«День святого Нормана Грея»

Алекс Норк День святого Нормана Грея

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

– Не горячитесь, мистер Грей. Резиденция американского консула находится на Ямайке, он прилетает сюда только по особым обстоятельствам.

– А адвокаты тоже живут на Ямайке и прилетают по обстоятельствам?

– По нашим законам предварительное дознание проходит без адвоката.

Офицер говорил по-английски слегка растягивая звук, и Норман вспомнил, что девочки говорили точно также, и что вообще остров англоязычный.

В голове все металось, прыгало, и было противно, что с этим не удается справиться.

Еще портрет. Такой же висел над входом в тюрьму, переделанную из старого форта, и в помещениях, через которые пришлось пройти. Какая-то черная физиономия в куньей мантии с жезлом и императорским символом – шаром, над которым вместо орла водрузился четырехглавый попугай. Зачем-то хотелось рассмотреть монаршую рожу, и это тоже мешало собраться.

– Вы расска́жите, как было дело, мистер?

Он именно этого и хочет… но, черт возьми, в голову просто не приходила мысль, что все может повернуться вот так против него. И собственный голос слышится немного со стороны, словно чужой. Надо взять себя в руки. Надо!

Они зашли сюда в порт два дня назад, потому что Бобби не терпелось взять на яхту девчонок. Норман даже не был на берегу – просто рассматривал красивую и очень хорошо оборудованную портовую гавань, гору вдали, на другом краю острова. Кажется, остров всего около двадцати миль длинной.

Бобби появился уже через полчаса, с двумя смуглыми, улыбающимися во весь ослепительный рот девицами.

– Гляди-ка, какая прелесть, Норман! Можно мы будем называть вас обезьянками?

– Можно-можно.

И кто-то из магазина сзади за ними тащил корзину с покупками, хотя на яхте и так все было.

Когда Бобби гуляет, Лас-Вегас может скромно потупить глаза.

Нормана это слегка раздражало еще со школьных времен, но с Бобби ничего не поделаешь, к тому же, его кураж всегда окрашен исключительным добродушием.

Бобби был, что называется, «баловень судьбы», потому что имел с десяток очень богатых старых родственников, единственным наследником которых являлся. Ему принадлежали два завода, где он, кажется, ни разу не побывал, еще что-то, и еще что-то. А две недели назад Бобби позвонил Норману и веселым голосом сообщил: «Мне тут опять известным образом выпало. Давай оттянемся на яхте, пока ты не охренел совсем в своей лаборатории».

Норман как раз закончил важную серию экспериментов, нужно было сделать паузу, чтобы осмыслить, потому что среди результатов были и очень неожиданные.

– Значит, вы отплыли от острова с двумя нашими девушками?

Они просто отплыли, не задаваясь определенным направлением.

Очень милые проституточки, совсем неглупые, с хорошим, своего местного колорита юмором.

Им так нравилась шикарная яхта и французское шампанское, которым их Бобби опаивал. Норман даже предупредил, чтобы знал меру – чего доброго, девчонки попадают за борт. А к вечеру сам Бобби скатился по лестнице кубарем в нижний салон, и ему было уже на все наплевать.

Тут Норман окончательно понял, что все корабельные функции ложатся исключительно на него.

Днем можно было идти малым ходом на автопилоте и лишь время от времени посещать рубку. Теперь же следовало задуматься, и именно ему, потому что прочие не собирались этого делать.

Дрейфовать было опасно – сейчас волна небольшая, но кто знает, что будет к утру. Значит, для спокойного сна нужно обязательно найти подходящее место и встать на якорь. Хорошо, что он понял это до наступления темноты – еще можно было сориентироваться через сильный бинокль.

И рассматривая с кормы водяную даль, Норман разглядел вершину горы того самого острова, а потом определил расстояние – полный ход, и мощный двигатель донесет их туда за час с четвертью.

Добрались даже еще быстрее, но пришлось поискать место, потому что подводный рельеф сочетал мелководья с большими глубинами. От усидчивой работы Норман совсем протрезвел, и решил, что оно и к лучшему.

Ночью… он сквозь сон почувствовал, как вздрагивает яхта. Не сильно, странными мелкими рывками.

Не возникло ощущения страха, наверное, потому, что отсюда до берега нетрудно добраться вплавь, и спустить с яхты легкий глиссер можно за какие-нибудь десять секунд.

Но ситуация требовала разъяснений.

Спальные помещения находились внутри носовой части, Норман, пройдя по коридорчику, ступил на лестницу вверх… Дверь наверху, на палубу, оставалась настежь открытой, и он, поставив ногу, приостановился.

Звук был негромким, но отчетливым и очень частым: пых, пых-пых-пых, пых… Сразу показалось, очень похоже, как если бы кусочки раскаленного металла погружали в воду – слишком знакомый для него звук. Именно такой, коротко-шипящий, раздается, когда металлический сплав из лабораторного тигля опускают в химический раствор.

Он осторожно стал подниматься по лестнице, вслушиваясь в странный звук, и, оказавшись уже на верхней ступеньке у выхода, вдруг понял, что звук пропал. Точнее, почти. Отдельное – пых – донеслось до него… еще одно. Норман осторожно выглянул на хорошо освещенную палубу и тут же слегка отпрянул – в ярде от дверного проема плюхнулся и зашипел небольшой пунцово-красный раскаленный субстрат. Он просуществовал две или три секунды, но за это время Норман, профессиональным глазом успел заметить, что субстрат жидко-пенящийся. Взгляд сам двинулся в сторону, откуда могла прилететь эта дрянь, и почти тотчас из воды в пятидесяти ярдах от судна дугой вознеслись две тонкие красные полосы, и Норман услышал очередной пых на носу. Другая дуга, судя по всему, не дотянулась до судна.

Он постоял в дверях, на всякий случай не делая пока шага на палубу.

Прошло минуты две, и ничего больше не происходило.

И не было никаких подрагиваний, яхта покоилась на спокойной воде, которая была хорошо видна за бортом от яркого света судна.

Норман вышел и осмотрел бортовую часть палубы, первая половинка неприличного слова сама слетела с губ – палуба, как шкура какой-нибудь белой рыси, была в черно-серую крапину.

С полминуты он раздумывал…

Конечно, они оказались в эпицентре сравнительно небольшой вулканической деятельности. Часть раскаленных выбросов преодолело водную толщ, что не удивительно, так как при извержениях куски раскаленного субстрата взлетают в воздух иногда более чем на милю. А здесь, на отмели, всего пятьдесят футов воды. Это – они еще хорошо отделались. Он тут же подумал, что рано радоваться – следующий катаклизм способен начаться в любую секунду и, как нередко бывает, «вторая серия» может оказаться гораздо сильнее первой. Время, стало быть, терять нельзя.

Он и сделал все с максимальной быстротой, так что через минуту судно отвалило со стоянки и устремилось на полном ходу в открытый простор океана. А минут через двадцать эхолот показал под судном большие глубины. Здесь можно было спокойно продрейфовать до рассвета, до которого оставалось уже полчаса.

Но пробудилось чисто профессиональное любопытство.

Норман, поэтому, и провел время до рассвета на корточках, очень сожалея, что нет с собой никаких индикаторных химсоставов.

Странного было много, и прежде всего – по краям черно-серых пятен отсутствовала окалина.

Почему вулканический субстрат не оплавил палубную сталь по краям?

Вторая странность заключалась в слишком гладкой поверхности впаянных участков. Поверхность почти не отличалась от соседней стальной, гладко-катаной.

Не сумев прийти ни к какому выводу, Норман отправился отсыпаться. Наверняка на яхте где-то есть комплект подсобных слесарных инструментов. В свете дня можно будет спокойно во всем разобраться.

Яхту можно было оставить без присмотра – рифов поблизости нет, а любое другое судно увидит их и не врежется.

Чтобы лучше заснуть, он выпил стаканчик превосходного ямайского рома, и, наверное, это тоже послужило тому, что проспал почти до полудня.

Безграничная морская вода и такое же солнечное небо влюбленно взирали друг на друга, философически подсказывая человеку, что так было тысячу и сто тысяч лет назад, и через миллион лет будет, наверное, также, а его присутствие здесь всего лишь допустимо, но вовсе не обязательно. Может быть, поэтому, мысль была очень ленивой, и ничего не хотелось.

С палубы Норман увидел в трех сотнях ярдах резвящийся на спокойной воде глиссер. Одна из девочек сидела за рулем, другая, вместе с Бобби, болталась за ним на лыжах.

Вот Бобби плюхнулся в воду…

Он спустился в салон. На столе, после завтрака троицы, находились бутылки с шампанским – пустая и на треть недопитая. Даже в холодильник поленились поставить, черти.

А когда снова поднялся на палубу, там, на глиссере, занимались купанием. Бобби помахал ему бутылкой с шампанским в руке. Норман помахал в ответ и пошел искать инструменты.

Через полчаса он пребывал в полном замешательстве, и как раз компания поднялась на борт.

Бобби беззаботно, и лишь между прочим, поинтересовался, отчего яхта стала конопатой, а девочки очень удивились ночному событию, потому что, по их словам, никаких землетрясений и извержений на памяти местных жителей никогда не было.

Необъяснимо! Поверхность пятен и нетронутой палубы одинакова. Одна и та же катаная сталь, он готов поручиться.

Раскаленный пенистый субстрат просто сжег краску и испарился?.. Тогда субстрат представлял бы собой очень легкую фракцию, а она не может сохранять устойчивого накаливания, и должна была сгорать почти сразу, в доли секунд еще в воздухе. Или природа продемонстрировала то, что он вот только недавно обнаружил в эксперименте?.. Нет, он работал с углеродом, и горящее углеродистое соединение было бы выброшено на поверхность обязательно уже в виде газа.

Чепуха, впрочем. Странное началось потом. И не странное, а страшное.

– Значит, вчера днем вы почувствовали чье-то постороннее присутствие на яхте?

– Кажется, да.

– Говорите яснее, мистер.

Что тут можно сказать яснее? Первый раз послышались странные звуки, когда он после обеда вышел на палубу. Бобби совсем осовел к концу обеда и захрапел прямо за столом, положив на него руки, а на них голову. Девицы, заявив, что опились и объелись, разлеглись по диванам – послеобеденная сиеста. Норман стоял на палубе с другой от солнечной стороны. Здесь не было пятен от ночного фейерверка, огненные субстраты сюда не долетели, зато тот борт отделали еще сильнее, чем нос и корму. Почудились вдруг посторонние звуки. Как будто с той, другой, стороны. И он даже прошел туда, чтобы взглянуть.

– Какие звуки? – Как если бы что перемещалось… трудно сказать точнее. Потом мне показалось, эти звуки идут от кормы. Я даже заглянул в люк машинного отделения.

Нигде ничего, и Норман решил, что просто показалось.

Пришла мысль покататься на глиссере.

Катался, купался… поставил над глиссером тент и задремал под ним.

Прошло в общей сложности часа три.

Солнце уже двинулось к горизонту. Норман еще раз искупался и возвратился на яхту.

Поднял на корму глиссер, с кормового конца не видны срединные части бортов.

Прошел в каюту переодеться. Потом в главный салон, где никого не было.

Поднялся из него на правый солнечный борт…

Страшными были не тела людей. А кровь.

Он вдруг перестал слышать. Говорил сам себе, потому что помнит, как двигались губы, но не слышал, ни снаружи, ни изнутри.

– Почему вы не пошли сразу к острову?

– Рулевое управление вышло из строя.

– Мистер Грей, оно не вышло из строя. Когда прибыл наш пограничный корабль и яхту повели в порт, рулевое управление нормально работало.

Еще казалось, что кто-то все время подбирается к рубке. С правого борта, где трупы. Нет, он не сошел тогда с ума, хотя было близко. Руль не работал, и кто-то подбирался к рубке. Задрожала захлопнутая им дверка, словно ее пытаются отодрать с той стороны. И в этот момент Норман увидел судно, он не запомнил, какое именно. И выскочил с ракетницей на другой борт.

– Протокол на подпись вам принесут в камеру.

– Вы не дадите мне аспирин?

Офицер посмотрел на него… в глазах прочиталось презрение. Но мелькнуло что-то еще.

Он повернулся в кресле к настенному шкафу у себя за спиной и открыл одну из дверок. Забулькало. Через несколько секунд перед Норманом оказался стаканчик с ромом.

Опять, когда провели через пять или шесть помещений, Норман испытал бессмысленное желание рассмотреть идиотский портрет. Потом пошли каменные коридоры – куда-то вниз, куда-то вверх. Сколько этим каменным сводам лет? Четыреста, пятьсот? Камера оказалась подстать коридорам. Наверное, если бы написать о судьбах людей, здесь когда-то сидевших, получится не один десяток томов.

Здесь, когда захлопнулась железная дверь, Норман оценил поступок туземного офицера – все внутри согрелось и успокоилось. По крайней мере, теперь он вполне контролирует себя и может соображать.

Норман оглядел камеру: два деревянных лежака, приставленных к стенкам, такой же грубый досочный столик посередине у изголовий, над ним окно, продольно забранное железными прутьями. А справа от двери унитаз. Грязно-серого цвета. Менее старый, чем эти стены, но лет сто ему, точно, есть.

«Попал, – бодро произнес голос внутри, – будет, что рассказать».

Однако вслед ему грубая, как прутья в квадратном проеме, явилась мысль: здесь умирали люди.

Да, это заведение не предполагает чего-то другого.

Хотя почему, некоторые выходили отсюда… во внутренний двор на виселицу.

«Чушь, – произнес голос, – ты профессор Массачусетского университета, много известных коллег, есть знакомый действующий сенатор».

Но мысль, что уже вела себя грубо, холодно указала на факты: людей было четверо и трое из них – убиты, убийца определяется простым вычитанием. Среди убитых – две гражданки чужого государства, суд которого может оказаться очень похожим на это вот самое помещение. И наконец, почему кто-то там уж очень обеспокоится? Удивятся, посожалеют – всего и только.

Норман вдруг почувствовал, что он один.

Но тут же погасил это ощущение, за которым могла последовать неконтролируемая волна страха.

Факты, действительно, против него.

Но кто сказал, что на яхту не мог попасть человек, когда они ночью стояли совсем близко от берега? Это, во-первых.

Во-вторых, зачем ему убивать? В чем мотивы?

Особенно, всех троих.

И далее…

Он начал перебирать и пробовать оформить системно все косвенные доводы в свою пользу.

Часа через два ему принесли поесть.

Утром Норман ничего не ел, и голод чувствовался.

Пища оказалась не гадкой – вполне сносный овощной салат и большой кусок рыбы. Еще ему сказали, что назначенный следствием адвокат скоро приедет.

Опять коридоры и несколько помещений, потом он вошел в небольшую комнату – посередине стол, по другую его сторону пожилой темнокожий в мятом белом костюме.

– Присаживайтесь, мистер Грей.

Адвокат назвал свое имя, которое Норман не запомнил, потому что нервная синусоида опять двинулась вверх.

Он говорил, а туземный адвокат слушал, не прерывая вопросами.

Сначала Норман рассказал, как все было, потом, почти восстановив равновесие, стал излагать доводы в свою пользу. И кажется, ничего не забыл. А по ходу, отметил для себя, что у туземного адвоката умные глаза, к тому же не мальчишка, человек с опытом.

Он закончил.

Пожилой человек, напротив, что-то обдумывал, и Норман, не торопя его, поднял глаза на портрет – тот же, что и везде: образина в куньей мантии и со всеми признаками императорского обличья. Между прочим, у него среди наград на груди виднелась и белая звезда с красной окантовкой краев и золотым венком на медальонном кружке в середине – высший государственный орден США «Легион заслуг».

Интересно, за что это?

И морда… видимо, так уже примелькалась, что кажется очень знакомой.

– Ваши доводы в целом логичны, – заговорил адвокат, – однако боюсь, мистер Грей, они не подействуют на суд.

– Почему?

– Вы, правда, не знаете?

– Чего не знаю?

– Следователь связался с юристами в вашей стране. По завещанию вашего друга вам приходится половина его состояния. Половина на благотворительность, половина вам. А это оценивается…

Норман не услышал.

И горло стало таким сухим, что он не сможет сейчас произнести ни слова.

И что произносить? Все его доводы теперь могут сыграть только против, как попытка преступника выгородить себя мелкими ничего не значащими обстоятельствами.

– Мне не хочется вас огорчать, мистер Грей, но вам грозит смертная казнь. И здесь ее приводят в исполнение практически сразу после суда.

Норман как не мог говорить, так и не смог. А черная образина в куньей мантии, показалось ему, весело на него уставилась.

– Лучше, мистер Грей, если вы вспомните, что были в состоянии сильного опьянения, что произошла какая-то ссора в пьяной компании. Давайте подумаем над этим сюжетом, и у меня появятся шансы изменить наказание на срок в двадцать лет.

И образина на портрете весело подтвердила, что так будет лучше. И даже здорово будет!

Поплывшей голове померещилось, сейчас от портрета к нему протянется здоровая черная лапа, и они стукнутся ладонями готовые к бою.

– Брук…

– Как, мистер Грей? А, да, это портрет Президента Брука. – Адвокат извлек из накладного пиджачного кармана блокнот. – Здесь очень важны детали, мистер Грей. Мы отработаем их сейчас, а вы потом, как следует, усвоите схему в камере.

Брук…

«Брук Брук, капитан», – отрекомендовался он Норману и протянул здоровенную черную лапу. «Похоже, Норман, мы решили проблему лайнбекера, – радостно сообщил тренер. – Только на тренировке, Брук, будь осторожней».

Рост – ровно два метра, вес – 130 кг. И твердый, как камень, 130 кг сухой мускулатуры. Норман сразу понял, что у этого первокурсника феноменальные физические данные.

У них всегда проваливалась защита из-за лайнбекеров, а университетская лига, в отличие от профессионалов, не может пригласить легионера. Свои же здоровяки были все неудачные. И как бы не трудилось нападение, где капитан команды Норман играл квотербеком, им часто потом приходилось терять заработанное.

Какой это был сезон! Последний, увы, для Нормана, потому что он заканчивал учебу.

Какой это был сезон! Они выиграли лигу, причем с отрывом.

Теперь команда нападения должна была оправдывать себя перед командой защиты, где чудеса творил Брук.

Он мог бы остановить и грузовик на ходу, а какого-то там устремившегося в прорыв нападающего…

В профессиональной лиге сразу заметили феноменального парня, но на все предложения Брук грустно отвечал, что судьбой ему назначено заботиться о своем народе.

«Имя – Брук и фамилия – Брук?» – уточнил Норман при первом знакомстве. – «Да, у нас на острове такая прорва всего, что люди уже не стремятся к разнообразию».

Каждый раз, когда команды нападения и защиты сменяли друг друга на новом дауне, они с Бруком касались ладонями, и этим выходящий на поле обещал быть не хуже другого, сделавшего уже свое.

Какой был сезон!

– Мистер Грей, прошу вас, сосредоточьтесь.

– Брук. Мы играли в одной команде.

В глазах пожилого туземца что-то произошло.

Несколько секунд он недоверчиво смотрел на Грея, потом повернулся и посмотрел на портрет.

– Вы хотите сказать, что знакомы с Его величеством Президентом?

– Тогда он был на первом курсе Массачусетского технологического, а я на последнем. И я был капитаном команды.

Адвокат приоткрыл рот… подумал…

– Э, а вам не приходилось обижать нашего Президента?

– Обижать? Да мы его все любили! А я, как капитан, на него надышаться не мог.

– Как и весь наш народ, сэр! Как и весь наш народ!

Адвокат встал, для чего-то застегнул на пиджаке обе пуговицы…

– Рад был с вами познакомиться, сэр. Большая честь для меня.

– Ну что вы.

И тут же мысль о своем безвыходном положении вернула Нормана на землю. Хотя вот, Брук… Но суду не прикажешь. Однако что если попробовать обратиться к Бруку с письмом, чтобы… как-то… А где адвокат?

– Большая честь для меня, сэр, – с поклоном произнес тот уже от дверей.

И скрылся.

Норман оторопел… и почувствовал опасную неуверенность за себя – для одной головы всего происходящего было чересчур много.

Дверь открылась и появились двое конвойных, с которыми он сюда шел. Один, кивком головы, показал «на выход».

Норман позволил себе робко поинтересоваться:

– Простите, а где адвокат?

В ответ ему просто равнодушно пожали плечами.

Опять несколько комнат с портретами Брука, и уже знакомый ему коридор…

Вниз… вверх…

Камера.

Нужно потребовать бумагу и ручку, каждый человек имеет право написать президенту, в том числе иностранец.

Да, только вот, дойдет ли оно до Брука?..

И во-вторых, прошло десять лет, люди меняются. И тот славный малый…

Брук излучал добродушие. Хотя не на поле. Там Брук был страшен. Нет, он никогда не играл грубо, но перехваченный им нападающий просто обрывался в одно мгновение. И нередко кончалось травмами. Брук в раздевалке потом искренне огорчался. И обязательно шел на следующий день в больницу, если игра проходила у них в городе. А если на выезде, отправлял потерпевшему приятные деликатесы.

А какая стартовая скорость!

Да, был сезон!

Норман и сейчас помнит каждый матч так, что может увидеть почти все эпизоды.

А когда защита перехватывала мяч, Брук умудрялся продавить с ним даже три зоны.

Черт возьми, но кто-то ведь убил Бобби и девчонок!

И кто-то старался с палубы вскрыть дверку рубки. На ней не было окна, а замок, к счастью, был изнутри защелкнут. Убийцу испугало судно, которое оказалось недалеко. Или убийц?..

А что они знают об этих девчонках? Проститутки ведь всегда связаны с криминальным миром.

Месть за девчонок?.. Или девчонкам за что-то?

Нет, вероятнее всего, просто захват яхты. И просчитались на том, что он был вне яхты на глиссере.

Но почему не набросились на него, когда он был на корме, поднимал глиссер?

Возможно, потому что от блоков, с края кормы, она вся хорошо видна, и он мог успеть спастись, прыгнув в воду.

И скорее всего, преступник был один. Скрывался, чтобы напасть со спины. Все-таки Норман не Бобби, и один человек с ножом для него не очень-то страшен.

Хотя та кровь, надо признаться, вызвала у него стресс и панику – просто не видел никогда ничего подобного. К тому же, ни одного предмета под рукой, на этой яхте все гладкое, автоматическое… даже не было пожарного топорика.

Бобби ведь расплачивался там, в магазине, наличными, эта его манера – таскать с собой пачку денег. И какая-нибудь уголовная шушера решила, что на яхте есть чем поживиться.

Только вот… как они могли знать об их остановке ночью у берега на другой части острова?

Паршиво. У него есть мотивы, но нет серьезных доводов в свою пользу. И какого черта Бобби расщедрился, отписав ему в завещании половину!

Внутренний голос тут же поправил: нехорошо злиться на близкого друга, да еще за такое.

Стоп! А если… Норман попробовал спокойно оценить возникшую мысль.

Прошелся по камере…

Не так уж невероятно, если учесть, что Бобби владел многими десятками миллионов.

Завещанные конкретным организациям суммы на благотворительность не могут быть оспорены, а, вот, его половина вполне может достаться какому-нибудь «боковому» наследнику, и за такой приз организовать убийство на яхте – не очень-то трудная дело. Достаточно двух аквалангистов. И к яхте они могли подойти издалека, пользуясь легким подводным моторным двигателем.

Двух зайцев сразу…

Только никаких фактических признаков.

Или ему соврать, что он с глиссера видел поднявшуюся из воды на миг голову аквалангиста?.. И еще что-нибудь в этом роде?

Норман стал обдумывать.

Ходить и обдумывать.

Время от времени он посматривал на каменный проем с прутьями, потому что больше не на что было смотреть, и скоро отметил про себя, что день давно перевалил за половину. Солнце скосило лучи и стало влезать ими в камеру.

В целом, в голове сложился сюжет. Хотя не без вранья. Не только по поводу аквалангиста, но и слов Бобби о слежке за ним, которые тот никогда не произносил.

Что же он все-таки напишет Бруку, о чем его попросить?

Норман попробовал сосредоточиться на этой задаче, но почувствовал, что отвлекают посторонние звуки.

Непонятно какие, но отвлекают.

Там, за прутьями.

Много голосов… и будто команды.

Раздалась вдруг барабанная дробь.

Еще какой-то командный выкрик, и дробь усилилась.

Неприятно мелькнула мысль, что кого-то казнят.

Нет, он же вставал на столик и смотрел сквозь прутья, там небольшая площадь, и дальше видны дома. И не было никаких сооружений, вроде эшафота или виселицы.

А может, уже есть?

Внезапно заиграл оркестр.

Норман прислушался, в мелодии почудилось нечто знакомое.

Оркестр – духовой, и не маленький.

Исполняют, показалось ему, на очень приличном уровне. Сыгранно, стройно… Но опять – так знакомо, откуда оно?

Торжественно, и торжественный строй достигает пафоса…

Вот, на вершине звучания музыка двумя финальными аккордами обсыпалась и затихла. Там, на площади, кажется, и раньше было тихо, а теперь тишина даже обрела неестественность.

И тут же в воздухе раздалось нечто трехкратное. Ну да, слившиеся, в один, человеческие голоса.

Это не похоже на казнь, скорее, какой-нибудь развод караула. Во вкусе туземцев.

Норман снова хотел вернуться к своим проблемам, и уже было начал… Изнутри, из коридора, тоже стали доноситься шумы… кто-то пробежал… и вдалеке отчетливо прозвучал голос, подавший команду: «Сми-ирно!».

Снова шум, уже приближающийся.

Норман, на всякий случай, отошел от дверей с неприятным ощущением, что могут идти к нему.

И правда, отпираемая дверь, за которой почувствовалось много людей, лязгнула… и пугающе отлетела в сторону.

«А, черт возьми, коль так, он лучше погибнет в бою!» – левая рука вскинулась на отвлекающий финт, а правая приготовилась, и он уже сделал подшаг вперед для удара…

– Норман!!

Огромная темная туша влетела в камеру. В-ноль-секунд его плечи заскрипели в немыслимой силы лапах, а голова оказалась прижатой к темному сукну, от которого пахнуло тонкими приятными духами.

– Душа моя, вот счастье!

– Брук, это ты?

Его чуть отстранили, и Норман увидел лицо. С огромной белозубой улыбкой, не изменившееся ничуть за десять лет.

Брук снова прижал его к себе.

– Мой капитан! Как я рад, как я рад!

И повернувшись к скученным в дверном проеме головам, обнимая Нормана за плечи, представил:

– Лучший квотербек всего американского футбола! А вас, олухи, не научишь ничему путному. Быстро тащите чего-нибудь!

Мозги никак не поспевают за событиями.

Они сидят на тюремных досках за столиком друг против друга и вспоминают, вспоминают…

Брук открывает вторую бутылку шампанского. На столе дорогая снедь – икра, запеченный в каких-то пахучих листьях омар…

Они уже собирались чокнуться, но раздалось повелительное:

– А где государственный секретарь?!

С той стороны произнесли через дверное окошко:

– Я здесь, Ваше величество.

– Зайди.

Появился средних лет туземец в очень хорошем, как и на Бруке, тонкого сукна костюме, только тоном светлее.

– Внеси сегодняшний день в число национальных праздников.

Тот мигом вынул блокнот и ручку.

– Как будет называться?

– Святого Нормана Грея.

– Прикажете епископу канонизировать?

– Разумеется.

Норман, вспомнив о главном, начал рассказывать Бруку про яхту, но тот небрежно махнул рукой:

– Я тоже тут после папы… люди иногда выводят из себя. Ты съешь икры.

Он встал и сунул голову к прутьям:

– Эй, там, веселенькое что-нибудь!

Приказы тут исполнялись с поразительной быстротой, Брук едва успел сесть, как громко, ладно и, действительно, весело зазвучал какой-то фокстрот.

– А здесь у тебя есть национальная команда?

– Народ спортивный, ты сам увидишь. Но вот проблема, – Брук досадливо качнул головой, – кусаются, черти, во время матча. Никак не могу отучить.

И снова воспоминания…

Скоро обоим сделалось так хорошо, что прилегли на доски на римский манер. Брук повелел принести ликеры.

А вскоре Норман неожиданно для себя заметил, что там, наружи, уже темно и камера освещена принесенными светильниками.

И тут же отметил сквозь легкий туман в голове оборвавшуюся за окном музыку.

Однако, вот, оркестр вновь заиграл. Торжественно, выделяя аккорды…

– Ха, – Брук ткнул большим пальцем в сторону прутьев, – не запылилась. Сейчас тебя познакомлю.

А Норман вдруг, наконец, узнал:

– Это гимн нашего университетского клуба!

– Да, – Брук улыбнулся во все белые зубы. – А теперь – гимн моего великого острова. Первая леди сама транспонировала его в более торжественные формы. – И чуть прислушался в сторону коридора… – Вот и она.

Норман посмотрел на дверь.

Открывая дверь, в проеме показался некто местный в ослепительно белом фраке и торжественно объявил:

– Первая леди!

Вслед за этим в камеру ступила высокое очень смуглое создание в сверкающем открытом платье с юбкой сильно выше колен.

После длинных стройных ног Норман увидел гриву волос и большие блестящие глаза, которые сразу вперились в Брука.

– Ты головой стукнулся?

И хотя вопрос был задан очень конкретно, Его величество Брук, не изменив римской позы, радостно показал на другой топчан:

– Дорогая, это мой друг и лучший квотербек всего американского футбола – Норман Грей. Присаживайся, дорогая.

Первая леди оглядела камеру.

– Куда мне присесть, на парашу?

Вопрос ушел туда же, куда и первый.

– Выпей с нами шампанского.

– Пошел ты на пальму! Брук, если ты начнешь управлять государством из камеры, народу это может скоро понравиться.

Она посмотрела на Нормана, который давно собирался соблюсти вежливость и встать, но, странным образом, сигналы от головы долго шли через тело в ноги.

– А вам, мистер Грей, если уж взбрендило резать людей, надо было сбросить в океан трупы. Акулы бы слопали, и нет концов.

Она опять перевела взгляд на мужа.

– Ты, кажется, говорил, что квотербек – мозг команды.

– Мо-озг! – радостно подтвердил тот.

– Я вижу, какой он у вас у обоих. А на остров уже наперли чертовы журналисты. Ты слышишь? Надо завтра с этим покончить.

– По-кончим!

В подтверждение огромная лапа махнула в воздухе, и хорошо, что ничего не было на ее пути.

– Так, собирайся.

Брук начал медленно и без всякого удовольствия подниматься.

– Да. Только мне нужно отправить естественные для организма потребности.

– Нет, столько я ждать не могу. Вы, Норман, проведете эту ночь здесь. Там, у ворот, журналисты. Понимаете, кое-что приходится соблюдать.

На прощание Его величество решил обнять и поцеловать друга. Однако… подвело равновесие, и Норман какое-то время лежал на досках, приходя в себя и проверяя глубоким дыханием, не повреждена ли грудная клетка.

А потом все-таки нашел в себе силы сесть.

Вообще-то, от очень хороших напитков голова сохраняет определенную чистоту, и Норман вполне узнал своего адвоката, сидящего с другой стороны, на месте, покинутом Бруком.

– Выпьете чего-нибудь?

– Благодарю вас, сэр, я только для разговора.

– Ну, как угодно.

Норман налил себе шампанского и уставился на икру – есть ее еще или не есть.

– Сэр, – начал адвокат, очень ласково глядя, – задача совсем несложная, но вы должны четко придерживаться инструкций.

– Нет проблем. Может быть, выпьете все-таки и закусите.

– Не беспокойтесь, сэр, не беспокойтесь. И послушайте меня внимательно.

– Я весь…

– Завтра на суде вы не должны ничего рассказывать. А особенно того, что говорили мне.

Хотя не было настроения с чем-либо спорить, Норман удивленно вскинул глаза.

– Да, сэр. Говорить буду я, вы должны лишь отвечать на вопросы. Слово «нет», произнесете, только если спросят: «Вы убивали?».

– Но я, действительно, не убивал.

– Тем более, сэр, тем более. А на все остальные вопросы отвечаете «да». Односложно, сэр. Вы запомнили?

– … да.

С левой стороны на груди адвоката, он только сейчас заметил, помещалось красивое, дюйма в два, изображение желтого попугая. С самоуверенным, если не сказать наглым, профилем. Ювелирная по качеству вещица.

Адвокат перехватил его взгляд.

– Награда за сообщение о вас Президенту. Высшая для человека моей профессии: «Попугай четвертой степени». За заслуги перед Отечеством.

– А какие бывают еще?

– О, «Зеленый попугай» – за большие заслуги. «Красный» – за огромные. И «Белый» – за сверхзаслуги. Таким орденом увековечен лишь Папа Римский и ваш президент.

– Вы католическая страна?

– Можно сказать, что так. Хотя наши люди больше всего верят в своего сиятельного Президента.

Норман подумал, что и сам сейчас в него больше верит…

Ночь прошла. Что-то было во сне иногда беспокойное, но короткими только моментами. Алкоголь высокого качества сделал свое – отключил те участки, от которых, вчера ему серьезно казалось, можно сойти с ума.

Он заснул на твердом топчане, а проснулся на мягком матрасе с чистым бельем, и в пижаме.

В камере большие напольные вазы с цветами, и это надо – старый грязно-рыжий унитаз заменили на белый новый.

На столе в ведерке со льдом шампанское, и еще всякое-разное.

Суд был назначен на двенадцать часов.

Из доставленного с яхты гардероба Норман приоделся в то, что построже. И когда уже совсем был готов, начал все-таки волноваться.

Сам начальник тюрьмы поехал сопровождать его в тюремной машине и, извиняясь, произнес уже какие-то знакомые слова про вынужденные, диктуемые внешними обстоятельствами неудобства.

Зал был не очень большим, красиво отделанным полированным деревом. Норман сразу обратил внимание, что он заполнен публикой с белыми лицами в двух передних рядах и темно-смуглыми в остальных, коих было раз в десять больше. Сидевшие в первых рядах, имели блокноты и портативную звукозапись. А дальше, среди темной массы, у многих женщин почему-то были цветы.

Стрелки часов уже почти сошлись на двенадцати, но еще не совсем.

Норман сел, как положено, впереди, рядом с адвокатом.

Странно, почему здесь нет никаких портретов Брука? Он спросил.

– Как можно, сэр. Это было бы бестактно по отношению к независимой судебной власти.

Слева от них, из боковых дверей вышел человек в черной мантии и в той ромбообразной шапочке, которая осталась, кажется, еще с античных времен. Лицо – воплощенное беспристрастие и суровость. И Норман правильно догадался.

– Генеральный прокурор, сэр.

– Тогда процесс должен вести Верховный судья?

– Совершенно верно, сэр.

Дверь, чуть сбоку от судейской кафедры, открылась и появился некто в одежде пажа, исполненной в черно-коричневой гамме, и с жезлом в руках.

Жезл три раза стукнулся об пол.

– Его честь Верховный судья Грандайленда!

– Один раз «нет» и остальные «да», – быстрым шепотом напомнил ему адвокат.

Все встали при появившемся Верховном судье.

Тот, поднявшись на несколько ступенек к себе, положил перед собой два увесистых синего цвета тома, милостиво оглядел зал и дал знак садиться.

Большие очки и сам склад лица выдавали в судье человека благонравного и мудрого. Норману это понравилось, и стало спокойней.

Некто секретарского звания зачитал по бумажке чье дело рассматривается и в связи с чем.

Тут же он поднес и положил перед Норманом большущую Библию.

– Клянетесь ли вы говорить правду, только правду и ничего, кроме правды?

Норман положил на Библию руку и успел заметить стоявшее более мелкими буквами: «В картинках – для неграмотных и детей».

– Да.

Слово получил прокурор.

– Ваша честь! Трагедии, к сожалению, происходят даже на нашем острове.

Он сделал паузу, как будто предчувствовав реакцию соплеменников, – за спиной у Нормана прозвучал дружный печальный вздох.

– И мы убеждаемся, Ваше честь, что чаще всего причиной трагедии является сам человек.

Верховный судья обдумал фразу и согласно кивнул.

– Иногда не по злонамеренным планам или корыстному умыслу, Ваша честь, а по легкомыслию, кое является лишь внешне дружественным, а по сути, коварным спутником жизни.

– Н-да!! – стройно произнесли сзади этак голосов шестьдесят.

Верховный судья ласково поднял палец, чтобы не мешали говорить прокурору.

– Приходится замечать, что сторожащая человека умеренность иной раз покидает не только отдельных и редких граждан нашего острова, но и людей из Большого света.

Прокурор повел голову в сторону и посмотрел в первые два белых ряда. Верховный судья, чуть вытянув себя в кресле, взглянул туда же.

Там, за спиной у Нормана, завозились.

– И вместе со многими уважаемыми достижениями науки и техники этого большого мира мы видим злоупотребление алкоголем, а порой и откровенный разврат.

– Фу!! – хором сказали сзади, а Верховный судья удрученно покивал головой.

«Ведет к тому, что я действовал в неконтролируемом состоянии», – подумал Норман, но тут же услышал, как прокурор произнес полное имя и фамилию Бобби.

– Беспечный богатый человек не знал меру своим капризам и прихотям. Но хуже того! – Прокурор вознес указательный палец. – Он не знал горячего нрава нашего маленького, но очень гордого народа!

И что тут началось…

Норман, не уверенный в своей безопасности, осторожно повернул назад голову.

Вся темная часть зала дралась и ссорилась.

Из гвалта выделялись отдельные крики, среди которых расслышалось: «Хвостом твою мать»… «Чтоб ты спал с дикобразом»… «Шел бы ты медузу сосать»… И чисто по-женски: «Чтобы у тебя грудь отвисла».

И даже стало любопытно – как там еще, но Верховный судья встал и произнес не очень, впрочем, громким голосом.

– Требую тишины. Иначе прикажу очистить зал.

Всеобщий скандал погас с той же скоростью, что и возник, только два увлекшихся бойца чуть задержались, и один успел пожелать другому:

– Чтобы ты ел одни банановые шкурки!

На это Судья строго погрозил пальцем, давая понять, что даже у гнева должны быть свои границы.

Прокурор продолжил, указывая рукой на темные лица:

– Орел не так стремителен и лев не так свиреп, как житель нашего острова, если ему причинили обиду или так показалось.

И сделав паузу, начал снова, но в голосе его послышалась дрожь:

– Ваша честь, горько, однако надо признать: на острове еще есть нелегальная проституция.

– Е-есть! – раздалось в зале, но Грей не уловил интонации общей горечи.

Верховный судья, как не верящий своим ушам человек, воззрился на прокурора… потом в зал, словно надеясь найти там опровержение…

И не нашел.

Чтобы скрыть мучительное переживание, он прикрыл опущенное лицо рукой… но, молодец, скоро справился и сделал прокурору знак – продолжать.

– Ваша честь, две наши молодые проститутки, – Верховный вздрогнул, но снова справился, – вступили на яхте между собой в конфликт. И мистер, – прокурор опять назвал полное имя и фамилию Бобби, – бросился их разнимать. Разумеется, он был мгновенно убит – наши люди терпеть не могут, когда им мешают.

– Р-рр!! – грозно раздалось сзади.

– Затем девушки нанесли смертельные удары друг другу. Я не задерживаю внимание на деталях, Ваша честь, которые подробно изложены в двух томах, лежащих перед вами. Укажу лишь на заключение дактилоскопической экспертизы, страница шестьдесят два второго тома. – Верховный открыл нужную страницу и уронил на нее очки. – Там, Ваша честь, утверждается, что отпечатки пальцев на орудиях убийства принадлежат, соответственно, одной и другой девушке.

Прокурор опустил руки вниз и снова поднял их с двумя длинными тонкими ножами в каждой.

– Вот эти орудия.

Подержав их в воздухе, он поблагодарил и сел.

Наступил черед адвоката.

Норман уже понял, что дело повернули таким образом, что его присутствие здесь нужно не обвинению, а для чего-то еще. Но насторожился, так как адвокат заговорил о четвертом пассажире яхты.

Показалось, адвокат вдруг ушел в сторону, заговорив о выдающихся людях, побывавших на их замечательном острове: Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан, Хиллари Клинтон с собакой, двоюродная сестра Роя Джонса…

И великий американский писатель, когда-то проживавший на Кубе, оказалось, тоже нанес свой визит. Как потом Грей узнал – заблудился в океане по пьянке.

– Но никогда доселе, – возвышенно прозвучал голос, – мы не были счастливы лицезреть у себя лучшего квотербека всех времен и народов мистера Нормана Грея!

Общий возглас поразившего людей удивления окутал зал, и Норман, побуждаемый адвокатом, встал, поклонился судье и, повернувшись, поклонился публике. Ему громко зааплодировали.

– Господь Бог, – объявил адвокат далее, – имея на то, надо полагать, веские основания, снабдил нашего гостя и другим талантом. Перед нами выдающийся ученый, профессор с мировым именем!

Темная часть зала поднялась в едином порыве и складно пропела строку из международного университетского гимна:

– Viva aca-demia, viva profe-sso-ore!

Дальше, по адвокатским словам, непосредственно выходило, что показания столь сверхдостойного свидетеля, как Норман Грей, поставят окончательную точку в этом, хотя и так уже ясном, деле.

– Вы находились на глиссере вдали от яхты?

– Да, – честно ответил Грей.

– И даже не предполагали, что в это время на яхте может произойти трагедия?

– Да.

– И не думали, что девушки пустят в ход ножи, которым вы не придавали значения?

Вопрос так скрутил в одно разные смыслы, что на него с одинаковым результатом можно было ответить и «нет», и «да». К тому же, действительно, он не мог придавать значение ножам, которых никогда не видел.

– Нет.

– Итак, Ваша честь, – сразу же заключил адвокат, – мы имеем доказанный факт непредумышленного убийства, совершенного на почве аффективного состояния, вызванного большими дозами алкоголя и следствиями психо-реактивного оргического излишества. Безусловно, виноваты все трое, и по законам Грандайленда, они подлежат преследованию согласно статье УК 286 пункт 3: «О мерах наказания покойных при совершении ими в живом состоянии особо опасных преступлений, как-то: малоуважительные высказывания в адрес Президента, Первой леди, а также убийство». Но, Ваша честь, пункт 7 той же статьи предусматривает снисхождение к усопшим, если в их действиях не обнаруживается умысел преступных действий после кончины. Прошу вас о снисхождении, Ваша честь.

Верховный судья взглянул на прокурора.

Тот встал и в коротких словах объяснил, что хотя убийство, совершенное гражданином Грандайленда, уже само по себе является неуважительным актом по отношению к Президенту и Первой леди, обвинение, не обнаруживая плана дальнейших злонамеренных действий, считает достаточным уже понесенное преступниками наказание «от собственных причин».

Верховный судья встал и, констатировав совпадение мнений обвинения и защиты, закрыл заседание.

Еще через несколько секунд Грей оказался в окружении цветов и женщин. Цветы сыпались ему на колени и прямо на голову, а в руке уже была адвокатская авторучка, которой он подписывал свои фотографии. В суете Норман сразу не понял, что фотографии вырезаны из вчерашних газет, и только в конце заметил сохранившуюся под одной из них надпись: «Проклятый убийца невинных островитянок».

Потом они сели в открытый белый лимузин и адвокат сообщил, что запланирована небольшая ознакомительная экскурсия, а затем гостя приказано доставить в президентскую хижину.

– Он живет в хижине?

– Не обращайте внимания на отдельные слова. Его величество говорит: «Когда вещи долго называют своими именами, перестаешь их всерьез замечать».

Лимузин двинулся на небольшой скорости, и Грей начал глазеть по сторонам.

Стало интересно, потому что среди легких современных построек часто встречались строения разных исторических периодов, и адвокат объяснял – что относится к испанскому, что к английскому колониальному времени, а времена эти не раз чередовались, потому что остров переходил из рук в руки.

Но странно, было мало туристов.

– Мы не приваживаем, у Грандайленда есть другие доходы. А если уж, предпочитаем скандинавов. Вон, посмотрите.

Они как раз проезжали мимо живописно обсаженного цветущими кустами сквера со скамеечками, на которых недвижно лежало около десятка здоровенных белых мужчин.

– Не проблемный народ, – уважительно пояснил адвокат, – проснутся, мальчишки сбегают для них в магазин, и так до самого самолета.

Местная публика, легко, но не бедно, одетая, перемещалась пехом или на мопедах и велосипедах. Машин было мало, и те, что были, выполняли в основном хозяйственные функции.

Но вскоре, по обводной дороге, что шла за старым испанским католическим храмом, Грей увидел вдруг несколько глухо закрытых военных машин и солдат в легком джипе своей родной армии.

Адвокат немного замялся, прежде чем дать пояснение.

– Э… тут есть ваши специалисты, – он показал вдаль на южное окончание острова, где виднелась гора, – кое-какая добыча полезных ископаемых.

Грей сразу вспомнил:

– У вас не ощущалось колебания почвы поза-позапрошлую ночь?

– Нет, сэр. Слава Богу, здесь этого никогда не было.

События вернулись и уже не могли уйти назад.

Бобби, его друг еще со школы, человек, не сделавший в жизни никому никакого вреда, и эти девочки, чем бы они там не занимались в свободное время… ведь люди зверски убиты, и убийца сейчас расхаживает на свободе, возможно, шел по тротуару, когда их машина проехала мимо. Конечно, это очень здорово, что Брук его вытащил из ужасного положения, но Бобби, и безобидные девчонки… Какого черта, он не имеет права выбрасывать это из головы! И того или тех, кто может убивать дальше.

– Послушайте, – Норман посмотрел в глаза адвокату, – вы можете думать, все что угодно, но я хочу знать детали убийства. Во-первых, чем нанесены ранения?

Тот засуетился, пытаясь мелкими движениями сесть поудобней.

– Ради бога, сэр, ради бога. Смертельные раны нанесены тонким, острым, длинным предметом. Тела девушек, например, почти пробиты насквозь.

Норман как раз снял пиджак, короткие рукава рубашки доходили лишь до середины его хорошо развитых бицепсов, и адвокат косо на них взглянул.

Пришла толковая мысль.

– Вы знаете, я очень обеспеченный человек. Дело не в том, что Бобби оставил мне половину наследства. Уже много лет я хорошо зарабатываю, имею коммерческие патенты.

Адвокат не посмотрел на него, но как-то, почувствовалось, навострился.

– Я хочу провести частное расследование. С оплатой, вы поняли, проблем не будет. И даже если вдруг обнаружатся дополнительные улики против меня, я не потребую, чтобы вы их держали в секрете.

Что-то изменилось – на него быстро взглянули, и человек ненадолго задумался…

– У вас есть конкретные подозрения, сэр?

– Никаких.

– А у вашего друга были еще претенденты на наследство?

– Вот это тоже предстоит выяснить.

Они подъехали к смотровой площадке, откуда открывался безграничный океанский простор. Адвокат вынул сигарку, взглядом попросив разрешения.

– Курите, конечно.

Оба вышли из машины и подошли к перилам, за которыми начиналась отвесная высота.

Был хорошо виден порт с кораблями и крошечными человечками, а сразу внизу под ними, на следующем рельефном уровне тот самый форт. И еще… Норман заметил в океане под фортом плавники акул. Совсем маленькие отсюда, они все-таки были видны. Значит, акулы совсем не маленькие.

Пожилой человек проследил его взгляд.

– Здесь их не бьют, заповедник своего рода.

– Зачем?

– Приплывают сюда по памяти. Когда-то осужденных выбрасывали им из форта на ужин.

– Удивительно, генетическая память?

– Да, старый президент покинул нас уже больше года.

Он выпустил струйку синеватого дыма и снова проговорил:

– Кое-что должно напоминать людям кое о чем. Это полезно. Здесь у вас не вытащат из кармана бумажник. И даже вряд ли вытащат из него деньги, если оброните бумажник на улице.

– Однако… – невольно произнес Норман, глядя на шныряющие далеко внизу плавники. – И вы хотите сказать, что не стоит искать убийц среди граждан Грандайленда?

– Крайне сомнительно, сэр, крайне сомнительно.

Необъятная синь океана увлекала в себя, мысли куда-то канули вместе со временем…

Норман тряхнул головой, чтоб вернуться, сигара в руке адвоката была почти скурена.

– С помощью начальника полиции, сэр, я проверю всех приезжих. Когда тот узнает, кому это нужно, счастлив будет оказать любую услугу. – Он приглашающим жестом показал в сторону лимузина. – И если мы правы, человек, организовавший убийство на яхте, наверняка останется здесь.

– Вы думаете?

– Да, чтобы довести до конца дело с вашим убийством.

– А…

– У Его величества Президента великолепная служба охраны.

Резиденция Президента демократично располагалась на восточной окраине города, на территории за продольным металлическим забором, позволявшим смотреть сквозь него.

У ворот охрана из нескольких человек в белых мундирах, в глубине – средних размеров здание, не особенное какое, без выкрутасов. И территория пустоватая – нет теннисных кортов или других увеселений, нет даже вертолетной площадки. Так, травка и редкие пальмы.

Из-за угла здания вдруг вышел слон.

Африканский слон, колосс с белыми бивнями. Поглядел в их сторону и снова удалился за угол.

У ворот Норман попрощался с адвокатом, и только тут заметил, что их лимузин не один и, наверное, за все время путешествия был не один. Ну да, автомобиль, который проехал мимо, уже попадался ему на глаза, а этот, подъехавший, куда сел адвокат, тоже останавливался на смотровой площадке, но в стороне от них.

Лимузин, проехав по обычной асфальтовой полосе, подвез его к дому и сразу из раскрывшихся створ дверей вышел некто, похожий на мажордома, расплылся во все лицо и, поклонившись, жестом пригласил его внутрь.

У дверей на карауле застыли два гвардейца в странно знакомых красных мундирах и высоких медвежьих шапках.

– Подарок английской королевы, – пояснил мажордом.

Внутри Грей сразу обратил внимание на контрастные изменения. Через вестибюль напротив входных дверей располагались другие, пышные, из красного дерева и с золотой отделкой, а сам вестибюль был скроен из благородно-серого с зелеными искрами мрамора.

Встречавший сразу дал разъяснения:

– Зал официальных приемов, Ваше превосходительство.

«Превосходительство» адресовалось ему.

– А можно взглянуть?

Голова человека склонилась в поклоне, и шикарные двери сами начали медленно открываться, хотя он не заметил в руках слуги никакого манипулятора. Ах да, тот прижал палец к пуговице.

Внутри… Норман как-то был в Белом доме на приеме, устроенном для ученых, сделалось стыдно за нищету, которую он тогда видел.

– Ее величество Первая леди ожидает Ваше превосходительство на третьем этаже.

Слуга указал на вестибюльные лифты.

Лифт почти сразу доехал, но он успел взглянуть на панель – кнопки 1, 2, 3 шли вверх и точно такие же вниз – 1, 2, 3… 9. Этим нижний ряд не кончался, потому что были еще две кнопки.

– Норман! Очень рада тебе, дорогой!

Первая леди была в коротком цветастом платье и на босу ногу.

Обстановка будуарного стиля – цветы, дорогая мягкая мебель.

– Выпей чего-нибудь.

– С удовольствием.

Грей увидел тележку с разнообразным и очень дорогим набором.

– Чего ты хочешь? Вот виски, который делают в вашем Кентукки. Только для нас, Саудовского короля и русского Святейшего Патриарха. Здесь армянский коньяк пятидесятилетней выдержки, из-за него там и идет главная борьба на президентских выборах, а этот ром – единственное, что сохраняет до сих пор потенцию Фиделя Кастро, не пей больше двух глотков, а то не обрадуешься.

– Спасибо, пожалуй, я начну с виски.

– Ладно, и я с тобой.

– А где Брук?

– Сейчас увидишь, – она показала на большой телевизионный экран.

На нем медленно вращалась уже знакомая композиция: имперский, олицетворяющий землю шар, с четырьмя, глядящими на четыре стороны света, нахальными попугаями.

И голос диктора объявил, что сейчас начинается пресс-конференция Президента Грандайленда с иностранными журналистами.

– Пошел им навстречу, – пояснила она, – раз уж столько понавалило.

Заставка исчезла, и появился усаживающийся Брук. Справа от него располагался государственный секретарь, которого Норман уже видел в тюрьме, а слева, судя по всему, ведущая – темная, экзотической красоты девица с превосходным бюстом, и, видимо, не уступающим «прочим», но это прочее было скрыто полукруглой панелью трибуны.

– Итак, мы начинаем, – ослепив улыбкой, произнесла ведущая.

На экране возник зал, с камерами, микрофонами и теми белыми журналистами, что занимали два передних ряда в суде.

Первой, разумеется, слово получила «Вашингтон пост», вежливо поинтересовавшаяся, когда произойдет визит в США Президента Грандайленда.

– Через два месяца, – ответил тот, – но точнее пока сказать не могу, у вас вечно тянут с окончательной датой финального матча профессиональной лиги.

Пожилой хорошо одетый, в отличие от остальных, человек тянул руку так, что она стала отрывать его зад от кресла.

Ведущая узнала его и представила:

– Итальянская пресса, сеньор Джульетте Скьюза.

– Я работал во многих странах, – начал тот с лицом нерадостного выражения, – и некоторые процедуры судебных разбирательств вызывали у меня опасения за местную демократию. Вам не кажется, господин Президент, что разбирательство дела об убийстве трех человек не может решаться экспресс-методом? Такого, как сегодня, я не видел даже в России.

Брук недоуменно взглянул на итальянца, потом на ведущую, потом снова на итальянца.

– Вроде мы оба говорим на английском, да? Но я что-то не понял. Не хочу быть нелюбезным, сеньор, но будто звук раздавался через непрожеванные пальмовые листья. Повторите, лучше, все снова по-итальянски.

Первая леди весело рассмеялась:

– Брук, а, макакин сын!

Итальянец остолбенел, но Президент смотрел на него с таким ласково-приглашающим выражением, что не оставалось другого.

В процессе чужестранной речи внимательно слушавший Президент два раза кивнул, а дослушав, поблагодарил:

– Спасибо, вот теперь понял.

И начал ответ по существу:

– Россия не раз спасала мир от голода, холода и эпидемий. Она все брала на себя. Поэтому мне не очень приятны, сеньор, ваши эскапады в адрес этого дружественного нам государства, любезно предложившего место в ракете для нашего космонавта за сто миллионов долларов. Тем более странно, сеньор, было услышать от поборника демократических принципов призывы вмешаться в независимый судебный процесс. Но совсем странно, – Брук взглянул на журналиста с выражением: «не ожидал», – выглядит ваша досада на то, что дела у нас идут быстрым ходом. Да, действительно, Грандайленд развивается очень быстро. Валовый национальный продукт вырос за прошедший год в полтора раза, жизненный уровень – почти вдвое, не считая выплат по социальным статьям расходов, пенсии увеличились…

Первая леди встала из кресла:

– Это надолго, я схожу переоденусь. На праздник очень скоро съедутся гости.

– Сегодня праздник?

– Ты забыл? День святого Нормана Грея!

Брук коснулся образования и здравоохранения, рассказал об успешно решаемых задачах водо– и электроснабжения.

Норман прогулялся к тележке и плеснул себе еще, действительно, превосходного виски.

Профессионализм или гнусность поведения Брука состояла в том, что он все время придерживал взглядом итальянского журналиста, и тот вынужден был вежливо подставлять уши под сыпавшуюся лапшу. Собственно говоря, из него делали дурака у него же на глазах.

Но и тот «не был промах».

Скорбь на добром лице пожилого мэтра мировой журналистики выражалась не за себя. Можно было легко поверить, что после долгих разочаровывающих скитаний в поисках истинной демократии последние надежды этого человека связались с Грандайлендом и его Президентом, что итальянец рассчитывал, наконец, найти отдохновение демократической тоске в этих местах. И, на тебе! Кто б мог подумать?! Сеньор Скьюза, не скрывая, переживал.

Ехидный Брук, в ответ, выразил надежду, что журналистская знаменитость отойдет, наконец, от пессимистических взглядов на мир, отразив, в очередной своей книге, выдающиеся достижения Грандайленда.

Однако окончательно Брук не отделался, какая-то мужеподобная девица или – Норман вполне не понял – от журнала «Independent Transversals» потребовала Президента к ответу:

– Генеральный прокурор дал всем понять, что в вашей стране преследуется проституция. Как можно согласовать демократические принципы с запретом распоряжаться своим собственным телом?

Норман никогда не знал ответов на подобные глупости, но Брук, похоже, их знал.

– В любой стране есть основной закон, мэм, возможно вы даже слышали, он называется конституцией. А первая статья нашей конституции гласит: «Высшей государственной ценностью является жизнь и здоровье граждан Грандайленда». Другими словами, мы так ценим своих людей, что их тела в прямом смысле слова являются национальным достоянием и драгоценной государственной принадлежностью. Это налагает обязанности, леди и джентльмены. Нельзя как попало обращаться со своим телом. – Лицо Президента стало суровым. – Я уже говорил с трибуны ООН: Международное общество по правам человека должно уважать национальные особенности. – Голос приобрел угрожающее звучание: – Мы не позволим покупать наших девушек по мизерным ценам! Мы, невзирая, накажем тех, кто, ради легкомысленной белой моды, обрезает себе хвосты и этим девальвирует национальные ценности! Грандайленд должен и будет служить миру примером морали, нравственности, возвышенного времяпрепровождения и патриотичной патриархальности!

Последние слова произвели впечатление даже на красотку-ведущую, на секунду ее глаза сошлись у переносицы.

Среди журналистской братии, разумеется, оказался японец:

– Не могли бы вы, господин Президент, объяснить, о каком сотрудничестве с Соединенным Штатами в области добычи полезных ископаемых постоянно, но лишь намеками, говорят в Белом доме?

Тут Брук почему-то задумался.

– Добываем… полезно для обеих сторон. – Он снисходительно посмотрел на японца. – Ну, кто же станет сотрудничать, добывая бесполезные ископаемые.

Вылез «Playboy» и спросил об отношении Президента к сексу.

– Семья! Вот что я вам скажу, леди и джентльмены. – Его левая рука, подтверждая удовольствие и здоровость этого дела, провела боксерский крюк в воздухе. – Семья!

Правой руки не было видно, а на лице ведущей возникло вдруг выражение, словно во рту у нее оказалась вкусная, но слишком большая конфета.

И Норман услышал за собой голос Первой леди:

– Вот гад бесхвостый, за ляжки ее щупает.

Леди была в открытом в талию белом платье на бретельках с чуть расклешенной юбкой.

Норман залюбовался этим сочетанием белого с темной животной грацией.

– Так простенько, что ясное дело – Париж.

– Ты угадал. И знаешь, переоденься во что-нибудь менее строгое.

Комната величиной с большой гостиничный номер, находилась на втором этаже. Не было времени рассмотреть ее изысканную отделку, потому что мажордом очень вежливо просил поспешить. Его отглаженная одежда была вывешена в стенном шкафу, и Грей выбрал тоже белый костюм с блестящей фиолетовой рубашкой и галстуком. И даже понравился себе в зеркале.

Но черт его дернул подойти к окну.

Окно приходилось на боковую часть здания, туда именно, где гулял слон.

Они вдруг встретились глазами, и необъятный гигант сразу же поспешил приблизиться.

Лучше было несколько отступить от окна.

И правильно, почувствовался толчок в стену и фантастическая морда, во все стекло, глянула внутрь. Ясно, что тварь встала на задние ноги.

– Ты, подлец, чего делаешь, а?! – уже почти от дверей гневно произнес Норман.

Слон, пяля на него глазищи в два кулака, толкнул внутрь фрамугу и проник хоботом в комнату.

– Кончай безобразничать!

Хобот вытянулся и сделал верхней и нижней частью движение, как человек сведенными пальцами. Затем призывно вздохнул.

Тут Норман заметил то, что заметил слон: большую вазу с фруктами на недостижимом для хобота расстоянии.

Подумалось – невежливо все-таки не угостить.

Тем более, черт его знает, еще окно разнесет.

Большая желтая груша взялась хоботом, ушла наружу и… хоп, улетела в пасть, вполне проходимую и для человеческого тела.

Хобот тут же объявился на прежнем месте.

– Милый, ты хоть бы жевал.

Верхнее и нижнее окончания хобота опять просительно сошлись друг с другом.

– Родной, это ведь не мои фрукты. Ладно, еще одну грушу я тебе дам.

Все повторилось, и с той же скоростью.

– Парень, а животик не заболит?.. Один банан, и все.

Хобот жалобно простонал, а в циклопических карих глазах появилось страдательное выражение.

– Хорошо, два банана.

Пошли туда же, и Норман встал перед ужасным выбором – обидеть слона, или создать о себе перед слугами репутацию человека, способного враз сожрать огромную вазу фруктов.

Слон потребовал решить вопрос в свою пользу, но тут…

– Извините, Ваше превосходительство, я стучал. Позвольте проводить вас? – Мажордом тут же увидел слона. – Ах ты обжора, крокодил твою мать!

Гиганта как ветром сдуло.

– Удивительно, что вам удалось приручить африканского слона, да еще такого. Африканские слоны ведь не приручаемы.

– Ва-аше превосходительство, – мажордом снисходительно улыбнулся, – если хорошо кормить и ухаживать, приручить можно даже человека.

Поглядев напоследок на себя в зеркало, Норман слегка усомнился – не слишком ли он пижонски одет?

Через несколько минут выяснилось, что не слишком. В огромной зале на каком-то из нижних этажей народ щеголял в шикарных и очень свободных нарядах. Особенно отличался Верховный судья – в шортах от «Дольче и Габбано» с кокетливо разной длиной штанин, каких-то немыслимых гольфах и рубашке, менявшей цвет от освещения. На нем не было очков, и кто-то сказал потом, что очки на судебные заседания он надевает с обычными стеклами. Первая леди познакомила его и с женой Верховного, которой на вид Норман дал лет… пятнадцать.

Его знакомили, и все ему были рады и счастливы.

Главный полицейский острова, небольшой округлый человек, очень похожий на сильно загорелого кота, замурлыкал ему, пожимая руку:

– Я в курсе, дорогой, в курсе. Не беспокойтесь, все обеспечим, – и домурлыкал со вкусной улыбкой: – Су-уп из мерзавцев сва-арим.

Публика разминалась легкими танцами, а некоторые уже приступили.

Прокурор кинул внутрь аж целый стакан и понюхал маслинку.

– Наш рекордсмен, – хлопнув того по плечу, сообщила Первая леди, – учился в Университете дружбы народов в России. Беня тоже не дурак выпить, но столько не может.

– Кто такой Беня?

– Наш африканский слон.

Вдруг все зааплодировали, а иные запрыгали, – появился Его величество Президент. В великолепном черном смокинге с белыми рубашкой и бабочкой. Раздавая на ходу пожатия и шлепки, он прошествовал к Первой леди и Норману. Достигнув, Брук вскинул руку:

– Друзья! – в наступившей тишине прогремел его голос и отразился от стен. – Сегодня незабываемый в нашей жизни день! Хотя и прочие были ничего, сознаемся в этом. Но прежде чем отметить наш праздник в теплом кругу, мы должны вспомнить о своем доблестном народе, о котором, впрочем, мы никогда и не забывали.

– Забудешь о нем, – буркнула Первая леди.

– Генеральный секретарь!

– Я здесь.

– Идем к народу. А где епископ?

Все стали озираться вокруг, и единственный голос произнес:

– В туалете.

– Пусть догоняет.

Через минуту они очутились на крыше, оказавшейся прекрасно освещенной и оборудованной микрофонами площадкой для выступлений.

Перед зданием стояла сплошная толпа, разразившаяся при их появление экстатическим криком.

Брук держал Нормана за плечи, и так, вместе, они оказались у микрофонов.

– Дорогие сограждане! – загремел Брук. – Счастливый день! День святого Нормана Грея, который будет теперь отмечаться нами ежегодно. А со временем, я не сомневаюсь в этом, и всем католическим миром.

«С каким это временем?» – подозрительно мелькнуло у Нормана в голове.

– Что может сравниться с радостью, которую испытывает каждый из нас, находясь рядом с лучшим и несравненным квотербеком всей человеческой истории? Ничто! И я не откажусь от этих слов, даже если мне будут грозить Гаагским судом. Александр Македонский, Цезарь, Наполеон – Брук поискал в памяти, – и Моника Левински…

– Ну, ее не хватало, – произнесла сзади Первая леди.

– … не отказались бы стоять с нами рядом. Я всегда говорил, надо думать во время игры, а не за ноги друг друга кусать. И тогда каждый из вас сможет достичь высот, как это сделал наш замечательный друг, став, заодно, выдающимся специалистом в области термомолекулярных взаимодействий, электромагнитных свойств металлов и…

Сзади прозвучал ехидный совет:

– Еще про ядерный резонанс им скажи.

Брук все же не удержался:

– В частности, я хотел бы отметить его работы по технологиям квантовых уровней. – Он повернул назад голову и недовольно спросил: – Где епископ?

– Он уже вышел из туалета.

– Сейчас епископ совершит торжественный церковный обряд, но и правительство еще скажет свое важное слово.

Брук отодвинулся, дав место генеральному секретарю.

Тот открыл папку и начал читать:

– Дорогой Саддам, я понимаю, что тебе трудно, но деньги, которые ты перевел в мою офшорную зону…

– Страницу переверни, – гневным шепотом приказал Брук.

– Указом Его величества сиятельного Президента Грандайленда Его превосходительство Норман Грей назначается помощником Президента по особо важным делам с награждением его орденом Красного попугая с бриллиантовым хохолком.

Чтобы на этот раз было понятно, секретарь выставил у себя над затылком три растопыренных пальца.

Толпа разразилась аплодисментами и криками «Браво!».

На груди Нормана с правой стороны поместился сверкающий орден.

И конечно же, надо было что-то произнести в ответ. Он не готовился к выступлению, и потому сказал кратко:

– Я благодарен Президенту и всему народу вашего замечательного острова. Обещаю, что этому красному попугаю никогда не придется краснеть за меня.

Публика пришла в восторг от этой, в общем-то, плоской шутки. А сзади он услышал голос Брука:

– Дядя, церковь не должна замыкаться в сортире.

– Иду, племянничек, иду.

Милейшего вида пожилой человек в сутане, с лицом чуть разозленного Николсона, вышел вперед и окрестил толпу на три стороны.

Грянул орган. Какой-то маленький служка засуетился вокруг, и епископ, читая латынью, троекратно перекрестив Нормана, начал медленно его обходить, окропляя из серебряного ведерка, которое подставлял служка.

Немножко попало в лицо, Норман почувствовал что-то и осторожно слизнул губы.

Ну да, шампанское. И ведерко из-под него.

Потом Президент объявил праздник открытым и гуляние до утра. А Первая Леди добавила, что каждый может угощаться бесплатно мясом по-испански и по-английски, вином и пивом, но только не до потери пульса. Впрочем, врачи скорой помощи будут усиленно дежурить всю ночь.

Народ сразу и заспешил.

– Что это за мясо, по-испански, по-английски?

– О, грубая народная пища, зависит от способа приготовления, – она взяла его под руку, – наши предки почему-то любили жарить испанцев на вертеле, а англичан ели кусками.

– Э, а по-американски?

Ему хитро заглянули в глаза:

– Где же вы раньше были? Лю-бите на готовенькое.

И с извинениями обратился епископ:

– Прошу снисхождения за опоздание, милый Норман, пришлось держать под холодной водой руки. У меня опять хотят открыться стигматы.

Грей слышал о подобном чудесном эффекте и собрался уже сказать что-то почтительное такому случаю, но Первая леди дала свой комментарий:

– Ты помнишь, конечно, там еще двух разбойников распяли.

А потом они спустились в залу.

А потом…

Норман все хорошо помнил, только память не фиксировала ход времени, поэтому он удивился, взглянув уже у себя в номере на часы, – половина пятого утра. Скоро солнце взойдет.

Он стал раздеваться, расстегивая рубашку, подошел к окну… на ярко освещенной лужайке бодрствовал Беня.

И еще, валялась большая пустая бочка из-под немецкого пива.

Слон выделывал па.

Из окна лучше всего был виден зад, который смещался то влево, то вправо. Но и передние ноги, стоя на месте, поочередно поднимались в такт движениям зада.

Норман поднял стекло и услышал: уф-уф, уф-уф…

Танец, следовательно, шел под собственную музыку.

Норман расслабился и повис грудью на подоконнике, жизнь словно еще начиналось, все было хорошо и все впереди. Он громко позвал слона по имени.

Тот плавно приостановился и стал поворачиваться…

– Хочешь грушу?

Слон двинулся небыстрым и не очень-то твердым шагом. Норман с усилием оторвался от подоконника, а потом с грушей снова высунулся из окна.

Двинувшийся к нему хобот взял грушу, понес ко рту… но почти у самого рта выронил.

Некоторое время слон думал – искать грушу или не искать…

А потом в огромных глазах мелькнуло: «Да, не в грушах же счастье!». И Норман получил хоботом во всю физиономию поцелуй взасос.

Засыпая, он с удовольствием подумал, что здорово научился танцевать с женой судьи качучу. Только два раза упал. Хотя и другие падали. Кажется, один прокурор твердо стоял ногах.

Как ни странно, он, проспав меньше шести часов, чувствовал себя выспавшимся, и вообще хорошо себя чувствовал.

Брук, оказывается, тоже уже был на ногах, мажордом сообщил, что после завтрака тот ждет его в кабинете.

Надо было поговорить с Бруком обо всем серьезно. Тем более что, по мнению адвоката, убийцы должны еще находиться на острове. Угроза собственной жизни почему-то сейчас совсем не волновала, и тот страх, что он испытал, когда в помещение рубки старались проникнуть и дергали дверь, казалось теперь, был не с ним.

Почему убийцы не набросились на него там, на палубе?..

Значит, не были вполне уверены в своем преимуществе.

Норман, конечно, выглядит не так, как бесформенный Бобби. Спорт он никогда не бросал, и развитая мускулатура отличает его от среднего человека.

Однако потом все же начали взламывать дверку.

Да, не очень понятно.

Кабинет Президента, против ожидания, оказался довольно скромным и почему-то знакомым.

Брук был не один, Грей сразу узнал в округлом небольшом человека обер-полицейского.

– А, Норман, ты очень вовремя! – Брук лишь на секунду улыбнулся. – Садись.

Теперь стало ясно, почему обстановка знакома – это же копия президентского кабинета в Белом доме.

– Яхту попробовали сегодня ночью угнать.

– Кто?

Ответил обер-полицейский:

– Патрульный корабль перехватил ее у того места, что недалеко от форта.

– Акульего?

– Да. И полагаю, похитителей мы теперь не найдем. Разве что у них были скоростные подводные аппараты.

– Мне тоже думается, что были. Ведь в тот день я бы заметил с глиссера любое средство, приближающееся к яхте.

– А вблизи не было судов или лодок?

– В радиусе мили, по крайней мере. Вы сказали – у форта, значит, яхта двигалась не в открытое море, а к южной оконечности острова.

Брук и полицейский почему-то переглянулись, и ответил уже сам Президент:

– Похоже, она шла туда. А почему ты обратил на это внимание?

И Норман рассказал про странную ночь с фейерверком из вод океана.

Немного удивило, что оба слушали его с очень уж внимательными лицами и что после некоторого молчания Президент приказал:

– Надо срочно заняться второй версией.

Главный полицейский тут же встал, по-военному вытянулся и вышел из кабинета.

– Какой второй версией?

Брук выглядел даже несколько мрачновато.

– Параллельно с версией об охоте на тебя, у нас сразу возникла версия о другой охоте.

– Мне можно узнать?

– Нужно. Только сначала я тебе расскажу, что такое наш остров.

И Норман услышал почти что сказку.

Гора в южной части – это верхнее окончание подводного вулкана, который когда-то поднялся над океаном и вытащил за собой то, что сейчас остров – примерно, три тысячи лет назад. Само по себе такое в геологии не диковинка. Диковинка заключалась в другом.

Глубочайшее русло давно неактивного вулкана, оказалось, вело к феноменальной кладовой. По сути, в ту нижнюю часть таблицы Менделеева, где расположены, так называемые, редкоземельные металлы. И там же, по невероятной прихоти природы, оказалась своего рода производственно-техническая лаборатория. Редкоземельные – они же, тяжелые – металлы практически не присутствуют в чистом виде. Это соединения еще с чем-то, а чаще всего – различные окиси. В целом, редкоземельные металлы составляют две сотые процента земной коры. А для того, чтобы получить их ничтожные граммы, применяют довольно сложные химические щелочные процессы. Один из первых своих патентов Грей получил именно в этой области, за разработку параллельного метода на базе кремниевых взаимодействий при высоких температурах. Кремний при температурах от 400 градусов Цельсия становится таким же активным, как составляющий органическую жизнь углерод. Так что, фантастика о кремниевой жизни не такая уж фантастика. Огромная насыщенность кремнием вулканической скважины с естественным нагревом, по словам Брука, дает возможность извлекать почти чистые редкоземельные металлы, сама необычная концентрация которых – большая загадка. Загадка, впрочем, приносит «на блюдечке» миллиарды долларов в год, ведь золото, сравнительно, например, с европием, такой же дешевый металл, как медь по сравнению с золотом.

– Ты знаешь профессора Хакли?

– Еще бы, он был рецензентом нескольких моих работ.

– Увидитесь скоро. Хакли руководит лабораторией там, на горе. Точнее, внутри нее.

– Там есть американцы?

– Да, в том числе небольшая спецчасть военных, которая охраняет грузы для отправки в вашу страну. И благодаря нам ваше правительство получает сырье для технологий принципиально нового уровня.

Дальше Брук сообщил цифры, от которых закружилась голова: по некоторым особо ценным редким металлам островная добыча в семь-десять раз превышала общемировой объем. Лицо Брука просветлело, но ненадолго.

– Можешь себе представить, какой стратегический интерес мы являем остальному миру. И не только. Некоторые транснациональные корпорации напрямую не заинтересованы в нашем существовании.

У Нормана в голове все сразу перевернулось.

– Ты полагаешь, кто-то хотел завладеть яхтой в разведывательно-диверсионных целях?

– Весьма вероятно. А лично тебя они просто не успели кокнуть. Я им это зачту, когда доберусь. Будут умирать не так долго.

И было бы ошибкой принять слова Его сиятельства Президента за шутку.

– Но что меня больше всего беспокоит в этой истории – второй фейерверк.

– Второй?

– Да. – Брук встал и начал расхаживать, в каждом его пружинистом шаге чувствовалась агрессивность. – С патрульного корабля сначала увидели фейерверк, каким именно ты его и описал, а затем заметили яхту, которая словно купалась в его огне.

– Прости, но как получилось, что яхта беспрепятственно отошла от причала?

Хозяин взглянул на него, как на человека, который по странным обстоятельствам о чем-то забыл:

– Так, праздник же.

– Ну-да, – неуверенно согласился Норман. И тут же взволновано произнес: – Раз здесь есть лаборатория, надо срочно исследовать яхту. Мы поймем, что это были за выбросы.

– Конечно. Я и хотел предложить тебе… – он вдруг уставился в окно, потом поднял стекло и, высунувшись, заорал: – Беня, мышь тебе в задницу! Оставь пальму в покое!.. Хотел предложить сейчас отправиться к Хакли, а затем, с ним вместе и с необходимым оборудованием, уже на яхту.

Норман не сразу понял, почему они отправились в лифте на минус-уровни, а потом понял – когда увидел на первом из них вертолетную площадку с несколькими, разной величины, геликоптерами.

Вертолет, как-то одним махом, прошел подземную часть и, взмыв над землей, стал боковым ходом набирать высоту. С этого ракурса было видно, как слон, задрав голову, машет им на прощанье хоботом и прядает ушами.

Быстрая машина летела очень недолго и опустилась куда-то во внутреннее пространство с искусственным освещением.

На большой площадке было несколько морских пехотинцев охраны, американский сержант вытянулся и откозырял Бруку.

Прошли через раздвинувшуюся перед ними дверь в стене и оказались в офисном коридоре, в конце которого была видна стеклянная дверь.

Шагнув за нее, Норман понял, что находится в прекрасно оборудованном центре управления. Несколько человек в светло-синих комбинезонах, занимаясь своей работой, почти не обратили на них внимания, но кто-то, обращаясь по внутренней связи, назвал по имени профессора Хакли.

А еще секунд через пять появился он сам.

Судя по тому, как они с Бруком разулыбались друг другу, отношения были самыми дружескими.

Тот показал на Нормана:

– Не узнаете, профессор?

– Э… ну как же, как же! Мистер Грей, рад вас видеть. – Он протянул руку. – Слежу за вашим прогрессом, недавно мы с Президентом даже обсуждали кое-что из последних ваших публикаций.

– Значит, он не теряет научную форму?

Небольшому суховатому профессору пришлось высоко поднять руку, чтобы похлопать бывшего ученика по плечу.

– Он всегда был умницей.

Брук горделиво вскинул голову. Но тут же вспомнил, зачем приехали.

– У нас тут щекотливые события, профессор.

– Щекотливые? У меня тоже события, хотя я пока не определился, как именно их назвать. Пойдемте в кабинет, там обменяемся информацией.

Кабинет оказался весьма просторным помещением с мониторами видеосвязи. И вообще все кругом шикарное и дорогое.

– Может быть, немного «Бордо» из той превосходной партии, что вы недавно прислали?

– Пожалуй, не помешает, – согласно кивнул Президент, усаживаясь в одно из кресел, – уж сразу бутылочки две, чтоб зря не гонять человека.

Грей вспомнил, что после игры он запросто выпивал в раздевалке два литра сока.

Начать решили с новостей привезенных, и Брук изложил все сжато и очень точно.

На Хакли произвела впечатление гибель людей и то, как Грей оказался на волосок от смерти. Потом он переспросил о фейерверке, подумал и озадаченно произнес:

– Не понимаю… все свидетельствует о малом вулканическом извержении, где-то тут, под водой. Но наша сейсмоаппаратура ничего не зафиксировала. Вы говорите, Норман, мелкие раскаленные фракции мгновенно уходили в палубный металл?

– Быстрее, чем вода уходит в песок. И на следующее утро я нигде среди тех многочисленных пятен не обнаружил следов оплавления или окалины. Как будто просто сгорела краска.

– А что если так и было?

– Раскаленная пена? Нет, я очень хорошо слышал сильные динамические удары. Я их даже чувствовал, как чувствуешь крупный град, который бьет по стеклу.

Принесли вино и какие-то к нему орешки. Брук знаком поблагодарил и стал наливать по бокалам.

Хакли сам заговорил о том, что они собирались ему предложить:

– Надо обследовать яхту. Здесь есть необходимое переносное оборудование.

– Отлично! – Брук поднял бокал, приглашая остальных, и снова сказал: «Отлично!», но уже в адрес выпитого.

Норман тоже сделал пару глотков очень темного вина, краснота которого пробивалась лишь изнутри.

Да, Бобби бы оценил.

Несчастный Бобби…

Он посмотрел на Брука:

– Послушай, а что если здесь работает чья-то вражеская субмарина?

Тот качнул головой:

– Исключено. Подводная акватория находится под контролем лучшей локационной системы вашего дядюшки Сэма. – И обратился к Хакли: – Однако, профессор, время нас слегка поджимает. Расскажите о своих новостях.

Тот встал и с бокалом в руке направился к небольшому пульту.

– Уже третий день, друзья, бьюсь над непонятной находкой. Покажу ее сейчас, чтобы не ходить по помещениям.

Вспыхнул один из крупноформатных экранов, и сначала завиднелся непонятный округлый предмет, помещенный в прозрачную камеру.

Оптика дала ближний план.

Предмет занял весь центр экрана…

Черный пористый эллипсоид, формой и размером напоминающий футбольный мяч. Хакли, оставив этот видовой план, заговорил от пульта:

– По выемке металлов мы сейчас работаем на глубине в две мили. И недавно наткнулись на странные внутренние пустоты.

– Почему странные? – Брук долил бокал Грею и наполнил свой. – Не отставайте от нас, профессор.

– Если бы, как и вы, я не знал, что природа гораздо изощреннее человека, то подумал бы, эти пустоты являются результатом искусственных разработок.

Искусственный вид природных явлений, конечно, не редкость.

Норман закусил орешком, а Брук отправил в рот целую горсть.

– В эти разветвленные полости мы послали робота, и забегая вперед, скажу – с прекрасной программой обратного хода на случай аварийных или непредвиденных ситуаций.

Брук, ткнув пальцем в экран, еще не прожеванным ртом произнес:

– И робот притащил этот мяч?

– Да. Но я недаром упомянул программу обратного хода на случай потери команд отсюда. Робот прошел вниз еще на полмили. И там… – профессор приостановился и допил вино, – черт его знает, что там произошло – сильнейшие помехи прекратили связь. А робот вернулся сам, но словно из боя. Вмятины на корпусе, который выдерживает тонну на сантиметр.

Брук с Норманом от удивления обменялись взглядами.

– Теперь прошу вас подойти поближе.

Они поднялись, и Брук прихватил с собой вторую бутылку.

Профессор подвигал рычажком на пульте, черный эллипсоид перестал помещаться в экран, зато стала очень хорошо видна его поверхностная структура.

Эта была именно структура.

Но непонятная. С неподчиненным симметрии змеистым многообразием бороздок, которые, стало заметно, к тому же отличаются по толщине и глубине.

– Когда-то в детстве я ел обезьяньи мозги… – в неопределенном тоне проговорил Президент.

Хакли кивнул:

– У меня тоже возникли похожие ассоциации, хотя эта штука гораздо сложнее организована.

– Что вы хотите сказать словом «организованная»? – вмешался Грей.

– Она работает.

– Работает?

– Да, мы это выяснили только вчера. Издает короткие электромагнитные волны, очень разнообразные. И в последние часы этот процесс резко усилился.

Президент уже собрался плеснуть по бокалам, но приостановился.

– Вы хотите сказать, профессор, она искусственного происхождения?

– Безусловно, не искусственного, нет ни малейших техногенных признаков.

– А из чего состоит?

– Мы сделали полную рентгеноскопию, внутренняя часть представляет собой сложные соединение кремния с несколькими тяжелыми металлами. Верхний слой, по сути, кремниевое оптоволокно.

Гости на некоторое время задумались…

Первым из раздумья вышел Брук, вспомнивший о президентских обязанностях:

– Ваш бокал, профессор. И твой, Норман… Эй, Норман, у тебя есть идея?

– Соображения.

– Излагай.

– Во-первых, искусственное кремниевое оптоволокно не получено даже в лабораторных условиях. С этим бьются, и вполне безуспешно.

– То есть, прямое доказательство того, что предмет не искусственного происхождения?

– Да. Зато природа умеет создавать такое волокно. Были сообщения, что оно обнаружено у глубоководных морских губок.

– Об этом уточним дома.

– Где?

– У Первой леди, она же закончила океанологический факультет в Сан-Франциско.

– Ах, вот как.

Брук поднял бокал:

– Ну, будем еще здоровее!

– Будем… во-вторых, – Грей кивнул на экран, – эта штука похожа на конструкцию, сочетающую генерацию электромагнитной энергии с последующим излучением ее поверхностным слоем.

– Поясните, коллега, про генерацию, – попросил Хакли. – Вы, кажется, в последнее время занимались именно магнетизмом тяжелых металлов?

– Пытался исследовать их возможности обменного взаимодействия.

Брук утер платком губы.

– Давай по подробней. Это связано с магнитострикцией – сжатием-растяжением?

– В том числе, и эффекты могут быть гораздо большими, чем ранее предполагалось. Но посмотрим на все с другой стороны. Весь человеческий материальный состав построен на легких или сравнительно легких элементах. А его функциональная система базируется исключительно на электромагнитных сигналах, и вся внутренняя химия работает прежде всего на то, чтобы создавать микроуровниевые разности потенциалов.

Оба подумали и согласно кивнули.

– Вода – два атома водорода и атом кислорода – с точки зрения количественного состава атомов и электронов представляет собой бедненькую структуру.

– Притом что с ней еще не разобрались до конца, – упредил Хакли.

– Именно. И атомы кальция и калия примитивны сравнительно с атомами тяжелых металлов.

Брук повел головой из стороны в сторону.

– Огромные резервы взаимодействий, ты хочешь сказать?

– Да. И чем больше масса единицы вещества, тем больше эти резервы.

– Потенциально это следует из формулы полной энергии Эйнштейна, – согласился Хакли.

– Верно. Но не казалось ли вам, коллеги, что наша наука очень легкомысленно относится к этому самому понятию «потенциально». Мы забываем, что любая потенция должна допускать сколь угодно близкую к себе реализацию, иначе ее линия лежала бы гораздо ближе.

Хакли, соглашаясь, улыбнулся, а Брук, пожалев о временах Канта с его умиротворяющим «непознаваемым», разлил остатки вина.

– Итак, та самая формула энергии Эйнштейна – масса на квадрат скорости света. Колоссальная энергия, таящаяся в веществе. Но почему-то принято думать, что это энергия распада.

– Я тоже так себе мыслил. – Брук направился к столику за вазочкой с орешками. – А разве дело обстоит по-другому?

– Тогда скажи, каким должен быть процесс реализации такой энергетической потенции хотя бы на четверть.

Тот вернулся назад.

– А крокодил его маму. Об этом, вот, я не думал. Великолепный персидский миндаль, между прочим.

– Любопытно-любопытно, – поощряя Грея продолжить, произнес Хакли.

– Обменное взаимодействие, как вы знаете, было обнаружено формальными приемами квантовой механики. Однако это подсказывает и здравый смысл: электронные оболочки атомов должны взаимодействовать. Причем не только между атомами, но и внутри атомов между собой. И кроме того, моменты вращения самих электронов тоже могут быть синхронизированы.

– Вы хотите сказать, – Хакли чуть скептически улыбнулся, – что полная синхронизация магнитных моментов электронных оболочек и самих электронов поведет к выделению полной энергии?

– Не знаю. Это крайний случай, и тогда вещество должно просто превратиться в волну.

– Логично, – согласился Брук, один поедая орешки, – при полном резонансе полетит любая материальная структура. – И, опережая Грея, кивнул головой: – Ты прав, не полетит, а энергопреобразуется.

– Таких эффектов я, разумеется, не получал. Но «раскачать» структуры тяжелых металлов мне все-таки удалось.

– Каким образом, коллега?

– Бесполезно, например, попробовать раздавить вирус или бактерию, верно? Однако их можно уничтожить мизерным количеством вещества, портящего их среду существования. А средой существования атомов металлов являются электромагнитные колебательные процессы.

Грей сделал паузу, допил вино и успел захватить из вазочки уцелевшие два орешка.

– Прибегну для большей ясности к простому биологическому примеру. Предположим, что жарким летом человек вылез из автомобиля, где работал кондиционер. Что произойдет с его организмом.

– Понятное дело, – Брук тщетно пошарил глазами по вазочке, – потеть начнет.

– Да. А проще говоря – подстраиваться. И то же самое случится, если он через какое-то время вернется с жары в машину. Теперь я задам вопрос: а что будет происходить с человеком, если каждую секунду температура станет меняться с прохладной на жаркую и обратно?

Наступило молчание… профессор озадаченно потер переносицу, а Брук выкатил глаза и широко развел руками:

– Даже папа до этого не додумался!

– А произойдет то, что организм человека потеряет представление об окружающей температуре. Хотя и не проверял, не сомневаюсь, организм предельно мобилизуется и попытается включить нечто из тех резервов, которые не используются в обычной жизни.

– Постойте, коллега, я, кажется, начинаю догадываться. Вы резко меняли внешнее электромагнитное поле, и частота этих изменений превосходила внутренние колебательные частоты атомов?

– Абсолютно верно.

– И я догадываюсь, эксперимент был очень длительным?

– Конечно. Ведь и для человека резкие температурные изменения на очень коротком отрезке времени будут мало чувствительны, а для металла – тем более. Времени и средств потратить пришлось очень много, зато результаты…

– Ну-ну! – поторопил Брук.

– Обменное взаимодействие возрастало в семь-восемь раз, а магнитострикция приводила к сжатию вещества почти в два раза. А главное – металлы в таком раскаченном состоянии начинают реагировать на внешние электромагнитные волны. То есть – ориентироваться на информацию от внешней среды.

– Восхитительно, – тихо произнес Хакли.

А Брук легко поднял его от земли и прижался щекой к щеке.

– Ты гений, Норман, чтоб я с пальмы упал!

И тут же вспомнил:

– Ребята, но я все-таки хочу знать, какие хорьки лезут в закрома моей родины.

– Чтобы у них хвосты завшивели, – вежливо поддержал профессор.

Вертолет сел прямо на причал, который уже был оцеплен полицейскими во главе с круглым начальником, и Брук велел пилоту убраться, потому что места на всех не хватало.

Яхта выглядела как последняя замарашка. Белые пятна краски вперемешку с темной стальной поверхностью и обнажившимися в отдельных местах сварочными швами и клепкой превратили бывшую красавицу в оборванку.

Хакли с удивлением глядел на вытянувшийся вдоль причала высокий борт.

– И палуба у нее вся такая?

– Такая, – подтвердил обер-полицейский. – Я, вот, все думаю: зачем при ночном угоне им понадобилось разрубать канаты.

– Канаты были разрублены? – спросил уже Грей.

– Да. Не здесь, на причальных креплениях, а там, на палубных.

– Ясно зачем, – недовольно пробурчал Президент, – отсекли для скорости электропилой. Я бы и сам так сделал.

Никто не стал спорить, а Хакли протянул небольшое сверло с заборником и попросил Грея:

– Пока я буду настраивать установку для зондирования, возьмите верхнюю пробу металла.

Профессор раскрыл толстый черный кейс с аппаратурой, а Грей направился к яхте.

И у края причала понял, что брать пробу от борта не следует – едва хватает вытянутой руки, и дело может закончиться купанием.

Впрочем, на середине был трапик, по которому легко подняться на палубу.

Поднимаясь, он увидел выехавший на набережную открытый кадиллак, и по женской фигуре на заднем сиденье стало ясно, что прибыла Первая леди.

Палуба оказалась отделанной еще круче, чем борт, непораженных мест здесь было совсем немного. Но, удивительно, шлифованный фабричный металл сам по себе нигде не обнаруживал изменений. Медленно двигаясь к носовой части, Грей всматривался в него…

И везде было то же самое.

Там, на причале, послышался голос Первой леди. Вот она прокричала ему: «Привет, Норман!».

Он поднял голову, чтобы ответить, не сделав следующий шаг…

И замер, уже видя, но не понимая вполне.

В дюйме перед его солнечным сплетением, подрагивая, торчал тонкий металлический шпиль, почти что игла. Звук… он только что слышал – короткий, как удар по струне.

Мозги с напряжением зашевелились, чтобы понять. Планка оторвалась? Вот она торчит из стены, за которой внутренние помещения. Чуть не убила. Он отшатнулся, и снова раздался такой же звук – другая игла возникла уже снизу, подрагивая концом у ремня его брючного пояса.

Кровь ударила в голову – «его убивают».

И решают всё доли секунды.

Грей вдруг увидел себя на зеленом поле, застывшим с мячом, противника нет только слева…

Потом увидел летящий ему навстречу асфальт, резко поджал ноги и приземлился на них без падения.

Раздались аплодисменты, всего в шести ярдах от него находилась вся честная компания, устроившаяся за спиной Хакли.

– Очень пластичный прыжок, Норман! – похвалила Первая леди.

– И великолепная амплитуда, – добавил ее супруг.

А обер-полицейский промурлыкал: «Браво, браво».

«Какое там браво, его чуть не прикончили! Дьявольщина, но, кажется, он сам себе не до конца верит».

Он уже стоит рядом, не зная, как сказать, а Хакли, глядя на экран, произнес: «Странно».

Грей, наконец, собрался и дернул Брука за рукав:

– Послушай, эта тварь хотела меня прикончить.

Тот не понял, Первая леди услышала и попробовала переспросить:

– Что ты хочешь сказать, там кто-то есть?

Однако профессор, теперь уже громко и удивленно, говорил:

– Ничего не понимаю! Не понимаю, что это такое!

И, повернувшись к ним, показал на экран.

Действительно, там нарисовалось странное изображение: контур яхты отчетливо обозначивался, но это не была яхта. Это был причудливый куст, прочертивший внутренний контор судна множеством изломистых линий.

– Ё-о, не мое! – выдал Брук, и его указательный палец застыл в направлении экрана.

– Век с пальмы не слезать, – поделился своим впечатлением обер-полицейский.

– Напоминает чем-то структуру глубоководной губки, – сосредоточенно глядя, произнесла Первая леди.

А в голове Грея беспокойный голос начал вдруг повторять: «время, время, время!». Что-то он должен сделать, потому что люди смотрят совсем не туда!

«Противник сейчас начнет!».

Бзз-ить… и второй такой звук.

Вот, он видит одну стрелу из борта, вонзившуюся концом у ног обер-полицейского, и где-то вторая, но это всего лишь пристрелка. И никто еще ничего не заметил!

– Уходим!

Бесполезно тащить за руку Брука, для этого нужен кран.

– Уходим!!

Грей схватил Первую леди, и прямо между их головами прошла металлическая игла.

Торчать у середины яхты нельзя, но вдоль по причалу уже не уйти.

Хакли качается как бабочка в воздухе, хватая его руками, блестящий на солнце тонкий клинок на несколько дюймов вылез у него из спины.

– В воду!!

Грей швырнул в открытое пространство по другую сторону причала Первую леди и успел увидеть только, как Брук, лежа, выворачивается из штанов. Он прыгнул сам, вынырнул… и чуть не захлебнулся от большой накрывшей волны.

Снова вынырнул… рядом всплыла голова Президента.

Первая леди, так и не поняв, в чем дело, высказывалась многоэтажным.

А обер-полицейский, оставшийся там, на причале, демонстрировал чудеса эквилибристики.

– Прыгай ты, член банановый! – заорал ему Брук.

В ответ раздалось:

– Я не умею плавать.

Из средней части яхты торчало уже не менее двух десятков смертельных игл, достигавших этого края причала, и Грей ни секунды не сомневался, что жизнь бедняги прямо сейчас оборвется. Круглый человек сделал себе на погибель два шага навстречу смерти и… резко сместившись, понесся под иглами вдоль кормы яхты с неправдоподобной скоростью.

– Какой прорыв по краю, Норман! Уходит, акула меня заешь!

Колобок, одолев опасную зону, тоненько заорал:

– Стреляйте!!

И заметался зигзагами.

– Да не в меня, идиоты!

А к ним уже подходил катер.

Первая леди, досказывая свое недовольство, ловко перемахнула за борт, потом влез Грей, и всем пришлось сдвинуться на другую сторону, чтобы Президент, помещаясь, не перевернул легкое судно.

Первая леди уставилась на супруга.

– Избавился от штанов, потому что со страху обделался?

– Нет, дорогая, две стрелы пробили их и пригвоздили меня к причалу.

– У тебя кровь.

– Царапина сбоку, а центральная система, не беспокойся, в полной сохранности.

И приказал офицеру, что был за рулем:

– Сообщи по рации, пусть доставят мою форму, мы начинаем военные действия.

– Форму генералиссимуса, господин главнокомандующий?

– Адмиралиссимуса, атаку поведем с моря.

Катер рванул к берегу.

Грей ловил уходящим взглядом яхту с попыткой понять, что там происходит. Несколько десятков солдат поливали яхту автоматными пулями, и обер-полицейский самолично расстреливал ее из пистолета.

Глупость скоро закончилась вместе с патронами.

Штаб командования разместился в диспетчерской порта, в круглой стекляшке на тридцатифутовой стеле. Главком, в шикарном тонкого сукна бело-синем мундире от Готье сидел в кресле и, размахивая сигарой, отдавал приказы.

Первым было обращение к гражданам: «Враг ступил на святую землю Грандайленда! Он обгадится и будет уничтожен! Как равно и те, кто попробует утащить хоть маленькую булавку из магазина!».

Внушив основную мысль, адмиралиссимус отдал приказ главному фрегату флотилии эсминцу «Крылатый орел» без промедления идти в акваторию порта. Остальным судам следовало не болтаться попусту, а блокировать остров, дабы агрессор не смог подкрепить себя внешнею силой.

Яхта менялась уже на глазах.

Еще несколько минут назад, поднявшись сюда, Грей заметил, что выпущенные из борта иглы куда-то исчезли, а конфигурация яхты не совсем прежняя. И даже заметно не прежняя, потому что верхняя часть отчетливо просела внутрь.

А когда, переодевшись в сухую одежду, через минуту взглянул снова, просадка была очень сильной – крыша капитанского мостика почти поравнялась с бортами.

– Тонет, что ли, проклятая? – поинтересовалась Первая леди, тоже сменившая мокрое на сухое. – А почему так блестит?

Кто-то принес бинокли.

– Как это – только двадцать тонн консервов?! – гневно прозвучал голос Брука. – А где остальные двести?! Опять сбагрил?!

Генеральный секретарь стал оправдываться.

– Норман, металл течет. Ты что-нибудь понимаешь?

– Ты почти права, редкие металлы обладают, в том числе, и текучестью.

– Но ведь раньше она была твердая.

Грей быстро объяснил, что такие металлы чрезвычайно валентны в соединениях и могут формировать как очень мягкие, так и жесткие структуры.

Сзади разрастался скандал.

– Беня не мог сожрать сто тонн галет! Армия без запасов! Забыл мою книгу «Наука побеждать»? Войну выигрывает тот, кто лучше ест!

Яхта уже едва сохраняла контуры судна, ее верхняя часть ушла вниз и заполнила все до бортов светло-серебристым металлом. А от борта он начал течь на причал.

Первая леди оторвала глаза от бинокля:

– Она тает, Норман. С кем мы будем воевать?

А в миле от входя в гавань уже появился эсминец и пер сюда полным ходом.

– Она не тает, и металл вовсе не жидкий.

Грей видел, как быстро растет блестящее пятно на причале, сразу набирая и в площади и в толщине. Краем оно подползло к телу несчастного Хакли, а еще через две секунды сдвинула его, и труп полетел в воду.

Первая леди гневно ударила ногой об пол:

– Крокопадла! Чего она хочет?!

Брук кричал о недостаче спальных мешков, а секретарь робко указывал, что спать на пальмах проще и безопасней. Обдумав аргумент, Президент спросил напрямую:

– Ты что, с козы упал?

Первая леди возмущенно повернула голову:

– Знай меру, нельзя так грубить подчиненным.

И заметив удивление на лице Грея, пояснила:

– На нашем острове это крайнее умаление человеческих качеств. Даже дети обижаются.

Президент, видимо, сам понял, что перебрал, и смягчился:

– Ладно, акулам тебя не отдам, поедешь послом на Кубу.

И распорядившись подать кофе, присоединился для наблюдения.

Теперь уже на причале, колеблясь неправильными формами, нарастала выпуклая многотонная конфигурация, напоминавшая гигантское сгущение ртути.

Президент, незамыленным глазом, подметил главное:

– Ребята, да эта задница перебирается на причал!

Надводная часть металла почти уполовинилась, и никак не могла натекать на причал, она могла только втягиваться.

Капитан эсминца, уже подходящего к гавани, запросил Президента.

Брук поднес микрофон к губам:

– Входите в гавань. Видите в бинокль блестящую дрянь на центральном причале?.. Видите. Будете бить по ней бронебойными с трехсот ярдов. По моей команде.

Принесли кофе.

Первая леди спросила то, что тоже пришло на ум Грею.

– А они не влепят в нас по ошибке?

Ответ был крайне оптимистичен:

– Если влепят, я этому «Крылатому орлу» оторву…

«Крылья», было подумал Грей, но оказалось, совсем другое.

Президент отведал кофе и поинтересовался:

– Ты не помнишь, Норман, сколько весила яхта?

– Кажется, около двухсот тонн.

– Прилично, пяток попаданий понадобится. Что ты там говорила про губчатую структуру, дорогая?

– На экране это выглядело именно так. Только лучевых отростков, которые образуют каркасную систему, было намного больше.

– У этого растения есть каркасная система?

– Губки не растения, а животные. Стыдись, живешь в океане.

– Я живу с тобой, дорогая. Животные, правда?

– Да, и идеально сконструированные. Их каркас – кремниевое оптоволокно. Только вы с Норманом хрен такое сделаете в лаборатории, а природа синтезирует и получает вместе – полупроводник и электронный кабель.

Президент показал чашкой в сторону причала, где блестящая масса сильно подросла, так что две трети ее уже были наружи:

– Ты полагаешь, детка, эта пакость имеет в себе компьютерное устройство?

– Его элементную базу, правильнее сказать.

– Давай вернемся к губке, – вмешался Грей. – Ведь всякое животное имеет нервную систему, причем некую ее центральную часть, руководящую жизненным процессом.

– Мозг или его подобие, ты имеешь в виду?

– Да.

– Никакой нервной системы, а тем более мозга.

– Прости, дорогая, но как в таком случае эта губка, – Президент стал подыскивать слово…

– Знает, что ей делать?

– Ага.

– Я бы сказала, что наука еще не избавилась от вульгарного материализма. Почему программа действий не может существовать независимо от объекта?

– Ну, детка, это Платон какой-то, первичность идей над материей.

– Во-первых, и Аристотель считал материю инертной, а форму – носителем смысла, а во-вторых, причем здесь первичность? Хотя я не верю в эту придурошную теорию большого взрыва, но даже пусть так, все равно вселенная существует слишком давно. Слишком давно, чтобы не выработать средства хранения информации. Природа не идиотка, чтоб каждый раз заново придумывать одни и те же процессы и формы. Она просто не может быть так нерационально устроена. И этим вообще снимается значение проблемы первичности.

Президент сморщил лоб, потом нос.

– Если соединить твою теорию с мыслью Нормана, что потенциальное в конечном счете реализуемо, получается, что курица возникла вместе с яйцом, то есть с идеей о себе.

– А это уже Гегель, – подсказал Грей.

– Точно! Ребята, мы не придумали ничего нового, займемся, поэтому, текущими мероприятиями.

Блестящий подвижный металл в конце причала превратился уже в огромную массу, и было видно, как она в быстром темпе добирает в себя остатки. Меж тем, стройный эсминец, погасив скорость, входил в бухту, устанавливаясь почти напротив противника.

Президент поправил китель, надел фуражку и потребовал связь.

– Капитан, у вас право выбора: зеленый попугай на грудь или зеленый бамбук, но в задницу… Первое предпочтительней? Мне тоже отчего-то так кажется. Приступайте.

Эсминец начал выравниваться и через полминуты встал на одну линию с целью. Его носовые орудия плавно сдвинулись вниз и посмотрели прямо на них. Первая леди встала за спину мужа, потянув за собою Грея.

– Если что, ты ведь не оставишь меня долго вдовой?

За естественной защитой было спокойней, но Первая леди все же спросила:

– Брук, может быть, лучше договориться с этой фиговиной?

– Ты пойдешь договариваться?

А Грей увидел, что серебристая масса закончила свой процесс, и будто, он не успел рассмотреть, она приподнялась вверх на выпущенных внизу опорах.

Столб воды взлетел в воздух!

Первый пристрелочный бронебойный угодил рядом с причалом.

– Уже неплохо, – прокомментировал Президент.

Второй, третий… рваные впадины появились на серебристом теле…

Артиллеристы, поймав мишень, заработали быстро и с удовольствием – куски светлого металла полетели в воздух…

Первая леди зааплодировала:

– Будешь знать, гадюка, как убивать людей!

А Президент коротко проговорил по связи:

– Хвалю!

Еще через двадцать секунд остался лишь голый с выбоинами причал.

Президент повернулся и поманил обер-полицейского.

– Надо пустить водолазов, чтобы нашли труп профессора. Если родственники согласятся, похороним его с честью у нас. И пусть захватят кусок металла для лабораторных исследований.

Решено было возвращаться в резиденцию на лимузине Первой леди, которой следовало срочно подумать, каким должен быть праздничный обед. Грей попросился остаться здесь ненадолго, чтобы хоть как-то морально участвовать в траурной процедуре.

Оказалось, что у случившегося полно свидетелей, которые вывалили теперь на набережную и заняли ее всю, кроме причала и пространства между диспетчерской вышкой и причалом, огражденного полицейским оцеплением.

Все пело и танцевало, исполнивший государственную задачу эсминец, поощряя себя гудками, грациозно поворачивался на месте, а ласковая беззаботность теплого морского воздуха отказывалась признавать смерть и даже простую печаль. Норману вдруг показалась вполне понятной безудержная тяга людей в старые времена к таким вот сказочным экваториальным островам – ведь в сказке плохое не происходит по-настоящему.

Он медленно пошел по причалу.

Теперь стало ясно, как он остался жив тогда, на палубе с лужами крови и тремя трупами, на той самой стороне, которая предыдущей ночью подвергалась огненной бомбардировке: зараза еще не распространилась на всю яхту, а он, от страшного зрелища, очень быстро проскочил в рубку. Потом выбрался с ракетницей на другую сторону. Ну да, и оставался на ней до подхода корабля.

Яхта с выбросами, теперь уже ясно, тяжелых металлов. Двести тонн железа, впитавшие в себя всего-то каких-нибудь две или три тонны другого вещества. Однако вот на тонну обычного чугуна добавляют всего двести граммов бария – не самого, кстати сказать, могучего из группы «редких» – и хрупкий чугун приобретает прочность, которую не может взять ни одно стальное сверло. Две сотые процента кардинально меняют свойства. А тут добавка получилась больше раз в сто. Причем сложная по составу… И все равно, что такое два-три процента?.. Но человек ведь тоже на восемьдесят процентов состоит из тривиальной воды, которая всюду. Если еще выбросить кальциевую составляющую костного материала, что там останется?.. Да, останется сам человек, отношение активного материала к пассивному у него так же крайне ничтожно. Одна только кровь – фантастический физический мир, где все основное происходит в полном противоречии с классическими законами гидродинамики.

Здесь, у конца причала, уже суетился обер-полицейский и двое смуглых мускулистых парней налаживали подводное снаряжение.

Чайка вдруг повисла совсем низко над ними и оправила потребность, чуть не попав на башмак толстяка. Тот поднял голову и погрозил ей пальцем.

Водолазы уселись на край и стали натягивать ласты.

Несколько человек в военной форме просто стояли рядом, и один из них произнес товарищам:

– Видели, как у чучелы отрасли маленькие ноги?

Кто-то ответил, что их было даже много.

Грей неожиданно почувствовал беспокойство, словно что-то внутри воспротивилось происходящему, но не умело сказать.

Он сделал шаг к водолазам:

– Вы там все-таки поосторожней. И не задерживайтесь на глубине.

Оба улыбнулись ему той ослепительной белизной, которой никогда не добьются ни одни зубные пасты в мире, и стали натягивать маски.

– Э, послушайте, – он посмотрел в круглое лицо полицейского…

Тот любезно застыл с выжидательным выражением.

Два всплеска все изменили, и в сознании мелькнуло, что нехорошо сеять панику.

– Нет, ничего, – Грей отступил назад.

А на эсминце дали салютный залп, от которого в небе засверкали разноцветные брызги, и толпа ответила на них ликующим криком.

– Праздничный обед, сэр, – вкусно улыбнулся обер-полицейский, – значит, будет черепаховый суп. Вы любите?

– … да, я ел один раз в ресторане.

Человек смешно замахал короткими лапками и стал рассказывать, что настоящий черепаховый суп – нечто иное, а иное заключается в том, что готовить его просто из черепахи откровенная глупость.

Грей рассеянно слушал про особые водорослевые плантации, где откармливаются животные в течение определенного срока, а потом их перегоняют на креветочные поля, и о тех причудливых добавках, без которых невозможно истинное приготовление…

Оказалось еще, перед умерщвлением черепахи, ей надо влить в рот ложку хорошего рома.

– Эх, – добродушно заключил толстяк, – дай бог, чтобы и нас перед смертью так же порадовали.

Все военные вокруг радостно засмеялись, будто увидев этот приятный момент, а Грей заметил вдруг пузыри воздуха, которые, тесня друг друга, вынырнули на поверхность всего в трех ярдах от края причала. От выдохов водолазов?.. Но почему так много?

И кто-то еще, обратив внимание, показал на них пальцем:

– Утечка. У аквалангиста утечка.

Воздух снизу продолжал выбиваться.

Теперь уже все смотрели за край причала.

– А ничего, – благодушно заявил обер-полицейский, – тут глубина меньше двадцати ярдов, сбросит акваланг и вынырнет. Вот он!

Голова и плечи вскинулись над водой и слегка погрузились вниз, как и бывает при резком всплытии. Однако человек появился в нескольких ярдах дальше от пузырей.

– Что там у тебя? – крикнул обер-полицейский.

А ноги Грея сделали два шага к краю и оттолкнулись от него. С первым гребком он понял уже, что увидел и почему плыл, – красноватая пелена в светлой воде вокруг тела. А теперь его рука поместилась в красноватый цвет и тянется к человеку, тот хрипит, запрокидывая голову…

Удалось обхватить его сзади за грудь, но тело обмякло и тащит вниз… кто-то стал помогать…

Странно, что он выбился из сил за такое малое время, их не хватило, чтоб выжаться на руках, ухватившись за край причала.

Потом, со второго раза и с чьей-то помощью, получилось.

Но понадобилось несколько вдохов-выдохов, чтобы восстановиться.

А когда он начал подниматься с колен, увидел кровь, темными краями выступавшую из-под, показалось теперь, худого тела аквалангиста, и чей-то голос сказал:

– Готов! Уже не дышит.

Сразу несколько человек загалдело, но обер-полицейский крикнул:

– Цыц!

И присел к трупу.

– Это не акула. У него дырки в теле.

Грей посмотрел за край причала, где недавно пузырилась вода, а теперь, везде одинаковая, она лишь слегка покачивалась, и полицейский, поднявшись, проследил его взгляд.

– Вот тебе и черепаховый суп. Похоже на вторую серию, а?

– Надо убрать людей с набережной.

Тот снял фуражку, чтобы вытереть влажный лоб.

– Надо.

И приказал подчиненным:

– Заберите беднягу.

Солнце скрылось за облаком, и потемневшая вода показалась враждебной.

Грею вспомнились слова Первой леди про губчатую структуру – «многолучевой каркас», так она сказала, во всяком случае – по смыслу.

То есть – много в одном?

Мокрые брюки липли к коленям и мешали идти за катившимся впереди полицейским.

В веселившейся на набережной толпе мало кто обратил внимание, что несут труп человека. Обер-полицейский обернулся к Грею:

– Надо подняться в диспетчерскую, оттуда я сделаю радиообъявление, а вы, сэр, свяжитесь, пожалуйста, с Президентом.

Еще через минуту они оказались на прежнем месте, откуда наблюдали расстрел, а сейчас хорошо была видна галдящая набережная со спускающимися от нее к воде ступенями.

Грей, поглядывая вниз, взял поднесенную ему трубку телефонной связи и услышал голос Брука, ответившего на сигнал:

– Какого черта?

– Это я, Норман. У нас неприятности. Погибли два водолаза. Очень похоже, что эта штука, развалившись на куски, сохранила активность.

Грей слышал, как Брук повторил его слова, и долетел голос Первой леди:

– О чем я тебе, кокосовой лоб, говорила дорогой?

В усилителях на набережной уже мелодично лились слова обер-полицейского: «срочно неразошедшихся» он грозился спустить в канализационный коллектор.

Неожиданно короткая автоматная очередь отбила дробь, и сразу за ней – другая.

Грей испуганно посмотрел вниз, опасаясь солдатской «выходки», но не понял, где именно стреляли.

Толпа под башней вела себя уже по-иному. Некоторые кричали и указывали руками, другие пытались разглядеть что-то у края набережной левее башни и напирали на ближних, а с той стороны люди начали быстро тесниться назад, с той стороны, где, Грей увидел, лежит сползшее на ступеньки к воде тело, а двое солдат, отступая, короткими очередями ведут огонь. Задние-любопытные и передние-отходящие сбились, и началась свалка, а на свободном теперь пространстве у края набережной стали хорошо видны сразу три серебристых предмета компактной конфигурации с пол ярда в поперечнике и немногим более в высоту. Нет, не три, а больше – на нижнюю к воде ступеньку поместилось вдруг сразу несколько.

Голос в трубке уже в третий раз звал его и спрашивал что происходит. Грей поднес трубку к губам:

– Надевай форму генералиссимуса, у нас началась сухопутная операция.

Первая, и казавшаяся такой правильной, мысль поскорее объяснить людям, что надо уйти, сразу вылетела из головы здесь, внизу, потому что заработала совсем другая – как устоять на ногах и куда теперь двигаться?

Грей почувствовал себя вынужденным подчиниться человеческому потоку. Но вместе с тем было понятно, что самое глупое дело – находиться в центре толпы. К тому же, взыграло гражданское самолюбие – он, как ни как, советник Его величества Президента и кавалер Ордена красного попугая с бриллиантовыми…

Блин банановый, как больно наступили на ногу!

Спортивная техника хорошо помогала действовать против напора, и Грей, сохраняя течение медленнее других, последовательно смещался к краю, откуда часто слышались автоматные очереди.

В те давние студенческие времена он всегда нервничал в начале игры, однако недолго, затем приходила ясность и ощущение силы – и даже так, что для нее не хватало действий. Грей уже громко, отчетливо успокаивал напиравших людей, и вид человека, движущегося в обратном направлении, производил хорошее впечатление. Конечно, на шаг вперед он делал два отступающих.

Можно было уже ориентироваться по сторонам – белые стены домов по бокам неширокой улицы, мостовая с легким подъемом, значит, за плечами город.

Слой людей впереди вдруг сделался редким, Грей увернулся от инвалида, скакавшего на одном костыле, – бедняга собрал последние силы, чтоб удержать подмышкой кассовый аппарат – не стало совсем никого, лишь нескольких солдат и… о боже!

На отбегавших спиной солдат наступали непонятные серебристые твари, числом не менее сорока. На чем-то, вроде многих маленьких ножек. Неровные сами, и немножко разных размеров, они и передвигались неровно, с короткими смещениями влево-вправо. Солдаты палили, отбегали на несколько шагов, и снова палили.

Что-то подсказывало, что в этой стрельбе мало толку.

А мозг сам собой предложил результат вычислений: здесь металлического материала всего на пару десятков тонн, где остальные, то есть еще полторы сотни таких существ? Эта – всего лишь одна из улочек из порта в город, следовательно, замешкавшись можно попасть в окружение.

Серебристые шли беспорядочным, но плотным строем, и темп их резких движений – Грей ощутил это старым спортивным опытом – не позволит прорваться сквозь эшелон.

Солдаты находились всего в тридцати ярдах.

Грей быстро взглянул назад – улица выходила на тесную от людей площадь – и снова вернул голову на крик сразу нескольких голосов. Один из солдат, видимо оступившись, опираясь на руку вставал с мостовой, другие отошли дальше, а тот, поднимаясь, не успевал, и время обманывало человека, предоставляя уже ненужные ему мгновенья. Сразу две серебристые твари оказались рядом, и еще одна зашла сбоку. Крик несчастного почти парализовал Грея, тело парня, с острием сзади над поясницей, пыталось устоять, передернулось от двух следующих ударов… Грей схватил периферийным зрением, что солдаты уже миновали его линию, а серебристое движение подкатывается быстрой волной.

Незабытая акробатика бросила корпус в обратный боковой поворот, но когда он отталкивался руками, серебристая игла цокнула в камень в дюйме от правой кисти.

Мозг отметил расстояние – примерно полтора ярда. Значит, такой у них радиус поражения.

Теперь, однако, он легко оторвался от «линии фронта». Вот площадь со скученным, не знающим что делать народом, и крики со стороны другой улицы, откуда люди устремляются к центру.

Он сам кричит, чтобы все уходили вглубь острова, дальше в переулки, дальше от моря!

Он кричит, показывает руками, и видит наступление серебристых фигурок уже с трех переулков. Несколько солдатских тел на мостовой за перешедшей их колеблющейся серебристой массой… Хуже всего, если они перережут единственное теперь направление вверх от моря.

Несколько гражданских попадали, скошенные, и серебристые, перешагивая через них, вошли на площадь.

Их дальний фланг сразу двинулся отрезать уход с площади вверх.

Норман увидел, как десяток последних счастливчиков сумел проскочить. И понял – кольцо замкнулось.

Кто-то ныряет в двери домов и магазинчиков, кто-то просто кричит или плачет.

Как быстро серебристые палачи замкнули периметр!

И вот, двинулись внутрь.

Две пальмы посередине, куда лезут люди, и Норман сам хочет залезть… Глаза ребенка перед ним, он поднимает его, чтоб тот уцепился и спасся, девушка… там есть немного места и для нее, но уже нет для Нормана. И позвякиванье о камень, тех сзади, всего в нескольких ярдах.

Нет, не боится он смерти!

Удар… почему сверху по шее? Ноги повисли в воздухе…

А теперь он весь в воздухе… и летит на карниз черепичной крыши.

Тут всего лишь двухэтажные здания. Норман перевернулся и сел у самого края.

Беня!

Беня, его огромное тело движется к середине площади, расшвыривая серебряных, как ничтожных лягушек.

Слон бьет их передними ногами и, ныряя вниз бивнями, отбрасывает на десяток ярдов сразу по несколько.

– Беня, сзади! – закричал Грей, потому что штук двадцать подкатились тому под задние ноги.

Понял слон, или уже принял решение сам, но туша в мгновение развернулась и пошла бить и метать с другой стороны.

Пропеллерный звук сверху и ободряющий голос Брука:

– Мочи их, Беня! Гони в сортир!

Грей поднял голову, и сверху, навстречу ей, выпала легкая лестница.

– Поднимайся, Норман!

«А люди?»

Он, ухватившись за веревочный жгут, оглядел площадь и ближние концы переулков.

Есть трупы, есть. В основном в форме – пытавшиеся защищать людей автоматчики. Есть живые, как и он, на крышах. Однако потерь много меньше, чем мысленно представлялось.

Брук схватил его мощной лапой за шиворот и втянул в вертолет, за штурвалом сидела Первая леди.

Беня вошел во вкус.

Он уже отыскивал желающих из серебряных на предмет уделать, а на их попытки ударов в себя металлическими иглами, что называется, клал с прибором. Грей видел несколько раз, как эти иглы либо сгибались, либо едва проникали внутрь, что только прибавляло слону злобной отвечающей силы.

– Финики горелые! – Первая леди нажимала кнопки управления. – Не работает электроника. Откуда такие помехи?

– Не волнуйся, дорогая, сейчас Беня их перекончает, остатки население сдаст на металлолом, а мы полетим обедать.

Народ на пальмах и крышах поверил в успех и двинул на помощь.

Та самая девушка, что Грей спас две минуты назад, храбро помогая слону, сунула руки под цветастую юбку, вытащила из-под нее трусики и бросила в отступающего серебристого. Тот пришел в замешательство и начал неуклюже убирать их с себя двумя выпущенными иглами.

– Какой народ, а! – восхитился Президент. – Фидель слюной бы закапал! Да-а, пестра отчизна талантами.

– Брук, я серьезно говорю, внешние помехи! Искусственные, понимаешь?!

– Детка, но кто?

– Попугай в пальто! Почем я знаю.

Что-то происходило еще – Грей замечал дальним зрением, не очень осознавая, так как общая наступательная акция оставалась в центре внимания.

Беня швырнул очередного бивнями так, что тот, врезавшись в стенку дома, свалился куском недвижного металла.

Первая леди еще раз крепко сказала про электронику, а Грей вгляделся теперь в отступавшую братию, которая грудилась в переулках. Блестящие подвижные предметы – опять показалось ему – находятся в странной между собой координации и что-то затевают. И даже пришла мысль, что оставленный на краях площади арьергард отвлекает слона, в то время как основные силы перешли к новому замыслу.

– Брук, у тебя есть танки?

– Старые папины – в ремонте, но есть отличные бронетранспортеры. Они уже катят сюда.

Грей еще сам не знал, почему заговорил про тяжелую технику и почему упоминание бронетранспортеров вызвало у него раздражение, и не успел об этом подумать.

– Смотри, Брук! Туда, видишь?!

Автоматы… их черные корпуса хорошо различались среди серебристой массы. Различались, потому что лежали не на земле у трупов погибших солдат, а двигались между серебряными в воздухе.

Глаза Президента вспыхнули гневом:

– Теперь я понял, это восстание железяк за равенство прав. Поздравляю, Норман, это все ваши идеи. Папа предупреждал: «Грандайленд погубят не революционеры, а проклятые либералы»!

– Брук, надо убирать людей с площади.

И стало окончательно ясно, что десяток остающихся на площади серебристых, за которыми охотится слон и люди с палками, выполняет чисто отвлекающую роль. Вон, какого-то огрели стулом и чем-то облили, а другим Беня сыграл в футбол.

Президент, чтобы остановить дурную потеху, проворно спустился по веревочной лестнице и, нависая над головами, начал орать приказы.

Первая леди, прекрасно оценив ситуацию, вызывала по рации двигавшуюся где-то мотопехоту, но радиопомехи сильно мешали.

– Тащитесь быстрее на нижнюю площадь!.. Да, Первая леди говорит! Черепаха вас, что ли, делала?!

Посмотревший вниз Грей только успел порадоваться, что народ начал убираться с площади, как раздалась первая очередь.

Он не заметил, куда прошли первые пули, зато их заметил Президент, и его башка, потерявшая фуражку генералиссимуса, появилась у борта с сообщением:

– Пуля – дура! Это кем-то давно подмечено.

Вертолет накренило от мощного гимнастического рывка внутрь.

Прозвучало сразу несколько коротких очередей, и уже из двух переулков. Грей увидел, что противники прекрасно разобрались: прижимая автоматы прикладами к корпусу, они обхватывали их несколькими серебристыми лентами, жестко фиксируя ствол.

Шесть или семь стволов ударили снова.

И слишком ясно стало куда.

Слон остановился в странном для себя удивлении – враг что-то сделал… сделал плохое, но непонятное. И непонятно, как на это ответить.

Опять плохое…

Огромное туловище качнуло. Слон, ощущая неладное, удержался, расставляя шире огромные ноги… Голова двинулась вправо-влево, отыскивая коварное зло… и резко качнулась вниз, вслед подогнувшимся вдруг коленям. Но мозг гиганта не хотел сдаваться и искал боя.

Слон выпрямился, взметнув к небу хобот, и прокричал.

Надрывным, уже рвущимся сердцем.

Ни о жизни, и ни о боли. Герой кричал врагу, что он будет сражаться!

И ринулся, угадав остатками зрения, ближний переулок, а падая, успел ударить хоботом по серебрившейся массе…

– У-у, вашу железную мать!

Первая леди рванула машину и, снизив ее почти до земли, дала пулеметную очередь в переулок, где за лежавшим огромным телом подвижно шевелились серебряные. Тут же из соседнего переулка они получили ответную в борт, так что вдребезги разлетелось бортовое стекло, и пройди очередь чуть пониже, хватило бы всем.

Быстро взмывший вертолет повело по кругу, Грей ухватился за что-то, чтобы не выпасть, и все-таки успел заметить зеленоватую цепочку военной техники совсем близко от площади.

Он тут же подумал: что смогут сделать бронетранспортеры, если пули не причиняют врагу заметного вреда, а колесный ход не в силах металл расплющить?

Брук, тоже заметивший колонну, сам дал разъяснения:

– Полуторадюймовые пушки, назначенные для пробива брони. С кумулятивным зарядом, от которого прогорает металл. Сейчас мы вскипятим кишки этим тварям!

«Да-с, – произнес про себя Норман, – а мозги-то у них где?»

Координация между собой, быстрое схватывание происходящего – тут не просто мозги, а коммуникация еще какая-то. А помехи? Вот и сейчас Брук ругается, отдавая по рации приказы.

Такими помехами могут быть только сильные электромагнитные колебания в широком диапазоне частот.

И опять вспомнились сказанные на причале слова Первой леди про губчатую структуру, только какую-то кустовую, множественную.

Что же получается? Конгломераты тяжелых атомов, пронизанные сигналопроводящими каналами?.. А ведь нейрон человеческого мозга, как электромагнитная структура, несопоставимо слабее тяжелых атомных структур.

Что же получается?

– Эй, Норман!

Брук указал вниз.

Металлическая братва вывалила из двух переулков на площадь и на треть ее заняла. Высота в пятьдесят ярдов позволяла разглядеть всякую мелочь, и Грей готов был поклясться, что увидел, как один из серебристых заменил кассету на автомате.

С другой стороны на площадь выезжали четыре бронетранспортера, а еще две пары, слева и справа, пошли в обход.

– Ну-с, – генералиссимус поднял руку ко лбу, не обнаружив там козырька фуражки, – заодно проверим и стрелковую подготовку. Командуй, дорогая.

Прозвучало так, что оба они вдавили головы в плечи:

– Ого-онь!!!

Если бы рация совсем не работала, приказ все равно был бы услышан.

Сперва Грею показалось, что все это несерьезно. В открытую кабину донеслись скромные, глухие хлопочки, а сами бронетранспортеры очень медленно, с небольшими дымками из коротеньких, несолидных стволов, двинулись внутрь площади.

С той стороны дружно ответили, и налетевший свинец кое-где выбил на зеленых корпусах искры, не причинив, впрочем, никакого вреда.

– Хе-хе, – довольно издал Президент, – придурки, чтоб вас игуана отпользовала.

Хлопочки, Грей вдруг увидел, оказались не очень-то и невинными. В первых рядах уже были жертвы – несколько серебристых потеряли стояние на своих невысоких ножках и, обвалившись, угловато кочевряжились.

– Не нравится, смотри, Норман, им не нравится.

У Грея закрутились в голове куски и фрагменты. Что-то не складывалось, ведь там, на причале, единая масса металла имела общий центр управления.

– Погляди, побежали, педики! Мы атакуем, Норман!

Серебристые уходили двумя потоками назад в переулки.

Первая леди довольно повернулась из пилотского кресла:

– Похоже, ребята, мы сегодня все-таки пообедаем.

Бронетранспортеры поспешили, чтобы встать пушками в переулки, поспешили… и в излишнем усердии перетолкались посередине площади.

– Тьфу, долбонавты, – незлобно произнес генералиссимус, – так вот и на футбольном поле. Ты не видишь, дорогая, где там моя фуражка?

Грей, всматриваясь, заметил другое – серебристые тащили своих пораженных. Держали их по двое, поддев стрелами под корпуса. И на площади валялось всего несколько угловатых кусков металла.

Подвижные потоки уже начали выходить на соседнюю улицу с длинным, каким-то хозяйственным строением посередине.

– Вон она, твоя фуражка.

– Опустись, заодно потороплю эту бестолочь.

– Сдалась она тебе, Брук?

– А если наденет кто-то другой?

– Думаешь, почувствует себя на твоем месте?

– Нет, думаю про заначку. За подкладкой чек на полмиллиарда евро.

Вертолет сел, не выключая винта. Грей наклонился вперед к Первой леди:

– Слушай, ты говорила про губку, про ее оптоволоконный каркас.

– Ну-да.

– Они могут обмениваться информацией?

– Они так и делают. Если, например, губку начать подкармливать, усики других начинают активней работать, то есть проходит сообщение, что в воде стало больше пищи.

– Значит, они могут принимать информацию и с дальних дистанций?

– По идее, конечно, могут.

Два бронетранспортера уже устремились в переулки за беглецами, но два других никак не могли расцепиться.

Брук решил эту проблему сам – запустил под переднюю часть одного из них руки и сдвинул.

Норман вспомнил, как тот сдвинул однажды всю боровшуюся за мяч кучу.

А еще через тридцать секунд, в воздухе, он от удивления открыл рот: бронетранспортеры с обеих сторон улицы, куда смылись серебристые, долбали лишь маленькую их кучку посередине. И тех, что долбали, вдруг стало меньше… а теперь и не стало совсем…

Первая леди повернула к ним голову:

– Они убрались в портовый покгауз.

– Черт! – Президент стукнул себя кулаком по колену. – Там три тонны русской икры – запасы на целый месяц!

Бронетранспортеры застыли, в их обозначенных короткими стволами физиономиях почувствовалось удивление.

Грей посмотрел на торчавший в бухте фрегат, совсем близко отсюда.

– Брук, черт с ней, с икрой. Пусть бьет бронебойными, а мы, отсюда, скоординируем огонь.

Генералиссимус помолчал, потом кивнул головой:

– Трудно принимать такое решение. И ты был прав, тяжелой техникой мы бы их всех расплющили. – Он погрустнел и беспокойно задвигался на кожаном сиденье. – Стыдно! Горько и стыдно!

– Что за сопли, Брук? – поинтересовалась супруга.

– Папа…

У бедняги увлажнились глаза, он вынул платок и высморкался.

– Ну-у, время нашел. Отревешься после обеда.

– Папа… его последние слова за минуту до смерти… – вконец расстроенный он сглотнул слюну, – папа взял меня за руку и нежно сказал: «Мой мальчик…»

Грей, тронутый сценой, дружески положил на плечо ему руку. Президент утерся платком.

– … и нежно сказал: «Мой мальчик, никогда не экономь на танках».

Первая леди, отказавшаяся от трогательного участия, вызывала фрегат и уже спрашивала – что они там, водорослями объелись?

– Молчат! Похоже, радиосвязь вообще не работает.

Генералиссимус отошел от минутной слабости:

– Сбрось нас на ближайшую крышу и гони на фрегат. Я буду направлять стрельбу руками. Вперед, значит – взять ближе. Назад – дальше. Влево-вправо… Понятно?

– Морскому ежу понятно.

Грей оглядел с высоты в последний раз город – ни души. И высказал свое восхищение гражданской дисциплиной островитян.

Президент не скрыл, что сей факт ему очень приятен:

– За это я приказал поставить им бесплатные пивные ларьки в двух милях от города.

Через минуту они стояли на солнцепечной крыше.

Вертолет было рванул к морю, но тут же, сделав крутой вираж, вернулся. Первая леди высунулась из кабины:

– Эй, Брук! Если, например, влево – это от нас или от тебя?.. Что, я не слышу…

Президент начал энергично показывать руками, и не рассчитал свои силы на покатой крыше…

Однако в последний момент его лапы уцепили карниз.

С гребня крыши хорошо просматривалась соседняя улица, и боец бронетранспортера, отправившийся на разведку.

У покгауза не было окон, а центральные двери оказались задвинутыми. Вертолет вдали только готовился сесть на корабль, так что с минуту времени было. Из люков бронемашин торчали любопытные головы.

Солдат приложился к стене ухом… А секунд через десять отпал от нее и разведенными широко руками дал понять об отсутствии результатов.

– Затаились, – прокомментировал Брук и громко крикнул, чтобы техника откатывалась в стороны на сотню ярдов. – Ой, как хочется черепахового супа.

Бронетранспортеры слегка газанули, выпуская сзади из-под себя сероватый дымок, и начали разъезжаться от здания.

– А каким я тебя угощу хересом, Норман! Сто пятьдесят лет. Представляешь?

– Брук, та проклятая фиговина, которую нам показывал профессор Хакли, я понял, это она делает тут погоду.

– Какая фиговина?

Грей не успел ответить. Фрегат дал выстрел, и почти сразу за их спиной обломки двухэтажного магазина полетели в разные стороны… последней упала крыша.

– Дорогая, – озадаченно произнес Брук, – это был твой магазин.

Он хотел вытянуть вперед руку, но Грей успел ее перехватить.

– Ты что, они же влепят прямо в нас!

– Влепят, – согласился генералиссимус, – так что же делать?

– Покажи сначала вправо, а оттуда уже приблизим огонь.

– Умница, Норман, феноменальное игровое мышление! Что значит, настоящий квотербек!

…бум!.. и еще какие-то звенящие звуки.

– Там был ресторан.

– Он тоже?

– Нет, прокурорский.

Теперь можно было сместить стрельбу вперед к покгаузу, но оба они замерли, потому что покгауз… той стены, что на улицу, уже не было, а сам он валился внутрь.

И огромная серебряная чушка вылезала в пространство улицы…

Вылезла и приподнялась, встав на какие-то невидимые под брюхом ножки… на быстрые, судя по тому, как она задвигалась удлиненным корпусом вдоль улицы в сторону их переулка.

– Значит, с этой стороны у нее морда, а с той – задница, – глубокомысленное изречение Президент захотел подкрепить жестом, но Грей опять успел это пресечь.

– Она сейчас окажется на нашей директрисе.

– Я в смысле анатомии.

– В смысле анатомии тут везде задница, и ей управляет мозг на горе.

– Ты про тот черный футбольный мяч, что мы видели, когда пили «Бордо»?

Грей указал на серебряного гиганта:

– Эта штука слишком хорошо знает, что ей делать.

Ближний бронетранспортер двинулся навстречу, полагая, видимо, что легко расправится с такой удобной мишенью. Зазвучали уже знакомые уху хлопочки, два объекта стали быстро сближаться, и Грей не зрением, а физически, ощутил несопоставимую разницу масс. Огромная-серебряная не обратила внимания на стрельбу и, показалось, не замедлила своего движения, соприкоснувшись с зеленым карликом. Даже не приподнялась над ним – просто тот выпал вдруг из поля зрения… и снова возник, почти лишившись вертикального измерения, плоским продолговатым куском. Несколько отлетевших черных колес стали писать круги, готовясь улечься на мостовую.

– Что за безобразие, а?! – риторически спросил Президент.

– Помнится, когда мы в финале играли с Техасом, ты сотворил то же самое.

– Я действовал по правилам, Норман! А эта сукина дочь…

Громада двинула к ним в переулок, заняв его в ширину почти полностью.

– Чего она, по-твоему, хочет?

– Хочет не она. Я тебе говорил, это, наверняка, управляемая штука. Она транслирует события, а ей отдают команды.

«Штука», походя, снесла угол дома, сразу осевшего вниз, и двинулась к ним.

Грей оглядел соседние крыши, на предмет туда перескочить, и понял, что промежуточные расстояния этого не позволят.

– Брук, мы тут несколько задержались.

Серебряному чудовищу, похоже, понравилось разрушать – ближний к ним дом рухнул вдруг весь, со стенами и крышей.

Грей, отбежав к краю, сгруппировался и прыгнул на мостовую, но Президент не рискнул сразу сбросить свои сто тридцать кило и, для более мягкого приземления, свис, уцепившись в карниз руками. Тут же вместе с ним он отправился вниз.

Проворство и на этот раз не подвело лучшего лайнербека – лежа на спине, тот успел отбросить кусок падающей стены, а потом в один темп встать, подхватив вновь потерянную фуражку.

Грей, отвлеченный испугом за друга, потерял пару секунд. Враг был где-то сзади, где-то уже тут.

Сразу подтвердилось стрелой у плеча, Грей присел, и вторая пропела над головой.

Пулеметная очередь чуть отвлекла серебряную тушу – из вертолетной кабины, с высоты в тридцать ярдов, было видно, как та подзадержалась, оценивая ситуацию. Но Норман оказался в плену, в маленьком пространстве за выпущенными двумя десятками стрел, в клетке, из которой уже нельзя выбраться. Первая леди видела мужа, швыряющего камнями в огромный металл, вот он швырнул еще что-то, оторвав от земли, и дразнит чушку, а та уже не обращает внимания на пулеметные пули, сейчас двинется и просто раздавит Нормана.

Стрелы кругом, из этого пространства некуда деться! Несколько горизонтальных шипов едва не сделали его покойником, а сейчас, прижавшись к земле, он будет раздавлен металлическим брюхом. Брук кричит ему: «Еще немного!». Что – «немного»? А тело само катается и вертится в немыслимых группировках.

Отвлекая, она спикировала, почти скользнув над металлом. Один ярд вперед, и если Норман еще жив, ему откроется люк, с которого мужем сброшена крышка. Один только ярд!..

За какую-то скользкую ручку, падая головой вниз, он все же сумел уцепиться. И повис так на глубине в несколько ярдов. Тут же почувствовал, как вздрогнули и заскрипели стенки колодца от прошедшей поверху тяжести.

…

Некоторое время ушло, чтобы очухаться.

Потом потребовалось несколько непростых операций в узком колодце.

Вот, ноги уже внизу, а голова смотрит вверх, в светлый проем.

Грей получил удар по лицу и ради спасения чуть не отпустил руки, но что-то подсказало – это не металлическая игла…

Ну да, это конец веревочной лестницы.

– Я так обрадовалась, Норман, что внизу нет красной лепешки. Ну, думаю, значит, только кости себе переломал.

– Ободрался слегка. А где Брук?

Вертолет взмыл на сто ярдов, и Грей сам увидел.

Серебряная чушка изменила конфигурацию, вытянувшись как сигара, и гонялась за Бруком.

Несколько выходивших на площадь зданий лежали в руинах, а Президент маневрировал на соседней вверх улице.

Скорость движения металлической твари намного выросла. Вычислив Брука непонятным чутьем, она вмиг разнесла разделявший их дом, Президент, придерживая фуражку, бросился бежать дальше.

Надо было спасать!

Первая леди двинула вертолет, но у Грея внутри все съежилось – огромная сигара стремительно настигала Брука, спасительный поворот был слишком еще далеко. Сейчас она накроет его!

Первая леди издала дикий пронзительный вопль – Брука не стало.

Но Грей не успел пережить гибель друга – тот появился из дверей на другой стороне дома быстрее, чем Чаплин в своих кино.

Первая леди, не успев набрать воздух, лишь выдала легкий стон.

Блестящая тварь быстро сориентировалась, снесла, разворачиваясь, угол и, нацелившись, ринулась, обваливая все на себя, по диагонали.

Первая леди была просто отличным пилотом.

– Делал я на тебя! – кричал вниз Президент, держась одной рукой за край лестницы и помахивая другой фуражкой. – Слышишь, чмо железное!

Впрочем, в кабине его веселое настроение поубавилось.

– Что это происходит? Я, фюрер великого народа, бегаю у себя дома как заяц?!

Первая леди смотрела вниз:

– Эта гадина двинулась в направлении к резиденции.

Длинная металлическая туша уже не собиралась использовать переулки, и показалось даже – таранит строения с удовольствием.

– Ты уверена, дорогая?

– Уйти в монастырь.

Лицо Президента сделалось очень серьезным.

– Брук, у меня там одних бриллиантов больше, чем в Южной Африке.

– А у меня в кабинете… знаешь, где сигарные ящики?

– Ну.

– Бомба серенькая такая. Вакуумная, гениальный продукт русской мысли. Весь остров в воздух поднимется. Или в океан опустится. Точно никто не знает.

– Банановый блин, что делать?!

– Ребята! – почти закричал Грей. – Надо брать в плен черный мячик!

– Не поняла?

– А я понял, он прав. Жми, детка, к горе.

Та же большая внутренняя площадка, куда они, как и утром, сели, пройдя через кратер. Дежурный сержант вытянулся, отдавая честь… бег по внутренним коридорам…

У Первой леди на ходу летит сзади грива, она просит Грея – «хоть в двух словах».

– Здесь мозг, понимаешь? Та штука просто выполняет приказы и транслирует происходящее.

Она сходу ловит:

– На медленном огне его будем?

– … нет, надо что-то другое.

– Тогда кусачками.

– Отличная идея! Что значит – университетское образование.

Они уже в большом зале, Президент кричит, чтобы тащили этот чертовый мяч.

– И кусачки! – приказывает Первая леди.

Брук сначала удивленно поворачивается к ним, потом радостно кивает.

Бегом обратно.

Вертолет поднимается на пятьдесят ярдов вверх и чуть повисает над краем кратера – солнечный свет бьет в кабину.

– Жми, дорогая! – весело командует Брук.

Черный губчатый эллипсоид лежит у него на коленях, сжатый с двух концов огромными лапами.

Брук на пару секунд отводит их и снова схватывает.

– Кусается. На, Норман, попробуй.

Грей кладет свои руки на продолговатые окончания и очень ощутимо чувствует импульсы тока – «достают» резко и неприятно.

На Брука они мало действуют. Он тискает странный предмет:

– Нет, головастый, своими электромагнитными волнами ты можешь обогнуть земной шар, но не убьешь человека. Не знал?.. Норман, как думаешь, он нас сейчас хорошо понимает?

– Скорее всего, лишь что-то подозревает. Наших слабых электроволн ему недостаточно.

– Согласна, – подтвердила, не поворачиваясь, Первая леди. – Ему, как и человеческому мозгу, нужна периферическая сенсорная система.

Брук почти что любовно покачал эллипсоид.

– Хитренький – мозг отдельно, а тело отдельно. Даже папа бы растерялся.

– А вон и тело! Я не ошиблась, движется на резиденцию.

Еще через десять секунд Грей увидел внизу впереди серебряную сигару – та шла прямо на резиденцию, до которой, по другую сторону дороги, оставалась лишь одна тонкая лента домов.

– Нужно садиться ярдах в трехстах. Тогда она будет знать, что мозг рядом, и начнет заниматься его спасением.

– Вниз, дорогая. И передай мне кусачки.

Они сели даже немножко ближе, и как раз в этот момент сигара прорвалась на дорогу. Охрана уже бежала навстречу, забили автоматные очереди.

– Ну-с, – Брук примерился к эллипсоиду, – что скажешь, например, вот на это?

И щелкнул кусачками.

Гигантское серебряное тело вдали устремилось к ограде, темные металлические секции полетели в разные стороны, и Грея охватили сомнения… до резиденции оставалось каких-то сто ярдов.

Кусачки сработали еще раз.

– Смотрите-ка!

Черная пористая поверхность в руках Брука покрылась бледно-синеватым налетом.

Грей сразу понял: резко выросло электростатическое напряжение.

– У него даже поднялась температура! – радостно сообщил Брук. – Ах, ты болезный!

Серебряная масса вдали, застыв, не двигалась.

Нет, двинулась… стала медленно разворачиваться… быстрее…

А теперь уставилась передним концом прямо на них.

– Мальчики, она прибудет сюда секунд через тридцать. Какие есть предложения?

Сигара подтвердила слова Первой леди, стронувшись с места.

– Полезай в кабину, детка.

– А вы?

– А мы вспомним молодость. Гони за бомбой, потом подберешь нас.

– Хорошо, только сними фуражку, я лучше положу в бардачок.

Гигант уже шел на них со скоростью олимпийского спринта.

Грей быстро осмотрелся: почва вокруг твердая, почти без растительности и относительно ровная.

– Норман, проходим по три зоны с пасом вперед под другой угол. Согласен?

– Только дважды, потом начнем с длинным пасом назад и с уходом ей за спину.

– Тоже дважды и чередуем?

– Да. Я начал выдвигаться.

Грей легким бегом пошел чуть в сторону, готовясь к рывку, его партнер принял стойку, глядя через плечо назад.

Серебристая перла на всех парах, оставалось пятьдесят ярдов. Сорок, тридцать…

Ноги запружинили сами.

Брук, сорвавшись с места, сразу сделал «обманный» вправо, и чушка поймалась.

Быстрая гадина! Сообразила и уже настигает Брука.

Врешь, на этом они любую защиту проваливали!

Мяч уже у него, Брук стремительно ушел влево под девяносто градусов, ему за спину, сейчас он займет дальнюю линию, а Грей делает финт вправо и, оглянувшись, успевает заметить, что чушка «припухла» и тормознулась.

Еще Грей отметил, что сразу раскочегарился и хорошо получается ускорение.

Вот, теперь она приближается…

Длинный вперед, сам он уходит влево, а серебристая стерва подалась вправо – запомнила предыдущий финт и хотела перехватить.

Снова слегка запнулась, соображая, где цель.

Там – далеко впереди, у Брука. Тот даже сделал маленькую паузу, поигрывая «мячом».

Погоди, дура, у тебя скоро голова закружится!

Вот, очухалась и пошла.

А Норман пристроился сзади…

Внимание! Сейчас будет длинный назад, и оба они сразу перебросятся на правую линию поля.

Есть!

Чушка было попробовала преследовать Брука – но сигнал оттуда уже не шел…

Теперь они оба в ста ярдах, и издали видно, как Брук, смеясь, показывает на нее пальцем.

Грей делает ему рукой знак на встречную комбинацию.

Рискованная она немного. И, в общем-то, примитивная. Но для новичка сойдет.

Враг развернулся мордой к нему и ринулся.

Впереди Брук на встречном ходу, а серебряная все время поправляет угол движения.

Сейчас все три тела сойдутся в одной точке, но они с Бруком сделают это чуточку раньше…

Передача в одно касание!

Тяжелая масса не может сразу изменить угол под девяносто градусов.

Вон, пытается это делать в сторону Грея…

И застывает, снова не понимая, где именно ее мозги.

А Брук показывает издали: «Повторим то же самое, только без передачи».

…

Чушка, конечно, снова поймалась, двинувшись следом совсем не за тем.

И у Грея даже пропал азарт.

Они уже договорились знаками, как именно обморочат ее теперь, но та застыла на расстоянии пятидесяти ярдов от каждого и не делала даже маленьких шевелений.

Пауза дала восстановить дыхание, и в целом Грей чувствовал себя в полной форме.

В небе, где находилась невидная отсюда резиденция, возникло черное пятно вертолета, и в тот же момент громкий скрипучий звук заставил Грея вернуть взгляд на противника.

Возникла мысль, что металл стал разваливаться, проседая посередине.

Чего-то такого и следовало ожидать – двигательный расход энергии рано или поздно, но обязательно, истощит свободный внутренний потенциал, металл застынет и даже сожмется.

Подыхает, стало быть?

Середина чушки превращалась во что-то, похожее на тонкую талию.

Грей еще раз взглянул в сторону вертолета, находившегося на половине пути.

С высоты прекрасно были видны два человека недалеко от серебристой сигары, которая на глазах делилась на два симметричных тела.

Грей понял – через секунду тонкий перешеек между двумя гигантами перестанет существовать, а спасти с воздуха их смогут только секунд через двадцать. Осознавший опасность Брук вскинул руку, показывая, что ждет приказа. Сейчас Норман Грей – капитан и квотербек команды – принимает решение. В критические секунды только ему решать, а перешейка больше нет, и обе махины быстро разворачиваются по своим жертвам. Они достанут за пять секунд.

Грей понял собственную команду позже, когда руки уже сами вскинулись вверх и, скрестившись, показали: «диагональ».

Диагональ!

Они сойдутся в центре квадрата и разойдутся, продолжая свои прямые. Точка пересечения – точка их жизни!

Два человечка бросились бежать что есть сил, серебристые гиганты устремились за ними, и стало ясно – вертолет уже не успеет.

Грей не знал, что там сзади, и только видел, как стремительно исчезает пространство за спиной Брука. И еще – в точке пересечения они либо столкнуться, либо… он на мгновенье закрыл глаза в прыжке за спину друга – где, казалось, уже ничего не было – боком и втягивая живот.

Это она так вздрогнула, качнув вертолет?

Или ударная волна пошла снизу, где две массы по сто тонн сошлись на скорости пятьдесят миль в час?

А эти двое разбегаются в стороны, как тараканы.

Пот стекает со лба на щеки и нос, кажется, он отдал все силы этим страшным двадцати ярдам. Глаза ничего не видят, только он знает – Брук, точно, цел.

Цел и еще что-то кричит…

– Лезь, Норман, давай, поднимайся!

Тянет его своей лапой в кабину.

Силы не быстро, но возвращаются.

– Дорогая, мы точно вот также сработали с аутсайдерами в Филадельфии! Публика просто из кресел падала!

– И я чуть не выпала. Долго мы будем терпеть это свинство, а?

– Недолго. Бомбочку привезла?

– В ногах у меня.

– Очень хочется есть. Черепахи выдали ложку рома?

– По третьему разу, наверно, уже бухая.

Грей видел, как две серебряные массы внизу срастаются воедино.

Брук вытер лоб платком и вытащил из нагрудного кармана кусачки.

Снова кратер, сержант вытянулся, отдавая честь, и Грею кажется, они вот так летают всю жизнь.

Брук берет сержанта за плечи:

– Парень, собирай всех! И гоните на северный конец острова без промедления! Иначе вам не достанется бесплатного пива.

В этом хозяйстве еще нужно было найти трос, а серебряная туша уже примчалась к подножью горы. Первая леди показывает, что пора.

Эллипсоид в мешке на лямке болтается у груди Нормана, и весь там внутри исходит свечением, потому что Брук в последний раз обломал об него кусачки.

Трос сначала будет ослаблен, а потом Первая леди рванет, вытаскивая его изнутри.

Они с Бруком протягивают руки и обмениваются хлопками, теперь один Грей работает на площадке.

Через минуту он видит высоко вверху вертолет, ярдах в пятидесяти над кратером, и Первая леди, проверяя, чуть тянет трос, а потом ювелирно оставляет всего один ярд в запасе. Вертолет сместился от центра к краю, чтобы трос не торчал по центру.

Удивительно, где и когда она успела стать таким классным пилотом?

С высоты видна огромная чушка, которая лезет на крутой склон с той же скоростью, что шла по равнине. Две пары мощных крюков работают у нее впереди поочередно, как руки пловца баттерфляем. И только одни крюки успевают, врезавшись в гору, вскинуть две сотни тонн вверх, как их уже опережают другие. Страшноватое зрелище. И Норман, который видится внизу маленьким и совсем беззащитным.

Над краем кратера возникла передняя часть серебристой громады, и Грей приготовился.

Даже двинул кулаком по мешку на груди: «ну же!»…

Однако ничего не случилось.

Показалось, та, наверху, вглядывается вниз.

Не вглядывается, конечно, но явно раздумывает.

Нехорошо, они планировали, что та сразу плюхнется, а Первая леди тут же рванет его вверх на тросе.

Что это? Камень летит с высоты?

Будто прямо на голову!

Нет, показалось, он ударился в твердое металлическое покрытие в двадцати ярдах.

Только это не камень…

И второй серебряный кусок металла.

– Брук, она сбрасывает вниз из себя куски!

И еще – длинная стрела быстро выдвигается из туши туда, где у другого края болтается трос.

А теперь на конце стрелы образуются ножницы-клещи.

– Сейчас будет резать трос, слышишь?! Я уже не успею его поднять!

– Подруби ей край, дорогая! Бей непрерывной очередью!

Четверо серебряных убийц выстроились вряд и двинулись на него.

Твердый грунт поехал вниз под махиной, она вдруг, покачиваясь, задрожала.

– Детка, чуть опустись!

Клешня уже почти достигала троса, а серебряная колебалась, сохраняя баланс.

– Еще ниже!

Первая леди видела почти вылезшего из кабины мужа, его рука вцепилась в стрелу позади клешни и потянула.

– Э-эх!

Махина, едва державшая равновесие, клюнула носом вперед.

– Э-эх!!

Это и есть окно в другой мир? Сквозь скрежет, грохот и темноту?.. А жалко, что не успел попить там, на земле, совсем пересохло в горле.

– Пей, Норман, пей.

Пузырьки растекаются по щекам и нужно откашляться.

Что это он пьет?

Первая леди глушит прямо из горлышка такой же бутылки, что и подносит Брук. На этикетке «Круг Гранд кюве».

– Пей, Норман, пей. Тебя слегка укачало.

Первая леди отбрасывает пустую бутылку в траву и поясняет:

– Смерч пошел. Ты болтался на тросе как пустая сосиска.

– Вы взорвали гору?

– К банановой фене.

Теперь только он видит, что сидит на траве совсем недалеко от дверей президентской резиденции при двух застывших английских гвардейцах в красных мундирах с медвежьими шапками.

– Вставай, Норман. – Брук поддерживает его. – Пора ведь, в конце концов, пообедать.

Какая-то челядь кругом, и бегает, любезно мяукая, обер-полицейский.

– А где этот?

– Который?

– Что был в мешке.

Грей сам видит мешок в двух ярдах от своих ног, раскрытый, с вывалившимся на траву черным эллипсоидом.

– Куда ты, Норман?

Вышколенный гвардеец даже не ведет глазом, когда он выдергивает у него саблю из ножен.

– Э… Норман, может быть, поисследуем, сперва, эту штуку.

Кровь тяжелая застилает глаза, и они видят только это одно.

– Разойдись! – успевает прокричать Первая леди.

Вместе с саблей он вскидывает голову и видит ее острый по краю блеск.

– Вот тебе от меня!

Клинок врезался в черную массу, и та, то ли скрипнула, то ли взвизгнула.

– Вот тебе за профессора!

– Папа бы позавидовал такому удару, – прозвучал президентский голос.

– Это за девочек!

Теперь уже сказала Первая леди:

– Спасибо, Норман, что помнишь о маленьких.

– А это… за Беню, за Беню!!

Черные куски развалившейся грудой – и ноги сами пошли их топтать…

– Браво, Ваше превосходительство, браво!!

Громче всех радовался государственный секретарь.

Брук насупился:

– А ты почему не на Кубе?

– Никто, Ваше величество, не соглашался везти меня в порт.

– М-да. Ну, докладывай.

– Народ в полном удовлетворении. Пьет за Ее и Ваше величество.

– Догадываюсь. Что еще?

– В Японии землетрясение.

– Где?

Государственный секретарь указал себе под ноги:

– В Японии.

– Ну и что?

– Звонили, просят потише. У них сейчас ночь.

Оглавление

Алекс НоркДень святого Нормана Грея Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg