«Оптимизация»

Оптимизация (fb2) - Оптимизация 322K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Евгений Васильевич Белоглазов

Евгений Белоглазов ОПТИМИЗАЦИЯ

1

Толчок невероятной силы вернул Нт-нг-Ндгднара к действительности. Похоже, сбылись худшие предположения. Транс-инвертор материализовался в мире, о котором он ничего не знал. Как такое произошло и кто в том виноват, предстоит разбираться в будущем. Если конечно оно есть… когда-нибудь наступит… Сейчас не до раздумий. Надо спасать себя и оболочку. Прежде всего — отфильтровать потоки излучений, нейтрализовать воздействие губительных полей, определиться с местонахождением. Тело порвано на куски. Геном денатурирован, рассеян и частично контаминирован в плазме ближних астроформ. Жив ли он?.. И можно ли отождествлять такое состояние с жизнью? Осмотрел себя… ощупал то что осталось… и не нашел ни одного узнаваемого контура, изгиба. Судя по изменившимся соотношениям продольных и поперечных осей, кривизна этой материальной совокупности исчезающе мала. Отследил отразившиеся из глубины поляризатора идентификаторы и ужаснулся. Уродство воспроизведенных металлокристом форм не поддавалось описанию. Почти не соображая и не ориентируясь в изменившейся до неузнаваемости обстановке, уже раздираемый, пронзаемый, сминаемый чудовищными силами иных соподчиненностей, Нт-нг-Ндгднар сумел таки активизировать синхронизатор темпоралей и включил защиту…

Полегчало, хотя степень искажения исходной топодинамики инвертора и фрагментов тела осталась на прежнем уровне. Мелькнул проблеск надежды. Но как быть дальше? Как трансформировать внешнюю среду — а иначе отсюда не выбраться — и как понять назначение наполняющих объем и в то же время находящихся в запределье сущностей?..

Судя по всему, он оказался внутри какого-то жуткого субценоза, природу которого не только отнести некуда, но и сравнить не с чем. Как воспринимать этот мир? Как интерпретацию силовых полей?.. квазиастрал?.. или как некое ультрафизическое явление?.. Если данное порождение вселенских сил содержит в себе признаки реальности, то какое место занимает оно в составе Ультирата — полиформатного накопителя сущности?.. А может, эта материальная совокупность есть репродуцент — продукт, образовавшийся из остатков былого продукта? Или еще что?..

То, что Нт-нг-Ндгднар оказался в условиях с минимальным числом измерений, стало ясно, как только он попытался сконцентрироваться на происходящем. Повреждения оказались серьезными. При переходе в это сплюснуто-вывернутое пространство пострадал преобразователь массы, стереогеом, а из корпуса движителя выплавился или отвалился изрядный кусок. Часть обс-детекторов наружного контура уцелела. Но только часть. В целом, система внешнего наблюдения разрушена. Он беспрерывно посылал сигналы о помощи, но метаморфизованные чужеродной средой импульсы отражались внутрь, накладывались, генерировали интерференционные помехи, что создавало дополнительные неудобства и рассеивало внимание.

«Перспектива остаться здесь навсегда…» Эта мысль еще не заявила о себе всерьез. Так, легкий штрих, наметившийся в глубинах подсознания.

Он мысленно воссоздал грань, отделяющую понятное от необъяснимого. Невероятный перепад контрастов. Непостижимая совместимость несовместимого. И совершенно неясная природа сил, удерживающих эту невообразимую мешанину материальных и энергетических сгустков в состоянии действенного равновесия, способных обеспечивать движение сконденсированных неизвестно из чего и откуда взявшихся объектов по невообразимым, совершенно не поддающимся объяснению траекториям. Деклассификационный, не укладывающийся в рамки сознания мир, состоящий из тяготеющих масс, не имеющий ни начала, ни продолжения, ни конца, ни края.

Перемещаться становилось все труднее. С удивлением Нт-нг-Ндгднар отметил, как пространство вокруг него вспенилось и стало быстро отвердевать. Сохранить маневренность носителя и спастись от разрушительного воздействия инерционных сил можно было только одним способом: сконцентрировать сохранившиеся фрагменты в единую массу. Когда это удалось, резко упала скорость и возросли и затраты энергии на ускорение. Попытки разогнать аппарат до приемлемых скоростей ни к чему не приводили.

Анализатор выдал первые результаты. «Нет, не все потеряно, — попытался он утешить себя. — Тот же принцип соответствия: энергия, конденсирующаяся в материю, а не наоборот. Антивещества в ближайшем окружении нет. В пробах относительное подобие на атомарном уровне, идентичность набора частиц, пусть по его меркам и деформированных. Правда, далее…» Искра надежды снова готова была погаснуть. Абсолютная несовместимость молекулярных структур, устойчивость комплексов из числа тех, синтез которых считался невозможным… был запрещен природными законами. Чем в меньших концентрациях элементы наблюдаются здесь, тем в большем количестве они находятся там, в его обители.

Накопитель энергии в исправности. Не пострадал и навигатор. Вместе с тем, дальняя космограмма не распознается, а ближний реликтофон ни с чем не идентифицируется. Поступающие извне сигналы свидетельствуют о крайней степени пространственной неоднозначности. Гравитационные пузыри… везде и всюду разнородные скопления гравитирующих вихрей и пузырей, к тому же непонятно каким образом взаимодействующих.

Последовал характерный всплеск излучения — вакуумировался трансформ-генератор, после чего разорвалась цепь обратной связи с ним, и Нт-нг-Ндгднар полностью потерял способность превращаться во что-либо. Перспектива утратила прозрачность, исчезла способность видения объектов в целом, детали воспринимались с трудом. Любая попытка к действию только усложняла возможность реоморфизма — возврата в былое состояние.

Дальнейшие измерения вообще повергли его в шок. Минимальное из возможных число пар противоположностей и примитивное их состояние! Иной диапазон вибраций ядерных структур и ни на что не похожий способ вещественных преобразований.

«Ди-полярный принцип нахождения вещества в связанной форме и как следствие бинарность мировых осей» — сообразил Нт-нг-Ндгднар.

Между тем умножитель полярности продолжал выдавать противоречивые сведения, логистр определений нес ахинею, а регистратор уровня пространственного полиморфизма застыл на уровне «ниже возможного». По всему выходило, что он оказался в двуполярном мире, существование которого предполагалось, но никто в Ультирате его не наблюдал и никто в нем не был.

Причуды космогенеза — не иначе!

Далее выяснились еще более поразительные факты. Раздрай, в который он попал, можно было определить только как объемный тетрапласт на разделе трех космофаз: вакуума, макротринала и мегастазиса. Понятие об ориентации в чем-либо утратило смысл. Если тремя координатами еще можно как-то управлять и перемещаться в них, то четвертое измерение — время — оставалось только пассивно воспринимать без малейшей возможности воздействовать на него. Видимо, по каким-то неведомым причинам носитель отделился от мирового темпорального поля, и струя локального времени зашвырнула его в одно из обособленных распределений, еще не охваченного трансгрессией.

И тут на смену недомыслию пришло прозрение. Геометрические параметры этого мира отделены от вакуумных подуровней, поэтому и сведены к минимальному числу измерений. Исходя из этого, скорость течения времени здесь равна скорости распространения электромагнитных и гравитационных квантов. Вот почему стала невозможной сверхскоростная трансляция. Вот почему его так разнесло и сдавило одновременно. А малая кривизна пространственного субстрата не дает возможности свить петлю времени и замкнуть ее хотя бы на себя для передышки, не говоря уже о том, чтобы обратить события вспять. Поэтому и не удалось избежать разделения транспортационных трассеров. Часть из них осталась в шестом измерении и их уже не вернуть, часть растворилась в восьмом. Вейдеры управления располосовались и канули в небытие, а седьмое и одиннадцатое измерения оказались заблокированными. Из всего этого следовал неутешительный вывод — возврат в исходный космотериум стал невозможным.

Очередная попытка пробиться в Ультират закончилась неудачей. Любые действия и даже мысли о перезаброске все больше погружали Нт-нг-Ндгднара в трясину окончательно закристаллизовавшейся ксенореальности. Оказавшись не в состоянии противостоять силе квадропространственных запретов и в полной мере осознавая неизбежность вызванного ими распада интроценоза, он решился на крайнюю, применяемую в исключительных случаях меру — сжаться до состояния вещества с бесконечной массой и просочиться через сингулярность в субвакуумный подраздел. А там, будь что будет. Без вейдеров управления шансы уцелеть в условиях, где главенствует принцип вероятности, невелики. Но они не равны нулю. Впрочем, эта затея тоже не удалась. Реактор набирал только половину необходимой для коллапса мощности, энгулятор с трудом поддерживал минимально допустимое число измерений, а система жизнеобеспечения если и функционировала, то на грани отказа.

В картине, передаваемой наружными сенсорами, по-прежнему не наблюдалось ничего узнаваемого. Пространственный объем спорадически заполняли гравитирующие массы, которые хоть и проявлялись в полях идентификаторов, но неизвестно что из себя представляли. Ответы анализатора оставались неизменными: «Наблюдаемые структуры диагностике не поддаются». Ход событий продолжал оставаться непредсказуемым, фокусировка органов чувств не производилась, коррекция структуры генома не соответствовала уровню стабильной саморегуляции. Мало того, что его раздвинуло, стиснуло, разорвало, вывернуло наизнанку, так еще и скрутило в спираль, вследствие чего он стал испускать отвратительное, совершенно не свойственное ему излучение (зловоние — так, не придумав ничего лучшего, обозвал он непотребную эмиссию).

Нт-нг-Ндгднар терял скорость. «Надо искать необходимые для восстановления компоненты. Причем, как можно скорее. Пока защита сдерживает натиск стихии. Но долго ли так продлится?..»

Носитель застрял в складках межпространственной развертки и как в ловушке заметался в отслоениях доминирующих полей. Датчик пространственного полиморфизма продолжал показывать минимальное число измерений. Наступил критический момент и Нт-нг-Ндгднар понял: «Инвертор или развалится, или сожжет себя для обеспечения работы движителя, или его размажет по какой-нибудь поверхности, если не вытянет по особо выдающейся силовой линии. Равновесие! Любой ценой сохранить равновесие!..»

Включилась система опоискования ближнего плана. Тн-нг-Ндгднар закружил над поверхностью какой-то жидкой субстанции. Не обнаружив ничего интересного, сменил местоположение и продолжил поиски.

Среди сглаженного однообразия появились вкрапления более плотных образований. Он сконцентрировал внимание на них. Нет, все не то. Отражение поверхности не дает представления о составе глубинных массивов, а проникнуть внутрь мешает высокий уровень помех. К тому же, из-за несовместимости большей части констант нет возможности даже в общих чертах оценить структуру этого макротринала. Зрительные же образы настолько эфемерны, что не вызывают ассоциаций. Как быть? Если носитель потеряет подвижность прежде чем удастся найти металлоконденсат с требуемой массой, его потом не оживить.

Поиски, казалось, длились бесконечно. Но вот на очередном витке отозвался индикатор плотности. Сквозь балластную завесу пробился искомый спектр. Изменив направление полета, Нт-нг-Ндгднар завис над размытой корпускулярным потоком зоной элементной неоднородности.

К его разочарованию, в составе аномалии концентрация нужных компонентов оказалась очень низкой. Но сил для дальнейших изысканий не оставалось. Носитель вот-вот рухнет. Напряженность в каскаде многомерности достигла предельного уровня, а это в лучшем случае означало деформацию темпорального поля или же (что было смерти подобно) — разрыв связи времен.

Поверхность, которую Нт-нг-Ндгднар избрал для посадки, только условно можно было назвать твердой, так как молекулярный дезинтегратор мгновенно превратил в пыль хрупкую субтерральную кромку. Убедившись в надежности экрана-отражателя, он вывел на минимум мощность реактора. Отторженец Ультирата осел и наполовину погрузился в основу якорного стержня.

После того как Нт-нг-Ндгднар немного пришел в себя, обнаружилось, что подавляющая часть окружающего вещества находится в неметаллической форме. Это открытие еще раз поразило его. Металлы и только металлы должны существовать в действительности. Все остальное из области псевдоабстракций. Но тут из памяти всплыла полузабытая теория. Согласно ей Ультират когда-то состоял из моноэлементной протоплазмы и только со временем эволюционировал до настоящего состояния. Подтверждения тому не было. Получаемые искусственным путем металлоиды почему-то были нестабильны. Они мгновенно сливались в более тяжелые ядра, металлизировались и только тогда обретали устойчивость. Если когда-то и было по-другому, то времена те безвозвратно миновали, не оставив следов о господствовавших некогда соподчиненностях. Столь далекое прошлое считалось непознаваемым. Это не вызывало сомнений. И вот!..

В составе этого макротринала преобладали легкие элементы, большую часть которых Нт-нг-Ндгднар наблюдал впервые. Он не мог понять, как сформировалось такое соотношение. Потом дошло: мир, в котором он проявился, в невообразимое число раз моложе Ультирата.

После того как удалось стабилизировать ток времени, он стал вглядываться в открывшуюся картину. Набор парадоксов продолжал расти. Объекты, просматриваемые в размытой гравитационным смогом перспективе, не имели ни цвета, ни яркости, колыхались и расплывались в очертаниях. Странные типы симметрии, причудливые формы атомных упаковок. А сами атомы?! А скрепляющие их энергетические связи?! Примитивнейший набор внутриядерных и субъядерных взаимодействий. Кипящая взвесь из неисчислимых мгновенных и растянутых во времени событий, атомных взаимодействий, молекулярных реакций, энергетических преобразований.

«Какой ужасный мир, — подумал он. — Убогая рельефность форм, господство трехмерной симметрии, невероятный симбиоз единовременного созидания и разрушения, чередование слепящих сполохов, пылающих красок и сумрачных тонов».

От идентификаторов продолжали поступать сведения… Мелькнула подспудная мысль: «Лучше бы их вообще не было». Регенерация исходного состояния естественным путем исключена. Структурные связи с Ультиратом проявлены на низшем из возможных уровней. В силу непонятных причин подскочил уровень энтропии и как следствие возрос распад слагающих интросферу комплексов. Если так и дальше пойдет, то и транс-инвертор, и он сам просто-напросто испарятся, превратятся в ничто.

Накатил очередной приступ ксенофобии. Гиблое место. Коловращение гравитационных пузырей — убийственный депрессант. Но надо что-то делать. Иначе — смерть…

Однако, как и прежде, прогноз оптимизма не вызывал. Для преобразования сконцентрированного в объеме аномалии делящегося вещества в компоненты, требуемые для приживления заново отстраиваемой эндогеноты, не хватит и пятикратного запаса мощности, вырабатываемой более чем наполовину лишившегося силы реактором. Но если подпитаться… Утилизировать сырье. Набраться сил. Обрести подвижность. Это прежде всего. Что дальше?.. Хоть и слабо верится, но вдруг удастся вырваться?..

2

На острове готовились к юбилею. С момента испытания первой водородной бомбы над атоллом Эниветок прошло шестьдесят лет. Именно тогда было принято сверхсекретное решение о размещении в Тихом океане стратегических ракетных баз.

Океания… благодатный край, размером с Евразию… тысячи затерявшихся в морских далях островов: больших и малых, вулканических и биогенных, геосинклинальных и материковых, горных и низинных, обнаженных и покрытых экзотической зеленью.

Судя по испытанию временем, база «Лагус», а она была основана еще на заре перекроившей послевоенный мир политики неоглобализма, продолжала оправдывать свое название [1]. Единственная из многих, она, пережив ряд пертурбаций административного переподчинения и неоднократную смену территориальной принадлежности острова, сохранилась настолько засекреченной, что о находящемся здесь комплексе баллистических ракет с кассетными боеголовками по сотне килотонн каждая, знали не более двух десятков человек. Даже обслуживающий и время от времени сменяющийся персонал не ведал о мощи таящихся в стволовых колодцах монстров.

Официально база считалась второстепенным объектом. Изобиловавшие здесь объемные вулканические пустоты как нельзя лучше подходили для размещения запасов продовольствия, оборудования и снаряжения на случай войны или стихийных бедствий. Лучшего места для такого рода базы нельзя было представить. Остров лежал в стороне от морских путей. Кроме того, окружающие его атоллы, а они входили в одну из систем подводных хребтов и островных дуг, вели себя настолько активно, что по крайней мере раз в два года сводили на нет работу составителей лоций. Этих мест избегали. Даже браконьеры, несмотря на изобилие здешних вод морепродуктами, старались сюда не соваться из опасения напороться на камни. И еще одно немаловажное обстоятельство способствовало сохранению тайны. Подтвердить или опровергнуть специализацию базы не нарушая международных отношений не представлялось возможным. Остров хоть и считался необитаемым, но входил в состав Подопечной Территории Сводного Тихоокеанского Базиса (ПОДТЕСТИБ) с надлежащими ему правами владения примыкающим водным, подводным и воздушным пространством, и, несмотря на то, что был сдан в бессрочную аренду, официально подчинялся правительству конфедеративного Союза. Что же касается наблюдений извне, то атолл Бикини так в свое время засветил эту часть Океании, что радиация в сорок, шестьдесят и даже сто микрорентген считалась здесь нормой, а при таком фоне надежно упрятанные ядерные устройства не выделялись.

Тропическая ночь.

Мерный рокот волн.

Мириады звезд, так уютно мерцающих в невидимых атмосферных токах.

Первозданная природа. Тишина… Но вот в звездном узоре что-то изменилось. Качнулся Южный Треугольник. Всплеснулась Золотая Рыба. Подернулись вуалью Магеллановы Облака. Со стороны Канопуса наметилось движение. Легкий штрих, подобный метеорному следу со светящейся на конце точкой. Постепенно точка превратилась в каплю… капля в сферу с отростком, которая в считанные секунды достигла размера теннисного мяча и зависла в зените. Расстояние до новоявленного объекта определению не поддавалось. После непродолжительной паузы из отростка выдвинулся, именно выдвинулся, а не вспыхнул зигзагообразно переломленный цвета рубина луч и с нарастающей скоростью по замысловатым траекториям стал обшаривать водную гладь.

Притухли звезды. Посветлело как при полной луне. Море всколыхнулось и, несмотря на штиль, покрылось рябью.

На контакте с лучом, а область соприкосновения с ним чуть ли не вдвое превышала размеры футбольного поля, вода пенилась, взбухала, вздымалась фонтаном, закручивалась в спиральные вихри, после чего, освободившись от воздействия неведомой силы, обрушивалась многотонными потоками, но не вниз, а в стороны, как бы растекаясь по невидимой, наклонной сложно расчлененной поверхности. Пришли в движение воздушные массы. Потянуло озоном, как при грозе. Перспектива смазалась, контуры береговой кромки утратили четкость.

На какой-то миг рисунок созвездий изменился, исказился до неузнаваемости, после чего луч медленно вполз внутрь шара, а сам шар превратился в амебоподобное образование и, мгновенно развив ускорение, с невероятной скоростью заметался по небу. От горизонта к горизонту… с юга на север… с запада на восток… Без какого-либо намека на осмысленность, без малейших признаков сравнения с чем-либо. Вверх-вниз… туда-обратно… В небе рассыпались светящиеся метки, как фрагменты самолетных трасс. Еще больше посветлело.

Тем временем сеть ломаных линий продолжала разрастаться. Траектории движения объекта все больше усложнялись.

Четверть часа беспорядочных метаний — и ксеноморф снова завис. Потом поочередно окрасился цветами радуги, несколько раз качнулся как падающий лист и погас, растворившись в остатках серебристых трассеров…

3

Эта поездка на базу «Лагус» была у Юджина Вайтайзера третьей. Две предыдущие, тоже связанные с проверкой состояния стратегических средств наземного базирования, оставили в душе самые приятные воспоминания.

За два года остров почти не изменился, разве что поднялся на несколько десятков сантиметров, усложнив и без того замысловатый дендрит береговой линии, и обзавелся на севере полоской пляжа, сложенного из желтого, истертого в крупнозернистый песок туфа.

С Фредом Мирреем, командиром обслуживающего базу подразделения, у него сложились неплохие отношения, хотя тот слыл человеком неординарным, часто проявлял крутой нрав и не очень жаловал инспектирующий состав. Оба считались неплохими специалистами, каждый в своем деле, когда-то принимали участие в боевых действиях и, несмотря на разрыв в возрасте, а Вайтайзер только приближался к сорокалетнему рубежу, занимали в войсковой иерархии примерно равное и достаточно высокое положение. Вместе с тем полковника здесь не любили. Боялись, подстраивались, подчинялись, но не любили. Миррей — бывший командир атомной субмарины, а теперь наместник главнокомандующего на «Лагусе» — остался верен морским традициям и перенес на сушу главные установки подводника: неприметность, скрытность, маскировка. Персонал считал практику палочной дисциплины излишеством и за глаза на чем свет стоит честил его. Ходили слухи, что причиной дурного характера командира стала гибель сына, тоже подводника. Так это или нет, Вайтайзер не знал, поскольку доступа к досье полковника не имел, пересудам не верил, а в открытую спросить не решался. Он тоже не в полной мере разделял взгляды Миррея, справедливо полагая, что сохранить видимость полной необитаемости острова при современном уровне технологий вряд ли представляется возможным. Другое дело ракеты. Понятно, никто и духом не должен знать о том, что хранится в недрах острова.

Еще с утра он был расстроен неожиданно возникшим конфликтом с полковником. На разнарядке перед строем Миррей устроил выволочку сержанту Харту за то, что тот ночью оставил пост. После чего, даже не слушая объяснений провинившегося, упек его на гауптвахту. Вайтайзер попытался вмешаться. Он хотел выслушать сержанта. Но Миррей, будучи вне себя от ярости, оборвал инспектора и велел не вмешиваться в дела вверенного ему подразделения.

Вайтайзеру ничего не оставалось, как отступить. Но на этом он не успокоился. Педант по натуре и верный правилу во всем следовать положениям устава, он под личную ответственность приказал дежурному офицеру доставить Харта для собеседования. Благо, что обстановка к тому располагала. Миррей в сопровождении наряда отбыл вглубь острова. Там размещались шахты. До заката он вряд ли появится на берегу, где на краю леса размещались закамуфлированные под саговую поросль посты первой линии и административный корпус.

Излюбленное место Вайтайзера, когда он не был занят делами — кусочек бермы на откосе пляжа, где под сенью трех сросшихся кронами пальм, даже в ярый зной не было жарко.

Шезлонг. Панама. Шорты. Фрукты. Прохладительные напитки. С одной стороны океан. С другой — склон погасшего вулкана.

Поездка близилась к концу. Непыльная работа. Щадящий режим инспектирования. Это там, где не все ладно, не знаешь, куда деться от головной боли: утечки, протечки, коррозия. Здесь все по-другому. Учение проведено согласно графику. Автоматика в порядке. Состояние стволов, включая давление, режим температуры, состав среды, соответствует норме. Система энергообеспечения пусковых установок активизируется в пределах допуска, гироскопы раскручиваются в рамках отведенного на подготовку времени. Хранилища компонентов топлива исправны. Что еще надо? Остальное не его забота…

Приятно потягиваясь, он осматривал искрящуюся под солнцем водную гладь и не заметил как сзади в сопровождении офицера подошел сержант Харт.

Вайтайзер пригласил Харта к столу.

Пара наводящих вопросов, стакан содовой с оранжем и сержант разговорился.

— Этой ночью я увидел такое, что не приснится даже в самом экзотическом сне.

— Что это было? — потребовал уточнения Вайтайзер.

— В моем сознании настолько все смешалось, что я оставил пост у входа в админсекцию, спустился на берег и до рассвета пробыл там как в оцепенении.

— И ты один увидел такое, чего не заметили другие? — удивился Вайтайзер. Он прощупал сержанта испытывающим взглядом, но не заметил на его чистом, с едва пробивающимися признаками афро-монголоидного происхождения лице признаков каких-либо фобий или маний.

— В том-то и дело, что один, — согласился Харт. — Утром, когда менялась вахта, никто не подтвердил мои видения.

— Действительно странно, — не скрывая недоверия, отозвался Вайтайзер. Да и было в чем засомневаться. Остров диаметром около двадцати миль мало того, что отовсюду контролируется визуально, так еще и сверх меры нашпигован следящей и контролирующей аппаратурой. Здесь, если на то пошло, ни одно из проявлений аномальности, не останется незамеченным. Вместе с тем приборы не обнаружили ничего подозрительного. Радары, сонары, сигнализация… Никаких признаков нарушения подконтрольного пространства.

«Нет, здесь что-то не так». — Вайтайзер отпил глоток из запотевшего пласт-гласса, взъерошил русые с пробивающейся сединой волосы и приготовился слушать дальше.

— Дежурство проходило без накатов… то есть без нарушений, — поправился Харт. — Ночь. Такое бывает только здесь. Когда тихо — ни один лист не шелохнется в кронах. Море спокойное, фосфоресцирует. Звезды. Дыхание прибоя. Привычная картина. Я даже задремал. И тут будто толкнуло. Открыл глаза, осмотрелся — ничего. Округа безмолвствует. Связь исправна, но никто не вызывает. У нас, знаете, нет привычки светиться без надобности. Я успокоился. И вдруг непонятно каким образом из глубины безлунного неба появляется след, который в считанные секунды обращается в огнецветный шар.

— Шар? — Вайтайзер с трудом подавил приступ зевоты.

— Именно так.

— Ну и что? — хмыкнул Вайтайзер и скорей не из интереса к теме, а для соблюдения формальностей прокомментировал слова Харта. — Это могло быть что угодно: атмосферное явление, метапад, остаток зонда или реликт учений партнеров. Неужели из-за такой ерунды надо было оставлять пост?

— Это было что-то другое, — с уверенностью заявил Харт. — Я не новичок в службе навигации и на своем веку много чего повидал. Сначала шар просто вибрировал. Потом стал рыскать из стороны в сторону, что выдавало в нем и в окружающей его среде усиление какого-то напряжения.

— Почему ты так решил?

— В насыщенном электричеством воздухе я услышал потрескивание, волосы мои встали дыбом, а над верхушками деревьев засияли огни Эльма.

— И что дальше? — рассказ Харта по-прежнему не впечатлял. Вайтайзер за свою жизнь таких диковин насмотрелся, что сержанту и не снилось.

— После того как то, что я называю шаром превратилось в бейсбольную биту с шишкой на конце, оно словно взбесилось. Тут я не выдержал и вышел на берег.

— Зачем?

— Чтобы разобраться. Ситуацию на пульте я контролировал. Тревоги не ощущал. Приборы реагировали только на шум прибоя.

В последних словах сержанта Вайтайзер не сомневался. Кто или что могло тайно проникнуть на базу, опоясанную сетью сверхсовременных детекторов?

— И что ты увидел?

— В небе метался огненный ком: вверх-вниз, слева-направо. За долю секунды он менял горизонтальную и вертикальную ориентировку, изменял движение на обратное, сохраняя при этом огромную скорость.

— Какую скорость? — вяло поинтересовался Вайтайзер.

— Думаю, космическую.

— Вот как?! — эксперт окончательно потерял к собеседнику интерес и готов был завершить опрос.

«Надо чаще проводить ротацию, — подумал он. — Эти райские кущи при длительном воздержании, без женщин, кого угодно с ума сведут».

— Почему ты решил, что скорость перемещения этого видения была космической? — спросил он лишь для того, чтобы зафиксировать в протоколе детали.

— Объект порой приближался настолько близко, что касался меня поверхностью, после чего отдалялся и продолжал метаться в небе подобно тому, как бывает, если быстро махать над головой тлеющей головешкой.

— Звуки какие были?

— Нет. Если не считать шум волн.

— Понятно, — Вайтайзер наконец-то расслабился. — Знакомая картина. Иллюзия. Оптический обман. — Он рассмеялся, после чего добавил: — Когда-то, зондируя стратосферу, я увидел сразу одиннадцать солнц. Представляешь? Одиннадцать! Такой формы симметрии в природе вообще не существует. А я увидел. И ничего. Воздействию фантома не поддался. В мистику не ударился. А ты с катушек слетел. Утратил чувство реальности. За что и получил…

Вайтайзер приказал дежурному увести арестованного, после чего, оставшись наедине с собой, предался привычным, правда не совсем применимым к данной ситуации размышлениям.

Летающие тарелки. И прочая уфологическая чушь. Эта тема давно утратила для него значение. «Имитатор». «Мистификатор». Так называли Вайтайзера те, кто по заданию спецслужб время от времени поручали ему организацию подобного рода шоу. Какие только импровизации не приходили ему в голову. Каких только квазичудес он не сотворил. За все платили. Наверное, это было выгодно системе. В целом. По большому счету. От него требовалось одно: исполнять заказы и не трепать языком.

Сок из смеси кумквата, лайама и помело лишь отдаленно напоминал вкус настоящего апельсина. Тем не менее, Вайтайзер, потягивая насыщенный запахами тропиков напиток, блаженно жмурился и уже исподволь готовил себя к встрече с друзьями, сослуживцами, Гэллой…

Пронзительный вой сирены прервал ход мыслей. Перепонки разрывались. Все смешалось. Боевая тревога! Только так следовало расценивать тембр, тональность и силу воспроизводимых сигнализацией децибел.

«Миррей! — мысленно вскипел Вайтайзер. — Чертов иммурант [2]. — Он вспомнил недавнюю размолвку с полковником. — Вот сволочь! Решил попугать напоследок».

Следуя инструкции, он кинулся в сторону пункта оперативной связи. Выпученные глаза диспетчера, его растрепанный вид и срывающийся голос впечатления на эксперта не произвели.

«Идиоты! — подумал он, мгновенно оценив нелепость ситуации и одновременно осознавая себя шутом в искусно разыгрываемом спектакле. — Это вам даром не пройдет. Завтра же о вычурах и самодурстве Миррея будет доложено командованию».

— Вас вызывает полковник Миррей, — сдавленный голос оператора прозвучал как из подземелья.

— Что скажешь, Фред? — Вайтайзер продолжал наливаться злостью. — Что еще устроишь? Что изобразишь? Хотел выставить меня на посмешище? Поймать на горячем? Так знай, я на месте. Излишествам не предаюсь. Да, я против драконовских правил, которые ты установил на острове. Да, я не разделяю…

— Джек, — перебил его Миррей. В его голосе пробилось отчаяние, что не было свойственно деспотической натуре наместника. — Выслушай, а уже потом делай выводы.

— Что еще? — раздражение Вайтайзера достигло предела.

— Пропали ракеты.

— Что?..

— Ракеты пропали, — бесцветным голосом повторил Миррей.

Вайтайзер почувствовал, как под ногами дрогнула земля.

— Сколько?

— Все…

— Шутишь?! — Вайтайзер захлебнулся слюной и чуть не подавился языком.

— Какие к черту шутки. Шахты пустые. Все до единой.

Удар кувалдой по голове наверное не произвел бы на Вайтайзера большего впечатления. Пять МБР стартовой массой более двухсот тонн каждая вдруг исчезли. И где? В пределах инспектируемой им территории. Нет! Такого не может быть.

— Продолжай, — выдавил Вайтайзер. Он уже понимал, что чувственная встреча с Гэллой отодвигается на неопределенный срок.

— Сигнализация исправна, — отозвался Миррей. — Люки не тронуты. Но стволы… Там ничего нет. Исчезла даже титановая облицовка стаканов. Лифты тоже исчезли. Остались лестницы. И то лишь те, что из полимеров.

То, о чем говорил Миррей, не лезло ни в какие ворота. В данный момент для запуска ракет мало того что надо было поставить в известность куратора, но и следовало совершить ряд действий: одновременно повернуть два ключа здесь, на острове, в бункере на девяностометровой глубине, два ключа на смежной базе в трехстах милях отсюда и два ключа в «ядерном чемоданчике» главнокомандующего. Более того, через три минуты после активизации системы разгона носителей, эти действия надо было повторить, пройти еще ряд процедур и только потом, убедившись в исправности блоков компьютерной наводки боеголовок на цели, произвести пуск. Но и это еще было не все…

— Фред, ты понимаешь о чем говоришь? — Вайтайзеру показалось, что вместо слов у него во рту горячая каша.

