«Иштарианцы среди нас»

Браулио Таварес Иштарианцы среди нас

Проблема в том (размышлял Лукас, выдергивая из машинки лист бумаги, сминая его и швыряя в корзину), как придумать безошибочный способ уничтожения иштарианцев, прежде чем их телепатическая сеть подчинит себе умы всех людей, а это вскоре окажется возможным, едва их количество превысит некую критическую массу. Но если процесс их зловещего проникновения уже почти завершен, то их мгновенное уничтожение (которое абсолютно необходимо, потому что, уцелей хотя бы один, он пошлет сигнал тревоги на Иштар) потребует объединенного и синхронизированного по времени усилия всего человечества (то есть нечто такого, в чем почти невозможно убедить большинство обычных читателей), поскольку иштарианцев уже около двадцати процентов среди девяти миллиардов обитателей планеты. И очень трудно будет сдирижировать с точностью до долей секунды столь монументальную вспышку, такой взрыв гнева, который захватит врасплох всех членов «пятой колонны», которые расхаживают по улицам городов разобщенной планеты, терзаемой перенаселением, голодом и сотнями войн, прокатившимися за последние десятилетия по всему миру.

Лукас отвел взгляд от карты Земли, осознав, что, если сюжет будет раскручиваться в прежнем духе, иштарианцы непременно победят. В конце концов те, кого посылают завоевывать другую планету, обязаны быть по меньшей мере профессиональными захватчиками. И если даже люди, опасающиеся, что их покорят феи и эльфы, не чувствуют себя в безопасности, то можно представить панику тех, кто подозревает, что их окружили пси-коммандос. Проблема в том, что книги покупают земляне, поэтому он должен предостеречь их, не слишком напугав. Лучше принять за факт, что замаскировавшиеся здесь иштарианцы не имеют совершенно никаких контактов с Иштаром. Да, так будет правильно. Их стратеги сожгли мосты и корабли, ведь они, подобно нашим, обожают широкие жесты, и для них результат тоже может стать только одним — победа или смерть.

Пора выпить кофе, решает Лукас и отправляется на кухню. В чайнике еще осталась вода, рядом с плитой на столе жестянка с молотым кофе и коробочка с бумажными фильтрами. Лукас подходит к холодильнику. А где же сахарница? Боже, опять исчезла! Должно быть, в континууме этого дома имеется дыра, в которую вытекает реальность. Так где же проклятая сахарница? А ведь я могу это использовать, решает Лукас. Предположим, что иштарианцы, готовящие путч, ответственны и за все микрофеномены, ежедневно отравляющие нам жизнь. Разумеется, они не отказываются и от крупных пакостей, и от столь восхитительных, с точки зрения их аксиоматики, беспричинных убийств: например, вьетнамский ветеран врывается в «Макдональдс» и убивает двадцать человек… или лохматый фанатик приказывает убивать детей ночью в лесной чаще… либо чокнутый подросток убивает всю свою семью, поджигает дом и спрыгивает с виадука… Подобные сюжеты доставляют им столь же сильное эстетическое наслаждение, как нам балет, но они же несут ответственность и за мелкие гадости, что выводят из себя каждого, их нас. Однако иштарианец способен воздействовать на сознание человека лишь в радиусе ста метров; он не способен управлять людьми на расстоянии, но иштарианец весь день сидит дома и излучает пакостные волны, так что в этом квартале все идет наперекосяк — супруги грызутся, дети швыряют в окна камни, домашние животные беспричинно нападают на хозяев, автомобилисты попадают в аварии, уборщицы не приходят (как, кстати, сегодня), лампочки перегорают, краны протекают, вода для кофе закипает целую вечность, а сахарницы исчезают.

Кожа Лукаса покрывается мурашками, он закрывает холодильник, подходит к раковине за чашкой для кофе, которой пользовался два часа назад, и… Вот она, чашка, только облеплена муравьями, хотя и не так, как стоящая рядом керамическая сахарница, где муравьи буквально кипят, отмечая роскошную халяву. Кстати, иштарианцы похожи на муравьев, думает Лукас; они ходят по Земле, полупьяные от того, что их окружает столько незащищенных разумов, столько широко распахнутых психодверей землян. Люди — сильная раса по сравнению с другими расами Галактики, но в то же время и самая беспечная. Мы беззащитны перед разумом, способным контролировать дополнительное измерение, разумом, внезапно исчезающим для того, чтобы нанести удар там, где его меньше всего ждут. Но Лукас намерен положить конец оргии иштарианцев; он берет сахарницу за ручку и переносит ее, вытянув руку, к холодильнику, открывает дверцу морозильника, ставит туда взбудораженных пришельцев и возвращается к кофе.

Сквозь черный порошок пробиваются пузырьки закипающей воды. «Как они там реагируют?» — гадает Лукас. Если они думали, что живут в уютном маленьком царстве, полном кристаллов сахарозы и свободном от хищников, то они ошибались. После внезапного переноса в Антарктику, где они сейчас пребывают в отчаянии, они наверняка заключили, что прерванный банкет был всего лишь ловушкой, и теперь их Вселенная расширилась, принимая в себя Высшую Силу. Насвистывая, Лукас переливает кофе в термос и представляет выражение лиц (сейчас подсчитаю) миллиарда восьмисот миллионов иштарианцев в один прекрасный день, когда на их мысленной панели управления график покорения землян отклонится, а ранее прирученная кривая резко поползет вверх в незапланированную область, и они поймут, что родился землянин, отличающийся от других, и с течением времени это отклонение обернется землетрясением, после чего иштарианцы (которые, кстати, суть паразиты сознания, обитающие в телах людей) на каждой улице каждой страны мертвенно побледнеют и станут переглядываться, соглашаясь: «Да, но кто он? И где он?»

Нет, успокойся и притормози, решает Лукас, тут ты перебрал мессианства.

Пока он затыкает термос пробкой, его энтузиазм быстро слабеет. Человек, в одиночку спасающий всю планету? Ну нет, с нас уже достаточно супергероев. Лучше, если появится много изменившихся землян; множество разумов-мстителей, возникших одновременно. Возможно, неизбежная мутация, побочный эффект бури психостатики, вызванной хищными действиями иштарианских разумов. Эти новорожденные земляне могут стать антиразумами пси-мира, подобно тому, как в мире бактерий существуют антитела. Почему бы и нет? Правда, аналогия поверхностная, но аналогиям и положено быть поверхностными, они вовсе не обязаны совпадать до мельчайших деталей. Аналогия, возбужденно думает Лукас, служит лишь для того, чтобы открыть новую группу фактических или указывающих ссылок, она нечто вроде многогранной идеограммы, подпитывающей нас подсказками о том, что мы пытаемся сказать. Всегда можно пустить новый поезд по старым рельсам. Новизна питает кислородом память, и наоборот. И зрелище безжалостной битвы, представленной в виде поиска космического равновесия, может стать чем-то бодрящим для тех, кто обычно пользуется штампованными понятиями вроде «плохих и хороших парней».

Стол расчищен, термос на месте, чашка вымыта и вытерта, печенье в вазочке… все готово. Лукас подходит к холодильнику и открывает морозильник, где немало иштарианцев пыталось спастись бегством, но закончило жизнь в бесплодных просторах Сибири, замерзнув насмерть.

Но (и это важно) многие все еще сидят на керамических стенках, цепляясь за свою драгоценную жизнь и молясь о том, чтобы их несчастья прекратились столь же внезапно, как и начались. Лукас подходит с сахарницей к раковине; возвращение к комнатной температуре слегка возбуждает их, словно в предпоследней главе они заметили краткое ослабление ментального давления, которое новорожденные земляне стали возвращать им с процентами. Да-да, нечего и надеяться, что пройдет время и лишь потом спасители человечества вырастут и организуются; все должно произойти быстро, пока они еще младенцы. Они даже не будут сознавать, что спасают мир: их разумы подобны щиту, прикрываясь которым, они начнут битву за недавно обретенные жизни; они станут отражать ментальные волны иштарианцев, как зеркало отражает свет. Точно! Отражать и даже усиливать, как изогнутое зеркало… у таких зеркал есть особое название, надо будет заглянуть в словарь… они сводят воедино попадающие на них световые лучи и превращают в концентрированный смертоносный пучок любые направленные на них излучения.

Вот такой конец ждет всех захватчиков, думает Лукас, поднося наклоненную сахарницу к крану и осторожно пуская на ее наружные стенки струю воды. Несколько выбившихся из сил иштарианцев ухитряются избежать новой опасности, обрушившейся на них подобно обезумевшей Ниагаре, и забираются обратно в сахарницу; их крошечное коллективное сознание подсказывает им вернуться туда, где они чувствовали себя в безопасности, и их наиболее опытные воины, несомненно, указывают остальным на неоспоримый факт того, что, по каким-то космическим причинам, внутренность сахарницы не затронута смертоносным потоком. Лукас наблюдает за бегством чужаков, выключает воду, возвращается к столу и наливает себе кофе. Потом берет ложку и начинает переносить горки белых кристаллов в огромную дымящуюся емкость, откуда доносится запах горьковатого напитка и куда падают последние иштарианцы, издавая телепатические крики и вопли — но напрасно, потому что разум человека есть опаснейшие джунгли, где любой пришелец становится легкой жертвой и где царствует лишь сам человек.

Перевел с английского Андрей Новиков