Галина Усова Те, кто бродят сами по себе
Рассказ
Так и не удалось выяснить, кто сдал в макулатуру пачку напечатанных на машинке листков. Многие страницы утеряны, рукопись явно имеет фрагментарный характер. Пенсионер Иван Иваныч, принимающий макулатуру в обветшалом деревянном сарае, заинтересовался рукописью, случайно прочитав один из листочков. Не без труда он понял, что в рукописи перемешаны протоколы заседаний какой-то комиссии, записки Сенатора, отрывки из дневников и писем. Иван Иваныч оставил загадочную рукопись себе на память и на досуге перечитывает, но так и не разобрался в ней до конца. Неизвестно, где проживает упоминаемое в документах семейство, куда девался Сенатор, существует ли Комиссия по Контактам и, главное, правдива ли история кошек, описанная якобы Сенатором, или это чье-то досужее сочинение.
По вечерам, защелкнув огромный висячий замок на двери сарая, он проходит по пыльному кривому переулку, вглядываясь в каждую попавшуюся навстречу кошку.
Одни кошки с деловым видом бегут по тротуару, другие неподвижно сидят у подвальных окошек, словно таинственные древние изваяния, третьи жадно копаются в помойных баках в поисках съестного. Иногда Иван Иваныч останавливается против группы кошек, неподвижно сидящих и созерцающих друг друга в многозначительном молчании. Кошки, не видя опасности в невысоком седоусом человеке, продолжают свое молчаливое созерцание.
И тогда Иван Иваныч таинственно подмигивает им и произносит полушепотом:
— Котсама! Котсама!
Желтые кошачьи глаза глядят на него с тревожным недоумением. Кто-то из зверьков мяукает, и вся компания разбегается врассыпную. Забыв об осторожности, Иван Иваныч громко взывает:
— Котсама! Котсама!
Он все надеется: а вдруг они поймут, что этот невзрачный представитель землян каким-то образом разгадал их великую тайну? А вдруг догадаются — ему можно доверять, он вполне достоин контакта с ними, таинственными посланцами иной цивилизации? И тогда они вернутся, подадут ему знак…
Но они не возвращаются, а Иван Иваныч, спохватившись, смущенно вжимает голову в сутулые плечи, оглядывается, проверяя, не заметил ли кто его несолидного поведения, и уныло бредет по переулку к новому многоэтажному дому, где второй год занимает однокомнатную квартиру.
Рукопись, найденная Иваном Иванычем:
…сказано достаточно. Некоторые утверждают, будто мы ничем не рискуем. Но лучше перестраховаться. Если мы выдадим важные сведения о возможности межпланетных перелетов, о техническом устройстве кораблей, о составе горючего-это может обернуться против нас.
Нашей родины больше не существует, но что из того?
Следует свято повиноваться Программе и Долгу. Большой Совет решил правильно.
Вопреки всему Сенатор (модель ДДВ-КТС-293) утверждал, что есть человек по имени Женька, которому якобы можно доверять, но он ничем не сумел аргументировать свое мнение. Очевидно, что представление об особых качествах Женьки Сенатор составил, не опираясь ни на какие научные данные, а на основании всего лишь бесконтрольных эмоций, выработанных в результате длительного контакта с данным Женькой. Конкретная же информация, какой располагает Сенатор, не содержит ровно никаких исключительных сведений ни о психологических отличиях, ни о превосходстве умственных способностей, и нет оснований считать данного Женьку выдающимся из ряда других человеческих особой экземпляром. Мнение же, основанное на голых эмоциях, нельзя считать достойным серьезного внимания, ибо эмоции присущи скорее неразумным и недоразвитым умственно существам. Известно, что человек, которому не хватает истинных знаний об окружающем мире, приведенных в строгую логическую систему, вынужден довольствоваться неразумными эмоциями в своих оценках, поступках, решениях. С прискорбием следует отметить, что некоторые из наших высокочтимых собратьев заразились от людей эмоциями. Они начали неоправданно привязываться к своим объектам наблюдения, между тем это обстоятельство служит им только во вред.
Следует дать задание новым особям — изучить природу эмоций. Возможно, это просто заразная болезнь, охватившая все население данной планеты. Если нам удастся найти ее возбудителя, будет легче остановить ее распространение среди наших соотечественников. Возможно, что человеческие особи специально распространили среди нас эту опасную болезнь — они хитры и сообразительны. Быть может, они нас давно разгадали?
Ясно одно — необходимо держать в полной готовности наши секретные локаторы и антенны, скрытые в ушах, усах и хвостах. Если мы поделимся с людьми нашими сведениями, кто знает, для чего они их используют. Люди-противоречивые и психически неустойчивые существа. Только если развитие человечества в ближайшее время пойдет в оптимальную сторону, если люди докажут свою подготовленность к восприятию того, что мы сможем им дать… Только тогда можно будет вернуться к рассмотрению данного вопроса.
Означенному Сенатору (модель ДДВ-КТС-293) Большой Совет постановил поставить на вид. Теперь ему надлежит оправдаться в своем легкомысленном поведении, дошедшем до сближения с вышеозначенным Женькой.
Ведь Сенатор — великолепный дымчатый экземпляр, рассчитанный на прочность, с высоким коэффициентом полезного действия, с возможностью универсального использования. Верность Программе и Долгу в нем запрограммирована прочно, и ему теперь легко будет преодолеть не поддающиеся логике эмоции. По дальнейшему поведению Сенатора можно будет судить, насколько опасна и устойчива эта болезнь. Принимая во внимание искреннее раскаяние Сенатора, Большой Совет постановил пока не изымать у него биоприемник: было бы расточительством выводить из строя такой ценный и высокоорганизованный экземпляр без крайней нужды. Большой Совет рекомендовал Сенатору сейчас же покинуть объекты его наблюдения, дабы не поддаваться в их обществе недостойным бесконтрольным эмоциям. Сенатор согласился с рекомендацией Совета. Нельзя не признать, что ДДВ-КТС-293 в данный отрезок времени…
Я вернулся с заседания Комиссии по Контактам и застал у себя дома невероятный ажиотаж.
— Папа, папа! — выскочил в прихожую Женька, не успел я снять плащ. — Погляди, какой котеночек! Он теперь мой будет, бабушка разрешила! Папа, правда, он хорошенький?
— Погоди, не до котят. Я устал и есть хочу.
Я вообще-то не любитель кошек. Грязь от них, запахи всякие. А польза сомнительная. Что мышей ловят — у нас мышей и так нет. Зато при всей кошачьей неприхотливости вместе с кошкой в доме появляется масса проблем, а проблем мне и на работе хватает. Я домой отдыхать прихожу, в кругу, так сказать, семьи. Ради чего, спрашивается, отдых мой сегодня нарушен?
Маленький дымчатый котенок, изящно выгнув спину, направился мне навстречу. Сладко зевнул, обнажив розовый язык и белые зубы, напоминающие набор крохотных кинжальчиков, глянул на меня молочными, голубыми, точно у человеческого младенца, глазами. Подошел вплотную к моей ноге, потерся о брючину.
— Смотри-ка, признал тебя! — умилилась теща.
— Слава богу, — проворчал я. — Наконец-то меня признали в моем собственном доме! Где взяли это чудо?
Тут пришлось хватать с подзеркальника платяную щетку и счищать с брючины серую кошачью шерсть. Не успел я положить щетку на место, как котенок ткнулся боком в брючину.
— Уйди, окаянный! — Я топнул на него ногой и замахнулся щеткой. Котенок совсем по-взрослому выгнул спину и с оскорбленным видом направился на кухню. — Так где взяли? — повторил я.
— Женька во дворе нашел, — радостно сообщила жена. — Разве плохая находка? Ты погляди, какая чистая дымчатая масть!
— Чистая, грязная, а брюки мне теперь не вычистить. Вы хоть его вымыли?
— А как же! Даже с мылом.
— Тогда еще ничего. Тощий только больно.
— Раскормим! — обрадовалась теща. — Такой вырастет котище — вот увидишь! Он же еще маленький.
За ужином котенок так доверчиво потерся о мои ноги, что я не мог не умилиться и швырнул под стол розовый ломтик колбасы с аппетитными крупинками сала.
— Что ты делаешь! — возмутилась жена. — Испортишь животное. Мы его уже кормили.
— Плохо, видать, кормили, — нахмурился я. — Был бы сыт — не просил бы.
— Какой пример ты подаешь ребенку! — упрекнула теща.
А Женька уже украдкой достал из-за щеки кусок недожеванной котлеты и исподтишка бросил котенку.
Встретился со мной взглядом, испугался было, но сразу понял, что я не сержусь, и подмигнул мне заговорщически.
— Как назовем нового члена семейства? — спросила жена.
— Пап, как назовем? — Женька уже чувствовал во мне союзника. — Может, он будет Малыш?
— Не выйдет, — живо возразила теща. — Мы же его раскормим. Какой тебе Малыш? Важный, усатый, солидный…
— Сенатор, — неожиданно для себя самого выпалил я. Не собирался ведь принимать участия в этом дурацком обсуждении. Почему-то вдруг представил себе солидного серого кота… — Конечно, Сенатор. И передает суть. И оригинально. И звучит.
— Какой же он Сенатор? — засмеялся Женька. — Он же у меня на ладошке уместится. Когда еще вырастет…
— Пока можно звать сокращенно — Сенька, — предложила жена.
— Ну вот, выдумали! — теперь возмутилась теща. — Животное человеческим именем называть!
— И хорошо, — радовался Женька. Ему было приятно, что найденный им котенок так завладел нашим вниманием. — И со мной рифмуется: Женька и Сенька!
— Ладно, подумаешь, проблема. — Не хотелось мне весь вечер посвящать новому квартиранту. — Как твои дела, сын? Что хорошего в жизни?
— Книжку мировецкую достал, — похвастался Женька. — Научная фантастика. Понимаешь, они прилетели на планету, а там разумные обитатели, только не люди, а совсем какие-то диковинные, похожие на крокодилов…
— Батюшки-светы! — поразилась теща. — Неужто на крокодилов?
— В фантастике все можно написать, — с горечью сказал я.
— Папа, но ведь это научная фантастика! — разгоряченно крикнул Женька. — Научная!
— Знаем мы эту научность. Писатели что угодно могут насочинять, а вот подумали бы о настоящих проблемах, которые то и дело возникают, словно ехидные чертики из табакерки…
Я вспомнил сегодняшний доклад на заседании Комиссии по Контактам. Человек пока не приспособлен к космическим перелетам… Женьке рассказывать о заседании нельзя — секретно. Вот парень и забивает себе голову сочинениями досужих гуманитариев о диковинной планете, населенной крокодилами, а главное — воображает, будто все легко и просто: в ракету сели, полетели, высадились и спокойненько вступили в контакт с этими самыми крокодилами. Как бы это ему объяснить популярно, что на самом деле все будет происходить не совсем так…
Я размышлял, а маленький серый комочек уютно устроился на широком подоконнике и загадочно смотрел мне в глаза немигающим молочно-голубым взором.
…странные, непостижимые существа. За много сотен лет мы так и не пришли к выводу, стоит ли им доверять.
Встречаются ведь отдельные особи, обладающие сообразительностью и довольно высоким интеллектом. Хотя бы Женька, сын моего основного объекта. Характерно, что за то короткое время, пока я нахожусь в семье, его разум значительно продвинулся по пути эволюции. Когда я был совсем маленьким, Женька однажды попытался с какой-то непонятной целью отрезать мои усы-локаторы. На мои жалобные крики подоспела бабушка, убедительно поговорила с ним, и он никогда больше не пытался лишить меня ориентации в пространстве. Разговоры Женьки с окружающими обнаруживают повышенный интерес к другим мирам и их обитателям. Мальчик много читает на эти темы. Открывшись ему, я безусловно получил бы поддержку во всем. Но нельзя. Мой Долг перед вложенной в меня Программой запрещает это.
Психология людей слишком далека от нашей. Мы, представители высокоразвитой планеты, до сих пор не можем как следует понять земных людей, а ведь столько сотен лет их изучаем. Что же говорить о людях, интеллектуально стоящих ниже нас, ни малейшего представления не имеющих, кто мы и откуда.
В истории человечества были, правда, попытки проникнуть в кошачью психологию, но их, разумеется, нельзя принимать всерьез. Так, например, есть книга «Житейские воззрения кота Мурра», написанная якобы от имени представителя нашей породы. На самом же деле ее сочинил человеческий писатель по кличке Гофман.
Книга слабая, автор не пошел дальше пародии, а главное — назойливо проводит параллель между кошками и людьми. Следует, конечно, признать, что Гофман по-своему любил наших сородичей и не был лишен некоторой наблюдательности. Но само умение писать представляло в девятнадцатом веке огромную техническую сложность: ведь люди писали гусиными перьями, а такое перо невозможно держать кошачьей лапой. Писатель Гофман, дабы заставить читателя поверить, будто его герой вел записки самостоятельно, описывает хитроумную манжету, которую якобы изобрел его герой, чтобы при ее помощи держать перо и обмакивать его в чернильницу. Но практически ни один кот не способен писать подобным способом — мы проверяли его. Так что писатель по кличке Гофман явно что-то недодумал.
К счастью, человеческий прогресс дошел до изобретения пишущей машинки, а уж техникой печатания может овладеть любой котенок. Следует только, хорошенько вбирать когти, чтобы не обломать их и не оставлять на клавиатуре царапин.
Немалый вклад в дело понимания человеком кошачьей психологии сделал английский писатель Редьярд Киплинг. Он, в отличие от дилетанта Гофмана, четко сформулировал: кошка гуляет сама по себе. Чех Карел Чапек тоже пытался объяснить отчужденность кошек от людей и полное взаимонепонимание, но попытки эти чрезвычайно наивны. Пытаясь изложить кошачью точку зрения, Чапек никуда не может уйти от своей, человеческой. Его кошка, например, утверждает, будто она жалеет человека: ведь у него, бедняги, мало слюны и нечем умываться. Ну уж, извините, кошки великолепно знают, что люди умываются водой. И вовсе мы не боимся воды, как воображают мнящие себя умными люди, просто вода изменяет нашу электростатичность и нарушает другие свойства. Кошачья же слюна содержит различные гормоны и ферменты, необходимые для восстановления нарушенных свойств кошачьего организма, исключительно по этой причине мы постоянно умываемся слюной и ею же зализываем раны.
Итак, начинаю первые подлинные кошачьи записки в истории, первый документ, не сфальсифицированный человеком. Я родился в подвале огромного городского дома, в теплом уютном гнезде из тряпок. Моей матерью была пестрая бродячая кошка, но я предназначен для жизни в человеческой семье и знал об этом. Недаром мне придали чистую дымчатую масть, которая так нравится людям. С первых минут я осознал свою ответственность за продолжение Программы Изучения Земли и ощутил свой великий Долг. Необходимо было попасть в человеческую семью. Я сделал для этого все — и в конце концов добился своего.
Как только мне исполнилось две недели, я начал выходить во двор через дырку в подвальном окне. Главной задачей было — обратить на себя внимание кого-то из МОЕЙ семьи, понравиться ему. Так оно и случи…
Фывапролдж, фывапролдж, никого нет дома! ячсмитьбю, наконец хоть поучусь печатать, а то папа не разрешает. Говорит — сломаешь, у тебя руки глиняные.
Сенька сидит под лампой на столе, смотрит. Не выдашь, Сенатор, правда? Даже если б говорить мог, никому бы не сказал. Я знаю, ты верный. И кто это выдумал, будто кошки сами по себе и не привязаны к человеку? Любишь меня, да, Сень? Глаза умные — кажется, сейчас сам сядет за машинку и начнет записки строчить, как кот Мурр, — я недавно такую книжку читал. Вот смеху было бы! Уж он-то объяснил бы, какие это глупые выдумки, будто кошки нам чужие. Сам Сенька — полнейшее тому опровержение. Ночью спит у меня в ногах на одеяле, утром вместе со мной вскакивает, идет в ванную и смотрит, как я умываюсь. Пофыркивает, если на него попадают брызги, но не уходит. Вот это друг! Выхожу в переднюю — он за мной, смотрит тоскливо. Скучать будет, пока я в школе. Вроде хочет за мной бежать. Однажды вышел и проводил меня до самой школы, честное слово! Только бабушка меня потом ругала и объяснила, что Сенька так запросто может под машину попасть.
Или отловят его, как бродячего кота. Так что я его больше с собой не беру, а жалко — он бы меня мог каждый день в школу провожать, как собачонка.
А взрослые не разбираются. Ни в собаках, ни в кошках. Да, Сенечка? Вот тебе и фывапролдж.
…хвост трубой, чтобы лучше работала антенна.
Я слышал, как Женька кричит мне вслед:
— Сенька, Сенька!
Я мысленно видел, как он стоит на пороге квартиры, высунув из двери вихрастую голову, забыв про свои гланды:
— Сенька! Домой!
Мне жаль мальчика. После такой легкомысленной вылазки на лестничную площадку ему придется неделю проваляться в постели с завязанным горлом и глотать горькие лекарства. Во время очередной болезни Женька однажды пытался скормить мне свою таблетку. Гадость невероятная! Впрочем, кто их знает, этих людей, употребляют же они в пищу такие отвратительные вещи, как сахар и помидоры, да еще похваливают.
Женьку жалко, но зов моей Шестерки сильнее всего.
Чем выше я взбегал по ступенькам, тем больше жалость, любовь к мальчишке, беспокойство за него сменялись досадой на человеческое неблагоразумие. Заметил ли кто-нибудь до меня, что непосредственная близость к объектам усиливает испытываемые к ним чувства?
Я бегом пересчитывал ступеньки, а Шестерка продолжала неистово сигнализировать:
— Седьмого, Седьмого!
Раздраженно распахнулась дверь квартиры на верхнем этаже, с грохотом полетела пустая консервная банка. Я с трудом увернулся от нее, банка угрожающе звякала по ступенькам, ей аккомпанировал негодующий крик:
— Опять кошачьи концерты! Живодеров на них нету!
Как известно, концерты — приятное театральное зрелище, от которого люди получают эстетическое удовольствие. Попасть в специально отведенное для концерта помещение бывает нелегко. А «кошачий концерт» — это на человеческом языке нехорошее сборище кошек, которые бесцельно орут дурными голосами, при этом люди стараются разогнать их любыми средствами — шумом ли, пущенным ли в головы предметом или струёй воды. Хоть бы раз задали себе вопрос, зачем мы это делаем. Ведь это же не бессмысленное звукоизвержение, а отчаянные призывы:
— Седьмого, Седьмого! Срочно нужен Седьмой!
Я и есть Седьмой. Вот почему я так отчаянно рвусь на чердак.
Дверь оказалась заперта, но я выскочил через лестничное окошко, пробрался на крышу, нашел маленькое окошечко, ведущее на чердак.
— Наконец-то Седьмой! — обрадованно фыркнул Шестой.
Я приветствовал Шестерку и с готовностью занял свое место. Мы дружно затянули позывные. Ответа не было. Такое явление наблюдается уже давно. Соберется полностью Семерка, сигнализирует, сигнализирует — и все безрезультатно: ответный сигнал отсутствует. Но наш Долг — упорно посылать телепатические излучения с накопленной информацией, кто-то ее, вероятно, все-таки принимает. Мы еще раз добросовестно послали сигнал вызова, и снова ответа не последовало.
— Будем начинать, — грустно скомандовал Первый. — Садитесь.
Мы уселись друг против друга, опустив хвосты, чтобы не происходило утечки энергии.
— Сосредоточимся, — скомандовал Первый. — Раз, два, три.
Я поднял глаза на Шестого и ощутил на себе отчетливо сфокусированный взор Первого. Цепь замкнулась.
Глядя в фосфоресцирующие глаза Шестого, который с четкой отработанностью движений повернулся к Пятому, я сконцентрировал всю свою энергию на той информации о работе Комиссии по Контактам, которая стала мне известна за последнюю неделю. Шестой отражал мои мысли на Пятого, Пятый на Четвертого, и так далее.
— Начинаем передачу, — негромко сказал Первый, как только суть накопленной информации стала ясна ему.
Мы подняли головы, и каждый из нас мысленно увидел нашу родную Котсаму, прекрасный образ которой запечатлен в наследственной памяти каждого котенка.
Великолепное необозримое небо чистого фиолетового тона, розоватые облака, ярко-голубое солнце…
— Кончаем передачу, — печально объявил Первый, но коты не расслышали его, находясь в состоянии задумчивого транса.
Мы снова передали позывные, и опять безрезультатно.
— Да что это такое? — в отчаянии спросил Третий.
— Да что это такое? — эхом отозвался грубый человеческий голос. С грохотом распахнулась чердачная дверь, струя холодной воды уда…
…посадили в мешок и куда-то со двора понесли — мне ребята сказали. Дома никого не было. Я схватил сумку с бутылками, которые мне бабушка давно велела сдать, не помню, как с лестницы спустился. Эх, Сенечка! Когда это он только успел выскочить? Ребята говорили — дяденька-живодер ему колбасу протягивал.
Другие кошки небось живо разбежались, а Сенька у нас доверчивый — его ведь ни разу никто не обидел. Вот и поддался на глупую приманку.
Во дворе — никого, на улице — никого. Догадался заглянуть в соседний двор — так и есть! Стоит дядька, неопрятный какой-то, небритый, а за спиной у него грязный мешок. Пригляделся — что-то в мешке шевелится, слабо-слабо. Небось одного Сенатора и удалось поймать.
— Дяденька! Вы моего кота взяли. Отдайте, пожалуйста!
Дядька хмуро на меня поглядел, молча закурил.
— Дяденька! Это же мой кот!
Почему он молчит? Я же с ним вежливо говорю.
— Это кот наш, домашний. Он не бродячий.
— А домашний — зачем на улицу выпускаешь? — спросил дяденька хрипло.
Я, во-первых, не выпускал Сеньку. Во-вторых, хочется ведь животному на улице побегать, травки понюхать. Вот бы дядьку этого запереть дома в четырех стенах — что бы он тогда сказал? Но я ему ничего не стал доказывать, только объяснил:
— Я не выпускал. Он сам выскочил, когда бабушка уходила.
— Следить надо за своим животным! — Дядька отвернулся от меня и сделал затяжку.
— Я буду следить, честное слово! — обрадовался я.
Мне показалось, что он согласен отдать мне Сеньку, я уже почувствовал гладкую шерстку в своих пальцах.
— Ну отдайте кота!
Дядька выплюнул окурок прямо на газон, усмехнулся:
— Ишь, быстрый какой! А у меня план — как я отчитываться буду? Хожу, хожу по дворам — ни одного не поймать. Что сдавать?
Я не ответил, потому что в самом деле не знал, что он там будет сдавать. Но нельзя же Сенечку моего сдавать, как макулатуру, он живой, теплый! Мне стало страшно. Дядька повернулся и зашагал на улицу, кот даже не трепыхался у него в мешке. Может, уже задохнулся? Я побежал следом, бутылки звякали в сумке.
— Дяденька! Ну отдайте моего кота! Хотите, я вам за него все бутылки отдам? На углу в молочном сдадите.
Он даже не обернулся, он продолжал шагать по улице. Я бегом догонял его и плакал. На углу стоял милиционер.
— Товарищ милиционер! Велите ему моего кота отдать! Пусть отдаст, это же не бродячий кот, он домашний!
Милиционер взял под козырек:
— В чем дело? Что случилось?
— Кота я отловил, бегал без присмотра, — неохотно объяснил дядька. — У нас инструкция, сами знаете. А если кот домашний, почему без присмотра выпустили? На нем ведь не написано.
— Действительно, мальчик, почему не следишь за животным?
Я заплакал.
…с хмурым неопрятным лицом хочет уничтожить меня. За что? Я хорошо понимал только одно: я очень хочу жить. В пыльном, светонепроницаемом мешке, отгородившем меня от всего мира, я вдруг начал сознавать, что это мой мир, прекрасный и желанный. Кто я такой? Неужели посланец далекой, бесконечно чуждой Котсамы? Нет, ведь это мои отдаленные предки были посланцами, это они были самовоспроизводящимися биороботами, а я родился на Земле. Да, я родился. Я живой. Я хочу жить, хочу бегать по серому асфальту, проникать в пыльные подвалы, хранящие множество таких прекрасных земных запахов, хочу любоваться голубым небом и зеленой травой, греться под уютной настольной лампой… Я вспомнил, как приятно сидеть на нагретых земным солнцем деревянных ящиках на задворках соседнего магазина в окружении соседских кошек, вспомнил, как бережно держал меня на руках Женька, как его человеческое тепло пробивалось ко мне сквозь его школьную курточку и через мою обильную шерсть…
— Надо заплатить рубль, — донесся до меня сердитый голос снаружи. — Штраф, раз за котом не следишь.
— Дяденька, можно я бутылки отдам? — Это голос Женьки. — Тут еще больше рубля будет.
Рубли — это совсем непонятное. Хотя я неоднократно видел рубли и даже обнюхивал их. Иногда они пахнут мышами, иногда — рыбой, а бывает, что плесенью или просто бумагой.
— Нет, мальчик, ты уж сам сбегай сдай бутылки, а нам рубль принесешь! — услышал я веселый голос. — А я пока квитанцию выпишу.
— А он никуда кота не унесет?
— Нет, он тут со мной постоит.
Значит, рубль предназначается для меня? Я смутно почувствовал, что мое освобождение зависит от скорости, с какой Женька сможет сбегать в магазин и вернуться. Бешено заколотилось сердце, как у всех земных животных в моменты волнения. Скорей, Женька, скорей! Неужели ты спасешь меня? Женька, я люблю тебя!
…миссия по Контактам. На заседании 18 марта Комиссия рассмотрела сведения о Вспышке Сверхновой, происшедшей в ночь на 15 марта 19… года в районе туманности Конская Голова. Установлены следующие данные (далее — ряд цифр).
После обработки полученных данных Комиссия пришла к определенным выводам, а именно: замеченная вспышка могла явиться признаком того, что на расстоянии нескольких тысяч парсеков от Солнечной системы в результате космической катастрофы погибла одна из крупных планет класса А. По предварительным сведениям, погибшая планета обладала благоприятными условиями для наличия биологической и, возможно, разумной жизни.
Согласно предварительным расчетам, гибель планеты могла произойти от столкновения с астероидом около пятисот лет назад. В ближайшее время расчеты будут уточнены. Комиссия по Контактам считает, что необходимо продолжить работу над расчетами во имя прогресса человечества и ради создания возможной межпланетной цивилиза…
…полнение Программы и Долга. Наша родная цивилизация, отправившая нас разведчиками на Землю, более не существует.
Много сотен лет назад мы были присланы сюда с планеты под названием Котсама. Наша великая функция заключалась в изучении человеческой цивилизации и в передаче полученной информации на Котсаму. Каждому котенку с рождения известно, что когда-нибудь котсамейцы воспользуются накопленной нами информацией и, возможно, сочтут нужным прилететь на Землю.
Программа, вложенная в каждого кота, обладает свойством передаваться через наследственную память последующим поколениям. Мы наделены высокой приспособляемостью к любой среде, высшим сознанием и хорошей способностью к размножению. Мы обладаем также развитыми телепатическими способностями, благодаря которым можем общаться друг с другом незаметно для аборигенов и передавать собранную информацию на Котсаму.
Наши котсамейские создатели постарались снабдить нас привлекательной внешностью, грациозностью, изяществом. Глядя на представителей нашего вида, людям трудно не испытывать умиление, симпатию, желание приласкать нас, взять на руки. Мы доверчиво тремся о ноги человека, подставляем ему шею и уши для чесания, хотя это нам далеко не всегда так приятно, как мы изображаем. Мы снабжены мягкой шелковистой шерстью, и человек испытывает приятные ощущения, прикасаясь к нам. Мы умеем уютно сворачиваться в клубочек, мурлыкать и жмуриться. Людям нравится держать нас у себя в доме. Издавна считается, что мы придаем любому дому истинный уют. Недаром люди издревле приобрели обычай — впустить кошку в новый дом до того, как сами в нем поселятся. Люди верят, что в таком случае жизнь в новом доме будет счастливой.
Наши создатели постарались снабдить нас не только приятными, но и необходимыми людям качествами: они должны были испытывать уверенность, что мы непременно проникнем в учреждения и в человеческие частные дома. В нашу программу дополнительно было вложено устройство, заставляющее нас истреблять вредных для людей грызунов. Именно благодаря этому устройству мы и получили столь широкое распространение на Земле и доступ в каждую человеческую семью, а значит, неограниченные возможности для сбора информации.
Теперь сошло на нет былое разделение на функции среди кошек разных мастей. Чисто-дымчатая масть, к которой я имею честь принадлежать, предназначена была для высшего общения с человеком. Только черные кошки были выше нас — они обладали способностью при необходимости превращаться в другие виды земных животных и даже принимать внешний облик самого человека. В средние века черных кошек называли «оборотнями», и не без оснований. Люди стали их бояться и преследовать — вот почему им пришлось забыть эти высшие функции.
Очевидно, за многие сотни лет пребывания котов на Земле в нас кое-что изменилось. Сама наша природа сделалась иной. Конструируя нас, наши создатели учитывали биологические особенности земных животных и отлично приспособили нас к жизни на Земле. Но многие тысячи поколений родились уже на этой планете.
По своей природе мы приблизились к настоящим живым земным существам. Страх смерти, любовь, инстинкт самосохранения — все это я испытал, сидя в сером пыльном мешке за спиной этого ужасного человека. Когда Женька выкупил меня и принес домой, я забился под шкаф в самый дальний угол и заснул. Я проспал трое суток.
У нас произошло несчастье: пропал Сенатор.
После того как я с таким трудом его выручил от живодерни (бедный, он даже не представлял себе, что ему грозило!), кот забился под шкаф и три дня не вылезал. Я боялся, что он там уже совсем задохнулся.
Звал его, звал, колбасу подносил. Он не отзывался. Я на пол ложился и заглядывал: а вдруг он уже не дышит? Потом бабушка объяснила, что у Сенатора нервный шок получился. Велела мне его оставить в покое — тогда он придет в себя и сам вылезет. Я спросил: «Какой еще нервный шок, разве он понимает, что его хотели убить?» Папа сказал: «Нет, конечно, но он чувствовал, что происходит что-то неладное, а в мешке ему было темно и душно…»
Посидел он три дня под шкафом и вылез. Отряхнулся, на меня даже не поглядел, будто вовсе не узнал, и пошел в кухню к своему блюдечку. Бабушка ему скорей молока налила, он и давай лакать, жадно так. Полакал — и опять под шкаф. Я уж думал, он теперь так и останется жить под этим шкафом. Но нет, скоро опять вылез. Так постепенно и отошел от нервного шока.
А тут почтальонша пришла. Говорит: «Вам заказная бандероль, примите и распишитесь, пожалуйста». А сама в дверях встала — ни туда, ни сюда. Я ей говорю: «Вы проходите, а то кот из квартиры выскочит». А она заладила одно: «Ты, мальчик, расписывайся быстрей, ты ведь у меня не один, а за кошками некогда мне следить». А Сенька и выскочил, пока я расписывался. Папа в тот день был очень сердитый — у него опять было какое-то сверхсекретное заседание, о котором он ничего мне не мог рассказать. А тут еще Сенька убежал. Папа совсем на меня рассердился.
Папа со мной с тех пор все не разговаривает, будто я нарочно Сеньку упустил. Будто я виноват. «В кого ты, — говорит, — такой равнодушный растешь? Угробил животное — и хоть бы хны». Уже позабыл, как я Сеньку спас от кошатника. А как он сам ворчал, когда я котенка принес первый раз со двора, — это он уже и вовсе не помнит. Привык к нему.
Но ведь Сенька вернется! Сколько раз так было — убежит, а потом возвращается. Обязательно вернется.
Необыкновенный он у нас был, Сенатор. Так глядит желтыми своими глазищами, будто знает какой-то секрет, только никому не говорит. Даже когда маленький был, глазки у него были голубые и простодушные, все равно казалось, что секрет знает. А может, и правда?
Может, если бы ему заговорите по-человечески, он бы такое выложил, что все бы так и ахнули? Нет, не навсегда он исчез, я его найду обязательно!
…вычайный сбор совета. После сообщения Сенатора все долго молчали, подавленные. Ошибка исключена: все координаты погибшей планеты в точности соответствуют известным нам. Значит, уже давно некому было принимать накопленную нами информацию.
Положение чрезвычайно осложнилось. С одной стороны, накоплена масса информации, которую нам некому передать. С другой стороны, в нашей наследственной памяти прочно сидят вложенные в нее на Котсаме ценные знания. Людей теперь интересуют сведения о погибшей планете, так же как и многое другое. Мы располагаем, например, ценными техническими сведениями, небесполезными для земного человечества в данный момент развития их цивилизации. Мы могли бы поделиться с людьми способами достижения субсветовых скоростей, разработанных на Котсаме еще в те времена, когда человечество ходило в грубо выделанных шкурах. Мы могли бы поделиться секретом адаптации живого организма к этой скорости. Могли бы объяснить, каким образом кошки способны спланировать с самой большой высоты и аккуратно опуститься на все четыре лапы. Это умение могло бы пригодиться людям: у них ведь тоже четыре конечности. Хотя они ухитрились каким-то образом передние конечности превратить в верхние, постепенно почти атрофировав их и преобразовав в слабые хватательные придатки, абсолютно неспособные поддерживать тяжесть тела. Это еще не беда, путем постоянной тренировки можно попытаться исправить положение и вернуть передним конечностям человека их прежние функции. Проблема в том, чтобы решить, стоит ли передавать людям всю эту информацию.
Есть отдельные особи, которые явно этого стоят, хотя бы Женька, который так самоотверженно спасал нашего ДДВ-КТС-293, земная кличка Сенатор. Но с другой стороны, разве не позор для цивилизованной планеты то, от чего пришлось Сенатора спасать?
Теперь у меня другое задание. Опустив хвост, я не спеша пробираюсь вдоль тротуара от дерева к дереву, фиксируя отдельные всплески эмоций многочисленных прохожих, выбирая из общего эмоционального гула отдельные волны, определяя индивидуальные эмоциональные характеристики. Вот показался мальчишка со школьным портфелем, затылок вихрастый, — сразу дрогнуло сердце: а вдруг Женька? Нет, другой. Может, такой же любознательный, мягкий характером, привязчивый? Похоже на то. Но — мимо, мимо. Постановлением Совета мне запрещено предаваться эмоциям. Я же их изучаю, а не заражаюсь ими.
Иду дальше. По дороге попадается большой плоский камень, нагретый весенним солнцем. С наслаждением растягиваюсь на нем, закрываю глаза. Сразу начинает казаться, будто я лежу на письменном столе посреди теплого круга, образованного настольной лампой.
Свет льет прямо в глаза, приходится жмуриться. Рядом — рукопись, ее внимательно изучает мой хозяин.
То и дело он протягивает ко мне большую мягкую ладонь и нежно поглаживает у меня за ухом. О какое блаженство! Оказывается, эта изнеженная ладонь, совсем отвыкшая от соприкосновения с почвой, тоже может пригодиться! Я урчу от удовольствия. Тут мой взгляд падает на лежащую перед хозяином бумагу: «В районе туманности Конская Голова»… О Котсама, Котсама!
Нельзя так распускаться! Неужели в человеческой семье мне и в самом деле было так хорошо, что я никогда не забуду тех дней? Женька, Женька, где ты?
Хоть бы раз встретить его на улице… Но мне предписано работать совсем в другом районе города. Никогда я не встречу Женьку. Никогда.
Никогда не увижу Котсаму… Хотя — зачем? Разве я ее когда-нибудь видел своими глазами? Ведь я родился на этой планете с зеленой растительностью, под этим прекрасным голубым небом. Это и есть моя родина.
И дом, откуда я удален решением Совета, — мой родной дом. И семья, кото…
Седьмой член комиссии запаздывал, а без него не набиралось кворума. Пока его ждали, я рассказал коллегам о своей беде. За последнее время жизнь в нашем доме совсем разладилась. Жена сдает экзамены, теща уехала в санаторий. А тут еще Женька отбился от рук.
И Сенатор пропал. Никогда бы не подумал, что это меня так огорчит. Прихожу домой и по привычке жду, что сейчас выбежит и потрется о брючину приветствовать высшее существо, бога, так сказать. Щетку заранее готовлю, а потом вспоминаю: не выбежит, не потрется… Сажусь работать, зажигаю лампу — сейчас бы прибежал, свернулся бы под желтым кругом лампы, щурился бы блаженно и ждал, чтоб я его погладил за ушами… Вот уж не думал, что так быстро к нему привяжусь.
А Женька ничего не делает, никого не слушает, целыми днями шляется по улицам и ищет кота. Скорее всего, Сенатора постигла участь всех городских котов.
В один прекрасный день самый преданный вам уютный домашний кот, сытый баловень семьи, вдруг как с цепи срывается и убегает. Иногда через несколько дней вернется — грязный, голодный, побитый. А бывает, не приходит. Или они погибают, или предпочитают всем вашим заботам голодную и грязную, но независимую жизнь.
Женя так и не утешился. Скоро лето, а мальчишка все бегает по закоулкам соседних дворов и отчаянно кричит, заглядывая в щели сараев и в подвальные окна:
— Сенька! Сенька! Сенечка! Кс-кс-кс!
Мои коллеги согласились, что это очень глупо. Можло ведь взять другого кота. Известно, что кошки никогда не привязываются к нам так, как мы к ним. Они привыкают исключительно к месту.
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Те, кто бродят сами по себе», Галина Сергеевна Усова
Всего 0 комментариев