Ответа он не услышал. Взорвался спящий вулкан. Небо заволокло пеплом. Посыпались камни, лапилли, куски раскаленного шлака.

«Мир перевернулся — подумал Вайтайзер. — Так мне и надо. Жалкий неудачник! В итоге за все спросят с меня. Миррей и половина персонала, наверное, уже жарятся в аду. Что делать?..»

Действуя скорей по инерции, он приказал оператору переключить информационное обеспечение базы на резервный энерговод, после чего, поторапливая тех кто еще оставался на поверхности, припустил ноги в убежище.

4

Переливы телефонного звонка стерли краски сновидений. Продираясь сквозь дебри аберраций, Тернев разлепил глаза. Свет ночника усиливал контрасты. Потолок качнулся и навис над головой стирающей признаки различий массой. Узорчатый рисунок на обоях раздвоился. Окно отливало черным. Во рту сухо, в голове пусто… и круговерть… Прислушался к руладам политонального сигнала и попытался сообразить: «Какой кретин, если это не сбой, решил достать меня в такое время?!» События минувшего вечера вспоминались с трудом. «Опять нажрался, — с тоской подумал он. — Если на работе пронюхают, что я на грани запоя, беды не миновать». Из притушенного тенями угла надвинулось ноздреватое, тронутое оспой лицо генерала Нагорного. Тернев сморгнул и сконцентрировал взгляд на том месте, где кромка шторы касалась плинтуса. Наваждение исчезло.

Тем временем телефон продолжал напоминать о необходимости соединения. Чертыхнувшись, Тернев нащупал на краю прикроватной тумбочки аппарат, глянул на кодовый номер абонента и обомлел. Мистика! Иначе не назовешь. Меньше всего он ожидал сейчас услышать голос того, кто только что ему привиделся, кого он больше всех в отделе боялся и кто как никто другой мог повлиять на его судьбу.

— Удивлен? — голос генерала Нагорного прозвучал будто из зазеркалья.

— М-м-м, — не нашелся с ответом Тернев.

— Собирайся. Через час жду тебя в управлении.

— Но …

— Через час, — отрубил Нагорный и дал отбой связи.

Нетвердой походкой Тернев направился в ванную и только тут вспомнил, что он в отгулах и впереди у него еще два свободных дня.

Глянул в зеркало. Вид — хуже не бывает. Лицо красное. Под глазами мешки, брови вразлет. После разрыва отношений с Лизой он уже вторую неделю не мог прийти в себя. А что дальше? Если не справиться с собой, не одолеть синдром, его вышвырнут из системы как паршивую собаку. Еще и выслуги лишат.

Он вышел на улицу. Машина на стоянке. Но брать ее смысла нет. Лучше воспользоваться такси. Июль в этом году выдался на редкость жарким. Даже ночью асфальт и бетонные блоки домов продолжали источать накопленный за день жар, а редкие куцые деревца в свете бестеневых ламп больше походили на обрывки спутанного мочала.

Несмотря на поздний час, в кабинете Нагорного было тесно. Как Тернев понял, он и еще несколько офицеров ССК [3] были здесь в числе младших по чину.

Хмурые лица собравшихся свидетельствовали о какой-то о нестандартно сложившейся ситуации. Такого на его памяти еще не было. В этой компании не хватало разве что президента или на худой конец главы его секретариата.

С прибытием Тернева Нагорный открыл заседание. Преамбула была общей и ее смысл ни о чем не говорил. Но как только генерал перешел к делу, у Тернева, еще не подозревающего об отведенной ему в последующих событиях роли, отвалилась челюсть, остатки хмеля как рукой сняло, а в расслоившемся сознании обозначилась только одна, дурацкая, примитивная и до невозможности банальная мысль: «Этого не может быть. Не может! Потому что этого не может быть никогда…»

5

Еще неделю назад Аксютин о таком и подумать не мог. Ранний звонок застал его в постели.

— Есть возможность исправить положение и запустить твой «инприган» в работу.

Сначала он не понял, кто это. Потом дошло: Тернев!

— Шутишь?

— Какие там шутки. — Тернев издал горлом неопределенный звук, после чего откашлялся и продолжил: — Как у тебя со временем?

— В отпуске я, отдыхаю, — пробурчал Аксютин, стараясь не ворошить в памяти события последних дней.

— Это хорошо. — Тернев облегченно вздохнул. — Значит, меньше формальностей.

— Каких формальностей? — удивился Аксютин.

— Собирай вещи и готовь аппарат.

— Зачем?

— Придется отлучиться. На несколько дней. Причем так, чтобы об этом меньше знали.

— Да объяснишь ты хоть что-нибудь? — Аксютин не выдержал ровного тона.

— Сейчас ты вряд ли что поймешь, — отозвался Тернев. — И не держи на меня зла. Встретимся. Поговорим. Успокоимся…

Какое-то время Аксютин не мог прийти в себя. История, на которой он уже готов был поставить крест, по необъяснимым причинам обрела продолжение. Тернев! Служба косморазведки! Предлагают повторить испытание системы…

Институт Прикладной геохимии (ИНПРИГ), где он заведовал экспериментальной лабораторией, считался одним из лучших в отрасли. Несколько лет назад Аксютин запатентовал оригинальную методику замера элементных микроконцентраций, в основу которой был положен принцип определения вещественного состава поверхности грунта, испарений и атмосферных взвесей. Иными словами метод Аксютина позволял бесконтактным способом выявлять в любой среде наличие не только радиоактивных, но и других элементов, находящихся как в связанном, так и в свободном состоянии.

По сути, идея была не нова. Она широко использовалась в поисковой геологии и сводилась к принципу обнаружения руд (неважно каких) по комплексу сопутствующих оруденению элементов. По нерудным признакам, без привлечения тяжелых геологоразведочных и геофизических схем, можно было выявить наличие скрытой как на поверхности, так и на глубине минерализации. Подобных методик существовало множество. Но ни одна из них не дотягивала до уровня практического применения из-за крайне высокого уровня погрешности при замере сверхмалых концентраций.

Поначалу все складывалось как нельзя лучше. Аттестационная комиссия приняла идею, после чего был изготовлен опытный экземпляр. Устройство прошло испытания. Аксютин применил в приборе принцип лазерного зондирования, но в отличие от предшественников добился настолько высокой степени разрешения регистраторов, что мог определять в образцах даже наличие отдельных атомов.

Еще прошлой весной на первом этапе испытаний кто-то из сотрудников ИНПРИГа в шутку обозвал измерительный комплекс Аксютина «инприганом» (в смысле «интриган»). Название прилипло. И с тех пор, несмотря на его протесты, анализатор по-иному не называли. К тому же не все понимали принцип действия измерителя. Дело в том, что при определенных обстоятельствах атомы, помещенные в магнитное поле, резонируют на определенной частоте, которая зависит не только от свойств самого атома, но и от того какими атомами он окружен. Интерпретируя данные, можно понять, из каких атомов состоят молекулы, рассчитать, каким способом они соединены, определить расстояние между атомами в молекуле, а вслед за тем представить ее стереометрическую структуру, причем в любой естественной форме: твердой, жидкой, газообразной. Прибор, по сути, микрокомпьютер с особо разработанной программой, не только определял концентрации элементов в грунте, воде, растениях, животных, атмосфере, но и мог выдавать прогноз. Это свойство «инпригана» граничило с чудом. А значит, от методики Аксютина, как и от некоторых не доказанных наукой явлений вроде биолокации, телекинеза или предсказательства судьбы, попахивало шарлатанством. Особенности программного обеспечения комплекса он держал в тайне. Даже ассистентов не допускал к управлению. Тем самым он как бы усиливал действие несуществующих чар, отдалялся от коллег, возвышался над ними, что не совсем нравилось экспертам из КБ Академии наук.

После первой серии испытаний последовала вторая. За ней третья. Аксютин набирал очки. Вырисовывалась тема докторской диссертации. Прибором заинтересовались в Центре космических исследований. Его попросили подготовить программу геохимической съемки из космоса. Мнение членов Координационного совета было единодушным: включить методику Аксютина в состав космической программы и при первой же возможности разместить его устройство на борту орбитальной станции.

Тогда-то после долгого перерыва он и встретил Тернева. Они учились на параллельных потоках и одно время дружили. После учебы изредка встречались. А потом Тернев куда-то исчез и восемь лет не подавал о себе известий. Как он оказался в комиссии ССК — одному богу известно. Но с его слов выяснилось, что все эти годы он работал в составе спецподразделения, проводившего реализацию сверхсекретных проектов глобального масштаба. Деталей Тернев не разглашал, но как выяснилось, именно он рекомендовал руководству реализацию разработок Аксютина.

От таких перспектив дух захватывало. А как иначе? Замыслы Аксютина уже не ограничивались съемками локальных территорий и даже масштабами Земли. В расчеты включались Луна, Венера, Марс. Возможность открывать месторождения с орбиты — о чем втайне мечтают все специалисты мира — готова была воплотиться в реальность. Аксютиным заинтересовались всерьез. Сверху, несмотря на кажущуюся метафизичность его метода, поступило указание усовершенствовать опытный экземпляр и разработать стационарный вариант масс-спектрометра с целью вынесения его в космос. Аксютин с воодушевлением взялся за работу и уже через полгода не только довел дальность фиксации спектров исследуемого материала до двухсот километров, но и научился дистанционно выделять в элементах изотопы, чем окончательно, сам того не желая, засекретил и себя, и результаты своей работы. В связи с этим в ИНПРИГе на его лицевой счет была оформлена творческая командировка на неопределенный срок. «Инприган» и связанную с ним документацию вывезли в одну из загородных резиденций ССК, куда переселили и его. Поскольку семьи и родственников у Аксютина не было, переезд не вызвал вопросов. Фактически он исчез для окружающих, как и Тернев восемь лет назад. Теперь они работали в паре, благо что оба прекрасно разбирались в тонкостях решаемой проблемы. Тернев оставил свои засекреченные дела и тоже сутками не вылезал из лаборатории. Но поскольку он был рангом выше, то оставлял за собой право направлять ход изысканий. Аксютин часто возражал, но в итоге подчинялся, понимая, что большая часть ответственности все-таки лежит на плечах коллеги. Так, незаметно для себя и сам того не подозревая, Аксютин вошел в состав подразделения, о тайных разработках которого когда-то ему поведал Тернев.

Заключительную серию испытаний провели два месяца назад в пределах одной из рудных провинций северного Урала. Для этого изготовили еще две усовершенствованные копии «инпригана»: портативную и стационарную. Все три прецизионных аппарата показали себя с наилучшей стороны. С помощью первого Аксютин и Тернев провели исследования в одной из труднодоступных частей центрального хребта. «Инприган» фиксировал аномалии на расстоянии до ста метров. Очень удобно, особенно в тех местах, когда изыскания проводятся на вертикальных обрывах. Его собрат, установленный на самолете аэрогеодезической службы, за полтора часа составил и передал с пятикилометровой высоты карту элементного рассеяния на площади около тысячи квадратных километров, причем не только подтвердил наличие известных рудных выходов, но и дал прогноз на скрытое под чехлом наносов оруденение. В третьем случае, «инприган», а по сути уже лидар [4], был выведен на орбиту. Результаты превзошли ожидания. По анализу состава аэрозолей он подтвердил все то, что дала за последние двадцать лет невероятно трудоемкая и дорогостоящая методика наземного сетевого поиска.

Аксютин готов был праздновать победу. Подготовил статью. Оформил заявку в патентбюро. Но тут случилось что-то из ряда вон выходящее. При стыковке очередного транспорта с космической станцией произошла разгерметизация экспериментального модуля. Прибор вышел из строя. Результаты наблюдений девизуализировались. Программа рассыпалась. Но дальше последовал еще более сокрушительный удар: при проверке аэрогеохимических данных повторно зафрахтованный комиссией АН самолет вошел в зону начального формирования облачной конденсации, вследствие чего результаты первичных замеров не подтвердились. В итоге, сославшись на необходимость проведения более серьезных испытаний, заявку Аксютина в Академии наук зарубили. Назревал скандал. Недруги и завистники потирали руки.

На разборе ситуации у директора ССК с перевесом в один голос победил профессор Афиногенов. Тернев тогда воздержался и за это Аксютин возненавидел его. При равенстве голосов еще можно было продолжить борьбу. И как знать, возможно чаша весов склонилась бы на его сторону. А так, пришлось выслушать массу замечаний, получить разнос, а главное, наступило разочарование во всем, что прежде пробуждало силы, вызывало творческий подъем и желание работать. Фактически ему дали от ворот поворот. Иными словами предложили вот так сразу без подготовки найти рудопроявление. Но не простое, а с запасами, представляющими промышленный интерес. Но где такое взять?.. Аксютин приуныл. По статистике открытие одного перспективного месторождения происходит раз в десять лет. При этом, как правило, задействуются серьезные силы: техника, оборудование, многочисленный персонал. Непосильная задача для одиночки. Тем более, в разгар лета он уже не мог принять участия ни в одной поисковой экспедиции. По всему выходило: год потерян. Стресс грозил перерасти в депрессию. Аксютин знал что это такое и больше всего боялся впасть в затяжной сплин…

6

В лаборатории — с началом весны она тоже стала для Тернева чуть ли не родным домом — царила тишина. На столах разбросаны инструменты, комплектующие блоки и прочий электронный хлам. Полумрак. Силовые линии обесточены. На полках пыль. В углу горка монтажного мусора. Согласно правилам, за порядком здесь следили. Но если в помещении до сих пор не прибрано, значит Аксютин после испытаний оставил здесь все как есть и заблокировал вход. По-другому быть не может. Ключи есть только у него и у Аксютина. Резервный комплект хранится в штабе ССК. Других вариантов проникновения сюда нет.

Тернев вздохнул и поднялся на мансарду.

— Чем занимаешься? — спросил он при виде уткнувшегося в экран монитора Аксютина.

— Сплю. Читаю, — не испытывая интереса к собеседнику, ответил Аксютин. — В перерывах смотрю в окно или развлекаюсь.

— Это как? — поинтересовался Тернев.

— Сейчас, например, изучаю методику прогноза землетрясений и активизации вулканов тихоокеанского пояса.

— Очень кстати, — попытался оживить разговор Тернев.

— Ничего из этой ерунды не выйдет, — не отрываясь от экрана, ответил Аксютин. — Сплошная галиматья. Интеллектуальный бред. Как в астрологии. Гарантий для наступления событий нет. А когда они случаются, под них тут же подводится аргументированная база.

— Кофе?! — предложил Тернев, не в меньшей мере понимая уровень идиотизма некоторых псевдонаучных установок.

— Может быть. Только займись этим сам. — Аксютин по-прежнему не смотрел ему в глаза. Злость в отношении партнера продолжала клокотать в его душе, но вида он старался не подавать.

Тернев занялся приготовлениями. Он знал, где что находится и как следует управляться в хозяйстве отшельника.

Через несколько минут напиток был готов.

Какое-то время они сидели друг против друга и молчали. Наконец, когда дальше молчать стало невозможно, Тернев спросил:

— Ты веришь в программу СETI?

От неожиданности Аксютин чуть не выронил из рук чашку.

— Ты что, серьезно?

— Серьезней не бывает.

— Чушь несусветная, — отмахнулся Аксютин. — Полвека морочили людям головы. Всадили неизвестно во что сорок миллиардов, причем большую часть разворовали. А результат?.. Ты же знаешь, эту лавочку прикрыли.

— По-твоему, пользы от этого направления нет?

— А что оно дало? — взгляд Аксютина по-прежнему ничего не выражал. — Растиражировали глюк о наборе летающих тарелок. Сигналы из космоса придумали, зеленых человечков…

— Не путай. Тарелки, человечки и прочая ерунда — это действительно проделки мистификаторов. — Конец фразы дался Терневу с особым трудом. В смысл произносимых слов он старался не вдумываться. К таким «проделкам» он в определенной мере и сам имел отношение.

— Тем более нет смысла развивать эту тему, — ответил Аксютин. — Постулаты детерминизма несокрушимы. В этом мире нет, и никогда не было внеземных цивилизаций.

— Хочешь анекдот из разряда полу-идиотских? — Тернев почувствовал спазм в желудке. Горечь от осознания разлуки с Лизой, изжога и похмельный синдром в очередной раз напомнили о тленности плоти и бессмысленности мирских дел.

— Давай, — вяло отреагировал Аксютин. Он испытывал примерно такое же состояние, правда по другой причине.

— Встречаются два типа: уверенный в себе и сомневающийся.

— Вы верите в инопланетян? — спросил сомневающийся.

— Конечно, нет! — сказал как отрубил уверенный в себе. — А вы?

— Тоже нет, — вздохнул сомневающийся и растворился в пятом измерении.

— Очень смешно, — фыркнул Аксютин, с трудом сдерживая желание послать Тернева подальше. — Что еще?..

Тернев не знал как растопить лед в душе Аксютина, поэтому попытался сделать еще один обходной маневр.

— Среди множества вопросов, на которые нет ответа, есть один, ради чего я сегодня здесь, — сказал он как можно более безразличным голосом. — Материя. Что на твой взгляд это такое?

— Издеваешься? — поморщился Аксютин.

— И все-таки?

— В отвлеченном смысле материя, это матрешка, — сказал Аксютин первое, что пришло в голову. — Элементарное, вложенное в еще более элементарное, где на каждом уровне действуют свои законы. Доволен? — Он с издевкой посмотрел на Тернева, полагая что убил его более чем элементарной формулировкой.

Тернев как-то странно хмыкнул, раскинул на столе пачку набранных крупным шрифтом листов и уставился на них, перебирая. Потом выхватил один и протянул его Аксютину.

— Что скажешь?

Лист как лист. Судя по всему, заключительная часть какого-то отчета или рапорта. Предпоследний абзац обведен красным. Аксютин сконцентрировался на нем:

«СИТУАЦИЯ ОТРАЖАЕТ КРАЙНЮЮ СТЕПЕНЬ ПРИРОДНОЙ НЕОДНОЗНАЧНОСТИ. ЕСТЕСТВЕННЫХ АНАЛОГОВ, РАВНО КАК ФИЗИЧЕСКИХ И МАТЕМАТИЧЕСКИХ МОДЕЛЕЙ НАБЛЮДАЕМОМУ ЯВЛЕНИЮ НЕТ…»

Ниже следовали стандартное резюме и блок неукоснительных, но в данном случае неизвестно к чему применимых предписаний. Документ скрепляли печать генерального штаба и подпись министра обороны.

— Что это? — выставился на бумагу Аксютин.

Тернев ответил не сразу. Какое-то время, думая о своем, он перемешивал в чашке кофейную гущу. Потом выпил остатки тягучей вперемешку с осадком жидкости, пожевал губами и медленно с расстановкой сказал:

— Здесь заложены основы перспективы, от которой ты вряд ли откажешься.

— Не понял. — Аксютин поднял глаза.

Тернев решил прекратить игру в неопределенность и перешел к делу:

— Обстоятельства сложились так, что не исключена возможность проверки твоего «инпригана» в новых условиях.

— Понятно. — Аксютин не смог скрыть разочарования. Если до этого у него еще теплилась надежда вернуться к любимой теме, то теперь она окончательно угасла. «Готовится какая-то авантюра», — подумал он. Иными словами, на подходе очередной соискатель степени, который в условиях экспериментального режима готов вогнать ССК в состояние всех возможных степеней ступора. Да, это так. Но он-то здесь причем?..

— Проснись, — вернул его в реальность Тернев. — Я предлагаю выход.

— Какой выход? — возвращая лист, спросил Аксютин. Он все еще не мог взять в толк, о чем идет речь.

— Мне поручено принять участие в расследовании этого дела.

— Какого дела? — Аксютин скривился как от приступа зубной боли.

— Более того я хочу, чтобы ты отправился со мной, — не обращая внимания на кислый вид Аксютина, продолжил Тернев.

— Куда? — у Аксютина округлились глаза.

— На Камчатку. Тем более в те места, где мы с тобой когда-то проходили практику.

— Шутишь? — у Аксютина перехватило дыхание.

— Какие к черту шутки, если у меня на руках предписание Нагорного.

— Не может быть, — прошептал Аксютин, даже не подозревая, что он далеко не первый, кто уже обозначил для себя подобного рода мысль.

— Может, — отрубил Тербев. — Не валяй дурака. Собирайся. Ты включен в актив. Надо было видеть, сколько потребовалось сил, чтобы уговорить генерала!

— Лучше бы ты тогда отдал за меня голос, — напомнил о недавних испытаниях Аксютин.

— Хватит об этом. — Тернев стал терять терпение. — Тогда сложилась непростая ситуация. Учитывая твои отношения с Афиногеновым и число врагов, тебя просто втоптали бы в грязь. Окончательно и бесповоротно.

— Поясни хотя бы цель поездки, — промямлил Аксютин, все еще не исключая, что Тернев — известный мастер по розыгрышам — не инсценирует перед ним спектакль.

— В двух словах не объяснить, — ответил тот.

— Это как? — нашел в себе силы поинтересоваться Аксютин.

— Никак! — Тернев решил окончательно обозначить свои намерения. — Ты должен довериться. С материалами ознакомишься в дороге. Откажешься — обойдусь. Но тогда точно — поддержки не жди.

— Чудеса! — выдохнул Аксютин.

— Никаких чудес, — Тернев с трудом подавил приступ изжоги. Последствия минувшего вечера до сих пор давали о себе знать. «Уволят, — с тоской подумал он. — Если не разберусь — точно уволят…»

Действуя скорей по инерции и подчиняясь необъяснимому воздействию Тернева, Аксютин бросился собирать снаряжение.

На какое-то время разговор прервался. Каждый думал о своем.

— Кто еще участвует в программе? — спросил Аксютин, после того как убедился в надежности крепления демпфера на «инпригане».

— Неплицев.

— Вот как?! — в очередной раз удивился Аксютин. — Почему именно он?

— Неплицев — космолог. К тому же неплохой практик.

— Это мне известно, — хмыкнул Аксютин. — Но причем тут космология?

— А-а, — Тернев продемонстрировал выразительный, но лишь одному ему понятный жест. — Думаешь, я знаю?

— Он сам предложил себя? — Аксютин все еще не понимал отведенную ему в этой сверхстранной истории роль.

— О чем ты говоришь? Его назначил Нагорный. И, надо отметить, Неплицев первым поддержал твою кандидатуру.

— Спасибо, — буркнул Аксютин, довольно смутно представляя, чем он мог заинтересовать именитого ученого. — Мы отправляемся вместе?

— Нет. Он задержится на сутки. У него дела в секретариате.

— Кто стоит во главе всего этого?

— Делами заправляют военные. Мы на вторых ролях: проводим измерения и оказываем консультационные услуги.

— Интересно, — скривился Аксютин. — Какой из меня консультант, если я даже не знаю, во что ты меня втягиваешь.

— Консультировать буду я, — отрезал Тернев. — Твоя задача — обеспечить работу прибора.

— Чертовщина какая-то, — выдохнул Аксютин, с усилием застегивая вместительную сумку. — Еду на край света и даже не знаю зачем.

Тернев усмехнулся и, по-прежнему не вдаваясь в объяснения, сказал:

— Если можешь, уложи ковер нетерпения в сундук ожидания. Кажется, так говорят на востоке. Скоро все узнаешь. И еще посмотрим, как потом запоешь.

— Ладно, — не стал допытываться Аксютин. — Раз так вышло — деваться некуда. Помоги с вещами…

Согласование действий с Нагорным не заняло много времени. Вскоре ведомственная машина, лавируя в автомобильном потоке, мчалась в сторону аэропорта.

7

В Хабаровске рейс задержали на три часа. Камчатку накрыл циклон. Несмотря на предрассветный час, в здании аэровокзала толпился народ. Примерно через каждые десять минут через селектор приятным голосом объявляли о прибытии и отправлении самолетов.

Верный правилу не привлекать внимание, Тернев предложил скоротать время в баре. Устроившись под сенью развесистого, скрывающего от глаз куста лимонника, они продолжили обсуждение совершенно невероятной с позиций здравого смысла ситуации.

То, что рассказал до этого Тернев, показалось Аксютину верхом неправдоподобия.

Неделю назад в окрестности ракетной базы на океанском побережье полуострова был замечен объект-ксеноморф. В первом приближении образование напоминало объемную кляксу с расходящимися отростками-лучами. Один из отростков проникал в грунт, создавая видимость укоренившегося дерева. Первыми его обнаружили вертолетчики. Но поскольку высадиться на заросший стлаником склон сопки не удалось, к объекту был отправлен вездеход. Желание ознакомиться с объектом вплотную едва не закончилось для экипажа трагедией. При попытке контакта с ним у вездехода лопнули гусеницы, разлетелись катки, а передняя часть корпуса оказалась начисто срезанной. Сперва никто ничего не понял. Потом сообразили: машина наткнулась на какую-то невидимую преграду; иными словами — пересекла границу силового поля. Но как оказалось, причиной прервавшей движение вездехода не были ни физическое препятствие, ни силовое воздействие. При этом ИФ-датчики показали: объект размещается внутри компактной зоны раздела, контуры которого в первом приближении повторяют его очертания. Но из всех мало-мальски приемлемых объяснений подходило только одно: ксеноморф представляет собой неизвестный науке преобразователь материи. И все что оказывается в зоне деструкции либо извергается из нее в виде струй ионизированного газа, либо оседает у основания ствола объекта в виде аргиллитового осадка. Экипажу просто повезло. Если бы скорость движения машины или инерция ее хода была большей, от людей и следа бы не осталось.

— И все-таки я думаю: ксеноморф — это результат действий либо самих ракетчиков, либо ядерщиков-экспериментаторов, — подвел итог своим размышлениям Аксютин.

— Откуда такая уверенность? — спросил отвлеченный пространными мыслями Тернев. Аксютин попытался изложить сформировавшуюся точку зрения:

— Ты не хуже меня знаешь, какие порой сюрпризы приносят испытания. Хотя бы такой пример. Помню отчет комиссии по одному подземному взрыву. Камеру прикрывала двадцатитонная железо-никелевая плита. Впоследствии ее не нашли. Наблюдатели лишь зафиксировали некий уносившийся в небо объект. Потом в сотне километров от полигона нашли спекшийся кусок металла, который приняли за метеорит. Кажется, кто-то на этом даже диссертацию защитил. Может, и здесь так? Где-то что-то взорвали. Что-то улетело. А потом вернулось в таком вот виде. Надо проверить, не было ли в то время испытаний?

— Думаешь, ты один такой умный? — хмыкнул Тернев, с тайной завистью наблюдая за группой веселящихся в центре зала мужчин, судя виду завершивших вахту старателей. — Проверили, еще у Нагорного. Не было тогда испытаний. Понимаешь, не было.

— Хорошо, есть другая версия, — продолжил развитие темы Аксютин. — Во время учений ракеты запускаются откуда угодно, после чего отслеживаются и сбиваются где угодно, в том числе и над Камчаткой. Когда-то в маршруте я нашел фрагмент такого посыла. Ты тогда кормил комарье на границе рамки. То, что мы с коллектором увидели, походило на кусок ракеты примерно так же, как консервная банка на пылесос. Радиометр зашкаливал. И это при том, что большая часть обнаруженного фрагмента скрывалась в песчаном намыве от весеннего паводка. Я отметил это место, а вечером по связи сообщил об аномалии в Управление.

— Как же, помню, — оживился Тернев. — Прилетел вертолет. Начальника партии, можно сказать, умыкнули. Потом пришло указание свернуть поиск.

— Да, так и было, — кивнул Аксютин. — Но ты много чего не знаешь. Там, на краю планшета, у вас хотя бы оставалась свобода действий. А те, кто был на базе, оказались чуть ли не под арестом. Мы неделю маялись, не зная куда себя деть. Что тогда случилось? В чем произошел сбой? Никто не знал. Это уже потом выяснилось, что к чему. Управление без согласования с военным ведомством развернуло съемку на территории экспериментального полигона. Место идеальное. Площадь огромная. Не заселена. Там, я уверен, до сих пор остались места, где в полном смысле нога человека не ступала. Мишени, в том числе и ядерные, сбивались в космосе. Но не над океаном, а так чтобы была возможность исследовать остатки. На одного из таких «возвращенцев» я тогда и напоролся.

— Ну и что? — оживление Тернева сменилось скепсисом. — Между тем и этим никакого сравнения.

— Почему?

— Если бы что-то подобное случилось раньше, СБ была бы извещена одной из первых. Кстати, твой фрагмент впоследствии так и не нашли.

— И все-таки, может какое-то подразделение не раскрывая себя ведет особые разработки? — не реагируя на последнюю фразу собеседника, предположил Аксютин.

Тернев рассмеялся:

— Ты хочешь сказать, кто-то инициировал процесс невероятной сложности и об этом не знает ни руководство, ни генштаб, ни министерство обороны?

— А что еще остается думать? — вырвалось у Аксютина. — Да, пожалуй, я говорю не то. Но другого сказать не могу. Может, у тебя есть что добавить?

Тернев задумался. Надо отметить, насыщенная экстримом жизнь в какой то мере пресытила его сознание. Где он только в последние годы не был, чем только не занимался, чего не повидал.

Первые его шаги в ССК ознаменовались участием в программе «Антициклон». Тогда в средних широтах атлантики был поставлен грандиозный эксперимент. По расчетам метеорологов мощность океанских циклонов составляет от килотонн до десятков мегатонн. Для борьбы с ними решили применить ветрогенераторы. Идея достаточно проста и для дилетантов, которые проживают на макушках континентов, она представлялась на уровне смехотворчества. Флотилия кораблей окружает зарождающуюся аномалию. Ветер вырабатывает ток. Включаются противодействующие напору ветра моторы. Казалось бы, действие должно усиливать противодействие. Но не вышло. Верней получилось, но наоборот. Вырабатываемая особо сильным циклоном энергия сконцентрировалась в еще большей силы ураган, который потопил большую часть кораблей-ветрогонов, после чего обрушился на побережье с катастрофическими для обширного региона последствиями. Понимая, что лишь чудом остался жив, Тернев умылся холодным потом и впоследствии старался о тех событиях не вспоминать.

Потом в составе экспертной комиссии его перебросили на один из островов африканского шельфа. Там вспыхнула эпидемия малярии, сонной болезни и «наганы». Тогда инсектологи тоже ничего более умного не придумав, организовали диверсию огненных муравьев crazy titto для борьбы с мухой це-це и малярийным комаром. Сначала события развивались как нельзя лучше. Муравьи размножались и охотно поедали личинки носителей инфекции. Но вскоре ситуация изменилась. Покончив с источником заразы, эти крохотные твари набросились на электронику. Они пожирали все: измерительную аппаратуру, телефонные и РЛ-станции, насосы на водонапорных и очистительных сооружениях, компьютеры и другую бытовую технику. Кроме того они лакомились другими насекомыми, поедали птенцов, выпивали соки из растений. После того как полчища движущихся хаотической ордой муравьев расправились с морскими терминалами и аэропортом, они двинулись вглубь острова, где размещался военно-космический центр. Тут-то и потребовалось вмешательство международных спецслужб. Яды, официально разрешенные к применению, на «крезититто» не действовали. Что оставалось? Эксперты долго совещались. Потом по предложению Юджина Вайтайзера решились на крайнее средство: население эвакуировать, а остров подвергнуть «джи-фумигации», то есть уничтожить всю живность, исключая растительность.

В следующий раз (тогда Тернев еще работал под супервизией [5]) его отправили на Шпицберген. Там в одной из скважин гляциологи обнаружили замороженный, но по мнению микробиологов потенциально опасный вирус. В принципе, находка не отличалась новизной. В колонках льда из ледников арктики уже выявили не один десяток штаммов. Возраст проб достигал сотен тысяч лет. Микробы были способны вызывать болезни у растений. Но вопрос о том, представляют ли они опасность для человека, оставался открытым. Естественно, такого рода сообщение требовало проверки. Поездка затянулась на два месяца. В другое время он взвыл бы от тоски. Метели. Холод. Лысые пейзажи. Но случилось чудо. С очередным транспортом прибыла группа студентов-практикантов. В их числе была Лиза…

Командировки следовали одна за другой. Ракетные поезда. Испытание вакуумных бомб и средств спецназначения. Участие в экспериментах с применением ферментов, сжигающих в биологических структурах жиры. Один только откол супермассива во льдах Антарктиды чего стоил. А он по размерам превышал Сицилию…

Был еще один, совершенно идиотский проект. Предполагалось поместить отработанное топливо атомных станций в капсулы. Пробурить скважину. Опустить в нее контейнеры с радиоактивными материалами. По расчетам, накопившаяся масса должна была саморазогреться, расплавить окружающие породы и погрузиться на глубину. Таким образом можно было очистить Землю от радиоактивной грязи. Но в последний момент одумались. На глубине могло так рвануть… Не помогли бы никакие замедлители нейтронов.

Несмотря на то, что семейная жизнь не складывалась, он не мог оторвать себя от работы. Дальше — больше. Исследование последствий землетрясений и аквонадов [6]. Испытание геопроцессора в Индийском океане, вызвавшее стихийную активизацию субмантийного вулкано-плутонического шва. Участие в проекте «Кропциклы», суть которого сводилась к микроволновому облучению с высоты экспериментальных участков поверхности. Подыгрывая уфологам, путем микроволновой термообработки стеблей растений на полях, лугах, в саваннах, джунглях и в местах развития ледников, создавались сложные геометрические фигуры, происхождение которых конечно же связывалось с инопланетянами.

Чего только не было. Но главное — это участие в так называемых «черных проектах»: создание голографических миражей, виртуальных образов целей. Эти тайные разработки в конце концов привели к созданию группы «Ми».

Все началось с истории. Первые НЛО — нашпигованные шпионской аппаратурой аэростаты — запускались в атмосферу, где маневрируя воздушными потоками, направлялись в ту или иную сторону. Они были особо засекречены. Поэтому при возвращении на землю сразу же окружались войсками. Как в отечественной, так и в зарубежной прессе все это раздули. Так появились инопланетяне. Спецслужбы не возражали. Пусть болтают о чем угодно, лишь бы не знали правду. Тогда Тернев еще лежал в пеленках и только пытался произносить свои первые «агу-агу». Со временем тема обрела размах. По ту и эту сторону океана развелось несметное число ловкачей и проходимцев. Оказывается, «контактеров» исследовали, похищали, разбирали на части, сожительствовали с ними и даже зачинали детей. Как здесь, так и там власть официально не занималась исследованием наблюдений за пришельцами, хотя Тернев мог бы под присягой засвидетельствовать, что интерес к этому вопросу не угасал. Между учеными и правительственным кабинетом разгорелась дискуссия. Казалось бы, доклад профессора Неплицева на симпозиуме по НЛО (его прибытие ожидалось с часу на час) расставило все акценты: опыт изучения НЛО и так называемых гуманоидов не принес научных знаний, никогда эти псевдосущности не оказывали физического воздействия на людей, поэтому дальнейшее изучение этого вопроса лишено смысла. Тем не менее полемика вокруг доклада продолжалась. Тогда в интересах нацбезопасности проект изучения НЛО закрыли, а банк данных еще больше засекретили. Вот тогда-то и появилась группа «Ми», которой суждено было стать промежуточным звеном между правительством, армией, спецслужбами и уфологами, которые, несмотря на критику, продолжали собирать и накапливать информацию из области непознанного. При этом каждая сторона преследовала свои интересы. Президент и кабинет министров были заинтересованы в том, чтобы народ меньше думал и сам занимал себя аполитической «фсякой фсячиной». Военные, получив то, чего хотели, изменили свою позицию и уже любой ценой пытались не допустить утечки относящейся к теме информации. Дело в том, что к тому времени для ведения тактических игр появились разработки, позволяющие в объемном варианте имитировать мишени любой формы и размеров. Например, настоящий и следующий с ним параллельным курсом самолет или корабль далеко не всегда различались не то что визуально, но и на экранах используемых в гражданской навигации радаров. Естественно, цели поражались таким же виртуальным образом, но не на компьютерном экране как раньше, а как бы по-настоящему, вживую. И как ни старались штабные стратеги проводить свои игры в закрытом режиме, нередко тому появлялись свидетели. Они действительно были очевидцами. Вот только очевидцами чего?.. Уфологи, не зная истинного положения дел (а может и зная, но используя ситуацию в своих интересах), взяли такого рода свидетельства на щит, навели статистику, после чего заявили: не могут же тысячи, а то и десятки тысяч человек вот так взять и ни с того, ни с сего свихнуться. Значит, в этом что-то есть. Что? Конечно пришельцы. Что же касается спецслужб, то там сначала присматривались, пытаясь найти свою выгоду. Потом включились в игру. Так появилась группа «Ми». А дальше пошло-поехало. Тарелки, шары, следы… Теперь случаи проявления так называемой природной анормальности исчислялись миллионами. Фантазия филистеров усиливала эффект. Заморские коллеги тоже не отставали и своему обывателю тоже скучать не давали. Так продолжалось не один десяток лет. И вот… Явление во плоти того, чего не может быть, сам факт существования чего отвергается не только своей личной диалектической сущностью, но и установками ССК…

8

Петропавловск встретил экспертов дождем и порывистым ветром. Переход к подготовленному местным отделом ПВО вертолету занял не более десяти минут.

Курс пролегал в направлении хребта Чумрак, протянувшегося по диагонали в северной части побережья.

Через два часа миновали Усть-Камчатск. Слева на горизонте обозначились вулканы Ключевской группы. Справа курился еще не оправившийся от недавнего извержения Шевелуч. Где-то там, за дальними ответвлениями хребта, скрывались истоки реки Приозерной — конечный пункт назначения.

Припав к иллюминаторам, гости пристально всматривались в резко очерченные пейзажи. Стремительные водотоки, глубокие каньоны, многокилометровые шарьяжи [7], вывернутые на поверхность недра — редко где еще встретишь картины, демонстрирующие в столь откровенной форме затаенную мощь земных процессов. Здесь, в полосе крайней поляризации климатических зон (от тундры почти до субтропиков), даже растительность произрастала по-особому. В поймах рек нередко встречались ольховые рощи с гладкими высотой с пятиэтажный дом стволами, сгруппированными настолько тесно, что даже человеку средней комплекции невозможно было продраться сквозь увенчанный сросшимися зонтообразными кронами частокол. А чего стоили непролазные чащи и буреломы в лесах из каменной березы и спутавшиеся в несколько ярусов заросли хвойного и лиственного стланика? Или ручьи между гляциальными озерами, течение воды в которых день изо дня меняло направление? Не имели равных и некоторые виды эндемических трав, вымахивающих за короткое лето до трех и более метров…

Армейское подразделение «Зефир -18» размещалось в континентальной части хребта. Замаскированные постройки скрывались в складках рельефа и с высоты не распознавались. Дорог тоже не было. О том, что здесь находятся или когда-то находились люди, свидетельствовали только следы гусеничных траков и крошечная метеостанция с флажками по углам вертолетной площадки.

Командир «Зефира» подполковник Стержин пребывал далеко не в лучшем расположении духа. События последних дней измотали его. «Зефир» являлся частью полигонального ядерного стенда, поэтому не удивительно, что появление неведомо откуда взявшегося новообразования вызвало переполох на самом верху. База уже была оцеплена внутренними войсками, а из космоса за ситуацией следил подвешенный на стационарную орбиту спутник.

Пока, кроме инцидента с вездеходом, внештатных ситуаций не возникало. Ксеноморф вел себя тихо, но по-прежнему никаким видам физического воздействия не поддавался.

Стержин с нетерпением ожидал консультантов, и как только они прибыли, дал команду собрать в штабе всех, кто имел отношение к делу. Набралось около двух десятков человек.

Оперативная информация была скупа и отрывочна. Как в траве, так и на грунте следы движения объекта отсутствовали. По всему выходило, что он или свалился с неба, или вырос из земли, причем ни один прибор системы ПРО и наземного контроля не зафиксировал его появление. ННО возник вдруг и сразу, будто из ничего. Из чего он слагался, тоже оставалось неясным. Известным было лишь то, что поверхность ксеноморфа гладкая блестящая, а сам он вроде как сложен из металлоподобного вещества серого цвета с красноватой побежалостью. Он не издавал звуков, не излучал ни в одном из известных диапазонах (включая радиацию), а только поглощал все виды волн, кроме видимого света, что и делало его непрозрачным. Его, вернее то, что служило защитой, можно было осязать, но не более. При попытках более тесного контакта, например при сильном ударе молотком, включался механизм дезинтеграции.

— А как вы пробовали определять состав объекта? — поинтересовался Тернев после того как выслушал всех, кто хотел что-то сказать.

— Применялись разные методики, — ответил начальник аналитического отдела Курга. — Использовали спектральный, радиометрический, рентгеноструктурный анализы. Безрезультатно. Потом задействовали лазер. Первые уколы достигли поверхности. Правда, качество спектрограмм оказалось неудовлетворительным. Вернее получилась какая-то белиберда. Потом защита усилилась и лазер перестал его доставать.

— Я могу взглянуть на спектрограммы?

— Нет. Информацию отправили в минобороны. Если вам не сообщили, значит ей не придали значения.

— Понятно, — Тернев почесал затылок. — В принципе, ничего нового. И по-прежнему, никакой определенности. — Он повернулся к полковнику. — Раз такое дело — будем разбираться.

— Транспорт подготовлен, маршрут известен, — не стал тратить лишних слов Стержин. — Определяйте состав группы сопровождения.

— Достаточно двух человек из обслуги и пары аналитиков с аппаратурой, — чуть подумав, ответил Тернев. Да, и позаботьтесь о старлайтовой защите* (*Старлайт — особо прочный пластик. Выдерживает температуру до 1000 градусов. Используется для защиты танков, кораблей, космических аппаратов, ракет).

— Через час техника и персонал будут готовы, — вместо командира ответил Курга, после чего поднялся и обратился к Стержину: — Разрешите идти?!

— Идите. — Полковник тоже встал, тем самым давая понять, что обсуждение окончено.

Время перевалило за полдень. Погода налаживалась. Редкие кучевые облака почти не заслоняли солнца.

Аксютин вышел последним и, с удовольствием вдыхая насыщенный запахами листвы и нагретого камня воздух, наконец-то получил возможность осмотреться. База или по крайней мере ее наземная часть размещалась на высокой речной террасе. Кругом тополевый лес, в котором под маскировкой скрывались около десятка бревенчатых строений и примерно столько же квадратных армейских палаток. Основное хозяйство располагалось под землей, но разобраться с тем, что и где размещалось, можно было только с помощью плана. Со слов Тернева где-то здесь спрятано пять межконтинентальных ракет РС-20Б «Воевода» (американцы еще называют их SS-18 или «Сатана»), но где расположены шахты он естественно не знал. Вопрос о ликвидации МБР уже второй год находился в стадии рассмотрения, но поскольку было неизвестно когда переговорный процесс завершится, то такие понятия как бдительность и скрытность действий по-прежнему оставались для ракетчиков основными заповедями.

Узкая тропинка привела его на берег реки. Молодцы! Видно с дисциплиной здесь строго. Нигде никаких следов человека. Только тишина, которую прерывают лишь звон скопившегося над головой комариного роя, шум бьющейся на отдаленном перекате воды и всплески, производимые торопящейся на нерест кетой.

Его раздумья прервал незаметно подошедший Тернев.

— Пора собираться, — покусывая травинку, сказал он. — Вот-вот должны подать технику. Хорошо, что объект рядом. Пять километров не расстояние. Хорошо и то, что здесь поздно темнеет. Конечно, лучше бы начать с утра, но думаю времени на осмотр хватит.

— Интересно все-таки, почему их до сих пор не засекли? — продолжая думать о своем, спросил Аксютин. — Живем в такое время… Высокие технологии и все такое прочее… — он хмыкнул и подозрительно уставился в небо.

— Не бери в голову. — Тернев хлопнул его по плечу. — С этим проблем быть не должно. О том, что здесь сбивали цели, запускаемые даже с берегов Балтики, ты знаешь. А значит, и не только ты. Потом полигон перенесли. Что осталось? Фон. Да, небольшой, но достаточный, чтобы прикрыть не один такой «Зефир».

— И правда, — согласился Аксютин. Он же сам когда-то нашел радиоактивный фрагмент чего-то. И даже рассказал об этом Терневу.

«Надо же, — подумал он. — Как просто иногда объясняется то, что казалось бы невозможно объяснить».

По пути к месту сбора консультантов обогнал обшитый листами старлайта вездеход-трансформер. Эта мощная машина весом более тридцати тонн способна была действовать как на суше, так и на воде. При этом ее запас хода без дозаправки составлял восемьсот километров. Такими аппаратами снабжались только войска стратегического назначения, поэтому мало кто из простых смертных знал об их существовании.

9

Группа из семи человек, включая водителя, можно сказать с комфортом разместилась в просторном трансформере. Тернев и один из аналитиков майор Чезаров заняли места рядом с водителем. Остальные разместились сзади. Все были одеты в экзоскилатовую униформу [8], дополненную гермошлемами с гетерочастотными коммуникаторами и полиспектральной оптикой, перчатками с биоэлектрическими усилителями мышечных сокращений и ботинками с особой вакуумной подошвой, позволяющей ходить чуть ли не по вертикальным поверхностям. В общем, снаряжение соответствовало классу «прим» и давало возможность неограниченное время находиться в надкритических условиях. В комплект еще входил микроволновый генератор, отпугивающий все виды живности (прежде всего комаров, мошку, гнус), а недельный запас концентратов дополнялся так называемыми «вечными бутербродами» разного состава, которые не засыхают и не портятся три года.

Первая треть пути проходила по речной долине. Окружение опасности не представляло, поэтому против открытых иллюминаторов и люков никто не возражал.

Аксютин вылез на крышу и уселся на теплый пластик. Буквально все, от мелких, прижатых к земле кустарничков, до стройных чозений и высоченных зарослей лопухоподобного шеломайника, вызывало из памяти полузабытые образы, воссоздавало в душе настроение тех лет.

«Черт возьми, — подумал он, с отвращением вспоминая хандру последних дней. — Что бы я делал, если б не закадычный враг Тернев…»

Вездеход снизил скорость, свернул влево и стал взбираться на увалистый склон. Глазам открылись массивные, спорадически покрытые полукарликовой растительностью куполообразные вершины. Где-то там, на пути к одной из них, находилось то, что уже одним своим появлением вызвало переполох, привело в движение огромную военную машину, то, чему, как ни пытались, но так и не смогли подобрать определения.

Обстановка как и прежде беспокойства не вызывала. Тем не менее, примерно за километр до цели, Чезаров, а он исполнял обязанности старшего, дал команду загерметизироваться. Ориентиры были выражены достаточно ясно, поэтому карта, которую он держал на коленях, не понадобилась. В траве и мхах отчетливо просматривался след от вездехода, остатки которого находились рядом с изувечившим его деструктором.

Водитель, усатый прапорщик Скуденко, был немногословен и сосредоточен. Он не отрывал глаз от колеи и, хотя местность была открытой, вел машину с предельной осторожностью.

Издали ксеноморф выглядел вполне безобидно и напоминал скалу-останец, одиноко возвышавшуюся на опятнанном кустистым лишайником склоне.

Метрах в пятидесяти от того места, где состоялась первая попытка знакомства, остановились. Тернев, Аксютин и второй аналитик капитан Лотарь отправились на разведку. Остальные остались под защитой брони.

Объект полностью соответствовал фотографиям, с которыми Тернев ознакомился еще в управлении ССК у Нагорного. Сканирование в ИФ-части спектра подтвердило наличие невидимого в других диапазонах экрана, почти сливающегося с его очертаниями.

Убедившись в отсутствии на подходах к ННО препятствий и заслонов, Тернев снял шлем, перчатки и подал знак.

Скуденко приблизился, выбрал удобную площадку, но мотор глушить не стал. Из вездехода выбрались Чезаров и два сержанта-дозиметриста Скуляк и Ярский, которые тут же приступили к разгрузке и установке измерительной аппаратуры.

Тернев несколько раз обошел обрамленный полосатой лентой периметр и остановился у остова ГТТ [9], как бы вмороженного передней частью в основание монстроподобного чуда.

— Одно не пойму, как они умудрились так вляпаться? — спросил он у Чезарова, который, не переступая ограниченного полосатой лентой пространства, принялся тыкать штативом магнитометра в неровную, изрытую кавернами поверхность.

Вместо него ответил Ярский, который, следуя инструкции, уже окольцовывал «юто» (так окрестили то, чего не знали) датчиками измерительной сети.

— Мы хотели подтолкнуть его.

Тернев вспомнил, сержанты были участниками той злополучной вылазки.

— Зачем?

— Хотели посмотреть, что из этого получится.

«Да, здесь как и в системе пора менять состав» — подумал Тернев.

— Вот так штука! — прогудел у него над ухом Скуденко. — Сколько живу, а такого ще не бачив.

— Ты почему оставил машину? — выставился на него Чезаров.

— А що з ней зробыться? — Скуденко подкрутил усы. — Движок працюе. А якщо треба буде тикаты, то я перший буду на месте.

— Мне эта вещь напоминает дерево со сформировавшейся почти от земли кроной, — сказал Лотарь.

— А мне гриб-сморчок на ножке, — отреагировал вернувшийся к обследованию «юто» Чезаров. Его поверхность напоминает обнаженный мозг. Даже извилины на шляпке такие же. Только с отростками-лучами.

— Нет, это больше смахивает на смерч в миниатюре, — отметил Тернев, завершая изучение грунта у границы экрана. Действительно, то, что когда-то было частью трансмиссионного блока, обратилось в бесструктурную пыль.

Тем временем к обсуждению подключился Скуляк.

— Пять лет назад мой дед пережил клиническую смерть и передал мне, что видел нечто подобное.

— И что он говорил? — отряхивая с колен каменное крошево, спросил Тернев.

— Он не говорил. Он утратил способность говорить. С тех пор он рисует такие же кляксы, по две штуки в день.

— Не знаю кому как, а мне эта штука представляется дулей, большой палец которой упирается в землю, — выдал свое заключение Ярский. — Я как только в первый раз ее увидел, у меня ж… полезла на уши.

— Хлопцы, не спорьте, — пророкотал за спиной Тернева бас Скуденко. — Якщо ця штуковина щось и напоминае, то тильки завгара Щербу, який, в биса його мать, задрав обидви ноги, стоить на…

— Хватит, оборвал его Чезаров. — Разболтались. Делом занимайтесь.

Тернев подошел к Аксютину, который в двух шагах от ксеноморфа возился с «инприганом».

— Что скажешь?

— Мысли есть, но много непонятного, — разгибаясь, ответил тот, не упустив возможности отправить в рот пригоршню горьковатой жимолости.

— И все-таки?

— На первый взгляд похоже на метеорит. Болтаясь в космосе, он вполне мог принять такую форму. Кусок железа, источенный звездным ветром. Даже дырки есть.

— А почему он стоит как на острие иглы? Почему не падает?

— Мало ли что, — пожал плечами Аксютин. — Может, нижний отросток был длиннее других и гвоздем вонзился в грунт. А может «оно» поддерживается так электростатикой или магнетизмом. Не суетись. Сейчас узнаем.

— Нет, здесь что-то другое, — продолжал наливаться сомнением Тернев. — Пока вы тут глазели да зубоскалили, я обследовал его и увидел то, чего не видят другие. У этого тела нет ни границ, ни явно выраженных очертаний. При обходе, пусть даже незаметно для поверхностного взгляда, оно каждый раз выглядит по-другому. Значит, внутри его или на поверхности есть что-то такое, что вызывает изменения.

— Плазменное образование или наведенная интерференция? — спросил Аксютин, догадываясь куда клонит Тернев. — Псевдоматериализовавшаяся «тарелка»?

— Что-то вроде этого, — ответил Тернев, сожалея, что не может рассказать Аксютину о своем участии в особо секретных разработках ССК, когда, используя эффекты инфра-ультраволновой оптики, чудодеи из группы «Ми» вызывали появление разных видов НЛО, «летучих голландцев», спутников, ракет, комет, астероидов, следов на Луне, Марсе, имитировали инопланетные радиосигналы, о чем не догадывались ни научные круги, ни правительство.

— Вряд ли. Плазменное тело такого размера в атмосфере создать нельзя. Законы физики не позволяют. Имитация тоже не подходит. «Юто» не образ. Это материальная система.

— И что тогда? — на лице Тернева отразилась напряженная работа мысли.

— Ты главное не дергайся и не мешай, — ответил Аксютин и вернулся к настройке прибора.

Тем временем спор по поводу происхождения объекта продолжался.

— Метеорит.

— Кусок сбитой ракетами «эсэшки» [10].

— Телескопическая опора.

― Ретранслятор.

— Всплывший по разлому осколок ядра.

— Фрагмент синтезированной раздолбаями-физиками микрочерноды…

Через четверть часа сержанты завершили разбивку измерительных профилей.

Тернев согласовал с Чезаровым условия геофизического сканирования прилегающей к «юто» территории, после чего, не скрывая озабоченности, вернулся к Аксютину. Тот уже завершил юстировку и приступил к контрольным замерам.

— Как думаешь сформировать порядок действий?

— Сперва попробуем рентген-спектрометрию [11]. Потом перейдем в гамма-масс-режим [12]. Ну а лазерный зондаж оставим на закуску. Сравним, составим общую картину. Тогда решим, что дальше делать.

— Уверен, эта штука доставит немало хлопот, — все больше мрачнея, пробурчал Тернев. Такого, и даже отдаленно напоминающего то, что представилось здесь, в практике группы «Ми» еще не было.

Заведомо зная, что Чезаров со штативом и развлекающиеся метанием камней сержанты, не вызвали у оболочки «юто» агрессивной реакции, он коснулся пальцами отливающей жирным блеском поверхности или того, что эту поверхность покрывало. Рука налилась тяжестью и стала неметь. Он чуть усилил давление и почувствовал возросшее противодействие. Пальцы стало покалывать, как иногда бывает при сеансах электрофореза.

— Черт! — он отдернул руку. — Что же это такое?

Ответа не последовало. Аксютин, с головой погрузившись в работу, ни на что другое не реагировал. Команда Чезарова тоже занялась делом. Лишь метнулся в каменную щель суслик-евражка, да шарахнулась тщетно пытавшаяся устроиться на макушке ксеноморфа ворона…

10

Трансформер вернулся на базу только к полуночи. На подходе ночную тьму озарили прожекторы снижающегося вертолета. На «Зефир» прибыл Неплицев и с ним еще два военных специалиста.

Хмурые лица участников визита к ННО свидетельствовали о том, что результаты миссии оставляли желать лучшего.

Тернев ввел прибывших в курс дела, продемонстрировал фотографии и видеозаписи объекта, после чего передал слово Аксютину.

— «Юто» окружен практически непроницаемой оболочкой. Именно поэтому стандартная аппаратура оказалась бесполезной. Если что-то, хотя и непонятно что, удалось разузнать, то лишь с помощью «инпригана», с его способностью работать на уровне предельно малых концентраций.

— Что удалось выяснить? — Неплицев с первых минут настроился по-деловому и жаждал как можно больше узнать о таинственном объекте.

— Линии дебаеграмм [13] и фотографии спектра не соответствуют ни одному из известных веществ и элементов, хотя вне всяких сомнений принадлежат какой-то материальной субстанции.

— Это как? — казалось бы при всей готовности к чему-то необычному, удивился Неплицев.

— А вот так, — развел руками Аксютин. — Как хотите, так и понимайте.

— Ошибка измерений?! — сухое, украшенное академической бородкой лицо Неплицева еще больше обострилось.

— Нет. — Аксютину даже стало нехорошо от такого предположения. — Прибор исправен. Это подтверждают замеры на эталонах и стандартных препаратах.

— Значит, это виртуальная система, каким-то образом свернутая в силовой пакет, — с облегчением сказал Неплицев. Похоже, он стал терять интерес к обсуждаемой теме.

— Нет, — подключился к разговору Чезаров. — Такое определение не подходит. Гравиметрическая съемка показала, что объект обладает массой. — Он прокашлялся, после чего с усилием и, как бы не доверяя себе, продолжил: — Более того, масса «кляксы» достигает невероятных значений. Такого количества вещества в относительно небольшом объеме никогда ранее не наблюдалось. Мощнейшая гравитационная аномалия в том месте, где раньше аномалий не было и полное отсутствие на смежной с «юто» территории вызвавших ее причин.

— Вот как? — брови Неплицева поползли вверх. Теперь он выглядел озадаченным и даже не пытался это скрывать. — А что говорит наша уважаемая косморазведка? — обратился он к начальнику службы безопасности «Зефира».

— Съемка с орбиты изображает такое, во что невозможно поверить, — стараясь быть сдержанным, ответил тот. — Если бы я лично не удостоверился в существовании этого, как его окрестили «юто», то еще на прошлой неделе отправил бы руководству рапорт о безответственности контролирующего наш сектор отдела с его неспособностью освещать соответствующую истинному положению дел обстановку.

— Расскажите подробней, что показал ваш «инприган» — Неплицев снова переключил внимание на Аксютина.

— Как и следовало ожидать, наибольший эффект дала лазерная спектроскопия. Да и то лишь в первые минуты зондирования. Затем, как уже было раньше, защита объекта активизировалась и дело застопорилось. Поначалу результат расшифровки показался нам совершеннейшей чушью. Потом, покопавшись в информатеке, мы подобрали подходящие на первый взгляд аналоги. Дали запрос в минобороны и получили копии отправленных еще при первом контакте с «юто», но так и не получивших объяснения материалов. На этой основе построили заключение.

— В чем суть выводов?

— Прежде всего, схваченное спектрограммами излучение, рассказало о том, что при попытке сканирования поверхности «юто» — а вглубь так и не удалось пробиться — как простые, так и сложные слагающие его соединения, в силу неведомых причин стали распадаться на элементарные составляющие: атомы, ионы и атомные ядра. В существующей реальности такой процесс не имеет примера.

— Почему? — спросил один из прибывших ночным рейсом военспецов.

— В данном случае остаточные продукты делений предположительно относятся к материальным носителям, на Земле не встречающихся.

— Каким носителям?

— Ни один изотоп, образующийся при известных ядерных реакциях, не соответствует тому, что здесь образовалось.

— Например? — спросил уже не на шутку заинтересовавшийся открывшимися фактами Неплицев.

— Следы железа-60, гафний-182, плутоний-244, особо редкий, встречающийся только в разработках теоретиков изотоп алюминия, наконец, калифорний, который можно получить только искусственным путем.

— Это все? — Неплицев окончательно потерял официальный вид.

— Нет. — У Аксютина ухнуло сердце. Он знал: то, что далее скажет, не лезет ни в какие ворота, и об этом без тщательной всесторонней проверки ни в коем случае нельзя говорить. Если о его выводах, пусть даже изложенных в предположительной форме, станет известно Афиногенову, тот сотрет его в порошок, сожрет в один присест. Но он уже не мог остановиться. Его распирало от избытка чувств и все больше одолевавших душу сомнений. Да, пусть его сочтут шарлатаном, плутом от науки. Но надо выговориться. Узнать ответную реакцию.

— По нашим расчетам… — он посмотрел на Тернева, но встретив холодный взгляд, поправился, — …по моим расчетам в состав «юто», кроме перечисленных изотопов входят еще и такие, которые единственно с чем можно отождествить, так это со 110-м, 114-м и 118-м элементами.

— Вот как? — у Неплицева отвисла челюсть.

— Да. Другого объяснения подобрать не могу. Хотя при наличии объективных контрдоводов, настаивать не стану. Как известно, диагностика этих элементов крайне затруднена. За время исследований они были синтезированы в количестве всего нескольких атомов. И те через долю секунды распались.

— Но они должны быть радиоактивными. — Поведение Неплицева все больше отражало силу боровшихся в нем чувств. — А радиоактивность объекта, судя по вашим измерениям, близка к фоновой.

— То-то и оно, — согласился Аксютин. — Сам не пойму, как такое может быть. Кроме радиационных, вокруг «юто» не выявлено и электромагнитных аномалий. Возможно, причина кроется в специфике действия защиты?

— Кстати, что вы можете о ней сказать?

— Практически ничего. Могу лишь подтвердить тот факт, что ксеноморф окружен полевым последом неизвестной природы, который, ничего не излучая, поглощает практически все виды частиц и волн. И еще… — Аксютин понимал, что хуже быть уже не может. Тернев, как и два месяца назад при испытании прибора, неожиданно отмежевался от возможно неудобной для себя проблемы. Иными словами ушел в тень и опять оставил его один на один с настоящими и будущими оппонентами, которые, считай все без исключения, свирепо реагируют на малейшее проявление необычайности. Поэтому Аксютин, большей частью назло и как он решил навсегда уже бывшему коллеге, решил без утайки выложить то, что всего лишь несколько часов назад с его же помощью и наинтерпретировал. — …Если верить измерениям, то возраст этой структуры не меньше чем на три десятка порядков превышает возраст универсума.

— Это что же получается? — заволновался окончательно сбитый с толку Неплицев. Лицо его покраснело. На висках вздулись вены. — Выходит, мы имеем дело с каким-то образованием, принцип существования которого противоречит законам физики? — Он уже совсем не понимал, с каким явлением имеет дело. Как просто выглядела ситуация, пока этот выскочка из ССК не огласил информацию, способную не то что загнать в тупик, но и содрать штаны с любого теоретика. До этого космолог был уверен: объект — это останки сорвавшегося с орбиты космоаппарата, (в крайнем случае, не совсем обычный метеорит). Поэтому командировка на расстояние в треть земного шара при его опыте и знаниях представлялась не более чем увеселительной прогулкой. Но как выясняется, ситуация складывается по-другому. Теперь, хочешь не хочешь, надо напрягать ум, пытаться если и не опровергнуть представленное Аксютиным заключение, то хотя бы найти удобопонятное объяснение случившемуся.

Неплицев наморщил лоб, вытер платком вспотевшие ладони и пустился в рассуждения:

— Хорошо, пусть будет так. Допустим, это обособление не имеет отношения к «спейс-гарбиджу» [14]. Что тогда? Секретное, неведомо каким образом оказавшееся здесь изделие из арсенала заокеанских спецслужб? Неучтенный конденсат из числа реакций в коллайдерах? Продукт тектогенеза? Сформировавшийся каким-то необычным образом самородок? Ерунда! При остальных допустимых вариантах остается один: «юто», даже при условии, что его не зафиксировала служба локации — это какое-то космоструктурное образование, возможно с иным набором констант. Если разбираться по существу, то ничего особенного тут нет. Что мы знаем о космосе? Практически ничего. Подавляющая часть наворотов в космологии основана на физико-математических абстракциях и в целом ничего из себя не представляет. Любая, не вписывающаяся в свод устоявшихся взглядов находка, может перевернуть сложившиеся представления о сути вещей.

— Но это не астероид, — всколыхнулся Аксютин. — Мы буквально по сантиметрам обследовали прилегающую к нему территорию. Никаких следов удара, скольжения или проникновения в грунт. Если бы такая масса обрушилась из космоса, образовалась бы огромная воронка, а сила взрыва соответствовала бы… В общем, сами понимаете.

— М-м, да! — Неплицев, как подмастерье, получивший затрещину за нерадивость, мотнул головой, но тут же собрался с мыслями и продолжил:

— Редкие изотопы?! Да, необычно. Но не из области фантастики. Болтаясь миллиарды лет в космосе, под жестким облучением, даже обычный кирпич может превратиться во что угодно. Хотя, следуя логике вещей, любое находящееся там тело, в конечном счете должно обратиться не в сплав сверхтяжелых элементов, а в феррум. Почему? Атомы железа отличаются наибольшей устойчивостью, поскольку имеют максимально возможную энергию связи. Присоединение новых частиц к ядрам его атомов или их отсоединение требует огромных затрат энергии. Поэтому реакции ядерного синтеза того, что было раньше и того что образуется сейчас или создастся позже, в итоге сведутся к стабилизации на этом уровне. А это значит, что в будущем, примерно через указанное вами число лет, все что существует в мире должно превратиться в железо, и какой тогда вид примет мироздание, остается только догадываться.

— В данном случае теория не отвечает действительности, — прервал его Аксютин. — Если «инприган» и выявил в этом образовании железо, то его количество составляет не более долей процента. Как показали расчеты, даже слиток золота таких размеров весил бы на четверть меньше. Представляете?

— Да, — согласился Неплицев. — И если это не какая-то особо выдающаяся мистификация, — он, возможно догадываясь, а может и зная о мало кому известной специализации Тернева, кинул подозрительный взгляд в его сторону, — то остается лишь принять на веру тот факт, что объект преимущественно состоит из элементов, часть которых вам удалось… — он запнулся, — …удалось идентифицировать.

— И что из этого следует? — напомнил о себе Чезаров.

— Не знаю, — откровенно признался Неплицев. — Думаю, не надо объяснять, то, что и так известно: сверхтяжелые ядра, тем более в больших количествах могут образовываться только при энергетических разрядах колоссальнейшей мощности. Таких условий за время существования солнечной системы в ее окрестностях не возникало. Планетарные ядра, как и солнечное ядро из таких элементов тоже состоять не могут. Согласно условиям, отвечающим устойчивости сопредельной к нам части континуума, все что по таблице дальше урана, должно распадаться, а если и сохраняется, то в течение первого миллиарда лет. А здесь?! Такое вещество! И возраст, измеряемый в эксаметрических единицах. Вы представляете, что это такое?

— Может, мое предположение покажется диким, но я готов допустить, что это образование является продуктом деятельности внеземного разума, — слова Лотаря, до этого отвлеченно просматривающего демонстрационную графику, прозвучали как удар хлыста: отрывисто и сухо.

— Что скажете? — Неплицев, испытывая облегчение и уже в полной мере осознавая, что не только ему предстоит тянуть лямку за предстоящее истолкование сотворившейся здесь несообразности, уставился на не меньше его теряющегося в догадках Тернева.

— Признаться, я впервые в такой ситуации, — стараясь не проявлять эмоций, ответил тот. — Что делать? Наверное, прежде всего надо подключить к делу всех, кто мог бы оказать нам содействие. А главное, попытаться получить образцы. Только лабораторным путем мы сможем понять, с чем имеем дело.

— Но как это сделать? — Неплицев окончательно запутался. Позиция Тернева ничего не проясняла. А ведь он являлся одним из самых опытных координаторов ССК, и от его заключения зависело многое.

— Все просто, — объявил второй прибывший с Неплицевым военспец. — Заложим фугас побольше. И будут вам образцы любых размеров и в любом количестве.

— Нет, нет! — замахал руками Неплицев. — Только не это. Может так рвануть, что мало не покажется. Надо искать другой выход.

— Какой? — спросил уже вторую неделю пребывающий в состоянии близком к нервному срыву полковник Стержин.

— Пока не знаю, — на лице Тернева отразилась накопившаяся за день усталость. — Информацию, какой бы парадоксальной она не казалась, отправляйте в штаб. Пусть разбираются. Надеюсь, к утру что-то прояснится. Тогда и определимся.

— Вы правы, — поддержал его не в меньшей мере вымотанный перелетом Неплицев и вслед за тем обратился к полковнику. — Подключайте всех, кого посчитаете нужным. А нам действительно пора передохнуть. На свежую голову, сами знаете, думается легче.

11

Тернева разбудил вой сирены. С трудом продрав глаза, он глянул на часы. Семь утра. Три часа сна пролетели как мгновенье. Жилой блок «Зефира» размещался под десятиметровым слоем грунта и бетона, а значит, сразу разобраться с причиной тревоги было невозможно.

На первом же пересечении межярусных сплетений он столкнулся с торопящимся на поверхность Кургой.

— Что случилось?

— Объект пришел в движение.

— Это как? — Тернев нашел в себе силы удивиться.

— Он перемещается, причем совершенно непонятным способом.

— Вы можете изъясняться на понятном языке? — главный консультант ССК не понимал о чем идет речь.

— Не мешайте, — отмахнулся зацикленный на комплексе исполнения служебных обязанностей Курга. — Известите коллег. Скуденко готовит транспорт. Через четверть часа выезжаем.

— Ну, дела! — только и смог проговорить Тернев, провожая взглядом по-спортивному подтянутую фигуру начальника аналитического отдела. — Неужели после того что было может случиться еще что-то более непонятное?!

На этот раз состав десантной группы увеличился до двенадцати человек. Кроме участников последней вылазки в нее вошли Неплицев с военспецами, топограф и заместитель Стержина подполковник Тесляков.

Объект нашли примерно в километре от места, где он был первоначально обнаружен. Да, он действительно перемещался, по рыскающей траектории и действительно совершал маневры несовместимые с законами современной физики, двигаясь как бы импульсами: исчезал и тут же появлялся, но уже в тридцати-пятидесяти метрах от прежнего места; через несколько минут опять исчезал и снова появлялся. При этом ни в траве, ни в каменном крошеве следов не оставалось, будто это было не тело более чем внушительной массы, а призрачный невесомый фантом. Обследовали участок, где ксеноморф раньше размещался. Та же картина. Ничего, кроме останков изувеченного транспорта и горки пыли, похожей на вулканическую сыпь.

В первом приближении поведение «юто» носило признаки броуновского движения. Но при детальном замере координат выяснилось, что он движется в сторону базы.

— Чего это он зигзагами скачет? — подозрительно оглядываясь, пробурчал исполняющий в этот раз роль помощника топографа Ярский. — Будто заяц следы путает.

— Та пьяни воны там уси, в цией клятий посудине, — объявил свое мнение Скуденко, который, несмотря на строжайший запрет оставлять вездеход, после очередного переезда не устоял перед искушением присоединиться к группе.

— Подстроено все это, — заключил обвешанный измерительной аппаратурой Скуляк.

— Кем? — вздрогнул Ярский.

— Хотел бы я знать, — округлил глаза Скуляк.

— Не, хлопцы, — снова напомнил о себе Скуденко. — Прибульцы это, в биса их мать. Точно кажу — прибульцы.

— Ерунда, — сплюнув под ноги, заявил второй военспец и тут же подал еще одну, похоже не последнюю из имеющихся идею. — Не знаю как остальные, а я думаю так. Если эта штуковина ведет себя неподобающим образом, на наше присутствие не реагирует, тогда чего с ней воландаться? Плеснуть гептилом и все дела.

— Не выйдет, — поморщился Тернев, в полной мере осознавая уровень идиотизма озвученного предложения. — Не забывайте о защите. В лучшем случае топливо испарится. Но может и взорваться.

— Гм-м, да, — не нашел что возразить военспец и уставился недобрым взглядом на проявившийся не более как в десяти шагах «юто». Ковер фиппсии, ветреницы и вкрапления лишайника на бугристых гранях глыбовых развалов так и остались без следов какого-либо воздействия. Объект на поверхности ни в чем себя не проявлял.

— Я вот о чем думаю, — локоть Неплицева коснулся Тернева. — При взрывах сверхновых и вообще в процессе эволюции звезд сперва выгорает водород, потом гелий, углерод, кремний. Через десятки миллиардов лет в пространстве останутся, как говорят, лишь объедки космологического шабаша: излучение, металлы, сплавы, может еще что-то, чего мы не знаем. Взять к примеру Чернобыль. Там образовалась самая жуткая из известных смесь светящегося вещества. Кроме урана — йод, барий, лантан, цезий, рутений, цирконий, теллур, нептуний, и это не считая стронция с плутонием. Но здесь, по вашим же данным, главенствуют другие изотопы. Спрашивается — почему?

Тернев не ответил. А что он мог сказать? С момента их прибытия на «Зефир» обстановка ничуть не прояснилась. И это обстоятельство выбивало почву из-под ног, вызывало раздражение, лишало уверенности в своих действиях.

— Смотрите, — из-за тыльной стороны объекта с камерой в руках вынырнул Ярский. — «Оно» как-то странно стало менять форму. Оттуда где вы стоите и сзади «это» по-прежнему видится как клякса или скрап металла. С правого бока — больше походит на шар. Слева — на эллипс. И цвет у «него» стал другой.

— Оптический обман? — выразил сомнение Тернев, не без оснований подозревая, что в любой момент ситуация может еще больше запутаться.

— Нет. На видеозаписи та же картина.

Тернев трижды обошел «юто». Слова Ярского подтвердились. И окрас объекта изменился. Теперь его поверхность была абсолютно черной, за ней угадывалась та же чернь, но уже бездонной глубины, и в этой глубине, как ему показалось, скрывалось что-то бесконечно чуждое, ни чем несоизмеримое.

На этом странности в поведении объекта не закончились. В его движении наметились перемены. Якорь, который как игла прикреплял его к поверхности, исчез. Он перестал пульсировать и, кажется, обрел вес. Теперь он скользил по поверхности, оставляя за собой широкую борозду, почти до краев заполненную похожим на древесную золу материалом.

Ксеноморф перемещался с небольшой скоростью — чуть быстрее черепахи — и это давало возможность рассмотреть то, что при этом происходило. А происходило, надо отметить, что-то сверхневероятное. Если при движении наземных механизмов встречающиеся на их пути растительность, камни, другие предметы подминаются колесами или гусеницами, то в данном случае ничего такого не было. Примерно в десяти шагах по ходу движения объекта начинало сказываться влияние какой-то силы. Если это было поле, то его воздействие на окружение в корне отличалось от того, с чем раньше приходилось встречаться. Оно не притягивало и не отталкивало. Сперва оно растягивало предметы по всем направлениям (вверх-вниз, вперед-назад, в стороны), а потом разрушало их, превращая в ту самую пыль, которая затем оседала в виде следа. Обломки, валуны, крупные глыбы разваливались как песочные куличи. Деревья, кустарник, трава приобретали необычные формы: стволы и листья раздувались так, будто в них под давлением закачивали воздух, потом разрывались, брызгали соком и тут же обращались в труху. Случайно оказавшиеся в зоне дезинтеграции грызуны и птицы тоже лопались как мыльные пузыри с той лишь разницей, что разбрызгивали кровь и плоть.

Стараясь держаться в отдалении от чудовищного «агрегата-утилизатора», аналитики пробовали вести измерения косвенными методами, хотя понятно, кроме разноплановой видеосъемки, толку от этого не было.

Аксютин тоже не оставлял попыток прошить «кляксу-оборотня» лазером. Безрезультатно. Даже повторить предыдущие замеры не удавалось. Единственное, что не вызывало сомнений: объект, перестроившись в режим прямолинейного движения, продвигался в направлении «Зефира». При этом элементы рельефа значения не имели.

Так продолжалось около часа. Когда расстояние до базы сократилось почти вдвое, военспецы и Тесляков заволновались. Они все чаще отделялись от группы, что-то обсуждали, вели переговоры по рации.

Еще через полчаса прилетел вертолет. Пилоты не стали задерживаться. Они спустили на тросе контейнер и, совершив широкий полукруг, вернулись на обратный курс.

Тесляков дал команду к сбору. После того как все стянулись к трансформеру, контейнер вскрыли. Он оказался под завязку набит ICL-20 [15].

Далее Тесляков пояснил, что руководство дало согласие на проведение чрезвычайной акции. Осталось только выбрать место и заложить заряд.

Консультанты и Неплицев были против, но им ничего не оставалось, кроме как подчиниться решению Центра.

Заряд для усиления эффекта решили поместить на дне распадка, куда «юто», если не изменит направление, должен был добраться минут через сорок.

Подрыв решили произвести на границе зоны действия дезинтегрирующего фактора. Военспецы занялись работой и довольно скоро фугас был установлен.

В целях безопасности трансформер отвели на вершину склона. Отсюда военспецы стали готовиться к проведению запланированного действия: первый с биноклем и рацией, второй с космонавигационным сканером и дистанционным пультом. Остальные расположились кто где, выбирая места поудобней.

Потянулись томительные минуты.

Тернев уже в который раз вскопушил мозги, но до чего-то дельного так и не додумался: «Мистификация? Исключено. — Он как никто другой в Системе знал, что обман такого уровня физически невозможен. — Метеорит? Опять исключено. Метеориты не пульсируют, не прыгают, не ползают и не оказывают воздействия на окружение. Послед или суррогат каких-то вырвавшихся из-под контроля экспериментов? Тоже не складывается. Там, в институтах и лабораториях, готовы чуть ли не взасос целовать каждую частицу нововыявленного элемента. А здесь, если верить измерениям, такого добра больше чем в переизбытке».

У Аксютина мысли топились по-другому: «Прибор исправен, в этом нет сомнений. Свидетельство тому — контрольные замеры. Но почему вещество „юто“ не поддается диагностике? Следствие действия защиты? Наверное, так и есть. При активации „инпригана“ происходит смещение точки лазерной фокусировки вглубь объекта, поэтому спектральный замер не производится. А если так, то эта защита имеет не электромагнитную и не гравитационную природу. Но если так, то какую?..»

У Неплицева дела с предположениями и вовсе были плохи. «Кто или что могло бы произвести эту дьявольскую метаморфозу? Ксеноразум? Чушь! Такого понятия в науке не существует. Проделки Тернева и его команды? Но он не меньше меня растерян. К тому же, акция! Неужели наверху пошли бы на такое, если бы происхождение этого теперь уже не единожды клятого ксеноморфа носило бы чисто виртуальный характер?.. Наверное, это все-таки наделенный какими-то особыми качествами гость. Откуда?.. И кто или что этими самыми качествами его наделил или наделило?..»

Пока распорядители и координаторы событий парили мозги, ломали головы, на площадке у трансформера продолжалась дискуссия.

— Помню, один тип в газете описывал что-то подобное, — говорил сержант Ярский. — Когда-то он вроде бы как видел такую же фигню. С одной стороны это была пирамида, с другой какой-то сверхсложный многоугольник, с остальных вообще непонятно что.

— Мабуть так и було, — продолжил развитие темы Скуденко. — Мой пацан, он зараз тут на каникулах, на днях в ангаре розлив свинцовую краску. Выпадково, то бишь случайно. Пятно засохло. Потом, як он казав, оно кудысь побежало. А потом зныкло. Я проверил. Нияких следов. Ни пятна, ни банки з краскою.

— Думаю, неспроста все это, — подал голос по-прежнему во всем сомневающийся Скуляк. И тут же встрепенулся. — Смотрите! Что это? Магнитометр взбесился. И откуда-то прет радон…

— Даю отсчет, — прозвучал напряженный голос первого военспеца. — Пять… четыре… три… два…

Взрыв силой полторы тонны в тротиловом эквиваленте способен на куски разнести девятиэтажный дом. Казалось бы, от того что нарекли «юто», и следа не должно было остаться. Но когда дым рассеялся, глазам свидетелей происходящего открылась удивительная картина. На дне огромной, усеянной обломками взорванной породы воронки, красовалась все та же страховитая фигура. Ее очертания ничуть не изменились, так же как не изменилось и направление движения ксеноморфа.

— Невероятно! — выдохнул второй военспец. — Фантастика! Нет, такого просто не может быть.

Тесляков и спецы снова уединились. Через четверть часа из Центра поступило распоряжение: произвести подрыв заряда утроенной мощности, в случае же отсутствия эффекта покинуть территорию в целях применения к объекту средств тактического назначения.

В процессе подготовки выяснилось, что масса «юто» увеличилась примерно на полтора процента, и он стал быстрей передвигаться. И еще. На реверсе его движения появился дополнительный в виде пунктира след, наподобие швейного стежка, роль ниток в котором выполняли какие-то сплетенные в жгут слизистые волокна, совсем как причальные канаты, но с неприятным запахом. Вскоре после появления они разлагались в грязно-серую студенистую массу, а потом исчезали.

На этот раз рвануло так, что даже в пятидесяти километрах, где был установлен периметр зоны оцепления, у солдат зазвенело в ушах. Такого в этих местах еще не было.

На соседней сопке в гущу ольхового стланика кинулась ошалевшая медведица с выводком медвежат. Там же на мгновенье появилась увенчанная развесистыми рогами голова оленя. Вспорхнула стая куропаток. Прыснули в стороны прижавшие уши зайцы.

Потом наступила тишина — тяжелая, томительная, неопределенная и непредсказуемая.

Мысли Тернева змеились. На ум приходило всякое. Если наверху решились на такое, значит в мире произошло что-то сверхординарное. Да, произошло. В этом нет сомнений. Но случилось это без его ведома и участия. А если так, то все, чему он посвятил годы, на чем строил карьеру, летит черту под хвост. Выходит, здесь попахивает чем-то другим, более серьезным в сравнении с тем, чему ему ранее было определено заниматься?!

Пылевой султан, взметнувшийся на двухсотметровую высоту, какое-то время не давал возможности разглядеть последствия взрыва. Что там? И что последует дальше?.. Снаряды, бомбы, ракеты, ядерный подрыв?.. А если и это не даст результата?..

Наконец облако рассеялось. В то, что открылось, сперва не поверили, хотя втайне на это надеялись, желали, ради чего многие, и не только здесь, на краю континента, были готовы на все. «Юто» исчез…

12

Полковник Стержин пребывал в благодушном настроении. Еще бы. Такая гора с плеч свалилась. Тесляков передал — набивший оскомину объект уничтожен. Причем так, что от него и следа не осталось. Будто его и не было. Вместе с ним исчезли и аномалии, которые уже вторую неделю не давали покоя.

Стержин был один в командном отсеке. Здесь под землей царили тишина, покой и порядок. Экраны мониторов уже два часа мирно сочились нейтральным светом. В такт им теплыми тонами перемигивались спектрорецепторы, датчики, сигнализаторы.

«Все нормально, — с удовлетворением подумал он. — Ситуация под контролем. После такой передряги самое время… — Поддавшись порыву, полковник покосился в сторону сейфа, но потом передумал. — Нет, не время расслабляться. Если эту ситуацию грамотно разыграть, то и отпуск будет, и к выслуге добавится, и награда не обойдет».

Он уже было собрался приступить к составлению рапорта, когда у входа раздался срывающийся голос начальника дежурной смены:

— Т-товарищ п-полковник, разрешите обратиться?

— Чего надо? — нахмурился Стержин.

— Товарищ полковник, случилось такое, во что невозможно поверить, — скорей проблеял, чем проговорил дежурный.

— Какого черта?! — раздраженно бросил Стержин. Ему казалось, что наконец-то пришло время подумать о приятном. А тут…

— Я говорю, случилось такое, что невозможно представить, — повторил офицер.

— Отставить эмоции. Докладывайте, как положено.

— Ракеты п-пропали!

— Не понял! — на лоб Стержина взвилась бровь, лицо отразило недоумение. — Ты что, обкурился или антифриза нанюхался?

— Никак нет! Все что есть, так и есть… то есть оно есть, как есть… — дежурный, путаясь в формулировках попытался конкретизировать сообщение.

— Что за чушь! — взорвался Стержин. — Ты хоть понимаешь, что несешь?

— П-пропали ракеты! — еще раз вымолвил наблюдатель и застыл в позе соляного столба.

Одновременно зазвонили все три занимающие господствующее положение во главе стола телефоны.

Полковник несколько секунд смотрел на заливающиеся трелями коммуникаторы, после чего снял трубку аппарата правительственной связи.

— Что у вас происходит? — встревоженный голос секретаря национальной безопасности не предвещал ничего хорошего.

— Разбираемся, — Стержин проглотил комок в горле и наконец-то понял, что здесь, в его хозяйстве, а главное без его ведома, действительно случилось что-то из ряда вон выходящее.

Остальные абоненты и вовсе не отличались избирательностью в выражениях. В министерстве и штабе ПВО метали молнии, требовали определенности.

После объяснения с начальством Стержин, который никак не мог взять в толк, чего от него хотят, попытался сконцентрироваться на происходящем.

— Говори, — обратился он к продолжающему пребывать в состоянии ступора офицеру. — Только внятно и по существу.

— На пульт поступили сообщения уровня «альфа-прим». Потом отключился космонавигатор, чего раньше не было. На постах подтвердили чрезвычайную ситуацию. Это даже не самоликвидация. Ракеты просто исчезли.

— Сколько?

— Все.

Лицо Стержина застыло. Теперь он больше напоминал не уверенного в своей значимости командира стратегического подразделения, а быка на бойне, получившего сокрушительный удар молотом по голове.

Это надо же! Пять кассетных боеголовок. Каждая способна покрыть площадь в полмиллиона квадратных километров. А это десятки сметенных с лица земли мегаполисов. И вот, их нет… они исчезли… В такое невозможно поверить!..

Опомнившись, Стержин оттолкнул начальника смены от двери и они оба, рискуя переломать друг другу ноги, кинулись наверх.

На поверхности творилось что-то невообразимое. Наверное, именно так выглядел бы «Зефир» в первые минуты после объявления войны. Стремясь занять предписанные боевым расписанием места, под жуткий вой сирены, солдаты и офицеры разбегались кто куда, сталкивались, спотыкались. Из ствола ближней шахты навстречу Стержину выпорхнула стайка обслуживающих установку ремонтников и контролеров. У многих одежда была разорвана, лица и руки обожжены. Оттуда же валил то ли дым, то ли пар, то ли вообще непонятно что.

Пытаясь хоть как-то определиться в обстановке, он перегородил дорогу улепетывающему от неведомой опасности первогодку. Тот попытался увернуться, но поскользнулся и упал, оставив в руках полковника кусок изъеденного окислителем комбинезона. В голове мелькнула непрошенная мысль: «Черт! О чем только там думают?! Совет второй год пробивает твердотопливные системы. И никакого толку…»

Рывком поставив солдата на ноги, он развернул его лицом к себе и заорал во весь голос:

— Говори, мать твою!.. Что там!..

— Спасаться надо, товарищ командир, — вытаращив глаза и разбрызгивая слюну, прохрипел тот. — Беда! Считайте, вся смена гробанулась. Сейчас рванет!..

Он хотел еще что-то добавить, но не успел. Из-под земли вырвался столб огня. И тут же неподалеку взметнулся второй, за ним третий. Свет померк, а уши заложило так, будто их закупорили обжигающим воском.

«Топливо!.. — рассудок Стержина окончательно помутился — Но кто? Как? Почему?..»

С последним вопросом угасло сознание. Набирающий силу огненный вал стремительно растекался по долине. Как спички ломались и вспыхивали деревья, пороховыми зарядами взрывалась щетинистая поросль, будто праздничные шары лопались ангары, навесы, палатки. Река вскипела. Небо смешалось с землей. И в тот же миг, когда, минуя континуальные запреты, от солнца оторвался гигантский протуберанец, а на Сириусе сменилась полярность, казалось бы неуязвимый «Зефир», казематы которого способны были выдержать мегатонный удар, как жалкий парусник, застигнутый внезапно налетевшим штормом, стал погружаться в пучину трансцендентности…

13

Оптимизация! Об этой чудодейственной возможности обновлять геном Нт-нг-Ндгднар, как и все в Ультирате, мечтал, чуть ли не с рождения. Тот, кто имел возможность подпитываться активным веществом, получал ключ к бессмертию.

Он еще раз попытался привести усеченные аттогенезом мысли в порядок и сосредоточился на особенностях строения далеко не однозначного окружения.

Прежде всего, в этой материальной совокупности развита предрасположенность к экспотенциальному росту активности. Насколько он помнил, таких перепадов концентрации вещества и столь ярких термодинамических контрастов в Ультирате не было. Привыкнуть к тому, что в данное время его окружало, было невозможно. Крайний примитивизм пространственной развертки. Хроноритмы отсутствуют. Одна стрела времени. Странные константы; непонятные соподчиненности мирообразующих факторов. Не за что ухватиться… нет возможности сориентироваться в сборище не поддающихся учету аномалий, упорядоченность которых если и подчиняется, то какой-то совершенно непостижимой логике.

Дальше, больше. Показания измерителей неизменны, а это не предвещает ничего хорошего: «… минимальное из допустимых число пар противоположностей и самый примитивный из всех возможных принцип их соотношения…» Чуждые элементы геометрии. Не поддающиеся уяснению приемы ориентации.

Что еще? Хаос первоматерии, большая часть которой сформирована по иному принципу и на отличной от полифазного Ультирата основе. Он еще раз послал уточняющий запрос экстраполятору. Нет, все правда! Все те же, большей частью непонятные реакции синтеза; продукты распада, не имеющие равных по ту сторону раздела; самопроизвольно поддерживающиеся и саморегулирующиеся процессы, следствием развития которых и являются наблюдаемые аномалии концентрации вещества. Странно, почему этот под завязку набитый материей мир до сих пор не взорвался? Возможно ли познать это плоскомерие? Скорей всего, нет. Сознание в полной мере определяет предел допустимого. Нет и не может быть возможности воздействовать несовместимым на несовместимое. Оказать же влияние на существующее здесь информационное поле можно только путем его разрушения. А это грозит перспективой навеки остаться запечатанным в откосах необъяснимой сущности.

Вместе с тем отмечались и положительные моменты.

В том, что он определил как атмосфера, буйствовали вихри акустических волн, поначалу оказывающих болезненное воздействие на сохранившиеся остатки органов чувств. На то, чтобы наладить противофазный компенсатор, потребовалось немало усилий. Но когда система релаксации включилась, он пожалуй впервые с момента крушения, испытал что-то близкое к чувству облегчения.

Первое подкрепление энергией прошло удачно, хотя и вызвало в окружающей среде какой-то странный катаклизм.

Для начала неплохо. Очень даже неплохо. Застрял на разделе двух миров? Да, скверно. Но не безнадежно. Часть измерителей исправна. Признаки энтропийной изоляции отсутствуют. Отмечается и совместимость по некоторым константам. Пусть даже архитектура этого космофазиса и отлична от структуры Ультирата, но судя по всему, это распределение обладает признаками реальности, а значит, является одним из его локальных ветвей. Казалось бы, неподдающаяся объяснению картина молекулярных связей? Необычный принцип формирования определяющих структур? Пусть так. Но элементы, которые доминируют здесь, в Ультирате либо давно выгорели, либо рассеялись, слились с вакуумом или же обратились в более тяжелые комплексы.

Как бы там ни было, но Нт-нг-Ндгднару уже начинало здесь нравиться.

А что? Условия, если не считать потерь, вполне сносные. Есть надежда, что атоминатор с задачей справится — профильтрует токсины, очистит продукты ядерного синтеза, подберет соответствующие компоненты.

«Да, если не зацикливаться на негативе, здесь есть на что обратить внимание», — подумалось в очередной раз.

Все больше осваиваясь в непривычной обстановке, он не без интереса стал приглядываться к окружению.

Небывалое сочетание теней, полутонов, электрических токов и магнитных полей обостряло чувственное восприятие действительности, а красочность комбинаций атомных спектров, значительную часть которых он уже научился распознавать, вообще очаровывала.

Правда, и без того вызывающих массу осложнений неудобств, смущало еще одно обстоятельство. В этом макротринале можно было находиться только в двух видах: либо в наборе частиц, либо в виде волны. Состояние волны оказалось настолько мучительным, что от него сразу же пришлось отказаться. Пребывание в качестве тела тоже удовольствия не доставляло. Гравитация в сочетании с непотребным уровнем мезопространственного метеоризма засоряла сознание, мешала привести полуразрушенный организм в состояние равновесия. Вдобавок он потерял связь с симбионтами, то есть лишился отстраненности, утратил способность одновременно находиться в разных измерениях и как бы видеть себя со стороны.

Нт-нг-Ндгднар попытался еще раз сконцентрироваться.

«Что здесь, и что в Ультирате?» — Там, откуда он себя помнил, даже соседние сопоставимые с астрономическими концентрации масс были разделены такими большими расстояниями, что их следы отражались только в отголосках особо мощных катаклизмов. Там — куда не обратись — черным черно. Здесь же — бесчисленное множество активных светящихся объектов, о которых ему еще ничего неизвестно. Открывающиеся перспективы привели гостя из полимериума в восторг. Ультират угасает. Если верить прогнозу, металлы рано или поздно дестабилизируются. Что останется? Реликты? Чего?.. Частиц?.. волн?.. флуктуаций?.. В таких условиях свертка полимериума неизбежна, поскольку там, где отсутствуют различия, теряет смысл и понятие меры отсчета чего либо. А если так, что дальше?..

Стараясь не рассеивать внимание, чтобы не впасть в абстракцию от нахлынувших чувств, Нт-нг-Ндгднар занялся поиском очередной цели.

С трудом протиснувшись в щель мезопространственной неоднородности, он приступил к работе. Перемещение на новое место, несмотря на все больше уплотняющуюся, но при этом кажущуюся неосязаемой среду, не потребовало особых усилий. Казалось, всего-то и дел — отладить движитель, войти в резонанс с Ультиратом, после чего слиться с ним. Но как трудно осуществить эти действия, когда нет уверенности, что они завершатся успехом.

Еще раньше он заметил вокруг себя какое-то, отличающееся от косноструктурной упорядоченности движение. Но что это было, он так и не понял. Жизнь? Ерунда. Разве возможно развитие в таких условиях функциональных систем? Хотя интересно, как бы выглядели представители жизни в двуполярном мире, где в принципе отсутствует возможность многовекторной симбиотической связи? Впрочем, даже если здесь и есть живые существа, то какая от них польза, если с ними нельзя установить контакт или употребить в пищу?

Внимание Нт-нг-Ндгднара привлек неизвестно откуда последовавший энергетический импульс. За ним второй. На какой-то миг ему даже удалось заглянуть в прошлое. Недалекое. Не свое. В прошлое этой системы. И там тоже нашлось, чем поживиться.

Сознание окончательно прояснилось. Будущее представилось ясным, определенным.

Открытие такого масштаба может существенным образом укрепить его статус. Остается одно: завершить реставрацию транспортационного блока, объединиться с симбионтами и вернуться в Ультират. А там уже определят, что делать дальше…

Примечания

1

Лагус — мифический остров.

(обратно)

2

Иммурант — здесь, человек, прижизненно замуровавший в себе чувства; аскет, консерватор.

(обратно)

3

ССК — Служба Стратегического Контроля.

(обратно)

4

Лидар — лазерный локатор.

(обратно)

5

Супервизия — работа под контролем более опытного специалиста.

(обратно)

6

Аквонад (аквонадвиг) — разновидность моретрясения.

(обратно)

7

Шарьяж (тектонический покров) — толща горных пород, надвинутая на другие породы.

(обратно)

8

Экзоскилат — ткань, созданная на основе молекулярных технологий, способная противостоять воздействию высоких и низких температур, а также повышать плотность в месте удара пули, ножа и т. д., что делает ее непробиваемой.

(обратно)

9

ГТТ — гусеничный транспортер-тягач.

(обратно)

10

СШ — Спутник-шпион.

(обратно)

11

Рентген-спектрометрия — один из методов определения состава вещества. Образцы обстреливают a- частицами от находящегося внутри прибора р.а. изотопа. В ответ на это атомы исследуемого вещества начинают испускать рентгеновские лучи, измеряя длину которых можно делать заключение о химическом составе облучавшегося материала.

(обратно)

12

Гамма-масс-метод — вид анализа, который позволяет измерять практически все, что поддается измерению.

(обратно)

13

Дебаеграмма — используемый в рентгеноструктурном анализе снимок, позволяющий идентифицировать хим. соединения.

(обратно)

14

Спейс-гарбидж (англ.) — космический мусор.

(обратно)

15

ICL-20 — самая мощная неядерная взрывчатка — более чем в 50 раз мощнее гексогена.

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg