«Кто там? »

Лев Жигарев Кто там?

Кедров вернулся к жизни. Это случилось вечером в пятницу… Старший врач клиники предложил ему автомашину, но Кедров отказался. Ему было приятно сознание своей свободы и он искал поводов, чтобы испытать ее.

Шесть лет назад они поссорились, Кедров и человек, заменивший ему отца. Ссора была серьезной, и Кедров поставил на карту все. Недоучившись на физфаке, он уехал с геологической партией.

Шесть лет — годы, которые могли быть посвящены любимой науке… В душе Кедрова, со временем возмужавшего, поселилось горькое сожаление.

…Как это часто бывает, несчастье их примирило. Во время испытательного взрыва при разработке нового месторождения Кедрова тяжело контузило. Его отправили в Москву и поместили в одну из клиник. Жизнь ему удалось спасти, но выздоровление шло медленно, несмотря на старания врачей и обстановку строгого режима. Теперь он, наконец, здоров, предоставлен самому себе, и теперь никто не в праве совершить над ним насилие.

— Я пойду пешком, — сказал он врачу и протянул ему руку.

На улице была полу-зима, полу-весна. Утром шел снег, а теперь дождь. Кедров поднял воротник и смешался с толпой прохожих. Он шел не спеша, и люди обгоняли его. Люди на московских улицах уже давно привыкли ходить быстро, и Кедров это хорошо помнил. За шесть лет люди на улицах не изменились, но сами улицы стали иными — широкими, с множеством новых домов.

Возле высокого здания Кедров остановился, и теперь людской поток обтекал его. Близко прошла девушка, по-видимому, студентка. Кедров долго следил за ней глазами, пока она не потерялась. Ему пришла в голову мысль — сколько тысяч километров прошла эта быстрая девушка за шесть лет?..

В клинике его часто посещал дядя и разговаривал с ним попросту. Он рассказывал о незначительных семейных событиях, делился впечатлениями от последних прочитанных книг, словом, вел себя так, будто ничего не изменилось и не было ссоры. Только об одном дядюшка не говорил — о своей работе в науке, столь притягательной для племянника, о которой тот когда-то мечтал, как о смысле и цели своей жизни.

И племянник понимал дядюшку, его чуткое стремление не задеть, обойти больное место. Старому ученому удалось как будто прочитать тревожные мысли Кедрова: сумеет ли тот после шести лет скитаний занять свое место в физической лаборатории? Ведь шесть лет в наше время — это век в науке…

Кедров остановился у подъезда и отступил на шаг — тот ли это дом, где прошла вся его жизнь? Ему ли не узнать! И этот подъезд, и эти окна… Вот здесь, на первом этаже — комнаты дядюшки, а в углу — большое окно его собственной комнаты. А дальше длинный коридор, а еще дальше — лестница во второй этаж, ведущая в лабораторию института. Давно забытое, ничем не омраченное чувство радости мгновенно охватило его. Он шагнул к парадному и позвонил. Дверь отворилась.

— А, Сашок…

Дядюшка сделал вид, будто Сашок покинул этот дом сегодня утром и теперь возвращался, как всегда. Эта милая искусственность старика возвратила Кедрова к действительности и смыла радость.

Он вошел и в нерешительности остановился. Хозяин провожал гостей, по-видимому, группу своих учеников. До Кедрова донеслись обрывки фразы:

— …Синапсы…нейроны… Все дело в том, чтобы сконструировать точную модель мозга.

Кедров с жадным любопытством глядел на этих людей. Все они казались ему очень юными, жизнедеятельными. О синапсах и нейронах говорил высокий молодой человек с черными вьющимися волосами.

— Синапсы, нейроны, — мысленно повторил Кедров. Он подумал о том, что шесть лет назад биологи никогда не заходили в физическую лабораторию его дядюшки.

…За накрытым столом все было привычным — и старомодный розовый абажур, скрадывающий свет, и скатерть, показавшаяся Кедрову знакомой, и лицо тетушки, которая старалась не волноваться, и, разумеется, дядя.

— Нет, нет, не проси, Сашок, — говорил он племяннику. — Я вижу по твоим глазам. Не терпится взглянуть на лабораторию, а? Ну, ничего. Завтра с утра, а сегодня — спать и спать.

Кедров пожал плечами. Он ни о чем не собирался просить. К чему торопиться? Он хорошо представлял себе, как трудно будет начинать ему все снова.

…В постели он ворочался с бока на бок. Синапсы, нейроны, девушка, которая шагает шесть лет, дядя… Все это вот-вот должно было перепутаться, если бы пришел сон. Но сон не приходил.

Почему дядюшка хотел показать ему лабораторию завтра? Почему завтра, а не сегодня? Опять его оберегают, как больного, советуют, диктуют…

Нет, он посмотрит лабораторию не завтра, а сегодня, немедленно посмотрит сам. Раньше он всегда мог когда угодно входить туда. А теперь?

Кедров осторожно поднялся с постели…

* * *

Когда он вошел в лабораторию, его охватило щемящее чувство — вставали образы прошлого, навевая тоску…И тогда были вот эти ниши, словно нарочно приспособленные для гигантских электронных ламп. Рядом стояли огромные ящики счетных машин. Теперь нет всех этих колоссов, и ниши кажутся опустевшими — там стоят изящные столики со скромными приборами, похожими на обыкновенные радиоприемники. А вот и счетчик Гейгера — старый друг, безмолвный спутник его долгих исканий в глубинах микромира. И Кедрову уже приятно, что комнаты лаборатории кажутся знакомыми, приятно само удивление тому, что видят его глаза.

Он прошел в библиотеку. Здесь ничего не изменилось. Кедров снял с полки книгу, другую, потянулся к журналам, привлекавшим внимание пестрыми обложками. Так было и прежде — привычка, сохранившаяся со студенческой скамьи: много, очень много книг в руках, их едва тащишь к своему рабочему месту.

В комнатах лаборатории полумрак. Кедров едва не падает, споткнувшись о небольшое возвышение, похожее на сцену. Сцена уходит вглубь, а перед ней — большой, пожалуй, слишком большой, письменный стол и кресло. Это очень кстати — можно полистать книги и журналы.

Опустившись в кресло, Кедров тотчас заметил прибор — небольшой плоский экран, как бы врезанный в поверхность стола и прикрытый сверху блестящим кожухом. Все вместе напоминало приспособление для чтения микрофильмов. Экран светился голубоватым светом. Перед экраном была клавиатура обыкновенной пишущей машинки. Справа — панель с разноцветными кнопками. От неяркого света настольной лампы все окружающие предметы казались погруженными во мрак.

Кресло было удобное, и Кедров почувствовал приятную усталость. Еще немного, и он сможет вернуться в спальню и, наконец, спокойно заснуть. Перелистывая один из журналов, он обратил внимание на красочные иллюстрации к статье, напечатанной на немецком языке. Кедров плохо знал немецкий, но тема показалась ему любопытной и он старался понять, что там написано.

На следующей странице журнала бросился в глаза крупный заголовок: «моделирование мозга». Знакомое словосочетание! В памяти Кедрова возник образ высокого молодого человека с вьющимися волосами, который говорил о нейронах и синапсах.

С трудом разбираясь в немецком тексте, Кедров читал о новых приборах — телеэкранах, позволяющих увидеть сложную игру электрических токов в работающем мозгу. В одном месте смысл статьи ускользал. Фразы никак не поддавались переводу. Кедров в нетерпении подвинул лампу поближе и положил журнал на плоскость экрана. И тотчас кожух осветился ярким голубым светом. Затем последовал щелчок и откуда-то издалека прозвучал приглушенный голос:

— Не пугайтесь, я давно наблюдаю за вами. Сейчас я помогу перевести вам.

Экран светился голубоватым светом…

Кедров вздрогнул и, привстав, огляделся.

Он вдруг почувствовал тишину, которая надвинулась на него со всех сторон. Ни шороха, ни движения… Ничто не выдавало здесь присутствия постороннего. И вдруг — снова голос. Очень спокойно неизвестный начал читать по-русски текст немецкой статьи. И этот спокойный, ровный голос мало-помалу вывел Кедрова из состояния оцепенения. Он даже подумал о том, что речь переводчика не безупречна — строй его речи, грамматически правильный, был в то же время лишен динамики живого языка.

Воспользовавшись паузой, Кедров крикнул в темноту:

— Послушайте, где же вы? Кто вы?

— Извините меня, я слышу плохо, — последовал ответ. — Прошу вас, напечатайте ваш вопрос — перед вами клавиатура.

На короткое время в комнате наступило молчание. Незнакомец, по-видимому, терпеливо ждал, а Кедров никак не мог справиться со своими чувствами и не знал, что ему делать. Охотнее всего он удрал бы отсюда. Но мысль о том, что за ним наблюдают и чего доброго засмеют,

— Простите, — проговорил он наконец, — я не намерен с вами шутить…

— Извините меня, — отозвался неизвестный, — я слышу плохо. Прошу вас, напечатайте ваш вопрос — перед вами клавиатура.

Кедров скользнул глазами по алфавиту стоявшей перед ним пишущей машинки. «А что если попробовать», — подумал он, все еще не отдавая себе отчета в том, что происходит. «А что если попробовать» и, наклонившись над клавиатурой, он торопливо отстукал одним пальцем: «кто вы, как вы сюда попали?»

Ответ не заставил себя ждать.

— Я — новый сотрудник. Моя комната за библиотекой. Вам трудно перевести статью. Мой долг помочь вам.

Этот человек разговаривал с хладнокровием и бесстрастием диктора. Слушая его, Кедров постепенно сам обретал спокойствие и возможность мыслить. Что, собственно, происходит… Галлюцинация? Нет… Очевидно, он действительно в поле зрения человека, который наблюдает за ним украдкой. Зачем? Может быть, «новый сотрудник» позволяет себе интриговать его…

Кедрова все еще пугала темнота и он не отваживался расстаться с креслом, но голова его уже работала четко и ясно. Ему вдруг захотелось отпустить в адрес незнакомца какую-нибудь колкость, но он тут же спохватился: все равно его не захотят «услышать». По-видимому, новый сотрудник со слов дядюшки был великолепно осведомлен о его судьбе и теперь потешается над ним, удивляет чудесами, как Кио в цирке. Что ж, давайте играть… И внезапно Кедрова охватило озорное веселье; забыв о своих страхах, он склонился над машинкой и начал отстукивать, не очень утруждая себя подбором слов.

«Хорошо, что вы пришли сюда разделить со мною одиночество…» Кедров лихорадочно разыскивал буквы. Теперь ему бросилось в глаза, что у этой своеобразной машинки не было валика, чтобы закладывать туда бумагу.

«…разделить со мной одиночество». Кедров задумался на миг и продолжал. «Здесь все меня забавляет, я не был в этой лаборатории много лет…»

Голос незнакомца прервал его мысль.

— Извините, в какую дату вы были здесь в последний раз?

«В какую дату?..» Кедров опять отметил про себя, что его собеседник выражается не очень складно, как будто бы сбивается с разговорной речи на перевод с иностранного.

«В какую дату?.. О, Кедров это очень хорошо помнит. Он был здесь в последний раз… И Кедров быстро отстукал на машинке: 8 февраля 1950 года.

— С тех пор, — отозвался незнакомец, — прошло шесть лет, два месяца, три дня, восемь часов, пять минут, шесть секунд или пятьдесят четыре тысячи сто шесть часов, пять минут, шесть секунд, или три миллиона двести сорок шесть тысяч триста девяносто минут, или сто девяносто четыре миллиона семьсот восемьдесят три тысячи четыреста секунд…

Кедров рассмеялся.

— Черт возьми, да вы же феноменальный математик, если не валяете дурака!..

Незнакомец ничего не ответил, и в комнате наступило молчание. В этот момент Кедров вдруг представил себе всю нелепость происходящего: он, живой человек, естественно и непосредственно выражает свои чувства, а в словах его собеседника нет ничего похожего на улыбку. Он ведет себя как истукан.

— Как долго мы будем играть в прятки, — вырвалось вдруг у Кедрова, — не пора ли разоблачить инкогнито?

— Извините меня, — тотчас ответил незнакомец. — Я слышу плохо, прошу вас, напечатайте ваш вопрос — перед вами клавиатура.

Кедров оторопел. Он подумал, что игра слишком затягивается. Что значит эта заученная фраза, которую он слышит уже не в первый раз?

Твердо решив еще потерпеть, Кедров склонился над клавиатурой. Он выстукивал слова, полагая, что их «вежливая» резкость выведет из себя его невозмутимого собеседника.

— Вы удивительно спокойны и однообразны до назойливости, — складывалась фраза, — но мне уже немного наскучили ваши шутки. Кстати, когда вы поселились в этом доме?

— Год, один месяц, два дня, три часа, четыре минуты, пять секунд или тринадцать месяцев…

Незнакомец говорил долго и нудно, переводя одни числа в другие и не обращая внимания на бурную реакцию своего слушателя. Кедров хохотал, от души забавляясь автоматической педантичностью неизвестного.

— Ну, это уж слишком утомительно, — наконец произнес он, когда все возможные величины были исчерпаны. — Если все на свете вы делаете с такой точностью, то я не завидую вашим близким.

Колкость не достигла цели. Незнакомец по-прежнему оставался невозмутимым и никак не реагировал на слова.

Кедров все еще сдерживал себя. Не принимать же всерьез весь этот «розыгрыш», чего доброго останешься в дураках.

— Итак, ваша комната за библиотекой, если вы не врете…

И вдруг Кедрова осенило:

— Ага! Очевидно, вы с каким-нибудь аппаратом? Автомат? — воскликнул он, повеселев. — Сейчас мы с вами встретимся, и вы меня познакомите с вашим «математиком».

В эту минуту Кедров был так уверен в правильности сделанного им открытия, что ему живо представилась сконфуженная физиономия этого таинственного шутника. Интересно, что он сейчас ответит?

Однако кругом все безмолвствовало.

«Что, не решается?» И Кедров, наклонившись над машинкой, уже без всякого стеснения лепил слова:

— Эй, вы… Может, посчитаем… Раз, два, три. Одна минута или шестьдесят секунд, или, черт возьми, два миллиарда микросекунд… Может, погадаем… Раз, два, три… Какого цвета глаза у пингвина в уголке Дурова? Какая завтра погода?

В следующую секунду произошло нечто совсем удивительное. На свой последний вопрос Кедров вдруг получил ответ.

— Внимание! — прозвучал знакомый голос. — Нажмите самую нижнюю кнопку.

И Кедров повиновался… Безотчетным движением руки он прикоснулся к одной из кнопок, расположенных на панели возле пишущей машинки. Тотчас экран ожил, на нем появились цифры, десятки, сотни цифр, синоптических значков, условных изображений облачности, силы ветра, прозрачности атмосферы… Казалось, что из эфира пришла передача какой-то метеорологической станции. Вот на экране промелькнула целая карта погоды, — и снова сотни и сотни цифр и значков, сменявших друг друга с чудовищной скоростью. Кедров в растерянности следил за экраном, пока тот же голос не вернул его к действительности.

Незнакомец отвечал на вопрос, правда с некоторым опозданием. Можно было подумать, что он решил до поры до времени не отвлекать внимание Кедрова. Сейчас видение на экране исчезло, и в комнате зазвучала человеческая речь:

— Завтра, шестого марта, в районе лаборатории, то есть на северной широте 55 градусов, сорок пять минут, восемнадцать секунд и на восточной долготе тридцать семь градусов, тридцать четыре минуты, пятнадцать секунд в 00 часов, будет слабая облачность, ветер средний, видимость по горизонту…

Теперь Кедров уже не сомневался, что его кто-то настойчиво интригует. Однако всему есть предел…

— Хватит! К черту! — Кедров вскочил и с силой нажал кнопку. Голос незнакомца оборвался на полуслове, и на экране снова возникли значки и цифры. Бросилась в глаза тонкая пунктирная линия с обозначением высоты в километрах. Выше пунктира было начертано слово: ионосфера.

В комнате раздался резкий звонок, и Кедров невольно вздрогнул, оторвал руку от панели с кнопками, на одну из которых он нажимал что есть силы.

— Странная нелогичность, — снова заговорил неизвестный, и Кедрову показалось, что тот впервые проявляет признаки раздражения.

— Странная нелогичность, — повторил незнакомец. — Вы спрашиваете о погоде, а даете сигнал в ионосферный сектор.

Мысли Кедрова перепутались. Минуту назад он был готов немедленно ринуться в «комнату за библиотекой» и проучить как следует интригана. А теперь… Упрек незнакомца «в нелогичности» напоминал, что этот человек все же прекрасно владеет собой, умеет быть по крайней мере сдержанным и вежливым… Но в то же время упоминание об «ионосферном секторе» снова возвращало мысли Кедрова к автомату… Может быть, в порыве раздражения Кедров нажал не ту кнопку, и автомат по-своему отозвался на ошибку. А человек, который им управляет, сидит себе спокойно и тихонько посмеивается в кулак.

Колебания Кедрова продолжались недолго. Он уже не мог слушать незнакомца, который снова заладил свое:

— В десять ноль-ноль, в районе станции 52/78, на высоте 100 километров, в 10 часов 30 минут, в районе той же станции на высоте 100 километров…

— Мне нет дела до ста километров! — заорал Кедров и рванулся вперед. При этом он задел какой-то шнур. Экран погас, и тьма сгустилась. Кедров обернулся, сделал шаг назад и, схватив лампу, направил свет в темное пространство комнаты. У него появилось ощущение, что неизвестный находился совсем близко. Свет упал в дальний угол и вырвал из темноты самый обыкновенный стол. Самые обыкновенные вещи окружали Кедрова — столы, стулья, шкафчики… Судорожно сжатая в его руке лампа металась из стороны в сторону, и они то появлялись, то вновь проваливались в темноте.

Теперь туда — в комнату за библиотекой… Кедров должен увидеть его, пусть самого черта, но кто бы там ни находился — дядюшка или его сотрудник — Кедров сейчас посчитается с ним.

Вот, наконец, и книжные шкафы… А где же комната? Ага, дверь… Кедров медлит. Затем осторожно приоткрывает ее. Дверь чуть поскрипывает — и все. Больше ни единого звука. Кедров напряженно вслушивается, задерживает дыхание. Здесь должен быть кто-то, обязательно должен. Кедров должен увидеть сейчас человека, он даже готов простить ему все. Его руки шарят по стене в поисках выключателя. Щелчок, и стало светло.

В комнате никого не было. Кедров был по-прежнему один. Возле стены он заметил щит, напоминавший пульт управления на автоматической электростанции, стол, на котором был устроен экран с блестящим кожухом, с той же пишущей машинкой без валика, такой же панелью с разноцветными кнопками. И даже кресло около стола показалось знакомым.

Кедров вдруг почувствовал бесконечную усталость. Теперь ему стало все безразлично. Он подошел к креслу и сел. На краю стола лежала кипа журналов. «И тут журналы», — вяло подумал Кедров. Он взял один из них, машинально перелистал и бросил на стол.

И тотчас кожух над экраном осветился ярким голубоватым светом и где-то в глубине комнаты прозвучал знакомый голос:

— Не пугайтесь. Я давно наблюдаю за вами. Сейчас я помогу перевести вам.

Кедров чувствовал себя как во сне. Он хотел сделать движение, но мускулы не повиновались. Может быть, он сходит с ума? Его невидимый собеседник снова заговорил. Но Кедров не вслушивался, он был всецело поглощен собой. Вспомнилась больничная обстановка, лечащий врач… «Может быть, в самом деле я болен?» — и в этот момент ему явственно послышались шаги…

— Кто там?

Кедров вскочил с кресла и бросился вон из комнаты. За дверью стоял дядюшка, изумленный и встревоженный.

* * *

На следующее утро Кедров проснулся поздно. Он долго лежал в постели и, размышляя, глубоко презирал себя. В его ушах все еще звучали обидные дядюшкины слова. Выпроваживая его из лаборатории, он кричал на него, как на мальчишку: — Дикарь… Где твоя голова?

Куда только девалась вся дядюшкина милая дипломатия! А потом, сменив гнев на милость, назидательно поучал, тоже как мальчишку, говорил, что наука за эти годы сделала гигантский бросок вперед и разбираться в ней нужно на свежую голову и уж во всяком случае не по ночам.

Кедров ничего не мог ему возразить и по-видимому глупо улыбался. Сейчас он представил себе эту улыбку и ему стало неловко.

Спал он беспокойно — одолевали сновидения. Едва он сомкнул глаза, как увидел своего ночного собеседника. Тот сидел в том самом кресле перед экраном… Выражение задумчивости и чуть заметная улыбка придавала его лицу необычайную живость. Высокий лоб, прищур глаз… Кедров быстро подошел к креслу и положил руку на плечо. И странное ощущение неподвижности поразило Кедрова. Он провел рукой по шее и лицу незнакомца, и первая мысль, которая ввергла Кедрова в смятение, была о том, что его собеседник мертв. Нет! Нет! Мертвецом он не был, труп всегда хранит воспоминание о жизни, а рука Кедрова лежала на чем-то холодном и жестком, как металл.

«Кукла!» — мелькнула мысль… — Кукла! — закричал Кедров в исступлении и проснулся от собственного крика.

Лежа в постели и щурясь на весеннее солнце, заглянувшее в его комнату, Кедров продолжал размышлять… Кукла приснилась, а вот на яву все дело по-видимому в автоматике и телемеханике, доведенных в лаборатории до совершенства. Так ли это? Вспомнились автоматические линии станков, автоматические заводы, электростанции, работающие без людей. Но во всех этих устройствах автоматы были «узкими специалистами». Они выполняли одну и ту же работу, одно и то же действие постоянно совершают «говорящие часы»… А дядюшкины автоматы поражали универсальностью и разнообразием поведения. Кедрову нестерпимо хотелось своим умом распутать клубок загадок, но… уж слишком они были головоломны.

…Войдя в лабораторию, он услышал голоса. В большой комнате, той самой, где ему пришлось полемизировать с машиной, находились люди. Один из них склонился над хорошо знакомой Кедрову клавиатурой, другие столпились вокруг какого-то приспособления.

— Сигнал! — услышал Кедров дядюшку. — Огонь!

За раскрытым окном, которое выходило в сад, раздался выстрел, и стая галок с пронзительным криком закружилась вокруг дерева.

Кедров уже ничему не удивлялся. Он подошел поближе и увидел экран радиолокатора, на котором быстро перемещались яркие точки. Дядюшка стоял у окна и держал в руках прибор, напоминавший рефлектор.

И вдруг знакомый, очень знакомый голос понес, как показалось Кедрову, сущую околесицу.

— Галка первая, — гремело в комнате. — Галка восемнадцатая… Галка четвертая.

Затем говоривший помедлил и после небольшой паузы добавил:

— Галка чужая…

И снова — раздельно и без запинки:

— Галка двадцать третья. — Галка вторая и тринадцатая…

Кедров подошел еще ближе и, бросив взгляд в окно, замер. Поразительная закономерность! Как только там, за окном, одна из беспорядочно кружащих птиц отделялась от стаи и стремительным комком бросалась по направлению к дереву, гнезду, так сейчас же вступал этот голос. Он сообщал номер галки.

* * *

Итак, Кедров наконец увидел своего «таинственного собеседника». В комнате за библиотекой он молча стоял перед устройством, которое вчера напомнило ему пульт управления на автоматической электростанции. Электронно-вычислительная машина! Дядюшка рассказал ему немало о ней.

Лабораторию часто посещают экскурсанты и им демонстрируют необычайные возможности машины. Но (тут дядюшка лукаво улыбнулся) экскурсантов всегда сопровождает гид, а Кедров путешествовал по лаборатории в одиночестве, и к тому же ночью… Что же удивительного, могло и померещиться!

А галки? Разве галки — забава? Нет, в хаотическом кружении их существуют определенные закономерности. Каждая птица стремится кратчайшим путем к своему гнезду. У каждой из них есть свои воздушные дороги. Но это пока только галки. А самолеты? Ведь и у самолетов есть свой маршрут. Угадай-ка его заранее… Мы нумеруем гнезда, а машина нумерует кривые, по которым к этим гнездам спускаются галки. Мало того, машина запоминает характеристики кривых, и когда на экране радиолокатора появляется электронное отражение полета галки, машина определяет ее кривую и безошибочно сообщает номер галки, прежде чем птица опустится в свое гнездо.

Машина обладает памятью… Машина рассуждает и даже управляет другими машинами. И все это по заранее составленным программам, которые она разыгрывает, как патефон.

— Вообрази, — говорил дядюшка, — летят самолеты, и мы посылаем ракету, которую по радио направляет наша машина. Она разгадывает замысел врага, и ракета поражает цель… Галки — лишь первый опыт… Ты еще поймешь, что значит модель мозга…

Немного помолчав, ученый строго заключил:

— Хватит удивляться. Ты должен стать школьником. И вот тебе первый урок, — он протянул Кедрову толстый том, на обложке которого было написано: «Электронно-вычислительные машины и кибернетика».

— Кибернетика? — переспросил Кедров.

— Да, новая наука…

---

Журнал «Знание-сила», 1956, № 7

Иллюстрации А. Лурье

Оглавление