники и участники. Наверное, в этом и таилась главная опасность.
Потихоньку все сошлись во мнении, что от Земли должен выступать самый сильный, ловкий, уравновешенный, достойный. Человеку требовалось быть вооружённым передовыми продвинутыми земными технологиями, а самое главное, ‑ понимающим свою ответственность.
Вот то-то и оно… Именно в такие моменты я понимал, что точно не тяну на эту роль. После двухчасовых споров было принято решение ‑ к вечеру провести мини-турнир для всех, кого можно было выставить от землян. Этакий смотр возможностей должен был помочь человечеству определить избранного. В это миг, молчавший на протяжении всего обсуждения, Владимир Дмитриевич оживился.
‑ Всё, пойдём, твоё время настанет вечером. Больше тебе и мне здесь нечего слушать. Двигай…
Он взял меня под руку и мы отправились в дипломатическую резиденцию нашего государства. Там нас ожидали напряжённый Канцлер, министр иностранных дел и ещё несколько переживающих высокопоставленных чиновников. Никто ни с кем не разговаривал, все были скованы, погружены в свои мысли. В воздухе повисло тяжёлое ожидание Президента и премьера, продолжающих участие в заседании. Спустя некоторое время, в зал резиденции вошли изрядно попотевшие и понервничавшие высшие чины отечества. Вскочив со своих мест и преданно всматриваясь в обремененных властью, мы ждали указаний. Но к пограничному удивлению присутствующих, Президент и премьер подошли к столу и налили себе воды, не издав ни звука. После этого Александр Александрович сел на диван, стоящий рядом со стеклянным столиком, а упарившийся Григорий Анатольевич подошёл к окну и открыл одну створку. В зал ворвался освежающий ветерок. Мы по-прежнему стояли в напряжении. Президент, выдержав мхатовскую паузу, с надутыми щеками, наконец, произнёс:
‑ Уратмир, ты готов?!..
‑ Конечно, господин Президент…
‑ Это хорошо. Через два часа мы отправляемся на полигон. Может, тебе что-нибудь нужно?
‑ Нет, Александр Александрович, ничего не нужно…
‑ Ну, я подумал, может быть, какую-нибудь высокотехнологичную броню или маску с тепловизором? Ну, что там у нас ещё есть, а-а-а, министр обороны?!..
Замешкавшийся министр быстро пришёл в себя и начал с трудом суетливо бормотать что-то невнятное.
‑ Господин Президент, у нас есть, пусть и на стадии создания, но уже очень эффективный экземпляр экзо-скелета, есть мощный лазер. Нам удалось уместить в небольшой портфель целый термоядерный реактор, ну, точнее, он теперь размером с пенал, ‑ после этих слов министр начал непонятно смеяться, но никто не оценил его шутки.
‑ Господин Президент, у нас, как вы знаете…
И тут высокопоставленный чиновник начал совсем тихо шептать, низко наклонившись к самому уху Президента, делая это, наверное, из-за секретности, которая через край лезла из министра обороны. Не оценив лепета Дмитрия Григорьевича, его тут же громко перебил премьер, охлаждавшийся возле окна.
‑ Дмитрий Григорьевич, да что вы мямлите? Вы что думаете, Вас могут услышать?! Сейчас мы все должны положить лучшие наши знания на общий алтарь победы! Хватит лебезить! Говорите, чтобы все слышали!..
‑ Слушаюсь! Мы можем посадить его в объект КМ-38 ‑ это наши сверхсекретные летательные аппараты. Мы уже довольно давно исследуем на них дальние дали. Президент и Вы знаете о невероятных свойствах металла, из которого собраны эти перспективные изделия, о возможности преодоления гравитации и о вечности эксплуатации. Господин Президент, мы прямо сейчас можем нанести сокрушительный удар по кораблю неприятеля!..
Заговаривающегося Министра обороны опять перебил премьер.
‑ Дмитрий Григорьевич, ну, прекратите выдвигать свои идеи. Говорите только о том, что Вас спрашивают…
Видя накаляющуюся обстановку и неподготовленность министра к докладу по этому вопросу, я осмелился вмешаться, так как сомнительные речи Дмитрия Григорьевича не содержали в себе никакой пользы.
‑ Александр Александрович! Друзья! Простите! Я понимаю, что всё это не шутки, но хочу сказать, что мне нужно только одно…
Президент перевёл на меня взгляд и спросил:
‑ Ну, не томи, говори, что тебе нужно?
Я подошёл к столу, взял лежавшую по центру квадратную сатиновую салфетку синего цвета и сложил из неё треугольник.
‑ Зачем тебе тряпка?..
‑ Не хочу, чтобы кто-нибудь, не дай Бог, увидел моё лицо. Хочется остаться инкогнито… Господа, ну, хватит! Я справлюсь! Обещаю… Всё, что нужно ‑ у меня есть: белая на выпуск рубашка, чёрные удобные стрейчевые брюки, ну, и импровизированная маска.
Канцлер выдохнул в унисон с Президентом. Они не сомневались во мне, но моя шутливость почему-то казалась им неуместной.
‑ Уратмир, с тобой всё… Иди, отдыхай… Нам надо посовещаться.
Мне вообще не хотелось отдыхать, сердце, движимое безграничным желанием помочь людям, рвалось в бой. Ответственность, которая сначала на меня давила, постепенно сменялась желанием сделать всё возможное и невозможное для всеобщего спасения.
‑ Уратмир, подожди, ‑ Президент окликнул меня и я тут же развернулся.
‑ Будь с ними по-аккуратнее…
После этих слов Александр Александрович улыбнулся, а я смекнул, что мы поняли друг друга.
Прибыв на какой-то военный полигон, Президент и премьер отправились на смотровую площадку, а Владимир Дмитриевич повёл меня в каркасный ангар.
Просмотровый шатёр высокопоставленных лиц. Всё было готово к мини-схваткам. По громкоговорителю объявили: «Прошу Вас, господа! Вашему вниманию предлагается следующий регламент поединков, выстроенный с учётом предшествующих согласованных договорённостей: победитель будет оставаться до того момента, пока не проиграет или же не попросит передышки».
Приглашается Германия. Коротко об объекте вам расскажет официальный представитель этого государства.
В центр вышел немецкий военачальник.
‑ Господа, приветствуйте! Мы представляем наше секретное оружие. Это экспериментальная кардинально новая разработка.
На заднем плане полигона появился хорошо экипированный человек в добротной военной защитной форме, в необычно качественных больших очках, в сопровождении парящего металлического шара, реагирующего на все телодвижения этого военного.
‑ Итак, перед Вами объект. Суть нашей разработки заключается не в самом человеке, а в управляемой им сфере. В изделии сосредоточено огромное количество оружия, действующее на психику, на тело, на гравитацию, на вакуум. Может работать, конечно, при определённой доработке, даже в космосе. Отличительная особенность ‑ его лёгкая управляемость с помощью психогенерирующей панели управления. Представленный объект невероятно крепок и беспредельно прочен. Его невозможно сломать, взорвать, уничтожить или вывести из строя. Идеальная форма обеспечивает скрытность и эффективность работы на высокой скорости со стопроцентным сохранением человеческих жизней. Уникальность заключается в том, что хорошая управляемость потенциальна в радиусе действия до ста километров. Нам удалось обеспечить ему возможность выбирать любой вектор движения ежесекундно. Объект способен улавливать людей, военные объекты, оружие и отражать любые электронные воздействия подавления, так как работает на другом принципе, а именно, прямой связи с головным мозгом человека. Фактически мы перенесли задуманные мысли человека в этот шар, что абсолютно безопасно для управляющей им психики. «Абн 512» может вести войну в воздухе, в земле и на воде, не испытывая проблем, нагревать и плавить атмосферу, полностью поражает нервную систему невидимыми импульсами. Германия готова поделиться этой и другими разработками во благо нашей планеты. У меня всё…
Все были очень заинтригованы. Такая хорошая разработка ‑ очень прогрессивная и целевая. Объявить обо мне вышел наш премьер.
‑ Друзья, мы представляем вам обычного человека, без всякой зашиты. Всё, что мы можем сказать о нём, так это то, что он такой же, как и мы, и зовут его Уратмир…
Обнявшись с Дмитрием Григорьевичем, я перевязал лицо синей тряпкой и вышел на полигон. Возникло небольшое недоумение среди высокопоставленных лиц. Скорее всего, они думали об одном: «Разве можно сейчас шутить?», немного недопонимая необходимость моего появления. Я слышал, о чём говорил германский военный, поэтому понимал угрозу, исходящую от этого шара, который, как ни странно, напоминал мне футбольный мяч. Громкий голос объявил начало схватки. Несколько мгновений я смотрел на довольно-таки крепкого мужчину в забавных очках, который тут же извинился передо мной за то, что он вынужден причинить мне боль. А мне не за что было перед ним извиняться. В один миг я схватил этот мяч и сильнейшим ударом ноги выбил его за пределы нашей планеты. Не знаю, может быть, он сгорел ещё в плотных слоях, но если нет, то, по моим расчётам, он обязан был покинуть нашу солнечную систему, и по теории, никогда больше не остановиться. Не зря я в детстве любил футбол ‑ удар был на пятёрку. Все эти действия вызвали бурю негодования и непонимания. Что же всё-таки произошло? Военный немец тут же кинул на пол комично огромные очки. Несколько раз, очень обиженно посмотрев то в небо, то на меня, он не придумал ничего лучше, как кинуться с кулаками в рукопашный бой. Конечно, мне очень хотелось подкинуть его на пару тысяч метров, но пришлось обойтись вырубающим ударом. Ни аплодисментов ‑ ничего. Вышли какие-то санитары и уволокли парня, а я остался ждать следующего. Как раз начали его представление.
‑ Наш военный объект очень засекречен. Мы довольно давно работаем над скрещиванием людей и животных на генном уровне. Совсем недавно удалось получить могущественную особь с невероятной силой, уникальной сопротивляемостью и поразительной живучестью, с большой способностью к восстановлению своего организма в кротчайшие сроки…
‑ Да, но ему не хватало мозгов и управляемости, ‑ вслух, смотря на это чудо, сказал я.
Ко мне выпустили, да, именно выпустили, громадного, чересчур накаченного человека, с нереально большими мышцами. Конечно, он был силён, но вот с головой непорядок. Он стремительно бросился на меня. Понимая, что договориться с ним будет невозможно, предстояло не допустить сближения с этим получеловеком. Я очень не хотел выступить в роли догоняющего «Абн 512». Его мысли были просты и зиждились на инстинктах, поэтому было нетрудно заставить его уснуть. Сопротивляемости никакой не было, такой сильный и в то же время такой слабый. Эта туша ярости и гнева, мчащаяся с одним желанием выбить дух, сопя, упало прямо к моим ногам.
Время шло… Один за другим я встречался с полуроботами, современными спецназовцами, с суперпулемётами, лазерами, генномодифицированными людьми, телепатами, мутантами, скоростными воинами. И единственное, что меня удивляло, так это количество всяких штук, изобретённых земными военными. Я разбирал, ломал, подавлял, обгонял, раскручивал, выдёргивал, вырубал, крушил, топил, сбивал, запускал и, наконец, много смеялся. Через несколько часов эти действия начали вызывать у меня скуку. Тут не было никого и ничего, что могло, хотя бы на мизинец, сравниться с теми, кто назвался воинами Гадвила. Не удивлял даже чёрный ниндзя, костюм которого был полностью интегрирован в его кожу и связан с нервной системой всего организма. Это действительно были супертехнологии. Он мог исчезать, его чёрная кожа была прочнее стали, движения быстры. Хитрый, сбалансированный, умеющий управлять гравитацией, кидающийся какими-то энергетическими шарами, этот потешный ниндзя напоминал фокусника и было интересно узнать, на что ещё он способен. А когда трюки закончились, я настиг его в лесополосе полигона, доложив по его рации о закате работы иллюзиониста.
Наконец, этот детский цирк прекратился. Уже было совсем темно, а меня попросили отправиться обратно в ангар. Встретив довольного Владимира Дмитриевича, я, наконец, почувствовал усталость. Быстро обнявшись, мы отправились назад в резиденцию. Там нас всех опять настиг час ожидания Президента и премьера. Всем было очевидно, что там сейчас принимается важное решение. Чтобы хоть как-то отвлечься, я включил телевизор, дабы посмотреть новости и, как выяснилось, не зря. Через мгновение новостной контент нас сильно порадовал.
Некий журналист Франкофонного телеканала удивлённо рассказывал о сбитом спутнике связи их телеканала непонятным объектом, который с большой скоростью ушёл с орбиты земли. Мы долго смеялись. Особенно этому был рад министр обороны, который уже рассматривал мои ноги в качестве ПРО. После таких новостей у нас у всех немного сошёл стресс, но как оказалось, эта отдушина была недолгой, появившиеся нахмуренные фигуры тандема всех вернули на землю.
‑ Уратмир, ты совместно с Канцлером и Генерал-аншефом завтра отправляешься на корабль торговой гильдии. На нём вы доберётесь до места проведения турнира. Я надеюсь, тебе не надо напоминать, что цена победы ‑ свободная жизнь на планете Земля. Можешь считать, что эти слова от всего человечества. Иди, отдыхай…
В глазах уставшего Президента читался ужас. Ему было очень тяжело. Представляю, какую ответственность он брал на себя, доказывая своим коллегам, что я именно тот самый, кто справится. Александр Александрович как мог, пытался держать себя в руках, но всё было на грани. К сожалению, от него мало что зависело, но в нём читалась самоотверженность. Этот человек с удовольствием бы пожертвовал собой ради спокойной и свободной жизни нашего мира. Он вызывал у меня только чувство уважения, именно таким мудрым, твёрдым, любящим свой народ должен быть Президент, ‑ им и был Александр Александрович.
Я ещё долго не мог заснуть. Мои мысли постоянно путались, сплетая разные связи и унося меня в многочисленные воспоминания. То я думал о Софии, которую безумно любил, то о Салли Ларгос, которая пленила мой разум, да и эта воровка Аннабэлль не давала покоя. Много чего произошло со мной в эти дни, но самое главное, не давал мне покоя страх совершить неудачу. Я никогда не думал, что буду отвечать за всех людей, но сейчас это требовалось. Думая о том, что, без тени сомнения, я могу отдать жизнь за Землю, приходило понимание обратной медали этой ситуации. Погибнув, я подвергну этой же участи и родную планету или вгоню её в безжалостное рабство и расхищение. Чтобы Земля жила, мне нельзя было умирать ‑ нужно было жить! Всеми силами цепляться за своё существование на этом слепящем мои глаза свете. Немыслимый груз ответственности после часов отчаяния в один миг собрал меня в кулак. Я понимал, что сейчас! Здесь! Только я! И Земля за меня. Я слышал ночные разговоры Президента с приближёнными. Александр Александрович рассказывал всем, как ему было затруднительно добиться согласия на то, чтобы отправить именно меня на турнир. Некоторые хотели собрать все технологии воедино и сделать ещё одну проверку, но на это не было времени. Из услышанного стало ясно, что мне доверились «зубры мировой политики». Перед тем как всё-таки погрузиться в сновидения, я почему-то снова вспомнил воровку, её кошачий нрав, игры на «грани фола» и неподдельное желание выжить. Всё это делало её довольно интересной, она не чуралась ничем, даже подставляя интересующего её человека. Было жаль, что она выбрала не ту сторону. Аннабэлль могла принести несоразмерную помощь нашей безопасности. После этой тревожной ночи, с перерывами на разрыв совести, я увидел ещё более невиданные вещи.
Судно не было похоже ни на один рукотворный, сделанный из металлов, пластика, гаек, болтов, механических конструкций объект. Поистине неописуемый, словно цельный самоцвет, изливающийся многоцветием опала, корабль Глацентриана был так же невообразимо красив и внутри. Я никогда не думал, что можно так быстро добраться до Солнца и не сгореть. Понятия о расстоянии и времени менялись на глазах. Непонятные существа, которых я называл иноземцами, на первый взгляд, были странными, а их многообразие диссонировало с моим воображением, некоторые вообще казались нематериальными, похожими на призраков.
Торговый корабль напоминал улей. Все куда-то бежали, неслись, переговаривались, и я довольно быстро там освоился. Чересчур добрый к нам Глацентриан сообщил, что по пути мы должны захватить ещё нескольких участников турнира, а у меня, тем самым, появилась возможность подольше побыть на корабле и в значительном объёме ощутить нашу Вселенную. Всё дальнейшее время путешествия к месту турнира я проводил на центральном просмотровом мостике, с которого открывались очаровательные виды просторов вселенского масштаба. Казалось, что я могу вечно смотреть на это. Космический континуум удивлял и не укладывался даже в воображение. Словно моргая, мы перемещались на огромные расстояния из одной галактики в другую. Передвигаться на звёздном корабле было гораздо проще, чем ездить на машине: мы будто бы открывали и закрывали двери, разрезая материю в определённых местах натяжения. Корабль сам подбирал краски для вхождения на нужную нам тропу.
Это было восхитительно! Подбор ключей и простое открытие и закрытие дверей абсолютно никого не удивляло, но только не меня. Радуясь как ребёнок, я в прямом эфире наблюдал таинства вселенского масштаба и переосмысливал наше существование. Оказывается, у человека куда больше возможностей понимать окружающий мир, нежели просто органами чувств. У нас есть частичка сути этой Вселенной, не знаю, почему, но мне казалось, что её можно было бы назвать «паспортом». Ко мне пришло понимание, что мы не совсем маленькие в этом гигантском «Безвечном» пространстве. Я везде был одинаковым. Мы были стандартными этому миру ‑ такими, какими должны быть. Он не был ни большим ни маленьким ‑ он был «Лоскутным». Это бы понял каждый человек, если бы смог насладиться таким туром.
Мы приближались к планете Гира. Путешествие заканчивалось, а я за это время смог осознать, что вечный космос был удобен и на самом деле не пугал своей безграничностью. Бескрайность была нужна для великого и потрясающего многообразия существ, напоминавших поля разных цветов. Мне также удалось ответить на вопрос: «почему люди никак не могут воочию увидеть космическое многообразие жизни?». А дело всего лишь в том, что все попытки заглянуть в дальний космос с помощью телескопов и разной традиционной аппаратуры такого рода дают обман видения. Мы не можем видеть то, что находится под другим углом, хотя оно и находилось там ‑ «да не там!», куда мы смотрим. Это напоминает восприятие звуков. Каждый земной язык передаёт информацию одинаково, но, по большому счёту, мы воспринимаем суть всегда по-разному. Воспринимая слово-информацию о цвете, мы видим его в своих красках. Чем дальше мы заглядываем, тем меньше наблюдаем правды. В некоторых пределах всё менялось, и был угол видения с другой точки.
Мы обычно видим наш кластер человеческого окна ощущений и мировосприятия. Чтобы увидеть других, просто стоит не так уж и далеко у нас открыть дверь. Наш генный «сути-паспорт» позволяет понимать абсолют Вселенной. Где бы ни был бы наш мир, чтобы увидеть детали дальних далей, надо стать на то место, для которого эти детали будут иметь смысл. Поэтому Вселенная как справедливое явление, дабы не ломать нам и себе программу видения, была видна всем. Мы могли вечно таращиться вдаль, видя только её бескрайность, а в итоге ‑ разочарование, и что-то немыслимое свело бы нас с ума. Чтобы ощутить время и попасть в центральную точку того места «другого места», с которого так же видно всё и на бесконечное расстояние, нам просто необходимо сделать шаг.
Очень туманная планета Гира напоминала одну большую деревню для состоятельных. Немного прохладная погода с мелким дождиком, стучащим по крышам невысоких домов. Единственное, что здесь было выше пятнадцати метров, это, и впрямь, огромная «Арена Судеб». Канцлер и Генерал-аншеф пытались скрывать своё удивление, но на их лицах всё равно было изумление. Огромная площадь перед ареной была пустовата. Здесь вообще не было никакого ажиотажа перед турниром. Прохладно-пасмурная обстановка указывала на безразличность большинства присутствующих к происходящему, и особенно раздражало наплевательское отношение к моему миру. Невежество, пытающееся возобладать над Землёй, здесь, в глобальном космо-мире, уже довольно давно крепко держало узды правления. Нас почему-то провожал лично Глацентриан. Он был вежлив и даже пытался говорить с нами на земном языке, что являлось знаком величайшего уважения.
Именно на Гира я начал понимать важность силы во Вселенной. Наблюдая за разными могущественными существами, странным образом появляющимися то тут, то там, и также легко исчезающими, я замечал их уважение друг к другу. Нам, землянам, не хватало смелости стать сильными, чтобы делать простые шаги во Вселенной. Почему мы были обделены этим, я пока не понимал. Проходя мимо странной статуи, стоящей у входа в «Арену Судеб», я спросил у сопровождающего нас представителя торговой гильдии:
‑ Глацентриан, кто это?!
‑ Это статуя великого первородного «белого мира» ‑ Хроноса…
‑ А почему она здесь расположена?
‑ Он создал это место битвы.
Мы не спеша начали двигаться дальше, а Глацентриан остановился и спросил:
‑ А ты не хочешь узнать, что тут написано?
‑ Так тут и так всё понятно!
«Рептофибоподобный» торговец был очень удивлён.
‑ Нет! Нет, Уратмир, здесь написано на языке, который знают только «белые первородные прасущества» мира Генрорда. Наверное, ты просто увидел знакомые символы и подумал, что эти слова с вашей планеты.
Я с недоумением посмотрел на него. Мне уж точно было понятно, что там написано. Ещё минутами ранее я удивлялся и думал: «великая такая статуя, наверное, перевод автоматический или магический на каждый язык вселенских созданий», ‑ мне показалось это очень удобным.
‑ Уратмир, здесь написано: «Чтобы увидеть виновного, просто посмотри в зеркало!».
‑ Глацентриан, тогда как Вы это прочитали? Или Вы «белый первородный»?
Он почему-то принял мои слова как лесть и даже расплылся в своей зеленой лягушачьей улыбке. Его явно обрадовало моё изречение. После этих слов, важно умилившийся собой Глацентриан, ощутил какие-то завистливые взоры прихвостней. Он упивался наслаждением от их пресмыкающегося заискивания.
‑ Ну, нет…
Чуть шёпотом, как будто это может быть и правдой, он продолжил:
‑ Уратмир… Никто не может выучить первородный язык, если кто-то попытается произнести хоть одно всеобъемлющее слово-звук-гармонию, он будет наказан, как самой Вселенной, которая в бесконечном количестве выплеснет на него великие знания, так и безграничной силой первородных. Нельзя осквернять их язык. Да и вообще, предпосланное нельзя познать…
Слова Глацентриана меня немного припугнули. Мне не хотелось, чтобы на меня выплёскивалось то, что я не смог бы унести. Но как не крути, там всё-таки чётко читалось: «Приветствую тебя, о Великий, пришёл момент, когда Вселенная обрела, «Вы…», там ещё что-то просматривалось, но мне некогда было вдаваться в подробности, тем более, что мы, не зацикливаясь, быстро прошли мимо.
Через некоторое время по пути я увидел группу из трёх существ, один в один похожих на тех, которые избивали меня в Федеральном банке. Точно-точно, как те, которые меня чуть не прибили. Но больше всего испугало, а потом удивило то, что с ними шла Аннабэлль. Здешние чудовища отличались ещё большей силой, которая напрягала всех вокруг. Они очень акцентировали на себе внимание. Их размеры впечатляли. Шлемы, громадные мечи, свисавшие с поясницы, красные грузные плащи на огромных подплечниках, влачившиеся за ними по полу, поражали воображение. Один из них, который шёл по центру, был самым огромным. Его рога искрились синим, и с каким-то странным свитием сплетались в явное очертание короны. Делегация торговцев поклонилась им, то же самое попытался сделать и Генерал-аншеф, но колющий, мало заметный удар Канцлера, отбил ему это желание. Я, наконец, поймал испуганный взгляд Аннабэлль, которая заметила моё присутствие.
Да, и в правду, не Престольный Град, не Царь Град, не каменные джунгли Большого Яблока, не Земля, а где-то очень близко-далеко, определённо на другой планете ‑ Гира, её скользящий взгляд нашёл меня. Её хорохористое сердечко встрепенулось. Она буквально через мгновение поняла, зачем я здесь. Не знаю, почему, но чем сильнее она прокручивала, с точки зрения своего положения, эту ситуацию, тем чаще пульсировала её гортанная вена. Этот трепет заметил демон с рогами, похожими на корону, и поторопил её внятным рыком. Та тут же бросилась за ним, скрывая глаза. С неистовой ненавистью венценосный рогоносец окинул меня своим пламенным взглядом. Но я был так же горд и взъерошен, как и воодушевлённый тычком Канцлера Генерал-аншеф:
‑ Глацентриан, а что это за существа?
Он ответил, очень негромко: «Это первородные «чёрного мира» Гадвила. С синими рогами ‑ Принц Рэдивал, справа от него, в тяжёлых чёрных латах ‑ могучий первородный воин Шаур, который впервые за долгие вселенские месяцы примет участие в турнире от «чёрных первородных» как официальный воин.
Мне хотелось сразиться с ним. Видя выслуживание Аннабэлль перед демонами, я не мог успокоить своё естество и бушующий пожар эмоций толкал меня низвергнуть первородного война. Кроме величия я чувствовал исходящую от них прямую угрозу не только мне, но и нашей планете и нашей свободе. Как могла эта безумная гордячка славной породы своего «я» унижаться перед этими зверями?!
‑ А я могу сразиться с ним на турнире?
Не понимаю как, но Глацентриан сдержал себя и не взорвался в жабьем смехе. В его отчуждении этого события считывалось небожитие царей, а так же наше очевидное и беспрекословное холуйство им. Я уже не хотел слышать его мнение по этому поводу, но надо отдать должное, торговец вполне корректно ответил: «Ты сможешь, если доберёшься до четвертьфинала. Такие создания вступают в турнир с этого этапа».
‑ А почему они не принимали участия раньше?
‑ Уратмир, слово «раньше» имеет совершенно разный смысл для «Них», для «Нас», ну, и тем более, для «Вас». Первородные бессмертны. Когда-то, очень давно, они бились на турнирах между собой так же яростно, как сейчас сражаются вселенские создания. Но потом, настал долгий период, очень долгий, а для людей, так вообще невообразимый, когда и «белые». и «чёрные прасущества» прекратили сражаться. Сейчас прошёл слух, что Глицкие торговые гильдии, работающие в самых дальних просторах Вселенной, нашли одно из колец Дэмо.
Имя «Дэмо», Глацентриан произнёс с каким-то мистическим, заворожённым придыханием. Ему нравилось то, что он мне доносил.
‑ Дэмо?! Кто это? ‑ переспросил я у неуёмного подхалима величайших.
‑ Долго объяснять. Самое главное, что нынешний турнир будет самым представительным за последние долгие вселенские месяцы. Говорят, что его финал посетят некоторые Царствующие отцы и «Чёрные боги». Тебе, можно сказать, повезло, я не говорю, конечно, что ты доберёшься до финала, но тебя увидит фактически большинство вселенских существ, даже на твоих этапах турнира. Да и ещё, если ты после трёх боёв останешься жив, я расскажу, кто такой Дэмо. Ха, да! Ты даже и тогда сможешь побороться за это кольцо, ‑ и тут же лягушкоподобный со своими прихвостнями омерзительно хрипяще засмеялся.
‑ Нет, не принимай на свой счёт. Если честно, я буду за тебя болеть. Земля очень достойна. Раз тебя выбрали люди, значит, это чего-то стоит…
Он сказал это так, будто я ничего не значу, смотрел на меня как на пустое место и это был самый тупой выбор, который только могла сделать моя планета.
‑ Земля довольно давно принимает участие в турнирах и является самой стойкой среди всех, поэтому ты, наверное то, что нужно…
Нас поселили в очень комфортный дом прямо за «Ареной Судеб», подтверждая в очередной раз то, что Вселенная ценит только статус. До моего боя оставалось меньше земных суток. Канцлер попросил Глацентриана представить информацию о сопернике. Я же отлёживался на диване. Мне было очень плохо потому, что за трое земных суток я увидел столько незабываемых мест, а уже через десяток часов мог кануть в лету, как и моя планета. Да и мирный разговор с врагом, философствующим о моей возможной смерти, создавал впечатление, что этот Глацентриан вообще не имеет жалости. Мой мир стоял на грани, а ему хороший турнир подавай. А эта предательница, воровка ‑ Аннабэлль! Я ненавидел её. Ну, как она могла продаться Дьяволу? Чудовищам?! Наверное, в подробностях рассказала обо мне. Предала людей! Но через буйность и гнев я почему-то начинал неровно дышать к ней, эта мысль и привела меня в чувство. Казалось, что за здешним окружающим спокойствием и большим расстоянием от Земли я переставал чувствовать опасность. В дом нашей резиденции пришло странное создание. Для меня, вообще, здесь всё было, мягко говоря, ненормально. Оно принесло информацию о сопернике.
‑ Вы кто?.. ‑ задал справедливый вопрос Григорий Алексеевич.
‑ Переводчик-транслятор. Я отвечу на любые вопросы и постараюсь сделать ваше пребывание здесь более комфортным.
Это существо, облачённое в монашеское одеяние, на первый взгляд, не излучало эмоций. Мне больше всего понравились слова о помощи и комфортности. Конечно, скалиться по этому поводу не было времени, поэтому мы спрашивали только то, что касается приближающейся неминуемой схватки.
‑ Вы не могли бы нам показать моего соперника?
‑ Да, конечно…
Пройдя к центру зала, он указал на стену, где тут же появилось изображение существа с фантастически вытянутым скелетом. Тело напоминало дракона с удлинённой головой. Это создание в течение трёх минут разрывало немного похожих на людей существ с разумом. Мне тут же показалось, что это предыдущие защитники своих планет.
‑ Что это за животное?.. ‑ просто, с неподдельным любопытством, между молчаливым просмотром спросил Канцлер.
‑ Это Тротолирс. Один из видов жесточайших животных. Найдено довольно давно. Обитает на планете Троки одной из торговых гильдий. Торговцы всегда эффективно использовали его для демонстрации своей силы, ну, и для забавы в праздных развлечениях с нехотевшими подчиняться мирами. Можно даже с большей уверенностью сказать, что это гибрид вселенской мерзости и гнева. Тротолирс убивает всё шевелящееся, живое, двигающееся, дышащее, испытывающее любую эмоцию, думающее. Единственное и последнее, что движет тварью ‑ это убийство. Только рефлекс истребления поддерживает в нём движение. Известно, что он вообще не чувствует боли, в этом организме отсутствует болевой порог. В течение нескольких часов может регенерировать себе любую часть тела.
И тут меня почему-то заинтересовал один вопрос, который я поспешно озвучил:
‑ А каким образом им устрашали целые планеты?
‑ Наверное, я немного неправильно выразился. Уничтожали целые разумные планеты.
‑ А!.. Ну, это да! Это другое дело! Ну, тогда как они уничтожали целые разумные планеты?
‑ Я могу сказать так: в ваш период эры динозавров, в их самый массовый рассвет, один выброшенный на Землю Тротолирс уничтожил бы их всех за месяц, а людей ‑ ещё быстрее. Всё просто, это существо очень быстро размножается. При любом укусе плоти другого существа Тротолирс передаёт парализующий яд с интересными свойствами, который в очень короткий период, а точнее, в три этапа изменяет схваченное существо или его часть. Любой откусанный, оторванный кусок превращается в сегмент для постоянного новорождения Тротолирс. Ему вообще не нужна еда очень долгий срок, они принимают пищу один раз. Это можно назвать бойней, которая в конечном итоге заканчивается захватом той или иной планеты. После, каким-то мистическим способом Тротолирс впадает в анабиоз, а планета превращается в клоаку спящих тварей. Уникальные создания!..
Очевидно, переводчику, рассказывающему взахлёб о Тротомире, нравилось это существо. Прямо домашний питомец!.. Канцлер перебил его рассказ.
‑ Да, да, это всё, конечно, замечательно, но давай по делу. Какие у нас плюсы и минусы?
‑ Его плюсы ‑ это полная подвижность в суставах, они крутятся во все стороны; вокруг него нет зоны, где бы он вас не настиг; у него нет мышц; внутренности залиты густым коричневым веществом, а гладкая кожа, как это по-вашему, похожа на пластмасс, но этот пластик прочнее брони самых надёжных ваших танков. Длинные, если можно так сказать, руки очень быстры, но самое опасное ‑ острые когти на всех четырёх конечностях как внизу, так и вверху. Они находятся на трёх длинных гибких отростках, напоминающих пальцы. Это очень ловкий зверь без капли жалости. Шея сильно вытянута и худощава, так же как и тело. Голова с острыми, как бритва челюстями, заполненными ядом. Это даёт стопроцентный радиус поражения в окружающем его пространстве. У Тротолирс нет глаз, приёмником окружающего является весь его организм, его невозможно ослепить. Ему вовсе не страшны перепады температур, в принципе, он крайне термоустойчив. Густое внутреннее естество коричневого цвета сильно токсично и смертельно. Если вы умудритесь заколоть его, то обязательно вдохнёте мгновенно вырвавшуюся, испаряющуюся на большое расстояние плазму…
‑ А вы точно ничего не забыли?! Странно!.. Скажите, а какой процент у человека выжить при встрече с ним? ‑ выслушав рассказ и сильно волнуясь, спросил Генерал-аншеф.
‑ У обычного человека вообще нет шансов, даже с вашими земными вооружениями. Если у вас будет армия тяжёлой бронетехники, он будет вскрывать их, как консервные банки, секунд за сорок. В общей сложности вы выдержите минут двадцать. А после этой бойни Тротолирс будет уже штук триста, так что и тут нет шансов. Можно так сказать, что существо, попав на Землю, заменило бы популяцию людей через неделю. Для него человек и его среда являются самой удобной жертвой по всем показателям. Соответственно этот зверь рождён для убийства особей вашего вида…
‑ И что, это честная игра?! И как, по-вашему, его вообще можно убить? Наш воин даже не может причинить Тротолирс вред. Даже оторвав монстру часть тела, вся площадка арены будет залита заражающими ядами. Можно подать протест? Ведь это чистое убийство при любом исходе…
Канцлер был в недоумении.
‑ Ну, или умрёт, или станет таким же через некоторое недолгое время. Протест подать нельзя. Объективная комиссия выбрала для воина Земли этого соперника. Они все просчитали. Ими было решено для полной объективности рассказать вам о возможном способе убить Тротолирс и предоставить Вам для этого оружие. Никогда не сомневайтесь в честности турнира. Вот эта бутылка наполнена жидкостью с планеты Лосиал, одна капля данного вещества, соприкоснувшись с внутренней жизненной жидкостью Тротолирса, тотчас вступает в смертельную реакцию и мгновенно убивает его…
Да, вот это объективность и честность! Бутылка! Но вот как соприкоснуть эту каплю с его жизненной жидкостью? По-моему, эта бутылка даже усугубляла моё положение. Всё это казалось очень странным. Судьи турнира и все вокруг, кроме Канцлера и Генерал-аншефа, не знали о моих возможностях. Для всех я был обычным человеком, но тогда они подготовили человечеству неминуемую, верную, бесправную смерть. Зачем им так нужна наша планета? Из-за праздного желания завоевать? Здесь было нечто большее, раз они шли на такую явную, не только для нас, но и для многих вселенских существ, подставу. Они нарушали даже свои, малосправедливые правила. Я пока не понимал, что им нужно.
‑ А вы эту жидкость в бутылке нам оставите?
‑ Да, конечно. Вся суть турнира ‑ есть случай, или, как вы говорите, шанс на выигрыш.
‑ Ну, да, а у нас ещё говорят: «Любой случай ‑ обратная сторона закономерности».
Следующие вопросы меня уже не интересовали. Я уже знал, что бой будет проще чем, прыжок через турникет в метро. Переводчик ещё долго болтал с Канцлером, который напоминал запрограммированного робота и выстраивал какую-то стратегию, ища изъяны у моего соперника, не понимая, что это задача для обречённого. Ну, а я мирно задремал.
Время пришло. Стоя возле громадных входных ворот на бойцовскую арену, мой слух поражал гул, гром, дикие звуки и вопли вселенской толпы. Я понимал, что на мои плечи легла жизнь человечества. А видеть всё это могла лишь небольшая группа посвящённых людей, да немыслимое количество неведомых космических существ, ждавших игрища. Как не крути, но узнаваемым героем или трупом я бы всё равно не стал. В моей руке была только хрупкая бутылка и синяя тряпка, захваченная с Земли наудачу. Перевязав для комфорта нижнюю часть лица, в обычной одежде я вошёл в отворившуюся прелюдию. Это была огромная ровная площадка, твердь которой на ощупь напоминала обычный сухой чернозём. Мне также открылся вид необъятной арены с немыслимым количеством ярусов, где гудела обезумевшая толпа. А я всё шёл и шёл вперёд, к середине. Оснащённость арены в корне отличалась от городского пейзажа. Здесь я увидел технологичность и развитость вселенского масштаба: что-то летало по кругу, огромные экраны непонятно откуда возникали то тут, то там. Мне показалось, что моё появление вообще никто не заметил. Вдруг громкий голос объявил моё имя: «Приветствуйте! Землянин Уратмир. Судя по всему, без оружия. Да, так и есть, обычный землянин с бутылкой, в синей маске, на пол-лица. Это, вообще, что такое?!..
Этот голос безбожно начал стебаться по моему поводу. Не думал, что там это принято, но толпу он явно веселил. Громкий смех прокатывался по арене снова и снова. Вначале мне очень не нравилась роль гладиатора, но после слов ведущего я превратился в клоуна, и это было ещё хуже. Рассматривая меня как мешок мяса, которого вот-вот раскромсают, несчётное количество алчных глаз ждало забавного зрелища уничтожения моей планеты под шутки этого ведущего. На душе было совсем погано, не хотелось тешить этих омерзительных, погрязших в безысходности существ. А больше всего на свете я не хотел, чтобы и моя матушка Земля стала такой.
‑ Итак, друзья! Попросим вас поприветствовать нашего обезумевшего или же очень смелого землянина…
Аплодисменты были похоронными. Этот голос странным образом вещал каждому на его родном языке, так как все без исключения понимали сказанное. Зная, что на меня с этих заполненных, но индифферентных трибун смотрит Аннабэлль, я понимал, что она уж, точно знает, почему нашу планету так подставили. Ей было хорошо понятно моё препоганейшее состояние, и всё же, я обязан был выступить перед этими забывшими совесть существами.
‑ А теперь встречайте, Тротолирс! Гибрид вселенской мерзости и ненависти! Животное нещадного убийства! ‑ после этих восклицательных слов ринг-анонсер, будто прячась, не желая видеть моего съедения, быстро вымолвил, ‑ пожелаем удачи человеку!..
Было странно, как этот вещающий голос кукловода ещё не заржал от предвкушения циркового линча. Страшное, опасное, безумное животное вырвалось из противоположных ворот. Напоминая ящерицу, извивающуюся и хаотично двигающуюся то в одну, то в другую сторону, чудовище периодически намертво замирало с приподнятой головой для лучшего ощущения. Вот-вот, ещё секунда и оно обнаружит меня. Все его повадки были очень жуткими, и особенно, семенящее хладное перемещение, как у сороконожки. Обратив свои зубы на меня, щёлкая хвостом подобно хлысту, животное радовалось обнаруженной цели. Этот гибрид, не медля ни мгновения, словно оправдывая свой смертельный нрав, встав на задние конечности и издав хищный шипящий рык, рванул на меня. Я мгновенно посмотрел на бутылку и так же быстро кинул её повыше в направлении движения чудовища. Тротолирс тут же реагируя на любые движения, взмыл в воздух и разорвал её зубами. Как выяснилось, ему этого хватило, чтобы утолить жажду. Через мгновение на поверхность «Арены Судеб» упала мёртвая, отчаянная машина убийства. Тишина взяла правление в свои руки. Складывалось ощущение, что многие ещё не успели удобно усесться на своих местах. Шок обуял вселенскую толпу. Единственные, кто там радовался моей победе, были Канцлер и Генерал-аншеф.
‑ Друзья, ну, наверное, это победа?! – спустя довольно продолжительную паузу, вымолвил растерянный голос ринг-анонсера, которому не удалось продемонстрировать свой талант чревовещания после моей смерти и попрощаться со всеми от моего имени.
Я развернулся и под сладостное молчание гордо пошёл назад. За воротами царило счастье, источаемое простыми, но очень приятными минутами ‑ только что Земля, уже точно, обрела жизнь. В нашем доме был праздник. Канцлер прибывал вне себя, всё шло очень замечательно. Я даже не использовал свои силы, а только ловко, даже скорее, нелепо сразил мерзкое чудище. Плюс был и в том, что мои умения остались тайной. Первый этап мы прошли, и моя планета уже получила право как минимум на новый цикл существования предположительной длительностью четырнадцать тысяч лет. Но пока мы смогли отстоять только существование под протекторатом претендующих первородных существ. Что означало бы закабаление, но в приятной обложке.
‑ Аннабэлль! Что это за клоун?! Да как это вообще произошло?!
Принц Рэдивал сходил с ума. Победа Уратмира ломала ему все планы.
‑ Ты же говорила, что на Земле некому сопротивляться нашей силе?
Аннабэлль скрытно усмехнулась.
‑ Вашим силам нет равных, и уж тем более на Земле.
Рэдивал был в ярости. Из грешного нутра полыхал тёмно-синий огонь.
‑ Не играй со мной, Аннабэлль. Ты понимаешь, о чём я! Из-за этого презренного землянина моё обещание гильдии стало почти невыполнимо! Я должен был расплатиться с ними этой планетой и её ресурсами в галактике. Скажи мне, Аннабэлль, кто это? Ты его знаешь? ‑ он спросил это так, что внезапно вокруг, во всей резиденции «чёрных первородных», стало совсем темно. Рэдивал словно высасывал свет из пространства.
‑ Я не знаю его, мой Принц! – покорно опустив голову, сказала Аннабэлль.
‑ Покинь нас…. Я с тобой позже поговорю.
В большой зал, где стоял трон и висели портреты великих первородных мира Гадвила, вошёл Глацентриан и ещё несколько глав торговых гильдий, участвующих в заговоре. Аннабэлль спешно удалилась.
‑ Мой принц, великий первородный Рэдивал, сын первородного бога Гадвила, прости нас за дерзость, но землянин выиграл…
Бес тут же вскочил с места.
‑ Что ты хочешь этим сказать?! Очевидно, у тебя есть какие-то претензии? Или ты имеешь храбрость их высказать?
Тёмный принц пылал как факел, ещё немного и эти торговцы сгорели бы от фатального полыхания.
‑ Нет, мой принц! У меня лично нет претензий, но не только я вложил много ресурсов в этот план и подготовку боя Шаура с великим «белым первородным» Зимайном. Этот землянин, вообще, не главное. Мы всеми силами старались повлиять на ситуацию, чтобы провести этот бой, в то время, когда великая первородная планета «чёрных миров» будет источать немыслимую энергию и даст преимущество Шауру над Зимайном, позволив победить.
Ещё одна яркая вспышка заставила торговцев упасть.
‑ Не смей, Глацентриан! Не смей даже упоминать то, что тебе неведомо. Эта Земля принадлежит мне, только первородные могут заявлять о правах, а торговцы ‑ только с нашего разрешения. Вы к ней никакого отношения не имеете, пока я не разрешу. Скорее всего, подарю вам эту планету так же, как сейчас дарю вам вашу никчёмную жизнь, даже после немыслимой дерзости. Ещё ничего не кончено, у нас есть следующий бой. Глацентриан, поднимись! После того как кольцо Дэмо станет нашим, мы будем править во Вселенной! Ты понял! Больше не расстраивай меня! Уходи!
Торговцы не разделяли энтузиазма Рэдивала. Это сборище напоминало шакалов, которые за грош могли загрызть даже льва. Живя реальными прибылями, они не имели возможности разбрасываться ресурсами в таких объёмах. Такая ситуация ставила шкуры под удар и они шли на любую пакость, чтобы спастись. Глобальные планы Рэдивала были лишь пустыми словами, попахивающими слабостью. Конечно, они терпели, но перечить напрямую не решились и пока удалились.
Находясь в хорошем расположении духа, я с нетерпением ждал переводчика с рассказом о моём следующем сопернике. Понимая и учитывая продажность организаторов, можно было предположить, что судьба в их лице не готовит мне ничего лёгкого и утешительного. Наша эйфория быстро сошла на нет. Канцлер с Генерал-аншефом уже настраивали меня на следующий поединок. Внезапно раздался звонок и к нам снова пришёл переводчик. Естественно, удивляясь моему вчерашнему выступлению, в его поведении прослеживалось, что он явно не собирался приходить к нам сегодня.
‑ Следующим вашим соперником будет охотник…
‑ Охотник! Просто охотник! Ни там планеты, с которой он, ни какого-нибудь великого рода, к которому он принадлежит, ни регалий? Ну, хотя бы, может быть, имя ужасное? Просто охотник…
Понемногу осваиваясь во вселенской среде, я начинал понимать, что и как, и что он точно должен был принадлежать, ну, хоть к кому-нибудь…
‑ Это каста профессиональных киллеров…
‑ Да-а-а! Ну, вот, теперь понятно! Просто каста! Просто профессиональных киллеров?
‑ У них нет планеты? Никто не знает точного их происхождения. Охотником может родиться любое существо. Эта метка блуждает по Вселенной и награждает своей сутью любого достойного. Достоверно известно, что это очень закрытые касты, всевозможно пополняющие свои ряды путём инициализации набора через рекрутский наём. Они кочуют на огромных своеобразных судах, представляющих собой их жизненный ареал обитания. Суть охотников включает в себя культ развития и совершенствования своего тела, при этом дополняется использованием сверхтехнологий. Их деятельность заключается в выполнении подпольных, провокационных работ. Они ловят, крадут, убивают, подрывают – всё это не за деньги и ресурсы, а за технологии и эксклюзивные познания в области энергий духовности. Именно с этим многие связывают возможность их выживания в новой Вселенной. Позиции охотников очень крепки. Обычно, это закалённые вселенскими перипетиями воины.
‑ Новая Вселенная?..
‑ Обычный термин ‑ появился давно, после того как великие первородные прекратили выступать в турнирах. Началась эпоха битв за свободу вселенского масштаба. Чистые «сути-плазмы» «чёрного» и «белого мира» ослабили свою хватку в отношении управления и контроля над недомирами, приблизив некоторых недосуществ, и таким образом сделав себе верных и преданных вселенских псов.
Рассказ переводчика очень интересовал меня, но углубляться в последовательность космических событий не было времени. Хотя выяснить вопрос о том, кто такие «недомиры», нужно было обязательно, так как через пару часов я мог войти в историю. А вслепую мне этого делать совершенно не хотелось.
‑ Слушай, Переводчик, а кто такие «недомиры»?
Он так пристально посмотрел, что мне и без ответа стало понятно, кого имеют в виду.
‑ Это мы, вы и практически девяносто пять процентов всех вселенских существ. Все новые появляющиеся миры автоматически относятся к второсортным.
‑ Слушай! Ещё раз, извини! Кто дал такие «гордые» названия почти всем существам, обитающим на необъятных просторах космоса: «Недомиры?», «Второсортные?», «Третьесортные?». Очень интересно?
‑ Сложно ответить. Никто из обозначенных не может назваться творением Великого Инродверга. Мы все обычные вселенские создания. А вот прапервородные обоих миров созданы самим дыханием Инродверга, его творящая суть коснулась их. Большинство вселенских существ практически ничего не знает об этих таинствах. Царствующие Отцы и Великие боги считают, что, познавая великие тайны, недосущества будут осквернять их суть, вообще мы никогда ничего не сможем принять на их уровне, так как святые первородные языки «доступны сутью» только им. Довольно давно от прапервородных отсоединилось новое поколение их потомков, так называемые, молодые чистопородные. Они более воинственные, чем их предки, но, по праву, могут считаться творениями дыхания Инродверга. Ещё есть первые миры, произошедшие до прихода Апокалипсиса. Их тоже относят к чистопородным. Величайший, таинственный, невероятный, легендарный спаситель Вселенной ‑ потомок одного такого мира ‑ Плиама. Это последний ‑ Дэмо…
Когда переводчик заговорил об этом самом Дэмо, его голос стал ещё тише, нежели, чем при повествовании об Инродверге. Внезапно в этот вселенский экскурс вмешался Генерал-аншеф, которому вообще не было никакого дела до того, на что отвечал переводчик мне.
‑ Хватит загружаться ненужной нам информацией!
Не знаю почему, но мне захотелось узнать имя этого обозревателя.
‑ Слушай, у тебя имя есть? Меня, вот, Уратмир зовут.
‑ Да? А тебя здесь называют Урахмио-рам! Вообще-то, меня зовут «Переводчик».
Это меня удивило. Всё у них на свой лад, даже моё имя перековеркали.
‑ Так, давай, показывай подробности об этих охотниках? ‑ уже нервничая, требовал Генерал.
‑ К сожалению, я не знаю, какой именно охотник попадётся в соперники участнику турнира. Этот выбор касты оставляют за собой. Могу только сказать, что обычно в турнирах на вторую схватку, как правило, выставляют охотников. Тем более, что такой мир как Земля ‑ непокорный, горделивый, уже довольно прочный, твёрдый в своих силах, по мнению судей, не захочет осквернять себя слабым соперником. Думаю, вам этот бой будет абсолютно по плечу. Тем более, все видели, как легко вы справились с Тротолирсом.
В этот момент я подумал, что очень даже захочу сражаться со слабым соперником, к тому же понятие «слабый» у нас и у них имело абсолютно разное соизмерение.
‑ Ну, может быть, если вы и в этот раз поможете мне каким-нибудь сверх-мега-супер-безшансов-оружием?
‑ Нет. В этот раз, нет! Вам это не к чему. Всё будет зависеть только от Вас…
Приходилось выть от омерзительного отношения. Вся вселенская демократия и приятные лживые улыбки закончились. Теперь каждый сам по себе. Наконец, я с уверенностью мог сказать, что за всеми благами турнира стоит тупое порабощение беспомощных.
Настал мой очередной час на «Арене Судеб». Под несмолкающий галдёж трибун я опять вышёл на поле. Совершенно не зная, кто и что меня ждёт в этот раз. Навстречу мне двигался какой-то странный рыцарь, поразительно напоминающий средневекового храмовника, но с некоторыми особенностями. Жилистое лицо и тело виделось подгоревшим, а цвет был похожим на поджаренный кусок мяса. В сравнении со стандартным человеком разрез глаз охотника был очень большим. Из выдвинутой нижней челюсти шло непонятное жёлтое, в тон его глаз испарение, а в целом казалось, что его как минимум неделю томили на слабом огне. Остановившись в середине арены и попытавшись продемонстрировать своё превосходство, он поклонился на все четыре стороны. Выкоблучник совершенно не напоминал супертехнологичного охотника, о котором так распинался переводчик, хотя какой-то металлический цилиндр внушительных размеров в руке соперника вызывал во мне некоторую настороженность из-за несоизмеримости наших весовых категорий.
После того как он приблизил блестящее устройство к своим губам, олицетворение эпохи высокого средневековья тут же закончилось. Его синие, немного порванные, затёртые одеяния мученика начали покрываться нетолстым слоем лёгкой брони. На голове образовалась маска, похожая на мою тряпичную, только из металла с геральдическими мотивами какого-то зверя, похожего на Тротолирс, с переблёскивающимися рожками. В завершение спецэффектов в его руке из металлических кубиков, как мозаика, сложился длинный, но очень тонкий меч. Мгновенно ко мне пришло понимание того, что меня сейчас пошинкуют на салат. Я сразу начал обдумывать, как забрать у «макаки гранату» ‑ это была чересчур острая игрушка, да ещё и в руке недоброжелателя. Мне нравился вариант: «Эй, пацанчик, дай посмотреть…», но это бы не прошло. Тем более, что рыцарь-самурай, словно телепортируя своё тело, сначала передвигал вперёд свою тень, а потом перемещался по её траектории сам, мчась ко мне. Его телодвижения были похожи на боевые восточные, такие же приседы и выпады. Но вот скорость совершенно не поражала меня. Да, эффектно, но не то! Немногим быстрее Тротолирс и всё.
В момент, когда охотник на скорости хотел тычковым ударом «а-ля туше мушкетёр» проткнуть меня насквозь, я просто сделал шаг в бок. Он же лихо провалился и ещё несколько метров кувыркался по инерции в пыли. Ни он, ни его сияющие доспехи, ни красивое перемещение, ни скорость меня не удивляли, а тем более не напугали. Но самое интересное было в том, что в момент бесконтрольного падения горе-рыцарь проткнул себя в область живота своим же мечом, и как только он поднялся, я прочитал в его глазах: «Ну, всё, тебе теперь как минимум несдобровать. Я буду убивать тебя медленно!». Вот именно сейчас, когда ему просто необходимо было в лазарет, или в медпункт, или, ну, не знаю, что там ещё у них могло быть, чтобы зашить довольно глубокую рану, он решил проявить характер. Меня прямо раздирало спросить: «За что ты борешься? Ты что целую планету спасаешь? Друг, через пять минут от нехватки своей жёлтой плазмы ты просто трупом упадёшь». Но нет, в его глазах была смелость, а может, всё-таки глупость, умноженная на эго и непонятную идею фикс.
Немного оглядевшись и увидев его мучительную отвагу, за которую, наверно, можно было получить медаль «Я охотник! Да, я такой!!!». Ну, в общем, обычная, даже типичная логика, характерная для рядового землянина: «не ударить в грязь лицом перед толпой». В этом случае я его абсолютно понимал: «да и ничего, что дыра в животе с кулак и лужа жёлтой жидкости под ногами ‑ это не от страха, главное ‑ в бой». Теряя рациональность из-за нехватки жизненной плазмы и плохо соображая, «доброволец в ряды костлявой» уже был и не так быстр, как ему казалось. Для меня скорость передвижения этого экземпляра, в принципе, была медленной, а после суицидального, но дерзкого порыва, вообще, улитки справились с его движением. Перед тем как броситься в последнюю атаку, а я точно знал, что это его последняя атака. Об этом ярко свидетельствовал его разорванный живот. Он, прикрывая зияющую рану, посмотрел в сторону трибуны, но не от отчаянья, а явно кого-то выискивая там. Из последних сил «дезертир с кладбища» пытался попасть в меня клинком, но в его случае это было невозможно.
‑ Как он это делает? Что происходит?! Я не понимаю! Как он так быстро двигается? Я не чувствую никакой энергии, которой он пользуется! Откуда у человека такие возможности? Его физиологические особенности не позволяют так делать, а все энергетические «свойства» их планеты, по праву принадлежащие землянам, забирают наши три планеты-собиратели «свойств» в этой галактике: «Нут», «Ихет», «Серапмс». Как он мог обойти балансиры энергии? И всё равно воин-землянин не может так делать!
Всё это тёмный принц высказывал Шауру, который был абсолютно спокоен, а Рэдивал был в ярости. В этот момент на первородного укоряюще посмотрели торговцы, сидящие чуть ниже его трона, в ложе «черного мира». Но не только Рэдивал не понимал, что творит Уратмир, все остальные обыватели тоже дивились происходящему.
Через несколько минут дело перешло в судороги охотника, который сначала упал на колени, выронив меч, который я ударом ноги отбросил подальше, а потом он и вовсе распластался на поверхность Гира. Биться было уже не с кем. Я не спеша пошёл к воротам.
‑ Друзья, приветствуйте! Победил Урахмио-рам!..
‑ Да, действительно, извернули имя. Опять этот заводной голос объявил мою победу. Теперь мы уже могли выбирать того, кто будет нашим протектором…
‑ Это, конечно, ещё не полная свобода, но тем не менее шаг к ней уже сделан! ‑ вечером Канцлер произнёс эти слова в нашем временном доме. Я подошёл к открытому окну понаслаждаться приятным Гирским воздухом, который был вдвойне приятнее каждым новым вечером после очередной победы. Вдруг знакомый голос позвал меня из темноты: «Уратмир, прошу, выйди ко мне!».
Это была Аннабэлль, её интонация вызвала во мне смятение. Я пулей промчался мимо счастливых Канцлера и Генерал-аншефа, предупредив, что хочу постоять на площадке. Выскочив на улицу, меня зацепили лукавые, но неестественно стеснительные глаза Аннабэлль.
‑ Что тебе надо?
Она пыталась прятать свой взор под элегантной вуалью легко-зеленых тонов.
‑ Ну, не надо этой ложной, скромной застенчивости, Аннабэлль Евалион.
‑ Это всё?.. Я думала, ты знаешь моё полное имя. У тебя так хорошо начиналось, ты прямо ошеломил своим познаниями, мой мальчик…
Вот, теперь я начинал узнавать Аннабэлль.
‑ Я знаю только это… Прости, но о твоём отце я не наслышан, но уверен он был бы разочарован в тебе…
‑ Ты уверен, да? Ну-ну… Хорошо, что ты не знаешь моего отца…. Уж он-то точно был бы мной разочарован.
‑ Значит, он такой же недальновидный, как и ты…
‑ Моё полное имя Тиа-деми Альннаэхнабэлль Апсу Евалион.
‑ А я-то думал, что у меня редкое имя.
‑ То имя, которое тебе здесь дали, мне нравится больше.
‑ Слушай, мне не интересно, что тебе нравится. Просто ответь, зачем? Зачем, и ещё раз, зачем?
‑ Я не знаю, как объяснить тебе всё, что есть во мне. Это довольно непросто. Попытайся рассмотреть множественные вопросы, затрагивающие таких людей, как ты в целом, ежемоментно, ежедневно. Что вас окружает? Культура, сложные многоаспектные взгляды, теории, идеи, представления, убеждения, оценки, настроения, чувства, образы мышления, морально-политические установки, нормы и требования, принципы и правила поведения, социально-нравственные ценности, привычки, весь познавательный процесс, история, мысли, суждения… Что в начале? Что в конце? Что будет? Веления, влечения, природные свойства, сущность и так далее… Вам это просто необходимо для выживания. Тут всё просто, ни больше и ни меньше. Беседы, нужды, диалоги, речь, игры разума, попытки прозрения, познание, созидание, разрушение, отчуждение, инстинкты, эмоции, ежесекундная игра нужны «Вам» лишь для одного – понять себя, даже не задумываясь, что это вовсе не нужно. Просто быть, но непросто существовать. За этим невообразимым разнообразием сути человеческого бытия скрывается шутка вашего восприятия, дающая возможность современным людям быть разными, иметь выбор и всегда находиться в бесконечном пространстве определения дальнейшего хода своего развития. Люди начинают умирать в момент формирования стойких «Убеждений», «Чётких принципов», «Определённых сторон понимания» и «Позиций». А на самом деле всё это просто «пшик!» ‑ ограниченности человека. Память твоих земных современников, к сожалению, не может держать накапливающуюся со временем информацию. Именно в этот предельный момент происходит завершение формирования кругозора, мировосприятия и включаются механизмы умирания. Зачем жить существу, которое останавливается и зацикливается? Но это не ваша вина… Дело в другом, а именно, в познании вашим природным естеством процесса «Сейчас», и тогда все «за» и «против» обрастают дефектной оболочкой, они приобретают синдром ненужного, бесконечного заполнения.
‑ Эти слова, очень в твоём духе Тиа-деми Альннаэхнобэлль Апсу Евалион!
‑ Урахмио-рам, пойми, прошу. Неужели ты думаешь, что всё может быть подвластно одному человеку? Что есть ваш современный мир? Это вторая природа человека, это постиндустриальное общество. Прости, Урахмио-рам, кажется, что абсолютно все люди находятся в довольно несложном заблуждении по поводу «простоты восприятия». А всё вокруг проще, чем кажется. Давай отбросим глубокие познания в сфере накопленных человечеством знаний, отбросим опыт и адекватность жизнедеятельности и без прикрас посмотрим на то, что творится в столь стремительно и самостоятельно развивающемся земном мире. Не смотря на достаточно большой объём аккумулированных знаний человеком ареала солнечного света, большинство элитного слоя населения планеты говорит на примитивном языке отработки команд. Не складывается ли у тебя ощущение, что либо общечеловеческое невежество не позволяет вам понимать адекватность языковой речи, либо современные элиты настолько примитивны и позволяют себе быть невеждами, а может быть, они поддерживают довольно древние, заведомо ложные ценности своих работодателей?
‑ Аннабэлль, чрезмерное великолепие позволяет тебе иметь своеобразное видение, толкающее на предательство. Да, я обычный человек и горд этим. Каждый момент моей жизни уникален потому, что я смертен. То, что со мной происходит ‑ происходит только один раз. Я больше никогда не буду таким, как сейчас. Мои поступки уже никогда не изменятся. Любое моё заблуждение лишь момент в смертной жизни. Любить, слепо верить, ждать и радоваться так, как сейчас, я больше никогда не буду. В этом мой великий выбор и в этом ценность того тонкого момента, как ты говоришь, обычного человека. А теперь я повторяю свой вопрос: «Что тебе надо, Аннабэлль?». Она смотрела на меня очень пристально.
‑ Я пришла предупредить тебя…
Тут уже мне захотелось плакать от этой жгучей фразы.
‑ Какой в этом смысл, а?
Она немного задумалась, инстинкты подсказывали ей, что мы по-разному смотрим на мир.
‑ Смысл говоришь!.. А какой, вообще, здесь смысл, скажи?.. Зато я могу тебе сказать, не объясняя следствий своих поступков…
Её голос немного изменился в интонации, мне показалось это странным, а глаза будто начали сверкать другим цветом. В ней проявилась скрытая, иная природа элитарного коварства. Её явно зацепило моё пренебрежение:
‑ «Если во Вселенной есть то, что движется, значит, есть и то, что это движет…», «Если есть то, что движет движимое, значит, есть то, для чего она движется», «Если есть то, для чего она движется, значит, есть «смысл», «Если есть смысл, значит, есть необходимость», «А смысл может знать только кто-то, при необходимости», а дальше сам додумай.
‑ Не хочу я ничего додумывать. Не слишком ли поздно ты хочешь меня предупредить?
‑ Уратмир, завтра тебя ждёт гибель!
‑ Да, я об этом уже неделю назад был оповещён. Это всё?..
‑ Ты никак не можешь понять, во что ты ввязываешься, глупый мальчишка. Тебе кажется, что тут всё смешно…
‑ Нет, вот так мне точно не кажется. Мне вообще не смешно! Мне даже грустно, а иногда разрыдаться хочется. А особенно мне было весело до первой схватки, когда на мне висела жизнь всего человечества. Я так тебе скажу, это не смешно, это забавно!
Она резко приблизилась ко мне. Её движения были очень легки, она словно плавала по ветру.
‑ Этот деспотичный демон подослал тебя убить меня?
‑ Нет! Неужели, ты не понимаешь?
‑ Прости, не понимаю! И заранее тебе скажу – не утешай себя и не мучайся, убить меня у тебя всё равно не получится…
‑ Уратмир, ты завтра умрёшь. Рэдивал в ярости.
‑ Рэдивал? Это тот, да, который с рогами как у оленя? Знаешь, это первая приятная новость за последнее время. Вот оно в чём дело! Видимо, именно он положил взгляд на нашу планету. Заметь ‑ нашу!
‑ Рэдивал, великий прапервородный «чёрного мира», его сила безграничная. Его полностью поддерживает новое поколение молодых первородных. Они слушаются Тёмного Принца преданней, чем «Чёрных богов». Эта мощь может уничтожить всех на своём пути, чтобы поработить Землю.
‑ А вот тут ты ошибаешься… Его сила ограничена и, прежде всего, глупостью о её величии. А если бы он был вездесущ, ему не нужны были бы эти интриги на четырнадцать тысяч лет на нашей планете. Сила, дорогая моя, в желании помочь слабому. И кстати, можешь порадовать своего хозяина, я знаю, кто убил его прихвостней на Земле…‑ это был неожиданный поворот с моей стороны.
‑ Откуда? Кто?
‑ Я видел его и, если честно, твой рогатый самодур этому существу и в подмётки не годится. Жалко, что в тот момент «всевеликолепневшего» там не было…
‑ Уратмир, завтра вопреки всем правилам, против тебя выйдет представитель из первого мира. Послушай, он само пламя. В ярости Принц надавил на всех, в том числе и на судей, чтобы против существа твоего уровня эволюции выставили сокрушительное создание. Это верная гибель. Все без исключения чувствуют – это бескомпромиссный гневный посыл претендента на вселенское правление. Рэдивал специально это сделал, тем самым, демонстрируя свою силу и пренебрежительное отношение к правилам. Уратмир, он всё равно уничтожит Землю. Задета его первородная честь и поэтому можно ожидать любой войны. Тем более что из-за одной планеты никто шум поднимать не будет, все дорожат своими жизнями. Никто не заступится…
‑ Ну, если все дорожат как ты, то, конечно, не заступятся…
‑ Поверь, просто поверь! Следующий бой ты не переживёшь. И никакая удача тебе не поможет.
‑ Удачу создаём мы сами правильными поступками.
‑ Всё в этом мире против нас…Уратмир, мой наивно любопытный мальчишка, знаешь, как звали таких, как ты, в далёкой старине, – на миг замолчав, она промолвила, ‑ бегущий от кромешной тьмы, которая и есть яркий свет, но лишь для открытого глаза…
‑ А ты предприимчивая. Юная, но прозорливая. Ловко перескочила на их сторону. Вот интересно: как и когда?
‑ Уратмир, я никуда не перескакивала. Мои предки великого и самого старого рода нашей планеты. Мы правили на земле долгие тысячелетия до «хомо-сапиенса». Много воды утекло с тех пор. После прихода нового цикла свободы мы вместе с миром Гадвила отошли в тень. Я знаю, ты думаешь, что я лгу, но поверь, твои друзья из РВБМХ ничтожно пытались сопротивляться моему клану, моей семье долгие времена, и что самое интересное, они думали, что именно мы и есть корень зла на Эвэи. Моя семья старалась выжить в новый период и всё, а для этого нам был нужен сильный союзник и им стал Рэдивал. Мне вообще кажется, если бы нам не мешали деятели РВБМХ, жизнь на земле была бы лучше. Ну, посмотри, что у них получилось? Тебе нравится общество на нашей планете? Эти денежные мешки, ведущие себя хуже гестапо. Фашисты хотя бы убивали, глядя прямо в глаза, а денежные мешки терзают медленно, опираясь на несправедливость современного общества. Тебе, и правда, нравятся эти разговоры о помощи, когда главным аргументом лжеца является перекладывание ответственности на другого, а ещё лучше – на страждущего? Когда никто ни за что не отвечает. Когда слово «ответственность» для толстых поросят страшнее беспристрастного суда. В этом мире никто ни за кого не отвечает из-за обмана. Можно обмануть, и все так думают. Обман же начинается с причины и все тут же упираются в неё, а раз так случилось, её можно ловко обыгрывать. Все говорят: «Ну, простите, я же не вездесущ, так сложилось…». А надо начинать с корня проблемы, который оказывается верхней веткой, и теперь уже у неё начинают снова искать корень. Люди утопают в плутовстве. И этот цикл бесконечный. Земле нужно найти того, кто возьмёт на себя ответственность, и начнёт с себя, помня о том, что всегда будут те, кто ищет там, где нет ничего. До этого мы не увидим тех, кто захочет прислушаться. Каждый в этом нашем, как ты сказал, мире хочет, чтобы его выслушали, но сам остаётся глух, так как боится ответственности. Она должна быть привязана к «шкуре» человека, только тогда он чувствует серьёзность следствия.
‑ Наш мир прекрасен! За него не страшно умереть. И если бы не вы, Земля сейчас не погрязла бы в перипетиях вселенской ненависти, которую внесли шельмовством твои родственники.
‑ Мы не складываем с себя ответственность. Мы хотим выжить. Разве это плохо? Если у нас получится управлять человечеством, почему бы этим не воспользоваться?! Ты думаешь, что мы очень старались создать на Земле ад? Человек и сам хорош! Ему только дай, он и руку откусит. Мы лишь показывали, а человек сам просил… «Пропуская», мы не уступаем – «пропустив», мы лишь даём возможность испить чашу другому. «Пропустив», у нас появляется возможность увидеть последствия для не имеющего терпения. «Пропустив», мы не будем учиться на своей ошибке. «Пропустив», мы всё равно окажемся первыми, так как узнаем, что нет «вторых» на круглой Земле, за неимением «вторых» есть лишь «Тот», кто позже, либо раньше… Но не «Тот» мудр, кто думает, что «понимает» мудрость «Пропустить», а «Тот», кто «понимает», что «понимая», у него не будет возможности для момента «Пропустить»…
‑ Хорошее оправдание, Аннабэлль. Ты стала просто омерзительной! Ты, и вправду, хищница! Берёшь по праву сильного…
‑ Уратмир, откажись от боя. Я упрошу Рэдивала сжалиться над тобой.
‑ Ууу… что это? Вполне очевидно, будущая королева нашей планеты сжалится над холопом. Теряешь сноровку…
‑ Я не стремлюсь к этому, просто хочу выжить. Хочу, чтобы моя семья и клан остались живы. Что здесь неправильно? Уратмир, поверь, ты мне дорог. Я вижу в тебе то, чего нет у других. Не думай о людях, которые вокруг тебя, не думай о том, кто лучше ‑ ты или он. Ты ветер, который создал Бог. Твои глаза видят мир не так, как его видят другие, даже не так, как я. Ты что-то новое! Ты можешь представлять запах летнего дождя, выпавшего на засыпающую от жажды землю, пробуждающий в твоём теле колоссальные эмоции, выражающиеся через твою безграничную отвагу, доблесть и мужество. Урахмио-рам, иди своим путём! У нас будет огромное пространство, невероятные возможности для познания, бесконечность удивлений. Что эти люди? Каждый раз, изо дня в день они живут пустотой. У нас с тобой есть великая возможность познавать непознанное ежесекундно. Я могу увести тебя с упёртого топтания на месте. Не знаю, почему я тебе это говорю…
‑ Странно, и в правду?.. Аннабэлль, зачем ты отдаляешь свой клан от остальных людей? Мы все люди! Мы одинаковые…
‑ Нет! Мы с вами разные…
‑ В чём же это заключается? У тебя две ноги, две руки, ты человек. В чём разница?
‑ Ты и сам знаешь, что это не так. В тебе есть то, что позволяет улавливать мою суть. Это долго и сложно. Но я отличаюсь от любого человека…
‑ А, ну, простите, принцесса, конечно, мы недостойны Вас. С таким высокомерием тебе вообще никто не нужен, особенно я. Конечно, после победы «синерогова» у тебя и так будет многомиллиардный выбор и никто тебе не откажет! Но ты опять не права! Ты не отличаешься от нынешних людей, ну, хотя бы потому, что даже в этих ваших семьях есть девушки. Или они тоже неровня тебе?
‑ Это ты не прав! Мне не нужны миллиарды! У меня априори не бывает множественного чувства. Я другая! У нас в роду девушка испытывает чувства только к одному и навсегда. И ещё, в наших семьях женщины почти не рождаются, поэтому наш клан настолько малочисленен. Мы не можем рисковать и исчезнуть навсегда.
‑ В тебе проснулись мистические чувства? Скорее всего, это проснувшийся наследственный эгоизм. Твои предки тысячелетиями вырабатывали свойства живучести и приспособляемости, достоверно зная своё предназначение. Служить великим и быть посредником между ними и нами, а в нужный момент стать единственными обитателями нашей планеты. Зачем вам столько свободного места? Зачем вам эти заскоки? Унижая других, вы любите только себя! Ты всё чётко знаешь. Не боишься упустить суть и стать предателем своего клана, своей семьи? В твоих глазах читается привязанность, помноженная на собственную важность ‑ это один из самых губительнейших коктейлей. По сути, я не могу винить тебя. Ты такая, какой тебя родили. Ты такая, какая есть. Твои глаза ‑ сладкий яд смерти, от которого хочется умереть. И ещё одно, Альннаэхнабэлль, задумайся, над чем задумался я, когда летел сюда: «а всегда ли та искренняя правда, которую я говорю, это та правда, на которую я способен?». Уходи, мой ответ «нет».
‑ Нет… Тогда… Прошу выживи! Ты дорог мне. Знай, Урахмио-рам, ты первый, кто взял на себя ответственность, понимая ценность не только своей жизни, но и целой планеты. Я рада, что не ошиблась.
Не медлив ни мгновения, наблюдая только скользкий блеск от намокших выразительных глаз, я схватил её за руку.
‑ Аннабэлль, брось этих чудовищ! Откажись! Подумай! Ещё не поздно. Ты, именно ты ещё не перешла ту грань, после которой уже нет возврата. Остановись, пожалуйста…
Обдаваемый жаром, я очень хорошо понимал суть чистокровной особы. Взяв Аннабэлль за руку, я продолжил:
‑ Не знаю почему, не знаю для чего, но до холода в венах я бы хотел это знать и должен сказать, что ты небезразлична мне. Увидев тебя однажды, я понял, что это навсегда. Останься во мне такой, в которую я поверю. Аннабэлль, прими правильный выбор. Я защищу тебя! Никто не обидит тебя! Я не умру ‑ ни завтра, ни вчера, ни сегодня. Никто не посмеет тронуть тебя. Я обязательно оторву голову этому рогатому, только не бойся.
‑ Уратмир, я не могу. Я суть от сути ‑ мои предки. Я плоть от плоти их продолжение. Прости…
Она опять удивила меня, поцеловав в лоб. Этот жест оставлял в ней надежду.
Резиденция «чёрного первородного мира» Гадвила. Тронный зал. Этот же вечер.
‑ Аннабэлль, ты уже пришла? Подойди…
‑ Да, мой Принц. Как Вы и просили, ходила передавать Ваше поручение Глацентриану.
Рэдивал был необычно спокоен. Его пламя ещё теплилось.
‑ Странно… Глацентриан со своими прихвостнями только что был у меня…. Видимо, вы разминулись?
Она сразу всё поняла. Ужас обуял Аннабэлль. «Чёрный принц» не спеша подошёл к портрету своего отца.
‑ Знаешь, странные существа эти люди! Сколько рас у вас было? Я и сам уже не сосчитаю. Хотя точно знаю, что твой род ведёт своё начало аж с золотого человека. Посмотри на меня, Аннабэлль! Посмотри мне в глаза! Взгляни своим правдивым взором! Не бойся…
Уже ультимативно потребовал Рэдивал, повернувшись боком. Глаза Аннабэлль были ярче солнца, её золотая роговица была прелестна.
‑ Ох, как восхитительно! Разве можно создать такое чудо? Золотая кровь…! Вот она порода, традиции, родовая связь, честь, чистоплотность пронесённая в тысячелетиях! О, эти прекрасные глаза! Аннабэлль, а ты знаешь мою породу? Ты должна гордиться своими семьями, сохранившими вашу глубокую, древнюю наследственность. Ты как самый красивый цветок среди всего человечества! Твоя порода уникальна: не скрещенная, твёрдо пронесённая, и сохранившая свою чистоту. Ты терпка, как самый жгучий напиток. В этом вся ты! В этом твой сорт! Ты коренной субстрат, от которого пошло всё будущее человеческое племя. Разве ты не горда этим? Надеюсь, ты не забыла горькие события, поставившие вашу расу на грань вымирания.
Серебряный человек уничтожал вас, загонял в резервации… А всё началось с того, что твой предок выиграл всего две схватки и ваш выбор по поводу протектората пал на «белых первородных». Казалось, это наилучший вариант! Да? Те самые, из нового поколения первородных Аквиума. Ну и что? Вам понравился этот выбор? Кем они вас считали эти добрые существа?! Они играли с вами, как с куклами. С помощью абсолютно простых уловок привели к уничтожительной войне с применением оружия массового поражения. Ну а потом… Мутанты плодились как кролики. Серебряный человек размножался моментально, в отличие от вас. Его геном позволял рожать много особей женского пола. К слову, мне эта раса напоминает собак. Дело в том, что вы не могли объяснить им даже малую часть своего понимания, точь-в-точь как обычным недопонимающим животным. Именно страшное понятие «неразумения» губит целые народы, планеты, выкашивает под корень тех, кого мы недопонимаем! Да? Вам тогда всё припомнили. И в тот момент, когда вас стало меньше, они жёстко объяснили, кто лишний в земном мире. Уникальность, чистота и высокомерная важность, недоступные большинству, увеличивали пропасть разницы среди людей. Золотистая прелесть чистоты злила генномутированных всё сильней. У них всё чаще срабатывали животные инстинкты.
Рэдивал в один миг принял облик Уратмира.
‑ Что ты так задёргалась, а Аннабэлль? Симпатичный землянин! Да? Наверное, даже очень, если такая породистая особь, с тысячелетними устоями, влюбилась в него.
Рэдивал не спеша подошёл к ней, и словно змей начал обвивать её руками.
‑ Ты порочишь свой род! Разве не понятно? У него интересные глаза, меняющие цвет! Да? То серые, подобно грозовым облакам вашей планеты… – он вплотную приблизился к ней. ‑ То зеленоватые, как бескрайние луга, то голубые, как самая глубокая бездна океана? Это странно и интригует. Я вижу, что он тебе безумно нравится. И ты ничего не можешь с этим поделать потому, что ты чистокровная. Ты можешь испытывать настоящую любовь! Ощутить её только одну и навсегда. Не то, что эти новые люди, которые даже не могут понять любят они или нет. А самое смешное, что некоторые из них перестали в неё верить и вообще отрицают заветную слепую тягость. «Чёрные» чувствуют другую сторону этой медали. Мы поддаёмся притяжению, которое сильнее любой ненависти, слаще произвола.
Рэдивал заставлял Аннабэлль цепенеть, подавляя её сознание.
‑ Ты мне солгала! Ты знаешь его! Вопрос, зачем? Ну, да ладно, не важно… Я обещал вашим семьям отмщение, месть, величие, власть и господство! Обещал вернуть вашему клану Землю. Мы заключили договор. Как ты могла попрать «Эреб»? Суть вечного первородного мрака, моего я! Я мог сделать тебя принцессой. Третья планета могла вновь вернуться к эре золотого человека. Но вот в чём странность, оказывается, современные люди гораздо лучше вас. Несмотря на умственную ограниченность, они выдержали целую смысловую войну. Вы же, из-за мелочей убивали друг друга, фактически просто так. Ваша так называемая многогранность сыграла злую шутку – не дала стерпеть. А теперь я задаюсь вопросом: зачем вообще вы все мне нужны? Ответ прост: ни вы, ни они мне не нужны! Вы все недосущества ‑ отравленные создания. Да, по меркам современного человека, ты живёшь вечно. Сколько тебе сейчас по человеческим годам?
Тихим, еле слышимым голосом Аннабэлль ответила: «Тысяча шестьсот восемнадцать лет…».
‑ А я живу вечно! Мой числовой ряд бесконечен! Он есть начало и конец. Тебе даже и присниться не может то, что я знаю и видел. Радует лишь то, что я не чувствую в тебе мерзкого раскаянья. Знай девочка ‑ бессмертие лучше покаяния. Вечность – верное лекарство от угрызений совести. Уходи! Я не буду убивать тебя! Слишком большая честь для недосущества умереть от первородного бога. Ты и так будешь изгнана из своей семьи! Твоё имя будет синонимом позора…
Рэдивал ещё что-то произнёс на первородном. Эти звуки усилили ужас и страх у Аннабэлль.
Последняя схватка. Я уже стоял у знакомых ворот, полностью осознавая, что шансов мало. Ставки на меня явно были невелики. Если кто-то решился на меня поставить ‑ рисковал быть вечным должником. Я шёл к своей судьбе. Тут никакие фокусы простоты не могли помочь. Из противоположных ворот вырвался шар пламени. У меня тут же промелькнула мысль: «Он ещё и летает». Яростно полыхая, энергетический сгусток приближался к середине, а огненный след сзади плавил пространство. Сначала природа этого явления вообще была непонятна. Либо это обычный клубок вечного пламени, либо там есть что-то более или менее разумное?
В тот момент из середины бушующего огня послышался внушительный голос, обращающийся к Рэдивалу. Существо первого мира обещало «Чёрному богу» превратить меня в уголь. Внимательно вглядываясь в это создание, я почему-то стал полностью понимать его. Пылающий жар становился мне родным. Внутри меня происходило что-то невероятное, дающее стопроцентное чувство безопасности. Он не сможет даже обжечь меня. Это удивительное понимание позволило улыбнуться. Энергия пламенного шара была настолько знакома, что я начал идти к нему навстречу. Моё естество могло потушить эту спичку одним щелчком. Сокрушительный столп пламени, закручиваясь как ураган, приближался вплотную, но сжечь или хотя бы дотронутся до меня, он не мог. Всей душой осознавая этот огонь, под шумные вздохи и ахи, я остановил и держал в руке это дикое, но веселящее меня горение, чувствовалось, что могу творить такое же явление. Захлопнув ладонь, я потушил этот шар пламени в руке. Потом, сдвинув брови и переведя свой взгляд на «полыхающего», не медля ни секунды, хлопком в ладоши я также легко погасил «зажигательного», который, наподобие потухшего уголька, пал вниз. От этого всего остался только дым и запах гари. Впервые глубокое молчание опустилось на эту судьбоносную арену.
Земля была полностью свободна на новый полный цикл. Дальше был новый мир бескрайних горизонтов и интриг Вселенной, новых вызовов, новых тайн, новой сказки, новой легенды, новой правды, страстной любви и понимания новых чувств. Это был конец ‑ «начало нового»! Как можно сотворить творение вне сотворённого.
Есть три ноты, которые мы не сможем сыграть. Есть три клавиши, которые мы не сможем нажать. Есть три желания, которые никогда не исполнятся. Есть три вопроса, у которых нет ответа. Есть три закона, которые не могут быть соблюдены. Есть три дороги, которые никуда не ведут. Есть три задачи, у которых нет решения. Есть три ответа, которые не нужны. Есть три цифры, которые не участвуют в числовом ряде. Есть три слова, без которых речь будет непонятна. В мире всегда есть то, что ждёт не потому, что рано, а из-за того, что есть три ноты, которые мы сможем сыграть.
Смех, опять этот смех…
‑ Я узнал тебя! Это ты был на техническом пруду! Ты спас меня…
‑ Да это я…
‑ Но зачем? Скажи, кто ты?..
Что-то происходило… Оголтелый клёкот начинал давать мне возможность выбора, я начал понимать, что истина есть, и она единственная. Правда была вокруг меня и не требовала моего согласия. Я отчаянно цеплялся за этот сложный, но простой для самого себя организм. Безумно не хотелось, чтобы истина оставила меня там, где её нет.
‑ Пришло время! Сейчас ты всё узнаешь, Ому-Урахмио-Эхвэ-Рам…!
Содержание
Глава I: Начало, так или иначе………………………………………..
Часть 1. Происхождение Вселенной…………………………………….
Част 2. Рождение легенды………………………………………………..
Глава II: Превосходство предрешено………………………………….
Часть 1. Орион…………………………………………………………….
Часть 2. Вселенский Дракон………………………………………………
Глава III: Явление………………………………………………………..
Часть 1. Земля, экспедиция……………………………………………….
Часть 2. Уратмир………………………………………………………….
Глава IV: Амбиции………………………………………………………
Часть 1. Известие из будущего: «Откровение»…………………………..
Часть 2. Стадия турнира………………………………………………….
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Уратмир. Земная пристань. Книга 1», Дмитрий Олегович Буркин
Всего 0 комментариев