«Дурак»

Хосе Мария Санчес-Сильва

Дурак

Перевел с испанского Р. РЫБКИН

Селение было таким древним, что здесь, на берегу, никто не знал, что древнее - селение или море. Селение видело финикийцев и карфагенян, греков и римлян. В нем были развалины замка и арена для боя быков, был рынок, был суд, была начальная школа и отделение банка. Было все, что полагается селению, - и даже дурак.

Пепе-дурак был предметом их гордости. На любые попытки соседей набить себе цену местные патриоты отвечали: "Но у вас нет дурака!" - и на этом разговор кончался.

У Пепе-дурака были карие глаза, очень красивые, кроткие. Временами даже сильные духом люди не могли выдержать взгляда этих ласковых и покорных глаз. Пепе-дурак был тружеником, трудолюбивее которого, быть может, во всем свете не было. Он с готовностью выполнял всякие мелкие поручения, безотказно грузил багаж в автобус. Еще ребенком он повредился в разуме, а может, и от рождения не хватало чего-то. Бывало, ходит целое утро с корзиной из-под рыбы и не знает, где оставить ее и к чему приспособить. А то, бывало, целый божий день ищет что-то на пляже между водорослей.

Временами Пепе не прочь был опрокинуть стаканчик. Смеха ради его напаивали допьяна - и тогда Пепе мучился. Как будто он выздоравливал, а слов, чтобы сказать об этом, у него не было.

Местных жителей кормили земля и море, но еще более - лето. Летом приезжали дачники, и Пепе простодушно верил, что лето было делом их рук, что они-то и привозили его с собой, устилали им землю и море, поднимали его к небесам, эти дачники, снимавшие себе летние домики у пляжа и на горе. Дачники очень хорошо относились к Пепе, и еще лучше относились к нему их дети. Летом у него всегда водились деньги - по крайней мере до тех пор, пока с этим мирились самые бессовестные из его земляков.

Лето уже стучалось в двери, и в кабачке у пляжа, куда сходились с наступлением темноты хозяева дач, только и было разговоров, что о предстоящем сезоне. Уже появились его предвестники - первые дачники, бродившие в поисках дач, небольшого отеля, постоялого двора у моря. И владельцы дач спускались на велосипедах к морю, чтобы сообща обсудить, как лучше перекрасить фасады, подновить черепицу на крышах, отремонтировать водопровод и электричество.

С первых чисел июня кабачок на пляже оживал. Здесь была дачная биржа, здесь играли в кости и карты, опрокидывали стакан-другой терпкого местного вина. Пепе никогда не пропускал этих пирушек, но однажды вечером он не пришел.

Отсутствие Пепе было очень заметно. Без него было меньше смеха и меньше серьезности. Рядом с ним каждый испытывал особенное удовольствие от мысли, что сам он в здравом уме и твердой памяти - простые люди от этого проникались к себе уважением. Любая глупая шутка над Пепе (правда, почти всегда они были беззлобными) вызывала всеобщее веселье, и такое же веселье вызывала любая фраза Пепе, любая из его безобидных глупостей.

Только что кончилась очередная партия. Водитель автобуса Хулиан попросил, чтобы ему дали отыграться. Публика вокруг стола молча курила, наблюдая за игрой.

- Странно, что Пепе нет, - сказал Хулиан.

Каждый из них, оборачиваясь и обшаривая глазами комнату, думал: "Этого не может быть".

Сколько разговоров было в тот вечер о наступающем лете! Вдруг водопроводчик Серафин залился хохотом.

- С Пепе можно сыграть хорошую шутку, - сказал он.

Веселая компания потягивала вино, а Серафин говорил:

- Что, если внушить Пепе, что в этом году будет праздник прощания с весной? Если сказать ему, что все пойдут на южную дорогу прощаться с ней? Если уверить его, что весну встречают иногда на ее пути к морю и что она прекрасная девушка, которая открывается только детям и таким же, как она сама, простакам и делает всем подарки?

- Весной буду я, - сказал, чтобы умаслить компанию, отыгравшийся Хулиан.

Кабачок ответил ему взрывом хохота.

Пепе-дурак поверил. Пепе-дурак верил всему, что ему говорили. Сколько раз доводилось ему брести и из одного конца селения в другой, сгибаясь под тяжестью никому не нужной ноши! Как клоун, как один из этих умнейших "дураков" цирка, Пепе, бывало, по целым дням таскал большую корзину, полную камней, от селения к пляжу и от пляжа к селению - до тех пор, пока какая-нибудь добрая душа, сжалившись над ним, не снимала с него чар злой шутки, назвавшись получателем корзины и дав Пепе на стаканчик.

Пепе поверил.

Они сказали, что зайдут за ним в тот вечер, когда весна уступит свое место лету и отправится к морю. Опаздывать нельзя: когда церковные часы пробьют двенадцать, нужно быть у начала южной дороги, откуда весна выйдет в путь, чтобы закончить его на морском дне, где она заснет до марта будущего года.

Ночь была тихой и безлунной. Бесконечно далекие звезды купались в своем сиянии. Водопроводчик Серафин, Марсиаль из правления Общества взаимопомощи, хозяин кабачка Габриэль и еще шестеро или семеро собрались вместе. Все, в том числе и Пепе, уже поддали немного, но на всякий случай захватили с собой почти полный бурдюк.

- Ты, значит, понял? - втолковывали они дураку. - Проси у нее что хочешь. Если увидишь...

- И не забудь встать перед ней на колени, - напомнил Габриэль.

- И сказать ей "ваше превосходительство", - добавил Марсиаль.

Они чуть не лопнули со смеху, но Пепе верил - и ждал, чтобы его кротким глазам поскорее явилось долгожданное чудо.

Южная дорога начиналась у дремучего леса. Здесь царил мрак, и толстые стволы высоких деревьев казались колоннами строящегося храма. Они сели, и из бурдюка весело побежало вино. Пил и Пепе, задумчивый, ушедший в себя. Наконец Серафин потребовал тишины и внимания. Все встали. Медленно и торжественно прокатился в неподвижном воздухе первый из двенадцати ударов церковных часов.

- Внимание, - негромко сказал Серафин, - откройте глаза пошире!

Все сделали вид, что напряженно вглядываются в темноту, и Пепе-дурак широко открыл свои темные с поволокой глаза.

Между деревьями появилась тень, и Пепе увидел ее первым.

- Вон она! - воскликнул он.

Остальные прикинулись, будто ничего не видят:

- Где, где?

- Вон, вон она идет! - ответил, дрожа, Пепе и показал рукой.

- Так беги же за ней! - не допускающим возражений тоном сказал Серафин. Мы не видим ничего. Да смотри не забудь встать на колени и попросить у нее что-нибудь!

Пепе-дурак двинулся вслед за тенью, а остальные, еле сдерживая смех, покрались за ним. Приглядевшись, он увидел, что это длинноволосая женщина в тунике, с охапкой цветов в руках. Пепе побежал. Догнав женщину, он бросился перед ней на колени со словами:

- Сеньора Весна, сеньора Весна!. Я Пепе-дурак. Дайте мне подарок!

Грянул оглушительный хохот, и Пепе поднял глаза. Вокруг него и "Весны", которая тоже гоготала, держась обеими руками за грузный живот, стояли его приятели. "Сеньора Весна" была, как одна капля воды на другую, похожа на водителя Хулиана. Шутка закончилась весельем у бурдюка. О Пепе тут же забыли.

Пепе-дурак сидел на земле. При всей доверчивости не такой уж он был дурак, чтобы поверить, будто водитель Хулиан и есть Весна и что от него можно ожидать каких-то подарков.

- Пепе, пойдем, это же была шутка, - позвали его.

Впервые Пепе промолчал и не пожелал пойти с ними. Ну и что за беда? Ночь была изумительной, в бурдюке еще оставалось вино, и шутка удалась. Они ушли и уже издалека позвали его еще раз.

Пепе-дурак остался один у начала южной дороги, один среди могучих деревьев, наедине с шепотом звезд и журчанием ручья. Прошло полчаса, а может быть, больше. Внезапно все вокруг осветилось странным светом. Пепе открыл глаза и увидел: цветущая и нагая, с попугаем в руке, к морю шла красавица. Пепе побежал, бросился к ее ногам, обхватил их, и она мелодичным голосом спросила:

- Чего бы ты хотел от меня?

Дурак поднял темные глаза и, остолбенело глядя на ее сияющую и чистую красоту, попросил:

- Подари мне что-нибудь, что хочешь подари.

- Скажи мне сначала, кто я, - спросила она, улыбаясь.

- Ты Весна, - с беззаветной верой ответил Пепе.

- Ты получил свой подарок, - сказала она и пошла дальше.

Пепе пошел за ней, держась поодаль. Она шла легко, будто не касаясь босыми ногами земли.

Потом Пепе остановился и начал искать подарок. Руки его были пусты, пусты были и карманы. Ее больше не было видно - она ушла к морю. Пепе-дурак медленно побрел к селению.

На следующее утро, когда Пепе, проснувшись, пришел в кабачок у автобусной остановки, Серафин обхватил его за плечи и вывел на улицу. Ему хотелось как-то загладить то, что произошло ночью.

- Пепе, хочешь стаканчик? - тихонько спросил он дурака. - Пойдем, а о шутке позабудь.

И совсем не подумав о том, что Пепе уже давным-давно обо всем позабыл, он заглянул ему в глаза. Они были такие же, как всегда, - чистые, ласковые, прозрачные, большие, полные любви. Но только зеленые. Зеленые светлой зеленью моря, светлой зеленью весны, светлой зеленью невинности.

- Зеленые! Они у него стали зеленые! - кричал Серафин, кричал как помешанный и в ужасе мчался по улице.