«Курортная встреча»

Городков Станислав КУРОРТНАЯ ВСТРЕЧА

Высокий худощавый мужчина — брюнет в одних светлых, легких шортах, с эластичным бинтом вокруг щиколотки правой ноги, опираясь на костыль, медленно шел по песку пляжа. Рядом с ним, иногда пытаясь поддержать его, двигалась небольшая, относительно полная женщина в длинной юбке и светлой блузе с короткими рукавами. В руке женщина держала белые шлепанцы. Женщина была старше мужчины, и при этом мужчина и женщина были очень похожи… В конце лета острова Сент — Китс и Невис принимают много туристов и просто отдыхающих из Европы и Штатов. Отпуск на Карибах весьма популярен и лишь удаленность островов от центра цивилизации не позволяют приезжим заполнять, полностью, их пляжи. Мужчина и женщина подошли к сверкающей пенной полосе прибоя и сели на песок. На пляже, золотистом от утреннего солнца, укрытом кое-где тенью больших пальм, людей находилось пока немного. Кто-то еще не встал, так как, в общем-то, было рано — 7 утра, кто-то еще завтракал, брился, принимал душ или делал что-нибудь подобное. Недалеко от мужчины и женщины, на громадном махровом полотенце со звездами, выставив на обозрение еще не жгучему солнцу спину и красивые, длинные ноги, лежала блондинка. Девушка в бикини, с копной густых, прикрытых бейсбольной шапочкой, белокурых волос. Сверху на шапочке красовались солнцезащитные очки.

— Мама, смотри, как здесь хорошо, — произнес мужчина, обращаясь к сопровождавшей его женщине. Блондинка повернула голову — люди, присевшие неподалеку на песок, говорили на странном языке. Она скользнула взглядом по мужчине, по его ноге с эластичным бинтом на щиколотке, в том самом месте, где косточка; по белой незагорелой коже и лежащему на песке костылю.

Девушка отметила густые, крашенные в рыжеватый цвет волосы женщины, овал лица мужчины — скорее правильный, и, что они, пожалуй, откуда-то из Европы.

— Интересная пара, — подумала блондинка и отвернулась. Мужчина и женщина, время от времени, продолжали негромко переговариваться на незнакомом языке. Примерно, через час, когда солнце уже поднялось выше, блондинка решила искупаться. Встав с махрового полотенца, она поправила тоненькие полоски купальника, сняла бейсбольную шапочку с солнцезащитными очками, и направилась к воде. Минут через 40, вволю наплававшись или, вернее, набарахтавшись на сказочных сине-зеленых океанских волнах и, чувствуя, что ей опять хочется на берег, под еще мягкое карибское солнышко, молодая женщина вышла из воды. Сидящий на песке брюнет встретил ее напряженно требовательным взглядом.

— Все-таки, видимо, из северян, — решила блондинка, проходя мимо мужчины и женщины. Несмотря на темные волосы у брюнета были большие светлые глаза.

— А ну, брысь! — крикнула девушка на маленькую шуструю обезьянку, уже пытавшуюся примерять ее шапочку. Целые группы этих вороватых животных — гордость островов — с утра и до вечера бродили по пляжам Сент- Луиса и Невис и крали все, что «плохо лежит». Потом обезьянки, деля ворованное, устраивали целые драки между собой, доставляя этим огромное удовольствие пляжникам.

— Однако, — прикрывая глаза очками, сказала себе блондинка, — что-то есть в нем… И глаза странные. — Пристроив на густых волосах бейсбольную шапочку, она опять улеглась на махровое полотенце, выставив напоказ, под прозрачное голубое небо, почти обнаженную грудь и ровный, без складок жира, живот. Через пару минут, подвинув шапочку так, чтобы тень от козырька падала ей на лицо, девушка попробовала уснуть. Совсем заснуть ей не удалось, а в полусне-полудреме она увидела глаза мужчины, сидевшего на песке, и, почему-то страшно, до боли, до резкой боли в груди ей захотелось снова увидеть странную пару, взглянуть, еще раз, в лицо мужчины. Ей даже стало неуютно от этого своего желания, и она проснулась.

Взглянув на золотые часики на руке, она увидела, что часы показывали начало 11-го — время как раз, чтобы уйти. Начиналась самая жаркая пора дня. Блондинка встала с полотенца и, не удержавшись, бросила взгляд на то место, где сидели брюнет и женщину, однако… Однако только песок пересыпался там, где они сидели. К вечеру девушка почти забыла о встрече на пляже. В баре небольшого отеля, где она снимала номер, как обычно было малолюдно.

Монитор на стене показывал что-то рекламировавшего невероятно усатого мужчину в шляпе сомбреро. В углу за столиком двое таких же, как и на экране, усачей о чем-то болтали, неспешно потягивая «канелито» — местный вариант американского виски. Несколько североамериканцев пили свежевыжатый сок за стойкой бара. А еще парочка молодящихся дам в возрасте, далеко перешагнувшим за бальзаковский и тоже ее соотечественниц, взгромоздившись на высокие табуреты у стойки, алчно осматривала помещение в поисках приключений на «одно место». Впрочем, дамы никого в баре, кроме своих американцев, пьющих фреш из бокалов и абсолютно не интересующихся ими, и двух креолов в углу, не видели. Смуглые туземцы кивали в ответ на слова дам, обращенные к ним на ломаном испанском, но на призывы молодящихся особ никак не реагировали. Об американцах блондинка немного слышала — аризонские торговцы недвижимостью, приехали сюда вместе с любовницами. Двое же усатых креолов были местными плантаторами — так сказал ей, говорящий на английском, бармен отеля. Кроме этих посетителей бара, а также любовниц бизнесменов, еще не спустившихся в бар, и ее самой, в отеле снимали номера: — пузатый толстячок неопределенного рода занятий и непонятного происхождения, толстячок мог оказаться кем угодно — мексиканцем, уругвайцем, немцем; несколько затюканных друг другом и ежедневными экскурсиями семей из Канады, и тощая, вечно озабоченная бизнес-вумен из Чикаго, каждый месяц прилетавшая сюда на 2–3 дня расслабиться, напиться вдрызг и сбросить напряжение. Американцы уже пытались взять у нее автографы, они узнали ее.

Креолы тоже видели блондинку на экранах своих TV и каждый раз при встрече с ней почтительно раскланивались, делали большие глаза и издавали страстное: — Ох! — Однако, при всей приписываемой мужчинам подобного типа горячести нрава, креолы вели себя тихо и не набивались в любовники. Плантаторы являлись солидными отцами многочисленных семейств и вели себя соответственно. Еще посидев немного в баре, блондинка решила пройтись к океану — большая вода манила ее, как, наверное, манит она всех людей. Манит своей мощью и загадочностью. И вскоре девушка оказалась на том самом месте, где загорала утрам. На песке даже еще виднелся след ее полотенца.

— А здесь находилась странная пара, — скользнув взглядом чуть дальше по песку, отметила, неожиданно для себя, блондинка.

Утром, ровно в полседьмого, прихватив свое большое махровое полотенце, блондинка уже была на пляже. Небо над островом сияло чистотой и голубизной, точно такой же, какой оно встречало девушку в маленьком аэропорту Сент-Луиса в день ее прибытия на Карибы. Где-то вдалеке, за полосой дороги, идущей параллельно берегу, у подножия невысоких гор, среди густой тропической зелени шумели птицы, а по другую сторону, в море, сверкали паруса лодок. Рыбаки торопились завершить утренний лов, чтобы успеть сдать свою рыбу на кухни многочисленных ресторанчиков и отелей, расположившихся вдоль берега. Блондинка расстелила полотенце и, скинув пляжные шлепанцы, оставив их возле полотенца, подошла к океану. Вода, удивительная вода, светлая утром, темная вечером, шевелилась у ее ног.

— Хорошая вода, правда? — ломаный английский раздался над самым ухом блондинки. Девушка подскочила от неожиданности. Брюнет, вчерашний странный брюнет со щиколоткой, обмотанной бинтом, опираясь на костыль, стоял возле нее. Светлые глаза его насмешливо и, в тоже время, напряженно смотрели на блондинку.

— Это что, — зло спросила блондинка, — мода такая, знакомится с девушкой, подкравшись?

— Да… Нет. Я не подкрался. Извините, я плохо понимаю по-английски, — смутился брюнет. — Если можно, пожалуйста, говорите медленней. Тембр голоса у мужчины был ровный, чуть-чуть хрипловатый и, вместе с тем, с легким придыханием.

— Полина, — сказала блондинка.

— Братислав, — в свою очередь, представился брюнет. — Очень хорошо, приятно… хорошо… Я правильно говорю? — неожиданно спросил мужчина и улыбнулся, как ребенок.

— Правильно, — не удержавшись, улыбнулась в ответ блондинка.

Улыбка у брюнета была заразительной.

— Надо мы теперь познакомимся? — снова сказал брюнет и повторил свое имя: — Я Братислав.

— Э, Славь… Брать… славь, — попробовала сказать блондинка.

— Братислав, — опять повторил мужчина.

— Стенислав, — выговорила блондинка.

— Хорошо, пусть будет Стен, — не стал спорить и согласился мужчина. Блондинка обратила внимание, что костыль, на который опирался Стен, ушел глубоко в песок.

— Давайте сядем, — предложила она, и первая решительно уселась на песок, прямо у кромки волны. Стен тоже опустился на песок, следом за девушкой и вытянул обмотанную бинтом ногу.

— Что с ногой? — спросила блондинка. — Перелом?

— Да, — просто сказал мужчина. — Я сломал ногу на труде, на работе, — быстро поправился он и снова улыбнулся.

— Больно? — поинтересовалась девушка.

— Нет, уже не больно, — ответил Стен. — Сейчас не больно. Полина, а вы здесь каждое утро, день? — в свою очередь задал вопрос он, задал так, как будто от ее ответа зависело что-то очень важное.

— Ага, — просто произнесла блондинка, — вторую неделю торчу на Карибах вместо Нью-Йорка! Скрываюсь… Хорошее место, я случайно открыла его. А тебе здесь нравиться? — быстро перейдя на «ты» спросила она.

— Хорошее место, — вместо ответа повторил брюнет слова девушки.

— А вчера ты был с женщиной, — полюбопытствовала блондинка, — это твоя мама?

— Похожи, да? — весело произнес брюнет. — Да, моя мама. Она не может сегодня придти, у нее дела… Глаза брюнета при словах о маме еще больше посветлели, став почти прозрачными.

— А вы откуда? — спросила девушка. — Язык какой-то необычный, я слышала несколько фраз…

— Да, какой там необычный, — засмеялся брюнет. Светлые глаза его смеялись вместе с ним. — Русский, обычный русский вперемешку с белорусским!

— А, Раша, — протянула Полина, — знаю. Так вы из России?

— Нет, — тихо ответил брюнет. — Не из России. — Глаза мужчины потемнели. — И не из какой другой страны… Неожиданно Стен, опираясь на костыль, поднялся с песка.

— Полина, извините, извини, мне нельзя долго… сегодня, — произнес Стен. — Я приду завтра… В это же время. — Глаза Стена опять посветлели, но взгляд изменился, стал тоскливым и безысходным.

Глаза перестали смеяться и снова смотрели на блондинку с напряжением, как будто именно от нее зависело, придет он завтра или нет.

— Хорошо, — ответила девушка, впрочем, не особо скрывая удивление от неожиданного ухода своего нового знакомого.

— Не обижайтесь, Полина, я завтра приду, — тоскливо сказал брюнет и, вдруг, снова беззащитно улыбнулся. — Честно-честно приду!

Вечер начался, как и всегда — с телефона. Продюсер требовал, чтобы она вернулась в Штаты и спрашивал — сколько она еще собирается торчать на Карибах? Потом она спустилась в бар. Народу в баре, на этот раз, прибавилось — за стойками, вместе с парнями из Аризоны сидели симпатичные девушки, их девушки, а в углу зала, за стаканом непонятной бурды, обретался редко выбиравшийся на «люди» немец-уругваец-мексиканец. Кроме того, за столиком, под пальмой, сосредоточено наливалась виски бизнес-вумен, и ее личный секретарь и телохранитель, скучая, наблюдал за своей патронессой. Полине тоже было скучно, но иных развлечений по вечерам этот небольшой отель в райском, но глухом уголке мира не предоставлял. Пожалуйста, в любой миг она могла уехать отсюда в более цивилизованные места, однако, однако. Существовало одно «но». Полина находилась тут не вполне добровольно — редкая болезнь доставала ее время от времени и врачи в один голос требовали, чтобы, хотя, один месяц в году она проводила на этом не очень примечательном и не подходящем для бурных развлечений курорте. Полина два года избегала рекомендаций врачей, но это лето началось для нее с крайне неприятных болей и она, забросив все дела, оставив своего продюсера отдуваться за нее, сбежала на Карибы. Уже через неделю ей стало лучше, она чувствовала это. Пребывание на острове, действительно, шло ей на пользу. Видимо, микроклимат тут и, в самом деле, был особый, полезный при ее болезни. Полина сидела за стойкой на высоком табурете и, как ее соседки, девушки из Аризоны, тянула через соломинку коктейль с небольшим количеством алкоголя. Соседки галдели, один из их ухажеров потянулся к музыкальному автомату, безмолвствовавшему до сих пор, и включил его. Голос Полины заполнил бар. Девушку передернуло — не то, чтобы она не любила саму себя и свои песни, но, как-то, Полина не представляла себя в этом баре. Маленькое помещение, медленно наполняющееся клубами дыма — курили почти все… Понемногу бар становился очень шумным. Полина даже удивилась, за полторы недели ее пребывания здесь, такого еще ни разу не было. Две ее молодящиеся соотечественницы, в дымину пьяные, подсев к немцу-уругвайцу-мексиканцу, страстно охмуряли его, а бизнес-вумен, дойдя до кондиции, уже готовилась впасть в ступор под охраной своего секретаря. Полина рассмотрела среди аризонских маклеров здоровенного канадца и поняла причину шума — канадцы отмечали какой-то праздник.

Их развеселая компания устроилась в противоположном от немца-уругвайца-мексиканца углу, скрытая от взглядов Полины спинами болтающихся туда-сюда — от стойки бара к столикам и обратно — аризонских торговцев и угощала всех подряд спиртным. И не просто угощала, а старательно накачивала. Особенно преуспевал тот самый здоровенный канадец, рыжий до невозможности, по очереди обходя всех, сидящих в баре, и чуть ли не силой впихивая в них джин.

— Бр-р, — поморщилась Полина. Она терпеть не могла джин с его хвойным привкусом, однако взгляд канадца уже сфокусировался на Полине. Здоровенный малый направился к ней.

— Зд-драсте, мадам певица! — бухнул он и опустился на табурет, соседний с Полиной. При этом, канадец, едва не промазал мимо.

— Ой, только не надо наливать мне джин, — воскликнула Полина, избрав беспроигрышную тактику слабой женщины. Здоровенный северянин сразу почувствовал себя непристойно большим и остановился, не зная, что делать.

— Э-э, у Фредди день рождения, — выдавил, наконец, он. — Малышка, значит, его сегодня родилась. Ровнехонько пять лет назад. Полина перевела свой взгляд с бокала с коктейлем на канадца, северянин казался прилично пьяным, но, все же… впечатление могло быть обманчивым.

— За Фредди и его дочку! — произнесла решительно Полина и подняла свой бокал, стенки бокала были матовые и канадец не мог видеть, что в нем налито. Канадец сгреб ручищей свой стакан, наполовину залитый джином, они чокнулись и выпили. Полина пила так, словно у нее в бокале, действительно, было виски.

— Молодец, — громко сказал канадец. — Уважаю! И поешь ты здорово!

Меня зовут Гутторм, Гутторм-лесоруб — добавил он. — Если кто вздумает обидеть тебя, зови меня! Неожиданно канадец заметил новую личность, появившуюся в баре — одного из местных креолов-плантаторов. Быстро пробормотав Полине:- Пока! — канадец соскочил с табурета и двинулся навстречу креолу.

Полине даже стало жалко бедного усатого креола. Где-то минут через двадцать, обернувшись от стойки, Полина увидела уже абсолютно невменяемого плантатора. Понадеявшись на свою привычку к крепким напиткам, креол рискнул перепить мощного канадца, но джин сыграл с ним скверную шутку. Хвойный джин, хоть и уступал по градусам местному «канелито», но обладал целым рядом неведомых организму креола свойств. Распластавшись на стуле, за низким столиком у самого выхода, креол, одновременно плакал и смеялся, то и дело, обращаясь к сему предмету мебельного гарнитура. Полина поднялась с табурета и подошла к плантатору. Ему было нехорошо.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросила она у мужчины. Креол попытался было сфокусировать свои глаза на ней, хотя бы один, но они тут же снова разъехались в стороны.

— Вуду, омбре вуду… — со страстью зашептал плантатор, но Полина из его слов уловила только «вуду», а потом плантатор, вообще, бессмысленно захрапел.

— Гутторм, — громко позвала Полина, уже неизвестно какую по счету бутылку опустошающего в своей компании — жителей страны Кленового листа — канадца. Гутторм обернулся на свое имя, икнул и, поняв, что его зовет Полина, поднялся из-за стола.

— Что случилось, деточка? — дыша парами алкоголя, спросил он, подойдя к Полине.

— Гутторм, — произнесла девушка, — ты же напоил его, ему плохо.

— Не-а, — ухмыльнулся Гутторм, — ему хорошо!

— Ладно, — согласилась девушка, — пусть хорошо. Но помоги вынести его на улицу и положить на бок на скамью возле бара. Его же выворачивать сейчас начнет, и он захлебнется в этом своем «хорошо».

— Не проблема, — произнес могучий канадец, ухватив креола поперек спины. Полина поспешно открыла дверь на улицу, и канадец вынес плантатора из бара, под яркие звезды тропических сумерек. Затем Гутторм положил плантатора на скамью, так, как велела Полина.

— Ну, я и напился, — вдруг, четко, по-английски, сказал креол, и попытался встать со своего ложа. Однако это ему не удалось, и он снова упал на скамью, растянувшись в той самой позе, в которой его положил Гутторм.

— Грацио сеньоры, мистер и миссис, — пробормотал плантатор, путая испанский и английский языки, и мощно рыкнул.

— Пошли, моя королева, — произнес канадец, обращаясь к Полине. — С ним уже ничего плохого не случится, я знаю. Когда через полчаса Полина решила посмотреть на креола, его не было на скамье. Встревоженная девушка подскочила к англоговорящему бармену, но служащий опередил ее.

— Мисс Полина, не волнуйтесь. Сеньор Бафидос находится в апартаментах господина управляющего. Такой случай с владельцем банановой плантации большая неприятность для нас, и господин управляющий очень просит вас и ваших канадских друзей не упоминать нигде об этом.

— Ну, конечно, — улыбнулась девушка. — Мы будем немы! Дальнейший вечер прошел без особых приключений. Канадцы, в конце концов, ушли в номера, прихватив еще пару бутылок местного виски с собой. Аризонские парни исчезли вместе со своими дамами, немец-уругваец-мексиканец сбежал, а две одичавшие ее соотечественницы, оставшись одни, прицепились к англоговорящему бармену. Полина, оставив задымленное помещение бара, вышла наружу и направилась к океану. Пустынный берег, без плетеных кресел для отдыхающих, без шастающих всюду зеленых мартышек выглядел первозданно и дико.

— Таким его, наверное, видел Колумб, когда впервые приплыл в Америку, — подумала девушка. — Впрочем, тут он, вряд ли, плыл, — со вздохом, добавила она. Скоро она оказалась на своем любимом месте, у кромки воды. Полина сняла туфельку и, держа ее в одной руке, провела пальцами босой ноги по колышущейся прохладной массе. Океан казался ей живым.

— Полина-а, — девушке показалось, чей-то голос позвал ее, позвал неуверенно и странно. Полина обернулась. Никого рядом не было.

— Полина, — прошелестело в кронах, стоявших на пляже пальм.

Небольшой, невесть откуда взявшийся ветерок просквозил пляж.

— Полина, — накатилась на берег волна океана. Девушка надела туфельку обратно на ногу. Непонятная дымка окутала ее.

— Полина, — осыпался песок под ногами девушки. Полина шагнула по пляжу, нигде никого не было… Только шуршание пролетающей вверху птицы вспороло воздух…

— А ну в очередь! — голос рыжего Гутторма возвестил берегу его приговор. Легкая дымка вокруг Полины мгновенно начала таять и струйкой потянулась к океану… Жизнь продолжалась. Компания канадцев, сопровождаемая ее соотечественниками, шатаясь во все стороны, разбредаясь и вновь собираясь в кучу, шагала по пляжу.

Лесорубы из северных лесов, не сумев угомониться, переждав, пока их жены уснут, двинулись продолжать праздник на пляж.

— Кто в лесу хозяин? — хором орали канадцы и тут же сами себе отвечали: — Лишь медведь и лесоруб…

Солнце ярко освещало тропики, на верхушках пальм орали голодные птицы и на горизонте сверкали лодки рыбаков. Полина бросила взгляд на таймер — 6 утра. Она скинула легкое одеяло, которым укрывалась ночью и прошла в душ. Выпив кофе, уже через полчаса она шла по пляжу, держа в руках махровое полотенце. На маленьком аккуратном носике, чуть загнутом вверх, аккуратно сидели очки, прикрывая глаза от солнца. Бейсбольная шапочка, сдвинутая козырьком назад, покоилась на перехваченных резинкой белобрысых волосах. Следы ночных гуляний на пляже исчезли — отель заботился о своей репутации. А у воды, у самой воды, на ее любимом месте, маячила фигура. Фигура, опирающаяся на костыль. Полина резко остановилась, а потом, привстав на носки, осторожно двинулась вперед. Она старалась ступать неслышно. Стен, ее вчерашний знакомый, смотрел на океан. Подобравшись почти к самому Стену, Полина открыла рот, чтобы приветствовать его так, как он приветствовал ее вчера, напугав своей неожиданностью, но…

— Доброе утро, — произнес Стен, едва Полина набрала воздуха в рот.

Девушка, сделав над собой усилие, выдохнула воздух назад.

— Интересно, давно у людей глаза на затылке растут… — как бы, между прочим, обронила она. — У тебя есть глаза на затылке?

— Очень заметно? — вопросом на вопрос ответил оборачивающийся Стен. Полина промолчала. Два дня прошло с тех пор, как она впервые увидела странную пару — мать с сыном и один день, как узнала Стена, но сейчас она осознала, что ей страшно хочется видеть его все время и смотреть в его светлые глаза, что ей его постоянно не хватает. Все эти дни не хватало, а может и больше…

— Стен, скажи, — неожиданно попросила она, — ты каждый день здесь? Ты все время здесь? Стен замялся, потом произнес: — Нет! Я не знаю, как сказать, я только эти дни. У Полины сжалось сердце. Впервые она почувствовала страх, страх, что этот человек, что Стен исчезнет, что она его больше не увидит, совсем не увидит… У Полины было много ухажеров, но впервые она почувствовала боль, боль в своем сердце за этого брюнета со сломанной щиколоткой.

— А знаешь, — неожиданно предложила она, — ну его к дьяволу этот пляж, пошли куда-нибудь отсюда! Давай поддержу! Девушка обняла Стена за пояс.

— Положи мне руку на плечо, — сказала она. — Да, вот так. Боже, тебя же совсем не кормят, ты такой худой! Стен положил руку Полине на плечо, девушка была ниже его, и они двинулись по пляжу, в сторону от океана.

— Стойте, сеньор — остановила Полина везущего тележку по песку торговца мороженым. — Обожаю мороженое! Пожалуйста, грациос, две порции, две, — девушка на пальцах показала — две!

— Полина! — вмешался Стен…

— Подожди, — отмахнулась девушка, — две того, с красненькими ягодами! Ай, проще самой взять, — ткнула она рукой в сторону названного мороженого. Лоточник достал указанное мороженное. Девушка назвала имя и отель, где торговец мог получить деньги. Смуглый туземец тщательно записал в блокнотик — «Полина». Девушка протянула одну порцию Стену.

— Это стоит денег, — произнес Стен. — Я не сумею отдать их тебе…

— Да как ты мог..? — ни с того, ни с сего, вдруг остервенело спросила Полина. Стен даже растерялся.

— Так и норовят все разорить бедную девушку, ты же разорил меня! — злобно сообщила Полина Стену. — Как ты решился так подвести девушку? Я же… Как дам сейчас чем-нибудь тяжелым тебе по одному месту! — И Полина громко рассмеялась.

— Уф-ф, — С облегчением вздохнул Стен и улыбнулся. — Знаешь, уж очень натурально получилось.

— Знаю, — чертик мелькнул в глазах девушки, — я же училась. Профессия обязывает.

— Что за профессия? — поинтересовался Стен.

— Шоу-бизнес. Песни сочиняю и сама исполняю.

— Ты может еще и та самая Полина, — шутливо спросил Стен, — которая известная..?

— Вот, именно, та самая, — сказала девушка. — Которая известная.

— А я-то… — стушевался Стен, — почему все… думаю. Извини, извините Полина!

— А по… — девушка оценивающе посмотрела на ногу Стена в бинте… — ноге не хочешь? Только еще раз произнеси «вы»! Лучше идем на лошадей смотреть! Капая быстро тающим мороженым, что на песок, что на себя она потянула Стена к лошадям. За автодорогой, чуть в стороне от отеля, располагалась маленькая, огороженная канатом площадка с вкопанными в землю столбами.

Несколько полностью оседланных лошадей переступало там с ноги на ногу. Их хозяин, невозмутимый, средних лет абориген, в расстегнутой безрукавке на тощей груди и шортах цвета хаки, сидел рядом, прямо на земле, подложив под себя лошадиную попону. Стен, отпустив Полину, опустился на землю, рядом с аборигеном.

Полина, поискав глазами что-нибудь более подходящее для сидения, хотя бы пару веток каких — нибудь валяющихся, задумалась. Ей хотелось устроить Стена поудобнее. В конце концов, Полина с надеждой взглянула на туземца. Туземец с интересом взглянул на девушку… Ничто не нарушило тишину, царившую на площадке.

— Эти, как их, сеньор и сеньорита, — наконец, не делая ни малейшей попытки оторвать свою задницу от попоны, подал, все же, голос абориген, — собираются совершить экскурсию к подножию горы?

— Эти, как их, собираются! — с нажимом произнесла Полина, подойдя вплотную к туземцу и специально став так, чтобы заслонить ему солнце. Опять наступила тишина. Абориген, видимо, обдумывал слова девушки. Прошло пять минут, абориген все еще думал. Девушка с недоумением смотрела на него… Стен уже давился от смеха — туземец был та-а-кой «тормоз», та-а-акой, каких он еще не видел. За всю свою прежнюю жизнь не видел.

— Он не умер? — с опаской смотря на аборигена, спросила Полина у Стена.

— Не-е! — не в силах больше удерживать смех, расхохотался Стен. — Ой, не могу! Он «тормоз»! Выдающийся «тормоз»! Пни его… Полина размахнулась и, неожиданно, со всей силы влепила бронзоволикому коневоду пощечину. Абориген чуть не опрокинулся на землю.

— Куча песо! — сразу безаппеляционно заявил он, потирая щеку, на которой отпечатался след руки Полины.

— А дешевле? — произнесла девушка, делая вид, что опять замахивается…

— Только без рук, мадам, — вставая с лошадиной попоны, на абсолютно правильном английском, вдруг, заговорил абориген. — Что ж, не получилось, так не получилось, — секунду спустя, непонятно добавил он. И сразу продолжил: — Позвольте представиться, Энрико Альмохас, доктор биологических наук. В данный момент сочетаю приятное с полезным — изучаю поведение зеленых мартышек в естественных условиях и подменяю родственника, уехавшего на пару дней в город.

— Ну, вот, — как бы сожалея, проронила Полина, — а мы хотели на лошадях прокатиться…

— Это я могу, — бодро заявил профессор биологии, — как-никак детство провел в деревне. Профессор Альмохас взял под уздцы двух лошадей и подвел к Полине и вставшему с земли Стену.

— Нет-нет, — пошла на попятную Полина. — Я пошутила, мы только посмотреть пришли.

— А прокатиться не желаете? — изумленно спросил совмещающий помощь родственнику и научную деятельность профессор.

— А может, все-таки, попробуем? — с надеждой спросил Стен у Полины.

— Всю жизнь мечтал на лошади… проехать…

— А как ты будешь сидеть? — спросила девушка.

— Да, как-нибудь сяду, — ответил Стен. — У тебя будут деньги на эту поездку?

— Будут, — сказала Полина, — но твоя нога…

— Профессор, — обратился Стен к доктору биологии, — мы поедем!

— Окей, — обрадовался профессор и задумался: — Как же вас посадить?

— Я знаю как, — ответила девушка и взглянула на свое полотенце, которое она обмотала вокруг бедер. — Садись на лошадь! Стен с помощью сеньора Энрико и Полины… — Неудобно, же! — попробовал протестовать Стен… — уселся на коня. Полина стала обматывать ему ногу махровым полотенцем.

— Ты знаешь, брат, у тебя очень красивая девушка, — сказал, подтягивая подпругу у лошади, на которой сидел Стен, профессор биологических наук Энрико Альмохас. — Ухаживай за мной такая, я бы мог и умом тронуться от такой красоты! Не упускай ее! Стен улыбнулся и посмотрел сверху, с лошади, на осторожно бинтующую его ногу полотенцем Полину. Стен прекрасно сознавал, что Полина очень красива.

— Он знает! — уверенно сказала девушка. — Правда? — спросила она, подняв глаза на Стена. — Быстро говори, а то затяну повязку, — угрожающе произнесла Полина, ухватив концы импровизированной повязки на ноге Стена.

— Вой-вой-вой! Ты прекрасна, богиня! — улыбаясь, быстро проговорил Стен.

— То-то! — с удовлетворением произнесла Полина, отпуская полотенце.

— Теперь, сударыня, ваша очередь, — сказал доктор биологических наук, а ныне коневод Энрико Альмохад. — Ставьте ногу сюда и-и раз и в седле! Посадив Полину, профессор поднял с земли попону и, пару раз хлопнув ее о колено, положил на спину третьего коня и зажал подпругой.

— Готовы? — спросил он, обернувшись в Стену и Полине. Стен и Полина утвердительно кивнули головами, хотя по их лицам было видно, что дальше делать, они понятия не имеют. Лошади их стояли рядом, но стойкое ощущение, что лошади сами по себе, а сидящие на них Полина и Стен сами по себе, прямо-таки исходило от них.

— Ничего, ничего, — ободрил профессор седоков, — сейчас двинемся и все образуется. — И, вскочив на коня, подхватил поводья лошадей Стена и Полины. Затем направил свою лошадь вперед. Лошади Полины и Стена потянулись следом за лошадью профессора.

— Сначала пересечем плантацию сеньора Лорки, а потом я отдам вам поводья лошадей, — сказал Энрико. — Дальше пойдет узкая тропа, и лошади сами будут идти по ней одна за другой. Мы пройдем по склону горы, поднимемся на 100 футов вверх, и вы окажитесь на смотровой площадке. С нее открывается удивительная панорама. Вы увидите ваш отель и морской берег возле него, прекрасные окрестности отеля и… И так далее. И все это будет стоить 10 долларов с носа. Есть, конечно, и другие маршруты, — чуть погодя, произнес доктор биологии, а ныне экскурсовод-коневод Энрико Альмохас, — но учитывая ногу мистера… мистера… — Стена, — быстро сказал Стен… — мистера Стена и одежду мисс… — Полина, — обронила Полина… — Полины, я не стану вам их предлагать.

— Уговорили, — смиренно сказала девушка. — Мы согласны и на то, что есть… — и, наклонившись, со своего седла, ухватила за пояс Стена, ехавшего рядом.

— Эй-эй, — почувствовав за спиной неладное и обернувшись, заорал профессор биологии, а ныне конный экскурсовод Энрико Альмохас. — Лошади, это не шутки!

— Ладно, ладно, — улыбаясь, произнесла Полина, отпуская Стена и выпрямляясь в седле. — Подумаешь… Стен восторженно посмотрел на Полину, она была сама непосредственность! Как и говорил профессор, после плантации тропа стала уже и пошла вверх. Первой шла лошадь Энрико, следом ехала Полина — девушка долго выясняла, почему именно она должна ехать в середине, в конце концов Стен просто хлопнул ладонью по крупу ее лошади и она сразу обогнала лошадь Стена — и замыкал маленькую кавалькаду Стен.

— Кстати, советую обратить внимание, — громко произнес Энрико, пытаясь перебить, болтающую без умолку и не дающую никому рта раскрыть Полину…

— Да, я сама себе удивляюсь, — ни на минуту не умолкая, признавалась Стену и проводнику Полина, — первый раз в жизни не могу остановиться. Говорю и говорю. Ой, какой попугай сидит! Ну, и что ты ел сегодня, лупатенький? Сидевший на ветке дерева с сиреневыми цветами, сине-зеленый хохлатый попугай покосился на Полину коричневым глазом, но клюв не раскрыл, считая, вероятно, ниже своего достоинства отвечать всем проезжающим по дороге. … — Вы дадите мне слово сказать или нет?! — наконец, не выдержал, профессор. Девушка даже замолчала от его крика. На секунду. Профессор тут же этим воспользовался.

— Советую обратить внимание, — уже тише повторил он, — на эту пещеру справа. Это пещера «Доброго человека»! По местному поверью, тот, кто спустится в нее и выпьет воды из ручья, текущего в ней, смоет все свои грехи!

— Ой, хочу-хочу! — вскрикнула Полина. — Надо зайти в нее!

— Эх, содрать бы с вас еще по паре долларов, — буркнул еле слышно профессор, слезая с коня, — за пещеру… по старой доброй традиции!

— Совесть не замучает? — поинтересовался у профессора Стен, услышавший его слова, и соображая, как ему лучше покинуть лошадь.

— Что такое совесть? — философски вопросил биолог и по совместительству гид-экскурсовод. — Продукт нашего больного воображения… Позвольте, мадам, — Энрико подал руку Полине, готовящейся спрыгнуть с лошади.

— Подожди! — едва встав на ноги, девушка поспешила к Стену. Она помогла Стену слезть с коня. Опираясь рукой на костыль, находившийся у него и когда он был на лошади, и, обхватив второй рукой девушку, Стен с Полиной вошел под поросший мхом низкий свод пещеры, пещеры «Доброго человека». Полина, обвив рукой пояс Стена, влюблено смотрела на Стена, иногда бросая быстрый взгляд на тоненький светлый ручеек, стекающий сверху по стене пещеры и исчезающий в камнях, лежащих на ее полу. Пещера была маленькая, троим людям — следом за Полиной и Стеном в пещеру втиснулся и профессор — в ней было тесно.

— Не ищите кружки или нечто подобное, мадам, — произнес за спинами Стена и Полины профессор, — здесь все черпают воду, чем придется! Чаще всего просто ладошкой!

Полина, отпустив Стена, сложила руки лодочкой и подставила их под струйку воды. Набрав полные ладошки воды, она повернулась к Стену.

— Пей, — произнесла она, — вода смоет все твои грехи!

— У меня уже нет грехов, — тихо сказал Стен, и, едва слышно, добавил — я уже все смыл. — Но прикоснулся губами к рукам Полины и отпил немного воды.

— Теперь вы, профессор, — обратилась девушка к проводнику, — вы же не святой…

— Конечно, не святой, — произнес профессор биологии, а ныне коневод Энрико Альмохад и наклонился к ладоням девушки. — Спасибо, — поблагодарил он, вытирая капли с подбородка.

— А, теперь, я, — сказала Полина, — у меня грехов больше, чем у вас всех вместе взятых! — И поднесся ладони с остатками воды к губам, залпом выпила всю оставшуюся в ладошках воду. Затем, резко стряхнула ладони. — Ну, вот, теперь мы чистые! С вершины большого холма, куда Стена и Полину привел Энрико — конечной цели их экскурсии, с плоской, как стол и голой, как колено женщины площадки, огороженной сплетенной из местных растений оградой, открывался действительно чудесный вид. На отель, где снимала номер Полина, на берег вблизи него…

— Это море должно быть раем для тех, кто родился в лесах Севера, на великих равнинах или в промозглых больших городах, — произнес, стоящий рядом с Полиной и державший ее руку в своей, Стен. — Они должны попадать сюда после смерти… и это, это должно быть вознаграждением за их жизнь! Море внизу, изумрудно-зеленое, то светлеющее до прозрачности, то темнеющее до синевы, отороченное кружевом снежно-белого прибоя, окаймляло желтую полосу заполненного людьми пляжа. А над пляжем нависали кроны вечно зеленых деревьев.

— Рай, — выдохнул Стен, — вот, он, где рай! Девушка повернулась к Стену и, внезапно, обняла его.

— Я знаю тебя всего несколько дней, — прошептала она, — а, кажется, что всю вечность… Когда через несколько часов они пустились в обратный путь, странный звук возник в кустах при дороге. Лошади гуськом шли одна за другой, но чудилось — по обеим сторонам тропы, и спереди и сзади, их будто сопровождает чья-то почти физическая боль и воздух, словно питается этой болью и вибрирует от нее… И всю дорогу назад, продолжал вибрировать. Казалось, сама смерть заставляет трепетать его, изливается на него из каких-то глубин. Лошади начали тревожно прядать ушами. Энрике Альмохад, проводник, из смуглого стал бледным, и сидел на своей лошади, идущей первой, согнув голову. Полина, изредка, когда тропа чуть-чуть расширялась и все три лошади шли рядом, видела страх на его лице. Она не понимала, почему профессор так боится. Стен тоже молчал, и все потуги Полины разговорить его ни к чему не приводили. Возвращение назад превратилось в тягостное путешествие. Уже на подходе к начальному пункту своего путешествия, к загону, где, дожидались возвращения Энрико еще несколько расседланных и стреноженных лошадей, в месте, где начиналась снова широкая тропа и Полина и Стен могли вести своих лошадей рядом, Стен наклонился к Полине.

— Полина, Полина, — тяжело произнес он.

— Что? Что случилось? — испуганно сказала девушка и крепко схватила Стена за руку. — Я никуда тебя не отпущу!

— Мне надо, Полина, — сказал Стен, — меня зовут, меня давно зовут… Я должен уйти, я слишком задержался сегодня.

— Стен, Стен! — воскликнула девушка.

— Я завтра буду, — произнес Стен и мягко освободил руку от пальцев Полины. — Я постараюсь завтра быть… Едь, пожалуйста, вперед, — попросил он девушку, придерживая своего коня. Ничего не понимая, Полина одолела на своей лошади с десяток метров, когда громко всхрапывая, лошадь Стена с ее, привязанным к седлу махровым полотенцем, догнала девушку. Догнала уже без седока.

И померещилось — разом стих щемящий сердце звук, будто и не было его. Профессор, словно очнулся от забытья, посмотрел невидяще на сопровождавших его лошадей, на Полину, перевел взгляд опять на лошадей и спросил: — Мистер Стен, он где?

— Ушел, — тихо ответила Полина.

— Ушел, — повторил за Полиной профессор… — Как ушел? — вскинулся он. — Куда ушел? Зачем ушел?

— Его позвали, и он ушел, — сказала девушка.

— Позвали, — протянул профессор, — а-а, понят… — И весь передернулся, его лицо исказилось судорогой: — Позвали?

— Я сама ничего не понимаю, — растерянно произнесла девушка. — Он сказал, что его зовут… На площадке для лошадей, там, где Стен и Полина начали свое путешествие, девушка поинтересовалась: — Сколько я вам должна?

— Ничего! — резко произнес профессор и отвернулся, делая вид, что занят упряжью лошадей. — Фирма делает вам подарок!

— Странно, — сказала Полина, наматывая свое полотенце опять на бедра. — Щедрость ваша не знает границ! Может, чек возьмете?

— Сеньора Полина, — Энрико повернулся к Полине, на его лице был испуг. — Вы красивая девушка, очень красивая… Эта экскурсия презент красивой девушке!

— Ну, что ж, спасибо! — произнесла Полина. — Тогда спасибо! — искренне повторила она.

— И вам спасибо! — сказал профессор и попытался улыбнуться, но вместо улыбки лицо его опять исказила судорога.

На следующий день, с утра, Полина бродила по кромке прибоя, шлепая босыми ногами по воде. Завернутая в обмотанное на бедрах полотенце, бросив шлепанцы у самой воды, девушка бороздила морскую пену, остававшуюся на берегу после наката очередной волны. На пляже понемногу обустраивались ее соседи по отелю и туристы из других пансионов и отелей. Первые представители вороватых обезьян тоже уже суетились возле пляжников, присматриваясь к их имуществу — шлепанцам, шляпам, кепкам с козырьками, сумкам…

— Полина!

— Стен! — девушка стремительно обернулась. Стен шел по берегу, опираясь на свою палку и радостно улыбаясь.

— Я рад, я очень рад, — запыхавшись, сказал он. Полина шагнула к Стену и остановилась: — Стен, я не могу так… Я схожу с ума! — И жалобно добавила: — Не уходи, пожалуйста, больше, Стен… Стен обнял девушку: — Я не уйду! Не уйду, пока сама не отпустишь, — и поцеловал Полину. — А почему глаза мокрые, давай вытрем их… В этот день Полина не отпускала Стена ни на минуту — они купались в море, Стен сидел в шортах в воде, рядом с берегом и идущие с океана волны порой захлестывали его с головой. Полина прыгала на этих волнах, брызгая на Стена соленой морской водой и пытаясь доехать на очередной волне до самого Стена. Озябнув, она тащила Стена на берег и они грелись под жарким карибским солнцем, укрываясь от слишком ярых лучей под огромным полупрозрачным зонтиком. Здесь же, на пляже, в маленьком ресторанчике, они ели рыбу-меч, пробовали салаты с жутко звучащими, флибустьерскими названиями, глотали сок манго и размазывали гигантские порции кокосового мороженого. Вечером, когда солнце потускнело и собралось за горизонт, сидя на полотенце на уже опустевшем берегу — большая часть отдыхающих, насытившись пляжем, давно разбрелась по своим гостиницам и пансионам.

Полина, наклонившись к Стену, шепнула ему: — Я сейчас изнасилую тебя!

— Как? — сделал вид, что неимоверно возмущен Стен. — Меня и прямо на пляже?!

— Вот, именно, прямо на пляже, — подтвердила девушка. — Воспользуюсь твоей беззащитностью и тем, что ты удрать не можешь и изнасилую. — И, не дожидаясь ответа Стена, Полина завалила его на спину, заставив растянуться на все полотенце. Придерживая спадающие волосы рукой, прикрыв глаза, Полина коснулась губ Стена… От девушки пахло кокосовым молоком и морем. Стен обнял ее, волосы Полины рассыпались по плечам… Она скинула лифчик, ее рука скользнула вниз по животу Стена, девушка задышала часто-часто, грудь Полины уперлась Стену в грудь и… А потом миллион, миллиард новых звезд взошли в небе, большом-большом, ярком-ярком небе… Всю ночь они провели на пляже, а рано-рано утром, положив ему голову на грудь, пригреваемая первым теплым солнышком и почти засыпая, Полина услышала, как Стен сказал:- Помнишь, Полинка, античного героя Ахиллеса? Однажды к нему пришли боги и спросили, какую жизнь он хочет — долгую и спокойную или славную, но короткую?

Ахиллес ответил, что славную…

— Ну, и что с того, — пробормотала девушка, обнимая Стена — он и погиб рано!

— Господи, как же я хочу жить, — неожиданно произнес Стен и, пару секунд помолчав, горько добавил: — Вот, и мне пришлось выбирать — сразу или по чуть-чуть… — уловила сквозь падавшее на нее забытье Полина, прежде, чем совсем уснуть…

— Малышка, вставай, пора вставать, — рыжеволосый Гутторм осторожно тряс Полину за плечо.

— Что, еще ран… — Полина оборвала себя на полуслове. Где-то орал обозленный попугай, накатывались, шумно, волны на берег. Она лежала на мягком поролоновом матрасе, на пляжном лежаке, укрытая махровым полотенцем. Полина подняла голову — пляж был еще пуст, но от зарослей деревьев уже шли цепочкой его постоянные обитатели — зеленые обезьяны. Девушка перевела взгляд на Гутторма и, вдруг, события прошедшей ночи взорвались в ее памяти. — Где, где Стен? — вымолвила она.

— Не беспокойся, королева, — ответил здоровенный канадец. — Ты о том парне, что поднял меня ни свет ни заря? Он сказал, что ты спишь на пляже, и он не посмел тебя будить. Но он знает о нашей дружбе, и попросил это сделать меня — поднять тебя в 6-00.

— А-а, — произнесла Полина, садясь на лежаке. Спать хотелось страшно, и она едва удерживалась, чтобы не упасть на лежак обратно.

— Спасибо, — сказала она и, опираясь на руку канадца, встала с импровизированной кровати. Полотенце спало с нее, она была абсолютно голая под ним. Со сна, не стесняясь, Полина подняла опять полотенце и намотала вокруг бедер. — В отель…надо, — пробормотала она, нашаривая рукой трусики и лифчик, лежащие на песке, — часик поспать… — И, отпустив руку Гутторма, поплелась в гостиницу.

Ей казалось, что она только что коснулась подушки, но будильник, поставленный на 7-30 вопил, как оглашенный. Метнувшись в душ и, чуть не упав по дороге, Полина подставила голову под струю холодной воды, затем, расчесав мокрые волосы и прихватив с собой махровое полотенце, побежала на пляж. Но Стена там еще не было. …Ни в этот день, ни потом. Стен на пляж больше не пришел.

Полина, целыми днями бродила по пляжу, ей мнилось — только она отлучится и Стен обязательно появиться и, не найдя ее, уйдет. Полина похудела, глаза потеряли прежний блеск и в изгибе рта появилась непривычная морщинка… А затем, случайно, совершенно случайно, в баре, кто-то из посетителей переключил телевизор. Передача шла о военных конфликтах. Мелькали кадры боев и ракетных обстрелов мирных городов, на руинах домов кричали люди, назывались гигантские суммы материального ущерба. И, неожиданно, на экране мелькнуло и остановилось изображение кладбища, где были похоронены жертвы последнего конфликта на Ближнем Востоке… В этот вечер Полина первый раз в жизни напилась, страшно напилась. В ее сознании, четко, резко зафиксировалась фотография женщины и мужчины на одной из могил… Насмешливо и как-то по детски наивно улыбаясь Стен смотрел на Полину со снимка. И дата двухмесячной давности… Это была какая-то жуткая ошибка…

Полине не дал свести счеты с жизнью Гутторм. Он отпоил ее какой-то гадостью, сваренной по канадским рецептам. Придя в себя, Полина торжественно пообещала Гутторму, что больше не будет пытаться отравиться. А потом она забрела на площадку с лошадьми, к Энрико Альмохасу. Профессор, все также, философски сидел на попоне, как и тогда, когда они первый раз пришли сюда. Энрико поднял глаза на девушку, застыл на мгновение и, наконец, произнес:

— Ну, и правильно. Так и должно быть. Живые должны быть с живыми, а мертвые среди мертвых.

У Полины со стоном вырвалось: — Ну, почему..?

— Мой народ, — сказал профессор, — считает, что тот, кто погиб случайно, может провести еще немного времени на земле. И он сам может выбрать, сколько ему быть здесь — несколько месяцев, но каждый день по чуть-чуть или всего пару дней… — Лошади неторопливо переступали с ноги на ногу, гул стоял в голове Полины и как сквозь туман доносился до нее голос профессора — …и девушка, на подгибающихся ватных ногах пошла назад, к океану, не разбирая дороги…