«Пожирающий разом»

Иван Андрощук Пожирающий разом

– Есть работа, Витёк, – Леокадия улыбнулась так очаровательно, что у Виталия Петрова, литконсультанта ежемесячника «Роман-газета для домохозяек», заныли зубы. И не случайно: толщина папки, которую завотделом извлекла затем из своего стола и протянула Виталию, не оставляла надежд. Обложку украшали каллиграфические литеры:

...

«Юген Миньярес.

Как оно было».

– Читала? – обречённо вздохнул Петров.

– Да ты что?

– А почему – мне? Разве это фантастика?

– Посмотри оглавление.

Виталий посмотрел. Оглавление занимало четыре страницы через два интервала. «Гибель Атлантиды», «Летающие тарелки», «Тайна озера Лох-Несс», «Йети, снежный человек», «Бермудская зона», «Тайна Тунгусского метеорита»…

– Убедился? – усмехнулась Леокадия. Виталий ещё раз тяжело вздохнул, захлопнул папку и бросил её на свой стол:

– Съедят нас с тобой проклятые графоманы.

– Съедят, – рассеянно согласилась Леокадия. Она как раз начинала подкрашиваться. – То есть как съедят? – оторвалась от зеркальца. – А что бы мы делали без таких графоманов? Или тебе за этим столом приходилось читать немеркнущие шедевры? То-то и оно. Графоманы – наш хлеб. Да за одну только эту рукопись можно, прикинула неподкрашенным глазом, – импортные сапожки купить. А ты говоришь.

– А за две таких – «Трёх мушкетеров» из макулатурного фонда.

– Можно и так, – Леокадия закончила туалет и прошлась по комнате. Остановилась у окна: внизу напротив, у входа в галантерейный магазин, быстро росла очередь. – Слушай, Витёк, там что-то дают. Так я побежала?

– Беги, – кивнул Виталий. Взял сигарету, подошёл и окну, открыл и отшатнулся – дул ветер с тракторного завода. Прикурил, выглянул. Очередь росла катастрофически быстро. Так, чего хорошего, и до обеда простоит. А вот и Леокадия. К счастью, в хвост очереди ей становиться не пришлось – ближе к голове стояла подруга. Вернулся к столу. Юген Миньярес. Имя-то какое – нарочно не придумаешь. Поздравил себя с новым графоманом. То, что графоман, причём графоман ещё тот, видно с первого взгляда. Писака погибче никогда не назовёт так прямо: «Гибель Атлантиды», «Йети, снежный человек», «Тайна озера Лох-Несс». Названия будут потоньше, например, «Гнев Посейдона», «Гималайские встречи». Очень мило. Хотя дело, конечно, не в названии – дело в том, что за названием. А за названием-то ничего и нет. Те же потуги убогой фантазии, рядом с которыми даже видения делирика покажутся высоким искусством. Те же «откровения» о пришельцах в светящихся шлемах. Тот же рвотный коктейль из исторических и мифологических имен, реалий и событий, от которого специалиста хватит инфаркт, а просто образованному человеку станет дурно. Уже не говоря о грамматических ошибках в каждом третьем слове и синтаксических несуразностях в каждом втором периоде. И уже не упоминая даже о том, насколько это вторично, третично и далее. Да о чём разговор – если бы это зависело от Виталия, он давно бы распорядился не рассматривать фантастических произведений об Атлантиде, Бермудском треугольнике, йети и других подобных вещах – как физики не рассматривают работ изобретателей перпетуум мобиле. Но от Виталия это не зависело. А потому он вооружился терпением, сел за стол, подвинул папку и принялся за работу.

Читать всего не стал – кого на это хватит? Взял последний рассказ, заглянул в начало, в конец, развернул наугад. «Дальше других в этом направлении продвинулся профессор Крапка. Основываясь на многолетних наблюдениях, в своей монографии «Приходящие в полночь» он пишет…»

Сперва Виталий проскочил это место. Затормозил только потому, что последующая фраза оказалась попаданием в десятку. И только тогда, мысленно увидев фамилию «Крапка» латинскими литерами, узнал её.

Это уже было серьёзно. Даже очень серьёзно – работы профессора Крапки в этой стране никогда не переводились. Более того – Виталию было доподлинно известно, что само это имя ещё никто никогда не писал славянским шрифтом. Даже там, где он жил, Крапку теперь никто не помнит. Сделано всё для того, чтобы его имени больше никто не вспомнил.

Затушил окурок, вынул новую сигарету, прикурил, откинулся на спинку кресла, закрыл папку, потом глаза.

Все они тычутся вслепую, пытался успокоить себя. Тычутся в стены, как слепые котята. Крапка тоже ткнулся вслепую. Однако ему повезло – или скорее не повезло. Там, куда он ткнулся, не оказалось стены.

Редактор «Хоррор мэгэзин», пропустивший в печать монографию профессора Крапки, был усирован. Тираж журнала – весь, до последнего экземпляра – изъят и уничтожен. Сам Крапка был подвергнут мощной нервовибрации. Вскоре, когда он спал за рулём в одном из майамских парков, к его машине подошли четверо. По внешнему виду их можно было принять за мафиози или сотрудников ФБР…

«Хоррор мэгэзин» – издание не настолько серьёзное, чтобы публикация в нём могла вызвать чрезвычайную ситуацию. За те тридцать шесть часов, которые прошли от момента выхода номера из печати до усации последнего экземпляра, вряд ли кто обратил особое внимание на статью профессора Крапки. Тем более, что журнал специализируется на таких материалах – на фантастике ужасов. И всё же внимание, как видно, обратили. Хотя бы этот самый Миньярес, чёрт бы его побрал… Виталий пододвинул рукопись и начал читать с первой станицы.

Уже после первых абзацев он понял, что дело даже куда серьезнее, чем можно было ожидать. Речь шла о вещах, о которых не мог знать никто из людей. Рассказ начинался описанием событий, имевших место миллион лет назад.

Тогда люди не знали ещё ни письменности, ни собственно речи. Вывод мог быть только один: тот, кто скрывается под именем «Юген Миньярес» – не человек…

Опомнился от дикого зуда в пальцах. Взглянул и отшатнулся – кожа сползала клочьями, из-под неё проступала лоснящаяся белая шерсть; аккуратно подстриженные ногти удлинялись и загибались в чёрные крючкообразные когти. Проклятие. При нервных перегрузках всегда рискуешь засветиться. Сконцентрировал волю на фиксации человеческой внешности. И вовремя: как только острые когти дзоу снова стали человеческими ногтями, в коридоре послышались каблучки Леокадии. Ещё успел заглянуть в зеркальце – и увидел лицо Виталия Петрова, правда, очень бледное. Этим обстоятельством и решил воспользоваться.

– Лика, – встал навстречу. – Я что-то очень скверно себя чувствую. Я посмотрю это всё дома, идёт?

– Что-нибудь серьёзное?

– Думаю, нет. Голова раскалывается. Выпью таблетку, отлежусь.

– Ладно. Только не вздумай болеть, а то оставишь меня наедине с ордами графоманов. Тогда уж точно съедят.

– Так я пошёл?

– Исчезни.

Значит Миньярес – не человек.

Но тогда кто? Дзоу?

Ещё менее вероятно. Дзоу не может быть писателем. Мы не способны схватить и зафиксировать внутреннюю связь. Мы не можем объяснить течения событий, которые не имеют видимых причин.

Но кто же он тогда?

Остановил такси, чуть было не назвал домашний адрес, но вовремя спохватился. Лучше на дачу – там в эту пору обычно ни души. Устроился на заднем сидении и, как только машина тронулась с места, развернул рукопись…

Машина остановилась. Виталий с трудом – как будто из тяжелого сна – вынырнул из текста и потянулся за кошельком. Водитель сдавленно вскрикнул. «Что-то случилось?» – Виталий поднял на него удивлённые глаза. Лицо таксиста исказил ужас, взгляд его вытаращенных глаз был прикован к кошельку клиента. Виталий вынул из него руку – и чисто по-человечески выругался. Это снова была не рука…

Воспользовавшись замешательством, Виталий быстро трансформировался и усировал таксиста. Осмотрел окрестности – машина стояла у въезда в дачный поселок, вокруг не было ни души. Выбрался из машины и усировал её. Дзоу никогда не оставляет следов, – усмехнулся, шагая по аллее сада, уже снова в обличье Виталия Петрова.

* * *

Закончил читать только в восемь вечера. Дочитал и задумался – было о чём.

Разумеется, это была не фантастика. Более того – ни одного сомнительного открытия, ни одной гоп-гипотезы. Это была летопись – летопись, содержащая историю дзоу от начала времён до последних событий.

События излагались бесстрастно, в необычном ракурсе: автор придерживался хронологии, принцип которой нельзя было проследить. Такой отсчёт времени не был известен ни людям, ни дзоу.

Следовательно, автор не был ни дзоу, ни человеком. Он был существом из третьего мира. Некая третья сила стояла всё время в стороне и следила за ходом событий, оставаясь не замеченной, цивилизациями, которые уничтожали друг друга в жестоких схватках бесконечной войны. Следила и ждала своего часа. Этот час, похоже, был уже близок, и пробил бы, не попади рукопись в лапы дзоу.

Многое из прочитанного было для Петрова неожиданностью, заставляло по-новому взглянуть на привычные и прежде казавшиеся неоспоримыми вещи. Прежде всего Миньярес в пух и прах разносил миф о непобедимости дзоу, – миф, который Петрову вдалбливали с младых когтей. Нет, не всегда соотношение сил было таким, как теперь. Было время – и не короткое, длилось оно свыше тысячи лет – когда люди не только знали о дзоу, не только успешно сражались с нами, но захватывали нас в рабство. Первыми рабами на Земле были дзоу. В те времена людям были известны Знаки Перехода: они захватывали Ведущих, и те вынуждены были отдавать своих воинов в обмен на свободу. Огромные сооружения в Баальбеке, пирамиды Египта и Мексики, титанические города на дне Тихого океана – всё это дело рук дзоу-рабов. Однако со временем человеческие общества перестраивались в государства, и единство людей было нарушено. Знания сосредоточивались в руках могущественных каст ведунов. Касты, члены которых большей частью были связаны родственными отношениями, перерастали в царствующие династии – их богатства создавались трудом дзоу-рабов. Утопая в роскоши, цари-ведуны не заботились о боевой мощи своих государств. И хищные кочевые племена, привлечённые блеском золота, вторглись в их пределы. Ведуны послали против орд отряды, состоявшие из дзоу-рабов – однако рабы повсеместно переходили на сторону варваров. Властители были разгромлены, им пришлось бежать и скрываться. Так дзоу-воины впервые стали свободными в мире людей. Мстя за позор многолетнего рабства, они не оставили камня на камне от стран, где с ними обращались особо жестоко: так исчезла с лица земли могущественная Атлантида.

Но война продолжалась. Ведуны, перестав быть царями и растворившись среди масс, стали ещё опаснее, чем прежде, когда каждый шаг их был на виду. Ведущие продолжали исчезать – внезапно, среди бела дня, порой при стечении народа. Однако Правитель Империи уже провозгласил Указ, объявлявший предателем каждого, кто предаст в руки врага хоть одного воина. И нерадивые Ведущие перестали возвращаться из мира людей: ведь лучше погибнуть от рук врага, чем попасть в лапы родного правосудия. Кроме того, всегда оставался шанс выползти живым из поединка. Вскоре был изобретён межпространственный лифт, в котором Ведущий мог быть спокоен за свою жизнь. Бандитские похищения прекратились.

Неожиданную поддержку в войне с ведунами дзоу оказали жрецы новых религий. Утверждая веру, церковь уничтожала всё, что могло пошатнуть её – прежде всего хранителей древних знаний. Благодаря церкви люди забыли о дзоу. Закончили дело атеисты, уничтожив и самих священников. Если священникам за почти два тысячелетия удалось убедить людей, что чего-то не было, то бравые парни в кожанках за три четверти столетия неопровержимо доказали, что не было ничего .

Не всё было ясно и во взаимоотношениях между дзоу и людьми. Оказывается, были случаи, когда дзоу отказывались трансформироваться и оставались людьми среди людей. Они женились, выходили замуж, у них рождались дети, у детей внуки; кое-кто из потомков дзоу даже имел имя в истории человечества. Были и обратные случаи. А этого Виталий уже никак не мог понять: ведь человек не может трансформироваться. Как же он мог оставаться в мире дзоу, почему его не усировали при первой встрече? Или бесконечная война – ещё один миф, и было время, когда мы не прятались друг от друга?

Думать было о чём, но размышления – не дело для воина. Прежде всего он должен действовать. Зафиксировался в человеческом варианте, заправил в машинку лист и забарабанил:

...

«РЕЦЕНЗИЯ

на рукопись Ю. Миньяреса «Как оно было»

50 листов

Читая рассказы Миньяреса, невольно задумываешься о той огромной роли, кикую играет литературная школа в становлении молодого писателя. Иной писатель ногами своими остался в барачном поселке, а головой прорвался в храм искусств. И пишет, бедняга, рассказы об Афродите, о царе мёртвых Хироне, бывает, что и о масонах(!) даже пишет… Т. е. эксплуатирует не свой жизненный опыт, а те вершки знаний, кои состриг…».

Петров заметал следы. Перекручивал и перевирал имена, писал о том, чего Миньярес и не касался. Рецензия нужна только для подшития в редакционную папку. Самому рецензированному её уже всё равно не читать. Эффектно закончил полуграмотной цитатой из полумаститого хоругвинского автора и размашисто подписался: В. Петров. Освободил лист, вынул, перечитал. Чисто по-человечески крякнул от удовольствия: знай, мол, своё место. Нашёл на папке адрес Миньяреса. Отель «Самоцветы», №57. Запомнил и начал усировать рукопись. Опомнился лишь когда начало выворачивать: человеческий желудок не выдерживал столько плотной бумаги. Трансформировался и закончил усацию.

* * *

Сандро Кунидзе вылез из машины, которая привезла его из ресторана «Иллюзион», в весьма весёлом настроении. Спать не хотелось – тянуло на приключения. Высокая стройная девушка, гулявшая сама по себе перед входом в отель, показалась ему объектом, заслуживающим внимания. «Ви нэ минэ ожидаетэ?» – спросил отважный авантюрист, подкравшись сзади и взяв красавицу под руку. Девушка кивнула, даже не взглянув на него. Сперва Сандро это не понравилось – мало ли чего можно ожидать от девушек, которые кивают, даже не взглянув? Но неловкость, отсутствие профессиональных тонкостей в поведении незнакомки, а главным образом пачка предохранителей в кармане успокоили искателя приключений. Когда поднимались в лифте, Сандро даже попытался поцеловать руку таинственной красавице. И завопил от ужаса: вместо хрупкой девичей кисти он сжимал в руке чудовищную лапу с чёрными загнутыми когтями. Спустя мгновение вопль оборвался, а ещё через несколько секунд, когда лифт остановился на пятом этаже, в нём была только девушка. Неслышно ступая, она подошла к пятьдесят седьмому номеру. Прислушалась, затем взялась за ручку. Заперто. Убедившись, что в коридоре никого нет, молниеносным движением руки высадила дверь с косяками и бросилась внутрь: в её руке слабо мигнул фонарик. Под стеной что-то зашевелилось – девушка тотчас направила фонарь туда. Хлынул мощный зелёный луч. Существо на конце луча вскочило с постели, бешено взвыло, пытаясь трансформироваться – но было поздно. Через полторы секунды от него ничего не осталось – луч стёр его, как ластик стирает карандашный набросок с листа бумаги. Девушка включила свет, сняла со спинки стула пиджак, вынула из кармана паспорт. Документ был на имя Югена Миньяреса. Усируя на ходу красную книжицу с гербом на обложке, вышла на балкон и трансформировалась в дзоу. Дзоу взобрался на перила и прыгнул, расправив крылья.

Вот и всё, умиротворенно думал дзоу, забирая вверх над огромной россыпью огней. Помяни Господи в молитвах Твоих раба Твоего Югенса Миньяреса. Конечно, он не был человеком, – и одному Тебе известно, кем он был – но разве в этом суть? Из-за спины послышался рокот – догонял авиалайнер. Дзоу оглянулся и поймал на себе перепуганный взгляд пилота. Ещё чего, подумал раздраженно. Пропустил машину вперед, затем тремя взмахами крыльев догнал её и усировал с хвоста. Дзоу не оставляет следов.

* * *

Было без четверти полночь и деревья утопали в рассыпчатом серебре полной луны, когда лапы дзоу коснулись шершавого гудрона садовой аллеи. Трансформировался в человека, по белой от лунного света дорожке неслышно подошёл к притихшему домику.

Вынул из тайника ключ, щёлкнул замком. Тёмные сени дохнули домашним уютом. Опустился в плетёное кресло и несколько минут отдыхал, расслабившись, ни о чём не думая. Потом встал, подмёл пол. Достал из шкатулки кусок ритуального мела. Начертил посреди комнаты большой симметрический крест, разделил его ещё одним таким же, потом двумя крестами покороче. Соединил концы крестов так, что образовалась большая восьмиконечная звезда. Начертил в концах лучей Знаки Перехода. Взглянул на часы – оставалось четыре минуты. Полторы из них провёл перед зеркалом, причесываясь и поправляя костюм. Затем сел в кресло и стал ждать. Стрелки сошлись на двенадцати.

Над меловой звездой заклубился густой серебристый дым. Дым раздался в стороны, стал прозрачнее, затем – совсем прозрачным, и застыл, образовав огромный куб. В кубе лежал свирепого вида дзоу с зеленоватой шерстью.

– Шевелись, Ведущий, – приветствовал его дзоу-Петров.

– Шевелись, Петров, – Ведущий зевнул, да так широко, что обнажились все зубы, по шесть рядов в каждой челюсти. – Есть что-нибудь?

– Еще бы не было, – Петрову не терпелось похвастать, но, не желая показать себя восторженным сопляком, он начал издалека, – есть просьба к тебе, Ведущий.

– А? Слушаю, говори, – дзоу ещё раз зевнул, положил голову на лапы и закрыл глаза.

– Становится неспокойно. Хоругвин – очень большой город. Боюсь, что не справлюсь один. Слишком много в последнее время появилось источников информации. Не пришлёшь ли ты мне кого-нибудь в помощь?

– Долго спишь, Петров. Второй дзоу уже в Хоругвине. Будет работать консультантом при вашем клубе экстрасенсов. Жди его со дня на день. Зовут – Юген Миньярес. Ещё что-то?

Перехватило дыхание: когти, расщепляя дерево, вонзились в подлокотники.

– Нет, – хрипло прорычал сквозь сведённые судорогой челюсти.

– Что-то с голосом? Не заболел?

– Нет, – попытался рассмеяться, но только судорожный хриплый кашель вырвался из груди. – Пароход. Усировал с винта. Должно быть, повредил голосовые связки.

– Сдаёшь, дзоу-Петров. Я в твои годы усировал эшелон с махновцами. С головы, между прочим. Да, – Ведущий удивлённо поднял голову. – А с каких это пор по Гудим-реке пошли пароходы?

– Да это я… на Волге. В командировку ездил. От редакции.

– От редакции – это хорошо. Самовольно – не смей, а от редакции – хорошо. От редакции – хоть куда, хоть в колхоз. Держи себя на хорошем счету. Нам выгодно слыть надёжными. Если у тебя всё, то я – пошёл?

– Исчезни, – кивнул Петров.

Едва Ведущий исчез в облаке серебристого дыма, Виталий сбросил с себя человеческий облик и дал волю разрывавшим его чувствам. Только когда всё в доме было перебито, изуродовано и частично усировано, когда окна зияли дырами в ночь, а шпалеры висели клочьями грязного серпантина, обессиленно лёг на пол и завыл – протяжно, жалобно, до дрожи стен.

Идиот, упрекал себя, дрожа, как избитый пёс. Юген Миньярес был дзоу. Его умышленно подставили, чтобы одним махом избавиться от двух дзоу. А ты и клюнул. Хорошо ещё, что не успел похвастать Ведущему. Да и так молодец – рано или поздно Миньяреса хватятся, и тогда все пути ведут к дзоу-Петрову, поскольку дзоу не может погибнуть ни по воле случая, ни от руки человека. В мире людей дзоу может убить только дзоу. И, если дзоу ошибся, то больше он не ошибётся. Гарант – спецбригада корректоров.

В разломе изувеченного шкафа что-то блеснуло. Протянул лапу и расширил разлом – бутылка водки. Трансформировался в человека, уселся на пол, опершись спиной в стену, откупорил зубами.

Употреблять спиртное, тем более водку, дзоу строго запрещено. Однако всё, относящееся к дзоу, для Петрова теперь не имело значения. Совершив ошибку, он больше не был дзоу. Он больше не был никем.

Напиток обжег нутро ледяным огнем, на миг затуманил сознание – это было очень похоже на переход. А когда туман растаял, Петров неожиданно ощутил, что им овладевает спокойствие, мысли становятся ясными и четкими. Стало видно далеко в свет и прошлое: то, чего он не мог постичь, что раздражало и доводило его до бешенства, вдруг сделалось простым и понятным. Чёрта с два, подумал Петров. Чёрта с два они меня возьмут. Дзоу-воин не имеет собственных Знаков Перехода. А это значит, что в мире людей его можно достать только через Ведущего. Вот почему Ведущего бесит, когда Петрова не оказывается в Хоругвине. Ведущий способен выйти на связь только в одном городе, самое большее – в одном регионе. А значит, достаточно перебраться в другой город, сменить человеческую оболочку – и его не найдут. Даже если в этом городе будет несколько Ведущих и он будет кишеть корректорами. Корректоры будут тыкаться в стены, как слепые котята. Обнаружить в толпе людей трансформированного дзоу, да ещё если он сам этого не желает, дело безнадёжное. Вот что имел в виду лже-Миньярес, сообщая о дзоу, оставшихся людьми.

Сделал ещё глоток. Главное – не оставить следов. Прежде всего – в Хоругвине. Но здесь он, кажется, не наследил. С соседями почти не знаком, в паспортном столе – мало им своих Петровых? Фамилия была подобрана удачно. Искать Петрова в Хоругвине дело столь же верное, как искать песчинку на пляже или травинку на лугу. Разве что Леокадия… Она – единственный человек, с которым он общался достаточно долго. И она его может узнать в другом облике. Сама она, конечно, опасности не представляет – но корректоры могут использовать её. Попытался вспомнить адрес Леокадии – но оказалось, что никогда не знал его. Придется подождать утра и ещё раз появиться на работе. Что поделаешь – дзоу не оставляет следов.

Уснул только под утро – когда в бутылке не осталось ни капли. Приснился себе человеком, уважаемым отцом большого семейства. У него была белокурая красавица-жена и целая орава курносых белобрысых детёнышей. Старший из его сыновей блестяще сдал экзамен при дворе китайского императора.

* * *

– Не легче? – посочувствовала Леокадия. Нет, не легче – вид Виталия говорил об этом убедительнее всяких слов. Черты его лица болезненно заострились, бледность приобрела свинцовый оттенок, вокруг красных с похмелья и от невыспанности глаз появились тёмные круги.

– Вот, – положил на стол перед ней скреплённые листы. – Рецензия на Миньяреса. Рукопись и первый экземпляр отдал девушкам, чтобы отослали. Ужас что за графоман.

– Миньярес? – Леокадия наклонилась над рецензией. Её беззащитный затылок оказался в каком-нибудь полуметре от лица Петрова. Виталий бросил быстрый взгляд на дверь и… – Как, уже закончил?! – удивлённо воскликнула Леокадия. – Ну ты даёшь… Ну-ну, интересно… – Виталий засунул руки в карманы и пошёл за свой стол. Пускай прочтёт. В конце концов приятно слышать восторженные восклицания, вызванные эффектными виражами твоего пера.

– Хорошо ты его, молодец, – похвалила, дочитав. – А знаешь, – вдруг вспомнила и полезла в сумочку. – Пробился всё-таки наш графоман. Иду сегодня мимо газетного киоска – а там, на самом видном месте… – Леокадия держала в руке книгу. Даже не книгу – тоненькую брошюрку в мягкой глянцевой обложке. Страниц тридцать, самое большее. В первый момент значение слов на её обложке не дошло до Виталия. А когда дошло, у него потемнело в глазах:

...

«Юген Миньярес

КАК ОНО БУДЕТ»

– Гр-р-р-р, – прохрипел Виталий, засовывая руки подальше в карманы брюк. Разумеется, это были уже не руки. Когти, пронзив ткань и кожу, почти до кости впились в мясо.

– Что с тобой, Витёк? Тебе плохо?! – ощутил на лице ладони Леокадии. Её испуганные глаза серели совсем близко.

– Н-нет, Л-лика. Н-нормально. Сейчас пройдёт.

Попытался проанализировать ситуацию – так пытается выплыть попавший в лоно мальстрема. Автор вывел координаторов на Миньяреса. Миньярес мёртв: его убийцей может быть только дзоу.

Кольцо вокруг Петрова сомкнулось. Конечно, объяснения возникнут разные, среди них и такие, что Миньярес предал и Петров усировал его за это. Но принята будет иная версия. Что Петров сам выпустил книгу под именем Миньяреса, а последнего убрал. Потому что служба коррекции заботится прежде всего о сохранении тайны и выбирает худший вариант. Лучше уничтожить десятерых своих, чем оставить одного врага – вот принцип работы корректоров. Резанула по нервам телефонная очередь.

– Я не ошибся? – спросил бесстрастный мужской голос.

– Нет, – ответил Петров и положил трубку. Его рука снова была рукой и почти не дрожала. Времени остаётся мало. Очень мало остаётся времени, и надо использовать его максимально. Леокадия сидела за столом и читала книгу. Это был, разумеется, лже-Миньярес. Книга увлекла её так, что она забыла обо всём. До чего же всё-таки она тонкая, эта книга. Это может значить только одно: скоро конец. Конец – чему? Войне? Людям? Дзоу? Земле? Кто они, вторгшиеся неизвестно откуда и как они могут знать будущее?

В одном не было сомнения – он, дзоу-Петров, во всем этом играет какую-то важную роль. Иначе почему его так упрямо – и, похоже, небезуспешно – пытаются убрать? Леокадия. Она не должна присутствовать при этом.

– Интересно? – спросил, остановившись напротив.

– Угум, – кивнула, не отрываясь. Виталий пододвинул стул и сел через стол от неё, положив голову на руки.

– Вот что, Лика… Мне всё равно, о чём эта книга. Я не хочу знать, как оно будет. Однако она… – Леокадия подняла на него удивлённые глаза. – Она очень тонкая.

– Не понимаю, – в её глазах промелькнула лёгкая ирония. – Ведь ты сам…

– Я сделал то, что на моём месте сделал бы любой дзоу.

– Любой… – Леокадия растерялась: она уже знает это слово, но знает она и то, что Петров накануне прочёл толстенный том Миньяреса. – Ты что, Витёк…

– Это не фантастика, Лика. Ты знаешь меня и знаешь, как я отношусь к подобного рода розыгрышам. Я мог бы показать, какой я на самом деле, но боюсь, что тебе станет плохо. А поэтому слушай меня внимательно, – Виталий взял книгу, оторвал от неё обложку, затем книгу вернул. – Возьми её и беги наверх. Побудь там минут пятнадцать – в библиотеке или где. Быть может, вам… людям удастся сделать эту книгу потолще. А если нет… Пусть останется у тебя, как память обо мне. Дзоу не станут её искать.

– Послушай, Петров, – раздражённо встала Леокадия – и онемела, не сводя расширенных ужасом глаз с его начинающих трансформироваться кистей. Виталий напряг волю и взял себя в руки. Леокадия стучала зубами, её лицо было белее мела.

– А т-ты… Ты меня не у-у…

– У-у, если через полминуты будешь ещё здесь. Погоди! – выхватил книгу и начал быстро рисовать на ней. – По дороге на Петрогудимск есть заброшенный меловой карьер. В том его углу, что от леса – неглубокая пещера. Мел брать только там, – отдал книгу: на её форзаце была нарисована восьмиконечная звезда с таинственными знаками в каждом луче. – Это – мой Ведущий. В каждую третью полночь полной луны. А теперь – прощай. Беги.

– Прощ… – не сводя с Виталия расширенных глаз, Леокадия попятилась к выходу. Как только дверь за ней закрылась, Виталий схватил оторванную от книги обложку и начал кромсать ее зубами. Затем бросил на пол, на открытое место. Корректоры, увидев её, решат, что Петров усировал книгу. Иначе они будут её искать.

Вот и всё, подумал почти умиротворённо. Подошёл к окну и окинул взглядом пустынную улицу. Жаль, что не успел прочесть, чем всё кончится. Но медлить нельзя было. Слишком большая роскошь для них – позволить застать себя врасплох.

Широкий чёрный автомобиль затормозил у парадного входа. Все дверцы его открылись одновременно, как будто лепестки игрушечного лотоса. Четверо в чёрном выпрыгнули из машины и уверенно побежали вверх по ступенькам. По внешнему виду их можно было принять за мафиози или сотрудников КГБ.