«Орган времени»

Орган времени (fb2) - Орган времени 1695K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Игорь Чичилин

Игорь Чичилин Орган времени

Часть I. На мосту

– Извините, – раздалось у меня за спиной, – не могли бы вы выслушать меня?

«Черт! – подумал я. – И откуда он взялся? Ведь не было никого вокруг».

– Я понимаю, что обращаюсь к вам несколько не вовремя, но, может быть, вы все же уделите мне пару минут?

Мягкий вежливый голос с чуть испуганной и просящей интонацией. Я старался не слушать – не хотелось никого видеть сейчас. То, что происходило, не имело ко мне отношения – вся эта жизнь… Я хотел покончить с этим. Впрочем, не знаю точно, что я хотел. Просто пусто было внутри, отчаянно тоскливо и пусто.

– Я не стану отговаривать вас, только скажу несколько слов.

Здесь было высоко, и ветер налетал плотными порывами. Я чуть прищурился от очередного дуновения и глубоко вдохнул. Но это был ветер большого города, наполненный запахом машин и копотью, он не был свеж.

– Мне хотелось бы предложить вам кое-что. Пожалуйста, выслушайте меня.

Тот, за спиной, становился навязчив, но ничего, я держался. Да, я держался руками за перила сзади. Огромное небо было передо мной, дорога далеко внизу, широкая асфальтовая лента, по которой все время проезжали большие и маленькие машины. Я смотрел на них сверху. В общем-то, все было просто. Конечно. Особенно если развернуться в воздухе головой вниз, да еще подгадать так, чтобы сразу оказаться под колесами какого-нибудь грузовика, тогда уж точно все будет быстро и наверняка.

Я чуть усмехнулся – забавно было стоять здесь и представлять, как все получится. Хотя я не был уверен, что действительно хочу сделать это. В принципе, я и залез сюда, чтобы проверить. Просто отчаянно тоскливо и пусто было внутри, и ждать нечего, да и не хотелось. Вообще не хотелось ничего… никогда…

– Это не займет у вас много времени, но, возможно, мое предложение покажется вам интересным, и вы не пожалеете, что выслушали меня.

Похоже, он и не собирался уходить. «Может, действительно прыгнуть? – подумал я. – Иначе он не отстанет». Что ж, я чувствовал, что вполне готов к этому. Собственно, какой смысл тянуть? Все когда-нибудь умирают – какая разница – годом раньше или позже? Зачем обязательно проживать всю эту вереницу однообразных серых дней? Почему бы не покончить со всем прямо сейчас? Вот так взять и поставить точку.

Забавная мысль! Я смотрел на машины внизу. Одна из них как раз и могла быть той, что поставит эту окончательную точку. Вернее, нет, эти уже проехали мимо, а та, которая может быть той, еще где-то впереди, только едет сюда. Интересно, далеко ли она? И есть ли вообще?

Я стоял на мосту, на тонкой кромке, идущей по самому краю с внешней стороны. Только полстопы помещалось здесь – мыски ботинок висели над пропастью, точнее, над дорогой. Я держался руками за перила сзади. В принципе, все, что нужно, – это только отпустить руки, ну, может, еще чуть-чуть оттолкнуться ногами и еще развернуться в воздухе головой вниз. Хотя последнее, наверно, уже необязательно – асфальт дороги достаточно далеко.

– Я не стал бы обращаться к вам, но мне нужно сказать одну довольно важную вещь.

Нет, он не отстанет! Я отпустил руки и развел их в стороны ладонями вверх. Я поднял лицо к небу и закрыл глаза, устремив мысли в сверкающую высь. Пожалуй, теперь даже просто сильный порыв ветра мог скинуть меня. Я улыбался, подставляя лицо небесному свету. Интересно, я полечу вниз, а попаду на небеса. Интересно…

– Осторожнее! – испуганно вскрикнул тот, за спиной. – Прошу вас, не делайте этого!

Тьфу! Никакой возможности слиться с бесконечными небесами. Я опустил руки и снова взялся за перила сзади.

– Только выслушайте меня. Если вы скажете «нет», я просто повернусь и уйду. Но, возможно, мое предложение не оставит вас равнодушным.

Нет, это уж слишком! Что же у него там такое?

– Может быть, если я скажу…

– А может, вы просто пойдете своей дорогой? – чуть обернувшись, мрачно произнес я.

И тут я увидел его. Он стоял сзади и немного слева. Серый, ничем не примечательный человек лет сорока в заношенном сером плаще, таких же серых брюках, с когда-то черным, но теперь уже также серым портфелем в руках. Он стоял, испуганно глядя на меня, и какая-то беспомощность присутствовала во всем его виде. Впрочем, взгляд был вполне осмыслен, и вообще он производил впечатление интеллигентного человека. «Какой-нибудь инженер, – подумал я, – или мелкий служащий, бухгалтер».

– Нет, просто… – протянул он.

– Слушайте, я ведь могу и вас с собой прихватить, – вкрадчиво проговорил я.

– Мне только нужно, чтобы… – промямлил он в ответ.

Я не отрываясь смотрел на него.

– Ну что, хотите составить мне компанию? – и чуть двинулся к нему.

Инженер-бухгалтер испуганно отшатнулся.

– Нет, вы меня не так поняли, – быстро заговорил он. – Я не собираюсь отговаривать вас, просто хочу, чтобы вы выслушали меня. Если вас не заинтересует мое предложение, я тут же уйду и не буду мешать.

Я молчал, продолжая в упор смотреть на него.

Правда, не очень-то удобно было стоять, глядя через плечо, – шея начинала болеть. Я подумал, что хватит глазеть, и собрался отвернуться. Но вдруг почувствовал, что больше не хочу поворачиваться обратно и видеть дорогу далеко внизу… как-то уже расхотелось. Предметы поближе ласкали взгляд. Да и разговор с инженером-бухгалтером разрушил уединенность и отрешенность обстановки. Хотя это сложно было назвать разговором, но все же…

– Ладно, – без всякой заинтересованности сказал я, – говорите, что там у вас.

– Да, конечно, – суетливо произнес он. – Но… – и замялся. – Если вы все же решили выслушать меня, то, может быть, перелезете… сюда? – он показал глазами рядом с собой.

– Н-да? – я оставался так же мрачен, но, в общем-то, теперь тоже хотел этого – как-то надоело висеть мысками над пропастью, да и шея болела… – Хорошо, – нарочито безразлично сказал я.

Потом развернулся, чувствуя, что сильно вцепился в перила, когда переставлял ноги на тонкой кромке, и не без насмешки над собой отмечая это. Затем перебрался на ту сторону и встал рядом с инженером-бухгалтером, опять же не без издевки ощущая некоторое облегчение от того, что стою на твердой почве. Надо же! Любитель карнизов. Все-таки трусливая сущность есть где-то внутри.

– Так? – с вызовом спросил я.

– Да… спасибо, – проговорил он.

– Ну, что вы хотели сказать?

– Понимаете, у меня два образования и как бы двойная профессия. Пойдемте? – он сделал жест, предлагая идти вдоль моста. Я не возражал, и мы не спеша пошли вперед. – Я инженер, – продолжил он, – но работаю в больнице хирургом, хотя в мои обязанности входит и инженерная работа.

– Ага, – кивнул я, подумав, что не ошибся насчет инженера.

– Но при моей двойной профессии зарплата у меня совсем не двойная, – он улыбнулся, считая, что пошутил. Только у меня эта фраза, наоборот, вызвала раздражение – неужели разговор сейчас пойдет про деньги и его служебные отношения? Совсем не интересно было знать об этом.

– Слушайте, – остановившись, высказал я, – что вы от меня хотите? Давайте, говорите покороче, и покончим с этим.

– Да-да, конечно, – мягко произнес он. – Пойдемте, – и сделал шаг, снова приглашая идти с ним.

«Он хочет увести меня с моста», – догадался я и усмехнулся про себя. Но не стал спорить и последовал за ним.

– Извините, – сказал он, – просто я думал, что вы никуда не торопитесь, и хотел рассказать подробнее.

Я промолчал, всем своим видом показывая, что все что мне нужно – это быстрее избавиться от него. Но инженер-хирург не замечал мою отчужденность или, наверно, просто не рассчитывал на какой-то интерес с моей стороны – слушаю – и то хорошо.

– Еще в институте я заинтересовался одной проблемой, – говорил он. – Вернее, не проблемой, а так… В общем, это считается традиционно ненаучная тема, но мне было интересно узнать все, что связано с этим. Я выискивал сведения в разных книжках, советовался с преподавателями, правда, так, не очень серьезно.

Я пытался слушать, но он говорил какие-то туманные непонятные вещи. Мне не хотелось переспрашивать – Бог с ним, пусть говорит. Я смотрел по сторонам. Мост остался позади, теперь мы шли вдоль дороги. Впереди показался магазин, в котором продавались всяческие напитки. «Так, – подумал я, – интересная мысль». Когда мы подошли к нему, я остановился.

– Я хочу спросить вас как инженер инженера, – сказал я. – Вы пить будете?

– Пить? – удивился он.

– Да. А то окружающий мир слишком сильно окружает. Я живу здесь недалеко – можем пойти ко мне.

– Вы приглашаете меня к себе домой? – еще больше удивился он.

– Да, – я спокойно смотрел на него. – Если уж вы не захотели составить мне компанию там, так, может, сделаете это хотя бы здесь. Заодно и расскажете все. Я чувствую, вы меня обманули, когда говорили, что это недолго.

– Нет, я… – опустив глаза, протянул он.

– Ладно, неважно, – сказал я. – Так что, идем?

– А ничего, – несколько испуганно проговорил он, – мы там никому не помешаем?

– Я живу один, – ответил я. Потом направился внутрь магазина и стал делать покупки.

Когда мы пришли ко мне, уже начинало темнеть. Я провел инженера-хирурга в комнату, а сам пошел на кухню. Взял там рюмки, потом вернулся к нему. Он сидел, разглядывая книжки на полках.

– Я вижу, у вас справочники, – сказал он. – Вы говорили, что вы инженер?

– Был когда-то, – махнул я рукой. Потом открыл бутылку и наполнил рюмки. – Что ж, за встречу, – провозгласил я. – Кстати, мы ведь так и не познакомились.

– Сергей Степанович, – чуть кивнул он.

Я тоже представился. Мы улыбнулись и пожали друг другу руки.

– Тогда за знакомство, – я чокнулся с ним и выпил.

Он тоже выпил.

– А где вы работали? – спросил он.

– В одном НИИ, – безразлично произнес я.

– А сейчас?

– А сейчас я не работаю.

Он молча кивнул, видимо, не решаясь расспрашивать дальше.

– Я тоже раньше работал в НИИ, – сказал он. – А потом так получилось, что попал в больницу и остался работать там.

– Попали в больницу?

– Не в смысле болезни, – он улыбнулся. – Просто мы там делали кое-что… ускоритель, и мне предложили остаться для его обслуживания. Платили там больше – ну, я и остался.

– Понятно, – я взял сигарету. – Курите, если хотите.

– Да, спасибо, – он тоже взял сигарету и закурил.

– Так о чем вы хотели рассказать? – выдувая дым, спросил я.

– Ммм… в общем, – он сделал паузу на секунду, затягиваясь, – в общем, мои институтские изыскания так ничем и не кончились. Но зато потом, когда я стал работать…

– Подождите, – перебил я его, – мне так и не понятно, о чем вы – какие изыскания?

– Ну-у, – замялся он. – Понимаете, я ведь говорил, что эта тема считается как бы ненаучной и… – он замолчал.

– Можете не говорить, если не хотите, – стряхивая пепел, произнес я. – Только зачем тогда было начинать?

– Нет, я, конечно, расскажу, но… Мне кажется, такое сообщение будет несколько неожиданным для вас – это достаточно необычная тема.

– Да? Какая же?

– Вернее, обычная, но, пожалуй, не для науки, а… – он снова замолчал.

– Ну все, – улыбнулся я, – говорите наконец. Я достаточно заинтригован.

– Да? – он тоже улыбнулся и потом сразу опять стал серьезным. – В общем, эта тема обычная для фантастики, – словно решившись на что-то, произнес он. – Но вы же не станете отрицать, что очень много из реальных сегодня вещей раньше было фантастикой?

– Так что же это?

– Ну, в общем… – протянул он. – В общем, это перемещение во времени, – выдохнул он и замолчал, глядя на меня.

– Перемещение во времени? – подняв брови, осторожно повторил я. Потом взял бутылку и наполнил рюмки. – Так-так?

– Ну вот, – тут же расстроился он, – вы не верите мне.

– Нет, почему же? – я чокнулся с его рюмкой, стоящей на столе, и выпил. Он продолжал смотреть на меня, потом тоже взял рюмку и выпил.

Затянувшись, я стал тушить сигарету в пепельнице, стараясь не смотреть на него, чтобы не обидеть неосторожным взглядом. Мне подумалось, что неизвестно, кто из нас более сумасшедший: тот, кто прыгает с моста, или тот, кто занимается перемещениями во времени. Хотя в этом смысле мы нашли друг друга. Но, так или иначе, мне не хотелось смеяться над ним. Пусть рассказывает – почему бы и не послушать про перемещения во времени под бутылку и сигареты? Вечер только начинался.

Инженер-хирург Сергей Степанович молчал, с какой-то обреченностью глядя на меня, похоже, зная, о чем я думаю, похоже, не в первый раз затевая такой разговор, похоже, уже получая подобную, а то и похуже реакцию на эти свои слова. Мне вдруг стало жаль его – то, о чем он говорил, наверно, было очень важно для него. В принципе, я понимал его, да и вообще не любил смеяться над чужими мечтами. Мечта – замечательная вещь, хотя бы тем, что она есть.

– Так в институте вы пытались выяснить возможность перемещения во времени? – как можно более серьезно спросил я.

– Да, – осторожно ответил он, не доверяя моей серьезности и, в сущности, правильно делая. – Но в институте я так ни к чему и не пришел. Только потом, когда окончил его и стал работать… Конечно, на работе у меня было гораздо больше возможностей: в моем распоряжении находились приборы, инструменты – ну, вы понимаете, – я кивнул, – и вообще целая лаборатория, когда я оставался один по вечерам. Знаете, я практически каждый вечер оставался после работы и сидел допоздна, благо была такая возможность и там, в лаборатории, и сам я тогда еще не был женат.

– А вы женаты?

– Да, двое детей, – мимоходом сообщил он. – Ну вот. В общем, в конце концов я выяснил, что перемещение во времени невозможно…

– Ага! – вырвалось у меня. И я тут же пожалел, что сказал это – он только разговорился, начиная доверять мне нечто сокровенное, а я… – Хотите еще выпить? – схватился я за бутылку, чтобы как-то загладить свою оплошность и смягчить возникшее напряжение.

– Давайте, – пожал плечами сразу сникший Сергей Степанович.

Я наполнил рюмки.

– Нет, я вас слушаю, – как бы извиняясь, сказал я. – Но все же это действительно необычно и неожиданно для меня.

Он кивнул, совершенно без энтузиазма принимая мои извинения. Мы чокнулись и выпили.

– И что же дальше? – спросил я, снова закуривая. – Вы ведь хотели рассказать не о том, что это невозможно.

Как-то странно было говорить «перемещение во времени», и я сказал просто «это». Кажется, Сергей Степанович заметил мои лингвистические хитрости, но все равно продолжил:

– В общем, в конце концов я выяснил, что перемещение во времени невозможно для материальных тел, – нарочито равнодушно, словно лишь исполняя мою просьбу, произнес он. – И так бы все и кончилось, если бы я случайно не попал в больницу, – он улыбнулся. – Да, опять попал. Но когда я стал там работать, появилась возможность поступить в медицинский институт, ну, по направлению из больницы, – уточнил он.

– Угу, – кивнул я.

Напускное равнодушие проходило, увлеченность снова зажигалась в нем.

– Я и поступил. Окончил его и, таким образом, получил еще и медицинское образование.

Я чувствовал, что алкоголь начинает шуметь в голове. Не знаю, как Сергей Степанович, но мне уже становилось все равно, как долго мы будем сидеть так. Я думал, что очень хорошо сделал, когда позвал его в гости.

– И после этого я смог несколько иначе взглянуть на проблему перемещения во времени, – продолжал он. – Я возобновил свою работу, но как бы с медицинской точки зрения. Точнее, и с точки зрения физики тоже, но… Таким образом, в конце концов я обнаружил одну интересную вещь, – он замолчал, видимо, предвещая кульминацию в своем рассказе.

– Да? Какую? – чувствуя, что должен как-то отреагировать, сказал я, и стараясь следить за своей интонацией, чтобы случайно не обидеть его.

– Вы ведь знаете, что мозг человека – очень сложная вещь? – Я кивнул со знанием дела. – Ну вот. Не буду долго рассказывать как, но я обнаружил… Короче, я обнаружил, что можно влиять на сознание человека, именно на сознание. Некоторые нервные центры и…

– Гипофиз? – подсказал я.

– Что? – он обратил на меня взгляд, словно только сейчас обнаружил мое присутствие рядом.

– Ну… гипофиз, – не зная, как еще сказать, повторил я. – Как в «Собачьем сердце».

– Нет, не гипофиз, – не замечая моей иронии, отмахнулся он. – Хотя там близко, но… Неважно. Вы понимаете, о чем я? – с азартным блеском в глазах спросил он.

– Вы о сознании человека, – напомнил я, чувствуя, что все-таки уже захмелел, и, желая усугубить это, снова наполнил рюмки. – Давайте? – поднял я свою.

– М-м-м… Да, – рассеянно произнес он, беря рюмку, и выпил, похоже, даже не заметив этого.

– Да, о сознании, – сказал он, ставя пустую рюмку. – Но вы понимаете, какая вещь? Перемещение во времени невозможно для материальных тел, но сознание ведь не материально. Понимаете?

– Понимаю, – кивнул я.

– Вот, – немного успокоившись моим пониманием, сказал Сергей Степанович, но потом продолжил так же возбужденно: – В общем, я разработал устройство, которое, влияя на определенные нервные центры головного мозга полем определенной частоты и интенсивности, может перемещать сознание во времени.

Он замолчал, победно глядя на меня. Наверно, в его представлении после этих слов должен был последовать шквал аплодисментов и восторженные выкрики. Возможно, он и слышал их сейчас где-то внутри, только я пока не видел причин для восторга.

– Что? – словно не расслышав, спросил я.

– Ну, такое устройство, – он показал на пальцах. – Оно генерирует поле и…

– Нет, подождите, – перебил я его. – Бог с ним, с устройством. Как это – перемещает сознание во времени? Что это значит? Как телевизор, что ли?

Опьянение брало меня в свои резиновые руки, идея перемещения во времени уже не казалась такой уж невероятной, я хотел побольше узнать об этом и все понять.

– Нет, не как телевизор, – Сергей Степанович вздохнул, видимо, думая, что сказал уже все, но приходилось объяснять дальше. Для него, наверно, это были совершенно очевидные вещи, только он не учел, что я впервые слышу об этом. – Как вы думаете, что определяет вас – ваше тело или ваше сознание?

– М-м-м… – несколько обескураженно протянул я. – Как-то я никогда не разделял эти понятия.

– Это конечно, – кивнул Сергей Степанович. – Но все же, как вы считаете, ваша личность в вашем теле или в вашем сознании?

– Ну, – я поднял взгляд к потолку, опьянение явно подсказывало ответ. – Наверно, в сознании, – ответил я.

– Вот, – удовлетворенно произнес Сергей Степанович.

Я пожал плечами.

– Собственно, это ведь известно. Но к чему вы об этом?

Сергей Степанович снова кивнул.

– Понимаете, – медленно проговорил он. – Как бы вам объяснить?.. В общем, человек живет в течение какого-то времени от рождения до смерти. То есть если представить себе время как некую линию, то человек занимает на ней какой-то отрезок. Причем с точки зрения времени он присутствует в каждой точке этого отрезка. Понимаете? Так вот. Сейчас вы находитесь где-то, скажем, посередине, но впереди и сзади – то есть в будущем и в прошлом – вы тоже есть. Сознание, перемещаясь во времени, переходит в ту или иную точку вашей жизни – в ту или иную минуту или секунду. Но поскольку сознание не может быть само по себе, оно перемещается в вас же, только в прошлом или в будущем.

Я нахмурился, пытаясь понять, но теперь опьянение мешало мне.

– Так я перемещаюсь или нет?

– Вы сами, ваше тело – нет. Перемещается только сознание.

– Вот как? И что же? Я все-таки не совсем понимаю, что происходит в этом случае?

– А происходит то, что вы становитесь собой, только в том, другом времени, – Сергей Степанович пожал плечами, словно сказал что-то самое обычное и вполне очевидное.

– Собой? А… а что происходит со мной сейчас, то есть в настоящем?

– Ничего не происходит. Потому что, сколько бы вы ни были в другом времени, возвращаетесь вы всегда в тот же момент, из которого вышли, и в настоящем проходит лишь мгновение, можно сказать, вообще ничего.

– Н-да? – я пытался свести концы с концами – что-то было не так, но никак не получалось понять, что именно. – А все-таки, – проговорил я, – как это – становлюсь собой?

– Ну, это просто. Вспомните какую-нибудь ситуацию из прошлого. Фактически, вы снова окажетесь в ней, только тело будет как бы не ваше, хотя ваше, конечно, но не сегодняшнее, а из того момента – в общем, вы окажетесь внутри себя в том времени.

– А ощущения? В чем будет разница? – не сдавался я, пытаясь докопаться до сути.

– Практически никакой разницы. Ваше сознание будет в вашем теле, и вы будете ощущать себя абсолютно так же, как и сейчас.

– То есть, получается, я и оказываюсь в прошлом? – чувствуя себя несколько глупо, проговорил я.

– Вот именно, – подтвердил он. – Только сами вы не перемещаетесь, а лишь ваше сознание – вы как бы становитесь собой. Хотя почему «как бы»? Вы просто становитесь собой в том времени – и все.

Сергей Степанович замолчал. Я неподвижно смотрел на пустую рюмку, слушая эхо в голове от его слов.

– Дзэн-буддизм какой-то, – потом пробормотал я. – А… память?

– Что память?

– Память останется? Если я перемещусь в прошлое, то буду знать и помнить все, что сейчас?

– Ну конечно! – радостно произнес он.

– То есть, перемещаясь в какие-то события в прошлом, я буду знать, чем они кончатся? – уточнил я.

– Да, если вы знаете об этом сейчас.

– А в будущем? – глупо спросил я.

– Ну, вы же не знаете, что было в будущем. Я привел пример о прошлом потому, что его вам представить легче – вы ведь еще не были в будущем, – он хитро посмотрел на меня и добавил: – Пока не были.

– Хм-м, – задумчиво протянул я и наполнил рюмки. Потом еще более задумчиво посмотрел на бутылку, которая после разливания стала пустой, и поставил ее на пол. – У меня еще есть, – как-то механически проговорил я, продолжая думать, хотя толком и не понимая, о чем.

Мы выпили, потом закурили.

– И что, – спросил я, – вы хотите сказать, все это реально?

– Конечно. Иначе зачем бы я стал говорить об этом?

– Кто вас знает, – осторожно и все так же задумчиво произнес я.

Мы молча курили. Сергей Степанович поглядывал на меня, видимо, ожидая дальнейших расспросов, но я пока не хотел ничего спрашивать. Я думал о том, что когда-то происходило со мной и как бы я мог сделать все, если б знал, к чему приведут мои действия. Конечно, это было интересно, но…

– Кофе хотите? – спросил я инженера-хирурга.

– Да, – ответил он.

– Тогда подождите немного.

Я встал и пошел на кухню. Включил там чайник и стоял, глядя в ночь за окном. Черное небо, огни домов… Потом, когда чайник вскипел, сделал кофе и вернулся к Сергею Степановичу. Он курил, сидя за столом.

– Хорошо, – сказал я, ставя чашки и присаживаясь напротив него, – а какое отношение это имеет ко мне? Зачем вы рассказали это? Ведь не просто чтобы поделиться своими мыслями. Насколько я понял, у вас есть какое-то предложение?

– Да, – кивнул он, осторожно отпивая горячий кофе. Я ждал, пока он поставил чашку, взял сигарету и снова закурил. – То устройство, о котором я говорил, действующее на сознание и осуществляющее перемещение… Оно реально существует. Я сделал его. Не буду рассказывать как – это стоило большого труда – оно довольно сложное и пришлось поднимать массу знакомств, да и я сам… В общем, неважно. Главное, что я его сделал и оно работает.

– То есть вы перемещались во времени? – спросил я, чувствуя, что задаю этот вопрос не с деланной, а с совершенно искренней серьезностью.

– Нет, – улыбнулся он, – все не так просто. Я проверял его с помощью приборов, оно создает необходимое поле – все работает как нужно.

Я молчал, не желая перебивать. Он послушал мое молчание и, видимо, истолковав его как ожидание, продолжил:

– Чтобы действительно осуществить перемещение, устройство должно быть помещено в мозг, в конкретное место, где оно будет действовать на определенные нервные центры, – он посмотрел на меня. – Вот, собственно, это я и хотел вам предложить.

– То есть вы хотите поместить его в мой мозг? – спросил я словно о том, что сегодня он хочет оставить свой портфель у меня.

Сергей Степанович кивнул:

– Если, конечно, вы согласитесь.

– Да? – я думал. – А оно… какое?

– В смысле?

– Ну, большое, маленькое?

– Нет, небольшое, – он показал на пальцах. – Чуть больше горошины.

– И… и что? – я не знал, как сказать. – Я чувствую, есть какой-то подвох. Почему вы обратились именно ко мне?

– Никакого подвоха нет, – спокойно ответил он. – Я вам сразу честно говорю, что операция по имплантации устройства достаточно сложна и связана с большим риском для жизни. Именно поэтому я и обратился к вам.

– Ко мне? – удивился я. – Но почему?

– Как же? – в свою очередь удивился он. – То, что было там, на мосту… Извините, конечно, но, как я понял, вы не очень дорожите своей жизнью – вот я и счел возможным предложить вам это.

– Хм…

– Поскольку вы были готовы просто так расстаться с жизнью, я подумал, что раз уж вам все равно…

– Вот как?

– Нет, – немного испугался он, – я, конечно, не желаю вашей смерти. Но то, что я предлагаю… По-моему, это достойно внимания и, насколько мне понятны причины вашего поступка, это может раскрасить вашу жизнь, придать ей новый смысл.

– Хотите дать мне смысл жизни? – проговорил я.

– Нет, что вы, – еще больше испугался он. – Наверно, я просто не так выразился. Я хотел сказать…

– Ладно, – прервал я его, – ничего. Я вас понял. В общем, конечно, зачем просто так тратить свою жизнь?

Черт! Оказывается, Сергей Степанович только выглядел тихим интеллигентом, а на самом деле… Ну, хорошо…

– Ну, хорошо, – сказал я. – А насколько большой риск? И вообще, как это все – расскажите подробнее?

– Риск большой, – признался он. – Это ведь довольно необычная операция и… Но я знаю, что смогу сделать ее. Собственно, я ее делал несколько раз… на покойниках.

– На покойниках? – сказал я. – А почему? То есть понятно почему. Но, как я вижу, вы идете необычным путем, или, точнее, неофициальным. Почему так?

Он вздохнул.

– В этом-то все и дело, – печально произнес он. – Когда устройство было разработано и вообще все готово, я пытался обращаться в разные инстанции, но… – он грустно улыбнулся. – Как только они понимали, что речь идет о перемещении во времени, на этом разговор сразу и кончался. В лучшем случае мне просто вежливо отказывали, а бывало, что и поднимали на смех, – он тяжело вздохнул. – Куда я только ни обращался – все бесполезно. Хотя их тоже можно понять: сейчас многие действительно нужные темы закрываются из-за отсутствия денег, а у меня… – он обреченно махнул рукой, потом взял сигарету и закурил.

– И как же вы? – спросил я.

Он пожал плечами.

– Пытаюсь сам что-то сделать. Вот собрал устройство на собственные деньги, все проверил. Только это так и останется бесполезным, если не найдется человек, который мне поможет. Я ведь не могу сделать операцию сам себе, – он снова грустно улыбнулся. – А найти кого-то, кто согласится на смертельный риск… – он замолчал.

– За деньги, мне кажется, можно, – проговорил я.

– За деньги – наверное, – согласился он. – Но это ведь должны быть большие деньги – а где их взять? Я работаю в больнице, и зарплата у меня – сами понимаете.

– Да, – вздохнул я.

– Вот я и говорю, когда увидел вас там, на мосту, подумал, а почему бы не предложить вам это? Раз уж вам все равно…

– Все равно, говорите? – я посмотрел на него.

– Ох, извините, – снова испугался он. – Я все время говорю что-то не то. Но… вы ведь меня понимаете?

– Да, понимаю.

Да, я понимал его. Это то, что называется одержимость. Хорошая светлая одержимость. Я всегда считал это одним из лучших человеческих качеств и когда-то сам болел этим. Да, хорошо быть одержимым! Но только когда испытываешь это, не думаешь так, особенно если нет возможности достичь цели.

Сергей Степанович сидел передо мной. Оставалось только завидовать, что у него есть цель. Но вряд ли стоило завидовать ему. Нет, пожалуй, лучше вот что.

– Я сейчас, – сказал я. Потом пошел на кухню, взял там вторую бутылку и вернулся к нему. Наполнил рюмки. – Пусть у вас все получится, – с улыбкой проговорил я.

Мы чокнулись и выпили. Потом снова курили. Сергей Степанович как-то странно поглядывал на меня, словно ожидая чего-то. Я думал, что бы это могло быть. И потом догадался.

– Вы ждете от меня ответ?

– Я уже все рассказал, – проговорил он, – теперь… вам решать.

– Мне? – я улыбнулся. – Но вы же не станете требовать, чтобы я ответил прямо сейчас? Как-никак сначала нужно подумать – все-таки это серьезное дело, речь ведь идет о моей жизни.

– А там, на мосту, о чьей жизни шла речь? – тихо произнес он.

– Хороший вопрос, – согласился я. – Но… Нет, не сейчас. Все же непросто решиться на такое, вы должны понимать, – я снова улыбнулся. – Хватит с меня одного моста на сегодня.

– Конечно, я понимаю, – вздохнул он, видимо, принимая это как вежливую форму отказа.

– Нет, – поспешил я разубедить его, – вы не подумайте, я не отказываю вам. Просто… просто нужно собраться с мыслями.

– Да, конечно, – повторил он. Потом посмотрел на ночь за окном, на часы, на меня. – Мне пора, – грустно улыбнулся он, – уже поздно.

– Но у нас еще не все, – я показал на почти полную бутылку на столе. – Оставайтесь, места у меня хватит.

– Нет, спасибо. Завтра на работу, и жена дома ждет. Я пойду.

– Что ж, как хотите, – я не стал его уговаривать.

– Я пойду, – еще раз как бы извиняясь, проговорил он, потом встал и пошел в прихожую. Я последовал за ним.

– Как мы договоримся? – спросил он, надевая ботинки.

– Договоримся? – я пожал плечами. – Не знаю. Звоните.

Я сказал ему номер своего телефона, он достал из портфеля блокнотик и записал.

– Завтра вы будете дома? – спросил он.

– Наверно. А что?

– Я мог бы привезти кое-какие материалы, показать, чтобы вам все стало более понятно.

– Да? – как-то не хотелось отказывать ему.

– Я могу позвонить днем.

– Хорошо, – кивнул я, подумав, что очень легко можно устроить, чтобы меня случайно не оказалось дома.

– Так я позвоню? – уже в дверях сказал он.

– Да-да, – ответил я, – звоните.

Потом мы попрощались, и он ушел.

Я вернулся в комнату, собрал там все со стола и отнес на кухню. Потом лег спать.

* * *

Утром неуютно было жить на свете. Я пил кофе, глядя в телевизор, и чувствовал себя словно зародыш в утробе – таким же зажатым и скрюченным. Какую-то чушь показывали по телевизору, я лишь смотрел, почти не замечая того, что вижу, думал обо всем, или не думал, а просто пребывал в зажатости и скрюченности утра, ждал, когда оно кончится.

Все было не так утром. Свет был ярок и пронзительно остр, сыпуч словно песок, зыбуч словно песок. Я вспомнил, как стоял вчера на мосту. «А ведь мог и вправду прыгнуть», – подумал я. И стало страшно, тошно и холодно в душе от воспоминаний об этом. Высота была у меня перед глазами, я отчетливо помнил, как стоял там. Только теперь я боялся этого, страх заполнял меня. Все было не так утром.

Все было не так всегда. Когда-то давно утро тоже приходило в мир каждый раз после ночи, и я был в нем, и свет был так же холоден и зыбок, но я не замечал этого. Я был где-то с кем-то, с кем-то… Я мечтал о покое. Все что я хотел – это быть собой, и делать то, что хочу, и не зависеть ни от чего, и не быть обязанным, и не исполнять обязанности, и не притворяться. В общем, серая жизнь угнетала меня, я ненавидел ее и хотел избавиться от нее (от серости и однообразия, а не от самой жизни). Что может быть банальнее такого желания?

И вот однажды мне повезло: я смог неплохо заработать, и деньги перестали быть проблемой для меня. Правда, я не стал таким уж богатым, но, на свой страх и риск положив почти все в банк, я теперь жил на проценты. Не сказать, чтобы это было слишком много, но мне хватало вполне. Собственно, мне и не нужно много – просто чтобы не исполнять каждодневные обязанности по зарабатыванию денег и не превращать свою жизнь в серую рутину. В общем, я получил, что хотел: свободу, покой… Что еще? Да все, о чем думал. А о чем не думал… Тогда я не думал о том, чего у меня было через край. Тогда я не хотел чего-то еще. Все было не так тогда.

* * *

Телефонный звонок раздался в моем доме. Я подошел и взял трубку:

– Алло?

– Здравствуйте, – услышал я вежливый голос, – это Сергей Степанович. Помните вчера?..

– Да-да, – ответил я, – конечно.

– Я обещал позвонить сегодня и… – он замолчал.

«И позвонил», – мысленно закончил я за него. Странно было слышать его голос. Словно тебе звонит герой фильма, увиденного вчера, – инженер-хирург Сергей Степанович казался мне именно таким. Он был реален, безусловно, но уж слишком похожи на бред все эти вчерашние разговоры о перемещении во времени. Я вспомнил, что под конец почти поверил ему. Надо же! Сейчас я не понимал, как можно было всерьез говорить об этом. Впрочем, утро всегда преподносит сюрпризы, ставя мир с ног на голову… или наоборот.

В общем, вчерашние события представлялись мне каким-то сном. Инженер-хирург Сергей Степанович был не более чем персонажем фильма, который мне показывали вчера (кто показывал?). И вот теперь я слышал его голос в трубке телефона. Сон оказывался явью, фильм продолжался. Продолжался даже утром.

– Я хотел узнать, вы не заняты сегодня? – как-то скованно, явно смущаясь, произнес он.

– М-м-м… – я думал, что ответить. Можно было сказать, что сейчас я ухожу по каким-нибудь очень важным делам, но не хотелось повергать его в печаль, которая, я чувствовал, тут же последует за таким моим ответом. – А что? – осторожно сказал я.

– Я мог бы приехать к вам, – еще более смущенно и зажато проговорил он, – показать кое-какие материалы…

– Да?

Я начинал понимать две вещи: во-первых, что просто не могу обманывать его – уж слишком он был беспомощен и открыт; и во-вторых, мне все-таки интересно узнать, что же у него там на самом деле, интересно узнать, чем кончится этот фильм.

– Это недолго, – сказал он. – Я просто покажу кое-какие конкретные вещи и… – он замялся, видимо, желая продолжить, но не находя нужных слов, и в конце концов решил не продолжать: – И все, – просто закончил он.

«Опять недолго», – подумал я, вспомнив его вчерашние уговоры на мосту. Впрочем, ладно – что мне время?

– А когда вы хотите приехать? – спросил я.

– Часов в пять.

– Хорошо, – ответил я.

Он помолчал немного, переваривая мой ответ.

– Так я приеду? – потом уточнил он.

«Откуда мне знать?» – усмехнулся я про себя, но вслух сказал:

– Да-да, приезжайте.

– Хорошо, – сказал он. – Значит, в пять.

Потом мы перебросились еще парой фраз, затем положили трубки.

Я посмотрел на часы – до пяти была еще уйма времени.

* * *

Он явился точно в назначенный срок. Ровно в пять он, чуть запыхавшийся, стоял передо мной, когда я открыл дверь на его звонок.

– Здравствуйте, – смущенно сказал он из-под своего возбуждения, видимо, от быстрой ходьбы.

– Здравствуйте, – ответил я, – проходите, – и посторонился, пропуская его.

Потом он уселся на диван в комнате и стал что-то доставать из своего портфеля, пока я делал кофе на кухне. Когда я пришел к нему с двумя чашками дымящегося напитка, он сидел неподвижно, пряча напряжение под смиренным ожиданием. Я присел рядом. На столе лежали пара его тетрадок и какая-то книжка. Он смотрел на них, словно ребенок, не умеющий читать, на книгу сказок.

– Как на работе? – спросил я, начиная светскую беседу.

– Нормально, – пожал плечами инженер-хирург.

Было видно, что ему не терпелось поговорить о другом, но он не знал, как перейти к этому, не желая навязываться.

– Вы что-то принесли мне? – решил я помочь. Все же светская беседа – скучное занятие.

– Да, – в смущении, возбуждении и одновременно напускном безразличии произнес он.

Мне становилось все более интересно.

– Пейте кофе, – чуть улыбнулся я, – а то остынет.

– Спасибо, – кивнул он, но даже не взглянул на чашку, стоявшую перед ним. – Тут у меня расчеты, схемы, – все-таки не выдержал он и, взяв одну из тетрадок, раскрыл ее передо мной. – Вот смотрите…

В общем, его прорвало, и в ближайшие полчаса мне пришлось выслушать возбужденный монолог о расчете поля устройства, схеме устройства, конструкции и так далее. Свои слова Сергей Степанович тут же подкреплял показом формул и рисунков в тетрадках. Я слушал, попивая кофе и кивая в нужных местах. Все было понятно. В том смысле, что ничего не понятно, но ясно, что если начать разбираться, то все окажется правильно и четко. Разбираться, конечно, не хотелось, я просто кивал, понимая, кстати, что имею дело с достаточно профессиональным занудой, увлеченным своим делом и сующим нос в каждую мелочь, дотошно разрабатывая каждую часть. И это, надо заметить, было хорошо – по опыту я знал, что вещи, сделанные такими людьми, практически всегда работают, и работают как нужно. Таким образом, к концу его монолога я уже не сомневался, что то, о чем он говорит, вполне реальная вещь, а отнюдь не бред и фантазии, как мне казалось вначале. Что ж, хорошо. Это было хорошо. Я начинал верить ему.

– Ну, хорошо, – когда он, как мне показалось, закончил, сказал я, – создать нужное поле – это не фокус. Все это так или иначе возможно. Только мне не понятно одно: какое отношение это имеет к перемещению во времени? – как-то дико было произносить эти три последних слова, я заметил, что сегодня первым сказал их.

– Да, – кивнул Сергей Степанович, – мне повезло, что вы оказались достаточно образованным человеком и вам гораздо проще объяснить это. Что же касается перемещения во времени, как я говорил, это связано с сознанием, то есть эта часть относится к области медицины. Возможно, здесь вам будет разобраться сложнее, но я попробую объяснить.

И в следующие полчаса я выслушал еще один монолог – теперь уже на медицинскую тему. Да, действительно это было весьма туманно для меня, но я курил, допивал кофе – в общем, дослушал все до конца. Сергей Степанович оказался на редкость дотошным. Пожалуй, в этот раз он не уложился в полчаса, но дело было не в этом. Я наблюдал азарт, лихорадку, просто какую-то безумную увлеченность в нем. Одержимость, которую я увидел вчера, оказалась только верхушкой айсберга и была просто ничто по сравнению с той огромной действительной одержимостью, которая владела им. Вот так. Я имел дело с сумасшедшим ученым, который предлагал мне поучаствовать в его опытах в качестве подопытной крысы. Впрочем, определение «сумасшедший» касалось лишь его одержимости – на самом деле он был вполне компетентен, и я видел: вполне можно доверять ему. И еще. Я чувствовал, что мне интересно – его азарт был заразителен. Хотя я и не стремился проникнуть в каждую мелочь, но мне было очень интересно, чем же все кончится, как это будет и будет ли вообще.

– Ну вот, – в конце своего монолога сказал Сергей Степанович, – теперь вы знаете практически все об этом.

Он несколько устало откинулся на спинку дивана. Его тетрадки и медицинская книжка, в которой он показывал мне разные картинки мозга и еще чего-то, лежали на столе, он продолжал смотреть на них, словно ожидая, что оттуда выскочат какие-то новые подробности, которые тут же надо будет объяснить.

– Угу, – сказал я, прикуривая и пододвигая к нему сигареты. – Курите.

– Спасибо, – из глубин своих мыслей отозвался он и тоже закурил.

Мы молчали. Сергей Степанович не собирался говорить, судя по всему, израсходовав все имеющиеся у него слова.

– Значит, вы уверены, что все получится? – потом спросил я.

Он кивнул.

– Но риск все-таки есть, – сказал я.

Он кивнул.

– Но вы считаете, что сможете справиться.

Он кивнул.

Я чувствовал, что разговариваю сам с собой.

– А от меня требуется только доверить вам свою жизнь, – полувопросительно произнес я.

Он бросил на меня какой-то жалкий, даже испуганный взгляд.

– Я очень надеюсь на это, – проговорил он. – Вы моя последняя надежда.

Я улыбнулся.

– Звучит так, словно не я вам, а вы мне доверяете свою жизнь.

– Может быть и так, – совершенно серьезно ответил он.

Черт! Я видел, что он не шутит, все это крайне важно для него и, наверно, нет ничего важнее этого на свете.

– Как ваша семья? – спросил я. – Жена не ругалась вчера, когда вы пришли поздно?

– Нет, – безразлично произнес он.

– Слушайте, а зачем вы вообще женились? – совершенно без причины вдруг спросил я.

– Что? – он словно бы не расслышал.

– Нет, ничего, – пробормотал я, – извините.

Мы снова молчали. Потом он докурил сигарету, затушил ее в пепельнице.

– Я пойду, – со вздохом сказал он, – а то жена действительно будет ругаться – я уже второй вечер пропадаю.

– Да? – я был удивлен такими словами. И еще у меня вдруг возникло ощущение, словно бы я в чем-то виноват перед ним – непонятно почему.

– Я пойду, – слабо улыбнувшись, еще раз сказал Сергей Степанович. Потом положил свои тетрадки и книжку в портфель и пошел в прихожую.

– До свидания, – сказал он одевшись.

Я все чувствовал непонятную вину перед ним.

– Вы позвоните? – спросил я.

– Да, – кивнул он.

– Когда?

– Могу завтра, – пожал он плечами. – Хотя нет, завтра я буду занят. Скорее всего послезавтра.

– Давайте послезавтра, – я улыбнулся, стараясь загладить чувство вины в себе.

– Хорошо, – он повернулся и хотел идти.

– Звоните, – сказал я ему.

– Хорошо, – кивнул он и ушел.

Когда я закрыл за ним дверь, то подумал, что совершенно не знаю ни его адреса, ни телефона – вообще ничего. И если вдруг он не позвонит, я не смогу найти его сам. Странно было понимать это. В комнате на столе стояла его чашка с остывшим кофе, он так и не притронулся к ней.

* * *

Итак, зачем же я полез на тот мост?

А все было просто. Просто мне было скучно. В какой-то момент я вдруг понял, что жизнь скучна и бессмысленна. Мне не к чему стремиться, я ничего не хотел. Добившись покоя и свободы, я потерял цель. Карьера и деньги меня не интересовали. Женитьба? Только усмешка в ответ. Я уже пробовал жениться, и ничего хорошего не вышло из этого. Кто был прав, кто виноват – какая разница? Я понял, что не хочу этого, и был рад остаться один. В общем-то, одиночество никогда не тяготило меня и даже нравилось иногда. Но потом одиночество стало моей жизнью. И, собственно, в этом не было ничего плохого, только мне было скучно, просто совершенно нечего делать.

Избавив себя от забот о хлебе, я избавил себя от всяких дел. Каких-то увлечений у меня, пожалуй, не было, а увлекаться надуманными вещами мне представлялось глупым. Друзья? Что ж, интересно иногда зайти к друзьям, но все равно это не занятие, лишь мимолетное развлечение, такое же пустое, как и все другие. Я, конечно, поразвлекался разными способами какое-то время, но это быстро надоело своим однообразием и полной пустотой, бессмысленностью. Я не знал, куда себя деть, и впереди не видел ничего, кроме все той же скуки, скуки… В общем, добившись желаемого, я поймал себя в смешную ловушку, загнал в пустой тупик благополучия.

Короче, все было просто, до смешного банально и просто. Я прозябал в скуке и безделии, все больше не понимая, зачем делаю это. Наверно, можно было придумать сотню-другую выходов из этого, только все они были либо временные, либо мнимые, а то и просто глупые. И проходя однажды по мосту, я вдруг подумал, что интересно бы проверить, насколько лицемерны мои высказывания о бессмысленности жизни и о том, что только страх заставляет тянуть все это никчемное существование. Я решил посмотреть, чего стою и смогу ли преодолеть свой страх, настоящий страх, не за карьеру или деньги. Вот, собственно, и все. Но инженер-хирург Сергей Степанович, который, на беду или на счастье, случайно проходил мимо, помешал мне узнать это. Хотя я ведь все-таки уполз оттуда – может, это и есть ответ?

Я сидел в наступающих сумерках и думал о происшедшем. Так на беду или на счастье попался мне этот Сергей Степанович? Впрочем, это вопрос скорее не о нем самом, а о том, что он предлагал мне.

Перемещение во времени… Я покачал головой. Надо же! Но все казалось продуманным и четким в его расчетах, разработках. А вдруг все так, как он говорит? Вдруг все это действительно реально? Может, стоит проверить?

В невидимой связи всех вещей заложено движение, и это движение совершает действие. Само. Совершая его, оно не разрушает связь, но, мешая ему или делая за него, нельзя быть уверенным в сохранении связи. Мир движется. Медленно. Он огромен. Попробуй остановить мир, помешать его движению – и он раздавит тебя. Движение плавно. Застыть и предаться ему, чтобы не разрушить связь, остаться лишь маленькой частицей всего – что может быть безопасней и проще?

Но нет! Как можно всегда пребывать в бездействии, быть только крохотной песчинкой в непонятных руках? Я думал, какой шаг совершу теперь, как еще поспорю с миром о том, кто из нас является лишь частью? Мне нужен был такой шаг, чтобы не оставаться тенью во тьме, но я не знал направление, в котором совершить его. Я не видел цели и погибал в покое, к которому стремился.

Сказка не кончается, когда побеждают дракона – теперь я знал это. Победа – лишь начало поиска нового дракона, и этот поиск тяжелее самой битвы. Как славно видеть дракона перед собой! Какое наслаждение умереть, сражаясь с ним!

Так на беду или на счастье встретился мне этот Сергей Степанович?

* * *

Следующий день был довольно обычным. Я что-то делал – уже не помню что. Кажется, ходил в магазин, потом смотрел телевизор, потом читал, сидя в комнате. Как-то не получалось сосредоточиться на книжке – мысли о Сергее Степановиче и о его проекте лезли в голову. Я пытался не замечать их, но они были навязчивы не меньше самого Сергея Степановича. В конце концов я отложил книжку и закурил.

Так что же делать с этим инженером-хирургом? Может, действительно попробовать? А вдруг получится? Вдруг все и вправду будет так, как он говорит? Я пытался представить это. Перемещение во времени… Нет, не само перемещение, а, скорее, те, другие времена. Снова побывать в них? Хм…

Интересно было бы снова оказаться там. Я стал вспоминать. Каждое время определяло себя чем-то. Они были разные: года, какие-то периоды жизни. Что определяет время? Конечно, события. Но не только, нет, не только…

Я помнил оттенки и ощущения разных времен, каким я был тогда. Звуки и краски. Разные желания владели мной, разные чувства. Я вспоминал, представляя себя в тех временах. Года проходили передо мной, я был в каждом из них, в любом. Словно фотографии перебирая в руках, я смотрел на годы, но бывая там, ощущая их вновь, ощущая себя. Оттенки каждого времени, звуки и краски. Я слушал себя, смотрел вокруг. Тени ушедших времен витали в воздухе, кружили передо мной разноцветным хороводом. Я смотрел. Я слушал. Погружался в них…

Тишина. Ночь. Я открыл глаза. Было темно. Оказывается, я не заметил, как уснул. Ночь за окном. Я сидел, глядя во тьму. Потом встал и включил свет. «Что ж, – подумал я, – значит, стоит проверить утверждение инженера-хирурга».

И, собственно, почему бы и нет? Чем, в сущности, это отличается от того моста? Возможно, только тем, что, шагнув вперед, я полечу вверх или вниз. Да, я улыбался – это было похоже: либо вверх, либо вниз.

Я стоял, глядя перед собой. «И, в сущности, какая разница? – подумал я. – Мне уже все равно».

* * *

На следующий день он снова позвонил мне.

– Здравствуйте, – услышал я голос в трубке телефона, – это Сергей Степанович.

– Здравствуйте.

– Я решил позвонить, узнать… Может быть, вы хотите… м-м-м… узнать что-то еще?

– Нет, – ответил я, – все, в общем-то, понятно.

– Да? И… вы подумали о моем предложении?

– Да, подумал.

Я чувствовал, как холод возникает в желудке и дыхание становится чаще.

– Что-то решили? – быстро и словно бы невзначай спросил Сергей Степанович.

«Ну давай! – мысленно сказал я себе. – Хватит бояться. Сколько можно быть трусом?»

– Да, – сказал я, радуясь, что это слово такое короткое.

– И что? – на том конце провода голос тоже не был спокойным. – Вы можете сказать сейчас?

– Да.

Холод в желудке испарялся ледяным паром, мешая дышать.

– Вы согласны?

Я старался успокоиться, но это было невозможно. «Трус, – металось в голове, – все-таки я трус».

– Да, – сказал я так коротко, как только можно сказать это – в легких совсем не было воздуха.

На том конце провода последовало молчание.

– То есть вы хотите сказать, что согласны на операцию? – потом осторожно проговорил Сергей Степанович.

– Да, – произнес я, понимая, что повторяю это далеко не в первый раз, и чувствуя себя глупо из-за этого. – Я согласен, – добавил я.

Снова молчание в ответ, потом медленный голос:

– Хорошо. Вы сегодня не очень заняты?

– Нет, – проговорил я, – сегодня я свободен.

– Тогда… тогда, может быть, вы подъедете ко мне?

– Куда?

– В больницу, – сказал он, – туда, где я работаю.

– Хорошо, – кивнул я, хотя он, конечно, не мог видеть меня. – А где это?

Примерно через час я был у него – ехать оказалось не близко. Сергей Степанович встречал меня у входа в больницу. Он курил, потом, издали заметив меня, выбросил сигарету и пошел навстречу. Мы пожали друг другу руки, и я молча последовал за ним. Наверно, нужно было сказать что-то, но я не знал что. Все казалось ясным, все слова лишними. Но молчать тоже было глупо – все же происходящее было достаточно серьезным. Только я совсем не знал, что сказать. Похоже, Сергей Степанович испытывал те же чувства. Он шел рядом и иногда как-то странно поглядывал на меня: то ли с извинением, то ли с неуверенностью.

– Доехали нормально? – наконец произнес он.

– Да, – ответил я, – нормально.

Он кивнул.

Мы зашли в больницу. Сергей Степанович повел меня по коридорам, потом вниз по лестнице, потом еще коридор, и мы остановились у двери. Сергей Степанович достал ключ и открыл ее.

– Это мой кабинет, – сказал он. – Заходите.

Я вошел. Это было подвальное помещение без окон. У правой стены стоял письменный стол с парой стульев перед ним, прямо – кушетка и маленький столик возле нее, слева у стены – холодильник, а рядом с дверью – деревянная вешалка, такая, какие делали раньше – на толстой ножке и с кроной из крючков и ветвей для шляп. Черная занавеска перегораживала кабинет от двери до стены справа, а чуть левее за письменным столом была тяжелая металлическая дверь.

– Там ускоритель, – сказал Сергей Степанович, заметив, что я смотрю на металлическую дверь. – Хотите посмотреть?

– Нет, – чуть улыбнулся я, – спасибо.

– Ну да, вы их, наверно, много повидали, раз работали с этим.

Я пожал плечами.

– А там что? – я кивнул на черную занавеску.

– Там выход ускорителя, – Сергей Степанович отодвинул край занавески, и я увидел какие-то приборы, кушетку и стул рядом с ними.

Потом он показал мне на один из стульев перед письменным столом.

– Садитесь, – сказал он.

Я послушно сел. Сергей Степанович взял ключ из ящика стола, подошел к сейфу, который я не заметил сразу за холодильником, и, открыв дверцу, достал оттуда что-то. Затем вернулся ко мне и поставил это на стол. Металлическая коробка. Сергей Степанович открыл ее и вынул из заполнявшей ее ваты небольшой стеклянный пузырек.

– Вот, – сказал он, показывая мне то, что было внутри, – это устройство, о котором я говорил.

Он держал пузырек передо мной, не отдавая в руки, но было видно, что на дне лежит небольшой металлический шарик, впрочем, нет, это имело скорее овальную форму. Оно было размером примерно с горошину, и несколько тонких усиков отходили от него.

– И оно работает? – спросил я, хотя помнил, как он рассказывал об этом, но просто не зная, что еще сказать.

– Да, оно создает необходимое поле, – ответил Сергей Степанович. – Я проверял.

– А эти усики… Что-то вроде контактов?

– Да. Я говорил вам, что устройство питается от биотоков мозга, оно полностью автономно и не требует никакой подзарядки. Фактически, оно станет такой же частью организма, как и любой другой орган. Только, конечно, необычный, новый орган.

– Новый орган? – я смотрел на маленькое устройство. – Орган времени, – проговорил я.

Сергей Степанович улыбался, и радость светилась в его глазах.

– Да, – сказал он. – Орган времени!

Потом он убрал устройство обратно в коробочку, а коробочку – в сейф.

– Что ж, а теперь пойдемте, – стоя передо мной, сказал он.

– Куда?

– Я договорился с врачами – вас посмотрят, проверят ваше здоровье. Это недолго.

– У вас все недолго, – улыбнулся я.

– Да? Извините, – он тоже улыбнулся.

На этот раз «недолго» Сергея Степановича означало около двух часов. Он водил меня по разным кабинетам, по разным врачам, где меня всячески осматривали, подключали к разной аппаратуре… В общем, мне порядком надоело это занятие, и я был рад наконец вернуться в кабинет Сергея Степановича.

Помню, что, подходя к двери, мы говорили о чем-то веселом, смеялись. Дверь оказалась не заперта. Войдя внутрь, я увидел за письменным столом девушку в медицинском халате.

– Это Леночка… м-м-м… Лена, – представил ее Сергей Степанович, – моя медсестра.

– Как это ваша? – фыркнула Леночка.

– Ну-у, мы же вместе работаем, – улыбнулся Сергей Степанович, пребывающий в благостном расположении духа. Потом он представил ей меня и опустился на стул перед столом. – Садитесь, – показал он мне на кушетку у противоположной от двери стены. – Устали, наверно?

– Так, – неопределенно ответил я, не склонный откровенничать при Леночке, и последовал его приглашению.

Потом мы курили втроем. Сергей Степанович шутил и был явно доволен сегодняшним днем. Он тут же рассказал Леночке о том, что я согласился на операцию. Леночка при этом с каким-то сожалением и снисхождением посмотрела на меня, я сделал вид, что не заметил этого взгляда.

– Что ж, похоже, со здоровьем у вас все в порядке, – сказал мне довольный Сергей Степанович. – Конечно, результаты некоторых анализов будут известны только завтра или послезавтра, но, думаю, все будет хорошо.

Я молча слушал, поглядывая на Леночку. Она была довольно мила, я принимал это к сведению.

– Но вам еще нужно будет приезжать сюда, – уже серьезно продолжал Сергей Степанович. – На всякий случай мы сходим и к другим врачам, – он перечислил к каким. – И надо готовиться к операции. Вы уколов не боитесь? – с улыбкой спросил он. Я улыбнулся в ответ. – Ну вот. Думаю, что операцию можно будет сделать на следующей неделе, в крайнем случае через неделю. Вы как, сможете освободиться на это время?

– Вполне, – кивнул я.

– И после операции еще пару недель придется полежать, – продолжил Сергей Степанович. – В принципе, я могу сделать вам больничный.

– Нет, не нужно, – сказал я.

– Ну, как хотите.

Потом мы собрались и пошли домой. Выйдя из больницы, Сергей Степанович стал прощаться.

– Мне на автобус, – сказал он, показывая вправо, – а вам на метро, – он показал влево.

– Хорошо, – ответил я, пожимая его руку.

– Значит, до завтра? – Сергей Степанович смотрел мне в глаза.

– До завтра, – кивнул я как можно более спокойно.

Потом он попрощался с Леночкой и ушел, а мы с ней направились к метро.

Леночка молчала, я шел рядом просто потому, что, видимо, было бы странно тут же оставить ее как совсем незнакомого человека… хотя, может, и не только поэтому.

– Вы с ним давно работаете? – спросил я, чтобы не молчать.

– Не очень, – сказала Леночка.

Я думал, что не получил ответа, впрочем, это было неважно. Я хотел понять, как мне говорить с ней. То есть что я хочу, когда говорю с ней? Вернее, хочу ли я что-нибудь, занимая ее беседой, или, скажем так: для чего мне нужно ее внимание, и нужно ли оно вообще, и… «Ну хватит, – сказал я себе, – довольно лицемерить и тратить красноречие на дурацкие вопросы – есть возможность потратить его с большей пользой. Н-да… Было бы только чего тратить…»

– А-а, – протянул я, – как он вообще, хороший врач?

Я улыбнулся, чувствуя, что делаю это с корыстной целью – все вставало на свои места… вернее, на рельсы.

– Ничего, – так же неопределенно ответила Леночка. Впрочем, ее ответы не имели значения. Рельсы блестели подо мной, но вагоны были тяжелы.

– У вас кабинет без окон, – сказал я. – Не скучно все время в подвале сидеть?

– Нет, – улыбнулась Леночка. – Я там не все время, иногда приходится по другим делам уходить.

– Я тоже раньше в таких местах работал, – сказал я и стал рассказывать про свою прошлую работу, хотя почти сразу перешел на более легкие темы. Леночка слушала, улыбалась.

Я думал, зачем я делаю это? Но, пожалуй, глупо было бы отвечать на этот вопрос.

Мы спустились в метро, зашли в поезд.

– Ты сейчас домой? – спросил я ее.

Леночка кивнула, как мне показалось, несколько грустно.

– Не хочешь сходить куда-нибудь?

– Куда? – перекрикивая шум метро, спросила Леночка.

– Я знаю одно уютное кафе здесь недалеко.

– Да? – улыбнулась Леночка.

Я немного солгал насчет недалеко (наверно, заразился от «недолго» Сергея Степановича?) – до того места оказалось около получаса езды, но мне просто не был знаком этот район. В кафе мы сидели за столиком. Был полумрак, музыка играла негромко.

– Я в медицинский приехала поступать, – говорила Леночка, – но провалилась. Решила пока в больнице поработать. Хорошо, у меня здесь тетка живет – я у нее поселилась. Но она сразу сказала, что только на первое время. Сейчас я уже больше полугода у нее живу – она ворчит, правда пока не выгоняет.

Я понимающе кивал, глядя на Леночку. Она была красива – мне нравилось говорить с ней.

Потом мы вышли из кафе и, пройдя немного по улице, увидели афишу кинотеатра.

– Я слышал, что это неплохой фильм, – кивнул я на афишу. – Интересно было бы проверить.

– Да? – улыбнулась Леночка.

Фильм оказался так себе, к тому же довольно длинный. Но мы все равно досидели до конца, обнимались там в темноте.

Вышли оттуда уже поздно. Было темно, мы шли к метро по пустой улице. Леночка вдруг остановилась, открыла свою сумочку и стала копаться в ней.

– Что-нибудь не так? – спросил я.

– Да у меня ключей с собой нет, – с досадой произнесла Леночка. – Придется тетку будить, чтоб домой попасть. Она меня совсем съест.

Я думал, как бы помочь ей. Но, собственно, думать тут было нечего.

– Тогда у тебя два варианта, – сказал я, – либо лезть в окно, либо ехать ко мне в гости.

– Да? – улыбнулась Леночка.

Когда мы вышли из метро на моей станции, я купил бутылку чего-то сладкого и не слишком крепкого. Потом мы пошли к моему дому. Ночная прохлада наполняла воздух. Леночка чуть поежилась от холодного ветра. Я обнял ее, и мы так и шли, обнявшись, до дома. В подъезде было теплее, но я не выпускал ее. Зайдя в лифт, мы стояли рядом. Леночка была привлекательна и близка. Я притянул ее к себе и поцеловал. Она была послушна в моих руках.

Потом мы вошли в мою дверь. Я провел Леночку в комнату.

Ночь за окном. Вернувшись домой, я ощущал привычное чувство окончания вечерних приключений. Но приключения, конечно, еще не кончились.

– Кофе будешь? – спросил я Леночку.

Она кивнула, все еще чуть поеживаясь. Я усадил ее на диван, включил музыку и пошел на кухню. Но почти сразу вернулся. Леночка разглядывала комнату.

– Я там чайник поставил, – сказал я ей, – сейчас согреется.

– Ты один живешь? – как бы между прочим спросила она.

– Да, – ответил я.

Потом взял бокалы и наполнил их из принесенной бутылки чего-то сладкого и не слишком крепкого. Дал один Леночке и сам сел рядом.

– За хороший вечер, – улыбнулся я. Она улыбалась в ответ. Мы чокнулись и выпили.

Леночка снова чуть поежилась.

– Что-то никак не согреюсь, – проговорила она. – У тебя есть какой-нибудь свитер?

– Свитер? – притворно удивился я. – Нет, чтобы согреться, я знаю способ получше.

– Да? – улыбнулась Леночка.

Я взял у нее бокал, поставил его на стол рядом со своим, потом обнял ее и хотел поцеловать.

– А как же чайник? – сказала Леночка.

Вот черт! Я ведь совсем забыл, что там чайник стоит на плите.

– М-м-м… я сейчас, – пробормотал я, потом вскочил и побежал на кухню.

На кухне уже окна запотели от пара. Я выключил газ, затем сделал кофе и вернулся в комнату с двумя полными чашками. Леночка сидела, просто слушая музыку. Я снова налил в бокалы чего-то сладкое и некрепкое.

– Еще раз за хороший вечер, – сказал я.

Потом опять сел рядом с Леночкой и обнял ее.

– Ну все, – сказал я, – теперь нам никакой чайник не помешает.

Я приблизился к ней, и тут магнитофон щелкнул автостопом – кассета кончилась. Я замер от неожиданности, Леночка смеялась в моих объятиях. Пару секунд я думал, стоит ли обращать внимание на отсутствие музыки, но Леночка все смеялась, тогда я встал и поменял кассету.

А потом я вернулся.

И тогда ночные приключения действительно кончились. Леночка была мила и послушна. Я стал лунным светом вокруг нее, огненным облаком в ночном небе. Приключения были со счастливым концом, как это бывает всегда… Хотя нет, пожалуй, не всегда, далеко не всегда.

Потом мы лежали в темноте. Медленное время окружало нас. Плавное и мягкое, долгое. Секунды не уходили – они появлялись вокруг и оставались парить неподвижными тенями. Все было так, словно ночь стала водой. И легкие волны чуть колыхали ее, и легкие ветра мягче пуха и самого воздуха неподвижно парили над ней, лишь будучи ветрами, но не двигаясь с места, не делая ничего, ничего…

– Мне завтра на работу, – сказала Леночка, – нужно рано вставать.

Сейчас забавно было слышать о работе и о том, что наступит завтра и какое-то утро. Я улыбался в темноте улыбкой огнедышащего дракона, которому предложили воду.

– Ты слышишь?

– Да, – ответил я сквозь легкие волны ночи.

– У тебя есть будильник? Мне нельзя опаздывать – Сергей Степанович меня убьет.

Слова Леночки изменяли пространство. Я наблюдал движение вокруг: ветры ночи сорвались с места и набирали скорость, улетая прочь, унося с собой воду ночи, но не всю, нет, не всю.

Леночка молчала. Ветры кружили на месте, не зная, что им делать.

– Ты правда согласился на его операцию? – спросила она.

– Правда, – сказал я, включаясь в разговор.

И ветры утонули, зацепившись за воду.

– Но зачем? Ты разве не знаешь, что можешь умереть?

– Знаю, – я отвечал из темноты, которая была везде. Мое тело лежало под одеялом, там было тепло.

– Тогда зачем ты делаешь это?

Моя рука обнимала Леночку там же под одеялом. Я думал, вернуться ли туда?

– Зачем? – повторила Леночка.

Тело оставалось неподвижным, я не имел к нему отношения, по крайней мере пока не двигался.

– Так, – улыбнулся я. – Почему бы и нет?

И легкая дрожь прошла по телу где-то внутри, сладкая истома охватила меня. Жарко. Там было жарко, под одеялом, – Леночка рядом источала жар. Я чуть придвинулся, ощущая ее всей кожей, ее тепло, ее жар.

– Ты поставишь будильник? – спросила Леночка из темноты.

Я улыбался. Я был ветром над горячей пустыней.

– Да, – сказал я.

Потом включил свет, встал и взял будильник.

Перед тем как вернуться, я наполнил бокалы чем-то сладким и некрепким. Остывший кофе стоял на столе. Я дал один бокал Леночке, она села в постели.

– Хорошо, что ты пришла ко мне, – сказал я, чокаясь с ней.

– Да? – улыбнулась Леночка.

Она отпила немного и сидела в постели, облизывая губы. Мне это показалось соблазнительным – все же она была красива. Я взял бокал из ее рук и поставил на стол. Леночка смотрела на меня взглядом потревоженной кенгуру. И я не стал томить ее, я набросился на нее как стая голодных волков, став при этом пушистым и мягким, как котенок, родившийся в прошлую пятницу.

* * *

Ничего интересного не происходило в следующие несколько дней. Я ездил к Сергею Степановичу, Леночка ездила ко мне. Сергей Степанович ни к кому не ездил, он выглядел весьма довольным, с радостным азартом ожидая, когда придет день операции. Это должно было случиться в следующее воскресенье. А в это воскресенье, вернее, еще в субботу вечером Леночка приезжала ко мне и ушла только в понедельник на работу. Мне нравилось быть с ней, я позволял ей хозяйничать в доме и вообще потакал во всем. Это было забавно. Я находил удовольствие в присутствии женщины в своем доме и изображал послушание. Почему бы и не извлечь из этого максимум радости для нас двоих, пока это не перестанет быть интересным? Впрочем, может, и не перестанет – просто не успеет.

День операции приближался. Я совсем не думал об этом. Не то чтобы мне было все равно, но как-то… В общем, какой смысл думать? Моя роль в этом была проста. К тому же и Леночка отвлекала меня от всяких мыслей. А то, что я могу умереть, – я относился к этому с привычным цинизмом.

– Ну что ж, – говорил Сергей Степанович, когда я в очередной раз приехал в больницу, – до операции осталось два дня. Я договорился на послезавтра. В воскресенье утром операционная будет свободна, мне разрешили занять ее на пару часов.

Мы сидели втроем в его кабинете: Леночка, он и я – курили. Я поглядывал на Леночку, Леночка поглядывала на меня. Мы изображали официальность и малознакомость, чтобы не смущать Сергея Степановича. Хотя, может, он и догадывался о чем-то, но, во всяком случае, не подавал вида. Мне было весело знать, что утром Леночка уходит на работу к нему. Потом днем я и сам приезжал туда. Сергей Степанович не знал, что мы приезжаем из одного дома. Впрочем, его можно понять – пространство большое, никогда не знаешь, откуда люди приходят к тебе.

Когда я приезжал в больницу, они кололи мне какие-то уколы. Точнее, колола, конечно, Леночка. Я привычно снимал штаны перед ней, и она, скрывая улыбку, делала свое медицинское дело. Сегодня все это было уже позади, мы, как обычно, курили перед тем, как идти домой.

– Я вас хочу попросить, – Сергей Степанович серьезно смотрел на меня, – вы, пожалуйста, не пейте в эти два дня. Хорошо?

– Хорошо, – кивнул я.

– Будет лучше, если на момент операции в вашей крови не будет алкоголя, – как бы оправдываясь, пояснил он. – Вы ведь понимаете?..

– Да-да, – улыбнулся я, – конечно.

– Ну вот, – удовлетворенный моим ответом, успокоился он.

Потом, когда мы прощались на улице перед входом в больницу, он был все так же, уже привычно за эти дни, оптимистичен.

– Вы не волнуйтесь, – пожимая мне руку, сказал он, – все будет хорошо – вот увидите.

– Я не волнуюсь, – беспечно отозвался я.

Потом он пошел на автобусную остановку, а мы с Леночкой – к метро. Леночка молчала как-то напряженно и, казалось, думала о чем-то мрачном. Я стал рассказывать что-то веселое, стараясь отвлечь ее, она улыбалась, но, похоже, все равно не оставляла своих дум.

Ночью все было не так. Ночью покой и плавность владели миром, таинственность, уединенность, восторг. Мы лежали с Леночкой в ночной темноте. Вода ночи вокруг? Не знаю… не помню… Может быть, в тот раз и не было никакой воды. Просто легкая усталость, истома после всего.

– Зачем тебе это? – тихо спросила Леночка в темноте, в тишине.

– Я хочу добраться до звезд и стать их светом, летящим тысячи лет, – так же тихо ответил я.

– Нет, я не про то, – капризно протянула Леночка. Я улыбался, обнимая ее. – Я про Сергея Степановича и его операцию.

– Что ж, может быть, это и есть путь к звездам, – тем же таинственным тоном ответил я, но уже с некоторой шутливой наигранностью.

– Ну хватит, – капризничала Леночка, – я серьезно. Ведь ты можешь умереть.

– Я тоже серьезно, – улыбался я. – И потом, все могут умереть.

– Но ведь не послезавтра.

– Кто знает? – я придал голосу трагическую глубину.

– Перестань, – Леночка начинала сердиться. – Ты отлично понимаешь, о чем я. Зачем тебе нужно рисковать своей жизнью непонятно для чего?

– Ты хочешь, чтобы я ответил? – теперь уже действительно серьезно сказал я.

– Конечно.

– Не знаю… Это слишком долго и, по-моему, ненужно. В любом случае, моя жизнь – это мое дело.

– Но почему ты так хочешь умереть?

– Я не хочу умереть. Почему я обязательно должен умереть?

– Но ведь ты можешь.

– М-м-м… – хотелось снова ответить ей в шутливом тоне, но я не стал. – Это риск, – сказал я. – Я не хочу бояться, я хочу рискнуть.

– Зачем? Зачем нужно понапрасну рисковать своей жизнью?

– Это не понапрасну, – сказал я. – И вообще, ты ведь спрашиваешь не для того, чтобы я ответил.

– Я не хочу, чтобы ты это делал, – проговорила Леночка. – Откажись, я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

– Да? – я был в некотором недоумении.

– А как же я? – Леночка повернулась и обняла меня. – Ты думаешь, мне будет хорошо, если с тобой что-то случится?

– М-м-м… – словно думая, протянул я. – Наверно, нет, – и улыбнулся.

– Не нужно, – прошептала она, положив голову мне на плечо, – не делай этого – я боюсь.

Я молчал – не хотелось повторяться.

– Нам ведь хорошо вместе? – продолжала шептать Леночка.

– Да, – как само собой разумеющееся ответил я.

– Вот и не нужно никакой операции. Зачем тебе это? У тебя ведь есть я.

Я улыбался в темноте. Леночка не оставляла шансов – невозможно было возражать ей. Вернее, можно, но я не хотел… во всяком случае, сейчас. Она обнимала меня и прижималась ко мне.

– Не нужно, – шептала она. – Я хочу, чтобы ты был со мной.

Черт! Это было нечестно с ее стороны. Впрочем, Бог ей судья.

– Но я ведь не могу всю жизнь провести в постели, – улыбался я.

– И не нужно, – томно шипела… то есть шептала Леночка. – Я буду с тобой, нам будет хорошо вместе.

Она прижималась ко мне под одеялом и проделывала такое, что, наверно, даже камень не остался бы равнодушным. Я не был камнем, я был живой и не мог устоять, да и не хотел – скорее, наоборот.

Черная ночь, в которой движение скрыто во тьме.

– Ты ведь будешь со мной? – через некоторое время, когда все камни обратились в прах под ее чарами, спросила Леночка.

– Да, – безвольно ответил я, пребывая в умиротворенности и покое, твердость сейчас не была присуща мне.

– Откажись, скажи Сергею Степановичу, что ты передумал. Он ведь не может заставить тебя.

Я молчал, не в силах возражать.

– Ты откажешься?

– Я подумаю, – улыбнулся я.

– Это ведь твоя жизнь, – сказала Леночка.

– Да, это моя жизнь, – согласился я.

– Ты потеряешь ее, если пойдешь на это.

Я молчал, думая, что очень запросто она может оказаться права.

– Откажись, – испуганно и умоляюще произнесла Леночка. – Пожалуйста, я не хочу, чтобы ты умирал.

Тревога в ее голосе, темнота вокруг.

Смерть была рядом, я чувствовал, как она стоит надо мной и то, как я беззащитен и слаб. Только один шаг разделял нас. Я почти видел ее в темноте. Какое-то странное чувство появилось во мне, уверенность, что все кончится плохо. Я не хотел бояться смерти, но она была слишком близка. Невозможно было не видеть это, и я сам шел к ней. Сам! Страх вдруг охватил меня, я знал, что умру. Скоро… скоро… Я отчетливо видел, как это будет, когда смерть коснется меня и накроет своим плащом. И тогда глухая черная пустота станет мной, словно огненная вспышка она взорвется во мне и холодной сверкающей сталью войдет в меня, но во все, абсолютно во все тело сразу.

Ночь вокруг. Женщина обнимала меня. Я лежал в темноте и боялся смерти.

– Ты откажешься? – спросила Леночка.

Я молчал, боясь пошевелиться, боясь произнести хоть слово.

– Откажешься? – Леночка подняла голову и смотрела на меня.

Я молчал.

– Ты ведь не станешь делать это? – настойчиво спрашивала она. – Да?

– Н-не знаю… наверно, – проговорил я и закрыл глаза.

* * *

Следующее утро было утром субботнего дня. Леночке не нужно было ехать на работу так рано, как обычно. Мы полежали немного, не желая вылезать из-под теплого одеяла, а потом встали.

Тяжесть в душе. Я чувствовал, как тяжелая пустота заполняет меня. Вчерашние мысли о смерти поселили во мне страх, было неуютно жить с этим чувством. Холодная зажатость утра лишь усиливала его. Я был подавлен, напуган и смят. Ничего не хотелось, тошно и страшно было присутствовать в мире, быть кем-то. Я чувствовал, как уязвим, беспомощен, нелеп. Страх заполнял меня. Страх был утренним светом вокруг.

Леночка на кухне готовила завтрак, я стоял в комнате, глядя в окно. Серая улица передо мной. Я думал, что действительно, зачем мне все это? И вдруг поймал себя на том, что этот вопрос относится как к опытам Сергея Степановича, так и к серой улице за окном. Я смотрел на чахлые деревья, глыбы домов. Безликие прохожие спешили по своим делам. «Нужно решать, – думал я, – нужно делать какой-то выбор». Именно сейчас, пока еще есть время, я должен принять решение и выбрать между Сергеем Степановичем и этой серой улицей. Но нет. Я был не способен решиться на что-либо. Все казалось пустым, глупым, я не знал, что делать, находясь в зажатости утра, подавленный страхом.

Но когда Леночка крикнула, чтобы я шел завтракать, по дороге на кухню я вдруг понял, что не хочу умирать, не хочу больше играть в эти игры со смертью. Хватит, нужно остановить это. «Да, надо отказаться, – думал я, сидя за столом. – Или хотя бы отложить, чтобы собраться с мыслями, подготовиться по-настоящему». Я жевал яичницу, мрачно глядя перед собой, и хотел отказаться.

Потом мы поехали в больницу. Когда входили в кабинет, Сергей Степанович уже был там. Увидев нас вместе, он посмотрел как-то странно, но потом опустил глаза и не стал ничего говорить, даже забыл поздороваться.

– Добрый день, – сказал я ему.

– Здравствуйте, – нарочито равнодушно ответил он, – проходите.

– Здрасте, – бросила ему Леночка и прошмыгнула за черную занавеску. Потом вышла оттуда в халате.

– Что ж, – смирившись с очевидным фактом и, собственно, не имея причин для возражений, уже спокойным тоном сказал Сергей Степанович, – сегодня последний день перед операцией. Я надеюсь, вы готовы?

– Да… – протянул я, – вообще-то….

Я хотел сказать, что передумал, но Сергей Степанович перебил меня:

– Как вы знаете, я договорился на завтрашнее утро. Довольно рано, но зато будет больше времени. Операционная откроется в восемь, я думаю, надо приехать часов в семь, – он улыбнулся. – Завтра большой день.

Предвкушение исполнения своих надежд владело им, он не мог не радоваться этому. Я смотрел на его улыбку и чувствовал тяжесть в душе, представляя, как он воспримет мое сообщение.

– Знаете, – проговорил я, пытаясь быть серьезным в противовес его радости, – я не знаю… – получалось как-то глупо, я замолчал, не находя слов.

– А у меня дома скандал, – весело говорил Сергей Степанович, не слушая меня. – Жена в воскресенье хотела ехать в гости – там у тещи день рождения. Я ей сказал, что не смогу поехать, она такой скандал подняла!

Он стал измерять мне давление. Я молчал, слушая, как он рассказывает про свои семейные дела. Он все говорил, а я все ждал удобного момента, но такого все не было и не было. Потом я решил, что все, пора, хватит ждать неизвестно чего, и уже хотел сказать ему. Но тут дверь кабинета открылась, вошла полная пожилая женщина.

– Сергей Степанович? – вопросительно произнесла она, глядя на меня и на Сергея Степановича.

– Да-да, – сказал он, – проходите.

– Я к вам. Меня направили, – женщина протянула ему какую-то бумажку.

– Проходите, садитесь, – повторил он, забирая бумажку и показывая на стул перед столом. – Я сейчас.

Он отдал бумажку Леночке и подошел ко мне.

– У меня пациенты, – сказал он, как бы извиняясь, – надо работать. В общем, завтра в семь. Хорошо? Я, наверно, еще позвоню вам сегодня, или вы позвоните.

– Понимаете… – опять попытался начать я.

Но тут Леночка подала голос:

– Сергей Степанович, тут…

– Я сейчас, – прервал он ее, – одну минуту, – и потом ко мне: – Ну, до завтра. Вы не волнуйтесь, все будет хорошо. В общем, до завтра, – он пожал мне руку. – Нужно идти, извините.

Похоже, именно сейчас уже не получалось объясниться.

– Я позвоню, – чувствуя тяжесть от ложности положения, проговорил я и вышел за дверь.

По дороге домой все злился на себя, что так и не смог ничего сказать. «Ладно, – в конце концов решил я, – вечером позвоню ему и скажу».

Вечером пытался вспомнить, во сколько он приходит домой после работы, но, так и не вспомнив, решил звонить попозже, чтобы уж наверняка. Но позже у него было занято, я никак не мог дозвониться, злился, набирая номер уже, наверно, в двадцатый раз – неопределенность ситуации угнетала, я хотел разрешить ее.

Сегодня Леночка не должна была приехать ко мне – что-то ей там нужно было сделать дома у тети. Я был один, ночь приближалась, зажигая тьму за окном. Я сделал кофе и вдруг вспомнил, что у меня еще есть коньяк. Сергей Степанович просил не пить, но теперь-то уж было все равно. Я достал бутылку. Сидел, глядя в телевизор, и пил коньяк с кофе. Потом раздался телефонный звонок. Я взял трубку и услышал голос Сергея Степановича – он сам позвонил мне.

– Как у вас дела? – спросил он. – Все в порядке?

– Знаете, – сказал я ему, – вы только не обижайтесь и постарайтесь понять меня. Я тут думал обо всем этом… Наверно, мы поспешили.

– Сейчас уже поздно, – видимо, он решил пропустить мимо ушей мои слова, считая, что так будет лучше, – завтра рано вставать. Ложитесь, будет лучше, если вы хорошо выспитесь.

– Да, – ответил я, – действительно уже поздно. Знаете, что я сейчас делаю? – Он слушал. – Я пью коньяк с кофе, – сказал я и замолчал, ожидая его реакции.

Он тоже молчал, в трубке было слышно его дыхание. Потом он медленно произнес:

– Вы пьете коньяк?

– Да.

– Зря, – он был спокоен. – Я же просил вас…

Мы снова молчали, я ждал, что он повесит трубку.

– Почему? – сказал он вместо этого. – Что случилось?

– Ничего не случилось, – ответил я, – просто я передумал умирать.

Последовала небольшая пауза – похоже, он начинал понимать, что я не шучу.

– Никто не заставляет вас умирать, – затем сказал он.

– Да? – несколько резко отозвался я. – А вы?

– И я, – он говорил все так же спокойно, но теперь чуть грустно. – Вы не умрете, с чего вы взяли?

– Как с чего? А ваша операция? Первые опыты всегда неудачные. Я как раз первый.

Он снова молчал.

– Вы боитесь? – потом проговорил он. Я не ответил. – Это ничего, – он говорил тихо и спокойно, даже слишком спокойно. – Наверно, вы выпили еще не очень много. Я думаю, это не страшно, но, пожалуйста, больше не надо. Лучше ложитесь и выспитесь хорошенько.

– Сергей Степанович, – так же спокойно ответил я, – я не подопытный кролик для вас – вы не можете говорить мне, что делать. Если я захочу пить – я буду пить, а если захочу спать – я лягу спать. Но только потому, что сам захочу это, а не потому, что вы скажете мне.

– Да, – проговорил он, – понятно.

– Что понятно? – с вызовом спросил я.

– Вы не волнуйтесь, – сказал он. – Вы не подопытный кролик, и я не могу говорить вам, что делать. Но можно спросить вас?

– Что?

– Вам страшно? – он спросил это легко и естественно, наверно, так, как я сам бы спросил себя.

Я не знал, что ответить, но потом подумал, что зря кричу на него.

– Да, – тихо произнес я, вдруг почувствовав, что он понимает меня и не стыдно признаться ему в своем страхе, – мне страшно. И дело не в том, что я боюсь смерти. Просто… Я не хочу… – и замолчал.

– Зря, – сказал он. – Здесь нечего бояться, даже боли не будет – вы ведь будете под наркозом и совершенно ничего не почувствуете, просто уснете и ничего не будете чувствовать.

Я молчал и слушал.

– Вы ведь хотели этого, – продолжал он. – Зачем же отступать, когда уже все готово и остается только последний шаг? Это даже недолго, тем более для вас. Вы уснете, а потом проснетесь – как одно мгновение. Все, что вам нужно сделать, – это только прийти и уснуть. Остальное сделаю я. Только прийти и уснуть. Может быть, в несколько непривычной обстановке – ну так что? Мы будем рядом: Леночка и я – мы не позволим, чтобы с вами что-то случилось.

– Да? – я слушал его, чувствуя, что превращаюсь в ребенка. Он гипнотизировал меня своей успокаивающей плавной речью. – А если я не проснусь?

– Этого не может быть. Когда вы проснетесь и почувствуете, каким стали, я думаю, вам будет смешно вспоминать свои страхи и, может быть, даже немного стыдно. Но это ничего. Ничего. Главное, вы сейчас не поддавайтесь им, – он замолчал на секунду. – А знаете что? – вдруг сказал он.

– Что?

– Давайте я завтра приеду к вам? Прямо утром. Возьму такси, приду, и мы поедем вместе. Хорошо?

Я чувствовал, что сейчас скажу «да», что я верю ему, доверяю и полагаюсь на него во всем. Странно, но мне казалось, что он прав, хотя всего несколько минут назад я думал совсем иначе. Я не понимал себя, не знал, что делать, что сказать. Я молчал.

– Хорошо? – переспросил он, когда пауза затянулась.

Я хотел сказать «да», но вдруг какой-то импульс внутри остановил меня. Я почувствовал, что сейчас соглашусь, и тогда все. И я не мог сказать «да» и не мог не сказать. Я терялся в сомнениях, не зная, как разрешить эту ситуацию. Сомнения разрастались и разрывали меня, я не мог преодолеть их и прийти к какому-нибудь решению. Молчание тянулось и с каждым мгновением становилось все невыносимее. Я чувствовал, что сейчас просто взорвусь, так и не выбрав ответ. И тогда я взял и повесил трубку, прихлопнув сомнения, как разжужжавшуюся муху. Я просто повесил трубку, не в силах решиться на что-либо. Сергей Степанович ждал моего ответа там, на другом конце провода, а я повесил трубку.

«Ну и правильно», – подумал я, глядя на замолчавший безжизненный телефон. Впрочем, он недолго оставался таким: не прошло и минуты, как раздался новый звонок. Я усмехнулся – было бы верхом глупости не догадаться, кто звонит мне. «Нет, – думал я, глядя на телефон. – Нет, инженер-хирург Сергей Степанович, ну тебя!» Я поднялся, подошел и выключил телефон из розетки. Звонок замолчал. «Вот так, – сказал я про себя, – так-то лучше». Потом налил себе рюмку и выпил одним глотком. Взял сигарету. «Вот так, – повторял я, – вот так». Я закурил.

Выключенный телефон безмолвствовал, но я все равно с опаской поглядывал на него. «Еще, чего доброго, приедет сейчас, – подумал я про Сергея Степановича. – Ну и черт с ним!»

Я налил себе еще рюмку, выпил. Становилось немного легче. Я курил. В телевизоре начался какой-то фильм, я стал смотреть его. Смотрел и периодически наливал и опустошал рюмку. Время шло. Скоро я обнаружил, что фильм кончился, бутылка опустела и минула полночь. С первой проблемой я справился легко – просто переключил телевизор; вторую решил, взяв другую бутылку; а на третью вообще не стал обращать внимание. Опьянение висело надо мной вместе с табачным дымом, я сидел и увеличивал то и другое.

Как все кончилось, я не помню. В какой-то момент я вдруг увидел, что телевизор показывает муравейник с электронными точками-муравьями, бегающими туда-сюда, и шипит. Я подумал, что нужно выключить его, и представил, как буду делать это. А потом услышал звонок.

Сначала мне казалось, что это не ко мне и не здесь, а вообще где-то в другом измерении. Но звонок продолжал звонить. Тогда я подумал, что случился катаклизм и измерения перемешались. Я стал ждать вселенского взрыва и свою погибель. Но взрыва все не было, а звонок не умолкал. Тогда я решил разобраться, в чем же тут дело, и открыл глаза.

Было утро. Муравейник в телевизоре жил своей суетой. Оказывается, я так и не выключил его. А звонок был в мою дверь – кто-то пришел и хотел войти.

Я посмотрел на часы – полшестого. Господи! Кто там? Но уже догадывался кто. Казалось, совершенно невозможно пошевелить какой-нибудь частью тела, но я все же преодолел себя и поднялся, первым делом увидев, что в бутылке на столе не хватает три четверти содержимого. Я встал на ноги. Голова шла кругом, я был совершенно пьян и почти не мог стоять, не держась за что-то. Звонок звонил назойливо и нетерпеливо. «Иду, иду», – послал я мысленный импульс тому, за дверью, и пошел, опираясь о стены. Кое-как добравшись до двери, я открыл ее. Сергей Степанович стоял там. Я посмотрел на него, он посмотрел на меня.

– Доброе утро, – сказал он, глядя внимательно и чуть сердито.

Я хотел ответить, но почувствовал, что не в силах открыть рот, тогда я просто молча посторонился, впуская Сергея Степановича. Он вошел.

– Я уже решил, что вас нет. Хотел уходить, – проговорил он.

«Жалко, что не ушел», – подумал я, но ничего не сказал, только повернулся и, шатаясь, пошел на кухню, чувствуя за спиной тяжелый взгляд Сергея Степановича. На кухне я припал к чайнику, размачивая слипшийся рот и не определяющие сейчас себя внутренности. Сергей Степанович вошел следом.

– Та-ак, – мрачно протянул он, увидев шипящий телевизор, пепельницу, полную окурков, почти опустошенную бутылку и нас с чайником.

Я перестал пить и поставил чайник, чувствуя, что от воды головокружение усилилось, а внутри образовался бассейн. Я еле стоял на ногах. С трудом дотащился до дивана и скорее упал, а не сел. Телевизор все шипел, я не мог поднять руку и выключить его, хотя сидел совсем рядом.

– Вы что, всю ночь пили? – спросил Сергей Степанович.

– Угу, – ответил я.

– Так и не ложились?

– Угу, – ответил я.

– Это все вы выпили? – он показал глазами на бутылку на столе и вниз, где под столом стояла первая пустая бутылка.

– Угу, – ответил я.

– Я вам звонил, но вы не подходили, – он поискал глазами телефон и увидел, что тот выключен из розетки. – И телефон отключили, – констатировал он.

– Угу, – сказал я.

– Та-ак, – снова протянул Сергей Степанович и еще раз обвел глазами всю кухню, задержавшись на муравейнике в телевизоре.

– Присаживайтесь, – показал я ему на табуретку и услышал, как заплетается у меня язык.

Сергей Степанович сел, как был: в плаще и в ботинках.

– А чего вы не раздеваетесь? – спросил я. Слова получались какие-то корявые и смазанные.

– Я хотел ехать в больницу. Там внизу ждет машина.

– А-а, – я чувствовал, что силы оставляют меня, что сейчас я просто усну, так и не досмотрев, чем все кончится. Тогда я взял сигарету и закурил. Стало чуть легче. Сергей Степанович тоже закурил. Он молчал, глядя в окно и, похоже, размышляя о чем-то, хотя несложно было догадаться о чем. Я усмехнулся.

– Что вы смеетесь? – спросил он.

– Довольно несложно угадать ваши мысли, – все так же заплетаясь, проговорил я. – Вы пить будете? – Он покачал головой. – А то наливайте, не стесняйтесь.

– Нет, спасибо.

Телевизор шипел над ухом. Я хотел выключить его, но почему-то никак не мог сделать это.

– И о чем же я думаю? – спросил Сергей Степанович.

– Вы думаете, как посадить меня в машину и увезти в больницу, – пьяно улыбнувшись, сказал я. – Так?

Он пожал плечами и промолчал.

– А о чем я думаю, вам интересно?

– Да, – отсутствующим тоном сказал он, – конечно.

– А я ни о чем, – хохотнул я. – Хотя нет, я думаю, выпить мне или не стоит? Вы как считаете?

Он снова пожал плечами.

– Не знаю, – с напускным безразличием произнес он.

– М-м-м… Наверно, все-таки выпить, – я потянулся за бутылкой.

Хотелось быть пьяным и несерьезным в пику надутому Сергею Степановичу. Я чувствовал, что он вызывает во мне какое-то тягостное ощущение, словно я виноват в чем-то. Хотя, может, это было и правильно, но все равно. Я хотел спрятаться от него за пьянством. Собственно, это было просто продолжением того, что я начал делать еще вчера, с той лишь разницей, что теперь Сергей Степанович сидел здесь. Ладно, пусть себе сидит. В конце концов сам поймет все и уйдет рано или поздно – что ему здесь делать? Впрочем, мог бы и принять участие – мне не жалко.

– Так что, – спросил я, – вы будете?

– Нет, – все так же ответил он, – спасибо.

– Ну, как хотите.

Я налил себе рюмку и взял ее в руку.

– Ваше здоровье, – сказал я.

Он бросил на меня недовольный взгляд и снова уставился в окно. Я собрался с духом и выпил. Это было ужасно, казалось, что я тут же умру, распавшись на части, но потом все прошло. Я поставил пустую рюмку. Сигарета почти докурилась, я затянулся еще раз и потушил ее.

– Ну, – сказал я, – что у нас дальше?

Сергей Степанович молчал.

– Слушайте, – сказал я ему, – ну что же вы молчите? Вы ведь пришли уговаривать меня.

– Я не знаю, что сказать, – произнес он.

– Вот как? Что же, мне самому себя уговаривать?

Сергей Степанович не ответил, лишь недовольно опустив взгляд.

– Нет, – ухмыльнулся я, – я знаю, кого мне уговаривать, – и потянулся за бутылкой, – вот ее.

При слове «ее» я вспомнил о женской половине человечества.

– А кстати, где сейчас Леночка? – с бутылкой в руках нахмурился я.

– Не знаю, – ответил Сергей Степанович. – Наверно, дома.

– Давайте ей позвоним? Может, хоть она составит мне компанию?

Сергей Степанович молчал. Мне захотелось подразнить его.

– Уж она не откажется, – проговорил я, наливая себе рюмку. – Она хорошая, можете мне поверить.

Он бросил на меня уничтожающий взгляд.

– Ладно, – улыбнулся я, – шучу. Мы даже не целовались, – и засмеялся.

Сергей Степанович был как камень.

– Нет, а серьезно, – сказал я, – у вас как с женщинами?

Он был зол, но изо всех сил старался сдержать свое раздражение.

– Я женат, – сквозь зубы проговорил он.

– Это понятно, – не унимался я, – я не про жену, а вообще. Знаете, у нас в институте был парень, который ко всем приставал с вопросом: «Сколько у тебя звездочек на фюзеляже?» У вас как с этим?

– Что? – переспросил он.

– Ну, я про звездочки, – пояснил я и потом задумчиво: – Или про фюзеляж, – и пьяно улыбнулся.

Сергей Степанович был хуже камня.

– Ладно, – примиряюще произнес я, – не злитесь. Может, лучше пойдем сейчас запишем себе по звездочке?

Я снова смеялся. Сергей Степанович молчал, изо всех сил стараясь не замечать меня.

– Ну, вы не будете, – я поднял рюмку, – тогда ваше здоровье, – и выпил. На этот раз все прошло гораздо легче. Я крякнул, поставил пустую рюмку и закурил.

– Хотя нет, – продолжал я разрабатывать удачно найденную тему, – кого мы сейчас найдем? – я посмотрел на часы. – Седьмой час утра. Все или еще, или уже спят. К тому же воскресенье. Только мы с вами… Подождите, я знаю, кто еще не спит сейчас!

Новоприбывший алкоголь бурлил в крови, меня тянуло на подвиги.

– Леночка! – почти выкрикнул я. – Как ни крути, а все сходится на ней.

Я хотел добавить что-то еще, но не стал, глядя на лопающегося от злости Сергея Степановича.

– Давайте позвоним ей? – предложил я.

Потом положил сигарету, встал и пошел к телефону. Включив телефон в розетку, я взял его в руки и снова сел на диван. Набрал номер. После нескольких длинных гудков на том конце взяли трубку.

– Здравствуйте, – сказал я, стараясь говорить как можно более трезво, – Лену позовите, пожалуйста.

Трезвость выходила плохо.

– Ее нет, – ответил женский голос.

– Она еще спит? – поинтересовался я.

– Нет, она ушла.

Я был удивлен таким ответом, но потом спросил:

– А вы не знаете куда?

– На работу, – ответили мне и повесили трубку.

Я отставил телефон в сторону.

– Знаете, – сказал я Сергею Степановичу, – а ее нет. Говорят, что она в больницу поехала.

– Да? – рассеянно отозвался он.

– Да, – задумчиво проговорил я. – Что же делать?

Как-то не хотелось так просто оставлять это, я чувствовал, что мне уже надоело сидеть наедине с напряженным Сергеем Степановичем. Сам он не хотел уходить, а прогнать его просто рука не поднималась – все же он был хороший тихий человек. Ладно, если гора не идет к Магомету, вернее, если гора не уходит от Магомета… В общем, я решил, что неплохо бы прогуляться, а заодно и забрать Леночку. К тому же и спиртное кончалось, так что сидеть дома вообще уже не имело смысла.

– Все, – энергично произнес я, – хватит сидеть. Вы говорите, там машина внизу?

– Да, – ответил Сергей Степанович.

– Думаете, еще ждет?

– Конечно – это знакомый.

– Хорошо, – я ощущал прилив сил и жажду действий. – Тогда поехали.

– Куда? – не понял Сергей Степанович.

– В больницу, – улыбнулся я. – Вы же этого хотели?

Он удивленно уставился на меня.

– Вы хотите ехать в больницу?

– Да, – сказал я. – Поедем, заберем Леночку, а там видно будет. Поехали?

Я поднялся.

– Ну что, – снова беря бутылку, сказал я, – может, все-таки выпьете? – Он отрицательно покачал головой. – Ну, как хотите.

Я перелил остатки содержимого из бутылки в рюмку – получилось как раз сколько надо, – потом выпил и пошел одеваться.

Мы вышли на улицу. У подъезда действительно была машина. Водитель сидел, читая какой-то журнал. Сергей Степанович подошел и открыл переднюю дверцу. Я открыл заднюю и хотел сесть, но вдруг вспомнил.

– Вот черт! Я ведь телевизор забыл выключить.

– Ну и ладно, – махнул рукой Сергей Степанович. – Что с ним будет?

– Как это ладно? – возмутился я. – Он еще со вчерашнего вечера работает. Пойду выключу.

Я сделал шаг, собираясь вернуться, но Сергей Степанович остановил меня.

– Подождите, – сказал он, – давайте лучше я схожу. Где ключи?

Я размышлял пару секунд, потом решил, что это действительно лучше – совершенно не хотелось опять тащиться наверх.

– Ну, хорошо, – сказал я, давая ключи. – Только не забудьте посмотреться в зеркало и присесть на дорожку, – уже вслед ему крикнул я.

Сергей Степанович ушел. Я стоял у машины, курил, глядя по сторонам. Сейчас я совершенно не помнил об операции, думая, что еду просто на увеселительную прогулку. Потом вернулся Сергей Степанович.

– Все, – сказал он, – выключил.

– Дверь закрыли?

– Да, все хорошо, – ответил он, – можно ехать.

Мы сели в машину и поехали. По дороге меня чуть укачивало, я курил. Когда проезжали мимо магазина, я попросил остановить, вышел и купил бутылку и сигареты, потом мы поехали дальше. У больницы Сергей Степанович сказал «спасибо» своему знакомому, попрощался с ним, и тот уехал. Войдя в больницу, мы прошли по коридорам и наконец оказались в кабинете Сергея Степановича. Там было пусто, Леночка еще не пришла, на машине мы добрались быстрее нее.

– Уф! – сказал я, опускаясь на кушетку. Сидеть было все же приятнее, чем ходить. Я достал сигарету и закурил.

– Вы много курите, – сказал Сергей Степанович.

– Правда? – отозвался я. – Ну и что?

– Это плохо, – он был серьезен. – Будет лучше, если вы станете курить меньше.

– Почему? – удивился я. – Вам-то какая разница? Или… А-а, – догадался я, – все еще печетесь о моем здоровье в своих личных целях?

– Да, – сурово произнес он, – мне небезразлично ваше здоровье. Послушайте, – он увидел, что я достаю бутылку, – может, вы больше не будете сегодня пить?

– А что такое? – недоумевал я. – Или вас беспокоит, что у меня алкоголь в крови? – я улыбнулся. – Я вам скажу по секрету: у меня нет алкоголя в крови, вообще нет, как это ни странно. А знаете почему? Просто у меня крови нет – сплошной алкоголь.

Я засмеялся и начал открывать бутылку.

– У вас тут стаканчиков случайно не найдется? – как бы между прочим спросил я.

– Перестаньте! – вдруг резко выкрикнул он. – Вы посмотрите, на что вы похожи! Вы же серьезный человек…

– Я серьезный?

– …а строите из себя черт-ти что! – продолжал кричать Сергей Степанович. – Посмотрите, во что вы превратились, вы же полное ничтожество и…

– Да ладно вам, – прервал я его. – Давайте лучше выпьем. Что, стаканчиков нет?

Он просто рассвирепел.

– Да мне противно смотреть на вас! – кричал он. – Вы думаете, что хоть что-то представляете из себя? Да вы ничто! Только водку пить да сопли пьяные размазывать: какой я хороший и несчастный – вот все, что вы можете. А сам – просто ленивая и бездарная посредственность, серый неудачник.

– Но-но! – сказал я ему. – Полегче.

– Что?! – он сделал противное лицо, и мне показалось, что он сейчас бросится на меня с кулаками. – Может, вы хотите сказать, что это не так? Что по каким-то там высоким идейным соображениям вы сильно отличаетесь от обычного алкаша из подворотни своим неимоверным внутренним миром? Только все это гроша ломаного не стоит, потому что кроме огромного самомнения и нежелания палец о палец ударить, чтобы, не дай Бог, не испачкаться, ничего из себя не представляет.

– Не вам судить о моем внутреннем мире, – уже серьезно проговорил я. Как я ни был пьян, но слова Сергея Степановича вызывали во мне ответную реакцию. Мне не хотелось ругаться, но он нападал, и я не мог не обращать на это внимание. – Вы считаете, что вы такой уж идеальный и во всем добились успеха? Хотите сказать, что бестолковая беготня лучше или менее бессмысленна, чем сидение на месте?

– Это что вы называете бестолковой беготней? – он был весь напряжен, казалось, еще немного, и он сорвется и начнет крушить все вокруг или, наоборот, в бессилии опустится на стул и заплачет от безысходности. Мне вдруг стало жаль его.

– Да какая разница? – сказал я. – Суть в том, что ваша работа и мое безделье имеют один результат. Так я хоть живу спокойно.

– Вас послушать – так никто никогда не может сделать ничего полезного.

– Кому это нужно? Что-то полезное…

– Как кому? Знаете, сколько людей на свете?

Я усмехнулся.

– Понятно, – сказал я. – Вам нужна мировая слава, телевидение, пресса, молоденькие поклонницы и личный особняк в уединенном месте, где вы будете проводить свои таинственные опыты и нести тяжелое бремя славы.

– Слава – это чушь. Дело абсолютно не в этом, – он немного успокоился, видимо, перейдя пик раздражения и начиная задумываться над словами, и говорил уже не так громко. – Неужели вы не понимаете, о чем я?

Неужели вам никогда не хотелось сделать что-то, что не было бы просто частью суеты?

– Это не имеет никакого значения, – алкоголь во мне мешал думать и подбирать слова, я имел трудности с построением фраз. – Кому какое дело… А потом, почему вы решили, что я никогда не пробовал сделать что-то? Откуда вам знать?

– Я? – он опустил глаза, похоже, осознав либо бессмысленность, либо беспочвенность своих нападок. – Не знаю, мне так показалось. Но все равно, дело, за которое мы взялись, стоит того, чтобы вложить в него любое количество сил и времени.

– И здоровья, – добавил я.

– Что?

– Я говорю: и здоровья тоже любое количество, вплоть до самого конца.

Он посмотрел на меня. Теперь он уже не был зол. В его взгляде было скорее понимание и сочувствие.

– Вам страшно? – спросил он. – Вы боитесь умереть?

Он сказал это как проявление жалости и сострадания ко мне, как будто я маленький и слабый, а он смотрит на меня свысока и жалеет. Мне не понравилось это.

– Нет, черт возьми! – сказал я. – Не спрашивайте меня об этом. По-моему, вы были свидетелем достаточно красноречивой сцены там, на мосту, чтобы не задавать мне таких вопросов.

– Да, – проговорил он. – Тогда почему?

– Что почему?

– Почему вы говорите мне «нет»?

Я опять хотел ответить что-то резкое, но передумал.

– Не знаю, – вместо этого спокойно сказал я. – Что-то внутри держит меня. Может, я и правда боюсь, но, пожалуй, не смерти. Хотя, возможно, и смерти, но скорее просто неизвестности – может быть так. Это ведь риск. Я пошел бы на любой риск, но если б знал, как и чем я рискую и что все зависит от меня. А здесь… Я ничего не знаю, и от меня ничего не зависит, – я улыбнулся. – Страх смерти – это тоже страх перед неизвестностью.

Он молчал. Потом сказал тихо и спокойно:

– Ну хорошо, если вы так боитесь, давайте прекратим это. Я больше не буду навязываться вам. Не хотите – не надо. Забудем все это.

– Серьезно? – я был удивлен, никак не ожидая услышать от него такие слова. – А как же вы?

– Ничего, – ответил он, – я подожду. Постараюсь найти кого-нибудь посмелее.

Я улыбнулся.

– Хм, – произнес я. – Интересно. Так что, я могу сейчас встать и уйти?

– Да.

– Вот так просто встать и уйти?

– Да.

– И никогда уже не приходить сюда, и не видеть вас, и не слышать об этой вашей операции?

– Да, – сказал он.

– И вы не будете звонить мне?

– Нет, – он был спокоен и тверд. – Если вам это не нужно, можете уходить.

Я не двигался.

– Та-ак, – протянул я.

Мне вдруг стало ясно, что я не могу уйти. Оставить все это? Забыть? Я вдруг понял, что больше никогда в жизни мне не встретится ничего подобного. И еще я знал, что жизнь долгая и я не раз пожалею, если уйду сейчас. Я буду чувствовать себя последним трусом и идиотом, если упущу этот шанс изменить что-то, раскрасить жизнь. И, черт с ним, можно и умереть ради этого. В конце концов все умирают – какая разница когда? Да, Сергей Степанович поймал меня. Как ни странно, поймал, убрав сети. Я чувствовал, что попался. Я не мог уйти. Хотя бы из чувства собственного достоинства – уйти значило бы признать себя трусом.

– Подождите, – улыбнувшись, произнес я, пытаясь найти выход из создавшейся ситуации, – зачем же так категорично: либо «да», либо «нет»? Всегда ведь можно найти компромисс.

– Какой компромисс? – сказал он. – Либо вы согласны, и мы делаем операцию, либо – нет. Ничего другого тут быть не может.

– Ну почему же? – я чувствовал, что теперь я уговариваю его. Было странно ощущать себя в новой роли, Сергей Степанович представлялся в ином свете. – Можно ведь подождать, отложить. В конце концов, я сегодня просто пьян – вы говорили, что в таком состоянии мне нельзя делать операцию.

– Это неважно, – ответил он, – можно и так. У вас достаточно крепкое здоровье. Я сделаю вам пару лишних уколов, и все будет в порядке.

– Ладно, – упрашивал я его, – все равно. Сегодня я не хочу. Давайте потом. Я соберусь с духом, решусь, тогда и сделаем. Может быть, прямо на следующей неделе. Хорошо?

– Нет, – твердо сказал он. – Сегодня.

– Но почему?

– На это много причин, важных и не очень, больших и маленьких. Сейчас все готово к операции, в следующий раз придется начинать сначала. И потом, зачем тянуть? Я не вижу в этом смысла.

– Но хотя бы день-два, – почти умолял я его.

– Нет, – сказал он. – Знаете, мне надоело вас уговаривать, я чувствую, что если вы не решитесь сегодня, то не решитесь уже никогда. Тем более что вы уже здесь. В следующий раз я не уверен, что смогу затащить вас сюда. Так что думайте – сегодня или никогда.

– Значит, вы считаете меня трусом? – с улыбкой проговорил я.

– Вам решать, – спокойно ответил он.

– Ну, а если я откажусь сегодня, тогда в другой раз…

– Нет, – прервал он меня, – другого раза не будет. Если вы отказываетесь, то мы расстаемся и больше уже не вспоминаем об этом. Я говорю вам: сегодня или никогда – решайте.

Я улыбался, глядя на него, чувствуя себя пойманным и зажатым. Он просто пригвоздил меня. Ни двинуться, ни дернуться было невозможно. Я не стал долго раздумывать и ответил почти сразу:

– Ну хорошо, – сказал я, – тогда…

И тут вошла Леночка. Дверь открылась, и на пороге появилась Леночка, не дав мне закончить фразу. Она впорхнула в кабинет и первое, что увидела, был я, сидящий на кушетке с бутылкой в руках. Взгляд ее изменился, из буднично приветливого став деловито отчужденным. Она ничего не сказала мне, повернулась к Сергею Степановичу и поздоровалась с ним.

– Я не опоздала? – спросила Леночка.

– Нет, – ответил он, – как раз вовремя.

Я смотрел на нее, ожидая, что она повернется и я что-нибудь скажу ей, но она не глядела в мою сторону. При виде ее я вспомнил, что пьян, вспомнил, зачем приехал сюда, но теперь уже не чувствовал уверенности, что мне это действительно нужно, – беседа с Сергеем Степановичем изменила мое настроение. Я чувствовал, что начинаю трезветь.

– Ладно, – сказал Сергей Степанович, – я сейчас.

Он повернулся и вышел из кабинета. Мы остались одни с Леночкой. Она сняла плащ и села за стол, положив руки перед собой. Она сидела боком ко мне и смотрела прямо, не замечая меня.

– Ты не смотришь на меня? – весело спросил я ее.

Она оставалась серьезной.

– Я думала, ты не приедешь, – не поворачивая головы, ответила она.

– Я и не приехал, – сказал я, – Сергей Степанович привез меня. Пришел утром ко мне домой, посадил в машину и привез сюда, – это была полуправда.

– Зачем ты приехал? Я же просила тебя.

– Ты просила? – не понял я.

– Да, – она все не смотрела на меня, – я просила тебя отказаться.

Я не знал, что ответить. Это было странно, я просто растерялся.

– Ну-у, – протянул я, – Сергей Степанович привез меня… – снова повторил я, чувствуя себя довольно глупо.

– Мы же договорились, что ты не будешь делать операцию, – сказала она.

– Мы договорились? – искренне удивился я.

Она повернулась ко мне.

– Я считала, что ты согласен со мной.

Она смотрела на меня, как учительница на нашалившего школьника.

– Ты считала, – процитировал я ее. – А что заставило тебя думать так?

– По-моему, мы не чужие люди, – то ли ответила, то ли спросила она.

– Ну и что? – чувствуя себя безумно пьяным, проговорил я.

– А то, что я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

– Да? А меня ты спросила? Может, я, наоборот, хочу, чтобы со мной все время что-нибудь случалось, – я улыбнулся.

Она отвела взгляд, сохраняя серьезное выражение лица.

– А обо мне ты не думаешь? – отчужденно и несколько обидчиво высказала она.

«Вот так номер!» – подумал я и не стал ничего говорить. Молчание тянулось. Я вспомнил о бутылке и решил предложить Леночке выпить, чтобы как-то разрядить ситуацию. Но прежде чем успел сказать, она произнесла, как-то одновременно и умоляюще, и приказывая:

– Я прошу тебя, откажись, не делай операцию.

– Почему я должен отказываться? – непонимающе спросил я, чувствуя, как винные пары клубятся в голове. Леночка почему-то вызывала их брожение, служа катализатором для них.

– Я прошу тебя.

– Разве это причина? – удивился я.

– А разве мое мнение для тебя ничего не значит?

– Слушай, – я чувствовал, что сейчас или упаду, или меня стошнит, или я воспарю и зависну под потолком от такой игры в нелогичные ответы, – я что-то не пойму, кто из нас пьян?

И уставился на нее стеклянными глазами, вдруг забыв, что хотел сказать. Но потом, словно пузырь поднялся со дна и лопнул на поверхности, выбрасывая мысли, – я вспомнил.

– Давай разбираться, – начал я. – Ты хочешь, чтобы я делал как хочешь ты – так?

Она смотрела перед собой, всем своим видом показывая, что не слышит ни слова.

– Но ты не хочешь делать так, как хочу я, – подозревая, что она все-таки слышит меня, продолжил я. – Так почему я должен делать так, как хочешь ты?

Я вдруг остановился, пытаясь понять, что это я сейчас сказал. Смысл был, это я знал точно, только где-то он затерялся, спрятался под словами.

– Ну, в общем, – я пытался оправдаться, – если тебе все равно, что хочу я, почему я должен слушать тебя? То есть, если нет понимания с твоей стороны, почему ты ждешь, что оно будет с моей?

Вот! Я был горд последней фразой. Это было почти то, что нужно. Но Леночка не оценила мое красноречие. Она считала ниже своего достоинства слушать меня и не слушала. Она была такой же, как давеча Сергей Степанович, – сурова и тверда как камень. Я подумал, что почему-то сегодня мне попадаются одни каменные люди. Может, Медуза Горгона пролетела ночью над городом?

– Ладно, ну его, – решил я размягчить камень, пользуясь вином и пьяной улыбкой, – давай лучше выпьем, – и чуть приподнял бутылку, показывая ее Леночке.

– Не делай операцию, – натянуто произнесла Леночка из своих каменных глубин.

Я подумал, что два каменных человека сегодня уговаривают меня и даже требуют совершить две абсолютно противоположные вещи.

– Да хватит тебе, – с улыбкой примиряюще произнес я, – лучше найди какие-нибудь стаканчики, – и снова хотел открыть бутылку.

– Я прошу тебя, не соглашайся на операцию, – как будто она хотела загипнотизировать меня этой фразой.

– Хм, – недоумевающе произнес я, – только что ведь я говорил – нужно понимать других, чтобы они понимали тебя.

– А я говорю тебе, чтобы ты подумал и не соглашался ни на какую операцию, – настаивала она в уже совершенно приказном тоне.

Ее слова начинали надоедать мне. Это было уже не смешно. Судя по ее виду, она абсолютно ни в грош не ставила меня, похоже, почему-то решив, что может командовать мной.

– Слушай, ты все-таки следи за беседой. Так ведь нельзя разговаривать с джентльменом, – сказал я достаточно серьезно, но потом улыбнулся под конец.

– Да?! А меня можно бросать?! – выкрикнула она в каком-то яростном порыве. – Ты-то следишь за собой?

– Ну все, – протянул я, – крики начались.

– Ты обо мне совсем не думаешь, – так же резко продолжала она. – Ты что, считаешь, можно вот так просто наплевать на меня?

– Ну, хватит, – спокойно и твердо и на удивление трезво произнес я, – будешь кричать – пойду в коридор. Где там, кстати, Сергей Степанович?

– Не надо операцию делать, – вдруг неожиданно умоляющим тоном, почти мгновенно сменив резкость на чуть ли ни слезы, произнесла Леночка, – ну не надо. Зачем тебе это?

– Как это не надо? – я был возмущен и раздражен ее криками и этой резкой переменой, которая показалась мне каким-то хамелеонством, ложью. – Почему не надо? Я как раз собирался идти в операционную с Сергеем Степановичем, когда ты пришла. Он говорит, что там уже все готово.

Хотелось позлить ее и проверить, какое из двух ее состояний было настоящим. И еще больше всего хотелось возражать ей. Чувство противоречия зажглось во мне, я бы, наверно, лучше умер, чем согласился с ней хоть в чем-нибудь.

– Нет, – сказала Леночка все так же умоляюще, – не ходи.

– Почему же? Сейчас он придет, и мы пойдем, – звучало как-то глупо, но дело было не в этом. Самое главное заключалось в смысле сказанного. Я вдруг понял, что действительно готов пойти и что согласен и хочу этой операции. И потом, теперь уже я просто не мог отказаться – это означало бы признать правоту и правильность командной роли Леночки. Такое положение могло завести меня очень далеко, в самое любое болото.

– Я прошу тебя, пожалуйста, откажись, – с легкой дрожью в голосе, но более или менее твердо произнесла Леночка.

– Да нет же, – недоуменно проговорил я, – как ты не понимаешь? Я приехал сюда, чтобы сделать операцию – я ее и сделаю, вернее, Сергей Степанович сделает. Иначе стал бы я сюда приезжать?

Это была ложь. Но это было уже неважно.

– Значит, не будешь отказываться? – легкая, еле уловимая угроза в голосе.

– Нет, – самое искреннее желание быть понятым.

– Тогда я сделаю так, что операции все равно не будет.

– Как же это? – поинтересовался я.

– Неважно. Но никакой операции сегодня не будет.

– Что же ты сделаешь? Больницу взорвешь? – ухмыльнулся я.

– Зачем больницу? Это совсем не обязательно. Достаточно сломать одну маленькую штучку, и вся ваша операция прекратится.

– Какую еще штучку? – продолжал я насмехаться и вдруг понял: – Устройство? – мне сразу стало не до смеха. Зато Леночка загадочно улыбалась с видом человека, имеющего не камень, а, по меньшей мере, стратегический бомбардировщик за пазухой.

Я молчал. Она тоже молчала. Сквозь винные пары я думал, сможет ли она сделать это, и чувствовал – сможет. Еще и с удовольствием, с довольной улыбкой на устах. Нет, это было невозможно, это было совершено нельзя!

– Зачем тебе это? – проговорил я. Она не отвечала, продолжая победно улыбаться. – Сергей Степанович… Ты не думаешь о нем? Он же тебя просто убьет за такое.

– Ничего, – махнула рукой Леночка, – покричит, конечно, а потом успокоится. Как-нибудь разберемся.

– Зачем тебе делать это? – в смятении повторил я.

– А зачем тебе попадать под его нож? – вопросом на вопрос ответила Леночка. – Я это еще вчера придумала, – призналась она. – Пыталась тебе дозвониться, а тебя не было. Кстати, где ты был?

– Я телефон отключал, – тихо проговорил я.

– Интересно зачем? Хотя неважно. В общем, я подумала и решила сегодня приехать. Сначала я вообще не хотела приезжать, но потом поняла, что это не выход и нельзя все пускать на самотек – мало ли что. Лучше сразу все прекратить. Если устройство сломать, то и никакой операции не будет. Для чего ее делать-то, если устройства нет?

– Выходит, ты сегодня только за этим приехала?

– Да, а что?

– Потихоньку взять устройство, бросить на пол и раздавить?

– Ну, можно и так.

– Зачем же ты мне об этом сказала?

– Я и не хотела говорить, но ты такой пьяный, уперся…

– Да? – я не знал, что делать, что говорить, как заставить ее отказаться от этого. Страшно даже подумать, что будет с Сергеем Степановичем, если такое случится.

– Какой в этом смысл? – произнес я. – Ну, ты его сломаешь – да, сегодня операции не будет. И завтра не будет, и через неделю. Но потом… Если Сергей Степанович один раз сделал это устройство, то сделает его и еще раз, только тогда уже он не подпустит тебя к нему.

– Нет, – кровожадно улыбнулась она, – вряд ли. Я знаю, как он его делал. Вряд ли во второй раз ему удастся найти все нужные детали и воспользоваться помощью в тех местах и у тех людей, где он получил ее тогда. Это было очень трудно, да и дорого – он мне рассказывал. Нет, второго устройства не будет. А если и будет, то не раньше чем через несколько месяцев, а скорее всего и лет.

– Ты убьешь его этим.

– Ну и что? – сверкнув глазами, сказала она. – Зато он не сможет убить тебя.

– Зачем тебе это? – уже в который раз спросил я и вдруг понял, что всего несколько минут назад она сама задавала мне такой же вопрос. Пожалуй, это было смешно, но мне не хотелось смяться.

– Я хочу спасти тебе жизнь, – ответила она, – а ты еще упираешься. Лучше бы спасибо сказал.

– Спасибо? – я начинал злиться. – А ты меня спросила? Все решают все за меня. Один хочет меня зарезать, другая – спасти, а я словно кукла бессловесная. Никто не спрашивает, чего хочу я, все вертят мной как вздумается. Слушай, – мне переставало нравиться ее присутствие в поле моего зрения, – ну Сергей Степанович ясно – он одержим своей идеей – это я еще могу понять, а вот тебе-то что от меня надо?

– Мне? – она была возмущена и хотела сказать, а может, выкрикнуть что-то, но потом передумала и не стала. – Ничего, – лишь оскорбленно выговорила она и снова отвернулась, уставившись в стену перед собой, всем своим видом показывая, что я просто ничто, не стоит даже замечать меня.

– Ай-яй, – ухмыльнулся я. – Какая перемена! А кто еще секунду назад чуть ли не на убийство был готов ради меня? Что, передумала?

Она молчала, делая вид, что меня вообще здесь нет.

– Интересно, почему ты решила, что все должно быть, как хочешь ты? – продолжал я, не обращая внимание на ее отчужденность. – Почему ты думаешь, что ты единственная, кто знает, как лучше?

– Я думала, ты хочешь быть со мной, – неожиданно проговорила она, но так и не меняя выражения лица, – что мы будем жить вместе и… – она замолчала.

– Жить вместе? – вдруг понял я. – Так вот в чем дело? Что, тетка совсем выгоняет?

– Нет, – огрызнулась она.

– Значит, ты из-за этого со мной? – проговорил я, не обращая внимания на ее ответ. – Хм… Надо же! Святая Диана вышла на охоту, а я как раз пробегал мимо, – я усмехнулся. – И много стрел ты истратила, прежде чем одна из них все-таки попала в цель?

Она скривилась от злости.

– Вот как ты обо мне думаешь? – презрительно проговорила она. – Да сам ты…

– Да-да, – улыбаясь, дразнил я ее. – Охота – серьезное дело. Тут нужно знать много всего. А я-то, наивный, полагал, что у нас что-то воздушное, а оказалось тяжелое – как дом. Наверно, смотрела на меня и посмеивалась – нашелся-таки дурачок. А? – я подмигнул ей, но она не видела этого. Она молчала, испепеляя взглядом стену перед собой.

– Вот, значит, что тебе нужно, – продолжал я. – И плевать тебе на всех, и на меня в том числе. А уж какой-то там Сергей Степанович… – я ухмыльнулся. – Ну что, угадал?

Она резко повернулась ко мне. Я все ухмылялся. Ее взгляд был сама ненависть, глаза говорили о том, какое я ничтожество, презрение и злоба переполняли ее. Она молча смотрела, наверно, думая таким взглядом напугать или унизить меня. А мне было просто смешно. Алкоголь бродил во мне. Я взял и показал ей язык.

– Бе-е, – сказал я, засмеявшись.

– Ах ты!.. – в ярости выкрикнула Леночка, но так и не сказав, кто я, вскочила на ноги, опрокинув стул, и быстрым шагом направилась к вешалке у двери, видимо, намереваясь взять плащ и уйти. Только она не смогла сделать это, потому что не успела она закончить свое шествие, как дверь у нее на пути открылась и вошел Сергей Степанович – она попала как раз ему в руки.

– Что случилось? – только и смог проговорить Сергей Степанович, увидев, какое на Леночке лицо, и пытаясь отскочить с ее дороги.

Но Леночка не ответила. Траектория ее движения была нарушена, она с налету повернула и, так и не взяв плащ, проскочила мимо Сергея Степановича прочь из кабинета в коридор.

– Что у вас тут произошло? – бросив взгляд вслед уходящей Леночки, спросил меня Сергей Степанович.

– Так, – безразлично произнес я, – ничего. Просто она еще один человек, который имеет виды на меня.

Сергей Степанович посмотрел укоризненно и бросился за Леночкой.

Я остался один. Стало тихо и скучно. Я закурил. «Может, все-таки выпить?» – подумал я. Но, поколебавшись секунду, решил, что не стоит. Я встал и поставил бутылку на столик рядом с кушеткой. Потом подошел к письменному столу, стряхнул пепел в пепельницу, которая была там, и сел на стул перед столом. Когда сигарета докурилась, никто так и не пришел. Я ждал. Их не было довольно долго. Потом дверь открылась, и появился Сергей Степанович. Один, без Леночки.

– А она где? – спросил я.

– Там, – неопределенно махнул рукой Сергей Степанович. – Что вы ей такое сказали? – спросил он. – У нее просто истерика.

Я ухмыльнулся.

– Ну и ладно. Знаете, что она хотела сделать?

– Что?

– Устройство ваше сломать. По-другому ее никак было не остановить.

– Сломать? – удивился он.

– Да, чтобы операции не было.

– Зачем ей это? – недоумевал Сергей Степанович.

– В том-то и дело, – проговорил я. – Она решила, что я у нее в кармане.

– Хм, – не переставал удивляться он.

– Да, – сказал я. – Вы проверьте, может, она уже чего-нибудь сделала. Вчера, например.

– Вряд ли, – проговорил Сергей Степанович, – оно у меня под замком. Я ключ от сейфа вчера с собой забирал.

– Это правильно.

Сергей Степанович подошел, поднял стул и сел за стол.

– Она и приехала сегодня только за тем, чтобы эту гадость сделать, – сказал я. – Вы представляете, что бы было?

– Да, – вздохнул он, покачав головой.

– А если бы я не был пьян, то не смог бы этому помешать.

– Хм.

– Я бы с ней совсем по-другому разговаривал. Она бы и не сказала ничего, просто сделала бы потихоньку.

Он молчал.

– Да и вообще, наверно, я бы сюда не приехал, – я улыбнулся. – Получается, ваше счастье, что я вчера напился.

– Может быть, – с задумчивой улыбкой произнес он.

– Так что там с ней? – спросил я. – Где она?

– Леночка? В соседнем кабинете, – ответил Сергей Степанович.

– И что она там делает?

– Так, ничего.

– Ну, она успокоилась?

– Да, – ответил он, – все нормально.

– Интересно, что вы ей сказали?

– Честно? – он посмотрел на меня, я кивнул. – Я рассказал ей про то, как встретил вас на мосту.

Я ухмыльнулся.

– А она что?

– Ничего. Успокоилась. Правда, сначала не поверила, но потом сказала: «Ну и черт с ним». И успокоилась.

– Вот и хорошо, – проговорил я. А потом спросил: – Так как, операционная свободна?

– Да, – он поднял на меня удивленный взгляд.

– Тогда чего же мы здесь сидим?

– А вы что, все-таки решились? – Сергей Степанович сделал большие глаза.

– Да, – сказал я, улыбнувшись.

– Правда? – он был в замешательстве. – Вот как? Ну… Что ж, тогда…

Было видно, что он немного растерялся.

– Подождите, – сказал он, – сейчас я вызову сюда Леночку.

– А это обязательно? – с сожалением проговорил я.

– Конечно, – ответил он, – она ведь медсестра. Подождите немного.

Он встал из-за стола и направился к двери. Я взял сигарету.

– Я сейчас, – обернувшись, сказал он. – Одну минуту.

– Хорошо-хорошо, – улыбнулся я.

– Ладно, – кивнул он и вышел.

Я снова остался один. Сидел и курил. Но на этот раз ждать пришлось действительно недолго. Не успел я докурить сигарету, как появился Сергей Степанович, Леночка вошла вслед за ним. Лица на ней не было – каменную маску на ней сложно было назвать лицом. Я не стал ничего говорить, лишь опустил голову, скрывая усмешку. Леночка сразу прошла за черную занавеску, не глядя на меня. Сергей Степанович сел за стол и закурил. Мы ждали, Леночка все не входила.

– Лена, – проговорил Сергей Степанович, – ты скоро?

– Я же вам сказала, – донеслось из-за занавески, – я не буду этого делать.

– Но… – Сергей Степанович замялся. – Ты хотя бы выйди оттуда.

– Зачем? – спросила она самым независимым тоном.

– М-м-м… – Сергей Степанович не знал, что ответить.

Я поднял на него удивленный взгляд.

– Что, – тихо произнес я, – бунт?

– Да, – так же тихо ответил Сергей Степанович. – После моих уговоров она сказала, что останется, не пойдет домой, но ни в какой операции участвовать не будет.

– Вот это да! – с искренним восхищением удивился я. – И что теперь делать?

– Не знаю, – развел он руками. – Вот, пытаюсь все-таки уговорить. Лена, – громко, чтобы она слышала, сказал он, – это ведь несерьезно, в конце концов. Ты что, так и будешь там все время сидеть?

– Если нужно что-то по работе сделать, я сделаю, – донеслось из-за занавески, – а с вашими личными делами разбирайтесь сами, – стихами ответила Леночка.

– Ух ты! – все так же тихо восторгался я. – Бунт! Настоящий бунт!

– Не знаю, чего вы радуетесь, – покачал головой Сергей Степанович. – Что делать-то?

– Это я вас только что спрашивал, что делать, – сказал я.

– Теперь я вас спрашиваю.

– Интересно, почему меня?

– Ну, это же ваша девушка.

– Но она же ваша подчиненная.

– Ну и что? – сказал Сергей Степанович.

– А то, – сказал я, – что ситуация-то рабочая.

– Да, – не сдавался он, – но касается-то она вас.

Мы вопросительно смотрели друг на друга. Потом я повернул голову и бросил взгляд на занавеску.

– Так, – сказал я Сергею Степановичу, – пойдемте выйдем.

– Надеюсь, не для драки? – осведомился он.

– Нет, – улыбнулся я и, показав на занавеску, тихо прошептал: – А то там все слышно, – и встал со стула.

– Угу, – понимающе кивнул Сергей Степанович, тоже вставая.

Мы вышли из кабинета и, закрыв дверь, остановились в коридоре.

– Так, – снова сказал я, стоя перед Сергеем Степановичем, – вопрос обычный и, можно сказать, банальный: как уговорить девушку?

Сергей Степанович грустно улыбнулся и отвел глаза.

– А ведь я как раз сегодня спрашивал вас об этом, – продолжал я, – как у вас с уговариванием девушек?

Сергей Степанович укоризненно посмотрел на меня.

– Ладно, – улыбнулся я, – шучу. Так что делать-то?

– Не знаю, – сказал он.

– А если еще кого-нибудь позвать? Медсестер ведь много.

– Нет, – проговорил Сергей Степанович, – это не подходит.

– Почему?

– А вы думаете, так просто сделать подпольную операцию в государственной больнице? Нет, с Леночкой я еще могу договориться, а вот с кем-то еще…

– А что? – непонимающе произнес я.

– Ну как? Все что угодно может случиться, если об этом узнают лишние люди, тем более кто-нибудь из начальства. Вплоть до уголовного дела, не говоря уже об увольнении. Нет, привлекать кого-то со стороны нельзя.

– Понятно, – кивнул я. – Почему же Леночка не идет сейчас к начальству, если она так не хочет операции?

– Не знаю, – проговорил Сергей Степанович. – Может, жалеет меня – все-таки вместе работаем, я вроде на нее не давлю. А может, думает, что уже влипла, раз помогала мне до сих пор, и поэтому боится. А может, и просто не догадывается о такой возможности.

– Вот и хорошо, что не догадывается. Сейчас, по-моему, она на все готова, на любую гадость.

– Да-а, – вздохнул Сергей Степанович.

– Н-да, – вздохнул я.

Мы молчали. Сергей Степанович обреченно смотрел куда-то за моей спиной, я тоже смотрел куда-то за его.

– А вообще интересно, – нарушил я молчание, – и часа не прошло, как я был совершенно против вашей операции, а теперь сам мучаюсь, не зная, как ее устроить.

Сергей Степанович грустно улыбнулся. Мы снова молчали.

– Может, ей денег дать? – предложил я.

– Каких денег? – обреченно проговорил Сергей Степанович.

Я пожал плечами.

– Так что же делать?

– Не знаю, – в грустной задумчивости произнес он, – не знаю…

– Тогда, может, все-таки отложить операцию?

– Нет, – покачал он головой, – я же вам говорил, все нужно делать сегодня. И потом, если мы не уговорим ее сейчас, то не уговорим уже никогда.

Я улыбнулся.

– Ну вот. А все скромничаете. Оказывается, вы все-таки разбираетесь в женщинах?

Он тоже улыбнулся, но печать безысходности не оставляла его. Мне было больно видеть его страдания.

– А может, вы еще раз попытаетесь поговорить с ней? – спросил я. – Вдруг она остыла и передумала.

– Нет. Я уже с ней по-всякому говорил. Она меня не станет слушать, – он запнулся, помолчал немного, а потом вдруг сказал, посмотрев на меня: – А может, вы попробуете? – с надеждой произнес он.

– Я? Нет, она вообще не будет со мной разговаривать. Вы же видели, я для нее просто не существую.

– Нет, – сказал Сергей Степанович, – это только внешне. Она же из-за вас упирается, значит вы ей не безразличны, значит имеете хоть какое-то влияние на нее.

– Ну и ну, – восхищенно произнес я, – интересные вещи вы говорите.

– Попробуйте, – продолжал он. – Что вам стоит? Не получится так не получится. Мне кажется, хуже уже не будет.

Он смотрел на меня умоляюще и с надеждой. Я чувствовал, что не могу отказать.

– Вы думаете? – с неохотой проговорил я.

– Да, – сказал он. – Другого все равно ничего не остается. Попробуйте, а?

Я подумал: «Какого черта?» Но выхода, пожалуй, не было, Сергей Степанович не оставлял шансов. Невозможно было не согласиться с ним, иначе он, наверно, умер бы с досады, прямо здесь в коридоре у меня на руках.

– Ладно, – сказал я. – Но только я не ручаюсь за результат. Вообще ни за что не ручаюсь. Может, сейчас она просто запустит в меня стулом или скальпелем пырнет. Вы на всякий случай будьте наготове.

– Хорошо, – с улыбкой произнес он.

Я повернулся к двери. Очень не хотелось входить в кабинет, я почти наверняка знал, что сейчас произойдет, какие слова будут говориться. Конечно, она не бросится на меня и не пырнет, но шансов у меня практически нет. Я стоял, собираясь с духом.

– Ну, давайте, – нетерпеливо произнес Сергей Степанович. – Удачи вам.

– Да, – проговорил я, – удача мне б сейчас не помешала.

– Ну, давайте, – повторил он, подгоняя меня. – Оставьте дверь приоткрытой, если хотите, чтобы я смог вовремя подойти в случае чего.

– Ну уж нет, – сказал я, потом вошел в кабинет и накрепко закрыл за собой дверь.

Внутри было тихо. Леночка все так же оставалась за занавеской. «Интересно, – подумал я, – что она там делает?» Впрочем, это было не так уж важно.

– Лена, – стараясь говорить мягче, произнес я, – ты еще здесь?

Ответа не было. Я подошел к занавеске.

– Я иду, – сказал я, считая, что нужно все-таки предупредить, прежде чем войти – мало ли в каком она там положении. – Ты слышишь?

Ответа все не было. Я подождал еще немного. Потом решил, что ладно, я ее видел в разных положениях. Отогнул занавеску и заглянул туда. Леночка сидела с книжкой в руках и мрачно смотрела на меня.

– Ты чего молчишь? – сказал я и осторожно вошел за занавеску. – Я тебе говорю, а ты молчишь, – чувствуя себя довольно глупо, произнес я.

– Ну что? – подала голос Леночка. – Чего ты хочешь?

– Я? Да так, – я совершенно не знал, что говорить. – Вот пришел. Ты здесь чего делаешь?

– Сижу, читаю – а что? – с самым независимым видом ответила она.

– Нет, – сказал я, чувствуя, что как будто оправдываюсь перед ней, – ничего, – и зачем-то добавил: – А Сергей Степанович там…

Я не смог закончить фразу. Хотел сказать «ждет», но подумал, что она спросит «чего ждет?» – на это я совершенно не мог бы ответить, а другого ничего в голову не приходило. Тогда я просто неопределенно махнул рукой.

– Н-да? – сквозь зубы произнесла Леночка.

– Ты что, обиделась? – попробовал начать я, вспомнив, зачем пришел.

Она сверкнула на меня глазами, но не ответила.

– Ладно тебе, я же не нарочно, – проговорил я, пытаясь понять, что это я сделал не нарочно.

Ее взгляд стал чуть снисходительным.

– Хватит обижаться, – весело произнес я, – давай мириться. Я больше не буду.

Мой энтузиазм был ей абсолютно чужд, она оставалась совершенно холодной.

– Ну перестань. Нельзя же так долго сердиться, – я пытался быть мягким, чуть возмущенным и одновременно веселым. – Ты что, теперь никогда отсюда не выйдешь? – Леночка молчала и как будто не слышала меня. – Ну ладно, сиди, если хочешь. Только скажи, ты на меня обижаешься?

«Детский сад какой-то», – подумал я, но по-другому не получалось. Леночка молча смотрела в угол, всем своим видом показывая, что не замечает моего присутствия. Нужно было что-то говорить, но я уже не знал что. И потом, она все равно не слушала. Тогда я двинулся вперед, подошел и сел перед ней на корточки, напротив ее взгляда.

– Ну перестань, – сказал я, глядя на нее снизу вверх. – Я же попросил у тебя прощения и сказал, что больше не буду – что мне еще сделать, чтобы ты меня простила?

Она абсолютно не реагировала на мои слова, продолжая смотреть куда-то в сторону.

– Лена, – стараясь быть веселым, с улыбкой проговорил я, – давай мириться, я все равно не отстану.

И с этими словами я положил руки ей на колени, пытаясь хоть так привлечь ее внимание и заявить о своем присутствии. И, пожалуй, я добился этого, но эффект оказался несколько не тот, на который я рассчитывал. Она вдруг вся встрепенулась, возмущенно посмотрела на меня, затем вскочила и ушла из-за занавески, оставив меня в дурацком положении на корточках перед пустым стулом. Я вздохнул, покачал головой, сетуя на свою тяжелую горемычную долю, потом поднялся и последовал за Леночкой.

Выйдя из-за занавески, я увидел, что она стоит у стола. Я подошел к ней.

– Ну хорошо, – сказал я, – ты не хочешь со мной разговаривать, не хочешь даже смотреть на меня, но что же мне теперь делать?

– Ничего, – сказала Леночка.

– Как же быть?

– Никак, – сказала Леночка.

– Но когда-нибудь ты ведь простишь меня?

– Никогда, – самым твердым и самым решительным тоном сказала Леночка.

– Совсем?

– Совсем.

– Хм…

Она была абсолютно неприступна и холодна как лед. Совершенно бесполезно было говорить с ней. Я уже начал думать о достойном выходе из ситуации и завершении разговора, даже не представляя, что скажу Сергею Степановичу, но зато хорошо представляя его просто смертельное расстройство, как вдруг мой взгляд упал на бутылку, одиноко стоявшую на столике у кушетки. Ага… Может быть, еще не все потеряно.

– Вот, – улыбнулся я, – придумал. Давай выпьем и помиримся и больше не будем ссориться никогда.

Я обошел Леночку и направился к кушетке за бутылкой.

– Я не буду пить, – услышал я за спиной, но не обратил внимание на леночкины слова. Взял бутылку и вернулся к ней.

– У вас тут стаканчики есть? – спросил я, вспомнив, что уже спрашивал об этом не раз, но совершенно не помня, что мне отвечали.

– Я не буду пить, – повторила Леночка.

– Ладно тебе, – я почему-то был уверен, что теперь смогу уговорить ее.

– Нет, – сказала она. – К тому же я на работе.

– Ничего, немножко можно. Я думаю, Сергей Степанович не станет возражать.

– Сергей Степанович? – ехидно переспросила она. – Так это он тебя подослал?

– Ну перестань, – я чувствовал, что повторяю эти слова уже далеко не в первый раз, – какой Сергей Степанович? Что ты придумала?

– Ага, – она чуть прищурилась. – Понятно.

– Ну что понятно? – я стоял с бутылкой в руках. – Перестань, – снова сказал я. – Давай лучше выпьем.

– Нет, – независимым тоном произнесла Леночка. – Я же сказала, что не буду.

– Ну Лена, – я приблизился к ней, – хватит уже.

Одной рукой я держал бутылку, а другой – обнял Леночку. Это получилось как-то естественно и само собой. И в первый момент Леночка даже не заметила этого. Но когда поняла, что происходит, вдруг дернулась и с силой оттолкнула меня. Это было действительно довольно сильно и неожиданно – я пошатнулся и вынужден был сделать шаг назад. Но сзади оказался стул, я споткнулся об него, взмахнул руками, задев при этом бутылкой об стол. Удар получился достаточно сильный, и бутылка со звоном разбилась. Но это было еще не все, потому что злая инерция тащила меня дальше. Стул не давал двигаться ногам, и тогда я просто упал через него, со всего размаху грохнувшись на бутылочные осколки, при этом в полете довольно сильно ударился головой о край стола и, упав, потерял сознание.

* * *

Очнулся я на кушетке, без рубашки, по пояс голый и ощущая жгучую боль в боку. Сергей Степанович сидел рядом на стуле и смотрел на меня. Я поморщился от боли и потянул руку к боку.

– Не трогайте, – сказал Сергей Степанович.

– Что там у меня? – чувствуя еще и боль в голове, спросил я.

– Вы порезались, когда упали, – сказал он. – Но не бойтесь, там ничего серьезного. Хотя Леночке я наговорил всякие ужасы про эти порезы, – он улыбался.

– Чего вы радуетесь? – я чувствовал себя далеко не лучшим образом.

– У вас все получилось, – сказал довольный Сергей Степанович. – Из того, что я наговорил ей, Леночка теперь уверена, что вам нужна срочная операция.

Он весь просто сиял, не переставая улыбаться.

– Так вы что думаете, я нарочно это устроил? – возмутился я.

– Ну-у, – протянул он, перестав улыбаться. – Ну, не знаю. В общем, неважно. Главное, теперь она не может отказаться, и мы сделаем операцию.

– Вы просто маньяк какой-то со своей операцией. Человек чуть насмерть не расшибся, а вы радуетесь. – Голова сильно болела, я поморщился и приложил руку к затылку. – А с головой у меня чего?

– С головой вообще ничего, – успокаивающе произнес он. – Просто шишка, и все.

– Болит, – сказал я.

– Ничего, пройдет. Лежите спокойно.

Я лежал. Было тихо. Осколки от бутылки валялись у стола. Некоторые из них были в крови. Жидкость, которая содержалась в бутылке, растеклась по полу, я чувствовал запах алкоголя.

– А Леночка где? – спросил я.

– Сейчас придет. Лежите.

– Я уж думал, она опять за занавеской.

Он улыбнулся.

– Нет.

Мы молчали. Потом дверь открылась, и вошла Леночка. В руках у нее была железная коробка. Леночка достала шприц из нее и, протерев мне ваткой руку чуть ниже плеча, воткнула иглу.

– Что это? – спросил я.

– Это? – Сергей Степанович улыбнулся. – Это хороший укол, сейчас вам станет хорошо.

– Да?

Леночка закончила свое дело и, положив шприц обратно в коробку, поставила ее на стол.

– Ну вот, – сказал Сергей Степанович, – сейчас привезем носилки и поедем.

– Я бы и сам дошел, – проговорил я и хотел подняться.

– Нет-нет, – торопливо произнес он, – лежите. Вам лучше не вставать.

Леночка опять ушла и через минуту вернулась, втолкнув в кабинет носилки на колесиках.

– Так, – сказал Сергей Степанович, – а теперь раздевайтесь.

– Совсем? – спросил я.

– Совсем.

Леночка отвернулась. Я усмехнулся на это, потом разделся, и Сергей Степанович дал мне простыню. Я лег на носилки и накрылся ею. Сергей Степанович взялся за ручку носилок у меня в ногах и повез меня вперед. Потолок кабинета проплыл передо мной, потом мы проехали дверь и покатили по коридору. Я чувствовал, что укол начинает действовать: становилось легко и беззаботно, боль в голове и в боку растворялась в этой легкости – в общем, как и обещал Сергей Степанович, начинало быть хорошо.

Когда мы въехали в какую-то дверь, «хорошо» стало уже довольно большим. Мир начинал напоминать давешний муравейник в телевизоре, и это было приятно. Мы проехали короткий коридорчик и оказались в довольно большом помещении. Судя по характерной лампе на потолке, столу и другим предметам, это и была операционная. Сергей Степанович подвез меня к столу, и они с Леночкой переложили меня на него.

– Так, – сказал Сергей Степанович. – Теперь подождите немного, я сейчас.

Он ушел, и мы остались вдвоем с Леночкой. Она была сзади, вернее, вверху, раз уж я лежал, и что-то делала, гремя инструментами. Я не видел ее, но, впрочем, и не расстраивался из-за этого. Мне было хорошо – муравейник вокруг веселил меня. Я подумал, что, наверно, нужно сказать что-то Леночке, но не знал что и молчал. Потом мне показалась смешной эта ситуация – я лежал голый под простыней наедине с одетой и стоящей где-то за моей головой девушкой. Я улыбался, мне было хорошо.

Сергей Степанович все не приходил. Я вдруг почувствовал, что открываю глаза, как будто проваливался куда-то, а потом опять появился здесь. Это было, пожалуй, странно, но так, чуть-чуть. Время переставало определять себя, я уже не мог понять, когда ушел Сергей Степанович – пять часов или пять минут назад. Впрочем, это не имело значения – ничего не имело значения. Хотя я вдруг почувствовал, что мне холодно. Голый под тонкой простыней я начинал мерзнуть, ощущая дрожь в теле, и пытался унять ее. Это получалось плохо. Мне было холодно и хотелось, чтобы Сергей Степанович пришел быстрее. Я совсем забыл про боль в боку и в голове – муравейник и холод совершенно уничтожили ее. Я лежал и ждал. Леночка сзади гремела железяками. Я иногда слышал ее, иногда – нет, но не задумывался, от чего так. Время от времени я открывал глаза и смотрел на муравейник вокруг, но почти никогда не помнил, как закрывал их. Было холодно, и холод чуть раздражал, мешая полностью предаться приятному муравейнику.

Потом пришел Сергей Степанович. Он был в халате и в шапочке. Я улыбнулся ему. Он серьезно посмотрел на меня и спросил Леночку, все ли у нее готово. Она ответила, что да. Он сказал «хорошо».

– Ну как вы? – чуть наклонившись надо мной, спросил он.

– Ничего, – легко проговорил я. – Только вот холодно.

– Холодно? – не поверил он. – Нет, это скорее у вас от нервов. Ладно, уже недолго. Сейчас начнем.

Потом он подошел к Леночке и что-то говорил ей. Потом я открыл глаза и снова увидел его рядом.

– А знаете, – улыбаясь, сказал я ему, – я все-таки прыгнул.

– Что? – не понял он.

– Ну, тогда на мосту, помните?

– Да.

– Я все-таки сделал этот прыжок, – продолжал улыбаться я, – я делаю его сейчас. Понимаете? – и попытался приподняться.

– Да, – тоже улыбнулся он, – понимаю. Лежите.

Мне было хорошо. Легко и свободно.

– Хорошо, – сказал я.

Сергей Степанович вопросительно посмотрел на меня. Он что-то делал на маленьком столике рядом со столом, на котором лежал я.

– Хорошо, – повторил я, – мне хорошо. Только вот холодно. Может, давайте начнем?

Я думал, что когда усну под наркозом, то перестану мерзнуть. Мне хотелось избавиться от холода.

– Сейчас, – мягко сказал Сергей Степанович, – уже скоро. Потерпите.

– Да, – откликнулся я, – быстрее бы.

Я не боялся, совсем не боялся, только хотел уснуть поскорее, чтобы не мерзнуть.

Потом опять открыл глаза. Сергея Степановича не было, но через секунду он подошел, держа руки поднятыми перед собой и с повязкой на лице.

– Ну, – сказал он мне, – вы готовы?

– Да, – улыбнулся я, – да.

– А у тебя как? – Сергей Степанович посмотрел на Леночку за моей головой. Наверно, она кивнула, судя по глазам Сергея Степановича.

– Наконец-то, – все улыбаясь, сказал я.

– Что? – переспросил Сергей Степанович.

– Наконец-то кончается этот день, – я чувствовал себя на шаг от будущего и видел свет впереди. – Это был долгий и тяжелый день. Наконец-то все кончается.

– Нет, – сказал Сергей Степанович. – Теперь-то как раз все и начинается.

Потом он кивнул Леночке, и я увидел, как она подошла откуда-то сверху. Ее лицо выражало сосредоточенное безразличие, но я все равно улыбнулся и ей тоже. Она как будто не замечала меня и только накрыла мою улыбку резиновой маской со шлангом.

– Ну, – сказал Сергей Степанович, – считайте до десяти.

И я начал считать…

Часть 2. В больнице

Когда я открыл глаза, это не было чем-то; когда я открыл глаза, я не понимал, что смотрю; взгляд не принадлежал мне, и увиденное не определяло наблюдателя или способности видеть – меня просто не было вначале моего взгляда, когда я открыл глаза.

Тихо. Темно вокруг. Лишь где-то впереди тусклая лампочка за открытой дверью. Там коридор, и окно напротив двери, за которым ветви деревьев и ночь, ночь…

Взгляд не был подвижен. Предметы существовали в нем, он включал их в себя – все было гармонично и просто, но странно, неестественно пусто там, где должно быть что-то… или кто-то?

Я пытался дышать. Это получалось не всегда – легкие натыкались на преграду, лишь конвульсивно сокращаясь и не втягивая ни капли воздуха. Я думал, что задыхаюсь. Но тут раздавалось шипение, и воздух поступал, освежая легкие. Шипение не зависело от меня, наоборот – я зависел от шипения. Оно раздавалось во тьме, и тогда можно было сделать вдох – только тогда. Хотелось дышать чаще, но это было невозможно. Нужно было смириться и приспособиться – я знал, что иначе умру, задохнусь, если не сделаю это. Я смирялся. Я приспосабливался, почти задыхаясь, но радуясь, что могу дышать хоть так. Тьма вокруг. Я лежал и слушал, когда можно дышать. Ловил ритм шипения, находясь на краю жизни, слушал тьму. Шипение – вдох. Шипение – вдох. Ш-ш-ш. Ш-ш-ш.

Глаза были закрыты – на дыхание уходило слишком много сил, их уже не оставалось на то, чтобы смотреть. Но через дыхание я начал ощущать себя, понимать, что я – это кто-то, нечто, собранное воедино и присутствующее в каком-то месте. Мое тело отдавалось ощущениями, начиная принадлежать мне. Окружающее больше не было пустым в середине, теперь оно определяло нити, которые все сходились во мне. Не знаю, сколько прошло времени, но в какой-то момент я все же пришел в себя, осознав, кто я, и вспомнив, что со мной было.

Да, ночь хранила тьму, я лежал в ней. Шипение принадлежало дыхательному аппарату, который стоял где-то слева у изголовья моей постели, и трубка от него была вставлена мне в рот. Она имела довольно большие размеры, и приходилось держать рот неприятно широко открытым. Я чувствовал, что так продолжается уже давно – челюсти ныли. Да и все тело затекло от долгой неподвижности, лежа, вытянувшись на спине.

Я попытался пошевелиться, но почти ничего не вышло из этого. Мышцы не слушались – не то чтобы они не могли справиться с чем-то, а просто не реагировали на сигналы, которые я посылал им. Словно во сне, когда нет тела, вернее, чувствуешь его, но оно только ноет, абсолютно не подчиняясь. Это было странно и немного страшно. Но я все же пытался сделать что-то, хотя бы согнуть колени. На это уходило бешеное количество сил, к тому же надо было дышать. В общем, похоже, я отключился, не выдержав такого напряжения, потому что когда смотрел в следующий раз, то видел молодого доктора в белом халате и шапочке, который стоял рядом и спрашивал, смогу ли я дышать сам.

– Угу, – как мог более бодро промычал я с дыхательной трубкой во рту.

Тогда, увидев мою реакцию, он щелкнул чем-то на дыхательном аппарате, и шипение прекратилось – я смог дышать, когда и как захочу. Я был благодарен доктору и хотел попросить, чтобы он вынул еще и трубку у меня изо рта, но не мог сделать это с трубкой во рту. Доктор посмотрел на меня, потом кивнул и ушел. Я снова остался один в темноте без тела.

Было тихо. Я пытался ощущать себя, понимая, что операция уже позади и, значит, что-то произошло со мной. Но боли нигде не было, я лишь чувствовал, что голова перевязана и какая-то странно и тяжелая, и легкая одновременно. Казалось, ее размеры огромны, но плотность мала. Я чувствовал голову как огромный воздушный шар где-то над глазами.

Никого не было вокруг, лишь тишина, лишь ночь. Лежа на спине, я продолжал испытывать неудобство в затекшем теле, но повернуться на бок и занять какое-то более удобное положение представлялось совершенно невозможным. Я смирялся, лежа в темноте.

Теперь мое «я» полностью вернулось ко мне, я понимал и помнил все, хотя был еще слишком измотан и слаб, чтобы размышлять о чем-то, как-то оценивать происходящее. Лишь думал, что устройство уже, наверно, во мне и я жив, то есть перенес операцию и не умер – хотя бы это было хорошо. Но я не радовался, нет. Я был слишком занят поддерживанием жизненных функций в себе, чтобы уделять внимание еще и эмоциям.

Я не знал, сколько сейчас времени, но очень хорошо понимал, что нужно продержаться до утра, когда придут люди и, наверно, помогут мне поддерживать эти мои жизненные функции. Хотелось видеть Сергея Степановича, даже Леночку, пусть бы они посмотрели, что я жив, и порадовались бы за меня. Но нужно было ждать утра. Я знал, как лучше всего дождаться утра ночью – просто уснуть, тогда всё будет быстро и легко. Но я понимал также, что проспал почти целый день и уснуть ночью после этого сложно. Я закрыл глаза и стал ждать.

Нет, сна не было. Я просто лежал с закрытыми глазами и затекшим телом. Глаза не слушались меня, веки хотели подняться. Я решил, что ладно, и отпустил их, стал смотреть вокруг. Все тонуло в полумраке. Я не мог повернуть голову из-за трубки во рту и видел только то, что было передо мной: дверь в коридор и окно там. Я стал смотреть в окно. Ветви деревьев, ночь. Ничего не было дальше, только ветви, а за ними – пустота, тьма, даже неба не было видно. Я смотрел в пустоту сквозь ветви деревьев. Они чуть покачивались, отбрасывая легкие тени. Полумрак в помещении, где я лежал. Казалось, что справа и слева, там, куда я не мог посмотреть, не в силах повернуть голову из-за трубки, тоже пустота – тишина вокруг давала основание для этого предположения. Я лежал между пустотой и смотрел в пустоту впереди за ветвями деревьев.

Потом услышал шаги и открыл глаза. Видимо, я все же уснул, хотя и не помнил как. Это снова был тот же доктор в халате и шапочке.

– Ну как ты? – спросил он, чуть наклонившись надо мной.

Я моргнул и хотел сказать, что нормально, но вместо этого лишь промычал в ответ. Доктор протянул руку и вытащил трубку дыхательного аппарата у меня изо рта. Я почувствовал, как стало легко и свободно, и хотел сказать спасибо, но челюсти и язык не слушались – я не мог произнести ни слова. А он положил трубку на дыхательный аппарат, еще раз посмотрел на меня и ушел. Я снова был один, но теперь ощущал себя гораздо лучше, хотя тело продолжало ныть – мне казалось, что я уже никогда не смогу двигаться – так оно затекло.

Пустота справа оказалась ширмой, перегораживающей помещение, слева – кроватями, где лежали люди, видимо, такие же, как я. Поворачивание головы было непростым делом. Без дыхательной трубки во рту это стало удаваться, но воздушный шар над глазами не давал возможности правильно совершать движение. Оно оказывалось либо слишком коротким, либо слишком длинным. Тогда я опять стал смотреть в окно, надеясь снова заснуть.

Ветви колыхались – наверно, за окном дул ветер, но здесь было тихо и неподвижно. Полумрак пригвоздил все предметы и все, что было, не давая двинуться. Но меня он не трогал, нет. Я был внутри, а он – вокруг, моя неподвижность имела совсем другие причины. Пустота за ветвями в окне проникала в глаза, я то видел, то не видел ее, не замечая, что все время засыпаю и просыпаюсь. Я наблюдал за пустотой, сделав это важным занятием и поставив это целью своего нынешнего существования. В том положении, в котором я находился, такое сочетание формы и смысла было достаточно гармоничным. Я наблюдал, сосредоточившись на пустоте. Глаза закрывались время от времени и открывались вновь, но это было неважно – пустота была и там и тут.

Свет разрушил пустоту. Когда я в очередной раз стал смотреть на нее, то обнаружил, что она ушла, свет сменил ее, сделав утро. Две медсестры стояли у двери и тихо разговаривали о чем-то. Видимо, их голоса, хотя и еле слышные, разбудили меня.

Все было не так – при свете, когда стал свет. Словно я проснулся не там, где засыпал. Серые стены, когда-то бывшие голубыми, но теперь поблекшие и потемневшие; высокий потолок с узором маленьких и больших трещинок; письменный стол рядом с дверью. Странно, ночью я не видел его. И вообще, помещение оказалось совсем другим: размеры его были больше, чем я думал ночью, еще одно окно находилось рядом со мной, чуть дальше дыхательного аппарата, который так и стоял слева. Я бросил на него полный неприязни взгляд, хотя и понимал, что глупо сердиться на простую машину. Еще я обнаружил, что в мою правую руку воткнута игла с трубочкой, а рядом стоит капельница, куда идет трубочка. Ночью я не замечал этого.

Медсестры разговаривали совершенно спокойно, считая, что все спят. Так было еще минуту назад, но теперь я проснулся и стал смотреть на них. Не получалось разобрать слов, впрочем, я и не пытался. Другие больные спали на своих кроватях слева. Медсестры не подозревали, что их подслушивают, и были естественны и беззаботны. Это было как маленький театр, только актеры не знали, что они на сцене. Я смотрел на них, хотя лишь вынужденно подслушивая за неимением выбора.

Мое состояние было похоже на состояние плюшевого мишки, только набитого чем-то тяжелым – я был такой же мягкий снаружи и такой же неуклюжий и при этом совсем неживой, не способный ни двинуть лапой, ни произнести ни слова. Лежать было по-прежнему неудобно, тем более сейчас, когда стало светло и все могли видеть меня – как-то непривычно лежать в постели у всех на виду. Я думал, зачем я ждал утра? Все было так же, но ночью – тише и спокойнее. Я прислушивался к своему телу. Как ни странно, боли не было, лишь голова оставалась воздушным шаром, но это не причиняло боль. Я лежал, глядя то на медсестер, то на стены и потолок. Дверь в коридор была закрыта, теперь я не мог видеть окно с ветвями деревьев и пустотой. Хотя, пустоты, наверно, уже не было.

Медсестры стали прощаться, и скоро одна из них вышла за дверь, а другая села за письменный стол. На столе лежали какие-то папки, медсестра взяла одну из них и стала что-то писать. Ее движения не производили звуков. Было тихо. В утреннем жестком свете тишина казалась сухой и какой-то пронзительно напряженной. Я лежал, не смея шевельнуться, нарушить тишину. Потом где-то включили кран, пустив воду. Течение отдавалось в трубах, проходивших здесь, и было хорошо слышно в тишине. Кто-то прошел в коридоре за дверью – шаги влились в общий фон, также став частью тишины. От нечего делать я стал наблюдать трещинки на потолке. Их разнообразие и смелое переплетение фантастических узоров невообразимо сложных линий привлекало взгляд. Но скоро это буйство нечеловеческой фантазии утомило меня, я опустил глаза, снова глядя на медсестру за столом.

Потом подумал, что совершенно не знаю, сколько сейчас времени. Но, судя по спящим больным и по моим ощущениям пронзительности песчаного света, было еще рано. Я думал, что не люблю просыпаться рано, впрочем, это не имело значения. Где-то снова включили невидимый кран. Вода на этот раз лилась долго. Я лежал, глядя на медсестру и на все вокруг. Звуки и образы накладывались друг на друга, перемешивались и медленно вращались, как чай или кофе в чашке, когда мешают сахар. Ложечка тихонько позвякивала о стенки. Я думал, что пора перестать, потому что сахар уже давно растворился, но верчение все продолжалось. Я устал смотреть на это и закрыл глаза. Потом уснул.

Когда проснулся, уже никто не спал. Больные лежали с открытыми глазами и время от времени поворачивались в своих постелях. Медсестра выходила в коридор и возвращалась обратно, принося какие-то инструменты. Из коридора доносились разговоры, кто-то ходил там. Я лежал и смотрел на это неспешное течение больничной жизни. Потом пришел Сергей Степанович.

Войдя в дверь, он кивнул медсестре и сразу направился в мою сторону.

– Как вы? – озабоченно спросил он.

– Здравствуйте, – улыбнулся я, радуясь его приходу.

– М-м-м… здравствуйте, – рассеянно отозвался он. – Как вы себя чувствуете?

– Ничего, нормально.

Сергей Степанович внимательно смотрел на меня.

– Голова не болит?

– Нет, – беспечно произнес я, – все хорошо. Вот только…

– Что? – сразу насторожился он.

– Нет, ничего. Просто здесь скучно и неудобно все время лежать.

– Неудобно?

– Да, все тело затекло, думаю, что уже никогда не смогу двигаться.

– Ну-ну, – улыбнулся он, – сможете.

– Вы обещаете?

– Конечно, – он улыбался. – Лежите – что вам еще делать? Спите, набирайтесь сил. Я вам даже завидую – мне бы сейчас тоже хотелось вот так полежать и поспать день-другой.

– Правда? И ради этого вы бы согласились, чтоб с вас тоже сняли скальп?

– Ну, – он смутился, не зная, что ответить.

– Ладно, – сказал я, – извините. Лучше расскажите, как прошла операция?

– Операция? Нормально, – он вздохнул. – Все получилось довольно неплохо.

– А устройство? Вы там все подключили?

– Конечно, – он оглянулся и потом произнес несколько тише: – Вы только не говорите ничего об этом – они тут не знают…

– Хорошо, – я хотел кивнуть, но голова осталась лежать на подушке, зато где-то внутри словно качнулось что-то тяжелое, ударив меня по внутренней стороне черепа. Я чуть поморщился.

– Что, болит? – увидев это, забеспокоился Сергей Степанович.

– Нет, это ваше устройство брыкается, – я улыбнулся. – Значит, все уже сделано и должно работать?

– Нет, – протянул Сергей Степанович. – То есть все, конечно, сделано, но нужно подождать, пока заживет, пока вы поправитесь.

– Понятно, – проговорил я. – А вообще, интересно разговаривать с человеком, который копался в твоих мозгах. Что вы там увидели?

– Ничего особенного, – пожал плечами Сергей Степанович, – обычный мозг.

– Обычный? – притворно удивился я. – Как это обычный? А я-то думал…

Он улыбался. Потом сказал серьезно:

– Вам сейчас действительно лучше побольше спать. Первое время после операции, конечно, немного тяжело, но потом все пройдет. Лежите, отдыхайте.

– Как там Леночка? Все еще злится на меня?

– Нет, даже наоборот – жалеет, что тогда толкнула вас. Просила извиниться за нее.

– Что же она сама не пришла?

– Она придет вечером, мы вместе придем после работы.

– Хорошо, – сказал я, – приходите.

– Вы только не думайте, что она хочет извиниться из жалости, – глядя на меня, проговорил Сергей Степанович, – только потому, что вы сейчас лежите после операции. Она хорошая. Ну, рассердилась один раз – с кем не бывает?

– Я и не думаю. Честно говоря, мне все равно.

Он помолчал немного, потом спросил:

– Вам что-нибудь нужно?

– Не знаю, – я попытался пожать плечами, но лежа в постели и это не получилось. Вообще было странно разговаривать с кем-то, лежа под одеялом днем у всех на виду. – Не знаю, – повторил я. – Может быть, книжку какую-нибудь принесете? Здесь довольно скучно.

– Нет, – Сергей Степанович покачал головой. – Это лишнее напряжение, которое вам сейчас совсем не нужно. Уж потерпите пока, поскучайте немного.

– Да? Жалко, – вздохнул я.

Он посмотрел на часы.

– Ладно, я пойду, – проговорил он, – мне пора.

– Ладно, – я хотел кивнуть, но вовремя вспомнил, что этого не стоит делать.

– Вечером мы зайдем с Леночкой.

– Хорошо, – сказал я.

– Ну, я пойду, – еще раз проговорил он, потом виновато улыбнулся и ушел.

Я остался лежать. Усталость и слабость владели мной. Больничный день только начинался, я чувствовал, каким долгим он будет в постоянном лежании, бездействии, бессилии. Все было долго, все было тяжело. Я лежал, не думая ни о чем, лишь предавшись течению времени, лишь надеясь на его свойства, веря в его силу. Свойства времени совершать движение, изменяя все вокруг, должны были изменить и мое состояние. Рано или поздно, рано или поздно… Я хотел, чтобы все было быстрее, но не мог ничего поделать с этим.

У каждого свое время, и оно разное в зависимости от того, где и как он сейчас. Я думал, что сейчас мое время – это медленная река с плавным, еле заметным течением. Медленные струи, почти неподвижная вода составляют ее, тихое журчание, слышное лишь в самых быстрых местах, но и там все спокойно, плавно, неторопливо.

Я лежал, глядя вокруг сквозь реку своего времени, течение несло меня. Тонкие зеленые травинки склонялись с берегов надо мной, я проплывал мимо спокойно и чинно. Они чуть кивали, колыхаясь под порывами слабого ветра, а потом оставались позади и все дальше и дальше, по мере того, как я удалялся от них.

Медсестра подошла к моей постели и стала менять капельницу. Я наблюдал за ее движениями. Она не была ни молодой, ни старой. Когда я глядел на нее, мне казалось, что все происходит не здесь или я не здесь – мы были отдельно с ней, хотя находились совсем рядом. Я думал, отчего так? Но потом понял. Просто моя река была слишком медленной и не определяла никаких отношений к тому, что я вижу, не в состоянии соприкасаться с внешним слишком быстрым миром. Я был один внутри своего времени, весь мир был вокруг, где-то.

Потом медсестра ушла и через минуту вернулась с градусником в руках.

– Возьмите, – сказала она, протягивая мне градусник.

Я медленно поднял руку, взял его и сунул под мышку. Холодное стекло оказалось достаточно сильным вторжением внешнего мира. Я почувствовал, какой я маленький и слабый, если даже такая мелочь, как градусник, может так остро впиваться в мои ощущения. Мне стало одиноко, немного страшно, немного грустно – все было немного. Я немного подумал о Сергее Степановиче и Леночке: как жаль, что их нет рядом. Мне было одиноко. Но скоро градусник нагрелся и стал частью меня. Я впитал его в себя и заставил двигаться так же медленно. Я взял его с собой в путешествие по водам реки своего времени. И когда медсестра снова подошла, чтобы забрать градусник, мне было даже жаль расставаться с ним, я стал еще более одинок. Медсестра ничего не сказала, посмотрев на градусник, только записала что-то в своей тетради и пошла, стряхивая градусник на ходу, стряхивая с него частицу моего тепла.

Казалось странным, что медсестра не говорит со мной и не спрашивает ничего. Она как будто знала о моем отдельном времени и не пыталась попасть в него, понимая, что это невозможно. Хотя я думал, что все же это неправильно. Операция была достаточно важным событием для меня, и, казалось, все должны проявлять хоть какой-то интерес к этому. Но все было не так. Я не знал, что я лишь травинка на берегу ее реки времени.

Неторопливость снова взяла меня в свои руки. Я лежал, терпеливо ожидая нового поворота времени. Но это должно было случиться нескоро. Насколько я мог видеть, впереди река была такой же ровной и гладкой и медленной, медленной.

Те, кто был здесь, не вносили никакого разнообразия в тягучее течение больничного дня. Минуты и часы почти ничем не отличались друг от друга. Все было под стать тому, что происходило здесь: люди сращивали свои ткани, производили изменения в своих организмах – это было долго, незаметно.

Я подумал об устройстве Сергея Степановича в своей голове, оно тоже сейчас срасталось со мной. Маленький кусочек металла или Бог его знает чего, он был во мне, где-то там, между лбом и затылком. Его маленькие контактики, похожие на усики и тоньше волоса, впивались в мой мозг и теперь тихо срастались с ним, становясь частью меня, но более того, становясь частью моих мыслей, моих ощущений, моего «я».

Забавно было сознавать это. Я подумал, не стал ли я теперь как машина с электронной схемой в голове? Но нет – я улыбался – конечно, нет. Все же устройство не настолько сложно, и, пожалуй, это оно зависит от меня, а не наоборот.

Я вспомнил, как Сергей Степанович показывал его. Осторожно держа передо мной и не давая мне в руки, боясь, как бы я случайно не сломал что-то. А теперь оно было во мне. Я пытался почувствовать его – конечно, ничего не вышло из этого. Но оно было, я знал и представлял, как оно лежит там, в середине моего мозга. Мысли бегают вокруг, оно лежит, тихо озираясь, привыкая к неизвестной обстановке, стараясь освоиться, стать своим здесь. Я улыбался, глядя вокруг и думая, что таким образом показываю устройству окружающий мир, знакомлю его с различными предметами – теперь оно тоже могло видеть, пользуясь моими глазами, моими ощущениями. Теперь оно могло много всего, получив доступ… нет! став частью того, что может чувствовать, понимать, помнить. Да, нечто, ставшее кем-то. Я смотрел на серые стены, потолок в узорах трещинок, на письменный стол и медсестру, сидящую за ним. Больные на кроватях не теряли времени даром, они совершали срастание своих тканей, сосредоточенно и целенаправленно производили изменения в своих организмах, слушая, как затягивается их кожа в послеоперационных шрамах. Устройство не мешало мне, я давал ему возможность смотреть и слушать.

В небесной чайной снова начиналось чаепитие – кто-то опять мешал сахар. Кто-то собирал все звуки в слабое одновременно глухое и звонкое позвякивание ложечки о стенки чашки. Чай дымился, чаинки вертелись внутри, поднятые всеохватывающим водоворотом, сахар исчезал, словно уходя, перемещаясь в другое, скрытое чайное измерение. Растворение. Верчение. Я смотрел вокруг глазами устройства во мне. Потом уснул.

Вечером пришли Сергей Степанович и Леночка. Я проснулся примерно за час до их прихода, хотя сложно было определить это – и то, что за час, и то, что проснулся. Лежать с открытыми глазами – было все равно что спать. И время здесь шло ничем, не меняя ничего, разве, может быть, характер солнечного света, льющегося из окна за дыхательным аппаратом, который все еще стоял рядом со мной, напоминая, как прекрасен воздух, когда он в виде атмосферы, а не в виде шипящего железного ящика с трубкой. Хотя солнечный свет почти не менял свою яркость, но становился чуть мягче, может быть, более влажным или приятно весомым с приближением вечера. Это не было как солнечные часы, где время бежит тенью, это было как солнечные часы, где время движется изменением давления и свойств света. Судя по этим давления-световым часам, был уже вечер. Стрелки прошли большую часть пути и приближались к наиболее мягкой высшей точке, означающей ночь.

Сергей Степанович спрашивал меня о здоровье, я отвечал, поглядывая на Леночку. Она стояла чуть в стороне и молчала, не принимая участия в разговоре. Потом Сергей Степанович стал прощаться, говоря, что ему нужно идти домой. Затем посмотрел на нас с Леночкой и спешно удалился, оставив нас одних. Леночка подошла ближе.

– Как ты? – спросила она, словно не слышала, о чем мы говорили с Сергеем Степановичем.

– Нормально.

– Я хотела прийти днем, но не смогла – работы было много.

– Понятно, – сочувственно произнес я.

Она прятала взгляд, глядя куда-то в сторону. У нее был смущенный вид, похоже, она не знала, что еще сказать.

– Как там погода? – решил я помочь ей.

– Ничего. Днем шел дождь, но теперь кончился.

– Дождь? – удивился я. Мне казалось странным, что где-то может идти дождь – мир для меня был больницей с трещинками на потолке. – Наверно, я спал и не слышал.

– Да?

Она молчала пару секунд, потом вдруг повернулась ко мне, словно решившись на что-то. Ее глаза были полны тревожной печали.

– Ты не сердишься на меня? – спросила Леночка.

– Я? Почему? – почти искренне удивился я.

– Я не хотела, – быстро заговорила она, снова пряча взгляд, – это как-то само получилось. Я не хотела. Правда.

Я чуть улыбнулся.

– Садись, – сказал я, сделав приглашающий жест.

Она колебалась секунду, потом осторожно присела на край кровати.

– Как ты думаешь, долго я здесь пролежу? – спросил я.

Она не ответила, словно не услышав мои слова, потом через секунду сказала все с той же тревожной печалью:

– Я была очень плохой. Не знаю, что на меня нашло. Прости. Ты, наверно, обвиняешь меня во всем. Я не хотела. Прости.

– Бог с ним. Я уже и не помню ничего, – соврал я. Как-то не хотелось злиться на нее, и слушать извинения тоже не хотелось. Я чувствовал, что рад ее видеть, и больше ничего не чувствовал по отношению к ней.

– Все прошло, – сказал я, – туда ему и дорога. Давай считать, что просто ничего не было.

– Правда?

– Правда, – я снова улыбнулся.

– Значит, ты не обижаешься на меня?

– Нет.

– А я все думаю об этом, что это я… Что ты из-за меня…

– Да нет же, – поспешил я заверить ее – мне вдруг показалось, что она сейчас заплачет. – Я ведь сказал, что все забыто. Или ты не согласна? Тогда тебе придется выбирать: или мириться, или писать мемуары.

– Да? – улыбнулась Леночка.

В ее глазах была радость. Хотя легкая тень грусти еще присутствовала во взгляде, но она улыбалась, и такой она нравилась мне гораздо больше.

Потом Леночка взяла мою руку в свои ладони и спросила голосом, полным заботы и участия:

– У тебя ничего не болит?

Я улыбнулся, ощущая ее ладони, ее мягкую теплую кожу. Было приятно чувствовать это прикосновение и немного странно. Там, где я был сейчас… В общем, ее прикосновение было совершенно не отсюда, как нечто, пришедшее из другого мира – солнечный свет под землей, дождь в больнице… Ее касание захватывало мои ощущения, я словно переместился в свои пальцы, став там, между ее ладонями.

– Нет, – улыбаясь, ответил я.

– Ну что ты улыбаешься, – продолжала заботиться Леночка, она нахмурила брови и укоризненно смотрела на меня, – как будто тебя это не касается.

– Хорошо, – сказал я, пребывая в ее ладонях, – я буду думать об этом.

– О чем?

– О том, что меня это касается.

Она продолжала хмуриться.

– Мне иногда кажется, что ты нарочно хочешь, чтобы тебе было плохо.

– Нет, – сказал я, – не хочу.

– Тогда зачем ты сделал это, зачем согласился на операцию? Мог бы и не лежать здесь сейчас. Или ты не знал, что все кончится больничной койкой? Неужели нужно быть таким легкомысленным, что не дорожить даже собственной жизнью? Я уж не говорю о…

Она запнулась и отвернулась в сторону, возмущенно глядя в окно за дыхательным аппаратом.

– Ты снова об этом? – спросил я, стараясь произнести это как можно мягче.

Она опустила глаза, но не повернула головы.

– Нет, – проговорила она. – Я просто не понимаю. Почему? Зачем ты это сделал?

– Почему? – я почувствовал себя небом или океаном, собираясь ответить на этот вопрос, черной ночью, накрывшей и окутавшей все. – Потому что, кроме звезд, луны и солнца, есть огонь, который тоже дает свет. Он обжигает, но он ближе и доступней. Солнце и звезды – тоже огонь, но они далеко. А электричество – это только вольфрамовая нить – в ней нет волшебства.

Леночка посмотрела на меня. Она не хотела быть сердитой, но все же не могла сдержать укор и недовольство во взгляде. Я улыбался ей.

– Ничего, – сказал я, – это ведь ненадолго. Я ведь не всю жизнь теперь буду лежать. Пройдет немного времени, и я выйду отсюда. А кстати, сколько мне придется пролежать?

– Не знаю, – Леночка чуть пожала плечами. – Недели две-три, может, месяц – вряд ли больше.

– Всего-то? Это же просто ничто. Попробуй вспомнить, что такое месяц, который был, скажем, два или три года назад – тогда поймешь, что это совсем маленькое время.

– Но ведь это три года назад, – вздохнула Леночка, переставая быть укоризненной и недовольной.

– Да. Но время ведь не стоит на месте. Когда-нибудь и этот месяц будет три года назад.

Она покачала головой.

– Ладно, – проговорила Леночка, видимо, не желая возражать больному с прооперированной головой, – ты, главное, выздоравливай сейчас, а не через три года, – и посмотрела на часы. – Я пойду, – сказала она, – а то будет совсем поздно и темно.

– Да, – ответил я, – конечно.

– Завтра зайду к тебе. Хорошо?

– Хорошо.

– Ну пока, – она нагнулась и быстро поцеловала меня. Потом встала, отпустив мою руку, и ушла, процокав каблучками по больничному полу.

* * *

Примерно дней через пять Сергей Степанович в очередной раз пришел ко мне. Он приходил каждый день, иногда даже два раза на дню. В этот раз он зашел вечером после работы. Поспрашивал как обычно о моем здоровье, а потом сказал:

– Вам, наверно, уже надоело здесь лежать?

– Да, – несколько удивленный таким вопросом, ответил я.

Глядя на Сергея Степановича, я видел, что он чем-то озабочен.

– Что-то случилось? – спросил я.

– Нет. Хотя… – он бросил на меня быстрый взгляд. – В общем, обстоятельства складываются так, что мне бы не хотелось больше оставлять вас в больнице.

– Хм.

– Но вы не подумайте, – поспешил он успокоить меня, – это не связано с вашим здоровьем. Просто… некоторые проблемы административного характера.

– Вот как? Что ж, может, это и к лучшему. Признаться, мне уже порядком надоело лежать здесь, я просто изнываю от скуки и…

– Но дело в том, – не слушая меня, продолжил Сергей Степанович, – что вам еще рано домой. Вам еще нужен уход, лечение.

– Да? – я не понимал, куда он клонит.

– Вас еще нельзя выписывать из больницы.

– Тогда что же делать? Спрятаться в шкаф на время проверки или там еще чего, чтобы меня никто не увидел? – я улыбнулся.

Но Сергей Степанович оставался серьезным.

– Есть один выход, – сказал он, – в общем-то, довольно простой, но нужно ваше согласие.

– Какой выход?

– М-м-м… – он посмущался немного, потом сказал: – Понимаете, Леночка ведь медсестра…

– Так, – я слушал, но уже начинал догадываться, что он хочет предложить.

– Вот. Она согласилась помочь нам. В общем, она могла бы поухаживать пока за вами. Но для этого ей, естественно, нужно будет оставаться у вас.

– Поухаживать? – я покачал головой (теперь это стало получаться). – Согласилась? И долго вы ее упрашивали?

– Нет, недолго, – заверил меня Сергей Степанович. – Она почти сразу согласилась. Так вы не против, если она поживет у вас недельку-другую?

– Так-так, значит, все-таки получилось, – констатировал я.

– Что получилось? – не понял он.

– Но, видимо, это единственный выход? – я пропустил мимо ушей его вопрос, не желая копаться в грязном белье.

– Ну-у, – он пожал плечами.

– Понятно. Тогда при чем здесь мое согласие?

– Все-таки это ваш дом…

– Да, все-таки.

Сергей Степанович помолчал немного, потом спросил:

– Так вы не против?

– Что же делать? – вздохнул я. – Раз так… Пусть живет, – я усмехнулся, – недельку-другую.

Он посмотрел на меня.

– Вы боитесь, что она останется на, так сказать, большее время? По-моему, зря. Зачем так думать о человеке? Она не такая…

– Не знаю, не знаю, – проворчал я. Но потом вдруг подумал, что я похож на этакого брюзгу, вечно всем недовольного и всего боящегося. И чего, собственно, тут бояться? Я вспомнил то, как Леночка бывала в моем доме. Пожалуй, эти воспоминания нельзя назвать неприятными. К тому же действительно сейчас после операции мне будет сложно жить одному. – Хотя, с другой стороны, – проговорил я, – если больше ничего не остается, – я улыбнулся. – Ладно, пусть живет. Почему бы и нет?

– Вот и хорошо, – радостно отозвался Сергей Степанович, а потом снова стал деловито озабоченным. – Кстати, вы помните, что ключи от вашего дома у меня?

– У вас?

– Когда мы уезжали в больницу, я ведь поднимался к вам…

– А, да, – вспомнил я. – Ну, тогда отдайте их ей.

– Хорошо, – он явно был доволен разрешением всех вопросов, – так я и сделаю.

– А со мной как?

– Завтра утром я приду за вами, – нахмурил брови Сергей Степанович, – отвезу вас домой, – и улыбнулся. – Вы не возражаете?

– Хм, – в притворной нерешительности произнес я. – Даже не знаю, что вам ответить.

– Вы только представьте, завтра уже будете дома, – сказал улыбающийся Сергей Степанович.

– По-моему, это лучшие слова, которые я от вас слышал, – я тоже улыбнулся ему в ответ.

* * *

На следующий день он снова пришел ко мне, все так же довольно улыбаясь. Вчерашняя улыбка словно прилипла к нему и не оставляла ни вечером, ни ночью, сохранившись до сего момента.

– Ну что ж, собирайтесь, – сказал улыбающийся Сергей Степанович. Улыбка не мешала ему говорить, и слова не мешали улыбке – он полностью сжился с ней.

Я оделся и потом встал с постели. Голова кружилась, колени дрожали – стоять было непросто. Я чувствовал, что не смогу сделать ни шага, мне удавалось стоять, только держась за спинку кровати. Я первый раз встал на ноги после операции.

– Похоже, у вас со мной будут проблемы, – проговорил я. – Что-то мне не стоится совсем.

– Ничего, – с улыбкой успокоил меня Сергей Степанович, – это всегда так после долгого лежания. Вы присядьте, сейчас все пройдет, а я пока схожу предупредить там, что забираю вас.

Я сел на кровать, Сергей Степанович ушел. Потом вернулся минут через пять.

– Ну, пойдемте, – сказал он.

Во второй раз вставать действительно было легче, но все равно приходилось идти медленно, Сергей Степанович все время поддерживал меня под руку, когда мы шли по коридорам. У выхода из больницы стояла машина, та же, на которой я приехал сюда. Сергей Степанович открыл мне дверцу, и я несколько неловко залез на заднее сиденье.

– Здравствуйте, – сказал я водителю, решив, что, видимо, нужно поздороваться с человеком, который подвозит меня уже во второй раз.

– Здорово, – отозвался водитель, повернулся ко мне и протянул руку.

Я пожал ее и, подумав, что нужно быть вежливым до конца, представился ему.

– Миша, – представился он в ответ. – Но, вообще-то, мы уже знакомились.

– Правда? – удивился я, совершенно не помня этого.

Сергей Степанович уже сидел на переднем сиденье. Миша посмотрел на мою забинтованную голову и, обращаясь к Сергею Степановичу, произнес:

– Это ты его так?

– Ну, – пожал плечами Сергей Степанович, – да.

– Надо же, чего с человеком сделал, – улыбнулся Миша и подмигнул мне. – Ему только дай. Ладно, поехали.

Миша завел мотор, и мы поехали. Над немного опущенным стеклом подул ветер. Я подставил ему лицо и, прищурившись, стал смотреть по сторонам, наблюдая улицу и город вокруг, от вида которых я уже отвык.

– Хорошо, что ты мне позавчера звонил, – говорил Миша Сергею Степановичу, – вчера бы ты меня не застал. Там товар пришел, вчера весь день возили, потом вечером отмечать стали, – он усмехнулся. – Я домой часов в пять добрался. Даже не помню, как ехал, только смотрю – я уже у подъезда. Автопилот сработал. Хорошо, менты не попались, а то у меня денег с собой ни копейки не было, могли бы и машину отобрать. Как бы я тогда домой добрался? – он еще раз усмехнулся. – Вчера Витек ящик «абсолюта» притащил, там у нас еще пять коробок пива баночного стояло. Ну, мы все выпили. Представляешь? – Сергей Степанович кивнул. – Нас человек семь было, ну, еще три девицы там. Их потом на руках в машину относили. Они сидят такие, уже лыка не вяжут, прикинь, а мы домой собираемся. Витек им говорит: «Пошли», – а они даже встать не могут, – он гоготнул. – Ну, мы их подняли и так Витьку в машину и загрузили. Там еще Ашот и Сашка с ними поехали. Одну девицу поперек на колени положили. Я сегодня им никак дозвониться не могу – спят, наверно. Надо будет к ним съездить, а то товар лежит, его ж продавать надо.

Я молчал, не особенно вслушиваясь в Мишины рассказки. Мне было, в общем, все равно, я только хотел быстрее добраться домой. Интересно, что там сделала Леночка? Сейчас мне нравилось, что она у меня дома и, наверное, ждет меня. Я радовался, что ушел из больницы и еду домой, где не пусто и, видимо, стало уютнее, когда дом получил Леночкину заботу. Забота. Это было теплое и мягкое слово. Я улыбался про себя, предвкушая радость впереди. Я ехал домой, было приятно сознавать это.

Знакомые улицы проносились за окном, мы были уже близко. Я говорил Мише, как лучше проехать. Последний поворот, еще немного, и, наконец, мы остановились у моего подъезда.

– У тебя там телефон есть? – спросил меня Миша. – А то позвонить надо, а мой сломался, – он показал на мобильник, лежавший у лобового стекла, – второй день без связи сижу.

– Пойдем, конечно, – сказал я, – позвонишь.

Мы втроем вышли из машины, потом поднялись на мой этаж. Когда подошли к двери, я остановился, глядя на Сергея Степановича.

– Она там? – на всякий случай спросил я.

– Да, звоните.

Как-то странно было звонить в собственный дом. Я нажал кнопку звонка. За дверью послышались шаги, потом замок лязгнул, и дверь открылась. Леночка стояла на пороге, улыбаясь нам.

– Уже приехали? – сказала она. – А я вас только через час ждала.

Она была в фартуке, немного растрепанная и вообще выглядела очень по-домашнему. Я чувствовал, что как будто мы пришли к ней в гости.

– Заходите, – сказала Леночка, и мы зашли.

– Привет, – улыбнулся ей Миша.

– Привет, привет, – Леночка улыбалась, пропуская его. – Давно тебя не видно.

– Дела все, работа, – ответил Миша.

Я наблюдал за ними, потом почувствовал, что уже не могу стоять на ногах.

– Телефон там, – сказал я Мише, показав на кухню, а сам пошел в комнату, сел на диван.

Сергей Степанович последовал за мной.

– Ну, как вы? – он изучающе смотрел на меня.

– Ничего. Стоять только еще тяжело.

– Конечно, – сочувственно произнес он. – Вы посидите, а лучше прилягте пока. Я сейчас.

Он повернулся и пошел на кухню, откуда раздавались веселые голоса Леночки и Миши, который, похоже, забыл, что ему надо звонить. Потом Сергей Степанович что-то спросил у Леночки, она ответила.

Я сидел, чувствуя усталость и головокружение, и удивлялся странно знакомому ощущению присутствия в доме. Комната казалась не совсем такой, как я оставлял ее – все было знакомо, но размеры словно не те. Пожалуй, я отвык от собственного дома за эту неделю. Было приятно снова вернуться домой.

Миша на кухне все же вспомнил про телефон – я слышал, как он начал говорить там явно на деловую тему и с кем-то, кто отвечал неслышно для остальных. Сергей Степанович зашел в комнату и сел рядом со мной.

– Сейчас Леночка приготовит все, накроет на стол, – сказал он.

Я кивнул.

Потом пришел Миша.

– Ну, я поехал, – обращаясь то ли ко мне, то ли к Сергею Степановичу, сообщил он, – работа ждет.

– Давай, – ответил Сергей Степанович и встал, чтобы проводить его. Я тоже встал.

– Да ладно, сиди, – добродушно сказал мне Миша, – мы уж сами разберемся.

Я улыбнулся.

– Спасибо, что довез, – проговорил я, протягивая ему руку.

– Не за что, – он пожал ее. Потом посмотрел на Сергея Степановича. – Ну, значит, как договорились, насчет обследования для тещи – я позвоню?

– Звони, – они тоже обменялись рукопожатиями.

– Леночка, – крикнул Миша в сторону кухни, – пока.

– Пока, – отозвалась Леночка, но так и не появилась.

– Ну, я пошел, – сказал Миша и пошел.

– Бывший мой сосед по квартире, – как бы оправдываясь, произнес Сергей Степанович, когда дверь за Мишей закрылась.

Потом Леночка закончила приготовления, и мы сели за стол на кухне. Сергей Степанович достал бутылку шампанского, наполнил бокалы Леночке и себе.

– А вам пока нельзя, – сказал он мне и поднял свой бокал. – Что ж, наверно, можно много говорить об этом, но, пожалуй, и так ясно, что сегодня непростой день. Хотя я просто рад, что мы вот так сидим здесь втроем и все живы и, можно сказать, здоровы, – он посмотрел на меня. – В общем, я хочу выпить за вас, – он улыбнулся, – за ваше здоровье.

– Это все ваших рук дело, – улыбнулся я в ответ.

Леночка все еще в фартуке сидела напротив меня и смотрела на нас, тоже улыбаясь. Словно это не та Леночка, что в то утро перед операцией. Сейчас она была само радушие и уют – даже и не представить себе хозяйки лучше. Скромница и умница – ну просто милашка. Что-то готовилось на плите, Леночка все время поглядывала туда. Сергей Степанович поглядывал на меня. А я пребывал в легкой эйфории от того, что наконец вернулся домой, радовался этому и больше не думал ни о чем.

Потом мы сидели в комнате с Сергеем Степановичем, Леночка что-то делала на кухне.

– Что же дальше? – спросил я Сергея Степановича.

– Дальше?

– Я про ваше устройство – что мне делать с ним?

– Пока ничего, – вздохнул он. – Я ведь говорил, сначала вам нужно поправиться, тогда уж мы им и займемся.

– И как это будет? То есть как оно работает, что именно мне нужно сделать, чтобы оно заработало?

Сергей Степанович улыбнулся.

– Сейчас не стоит говорить об этом. Мне бы не хотелось торопить события. Лучше подождать, чем испортить все из-за глупой спешки.

– Но хотя бы скажите. Мне ведь интересно.

– Именно поэтому я и не говорю. А то вам будет интересно, и вы начнете дергать устройство раньше времени.

– Дергать? – с шутливой серьезностью произнес я. – Значит, его нужно дергать? Так-так…

Сергей Степанович улыбался.

Потом пришла Леночка.

– Пойдемте чай пить, – сказала она. – Я пирог сделала – попробуете.

Мы пошли на кухню, стали пить чай. Сергей Степанович все нахваливал Леночкин пирог. Потом, ближе к вечеру, Сергей Степанович ушел. Мы остались с Леночкой одни.

Ночью мне приснились джунгли и другие тропические местности. Там был ягуар, или леопард, или еще какая-то большая пятнистая кошка. Я смотрел на него, а потом стал им, но так, что все равно мог видеть себя со стороны. Не помню точно, что я делал – где-то бегал, ходил мягкой пружинящей походкой среди странных деревьев и трав. И птицы пели, и солнце светило. А один раз я пытался дотянуться до себя, который смотрел со стороны. Я вытягивал лапу и выпускал когти из мягких подушечек и рычал при этом. Но я не боялся, глядя на себя, зная, что тот я, который ягуар, не сможет достать, хотя и находится совсем близко.

На следующий день было воскресенье, и Леночка не ходила на работу. Она все так же усердно занималась хозяйством, и к тому же ухаживала за мной со своими медицинскими штучками. Сергей Степанович звонил два раза, давал ей какие-то советы, указания, говорил со мной о моем здоровье. В общем, дома оказалось чуть ли не хуже, чем в больнице, потому что здесь все внимание было обращено на меня и вся медицина свалилась мне на голову (и не только на голову). Ладно. Я крепился, надеясь, что скоро это кончится как-нибудь само. И действительно. На следующий день Леночка ушла на работу, я был один, и никто не приставал ко мне целый день. Правда, Сергей Степанович все равно позвонил, но это был только один звонок.

Дни шли за днями. Кому интересно, что происходит день за днем, повторяясь изо дня в день? Кому интересно движение, в котором нет смысла, поскольку оно происходит по кругу? Кому интересно движение по заранее известной прямой, проходящее от рождения к смерти и больше никуда? Кому интересен путь внутри от начала к началу, вернее, снизу вверх, нагромождая гору ненужных сложностей, а потом обратно – сверху вниз, разбирая все эти сложности и возвращаясь к началу, только теперь называя это небесным светом? Мы все рождаемся, стоя на небесах – разве не так?

Ладно. Там, где есть мосты, не переведутся любители полетов, искатели небесных глубин. Я не причислял себя к ним – теперь уже нет – и не думал, хорошо ли это.

В общем, хрустальная вода падает вниз, а ветер летит над листвой, облака плывут в небесах, и солнце над ними раздает себя всем.

* * *

Почти всю следующую неделю я провалялся в постели. Это не походило на болезнь, хотя я был слаб и даже просто вставать было тяжело. Но не то, что мой организм вдруг начал давать сбои, определяло мое состояние – скорее наоборот. Я получал новые качества, новые возможности и принимал как должное то, что это связано с временным недомоганием. В общем, мне не нужно было поправляться, возвращая себе прежнее состояние, – я как бы поднимался выше, и это была не болезнь. Я словно делал какую-то новую сложную вещь, которая должна вот-вот начать работать, и надо лишь немного времени, чтобы довести все до конца. Только этой вещью был я сам. Я терпеливо завершал начатое, кропотливо трудился, устанавливая последние детали, подключая и налаживая все, хотя лишь просто лежал, лишь ждал, когда достаточно поправлюсь.

Время совершало движение, время изменяло меня. Все, что было нужно, – это только не мешать ему. Я ждал, я не торопил его – пусть все будет, как должно быть. Теперь движение времени обретало смысл, теперь мне было чего ждать.

Сергей Степанович приезжал раза три за эту неделю. Он осматривал меня, впрочем, так, не слишком внимательно – его работа надо мной, пожалуй, закончилась, и теперь он уже не мог ничего сделать, лишь отдав меня в руки другому доктору, имя которому время.

Обычно Сергей Степанович приезжал по вечерам. На его медицинские дела со мной уходило не более пятнадцати минут, а потом Леночка выставляла очередной свой пирог, и мы сидели, пили чай, болтали обо всем. Я больше не спрашивал Сергея Степановича об устройстве – попробовал пару раз, но он отвечал в том же духе: что нужно подождать, сначала поправиться – и я перестал спрашивать.

Леночка жила у меня. Она перенесла ко мне свои вещи, и я стал обнаруживать тут и там в доме странные доселе предметы вроде кофточек, юбочек, губных помад и прочее. В общем, время шло, время меняло все вокруг.

И вот в один из дней, примерно через две недели после моего возвращения из больницы, я почувствовал себя достаточно поправившимся и решил впервые за это время выйти из дома. По правде сказать, если не считать переезда из больницы, я не был на улице уже почти месяц. Странно было понимать такое.

День был на редкость солнечным и приятным. Дождавшись, когда Леночка пришла с работы, я сообщил ей о своем намерении.

– Ты уверен? – с тревогой в голосе спросила она. – Может, не надо торопиться, подождать еще немного?

Я улыбнулся.

– Зачем ждать? Сегодня хороший день, я чувствую себя вполне нормально. Пойдем куплю тебе мороженое.

– Да? – улыбнулась Леночка.

На улице свежий воздух и солнечный свет. На улице огромное небо и шум города. И дома вокруг, среди которых несмолкаемый гомон стеклянного ветра и света вперемешку с гулом машин и другими звуками асфальтовых стен наполняют пространство и ищут выход из лабиринта домов, но не найдут его никогда, потому что могут быть только здесь.

Я радовался солнечным лучам и чувствовал, как отвык от ощущения неба над головой. Мы с Леночкой шли по улицам, не спеша проходя мимо витрин и детских площадок, машин и деревьев. Говорили о чем-то. Потом я купил мороженое. Леночка улыбалась, щурясь в лучах солнца, когда я рассказывал ей что-то веселое. В сквере у метро мы посидели немного на лавочке, глядя на разных собак, которых выгуливали разные хозяева. Собаки играли друг с другом, хозяева – разговаривали. Потом мы пошли домой.

Когда проходили мимо метро, вдруг легкая тучка закрыла солнце, поднялся неожиданно холодный ветер. Леночка чуть поежилась в его порывах. Я обнял ее, мы так и шли обнявшись до дома. В подъезде было теплее, но я не выпускал ее, и, зайдя в лифт, мы стояли рядом. Леночка была привлекательна и близка. Я притянул ее к себе и поцеловал. Она была послушна в моих руках.

И вдруг я почувствовал нечто.

Словно сменили декорации, сделали краски другими, но не цвета, нет. Все оставалось как прежде, только свет стал другим, более контрастным… или наоборот? Звуки… то, что окружало меня, изменило звучание, оставаясь тем же, но поменяв тембр, характер или… Я не мог понять. Что-то произошло резко, скачком, словно, щелкнув выключателем, изменили мир. Неуловимо, еле заметно. Я был в том же лифте, слышал тот же шум моторов лифта, ощущал легкое дрожание пола кабины под ногами, так же обнимал и целовал Леночку, но что-то было не так. Словно пелена перед глазами или звон в ушах. Но нет, все было четко и ясно. Все было так же и одновременно совсем иначе. Мои руки, мое тело – я вдруг понял – они занимают несколько другое положение, хотя я не двигал ими. Мои мысли. Что-то в моем внутреннем состоянии было иным. Эмоции, ощущения… Я совсем по-другому ощущал себя секунду назад. Что еще? Я пытался понять.

Но тут все исчезло так же резко и внезапно, как и появилось. Лифт остановился, двери открылись. Я не двигался, застыв и не понимая происходящего. Что это было? Все продолжалось только секунду или две.

– Что с тобой? – спросила Леночка, видя, как я неподвижно стою на месте.

– Что? Нет, ничего, – рассеянно ответил я, потом все же сделал шаг и вышел из лифта.

«Что это было?» – думал я, открывая дверь. Так мимолетно и так странно. Что это? Я не мог найти объяснений. Это не было похоже ни на что. Слишком необычно, слишком…

А может, и не было ничего? Я вдруг подумал, что, возможно, я просто устал от первого после столь долгого перерыва выхода на улицу. Может, просто показалось? Так, голова закружилась или еще что-нибудь в этом роде. Все-таки я действительно еще слаб и не вполне оправился после операции. Наверно, просто привиделось от усталости и слабости, отвык от свежего воздуха – вот и все. «Да, наверно, просто привиделось», – решил я, входя в квартиру. И когда прошел в комнату, был уже почти уверен в этом. Просто показалось, решил я, закрывая этот вопрос.

Затем мы ужинали, и я уже не думал о том странном мгновении. Только потом, когда ложился спать, вспомнил и вновь пережил его, лежа в темноте. Но это не было для того, чтобы понять, а просто как одно из впечатлений прошедшего дня. Я вспомнил о нем, но только чтобы последний раз взглянуть на это и оставить в прошлом одним из многих и многих эпизодов, которые случались, и уходили, и оставались во времени, и забывались со временем. «Просто показалось, – думал я засыпая. – И чего только не привидится».

* * *

Через пару дней я поехал к Сергею Степановичу в больницу. Узнав, что я начал выходить на улицу, он попросил меня приехать. В больнице он снова, как и в тот первый раз, водил меня по разным кабинетам, разным врачам. Меня осматривали, ощупывали, подключали ко всякой медицинской аппаратуре. Потом мы вернулись в кабинет Сергея Степановича.

Я устало опустился на стул. Леночки не было, она ушла куда-то по больничным делам.

– Ну что же, – закуривая, сказал довольный Сергей Степанович, – у вас все хорошо. Конечно, рано еще говорить об окончательном выздоровлении, но на сегодняшний день ваше состояние значительно ближе к состоянию совершенно здорового человека, чем было в день после операции.

Он улыбался, сидя передо мной на краешке стола.

– Тогда, может быть, пора включать ваше устройство? – я смотрел на него снизу вверх.

– М-м-м, – затягиваясь протянул он. – Пожалуй, можно начинать что-то делать.

– Что-то?

– Я вам тут книжки принес, – он положил сигарету в пепельницу, потом прошел за стол и, достав свой портфель, начал вынимать из него какие-то книжки в цветастых обложках. – Вот, посмотрите.

Я посмотрел. Это были книжки про аутотренинг, йогу и тому подобные вещи.

– Что это? – несколько удивленно спросил я.

– Понимаете, – озабоченно произнес Сергей Степанович, сев на стул и снова взяв сигарету, – вам ведь нужно будет работать с сознанием, а для этого необходимо научиться управлять своим телом, чтобы можно было подобраться к сознанию. Эти книги и помогут вам лучше управлять своим телом, и устройством в том числе.

– Вы считаете, что устройство – это мое тело?

– В некоторой степени – да. Во всяком случае, оно в вас, и аутотренинг должен помочь заглянуть внутрь.

– Заглянуть внутрь, – все так же удивленно отозвался я. – А иначе как-нибудь нельзя? Честно говоря, я не ожидал услышать от вас подобные вещи.

– А чего же вы ожидали? – удивился в ответ Сергей Степанович. – Это ведь такая область, где важно внутреннее состояние, внутренний настрой, для управления своими эмоциями и своим мозгом в конечном счете.

– Хм, – я смотрел на цветастые книжки. – А что должно получиться в конце концов?

– Как что? – Сергей Степанович поднял брови. – В конце концов вы должны научиться перемещаться…

– Это понятно, – прервал я его. – Но что для этого нужно? То есть каким образом я могу заставить устройство работать?

– Устройство будет работать при формировании в вашем мозге биотоков, соответствующих его работе.

– Это каких?

– Ну, понимаете… – он затушил сигарету в пепельнице. – Чтобы получить резонанс в контурах, нужно…

– Нет, я не о том. Что должен сделать я для создания этих биотоков?

– Ну, – с видом человека, которого просят пояснить совершенно очевидные вещи, произнес Сергей Степанович, – вам нужно принять определенное эмоциональное состояние.

– Определенное?

– Да, – Сергей Степанович опустил глаза.

– А какое?

Он помолчал немного, а потом произнес, словно выдавливая это из себя:

– Я не знаю.

– Не знаете? – удивился я. – Как это?

– Вот так, – несколько раздраженно отозвался он.

– Но вы ведь делали устройство, значит, должны знать.

– Да, – Сергей Степанович все не смотрел на меня, – я знаю, какие биотоки заставят работать устройство, но не знаю, какое эмоциональное состояние вызывает именно их.

Он достал новую сигарету из пачки и снова закурил.

– Вот как? – проговорил я. – Как же быть?

– Вам нужно читать книжки и учиться управлять своим внутренним состоянием.

– Хм-м, – протянул я. – А вы совсем не знаете, каким должно быть это состояние?

– Не знаю, – словно сказав «режьте меня», ответил Сергей Степанович.

Я смотрел на него.

– И вы делали мне операцию, понимая, что не знаете, как заставить устройство работать?

Он затушил в пепельнице почти целую сигарету.

– Почему не знаю? – подняв взгляд, раздраженно произнес он. – Я ведь говорю вам – для работы устройства нужны биотоки определенной…

– Сергей Степанович, – спокойно проговорил я, глядя ему в глаза.

Он замолчал и виновато отвел взгляд. Потом вздохнул и сказал уже спокойнее:

– Да, я боялся этого разговора. И, пожалуй, зря не рассказал вам все сразу. Но, с другой стороны, разве вы согласились бы на операцию, если б узнали об этом?

Я пожал плечами.

– Вот, – продолжил он. – Это ведь все мало изученная область, и сложно так сразу сказать, что необходимо для получения результата.

– Угу, – кивнул я. – Выходит, обманули меня?

– Ну почему? – покраснев, выдохнул Сергей Степанович. – Почему обманул? Устройство ведь на самом деле работает. Я бы не стал делать такую операцию и рисковать чужой жизнью, если бы это было не так. Просто теперь нужно попробовать несколько различных вариантов, чтобы довести работу до конца, – он бросил на меня быстрый взгляд. – Все самое сложное уже позади, теперь нет никакого риска, только пробовать разные варианты и смотреть, какой из них окажется правильным – вот и все.

– Разные варианты, – повторил я. – А хотя бы примерно вы не можете сказать, какие эмоции заставят устройство работать, что это может быть? Я должен расслабиться или разозлиться, представить себе что-то или, наоборот, отрешиться от всего?

Он вздохнул.

– Нет, – словно наперекор самому себе сказал он, – не могу.

– Совсем? И даже никаких предположений?

– Совсем, – признался Сергей Степанович. – Это может быть все что угодно.

– Хм, – я покачал головой. – Но вы представляете, сколько различных эмоций может испытывать человек, оттенков, сочетаний?

– Представляю.

– А насколько точным должно быть внутреннее состояние? То есть подойдет какое-нибудь примерно похожее, или оно должно быть именно таким… каким должно быть?

– Я не знаю, – снова вздохнул он. А потом поднял на меня веселый взгляд. – Но ничего, – ободряюще произнес он, хотя ободряя этим скорее себя, – вы не расстраивайтесь. Это ведь всего лишь эмоции, а для них не нужно ничего, только сам человек. Устройство уже на месте, здоровье у вас в порядке – выпутаемся как-нибудь вместе, – он улыбнулся.

– Да уж, – проговорил я, не разделяя его веселья, – вместе…

Он хотел ответить, но тут дверь открылась, в кабинет вошла Леночка.

– Ты здесь? – улыбнулась она, увидев меня. – А я думала, ты уже ушел, – и потом Сергею Степановичу: – Что-то вы долго его держите.

– Ничего, – бодро ответил тот, – это все для его же пользы.

Потом они стали говорить про свои медицинские дела. Я дождался паузы в их разговоре и сказал Сергею Степановичу:

– Ладно, я пойду, если у вас ко мне все.

– Подождите секунду, – отозвался он. Потом отдал Леночке какие-то распоряжения и повернулся ко мне. – Знаете, я думаю, нам нужно еще поговорить. Я хотел бы рассказать вам вообще все, что есть.

– Вообще все? – удивился я. – А что, остались еще какие-то сюрпризы?

– Нет, – улыбнулся он, – больше никаких. Просто я хотел рассказать вам, как именно это происходит.

– Что происходит? – не понял я.

Он снова улыбнулся, бросив взгляд на Леночку.

– Давайте я приеду к вам завтра, – он задумался, – нет, лучше послезавтра, и мы спокойно поговорим.

Я чуть поднял брови.

– Хорошо, приезжайте.

Потом я встал и хотел идти.

– А книжки вы все-таки возьмите, – сказал мне Сергей Степанович.

* * *

Леночка продолжала жить у меня, хотя теперь в этом не было такой уж необходимости. Я не возражал, наверно уже привыкнув к ней и уж точно к ее обедам и вообще к тому, что она занимается хозяйством. Иногда мне даже странно было думать, как я раньше обходился без нее. Впрочем, обходился как-то и вроде неплохо. Но теперь стало еще более неплохо. В общем, пока я не собирался выгонять ее и, скорее, был даже рад, что она живет у меня. А если и были какие-то сомнения на этот счет, то ночью они исчезали совершенно. Ночью все было прекрасно, сладко как сон, легко как сон и волшебно как ночь. В общем, пока мне нравилось, что Леночка живет у меня.

Придя домой после того разговора с Сергеем Степановичем, я думал о его словах. Да, все же с его стороны было нехорошо обманывать меня, но я чувствовал, что почему-то не хочу злиться из-за этого. Может, потому, что дело уже сделано, операция позади, и устройство во мне. Собственно, какой смысл злиться теперь? В сущности, он прав – теперь остается только продолжать. И вряд ли я мог сказать, что мне это не интересно. Я хотел получить результат, хотел, чтобы устройство начало работать, хотел… перемещаться во времени. Как-то все же странно было всерьез думать об этом, даже после всего, что было. Но… Да, действительно «но» – и больше нечего сказать об этом. Устройство во мне, и если оно заработает, то честь и хвала инженеру-хирургу Сергею Степановичу, а если нет… Все же зря он обманом втянул меня в это.

Через день он позвонил мне с работы.

– Я хотел приехать к вам сегодня – помните, мы договаривались?

– Да, помню.

– Тогда я приеду вечером вместе с Леночкой?

– Конечно, приезжайте.

Серые тучи и дождь за окном. В этот день я не ходил никуда, сидел дома. Пожалуй, скучал немного. Смотрел телевизор, читал книжку. Вечером пришли Сергей Степанович и Леночка, мокрые от дождя, шумные и веселые после перебежки от метро к дому под дождем. Странно было видеть их такими – в том смысле, что сам я был совсем другой – тихий и скучный и абсолютно не совпадающий с ними.

– Я сегодня зонтик забыла, – улыбаясь, говорила Леночка, – а Сергей Степанович вообще никогда зонтик не носит.

– Да, – Сергей Степанович снял мокрый плащ. – Везде все близко: от дома до остановки, от остановки до больницы – и зонтик мне совершенно ни к чему.

– А вот сейчас бы он нам очень пригодился, – с шутливым укором проговорила Леночка.

– Ничего, не растаем, – улыбался Сергей Степанович.

Я смотрел на них словно на пришельцев с другой планеты. Или я сам был с другой планеты, раз уж дождь шел из неба.

Потом я пожал мокрую руку Сергея Степановича и проводил его в комнату. Леночка убежала в ванную вытирать мокрые волосы. Сергей Степанович стал рассказывать про свою работу, я кивал, вставляя реплики в нужных местах. Потом Леночка позвала нас на кухню.

– Мы ведь с работы пришли, – улыбаясь, говорила она мне и поглядывала на Сергея Степановича, – поэтому нужно сначала поужинать, прежде чем про умные вещи разговаривать.

– Я ей сказал, что нам нужно поговорить с вами, – пояснил Сергей Степанович. – Но, думаю, полчаса на ужин потратить можно, – он улыбался Леночке.

Я смотрел на них, чувствуя, словно бы я не здесь, не с ними и не с собой, наверно, тоже. Где-то, где-то… Не знаю. Далеко.

После ужина, мы с Сергеем Степановичем пошли в комнату, Леночка осталась что-то делать на кухне.

– Когда все будет готово, позову чай пить, – крикнула она нам вслед.

– Да-да, – весело отозвался Сергей Степанович.

Мы пришли в комнату. Я сел на диван, Сергей Степанович – на стул напротив меня.

– Так, – вдруг неожиданно серьезным тоном произнес он. – Я хотел рассказать вам теорию перемещения во времени.

Я смотрел на него. Словно другой человек сидел передо мной, не тот, который вышел из кухни.

– Да? – удивленный его резкой переменой и тем, как он начал так сразу с места в карьер, проговорил я. – А что, есть какая-то теория перемещения во времени?

– Есть, – чуть улыбнулся Сергей Степанович, но это нисколько не нарушило его серьезности. – Я не рассказывал вам о ней с самого начала просто потому, что она… именно теория, то есть у меня нет доказательств, подтверждающих ее.

– И сейчас?

– И сейчас, – кивнул он. – Но ваши перемещения и будут этим доказательством. В общем, думаю, вам нужно знать об этом, чтобы лучше представлять то, чем мы занимаемся.

– Так-так? – проговорил я, чувствуя, что мы перестали быть жителями разных планет.

– Это будет долго, но вы уж потерпите, – он снова улыбнулся, как бы извиняясь, потом продолжил опять серьезно: – В общем, существует множество определений, что такое время, но все они, так или иначе, сводятся к одному: время – это движение материальных тел. То есть там, где есть движение, есть и время. А, вообще говоря, там, где есть материя, есть и время, поскольку материя – это всегда движение, даже если предмет неподвижен.

– Да-да, – улыбнулся я, чувствуя, что серьезности Сергея Степановича хватает на нас двоих и даже больше, – электрончики в атомах крутятся.

– Именно, – кивнул он. – То есть нам не уйти от времени, пока есть материя, вернее не выйти из последовательного поступательного и непрекращающегося и неизменяющегося материального движения, которое и есть время.

Я чуть пожал плечами.

– Собственно, вы мне говорили об этом еще в самом начале, – сказал я. – О том, что перемещение во времени невозможно для материальных тел и единственное, что может двигаться во времени, – это нематериальное сознание. И это вся ваша теория?

– Нет, – нахмурившись, ответил он. – Я только хотел напомнить об этом, чтобы рассказать дальше. Очень хорошо, что вы это помните. Ну так вот. Теперь о том, как конкретно происходит перемещение. Не догадываетесь? – он посмотрел на меня.

– М-м-м… не знаю. И как же?

– Сознание просто выходит из тела, ждет какое-то время и потом снова входит в тело, – он замолчал.

– Да? – несколько удивленно, ожидая от него более длинного объяснения, проговорил я. – И всё?

– В общем, да, если вам здесь все понятно.

Я улыбнулся.

– Сергей Степанович, не шутите с огнем.

Он тоже улыбнулся.

– Извините, – сказал он и потом продолжил: – Вы, наверно, понимаете, что сознание, будучи нематериальным, не движется во времени. То есть в самом сознании нет материального движения, а значит, нет и времени. Таким образом, если сознание выходит из тела, оно как бы повисает на одном месте, а время продолжает двигаться дальше мимо него. Затем, когда мимо пройдет столько времени, сколько вам нужно, то есть на сколько вы хотите переместиться, сознание входит в тело.

Я помолчал секунду, размышляя над его словами.

– Действительно, все достаточно просто. Здесь, правда, есть одна непонятная вещь… или нет, даже две… или… В общем, непонятно, что же происходит с моим телом, из которого вышло сознание – получается, я так и живу все это время без сознания?

– Нет, – улыбнулся он, – вы ведь потом возвращаетесь обратно в свое время в тот же момент, из которого вышли.

– Да, но ведь это потом, а… – и тут я понял. – А, вот в чем дело.

– Да-да, – улыбался Сергей Степанович. – В данном случае «потом» – это то же самое, что «сейчас». Когда вы возвращаетесь обратно в настоящее, вы продолжаете жить дальше, так и доживая до того момента, в который перемещаетесь. При этом ваше сознание всегда остается с вами.

– Подождите, а то, которое ждет в повисшем состоянии вне времени?

– Ну, – Сергей Степанович развел руками, – оно ждет.

– Выходит, у меня будет два сознания?

– Выходит, что так, – согласился он.

– Как же это?

– По-моему, очень просто. А как вы думали? Вы ведь будете перемещаться в себя живого, а живой человек, естественно, обладает сознанием.

– То есть, переместившись, я стану человеком с двумя сознаниями?

Сергей Степанович снова улыбнулся.

– Страшно звучит – да? На самом деле ничего ужасного в этом нет. Кажется, я уже говорил вам об этом. Просто вы сможете быть как бы наблюдателем в своем теле или управлять им, если захотите. В любом случае, сознание, в силу своей нематериальности, не занимает никакого места, и ничего страшного не произойдет.

– Хм, вот как?

– Вы хотели спросить еще о чем-то?

– Еще?

– Ну, вы сказали, что есть две непонятные для вас вещи. Одну, как я чувствую, мы уже разрешили.

– А, это? Пожалуй, тут более или менее ясно, хотя… В общем, сознание, которое ждет в стороне – что будет происходить с ним?

– С ним? Ничего. А что?

– Ну, оно не будет стареть или как-то меняться?.. – я смотрел на него и, задавая вопрос, уже сам понял ответ. – Хотите сказать, что сознание нематериально и, значит, в нем нет движения, то есть оно не меняется, не стареет?

– Именно, – кивнул Сергей Степанович. – Сколько бы сознание ни находилось вне тела, вне времени, оно никак не изменится. Оно поэтому и находится вне времени, что не меняется.

– Сколько бы ни находилось? – проговорил я. – Но тогда получается, если оно возвращается обратно в тот же момент, пробыв какое-то время вне тела, то для него проходит больше времени, чем для тела… То есть получается, что мое сознание будет жить больше тела, дольше меня?

– Да. Ну и что? Сознание ведь не стареет.

– Но это означает… что я буду старше самого себя?

– Можно сказать и так, – протянул Сергей Степанович. – Хотя это не совсем верно. Впрочем… – он пожал плечами.

Я пытался представить себе это, потом посмотрел на него.

– Ну и штуку вы со мной сделали, – проговорил я. – Ну и ну…

Потом пришла Леночка и позвала нас пить чай. Мы пошли на кухню, стали пить чай с очередным Леночкиным пирогом. Сергей Степанович и Леночка весело переговаривались, шутили, я молчал и все думал о том, что буду старше самого себя. Нет, это не было страшно, а просто… просто… Я не знал как. Только думал об этом, пытаясь представить. И вдруг вспомнил.

– Подождите, – неожиданно и совсем не к месту сказал я, – но ведь это в будущее, а как же в прошлое?

– М-м-м, – промычал Сергей Степанович с набитым ртом, потом поспешно прожевал, запивая чаем, и, улыбнувшись, сказал Леночке: – Вкусные же у тебя пироги, так бы все время только их и ел.

– Спасибо, – улыбнулась в ответ Леночка.

Затем все с той же улыбкой Сергей Степанович повернулся ко мне.

– Дайте же хоть чай спокойно попить. Сейчас все расскажу.

И потом снова повернулся к Леночке и стал шутить с ней, не забывая лакомиться своим куском пирога. В общем, я опять смотрел на них как на инопланетян.

– Движение в прошлое несколько отличается по своему характеру от движения в будущее, – говорил наевшийся пирогов Сергей Степанович, снова сидя передо мной в комнате на стуле, – хотя принцип тот же.

Я слушал его, мне было интересно. Пожалуй, я уже попался на его крючок, впрочем и не жалел об этом.

– Все дело в том же движении, – говорил Сергей Степанович. – Ощущения – это тоже действие, тоже движение, хотя и нематериальное, но все равно. Когда вы перемещаетесь в будущее, ваше сознание должно быть очищено от всего, так сказать, должно быть пустым. А если в нем будет что-то, какой-то образ, он будет вызывать ощущения, которые, в свою очередь, будут создавать движение. Вот. Поэтому когда сознание выходит из тела, имея в себе какой-то образ, оно продолжает движение вперед и попадает в прошлое.

– Постойте, – прервал я его, – как же так – движение вперед и при этом в прошлое?

– Ну, – Сергей Степанович задумался, подняв глаза к потолку, затем снова опустил голову и начал говорить: – Представьте себе, м-м-м… скажем, машины, которые едут одна за другой. Сначала проезжает первая, потом вторая, третья и так далее. Теперь представьте, что они остановились, а вы продолжаете идти вперед. К какой машине вы придете?

– К первой, конечно, – сказал я.

– Ну? – выжидающе глядя на меня, произнес Сергей Степанович.

Я тоже выжидающе смотрел на него, и тут меня осенило.

– Получается, двигаясь вперед, я прихожу к первой машине, к тому, что было вначале, то есть – к прошлому?

– Конечно! – радостно произнес он.

– Ага, – обдумывая это, проговорил я. – Но ведь нужно, чтобы они остановились. А как остановить время?

– Его и не надо останавливать. Вы ведь выходите из своего тела в настоящем, и та ситуация, из которой вы вышли, остается в вас последней, и новой не приходит, поскольку нет сознания, которое воспринимает окружающее. Таким образом, окружающий мир не меняется, и это то же самое, что время останавливается.

– И что будет со мной? Как же я буду остановленным, а все вокруг будет двигаться?

– Да нет же! Вы ведь вернетесь в тот же момент, и для окружающего мира вы не будете остановленным ни на одно мгновение.

– А если в будущее – мое сознание выходит из тела и время тоже останавливается?

– Да.

– И как я живу дальше, чтобы попасть в будущее?

– Точно так же – вы ведь потом возвращаетесь в то же мгновение и продолжаете движение. Жизнь идет вперед и, возвращаясь из прошлого, вы просто живете дальше, а из будущего – вы как бы догоняете свое перемещающееся сознание.

– И получается, что из будущего я возвращаюсь два раза?

– Нет, один, но… наверно, действительно двойной раз.

Я помотал головой.

– Ну и кренделя вы выписываете со своим временем и сознанием. Нет! С моим сознанием.

Сергей Степанович улыбнулся.

– Это только на первый взгляд кажется сложно, на самом деле все довольно просто.

– Может быть, может быть… – я смотрел перед собой, переваривая услышанное. – Выходит, чтобы попасть в прошлое, мне нужно запомнить окружающее, а в будущее – не запоминать.

– Да, – кивнул он. – Только «запомнить» – это не совсем точно, скорее «воспринимать».

– Угу. Но, по-моему, это весьма зыбкая, туманная разница: запомнить – не запомнить, воспринимать – не воспринимать. Как-то все очень расплывчато.

– Нет кнопки, которую либо нажимать, либо не нажимать – да? На самом деле полностью очистить сознание – это достаточно сложная вещь, над этим нам придется долго и упорно работать. Именно потому я думаю, сначала у вас будут происходить перемещения в прошлое, а уж в будущее – это как бы второй этап. Впрочем, прошлого, по-моему, для начала вполне достаточно, – он улыбнулся. – Или как?

Я пожал плечами.

– Что касается меня, – сказал он, – то для начала мне хотелось бы просто получить сам факт перемещения, доказать, что устройство работает, а уж в будущее или в прошлое… – он махнул рукой. – Слушайте, – он посмотрел на часы, – поздно уже, а мне завтра на работу…

– Хотите идти домой?

– Да, – смущенно произнес он. – Если вы не возражаете… В принципе, я, по-моему, рассказал все. Но если у вас еще возникнут какие-то вопросы, разумеется, я всегда смогу ответить на них.

– Да? Что ж…

– Тогда я пойду? – он виновато улыбнулся.

– Конечно, – кивнул я.

Он встал и вышел в прихожую, стал одеваться. Потом попрощался со мной и с Леночкой и ушел.

* * *

В следующие несколько недель мы с Сергеем Степановичем пытались заставить устройство работать. Именно заставить, потому что оно никак не хотело этого делать. Все уже было готово, вернее, я был готов к перемещениям во времени, вот только устройство никак не работало.

Однажды в очередной раз я приехал к Сергею Степановичу в больницу. Это был один из многих и многих визитов, которые происходили последнее время чуть ли не каждый день. Я приезжал к нему, мы говорили о его планах, о моих действиях по ним. Он придумывал разные способы, как активизировать устройство в моей голове. Я выполнял их, как мог, но ничего не получалось. Устройство молчало, словно его и не было. Сергей Степанович придумывал что-то другое, но и из этого ничего не выходило. Мы возвращались к тому, что было раньше, комбинируя это с чем-то новым, но результата все равно не было. Еще и еще мы пробовали различные способы от аутотренинга до всяких препаратов, стимулирующих работу мозга. Как-то пару дней я ходил словно в тумане, чуть пошатываясь и с трудом различая окружающее. После этого я стал очень скептически относиться ко всяким таблеткам и уколам, наотрез отказываясь от них и говоря при этом, что не собираюсь становиться наркоманом, а именно это и произойдет, если мне нужно будет колоться для каждого перемещения во времени. Нет, это было не то. В конце концов и Сергей Степанович согласился с этим.

– Может, еще к экстрасенсу сходим? – говорил он с каким-то болезненным энтузиазмом, когда я сидел у него в кабинете. Был день, Леночка ушла куда-то, мы сидели вдвоем.

– Ходили уже, – ответил я, – и что толку? Лучше бы вы на эти деньги жене что-нибудь купили или детям.

Сергей Степанович вздохнул.

– Я тут книжку принес, – он достал что-то из ящика стола, – по-моему, очень хорошая. Тут про всякие психологические аспекты астральных тел. Про то, как общаться с космосом и освобождать свое сознание от влияния повседневности.

– Господи, – сказал я, – и где вы их только берете?

– На лотках у метро. А что? Там много всего есть. Эта, как мне кажется, то что нужно. Посмотрите.

Он протянул мне брошюру в мягкой цветастой обложке.

– Сколько же вы их уже накупили? – проговорил я. – Пора бы уж понять, что это все просто чушь и бред. Вы же ученый.

– Ну, не знаю, – чуть ли не обиделся он. – Тут, конечно, по-разному бывает, но иногда можно найти что-то полезное, что-нибудь, хотя бы одну мысль или фразу во всей книжке.

– Алмаз на помойке? – вздохнул я. – Нет, вряд ли эти книжки могут хоть чем-то помочь. Разве только скуку развеять или остатки мыслей.

– Тогда что? – несколько напряженно произнес он. – Что еще? Может быть, у вас есть какие-то идеи?

– У меня? – я пожал плечами. – Не знаю. Вы ведь гораздо больше знаете о человеческом организме и уж тем более о своем устройстве.

– Да, но речь ведь идет все-таки о вас. И вы лучше знаете, как вам получить то или иное эмоциональное состояние.

– Вот! – торжественно произнес я. – Эмоциональное состояние? Конечно. Но не думаю, что вы вспомните хотя бы два случая, когда и в том и в другом у вас были абсолютно одинаковые эмоциональные состояния. А?

– Ну, так сразу… – смешался он.

– Они все разные, – продолжал я. – Поскольку мы не знаем, какое именно состояние вызывает работу устройства, и не знаем, насколько точным оно должно быть, то эта работа превращается в бесконечное слепое угадывание. Их слишком много, этих эмоциональных состояний, малейших оттенков, сочетаний. Мы не можем перебрать их все, и, более того, мы никогда не узнаем, что перебрали их действительно все.

– Так что же делать?

Я помолчал секунду. Конечно, я не знал, что делать. Но мне начинали надоедать попытки и способы, которые постоянно предлагал Сергей Степанович. Некоторые из них были довольно глупы и нелепы. Из уважения к нему и из предположения, чем черт не шутит, а вдруг получится, я выполнял их, но это порой совсем не доставляло мне удовольствия. К тому же раз от раза гениальность идей явно не увеличивалась, и я чувствовал, что скоро мы можем докатиться до чего угодно. Хотелось хоть немного приостановить это и заставить его задуматься о рациональности своих и, соответственно, моих действий.

– Если мы не можем осознанно и планомерно перебрать все, – сказал я, – то единственное, что остается, – это положиться на волю случая. Нужное состояние может возникнуть хоть сейчас и само. В то же время, мы можем жизнь положить на это, но так и не добиться ничего.

– Да, – согласился он. – И что вы все-таки предлагаете?

– Не знаю. Ждать. Но книжки эти уж точно не помогут.

– Ждать? – задумчиво произнес он. – Ждать… Действительно, это может произойти и само. Но может и вовсе не произойти. Положиться на случай? Это очень ненадежно… Нет, я так не могу.

– Это как раз та ситуация, когда от нас мало что зависит. Мы можем бешено работать, не покладая рук, а можем не делать вообще ничего – в том и другом случае результат будет один. Но вот вопрос – не мешаем ли мы тому, что приходит? А вдруг сейчас, если бы я был в другом месте и в другой обстановке, нужное состояние как раз бы и возникло – как вы считаете? По-моему, надо ждать. Поскольку мы не знаем, как получить результат, но можем сделать это, не делая ничего, нужно просто подождать. Полагаю, это единственный вариант.

– Но так ведь можно прождать всю жизнь, – медленно проговорил он.

Я улыбнулся.

– Что ж, – сказал я, – что ж…

– Все равно, – Сергей Степанович был непреклонен, – надо что-то делать. Все время пробовать, стараться найти хоть какой-то подход. Нужен метод. А метод нельзя разработать просто сидя и ожидая неизвестно чего.

– Так мы, по-моему, не сидим. Я уже не знаю, куда деваться от ваших психологическо-кармических книжек. Полвечера теперь уходит на всякие упражнения, да еще ночью, перед сном. Леночка на меня уже косо поглядывает. Хорошо еще, вы больше не заставляете меня таблетки пить и не колете. А то бы я вместо времени вышел бы в какой-нибудь астрал и так бы и не вернулся оттуда.

– Н-да, – протянул он задумчиво, погруженный в свои мысли и, похоже, не слушая меня. – Я тут придумал кое-что.

– Опять? – обреченно удивился я.

Он поднял на меня отрешенный, полный мольбы и печали взгляд.

– Пойдемте рентген сделаем?

– Так ведь делали уже не раз.

– Я дам вам снимок, – продолжал он, с надеждой и каким-то вымученным энтузиазмом, пытаясь зажечь меня новой идеей, – там будет устройство. Вы станете смотреть на него и точно знать, где оно находится в вашей голове. Попробуйте мысленно воздействовать именно на него.

Я пожал плечами. Эта его идея была ничем не лучше и не хуже предыдущих. Впрочем, шанс, что одна из них все-таки сработает, конечно, был. Я понимал это, хотя и редко бывало, что я видел в очередной идее именно такую. Но… Чем черт не шутит? Да и в любом случае все равно не оставалось ничего другого, кроме как перепробовать их все одну за одной.

– Ладно, – сказал я, – попробуем. Еще одна попытка. Одной больше, одной меньше….

– Пойдемте, – бодро проговорил Сергей Степанович, вставая, – сейчас рентген как раз должен быть свободен.

– Пойдемте, – обреченно произнес я и поплелся за ним.

В коридоре мы встретили Леночку.

– Ты здесь? А я как раз собиралась тебе звонить, – сказала она, увидев меня.

– Да? Зачем?

– Вы куда? – вместо ответа спросила она.

– На рентген, – вступил в разговор Сергей Степанович, – сейчас сделаем снимок и вернемся.

– А-а. Тогда я вас подожду. Потом и скажу, когда придете.

– А в чем дело? – поинтересовался я.

– Да нет, – Леночка улыбнулась, – ничего особенного. Просто сегодня число такое.

– Какое?

– Три месяца, – загадочно проговорила Леночка.

– Три месяца? – переспросил я и тут вспомнил. – А, три месяца. Да, действительно.

– Какие три месяца? – не понял Сергей Степанович.

– Это так, – махнул я рукой, – наши с Леночкой дела.

– Да? – рассеянно пробормотал он. – Ну, пойдемте, а то там закроется.

– Пойдемте, – отозвался я.

И мы двинулись дальше по коридору, а Леночка – в обратную сторону, в кабинет Сергея Степановича.

Когда мы вернулись, Леночка сидела и читала книжку, которую мне показывал Сергей Степанович.

– Что-то вы долго, – сказала она.

– Да там то да сё, – оправдывался Сергей Степанович. – Пока все сделали…

– Интересная книжка, – проговорила Леночка, не слушая его. – Чья это?

– Теперь наша, – сказал я. – Сергей Степанович нам дарит.

– Правда? – обрадовалась Леночка. – И где вы такие интересные книжки берете?

– М-м-м… – промямлил Сергей Степанович и отвернулся, сделав вид, что чем-то занят. Я скрыл усмешку.

Потом я поехал домой. По дороге купил цветы и бутылку чего-то сладкого и не слишком крепкого – специально такую же, как тогда, ровно три месяца назад, когда Леночка в первый раз пришла ко мне домой. «Еще один маленький праздник», – подумал я.

Вечером пришла Леночка, обрадовалась, увидев цветы. Потом мы сели ужинать.

– Что ж, за знакомство, – провозгласил я тост, поднимая бокал.

– За знакомство, – улыбнулась Леночка, поднимая свой.

После ужина мы перебрались в комнату. Я принес туда бутылку и бокалы, поставил их на стол. Леночка сидела на диване и листала астрологическую книжку Сергея Степановича, пока я ходил туда-сюда.

Ночь за окном. Я включил музыку, специально ту же, которая была тогда. Леночка подняла голову, оторвавшись от книжки, и чуть поежилась.

– Ты форточку не закроешь? – проговорила она. – Что-то я замерзла.

– Конечно, – я подошел к окну и закрыл форточку.

– Кофе будешь? – спросил я Леночку.

Она кивнула, все еще поеживаясь. Я сходил на кухню и почти сразу вернулся. Леночка ждала меня, отложив книжку.

– Я там чайник поставил, – сказал я ей, – сейчас согреется.

– Хорошо, – она улыбнулась.

Потом я взял бокалы и наполнил их из принесенной бутылки чего-то сладкого и не слишком крепкого. Дал один Леночке и сам сел рядом.

– За хороший вечер, – улыбнулся я. Она улыбалась в ответ. Мы чокнулись и выпили.

Леночка снова чуть поежилась.

– Что-то я никак не согреюсь, – сказала она. – Может, свитер надеть?

– Свитер? – притворно удивился я. – Нет, чтобы согреться, я знаю способ получше.

– Да? – улыбнулась Леночка.

Я взял у нее бокал, поставил его на стол рядом со своим, потом обнял ее и хотел поцеловать.

– А как же чайник? – сказала Леночка.

Вот черт! Я ведь совсем забыл, что там чайник стоит на плите.

– М-м-м… я сейчас, – пробормотал я, потом вскочил и побежал на кухню.

На кухне уже окна запотели от пара. Я выключил газ, затем сделал кофе и вернулся в комнату с двумя полными чашками. Леночка сидела, просто слушая музыку. Я налил в бокалы чего-то сладкое и некрепкое.

– Еще раз за хороший вечер, – сказал я.

Потом снова сел рядом с Леночкой и обнял ее.

– Ну все, – сказал я, – теперь мне никакой чайник не помешает.

Я приблизился к ней, и тут магнитофон щелкнул автостопом – кассета кончилась. Я замер от неожиданности, Леночка смеялась в моих объятиях. Пару секунд я думал, стоит ли обращать внимание на отсутствие музыки, но Леночка все смеялась, и…

И тут странное ощущение возникло во мне, я смотрел перед собой, смутно чувствуя что-то знакомое во всем этом. И вдруг понял, что однажды все уже было как сейчас, причем совершенно так же. Окружающая обстановка, мои ощущения – все было очень похоже и знакомо. Это чувство пронзило меня какой-то сумасшедшей нереальностью удивительной точности совпадений. Но я не успел удивиться, потому что в следующий момент произошло нечто.

Я почувствовал, как подхожу к магнитофону, меняю кассету и включаю музыку. Это было именно так – я не делал этого, лишь почувствовал, что делаю это. Я был на ногах, хотя точно знал, что не вставал с дивана. Я не совершал движений, хотя явственно ощущал, что двигаюсь. Как будто кто-то управлял моим телом. Но этот кто-то был я – все ощущения и окружающего, и себя, того, как я двигаюсь, были совершенно обычными и естественными. Это был я, абсолютно точно, что это был я. Только на самом деле все это делал не я.

А потом я опять был сидящим на диване и обнимающим Леночку. Отзвук от щелчка автостопа еще звучал в ушах. Магнитофон безмолвствовал. Я застыл на полужесте и смотрел, уставясь куда-то сквозь Леночку, чувствуя, что мои глаза расширены так, как они только могут быть расширены, и даже больше. Леночка меняла выражение лица. Улыбка еще не сошла с ее губ, но глаза уже становились испуганными и озабоченными. И когда трансформация полностью осуществилась, я услышал ее слова.

– Что? Что с тобой? – испуганно спросила она.

Я вышел из застывшего состояния и постарался придать глазам нормальный размер.

– Что? – переспросил я как-то, наверно, даже нарочито спокойно. – Ничего.

Затем встал и пошел к телефону, находясь в странной задумчивости.

– Алло? – спросили меня в трубке, когда я набрал номер.

– Сергей Степанович, я хочу рассказать вам… – проговорил я, даже не обращая внимания на то, что голос в трубке – женский.

– Подождите, – прервал меня женский голос, – сейчас я его позову.

Я ждал. Потом Сергей Степанович подошел к телефону. Я стал говорить:

– Только что я был ровно на три месяца назад, – произнес я и замолчал, неожиданно для себя понимая, что этой короткой фразой сказал, в общем-то, все.

Сергей Степанович тоже был не промах по части лаконизма.

– Еду, – ответил он и повесил трубку.

– Так, ну рассказывайте, – сказал запыхавшийся Сергей Степанович через пятнадцать минут, когда я открыл ему дверь. Для меня так и осталось загадкой, как он смог добраться настолько быстро, но через четверть часа он уже стоял на пороге моего дома.

Я сделал приглашающий жест и прошел в комнату. Магнитофон молчал. За эти пятнадцать минут я успел прийти в себя и кое-как донести смысл происходящего до Леночки, беспокойно расспрашивавшей меня.

Я сел на диван. Через секунду появился Сергей Степанович без плаща, который он все же снял, но в ботинках.

– Ну так что? – спросил он, остановившись в дверях. Я подумал, что он все время говорит в дверях.

– Видите? – показал я на молчащий магнитофон, Сергей Степанович проследил за моим жестом. – Только что я включил его.

– Ну и что?

– Но он же молчит, – удивляясь, как можно не понимать такую простую вещь, сказал я.

– Ну и что? – с упрямым непониманием повторил Сергей Степанович.

Мне показалось, что я сейчас взорвусь. Волна распиравших меня эмоций прокатилась по мне, но тут же отхлынула, погасив сама себя своей одновременной огненной горячностью и холодной глубиной.

– Я включил его только что три месяца назад, – спокойно произнес я. – Понимаете?

Леночка сидела на другом конце дивана и с каким-то странным любопытством наблюдала за нами. Как будто мы актеры и разыгрываем сценку перед ней.

Сергей Степанович все-таки зашел в комнату и, взяв стул, сел передо мной.

– Так, – сказал он, внимательно глядя на меня, – рассказывайте.

– Ну, что рассказывать? Я сидел на диване с Леночкой, а сам встал и поменял кассету в магнитофоне. Только это было не сейчас, а три месяца назад.

– Лена, не сделаешь нам кофе? – бросил Сергей Степанович Леночке, даже не взглянув на нее. Леночка не ответила, только сразу вскочила и пошла на кухню.

– Эк вы ее! – заметил я.

– Почему вы думаете, что именно три месяца? – не обращая внимания на мое замечание, спросил Сергей Степанович.

– Ну, потому, что это и было ровно три месяца назад, – пытался я объяснить этому непонятливому Сергею Степановичу. – У нас сегодня небольшой праздник – ровно три месяца назад мы с Леночкой первый раз… Леночка первый раз… В общем, ясно. Вот. И сегодня все было так же, как тогда. То есть мы все делали и говорили как тогда. Не нарочно, конечно, случайно. Я это только потом понял. Но сегодня все было совсем как тогда. Ну я и сделал то, что делал, только сегодня я этого не делал.

Я чувствовал, какую сказал глупость и как по-идиотски это звучит, но по-другому почему-то не получалось. Хотя Сергей Степанович вдруг неожиданно все понял.

– Значит, сегодняшние события были очень похожи на те. То есть ситуация повторилась. И вы сделали то, что делали тогда, только вы этого не делали.

Теперь он говорил глупости.

– Да, – ответил я, сдерживая улыбку, – примерно так. Тогда, три месяца назад, я встал, поменял кассету и включил магнитофон. А сегодня только хотел, но еще не делал, но все равно сделал. Только на самом деле не делал.

«Белая горячка какая-то», – подумал я о своих словах и посмотрел на стол. Там уже не было ни бокалов, ни бутылки – Леночка предусмотрительно убрала их перед приходом Сергея Степановича, который отрицательно относился к моему пьянству после операции. Только две забытые и уже холодные чашки с кофе стояли там. Я вспомнил, что в тот вечер мы тоже так и не выпили кофе.

– Значит, когда вы хотели что-то сделать, ситуация продолжилась и все произошло само, – поставил диагноз Сергей Степанович. – Как это было?

Я раскрыл рот, чтобы ответить, но тут Леночка появилась на пороге.

– Кофе нести? – спросила она.

– Давай, – сказал Сергей Степанович, опять не поворачивая головы. Как будто у него был маленький микрофончик, а у Леночки – наушник. И ему не нужно было обращаться к ней – все его слова и так звучали у нее в ушах. Леночка ушла за кофе.

– Так как это было? – повторил свой вопрос Сергей Степанович.

– Обычно. Я просто подошел к магнитофону и поменял кассету – вот и все. Только я не вставал и не садился на диван. Я сидел, потом шел, потом опять сидел, – чувствуя, что уже далеко не первый раз говорю это, произнес я.

– А ощущения какие?

– В общем, обычные, только немного странные. Вроде это делаю я, а вроде не я. Не в смысле реальности – тут как раз все было нормально, а в смысле движений. Я вроде двигал руками и ногами, но не двигал, то есть сигналы не подавал, чтобы они двигались. Нет, если бы я это делал, то делал бы точно так же. Все было обычно, только как будто кто-то дублирует, повторяет меня и управляет моим телом, но дублирует абсолютно точно. Хотя получалось, что это не он, а я дублирую, потому что двигался он, а я – нет, правда, все равно помогал. Знаете, как если слышишь какую-нибудь очень знакомую песенку, начинаешь невольно подпевать про себя – так и здесь. В общем, я дублировал работу своего тела. Понимаете? Но все было нормально и естественно. Все ощущения совершенно обычные.

Леночка принесла чашки с кофе и поставила их на стол.

– Сейчас сахар принесу, – сказала она и, взяв чашки с остывшим кофе, ушла.

– Так, – сказал Сергей Степанович. Похоже, он не видел Леночку, хотя она прошла туда-сюда прямо перед ним. – Значит, ощущения нормальные? То есть и слух, и зрение, и осязание – это тоже было нормальным? А как с восприятием окружающего, ничего необычного?

– Нет, – неуверенно протянул я. – Хотя… может… – я думал, вспоминая и пытаясь понять. – Нет, – все-таки сдался я. – Точно не помню. Что вы от меня хотите? Это ведь было один раз и в течение каких-то секунд – я просто не успел понять.

Леночка принесла сахар, поставила рядом с чашками.

– Берите, – сказала она нам.

Вдруг зазвонил телефон, Леночка пошла снимать трубку.

– Так, – сказал Сергей Степанович задумчиво, – так…

– Сергей Степанович, вас, – крикнула Леночка из прихожей.

– Меня? – удивился он, вскочил и пошел к телефону. Леночка передала ему трубку и вернулась в комнату.

– Это его жена звонит, – сообщила она мне, садясь рядом. – Ну, как ты?

– Нормально, – я изобразил безразличие на лице. Потом потянулся к столу и стал насыпать сахар в кофе. Вскоре пришел Сергей Степанович.

– Жена, – сообщил он. – Пришлось дать ей номер вашего телефона. А то она волновалась, куда я еду так поздно.

– Волновалась? – зачем-то повторил я.

– Э-э, я тут взял на себя смелость, – проговорил Сергей Степанович, я вопросительно посмотрел на него. – В общем, я сказал, что останусь ночевать у вас. Ничего? Вы не против?

– Нет, – сказал я, пожав плечами, – оставайтесь.

Он кивнул, прошел и опять сел на стул.

– Берите кофе, – сказал я ему, – а то остынет.

– Угу, – отозвался он, – спасибо.

Он мешал сахар, глядя в чашку.

– А если еще раз попробовать? – обращаясь к кофе, сказал он.

– Как это? – удивился я.

– Еще раз создать ту же ситуацию.

– Нет, – я покачал головой, – вряд ли получится. Это все случайно вышло. Я только потом почувствовал что-то знакомое.

Леночка опять смотрела на нас как на актеров в театре.

– Н-да? – произнес Сергей Степанович, поднося кофе ко рту. Затем отхлебнул глоток. – Можно мне закурить? – спросил он. – Очень хочется.

– Курите, – сказал я. – Но я бы тоже хотел.

Сергей Степанович безразлично кивнул.

– Ладно уж. – После операции он не разрешал мне курить, приходилось воздерживаться.

– И я с вами, – сказала Леночка, решив принять участие в постановке.

– Принеси сигареты, пожалуйста, – попросил я ее.

Она встала и пошла со странной улыбкой на лице, словно играет в какую-то глупую, но почему-то интересную игру, в которой к тому же и не все правила известны до конца.

Потом мы курили. Было приятно снова ощущать вкус табака с кофе. В голове начался небольшой муравейник от первой за такое долгое время сигареты. Но, как ни странно, это, наоборот, помогало сосредоточиться, делая мысли контрастнее, выделяя их из общего фона.

– Значит, все-таки работает, – ни к кому не обращаясь, констатировал Сергей Степанович.

– Да, – чтобы что-то ответить, сказал я.

Мы молчали. Я решил, что пауза слишком долгая и тихая, встал и включил магнитофон. Музыка заиграла, разбавляя наше молчание. Сергей Степанович как-то очень внимательно следил за моими действиями, но ничего не говорил. Я снова сел. Мне вдруг подумалось, что мы сидим здесь втроем ночью за одним из немногих горящих окон в одном из домов, одного из городов, одного из континентов, на одной из планет. Окно, за которым мы сидим, настолько крохотное, что кажется лишь точкой, даже если отойти от дома на несколько сотен метров. А мы еще меньше за этим окном – нереально маленькие, игрушечные. Но то, что происходит здесь, словно отдельный мир в этом небольшом пространстве, жизнь в заполненном светом объеме, ограниченном стенами, оконным стеклом и ночью вокруг.

Табачный дым поддерживал муравейник в моей голове и заполнял комнату. Я откинулся на спинку дивана и смотрел на линию, соединяющую противоположную стену с потолком. Мне почему-то казалось, что этот образ носит в себе некий невообразимо глубокий смысл, особенно когда я пытался увидеть сразу оба конца линии. Правда, в этом случае потолок начинал проваливаться в середине и падать на меня. Я забавлялся игрой образов, переводя взгляд вдоль линии, но в конце концов решил, что все же это не слишком интересно. Как раз к этому моменту Сергей Степанович нарушил молчание.

– Та-ак, – произнес он. И потом опять: – Та-ак. Так, так.

Я втянул голову в плечи, отрываясь от потолка и переводя взгляд на Сергея Степановича.

– Это вы к чему? – спросил я.

– Значит, все-таки работает, – глядя перед собой, проговорил он. – Все получилось. Значит, все получилось. Я все-таки сделал это, – он улыбнулся какой-то гадливой улыбкой. – А ведь никто не верил, – насмешливо и чуть громче произнес он, – никто не верил, а я сделал, – он хихикнул. – То-то шуму будет! А ведь я знал, что получится, я и вам говорил. Помните?

Он поднял голову и посмотрел на меня. Его лицо выражало абсолютное счастье, тихое и расплывшееся.

– Да, – кивнул я. Мне не хотелось возражать ему.

– А вы не верили, – радостно произнес он и покачал головой с беззлобным укором. – А вот все и работает.

– Да, – повторил я.

– Хорошо, – сказал он.

– Хорошо, – согласился я.

Леночка смотрела на нас с таким выражением, словно она забыла снять улыбку после того, как перестала улыбаться, и та прилипла к ее лицу, застыв на губах.

– Что же теперь? – сказал я.

– А может, все-таки попробовать еще раз? – спросил он.

– Нет, я ведь говорил. Вряд ли получится.

– Почему? – настаивал он. – Почему вы так уверены? Если опять все повторить? Давайте попробуем?

– Нет. Тут дело не в действии, не в том, что я делал. Просто внешняя ситуация определяла мое внутреннее состояние, и оно было точно таким же. Но если все повторять нарочно, этого не будет и потому ничего не получится.

– То есть вы считаете, что именно это было причиной – ваше внутреннее состояние?

– Думаю, да. Я просто въехал в эти действия как по накатанной дороге. Это было естественное и само собой разумеющееся продолжение по уже существующему сценарию, и раз я начал по нему играть, должен был и закончить. Я просто сделал шаг, потому что шел. Понимаете? Тот я, который был три месяца назад, имел точно такие же мысли и ощущения, точно такое же состояние, как и я теперешний. Мы просто были одно и то же. И поэтому было все равно, где я – там или здесь.

– Понятно, – сказал Сергей Степанович. – Выходит, для того, чтобы переместиться во времени, вам нужно принять то же внутреннее, а желательно и внешнее, состояние, которое было тогда.

– Наверно, – ответил я.

– Но может быть, вы вспомните какое-нибудь свое прошлое состояние и попробуете принять его?

– Вы думаете, это так просто? Состояние должно быть абсолютно точным, вплоть до самых мельчайших деталей. А если я стану изображать его, эта игра и будет самой большой неточностью.

– Хорошо, но как же в таком случае совершать перемещения? Из ваших слов следует, что вы не можете совершать их по собственной воле. Как же быть?

Я сделал неопределенный жест рукой.

– Не знаю… Не все же сразу. Вы ведь сами говорили, главное – это факт, что все работает и перемещения возможны, а дальше… Посмотрим. Подождем следующих перемещений, а там будет видно.

– Опять ждать? – сокрушенно проговорил он. – Сколько? Как часто могут происходить такие случайные и абсолютно похожие ситуации?

– Ну, теперь, по крайней мере, мы знаем, чего ждать, – пытался я утешить его.

– Это конечно, но….

– А знаете что? – Неожиданное воспоминание вдруг озарило меня, вызвав из памяти один уже почти забытый момент.

– Что? – насторожился Сергей Степанович.

– Знаете, по-моему… – я пытался получше увидеть этот момент, напрягал память, стараясь убедиться в правильности своих предположений. Выходило, что все действительно так. – Это ведь не первый случай, когда я совершал перемещение, – сказал я.

– Не первый? – удивился Сергей Степанович.

– Да, это уже случалось однажды. Только тогда это было очень мимолетно, и я совсем ничего не понял, решил, что мне просто показалось.

– Правда? Как это было?

– Это продолжалось всего одно мгновение, словно я моргнул и в течение этого мгновения был в другом времени и мое тело занимало несколько иное положение. Все было очень быстро. И тогда я не двигался там, в прошлом, поэтому, наверно, ничего и не понял. Но теперь, сравнивая ощущения, я думаю, что тогда тоже перемещался. И это опять было так же – ситуация в точности повторяла ту, в прошлом.

– Да? А когда это случилось? Почему вы ничего не сказали мне?

– Это было, когда я первый раз вышел на улицу после операции, я имею в виду уже здесь, дома. – Он кивнул, внимательно слушая. – Так вот, – продолжал я, – мы тогда гуляли с Леночкой, а потом пошли домой. И когда ехали в лифте, это и случилось. Я помню тот момент в прошлом, он был точно такой и, кстати, в тот же вечер, когда Леночка первый раз пришла ко мне.

– А что? – спросил он. – Почему вы запомнили? Что вы там делали такого особенного?

– Нет, ничего, – проговорил я.

– А все же? – настаивал он. – Это ведь важно. Я должен знать, чтобы делать какие-то выводы.

– Сергей Степанович, – укоризненно произнес я, – какие выводы? Ну, что делают в лифтах? Мы целовались – какие будут выводы?

– Понятно, – абсолютно серьезно, не замечая моей иронии, сказал он. – А во второй раз?

– А во второй раз… – я опешил от неожиданности. – Во второй раз, в общем, примерно то же. Но думаю, это случайное совпадение, – быстро добавил я, бросив взгляд на Леночку.

– Вот видите! – победно произнес Сергей Степанович. – Я так и знал. Возможно, тут дело в том, что, находясь в возбуждении, вы пребываете в довольно ярком эмоциональном состоянии, которое выделяется из других и, наверно, поэтому-то и лучше, так сказать, видно вам в прошлом из настоящего.

– В возбуждении? – переспросил я. – Кхе…

– Всё, – неожиданно сказала Леночка полусерьезно-полушутя, – больше не буду с тобой целоваться.

Она взяла сигарету и закурила с самым независимым видом.

– Лена, – с улыбкой пьяного медведя проговорил я, – ну что ты? Сергей Степанович шутит. Вот хочешь, я тебя сейчас поцелую и ничего не будет?

– Ну да, – все так же непонятно – то ли серьезно, то ли в шутку – произнесла она, – теперь будешь думать, здесь ты или улетел куда-нибудь.

Я продолжал улыбаться.

– Когда я тебя целую, то всегда улетаю, – сказал я. – А ты?

– Дурак! – Леночка наконец улыбнулась, показав тем самым, что конфликт в основном исчерпан, но по ее виду чувствовалось, что все же не совсем.

Сергей Степанович молча присутствовал при этой нашей сценке. Он опустил голову, глядя куда-то в пол, и как бы не слышал и не видел ничего.

– Ясно, – сказал я. – Нужно отмечать это событие. Сергей Степанович, часто ваши пациенты путешествуют во времени, да еще с помощью вашего устройства у них в голове?

– Нет, – признался он.

– Тогда мне, как единственному пациенту в этом роде, вы должны позволить нарушение безалкогольного режима.

– Мне кажется, вы не нуждаетесь в разрешении, – проговорил он. – Судя по всему, вы его уже нарушили.

– Всего один раз, – оправдывался я, – и совсем чуть-чуть.

– Что ж, – вздохнул он, – тогда наливайте. Только что-нибудь не слишком крепкое.

– Да-да, – смиренно произнес я. – Леночка, принеси, пожалуйста.

Леночка положила сигарету в пепельницу и пошла за бутылкой. Когда она вышла из комнаты, я, улучив момент, тихо спросил Сергея Степановича:

– Вы это серьезно?

– Что?

– О возбуждении, – сказал я. – Это что, действительно так?

– Ну-у, – протянул он, – с полной уверенностью, конечно, нельзя утверждать, но это похоже на правду, очень похоже.

– Что же это, мне теперь придется каждый раз возбуждаться, чтобы переместиться во времени? Эротика какая-то получается…

Он хотел ответить, но тут вошла Леночка с бутылкой и бокалами, поставила их на стол и потом села на диван.

Я наполнил бокалы и взял свой.

– Так, – сказал я. – Думаю, никто еще не мог произнести такой тост. – Я замолчал на секунду, посмотрев на Леночку и Сергея Степановича. – За сегодняшнее перемещение во времени, – торжественно провозгласил я и поднял бокал.

Сергей Степанович нервно усмехнулся. Леночка смотрела на нас словно с облаков вверх. Никто не двигался. Потом я в общем молчании выпил и поставил бокал на стол. Сергей Степанович, глядя на меня, сделал то же самое. Леночка перевела взгляд куда-то в пространство перед собой, потом задумчиво поднесла бокал к губам и отпила немного.

– Знаете, – медленно произнесла она, – мне даже не верится, что я тоже участвовала в этом.

– Да?

– По-моему, это… – она не договорила, еще пригубив из бокала, и завороженно смотрела перед собой.

– По-моему, тоже, – согласился я.

Сергей Степанович молчал.

– А вы как считаете? – спросил я его.

Он улыбнулся в ответ.

– Это ведь ваша работа, – сказал я. – А мы так, случайные участники.

Он сделал неопределенный взгляд, пожав плечами.

Все молчали, думая о чем-то. Мечты витали в воздухе. Но не простые, а те, что осуществились и стали явью.

– Хорошо, – снова наполнив бокалы, произнес я. – Не знаю, как там Герберт Уэллс, но с одним изобретателем машины времени я точно знаком.

– Не машины, – поправил меня Сергей Степанович.

– Да-да, конечно, – кивнул я и поднял бокал. – За создателя органа времени, – я улыбался. – За создателя реально действующего перемещателя во времени.

Леночка хихикнула на это, но как-то не весело, а, скорее, напряженно.

– Нет, на самом деле, – продолжал я, обращаясь к Сергею Степановичу, тихо и скромно улыбающемуся с бокалом в руке, – это ведь совершенно потрясающе – то, что вы сделали. Никто никогда… Вы хоть понимаете это? Сегодня первый раз за всю историю, – я сделал большие глаза и покачал головой. – Действительно ведь ничего подобного не было. Вы – первый! Вы – единственный! Вот так взяли и сделали, – я снова улыбнулся. – И как вас только угораздило?

– Будет вам, – улыбаясь так широко, как только можно, проговорил он. – Если уж на то пошло, то первый – это вы. Вы единственный человек, побывавший в другом времени. А я-то как раз сегодня ничего и не сделал.

– Хм, возможно. Но все равно, вашими стараниями, – я вертел бокал в руках. – Действительно, как-то не верится. Уж очень это необычно и… Перемещения во времени и вечный двигатель – до сих пор это были почти синонимы, в смысле наивности и неосуществимости, но теперь… – я посмотрел на Сергея Степановича. – Может, пора взяться за вечный двигатель?

Он все улыбался, скромно опуская взгляд.

Потом мы курили, продолжая разговаривать в том же духе. Вечер переходил в ночь, мы сидели, и пили, и восхваляли друг друга, и восхищались, какие мы потрясающие первооткрыватели и совершенно гениальные создатели, хотя последнее, конечно, относилось к Сергею Степановичу. Он все скромничал и смущался, но улыбка не исчезала с его лица, и было видно, как он рад и горд собой.

Скоро минула полночь. Леночка сказала, что великие открытия великими открытиями, а спать все равно надо. Я не стал разубеждать ее в этом заблуждении и предложил ей поступить, как она хочет.

– А мы с Сергеем Степановичем пойдем на кухню, – сказал я.

– Хорошо, – согласилась Леночка, и мы так и сделали.

Я закрыл дверь на кухню, отделяя нас с Сергеем Степановичем от остального мира, и подошел к столу.

– Кофе хотите? – спросил я.

– Нет, спасибо.

– Угу, – я уселся на стул перед ним. – А знаете, – восторженно проговорил я, – мне это понравилось.

– Перемещение?

– Да. Совершенно новые и ни с чем не сравнимые ощущения.

– Ну еще бы!

– Мне бы хотелось снова испытать это. Я ведь так и не успел все толком понять, но то, что было…

– Захватывающе? – подсказал Сергей Степанович.

– Наверно. Но не только это. Крайне необычно быть отдельно внутри своего тела, когда двигаешься, только сам не делаешь ничего, а лишь наблюдаешь изнутри.

– Понятно, – кивнул Сергей Степанович. – Я вас не спрашиваю, пробовали ли вы двигаться сами, но в следующий раз, пожалуйста, попробуйте – это важно.

– Хорошо, – я посмотрел на него. – Наверно, завидуете мне?

Он поднял на меня вопросительный взгляд.

– Вам ведь хотелось бы самому испытать это? – пояснил я. – А то делали, делали, а сами…

– Ничего, – махнул рукой Сергей Степанович. – Главное, что это все же работает. А самому… – он улыбнулся. – Возможно, потом, когда все будет разработано и все узнают об этом, я попрошу кого-нибудь сделать мне такую же операцию. Думаю, и устройство тогда усовершенствуется и будет лучше, чем у вас сейчас.

– Конечно, лучше, – сказал я, глядя на мечтательного Сергея Степановича.

Мечты витали в воздухе. Мечты наполняли ночную кухню.

– А все же, – спросил я сквозь мечтательную дымку, – как вы считаете, в чем тут дело?

– В чем? – переспросил Сергей Степанович со своего облака.

– Как осуществить перемещение, заставить устройство работать? Неужели правда… возбуждение?..

– Может быть, может быть, – проговорил он. – Во всяком случае, это похоже на правду.

– Н-да? – я поднял брови. – Что ж мне теперь?..

– Тут, возможно, дело в том, – совершенно спокойно пояснил Сергей Степанович, – что в этом случае вы находитесь в, так сказать, более ярком эмоциональном состоянии, которое, наверно, и дает импульс устройству.

– Хм. И… как же это?

– Не знаю, – пожал он плечами. – Сейчас пока рано утверждать что-либо после всего двух перемещений, к тому же совершенно случайных. Нужно работать, пробовать, и со временем все станет ясно.

– Угу.

– Знаете, – зевнув, проговорил Сергей Степанович, – может быть, пойдем спать? А то уже поздно, а мне завтра на работу.

– Вам на работу? – улыбнулся я. – После того, что произошло сегодня, завтра опять на работу в больницу?

Он тоже улыбнулся.

– Да, – развел руками Сергей Степанович. – А что же делать?

Мы еще посмеялись над этой трагедией несправедливой судьбы. Потом я дал ему подушку и одеяло и, сказав, чтобы он ложился на диван на кухне, собрался уходить.

– Спокойной ночи, – сказал Сергей Степанович.

– Спокойной? Ну уж нет, – ответил я. – Пойду сейчас к Леночке путешествовать во времени, пользуясь предложенным вами способом.

– Да? – улыбнулся он. – Ну, вы уж поосторожнее. Не переусердствуйте.

– Хорошо, – кивнул я, потом вышел из кухни и закрыл за собой дверь.

Леночка уже спала, но я был настроен серьезно. Разделся, лег и стал проводить эксперимент по перемещению во времени. Я очень старался, но с перемещением во времени в этот раз как-то не сложилось. Все прошло так, без перемещений.

Это случилось в другой раз, примерно через два дня.

Я так же погасил свет и лег. Леночка уже была в постели. Я не думал ни о каких экспериментах, просто поцеловал и обнял ее. И тут это случилось.

Было темно, и потому внешне ничего не изменилось. Я был в той же постели с той же Леночкой, но только не сейчас – я чувствовал это. Необъяснимое ощущение. Тело снова двигалось само, я был отдельно внутри него. И даже не заметил момента перемещения, лишь понял, что оно произошло.

Неизвестно, какой это был день, вернее, ночь, на сколько мне удалось переместиться и куда – в прошлое или в будущее. Тьма вокруг. Ситуация не отличалась от других подобных. Я был у себя дома в постели с Леночкой.

Все происходило само. Я обнимал и целовал Леночку, только это делал не я, а тот, в том времени, тот я, для которого это было настоящее. А я оставался без движений, лишь наблюдая изнутри, ощущая изнутри. Нет, я не помнил просьбы Сергея Степановича о том, чтобы попробовать двигаться самому. Пожалуй, я не помнил даже самого Сергея Степановича, не мог думать о нем – все было слишком необычно, слишком захватывающе.

Я получал ощущения, не двигаясь сам. Тело просило движений, но я оставался неподвижен, при этом делая то, что хотел. Я сохранял покой в какой-то нереальной сумасшедшей прострации, застыв, сгорая от желания и не сдерживая себя, когда не делал ничего, а чувствуя свое движение и находясь внутри него, не имея отношения к своим действиям, лишь предаваясь им, наслаждаясь ими. Это не было как если бы я видел себя со стороны – нет. Я был собой, потому что все ощущения приходили ко мне.

И когда все кончилось, я вернулся в настоящее. Все было так же. Я снова был с Леночкой, только теперь двигался сам. После яростного покоя внутри я утолял жажду движений. Я выпустил их. Словно стая голодных псов сорвалась с цепи, я выпускал свои движения. Клыки были огромны и остры, желание не могло устоять перед ними. Бессмертные псы, которые уже получили свое и должны были лежать в сытой дреме, лишь чуть повиливая хвостиками, здесь они вновь были голодны и полны сил. Сладкая плоть утоления жажды, которая хочет умереть, испепелив себя, и наслаждаясь огнем, и упиваясь огнем. В языках пламени мерцающий свет. Но пламя гаснет, и все уходит, когда жажда утолена. Только не в этот раз… Я словно сменил тело. Хотя почему словно? И другая плоть хранила свою жажду.

Леночка, конечно, не заметила ничего – в настоящем прошло лишь мгновение, когда я успел уйти и вернуться обратно. Она не знала, что произошло за это мгновение, и считала, что все как обычно. Я не стал говорить ей. Только потом думал, лежа в темноте рядом с засыпающей Леночкой, что перемещения во времени сумасшедше захватывающая, и непредсказуемая, и великолепная вещь. Я был ошеломлен.

Когда я рассказал об этом Сергею Степановичу, опустив, конечно, подробности, он ответил, что это все очень хорошо, но нужно, во-первых, проследить, почему именно происходит перемещение, а во-вторых, попробовать самому двигаться там, в другом времени.

– Как я понимаю, – сказал Сергей Степанович, – ваши перемещения связаны с Леночкой. Их было пока всего три, но все они происходили с ее, хотя и невольной, помощью.

– И что это значит? – осторожно спросил я.

Мы сидели в его кабинете в больнице, куда я прибежал на следующий же день информировать о ночных событиях и делиться впечатлениями. Леночку Сергей Степанович специально для этого услал куда-то по больничным делам.

– Пока не знаю, – ответил он. – Но это, безусловно, интересно, что Леночка играет здесь не последнюю роль. Выходит, хорошо, что она живет у вас.

– Да уж, – проговорил я. – И в чем же эта ее роль состоит? В том, что она женщина?

– Может, и так. Может быть, влияние ее женского инь на ваше мужское ян создает некий импульс, который заставляет работать устройство.

– Ну всё, – разочарованно протянул я. – Опять вы какую-нибудь книжку купили?

– А что? – настаивал он. – Почему вы так говорите? Мы не можем знать этого наверняка – ведь речь идет о сознании, а там возможно все что угодно.

Я покачал головой.

– Если б вы себя слышали со стороны… Вы ведь говорите об устройстве, которое сами же сделали, и тут же – инь и ян…

– Нет, – с какой-то уже нездоровой настойчивостью возражал он, – но все же. Вы ведь не можете этого отрицать. Перемещения ведь происходят и происходят с помощью Леночки.

– Угу, – начал понимать я. – По-моему, вы просто перенервничали последнее время, переутомились. Вы не волнуйтесь, все будет хорошо. Собственно, уже все хорошо – устройство работает, так что… Вы ведь сами говорили – нужно немного подождать, тогда все и выяснится.

– Да? – как-то сразу согласился он. – Вы думаете?

– Конечно.

– А я тут взялся работу писать, – вздохнув, проговорил он. – У меня, конечно, были какие-то записи обо всем этом, но так, довольно отрывочные – я просто записывал для себя. А теперь решил придать всему стройную форму. В общем, научный труд, – он улыбнулся. – Пора, так сказать, переходить от практики к теории.

– По-моему, тоже пора, – согласился я. – Может быть, чем-нибудь помочь?

– Не знаю, – он пожал плечами, – пока, наверно, нет. Я сейчас литературу по теме подбираю, книжки всякие смотрю.

– И про инь и ян тоже?

– Да, – засмущался он, – я все смотрю. Не так уж много действительно полезных книг на мою тему – приходится брать вообще все, что есть, а то…

Дверь открылась, и вошла Леночка, Сергей Степанович замолчал, увидев ее.

– Ладно, – сказал я, чтобы не создавать неудобного молчания, словно мы что-то скрываем от Леночки, – когда понадобится моя помощь – скажите. Постараюсь помочь вам, напишу пару глав.

– Что? – Леночка удивленно посмотрела на меня, услышав эти слова.

– Да вот, Сергей Степанович научный труд пишет, – пояснил я ей. – Я говорю, что без меня ничего не получится.

– Ну что ты, – улыбнулась она, – куда уж без тебя?

* * *

Как-то вечером я сидел на кухне. Леночка что-то готовила рядом. Плита горела, и было жарко от нее. Я сидел, глядя в телевизор, изнывая от духоты. Море и солнце были в фильме на экране, жара и духота рядом.

– Если я форточку открою, ты не замерзнешь? – спросил я Леночку. Она обернулась и посмотрела вопросительно. – Жарко, – пояснил я.

– Да? – она подошла ко мне. – Ничего, уже скоро, – улыбнулась Леночка, потом наклонилась и быстро поцеловала меня. – Еще немного, – начала говорить она, – минут десять, и все бу…

Я лежал с закрытыми глазами. Где-то. Что-то огромное было вокруг. Я чувствовал небо над головой и еще… Странно знакомый шум доносился до меня и запах, свежий и столь же знакомый запах, принадлежащий чему-то большому, бескрайнему. Где я?

Голоса вокруг. Ветер легко касался кожи. Я чувствовал его дуновения всем телом. Приятная истома владела мной. Лежа на спине, я не двигался, предавшись покою и плавности. Жарко, как жарко то, что окружает меня! Я был не один, кто-то был со мной, именно со мной, потому что я слышал вокруг много голосов, много людей, но кто-то был именно со мной. Она лежала справа. Она? Да! Это была женщина – я знал это и помнил, как только что касался ее… или она касалась меня – приятная истома в теле была не только от жары, но и от ее прикосновений тоже. Где я?

Мне хотелось узнать, но глаза были закрыты, и что-то лежало сверху, прикрывая их, – футболка, рубашка? Я хотел посмотреть, оглядеться вокруг, но я был чужой здесь. Тот я, который действительно был мной, не собирался открывать глаз, он думал лежать так еще долго, долго. Но я не мог ждать – любопытство разбирало меня, я хотел посмотреть, узнать.

И тогда я просто поднял руку, не задумываясь, что делаю это сам, не тот я, который был там. Я просто сделал, что хотел, обычно и не видя в этом ничего особенного, просто поднял руку и убрал с глаз закрывавшую их вещь.

Яркий свет. Какой яркий свет! Я зажмурился, не в силах смотреть, но все же успел в общих чертах разглядеть то, что окружало меня.

Яркое синее небо сходилось на горизонте с бескрайней водой, скалы по бокам бухты, солнце палило с небес. Я лежал на берегу. Странно знакомый шум и запах оказались шумом и запахом моря – я был на пляже. Люди вокруг, люди плескались в воде. Я опустил руку чуть в сторону не на полотенце, на котором лежал. Песок был горячий и обжег меня.

– Ай! – от неожиданности вскрикнул я и отдернул руку.

– Что там у тебя? – не поднимая головы, спросила та, что была со мной.

– Нет, ничего, – ответил я. – Песок горячий.

– Да, – проговорила она, – жарко сегодня.

Она лежала рядом спиной вверх, опустив голову на руки – я не видел ее лица. «Кто она?» – подумал я и тут же понял, что знаю это. Ответ пришел сам, вернее, он не приходил, а просто был, я даже не вспоминал – просто знал. Ее звали Света, и мы приехали сюда вместе. Я помнил ее лицо, знал почти все о ней. Мы снимали здесь маленькую комнатку в маленьком доме, не слишком далеко, и хозяева были довольно милы, мы жили здесь уже почти две недели. Все было чудесно, легко и радостно, нам было хорошо вместе. Я знал все это, лежа на пляже под палящим солнцем, и смотрел на море и на детей, резвящихся в прибое.

Да, я был во времени. Все происходило когда-то, я вспоминал этот момент. Когда же это было? Тот я, который находился там, не мешал мне, я совсем не чувствовал его присутствия, лишь получая ощущения или какую-то информацию от него. Вряд ли он знал обо мне, потому что был совершенно спокоен и не замечал ничего необычного. Но тело принадлежало нам обоим – смотря кому оно было нужнее в данный момент. Я подумал, что может произойти, если вдруг оно понадобится и ему, и мне одновременно? Но, пожалуй, это не составляло проблемы – я не мог представить спор между нами, тем более что он не знал о моем присутствии, а мне было все равно – у меня было свое тело там, в настоящем. Но все-таки это тоже был я, если определять себя как человека с присущими только себе свойствами и особенностями, отличающими от других людей.

Я поднял руку перед глазами, сжал и разжал кулак. Тело слушалось совершенно так же, как и мое настоящее тело. Впрочем, это и было мое настоящее тело, только семь лет назад. Да, именно семь лет! Я понял это, просто узнав у себя сегодняшнюю дату и определив таким образом, как далеко во времени находится этот день.

Жарко. Кожа раскалилась на солнце. Море манило своей прохладой и свежестью. Я посмотрел на ту, что лежала рядом. Она была в тонком купальнике, и плавные линии ее стройного тела словно источали жар под этим раскаленным солнцем. Лежа на животе, она была неподвижна и так соблазнительно близка. Мне захотелось коснуться ее. Я повернулся и склонился над ней, чуть касаясь ее жаркой кожи, гладкой и почти неестественно мягкой и такой приятной. Я ощущал ответную реакцию в себе, начиная привыкать, вживаться в обстановку и испытывая восторг от того, что происходит со мной.

– Пошли купаться, – тихо проговорил я, приблизив губы к ее щеке.

– У-у, – капризно протянула она, – недавно купались.

Я чувствовал, что она права – мои волосы были мокрые от воды.

– Давай еще полежим, – сказала она и повернула голову ко мне.

И я увидел ее лицо. Она не открывала глаз, я смотрел, узнавая ее, словно встретил давно знакомого человека, которого не видел уже много лет. Да! Я впервые за столько лет видел ту, с которой был здесь уже не один день и с которой меньше часа назад пришел сюда на пляж. Забавно было понимать это.

Я улыбнулся, вспоминая, как мы встретились и как расстались. Это было позже, осенью… или нет, зимой. Было? Будет! Как-то сумасшедше и нереально казалось то, что я знал об этом сейчас, когда мы еще здесь. Я помнил, как все кончилось и что она говорила тогда. Глупо все. Пожалуй, все вышло довольно глупо. И мне тогда не было хорошо, когда мы расстались. Но это было давно, и сейчас я не жалел, что она ушла. Я смотрел на нее, спокойно лежавшую рядом, и не жалел, что она ушла.

Воспоминания пронеслись в голове, я не стал слишком уж обращать внимание на них. Хотя мелькнула озорная мысль – взять и рассказать ей все сейчас. Но, скорее всего, она просто не поверит, да и рассказ о расставании сделал бы ситуацию напряженной, разрушив солнечную беззаботность.

Света лежала, закрыв глаза и предавшись солнцу. Пожалуй, я был третий лишний, вставший между ними. И действительно – склоняясь над ней, я загораживал ее от солнечных лучей и чувствовал, что она не слишком довольна этим. Я улыбнулся и поцеловал ее.

– Пойдем, – сказал я. – Хватит лежать.

Она открыла глаза и посмотрела на меня. И тут я вдруг испугался, подумав, что она не узнает меня, увидит, что я другой. Но нет. Она, конечно, не заметила ничего. Я был я и внешне ничуть не изменился.

– Иди один, если хочешь, – все так же капризно проговорила она.

Я улыбался.

– Пойдем, пойдем, – сказал я поднимаясь, и, взяв ее за руку, потянул за собой.

– У-у, – капризничала Света, но все же встала и последовала за мной к морю.

Вода была немного прохладной, впрочем достаточно теплой и приятной. Я зашел по колено, чуть задержался, а потом быстро пошел вперед, окунулся и поплыл. Развернулся в волнах и смотрел, как Света входит в воду. Через какое-то время она была рядом. Я улыбнулся ей, и мы поплыли вместе.

– Давай к бакену, – сказал я, вырываясь вперед.

Легкие волны чуть покачивали меня, я нырял и плавал вокруг Светы, наслаждаясь ощущением моря. Света даже не подозревала, что я первый раз в этом году плаваю в море – она была здесь со мной уже около двух недель.

Потом мы подплыли к бакену. Света схватилась за него, я тоже взялся рядом, потом приблизился и обнял ее в воде. Она уже не была такой жаркой и горячей, как на пляже, – в воде все представлялось иначе, здесь были свои прелести.

Света улыбалась мне. Я крепче обнял ее и поцеловал. Волны качали нас. Я целовал Свету и чуть болтал ногами, чтобы не погружаться в воду.

– …дет готово, – сказала Леночка.

– Угу, – ответил я, быстро опустив взгляд, чтобы она не смогла ничего прочесть в моих глазах. – Хорошо.

Я сидел дома на кухне. Море плескалось в телевизоре.

* * *

– Семь лет? – говорил Сергей Степанович на следующий день, когда я снова был у него в кабинете. – И вы не заметили никакой разницы в перемещении с тем, как вы перемещались на три месяца?

– Нет, – сказал я, – все было так же: как одно мгновение.

– Значит, все правильно, – задумчиво проговорил он, – правильно… Сознание не чувствует времени.

– Да, наверно, – беззаботно произнес я. – Слушайте, как вы считаете, тот я в прошлом, в которого я перемещаюсь, знает обо мне, чувствует, как я прихожу в него?

– Что? – Сергей Степанович отвлекся от своих мыслей. – М-м-м… не знаю, наверно, нет. Вряд ли. Иначе он бы испугался или, может, взбунтовался – в общем, как-то реагировал бы на появление чего-то постороннего в себе.

– Но тогда как это может быть? Как мы можем вдвоем присутствовать в одном теле?

– Сложно сказать. Может быть, два сознания как бы сливаются вместе, поскольку они принадлежат одному человеку, одной личности, и являются по сути одинаковыми. И он там просто не замечает чужие мысли, чужие желания, считая их своими.

– Но тогда он должен и знать все, что знаю я.

– Ну-у, – неопределенно протянул Сергей Степанович.

– Помнить то, что я помню, – продолжал я. – Как же с этим? Ведь не может быть, чтобы у него оставалась память о будущем. По-моему, это будет чуть ли не катастрофа – от этого можно просто свихнуться.

– Не знаю, не знаю… – проговорил Сергей Степанович. – Возможно, память не остается потому, что срабатывает какая-нибудь защитная реакция в мозге от информации, пришедшей, так сказать, неправильным путем. Может быть, это не запоминается, поскольку не было увидено, услышано, как-то почувствовано – то есть в памяти остается только то, что приходит от органов восприятия, остальное же просто не может попасть в память.

– А как же мысли? Я ведь запоминаю свои мысли. И если я думал о будущем, то память об этом останется?

Сергей Степанович пожал плечами.

– Сейчас я не могу объяснить это, – проговорил он. – Только предположить, что мысли о будущем по какой-то причине не воспринимаются тем, который там, в прошлом, и в этот момент он считает, что вообще ни о чем не думает. Может быть так.

– Ну хорошо, – не унимался я. – А возможен спор между нами? То есть кто-то из нас не захочет сделать то, что хочет другой, или наоборот.

– М-м-м… Пожалуй, вряд ли, – Сергей Степанович пытался сохранить авторитет, стараясь отвечать на мои вопросы, но чувствовалось, что это дается ему с трудом, – поскольку спорить не с кем. Если сознания объединяются, то это как одно сознание, которому не с кем спорить.

– А если я совершаю какое-то действие, непонятное и ничем не обоснованное для него, – как он к этому отнесется?

– Но для вас ведь это действие обосновано?

– Да, конечно.

– Ну, тогда все нормально – сознание же одно.

– Одно, одно, – проворчал я, – но он ведь не я.

– Да, но вы-то – он, – не уступал Сергей Степанович.

– И что с того?

– Ну и не знаю, – насупился Сергей Степанович. – Что вы от меня хотите? Откуда я могу знать такие вещи?

– Кто же еще будет знать? – удивленно проговорил я, внутренне веселясь над ним. – Заварили кашу – вот теперь и расхлебывайте.

– Не знаю я ничего, – в сердцах произнес он. – О таких вещах я совсем не думал. Устройство сделать, операцию – это да. Мне как-то важнее было получить сам факт перемещения во времени, а дальше… дальше, честно говоря, я не думал, – он замолчал, с трагедией во взгляде уставившись перед собой.

– Ну вот, – проговорил я, – вы не думали, а мне теперь что делать?

Он не слушал меня, поглощенный своими мыслями. Я про себя немного подсмеивался – слишком уж всезнающим он хотел казаться. Было по-человечески приятно наконец поставить его в тупик (или не по-человечески… но все равно). Для меня же эти вопросы не представлялись такими уж важными – я знал, как-то интуитивно чувствовал, что все это не мешает перемещениям и не создает никаких неприятных последствий ни для меня теперешнего, ни для того, который в прошлом. А почему это так, было, в общем-то, все равно. Мне нравилось путешествовать во времени, и я не хотел задумываться. Но при этом считал необходимым рассказывать Сергею Степановичу все, делиться своими мыслями – потому и говорил об этом.

– А знаете, – неожиданно воскликнул он, – я тут подумал, может, это связано с темным участком мозга.

– Что?

– Ну, человек использует свой мозг далеко не полностью, и, возможно, когда вы перемещаетесь, то пользуетесь именно этой темной частью мозга того вас, который в прошлом. Поэтому-то он не помнит и не знает ничего, поскольку не имеет доступа в эту часть.

– Да? А действия, движения – он же не может не знать о них? Не может же он вообще не помнить тех минут или часов, когда я нахожусь в нем, словно он спал все это время или… или я уж и не знаю как.

– Действия? Хм… – Сергей Степанович снова погрузился в размышления. – Не знаю, не знаю, – пробормотал он.

Я взял сигарету и закурил.

– А где Леночка? – спросил я, чтобы отвлечь его. Он находился где-то в своих мыслях, не здесь. Мне было бы скучно потерять собеседника и остаться одному.

– Леночка? – встрепенулся Сергей Степанович. – А-а… Она там, – он махнул рукой, – по работе.

– Угу, – кивнул я.

Он тоже взял сигарету.

– Это очень хорошо, – сказал Сергей Степанович, выдувая дым, – что вы начали управлять своим телом в другом времени.

– Да, хорошо, – согласился я. – Представляете, на море побывал, плавал. Так никуда и ездить не нужно – просто задумался, и все.

– Ну, не так это просто. Чтобы отправиться туда, нужно сначала действительно побывать там, – сказал он довольно странную, но, в общем-то, объяснимую фразу.

– Я понимаю, – сказал я. – Но все же это очень интересно и приятно. И необычно. Словно просыпаешься где-то в другом месте, не там, где засыпал, и при этом знаешь, что все это нереально, как в кино, хотя на самом деле абсолютно реально, как в настоящей жизни.

– Это и есть настоящая жизнь, – вздохнул Сергей Степанович. – Значит, там, в другом времени, все ощущения естественны? То есть ваши отношения с окружающим миром такие же, как и в обычной жизни?

– Да. Помнится, вы мне с самого начала говорили, что это будет так.

– Говорил, – кивнул он. – Но то была теория.

Я улыбнулся.

– Теперь это практика. Там, в другом времени, я – это я. И это даже не как сон, это просто есть, и все. То же самое, как если бы я действительно был там.

– В какой-то степени вы действительно там – у вас есть ваше тело, ваше сознание – что еще нужно? – Сергей Степанович потушил сигарету. – Но я хотел сказать о другом, – проговорил он, выдувая дым от уже несуществующей сигареты. – Вы ведь так и не можете управлять этим процессом, не можете перемещаться, когда и куда хотите, сейчас все происходит случайно – так?

– Да. Пока да.

– Вот. Я и хочу обратить ваше внимание на это. Мы ведь еще не выяснили всех возможностей устройства. А выяснить их можно, только если вы сами будете управлять перемещениями. В общем…

– Да, – прервал я его. – Это, конечно, понятно. Не понятно только, как это сделать. Я не могу узнать то, чего не вижу. Перемещение происходит очень быстро, практически мгновенно. В прошлый раз Леночка начала говорить слово, когда я ушел во время, и, когда вернулся, услышал вторую половину этого слова. Я не успеваю ни почувствовать, ни понять что-либо, относящееся к самому перемещению.

Сергей Степанович пожал плечами.

– Что ж, – сказал он, – как-то нужно изловчиться. Пробуйте. Пробуйте как можно больше всего – возможно, случайно и найдете то, что нужно. Пытайтесь представить себе разные образы, вызывать какие-то ощущения – в общем, что угодно. Все ведь работает – нужно лишь выяснить, как именно.

– Хорошо, – сказал я, – буду пробовать.

И я пробовал. Иногда часами просиживая днем, когда не было Леночки, и пытаясь представить себе различные ситуации, себя в них, вспоминал, переживал все заново. Я сидел в тишине, уставясь в одну точку, напрягая память, воображение. Я силился проникнуть в свои воспоминания, представлял себя там, как будто снова нахожусь в тех же местах, разговариваю с теми же людьми. Я старался вспомнить все до мельчайших подробностей, свои ощущения, то, какими они были тогда, каким был тогда я.

Но я знал, что все меняется и я меняюсь тоже, когда идет время. С течением времени меняются мои представления, отношение к различным вещам, желания, стремления, оценка важности тех или иных сторон жизни. Возможно, это были не слишком большие перемены – все же я оставался собой, – но чтобы представить себе то время, я должен был стать тем, кем я был тогда, именно таким.

Предметы и люди, слова и мысли. Я думал, как много разных, казалось бы, незначительных вещей влияли на мое настроение, суждение о мире. Мельчайшие детали, которые теперь выглядели просто смешными и ненужными, владели мной тогда, занимали мои мысли. Я не мог придавать им такое же значение сейчас, зная, что на самом деле они не были так важны, как я думал, и никак не повлияли ни на меня, ни на ход событий. Но я понимал это только сейчас, а тогда не знал, не мог знать этого. И вот теперь, чтобы действительно почувствовать себя в тех временах, я должен был лгать себе, расставляя те же оценки, придавая то же значение отдельным деталям, сторонам жизни.

И если тогда я был искренен в своих ошибках, вернее просто не считая их ошибками, то сейчас не мог так же сильно и искренне верить в те вещи, которые оказались лишь пустым звуком, словами и ничем больше. Я вспоминал – и только, не в силах добиться полного ощущения себя в то время. В какой-то момент я стал думать, что, наверно, это вообще невозможно, и говорил об этом Сергею Степановичу. Но он отвечал, что если бы так, то никаких перемещений не происходило бы вообще.

Да, он был прав. Я размышлял об этом. Видимо, что-то еще создавало перемещения, что-то другое заставляло их осуществляться. Но что? Я не знал, не мог понять, не имея ничего, кроме своих ощущений, воспоминаний, но они не помогали мне. Я хотел быть хозяином времени, только время лишь смеялось надо мной, давая мне оружие в виде приобретенного опыта, меняя меня и побеждая меня этим же оружием.

А перемещения были. Они случались время от времени. Иногда более долгие, иногда короче, но всегда они происходили сами, независимо от меня.

Бывало, что я оказывался у себя дома, еще до операции и до встречи с Сергеем Степановичем. Бывало – шел по улице в разные времена года. Забавно и странно было находиться то в жарком лете, то в холодной снежной зиме всего через пару дней. Иногда я разговаривал с людьми, которых не видел уже несколько лет. А однажды мы болтали и смеялись в школе на перемене с одним моим одноклассником, который погиб потом в армии. Он давно уже умер, а я разговаривал с ним и смеялся, весело обсуждая какие-то школьные дела.

Время раскрывалось передо мной, время открывало себя, но именно так – делая это само, словно забавляясь, играя мной. Я не знал, почему попадаю в те или иные ситуации, в то или иное время, и каким образом происходят перемещения. Невозможно было понять это. Все происходило случайно и неожиданно, и когда я понимал, что переместился, образы окружающего мира сразу захватывали меня, не давая возможности почувствовать и запомнить сам момент перемещения, я не мог уловить его, он был слишком мимолетен и ускользал, прячась за ощущение окружающей обстановки.

* * *

Как-то вечером я сидел дома на кухне. Читал. Леночка уже спала в комнате. Я тоже собирался идти спать, но хотел сначала дочитать главу. Книга была интересной, я бы так и читал ее всю ночь, но глаза слипались, я держался уже из последних сил. Наверно, глупо было сопротивляться – все равно не получилось бы дочитать ее до конца, и, конечно, можно продолжить и завтра, и когда угодно, но я сидел из какого-то непонятного упрямства. Строчки наезжали одна на другую, иногда мне приходилось по два раза перечитывать предложение, чтобы понять его смысл. В общем, я чувствовал, что не смогу дойти даже до конца главы, и хотел уже сдаться и идти спать, но не успел…

Еще мгновение назад я сидел с книгой в руках, а теперь был нигде. Я не ощущал ни себя, ни окружающего мира. Но все же что-то было вокруг. Я был внутри, но внутри ничего. Хотя это ничто было материальным, только я не видел и никак не чувствовал его. Хм…

Не оставалось сомнений, что я переместился, только никак не мог понять куда, не имея никаких ощущений. Попробовал найти ответ у себя, того, который там, но он молчал, словно его и не было. Мне стало страшно – я подумал, а вдруг это смерть? Но тут понял, в чем дело. Все было просто. Я спал, это был сон.

Тот я, в котором я оказался, переместившись во времени, просто спал сейчас, я находился внутри его спящего тела, вернее мозга, потому что тело не определяло себя, не передавая никаких ощущений и не предоставляя возможности управлять собой.

Да. Пожалуй, это было интересно. Когда я понял, что происходит, и перестал бояться, то улыбнулся, восхищаясь неожиданностью и необычностью ситуации, в которую попал. Я находился внутри черной пустоты, которая была мной. Ничего не происходило – снов не было. Я пытался смотреть вокруг, но это не имело смысла – нечем и не на что было смотреть. Сознание без тела было лишено органов восприятия и, соответственно, ощущений. Но все же какое-то чувство владело мной.

Оно было слабым и еле уловимым, и поначалу я не замечал этого, но, находясь в пустоте, все-таки обратил на него внимание в отсутствии чего-либо другого. Что это? Я прислушивался к себе, пытаясь понять. Странное чувство – ощущение какой-то парящей легкости, или нет – летящей быстро. Быстро. Только полет определялся не телом – ощущение касалось чувств, но не тех, что приходили извне. Оно возникало как бы изнутри. Это был внутренний полет самого центра восприятия, сознания… Сознания?

Господи! Наверно, если бы у меня было тело, то меня бросило бы в жар. Вот оно! Дыхание участилось, если бы было, чем дышать. Вот оно! Я пришел в возбуждение от понимания того, что открылось мне, но старался сдерживать себя, боясь потерять чувство, владевшее мной. Я сосредоточился на нем, бережно сохраняя его. Да! Это было то, что я так давно хотел уловить, понять. Чувство перемещения! Это было оно. Я наконец смог ощутить его.

Так. Я стал осторожно исследовать это ощущение, мягко касаясь и боясь разрушить, упустить. Но вряд ли я мог упустить его. Я вдруг понял, почему оно сохранилось во мне. В отсутствии других ощущений оно было последним, которое владело мной, и потому осталось, не стертое и не закрытое другими, приходящими обычно после него. Я понял, что, пока не будет других ощущений, это чувство останется и не уйдет никуда. А поскольку я был во сне, то других ощущений не должно быть. Хотя… Что, если я вдруг проснусь, или мне начнет сниться сон?

Но я старался не думать об этом. Я старался вообще не думать ни о чем, лишь прислушиваясь и пытаясь понять, запоминая. Все было странно: та обстановка, в которой я находился, чувство, владевшее мной. Странно было ощущать последние сигналы от не определяющего сейчас себя тела. Последние сигналы тела? Пожалуй, жутко было бы ощущать их, но я знал, что это не смерть – это сон, всего лишь сон, и ощущение последнее только сейчас, а не вообще. Н-да…

Чувство было слабым, но я слышал его и даже мог определить область, где оно находилось. Примерно от макушки до шеи – все заднее полушарие головы хранило в себе это. Легкое покалывание, тепло… или нет, наоборот, прохлада. Хотя, вслушавшись внимательнее, я понял, что есть и то и другое – точки покалывания были через одну – холодные и теплые, теплые и холодные. Но будучи совсем маленькими, они сливались воедино, словно что-то надели на голову. Только это что-то было живым – оно определяло себя покалыванием и чуть колыхалось, проходя легкими волнами то сверху вниз, то снизу вверх. И это происходило не только снаружи, на коже, но проникало и внутрь, хотя не слишком глубоко – где-то на внутренней стороне черепа, не дальше. И еще. Точки светились. Конечно, не на самом деле, но я чувствовал, что они как бы излучают, светятся. И, пожалуй, это было приятно. Да, это было довольно приятное чувство.

Я вслушивался, и оно раскрывало передо мной все новые грани, переливалось разными цветами. Я начинал понимать, что не смогу увидеть всего до конца, но, наверно, это было и не нужно. Пожалуй, я уже более или менее разобрался в своих ощущениях и даже вспомнил, что и раньше ощущал нечто подобное. Еще до операции похожее чувство иногда приходило ко мне, и, так же, как это, оно возникало само, я не мог вызывать его. Оно приходило иногда, когда я слышал какой-нибудь приятный мягкий голос, рассказывающий что-то интересное и таинственное, или в какой-нибудь другой ситуации, обладающей мягкостью и легкостью, плавностью. Мне всегда нравилось это чувство. И оно было похоже, как если бы кто-то невидимый касался мозга прямо там, внутри, чуть сжимая и легко поглаживая, и тепло исходило из мягкой ладони и свет.

Чувство владело мной, я слушал, наслаждался им. Но вдруг… Вдруг я проснулся, тот я, который был в том времени. Всего лишь на мгновение, даже не открывая глаз, он проснулся и повернулся на другой бок, а потом снова уснул. Но за это мгновение я успел ощутить себя, свое тело, постель, в которой лежал. И чувство перемещения ушло, ощущение тела закрыло и стерло его. Все исчезло, я остался ни с чем.

Черт! Это было обидно. Я разозлился на себя, того, который в прошлом. Надо же было ворочаться во сне! Лежал бы и лежал себе, так нет же… Я был зол на себя и хотел что-нибудь сделать с этим. «Ну ладно, – сказал я самому себе, хотя и понимал, что он вряд ли слышит меня, – ты мешаешь мне, но я все равно получу то, что мне надо».

Воспоминания о чувстве перемещения были еще достаточно яркими, я решил попробовать сам получить его. И, в сущности, это была вполне уместная мысль, поскольку сейчас ко мне не приходили никакие ощущения и ничто не мешало сосредоточиться, получить желаемое.

Что ж. Я задержал дыхание и закрыл глаза, которых не было. Я все еще был зол и поэтому резко одним рывком попытался вернуть, вновь создать потерянное чувство. Не вполне понимая, как и что именно хочу сделать, но просто со зла я рванулся и… И вдруг все получилось.

Что-то произошло – это было очевидно. Я переместился? Произошедшее не было похоже на хлопок или вспышку, но словно сдернули лист – не перевернули, а именно сдернули лист, который лежал сверху, и под ним оказался другой, и теперь он лежал передо мной. Это было перемещение. Да! В этом не оставалось сомнений. И хотя вокруг была все та же черная пустота – я снова попал в сон, – но знал, что это другой сон и другое время.

Я смотрел перед собой широко открытыми глазами, которых, правда, не было, но все равно. Я переместился. Я сделал это! В первый раз сам. Это было ошеломляюще. Я совершил движение, я… я проник сквозь время. Сам! «Вот это да!» – думал я, устало улыбаясь, хотя уставать, собственно, было не с чего – перемещение практически не отняло у меня сил, – но усталость определялась скорее эмоциональным напряжением. Впрочем, ладно. Я расслабился, улыбаясь и расплывшись, размазавшись по своему сну. Я растекся в пустоте, празднуя победу. Я купался в черном ничто, медленно плывя по его несуществующей поверхности.

Вот оно! Я был доволен собой, пребывая в черных небесах и паря над черным миром. Черное солнце светило мне, черные леса и реки и города проплывали подо мной. Я был черным облаком и проливался черным дождем на черное поле.

Приятно было парить в пустоте, которая была одновременно и материальной, и абсолютно ничем и могла включать в себя любые предметы, а могла не содержать ничего. Я был пустотой и лениво парил в пустоте, предоставив несуществующим ветрам выбирать направление и нести меня куда-то, куда-то.

Но через некоторое время это все же стало надоедать – отсутствие окружающего навевало скуку, я начинал скучать. «Когда же это кончится? – спрашивал я себя, и слова отдавались эхом от стенок бесконечной пустоты. – Когда же я вернусь в свое время? Помнится, там я тоже хотел спать». Но ответ был все той же пустотой, ответ отсутствовал, как и что-либо другое. «Как же быть?» – задал я другой вопрос. Но и он канул в пустоте.

«Нет, так нельзя, – думал я. – В конце концов, уже поздно, да и Леночка, наверно, ждет». Впрочем, последнее было, скорее, бравадой – я знал, что там, в настоящем, пройдет лишь мгновение, сколько бы я ни находился здесь. Но я не хотел быть логичным, я был весел – победа кружила мне отсутствующую голову. Я просто похвалялся перед собой, понимая, что мне не обойтись без еще одного перемещения. И, пожалуй, я немного боялся, не уверенный, получится ли все на этот раз. В сущности, тогда это произошло случайно. Я, конечно, все сделал сам, но…

Ладно. Нужно было собраться с духом и попробовать. Я собирался. И когда решил, что пора, улыбка играла на моих мнимых губах. Я начал перемещение.

Так. Зажмурился мнимыми глазами и напряг мнимое тело. Хм… Что-то никак. Ладно. А еще раз? Нет, ничего не получалось. Черт! Звездная болезнь и купание в пустоте расслабили меня, я утратил серьезность и не мог сосредоточиться по-настоящему. Нужно было успокоиться и прийти в себя. Я нахмурил отсутствующие брови и старался дышать ровно, хотя и не было чем. Так. Пожалуй, можно попробовать снова. Только спокойно и осторожно… Или нет, наоборот, резко? Ведь в прошлый раз было именно так. Я не знал, как быть, и решил сначала попробовать медленно.

Снова закрыл глаза и попытался представить чувство перемещения. Я собирал его по крохам из пространства вокруг. И, кажется, что-то получалось – я ощущал покалывание и легкие волны, но перемещения все не было. Я не сдавался и старался увеличить возникающее чувство, сосредотачиваясь на нем. Это не было слишком сложно, ведь я не имел тела, которое отвлекало бы меня, и сосредоточение было почти идеальным. Сергей Степанович гордился бы этим моим сосредоточением, если б, конечно, мог его увидеть.

Скоро чувство перемещения стало довольно сильным. Наверно, я мог бы и еще увеличить его, но вдруг понял, что оно явно больше и ярче, чем было в тех случаях, когда перемещение осуществлялось. Странно. Я размышлял над этим, стараясь не терять полученного чувства. Может, действительно все дело в том, что оно должно возникать резко? Хм. Остается только проверить это.

Я снова обратил все внимание на чувство, запоминая и отмечая его уровень, словно уровень воды. Потом опустил его, вытолкнув из себя, и в следующую секунду, пока не забыл, каким оно было, вновь поднял на ту же высоту резко, рывком. И…

Лист был сдернут, движение осуществилось – я снова переместился. Уже в третий раз за сегодня! Но… Что это? Я пытался смотреть по сторонам. Нет, только не это! Я опять был во сне. Господи! Ну почему? Это был удар. Я горестно склонил мнимую голову и опустил мнимые руки. Опять…

Да, это была победа, с одной стороны, – ведь я все-таки переместился, – но поражение – с другой – я снова был во сне. Перемещение не имело смысла. «Наверно, недостаточно осуществлять перемещение, – думал я, – нужно еще определять точку, в которую хочешь переместиться, иначе она определяется сама просто тем, что окружает меня в данный момент». Скорее всего, это было так. Я ведь два раза перемещался сам и в обоих случаях попадал в ту же ситуацию, из которой выходил.

Что же делать? Пустота опять заполнилась вопросом. Как же переместиться куда-то кроме сна, в обычное бодрствующее состояние? Я не знал. Пустота молчала, не давая ответа. Вдруг я испугался, что никогда не смогу выйти из нее и теперь так и буду вечно скитаться по своим снам, навсегда останусь в них. Нет, это уж слишком! Стать пленником собственных снов? Быть запертым навечно в пустоте внутри себя? Нет, нет. Но как же выйти отсюда?

И тут я все понял. Ответ был настолько прост, что я даже рассмеялся в пустоте несуществующим смехом. Ну конечно, это ведь не вечно. Пройдет какое-то время, и рано или поздно я проснусь. Конечно! Я просто проснусь – и все. Это так просто! Я смеялся и показывал язык пустоте, хотя, скорее всего, ей не было до меня дела.

Впрочем, это еще вопрос. Ведь пустота была мной, но я не был собой, или он не был мной, или я не был им, или… Тьфу! Неважно. В общем, в любом случае, теперь нужно ждать, только ждать, и все.

А интересно, смогу я уснуть здесь? Может ли сознание спать? Я ведь сейчас только сознание. Хм. Странно было определять себя таким образом. Я представлял себя каким-то туманом или сгустком чего-то. Слизи? Ну уж нет! Мое сознание не слизь, мое сознание – это… Стоп! Но ведь сознание не может думать, оно не может ничего само. Как же я думаю сейчас и чувствую что-то? Может, я все-таки не только сознание? Может, что-то не спит во мне, так же как и я? Но что? Мозг? Нет, вряд ли – тогда бы я разбудил себя. А может, действительно верно то, что Сергей Степанович говорил о темных участках мозга? Очень похоже, что он был прав. Надо будет рассказать ему все. Представляю, как он будет реагировать, когда узнает, что я перемещался сам. Или что он скажет о путешествиях в пустоте внутри себя.

Я улыбался темными участками мозга, представляя Сергея Степановича. Собственно, делать было все равно больше нечего. Я прошелся по пустоте туда-сюда. Потом от скуки походил вокруг пустоты горизонтально и вертикально, продолжая идти по стенке и потолку и возвращаясь снова вниз. Но скоро и это мне надоело. Я скучал.

Попробовал постучаться в стену с криками: «Эй! Хватит спать! Пора вставать!». Но это не дало никаких результатов. Я не знал, сколько мне ждать еще. В принципе, я мог проснуться и через минуту, и через несколько часов – смотря куда, в начало или в конец сна, я попал при перемещении. Что ж, я сел и стал ждать. Скука была ошеломляющей – не было вообще ничего. Я бы, наверно, завыл от тоски, но, к счастью, сам помог себе – скоро мне начал сниться сон.

Вот это было действительно интересно!

Какие-то люди и образы проходили мимо меня, вокруг и сквозь меня. Я сам-то не был слишком материальным, но они были вообще как цветной туман. Какие-то призраки из дымки более или менее определенной формы и раскрашенные как попало. Я был внутри них. Действие происходило вокруг, но без моего участия.

Я находился в какой-то комнате. Там сидели люди, я узнавал их – когда-то я работал вместе с ними. Люди разговаривали о чем-то. Я пытался уловить смысл беседы, но это было непросто. Слова произносились, но скорее напоминали сплошной гул, чем нормальную речь – невозможно различить отдельные звуки. Затем там появился один мой знакомый, который не имел отношения к этим людям и никогда не знал их. Но они говорили с ним так же, как друг с другом. Я видел себя. Иногда я появлялся среди них, а иногда вокруг них. Комната вертелась, ракурсы менялись. Потом я вдруг стал понимать разговор. Они говорили о каком-то фильме, но странно – отождествляя себя с его героями и иногда даже говоря от их имени. Я пытался вспомнить, когда смотрел этот фильм – получалось, лет пять назад. Можно было предположить, что я попал именно в то время.

Комната стала травой. Некоторые люди ушли, появились другие. Это были разные мои знакомые. Как и тот мой приятель, в жизни они не знали друг друга, но все перемешалось в моем сне.

Потом я ехал в поезде. Смотрел вокруг своими глазами, как будто на самом деле сидел там. Поезд подъехал к станции, я встал и вышел. Но оказался почему-то не на платформе, а между двух едущих в разные стороны поездов. Потом я вообще исчез, и появилась какая-то девушка. Она стояла в раскрытых дверях одного из вагонов. И я как-то одновременно и оставался между двух поездов, и всегда видел эту девушку перед собой, когда она ехала в вагоне.

Потом началась полная неразбериха. Я сидел у окна и одновременно стоял в дверях с той девушкой. Она соскакивала на ходу и не спеша шла вровень с мчащимся на всех парах поездом. Потом я видел ее запрыгивающей в вагон. Я хотел быть с ней, но меня мотало по разным поездам и станциям. Я не знал, как оказываюсь там, но все искал ту девушку. Я смеялся, бежал, сидел. Все мелькало. Иногда я видел девушку, но никак не мог дотянуться до нее, задержаться рядом. Поезда забирали меня, проносили мимо.

Я смотрел на свой сон, но не мог узнать эту девушку. Мне никак не удавалось разглядеть ее лица, я лишь знал, что она улыбается мне. Но кто она? Я даже не был уверен, что вообще знаю ее – возможно, просто когда-то видел на улице или еще где-нибудь. Я смотрел, пытаясь все же разглядеть, узнать ее. Но это так и осталось загадкой, потому что скоро я проснулся, оборвав свой сон.

Мне было интересно, в каком времени я нахожусь, но и это осталось неизвестным – почти сразу, как проснулся, я вышел из времени и снова оказался у себя дома на кухне с книгой в руках.

Хотелось спать. Это было странно – только что я еле выбрался из снов, проведя там Бог знает сколько времени, но сейчас снова хотел спать. Что ж. Я отложил книгу и встал. Усталость и какая-то странная тяжесть владели мной. Я чувствовал себя совсем разбитым. Так не было перед тем, как я ушел во время. Тогда я только хотел спать, а сейчас был измотан и выжат. Почему? Я устал во времени? Но там ведь у меня не было тела, и я не мог устать. Странно, это было странно, я не знал, как объяснить это. «Ладно, – зевнув, подумал я, – завтра все узнаю у Сергея Степановича». Потом повернулся и пошел спать.

Сергей Степанович, конечно, слушал, раскрыв рот. Он ни разу не прервал меня, пока я рассказывал о своих приключениях в снах, но потом спросил:

– Значит, вы перемещались два раза?

– Вообще-то, три, если учитывать первый раз из настоящего. Но тех, которые я сделал сам, – два. И кстати, перемещение обратно, в мое время, произошло тоже само собой – я ничего не делал и даже, наоборот, хотел задержаться, посмотреть, где я, но не смог. Меня словно выдернуло из времени.

– Угу, – он задумался. – Значит, сразу два, так сказать, ваших собственных перемещения?

– Да. Но я думаю, очень помогло то, что у меня не было тела – оно не отвлекало меня.

– Угу, – снова задумчиво произнес Сергей Степанович, присев на край стола и чуть поглаживая на подбородке несуществующую бороду. Я чувствовал, что он задумался надолго.

– Так что вы можете сказать об этом? – решил я вернуть его в реальность.

– Я? – рассеянно произнес он. – М-м-м… Два раза? – и опять замолчал, продолжая думать.

– Ну что ты пристал? – вдруг сказала Леночка, которая все это время тихо сидела на стуле у стола за спиной Сергея Степановича, я даже забыл о ее присутствии. – Хочешь, чтобы тебе так сразу все и ответили? Нужно же подумать сначала. Правда, Сергей Степанович? – Но он даже не услышал вопроса, находясь в своих размышлениях и продолжая поглаживать мнимую бороду. Впрочем, Леночка и не ждала ответ. – А кстати, – она снова обратилась ко мне, – что это за девушка там была? Ты так и не сказал.

– Не знаю, – пожал я плечами, – я ведь говорю, просто не успел разглядеть ее.

– Н-да? – с многозначительным ехидством произнесла она. – Вот, значит, как?

– Это же только сны, – удивился я. – К тому же не сегодняшние, а Бог знает какой давности.

– Ну и что? – отрезала Леночка и недовольно отвернулась.

– Не понимаю, – покачал я головой. – Чего тебе не нравится?

– Ничего, – так же недовольно произнесла она.

Я подумал, может, она шутит? Но было не похоже.

– Хорошо, – безразлично проговорил я, – больше не буду тебе рассказывать.

– Да? Значит, будешь там потихоньку… – она не договорила.

Я удивлялся, глядя на нее, совершенно не понимая причин такого возмущения.

– Этого же вообще нет – все во сне, который и снился-то несколько лет назад. А на самом деле ничего такого не было никогда, – пытался я вразумить ее. Но она не вразумлялась.

– Да? А что было?

Мы говорили через Сергея Степановича, который полусидел, опершись о стол, между нами. Но он совершенно не реагировал и, похоже, даже не слышал нас, размышляя о своем, вернее, о моем. Леночка явно жаждала крови, я не понимал почему, но, в любом случае, абсолютно не хотел устраивать перепалку при Сергее Степановиче. Впрочем, и вообще не хотел.

– Слушай, – сказал я Леночке, – так ведь нельзя. Попробуй сама понять, о чем ты говоришь.

– Я-то понимаю, – с угрозой в голосе произнесла она. – А вот ты…

– А знаете, – вдруг сказал Сергей Степанович, прервав Леночку, и было видно, что он действительно не слышал нас, – я тут подумал… Это похоже на появление электрического тока в магнитном поле.

– Как? – тут же переключился я на него, радуясь, что он наконец заговорил и прервал нашу с Леночкой семейную ссору.

– Ну, когда проводник находится в изменяющемся магнитном поле, в нем возникает электрический ток, – пояснил Сергей Степанович. – И чем быстрее меняется поле, тем больше ток. Видимо, с вашим чувством перемещения происходит то же самое. Если вы создаете его достаточно быстро, то возникает некая сила, перемещающая вас. И, наверно, чем быстрее вы его создаете, тем эта сила больше и вы дальше перемещаетесь во времени.

– Вы так считаете?

– Да, – все еще задумчиво проговорил он. – Очень похоже на это.

– Ага, – я подумал, что хотел задать ему много вопросов, которые накопились у меня, пока я был во времени. Но, глядя на Сергея Степановича, видел, что сейчас он не в состоянии вести нормальную беседу – уж в очень глубокую задумчивость я поверг его своим рассказом. Сергей Степанович витал где-то в своих мыслях и формулах, слабо реагируя на окружающее. Я чувствовал, это надолго. К тому же Леночка продолжала волком смотреть на меня. В общем, я понял, что пора уходить.

– Ладно, – сказал я, вторгаясь в задумчивость Сергея Степановича. – У вас, наверно, работа, да и мне пора.

– Работа? – проговорил свалившийся с Луны Сергей Степанович.

– Я пойду, – улыбнулся я. – Приезжайте как-нибудь в гости, звоните.

– Хорошо, – словно в замедленном кино произнес он.

Я еще раз улыбнулся, потом пожал ему руку, кивнул продолжающей дуться Леночке и ушел.

* * *

Снег хрустел под ногами, ветер дул, обжигая лицо. Я шел, засунув руки в карманы и втянув голову в плечи. Хотелось стать маленьким и незаметным, чтобы никто не видел меня и ни одна мысль или эмоция не помещалась внутри. Они все были плохие, эти эмоции. Я не хотел иметь чувств. И вообще не хотел быть. Я с удовольствием стал бы камнем, или деревом, или лучше вот – снежинкой на ветру. И пусть бы ветер нес меня, куда ему вздумается.

Холодно. Я ускорил шаг, чтобы быстрее дойти до метро. Все было плохо. Черт! Как плохо все! Да еще этот холодный жгучий ветер… Я ненавидел ветер, дующий мне в лицо и заставляющий мерзнуть и ежиться. У меня было достаточно неприятностей и без него: скоро меня должны были выгнать из института, моя девушка бросила меня, я был должен кучу денег и в довершение всего болел живот, видимо от всех этих неприятностей.

Все было плохо, мерзко и пакостно. Я злился на все и на всех, а больше всего – на самого себя. Сам виноват! Я знал, что сам виноват во всем. Но, черт побери, это абсолютно не решало и даже не уменьшало ни одной из проблем.

Я вошел в метро. Здесь было теплее – хотя бы это было хорошо. Но скоро я попал в толпу внутри вагона, меня давили и толкали со всех сторон, наступали на ноги.

«Все из-за нее», – думал я. Это из-за нее я забросил учебу, из-за нее взял в долг столько денег. А она… Черт! Сам виноват! Сам! Ведь все уже было ясно. Зачем? Из какого-то глупого упрямства…

В животе катался комок раскаленной проволоки, к тому же колючей и, наверно, ядовитой. Толпа вокруг явно увеличивала раскаленность и колючесть проволоки. Я ехал в институт, где, похоже, мне скажут, что с сегодняшнего дня я отчислен. Внутри была тоска по той, которая бросила меня, и вопрос, раздражающий своей банальностью: «Где взять столько денег?».

Да, я был во времени. И момент, в который я попал, нельзя назвать самым лучшим в моей жизни. То, что происходило тогда, представляло собой сплошную череду неприятностей и неудач. Но теперь я знал, что в конечном счете все будет хорошо – в конце концов я сдам все экзамены, найду деньги. Правда, она не вернется ко мне, но все пройдет, и даже через какое-то время я решу, что так, наверно, и лучше. Только это будет потом, лишь потом. А сейчас я ехал в метро с самыми мрачными мыслями и предчувствиями, подыхая от тоски по ней и с диким отвращением к учебе и каким-либо обязанностям вообще.

Сначала, когда я только попал в это время, мне было интересно наблюдать и вспоминать происходящее. Это тешило какие-то ностальгические чувства по старым временам. Я наблюдал со стороны и даже чуть подсмеивался над своими тревогами, зная, что на самом деле они напрасны. Но тело приносило ощущения, я не мог не замечать их и проникался тем состоянием, в котором находился. И скоро черные мысли и эмоции захватили и меня. Я чувствовал, что мне так же плохо, как и ему, с удивлением понимая это. Пытался сказать себе, что это ведь пустое и в конце концов все будет хорошо, но тело и мозг заставляли меня чувствовать то же, что и он, я, который был там. Да еще этот живот… Он болел и у меня, вернее, просто у меня – боль не делилась пополам на нас двоих.

Нет, это совсем не то, что мне нужно. Я не хотел, чтобы мне было плохо, не хотел быть подавленным и растерзанным напастями. Я думал об этом, зажатый в толпе в метро внутри себя семь лет назад.

Оказывается, перемещения во времени связаны не только с приятными ощущениями. Да, все же это не увеселительная прогулка по постелям и пляжам. Я путешествовал по жизни, а жизнь… она ведь разная, всякая. Как раз сейчас я и чувствовал эту ее всякость.

Как я попал сюда? Я сделал это сам. Теперь я мог сам совершать перемещения. Пока это получалось не всегда – чувство перемещения было трудновоспроизводимым. Я старался как мог, но очень часто оно ускользало, не давая возможности уйти во время. И тем более у меня совершенно не получалось выбирать момент, в который я отправлялся – пока он выбирался случайным образом, я перемещался куда попало. Так я оказался и здесь, совершенно не понимая, почему именно здесь.

Впрочем, ладно. Нужно было уходить отсюда. Здесь мне нечего делать – это я знал точно. Мне было тоскливо, гадко, мерзко. Я чувствовал себя разбитым и смятым. Тому мне, в котором я находился, было еще хорошо по сравнению со мной – он входил в это состояние более или менее постепенно и успел хоть немного свыкнуться с этим, к тому же все происходило действительно с ним. А за что должен страдать я? Еще и получив все это сразу и в полной мере. Я был раздавлен и смят. Нет, нужно выбираться отсюда, быстрее.

Хотелось спать. Прошлой ночью я спал всего часа три, пытаясь хоть как-то подготовиться к пересдаче экзамена, на которую ехал сейчас. Но одной ночи для того, чтобы выучить все, было мало, явно мало. Меня должны были выгнать – я почти ничего не успел, и к тому же дикая тоска внутри не давала никакой возможности воспринимать, запоминать что-либо. В общем, всё. Не имело смысла надеяться на что-либо. Я и не надеялся, только хотел спать, хотел просто быть в покое, хотел быть с ней.

Черт! Я вдруг понял, что начинаю путаться, где я, а где он. Все было слишком реально. Собственно, это и была реальность, только не совсем моя, вернее, не сейчас, или не тогда, или… В общем, здесь мне начинало казаться, что вся моя будущая жизнь только привиделась мне, приснилась за эти несчастные три часа сна сегодняшней ночью. А я так и есть тот, кто есть. У меня был полный набор эмоций внутри и полный набор ощущений внешнего мира, и все это не могло быть ничем иным, кроме обычной реальности. Здравый смысл подсказывал, что если это реальность, то все настоящее и именно сейчас настоящий я нахожусь в обычном настоящем мире. И поскольку настоящим считается происходящее сейчас, то все остальное, что происходило, но не соответствует той действительности, в которой я нахожусь, скорее всего, просто бред или, в лучшем случае, сон. Вот так.

Но другой здравый смысл говорил мне, что я здесь чужой, только гость, и на самом деле я вообще не здесь, а совсем в другом месте… вернее времени, и просто подсматриваю все это через маленькую дырочку в моей голове. Происходящее не относится на самом деле ко мне и имеет лишь историческое, но никак не настоящее, определяющее значение. И это тоже было так!

У меня двоилось в мозгу, у меня двоилось в сознании, у меня двоилось в здравом смысле. Это разрывало меня изнутри и было совершенно невыносимо.

«Так, – сказал я своим двум здравым смыслам, – ну-ка тихо! Сейчас я сам разберусь во всем». И разобрался.

Я просто взял и переместился обратно в свое время, чувствуя, что если бы не сделал это еще пару минут, свихнулся бы да так и остался там, в своем прошлом теле с раздвоенным сознанием. Хорошо еще, перемещения обратно происходили довольно легко – я уже давно заметил это. Не нужно было делать почти ничего – я словно отпускал пружину, которая была растянута, когда я находился в другом времени, и эта пружина сокращалась и возвращала меня в настоящее. Что это было и как происходило на самом деле, я, конечно, не знал. Мир был полон загадок. Я думал, что Сергею Степановичу придется еще долго разгадывать их, может быть, всю жизнь, да еще и останется, наверно.

Я снова был дома, в своем времени – слава Богу. Взял сигарету, закурил, все еще находясь под впечатлением того гнетущего состояния. Как-то пусто и неуютно было в душе. Я чувствовал себя затравленным, разбитым и неспособным ни на что. Включил музыку, стараясь как-то развеяться. Я делал вид, что бодр и весел, надеясь на самом деле стать таковым, но это не получалось. Тяжесть не исчезала, я не находил себе места, не чувствовал уверенности, лишь подавленность и даже страх владели мной.

Не хотелось думать, что это следствие перемещения во времени. Я не видел смысла в этом. Все было плохо. Я не знал почему, хотя… нет, пожалуй, знал. Пожалуй, дело не в перемещениях во времени, нет. Дело во мне. Подавленность возникла, конечно, после перемещения, но не из-за него, так или иначе, но она возникла именно во мне, и, значит, я всему виной. В том или в этом времени – все равно – это я, и все эмоции и настроения существуют во мне, и я такой, как есть, и во всех временах я – это я.

Пусто. Я не знал, что делать. Скоро должна была прийти Леночка. Я посмотрел на часы – примерно через час-полтора. Время еще было, собственно, мне и не нужно много времени. Я ничего не решал, даже не до конца осознавая, что делаю и зачем, просто выключил музыку, потом прилег на диван и начал перемещение.

То, что я хотел сделать, было непросто. Это было вообще почти невозможно, но я старался не думать об этом. Мало того, что мне нужно совершить перемещение, которые удавались не всегда, но к тому же я хотел попасть во вполне определенный момент времени, а это представлялось совершенно нереальным – мне еще ни разу не удавалось попасть в какое-то определенное время. Правда, я почти и не пробовал сделать это – всего пару раз, – и когда не вышло, оставил попытки, поскольку, в общем-то, не было надобности перемещаться куда-то прицельно – меня забавляли сами перемещения, неважно куда. Но сейчас – нет.

Все дело во мне – это так. И во всех временах я – это я. И если когда-то я сделал что-либо не так, это только следствие моей сущности. Возможно, это звучит глупо – ведь все совершают ошибки, и нет человека, который ни разу в жизни не ошибался. Но сейчас я думал, что моя жизнь чуть ли не вся состоит из одних ошибок и это потому, что я такой. Черт! Как противно было чувствовать себя ущербным, глупым. Наверно, это было следствием моей раздвоенности там, во времени. Я слишком стал им, собой в прошлом. И мои неудачи и невзгоды перешли на меня, переместились за мной сюда, в настоящее, и все разом изо всех времен навалились сейчас. Мои беды и промахи размазались по времени и закрыли меня, всю мою жизнь. Они лежали мутной тяжестью на мне и не давали спокойно жить. Нужно было как-то избавиться от них, и суть была в том, что я знал как. Да, я знал и, наверно, мог сделать это. Конечно – ведь у меня было все, что нужно для этого, все, включая и огромное желание, которое одно только вполне могло преодолеть любое препятствие.

В сущности, мысль была достаточно проста и даже напрашивалась сама собой – способ устранения неприятностей следовал из принципа возникновения неприятностей. В общем, мне надо было переместиться во времени в нужный момент и устранить причину моих напастей – только и всего. Думаю, я все же мог сделать это, правда, возможность была лишь предполагаемой, теоретической. Но я хотел перейти от теории к практике.

Вспомнить, как и когда все началось, не составляло труда. Воспоминания живо стояли передо мной.

Весна, конец мая, теплый уже почти летний вечер. Мы с другом шли по улице. Было тихо и вообще как-то легко и спокойно. Я уже точно не помню почему, но мы были уставшими и устало брели по вечерней улице. Довольно медленно, потому что две девушки, тоже не очень-то спешившие, обогнали нас и оказались впереди. В своей усталости мы не хотели обращать на них внимание, хотя им нельзя было отказать в привлекательности. Они шли несколько быстрее и постепенно удалялись. Одна из них вдруг обернулась и с легкой улыбкой посмотрела на нас. В принципе, это тоже ничего не значило, но мы были молоды, а девушки – довольно милы, и теперь мы шли, поглядывая на них. Очень скоро они свернули на перекрестке, не забыв опять бросить на нас быстрый взгляд. Мы никак не реагировали на это, продолжая медленно брести по тихой вечерней улице. Но когда подошли к перекрестку, не сговариваясь остановились и уставились друг на друга с немым вопросом во взглядах. Нам было нужно прямо, девушки уходили вправо.

– Ну и что делать? – устало спросил друг.

– Не знаю, – лениво ответил я.

Мы еще посмотрели им вслед, и я уже не помню, кому именно пришла эта мысль, но мы решили бросить монетку: решка – идем прямо своей дорогой, орел – вправо за ними.

Достали монетку. Я подбросил ее в воздух и специально не стал ловить, чтобы не мешать воле случая. Монетка дзинкнула, упав на асфальт, мы склонились над ней.

– Орел, – констатировал товарищ.

– Орел, – подтвердил я.

Мы посмотрели друг на друга, потом в сторону девушек, которые ушли уже довольно далеко, затем устало вздохнули, понимая, что перечить судьбе нельзя и остается только покориться ей. Впрочем, это была не такая уж плохая доля. В общем, мы повернулись и, забыв усталость, быстрым шагом ринулись догонять их.

Что ж, наверно, это действительно была судьба. В чистом виде. Настоящая воля случая. Провидение. Потому что одна из тех девушек как раз и была ею, из-за которой мне было так плохо потом зимой.

Да, все было так. Я помнил примерную дату, и теперь мне оставалось только попасть туда, чтобы изменить ход событий, предотвратить последствия.

Я сосредоточился, вызывая чувство перемещения и пытаясь представить себя в том времени. Я старался делать все аккуратно и…

Хлоп!

– Что ж, – сказал Сергей Степанович, – сегодня последний день перед операцией. Я надеюсь, вы готовы?

– Да… – протянул я, чувствуя, что отвечаю ему, – вообще-то….

– Как вы знаете, я договорился на завтрашнее утро, – прервал он меня. – Довольно рано, но зато будет больше времени. Операционная откроется в восемь…

Он говорил, но я не слушал. Я был не там, явно не там, где хотел, даже близко не подобравшись к нужному времени.

– …жена в воскресенье хотела ехать в гости – там у тещи день рождения, – весело говорил Сергей Степанович, – я ей сказал, что не смогу поехать, она такой скандал подняла!

Я смотрел на него. Странно было видеть Сергей Степановича с помощью его же устройства. Он был такой, как и вчера, когда я приезжал к нему, даже в той же одежде. И кабинет был совершенно таким же. Легкое чувство нереальности слегка коробило восприятие. Казалось, Сергей Степанович просто шутит, разыгрывая передо мной старый, давно прошедший эпизод. Но все было вполне настоящим, даже слишком по-настоящему. Я смотрел на неправильного Сергея Степановича. «А что, если сказать ему сейчас, что я вижу его из будущего?» – мелькнула озорная мысль. Но я тут же решил, что не стоит – зачем путать его? Всему свое время. Неизвестно, что может произойти, если он узнает такое перед операцией. Станет ли он делать все настолько внимательно и аккуратно, если заранее будет уверен в успехе?

В любом случае, здесь мне нечего делать. Я попал сюда случайно, по ошибке. Нужно было исправлять ошибку.

Я сосредоточился и вышел из времени, снова оказавшись дома в настоящем.

«Так, чего же я достиг? – размышлял я. – Даже близко не подошел к моменту, который мне нужен. Почему так? Я ведь усердно представлял себе нужное время, а переместился в такое, которое совсем не похоже на него. Почему?»

Может быть, представление о времени не дает ничего? Может быть, нужно что-то другое? Я думал. Что говорил Сергей Степанович? Чем быстрее я создаю чувство перемещения, тем дальше перемещаюсь. В сущности, это было похоже на правду. Ведь в этот раз я делал все аккуратно и медленно и, возможно, именно потому не ушел далеко во времени. Значит, надо все делать быстрее? То, куда я хотел попасть, отстояло от настоящего примерно на восемь лет. И если правда, что скорость возникновения чувства перемещения определяет дальность, то сейчас мне нужно вызывать его достаточно резко. Что ж, самое время проверить это. Правда, все не так-то просто, но ничего другого не остается. В общем, надо пробовать.

Я расслабился и сосредоточился, готовясь резко вызвать чувство, понимая, что непросто даже в принципе получить его, а уж резко… Впрочем, ладно. Я собрался с мыслями и приготовился.

Раз!

Ничего не произошло. Я с надеждой оглядывался по сторонам – вдруг я все же переместился в тот момент, когда тоже был дома. Но нет. Я был в настоящем, в своем времени – чувствовал это, знал. «Надо будет завести перекидной календарь, – подумал я, – чтобы сразу определять дату».

Я стал пробовать еще. Нет, ничего не получалось. Потом еще раз. Тот же результат. Я повторял все снова и снова, но перемещения не происходило. Я был упрям, не желая сдаваться, и все больше злился с каждой неудачной попыткой. И когда почти отчаялся, пробуя в очередной, уже Бог знает какой раз, забыв аккуратность, лишь со злобой и почти без надежды, перемещение вдруг все-таки произошло.

Я вздрогнул от неожиданности, оказавшись в другом времени. Хорошо, что никто из окружавших меня не заметил это.

Даже не нужно было оглядываться, чтобы понять, куда я попал. Это были институтские времена. Я сидел на лекции. Преподаватель что-то говорил, писал формулы на доске. Однокурсники сидели рядом со мной. Мы не слушали преподавателя, негромко переговариваясь между собой, тихо смеялись над какой-то шуткой. Я не стал вмешиваться в свои действия, не мешая тому себе, который был в том времени. Я понял, что на этот раз совершил довольно большой скачок. Но нужно уточнить, какой это год, или, что проще, какой курс.

Тот я, который находился здесь, как раз начал говорить что-то. Он совершенно не желал думать о сегодняшней дате. Я понял, что все-таки придется вмешаться. Не хотелось портить ему – вернее, себе – веселые мгновения, поэтому я лишь бросил быстрый взгляд на доску – это не должно было помешать прошлому мне, а я таким образом надеялся хоть как-то сориентироваться. Что же это за формулы и о чем говорит преподаватель? Судя по всему, это был какой-то старший курс, но какой именно, сказать сложно. Черт! Придется все же побеспокоить его, себя. Я подумал, что есть более верный способ узнать желаемое. Не переставая говорить, я взял свою тетрадку и посмотрел, что было написано в начале. Вот и все. Это был четвертый курс, как следовало из надписи на внутренней стороне обложки.

Так. Оставался еще год. Вернее, прошел уже почти год после интересующих меня событий. И выходит, мне надо перемещаться еще на год дальше. Я вдруг подумал, а не попробовать ли переместиться отсюда? Всего год – в это попасть легче, чем в восемь лет. Но, оценив ситуацию, понял, что, скорее всего, ничего не выйдет. Для перемещения необходимо сосредоточиться, а я, который здесь, совершенно не был расположен к этому.

Лекция подходила к концу, все начинали понемногу собираться, и я вместе с однокурсниками хотел идти в кафе напротив института. «Да, – с грустью подумал я, – веселое было время». Впрочем, можно бы остаться и пойти с собой, вернее в себе, вернее… В общем, тоже принять в этом участие. Но нет. Сейчас у меня совсем другая цель, и не хотелось оставлять ее. Тем более, что я всегда мог еще раз попасть в этот момент. Впрочем, потом, как-нибудь в другой раз.

Вернуться назад было довольно просто. Я лишь на одно мгновение заставил себя быть серьезным там, в прошлом, но, думаю, никто даже не заметил этого, в том числе и я сам.

Снова дома, снова там же, тогда же. Часы показывали, что на все эти неудачные попытки перемещения ушло не более нескольких минут. Они ушли именно на попытки, поскольку само перемещение не требовало нисколько времени в настоящем. Ладно. Нужно было начинать все сначала. Я подумал, что Сергей Степанович оказался прав – действительно от скорости возникновения чувства перемещения зависит дальность. В этот раз я делал все резко и смог уйти на семь лет. Ох уж этот Сергей Степанович! Всегда-то он прав.

Я вздохнул, потом закрыл глаза и рванулся сквозь время.

Где я? Ночь вокруг, звезды. Какие бешено яркие звезды! Я стоял, запрокинув голову, и смотрел на ночное небо. Было тепло, точнее, чуть прохладно – приятная прохлада ночи после жаркого душного дня. Я собирался идти в дом, но задержался на минуту, засмотревшись на великолепные огненные звезды. Я был в деревне летом на даче. Все уже легли в доме, только я еще не спал, но как раз хотел ложиться, только засмотрелся на эти сумасшедше прекрасные звезды.

Это именно то лето – я знал. Теперь я подошел уже ближе, попав в лето, которое было после тех событий в мае. Сейчас мы знакомы с ней уже почти два месяца. Я помнил ее, хотел видеть.

Господи! Какое сладкое чувство тоски и боли, желания, утраты, и словно я не весь, когда ее нет рядом. Я заставил себя думать о ней, чтобы полнее ощутить это, утонуть в тоске, раствориться в этом желании, неге. Звезды, сверкающие огромные звезды. То, что было во мне, измерялось ими. То, что было во мне, было как они. Звезды окружали меня, звезды забирали меня в свои небеса и были ближе мне, чем что-либо. Но кроме нее. Кроме нее. Звезды были вторыми после того, чем была она.

Ночь, огромная беззвучная ночь. Такая большая и такая тихая в своей бескрайности. Я не мог двигаться, боясь нарушить тишину, боясь, что все исчезнет, как только я разрушу равновесие своим движением. Я хотел застыть и остаться так навсегда. Но шея начинала ныть. Я опустил голову, оторвавшись от звезд, и, сделав шаг, сошел с места. Ничего не случилось – ночь осталась такой, как была. Я пошел к дому, но не стал заходить внутрь, пройдя мимо, и присел на лавочку у калитки. Нужно было решить, что же делать дальше.

Достал сигарету и закурил. Так. Оставалось всего два месяца на пути времени в прошлое до того майского вечера. Пожалуй, не имело смысла возвращаться в настоящее – я хотел переместиться отсюда, тем более что окружающая обстановка самая благоприятная – я был один в безмолвии и спокойствии ночи, ничто не мешало мне. Я курил, тихо сидя в тишине, и наслаждался великолепной ночью. Потом сигарета кончилась. Я выбросил ее и начал перемещение.

– Да ладно, какая разница? Не все ли равно, куда пойти? Главное, что завтра у меня последний экзамен и потом начинаются самые настоящие каникулы.

Я разговаривал по телефону у себя дома. Вот это да! Я говорил с ней! Мы договаривались о завтрашнем вечере, когда я сдам последний экзамен в этой сессии и, конечно, сразу начну отдыхать от всей этой суеты.

– Хорошо, – слышал я ее голос в трубке, – я освобожусь в пять – можем встретиться где-нибудь.

Я ждал, не мешая себе разговаривать, понимая, что опять попал не туда. Нужно было продолжать перемещения. Я ждал, когда закончу разговор, чтобы заняться делом: перестать говорить с ней и переместиться к ней. Хм…

Мы поболтали еще немного и потом распрощались. Он положил трубку, и я забрал себя в свои руки – отстранил его, того меня, от управления собой.

Всего месяц, мне нужно было переместиться всего на месяц, даже меньше. Я не думал о том, что будет, если вдруг промахнусь и уйду во времени дальше, чем на месяц, – смогу ли переместиться оттуда в будущее? Я старался не думать об этом, чувствуя, что уже начинаю понимать, как управлять перемещениями и регулировать их дальность.

Правда, пока это давалось с трудом, но я приспосабливался, учился. И еще. Я вдруг понял, что какая-то странная усталость появляется во мне, не в теле, а… Я не знал где. Это было странно и ни на что не похоже… Вернее, напоминало что-то, но сложно было сказать что. Ладно. Я не стал обращать на это внимание. Я закрыл глаза и начал перемещение.

– …и времени совсем мало. Всего два дня осталось, – говорил однокурсник, шедший рядом со мной по тихой вечерней улице.

Я огляделся вокруг, обратился к себе, к своим мыслям, и чуть не подпрыгнул от радости. Точно в цель! Это было как раз то время и тот вечер, куда я хотел попасть. Прямо в яблочко!

– Да, – устало кивнул я, – но ничего, успеем. Сегодня мы много всего сдали, остается уже ерунда.

– Да уж, – вздохнул однокурсник, – ерунда…

Теперь я знал, почему мы были уставшие. В тот день пришлось побегать: сдать пару зачетов и еще там – в общем, мы устало брели по улице, понимая, что это еще не все и завтра предстоит такой же трудный день, если не хуже.

Я смотрел, где мы идем сейчас. Вдалеке уже был виден тот заветный перекресток, скоро должны появиться они. И действительно. Не прошло и минуты, как две девушки обогнали нас и пошли впереди.

Как в сказке. Я снова видел это. Я помнил, как все происходило, и снова был здесь, участвовал в своих воспоминаниях. «Еще курсовик сегодня делать», – должен был сказать однокурсник.

– Мне еще курсовик сегодня предстоит, – сказал он. – Нужно успеть.

«Как по нотам», – улыбнулся я про себя.

Одна из девушек оглянулась и посмотрела на нас.

– Экая милашка, – кивнув на нее, сказал я, правда без особого энтузиазма.

Я наблюдал со стороны, словно призрак паря над вечерней улицей, впрочем находясь внутри себя.

– Если одна ничего, то другая обязательно так себе, – философски заметил однокурсник. – У них всегда так.

– Ага, – согласился я, – действительно. И почему это?

– Закон сохранения действует, – изрек однокурсник. – Чтобы не нарушался баланс в природе.

– Да-да, – авторитетно подтвердил я. – Равнодействующая должна быть равна нулю.

– И круговорот воды круглый.

Девушки свернули на перекрестке. На этот раз они обе посмотрели на нас. Лукавство во взглядах. Вторая тоже оказалась «ничего»… даже лучше. Это и была она. Она!..

Мы замолчали и так в молчании дошли до перекрестка. Там мы остановились.

– Ну и чего? – сказал я.

– Черт! – ругнулся однокурсник. – У меня еще курсовик…

– У меня тоже. Но его можно и на завтра отложить.

– Завтра других дел полно, – слабо возразил однокурсник, но скорее уговаривая себя, чем возражая мне.

Мы молчали, тупо уставившись друг на друга.

– Даже не знаю, – проговорил я. – Времени совсем нет.

– Угу, – подтвердил он.

Я витал над нами незримой тенью. «Ну! – думал я, глядя на однокурсника. – Ну же!»

– Давай монетку бросать, – вдруг сказал он, похоже неожиданно даже для себя. – Если орел – идем за ними, решка – по домам.

И вот тут-то настал мой черед, пришло мое время. Я-то точно знал, что выпадет орел. Это было так же точно, как то, что император Цинь Ши-хуан правил Китаем в III веке до нашей эры, или как то, что Вторую мировую войну выиграли наши. Это была история – достаточно точная вещь. В общем, пора было делать то, зачем я пришел сюда.

– Хорошо, – сказал я. – Только наоборот: решка – за ними, орел – по домам.

Однокурсник пожал плечами, соглашаясь, потом достал монетку и дал ее мне.

Я усмехнулся про себя и подбросил монетку высоко вверх.

Она сверкнула в последних лучах вечернего солнца и со звоном упала на асфальт. И…

И тут холодный пот прошиб меня. Я вдруг подумал, что если вмешался и сейчас именно я бросил монету, а не он, из того времени, то это будет не тот мой прошлый бросок, а новый, совершенный только сейчас, исход которого непредсказуем и абсолютно неизвестен. Мурашки побежали у меня по спине, я с ужасом склонился над монетой, глядя, что там.

– Орел, – констатировал однокурсник.

– Орел, – не веря своим глазам, с дрожью в голосе подтвердил я. Холодная волна прокатилась по мне, унося мурашки со спины и оставляя меня в покое.

– М-м-м… – нерешительно произнес однокурсник.

– Значит, по домам, – быстро проговорил я, поднимая монетку и пряча ее в карман, боясь, как бы он не предложил повторить опыт, переиграть результат, взять матч-реванш или… В общем, отказаться было бы сложно, а последствия могли быть самые трагические.

– Ну и ладно, – сказал я, стараясь вложить в эти слова как можно больше безразличия. Потом повернулся и собрался идти дальше.

– Н-да? – с сомнением произнес однокурсник. Похоже, он совсем не был уверен, что «ну и ладно». В принципе, я понимал его, но у меня были совсем другие задачи.

– Зато курсовик будет готов, – сказал я, делая шаг. – Ну их! Пошли.

Однокурсник как-то недоверчиво смотрел на меня, словно увидел во мне шпиона марсиан, замаскированного под человека. Но потом все же медленно последовал за мной.

Мы уходили все дальше и дальше от перекрестка, от моей судьбы, от того, что было историей.

Когда наши с однокурсником пути разошлись, я ехал домой один. Пора было возвращаться в свое время, но как-то пока не хотелось. Я решил довести этот вечер до конца, вернее до дома, проследить, чтобы по дороге я не забрел куда-нибудь еще. И где-нибудь рядом с домом уйти отсюда.

Я доехал до своей станции и вышел на улицу. Какой славный вечер сегодня, тихий и теплый. Я помню, что тогда мы долго гуляли в этот вечер. И потом ночь была такой же великолепной. Мы ходили по улицам, болтали о чем-то, смеялись. Было как-то удивительно легко и радостно. Уже за полночь мы проводили девушек и сами поехали домой. Помню, тогда я не успел на пересадку в метро. Переход закрыли, и мне пришлось ехать домой на такси. Я потратил чуть ли не последние свои деньги, но совершенно не жалел об этом.

Стоп!

Я вдруг понял одну простую вещь. Этого ведь ничего нет! Ведь теперь нет ни девушек, ни вечерней прогулки с ними. Значит, не должно быть и воспоминаний. Почему же я помню об этом? Я шел по дороге от метро к дому. «Так, – размышлял я, – может, дело в том, что я здесь и пока сохраняю воспоминания из того, еще не измененного времени. А теперь я изменил все, и когда вернусь…»

Наверно, волосы зашевелились у меня на голове от понимания того, что произошло. Да, это было пострашнее, чем бросать монетку. Что же я сделал?! Я ведь изменил время! Я все перевернул вверх дном!

Конечно, может быть, это и не самый главный момент в моей жизни, но когда я знал ее, то проводил с ней много времени, даже очень много. А теперь? Что теперь я буду делать в то время, которое раньше проводил с ней? Что я могу делать? Да все что угодно! Могу найти другую или просто сидеть дома или, что вполне вероятно, пойду куда-нибудь и погибну от глупого несчастного случая. Вся жизнь! Я могу совершить самые разные поступки, которые абсолютно изменят мою жизнь, вообще все. И последствия могут быть любые, в том числе и самые плохие. Правда, могут быть и хорошие, но… Но, в любом случае, то, что происходит в настоящем теперь, – это совсем не то, что было, когда я уходил из него. Да, это так!

А если теперь у меня нет устройства? Что, если в этом измененном времени я не встретился с Сергеем Степановичем, и он не поставил мне свое устройство? Как я смогу вернуться обратно в себя? И если я не смогу вернуться, куда я денусь? Мое сознание улетит в никуда? Растворится в пространстве, затеряется во времени, исчезнет. Это ведь то же самое, что смерть. Хотя можно так и остаться здесь в себе. Но что это за жизнь – всегда быть вдвоем в одном теле? Это может кончиться только одним. Куда попадают люди с раздвоенным сознанием? И это ждет меня? Нет. Что же я наделал?!

«Так, – лихорадочно соображал я, – девушки сейчас Бог знает где, однокурсник уже, наверно, дома. Вытащить его и найти их, чтобы все-таки познакомиться с ними, с ней, теперь, пожалуй, совершенно нереально». Исправить. Нужно исправить все. Но как? Я думал. Нет, сейчас вряд ли удастся сделать что-либо. Уже поздно, слишком поздно. И зачем только я затеял все это? Черт меня дернул… Черт? Хм… Вот оно, время. Вот как опасно играть с ним. Недооценивать его молчаливое, неумолимое действие. Но что же теперь? Как же теперь?

Нельзя возвращаться в настоящее – там может быть все что угодно, а может и не быть вообще ничего, если вдруг действительно я умер за это время. Вполне возможно, у меня теперь нет настоящего и меня нет – все может быть, все… Зачем же я сделал это? Зачем?!

Я продолжал медленно брести по дороге, бешено глядя в землю перед собой и не замечая ничего вокруг. Потом вдруг понял, что прохожу мимо школы, в которой учился когда-то. Там, в школьном дворе, у ограды под деревьями была лавочка, я подумал, что нужно спокойно разобраться в создавшемся положении, подошел и сел на нее. Начинало темнеть. Прекрасный вечер переходил в прекрасную ночь. Я обреченно смотрел вокруг, словно в последний раз видя дома, деревья, вечер. Впрочем, запросто может быть и так. Может быть, в моем настоящем, я действительно уже умер, но здесь еще живу, хожу и вижу все вокруг. Я сбежал от своей смерти и теперь прячусь от нее в лабиринтах времени, в глубинах времени, в себе. Как долго это продлится? Как долго я смогу играть в прятки со своей смертью?

Но возможно, все и не так плохо, может я и не умер там, а наоборот мне даже лучше, чем было. Только… Как можно надеяться на это? Интересный способ самоубийства – просто вернуться в себя и умереть прошлой смертью. Забавно. Что может быть забавней, чем бояться вернуться в себя?

Я чувствовал усталость. Теперь, сидя на лавочке, я чувствовал, как устал, но скорее не я, а… Где-то внутри, но не в теле – я не знал где. Тяжесть. Огромная тягучая и проникшая всюду, заполнившая меня, именно меня, а не того, который был в том времени. Эта тяжесть словно перевешивала и тянула меня куда-то, я еле держался, сопротивляясь и стараясь не поддаваться ей. Но силы были на исходе – я чувствовал это и не понимал, что происходит со мной. Что за странная тяжесть, непонятная усталость давит меня? Хотелось перестать сопротивляться и послать все к чертям. Пусть все будет как будет, а я не могу, больше не могу. Все…

Но нет. Я не давал себе опустить руки. Как это ни было тяжело, я должен сделать что-то, исправить то положение, в которое попал. «Хорошо, – думал я сквозь усталость, огромную как море, со дна моря усталости, – может, и получится исправить все, вернуть. И наверно, это даже не так сложно. Надо просто переместиться опять в тот момент, когда мы бросали монетку, и тогда сделать все как нужно, как было. Да, пожалуй, это выход. Достаточно простой и вполне эффективный. Надо только снова переместиться в тот момент. И даже не так важно, попаду я в него сразу или нет. Это ведь все равно – я буду перемещаться в прошлое до изменений, в еще не измененное прошлое. И даже если промахнусь немного – ничего, я подожду, просто проживу нужное время, пройду его вместе с собой. Собственно, мне некуда спешить. Надо попробовать, исправить все. Нужно использовать этот шанс».

Я устал. Боже, как я устал! Не могу ничего. Совсем нет сил. Какая тяжесть!

Может, пойти домой, отдохнуть, выспаться там? Но нет, я не хотел откладывать, все нужно сделать сейчас. Нельзя тянуть. Чем дальше я удаляюсь от измененного момента, тем хуже. Надо сразу покончить с этим, пока еще не возникло никаких непоправимых последствий. Лучше сразу.

Я вздохнул, потом последний раз огляделся вокруг и начал перемещение.

Меня дернуло так, словно включили какой-то огромный, невообразимо мощный магнит, притянувший меня. Или словно огромный грузовик на полной скорости налетел и отбросил меня на сотню метров. Словно бы разорвали последнюю нить, удерживающую меня, и я рухнул в свое время, не в силах задержаться где-либо еще.

Я снова был дома. Полулежал на диване. В ушах звенело от последнего мощного броска сквозь время. Оглушенный, я никак не мог прийти в себя. Смотрел вокруг, хлопая глазами, и только чуть поворачивал голову. Дыхание было тяжелым, как после долгого бега. Но, пожалуй, именно после, потому что бег кончился и напряжение ушло. Пот выступил на лбу, я осторожно поднял руку и вытер его. Я двигался, я был жив – как-то даже странно было понимать это.

Огляделся вокруг. Все было так же, как тогда, когда я начинал перемещение. Даже время то же. Я смотрел на часы. До прихода Леночки оставалось чуть меньше часа. Леночки? Хм… Придет ли она? И вообще, есть ли теперь Леночка в моей жизни? Но стоп! Я ведь помню о ней, значит, она должна быть. Воспоминания не могли взяться ниоткуда. Я думал. Странно. Все было странно. Я помнил и тот случай с монеткой, вечер, когда мы гуляли с девушками, я помнил ее. Но ведь теперь ничего этого нет. Почему я помню это?

Я встал, прошелся по комнате, глядя на предметы вокруг и стараясь найти отличия от того, что было, пока я не изменил время. Но все оставалось на своих местах. Та же книжка лежала на столе и так же, как я оставил ее. Кассета в магнитофоне, которую я слушал перед этим. Свитер на спинке стула, другие мелочи – все было так же. Похоже, по крайней мере, последний день не претерпел изменений. Устройство? Видимо, оно тоже было со мной, если я смог вернуться. Хотя я не был уверен, не чувствуя его, впрочем, как и всегда. Может, попробовать переместиться, чтобы узнать наверняка? Но при мысли об этом усталость снова навалилась на меня. Она была во мне, я чувствовал ее тяжесть, хотя… хотя уже не так, как там, в прошлом. Это была другая усталость, не та, что на бегу, а та, что после бега.

Я пошел на кухню, чтобы сделать кофе. Поставил чайник на плиту. Пока он нагревался, я сидел, устало глядя вокруг и чувствуя, как глаза закрываются от желания спать – липкая усталость вгоняла меня в какое-то разбитое сонное состояние. Я держался, надеясь, что приду в себя, когда выпью кофе. Наконец чайник вскипел, я сделал кофе, закурил. Время шло. Я поглядывал на часы, стараясь не думать, не мучить себя вопросом, придет ли Леночка, есть ли она в этом моем новом измененном времени. Минуты текли невыносимо медленно, время почти не двигалось. Я докурил сигарету и выпил кофе, чувствуя, что ни то ни другое не придало мне ни капли бодрости – я все так же хотел спать, веки были тяжелы и с трудом удавалось держать глаза открытыми. «Ну и ладно, – подумал я. – Раз так, то зачем мучиться?» До предполагаемого прихода Леночки оставалось еще полчаса. Лечь и уснуть было бы хорошим способом убить время. Что ж, почему бы и нет? Я пошел в комнату, лег и уснул.

Сон пришел сразу, как только я лег, и был тяжелым и глубоким. Я не слышал, как открылась дверь и вошла Леночка. Только потом почувствовал, как кто-то положил руку мне на плечо.

Я открыл глаза. Леночка стояла рядом, склонившись надо мной.

– Ужинать будешь? – улыбаясь, спросила она. – У меня там все готово.

– М-м-м… – спросонья промычал я. – Ты уже пришла?

– Да, почти час назад. Не стала тебя будить – ты так сладко спал. Что, болит что-нибудь или устал?

– Устал, – ответил я.

Она кивнула.

– Ну, пойдем? Или будешь спать?

Я размышлял одно мгновение.

– Пойдем, – сказал я, – пойдем.

Она снова улыбнулась и поцеловала меня. Потом повернулась и пошла на кухню.

Я встал и побрел за ней. Но сначала зашел в ванную. Умылся там. Смотрел на себя в зеркало и вспоминал свои страхи. Что ж, по крайней мере, Леночка все-таки есть. Значит, есть и Сергей Степанович и устройство. Что ж. Может, изменения не так глубоки? Может, я зря боялся этой своей жизни? Этой своей жизни… Я усмехнулся, глядя, как мое отражение сделало то же самое. Но все равно. Нужно узнать получше, как-то выяснить. Только как-нибудь осторожно. Лучше все сделать осторожно. Мы еще раз усмехнулись с моим отражением, потом подмигнули друг другу, и я пошел на кухню, а он… он не знаю куда.

– Как Сергей Степанович? – спросил я Леночку, когда пришел на кухню и уселся на диван.

– Нормально, – ответила она. – Спрашивал, не приедешь ли ты завтра.

– И что ты ответила?

– Что не знаю – ты ведь ничего не говорил.

– Да? – я думал, о чем бы еще спросить. – Как его труды?

– Какие труды?

– Ну, он ведь хотел написать о своих экспериментах.

– Не знаю, – все так же ответила Леночка. – По-моему, он тебе больше рассказывает, а меня так, иногда ставит в известность, если считает нужным.

– А семья у него как?

– Нормально, насколько я знаю. Что это ты им так интересуешься?

– Нет, ничего, – проговорил я. – Он тебя вчера не ругал, когда ты опоздала? – я вспомнил, что вчера утром Леночка проспала и вышла позже обычного.

– Нет, – ответила она, посмотрев на меня. – Какой-то ты странный сегодня.

– Странный? Почему?

– Вопросы всякие задаешь.

Леночка начала ставить тарелки на стол. Я включил телевизор. Потом мы ужинали. Я думал, что пока, кажется, нет никаких отклонений. Хорошо, думал я, решив больше не мучить Леночку вопросами.

На следующий день я, конечно, поехал к Сергею Степановичу в больницу.

– Слушайте, – сказал я ему, – можно я задам несколько глупых вопросов? Только вы, пожалуйста, ответьте на них. Хорошо?

– Хорошо, – согласился Сергей Степанович.

– Скажите, как мы встретились?

– Как? Ну, там, на мосту.

– А подробнее?

– Ну, вы тогда хотели… собирались… В общем, стояли с той стороны перил, а я проходил мимо и заговорил с вами.

– Угу. А потом мы что делали?

– Потом к вам домой пошли.

– Так. А перед операцией, помните, вы заезжали ко мне? Как у вас потом мои ключи оказались?

– Я же вам говорил, – немного обиженно произнес Сергей Степанович, – вы мне их дали, чтобы я выключил телевизор, а я просто забыл отдать.

– Понятно, – задумчиво проговорил я. – Кстати, в какой день была операция?

– В воскресенье, – удивленно ответил Сергей Степанович. – А почему вы спрашиваете?

– Потом, – сказал я. – Потом я все объясню, но сначала ответьте, вы помните, как произошло первое перемещение?

– Да, конечно. Вы были у себя дома с Леночкой, справляли ваш праздник.

– А конкретнее?

– Ну, вы поменяли кассету в магнитофоне в прошлом, а не в настоящем.

– Угу, – кивнул я. – И еще один вопрос: когда я последний раз приезжал к вам и о чем мы говорили тогда?

– Три дня назад. Вы рассказывали о том, как были в своих снах.

– Так, – протянул я. Кажется, все сходилось. – А знаете, – сказал я ему, – я видел вас за день до операции.

– Как? – не понял он.

– Во времени, – уточнил я. – Я был в том дне и видел вас. Знаете, я чуть не рассказал, что вижу вас из будущего.

– Да? – Сергей Степанович поднял брови. – Не знаю, хорошо бы это было, – он задумался. – Нет, наверно, нет. Это был довольно напряженный момент, и если прибавилось бы еще и будущее знание… Нет, пусть лучше бы все оставалось как есть, без этих наложений одного времени на другое. Знать, чем все кончится, когда еще толком и не началось… Так вы не сказали?

– Не сказал, – ответил я. – А вы не помните? Если бы я все-таки сказал, вы бы должны были помнить об этом.

– Не помню, – покачал головой Сергей Степанович, потом посмотрел на меня. – А вы интересный человек.

– Правда? Почему?

– Вот так говоришь с вами и не знаешь с кем – то ли действительно с вами, то ли с гостем из будущего.

– Хм, – я улыбнулся. – А кто меня сделал таким интересным?

– Да, – Сергей Степанович улыбнулся в ответ, – да.

– Но, собственно, дело не в этом, – став серьезным, проговорил я. – Знаете, зачем я задавал все эти вопросы? – Сергей Степанович сделал вопросительный взгляд. – Я хотел узнать, что изменилось.

– Изменилось?

– Понимаете, дело в том… так получилось… В общем, я изменил время. Понимаете, о чем я?

– М-м-м… Пока нет. Расскажите подробнее, что произошло?

– Что произошло? Очень просто…

И я рассказал ему историю с монеткой и то, как я нарушил правильный ход событий и изменил время. Он кивал, слушая меня. А потом, когда я закончил, сказал:

– Что ж, понятно. – Я не видел ни удивления, ни беспокойства в нем. – Должен признаться, я думал об этом. Действительно, это довольно интересный вопрос: можно ли изменить время, и свою жизнь в том числе? – Я слушал, стараясь не пропустить ни слова. – Мне кажется, все-таки нет. Потому что иначе получатся две взаимоисключающие вещи, – он взял сигарету и закурил, я ждал. – Если вы изменили что-то и события произошли каким-то определенным образом, – продолжил Сергей Степанович, – то вы, который в прошлом живет своей обычной жизнью, запомните эти события как нормальные, произошедшие, так сказать, естественным образом, поскольку вы просто не будете знать, что могло бы быть или было как-то иначе. Таким образом, к настоящему моменту у вас будет нормальная память о тех новых событиях, и если они произошли сами, то, значит, не нужно и делать что-либо, чтобы они произошли. Понимаете? – Я кивнул. – Ну вот. Поэтому вы не будете совершать изменений. Но если так, то без изменений жизнь пойдет по, так сказать, первому варианту и тех новых событий не будет. Выходит, что, совершая изменения, вы устраняете причину этого действия – не нужно делать то, что уже было, – и поэтому не совершаете… М-м-м… То есть вы одновременно и делаете, и не делаете одно и то же. И если не делаете… то делаете, а если делаете, то не делаете, – он чуть улыбнулся. – Вот, примерно так.

– Понятно, – сказал я. – В общем, «Уловка-22» или что-то в этом роде.

– Какая уловка? – не понял он.

– Двадцать два. Я только вот что не понимаю: я ведь помню и те и эти события – и которые были на самом деле, и которые я совершил из времени. Как это может быть?

– Ну, вы помните первоначальные события, потому что они были, и другие, измененные – по той же причине.

– И как же это вписывается в вашу теорию?

Сергей Степанович сделал отрешенный взгляд.

– Никак, – ответил он, потом помолчал немного и сказал: – Не знаю. Пока не могу сказать ничего определенного. Нужно думать, а лучше – пробовать. Если вы говорите, что у вас стало получаться перемещение в конкретное время, попробуйте изменить что-то, что было бы не слишком значительным, но достаточно явным и это можно было бы обнаружить и определить.

– Что же это?

– Ну, например, какая-нибудь вещь, которая либо есть, либо нет. Попробуйте совершить изменение, чтобы этой вещи не стало, при том, что она есть сейчас.

– Да? И что это даст?

Он пожал плечами.

– Пока не знаю. Посмотрим. Но, по крайней мере, все будет достаточно конкретно и видно сразу.

– Угу, – я кивнул, начиная понимать и пытаясь придумать, что это за вещь могла бы быть.

– Попробуйте сегодня или завтра, – говорил Сергей Степанович, – и тогда скажете мне о результатах.

Я продолжал размышлять и потом вдруг придумал.

– Зачем же тянуть? – хитро посмотрев на него, произнес я. – Давайте я сделаю все прямо сейчас – сразу и увидим.

– Сейчас? – удивился он.

– Да, почему бы и нет? Ведь при перемещении в настоящем проходит лишь мгновение – так что времени у нас сколько угодно.

– Хм, – озадаченно произнес Сергей Степанович. – А вы сможете так вот прямо здесь и сейчас?

– Думаю, да. Только лучше там, – я кивнул на черную занавеску, за которой, как я знал, было более или менее отдельное и укромное место.

– Хм, – продолжал озадачиваться Сергей Степанович, – интересно. А вы уже решили, что именно будете делать?

– Да. Вот эта куртка, – я показал на куртку, которая была на мне. – Я примерно помню, когда и где покупал ее. Могу отправиться в то время и взять какую-нибудь другую. Это будет достаточно наглядно?

– Да, – кивнул он, – вполне. Но все-таки… – он замялся. – Вы уверены? Я хочу сказать, может быть, вам что-нибудь нужно? Какая-то помощь или…

Я улыбнулся.

– Нет, не нужно. Все будет хорошо, – успокоил я его. – Единственное, что мне нужно, – это пару минут тишины – больше ничего. Вы ведь это должны знать даже лучше меня.

– Да, но… Как-то это… неожиданно. Я ведь ни разу не присутствовал при перемещении, вы только рассказывали. Как-то не верится, что это вот так просто…

Я улыбался.

– Это не страшно, – сказал я. – Вы даже ничего не заметите.

Потом я встал и направился к занавеске.

– Н-да, – протянул Сергей Степанович, – теперь я понимаю, что чувствуют конструкторы при запуске своих ракет.

– Правда? – засмеялся я. – Но, положим, у вас-то уже известно, что ракета летает и не падает.

– Может быть, может быть… – глядя перед собой, пробормотал он.

– Ладно, – сказал я, заходя за занавеску, – я полетел.

– Да? – озабоченно произнес взволнованный Сергей Степанович. – А мне что делать?

– Просто помолчите пару минут, – ответил я из-за занавески.

Потом прошел и сел на стул. Здесь был полумрак и немного другая акустика, как-то глухо в маленьком ограниченном пространстве. Я вздохнул, стараясь успокоиться и расслабиться. «Так, – подумал я, – когда же точно это было?»

– Я тут покурю пока – ничего? – сказал Сергей Степанович. «Вот ведь, – подумал я, – просил же помолчать». – Туда к вам дым не должен идти и не будет вам ме…

Я шел по дороге. Было жарко. Пыльные машины проезжали мимо, горячий ветер гнал пыль, солнце, казалось, источало пыль вместо света. Пыльно, душно, жарко. Уф! Я поднял руку и стер пот со лба. Приходилось щуриться от яркого света и от пыли, летящей в глаза. Зря я не поехал на автобусе. Не захотел ждать и толкаться в потной толпе. Теперь вот придется идти по этой пыльной и душной дороге. Уф! Я продолжал идти и так, не останавливаясь, на ходу снял куртку, понес ее в руках. Оставалось идти еще довольно далеко.

Куртка? Я вдруг пришел в себя… Вернее, вышел… Вернее… В общем, посмотрел на себя со стороны своими глазами того, который из другого времени. Я бросил взгляд на куртку. Да, это была она, та самая. Я задумался, пытаясь узнать, какое сегодня число, месяц и год. Выходило, что надо было перемещаться еще на неделю назад. Но зато теперь, пользуясь его памятью, то есть своей памятью в прошлом, я точно знал нужный мне день и даже час, который уже забыл в настоящем. Оставалось только попасть туда.

Я поискал глазами какое-нибудь тихое место, где никто бы не мешал мне. Нет, это было бесполезно – только дорога, только машины. Придется довольствоваться тем, что есть. Я подумал, может, хотя бы остановиться? Но потом решил, что нет. Пожалуй, спокойная размеренная ходьба больше способствовала сосредоточению, чем стоять рядом с полной несущихся мимо машин дорогой. Я опустил голову и постарался не замечать шума вокруг.

– Эта, конечно, лучше, но она стоит дороже. Пойдем, еще посмотрим, – женщина, говорившая это, видимо, своему мужу, который был рядом с ней, взяла его под руку, и они ушли.

Я стоял перед прилавком. Джинсы, рубашки, куртки… Стоп! Куртки? Я бросил быстрый взгляд по сторонам. Да, это был тот магазин. И тут же я понял, ориентируясь на свои мысли и желания, что нахожусь именно там и тогда, где нужно. Все правильно. Я пришел сюда покупать куртку, как раз ту. Только это было в другом отделе. Я повернулся и пошел. Очень скоро я нашел именно то место и увидел именно свою куртку, которая висела пока среди других. Так, хорошо. Я мысленно помахал ей рукой – пока, больше мы с тобой не увидимся. Потом выбрал другую, на всякий случай за ту же цену, но совершенно не такого цвета. Отдал деньги продавцу, взял сверток с покупкой и вышел из магазина. Вот и все. Кажется, мне здесь больше ничего не нужно. Я подумал, может, побыть здесь еще немного, постоять, покурить. Но потом решил, что не стоит – покурю в своем времени.

Я остановился на секунду, опустил глаза, сосредоточился и…

– …шать, – сказал Сергей Степанович.

Я улыбнулся. Он, наверно, думал, что мне еще работы на полдня, а на самом деле… Я посмотрел на себя, и мне стало не до смеха. Как же так? На мне была все та же первоначальная куртка, а совсем не та, которую я купил сейчас в прошлом. Как же это? Я ничего не понимал. Может, мне случайно (или не очень) завернули не ту куртку, которую я выбрал? Надо было бы проверить, развернуть сверток. Да, зря я не сделал это.

Я был удручен неудачей. Но, подождите, кто мешает мне опять вернуться в прошлое, в то время, и посмотреть? Конечно, никто. Даже Сергей Степанович замолчал и сидел теперь тихо, словно его и нет. Что ж. Я закрыл газа и переместился.

Так и есть. Я был в следующем дне после покупки. Куртка была на мне. Это была старая, вернее, первая куртка. Что ж, ладно. Я взял и переместился во вчера, опять в магазин.

На этот раз я специально следил, что именно мне заворачивают. И потом, выйдя на улицу, на всякий случай развернул бумагу и проверил. Все было правильно – куртка та, которую я выбрал, то есть другая, совершенно не та, что сейчас на мне в настоящем. Хорошо. Дело было сделано. Теперь уж наверняка. Я был доволен и так, довольным, вернулся в свое время.

Перво-наперво я опустил глаза и посмотрел, что на мне надето.

– Вот черт! – с досады произнес я.

– Что-то не получается? – тут же встревожился Сергей Степанович.

– Абсолютно не получается, – рассерженно ответил я. – Уже два раза брал совершенно другую, а она все та же, как и была.

– Другая? Что брали? Я не понимаю, – с той же тревогой в голосе сказал Сергей Степанович из-за занавески.

– Куртка, конечно, – я встал со стула и вышел к нему. – Вот, видите? Только что я два раза был в прошлом и оба раза брал совершенно другую, а она все та же.

– Два раза? – удивился Сергей Степанович. – Вы хотите сказать, что уже два раза перемещались в прошлое?

– Да, – как само собой разумеющееся ответил я. – Я ведь говорил, что это недолго.

Только что прикуренная сигарета дымилась в руке Сергея Степановича, он удивленно смотрел на меня.

– Я понимаю, – проговорил он, – но…

– Вы что же, не верите мне?

– Нет, верю, конечно, но… как-то… Не ожидал, что так, – признался он.

– Ладно, – сказал я, – неважно. Дело не в этом, а в том, что ничего не изменилось, хотя я точно знаю, что сделал это и изменения совершились. Только их нет. Видите? Куртка все та же.

– Да, вижу, – кивнул он. – А что вы сделали?

– Я купил другую вместо этой там, в прошлом. Причем два раза, потому что когда вернулся в настоящее в первый раз и увидел, что все осталось по-прежнему, решил, что, наверно, что-нибудь перепутал или недоглядел. Но во второй раз все было точно – я специально проверил. Куртка была другая – это абсолютно точно.

– Да? – он задумался, похоже забыв про сигарету, которая продолжала дымиться в его пальцах. Пепел упал на стол, Сергей Степанович не заметил этого. – А может, вы купили ее когда-нибудь потом? – произнес он, выйдя из задумчивости. – Знаете, если вы выбираете вещь по своему вкусу, вы и выберете ее не в этот, так в следующий раз.

– Нет, вряд ли. Это было не так уж давно, не помню, чтобы я после этого покупал еще куртки. Да и зачем? Куда мне их столько?

– А может, эта другая не нравилась вам и вы решили купить ту, которая нравится, то есть эту, которая сейчас на вас.

– Да, но я ведь не помню об этом. Если бы я это сделал, то, наверно, должен бы помнить. А если не помню, значит, и не делал. Так?

Сергей Степанович поднял глаза к потолку.

– Ну, а если… – протянул он. – Хотя нет, – тут же возразил он сам себе, – это вряд ли.

– Что? – спросил я, решив узнать содержание его диалога с самим собой.

– Знаете, – проговорил Сергей Степанович, – думаю, вам нужно пойти домой и посмотреть, нет ли среди ваших вещей той, другой, куртки, которую вы купили сейчас.

– И что это докажет, если вдруг она есть?

– Посмотрим, – уклончиво ответил он. – Сначала надо узнать.

Я размышлял над его словами. Как-то не хотелось сейчас идти домой, рыться в вещах. Это было бы слишком долго и, как мне казалось, бесполезно. И вообще, сейчас мне было интересно – я хотел выяснить все сразу.

– Нет, – сказал я, – все можно сделать гораздо быстрее и проще.

– Как?

– Я перемещусь еще раз и посмотрю, что происходит на следующий день после покупки. Там на мне была эта же, – я показал на себя, – куртка. Посмотрю, откуда она берется и куда девается та, новая.

– Вы думаете? – Сергей Степанович поднял брови. – Что ж, наверно, это действительно будет быстрее, – он посмотрел на меня. – Опять пойдете за занавеску?

Я оглянулся на занавеску. Снова уходить туда, бросать Сергея Степановича? В этот раз мне показалось это невежливо, да и просто неинтересно.

– Ладно уж, – сказал я, подходя и садясь на стул, – можно и здесь. Только вы хотя бы сделайте вид, что не смотрите на меня.

– Хорошо-хорошо, – закивал Сергей Степанович.

– Кстати, – заметил я, – у вас сигарета давно потухла.

– Да? – он удивленно посмотрел на сигарету в своей руке. – Спасибо, – и положил ее в пепельницу.

– Не за что, – ответил я. Потом опустил голову и закрыл глаза.

На это раз все было довольно просто. Я точно знал, куда нужно переместиться, и достаточно легко попал в это время. Я решил сначала еще раз купить другую куртку, а потом посмотреть следующий день.

В уже привычном магазине на привычном прилавке я привычно выбрал другую куртку. Казалось, я смотрю старое, уже не раз виденное, кино. Продавец все делал так же, как и в первую и вторую покупки. Те же жесты, те же движения, те же слова. Как будто он был записан на пленку, которую прокручивали снова и снова. Это выглядело как-то нереально – продавец был живой и вполне настоящий, не похожий на видеоизображение или какого-нибудь робота с программой внутри – обычный человек. Мне стало интересно, и я, шутки ради, задал ему пару новых вопросов. Он ответил на них так же естественно, как и на те, что записаны на пленке, – программа была достаточно гибкой.

Потом я вышел из магазина, не забыв проверить перед этим содержимое свертка. Что ж, нужно было перемещаться. Я сосредоточился, расслабился, абстрагировался от уличного шума и…

Попал в еще больший шум – я снова шел по пыльной дороге. На мне была все та же старая куртка. Я уже почти не удивился, принимая это как должное. Только усмехнулся с досады и вернулся в настоящее.

Сергей Степанович смотрел на меня во все глаза.

– Вы чего-то ждете? – спросил я.

– Я? М-м-м… – протянул он.

– Уже все, – я улыбнулся. – Сейчас я в третий раз совершил изменения и потом побывал еще и после, правда не на следующий день, а примерно через неделю, но, думаю, это не так важно. В общем, все осталось по-старому, ничего не меняется.

– Ничего не видно, – сказал он.

– Конечно, не видно.

– Нет, я не о том. Я ничего не заметил, когда вы перемещались. Вы просто закрыли глаза, а потом почти сразу открыли – вот и все.

– Да, а чего вы ждали? Вспышки? Молнии? Клубы дыма и запах серы?

– Нет, но все-таки. Совершенно ничего не видно.

– Вы ведь сами рассказывали мне про сознание – как же вы можете увидеть сознание? – пожал я плечами. – Ладно. Дело-то в том, что ничего не меняется. Что вы об этом думаете?

– Не знаю. Пока ничего не могу сказать. А вы как считаете?

– И я не знаю, – вздохнул я и потом сказал с неохотой: – Ну, хорошо. Все-таки, наверно, надо поставить точку, хотя мне уже и порядком надоело делать одно и то же. Но, видно, придется сходить туда еще раз. А после магазина я просто проживу там, в прошлом, нужное время и, так сказать, естественным путем попаду в момент, где видел себя в старой куртке. Тогда уж, наконец, и определю, куда девается новая, то есть другая новая.

– Вы думаете, это единственный путь?

– Может, и не единственный, но, по-моему, наиболее простой.

– Угу.

– Других вариантов я просто не вижу. А вы?

– Я пока тоже, – задумчиво произнес он. – Неделя, вы говорите?

– Да, примерно. Восемь дней, если быть точным. Не так уж много. Хотя…

– Что?

– Один раз я чуть было насовсем не остался в прошлом, – признался я. – Тогда я просто перестал различать себя прошлого и настоящего. Та реальность, которая была вокруг, сыграла со мной шутку. Она была слишком реальна, и я не мог найти подтверждений, что это лишь картинки прошлого. Я был собой в настоящем мире, и мир постепенно стал именно настоящим, как это и должно быть, единственно существующим для меня.

– И как же вы?

– В последний момент все же выскочил оттуда. Но это стоило усилий.

– Тогда, может, не надо? Как-нибудь по-другому разберемся.

– Ничего, – улыбнулся я. – Это ведь всегда так – я всегда попадаю в такой же реальный мир, и ничего со мной не случается. Просто в тот раз все было как-то… как-то… В общем, наверно, это не так страшно. Я просто подумал, что за неделю может произойти много всего. Ничего, – я весело посмотрел на него, – справлюсь как-нибудь. И потом, когда-то ведь надо начинать – не все мне по пять минут во времени проводить. Пожалуй, мне этого мало, я хочу больше.

– Ну, если вы чувствуете, что справитесь, – с сомнением проговорил Сергей Степанович. – Но все же это ведь риск.

– Да, – согласился я, – риск.

– А что будет, если вы… потеряетесь во времени?

– Не знаю. Вам виднее, что будет.

– Я ведь даже не смогу вам как-то помочь. Действовать на ваше тело в настоящем бесполезно. А что еще можно сделать?

– Да бросьте вы, – беспечно махнул я рукой. – В конце концов, из прошлого всегда можно попасть в настоящее – время идет и само вернет меня просто своим обычным ходом.

– Возможно, – покачал головой Сергей Степанович, – возможно…

– В общем, я пошел, – сказал я. – Пока.

Он хотел что-то ответить, но я снова ушел во время и оказался все в том же магазине.

На этот раз я не стал нарушать последовательность действий. Еще раз посмотрел кино «Продажа куртки» с продавцом в главной роли, потом вышел со свертком, привычно проверил содержимое и закурил. «Наконец-то, – подумал я, – давно хотел это сделать». Интересно, что желание курить не разделялось на прошлое и настоящее – оно существовало насквозь, одной линией моего внутреннего времени.

Я отдал себя во власть того меня, который был там, а сам затаился, приготовившись к долгому ожиданию. Больше чем неделя – за это время я еще не раз успею побыть собой, и сейчас пусть лучше управляет он, тем более я все равно не знал, чем заняться и куда пойти.

Тот я, который в прошлом, не спешил. Он находился в несколько приподнятом настроении в связи с новым приобретением. Хотя были кое-какие сомнения – он думал, правильный ли сделал выбор, и все вспоминал другую куртку, которую я и взял на самом деле, первоначально. Он думал, что, наверно, лучше было бы взять ту, но, впрочем, и эта была ничего. «Ладно, сойдет, – в конце концов решил он, – дело уже сделано». Я тихонько подсмеивался над ним, над его сомнениями. Это было интересно – слушать свои мысли.

Потом мы пошли к метро и поехали домой. Я поглядывал по сторонам, он не всегда понимал, зачем смотрит на те или иные вещи, но вопросов не было. Он чувствовал себя вполне естественно и свободно и принимал мои желания за свои. Когда мы вышли из метро, я заставил его купить мороженое. Мы вместе съели его по дороге. Это понравилось нам обоим.

Дома я распаковал куртку и повесил ее на видное место. С его точки зрения, это выглядело несколько глупо, но мне это было нужно – я сделал, как хотел.

Потом он занимался разными делами по дому, я не мешал ему. Я думал, можно ли действительно говорить о нас во множественном числе? Я был собой – у меня были те же руки, тело, глаза и вообще все. Я мог как обычно двигаться, чувствовать, слышать и видеть все вокруг. Но если вдруг я переставал совершать движения и опускал руки, то тот я тут же подхватывал меня, и руки продолжали что-то делать, и я сам продолжал двигаться. Я знал, что тело двигается не само, не помимо меня – все делаю я, только не сам, но… тоже я. Я доверял ему – конечно, – с легкостью отдавая бразды правления над собой – я доверял себе.

Хотя странно было чувствовать движения, которые не совершаешь сам, но довольно интересно. И когда я привыкал к этому, то даже переставал замечать нечто необычное. Это было удобно – не нужно следить за окружающим, за положением своего тела. Я мог полностью расслабиться, отвлечься от всего, даже, наверно, уснуть, продолжая при этом делать все что угодно, например разговаривать с кем-то или, скажем, даже бежать.

В общем, скорее всего, нас не было двое – это был я, только с новой способностью разделять мозг и делать две его половинки абсолютно независимыми и даже невидимыми друг для друга. Правда, перегородка между двумя половинками мозга была, пожалуй, прозрачна. Но лишь в одну сторону, потому что я мог видеть его, а он меня – нет и даже не знал о моем присутствии. И, наверно, я был все-таки старший в этой связке, поскольку, я всегда мог прервать любое его действие и взять управление на себя, а он – нет.

«Странно, – думал я, – ведь по логике должно быть наоборот – ведь это он в своем времени, в своем теле, и для него то, что принадлежит нам, является более родным. Но тем не менее…» Возможно, это следствие того, что я знаю о нем, а не он обо мне? Возможно. Все было возможно.

Я с улыбкой вспомнил истории о том, как в человека вселяется дьявол. Да, что-то похожее было в этом. Но только… Какой же я дьявол? Я – это я и пришел в себя, так что «мы» звучит довольно странно, потому что это все я и только я.

Потом я читал книжку. Сидя в кресле в тишине, где только тикали часы и разные звуки отдаленно доносились с улицы. Я перевернул страницу. Книга была довольно интересной, я помнил ее и знал, что там будет дальше, чем все кончится. Но тот я, который в прошлом, читал ее впервые. Я чувствовал его интерес. Забавно было слушать изнутри, как он читает, как слова складываются в предложения, предложения – в главы. Я слышал его интонацию, как он мысленно говорит за героев книги, интонацию простого повествования. Это не было похоже на радиопостановку – к словам добавлялись и чувства, ассоциации. Я читал книгу с интересом, не зная, что будет дальше, и желая узнать, но при этом помня ее содержание.

Посмотрел на часы. Прошло уже около четырех часов после того, как я пришел в это время. А сколько еще предстоит? Не хотелось думать об этом. Не то чтобы меня тяготило пребывание в прошлом, но нужно было узнать вполне определенную вещь, и слишком долго приходилось ждать. Но ничего, ничего.

Я отложил книгу и пошел на кухню, сделал там кофе. Потом курил, глядя на закат, на одно из наиболее наглядных проявлений течения времени.

Что там в телевизоре? Я включил его и стал смотреть, размышляя о том, что нужно делать завтра. Я заставил себя думать об этом, чтобы лучше уяснить себе положение дел и обстановку, в которую попал, да и просто было интересно, чем мне предстоит заниматься в эту неделю, смогу ли я построить какие-то свои планы, планы гостя из будущего, не мешая себе, который в прошлом.

На завтра было довольно много разных дел. Некоторые были достаточно срочные, и нельзя отложить их. К тому же, судя по всему, придется вставать довольно рано – в общем, день предстоял не из легких. Я вздохнул, предвкушая нудное и не слишком приятное времяпрепровождение. Может, стоит пораньше лечь? Тот я, который в прошлом, кажется, не собирался этого делать. Но я был вполне готов уснуть хоть сейчас, чувствуя усталость и какую-то тяжесть внутри. Хотя то, что я делал последние несколько часов, вряд ли должно было утомить меня, тем не менее я чувствовал себя уставшим. Возможно, с непривычки так долго находиться во времени, да и перемещался я сегодня довольно много.

Я посмотрел на часы – нет, еще рано идти спать. Уже почти шесть с половиной часов прошло с момента перемещения сюда. Это было немного, но мне казалось, что я здесь уже целую вечность. Я устал – с каждой минутой я все больше ощущал это – как я устал! Бессилие и тяжесть наваливались на меня – не хотелось уже ничего. Я устал. Мое тело просило отдыха. Но тот я, в прошлом, не знал о моей усталости. Он был довольно бодрым, и его тело ощущало себя вполне нормально. Но поскольку у нас было одно тело, все становилось запутанным и непонятным. Так устал я или нет? «Да», – говорил я. «Нет», – отвечал я себе.

Я продолжал сидеть и смотреть телевизор. За окном стемнело, я встал и включил свет. Движения давались вполне легко, но только если их делал не я, а тот из прошлого. Хорошо, решил я, пусть будет так. Пусть он делает что хочет, я не стану вмешиваться и постараюсь отдохнуть, пребывая в покое. В конце концов, какая разница, кто управляет телом? Мне нужно лишь пробыть здесь определенное время, неважно как.

Минуты тянулись, я ощущал их почти физически. Каждая из них была каплей свинца, наливающей мое тело тяжестью. Но тело не было уставшим, это только было похоже на усталость тела, на самом деле являясь чем-то другим. Чем? Я не понимал. Мне вспомнилось, что я уже ощущал нечто похожее. Да, тогда, на школьном дворе, когда сидел и боялся вернуться в настоящее после того, как изменил время. Это действительно было очень похоже. Я вспоминал те ощущения. Они были практически такими же, какие я испытывал сейчас. Что же это такое? Неужели это одно из последствий пребывания во времени? Если так, то это будет совсем нехорошо.

Но все же как я устал! Как устал!

Семь с лишним часов в этом времени. Почему я так слежу за этим? Какая разница, сколько я нахожусь здесь – часом больше, часом меньше? Все равно это только малая часть того, что мне еще предстоит.

Нет, все-таки нужно отдохнуть, лечь спать. Я понял, что чувство усталости похоже на то, как если я хочу спать. Значит, нужно просто уснуть, выспаться и встать бодрым и отдохнувшим. Я заставил себя подняться, выключить телевизор и пойти в комнату. Там я разделся и лег. Лежал в темноте. Сна не было. Тот я, из прошлого, совсем не хотел спать. Он не давал мне уснуть, и даже просто держать глаза закрытыми было довольно сложно. Я ворочался, изнывая от желания спать, и никак не мог уснуть.

Это было долго. Наверно, очень долго. Я не видел часов в темноте, но, судя по всему, это продолжалось не только не один час, но, казалось, и не одну ночь. Хотя в конце концов я все же добился своего – постепенно глаза стали закрываться все легче и наконец закрылись сами – я уснул.

Нет, только не это! Я снова оказался внутри своего сна. Я уснул – да, – но только тот я, который в прошлом, я же остался как и был, только теперь уже в спящем себе.

Нет! Это было невыносимо. Выходит, я не могу уснуть во времени? Так хотеть спать и не иметь возможности сделать это!

Усталость, тяжесть, сонливость. Я хотел бросить все и вернуться в свое время. Но не мог позволить себе сделать это. Нет. Тот я проснулся на секунду, переворачиваясь на другой бок, и я тут же воспользовался этим – не дал себе уснуть снова. Открыл глаза и потом поднял себя с постели. Уж лучше быть в окружающем мире, чем в пустоте и безмолвии снов, раз мне все равно не удастся заснуть.

Я пошел на кухню и снова сделал себе кофе, стал курить. Это всегда помогало, чтобы не спать. Но только не сейчас. Вернее, это помогало и разрушало сон, но у того меня, в прошлом. Я же не ощущал совершенно никакого действия, и даже наоборот – поскольку мне приходилось двигаться самому, усталость только увеличивалась, становясь уже совершенно невыносимой.

Мое время тянуло меня к себе – я чувствовал это и почему-то знал, что если вернусь туда, мне станет легче. Настоящее притягивало меня, я уже через силу держался в этом времени. Стоило лишь отпустить, мысленно разжать руки, и я бы сорвался и выскочил отсюда. Нет, нельзя делать это. Мне нужно быть здесь. Я не должен уходить, нет.

Я мысленно сжимал зубы и прилагал все больше усилий, чтобы держаться в этом времени – притяжение настоящего становилось все сильнее. Почти девять часов в этом времени. Я смотрел на часы, следя, как секундная стрелка бежит по кругу. Девять часов. Всего девять? Но это же мало, совсем мало, это не половина и даже не десятая часть того, что мне нужно. Всего девять часов… Почему так?

Я не понимал и не мог понимать что-либо, не мог думать, не мог вообще ничего. Лишь держался за это время. Я вцепился в него изо всех сил, так сильно, как только мог, иначе давно бы вылетел отсюда. Я не знал, что именно делаю, но внутреннее напряжение помогало оставаться здесь, не перемещаться назад. Я чувствовал, что стоит лишь немного ослабить хватку, и настоящее вырвет меня из прошлого.

Но пока я держался. Все, что было вокруг, да и я сам, который был здесь, перестало иметь значение. Я почти не замечал окружающего.

Стрелка на часах прыгала по циферблату от одной секунды к другой, от одной к другой. Тик-так, тик-так… Я вцепился в эту стрелку, вцепился в это мерное тиканье и уже не мысленно, а по-настоящему сжал зубы. Я должен держаться, должен.

Все плыло перед глазами. Я чувствовал, как дрожь пробегает по времени, я чувствовал, как дрожь пробегает по мне – напряжение было огромным и все увеличивалось, росло с каждым прыжком стрелки, с каждой секундой. Силы начинали оставлять меня. Усталость, и без того владевшая мной, теперь становилась огромной черной пустыней, иссушившей мои моря и реки, испепелившей мои города, превратившей в ничто все, что было во мне, и заполнившей меня, ставшей мной. Опустошение. Я был опустошен, я был без сил.

Но не желал сдаваться, хотя чувствовал, еще немного, и я просто умру от того, что во мне больше не останется сил даже на дыхание, даже на то, чтобы билось сердце.

А потом все кончилось.

Я вдруг увидел себя совсем в другом месте, поначалу не узнавая и не понимая где. Я сидел и дышал часто и прерывисто. Я никак не мог отдышаться, хватая ртом воздух. Пот выступил на лбу, круги плыли перед глазами. Какой-то человек испуганно суетился вокруг, пытаясь привести меня в чувство, и все говорил и почти кричал, спрашивая о чем-то. Голова кружилась, сердце колотилось с бешеной частотой. Сергей Степанович – я вдруг понял, кто этот человек. И то, где я нахожусь… Это ведь его кабинет, больница… Значит… я… в настоящем?

Так вот что произошло. Я начинал приходить в себя. Хотя все никак не мог отдышаться и все плыло перед глазами, но я чувствовал, что стало легче – да, пожалуй, напряжение ушло, мне уже не нужно было прилагать столько сил, чтобы быть.

– Да очнитесь же! Что с вами? Что?! – наконец начал я различать его слова.

– Ничего… – сквозь частое дыхание проговорил я. – Уже ничего… Сейчас пройдет.

– Что случилось? – не переставал спрашивать он. – Почему вы в таком состоянии? Ведь еще секунду назад…

Он достал какой-то пузырек и, открыв его, поднес к моему лицу.

– Нюхайте.

Я почувствовал резкий запах нашатырного спирта.

– Нет, – пытаясь отвернуться, произнес я, – не надо. Сейчас все пройдет.

– Как пройдет? – возмущался Сергей Степанович, все подсовывая мне пузырек. – Я ведь вижу, что вы еле живой. Еще немного, и пора отправляться в лучшем случае в реанимацию.

– Не надо в реанимацию, – отводя рукой его пузырек с нашатырем, проговорил я, все еще тяжело дыша, но уже более или менее спокойным голосом. – Все… Уже почти все.

– Да? – Сергей Степанович недоверчиво смотрел на меня, но все-таки закрыл пузырек крышкой и убрал его.

Дыхание выравнивалось, и сердце начинало биться уже не так часто. Я понемногу успокаивался и приходил в себя. Сергей Степанович наблюдал за мной, стоя рядом.

– Ну, рассказывайте, – наконец произнес он, видя, что со мной уже почти все в порядке, – что там у вас произошло?

– А что произошло? – спросил я.

– Вы сидели, спокойно говорили со мной, а потом закрыли глаза и через секунду начали задыхаться… вот так просто, ни с того ни с сего, – он внимательно смотрел на меня. – Как я понимаю, вы были во времени? Что там случилось? Почему вы вернулись таким?

– Ничего не случилось, – пожал я плечами. – Все было тихо и спокойно. Я пробыл там около девяти часов и в какой-то момент почувствовал, что устал. Именно я, а не тот, кто в прошлом.

– Так, – кивнул Сергей Степанович, слушая меня.

– Тогда я лег спать, но когда уснул, то… не заснул. То есть уснул тот, прошлый я, а я оказался в его снах, но неспящим. Ну, как тогда – я вам рассказывал, помните? – Он снова кивнул. – Потом мне все же удалось его поднять, когда он проснулся на секунду, а дальше я сидел на кухне и пытался остаться в том времени. Настоящее вытягивало меня из прошлого, а я держался, пытаясь остаться там. Это было довольно непросто, я держался, сколько мог, а потом все-таки сорвался и оказался снова здесь.

Сергей Степанович молчал, продолжая выжидающе смотреть на меня.

– Вот, собственно, и все, – сказал я, чтобы он не ждал напрасно.

– Так, – проговорил он. – Насколько я понимаю, ваше состояние – это следствие этой борьбы со временем?

– Наверно, так.

– Угу, – он продолжал смотреть на меня, но уже не с ожиданием, а изучающе, как на некий объект, подлежащий исследованию. – То есть что-то заставляло вас выйти из времени и вернуться в настоящее?

– Да.

– А почему вы решили, что это именно так?

– Не знаю. Почувствовал. Это было несложно, ощущения довольно явно говорили об этом.

– Так-так, – Сергей Степанович достал сигарету, потом протянул мне пачку. – Будете? – спросил он.

– Нет, спасибо.

Я ощущал усталость. Перестав быть загнанной лошадью и отдышавшись, я какое-то время чувствовал себя вполне нормально, но теперь, когда последствия выхода из времени прошли, усталость начала проявлять себя. Не такая, как там, когда мне приходилось держаться за время – сейчас я просто был без сил от прошлого напряжения. Я был расслаблен, но совершенно выжат. Мое тело просило отдыха и, казалось, уже не было способно на движения.

– А как с тем, что прошлое стало вашей единственной реальностью? – поинтересовался Сергей Степанович. – На этот раз не было такого, что вы перестали различать себя из прошлого и настоящего?

– Нет, – устало проговорил я, – с этим как раз все в порядке. Там не происходило никаких сложных переживаний, все было довольно спокойно, и я не путал себя с собой, – я слабо улыбнулся.

Сергей Степанович курил, выдувая дым в сторону.

– А насчет куртки, по-моему, это бесполезная затея, – сказал он.

– Да? Почему?

– А как вы думаете, могли бы произойти изменения?

– Как? – не понял я.

– Ну, как вы себе это представляете? Вот вы сидите передо мной в одной куртке, потом перемещаетесь в прошлое, меняете ее, и что должно произойти в настоящем, если, предположим, я наблюдаю за вами во время перемещения?

Я попытался представить.

– Да, – усмехнулся я, – действительно. Не изменится же на мне куртка как в кино – сейчас одна, а потом сразу другая.

– Именно, – кивнул Сергей Степанович.

– Как же тогда? Куда деваются все изменения, которые я делаю в прошлом?

– Знаете, я думаю, что… – он замялся. – В общем, я раньше думал об этом, и у меня была теория на этот счет.

– Еще одна теория? – слабо улыбнулся я, чувствуя, что глаза закрываются и окружающее постепенно отходит куда-то вперед, становясь вокруг и отдельно от меня. Хотелось лечь и уснуть, сидеть было все труднее. Голос Сергея Степановича терял смысл – слова норовили превратиться просто в гул, переставая быть речью. Я был без сил, совсем без сил. Глаза закрывались.

– Да, – чуть улыбнулся он в ответ. – Куда же без них? – а потом продолжил, став серьезным: – Возможно, время не такое единственное, как мы привыкли его понимать. Знаете, может, это и смешно, но в некоторых фантастических книжках пишут об этом. Там время представляется в виде дороги с различными ответвлениями.

– Угу, – мне приходилось затрачивать немало усилий, чтобы слушать и видеть все вокруг – сил уже не было, не было…

– Это вполне вероятно, – продолжал Сергей Степанович. – Почему бы и нет? Фантастические романы очень часто предшествовали научным открытиям – может, и в этом случае тоже?

– Угу, – кивнул я и потом поднял на него сонный, полный усталости взгляд. – Знаете, – сказал я, – что-то я устал. Ничего, если я полежу немного? Можно?

И, не дожидаясь ответа, встал со стула и пошел к кушетке, чувствуя, какое дикое напряжение требует от меня каждый шаг.

– Я немножко, – сказал я. – Минут десять, не больше. Ладно?

– Да, конечно, – развел руками Сергей Степанович. – Если хотите…

– Спасибо, – сонно проговорил я. – А то устал что-то… Сейчас отдохну немного и встану. А вы говорите. Что там за теория? Я слушаю.

– Ну, я про время, – сказал Сергей Степанович. – Может быть, время имеет множество ответвлений, параллельных путей, вариантов развития. Или, может, не параллельных, а… В общем, я думаю, когда вы совершаете изменения в прошлом, то тем самым создаете такую ветвь времени. И теперь тот, для которого в прошлом эти новые события произошли, так сказать, естественным образом, будет жить дальше, исходя из того, что произошло с ним. И у него теперь своя жизнь, которой он живет в своей, отдельной от вас, ветви времени.

Я слушал и боролся со сном, который все сильнее наваливался на меня. Я думал, зачем мне бороться с ним, и не находил ответа.

– Конечно, это только предположение, – говорил Сергей Степанович, – но, во-первых, то, что происходит, вполне подтверждает это. Во-вторых – что мы можем еще, кроме того, чтобы делать предположения? Я имею в виду, если у нас есть возможность перемещаться во времени в прошлое и будущее, то есть вперед и назад, то уж куда-то вбок, в эти параллельные ветви… Это совершенно невозможно. В-третьих, если пойти от противного и предположить, что эта теория неверна, то как может быть еще? Любые другие варианты, так или иначе, все равно сводятся к этому. Хотя… – он замолчал на секунду. – Нет, это слишком сложно. А то, что сложно, как правило, и неверно. Вся наука и сама природа подтверждают, что теория чем проще, тем правильнее. И потом, в-четвертых…

Сон накрыл меня, захлопнув глаза и отделив звуки. Все исчезло. Я уснул.

Тьма. Черная. Какой-то шум. То ли голоса, то ли шорох. Словно в огромном черном колодце без стенок и дна. Что там вверху?

Я открыл глаза.

Я лежал. Сергей Степанович сидел за столом, писал что-то. Я смотрел на него, потом на дверь, вешалку у двери. Не хотелось двигаться – пока я без движения, меня нет. Но, пожалуй, нужно появляться. Я собрался с духом и сел на кушетке. Сергей Степанович повернул голову ко мне.

– Проснулись? – сказал он.

– Да, – часто моргая, проговорил я. – Выходит, я уснул? И долго я спал?

Он посмотрел на часы.

– Часа два с лишним.

– Хм, – удивился я. – Сколько же сейчас времени?

– Ничего, – успокоил меня Сергей Степанович, – еще не очень поздно.

– Вам, наверно, давно домой пора?

– Нет, – беспечно произнес Сергей Степанович, – рабочий день всего час назад кончился. Пока нестрашно. Вы как себя чувствуете?

– Нормально, – ответил я. И потом улыбнулся. – А вы?

Он тоже улыбнулся.

– И я нормально, – сказал он.

Потом мы вышли из больницы. Остановились на улице у входа, где должны были как всегда разойтись в разные стороны.

– Может, поедем ко мне? – предложил я.

– Нет, – чуть смущаясь, ответил Сергей Степанович, – сегодня нет.

– Жаль. Как-то не хочется одному домой ехать и… Слушайте, – вдруг вспомнил я, – а где Леночка? Неужели она без меня ушла?

– А у нее сегодня выходной, – сказал Сергей Степанович. – Вы разве не знали? Она взяла один день за свой счет.

– Да? – удивился я. – А мне ничего не говорила.

Сергей Степанович пожал плечами. Я молчал, не зная, что сказать. Он тоже молчал.

– Ну ладно, – наконец произнес он, – я пойду.

– Нет, подождите, – мне не хотелось, чтобы он уходил, не хотелось оставаться одному. – По-моему, мы еще не все выяснили. Вы ведь говорили о какой-то теории – я там не все понял. Может, – я пытался найти какой-то повод, чтобы задержать его. Что бы такое придумать? Машинально огляделся вокруг. – Вот! – все же нашел я то, что было нужно. – Может, посидим немного? – показал я глазами на небольшое кафе со столиками на улице у метро.

– Не знаю, – замялся Сергей Степанович. – Поздно уже. Я и так задержался…

– Мы недолго, – пытался я уговорить его. – Все равно придете домой позже – какая разница, на час или на полтора?

– Да? Ну, если недолго…

– Пойдемте, – обрадовался я.

И мы пошли к кафе. Взяли там пиво и сели за один из столиков под открытым небом.

Уже стемнело. На чистом, без облачка, небе зажигались звезды. Было бы тихо и спокойно, если бы не дорога рядом, по которой все время проезжали машины. Но, впрочем, это не мешало нам.

– Так вы говорили про ветви времени? – пытался я начать разговор.

– Да, – ответил он, глядя по сторонам.

– И то, что изменения создают новую ветвь, в которой тот я живет своей жизнью?

– Да.

– Сколько же этих ветвей? Или сколько меня в разных ветвях?

– Не знаю, – проговорил Сергей Степанович.

– Наверно, ветвей столько, сколько изменений?

– Наверно, – согласился он.

– А сколько их вообще может быть?

Он пожал плечами.

– Интересно, а они как-то влияют на меня? То есть что-нибудь происходит или меняется в моей основной ветви от того, что их становится больше?

– Не знаю. Наверно, нет.

– То есть вы хотите сказать, что ветви абсолютно отдельны и независимы друг от друга?

– Да, – сказал он, – скорее всего так.

Сергей Степанович достал сигарету и закурил. Я видел, что он думает о чем-то своем – он был замкнут и совершенно не разговорчив.

– Но если в этих разных ветвях существуют несколько таких, как я, значит, там и несколько таких, как вы, – пытался я привлечь его внимание к разговору, – и других людей тоже. Ведь каждая ветвь – это такой же мир, как и этот. Представляете? И у всех есть свои двойники в этих мирах и даже не один, а много двойников – столько, сколько миров. И ваш двойник точно такой же, как вы. В сущности, это ведь и есть вы, только где-то там… вернее, здесь. Они ведь находятся в том же городе, на тех же улицах, только… Где же они? И сколько таких миров? Прямо здесь и сейчас. Хотя и не совсем в это время, но все равно сейчас, ведь на их часах то же время, тот же день. Но их нет, хотя они есть. Ведь так? Они существуют в том же месте и в то же время, но все равно не здесь. Или здесь, но…

Я замолчал, видя, что Сергей Степанович совсем не слушает меня. Он смотрел куда-то на дорогу с машинами, курил.

– О чем вы так напряженно думаете? – спросил я после паузы.

– Что? А? – встрепенулся он, выходя из своей задумчивости. – Нет, ни о чем. Извините.

– Вам так нужно домой?

– Нет, – безразлично протянул он. – Нет, дело не в этом. Просто все становится сложнее и сложнее раз от раза.

– Сложнее?

– Я думал сделать устройство, операцию, добиться перемещения, и все. А на деле это оказалось как снежный ком – чем дальше, тем больше и тяжелее, непонятнее. Слишком много предположений, теорий, которые невозможно проверить.

– Но ведь главное, что перемещения все-таки происходят и ваше устройство работает.

– Это, конечно, так. Но сколько еще неизвестного здесь. Я вот пытаюсь написать об этом, но пока ничего не получается. Выходит или слишком мало и тогда непонятно и бездоказательно, или слишком много и тогда громоздко, разрозненно и еще более непонятно. Не знаю, что делать. Нужно ведь как-то заявлять об этом. Сколько можно молчать и скрывать уже работающую вещь. Да и зачем? По-моему, это просто глупо и где-то даже, наверное, вредно.

Я покачал головой.

– Не знаю, чего вы мучаетесь. Просто опишите свое устройство, операцию и скажите, что все уже работает. Главное ведь сам факт, а остальное… Это уже дальнейшие разработки, – я улыбнулся, – обычное дело.

– Знаете, что меня больше всего беспокоит? – вдруг подавшись вперед, сказал он, глядя мне в глаза.

– Что?

– Нет никаких реальных подтверждений, фактических результатов, свидетельствующих о перемещении во времени.

– Вы что же, не верите мне? – удивился я.

– Я-то верю, – сказал он. – А кто еще поверит в это, в то, что вы бываете в прошлом? Вы бы сами поверили? А что, кроме слов, вы можете представить в доказательство?

Я хотел возразить, но вдруг замолчал, не зная, что сказать. Я так и застыл с открытым ртом, удивленно глядя на Сергея Степановича и понимая, что он прав. Прав!

– Наука – достаточно конкретная вещь, – продолжал он. – Если есть работа, значит, должны быть и результаты. А если нет результатов, то нет и работы, потому что говорить можно все что угодно – нужны конкретные факты, цифры, показания приборов.

– А как же Эйнштейн, Бор? – пытался я возразить. – Их теории…

– Их теории подтверждены множеством опытов, – перебил меня Сергей Степанович. – А что есть у нас? Только слова, рассказы о том, как вы были на море или в снах или покупали куртки… Да меня просто засмеют, если я выйду с этим.

– Но подождите, – пытался я успокоить его… а может себя, – устройство же все-таки работает. Это ведь и есть самый большой и важный факт. И пусть все сколько угодно смеются, но перемещения ведь происходят. Бог с ним, что сейчас мы не знаем, как доказать это, но рано или поздно это удастся. Может быть, для начала представить все в виде теории, если нельзя с практической точки зрения. Наверно, сейчас, когда вы точно знаете, что все работает, вам будет гораздо легче описать это, если вы будете абсолютно уверены в своей правоте.

– Так-то оно так, – проговорил он. – Но все равно меня очень настораживают эти постоянно возникающие сложности, совершенно неожиданные проблемы. Эта вот ваша усталость, например. Почему вы вдруг стали уставать во времени? И что за причина, по которой вас вынесло в настоящее?

Он откинулся на спинку стула и снова стал смотреть на дорогу. Машины проносились мимо, сверкая зажженными фарами. Я не мешал его вновь появившейся задумчивости. Курил. Потом допил свое пиво. Сергей Степанович давно уже сидел с пустой кружкой.

– Может, еще? – спросил я.

– Нет, – покачал он головой. – Пойдемте.

– Пойдемте, – вздохнул я, вставая.

Я решил проводить его до остановки. Торопиться мне было некуда, а вечер был довольно приятный.

– Где же все-таки Леночка? – просто риторически спросил я, когда мы шли вдоль дороги к остановке.

– Не знаю, – машинально ответил Сергей Степанович из глубин своей задумчивости.

Мы молчали и так молча дошли до остановки.

– Что ж, я пойду, – сказал я, протягивая ему руку.

– До свидания, – кивнул он, пожимая ее.

– До свидания, – ответил я.

Не хотелось уходить, но молча стоять с ним, а потом махать ему на прощание, когда он сядет в автобус, представлялось мне совсем не интересным.

– Сейчас еще на метро ехать, – зачем-то сказал я. Хотя, может, и зная зачем – хотелось как-то отвлечь, ободрить его. – Вам хорошо, пару остановок – и вы дома, а мне еще час ехать.

– М-м-м… – пожал плечами Сергей Степанович, видимо извиняясь и не зная, чем мне помочь.

– Жалко, нет вашего Миши со своей машиной.

– Он заезжал недавно, – вдруг сказал Сергей Степанович.

– Да? – скучая, произнес я.

– Да. Забрал лекарства для своей жены… или тещи. Посидел у меня немного, а потом мы вместе вышли, и он поехал Леночку домой отвозить.

– Вот как? – перестав скучать, насторожился я.

– Да. А что? – увидев мою настороженность, недоуменно спросил тихий Сергей Степанович.

– Хм, – я посмотрел на звезды над домами. – И давно это было?

– Нет, – Сергей Степанович шагнул чуть вперед, напряженно глядя на дорогу за моей спиной, – дня три назад.

Я обернулся. Там подъезжал автобус.

– Ладно, я поехал, – на этот раз он протянул мне руку.

– До свидания, – я пожал ее.

– Я позвоню вам, – сказал Сергей Степанович, заходя в автобус.

– Хорошо. Или я вам, – крикнул я в уже закрывающиеся двери.

Потом автобус поехал. Я улыбался и махал рукой Сергею Степановичу, чувствуя себя как-то не так.

Потом пошел к метро. Курил. «Интересно, – думал я, – три дня назад он подвозил ее до дома, а сегодня ее нет целый день. Интересно…» Не хотелось складывать один и два, хотя операция сложения напрашивалась сама собой. Интересно… А впрочем… Какая разница? Так ли уж это важно? Может, оно и к лучшему? А?

Я выбросил наполовину выкуренную сигарету и зашел в метро.

Дома Леночка, по ее словам, уже давно ждала меня.

– Где ты был? – спросила она.

– А ты?

– Я дома, – праведное возмущение в голосе и во взгляде, – тебя жду. Уже два раза ужин грела.

– Н-да?

«Ладно, – думал я, не желая расспрашивать ее и начинать скандал, – Бог с ней. Что это меняет, в конце концов?»

А все же интересно, боится она, старается ли скрыть что-то? Я исподволь наблюдал за ней. Нет, никакой реакции. Леночка была абсолютно естественна и спокойна. «А может, я зря выдумываю? – размышлял я. – Может, она просто занималась какими-то своими делами? К подруге, например, ездила, да мало ли что. Хотя могла бы и рассказать об этом. Впрочем, ладно, – думал я, жуя ужин, – Бог с ней, потом как-нибудь все выяснится. Куда оно денется?»

* * *

Будущее было впереди. Будущее манило меня. Около двух недель минуло с того дня, когда мы с Сергеем Степановичем натолкнулись на ветви времени. Я бывал в прошлом, путешествовал по своей жизни. Еще не раз я пытался проверить то, что изменения не влияют на настоящее. Я делал разные вещи: иногда в прошлом обходил, не совершал поступки, которые, я знал, приводили меня к неприятным последствиям; иногда предупреждал друзей и не давал им сделать то, что должно было привести их к чему-то плохому. В общем – творил добро. Словно ангел, хранящий людей (и себя заодно) от несчастий.

Правда, вряд ли я чувствовал себя ангелом. Но, пожалуй, что-то такое было. Впрочем, я не задумывался об этом – просто делал что делал и тешил себя мыслью, что занимаюсь этим вовсе не из каких-то высоких альтруистических побуждений, а просто… просто ставлю научный эксперимент, проверяю теорию Сергея Степановича о ветвях времени. А представлять себя ангелом мне казалось как-то смешно и даже, наверно, глупо. Ну какой я ангел? Нет, скорее, хулиган наоборот. Хулиган времени. Да! Пожалуй, это мне нравилось больше. А то, что я все же действительно творил добро… Наверно, если и делать что-то, так лучше хорошее, чем плохое.

Хотя какая разница? В любом случае, это все равно не имело никакого смысла – ни одно изменение не сохранялось. Когда я делал что-то не так или друзья с моей подсказки поступали иначе, в будущем этого не оставалось, все было абсолютно как и прежде, до моего вмешательства в ход времени, то есть в настоящем было так, словно я и не вмешивался вовсе.

Совершив десяток-другой изменений и потом проверив их последствия, перемещаясь в несколько более позднее время, я абсолютно убедился в этом. Изменения не сохранялись, зло оставалось, ничуть не уменьшаясь, и ангел в виде меня был просто симулянтом, имитирующим действия, совершая, но не совершая их.

Хотя, пожалуй, все-таки можно было найти оправдание моим действиям. Где-то там, в других ветвях времени, мои дела все-таки оставались. И люди, которым я помог, да и я сам, жили там немного лучше, обойдя, по меньшей мере, хоть одну неприятность в своей жизни. Я тешил себя сознанием того, что все же мои старания не проходят впустую.

Впрочем, какая мне, в сущности, разница, как они живут там? И какое мне дело до них? У меня хватало своих забот. Будущее манило меня. Я хотел побывать там.

* * *

Сергей Степанович позвонил как-то вечером. Было довольно поздно, Леночка уже собиралась идти спать. Я ушел с телефоном на кухню.

– Знаете, – сказал Сергей Степанович, – кажется, я понял причину вашей усталости во времени.

– Да?

– Я думаю, все довольно просто, – он говорил тихо и, похоже, закрывался рукой, чтобы говорить прямо в трубку. – Судя по тому, сколько проходит времени и вообще по вашим ощущениям, насколько точно вы их описали, это похоже на обыкновенную потребность в сне.

– Что? – удивился я. – То есть я там просто хочу спать?

– Да. Но, наверно, это не все – возможно, к этому добавляется что-то еще, хотя в основном это очень похоже. Вы ведь не можете спать во времени – оказываетесь внутри снов, но не спящим.

– Хм, – я думал, вспоминал свои ощущения. – Но если это так, то проходит слишком мало времени. Помнится, тогда я был в прошлом всего девять часов – по-моему, этого все же мало, чтобы смертельно захотеть спать.

– Да, но вы же не спали и до этого. Я имею в виду, что в настоящем не сразу после сна вы отправились в прошлое. Потом, перед этим вы совершали другие перемещения и находились какое-то время и там. Если сложить все, то получится больше, чем девять часов. И еще: тогда ведь вы перемещались довольно много – возможно, каждое перемещение отнимает у вас какие-то силы и чем больше перемещений, тем быстрее вы начинаете хотеть спать.

– Вы думаете?

– Это достаточно простое объяснение, и все события хорошо вписываются в это. Не зря же вы почти сразу уснули тогда, вернувшись с этой вашей усталостью от времени.

– Может быть, – задумчиво проговорил я. – Действительно, это похоже. Я ведь и правда довольно долго не спал тогда. Может, именно потому меня и тянуло в настоящее, что только там, вернее здесь, я и могу уснуть.

Сергей Степанович молчал.

– Слушайте, – сказал я ему, – но ведь тогда получается, что я не смогу находиться во времени больше какого-то определенного срока, пока мне не нужно будет спать. Сколько? Часов шестнадцать-двадцать? Сутки?

– Не думаю, что столько. Судя по всему – меньше. На перемещение уходит сколько-то сил, и, находясь там, вы их тоже тратите больше – количество бодрствования, если так можно сказать, расходуется быстрее. В общем, мне кажется, что часов десять-двенадцать. Может, и больше, но после должна начинаться эта усталость от времени, и тогда уже вам судить, сколько вы способны продержаться.

– Десять-двенадцать? – удрученно проговорил я. – Это немного. Хотя… Обычно я нахожусь в прошлом даже меньше – просто незачем оставаться дольше. Самое большее, не считая того случая с курткой, сколько я был там, по-моему, – это часа четыре, и то задержался лишь затем, чтобы кино посмотреть. Старый фильм, я его давно не видел. Случайно совершенно попал. Хотел уже уходить в настоящее и вдруг понял, что сейчас пойду в кино, смотреть…

– Значит, больше у вас не было такого, что вы уставали от времени? – перебил меня Сергей Степанович. Похоже, он отвлекся от разговора какими-то домашними делами, пока я рассказывал про перемещение, и только сейчас снова взял трубку.

– Нет, – ответил я, ничуть не обидевшись.

– Угу. Я, конечно, не хочу предлагать вам это, но если вдруг вы будете находиться там достаточно долго, постарайтесь запомнить, через сколько часов после перемещения у вас появляется усталость и как долго вы можете с ней бороться. Только уж вы не переусердствуйте, не доводите себя до такого состояния, как тогда.

– Хорошо-хорошо. Мне ведь и самому интересно. Как-нибудь обязательно проверю это.

– Но только осторожнее.

– Конечно, – улыбнулся я. – Как же иначе?

– Угу.

– А вообще, меня сейчас больше интересует будущее, – мечтательно произнес я.

– Будущее?

– Да. Прошлое я уже, пожалуй, освоил, а вот будущее… Вы как считаете, смогу я перемещаться в будущее или только в прошлое?

– Думаю, что вполне. Я ведь вам рассказывал – это примерно то же самое, только чуть-чуть по-другому.

– Пока не получается.

– Получится, – заверил он меня. – А что вы пытались делать?

– Я? Ну, я…

– Подождите, – вдруг быстро проговорил он, – одну минуту.

Было слышно, как он отложил трубку и куда-то пошел. Я ждал. Потом он вернулся.

– Извините, – сказал он. – Дети.

– Ничего-ничего.

– Я сейчас не могу больше говорить, – смущенно произнес он. – Нужно идти. Извините…

– Да, конечно.

– Тогда я пойду, а то там…

Он еще поизвинялся пару минут, потом мы попрощались и положили трубки.

* * *

Я думал о времени. Сны. Время. Будущее. Будущее манило меня. Будущее было впереди.

* * *

Леночка не совершала больше никаких странных поступков. После того дня, который она провела неизвестно где, ее поведение было вполне естественным и не вызывающим подозрений. Впрочем… Подозрения? О чем это я? Вот уж никогда не хотел бы искать какие-то подозрения хоть в ком-то!

Ладно. Леночка жила у меня, мы жили вместе – что еще можно сказать об этом? Было, в общем-то, неплохо, что она со мной, хотя я бы не слишком расстроился, если б это изменилось. Теперь ее присутствие не являлось таким уж необходимым, как после операции, но она продолжала жить у меня как бы по инерции. Я не возражал, при этом, правда, понимая, что, наверно, все же не хочу прожить с ней долгую счастливую жизнь, состариться и умереть в один день. Возможно, и она знала это. Но я, хоть убей, не представлял, как разорвать этот круг. Выгонять ее просто рука не поднималась, а то, что Леночка уйдет сама, мне казалось совершенно нереальным. В общем, все было непонятно и запутанно, хотя ненапряженно и, может быть потому, пока вполне выносимо. Так или иначе, но я не знал, что делать, и решил просто предаться естественному ходу событий – пусть все течет, как течет, а там будет видно, там посмотрим.

* * *

Во времени. Как в старом, уже знакомом, фильме, где знаешь все наперед, что будет и чем все кончится. Только не смотришь на это, а сам участвуешь в происходящем. И еще можно изменять сюжет. Можно оставить все как есть и посмотреть старую ленту со старым сценарием, а можно изменить, направить ход событий по новому руслу. Словно актеры на экране, когда фильм показывают уже в сотый раз, вдруг взбунтовались и стали делать все не так, утомленные однообразным повторением и решив переделать сюжет по своему сумасшедше бунтарскому представлению.

* * *

Сходил с друзьями в кафе напротив института. Славно мы тогда проводили время. Кажется, это был тот день, вернее, вечер, в который я попал случайно, пробираясь по времени, чтобы войти в эпизод с монеткой и совершить первое изменение. Тогда я ушел, занятый совсем другим делом, но теперь специально переместился туда, чтобы провести вечер с друзьями. Впрочем, тогда я не запомнил точную дату, и это мог быть какой-нибудь другой вечер, но… Какая разница, тот или этот? Пожалуй, они были похожи друг на друга и одинаково веселые и славные, эти вечера.

Мы сидели за столиком, пили пиво, болтали обо всем, смеялись. Я наблюдал изнутри, слушал других, слушал себя. Пару раз пытался сказать что-то сам, но все же у него, того меня, получалось лучше – я уже не так хорошо помнил это время, к тому же многие его проблемы и увлечения казались мне сейчас не настолько важными и интересными, как в те дни, да и некоторые шутки не настолько смешными.

Кроме того, и легкое опьянение от выпитого пива несколько разделяло нас. Я чувствовал, что тот я, который в прошлом, становится все менее доступным для меня с каждой выпитой бутылкой. Не в смысле движений – тело все так же могло подчиняться нам обоим, – но отдалялась его память – я уже не мог пользоваться ею столь же легко, как своей, и не мог с достаточной точностью уяснить себе нынешнюю ситуацию. И поэтому молчал, чтобы не навлечь на него, себя, подозрений неосторожной или, так сказать, неправильной фразой.

В общем, я тихо сидел внутри, попивал пиво вместе с собой и со всеми и лишь наблюдал. Я был еще одним, неизвестным для всех, участником разговора, незримо присутствующим за столом. И такая роль, в сущности, нравилась мне – интересно было снова побывать в этом времени, в этой атмосфере, но, пожалуй, я бы не смог говорить с той же искренностью и весельем о тех же вещах, о которых говорил тот, прошлый я.

Возвращаясь домой в метро, я чувствовал, что тоже немного захмелел. Интересно было чувствовать не совсем свой хмель. Но, в общем-то, я не был слишком пьян, так, чуть-чуть.

Когда, наконец, добрался до дома, усталость от времени начала одолевать меня. «Что-то рано», – подумал я, посмотрев на часы – я был во времени не так уж долго. Может, это алкоголь? Пагубное воздействие пива на человека? Я не помнил просьбу Сергея Степановича понаблюдать за своей усталостью. Хотя, может, и помнил, но мне было все равно. «Ну его! – в пьяном веселье подумал я про Сергея Степановича. – Пусть сам тут мучается, если ему надо».

Впрочем, я не хотел уходить так сразу, решил подождать немного, чтобы притяжение настоящего стало посильнее, и потом с комфортом прокатиться на нем. Как с горки. Ух! Это была, конечно, пьяная мысль и пьяная забава. Ну и ладно.

Я включил телевизор, сел, уставившись в него, и стал ждать.

По телевизору показывали какую-то ерунду, ждать было скучно и довольно тоскливо. Я скучал. Время шло невыносимо медленно, притяжение никак не становилось достаточно большим. Я маялся. «Ну и черт с ним! – в конце концов вспылил я. – Не хочет становиться больше – не надо. Обойдусь и так». Я прикрыл глаза и отправился в настоящее.

Но все же из пьяной шалости я чуть-чуть подтолкнул себя, чтобы получилось это «Ух!». И, если честно, я подтолкнул себя, пожалуй, не чуть-чуть, а сильнее, наверно даже гораздо сильнее, спьяну не рассчитав силы. В общем, настоящее, хоть и немного, притягивало меня, а я еще и помог ему, придав себе лишнее ускорение.

В дверь звонили. Я встал и пошел открывать. Я находился у себя дома, я не был пьян, я был во времени – чувствовал это по присутствию второго себя, для которого это время являлось настоящим. Что же это за время? Куда я попал, вернее, когда я сейчас? Я прислушивался к своим ощущениям, пытаясь понять, пока открывал дверь.

Это произошло практически одновременно: открыв дверь, я увидел Ее; открыв дверь, я понял, что нахожусь в будущем.

Не знаю, что выражали при этом мои глаза – наверно, что-то очень странное, потому что Она даже чуть попятилась от моего взгляда, но все же произнесла, хотя и довольно испуганно:

– Здравствуйте.

– Привет, – как можно более мягко ответил я, стараясь взять себя в руки, и, сделав взгляд спокойным, продолжал смотреть на Нее.

Я знал Ее – да, – но только не помнил, вернее, не мог помнить – Ее знал тот, будущий я, со мной же Она только должна была встретиться когда-то потом, в моем будущем. Как же Ее зовут?

– Проходи, – чуть улыбнувшись, сказал я и посторонился, пропуская Ее.

– Нет, я на минуту, – сказала Она. – Только передать.

Она раскрыла сумочку, висящую на Ее плече, и стала искать там что-то.

– Проходи, – все так же легко, но чувствуя, что готов умереть только за то, чтобы Она вошла ко мне, произнес я. И это чувство было столь же искренне, сколько сильно.

– Да? – Она была в нерешительности. То, что Она хотела найти, никак не попадалось Ей в сумочке. – Ну, разве только на секунду…

Она сделала шаг. Я замер, и – о чудо! – Она вошла ко мне. Я был взволнован. Какое странное расслабляющее возбуждение. Пожалуй, мне стоило немалых усилий сохранять спокойный вид и держаться, как ни в чем не бывало.

– Проходи, – сказал я, показывая Ей на дверь в комнату и словно не было других слов – я чувствовал, что уже в третий раз повторяю это… Нет! Не было! Я забыл все слова!

На этот раз Она не стала возражать, только чуть улыбнулась и последовала моему приглашению. Я вошел за Ней в комнату.

– Садись, – я показал на диван.

Она присела, поставила сумочку на колени и начала опять искать там что-то.

– Не пойму, куда оно делось, – проговорила Она. – А, вот!

Она достала что-то из сумочки и протянула мне.

– Это вам от Лены.

– Мне? – глупо переспросил я и взял то, что Она держала в руке. Это было письмо, конверт с моим именем.

– Это от Лены, – повторила Она. – Оно было вложено в другое письмо, которое пришло ко мне. Там еще была записка, что она точно не помнит вашего адреса и поэтому прислала его мне с просьбой передать.

– Да? – Это письмо совершенно не интересовало меня. Я знал только одно: Она здесь, в моем доме, со мной!

Но нет, не со мной. Я понимал, что еще секунда – и Она уйдет. Уйдет.

Нет! Я не мог… Она не должна… Мы… Нет. Где? Куда подевались все слова? Я должен остановить Ее. Я не могу дать Ей уйти. Но как? Как сделать это? Я лихорадочно пытался найти повод, хотя бы фразу, слово – что-нибудь, чтобы задержать, остановить Ее.

– Ну все, я пойду, – проговорила Она.

Я молчал, совершенно не зная, что сказать, и с ужасом понимая, что все… Все!

Она встала и сделала шаг к двери.

– Вы… – хотела сказать Она, но я невольно прервал Ее, начав говорить всего на мгновение позже.

– Подожди… – сказал я и запнулся, чувствуя, как глупо получилось, и чувствуя, как глупо то, что я хотел сказать.

И вообще все, что я мог сказать, – это глупость и ложь, и все слова ложь, все, что только может быть сказано, – просто чушь и ничто. Она уходит, и, наверно, я больше не увижу Ее никогда. Никогда!

– Нет! – почти выкрикнул я. – Не уходи.

Я подошел и преградил Ей дорогу.

– Не уходи, – в отчаянии говорил я. – Пожалуйста. Я не знаю, что придумать, чтобы задержать тебя. И не хочу придумывать – зачем придумывать? Я… нет…

Она спокойно смотрела на меня, слушала и пока не показывала никакого отношения к моим словам. Мы стояли посреди комнаты. Как-то невыносимо было стоять друг перед другом, словно мы встретились по дороге и сейчас опять разойдемся, лишь обменявшись дежурными приветствиями. Я беспомощно огляделся по сторонам, как будто ища чего-то, но даже не зная что.

– Садись, – умоляюще произнес я, снова показывая Ей на диван. – Не уходи, я прошу тебя.

Она повиновалась. С легкой улыбкой, и словно делая это под впечатлением сна или видения, пленившего Ее своей легкостью и необычностью, и словно лишь подыгрывая мне, и словно паря на крыльях фантазии и не считая свои движения реальными, только представляя и еще не решив, действительно ли совершать их, Она чуть повернулась, сделала шаг и осторожно присела. Я сел рядом с Ней.

– Не знаю, – мне было непросто смотреть на Нее, мой взгляд… Наверно, мой взгляд был сама наивность, но я не мог ничего поделать с этим. Я опустил голову. – Не знаю, – повторил я, – наверно, ты сама понимаешь все. Но я не могу отпустить тебя. Мы… – я в смятении посмотрел на Нее. – О, извини. Я говорю что-то не то, но я не знаю… – и замолчал, не находя слов.

– Нет, – с легкой улыбкой чуть слышно произнесла Она. И понимание было в Ее взгляде и участие.

– Нет? Значит, ты не считаешь меня… – я снова запнулся. Она смотрела на меня, Она слушала меня. – Прости, – проговорил я, – но с самого первого раза, когда я увидел тебя, я не мог не думать, не помнить… – я улыбнулся, чуть покачав головой. – Как глупо всё, все эти слова… Ты здесь, со мной. Я не мог даже мечтать об этом. Но я хочу, чтобы ты была со мной, наверно, я ничего никогда не хотел так сильно. Не уходи. Все мои мечты в тебе, и если ты уйдешь, они уйдут с тобой, я останусь пуст, я…

– Нет, – проговорила Она. – Ты же знаешь, мы не можем.

– Да, – я опустил голову, не в силах больше смотреть на Нее, – знаю.

И тут я почувствовал, как Она коснулась меня. Она подняла руку и нежно и осторожно провела по моим волосам. Я сидел, не смея шевельнуться, боясь признаться себе, что это происходит наяву. Потом Она обхватила мою голову руками и подняла ее. Она смотрела на меня, и улыбка была на Ее лице, и глаза светились лаской и радостью.

– Иди ко мне, – сказала Она и притянула меня к своим губам.

И все стало несветом. Словно открыли плотину, и вода вырвалась и понеслась, сметая и переворачивая все на пути. Какие-то звуки, голоса – все было растянуто и размыто. Размазанные цвета и формы. Тени становились длиннее. То, что должно двигаться, прекращало движение, но пространство растягивалось и искривлялось, как картинка, нарисованная на тонкой резине, когда ее тянут в разные стороны.

Я открыл глаза. Дневной свет. Часы еле слышно тикали рядом, легкий гул доносился с улицы за окном. Я был дома у себя в настоящем. Теперь это был действительно я. Усталость внутри. Я сидел без движения, приходя в себя. Кто Она? Как Ее зовут?

И память сказала мне. Отголоски той моей будущей памяти прозвучали в голове, стихая и растворяясь во времени. Я получил ответ, узнал, что хотел. Но это не было радостным для меня. Лучше бы я не знал о том, кто Она.

Потом Сергей Степанович позвонил мне.

– Приезжайте завтра в больницу, – сказал он. – Я хочу попробовать кое-что.

– Да? Что? – поинтересовался я.

– Так, небольшой эксперимент, – ответил он. – Попробуем все-таки получить какие-нибудь результаты. У меня есть некоторые соображения на этот счет – может, удастся зафиксировать факт вашего перемещения.

– Интересно, как? – устало спросил я. Мне хотелось спать после долгого пребывания во времени.

– Там узнаете, – загадочно ответил он. – Хотя, в общем-то, ничего особенного, просто кое-какая аппаратура. Приезжайте завтра. Во сколько вы сможете?

– Не знаю, все равно.

– Тогда лучше ближе к вечеру, часа в три – хорошо?

– Хорошо, – кивнул я. Глаза закрывались, было тяжело разговаривать, но я все-таки решил сказать: – Знаете, я был в будущем.

– Правда? Когда? – оживился он. – Расскажите.

– Не знаю точно, в каком именно времени, но не очень далеко, кажется, полгода или даже меньше вперед. Только сейчас вернулся оттуда. Я устал, – проговорил я. – Понимаете? Завтра расскажу.

– Да-да, конечно, – засуетился он. – Я понимаю – вы были там долго.

– Нет, не там. Перед этим я долго был в прошлом, а потом сразу попал в будущее. Именно поэтому и попал, что долго был в прошлом. В общем, завтра расскажу.

– Хорошо-хорошо. Тогда до завтра. Значит, в три?

– Как ваш труд, много написали? – все же не хотелось быть невежливым и вот так отмахнуться от него.

– Да-а, – небрежно протянул он, – все так же. Проблем хватает. Тоже завтра расскажу, если хотите.

– Хорошо, – ответил я. – Значит, завтра в три.

– В три, – подтвердил он.

Мы распрощались и положили трубки. Я пошел спать, оставив Леночку одну перед телевизором.

На следующий день приехал к Сергею Степановичу в больницу. Я хорошо выспался и был готов к новым перемещениям, приключениям и к чему угодно. Сергей Степанович встретил меня, встав из-за стола, когда я вошел в кабинет. Леночка занималась с пациенткой, толстой женщиной. Они ушли за занавеску и что-то делали там.

– Я сейчас освобожусь, – виновато глядя на меня, проговорил Сергей Степанович. – Тут вот еще один пациент – и все. Вы не могли бы подождать?

– Конечно, – ответил я.

– В коридоре, – ужасно смутившись, добавил он.

– Хорошо, – сказал я, – если нужно…

Я повернулся и вышел. Встал около двери. Коридор был пуст, только иногда кто-нибудь выходил из одной из дверей и удалялся, направляясь к лестнице. Я вспомнил, как мы с Сергеем Степановичем стояли здесь в утро перед операцией и решали, что делать с Леночкой. Улыбнулся этим воспоминаниям. Скоро дверь кабинета Сергея Степановича открылась, и оттуда вышла та толстая женщина.

– Все, можете заходить, – улыбнувшись, сказала она мне, словно отдавая распоряжение, снисходительным, но очень добрым тоном, чуть ли не заигрывая с подчиненным. Потом повернулась ко мне задом и, переваливаясь с боку на бок, пошла по коридору.

Не хотелось следовать ее распоряжениям, но, пожалуй, глупо было бы стоять перед дверью. Я взялся за ручку и вошел, презирая себя за это.

– Что ж, – сказал Сергей Степанович, увидев меня, – сейчас возьму все, что нужно, и пойдем.

– Куда? – поинтересовался я.

– Тут на днях новую аппаратуру привезли, – говорил он, перебирая бумажки и доставая что-то из стола. – Диагностический комплекс. Компьютер там, и еще много всего. Сразу очередь, конечно, на то, чтобы этим пользоваться, но я сказал, что нужно еще кое-что наладить и на это потребуется время. Налаживать, конечно, ничего не надо, – он улыбнулся, – но теперь я могу немного поработать с этим. В общем, хочу вас посмотреть – что происходит, когда вы перемещаетесь во времени.

– Так-так, – сказал я, – государство, значит, обманываете?

– Я чуть-чуть, – улыбался Сергей Степанович, – ему же на пользу в конечном счете.

– Так вот для кого вы стараетесь, – серьезно проговорил я, – для Родины?

Он хотел ответить что-то в шутливом тоне, но тут Леночка вышла из-за черной занавески.

– Вы там недолго, – сказала она. – А то я хотела домой пораньше уйти. Мне к тете надо съездить, – посмотрев на меня, добавила она.

– Вот как? – Сергей Степанович задумался. – Тогда, в принципе, можешь и сейчас уходить.

– А ничего? – хитро прищурилась Леночка.

– А что? Начальство сегодня в отъезде, работу мы всю сделали, так что… – он развел руками. – В общем, иди, я тогда ключи возьму – ты своими закроешь.

– Хорошо, – сказала ветреная Леночка.

– Ну, мы пойдем, – Сергей Степанович посмотрел на меня.

– Пойдемте, – сказал я, все еще стоя у двери.

– Я сегодня попозже приду, – сказала мне Леночка.

– Ладно, – кивнул я.

– До свидания, – сказала она Сергею Степановичу, который уже подходил к двери.

– До свидания, – ответил он, и мы ушли.

– К тете, значит, – ни к кому не обращаясь, с сарказмом проговорил я, когда мы шли по коридору.

– Что? – не расслышал моих слов Сергей Степанович.

– Нет, ничего. Это я так.

Мы вошли в один из кабинетов. Там действительно было полно всякой аппаратуры.

– Раздевайтесь, ложитесь, – Сергей Степанович показал мне на кушетку у стены.

Я снял рубашку и лег. Он возился с приборами, потом стал приклеивать ко мне пластырем всякие провода, прицеплять присоски с проводами. Скоро я был довольно основательно опутан, пойман в паутину проводов – не двинуться. Сергей Степанович включил приборы. Что-то жужжало, щелкало, попискивало. Я ждал.

– Так, – сказал Сергей Степанович. – Кажется, все нормально, – потом повернулся ко мне. – Что ж, давайте попробуем?

Я чуть пожал плечами под грудой проводов.

– Давайте, – сам себе ответил Сергей Степанович. – Попробуйте переместиться, – сказал он. – Неважно куда, можно ненадолго – главное сам факт перемещения. А я здесь посмотрю, что будет происходить.

– Хорошо, – сказал я. – Вы готовы?

– Да.

– Тогда я перемещаюсь.

Я закрыл глаза и переместился во времени. Не ставя перед собой никакой цели – просто бросил себя куда попало. Попало в тот день, вернее вечер, когда я с Леночкой первый раз вышел на улицу после операции. Я прошел метров сто, разговаривая с ней о чем-то, потом решил, что хватит, и вернулся в настоящее.

Сергей Степанович напряженно смотрел на экран компьютера.

– Ну как? – спросил я.

– М-м-м… – неопределенно произнес он. – Давайте еще раз. Что-то никак не пойму…

– Ладно, – ответил я. – Следите.

И опять переместился. На этот раз с целью. Мне вдруг стало интересно, что будет, если я перемещусь в тот момент, когда перемещался во времени? То есть в недавнее прошлое, когда я уже мог перемещаться. Что произойдет со мной, когда прошлый я отправится во время. Я выбрал день и час и переместился туда. Ничего не происходило. Хотя я точно знал, что перемещался в этот момент, но, придя сюда из будущего, ничего не почувствовал. При перемещении во времени в настоящем проходит лишь мгновение – там я и проскакивал это мгновение, но не заходя во время вместе с прошлым собой. Просто переживал его как обычное, одно из многих других мгновение, наблюдая себя со стороны. Так же, наверно, и Сергей Степанович видит, как я закрываю глаза, когда ухожу во время, и тут же открываю их, когда выхожу. Кстати, о Сергее Степановиче – что он там намерил?

Я вернулся в настоящее. Сергей Степанович молчал, уделяя все внимание компьютеру.

– Хм, – потом произнес он. – А еще раз?

Последнее, видимо, относилось ко мне.

– Пожалуйста, – ответил я. – Ловите: раз, два, три.

Я переместился. Какая-то улица… А, неважно. Я сразу вернулся обратно.

– Ну как? – осторожно поинтересовался я.

Сергей Степанович молчал пару секунд, оставаясь совершенно неподвижным со взглядом, прикованным к компьютеру. Потом, словно стряхнув оцепенение, задвигался и произнес:

– Сейчас, – сказал он, нажимая какие-то кнопки. – Сейчас все сами увидите.

От нажатия кнопок заработал принтер, и скоро Сергей Степанович вынул бумагу из него и протянул мне.

– Вот смотрите, – на бумаге были неровные линии, расположенные одна над другой. – Это сердце, дыхание, активность мозга… – он перечислял, показывая на каждую из линий. – Здесь нормальное состояние, – Сергей Степанович обвел начало, – сердце бьется, есть дыхание и вообще все, как и должно быть. А вот момент перемещения, – он показал на следующий участок. Там линии из ухабистых и кривых становились абсолютно ровными, все до единой, на какой-то сантиметр-два, а потом опять начинали скакать и изгибаться.

– Вот еще, – Сергей Степанович взял другой лист из принтера и показал мне. – Здесь я сделал увеличение.

Там было то же самое – тот же ровный участок у всех линий между горными пиками и морскими волнами, только на этот раз он был длиннее.

– А это последнее. Здесь я сделал максимальное увеличение, – он протянул мне третий листок. – Видите?

Я видел. И здесь опять то же, но ровный участок был еще длиннее.

– Вижу, – сказал я. – И что это значит?

– Что значит? – переспросил Сергей Степанович. – Это значит… – он сжал губы. – Ничего это не значит! – в сердцах произнес он, потом посмотрел на меня и, как бы извиняясь, сказал: – В общем, такие ровные линии получаются, когда приборы ни к чему не подсоединены или человек, к которому они подсоединены, мертв.

– Да? – беспечно проговорил я. – Надо же. Вы закончили? – я обвел глазами кучу проводов на себе.

Сергей Степанович переменился во взгляде.

– Такое впечатление, что вас это совершенно не касается, – возмущенно сказал он.

– Почему же? – пожал я плечами. – Просто я знаю, что я живой. Что еще? По-моему, все вполне закономерно. Сознание покидает тело – а вы чего ждали?

– Хотите сказать, для вас эти результаты не являются неожиданностью?

– Нет, – ответил я. – Этого можно было ожидать. Ведь перемещение похоже на временную, так сказать локальную, смерть – ведь это смерть, когда душа или сознание расстается с телом. Теперь мы действительно видим это, имеем, собственно, научное подтверждение.

– И вы так спокойно говорите об этом?

– А как мне говорить? Я не вижу в этом ничего страшного – ведь со мной не случается ничего плохого, – я улыбнулся. – Смерть проходит, я остаюсь живым.

– Но… – хотел сказать Сергей Степанович.

– Вы же сами сделали все это, – перебил я его. – Почему вы удивляетесь?

Он вдруг весь обмяк и опустил голову.

– Да, – потом грустно посмотрев на меня, сказал он, – я сам сделал это. Но мне не нравится не факт, как вы говорите, временной смерти, а то, что показания приборов не подтверждают наличие перемещения во времени – я ведь именно это хотел получить. Ничего не вышло…

Он сидел на краю кушетки с листами бумаги в руках и печально смотрел куда-то в сторону.

– А что именно вы хотели увидеть? – спросил я. – Разве есть такой прибор, который мог бы зарегистрировать перемещение во времени? Как вы себе это представляли?

– Не знаю, – проговорил он. – Но хоть что-то, что как-то указывало бы…

– Ну, что-то, по-моему, есть. Разве много людей, которые способны вот так умирать на секунду и тут же воскресать?

– Да, – согласился он, – это, конечно, необычно, но совершенно не указывает на перемещение и даже не намекает ни косвенно, никак.

Я вздохнул, глядя на его кислую физиономию.

– Беда с вами, – проговорил я, чуть пошевелившись под грудой проводов. – Ну, давайте, освобождайте меня, а то я уже начинаю бояться, что вы паук, а я попался в вашу паутину. Вы же не собираетесь пить мою кровь? А?

Он грустно улыбнулся на мою шутку. Потом положил бумаги и начал откреплять от меня все электронные штучки.

Потом мы сидели в его кабинете, курили. Я рассказал о том, как был в будущем, стараясь как можно меньше говорить, что именно там происходило. Сергей Степанович слушал, кивал молча. Потом, когда я закончил, он пожал плечами и рассеянно проговорил:

– Это хорошо. Это, конечно, очень хорошо, что вам наконец удалось попасть в будущее. Хотя я никогда не сомневался, что это рано или поздно получится, – он замолчал на секунду. – Не знаю. Не знаю, что сказать вам о том способе, как вы туда попали – я уже устал делать предположения. Не знаю. Просто не знаю… Посмотрим, как это будет происходить в дальнейшем. Возможно, это правильно. Вы двигаетесь из прошлого в настоящее – это все равно что в будущее. Настоящее притягивает вас, а вы еще помогаете ему, поэтому проскакиваете и оказываетесь в будущем – так?

– Да. Но значит ли это, что для перемещения в будущее мне нужно пробыть какое-то время в прошлом, чтобы появилась усталость и притяжение настоящего? Неужели для того, чтобы побывать в будущем, мне придется ждать в прошлом, когда можно перемещаться? И потом, если у меня уже появится усталость, то я не смогу долго находиться в будущем.

– Не знаю, – он покачал головой, – я ничего не знаю. Тут нужны исследования, серьезная работа. Иначе как я могу говорить что-то? Опять предположения, догадки? Чего они стоят, если их нельзя проверить? Нужна лаборатория, возможность проводить эксперименты, получать и анализировать данные.

– Но вы же сделали устройство без всякой лаборатории – что вам мешает провести и эту работу?

– Что? – он усмехнулся. – Отсутствие всего: приборов, оборудования, времени наконец. Устройство я мог собирать по частям, делать разные детали в разных местах, при том, что была возможность сделать это всего один раз, просто по знакомству. Но здесь… Нужна долгая исследовательская работа при наличии необходимого набора оборудования и не час-полтора в день, а то и в неделю. Мне ведь приходится работать здесь, чтобы как-то прокормить семью. Можно, как вы думаете, сделать серьезное дело, уделяя ему всего полчаса вечером после работы?

– Но вы ведь сделали.

Он усмехнулся.

– Если бы вы знали, как я это делал! Однажды меня чуть вообще не выгнали за то, что я совершенно запустил свою основную работу. А потом… мне повезло. Я сейчас вспоминаю – было несколько моментов, когда мне просто повезло. И если бы этого не случилось, я до сих пор бы рисовал схемы на бумаге, и ничего больше. Нет, – он покачал головой, – нужна лаборатория, оборудование, помощники наконец – разве я могу все делать один? Где это взять?

Он вздохнул сокрушенно и уставился перед собой полным трагедии взглядом.

– А как ваш труд? Вы обещали рассказать, – решил я немного отвлечь его от горестных дум. – Вы ведь можете хотя бы просто написать об этом для начала, а там, глядишь…

– Да, написать, конечно, можно, – с печальной иронией проговорил он, – но что это будет без конкретных результатов? Понимаете, одно дело теория, под которую никто не даст ничего, тем более под такую фантастическую, как перемещение во времени, а другое – если все это уже сделано и работает. Обидно, просто обидно. Работал, старался, а толку…

– Толку, по-моему, целые горы. В любом случае, мы сейчас спорим ни о чем. Я думаю, стоит попробовать куда-нибудь выйти с этим. Поверят, не поверят – там посмотрим, но тогда и можно будет предпринимать какие-то шаги. А сейчас все только слова. Попробуйте, а вдруг выйдет?

– Я пробую, – грустно сказал он. – Пишу. Но… Мне и самому тут неясны некоторые моменты – как я смогу убедить других?

– Как же вы сделали работающее устройство, если вам не все ясно?

– В том-то и дело. Я же говорю – повезло. Я совершенно случайно наткнулся на это и смог выделить принцип действия, не понимая до конца, почему все происходит именно так, лишь используя это. Знаете, как раньше делали, скажем, печи – просто знали, что если сделать высокую трубу, то дым будет уходить туда, вряд ли понимая, почему это так. Я смог уловить принцип. Я знаю, что, воздействуя так-то и так-то, получаешь такой-то результат, но почему результат получается такой… – он развел руками. – Я думал, сделаю устройство, получу то, что должно получиться, и тем самым докажу правильность моей теории. Но вышло совсем по-другому. Я оказался между «да» и «нет». Было два варианта: либо то, что я сделаю, будет работать, либо нет – что еще могло быть? Другого, казалось бы, не дано. А вот нет! На самом деле… На самом деле не то и не это. Устройство работает, перемещения происходят, но я никак не могу доказать это – все остается только теорией, и ничем больше.

– Такого не может быть, – сказал я, – чтобы теория, по которой уже существует работающее устройство, считалась бы неверной.

– Да, – усмехнулся он, – не может. И тем не менее…

– По-моему, вы просто заранее казните себя. Еще никто и слова не сказал, никто даже не знает об этом, а вы уже переживаете поражение. Вы даже не начали никаких действий, а уже считаете себя побежденным, при том, что фактически вы уже победили.

– Да, победил, только никто не знает и не может узнать об этом. Мнимая победа, – он улыбался так, как будто танцевал на собственных костях. Впрочем, возможно, это было недалеко от истины. – Что толку пробовать? У меня нет никаких аргументов в свою пользу, и единственно возможный – это работающее устройство, остальное все только предположения, только догадки. Да, оно работает, но я даже сам не могу увидеть его работу – как я могу кого-то убедить в этом?

– Но меня же вы убедили.

– Вы сами себя убедили, – сказал он.

– Что? – не понял я.

– Вы сами себя убедили, – повторил Сергей Степанович.

– Уж не хотите ли сказать, что вовсе не были так уверены в работоспособности устройства и в безопасности операции в той мере, как говорили мне?

– Ну, в безопасности может быть, а вот в работоспособности…

– Та-ак, – протянул я, чувствуя, что мне хочется запустить в него чем-нибудь потяжелее.

– Сейчас уже, конечно, можно сказать, – продолжал он, – у меня было два предположения: устройство могло начать работать, а могло так и остаться в вас просто куском металла. В принципе, вероятность того и другого была равна – довольно слабо для официального обращения, но нам хватило, как вы знаете.

– А что вы мне тогда говорили? Что все продумали, все проверили… Надо же! А я поверил.

– Это была игра на удачу. Мы поверили в удачу – я, пожалуй, более осознанно – и победили. Остается только радоваться этому – разве нет?

– Да, – сказал я, – игра. Мы бросили кости. Только так получилось, что мои. И еще смешнее то, что я не знал об этом.

– Конечно, – сказал он. – А как вы думали? Вы же образованный человек – должны понимать, что сейчас давно уже прошло время гениев-одиночек. Что среди институтов, лабораторий, научных объединений бессмысленно пытаться сделать что-то самому – они больше, у них лучшие ученые, любое самое новое оборудование, любая информация – огромные возможности. А что может один человек? Практически без ничего. Неужели вы не понимаете этого? Как может быть серьезной работа какого-то кустаря-одиночки? Да кто он такой? Шарлатан – да и только. Тем более замахивается на такую глобальную проблему, как перемещение во времени. Этого же вообще никто не может. Ни один институт, ни один университет в мире! А он вот заявляет, что все сделал… Да это смешно! Разве можно всерьез говорить об этом?

– Но вы же сделали, – осторожно проговорил я, непонимающе глядя на Сергея Степановича.

– Правда? – размеры его сарказма не имели предела. – Да что вы говорите? И можно посмотреть на то, что я сделал? Пощупать, потрогать? Увидеть хотя бы одним глазком? Или вы просто так сказали, что я это сделал? А? Так сделал я или не сделал? Если да, то покажите. Или сейчас услышите рассказ о налаживании серийного выпуска вечных двигателей.

Я молча смотрел на него, ожидая, что он скажет дальше.

– Вот так, – устало произнес Сергей Степанович, сменив выражение лица на печальную веселость. – Примерно такие слова я услышу в ответ, когда попытаюсь представить свою теорию какому-нибудь более или менее авторитетному человеку. Вы бы как ответили на это?

Я все смотрел на него, но уже по-другому, начиная понимать, что происходит в его душе и как ему нелегко.

– Так, понятно, – серьезно сказал я. – Что ж, я знаю, как ответить. Но для этого вам нужно сейчас позвонить домой и сказать, что сегодня вы останетесь ночевать у меня.

– Зачем? – не понял он.

– Зачем? – повторил я. – Дело в том, что вам, то есть нам, обязательно нужно и просто необходимо совершенно срочно, безотлагательно, не медля ни секунды, непременно напиться. И чтоб до поросячего визга, абсолютно вдрызг. Вот тогда, я вам обещаю, вы сами будете знать, что ответить всем этим вашим авторитетным коллегам.

– Да? – с неподдельной серьезностью обдумывая это предложение, произнес он. – Вы так считаете?

– Я полностью уверен в этом, – без тени улыбки ответил я. – Это лучшее, что мы сейчас можем сделать. Кстати, и эксперимент проведем.

– Какой? – нахмурил брови Сергей Степанович.

Я все же не смог сдержать улыбку.

– Я еще не пробовал перемещаться в пьяном виде, – сказал я. – Во времени пьяным был, а вот перемещаться пьяным не пробовал. Стоит попробовать – как вы думаете?

Он смотрел на меня, и словно солнце всходило за моей спиной – выражение лица Сергея Степановича светлело и прояснялось. Потом, дойдя до настоящей улыбки, он, так ничего и не ответив, взял трубку телефона и стал набирать номер.

– Это я, – через некоторое время сказал он в трубку. – Я с работы звоню. Понимаешь, тут…

Я старался не слушать. Он говорил, судя по всему, с женой, отпрашивался, оправдывался, обещал что-то. Не слишком приятно было слышать это – я всегда считал Сергея Степановича вполне достойным человеком и не хотел воспринимать его оправдывающимся и чуть ли не умоляющим. Потом, видимо, когда разрешение было получено, он положил трубку, вздохнул и сидел какое-то время, молча и без движения глядя на телефон, словно наблюдая на нем растворяющийся образ жены. Когда образ растворился, Сергей Степанович поднял голову и повернулся ко мне.

– Так, – по-деловому произнес он. – Ну что, идем?

– Идем, – улыбнулся я.

После того, как все необходимые приготовления были завершены, мы сидели друг перед другом у меня дома. Между нами стоял стол, бутылка на нем и по рюмке для каждого из нас. Мы были одни, Леночка, как и обещала, отсутствовала. Пожалуй, это было даже хорошо.

– Но сначала, – сказал я, глядя на Сергея Степановича, – я хотел бы получить от вас одно обещание. – Он внимательно слушал меня. – Я хочу воспользоваться своим правом и взять с вас плату за услугу. Ведь я рискнул жизнью для вас – неплохая услуга? – Он кивнул и одновременно пожал плечами. – Вы должны пообещать, что выполните мою просьбу.

– Да, – сказал он, – конечно.

– Так вот, я хочу, чтобы вы в ближайшее время написали все, что касается устройства и операции, и обратились бы с этим в соответствующие инстанции. Неважно, что там скажут, как к этому отнесутся – сделайте это для меня. Это то, о чем я прошу вас, и вы не можете мне отказать.

– Да, – снова сказал он, – конечно.

– Вы обещаете?

– Обещаю. Собственно, я и сам собирался это сделать.

– Но теперь вы еще и мне пообещали. И если раньше вы могли передумать и похоронить все, то теперь нет – так?

– Так, – согласился он.

– Ну вот, – уже не столь серьезно проговорил я. – Хорошо. А теперь можно и выпить, – я поднял рюмку. – Единственное, что могу сказать, – это за успех нашего безнадежного дела.

– За успех, – улыбнулся он, тоже поднимая рюмку.

Мы чокнулись и выпили.

– А вы не так просты, как кажетесь на первый взгляд, – сказал я, ставя пустую рюмку.

– Да? Почему?

– Обвели меня вокруг пальца, а я даже и не заметил.

– Это от отчаяния, – ответил он улыбнувшись. – Когда я все честно рассказывал, никто и слушать не хотел. Сначала мне показалось, что и с вами ничего не выйдет. Но потом думаю, ладно, все равно не получится, и решил по-другому попробовать. Стал под вас подстраиваться, а не под правду.

– Вы это имели в виду, когда сказали, что я сам себя уговорил?

– Нет, не только. В вас есть что-то… какое-то пренебрежительное отношение к собственной жизни.

– Вот как? – улыбнулся я.

– Я подумал, можно попробовать использовать это. Но нужно было зажечь в вас желание, и вот тут мне почти ничего не пришлось делать. Вы были готовы к принятию идеи, как… – он пытался найти сравнение.

– Как рыба к принятию крючка, – подсказал я.

– Ну-у, – насупился Сергей Степанович.

– Она тоже глотает и не знает чего.

Он пожал плечами, глядя куда-то в сторону. Я взял бутылку и наполнил рюмки.

– Ладно, – сказал я, – за идею.

Мы выпили.

– В общем, – потом продолжил он, – мне показалось, что вас гнетут не неприятности, а отсутствие таковых.

– Правильно показалось, – усмехнулся я.

– И на тот мост вы пришли просто от скуки, от отсутствия дела, ради которого стоит жить. А я как раз и мог дать вам такое дело. Пусть даже оно и связано с риском для жизни – для вас, как я понял, это не имело значения. Если вы пошли на смерть от отсутствия дела, то уж за дело…

– Знаете, – снова наполняя рюмки, сказал я, – мне до сих пор интересно, прыгнул бы я тогда или нет. И не знаю, что было бы хуже – чувствовать себя трусом или покойником. Но вы дали мне возможность избежать и того и другого.

– А, это ваши слова о прыжке перед операцией? Я тогда все никак не мог понять, зачем вы говорите об этом.

– Угу, – кивнул я, – теперь мы много чего понимаем, что раньше не понимали. Ну, давайте, – я взял рюмку. – За все явное, что когда-нибудь станет тайным, – я задумался. – Нет, – сказал я, – наоборот, – и засмеялся.

Мы чокнулись и выпили.

– Нет, вы только подумайте! – обращаясь к несуществующей толпе свидетелей нашего разговора, воскликнул я. – Вот сидит человек, который самым нехорошим образом обманул меня и чуть не зарезал. Теперь он еще и с удовольствием рассказывает мне об этом. И что же? Почему я готов чуть ли не расцеловать его за это? Может, вы мне еще какую-нибудь машинку в мозг поставили, – обратился я уже к Сергею Степановичу, – чтобы я слушался ваших приказаний? А? Может, я уже давно зомби? Признавайтесь.

Он улыбался, доставая сигарету и прикуривая. Я тоже решил закурить.

– Да-а, вы психолог, – выдувая дым, произнес я.

– Нет, – сказал он. – Я инженер и хирург.

– Может быть, – чувствуя в голове легкие дуновения алкогольного ветра, проговорил я. – Может быть…

– Еще не пора? – спросил Сергей Степанович.

Я посмотрел на него.

– Ага, – сказал я, взявшись за бутылку и наливая, – пора.

– Нет, я не о том. Я об эксперименте.

– А, – занятый наливанием, протянул я. – Нет, еще рано.

– Но пока мы не слишком… в общем, пока мы еще соображаем, – сказал он.

– Именно поэтому и рано. Когда соображение есть, я уже перемещался во времени. А вот когда нет…

– Да? – пробормотал он. И мы снова выпили. Так, без тоста и не чокаясь.

– А помните, – сказал я, – как вы мне говорили, что перемещение получается от возбуждения?

– Как? А, да, – улыбнулся он.

– Вот был бы номер, если б это оказалось правдой.

– Да.

Мы смеялись.

– Еще по одной? – предложил я.

– Давайте.

И мы еще выпили.

Я чувствовал себя очень легко и свободно – алкогольный ветер нес меня на своих крыльях. Мне было приятно сидеть в его воздушной купели и болтать с Сергеем Степановичем, попивая рюмку за рюмкой.

– Ну как, – спросил я, – больше не чувствуете тяжесть нерешенных проблем, довлеющих над вами?

– Нет, – он улыбался. – Спасибо, доктор, ваше лекарство помогло.

– Сами вы доктор, – отшутился я.

Потом подумал, что мы уже достаточно давно знаем друг друга и дела, сделанные нами, стоят того, чтобы мы отбросили формальности и перешли на «ты». Я хотел сказать ему об этом.

– Знаете что, – начал я. И вдруг представил, как это будет. Говорить ему «ты» и называть его просто по имени? Нет, это будет совсем другой человек. Очарование пройдет, и отношения станут уже другими. Нет, я вдруг понял, что не хочу терять это. Пусть все остается как есть. Пусть это будет как последний оплот интеллигентности.

– Что? – спросил он.

– Нет, – сказал я, – ничего. Я передумал.

Мы сидели молча какое-то время, курили.

– И все-таки она вертится, – проговорил Сергей Степанович.

Я поднял на него вопросительный взгляд.

– Все равно это существует, – пояснил он. – Устройство работает – какая разница, верит ли в это кто-нибудь?

Я улыбнулся, чувствуя, как алкогольные волны прокатываются по мне при этом.

– Я рад, что вы, наконец, пришли к такому выводу, – сказал я. – Будем пить еще?

– Да! – воскликнул он и сам взял бутылку и стал наполнять рюмки.

– Когда-нибудь ваши сегодняшние проблемы будут казаться вам просто смешным недоразумением, – проговорил я.

– Хотелось бы, чтоб это «когда-нибудь» пришло быстрее.

– Придет, – заверил я его. – Хотите, я посмотрю, когда? – опьянение толкало меня на подвиги.

– Хм, – поднял брови Сергей Степанович. – Интересное предложение.

– Или не стоит? Не знаю, что я стал бы делать, если б знал всю жизнь наперед.

– Чего уж тогда делать? – сказал он. – Больше уже ничего не надо.

– Вот это да! – удивился я. – Вы хоть поняли, что вы сейчас сказали?

– А что я такого сказал? – чуть заплетаясь, произнес Сергей Степанович и поднял рюмку. – За всякие слова, которые значат всякие вещи.

– За всякие вещи, которыми обозначены всякие слова, – ответил я.

Мы кивнули друг другу и выпили почти одновременно.

– Так что же я такого сказал? – ставя пустую рюмку, спросил Сергей Степанович.

– Так, ничего, – с напускным безразличием проговорил я. – Всего лишь основа философского учения или, может быть, новой религии.

– Правда? Всего-то? – поддержал он мою иронию. – Зря только рот открывал.

– Ага, – кивнул я. – Если все умирают и дела в связи с этим не значат ничего, как говорят множество религий и учений, то смысл жизни можно свести к одному простому стремлению: интересно посмотреть, что будет дальше – чем не смысл жизни? – я боролся с алкогольными волнами, набегающими на меня. – Ну вот. А если известно, что будет дальше, то и смысла нет – зачем тогда узнавать то, что известно? Собственно, такую мысль вы и высказали.

– Надо же. Вот уж не знаешь, где соломки подстелить.

– Хорошо, – я смотрел на Сергея Степановича, было непонятно, то ли это мои волны, то ли его. – Возьмем, к примеру, меня…

Какой-то странный звук донесся из прихожей. Между двумя волнами я понял, что это клацает замок в двери. Потом послышались другие звуки, целые наборы, впрочем воспринимаемые довольно дискретно – волны периодически захлестывали их.

– Я слышу шаги, – могильным голосом произнес я.

– Я тоже, – сказал Сергей Степанович.

Мы ждали, и скоро Леночка явилась пред нами.

– Привет, – сказал я ей.

– А, Леночка, – обрадовался Сергей Степанович, – заходи, присаживайся.

– Та-ак, – мрачно протянула Леночка, глядя на нас и на рюмки. – Когда это вы успели?

– Садись, – сказал я, – Сергей Степанович основывает религию. В ней женщины тоже могут быть апостолами. Правда, Сергей Степанович?

– Правда, – согласился он.

– Еще немного, и вам не будут нужны ни апостолы, ни женщины, – сказала Леночка. – Я сейчас.

И она ушла.

– Ну вот, – разочарованно протянул я. – Наливайте – что же делать?

Сергей Степанович продирижировал бутылкой над рюмками.

– Вы хотели провести эксперимент, – напомнил он. – Не забыли?

– Нет, – отозвался я. – Еще рано, – хотя уже не был уверен, что рано.

Мы опустошили рюмки.

– А вы сможете сейчас? – спросил он.

– Конечно, – не задумываясь, ответил я.

– Это для вас так легко?

– Наверно, это похоже на то, как ребенок учится ходить. Когда научился, то уже легко, – промежутки между волнами становились все меньше. Океан грозил стать одной большой волной, которая окончательно накроет меня. Я думал, что умею плавать.

Пришла Леночка и принесла тарелки с едой и рюмку для себя. Села рядом с нами.

– Как тетя? – спросил я ее.

– Нормально, – ответила она.

Сергей Степанович снова налил, и в Леночкину рюмку тоже. Потом сказал какой-то тост, и мы выпили. Я уже не так хорошо ориентировался в пространстве и времени. Некоторые расстояния и моменты ускользали. Я хотел пересилить это, но выходило плохо. Только ночь за окном, только разговоры и что-то вокруг.

– Так, – сказал я, чувствуя, что сижу на палубе неподвижного корабля, а море и небо раскачиваются рядом, – по-моему, я уже созрел.

– Да? – сказал Сергей Степанович со дна морского, а между нами были волны, волны…

– Да, – твердо ответил я в расшалившееся пространство.

– Вы уверены, что все в порядке? Может, не стоит? – произнес он.

– Уверен, – призвав силу бури на помощь, ответил я.

Сергей Степанович внимательно смотрел на меня.

– Ну что ж, я пошел, – проговорил я.

Леночка была где-то за изгибом поверхности земли – я не видел ее, впрочем подозревал, что она все же сидит рядом.

– Или может, еще по одной на дорожку? – предложил я.

– Вы думаете? – с сомнением произнес Сергей Степанович.

Мне показалось оскорбительным то, что он усомнился во мне.

– Да, – сказал я и, взяв бутылку, стал наливать. Сил одной бури оказалось недостаточно для того, чтобы сделать это, и я призвал все, какие были под рукой.

– Счастливого путешествия мне, – я пьяно улыбнулся.

Леночка все-таки действительно оказалась рядом. Я чокнулся с ней и с Сергеем Степановичем, потом выпил. Это уже почти не имело значения. Хотя количество бурь изменилось, вот только прибавилось или убавилось – я не знал.

– Все, – сказал я Сергею Степановичу, – я пошел.

Потом опустил взгляд, сосредоточился как мог и отправился во время.

Ничто не поддавалось описанию, ничто не соответствовало истине. Я пронесся сквозь время и чувствовал и видел, как делаю это. Эпизоды не сменяли друг друга, это не были отдельные картины. Я не успевал видеть, лишь схватывал часть ощущений, лишь проходил сквозь что-то, но не мог целиком уловить образы или звуки, только знал, что они есть, но это скорее говорило о моей способности видеть и слышать, чем о конкретных предметах. Я не мог остановить полет, задержаться где-то. Гомон и пятна, расплывшиеся размазанные пятна вместо слов и лиц.

Но вдруг я остановился. Солнечный свет, листья деревьев. Я был ребенком и стоял на траве среди деревьев. Только это не лес, я знал. Лес рядом, наверно вокруг, но не здесь. За моей спиной дом, а справа – площадка для игр – я не видел, лишь знал, что они там. Я шел куда-то и вдруг остановился. Может, кто-то окликнул меня?

Большая грязная машина медленно проезжала мимо. Я посторонился, чтобы пропустить ее. Нет, я взрослый, да и вокруг город – это совсем другое время.

– И когда…

Свечи на столе. Тихо. Кто сказал это? Я обернулся.

Жарко. Солнце и море. Как жарко здесь! Я не могу выносить это, нет, только не сейчас. Алкоголь во мне раздавит мозги, если я еще хоть секунду пробуду на этой жаре. Нет! Тогда я рванулся и ушел оттуда.

И запустил маятник.

Тяжелый, длинный, невозможно медленный и упрямый, неумолимый маятник начал свое движение. Я был на его острие. И в нижней точке скорость была больше, а в крайних он замирал на мгновение.

Какие-то люди. Они что-то говорили мне. Но фразы наполнялись словами из разных времен. Я не мог понять ничего. Люди менялись. А иногда это был один человек, который за несколько секунд взрослел или, наоборот, молодел на годы и десятилетия. Люди проходили мимо. Некоторые смеялись, и улыбка растворялась, размазывалась по времени, как масляное пятно на воде. Но люди были не всегда. Там, где я был… Где я был?

Шум зеленых деревьев, скрип снега, солнечные лучи. Я был то ребенком, то стариком. Я видел себя таким, каким еще не был, и тут же узнавал другое место и время из прошлого. И потом опять…

Эти люди знакомы мне, но я еще не знаю их сейчас – мне только предстоит познакомиться с ними. Но я говорю с ними, улыбаюсь им.

Маятник качался, я не мог остановить его. Маятник проносил меня сквозь время. Вперед, назад. И снова. Вперед, назад… Меня мотало по времени, я попадал в какие-то эпизоды, любые, совершенно беспорядочно оказываясь то тут, то там, тогда. Маятник переставал быть маятником… Или никогда и не был им? Я видел, что его движения не имеют периодичности и не повторяются. Я просто падал во время, задерживаясь где-то, потом срывался и падал дальше. Только вниз – это было везде, в любую сторону. Я падал вниз.

Сергей Степанович что-то озабоченно говорил Леночке, глядя на меня, она кивала. Откуда я знаю это? Ведь я сидел между ними и не мог видеть их одновременно.

Большие лодки, корабли, запах моря.

– Вам нужно будет взять еще и это, – медсестра в белом халате протянула мне рецепт. От нее пахло больницей.

– А что это? – мой голос был странным.

– Это, – она сказала название лекарства. – Поставьте штамп в регистратуре, и в аптеке вам дадут бесплатно.

– Спасибо, – я взял рецепт.

Потом встал со стула, опираясь на палку в моей руке, и медленно пошел к двери, с трудом переставляя ноги и не в силах полностью выпрямить спину. Я был стар, безнадежно и глубоко стар. У двери я остановился и обернулся.

– Значит, через два дня, – сказал я медсестре, – мне опять…

Я задыхался, но это не было плохо – еще одна прогулка по свежему воздуху. Хм, прогулка? Несколько километров на лыжах, да еще и на время, да еще и по такому морозу. Я был где-то в середине дистанции – еще много, еще долго бежать так. Я задыхался. Но ничего, ничего. Я знал, как приятно будет потом сидеть в тепле и чувствовать усталость, наслаждаться усталостью после испытания своих сил. Лыжи скользят по накатанной лыжне. Палки вперед, шаг ногами, толчок руками, палки вперед, шаг ногами, толчок руками, палки вперед… Как мало воздуха! Этого морозного свежего воздуха. Как он жжет! Палки вперед, шаг ногами… Я задыхался. Но ничего, когда-нибудь это кончится, не может не кончиться. Уже скоро, скоро. И тогда будет хорошо. Палки вперед, шаг ногами…

– Может, и нет, – только что разрывающиеся от бега легкие стали скукой и каким-то непонятным зудом внутри. Я думал, мне еще удастся изменить то, что происходит сейчас. Она, которая сказала эти слова, отвела взгляд. Мне хотелось видеть ее глаза, но в навязчивом спокойствии и духоте наступающих сумерек она отвела взгляд, она не хотела смотреть на меня. Почему?! Я не мог понять. Ведь нам было так хорошо вдвоем, мы так долго были вместе.

– Давай, бери его, – Сергей Степанович держал мою голову, я чувствовал, что если бы он не делал это, то она откинулась бы назад и, наверно, оторвалась и покатилась бы по полу. Леночка сбоку тоже поддерживала меня. Кажется, они хотели поднять меня на ноги. Сергей Степанович был на взводе, он почти кричал на Леночку и все пытался подхватить, поднять меня. Леночка что-то отвечала ему, тоже громко, но они не ругались, они хотели поднять меня.

Маятник качнулся. Куда?

Я не умел говорить, не умел видеть, не умел слышать. Когда я появился на свет? А что такое «когда»? Я лежу на спине. Я еще не знаю, что могу двигаться. Кто-то большой склоняется надо мной. Что такое «кто-то»? Или «большой»?

– Они…

– Завтра…

– Четыре…

– Нет, – женский голос в телевизоре.

«Нет», – слово в книге.

«Нет», – мысли внутри.

«Нет!» – огромными светящимися буквами на здании.

Похоже, теперь я в аду. Или там, где столь же жарко, тесно, душно. Пот стекает с меня ручьями. Даже то, что я без рубашки, не спасает от жары. Огонь горит рядом. Другие так же обнажены по пояс и мокрые от пота. Все злые, но улыбаются сквозь зубы. Пламя гудит.

Сергей Степанович с Леночкой все-таки подняли меня и теперь вели к двери. По дороге мы задели стол. Там что-то упало и, кажется, разбилось. Сергей Степанович говорил, обращаясь к Леночке, они несли меня. Я хотел помочь им и идти сам, но тут снова провалился во время.

Черное. Что-то. Оно передо мной. Только протяни руку, только сделай шаг. Это так просто! Оно избавит меня. Маятник, где ты? Всё. Движение кончилось. Я здесь. Нет. Не там, о чем можно сказать «здесь». Черное огромно, но я вижу его границы, только не знаю, больше ли это моего роста или измеряется тысячами и миллионами километров, световых лет. Лет… Где вы, года? Где время? Где то, когда я был?

То, что передо мной, лишь кажется черным. Оно никакое – не имеет ни цвета, ни формы, ни плотности. Оно легко как дым и твердо как камень. Но я могу войти в него – я знаю это. И оно манит меня. Лишь сделай шаг, и все кончится. Все напасти и все, что плохо, вся боль, все неудачи и напрасные желания. Оно ждет. Я перед ним. Никто не торопит и не неволит меня. Я могу оставаться здесь или войти.

Черное нечто не имеет ни глаз, ни сердца, но оно не мертво, не бездумно как камень. Оно все, что может быть, или то, что не существует иначе, как в виде этой бесконечной черной тьмы. Здесь не имеют смысл ни амбиции, ни воля, ни сила. Единственное, что имеет значение здесь, – это шаг, один шаг вперед. Неважно, какой – твердый и решительный или осторожный и трусливый. Либо ты делаешь его, либо нет.

Черное передо мной зовет меня. Я не знаю, как оно делает это – я не слышу ни слов, ни мыслей, ни желаний. Оно хочет, чтобы я вошел – и это все. Хочу ли я этого? Меня нет. Все мои мысли и чувства смешны, мелки и незначительны в сравнении с Ним. С Ним!

Здесь нет звуков, здесь нельзя говорить – только сделать шаг. Я хочу быть там. Когда я войду, то стану им и оно станет мной. Оно не подчинит меня и так же не примет мою форму или образ мыслей – это не будет иметь значения. То, как огромно оно, – это будет мной. Я не захочу быть собой, я не буду иметь желаний, и еще глупо быть чем-то одним, когда можешь быть всем.

Нет. Я без движения. Мне не хватает смелости расстаться с собой, хотя я знаю, что не расстанусь, но… Нет. Нет. Почему?

Вода. Холодная вода лилась мне на голову. Я чувствовал, что весь мокрый от воды.

– Надо было его совсем в ванну положить, – голос Леночки.

– Да? А как потом вынимать? – Сергей Степанович.

– Все равно он весь мокрый.

– Ты думаешь, мне легко его держать? Мы ведь вместе пили, – опять Сергей Степанович.

Я стоял, наклонившись над ванной, Сергей Степанович держал меня, Леночка поливала из душа.

– Как же так, нет нашатыря в доме? – удивлялся Сергей Степанович. – Ты же медсестра.

– Как-то не нужно было, – оправдывалась Леночка. – Я даже не знала.

Я решил проявить признаки жизни. Вода была совсем холодной, было холодно и мерзко. Я помотал головой, потом попытался выпрямиться.

– Ну все, – сказал я, – хватит.

И почувствовал, как тяжело дается мне существование в этом мире.

– Пришли в себя? – почти прокричал мне в ухо Сергей Степанович.

– Угу, – кивнул я под струями воды.

– Ладно, выключай, – сказал он, видимо, Леночке.

Действительно, вода перестала литься на меня, а потом и вообще перестала литься. Меня накрыли полотенцем и стали вытирать голову. Сергей Степанович поставил меня прямо.

– Сможете идти? – спросил он.

Полотенце накрывало мою голову.

– Угу, – кивнул я и тут почувствовал, как внутренности взрываются во мне.

Я еле успел, резко развернувшись, наклониться над раковиной. Тут уж было не до этикета. Мне не хотелось делать это при всех, но выбора не оставалось. Леночка и Сергей Степанович молча стояли за спиной.

– Идите, – сказал я им, когда первый прорыв кончился, – со мной уже все в порядке.

И меня опять стошнило.

– Ладно, пойдем, – услышал я слова Сергея Степановича.

Они с Леночкой вышли и закрыли дверь.

Я сел на край ванной. Мой желудок реагировал на малейшее движение, даже на дыхание. Вулкан во мне проснулся и извергал потоки. Меня рвало, я не мог остановиться. Я задыхался и корчился в конвульсиях, судорогах. Казалось, все, что есть во мне, выйдет наружу, включая сердце и сам желудок. Это прекращалось на время, а потом начиналось опять. И скоро того, что выходило, стало меньше, а потом совсем мало, но судороги все равно продолжались, и казалось, им не будет конца.

Потом я не помню, как все кончилось. Я услышал, как открылась дверь, и поднял голову, лежавшую лбом на краю раковины. Приятный холод раковины отделился от меня, и я подумал, что сейчас меня опять стошнит, но этого не произошло. В двери показалась Леночка.

– Ну как ты? – спросила она.

Я попытался улыбнуться, и тут меня все-таки стошнило. Ничем. Я думал, все разорвется внутри.

– Ох, – вздохнула Леночка.

– Дай ему воды, – услышал я голос Сергея Степановича.

Леночка ушла и появилась через секунду со стаканом воды.

– Вот, выпей, – сказала она.

– Думаешь, стоит? – опять попытался улыбнуться я. Но взял стакан из ее рук и сделал глоток.

Действительно стало чуть легче. Я сделал еще пару глотков и отдал стакан Леночке.

– Все, – сказал я, – спасибо.

Тошнота снова подступила, но я справился с ней.

Леночка ушла. Я посидел еще немного и потом встал. Меня качнуло, и я схватился за край раковины. Тошнота была, но я справлялся. «Хватит», – подумал я. Потом набрался решимости и вышел из ванной.

Медленно дошел до комнаты, опираясь о стены. Сергей Степанович сидел там один и курил. Он обернулся, когда я вошел.

– Как вы? – спросил он.

– Уже лучше, – ответил я, подошел и опустился на диван.

Я почти не чувствовал алкоголь в голове, только тело было пьяным. Я взял сигарету и тоже закурил.

– Что произошло? – спросил я Сергея Степановича.

– Это я у вас хотел спросить, – ответил он.

– При перемещении в настоящем проходит лишь мгновение? – сказал я.

– Да, – кивнул он.

– Нет, – покачал я головой, и тут догадка возникла во мне. – Или…

– Что?

– Или у меня было столько перемещений, сколько мгновений прошло за это время.

– Вы хотите сейчас обсуждать это? – спросил Сергей Степанович.

– Не знаю, – пожал я плечами.

Мы молча курили. Потом пришла Леночка с чашками горячего чая.

– Знаете, я был только-только родившимся ребенком, – сказал я.

– Да?

– Да. А еще я видел смерть…

* * *

Следующие пару недель я все пытался штурмовать будущее. Но то, что происходило там, было странно. Я натыкался на непонятные и необъяснимые вещи. Тот я, который в будущем, часто не знал и не помнил некоторые моменты и целые периоды моей жизни. Это был другой человек. Целые годы из моего прошлого в его памяти были совсем другими. Как-то странно и немного жутко было понимать это. Словно я попал в себя, но в другую жизнь – следующую или предыдущую инкарнацию. То есть как будто между мной и им происходила смерть, моя смерть. Я словно выглядывал из-за крышки гроба. Хотя, пожалуй, на самом деле это только фантазии – все было не настолько серьезно и глубоко. Но просто я в будущем помнил, что прожил некоторые свои годы не так, как я помнил их в настоящем – вот и все.

Сергей Степанович, поразмышляв об этом, сказал, что, возможно, это все те же ветви времени. Если я, отправляясь в прошлое, совершаю какие-то изменения в своей жизни, то события развиваются уже иначе и, соответственно, иначе протекает моя жизнь. А потом, перемещаясь в будущее, я попадаю в одну из таких ветвей времени, где я помню естественно то, что происходило именно в этой ветви.

Да, пожалуй, это было похоже на правду. Хотя бы потому, что, перемещаясь в одно и то же время в будущем, я почти всегда заставал совершенно разные ситуации. Это, кстати, тоже немало удивляло меня. И, что еще интересно, ни разу в будущем у меня не было устройства в голове. То есть ни один я из будущего не имел в своей жизни встречи с Сергеем Степановичем и не подвергался его операции. В общем, в будущем я не был знаком с Сергеем Степановичем ни в одной из ветвей времени. Впрочем, я не мог сказать это наверняка – попадание в ту или иную ветвь было случайным, мне не удавалось управлять этим, хотя я уже довольно неплохо овладел самим способом перемещения в будущее.

Тот факт, что я не знал в будущем Сергея Степановича, говорил о том, что я не был на мосту, собираясь прыгнуть вниз, где мы с ним познакомились. С одной стороны это, наверно, хорошо. Но с другой… Мне было совершенно непонятно, куда же девался я сегодняшний, настоящий я с устройством в голове? То, что меня не было в будущем, несколько тревожило. Впрочем, возможно, я все же был там, просто никогда не попадал в свою ветвь. Почему? Это было неизвестно. Но, в любом случае, это был не я там, в будущем. То есть, конечно, я, но только не моя теперешняя настоящая жизнь. Правда, та жизнь, любого из меня в будущем, для него тоже была настоящая, но…

В общем, все запуталось и усложнилось. Я уже переставал понимать, где я, а где не я. Моя личность размазывалась и распадалась или, скорее, размножалась. Я не знал, могу ли считать их собой, тех меня из других ветвей времени. Сложно было считать собой человека, который часть жизни прожил не так, как ты.

В общем, суть в том, что будущее не оправдало моих надежд. Оно было не моим, нет, все же это был не я. И что еще хуже, я даже не мог проследить кого-то одного из них. Они сменяли друг друга. Не в силах прицельно попадать в определенную ветвь времени, я попадал в случайную, и каждый раз это был другой человек со своей жизнью, своим окружением в данный конкретный момент времени, своими заботами и делами. Словно я был в толпе, где все вокруг как две капли воды похожи на меня. Но они вокруг, и это не я – они отдельные люди, просто очень похожие на меня. Наверно, зря я наделал столько изменений в прошлом.

Помнится, когда я проверял влияние изменений на настоящее и потом, когда творил добро, я сделал несколько десятков изменений. Это значило, что существовало несколько десятков ветвей времени, и в будущем толпа из меня состояла из нескольких десятков человек. Совершенно безнадежно было найти именно себя в этой сумятице и давке при условии случайного попадания в ту или иную ветвь – как я ни старался, но так и не смог управлять этим.

И, в конце концов, у меня сложилось четкое мнение об этом. Я провел черту, разделив время на себя до будущего и на «них» в будущем. Если в прошлом я был один и совершенно точно это был именно я, как, разумеется, и в настоящем, то будущих себя я уже переставал воспринимать как «я».

Хотя это был я, конечно. Во всем. Это было мое тело, мой характер, мой образ мыслей, способ поведения – и вообще все. Но вот воспоминания и окружающая обстановка… Это было слишком незнакомо, слишком чужое.

Что же касается меня, когда я приходил к ним, так сказать, в гости, то так же мог управлять своим телом и вообще быть собой. Но тем страннее было становиться человеком, который обладал моим телом и характером, при этом являясь кем-то другим – я приходил в чужого себя.

Но все-таки где же я? Что же стало со мной в будущем?

* * *

– Давайте попробуем такую вещь, – сказал Сергей Степанович, когда я в очередной раз был в больнице в его кабинете. – Вот смотрите, – он раскрыл свой портфель и достал оттуда небольшую детскую игрушку – разноцветный заяц, улыбающийся и с морковкой в руках, – поставим его сюда, – Сергей Степанович поставил зайца на левый край стола. – Теперь попробуйте переместиться на час вперед и переставьте его на правый край.

– Может не выйти, – с сомнением проговорил я.

В принципе, при перемещении в будущее на небольшие расстояния – не больше чем на несколько часов – иногда получалось сохранить свою ветвь времени. Но это получалось не всегда, да и как-то я не видел в этом смысла – что это за будущее, меньше чем на полдня вперед?

– Вы уж постарайтесь, – Сергей Степанович был сосредоточенно убедительным.

– Попробую. А зачем это?

– Честно говоря, толком не знаю. Но если вы сделаете что-то в будущем, а потом не станете этого делать в настоящем, когда это время из будущего станет настоящим, то мне хотелось бы посмотреть, что произойдет в этом случае. То есть, с одной стороны, действие происходит, а с другой – нет. Интересно, как будет на самом деле. Возможно, это прояснит некоторые моменты и непонятные для нас вещи.

– В общем, вы хотите, чтобы я переставил этого зайца в будущем, а потом мы подождем час, и я не стану этого делать в это же время в настоящем – так?

– Да-да, – закивал он.

– Хм, – я улыбнулся. – Хитрая уловка. А вы не боитесь этим прогневать Бога Времени?

– Нет, – серьезно ответил он, глядя на часы. – Давайте начинать, пока Леночки нет. Она придет как раз через час. Вот, – он снял часы с руки и положил передо мной, – когда будете в будущем, запомните, пожалуйста, время до минуты, а лучше и до секунды.

– У меня свои есть, – показал я запястье с часами.

– Нет, лучше по одним часам, – сказал он, – так надежнее.

– Ладно, – не стал я спорить. – А если…

– Давайте начнем, – прервал он меня. – У нас будет еще целый час ожидания на разговоры.

– Что ж, давайте.

Я расслабился, забыв про все, и переместился на час вперед. Это вышло на удивление легко, я попал как раз в себя и почти ровно через час, судя по часам Сергея Степановича, которые так и лежали передо мной. Мы так же сидели в его кабинете друг перед другом. Я как раз затягивался сигаретой и чуть поперхнулся дымом, оказавшись в середине затяжки. Веселый заяц по-прежнему стоял на левом крае стола. Я положил сигарету в пепельницу и, чуть улыбнувшись, сказал Сергею Степановичу:

– Смотрите внимательно, я делаю это.

Потом взял зайца, медленно перенес его перед глазами Сергея Степановича и поставил на правый край стола.

– Видели? – спросил я.

– Да.

– Все правильно?

– Да, – кивнул Сергей Степанович. – Можете отправляться обратно.

– А может, не стоит? Мы ведь ни разу не разговаривали во времени. Ведь сейчас вы впервые видите меня, когда я не в настоящем. Хотя, может, и не впервые, но первый раз, когда знаете об этом – неужели неинтересно?

– Интересно, – согласился он.

– Наблюдаете какие-нибудь изменения?

– Нет. По-моему, все как обычно.

– Кстати, – сказал я, – по времени сейчас это действие должно совершиться.

– Оно и совершилось, – Сергей Степанович показал на переставленного зайца.

– И что же?

– Ничего. Отправляйтесь назад, и мы посмотрим, что будет.

– Но вы ведь уже видели, как я делаю это.

– Нет, – сказал он, – еще нет. Это ведь будущее.

– Но ведь только что вы видели, как это уже случилось.

– Это еще только должно случиться… или не должно. И сейчас я сижу и жду этого.

– Как это? – удивился я. – Вы сидите передо мной и разговариваете.

– Правильно. Я сижу перед вами и жду, когда вы вернетесь из времени.

– С кем же вы тогда говорите?

– Это не сейчас, – сказал он, – это будущее.

– Но вы-то есть.

– Конечно. Я жду вашего возвращения в настоящем.

– То есть… – я отшатнулся. – Кто вы?

– Я? – улыбнулся он. – Неважно. Задайте мне этот вопрос, когда вернетесь.

– Вам? – подозрительно спросил я.

– Ну да, мне, который в настоящем.

– А здесь какой?

Он вздохнул обреченно.

– Отправляйтесь назад. Кстати, вы время запомнили?

– Да, – машинально ответил я.

– Вот и хорошо. Возвращайтесь, я жду вас.

Мне показалось, что сейчас он щелкнет пальцами и исчезнет, растворится в воздухе, возможно, вместе со столом и со всем кабинетом, а может и вместе с больницей, городом и вообще со всем. А я окажусь один на голом песке в пустыне. Но этого, конечно, не произошло. Сергей Степанович продолжал сидеть, выжидающе глядя на меня. Тогда исчез я.

Он так и смотрел на меня, когда я вернулся в настоящее, хотя выражение лица было, пожалуй, несколько другим.

– Все, – сказал я, – сделано.

– Хорошо, – кивнул он. – Сколько было времени?

Я подозрительно посмотрел на него – не призрак ли это опять, который издевается надо мной? Сложно было уложить в голове двух Сергеев Степановичей. Я не знал, как поверить в то, что человек, говоривший с тобой всего секунду назад, ничего не знает о разговоре. Но тем не менее это было так.

Я сказал ему время, он записал на бумажке. Заяц стоял на левом крае стола.

– Ваши отстают на две минуты, – заметил я.

– Неважно, – сказал он той же интонацией, что и его призрак из будущего. – Вы ведь смотрели время по моим?

– Да, – кивнул я, не в силах отделаться от чувства, что разговариваю с привидением… или разговаривал с привидением. Как входить в теплую, заросшую водорослями болотную воду – вроде ничего опасного, но… кто его знает?

– Вы хотели, чтобы я спросил вас… – осторожно проговорил я.

– О чем?

– А вы не помните? – закинул я сеть, чтобы поймать призрака.

– Нет. Что я должен помнить?

Мы смотрели друг на друга, он удивленно, я – подозрительно.

– Вы о чем? – искренне удивился он.

– Ладно, – сдался я. – В конце концов, мы живем в век атома, и привидений не бывает.

И я рассказал Сергею Степановичу о нашем диалоге в будущем.

– Понятно, – проговорил он, дослушав до конца. – Что тут сказать? Думаю, время еще подкинет вам массу сюрпризов и неожиданностей. А вообще, конечно, я там должен был быть – чего вы еще ожидали?

– Могли бы предупредить.

– Как-то не сообразил, извините.

– Ладно уж, – сказал я, беря сигарету, – ничего. Как ваши труды?

– Продвигаются, – сообщил он. – Уже к концу подхожу. Думаю, скоро закончу и представлю на суд общественности.

– Страшно?

Он кивнул улыбнувшись.

– Но хоть неплохо получилось? – спросил я. – Может, дадите посмотреть?

– Дам, когда закончу.

– А куда вы собираетесь обратиться в первую очередь?

– Ну, сначала нужно рецензию получить, – ответил Сергей Степанович. – Есть у меня знакомый профессор, я у него учился когда-то и диплом потом делал. Хороший человек. Мы с ним до сих пор отношения поддерживаем. К нему-то я и думаю прийти сначала.

– А вы ему еще ничего не рассказывали о своих экспериментах?

– Пока нет. Как-то хотел, но, слава Богу, не сказал.

– Почему слава Богу? – удивился я.

– Судя по реакции других, он тоже не воспринял бы это всерьез – не хотелось бы, чтобы он так думал обо мне.

– А сейчас?

– Ну, сейчас совсем другое дело. Теперь у меня есть вы, – он осекся, смутившись. – Извините.

– Ничего, все правильно. Но ведь прямых доказательств так и нет.

– Не только прямых, – подтвердил он, – но и с косвенными тоже не очень. Все равно. Деваться уже просто некуда, больше я не могу молчать об этом.

– Вот и правильно, – сказал я, желая приободрить его. – В случае чего, вызывайте меня, я сам поговорю с этим вашим профессором.

– Звучит устрашающе, – улыбнулся он. – А вообще, конечно, думаю, без вас не обойдется. К тому же, мне кажется, то, что я напишу, не будет окончательным вариантом. Скорее всего, после Олега Борисовича, так его зовут, мне придется все переделывать.

– Я вижу, вас это не смущает.

– Нет, – сказал он. – Это уже неважно. Сама по себе работа фактически сделана, а написание, оформление – это так, неглавное. Рано или поздно бумаги обретут нужную форму. Главное ведь – это сама работа, а ее я сделал. Теперь у меня масса времени до конца жизни. Это дело я, пожалуй, доведу, а новое… Вряд ли я возьмусь за что-то новое.

– Ну-ну. Зачем же так ставить на себе крест?

– Я не ставлю крест, это правда. Во-первых, само собой предстоит долгая бумажная война, потом нужно еще доработать массу непонятных моментов, которые мы обнаружили в связи с перемещениями. Так что хорошо, если у меня хватит сил и времени на это. И, наверно, я не должен жаловаться. Трезво оценивая ситуацию, можно сказать, мне уже хватит. Я и так отхватил довольно большой кусок пирога. Многие ли ученые могут похвастаться такой работой?

– Нет, – сказал я, – немногие. Тем более современные. Так, – я бросил взгляд на часы, – смотрите-ка, осталось уже чуть-чуть.

– Действительно, – он посмотрел на свои часы, лежащие передо мной, для него они были вверх ногами, – всего семь минут.

Веселый заяц стоял на левом крае стола.

– А почему заяц? – спросил я.

– Не знаю, – улыбнулся он. – Взял из дома. Эта вещь не похожа ни на что здесь – ни с чем не спутаешь.

Я кивнул, вспомнив, как переносил зайца на правый край перед глазами Сергея Степановича. Но сейчас игрушка все еще была слева. До того, как я перенес ее, оставалось ше… нет, уже пять минут.

– Все не могу отделаться от мысли, – сказал я.

– Какой?

– Я уже видел вас и переставлял зайца перед вами, и вы видели, как я делал это. Через пять минут мы будем видеть друг друга дважды.

– Хм, – улыбнулся он. – Как вы себе это представляете – видеть дважды?

– Не знаю, – пожал я плечами.

– Ладно, – сказал он, – осталось три минуты. Сидите, пожалуйста, неподвижно на всякий случай.

– Хорошо.

Я замер, Сергей Степанович тоже. Мы напряженно уставились на часы, где секундная стрелка совершала свой нервный бег по кругу. Мы молчали.

Вдруг я услышал, как за моей спиной открылась дверь и кто-то вошел в кабинет.

– Я пришла, Сергей Степанович, – услышал я Леночкин голос, и потом она подошла к нам.

Сергей Степанович не ответил и даже не обратил внимание на ее слова. Он смотрел на часы, затаив дыхание. Оставалось меньше минуты.

– Что это вы застыли? – сказала нам Леночка. – Молчите… Чего у вас тут? Ой! Какая прелесть!

Она приблизилась к столу и, не успели мы даже понять, что происходит, быстро протянула руку и взяла зайца со стола.

– Какой смешной, – сказала Леночка. – Откуда это?

Сергей Степанович на несколько секунд лишился дара речи. Он открыл рот и, похоже, дико кричал где-то внутри, но на самом деле не издавал ни звука. Глядя на это, я все ждал, что у него прорежется голос, и потому тоже молчал. Но через несколько длиннейших мгновений я понял, что ждать уже больше нельзя.

– Положи!

– Оставь!

– Не трогай!

Закричали мы с Сергеем Степановичем почти одновременно. Леночка даже дернулась от неожиданности. Но потом быстро взяла себя в руки.

– Хм, – самым капризным тоном произнесла она, – подумаешь, посмотреть нельзя. Вот, возьмите вашу игрушку, – она была само ехидство, – ничего с ней не случилось.

Леночка капризно скривила губки и поставила зайца… на правый край стола.

– Подумаешь, великие ученые, – фыркнула Леночка, потом повернулась и направилась к черной занавеске. И скрылась за ней.

Мы с Сергеем Степановичем в диком отупении уставились на переставленного зайца. Потом молча подняли взгляды и непонимающе, то ли с мольбой, то ли с укором смотрели друг на друга. Впрочем, в глазах Сергея Степановича скорее стоял беззвучный вопль и вопрос, обращенный к небесам, к аду, ко всему, и ко мне в том числе: «Почему?! За что?!»

– Как раз на то же место, – осторожно проговорил я.

Мы снова посмотрели на зайца. Он улыбался нам с правого края стола, держа морковку в руках.

– И что это значит? – спросил я Сергея Степановича.

– Что тут может значить?

– Он должен был оказаться на этом месте?

Сергей Степанович пожал плечами в ответ.

– Он и оказался, – проговорил я. – Сейчас я этого не делал, так что все, по-моему, правильно. И что же это значит?

– А… – Сергей Степанович махнул рукой и стал доставать сигарету из пачки.

– Будем повторять? – спросил я его.

Он опустил голову, пряча взгляд, и не ответил, прикрывшись сосредоточенностью на прикуривании.

* * *

Несколько дней после этого Сергей Степанович не звонил мне. Леночка говорила, что он какой-то странный: то злой, то невозможно рассеянный и, похоже, почти не замечающий окружающего. Я кивал, никак не комментируя это, но, впрочем, догадывался, от чего так, хотя… В конце концов, я сам позвонил ему.

– А, здравствуйте, – сказал он в телефоне, узнав мой голос. – Хорошо, что это вы – я как раз собирался вам звонить.

Он сделал паузу.

– Знаете, – сказал он, – а я тут все доделал.

– Что?

– Ну, дописал до конца. Последние дни только этим и занимался. Почти не спал… Устал страшно. Но теперь все. Я даже копию на ксероксе сделал, могу дать вам один экземпляр. Хотите?

– Конечно, – сказал я. – Когда?

– Давайте завтра.

Я думал.

– Нет, – сказал я, – завтра у меня дела – лучше послезавтра.

– Послезавтра у меня будет довольно серьезный день, много работы, и вообще… Н-да. А потом выходные. Получается, что не раньше понедельника.

– Кстати, о выходных – вам Леночка не говорила? Тут… – хотел сказать я, но он перебил меня.

– Нет, это очень долго. Понимаете, я хотел, чтобы сначала прочитали вы, а потом я отдам это Олегу Борисовичу. Я уже звонил ему, и мы договорились встретиться в начале недели. Так что времени нет, нужно, чтобы вы забрали завтра.

– Не знаю, – протянул я. – А зачем обязательно сначала мне? Дадите своему профессору, он, наверно, больше понимает.

– Нет, – сказал Сергей Степанович. – Возможно, если вам что-то не понравится, я до него успею переделать. Он человек серьезный – не хотелось бы показывать ему совсем сырую вещь.

– А вы-то сами как оцениваете то, что написали? Может, и нечего бояться?

– Как бы я ни оценивал, а со стороны все равно виднее. Давайте завтра? А то вы еще пока читать будете – я могу не успеть.

– Ох, – я вздохнул. – Тогда, знаете что, просто отдайте Леночке, она мне вечером и привезет.

– М-м-м… – он замялся. – Не хотелось бы так делать. Она может потерять или еще что-нибудь. Давайте лучше встретимся. У меня, правда, вечером тоже времени немного, но я мог бы уйти чуть пораньше и подъехать, куда вам будет удобнее. Но желательно не очень далеко, к вам домой, пожалуй, будет далековато. Где вы сможете? Это ведь ненадолго – передать, и все.

– Так, – я думал. – Во сколько вы заканчиваете?.. Так…

Я назначил ему встречу в метро. Немного раньше, чем он смог бы добраться, если б вышел после конца рабочего дня, но он сказал, что ничего, приедет.

– Насчет выходных, – добавил я. – Вам Леночка не говорила? У нее день рождения – мы решили собрать гостей. Так что приходите с женой… или без.

– Хорошо, – согласился он. – Надеюсь, к этому времени вы успеете прочитать.

– Возможно, – сказал я. – Тогда до завтра?

– До завтра, – ответил он. И мы положили трубки.

На следующий день я ждал его в метро. Он немного опаздывал.

– Извините, – проговорил он, наконец появившись передо мной, – раньше никак не мог.

Он открыл свой портфель и достал довольно толстую папку.

– Вот, – сказал он, протягивая ее мне, – это второй экземпляр, первый у меня. Читайте. Если что, сразу звоните.

– Хорошо, – я взял папку. – Довольно тяжелая, – оценил я вес его труда.

– Там много рисунков, и напечатано только на одной стороне листа. В общем, к выходным вполне можно прочитать.

– Постараюсь, – сказал я, пряча папку в сумку. Сергей Степанович как-то опасливо проследил за тем, как она скрылась в недрах моей сумки. Я заметил его взгляд. – Большая работа.

– Да, – признался он. – Много на это ушло сил и времени, жизни.

– Я понимаю. Хорошо, постараюсь прочитать быстрее.

Он кивнул, потом мы попрощались и разошлись.

Вечером дома я стал смотреть его записи. Удобно устроившись в мягком кресле после ужина, я взял папку. Леночка была на кухне, гремела посудой, я слышал шум льющейся воды, и еще телевизор что-то говорил там. Я сидел в комнате, не стал закрывать дверь – почему-то не хотелось оставаться совсем одному наедине с этой толстой папкой.

Я открыл ее. Названия не было, сразу шел текст, введение. Там описывалась сама проблема, перемещение во времени. Довольно осторожно и, как мне показалось, с некоторым стеснением. Говорилось, что нет аналогов, автор просил извинение, что некоторые вопросы еще не решены и поэтому будут лишь упомянуты, но не раскрыты полностью. Впрочем, как там говорилось, цель этой работы – осветить принцип и показать саму возможность перемещения во времени, и все, что касается именно этого, будет изложено более подробно.

Я заглянул в конец. Там было оглавление, список литературы (улыбнувшись, поискал в нем «Машину времени» Герберта Уэллса, но, конечно, не нашел), примечания и приложения. Судя по оглавлению, работа состояла из пяти глав: три теоретические и две практические, описывающие экспериментальную сторону.

Я начал с первой главы. Она относилась к вопросам физики. Вторая – медицинская, и третья связывала первые две. В физической главе было много формул, рассуждений о теории времени. Я читал, стараясь понимать, но получалось с трудом. Нужно было вникать и размышлять чуть ли не над каждым предложением. Не очень хотелось делать это – пожалуй, я уже отвык читать научную литературу. Бог знает сколько времени прошло с тех пор, как я последний раз держал в руках научную книжку. В общем, я мало что понял. Лишь то, что разобраться можно, но на это уйдет много времени, которого, как сказал Сергей Степанович, нет. Поэтому уже на десятой или пятнадцатой странице я отбросил всякие попытки подробного разбирательства и стал смотреть лишь в общем.

Кончилось это простым перелистыванием страниц, что скоро перевело меня из физической в медицинскую главу, где я уже совсем ничего не понимал. Обратившись к оглавлению, я решил посмотреть экспериментальную часть, вернее, части, главы. В первой шло описание устройства, его работы, параметры. Оказалось, что устройство весит всего двадцать грамм, а некоторые его элементы (впрочем, довольно немногие и маленькие) сделаны из золота и серебра. Оболочка представляла собой какой-то полимер, а усики-контакты уж и не помню из чего, но что-то очень редкое. Я прикинул, каких трудов стоило собрать такое устройство. Да, Леночка была права, намереваясь раздавить его, – второй раз сделать такое крайне проблематично. Было непонятно, как он вообще смог сделать его, но, пожалуй, это тайна, которая умрет вместе с ним.

Во второй экспериментальной, уже медицинской, главе говорилось про меня. Впрочем, не называя моего имени. Я был «пациент», или «объект операции», или «оперируемый». Я не узнавал себя в этих строчках и читал словно о ком-то другом. Эта глава тоже не отличалась понятностью. Все было изложено сухо и совсем не так, как было на самом деле, хотя, конечно, правильно.

Я не успел досмотреть до конца – в комнату вошла Леночка.

– Что это у тебя? – спросила она, увидев папку.

– Это Сергея Степановича, – ответил я, закрывая и откладывая папку в сторону.

Потом я еще пытался смотреть ее, но уже так, без усердия, смирившись с тем, что все равно не смогу понять всего. Но, наверно, этого и не требовалось.

Сергей Степанович звонил на следующий день и спрашивал, как мне показался его труд? Я честно ответил, что здесь я ему плохой советчик, и сказал только, что работа производит достаточно хорошее впечатление. Наверно, если бы мы разговаривали не по телефону, он бы вежливо кивал в ответ с отсутствующим выражением, а так мне приходилось лишь догадываться о его реакции, хотя по голосу было слышно, что он несколько расстроен таким моим ответом. Чтобы он совсем уж не падал духом, я сказал ему, что все ведь подтверждается на практике и, значит, правильность его работы не вызывает сомнений, хотя почти видел, как он с отсутствующим видом вежливо кивает и на эти мои слова. В конце разговора я еще раз напомнил ему про Леночкин день рождения, он сказал «хорошо», и мы распрощались.

* * *

Светлая комната. Нет. Не слишком светло. Просто так уютно и спокойно, что кажется, сами стены излучают свет. Я сижу в кресле. Книга на моих коленях. Я слышу голоса. Я слышу голоса: женский и детский и еще один, но это уже электроника, телевизор. Женский голос что-то говорит, детский спрашивает немного обиженно. Женский – терпелив и мягок. Что-то жарится на кухне – я слышу, как шипит сковородка, чувствую запах. Вкусный. Книга на коленях…

Кто я?

Нет, конечно, я – это я, но только теперь я в будущем. Мне не известно ничего о том, что происходит здесь, и сейчас я дома. Я не один. Они. Они – моя жена и ребенок. Я молод. Мне примерно на год больше, чем в настоящем. Сын еще не ходит в школу. Жена… Я не знаю, кто она, даже как ее зовут. Я ни разу не видел ее, хотя прожил с ней уже далеко не один год. Но я узнаю ее, если увижу, конечно. Вот только как ее зовут?

Я заметил, что в будущем сложно сразу пользоваться памятью того меня – нужно пробыть там какое-то время, чтобы будущая память начала раскрываться передо мной. Так что ничего, я вспомню, вернее, узнаю.

Мысленно я вижу ее, хотя это не конкретный образ, не фотография перед глазами – это лишь восприятие, ощущения. Они приятны. Она красива – я знаю это. Она нравится мне. Только я не видел ее ни разу.

Интересно помнить человека, чувствовать его образ, когда ни разу не видел его. Мне нравится быть с ней – ощущения говорят об этом. Только я никогда не был с ней. А что, если чувства и ощущения лгут, память обманывает меня? Ведь я не могу возразить, потому что ничего не знаю об этом. Что, если это не так?

Книга на коленях. Я могу отложить ее и пойти проверить, насколько верны мои мысленные образы, насколько точна память. Страшно. Я почему-то не решаюсь сделать это. Я боюсь первой встречи? Я боюсь первой встречи с людьми, с которыми я прожил столько лет. Я боюсь увидеть их первый раз. Почему? Может, оставить это и уйти в другое время или просто вернуться в настоящее? Но нет. Я хочу увидеть их. Почему? Я не понимаю себя.

Уже несколько минут я сижу неподвижно, уставившись в одну точку – только сейчас я заметил это. Жена снова что-то говорит на кухне, уже громче, но так же мягко. Как ее зовут? Я не разбираю слов из-за телевизора и шипения сковородки.

Ладно.

Я решил обрести подвижность, закрыл книгу и отложил ее. Потом помедлил секунду и встал с кресла. Было сложно сделать шаг в сторону кухни – что-то держало меня. Но что-то и манило. Странно. Я не понимал себя. Но все же второе «что-то» было сильнее. Я медленно повернулся и вышел из комнаты.

На кухне шумно и ярко, кухня забита звуками, запахами, оттенками и красками образов, разнообразием интонаций. Сын сидел за столом. Разрисованные листы бумаги и игрушки лежали перед ним. Телевизор рассказывал какие-то новости. Жена стояла у плиты, что-то делала там. Я забыл, что хотел сравнить ее с мысленным образом, забыл о своих сомнениях и страхах – я попал в привычную домашнюю обстановку. Сколько раз все уже было так! Я смотрел вокруг взглядом повседневности. В первый раз, в первый раз…

Жена обернулась, услышав мои шаги. Я улыбнулся ей как можно мягче. Мне вдруг стало страшно, что она не узнает меня сейчас: сначала удивится, а потом испугается, увидев незнакомого человека. Но нет. Я был я. Она не обнаружила подмены. Посмотрев на меня, она тоже улыбнулась в ответ. И я узнал ее.

Я увидел ее, я вспомнил ее. Я встретил ее. Мне понравилось знать ее. Мне было приятно, что я прожил с ней годы. Глядя на нее в первый раз и помня и зная ее столько лет, я мог сравнить, совместить и взаимно дополнить воспоминания и первое впечатление. Все было славно, легко и светло, как прозрачная мягкая вода в жаркое лето. Теперь я знал, почему не хотел уходить из этого времени и что манило и звало меня. Хорошо, это можно назвать по-разному, но можно сказать и так: я любил ее и мне было легко и радостно с ней.

Я прошел и сел рядом с сыном. Жена стала убирать со стола игрушки и рисунки. Сын недовольно хныкал. Но я успокоил его, сказав что-то веселое. Он улыбался.

Мы стали ужинать. Был вечер. Я пытался быть здесь, но это давалось непросто – стать сразу своим в кругу близких людей. Я не владел собой достаточно свободно и не знал, что говорить и как вести себя. В конце концов, я ушел внутрь, предоставив себе самому свободу действий.

Все было как обычно, как всегда. За ужином мы разговаривали, и я рассказывал о своей работе, друзьях, сам с удивлением слушая себя. Все же в будущем я был более отдален от себя, чем в прошлом. Здесь, как ни странно, я не слышал все свои мысли и не помнил всего, что и он, я, который там. Я подумал, что можно будет спросить об этом Сергея Степановича, но тут же представил, какую это опять создаст перед ним проблему, и решил, что не стоит. Да и откуда он может знать все это? Ладно, как-нибудь потом мы все узнаем. А теперь…

Я заметил, что несколько отвлекся от настоящего, вернее, от будущего, от той реальности, в которой находился сейчас. Ужин кончался, и жена убирала посуду со стола, сын ушел из кухни.

– Надо будет к ним съездить, – сказала она.

– Да, на следующей неделе, – ответил я, – сейчас пока сложно со временем.

– Ты уже закончил вторую часть?

– Нет еще, но уже немного осталось, – сказал я, – несколько дней.

Какую часть? Часть чего? Я пытался узнать у себя, но было сложно. Что-то связанное с работой…

– Вчера к Саше заходил. Он уже собирается. Говорит, все готово, скоро уедет.

– Да? – произнесла она. – Так и не передумал?

Она улыбнулась. Господи! Как прекрасна ее улыбка! Я даже закрыл глаза на мгновение, чтобы унять чувства, возникшие во мне. Нет, я больше не мог сидеть внутри. Нет. Я хотел быть с ней!

– Что-то не так? – забеспокоилась она, увидев резкую перемену во мне.

– Нет, – как можно спокойнее сказал я, – все нормально. Сколько там времени?

Я хотел, чтобы быстрее пришла ночь. Ночь! Я так хотел, чтобы была ночь и она рядом.

– Уже восемь, – ответила она. – Сейчас кино будет хорошее.

– Да? – рассеянно отозвался я.

Она подошла ближе. И я захотел взять ее за руку, притянуть к себе, обнять. Но я знал, что это будет выглядеть странно. Странно? Ну так что? Я хотел этого. Но все же…

Она взяла что-то со стола и отошла от меня. Я смотрел, как она отдаляется. Господи! Почему я не сделал это?

– Все равно у него здесь все останется, – сказала она, – и квартира, и вообще все. Он всегда может обратно приехать.

Последнее, видимо, относилось к тому Саше, о котором я говорил перед этим.

– Да, – произнес я в ответ, не имея ни малейшего представления, о чем идет речь.

Потом я медленно встал и подошел к ней. Она обернулась мне навстречу и хотела что-то сказать. Но я не дал ей произнести ни слова, я обнял и поцеловал ее. Она тоже обняла меня, но держа чуть в стороне мокрые руки. Потом мы стояли обнявшись, и она удивленно смотрела на меня.

– Не стой так близко ко мне – воздух здесь слишком прозрачен, – процитировал я слова из песни в ответ на ее немой вопрос.

– А год уже запомнился всем своим количеством смертельных исходов, – кивнув, сказала она следующую строчку. – Ты сегодня какой-то странный.

– Я пытаюсь быть собой.

– Да, – проговорила она, стоя в моих объятиях, – я вижу. Мне нравится, когда ты это делаешь. Но сейчас мне нужно мыть посуду.

– Я могу избавить этот дом от посуды.

– А куда мы денем ребенка?

Я задумался. Она опустила голову мне на грудь. Но потом почти сразу подняла ее и поцеловала меня и сказала:

– Я знаю. Мы положим его спать – да?

– Да, – кивнул я.

Она снова улыбнулась. И я почувствовал, как желание охватывает меня. Я не мог вынести этого. Нет. Не сейчас. Нет.

– Ладно, – пытаясь держать себя в руках, сказал я, – пойду посмотрю, что он там делает.

Она улыбалась мне вслед, когда я вышел из кухни.

Потом была ночь. Пока она укладывала ребенка, я смотрел телевизор. Потом она пришла ко мне и села рядом. Я обнял ее, и мы тихо сидели так некоторое время. Ее голова была на моем плече, и я чувствовал запах ее волос. Это сводило меня с ума, но я оставался без движения, я ждал. Все было так привычно, и она была такой знакомой и близкой. Но я в первый раз видел ее и в первый раз был здесь.

Потом мы пошли спать. Я улыбался про себя, радуясь покою и легкости, хотя, может, и не только про себя.

Я подошел и обнял ее, мягко и крепко, чувствуя ее тепло под ночной рубашкой, только и надетой на ней, и чувствуя то, что захватывает меня при этом.

– Все же ты странный сегодня, – сказала она в моих объятиях.

Я промолчал, лишь улыбнувшись в ответ. Я совсем не знал эту женщину, никогда не видел ее, но было так привычно обнимать и чувствовать ее – у нас за спиной были годы, прожитые вместе. Я совсем не знаю ее.

Она смотрела в мои глаза, пытаясь прочесть там что-то. Я не сопротивлялся – пусть, пусть поймет, если сможет, – но чувствовал, что сможет. Я знал, что она понимает меня. Но если так, то она поймет все. И она доверяет мне. Почему я знал все это? Я видел ее в первый раз. Она никогда не была моей. Но у нас был сын и годы, годы…

Она молчала, она ждала, она слушала меня – мои чувства, мое настроение, мои желания.

– Разве это так важно? – сказал я. – Ведь это я.

– Да, – ответила она, – ты.

Потом мы легли и выключили свет.

Во тьме. Я обнимал и ласкал ее во тьме. Она раскрывала небеса для меня. Ее тело, губы, запах… Я растворялся в ощущениях. Мы были вместе. В темноте я почти не видел ее, и иногда мне казалось, что я перестаю различать ее и себя. Я был в первый раз с ней.

Потом мы лежали тихо во тьме.

– Не нужно, – сказала она.

– Что?

– Ты можешь не говорить мне ничего – я все видела в твоих глазах и чувствовала сейчас. Это ты, я знаю, я не боюсь.

– Конечно, – улыбнулся я. – Либо я, либо мое привидение, – я пытался отшутиться. – Ты веришь в магию?

– Нет, это не магия, – серьезно ответила она.

– А в чем вообще дело? Что-то не так?

– Ты был со мной в первый раз, – сказала она.

Я почувствовал, как волна колючего холода прокатилась по мне. Что это? Почему она сказала так?

– Когда-то давно – конечно, – проговорил я.

– Нет, – сказала она, – сейчас.

– Сейчас как в первый раз? – я изображал непонимание.

– Нет. Это и было в первый раз.

– Сегодня? – как можно более натурально удивился я. – После стольких лет?

Я лихорадочно пытался вспомнить, сколько же лет мы были с ней, и злился на себя, что это никак не получалось.

– Да, – сказала она. – Я не понимаю как, но я знаю тебя, я вижу это.

– Колдуешь понемногу? – я сделал последнюю попытку обратить все в шутку. – Ты фея или ведьма? – улыбнулся я.

– А ты не знаешь?

Я молчал, не находя слов.

– Вот видишь, – сказала она. – Но я не боюсь. Я знаю, что это ты.

– И что же?

– Ничего. Это пройдет. Завтра ты опять будешь таким, как прежде.

Я ничего не понимал. Что все это значит? Куда я попал? Что за странная ветвь времени?

– Что, – озадаченно проговорил я, – здесь в ходу магия?

– Где «здесь»?

Я молчал в нерешительности, размышляя над ее словами. А может, рассказать ей все? Но мне так хорошо с ней, мне, который настоящий в этом времени. Что будет с ним, если я расскажу? Как они дальше будут жить вместе, если она станет думать о нем как о каком-нибудь… как о человеке с двойным дном?

– Я слишком хорошо знаю тебя, – сказала она. – И я все вижу. И я не боюсь.

– Тогда зачем ты говоришь это?

Кажется, она улыбнулась в темноте.

– Мне интересно, – призналась она.

– Понятно, – я медлил. – Тебе хорошо со мной?

– Да, – не задумываясь, ответила она.

– Я имею в виду не только сейчас, а вообще всегда.

– Да, – повторила она, – конечно.

– Хорошо, – проговорил я. – Ты не будешь думать обо мне как об инопланетянине со скрытыми щупальцами и двумя желудками?

– У тебя нет щупалец, – сказала она. – Уж я-то знаю.

– А почему, интересно, ты решила, что сегодня в первый раз?

– Просто я знаю тебя, – она была спокойна. – Еще вечером на кухне, когда ты поцеловал меня, я что-то заметила, а уж сейчас тем более.

– То есть я всегда действую так стандартно, что можно легко отличить…

– Нет, – улыбнулась она, прижавшись ко мне, – совсем нет. Ты был смущен и нерешителен, и то, каким было твое желание, и как ты реагировал на все… В общем, это первый раз. Но это ты, это твой первый раз.

– А почему завтра все пройдет?

– Ну, каждый день ведь не может быть в первый раз.

Я думал. Не хотелось обманывать ее. Нет, я не мог обманывать ее. Но, с другой стороны, в чем здесь обман? Я лгу ей, что знаю ее? Что сегодня не было этого первого раза? Но если я действительно не знаю ее, то… Стоп! Вот я и попался. Даже если я не знаю ее, все равно я не должен, не могу обмануть ее. Тем более, что теперь и я, уже сам, настоящий я, стал близок с ней. Ладно. Что ж…

– Что ж, – проговорил я. – Хорошо, я расскажу. Завтра действительно все будет не так, но не потому, почему ты сказала. Обещай, что ты не станешь вспоминать то, что я расскажу, тем более что я сам ничего не буду знать об этом. Я и сейчас ничего не знаю. Вернее, не я… Хотя тоже я, но… В общем, обещаешь?

– Да, конечно, – она сильнее прижалась ко мне.

– Ладно, слушай…

И я рассказал ей все. Это было, пожалуй, долго, и вначале я говорил довольно осторожно, понимая, как странно и даже сумасшедше выглядит история про инженера-хирурга, который изобрел машину времени… орган времени, и про устройство в моей голове, путешествия по времени внутри себя. Я рассказывал, и она слушала в темноте, и скоро я перестал думать о том, как странно это звучит, чувствуя, что она понимает меня, верит мне. Да, я знал, что она поверит мне. Собственно, так оно и случилось.

Когда я замолчал, рассказав все, она тихо лежала рядом, а потом спросила:

– Интересно, это может считаться как то, что я изменила тебе?

– Со мной?

– Да, я изменила тебе с тобой. Надо же!

Она улыбалась, ее лицо было совсем близко – я видел ее улыбку во тьме.

– А этот Сергей Степанович, – сказала она, – он реальный, или как там? В общем, сейчас он есть где-то? Ты его знаешь?

Мне показался интересным этот вопрос.

– Наверно, – произнес я. – Конечно, он реальный и сейчас, наверное, спит у себя дома. Только, скорее всего, я не знаю его сейчас, я, который здесь.

– Ты, который здесь, – повторила она. – И… и сколько же… тебя?

– Не знаю, – признался я. – Я пытался примерно подсчитать, но это сложно. Тридцать-сорок, может пятьдесят – что-то около этого.

– Пятьдесят? В разных мирах?

– Нет. В одном мире, но в разных ветвях времени.

– Как-то я все равно не могу понять это – ветви времени… множество тебя в них…

– Четно говоря, я и сам не очень понимаю, – я замолчал, вдруг посмотрев на наш разговор глазами нормального человека. Это было ужасно. Нет, нужно что-то делать с этим. – Вот, – сказал я, улыбнувшись. – Ну а теперь знай, что я невозможный шутник и лжец.

Она никак не прореагировала на это.

– А я есть в других ветвях времени? – спросила она.

– Ты что, не слышала? – удивился я. – Я ведь сказал, что пошутил, и все это неправда.

– Ты сказал, что ты лжец, и как раз сейчас говоришь неправду.

– Значит, ты веришь мне?

– Конечно.

– Но ведь это…

– Ну и что? Все когда-нибудь бывает в первый раз, и тогда это необычно.

– А если это просто сюжет фантастического романа, который я прочитал недавно?

– Ты не читаешь фантастических романов.

– А что же я читаю?

– Вот видишь. Если бы это было неправдой, ты бы знал.

– Ну хорошо, а вдруг…

– Не нужно, – прервала она меня. – Я знаю, что все это так и есть, как ты сказал. У меня свои приметы, я могу это проверить.

– И что тогда получается?

– Получается, что ты – это ты. Просто мне повезло – я встретила тебя дважды.

– Н-да? Хм… Все-таки ты ведьма.

– Да. Коварная и злая, – улыбнулась она. Потом повернулась, склонилась надо мной и поцеловала меня.

Она прижалась ко мне всем телом. Это было как упасть в пропасть – все, что держало меня, исчезло. Я падал, я летел. Не так, как если бы только хотел ее – нет. Просто я падал, находясь посередине неба, и даже если бы и пытался остановиться, это было бы все равно – в середине неба нет ничего, только небо, только небеса. Я был с ней, небеса окружали меня, я сам становился как они. То, что составляло меня, распадалось на части, на мельчайшие частицы, и занимало пространство вокруг, в центре которого была она. Я был так, словно ночь или тьма, способная окутывать и заключать в себя.

– Ты что, не слышишь?

Я открыл глаза, поднял взгляд. Я был в настоящем, Леночка стояла передо мной и смотрела возмущенно.

– Что?

– Я говорю, нужно еще сходить в магазин, – сказала она.

– Зачем? Мы ведь, по-моему, уже все купили.

– Нет. Оказывается, народу будет больше.

– Да?

– Тут Миша к Сергею Степановичу в больницу заходил, пришлось и его позвать. Он говорил, что с женой будет. И там у меня две подруги в больнице – они тоже придут. В общем, нужно еще в магазин сходить. Завтра все к трем соберутся, я могу не успеть – надо сегодня купить.

Я пожал плечами.

– Ладно, сейчас схожу. Что там, говоришь, надо купить?

Она стала перечислять. Я слушал, кивая. Потом вышел на улицу.

«Зачем я это сделал? – думал я, идя по дороге. – Зачем я рассказал ей все?»

Я думал о своей жене из будущего. Да, я любил ее. Теперь и настоящий я тоже. Настоящий… Словно они были не мной. Так, фантомы, призраки. Мое отражение в зеркале времени. Но на самом деле они были такими же людьми. Каждый из них. И каждый считал себя таким же человеком, собой, имел свое я, не хуже моего.

Но снова – они. Кто «они»? Ведь это все я, только я – нет никаких «они». Тогда как я могу иметь жизнь, о которой не знаю? Быть годы женатым на женщине, которую вижу в первый раз? Как я могу не знать того, что знаю? Или знать то, что не знаю? Или… Черт! Я запутался! Я совсем потерял… связь с собой? Кто я? Как я? Еще немного, и так можно просто сойти с ума.

Хотя нет. Пожалуй, до этого не дойдет. Но все же… Слишком реально все. Это слишком я, те, в кого я перемещаюсь. Но, с другой стороны, конечно, это именно я – кто же еще? Только как сложно поверить в нереальность действительности! Ведь нет совсем никаких отличий – мир вокруг одинаково реален и здесь и там, в настоящем и в будущем или в прошлом. Так и тянет все принимать одинаково. Поскольку и там и тут все одинаково реально, то, значит, либо действительность и то и это, либо и то и это – ложь. Как же непросто разделить то, что не имеет отличий!

Я смотрел вокруг, искал поддержку у окружающего. Нет, оно было безучастно, бесстрастно. Хотя я подозревал, что оно где-то в глубине подсмеивается надо мной. Ладно, пусть подсмеивается. Все же я как-нибудь разберусь с этим. Ничего…

А интересно, я завидую ему, тому мне из будущего, который женат на ней? Или, может, даже ревную? Как она сказала? Изменила мне со мной? А я ревную к себе? Могу ли я вообще сожалеть, что ее нет у меня? Ведь она есть, и есть именно у меня. Как же запутано все. Господи! Но ведь ее нет. Я не вижу ее, не чувствую, не слышу ее голос, я не… Все, хватит! Вот так действительно можно сойти с ума. А ведь я успел-таки влюбиться в нее. Надо же! Впрочем, я сам помог себе в этом. Я ведь сразу знал ее, и ее образ был во мне, и отношение к ней… Ох! Как я хочу быть с ней! Всего несколько минут ее нет рядом, и как тяжело мне. Но что это? Нет! Я не должен думать так. Я не должен чувствовать и хотеть так. Это невозможно, нет.

Почему?

Я вдруг резко остановился посреди дороги. Кто-то, шедший сзади, толкнул меня. «Почему?» – задал я себе вопрос и боялся ответить на него, потому что ответ был прост, ответ был вполне очевиден. На это нет причин. Все просто. Настолько просто…

Я чуть не засмеялся во весь голос, стоя на тротуаре. Хотя улыбка все же озарила мое лицо. Прохожие косо поглядывали на меня. «Ведь это просто, – думал я, все-таки сдвинувшись с места и медленно идя вперед, – так просто!» Я ведь все знаю о ней, абсолютно все. Например, телефон, номер телефона – теперь я четко помнил его. Память будущего была во мне, и я мог легко пользоваться ею. Это, кстати, тоже было интересно – будущая память иногда появлялась потом, когда я возвращался в настоящее, но… Бог с ним – сейчас не о том.

Позвонить ей? Взять и позвонить ей. Нет, зачем? Это долго, и я не хочу говорить с ней вот так, через холодную трубку грязного уличного автомата. Нет. Ведь все равно это кончится одним – я все равно поеду к ней. Так какая разница? Лучше сразу, конечно, сразу. Прямо сейчас. Да, я поеду к ней.

Я улыбался, я ускорил шаг. Теперь я шел к ней.

Сначала на метро. Не слишком долго. Всего несколько станций. Потом от метро знакомой дорогой по переулкам между домами. Сколько раз я ходил здесь! Сколько? Ни разу… Я смотрел вокруг и знал, что никогда не был здесь. Но все было знакомо, эта дорога… Что это? Я ведь в настоящем, я не нахожусь внутри себя, который знает что-то еще. Сейчас я и есть я. Но я также узнаю то, чего никогда не видел. Что это? Впрочем, какая разница? Не все ли равно? Главное, я иду к ней. Я иду к ней!

Так, еще один переулок… Вот! Этот дом. Подъезд… Сколько раз мы стояли с ней здесь. Целовались… Как давно это было! Как ясно я вижу это. Лестница. В ее доме нет лифта. Дом старый. Она живет невысоко, всего третий этаж.

Я поднялся по лестнице, подошел и встал перед дверью. Страшно. Почему? Ведь это она. А если ее нет дома? Ничего, я подожду. Я буду ждать сколько надо здесь, на лестнице, пока она не придет, пока я не увижу ее. Ничего. Я поднял руку и нажал звонок.

Какие-то голоса за дверью, шаги. А что, если она не узнает меня? Не узнает? Но… А как она может узнать меня, ведь мы незнакомы, я ни разу не видел ее, и она ни разу не видела меня.

Щелкнул замок, потом еще раз, и дверь открылась. Она стояла на пороге.

Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга. Она – несколько удивленно и выжидающе, я – не знаю как. Потом я прервал молчание:

– Привет, – сказал я.

– Привет, – удивленно произнесла она, явно не узнавая меня. У нее был такой вид, как если бы незнакомый человек поздоровался с ней и завел дружескую беседу. Впрочем, так оно и было.

Я смотрел на нее, не зная, что сказать. Тысячи мыслей метались в голове: что сказать сначала, что потом? Что вообще говорить, а чего не стоит? Пауза тянулась, нужно было сказать хоть что-то, и я уже открыл рот и почти начал произносить первое слово, как вдруг за ее спиной в коридоре перед дверью показалась маленькая девочка лет трех-четырех.

– Мама, там у меня фломастер совсем не рисует, – немного картаво произнесла девочка.

– Подожди, – обернувшись к ней, сказала она, – я сейчас, – и потом, снова глядя на меня: – Что вы хотели?

– Я…

– Кто там? – в конце коридора появился мужчина в майке, спортивных штанах и тапочках на босу ногу. Он был чуть старше меня, но достаточно молодой, чтобы…

– Так что вы хотели? – снова спросила она.

«У нее не было брата», – лихорадочно соображал я.

– Пап, – сказала девочка, обращаясь к мужчине, – у меня там фломастер не рисует. Я маме говорю, а она…

А она уже довольно напряженно смотрела на меня, потому что я стоял и молчал, лишь глядя на эту девочку и на мужчину в майке.

– Я… – все же начал я говорить. – М-м-м… Вам не нужно средство для похудения? – вдруг произнес я неожиданно даже для самого себя.

Ее лицо сразу стало спокойным и приветливым. Мне показалось, что она даже чуть вздохнула облегченно.

– Нет, – улыбнувшись, ответила она, – спасибо, мне не нужно. Извините.

Она еще раз вежливо улыбнулась и потом осторожно закрыла дверь. Я слышал ее удаляющиеся шаги и голос, как она что-то сказала мужу.

Я стоял перед закрытой дверью, застыв и не в силах шевельнуться. Все было ясно, говорить нечего, все просто. И когда я смирился с пониманием этого, то повернулся и ушел.

Я шел по улице, почти не замечая ничего вокруг, лишь глядя перед собой, лишь пытаясь быть в этом мире. Будущее? Черт бы побрал это будущее! Мне больше совсем не хотелось бывать в будущем.

Когда я, наконец, вернулся домой, зайдя предварительно в магазин и купив там все, что было нужно, Леночка долго возмущалась и спрашивала меня, где это я ходил столько времени?

– Нигде, – ответил я, ушел в комнату и закрыл дверь.

* * *

На следующий день мы ждали гостей. Леночка доделывала какие-то салаты и накрывала на стол. Я помогал ей, чем мог. Первыми пришли Сергей Степанович и его жена. Она оказалась довольно миловидной женщиной. Он представил нам ее. Потом они поздравляли Леночку. Все улыбались, я тоже, хотя несколько напряженно поглядывал на Светлану, жену Сергея Степановича. Слово «жена» вызывало во мне какое-то тяжелое чувство после того, что произошло вчера. «Это его жена, – думал я. – Она его, а не…» Черт! Кто мешает мне жениться, скажем, на Леночке? Нет, дело не в этом, совсем не в этом… Я знал номер ее телефона. «Может, позвонить и позвать ее сейчас? – думал я. – Пусть с мужем, даже с дочкой…» Нет! Нет, нет, нет, нет. Все! Нужно забыть это, не думать об этом. Все прошло, кончилось, ушло. Я усмехался про себя. Как может пройти и кончиться то, чего никогда не было?

– Ну как, вы все прочитали? – спросил меня Сергей Степанович, когда женщины ушли на кухню и мы остались одни.

– Да, – сказал я. – Но, честно говоря, мало что понял. Просто не было времени разбираться подробно.

– Но хоть что-то вы поняли?

– Ну, может быть, – я стал рассказывать, как мне показалась его работа, впрочем довольно общими фразами. Он требовал ответа, а я не знал, что сказать. К тому же я был рассеян и подавлен – мои мысли и чувства занимало совсем другое, хотя я и старался изо всех сил выкинуть это другое из них. В общем, меня тяготил этот разговор, и я был рад, когда в дверь позвонили и пришли новые гости.

Мы все курили на лестничной площадке – решено было пока не дымить в доме. В общей компании Сергей Степанович уже не приставал ко мне с расспросами. Все говорили на разные ничего не значащие темы, смеялись. Потом Леночка сказала, что пора, и все пошли за стол.

Так получилось, что мы с Сергеем Степановичем сели напротив друг друга, Леночка сидела далеко, во главе стола ближе к двери. Произносились тосты, поздравления Леночке, я обнаружил, что мне удобно чокаться с Сергеем Степановичем напротив, чему был, пожалуй, рад – практически со всеми остальными гостями я познакомился только сегодня. После очередного тоста вдруг раздался звонок в дверь.

– Кто это, интересно? – между прочим поинтересовался я.

– Это, наверно, Миша, – сказала Леночка. – Опаздывает.

Она встала и пошла открывать дверь. Я решил, что мне лень и вообще я тут почти ни при чем, и остался сидеть за столом. Когда дверь открылась, в прихожей послышались радостные возгласы, поздравления. Действительно, пришел Миша. Он был не один. Они там долго шумели, а потом Леночка провела их к столу. Меня не слишком интересовал приход Миши, и я как-то даже не сразу посмотрел на них, занятый уж и не помню чем. Но потом, когда из праздного любопытства все же бросил взгляд в их сторону, я увидел… О Господи! Я увидел Ее.

Хорошо, что стул был со спинкой, иначе я непременно упал бы с него. Я застыл, не в силах ни двинуться, ни сказать что-либо, даже дышать. Мое сердце не билось, я перестал вращать электроны в своих атомах – все замерло во мне. Это было похоже на кару небесную. Когда молния вырывается из облаков и пронзает, и тебя уже нет, просто нет, и все.

Это была Она, та из будущего, которая принесла мне письмо от Леночки и которую я так уговаривал остаться. Это была Она. Она!

«Будущее преследует меня!» – возникла во мне мысль. Словно призраки встают из могилы и начинают проходить сквозь стены и идут, идут за тобой. Наверно, я все-таки прогневал Бога Времени.

Но нужно было стирать с лица выражение смертельного удивления.

– Привет, – сказал всем Миша, расплывшись масляной улыбкой. – Знакомьтесь, это моя жена, Ольга.

Я улыбнулся, сделав над собой дикое усилие, и закрутил электронами – что еще оставалось?

Они прошли и сели на том краю стола, к тому же на моей стороне. Я почти не видел Ее, только если наклониться вперед или назад. Но, конечно, я не делал этого. «Опять будущее! Опять жена», – в ужасе думал я, сидя над тарелкой. Хотя на самом деле я всегда знал это. Еще тогда, когда вернулся из своего первого путешествия в будущее, где встретил Ее, я вспомнил, своей будущей памятью я вспомнил о Ней. Да, я знал, что Она жена Миши, и это, конечно, не обрадовало меня. Но тогда я был с Ней недолго и сейчас уже почти забыл об этом. Но теперь… теперь, когда снова увидел Ее…

– Что с вами? – спросил сидящий напротив Сергей Степанович. – У вас было такое лицо, когда они вошли.

– Я уже видел ее, – не зная, что еще сказать, да и не находя причин скрывать это, честно признался я. – Догадываетесь где?

Он кивнул.

– Впереди, – уточнил я.

Он снова кивнул.

– Вы не рассказывали мне об этом, – сказал он.

Я посмотрел на других гостей, сидящих рядом – они явно слышали наш разговор.

– На самом деле рассказывал, – ответил я, – просто не уточнял. И потом, какая разница? – я улыбнулся. – Давайте лучше выпьем.

Он хмуро посмотрел на меня, видимо догадываясь, что все не так просто. Пожалуй, он уже неплохо знал меня, в чем я сам помог ему своими рассказами, делясь с ним своими впечатлениями и ощущениями. Ладно, Бог с ним. Я взял бутылку и налил окружающим и себе. Миша как раз начал говорить тост, поздравляя Леночку. Леночка сияла в своей роли именинницы.

«Чертовы повороты, – думал я. – Какие странные повороты! Я залез в странные сферы и теперь получаю странные повороты». Несказанно. Нежданно. Что-то сдвинулось. Или я попал на излом, словно на двух сторонах расходящейся пропасти. Конечно. Я сам вызвал это землетрясение, и теперь земля расходится подо мной. Миры и времена вращаются, я попал между их жерновов. Они раздавят меня или зацепят и разорвут в разные стороны. И не в две, а в гораздо большее, в бесконечное количество сторон. Я буду сжат и разорван. Одновременно смят и разорван на части.

Веселье вокруг набирало силу. Все понемногу пьянели и начинали вести себя несколько свободнее. Становилось шумно. Но я почти не слышал и не воспринимал окружающего, сидел, тупо глядя перед собой, и лишь улыбался через силу, когда кто-нибудь обращал внимание на меня.

Еще час назад я был убит потерей, я не знал, куда деваться от этого и как справиться с утратой той, которая была моей женой в будущем (Была в будущем? Хм…). Это приносило дикую, смертельную тоску и боль, боль. Но теперь пришла Она. И что же? Я раздавлен. Нет, из меня не вынули душу, в меня вбили душу, как осиновый кол. Два кола сразу! Камень с души? Все скалы мира на душе. Как же скинуть их? Как справиться с этим? Почему?

«Интересно, – думал я, сидя за столом в шумной компании, – я потерял одну и сразу обрел другую». Обрел? Я почти вслух усмехнулся на эту мысль. Обрел… Я потерял Ее, еще даже не зная Ее. Нам никогда не быть вместе. Никогда? Но ведь…

Я вдруг подумал о будущем. Она пришла ко мне с каким-то письмом. От Леночки! Что это значит? Я помнил, что тогда все было не так, совсем не так. Я не ощущал Ее как жену другого. Тогда Она не была ею? Что это? Опять сюрпризы ветвей времени? Но нет. Я вдруг явственно осознал это. Нет. Это был чуть ли не единственный случай, когда я попал в будущем в себя, именно в себя. Как-то я совсем забыл об этом, вернее тогда, попав в будущее в первый раз, еще не обращал внимание на такие вещи. Но в любом случае совершенно точно, что тогда это был я, настоящий, теперешний я. Это не была ветвь времени, это было действительное правильное будущее моей сегодняшней жизни. И значит… значит, это все будет. Совершенно точно произойдет, потому что… Не знаю почему – нельзя сказать про будущее, что оно уже было, что это история. Судьба? Кто знает? Сейчас я не хотел думать об этом, собственно, это было не так важно, главное, что тот момент будущего, в котором мы были вместе тогда, он… Он еще случится, он ждет меня, и я не пройду мимо него. Нет.

Но как все же такое может быть? Письмо от Леночки, причем у Нее, и Она приходит ко мне, и Она свободна. Как? А может, отправиться в будущее и посмотреть? Лопнуть, а найти эту ветвь, свое время. А?

Не-ет… Я улыбался. Будущее? Ну уж нет. Только не в будущее. Хватит с меня будущего! Хватит… Пожалуй, теперь я забуду дорогу в будущее. Хм. Как забавно это звучит: забыть дорогу в будущее.

Я улыбался и вдруг понял, что улыбаюсь не только в мыслях, но и на самом деле – я поймал себя на этом. Мои губы были растянуты в улыбке, Сергей Степанович тревожно смотрел на меня.

– Что происходит? – тихо спросил он.

– Нет, – продолжая улыбаться, ответил я, – ничего. Все в порядке. Вы можете забыть дорогу в будущее?

– М-м-м… – протянул он, бросив быстрый взгляд по сторонам.

– А я могу, – улыбался я. – Выпьем?

Потом мы пошли курить. На лестнице Сергей Степанович пытался допросить меня, узнать причины моего странного поведения, но я отшучивался и ничего не рассказывал ему. Мне вдруг стало легко. Я сам удивлялся этому, но, пожалуй, это был просто еще один резкий поворот, всего лишь еще один резкий поворот – только и всего, я уже привык к ним за сегодня. «Забыть дорогу в будущее, – повторял я про себя и смеялся, радуясь непонятно чему. – Забыть дорогу в будущее».

Гости разбредались, путешествуя от стола на лестницу, с лестницы к столу. Теперь уже примерно по половине их было и там и тут. Состав постоянно менялся, но почти не изменяя количество присутствия.

Я долго стоял на лестнице, хихикая с Леночкиными подружками. Таня и Марина – так, кажется, их звали. Я рассказывал им какие-то смешные истории, они тоже что-то рассказывали. Насколько я помню, мы все время смеялись. Они работали медсестрами в той же больнице. Мне было, в общем-то, все равно, с кем говорить, главное о чем-то отвлеченном – я хотел отвлечься от всего. Но в какой-то момент вдруг понял, что ухлестываю за ними, причем сразу за двумя – как-то это само получилось. Я подивился такой своей распущенности и переменчивости, впрочем тут же забыл об этом – еще один резкий поворот – подумаешь. Потом пришел Миша и стал звать всех к столу, говоря, что для чего-то очень важного. В конце концов «важное» оказалось просто очередным и даже не слишком оригинальным тостом. Но Миша тем самым собрал всех. Не знаю, зачем ему это было нужно, но теперь все опять сидели за столом.

Таня и Марина сидели правее напротив меня и в доме, при ярком освещении вместо тусклой лампочки на лестнице, выглядели как-то иначе. Пожалуй, там они были привлекательнее, а здесь мне казалось, что это вообще не они, тем более и они здесь даже не смотрели в мою сторону. Леночка о чем-то говорила с женой Сергея Степановича. Сергей Степанович скучал, несколько пьяно глядя по сторонам. Зато я теперь понял, почему так долго торчал на лестнице. Не из-за Тани с Мариной. Просто Она не курила. Она сидела здесь, и мне было легче не находиться с Ней в одной комнате.

Миша начал рассказывать какую-то историю про своих друзей, как они весело проводили время. Мне было совершенно не интересно, курить я уже не хотел, есть и пить тоже. Я смотрел на скучающего Сергея Степановича и тоже начал скучать.

– Значит, в среду понесете ваш труд профессору? – спросил я, чтобы как-то развеять нашу общую скуку.

– Нет, – сказал он, – в четверг.

– Угу, – я понимающе кивнул.

Он молчал. Миша все рассказывал свою историю, Таня и Марина хихикали на его слова. Я скучал.

– Может, выпьем? – спросил я Сергея Степановича.

– Нет, – он помотал головой, – я пока не буду.

– А курить?

– Потом, – сказал он, – не сейчас.

Я вздохнул. Одному пить и курить было скучно, остальные были заняты разговорами. Миша нес уже, по-моему, полную околесицу, окружающие смеялись. Ее я не видел из-за Миши, чему, признаться, был даже рад. Я не смотрел в Ее сторону – я боялся смотреть в Ее сторону.

Миша стал спрашивать что-то у Сергея Степановича, что-то вспоминал, тот отвечал ему. Потом они подняли тост. Миша позвал Леночку на их край стола, Леночка бросила жену Сергея Степановича и ушла к ним. Они там веселились, я чувствовал себя выпавшим из общего веселья, мне было скучно. Хотя, в принципе, я был не прочь присоединиться к ним, но они говорили про машины и шмотки. Я скучал. Скучал…

– Ладно, – сказал я Сергею Степановичу, – пожалуй, пришло время попутешествовать.

Он покачал головой.

– Нет, – сказал он, – не нужно.

– Почему? – удивился я.

– Ну, вы ведь все-таки в компании.

– Ничего, это ненадолго.

– Не надо, – сказал он, – вы же пили.

– Неважно, – я подмигнул ему. – Совсем немного.

Он снова покачал головой, на этот раз укоризненно.

– Не надо, – повторил он.

Я усмехнулся в ответ. Потом опустил голову и ушел во время.

* * *

В истерзанном ветром, покрытом серыми тучами пространстве – капли дождя. Легкая изморось, которой, кажется, стал сам воздух. Она не падает сверху, она не падает вниз, она просто есть и висит над землей. Мы идем под зонтом.

– А еще вчера надо было к подруге съездить, – говорит она. – У нее свадьба скоро, и она себе платье шьет – нужно было помочь.

– Ничего, – сказал я. – Хорошо, хоть сегодня ты освободилась.

Мы открываем дверь и заходим.

– Уф! – она поправляет прическу. – Ну и погода!

Очередь за билетами. Потом мы идем по небольшому коридору.

– Давно хотела сюда сходить, – говорит она. – Я бы все равно сегодня приехала, даже если бы какие-нибудь дела были – сегодня ведь последний день.

– Да?

Тишина. Фотографии на стенах. Мы ходим от одной к другой. Фотографии разные.

– Про эту выставку много писали, – тихо говорит она мне. – Тут самые известные фотографы.

Я киваю, глядя на изображение цветов под гусеницами танка.

Мы ходим среди фотографий. Долго.

– Вообще-то, так себе, – говорит она, когда мы вышли на улицу. – Я ожидала большего. Про нее столько писали, а оказалось…

Изморось все еще висит в воздухе, я раскрываю зонт.

– Мы сейчас куда?

– В кино? В кафе? – предлагаю я.

– Нет, – она морщит носик. – Что-то надоело уже по общественным местам ходить.

– Тогда поехали ко мне домой.

– Поехали.

В шумном метро толпа вокруг. Мы стоим совсем близко, и она рассказывает мне что-то о своей работе. Я киваю, улыбаюсь. Потом снова под изморосью от метро к дому.

Когда мы заходим ко мне домой, приятно снять с себя мокрые куртку и ботинки, приятно снять с себя все. Потом, лежа в постели, она шепчет, уткнувшись в мое плечо:

– Ты не думаешь обо мне плохо? Что я так… со всеми?

– Нет, – отвечаю я.

* * *

Когда я вернулся, все было так же: мы сидели за столом. Я лишь заметил Леночкин взгляд. Похоже, она видела и поняла то, что я делал. Она недовольно смотрела на меня. Я улыбнулся ей, она отвернулась.

– Хм, – пожал я плечами и наполнил рюмки Сергея Степановича и свою. – Давайте?

Я чокнулся с ним и выпил. Он недовольно вздохнул, но тоже выпил.

– Что вы вздыхаете? – спросил я.

– Зря вы, – сказал он. – Нехорошо.

– Почему?

И вопрос застрял у меня в горле. Боковым зрением я вдруг заметил необычное движение и сначала сделал предположение, а потом и убедился в этом, повернув голову: Она встала и вышла. Она встала и вышла! Она теперь была одна там, на лестнице, куда Она пошла. Я выждал положенное по этикету время, чтобы не вызывать подозрений, хотя, наверно, чуть меньше, потом сказал нарочито равнодушно:

– Ладно, пойду курить.

И, не дожидаясь ответа, боясь, как бы Сергей Степанович не увязался за мной, быстро встал и вышел.

Она стояла на лестнице, сигарета дымилась в Ее руке. Я сделал вид, что случайно встретил Ее, и, глупо улыбнувшись, спросил:

– Ты все-таки куришь?

– Нет, – сказала Она, – почти нет.

– Почти? – я опять глупо улыбнулся, чувствуя себя идиотом. Пожалуй, разговор с Таней и Мариной несколько оглупил меня. Нужно было что-то делать с этим. Я задумался и перестал знать, о чем говорить. Все казалось глупым и мелким, не стоящим слов, которые можно сказать ей, Ей.

Я закурил и вспомнил, что тогда, в будущем, слова так же казались глупыми для меня. «А может, взять и рассказать Ей все?» – подумал я. Но тут же ответил сам себе: «Там в комнате сидит Ее муж – что ты хочешь от Нее?» Я молчал, занятый дурацким диалогом внутри и не произнося ни слова вслух.

– Вы здесь живете? – спросила Она.

– Да, – ответил я, стараясь говорить спокойнее.

– Я тоже раньше жила здесь недалеко, – и Она начала рассказывать где.

Я знал, что у Нее ребенок, которому два года.

– На месте этого дома раньше был лес, – сказала Она.

– Да, я знаю, – ответил я. – Как-то мы были тут с друзьями.

Мне хотелось сказать, что если бы я тогда знал, что Она где-то рядом, я нашел бы, разыскал Ее, и… Но я, конечно, не сказал этого.

– Тогда я даже не думал, что буду здесь жить, – вместо этого произнес я. – Хотя, наверно, проходил и по этому месту, где сейчас мой дом.

Я улыбнулся, Она тоже. Я смотрел, как сигарета догорает в Ее руке.

– На одном месте в разное время, – проговорила Она. – Наверно, еще более странно было бы оказаться на той же высоте, на которой мы стоим сейчас.

– Да, – снова улыбнулся я. – Это было бы ужасно. Как у Уэллса в «Машине времени», когда он попал под землю. Хотя, – поправился я, – это, пожалуй, наоборот.

– Мне больше нравится другое, – начала говорить Она.

Но тут дверь открылась, и на лестницу вышли Миша и Леночка. Нет, они не вышли, они вывалились из квартиры. Это было именно так: оба широко улыбались, Миша обнимал Леночку за талию, Леночка была довольно сильно пьяна.

– Что это вы тут делаете? – пьяно посмотрев на нас, произнесла Леночка. – Целуетесь? Да?

Я не ответил. Миша улыбнулся еще шире.

– Да ладно тебе, – сказал он ей, достал сигареты, и они закурили.

Она молчала, стоя передо мной, потом выбросила догоревшую сигарету и ушла в дом. Леночка проводила Ее каким-то насмешливо презрительным взглядом и повернулась ко мне.

– Ну что, – с вызовом спросила она, – развлекаешься?

– Ты о чем? – я почему-то был трезвый, по крайней мере в сравнении с ними уж точно.

– Думаешь, я не видела, чем ты там занимался?

– Где?

– Где, – ехидно передразнила она. – У меня день рождения, а ты шляешься неизвестно где.

– А, ты об этом, – наконец понял я, что Леночка говорит о моем недавнем перемещении. – Я кому-нибудь помешал?

– Да, – злобно выдохнула она в пьяном угаре. – Мне.

Миша, до этого молча наблюдавший наш диалог, пришел в движение при этих словах.

– Да ладно, – весело произнес он, повернувшись к Леночке, – хватит вам, праздник ведь сегодня. Ты именинница, все тебя любят.

Леночка посмотрела на него и широко улыбнулась, снова став весело, а не зло пьяной.

– У меня там пирог еще, – немного заплетающимся языком произнесла она. Потом вдруг встрепенулась, оглянувшись на дверь. – А где Таня с Мариной? Чего они там с Сергеем Степановичем делают?

Она сорвалась с места, выбросив наполовину выкуренную сигарету, и направилась в дом.

– Ты куда? – улыбаясь, пытался остановить ее Миша.

– Подожди, – отмахнулась она. – Сейчас.

И ушла. Мы остались вдвоем с Мишей. Некоторое время стояли молча, курили. Потом он с какой-то странной улыбкой спросил:

– Слушай, мне тут Лена говорила… Ты чего, правда, что ли?

– Что?

– Ну, это…

Я вопросительно смотрел на него.

– Она говорит… Какая-то машина времени… У тебя… в голове, что ли? – проговорил он все с той же улыбочкой.

– Да? – не отвечая на вопрос, произнес я.

«Разболтала, надо же!» – подумал я. Хотя, конечно, это не военная тайна – почему бы и не рассказать кому-нибудь. Но с другой стороны… Черт! Нужно что-то отвечать. Я думал, как быть. Подтвердить ее слова или отрицать, превратить все в шутку?

– А ты сам-то как думаешь? – поинтересовался я.

– Да черт его знает! Не знаю. Сначала, конечно, не поверил, но она говорит, что точно. Серега сделал и тебе поставил. Я ведь сам тебя возил сначала к нему в больницу, а потом обратно.

– Да, – согласился я, – возил.

Он смотрел, ожидая моих следующих слов, но я сделал вид, что очень занят курением.

– Ну и чего? – не выдержал он. – Что, правда, что ли?

– Ну-у, – протянул я и, понимая, что отпираться или отрицать было бы бесполезно и глупо, просто ответил: – Да.

– Ух ты! – выдохнул Миша, глядя на меня широко раскрытыми глазами. – Вот это да!

– Ты только не говори никому, – сказал я, чувствуя, что теперь эта история пойдет гулять по всем Мишиным друзьям и знакомым, коих море. – Не надо пока.

Миша смотрел на меня хитрыми и одновременно удивленными глазами.

– Не, чего, правда, что ли? Ну, серьезно?

Я пожал плечами в смысле «я ведь уже сказал».

Миша покачал головой.

– Ну вы даете! – произнес он и затянулся сигаретой.

– И чего, прям машина времени? – выпустив дым, сказал он.

– Да, – просто ответил я.

– Прямо у тебя в голове?

Я сделал выражение «да, так получилось».

– А почему в голове-то? – увлекался наукой Миша.

– Ну-у, – протянул я, пытаясь придумать, как бы сказать попроще.

– И чего, прям во время? В будущее, там, в прошлое? – он явно тянулся к знаниям.

– Да, – кивнул я.

Он помотал головой.

– Не, чего, правда, что ли? – все никак не мог поверить Миша.

В принципе, я понимал его – я сам тогда никак не мог поверить. Впрочем, сейчас я не стремился к тому, чтобы он верил мне, но все равно кивнул. Он смотрел на меня с удивлением и еще с уважением – похоже, я сильно вырос в его глазах.

– Она, случайно, не за столом это рассказывала? – поинтересовался я.

– Нет, только мне.

«Когда это она успела?» – подумал я.

– Хорошо, – серьезно произнес Миша, – я никому не скажу. Но если вы пошутили…

– Да ладно, – улыбнулся я, – какая разница?

– Ну как же?..

Тут дверь открылась, и вышла Леночка, ведя за собой Таню и Марину. Они смеялись, достали сигареты и стали курить, продолжая начатый ранее разговор про свои больничные дела. Я молча стоял рядом с ними, докуривая. Миша все поглядывал на меня каким-то странным взглядом. Наверно, теперь я был для него этаким инопланетянином с машинкой в голове. Хотя его можно было понять. «Ну и черт с ним», – подумал я, потом выбросил сигарету, чувствуя себя слишком трезвым в общей компании, и ушел в дом.

Там было довольно тихо – самые шумные гости остались на лестнице. Стол был похож на поле боя после сражения – перерытое снарядами и развороченное гусеницами танков. Сергей Степанович о чем-то разговаривал с Ней, кажется на какие-то общие темы. Я взял бутылку и подсел к ним. Легкая дрожь внутри от присутствия Ее рядом, ощущение собственной отчужденности, словно я чужой здесь, не такой, как все. Я решил, что стоит выпить – может быть, алкоголь поможет мне? В общем, я взял бутылку и налил Ей и Сергею Степановичу.

– За знакомство, – сказал я, глядя на Нее, и выпил.

– За знакомство, говорите? – чуть усмехнулся Сергей Степанович, но тоже выпил.

Она лишь пригубила.

– Да, – сказал я. – Мы ведь только сегодня познакомились, – обратился я к Ней. Она пожала плечами.

Сергей Степанович снова усмехнулся, глядя на нас.

– Чего вы смеетесь? – весело спросил я. – Что я такого сказал?

– Нет, ничего, – ответил он. – А вообще, не могу себя представить на вашем месте, когда в первый раз видишь человека не в первый раз.

– Вы сами-то поняли, что сказали? – улыбался я. – Первый раз не в первый раз.

– Вы тоже поняли, – загадочно произнес он.

– Ну-у, – неопределенно протянул я.

– Вы о чем? – спросила Она.

– Мы? – я решил перенять загадочность у Сергея Степановича. – Мы тайные агенты потустороннего ведомства, несущие службу в рядах Ордена Тьмы.

– Да ладно вам, – улыбнулась Она.

Сергей Степанович укоризненно покачал головой.

– А вы вместе работаете? – спросила Она.

– Нет, – сказал Сергей Степанович, – я в больнице работаю.

– Я знаю, – кивнула Она ему. – Я ведь у вас была. Только вас, – обращаясь уже ко мне, – я там не видела.

– Конечно, – ответил я, – я там не работаю. Правда, последнее время стал часто заезжать. Только не из-за болезни, – я улыбнулся. – Просто мы пытаемся кое-что сделать. Ну… и делаем.

– Получается?

Мы с Сергеем Степановичем кивнули одновременно.

– В общем, да, – сказал я. – Вот за это давайте и выпьем.

Я снова наполнил рюмки.

– За знакомство, – сказал я.

Сергей Степанович недовольно посмотрел на меня. Я улыбнулся и выпил. Она тоже тихо улыбалась.

– Очень мрачный человек Сергей Степанович, – сказал я. – Но ему можно – он при этом очень умный.

– Чем же занимается этот ваш Орден? – спросила Она.

– О! – я сделал большие глаза. – Мы пронзаем время тысячами огненных стрел, нанизываем года на звездные нити и разрубаем столетия сверкающим мечом передовых технологий.

– Ну, насчет технологий это уж вы зря, – пробурчал Сергей Степанович, потом встал и ушел на лестницу.

– Бу-бу-бу, – сказал я ему вслед. – Он, вообще-то, хороший, только сегодня что-то не в духе.

Мы были с Ней одни. Жена Сергея Степановича еще раньше ушла на кухню, и теперь оттуда раздавался шум воды, льющейся из крана, и легкое позвякивание посуды. «Интересно, что она там делает?» – подумал я, но тут же забыл об этом.

– А ты где работаешь? – сказал я. Хотя не имело смысла спрашивать – я и так знал ответ, но просто ничего умнее стандартных вопросов не приходило в голову.

– Я не работаю, – вздохнув, ответила Она. – Дома с ребенком сижу.

– Наверно, хорошо, когда есть свободное время?

– Нет, – Она улыбнулась. – Совсем никакого свободного времени. Постоянно какие-то дела по дому. Даже книжку почитать некогда.

– Рыцарский роман? – улыбнулся я, вспомнив это из моей будущей памяти.

– Да, – с улыбкой произнесла Она. – У подруги случайно увидела и взяла почитать. С детства люблю рыцарские романы. А откуда ты знаешь?

– Я? М-м-м… – я в замешательстве опустил взгляд. – Так, показалось просто.

– Вообще, надоело дома сидеть, – проговорила Она, не заметив или не обратив внимание на мое замешательство, – хочу куда-нибудь работать пойти. Вот только ребенок подрастет немного.

– Если на работу пойти, то опять захочется дома сидеть.

– Вряд ли. Хотя… – Она улыбнулась, – может быть. Всегда хочешь то, чего нет.

– Тогда лучше оставлять все как есть и не делать, что хочешь.

– Ну, желание без исполнения…

– Что шлем без рыцаря? – подсказал я.

– Да. Что рыцарь без головы, – улыбнулась Она. – Кстати, о желании. Я все смотрю вон на те конфеты, – Она показала на открытую коробку конфет, стоящую на другом краю стола.

– Что на них смотреть? Их надо есть, – я встал и принес Ей коробку.

– Вот, – сказала Она. – По мне, так лучше салаты делать из конфет, а не из овощей. Я ужасная сластена.

Она взяла одну конфету. Я улыбался.

– Твой рыцарь обрел голову? – спросил я.

– Что?

– Ну, желание получило исполнение?

– А, да.

– В следующий раз, когда придешь, будет тебе салат из конфет.

– Я редко в гости хожу, – сказала Она серьезно и, как мне показалось, даже грустно, – к подруге только и… – Она замолчала.

– Да? А почему?

Она хотела ответить, но тут дверь открылась и в комнату вошла шумная компания.

– Опять они вдвоем, – сказала Леночка, увидев нас. – А где Светлана? – спросила она про жену Сергея Степановича.

– Она на кухне, – ответил я. – Ты бы сходила туда, похоже, она там посуду моет.

– А сам ты не можешь? – съехидничала Леночка. – Ладно. Сейчас чай пить будем, – громко сказала она всем.

– Давайте тогда со стола убирать, – сказала Таня.

– Я помогу, – сказала Марина.

Работа закипела. Я не стал смотреть на это, встал и ушел на лестницу.

Там было тихо и как-то пусто. Я стоял и курил. Странно, но алкоголь почти не действовал на меня, я был почти трезв. Что-то творилось в душе, но то, что заполняло ее, не получалось определить, оно лишь давало знать о себе желанием чего-то, но так же не определяя чего.

Потом на лестницу вышла Она. Она не стала курить. Мы молча стояли некоторое время. Потом я подошел и обнял Ее.

– Мой рыцарь без головы, – сказал я.

Она молчала, лишь глядя куда-то за моим плечом. Я притянул Ее к себе и поцеловал. Она стояла тихо, Она закрывала глаза в тусклом свете на лестнице.

Затем вышел Сергей Степанович. Мы уже стояли просто рядом, не обнимаясь.

– Идите, – сказал он, – там чай готов.

– Да? – рассеянно отозвался я. – Пойдем? – сказал я Ей и посторонился, пропуская Ее.

Потом стало поздно, и гости собрались уходить. Миша обещал подвезти всех на машине, но Сергей Степанович отказался, уже и не помню почему, сказал, что они поедут позже. Таня и Марина весело собирались, они вместе с Ней и с Мишей так и прощались с нами, вчетвером столпившись у двери. Я смотрел на Нее, но Она даже не взглянула в мою сторону.

Потом они ушли. Стало тихо, дом опустел. Жена Сергея Степановича помогала Леночке на кухне, а он укладывал в сумку свою папку, которую я вернул ему.

– Кто же она все-таки такая? – спросил он между прочим.

– Она? – притворился я, что не понял. – Жена Миши?

– Вы ведь сказали, что уже встречались с ней в будущем.

– Встречался? – я чуть улыбнулся. – Согласитесь, что странно говорить о будущем в прошедшем времени?

– Да, – сказал он. – Ладно, не хотите, не говорите.

Я не говорил.

Потом мы опять пили чай в уже наполовину убранном доме – Леночка и Светлана убрались пока наспех. Было поздно, ночь, но до закрытия метро оставалась еще уйма времени – Сергей Степанович не спешил. Я взял бутылку и предложил сначала женщинам, они отказались, тогда налил Сергею Степановичу и себе.

– С днем рождения, – подняв рюмку, улыбнулся я Леночке.

Она зло глянула на меня и ничего не ответила. Я решил не обращать внимания и просто выпил.

– Весь праздник мне испортил, – проговорила Леночка.

– Я? Чем же?

– Чем, – передразнила меня Леночка. – Сергей Степанович, вы видели, чем он за столом занимался?

– Видел, – признался он.

Я так понял, что они говорят о моем перемещении.

– Если видели, почему же не остановили? – неожиданно накинулась на него Леночка.

– Как же я его остановлю? – развел руками Сергей Степанович.

– Как же, – снова дразнилась Леночка. – У меня день рождения, а он шляется непонятно где. Еще неизвестно, чем он там занимался.

Если б она знала, как она права! Но я, конечно, не стал сообщать об этом, тихо сидел и слушал, как они говорили обо мне словно о каком-нибудь неодушевленном предмете.

– А что я могу сделать? – на горе себе вставил Сергей Степанович. И кто его за язык тянул?

– Что сделать? – сразу вцепилась в него Леночка. – Вы уже сделали! Вы из него черт-ти что сделали! Кто вообще разрешил вам людей уродовать? Что это за опыты на живом человеке?

– Лена, – решил я вступиться за Сергея Степановича, – держи себя в руках.

Но она даже не подумала последовать моему совету. Я лишь вызвал огонь на себя. Леночка так и сделала – перевела этот свой огонь на меня.

– А ты! – почти выкрикнула она. – Ты думаешь, что если я тебя один раз толкнула случайно и из-за этого тебе операцию делали, то можно теперь издеваться надо мной?

Нужно было как-то реагировать, но я не знал, что ответить, просто не понимая причин Леночкиного бешенства. И тогда я открыл рот и, совершенно не подумавши, ляпнул:

– Так операцию вовсе не из-за этого делали.

Сергей Степанович расширил глаза, показывая тем самым, что я сказал очень неправильную вещь, которую совсем нельзя было говорить. Но было поздно – слова уже сорвались с языка. Леночка не замедлила отреагировать.

– Что? – не на шутку удивилась она. – Как не из-за этого?

И тут я понял, что она до сих пор считает себя виноватой и только теперь узнала, как ее обманули. Да, действительно, неправильность моих слов была вселенски огромна.

– Ну-у, – протянул я, соображая, как же теперь выпутаться.

– Значит, вы меня обманули? – негромко, но очень эмоционально прошипела Леночка, глядя на меня и Сергея Степановича. Тот сделал праведно испуганное лицо. – Так, значит? А я-то…

Мне показалось, что она сейчас заплачет. Но она не заплакала.

– Значит, вы все это специально подстроили и все время обманывали меня? – с неприкрытой злобой обратилась она к Сергею Степановичу.

«Лучше бы она заплакала», – подумал я.

– Да я… – промямлил Сергей Степанович, пытаясь оправдаться.

– Вы мне должны, – вдруг тише, но твердо и с нажимом произнесла она. – Помните, что вы мне обещали?

Сергей Степанович был ни жив ни мертв.

– Что это тебе Сергей Степанович должен? – удивился я.

– Он знает, – с превосходством в голосе ответила Леночка. – Да? – это уже к нему. – Помните, там, в операционной, когда он, – кивок в мою сторону, – на столе лежал. Вы мне что тогда сказали? Помните, что вы мне пообещали?

– Что же это, интересно? – не мог я унять любопытство, чувствуя, что приключения того веселого утра перед операцией совсем не кончились, когда я уснул под наркозом. Похоже, там происходили еще какие-то события. И, судя по Леночкиным словам, события достаточно яркие. Да, оказывается, я пропустил одну, по-видимому довольно интересную, серию.

– Ничего, – огрызнулась на меня Леночка.

– Лена, – мягко, но серьезно сказал я. – Я могу и рассердиться.

– Просто тогда, – встрял между нами Сергей Степанович, – когда вы уже были под наркозом и я зашил ваши порезы на боку и спине и хотел делать настоящую операцию, ставить устройство, Лена сказала, что в этом она не будет принимать участие.

Я посмотрел на жену Сергея Степановича, которая молча сидела все это время в углу стола. Интересно, что она знает об этом? Рассказывал ли он ей про операцию и про устройство? Она сидела тихо, глядя куда-то вниз, я не видел ее глаз.

– Да, – сказал я, переводя взгляд на Сергея Степановича. – Мне всегда была непонятна эта часть. Как все-таки она согласилась помочь вам?

– Вот, – кивнул Сергей Степанович, Леночка молчала. – Мне пришлось пообещать ей кое-что.

– Что же это? – сгорал я от любопытства.

– Ну, – замялся Сергей Степанович, – мне бы хотелось оставить это между нами. Это наши с ней дела, – и бросил быстрый и чуть испуганный взгляд на Леночку. – К тому же первую часть, – добавил он, обращаясь к Леночке, но не глядя на нее, – я, по-моему, уже выполнил.

– Не совсем, – парировала Леночка. – И это только первая часть.

– Ну, вторую я тебе сейчас не могу обеспечить, – развел он руками. – Но это будет, обязательно.

– Первую, вторую, – проговорил я. – Что же это все-таки такое?

Они молчали.

– А интересно, – сказал я, – если я перемещусь в себя под наркозом, я смогу слышать, что говорят рядом? Может, слетать и посмотреть, что там у вас было?

– Не советую, – покачал головой Сергей Степанович. – Вы тогда были со вскрытым черепом.

– Действительно, – спохватился я. – Но как же тогда узнать, если вы не говорите?

– Никак, – ответил он.

Я вздохнул.

– Ладно, потом все равно все узнаю. Все явное когда-нибудь становится… – я улыбнулся. – Давайте выпьем? – предложил я ему и, не дожидаясь ответа, стал наполнять рюмки.

– Значит, обманули меня? – негромким шипением напомнила о себе Леночка.

– Да ладно, – я не чувствовал себя виноватым – после того, что Леночка хотела сделать тогда, вряд ли мы должны были чувствовать себя виноватыми. – Какая уж теперь разница? Дело сделано – не все ли теперь равно?

– Угу, – ехидно улыбнувшись, покивала она.

Мы с Сергеем Степановичем чокнулись и выпили. Леночка встала и ушла на кухню. Жена Сергея Степановича, так и не сказав ни слова, последовала за ней.

– Хорошая у вас жена, – негромко заметил я.

– Спасибо, – улыбнулся он.

– Но это «что-то» хоть не очень страшное? – решил я еще раз попытаться узнать про его обещание Леночке. – Не сердце, там, не глаз?

– Нет, – тихо сказал он. – Деньги. Я просто при жене не хотел говорить. Тогда я сказал Леночке, что если все получится, то за это можно получить большую премию.

– Угу, – понимающе кивнул я. – А что, часть суммы вы ей уже отдали?

– Нет. Первое – это не деньги.

– А что?

Он покачал головой.

– Извините, но этого я вам не могу сказать.

– Почему же?

Сергей Степанович не ответил.

– Но она это уже получила? – продолжал я спрашивать.

– В общем, да, – уклончиво произнес он.

– Хм… Что же это могло быть? – вслух размышлял я. – Вагон шоколада? Тонна мороженого?.. Подождите, она ведь хотела у меня поселиться, она и…

Но тут вошла жена Сергея Степановича. Он сразу вскочил и подошел к ней.

– Ну ладно, мы пойдем, – пряча взгляд, быстро сказал он.

– Вот как? – глядя на него, задумчиво произнес я.

– Да. Поздно уже. Я вам позвоню, – заверил он меня, занятый одеванием в прихожей.

Леночка вышла из кухни. Они поблагодарили ее за приятный вечер, еще раз поздравили с днем рождения. Та кисло улыбнулась в ответ. И они ушли.

Ночью мне приснились слова Сергея Степановича: «Вы были со вскрытым черепом». Я видел себя как пепельницу в виде черепа с открытой крышкой, и какая-то белая масса была внутри – наверно, мозги.

* * *

Я стал жить дальше, стараясь не вспоминать ни жену из будущего, ни Ее и не думать о том моменте, когда Она придет ко мне – какой смысл думать? Если он настанет, тогда я и буду знать все, а пока…

Леночка на следующее утро после дня рождения проснулась уже, конечно, трезвой и вела себя как обычно. Я не стал напоминать ей, да и сам не хотел помнить, о склоке, устроенной ею в тот вечер. Она же, в свою очередь, ничего не говорила о том, как мы обманули ее перед операцией. В общем, дальше жизнь потекла как и прежде, словно и не было ничего.

* * *

Через пару дней, в среду, я заезжал к Сергею Степановичу в больницу. Он говорил мне, что еще раз просмотрел свой труд, окончательно все доработал и завтра отнесет его профессору.

– Завтра я буду вам нужен? – спросил я.

– Нет. Завтра я только отдам папку, и пока он будет читать. Неделю, может быть две. Вот потом, когда он прочтет, мы с ним встретимся, и тогда уж ваше присутствие будет необходимо.

– Понятно, – кивнул я.

Потом я рассказал ему о своей жене в будущем, опуская, конечно, подробности. Но вообще, я заметил, что мои рассказы о перемещениях перестали иметь, так сказать, научный характер, поскольку сам факт перемещения и особенности, связанные с ним, были уже, в общем-то, известны и становились даже привычными. Поэтому мои рассказы приобретали, скорее, личный характер. Я понимал это, но все равно делился впечатлениями с Сергеем Степановичем, считая, что несправедливо будет совсем не говорить с ним об этом. Он кивал, слушая меня, потом, когда я закончил, сказал:

– Да, наверно, это довольно необычно, когда в будущем вы не можете пользоваться собственной памятью.

– Необычно – это не то слово, – проговорил я.

– Но, в принципе, можно попробовать объяснить это, – сказал Сергей Степанович, не отвечая на мое замечание.

Он говорил спокойно, теперь уже не сокрушаясь, когда время преподносило новые сюрпризы. Видимо, написав о своих разработках, он более или менее расставил все по местам и пришел к выводу, что находится только где-то в начале пути, а впереди еще много работы, которую нужно просто сделать, и для этого требуется лишь время. Он поверил в это и теперь только спокойно ждал, когда сможет заняться всем этим. И новые непонятные вещи были просто еще одним пунктом в его будущей работе.

– Представьте себе, – продолжал Сергей Степанович, – как могло бы быть иначе. Сколько, говорите, лет прожил этот будущий вы со своей женой?

– Около шести, – ответил я.

– Вот. Представьте, что воспоминания об этих годах сразу появились бы в вашей голове. Это ведь тысячи событий: когда и что вы делали, с кем о чем говорили, сегодняшняя обстановка, сегодняшние дела и заботы – вы представляете, сколько это информации сразу? При том, что это ведь знание об обычной жизни со всеми мелочами и подробностями, личными переживаниями.

– Да, – ответил я, начиная понимать, о чем он. – Действительно, это очень много всего.

– Конечно, – кивнул Сергей Степанович. – И представьте, что будет, если все это сразу обрушится на вас.

– Даже говорить не хочется.

– Вот-вот. Так что, я думаю, это просто обычная защитная реакция организма. Мозг просто не пропускает все эти знания сразу, чтобы остаться целым.

– Но все же что-то мне удается узнать.

– Конечно. Ведь если есть информация, ее надо принять – мозг и принимает ее, но понемногу, так сказать, не слишком большими порциями.

– Хм, – я покачал головой. – И как это у вас всегда получается все объяснить?

Он улыбнулся.

– Если бы всегда и если бы все. Здесь вот, например, непонятно, в какой последовательности воспринимается ваша будущая память – вы ведь говорите, что знания появляются не в хронологическом порядке?

– В общем, да. Но интересно еще то, что они появляются и потом, когда я уже возвращаюсь в настоящее.

Он подумал немного, затем сказал:

– Возможно, будущая память сначала откладывается где-то в подсознании и, находясь уже там, продолжает восприниматься мозгом и после выхода из времени.

– Угу, – кивнул я. – И при этом вы говорите, что не все и не всегда можете объяснить.

Сергей Степанович улыбался, похоже довольный собой. Я был рад за него, приятно было видеть его довольным.

Потом мы курили.

– А что касается вашей жены в будущем, – сказал он, – по-моему, не стоит переживать. Это ведь просто случайности, которые могли бы произойти – знаете, сколько их, возможных случайностей, которые не произошли с вами? От вас ведь здесь совершенно ничего не зависит – это же случай.

– Случай? – не понял я.

– Ну да. Вы могли встретиться или не встретиться с ней. А кстати, не помните, как вы с ней познакомились?

– М-м-м… – я задумался. – Нет, пожалуй нет. Этого я не успел вспомнить. Кажется, что-то в студенческие годы или… Нет, – сдался я, – не помню.

– Вот и не мучайтесь. Мало ли женщин на свете. Нельзя же сожалеть о каждой, что она не ваша.

– Почему? – почти искренне удивился я.

– Попробуйте и узнаете, – ответил он.

Мы смеялись.

– Значит, завтра вы идете к вашему профессору? – потом спросил я.

– Да.

– Страшно?

– Немного, – улыбнувшись, признался он. – Но ничего. Двум смертям не бывать… Все равно. Не бросать же все на половине.

– Даже не на половине, – проговорил я, – а гораздо дальше.

– Тем более, – кивнул он.

Я смотрел на него, чувствуя, что он сказал сейчас что-то важное, случайно затронул какой-то очень важный вопрос. Но мысль промелькнула в моей голове, лишь оставив ощущение этой важности и… и даже опасности. Что это? Я пытался понять, вспомнить. О чем мы говорили? О моей будущей памяти, о времени… А потом он сказал: «Двум смертям…»

– Слушайте, – вдруг воскликнул я, – а что, если я умру там, во времени?

– Как?

– Если я буду во времени, и тот я, в котором я буду, умрет?

– Почему же он должен умереть?

– Ну, мало ли. Под машину попаду, или кирпич на голову упадет.

– Не знаю, – насупился Сергей Степанович. – Если смерть – это освобождение сознания от тела, то, наверно, может случиться так, что и ваше, пришедшее туда, сознание тоже освободится от тела, но от сегодняшнего вашего тела. То есть, если будет происходить нарушение связи сознания с телом, этот процесс распространится на все сознания, которые находятся в теле, – и на ваше тоже, если оно там.

– И что это значит?

– Не знаю, – проговорил Сергей Степанович. – Если это так, как я сказал, то работа устройства у вас в голове перестанет влиять на сознание.

– Вы хотите сказать, что устройство уже не будет управлять моими перемещениями?

– Даже когда вы уходите во время, сознание поддерживает связь с телом. Но если эта связь будет нарушена…

– В общем, тогда я не смогу вернуться, – подвел я черту. – Или, проще говоря, тоже умру вместе с ним, с собой в другом времени.

– По-видимому, да, – обескураженно произнес Сергей Степанович.

– Хм, – я задумался. – Значит, я могу умереть во времени, – проговорил я.

– Нет, подождите, пока не стоит делать такие выводы, – пытался он успокоить меня. – Это ведь еще неизвестно. Никто толком не знает, что такое смерть. И то, что я сказал, – всего лишь предположение.

– Очень похожее на правду предположение, – проговорил я.

Сергей Степанович молчал, испуганно глядя на меня. Я улыбнулся.

– Ладно, – сказал я, – не расстраивайтесь. Я ведь еще не умер.

– Тьфу-тьфу-тьфу, – произнес он, – постучите по деревяшке.

– Опять вы со своими суевериями? – улыбался я. – Вот расскажу всем об этом, когда вы станете знаменитым академиком – стыда не оберетесь.

Он тоже заулыбался.

– Если я им все-таки стану, – сказал он, – тогда можете рассказывать что хотите.

– Станете. Куда вы денетесь?

Он улыбался.

* * *

Отголоски моей будущей памяти, движение и изменение прошлого. Я был во дворе дома, того дома, в котором жила моя жена из будущего. Ее подъезд. Я сидел на скамейке перед ним. Что я делаю здесь? Деревья шелестели листьями над головой. Здесь тихо, спокойно и тихо. Уютный дворик вдалеке от шумных дорог. Мне хотелось уйти от всех, хотелось тишины и покоя. Просто посидеть под деревьями, слушая, как шелестят листья, и щурясь в солнечных бликах, и не думать ни о чем и забыть обо всем. Но почему здесь? Наверно, сентиментально было прийти сюда, наивно. Я был полон сентиментальности, наивности и пришел сюда, словно в другой мир, в другую жизнь, ту, в которой я действительно бывал здесь часто. Часто… Как славно быть в тишине и покое, рядом с воспоминаниями, которые окружают меня здесь, которые витают в воздухе и делают солнечный свет мягким и шелест листвы парящим и легким, словно это облака поют свою песню прозрачных небес. Словно это время, которое оставило всех в покое, и перестало идти, и раскрыло себя для всех.

Она здесь, где-то рядом. Я не знал, дома ли она, но это неважно, все равно. Я был рад, что ее окна выходят на ту сторону – мне бы не хотелось увидеть ее в окне, нет. Воспоминания – это то, что было, они призрачны и незримы, мне бы не хотелось опускать их на землю новыми ощущениями. Она не со мной сейчас, она не знает меня. И то, что было с нами, воздушно и нереально. Это солнечный свет из небес, это шелест листвы в вышине. Мы были с ней вместе, но нигде, никогда. Мы были с ней, но словно в облаках парили, не скованные реальностью. Лишь чувства, лишь ощущения, лишь воспоминания были нашей встречей, мы никогда не касались друг друга, лишь чувства, ощущения… Лишь воспоминания.

Я слушал шелест листвы, щурился в солнечных бликах. Воспоминания… Можно быть в них, я могу находиться в них и делать воспоминания настоящим. Стоит только закрыть глаза. Я улыбнулся, потом закрыл глаза и ушел во время.

Вода в руках. Нет – руки в воде. Сколько мне лет? Пять? Или шесть? Пруд. Маленькое озерцо, заросшее по краям. Там есть даже лилии. Вон там, и там еще одна. Лето. Здесь в пруду водятся водяные жуки и головастики. Я хочу поймать одного. Жука или головастика? Какая разница. Вчера вечером, когда мы ложились спать, воспитательница посидела немного и ушла. Никто еще не спал, и мы стали рассказывать страшные истории. Негромко, чтобы никто не услышал нас, и еще потому, что страшно. Ночь за окном. Легкая прохлада. Кто-то рассказал про привидение, которое жило в одном доме и ухало по ночам, а однажды вышло и утащило всех на кладбище к другим привидениям.

Жук проплыл рядом. Я хотел схватить его, но он юркнул между пальцев и ушел в глубину. Головастика поймать легче. Но мне не очень хочется ловить головастика.

Сколько еще осталось? Мы меряем время банями. Раз в неделю – баня. Еще две бани, и мы поедем домой. Из города приедут автобусы, и весь наш детский сад сядет в них. И мы поедем домой. Долго. Наверно, полдня мы будем ехать и смотреть в окна. Я люблю долго ехать в автобусе, но, пожалуй, ехать домой мне нравится больше, чем сюда, в летний лагерь.

Еще один жук. Я рванулся и почти поймал его, но он все же ушел, а я чуть не упал в воду. Ладно, хватит. Я больше не хочу ловить жуков. Потом, когда пойдем обратно в лагерь, надо будет прихватить пару головастиков. Там у нас есть большая пожарная бочка, всегда полная воды. Головастикам будет хорошо в ней. Конечно, принести водяного жука было бы лучше, но что-то они не ловятся сегодня.

Я встал и пошел к другим детям. Они как раз затевали поход к «броду». Маленькая речка течет рядом, и в одном месте она совсем мелкая, и там камни, и вода журчит и пенится в них. Интересно. А еще там недалеко растет черника. Мы идем туда.

Воспитательница в большой соломенной шляпе сидит на покрывале с книжкой в руках. Девочки вокруг нее играют в свои девчачьи игры. Нам не до них. Мы идем к броду.

Воспитательница подняла голову от книжки и посмотрела нам вслед, но ничего не сказала. Это ведь недалеко, она даже будет видеть нас. И вообще, мы часто приходим на это место, и все здесь знакомо, известно. Только нельзя переходить брод. На ту сторону нам не разрешают. Хотя это очень просто – вода еле достает до щиколоток, а если идти по камням, можно вообще не замочить ног, правда, это сложно – камни маленькие и скользкие, мокрые.

Воспитательница снова принялась за книжку. Соломенная шляпа скрывает ее от солнца, но все равно она щурится, когда смотрит вокруг. Жарко. Когда я сидел у воды, жара была не слишком заметна. Впрочем, я и так не замечаю ее.

Мы у брода. Вот они, камни в реке, и вода журчит. Здесь деревья на берегу, тень. Нет, все же воспитательница не видит нас из-за деревьев. Кто-то стал хвалиться, что сейчас перейдет на тот берег. Все говорят, что тоже могут. Подумаешь, здесь ведь так мелко, да и воспитательница не видит. Но никто не решается сделать то, что говорит. Страшно. И не только потому, что нельзя, а еще и то, что мы никогда не были там, ведь туда не разрешают ходить, и поэтому тот берег нечто неизведанное, незнакомое, страшное.

Но вдруг один из нас все же перебежал по камням, встал на том берегу и начал смеяться над всеми. Ух ты! Даже дух захватывает от такого смелого поступка. Нет, я не могу оставаться в стороне. Я подошел к воде, помедлил секунду и потом тоже перебежал на тот берег. Здорово! Теперь нас двое там. Но больше никто не решается, никто не хочет идти к нам. И даже наоборот, в лицах и в голосах других появляется тревога, страх, чуть ли не слезы. Они хотят, чтобы мы вернулись, и даже говорят, что пойдут пожалуются на нас. Мы стоим там еще какое-то время – нельзя же сразу спускаться с небес, – а потом – так уж и быть – переходим обратно. Все успокаиваются, начинают опять смеяться.

Ладно. Где тут черника? А еще можно наделать стрел из прямых и гибких ветвей деревьев, растущих здесь. Или даже сделать лук. Сколько раз я пытался сделать лук! Да и каждый из нас. Конечно, то, что получается, похоже на лук, но стреляет он очень плохо, слабо и как-то совсем не так. Стрелы-ветки пролетают совсем немного и плашмя ударяются в мишень, если вообще долетают до нее. Может, в этот раз получится хороший лук? Нет, сначала надо раздобыть резинку – это ведь самая главная часть лука. Деревьев-то вокруг много, а вот резинок… Та, которая была в прошлый раз, куда-то делась, да и была уже плохой. Тот лук сломался, когда я решил попробовать, как далеко он выстрелит толстой палкой, случайно попавшейся мне под руку. Но ничего, один мальчик из соседней группы говорил, что у него есть резинка, надо будет выменять ее на что-нибудь. На что?

Мы разбредаемся кто куда. Кто-то идет за черникой, кто-то за стрелами, кто-то так, непонятно куда. Мы с другом сорвали по тонкой длинной палке. Нет, это не стрелы. Это кнуты! Как лихо они бьют по траве! Мы стегаем крапиву. Здорово! Другие увидели это и тоже стали срывать себе кнуты. Скоро от нашей крапивы ничего не осталось – больше нечего стегать. Ну вот. Мы первые придумали! Ладно. Ничего.

Я прохожу мимо черники. Нет, у меня совсем другое дело. Но на глаза попадается одна очень крупная и спелая ягода, трудно пройти, не сорвав ее. Ну, разве что одну. Уж очень она большая и, наверно, вкусная. Я наклоняюсь за ней и срываю. Тут же мне попадается другая, не хуже, а то и больше этой. Нужно сорвать и ее. Всё. Скоро мы с другом сидим в зарослях черники и срываем ягоды вокруг себя. Вкусно! Куда это я шел? А, неважно. Руки и язык становятся синими от ягод, мы смеемся.

Воспитательница зовет всех к себе – пора уходить. Я так и не поймал ни жука, ни головастика. Теперь уже поздно. Если быстро не прибежать и не встать в строй, где нас всех пересчитают, то будут ругать. Ладно, завтра. Куда они денутся?

Когда мы шли по дороге в лагерь, было нечего делать, только идти и глазеть по сторонам. Я вдруг вспомнил, что я взрослый. Воспитательница впереди. Н-да, пожалуй, я старше ее. Друг стал говорить мне что-то про головастиков.

– Завтра поймаем, – отмахнулся я. Интересно было слышать, как говоришь детским голосом. Да и вообще, мир кажется совсем другим с высоты этого детского роста. А может, дело не в росте? Или не только в росте?

Что же теперь? Что мне делать с этой моей взрослостью в детском теле? Взять и удивить воспитательницу какой-нибудь фразой или еще чем-то? Нет, не так уж это интересно, да и потом она будет странно смотреть на меня, относиться не как к другим. Зачем мне это? Тогда что? Как-нибудь удивить своих сверстников? Тоже не стоит. Пожалуй, вот что. Те двое ребят из старшей группы. Вчера они приставали ко мне, смеялись и даже стукнули пару раз. Мало того, что старше, да еще и двое. Наверно, я смогу справиться с ними, имея взрослые навыки, они ведь дети. Хм. Вот так… Я собрался бить детей? Н-да… Ну а сам-то я кто? Хм. Интересный вопрос!

Друг опять пристает с какими-то глупыми разговорами. Теперь про лук. На что же все-таки выменять эту резинку? Конфеты? Жалко. Я сам люблю конфеты. Тогда что?

Воспитательница и те, кто идут впереди вместе с ней, начинают петь веселую песенку. Все подхватывают. А, ладно. Я тоже подпеваю им.

Вот и лагерь. Скоро обед. Мы пришли как раз к нему. За обедом в столовой жарко. От кухни идет жар и всякие запахи. Нас четверо за столом. В прошлом году столы стояли в ряд и все сидели вместе, а теперь столы расставлены по всей столовой, и все сидят по четыре. Так лучше, мне так нравится больше – можно разговаривать, негромко смеяться и меньше следят за тем, чтобы мы доедали все.

После обеда тихий час. Все ложатся в кровати. Совсем не хочется спать. На что же поменять эту резинку? Нет, разговаривать нельзя – воспитательница ходит по коридору и заглядывает к нам в палату. Приходится закрывать глаза, притворяться, что спишь. Некоторые и правда спят. Никогда не понимал, как это можно спать днем.

– Я знаю, где можно достать кремнии, – шепчет друг на соседней кровати. – Хорошие, от них много искр.

Я не успеваю ответить – опять заглядывает воспитательница, и приходиться закрывать глаза. Да, кремнии – это здорово, кремнии могут пойти за резинку. После полдника надо будет заняться этим. Хотя сегодня кино. Говорят, уже привезли. Интересно какое? Можно, конечно, и не пойти, но нет. Кино привозят всего два раза в неделю. Пропустить кино? Нет, это совершенно невозможно.

– Завтра сходим, – шепчу я другу. – Сегодня кино.

Он кивает.

– Там еще… – начинает говорить он.

Но тут мы слышим окрик воспитательницы:

– Ну-ка спать!

И спешно зажмуриваемся.

Я открыл глаза. Как славно сидеть здесь под деревьями! Но все, хватит, пора жить своей жизнью, своими чувствами. Нужно уходить, а то еще, чего доброго, она выйдет из дома. Не знаю, что будет со мной, если я увижу ее. Нет, лучше не пробовать. Здесь хорошо. Здесь легко и радостно. Но больше я не приду сюда. Нет. Нужно жить своей жизнью. Я улыбался. Солнечные блики на моем лице. Деревья шумели листвой. Я встал, еще раз оглянулся вокруг и ушел, благодарный солнечному свету, зеленым листьям и ей, и ей…

* * *

Прошла неделя. Я заезжал к Сергею Степановичу. Он сказал, что отдал свою рукопись профессору, тот обещал прочитать и дать ответ дней через десять. Время уже подходило, Сергей Степанович нервничал. Впрочем, не слишком сильно. Если так можно сказать, белыми нервами. Хотя, конечно, он не мог оставаться спокойным, я понимал его и, признаться, сам тоже с некоторым беспокойством ожидал развязки. Но приходилось изображать оптимистичность, успокаивая Сергея Степановича, и, наверно, оптимистичность здесь была вполне уместна. Все ведь действительно работало. Дело было верное.

После окончания рабочего дня, мы с Сергеем Степановичем посидели в уличном кафе у метро, пили пиво. Я рассказывал ему что-то веселое, стараясь отвлечь. Рассказал, как был ребенком. Сергей Степанович улыбался, слушая меня. Потом стал немного грустным. Я поинтересовался, в чем дело.

– Я тоже так хочу, – признался он. – Вы рассказываете столько всего… Я тоже хочу путешествовать в свое прошлое и будущее, быть ребенком…

– Ну вот, – я улыбнулся про себя – сейчас он как раз и говорил как ребенок. – Пожалуй, здесь я вам ничем не могу помочь. Это уж вы сами как-нибудь. Вы ведь не единственный хирург на свете. Как там у вас это делается? Разработаете методику, натаскаете учеников и получите себе в голову ваше устройство.

Он молчал, глядя на машины, проезжающие по дороге рядом.

– А интересно, – спросил я, – когда вы начинали, вам хотелось самому путешествовать во времени или достаточен был только факт, реализация принципа перемещения, неважно на ком?

Он повернул голову, посмотрев на меня с какой-то мукой во взгляде, словно хотел ответить, но мысли, владевшие им, не давали это сделать.

– Понятно, – решил я помочь преодолению его внутреннего конфликта. – Конечно, какую глупость я спрашиваю! Как может не хотеть путешествовать во времени человек, который потратил столько сил на осуществление перемещений во времени? Но, как я понимаю, на первых порах вас удовлетворял и чисто научный интерес. Похоже, эта первая пора прошла – так?

– Ну-у, – кивнул он сквозь свои размышления.

– Но ведь это хорошо, – продолжал я. – Это говорит о достигнутом. Что достигнутое вполне материально и ощутимо, имеет массу, вес. Остается только положить эту основу в раствор, чтобы на ней кристаллизовалась структура. По-моему, как раз этим вы сейчас и занимаетесь. Нужно только подождать и…

– Там в одной главе, – прервал меня Сергей Степанович, – у меня написано не совсем правильно. Нужно было «принимает форму», а я написал «имеет форму».

– Что? М-м-м… – похоже, с таким же успехом я мог говорить все это машинам, проезжающим мимо. – Ну и ладно. Какая разница?

– Как же! Это ведь придает совсем другой смысл. Понимаете, там…

– Сергей Степанович, – мягко остановил я его, – давайте подождем вашего профессора. Думаю, даже если у вас там что-то не так, вы всегда сможете объяснить ему на словах. К тому же это ведь не последняя инстанция – еще сто раз успеете переписать все.

– Да? – рассеянно отозвался он.

– Я вас понимаю. Конечно, это ведь, можно сказать, дело вашей жизни. Но уж потерпите, немного осталось. А лучше просто не думайте об этом, пива вот выпейте.

Он как-то жалобно посмотрел на меня, потом вздохнул и снова отвернулся к машинам. Где-то глубоко в душе мне было смешно смотреть на него – он действительно был похож на ребенка. Но вместе с тем я отлично понимал его и не хотел смеяться над ним.

* * *

Через пару дней он позвонил мне.

– Всё, – выдохнул он в трубку телефона. – Завтра. Мы договорились. Он звонил сейчас, и мы договорились на завтра. Приезжайте ко мне в два.

Он даже не спрашивал, смогу ли я приехать. Похоже, он был в крайнем возбуждении. Я не стал томить его.

– Хорошо, – ответил я. – А что он сказал?

– Пока ничего. Говорит, все расскажет при встрече.

– Ну, хоть что-нибудь он сказал?

– Нет. Завтра, все завтра. Вы приедете?

– Да.

– В два часа, – напомнил он.

– Хорошо, – я улыбнулся, чувствуя, что у меня просто нет шансов отвертеться от него на завтра. Впрочем, я и не хотел.

На следующий день я приехал к нему в больницу даже немного раньше. Когда вошел в кабинет, Сергей Степанович сидел за столом, Леночка возилась с какими-то медицинскими принадлежностями. Сергей Степанович тут же вскочил, увидев меня.

– Ну вот, – засуетился он, – хорошо, что вы приехали. Сейчас пойдем.

Он стал снимать халат и укладывать какие-то бумаги в портфель.

– Это исправления, – пояснил он. – Там у меня есть несколько неточностей, я их исправил и хочу сразу показать ему.

– Хорошо-хорошо, – улыбнулся я.

Леночка посмотрела на меня, потом на Сергея Степановича и тоже улыбнулась.

– Лена, – сказал он ей, – если меня будут спрашивать, я ушел. Пусть хоть увольняют. Говори что хочешь.

– Ладно, – улыбалась она, – что-нибудь придумаю. Ни пуха вам…

– К черту, к черту, – отмахнулся он, надевая плащ.

– Расскажешь все дома, – весело сказала мне Леночка.

– Конечно, – успел ответить я, прежде чем вышел из кабинета, влекомый возбужденным Сергеем Степановичем.

Нужно было проехать несколько станций на метро. По дороге Сергей Степанович все рассуждал о своих исправлениях и о том, насколько каждое из них важно или не очень. Я кивал, слушая, хотя не особенно вникая. Приехали мы, конечно, раньше. Примерно на полчаса. Я предлагал идти сразу, но Сергей Степанович сказал, что нет, надо подождать. Я возражал, что зачем ждать, может этот профессор сам сейчас мается от скуки, жалея, что не назначил встречу пораньше. Сергей Степанович даже рассердился на меня за такие слова, говоря, что Олег Борисович не может маяться от скуки, что он очень серьезный и занятой человек, и просто счастье, что он решил уделить нам время, и мы не должны быть настолько неблагодарны, чтобы отрывать его от других дел, а должны подождать и прийти во столько, во сколько назначено. Пришлось соглашаться, доставать сигареты и томиться в ожидании целых полчаса перед серым зданием института.

Наконец наступило нужное время. Мы поднялись по ступенькам и зашли в институт. Студенты и студентки. Я вдруг почувствовал себя ужасно старым среди них. Как давно все было! Как давно я был таким же, одним из них! Сергей Степанович, похоже, не замечал никого вокруг. Мы прошли по коридорам и лестницам и потом остановились перед дверью в кабинет.

– Так, – сказал мне Сергей Степанович, – вы пока подождите здесь. Сначала я поговорю с ним, а потом вызову вас. Хорошо?

Опять ждать? Не очень-то мне понравилось это. Впрочем, что еще оставалось?

– Хорошо, – вздохнул я. – Идите, конечно. Я подожду.

– Угу, – он кивнул, потом повернулся к двери. – Ну, я пошел, – сказал Сергей Степанович и постучался.

– Да-да, – донеслось из кабинета.

Сергей Степанович приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

– Олег Борисович, это я, – сказал он.

– А-а, – услышал я, – заходи, заходи.

И он зашел.

«Собственно, как давно? – размышлял я, расхаживая по коридору. – Совсем недавно я был во времени в свои студенческие годы». Но тот я был привычен к студенческой обстановке и не замечал новизны… или старины. Да, тогда все было не так, и я был другим. Хотя мне ли сожалеть об ушедших годах? Они все передо мной, я могу выбрать любой из них и быть там, когда захочу. Хоть сейчас. Нет, сейчас, пожалуй, не стоит. Это не сократит ожидание, ведь здесь пройдет всего мгновение, да и вообще, как-то не хочется в такой достаточно важный момент. Ничего, я подожду, ничего.

Интересно, о чем они говорят сейчас? Впрочем, несложно догадаться о чем, но что именно? Наверно, этот профессор восторгается, хвалит Сергея Степановича. Может, даже завидует и думает, как бы прикарманить себе его работу. Нет уж, этого мы ему не позволим. Впрочем, может, он и хороший. Бог даст, поможет Сергею Степановичу, выведет его в люди. Мне, наверно, тоже достанется. Ох, не очень-то я люблю быть в центре внимания, когда все смотрят на меня как на что-то невиданное. Но, пожалуй, придется – что ж поделать? Ладно, пусть это будет компенсацией. А то слишком уж мне все легко и просто. Н-да…

Так я размышлял, расхаживая по коридору рядом с дверью в кабинет, где сидели Сергей Степанович и его профессор. Это продолжалось довольно долго. Я ждал. И, в конце концов, дверь вдруг открылась, как ни странно, неожиданно для меня, хотя я уже изнывал от ожидания. Сергей Степанович высунул голову в коридор.

– Заходите, – сказал он и опять скрылся внутри.

Что-то не понравилось мне в его взгляде и в том, как он сказал это. Как-то не чувствовалось, что лавровый венок озаряет его.

Я открыл дверь пошире и вошел. Сергей Степанович сидел боком ко мне на стуле перед столом напротив двери.

– Вот, – сказал он, обращаясь к человеку, сидящему за столом, – это тот, о ком я вам говорил, о котором у меня там написано.

– Та-ак, – исполненный важности и солидности ответ тоном: «Ну-ну, посмотрим».

– Здравствуйте, – сказал я туда, вдруг почувствовав себя двоечником, пришедшим пересдавать экзамен.

За спиной сидящего за столом было окно, и свет из окна не давал мне сразу разглядеть его. Но, судя по тому, как он держался, это был типичный профессор, написавший не один десяток трудов и перемоловший не одну сотню студентов. Он был спокоен и уверен в себе. Пожалуй, это могло обернуться довольно мощной поддержкой для Сергея Степановича. Но с другой стороны… Такой проглотит и не заметит.

– Здравствуйте, – профессорским тоном ответил он и сразу перешел к делу. – Молодой человек, вот тут Сергей… м-м-м… Сергей Степанович утверждает, что вы путешествуете по времени.

Он чуть усмехнулся, или мне это только показалось?

– Да, – спокойно ответил я, глядя на него.

– И как же вы это делаете? – все-таки усмешка была в его голосе.

– Я же вам говорил… – опередив меня, начал отвечать Сергей Степанович, но профессор прервал его.

– Подождите, – начальственным тоном повелел он Сергею Степановичу, – вас я уже выслушал, теперь давайте послушаем его.

Похоже, не я один тут пришел пересдавать двойку. Сергей Степанович униженно замолчал.

– Ну-у, – протянул я. – Мне сложно объяснить это. Сергей Степанович лучше знает, я не так хорошо разбираюсь в работе его устройства.

– Меня интересует не устройство, – свысока пояснил профессор. – Я спрашиваю, как вы это делаете?

– Ну как, – я вдруг понял, что мне довольно непросто объяснить это. Как же я это делаю? – Ну, мне нужно сосредоточиться и… Раньше это было сложнее, теперь получается проще…

– Раньше – это когда? – чуть насмешливо уточнил он.

– В самом начале, – ответил я, – после операции. Сначала вообще ничего не получалось, потом это стало происходить случайно, а теперь я уже, в общем, свободно могу делать это.

– Угу, – с легкой усмешкой ответил профессор. – Понятно.

Он был лысоват, но это даже придавало ему солидности, указывая на годы и умудренность опытом. Пожалуй, нельзя было сказать, что он толстый или грузный, ну, может, чуть-чуть, но, скорее, плотный, что делало его опять же солидным и очень важным. Я продолжал стоять перед ним.

– Понятно, – еще раз, но уже без усмешки и как бы завершая разговор, произнес он. Потом опустил голову и, перестав замечать нас, обратил свое внимание к бумагам, лежащим на столе.

– Олег Борисович, – подал голос Сергей Степанович, – но ведь это же работает. Вот человек, который не умер от операции, и теперь устройство достаточно надежно функционирует в нем. Со здоровьем у него тоже все в порядке, я периодически проверяю его и пока…

– Сергей, – оторвавшись от своих важных дел, произнес Олег Борисович, – мы ведь уже все обсудили. Я тебе просто и четко показал, что твое устройство не может работать и человек не может жить с ним в голове, разве что в коме, да и то не больше, чем несколько недель. Ты же согласился со мной. Что еще нужно? Тут все предельно ясно. Твоя самая грубая ошибка в том, что ты не учел расположения нервных центров и химический состав крови. Я понимаю, за всем не уследишь, это слишком элементарные вещи и ты просто забыл о них, уделяя внимание более сложным деталям – это типичная ошибка. Но ничего сложное не будет работать, если не верна сама основа.

– Но как же… – обрывая ногти, цеплялся за край пропасти Сергей Степанович. – Но ведь все работает. И вот человек, живой и здоровый.

– Я вижу, – снова насмешливым тоном, бросив на меня короткий высокомерный взгляд, проговорил профессор. – Но кто поверит, что ему сделана такая операция и что он действительно, как ты утверждаешь, путешествует по времени? И кстати, сам-то ты откуда это знаешь?

Сергей Степанович молчал с отчаянием во взгляде.

– Вот видишь, – назидательно нежным голосом произнес Олег Борисович. – А ты говоришь…

– Послушайте, – понимая, чем все кончается, сказал я ему, – но ведь это правда.

– Серьезно? – с хитрой искоркой в глазах, словно о чем-то весьма пикантном, проговорил он.

– Серьезно, – начиная сердиться, твердо и с нажимом ответил я. – Если бы вы хоть на секунду представили, что это возможно, и послушали бы…

– Молодой человек, – категорично прервал он меня, – я не только послушал, но еще и прочитал вот это, – он приподнял со стола папку Сергея Степановича, показывая ее мне. – Смею вас заверить, этот вопрос мне вполне ясен. Мое мнение вы слышали. Сергей… Сергей Степанович разъяснит вам детали. А представить… Что ж, можно и представить. Я чувствую, вы это умеете.

Мне пришлось совершить усилие над собой, чтобы сдержать вспышку гнева.

– То есть вы хотите сказать, что я придумываю эти перемещения, – как мог спокойнее проговорил я, – или попросту вру?

– Я этого не говорил, – независимым тоном произнес он, отмахиваясь от моих слов. – Но то, что такая операция невозможна и человек не выживет после нее, – это я вам авторитетно заявляю. Если вы считаете, что я недостаточно компетентен… Что ж, обратитесь к кому-нибудь другому. Но там вы получите тот же ответ – я вам гарантирую. Это элементарные основы хирургии и физиологии. Так что… – он развел руками.

– Но я ведь живой, – не сдавался я.

– Ну и что?

– Сергей Степанович сделал мне эту операцию, и я не умер и ощущаю на себе работу его устройства.

– Молодой человек, давайте серьезно. Я не хочу сказать, что вы придумываете или лжете, но в данном случае свои слова надо доказывать. Это научная работа, в которой должен быть хотя бы намек на данные, подтверждающие проведение этой работы.

«Черт, – подумал я, – почти те же слова, что говорил Сергей Степанович». Действительно, чем я мог подтвердить? Разве что… Я приподнял волосы надо лбом.

– Вот, – сказал я ему, – видите? Это шрам от той операции.

Профессор лишь мельком взглянул на него.

– Возможно, – сказал он, – что это шрам от операции. Возможно даже, что эту операцию вам делал Сергей Степанович. Но кто сказал, что это именно та операция?

– Там, – я показал глазами на папку Сергея Степановича, – есть рентгеновские снимки моей головы. Если вы им не верите, можете сделать свои, хоть сейчас. На этих снимках довольно четко видно устройство.

– Молодой человек, – с улыбкой ответил он, – ну как можно утверждать, что это именно устройство? Мало ли что у вас там. Кстати, возможно, это и помогает представлять вам различные вещи.

Вот на этот раз было гораздо труднее сдержать себя. Какое-то совершенно дикое бешенство охватило меня на мгновение, уж и не знаю, как я смог справиться с собой и не начать кричать на этого сноба. И в следующий момент я поблагодарил себя и небеса, что все-таки не сорвался – это было бы только подтверждением его слов, что в голове у меня вовсе не устройство, а какая-нибудь опухоль. В общем, для этого Олега Борисовича я был обычный городской сумасшедший, рассказывающий свои сумасбродные фантазии о путешествиях во времени и имеющий при этом обычный рак мозга. Скучная история. Похоже, он зевал где-то внутри и ждал, когда же мы, наконец, уйдем и не будем мешать заниматься его серьезными и ужасно важными делами.

Но, честно говоря, злился я скорее не на то, что он назвал меня сумасшедшим, а на то, что он отрицал реально существующие вещи и, хуже того, при этом был прав. И так получалось, что дело было не в нем, а в самой работе. Он просто говорил то, что думает, то, что он увидел. И если поставить себя на его место… Да, пожалуй, надо было отдать ему должное. Ведь он, как говорит, все-таки прочитал папку Сергея Степановича. Не знаю… Я бы, наверно, не стал даже и слушать, просто посмеялся бы над прохиндеями, утверждающими существование какой-то чуть ли не из консервных банок сделанной машины времени. Но он все же говорил с нами, пусть и свысока, уделял свое, пожалуй, не очень свободное время. Только вся беда была в том, что этими прохиндеями были мы с Сергеем Степановичем, то есть мы ими как раз и не были, потому что машина времени действительно существовала и работала.

Я посмотрел на Сергея Степановича, молча сидевшего на стуле между нами. Похоже, он уже смирился с поражением и сидел совершенно убитый горем, сгорбившись и глядя куда-то перед собой. Больно было смотреть на него. Разве только слезы не лились из его глаз, а так все признаки сломанной жизни и разбитой судьбы были налицо. Профессор Олег Борисович тоже заметил это.

– Ты не расстраивайся, – сказал он Сергею Степановичу. – Работа хорошая, мне понравились некоторые моменты. Ну не получилось – что ж теперь? – успокаивал он его. – Но, знаешь, там есть пара довольно интересных тем. Если их развить… Это как минимум докторская.

Сергей Степанович все так же обреченно смотрел перед собой, словно не слышал его.

– А знаешь что, – продолжал Олег Борисович, – я вижу, ты можешь работать и хочешь. У меня тут на кафедре как раз вакансия появилась. Если хочешь, переходи ко мне – как?

Сергей Степанович чуть пожал плечами.

– Будем серьезными делами заниматься. А эту свою машину времени… – как бы извиняясь, произнес профессор. – Ну забудь ты это, не маленький ведь уже. Нет, молодец, конечно. Большую работу сделал. А то, что не получилось? Ничего, зато попутно ты там много интересных вопросов затронул. Их немного доработать – и получится стоящая вещь. Ну как, пойдешь ко мне? Подумай, конечно, и позвони на неделе – ладно?

Сергей Степанович кивнул.

– Вот и хорошо, – улыбнулся профессор и потом, как бы ставя точку в разговоре: – Значит, договорились?

– Да, – ответил Сергей Степанович совершенно не своим голосом. – Мы пойдем.

Он медленно встал и направился к двери.

– А это забери, – вслед ему сказал профессор, протягивая его папку.

– Угу, – кивнул Сергей Степанович, вернулся и забрал ее. Потом, уже у двери, он обернулся и сказал: – До свидания.

– До свидания, – самым доброжелательным тоном ответил профессор.

Я смотрел на них, понимая, что сейчас Сергей Степанович уйдет и тогда все. Все!!! Но… как же это? Нет, я не мог оставить все так.

– Послушайте, – сказал я профессору, – ну хорошо, я сумасшедший, Сергей Степанович шарлатан, но если все-таки на секунду представить, что мы не лжем, что это действительно существует, то как нам быть в этом случае? Я просто хочу спросить у вас, что нам делать? Вы можете посоветовать?

– Понимаете, – спокойно ответил он, – я заведую кафедрой. Под моим началом находится около десятка тем, реальных, существующих и оплачиваемых. И в каждой из них проблем не меньше, чем у вас. Я просто не в состоянии вникать в каждую мелочь. А ваша проблема, по-моему, слишком серьезна, и чтобы убедить кого-то, что это сделал всего один человек, не имея ни лаборатории, ничего, вам нужны очень веские доказательства. Я вполне допускаю, что это существует, но тогда это идет вразрез с современной наукой, и тем более это надо доказывать самым серьезным образом.

– Да, – кивнул я, – конечно. Но с другой стороны, нельзя же молчать. Как нам все-таки заявить об этом? Если бы вы были на нашем месте, что бы вы сделали?

– Честно?

– Да.

– Не знаю, – ответил он. И искренность, с которой он сказал это, и отставленные в сторону апломб и высокомерие лучше всяких слов говорили, что он действительно не знает как быть, возможно и желая помочь нам, но ничего не может поделать.

Я опустил взгляд, понимая, что говорить больше не о чем. Все было ясно.

– Что ж, – произнес я, – спасибо. До свидания.

– До свидания, – так же благожелательно, как и перед этим, отозвался он.

Я кивнул, открыл дверь, и мы с Сергеем Степановичем вышли из кабинета.

Сергей Степанович смотрел перед собой невидящим взглядом и, похоже, совершенно не воспринимал окружающего. Я взял папку из его рук.

– Пойдемте, – сказал я. И, придерживая его за локоть, повел по коридору.

Еще когда ходил здесь в ожидании, я обнаружил, что чуть дальше за поворотом есть небольшой холл с окном – туда-то я и повел Сергея Степановича. Мы подошли к окну, он встал перед стеклом, все так же глядя перед собой. Я присел на подоконник рядом, достал сигареты и предложил ему.

– Нет, – помотал головой Сергей Степанович, – спасибо.

Я пожал плечами и закурил. Мы молчали. Я чувствовал, что не имеет смысла говорить что-либо – слова лишние, да он и не услышит их. Просто ему нужно время, чтобы успокоиться и прийти в себя. Я не торопил его, просто молча курил рядом. Потом, когда сигарета кончилась и я выбросил ее, по коридору быстрыми шагами прошел профессор Олег Борисович. Он заметил нас и остановился. Сергей Степанович стоял спиной к коридору и не видел его.

– Ну что у вас? – мягко сказал Олег Борисович и подошел ближе.

Я не стал ничего отвечать – все и так было видно даже по спине Сергея Степановича. Профессор подошел и положил руку ему на плечо.

– Сергей, – сказал он, – ну что ты? Я ведь все честно тебе ответил, ты же понимаешь. Ну, не мог же я сказать, что правильно, если там неправильно. Ты ведь для этого мне показывал, чтобы я посмотрел и нашел ошибки. Ну, ничего, исправишь еще. Все будет.

– Олег Борисович! – донеслось из конца коридора.

– Иду! – крикнул туда профессор.

– Мне идти надо, – сказал он Сергею Степановичу. – Ты звони. Придумаем что-нибудь. Звони, ладно?

– Да, – выдавил из себя Сергей Степанович.

– Ну вот и хорошо, – улыбнулся Олег Борисович, потом кивнул мне и убежал по своим профессорским делам.

Мы остались стоять у окна. Было тихо, почти никто не проходил мимо. Я молча ждал, не трогая Сергея Степановича.

– А я-то с исправлениями, – горько усмехнувшись, вдруг сказал он.

Я молчал.

– Ладно, – еще через какое-то время проговорил он, – пойдемте, – и отвернулся от окна.

Мы пошли к выходу.

– Самое смешное, – сказал мне Сергей Степанович, – что он действительно прав.

* * *

– Самое смешное, что он действительно прав, – сказал Сергей Степанович, когда мы сидели у меня дома.

Выйдя из института, я поймал такси и повез Сергея Степановича к себе домой. Я не мог отпустить его в таком состоянии. Он не возражал, и через полчаса мы приехали ко мне. Леночка уже была дома и сейчас делала чай на кухне, мы сидели в комнате.

– Выпить не хотите? – спросил я Сергея Степановича.

– Нет, – покачал он головой.

– А то там есть, еще с дня рождения осталось.

– Нет, – повторил он, – спасибо.

– В чем же там все-таки дело? – спросил я, видя, что он уже более или менее успокоился и теперь в состоянии вести беседу.

– А, – махнул рукой Сергей Степанович, – какая теперь разница?

– Как какая? – удивился я. – Ведь я живой и здоровый, и устройство работает. Вы-то хоть не сомневаетесь в этом? Или тоже считаете, что я все придумываю?

– Нет, – ответил он, – не считаю. Но там у меня действительно ошибка, и действительно самая элементарная. Просто Олег Борисович все время со студентами работает и поэтому обращает внимание на такие простые вещи. А я…

– Но все равно. Я-то живой, значит, все правильно.

– Да неправильно, – поучал меня Сергей Степанович. – Это основа. Ну, как законы Ньютона в физике. Только здесь это не так заметно, вот я и проглядел.

– Хорошо, – сказал я. – Тогда вам придется согласиться, что сейчас вы разговариваете не с живым человеком, а с моим привидением.

Он грустно улыбнулся.

– Конечно, нет, – сказал он.

– Именно, – подхватил я. – Так что получается, либо у вас нет ошибки, либо не верны эти основы – одно из двух.

– Основы верны, – сказал Сергей Степанович, – и ошибка есть.

– Тогда я призрак.

– И вы не призрак.

– Нет, – сказал я.

– Да, – сказал он.

Мы молчали, чувствуя, что зашли в тупик.

Потом к нам в тупик пришла Леночка и принесла чай.

– Что там у вас? – спросила она. – Я так поняла, что-то не так – рассказали бы.

– Подожди, – ответил я ей, – мы сами еще не разобрались.

– Но хоть что он сказал?

– Да-а… – произнес я.

– Сказал, что все неправильно, – рубанул Сергей Степанович.

– Прямо все? – уточнила Леночка.

– Да, – сказал он.

– Сергей Степанович преувеличивает, – вмешался я. – Не все, конечно, а так, некоторые детали.

– И как же теперь? – продолжала интересоваться Леночка.

– Не знаю, – ответил я. – Вот думаем.

– Но дело хоть поправимое?

– Конечно. Все ведь работает. Просто нужно переписать заново, подвести теоретическую основу.

– А-а, – с пониманием произнесла Леночка и пошла на кухню за сахаром.

– Зачем вы ее обманули? – спросил меня Сергей Степанович.

– В чем же я ее обманул? В том, что все работает, или в том, что нужно переписать заново?

– В том, что подвести теоретическую основу, – буркнул Сергей Степанович.

– Вы считаете, что ее нужно… отвести?

– Наверно, – все так же мрачно отозвался он. – И сделаться каким-нибудь колдуном или экстрасенсом. Тогда уж точно меня никто не будет слушать.

– Зато народ к вам потянется. Обзаведетесь собственной колдовской клиникой, откроете практику.

Я наблюдал, как его глаза расширялись и постепенно стали почти правильной круглой формы.

– Что? – даже испугался я. – Что я такого сказал? Я ведь просто пошутил.

– Вот, – завороженно произнес он. – Это то, что мне надо.

– Колдовство?

Леночка вернулась с сахаром. Сергей Степанович не заметил ее прихода, как, похоже, и моего последнего замечания.

– Собственная клиника, лаборатория, – проговорил он. – Я там смогу провести любые исследования, пригласить нужных людей, собрать необходимое оборудование.

– Хм, – покачал я головой. – Представляете, сколько все это стоит? Вам в вашей больнице столько и за двести лет не заработать.

– Да, – обмяк он и произнес с грустью: – Представляю.

– Я вам еще в самом начале предлагал этот вариант – помните?

– Нет, – признался он.

– Помнится, тогда вы мне ответили примерно то же, что я вам сейчас.

– Теперь все по-другому, – сказал он.

– Конечно, – ответил я. – Теперь вы предлагаете, а я возражаю.

– Нет. Теперь я знаю, что это работает.

– Ага, – обрадовался я. – Значит, все-таки признаете, что работает?

– Признаю. Я никогда и не спорил с этим.

– Спорили, – сказал я, – только что. Значит, основы неверны?

– Нет, – сказал он, – основы не могут быть неверны.

– Опять двадцать пять. Но тогда как же?

– Если результат из двух компонентов не равен их сумме, значит, есть еще третий компонент.

– Что-что?

– Здесь есть что-то еще, – сказал он, – чего не заметил ни я, ни Олег Борисович. Только по случайности это сыграло мне на пользу.

– И мне, – добавил я.

– Да, и вам, конечно.

– Олег Борисович – это тот профессор, к которому вы ходили? – подала голос Леночка.

– Да, – ответил я.

– Вот змей, – сказала она.

– Нет, – возразил я. – Он хороший, вернее, правильный. Не мог он по-другому ответить. Не мог же он сказать, что правильно, когда на самом деле неправильно, – вспомнил я его слова.

– Вот, значит, как, – кивнула Леночка. – Что же вы с неправильными вещами к профессору ходите?

– Не углядели, – оправдывался я.

– Угу.

– Я вот что думаю… – начал говорить Сергей Степанович и тут же прервал сам себя: – Хотя нет. Нет… – и погрузился в задумчивость.

– А я вот думаю, – проговорил я. – Помнится, этот ваш профессор сказал что-то про химический состав крови.

Сергей Степанович пожал плечами.

– Алкоголь ведь проникает в кровь? – продолжал я, Сергей Степанович кивнул. – Может, здесь собака и зарыта, то есть это и сыграло роль, что я в момент операции был пьян?

Он сделал неопределенное выражение лица.

– Не знаю, – протянул Сергей Степанович. – Может быть… Хотя вряд ли… А хотя…

Он замолчал, снова предавшись размышлениям.

– Вот видите, – сказал я, – как хорошо, что я тогда напился. А вы все говорили: «Не пейте, не пейте». Как полезно иногда выпить бутылку-другую. Может, это и спасло мне жизнь? А уж как науку вперед двинуло!

– Знаете, – сказал Сергей Степанович, – я теперь смотрю на это другими глазами. У меня там ошибка на ошибке. Просто счастье, что вы остались живы и все получилось.

– Цепь случайностей, – поправил я его. – Вы слишком рассеянны. Но хуже то, что вы со своей рассеянностью играете чужими жизнями, правда выигрываете при этом, но самое плохое, что конкретно моей.

– Извините, – сказал он.

Я усмехнулся.

– Чего уж там. Не стоит извинений.

– Мне нужна клиника, – посетовал Сергей Степанович, – или лаборатория. Как я могу без серьезных исследований делать что-то?

– Действительно, – поддержал я его, – как?

Он нахмурился, не понимая моей иронии.

– Чем дальше, тем больше подробностей я узнаю про эту вашу операцию, – сказал я. – Теперь мне кажется, я не удивился бы, даже узнав, что вы вообще не хирург и это была ваша первая операция, которую вы делали по рисункам из журнала «Юный техник» тупым скальпелем. По-моему, это последняя из всех возможных плохих новостей – все остальные уже сказаны. Давайте, признавайтесь. Тогда я, быть может, все-таки упаду в обморок.

– Сначала вы сказали, что не удивитесь.

– Да?

– Да.

– Так мне удивляться или падать в обморок?

– Ну что ты пристал? – вмешалась Леночка. – Сергей Степанович очень хороший хирург – вся больница тебе скажет. И вовсе это была не первая его операция.

– А какая? Вторая? – продолжал я, но увидел, что Сергей Степанович начинает обижаться. – Ладно, – проговорил я, – извините. Шучу.

– Ничего, – отозвался он.

Мы молчали.

– Мне нужна клиника, – самым серьезным голосом констатировал Сергей Степанович.

– Вряд ли вам кто-нибудь даст деньги под это, – сказал я. – Тем более после такого ответа вашего профессора.

– Но ведь все работает, – проговорил он.

– Серьезно? – чуть насмешливо произнес я, чувствуя, что сказал это тоном профессора Олега Борисовича.

– Да, – не заметив сходства, ответил Сергей Степанович. – Действительно, никто мне не поверит, поэтому мне нужна собственная лаборатория и собственные исследования.

– Так клиника или лаборатория? – уточнил я.

– Какая разница? – все с той же серьезностью говорил он. – Главное, чтобы я мог делать свое дело и ни от кого не зависеть.

– И где вы ее возьмете? – сказал я. – Кто вам даст столько денег?

– А вы? – с надеждой посмотрел он на меня.

– Я? – удивился я.

– Насколько мне известно, вы не работаете и у вас есть деньги.

Я не стал уточнять, что он заглядывает в чужой карман – Бог с ним. Я лишь сказал:

– Моих денег вам хватит только на мензурки, ну, может, еще на фикус в приемной.

– Но сколько-то у вас есть? – настаивал он. – На что-то ведь вы живете?

– На что я живу? – проговорил я, заметив живой интерес в Леночкиных глазах. – Когда-то мне удалось заработать немного денег. И теперь они лежат в банке, я живу на проценты от них. Но это совсем не такая большая сумма, – поспешил я рассеять его иллюзии. – Ее вам совсем не хватит. К тому же я ведь должен на что-то жить.

– Я вам отдам, – сказал он.

– Сергей Степанович, – со всей серьезностью и убедительностью произнес я, – вам этого не хватит. А я останусь ни с чем.

– Правда? – похоже, все-таки понял он.

– Это совершенно точно, – добавил я. – Уж я-то знаю, что у вас верное дело. Неужели вы думаете, я бы не помог вам, если б мог?

– Да? – уже совсем упав духом, произнес он.

– Да, – подвел я черту.

Он вздохнул и стал нехотя пить уже остывший чай.

– Может, все-таки выпьем? – предложил я, чувствуя некоторую неловкость от того, что отказал ему.

– Выпьем? – отрешенно произнес он.

– Вы что хотите: вино, водку?

– Вино? Водку? – эхом отозвался Сергей Степанович.

Я ждал.

– Давайте немного вина, – наконец проговорил он.

Я кивнул и пошел за бутылкой.

– Мне чуть-чуть, – сказал он, когда я стал наливать Леночке и ему.

Я сделал, как он просил. Потом мы выпили.

– Где же взять денег? – мучился Сергей Степанович.

– Не знаю, – честно признался я.

– Найти бы какую-нибудь мафию, – мечтал Сергей Степанович.

– Они вас заставят делать атомную бомбу, – сказал я, – и грабить банки вместе с ними.

– Я бы ограбил банк, – в той же эйфории произнес он.

– Сергей Степанович, – улыбнулся я, – окститесь. Какай банк?

– Любой, – сказал он.

– Ну все, – веселился я, – рождается новый профессор Мориарти. Лена, ты чувствуешь, как запахло цементом? Ноги в тазик, в цемент – и на дно. Только скажи теперь что-нибудь не так.

Леночка улыбалась и так, улыбаясь, вдруг сказала:

– Не знаю, чего вы мучаетесь? На вашем месте я бы заработала столько денег, сколько захотела.

– Как? – без энтузиазма, ожидая услышать в ответ какую-нибудь нереальную вещь, спросил я.

– Как?! – почти одновременно со мной азартно чуть ли не выкрикнул Сергей Степанович.

– Хм, – улыбнулась Леночка, посмотрев на нас. – Очень просто.

Она протянула руку и взяла свою сумочку, стоявшую неподалеку. Потом стала копаться в ней, что-то искать. Мы, затаив дыхание, следили за ней. Я – с нарастающим интересом, Сергей Степанович – с почти волчьим азартом.

– Вот, – наконец сказала Леночка, найдя то, что искала, и вынула это из сумочки.

Это оказалась какая-то бумажка, чуть мятая и немного потертая. Леночка протянула ее нам. Еще по дороге я разглядел, что это лотерейный билет, поэтому, когда Леночка положила его на стол, мне было уже неинтересно. Я еще с усмешкой подумал, что какая она наивная, покупает лотерейные билеты. Сергей Степанович же, наоборот, вперился в билет горящим взглядом. Леночка молчала, ожидая, когда мы разглядим то, что она показывала нам. Но я уже разглядел и начинал скучать.

– Ну и что? – сказал я.

И одновременно с тем, как я произносил это, до меня дошло.

Лотерейный билет?..

Лотерейный билет!

Да, действительно, тут была клиника для Сергея Степановича. А то и не одна. А то и не две!

Мысли завертелись в моей голове.

Лотерейный билет…

Лотерейный билет!!!

Все это происходило в течение какой-то секунды между моим вопросом и тем, когда Леночка начала говорить:

– А вот что… – сказала она, но я прервал ее.

– Я понял! – воскликнул я. – Лотерейный билет! Сергей Степанович, это ведь лотерейный билет!

– Да, – еще не понимая, задумчиво произнес он, – лотерейный би…

И тут я опять наблюдал, как его глаза приобретали круглую форму. Но в этот раз я не стал пугаться, по опыту зная, что это не опасно, и, вообще, сейчас мне было некогда пугаться – мысли набирали обороты, обрастая новыми идеями и подробностями.

– Лотерейный билет! – выкрикнул Сергей Степанович.

– Лотерейный билет! – подтвердил я.

Наверно, если бы мы были африканскими аборигенами из какого-нибудь племени, то непременно заплясали бы в трансе вокруг костра, ритмично выкрикивая: «Лотерейный билет, лотерейный билет…» Впрочем, мы были недалеки от этого. Пожалуй, только теснота городской квартиры останавливала нас.

Леночка улыбалась и вся просто светилась от счастья, глядя на нас. Мы с Сергеем Степановичем пребывали в крайнем возбуждении.

– Ближайший розыгрыш через два дня, – добавила лучезарная Леночка.

Мне хотелось расцеловать ее за эти слова, но стол между нами мешал этому.

– Наливайте, – скомандовал Сергей Степанович. – Полную!

Я налил Леночке и ему, стал наливать себе.

– А вам пока не надо, – улыбался он.

– Это еще почему?

– Сначала дело, а потом развлечения, – повелел Сергей Степанович.

– Вот как? – в притворной обидчивости, но все же улыбаясь, произнес я.

– Поспешите, – сказал Сергей Степанович, – тогда, может, успеете вместе с нами.

Они чокнулись с Леночкой – улыбающийся Сергей Степанович с улыбающейся Леночкой.

– А как повлияют на это ветви времени? – немного усомнился я.

– Ну, не думаю, что ваши личные изменения несут такие глобальные последствия, – ответил он. – Скорее всего, это неважно, в какую из ваших ветвей вы попадете. Главное, чтобы вы оказались у телевизора в нужное время. Сделаете?

– Конечно, – весело ответил я.

– А мы пока с Леночкой выпьем за вас. За успех! – они с Леночкой еще раз чокнулись.

– Ну вот, – глядя на них, произнес я. – Сами пьют, а я работай? Нашли мальчика на побегушках.

– Мальчика на побегушках по времени, – подтвердил он.

– Чужими руками каштаны из огня…

– Не рассуждать! – скомандовал веселый Сергей Степанович. – Вперед!

– Все-таки он мафиози, – пожаловался я Леночке. Потом закрыл глаза и ушел во время.

Два дня вперед. Страшновато было опять отправляться в будущее. Я вроде зарекся бывать там. Но нет. Будущее ставило ловушки уже и в настоящем. «Теперь, наверно, часто придется бывать в будущем, если так пойдет», – со вздохом подумал я. Но ничего другого не оставалось.

Когда я переместился, то первым делом посмотрел на часы. Еще почти час. Что ж, придется подождать. Я был один в доме. Слава Богу, что я был один! Пошел на кухню и поставил чайник на газ, чтобы сделать кофе. Я старался не слушать свои будущие воспоминания и мысли – ну их! Потом пил кофе, курил, смотрел что-то там в телевизоре – час прошел незаметно. Я даже так и не узнал, что это была за ветвь времени, не замечая будущей памяти. Возможно, в этот раз я попал и в свое настоящее будущее – внешне было похоже на это, – а может и нет. Неважно. Я пришел сюда не за этим. Я пришел с вполне определенной целью.

В положенное время переключил телевизор на нужную программу. Передача как раз только начиналась. Я не стал смотреть ее всю, посмотрел только розыгрыш и узнал, какие цифры выиграли. Потом повторил их про себя, убедившись, что запомнил правильно, и вернулся в настоящее.

Там я опять оказался в компании сияющих Леночки и Сергея Степановича, который, кстати, так и не успел допить вино, хотя начал это делать, когда я стал перемещаться. Я проследил, как он допил бокал, чувствуя себя несколько не на месте, выпавшим из общего настроения. После спокойного часа в будущем во мне уже не было того веселья, которое присутствовало в других.

– Записывайте, – скучным голосом произнес я, когда Сергей Степанович поставил на стол пустой бокал.

– Так? – он достал ручку из внутреннего кармана пиджака.

Я сказал ему цифры, и он записал их на чем попало – на манжете рубашки.

– Да вы что! – испугалась Леночка, глядя на него. – Жена вас убьет за это! Я бы убила.

– Ничего, – улыбался Сергей Степанович. – Теперь счет пойдет уже не на рубашки. А рубашка… Тьфу!

Потом мы еще выпили. Сергей Степанович разошелся и хотел разбить бокал «на счастье». Я сказал, что не стоит, что мы еще ничего не получили, да и осколки потом собирать… Он обозвал меня скрягой, но посуду все же бить не стал.

– И как это мы сразу не додумались? – удивлялся пьяный то ли от вина, то ли от счастья Сергей Степанович. – Ведь это ж так просто!

– Раньше не нужно было, – ответил я, а потом Леночке: – Значит, ты покупаешь лотерейные билеты?

– Иногда, – скромно потупившись, ответила она.

– Вот и хорошо, – сказал шумный Сергей Степанович. – Что бы мы без тебя делали? – улыбался он, глядя на Леночку. – Теперь ведь столько возможностей открывается! Теперь все что угодно!..

– Да, – вставил я. – Начиная любыми лотереями и кончая ипподромом.

– Ипподром? – прислушался он к моим словам. – Об этом я как-то не подумал.

– Успеете еще, – улыбнулся я.

Леночкин лотерейный билет лежал на столе, я взял его в руки.

– А мы ведь даже билет еще не купили, – сказал я.

– Завтра купим, – махнул рукой Сергей Степанович и, посмотрев на часы, добавил: – Сегодня уже поздно.

– Не забудете? – подразнил я его.

– Нет, – серьезно ответил он.

Мы еще посидели немного. Потом Сергей Степанович ушел домой.

* * *

На следующий день он позвонил мне и сообщил две вещи. Что после вчерашнего вечера у него болит голова, и что он купил лотерейный билет.

– Хорошо, – сказал я, имея в виду, конечно, билет.

Леночка вечером рассказывала, что он так и ходит в той рубашке с записанным номером на манжете. Я спросил, не думает ли он, что это слишком уж напоказ?

– Нет, – ответила Леночка. – Он говорит, все равно никто ничего не поймет.

Н-да, Сергей Степанович, конечно, не представлял угрозу для общества, но что-то в нем, похоже, сдвинулось после того провала с профессором. Это не было так уж заметно, просто он вел себя несколько эксцентричнее, чем всегда. Я думал, что было бы, если б Леночка не подсказала идею с лотерейным билетом? Мне казалось, только это спасло его. От чего? Не знаю. Но сначала он потерял все или большую, наверно самую важную, часть того, что у него было, чем он жил, к чему стремился, возможно… Да что там! Это именно и составляло смысл его жизни. А теперь он снова обрел это, и даже в еще более полной мере. Что творилось в его душе? Когда ее сначала вытрясли, раздавили и растоптали, а теперь снова наполнили жизнью и, более того, совершенно реальными надеждами и открытыми, вполне осуществимыми, возможностями.

Интересно, что именно Леночка сделала это. После того, что происходило в день операции, и вообще, когда она явно с прохладцей относилась к нашим делам. Хотя если ее интересовали деньги, то здесь, пожалуй, она помогала самой себе. Но это уже не имело большого значения, потому что она фактически подняла из могилы работу Сергея Степановича, если не его самого. Возможно, мы сами когда-нибудь додумались бы до этого, но, надо отдать ей должное, так не случилось. И еще неизвестно, что бы было, пока мы до этого додумывались бы. Все что угодно. Все что угодно…

Но сейчас я был, в общем-то, спокоен за Сергея Степановича. Конечно, он пережил довольно сильное потрясение, но все пройдет, конечно пройдет. Дела явно идут на лад – он справится, я был уверен в этом. Все будет хорошо.

Кстати, интересен еще и такой факт – он зарабатывал деньги с помощью своего же изобретения. Именно его работа, а не что-нибудь другое, давала новые возможности в жизни. Я все хотел сказать ему об этом, но как-то забывал. Пожалуй, это должно было еще ободрить его.

* * *

В день розыгрыша, вернее, в вечер мы собрались у меня дома. Сергей Степанович был все в той же рубашке с номером на манжете. Я спросил его, как жена отнеслась к этому?

– А, ничего, – легкомысленно ответил он, поглядывая на часы. – Я ей сказал, что это нужно для дела.

– Хорошая у вас жена, – сказал я и вспомнил, что уже говорил так.

– Не жалуюсь, – ответил он, снова посмотрев на часы. – Еще целый час, – возмущенно проговорил он. – Целый час ждать!

– Я тогда тоже переместился в момент на час раньше, – заметил я.

– Тогда?

– Когда узнавал выигрышный номер, – уточнил я.

– И что вы делали в этот час?

– Пил кофе, курил.

– Что ж, давайте и мы займемся тем же.

Я улыбнулся.

– Давайте.

Мы пошли на кухню, поставили чайник на газ. Но Сергей Степанович не дождался кофе, закурил почти сразу.

– И что вы все дымите, – возмущалась Леночка, зайдя на кухню и разгоняя руками табачный дым перед собой. – На работе весь кабинет прокурили. Как только больные не жалуются?

– Ничего, – улыбался Сергей Степанович. – Вот сейчас выиграем кучу денег, и я брошу курить. Хочешь, поспорим?

– Нет, – вмешался я, – вы лучше поспорьте, что бросите, если не выиграете.

– Да? – веселился он. – Правильно, лучше так.

– Только и знаете, что бедных девушек обманывать, – пробурчала Леночка, но потом тоже улыбнулась.

– А я действительно много курить стал, – посетовал Сергей Степанович, – чуть ли не две пачки в день.

– Это вы зря, – сказал я, впрочем понимая причины.

Мы сидели в наступающих сумерках. Леночка встала и зажгла свет.

– Вот он, – сказал довольный Сергей Степанович, доставая из кармана лотерейный билет и кладя его на стол. – Может, надо было два взять?

– И заполнить их одинаковыми цифрами? – произнес я. – Выигрыш все равно один, на два билета его поделят пополам.

– А кстати, – забеспокоился Сергей Степанович, – кто-нибудь выиграл в этот раз, то есть выиграет?

– Не знаю, – признался я. – Как-то я не стал смотреть до конца, поэтому не знаю.

– Ну вот, – сразу погрустнел он.

– Боитесь за наш выигрыш? – улыбнулся я.

– Ну, не хотелось бы… – насупился он.

– Ладно вам, – сказала Леночка. – Смотрите, уже начинается.

Мы повернулись к телевизору, там действительно начиналась нужная передача.

– Ну, я это уже видел, – с притворной зевотой произнес я, отвернулся и стал пить кофе.

Леночка сделала звук погромче. Я сидел, чувствуя, что все же напряженно вслушиваюсь в каждое слово. Не хотелось проявлять интерес. Из какого-то бахвальства я изображал полное безразличие к происходящему, как бы абсолютно уверенный в успехе. Но где-то внутри я совсем не был так уверен, каким хотел казаться. Я думал, что ветви времени – коварная вещь и неизвестно, какой сюрприз они могут преподнести. Конечно, как сказал Сергей Степанович, вряд ли мои личные изменения несут такие глобальные последствия, но все же, все же… А вдруг…

В телевизоре назвали первую цифру. Она была той, которую я слышал тогда и передал потом Сергею Степановичу. Я помнил все цифры, запомнив их там, в будущем.

Вторая оказалась тоже правильной. Хотя в этом случае, наверно, сложно говорить о правильности. Скорее это записанные на билете Сергея Степановича цифры были правильными или неправильными, а не те, которые говорились сейчас в телевизоре. Да, причина и следствие здесь поменялись местами, перемешались и поставили все с ног на голову.

Третья цифра… Я похолодел. Третья цифра была другой. Не знаю, как реагировали Леночка с Сергеем Степановичем – я не успел посмотреть на них.

– Ой, извините, – вдруг сказала дикторша в телевизоре, – я не заметила точку. Третья цифра девять.

Черт! Почему я не начальник телевидения? Ох и попрыгала бы она у меня за такие ошибки! Впрочем, ладно. Девять была правильная цифра. Кстати, в будущем она тоже ошибалась, просто тогда это было не так важно, и я забыл об этом.

Я все не смотрел на экран, только слушал. В принципе, этого было достаточно. Краем глаза я заметил, что Сергей Степанович держит лотерейный билет в левой руке и указательным пальцем правой сам себе показывает следующую цифру и все время поднимает и опускает голову, глядя то на билет, то в телевизор, то на билет, то в телевизор.

«Держит свой билет в рай», – пришло в голову дурацкое сравнение. Я усмехнулся про себя, но смешок застрял на середине, потому что стали называть следующую цифру.

Ладно. В общем, все цифры оказались правильными.

Когда сказали последнюю, я подумал, что мне не интересно. Конечно, ведь все известно заранее – что тут может быть интересного? Скучно было слушать все это, да еще и во второй раз.

– Я выиграл, – сказал Сергей Степанович с какой-то детской простотой. – Выиграл.

– Да что вы? – притворно удивился я.

– Да, – сообщил он мне, – я выиграл… м-м-м… то есть мы выиграли, – он положил билет передо мной. – Вот, можете проверить.

– Чего я там не видел, – даже не взглянув на билет, отмахнулся я. – А вы сомневались?

– Нет, – смутился он. – Но как-то одно дело слова, а другое… – и тут словно солнце взошло на лице Сергея Степановича. – Мы выиграли! – восторженно произнес он, просияв лучезарной улыбкой. – Понимаете? Выиграли!

– Да-да, – с постным лицом, скучая, произнес я, – понимаю, – и все же не смог удержаться, уж очень заразительным было счастье на лице Сергея Степановича, я тоже засветился счастливой улыбкой. – Конечно, выиграли, – сказал я.

Леночка все не отрываясь смотрела в телевизор, не замечая нас.

– Лена, – сказал ей Сергей Степанович. – Ты слышишь? Мы…

– Подождите, – прервала его серьезная Леночка. – Давайте досмотрим до конца. Надо же узнать, выиграл ли еще кто-нибудь.

– А, да, конечно, – сразу нахмурился Сергей Степанович. – Давайте досмотрим, – и уставился в телевизор.

Пришлось и мне поворачиваться и тоже смотреть, чем же все кончится. Пожалуй, передача была не из самых интересных, но кончилось все хорошо. Сергей Степанович оказался единственным победителем, весь выигрыш был наш.

– Так, – деловито произнес Сергей Степанович, когда передача закончилась, – где там у вас вино?

– В винном погребе, конечно, – улыбнулся я. – Послать туда лакея?

– М-м-м… да, если можно, – серьезно ответил он.

– Пожалуй, такое дело не стоит доверять лакеям, я сам схожу, – с улыбкой сказал я. Потом встал и сходил в комнату за бутылкой.

Когда вернулся, они с Леночкой, улыбаясь, смотрели в лотерейный билет, словно читая там какую-нибудь веселую историю.

– Конечно, – сказал Сергей Степанович, – такой суммы еще недостаточно, но ведь это только начало. Да? – подняв голову, спросил он меня.

– Да, – подтвердил я. – Наберете еще себе на клинику и на фикус в приемной.

– Вот за фикус придется поработать, – улыбался Сергей Степанович. – Кстати, пора, по-моему, посмотреть, что там в следующем розыгрыше.

Леночка достала бокалы, я открыл бутылку.

– Думаете, стоит два раза подряд выигрывать в одно и то же? – наполняя бокалы, спросил я.

– Почему два? Три раза – нас ведь трое, – он обвел глазами Леночку, меня и себя. – Мы просто будем приходить по отдельности, как совершенно разные люди – никто и не узнает.

Я покачал головой.

– И ничего не боитесь?

– А что такого? – удивился он. – Что мы такого делаем? Где написано, что нельзя выигрывать в лотерею?

– Это называется мошенничеством, – проговорил я.

– Правда? – поднял он брови с умильной усмешкой. – В чем же тут мошенничество? Ведь перемещений во времени не существует – это вам кто хотите скажет, самые авторитетные люди.

Я вздохнул, снова покачав головой.

– Что-то вы на себя не похожи последнее время, – проговорил я, потом взял бокал. – Ладно, – и тут вдруг понял. – Подождите, – глядя на Сергея Степановича, сказал я, – так вот же вам и доказательство.

– Доказательство чего? – с пафосом спросил он.

– Перемещений во времени. Ведь я могу узнавать в будущем не только цифры, а вообще любую информацию. Информация из будущего – разве это не доказательство перемещений?

– Нет, – надменно ответил он, – это просто показывает, как ловко вы можете угадывать или предсказывать события – только и всего.

– Вы думаете?

– Конечно, – он улыбнулся и взял бокал. – Да ну их, эти перемещения, – сказал Сергей Степанович. – Давайте лучше выпьем. Мы ведь теперь богатые.

Я слушал его, не веря своим ушам. Как он мог сказать такое?

– Разве это богатые? – фыркнула Леночка.

– Да, это не много, – серьезно ответил он ей, – но это ведь только начало, – и снова улыбнулся, – только первый мешок денег.

– Первый камень в ваш огород, – мрачно проговорил я.

– Что вы такой мрачный? – веселился Сергей Степанович. – У нас же праздник сегодня, такое событие! Давайте выпьем, – он поднял бокал. – За первую ласточку!

– Которая в сени к нам летит, – смеялась Леночка.

Я ничего не сказал, просто чокнулся с ними и выпил.

Потом Сергей Степанович опять взял билет в руки и смотрел на него, словно проверяя, действительно ли тот существует.

– А знаете, – глядя на билет, грустно проговорил он, – у меня никогда в жизни не было столько денег.

* * *

На следующий день Сергей Степанович поехал за выигрышем. Он сказал, что попросит Мишу отвезти его, а нам с Леночкой лучше не ездить, чтобы лишний раз не попадаться там на глаза. Еще вечером мы обсуждали, что делать с деньгами. Я предложил положить их в банк.

– Еще и проценты получите, – сказал я.

Но Сергей Степанович наотрез отказался.

– Ну уж нет, – говорил он. – Чтобы потом остаться ни с чем, когда этот банк вдруг неожиданно лопнет? Сколько их, таких наивных, которые отдали свои деньги неизвестно кому?

– Один из них перед вами, – ответил я. – Я ведь живу на это.

– Нет-нет, – тоном, не допускающим возражений, сказал Сергей Степанович. – Деньги мы положим в сейф у меня на работе, – заявил он. – Там надежнее.

– В больнице? – с сомнением проговорил я. – А почему не дома?

– Если дома, то придется все объяснять жене, – он опустил взгляд. – Пока мне бы не хотелось это делать.

– Тогда давайте у меня, – предложил я.

– Ну у вас же нет сейфа.

– Зачем обязательно сейф?

– Как же? Ведь такие деньги! И потом, нужно начинать что-то делать: лицензии там, и все такое. Деньги могут понадобиться в любой момент. Так что лучше, если они будут у меня.

Я видел, что он просто хочет держать деньги при себе и даже мне боится доверить их. Что ж, его можно было понять, действительно у него никогда не было таких денег. Да и, в конце концов, они все равно были его, то есть предназначены для вполне определенной цели. Что ж, ладно, пусть будет, как хочет он. Я не стал возражать.

На следующий день я приехал в больницу. В кабинете Сергея Степановича была только Леночка.

– Они с Мишей уехали час назад, – сообщила она. – Скоро должны вернуться.

– Понятно, – я сел на стул перед столом и достал сигареты. – Он тут, наверно, совсем работу забросил, – сказал я, – то профессор, то деньги.

– Начальство пока не знает, – ответила Леночка, – я его прикрываю.

– Да?

Мы молчали какое-то время. Я думал, спросить ли Леночку о ее договоре с Сергеем Степановичем насчет денег – не будет ли она требовать их сейчас? Но не стал – это была довольно неприятная тема. К тому же Леночка вспоминала об этом, когда была рассерженной и пьяной – может, сейчас она жалеет о том, что наговорила тогда, и хочет забыть все? Возможно, она не станет требовать никаких денег, осознав, что это, пожалуй, нечестно по отношению к Сергею Степановичу, да и вообще нехорошо. Я верил, что будет так. Я верил, что все только боятся быть хорошими. Но Леночка ведь не боится нас. Н-да, она и не боялась…

Леночка стала говорить про наши домашние дела, что нужно купить то и это, сделать то-то. Я кивал, соглашаясь, обещал помочь – в общем, время пролетело незаметно. И в какой-то момент, прервав Леночку на полуслове, дверь открылась, и в кабинет вошли шумные Миша и Сергей Степанович. Они на ходу с азартом обсуждали что-то, Сергей Степанович был все с тем же своим неизменным портфелем в руках.

– В общем, как хочешь, – сказал Миша, заканчивая их разговор, – но у меня будет надежно, и прибыль получишь. Так что думай.

– Ладно, – ответил Сергей Степанович, – подумаю. Но лучше с помещением помоги и с лицензиями.

– Привет, – сказал Миша нам с Леночкой, потом подошел и пожал мне руку.

Сергей Степанович поставил портфель на стол.

– Вот, – вытирая пот со лба, произнес он. – Получили.

– Уж не золотом ли вам дали, – улыбнулся я, – раз так тяжело?

– Нет, – серьезно ответил он, – деньгами.

– Неплохо наварились, – сказал Миша. – Я чувствую, теперь у вас дело пойдет.

– Да, – смущенно протянул Сергей Степанович.

– Правильно. А чего ж? – подмигнул ему Миша. – Надо деньги зарабатывать. Зря, что ли, ты старался?

– Мне бы только свою клинику открыть, – пробормотал Сергей Степанович.

– Да зачем тебе это? У тебя вот золотое дно, – Миша улыбнулся, кивнув на меня. – Правильно?

Я пожал плечами.

– Как думаешь, – спросил его Сергей Степанович, – сколько на это нужно?

– Не знаю, – нахмурился Миша, – подумать надо, – и снова улыбнулся. – Но тебе-то с твоим бизнесом все равно сколько.

– Я вот еще не знаю, – мямлил Сергей Степанович, – стоит ли какую-нибудь практику открывать. С одной стороны, мне ведь только помещение и оборудование нужно, а с другой – жить тоже на что-то надо. Придется, наверно, пару кабинетов открыть, только я еще не решил, каких врачей. Тут вот можно…

– Давай, давай, – перебил его Миша. – Медицина – дело прибыльное.

Я заметил, что Леночка сидит, уставившись в бумаги на столе, и не смотрит на Мишу. Он тоже не замечал ее, во всяком случае не поворачивался в ее сторону. Впрочем, может, просто случайно.

– Ладно, – сказал Миша, – я больше не нужен?

– Нет, – пожал плечами Сергей Степанович.

– Тогда я пойду, а то времени совсем нет, – Миша снова подошел ко мне и пожал руку, потом Сергею Степановичу. – Ты подумай над моим предложением, – сказал он ему.

– Хорошо, – кивнул Сергей Степанович.

– Ну все, я пошел. Зовите, если что.

– Ладно.

– Пока, – сказал Миша и ушел, так и не взглянув на Леночку.

– Уф! – сказал Сергей Степанович после его ухода. – Ну и денек сегодня! – потом открыл портфель и стал доставать пачки денег.

– Так-так, – проговорил я, глядя на это.

Пачек оказалось не очень много – купюры были крупные. Я протянул руку и построил домик из денежных пачек.

– Вот, – сказал я Сергею Степановичу, – это ваша клиника.

– Да, – улыбнулся он. – Только пока еще маленькая.

– Ничего, теперь она будет расти как на дрожжах.

– Если поставить в теплое место, – добавила Леночка.

– В горячее, – сказал я. – Мы поставим в самый огонь.

– Даже не верится, – Сергей Степанович достал ключ и открыл сейф. – Неужели это все правда?

– А вы ущипните себя, – посоветовал я.

– Нет, ну все же, – мечтательно говорил он. – Теперь ведь что угодно, как в сказке. Только пожелать – и все сбудется. Надо же такой способ придумать! Просто волшебная палочка какая-то.

– Это все Леночка, – улыбался я. – Она у нас добрая фея.

– Да, молодец, Лена. И как ты до этого додумалась?

Леночка смущенно потупила глазки.

– Ладно вам, – улыбаясь, проговорила она. – Что я? Это Миша идею подсказал, я только вам ее передала.

– Все равно, – сказал Сергей Степанович, – если б не ты…

– Миша? Когда это он успел? – глядя на нее, поинтересовался я.

– М-м-м… На дне рождения, – не поднимая взгляда, ответила она и покраснела.

– Н-да?

– Какая разница? – Сергей Степанович собрал денежные пачки со стола и отнес в сейф. – Главное, что вот, – он показал на штабель денег, сложенный им в сейфе. – По-моему, на сегодняшний момент это самое важное. Хотя и не слишком приятно говорить так про деньги.

– Н-да? – тем же тоном произнес я.

* * *

В следующие несколько недель мы и занимались этим «главным». Еще два раза сыграли в телевизионную лотерею, сначала выиграла Леночка, а потом я (Надо же какое везение! Ха-ха!). Правда, в тот раз, когда был мой черед забирать деньги, кто-то еще угадал все цифры (странно звучит «кто-то еще угадал», как будто и мы угадали) и выигрыш поделили пополам – на мою долю пришлось меньше денег, чем другим. Впрочем, мы не делили на доли. Все деньги складывались в сейф Сергея Степановича и предназначались на его клинику. Никто и не думал о какой-то своей доле. Даже Леночка молчала, хотя я, конечно, не мог знать, что она думает.

Штабель денежных пачек в сейфе рос, Сергей Степанович улыбался, довольно потирая руки. Он выяснил примерную сумму, которой ему должно хватить. Оставалось уже меньше половины.

Съездили на ипподром. Страшно рисковали крупными деньгами, но все кончилось хорошо. Еще бы! Собственно, и не было никакого риска. Только немного трудно давались перемещения в шумной толпе. Пару раз я проскочил дальше во времени и в первый раз вернулся, чтобы увидеть окончание заезда, но во второй понял, что можно просто посмотреть на табло. Все просто. Все было просто. Когда мы выходили оттуда, Сергей Степанович обеими руками обнимал свой портфель, прижимая его к груди. Я поймал такси и, когда мы садились, сказал ему:

– Купили бы уже себе нормальный кейс.

– Нет, – тихо, чтобы не слышал водитель, ответил он, – я не могу. Это деньги не для того, нельзя растрачивать их по пустякам.

Я только усмехнулся в ответ.

В общем, презренный металл тек рекой в сейф Сергея Степановича, хотя, конечно, в виде бумажных денег. Я воспринимал это как игру, в которой нужно набрать побольше очков, и с азартом увлекался этим. Пожалуй, мне было интересно. Это было что-то новое, я увлекался.

Как-то, выходя из метро, я увидел лотерейщика, который зазывал всех попытать счастье. На столе перед ним лежали билеты, нужно было что-то там стереть на них, и, если что-то там совпадало, ты получал выигрыш. «Так-так», – подумал я и моргнул.

За то время, пока мои глаза были закрыты, я переместился на минуту вперед, подошел к столику и купил билет. Произвел необходимые манипуляции. Билет оказался пустой. «Ладно», – подумал я и открыл глаза в настоящем. Потом еще раз переместился на минуту вперед, подошел к столику и взял другой билет, лежавший рядом с тем, первым. Тоже ничего. Что ж… Я отошел в сторону в настоящем и закурил. У метро было много народа, никто не обращал внимания на человека, который курил в стороне и почему-то все время моргал, впрочем никто не замечал даже этого.

Пятая попытка оказалась результативной. Билет, лежащий пятым слева, содержал выигрыш. Но сумма показалась мне слишком маленькой, и я продолжил свои изыскания, моргания в настоящем. В конце концов, таким образом я перебрал все билеты на столе (переморгал) и выяснил, что самого большого выигрыша, который обещал лотерейщик, там нет. Что ж, приходилось довольствоваться малым. Я выбрал билет, в котором была наиболее крупная сумма, запомнил, где он лежит. Потом выбросил сигарету в настоящем и подошел к столику. Достал деньги и, уж и не знаю, в который раз, отдал лотерейщику все ту же купюру, только теперь, пожалуй, по-настоящему, насовсем, хотя и все те разы было насовсем, но… Потом поколебался для вида, как бы выбирая билет, и взял тот, с самой большой суммой. Уже доведенными до автоматизма движениями стер на нем, что было нужно. Подождал на всякий случай пару секунд, словно удивляясь тому, что увидел в билете, потом решил, что хватит паясничать.

– Я выиграл, – сообщил я лотерейщику, вспомнив, как Сергей Степанович говорил эти слова.

– Да? – деловито отозвался лотерейщик. – Покажите.

Я показал.

– Действительно, – почесал он затылок.

– Можно получить выигрыш?

– Нет, – сказал он. – Крупные суммы выдают в офисе, у меня просто нет таких денег. Вот на билете адрес, – он показал, – поезжайте туда, и вам дадут.

– Угу, – сказал я, – спасибо.

И ушел, ругаясь про себя. Надо было взять что-нибудь поменьше. А то теперь еще и в офис какой-то ехать…

Однажды попробовал сыграть с наперсточниками. Нет, ничего не вышло. Я перемещался вперед и смотрел, какой из наперстков он поднимает, показывая, где шарик. В настоящем я говорил на этот наперсток, но шарика там не оказывалось. Оставалось только усмехнуться на это. Ловкий народ. Даже органом времени их не проймешь.

Сергею Степановичу все же пришлось потратиться на хороший костюм, а то в его инженерско-бухгалтерском наряде как-то не с руки было идти в казино. Рулетка – скучное занятие. Я просто стоял за спиной Сергея Степановича и скучным голосом называл ему нужные цифры. Леночке понравилось играть в карты. Они чуть не разругались в конец из-за того, за чьей спиной я должен стоять. Я веселился про себя, слушая их. В конце концов, решили использовать меня по очереди. Леночка потом спросила Сергея Степановича, не хочет ли он сделать еще одну операцию по вживлению своего устройства, на этот раз – женщине.

– Нет, – буркнул Сергей Степанович, крепко сжимая ручку новенького кейса.

Из сейфа пришлось убрать все предметы, до сих пор стоявшие в нем, – места не хватало.

– И почему у нас так мало казино? – сетовал Сергей Степанович, глядя в справочник, где крестиками были отмечены те казино, в которых мы уже побывали. Мы предпочитали не приходить в одно казино дважды и не выигрывать слишком уж много. Список кончался, а крестиков у нас было хоть отбавляй.

– Ладно вам, – улыбался я. – Скоро опять розыгрыш по телевизору. По-моему, после этого вам уже хватит.

– Так-то оно так, – хмурил брови Сергей Степанович, – но лучше все-таки иметь что-то и про запас – на всякий случай, мало ли что.

– Будет вам и про запас, и на черный день, и на что хотите. Зачем обязательно все сейчас зарабатывать? Мы это можем сделать когда угодно.

– Это конечно, – качал головой Сергей Степанович. – Но все же… А кстати, сколько там в этот раз выигрыш по телевизору? – Я назвал цифру. – Угу, – произнес он и, взяв калькулятор, погрузился в расчеты.

– Вы лучше подумайте, кто в этот раз за выигрышем поедет.

– Да чего тут думать? – отмахнулся он. – Миша сходит.

– Жене так и не рассказали ничего?

– Нет пока. Успеется еще.

Он все продолжал работать в больнице и каждый день приходил на работу. Я как-то пошутил, что теперь он может купить эту больницу, если захочет, и устроить свою клинику здесь.

– Нет, – серьезно ответил он. – Такое большое здание мне не нужно. За него ведь аренду платить придется. Дело себя не окупит.

– Вы уж прямо как Миша рассуждаете.

– А что? – он посмотрел на меня суровым взглядом. – Миша деловой человек и знает, что к чему.

– Н-да?

* * *

Еще раз съездили на ипподром. Сергей Степанович ворчал, что такая маленькая выдача.

– Могли бы и побольше давать, – недовольно говорил он. – А то время тут только терять.

Я усмехнулся на это:

– Сколько вы своих зарплат сегодня получили? И всего за пару часов ничегонеделания.

– Можно было и быстрее, – буркнул он в ответ.

* * *

Теперь я уже почти не путешествовал во времени. То есть занимался этим постоянно, но для дела, для денег. А для себя… Как-то не хотелось, или просто времени не было, хотя и забавно звучит «не было времени путешествовать во времени», да и вряд ли это так, поскольку для этого не нужно никакого времени, но… все равно. Впрочем…

– Где твое домашнее задание? – спросила учительница в школе.

– Я тетрадку дома забыл, – ответил я.

Седьмой класс, математика. Это только третий урок, впереди еще два, а потом после школы мы собирались пойти…

– Значит, не сделал? – сурово и скорее утвердительно, чем вопросительно – учительница работала в школе не первый год, и ее не проведешь такой примитивной ложью.

– Нет, сделал, – обиженно и оскорбленно.

Действительно, это была не ложь – я видел это в своей памяти – я действительно все сделал и забыл тетрадку дома. Конечно, обидно, еще бы!

– Тогда покажи, – просто убийственная логика, учительница не оставляла вариантов – либо «покажи», либо «не сделал».

– Я же говорю, – надув губы, – дома забыл.

– А голову дома не забыл? – Весь класс слушает наш диалог, правда теперь он превращается в монолог, потому что я уже не знаю, что ответить, и молчу.

– Значит, нет домашнего задания? – снисходительный взгляд свысока.

«Ну нет, ну и что?» – подумал я.

«Но я ведь все сделал!» – чуть не плача, думал я.

– Давай дневник, – учительница вздохнула, словно собираясь сделать то, что ей не хотелось бы, но она все равно сделает… Потому что ТАК НАДО! – Я тебе ставлю двойку.

– Почему? Я ведь все сделал. – Нет, мне никак нельзя получать двойку, именно сейчас совсем нельзя, потому что дома…

– Сделал? – почти искреннее удивление. – Хорошо. Тогда иди к доске и напиши, – учительница любила неожиданные решения. – А мы все посмотрим, – добавила она, обращаясь к классу, чуть ли не подмигнув при этом.

– Хорошо, – ответил я.

Потом вышел к доске и решил задачу… пятью способами, в том числе и с детерминантами, и с гамма-функциями. Пожалуй, переборщил при этом, но уж очень обидно стало за себя. Учительница смотрела раскрыв рот.

Правда, потом я пожалел, что сделал это, но было поздно. В общем, в одной из ветвей времени я стал этаким вундеркиндом на час с необъяснимым даже для себя проблеском математических знаний, который тут же и погас, потому что я почти сразу ушел в настоящее, даже не дождавшись, что скажет учительница. Нет, все-таки зря я так сделал – даже представить сложно, какие это повлечет последствия и как мне удастся выпутаться из этого. Но уж очень она рассердила меня. Н-да, что-то я стал раздражителен и несдержан последнее время.

* * *

Сергей Степанович сидел в своем кабинете. Я высыпал из сумки на стол перед ним очередную кучу денег, полученных уж и не помню, в какой лотерее. Сергей Степанович тут же принялся считать их и собирать в пачки.

– Сколько там уже? – спросил я, кивнув на сейф. – Наверно, раза в два больше, чем надо, или в три?

– Семьсот, восемьсот… – считал Сергей Степанович. – Не сбивайте.

– Я к тому, что, может, хватит?

– Кашу маслом не испортишь, – быстро проговорил он, не отрываясь от денег. – Вы бы лучше купюры покрупнее приносили, а то место в сейфе кончается.

– Н-да? – я присел на стул и закурил. – Странная штука деньги. Как начнешь их собирать, так и не остановишься. Я чувствую, что уже все, не надо, но как будто кто-то дергает изнутри. Вот вчера не удержался, – показал я на деньги перед Сергеем Степановичем.

– Правильно-правильно, – кивнул он, сгорбившись сидя над деньгами. Я усмехнулся.

– Вы себя скупым рыцарем не чувствуете? Или Кощеем Бессмертным? Он не ответил.

– Сергею Степановичу деньги для дела нужны, – вмешалась Леночка, до сих пор молча возившаяся с какими-то медицинскими штучками. – Правильно, Сергей Степанович?

– Угу, – кивнул он, начиная следующую пачку. – Сто, двести, триста…

– Да мне-то, собственно, что, – пожал я плечами. – А кстати, вы профессору своему не звонили? Он ведь вам работу обещал.

– Нет, – ответил Сергей Степанович. – Некогда пока.

– Ну да, – усмехнулся я, – деньги надо считать.

Он поднял на меня сердитый взгляд, и я вдруг вспомнил Леночку в утро перед операцией – она смотрела на меня почти так же и тоже сидела за столом. Надо же! Я снова усмехнулся, удивляясь такой похожести.

– Вы все смеетесь, – сказал серьезный Сергей Степанович. – Вам все шутки.

– Нет, – ответил я, – наоборот, я зануда.

– Это что, юмор такой?

– Нет, это серьезно. Потому что я вам могу ответить, что до того, как мы начали зарабатывать деньги, вы тоже смеялись.

– Зануда, – сказала Леночка.

– Вот-вот, – улыбнулся я. – Хотя я не должен так говорить, ведь это все моих рук дело. – Сергей Степанович снова посмотрел на меня тем же сердитым взглядом. – То есть я в этом принимал самое живое участие, – добавил я, глядя на него. – В общем, все мы тут одного поля ягоды.

– Одна шайка-лейка, – смеялась Леночка.

Сергей Степанович еще сильнее нахмурил брови и погрузился в подсчеты. Скоро он разложил все деньги по пачкам, каждую из которых заклеил вокруг бумажкой и написал на ней сумму. Я следил за его движениями, он был усерден и аккуратен, пожалуй оправдывая свое звание инженера-бухгалтера. Потом он встал и открыл сейф. Я увидел, что сейф заполнен деньгами уже примерно на три четверти – действительно место кончалось.

– Я понял, – улыбнулся я, глядя на это. – Вы просто хотите заполнить сейф, тогда и будет все.

Он не ответил, пытаясь взять все пачки денег со стола. Одна все-таки никак не бралась, он оставил ее и отнес, что смог, в сейф. Потом вернулся за этой. И тут дверь вдруг открылась, и вошла пожилая женщина, пациентка. Пачка денег была на столе, Сергей Степанович судорожно дернулся, накрывая ее газетой, лежавшей рядом. Женщина, похоже, заметила его быстрое испуганное движение. Хорошо, что дверца сейфа была закрыта, хотя и не на ключ.

– Я к вам, – сказала женщина и протянула какую-то бумажку.

– Да-да, – смущенно ответил Сергей Степанович. – Лена, – позвал он Леночку.

– Проходите, – сказала Леночка женщине, беря из ее рук бумажку.

Сергей Степанович быстро сунул пачку денег в карман, когда женщина отвернулась. Карман сильно оттопырился, Сергей Степанович в отчаянии пытался как-нибудь умять деньги, но ничего не получалось. Я наблюдал эту довольно комичную сценку. Потом встал.

– Ладно, я пойду, – сказал я ему. – Звоните.

– Хорошо, – кивнул Сергей Степанович, беспомощно глядя на меня и прикрывая рукой выпирающий карман.

– До свидания, – чуть улыбнулся я.

– До свидания, – ответил он.

И я ушел.

* * *

Леночка сказала, что тетя заболела и ей надо пару дней пожить у нее, поухаживать там за ней. Она уехала, я был один. Немного странно было оставаться одному, пожалуй я уже привык к Леночке. Впрочем, так тоже было неплохо.

* * *

Вечером сидели с Сергеем Степановичем в уличном кафе у метро возле его больницы. По кружке пива стояло перед каждым из нас.

– Я вот думаю, – говорил Сергей Степанович, – стоит ли еще сыграть в лотерею по телевизору? Тогда придется кому-нибудь во второй раз идти получать деньги – не слишком ли это? Конечно, можно позвать кого-то другого, но не хотелось бы рассказывать об этом человеку со стороны. Как вы считаете?

– Жене вы так ничего и не сказали? – спросил я.

– Нет, – признался он, – так получилось… вернее не получилось, – он чуть улыбнулся. – Сначала по привычке не показывать жене все деньги, а потом уже и не знаю почему, просто по инерции, наверно.

Я смотрел на него. Это был прежний Сергей Степанович. Прежний? Да, я чувствовал, что теперь он стал другим, совсем другим, не таким как раньше.

– А вы изменились, – проговорил я.

– Да? – он отпил пиво и поставил кружку. – Может быть. Действительно, я иногда чувствую, что стал по-другому относиться к некоторым вещам. Это все деньги, – улыбнулся он, – презренный металл.

Я молчал. Не хотелось ни возражать, ни соглашаться с ним, и делать какие-то замечания тоже не хотелось. Он говорил откровенно, я молчал, чтобы не мешать ему, надеясь, что он продолжит.

– Странная жизнь, – сказал Сергей Степанович. – Я думал, что все, когда Олег Борисович тогда высказался про мою работу, что уже ничего никогда не будет. Честно говоря, промелькнула мысль, не последовать ли вашему примеру и отправиться на мост.

Он снова улыбнулся какой-то печальной улыбкой.

– Вам нельзя на мост, – серьезно проговорил я, – у вас семья.

– Да, – кивнул он, – конечно. Но сейчас все изменилось. Сейчас все по-другому. Какой-то свет впереди, надежда… Пожалуй, у меня никогда не было настолько реальной надежды, настолько материальной, что ее можно потрогать руками.

– И подсчитать, – все же не удержавшись, вставил я.

– Да, деньги, конечно… Но мне нужны не сами деньги, а… А вообще, – он смотрел на меня, – вообще, действительно я стал другим. Что-то произошло тогда в кабинете Олега Борисовича, что-то, чего не видел никто, и я в том числе. Я и сейчас не очень понимаю, но что-то умерло тогда во мне… или родилось.

– Ну, родилось, наверно, потом, когда Леночка подсказала идею.

– Нет, тогда. Я вышел из кабинета не такой, как вошел.

– Что ж, – улыбнулся я, – тогда надо еще раз познакомиться.

Он улыбался в ответ.

– Вы не пойдете работать к своему профессору? – спросил я.

– Нет. Он ведь из жалости это предложил. Да и вообще, у меня есть свое дело, теперь уж точно свое.

– И точно есть, – кивнул я.

– Да, – радость светилась в его глазах, – да.

* * *

На второй день Леночка позвонила и сказала, что тетя пока еще не выздоровела и придется остаться у нее еще на какое-то время.

– Ладно, – сказал я, – конечно.

* * *

Душно. Как душно в жарком вагоне! Совершенно нечем дышать. Мы мочим полотенца в воде и обтираемся ими. Полотенца наоборот – не чтобы было сухо. Но это помогает лишь отчасти. К тому же полотенца быстро высыхают. Мы уже подъезжаем. Еще несколько часов, и мы будем на море. Море. С каким удовольствием я погрузился бы сейчас в его пучину из этой духоты! Как же жарко сегодня!

Света улыбается, показывая в окно на пальмы. Маленькие капельки пота над ее верхней губой, она все время стирает их, но они появляются снова. Почему-то я не могу оторвать глаз от этих капелек, они выглядят так соблазнительно. Наши соседи по купе, пожилая толстая женщина и ее муж, все время что-то едят. И когда они выходят в коридор, я, улучив момент, целую Свету, касаясь маленьких капелек. Как жарко сегодня!

* * *

Тишина и тьма. Шепот в тишине:

– Я раньше боялась оставаться в темноте, особенно когда на улице ветер.

– А теперь?

– Теперь у меня есть ты.

Ветер за окном, ночь за окном. Небо затянуто тучами. Деревья шелестят на ветру во тьме. Во тьме…

– Я не хочу, чтобы ты уезжал.

– Я тоже не хочу уезжать, – шепчу я в ответ. – Но я приеду. Скоро.

Почему мы шепчем? Ведь мы одни в доме. Но нет. Я представил, что мы говорили бы вслух. Нет. Это просто смешно. Все алмазы превратились бы в стекла, и жемчуг стал бы пеплом. Мы слишком одни в этой ночи. Мир слишком огромен. И мы только вдвоем в нем, в этой огромной бесконечной тьме, наполненной ветром и шелестом листьев. Там за окном. Покой лишь здесь. Мы шепчем в тишине, сохраняя ее.

* * *

Леночка вернулась через четыре дня.

– Как тетя? – спросил я ее.

– Нормально.

Я думал, рад ли я ее возвращению? Но, пожалуй, то, что я думал об этом, и был ответ. Не знаю, что я хотел, как относился к ней. Не знаю. Черт! Пора уже что-то решать с этим.

* * *

Несколько дней мы все смотрели скучный телевизор, занимались повседневными делами, вели обычные, ничего не значащие разговоры, зарабатывали деньги – в общем, ничего не делали. Сергей Степанович звонил мне, говорил, что забрал выигрыш очередной телевизионной лотереи.

– А кто ездил в этот раз? – спросил я.

– Жена ездила.

– Значит, все-таки рассказали ей?

– Да, – несколько смущенно ответил он, – рассказал.

– И как она отнеслась к этому?

– Удивилась сначала, а потом порадовалась за меня.

– Ну вот видите, как все хорошо.

– Я вот думаю, может, пора начинать оформлять бумаги? И помещение подбирать надо. Вы как считаете?

– По-моему, давно пора.

Он вздохнул.

– Ладно, тогда буду звонить Мише, он обещал помочь.

Через день я заезжал к нему в больницу. Сергей Степанович выглядел весьма довольным.

– Миша сказал, что все сделает, – сообщил он. – И помещение найдет, и с бумагами поможет.

– Да?

– Говорит, мне только надо будет ставить подписи в нужных местах – и все, – улыбнулся Сергей Степанович.

– Так и сказал?

– Ну, примерно.

– Не слишком ли это?

– Что?

– Вам не кажется, что он уж очень помогает? Почему бы?

– А что такого? – удивился Сергей Степанович. – Я ему тоже много помогал.

– Лекарствами?

– Ну да. И еще там…

– А что конкретно он говорил?

– Конкретно пока ничего. Сказал, что нужно подождать пару недель, он все разузнает, поговорит с нужными людьми, ну и вообще.

– Вот как?

– Да. А почему вы говорите с таким недоверием? Что вам не нравится?

– Не знаю, – пожал я плечами. – Может, и правда, зря я сомневаюсь. Но… деньги все-таки.

– Но Мише-то можно доверять, – проговорил Сергей Степанович. – И потом, у него своих денег хватает.

– Думаете?

Мы курили молча какое-то время.

– Значит, вам больше не надо денег? – спросил я.

– Нет, – улыбнулся Сергей Степанович. – Хватит, теперь хватит.

– Вот и отлично. А то мне уже порядком надоели эти постоянные лотереи, выигрыши… Как-то уже неинтересно.

– Ну, может, потом еще понадобится, – пробормотал он. – Но, наверно, не скоро и не в таком количестве.

Я промолчал.

– Надо будет еще персонал подбирать, – сказал Сергей Степанович. – Я все-таки хочу открыть небольшую практику. Да и вообще нужны люди, не один же я там буду, – он улыбнулся. – Но это потом. Сначала подожду Мишу, а уж когда все будет готово, можно и людей собирать.

Я кивал, Сергей Степанович улыбался, строя планы. Набитый деньгами сейф стоял рядом, закрытый на ключ.

* * *

Две недели пролетели как один день. Сергей Степанович звонил время от времени, рассказывал о его делах с Мишей. Я отвечал, стараясь не портить его оптимистичного настроения. Хотя, судя по его рассказам, это были не дела, а только слова. Но Сергей Степанович не замечал этого и верил, что все будет хорошо. Что ж, может, он и прав. Оставалось только надеяться на это. Впрочем, не только – я мог бы заглянуть в будущее и посмотреть, чем все кончится. Но нет. Не так-то это просто. Нужно найти именно свою ветвь времени – вряд ли это удастся, еще никогда не удавалось. Так что нечего было и пробовать. В общем, будь что будет.

Только совсем не радостным было то, что ждало впереди. Черные тучи собирались над Сергеем Степановичем, но он не хотел замечать этого. И гром все-таки грянул.

* * *

Перед выходными Леночка сказала:

– В субботу мне надо будет еще съездить к тете.

– Хорошо, – безразлично отозвался я.

– Придется остаться у нее до понедельника. Там много всяких дел накопилось.

Я подумал, что это уже не смешно. Впрочем, может, оно и к лучшему. Может, сказать ей, чтобы она оставалась там гораздо дольше, чем до понедельника?

– Понятно, – вместо этого ответил я, не желая затевать ссору.

– Ты в субботу не поедешь к Сергею Степановичу?

– Нет, – пожал я плечами. – А что?

– Так, ничего, – невинным голосом произнесла Леночка. – Я просто хотела узнать. А то бы вместе поехали – мне ведь в субботу не с самого утра. Но раз ты не едешь…

– Угу, – глядя в телевизор, отозвался я, находя слова Леночки несколько странными.

Она еще звонила потом. Я был в комнате, а она звонила на кухне, и когда я вошел, она весело сказала в телефон:

– Ладно, значит, как договорились, завтра я приеду, – хотя, подходя к двери, я слышал, что она говорила совсем другим тоном. – Ну все, до завтра, – сказала Леночка и положила трубку, глядя на меня. – Чай будешь?

– Нет, – ответил я, – потом.

– Тетя звонит, – кивнула она на телефон, – спрашивает насчет завтра.

– Угу, – ответил я, не став уточнять, что не слышал звонка, значит, звонила, наоборот, Леночка.

В субботу утром она уходила на работу.

– Ну пока, – сказала Леночка, улыбнулась и поцеловала меня.

– Пока, – ответил я.

– Я пошла, – она все улыбалась.

– Да-да, – пожал я плечами, несколько удивляясь столь долгому для обычного ухода на работу прощанию. У нее был такой вид, словно она чего-то ждала от меня.

– Ну ладно, пока, – еще раз сказала Леночка, уже серьезнее. Потом снова поцеловала меня и ушла.

Я поплелся на кухню делать себе кофе. Утро было как всегда сыпучее и зажатое.

* * *

В выходные я был один. Делал что-то дома, кажется даже не выходил на улицу, или выходил – не помню.

Вечером в воскресенье звонил Сергей Степанович и просил приехать к нему в понедельник.

– Я хочу все пересчитать еще раз, – сказал он, – и часть денег отнести в банк, чтобы открыть там счет. Поможете?

– Значит, все же решили связаться с банком? – чуть улыбнулся я.

– Да, придется. Миша говорит, так удобнее рассчитываться.

– Понятно.

– Так вы приедете?

– Да, конечно. Во сколько?

Потом мы договорились о времени и положили трубки.

На следующий день я был у него.

– Что с Леночкой? – спросил он.

– С Леночкой? Не знаю. А что?

– Она не пришла сегодня. Я подумал, может, заболела.

– Хм. Она на выходные уезжала к тете, я ее не видел два дня.

– Странно. Где же она?

– А вы тете позвоните, – предложил я. – Телефон знаете?

– Неудобно как-то, – проговорил Сергей Степанович. – Ладно, когда придет, тогда и узнаем, что с ней. Но вечером вы все-таки позвоните мне, – озабоченно произнес он. – Если она не объявится, придется ее искать. Мало ли что…

– Хорошо, – ответил я, – позвоню. Или она сама вам позвонит.

Он кивнул, удовлетворенный таким решением.

– Ладно, – сказал он, – сейчас у меня обед, и можно заняться делом, – он улыбнулся. Потом подошел к двери и закрыл ее на ключ. – На всякий случай, – пояснил он, – чтобы кто-нибудь не вошел, пока мы тут…

Я сидел на стуле перед столом, курил, наблюдая за его действиями.

Сергей Степанович подошел к сейфу и, порывшись в кармане, достал ключ. Потом вставил его в замок и открыл дверцу сейфа. Пока все было обычно и спокойно, но дальше… Словно бомба взорвалась.

То, что предстало перед глазами Сергея Степановича, наверно, для него было пострашнее всех кошмаров и ужасов, когда-либо существовавших или придуманных, да к тому же и вместе взятых. Хотя сначала он, похоже, просто не поверил своим глазам, как-то странно дернул головой и даже чуть усмехнулся в смысле: «Привидится же такое!» Но тут же понял, что это не привиделось, это так и есть. Усмешка исчезла с его лица, то есть растянутость губ перешла в расширенность глаз. Что-то неестественное было в этом, словно какой-нибудь мультфильм, когда голова героя меняет свою форму, сначала горизонтально растягиваясь в улыбке, а потом вертикально – в удивлении. Впрочем, Сергей Степанович не знал, что стал мультяшным персонажем. И, скорее всего, ему было не до того, он застыл, в ужасе и удивлении глядя на то, что предстало перед ним за открытой дверцей. Можно было не верить своим глазам, но это не меняло ничего. Сейф был пуст.

– А… где? – только и смог произнести Сергей Степанович даже не голосом, а каким-то скрипом.

Похоже, он все-таки не верил своим глазам, потому что протянул руку и лихорадочно пошарил в зияющей пустоте сейфа, разверзшейся перед ним.

– Где же? – с ужасом пробормотал он и безвольно опустил руку, так и не нашедшую ничего. Потом повернулся ко мне и голосом, полным наивности и беспомощности, произнес: – А? – видимо надеясь, что это просто какая-то шутка, что я только разыгрываю его и сейчас достану чемодан с деньгами из-под стула, и мы вместе посмеемся над его испугом. Он был готов посмеяться над собой, но только бы это была шутка, только бы шутка.

Но это была не шутка, и у меня не было чемодана с деньгами под стулом и объяснений происходящему тоже не было, и вообще я был удивлен не меньше его.

– Не знаю, – проговорил я и смотрел на него. Он смотрел на меня. Мы так молча смотрели друг на друга, я – сидя на стуле, он – стоя у пустого сейфа.

– Все… Черт! – вдруг нервно произнес Сергей Степанович. – Так я и знал, что добром это не кончится.

– А может, где-то еще? – глупо проговорил я.

– Где еще? – пожал он плечами. – Нет, уж слишком хорошо все шло. Так я и знал, что что-нибудь должно случиться. Черт! – в отчаянии произнес он. – Все пропало. Столько денег!..

– Да подождите паниковать, – сказал я. – Вы когда последний раз сейф открывали?

– В субботу, – ответил он. – В субботу все было на месте, – он снова посмотрел в пустой сейф. – Ну как же так?!

– Значит, в субботу деньги еще были, – повторил я.

– И ведь все уже собрали, – причитал Сергей Степанович, – оставалось только бумаги оформить. Что я теперь Мише скажу?

– Ладно вам. Давайте лучше подумаем, куда они могли деться.

– Чего тут придумаешь? Ищи теперь…

– Ну, сами ведь деньги не могли уйти, – высказал я гениальную мысль, – значит, кто-то их взял.

– Кто взял? – поставил меня в тупик Сергей Степанович.

– Откуда я знаю? – на этом мои дедуктивные способности кончались. – Здесь же больница – много всяких людей ходит.

– Никто здесь в воскресенье не ходит. Кабинет закрыт на ключ, – Сергей Степанович кивнул на дверь, – замок, как видите, цел.

– Но, наверно, здесь есть и еще ключ от вашего кабинета?

– Ну есть, – отмахнулся Сергей Степанович, – но все равно в выходные никто сюда не заходит, к тому же ключ от сейфа только у меня. Да и вообще, – он все больше распалялся, – никто не знает, что здесь деньги лежат.

– Вы не волнуйтесь, – успокаивающе произнес я, – присядьте лучше. Вам сигарету дать?

– У меня есть, – буркнул он, но все же прошел и сел за стол. – Как же не волнуйтесь? – снова раздраженно произнес он. – Там ведь столько денег было! Где они?

Он достал сигарету и закурил, я молчал.

– Что делать-то? – уже спокойнее проговорил он. – Надо ведь что-то делать.

– Ну уж не в милицию звонить, – сказал я.

– Да, – согласно покивал он, – в милицию, пожалуй, не стоит, – он затянулся и потом, выпустив дым, задумчиво произнес: – Но действительно, сами ведь деньги не могли уйти. – Я кивнул. – Значит, кто-то их взял.

– Кто? – я чувствовал, что мы поменялись ролями.

Сергей Степанович отвел взгляд. Я думал, как бы помочь ему.

– А давайте я перемещусь в воскресенье и приду сюда, – предложил я.

– И что? Вы даже в кабинет не сможете войти, а тем более сейф открыть.

– Ну, я могу позвонить вам и прийти сюда с вами.

Сергей Степанович усмехнулся.

– Предположим, мы увидим, что денег нет, – это ничего не даст, просто мы раньше обнаружим пропажу. Или увидим, что деньги на месте – тоже ни о чем не говорит.

– Тогда я постою здесь у двери, покараулю.

– Вы не сможете целые сутки находиться во времени, к тому же никто вам не даст здесь стоять у пустого кабинета.

– Мы можем сидеть здесь вместе с вами.

Он снова усмехнулся.

– Единственное, чего мы добьемся, это того, что тот человек не придет, обнаружив, что в кабинете кто-то есть, – назидательно высказал он. – И просто в той ветви времени деньги останутся целы. Но мы-то с вами здесь, и сейф пуст.

– Н-да, – вздохнул я и потом улыбнулся. – Но, согласитесь, это оригинальный способ ведения следствия, а?

– Какое там следствие, – махнул он рукой. Потом затушил докуренную сигарету и тут же взял новую.

– Ладно, – сказал я. – Значит, в субботу вечером деньги были, а в понедельник утром их нет. То есть кто-то их взял в субботу вечером или в воскресенье.

– Вам бы детективы писать, – покачал головой Сергей Степанович.

– А вы в субботу все хорошо закрыли? – пропустив мимо ушей его замечание, спросил я.

– Сейф точно закрыл, а кабинет Леночка закрывала – она после меня уходила.

– Леночка? – насторожился я.

– Ну не Леночка же их взяла, – развел руками Сергей Степанович.

– Так, может, она дверь плохо закрыла?

– Нет, она же знает, что здесь деньги.

– Да? А кто еще знал, что здесь деньги в сейфе?

– Ну вы, я, Леночка, Миша… Хотя нет, Миша, наверно, не знал – я при нем деньги в сейф не клал.

– Так, – серьезно произнес я. – Вы деньги не брали? – Он остекленел взглядом, уставившись на меня. – Я тоже не брал, – продолжил я. – Значит…

– Хотите сказать, что Леночка? Но это же невозможно.

– Не знаю, не знаю. А где она сейчас?

– Мы ведь уже пытались это выяснить сегодня.

– Да-да, – кивнул я. – Но тогда мы еще не знали про деньги.

– Нет, ну это же ерунда какая-то! – вспыхнул Сергей Степанович. – Не могла она их взять. Да как это? Нет, просто не могла, – он задумался. – Ну вот хотя бы… Как она сейф-то откроет?

– А вы ключ где держите?

– В кармане, – он похлопал себя по карману пиджака.

– Всегда?

– Всегда. И здесь его никогда не оставляю, все время с собой уношу.

– Н-да? – я смотрел на него. – А вы когда-нибудь здесь пиджак снимаете?

– Ну, бывает, когда жарко, – проговорил он. – Снимаю и на спинку стула вешаю.

– А сами при этом из кабинета выходите, – подытожил я.

– Ну, может быть.

Я покачал головой.

– Эх, Сергей Степанович, Сергей Степанович… В сейфе куча денег лежит, а вы ключ где попало бросаете.

– Почему где попало? – чуть ли не обиделся он. И вдруг замолчал, уставившись на меня большими глазами. – Так вы думаете, что… – тихо произнес он.

– Тут и думать нечего. Она сто раз могла копию с ключа снять.

Мы неподвижно смотрели друг на друга какое-то время. Сергей Степанович ожил первым.

– Нет, могла-то могла, – проговорил он, – но… но нет, – он усмехнулся. – Не может быть. Зачем ей это делать? Она же понимает, что мы ее в два счета вычислим.

– В два не в два… – протянул я. – Но, вообще-то, вы правы. Только вот где она, а?

– Откуда мне знать? – насупился он. – Если не у вас, то у тети, наверно. Или вообще где угодно – у подруги, например.

– А знаете что?

– Что? – послушно отозвался он.

– По-моему, есть смысл позвонить ее тете, – скрыв усмешку, продолжил я. – Это самое простое, что можно придумать. К тому же и повод есть: Леночка ведь сегодня на работу не пришла – вот вы, как начальник, и позвоните, узнайте, что к чему.

– Да? Вы думаете? – он вдруг склонился и, выдвинув ящик стола, достал записную книжку. – Вообще-то, неплохая мысль, – проговорил он, листая страницы. – Ага, вот!

Он положил перед собой раскрытую записную книжку, взял телефон и стал набирать номер.

– Сейчас, сейчас, – сказал он мне, дожидаясь ответа в трубке. – А если она там, я тогда… Здравствуйте, – сказал он в трубку, – это звонит Сергей Степанович, начальник Лены. Вы не знаете, почему она сегодня не пришла на работу? – Потом послушал ответ. – Нет, не говорила, – сказал он и снова замолчал, слушая. – Как уехала? – Ответ в трубке. – Куда?! – похоже, Сергей Степанович совсем не ожидал услышать то, что ему сообщили. – Подождите, а почему же она мне ничего не говорила? – Снова неслышные для меня слова в телефоне. – Но когда же она… – молчание. – В субботу вечером? Но это точно? Вы ничего не путаете? – Ответ в трубке. – Вы сами ее провожали? – упавшим голосом произнес Сергей Степанович. – Угу… Понятно… Да… Спасибо… Да… Ничего… До свидания, – он положил трубку и молчал пару секунд, глядя на телефон.

Потом сказал:

– Она в Австралию уехала, – словно сообщая, что у него кончились сигареты.

– Куда?! – удивился я так же, как и он перед этим.

– Она не одна уехала, – тем же голосом продолжал он и, посмотрев на меня, добавил: – Она с Мишей уехала.

– Вот как? – я пытался переварить услышанное. – С Мишей?

Сергей Степанович не ответил. Повисла напряженная пауза. Я чувствовал, что должен как-то отреагировать на это сообщение, но внутри было пусто, я никак не относился к этому. Впрочем, пожалуй, сейчас было не до сцен ревности – нужно выяснить совсем другое.

– Но они точно уехали? – осторожно произнес я, стараясь не показывать никаких эмоций.

– Тетя говорит, что сама их провожала и видела, как они в самолет садились и улетели.

– Ну, мало ли что она говорит. А может, это Леночка ей сказала так отвечать.

– При чем здесь тогда Миша?

– М-м-м… – я думал. – А знаете? Вы Мише позвоните, попробуйте выяснить, дома он или еще где.

– Мише? – он кивнул, потом взял телефон и стал набирать номер.

В этот раз он говорил несколько дольше. Похоже, трубку взяла жена Миши… Жена? Хм… Она! Я опустил взгляд, чувствуя, что мои глаза вдруг приняли совершенно неуместное выражение – непонятно почему, ведь Ее не было здесь, это только голос в телефоне, который к тому же я и не слышал, а лишь догадывался, что это Она. Но все равно…

Сергей Степанович спросил, как дела, перебросился с Ней парой фраз на общие темы, а потом попросил позвать Мишу. Но, судя по разговору, Миши не было дома. Сергей Степанович интересовался, где он и когда придет. Она что-то отвечала. Они поговорили так еще немного и потом положили трубки.

– Все, – сказал Сергей Степанович, не глядя на меня.

– Что все? – спросил я, находясь под впечатлением того, что Она незримой тенью побывала здесь.

– Все, – повторил он, – уехал.

– Куда уехал?

Он скрипнул зубами.

– В Австралию уехал, – раздраженно произнес он и взял сигарету из пачки. – Австралия, Австралия… Все сегодня в Австралию уехали. Такое впечатление, что только мы с вами остались.

– Ну, не только, – кивнув на телефон, произнес я. – И не сегодня…

– Да какая разница! – в сердцах бросил он.

– Так все-таки что вам сказали? – осторожно спросил я, не упоминая о Ней.

– Что он в командировку уехал, – раздраженно ответил он.

– В командировку?

– Ну да, по делам своей фирмы на неделю.

– Насчет недели это, по-моему, вряд ли.

– По-моему, тоже, – он дернул рукой, говоря это, и пепел от сигареты упал на стол, Сергей Степанович нервно смахнул его. – Черт!

– Выходит, это все-таки Леночка деньги взяла? – полувопросительно, полуутвердительно сказал я.

Он не ответил, отрешенно глядя куда-то в сторону.

– Я только сейчас вспоминаю, – негромко произнес он, – в субботу у нее с собой сумка большая была. Она еще сказала, что ей нужно что-то там тете отнести, хотя я ее не спрашивал.

– Пирожки, наверное, – усмехнулся я, вспомнив, что утром Леночка уходила без всякой сумки.

– Может быть, – серьезно ответил Сергей Степанович. – Только сумка была слишком легкая для таких размеров, судя по тому, как она ее носила. Я еще подумал…

Он вдруг вскочил со стула и рванулся к черной занавеске.

– Точно! – заглянув туда, почти выкрикнул он. – Смотрите, – он отодвинул занавеску, и я увидел, что там под стулом лежит ворох смятых газет. – Вот что у нее в сумке было, а не пирожки, как вы говорите.

Это было смешно, но почему-то совсем не хотелось смеяться.

– Про пирожки это я так, – проговорил я. – Кстати, она из дома без сумки выходила.

– Да? Где же она ее взяла? – Сергей Степанович отпустил занавеску и снова сел за стол. – Хотя неважно где. Главное, понятно, что она сумку принесла, чтобы деньги в нее положить.

– Значит, вы думаете, это все-таки она?

– Чего тут думать? – фыркнул он.

Пришедшая мысль была достаточно проста.

– Ладно, – сказал я. – Действительно нечего думать. Я сейчас.

Потом закрыл глаза и переместился на два дня назад.

Теперь было известно, когда примерно это могло произойти, я хотел приехать в больницу в этот момент и посмотреть, что там.

В субботу вечером я был дома, поэтому пришлось еще час добираться на метро. Когда я подходил к больнице, то еще издали заметил Мишу у входа. Его машина стояла неподалеку. Я замедлил шаг, пытаясь понять, что мне делать. Но тут увидел, как из больницы вышла Леночка. В ее руках была большая тяжелая сумка, Леночка еле тащила ее, сгибаясь от тяжести. Миша тут же подошел и взял сумку из ее рук. Я наблюдал за ними, остановившись в стороне. Они перебросились парой слов, потом сели в машину и уехали. Я стоял, глядя им вслед. Пожалуй, теперь не оставалось сомнений. Можно было бы, конечно, прийти сюда немного раньше и поймать Леночку с сумкой денег у двери кабинета, но… зачем? Это все равно будет другая ветвь времени, а в настоящем не изменится ничего. Ладно. Я вздохнул и вернулся в настоящее к Сергею Степановичу.

– Да, – вздохнув теперь здесь, проговорил я. – Это они.

– Конечно, они – кто же еще?

– Вы не поняли. Я видел это.

– Видели? – удивился он.

– Да.

И я рассказал ему о том, что произошло в субботу вечером, когда он ушел домой.

– Хм. Вот как? – качал головой Сергей Степанович. – Вот, значит, как? – потом вдруг сжал губы. – Черт! Но как же она могла? Как они могли?!

– А помните, – сказал я, – это ведь Миша идею про лотерею подал. Леночка говорила, что только передала нам его слова?

– А откуда он узнал про вас… про нас?

– Леночка рассказала. Он еще на ее дне рождения меня спрашивал, правда ли, что у меня в голове машина времени?

– И что вы ответили?

– Там бесполезно было отпираться, пришлось сказать, что да.

– Вот тогда он, наверно, и начал планы строить, – мрачно проговорил Сергей Степанович.

– Ну почему вы так? – с наигранной серьезностью произнес я. – Миша ведь хороший человек, деловой, и вообще – вы сами говорили.

– Я говорил? – вспыхнул он и тут же обмяк. – Да, я говорил, – упавшим голосом сказал он, – но что теперь? Ну, ошибся – да. Все, больше не буду никому верить, хватит. А кстати, как он такую кучу денег через таможню провез?

– Он и не провозил. Он их просто в банк положил и теперь может снять со счета где угодно… хоть в Австралии.

– Австралия, Австралия, – пробормотал он. – И почему Австралия?

– Кенгуру там, – пояснил я, – и Новая Зеландия рядом.

– А-а, – понимающе протянул Сергей Степанович. – Но как же вы ничего не замечали? Они ведь с Леночкой не в один день договаривались.

– А как я мог заметить? – удивился я. – Это как раз вы мне рассказывали, что он ее на машине домой подвозит.

– Ну подвозит, ну и что? – проговорил он. – Разве я мог такое подумать?

– Это конечно, – вздохнул я. – И потом, она последнее время что-то к тете зачастила – то на день, то на неделю.

– Что-то, – с сарказмом произнес он. – Теперь понятно, что она частила. И не к тете, наверно.

– Наверно, – согласился я.

– Но вы-то как? – вдруг испуганно произнес он. – Я все про деньги, но она же от вас… с Мишей…

– Ну и ладно, – махнул я рукой, – туда ей и дорога.

– Понятно, – вздохнул он.

Мы молча курили. Потом Сергей Степанович вдруг усмехнулся и, состроив умильное лицо, произнес противным голосом:

– Идите, я сама закрою. Мне, говорит, еще тут кое-что доделать надо, – он шумно выдул дым от сигареты. – А я и уши развесил. Ладно, говорю. Еще обрадовался, что не нужно ее ждать, – быстрее домой хотел уйти, – он с ухмылкой покачал головой. – Надо же! Сумку принесла, для тети, говорит. Копию с ключа сняла. Это ж сколько всего сделать надо было! И за границу тоже так сразу не улетишь – наверно, они долго готовились.

– Ну, Миша ведь вам сказал, что нужно подождать две недели – помните? Вот вы и подождали…

– Н-да, – протянул он и потом вдруг ударил кулаком по столу. – Черт! Сидела тут тихонько и про себя подсчитывала, – видимо, о Леночке сказал он, – пора уже деньги забирать или еще подождать, чтобы побольше накопилось? А Миша у нее отчеты спрашивал, сколько у нас тут уже? И при этом со мной все другом прикидывался. Черт!

– Леночка ведь даже вещи свои из дома не взяла, – сказал я. – Так и уехала налегке.

– Зачем ей вещи? – горько усмехнулся Сергей Степанович. – Она теперь себе накупит вещей… А кстати, интересно, Миша с ней только из-за денег связался? И как они там все поделили?

– Кто их знает? Но, думаю, Миша свое не упустит. И какую-то Леночку ему вокруг пальца обвести… – я улыбнулся. – Если он великого изобретателя машины времени сумел обмануть.

Сергей Степанович скромно потупил взор.

– Да уж сумел… – с улыбкой произнес он. – Но что же теперь делать? – уже серьезно сказал он.

– Что тут сделаешь? – вздохнул я. – Уж в Австралию мы за ними точно не полетим. Так что про эти деньги придется забыть. Считайте, что их и не было.

– Как же так? – сокрушался Сергей Степанович. – Ведь столько денег! И все пропало, все…

– Ничего не поделаешь. Вернее, наоборот, теперь у нас много дел – надо начинать все с начала, снова собирать нужную сумму.

– Снова собирать, – повторил он. – Все сначала… Опять сначала? Но ведь все уже было в руках. И на тебе…

– Ладно вам, – пытался я утешить его. – Чего уж теперь? В следующий раз будем умнее.

– В следующий, в следующий, – проворчал он. – Уж от Миши с Леночкой я такого никак не ожидал. Теперь ведь никому верить нельзя.

– Теперь? – удивился я. – Почему только теперь? Разве раньше можно было кому-то верить?

– Откуда же я мог знать раньше? – сокрушался он.

Я смотрел на его страдания. Хотелось как-то помочь.

– Ладно, подождите, – сказал я. – Все-таки, наверно, можно что-то сделать.

– Что? – встрепенулся он.

– Я сейчас, – подмигнул я ему, – одну секунду, – потом закрыл глаза и ушел во время.

– Да, деньги, конечно, – говорил Сергей Степанович. – Но мне нужны не сами деньги, а… А вообще, – он смотрел на меня, – вообще, действительно я стал другим. Что-то произошло тогда в кабинете Олега Борисовича, что-то, чего не видел никто, и я в том числе. Я и сейчас не очень понимаю, но что-то умерло тогда во мне… или родилось.

– Ну, родилось, наверное, потом, – сказал я.

Мы сидели в уличном кафе у метро возле больницы. По кружке пива стояло перед каждым из нас. До дня икс оставалось еще больше двух недель.

– Он ведь из жалости это предложил, – говорил Сергей Степанович про своего профессора. – Да и вообще, у меня есть свое дело, теперь уж точно свое.

– И точно есть, – сказал тот я, который там.

– Да, – радость светилась в глазах Сергея Степановича, – да.

Не хотелось омрачать его радость, но нужно было предупредить.

– На самом деле все не так просто, – сказал я.

– Что?

– Довольно неприятно говорить об этом, – продолжал я, – но нужно предупредить вас, иначе…

И я рассказал ему про события следующих дней, про то, как Леночка опустошит его сейф.

– Как? Да разве такое может быть? – не верил он мне. – Откуда у вас такие подозрения? Что за странные фантазии?

– Нет, вы не поняли, – ответил я. – Это не подозрения и не фантазии. Это уже случилось, это то, что ждет вас впереди.

– Впереди? – недоверчиво переспросил он.

– В будущем, – уточнил я. – Или в моем прошлом. Теперь вы понимаете, откуда я с вами говорю?

– То есть вы сейчас?.. – в замешательстве произнес он.

– Да, – кивнул я. – Сейчас я сижу в вашем кабинете, после того, как мы обнаружили пропажу.

– В моем кабинете? – повторил он. – Вот оно что…

– Теперь вы верите мне?

– Да. Теперь да, – он сидел, ошарашенно глядя перед собой.

– Что-то не так? – поинтересовался я.

– Нет, все так. Просто как-то странно разговаривать с вами и… не с вами, но все равно с вами, только…

– Но вы поняли то, о чем я вам сказал?

– Как разговаривать по телефону, – задумчиво произнес Сергей Степанович, похоже, не слыша моих слов. – Только собеседник не на каком-то расстоянии, а на каком-то времени от тебя.

– На каком-то мире, – сказал я.

– А? Что? – обратил он внимание на меня.

– Вы поняли, что я вам сказал? – повторил я. – Вы примете меры, чтобы этого не случилось?

– Да, конечно, – все еще в задумчивости произнес он. – Но только… только я не понимаю, зачем вы мне это говорите? Ведь в вашем настоящем не изменится ничего, даже если я не дам им это сделать.

– Вот и я про то же, – усмехнулся я. – Пусть хоть в этом мире, в этой ветви времени все будет хорошо.

– Хм. Вот как? Значит, там у вас… – он замолчал, подняв на меня испуганный взгляд.

– Да, там у нас, – снова усмехнулся я. – Там у нас не все хорошо. Вы уж постарайтесь, чтобы у вас было не так.

– Конечно-конечно, – закивал он. – А интересно, как… как я реагировал на это?

– Вот это вопрос! – восхищенно отозвался я, но потом продолжил спокойно: – Как? Расстроились, конечно рассердились – что еще? Ну, в общем, ничего хорошего.

– Ну вы уж скажите мне, что это еще не самое страшное, и вообще… – он вдруг расширил глаза. – И вообще, передавайте привет от меня.

– От вас вам? – уточнил я.

– Ага, – кивнул он.

– Так-так, – улыбнулся я. – Так-так…

– Действительно странно звучит, – тоже улыбнулся он.

– Если не сказать больше, – вздохнул я. – Ладно, теперь вы знаете, что нужно делать. В общем, я пошел… В смысле, я остаюсь здесь, но не я, а… Кстати, тот я, который здесь, ничего ведь не знает о том, что будет. И когда я уйду…

– Вам тоже передать привет от вас? – улыбнулся он.

– Да, – улыбнулся я, – передайте. Ну все, пока.

И я переместился обратно в настоящее.

– Так что же? – нетерпеливо спросил Сергей Степанович, сидящий за столом передо мной в своем кабинете. – Что можно сделать?

Я улыбался ему.

– Вам привет, – сказал я.

– От кого? – не понял он.

– От вас.

Он ошарашенно смотрел на меня.

– Как это?

– Очень просто, – вздохнул я, беря сигарету. – В общем, я уже все сделал, что было можно.

– Уже?

– Только что я переместился в прошлое на две с лишним недели и предупредил вас о готовящемся заговоре Миши и Леночки.

– А, так вот вы о чем, – разочарованно протянул он. – Но ведь это не изменит ничего, даже если я не дам им это сделать.

– Да-да, – кивнул я, отметив про себя, что он сказал это теми же словами. – Но пусть хоть в том мире, в той ветви времени, все будет хорошо, – теми же словами ответил я.

– Хм. Вот как? – он задумался. – Что ж, может быть, вы и правы. А интересно, как… как я реагировал на это?

Я усмехнулся, покачав головой.

– Так же, – сказал я.

– Что значит «так же»? – не понял он.

– Вы сейчас говорите теми же словами, что и там.

– Прямо теми же?

– Ага. В общем, вы попросили меня успокоить вас и… передали себе привет.

– Себе?! – не поверил Сергей Степанович.

– Себе, – подтвердил я.

– Правда? – рассмеялся он. – Надо же!

– Вы еще сказали, что то, как я говорю с вами из будущего, похоже на телефон, только не на расстоянии, а на времени.

– Хм. Ну, здесь я, пожалуй, правильно подметил. Действительно что-то в этом есть, – он посмотрел на меня. – Слушайте, а не могли бы вы в следующий раз сказать мне…

– Нет-нет, – прервал я его, – хватит. Я чувствую, еще немного, и вы друг другу письма начнете писать, а я у вас буду почтальоном.

– А что? – улыбался он. – Это мысль!

– Нет уж. Это не по правилам, так нечестно. Надо все-таки уважать время.

– Почему же? По-моему, это очень даже удобно. Можно, например, проблему какую-нибудь сообща решать. Или, скажем… в шахматы сыграть.

– В шахматы?! – возмутился я. – Да вы что?! Это уже просто наглость по отношению ко времени.

– Ничего не наглость, – в шутливой серьезности говорил он. – Е-два, е-четыре – запомните? И ждать долго не надо, пока противник думает – вы ведь перемещаетесь мгновенно.

– Ничего не выйдет, – буркнул я.

– Почему же?

– Все время ничья будет – вот почему.

– Ну, может, и не все время, – с сомнением произнес он.

– Все время, все время, – злорадно ответил я.

– Нет, не обязательно, – в смятении проговорил он. – Не каждый раз, а… – он улыбнулся. – А вот давайте и проверим. Прямо сейчас. Шахматы у меня есть, – он склонился, собираясь открыть ящик стола.

– Нет, – твердо произнес я. – Даже не думайте.

– Всего одну партию, – выпрашивал он. – Давайте попробуем. Зря, что ли, я вас делал?

– Вы меня что?

– Ну, – смутился он. – Я имел в виду… Ну, в общем, вы понимаете. Давайте, а? Одну партию. Что вам стоит?

– Я буду жульничать, – глумился я, – сам буду играть с вами. А хуже того, стану заглядывать в будущее и смотреть, как вы ходите.

– Н-да?

– Да.

– Ну ладно, – сдался он. – Я вас в следующий раз попрошу, когда у вас настроение будет получше. Все-таки интересно сыграть с самим собой.

Турнир устроить между разными годами, – мечтательно произнес он. – А?

– Нет, – отрезал я.

– Ах, – вздохнул он.

Мы молчали. Каждый думал о своем. А потом оказалось, что мы думаем об одном.

– Так что же нам делать? – сказал Сергей Степанович.

– Я как раз тоже об этом думал, – ответил я. – Хотя, собственно, все ясно. И нужно не думать, а действовать.

– Опять начинать сначала?

– Другого все равно ничего не остается. И, по-моему, это не так уж и страшно или сложно. Просто придется потратить еще месяц-другой, чтобы снова собрать нужную сумму – только и всего.

– Да, – вздохнул он. – Но все-таки… столько денег! Неужели мы так просто оставим это?

– А что вы предлагаете?

– Не знаю, – грустно ответил он.

– Вот и я не знаю. Хотя… – я улыбнулся. – Вы можете позвонить в австралийскую полицию и сказать, что в субботу к ним прилетели двое наркодельцов из русской мафии, скрывающихся под видом семейной пары.

– Вы все шутите, – покачал головой Сергей Степанович.

– Почему бы и нет? – легкомысленно произнес я. – Что, собственно, такого уж страшного произошло? Что мы потеряли? Ничего, кроме денег. Это ведь только деньги, всего лишь деньги, и ничего больше.

– Это была моя мечта, – вздохнул Сергей Степанович. – Я держал ее в руках, – он посмотрел на меня как-то печально и даже жалостливо. – Ну почему все так? То профессор, то эти… – он сжал зубы и опустил взгляд. – Да их убить мало за это! – проговорил он. – А я-то им верил. Леночке этой… Действительно последнее время она какая-то тихая стала и улыбчивая. А сама там… И Миша… «Я все сделаю, все помогу», – с противным лицом и противным голосом цитировал он Мишу. – А ведь он не только нас обокрал, он еще и семью бросил. Вообще всех вокруг предал.

– Да, я же вам го…

И тут понимание пронзило меня, словно молния ударила из небес. Я вдруг понял одну простую вещь, которая, в общем-то, была ясна с самого начала, но почему-то я только сейчас понял это. Хотя раньше, наверно, просто было не до того и… Короче. Миша ведь бросил свою жену, ушел от нее. Нет… Он. Ушел. От Нее! И это значит… это значит… Господи! Это значит, что Она теперь свободна. Я сидел, так и застыв на полуслове с открытым ртом, чувствуя, что холодный пот выступил на лбу. Она свободна – все становилось понятным, пророчество сбывалось.

Пророчество? Я усмехнулся, выйдя из застывшего состояния. Н-да, пророчество… Если так можно сказать о том, что уже было, в чем я уже принимал участие, но что еще ждет меня впереди, еще только должно случиться. Она свободна, Она придет ко мне с письмом от Леночки. Письмо от Леночки? Теперь становилось понятным и это, и почему, как Она говорила, оно пришло к Ней. Все, все становилось понятным. Я смотрел на Сергея Степановича, начиная видеть, куда я смотрю, и слышать то, что он говорит.

– …и что я теперь жене скажу? – жаловался Сергей Степанович. Похоже, он тоже не слишком обращал внимание на мои слова. Да, интересный у нас был разговор. – Я ведь ей все рассказал: и то, что денег уже достаточно и скоро все будет по-другому. Да и здесь, в больнице, я уже хотел увольняться. А теперь… – он горестно махнул рукой. – Все пошло прахом. Все…

– Ладно вам, – успокаивающе произнес я, пребывая в эйфории от понимания, пришедшего ко мне, и чувствуя, что по сравнению с тем, что Она теперь стала свободна, все как-то уходит на второй план, все эти деньги, заботы. – Не сокрушайтесь вы так. Ничего не пошло прахом. Соберем мы вам денег столько, сколько нужно. Попробуйте взглянуть на это с другой стороны. Теперь ведь стало даже лучше. Теперь нам никто не будет мешать, и все пойдет на лад. Никуда оно не денется, счастливое будущее, – я улыбнулся. – По крайней мере, мы знаем, что и как делать – остается только взять и сделать. Помните, как вы мне сказали тогда, перед операцией? Теперь-то как раз все и начинается.

– Не знаю, не знаю, – с сомнением проговорил Сергей Степанович.

* * *

День за днем неделя проходит, месяц за месяцем – год. А все это вместе называется время. А еще оно бывает быстрое или медленное, яркое или серое, наполненное заботами или в плавном покое проходящее мимо, незаметно, неслышно.

Я собрал дома вещи Леночки и выбросил их в мусоропровод. Не знаю… Ничего не чувствовал при этом – ни злобы, ни печали, ни ревности, ни тоски. Пусто. Просто пусто было в душе. Она ушла – я никак не относился к этому. Воспринимал это просто как смену времен года: я был один, потом с Леночкой, потом опять один – как осень приходит после лета или весна после зимы. Просто одно время прошло, и наступило другое.

Конечно, не очень-то хорошо было то, что она сделала. Но, пожалуй, я не слишком удивился. Правда, нельзя сказать, что ожидал такое, но это было вполне в духе Леночки: сломать устройство, украсть деньги… Бог с ней. Пусть живет там, в этой своей Австралии. Я усмехнулся, представив Леночку среди кенгуру. Возможно, там ей и будет лучше.

* * *

Снова деньги, снова лотереи, ипподромы, казино. В этот раз все было как-то тяжелее. Просто чувство новизны и азарт первых выигрышей давно исчезли, и добывание денег превратилось в нудную рутину. Опять выигрывать там, здесь, делать ставки с заранее известным результатом. Надоело, просто надоело все время выигрывать. А хуже того, на людях приходилось изображать радость от победы… Никакой радости не было. Мы просто собирали деньги как грибы, выращенные в оранжерее на определенной грядке ровными рядами.

Сергей Степанович стал ворчливым и раздражительным. Он больше не держал деньги в сейфе в больнице, теперь уносил все домой, где, как я понял, он тоже завел сейф. Хотя он не был склонен распространяться об этом и не рассказывал мне ничего, просто мелочно и скрупулезно пересчитывал каждую копейку и уносил деньги к себе. Я пытался как-то расшевелить, развеселить его, но он совершенно не понимал никаких шуток и только ворчал, что нужно еще, и что все двигается медленно, и в первый раз было быстрее, а такими темпами мы не управимся и за сто лет. Постоянно строил планы, где еще можно заработать, но потом очень любил все менять в последнюю минуту и идти совсем в другое место. Я качал головой на эти его шпионские хитрости, но ничего не говорил. Ладно, в принципе, его можно понять – это было уже второе потрясение для него за последние полгода после профессора, когда Миша и Леночка украли деньги.

Иногда мне казалось, что Сергей Степанович уже не помнит, для чего нужны деньги, и собирает их как капитал, как состояние для себя. Не знаю, что он думал на самом деле, но то, как он изменился после профессора, только усилилось от проделок Миши и Леночки. Но вряд ли стоило бояться за его психику – нет. Он был нормальный, вполне нормальный, даже слишком. Я смотрел, как он, скрючившись над деньгами, хмурит брови и слюнявит пальцы, пересчитывая купюры, бормоча цифры при этом, и мне было непонятно, как такой человек мог придумать и сделать орган времени. Такой… Куда делась его одержимость, его наивность, его очарованность, непосредственность? Нет, теперь он только считал деньги и дрожащими руками прятал их в портфель, а потом шел домой, испуганным взглядом озираясь вокруг и боясь, как бы что-нибудь не случилось с его деньгами. Один раз потеряв их, теперь он боялся и дрожал над ними, не доверяя никому, даже мне.

Ладно. В конце концов все наладится – я надеялся на это. Когда, наконец, он получит свое, то снова станет прежним. Он ведь и стремился к этому – хотел заниматься любимым делом.

* * *

Я ждал будущего. Я ждал, когда Она придет ко мне. Не знаю, когда это должно случиться – тогда я не запомнил дату, и этот момент мог произойти в любой день. Я ждал. Но иногда думал, что зачем ждать? Может быть, просто позвонить Ей, поговорить и встретиться? Но нет. Что-то останавливало меня. Я не решался, хотя и толком не знал почему. В общем, я ждал, уверенный, что это случится рано или поздно. Просто ждал, когда будущее станет настоящим, когда сон станет явью, когда, наконец, произойдет то, что уже было.

Время проходило незаметно, хотя и было наполнено заботами и ожиданиями. Правда, случилось одно довольно неприятное событие. Конечно же, это было то, чего я меньше всего ожидал – разве бывает когда-нибудь иначе с несчастьями? Впрочем, иногда бывает, да и, пожалуй, нельзя назвать это таким уж страшным и непоправимым несчастьем, но…

Короче. Мой банк лопнул. Обычное дело. Тот банк, в котором я держал все свои деньги и который исправно выдавал мне проценты, оплачивая мое существование, все-таки лопнул. Все деньги пропали, пропала и моя безбедная жизнь – какая жалость! Ужасный удар. Оставалось только усмехнуться и насвистывать что-нибудь легкомысленное, сунув руки в пустые карманы. Я еще подумал, что, наверно, это мне кара свыше – уж очень много денег я навыигрывал последнее время. Впрочем, это была не такая уж страшная кара, потому что теперь деньги, пожалуй, перестали быть проблемой. В сущности, я почти не расстроился, узнав, что остался без копейки. И, кстати, это было буквально так – к этому моменту у меня почти закончились те деньги, которые были на руках. В общем, я был банкрот с дырой в кармане и идиотской улыбкой на лице.

Но вопрос «что делать?» совершенно не мучил меня. Я просто взял телефон и набрал номер Сергея Степановича.

– Здравствуйте, – сказал я, когда он подошел.

– Здравствуйте, – ответил серьезный Сергей Степанович.

– У меня тут есть одно дело, – проговорил я, чувствуя, что отрываю его от чего-то ужасно важного. – Ничего, если я завтра приеду к вам в больницу?

– Приезжайте, – сквозь свою важность ответил он. – А что за дело?

– Так, ничего особенного, завтра расскажу, – не хотелось говорить об этом сейчас, не видя Сергея Степановича. Хотя, наверно, придется. – Кстати, вы не могли бы захватить для меня немного денег?

– Немного? – насторожился он. – Сколько?

– Сколько не жалко. А то я совсем без гроша остался.

– Да? А что же ваш банк? – деловито спросил он.

– Ну, видите ли, он лопнул. И я остался совсем без денег.

– Ага, лопнул, – злорадно произнес Сергей Степанович. – Я ведь вам говорил, что в банке нельзя держать деньги.

– Да, говорили, – смиренно произнес я. – В общем, захватите?

Он что-то промямлил в ответ. Я не стал переспрашивать.

– Тогда до завтра, – сказал я.

– До завтра, – сказал Сергей Степанович.

И мы положили трубки.

Я все же попробовал посмотреть в будущем, когда Она придет ко мне. Вечером, после того, как стало ясно, что это произойдет не сегодня – я помнил, что Она приходила днем и было светло.

Смеркалось. Я сидел с книжкой в руках. День уходил, становилось темнее, но я не зажигал свет, обманывая себя и время – пока не включать свет, еще день. Хотя, конечно, глупо было думать так. Я досидел до того, что уже перестал различать слова в книге из-за наступивших сумерек.

Ладно. Я закрыл книжку и взял сигарету. Тихо. Пусто. Сумеречно. Где? Я чувствовал, что тихо, пусто и сумеречно не только вокруг, но и внутри – в душе. Какая чудесная гармония с окружающим! Я усмехнулся. Впрочем, нет, не все было одинаково снаружи и внутри. В окружающем не было тоски, которая стелилась во мне тягучим липким туманом. Я хотел видеть Ее. Я так давно не был с Ней! Я еще ни разу не был с Ней. Когда же? Может быть, завтра? Или через год? И то и другое было вполне вероятно. Нет, только не через год – я не выдержу столько, умру от тоски. Впрочем… Я улыбался. Не умру. Я буду вполне живой к Ее приходу – это я знал точно.

Сигарета дымилась в руке, сумерки сгущались вокруг. Я так и не включал свет. «Ладно, – вздохнув, подумал я, – может, все-таки стоит попробовать? А вдруг получится?» Потом закрыл глаза и ушел в будущее.

Темно. Я стою на дороге. Нет, это не город. Черный лес на той стороне, звезды над головой. Где я?

– Пойдем, а то уже поздно, – женский голос справа.

Я повернулся, чтобы ответить, и…

И быстрее ушел из того времени, пока не успел увидеть ту, которая сказала это. Нет уж, хватит. Это могла быть Она, могла быть моя жена из будущего или еще кто-то – я не хотел знать. Хватит с меня сюрпризов времени, лучше не знать ничего. Это был явно не тот момент, не то, что мне нужно. Я ушел оттуда.

Еще один прыжок.

– …это ведь то же самое, – говорил я, – только называется по-другому.

Мы смеялись.

Товарищ, сидящий передо мной, взял бутылку и отпил пиво.

– Можно еще попробовать синие, – сказал он мне. – Если сделать покороче, то может получиться.

– Синие тоньше, – ответил я. – Как-то у меня были синие, с ними сложнее.

О чем это мы? Я хотел посмотреть в своей памяти, чтобы узнать. Но тут же спохватился… Отдернул руки? Нет, нельзя делать это. Я не стал слушать себя и ушел из того времени.

Шум метро в ушах, люди вокруг. Может, достать книжку из сумки? Нет, уже скоро выходить, я почти приехал. Еще немного, и я буду на месте, а там…

Я открыл глаза в настоящем. Так и не получалось попасть, куда нужно. Впрочем, наивно было полагать, что я попаду именно в тот момент или хотя бы в тот день из всего времени, из всего множества времен разных ветвей, которые существуют в будущем. Которые подстерегают меня в будущем…

Правда, можно попробовать просто в будущем вспомнить этот день, когда он был. Но тогда нужно копаться в своей памяти, узнавать все проблемы, окружающие меня, и при этом вполне может оказаться, что это какая-нибудь другая ветвь времени, в которой просто не было этого события. И даже скорее всего так. Потому что ветвей времени гораздо больше, их много, а мне нужна только одна моя собственная жизнь. Конечно, вот так наугад бросая себя в будущее, рано или поздно я попаду в нее. Но… Но копаться в своих жизнях, в своих других жизнях… Я уже пробовал это. Хватит. Ничего хорошего не выходит из такого занятия.

Ладно. Я встал и включил свет. Ничего, придется подождать, просто по-честному дождаться того дня. В данном случае так будет лучше. Не стоит обманывать время, оно обманет меня гораздо хуже. Оно уже сделало это. И как раз сейчас я и испытываю последствия. Пожалуй, не стоит создавать новые проблемы, решая одну старую.

* * *

На следующий день я был у Сергея Степановича. Пока ехал к нему, думал, что жизнь стала странной, какой-то временной. Словно в ожидании того, что должно произойти и придать смысл происходящему. В принципе, я знал, что должно произойти, и ждал этого, но Ее приход, пожалуй, не был тем событием. Что-то другое должно случиться и расставить все по местам. Не знаю. Я даже не мог предположить, что бы это могло быть. Так же как не мог знать, произойдет ли это вообще.

– Здравствуйте, – улыбнулся я, пожав руку Сергею Степановичу.

– Здравствуйте, – серьезно ответил он и снова погрузился в бумаги, которыми занимался, когда я вошел.

Сергей Степанович сидел за столом, я сел на стул перед ним.

– Ну вот, – сказал я, – собственно, вы уже знаете.

– О чем? – спросил он, не поднимая головы.

– Ну, я говорил вам по телефону про банк, который лопнул.

Не хотелось спрашивать о деньгах. Я надеялся, что он сам скажет об этом. Но Сергей Степанович молчал, продолжая заниматься своими бумагами.

– В общем, я теперь банкрот, – жизнерадостно произнес я. – Еле наскреб на метро, чтобы сюда доехать, – это было, пожалуй, преувеличением, но, вообще, не слишком сильным.

– Н-да? – отозвался Сергей Степанович, совершенно не желая понимать намеков.

– Осталась только одна надежда на вас, – все же не выдержал я, переходя от намеков к просьбам.

– На меня? – удивился он. – Почему на меня? Я ведь не банк.

– Ну, в какой-то степени, может, и банк, – улыбнулся я.

– Нет, – совершенно серьезно ответил он, так и не отрываясь от бумаг.

Разговор явно не получался. Как-то не выходил у нас разговор сегодня.

– Вы не принесли то, что я просил? – решив перестать ходить вокруг да около, сказал я.

– А что вы просили? – искреннее непонимание в голосе.

– Как же? Я ведь просил вас принести немного денег.

– Да? – безразлично ответил он.

– А то скоро я просто умру от голода, – я улыбнулся, пытаясь смягчить напряжение, которое, я чувствовал, возникло между нами, но совершенно не понимая, отчего так.

– Уж вы всегда сможете деньги достать, – надменно произнес он.

Я смотрел на него, понимая, что мне не нравятся ни его слова, ни его тон, ни то, как он вообще говорит со мной. Но я не позволял себе думать подобным образом, просто не видя причин злиться. Мало ли как он говорит? Человек ведь занят, а я тут с какими-то деньгами…

– Ну, может быть, – пожал я плечами.

Он молчал. Я тоже молчал. Казалось, если я сейчас встану и уйду, он даже не заметит этого. Пауза тянулась. Я чувствовал себя несколько униженно в роли просителя.

– Так вы принесли? – все же задал я вопрос, нарушив тишину.

– Нет, – как-то легко и словно само собой разумеющееся ответил он. Потом отложил бумаги и взял сигарету.

– Нет? – удивился я. – Но ведь я просил. У меня сейчас довольно сложная ситуация.

– Не нужно было так полагаться на кого-то, – безразлично ответил он, – и доверять другим все, что у вас есть.

– Наверно, – пожал я плечами. – Но что теперь говорить? Уже поздно.

– Вы привыкли все получать просто так, – назидательно произнес Сергей Степанович. – Это вас избаловало.

Я не понимал его, почему он говорит это? Но все же не хотелось ссориться.

– Вам пришла охота пофилософствовать? – весело сказал я. – Но мне, признаться, и так не очень хорошо – зачем же меня добивать?

Он промолчал. Положил сигарету на край пепельницы и стал собирать бумаги со стола, складывать их в папку.

– Вы сейчас домой? – спросил я.

Он неопределенно кивнул.

– Давайте я съезжу с вами, – предложил я, – и вы дадите мне денег.

– Нет, – ответил он, занятый складыванием бумаг.

– Ну, я могу и не заходить к вам, если не хотите. Вы мне их просто вынесите…

– Нет, – снова сказал он.

– Что нет? – не понял я.

– Вы всегда можете сами заработать столько денег, сколько вам надо, – твердо произнес он, глядя на меня.

– Ну, не всегда, – протянул я. – Это все-таки занимает какое-то время, а мне нужно сейчас. Да и вообще, надоели эти лотереи, к тому же одному это несколько сложнее. И потом, я хотел снова положить деньги в банк, а это должна быть достаточно большая сумма, ее долго собирать, сейчас мне…

– Опять в банк? – удивился он.

– Да, – я улыбнулся. – Так проще. Иначе мне придется всю жизнь заниматься этими лотереями. Но теперь я выберу какой-нибудь понадежнее. Только нужно взять у вас денег. Хотя, собственно, у нас – это ведь наши деньги.

– Н-да? – произнес он, взяв дымившуюся на краю пепельницы сигарету. – И сколько вам нужно?

Я назвал ему цифру.

– Сколько?! – чуть не подпрыгнул он.

– Меньше никак нельзя. Иначе процентов, которые будут платить в месяц, не хватит на жизнь. Но вы не волнуйтесь, мы снова это заработаем, соберем со временем, – я улыбнулся. – Быстро соберем.

– Вот и собирайте… быстро.

– Вместе соберем.

– Нет, – он покачал головой. – Вы сами себе соберете.

– Как это?

– Вот так.

– И что это значит?

– Это значит, что я не дам вам денег, – тоном, не допускающим возражений, ответил Сергей Степанович.

– Подождите, как это вы не дадите? Это же наши деньги, я просто хочу забрать свою часть, а потом мы ее снова заработаем.

– Нет. Эти деньги нужны для дела, и в них нет никакой вашей части.

– Да, конечно, они собирались для другого, но раз уж так получилось…

– Это ничего не значит, – отрезал Сергей Степанович.

– То есть… Вы не дадите мне?

– Нет. Я уже один раз потерял деньги и не собираюсь делать это во второй.

– Но мы ведь снова все заработаем, – в который раз пытался я вразумить его.

Но он не вразумлялся.

– Хватит уже снова зарабатывать. Сейчас у меня на руках опять есть нужная сумма – сколько можно ее терять?

– Сергей Степанович, – с улыбкой проговорил я, – алло! Это ведь я, а не Миша или Леночка. Разве я вас обманывал когда-нибудь?

– Они тоже до этого не обманывали, – пробурчал он и потом нервно добавил: – В общем, я не дам из этих денег ни копейки – они мне слишком нужны.

– Но это же нечестно.

– Думайте как хотите.

– Тогда это просто нерационально. Я ведь сейчас обижусь и уйду, – улыбнувшись, сказал я. – Как вы тогда будете деньги зарабатывать?

– Мне уже больше не нужно денег. Так что можете уходить.

Я смотрел на него и видел, что он не шутит, он сказал это совершенно серьезно.

– Что? – на всякий случай переспросил я.

– Можете уходить, если вам так хочется, – спокойно повторил он.

– Совсем? – уточнил я.

– Совсем. Почему бы и нет? – пожал он плечами.

Пауза повисла после его слов. В тишине я, застыв, смотрел на него. Инженер-хирург Сергей Степанович деловито стряхивал пепел в пепельницу, всем своим видом показывая, что это занятие для него гораздо важнее меня, а я ему только мешаю.

– И вы говорите это после всего, что было? – я чувствовал, что он все-таки разозлил меня. – После того, как я рискнул для вас жизнью и вы провели на мне свои эксперименты, заработали кучу денег с моей помощью – и теперь вы говорите, чтобы я уходил?

– Я не говорю, чтобы вы уходили, я говорю, что вы можете уйти, – спокойно пояснил он. – И потом, не знаю, чем вы недовольны? Вы получили способность перемещаться во времени. Это то, чего нет ни у кого, и, по-моему, это бесценная способность. В общем, те деньги, которые я получил взамен, – довольно скромная плата.

– Вы еще скажите, что я вам должен за вашу операцию.

– А что? – совершенно искренне удивился он. – Я затратил на это немало труда, и вы говорили, вам нравятся перемещения.

Я снова уставился на него. Нет, это уже слишком! И хуже того, он говорил это совершенно серьезно, то есть был уверен в собственной правоте. «Вот что деньги с человеком делают», – подумал я.

– Значит, я вам должен за вашу операцию? – я старался говорить спокойно и дать ему возможность высказать все, чтобы я мог убедиться в своем мнении и принять решение.

– Ну, должен не должен… – проговорил Сергей Степанович. – В принципе, мне хватит того, что уже есть.

– И значит, я вам больше не нужен?

– Не знаю, не знаю, – отстраненно произнес он.

Я не верил своим ушам, но все-таки он говорил это, и я чувствовал, как он просто бесит меня своей отстраненностью, снобизмом и…

– То есть попользовались мной, а теперь все?

– Ну почему? Просто я не могу дать вам то, что вы просите.

– Да? И ради этого вы готовы на все, – с усмешкой произнес я.

– Ну… – неопределенно протянул он.

– То есть решили пойти по стопам Миши и Леночки. Только не скрываясь, как они.

– При чем здесь Миша и Леночка? – удивился он.

Я начинал понимать, чем кончится этот разговор, и, в принципе, можно было бы сразу перейти к развязке – встать и уйти. Но как-то не хотелось уходить просто так, уж очень разозлил меня этот Сергей Степанович, слишком многое он втаптывал в грязь.

– А помните, что вы сказали о них? – проговорил я.

– Что я сказал?

– Что их убить мало, – я в упор смотрел на него.

– Ну и что? – с неуверенностью во взгляде произнес он.

Я усмехнулся.

– Пожалуй, стоит это сделать, а? – я чуть подался вперед.

Хотелось хотя бы испортить ему настроение напоследок. Своими высказываниями он вывел себя из категории людей, которые заслуживают уважения. И лучшее, что с ним можно было сделать, – это сбить с него спесь, чтобы он не был таким высокомерным.

– Но-но! – испуганно отшатнулся Сергей Степанович. – Попробуйте только. И остаток жизни вы проведете в тюрьме, никакой орган времени не поможет.

– Орган времени? – я поднял брови, понимая, что в последней фразе он невольно подал неплохую идею. – А это интересно, – проговорил я. Хотя на самом деле это было не столько интересно, сколько действенно – не просто слова. Кроме того, пришедшая мысль была довольно правильна или даже символична. – Знаете, а пожалуй, я действительно убью вас, – сказал я, – и с помощью вашего же изобретения.

– Как это? – с нервной ухмылкой произнес он и тут же догадался. – А, в другом времени? Тогда вас посадят там. И одна из ваших ветвей времени закончится в тюрьме, – он злорадно хихикнул.

– Нет, – ответил я, уже придумав и решив все, выбрав место и время – тоже, кстати, весьма символичный выбор. – Она закончится раньше, когда я все-таки прыгну с того моста. Только не один…

– Ну, это уже не смешно, – видя, что я не собираюсь ограничиваться словами, произнес он. – Подумайте, вы ведь можете не успеть выйти из того времени и тогда сами умрете там.

– Да-да, – я подмигнул ему и закрыл глаза.

– Не делайте этого, – сказал Сергей Степанович.

Но я не ответил, просто ушел во время.

– Извините, – раздалось у меня за спиной, – не могли бы вы выслушать меня?

«Ага, – подумал я. – Вот и он».

– Я понимаю, что обращаюсь к вам несколько не вовремя, но, может быть, вы все же уделите мне пару минут?

«Конечно, – подумал я, – обязательно уделю».

Высота подо мной, мыски над пропастью, вернее над дорогой. Машины проезжали под моими ботинками. Забавно, очень забавно…

– Это не займет у вас много времени, но, возможно, мое предложение покажется вам интересным.

«Покажется, покажется…» Я обернулся к нему.

– Что? – спросил я.

– Мне нужно только сказать вам…

– Что сказать? Вы не могли бы говорить громче или… подойти ближе?

Серый плащ, серые брюки, серый портфель – это был тот изначальный Сергей Степанович, инженер-бухгалтер. Пожалуй, он был неплох тогда, и на мгновение мне стало жаль его. Но я тут же одернул себя, не став обманываться внешностью. Нет, я должен сделать то, зачем пришел сюда.

– Да-да, конечно, – сказал он и подошел ближе. – Мне хотелось бы…

Но тут я рванулся и схватил его за лацканы плаща.

– Нет, инженер-хирург Сергей Степанович, – проговорил я, – у нас сейчас другое дело.

Он раскрыл рот то ли от удивления, то ли от страха, а скорее от того и другого вместе.

– А как вы узнали… – начал говорить он.

Но я не стал слушать, отклонился назад, отталкиваясь ногами, и перетащил его на эту сторону. Он пытался сопротивляться, хватался руками за перила, но не смог удержать нашу двойную тяжесть, и мы полетели вниз.

Чертовски сложно было перемещаться в такой обстановке. Попробуйте сосредоточиться, когда летите вниз с моста на асфальтовую дорогу под колеса машин. Я все продолжал держать Сергея Степановича. Наверно, мы так и упали вместе, хотя конечно – как же еще? Но только я не видел этого, я переместился обратно, снова оказавшись в кабинете перед Сергеем Степановичем.

– Все, – сказал я ему, – вы покойник, – и рассмеялся.

Он покачал головой в ответ.

– Вы труп, размазанный по асфальту, – добавил я.

Потом встал и вышел из кабинета. И ушел из больницы.

Часть 3. Во времени

Шелест листьев, тягучий, и навязчивый, и липкий, словно смола, сочащаяся из небес и заполняющая все, все, что есть вокруг. Деревья. Стволы и ветви. Трава под ногами. Тропинка вела меня. Здесь. Это должно быть здесь, в этом шелесте листьев, среди деревьев и трав. У журчащей реки, у молчащих камней. Там, где поле, там, где лес, где небеса лежат на земле. Они были здесь, они есть сейчас… Нет! Нечего думать о том, что хоть что-то может быть на самом деле. Когда-то – возможно, когда-то, но только не там, где ты.

Ноги утопают в траве, глаза утопают в солнечном свете – я шел, утопая в шелесте листьев. Это должно быть здесь, уже скоро. Я был во времени и заставил того себя бросить все, чтобы прийти сюда, просто повернулся и ушел, оставив суету за спиной. Сел на поезд и доехал до нужной станции, потом на автобусе. Я смотрел в окно, стараясь не пропустить то место, где нужно выходить. Мне не хотелось спрашивать никого, я хотел узнать сам, увидеть. Но я никогда не ездил сюда сам. На автобусе – да. Нас привозили на автобусах и потом увозили обратно на автобусах. Мы хотели быть старше. Небеса на земле? Я не знал тогда, как выглядят небеса. Хотя разве я знаю это сейчас? Мы любили смотреть на облака и смеялись, показывая пальцами на смешные фигуры в небе. Мы были детьми, нам хотелось быть старше.

Я помнил то место. Брод через речку, где вода журчит в камнях, пруд рядом. Зачем мне туда? Года два назад я случайно был там… Не знаю. Мертвые облака, похороненный свет – не знаю, как назвать это. Все не так, все стало не так. Пруд засыпан землей, и от него не осталось ничего, даже трава не растет на том месте, где был пруд. Все вокруг разворочено тракторными гусеницами. И камней нет в реке, и деревьев стало меньше. Все пусто, голо, завалено мусором. Не знаю. Мертвое детство? Хм…

Я взял на два года раньше. Сел в поезд и поехал туда. Зачем? Кто мне скажет, зачем делать что-то? Я хотел видеть воду, камни в воде. Деревья. Солнечный свет в шелесте листьев. Все мертво сейчас, похоронено под тоннами земли и мусора. Или… или нет? Что такое сейчас? И что такое смерть? Это когда-то. Это время, которое наступает, всего лишь время. Можно прийти чуть раньше, и все будут живы, просто вернуться на пару лет назад и оставить смерть за спиной. Эй, облака и деревья! Я иду к вам. Мы будем жить вечно…

В душном автобусе по пыльной дороге. Я смотрел в окно. Там должен быть поворот. Вот он. Я вышел, и шелест листьев накрыл меня, настиг и поймал в свои сети. Сквозь лес, сквозь поле, нужно было пройти сквозь солнечный день. Я шел по траве, утопая в шелесте листьев. Уже скоро, это должно быть здесь.

После того, как я убил Сергей Степановича… и себя, прошло несколько дней… или месяцев – не знаю, мне было все равно. Я почти не выходил из дома, я почти не выходил из времени. Только когда усталость от времени одолевала меня, я возвращался в настоящее и ложился спать. Потом просыпался и снова отправлялся во время. Был день или ночь – я не смотрел на это, мне было все равно. Что-то ел. Пришлось все же сыграть в лотерею у ближайшего метро, чтобы добыть денег. Я выходил из дома, только чтобы купить продукты, и снова возвращался, и снова был во времени. Как долго так могло продолжаться? Я не знал, мне было все равно.

Прошлое и будущее. Я больше не боялся будущего – нечего было бояться. Когда вечер наступал или когда утро вставало над миром, я не замечал этого – находился во времени или спал, чтобы набраться сил для следующего перемещения.

Сотни ветвей времени, сотни миров – наверно, их были уже сотни. Правда, в прошлом я попадал всегда в один, именно свой мир, но делал там что хотел, и изменения рождали новые и новые ветви времени в будущем, новые миры. Я не задавался никакой целью, просто бросал себя во время и попадал куда-то, а там уже решал, что хочу здесь. Иногда я сидел тихо и лишь смотрел изнутри, что делает тот я, который там, слушал его мысли и чувства. А иногда брал все в свои руки и уводил его, себя, куда считал нужным. Веселые компании, тихие встречи, вздохи под луной – чего было больше? Не знаю. По-моему, хватало всего.

Это было как жизнь. Когда я находился там, все выглядело реально и как всегда. Но потом я уходил оттуда, и все исчезало, словно и не было. Этого и не было, просто я проводил там несколько часов, а потом уходил. То, что случалось, не имело отношения ко мне – я делал так именно поэтому. Мне нравилось жить там, где меня нет, где все понарошку, хотя и реально как в жизни – ненастоящие люди, ненастоящие чувства, ненастоящий я.

Впрочем, те, кто вокруг, не думали так, для них все было настоящим и происходило в их собственной жизни. Но я знал, что это неправда, они ошибаются, думая, что все проходит или, наоборот, приходит хоть что-то. Или что они такие, как есть сейчас. Сейчас – какое смешное слово! Не значащее ничего. А настоящее, где я сам был на их месте… Меня почти не было в настоящем, только во сне, лишь во сне я был в настоящем – это ничего, с этим еще можно мириться.

Итак. Я сделал свою жизнь сплошным сном… вечным сном – ха-ха. А там, где я жил на самом деле… этого не было на самом деле.

Я ждал Ее… Нет! Как славно быть нигде! Ничто не тревожит, когда тебя нет. Я переставал думать о Ней, когда уходил во время, а в настоящем только зевал и закрывал глаза. Я не ждал Ее, мне было все равно. К черту настоящее! К черту тех, кто реален и может быть в моей жизни!

У меня было все: друзья, женщины, одиночество, любые развлечения в любое время. Да! Именно так – в любое время. Моложе или старше – я был таким, каким хотел. В жаркое лето или в снежную зиму, на песке у моря или в осеннем лесу среди опавших листьев и запаха дождя. Что еще нужно? У меня было все, все, что только можно желать.

Ребенком?

Я лежал в кроватке, хлопая глазами, и погремушки висели передо мной. Я протягивал руку, дергая их, и погремушки отзывались волшебной симфонией солнечного детства. Я улыбался беззубым ртом.

Стариком? Пожалуйста…

Я сидел перед телевизором. Ноги укрыты пледом. Чашка недопитого чая на столе, полупустая пачка таблеток рядом с ней. Мои волосы седы, мое лицо покрыто морщинами. Не хочется двигаться, лучше сидеть спокойно, тогда тяжесть и болезни не тревожат. Я помнил все, что было со мной. Память хранила события ушедших лет, я мог думать о них, вспоминать. Я знал, как прожил свой век. Теперь он прожит – да. В телевизоре показывали старый фильм, почти такой же старый, как и я. Один из актеров сказал старую шутку. Я улыбался беззубым ртом.

Впрочем, перемещаясь во времени, я редко впадал в такие крайности – ребенок, старик. Нет, это было интересно всего один-два раза. Чаще я был просто молодым и выбирал себе эпизод по настроению или перемещался куда попало, все равно куда. Я мог быть где угодно. Вся жизнь была передо мной, все мои жизни.

Как-то я сидел на кухне после очередного перемещения. Хотелось спать, но нужно было поесть. Я бездумно жевал, глядя в пустой экран невключенного телевизора. Было утро… или вечер – какая разница? Мысли о Сергее Степановиче пришли ко мне. Я думал, был ли прав, когда поступил с ним так? Не знаю. Возможно, не стоило делать это. Но что сделано, то сделано. Во всяком случае, это никак не отразилось на нем самом. И еще я думал, что правильно поступил, когда ушел от него. Он не звонил, не интересовался тем, где я и что со мной. Похоже, я действительно стал ему не нужен. Ну и ладно. Я не хотел видеть его, он не хотел видеть меня – мы жили в согласии. Все жили в согласии, кто хотел этого.

Леночка? Я не вспоминал о ней. Совсем не хотелось вспоминать ее. Да и нечего было вспоминать. Вот разве что, вкусные обеды… Я усмехнулся. Потом положил остатки колбасы в холодильник и поплелся спать.

К черту реальность! К черту мир настоящих людей! Его нет…

* * *

– Я раньше боялась оставаться в темноте, – тихий шепот в ночи.

– А теперь?

– А теперь у меня есть ты.

Деревья за окном, ветер за окном. Молчаливые сосны – ночные стражи полночного мира. Кто хочет напасть на него? Ветер качает ветви, тени на потолке колышутся во тьме в такт шелесту за окном… Или нет? Они сами по себе, эти тени. И шелест сам по себе, и деревья, и ветер. Всех укрывает ночь.

Она чуть приподнялась в постели.

– Я хочу пить, – сказала она.

– Сейчас принесу.

– Нет, лежи. Я сама.

Она откинула одеяло и встала, я лежал, глядя на нее. Тени. Пока она шла к двери, тени успели коснуться ее нагого тела, лунный свет осветил ее кожу. Она была стройна и в лунном свете казалась словно из лунного серебра. Ее тело мерцало во тьме призрачным светом. Волшебные изгибы совершенных линий, мерцающие во тьме. Я был заворожен, я не мог оторвать глаз. Но она ушла. Быстро. Слишком быстро – я не успел насладиться великолепным видением.

– Я раньше боялась оставаться одна в темноте, – тихий шепот в ночи.

– А теперь?

Я ждал, я не делал ничего, просто ждал.

– Сейчас принесу, – сказал я.

– Нет, лежи. Я сама.

Она откинула одеяло и встала, я лежал, глядя на нее.

– Я раньше боялась оставаться одна в темноте.

И снова… А потом еще, еще и еще раз. Я был готов смотреть на это вечно и видеть только это и ничего кроме. Но время кончалось, уже сны звали меня. Сегодня я почти весь день потратил только на то, чтобы видеть ее, глядя на это вновь и вновь. Что ж, пора уходить. Но я еще вернусь сюда, вернусь…

Сегодня – как смешно! Пожалуй, у меня теперь свое собственное сегодня, свои собственные день и ночь, свое время.

* * *

Я уже подходил. Просвет между деревьями. Нет, не может быть! Слишком пусто там впереди. Я вышел на открытое место. Пруд засыпан землей, деревьев почти нет вокруг, все завалено мусором, следы тракторных гусениц повсюду. Опять… Я опять нашел это место мертвым, все еще… все еще… Что ж, значит, нужно прийти сюда еще на два года раньше. Это не сложно, нет. Я оставлю смерть позади… или впереди. Что ж…

* * *

Не было никакой необходимости включать свет, я и так ориентировался здесь достаточно хорошо. Подошел к шкафу и открыл дверцу.

– Ты хочешь вишневый или клубничный? – спросил я.

– М-м-м… Давай клубничный, – ответила она за спиной.

Я кивнул, хотя вряд ли она могла разглядеть это в такой темени.

На второй полке стояли две бутылки. Я не видел, только знал, что они там. Нужно было выбрать одну из них. Я улыбнулся, протянул руку и взял бутылку. Потом вернулся к постели. Здесь было чуть светлее от окна, за которым фонарь светил на улице. Но все равно света хватало лишь на то, чтобы разглядеть бокалы. Я наполнил их и протянул один ей.

– За то, чтобы ночь не кончалась, – сказал я.

– Пусть никогда не наступит утро.

Мы чокнулись, и я отпил из бокала. Ликер оказался клубничным. Я улыбался в темноте.

* * *

В полумраке – музыка, в полумраке остатки заката за окном. Шумно. Уже вечер, уже почти ночь. Но мы не включаем свет – зачем? Кому нужен свет? Нет, всем нужна музыка и веселье. Окно открыто, сегодня жарко, даже сейчас.

Олег рассказывал, как он недавно сдавал экзамен. История была веселой, мы смеялись.

– Да, я один раз тоже так пробовал, – сказал Андрей и стал рассказывать свой случай.

Саша подсел ко мне.

– Я там уже почти договорился, – сказал он. – Осталось только гитары купить, усилители у нас есть.

– А что говорят, когда можно приезжать? – спросил я.

– Пока точно неизвестно, примерно через неделю – через две.

– Угу.

Я вспоминал. Нет, помнится, так ничего и не вышло из этого, все сорвалось из-за какой-то ерунды. Может, сделать, чтобы все-таки вышло? Хотя что я могу успеть за те несколько часов, которые нахожусь во времени? Пожалуй, с этим так быстро не управиться. Так что лучше просто посидеть с друзьями, принять участие в общем веселье.

– Ладно, – сказал я Саше, – посмотрим.

Олег переставил кассету и включил что-то довольно веселое. Сложно было усидеть на месте. Стол пустел – почти все вышли на свободное пространство между шкафом и дверью, хотелось двигаться. Я тоже встал и пошел ко всем, оставив Сашу сидеть на диване. Вечер становился ночью, музыка играла громко, полумрак окружал всех.

* * *

Выйдем, что ли, на свет?

Солнечный зимний день. Ослепительно голубое небо и ослепительно белый снег делают мир ярким, по-жесткому ярким, как сверкающий лед. Голые деревья вокруг, странно черные там, где снег осыпался с веток. Ветра нет, воздух тих и прозрачен, свеж и словно звенит на этом легком морозе.

– Нужно свернуть влево, – говорит Дима за спиной. – Там должна быть поляна.

Я оборачиваюсь, не переставая делать шаг за шагом, отталкиваясь палками, и катиться на лыжах.

– Точно знаешь?

– Да, я тут летом был.

Пар изо рта, мы идем по лыжне. Я снова обернулся.

– Стой, – остановившись, сказал я. – Смотри, девчонки совсем отстали.

Дима остановился и тоже обернулся.

– Действительно. Давай подождем.

Таня и Лена вдалеке съезжают на лыжах с небольшого пригорка, который мы прошли уже давно.

– Совсем не торопятся, – глядя на них, проговорил я.

– Ну и правильно. Куда спешить?

Дима достал сигареты, мы закурили.

– Повезло нам с погодой сегодня, – прищурившись, огляделся он. – А ведь вчера снег обещали.

– Может, еще пойдет?

– Откуда? – Дима кивнул на чистое небо.

– Хорошо, что мы все-таки выбрались, а то надоело уже дома сидеть.

– Надо было палатку с собой взять.

– Зимой на снегу?

– У нас есть целых две дамы, – улыбнулся Дима.

Дамы как раз подходили к нам.

– Ну вот, спортсмены, – сказала Таня, – курят стоят.

– С вашими темпами еще и выспаться успеешь.

– А что? Мы гуляем.

– Ладно, – сказал Дима, выбрасывая сигарету, – пошли дальше. Там должна быть поляна.

* * *

В маленькой бухточке – никого, только мы сидим здесь на камнях. Мы случайно нашли это место, отойдя чуть дальше от пляжа.

– С днем рождения, – я улыбнулся, поднимая пластмассовый стаканчик с крымским вином и глядя на одну из девушек в нашей компании.

– С днем рождения, – все весело поднимают свои стаканчики.

Кто эти люди? Я смотрел на них, чувствуя, что знаком с ними, но не зная никого. Это будущее, я был в какой-то из своих ветвей времени. Солнце и море. Мы сидим в тени у скалы. Жаркий день уже подходит к вечеру, но все равно солнце еще палит с небес. Мы сидим в тени и празднуем день рождения… Марины. Да, точно, ее зовут Марина – я начинал вспоминать это. Вспоминать? Хм… Как можно вспомнить то, чего не знал?

– Дай зажигалку, – попросил меня Саша.

Я повернулся и достал зажигалку из сумки, лежащей рядом со мной, попутно вспоминая, что с Сашей мы работаем вместе и сейчас в отпуск приехали на море. А Марина и… Галя – мы познакомились с ними здесь. Господи! Которая из них моя?

Я дал Саше зажигалку.

– Вечером пойдем туда же, где были вчера? – спросил я его.

«Где вчера?» – пытался понять я.

– Как именинница скажет, – улыбнулся Саша, посмотрев на Марину.

– Там видно будет, – ответила она.

– Пойдемте лучше купаться, – предложила Галя.

«Да, это отличная мысль!» – подумал я.

– Пошли, – вставая, сказал я.

Марина тоже пошла с нами.

– А я пока покурю, – сказал Саша, оставаясь на месте.

Действительно, бухточка уютная и приятная, но здесь камни, и довольно сложно заходить в воду. Я опирался руками о камни, выступающие из воды. Те, что находились в воде, поросли водорослями и были скользкими – приходилось идти осторожно.

– Терпеть не могу скользкие камни в воде, – проговорила Марина за спиной.

– Тогда не ходи, – улыбнулся я.

Но вот, наконец, достаточно глубоко. Я оттолкнулся ногами и поплыл. Вода была прозрачной. Я нырнул и смотрел на камни на дне.

Вечером мы пошли в то же кафе, в котором были вчера. Там играла музыка, и море было совсем рядом – когда музыка замолкала, был слышен прибой.

– С днем рождения, – улыбнулся я, поднимая пластмассовый стаканчик с крымским вином, глядя на Марину и чувствуя, что сегодня эта фраза повторяется уже, наверно, в тысячный раз.

К вечеру я все вспомнил… вернее, узнал… в общем, понял, как я живу в этом времени и что было со мной. Довольно скучная ветвь времени. Здесь мне не представился тот случай заработать много денег, который был в моей… основной (основной – надо же!) жизни. Я просто работал после института, и здесь я никогда не знал ни Сергея Степановича, ни Леночку. Зато знал много других людей… помнил о том, что знал, хотя и ни разу не видел их.

Было немного душно после жаркого дня и, наверно, перед жарким днем тоже – ночь была жаркой, насколько может быть жаркой ночь. Мы сидели под звездами, впрочем нет – под навесом, но сбоку были видны звезды, яркие.

– Нет, у нас все проще, – говорил Саша, отвечая Марине. – Если хочешь выходной взять, просто говоришь начальству – и все. Главное успеть сделать к сроку, что нужно, а как – это уж твоя забота.

Обычные разговоры о работе. Я не принимал в них участие. Вернее, тот я, который там, говорил что-то, но я не слушал. Когда он замолкал, я поворачивал голову и смотрел туда, где море сходится со звездным небом. Горизонт был еле виден, но все же различим в далекой темноте. Там было тихо, безмолвно, призрачно.

Время подходило к полуночи. В какой-то момент музыка замолчала, и стало как-то пусто или так, словно убрали стены, правда их и не было, но музыка держала всех внутри. Кафе закрывалось. Мы встали и вышли на набережную, остановились недалеко от входа в кафе. Легкий хмель раздвигал пространство. Саша одной рукой обнимал Марину, я – Галю. Мы стояли друг перед другом.

– Ну, вы куда? – спросил Саша.

– Мы? – не понял я.

– Направо или налево? – продолжал спрашивать Саша и тут же пояснил: – Если вы направо, то мы налево, а если налево…

– То вам придется прыгать в море, – кивнул я. – Значит, решили отделиться?

– Ага. Темнота – друг молодежи. Правильно? – Саша несколько пьяно смотрел на Марину, та улыбалась. – Ладно, мы пошли. Пока, – он помахал рукой Гале.

– Пока, – улыбнулась она.

Саша с Мариной ушли. Я пожал плечами, глядя им вслед.

– Вот и отлично, – сказал я Гале. – Вообще-то, так, наверно, действительно лучше. Да?

– Не знаю, – ответила она.

– Куда пойдем?

– Пошли, ты меня домой проводишь, – сказала Галя.

– Домой? – удивился я. – В подобную ночь нельзя идти домой – только с наступлением рассвета.

– Я спать хочу, – протянула Галя. – Уже поздно. Пошли.

Она сделала шаг, и мне пришлось последовать за ней.

– Хорошая погода сегодня, – сказал я. – Может, все-таки прогуляемся немного?

– Нет, – сказала Галя. – Мы и так долго сидели. Обычно в это время я уже давно сплю.

– Ну. Сегодня же не как обычно.

Она не ответила. Мы продолжали идти к ее дому. Я молчал, не зная, что сказать, но потом вдруг гениальная идея посетила меня.

– Вот, – сказал я, – придумал! Если ты обязательно хочешь идти домой – хорошо, пошли домой, но только ко мне. У нас с Сашей отдельная комната, он сейчас гуляет, так что там никого.

Нельзя сказать, что я говорил это без задней мысли, но я знал, что туда, где живут Галя с Мариной, нельзя прийти в гости и там уж точно ничего не получится.

– Нет, – покачала головой Галя.

– Все нет и нет, – улыбнулся я. – Пойдем, там у нас уютно и тихо.

Она молчала, мы подошли к ее дому.

– Ну все, пока, – сказала Галя и собралась уходить.

– Пока, – сказал я, обнял ее и хотел поцеловать.

Но она отстранилась.

– Нет, не надо, – проговорила Галя, потом высвободилась из моих объятий и отступила на шаг. – Спокойной ночи, – сказала она, повернулась и пошла к двери.

– Куда уж спокойнее! – произнес я ей вслед.

Она не ответила, словно не услышала, зашла в дом и закрыла дверь.

Оставалось только пожать плечами на это, что я и сделал. Потом достал сигарету и закурил. Н-да, ничего не получилось сегодня. Ладно, бывает. Я повернулся и побрел к своему дому.

Наверно, пора было уходить из этого времени, больше здесь нечего делать, но я чувствовал, что мне осталось уже немного. Я был здесь довольно долго, и скоро усталость от времени заставит меня вернуться в настоящее, так что затевать новое перемещение не имело смысла – там я не пробыл бы и часа. С другой стороны, не хотелось терять этот час, я хотел исчерпать все время, которое у меня есть, чтобы подольше не возвращаться в настоящее. В общем, я решил оставаться здесь столько, сколько смогу. И, собственно, это было правильно – хоть я составлю компанию себе, правда, он, то есть я, не узнает об этом, но из лучших побуждений не хотелось бросать товарища одного в жаркую южную ночь, тем более, этим товарищем был я сам. Вот такая братская взаимовыручка самого себя.

Я не спеша шел к своему дому, думая, что совершенно не хочу спать. Странно было оставаться одному после шумного вечера. Тишина вокруг, звезды над головой. Я курил, слушая собственные шаги в абсолютной тишине. И темнота тоже была почти полной, я еле различал дорогу под ногами. Хорошо, что здесь было совсем близко.

Придя домой, включил свет и уселся на кровать. Сашина кровать стояла пустая рядом. Я со вздохом посмотрел на нее. Наверно, ему-то сейчас весело. Я сидел один ночью в тишине. Пожалуй, глупо было сидеть неподвижно ночью в тишине, но я подумал, что ложиться спать будет еще глупее и так, словно я сдался и проиграл. Глупо было думать так – все было глупо.

Я сидел, не зная, что делать. Как-то обидно было за себя, того, который в этом времени, – приехал на море и вот сидит один. Хотелось как-нибудь помочь. Я думал, что бы такое сделать, как развеять его скуку? Но что я мог? Мы были в одном теле, но совершенно отдельно друг от друга. Я не мог ни поговорить с ним, ни как-то использовать то, что я из другого времени – это будущее, и я знал о нем даже меньше, чем он. Тогда что?

Я встал и прошелся по комнате. Да, веселое развлечение! Пожалуй, для этого стоило изобретать орган времени, чтобы переместиться сюда и походить из угла в угол. Неужели он, я, не смог бы…

Стоп! Что я сейчас подумал? Изобретать орган времени? Хм… Я застыл на месте, прислушиваясь к своей памяти, к его памяти. Пришедшая мысль показалась мне интересной, но только стоит ли делать это? Я думал, вернее вспоминал, вернее узнавал. Да, действительно, его, моя, жизнь в этом времени довольно скучна и монотонна: дом и работа, редкие встречи с друзьями, легкие романы от случая к случаю – все серо и однообразно. «Разве об этом мы мечтали с тобой?» – усмехнувшись, спросил я себя, хотя, конечно, он не услышал. Но дело было не в этом. Я понял, что, пожалуй, могу развеять скуку этого вечера, а заодно и всей жизни. И того часа, который оставался у меня здесь, вполне хватит на это. В общем, мысль была стоящей. Я взял бумагу, ручку, потом сел и написал себе письмо.

Вообще, не очень понятно, как я могу написать себе письмо. Ведь когда я пишу, он, я, который здесь, тоже видит эти строки и читает их, когда пишет. И, наверно, ему странно видеть, как он пишет о том, чего не знает. Впрочем, возможно, сейчас он и не читает или не воспринимает окружающее, пока я нахожусь в нем – мы так до конца и не выяснили этот вопрос с Сергеем Степановичем. Но все равно, так или иначе, сейчас или потом он прочитает это и узнает, что я хочу рассказать ему… себе.

А рассказать я хотел следующее.

Конечно, это будущее и другая ветвь времени, где моя жизнь проходила иначе. Но все же эти изменения не носили такой уж глобальный характер и касались только меня. Поэтому можно было с уверенностью утверждать, что где-то сейчас есть Сергей Степанович со своим устройством. И даже не где-то, а, почти наверняка, так же работает в своей больнице и живет у себя дома. В общем, в этом письме я рассказал себе об органе времени и о Сергее Степановиче, приложив и его телефон. Правда, я не помнил точный адрес больницы и просто объяснил, как доехать, и даже нарисовал небольшую схемку. Ему, то есть мне, это будет интересно – ведь он никогда не был там, а поскольку не оставалось сомнений, что письмо написано мной – почерк, да и вообще все обстоятельства, – описание конкретного места, где я не был, станет неплохим подтверждением моих слов.

Да, представляю, как он, я, будет читать это. Странно? Нет, странно – совсем не то слово, которое подходит для этого. Прочитать свое письмо к себе о том, что было, но не было с тобой… Это просто сумасшествие. Впрочем, я не боялся за свою психику. Ничего, разберется как-нибудь… разберусь. Конечно, сначала не поверит, но как можно не верить в конкретную вещь, реально существующее письмо? Наверно, поначалу решит, что это чья-нибудь шутка. Но сейчас вдали от дома и от знакомых просто некому пошутить со мной. Разве что Саше. Но ему, пожалуй, не до того. К тому же шутник обычно раскрывает себя потом – иначе зачем шутить? И когда со временем этого не произойдет, он, то есть я, поймет, что это совсем не шутка.

Правда, не знаю, что он станет думать об этом со временем, но, видимо, такое не забывается. В общем, у него будет реальная возможность сделать что-то со своей жизнью.

Воспользуется ли он ею? Хм… Я пытался представить себя на его месте. Если бы я получил такое послание? Не знаю. Мне было бы странно. Впрочем, странно – совсем не то слово, которое подходит для этого. Прочитать письмо от себя к себе о том, что было, но не было с тобой… Это просто сумасшествие… В общем, не знаю. Не знаю, что я стал бы делать. Но вполне возможно, что в какой-то момент – не сразу, даже скорее всего не сразу, а по прошествии времени, может быть в результате каких-нибудь неудач или еще чего-то, но вполне возможно, что в какой-то момент я бы все же воспользовался этим.

Так или иначе, но целью было развеселить себя в этот вечер. По-моему, я добился, чего хотел. Развлечение получилось на славу.

Кроме проезда к Сергею Степановичу я вкратце рассказал о принципе перемещения сознания во времени, хотя написал, что более подробно об этом скажет сам Сергей Степанович. Но просто нужно было объяснить, каким образом я написал это письмо и как я мог находиться здесь, в этом времени. Сказал ему, что не стоит потом искать меня, потому что меня не будет.

Написал, конечно, пару слов о том, что это не белая горячка и не паранойя. Я не стал говорить о любви Сергея Степановича к деньгам и о Леночке – пусть сам разбирается с бытовыми проблемами, к тому же в его случае, возможно, все будет не так, если, конечно, вообще будет.

Написал несколько восторженных фраз о том, какая замечательная вещь перемещения во времени, и сказал, что операция по вживлению устройства – это совсем не страшно. В общем, воодушевил себя личным примером.

В результате письмо получилось довольно длинным, и когда я дописал его, то усталость от времени была уже сильной, но пока еще можно было держаться. Я перечитал написанное. Кажется, все было в порядке. Улыбнувшись, подумал, не приписать ли в конце «целую»? Но потом все же не стал.

Нужно было возвращаться в настоящее. Я положил письмо в карман своей рубашки, чтобы Саша случайно не нашел его, потом разделся, выключил свет и лег спать – это было лучшее, что я сейчас мог сделать перед тем, как утром проснусь и прочитаю собственное послание. Да, представляю, какое лицо у меня будет. Получить письмо от себя к себе!.. Я улыбался, лежа в темноте, и так, улыбаясь, вернулся в настоящее.

И только потом, в своем времени, я вспомнил о профессоре Олеге Борисовиче. Он говорил, что от такой операции человек обязательно должен умереть. Да, я остался жив, но… но скорее всего это была просто счастливая случайность, стечение обстоятельств. Будет ли все так же в этот раз, в том моем случае? Черт! Как же я не подумал об этом? На что же я толкнул себя?

Впрочем, может быть, это в принципе какая-нибудь особенность моего организма, что-нибудь такое во мне, что дало возможность выжить. И если так, тогда ничего страшного нет. Но если это только случай… Все может кончиться совсем нехорошо. Но поздно. Теперь уже поздно менять что-то – я уже вышел из того времени, и теперь вряд ли мне удастся найти эту ветвь. Выходит, я подставил себя? Н-да, повеселился… Черт! Как же я не подумал об этом сразу?

* * *

Электричка. Я снова ехал в поезде. Снова туда, на станцию моего детства. Впрочем, в моем детстве не было этой станции – мы приезжали на автобусах. Зачем я еду? Я не знал. Просто хотел увидеть то место, быть там. Я мог бы прийти туда ребенком в один из дней, в один из многих дней, когда нас приводили туда. Но нет, я хотел прийти туда взрослым. Почему? Я не знал ответ.

Я не знал, зачем нужна причина для этого. Какой смысл в причинах? Разве что-то имеет причину? Разве о чем-то можно сказать, зачем это? Смысл. Кому нужен смысл? Жизнь – в принципе бессмысленная вещь.

Я думал так, сидя в электричке и глядя в окно на дома и деревья, людей, которые шли куда-то по своим делам – заботы звали их. У меня не было забот. К черту заботы! Я выбросил их из своей жизни. Хм… Я вспомнил, как стоял на мосту. Все было так же. Я снова пришел к тому, с чего начал? А интересно то, как я хожу по кругу. У каждого свой круг? Или он один на всех?

Кто-то выключил время. Кто-то щелкнул выключателем и обесточил реальный мир. И всё замерло, все замерли. Словно манекены, застыв в своих позах. Солнце остановило свой бег, капля дождя из тучи никогда не упадет на землю, ветер стал мертв, утратив движение, и свет погас – его лучи не летят.

Все так, я знал это. Сейчас, когда меня нет в моем времени, все именно так там. Я не даю жизнь миру, не оживляю его своим взглядом, и мир мертв, когда меня нет в нем. Закроешь глаза – и исчезнет все. Ведь нет того, чего ты не видишь – оно появляется, лишь когда ты смотришь на него – разве нет? Попробуй увидеть то, что у тебя за спиной – там пустота, там ничто. Но лишь повернешься, все появится вдруг. Мир – это твои ощущения, мир – это ты, и больше нет ничего. Я выключил время, я щелкнул выключателем и обесточил реальный мир. И всё замерло, все замерли…

Что за странные мысли? Я чуть покачал головой. Откуда у меня такое настроение сегодня? Ладно. Летний день окружал меня, шелест листьев ждал меня. Я ехал в электричке, глядя на дома и деревья, людей, спешащих по своим делам…

На станции вышел из поезда, потом сел в автобус. «Интересно, – думал я, зажатый со всех сторон в трясущемся на ухабах пригородной дороги автобусе, – если я хожу по кругу, то, значит, снова отправлюсь на мост?» Я усмехнулся, люди, стоящие рядом, косо посмотрели на меня. Пришлось сделать независимо надменный вид.

Потом, когда шел по лесу, вспомнил про письмо, которое написал себе вчера. Конечно, странное определение «вчера», которое было в будущем, но неважно. Я пытался посмотреть на это глазами того себя, в том времени. Станет ли он следовать моим советам? Не знаю, сложно было понять это. Но все же я переживал за него… за себя в том времени, потому что все это могло кончиться совсем плохо.

Нужно было пройти по краю поля. Дорога была мокрой после дождя, который лил вчера целый день и сегодня утром тоже. Грязь и слякоть. Я шел по краю дороги, где была трава. Еще немного. Там чуть дальше свернуть в лес – и я снова буду на том месте. Что с ним сейчас? Я пришел еще на два года раньше – достаточно ли этого? Впрочем, уже не долго, скоро я приду и узнаю все, увижу.

Я зашел в лес. По тропинке между деревьями. Здесь тень – солнце скрыто за шумящими кронами. Ветер только вверху. Деревья расступались передо мной, я вышел на открытое место.

О да! Как прекрасно детство, которое не умирает! Как славно оказаться под облаками, которые проплывали над тобой в детстве! Все было здесь: пруд и деревья – я пришел как раз вовремя. Радостное солнце освещало поляну у пруда и блестело на воде – все было здесь.

– Извините, – услышал я за спиной, – не могли бы вы помочь мне?

«Черт! – подумал я. – И откуда он взялся? Ведь не было никого вокруг».

И когда оборачивался, вдруг понял, насколько знакомо все это: слова, мысли. Однажды уже было так. Я слышал эти слова, когда… стоял на мосту. «Я хожу по кругу, – промелькнула мысль. – Я пришел к тому, с чего начал? Кто на этот раз там за спиной?»

И обернувшись, я увидел его. Мужчина лет сорока, одетый по-городскому, он стоял сзади и с надеждой смотрел на меня.

– Что? – спросил я вдруг осипшим голосом и закашлялся, прочищая горло.

– У меня здесь рядом машина застряла, – проговорил он. – Вы не поможете?

– Машина?

– Да. Я здесь с дочкой. Хорошо, что заметил, как вы в лес сворачивали, а то пришлось бы в деревню идти, а тут далеко.

– Да, далеко, – кивнул я, все еще находясь под воздействием странного чувства совпадения ситуаций.

– Так вы поможете? – с просящей интонацией произнес он.

– Конечно. Где это?

– Здесь рядом, – сказал мужчина и сделал шаг, предлагая следовать за ним. – Пойдемте?

– Пойдемте.

Я пошел за ним обратно к дороге. «Снова мост, – думал я. – Но ведь сейчас я не стоял на краю. Нет, это не так, как тогда. Или мне еще предстоит встать на край высоты?»

– Дорогу размыло после дождя, – говорил мужчина, – вот мы и застряли.

Я кивал.

Пройдя немного дальше по дороге, мы свернули на повороте. Там действительно стояла машина, и какая-то девушка была рядом. Издалека я сразу не разглядел ее, но когда подошел ближе… Шок. Словно небеса свалились мне на голову. Это была она. Господи! Это была моя жена из будущего. Нет, сейчас я не был знаком с ней. Тот я, который в этом времени, видел ее впервые. Мне стоило больших усилий отвести взгляд и не застыть с раскрытым ртом, уставившись на нее.

– Садись за руль, – сказал ей мужчина. – А мы толкнем, – он посмотрел на меня.

Я кивнул, и мы с ним встали сзади машины. Мотор заработал, мы уперлись в багажник и стали толкать. Грязь вылетала из-под колес, и когда машина, наконец, поехала, я был довольно сильно забрызган грязью.

– Та-ак, – протянул я, глядя на это.

– Вот спасибо, – сказал мужчина, поворачиваясь ко мне, и тут увидел, что стало с моей одеждой.

Да, пожалуй, в таком виде не стоило появляться в общественном месте. И отчистить это все, наверно, было невозможно.

– Ох, извините, – проговорил мужчина, сам он остался чистым. – Забыл вас предупредить. Нужно было ближе к центру встать.

– Ладно, ничего, – махнул я рукой, начиная соображать, как же выпутаться из этой ситуации.

– Как это ничего? – сказал он и, похоже, также пытался придумать, что делать. Посмотрел на машину, из которой вышла она и подошла к нам.

– Ух ты! – глядя на меня, произнесла она. – А ведь еще минуту назад был совершенно чистый человек.

– Времена меняются, – сказал я.

Она улыбнулась, и я почувствовал, что только ради ее улыбки стоило попасть в эту грязь.

– Знаете что, – решительно проговорил мужчина, – поедемте с нами. У нас тут дача недалеко, там мы вас и почистим.

– Ну, не знаю, – протянул я.

– Конечно, поехали, – сказал он. – А то получается, вы нам помогли, а мы… Поехали, – он смотрел на меня.

– Поехали, – чуть улыбнувшись, произнесла она.

Что я мог ответить?

– Хорошо, поехали, – ответил я.

– Вы уж извините, что так получилось, – говорил мужчина, когда мы садились в машину. – Надо было вас предупредить, а я как-то не подумал. Извините.

– Ничего, – отозвался я.

– У вас, наверно, какие-нибудь дела, – продолжал он, трогаясь с места. – Я вас и так оторвал, а тут еще и это. Но как только все отчистим, я вас отвезу, куда нужно.

– Это так просто не отчистишь, – сказала она. – Тут стирать надо – сохнуть долго будет. Хотя можно попробовать утюгом высушить, если вы торопитесь.

– Нет, – ответил я, – не тороплюсь.

Они сидели впереди, я – сзади. Машина ехала по дороге между лесом и полем. Я думал о том, что встретил здесь ее, свою жену из будущего. Это была наша первая встреча… для нас самих из этого времени. Я думал, как такое может быть? Ведь я пришел сюда не сам, то есть не тот я, который здесь. И мы встретились только благодаря тому, что я переместился из будущего. И еще: я не знал, зачем приезжаю на это место. Ради ностальгических воспоминаний? Нет! Теперь я видел причину – для того, чтобы встретиться с ней.

Но как это может быть? Я ведь не мог знать, что встречу ее. Как я мог приезжать сюда для этого, не зная, что это случится?

Время играет со мной в свои странные игры. Время играет мной. Сначала я сделал шаг, а потом узнал причину. Что это значит? Кто управляет мной? Кто знает все и может влиять на мои желания?

Это слишком случайное совпадение. Я ведь пришел сюда именно в этот день и в этот час, хотя не выбирал время. Почему я сделал так? Чтобы встретиться с ней – теперь это было ясно. Но я не знал, что встречу ее, когда шел сюда. Как я мог сделать это? Почему я сделал это?

Время играет мной. Время забавляется, расставляя свои сети. Я думал, что время в моих руках. Нет, это я в руках времени.

Машина остановилась у калитки дома.

– Ну вот, – сказал мужчина, – приехали.

Мы вышли из машины и зашли в дом.

– Пап, дай человеку какую-нибудь одежду, – сказала она.

– Да, сейчас, – мужчина кивнул и ушел в соседнюю комнату.

Мы с ней остались одни.

– Кстати, – сказал я, – меня зовут… – я назвал ей свое имя.

– Наташа, – улыбнувшись, ответила она.

Мужчина вышел из комнаты с джинсами и рубашкой в руках.

– Чистые, – сказал он, давая их мне, – надевайте.

– А мы тут знакомимся, – сказала Наташа и представила меня.

– Да? Сергей Степанович, – представился мужчина и протянул мне руку.

– Что? – не поверил я своим ушам.

– Сергей Степанович, – повторил он.

– А… очень приятно, – я пожал его руку, думая, что, наверно, все Сергеи Степановичи появляются из-за спины с просьбами помочь.

– Мне тоже очень приятно, – проговорил он. – Если бы не вы, мы до сих пор бы там сидели. Только вы уж извините, что так вышло, – он показал глазами на мою одежду.

– Ничего-ничего, – сказал я. – Всегда приятно помочь хорошим людям.

– Чтобы они вас за это грязью облили?

Мы смеялись.

– Ну ладно, Наташ, – потом сказал Сергей Степанович, – пойдем, пусть человек переоденется.

Я улыбнулся про себя, отметив, как похоже они разговаривают.

Они вышли. Я снял грязную рубашку, брюки и надел то, что мне дали. Джинсы были мне явно велики, но я справился с этим, взяв свой ремень. Потом вышел из комнаты. Сергей Степанович увидел меня.

– Ну вот, – сказал он, – сейчас Наташа все постирает, – он замолчал на секунду. – Вы не торопитесь?

– Нет, – ответил я.

– Тогда давайте обедать, – он посмотрел на часы. – Хотя уже, скорее, ужинать.

Я пожал плечами.

– А знаете что? – он смотрел на меня. – Вам завтра куда нужно? – спросил он и, не дав мне ответить, продолжил: – Я утром в город поеду на работу. Пока все выстирается, пока что… Оставайтесь, а завтра утром я вас отвезу.

– Даже не знаю, – проговорил я.

– Оставайтесь. У нас две комнаты, терраса – место найдется, – когда он говорил это, Наташа подошла к нам. – Вот, уговариваю нашего спасителя остаться, – сказал он ей.

– А он что? – серьезно посмотрев на меня, спросила Наташа.

– Не знаю, – проговорил Сергей Степанович.

– А он думает, – улыбнулся я.

– Что тут думать? Надо оставаться, – так же серьезно сказала она.

– Да? Что ж, хорошо. Тогда остаюсь, – сказал я.

Что происходит? Как понимать все это? Слишком много совпадений. Что за странная ветвь времени? Ветвь?.. Я вдруг понял, что да, теперь то, что вокруг, – это новый мир, новая ветвь времени – я создал ее сегодня, совершив изменения, когда заставил того себя, который здесь, оставить всё и приехать сюда. Теперь его жизнь пойдет по другому, не такому, как моя настоящая жизнь, пути. И еще: я понял, что это та же ветвь времени, в которой я был тогда со своей женой из будущего… с Наташей, только сейчас я нахожусь раньше, гораздо раньше того момента, куда попал тогда. Но дело в том, что я создал эту ветвь сегодня, именно сегодня, хотя уже был в ней раньше. То есть тогда этой ветви не было, она появилась только сейчас. Как я мог быть в той ветви времени, которой еще не было, которая только должна была возникнуть?

Время играет со мной, время играет мной. Значит, я должен был прийти сюда сегодня, потому что тогда был в этой ветви? Я должен был создать ее, потому что уже побывал в ней и определил ее существование? То есть тогда я определил существование того, что создал потом? Черт! Голова шла кругом. Я уже переставал понимать что-либо.

Но как странно я создал эту ветвь. Совершенно без причины… Причина была в том, что я уже побывал в ней и, значит, должен был создать. Но ведь сейчас я не знал этого! Я сделал то, что должен – да, но как?! То есть почему я сделал то, о чем даже не догадывался?

Что происходит? Как понимать это? Кто дергает меня за ниточки? Кто заставляет меня делать то, что я не хочу? Или… Господи!

Или это все равно?

Все равно, когда я сделал что-то? То есть сегодня я встретил ее случайно, именно случайно, и та ветвь времени появилась в прошлом, потому что сейчас в будущем настоящего меня я создал ее? То есть для времени не имеет значения, когда происходит событие? Время просто есть все… всегда от начала до конца своей бесконечности, и мы находимся где-то в одной из его точек, но все события уже произошли, мы лишь идем от одного к другому. Так ли это? Хм…

Судя по тому, что я путешествую по своей жизни, находясь только где-то в середине, – да, это похоже, потому что мое будущее, то, что впереди, уже существует – я был в нем и видел его. Но тогда… Стоп! Но тогда, если есть все время, а не только моя жизнь, почему я путешествую только в пределах своей жизни? Хотя…

– Идемте, все уже готово, – стоя передо мной, произнес Сергей Степанович.

Я сидел на лавочке у дома, сигарета в моей руке давно потухла, я понял, что уже долго сижу, уставясь в одну точку и не замечая ничего вокруг, занятый своими мыслями.

– Да? Идемте, – рассеянно улыбнулся я. Потом встал и пошел за ним.

На террасе был накрыт стол, Наташа уже ждала нас там. Я заметил, что на веревке перед дверью сушатся мои выстиранные рубашка и брюки.

– Садитесь, – сказала Наташа, – а то остынет.

За ужином мы весело болтали о пустяках. Было как-то легко и уютно, я чувствовал, что мне нравится атмосфера этого дома, эти люди, сидящие передо мной. Впрочем, я поглядывал на Сергея Степановича, невольно сравнивая его с тем другим Сергеем Степановичем. Нет, они были совсем не похожи. Не сказать, чтобы этот Сергей Степанович был антиподом тому, но даже внешне они выглядели совершенно по-разному. Сидящий передо мной был если не толстый, то, по меньшей мере, плотного телосложения, с загорелым лицом и в общении гораздо легче и свободнее, вместе с тем внимательнее.

Я посоветовал ему больше не застревать на дорогах, потому что я не всегда смогу оказываться поблизости. На что он улыбался и говорил, что, видимо, придется всегда возить меня с собой на этот случай. Наташа добавила, что тогда нужно будет купить побольше стирального порошка, чтобы ликвидировать последствия.

Так мы разговаривали и смеялись. И скоро вечер изменил краски неба, а потом и ночь внесла поправки в палитру мироздания.

После ужина Сергей Степанович показывал мне дом, огород – устроил экскурсию по даче. Наташа что-то делала в доме. Когда стемнело, мы снова сидели на террасе, пили чай.

– Ладно, я пойду спать, – сказал Сергей Степанович через какое-то время.

– Уже? – удивился я, посмотрев на часы.

– Да, завтра рано вставать, – ответил он.

– Папа всегда рано ложится, – сказала Наташа, – и утром уходит, когда я еще сплю.

– Просто на работу нужно ехать, – улыбнулся Сергей Степанович. – Ладно, спокойной ночи. Завтра я вас разбужу, – сказал он мне.

– Хорошо. Спокойной ночи, – кивнул я.

Он ушел.

– Будешь еще чай? – спросила Наташа.

– Нет, – ответил я, – спасибо.

Мы молчали.

– А ты здесь живешь? – спросил я.

– Нет, я дома живу, – улыбнулась она и потом добавила серьезно: – Просто сейчас каникулы, и я помогаю папе на даче.

– Угу, – я думал, что бы еще сказать – когда мы остались одни, это вдруг стало проблемой. – Не скучно днем одной оставаться?

– Нет. Я не одна, у меня тут много друзей среди соседей.

– А сейчас они где? – глупо спросил я.

– Не знаю. Дома, наверно. Или еще где-то, – снова улыбнулась она.

– Угу.

Я молчал. Тихая деревенская ночь за окном.

– Зимой здесь тоже хорошо, – сказала Наташа. – В этот раз мы Новый год здесь встречали.

– Да? – я пытался вспомнить, где встречал Новый год я, вернее он, тот я из этого времени. – Новый год хороший праздник, – проговорил я. – Даже, наверно, лучше, чем день рождения.

– В Новый год у всех день рождения, – улыбнулась она.

– Хм… Может быть. Тогда любой праздник можно считать днем рождения.

– Или любой день.

– Нет, любой день, пожалуй, нельзя.

– Почему?

– Не знаю. Все же, по-моему, должно быть какое-то событие, иначе чего-то не хватает, или, наоборот, что-то мешает внутри, или… – я замолчал.

– Да, – сказала она, – мы сами прутья своей клетки.

– Что? – удивленно произнес я, не ожидая услышать такое.

– Нет, ничего, – улыбнулась Наташа. – Ладно, – вставая, проговорила она, – пора забрать с улицы твои рубашку и брюки, наверно они уже высохли.

Она вышла за дверь, я тоже встал и вышел за ней. Ночь была безлунной, но свет из террасы освещал двор. Я стоял чуть в стороне, глядя на Наташу. Усталость от времени давала о себе знать – я уже довольно давно был здесь. Скоро придется уходить, возвращаться в настоящее. Совсем не хотелось делать это. Черт! Я чувствовал себя Золушкой, которая должна уйти до того, как пробьет полночь. Впрочем, я не дотяну даже и до полуночи. Пожалуй, мне осталось совсем немного. И лучше не затягивать с уходом, лучше не оставаться здесь, когда усталость от времени станет уж слишком сильной.

Что ж, придется уходить. Но перед этим, видимо, нужно сделать одну вещь… нет, даже две вещи. Я улыбнулся про себя – что там хотела Золушка? Съесть мороженое и потанцевать с принцем? Нет, у меня несколько иные задачи.

Наташа унесла рубашку и брюки в дом, потом снова вышла, встав рядом со мной, подняла голову, глядя на звезды.

– За городом совсем другие звезды, – сказала она.

– Звезды везде одинаковые, просто здесь их больше.

– Там их столько же, просто они не видны, – в тон мне ответила она и улыбнулась.

– Нет, здесь они ближе.

– Да?

– Да, – сказал я.

Потом обнял и поцеловал ее.

– Это такой способ смотреть на звезды? – тихо проговорила она, стоя в моих объятиях.

– Это лучший способ смотреть на звезды, – ответил я и снова поцеловал ее.

Она оставалась без движения.

– Я хочу сделать одну вещь, – потом проговорил я.

– Мне следует догадаться какую?

– Нет, – улыбнулся я. – Я хочу записать твой телефон.

– Сейчас?

– Да, сейчас. Пойдем?

Я повернулся и повел ее к двери. Мы зашли в дом, и там она сказала мне номер своего телефона. Я записал его и положил листок с номером в карман своей рубашки. Всё. Теперь тому мне, который здесь, оставалось только найти его утром (еще одно послание от себя к себе – это уже становилось привычным). Пожалуй, я сделал для него все, что мог. Потом дождался, когда лег спать, и в темноте переместился в настоящее.

* * *

Лунный свет, яркие лучи солнца, малиновый вкус на губах… Какого черта я делаю здесь?! Мы сами прутья своей клетки – почему она сказала так? Звезды, которые ближе, облака, которые живут вечно, камни в воде, и вода журчит, пробегая между ними. Я хотел уйти от всего. Что я хотел? Мы сами прутья своей клетки. Где тот берег реки, чья вода среди трав и камней под шумящей листвой успокоит меня?

В сером свете дня я сидел, глядя перед собой. Только что вернувшись в настоящее, я думал о том, что произошло там, во времени. Прошлое. Это было прошлое. Но все не так. Обычно прошлое определяет будущее, но там было наоборот. То, что случилось потом, определяло начало событий. Время есть всегда? Оно уже существует все от начала до конца? Моя жизнь – лишь крохотная частица всего времени. Так какого черта я делаю здесь?! Я хотел уйти от всего. Вот он, путь, чтобы уйти. Но только куда?

Хм… Я путешествую по своей жизни, потому что перемещаюсь в свое тело. Но если я уйду дальше во времени туда, где нет меня, что станет со мной? Где я буду тогда? Мое сознание останется без тела – что произойдет в этом случае? Если сознание отделяется от тела… да, это смерть. Я умру? Но ведь перемещаясь во времени, мое сознание тоже отделяется от тела, и я остаюсь живой. Правда, потом оно входит в тело там, в другом времени. Но если этого не будет… И еще: смогу ли я вернуться, если выйду за пределы своей жизни?

Все непонятно. Действительно я могу умереть в этом случае, просто попав в свое будущее, которое смерть там, когда закончится моя жизнь. Но если нет, если я все же миную свою смерть, потому что не буду находиться в себе, когда умру… Хм… Только куда я попаду тогда? О! Сознание, свободное от тела… Что может быть лучше сознания, свободного от тела! Вот только если… если это не смерть.

Нет, все что я могу – это лишь гадать об этом. Единственный способ узнать – это попробовать…

Черт! Я вдруг почувствовал, как мурашки пробежали по спине. «Вот он, край высоты, – подумал я. – Снова я стою на нем. Снова мост?..» Но нет. Никто не заставляет меня делать это, я могу спокойно жить дальше и… Никто не заставляет? Мы сами прутья своей клетки – разве не так? Я сам заставляю себя, я сам держу себя здесь. Какого черта я делаю здесь? Вот он, путь, вот он, край высоты – лишь шагни вперед.

Я усмехнулся – сколько же можно прыгать с этого чертова моста? Сколько можно играть со смертью? Зачем мне это? Но, пожалуй, то, что я задаю этот вопрос, и есть ответ на него. Мы сами прутья своей клетки?

Ну так что, если клетка – весь мир? Но она запирает, она отделяет от того, что находится там, за прутьями. Если только там что-то есть…

Вдруг звонок раздался в мою дверь. «Кто это?» – подумал я, вставая и выходя в прихожую.

Это произошло почти одновременно: я открыл дверь и за мгновение до этого вдруг понял, кто звонит мне, а потом увидел Ее на пороге. Да, это была Она. Это был тот момент из будущего, который теперь стал настоящим, когда Она пришла ко мне.

Не знаю, что выражали при этом мои глаза, наверно что-то очень странное, потому что Она даже чуть попятилась от моего взгляда, но все же произнесла, хотя и довольно испуганно:

– Здравствуйте.

– Привет, – как мог мягче ответил я, стараясь взять себя в руки, и, сделав взгляд спокойным, продолжал смотреть на Нее.

Она пришла. Все же Она пришла ко мне! Как долго я ждал этого!

– Проходи, – чуть улыбнувшись, сказал я и посторонился, пропуская Ее.

– Нет, я на минуту, – проговорила Она, – только передать.

Она раскрыла сумочку, висящую на Ее плече, и стала что-то искать в ней. «Письмо, – вспомнил я. – Она принесла мне письмо от Леночки».

– Проходи, – снова улыбнувшись, повторил я.

– Да? – Она была в нерешительности. То, что Она искала, никак не попадалось Ей в сумочке. – Только на секунду…

Она сделала шаг и вошла в мой дом. Я вдруг подумал, что сейчас тот я, из прошлого, который пришел в это время, есть во мне. Я прислушивался к себе, но никак не обнаруживал его присутствия. Странно было понимать, что во мне я из другого времени – обычно бывает наоборот.

– Проходи, – сказал я Ей, показывая на дверь в комнату и чувствуя, что уже в третий раз повторяю это, словно не было других слов… Нет! Не было! Я забыл все слова!

«Тот я из прошлого сейчас во мне, – лихорадочно думал я. – И он… я уже был здесь и делал то, что должно произойти. Этот момент уже существует, он записан на времени. Все произойдет само?»

На этот раз Она не стала возражать, только чуть улыбнулась и последовала моему приглашению. Я вошел за Ней в комнату.

– Садись, – сказал я, показав на диван.

Она присела, поставила сумочку на колени и снова начала искать в ней письмо.

Когда я перемещаюсь в другое время, то забираю контроль над собой, но сейчас я не чувствовал, что кто-то управляет моими действиями, – как понимать это?

– Не знаю, куда оно делось? – проговорила Она.

Если время уже существует и все события уже произошли, то произойдет и то, что должно случиться сейчас. Но как это произойдет, если я не чувствую, что тот я из другого времени управляет моими действиями? Что, если… если я не стану делать этого, что будет тогда?

– А вот! – сказала Она, доставая письмо и протягивая мне. – Это вам от Лены.

– Мне? – глупо переспросил я и взял письмо.

– Это от Лены, – повторила Она. – Оно было вложено в другое письмо, которое пришло ко мне. Там еще была записка, что она точно не помнит вашего адреса и поэтому прислала его мне с просьбой передать.

– Да? – Это письмо совершенно не интересовало меня. Я думал, что либо события уже существуют во времени и тогда время существует все, всегда, и после моей жизни тоже, либо…

– Ну все, я пойду, – вставая, проговорила Она.

Я молчал, глядя на Нее, понимая, что еще секунда, и Она уйдет… Или? Что, если я не буду делать ничего?

«Это единственная возможность, – думал я, – больше уже не будет такого, когда в настоящем я знаю, что должно произойти».

«Это единственный раз, когда Она пришла ко мне, – думал я, – больше я не увижу Ее, если Она уйдет сейчас».

– Я пойду, – подойдя к двери, повторила Она, потому что я молчал и, сидя без движения, лишь не отрываясь смотрел на Нее.

«Она уходит! Уходит! – металось в голове. – Я ведь так долго ждал Ее! И теперь Она уходит. Совсем…»

«Нет, только не двигаться, не делать ничего, – думал я. – Случится ли то, что должно, если я останусь неподвижным?»

– До свидания, – стоя в прихожей, сказала Она.

Я молчал и только продолжал смотреть на Нее, ждать.

Она задержалась на секунду, видимо не понимая моего молчания и странного взгляда. Но когда пауза затянулась, все же сделала шаг.

– Пока, – быстро проговорила Она, потом открыла дверь и ушла.

Я смотрел на закрывшуюся за Ней дверь, потом опустил взгляд. «И что, – подумал я, – что это значит? Черт! Это значит, что Она ушла. Это значит, что не произошло ничего».

Я не знал, что делать, что думать. Хотелось спать – все же я недавно вернулся из времени, где был довольно долго. Ладно. Я пошел на кухню и сделал кофе. Потом курил, сидя в тишине.

«Так что это значит? – думал я. – События не существуют во времени? И время не существует все, уже наполненное событиями?» Непонятно. Все было непонятно. Куда девалось то, что должно было случиться сегодня? Ведь это уже происходило, я знаю точно. Или…

Или это опять разные ветви времени? Но ведь сейчас я в настоящем, и это моя основная, настоящая жизнь. Правда, если я пришел сюда из другого времени и совершил изменения, то таким образом я создал новую ветвь. Но ведь это было будущее для меня – могу ли я создать ветвь времени в будущем? Хм… Собственно, почему бы и нет? И тогда получается, сегодняшнее отсутствие действий не значит ничего. Это никак не говорит о сущности времени. Чего я добился? Я добился того, что Она ушла от меня. Я принес Ее в жертву времени? Хм…

И еще. Если мир – это я, то есть ли он после моей смерти?

Нет, все. Голова шла кругом. Я хотел спать, я уже не мог ничего понимать. Сумерки завершали день, наступал вечер. «Ладно, – решил я, – потом как-нибудь разберусь во всем». Затем пошел в комнату и лег спать.

Совершенно без снов. Словно мгновение, которое проходит в настоящем, когда я ухожу во время и возвращаюсь обратно, я закрыл глаза и через мгновение открыл их, только теперь уже было утро. Все наоборот. На этот раз мгновение прошло для меня, а мир совершал движение во времени.

Я встал и пошел завтракать. Включил телевизор. Новости по одной из программ – что-то происходило в мире. Мир жил своей жизнью, я был частью его… Или нет? Впрочем, все равно да. И дело даже не в том, что мне не уйти от него, а просто… зачем? Сколько можно прятаться во времени? И, собственно, от чего? И, собственно, там все равно тот же мир, только чуть раньше или позже.

Сегодня не хотелось перемещаться – не знаю почему. И думать о том, что существует ли время всегда, тоже не хотелось. Как-то надоело уже это время.

Холодильник был пуст, пожалуй, нужно сходить в магазин, и после завтрака я вышел из дома.

Пока ехал в лифте, все же мысли о том, что будет, если я выйду за пределы своей жизни, пришли ко мне. Я думал, что поставил себя на край высоты этим вопросом, потому что единственный способ узнать ответ – это шагнуть вперед. Но почему я должен делать это? Кто заставляет меня бросаться в пропасть? Никто, кроме меня самого. Но я не хочу, нет. Сколько можно прыгать с мостов?

Двери лифта открылись, я сделал шаг и вышел на улицу.

Небо и солнце. Я шел, щурясь в ярких лучах и радуясь легкому ветру, летящему надо мной, и жизни вокруг. Вдруг поймал себя на том, что мне странно идти по улице… самому. Я уже привык находиться в другом времени, и сейчас, в настоящем, было странно, что нет второго меня, вернее я не нахожусь в другом себе, а иду по улице один, сам. Н-да, пожалуй, я отвык от настоящего. Забавно было понимать такое. Я улыбнулся этой мысли.

Девушка, шедшая мне навстречу, посмотрела на меня и улыбнулась в ответ. Я остановился, когда она прошла мимо, и обернулся, глядя ей вслед. Она была довольно мила. Хм… А что? Не догнать ли ее? Но тут же вспомнил, что я в настоящем и, значит, все будет по-настоящему. «Ну и отлично», – ответил я сам себе, но при этом оставался на месте, лишь продолжая смотреть на нее. Девушка удалялась, я все не решался последовать за ней, и, в конце концов, она скрылась за поворотом. «Ладно, – оправдываясь перед собой, подумал я, – у меня сейчас совсем другое дело». И чувствовал, что это только оправдания, а на самом деле я просто струсил. Но почему-то это, наоборот, лишь развеселило меня. Я улыбнулся и, развернувшись, пошел своей дорогой.

«Да, – думал я на ходу, – в настоящем есть свои приятные стороны». Нельзя не признать это. И уж во всяком случае, я здесь не как Золушка, которая должна уйти через несколько часов. Например, той девушке я мог бы позвонить и завтра, и послезавтра, и через месяц, и она не исчезнет в одной из ветвей времени, где я больше не увижу ее никогда.

Солнце светило с небес, я шел, щурясь в ярких лучах и радуясь свету и жизни вокруг.

Вернувшись домой, я взял записную книжку и нашел телефон одного своего старого друга. У него была довольно интересная работа, правда не приносящая много денег, ну да все равно. Я думал, что хватит этого времени, нужно жить своей настоящей жизнью. Я хотел позвонить своему другу и узнать, не найдется ли у него место для меня? Был день, и, скорее всего, он еще не пришел с работы. Но я позвонил на всякий случай – так и есть, никто не брал трубку. Ладно, буду звонить вечером.

До вечера решил прибраться в квартире, как-то давно я уже не убирался. Раскрыл окна, впуская свежий воздух, и взялся за дело.

Под руку попалось забытое письмо от Леночки, которое так и осталось непрочитанным. Ладно, все же интересно, что там. Я сел на диван и прочитал его.

Леночка просила извинения за свой поступок, писала, что ей было хорошо со мной, но нужно как-то устраивать свою жизнь. Просила извиниться перед Сергеем Степановичем и передать, что она не хотела обманывать его, но так получилось и все равно ведь он был ей должен, так что она просто взяла свое. В общем, не нужно обижаться на нее и, как она написала, «давайте останемся друзьями». Я только усмехнулся на это, скомкал письмо и бросил на пол – мусора стало чуть больше, я продолжил прерванное занятие.

Уборка была в самом разгаре, когда раздался звонок в мою дверь.

«Кто бы это мог быть? – думал я, подходя к двери. – А вдруг… вдруг это Она снова пришла ко мне? Вот было бы здорово, если бы это была Она! И, собственно, кто еще?» Так я думал, поворачивая замок. И когда открыл дверь, был почти уверен, что сейчас увижу Ее. Но…

Инженер-хирург Сергей Степанович стоял передо мной в коридоре. Я смотрел на него, он смотрел на меня.

– Здравствуйте, – наконец сказал он. – Можно войти? – и, не дожидаясь ответа, двинулся вперед, мне пришлось посторониться.

Вслед за Сергеем Степановичем вошли два дюжих молодца с квадратными челюстями и такими же взглядами. «Та-ак», – подумал я, глядя на них и на Сергея Степановича, разодетого как преуспевающий банкир. Да, пожалуй, его повысили в должности – из «бухгалтера» он стал «директором банка». Интересно, остался ли он при этом инженером?

– Убираетесь? – серьезно спросил Сергей Степанович, заметив в дверях комнаты совок и щетку. Сам он остановился в прихожей, квадратные молодцы стояли за его спиной.

– Да, – пожав плечами, ответил я, – решил прибраться.

– Угу.

Я молчал и ждал, что он скажет.

– Вы не приглашаете меня? – Сергей Степанович кивнул на дверь в комнату.

– Нет, – ответил я. – Я вас не звал.

– Н-да? Ладно, можно и так. Собственно, я к вам по делу. Есть один разговор, – он говорил спокойно и даже чуть устало и, наверно, немного свысока, лишь поясняя, что ему нужно. – Я хотел предложить вам поработать у меня.

– У вас?

– Да, в моей клинике.

– Значит, все-таки открыли свою клинику? А это санитары? – кивнул я на квадратных молодцов.

– Это охрана, – спокойно пояснил он. – Так вы согласны? Я хорошо заплачу.

Я усмехнулся.

– Вы ведь сами говорили, что я всегда могу заработать столько денег, сколько нужно.

– С помощью моего устройства, – уточнил он.

– Да, и вы же сказали, что уже получили от меня все, что хотели. Я вам больше ничего не должен, – я снова усмехнулся, – если даже и был.

Он молчал.

– А вы до сих пор считаете, что я вам должен? – с той же усмешкой спросил я.

– Так вы согласны поработать на меня? – вместо ответа сказал он и тут же поправился: – У меня.

Я покачал головой.

– Представляю, в какой должности, – проговорил я. – Лабораторной крысой или подопытным кроликом? Или кем там еще?

– Да, мне действительно нужно обследовать вас, – сказал Сергей Степанович, – но это совсем не то, что подопытный кролик, это просто обследование. И потом, я заплачу.

– Опять вы про деньги. Не надоело еще?

– Так вы согласны? – снова спросил он.

– Зачем я вам нужен? Найдите кого-нибудь, кто согласится работать на вас… у вас, – я улыбнулся, – за деньги, и делайте с ним что хотите.

– Нет, – сказал Сергей Степанович.

– Почему нет? Я думаю, найдется немало желающих…

– Я это уже делал, – прервал он меня.

– Правда? И что?

– И ничего. Ни один из моих пациентов не выжил после операции. Олег Борисович был прав… – и в его голосе послышались какие-то живые нотки, но он тут же спохватился и убрал их. – В общем, вы единственный человек, у которого есть устройство, – совершенно бесцветно произнес он.

– Вот как? И много у вас было этих пациентов?

– Неважно, – отмахнулся Сергей Степанович. – Вы мне нужны, чтобы выяснить причину этого.

– Так, – я думал. – А сами вы как считаете, почему это так?

– Вы хотите, чтобы я сейчас говорил об этом?

– Конечно. Мне ведь нужно знать все, чтобы ответить вам, – сказал я, хотя, пожалуй, не сомневался в своем ответе.

– Не знаю, – несколько раздраженно произнес он. – Возможно, дело в том, что перед операцией вы были пьяны и еще ударились головой.

– Так чего проще? – сказал я. – Напоите ваших пациентов перед операцией и дайте им по голове. Как раз с этим у вас никаких проблем, – я с усмешкой кивнул на квадратных молодцов, которые все это время молча стояли за спиной Сергея Степановича и только хлопали глазами, глядя на меня.

– Я пробовал, – признался Сергей Степанович. – Все равно ничего не получается. Мне нужны вы, без вас я не могу ничего сделать, – чуть ли не с просящей интонацией произнес он, и увлеченность слышалась в голосе. Да, пожалуй, он все же был инженером, только теперь – инженер-банкир.

– Значит, я вам снова стал нужен? – проговорил я. – То есть решили еще раз попользоваться мной?

– Зачем же так? Мы просто продолжим работу – вот и все.

– Нет, – сказал я, – не продолжим.

– Почему? Что вам мешает? Да, у нас были некоторые разногласия – ну что ж? Если хотите, я могу извиниться перед вами.

– Если хочу? – усмехнулся я.

– Хорошо, – пожал плечами Сергей Степанович, – я прошу у вас извинения. Давайте забудем все.

– Отличная мысль! Действительно, давайте забудем все и разойдемся.

– Нет, – пришла его очередь говорить «нет». – Я не могу уйти ни с чем, вы мне слишком нужны.

– Очень жаль. Но придется вам обойтись без меня.

Он вздохнул.

– То есть вы не хотите пойти со мной? – устало спросил он.

– Нет, – сказал я.

– И это ваше последнее слово?

– Да, – сказал я.

Он снова вздохнул.

– Я предполагал такой ваш ответ. Но вы мне действительно нужны, очень нужны, – проговорил Сергей Степанович. – Поэтому если вы не пойдете сами, придется вам помочь, – он кивнул на квадратных молодцов. – Хотя мне и не хотелось бы делать это, но… – он развел руками.

– Н-да?

Сергей Степанович молчал, выжидающе глядя на меня.

– А как же правоохранительные органы? – с усмешкой спросил я. – Вы думаете, они останутся равнодушны к такому поступку?

– Думаю, никто просто не узнает об этом, – спокойно проговорил он. – Вы живете достаточно уединенно, так что…

– Откуда вы знаете, как я живу последнее время? А вдруг…

– Нет, – прервал он меня. – Это все равно. Я смогу справиться с этим, уверяю вас, – он сделал многозначительную паузу. – Так вы идете со мной? – потом спросил он.

– Нет, – ответил я.

– Что ж, – со вздохом произнес Сергей Степанович, – тогда мне придется заставить вас, – он чуть кивнул, отдавая команду квадратным молодцам, те вышли из-за его спины и двинулись на меня.

– Подождите, – чуть попятившись, сказал я.

– Подождите, – тут же отреагировал Сергей Степанович, отменяя команду, и потом ко мне: – Что?

Квадратные молодцы застыли, остановившись между нами. Вообще-то, они стояли спокойно, но в подобной ситуации выглядели так, словно их бока раздувались от тяжелого частого дыхания, глаза были выпучены в злобном взгляде и слюна стекала с клыков, а Сергей Степанович словно держал их за поводки, прицепленные к колючим ошейникам. Я хотел улыбнуться этой мысли, но было не до того – я пытался понять, что же делать?

Может, попробовать как-то справиться с ними? Но, пожалуй, это было весьма проблематично. И даже если вдруг при каком-нибудь фантастически случайном стечении обстоятельств мне удастся что-то сделать с ними, то это ведь все равно ничего не даст. Потому что тогда он придет еще раз, и еще, и не раз и захватит с собой не двух, а сколько угодно молодцов. Н-да… А может, пуститься в бега? Ну уж нет! Из-за какого-то Сергея Степановича…

Как-то не верилось, что можно вот так схватить человека в собственной квартире и увезти, посадить в клетку в лаборатории. Тем более не верилось, что это может сделать Сергей Степанович. Но все же он стал другим, совсем другим человеком за последнее время, и я видел, он сделает это, и понимал, что мне не уйти от него. Никак. «Может, броситься в комнату и прыгнуть с балкона?» – мелькнула дурацкая мысль, вызывающая еще одну нервную усмешку. Но усмешка застряла у меня в горле, я вдруг понял…

– Так что? – повторил вопрос Сергей Степанович, когда пауза затянулась.

– М-м-м… – произнес я, пытаясь собраться с мыслями. – Я ведь один раз уже убил вас.

«Прыгнуть с балкона, с высоты вниз? – думал я. – Но… но зачем с балкона?»

– Ну и что? – сказал Сергей Степанович.

– Я могу сделать это и еще раз.

«С высоты, – лихорадочно думал я, – если уж прыгать с высоты, то… Мост, снова мост. Только сейчас все совсем по-другому».

– Пожалуйста, – безразлично произнес он. – Можете сделать это хоть сто раз – мне все равно. Так вы идете?

«Я хотел узнать, что будет, если я выйду за пределы своей жизни? – думал я. – Самое время проверить это…»

– Вы ведь знаете, что я в любое мгновение могу уйти отсюда, – проговорил я.

– Да, – кивнул Сергей Степанович. – И вернетесь в то же мгновение. Хотите погулять напоследок? – он усмехнулся.

– А если не вернусь? – не знаю, зачем я говорил это, но все-таки сложно было решиться. А может, сработала привычка – рассказывать ему все.

– Куда же вы денетесь?

– Дальше, – сказал я, – туда, где меня нет.

Я пытался утвердиться в своем решении.

– Вы хотите переместиться за пределы своей жизни? – догадался Сергей Степанович. – Нет, – он покачал головой, – из этого ничего не выйдет. Вы просто умрете.

– Может быть, – проговорил я.

– Это точно, – спокойно сказал он, – ведь там вас нет.

– Вот я как раз и проверю, – я улыбнулся, посмотрев на квадратных молодцов, которые слушали наш разговор, но так и не произнесли ни слова.

Сергей Степанович вздохнул и покачал головой.

– Ну ладно, – устало проговорил он, – хватит болтать, – и потом своим коллегам: – Берите его.

Квадратные молодцы двинулись вперед и пошли на меня. Я отступил на шаг.

«Все! Пора. Хватит думать. Больше некогда думать!»

Молодцы приближались. Я чуть усмехнулся, глядя на них, потом опустил голову и закрыл глаза.

– Нет! Стойте! – увидев это, выкрикнул Сергей Степанович. – Не делайте этого! Остановите его!!!

Но, пожалуй, это было бесполезно.

«Вверх или вниз, – подумал я, делая шаг с высоты, – вверх или вниз…» И в следующую секунду ушел во время.

Все исчезло вокруг, все стало лишь дымкой, легким звоном, затихающим вдали. Я ушел во время и пронесся сквозь время, я оставил за спиной годы, я оставил свою жизнь. И черное нечто появилось предо мной, черное нечто раскрыло свои объятия, принимая меня, и забирая, и унося меня, и становясь мной, и становясь всем, что только может быть. Молчаливое время. В бесконечном мерцании слепого света мириады столетий созвездиями тьмы.

* * *

Я луч, я стрела, пронзившая время. Огненной тенью пролетая над годами и лишь тенью оставаясь в них…

Об авторе

Игорь Чичилин – инженер-физик (окончил МИФИ), выпускник Высших Литературных Курсов, Курсов Литературного Мастерства при московском Литературном Институте им. Горького.

Автор нескольких книг в жанре фантастики, выходивших в издательствах «ЭКСМО», «Терра». А также статей, стихов, рассказов, опубликованных в различных российских газетах, журналах, альманахах и сборниках. Член Союза Писателей России.

Авторский сайт – igorchichilin.ru

Оглавление

Часть I. На мосту

Часть 2. В больнице

Часть 3. Во времени

Об авторе Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg