Нужна ли вторая луна?
Мы очень сопротивлялись намерению врачей отправить нас в санаторий. Ещё бы! Всё готово к путешествию, о котором мечтали самые смелые умы, всё готово к полёту на Луну, а нам, экипажу первого космического корабля, предлагают ехать куда-то в подмосковный санаторий, пить там парное молоко, собирать малину и ловить ершей!
Но врачи победили. Они наотрез отказались дать разрешение на полёт, если мы не отдохнем. Сказать по правде, мы порядком устали.
Нас, первых путешественников за пределы Земли, всего четверо. Профессор Петров — известный физик, инженер Михайлов — специалист по реактивной технике, один из конструкторов межпланетного корабля и его пилот, астроном Карцев — наш штурман, человек, который будет прокладывать маршрут полёта от Земли к Луне, и, наконец, я — радиоинженер. На моей обязанности — поддерживать связь с Землёй в полёте и во время пребывания на Луне.
Наш полёт интересует многих. Биологам очень важно знать, как будут чувствовать себя растения в лучах Солнца, не ослабленных атмосферой, и как влияют космические лучи на различные организмы; геологам необходимо обследовать лунные горы, собрать коллекцию тамошних минералов; химики, металловеды, электрики — все наперебой требовали, чтобы на Луну был отправлен в первую очередь их представитель. Но ракета не может взять больше четырёх пассажиров, а чтобы интересы учёных, остающихся на Земле, не пострадали, нам пришлось изучать и зоологию, и химию, и ботанику, и многие другие науки.
Инженер Михайлов взял на себя поручение геофизиков. Он должен был на Луне пробурить пробные скважины, а потом взорвать в них заряды. Колебания лунной коры позволят судить о внутреннем строении спутницы Земли. Карцев засел за геологию, ему предстояло собрать первую коллекцию лунных минералов. На мою долю выпали биологические исследования. У профессора Петрова была обширная программа исследований по физике. Мы освободили его от всех других дел, и нам троим пришлось разделить между собой обязанности кинооператора, заведующего хозяйством межпланетного корабля и повара.
Много сил отняла у всех нас подготовка к полёту.
С утра мы отправлялись в институт, где проектировался и строился межпланетный корабль. Изучали чертежи, участвовали в сборке ракеты, а когда корабль был готов, мы стали тренироваться в управлении его многочисленными механизмами. Каждый из нас учился искусству пилотирования. Кто знает, какие неожиданности могут произойти в полёте!
После обеда мы спешили на какой-либо из заводов, выполнявший заказ экспедиции. Для нас строились десятки различных приборов. Оттуда мы отправлялись в библиотеки и научно-исследовательские лаборатории и там готовились к тем опытам, которые нам предстояло провести на Луне.
Горячие споры разгорелись по поводу того, каким способом мы полетим.
Учёные и инженеры, которым поручено было составить проект корабля и продумать весь перелёт, разбились на две труппы.
Одни утверждали: лететь на Луну надо прямо с Земли. Мы, экипаж ракеты, оказались в другой группе специалистов, которые считали, что нужно сперва запустить на высоту в триста-четыреста километров от Земли маленькую искусственную Луну, построенную из металла, и воспользоваться ею как пересадочной станцией. До искусственной Луны можно долететь на ракетоплане, то есть в ракете с крыльями, приспособленной для полётов в атмосфере. А уж оттуда на космической ракете мы отправимся на настоящую Луну.
Сторонники беспересадочного перелёта главное достоинство своего проекта видели в его простоте. «Сел и полетел», — говорили они.
«Но, — возражали мы противникам, — построить ракету, способную прямо с Земли долететь до Луны, гораздо труднее, чем сделать искусственную Луну и заставить её кружиться вокруг Земли. Какой запас самого лучшего топлива должна иметь ракета, летящая без пересадки? В пятнадцать раз больший, чем вес самой ракеты с пассажирами, приборами и запасом воды и пищи! Нет ещё такого металла, из которого можно было бы соорудить прочную и в то же время лёгкую и ёмкую ракету».
Добавляю от себя в пояснение, что, например, вес скорлупы яйца только в девять-десять раз меньше, чем вес белка и желтка. А чтобы вес скорлупы относился к весу содержимого яйца, как один к пятнадцати, скорлупа должна быть такой тонкой, что, если её сделать даже из металла, прочность у неё будет ничтожная.
А как же добиться такого соотношения в большой ракете?
На это «беспересадочники» отвечали: «Потерпите немного, и мы создадим новый, сверхпрочный сплав. Мы на полпути к его получению».
И это было верно: в металлургической лаборатории одного из институтов уже получили, обработав застывающую сталь ультразвуками, удивительно прочный металл. У нового металла ещё были недостатки, которые не позволяли применить его для постройки ракеты, но победить их, повидимому, было не так уж трудно. Но когда эта победа будет одержана?
Даже «беспересадочники» наконец согласились с тем, что ждать не следует, и выдвинули новый проект: отправиться в полёт на составной ракете. С Земли поднимется целый поезд из трёх или четырёх прочно соединённых друг с другом ракет. Пассажиры будут находиться в головной ракете. Вначале должен запускаться двигатель задней ракеты, он будет толкать весь поезд. Когда баки задней ракеты опустошатся, её надо отцепить, и она упадёт вниз. Тотчас же должна включиться ракета, которая окажется задней. Затем её тоже нужно будет отбросить, и следующие за ней ракеты, по очереди, будут придавать нужную скорость пассажирской ракете. У неё тоже должен быть свой запас топлива для торможения при посадке на Луну и взлёта с неё. Для этого нужно во много раз меньше топлива, чем для подъёма с Земли.
Все эти проекты, вокруг которых разгорелся спор, были выдвинуты уже давно. Их автором был замечательный учёный К. Э. Циолковский.
Достоинства и недостатки проектов уже не раз были взвешены, но теперь, когда о межпланетном полёте заговорили не как о мечте, а как о событии сегодняшнего дня, их внимательно пересмотрели вновь. И в самом деле, ведь во времена Циолковского не было ни замечательно прочных металлов, ни удивительно энергичного топлива, которыми мы располагаем теперь.
Построить составную ракету можно было, не дожидаясь, когда будут получены сверхпрочные сплавы. Этот проект был вполне осуществим.
Но победу одержали всё-таки мы, сторонники искусственной Луны.
На первый взгляд лететь на Луну с пересадкой кажется труднее. На самом же деле у этого способа есть неоспоримые преимущества.
Во-первых, чтобы долететь с искусственной Луны до настоящей, нужно топлива всего в полтора раза больше, чем весит сама ракета.
Во-вторых, на искусственной Луне можно устроить постоянную пересадочную станцию.
В-третьих, её можно превратить в летающую лабораторию для изучения межпланетного пространства: ведь она будет вращаться вокруг Земли далеко за её атмосферой.
«Бесперееадочники» потерпели поражение в споре, но как только было окончательно решено лететь с пересадкой, бывшие «противники» с жаром принялись за работу. Для постройки «Луны» был создан специальный институт; для постройки ракеты — другой.
К нашему сожалению, мы, поглощённые строительством ракеты, не могли как следует познакомиться с металлической «Луной». Не довелось нам увидеть и отправку «Луны» в межпланетное пространство. Отдельные её части, превращенные на время в ракеты, были по очереди запущены на высоту четырёхсот километров. Там они переменили направление полёта и стали вращаться вокруг Земли.
Об их дальнейшей судьбе мы узнавали из радиосообщений, приходивших из заоблачных высот.
Много дней пилоты ракет, подобно плотовщикам, сбивающим плот на быстром течении, собирали части «Луны» в одно место, потом они соединили их и сообщили, что спутник готов. В этот же день на новую Луну отправились первые ракетопланы. Они отвезли туда учёных, запасы продовольствия, воды и кислорода, приборы и инструменты для летающей лаборатории. Обратным рейсом вернулось большинстве пилотов — строителей летающего острова.
Как раз в это время началась проверочная сборка нашей космической ракеты, и с новой «Луны» мы получали советы по поводу улучшения конструкции ракеты и приборов и уточнения планов наших научных работ в космосе.
Особенно оживилась связь о искусственным спутником, когда настало время переправлять туда нашу космическую ракету. Она не была приспособлена к полётам в атмосфере, и её пришлось доставлять на летающую станцию по частям в ракетопланах. Два раза в сутки строго по расписанию отправлялись с одного из подмосковных ракетодромов крылатые ракеты, перевозившие наш межпланетный корабль. Ежедневно получали мы радиосообщения со второй Луны — так называли теперь искусственный спутник — о том, как подвигается сборка нашего корабля. Наконец пришла радиограмма: «Сборка закончена. Приступаем к приёмке экспедиционных грузов».
Отправка научного оборудования и продовольствия нас уже не так беспокоила — всё было заранее просмотрено и упаковано, — и у нас неожиданно появилось свободное время. Этим-то и использовались врачи, чтобы запрятать нас подальше — в дремучие леса на северо-западе от Москвы.
Таковы были события, предшествовавшие нашему появлению на даче, расположенной на берегу одного из больших водохранилищ. За несколько дней отдыха все мы отоспались, посвежели и, самое главное, приобрели спокойствие и уравновешенность, необходимые в полёте.
В день отлёта
До ракетодрома надо было проехать более трёхсот километров, и, чтобы поспеть во-время, мы встали очень рано.
Нас уже ждал длинный серый автомобиль с прозрачным, словно колпак настольных часов, верхом. Двигатель у автомобиля помещался сзади, и поэтому передняя часть машины была округлённая, а моторная часть — узкая. Автомобиль, если смотреть на него в профиль, походил на какую-то рыбу. Это сходство усиливалось хвостовым оперением машины; оно придавало машине устойчивость во время езды с большой скоростью.
Когда все мы и прикомандированный к нам доктор вошли в машину, дверцы её автоматически захлопнулись за нами. Мы оказались в небольшом купе с круглым столом посредине и пятью креслами вокруг него.
Водитель — он сидел впереди, перед ветровым окном — включил двигатель, и мы тронулись.
Наш автомобиль мчится со скоростью сто пятьдесят километров в час.
Уже через несколько минут стрелка на спидометре показывала, что автомобиль мчится со скоростью сто пятьдесят километров в час. Подстриженные кусты акации по обе стороны шоссе сливались в сплошную светлозелёную ленту. Движение на шоссе шло в одну сторону, встречные машины мчались по параллельной дорого, отделённой полосой кустарников и яблонь. Опасность столкновения не грозила нам, и водитель включил «автошофёр» — прибор, который повёл машину без участия человека.
Шоссе делало поворот, и автомат поворачивал машину. На подъёмах он увеличивал мощность двигателя, на спусках тормозил. Команду автомат получал от самой дороги: посредине её в бетоне была проложена толстая металлическая полоса. Она посылала электрические сигналы, а автомобиль своими антеннами улавливал их. На прямом участке дороги полоса посылала одни сигналы, на повороте другие, и руль автоматически менял свое положение. На подъёме третий вид сигналов заставлял автомат увеличивать подачу горючего и воздуха в двигатель.
Наша машина мчалась посредине шоссе, обгоняя автомобили обычного типа, которые ехали по краям. Число наших попутчиков с каждым километром росло и росло; все они, повидимому, торопились туда же, куда и мы, — на ракетодром.
Скоро на шоссе стало так тесно, что нам пришлось сбавить скорость.
Впереди на несколько километров растянулся ноток машин. Они заняли даже среднюю часть шоссе. Мы стали волноваться, как теперь расчистить дорогу, чтобы не опоздать на ракетодром. Но нас выручил водитель машины. Он нажал на приборной доске какие-то кнопки и громко произнёс: «Всем едущим по Западному шоссе! Прошу освободить середину дорога для машины экипажа ракеты». Оказывается, наш предусмотрительный водитель установил на автомобиле радиостанцию.
Шоссе впереди нас сразу преобразилось: все машины вытянулись в две узкие колонны по краям. Путь был открыт!
Все вздохнули с облегчением.
Скоро в автомобиле наступила тишина. Каждый мысленно проверял себя, всё ли он подготовил к полёту. Малейшая оплошность, пустячная здесь, на Земле, может привести к трагедии там, в космическом пространстве, в сотнях тысяч километров от родной планеты.
Лица моих спутников стали ещё сосредоточеннее и серьёзнее, когда машина, преодолев подъём, въехала на высокий холм. На огромной равнине, расстилавшейся у подножия холма, виднелись здания: командный пункт ракетодрома, ангары, мастерские, склады. Отсюда, с возвышенности, они казались совеем крошечными. Гигантской бетонированной площади ракетодрома и взлётных эстакад ещё не было видно. Их скрывала дымка, застилавшая горизонт.
Мы все смотрели туда, где, по нашим расчётам, должен был стоять ракетоплан.
Неожиданно яркая вспышка голубоватого света пробила марево, скрывавшее от нас воздушный корабль.
Это луч солнца указал, где находится крылатый ракетоплан, отразившись от его сверкающей поверхности, покрытой для уменьшения трения о воздух и защиты от нагревания тонким слоем хрома и отполированной до зеркального блеска.
Поток машин, идущих за нами, направился к гряде холмов, окаймлявших равнину с запада. На склонах холмов разместились тысячи людей. Наша машина в одиночестве прошла последние километры пути.
Ещё минута, и автомобиль застыл перед входом на командный пункт.
Времени до отлёта осталось совсем мало. Мы быстро переоделись в лётные костюмы и вместе с членами комиссии по перелёту поспешили к открытому аэродромному автобусу. От командного пункта до стартовой эстакады, где поджидала нас зеркальная птица, было больше километра. Ближе установить ракетоплан опасно: потоки раскалённых газов, вырывающихся из него при взлёте, могут обжечь провожающих.
По пути академик Брагин — председатель комиссии — даёт нам свои последние советы на тот случай, если защита экипажа от действий космических лучей и метеоритов окажется недостаточно надёжной.
Задолго до нашего отлёта были запущены небольшие ракеты с приборами для изучения мощного потока обломков атомов — космических лучей, пронизывающих космическое пространство. На этих ракетах не было людей, но приборы помогли выяснить, что космические лучи опасны для человека. Учёные стали думать, как защитить людей от космических лучей.
Самое простое решение — сделать защиту из толстых плит свинца — было непригодно. Ракета, закованная в такие свинцовые доспехи, не смогла бы взлететь.
Профессор Петров нашёл другое замечательное средство защиты. Оно было совсем невесомо. Чтобы заставить космические частички свернуть с пути ракеты, он предложил окружить ракету мощным магнитным полем.
Но не все нашли проект Петрова удачным. Некоторые учёные возражали: «Для создания мощного магнитного поля нужно много электрической энергии! Где возьмёт её ракета?» Петров предусмотрел и это. Энергию даст Солнце, тепло солнечных лучей будет преобразовано в электрическую энергию.
Долгое время шли споры и о том, как уберечь ракету от столкновения с метеоритами, которые летят с огромной скоростью — от 10 до 70 километров в секунду. Встреча с ними не сулила ничего хорошего. Большой метеорит пробьёт ракету насквозь, а маленький при столкновении со стенкой корабля взорвётся, как бомба, и пробьёт в корпусе большую брешь.
При внимательном изучении дело оказалось не таким безнадёжным, как представлялось с первого взгляда. Метеоритов в мировом пространстве очень мало. Астрономы довольно точно подсчитали, что можно тысячу раз слетать на Луну и обратно, прежде чем встретишь хоть один более или менее крупный метеорит.
Значительно больше в космическом пространстве совсем мелких метеоритов. Но и эти «крупинки» встречаются редко: один метеорит отстоит от другого больше чем на тысячу километров! И всё-таки инженерам нужно было предусмотреть возможную встречу ракеты с метеоритами.
Лучшую броню для ракеты изобрёл наш спутник инженер Карцев. Он предложил сделать стенки ракеты тонкими, но двойными. Маленький метеорит, пробив первую из них, взорвётся в промежутке, и внутренняя стенка останется невредимой.
Как ни медленно по сравнению со скоростным автомобилем двигался автобус, всё же мы довольно скоро добрались до подножия металлической эстакады — громадного ажурного моста, на котором распластался наш ракетоплан.
Последние рукопожатия, приветствия, и маленький лифт унёс нас наверх — на эстакаду.
По узкой лесенке, держась за поручни, мы поднимаемся к ракетоплану. Его огромное сверкающее тело, похожее на удлинённый снаряд, лежит на длинной многоосной тележке. Мощные ракетные двигатели, установленные на тележке, помогут нам сразу же после взлёта набрать большую скорость. Короткие, круто отогнутые назад крылья будут поддерживать наш ракетоплан во время полёта в атмосфере Земли.
Вокруг ракетоплана уже суетятся члены стартовой команды. Входной люк открыт. По лёгкой дюралевой лесенке один за другим мы поднимаемся в кабину.
По лёгкой дюралевой лесенке один за другим мы поднимаемся в кабину.
Полёт зеркальной птицы
Мы очутились в небольшой кабине в носовой части ракетоплана. Стены кабины обиты пенопластмассой — мягким материалом, похожим на губку, с тончайшими каналами и порами, — плохо проводящей тепло и звук. По сравнению с огромным воздушным кораблём кабина казалась совсем маленькой. В ней были расставлены шесть кресел для пассажиров, впереди одиноко стояло седьмое кресло — для пилота. Перед ним полукругом развернулась панель с приборами и с большим телевизионным экраном посредине.
Всё остальное пространство в ракетоплане занимали два огромных бака с запасом топлива и двигатель. Запас горючего был так велик, что инженеры шутя называли ракетоплан летающей бочкой.
Один из баков только что наполнили жидким кислородом, а другой — особой жидкостью, сгорающей при очень высокой температуре.
Пилот жестом радушного хозяина пригласил нас занять места. Кресла в ракетоплане были особенные: они скорее походили на удобные кушетки с подлокотниками и подножками, укреплёнными на подвижных металлических рычагах. На мягких кожаных подушках было очень удобно и сидеть и лежать.
Когда мы уселись, члены стартовой команды плотно пристегнули всех нас широкими мягкими ремнями к сиденьям, и мы стали так же беспомощны, как спелёнатые младенцы. Правда, на подлокотниках кресел были кнопки. Нажав на кнопку, можно было немедленно освободиться от ремней: замки у них были электрические.
На нас надели шлемы с радионаушниками и повесили на шеи крохотные микрофоны. Теперь мы могли переговариваться друг с другом, невзирая на шум.
Вслед за нами прибыли два инженера — радист и электрик. Они тоже летели на вторую Луну. Немногочисленной команде искусственного спутника было трудно своими силами подготовить космический полёт — в помощь ей командировали этих инженеров. Так же, как и нас, их быстро «запеленали». Последним занял своё место пилот. Его тоже прикрепили к креслу.
Начальник стартовой команды в десятый раз напомнил нам, как должен вести себя пассажир при взлёте, помахал приветственно рукой и скрылся в светлом отверстии люка. Дверца медленно, но с силой захлопнулась и наглухо отделила нас от внешнего мира. Ни одна струйка воздуха не ускользнёт теперь из кабины наружу. Иначе там, на громадной высоте, в безвоздушном пространстве, куда направляет свой полёт ракетоплан, воздух утечёт из кабины, и мы задохнёмся.
Истекли последние минуты нашего пребывания на Земле. Засветились циферблаты и стрелки многочисленных приборов, выстроившихся перед пилотом. На пульте зажглась красная лампочка. Это сигнал с командного пункта. Двигатели ракетоплана и тележки-ускорителя будут запущены автоматически ровно через минуту. Кресла, в которых мы лежали, подались вперёд, и спустя несколько секунд, мы уже не лежали, а стояли, вернее, висели, на ремнях, плотно притянутые ими к подушкам.
Известно, что отдыхать и спать лучше всего лёжа. При разгоне ракетоплана на нас будет действовать сила ускорения. Вот кресла и повернули так, чтобы по отношению к этой силе мы оказались «лежащими».
Где-то позади послышался приглушённый шум.
Мощные реактивные двигатели, установленные на тележке-ускорителе, помогли ракетоплану набрать большую скорость.
Это начали работать насосы, подающие топливо в камеру сгорания. Ещё мгновение, и раздался мощный нарастающий гул. Огромная сила вдавила нас в подушки. Ощущение было такое, будто ракетоплан стремительно встал на дыбы и на нас кто-то положил невидимый, но невероятно тяжёлый груз.
Гул двигателя быстро превратился в ровный могучий рёв. Десятки тысяч килограммов топлива сгорали каждую минуту, превращаясь в раскалённый газ. С бешеной силой вырывались струи газа из сопла, сообщая ракетоплану всё нарастающую скорость.
Мы мчались со скоростью нескольких километров в секунду. Остались позади самые плотные слои атмосферы. Электрический термометр на приборной доске, показывал, что хромированная поверхность корабля нагрелась от трения о воздух на несколько сот градусов. Только благодаря замечательным свойствам голубоватого металла, из которого она была сделана, поверхность ракетоплана не потеряла своей исключительной гладкости и корабль с прежней лёгкостью рассекал воздух.
Никто не произнёс ещё ни слова. Непривычная тяжесть разлилась по всему телу. Она не позволяла не только шевелиться, но и говорить.
Тяжесть сковала и движения пилота. Каждая его рука весила сейчас около двух пудов, и даже шевельнуть ею стоило громадного труда. Если бы пилоту пришлось передвигать руками рычаги и штурвалы, как на обычном самолёте, корабль давно бы, наверное, потерял управление. Но вместо пилота сейчас работали автоматические приборы.
Это они включили на старте топливные насосы и зажгли горючую смесь. Когда корабль получил нужный разбег, автоматы отъединили его от тележки и включили руль высоты. В полёте они без участия человека вели корабль вперёд.
Автоматическое управление ракетопланом нужно было не только потому, что пилоту трудно двигать руками. Главное здесь — необыкновенная, недоступная человеку точность, с какой на ракетоплане нужно включать и выключать механизмы и приборы.
Если бы, к примеру, наш ракетоплан отделился от тележки на одну десятую секунды позже, она вместо ускорителя стала бы тормозом, так как её двигатель в этот момент остановился бы; если бы подача топлива в наш двигатель прекратилась на секунду раньше, чем нужно, мы не достигли бы второй Луны.
Секунды и десятые доли секунд! Человек не может работать с такой точностью, она доступна только автоматам, управляемым электронными лампами. Недаром добрая половина инженеров, проектировавших ракетоплан и космическую ракету, были и специалистами в области автоматики и электроники.
И всё же слепо доверяться автоматам нельзя. У пилота перед глазами были десятки циферблатов и указателей, которые подробно докладывали о работе всех механизмов ракетоплана. А под пальцами пилота былая целая клавиатура кнопок. Если бы какой-нибудь из автоматов стал работать неправильно, пилот нажал бы на кнопку и вмешался в управление кораблём.
Перед пилотом мягким светом мерцал небольшой экран. По нему медленно двигалась яркая точка. Это автоматический прибор указывал нам путь в атмосфере. Рядом по круглому циферблату медленно ползла стрелка указателя скорости. Каждое пройденное ею деление — это прирост скорости на сотню метров в секунду.
Вот стрелка скоростемера поровнялась с красной чертой, и в то же мгновение рёв двигателей стал затихать, а вместе с ним постепенно сползала с нас и тяжесть. Двигатель не работал. Мы летели по инерции, без ускорения, с постоянной скоростью — около восьми километров в секунду, как камень, запущенный рукой гиганта.
Первым нарушил тишину пилот, спросив нас о том, как мы себя чувствуем.
Самочувствие у всех было хорошее. Видно, нам очень помогла специальная тренировка на ускорительном стенде, где мы испытывали примерно такую же перегрузку, как и при взлёте.
Вскоре заговорило радио: со второй Луны передавали её местоположение. Пилот с помощью приборов определил, где находимся мы, и оказалось, что искусственный спутник был совсем недалеко, его можно было нащупать радиолокатором и даже увидеть в телевизор.
Пилот включил экран над головой, и все мы увидели на фоне звёздного неба яркий светящийся круг. Это сияла отражённым светом вторая Луна. Мы быстро сближались с летающей станцией. Об этом можно было судить по тому, как она увеличивалась на экране телевизора.
Вот уже видно, что вторая Луна — огромное колесо. «Спицы» колеса движутся. Это значит, что вторая Луна вращается.
Изображение летающей станции на экране быстро росло. «Обод» уже ушёл за рамки экрана, и перед нами вертелась «ступица», от которой, словно лучи, расходились «спицы». Мы знали, что в «ступице» помещается ангар для ракетопланов. Вот «ступица» перестала вращаться и сбоку в ней появилось и стало расти круглое пятно — это открылась дверь ангара.
Наш ракетоплан совсем близко подошёл ко второй Луне, и теперь на экране виден только чёрный зев ангара.
Неожиданно всех бросило с сидений вперёд, и только ремни удержали нас от падения; включены двигатели, и ракетоплан начал тормозить. Пилот должен сравнять скорость нашего корабля со скоростью искусственного спутника. Иначе при посадке ракетоплан может получить опасный удар. В центре чёрного пятна появилась светящаяся точка: это в глубине ангара загорелась сигнальная лампа.
Пользуясь экраном телевизора, пилот нацелил нос нашего корабля на эту лампу. Теперь мы двигаемся точно в дверь ангара.
На мгновение экран потемнел и снова вспыхнул: на нём видны электрические лампочки, освещающие внутренность ангара. В тот же момент ракетоплан содрогнулся от лёгкого толчка. Его носовая часть с кабиной уже в ангаре. Дверь ангара плотно стиснула кольцом корпус корабля и отделила нас от безвоздушного пространства, окружающего вторую Луну.
Носовая часть ракетоплана с кабиной была уже в ангаре.
Если можно так выразиться, мы «прилунились». Слышно было, как в ангар со свистом ворвался воздух.
На приборе, показывающем давление снаружи, стрелка поровнялась с цифрой «1». Это значит, что отсек ангара, в котором находится кабина ракетоплана, уже наполнен воздухом и можно открывать выходной люк.
Мы быстро освободились от ремней. Каждому хотелось скорее вступить на этот удивительный металлический остров, стремительно мчащийся вокруг Земли.
Петров, Карцев и я сидели ещё в креслах, когда Михайлов стремительно, одним прыжком, подскочил к раскрытому люку. Мы удивились такой порывистости инженера, а он, не рассчитав своих сил, не смог замедлить шаг перед люком и вылетел из него наружу. Мы встревожились: не разбился ли Михайлов в ангаре? Но вместо стонов до нас долетел взрыв смеха. Это смеялись встречавшие нас жители второй Луны. Они с трудом поймали инженера и поставили его на ноги.
— Вот к чему приводит забывчивость, — наставительно проговорил Петров. — Нас ведь предупреждали, что при высадке надо вести себя осторожно. Здесь человек весит раз в тридцать меньше, чем на Земле.
С этими словами профессор встал с кресла и с серьёзным видом направился к люку. Но тут же он против воли смешно подпрыгнул и крепко уцепился за поручни, — видимо, он надеялся на руки больше, чем на ноги.
Жизнь на второй Луне
Несмотря на предосторожности, мы слишком резво выскакивали из люка, и встречающим приходилось ловить нас. Счастливые, радостные и смущённые своей неловкостью, мы наконец оказались в их кругу.
Командир второй Луны — высокий худощавый инженер — предложил перейти в помещение, где сила тяжести была создана искусственно.
— Там, в привычной обстановке, — сказал он, — беседовать будет удобнее.
Каждого из нас, новичков, сопровождал житель острова, показывавший, как надо ходить по ангару, цепляясь ногами за скобы, торчащие в полу.
С трудом добрались мы до лифта. Его кабинка на четыре человека — вся из металла, с глухими стенками — лежала на боку, и нам пришлось в неё лечь. Впрочем, так как здесь не было притягивающей нас к себе Земли, то не было ни «низа», ни «верха», и сказать, когда мы лежали, а когда стояли, было невозможно.
Лифт тронулся. Двигаясь в нём, мы всё явственнее чувствовали возвращение веса: ноги все сильнее прижимались к полу кабины. Когда лифт остановился, каждый мог совершенно уверенно сказать, что «низ» под нами. Мы чувствовали себя так же, как и на Земле.
На летающем острове тяготение было создано искусственно. Остров, похожий на гигантский полый «бублик» или шину, заставили для этого вращаться, подобно колесу. При этом возникла центробежная сила — та сила, которая при вращении натягивает верёвку с привязанным к ней камнем. Чем больше мы удалялись от центра острова, тем сильнее была эта сила. Она-то и заменяла земное тяготение.
Выйдя из лифта, мы оказались в большом, залитом солнечным светом помещении. Стены и потолок его были сделаны из толстого стекла.
Самым, пожалуй, необычным было то, что этот длинный и довольно узкий зал был слегка изогнут и дальний конец его был выше того места, где стояли мы. Но идти было легко, и мы не замечали, что взбираемся в гору.
Сквозь потолок зала была видна противоположная часть летающего острова — находящийся на оси «бублика» ангар и большой застеклённый цилиндр — оранжерея, как нам пояснили.
Ослепительно белое Солнце, непохожее на то желтовато-золотистое, которое мы видим с Земли, светило с чёрного, как сажа, неба. Здесь не было воздуха, благодаря которому небо окрашивается в голубой цвет. На глубоком, бархатном фоне звёзды блистали необыкновенно ярко, не мерцая.
И Солнце и другие бесчисленные светила мчались в весёлом и дружном хороводе. Так казалось нам, обитателям гигантского колеса. На самом же деле это вращалось колесо, и мы — вместе с ним. В таком же заблуждении находятся и жители Земли, которым тоже кажется, что Солнце и звёзды путешествуют по небосклону.
До отлёта ракеты у нас было достаточно времени, и мы могли познакомиться с жизнью острова.
Мы пошли по кольцевому коридору, мимо кают.
Нас повели по кольцевому коридору, вдоль которого расположились каюты, совсем как на большом пароходе или в пассажирском вагоне. Мы не утерпели и заглянули в одну из кают. Как и в большом зале, наружная стена и потолок её были стеклянными. Сначала комната показалась нам неуютной: в ней было очень мало мебели — посредине стоял стол и стулья, у стены книжный шкаф. Вот и всё.
В отсутствие хозяина было неудобно входить в каюту, и мы остановились на пороге.
— Прошу вас, не стесняйтесь, заходите! — сказал один из наших провожатых, высокий молодой человек. — Это моя комната.
Он прошёл вперёд и, остановившись у небольшой панели с кнопками, нажал одну из них. Моментально из стены выдвинулась складная кровать. Хозяин каюты нажал другую кнопку, и в стене распахнулся шкаф для одежды, нажал на третью — стол и стулья быстро исчезли в специальных нишах; он прикоснулся ещё к одной кнопке, и в комнате стало почти темно. Солнечный свет, проникавший в комнату, был таким слабым, будто он прошёл через толстое закопчённое стекло.
— Так мы устраиваем себе ночь, — сказал молодой человек. — Вы ведь знаете, наш остров за полтора часа успевает облететь земной шар, день и ночь у нас длятся сорок шесть минут. Едва наступит ночь — Земля заслонит от нас Солнце, — как снова приходит день. Без затемнения спать невозможно.
Он нажал другую кнопку, и постепенно в каюте становилось всё светлее и светлее, словно тёмное стекло делалось всё тоньше и тоньше и наконец исчезло совсем.
Все эти «чудеса» наш провожатый совершал совсем легко, изменяя прозрачность стекла, из которого были сделаны стены и потолок каюты.
Стены каюты были двойными, и стекло — не обычное, какое мы вставляем в окна у себя на Земле, а поляроидное. Листы этого стекла складываются так, что легко пропускают свет, но если сдвинуть одно из стёкол, свет не сможет проникнуть сквозь них.
Мы вышли из каюты и пошли дальше. Наш провожатый открыл дверь в конце коридора и мы очутились… на огороде. Продолжением коридора служила ровная аллея, справа и слева от которой тянулись густые заросли удивительных двухметровых растений с крупными яркокрасными плодами.
— Здесь мы выращиваем овощи, — сказал начальник острова. — Сегодня за обедом вы их отведаете. Кстати, вы узнаёте, что это? — спросил он, указывая с улыбкой на диковинные плоды.
Мы недоумевали: таких овощей нам не приходилось видеть на подмосковных огородах.
Сопровождавшие нас обитатели второй Луны засмеялись.
— Да ведь это обыкновенные томаты! Только здесь они выросли гигантами. Обилие тепла и света сделало своё дело. Большую роль тут сыграла и подкормка растений углекислым газом. Загрязнённый углекислотой воздух из жилых и рабочих помещений перекачивается сюда, а отсюда забирается чистый, обогащенный кислородом. От такого обмена выгадывают и люди и растения. Наши огороды, их два у нас, — это своего рода «легкие» летающего острова.
Мы шли по аллее мимо громадных огурцов, редиски и других великанов овощного царства.
— У нас есть ещё оранжерея, — объяснил один из учёных. — Там нет силы тяжести, и мы наблюдаем, как развиваются наши земные растения в этих необычных для них условиях. В детстве вы, наверно, читали сказку про горох, который до неба вырос. Такой горох вы увидите в этой оранжерее. Он там растёт не по дням, а по часам.
Пока мы осматривали диковинные растения, окна оранжереи порозовели и Солнце сделалось таким же красным, каким оно бывает во время заката на Земле. Наше кольцо летело сейчас мимо не освещенной Солнцем части земного шара. Там сейчас была ночь.
Закат длился недолго. Прошло две — три минуты, и нас окружила непроглядная мгла. Но когда глаза немного освоились с темнотой, во всём своём великолепии развернулся бескрайний звёздный ковёр. Звёзд не было только там, где чернела Земля. Но вот и в стороне Земли что-то засветилось. Появилось одно расплывчатое светящееся пятно, невдалеке — другое. Это были огни больших городов.
После оранжереи мы отправились в физическую лабораторию. Здесь всюду: на столах, на полках и в особых штативах — стояли баллоны из тонкого небьющегося стекла. Работник лаборатории пояснил нам, что здесь исследуется пустота межпланетного пространства.
— Современная техника, — пояснил нам учёный, — использует различные устройства и электронные лампы, работающие только в вакууме, то есть в пустоте. У нас на Земле мощные насосы выкачивают воздух из баллонов ламп, но за свою многолетнюю историю техника не создала ещё насоса, способного удалить из баллона лампы все до одной молекулы воздуха. Даже лучший из насосов оставляет в каждом кубическом сантиметре объема лампы несколько миллионов молекул. А в межпланетном пространстве на каждый кубический сантиметр приходится всего одна — две молекулы, то есть в здешнем вакууме их в миллионы раз меньше, чем в лучшей электронной лампе.
Физик подробно рассказал нам о своих исследованиях, а под конец добавил:
— Со временем мы наладим доставку вакуума отсюда на Землю и используем его для производства лучших приборов и ламп.
В соседней комнате учёные работали над использованием солнечной энергии на летающем острове. Они показали нам небольшое вогнутое зеркало, которое собирало солнечные лучи.
— На Земле в этой точке температура едва достигает трёх тысяч градусов, — сказал один из них. — Здесь же температура в фокусе зеркала почти в полтора раза выше, потому что солнечные лучи не ослабляет атмосфера. С помощью таких зеркал ремонтные рабочие нашего острова ведут сварочные работы, плавят металл, нагревают его для закалки.
В одном из помещений за лабораторией мы остановились. Здесь, как в заводской раздевалке, стояли ряды шкафов. Кто-то из местных жителей распахнул один из них, и мы увидели скафандр — костюм, в котором можно выйти в космическое пространство.
— Если хотите побывать в астрономической обсерватории, — сказал командир острова, — вам придётся переодеться. Для удобства работы астрономов мы её устроили за пределами острова.
Быстро облачились мы в лёгкие костюмы из стеклянной ткани, пропитанной гибкой пластмассой. За плечами у нас — ранцы с кислородными баллонами и небольшая ракета для передвижения в пространстве. Над застеклённым колпаком у каждого качался тоненький стебелёк радиоантенны.
В знакомом нам лифте мы перебрались к центру острова. Хлопнула дверь переходной камеры. Послышался шум насоса. Это перекачивали воздух из камеры, чтобы он не улетел, когда мы откроем люк, ведущий в безвоздушное пространство.
Через минуту наш экскурсовод распахнул люк. Металлическая лестница с поручнями вывела нас на небольшую огороженную площадку, в центре которой был закреплён туго натянутый стальной трос. Его продолжение терялось в темноте.
В наушниках, укреплённых на внутренней стороне шлема, послышался голос:
— Этот трос — дорога в обсерваторию. Прикрепите себя цепочкой к подвижным рычагам, скользящим вдоль троса. Цепочки есть у каждого на поясе.
По сигналу руководителя экскурсии один за другим включили мы свои ракеты, и они помчали нас прочь от второй Луны.
Мы включили свои ракеты, и они помчали нас прочь от второй Луны.
— Смотрите, смотрите! — услышал я в наушниках взволнованный голос Михайлова. — Что это там?
Я взглянул вперёд. Вдали перед нами полыхало пламя, оно удивительно красиво играло красными, оранжевыми, жёлтыми, зелёными языками.
Расстояние между нами и таинственным морем огня быстро сокращалось. Не грозит ли нам опасность погибнуть в этом огромном небесном пожаре?
Но спокойный и чуть насмешливый голос профессора Петрова развеял наши опасения.
— Вы, наверно, забыли о полярных сияниях?
В самом деле, как это не пришло в голову сразу? Ведь сейчас вторая Луна как раз приближалась к Южному полюсу!
Вскоре нам показалось, будто мы окунулись в гигантскую радугу или попали в светящийся всеми цветами дождь.
Не успели мы как следует налюбоваться этим сказочным видением, как оно осталось далеко позади: остров миновал полярную область. Только что под нами расстилались бескрайние льды Антарктики, а теперь мы уже мчались над Тихим океаном.
Наш путеводный трос привёл к входному люку обсерватории. Здесь, как и в ангаре, нет тяготения. Обсерваторию нельзя заставить вращаться, чтобы создать искусственную силу, тяжести: это помешает астрономическим наблюдениям.
Мы передвигались, хватаясь руками и ногами за многочисленные скобы, укреплённые всюду: на полу, на стенах и даже на потолке.
Нелегко привыкнуть к такому способу хождения! Но особенно мешало нам ощущение необыкновенной лёгкости, с которым земные жители знакомы только по коротким мгновениям падений. Нам всё время казалось, что мы куда-то проваливаемся, и поэтому каждый из нас то и дело судорожно хватался за ближайшую скобу. Здешние жители уверяли, что это ощущение со временем проходит.
С увлечением работали здешние астрономы. На Земле никогда не бывает такого ясного, чистого неба. Правда, на летающей обсерватории есть свои трудности. Из-за быстрого её движения картина неба здесь поминутно меняется. Чтобы вести длительные наблюдения какой-либо звезды, пришлось применить специальные механизмы, которые всё время направляли телескопы на эту звезду.
Усталые, возвращались мы «домой» — на остров: пребывание в мире без тяжести с непривычки очень утомительно. От непрерывной борьбы с непослушными руками и ногами всё тело болело, словно весь день нам пришлось таскать мешки.
После обеда мы отдохнули в приготовленной для нас каюте. Вечером смотрели по телевизору концерт из Москвы, а в полночь по московскому времени легли спать, хотя на второй Луне в это время был день. Мы сразу же затемнили свою каюту: ведь нам нужно хорошо выспаться. Завтра мы летим дальше!
В пути
Голос диктора, приглашавшего заняться утренней гимнастикой, звучал здесь, далеко за пределами Земли, так же, как и в Москве.
— Уже утро, но почему же темно? — удивился я, проснувшись. — Да, ведь я сам затемнил каюту!
Палец нажал на кнопку, но светлее не стало, только в окне выступили яркие звёзды.
— Значит, сейчас и в самом деле ночь. Ведь она здесь бывает пятнадцать раз в сутки!
Скоро весь наш экипаж собрался к завтраку. В столовой было много народу: только что кончилась «ночная» вахта.
— Мы живём, — объяснил нам сосед по столу, — по московскому времени. Сейчас в столице утро, значит, и у нас утро.
Час отлёта ракеты точно вычислен заранее. Она должна взлететь с острова так, чтобы использовать скорость вращения его вокруг Земли. Суть этого манёвра можно пояснить на таком примере: представьте, что вы едете в трамвае и хотите из окна забросить подальше камень. В какую сторону надо бросить камень: вперёд или назад? Конечно, — вперёд, — по движению трамвая: тогда к скорости, которую сообщила камню рука, прибавится скорость движения трамвая.
После завтрака у нас осталось ещё достаточно времени, чтобы вместе с инженером, руководившим здесь сборкой ракеты, осмотреть наш космический корабль.
Когда мы вышли из переходной камеры, внизу под нами чернела окутанная плотными облаками ночная Земля. И вдруг всё переменилось. Густокрасное Солнце, каким мы его никогда не видим на Земле, вынырнуло из-за земного шара. Край облачного покрова Земли стал багровым. Словно громадный рубиновый шар, Солнце повисло над нашей родной планетой.
Летающий остров стремительно несся навстречу светилу. Как железо, раскалённое в горне, оно из. вишнёво-красного стало алым, потом оранжевым, жёлтым… и, наконец, ослепительно белый его диск заблистал на тёмном небе. Чудесная перемена произошла и на Земле. Не осталось и следа от мрачного кровавого зарева. В прямых лучах Солнца облака сверкали, как арктический снег. Сквозь разрывы в облаках зеленели земные леса и поля.
Космическая ракета была прикреплена в наружной части кольца.
Космическая ракета была прикреплена в наружной части кольца.
Осмотр начался с двигателя. Отверстие, из которого будут выбрасываться раскалённые газовые струи — сопло, — зияло чёрным провалом.
За двигателем тянулись четыре длинных цилиндрических бака с топливом. Они были уложены, как карандаши в пачке, и скреплены ажурными металлическими обоймами. Сделанные из серебристой стали, они, подобно ракетоплану, были отполированы до блеска. Но здесь это было сделано для другой надобности: чтобы их не нагревали солнечные лучи.
Длинная, вытянутая, как торпеда, пассажирская кабина помещалась в головной части. У неё было оперение, ракетный двигатель и запас топлива. Словом, это была небольшая ракета, способная совершать самостоятельные полёты. Кормовая часть кабины скрывалась в промежутке между топливными баками. Впереди корабля выступала та часть ракеты, где находилась наша каюта.
Странно выглядел наш космический корабль со стороны. Не было в его форме ничего, что говорило бы об огромной, умопомрачительной скорости, с которой он может летать. По сравнению с изящными обтекаемыми земными самолётами или ракетопланами он выглядел неуклюжим.
И это понятно. Ведь самолёту и ракетоплану приходится преодолевать сопротивление воздуха. А в межпланетном пространстве полёт нашего диковинного корабля ничто не могло затормозить. Строители ракеты думали прежде всего о вместительности баков, о прочности и лёгкости конструкции корабля, об удобстве управления этой громадиной.
После осмотра мы вернулись на остров. Через час наш космический корабль должен был оторваться от второй Луны.
Этот час пролетел незаметно. И вот мы уже в кабине ракеты. Группа провожающих окружает нас. Все волнуются, но стараются не показывать этого.
Начальник острова произнёс короткое напутственное слово, пожелал счастливого пути и пожал наши руки, уже привязанные к подлокотникам. Все провожающие покинули ракету. Люк кабины герметически закрылся.
Красная лампа, вспыхнувшая перед Михайловым, просигналила: через минуту автоматические захваты, удерживающие нас у острова, разомкнутся, и космический корабль окажется на свободе. Загорелась вторая лампа, и тотчас мы почувствовали, что ракета проваливается в бездну: мы ощутили ту необычайную лёгкость, которая хорошо знакома тем, кто спускался на скоростном лифте. Ракета отцепилась от острова с выключенным двигателем и была отброшена, как камень из пращи. Так мы уберегли остров от ударов мощных газовых струй, выбрасываемых нашим двигателем.
Вот пройден километр, полтора, два… Томительно тянулись секунды. Что, если автоматы ошибутся хоть на секунду и не во-время включат двигатель? Тогда мы можем проскочить мимо Луны и умчаться нивесть куда. У нас, конечно, есть возможность исправить их ошибку, но для этого придётся тратить резервное топливо, а оно еще может понадобиться при посадке на Луну.
Наконец успокоительно засветился зелёный сигнал: начала работать топливная помпа. Уже знакомая сила, рождённая ускорением, навалилась на нас. Несмотря на разлившуюся по телу сковывающую тяжесть, вздох облегчения вылетел из моей груди: всё в порядке!
Указатель курса показывал, что мы летим по верному направлению.
Пребывание в мире, где все предметы и мы сами были в четыре раза тяжелее, чем на Земле, длилось недолго. За полторы минуты наш корабль набрал нужную скорость — три тысячи метров в секунду.
Мы с благодарностью вспоминали строителей искусственного спутника Земли. Если бы не было этого гигантского летающего сооружения, наш корабль не смог бы так легко улететь в мировое пространство.
Теперь мы снова были невесомы. Но жизнь на острове пошла нам на пользу: у нас появилась уверенность в движениях и даже ловкость.
Жизнь на корабле была строго подчинена расписанию, продуманному до мелочей ещё на Земле. Все мы занялись своим делом.
Мне надо было наладить радиосвязь с островом и Землёй. Уже близок был условленный час для переговоров со спутником.
Наша антенна служила и для связи и для радиолокации. Она «нащупала» в пространстве летающий остров и держала его в своём луче. Можно начинать.
Весь экипаж сгрудился у радиостанции. Я начал передачу:
— Говорит ракета, говорит ракета! Взлёт совершён хорошо…
Тотчас ответил летающий спутник:
— Слышу вас прекрасно…
Потом заговорила Земля. У микрофона был академик Брагин. Голос учёного дрожал от волнения. Всю свою жизнь посвятил он проблеме космического полёта и вот теперь говорит с межпланетным кораблём, который мчится к далёкой и неведомой Луне…
Короткая радиоперекличка окончена. Все разошлись по своим местам. Я остался у станции: надо передать в штаб перелёта сведения о работе механизмов и приборов.
Прошёл час, другой. Негромкий, но настойчивый гудок заставил нас прервать свои занятия. Это прибор, следящий за чистотой воздуха, предупреждал, что в каюте скопилось много углекислого газа. Пора было проветрить помещение.
Все собрались в передней части каюты. Михайлов включил вспомогательный мотор, и из стен выдвинулись тонкие металлические перегородки. Они образовали непроницаемую для воздуха стенку, разделившую каюту пополам. Нажав кнопку, пилот открыл в отгороженном от нас помещении «форточку» — маленький люк, и воздух со свистом улетел в мировое пространство. Когда люк был закрыт, мы перешли в другую половину каюты, куда из баллона впустили струю чистого воздуха. Так же очистили воздух в первой половине каюты и после этого убрали перегородку.
Чистый и прохладный воздух освежил нас, и, словно после хорошей прогулки, захотелось есть. Мы перешли в нашу столовую у задней стены каюты. В стене были вделаны ящички с надписями: «хлеб», «сахар», «консервы мясные», «кофе», «чай».
Посредине стены в небольшой нише была наклонная панель со множеством кнопок, похожая на пишущую машинку. Под каждой кнопкой были такие же названия, как и на крышках ящиков.
Карцев — наш главный повар — уселся перед этой панелью и весело спросил Петрова:
— Что вам угодно?
Профессор заказал бутерброд с ветчиной и стакан кофе. Карцев нажал кнопки на панели. В стене откинулись дверцы двух ящичков и превратились в полочки. На одной полочке лежали ломтики ветчины, завёрнутые в консервирующую плёнку, на другой — куски хлеба. Почти одновременно над одним из кранов внизу замигала красная лампочка: это значило, что кофе согрет, можно наливать.
Профессор распахнул шкафчик над кранами и достал из него бутылочку, сделанную из мягкой и упругой, как резина, пластмассы. Такие бутылочки заменяли нам стаканы. Струя кофе, ударившись в дно стакана такой формы, какая принята на Земле, выплеснулась бы прочь: ведь здесь нет тяжести, которая заставляет жидкость опускаться на дно. Сжав бутылочку в руке, профессор приставил её горлышко к крану и открыл его. Под давлением сжатого воздуха порция горячего напитка наполнила сосуд. Сжатый воздух заставил жидкость течь из крана.
Профессор взял горлышко бутылочки, как соску, в рот и, сдавливая постепенно упругий сосуд, стал пить кофе. В мире, где нет тяжести, особенно сильно проявляется смачивающая способность жидкости. Воду, молоко или кофе ни за что нельзя было бы удержать в обычном стакане; они растеклись бы по наружным и внутренним стенкам стакана и обволокли бы его, как оболочкой. А если бы профессор стал пить кофе так, как он это привык делать на Земле, жидкость расплылась бы по его лицу и костюму. Завтрак был бы не из приятных!
Михайлов захотел бульона. Повар нажал кнопку, и лампочка у другого крана пригласила инженера получить горячий бульон. Я получил порцию масла, хлеба и чай.
Кухня работала со сказочной быстротой и чёткостью, как настоящая скатерть-самобранка.
Завтрак нам подавали автоматы. Они выталкивали из отделений заранее приготовленные порции продуктов, отмеривали напитки и включали электрические спирали для того, чтобы подогреть их.
После завтрака решено было немного отдохнуть, и мы стали играть в шахматы.
Об управлении кораблём можно было не заботиться. С того момента, как умолк наш двигатель, ракета летела по законам небесной механики, как комета или астероид. Без нашего вмешательства она должна была на пятый день оказаться по соседству с Луной. Нам нужно было только время от времени проверять, не отклоняемся ли мы от намеченного маршрута.
В контрольных расчётах нам приходилось иметь дело с громоздкими вычислениями. Но наш штурман включал вмонтированную в панель пилота электронную вычислительную машину, давал ей задание, и за две минуты ответ был готов. При первом же подсчёте выяснилось, что ракета летела с нужной скоростью, надо было только немного изменить направление её полёта.
Все уселись в кресла, «запеленали» себя, и Михайлов, повернув корпус ракеты на нужный угол, запустил двигатель. Едва мы ощутили лёгкий толчок, как Михайлов снова выключил двигатель.
Теперь можно было спокойно заняться своими делами и ждать приближения Луны.
Не обошлось, конечно, и без происшествий. Как-то окончив передачу, я откинул для проверки стенку радиостанции. И вдруг — трах! — какой-то металлический стерженёк с силой ударился о радиолампу.
Это у Петрова, налаживавшего свой прибор, вырвалась из рук деталька. Как и полагается в мире невесомости, она не упала к его ногам, а полетела прямо, как пуля, и угодила в мою лампу. В баллоне образовалась трещина.
Хотя у нас и были еще лампы в запасе, профессор чувствовал себя очень неловко. Смущённый, он молча принялся снова за свой прибор.
— А я всё-таки заставлю работать испорченную лампу! Дайте-ка мне провод! — неожиданно сказал он.
Он привязал провода к ножкам лампы, присоединил их к нашей радиостанции и выставил через особый люк лампу за борт ракеты.
— Проверяйте станцию, — сказал он мне уверенно.
Я уже понял, в чём дело, и быстро настроил станцию на приём Москвы. Бодрым и радостным маршем приветствовало радио столицы изобретательность Петрова! Станция работала, значит, работала и злополучная лампа!
Ларчик открывался просто: в безвоздушном пространстве воздух, попавший в баллон лампы, сразу же вылетел через трещину, и в ней образовался полный вакуум.
Прошло несколько часов. Готовясь к очередному разговору со штабом, я включил станцию и вдруг обнаружил, что она не работает.
«Что же случилось?» — подумал я с тревогой. Я переменил «петровскую» лампу, и станция заработала. Мы стали подшучивать над Петровым, но он тут же отпарировал наше нападение:
— Вы, наверно, забыли, как ведут себя металлы при очень низких температурах!
Наш изобретатель был прав. Сильно охлаждённые металлы не оказывают никакого сопротивления прохождению электрического тока. Пока лампа не охладилась, она работала, но при низкой температуре межпланетного пространства металлические волоски стали сверхпроводимыми. Они не могли нагреться, потому что совершенно не оказывали сопротивления движению тока…
В подтверждение своей правоты профессор втащил лампу в каюту и, когда она нагрелась, снова выставил её в люк. Лампа прекрасно работала!
В свободные минуты мы разглядывали через иллюминатор Луну. Она была уже близко. Даже невооружённым глазом были видны зазубренные, похожие на короны кольцевые горы, которые астрономы называют цирками и кратерами. Необыкновенно густыми и резкими, словно нарисованные тушью, были тени этих высоких гор: на Луне нет воздуха, и солнечные лучи обрисовывают возвышенности с исключительной чёткостью.
Наверное, не один моряк, всматривавшийся в берега долгожданной земли, не волновался так, как мы. Перед нами развёртывалась та часть лунной поверхности, которую никто из людей доселе не видал: Луна всегда обращена к нашей планете одной и той же стороной.
Признаться, я был разочарован представившимся нам зрелищем: те же кратеры, цирки и тёмные пятна безводных морей. Когда я высказал вслух своё разочарование, наш астроном был искренне возмущён. Он установил у иллюминатора небольшой телескоп и глядел на приближающуюся Луну, не отрываясь. Михайлов включил киноаппарат, чтобы заснять вид лунной поверхности, а мы с Петровым подготовили телевизионную станцию: надо было показать астрономам Земли неведомую науке часть Луны. Как ликовали, наверное, в этот день они!
Между тем Луна всё приближалась, Глядя в иллюминатор, уже нельзя было охватить весь сверкающий диск ночного светила.
Михайлов готовился к новому манёвру — торможению ракеты — и развернул её для этого двигателем вперёд. Нам необходимо было уменьшить скорость ракеты, чтобы она могла стать спутником Луны.
Электронная машина проделала нужные вычисления. Пилот настроил автоматы, управляющие двигателем, и мы забрались в наши кресла.
Разведка нового мира
Мы летим по круговой орбите на расстоянии трёхсот километров от Луны. Скорость нашего корабля совсем небольшая — полтора километра в секунду, и всё же нам нужно немногим больше двух часов, чтобы обойти вокруг нее.
Перед нами — граница дня и ночи. Позади — часть Луны, освещенная Солнцем, впереди — непроглядная темнота. Сумерек на Луне не бывает. Здесь нет воздуха, который у нас на Земле рассеивает свет ушедшего за горизонт Солнца.
— Мы летим сейчас над знакомой людям половиной Луны, — сказал астроном. — Видите близ границы дня яркие точки? Это светятся в лучах Солнца вершины гор. И наша ракета сейчас хорошо видна в телескоп с Земли. На чёрном фоне она кажется сверкающей звёздочкой.
Нам нужно было выбрать удобное место для посадки: ровную площадку с подходящим климатом. Лунный климат непривычен для жителей Земли. Днём, который длится тринадцать земных суток, поверхность Луны на экваторе, например, нагревается до ста тридцати градусов. Зато во время такой же продолжительной ночи здесь свирепствует страшный мороз — минус сто шестьдесят градусов. И всё это потому, что на Луне нет атмосферы, которая, словно одеяло, укутывает нашу Землю.
Чтобы спастись от жары, нам надо было посадить нашу ракету поближе к какому-нибудь из лунных полюсов: там день намного прохладнее. Земные астрономы давно установили, что в районе цирка Джона Гершеля температура в полдень никогда не поднимается выше сорока градусов.
Перед посадкой нам предстояло на определённой высоте отцепить от пассажирской кабины баки, наполненные топливом. Баки превратятся в искусственный спутник Луны, а мы в своей кабине-ракете сядем на Луну. Это гораздо выгоднее, чем спускаться с баками. Ведь на их торможение надо тратить топливо. Меньше израсходуем мы его и при взлёте.
Михайлов быстро и уверенно совершил этот манёвр, и ракета помчалась на север Луны — к цирку Джона Гершеля.
Мы не вылезаем из наших кресел: предстоит торможение и посадка. Михайлов поворачивает ракету соплом вперёд и включает двигатель. Он отвечает мощным рёвом. Впечатление такое, будто ракета разгоняется, но на самом деле мы гасим скорость, и ракета начинает падать вниз.
Из кресел, в которых лежат Петров, Карцев и я, видна напряжённая фигура Михайлова. Наступил самый ответственный момент — посадка. Малейшая неточность, и корма ракеты разобьётся о поверхность Луны. Не помогут и пружинящие стальные ноги, которые уже выпущены из корпуса ракеты.
Пилот неотрывно следит за приборами. Внезапно в кабине стемнело: яркий солнечный свет, лившийся через иллюминатор, померк. Казалось, что ракета погружается в воду.
Встревоженные, мы решили задержать спуск. Двигатель взревел на полную мощность. Тяжесть, вдавившая нас в кресла, удвоилась. Но мрак за стеклом не рассеивался, а высотомер показывал, что до поверхности Луны пятьдесят метров. Мы терялись в догадках.
— Но ведь на Луне воды нет! — решительно воскликнул Петров. — Это доказано. Смелее!
Последние секунды спуска, казалось, длились вечность.
Медленно ползла вниз стрелка высотомера: двадцать, пятнадцать, десять метров…
Мягкий, почти неощутимый толчок… И сразу мёртвая тишина. Это автомат выключил двигатель, как только мы коснулись Луны. Но в иллюминаторе попрежнему было темно.
— Ура, придумал! Сейчас мы всё узнаем, — обрадованно воскликнул я. — Нам всё объяснит Земля! Посадку ракеты наблюдают в телескопы десятки обсерваторий.
Я бросился к радиостанции. Мне ответил взволнованный голос дежурного радиста штаба перелёта:
— Мы собирались вас вызывать. Обсерватория сообщает: в последние секунды перед посадкой ракета скрылась в огромном сером облаке. Что с вами произошло?
Как раз этого-то мы и не могли объяснить.
Вдруг раздался радостный крик нашего астронома:
— Посмотрите в иллюминатор — темнота рассеивается. Скоро станет светло!
И в самом деле, с каждой секундой в каюте становилось всё светлее. Вот уже первый солнечный луч проскользнул в каюту.
— Всё объясняется совсем просто, — радостно заговорил Карцев. — Астрономы предполагали, что поверхность Луны покрыта толстым слоем пыли, в которую превратились горные породы от резких перемен жары и холода. Вот мы и убедились в правильности этого предположения. Струи газов, вырвавшись из двигателя, подняли пыль на сотни метров вверх, и мы погрузились в созданное нами самими облако. Свет с трудом пробивался сквозь пыльную завесу.
Все бросились к иллюминатору. Ракета стояла в большой, глубокой впадине. Вокруг расстилалась ровная, как стол, серо-жёлтая пустыня, залитая ярким солнечным светом. Справа на фоне чёрного неба вырисовывалась цепочка островерхих гор.
Обрадованные, мы стали готовиться к выходу на Луну.
Прежде, чем облачиться в скафандр, я послал короткую радиограмму на Землю: «Спуск завершён благополучно. Облако пыли, поднятой ракетой, осело. Выходим на Луну».
Я замер на ступеньках лестницы, поражённый увиденной мною картиной. Солидные учёные— профессор Петров и астроном Карцев, — вышедшие на поверхность раньше меня, гонялись друг за другом, прыгая, как молодые зайцы.
Стоило мне спрыгнуть с последней ступеньки и сделать первый шаг, как я понял причину резвости моих товарищей. У меня как будто выросли за плечами крылья. Сделав один шаг, я сразу переносился на несколько метров вперед, а когда я прыгнул, то пролетел больше двадцати метров.
На Луне все тела весят вшестеро меньше, чем на Земле. Поэтому мы и приобрели такую чудесную прыгучесть. Надо сказать, что это чувство гораздо приятнее полной невесомости, которая делает человека беспомощнее грудного младенца. Здесь же мы чувствовали себя удивительными силачами.
Климат места посадки оказался вполне подходящим — наши скафандры нагревались на Солнце всего лишь на двадцать-двадцать пять градусов, так что от жары мы не страдали.
Мы решили добраться до небольшой конусообразной горы, одиноко торчавшей среди ровной, как стол, местности.
Гуськом, прыгая, как кенгуру, помчались мы со скоростью автомобиля к нашей цели. Ноги наши глубоко утопали в мягкой пыли. Издали она казалась плотной породой, но стоило ступить на нее ногой, как она рассыпалась тончайшим порошком.
Гора была очень крутой, ведь на Луне нет воды, которая сглаживает на Земле склоны гор. Но нам крутизна была нипочём. В несколько минут вскарабкались мы на самую вершину, такую острую, что едва на ней уместились вчетвером.
Кругом, куда ни посмотришь, возвышалась стена высоких зазубренных гор. Они кольцом окружали равнину, на которую села ракета. Гора, на которой мы находились, была почти в центре цирка.
Карцев раскопал слой пыли и стал бить по обнажённой породе геологическим молотком.
Пока мы осматривали горизонт, Карцев раскопал слой пыли и стал бить по обнажённой породе геологическим молотком. Брызги осколков полетели далеко во все стороны. Мы все с любопытством рассматривали первые образцы лунных минералов.
— Это вулканическая порода, — произнёс наконец Карцев. — По всем признакам, в ней должна быть медь. А ну-ка копнём поглубже! — сказал он и достал патрон взрывчатки.
Мы спрятались за отрогом. Минута-другая, и по лёгкому вздрагиванию горы мы поняли, что взрыв произошёл. Здесь, в безвоздушном пространстве, всё совершается беззвучно.
Надежды Карцева оправдались. В глубине порода была ещё богаче металлом. Но мы не могли долго задерживаться: надо было возвращаться к ракете и устраиваться на новом месте.
Прихватив с собой образцы добытых Карцевым минералов, мы поспешили к ракете.
На следующий день Петров и я остались около ракеты, чтобы вести исследовательские работы. Из склада в носовой части ракеты извлечены были различные физические приборы, многочисленные пробирки с микробами и банки с растениями.
Карцев и Михайлов отправились в дальнюю экспедицию — к кольцевым горам. На них возлагалась геологическая разведка и изучение внутреннего строения Луны. Кроме того им предстояло выбрать подходящее место для лунной станции, сотрудники которой будут постоянно вести исследовательские работы. Здесь, под вечно ясным небом, разместятся астрономические и астрофизические обсерватории. Будет выстроен и порт для приёма и отправки ракет.
Карцеву и Михайлову надо было найти глубокое и узкое ущелье, в котором здание станции будет защищено от прямых солнечных лучей и от метеоритов. Часть помещений придётся строить в недрах гор. Тогда не надо будет заботиться об охлаждении здания днём и об усиленном отоплении его ночью. Станция будет обогреваться внутренним теплом Луны.
Петров и я долго смотрели вслед быстро удаляющимся. Карцеву и Михайлову. Они тащили за собой большие сани, на которых были уложены аккумуляторы и различные приборы, баллоны с кислородом и питанием. Широкие полозья саней легко скользили по пыли.
Наши товарищи должны были торопиться, чтобы вернуться к нам до наступления лунной ночи, которая должна была начаться через семь земных суток. Оставаться ночью вдали от ракеты было опасно. Аккумуляторы, в которых была запасена электрическая энергия для обогрева костюмов, рассчитаны на непродолжительные посещения затенённых мест, где и днём царит страшный холод. А с ночным холодом в скафандрах невозможно бороться. К тому же, возвращаясь в кромешной тьме, легко заблудиться.
Несколько земных суток, заполненных напряжённой работой, промелькнули удивительно быстро. Следить за временем было трудно: без конца длился лунный день.
По радио мы часто говорили с Землёй и с нашими ушедшими товарищами. Им не сразу удалось найти подходящее ущелье, но зато в кольцевых горах были открыты минералы, содержащие свинец, медь, золото и редкие металлы.
По словам Карцева, лунные горы таили в себе сказочные богатства… Он уверял, что недалеко то время, когда здесь, на Луне, возникнут металлургические заводы.
Наконец ущелье было найдено, и Карцев с товарищем двинулись «домой». Мы ахнули, когда увидели, какой огромный груз притащили они на санях. Здесь были тысячи образцов горных пород, а ведь прошли они несколько сот километров.
Усталые, они прежде всего попросили накормить их чем-либо твёрдым, чтобы «поработать челюстями». В пути они не могли снять скафандры и всё время питались только жидкой пищей, налитой в специальные баллоны. Они пили её, привернув баллон к трубке, введенной под скафандр.
Первая разведка была проведена, работы были закончены. Пора отправляться в обратный путь, на Землю, тем более что близилась лунная ночь. Хотя Солнце стояло совсем низко, но было по-прежнему ослепительно белым. Нижний край его коснулся горизонта. К нашей ракете подползли длинные тени кольцевых гор.
Мы рассаживаемся в каюте. Люк захлопывается. Наша ракета готова к отлёту.
Старт прошёл хорошо. Радиолокатор помог нам быстро отыскать вращающиеся вокруг Луны баки. Прицепив к ним нашу ракету, мы перелили из них топливо… Теперь с полным запасом топлива мы могли спокойно отправиться на Землю. Баки сослужили свою службу, и мы оставили их кружиться над Луной: оставшееся в них топливо — неизрасходованный резервный запас — ещё пригодится строителям лунного порта.
Обратный путь к Земле мы совершили, миновав искусственный спутник. При приближении к атмосфере ракета наша выпустила крылья. Планируя, она описала вокруг Земли несколько кругов, и от трения о воздух скорость ее уменьшилась. Можно было приземляться.
Радиомаяки помогли нам найти ракетодром, где всё было подготовлено к встрече нашей ракеты. Вот уже мелькают в иллюминаторе зелёные поля Подмосковья. Ещё минута, и наш корабль касается выпущенными колёсами бетонной поверхности ракетодрома.
Открывается люк, и мы в объятиях друзей!
____________
Рассказ о необыкновенном путешествии окончен. Но вам, ребята, наверно, не ясно, как далеко увела нас фантазия. Когда же настоящий, а не выдуманный ракетный корабль устремится к Луне?
О полёте на Луну и другие планеты солнечной системы люди мечтали много веков, но только полстолетия назад наука смогла дать ответ на вопрос о том, как это сделать.
К. Э. Циолковский первый предложил воспользоваться для полёта в мировое пространство ракетой. Но, чтобы построить космическую ракету, нужно было решить много трудных научных и технических задач: разработать конструкцию ракеты и её двигателя, найти наилучшее топливо.
В наше время учёные достигли больших успехов в этом направлении. Уже поднимаются с земли ракеты с приборами для изучения атмосферы и с киноаппаратами для съемки земной поверхности с высоты. Такие ракеты побывали уже на высоте 480 километров. Конечно, совсем покинуть нашу планету они ещё не могут. Но той высоты, где воздуха уже нет и где может вращаться искусственный спутник, они достигли. Можно смело сказать, что мы находимся на полпути к межпланетному полёту.
Академик А. Н. Несмеянов сказал недавно: «Наука достигла такого состояния, когда реальна посылка стратоплана на Луну, создание искусственного спутника Земли».
Комментарии к книге «Лунный рейс», Георгий Николаевич Остроумов
Всего 0 комментариев