«Шаровые молнии - победители»

Юла верещала, ползая по столу, становилась «на голову» и вращалась так дальше; по стенам вагончика чиркали, срываясь с блестящих боков волчка, яркие цветные полосы.

Кравченко машинально ловил любимую игрушку дочери, раскручивал снова. Настроение было подавленное: жена уехала отдыхать, захватив с собой дочурку, а вместо нее приезжает комиссия по проверке работ.

Он вздохнул, вышел из вагончика. От окоема, подминая травы, неторопливо двигалась плотная широкая тень. Кравченко задрал голову и невольно поежился: закрывая полнеба, в выси полз гигантский дирижабль, обвешанный гигантскими опорами ЛЭП-500, похожими с земли на миниатюрные елочки.

Дирижабль, не сбавляя хода, прошел над высоковольтной опорой, крюк со скрежетом ударил под верхнюю ферму, и земля с глубоким вздохом облегчения дала выдернуть гигантскую занозу из своего тела: крюк подтащил все сооружение под брюхо дирижабля, где металлические конструкции выглядели с земли ажурными, донесся скрежет, фермы сминались, сталкивались, на голову людям полетели комья земли, а дирижабль уже выбрасывал крюк над следующей опорой…

Кравченко подошел к Чашечникову, что тоже, задрав голову, следил за воздушным гигантом. Оба в молчании следили, как высоковольтная ЛЭП исчезала с лица земли, оставляя за собой черные проплешины, кое-где обломки бетонного основания.

— Давно пора, — вздохнул Кравченко, — помню, как от этих ЛЭП в обе стороны удирало все живое. Муравьи переселялись подальше, зайцы, птицы, зверье… Да и для людей пришлось создавать полосы отчуждения. Подумать только — сколько земли воровали эти ЛЭП!

— Пусть со своими ЛЭП убираются на Луну, — зло ответил Чашечников. — Там бесплатный космический вакуум и низкие температуры — самые идеальные условия! А на Земле пару опор пусть оставят, как памятники, всю же горячую энергетику пусть изучают по старым фотографиям…

— Пусть, — согласился Кравченко. — Самое верное решение — кабели. Подземные кабели.

— Это еще как сказать, — мгновенно ощетинился Чашечников.

Кравченко усмехнулся. Это был старый спор. На курсе их было четверо друзей, они и сдружились как раз потому, что превыше всего ставили дело. Кравченко, самый рассудительный из них, говорил: «Если кто-то десяток лет таскает штангу, он накачивает мускулатуру и становится чемпионом, если берется учить языки — за десять лет может стать полиглотом, если берется за науку — становится доктором наук, вплотную подходит к настоящим открытиям… А если пьет, бегает за девчонками, смотрит все фильмы и пьесы, чем похвастается в момент подведения итогов?»

Когда пришло время специализации, Кравченко взялся за подземные кабельные ЛЭП, а Чашечников решил пробовать силы в передаче энергии по электронным пучкам. Обоих удивило, что третий, Борис Стул, выбрал воздушные ЛЭП: все четверо, даже тихоня Дудник, понимали их бесперспективность в далеком будущем, с каждым годом от них все больше и больше вреда!

После окончания института их дороги разошлись. Стул, по слухам, бодро шел вверх: защитил кандидатскую, потом докторскую, занимал по возрастающей кривой должности в управлении, выбился в членкоры… Чашечников и Кравченко тяжко сражались каждый на своем поле деятельности, падали, поднимались, терпели поражения и радовались малейшим победам, лишь Дудник завяз в первом попавшемся НИИ, занимаясь чистой теорией, уйдя от острых конфликтов. Последний раз Кравченко видел Дудника лет пятнадцать назад, когда тот, взъерошенный, несчастный, мчался с кастрюлькой по улице: нужно было успеть приготовить за обеденный перерыв в институте молочную кашу близнецам, которых ему оставила жена, уйдя налегке к преуспевающему Стулу. Таким он и остался в памяти Кравченко: несчастный, с кастрюлькой в руках, бегущий через город…

Чашечников много терпел, бедствовал: передача энергии по электронным пучкам была делом новым, дорогостоящим, многим она казалась бесперспективной. Пятнадцать лет понадобилось, чтобы догнать ушедшего далеко Кравченко с его подземными ЛЭП. Тот уже был доктором, в то время как Чашечникову едва удалось защитить кандидатскую. О Стуле оба почти не говорили, хотя его имя постоянно попадалось на глаза во всех газетах и специальных журналах: член-корреспондент Академии наук, автор десятка усовершенствований воздушных ЛЭП, почетный председатель и сопредседатель десятков обществ, непременный член президиумов всех значительных собраний… Они его презирали, что пошел путем приобретения личных выгод, как презирали, нет, жалели, Дудника, который и через двадцать лет после окончания института оставался зауряднейшим инженером, ни на шаг не продвинувшись со времен студенчества, где он заявил неосторожно, что собирается искать принципиально новые пути транспортировки энергии…

С утробным рыком метрах в десяти ползла тяжелая, как танк, машина, оставляя за собой глубокую канаву. Кравченко не утерпел, подошел ближе, с удовольствием поглаживая взглядом гладкие отполированные стенки, что сходились внизу пологим конусом. На дне лежал толстый сверхпроводящий кабель. Вернее, трубопровод с холодным газом, защищенный теплоизоляцией на вакуумной основе, а кабель толщиной всего с руку располагался внутри. Только по одному этому сверхпроводящему кабелю можно пропустить всю пиковую мощность страны! Вроде бы все просто, но сколько пота, крови, нервов, времени затрачено, чтобы доказать необходимость замены воздушных ЛЭП подземными! Силен Стул, очень силен, к тому же мастер прибегать к демагогии…

Кравченко тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли. Стул держится по-генеральски, но дело его проиграно с треском. Кабели выиграли битву, и теперь им ничего не грозит…

Не грозит?.. Он оглянулся на ажурную вышку Чашечникова, похожую больше на телевизионную, которую вертолетчики поставили вчера. Чашечников посвежел, летает как на крыльях. Считает, что его способ перспективнее? Гм… Ладно, посмотрим. Время покажет. Конечно, преимущества перед кабельной транспортировкой электричества очевидны: малые потери, огромная мощность. Нет необходимости и в средствах изоляции. Однако эти устройства по передаче электронных пучков настолько сложные, что овчинка выделки не стоит. И способов упрощения пока не видно…

Встретились здесь они случайно. Кравченко тянул линию с севера на юг, Чашечников двигался со своими вышками с запада на восток. Могли бы разминуться. Но Чашечников нарочно пораньше выехал на пересечение линий, долго ревниво присматривался к сверхпроводящим кабелям, детищу друга-соперника. Что победит: они или его электронные пучки? Если воздушные ЛЭП — день вчерашний, если сверхпроводящие кабели и электронные пучки — день сегодняшний, то что перейдет в день завтрашний, а что останется?

Он обернулся к Чашечникову, поднял указательный палец:

— Слышишь? Летят…

Вертолет приземлился по ту сторону вагончика. Не успел винт остановиться, как из дверцы по трапу сбежали два рослых парня, следом важно сошел пожилой человек, эскортируемый длинноногой девицей с диктофоном и блокнотом наготове. Через плечо у нее висел на ремешке портативный транзистор.

— Это же Стул! — ахнул Чашечников.

— Не может быть… — начал Кравченко и умолк.

Сомнений быть не могло: к ним приближался Стул, бывший однокашник, а ныне членкор, вице-президент ряда обществ, лауреат, но главное — председатель проверочной комиссии!

— И тут он вверху, — вполголоса ругнулся Чашечников. — Как ученый — нуль, разбит на всех фронтах, но административные позиции сохранил…

Стул подошел, картинно улыбнулся, словно перед кинокамерой, обнял бывших однокашников. Секретарша автоматически одарила обоих обещающей улыбкой.

— Ну-с, — сказал Стул бодро, — посмотрим, что вы тут натворили… Оба идете с опережением графика, прекрасно, только не во вред ли?

Он старался держаться бодро, но друзья видели, что в свои сорок пять он выглядит на все шестьдесят. Не старит наука, даже самые исступленные занятия наукой только укрепляют душу и тело, зато и как старит зависть, закулисная борьба за место, за должность!

— Здесь все к вашим услугам, — ответил Кравченко холодно. — Смотрите. Вы ведь большой специалист по кабелям, не так ли?

Стул дернулся, как ужаленный, метнул на инженера затравленный взгляд. Секретарша за его спиной убрала улыбку и надменно выпрямилась.

— Да, и по электронным пучкам, — добавил Чашечников, не утерпев. Слишком много крови попортил им этот администратор от науки, чтобы теперь не ткнуть его носом в свои победы. Да, он пока что еще выше их по должности, но как ученому ему грош цена, теперь уже все видят!

Стул качнулся, словно от удара, секретарша за его спиной убрала блокнот. Из приемника послышались позывные «Маяка». Глаза Стула налились кровью, челюсть выдвинулась вперед.

— Я еще с воздуха заметил ряд небрежностей, — сказал он угрожающе, — разберемся, разберемся…

Он вздернул подбородок, взглянул из-под приспущенных век, мгновение выдерживал значительную паузу, чтобы угроза дошла в полном объеме, затем, круто повернувшись, пошел к приготовленному для него вагончику. Там на ступеньках сидел, перекуривая, Мелик-Гирей, рабочий из группы укладки сверхпроводящего кабеля. Завидев приближающееся начальство, поспешно вскочил, давая дорогу. Секретарша, как вышколенная собачонка, семенила рядом со Стулом.

— Теперь он нас прижмет, — угрюмо сказал Кравченко, прожигая взглядом удаляющуюся спину.

— Да у меня вроде бы все в порядке, — неуверенно сказал Чашечников.

— Вроде бы! У меня тоже «вроде бы»… При желании найдет, где потрепать нервы.

Они замолчали. Там, возле вагончика, Стул, уже поставив ногу на ступеньку, резко остановился, порывисто схватил с плеча секретарши транзистор. Девушка даже отшатнулась, а Мелик-Гирей с любопытством вытянул шею, прислушиваясь. Уши у него вытянулись по крайней мере на метр.

Стул некоторое время стоял, окаменев, потом его руки разжались, он шагнул через грохнувшийся приемник и пошел, но не в вагончик, а совершенно пьяной походкой двинулся обратно.

Он прошел рядом, еще больше постарев, разом высохший, с желтым лицом, похожий на умирающего от болезней ворона. Волосы у него вдруг сильно поредели, ветерок шевелил вокруг невесть откуда взявшейся неприятной проплешины на макушке редкие седые волосы.

Кравченко и Чашечников с безмерным удивлением отпрыгнули в стороны, ибо Стул, не замечая их, шел прямо. Его бросало из стороны в сторону, ноги заплетались, а глаза, застыв в орбитах, уперлись в одну точку.

Подойдя к вертолету, едва не падая, он ухватился обеими руками за поручни, но взбираться не стал — не смог, голова упала на грудь, он обвис, просел, как под напором весеннего солнца куча грязного снега.

Минуту спустя по трапу сбежали дюжие молодцы-пилоты, почтительно подхватили под руки и потащили председателя комиссии вверх. Тот даже не переставлял ноги, его втащили в чрево вертолета, как куль с тряпьем.

Мотор загрохотал. Винт дрогнул, пошел сечь воздух, превратился в плоский серый блин. Вертолет оторвался от земли, пошел наискось в небо.

Кравченко, глядя вслед удаляющейся машине, поразился:

— Что случилось, что железный Стул сломался? Что его добило?

Чашечников обернулся к Гирею, заорал:

— Что он там слушал? Да иди ж сюды, не видишь рази, что начальник курить хочет?

Гирей степенно приблизился, с достоинством угостил обоих сигаретами. У него всегда почему-то водился «Кент», в то время как начальник стройки не всегда мог достать даже «Яву».

— ТАСС передало, дорогой, — сообщил он дружелюбно, — или передавал, как по-русски?.. Словом, решена главная проблема энергетики. Научились запасать любые мощности в каких-то шаровых молниях! Возить их будут в любых ящиках, можно посылать по лучу. Не нужны ни подземные кабели, ни электронные пучки… Эх, вот жизнь будет!

Кравченко и Чашечников переглянулись. Неужто решена проблема века? Это ж скачок человечества, переход в сверхцивилизацию!

Когда они, не сговариваясь, помчались к транзистору, который все еще вертела в руках растерянная секретарша, Гирей крикнул вслед;

— Фамилия изобретателя чудная какая-то!.. Не то Будник, не то Дудник…