«Возможна ли в наше время эпидемия чумы»

Наталия ОКОЛИТЕНКО

ВОЗМОЖНА ЛИ В НАШЕ ВРЕМЯ ЭПИДЕМИЯ ЧУМЫ?

В 1951 году итальянец Джорджио Пиккарди задумался, почему в определенные дни вискоза не проходит сквозь фильтры прядильных машин, а лабораторные опыты с теми же самыми веществами дают то одни, то другие результаты. Много раз проведя эксперименученый пришел к выводу, что ускользающий от контроля фактор - это время, точнее, какое-то космическое излучение, делающее неповторимой кажсекунду. Через тринадцать лет во время Международного геофизического года, исследователи всей планеты - от Флориды до Мадагаскара и даже Антарктиды - убедились: да, коллоидный раствор, близкий к содержимому клеток живых организмов, отзывается на изменение "космической погоды"; да, мгновения неповторимы; да, древние правы: два раза не войдешь в одну реку... Расширяется Вселенная, летит в межзвездном пространстве планета Земля, держа путь к созвездию Геркулеса, а следовательно стрела времени пронзает все сущее, заставляя его приспосабливаться к постоянно изменяющейся ситуации. Эволюция продолжается, не может не продолжаться, ибо нельзя остановить бег времени! Но в чем же проявляется она, если живший 30-40 тысяч лет назад, чьи останки найдены в кроманьонском гроте, внешне ничем от нас не отличался?

СЛЕД АННЫ ЯРОСЛАВНЫ

Академик Никита Моисеев считает, что морфологическое совершенствование человека практически прекратилось в последнюю межледниковую эпоху и причиной тому - появление запрета "Не убий" как следствие формирования общественного института "Учитель". Для выживания рода опыт и знания стариков стали важнее крепких мышц молодежи - и племя начало заботиться о слабых, чего нет в животном мире. Возможно, но ведь и обделенные разумом существа, которых мы видим вокруг себя, тоже вроде бы остановились во внешнем своем совершенствовании. Может быть, целесообразнее ставить вопрос о генетической исчерпанности формообразования? Впрочем, спорить не будем: главное - наукой официально признано, что человек не меняется. Так где же оставляет свой след поступь времени? Наиболее расхожая версия: эволюционирует мозг, что отражается в развитии человеческого разума. Да у нас ведь и критериев разума нет! Сегодня любой пятиклассник знает, что материя состоит из атомов, пребывающих в вечном движении, но не умнее же он Лукреция Кара, написавшего поэму "О природе вещей". Любое поколение, может, и знает больше, чем его предшественники, благодаря тому, что стоит на их плечах, но любой из нас вряд ли способнее кроманьонца. Изобретатель, впервые смастеривший колесо, был не менее гениален, чем конструктор космической ракеты С. П. Королев; человека, впервые вычислившего время солнечного затмения, можно сравнить с творцом квантовой механики Шредингером, а неизвестного художника, расписавшего пещеры, - с Рафаэлем. Да и как может эволюционировать человеческий мозг, когда невероятные его возможности в значительной мере остаются нереализованными? Поставим вопрос так: менялся ли в зависимости от времени вроде бы не меняющийся человек?

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ПРОКАЗОЙ?!

Пенелопа двадцать лет ждет Одиссея, оставаясь неотразимой для юношей, а в средние века весьма немногие женщины доживали до сорока. В эпоху знаменитой куртизанки Нинон де Ланкло, которую Вольтер называл предшественницей своей философии, старости не признавали, но лет через сто Бальзаку пришлось "открывать" тридцатилетнюю женщину, утверждать ее право на полноту жизни: в XIX столетии люди почему-то начали рано увядать, "милой старушке" Лариной вряд ли было больше 38 лет - возраст расцвета для наших современниц. Римляне были крупными и высокими, но жившие на той же земле средневековые богатыри поражают своей миниатюрностью. Тип красоты, отображенный на картинах старых мастеров, не случаен: он объективно отражает физиологические характеристики, свойственные человеку той или иной эпохи: за изысканностью плоскогрудых и высоколобых героинь средневековых гравюр хроническая анемия и туберкулез; прототипы рембрандтовских мифических героинь страдали подагрой. Даже беглый анализ информации, которую несут искусство и литература, свидетельствует, что человек все-таки изменялся. Нет, у него не отрастали ни крылья, ни плавники, но в разные времена он по-разному жил, старел и страдал от болезней. Много их отошло в прошлое недиагностированными, запомнились лишь самые губительные: чума, холера, проказа, оспа. С ними боролись жестоко. Вот что в летописи сказано о чуме, некогда поразившей Псков: "Бысть клич в Новгороде о псковичах, чтобы они ехали вон часа того из Новгорода с товарами, какие ни буди. А поймают гостя псковитянина на завтра в Новгороде его выведши за город сжечи и с товарами. И бысть заставе на псковской дороге, чтобы не ездили в Псков и ис Пскова в Новгород". Однако несмотря на санкции, пандемии губили людей больше, чем самые кровавые завоевательские походы. Надо ли убеждать кого-либо, мало-мальски знакомого с историей, что с опустошающими болезнями прошлого эпидемии более позднего времени несравнимы? Конечно, в этом большая заслуга медицины. Но любопытно, что основы профилактики чумы, например, были разработаны в 1894 году, когда "черная смерть" уже сама пошла на убыль; холера тоже начала сдавать свои позиции до того, как были открыты эффективные средства против нее. Особенно показательна история с проказой. В далеком прошлом ее жертвам подаяние бросали издали: любой контакт был чрезвычайно опасен. Все-таки в XII столетии в Европе насчитывалось 20 тысяч лепрозориев, где находили пристанищ два миллиона прокаженных! Очень большая цифра на фоне демографической ситуации того времени. Но к XVII-XVIII столетиям ужасная лепра потеряла свою силу: путешественники безбоязненно навещали остатки лепрозориев, а вскоре и последние из них были закрыты хоть средства против этого недуга по-прежнему не было. Но ведь возбудитель болезни из окружающей среды не исчез что же тогда произошло? Интересна в плане поиска ответа на этот вопрос повесть Николая Лескова "Несмертельный Голован", где описана одна из недиагностированных болезней прошлого: "Вскочит на теле прыщ, зажелтоголовится, вокруг зардеет, и к суткам начинает мясо отгнивать, а потом смерть... Кончина приходил тихая, немучительная, только всем помиравшим до последне минутки хотелось пить... Однако человек, который сегодня подавал пить заболевшему родичу, завтра сам заболевал, и в доме нередко ложились два или три покойника рядом. Остальные в осиротелых семьях умирали без помощи". И тогда на "ниве смерти" появился милосердный Голован, шедший от дома к дому с ковшиком воды: болезнь его не брала. И такие "голованы" находились в каждом селе. В XV столетии в Европе от чумы погибла четверть населения, но пандемия шла не сплошняком, а пятнами. Как свидетельствуют историки, отдельные города оставались нетронутыми, в то время как окружающие села вымирали. Почему? Теперь есть возможность ответить на этот вопрос. В живом организме существуют антигены - носители информации, которые кодируют специальные белки, выполняющие защитную функцию. По так называемой первой антигенной системе людей можно разделить на четыре группы: А, В, А и О. В начале пятидесятых годов американский ученый Маурент обработал большой матриал, собранный еще во время первой мировой войны, относительно распространенния этих групп в Европе. Картиполучилась весьма своеобразная и непонятная и прояснилась лишь тогда, когда в антигене человеческой крови нулевой группы был выявлен чумный микроб. На карту, вычерченную Маурентом, была наложена карта известных из истории чумных пандемий: оказалось, что там, где они свирепствовали, людей с нулевой группой крови практически не осталось, а выжили и дали потомство имевшие группу В. Вот так и стало понятно, почему "черная смерть" перестала собирать щедрый урожай жертв, а вместе с тем прояснился один из механизмов эволюционного приспособления человеческого организма к окружающей среде. Итак, не в возбудителях дело: они были и будут - дело в специфике организма, на который возбудитель нападает, в, особенностях его клеточного строения. Кое-что об этом мы уже знаем. В клетках сущеетвуют "опорные" пункты для возбудителей столбняка, ботулизма, стафилококкового и других заражений - вещества ганглиозиды. "Молекулярные мишени" - таково их научное название - существуют, конечно, не для того, чтобы привлекать микроорганизмы, у них какие-то свои функции, но возбудители болезней используют их в качестве "замочных скважин", куда вкладывают свои "отмычки" - вещества, вступающие в реакцию с ганглиозидами. Мишенью для холеры является ганглиозид М; не подверженными эпидемиям оказывались люди, по какой-то причине его утратившие. Проведя селекцию человеческого рода в этом направлении, холера потеряла свою губительную силу, каждый год поступают сообщения о ее вспышках, но человечество отделывается лишь легким испугом. В этом плане можно уверенно сделать оптимистический прогноз, ибо сейчас практически мы все "несмертельные Голованы" по отношению к чуме, проказе, холере, оспе и ряду других болезней, отошедших либо отходящих в прошлое.

Все мы - мутанты

Слово "мутация" до сих пор окутано ореолом таинственности: нам кажется, что любая мутация - явление уникальное и почему-то обязательно опасное. Между тем наше интуитивное стремление к стабильности противоречит нестабильности окружающего мира. Но если задуматься, это вполне нормально: течет время, меняется мир, меняется и человечество. Это естественный процесс, и тому есть объективные свидетельства. Сочинский врач Н. А. Шульц, изучив сотни тысяч анализов крови, взятых в разных странах, пришел к выводу, что в конце XIX столетия нормальное количество лейкоцитов у взрослых было 10-14 тысяч, в начале XX столетия 8-12 тысяч, а через двадцать лет даже аппендицит не сопровождается остро выраженным лейкоцитозом. Тенденция эта сохранилась. А ведь кровь воплощение самой жизни, и такое значительное изменение ее характеристик свидетельствует о молекулярно-клеточных новшествах в организме современного человека: произошло закрепление информации, добытой в борьбе с врагами человеческого здоровья: такие древние болезни, как чума, холера, проказа, в массовом порядке породили "несмертельных Голованов". Мы все - мутанты, и ничем другим быть не можем, ибо природа создала огромный ассортимент генов, способных в любых ситуациях обеспечить выживание человеческого рода. Например, там, где много болот и свирепствует малярия, распространена мутация эритроцитов. Измененные эритроциты хуже справляются со своей функцией. Пройдет время, и организм приспособится к мутированному гемоглобину, а малярия, не преодолев генетического иммунитета, отойдет в прошлое. Малярийный комар будет представлять не больше опасности, чем обыкновенный. И тут нам придется иными глазами посмотреть на вечных своих врагов, в частности на вирусы. От них не спасешься ни мылом, ни спиртом, они и житьто начинают, только когда попадают в клетку живого организма, а за его пределами ведут себя, как та же кухонная соль. Гибель организма самоубийство для паразита, ситуация, с точки зрения интересов природы, неестественная. Так в вирусе ли корень зла? Во время самых больших эпидемий полиомиелита гибнет или остается искалеченным один человек на 100 тысяч населения; на эту же цифру выводят эпидемии ящура, других болезней. Что же происходит с тысячами непострадавших? Внешне ничего, на самом же деле их клетки принимают какую-то информацию, которую в них встраивает геном вируса, информацию, позволяющую жить в изменившихся условиях. Доктор медицинских наук К. Д. Уманский, много лет изучавший вирусные поражения нервной системы, высказывает предположение о том, что в клетках живых организмов "происходит естественная генная инженерия. А если такой механизм существует в природе, то он выполняет определенную важную функцию, какую - мы пока что не знаем. Но, анализируя результаты исследований, можно прийти к единому выводу: именно этот механизм существует для более точной адаптации организма в природе". Истинную перестройку можно осуществить только на уровне самих основ жизни - пусть медленно, но надежно. А вызванное микроорганизмами заболевание это катастрофа, без которых не обходится эволюционный процесс, следствие неподготовленности организма, его неспособности идти "в ногу со временем". Приспособлены ли микробы, а главное, вирусы к такой воистину космической миссии? Отлично! Микромир исключительно изменчив благодаря темпам смены поколений: месяц для какой-нибудь бактерии - все равно что тысячелетия для человека. В 1973 году очередная партия космонавтов, прибыв на орбитальную станцию "Скайлеб", увидела, что скафандры, которые там сохранялись, покрыты густой плесенью. "Нормальные" земные грибки не выдерживали межпланетную температуру и радиацию. Что это значит? Произошла селекция, и образовалась культура, способная вполне комфортно размножаться при таких условиях. А об изменчивости вирусов и говорить не приходится: ведь это, так сказать, "голая хромосома", жадно вбирающая информацию об изменениях в окружающей среде и активно ее перерабатывающая. Раньше считали, что мутации вирусов случайны. Но вот доктор физико-математических наук С. К. Тарасов применил к этому явлению математический анализ и убедился, что они подчиняются законам, определяющим общий ход эволюции, и, образно говоря, являются секундными стрелками на часах природы. Если изменчивость вирусов закономерна, то "не случайность и то, что вирусы - это особенная форма материи. Тогда не случайны и их особенная структура и способы сохранения и передачи генетической информации, и особенности взаимодействия с клетками любых биологических объектов. Не случайны, очевидно, и вирусные заболевания как часть процессов, происходящих в биосфере". Это цитата из работы К. Д. Уманского. Еще дальше идет доктор медицинских наук С. М. Румянцев, ставя вопрос о том, допустимо ли массированное наступление на все виды инфекции с целью полного ее искоренения. Сама такая цель противоречила бы естественным законам природы: имеем ли мы право уничтожать естественную экологическую систему "микроб-жертва" и тем самым тормозить собственный эволюционный процесс? Кстати, по мнению этого же ученого, не кто иной как вирус "вывел обезьяну в люди". Несмотря на то, что на бытовом уровне мы воспринимаем микроорганизмы как воплощение зла и боремся с ними всеми доступными нам средствами, на научном уровне нам придется постепенно отказываться от еще вчера бывших традициейными взглядов по мере того, как мы будем глубже и тоньше постигать механизм творения, утверждения и совершенствования жизни. Приходится признать, нравится нам это или нет, что природа не зла и He добра - она просто неуклонно вершит свою поступь во времени, занимаясь "венцом творения" - человеком - не больше и не меньше, чем любым другим существом. Болеть тягостно, но кто знает, чем бы нам пришлось платить за отсутствие докучливых "наладчиков клеток" и было ли бы при других условиях вечнозеленое древо на нашей планете столь пышным. Сумел ли приспособиться человеческий организм к изменениям в окружающем мире, если бы ему не помогала сама природа? Все естественно и незыблемо: все эволюционирует, и мир микроорганизмов тоже: на смену старым болезням приходят новые, но вечен процесс поиска гармонии между живой системой и окружающей средой. Одно несомненно: всяческой поддержки достойны те направления медицины, которые лечат не отдельную болезнь, а укрепляют весь организм, чтобы не рассыпался он под натиском адаптационных факторов, как старинная скрипка в руках неосторожного настройщика.