«Вещий сон Гаврилы Мамонтова»

Валентина Пахомова

Вещий сон Гаврилы Мамонтова

Вот уже три дня по утрам перед окном Гаврилы Мамонтова маячил воздушный летучий голландец. Чемодан с вещами был спрятан на балконе, но, как назло, воздушное судно висело в двадцати метрах от дома.

Гаврилу это страшно бесило, он вбегал в комнату, падал ничком на диван и выл. После жалобного непродолжительного воя он начинал мечтать о планете изобилия и свободы Яго. Там он будет просто Гаврилой, и не все ли равно с какой фамилией.

Жену свою Гаврила любил любовью брата. Пятнадцатилетний стаж супружеской жизни поохладил его пыл-жар. Он даже письмо написал в журнал "Семья" о целесообразности выдачи жене и мужу официального документа, где черным по белому будет написано, что супруги являются друг Другу не более, чем троюродные брат и сестра. Жена его полностью поддерживала, и все-таки сестринские чувства дали осечку на приглашение Гаврилы лететь вместе. И вообще, с какой стати лететь? Она - ссылалась на неизвестность, скуку, бесперспективность. К тому же вещий сон приснился Гавриле, а не ей. А ей все больше снились плечистые мужчины, огненные, властные и кудрявые, чего не скажешь о ее братце-муже. Гаврилу она не понимала. Для нее он был, как огурец под пленкой. Внешне зеленый и пупырчатый, а вот что в зернышках? Да нет, для нее это сложно.

Однажды в ее сознании всплыла зоологическая формула покойной тетушки "Все чувства мужчин проходят через желудок". И начала она готовить по старинной кулинарной книге, переводя фунты в граммы. Но у Гаврилы был какой-то странный желудок, ему что форель в сметане, что минтай под майонезом. После сытного обеда или ужина он становился тихим и задумчивым, подолгу ковырял спичкой в зубах, потом садился за кухонный стол и начинал рисовать дождевых червей. Жена подсаживалась к нему, подпирала рукой подбородок и смотрела на него как на безнадежно больного.

- Зачем ты рисуешь, Гаврила? - спрашивала она.

- А зачем ты готовишь? - спрашивал он, продолжая раскрашивать червяка коричневым фломастером. - Нарисовать червяка большое искусство, продолжал Гаврила, - я хочу запечатлеть взгляд его, да, да, не удивляйся, мне очень важно знать, как он нас видит.

Жена пожимала плечами, целовала его в макушку и шла смотреть телевизор.

А вот двенадцатилетняя дочь понимала его с полуслова. Его взгляд, жест, полуулыбка не были для нее кроссвордом. Гаврила боготворил Юльку и все ее возрастные выпады старался понять и оправдать.