«Корни»

Говорят, что бамбук растет очень быстро. Говорят даже, растет он столь стремительно, что пронзает человека насквозь за ночь. Как шампур сыроежку, только, конечно, человека надо держать.

Его никто не держал. Он сидел в странной и неудобной позе — на корточках. Было душно, он задыхался. Из тумана вокруг проступали неясные очертания гигантского мрачного леса. Ноги затекли, и хотелось встать, но встать он не мог. Он почти по колено погрузился в теплый сырой мох. Но не мох же держал его? Не было воли, не было сил. Казалось, что сейчас он потеряет сознание, и в этот момент что-то твердое уперлось снизу.

Он замер. Текли минуты. Он снова попытался встать, с тем же результатом. Удалось лишь чуть поднять руки. Тогда он закричал. Глотнул густой гниловатый воздух и закричал снова.

То, что снизу упиралось в его плоть, теперь причиняло боль. С ужасающей ясностью он вдруг понял, что это далеко не та боль, что ожидает его, а лишь слабый ее отголосок.

Боль нарастала с каждой секундой. Еще несколько отчаянных попыток выпрямиться. Его лицо потеряло человеческие черты, оно напоминало оплавленную восковую маску. Он понял уже, каков будет конец. Но рассудок еще сохранял ясность, и только когда с хрустом раздались кости…

…Суров потянулся так, что затрещали суставы. Проклятье! Он видел это уже дважды. Сон, не сон — сущий кошмар. Он открыл глаза.

Спальню заливал солнечный свет. Близился полдень. Суров отвел глаза от часов, покосился на Диану.

Та еще спала. Или притворялась. Диана могла валяться в постели неограниченно долго.

Будь ее воля, она вообще из нее бы не вылезала.

Зачем она накупает столько тряпок, непонятно. Верхняя одежда ей редко нужна.

Он снова прикрыл глаза, полежал немного. Сна не было. Раздался сиплый звонок телефона. Суров протянул руку и снял трубку.

— Это я звоню.

Неопределенный горловой звук.

— Это я звоню, — повторил голос в телефоне, — узнаешь?

— Да. Чего тебе?

— Встретиться.

— Это еще зачем? Я не горю желанием тебя видеть.

— Скажи пожалуйста! А я-то думал, ты весь обрыдался.

Суров засопел. Знакомый и отвратительный голос Десноса сверлил ухо. Слишком отвратительно-знакомый, чтобы отшить, не выслушав.

— Говори так. У меня нет лишнего времени.