«Туман в ботинке»

Учкудук.

Сухой ветерок. Отвесное солнце.

Песок, кое-где прикрытый редкими кустиками ферулы.

Раскаленные камни. Бирюза, каракурты в выработанных жилах.

Дом геолога Сени Шустова стоял последним. За ним сразу начинались пески пустыни Кызылкум. К девяти утра температура в тени поднималась под сорок. Вертикально поставленные листья серебристой джидды не давали тени. А по горизонту, как в приключенческом фильме, прогуливались два-три темных смерча. Они грациозно изгибались то в одну, то в другую сторону. Можно было часами следить за их таинственными танцами.

В далеком городе Вильнюсе у Сени Шустова жил друг.

Звали друга Римантас Страздис. В студенческие времена Сеню и Римаса таскали по одному делу – запрещенная литература и все такое прочее. Но потом у Римаса жизнь наладилась. Он уехал на родину и начал преподавал в Вильнюсском университете, откуда в сорок восьмом отца, известного историка, увезли в Сибирь за «…идеализацию средневековья времен великих князей Гедиминаса и Витовта».

Вот только с Римасом Сеня и поделился сущностью сделанного им открытия.

В результате многих размышлений Сеня пришел к выводу, что планета Земля – это вовсе не остывающий сгусток бездушной материи, а некое живое, сильно чувствующее космическое существо. И чем сильней мы травим Землю ядохимикатами, чем сильней обезображиваем ее великими стройками и величественными каналами и сотрясаем взрывами атомных и водородных бомб, тем сильней она нервничает: насылает на людей неожиданные чудовищные цунами, сносит ужасными оползнями и лавинами поселки и города, сдергивает с орбит спутники и самолеты, выплевывает потоки вулканической лавы, наконец, истерично дергается в конвульсиях землетрясений. Короче, как всякое нормальное живое существо, планета Земля находится в состоянии перманентной войны с человечеством. Не хотели ждать милостей от природы, вот нам и прилетело.

Как ученый, Сеня Шустов не мог с этим смириться.

На старом служебном «газике» в свободное от работы время он гонял за смутный горизонт, за танцующие столбы смерчей – к Черным останцам.

На Земле не так уж много по-настоящему древних мест.

В этом смысле Черные останцы выглядели совсем древними.

Под каменными слоями, в плотных породах, обожженных свирепым пустынным Солнцем, таились разные допотопные тайны – безмолвный отзвук сумрачных схваток трилобитов с первыми хищниками, робкий шелест голых растений, еще не окончательно утвердившихся на илистой суше, ну и все такое прочее. Для Сени мертвые растрескавшиеся скалы были интересны другим. Здесь, в этом температурном аду, он доводил выведенную им научную формулу, способную в будущем уберечь человечество от всевозможных стихийных бедствий и катастроф.

Заканчивая письмо, полное научных выкладок, Сеня не забыл указать Римасу адрес небольшого ведомственного пансионата, расположенного в старинном русском городке на реке Великой, куда Сеню Шустова отправляли на отдых. «В связи с общим переутомлением». Местные пастухи, перегоняя по пустыне горбатых бактрианов и еще более горбатых дромадеров, не раз замечали под мрачными скалами Черных останцев Сеню Шустова.

А главное, слышали.

Черные скалы. Сумрачные пески.

А на фоне выжженного латунного неба под растрескавшимися допотопными скалами – маленький геолог, ужасной целеустремленностью напоминавший пастухам средневекового монаха.

Безумная жара, от которой балдели даже черепахи.

Медлительно пробираясь по каким-то своим делам, черепахи упирались лбами в камень и подолгу перебирали конечностями, буксуя, как маленькие плоские сковороды. Никак до них не доходило, что неожиданное препятствие можно обогнуть. А маленький геолог Сеня Шустов, расставив ноги, стоял под растрескавшимися скалами и, выбрав момент, выпаливал из ракетницы прямо в нависшую над ним расшатанную временем каменную стену.

Грохот, гром.

Шлейфы рыжей сухой пыли.

Лавина черных камней срывалась со стен. Чудовищный камнепад, высекая искры, катился с грохотом на Сеню.

– Бре-е-ежнев…жеребец!

Резонируя с рушащимися со скал камнями, выкрик Сени Шустова, то есть внезапно высвобождаемая им латентная энергия активного разумного существа сотворяла настоящее чудо.

Чудовищная лавина замирала.

Какое-то время слышался шелест песка.

Но потом и он растворялся в безумии раскаленной тишины.

Не забывайте, что на дворе стоял 1981 год, как сейчас говорят, самый пик застоя. Это лягушка Басё, прыгнув в старый пруд, разбудила вековую печаль, а в гигантской империи…

В научной литературе, объяснял Сеня свое открытие далекому литовскому другу, не раз отмечался тот странный факт, что незадолго до землетрясения даже самые дурные собаки начинают выть, а коровы мычать, а ослы заходятся в истеричных воплях, ящерицы и змеи выползают на горизонтальные плоские поверхности, – то есть каждый живой организм в меру сил и возможностей пытается выразить раздирающие его чувства.

И дело не в слепом инстинкте.

Животные, повинуясь каким-то неизвестным, но явно существующим в природе законам, стараются обратить скрытую энергию своих организмов на грозящую смертью опасность.

Правда, делают они это вразнобой.

А вот если бы вместе…

Указанную выше формулу Сеня Шустов вывел эмпирически.

Он множество раз рисковал жизнью под Черными останцами, перебирая ряд самых известных имен – от Иуды до Чингисхана, от Македонского до Цезаря, от Торквемады до Ленина. Эффективным, впрочем, оказался только указанный звукоряд. Поэтому Сеня был убежден: если бы за секунду до самого катастрофического землетрясения все коровы, петухи, собаки, лошади, овцы, а с ними, понятно, люди смогли бы прокукарекать, пролаять, промычать, проржать, проблеять, проорать это сакраментальное: «Бре-е-ежнев… жеребец!», самое страшное стихийное бедствие отступило бы.

Местные пастухи этого не знали.

«Ваш этот снова кричал, – сочувственно докладывали они парторгу Геологического управления. – Сильно кричал. Верблюды бледнеют».

Парторг был умница, он все про всех знал.

«Даже верблюды?» – понимающе переспрашивал.

«Даже верблюды».

«А чего кричит-то?»

«Болеет, наверное», – осторожно отвечали пастухи.

На том беседа и закончилась. А Сеню вызвали на ковер.

– Ты, Семен, человек беспартийный, – прямо сказал парторг. – Закатать строгач тебе не могу. Выгнать из партии тоже. Но ездить к Черным останцам тебе не надо. Ты там так кричишь, что пастухи боятся. Лучше читай вслух «Историю КПСС».

И спросил:

– Сколько лет не был в отпуске?

– Лет пять. Может, шесть.

– Ну, точно. Переутомление. Это все наше Солнце. Читал труды лжеученого Чижевского? – ответа парторг на всякий случай не стал ждать. – Усталость накапливается в организме. А за усталостью что следует? Правильно. За усталостью следует потеря контроля. Так что, подавай заявление. Мы подыскали для тебя один тихий пансионат. Вернешься в Учкудук другим человеком.

– …и пастухи к тому времени отойдут, – добавил парторг загадочно.

Сеня согласился.

Собственно, нужный звукоряд он уже нашел. Осталось оснастить открытие солидным математическим аппаратом. Поэтому без всяких возражений он улетел в Ташкент, а оттуда в старинный русский городок на реке Великой.

Пансионат Сене понравился.

Светлая комната, телефон с выходом на междугороднюю линию.

Правда, удобства во дворе, зато отсутствие скорпионов. Бегали по столу тараканы, но грех врать, не ядовитые. Под дверь дуло – на щеке выскочил флюс. Все равно Сеня был счастлив. Заперев дверь, разрабатывал математический аппарат, а вечером бежал на берег старинной русской реки Великой еще и еще раз проверять эффективность найденной формулы. Римас открытие оценил, но очень просил Сеню не торопиться. Даже указывал на опыт великого Чарльза Дарвина, как известно, годами тянувшего с публикацией знаменитой работы. Да и опубликовал он ее, собственно, только после того, как ему стали наступать на пятки. У нас наступать на пятки не будут, просто написал Страздис, у нас яйца оторвут.

Это он так шутил.

Сеню шутка развеселила.

Посмеиваясь, он бежал под грузовой мост, переброшенный через реку Великую.

Перебросили мост через реку еще до революции 1917 года, но до сих пор по нему сплошным потоком шли тяжелые грузовики, трактора, легковые автомобили. «Там авиаторы, взнуздав бензиновых козлов, хохощут сверлами, по громоходам скачут», – писал русский поэт, бывавший на реке Великой. Старинные каменные быки напрягались, клепаные металлические фермы стонали от напряжения. Сеня неторопливо спускался под мост, уверенно утверждался на гальке плоского берега, и, выждав самый напряженный, самый тревожный момент, когда, казалось, тяжести ревущих автомобилей не выдержат уже ни быки, ни клепаные фермы, выкрикивал:

– Бре-е-ежнев… жеребец!

Мост замирал.

Замирали каменные быки.

Замирала сама река Великая, как бы вдруг задумываясь: собственно, в каком направлении течь теперь? А если бы указанную формулу одновременно прокричали все жители старинного русского городка? Если бы вышли на берег все – от последнего бомжа до первого секретаря горкома?

Взлохмаченный, с флюсом на щеке, но довольный Сеня возвращался в пансионат.

Он смотрел на звезды, отраженные в ночной реке, на сонные огоньки уснувшего мирного городка и торжествовал. Человек сильнее природы, живой человеческий ум выше косной материи! Правда, Леониду Ильичу, может, неприятно слышать свою фамилию в таком контексте, но ведь на благо людей…

– Войдите! – ответил он на поздний стук в дверь.

На пороге уютной комнаты нарисовалась миленькая девушка-доктор в беленьком халате ниже колен. Из-за круглого плечика с острым любопытством выглядывали зверовидные санитары.

– Товарищ Шустов?

– Он самый.

– Не ждали?

– Чего?

Он спросил, но тут же до него дошло. Кто-то в столовой, наверное, заметил флюс на его щеке. А он к врачу не идет.

И девушка-доктор подтвердила:

– Мы вас подлечим.

– Прямо здесь?

– Ну что вы. Надо соблюдать гигиену, – девушка-доктор деликатно улыбнулась. – Вы только не волнуйтесь. Мы подъехали на машине. Приятно прокатиться по ночному городу, правда?

Возле машины зверовидные санитары все-таки попытались схватить Сеню, но девушка-доктор твердо остановила их. Пусть, твердо сказала она, товарищ Шустов сам войдет в машину. У него зубик болит.

Уважительное отношение покорило Сеню.

И клиника оказалась чистенькая, уютная, хотя размещалась на самом краю города в темном кирпичном здании, построенном еще при Иване Грозном. Каменные ступеньки на гранитной лестнице были истерты бесчисленными ногами. Оставив геолога в приемном покое, девушка-доктор отлучилась. Сеня незамедлительно воспользовался этим и набрал номер Римаса на стоявшем на столе телефоне. С некоторым сомнением старый друг выслушал хвастливую речь Сени.

«Ты уверен, что тебе только зуб полечат?»

«Конечно. У меня же ничего больше не болит».

«А ты не можешь оттуда сбежать?»

«Зачем? Зуб вырвут, уйду».

«А по какому телефону ты звонишь? – осторожничал Римас. – Назови номер. Там на аппарате должно быть написано».

Сеня назвал.

Потом вернулась девушка-доктор.

– Ваше имя?… – доброжелательно спросила она. – Семен… Так и запишем… А ваша фамилия?… Шустов… Хорошая русская фамилия… И в паспорте так написано? А то, может, на самом деле вы мистер Смит? – доверительно пошутила девушка-доктор. – Паспорт забыли в пансионате? Ничего. Не переживайте. Позвоним – привезут. Надо будет, и ночью привезут, – успокоила она разволновавшегося геолога. – Значит, вы к нам из Учкудука? Какие интересные люди живут на краю государства. Там ведь самый край государства, да? Тихо, наверное? Солнце, пески… А у нас машины гудят, никак не уснуть. Хочется на ночь почитать что-нибудь серьезное, но нет серьезных книг в магазине… А вы, наверное, много читаете?… У вас, наверное, есть с собой произведения Солженицына?… Ну, и этого… Как его там?… – девушка-доктор вдруг запамятовала известную фамилию, даже пальчиками трогательно постучала по голове. – Ну, историка…

– Амальрика? – подсказал Сеня.

– Вот-вот, – обрадовалась девушка-доктор. – А то все о нем говорят, а я ничего не читала. А хочется повышать уровень знаний… Если вы сильно заняты, – доверительно подсказала она, – то просто дайте мне телефоны и точные адреса друзей, которые снабжают вас интересными книгами… Я сама у них попрошу…

– Да ну, – отмахнулся Сеня. – Какой Амальрик? И никаких писем я тоже не подписывал. Некогда мне. И с лошади не падал. И венерическими болезнями не болел. А если иностранцев в Учкудук не пускают, так это и правильно. Уран и золото. Зачем им знать?

– Вы, наверное, наблюдательный человек?

– А что? – смутился Сеня.

– Ну вот, скажите. Я не кажусь вам какой-нибудь такой?

– Конечно, кажетесь.

– А какой? Какой я вам кажусь? – кокетничала девушка-доктор.

– Ну, глаза у вас особенные… Они у вас, как лазеры… Прямо проникают… До самого сердца…

Девушка-доктор удовлетворенно кивнула и Сеню снова подхватили сильные зверовидные санитары. В опрятном зубном кабинете большими блестящими щипцами ему бесцеремонно вырвали зуб. Сильной боли он не почувствовал, но на всякий случай его дважды укололи.

Под лопатку.

И Сеня расслабился.

И, засмеявшись, сказал:

– Пойду однако домой.

– А-а-а… – догадалась проницательная девушка-доктор и укоризненно погрозила тоненьким пальчиком. – Почитать хотите перед сном?

– Да нет. Зачем мешать? Вы спать, наверное, хотите.

– Ну вы же к нам не для этого приехали, мистер Смит? – опять доверительно пошутила девушка-доктор. И улыбнулась так открыто и чисто, что Сене нестерпимо захотелось похвастаться. Все-таки он сделал открытие… Крупное научное открытие… А девушка-доктор с круглыми коленями тоже имеет отношение к науке… «Вы мне так помогли… – У него прямо сердце таяло. – Вы даже представить себе не можете, кому вы помогли…»

– Неужели мистеру Смиту? – кокетничала девушка-доктор. – Да ничего особенного. Не благодарите. Ну, зуб вырвали…

ядовитый

– …так это ерунда. На нашем месте каждый советский человек… Вы мне только дайте книжку этого историка… А зуб…

ядовитый

– …так это ерунда.

Сеня совсем засмущался, но после уколов под лопатку он как-то необыкновенно легко справлялся с перепадом своих настроений.

– Вы не просто ученому помогли. Вы помогли нужному стране человеку. Можно сказать спасителю…

– Ой, правда? Спасителю? А от чего?

– От всяких ужасных стихийных бедствий.

– Ой, как интересно! – лазерные глаза девушки-доктора так и пылали. – А как вы спасаете?

– Мгновенным высвобождением латентной, скрытой до поры до времени энергии, – отчеканил Сеня, гордясь собой. – Дело в том, товарищ доктор, что наша планета живая. А мы ее достали, так сказать. Нас достали комары, змеи и прочее, а мы саму планету достали. Вот она и нервничает, трясется. Землетрясения, потопы, вулканические извержения, торнадо. Ну, сами знаете. Только теперь можно не бояться. Я вывел нужную формулу. Теперь все это не страшно. Как только занервничает, затрясется планета, так сразу надо крикнуть… Всего два слова…

– Волшебные, наверное, слова?

– Бре-е-ежнев… жеребец!

– Да вы что? – у девушки-доктора округлились глаза. – От кого у вас такая информация?

– Дело не в информации, – охотно объяснил Сеня. После уколов он действительно чувствовал себя легко и разговаривал с удовольствием. – Дело даже не в конкретном смысле произносимых слов. Все упирается в указанный звукоряд, только он высвобождает энергию.

Он вдруг засмущался:

– Я все-таки пойду.

– Да уж ладно. Не стоит, – заулыбалась девушка-доктор. – Приехали отдохнуть, мы поможем.

По ее звонку явились зверовидные санитары.

Теперь уже без всякой деликатности повели Сеню по длинному коридору.

В резко освещенном кабинете, оборудованным нестерпимо голым кожаным диваном и таким же нестерпимо голым столом, белел служебный (как бы эмалированный) тоже нестерпимо голый телефон. Дежурная медсестра по имени тетя Мотя – женщина грандиозная и белая, как горный ледник, подозрительно спросила:

– Ветеран?

– Чего ветеран?

Не соизволив ответить, медсестра величественно, как ледник, выдвинулась из кабинета в коридор – пошептаться с санитарами. А Сеня воспользовался относительной свободой. К его счастью, междугородка сработала сразу. «Ты только посмотри, – волнуясь, сказал Сеня. – Ты, Римас, нашим властям не веришь, а мне бесплатную путевку дали… Медицина бесплатная… Вот зуб вырвали…

ядовитый

…так что, запиши номер».

– Ты это что? Ты с ума съехал? – в комнату, как белый ледник, мощно вдвинулась тетя Мотя и вырвала из рук Сени телефонную трубку. – Это же служебный аппарат! У тебя нет допуска! С чего ты взял, что можешь говорить по служебному аппарату?

И без всякого перехода заявила:

– Идем. Третьим будешь.

Так поздно выпивать Сене не хотелось, но, оказывается, разговор шел не о выпивке.

Тетя Мотя привела Сеню в палату на три койки, а находились в ней всего два пациента. Один беспрерывно трясся, как автомат, продающий воду, другой время от времени падал на пол и внимательно высматривал что-то на полу.

– Чего он выпендривается?

Тетя Мотя посмотрела на Сеню как на сумасшедшего, и, ничего не ответив, величественно покинула палату.

– А соседи? – испугался Сеня. – Как с ними?

И бросился к двери.

И достучался.

Тетя Мотя недовольно спросила:

– Чего тебе?

– Домой хочу.

– Чего ж это по темноте-то?

– А я дорогу найду. Я геолог. Дома меня работа ждет.

– Ты лучше спроси, что тебя здесь ждет?

– А что меня здесь ждет? – послушно спросил Сеня.

– А сульфазин тебя ждет! – задорно ответила тетя Мотя. – Сульфазин, сульфазин и еще раз сульфазин! Ложись, зафиксируем.

– Я домой хочу!

– А будешь хотеть, нагрузим тебя квадратно-гнездовым способом.

От таких непонятных слов у Сени зачесались ягодицы и заныло под лопатками, а неуемные соседи не по разуму, услышав про сульфазин, вообще, как мыши, порскнули под одеяла. Тут же появились зверовидные санитары, деловито бросили брыкающегося геолога на койку, оборудованную специальными ремнями, и зафиксировали надежнее, чем в самолете.

Потом дверь захлопнулась.

Но через минуту снова приоткрылась.

Сеня опасливо обернулся, но это была тетя Мотя.

– Ну ты змей! – восхищенно сказала она. – Когда только успел? Я же глаз с тебя не спускала. Или при тебе рация, мистер Смит? Какой-то иностранец звонит, тобою интересуется. – Тетя Мотя была чрезвычайно возбуждена. Она чувствовала себя в эпицентре необыкновенных событий. – Такой хитрый иностранец. В простоте слова не скажет. Просит передать тебе следующие слова. – Она напряглась. – Ту ман патинки! Ту ман патинки! Это что, пароль такой? Вот, говорит, у фас оттыхает известный геолог. Я ему отвечаю: никогда не слышала. А он говорит: позофите главного фрача. Это ночью-то, а! Он бы еще попросил рассказать про оборону страны! – от возмущения грандиозное тело тети Моти, облаченное в белый халат, всколыхнулось, как потревоженный горный ледник. Она даже развела толстые руки, будто показывала объем затребованных у нее тайн. – Ту ман патинки! Ту ман патинки!

Короче, накричала на Сеню.

Зато с соседями ему повезло.

Тот, который часто заглядывал под койку, оказался культурным марсианином.

Так и представился – культурный. Недавно телепортировался с Марса прямо на городской телеграф. Радуясь успеху, отбил телеграмму на Марс, а телеграфисты обиделись, врачей вызвали.

Второй сосед оказался автоматом для торговли водой.

– Вот брось в меня денежку, – предложил он Сене, широко раскрывая рот. – Я как затрясусь, затрясусь!

– Ты и без того трясешься.

– Так это я на холостом ходу.

А культурный марсианин посоветовал:

– Ты с тетей Мотей поосторожней.

Советовал он с милой мягкой недоверчивостью к запутанному интеллекту ординарного землянина.

– Тетя Мотя не человек. Она киборг. Ее вывели искусственно. Ты старайся тетю Мотю обманывать. Как можно чаще. Она не терпит правды. Она может перегореть от правды. Спросит твое имя, ты даже в этом ей наври. Спросит, откуда ты, опять же, наври. Ври много. Во всем.

– Да почему же так?

– А чтобы она не сгорела.

– А если я не буду так делать?

– Дело твое, – пожал плечами культурный марсианин. – Только ведь все равно лечить будут.

– От чего?

– Да какая разница?

– Как это какая? Я не болен.

– Так все говорят.

– Я только научное открытие сделал.

– А вот этого нам не надо! Про свое открытие не рассказывай! – испугался культурный марсианин. – Нас и без того лечат.

Под самое утро появилась тетя Мотя.

Расфиксировала Сеню, за руку сводила в туалет.

– Ну что, змей? – мягко укорила. – Затекли ручки-ножки? – И погрозила толстым пальцем: – Опять твой иностранец звонил. Ты бы дал нам его телефончик. Мы сами ему позвоним, а?

– Какой у него телефон? – соврал Сеня. – У него отец идеализировал средневековье времен великих князей Гедиминаса и Витовта.

– Ну, тогда, конечно, – понимающе согласилась тетя Мотя.

И прищурилась:

– Друзьям написать хочешь?

– А можно?

– А чего же нельзя? У нас все можно. Напиши друзьям, пусть всяких книжек пришлют. Ну, этих… Всяких… – Она пошевелила многочисленными пальцами на руках и ногах. – Мы их вслух по вечерам читать будем.

Культурный марсианин и человек-автомат незаметно подмигивали Сене, но он презрел их лукавство. Взяв у тети Моти карандаш и бумагу, он тут же накатал длинное письмо в далекий Учкудук. Выручайте, мол, ребята, попал в какой-то неправильный пансионат. Тетя Мотя, расчувствовавшись, показала в коридоре почтовый ящик, прибитый прямо к стене.

– Ну, отдыхай, змей.

Культурный марсианин презрительно сплюнул:

– Что? Написал?

– Ага.

– И в ящик бросил?

– Ага.

– Это ящик для дураков, – обидно объяснил культурный марсианин. – Теперь письмо вошьют в историю твоей болезни.

– Да нет у меня никакой болезни!

– Зато история болезни есть, – резонно возразил культурный марсианин: – Я лично в таких случаях, знаешь, как поступаю? Пишу письмо, а потом сворачиваю бумажного голубка и пускаю в форточку. Кто-нибудь найдет письмо и отправит.

– По какому адресу? – засомневался Сеня.

– А вот.

Опасливо оглянувшись, культурный марсианин показал подготовленного к отправке голубка. На крыльях было четко выведено:

Solnechnaja sistema, planeta Mars, Vsemirnyi Sovet Mira, Predsedatelu.

Так прошел день.

Так наступила и прошла ночь.

Так наступило еще одно утро. Субботнее, к сожалению.

Никаких обходов, никаких докторов. Тишина, покой. Из особенного расположения тетя Мотя позволила Сене вымыть полы в коридоре и в палате. «У нас хорошо лечат, – подбодрила она упавшего духом геолога. – Вернешься домой практически здоровым.» И без перехода похвасталась: «Твой иностранец опять звонил. Ну, никак не отстанет. Ту ман патинки! Ту ман патинки! Ты что за такое открытие сделал, змей, что тебя сразу к нам?»

Сеня отнекиваться не стал.

В конце концов, решил он, тетя Мотя тоже однажды может оказаться в эпицентре какого-нибудь ужасного землетрясения. Так почему ей не знать самого надежного способа защиты?

Пораженная рассказом тетя Мотя пустила по столу большую эмалированную кружку с горячим чаем, и, когда дымящаяся кружка стала падать, зачарованно выдохнула: «Бре-е-ежнев… жеребец!»

Но кружка упала на пол и чай разлился.

– Ну, ты змей! – обиделась тетя Мотя. – С тобой точно в дурдом угодишь. Сиди, пока не распорядятся.

К счастью, упорный литовец Римас Страздис дозвонился до влиятельных московских друзей, а потом и до далекого Учкудука.

Хорошенько подумав, начальство здраво решило: зачем России еще один псих? Уж пусть лучше сидит себе в пустыне на краю государства.

И отправили Сеню Шустова обратно в Учкудук, взяв с него строгую подписку нигде никому ни слова не упоминать о своем открытии.