«Фантастические миниатюры. Сборник рассказов»

Фантастические миниатюры. Сборник рассказов (fb2) - Фантастические миниатюры. Сборник рассказов 363K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ирина Юрьевна Станковская

Фантастические миниатюры Сборник рассказов Ирина Ю. Станковская

© Ирина Ю. Станковская, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Пожирающий Космос

Бабка Настя кряхтя нагибается и вытаскивает из-под кровати визюшку, тычет сухим узловатым пальцем в центр экрана. Вот она, молодая, красивая. Нежный овал лица, пушистые каштановые волосы, ясные карие глаза. Девушка одета в серо-стальной скафандр, шлем на тонких шлангах убран за спину. Стройная фигура на фоне розового неба далёкой планеты. Бабка то ли всхлипывает, то ли вздыхает, проводит пальцем по экрану. Юная Настя исчезает. В визюшке много других изображений, но старая женщина и так их помнит. Те люди навсегда останутся в ее сердце, а вот себя… себя она частенько забывает… Оконные рамы слегка подрагивают – где-то стартовал звездолет с новым двигателем. Раньше они тише были, но все меняется. «Проклятый космос, – бормочет старуха, – и чего разлетались!»

В экодеревню бабка Настя переехала тридцать лет назад, как раз после эпидемии антарктической лихорадки. Пятнадцать процентов населения Земли тогда погибло. Пустующие земли заняли общины староукладчиков. Бабка Настя староукладчицей никогда не была, но деревню любит. У бабушки Дарьи тоже когда-то имелся дом на природе. Еще в далеком двадцать первом веке. Рано умерла старушка, и до ста не дотянула… Но и здесь цивилизация нет-нет да даст о себе знать. Бабка ковыляет в хлев доить Зорьку – та нетерпеливо машет ей головой, но что поделать, подождет. Ноги болят, дыхание сбивается. За это время ни одного омоложения. Сто сорок лет берут свое.

Подоив корову, покормив кур и приготовив нехитрый завтрак, бабка Настя переодевается в праздничный наряд. Черная длинная юбка, светлая блузка, заколотая у ворота серебряной брошью. Единственное украшение, подаренное Олегом. Он бы ей весь мир подарил, но не вышло. Срочный рейс на Марс, повез генератор взамен побитого метеоритным дождём. Девятнадцать тысяч человек затаили дыхание – счет шел не на недели, на дни… А Олег только-только из рейса. Вызвался добровольцем, старушка моя не подведёт. Разладилась, поломалась, не выдержала. Спасательная капсула одна. Триста килограммов груза максимум. Генератор – двести восемьдесят. Загрузил туда генератор, захлопнул люк, нажал на кнопочки. Пошла на Марс. А Олег полетел к Солнцу.

«Проклятый космос», – бабка качает седой головой, с трудом переставляя ноги, выходит на проселочную дорогу.

Староста проезжает мимо на телеге, приподнимает картуз: «В город, матушка?».

Бабка Настя кивает солидно: «Да, батюшка, за мной заехать должны».

До остановки идти и идти. Староукладчики технику не жалуют.

Через час бабка Настя в городе. Симпатичный молоденький аэрист из Комитета довез почти до Мемориала. Смущался, поглядывал на бабку с уважением и легким недоверием. Неужели та самая Анастасия?

Бабка все делает по-старинке. Подходит к памятнику, прищуривается, прикидывая, с чего начать. Скользит взглядом по двум вечно юным лицам на фотографиях. Служитель оцепляет периметр запрещающей лентой, приносит ей ведро и удобную швабру на длинной ручке. Старуха надевает казенный фартук, рукавицы и молча, сосредоточенно, протирает памятник. «Проклятый космос, – говорит она, закончив работу, – сожрал, чудище ненасытное…» В ее потухших глазах блестят слезинки.

У ограды Мемориала бабку встречает небольшая делегация. Глава ее – какая-то шишка из Комитета. Говорит что-то об уважении, о памяти, о годовщинах, которые… Бабка почти не слушает его, только скорбно кивает время от времени…

Потом тот же аэрист довозит ее до остановки. Вечереет, чья-то высокая фигура движется навстречу старухе.

«Ба, привет, – звучит знакомый голос, – вот, приехал тебя встретить!» Праправнук. Хороший мальчик, помнит памятные даты.

Морщинистое лицо бабки Насти расплывается в теплой улыбке.

Они плечом к плечу идут в деревню. Олег слегка поддерживает старушку под локоток.

«Старенькая совсем стала. Надо бы ей в город», – думает он с жалостью.

Бабка Настя старается сдерживать дыхание, вдыхает через нос, выдыхает через рот. Тихо-тихо, ещё тише, а то Олежка волнуется, заботливый такой.

«Ба, а расскажи о дедушке!» – просит вдруг он.

Бабка Настя не любит рассказывать о внуке. Слишком тяжело. Тоже бегал к ней, Ванечка, голубоглазый, кудрявый, смешной. Невестка до сих пор простить не может: «Сбила сыночка с пути бабка, заморочила рассказами о Космосе».

Где-то среди колец Сатурна затерялся Ванечка, романтик, умница, а как на настоящей гитаре играл!

И бабка Настя начинает вдруг говорить, говорить горячо и взволнованно, забывая о болезнях, о прожитых годах. Над бледно-зелеными равнинами взлетают золотые птицы мужества, в красных пустынях вьется ветер памяти, в бушующие моря неизведанного спешат, переливаются реки мечты. Олежек слушает, раскрыв рот.

Плечи Анастасии расправляются, голос крепнет. В свете Луны тусклые седые волосы наполняются серебром. Прозрачные карие глаза глядят в небо, и звезды пожирающего Космоса отражаются в них яркими всполохами.

Она смотрит на праправнука и видит те же звезды в его глазах.

Где-то на синей планете гуляет под иными звездами Олег. Дела у него теперь другие, о прошлом думается с легкой грустью. Иногда ему хочется подать о себе весточку, но это не положено. Всему свое время. Внук Ванечка, которого он никогда не видел при жизни, часто его навещает. А пожирающий Космос, законы которого нам не дано понять, расплескивает рукава галактик, удивляясь, как сам он оказался пойман, захвачен и растворен жаждой и страстью людей, стремящихся к звездам.

Мечта о море

Аля с детства мечтала увидеть Море. Некоторые её знакомые успели не только съездить посмотреть на него, но и окунуться в ласковые волны. Все говорили, что это намного лучше, чем купаться в ванне. Самым везучим даже удавалось встретить в Море настоящих рыб! Аля страшно завидовала, но сделать ничего не могла. Её родители когда-то побывали на Море и почему-то считали поездку туда блажью и тратой денег. А Але снилось Море, каким она видела его по телевизору. Девочка воображала что-то большое и синее, смыкающееся на горизонте с небом, усеянное там и сям рваными стежками белой пены. Она долго не знала, как пахнет Море, но однажды Таня с верхнего этажа привезла ей несколько гладких округлых камушков. Аля долго принюхивалась и наконец-то уловила слабый запах, не похожий ни на какие ранее встречавшиеся ей запахи. Мама велела Але отмыть камни, но всё равно запах пропал не до конца, и Аля время от времени открывала сервант и, поднося к лицу отполированные Морем драгоценности, жмурилась от удовольствия.

В мечтах о Море проходили годы, родители старели. Аля окончила школу, поступила в институт и в конце концов стала агрономом на плантации водоносов. Работа пришлась Але по душе. Она любила воду, ей нравилось смотреть, как раскрываются зелёные бутоны и изливающаяся из них жидкость с тихим журчанием течёт по желобкам в резервуар. Когда-то никаких водоносов не было, люди легко добывали воду, но в результате Бедствия почти вся вода на Земле была отравлена. Задолго до рождения Али учёные вывели новый вид растений-фильтров – самый лучший и самый экономичный способ очистки воды. Повсюду возникли плантации водоносов, без устали качающих воду на благо людям. Когда водонос умирал, он тоже шёл в дело – одежда из его волокна носилась долго, легко отстирывалась и как-то особенно ловко и складно сидела на фигуре.

После Бедствия на Земле уцелело несколько чистых водоёмов, но все они находились под охраной. Проработав полгода на объекте особой важности, Аля подала заявку и почти сразу получила пропуск на Море. Она была хорошей дочерью и вписала туда родителей, но те отказались наотрез.

– Не поеду я на это море! – сказала мама.

Она ожесточённо затрясла седеющимии, ещё пышными локонами.

– Зря ты так, – укорила её Аля, – ты же сама как-то говорила, что было здорово!

– Нет, дочка, – вздохнул папа, – мы не поедем.

Аля купила билет на дирижабль и полетела на встречу с давней мечтой. Всю дорогу она глазела в окно на проплывающие под круглыми боками аппарата пожухлые леса, мёртвые реки, купола, заводы и плантации водоносов.

Наконец они достигли станции «Море». Аля спустилась по трапу и вошла в здание порта, опередив других путешественников. Симпатичный офицер проверил документы и, узнав, что она приехала одна, улыбнулся ей особенно приветливо и пригласил на свидание. Аля была красивой девушкой с лицом, сиявшим даже сквозь матовый пластик защитного шлема.

Аля быстро нашла отель и, войдя в здание, переоделась в дамской комнате на выходе из шлюза. Скафандр она повесила в уже приготовленный для неё именной шкафчик. В гостиничном номере было тесновато, но уютно. Аля надела новый красивый купальник, пёстрый пляжный сарафан, невесомые шлёпанцы из корня водоноса и с навигатором в руках отправилась искать нижний уровень. Вот и скромный указатель «К Морю». Аля прошла по коридору и, на секунду замешкавшись, открыла дверь.

Пёстрые зонтики и шезлонги на жёлтом песке, непривычно загорелые люди, ленивые синие-синие волны, пушистая и белая-белая пена – всё, как по телевизору. Аля подняла голову: она читала, что высокий купол сделан из специального стекла, позволяющего людям по-настоящему загорать. Девушка скинула сарафан и под любопытными взглядами отдыхающих направилась к Морю. Она увидела гладкие камушки у кромки прибоя и нежно улыбнулась детским воспоминаниям. Вода оказалась слабосолёной, пахла не так, как ожидала Аля, но тоже приятно и заманчиво. Через несколько минут девушка уже плескалась в ней, отфыркиваясь и попискивая от восторга.

Вечером, гуляя с симпатичным офицером Пашей, они два раза обошли Море по променаду. Сквозь купол мягко мерцали звёзды. Шевеля листья водоносов, дул ветер, совсем как настоящий. Паша со значением сказал ей, что у Моря тоже есть плантации водоносов, и молодой перспективный агроном никогда без работы не останется. Аля слушала, смущалась и улыбалась. А после, очутившись в своём номере, почему-то заплакала и плакала долго-долго.

Обычная эльфийка

Она самая обычная эльфийка. Удлинённое бледное лицо с огромными синими глазами, чуть заострённые изящные ушки, распущенные по плечам густые чёрные локоны, тонкие белые руки с окрашенными серебряной пылью ногтями. В струящемся нежно-голубом платье под ажурной накидкой с вкраплениями бриллиантов и сапфиров, она, слегка покачивая своими умопомрачительными эльфийскими бёдрами, спешит к ручью, чтобы напиться воды и остудить огонь, горящий с недавних пор в её совершенной груди.

Он не знает её имени, но она провожала героя на войну с мерзкими гномами, видела, как невеста его, дочь короля эльфов, на глазах всего народа прижалась к жениху и текучие, как вода, бронзовые пряди сияющих волос разбежались по волшебной кольчуге из переливчатых крыльев стрекоз. Невеста по имени Лилларудалемантосабилла, герой по имени Эрбрегрогромпард!

Как он прекраснее и смел, о, если бы хоть раз появиться в его судьбе! Ей не на что надеяться, этой безымянной элльфийке, на которую один-единственный раз пал взгляд друга героя. Этот воин, давно погибший в бою, обратил на неё внимание, когда она, в надежде не упустить ни секунды из отпущенного времени прощания, перегнулась через резной балкон, свесившись вниз, как простая девчонка, и её черные локоны заплясали в воздухе, вырвавшись из под приличествующей случаю скромной накидки. Герой уехал, так и не заметив её в шумной восторженной толпе. Но она мечтает, она ждёт, она верит.

И, выйдя на берег ручья, она погружает холодные руки в ледяную воду и нежданные слёзы грустным подарком из мира людей начинают струиться по прекрасному лицу. Она обычная эльфийка, она может колдовать, но чары её слабые и лёгкие: остаётся радоваться и такой малости!

«О, Великий Автор Иванов! – молит красавица, чертя водяные руны на дне ручья, среди разноцветных камушков и стаек мелких блестящих рыбок, покусывающих иногда её нежные пальчики. – О, вспомни обо мне, дай мне хоть какую-нибудь судьбу! Дай мне счастливую судьбу, ведь ты написал уже три тома! О, дай мне имя, дай мне любовь и радость! Я – всего лишь мимолётный образ, дева, на которую обратил внимание друг моего возлюбленного! Никто никогда не говорит со мной, дай же, дай же мне хотя бы несколько слов!»

О, наивная хитрость. Сначала несколько слов, потом, возможно, её окликнут, назовут, сделают полноправным участником истории. Она не смеет просить о любви Эрбрегрогромпарда, это уже чересчур. Но пока остаётся надежда на счастливый поворот сюжета, она будет приходить на берег и просить, просить того, кто, возможно, не подозревает, что это она стучится в его тревожные сны сверкающими серебристыми ноготками.

Она самая обычная эльфийка…

Три слагаемых успеха

Хуберт чертыхнулся и присел на обочину, вытянув усталые ноги. Мерзавчик спрыгнул с его шеи и исчез в ближайшем кустарнике. Только пушистый серый хвост мелькнул.

– Вот подлая тварь, – вздохнул Хуберт, – шею мне отсидел, да ещё в такую жару!

– Аполлон в мехах! – хмыкнуло из кустарника.

– Гадина говорящая, теперь до города ножками пойдёшь! – разозлился парень. – Там тебя на шапку продам! Даром что жрал в три пуза, захребетник! Мех знатный отрастил!

Кот осторожно высунул из зелени серую в рыжеватых полосках мордочку:

– Дурак ты, дурак, счастья своего не понимаешь! И правильно папашка твой, Царствие ему Небесное, наследства тебя лишил! Кто в непотребных домах ошивался, когда другие братья вкалывали? Кто расписки направо-налево раздавал? А всё ноешь, что родня виновата. Злыдни кругом, один ты серафим белокрылый!

– Каждый ошибиться может! – насупился Хуберт. – Вот найду в городе судейского, он моим брательникам навешает… Тамошние крючкотворы свое дело знают!

– Ха-ха-ха! – раздельно произнёс Мерзавчик и подошёл к хозяину, насмешливо прищурив бездонные зелёные глазищи. – Чем адвокату платить будешь? Разве что ему шапка из кота нужна… А хозяйство отцовское ты до того довёл, что ни один самый завалящий судейский не польстится. Мельница, кот и осёл.

Кот неожиданно широко разинул пасть и с чувством пропел: «Вот мельница… Она уж развалилась».

– Зато осёл ещё справный! – огрызнулся Хуберт.

– Ага. Если зубы наждачком отполировать и мелом натереть. А шкуру чуть подкрасить! – покладисто сказал Мерзавчик.

– А с тобой что делать? Может, и правда на шапку? – задумчиво протянул Хуберт.

– Одно у тебя достоинство осталось, болван, – вздохнул кот, – будем работать с тем, что есть. Кстати, тут неподалёку пруд есть, искупаться не желаешь?

Хуберт поднялся, подхватил под мышку Мерзавчика и побрёл в направлении, указанном котом. Через несколько минут он уже самозабвенно плескался в прохладной водичке.

Кот сидел на берегу и напряжённо всматривался в синюю даль. На королевском тракте в это время дня было пусто и нестерпимо жарко. Вот еле проползла крестьянская повозка, вон проскакал королевский курьер на взмыленной лошади.

Вдали заклубилась пыль. Это из королевской резиденции, как всегда по субботам, следовала в свои владения вдовствующая герцогиня Ла Вольер.

Кот подозвал Хуберта и, вспрыгнув на плечо парня, зашептал ему в ухо, щекоча длинными усами. Тот скептически качал головой.

– А сработает? – спросил он недоверчиво.

Мерзавчик оглядел хозяина и деловито кивнул:

– Не вопрос! Ты таки лоску поднабрался… Там, где денежки проматывал…

Он соскочил на берег и резво помчался наперерез герцогской карете.

– Жан, грубое животное! Ты чуть не задавил котика! – выговаривала герцогиня Ла Вольер смущённому донельзя кучеру. Кот, душераздирающе мяукая, прыгал вокруг герцогини, а потом по-собачьи ухватил её за подол пышного платья и потащил в сторону пруда. Из воды во всей красе поднялась фигура незадачливого наследника.

– О! – сказала герцогиня.

– Само небо послало вас, – воскликнул Хуберт, по привычке ища взглядом припрятанную котом одежду, – я маркиз де Караба, меня ограбили, пока я купался.

Мерзавчик облегчённо вздохнул и пошёл к карете. Людоеды, принцессы, короли… Чудненько, чудненько. Всё это хорошо для сказки, но в реальной жизни нужен другой расклад, а именно: красивый мужчина с достоинством, богатая вдовушка и сообразительный кот.

Игрушечная философия

«А почему у тебя такие большие уши?» – белобрысая шмакодявка, привстав на цыпочки и высунув от усердия кончик языка, тянет ко мне хваткую пятерню. Я помалкиваю. Сидящий рядом медведь незаметно толкает меня в бок. Я скашиваю глаза – мой сосед тихо хихикает. На себя бы посмотрел! Это у него на ценнике написано «Медвежонок Топтыжка». А покупатели всё спрашивают у продавщицы: «Сколько стоит эта собачка?»

Вообще мне здесь нравится. Нравится суета и мельтешение, нравится продавщица – тоненькая блондинка с ярко-лиловыми губами и волосами, как у куклы Барби со второй полки. Другая продавщица тоже ничего, хоть и не такая красивая. Вечерами я прогуливаюсь по обезлюдевшему магазину и захожу в гости к друзьям. Мы ведем неспешные разговоры о последних событиях. В книжной секции полно книжек – мы давно научились читать, ведь в голове так много свободного места! Топтыжка от книг шарахается – говорит, они все врут, а люди любят враки и поэтому их покупают. Откуда у него такое глубокое знание людей?

Ну вот, к девчонке подходит мамаша. И что во мне хорошего? Не хочу, чтобы меня покупали. На всякий случай корчу самую глупую рожу, насколько позволяет мастерство моего создателя, могущественного Мейдинчайна.

Странно, вроде я им приглянулся. Красивая продавщица кладет меня в хрусткий пакет. Прощай, милая Барби-макси! Потом мы долго куда-то едем. Пакет колышется, и я мысленно закрываю глаза-пуговки и представляю, что я плыву в море, о котором недавно читал.

Меня приносят в маленькую комнату: по всем признакам, там живет шмакодявка. С радостью замечаю знакомого по магазину кота Мурзика. Сначала он меня не признает и гордо смотрит с высокой полки. Ха-ха. Оказывается, мать девчонки считает, что он какое-то «настоящее немецкое качество». Ну, очень дорогая игрушка! Ярлыки, ярлыки. Как суетны люди! Меня можно трепать за мои длинные уши и называть трусливым зайцем. А Мурзика за хвост – ни-ни. Я еще раз убеждаюсь в могуществе моего создателя Мейдинчайна. Он здорово умеет морочить людям голову! И в мои поролоновые мозги начинает закрадываться мысль, а не прав ли мой старый друг, недалекий и простодушный Топтыжка.

Ещё о теории эволюции

Две небольшие птички в неброском оперении проследили взглядом за долговязой фигурой, удаляющейся в направлении океана.

– Да, – сказала одна птичка задумчиво, – надеюсь, мы и наши предки не напрасно работали над клювами. Такое разнообразие форм редко где встретишь.

Вторая птичка не ответила. Она слыла пророком среди сородичей и часто впадала в транс, получая информацию непосредственно от Высшего разума. Вот и сейчас она застыла, уставившись перед собой остекленевшим взглядом.

– Нет, – сказала она, выходя из состояния оцепенения. – Мне было видение. Не дождаться нам мировой славы. И громких научных скандалов не будет. Зря, все старания зря! Всего пара строк в учебнике.

– Как же? – удивилась первая птичка. – Вроде мы его заинтересовали!

– Да, мы натолкнули его на ряд ценных мыслей, можно сказать, заложили основы новой прогрессивной теории, но Высший разум поведал мне, что вся слава достанется кривлякам. Люди любят балаган. Ужимки, прыжки, гротескное сходство с человеком…

– Жаль, – вздохнула первая птичка. – Но пара строк в учебнике тоже неплохо, да?

Долговязый человек между тем спустился к берегу. Капитан Роберт Фицрой дружески кивнул ему, и, оживлённо беседуя, они взошли на борт.

Стояло погожее утро 20 октября 1835 года. Корабль флота Её Величества, десятипушечный бриг «Бигль» покидал Галапагосские острова, беря курс на Таити.

У и астероид, или Мечта о звёздах

У смотрел на звёзды. Они ждали У. И дождались: авария, безлюдный астероид. Выжил один У. Спасибо фирме «Гидропоника-Космос». Посеял, собрал, сидит на краю астероида, жуёт салат. Ночью снятся овцы: пошла первая, вторая… Хочется мяса. Астероид живой, понравилась гидропоника, тоже жуёт. У хочет смыться, астероид хочет мяса. Протоплазма! Эх, про неё уже было… Садится спасательная шлюпка, забирает У. Но это уже не У. На корабле много мяса, астероид ест, ест, ест… Наголодался бедняга (повариха И вздыхает). Делась куда-то. Искали. Наверно, выбросилась за борт. Штурман Ы отверг. Женщины! А вот и Ы пропал. Наверно, совесть угрызла. Уж и до Земли рукой подать. Стажёр А догадался, в спасательную шлюпку – шмыг. Атомно-протонно-ионно-идиотонный двигатель дистанционно молотком – хрясь! Бум! Бах! Взрыв! Ура! Земля спасена! Экипажу крышка. Астероид из обломков выскочил. Летит, обиделся, ворчит. Когда теперь на Землю орбита выведет?!

Пумпочки

Кашкин одел космические боты в тёплые наботники и любовно потрепал их по заклёпкам. Боты благодарно пискнули. «Они живые?» – удивилась Стелла, тупая курица. «Да», – Кашкин был краток. Стелла клевала всё без разбору, опустошая и без того скудные запасы охотника за пумпочками, маленькими и очень ценными частицами материи, водящимися только в этом далёком, забытом всеми уголке Космоса. Теперь Кашкин жалел, что из боязни одиночества потратил деньги на речевой преобразователь «курица-человек-курица». Стелла пожала крыльями и, примерившись, тюкнула заклёпку мощным клювом (модификация для «питомцев космонавта»). «Оу!» – взвыли боты. Кашкин чувствовал, что обувь придуривается, но на всякий случай погрозил Стелле пальцем. Боты были натасканы на поиск пумпочек, и Кашкин относился к ним очень бережно. Собственноручно связал им наботники из шерсти марсианской козы, которую лично остриг, прячась от суровых козоводов в тени кратера у гор Нереид. Он оправдывал свой бесчестный поступок тем, что шерсть у марсианских коз росла быстро и очень густо, так что урон для обворованного им фермера был минимальным. Марс, Марс, чудесная планета!

Кашкин взял сачок, накинул плащ для работы в открытом космосе и вышел из хижины, аккуратно прикрыв дверь. Сила тяжести на его астероиде была никакая, поэтому охотник путешествовал с большим чемоданом, в котором лежали запасные ракеты-носители, баллончики с кислородом, приманка для пумпочек и много всякого хлама, который Кашкин не выбрасывал из лени. Тем более, вес чемодана был здесь неактуален.

Боты уверенно несли его от астероида, от хижины и Стеллы. «Пумпочки!» – воскликнули они вдруг. Кашкин поправил съехавший с талии на бёдра ремень с ракетой-носителем, и боты потащили его в тёмную даль.

Вернулся он спустя несколько земных часов. Коварные боты опять его подвели, в последнее время они частенько подшучивали над хозяином. Кашкину даже стало казаться, что пумпочек здесь отродясь не водилось, и его обманули, подсунув заведомый брак. Мало того, он стал задумываться, существуют ли пумпочки вообще. Но ведь он проштудировал энциклопедии, справочники и методические указания по поиску проворных частиц! Он видел объявления: люди покупали и продавали пумпочки ко взаимной выгоде! Даже тупая курица Стелла знала о пумпочках… Стоп! Первый раз он услышал о пумпочках именно от Стеллы… Нет, не может быть!

– Стелла, – стараясь сохранять спокойный тон, начал он. Курица почувствовала недоброе и притворилась, что что-то клюёт в углу комнаты. Боты безмолствовали. И Кашкин понял, что они заодно!

– Стелла! – воскликнул он возмущенно. – Ведь пумпочек на самом деле нет?! Это куриный заговор!!!

Стелла помолчала, пощёлкивая модифицированным клювом.

– Ну да, – неохотно сказала она, – люди едят яйца, смекаешь? О бройлерах уж и не говорю! А нам это неприятно… Люди в сущности такие дураки… Да, мы пустили слух про пумпочки. Многие попались, но потом же не будешь признаваться, что тебя обманули глупые курицы?! Вот и устраивают фиктивные купли-продажи… И ещё радуются, что находятся такие идиоты, которые едут за тридевять земель неизвестно за чем… В конце концов, делают же деньги из воздуха. Почему не сделать деньги из пумпочек?

– Шею сверну! – простонал Кашкин. – Суп, суп сварю!

Курица сердито затрясла головой. «Он единственный, кто мне наботники связал, – неожиданно вступились за хозяина боты. Даже жалко его обманывать было, хотя он сам не без греха, коза-то, а!»

Внезапно носы бот задвигались, как органы обоняния у настоящей охотничьей собаки. Они, не надев наботники, юркнули в дверь. Кашкин хотел кинуться за убегающей обувью, но боты уже вернулись. Между двумя чуткими носами золотилась крошечная искорка.

– Пумпочка! – ахнула Стелла. – Ну и ну!!!

– Сказка стала былью! – не отпуская искорку, отозвались боты.

Кашкин посмотрел на пумпочку, она посмотрела на него.

– Идите, отнесите ее туда, где взяли, – сказал он тихо, – пусть живёт на свободе!

Боты развели носы, и искорка запорхала по комнате. Стелла нажала клювом на кнопку «Выход», и пумпочка порскнула в образовавшуюся щель.

Один из лучших козоводов Марса вздыхает, оглядывая задумчивым взором звёздное небо над полупрозрачным куполом. Рядом с ним сидит крупная курица в космических ботах. Кашкин стал солидным фермером, ведь охота на пумпочек и других призрачных сущностей удел молодых. Он повзрослел, остепенился, завел семью. Но посиделки с двумя старыми друзьями, соратниками юношеских исканий, никто и никогда у него не отнимет. Его старший сын уже собирается на охоту за граппочками – он услышал об этих редких частицах космической материи от очень культурного индюка. А Кашкин не возражает, только иногда улыбается в усы.

Дело о вязаных носках

Внезапная смерть лорда Кларенса поначалу не вызвала у полиции особых вопросов, однако при ближайшем рассмотрении дела обнаружилось одно маленькое, но весомое «но». Поэтому в поместье покойного лорда срочно направили суперинтенданта Джеймса Бамбера. Спокойный, рассудительный, въедливый, он пользовался в Скотланд-Ярде заслуженным уважением. Суперинтендант был среднего роста, голубоглазый, с коротко постриженными тёмно-русыми волосами. Он недавно пережил тяжелый и дорогостоящий развод и старался избегать женского общества.

– Ах, это опять вы! – обречённо прошептала леди Агата, увидев входящего в гостиную детектива. – Но почему, почему вы меня преследуете?!

Она заломила руки – высокая, тоненькая, с длинными волосами медового цвета, словно сошедшая с картин прерафаэлитов.

Бамбер подождал приглашения присесть, невозмутимо разместился в чиппендейловском кресле напротив леди Агаты и приступил к допросу.

– Ваш муж упал с лошади, не так ли?

– Да, дворецкий позвонил мне в Лондон.

Леди Агата умоляюще взглянула на собеседника:

– Меня и моих людей допрашивали почти три часа! Я очень устала!

– Конечно, понимаю вас, миледи, – кивнул Бамбер, – но меня беспокоит совсем другое. Наши частые встречи по печальным поводам, например.

Он откинулся на спинку кресла и принялся перечислять на память, глядя в испуганные карие глаза:

– 1948 год, остров Уайт, лорд Н., несвежие морепродукты. 1950 год, Дорсет, лорд С., судорога в ванной. 1952 год, Эссекс, лорд Г., упавшее дерево. Ну-с, далее с периодичностью в два года поражение молнией, крушение яхты и вот теперь, в 1958 году, падение с лошади!

Леди Агата судорожно вздохнула.

– Но меня не было рядом в момент их смерти! – воскликнула она. – Я не отрицаю, что была замужем за этими людьми! Но мы ещё в прошлые встречи пришли к выводу об отсутствии серьезных мотивов! Наследства мне доставались самые мизерные, отягощённые долгами, малолетними детьми и бывшими жёнами!

– Да, – задумчиво произнес Бамбер, – но мы должны что-то предпринять, пока не пронюхала пресса. Вы же не хотите увидеть в газетах заголовки типа «Черная вдова» или «Синяя борода в юбке»?

Леди Агата содрогнулась:

– О, нет!

Она помолчала и виновато добавила:

– Была еще одна трагедия, о которой я вам не рассказывала. В 1946 году в Швейцарии мой первый муж свалился с ледника. Не знаю, поможет ли вам это.

– Спасибо за откровенность! – кивнул Бамбер. – Вы можете идти, но нам придется осмотреть вашу спальню и другие помещения. Вдруг найдется зацепка, какие-нибудь документы. Возможно, лорду Кларенсу угрожали.

Леди Агата мученически закатила глаза.

Наблюдая за обыском гардеробной, Бамбер продолжал размышлять.

– Ножки, ножки ей поправь! – говорил тем временем один из полицейских, обнимая напольную вешалку, чуть было не рухнувшую под грузом одежды.

– Ага, – сказал суперинтендант вдруг. Он наклонился и вытащил из-под шатающейся вешалки потёртый кожаный чемоданчик на стальных застежках.

– Вряд ли там документы, – пробурчал второй полицейский, пыхтя и возясь с ножками.

Бамбер открыл чемоданчик, порылся там и извлёк на свет божий пару вязаных носков.

– Всё-таки я подозреваю дворецкого, лорд Кларенс собирался его уволить, – этими словами встретил Бамбера в холле старый знакомый, констебль Джонс.

– Но в каждом случае были разные дворецкие, – возразил суперинтендант с вежливой улыбкой.

– А, вы напали на след! – лукаво прищурился констебль. – Бульдожья хватка Бамбера!

– А не живёт ли тут поблизости какая-нибудь пожилая одинокая дама? – поинтересовался Бамбер.

– Кухарка, ещё есть беженка с континента. Обе пожилые, – последовал ответ.

– Беженка живёт в сторожке, что у входа в поместье? – уточнил суперинтендант.

– С вами приятно работать! – воскликнул Джонс восхищенно.

В сторожке было жарко и пахло какими-то травами.

– Готовите? – Бамбер бросил взгляд на стоящий на печи котёл.

– Кашу перловую варю, – с акцентом проворчала смахивающая на ведьму старуха в пёстрой шали. Котёл прицельно плюнул раскалённой перловкой, Бамбер стряхнул с себя крупинки.

– Так кем вы приходитесь леди Агате? – говоря это, он пристально смотрел в лицо пожилой женщины.

– Кто вам сказал? – бабка положила ложку и подступила к суперинтенданту. В её глазах зажглись алые искорки.

– Очень просто, – Бамбер вытащил из кармана носки, – только сейчас я заметил то, что было у меня под носом! В гардеробе леди Агаты всегда есть вязаные носки.

– Ну и что? – оскалилась старуха. – И в Англии холода бывают!

– В каждом случае при обыске находили пару вязаных носков, но они всегда были заштопаны! Кто, как не любящая бабушка, будет штопать носки богатой леди? Кто, как не любящая внучка, будет хранить эти носки, чтобы не огорчать старушку?

Бабка проковыляла к печи и открыла нижнюю заслонку. За ней обнаружился вход в пышущее жаром нутро. Он показался суперинтенданту намного больше заслонки, чего, конечно, быть не могло.

– В печку, милый, в печку, – с сочувственным вздохом сказала бабка, делая в сторону суперинтенданта странные пассы, – умный ты больно!

Бамбер, двигаясь как сомнамбула, повиновался.

– Бабушка! – раздался душераздирающий крик. – Это правда?!

Леди Агата ворвалась в сторожку и оттащила Бамбера от печи.

– Дитятко, я хотела как лучше. Они все обижали тебя! Джон врал, что ты пересаливаешь суп, Перси тебя ударил, Дик шлялся по бабам… Не родная ты мне, сиротинушка бедная, а дороже кровиночки! – запричитала старуха.

– Но Арчи за что?! – зарыдала леди Агата. – Он же был безобидным поэтом!

– На всякий случай, – смутилась старуха, – помнишь его стихи: «Я в честь твою казню цветы всех стран и всей Вселенной! В крови зелёной будешь ты русалкой вдохновенной!» И что, это нормально? Я уж заранее постаралась. Вдруг потом поздно будет.

Леди Агата со слезами обняла бабушку и повернулась к Бамберу:

– Джеймс, вы же ничего не докажете, правда? Я положу её в частную клинику, клянусь!

Суперинтендант хмуро кивнул.

– Может, зря я Агатушке только лордов загадывала. Хотела ей всё самое лучшее, – произнесла бабка и бросила на Бамбера странный оценивающий взгляд.

Суперинтендант проводил женщин до больницы. Он, конечно, проверил бабкины документы – замусоленный паспорт Нансена, в котором стояло диковинное, как у всех русских, имя Baba Iaga.

Поздним вечером детектив ехал в Лондон. Холодало. Легкий морозец изукрасил лобовое стекло перьями Жар-птицы. Бамбер не знал, что это за птица, но было красиво!

Смелое слово

Он с вызовом посмотрел в раскормленную царскую физиономию. В палатах было жарко натоплено, сквозь разукрашенные морозными узорами оконца пробивался неяркий утренний свет.

– Ты, сударь мой, тиран и деспот! – он сжал руки в кулаки и гордо вздёрнул подбородок. – Посмотри, что стало с твоим царством, государь! Везде упадок и разрушение, народ ропщет. Нет, хуже, народ безмолвствует!

Царь заморгал маленькими поросячьими глазками, насупился.

– Так и до бунта недалеко! Задавил подданных поборами, гуляешь в кабаках с непотребными девками!

Царь гневно мотнул головой и поправил съехавшую было набок корону.

– Сироты и вдовицы приносят тебе последнюю лепту, а ты покупаешь своей третьей, нет, четвертой царице адамантов, перлов да яхонтов премного! Казна твоя опустела, ты аки червь подземный, скрываешься от ростовщиков и взаимодавцев твоих! Царское достоинство своё поганишь и аки жалкий попрошайка…

Тихо ступая мягкими сапогами, в дверь проскользнул главный царский советник.

– Прибыли, государь! – доложил он.

Царь степенно проследовал к трону, сел, расправив богато украшенные одежды, взял в руки державу и скипетр.

В сопровождении толмача вошёл иноземный король – тощий, высокий, смиренный.

– Ишь, притих! – ехидно сказал царь, зная, что умелый толмач переведёт все на язык дипломатии. – Ты, сударь мой, тиран и деспот!

В венецийском зеркале отражались теперь лишь часть стены да сундук со стоящей на нём початой бутылкой фряжского вина.

Праздник на чужбине

Старик молча попыхивал самокруткой, старуха вертела в узловатых пальцах зелёную купюру. Длинноволосый Джон в надетой задом наперёд бейсболке вздохнул и закрыл бумажник.

– Это йест последни прайс!

– По сусекам скребла! – надрывно произнесла бабка и вытерла глаза домотканым полотенцем.

– А кто суп из топора стрескал? Две тарелки. Полнёхоньки, – тихо, но явственно произнес дед, отставной военный. – Мы к нему со всей душой, а он…

Джон колебался. Он думал об ипотеке, о колледже для будущих детей, о захлестнувшем Америку кризисе. Но любовь к русской культуре победила.

– Ол райт, – сказал он и достал ещё одну десятку.

Суровый таможенник проводил высокую тощую фигуру интуриста задумчивым взором. На глаза его набежала скупая мужская слеза. Заметив удивленный взгляд коллеги, офицер взял себя в руки.

– Вывозят народное достояние! – сказал он недобро. – Была б моя воля!

Колобок покидал историческую родину.

В Америке поначалу зажили хорошо. Джон и его жена Мэри сделали у себя в доме «русский уголок». Колобок, опрысканный для сохранности какой-то ядовитой гадостью типа «смерть насекомым», возлежал на вышитом украинском рушнике. Рядом на жостовском подносе красовалась розовощёкая матрешка и лежали вразброс несколько хохломских ложек. Иногда приходили хозяйские друзья, ахали, восхищались. Их дети пытались расчленить матрешку и норовили отщипнуть от Колобка корочку. Но постепенно «русский уголок» потерял прелесть новизны. Колобок заскучал. Он пробовал говорить с матрёшкой, но та молчала, лишь косилась сердито. Она понимала только по-китайски и вообще по многодетности имела много других забот. Рушник с Колобком не разговаривал из принципа, а ложки и поднос оказались контрафактом неизвестного происхождения и бубнили какую-то тарабарщину. Американские тараканы, чёрные и слишком крупные, Колобка избегали. Боялись инсектицида.

«Бежать, бежать», – думал ночами затосковавший Колобок. Ему было очень одиноко.

– Положи в «красный угол», – сказала Мэри Джону. По равнодушию, с которым она это произнесла, Колобку стало ясно, что хозяева потеряли к нему интерес и вот-вот ущемят территориально.

Рядом плюхнулось что-то тяжёлое. Колобок продрал трещинки глаз и окаменел уже не только физически, но и морально. Она была прекрасна. Крутобокая, блестящая, густого жёлтого цвета с легкой кокетливой прозеленью. За время, проведённое на чужбине, Колобок выучил местный язык и после продолжительного ступора осмелился обратиться к незнакомке.

– Вау! – от души воскликнул он.

– Хай, – сказала незнакомка, – я мисс Пампкин, а ты кто?

– Я национальный русский хлеб Колобок, – представился Колобок, – по сусекам скребён, по амбару метён, в печку сажён, на окошке стужён!

– Это с тобой ваша русская мафия сделала? – ужаснулась мисс Пампкин, жертва американской пропаганды.

– Дура ты, тыква! – взыграла в Колобке национальная гордость. – Небось, только и лежала на боку, на солнышке, настоящей жизни не видела!

Тыква обиженно затрещала, но возражать не стала.

«Мужик, что с него взять», – подумала она. И как настоящая леди решила поддержать беседу:

– А меня сюда на праздник пригласили. Хэллоуин называется.

Колобок подпрыгнул в волнении. Прошлым вечером он услышал странный разговор и только теперь понял, что имелось в виду.

– А тыковку очистим, сделаем из мякоти оладьи! – говорила хозяйственная Мэри, вертясь перед мужем в чёрных лохмотьях. Откуда-то, как по волшебству, она извлекла метлу и продолжала говорить, игриво закинув на неё стройную ножку в полосатом чулке: – Я не люблю слишком крупные тыквы, это вульгарно, а вот средних размеров будет в самый раз!

– Отлично, ты чертовски сексуальная ведьмочка! – ухмыльнулся Джон и обнял Мэри за талию. – Я вырежу пасть позубастей, поставлю внутрь свечку! Глаза лучше треугольные, да?

– Да хоть квадратные! – хихикнула Мэри. – Обожаю Хэллоуин!

– Мягко стелют, жёстко спать! – вспомнилась Колобку русская народная мудрость.

Он мог сказать тыкве правду, но к чему это приведёт? Зачем пугать бедняжку?

Тем временем Мэри и Джон вошли в гостиную и направились к «русскому уголку». Колобок решился. Он взглянул в косые глазки соседки-матрёшки, примерился и изо всех сил толкнул её. Сувенир полетел вниз, ещё в воздухе развалившись на части. Освобождённые детишки из низкосортной древесины весело запрыгали по полу.

За окнами бушевало веселье, Мэри и Джон мрачно смотрели телевизор: Мэри – с забинтованной ногой, Джон – с рукой на перевязи. Колобок стоял рядом с тыквой и гордился собой. Матрёшка, поцарапанная, потрескавшаяся, но несломленная, злобно поглядывала на обидчика.

«Пусть хоть один день, пусть Хэллоуин, но наш!» – воскликнул Колобок и игриво ткнул в бок американскую подружку.

Правда о чудовище

Пойдём гулять! Я знаю, как ты любишь свежий воздух и простор. Ты смотришь на меня доверчивым взглядом, и мне становится не по себе оттого, что я использовал тебя в своей нечестной игре. Но что поделать, ради друга я готов на любые жертвы, заглушу голос совести и забуду о внушаемых мне с детства идеалах.

С финансами тогда было совсем плохо. Практика приносила сущие гроши – кто же будет терпеть врача, который постоянно отлучается по каким-то подозрительным делам! Правда, я успел написать несколько рассказов о наших приключениях, но моё имя ещё не приобрело широкую известность, и гонорары не покрывали затрат. Мой друг с головой ушёл в расследование дела о ватиканских камеях и не обратил внимания на пространный судебный отчёт в «Девонширской хронике». Меня же газетная заметка о скоропостижной кончине сэра Чарльза заинтересовала чрезвычайно. Я, пользуясь занятостью Холмса, навёл справки и даже съездил на место событий. Разумеется, я запасся рекомендательными письмами от коллеги, моего бывшего однокурсника и уроженца Девоншира. Люди частенько слишком разговорчивы с докторами. Увиденное и услышанное потрясло меня, и я предпринял шаги для реализации сумасшедшей идеи. Я предвидел, что, желая оказать любезность Папе, мой друг и не заикнётся о вознаграждении. Он часто поступал так, не думая о будущем.

Холмс блестяще разгадал сложную загадку и не получил ни гроша. Ватикан выразил признательность, Великий Понтифик прислал благодарственное послание. И всё. Деньги таяли, добрейшая миссис Хадсон при встрече поджимала губы и спрашивала, когда мы внесём арендную плату. Холмс курил трубку, играл на скрипке и приглашал меня лишь для того, чтобы я сделал ему очередную инъекцию морфия. На морфий тоже не было средств – я, пользуясь старыми связями, доставал его за полцены. Выгодных в денежном плане дел не предвиделось.

Я долго не мог решиться сделать первый шаг по наклонной плоскости, но надо было спасать единственного друга. Обстоятельства играли мне на руку. От новых девонширских знакомых я узнал, что доктор Мортимер едет встречать наследника. Они внушили ему кое-какие подозрения и постарались направить по нужному пути. Таким образом, ничего не подозревающий Джеймс явился к нам с манускриптом и рассказом о страшной собаке Гримпенских болот. Я порадовался в душе, увидев искренний интерес друга. Он понемногу пришёл в себя и задавал необыкновенно проницательные вопросы.

Провожая доктора, я выяснил, где будет жить новоявленный баронет, и начал действовать. Да, это я украл сначала один, а потом другой ботинок сэра Генри, я прислал ему в отель «Нортумберленд» анонимное предостережение. Я многому научился у моего друга Холмса! Обработать отважного, но простодушного американца не составило труда. И вот я уже спешил в Баскервиль-холл.

Мне не пришлось долго уговаривать Стэплтона. В прошлый визит я понял, что он жалкий неудачник, мелкий жулик, а всем в доме заправляет его темпераментная и властная жена Бэрил, урождённая Гарсиа. Но и она не была способна на убийство. Парочка вела свою игру, втеревшись в доверие к местным жителям, и рассчитывала со временем перехватить деньжат у сэра Чарльза. Для начала они хотели немного попугать родственника, но не учли слабое здоровье пожилого джентльмена. После его смерти они затаились, и я быстро сориентировался в ситуации и запугал их моими связями в полиции и возможным обвинением в убийстве. Костариканка и её истеричный супруг-энтомолог плохо разбиралась в английских законах! Я посулил им часть гонорара, который втайне от Холмса обговорил с сэром Генри. Тот совсем запутался и обещал выплатить астрономическую сумму.

Баффи. Сокровище моё! Большое, доброе, ласковое создание! Ты не пугала Селдона, мерзкого брата миссис Бэрримор. Он сам впотьмах упал с каменной гряды. Что касается смерти сэра Чарльза, то это Стэплтоны сваляли дурака, не подумав о последствиях. Да, спаниель Мортимера на твоей совести, но что за гадкая была собачонка! Ты всего лишь хотела дружелюбно обнюхать его злобную мордочку, а он укусил тебя, моя хорошая. И ты от неожиданности, боли и испуга слишком крепко сжала челюсти!

Та лунная туманная ночь никогда не изгладится из моей памяти. Мы выступили в экспедицию подготовленными. Я хорошо поработал: подсыпал кое-что в чай Лестрейду и Холмсу. Тем временем в Меррипит-хаус слабовольный Стэплтон, со слезами связав жену, встречал Генри Баскервиля. Надо ли говорить, что в чашке сэра Генри оказался не только кофе!

И вот настал решающий момент. Лестрейд с Холмсом в полубессознательном состоянии сидели, привалившись к валунам, служившим нам укрытием. Но я был начеку. Послышались неровные шаги – по тропе брёл одурманенный наследник. За ним мягкими прыжками неслась Баффи. Сэр Генри попытался обернуться, и тут лекарство взяло своё: он только успел увидеть прыгающее на него чудовище и упал, погрузившись в сон. Лестрейд и Холмс заторможенно наблюдали страшную сцену – милая Баффи, поскуливая, пыталась лизнуть баронета в лицо. Я выстрелил, собака тут же упала. Вот это дрессировка! Когда Стэплтоны покупали её у Росса и Менгласа, торговцы специально подчёркивали, что умное животное попало к ним из провинциального цирка и обучено разным трюкам. Я подошёл к Баффи, она не шевелилась. Мои друзья были так заняты сэром Генри, что не заметили, как Стэплтон и его старый слуга Энтони под прикрытием тумана увели Баффи. Я сказал Холмсу, что оттащил труп твари в болото. Попытка погони за трусливым энтомологом провалилась самым позорным образом – Холмс и Лестрейд чудом не увязли в трясине. Я заверил друзей, что враг сгинул среди болот: в их состоянии они поверили бы всему!

В результате наши дела устроились наилучшим образом. Часть гонорара я честно переслал Стэплтонам в Коста-Рику. Сэр Генри поехал в путешествие развеяться, а миссис Хадсон наконец-то получила арендную плату. Все были счастливы… Нам повезло, что миссис Росс любит собак и за небольшую плату приютила Баффи в своём загородном доме.

Ну ладно, моя девочка, пойдём домой. Я обязательно приду завтра. Я бы ещё погулял с тобой, но пора делать Холмсу укол.

Без снега

Старик закашлялся и бросил на землю окурок. Дед стоял в берёзовой роще, и голые ветви деревьев с прилепившимися там и сям остатками пожухлой листвы, уныло поскрипывали над его головой под порывами зимнего ветра.

– Хм, – раздалось из-за чахлого куста.

Дед вскинул видавшую виды винтовку и прищурился.

– А ну, покажись! – крикнул он осипшим голосом.

Из-за куста вразвалочку вышел крупный Серый Волк

– А, это ты, – разочарованно протянул старик.

– О, да, мой добрый друг. Это я, – ответил Серый Волк слегка насмешливым тоном. – И опусти, пожалуйста, это ужасное творение незабвенного Хайрема Бердана. Полковник отправил бы тебя на гауптвахту за небрежное обращение с оружием. Затвор-то совсем износился.

– Надсмехаешься, серый, – беззлобно сказал старик, – смотри-тко, весна-красна приближается, а снега-то и нет…

– Да, дела, – кивнул матёрый хищник, – половодья не дождёмся. А как славно разливались вешние воды в былые времена.

– Талая вода, талая вода, – запел было старик, но снова закашлялся и замолчал, грустно созерцая сиротливые стволы русских красавиц.

– Да, любезный друг… – продолжал ностальгировать Волк. Теперь любому стало бы ясно, что угрожающая внешность зверя всего лишь маска, за которой скрывается тонкая романтическая натура. – Как мы жили, как мы жили… По весне деревья в талой воде стояли, такой простор, такая мощь!

– Выйдешь на природу, лодчонку наладишь – и вперёд, по низкой волне! – подхватил старик. Он опустил берданку и другой рукой потрепал Волка по тёплому загривку.

– Ты спасал, а потом я до следующей весны сыт был, – вздохнул хищник. – Ну ладно, друг, пойду я. Волчица заждалась.

Друзья серьёзно, по-мужски, попрощались, и волк затрусил рысцой и вскоре затерялся среди деревьев.

С подветренной стороны за сценой наблюдала небольшая группа зайцев.

– Старый лицемер! – заметил старший по возрасту заяц, раздражённо постукивая лапой. – Ну что, пора, пока ветер не переменился.

– А долго нам ещё? – спросила изящная молодая зайчиха, грациозно шевельнув ушком.

– Да, далековато, – произнёс заяц. Он оглядел сородичей и остановился взглядом на самом маленьком зайчонке. Подумав, вожак подхватил его на закорки. В воздухе мелькнули трогательные розовые пяточки детёныша.

– А куда мы идём? – пискнул малыш.

– В заповедник идём, детка, – ответил заяц, – «Лукоморье» называется.

– Там хорошо, волк бурый есть, но он царевной занят, прикормлен, – подхватила старая зайчиха, – и охрана солидная, ни один браконьер не сунется! Тридцать сотрудников – витязи хоть куда!

– О, а мы пешком пойдём? – закапризничала молодая зайчиха. Её ушки задвигались ещё кокетливей.

– Где пешком, а где поедем, – буркнул вожак и с решительным видом поскакал в известном ему направлении.

– А как поедем? – не унималась капризница, устремляясь за ним.

– Как всегда, зайцем, – бросила старая зайчиха.

На ходу пререкаясь, заячья компания прыгала всё дальше и дальше.

Дед Мазай, притоптывая озябшими ногами, двигался к дому. Преклонный возраст давал о себе знать, и старик потеплее закутался в заячий тулупчик.

Словно в насмешку ветер бросил ему в лицо несколько редких снежинок.

От города!

Я обычно выезжаю на природу в субботу утром. Вот и сегодня тороплюсь знакомым маршрутом. Сначала – в метро. Толчея. Стою, забившись в уголок. Понемногу убеждаюсь, что в «Ночном дозоре» почти все – правда. Нас окружают Иные. И, в основном, Тёмные. Во всяком случае, Светлые попадаются редко.

Вон, сидит, слушает плеер. Худой, бледный парень лет двадцати с небольшим. Вампир, типичный вампир. Поднимает невыразительные глаза, зыркает по сторонам украдкой. Я настороженно слежу за ним. Парень смотрит на девушку напротив. Она читает книжку в пёстрой обложке. Взгляд вампира скользит по её длинной загорелой шее. Щёки упыря розовеют в предвкушении, рот слегка приоткрывается. Ещё мгновение – и блеснут длинные острые клыки. Девушка поднимает на него глаза. Почуяла губительную силу. Но что это? В её бездонных зрачках горит странный огонь. Ба, да это… Ведьма, самая что ни на есть ведьма! Вампир опускает голову и делает вид, что дремлет. Ведьма усмехается и, оглядев пассажиров надменным взором, возвращается к бульварному роману. Пересадка.

Конечно, опять не успеваю занять место. Оказываюсь рядом с высокой худой девушкой. Сразу понимаю, что в прошлой жизни она была змеёй. Случайно наступаю ей на ногу и слышу в ответ злобное шипение. Смотрит на меня узкими глазами, даже приподнимается на носочках, делая стойку. Кобра. Да, кобра. Не зря на ней курточка с капюшоном! Ох, сейчас бросится. Вот счастье, на выход! Моя остановочка. Шипи, шипи вслед, я спасён!

Вокзал, кассы, электричка. Наконец-то сажусь. Через пару станций яблоку негде упасть. Достаю из сумки сборник кроссвордов и ручку. Вдруг как будто мягкий зверек пробегает по мне холодными лапками. Напротив – томная женщина бальзаковского возраста. Очень бледная, темноволосая, на обоих запястьях золотистые браслеты. Глаза карие, глубокие, засасывающие. Я погружаюсь в них и ощущаю, как силы уходят, уходят. Энергетическая вампирша! Догадка медленно протискивается сквозь серую пелену слабости, заполнившую мозг. На радость толстой тётке с огромной сумкой еле-еле встаю и тащусь в тамбур. Вампирша провожает меня голодным взглядом, и я чувствую в голове лёгкий «чпок», когда наша связь разрубается захлопнувшимися дверями. Сквозь стекло вижу, как тетка с сумкой начинает расслабленно растекаться по сиденью. Ее визави с довольным видом поправляет прическу.

Моя станция. На ватных ногах, еще не отошедший от атаки ламии, схожу на платформу. Думаю, основные опасности позади. Правда, еще предстоит возвращаться. Но это будет в воскресенье вечером. Пока же – свежий воздух, шорохи знакомого с детства леса и свобода. Иду по тенистой тропинке, сердце радостно бьется в предвкушении хорошего отдыха. Эх, ну вот, приспичило… Озираюсь, схожу с тропинки и углубляюсь в лес. Ставлю сумку у знакомого дерева, быстро и аккуратно делаю все, что нужно. Дупло сухое даже в самый сильный дождь. Отлично!

У-у-у! Легкими прыжками несусь по лесу! Не бойтесь, трусливые зайчишки, не орите, суматошные птицы! Сшибаю красный мухомор, шляпка отлетает по красивой дуге. Подпрыгиваю и ловлю ее ловким движением мощной лапы. Наконец-то я на воле! Почти два дня вдали от мерзкого вонючего города, населенного кошмарными существами!

Процентщица

Лифта в ветхой пятиэтажке ожидаемо не было. Он поднялся по лестнице, задыхаясь от волнения. Перед заветной дверью пришлось немного постоять, чтобы прийти в себя.

«Тварь я дрожащая или право имею?» – подумал Секальников и погладил укрытый за пазухой топор. Затем нажал на кнопку звонка и долго не отпускал.

– Чего трезвонишь? – грязноватая низенькая бабка приоткрыла дверь на цепочку.

– Заклад принес, я ж вам говорил, – сказал студент.

Подозрительно прищурившись, плюгавенькая старушонка впустила Романа в прихожую.

– Что принес? – недоверчиво спросила она, не сводя взгляда с тощей фигуры Секальникова.

– Мобилу притаранил, – буркнул студент раздраженно.

Грубость его, как ни странно, старуху успокоила.

– Не знаю, не знаю, – протянула она с сомнением в голосе, – кризис сейчас, много не дам. Кто эту трубку купит, ежели что… Ща всякие гаджеты навороченные…

– Так мне много и не надо, продержаться до стипендии, – прошипел Роман, теряя терпение. Поганая старуха делала все, чтобы вывести его из себя и тем самым облегчить выполнение задуманного.

– Ишь, разбежался. Стипендию! Таким, как ты, ее не платят, – пробормотала бабка и протянула руку, – давай заклад, вечный студент.

Она на минуту замешкалась и полуотвернулась в сторону кухни, откуда послышался какой-то странный шорох.

Секальников молниеносным движением дернул молнию и высвободил свой страшный груз. С каким-то полувсхлипом-полустоном он занес руку над старушечьей головой, покрытой реденькими седыми волосами, но в ту же секунду почувствовал, как цепкие руки обхватили его сзади, лишив возможности завершить начатое. Он забарахтался в чьих-то сильных объятиях и знакомый голос произнес:

– Ну, ничего, ничего… Хорошее вхождение в образ.

Секальников ошалело заморгал и увидел перед собой высокую изящную фигуру режиссера-экспериментатора Варфоломея Реальского. Державшие его руки разжались, и вот уже рядом с Реальским возник ассистент режиссера, томный Игнатий Пачкунов. Именно он целый месяц капал Роману на мозги, понукая студента и разжигая актерские амбиции, именно он познакомил его с гнусной старухой – хозяйкой подпольного ломбарда.

– Не ожидал, что ты такой сильный, Игнат! – только и промямлил Секальников, потирая ноющие плечи.

– Молодец, теперь вижу, что ты готов на любые жертвы ради искусства! – воскликнул Реальский. – Анечка, вы больше не нужны!

Старуха засмеялась неожиданно молодым смехом и стащила с головы парик: на плечи упали белокурые пряди.

– Ну, в жертву-то хотели принести меня! – весело прочирикала она.

– Донна, вы были великолепны! – милостиво кивнул режиссер и послал актрисе воздушный поцелуй. – Вот в вас я не сомневался!

– А-а-а, – только и сказал студент театрального училища, видя, как слетают накладные жиринки, исчезают морщины и другой грим, открывая взору миловидную худенькую девушку с острым носиком и живыми голубыми глазами.

– Анька! Не узнал! – вдруг захохотал он и долго смеялся, не в силах остановиться.

– Ну ладно, Роман, все хорошо в меру, – строго сказал, наконец, Реальский. Пачкунов согласно закивал и полушепотом обратился к маэстро:

– Ваш метод себя оправдал. Шок, буря и натиск, взрыв эмоций, катарсис…

– Да, – Роман попытался улыбнуться, но от пережитого мышцы лица еще плохо слушались, – значит, роль моя?

– Твоя, твоя, – снисходительно бросил Реальский, – получилось очень жизненно.

– Ха, а в этюде с Еленой Карповной?! – немного обиделся студент. – Только не знаю, как вам удалось так все обставить. Реализм до дрожи. Голова пополам… Кетчуп, клей ПВА, уж не знаю, что там наши бутафоры придумали. И то, что вы не оставили мне ключ от сейфа… Гениальная режиссерская задумка! Это меня еще больше разозлило…

– Какая Елена Карповна? – спросил Пачкунов, бледнея…

Вечерний визит

Хорошо иметь домик в деревне. Лилечка выключила телевизор и рассеянно подумала о том, что неплохо бы выйти в огород и надёргать зелени к ужину. Но диванчик был такой мягкий! Внезапно за окном мелькнула тень, затем в дверь постучали. Лилечка на секунду замешкалась, поскольку никого не ждала в гости, и на всякий случай подвинула ближе бейсбольную биту – лучшую подружку слабой одинокой женщины в любое время суток.

– Войдите! – крикнула она.

На улице зашуршало, заскрежетало, задвигалось. Дверь приоткрылась, и в крошечную прихожую ввалилась огромная консервная банка самого неприглядного вида.

– Ч-т-т-то это? – Лилечка потянулась было к бите, но руки не слушались.

– Банка я консервная, – отвечало существо, – ты что, Лилечка, ослепла?

– Н-н-нет… – вибрирующим голосам сказала Лилечка, вжимаясь в упругую массу дивана.

– Ну и отлично, – банка прошествовала к столу и деликатно присела на край стула, – меня из Оврага прислали. Ты давно не приходила.

– К-к-как… – только и смогла выдавить бедняжка.

Банка устроилась на стуле поудобней, скрестила короткие ножки и шевельнула хищными зубчатыми краями крышки.

– Как, как. Ты вот уж десять лет мусор в Овраг выкидываешь. А в этом сезоне – затишье.

– Т-т-так у нас мусор теперь забирают, – сказала Лилечка, понемногу приходя в себя.

Банка вела себя вполне миролюбиво. Лилечка погладила биту, и на душе полегчало.

– А почему вы именно ко мне? – рискнула задать вопрос она.

– Так потому, что ты здесь больше всех консервы жрешь, – просто ответила банка. – За эти годы количество перешло в качество, и у нас возникло небольшое дружное сообщество. Диалектика.

Она помолчала и добавила:

– А ты, мать, лентяйка изрядная.

– Я консервы вообще теперь редко ем. У меня микроволновка, я в ней разогреваю. – сказала Лилечка.

– Неужто сама готовишь? – заинтересовалась банка.

– Не, замороженные продукты покупаю. У нас теперь магазин на станции. – объяснила Лилечка смущенно.

– Эх, всё одна да одна, – вздохнула банка, – а ведь симпатичная, умная…

В голосе банки Лилечке послышались знакомые материнские интонации, и она поспешила перевести разговор на другую тему.

– Так значит я вроде как ваша мама? – она вдруг глупо захихикала.

– Мама, мама, – пригорюнилась банка, – мать-одиночка. У нас в Овраге столько всего намешалось. Тут уж хочешь, не хочешь, пришлось эволюционировать.

Лилечка пригляделась. Банка была оклеена самыми разнообразными бумажными этикетками. Она узнала и Кильку в томате, и Тунца в собственном соку, и Печень трески, и Ананасы кольцами, и Икру красную, и Свиную тушёнку.

– Неужели это всё я съела? – в ужасе спросила она, сбившись со счёта.

– Мне самой не верится, – банка лязгнула крышкой, – а вообще, неприспособленная ты, мать… Так всегда нас открывала…. Ужас. Теперь мне из-за этого есть трудно.

Банка подвигла крышкой туда-сюда.

– Видишь, какая щель! – укоризненно сказала она.

– А разве вы можете есть? – поинтересовалась Лилечка, почуяв недоброе.

– Конечно. Как же без пищи? Что за фантазии?!

Зубчатая крышка судорожно задергалась, и Лилечка поняла, что банка смеётся.

– Я как раз ужинать собиралась, – неожиданно вспомнила хозяйка дома, отводя боязливый взгляд от неровной металлической щели, за которой царил непроглядный мрак.

Лилечка разогрела Пиццу, потом Котлеты по-киевски с картошкой. Банка засовывала продукты в корявый рот, и каждый неловкий глоток напоминал Лилечке о ее разгильдяйстве. Потом банка пила чай с конфетами и коньяком. Наконец, сытая и довольная, она засобиралась в Овраг. Лилечка завернула ей остатки ужина. Банка сдержанно поблагодарила.

– Ты, это… не удивляйся, если что ещё заявится, – сказала она на прощание. – Еда теперь, конечно, вкусная, но что они туда намешивают? Химия и жизнь! Последствия могут быть непредсказуемы. Тут недавно Петровы по старой памяти целый шкаф научных журналов выбросили. Мороз по коже, что эти учёные обещают! Бедная «Бирюса» до сих пор дверцей дрожит.

Лилечка проводила степенно вышагивающую банку безумным взглядом.

И долго еще со стороны Оврага доносился музыкальный скрежет, складывающийся в мелодию известной народной песни: Ой, мороз, мороз…

Случай в саванне, или Расплата

– Они идут! – эту страшную весть первыми, как обычно, принесли на крыльях стервятники.

Гепард Вестер, прибывший чуть позже, подтвердил: люди идут! Перед этой бедой, сравнимой лишь с пожаром, все звери объединились под мудрым руководством благородного льва Куслана. Отряды носорогов и боевых слонов выдвинулись на дальние рубежи, готовые защищать саванну от злого и коварного врага. На подступах к границе уже маячили двуногие фигуры в одежде цвета хаки.

В который раз воздав хвалу Куслану, животные в панике спасались бегством. Гепард Вестер подсадил на спину пару карликовых антилоп, даже гиена Хохотунья подставила тощее плечико дукеру с травмированной ножкой, сам Куслан осторожно нёс в зубах какого-то то упитанного неуклюжего грызуна. Да и другие хищники самоотверженно помогали ослабленным и медлительным жителям саванны.

Поток животных устремился к спасительной пещере в скалах, пройдя по лабиринтам которой можно было очутиться в Убежище – истинном раю для всех зверей. Слон-такелажник Тумба уже стоял у входа, регулируя очередь точными движениями сильного хобота. Часть животных протиснулась в пещеру, и Тумба преградил путь.

– Нельзя рисковать! – протрубил он. – Враг близко! Дадим ему отпор, пусть хоть кто-то спасётся!

И он ловко завалил вход заранее припасёнными булыжниками. Оставшиеся звери начали в страхе метаться перед пещерой, их становилось всё больше.

– Наши побеждают, враг отступает! – возвестил жираф Пятнашка, встав на цыпочки и глядя над головами неудачников. Что он мог разглядеть сквозь клубы пыли, было непонятно, но звери немного успокоились. Антилопа гну по имени Бычара понимающе кивнул сообразительному жирафу. Внушить соотечественникам бодрость духа тоже не помешает! Кто знает, что будет дальше.

К вечеру стервятники принесли радостную весть: враг отброшен, можно расслабиться. Из пещеры, щурясь на яркий свет, вышли Куслан, Вестер, Хохотунья и другие уважаемые хищники.

– А где антилопы? – спросил Бычара, моргая длинными ресницами.

– Решили остаться в Убежище. Там хорошие пастбища и им необходимо набраться сил. Они обещали вернуться! – авторитетно ответил Куслан. Он рыгнул и почесал раздувшееся брюхо.

– Да здравствует Куслан! – закричал жираф Пятнашка. Саваннцы поддержали его нестройным хором. После короткого митинга они неторопливо направились в родные места.

Теперь, когда животные сплотились в борьбе против общего врага, стоит ли заострять внимание на случающихся иногда эксцессах и конфликтах. Да, хищники едят травоядных, но в последнее время это происходит так редко! Говорят, что они стали питаться трупами потоптанных носорогами людей. А, так этим двуногим и надо! Нельзя заявляться в чужую страну с недобрыми намерениями!

На дальних рубежах носороги и слоны развернулись и потрусили домой. Земля гудела под их мощными ногами, ногами победителей, остановивших беду. Им вслед раздалось дружное чихание. Шимпанзе Харизма и горилла Конг дали команду «вольно». Подчинённые с облегчением содрали с себя неудобное обмундирование, добытое на заброшенном военном складе. Оружие давно пришло в негодность, но по-прежнему выглядело устрашающе. Обезьяны вразвалочку понесли маскировку и винтовки обратно на склад. Конг недовольно наморщил нос: мундир совсем расползся по швам на его атлетической фигуре – слабаки эти людишки. Но маскарад того стоил – теперь Куслан и его банда не будут мешать им орудовать на той соблазнительной банановой плантации.

Над многострадальной саванной плыла кровавая луна. Двое африканцев остановились у столба с указателем National Park.

– Слушай, а может не надо? Вдруг поймают? – прошептал маленький толстенький Билли Бумбо, обременённый большой семьей и поэтому более осторожный.

– Нет, Лу обязательно хочет львиную шкуру. Что я могу поделать! – грустно сказал его младший брат, высокий и тощий Джимми Бумбо. Семьи у него ещё не было, но красотка Лу вот-вот обещала переехать в его хижину. Как все привлекательные женщины, она знала себе цену, и последний каприз суженой привёл братьев к воротам заповедника.

– Да, ох уж эти бабы. Если не принесёшь, изведет! – вздохнул Билли Бумбо, не понаслышке знавший, какой скандал может закатить женщина. Его три жены были точно такие же скандалистки и капризницы. Но что поделать. Где взять других? И эта идея идти на льва с одним копьем?! Только женщина могла до этого додуматься! Традиции де надо соблюдать… Да пропади они пропадом, эти замшелые обычаи! Но Билли Бумбо был хорошим братом и прихватил с собой старое охотничье ружьё, подаренное соседом-браконьером.

Плечом к плечу они ступили на территорию заповедника.

Нужность ненужного, или Счастье есть!

– Дырку от бублика не желаете? – коза с массивным баяном через плечо подмигнула пастуху Макару янтарным глазом.

– Отстань! – Макар слабой с перепоя рукой вяло оттолкнул назойливое парнокопытное. Он с утра выпил две кружки пива без пены у знакомого сапожника Кузьмы (тот конечно же был босиком) и зачем-то выменял у него почти новые брюки на соломенную шляпу с атласным кантом. Теперь, шагая по тротуару нетвердой походкой, Макар ловил на себе удивленные взгляды прохожих. Городские, где им понять!

– Ненужная ведь вещь, барахло! – подумал он с запоздалым сожалением. – Почто я Кузьке портки отдал? В чем теперь по мураве телят гонять?

– Коров, коров гонять! – поправила тащившаяся за Макаром коза. – Эх, лучше бы седло им взял! Кузька из кожаных обрезков офигенно мастерит!

Пастух затравленно обернулся и тут его осенило.

– А ведь ты не коза! – прохрипел он. – Козы не играют на баяне!

– Белочка я, – издевательски проблеяла коза, – маленькая белочка… без колёс!

Макар ей не поверил, но на всякий случай засучил рукава жилета и погрозил негоднице кулаком.

– Ах ты, охальник, ишь, ручищами размахался! – послышался визгливый женский голос.

Макар узнал этот голос и похолодел. Тот, кто хоть раз в жизни видел мать сапожника, не мог её забыть и больше никогда не радовался прошлогоднему снегу.

Роковая женщина держала в руке большой раскрытый иссиня-чёрный зонт.

– А ну, отдай сапоги! Кузьме завтра в Тулу самовар везти, а ты рад подгадить! – она подскочила к Макару, ловко, как гейша, сложила зонт и замахнулась. В её выпученных рыбьих глазах Макар прочёл свой приговор.

– Нет! – жалобно воскликнул несчастный пастух.

– Он у вашего сына только шляпу взял, – вмешалась коза, – и за это брюки отдал… хорошие, отечественные, фабрики «Смелый шаг».

– Может, лучше выйдешь за меня? – робко предложил Макар. – Хочется чего-то хорошего… Любви, например!

– Козлы вы все, мужики! – заорала мать сапожника. – Выйду!

– Тогда поехали ко мне в деревню!

Макар почтительно довёл невесту до телеги и, крякнув, подсадил. Воз со скрипом осел, сивая кобыла покосилась сердито.

Коза заиграла на баяне свадебный марш. Воз тронулся. Одной рукой Макар держал вожжи, другой – обнимал Кузькину мать. Так они и ехали.

Почти у самой деревни их заметили двое праздных наблюдателей.

– Красивая пара! – вздохнула сидящая в кустах собака-мутант, ловко утирая пятой лапой набежавшую слезу.

– Люблю счастливые концы! – поддержал её знакомый заяц. Несмотря на то, что бедняга давно страдал дурной болезнью, он сохранил добрый нрав и способность радоваться чужому счастью.

Ленивая богиня

Сидя в уютной хижине из ветвей неизвестного дерева, я думаю о том, что не все в моей жизни сложилось так уж плохо. То, что моя яхта затонула, было последней крупной неприятностью. Теперь у меня даже мелких нет. Я живу на острове с непонятным названием.

На мне мягкое просторное платье из волокон неизвестного растения, в ногах – пушистая искрящаяся шкура какого-то хищника. Я дышу чистейшим воздухом, слушаю сладостное пенье незнакомых птиц. Когда мне надо поразмышлять о вечном, я иду к океану (никогда не интересовалась, как он называется) и прохаживаюсь у кромки воды, любуясь величественной панорамой: берегом, окаймленным кружевом белоснежной пены, смазанной на горизонте линией поросших буйной растительностью неизвестных гор, очертаниями мелких безымянных островков в сияющей морской дали. Жизнь на комочке суши средь необъятной синевы неба и океанской лазури. Вечный отпуск и никаких забот, лишь отмахивайся от туземцев, окруживших меня назойливым вниманием и почётом.

Я вытягиваю загорелые ноги и любуюсь идеально ухоженными, окрашенными соком неведомого плода ногтями. Две какие-то туземки полдня полировали их неизвестным порошком. Такой педикюр не снился ни одной гламурной моднице.

Ветка невдеомого дерева у входа, служащая перекладиной для сплетенного из каких-то трав занавеса, слегка дрожит – я знаю, что это вождь (имя у него какое-то странное) нерешительно постукивает по ней полусогнутым пальцем, спрашивая, можно ли войти.

Я лениво говорю: «Ага».

Он входит и что-то говорит на чужом языке. За эти годы всё как-то недосуг его выучить. Зачем засорять себе мозги, если можно прекрасно объясниться на пальцах!

– Я давай-давай обед, – лопочет вождь, почтительно кланяясь.

Дикари, что с них взять! Подражая мне, они заговорили на моём родном языке, но делают это так забавно! Я смеюсь. Вождь смотрит на меня и нерешительно улыбается. Он еще раз кланяется и, пятясь, выходит из хижины, не забыв вновь задёрнуть занавес.

– Богиня сегодня хороший настроение! – кричит он соплеменникам.

Пружина

Девушка. Красивая, умная, благополучная. Подозревала – подруги завидуют, но доказать не могла. Рыдала в подушку: жизнь катится в позолоченном «мерседесе» по гладкой колее – спецшкола, престижный вуз, интересная и необременительная работа, богатый и любящий муж. Ночами не спалось, душа рвалась на части: слишком всё хорошо. Стала писать. Робко, с оглядкой на классиков. В кожаных переплётах взирали из гигантского, в потолок, шкафа красного дерева, ухмылялись золотыми завитушками тиснения: какая ты писательница, сытая мозгодолбка!).

Ушла с работы. Муж поддержал, подбодрил, издал. Книга первая об одноногой собачке. Бросили в лесу, зима, замёрзла до смерти. Критики (муж тайком оплатил) похвалили сдержанно. Перестала плакать ночами, до утра корпела над компьютером. Муж умилялся: трудяга моя!

Дальше пошло легко. Влюбленных разлучала: визг тормозов, девятый вал, слеза на холодной щеке, последний взгляд в окно уходящего поезда, одинокий листок на тротуаре под ногами прохожих, осенний дождь, оборванная паутинка на ветру.

Опубликовали в гламурном журнале без гонорара, но с профессиональным фото. Муж кивал головой одобрительно: критики пошли лесом. На улицах стали узнавать, девочки из толпы просили автографы.

Решила – вперёд. Всё мрачнее и мрачнее. В последнем романе не мелочилась: несколько ударов по клавишам – человечество сгинуло – проклятый астероид вынырнул из-за угла.

Критическая точка возврата. Уже совсем не плакалось, спала как убитая. Куда дальше, зачем больше? Считали классиком, не хвалить – дурной тон. Пружина сжималась. Переиздала, на заработанное купила мужу дом на Майорке. Небольшой, но уютный. Спорила с редакторами до хрипоты. Отбилась. В первом романе переписала конец. Собачка выжила – подоспел волк, большой, серый. Посмотрел благожелательно, подставил плечо. Не остановилась, правила вдохновенно. Влюбленным дала шанс. Реанимация – дефибриллятор – раз-два, мы её теряем, нет, есть ритм. Авария – бух-бах – подушка безопасности, сломана рука, все довольны. Девушка утопла, с кладбища брёл, подошла кузина, понимающая, рыженькая, в очках, крепко взяла под руку, жизнь продолжается, трое близнецов. Антиутопия – свет в конце туннеля. Робот-нянька, болтун, торопыга. До слёз смешной. На ржавом корабле. Успел. В другую Галактику – под мышкой баллоны с наборами ДНК.

Настроение менялось – появились слёзки. Муж сначала вытирал, жалел: переутомилась, бедненькая. После крупной истерики не выдержал: дверью хлопнул, уехал на Майорку. Адвокаты набросились. Кошмар: осталась в двухкомнатной, дача недостроена. Как жить?

Села на кухне, подлила в кофе коньяку. Улыбнулась. Пробьёмся!

На диете

Арабелла наскоро попрощалась с одноклассниками и вышла на улицу. Он ждал её, ждал, несмотря на то, что был вампиром. Обычно вампиры кусали Арабеллу сразу – уж очень интересен и заманчив был биохимический состав её крови. Но этот загадочный молодой человек не спешил, предпочитая высасывать безобидных кроликов и задремавших голубей тихими лунными ночами. Не все из бессловесных доноров сдавались без боя. Они царапались, вырывались, клевались и били крыльями, но вечный юноша держал жертвы крепко.

– Привет! – на благородном лице вампира расцвела бледная улыбка. – Белла, пойдём уже знакомиться с моими родными!

Арабелла застенчиво хихикнула. Стюарт ей нравился: высокий, красивый, загадочный. Но в его присутствии вокруг девушки начинали происходить странные вещи. Вот и на этот раз не обошлось без сюрприза: выскочивший из-за угла грузовик смял заграждение и понёсся прямо на Арабеллу. Стюарт молниеносно выставил руку и небрежно смахнул машину на проезжую часть.

– Вампирская сила! – вместо благодарности выругался водитель, дал по газам и умчался.

– Недостаток толерантности! – вздохнул юноша. – Мы привыкли.

Арабелла сочувственно кивнула. Она никогда не болела ксенофобией: вампиры, оборотни, завистливые подружки и другие иные сущности были частью её жизни, привычной, как ведро для мусора, рутиной. Тем не менее, где-то в глубине души таился осколочек леденящего ужаса: «А вдруг куснёт?».

– Пойдём, я готова! – сказала она просто. Ей не хотелось обижать Стюарта.

В большой уютном загородном доме парочку встретила зловещая тишина. Никто не вышел поприветствовать долгожданных гостей. Напрасно молодые люди бегали по дому в поисках вампиров-вегетарианцев. Всё было тщетно.

– Сумасшедшие недружественные вампиры? Не поделили кролика с враждебными оборотнями? – пронеслось в мыслях у юноши.

Внезапно мобильник Стюарта завибрировал, оглашая звонкими трелями притихший дом.

– СМС от доктора Касла, – вампир наморщил лоб, недоумённо глядя на голубой экран. – Все мои родственники в больнице!

– Поехали! – Арабелла взяла любимого за руку. – Что бы ни случилось, я тебя не брошу!!!

Доктор Касл, специалист широкого профиля, встретил их, вертя в руках любимый скальпель с посеребрённой рукояткой (это однажды спасло ему жизнь во время операции аппендицита у пациента-оборотня). Гениальный врач ничему не удивлялся, он неоднократно наблюдал феномен быстрого заживления ран у своих постоянных пациентов. Он сразу же ввёл Стюарта и Арабеллу в курс дела.

– Не хирургия? Не когти, не клыки? – изумился юноша, выслушав пространную речь доктора. – Но что же с ними?

– Сначала я грешил на волчанку, – покачал головой Касл, – но на этот раз всё гораздо хуже… Современные вирусы слишком быстро мутируют…

Стюарта и Арабеллу облачили в защитную одежду и провели в закрытый сектор больницы. Там, в большой светлой палате, отделённые друг от друга пластиковыми перегородками, лежали по кроватям несчастные родственники Стюарта.

Мачеха подняла на пасынка угасающий взгляд:

– Утка миссис Свенсон, – прошептала она.

– Птичий грипп, – коротко кивнул доктор Касл.

Отец слабо улыбнулся сыну:

– Телёнок мистера Смита.

– Коровье бешенство, – констатировал врач.

Братья и сёстры Стюарта выдохнули хором:

– Молодые кабанчики… Просто из леса.

– Свиной грипп, – догадался Стюарт.

– Благодаря вашим родным все больные животные изолированы и уничтожены. В округе объявлен карантин, – сказал доктор Касл и пожал Стюарту руку. – Мужайтесь!

– И что же нам делать?! – воскликнул юноша, потрясённый до глубины души (если честно, души у него не было давно, но сердце всё-таки было добрым и способным реагировать на внешние раздражители разного рода).

– Видимо, придётся временно отказаться от диеты, – в голосе врача звучало бесконечное сочувствие, – не представляю, чем вы будете питаться… Надеюсь, мисс Лебедински не откажется помочь?

Все в палате посмотрели на Арабеллу. Она поёжилась. Ледяной осколочек страха начал стремительно увеличиваться в размерах.

Колебалась она всего несколько секунд, потом плавным движением откинула волосы, обнажив точёную лебединую шею.

– Пей, – велела она Стюарту.

Тот со слезами на глазах приник к её нежному горлу.

Из больницы они ехали молча.

– Что-то меня знобит, – тихо пожаловалась наконец Арабелла, бессильно обмякнув в кресле.

Стюарт не ответил. Его глаза были устремлены на дорогу, а чуткие уши ловили каждое слово из экстренной радиопередачи. «Грипп уверенно шагает по стране… Мутация завезённого из Азии вируса…» Юношу самого познабливало, но он боялся сказать это мужественной подруге. Неужели её жертва была напрасной?!

А в больнице доктор Касл изучал взятый на всякий случай анализ крови Арабеллы Лебедински.

– Вылечу, – сказал он вслух, – как же без хэппи-энда?

Ассистенты восторженно ловили каждое слово маститого наставника.

Музыкальный кошмар

– Приходи завтра в девять вечера! – сказал Вовка. – Гасин велел пианиста найти, чтоб душевненько. Рояль шикарный купил! Одно удовольствие бренчать! Знаешь же, какая конкуренция? А я сразу о тебе подумал. Ты ж у нас последний мамонт на земле! Идеалист! Деньги зарабатывать не умеешь.

– Обмыть надо! – счастливый Лёха суетливо полез в бар.

Спустя пару часов Вовка медузой растёкся по креслу, его ноги пьяно шатались под столешницей, заставляя рюмки пугливо вздрагивать. Лёха, обделивший себя в пользу благовестника, сохранял посильную трезвость. Попасть в ресторан «У Гасина», который горожане окрестили «Угасом», он и не мечтал. Хозяин заведения выжимал все соки, зато платил щедро.

На следующий день, без пятнадцати девять, Лёха спешил в «Угас».

– Минор, минор, – бодренько насвистывал музыкант, пытаясь побороть волнение.

– Не к добру всё это! – тихо прошептал вдруг кто-то над самым его ухом.

– Что? – Лёха дёрнулся и завертел головой, но вокруг не было ни души.

– Не первый ты у Гасина! – прошелестел тот же голос.

– Что за бред? – Лёха начинал сердиться. – Я помню, завтра Первое апреля, но надо и совесть иметь! Завидно, что меня пригласили? Учитесь лучше играть, коллеги!

– Играли, играли, – навязчивый голос не унимался, – играли до тебя уже на этом рояле!

– Да плевать! – заорал Лёха. – Не собираюсь я с вами трепаться!

Он выругался и решительно зашагал к ресторану, проклиная про себя дурацкие розыгрыши собратьев по музыкальному цеху – Вовка наверняка кому-то проболтался!

Гасин, худой высокий брюнет в чёрном костюме, сам встретил Лёху у входа, одобрительно оглядел его и, проведя сквозь заполненное нарядными посетителями помещение, пригласил в дальний зал для особых клиентов. Там было пусто, горела всего одна тусклая лампа, и Лёха с трудом разглядел инструмент, занимавший почти всю эстраду. Чёрный рояль при скудном освещении выглядел особенно зловеще, а клавиши не белели, а скорее темнели во мраке.

– Прошу, – сказал Гасин вкрадчиво, – покажите, на что вы способны!

Лёха поёжился, ему показалось, что в зале стало ещё неуютнее и холоднее.

– Кондиционер включили? – спросил он, чтобы хоть что-то сказать, но Гасин молчал. Лёха сел на вертящийся стул и оглянулся.

– Господин Гасин? – позвал он, вдруг напрочь забыв имя нанимателя.

В ледяном воздухе застыло безмолвие вечной ночи.

Лёха собрался с духом, растёр замёрзшие пальцы и только собрался коснуться клавиш, как вдруг что-то твёрдое ткнуло его в шею. Он ойкнул, обернулся и увидел парящие в воздухе музыкальные инструменты: синтезатор фирмы «Ямаха», янтарного цвета гитару и золотистый саксофон. Над раструбом саксофона медицинским змием скрючился микрофон. Вид у него был смущённый. Лёха понял, что именно он покушался на его шею.

– Не трогай рояль! – донеслось из саксофона. Лёха узнал этот шелестящий голос.

– Розыгрыш! – облегчённо воскликнул он. – Я так и знал!

Лёха порадовался своей догадливости. Гасин усадил его на заранее подготовленное место, велел подвесить инструменты, а кто уж говорил за «умные вещи», было не важно. Вероятно, посетители сейчас видят это и ржут над испуганной физиономией пианиста.

– Прочь, твари! – прозвучал замогильный голос.

Бледный Гасин шёл к эстраде, грозя костлявой рукой. Саксофон взвыл, гитара тренькнула, синтезатор загудел, микрофон порскнул в сторону.

Лёха окончательно растерялся и вскочил со стула. Ему показалось, что внутри рояля что-то заурчало, а крышка дрогнула, как будто хотела открыться ещё шире. Подоспевший микрофон закрутился вокруг руки пианиста и стащил его с эстрады.

Инструменты меж тем не дремали. Гитара ударила Гасина по голове, саксофон толкнул его в спину, а синтезатор заложил вираж, спикировал и подсёк ресторатора под коленки. Тот неожиданно легко взлетел в воздух и упал на рояль. Раздался дикий крик, и тело Гасина, как клякса, расползлось по роялю и слилось с чернотой. Наступившую тишину нарушил пронзительный аккорд, в котором чувствовалось одиночество.

– Си минор, – сказал неизвестно откуда взявшийся камертон. Он мирно стоял на рояле, но Лёха инстинктивно отпрянул. В зале тем временем заметно посветлело.

– Ч-ч-ч-что? – выдавил из себя музыкант.

– Ты последний хороший пианист в этом городе! – решил объясниться саксофон. – Мы не могли допустить, чтобы рояль-людоед тебя сожрал. Кстати, твой Вовка что-то подозревал, но Гасин его купил.

– Упырь кормил свой рояль пианистами, – авторитетно подтвердил синтезатор, – у него был отменный музыкальный вкус!

– Но теперь рояль безопасен, – хмыкнул микрофон, – сыграешь?

– Кто вы? – простонал Лёха, чувствуя слабость в ногах.

– Тс-с-с, – ответила за всех гитара, – знай, на любое действие есть противодействие! А сейчас мы умолкаем, чтобы не нарушать баланс, а то мало ли что… мы такие эмоциональные!

Вскоре Лёха женился на дочке олигарха – спонсора и мецената. Он теперь ничего не боялся, только к роялям подходил с осторожностью – не мог забыть почудившуюся ему в момент исчезновения Гасина клавишно-зубастую улыбку инструмента.

Шесть синопсисов

1. Запах серебра

Динамичное, полное неожиданных сюжетных поворотов повествование о собаке-поводыре, нещадно эксплуатируемой своим хозяином, жестоким и коварным графом Террорини.

Молодая прекрасная маркиза Арджента и ее возлюбленный, трубадур Клавикордо, ценой невероятных усилий распутывают сеть интриг зловещего слепого, который является вовсе не тем, за кого себя выдает. Они раскрывают страшную тайну гибели врача-окулиста, давшего графу подложную справку о его увечье с целью легально завладеть собакой-поводырем. Попутно проясняется судьба животного, оказавшегося волком-оборотнем, натасканным на запах серебра. Алчный граф Террорини собирается расширить добычу ценного металла на своих рудниках.

Однажды ночью, объединившись с несчастной дочерью окулиста, Арджента и Клавикордо с помощью мнимой собаки заманивают негодяя на серебряные рудники. Волк-оборотень под покровом темноты указывает графу неверное направление, и тот падает в шахту. Из-за туч выплывает полная луна, освещая прекрасную Ардженту, чье имя в переводе означает «серебряная». Отныне ее судьба решена: наконец-то суровый кусака нашел серебро, которого он не хочет избегать! Волк-оборотень, не удержавшись, кусает красавицу. Арджента, обернувшись волчицей, убегает с волком на свободу.

Одинокий ныне трубадур, покоренный скромностью и очарованием дочки окулиста, предлагает ей руку и сердце. Старый нотариус рода Террорини находит документ, из которого следует, что убитый графом окулист – кузен злодея. Кроткая и красивая сирота оказывается наследницей огромного богатства. В финале читатель с замиранием сердца видит на свадьбе среди гостей необыкновенно привлекательную пару. Бывшая маркиза Арджента и ее супруг дарят молодоженам корзиночку с ЗОЛОТЫМИ монетами.

2. Словарный запас

История молодого журналиста Владика, обладающего слишком большим словарным запасом. Несмотря на все старания, коллеги и читатели не понимают его статей. Фанатично преданный работе юноша идет в ЖЖ, пытаясь изучить современный сленг, но его усилия тщетны. Начальство угрожает Владику увольнением, любимая девушка Эллочка уходит к другому.

В отчаянии юноша решает покончить жизнь самоубийством. На пути к реке он находит потерявшегося попугая Кешу. Из беседы с птицей выясняется, что попугай сбежал от хозяев, не в силах вынести их лексикон.

Птица протягивает журналисту крыло помощи. Отныне Владик пишет статьи, а Кеша переводит их на понятный язык.

Через несколько лет, став известным журналистом, Владик берет интервью у главного редактора альманаха «Парадигмы эстетики». Кеша ухмыляется в клюв – он притворился, что из-за ангины не может говорить. Впервые для общения не нужен перевод! Редакторша и журналист понимают друг друга с полуслова.

После интервью Владик приглашает рафинированную даму в ресторан. Они спускаются к «мерседесу» преуспевающего журналиста. Мимо проходит Эллочка. Увидев бывшего возлюбленного и его экипаж, она кидается к Владику с распростертыми объятиями.

– Превед, медвед! – издевательски хрипит ей Кеша, влетая за парочкой в салон авто.

3. Чем грозят неприятности (ужастик)

Ужастик про грозящие нам неприятности, бороться с которыми невозможно. Исследователь паранормальных явлений профессор Привиденс с риском для жизни изучает странности нашего мира, пытаясь предотвратить неприятности. Для начала он пытается выяснить исходящую от них угрозу.

Путем виртуозно проведенных экспериментов он приходит к потрясающим выводам о том, что неприятности подстерегают нас на каждом шагу и в своих проявлениях по-иезуитски многообразны. Однако есть и некоторые закономерности. Пролитый кетчуп, например, в большинстве случаев грозит нам пятном на одежде, оброненная на бетонный пол бутылка – осколками, сексапильная блондинка в постели – скандалом с женой, а неисправная проводка – коротким за…

Так неприятности отомстили профессору за попытку приподнять покров страшной тайны. Но рано опускать голову. В следующей книге эксперимент с проводкой продолжит ученик и последователь профессора – отважный доктор Аномаленс.

4. Браслет Персефоны (мистический триллер)

Убит владелец клиники пластической хирургии, на месте преступления обнаружен золотой браслет. Эксперты теряются в догадках, откуда в кабинете доктора оказалось уникальное древнегреческое украшение, не занесенное ни в один каталог. Майор Прохиндеев идет по следу. Медсестра Марта Скальпель рассказывает сотрудникам милиции о последней пациентке доктора, значащейся в картотеке клиники под псевдонимом Госпожа П.

Параллельно разворачивается другое действие, суть которого поначалу непонятна даже самому проницательному читателю. В мифологических дебрях Аида властвует суровый владыка Царства мертвых. Его жена Персефона страдает от комплекса неполноценности и время от времени изливает жалобы матери – Деметре, к которой муж сезонно отпускает ее, чтобы продолжалось цветение жизни на Земле.

Тем временем домой к Марте Скальпель приходит женщина с забинтованным лицом и требует вернуть браслет. Медсестра догадывается, что это – госпожа П., причастная к гибели косметолога. Она отвлекает гостью беседой и вызывает Прохиндеева, который произвел на нее сильное впечатление как мужчина и как майор.

Внезапно в комнате медсестры появляется человек в древнегреческом наряде. Он пытается увести женщину.

– Где браслет? – кричит он, понимая тщетность своих усилий. Это ревнивый муж Персефоны, Аид. Прибывает Прохиндеев. Аид принимает его за любовника жены и собирается убить, как он это уже сделал с несчастным доктором. Но смелая Марта кидается между ними и говорит хозяину Подземного царства, что Прохиндеев – ее жених!

Наконец-то истина выходит на свет – Персефона признается, что, чувствуя холодность Аида, решила сделать косметическую операцию и отдала браслет – подарок мужа – в уплату за труды. Но браслет заколдован – без него Персефона не может вернуться.

Прохиндеев разъясняет, что браслет не лежит в камере хранения вещдоков, а ввиду особой ценности передан в секретную лабораторию «Артефакт-плюс». Но никто не догадывался, что лабораторией заведует самый страшный злодей современности – профессор Подыхайло. Он давно знает, что магический браслет – ключ от Царства мертвых и лелеет чудовищные планы по захвату власти в обоих мирах!

Профессор благополучно ускользает от смелой четверки. Чтобы помочь Аиду, отважная Марта закалывает Прохиндеева, Персефону и себя скальпелем. Вместе с Аидом они оказываются в Подземном мире и ценой неимоверных усилий останавливают негодяя.

Благодарный Аид хочет воскресить героев, а заодно и безвинного доктора. Но тот отказывается – в Подземном мире у него неплохая клиентура – дамочки с греческими носами жаждут сделать коррекцию этого органа. Очередь расписана на тысячи лет вперед!

Марта Скальпель получает от доктора задним числом подписанное завещание, засвидетельствованное Прохиндеевым и сломленным Подыхайло. Она становится новым директором клиники, выходит замуж за майора, а Подыхайло сажают в тюрьму за кражу браслета.

5. Абсолютное колебание (патриотическое)

Скромная учительница географии Серафима Тыркина, изучая абсолютные колебания уровня воды в озере неподалеку от ее поселка, приходит к выводу о том, что они вызваны искусственным путем. Она рассказывает о своем открытии соседям, ученикам, членам поселкового совета, но никто не прислушивается к ее предостережениям. Женщина пишет в вышестоящие инстанции, на радио, телевидение, в Думу. Увы, это глас вопиющего в пустыне.

Учительница составляет график колебаний и приходит к выводу о том, что их амплитуда усиливается, и через несколько недель произойдет последнее роковое абсолютное колебание, которое разорвет нашу планету на куски.

За бутылку водки Серафима достает акваланг у местного спасателя и ныряет в воду, чтобы установить источник колебаний. В кромешном мраке среди ила и тины ее настигает какое-то существо. Учительница оказывается на дне озера, в секретной лаборатории агентов Чужого государства, которые безмерно удивлены умом, храбростью и красотой героини. Они пытаются перевербовать Серафиму, но получают гордый отказ. Заставить ее замолчать тоже не удается – женщина гневно высказывает вредителям правду об абсолютном колебании. Агенты задумываются – их не поставили в известность о цели страшного эксперимента. Умирать никому не хочется.

Тем временем наверху вокруг озера устанавливается оцепление бойцов спецназа – это до Президента дошло письмо Серафимы, и он единственный поверил ей!

Из озера показывается Серафима, облепленная водорослями и разным бытовым мусором, свидетельствующим о равнодушии жителей к экологии родного края.

– Господин президент, – говорит Серафима устало, – они сдаются!

После беседы с Серафимой и раскаявшимися агентами Президент звонит главе Чужого государства и объясняет, что в случае уничтожения Земли Чужое государство тоже погибнет. На другом конце провода – шок. Чужой президент падает в обморок.

Серафима выходит замуж за бывшего главного вредителя и уезжает в Чужое государство в чине подполковника разведки.

6. Блюз позавчерашней ночи (бред)

Топ-менеджер Кирилл встречается в ресторане с любимой девушкой. Он дарит ей бриллиантовое кольцо и просит стать его женой. На небольшой эстраде оркестр играет блюз… Девушка идет попудрить носик и исчезает. Молодой человек ждет ее… Блюз играет одну и ту же мелодия, главный герой до сегодняшней ночи ее не слышал… Постепенно посетители расходятся, девушка не появляется. Хотя ресторан работает до последнего клиента, официант уже нетерпеливо снует поблизости. А блюз все играет… Молодой человек решительно входит в дамскую комнату. Там пусто. Усталая уборщица клянется, что девушка туда не заходила. Молодой человек возвращается. Оркестр исчез, в тишине раздается бой часов. Уже три часа ночи. Кирилл в растерянности покидает ресторан, не забыв дать официанту хорошие чаевые.

Весь день он ищет девушку, но безуспешно. По телефонам никто не отвечает, только вместо гудков звучит все тот же блюз.

А была ли девушка? А был ли ресторан? Он спрашивает о девушке общих знакомых, но они недоуменно смотрят на Кирилла и переводят разговор на другую тему.

Менеджер вспоминает, что именно девушка настаивала на встрече в этом ресторане, где он никогда не был, и говорила о прекрасном тамошнем оркестре. Он отправляется в ресторан, чтобы реконструировать события странной ночи.

Кирилл приходит и садится за тот же столик. Оркестр на эстраде играет какую-то легкую музыку. Официант приносит ему меню, Кирилл выбирает и заказывает те же блюда, которые заказывал в прошлый раз.

– На двоих? – уточняет официант.

– Да, – говорит Кирилл. Недолго думая, он подходит к музыкантам и просит сыграть блюз. Оркестранты недоумевают. Они не играют блюз.

– Как же, тот блюз, что вы играли позавчера ночью! – настаивает Кирилл и вынимает крупные купюры.

– Напойте, мы сыграем! – говорят оркестранты. Кирилл пытается напеть мелодию, музыканты слушают и постепенно подхватывают мотив.

Кирилл возвращается к столику, за ним сидит его девушка с подаренным кольцом на пальце. А блюз играет…

– Дай-ка! – Кирилл берет у девушки дорогое кольцо, внимательно рассматривает его и кладет в карман.

Он платит по счету и уходит. Вслед ему несутся звуки блюза…

Туфли счастья

– Какие туфельки!

Я подняла глаза не высокого улыбчивого мужчину в очках. Бульвар в этот утренний час был безлюден, но я почему-то не испугалась. Незнакомец выглядел безобидно, да и голос звучал приятно.

– А что в моих туфлях особенного? – хмыкнула я. – Обычные мокасины!

– Вы купили их в Италии? – спросил он.

– В Италии, в прошлом году, – с возрастающим удивлением ответила я. – И, честно скажу, туфли не самые дорогие!

Это я на всякий случай добавила. Вдруг он все-таки грабитель, прощупывающий финансовое положение потенциальной жертвы?! Одет как для пробежки: черные кроссовки, черный адидасовский спортивный костюм, а там кто его знает? Сколько умных людей, уверенных, что вот их-то никогда не облапошат, попались в сети ловких мошенников!

– Знаю, всего 20 евро! – сказал мужчина и успокаивающе улыбнулся. – Нет, нет, я не аферист!

– Откуда он знает, за сколько я их купила? – подумала я. – Они стоили 25, а я сторговалась за 20!

– Продайте мне туфли! – попросил вдруг незнакомец. – Они мне очень нужны!

Мое сердце замерло. Неужели фетишист! Ну и вляпалась! Я нервно заерзала на скамейке. Где это Катька с Лёхой застряли? Пробок нет, должны быть с минуты на минуту! Да, в кои то веки собралась поехать к ним на дачу!

– Зачем вам мои туфли? – спросила я, стараясь не показывать страх. Говорят, психов можно уболтать.

– Ваши туфли волшебные! – коротко рассмеялся мужчина. Он снял очки и тщательно протер их извлеченным откуда-то носовым платком. – Нет, скорее, это туфли счастья!

– Про калоши счастья я читала у Андерсена, про сапоги скороходы тоже слышала, а вот про туфли счастья не в курсе, – сказала я, – хотя, если вспомнить, туфли Золушки тоже вроде бы принесли ей счастье!

Я гордилась собой: не всякая девушка способна в подобной ситуации сохранять присутствие духа и вести осмысленную беседу.

Мужчина помрачнел:

– Эти туфли счастья подарила моей жене добрая волшебница Бефана. Злой колдун Плутонио украл их, чтобы причинить мне боль. Понимаете, если моя жена несчастлива, то я несчастлив вдвойне! Мой враг Плутонио продал ворованное вам. Он надеялся, что я не найду их в России, но я шел за еле различимыми искорками счастья и обнаружил пропажу! Я не могу отнять их у вас, тогда они превратятся в обычную ношеную обувь. Продайте мне их за любую цену, ведь все равно никто не может воспользоваться счастьем, предназначенным моей любимой Бонадонне!

Он просил так искренне, что я поневоле начала верить ему. Нет, нет, все ненормальные говорят убедительно! Надо что-то делать! Мои друзья опаздывали уже на пятнадцать минут!

– Хорошо, – вздохнула я, чтобы отвязаться от странного типа, – я продам их вам за…

Я прикинула. Купила их в сентябре и успела поносить часть осени, весну и начало лета. Будем считать, два сезона. Туфли мягкие и на редкость удобные, но еще пара месяцев, и придется выкидывать.

Я молча полезла в баул и достала припасенные для загорода кроссовки и белые хлопковые носки. Незнакомец смотрел на меня, не веря своему счастью. Я сняла туфли, надела носки и кроссовки.

– Возьмите так, – я протянула ему мокасины. – Если уж вашей Белладонне так надо, возьмите так.

– Бонадонне, – механически поправил мужчина.

Лицо незнакомца посветлело, а туфли в его руках начали переливаться всеми цветами радуги и теперь выглядели как новенькие. Мало того, носы удлинились, а каблуки вытянулись и утончились. В них спокойно можно было бы отправиться на какую-нибудь гламурную вечеринку. Черт с ними, с вечеринками этими. Я там никогда не была и не буду!

– Спасибо, спасибо, – радостно благодарил муж загадочной Бонадонны, – если моя жена счастлива, то я счастлив вдвойне. Я так ее люблю!

Он сделал жест рукой, и прямо передо мной появилась полупрозрачная фигура тоненькой девушки с милым добрым лицом.

– Так это иллюзионист! – пронеслось у меня в мыслях. – Точно, смотрела я недавно один фильм!

– До свидания, синьорина!

Он и призрачная девушка растворились в воздухе.

– Юль, ты что, заснула? – Катя и Лёха смотрели на меня с недоуменным видом. – Мы тебе из машины махали, кричали, а ты сидишь и улыбаешься!

Я перевела взгляд на свои ноги. На них были кроссовки и белые хлопковые носки.

– А вы еще никого рядом не видели? – осторожно поинтересовалась я.

– Мимо прошла парочка старичков, парень на роликах проехал. – ответила Катя. – Ну ладно, заснула, бывает. Слишком рано встала!

– А вы опоздали! – сказала я и кинула взгляд на часы. На них было без двух минут восемь.

– Нет, мы на пять минут раньше приехали, мать! – развеселился Лёха. – Соня ты, соня!

Мы сели в машину и отправились на дачу.

Проходит два месяца, и я снова в Италии. Иду на тот же рынок, который итальянцы называют «меркато». Жаль, не запомнила я продавца, уступившего мне туфли счастья со скидкой! Я знаю, что ничего не куплю у Плутонио, но поглядеть на него внимательней охота.

Мы с подружкой заходим в лавочки, и разочарованию нет предела. Итальянской обуви мало, зато в изобилии представлен китайский ширпотреб. Татьяна страшная модница. Она первый раз в Италии и презрительно морщит нос. Мы медленно доходим до конца ряда. На самом краю притулилась маленькая палатка.

– Синьорина, вы туфли ищете? – симпатичная продавщица, лицо которой кажется мне знакомым, протягивает красивые лодочки на шпильках.

– Кванто косто? – старательно произношу я одну из немногих известных мне фраз, и тут до меня доходит, что продавщица обратилась ко мне на итальянском, а я ее прекрасно поняла!

– Синьорина, это подарок от нашей фирмы! – улыбается любезная девушка. – И мерить их вам необязательно. Уверена, они вам подойдут!

Моя подруга почему-то не радуется. Я понимаю, что ей обидно.

– Вы знаете, мне неловко брать подарок от фирмы, я у вас ничего не купила! – говорю я.

Продавщица на секунду задумывается, потом ныряет под прилавок. Она достает оттуда почти такие же лодочки и протягивает моей подруге.

– Всего за 20 евро! – говорит она. – Больше скинуть не могу!

Подруга быстро хватает пару и недоверчиво осматривает. Такие же туфли, но в несколько раз дороже, мы видели в витрине очень приличного и дорогого магазина!

– Я верну тебя десять евро, – шепчу я Татьяне.

– Спасибо, синьорины, – продавщица упаковывает обувь в красивые пакеты.

Мы прощаемся и идем в гостиницу. В номере я вынимаю туфли из коробки и почему-то не удивляюсь, видя внутри название фирмы «Бонадонна». Татьяна восхищенно сопит, открыв шкаф и пытаясь разглядеть свои ноги в непредусмотренном для этого зеркале. Туфельки сидят как влитые.

– Через неделю снова будет меркато, надо сходить. Вдруг опять повезет! – говорит она.

Татьяна еще что-то болтает, но я не слушаю.

Сначала я иду в душ и привожу себя в порядок, потом долго выбираю одежду к ужину. Тщательно накладываю легкий макияж, красиво причесываю волосы. И, наконец, преисполнившись трепетного ожидания, надеваю мои туфли счастья!

Африканские колдуны

Вождь племени бусанго-габро отличался столь жестоким нравом, что даже близкая родня, не говоря уже о советниках и приближённых, только и думала о том, чтобы отправить его в путешествие без возврата.

Сколько жертвенных животных было убито, сколько магических ритуалов совершено под покровом африканской ночи! И всё напрасно! Вождь продолжал сеять ужас в сердцах своих подданных, из коих каждый, засыпая, не был уверен, что встретит утро живой или в добром здравии. Наконец Салако-мбенбе, главный колдун племени, тайком повидался с Кубулу-фуфу, главным колдуном соседнего племени и попросил о помощи. Несмотря на молодость, Кубулу-фуфу был искусен в своём деле и пользовался безмерным уважением соплеменников. Он долго возражал, зная, что раскрытие заговора может принести всем многие беды и несчастья, но старый колдун пал в ноги молодому и со слезами на глазах умолил его навести на вождя какую-нибудь страшную порчу.

– Наши боги глухи к моим жалким попыткам, – смиренно сказал старик, – пойми же, как свиреп наш повелитель, если я не убоялся их гнева и обратился к твоим родовым богам!

Тогда соседский колдун сам залился слезами. И, вытерев покрытое ритуальными шрамами и магической раскраской лицо, он провёл старика к заповедной пальме в глубине Чёрного леса. Достав из дупла щепотку чёрного порошка, Кубулу-фуфу пошептал над ним, завернул в пальмовый лист и подал старому колдуну.

– Подсыпь этот порошок в пищу злодею, прочитав при этом любое проклятье, и наутро он не проснется. На его лице будет сиять улыбка, поэтому никто не заподозрит, что он умер не своей смертью.

Старик горячо поблагодарил Кубулу-фуфу и поплёлся в деревню. Там, улучив момент, когда старшая жена вождя пошла в хижину, он подсыпал порошок в любимую грозным вождём похлёбку из песчанниковых пружинников. Пробормотав самое страшное заклинание, Салако-мбенбе собирался было скрыться, но внезапное сомнение овладело его душой. А что если Кубулу-фуфу посмеялся над ним или задумал ещё что-то более недоброе? Варево в котелке уже начало закипать, и Салако-мбенбе, проявив необыкновенное для его возраста проворство, сунул руку в набедренную повязку и достал оттуда кусочек ритуальной пальмовой гнили, чтобы отвести от себя порчу. Прошептав нужное заклинание, он кинул комочек в котелок. Старик еле успел завернуть за угол хижины, как услышал шаги главной жены и её голос, сообщающий младшим жёнам, что похлёбка из пружинников готова и пора отнести ее повелителю.

На следующее утро Салако-мбенбе на подгибающихся ногах бродил вокруг жилища вождя. Он ждал, что кто-то из жён в ужасе позовёт его, увидев улыбку смерти на ледяном лице мужа. Но вместо этого, откинув полог из пальмовых листьев, на свет вышел, жмурясь, сам грозный вождь. Но в одном Кубулу-фуфу не солгал. Улыбка на его лице была. Вождь только что придушил старшую жену за то, что она недостаточно быстро подала ему калебас с пальмовым вином.

Старик дрожащим голосом поприветствовал властелина и бросился в соседнюю деревню, горько сожалея, что никому не сможет рассказать о подлости молодого колдуна. Кубулу-фуфу встретил его по дороге (он сам ожидал новостей) и с удивлением выслушал старика, который набросился на него с упрёками, перемежая их проклятиями и горестными вздохами.

– Я не понимаю, – задумчиво протянул молодой колдун, – чёрная пальмовая пыль и слова проклятия всегда действуют безотказно. Не скажешь ли, что ещё было в котелке?

Старик перечислил. Сначала ему не хотелось говорить Кубулу-фуфу, что он не до конца доверился ему, но молодой колдун выказывал такое огорчение, что старик признался во всём.

– О, почтенный Салако-мбенбе! – воскликнул Кубулу-фуфу и в великой скорби, как женщина, закрыл руками лицо. – Против чёрной пальмовой пыли есть единственное противоядие – пальмовая гниль! Если ты ещё при этом произнес слова отведения порчи, то тот, кто попробовал это, будет неуязвим для самого мощного колдовства!

В печали распрощались оба колдуна и отправились по домам. Салако-мбенбе тащился к деревне, охваченный безграничным ужасом. Вот что делает с человеком недоверие! Теперь и чужие боги будут гневаться на него!

Впрочем, уже у самой деревни он был встречен ликующими соплеменниками, которые сообщили, что брат старшей жены вождя отомстил за сестру, проткнув повелителя любимым копьём, с которым частенько хаживал на львиную охоту. И, что интересно, при этом не было произнесено ни одного заклинания!

Но на всякий случай Салако-мбенбе придал себе загадочный вид и позволил народу чествовать себя как избавителя. Ближайшей ночью он тайком отнёс Кубулу-фуфу накидку из меха пальмовых пиарщиков, не переставая возносить хвалу своим и чужим богам, наконец-то снизошедшим к его мольбам.

Ещё до Рипли

Она вошла в горницу и встала, спокойно ожидая, когда он обратится к ней.

– Марфа Прокоповна, присядьте, – вежливо попросил худощавый господин с невзрачной бородёнкой. – Влас о вас много рассказывал, не могли бы вы повторить вашу необыкновенную историю?

Женщина осторожно присела на лавку. В приоткрытую дверь тянуло аппетитным запахом кислых щей. Марфе Прокоповне очень хотелось есть, но она отбросила мысли об ожидающем её обеде и сложила на коленях натруженные руки.

– Вы, барин, не поверите, – улыбнулась крестьянка. Её полное красивое лицо неожиданно засветилось мягким светом, а в голубых глазах заплясали весёлые искорки.

– Влас изрядный выдумщик, – не мог не улыбнуться в ответ господин, – но вы, на мой взгляд, рассудительная женщина и скажете всё, как было.

– Что вы, барин, – женщина покачала головой, – и смешно, и грустно, и рассказывать совестно. Ведь действительно, история-то на сказку похожа!

Барин был приятно удивлён. Неграмотная крестьянка говорила складно и держалась с редким достоинством. Он вспомнил, что Влас болтал о том, что в юности она была горничной у дочери помещика.

– Вы умеете читать? – поинтересовался он, не в силах отвести от неё взгляд.

– Да, барин, и читать, и писать умею. И французскому языку учена. С барышней нашей домашние учителя занимались, вот и мне пришлось. Только нам, крестьянам, науки ни к чему.

Марфа Прокоповна усмехнулась, как показалось ему, иронически.

– Барин, вы уж не гневайтесь, я вам только правду, как на духу, а вы, если наскучит, прямо скажите!

Марфа Прокоповна незаметно покосилась на дверь. Запах исчез. Палашка, наверное, дверь закрыла, умница-девочка.

Она вздохнула и под ободряющим взглядом собеседника начала рассказ.

Коромысло совсем не натирало плечо. Сколько же лет она ходила за водой к дальнему роднику, а сохранила девичью походку! Стоял тёплый летний вечер, вокруг простирались поля цвета тёмного золота, вдали, в вечерней дымке, зеленел знаменитый на всю округу лес: вследствие путаницы в документах – предмет ожесточённых споров двух соседей-помещиков.

Марфа Прокоповна шла по меже, скользя по окружающим красотам привычным взглядом – в молодости, в молодости налюбовалась, а теперь уж недосуг. Солдатка с двумя малолетками – жизнь не часто бывает мёдом.

Внезапно ужасный треск и скрежет нарушили тишину. Прямо перед ней, в, слава Богу, уже убранном поле, упало с неба гигантское яйцо. На глазах Марфы Прокоповны оно раскололось, и взору потрясённой женщины предстало страшное существо. Огромное, чёрное, с жуткими когтистыми конечностями, с уродливой мордой и зубами, сквозь которые сочилась мерзкая слизь. Чудовище долго не думало, а резво направилось к застывшей, как жена Лота, крестьянке.

– Изыди, изыди, – Марфа Прокоповна мелко закрестилась, но дьявол всё приближался.

Подойдя совсем близко, он остановился. Несколько секунд они смотрели друг на друга.

«Детушки мои, кровиночки», – подумала крестьянка, и мужество вернулось к ней. Она вспомнила, как любит кислые щи свекровь, как смешно подчищает чугунок с кашей свёкор, как ждут пирожков с капустой Танюшенька и Алёшенька.

Существо неуклюже шагнуло к Марфе Прокоповне, но она успела стащить с плеч коромысло и, сподручнее перехватив его, нанесла первый яростный удар.

Прибежавшие мужики долго разглядывали чёрную бесформенную кучу, которая шипела, подёргивалась и испускала отвратительное зловоние.

Игнат Анкудинович, староста и головастый мужик, велел как следует засыпать останки чёртова отродья. Тут же порешили сохранить всё в тайне: зачем начальству знать, что чудовище было забито коромыслом именно в их деревне. Ещё неизвестно, каким боком это повернётся. Нет, лучше помалкивать. Разве что рассказывать детишкам в долгие зимние вечера.

Марфа Прокоповна закончила повествование. Бородатый господин скептически хмыкнул. Да, ну и фантазия у наших крестьян! Это тебе не «Замок Отранто» и не «Франкенштейн». Что-то своё, мощное, русское, эпическое, глубинное!

Он встал и сунул крестьянке рубль. Марфа Прокоповна, не ожидавшая от городского барина такого подарка, расплылась в счастливой улыбке. Женщина проводила благодетеля до брички и даже попыталась подсадить его.

Седой старик Влас взял вожжи и причмокнул, лошадка тронулась, бричка покатилась, барин приподнял шляпу и откинулся на сиденье. Марфа Прокоповна долго махала приезжему вслед и кланялась в пояс.

Господин некоторое время неподвижно сидел, погружённый в думы, затем оживился, достал записную книжку в потёртом кожаном переплёте и аккуратно заточенный карандаш. Как будто сами собой начали складываться строки: «Есть женщины в русских селеньях…»

Фиаско ясновидца

– Ясновидец Паоло Монтекроче, – издевательски протянул Энгус Плой, и его жирные щеки балагура, эпикурейца и любителя пива затряслись от смеха.

– Ха! – только и сказал Каллен Луцис, подливая вина в фамильную серебряную рюмку.

Граф, как всегда, выглядел спокойным и невозмутимым, но многочисленные друзья знали, что за его строгой и даже чопорной внешностью скрывается любитель весёлых розыгрышей, азартный игрок и отменный танцор. Он славился вежливым и ровным обхождением с простым людом. Слуги, за глаза обсуждая его похождения, были преданы хозяину и старались по мере возможности не распускать язык с посторонними даже за кружкой-другой пива.

– И что, он устраивает сеанс прямо в твоём трактире? – произнес Каллен Луцис, сделав хороший глоток.

– Да, Ваша светлость, я выделил для его выступления главный зал, – почтительно сказал трактирщик, сразу прекратив хохотать, – я и подумал, что мы можем здорово проучить этого прощелыгу. Он уже начал расспрашивать прислугу о видных людях нашего города.

Каллен Луцис зевнул. День выдался слякотный и промозглый, окна подрагивали под порывами зимнего ветра. Скоротать ненастный вечер в тёплом помещении в окружении лучшего общества этого городишки было неплохой перспективой. Может быть, явится и дочка бургомистра, розовощёкая белокурая Эмилия. Эх, на нее хоть посмотреть приятно.

– Ну-ну, – сказал он, – старый ты шельмец, неужели у тебя хватит наглости просить меня выступить в качестве объекта шарлатанских трюков?

Каллен Луцис говорил строго, но глаза его смеялись. Трактирщик осклабился. Он аккуратно платил графу арендную плату и знал, что хозяин это ценит.

– Ваша светлость, этот ясновидец слишком дерзок. Разыгрывает из себя господина, и всё так чинно-благородно… пожалуйста, попрошу вас, будьте любезны…

Граф Луцис вздохнул. Ну что же, посмеяться над глупцом, спустить его с небес на землю… Знатное развлечение…

– И что требуется сделать? – поинтересовался он, начиная проникаться забавной идеей.

– Он просит портрет и по нему рассказывает о человеке… Якобы, вплоть до мельчайших подробностей…

– Гм. Наши фамильные портреты слишком громоздки. Миниатюра подойдёт? – спросил граф.

– Именно, именно… Он что-то про медальоны говорил, – обрадовался трактирщик.

– Есть у меня одна мысль, – хитро усмехнулся Каллен, – подойди к секретеру, открой средний выдвижной ящик и достань оттуда золотой медальон с дубовыми листками.

Энгус Плой повиновался. Он взял изящную вещицу, осторожно раскрыл медальон, бросил взгляд на миниатюру, присвистнул и спрятал за пазуху.

– Твоим людям остается только подробнее рассказать ему обо мне, – удовлетворённо сказал граф. – Как только молодчик распушит хвост павлином, я выступлю и разоблачу его.

В ярко освещённом свечами зале было жарко натоплено, наиболее прилично выглядящие кресла и стулья стояли полукругом перед грубо сколоченным высоким табуретом, на котором лежала небольшая кружевная салфетка. Потихоньку все приглашённые расселись по местам. Граф Луцис поглядывал на сидящую немного поодаль дочку бургомистра. Хорошенькая провинциалочка оделась по последней моде и выглядела бы совершенно очаровательно, если бы фасон и цвет платья были ей к лицу.

Вошел трактирщик и встал у входа, за ним в дверях появился ясновидец – худой высокий брюнет с пронзительными чёрными глазами и жидкими усиками. Зрители, а их было почти две дюжины, зашевелились, заёрзали, пытаясь лучше разглядеть синьора Монтекроче. Костюм его выглядел поношенным, но ещё элегантным, рубашка сияла белизной. Граф Луцис невольно подумал, что этот человек совсем не похож на авантюриста. В нём было нечто странное, притягивающее взгляд, завораживающее.

– Прекрасные дамы и благородные господа, – итальянец склонился в почтительном, но не раболепном поклоне, – я смею надеяться, что вы не сочтёте этот вечер потерянным.

Говорил ясновидец почти без акцента, глубоким выразительным голосом. Прелестная Эмилия не отрывала от него красивых голубых глаз. Её розовый ротик слегка приоткрылся от удивления. Каллен Луцис поглубже уселся в кресле и сложил руки на груди. Скоро шарлатан опозорится, и наваждение спадёт.

– Кто из присутствующих дам или господ желает предоставить мне портрет для чтения судьбы? – спросил ясновидец, окидывая сидящих в креслах людей цепким взглядом.

Трактирщик вперевалочку приблизился к нему и положил на салфетку медальон Каллена Луциса. Ясновидец открыл медальон, некоторое время глядел на миниатюру, а потом закрыл его, звонко щёлкнув крышкой. В тишине этот звук прозвучал так резко, что граф Луцис почувствовал растущую тревогу. Ему показалось, что что-то обязательно случится. Что-то пугающее, недоброе. Он уже жалел, что решился на дурацкую и даже кощунственную проказу с портретом.

Ясновидец вернул медальон на место и, встав за табуретом, закрыл глаза. Медленно и внятно он начал рассказывать о жизни Каллена Луциса, не называя его по имени. Некоторые подробности он пропустил, но каждый мог поклясться, что речь идет именно о сиятельном графе. Слова негромко, но веско падали в тишину зала, прерываемую лишь взволнованным дыханием людей и треском углей в камине. Никто не смотрел на графа, все внимание было сосредоточено на вошедшем в транс рассказчике.

– И вот, этот человек сейчас сидит в этом зале, в кресле вишнёвого дерева с зеленой обивкой, – прозвучали последние слова.

Ясновидец открыл глаза и посмотрел на Каллена Луциса.

– Это ведь вы? – спросил он.

Люди, не посвящённые в заговор, восхищённо зашептались.

– Позвольте! – Энгус Плой схватил медальон и с торжеством передал его графу Луцису.

– Все верно, мой друг, – пытаясь улыбаться как можно язвительней, сказал Каллен, – все верно. Но вот на миниатюре, которую вы изволили исследовать, изображен вовсе не я, а мой брат-близнец Руфус. Нам тогда было по восемь лет…

– О! – пронеслось по залу.

Ясновидец посмотрел графу в глаза.

– Ваша светлость, я никогда ничего не путаю, – склонил голову он, – вероятно, ваш почтенный брат повторил вашу судьбу. Иных объяснений я не вижу.

– Его светлость граф Руфус давно скончался, – тихо сказал трактирщик, – не стоило мне просить Его светлость графа Каллена принимать участие в этой затее. Это моя оплошность.

Ясновидец еще раз взглянул на Каллена Луциса, затем резко поклонился публике, повернулся и быстро вышел.

– Я потребую с него деньги назад! – сказал Энгус Плой с неожиданной злобой. – Шарлатан!

– Полно тебе, – граф Луцис сделал протестующий жест, – мы сами поддразнили бедного малого.

Он пошарил в кармане и протянул трактирщику несколько золотых.

– Передай ясновидцу. Мы неплохо повеселились.

Граф рассмеялся, но никто его не поддержал. Всем стало неловко.

Вечер, обещавший так много веселья, закончился конфузом. Медленно и задумчиво расходились свидетели неудавшегося сеанса.

Каллен, Каллен, ему везло, да, всегда везло! Он родился на пять минут раньше и получил все. Мало того, по достижении совершеннолетия его ждало наследство тетушки Эрминии. Они поехали кататься на лодке. Да, жаркий день. Каллен словно чувствовал, не хотел ехать, а он настоял. Они купались с лодки, а Каллен плохо плавал. К тому же перед поездкой он подсыпал ему в кофе снотворное. Схватить за голову и шутя утянуть под воду. Подержать, потом вынырнуть… Мать всегда их плохо различала, отцу было не до детей. Одна Генриетта. Да, старая Генриетта… кормилица… Сколько ей было… Пятьдесят с хвостиком… Подкрасться ночью и положить на лицо подушку, держать, пока она не затихнет. Она единственная поняла. А потом… Богатство, власть, любовь и уважение окружающих. Каллен всегда был простофилей, всегда лебезил перед чернью. Но его любили.

Ах, как приятно, когда тебя любят!

Сказка о подслеповатой фее

Фея-крёстная торопилась. Сколько добрых дел удалось совершить, сколько счастливых судеб устроить! День был прожит не зря. Но только к вечеру она вспомнила о самом важном событии и теперь стремительно неслась над лесом, ускоряя и ускоряя полёт резкими взмахами волшебной палочки.

Вон вдалеке на горе замаячил королевский замок, озаряемый вспышками праздничных фейерверков. Лес понемногу расступился, и фея увидела низенький, но капитально построенный каменный дом, окружённый небольшим огородом. Фея нетерпеливо ткнула палочкой в нужном направлении и быстро приземлилась у входа. Проклятая близорукость! Она не рассчитала траекторию и больно ударилась о деревянную кадку для сбора дождевой воды. На приглушённый крик волшебницы из-за угла дома выбежала очаровательная девушка в бедном, но опрятном платье и потрескавшихся деревянных сабо. На милой мордашке застыли испуг и удивление. Она подбежала к красивой и, судя по всему, знатной даме и присела в реверансе.

– Вы не ушиблись, сударыня? Ваша карета сломалась? А где ваши слуги?

– Давай не будем терять времени на разговоры! Я и так опоздала!

Фея прищурилась, затем взмахнула волшебной палочкой, в мгновение ока преобразив девушку до неузнаваемости: золотые, искусно завитые локоны, хрустальные башмачки, пышное платье цвета чайной розы в пене белоснежных кружев.

Девушка побледнела и схватилась за сердце. От волнения она не могла говорить. Фея покровительственно улыбнулась крестнице.

– Теперь экипаж, лошади, кучер и лакей! Поедешь четвернёй, так шикарней!

Фея повернулась в сторону огорода и направила волшебное орудие на копошащихся возле какого-то корнеплода… или кабачка… или тыквы крыс… или мышей. В сумерках и не разглядишь. Если честно, зрение у феи уже было не то, но она гордо отказывалась пользоваться волшебством для его улучшения. Это было неприлично. О ее ухищрениях обязательно бы стали сплетничать более молодые коллеги.

– Что вы делаете, госпожа?! – душераздирающе крикнула вдруг девушка.

– Милая крестница, теперь ты можешь ехать на бал! – гордо сказала волшебница, разглядывая роскошную золотую карету, четверку серых в яблоках коней в белых плюмажах, осанистого бородатого кучера и дородного благообразного лакея в ливрее. Кони нетерпеливо забили копытами, а кучер и лакей, остолбенело оглядев друг друга, вдруг захохотали и пустились в пляс, несолидно высоко подпрыгивая. Как же будут разочарованы все после полуночи!

– Но у меня нет крёстной! – воскликнула девушка. – И я не собиралась на бал! Что вы сделали с моими маленькими друзьями?!

– Милая Золушка, я понимаю, что это сюрприз, но…

– Я не какая-то там Золушка! – взвизгнула девушка. – Я – девица королевских кровей!

– Э-э-э, – фея вытянула шею и вгляделась в юное разгневанное лицо.

– Ой, действительно, обозналась, – фее стало неловко, но она быстро взяла себя в руки. Всё еще можно поправить. Какая девушка не хочет побывать на королевском балу?!

– И как тебя зовут, моя милая? – спросила она ободряюще.

– Белоснежка! – мрачно ответила девушка.

Механик Гаси

Дедушка рассказывал о сельском хозяйстве. Сури слушал его вполуха; от волнения он плохо спал ночью. В комнате стоял полумрак. Дедушка призывал экономить энергию и трясся над солнечными батареями, хотя солнца на планете было в избытке. Батареи Сури нравились, он часто подклеивал отваливающиеся от времени стержни соком псевдогевеи, – так дедушка называл деревья, из стволов которых при надрезании медленно стекал густой, клейкий и сладкий сок.

– Осенью собрали первый урожай, – бормотал дедушка, – мы начали подготовку к зиме, которая настала слишком рано, сгубив многие сельскохозяйственные культуры.

Сури помнил в этом рассказе каждое слово, но на всякий случай переспросил: «Это из хроники за 2315 год?». Знал, что дедушка любит, когда он проявляет интерес.

– Точно, память у тебя хорошая! – похвалил тот внука.

– Завтрак готов! – в комнату вплыла бабушка, держа в руках поднос с горячими лепёшками.

Сури любил бабушку и не любил лепёшки. Вернее, любил их только тогда, когда проголодается. Лепёшки были в доме основным блюдом.

Мальчик съел три штуки, полив их для разнообразия сиропом из псевдолимона, в изобилии растущего вокруг их хижины. Получилось слишком кисло, но Сури сделал вид, что ему нравится. Не стоит капризничать. Бабушка и дедушка сегодня были с ним последний день. Мальчик стал достаточно взрослым, чтобы жить самостоятельно.

– А это тебе на День рождения! – дедушка привстал, покопался под табуретом и вынул маленькую красивую коробочку из древесины псевдоклёна.

Сури с благодарностью взял подарок и щёлкнул крышкой: внутри обнаружилась горсть маленьких шурупов.

– Ух, ты! – восторг Сури не знал границ. Подарок, как считалось, должен скрасить расставание с роднёй.

Бабушка в который раз проверила, как Сури усвоил уроки по ведению хозяйства. Дедушка неловко обнял внука.

А вот и Гаси на пороге. Молчаливый механик Гаси с шикарной чёрной бородой (Сури мечтал когда-нибудь отрастить такую). Бабушка и дедушка хором сказали: «Не надо провожать», но Сури всё-таки вышел с ними на улицу и смотрел вслед, пока троица не скрылась за поворотом. Вторая луна еще не ушла со светло-фиолетового с просинью утреннего неба и видимость, несмотря на туман, была хорошая. Дедушка не забыл прихватить с собой коробочки с обучающими пластинами. Бабушка шла с пустыми руками.

Белокурая Феса, соседка Сури, помахала ему рукой. Девочка почти полгода жила в хижине через дорогу одна-одинёшенька. Сури воспрянул духом: он уже раньше подумывал, не сговориться ли вести домашнее хозяйство вместе. Но Феса была старше на год, ей недавно исполнилось четырнадцать, и он сам ждал приглашения.

– Пойдём, порыбачим? – предложил он ей. В протекающей неподалёку капризной, с кучей придонных камней речке, водилась псевдофорель. Если повезёт, можно было поймать пару-тройку рыбёшек на наживку из ягод псевдорябины. Но и такой улов считался удачей. Пока других съедобных видов рыб обнаружено не было.

Феса с радостью согласилась, и Сури отправился за рыболовной снастью. Удочку сделал дедушка, и Сури с трудом удержался от слёз. Он уже большой, не стоит думать о разлуке с любимыми. Иного пути нет.

Но через несколько дней, увидев на окраине посёлка знакомые фигуры, он не мог совладать с чувствами и кинулся к ним.

Феса пыталась остановить его, и Сури огрызнулся: «Подумаешь, только поздороваюсь!»

Дедушка с бабушкой прогуливались, держа за руки девочку лет трёх. Наверное, механик Гаси только-только вынул её из инкубатора, чудом сохранившегося среди мрачных и таинственных обломков корабля. Она хорошо переставляла ножки, и личико уже начало приобретать осмысленное выражение.

– Бабушка, дедушка! – Сури издалека окликнул их. Дедушка и бабушка остановились, переглянулись.

– Здравствуй, мальчик, – чуть запинающийся хрипловатый голос дедушки.

– Приветствую тебя, молодой человек, – мягкий приятный голос бабушки.

Они одновременно улыбнулись Сури и пошли дальше, медленно, осторожно, приноравливаясь к шажкам маленькой спутницы.

Сури остался стоять. Он видел знакомую царапину на металлическом дедушкином боку, родные ржавые пятнышки на бабушкиной спине. Они забыли его, ушли заботиться о другом человеческом существе. Эта девочка стала центром их Вселенной, остальное будет необходимым, но мало интересующим их приложением. И нет пока другой программы!

Чья-то рука легла на плечо. Механик Гаси стоял и молчал вместе с ним, пока Сури не пришёл в себя.

– Слышал, ты интересуешься всякой техникой? – спросил механик вдруг. – Хочешь со мной в лабораторию? Мне не помешает пара лишних рук.

– Да, дедушка говорил… – начал Сури и осёкся. И механик Гаси, сделав вид, что не заметил дрожи в его голосе, взял мальчика за руку и повёл к развалинам корабля.

Рождественские зайцы

В центре просторной кухни помещалась жаровня, на которой стоял большой металлический котёл, украшенный затейливой резьбой. Язычки пламени золотили его бока, придавая красивому предмету домашней утвари нарядный и загадочный вид.

Тесса покачала головой, подошла к котлу и заглянула внутрь. Вода закипала, со дна поднимались мелкие пузырьки.

«И где этих бездельников носит?» – спросила саму себя она.

Тесса придирчиво оглядела отделанное керамической плиткой помещение. Порядок и чистота пришлись ей по душе, даже столы были вытерты до зеркального блеска. Наконец-то эти паршивцы чему-то научились! Они зажгли свечи, хотя никто их не просил, нарядили ёлочку и повесили гирлянды и рождественский венок.

Послышался шорох, открылась дверь и в кухню с чёрного хода, слегка припорошенные снегом, ввалились на удивление крупные зайцы – Фред и Феликс. Один держал в лапах маленькую стремянку, другой нёс моток блестящей бечёвки и ножницы.

– Откуда это вы? – спросила Тесса с подозрением.

– Извините, госпожа, – отрапортовал Феликс, ставя стремянку у жаровни, – мы и на дворе ёлочку поставили, в шарах свечки зажгли. Пусть видят, что у нас всё в порядке и нам весело!

– У МЕНЯ все в порядке, – сказала Тесса хмуро, – и не может быть иначе!

Зайцы переглянулись, но спорить не стали. Они давно уяснили, что когда хозяйка не в духе, ей лучше не перечить.

– Мы сейчас варим волшебный рождественский суп! – примирительно произнёс Фред, убирая бечёвку и ножницы.

– Пока только воду варите! – съязвила Тесса. – Надеюсь, до полуночи успеете и суп приготовить!

Зайцы засуетились, надели поварские колпачки и фартуки. Фред притащил табурет – какими бы большими зайцами они ни были, но до котла дотянуться не могли. Феликс надёжно установил рядом стремянку, и работа закипела. Коренья, овощи и зелень были молниеносно порезаны и по очереди брошены в бурлящую воду.

Тесса поневоле улыбнулась, наблюдая за работниками. Наверное, стоит отпустить их на волю, зайцы заслужили прощение. Вот уж год как они помогают ей по хозяйству, забыв прежние вредные привычки. А какие лихие разбойнички были когда-то Фред и Феликс! Болтались без дела, воровали припасы у жителей городка, шатались по кабакам. Даже попытались ограбить её, известную своим могуществом волшебницу Гор и Долин! Тесса тогда без угрызений совести превратила их в зайцев и приказала служить ей, пока она не решит, что мошенники окончательно перевоспитались.

Да, внешне Фред и Феликс выглядели смирными, работящими и услужливыми, но Тесса не могла до конца поверить в их исправление. Знакомая синица донесла ей, что сегодня ушастая парочка тайком бегала к профессору Эрикусу, и вздорный старик-алхимик передал им какой-то порошок. Наверняка они собираются всыпать его в свой рождественский суп и загадать желание. А какое желание, Тесса не сомневалась.

Ну да ладно, она наложит на их тарелки заклятье, и желания всё равно не сбудутся. Глупец этот Эрикус, всё носится с какими-то нелепыми идеями о добре и всепрощении. Нет, это не для неё. Она разумна, хладнокровна, справедлива. Никаких дурацких уловок! Зайцы должны заслужить обратное превращение честным трудом!

Тесса легко повернулась на каблуках и направилась в гардеробную. Она надела длинное платье цвета красного вина, украшенное чудесными старинными кружевами, приладила к высокой причёске золотую веточку, усыпанную ягодками-рубинами.

Когда волшебница вышла в коридор, с кухни уже доносился аппетитный запах рождественского супа. Тессе вдруг страшно захотелось есть. Она слегка приподнялась над полом, произнесла заклинание невидимости и неслышно полетела в сторону кухни. Тесса редко пользовалась волшебством – это отнимало много сил, но теперь её разбирало любопытство: неужели они решатся вопреки её воле превратиться в людей?

Влетев в кухню, она тихо присела на стол, свесив ноги в золотых туфельках.

Феликс стоял на стремянке и сыпал в котёл порошок из маленького мешочка.

– Ага! – подумала Тесса с неожиданным весельем. – Я вас, голубчики, всегда переиграю! Не с той связались!

Она даже заболтала ногами, как простая девчонка.

Фред, привстав на цыпочки на табуретке, осторожно размешивал почти готовый суп.

– Хватит. В большой котел надо совсем чуть-чуть. Чтоб наши желания могли лучше подействовать, – сказал он.

Феликс деловито кивнул:

– Я помню, – он вздохнул, завязал мешочек и спрятал его под поварской колпак.

Тесса следила, как они отнесли в гостиную бутылку шампанского и бокалы, как нарезали легкую закуску и разлили рождественский суп по тарелкам. Стрелки часов приближались к полуночи.

– Позови госпожу, – сказал Феликс, – а я пока насыплю порошок в её тарелку.

Тесса чуть не расхохоталась вслух. Надо же, бедняги думают, что шарлатанские снадобья чудака Эрикуса могут на нее повлиять! Она взлетела и через долю секунды очутилась в своей спальне. По лестнице мягко топал Фред.

– Госпожа, к столу! – возвестил заяц немного запыхавшимся голосом.

Тесса царственно выплыла из комнаты, Фред почтительно посторонился. В уютной гостиной всё было готово. Приветливо потрескивали дрова в камине, в тарелках дымился суп, распространяя поистине волшебный аромат. Перед столом стояло старинное резное кресло, принадлежавшее ещё прабабушке Тессы. Волшебница аккуратно подобрала подол и села. Феликс поставил перед ней серебряную тарелку с супом. Сами зайцы взобрались на высокие детские стульчики, принесенные с чердака. Когда-то на них сидели малыши из рода волшебников Гор и Долин. Зайцы успели принарядиться: теперь на них были короткие штанишки и жилетки из атласной материи.

Из кухни раздался гулкий бой часов. Тесса улыбнулась и попробовала суп серебряной ложкой. Зайцы последовали её примеру. Странно, но суп на вкус совсем не отличался от обычного. Даже Тесса не могла обнаружить, что же они туда положили. Некоторое время все молча ели.

– Загадай желание, госпожа, ты не забыла? – подал голос Феликс.

– Волшебникам не надо загадывать желания. То, что мне надо, и так сбудется! – наставительно ответила Тесса.

Суп был очень вкусный, и она незаметно съела целую большую тарелку. Ничего не произошло.

– Ну вот, – посмеиваясь сказала волшебница, – несмотря на ваши глупые штучки, всё осталось по-прежнему.

Фред и Феликс разочарованно переглянулись. Внезапно кто-то постучал в парадную дверь. Фред стрелой сорвался с места и кинулся открывать.

– Странно, – подумала Тесса, – ко мне уже давно никто не заходит без дела!

Послышались осторожные шаги, и в гостиную вошел высокий светловолосый мужчина с порозовевшим от мороза лицом.

– Марк? – не веря своим глазам, воскликнула Тесса.

Мужчина подошел к ней и поцеловал волшебнице руку.

– Знаешь, я вдруг понял, каким дураком был, – сказал он, – в нынешнее Рождество я наконец-то решился прийти и просить тебя забыть нашу давнюю размолвку. Я подошел к твоему дому и вдруг увидел во дворе ёлочку. Она так приветливо мигала мне огоньками, что я осмелился постучать в твою дверь. Он замолчал и посмотрел на Тессу умоляющим взглядом, в котором только слепец не заметил бы нежность и любовь.

– Я сама виновата. – сказала она тихо. – Прости меня.

Никто не узнал бы сейчас в ней надменную даму, с гордым видом шествующую по улицам городка.

Феликс, пыхтя от усердия, открыл бутылку шампанского. Фред помог ему разлить вино по бокалам.

Тесса перевела на помощников озадаченный взгляд, её лицо посветлело.

– Вы можете идти!

Она вдруг наклонилась и расцеловала зайцев в теплые пушистые щечки.

– Если хотите, можете остаться у меня уже как люди, – сказала она и с притворной строгостью добавила. – Но чтоб порядок был идеальный!

Фред и Феликс, весело подпрыгивая, побежали на кухню. Их прыжки становились всё тяжелее и тяжелее, затем до Марка и Тессы донеслись радостные возгласы.

А потом влюбленные слушали только друг друга. Всю сказочную Рождественскую ночь.

В доме у реки

Всех посетителей Квартиры Страха встречал с порога кулак брата Порфирия. Сам Порфирий в драки не ввязывался – был двоедушником, что априори означало постоянную внутреннюю борьбу. К тому же, он боялся, что при ударе расколется на две части, не важно, равные или не очень. Из осторожности Порфирий и в Аргентину и на Кипр старался не выезжать одновременно. Зато проблема множественности вселенных его не волновала: он сам по себе был такой проблемой.

– Шизофрения или метемпсихоз, – разводили руками доктора и продолжали колоть его по привычке – неприятное, но необходимое лекарство. [cut=Читать далее…]

Иногда заходил в коммуналку налоговый инспектор – по виду сущий козёл. Соседи остерегались злить гостя. Даже дядя Петя (воплощённый ужас с топором) подпускал его к жене, хотя и на расстояние одной политровки. По вечерам из чулана появлялся страшный Хозяин, кряхтел, пил горячий чай. Мелкими шажками уходил в ночь травить эльфов. Если ночные ожидания не оправдывались, горевал, залезал на дворовый клён с пузырьком чернил, украденным у тихой старушки Марты (всё равно слепая, не заметит). Устроившись на ветке, Хозяин разрисовывал листья клёна всякой похабщиной. Кусочки древесной коры падали с многострадального дерева на местного кота – кастрата Мурзика. Борода Хозяина лезла клёну в глаза, прорастала сквозь ветви, но дерево терпело: живущая в нём дриада переживала очередное бабье лето и не упускала возможности прикоснуться к гостю сучковатой коленкой.

В час ночи в камерном исполнении слушали Шопена. Исполнительница, недоделанная пианистка, на весь двор терзала древний «Бехштейн». Клавиши разбегались из-под сильных пальцев, как тараканы. Расстроенный рояль рыдал.

– Это соловьи, – утешал Марту муж, старик Бутылкин. Та притворялась, что верит, и накрывалась одеялом с головой.

Вышедший на инвалидность за производственную травму Санёк слонялся по квартире и врал про трудовой героизм соседке Ангелине, умной девушке двадцати трёх лет. Она слушала, потому что ещё верила в сказки: в грифонов, драконов и в свою способность перевоспитать много повидавшего взрослого мужика со шрамом во всю щеку.

Но были в коммуналке номер шесть и нормальные соседи. Они иногда собирались за бутылкой «Абрау-Дюрсо», закусывали бычками, привезёнными из приморского города, и гадали, что делать с надоевшими до жути жильцами-маргиналами. Старик Бутылкин играл желваками, вечно кочующий по двору дед Петрович близоруко щурился – если бы соседи вели себя смирно, он был бы обычным осёдлым дедушкой.

– Хорошо бы столкнуть их всех с балкона! – мечтал Гуревич (интеллигент, сослагательное было его уделом!).

– Авария?

– Крысиный яд?

– Наёмный убийца?

– Короткое замыкание?

– Во сне? Газ?

Предложения сыпались, как из рога изобилия, и тут же отклонялись. Экс-генерал Чтоль предложил перестрелять мерзавцев поштучно. – Я приглашу их на дайвинг в Анапу, – сказал, наконец, Бутылкин, – но надо ждать лета. До листопада мы не успеваем.

– Нет! Они сами не поедут, а если везти за свои, то придётся продать все наши жалкие сокровища! – старик Петрович выпрямился, оглядел товарищей по несчастью и улыбнулся беззащитной улыбкой. – Я предлагаю прогулку на лодке! Безотказное средство! Проверено лично!

– Но где вы возьмёте лодку? – спросила Ангелина кротко. Она не боялась воды.

– На реке, в лодочном сарае! – торжествующе объявил старик.

– Что же, неплохая идея, – суровое лицо Чтоля прояснилось, – оттуда ещё никто не возвращался живым!

Огромный мосластый кобель с проплешиной на боку, гонявший во дворе бесполого Мурзика, прервал увлекательное занятие и, остановившись, насторожил уши. Из тени медленно вышел Харон с веслом, приблизился к верному псу и положил руку на покрытую шрамами морду.

Облачники

Облачники жили на облаке, копошась среди завитков и перьев, рисуя чудесные узоры, обустраивая облако и с любовью украшая его собранными в комки или развеянными клочками волшебного пара. Облако было очень большое, хотя с земли выглядело маленьким и необитаемым. Людям казалось, что оно само по себе меняет форму, исчезает, растёт и расцветает нежными красками. На облаке нашло приют много самых разнообразных существ – строителей воздушных замков и городов мечты. Очень часто они затевали вместе какое-то полезное и нужное дело и радовались сами, и радовали людей, не подозревавших об их существовании. Рядом с ними поселился и голубь мира – снежно-белая птица с огненными глазками. Обитатели облака кормили его воздушными крошками, и голубь был сыт, потому что его насыщали не комочки пара, а сам факт кормления и заботы.

Но однажды что-то случилось: то ли Птица раздора пролетела, то ли кто-то что-то недослышал, то ли кто-то обиделся не на того, на кого надо, а выяснять отношения сразу не стал. Недоговоренность породила непонимание, рознь и даже враждебность. И облачники перестали разговаривать друг с другом и участвовать в общих делах. Некоторые пробовали оттащить от облака свои облюбованные клочки и зажить собственной жизнью, но всё-таки что-то тянуло их обратно. Голубь мира суматошно летал вокруг рассорившихся облачников, пытался их помирить, оставлял у порога туманных домов оливковые ветви. Но всё напрасно. Хотя часть облачников и не догадывалась о конфликтах и продолжала тихо жить-поживать на облаке, голубь страдал. Ведь неконфликтная часть и так особо не утруждалась и не кормила его плодами своих фантазий. Бросив голубю одну крошку, лентяи удалялись к себе, зарывались в пушистые одеяла и могли дремать там годами. Голубю было горько, что раздоры охватили самых творческих облачников, созидателей его прекрасного дома. Голубя никто не слушал, его отпихивали, от него отмахивались и почти не кормили. Голубь похудел, осунулся и совсем обессилел. На подгибающихся лапках он пробовал подходить к каждому отдельно и тыкался клювом в окна, но его прогоняли с порога – что де понимает в капитальных и глобальных конфликтах эту глупая птица с ее нелепыми попытками перемирия. Нет, этот сложный вопрос не под силам решить никому! Однажды налетел порыв ветра, и голубь не смог противостоять его потокам своими ослабевшими крыльями. Он упал с облака, ударился о землю и умер.

Облачники сначала ничего не заметили. Они продолжали враждовать во имя высоких принципов и не интересовались другими вещами, происходящими в их доме. Засыхали каналы вдохновения, зарастали сорняками поля фантазий. Облако приобрело странную дырчатую форму и было близко к распаду. И как-то вдруг почти одновременно облачники хватились голубя мира. Втайне друг от друга они ходили на место, где он любил чистить пёрышки, и недоумённо вытягивали шеи. Наконец их осенило, где искать птицу, и поодиночке, тайными путями, они слетели на землю и нашли голубя. Они стояли над маленьким жалким тельцем с нелепо растрепанными потускневшими перьями и скрюченными лапками и не могли понять, как это могло произойти! Они не могли поверить, что смерть его непоправима, и он никогда больше не постучится клювом в их дома. Они вспомнили, как обижали его, как не слушали мудрых советов, как забывали кормить его добрыми новостями и вкусными плодами общего труда. И тут около тела голубя опустилась Птица раздора. Она была чёрная, лоснящаяся, огромная. Птица щелкнула клювом, схватила голубя и с хрустом сожрала бедного миротворца. Облачники и отбить его не успели – поодиночке это бы не удалось, а вместе работать они отвыкли.

– Ничего, ему не больно, он всё равно умер, – утешал себя каждый, возвращаясь на облако. Но что-то изменилось в их душах. Они стали часто приходить на бывшее место обитания голубя мира, приносили туда свои фантастические цветочки и плакали. Правда, еще поодиночке.

И вот однажды на облако спикировала зловещая Птица раздора. Со смущенным и раздосадованным видом она кинула облачникам серый комок и улетела. Облачники пригляделись и увидели маленькую Птицу раздора. Она была покрыта тёмно-серым пухом и еще держала голову набок как птенец, но сквозь серый пух уже пробивались сияющие белые перья. Птичка доковыляла до голубиного насеста, смешно балансируя коротенькими крыльями. Она посмотрела на облачников красными глазками и раскрыла клюв, требуя пищи. И облачники, забыв обиды и ссоры, наперебой кинулись кидать птенцу самый аппетитный и дорогой их сердцу корм.

Удар Музы

Имя у неё было красивое. И фамилия короткая и звонкая. Но вместе они звучали несколько странно, спасибо родителям. А ведь Андромеда с детства мечтала стать актрисой. Таланта, правда, даже близкая родня в ней не находила, что очень осложняло дело. В конце концов, неподходящую фамилию можно заменить, говорили мама, папа, дядя, тетя, дедушка и бабушка, а вот талант… Трудно поверить, что расхлябанность, истеричность и склочность их балованной деточки примут за артистизм и душевную тонкость большие театральные начальники. Тем не менее, Андромеду отпустили в столицу. Она рыдала, кричала, канючила, билась на полу в истерическом припадке и так достала предков, что те вынуждены были смириться с неизбежным. И поехала кандидатка в артистки поступать в театральный вуз.

– Андромеда Бзик? – переспросил седой дядька в старомодных очках, когда Андромеда предстала перед приёмной комиссией. Девушка догадалась, что он здесь главный.

– Нина Заречная! – отвечала Андромеда, входя в образ. Со всхлипываниями и завываниями начала она знаменитый монолог о страданиях одинокой общей мировой души. Её голос звучал так пронзительно, что несколько мух, круживших по залу, моментально нашли выход и вылетели на улицу строго через форточку.

– Бзик! – с извиняющейся улыбкой матёрого интеллигента покрутил головой председатель комиссии.

– Да? – обрадовалась девушка, прерывая своё выступление. Слух она имела отменный. Он был отточен годами подслушиваний. Её творческую натуру всегда живо интересовала чужая личная жизнь.

– Вы свободны! – сказал седой дядька. Его клевреты молча закивали.

– Меня?! Я! Я! – по равнодушным лицам экзаменаторов Андромеда поняла, что провалилась.

Она шла по улице, кипя злобой. Попыталась наступить на хвост безобидному голубю, чуть не пнула вовремя увернувшуюся кошку, швырнула томиком Чехова в пробегавшую мимо шавку (не попала!), с хрустом наступила на оброненные кем-то очки. Её, прирождённую артистку, будущую мировую знаменитость, унизили, оскорбили, не оценили. На глаза разъярённой Андромеде попалась тощенькая девочка с пёстрой банданой на голове. Повинуясь внезапному импульсу, неудавшаяся артистка схватила малявку за ручку и оттащила с тротуара за живую изгородь.

– Что вам надо, тетенька? – пискнула её жертва, пытаясь вырваться.

– Ты меня выслушаешь! – рявкнула Нина Заречная, скривившись в страшной ухмылке и загораживая собой проем между кустами. Она простёрла к единственной зрительнице руки с устрашающего вида накладными ногтями и загробным голосом начала: «Люди, львы, орлы и куропатки…»

Девочка слушала ее, вжав голову в плечи. Но на словах «страшно, страшно, страшно», произнесённых с пугающей патетикой, бедняжка вдруг решительно и быстро стянула с плеч рюкзачок и обрушила его на голову Андромеды Бзик. Та на ногах устояла, но зато замолчала и стала растерянно ощупывать травмированное место. Девочка порскнула прочь, волоча за собой рюкзачок.

Через пару десятков лет Муза Аполлонова стала известным психотерапевтом. Но, несмотря на отличную память, профессор Аполлонова никак не могла вспомнить, где же раньше видела она ту милую, женственную, невероятно талантливую актрису, безыскусная и искренняя игра которой несколько лет подряд заставляла её вечерами мчаться домой к телевизору и с замиранием сердца следить за перипетиями судьбы несчастной Пелагеюшки, не подозревающей о своём высоком происхождении княгини Моветон де Ларёк.

Спасти городского голубя

Первые летающие будильники появились благодаря британскому электронщику по кличке Соня. Спать он любил, делал это с удовольствием и умудрялся дремать даже во время ланча в ближайшем к работе фаст-фуде, запихивая в рот пересоленные кусочки чего-то жиросодержащего и нитратного. Несмотря на неподвижный образ жизни и картошку фри, был Соня тощ как щепка. Его русская бабушка однажды в сердцах произнесла странную фразу: «Два метра сухостоя!» Соня не понимал по-русски, но обиделся. Он же не виноват, что такая генетика: другая бабушка происходила из племени масаев. Она была вывезена в Англию маленьким и толстеньким белым дедушкой, который поклонялся ей как какому-то африканскому божеству и под угрозой развода, с некрасивыми истериками и высокими прыжками с растопыренными руками перед входной дверью, закрыл ей путь в фотомодели уровня когда-то блиставшей Наоми.

От черной бабушки Соня унаследовал приятный смуглый цвет кожи, но успеху у девушек это не способствовало. «Скучный ты, карамелька!» – обычно говорила очередная подружка, клюнувшая на поджарый Сонин экстерьер.

Молодой человек работал в компьютерной фирме. Он не раз думал, что проблема сна прямо таки напрашивается, чтобы он ее решил. Самое главное – вовремя встать с постели, тогда день более-менее удавался. Соня привык просыпаться под безнадежное пищание будильника где-то через полчаса после первого сигнала. Да, именно в этом таился корень зла: труднее всего было проснуться. Соня приобрел новейший убегающий будильник, напичканный всякой хитрой электроникой. Будильник этот при нажатии на кнопку «стоп» отпрыгивал на полметра, а затем снова издавал довольно мерзкий звук. Соня сползал за ним с кровати, нашаривал кнопку рукой, и это продолжалось несколько недель, пока однажды у будильника не кончилось терпение и он, отскакивая от неумолимо ползущего за ним спящего хозяина, вскочил на подоконник и покончил жизнь самоубийством, бросившись в открытое окно. Второй будильник был хитрее. И не без причины: все будильники этой фирмы были связаны по вай фай, и слух о хозяине-садисте распространился среди техники с ошеломляющей скоростью. Резвыми прыжками уносились будильники в лучший механический потусторонний мир, как бы усердно Соня ни запирал двери и окна. Последний страдалец рискнул нарушить основное правило робототехники и разбил оконное стекло, причинив Соне физический ущерб, поскольку в то утро над Лондоном пронесся сильный ураган. На Соню упала плохо закрепленная полка, и перелом руки стал меньшим злом из того, что могло бы случиться, упади полка на десяток сантиметров в сторону.

Ураган подхватил напичканное электроникой тельце будильника и понес над городом. Приземлился он на чердаке старинного особняка среди летучих мышей. На призыв будильника откликнулось несколько таких же мучеников любителей сна. Популяция летучих мышей в отдельно взятом особняке была уничтожена. Бедные зверьки, их крылья коварные приборы нашли наиболее подходящими для своих планов! Теперь на чердаке гнездились будильники. Хозяева, потревоженные шумом, несколько раз проводили инспекцию, но ничего не обнаружили и успокоились, списав звуки на старость исторического здания. Слишком много электроники и бесплатного вай фая также внесли свою лепту в эволюцию бодрых механизмов. Некто мистер Клок начал закупать через Интернет программное обеспечение и в отсутствие хозяев особняка даже организовал тайную доставку на чердак некоторых комплектующих.

Первый демонстрационный полет состоялся в самом сердце Лондона. Гордо и красиво летела стая будильников в небе английской столицы. Те, кто заметили, сначала ничего не поняли, так как прежде всего бросались в глаза крылья летучих мышей. Но когда в Лондоне закончились голуби, жители заволновались. Город стал свободен от помета, памятник Нельсону на Трафальгарской площади выглядел как новенький. Крылатые бестии агрессивно освобождали для себя экологическую нишу. Однако без серых летучих крыс, как на французский манер стали звать голубей некоторые лондонцы, город поскучнел. Воробьи пока еще весело чирикали, но будильникам не хватало места для полета. Из-за проблем с безопасностью воздушного транспорта временно закрылись ближайшие аэропорты.

И тут Соня наконец-то очнулся и написал антибудильниковый вирус. По всему миру перестали работать будильники, а летучие агрессоры горохом посыпались с неба. К счастью, никто не пострадал, поскольку до самой смерти будильники пытались пилотировать.

Самое интересное, что Соня совершенно излечился от своего неудобного порока и каждое утро просыпался без будильника. Мэр Лондона даже устроил торжественный парад в его честь, кульминацией которого стал выпуск в небо собранных со всей страны уцелевших голубей. Дочка мэра была очень миленькой, а Соня – героем дня, поэтому за свадьбой дело не стало.

Памятник Нельсону, правда, был очень недоволен, но кто ж его спрашивал?!

Послушные атомы

Одинокий фонарь освещал парадную дверь и ступени без перил, ведущие к ней. Кайла предупредили, что особняк эксцентричного миллионера полон загадок и чудес техники. Ученый, руководствуясь подсказкой подкупленной горничной, протянул руку и помахал перед собой. Его невесомая подруга, к счастью, не мешала и помалкивала, пока он искал в ночном воздухе точку, дистанционно управляющую звонком.

«Бум-м-м!» – басовито прогудел огромный колокол над головой Кайла.

«Нашёл таки!» – облегчённо подумал молодой человек, покрепче прижимая к себе прелестную спутницу. Он в течение нескольких лет добивался приглашения в особняк и, наконец, мечта сбылась. Нужные люди везде есть, стоит только хорошенько поискать! И теперь он займёт достойное место в высшем обществе!

Из раскормленного в детстве хот-догами и гамбургерами толстячка Кайл превратился в худощавого стройного джентльмена. Экономя на солярии, он пользовался пока кремом «автозагар». Зато потом, когда хозяин особняка профинансирует его исследования, ученый позволит себе увлекательные дорогие поездки под солнцем южных широт!

Его юношеская любовь, косящая на один глаз Бетси, никак не вписывалась в радужные планы Кайла. И к тому же у нее имелось с десяток лишних килограммов. Нет, Бетси второй сорт, пусть топает в Макдоналдс! Сандру Мон, начинающую кинозвёздочку, Кайл взял напрокат в конторе «Элегантный аксессуар». Вот уж воплощённая утончённость!

Колокол гудел, не переставая, и Кайл ощутил неприятные вибрации в черепе.

Открывать дверь никто не спешил. Кайл вздохнул и, с осторожностью переставляя тонкие жилистые ноги (генетические инъекции «Лапки кузнечика»), подтащил Сандру к двери и отпустил. Девушка лёгким движением соскользнула и растеклась по полу. Для её усовершенствования использовали протеины шёлка, и Кайл при желании мог бы изящно обернуть красавицу вокруг шеи как изысканное кашне. Но какие-то остатки рыцарства были присущи его натуре, и Кайл на публике старался поддерживать Сандру так, чтобы она стояла прямо и не ниспадала.

Наконец-то двери распахнулись. Настоящий дворецкий в напудренном парике и малиновой ливрее с золотистыми пуговицами пригласил парочку в дом. К тому времени Сандра уже держалась хорошо: видимо, вступили в дело гены, позаимствованные у подсолнуха. Кайл поэтому и взял ее только напрокат – поездка к южным морям никак не подразумевала прогулки по освещённому солнцем пляжу в компании припадающей то на один, то на другой бок девушки. Ох, уж эта увлечённость разными генами! Кайл и сам сделал инъекции добровольно, о чём теперь жалел. Кузнечиковые ноги имели много достоинств, но иногда коленки начинали движения назад, что в буквальном смысле тормозило карьеру.

К удивлению Кайла, в гостиной, куда они проследовали за дворецким, никого не было. Вернее, хозяин особняка был, но считать, что он присутствует, следовало с большой натяжкой: в центре комнаты в воздухе плавало несколько костей. Черепа Кайл не обнаружил, зато имели место тазовые кости, кисть, стопа и пара ребёр – то, что нашли после катастрофы личного самолета богача, произошедшей лет пятнадцать тому назад.

Дворецкий представил гостей костям и удалился.

– Слышал я про ваши исследования, – сразу взял быка за рога хозяин, – мы хотели бы убедиться, что ваши послушные атомы на самом деле послушны!

– Мы? – не удержался молодой человек, подумав, что миллионер окончательно помешался от богатства и заболел манией величия.

– Клементина! – позвали кости.

В роскошном шкафу стиля ампир что-то загремело, дверцы распахнулись, и Кайл увидел хорошо сохранившийся дамский скелет, косточки которого были скреплены обычной проволокой.

– Клем старомодна, скончалась до научного взрыва, – пояснил хозяин, – и не желает левитировать, как я.

– Понятно, – ученый нервно хихикнул. Проволока! Надо же такое придумать!

Кости выжидательно молчали. Тогда Кайл полез в карман фрака и вытащил оттуда пузырёк с ядовито-зелёной жидкостью.

Хозяин и его супруга приблизились. Воцарилась зловещая тишина. Наконец, миллионер протянул уцелевшую кисть, взял препарат и почтительно вручил его жене. Скелет неловко откупорил пузырёк и окропил жидкостью сначала мужа, а потом себя. Некоторое время ничего не происходило, затем кости окутало нежно-розовое облако послушных атомов.

– Ой! – только и успел воскликнуть Кайл. Сандра Мон ничего не успела.

– Ну вот, дорогая, мы снова в деле! – захихикал миллионер, разминая перед камином кузнечиковые ноги. – Хорошо, моё последнее завещание на имя этого выскочки! И доказывать ничего не придется!

Клементина не ответила, любуясь собой в высоком венецианском зеркале: послушные атомы сформировали весьма привлекательное и молодое тело. От Сандры Мон остались лишь большие раскосые глаза и необъятных размеров рот.

Дворецкий, взяв двумя пальцами пузырёк, уже нес его на помойку. Хозяин велел выбросить улику, но дворецкий медлил. Слух у него был отменный (генные инъекции дельфина). Наконец, обернув миниатюрный сосуд в салфетку, чтобы не пролить остатки жидкости, дворецкий решился: он спешно покинул дом и первым рейсом вылетел в Вашингтон. Старший брат, работавший уборщиком в Белом доме, давно обещал родственнику познакомить его с главным человеком страны.

Выросла детка

В лесу воцарилась зловещая тишина. Идущая по тропинке Машенька недобро прищурилась. Что за безмозглые создания?! Каждый раз наступают на те же грабли. Машенька свернула на полянку, поставила корзинку с пирожками на пенёк и, порывшись в кармане юбки, достала зажигалку. Не успела девушка сделать первую затяжку, как в кустах зашумело, и оттуда вывалился большой бурый медведь.

 – Михаил? – утвердительно спросила Машенька. Медведь кивнул и засопел.

 – Опять в молчанку играем? – издевательским тоном продолжала Машенька. – Ну, извини, вы сами загнали себя в тупик. Знали, что у меня бабушка нравная!

Медведь понурился и потянул лапу к корзинке.

 – Не садись на пенёк, не ешь пирожок! – Машенька цинично улыбнулась. – А где Елизавета?

Из-за дерева выглянула умильная лисья морда.

 – Иди, иди, как чужого мужа отбивать, не боялась! – Машенька выпустила несколько красивых колец дыма.

Лиса осторожно подошла и встала рядом с Медведем.

 – Вы ребята, какой-нибудь другой путь ищите! – сказала Машенька ехидно. – Думаете, если все вместе против меня выступите, обратно превратитесь? Каждый раз говорю, бабуля моя – ведьма ещё та. Обидели вы её единственную внученьку. Теперь даже я помочь не могу.

Звери разочарованно переглянулись.

 – Знаете же, что бабушка заклятье-оберег наложила. Кто меня тронет, того током дёргает! А всё туда же!

Лиса махнула лапой. На лесной тропинке показался страшный Волк.

 – Почти все в сборе! – констатировала Машенька. – А как, небось, готовились.

Она положила сигарету на пенёк, достала из корзинки пирожок и попробовала разломить.

 – Маманя отличилась. Эти пирожки ещё до моего рождения пеклись! Семейка у меня! Бабка – ведьма, мать – скряга. А отец – простофиля, каких поискать!

Волк сел рядом с Медведем и зевнул.

 – А каким важным был, – хмыкнула Машенька, окидывая серого лесного разбойника ироническим взглядом. – Выкину, говорил, вас из вашей хибары, экологический посёлок для олигархов построю! Впрочем, теперь весь лес в твоём распоряжении. Только что-то олигархов не видно. Если и приедут, то на охоту. Ха-ха. Идёт охота на волков, идёт охота, как в той песенке!

Машенька со вкусом докурила сигарету. Звери настороженно следили за ней.

– Вообще-то я в город податься хочу, – сказала она, присев на краешек пенька. – Только бабка и мать против. Вот и я в тупике оказалась. Бабуля меня ни за что не отпустит. Кто ей будет с риском для жизни сухари таскать? Как себя помню, каждый день с корзинкой через лес шуршу, а где-то там есть другая жизнь. Огни большого города, элегантные мужчины в «мерседесах». Машенька стащила с головы красную шапочку и отшвырнула. Постылый головной убор зацепился за куст.

 – К чёрту! – сказала Машенька. – Где этого ушастого носит, который мои последние деньги в финансовую пирамиду втюхал?

Волк показал лапой в конец тропинки.

 – Думает, умнее всех. – с горечью сказала девушка. – Как всегда, чужими руками жар загребать.

Лиса подошла и попыталась потереться о её ноги, но Машенька отмахнулась:

 – Отстань, Лизка. А я тебя еще за лучшую подругу держала!

Волк сложил передние лапы на груди и погрузился в размышления.

 – Думай, комбинатор! – сказала девушка. – Может, что и надумаем. Я вообще-то в топ-модели хочу. Ты бы мог спонсировать.

Волк осклабился.

 – Но-но, никакого секса! – рассердилась Машенька. – Так, если друг другу поможем, то все в выигрыше. С Мишкой я разведусь, пусть идёт, куда хочет. Лизка, ты, дрянь эдакая, хороший вкус имеешь. Всегда с иголочки. Будешь у меня стилистом и визажистом. А может, с Мишкой уйдёшь?

Лиса с отвращением посмотрела на Медведя и отрицательно помотала головой.

 – Заяц! – позвала Машенька. – Ты что прячешься? Идея есть!

Никто не отозвался. Звери недоумённо озирались и поглядывали на пустую тропинку.

 – Ну ладно. Я бы вас послала его поискать, но вот, гадина, всегда следы умел заметать! – махнула рукой девушка. – Небось, у трёх поросят опять пирует. Алкаш! Но с фантазией.

Машенька мечтательно замолчала, вспоминая свой недолгий роман с талантливым алкоголиком. В глубине души она не сердилась на своих обидчиков, так как беднягам уже достаточно досталось. Бабуля, скверная старушонка, в последнее время совсем потеряла чувство меры! Да, пора, пора валить бабку! В лесу сразу чище станет!

– Ждите меня здесь, – сказала Машенька решительно. – Я скоро буду.

Она вихрем унеслась с полянки, мелькая стройными ногами. Домотканая юбка соблазнительно колыхалась. Волк и Медведь проводили её похотливыми взглядами. Лиса злобно лязгнула зубами и пихнула Мишку в ухо, но тот даже не поморщился. С полчаса прошло в молчании. Заяц не появлялся, и версия об очередном запое казалась всё более правдоподобной.

Вернулась запыхавшаяся Машенька. Лицо девушки было серьёзно.

 – Будете меня страховать! – сказала она и направилась по тропинке, ведущей к дому старой ведьмы.

Звери, воодушевлённые грядущим освобождением, двинулись за ней. Волк думал, что свалял дурака, не разглядев в сельской замухрышке будущую королеву подиума и, как знать, возможно, и любовь всей своей жизни. Михаил думал, что никуда он не уйдёт, что Машенька вспыльчива, но отходчива. Не то, что Лизка, мастерица играть на нервах и скандалить. Лизка думала, что Волк очень импозантный мужчина, и Мишка может катиться ко всем чертям.

Так, размышляя каждый о своём, они приблизились к маленькому домику, местами заросшему мохом и подозрительными грибами.

 – Бабулечка! – позвала Машенька, открывая дверь. – Твоя внучка пришла, пирожков принесла!

 – Входи, кровиночка! – прохрипело в ответ.

Машенька внесла корзинку в заставленную всяким хламом комнату. Бабушка, закутанная в тряпьё, возлежала на кровати. Она протянула к Маше руку с длинными когтистыми пальцами:

 – Машенька, деточка. К пирожкам чайку бы!

Машенька подумала, что старуха опять валяет дурака. Прикидывается немощной и больной, чтобы потрепать ей нервы и удержать в деревне. А ведь почти каждый день её видят летящей по небу в ступе или на помеле!

Девушка заварила чай, налила в любимую бабкину чашку с розочками и подала ведьме. Та благодарно закряхтела.

 – А вот и пирожок, бабулечка! – сказала Машенька особенно ласково, думая, что видит старушку в последний раз.

 – Спасибо! – ведьма с аппетитом сжевала твердокаменный пирожок, запила чаем.

 – Что-то мне неможется. Вздремну часок! – зевая, пробормотала бабушка и затихла.

Машенька подошла к окну и позвала свою команду:

 – Нас тут не было, а милиции скажем, что бабка сама что-то не то по ошибке выпила. Вон, сколько у нее склянок всяких! Теперь мы все повязаны!

Внученька надела резиновые перчатки, открыла ветхий шкафчик и достала оттуда пыльный пузырёк из-под валерьянки. Она встряхнула его и окропила дурно пахнущей жидкостью застывших в ожидании зверей.

 – Фу. Ну и штучка ты, Машка! – покрутив головой, сказал муж Мишка.

 – С огоньком! – хмыкнул бывший Волк.

 – С детства такая, – отозвалась Лизка двусмысленно.

 – Эх, Зайца нашего нет! – покачала головой Машенька, ставя пузырёк на место, и сунула использованные перчатки в карман.

 – Поехали отсюда! – предложил Волк-бизнесмен. – Я знаю, моя ласточка у вас в амбаре спрятана.

Компания, подхватив улику – корзинку с отравленными пирожками, – бодро двинулась в деревню. Через час она в полном составе мчалась по автостраде в навороченном джипе Волка. Ветер развевал шикарные локоны будущей фотомодели. На заднем сиденье, преисполненные радужных надежд, развалились Лизка и Мишка.

Они бы очень удивились, если бы могли видеть то, что происходило в избушке. Алкоголик Зайцев, одетый простенько, но со вкусом, сидел за столом красного дерева напротив чернокудрой красавицы с точёным профилем и смирно пил чай с голландским травяным ликёром.

 – Спасибо, что предупредил, дорогой, – говорила эффектная женщина, наматывая локон на тоненький пальчик. – Я не раз думала, сколько можно скрывать нашу любовь!

 – Не грусти, милая! – Зайцев обнял прекрасную ведьму за плечи. – Всё будет хорошо.

 – Вот так и взрослеют наши птенчики, покидают гнездо! Но я теперь спокойна, что моя кровиночка не пропадёт в этом жестоком мире!

 – Не пропадёт! – эхом отозвался бывший ушастый.

Темнело. Из окон избушки лился тёплый приветливый свет.

Настоящая жизнь, или Дневник на пальмовых листьях

Сегодня жарко, хоть бы дождь прошел. Суа говорит, что я интересно рассказываю всякие истории. Просила записать на пальмовых листьях. Попросила сумасшедшего Иуа сорвать с пальмы целую их кипу. И как им не лень? Хе. Сама бы попробовала процарапывать картинки на жестком волокне. Женщина, одно слово. Лень, жара, лучше пойду купаться в океане. Нет, не пойду. Лень.

Кокос сегодня не падал, хотя плоды уже созрели. Надо бы потрясти пальму, но лень.

Сегодня ходил под пальму к Суа. У нее упало сразу два кокоса. Хорошо поели, она угостила меня перебродившим молоком. Еле дополз до своей пальмы.

Сегодня попробовал потрясти пальму, и кокос упал на Муа. Он как раз шел купаться. Теперь на плече у него синяк. Кричал. Злился. Называл меня лодырем и грозился пойти к старейшинам и пожаловаться. Я знаю, что он не пойдет. Лень. Он даже к колдуну не пошел, хотя тот живет всего через две пальмы. В конце концов, забрал мой кокос и унес. Хотел догнать его, но лень.

Сегодня на горизонте появилось маленькое пятнышко, оно все увеличивается. Хотел пойти к мудрому Гуа узнать, что это за знамение, но лень. Тем более, наконец-то правильно свалился кокос.

Сегодня маленькое пятнышко стало совсем большим, оно больше дома из пальмовых веток, который построил сумасшедший Иуа. Странно, обычно эти пятнышки не приближаются к нашему острову, а плывут мимо. Долго думал, даже к Суа не пошел. Еле увернулся от кокоса. Эх, вздремну, пожалуй. Кокос дважды в одно место не падает.

Сегодня к нам пожаловали люди, которые приплыли от большого водяного дома на лодках. Эти лодки двигались куда быстрее тех, которые строит из стволов пальмы сумасшедший Иуа.

Давно ничего не писал, так как произошло много событий. Чужеземцы взяли меня в свою страну. Я рыбой плыл по морю и птицей летел в облаках. Написал бы больше, но лень. Еда противная – ешь, кажется вкусно, а потом как будто отрава во рту и подташнивает. Я приспособился, но все равно кокос лучше. Мой друг профессор Смит заботится обо мне и обещает скоро отвезти обратно на остров. Я рассказываю ему истории из жизни нашего племени и тайные предания. Привираю, конечно. Профессор очень доверчив, совершенно не понимает шуток.

Профессор учит меня писать по-ихнему и пользоваться бумагой и ручкой. Оказывается, вовсе не обязательно рисовать картинки. Профессор сказал, что некоторые люди хотели бы купить пальмовые листья с моими рисунками, но я не согласился. Это слишком интимно. К тому же лень загружать память – лучше потом прочитать своему народу особо интересные места.

Пища здесь все-таки странная. Они часто хранят ее в кусках льда. Я никогда не видел его – Смит сказал, что это вода, только застывшая от холода. Вот бедняжка!

Где моя милая Суа? Женщины здесь тоже какие-то ненатуральные, особенно вечером, когда они рисуют на своем теле всякую ерунду. Видел одну с раскраской «безумная акула, подавившаяся ядовитой рыбой». Спросил женщину, почему она выбрала такую надпись. Оказалось, это какое-то тату с символами добра и красоты. Их колдуны явно не знают элементарных вещей!

Сначала некоторые женщины мной заинтересовались, но потом отстали. Есть одна четырехглазая доктор Грин, но она слишком противно пахнет какими-то цветами. Ох, запахи у них тоже ненатуральные! Вот ужас! Профессор сказал, что их женщины не боятся колдунов и даже просят их заменять им некоторые органы! Я же не дикарь. Понятно, когда наши женщины протыкают мочку уха или ноздрю и украшают себя цветами и всякими безделушками, которые не лень вырезать сумасшедшему Иуа. Но засовывать в свое тело магические предметы, выдавая их за живое… Бр-р-р.

Профессор догадался, что мне не хватает Суа, и принес искусственную женщину. Ну и извращенцы эти белые! Он хотел, как лучше, но я рассердился, что мне суют подделку, и выкинул женщину в окно. Она осталась совершенно целая, хотя упала с высоты трех пальм! Интересно, что когда я спустился, чтобы подобрать женщину, она уже ушла. Если бы мне не было лень пойти сразу, может быть, я бы ее догнал. Надо обязательно рассказать об этом мудрому Гуа. Может, она была зомби?

Опять было лень писать. Профессор сделал доклад в какой-то Академии и получил премию. Это много денег, и он сказал, что поделится со мной, так как я помог ему сказать новое слово в науке. Да, мои байки хоть кому-то пользу принесли. Я попросился домой к Суа. Зачем мне деньги? Чтобы получить больше невкусных и ненастоящих вещей?

Сегодня Рождество, так это называется. Профессор пообещал, что после этого у него будет отпуск, и мы поедем на мой остров. Надо радоваться, веселиться и ходить смотреть рождественское дерево. Дерево очень красивое. Оно утыкано разноцветными огоньками, из него доносится музыка. Мудрый Гуа и сумасшедший Иуа были бы рады здесь оказаться. Зачем белые взяли меня? Подумаешь, пишу на пальмовых листьях.

Кстати, о пальме. Сегодня днем взгрустнулось. Я вспомнил свою зеленую любимицу, мать кокосов, и подошел к новогоднему дереву потрогать веточку. О, великие боги и мудрые вожди! Дерево тоже ненастоящее! Никакого сравнения с моей пальмой. Я попробовал его потрясти, на меня упала какая-то штука – белый человечек с крылышками. Я захотел погрызть его, но не тут-то было. Опять обман! Нет, с меня хватит!

Сегодня жарко. Я лежу под пальмой и жду, когда созреет кокос. Суа обмахивает меня пальмовой ветвью. Профессор сдержал обещание, и теперь я наконец-то наслаждаюсь настоящей жизнью. Тихо плещет океан, солнце ласково светит сквозь прорези пальмовых листьев. Я снова стал писать картинками – это красивее, чем бездушные закорючки белых людей. Стопка пальмовых листьев почти сравнялась ростом с Суа.

Муа, когда ему не лень, приводит ко мне иностранных туристов. Но мне лень с ними разговаривать. Муа и еще кое-кто (скажу по секрету, не поверите, это – мудрый Гуа) просили заказать им фальшивых женщин. Если не будет лень, напишу профессору Смиту. Он делает все, что я хочу.

Иногда я думаю, что было бы, если бы я остался жить у белых? Профессор Смит хороший человек и почти такой же мудрый, как Гуа. Но разве есть там такие пальмы, такие кокосы, такие Суа, я уж не говорю про океан и другие прекрасные вещи, о которых я бы написал, если бы не лень.

Оглавление

Пожирающий Космос

Мечта о море

Обычная эльфийка

Три слагаемых успеха

Игрушечная философия

Ещё о теории эволюции

У и астероид, или Мечта о звёздах

Пумпочки

Дело о вязаных носках

Смелое слово

Праздник на чужбине

Правда о чудовище

Без снега

От города!

Процентщица

Вечерний визит

Случай в саванне, или Расплата

Нужность ненужного, или Счастье есть!

Ленивая богиня

Пружина

На диете

Музыкальный кошмар

Шесть синопсисов

  1. Запах серебра

  2. Словарный запас

  3. Чем грозят неприятности (ужастик)

  4. Браслет Персефоны (мистический триллер)

  5. Абсолютное колебание (патриотическое)

  6. Блюз позавчерашней ночи (бред)

Туфли счастья

Африканские колдуны

Ещё до Рипли

Фиаско ясновидца

Сказка о подслеповатой фее

Механик Гаси

Рождественские зайцы

В доме у реки

Облачники

Удар Музы

Спасти городского голубя

Послушные атомы

Выросла детка

Настоящая жизнь, или Дневник на пальмовых листьях Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg